Возрастное ограничение: 18+
ВНИМАНИЕ!
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
========== Часть I. Пролог I ==========
Включена ПБ
Издали Народный Дворец казался гигантским сооружением, выросшим прямо на песках Равнины Азрита. Его можно было увидеть за целые мили, а запахи, исходящие от рынка у дворца, можно было почувствовать еще дальше. Приближаясь к древнему памятнику архитектуры, путники невольно начинали думать, сколько же рук потребовалось, чтобы построить эту громадину. Люди содрогались, пытаясь хотя бы примерно подсчитать, сколько в нём было уровней: подземных, скрытых глубоко под землёй, и наземных, уходивших далеко в бескрайнее небо. Они начинали понимать всю мощь творения волшебников, особенно вспоминая, кто был его владельцем.
Так случалось со всеми путешественниками, что забредали в сердце суровой Д’Хары, но не с Кэлен. После утончённо-строгого великолепия Дворца Исповедниц её мало что могло удивить. Народный Дворец не мог завоевать сердце девушки ещё и из-за того, что причина, по которой она была вынуждена прибыть сюда, вызывала у неё лишь отвращение.
Уже около двух недель она путешествовала с эскортом, «заботливо» посланным лордом Ралом. Отряд был небольшим: всего восемь человек. Три морд-сит и пятеро элитных бойцов из армии Д’Хары. Похоже, этот самый лорд предпочитал делать ставки на небольшие и манёвренные группы, вместо того, чтобы посылать за своей невестой небольшую армию. Конечно, его решение можно было бы посчитать опрометчивым. Что восемь человек могут сделать зверям из Имперского Ордена? Но это были восемь д’харианцев. В разнице Мать-Исповедница имела «удовольствие» убедиться при взятии Эйдиндрила Даркеном Ралом.
К большому удивлению Кэлен, самыми приятными из этой компании оказались морд-сит — Кара, Рикка и Бердина — почему-то называвшие себя личными телохранителями Магистра Рала. Поначалу женщины вели себя очень осторожно с Исповедницей, прекрасно помня последствия прикосновения этих существ для морд-сит, но после показали себя с совершенно неожиданной стороны: они начали подбадривать Кэлен.
Каждый раз, когда Мать-Исповедница и ее сопровождающие останавливались и разбивали лагерь, морд-сит старались шутками морально подготовить девушку к предстоящей встрече с будущим супругом. Шутки у морд-сит, конечно, были донельзя специфическими, и порой Кэлен не успевала прятать совсем красное лицо за длинными волосами, но всё же девушка была им благодарна. В длинные тёмные ночи эти три бесцеремонные негодяйки заставляли её забыть о тоске по погибшим сёстрам и той болезненной реальности, в которой она должна была выйти за сына их убийцы. Это не говоря о том, что Ричард Рал, похоже, пошёл ещё дальше и собственноручно убил отца, заняв его трон.
Конечно, все три морд-сит клялись, что нынешний лорд Рал совсем не такой, каким был его отец-тиран, но что ещё можно было ждать от личных телохранителей Магистра? Как будто Кэлен не знала, что слово этого волшебника в Д’Харе приравнивалось к слову Создателя. Да скажи Ричард Рал своим защитницам лечь с ним в постель, всем троим сразу, они бы и слова поперёк не посмели сказать. Как бы ни дрожал голос Кары, когда она вспоминала бывшего хозяина и сравнивала его с новым властителем, убеждая Мать-Исповедницу, что Ричард Рал спас их всех от кровожадного чудовища, Кэлен предпочитала смотреть на результат: благодаря отцеубийству он оказался на троне огромной страны, а теперь сделал то, что было не под силу ни одному его предку — получил Срединные Земли. Да ещё и каким способом! Взял в жёны саму Мать-Исповедницу, сильнейшую из женщин, которые ни разу за все тысячелетия существования своего ордена не покорились мужчине.
Надо ли говорить, что знакомства с новоиспечённым правителем Д’Хары Кэлен Амнелл вовсе не ждала и иллюзий, что оно будет приятным, не питала? Разумеется, как Исповедница, девушка не впадала в ужас от мысли, что выйдет замуж за нелюбимого мужчину. Её скорее тревожила мысль, что она выйдет замуж в принципе. Станет чьей-то женой, эдаким придатком к мужчине.
Исповедницы не выходят замуж. Они порабощают мужчин, отбирают их волю, память и душу, используя только для того, чтобы зачать ребёнка, ещё одну Исповедницу, которой будет не суждено познать любовь и семейное счастье.
И вот теперь Мать-Исповедница, лидер всех Исповедниц, едет к Ралу, чтобы поклониться ему в ноги, признать себя его женщиной и, надев ошейник, лечь с ним в постель, отдавая тем самым отродью чудовища все Срединные Земли. А ведь его семья веками пыталась истребить её орден, завидуя безоговорочной власти этих женщин.
Слеза скатилась по щеке Матери-Исповедницы. Она должна найти в себе силы уступить будущему супругу. Только с ним, только с Д’Харой у Срединных Земель и Вестландии был шанс выжить. Иначе Имперский Орден сожрёт их один за другим, как сделал дед Магистра Рала, Паниз Рал, образовав современную Д’Хару.
— Мать-Исповедница! — радостно крикнула Кара. — Мы приближаемся к Народному Дворцу!
Девушка озорно улыбнулась, кивком указывая на возвышавшуюся впереди громаду. Она возвращалась домой после долгого путешествия, и это был первый раз, когда Кара действительно скучала по дому. Кэлен коротко и с достоинством кивнула, бесстрастно глядя на расступавшихся перед ними людей. Они шептались и таращились на чужестранку в белом платье, сопровождаемую тремя морд-сит в кроваво-красных одеждах и пятёркой огромных грозных д’харианцев на вороных боевых конях. Краем уха девушка услышала с отвращением полушёпотом выплюнутое: «Ведьма!». Однако никто не посмел в открытую оскорбить невесту Магистра Рала и даже не осмелился показать на чужестранку пальцем. Скорее всего, за такой жест несчастного оставили бы без руки.
Кэлен, выпрямив спину и привычно «надев» маску Исповедницы, безразлично оставила толпу зевак позади.
***
Ричард нехотя оторвался от очередного учебника по древнед’харианскому языку, на который мужчина совершенно неожиданно напоролся в библиотеках Дворца. Многие книги отца были написаны именно на этом языке, и Ричард посчитал не лишним его выучить. Со вздохом захлопнув учебник, Ричард жестом показал Улику и Игану, двум бравым телохранителям, выделенным капитаном Мейффертом для защиты Магистра Рала, следовать за ним, к массивным дверям, ведущим из огромного помещения. Поправив сбившийся на бок золотой плащ, он направился встречать неожиданно рано прибывшую невесту.
Мужчина невольно улыбнулся, вспомнив, как нашёл облачение боевого чародея.
Год назад, навещая своего деда по материнской линии, Зеддикуса З’ул Зорандера, Ричард заметил, как дед открывал Анклав Первого Волшебника с помощью металлической пластины на стене. Ему ещё тогда было любопытно, что из реликвий древности может помочь в будущей борьбе с отцом, которой, Ричард знал, было не избежать. Да и книг дед хранил довольно много.
В каком же изумлении был старый волшебник, когда обнаружил, что Ричард, едва понимающий основы магии, сумел самостоятельно преодолеть все его мощнейшие щиты и пробраться в Анклав. Дед всё приговаривал, что его внук родился великим чародеем, раз сумел добраться аж до вещей, оставленных самим Первым волшебником Барахом. Тогда Зедд и понял, какой дар достался его внуку. Именно в тот день Ричард получил одеяние боевого чародея, волшебника, владеющего обеими сторонами магии.
К сожалению, в тот визит в Эйдиндрил Ричарду не удалось пересечься с пресловутой Матерью-Исповедницей, женщиной поразительной силы и, по слухам, ещё и красоты. Что же, сегодня он наверстает упущенное.
Ричард скривился, проходя мимо площадки для посвящений. Уже был полдень, и люди начали собираться для ежедневного ритуала, чтобы помолиться своему отцу и защитнику — Магистру Ралу. Едва придя к власти, Ричард отменил этот смущающий его, как обычного человека, обычай. Но солдаты и морд-сит с завидным постоянством продолжали приходить дважды в день, чтобы помолиться своему Магистру, словно он был божеством, а не правителем. Тогда Ричард лишь сокрушённо вздохнул, приняв своё поражение в битве против благодарных подданных.
Капитан Мейфферт уже ждал у главных ворот, когда Магистр Рал только подходил туда. И хотя — он знал это наверняка — старый друг будет нагло прикрываться долгом службы и необходимостью защиты невесты самого Магистра Рала, Бенджамин Мейфферт пришёл раньше всех именно затем, чтобы потом в неформальной обстановке подкалывать друга детства скорой женитьбой. Сам-то он всё ещё в холостяках ходил и обзаводиться женой в ближайшем будущем не собирался.
Проигнорировав неуместную ухмылку капитана, Ричард приготовился встретить саму Мать-Исповедницу.
Она и вправду была прекрасна. Густые волосы цвета воронова крыла волнами спадали на плечи и мягко ложились на спину, свисая до самой талии. Бесстрастное бледное лицо девушки ничуть не умаляло её женственности, напротив, придавало ей особое, королевское изящество. И её глаза. Поразительные зелёные глаза, искрящиеся острым умом и внутренней силой.
Капитан, глянув на невесту-чужестранку, которую сумел отхватить себе друг, завистливо присвистнул. Ричард поблагодарил Добрых духов, что Мать-Исповедница ещё далеко и оценить весь масштаб катастрофы в области воспитания ближайшего друга будущего супруга не может.
— Я пожалуюсь госпоже Каре, — не удержался и шепнул Ричард.
— У-у, так она для вас госпожа, Магистр Рал? А красотка-невеста ревновать не будет?
Ричард мрачно и совсем не по-дружески усмехнулся, подумав про себя, что смеётся тот, кто смеётся последним. Вот прибудет длиннокосая морд-сит домой, тогда он с другом и поговорит.
Мать-Исповедница проигнорировала поданную Ричардом руку и спешилась с коня сама. Крякнув, Ричард склонил голову в знак приветствия своей будущей жены.
— В Срединных Землях короли и королевы приветствуют Мать-Исповедницу на коленях, — и бровью не поведя заявила девушка.
Ричард расхохотался, легко и с удовольствием. Мужчина смеялся достаточно долго, чтобы смутить чужестранку. К её чести, ни один мускул не дрогнул на точёном девичьем лице. Счастливы Срединные Земли, если у их Исповедниц такая потрясающая выучка.
— Вы не в Срединных Землях, — с улыбкой и в тон невесте ответил Ричард. — И раз уж вы у меня в гостях впервые, я прощу вам незнание некоторых правил. Но впредь запомните, Кэлен Амнелл, я обращаюсь к вам вежливо и с уважением, когда вы относитесь ко мне также. В Д’Харе на коленях не стоят.
— Вы уверены? — выгнула бровь девушка и кивнула в сторону площадки для посвящений.
Ричард мысленно выругался. Благо бойкая и бесцеремонная Бердина поспешила на помощь своему Магистру, похоже, совершенно не умеющему общаться с девушками:
— Магистр Рал, я надеюсь, вы последовали моему совету и подготовили спальню сразу? Я же сказала, что она вам понадобится, — под гогот остальных сестёр заявила нахалка.
========== Пролог II ==========
Рал вёл Кэлен вдоль светлых коридоров Народного Дворца, когда она заметила, что половины солдат, которая стояла рядом с ним у главных ворот и сопровождала их первые несколько минут, сейчас уже не было. Неужели они просто так решили оставить своего Магистра? Она-то думала, что д’харианцы готовы стоять даже в спальне Ричарда Рала, лишь бы защитить своего правителя.
— Они пришли к главным воротам только затем, чтобы увидеть вас, — заметил Ричард, не без удовольствия наблюдая за реакцией своей будущей супруги. — Сейчас все вернулись либо на свои посты, либо на площадки для посвящений.
Кэлен вспыхнула, совершенно не ожидая от будущего мужа такой проницательности. Она очень надеялась, что ему просто повезло и в таланты Магистра Рала не входило чтение мыслей.
— Нет, я не читаю ваши мысли. Просто догадался, — продолжал бессовестно веселиться Ричард. Он хотел немного растормошить непокорную красавицу, но, судя по недобро сверкнувшим глазам девушки, выбрал неверную стратегию.
Кэлен в голову пришла мрачная мысль, что хотя бы одно было хорошо в сложившейся ситуации: её жених не был идиотом.
— Я не думала, что мое прибытие вызовет такой ажиотаж, — безразличным тоном сказала она.
Ричард едва заметно ухмыльнулся.
— Исповедницы — большая редкость в Д’Харе.
«Мимо», — мысленно прошипела Кэлен. Ей и так была не очень приятна женитьба с человеком, которого она не любила, даже несмотря на то, что её всю жизнь учили выполнять многочисленные обязанности Исповедниц. Но выходить замуж за человека, отец которого самолично распорядился, чтобы её сестёр истребили — поворот судьбы не просто неприятный, а чудовищный. Кэлен было интересно, с какой всё-таки целью Ричард Рал напомнил ей такой эпизод из истории правления своего отца. Неужели угрожает?
Что же, если это и была провокация, Мать-Исповедница не собиралась на неё реагировать. В конце концов, она здесь, чтобы обезопасить будущее Срединных Земель.
— Да, думаю, мне на их месте тоже было бы интересно это увидеть, — ответила она. Если бы Кэлен выпало уродиться ведьмой, в Народном Дворце сейчас пошёл бы снег. Прямо с потолка. Обязательно крупными хлопьями.
Ричард уловил недовольные нотки в тоне невесты. Поджав губы от досады, что выбрал такую неудачную тему, мужчина поспешил закрыть разговор. Судя по тому, что Кара и Бердина писали ему в путевом дневнике, Кэлен была довольно хладнокровной женщиной с головой на плечах. Ему также было известно, что пресловутое равенство какой-либо династии, страны или народа в глазах Матери-Исповедницы на род Ралов не распространялось.
Мужчине вдруг стало интересно, как три морд-сит, пропитанные преданностью своему Магистру до мозга костей, умудрились подружиться с очевидно враждебно настроенной Кэлен. Ричард подумал, что обязательно подшутит по этому поводу над Карой. Сама-то бесстыдная телохранительница не упускала возможности прокомпостировать мозг своему повелителю очередной волной подколок.
Как раз в это время они проходили мимо одной из самых больших площадок для посвящений, и Ричард счёл неплохой идеей остановиться рядом с ней, под крышей, поддерживаемой коллонадой. Это было особенно актуально, учитывая то, что собирался дождь, а площадка была под открытым небом.
У Кэлен сердце болело за коленопреклонённых людей, стоявших по всей площади, впав в религиозный транс. Они как зачарованные монотонно и слегка нараспев произносили в унисон одни и те же слова посвящения. Снова и снова. Исповедница решила, что это и должна быть та самая присяга дому Ралов, о которой ходило столько молвы в Срединных Землях. Много какие короли завидовали чёрной завистью правителям Д’Хары, обладающим таким покорным, словно рабы, народом.
С неба упала пара капель начинавшегося дождя. Но люди всё стояли. А если разбушуется гроза или метель? Неужели Магистр Рал заставляет их терпеть и кланяться ему даже тогда?
Ричард глянул на потолок коридора, убедившись, что на Мать-Исповедницу дождь не попадает.
— Постоянные посвящения вовсе не обязательны, однако мы всё равно каждый день собираемся здесь. Это благодарность, — мягко сказала Кара, догадавшись о том, как должны выглядеть традиции её страны в глазах чужестранки.
— Посвящение необходимо, чтобы защититься от сноходца, —Ричард враз помрачнел. — Но повторять его действительно не нужно. Достаточно верить в силу уз.
Кэлен скрестила руки на груди и недоверчиво выгнув бровь, покосившись на Магистра Рала. Её совершенно не трогали его слова об отсутствии необходимости каждый день обдирать колени по нескольку часов. Даркен Рал славился своим умением втираться в доверие к собеседнику. Почему бы и сыну не обладать таким умением? Факт оставался фактом: Ричард Рал позволяет людям часами стоять под дождём и молиться на себя.
— Сноходец? Вы говорите о Джегане, правителе Древнего Мира? — Кэлен слышала, что Император обладает какой-то редкой способностью проникать в разум людей, «влезая» в крошечный промежуток между их мыслями, и захватывать контроль над их разумом и телом. Верилось в это девушке, прожившей всю жизнь среди волшебников, довольно слабо.
— Да, о нём. Сноходцы появились еще во времена Великой Войны волшебников, и мой предок был вынужден создать Узы, чтобы укрыть свой народ от этих тварей. Сноходцев истребили, когда они вышли из-под контроля. Но один появился снова, — прорычал Ричард.
— А узы по-прежнему связывают нас и защищают, — с некой гордостью добавила Кара.
— Как удобно, — заметила Кэлен, скрестив руки на груди. — Снова появляется неведомое чудовище, а защитить всех от него способны только вы, Магистр Рал. Да ещё время такое выбрало, как раз к моменту, когда ваша семья положила глаз на Срединные Земли.
Магистр Рал наградил её таким красноречивым взглядом, что Кэлен невольно напомнила себе, что в доме этого мужчины она — гость. По крайней мере, пока не выйдет за него замуж.
— Вы можете сколько угодно ставить мои слова под сомнение, Мать-Исповедница. Но платить за ваши ошибки будете не вы одна.
Кэлен резко вдохнула, крепко сжав челюсти. Она не привыкла, чтобы её отчитывали, словно маленькую девочку. Да далеко не каждый волшебник мог себе такое позволить!
— Я надеюсь, что скоро мы избавимся от необходимости связывать себя. Каким бы то ни было способом, — твёрдо заявила Исповедница, чётко давая понять, что менять точку зрения не собирается. Она отвернулась от Ричарда Рала и вышла на площадь, прямо под дождь, проходя мимо коленопреклонённых людей.
Ричард не стал провожать невесту до её покоев, которые ей выделили до тех пор, пока они не поженятся.
Было видно, что в Д’Харе Мать-Исповедницу стараются принять достойно: дорогая мебель, наверняка сделанная лучшими мастерами в стране, обтянутая изящной, без единого изъяна набивной тканью приятного тёмно-синего цвета. Здесь даже был книжный шкаф, уставленный различной литературой.
Взгляд Исповедницы упал на тёмно-красное платье, аккуратно разложенное на кресле. Кара, которой Магистр Рал поручил охрану Кэлен, терпеливо ждала, когда же невеста её повелителя возьмёт его в руки.
— Это платье наши швеи сшили тебе на свадьбу, — Кара протянула ей изделие, — посмотри.
Кэлен наградила морд-сит едким взглядом прищуренных глаз. Так вот чем занималась эта девушка в дороге, так пристально её разглядывая! И как только сумела передать мерки во Дворец?
Кэлен подошла к креслу и аккуратно взяла платье в руки. Ткань была мягкой на ощупь, блестящей. Шёлк. Очень качественный и очень дорогой. Девушка подошла к зеркалу и приложила его к себе так, чтобы можно было увидеть, хотя бы примерно, как оно смотрится на ней.
Кара села на небольшое кресло, и с видом заинтересованного зрителя сказала ей, озорно улыбаясь:
— Примерь, чего же ты ждешь?
Через пару минут Мать-Исповедница вышла из спальни в свадебном наряде.
Это было странное ощущение. Всю жизнь каждая Исповедница носила только одно платье: то, в котором принимала исповеди людей. Это были их короны, их доспехи. Это были единственные свадебные платья, которые они могли позволить себе носить. В них Исповедницы выбирали себе мужчину.
Юбка в пол, длинные широкие рукава по длине шли до самой талии, треугольный вырез не был сильно низким, но и аккуратные формы Кэлен совершенно не скрывал. Края рукавов были вышиты золотой нитью. Кэлен подняла руку и рассмотрела узор на рукаве, осторожно пройдясь по нему пальцами. Она поняла, что его составляли надписи на древнед’харианском. Кэлен знала лишь пару слов из этого мертвого языка, но по ключевым словам она смогла определить суть надписи. Здесь говорилось что-то о долге человека, как правителя. Хороши же шутки у Магистра Рала.
Девушка собрала волосы, приподняв их вверх, к затылку. Смотря в зеркало, Кэлен не узнавала себя. Женщина в отражении не была Матерью-Исповедницей, она была леди Рал — женой Магистра, правителя Д’Хары.
— Почему красное? — внезапно вслух сказала Кэлен. В платье ей не нравился именно цвет. Она обернулась и посмотрела на морд-сит, сидящую в кресле. — Почему именно красное?
Кара встала с кресла и положила руку на плечо Кэлен. Это был такой простой, дружеский жест. Кэлен едва сдержала слёзы. Она вспомнила, как морд-сит отдёргивали свои руки от неё, словно от змеи, в первые дни путешествия. А теперь Кара без опаски утешала её, Исповедницу.
— Потому что красный — цвет крови, — мягко сказала морд-сит. — Он напоминает тебе о крови миллионов людей, которая прольётся, если ты сделаешь неправильный выбор. Не отталкивай его. Магистр Рал хочет как лучше. Между прочим, — девушка повела рукой вокруг. — Любимый цвет Ричарда — синий.
Кэлен слегка улыбнулась, подтрунивая над морд-сит.
— Платье коротковато. И велико.
— Я передала Магистру Ралу всё правильно, — вскинула голову телохранительница волшебника. — Это он не ожидал, что ты такая высокая и стройная.
Мать-Исповедница тихо рассмеялась. Какая же всё-таки Кара была замечательная. Ричарду Ралу очень повезло, что такая девушка на его стороне.
— Красный — это цвет дома Ралов, да? — спросила Кэлен.
— Да, — кивнула морд-сит. — Если наденешь на свадьбу это платье, народ примет тебя. Так ты покажешь, что хочешь стать частью нас, частью Д’Хары.
Исповедница устало вздохнула, опуская руки и снова смотрясь в зеркало, видя там женщину, которую она не узнавала.
— Если бы ты знала, как я не хочу выходить замуж за Магистра Рала, Кара. Я чувствую себя так, будто совершаю величайшее предательство, — Кэлен так не хватало сестёр, которые выслушают и всё поймут. Её учили не показывать своих эмоций ни перед кем, кроме Исповедниц, но кому теперь Кэлен лить слёзы, когда она осталась совершенно одна? Да, девушка согласилась на брак ради спасения Срединных Земель, но какой ценой? Она войдёт в историю как Мать-Исповедница, потерявшая свои земли, предавшая суверенность стран, доверившихся ей. Кэлен Амнелл также запомнят как Мать-Исповедницу, склонившую голову перед мужчиной, волшебником-правителем.
— Я понимаю тебя, — тихо сказала Кара. — Мне тоже приходилось отдавать тело человеку, которого я не любила. Но ты его хотя бы не ненавидишь. Ты можешь притворяться или даже думать, что это так, но ты не ненавидишь Магистра Рала. И он, поверь мне, не получает удовольствия от твоей боли. Я не могу представить, как тяжело тебе пришлось, когда ты потеряла всех своих сестёр. Но если ты захочешь, я и мои сёстры будем рядом.
Кэлен взяла девушку за руку, крепко сжав её ладонь:
— Почему ты так веришь ему?
— Он освободил нас, — со слезами на глазах прошептала Кара.
Кэлен не знала, с каким расчётом Ричард Рал так поступал, правда ли он отличается от деспотичного отца, но Мать-Исповедница твёрдо решила: ничьим придатком она не будет. И Срединные Земли останутся под её, Кэлен, началом.
— Я оставлю этот цвет. Выйду, как подобает правительнице Д’Хары.
========== Глава I ==========
В Большом Зале суетилась целая сотня слуг, не меньше. Несмотря на войну, неумолимо подступавшую к Новому миру, праздничные приготовления к свадьбе Магистра Рала охватили весь Народный Дворец.
Слуги сновали туда-сюда, переговариваясь между собой и косясь на чужестранку-невесту, идущую подле их правителя. Время от времени они донимали Ричарда вопросами, куда поставить тот или иной предмет, но мужчина немедленно переадресовывал их будущей супруге. Всё-таки в подготовке торжественных мероприятий, да и в благоустройстве дома как такового, разбирались лучше женщины — по крайней мере, таково было его мнение. Мать-Исповедница же, сцепив зубы и сжав руки в кулаки, взяла на себя обязанности подготовки собственной свадьбы. Похоже, Ричард Рал и правда считал, что покончил со Срединными Землями, присоединив их к Д’Харе, раз уже и с ней не считался, как с правителем.
Лорд Рал, осмотрев масштабы приготовлений, с удивлением понял, как много гостей будет на торжестве. Все лорды и леди Срединных Земель и Д’Хары соберутся в Народном Дворце лишь для того, чтобы посмотреть на Ричарда и Кэлен. И, конечно, правители Срединных Земель не преминут воспользоваться возможностью урвать пару-тройку привилегий в новом союзе. Некоторые из них, Ричард был в этом уверен, будут достаточно наглы, чтобы открыто потребовать денег в качестве компенсации за потерю суверенитета и, соответственно, налогов на содержание знатных особ. Д’Хара была, несомненно, богатой страной, одной из наиболее обеспеченных частей Нового Мира. В ней находилось сравнительно немного земель, пригодных для сельского хозяйства, но и их вполне хватало для обеспечения всей страны продовольствием. Но главное богатство Д’Хары заключалось в её ресурсах, в частности в золоте, которое давным-давно обеспечило её суверенитет. Конечно же, страна морд-сит и волшебников-правителей (занятие, в Срединных Землях считавшееся недостойным обладателя дара) была лакомым кусочком для многих. Но именно из-за морд-сит, беспрекословного авторитета дома Ралов, как сильнейшего рода волшебников во все времена, бывшего наравне с эйдиндрилскими Зорандерами, и устрашающей армии, в которую государство вкладывало огромное количество средств, отбивали охоту нападать на Д’Хару вот уже двести лет.
У Ричарда совершенно не было желания устраивать масштабное торжество. Лорды Срединных Земель никогда не отказывались от лишнего бокала вина, а их жены редко воротили нос от возможности уединиться в гостевых комнатах с симпатичными молодыми людьми из прислуги, пока их перебравших мужей тащили в покои в другом крыле дворца.
Ричард отбросил эти отвратительные мысли, хотя и знал, что точно вернётся к ним прямо перед свадьбой. Поведение знати Д’Хары, народа от природы дисциплинированного — особенно, когда дело касалось репутации их Магистра, было не в пример лучше. А вот распущенность многих представителей сильных мира сего от Срединных Земель Ричард невзлюбил с самого знакомства, и с поводом поменять своё мнение ещё не сталкивался.
Мужчина с грустью подумал, что предпочёл бы тихое торжество в кругу родных и близких друзей, женись он на девушке, которую любил. Обычно женихи перед свадьбой не могут отвести глаз от своих прекрасных невест, суетящихся с подготовкой к торжеству и предвкушающих совместную жизнь с любимым человеком, но с Ричардом такого не будет. Он никогда никого по-настоящему не любил, и, хоть он и пытался не усложнять Матери-Исповеднице этот и так непростой выбор, их отношения не задались с самого начала. О каких «хороших отношениях» может идти речь, если она даже смотреть на него не хочет, не то что говорить? Кэлен Амнелл упорно продолжала демонстративно отказывать ему в своём внимании, и даже сейчас она делала вид, что не видела и не слышала будущего супруга, хоть он и стоял в жалкой паре футов от неё.
Ричард и Кэлен одновременно повернулись на звук разбившегося стекла. Молодая светловолосая служанка торопливо собирала осколки, когда-то бывшие бокалом, а Бердина, затянутая в коричневую кожу, грозно нависала над и без того испуганной и не перестающей кланяться в сторону Магистра Рала девушкой. Конечно же, морд-сит всем своим видом показывала, что сейчас неумёхе не поздоровится.
Она с надеждой посмотрела на лорда Рала. Странно видеть человека, который выпрашивает возможности кого-то покалечить так же, как ребёнок — медовый пряник. Ричард нахмурился, словно грозный родитель, и отрицательно покачал головой. Бердина, изобразив глубокую печаль на своем выразительном лице, покорно и расстроенно кивнула. Служанка собрала остатки стекла и, не осмелившись даже взглянуть на внушающую ужас фигуру женщины рядом, вжав голову в плечи, шмыгнула в коридор.
— Лорд Рал, Мать-Исповедница! — стремительным шагом к ним приближалась Кара, идя впереди очень усталого на вид солдата.
— Что случилось? — немедленно спросил Ричард. Кэлен поспешила за ним.
Слуги замерли, прислушиваясь к разговору. Торжество, может, и создавало радостную атмосферу уюта и безопасности, но война наступала, это знали все.
— Послание из Эйдиндрила! — приложил кулак к груди мужчина. Он собирался сказать что-то еще Магистру Ралу, но Мать-Исповедница властно вскинула руку, прерывая гонца.
— Дайте мне взглянуть на это послание, — приказала она.
Ричард с интересом наблюдал за женщиной. Д’харианцы во многих отношениях были приверженцами патриархата, и женщина-правитель для них была в новинку. Солдат оторопело глядел на чужестранку, влезшую вперёд Магистра Рала и, понимая, что с невестой повелителя лучше не ссориться, перевёл вопросительно-растерянный взгляд на своего господина. Ричард едва заметно кивнул.
— Боюсь, у меня плохие вести, Мать-Исповедница, — откашлявшись, сказал солдат и передал ей футляр. Вокруг послышался осторожный шёпот, люди уже начинали строить догадки, что же могло случиться в Эйдиндриле. — Ситуация очень серьезная.
Мать-Исповедница достала из футляра письмо, скрепленное её личной печатью. Две скрещенные молнии — символ власти Матери-Исповедницы. Ее кольнуло раздражение: и кто только рискнул пользоваться этой печатью в отсутствие хозяйки? Сжав послание в руке, Мать-Исповедница направилась в свои покои. Большой Зал, полный прислуги — не лучшее место для чтения таких вещей.
***
Когда она повернулась, дойдя до двери в свои покои, вопреки ее надеждам Ричард Рал все еще был здесь.
— Я думаю, вам пора, Магистр, — без особой учтивости сказала Мать-Исповедница.
— Напротив, я считаю, что имею право знать, что произошло в Эйдиндриле. Особенно если учесть, что этот город скоро станет частью Д’Харианской Империи, — мужчина скрестил руки на груди.
— Я придерживаюсь иного мнения, — Кэлен повернулась к двери. Ричард грубо схватил её за руку, разворачивая к себе и вжимая в холодную стену. Она охнула, испугавшись, но мгновенно взяла себя в руки, прошипев: — Вы понимаете, что ваша выходка может стоить вам рассудка, Магистр Рал?
— Валяйте. И тогда морд-сит подерутся за право содрать с вас кожу заживо.
Он. Держал. Её. За руку.
Никто не смел прикасаться к Исповеднице, не истратившей силу, никто. Но Ричард Рал бесстрашно сжимал её запястье своей широкой горячей ладонью и его совершенно не трогало, что перед ним — сильнейшая Исповедница за несколько сотен лет.
Ричард сделал шаг вперёд из чистого любопытства. Посмотреть, как поведёт себя правительница Срединных Земель, привыкшая приказывать мужчинам и ставить их на место, а не подчиняться им.
Кэлен, тихонько вдохнув, вжалась в стену. Он был близко. А бежать было некуда. Сердце пропустило удар.
Всё-таки, ей достался красивый мужчина. Кэлен отметила это ещё в день приезда, но с раздражением отбросила неподобающую Матери-Исповеднице мысль. А теперь, когда она смотрела прямо в насмешливые серые глаза Магистра Рала, не могла перестать краснеть. Он был очень высоким, выше Ричарда были только исполины-д’харианцы, служившие в элитных отрядах армии. Его черты лица были грубоватыми, но чёткими и пропорциональными, густые тёмно-русые волосы спадали на лоб непослушными прядями. Стоило признать, что мужчина был очень хорошо сложён: широкие плечи, узкие бёдра. На обнажённых крепких предплечьях проступали вены.
Кэлен, ну вот куда тебя несёт!
— Неужели я такой страшный? А, Мать-Исповедница? — озорно улыбнувшись, тихо сказал мужчина, глядя ей прямо в глаза. Его забавляла невинная реакция невесты, и румянец на женских щеках уж очень нравился Магистру.
Сжалившись над Матерью-Исповедницей, Ричард разжал руку, сделав пару шагов назад. Лицо Кэлен мгновенно приняло совершенно бесстрастное выражение, но она все же прикрыла его волосами.
— Вовсе нет, — отрезала она, открывая дверь в свои покои и заходя внутрь. Ричард бесцеремонно вошёл следом. Кэлен вдруг стало интересно: если она закричит, то слуги примутся спасать её или увидят Ричарда, поклонятся и пожелают приятного времяпрепровождения? Конечно, здесь к ней не относились с тем же пиететом, как это было во Дворце Исповедниц, и правителем в Д’Харе всегда считался и будет считаться Магистр Рал. Но Кэлен всё же невинная девушка, в покоях которой находится не просто мужчина, а без пяти минут её муж. Вот во Дворце Исповедниц такую непристойность без внимания точно бы не оставили.
Ричард ещё ни разу не был в этих покоях. Когда его спросили, какие апартаменты ей дать, он лишь сказал, что они должны быть лучшими. Кара тогда весело заявила, что в таком случае Мать-Исповедницу следует поселить в покоях Магистра Рала. Ричард, как мужчина воспитанный, отказался от этой идеи под дружный хохот трёх морд-сит. Интересно, кому пришло в голову предоставить Кэлен покои в его любимом цвете? Не уж-то бесстрашная Кара, смеющаяся над эмоциональной слабостью простых смертных, переживает за личную жизнь своего повелителя? Ричард отметил, что в обстановке явно виднелась женская рука: на туалетном столике лежали различные гребни, расчёски и ещё какие-то вещи, назначение которых он не рискнул назвать, а из-за приоткрытой дверцы шкафа торчали рукава многочисленных платьев, каждое из которых отличалось от другого только степенью белизны. В комнате царил идеальный порядок, и, если бы вокруг не были разложены предметы повседневного быта, можно было и не догадаться, что здесь кто-то жил.
Исповедница, решив игнорировать настойчивого и своевольного жениха, никуда не присаживаясь, нетерпеливо достала из футляра свёрток, едва зайдя в покои. Она пробежалась глазами по письму. Кэлен в один миг побледнела, щеки ее утратили завораживающий румянец. Лицо Матери-Исповедницы стремительно приобретало оттенок её платья.
Ричард, не желая ждать, когда невеста опомнится, подошёл к ней и взял развернутое письмо в руки. Кэлен, всё такая же бледная, стояла рядом с ним, все еще подняв руки, словно держала письмо.
Ричард начал читать.
…в Эйдиндриле неспокойно. Некоторые из горожан уже успели покинуть город, чтобы избавить себя от ужасов войны. Глупцы, они даже не понимают, что делают. Этот побег принесёт только смерть. Мало того, что наступает война и скоро придёт зима, но на город ещё и обрушилась эпидемия. Лекари считают, что это чума. Я думаю, что её появление связано с магией, но пока не могу это доказать. Болезнь распространяется по всем Срединным Землям, и беглецы из Эйдиндрила только усугубляют ситуацию. Эта эпидемия, словно огненный вал, стремительно и неумолимо накрывает Срединные Земли. Болезнь может передаться даже через бумагу, но это письмо я обезопасил.
До Д’Хары чума может не добраться, поэтому, прошу, Ричард, Кэлен, оставайтесь в Народном Дворце, ради своей же безопасности. Мне необходимо быть в Эйдиндриле, чтобы пытаться найти лекарство от чумы.
Волшебник Первого Ранга, Зеддикус З’ул Зорандер.
Ричард поднял взгляд от письма, сокрушённо опустил бумагу и со вздохом запустил руку в волосы. Зедд остался в заражённом городе.
Кэлен тяжело опустилась на кресло, не в силах ни вздохнуть, ни встать. На её родной город обрушилась болезнь, а она находится за тысячи миль от него, в чужой стране.
Мужчина аккуратно положил письмо на край стола. Осторожными шагами он приблизился к расстроенной женщине, опустившись рядом с ней на корточки и взяв Мать-Исповедницу за руку:
— Мне очень жаль, Кэлен, — прошептал Ричард. За всё это время он впервые назвал её просто по имени, не добавляя фамилии или ограничиваясь титулом.
— Жалость тут не поможет, — устало сказала она. Подавив в себе приступ слабости, Мать-Исповедница решительно поднялась с кресла, отняв руку от ладони мужчины. — Нам нужно найти решение проблемы. Зедд считает, что эпидемия вызвана магией. Значит, и искоренять чуму мы будем с помощью магии.
***
Две морд-сит спускались по узкой лестнице, ведущей в темницу. Кара негромко, но с очевидным удовольствием расспрашивала свою спутницу о пленнице.
— Ты её еще не сломала? — фыркнула она. — Я думала, что она уже готова пол вылизывать по твоему приказу.
Нида смерила её колючим раздражённым взглядом.
— А то ты не знаешь, что волшебники и колдуньи её способностей умеют рассеивать сознание. Если она прибегла к этому трюку, её вообще будет невозможно сломать, — по мере спуска вниз, Кара все отчётливее чувствовала ужасный холод. Она зябко поёжилась, но не забыла ещё раз фыркнуть в ответ на слова Ниды.
— Мы спускаемся на нижний ярус дворца, — пояснила спутница, заметив её дискомфорт. Внимание старшей морд-сит привлёк шорох на одной из ступенек, чуть дальше, внизу. Она подобралась, прислушиваясь, готовая устранить любую угрозу. Кара опустила взгляд и увидела крысу, сбегавшую вниз по ступенькам. Блондинка сквозь зубы брезгливо процедила, отворачиваясь:
— Грызуны.
— Боишься, Госпожа Кара? — ухмыльнулась Нида и перекинула косу через плечо.
— Столько опыта, а ты всё ещё не знаешь, что морд-сит ничего не боятся? — в тон ей ответила блондинка, великолепно подражая ухмылке Ниды. Но Кара могла скрыть только внешние признаки страха. Внутри он всё также липкими щупальцами копошился в её душе.
Когда женщины оказались у самого основания дворца, на его нижних уровнях, Нида подняла факел повыше, чтобы разглядеть лица солдат, стоявших в десяти метрах от них.
Солдаты слегка склонили головы в приветствии:
— Госпожа Нида, — они перевели взгляд на Кару и так же поприветствовали её. Каре показалось странным, что сначала они обратились именно к Ниде. У солдат принято сначала приветствовать того, кто выше рангом, Кара же являлась лидером морд-сит. Негласным, но лидером. Все морд-сит уважали её и подчинялись ей, но, возможно, на нижних ярусах действуют другие правила. Эти солдаты чаще видели Ниду, которая была тюремным надзирателем, а не Кару, в основном находившуюся на верхних ярусах Дворца, охраняя Магистра Рала. Как бы то ни было, она решила закрыть на это глаза. Её мысли занимало совершенно другое.
— Открой дверь, мы пришли к пленнице, — приказала Нида. Ей не требовалось говорить, к какой именно пленнице они пришли.
На нижних ярусах, предназначенных для самых опасных преступников, редко появлялись женщины. Какая женщина могла тягаться с мужчинами из Первой когорты?
Но эта была не простой женщиной. Колдуньей. Суеверные д’харианцы боялись её, как огня, и лишний раз старались не подходить к камере заключённой, предпочитая сваливать всю грязную работу на морд-сит. В конце концов, их как раз для этого и создавали. Но, несмотря на все старания безжалостной Ниды, до сих пор не сломленная колдунья всё ещё находила в себе силы, чтобы неоднократно снимать Рада-Хань и предпринимать попытки побега. Конечно, одного желания сбежать против морд-сит недостаточно. Каждый раз пленница сваливалась прямо у ног солдат, не в силах больше терпеть ужасающую боль, причиняемую собственным даром. Как же удобно было с одарёнными! Даже не надо применять эйджил.
Солдаты подошли к массивным воротам тюрьмы и навалились на неё всем весом. Древние тяжёлые ворота со скрежетом поддались грубой силе и с трудом, но отворились, открывая проход двум женщинам.
— Пошли уже, — нетерпеливо проворчала Кара, выходя вперёд и шагая по тёмным и сырым коридорам темницы. Нида неспешно пошла за ней.
— Ты ходишь тут так, будто это твои владения, — раздраженно фыркнула лидер морд-сит.
Она всегда была как на иголках, когда сильно нервничала. Конечно, её состояние не было связано с банальным страхом за собственную шкуру. Её, как и всегда, занимала лишь жизнь её лорда Рала.
— Я здесь провожу гораздо больше времени, чем тебе кажется, Кара, — Нида прибавила шаг и стала идти наравне с блондинкой.
До камеры Сестры Тьмы оставалось не больше ста метров, когда Кара поняла, что от этого места веет одним только холодом и смертью. Сколько людей здесь сгноили по приказу дома Ралов? «Холодно, как в сырой земле», — подумала она. Да и находились они под землёй. А камеры как раз стали для кого-то могилой.
Они подошли к толстым двойным дверям. Нида достала из-за пояса связку ключей и, мгновенно выудив нужный, открыла дверь. Морд-сит аккуратно прошли сквозь первые, самые большие двери и подошли ко вторым, которые были гораздо меньше и тоньше. Нида достала другой ключ и ловким и быстрым движением открыла замок.
Внутри камеры было настолько темно, что Кара еле-еле разглядела колдунью, висевшую на цепях посередине комнаты. Ее светлые волосы были растрепаны, на свисающих патлами прядях виднелась запёкшаяся кровь. Чёрное платье порвано, всё тело в грязи. Колдунья всё равно выглядела гордой и стойкой. Или, по крайней мере, успешно делала вид.
Сестра Тьмы вздёрнула подбородок, и на её лице появилась ледяная кровожадная усмешка.
— Какая встреча… Я вас уже давно жду, — с долей чёрного веселья проговорила Никки.
========== Глава II ==========
Кара миновала целую сеть коридоров Народного Дворца. Остановившись, она наконец отдышалась. Дыхание сбилось из-за чересчур быстрого подъёма из темниц, и теперь она стояла, согнувшись и уперев руки в колени, шумно вдыхая воздух. После минутного промедления, Кара пошла в том же темпе к лестнице.
«Тридцатый,тридцать первый», — морд-сит мысленно считала этажи, пролетая мимо очередного яруса. Наконец, дойдя до нужного, она быстро нырнула в проход, забитый солдатами-исполинами Первой Когорты. Кара прошла мимо воинов, быстро и нарочито небрежно склонив голову в знак приветствия, и только после этого подбежала к самой большой двери, на которой была изображена витиеватая буква «Р». Морд-сит уже хотела бесцеремонно ворваться в помещение, но её вовремя цепко ухватила за плечо чья-то сильная рука. Женщина подняла взгляд и увидела лицо капитана Мейфферта, внимательно и спокойно смотревшего на неё.
— Какие-то проблемы, Бенджамин? — если бы взгляд морд-сит мог обжигать, то от генерала бы уже осталась лишь горка пепла.
— Лорд Рал просил не беспокоить.
Небрежным жестом Кара стряхнула мужскую руку со своего плеча.
— Снова изучает какую-нибудь ветхую и забытую всеми книгу? — пренебрежительно бросила она.
Нетрудно было догадаться, чем именно он занимается. Лорд Рал всегда отличался любознательностью и поразительной усидчивостью, когда ему это было нужно. А в нынешнем положении дел знания были ещё и просто необходимы.
— Я в этом смыслю совсем немного, но, похоже, да, — капитан задумался. — Лорд Рал говорил, что хочет найти причину чумы, начавшейся в Срединных Землях.
— Должно быть, опять не спит ночами и живёт исключительно за счёт своей жажды познаний, — достаточно громко произнесла морд-сит, фыркнув. А затем прокричала ещё громче, немного наклонившись к двери: — Ну или энтузиазме от предстоящей свадьбы с красавицей-невестой!
Из-за двери послышалось недовольное покашливание, явно намекающее на неподобающую тему для общения со своим повелителем. Кара довольно ухмыльнулась удавшейся шалости, а Бенджамин умудрился одновременно улыбкой одобрить шутку над старым другом и укоризненно покачать головой на поведение телохранительницы.
Кара хихикнула, гладя на выражение лица Бена. А затем мгновенно замолчала. Не подобает морд-сит хихикать. Даже если это лицо Б… капитана. Тем более, что это лицо капитана. Мейфферта. Капитана Мейфферта. Хватало того, что Кара, бегая по куче страшно раздражающих поручений Магистра Рала из одного конца Дворца в другой, как только встречала Бена, забывала обо всём, весело болтая с этим любимчиком повелителя. Причём, сам повелитель, который каким-то образом прознал об этом, очень любил о своём знании лишний раз напомнить, веселясь с зубовного скрежета своей морд-сит. Ну вот как ему объяснить, что она просто получает удовольствие от компании капитана?
— У меня есть кое-что более полезное для него, — хитро улыбнулась девушка.
— И что же это? — поднял бровь мужчина, скрестив крепкие руки на груди.
— Капитан, а что, наш Магистр уже начал превращаться из холостяка в примерного семьянина и перестал общаться со старым другом? — с изрядной долей сарказма спросила она, встав наподобие того, как стоял Бен. — Потом все узнаете, если впустите меня.
Без разрешения мужчины она открыла дверь и вошла в комнату. Уже закрывая дверь прямо перед носом капитана, морд-сит заметила, что некоторые солдаты, стоявшие ближе всех, уже тихо посмеивались над разыгравшейся сценой. Кара закатила глаза. А потом улыбнулась. Зная Бенджамина, скоро весельчакам будет не до смеха.
Она шагнула внутрь и, быстро заглянув в комнату, находившуюся по её левую руку, поняла, что в спальне его уже не было. Как жаль, как жаль. Что, Мать-Исповедница не по вкусу пришлась? Женщина стремительно прошла к кабинету, потому что, если Магистр Рал не спит, то он работает. Всегда.
Лорд Рал оторвал недовольный взгляд от текста, глянув на телохранительницу. Всё ещё дуется из-за шутки. Морд-сит, довольная, не стала тратить время на утешения большого мальчика и с порога заявила:
— Лорд Рал, кое-кто хочет видеть вас.
***
Запястья Никки были стёрты в кровь. Подвешенные конечности отдавали тупой болью окровавленных ран, которым не давали зажить. Никки опустила голову и прикрыла глаза. Голова дико болела из-за недосыпа и частых ударов, после которых наступала мгновенная дезориентация и тошнота. Сейчас так хотелось просто закрыть глаза и провалиться в небытие, чтобы все страдания прекратились.
Ребра колдуньи были сломаны, правая рука вывихнута, но самое главное — она не могла чувствовать свой дар. Рада-Хань блокировал его. Это было такое непривычное чувство: ощущать внутри себя пустоту вместо силы, с которой она провела все последние века своего существования. Никки казалось, что она уже сходит с ума и живёт только одной мыслью о том, чтобы снова почувствовать, каково это — ощущать искорку дара внутри себя, чувствовать прежнюю силу жизни, питаемую магией.
Возможно, морд-сит и не могли полностью сломать её, но немного свести с ума — это несложно.
С другой стороны, когда человек целыми сутками висит, прикованный цепями к потолку, униженный и обескровленный, у него появляется возможность поразмышлять над своей жизнью и над тем, как он будет жить дальше. Выберется он из этого поганого места или нет, это уже не важно. Главное — рассеять сознание, уберечь его остатки от безжалостных ударов эйджилов и от своего собственного бессилия.
Никки в очередной раз подумала о том, что её план, возможно, просто безнадёжен. Ричард Рал вряд ли решит поверить ей. Разве что, если она предложит ему то, что никто другой предложить не может. Например, тайны Императора Джеганя и всего Имперского Ордена.
Никки услышала звук приближавшихся шагов. Она подняла голову и увидела знакомых морд-сит. Кара и Нида, кажется. За ними шёл человек, которого было трудно не узнать. Один только силуэт, одна только неслышная и легкая поступь — и становилось понятно, кто именно шел сюда. Сам Ричард Рал, владыка Д’Хары. Никки лишь слабо усмехнулась.
Когда они вошли в её камеру, Никки сквозь полнейший мрак попыталась детальнее рассмотреть Ричарда. Ей было любопытно, сильно ли он изменился за те полгода, что прошли с тех пор, как он покинул Дворец Пророков. Сильно. Кажется, в его глазах уже не было той импульсивности и мальчишеской вспыльчивости, что горели раньше. Теперь он стал спокойнее, расчётливее. Опаснее. Стал мужественнее, что ли. За полгода вообще многое изменилось.
Никки вдруг вспомнила тот день, когда он прибыл в Танимуру, и ту речь, которую он произнёс перед всеми Сестрами Дворца. Некоторые впечатлительные послушницы были не на шутку напуганы его обещаниями, но, обманываясь россказнями о благих деяниях Сестёр Света, наивно полагали, что вновь прибывший грозный красавец образумится и найдёт покой в свете Создателя. Никки же эту речь восприняла более чем серьезно. Она уже тогда поняла, что Ричард не был человеком, бросавшим слова на ветер. И, в конце концов, обещание он сдержал, ведь не своей же смертью умерла Лилиана, попытавшаяся отнять у Ричарда его дар.
Сейчас Ричард стоял всего в десятке футов от Никки, скрестив руки на груди и окидывая её полным ожидания взглядом. В конце концов, это она позвала его сюда.
— Ты что-то хотела, Никки? Боюсь, у меня не так много времени на разговоры, — его голос был полон презрения. Конечно, ещё не так давно она могла его убить. И хотела это сделать. Это почти получилось как раз перед тем, как он уничтожил Дворец Пророков. Никки так легко могла лишить его жизни, но не справилась. Просто не смогла. За всё время, что он был во Дворце, она старалась разгадать его тайну, но так и не преуспела в этом. Потому и хотела его убить. Чтобы он не мучил её, Госпожу Смерть, ярким огнём жизни в своих глазах. Это бушующее пламя свободы так ярко горело в нём, во всём его существе. Оно будто рвалось наружу с каждым его словом, с каждым его взглядом, с каждым действием. Такую силу было просто невозможно задушить — уж Никки это знает, она пыталась.
Никки отбросила воспоминания и сосредоточилась на том, что происходит здесь и сейчас. Она была и остаётся Сестрой Тьмы и Госпожой Смерть. Колдунья надменно произнесла, ничуть не изменяя своей привычной манере вести дела:
— Мне тоже очень приятно тебя видеть, — на её губах появилась кривоватая улыбка.
— Говори сразу, что ты хочешь, — нетерпеливо сказал мужчина.
— Не так грубо, Ричард. Ты же хочешь победить Джеганя?
Ричард подошел к ней вплотную, посмотрел прямо в глаза. Всё тот же суровый и тяжёлый взгляд хищника, присущий одним лишь Ралам, который она наблюдала ещё во Дворце Пророков. Натан тоже мог так смотреть, но не в пример Ричарду.
— Ты думаешь, я поверю, что ты хочешь помочь мне в войне? — он стал ходить вокруг подвешенной за руки Никки. Колдунья только сейчас осознала, что она одета только в порванное чёрное платье, едва прикрывавшее бёдра, а в тесной камере находился взрослый мужчина. Вот только Ричард не особо-то на неё и смотрел.
В любом случае, ничего нового он не увидел бы. Во Дворце Пророков оказание интимных услуг ученикам как послушницами, так и сёстрами было делом обычным, и Никки не гнушалась своих прямых обязанностей, как сестры. Конечно, когда речь шла о таких потрясающих мужчинах, как Ричард Рал.
Через пару недель после начала занятий с ним, колдунья намекнула на готовность оказать помощь в «снятии стресса, вызванного обучением», и Ричард не отказал. В конце концов, а что его должно было останавливать? Он — молодой и сильный мужчина. Она — привлекательная и умная женщина. Кроме того, уж Никки точно не была тем типом девушек, что приписывали постели ненужные сантименты, как это делала Паша, изрядно трепавшая подопечному нервы своими страданиями от неразделённой, но от этого не менее надуманной любви.
Окинув Ричарда вполне откровенным взглядом, Никки могла с уверенностью сказать, что он стал ещё более притягательным. Секс с ним был хорош. Многие мужчины Дворца Пророков, взращенные на идеях о своей исключительности и вседозволенности, какую обеспечивали золото сестёр и их нудные наставления об избранности одарённых людей, едва удостаиваясь внимания Никки, брали от этой ночи всё, не отдавая ничего, либо пускались во все тяжкие, дабы показать высокомерной сестре, как ей повезло.
Но не Ричард Рал. Он имел потрясающую манеру наслаждаться телом женщины и доставлять ей удовольствие уже тем, что его получает. Особенно её распаляла эта его некая сумбурность, юношеская вспыльчивость…
Интересно, теперь, когда его характер изменился и тело стало ещё сильнее, ещё крепче, делить постель с ним было ещё приятнее? Скорее всего. Не то, чтобы Ричард дал ей шанс это проверить. Что было — то прошло.
Никки старалась поглядывать за ним и его движениями, чтобы избежать сюрпризов со стороны Магистра, но подвешенное состояние сильно ограничивало её подвижность.
— Пока висишь в этой темнице, появляется много времени, чтобы обдумать свою жизнь, — она невесело ухмыльнулась. — И я решила, что мне надоело служить такой похотливой свинье, как Джегань. Не пытайся отрицать, что моя помощь будет тебе полезна.
Ричард перестал ходить вокруг пленницы, как стервятник вокруг умирающей жертвы, и остановился перед ней.
— И что же ты хочешь в обмен на свою помощь?
— Я хочу уйти отсюда, — Никки сглотнула и спешно добавила: — Но остаться во дворце под твоим надзором. Или под надзором твоих морд-сит, как тебе будет угодно.
Она подавила в себе желание закричать «мне совершенно без разницы!», стараясь сохранить в себе остатки самообладания и гордости. Он не должен был знать, насколько тяжело ей было. Он не должен был знать, насколько она отчаялась. На секунду мужчина задумался, а Никки до боли стиснула челюсти. По правде говоря, последнее предложение далось ей с большим трудом, ведь за всё то время, что она провела здесь, она успела лютой ненавистью возненавидеть этих безжалостных женщин, созданных даже не для убийства. Эти твари были созданы для пыток.
— Правильно ли я понял: ты собираешься предоставить мне необходимую информацию о Джегане и Имперском Ордене, а взамен желаешь лишь выйти отсюда? — он улыбнулся, но в этой улыбке не было ни капли радости, скорее сухой расчет.
— Ты всё правильно понял.
Никки уже множество раз обдумывала этот безнадёжный, казалось бы, план. В конце концов, она всего лишь старалась сохранить свою жизнь. Лучше помогать Ралу, чем, будем откровенны, не такой уж и долгий остаток жизни висеть здесь и ничего больше не сделать ни для себя, ни для кого-либо еще.
Возможно, через некоторое время он стал бы ей доверять, и Никки бы освободилась окончательно, но это уже были лишь мечты. Ричард Рал никогда не был глуп, и именно поэтому он никогда не опустится до такого. Не поверит предательнице.
— Хорошо. Я принимаю твои условия.
Он повернулся к выходу, на ходу отдавая приказ освободить её.
Никки не могла отвести глаз от его отдалявшегося силуэта, ошарашенно перебирая в голове приготовленные ею ответы на все возражения, которые он должен был высказать ей.
Он согласился. Он просто согласился. Она едва ли могла поверить в свою удачу. И Никки опять, в очередной раз поняла, что совершенно не понимает Ричарда Рала.
***
Кара, до этого молча наблюдавшая за Магистром Ралом и Сестрой Тьмы, сейчас направилась вслед за Ричардом. Она догнала его у изгиба узкого коридора и быстро остановила, с трудом игнорируя желание прижать его спиной к стене и хорошенько встряхнуть.
— Лорд Рал, вы спятили? — почти прокричала морд-сит. Она редко выражала своё недовольство так открыто, но сейчас был особый случай. — Это безрассудно, вот так освобождать Сестру Тьмы!
— Ты ведь не думаешь, что я оставлю её без присмотра? — Ричард слегка улыбнулся. Кара поняла, что, возможно, шутки над Магистром Ралом сегодня были лишними, потому что он, похоже, вознамерился отомстить.
— Вы же не думаете, что я буду за ней ходить? — Кара скрестила руки на груди. Если она должна будет следить за Никки, то тогда охранять Ричарда придётся кому-то другому, а лидер морд-сит от такого расклада в восторге не была.
— Будешь, — ответил он куда серьёзнее, чем ожидала Кара. — Никому кроме тебя я не смогу это доверить, а другого выхода у нас нет. Никки лучше всех знает Джеганя.
Конечно, Кара понимала, что Никки может стать весьма ценным козырем против Джеганя. Но держать колдунью-предательницу, по силе равную своему Магистру, рядом с ним совершенно не хотелось. Хвала Создателю, теперь у них есть Мать-Исповедница. Едва колдунья дёрнется без ведома морд-сит — тут же расстанется с душой.
Подозрительно покосившись на мужчину, Кара задала вопрос, который уже очень давно её волновал. Буквально всё время, что они пробыли в темнице:
— А почему эта подстилка Джеганя так на вас пялилась?
— От ошибок молодости не застрахован никто, — многозначительно ответил он.
У морд-сит глаза на лоб полезли от такого заявления. Нет, конечно, такого ответа она и ожидала, но ведь надежда умирает последней.
— В… Вы… Магистр Рал! — вскричала воительница не своим голосом. Нет, конечно, было бы странно, если бы такой мужчина, как лорд, не пользовался большим интересом со стороны женского населения, но нужно же быть как-то… поразборчивее. — Я расскажу всё Матери-Исповеднице!
Ричард расхохотался.
— Меня с ней не связывает ничего, кроме договоров.
— А к стене несчастную девушку кто вчера прижимал?!
Ричард остановился. Досчитал до десяти. Проигнорировал пытающихся не гоготать стражников, что снизу, и наверняка согнувшихся пополам от веселья, что сверху. Те, что стояли на этом этаже, еле на ногах держались, но старались изо всех сил сохранить лицо перед Магистром Ралом. Надо сказать, безуспешно.
— Кара, сходи к Бенджамину. Скажи, чтобы послал кого-нибудь сменить Улика и Игана. Устали они.
— Он и так собирается это сделать. Расписание у них такое, — почти прошипела она, сощурив глаза.
— А ты сходи, — расплылся в мстительной улыбке Ричард.
— Да зачем вы меня вечно к Бендж… К генералу посылаете?! К капитану. К капитану вы меня вечно посылаете, — морд-сит была готова под землю провалиться. Ну кто её за язык тянул? И почему она начинала даже путать ранги, когда речь касалась этого блондинистого офицера?
— Иди-иди. Это приказ.
— Может, вы ещё и хотеть капитана Мейфферта прикажете? — поняв, что ляпнула, Кара захлопнула рот. — Хотеть ходить к нему. Хотеть. Ходить.
Ричард откровенно веселился, в кои-то веки сумев знатно поиздеваться над телохранительницей. Его проницательность, к неудовольствию острых на язык морд-сит, всегда помогала ему найти слабые места, на которые можно было направить остроту его шуток.
— Кара, ты с этим и без моей помощи справляешься, — заливаясь смехом, полным удовлетворения от осуществлённой мести, мужчина добавил, уже поднимаясь вверх по ступенькам: — Да, и вот мой ответ на твой невысказанный вопрос: свадьба состоится вовремя, несмотря на чуму. Людям нужен праздник в такое время.
========== Бонус ==========
Сегодня был воистину удивительный день. Кэлен Амнелл, последние несколько месяцев чувствовавшая себя бесправным пленником даже в своей собственной спальне, вдруг ощутила на своём лице дуновение ветра свободы — пусть это и был лишь его слабый порыв из приоткрытого лордом Ралом окна. Сейчас это замечательное, лёгкое и самое дорогое Кэлен чувство сконцентрировалось в одном-единственном человеке: в её единокровной сестре — Цирилле, которая, спустя недели дороги, наконец добралась до Народного Дворца.
Проходя по освещённым полуденным солнцем галереям, королева Галеи казалась дышащим олицетворением Создателя, лишь чудом обрётшего плоть и кровь: вьющиеся локоны, уложенные в аккуратную причёску, обрамляли её идеальное белое лицо золотым ореолом, в вечно светящихся зелёных глазах играла тень усмешки, а идеальные черты лица, казалось, могли выражать лишь понимание и расположение. Постоянно надевая бесстрастную маску Исповедницы, Кэлен ничуть не удивлялась, безошибочно определяя такое же напускное выражение лица сестры каждый раз, когда той приходилось иметь дело с малоприятными личностями. Единственное различие между их масками заключалось в том, что маска Исповедниц действовала в качестве сурового средства устрашения. Цирилла же, наоборот, располагала к себе людей, своим обаянием завоевывая Галее новых союзников.
Мать-Исповедница и сама не заметила, как они оказались в портретной галерее дома Ралов. Она старательно избегала этого места, зная, что здесь увидит портреты всех правителей Д’Хары почти за три тысячи лет, начиная от Альрика Рала и заканчивая самим Ричардом. Цирилла, не заметившая неудобное положение, в которое Кэлен собственноручно и, очевидно, по глупости поставила себя, повернула голову налево, внимательно изучая каждый портрет, мимо которого они шли. Картины были действительно внушительных размеров и протягивались от пола до потолка, как и высокие стрельчатые окна, расположенные на противоположной стене, обеспечивавшие прекрасное освещение картин в дневное время. В нишах между портретами возвышались древние статуи высотой с человеческий рост, изображавшие практически полностью обнажённых, прекрасно сложенных мужчин и женщин, застывших в воинственных, даже угрожающих позах.
Д’Хара никогда не была миролюбивым государством, и её внушительные размеры по сравнению с любой другой страной Срединных Земель, будь то даже вечно лающий на соседей Кельтон или созданная объединением двух стран Галея, были тому лишним доказательством, поэтому и скульптуры в нишах, ничтожно маленькие по сравнению с изображениями лордов Ралов, но крайне многочисленные, были напоминанием о том, что за каждым из них стояла внушительная сила: верные морд-сит и преданные солдаты. Сталь против стали.
Коридор был очень широк, чтобы каждый мог рассмотреть портреты великих Магистров Д’Хары в полный рост, не сломав шею. Конечно, задирать голову все же приходилось, и это было своеобразным наставлением для каждого, удостоившегося чести пройти здесь: на лорда Рала смотрят только снизу-вверх и только с почтительного расстояния.
Кэлен не оценила эту архитектурную уловку. Она вспомнила свой родной дворец, в главном зале которого потолок украшала фреска с самой Магдой Сирус, первой Исповедницей, и её волшебником Мерритом, который, по легендам, обладал редчайшим даром Творца. Говорят, такой дар встречался почти также редко, как дар боевого чародея. Живопись во Дворце Исповедниц была способом показать, что давние покровители Эйдиндрила все ещё заботились о жителях города, и Мать-Исповедница, олицетворявшая верховную власть во всех Срединных Землях, была их непосредственной преемницей. Исповедницы, насколько бы сильно простой народ их не любил, какими бы монстрами ни считал, никогда не превозносили себя, и их народ не стоял перед ними на коленях часами. Многовековая позиция Ралов по отношению к своему роду вызывала у Матери-Исповедницы только рвотные позывы, щедро приправленные своеобразной завистью: жестоких Ралов в Д’Харе почитали и даже любили, независимо оттого, тираны они или честные и справедливые правители. Исповедницы, всегда защищавшие права как сильных стран, так и слабых малочисленных народов, такой роскошью, как преданность и почёт подданных, похвастаться не могли.
Кэлен Амнелл не могла не думать о том, как отреагировала бы первая Мать-Исповедница, узнав о её действиях. Даже в самые тёмные времена, когда воевали волшебники Нового и Древнего Мира, Срединные Земли не продались набиравшей силы Д’Харе, сколько бы Альрик Рал ни предлагал: золотые горы, вечная защита — всё, что мог придумать жаждущий власти волшебник. Срединные Земли выстояли в одиночку.
Ей пришлось напомнить себе, как Кэлен с трудом и отвращением делала это постоянно, что тогда в Замке Волшебников, главном магическом оплоте Срединных Земель, жили целые поколения могущественных магов, среди которых практически не было тех, кто обладал лишь одной стороной дара. Сейчас те немногочисленные одарённые, что остались, были на стороне Джеганя, а защита Нового Мира была в руках всего нескольких волшебников, пусть даже один из них и был боевым чародеем.
— Подумать только! Если он и правда выглядит так, как на этой картине, то я просто не представляю, как ты можешь клеветать на судьбу, Мать-Исповедница, — воскликнула Цирилла и картинно ахнула, прикладывая аккуратную ладошку к груди, прямо над краем золотого корсета, украшенного узором из того же цвета нити. Должно быть, если бы рядом был какой-нибудь принц, жаждущий руки столь прекрасной и утончённой особы, его бы уже свалило с ног желание.
Кэлен с досадой подумала, что если Ричард Рал так понравился сестре, то она может его забирать, но в слух такую крамольную мысль сказать не решилась. Рал же потом узнает. Он всегда так делал. Две морд-сит, Бердина и Рикка, остановились позади них, и, довольные, выразили своё согласие парой уверенных кивков. Кэлен предпочла игнорировать совсем отбившихся от рук телохранительниц. Она остановилась, впервые действительно вглядываясь в портрет. На нем был изображён Ричард, когда он едва вышел из подросткового возраста: высокий и статный, стройный, даже худощавый и не настолько мощный, как сейчас, но уже осознающий все свои силы; уже с мечом наперевес, но без своего черно-золотого облачения. Лицо его было мягче — оно еще хранило юношескую округлость, а серые глаза были как будто светлее, с едва проглядывавшим мальчишеским озорством.
Традиционным цветом Ралов был красный, поэтому все Магистры прошлого были облачены именно в этот цвет на парадных портретах, и нынешний лорд Рал не стал исключением. Разве что, надо было отметить, в его случае этот цвет не казался таким вызывающим благодаря своему насыщенному тёмному оттенку. И, как ни удивительно, он был единственным правителем, у которого на портрете было обычное, не магическое оружие.
Кэлен тяжело сглотнула. Она не питала к Магистру особенно тёплых чувств, но должна была отметить: он действительно привлекал к себе внимание и, будь на нем хоть одежда лесного проводника из далекой Вестландии, она бы знала, кто был перед ней.
— Цирилла, угомонись. Ему здесь не больше восемнадцати, — осадила она сестру подчёркнуто бесстрастным тоном, да ещё и так, будто именно она была старшей из них двоих. Воспитание Кэлен не позволяло ей проявлять эмоции, но Цирилла, всю свою жизнь блиставшая на всевозможных светских приёмах, куда не было дороги серьезным и сосредоточенным на долге одарённым, имела склонность к преувеличенным реакциям. Это вовсе не значило, что она была экзальтированной дурочкой, как и безразличная маска Матери-Исповедницы не была показателем того, что Кэлен вовсе не испытывала эмоции.
— Ты ревнуешь, младшенькая? — бессовестно подначивала королева сестру. У правительницы Галеи не было наследника, как не было и мужа, который мог дать ей этого наследника, и это даже было поводом для распрей среди повелителей стран альянса. Королева же нагло пользовалась преимуществами, которые ей давала свободная от давивших на нее мужчин жизнь, ведя смелую политику. Влияние брата не считалось, поскольку Гарольд Амнелл, среди них двоих, был тем, кто взял на себя ответственность за грубую силу. Брат Цириллы и Кэлен предпочитал быт среди солдатских палаток и костров скучным заседаниям и политическим интригам.
Отсмеявшись, Цирилла, посерьёзнев, отметила:
— Я вижу, у вас не все гладко. Не возражаешь против приватной беседы в кабинете? — Королева Цирилла направилась к выходу из галереи.
— Полагаю, ты приехала сюда не для того, чтобы мы молча смотрели друг на друга.
— Ты, как всегда, права.
Когда они достигли покоев Цириллы, к которым прилегал её небольшой кабинет для приватных аудиенций, королева подошла к столику с резными позолоченными ножками и расписной столешницей, располагавшемуся между двумя креслами песочного цвета, и подняла с него какой-то одинокий документ.
— Кэлен, — голос Её Величества совсем не понравился Матери-Исповеднице, — личный разговор откладывается. Тебе стоит это увидеть.
Мать-Исповедница сорвалась с места и стремительно подошла к своей сестре. Мурашки уже бегали по всему ее телу. И неспроста: свадьба Магистра Рала и Матери-Исповедницы была назначена на завтрашний день, и в этот же день планировалось составление и подписание документа, регулировавшего условия вхождения стран коалиции в состав Д’Харианской Империи. По крайней мере, таков был изначальный план и таков был договор Ричарда и Кэлен. Но, если прямо сейчас Мать-Исповедница взяла из рук королевы Галеи не условия вступления в коалицию, то что, во имя добрых духов, это вообще могло быть? Кэлен вчиталась в условия и почувствовала, каких великих усилий ей стоило не скомкать этот документ своими собственными руками. Ох, как жаль, что она не мужчина и не волшебник, чтобы спалить этот листок хорошей порцией волшебного огня!
Пока многочисленная свита королевы Галеи толпилась в дверях, Бердина и Рикка мрачно пытались продраться сквозь её плотные ряды, откровенно заявляя, что плевать они хотели на безопасность королевы. Между ними и Матерью-Исповедницей не должно быть препятствий. Вообще.
Кэлен, чувствовавшая, как в ее висках глухо стучало ее же бешено бьющееся сердце, начала читать вслух. Ее голос дрожал, медленно наполняемый жгучей яростью:
— Страны, присоединяющиеся к Д’Харианской Империи на добровольной основе, обязаны передать свои армии в подчинение главнокомандующему д’харианской армии в течение нескольких недель. Они также обязаны признать власть дома Ралов над вверенными им землями единственно законной, а свою — номинальной.
Бердина присвистнула, тряхнув темной косой. Кэлен, едва соображающая от злости и ненависти, обжигавших ее легкие изнутри, продолжила:
— Завоёванные Д’Харианской Империей государства обязаны выплачивать налог, превышающий общепринятый в пятикратном размере, в течение тридцати лет, в то время как страны, принявшие нейтралитет или выбравшие сторону Имперского Ордена, признаются врагами Империи. Лишь страны, добровольно подписавшие сие соглашение, имеют право занять своё место в Совете, который начнёт формирование с завтрашнего дня; на ведение свободной торговли внутри Империи, а также на защиту со стороны д’харианской армии в случае нарушения их суверенитета.
Кэлен швырнула бумагу на стол и развернулась. Если бы ее магию можно было видеть, всякий бы узрел, как над ее кожей летали смертельно опасные молнии. Даже морд-сит не рискнули остановить разъярённую Мать-Исповедницу, что уж говорить о свите Цириллы, мгновенно расступившейся, словно стадо напуганных овец. Телохранительницы развернулись на каблуках и направились вслед за Кэлен, как и королева Галеи. Всем было известно, на кого Мать-Исповедница хотела выплеснуть свой гнев, и все желали знать, чем это закончится.
Ричард знал, что его ждало, ещё до того, как дверь его кабинета открылась, явив ему самое злое и опасное создание в Новом и Древнем Мире: Мать-Исповедницу Срединных Земель. Он поднялся с кресла, чтобы оценить масштаб своих бед, и развернулся спиной к своему столу, упираясь бёдрами в его край. Он не скрестил руки на груди, не чувствуя необходимости в защите. Его самоуверенность была довольно опрометчива, и он сам понимал это, наблюдая за тем, как вокруг его будущей жены летали молнии — отражение её разбушевавшейся, плохо контролируемой магии. Её зелёные глаза были подёрнуты дымкой, которую он часто видел у женщин, обладающих огромными силами.
Но он не боялся её. Ничуть.
— Кто дал вам право выдвигать такие условия для вступления в коалицию? — руки упёрты в бока, тон лишь немного, совсем чуть-чуть повышен. Ричард был несказанно удивлён, что она ещё не кричала.
— Надвигающаяся война, — лаконично ответил он, даже не двигаясь с места. — Кто дал вам право врываться в мой кабинет?
— Ваша провокационная наглость, — отчеканила она в ответ, поражая его быстротой реакции. — Если вы хотите пережить эту войну, то я настоятельно рекомендую пересмотреть ваши условия, — угрожающе медленно проговорила она, подходя ближе на несколько футов. Их едва разделяло расстояние вытянутой руки. — Ни одна страна не согласится на подобное гнусное унижение!
— Унижение? — Ричард усмехнулся, снисходительно качнув головой — жест, уже бывший оскорблением для Матери-Исповедницы. Он не смел думать о ней, как об истеричной девчонке, на которую он мог просто закрыть глаза. Не смел. — Унижением было бы просить о меньшем.
— Ни одна страна Срединных Земель не перешла под власть Д’Хары даже во времена Великой Войны, и знаете, почему? Потому что один узурпатор не способен победить другого узурпатора. Срединные Земли — это коалиция, и она обязана оставаться коалицией, а не группой марионеточных государств. Иначе — конец, — ей было сложно удержаться от шипения.
— Десятки раздробленных государств со слабыми армиями — не помеха для Джеганя с его многотысячными войсками. Объединение — необходимая мера, если мы хотим выдержать его натиск, — он выпрямился перед ней в полный рост. Её макушка находилась где-то на уровне его рта, но Кэлен, Владетель бы побрал Ричарда Рала, была Матерью-Исповедницей! Тирану-новичку придётся сильно постараться, чтобы запугать такую женщину, как она. Вскинув голову, Кэлен снизошла и предоставила своему «жениху» возможность оправдаться. — Я не потерплю разногласий, не потерплю ваших излюбленных подковёрных интриг, не потерплю предателей и изменников. Мне нужна капитуляция, абсолютная и безоговорочная, чтобы я был уверен в каждом союзнике. Поэтому все будет так, как написано в этом документе — точка.
Зелёные глаза опасно потемнели в гневе, и, когда Мать-Исповедница в изумлении от такой непередаваемой наглости покачала головой, её черные как смоль локоны разметались в беспорядке крупными кудрями. Пальцы на талии сжались так, что побелели костяшки.
— Этого не будет — точка. Вы хотите не быть уверенным в каждом союзнике, а перекрывать ему воздух, чтобы он не посмел пойти против вас! Если этот документ не будет уничтожен до завтра, я немедленно покину Народный Дворец и отправлюсь в Эйдиндрил, чтоб поднять армии Срединных Земель в одиночестве, без помощи ваших д’харианцев.
— Блеф. Ваши нетренированные, захудалые армии, которые с трудом могут напугать даже детей? — Ричард рассмеялся. — Я видел, что стало с армией Галеи после резни в Эбиниссии. Пять сотен зелёных юнцов, которые чудом не погибли под натиском многотысячной армии — и это все, что от них осталось.
— Этим «чудом» была правильная военная стратегия, которая позволила им разбить неприятеля задолго до того, как туда пришли ваши непогрешимые и всемогущие солдаты!
— Стратегия, предложенная вами, без сомнения.
— Именно так.
— Тогда я могу лишь пожелать удачи в борьбе с Имперским Орденом и одновременно с правителями этих стран, которые постоянно будут вставлять вам палки в колеса ради своего драгоценного суверенитета. Только вот, чем их самостоятельность и независимость поможет лично вам? Какая от этого выгода?
— Я — Мать-Исповедница, и я обязана следить за соблюдением их прав и свобод. Я правитель, а не тиран — о какой личной выгоде вы смеете заговаривать?! Номинальная власть — это синоним её полного отсутствия у жителей Срединных Земель и красивое название для ваших безграничных полномочий, — отчеканила она.
— Да, — скривился Ричард, которому уже изрядно поднадоели метания будущей супруги, — я видел вашу «власть народа», справедливость для всех и неприкосновенность каждой страны — выберите, что красивее звучит для ваших нежных ушек, Мать-Исповедница, — когда посещал Андерит. Толпы загнанных и отупевших хакенцев — лучшее место для распространения либеральных идей! — не выдержал Ричард, угрожающе всплёскивая могучими руками. Рядом с ним Кэлен была невесомой и неощутимой. Она ненавидела это чувство. — Хватит провокаций и выставления нереальных требований! Имейте стыд и признайте, наконец, что не справитесь без нас.
— Как и вы не справитесь без нас! Но я не позволю какому-то спятившему от жажды власти Ралу, выродку кровожадного тирана, получить контроль над землями, забота о которых является моим долгом, защищать которые я поклялась перед собственным Орденом! — она резко опустила руку на его грудь, прямо над его размеренно бьющимся сердцем.
Под ее кожей опасно разлилось тепло ее магии, требовавшей выхода. Она могла бы сделать это — просто исповедать его, сделать своим рабом и заставить подчиняться ей. Такое происходило и раньше, и даже гораздо чаще, чем когда кто-то смел предлагать Мать-Исповедницу в жены. Даже король Галеи, могущественного государства, стал рабом ее матери. Ни восстаний, ни заговоров, ни отравлений — никто не посмел возразить олицетворению верховной власти во всех Срединных Землях.
Только вот, разве это сделало бы ее лучше него? Хоть в чем-то?
Ричард в гневе перехватил женское запястье. Нервы его откровенно не выдерживали, а выслушивать речи своей гордой, свободолюбивой и вечно, вечно недовольной невесты он не желал.
Это уже была не одна из тех перепалок, когда Исповедница снова пребывала в мрачном расположении духа и нагло отыгрывалась на будущем супруге — это было откровенное оскорбление, перешедшее в угрозу. В долгу Ричард оставаться не собирался. Если дело дошло до этого, то в его запасе больше не было разумных слов.
— Погано вы, Кэлен, исполняете вверенные вам сёстрами обязанности, — прорычал Магистр, проигнорировав ее попытку вырваться. Момент ушел — она струсила, проиграла. — В Никобарисе колдунов и волшебников сначала пытают, а потом вешают, в Тамаранге просто рубят головы всем подряд, а в Андерите хакенцев превращают в скот, в то время как зажравшиеся андерцы на них разве что не ездят. Права? Свобода? Безопасность? Что вы, годами закрывающая глаза на этот далеко не полный список зверств, можете об этих понятиях знать?
Кэлен задрожала в ярости. Нет, она не расплачется перед ним, не сейчас, но Ричард видел, что невеста на грани. Она была также морально истощена, как и он, и вымещать страх, злость и раздражение от постоянной усталости именно на ней, испытывавшей то же самое, было не лучшим решением. И, тем не менее, Ричард не собирался извиняться, не сейчас. Сейчас он просто отпустит её.
Ричард не учел, что он сжимал в крепких тисках своих пальцев лишь одно ее запястье, вторая же свободная рука немедленно послужила ей для выражения всех ее эмоций. Лорд Рал, Магистр Д’Хары, боевой чародей и, к незнанию своей невесты, первый за долгие годы истинный Искатель, получил звонкую оплеуху от своей невесты, практически разрываемой на части гневом и ненавистью.
— Мать-Исповедница, пойдёмте, — кажется, королева Галеи Цирилла приходилась его невесте единокровной сестрой — Ричард отметил это, молча и в упор глядя на Кэлен Амнелл. Он не вскидывал руку, прикрывая горящую щёку, не поднял руку на Мать-Исповедницу в ответ. Только в бешенстве зашипел, изо всех сил сдерживая разгулявшуюся магию Меча Истины, требующую немедленно устранить преграду на пути Искателя. Как интересно: даже зная, каким образом было обеспечено родство между ними двумя, старшая сестра, похоже, заботилась о Кэлен, и прямо сейчас именно на ее плечи легло спасение Матери-Исповедницы от гнева лорда Рала. Королева, вполне осознававшая это, была неестественно бледна.
Цирилла увязалась за сестрой в расчёте, что два правителя убедят Магистра Рала смягчиться, и они, возможно, придут к компромиссу, но Кэлен, надо признать, испортила эти переговоры с самого начала. Вымотанная войной, одиночеством и скорбью по погибшим сёстрам, отравленная необходимостью выйти за сына их убийцы, даже такая сильная женщина как Мать-Исповедница, как Кэлен Амнелл, не могла держать всё в себе вечно.
Цирилла увела девушку. Сейчас ей нужно побыть именно старшей сестрой, а не вечно шестнадцатилетней девушкой, поднимающей настроение серьезной Исповеднице своими необдуманными высказываниями.
— Хотите союза — меняйте условия, — кинула Кэлен, выходя за дверь. Ее голос звучал тускло.
***
Кэлен, свернувшись на кровати и сложив голову на колени сестре, молча плакала, сжимая в тонких ладонях дорогую ткань платья. Она не могла позволить себе всхлипы, а вместо этого лишь судорожно вздыхала каждый раз, когда к горлу подкатывали рыдания. Цирилла терпеливо ждала, когда измученная сестра выплачется, гладила её по голове и шептала что-то бессмысленное и успокаивающее.
Кэлен понимала, что такое поведение не подобает статусу Матери-Исповедницы, понимала, что слабость сейчас может ей очень дорого стоить, но всё, всё чем она дорожила, упорно продолжало ускользать сквозь пальцы. Только ей показалось, что она уже свыклась с трудностями, свыклась с новым, ещё более отвратительным положением дел, как вдруг Создатель услужливо показал расслабившейся Исповеднице, что до определённого момента всё было не так уж страшно, и все её страдания и усилия просто смешны по сравнению с тем, что он уготовил для Кэлен, отчаянно пытавшейся спасти своих людей.
Глубоко вдохнув и очень медленно выдохнув, повторив это же действие пару раз, Мать-Исповедница взяла себя в руки и резко поднялась с колен сестры.
— Я не позволю этому ублюдку разрушить всё, что Исповедницы кровью защищали тысячелетиями, — выговорила она с леденящей душу уверенностью.
— Кэлен, Кэлен! — пыталась образумить девушку сестра. — Сейчас не лучшее время для угроз и провокаций. Договорись с ним.
— Как, как с ним договариваться?! Он не желает слушать!
— А разве ты желаешь? Вот если бы ты, за весь ваш диалог, хотя бы раз попыталась ответить на его слова, не руководствуясь своей упертостью, я бы поверила. Знаешь, что? Позволь ему быть мужчиной и договорись с ним по-женски, Кэлен! — насколько бы смешно и поверхностно это ни звучало, королева Цирилла была предельно серьёзной. — Иногда для женщин мужество — это не стать непоколебимой и грозной, а склониться перед сильным полом, чтобы в итоге склонить его. Это грустно, это тяжело, это грязно, но таков наш мир, Кэлен. Мне жаль, сестрёнка, но теперь ты — единственная Исповедница, и вокруг тебя нет Ордена, который защитит и поддержит. Ты больше не можешь использовать старый режим как способ устанавливать свои правила. Двигайся дальше, как я, когда завтра возьму перо и подпишу выставленные им условия ради блага своего народа.
— Н-но, Цири… — Кэлен начала отчаянно качать головой. Ее слова чувствовались подобно ножу, полосовавшему ее сердце.
— Приди к нему не как разъярённая Исповедница — приди к нему, как жена. Ричард Рал должен знать, что его цели — твои цели, только тогда он станет тебе доверять, только тогда он станет с тобой считаться. Докажи ему, что его страна для тебя также важна, как и Срединные Земли. Ты требуешь от Магистра Рала уважительного отношения к тебе и твоему союзу, но принимала ли его когда-нибудь ты? Принимала ли ты Д’Хару, оказавшуюся, по сути, в такой же ситуации? — Цирилла притянула сестру к себе, обнимая её, укачивая, словно маленькую девочку. — Я знаю, я знаю, что ты привыкла быть одна против всего мира. Но я же вижу, что твой жених старается. И ты это ценишь. Не отнекивайся. Этот парень довёл тебя, Мать-Исповедницу, единственную выжившую из всего Ордена и противостоявшую Даркену Ралу, до слёз.Подумать только — Кэлен Амнелл полчаса рыдала из-за мужчины!
Кэлен не нравился этот разговор. Она показывала всем видом, как он ей не нравился. Она не могла думать о том, чтобы сдаться перед человеком, который ни во что не ставил ни ее, ни ее цели, ни ее долг. Она не рассчитывала на любовь, но разве так сложно было дать ей хотя бы крупицу уважения?
— У меня нет к нему никаких чувств, — упрямо заявляла девушка. — Между нами нет даже банального желания понять друг друга.
— Да. Просто вместо того, чтобы исповедать нахала, ну или хотя бы вырвать ему язык, ты молча терпела, пока Ричард Рал не позволял тебе сделать и шага. А потом, когда ты на глазах морд-сит и моей свиты так просто дала ему пощечину, он тебе не сказал ни единого слова. Да, вы все еще делаете вид, что не перевариваете друг друга, но умудряетесь выдерживать грань, чтобы не разрушить ваши отношения до основания. Если это не неосознанная попытка выстроить между вами двумя хоть что-то, напоминающее взаимопонимание, то я не знаю, что это.
Мать-Исповедница окончательно умолкла. Она не знала, что сказать, понимая, что, кажется, они и правда начинали сдерживать себя лишь тогда, когда было слишком поздно, и разрушать было уже попросту нечего.
— Подумай хорошенько о его условиях, Кэлен и спроси: ты злишься, потому что Ричард хочет прибрать к рукам свободу стран или потому что он сделал то, что тебе, как Матери-Исповеднице, следовало сделать уже давно, но не хватило смелости?
В устах Цириллы вопрос звучал риторически. Должно быть, она в очередной раз оказалась права.
***
Ричард с тяжёлым вздохом запустил пятерню в и без того растрёпанные волосы и с протяжным горестным стоном уронил голову на ладони. Он проклинал себя за все, что высказал ей. Конечно, Кэлен перешла черту сегодня, но он ведь знал, как девушка относится к своему ордену и обязанностям Матери-Исповедницы. Упоминать смерть её сестёр в таком ключе было… некрасиво. К тому же, ему не нравилось думать, что каждый раз, когда они спорили о столь важных вещах, он пытался подавить ее. Она была права: Д’Хара тоже нуждалась в поддержке Срединных Земель, иначе Ричард просто захватил бы эти земли, только придя к власти. Более того: для того, чтобы Империя не развалилась в первый год, как это, в лучших традициях, происходило раньше, он был обязан прислушиваться к человеку, который знал страны Срединных Земель так же, как Ричард знал свою родину.
— Разве всё так плохо? — с сомнением спросил Бенджамин, косясь на друга. Он пропустил основное действо, поскольку находился в другом конце дворца.
— Не то слово, — буркнула недовольная Кара, находившаяся в первых рядах вместе с Бердиной и Риккой. Именно ее Мать-Исповедница едва не снесла, когда влетела в покои Магистра.
— Ох, Кара, — Ричард был совершенно уставшим, и, к тому же, ему хватало и собственной совести, — только не ты.
— Ваша невеста, в отличие от вашей совести, рыдает так, что за дверью слышно, потому что вы не сумели удержать язык за зубами, — она не стала скупиться на громкие слова, хотя Кэлен вовсе не сотрясала коридор своим плачем. Факт был налицо: Мать-Исповедница была в крайне расстроенных чувствах, и, в действительности, Кару волновало именно это. — Вы — мужчина! Тем более, вы не можете злиться на то, что она не согласилась играть по таким правилам.
— Быстро ты переобулась, Кара, — одарив морд-сит долгим взглядом, проворчал боевой чародей.
— Магистр Рал! — оскорбилась девушка.
— Ричард! — возмутился капитан.
— Прости. Прости, Кара, я правда не хотел.
— Матери-Исповеднице это скажите, — она все так же оскорбленно перекинула косу через плечо, сжимая ее кончиками пальцев.
— Кара, уж ты должна понимать, что я вовсе не хочу озолотиться за счёт несчастных, и так полунищих Срединных Земель. Я сделал, что требовалось, чтобы спасти свою страну! — Ричард был вымотан. Какой смысл бороться и защищать людей, если даже сами люди не верят в то, что он хочет их защитить? Если даже его телохранители, его ближайшие друзья, считают, что он повел себя гнусно и несправедливо?
— Я-то знаю, а вот ваша невеста — нет. Вы всё время молча терпите её нападки, хотя прекрасно знаете, что Матери-Исповеднице просто страшно. Она боится за свой народ, боится неизвестной ей страны — боится будущего мужа, в конце концов, которого почти не знает и с которым ей, тем не менее, придется спать в этом владетелевом куске железки. Вы бы хоть поговорили с ней, что ли? Только не говорите, что Мать-Исповедница сама вас знать не хочет! Где ваша смекалка, когда она так нужна?
Бенджамин кивнул, смотря прямо в глаза недовольной морд-сит. Черты лица Кары смягчились, когда она поняла, что капитан Первой Когорты полностью одобрял ее позицию.
— Она права, Ричард. Ты провернул все слишком внезапно, за день до объявленного срока. По сути, ты только что отобрал у неё власть, хотя сам говорил, что Исповедницы были созданы, чтобы править Срединными Землями. Разве Кэлен Амнелл похожа на девушку, которая будет тихо заниматься хозяйством и смиренно ждать мужа? И не пытайся доказать, что тебе нравится бодаться с будущей женой.
— Кто бы сомневался, что ты её поддержишь. Вам обоим нравится, когда я получаю оплеухи еще и от кого-то, кроме вас двоих — тем более, когда я этого не заслужил. Чтобы вы перестали коситься на меня, вы должны узнать, что я вовсе не отобрал ее власть, а, наоборот, усилил ее.
Покончив с оправданиями, Ричард начал артачиться из чистого упрямства, что вполне можно было назвать остаточным явлением его гнева.
— И я уже говорил, что с Матерью-Исповедницей меня связывает только договор.
Бенджамин устало вздохнул, обменявшись с Карой долгим сочувственным взглядом. Как бы показать этим двоим, что они вечно украдкой косятся друг на друга, следят, куда пошли, достаточно ли вокруг охраны и вообще довольно нервно переносят наличие противоположного пола рядом с суженным? Ричард не терпит лордов Срединных Земель вокруг красавицы-невесты, а Кэлен — хихикающих и вечно смущающихся служанок, постоянно задающих Магистру Ралу вопросы о благоустройстве зала для бракосочетания, хотя прекрасно знают, что всем заправляет Мать-Исповедница.
— Глупцы вы, старый друг, — устало заметил капитан, — вы оба.
========== Бонус 2.0 ==========
Ей понадобился не один час, чтобы взять себя в руки. В какой-то момент Цирилла отправилась по своим делам, и Кэлен осталась в своих покоях в гордом одиночестве. Она, мрачно глядя в окно на бесплодные равнины Азрита, обдумывала слова сестры, и, надо сказать, долго обдумывала — пока не наступил вечер. Чем больше времени проходило, тем сильнее крепла уверенность Матери-Исповедницы в том, что неприятный разговор был неизбежен. Ей было страшно думать, что произойдёт, если она и Магистр Рал не наладят отношения. Разве могла окрепнуть создаваемая ими Империя, если её правители были готовы вцепиться друг другу в глотки? Рано или поздно, недоброжелатели нашли бы путь к разрушению их и без того хлипкого брака, а, значит, и к разрушению всего союза в целом, и они оказались бы совершенно беззащитны перед лицом наступавшей угрозы. Условия лорда Рала были кощунством, но борьба в одиночку была преступлением против здравого смысла и инстинкта самосохранения. А Кэлен не была глупа. Кэлен была горда, но не глупа.
За Матерью-Исповедницей молча следовали Бердина и Рикка, не решаясь подать голос, помня, в каком состоянии была их подопечная совсем недавно. Они не удержались и захихикали лишь один раз, когда проходили мимо Кары и Бенджамина Мейфферта, которые несли свой извечный пост у покоев лорда Рала. Кэлен, погруженная в свои мысли, краем глаза заметила, как морд-сит рывком заставила капитана наклониться в её сторону, опираясь рукой на его плечо с очень недовольным выражением лица и ворчанием, чтобы достать нечто запутавшееся в светлых волосах капитана. Это был лист, или ей показалось?
— Ты когда-нибудь подстрижёшься? — пробурчала морд-сит, в самом деле отбрасывая маленький зелёный листик. Немногословный капитан лишь с улыбкой пожал плечами в ответ, мгновенно посерьёзнев, провожая глазами Мать-Исповедницу. У Кэлен по спине побежали мурашки, когда она задумалась о том, что эти двое явно знали, что произошло между ней и лордом Ралом. Кара как раз была той, кого Кэлен едва не снесла на ходу, торопясь вылить весь свой гнев на её повелителя. А теперь она шла к нему в покои. Вот так просто, на пороге последней ночи перед их свадьбой.
Она сжала кулаки, укрепляя свою веру в необходимость собственных действий. Мать-Исповедница остановилась прямо у двери, ведущей в кабинет Магистра Рала. На этот раз она сочла нужным постучать.
Только девушка медленно занесла руку, сжимая пальцы, на каждое из её плеч легли обтянутые в кожаные перчатки руки обеих морд-сит. Бердина и Рикка, похоже, очень хотели обнадёжить Мать-Исповедницу, но совершенно не знали, что для этого можно было сделать. Кэлен кивнула им обеим в знак признательности. Как бы то ни было, в проблемах будущих супругов были повинны вовсе не их телохранители.
Взяв себя в руки, она постучала. Один, два, три глухих удара сердца, отдавшихся прямо в ушах — и она услышала его усталое «войдите».
Она уже сожгла позади себя все мосты, просто открыв эту дверь.
Ручка провернулась, и дверь легко отворилась, открывая Исповеднице вид рабочего кабинета Магистра Рала, в который она ворвалась сегодня днём. Только сейчас она была достаточно спокойна, чтобы понять, насколько слабо он отличался от кабинета Кэлен: два — нет, три письменных стола, у двух из которых был никому не известный дизайн, поскольку столешницы были просто скрыты под, в общей сложности, пятью-восемью кипами бумаг. Чернильницы, перья, сургуч, ровно одна печать для всех документов с той лишь разницей, что на печати Матери-Исповедницы были две скрещенные молнии, а на печати лорда Рала, как она знала — витиеватая буква «Р». Вдоль стен стояли внушительных размеров книжные шкафы на коротких резных ножках. Кэлен пришлось заставить себя отвлечься от счёта стопок документов и разбора названий книг на полках и вместо этого сконцентрироваться на насущном деле. Она пришла сюда не для того, чтобы мяться на пороге, пусть даже хозяин кабинета и не сильно желал видеть её, все ещё сидя к ней спиной.
Она сделала несколько не слишком быстрых шагов по направлению к нему, когда её внимание привлекла вещь, которую точно нельзя было найти в её кабинете — Рада-Хань. Кэлен остановилась, пригвождённая к месту увиденным. Она была готова поклясться, что именно этот металлический ошейник с блестевшим по его центру рубином она несколько часов назад выбросила в окно в приступе ярости. Она старалась не выдать своё искреннее удивление, когда лорд Рал, наконец, поднялся со стула и развернулся к ней, наслаждаясь тем, в какое замешательство её привёл столь незначительный, по его мнению, объект.
— Как ваша щека, лорд Рал? — колкость слетела с языка раньше, чем Кэлен успела подумать об этом. Сработал защитный инстинкт: она упорно не хотела выдавать своё замешательство.
— У вас сильная рука, Мать-Исповедница, — признал он. Ни ухмылки, ни оскала — ничего. Это выглядело достаточно… зловеще. В памяти снова вспыхнула хлёсткая пощёчина, и Кэлен отчётливо почувствовала, как жгучий стыд разливается где-то внутри, на уровне груди, перетекая на щёки и виски. Она нанесла действительно сильное оскорбление такому мужчине, как Ричард Рал, уж точно не привыкшему к подобному обращению. Такая несдержанность в реакциях уж точно не красила Кэлен Амнелл, как политика, и была совершенно не к лицу такой личности, как Мать-Исповедница.
— Вы хотели о чем-то поговорить, Мать-Исповедница? Если речь снова пойдет о моих условиях, то я уже сказал, что не стану их менять, — он покачал головой. Спокойно, уверенно.
— Я пришла сказать, что согласна с ними.
Его брови стремительно поднялись. Он ожидал, что она скажет что-нибудь еще, но она умолкла, словно ей кто-то вырвал язык.
— И никаких оговорок? Никаких «но»? — в голосе лорда Рала не промелькнула ни одна эмоция, словно он прошел вторую стадию в ряду «удивление-радость-осмысление» за неподвластные ей доли секунды. Это заставило Кэлен перенести вес с ноги на ногу. Конечно, она не ожидала от него взрывов радости или одобрительных кивков, но любой жест признательности был бы очень кстати.
— Никаких.
— И чему я обязан такому решению?
— Моему желанию сохранить мир в Срединных Землях. Если его цена — это номинальная власть и наши солдаты, то так тому и быть. Мне все равно, кто будет править, если мои люди будут в безопасности.
Ее голос звучал рассудительно и строго, но не холодно. Она вдруг поняла, что именно так ей следовало разговаривать с ним с самого начала.
— Я могу пообещать, что ни одна страна, вошедшая в состав Империи, не пострадает от моей руки. Если таково, разве что, не будет ваше желание, — он лукаво улыбнулся.
— Что вы имеете ввиду? — она нахмурилась.
— Читая условия, вы пропустили один важный момент в самом конце, рядом с подписью и печатью. Дело в том, что, согласно этому документу, власть принадлежит не только мне, как Магистру Д’Хары, но и моей жене, причем ровно в той же степени. Догадываетесь, что это значит, Мать-Исповедница?
— О, — она незаметно прикусила губу, проклиная свою удивительную внимательность. Она ведь и правда не дочитала условия — она была слишком зла и расстроена, слишком рвалась вцепиться в его глотку и обозвать тираном. А он, кажется, и сам забыл об этом защитном (как казалось ему самому) аргументе, когда спорил с ней. — Очень мило.
Вместо того, чтобы примирить их, эти слова сработали для Кэлен как спусковой механизм: она едва удержалась от нового прилива гнева. Она ненавидела себя за то, что ей было так легко потерять контроль рядом с ним, но так и не поняла, как могла противостоять этому.
Они обладали равными правами — он признал это, публично. И в то же время он приписал свои требования к ее имени так легко, словно Кэлен желала отнять власть у правителей своих же стран, а не он.
И все же, она обвинила его в узурпации, хотя он и не мог стать единоличным правителем, наделив ее такой властью. Он позволил гневу лидеров стран Срединных Земель вылиться на нее, но разве он не подвергнул себя тому же?
Кэлен почувствовала себя так, словно ее ноги и руки привязали к двум коням, а затем несколько раз хлестнули их, чтобы заставить побежать в разные стороны. Она буквально потеряла дар речи, не зная, наградить ли его новой порцией обвинений или извиниться за старые. Впрочем, лорд Рал быстро перехватил инициативу, и его голос звучал достаточно беззаботно.
— Скажите, а обязательно было выкидывать в окно единственный на весь Народный Дворец Рада-Хань?
— Зачем мне то, чем я не планирую пользоваться? — ответила она бесстрастным тоном, тщательно скрывая, что до этой фразы была в полном замешательстве. — Даже не представляю, как вы его нашли.
— Ваши покои находятся прямо над садом, поэтому вариантов было не так уж много. Теперь, прежде чем снова попытаться сделать это, подумайте над тем, что дюжине солдат Первой Когорты опять придётся лазать по кустам в его поисках.
Кэлен мысленно усмехнулась. Объяснение появления того самого листа в волосах капитана Бенджамина стало ясно, как день.
— В следующий раз займитесь этим сами, но не забудьте позвать меня — я бы с радостью посмотрела, как вы ползаете по кустам, — слова слетели с её языка прежде, чем Кэлен успела задуматься. Наставления Цириллы всплыли в её голове слишком поздно.
По-женски, Кэлен. Ты пришла извиниться по-женски. Это твой будущий муж, помни об этом.
Но высказать давно назревшую мысль Мать-Исповедница была обязана. Не стоит Ричарду Ралу думать, что всё будет так легко:
— Откровенно говоря, меня вообще не радует идея носить ошейник, Магистр Рал.
Ричард Рал молчал. Жених поджал губы, опустил голову и пару раз хмыкнул, широкие плечи вдруг странно дернулись. Неужели… Он смеётся?!
— Мать-Исповедница, — начал мужчина, в глазах его плясали искры веселья и совсем небольшого наслаждения от триумфа, а на губах уже расцветала озорная улыбка. — Кэлен, вы должны знать, что я очень ответственно подхожу к обязанностям исполнения супружеского долга, но предпочёл бы после подобного опыта остаться в здравом уме. Если, конечно, вы не хороши в постели так же, как и в спорах.
Кэлен едва не вспыхнула. Она посмотрела в его лицо, абсолютно лишенное способности выражать смущение, и ее сознание растворилось в горячем облаке стыда.
— Политический брак все еще требует консуммации? — едко проговорила она. — Не знала, что Д’Хара настолько старомодна.
— А в Срединных Землях уже научились обзаводиться наследниками менее старомодными способами? — он все еще улыбался, но более сдержанно. — Или, может быть, вы знаете, как сохранить огромную Империю целостной, и вовсе обходясь без них? С радостью бы послушал мнение лидера коалиции суверенных и независимых государств.
Кэлен с трудом удержалась от того, чтобы напомнить, кто был главным, когда речь шла об отношениях Исповедницы и ее партнера.
— Что-то подсказывает мне, что до этого момента ваши предки, Магистр Рал, вполне успешно обзаводились одаренными наследниками вне супружеской постели, и я не намерена нарушать эти старомодные порядки. Тем более, архаичный д’харианский строй не терпит женщин-правителей, так что отдавать свою дочь на истязание вашей патриархальной аристократии я так же не собираюсь.
— Слабо верится, — отчеканил он, — что единственная Исповедница позволит своей магии умереть вместе с ней. Вы ведь так дорожите своей возможностью отбирать у людей волю!
В его взгляде причудливо смешались любопытство и неприязнь. Кэлен с трудом держала себя в руках. Ах, если бы Цирилла заодно разъяснила, что же она, в конце концов, подразумевала под этим своим «по-женски»! Кэлен, в отличие от старшей Амнелл, была до ужаса прямолинейна, уперта и несговорчива. Она не шла на компромиссы с теми, кто ущемлял ее интересы, зная, что сила была на ее стороне. И вот, прямо перед ней был человек, способный поставить ее перед целым рядом проблем, а она… а она должна была надеть ошейник, склонить голову, согнуть хребет.
Она прикусила губу. До крови. Но удержалась и промолчала, а самонадеянный и излишне уверенный в себе лорд Рал решил, что победа уже была за ним.
Она сделала несколько шагов вперед, оказываясь чрезвычайно близко к нему. Ричард внутренне напрягся, зная, что в прошлый раз, когда она оказалась от него на таком расстоянии, он получил звонкую пощечину и оказался на грани исповеди. Только вот, сейчас, даже после их недавнего обмена «любезностями», она не казалась ему настроенной враждебно — скорее просто агрессивно. И, честно говоря, в ее манерах действительно что-то изменилось.
И вот, когда она подозрительно близко подошла к нему мягкой беззвучной поступью, он услышал ее голос таким, каким не слышал еще никогда: томным, бархатистым.
— А вы уверены, лорд Рал, что сможете не потерять волю еще до того, как окажетесь со мной в одной постели?
Небрежные локоны цвета воронова крыла, ниспадавшие почти до поясницы, идеальная фигура, которую подчеркивало даже это простое белое платье… Удивительно, но сейчас он вновь обратил внимание на ее красоту — впервые за те месяцы, что она провела во дворце.
Мать-Исповедница подняла руку и коснулась ей его груди, проводя кончиком ногтя по его напряженным мышцам. Против своей воли, он застыл на месте, не зная, чего ему следовало ожидать.
— Смелый вопрос для женщины, которая еще никогда не была с мужчиной, — сухо заметил он. Если бы он поддался эмоциям, в его голос обязательно просочилась бы не только насмешка. Ее близость действовала подобно дурману, и ему было опасно показывать то, насколько привлекательной она казалась ему.
Ричарда было непросто соблазнить, поскольку положение наследника Д’Харианской Империи с самого начала действовало отрезвляюще. Он не был приверженцем мимолетных интрижек, пусть вокруг него и было огромное количество жаждущих власти и влияния девушек, знавших, какие преимущества давали отношения с лордом Ралом, хотя и понимавших, с какой опасностью они граничили. Все знали, каким был Даркен Рал, и, когда его сын еще был юн, лишь самые отчаянные девушки позволяли себе ухлестывать за наследником Империи. Затем, когда стало ясно, что нынешний лорд Рал отличался благоразумием, но не жестокостью, желающих стало гораздо больше. И все же, хотя Ричарда нельзя было обвинить в ханжестве, распутником он тоже не был.
И вот, с момента объявления помолвки, что значило «около трех месяцев», тело Ричарда было лишено женской близости. А тут — Кэлен Амнелл, от женитьбы на которой его разделяла одна жалкая ночь; ее пальцы на его груди, между их лицами — жалкие сантиметры, а ее дыхание посылает теплые волны прямо под его кожей.
— Смелый? — она повернулась и тихо передразнила его, почти касаясь мочки его уха своими губами. Ее грудь соприкасалась с его каждый раз, когда кто-то один из них наполнял легкие воздухом.
Он напомнил себе, что, как бы он ни доверял своим инстинктам — тем самым, которые позволяли ему отличить ложь от истины, принять правильное решение и выбраться живым из безнадежной ситуации — прямо сейчас ему следовало забыть о них, причем напрочь, ибо именно они велели ему усадить ее на стол и, забыв про все нормы морали (да и шли бы они к Владетелю), просто взять ее, даже не снимая одежду.
Она провела языком вдоль края его уха, а ее пальцы спустились вниз по его мощному торсу, к низу живота. Его мышцы напрягались там, где ее пальцы касались его тела, словно в знак протеста. Ему пришлось перехватить ее руку, чтобы не дать ей почувствовать, насколько легко и быстро сработала ее провокация.
— Кажется, не сможете, — победно выдохнула она, немного отстраняясь. Даже слишком «немного» — как будто его близость не действовала ей на нервы и как будто ее действия не были способом манипулировать им — грубым, но проверенным временем и, в частности, любой женщиной. Ричард все еще пытался представить, что именно ей могла наговорить ее сестра, чтобы она вдруг отважилась на такие действия, так что ее реплика осталась без ответа.
— Ричард, — она впервые обратилась к нему по имени, — я знаю, что между нами не все в порядке, и вина за это лежит на нас обоих. Значит, нам обоим необходимо предпринять что-то, чтобы вся эта затея не разлетелась вдребезги.
Он отпустил ее руку, и она переместилась на менее интимное расстояние. Так было привычнее говорить на серьезные темы, гораздо привычнее. Конечно, он был бы не против, если бы она вернулась на прежнее место, но теперь он хотя бы мог сосредоточить мысли на том, что она говорила.
— Я надену этот ненавистный ошейник, выйду замуж в красном платье и поставлю свою печать на соглашении, но взамен я требую уважения к себе и своим решениям.
Ее зеленые глаза вновь сверкнули стальной решительностью, обнажая ее непоколебимый характер. Он не ожидал ничего другого.
— Несмотря на облик тирана, которым вы наградили меня еще до встречи, я пойду на это. Вне сомнений, я пойду на это, если взамен получу хотя бы толику доверия, — заверил он ее, взъерошивая волосы руками. Он отчаянно хотел сделать вид, что ее выходка никак не подействовала на него, но это было бесполезно. Кажется, этот спор был им вульгарно проигран.
— Значит, мы договорились.
Комментарий к Бонус 2.0
Итаааак, никто этого не ожидал, но мой замечательный соавтор - El Marrou - вдохновила меня на написание двух бонусных глав со столь непривычными нам Ричардом и Кэлен, а затем и довела их до нужной кондиции. Разумно предположить, что этих двоих много не бывает, и, к тому же, эти две главы должны немного скрасить ваше ожидание последних глав фанфика, так что, я надеюсь, их появление вас обрадовало!
Честно говоря, я не перестаю удивляться тому, какой путь прошли эти двое в этом фанфике (не говоря уже о том, сколько времени он пишется, ибо это отдельная тема). Так что, надеюсь, вы сможете оценить бонусы по заслугам, ибо лично для меня было интересно взглянуть на раннюю ступень их отношений под другим углом.
Очень надеюсь услышать ваше мнение о новых главах и очень надеюсь, что вы быстро нашли их в неимоверных размеров оглавлении!
========== Глава III ==========
Кара затянула корсет сильнее, так, что Кэлен с шумом выпустила из легких весь оставшийся воздух. Конечно, эта процедура происходила не впервые, но мало когда она просто задыхалась от ярости во время нее.
— Он… — Кара сделала еще один рывок, стягивая нити потуже, — отпустил Никки? И не то что не посоветовался — даже не сказал мне об этом?
О чем был их вчерашний разговор? Ах, да. Об уважении. О сотрудничестве. Владетель! Все же стоило исповедать его.
Ее голос звучал необычно высоко. Еще немного, и в эти слова закрался бы истеричный оттенок, но Кэлен, как всегда, удерживала себя в руках, чтобы не достичь грани. Она вырвалась из цепкой хватки морд-сит и подбоченилась, поверхностно дыша. Кара оглядела ее с ног до головы изучающе-обеспокоенным взглядом, и Мать-Исповедница осознала, как выглядит со стороны: ноздри зловеще раздувались; волосы, которые она не успела привести в порядок с ночи, все еще были растрепаны, а лицо — совершенно красное от гнева, в тон платью.
Неудивительно, что Кара выпроводила служанку от греха подальше, только собравшись рассказать последние новости. Кэлен стоило напрячься уже тогда.
— Он что, настолько глуп, чтобы отпустить самую могущественную колдунью Древнего Мира, еще и приближенную Сноходца, при этом ничего от нее не узнав? — костяшки ее пальцев побелели, настолько сильно она сжала руки в кулаки.
Кара подошла ближе к разъяренной Исповеднице и положила руки ей на плечи, чтобы успокоить.
— Никки будет под нашим надзором и не сможет сбежать, — сейчас Кара была на удивление спокойна, как будто назло взбешенной подруге. Кэлен не смогла не припомнить, как эта морд-сит ведет себя с другими людьми: язвительная, решительная, опасная. Возможно, ключевым словом здесь было «с другими».
В любом случае, настоящая Кара была совсем другой, но об этой ее стороне знали лишь Ричард, Кэлен и, без сомнений, капитан Мейфферт.
Ярость Кэлен немного успокоилась, когда она подумала об отношениях Кары и Бена. В этом было что-то странное и несвойственное им обоим: Бенджамин — скромный мужчина, бесконечно преданный Ричарду и всей Д’Харе, иногда позволяющий себе ухмыльнуться в сторону морд-сит или же беззлобно подшутить над одной из них, и Кара — типичная представительница этих самых морд-сит, периодически открыто посмеивающаяся над самим лордом Ралом и получающая от этого явное удовольствие.
Кэлен скрестила руки на груди, стараясь поддерживать раздраженный тон.
— Она сбегала из самых защищенных тюрем Народного Дворца, — напомнила Кэлен. — И вы, морд-сит, охраняли ее там. Я не думаю, что обычные покои ее удержат.
На этот раз злиться начала Кара. Мгновение назад ее лицо оставалось спокойным, но вдруг на нем проявилось едва заметное раздражение — следствие недоверия Матери-Исповедницы.
— Лорд Рал приказал мне охранять ее. Ты думаешь, я не справлюсь со своей задачей? — задетая гордость перестала болеть так же быстро, как и начала, и уже спокойно она добавила:
— Ты действительно не понимаешь, почему он разрешил ей покинуть темницу?
Кэлен задумалась. Конечно, возможен вариант, что Никки поменяла свои взгляды на жизнь, а Ричард понял это и пощадил ее, но это вызывало у Исповедницы глубокие сомнения. Быть может, он решил, что с ней, здоровой и пребывающей в трезвом уме, будет легче договориться. Кэлен не знала Ричарда так хорошо, как Кара, но даже она понимала, что все эти варианты были слишком просты для него.
— Я не могу дать разумное объяснение. Может, ты расскажешь, с чего это он проявил такое милосердие, госпожа Кара? — Кэлен уже хотела сесть в кресло, стоящее рядом, но вдруг поняла, что если сделает это, то вполне может задохнуться уже по-настоящему. А ведь морд-сит так же затягивают корсеты друг другу, и при этом не просто свободно передвигаются, но даже сражаются.
— Он сказал, что Никки сможет дать нам нужные сведения только на ее условиях, — рассудительно начала морд-сит. — Ее условие заключалось лишь в относительной свободе. Она не покинет Дворец без нашего разрешения, а если захочет, ее всегда кто-то остановит — здесь ее сила не работает как надо даже без Рада-Хана. К тому же, только она обладает такими познаниями в магии и так хорошо знает Джеганя. Такой союзник бесценен.
Кэлен успела привыкнуть к корсету и наладила дыхание, после чего гонка ее сердца потихоньку затихла в ее груди. Она все же решилась и села, но ей потребовалось время, чтобы почувствовать себя комфортно.
— Он решил сделать из нее союзника? — Кэлен вскинула брови. Она была уверена, что сейчас Кара дословно процитировала Ричарда. — Сестру Тьмы не так просто перевести на чью-то сторону. К тому же… Тот, кто предал единожды, предаст без раздумий и в третий, и в четвертый раз.
Кэлен заинтересовалась магическими познаниями Никки. По словам Зедда, самым могущественным человеком, обладающим магией, был его внук. Ричард владел Магией Приращения и Ущерба и был первым боевым чародеем, появившимся на свет за три тысячи лет, и, честно говоря, ей было очень любопытно узнать, где же наступал предел могущества этой колдуньи, если ее будущий муж пошел на такие уступки.
Спустя несколько секунд в ее голову вернулись воспоминания о недавнем разговоре с Бердиной. Та говорила, что Даркен Рал не обучал своего сына магии, потому что был слишком занят изучением темных сторон колдовства, но держал его в Народном Дворце (если тот не сбегал на пару со своим другом), лишь изредка позволяя видеться с дедом. В таком ограниченном пространстве Ричард мог получить лишь крупицу знаний о своем даре. Когда Даркен Рал пал от его руки, за новым лордом пришли Сестры Света с целью забрать его во Дворец Пророков. Но ни волшебники, ни тем более Сестры Света не могут обучить человека, одаренного столь мощной магией, пользоваться всеми ее аспектами, поэтому он может распоряжаться своим даром чуть чаще, чем в случае острой необходимости.
— Мы почти сломали ее, — сквозь поток рассуждений до нее дошли слова Кары, — но ей удалось рассеять свое сознание и уберечь разум. Она может здраво мыслить и помнит все, что нам необходимо, но она уже не так сильна. В таком состоянии ее легко заставить предать даже Владетеля.
На ее губах появилась хитрая улыбка, граничащая с кровожадной. Похоже, именно такой ее и видели пленники — безжалостной и готовой на все ради своего Магистра.
— Я надеюсь, вы знаете, что делаете, — в голосе Кэлен сквозила усталость. Спорить с морд-сит — бесполезное и утомительное занятие, это пройденный опыт. — Но если что-то случится, знай, в этом виновата не я, а твой Магистр. Последствия тоже обрушатся на его голову.
Мать-Исповедница старалась не задумываться о том, что, вообще-то, безразличие, которым пропитались ее слова, было насквозь показным. Они оба несли ответственность за все, что касается безопасности Нового Мира, а тем более — после вчерашних новостей об условиях соглашения. Теперь она, как Мать-Исповедница, должна стать опорой для лорда Рала, а он — для нее, и каждое решение станет их общим решением.
Кэлен впервые посмотрела в зеркало с того момента, как надела свадебное платье. Все те же растрепанные волосы, на которые, по ее мнению, было попросту страшно смотреть, и уставшее выражение лица. Эта ночь просто вымотала ее. Ни одна невеста не сможет уснуть, зная, что завтра свяжет свое сердце с любимым человеком, но Кэлен волновалась из-за другого. Вести из Срединных Земель не давали ей покоя, как и каждая мысль о Ричарде. Она с ужасом вспоминала их вчерашний разговор: пощечину, его холодный взгляд, ее собственные слезы. Это стоило того мира, которого они достигли вечером, после всех ссор, но сейчас, когда ей предстояло встретить его уже на церемонии, она не знала, как будет функционировать их договор. Выходить замуж за того, кого не любишь и даже не знаешь, тем более когда вверенные ей страны альянса загорелись пламенем войны и чумного вала, все еще казалось Кэлен дикостью.
Кэлен мотнула головой, чтобы отбросить эти мысли. Сейчас было не время и не место для самоистязания. Множество монархов вступает в брак из политических соображений, и она, Мать-Исповедница, никогда не была готова к браку по любви. Нечто подобное всегда казалось ей непосильной роскошью.
Женщина подошла к туалетному столику и взяла гребень. Она аккуратно села на стул и стала расчесывать спутанные длинные волосы.
— Позови служанку, пожалуйста. — тихо сказала она, даже не глядя на Кару.
Морд-сит, тонко почувствовавшая перемену в ее настроении, кивнула и вышла из комнаты, оставив Кэлен одну.
***
Мать-Исповедница шла по коридорам Народного Дворца, ступая медленно и уверенно, не испытывая ни малейших проблем с пышными юбками своего платья: за последнее время ей пришлось провести много времени в дорожной одежде, но привычка ходить в платьях с длинным шлейфом вряд-ли могла когда-либо оставить ее.
Ее не покидало ощущение, что сегодня весь мир застыл и преобразился в одну картину, которая отображала суть понятия «скрываться под маской» как нельзя целостно и наглядно. Все люди во Дворце, встречавшиеся Матери-Исповеднице и сопровождавшим ее морд-сит, занимались обычными делами, радовались предстоящему торжеству, улыбались небольшим мелочам и тихо, чтобы никто не слышал, перешептывались, словно в их маленьком мире не происходило ровным счетом ничего важного. Кэлен могла бы подумать, что их отнюдь не волновали чужие беды и несчастья. Но она знала: под этими улыбчивыми масками и скрывалась вся суть происходящего — то, насколько глубоко людей прожгли ужасы войны.
Кэлен не могла ни скрыть, ни отринуть свое волнение, настолько нечеловечески сильным оно было. Она могла лишь дышать, рвано и прерывисто, пока ноги несли ее к залу бракосочетания, пока ее сознание вытаскивало из самых своих глубин самые тяжелые воспоминания.
На Кэлен со свежими силами обрушилась боль от потери всех Исповедниц, и то, что она осталась последней в роду, вновь стало болезненно ясно и очевидно. Она чувствовала себя так одиноко, так неправильно, зная, что к алтарю ее не мог повести ее отец — исповеданный человек, лишенный души и покинувший мир много лет назад; что она не увидит улыбающихся глаз своей матери и своей названной сестры. И пусть эти давнишние раны уже успели зарубцеваться, они все же отдавались призрачной болью где-то в ее сердце.
Кэлен надела Маску Исповедницы, чтобы никто не смог увидеть ее чувства. Маска будто намертво приросла к каждой черте ее лица, к каждой мышце, лишив способности к малейшему проявлению эмоций. Она намеревалась дать людям повод отвлечься от своих тягостей и, наконец, выдохнуть спокойно, а потому не могла позволить себе слабость.
Кара и другие морд-сит, шедшие рядом, теперь вышли немного вперед и завернули за угол. Мать-Исповедница последовала за ними, и они оказались у входа в зал, который с двух сторон окружали солдаты Первой Когорты. Ей не нужно было даже задумываться, у правильных ли дверей они оказались, поскольку ее воспаленное сознание узнавало каждый виток изящной золотистой росписи, украшавшей их. Она успела запечатлеть в памяти каждый сантиметр пространства, даже положение каждого владетелева канделябра в зале, где ей предстояло распрощаться со своим прошлым и настоящим.
Вряд ли ее могло удивить хотя бы что-нибудь: она была готова к кроваво-красным шторам, того же цвета вымпелам и еще Создатель-ведает-чему, горячо любимому домом Ралов.
Стражники улыбнулись и отсалютовали ей. Кэлен не могла не отметить, с каким необычным для нее, но тем не менее открытым благоговением они сделали это. Она могла догадаться, что это было связано не со статусом Матери-Исповедницы, а со статусом будущей жены их Магистра.
— Все уже там? — спросила Кэлен, прерывая недолгое молчание. Солдаты кивнули в это же мгновение, и Кэлен не смогла не отметить быстроту их реакции.
— Да, Мать-Исповедница.
— По д’харианскому обычаю, невеста должна заходить в зал последней, — шепнула ей на ухо Кара.
— Ах, да. Совершенно вылетело из головы, — чуть громче, чем следовало, ответила она морд-сит.
Кара советовала ей изучить свадебные обычаи д’харианского народа, но Кэлен благополучно отложила это в дальний ящик. Раньше она бы детально изучила этот вопрос, но сейчас, да и все последнее время, ее голову занимали совсем другие мысли.
Кэлен чуть не раскраснелась от своей забывчивости, но все же удержалась, ведь ей совершенно не хотелось запомниться солдатам Когорты девчонкой с лицом под цвет ее подвенечного платья. К тому же, ее незнание д’харианских обычаев иногда порядком раздражало ее будущего супруга, а она не была готова терять столь очевидное преимущество. Это свело на нет ее стыд.
Собравшись с мыслями, она кивнула им в знак того, что настало время открывать двери. После этого перед Кэлен раскинулся огромный зал, смутно напоминавший тронный зал Дворца Исповедниц в Эйдиндриле. Никакого красного, никакой мрачности и суровой торжественности. Из огромных прямоугольных окон лились лучи света, которые, будто ведомые какой-то магией, сливались ровно в центре зала, там, где сейчас стоял ее будущий муж. Солнечный свет, окружавший его ореолом, придавал его образу еще больше власти и могущества.
Сейчас Кэлен не смогла бы вымолвить ни единого слова, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Она вопросительно посмотрела на Кару, от удивления забыв, что надо делать. Морд-сит без лишних слов подтолкнула Кэлен вперед. Жест был довольно легким и незаметным, но Исповеднице вдруг показалось, что подруга изо всей силы толкнула ее в пропасть.
Исповедница пошла вперед по длинному идеально белому ковру, украшенному золотистым узором. Уверенность вернулась к ней с самого первого шага, залегла стержнем в идеально прямой спине и спряталась на дне зеленых глаз, дерзко смотревших в глаза будущему мужу.
Лишь раз она позволила своему взгляду отклониться, чтобы поймать в толпе Цириллу. Сестра одобряюще кивнула ей и улыбнулась так, чтобы Кэлен поняла: она была на ее стороне.
Сотни внимательных глаз пытались преодолеть ее защиту, но тщетно. Попытка была оригинальной. Как часто люди одаривали ее взглядами, преисполненными злобы, как часто — страхом, но восхищением…
Гости, собравшиеся в зале, смотрели на нее именно с этим чувством; даже с каким-то восторгом, воодушевлением, словно наблюдали за птицей, летящей прямо в огонь: более несвободной, чем они сами. Они знали, что она пошла на это ради них, и не могли отрицать, что для этого ей пришлось разбить себя на куски и заново собрать. Она упрямо вздернула подбородок, не позволяя другим узреть ноты принуждения в ее действиях.
Мать-Исповедница оставалась Матерью-Исповедницей даже в Народном Дворце, а все остальное не имело значения.
Через несколько секунд она уже встала лицом к лицу с Ричардом.
— Как вам это, Мать-Исповедница? — официально, но, к счастью, без издевки, спросил Ричард полушепотом, кивком указав на окружающее их пространство. На его лице была заиграла легкая, даже немного озорная улыбка. Кэлен поймала себя на том, что не могла оторвать от нее взгляд.
Вопрос касался убранства зала, теперь украшенного посеребренными подвесными кашпо; окна были занавешены полупрозрачной серебристой тканью, которая пропускала солнечный свет в его первозданном состоянии, но при этом словно лучилась от этого естественного усилия. Это место было таким светлым и воздушным, что вряд ли в нем можно было думать о чем-либо, что могло ранить сердце.
— Такое ощущение, что я вернулась в Эйдиндрил, — Кэлен благодарно, по-настоящему благодарно улыбнулась ему впервые с самого их знакомства. Это решение Ричарда поселило в ней надежду на то, что их брак окажется не таким плохим, как она ожидала.
Она услышала деликатное покашливание Натана Рала. Исповедница обернулась и окинула почтительным взглядом высокого седого мужчину, вставшего прямо перед ними, ровно под витиеватой серебряной аркой. Кэлен вспомнила, что уже видела его в Народном Дворце. Натан был родственником Ричарда, пророком. По словам Бердины, ему было где-то около тысячи лет, и такую долгую жизнь ему обеспечил Дворец Пророков и заклятие, замедлявшее старение его жителей. Наверное, не только чары не дали ему так постареть, но и происхождение — казалось, Ралы вообще не могут выглядеть старыми.
— Вы еще успеете поговорить, — старец слегка улыбнулся.
Ричард кивнул, и Натан начал свою речь. Кэлен не слышала его слов, она ушла в свои мысли. Исповедница вновь представила ее Дворец и его шпили, уходящие в небо, летящие колонны и громаду Замка Волшебника, темневшую вдали, такую же могущественную и древнюю, как и само мироздание. Мысли о доме помогли ей совладать с собственным страхом, все неприятные чувства отступили, и даже корсет не казался таким удушающим.
На ее голову обрушился поток острой боли.
Кэлен схватилась за голову и издала приглушенный стон. Боль быстро нарастала и вскоре спустилась по ее шее, обвила позвоночник, ответвилась в ее руки и ноги, и спустя считанные секунды Исповедница перестала контролировать все свое тело.
Она невольно осела на колени, невзирая на то, что в этот самый миг на нее смотрели все важные люди Нового Мира. Через пелену собиравшихся от боли слез она смогла увидеть Ричарда, который опустился на пол вслед за ней. На мгновение она смогла услышать, что происходило вокруг нее: огромное количество охов, возгласов, полных ужаса, и слова Ричарда. Она не смогла разобрать из них ровным счетом ничего, но это стало неважно, когда на нее обрушился еще один, совершенно непревзойденный по силе поток боли, хлынувший по тем же каналам, что были проложены прошлыми приступами. Она услышала хруст своих же ребер и почувствовала, что ее руки залиты чем-то теплым.
Это была кровь. Ее кровь.
Пришло осознание того, что она больше не может упираться в пол дрожащими руками. Кэлен не смогла ничего сделать и просто упала, чувствуя привкус крови во рту. Исповедница начинала терять связь с внешним миром, но до нее вдруг дошел голос Ричарда. Ей удалось разобрать всего несколько слов: «Сноходец» и «посвящение». Даже сквозь туман, выстланный судорогами ее тела и путающимися мыслями, она вдруг осознала, что происходит.
На один миг в ее голове обосновалась критическая ясность.
Сноходец.
Посвящение.
Она поняла, что ей было необходимо делать.
Кэлен боролась с ужасной болью, и выговорить что-либо казалось просто невозможным. Она сделала последний рывок к жизни, которая могла быть утеряна здесь и сейчас, и прошептала первые строки присяги:
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас, — боль стала отступать, и мысли Кэлен немного прояснились. Следующие строки дались немного легче. — В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
И мир вокруг нее замолчал. Только что утихший звук ее голоса сменился звенящим ничем. Новых приступов боли не последовало. Кэлен позволила себе слабо вздохнуть и прикрыть глаза.
Темнота еще никогда не казалась такой успокаивающей и манящей.
========== Глава IV ==========
Темнота окружала все вокруг. Она прокрадывалась во все уголки сознания, поглощая свет и превращая жизнь в бесконечный вакуум. Ей удалось растворить в себе даже время. Теперь, когда ее разум пал под ее натиском, ничто не казалось настоящим.
Она не могла вспомнить, кем была до этой тьмы. Не могла вспомнить, кто был ей дорог в том мире, что иногда так бесцеремонно и жестоко врывался в ее воспоминания. Возможно, она никогда не жила, и это был лишь сон? Может, ее давняя, тусклая жизнь была просто иллюзией? Ослабевшее сознание не могло дать разумных ответов.
Она не могла чувствовать — эта способность покидала всякого, кто уже не был связан с бушевавшим на кончиках мертвенных пальцев миром живых. Казалось, сознание дрейфовало в пустоте, беззвучной и безликой.
Неужели, весь мир сейчас был таков? Безумие, но ей не хотелось ничего менять. От прошлой жизни остались лишь отрывки ее чувств. Она помнила свой ужас, горечь.
Но это осталось позади. Не было больше ничего пугающего. Безвременье манило своей простотой. Хотелось просто остаться здесь, забыться, забыть… но что-то по-прежнему мешало ей. Это была связь с ее телом, все еще находившимся там, в мире постоянного страха и страданий. Иногда ей удавалось вернуться туда, но невыносимая боль существования возвращала ее в безвременье.
Или это был подземный мир? Это не так важно, как казалось раньше, когда существовала разница между светом и тьмой. Жизнь потеряла всякий смысл. Зачем жить в мире, и так полном ужаса и смерти?
Мысли медленно возвращались к исходной точке. Ее разум угасал, как и искра ее жизни. Скоро ей станет легче. Скоро все закончится.
Но какая-то частица ее сознания не давала ей умереть. Это была та часть ее, которая не потеряла стремление к жизни и знала свой долг. Именно она возвращала ее душу в ее тело, провоцируя боль. Ей захотелось убить в себе это стремление, но она не могла. Это было слишком сложно — убить частицу себя.
Через тьму прорезались расплывчатые звуки. Чьи-то голоса. Они тянули ее назад, в тот мир. Они были непривычны ее слуху, и, пусть и не громкие, причиняли невероятную боль. Но, как ни странно, она осталась. Эти голоса призывали ее с такой настойчивостью, что невозможно было устоять перед их таинственной силой.
И пусть она отвыкла от боли и теперь это казалось чем-то более страшным, чем раньше, она продолжала терпеть ее и слушала, слушала.
Сначала голоса казались очень тихими, и она не могла ничего разобрать. Слух привыкал, сознание вспоминало, восстанавливало потерянные связи. Голоса показались ей более громкими и ясными.
— Она могла умереть.
Она напрягла свой разум и попыталась определить, кто говорил это. Этот сильный мужской голос казался очень знакомым, но она никак не могла понять, кому же он принадлежал.
О духи, она не могла вспомнить. Не могла. Эта мысль вызвала у нее прилив ярости за свое бессилие и слабость, мгновенно сменившийся тоской по утерянным воспоминаниям. Она почувствовала, как по щеке скатилась одинокая слеза, потрясшая ее до самой глубины той части души, что еще чувствовала.
Она должна была узнать, кто это. И, быть может, ей стоило остаться хотя бы ради этого.
— Но она жива. Посмотри.
Этот голос тоже казался знакомым. Женский, суровый в своем спокойствии, явно указывающий на что-то.
Через пару мгновений она почувствовала, как кто-то едва ощутимо провел пальцами по ее влажной щеке, стирая слезу. Ни одна искорка не загорелась в ее сознании; она так и не вспомнила того, кто мог бы так прикасаться к ней.
Власть смерти разжала свои тиски, когда желание прекратить мучения переросло в необходимость вспомнить этого человека. Она твердо знала, что он был ключом к воспоминаниям. Но ее тело не поддавалось, и все, что она могла сделать, это снова заплакать. Она была беспомощной — не такой, как в другой жизни.
— Она здесь.
Ее дыхание перехватило. Этот голос принадлежал этому же мужчине, но сейчас он прозвучал гораздо ближе, и в нем уже не было того отчаянного страха.
Все, чего ей хотелось — это открыть глаза. Всего лишь открыть глаза и посмотреть на него. Духи, она просила совсем не много.
Ее мысли прервал его голос. Впервые он казался таким четким и ясным.
— Кэлен, вернись. Ты нужна нам.
Он взывал так же, как тогда, в безвременье. К кому? К кому?..
Кэлен.
Осознание действительности мгновенно прорвалось ее в голову, словно живительный воздух в легкие человека, с груди которого сняли гранитную плиту. Она — Кэлен Амнелл, Мать-Исповедница Срединных Земель.
Воспоминания затопили ее сознание, распутывая нити сковывавшей его тьмы.
— Ричард, — на ее губах мелькнула слабая, но благодарная улыбка. Она вспомнила его, даже не открывая глаз.
***
Вся комната казалась неясной и расплывчатой. Зрение еще полностью не вернулось к Кэлен, и потому она могла видеть лишь смутные очертания крупных предметов и силуэт Ричарда, маячившего перед ней. Выглядело это так, словно ему нужно было разобраться со множеством дел, но он не знал, как приступить хотя бы к одному.
Он начал нарезать круги по комнате ровно с того момента, как ушла Бердина. Морд-сит разделяла тревогу Ричарда и много времени проводила в покоях с ними двумя, и лишь раз в день ее сменяла Кара. Напряжение этой тройки было заразительным и передавалось самой Матери-Исповеднице через заряженный им воздух.
За окном ревел гром, и комнату освещали лишь регулярные вспышки молний. Погода полностью соответствовала настроению Кэлен. Она не могла простить себя за слабость, даже за малейшее допущение мысли о смерти. Сейчас, когда ее сознание прояснилось, это казалось преступлением.
Это было именно оно — преступление, предательство. Без нее Срединные Земли остались бы один на один с Имперским Орденом, без единой Исповедницы на их стороне. Без поддержки Д’Хары.
Кэлен изредка поглядывала за окно из-под немного опущенных век. Сил на то, чтобы держать их открытыми дольше пары мгновений, просто не было. Ее одолевало желание поддаться потребностям тела и уснуть, как она делала вот уже несколько раз. Сон не помогал. Боль, которая терзала ее тело наяву, переходила в кошмары, истощавшие сознание. Раз за разом она слышала треск ломающихся костей и многоголосье чужих криков, повторявших ее последние воспоминания с их церемонии.
Засыпая, она молила добрых духов, чтобы они не посылали ей сновидений. Но духи не были милостивы.
Кэлен постаралась взбодриться. Ей нужно было поговорить с Ричардом. Она так и не узнала, что с ней произошло, и сколько она лежала в бессознательном состоянии. В уме отпечаталось лишь то, что в ее сознании был Сноходец и что тот решил избавиться от нее.
Казалось, что ее рука налилась свинцом, как и другие части тела. Через усилие ей удалось поднять ладонь, и пальцы коснулись гладкого металла на ее шее.
Надо не забыть попросить Ричарда, чтобы он снял с нее Рада-Хань.
«Стоит все же привыкнуть к этому», — невесело подумала она. Рада-Хан был залогом их союза, но чтобы в нем возникла настоящая необходимость, ей нужно прийти в себя. К тому же, носить этот кусок железки на шее было неприятно, учитывая ее состояние и слабость.
Она собралась с силами. Чтобы проверить свой голос, она прочистила горло, которое сильно першило и болело из-за сухости. Приняв тот факт, что она не сможет улучшить ситуацию, Кэлен тихо и неуверенно позвала Ричарда своим скрипучим голосом.
Он мгновенно обернулся. Подойдя к Кэлен, Ричард опустился на край постели отчасти неловко. Кэлен без тени злорадства напомнила себе, что, вообще-то, это были его покои и его постель.
— Что-то случилось? — его голос звучал немного менее напряженно, чем когда она начала приходить в себя, и все же Ричард вел себя очень необычно. Кэлен казалось, что за все время пребывания во Дворце она еще ни разу не видела его… таким. Тревожным, беспокойным. Неужели, это все из-за нее?
— Сними Рада-Хань, пожалуйста.
Она убрала руку с шеи и дала мужчине доступ к нему. Ричард кивнул и положил руки на металлический ошейник. Уже спустя мгновение Рада-Хань раскрылся и обнажил ее шею. Кэлен облегченно вздохнула, когда вновь почувствовала свою силу, пусть и ослабевшую так же, как и ее тело. Она свернулась клубком в глубине ее тела, оставляя Кэлен почти беззащитной.
— Спасибо, — ее голос стал звучать немного уверенней.
Кэлен вдруг задалась вопросом, зачем мог понадобиться. Ответ пришел достаточно быстро. Должно быть, Ричард боялся, что в полубессознательном состоянии она выпустит свою силу и исповедует кого-нибудь.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, по-прежнему сидя рядом с ней. Впервые Кэлен не испытывала неловкость от его близости. Должно быть, у нее просто не было сил на столь энергозатратные чувства. К тому же, не после того, что он сделал для нее.
— Все так же, — Кэлен не стала утаивать это.
Боль и слабость действительно не отступали, и терпеть их было невыносимо — особенно второе. Если боль была привычна, то отсутствие возможности подняться буквально выводило ее из себя. Мать-Исповедница ненавидела быть бессильной.
Ричард аккуратно взял ее за руку. Спустя мгновение, Кэлен почувствовала действие Магии Приращения. Сквозь все ее тело, казалось, стали идти потоки тепла, успокаивавшие боль и придававшие ей силу. Кэлен прикрыла глаза, позволяя этим ощущениям затопить ее существо. Ее и раньше лечили таким способом, но ощущения от магии Ричарда казались более сильными — сильнее любой искры дара, с которой ей доводилось соприкасаться. Ее голову посетила мысль, что познания Ричарда в магии не настолько ограничены, как думали все, включая, возможно, и его самого.
— Расскажи, что произошло на церемонии, — тихо попросила она, все еще не доверяя своему голосу, но чувствуя себя более подготовленной к этому разговору.
Ричард на мгновение задумался. Очевидно, для него это тоже были не самые приятные воспоминания. Через минуту он ответил ей, начиная довольно тихо.
— Сноходец захватил твое сознание, — он отвел взгляд в сторону, смотря в какую-то неведомую Кэлен точку в стене и говоря чуть громче. — Когда ты должна была принести клятву мне, как твоему мужу, он понял, что вот-вот потеряет контроль. Тогда он захотел убить тебя, пока была возможность. Он допустил ошибку, решив помучить тебя перед смертью, — он снова перевел взгляд на Кэлен. — Ты произнесла присягу и почти избавилась от Джеганя, но он успел нанести сильные повреждения твоему организму. Он сломал кости, почти разорвал ткани некоторых органов и наложил блок на твое сознание. Из-за этого ты потеряла возможность бороться за жизнь, и для меня оказалось невозможно полностью вылечить тебя. Я мог лишь обеспечивать какую-то поддержку, но не больше. Я залечил большинство твоих ран, но тебе придется провести несколько месяцев в постели.
Кэлен слушала его молча. Она просто не могла ничего сказать. Сейчас в ней боролись два чувства: стыд и благодарность, и оба адресованы тому, кого она раньше даже не подпускала к себе. Она корила себя за то, что не произнесла присягу раньше, хотя должна была догадаться, что подобное может произойти. Догадалась бы, если бы послала гордость к Владетелю.
Благодарность вдруг начала одерживать верх перед стыдом. Она не могла не восхититься тем, что он спас ее, несмотря на ее холодность и недостойное поведение. Сегодня он не отошел от нее ни на шаг, а сейчас держал за руку, отдавая собственную магию, и говорил о том, что произошло, словно в этом не было ее вины.
Она не смогла сдержать слез. Ричард придвинулся ближе к ней, готовясь помочь, если что-то случилось.
— Прости, — сказала она между всхлипами. Кэлен сама не понимала, за что извинялась: за ее поступки в прошлом или за слезы и беспомощность.
— Прости за то, что из-за моей глупости Джегань узнал обо всех наших планах, — она вновь всхлипнула против собственной воли, — прости.
Последнее слово она заглушила собственной ладонью, прижимая ее к лицу и тщетно пытаясь скрыть эмоции. Еще никогда это не было так сложно.
Ричард положил ладонь на плечо Кэлен. Тепло его прикосновений действовало успокаивающе.
— Кэлен, я ни в чем тебя не виню.
Кэлен сжала его ладонь и кивнула в знак благодарности. Он был искренен. Она не могла надеяться на большее.
========== Глава V ==========
Ноябрь незаметно прокрался в Народный Дворец, принося с собой множество неожиданностей. Еще пару недель назад на улице было тепло, и не каждый д’харианец считал нужным даже надеть плащ, но сейчас при всем старании нельзя было найти того, кто ходил бы без верхней одежды. Выпавший снег был в радость только детям, с утра до вечера резвившимся на улице; остальным же обитателям дворца приходилось нелегко. В самом дворце воцарился холод, и спасти от него не могли даже многочисленные камины.
Кэлен лежала в постели, зарывшись в одеяле и укрывшись теплым мехом. Она молча наблюдала за Ричардом, сидевшим за письменным столом с документами. Ее поражал тот факт, что ему совсем не было холодно. По крайней мере, вида он не подавал. Сейчас он сидел за работой, одетый в черно-золотое облачение боевого чародея, и в его наряде не изменилось ничего, кроме, разве что, того, что теперь на нем не было его плаща.
Исповедница с таким же удивлением думала о том, что в наряде морд-сит вообще ничего не изменилось. Все та же бурая кожа, которую личные телохранительницы носили ежедневно. Исключением было лишь военное время — но даже тогда менялся лишь цвет материала. Пару дней назад Кэлен спросила Кару, не было ли ей холодно в одной только второй коже. Морд-сит кратко сказала, что такая одежда прекрасно сохраняет тепло.
Сейчас Кара словно испарилась, толком не объяснив причины своего ухода. Кэлен посмела предположить, что ее отсутствие было связано с генералом Мейффертом. Случалось, что Кара уходила, не сказав лишнего слова, но вчера Ричард все же иронично поинтересовался. Разумеется, без упрека — у него не было ни единой мысли обвинять Кару в халатности. Кара просто ответила, что ей необходимо кое-что обсудить с генералом, на что Ричард и Кэлен лишь улыбнулись одновременно, а Кара поскорее ретировалась, чтобы скрыть покрасневшие щеки.
Кэлен зябко поежилась, как если бы окно в комнате было открыто. Она натянула одеяло повыше и пожалела, что дворец был полностью создан из камня. Из-за него воздух везде, во всех помещениях, был пробирающим до костей в своем холоде, и даже огонь мало прогревал его.
Такие зимы Кэлен встречала только в Эйдиндриле, причем, в гораздо лучшем состоянии. Пусть ее настроение и стало немного лучше, но на поправку она шла медленно. С того момента, как она пришла в себя, прошло не более двух недель, но улучшения приходили медленно. Она успела взрастить в себе ненависть к постоянному нахождению в постели, но не силы, чтобы покинуть ее.
С того момента, как она очнулась, Ричард не покидал ее ни на день. Она успела привыкнуть к его постоянному присутствию и пригладила иголки, поняв, что она действительно могла доверять ему: он уже спас ей жизнь, а после дал возможность спокойно восстанавливаться, не беспокоясь об обязанностях. В их отношениях установился прочный мир.
Кэлен случайно обратила внимание на перевязь с мечом, лежавшую около письменного стола. Она много раз обращала на него внимание, часто видела, как Ричард клал руку на рукоять и как огоньки магии танцевали свой танец у него в глазах в это время, но ни разу не видела его в действии. Меч казался ей смутно знакомым, но она не могла припомнить ничего конкретного.
Все это время это оружие интересовало ее, но спросить она не решалась. Возможно, сейчас настал подходящий момент.
— Ричард, — тихо позвала она.
Он поднял взгляд от занимавших его документов и перевел его на Кэлен.
— Да?
Кэлен помедлила, не решаясь спросить. Возможно, он не захочет рассказывать. Да и с чего ему захотеть говорить об этом? И все же…
Интерес взял верх над нерешительностью, и она чуть громче сказала:
— Этот меч… — Кэлен высунула руку из-под одеяла и указала на перевязь, — он кажется мне смутно знакомым.
Ричард поднялся, взяв с собой перевязь. Он подошел к кровати и сел рядом с Исповедницей, высвобождая блестящую сталь из ножен.
Теперь Кэлен смогла увидеть надпись «Истина» на рукояти меча, составленную золотой витой проволокой. У Кэлен перехватило дыхание.
— Это Меч Истины, — с неким благоговением сказал он, глядя прямо в глаза удивленной Исповеднице, уже понявшей, что за предмет лежал рядом с ней.
Мгновение царило молчание. Первой прервала его Кэлен.
— Ты истинный Искатель? — Ричард лишь кивнул, и она некоторое время продолжала просто смотреть на него.
При всем желании ей было трудно поверить в этот простой факт. Истинных Искателей не видели уже больше тысячи лет. Меч переходил от одного хозяина к другому за деньги или же посредством воровства. К тому же, для наречения Искателя нужен волшебник, а единственный волшебник во всем Новом Мире, не считая самого Ричарда — это Зедд. Кэлен не могла припомнить, чтобы он когда-нибудь отлучался из Эйдиндрила в Д’Хару. Значит…
— Когда? — только и выдавила она, очевидно для обоих подразумевая тот момент, когда он приехал в Эйдиндрил без ее ведома.
— Когда ты навещала брата и сестру в Галее, несколько лет назад, — просто ответил он, как если бы они обсуждали, что было сегодня на завтрак. — В тот день Зедд признался, что лишь мне суждено убить отца. Тогда он и нарек меня Искателем.
Она услышала боль в его голосе, когда он с трудом выговорил последнее предложение. Кэлен пожалела, что спросила его, но все же в глубине души ей было приятно, что они смогли коснуться этой темы.
Она взяла его за руку в знак поддержки и признательности за открытость.
— С самого начала я думала, что ты убил своего отца ради власти, — призналась она. — Почему-то было проще считать тебя таким же, как остальные Ралы. Впервые мне приятно осознавать, что я была неправа.
Некоторое время он смотрел на меч, лежавший рядом, а потом вернул его в ножны, сжимая рукоять. Кэлен снова увидела магию, танцующую у него в глазах. Она поняла, что так он блокировал свои чувства, как Исповедницы делали то же самое с помощью их Маски.
— Так было проще ненавидеть меня за потерю свободы, верно? — слегка улыбнулся он. Кэлен ожидала услышать легкую насмешку, но нет. В его тоне не было и ее призрака.
— Я не ненавидела тебя. Ни тогда, ни сейчас.
— Что ж, хорошее начало. Особенно учитывая то, что ты должна была поклясться защищать меня. Пока выходит наоборот, — напомнил он с той же улыбкой. Немного нахально, на ее взгляд, но уже не так раздражающе.
— Поклялась бы, если бы меня поставили в известность, — ответила она в тон ему, многозначительно приподнимая брови. — Больше никаких тайн.
— Никаких тайн, — согласился он.
В комнате воцарилось молчание. Кэлен посмотрела за окно. Время близилось к ночи, и покои начинали погружаться в ночной сумрак. Кэлен болезненно осознала, что ее вновь клонило в сон, но теперь к этой мысли прибавилось одно осознание: за все две недели, что Исповедница была прикована к постели, она еще ни разу не видела, чтобы Ричард спал.
Бывало, что ночью он покидал покои на несколько часов и возвращался утром, чтобы проведать ее. Вообще-то, эти комнаты принадлежали исключительно лорду Ралу, но после церемонии не было места ближе, чем они, и таким образом Кэлен застряла здесь на несколько недель, а то и месяцев, лишив самого Ричарда постели. Кэлен не имела ни малейшего понятия, где он находился в ночные часы, но, судя по его усталому виду, это могла быть библиотека или его кабинет поблизости.
Ричард вновь занялся кипой бумаг, лежавшей на столе. Кэлен прекрасно понимала его чувства и разделяла мнение, что бумажная работа — самое скучное из всех дел, которыми только можно заниматься. Кэлен в очередной раз подумала, что в этой куче бумаг есть те документы, заниматься которыми должна была она. Она предлагала Ричарду свою помощь, но тот упорно отказывался.
Женщина перевернулась на бок. Благо, хоть это она могла делать. Каждый день, именно вечером, она начинала особенно остро воспринимать свою беспомощность, как будто ее настроение было как-то связано с заходом солнца. Словно она — какой-то маленький зверек, бессильный перед чернильной ночной тьмой и холодом. Безумие.
В комнате слышались только звуки пера, скрипящего о бумагу, а за закрытым окном слышался гул северного ветра. Все-таки, в Эйдиндриле не было так холодно и одиноко, как сейчас.
Она вспомнила, как раньше, еще в детстве, они с Дени спали в одной постели, прижавшись друг к другу. Вдвоем спать гораздо теплее, и это Кэлен усвоила еще когда была совсем маленькой. Давнее воспоминание отдалось призрачным теплом в ее сердце.
Ее давно клонило в сон. Она, наконец, поддалась своему желанию и уснула, но ненадолго. Ее спокойные сновидения в скором времени превратились в очередной кошмар, один из тех, что преследовал ее каждую ночь. Ей снились чернильно-черные глаза, почему-то казавшиеся ей глазами самого Сноходца, и его голос, который она слышала на задворках сознания в день церемонии. Этот голос ассоциировался с могильным холодом, и в ее сознании именно он уносил жизни людей, которых она потеряла наяву.
Проснувшись, Кэлен облегченно вздохнула, осознав, что ее горячечный сон закончился, и она уже не рядом с умирающей Дени, а здесь, в Народном Дворце. Она обнаружила, что Ричард по-прежнему сидит за письменным столом. В неверном свете свечи его лицо казалось еще более уставшим.
В голову взбрела неожиданная мысль, неприличная в своем эгоизме и непристойности. В Эйдиндриле за подобное ее бы отчитали словно девочку-подростка, но ведь Народный Дворец — вовсе не Дворец Исповедниц. Нет. Еще холоднее.
— Ричард, — позвала она его совсем тихим и немного осипшим со сна голосом. Мужчина обернулся и подошел, присев на корточки и облокачиваясь на край кровати, чтобы оказаться с ней на одном уровне. — Тебе нужно поспать. Ложись со мной, вдвоем будет теплее.
Она решила не говорить ничего о том, что ее доконали ночные кошмары. Сейчас это можно было опустить. Вернее, необходимо — для остатков ее гордости.
Женщина заметила едва уловимое удивление в его взгляде. Может быть, даже смятение. Вряд ли он ожидал подобного от нее.
— Ты все же решила проверить, потеряю ли я голову?
Кэлен слегка усмехнулась, вспомнив самую грандиозную их ссору в последний день перед свадьбой. Казалось, это было в другой жизни.
— Клянусь, что не посягну на твой рассудок. Я лишь хочу согреться, и желаю того же для тебя. К тому же, в Д’Харе считается, что нет ничего, что было бы предосудительно для лорда Рала.
— Проблема вовсе не во мне, — Ричард слегка улыбнулся, изучая ее лицо на предмет сомнений.
— Я уже жду под одеялом, лорд Рал. Значит, проблема все же в вас, — ответила она в тон ему.
Ричард покачал головой. Его взгляд, обращенный на нее, вдруг сделал очевидным тот факт, что теперь меру предосудительности для него определяет исключительно она сама. Ричард больше не стал противиться желанию Кэлен.
Ричард снял сапоги и остался в рубашке и штанах. Он подошел к кровати с другой стороны и залез под одеяло и мех к Кэлен. Он лег рядом с ней, обвивая рукой ее талию и аккуратно притягивая ее к себе. Исповедница мысленно удивилась, но не стала возражать, лишь прижалась еще ближе, насколько позволяли возможности ее тела. От прикосновения его ладоней по ее коже побежала мелкая дрожь, и она вдруг поняла, как холодно ему было на самом деле.
В ту ночь кошмары остались за порогом их комнаты. Рядом с Кэлен Ричард уснул почти мгновенно.
Комментарий к Глава V
Я домучила-таки эту главу, так что, надеюсь, вам понравится :3
========== Глава VI ==========
Мир затерялся в пелене серого дыма. Вокруг в неистовом урагане хаоса и смерти кружились обезумевшие люди и гибнущий мир, когда-то бывший ее домом. Белокаменные башни Дворца Исповедниц медленно рушились, погребая под собой все живое и взметая клубы белоснежной пыли.
Еще один момент, и очередная башня упала под градом ударов извне. Светлый мрамор у подножья дворца, который был неподвластен времени и людям вот уже несколько тысячелетий, обагрился кровью сотен жителей города, и новые потоки вливались в это багровое море с каждой секундой.
Вся мощь Эйдиндрила казалась нерушимой. Но это была лишь иллюзия, сладкая ложь людского сознания. Оказалось, что великую твердыню Исповедниц смогла разрушить пара катапульт из Древнего Мира.
Очередной залп из орудия — очередная людская смерть. Не могло быть иначе. Война установила свой порядок.
Тел вокруг Кэлен становилось все больше. Теперь она осталась единственным живым человеком на площади у Дворца Исповедниц и молча наблюдала за его гибелью. Все, что она смогла сделать, это стать свидетелем смерти последнего оплота свободы в Срединных Землях.
Кэлен смутно осознавала, что происходит. Она понимала, что вокруг нее гибнут люди, но стоически не покидала это место, не пыталась спасти себя, и все еще была жива.
Почему остальные умирают, а она осталась здесь? Почему в конце своей жизни она осталась одна?
В ней боролись два желания: желание бежать от смерти и желание упасть в ее объятия. Постепенно, но все же неотвратимо первое угасало.
Еще одна колонна упала прямо рядом с ней. Она разбилась на мельчайшие осколки, полетевшие в нее, словно стрелы, выпущенные из десятков луков. Она увидела лишь очередной алый развод на мраморе, вспоминая, что в этот момент ее нервные окончания должны были загореться. Боль казалась чем-то нереальным, недосягаемым. В ней более не было чувств, что отвечали за ее восприятие — в ней не было ничего.
Дальним уголком своего сознания Кэлен поняла, что не может двигаться. Даже простой мах рукой оказался невозможным. Она смогла лишь поднять голову, чтобы увидеть, откуда придет ее смерть. Единственная колонна, поддерживавшая свод, неумолимо падала, с неповторимым звуком рассекая воздух вокруг.
Смерть, о которой не сложат песен новые поколения.
Смерть, не достойная Матери-Исповедницы.
Но Кэлен лишь закрыла глаза. Она встречала погибель с распростертыми объятиями. Джегань не получит ее. Не в этой жизни. Лучше умереть, чем отдаться ему и всю оставшуюся жизнь понимать, что она проиграла.
Смерть должна принести свободу. Обязана. Неужели, ее вечная душа не заслужила обрести покой в Подземном Мире, оставив все страдания в клетке бренного тела?
Падающая колонна приближалась, и Кэлен закрыла глаза в ожидании неотвратимого.
И без того тусклые краски померкли, когда на ее голову обрушился пласт пыли и каменных осколков. Она слышала, как каждая частичка приближавшейся смерти рассекала густой ледяной воздух. Ее чувства обострились в самый последний раз, со страшным наслаждением открываясь перед приближавшимся освобождением. В ее сознании не было больше Имперского Ордена и Джеганя.
Только покой.
***
Ричард открыл глаза и попытался понять, кто или что разбудило его в столь ранний час. За окном виднелся небольшой кусочек неба, обнажавший золотое сияние горизонта и выше плавно переходивший в голубой, холодный настолько, словно подернутый корочкой льда. Небесное полотно казалось абсолютно чистым, и мужчина безо всякой радости отметил, что сегодня должно было стать еще холоднее, чем раньше.
Он вдруг осознал, кто разбудил его. Кэлен, пару секунд назад метавшаяся по кровати под влиянием очередного кошмара, теперь лежала на спине и прерывисто дышала. По ее лбу градом стекал пот.
Ричард взял ее за руку, лишний раз проверяя температуру. В последнее время он стал замечать, что определить, есть у нее жар или нет, можно именно по рукам.
Он практически не покидал ее с самого начала ее болезни и теперь знал о ней даже такие мелочи. Она открыла ему многое, о чем он даже не догадывался, будь то незначительные или крайне важные части ее жизни и ее личности. Она рассказывала о своих кошмарах, связанных со смертью ее матери и Дени и об ужасах, увиденных ею в вырезанной Эбиниссии. Каждая смерть по-своему наложила отпечаток на ее сознание и до сих пор преследовала ее мрачной тенью, отмалчивавшейся до того момента, пока Кэлен не утратила силы на борьбу. Теперь ей было не спрятаться от них не только в своих бесконтрольных снах, но и в реальности. Ричард хотел дать ей надежду, и он искренне старался создать ее хотя бы в том маленьком мире, в котором она была заточена. Он нуждался в поддержке извне, которая дала бы минуту покоя и ему. Но этой поддержки не было.
Ричард отчетливо осознавал, что, уходя в себя все глубже, Кэлен приближается к точке, когда ничто больше не поможет ей. Приговор бил набатом в его голове: смерть. Кэлен умирала.
Еще несколько недель назад она должна была окончательно прийти в себя, но именно тогда ей стало хуже. Кэлен заметно исхудала, ее организм отказывался принимать пищу. Она слабела с каждым днем, и Ричард боялся, что однажды утром она просто не проснется.
Он испробовал все возможные способы использования своего дара во благо ей, но теперь даже магия практически не действовала — у Кэлен словно выработался к ней иммунитет. Она оправилась от травм, но лихорадка продолжала брать свое. Если раньше Ричард думал, что к этому времени она сможет снова начать ходить, то сейчас это казалось невозможным. Он трезво оценивал свои возможности и потому понимал, что на данный момент его ресурсы были полностью исчерпаны. Он не мог помочь — больше не мог.
Ему оставалось лишь поговорить с тем, кто хорошо знал Джеганя и был знаком с природой болезни Кэлен. Никки удивительно точно подходила под описание, и, пусть у него не было ни малейшего желания видеть ее лицо, иного выбора попросту не было.
Ричард поднялся с кровати и, накинув золотой плащ, направился к двери. За ней уже стояла Бердина, ожидавшая своеобразную смену караула в его покоях. В покоях Кэлен. В их совместных покоях, вот уже как два месяца.
Увидев Ричарда, она слегка склонила голову. Чистая формальность, от которой ее сложно было отучить с самого начала. Если раньше, делая это, она немного насмешливо улыбалась, то сейчас не было даже признака былой улыбки. Сохранилась лишь привычка.
— Вы готовы, лорд Рал?
— Да, — неуверенно ответил он, оглядываясь через плечо и окидывая взглядом спящую фигуру Кэлен. Она немного успокоилась, но бусинки пота все еще были видны на ее коже. Сердце болезненно сжималось каждый раз, когда он видел ее такой. Ему было легко вспомнить, какой она была до болезни, и эти воспоминания, пусть даже и наполненные ссорами и разногласиями, в какой-то мере ободряли его. Он верил, что человек со столь пламенным сердцем не мог угаснуть.
— Никки уже в Зале Прошений? — спросил он, отводя взгляд от Кэлен и вновь обращая внимание на морд-сит.
— Кара только что отправилась за ней.
— Думаю, мне не стоит опаздывать, — Ричард вышел из комнаты и поменялся местами с Бердиной. Морд-сит поймала взгляд Ричарда и обнадеживающе улыбнулась, становясь похожей на ту Бердину, которую он знал.
— Все будет хорошо, лорд Рал, — наивно заверила она. Ричард улыбнулся в ответ, желая верить ее словам.
***
Солнечные лучи лениво прокрадывались комнату, все еще находившуюся в полумраке. Лишь малая часть смогла пройти через темные занавеси, но этого было достаточно, чтобы разбудить спокойно спящую Никки. Она лениво пошевелилась, почувствовав на своем плече, не прикрытом одеялом, один из лучей.
Когда она медленно перевернулась на другой бок, солнечный свет начал бить в ее глаза, но отнюдь не ласково. Она ожидала почувствовать тепло, но вспомнила, что в Д’Харе зимнее солнце отнюдь не грело. Однако, даже простая возможность видеть его казалась чистейшим счастьем. Она провела в темницах достаточно долгое время, чтобы соскучиться даже по этому.
Никки поднялась с кровати и босыми ногами прошествовала к своему простому и лишенному изящества деревянному шкафу. Ей отвели не самую роскошную комнату, но «перебежчице» стоило довольствоваться и этим. В ее шкафу одиноко висели два похожих друг на друга черных платья — плохая замена тому, что было в ее гардеробе раньше. Казалось бы, целую вечность назад, она носила платья более подходящие женщине с ее внешностью. Сейчас перед ней было нечто, похожее на платье послушницы: квадратный вырез, длинный рукав и юбка до пола. Но выбора не было — д’харианские солдаты не заботились о ее внешнем виде, когда сажали под замок.
Никки не приходилось выбирать, и она не глядя взяла одно из двух, торопясь привести себя в подобающий вид. Еще вчера морд-сит сказали ей, что Ричард хотел видеть ее в Зале Прошений, потому колдунья была морально готова, что в любой момент его телохранители могут бесцеремонно вломиться сюда и вытащить ее, в чем есть. Эта мысль заставила ее одеваться чуть быстрее.
Она собиралась расчесать волосы, когда ее прервал стук в дверь и неожиданное появление одной из касты телохранителей Ралов. И пророком быть не нужно, чтобы догадаться, что морд-сит вломятся в неудачный момент.
— Сестра Никки, — услышала она в качестве сухого приветствия.
Морд-сит, зашедшая в комнату, не была ей знакома: она не видела ее ни в темницах, ни на поле боя во время сражения, которое обрекло ее на участь пленницы.
Это была лишь небольшая вылазка, не более, и Джегань поставил Никки во главу. Под предводительством Госпожи Смерти была тысяча мужчин: по меркам армии Древнего Мира это была скорее разведывательная группа, не более. Ричард возглавлял ровно вдвое меньше людей, но их случайная и непредвиденная встреча, состоявшаяся через несколько месяцев после их последнего разговора во Дворце Пророков, окончилась для Никки катастрофой. Попытка триумфального шествия Джеганя по Новому Миру была отложена, а колдунья попала в темницу Народного Дворца.
Она вновь обратила внимание на морд-сит. Колдунья кивнула ей и вышла из комнаты. Рядом с незнакомкой стояла Кара, привалившаяся к дверному косяку. Никки удивилась тому, как не смогла заметить ее раньше. Морд-сит умели не привлекать к себе внимание, но такая незаметность блондинки все же казалась чем-то необычным. Еще больше ее удивило, что Кара не послала ей свою едкую улыбку в той манере, что была свойственна лишь ей. Колдунье не оставалось ничего другого, кроме как отправиться вслед за своими конвоирами.
Во всем Дворце не было слышно ни звука. Стены, мраморные полы, лестницы, комнаты — все молчало, словно вокруг не было ни души. На самом же деле, душ было множество, но никто из них не проронил ни слова. Солдаты и служители дворца, которых она встречала на своем пути, смотрели на нее презрительно и с отвращением, словно на еретичку. Казалось, что на нее свалили новый грех, о котором она сама не знала ровным счетом ничего.
Они молча шли по коридорам дворца, прежде чем приблизились к позолоченной арке, отделявшей от коридора большой овальный зал. Солдаты, стоявшие у его входа, проводили ее тем же взглядом, что и многие другие. Колдунья взглянула на них краем глаза, но большего не удостоила. Она знала, что они боялись магии, а Никки была ее живым воплощением, причем все еще довольно опасным.
Ричард стоял на возвышении в дальней части зала, его руки были скрещены на груди, и вся поза намекала на длительное ожидание. Никки заметила, что прямо за ним находились два кресла, примерно равных по высоте. Они собирали на себе взгляды, как бы обращая внимание невольных зрителей на то, что оба пустуют. Теоретически, на одном из них должен был сидеть Ричард. Другое, похоже, было изготовлено специально для Матери-Исповедницы.
Никки совсем не много знала о том, что происходило в Народном Дворце и вообще в Новом Мире, но она точно знала о свадьбе Ричарда с Кэлен Амнелл. Колдунья догадалась, что ее пустующее место было напрямую связано со всеобщим молчанием и траурным настроением.
Складывалось впечатление, что Ричард мог читать ее мысли. Он стал похож на ястреба, который был готов растерзать ее на части. Кажется, ему очень хотелось сделать это прямо сейчас, но он все же старался вести себя подчеркнуто безразлично.
Никки подняла взгляд. Его голос всегда заставлял дрожать послушниц во Дворце Пророков от волнения, даже некоторых Сестер, но не ее. И даже сейчас, оказавшись в зависимости от его действий, она не испугалась его напускного спокойствия, в котором проступали нотки угрозы. Кому как не ей знать, что Ричард обладал терпением, но не терпимостью?
Она могла бы найти в себе силы на какое-нибудь едкое замечание, но не стала. В словесной перепалке не было смысла, и она прекрасно понимала, что любое лишнее слово поставит ее на грань, а это противоречило ее целям.
— Ты знаешь, зачем ты здесь, верно? — осведомился он. Его тон стал более серьезным.
Если говорить честно, в тему сегодняшней встречи она не была посвящена. Морд-сит никогда не были многословны. Она посмотрела на женщин, все еще стоявших справа и слева от нее, и сказала:
— Твои морд-сит не посвятили меня в подробности разговора.
Она специально сказала не «ваши», а именно «твои». Она не собиралась называть его «лордом» или «Магистром», ведь для нее он по-прежнему был просто Ричардом, с которым она познакомилась еще во Дворце Пророков.
Морд-сит выглядели так, словно были готовы зарычать от такой фамильярности со стороны Сестры Тьмы, но Рал вовремя удержал их. Ричард посмотрел на Кару с укоризной. В ответ на его взгляд морд-сит лишь пожала плечами и чуть подавила эмоции. Он снова перевел взгляд на Никки, и ей вдруг показалось, что и ему не слишком-то хотелось говорить об этом.
— Ты знала о шпионаже Джеганя в Народном Дворце? — сразу же уточнил он, решив не разбираться с «забывчивостью» телохранительниц.
Никки задумалась. Джегань неоднократно говорил, что пытался захватить чей-то разум в Народном Дворце, но его попытки не заканчивались успехом: мысли всех д’харианцев были защищены. Он бесконечно долго искал брешь в защите, но так и не смог заполучить сведения прямиком отсюда.
Допоследнего Никки сомневалась, стоит ли откровенничать с Ричардом и говорить о планах Джеганя. Но выбора не было.
— Он говорил, что разум кого-либо из Народного Дворца для него недоступен, — начала она, делая паузы, будто сверяясь со своими воспоминаниями, — все люди здесь защищены Узами.
Ричард на минуту задумался. Никки не понимала до конца, что происходит вокруг нее, и решила, что отвечать на его вопросы без нужных сведений будет проблемно.
Ричард же, вынырнув из потока своих мыслей, теперь заметно напрягся и яростно изрек:
— Твои сведения устарели. Еще пару недель назад он почти убил Мать-Исповедницу во время свадебной церемонии, а сейчас она находится в тяжелом состоянии.
Никки не поверила своим ушам. Она догадывалась о чем-то неладном, но то, что сказал Ричард, казалось почти невозможным. Чтобы убить Мать-Исповедницу, необходимо захватить чей-то разум или подослать убийцу.
Никки надо было занять себя чем-то в свободные часы, чтобы не заниматься созерцанием стен, поэтому она обладала некоторыми крупицами информации и понимала, что убийца вряд ли мог попасть отсюда извне. Долгое время вход был ограничен, и на жилых ярусах находились лишь влиятельные люди, лорд Рал с его приближенными да пленники в темницах. Оставался только один вариант, при котором Мать-Исповедница не защитила себя узами.
— Как это произошло? — спросила она, желая не мучить себя догадками.
— Он захватил ее разум, — коротко ответил Рал. В большем Никки и не нуждалась. Не трудно догадаться, что после произнесения клятв, став женой Ричарда, она бы автоматически связала себя с ним узами, и Джегань бы потерял власть над Исповедницей.
Никки поразила глупость Амнелл. Она ожидала, что та первым делом произнесет присягу. Но, по ее же вине, Сноходец смог заполучить важные сведения. Впрочем… какое ей, Никки, было дело до подобных проблем?
Она не смогла не подметить свойственную Джеганю манеру: убивать человека публично, чтобы устроить шоу и повергнуть всех в ужас. Если Исповедница сейчас и жива, то половина дворца точно сомневается в ее состоянии. Наверное, некоторые из их с Ричардом союзников даже решили переметнуться на сторону Имперского Ордена, подумав, что без их лидера Новый Мир попросту не устоит, и тогда они примут сторону победителя.
Никки догадывалась, что Джегань не просто решил убить ее, но еще и обезопасил себя, лишив ее возможности излечиться. Он запирал жертву в собственных кошмарах и умирающем теле, наложив блок на сознание, который может снять только она сама.
Теперь Никки начала догадываться, зачем она была здесь. Ричард не мог снять блок с помощью магии - более того, никто не мог бы, сколь могущественным бы он ни был. Но он, Ричард Рал, явно знал, кто не сможет ему отказать.
— Ты хочешь, чтобы я помогла вылечить ее? — сказала она, улыбнувшись, как кошка, увидевшая хвост пробегавшей мыши.
— Ты все такая же понятливая, Никки, — на его губах заиграла улыбка, зеркально отражавшая ту, что сейчас была на лице колдуньи. Но в этой улыбке не было и капли веселья.
— Думаю, это в моих силах, — улыбка ушла, и ее тон вновь стал серьезным. Ричарда, похоже, удивило, что она согласилась так быстро. Но сейчас у нее не было желания устраивать торги даже ради приличия. Она знала, что они закончатся его победой.
========== Глава VII ==========
Солнце стояло в зените, когда Ричард с Никки покинули Зал Прошений и направились к библиотеке. Разговор предстоял трудный, и зал, обычно полный просителей, оказался не самым лучшим местом для этого. Ричард настоял на аудиенции в книжном хранилище: посторонних туда не пускали, и это, возможно, было единственное место, куда никто бы и не подумал пробраться.
Ричард искоса поглядывал на колдунью, идущую позади него, в самом центре их небольшой группы. Справа и слева ее окружили морд-сит, сзади находились два личных телохранителя Магистра, а на ее шее блестел Рада-Хань. Ричард предпринял все возможное, чтобы она не могла даже попробовать сбежать. Пусть она и согласилась сотрудничать с ним, он не мог быть полностью уверенным в ней. Не после того, как она хотела убить его во Дворце Пророков, а потом еще и перешла на сторону Джеганя.
Ричард твердил всем, что люди меняются, но Никки не изменилась. Он по-прежнему видел в глазах колдуньи ту ледяную нотку, что никогда не покидала ее. Ее взгляд на мир оставался взглядом хищника. Он говорил сам за себя: скрывайся, подстраивайся под обстоятельства, иначе — смерть. Ни о какой морали не было и речи.
— Нельзя доверять ей, — сказала полушепотом Кара, заметив его настороженный взгляд в сторону Сестры Тьмы.
Он оглянулся на нее и увидел, что она также ни на секунду не сводит глаз с Никки. В ее голосе звучала тревога, и, скорее всего, она была направлена на Кэлен, как на будущую жену Магистра и как на ее подругу. Она не доверяла волшебникам, а бывшей пленнице — тем более. К тому же, в ее глазах вина за все грехи Джеганя ложилась и на его приближенных, среди которых до недавнего времени была и светловолосая колдунья.
Еще в Зале Прошений Ричард заметил, как Кара смотрит на Никки. Он видел, что обе женщины были готовы растерзать друг друга на части, хотя и старались держать себя в руках. По крайней мере, Никки. Кару же останавливал только Ричард.
— Ты знаешь, что я думаю об этом, — ответил он, отводя взгляд.
Она действительно знала. Морд-сит получила все ответы еще несколько месяцев назад, когда он приказал освободить Никки, а она не прекращала напоминать об исходящей от нее опасности. Каждый раз Ричард говорил, что он вынужден доверять ей, хотя бы в той малой степени, в которой доверял сейчас. Иначе у них не было никаких шансов в этой войне.
Кара, кажется, утратила желание спорить и просто ускорила шаг, обгоняя Ричарда. Он сам не заметил, как они оказались у главной библиотеки Народного Дворца. По двум сторонам от огромных дубовых дверей стояла пара стражников. Ричард установил круглосуточную охрану на случай, если кто-то захочет проникнуть сюда. Никто точно не знал, сколько томов находится здесь, но очевидно одно: в этой библиотеке были книги, которые нельзя найти больше нигде. Еще в детстве Ричард обыскал всю библиотеку в поисках чего-то необычного, но все, что ему удалось найти — это «Приключения Бонни Дея», которые сейчас он знал почти наизусть. Тогда эта книга казалась сокровищем, ознаменовавшим маленькую победу: найти что-то стоящее среди лабиринтов хранилища казалось практически невозможным для маленького ребенка, но, тем не менее, он сделал это.
Уставшие за многочасовое дежурство солдаты отсалютовали и немедленно открыли двери. В комнате царил полумрак, несмотря на световые колодцы, расположенные прямо под потолком. В полдень они давали мало света, поэтому на столах всегда стояли магические сферы, которые загорались при приближении любого человека, связанного узами с лордом Ралом. Не горящие в отсутствие уз сферы были слабой защитой от неприятеля, но, тем не менее, они работали именно по такому принципу, словно напоминая, что узы были основой всего в Д’Харе.
Никки направилась к противоположной выходу стене и прислонилась к ней. Садиться она явно не собиралась, но это не помешало морд-сит контролировать ее и там. Воительница в красной коже встала справа от Никки, не давая ей выйти из-под ее контроля даже на мгновение.
— Ты так и будешь преследовать меня? — огрызнулась Никки, буравя взглядом морд-сит, Рикку. Та уже готовилась высказать что-то язвительное, но Кара ее опередила:
— Радуйся, что ходишь не в цепях, — немедленно отреагировала она, окинув колдунью испепеляющим взглядом. Ричард подумал, что буквально через пару мгновений Кара и Никки сцепятся друг с другом, поэтому быстро одернул телохранительницу, строго взглянув на нее. Иногда Ричард поражался, насколько воспитание морд-сит походило на неудачный пример воспитания детей.
Морд-сит посмотрела ему прямо в глаза, не скрывая свою ненависть к колдунье. Послышался деликатный кашель Никки, которая не изменила позу ни на дюйм и наблюдала за Карой, давящейся пустой яростью.
— А теперь объясни мне поподробнее, что произошло месяц назад, Ричард, — нарочито спокойным тоном сказала Никки, оставляя на лице маску полной безмятежности.
Ричард взглянул на Кару, чтобы удостовериться, что она не совершит какую-нибудь глупость. Та, уже приходя в себя, бросила на своего лорда Рала нечитаемый взгляд и кивнула.
Он вздохнул и начал вспоминать все подробности того, что произошло с Кэлен. Воспоминания были не самыми приятными, но ему пришлось проглотить ком в горле и вновь обратиться к ним. Взъерошив волосы, он поведал бывшей наставнице то же, что и некоторое время назад — своей будущей жене.
Никки слушала его, не прерывая. Ричард подумал, что она и так догадалась о том, как все происходило. Ее нарочитое спокойствие пробудило в нем ненависть, когда он понял, скольким людям довелось пройти через те же мучения, что и Кэлен. Никки видела их — он прочитал это в ее утомленном выжидающем взгляде. Колдунья просто ждала, когда он даст ей больше фактов.
— Выздоровление должно было наступить еще приблизительно неделю назад, — продолжил он, — но ее состояние ухудшилось.
— Ей снятся кошмары, так? — Никки скрестила руки на груди и выпрямилась во весь рост.
— Откуда ты знаешь? — удивился Ричард. О снах Кэлен знали лишь четыре человека: сама Кэлен, Ричард и Кара с Бердиной, и никто не выносил это знание за пределы их покоев.
— Я знаю, потому что сама помогла Джеганю найти новый способ пытать людей, — на ее лице появилась улыбка, не сулившая ничего хорошего. Кара, услышав это, гневно сверкнула глазами. Ричард увидел в ее взгляде очередное обвинение в сторону колдуньи. Никки же, не замечая ничего, продолжала говорить. — Суть его заключается в том, что Сноходец не ограничивается телесными увечьями. Чтобы жертве никто не смог помочь, он лишает ее способности излечиться, и она некоторое время держится лишь с посторонней помощью, — Никки говорила все с тем же поучительным тоном, которым когда-то говорила с Ричардом, пока тот был учеником во Дворце Пророков. Он был прав: она не изменилась.
— Судя по тому, что она еще жива, Джегань не успел с ней закончить, — сухо добавила она, — Тем не менее, раз кошмары уже начали свое дело, то ей осталось не так долго. Скоро ее разум даст сбой, страхи одержат верх и истощат ее. Когда это случится, она умрет.
Ричард тяжело выдохнул.
— Я надеюсь, что тогда ты предусмотрела, как можно предотвратить это, — сказал он, сцепив руки за спиной и не сводя с колдуньи холодных серых глаз. Никки ухмыльнулась.
— Этот план совершенен — способа выжить нет. Но Джегань не успел полностью уничтожить ее, поэтому она еще может спасти себя сама, — ее глаза хитро сверкнули, — если только захочет. Если она будет настолько сильна, что ее тяга к жизни преодолеет желание умереть, она выживет. Если она слишком слаба для этого, ее не сможет спасти никто. Даже ты.
Ричард кивнул, как будто самому себе, обдумывая ситуацию. Он даже не скрывал холод во взгляде, когда в последний раз обратил его на Никки. Если бы не ее светлый ум, Кэлен могла бы избежать этого.
— Спасибо за сведения, — он кивнул в сторону второй морд-сит, стоявшей ближе всего к Сестре Тьмы. Для неопытного взгляда не-д’харианца сестры по эйджилу могли сойти за родных сестер, — Рикка, проводи Никки в ее покои.
— Конечно, Магистр Рал, — блондинка вышла вперед и Никки направилась за ней. Пройдя мимо Ричарда, колдунья обернулась и украдкой взглянула на него, но ничего не сказала. Тогда он внезапно вспомнил, что хотел спросить у нее кое-что еще.
— Никки, — окликнул он ее.
Та остановилась прямо дверном проеме и вновь обернулась.
— Что-то еще?
— Чума в Срединных Землях — дело рук Джеганя? — быстро спросил он. Правота страшила его, но он понимал, что догадка была верна. Не было причин отрицать, не было других доказательств, оправдывавших его. И все же, что-то не совсем сходилось.
— Ты ведь и сам знаешь это, — ответила она снисходительным тоном, по-прежнему стоя вполоборота к нему.
— В таком случае ты можешь рассказать нам, как ее остановить, не так ли? — он скрестил руки на груди.
— Я не всесильна, Ричард, — в ее голосе послышалось искреннее сожаление. — Способ остановить эпидемию явится в пророчестве, и цену спасения установит Храм Ветров. Это все, что я знаю.
Не желая говорить что-либо еще, она покинула библиотеку, оставляя Ричарда и Кару одних. Ричард оперся рукой о письменный стол, как будто это было единственным, что удерживало его в вертикальном положении, и тяжело вздохнул.
***
— По последним сводкам, за прошедший месяц в Эйдиндриле умерло около пяти тысяч человек, Мать-Исповедница, — голос капитана Зиммера звучал чересчур спокойно и уверенно, и создавалось впечатление, что судьбы зараженных людей вовсе не волновали его.
Рослый д’харианец с копной светлых волос, по росту и ширине плеч превосходивший даже Ричарда, одним своим видом мог подчинить любого. Два месяца назад он прибыл в Эйдиндрил вместе с Карой и Бердиной и остался там, чтобы контролировать порядок в городе в отсутствие Матери-Исповедницы. Он покинул его две недели назад, поставив на свое место следующего по званию, чтобы предоставить ей и Ричарду полный отчет о распространении чумы.
Кэлен казалось очень глупым, что во Дворце Исповедниц никто не оставил путевой дневник, и они не могли иметь с Эйдиндрилом постоянную связь. В итоге, им приходилось отправлять либо гонцов с письмами, либо простых солдат с отчетами. Из-за этого она могла только представлять, что творится в ее городе на данный момент. Сводки сообщали, сколько людей пало только за прошлый месяц, но судить по ним, идет ли эпидемия на спад сейчас, было нельзя.
Кэлен устало прикрыла глаза рукой, в очередной раз радуясь, что ей было доступно хотя бы это. Она сидела на софе в ставшем ей непривычным платье Матери-Исповедницы, ее ноги были прикрыты покрывалом по пояс. Несмотря на то, что сегодня она впервые за месяц выбралась из постели, пусть с чужой помощью, это словно ничего не изменило. Она старалась не представлять, каким стало ее тело. Даже глядя на одну ее руку можно было догадаться, что она сильно исхудала. Ее кожа истончилась настолько, что, казалось, она могла легко порваться, обнажая тонкую сеть вен. Она догадывалась, что стала не краше мертвеца.
Кэлен подняла взгляд на капитана и почти пожалела, что сделала это. В его взгляде она увидела скрытую жалость к ней. Так на нее смотрел каждый, без исключения, хоть она и надеялась, что Зиммер, как и другие д’харианцы, останутся безучастны. Зря.
Иногда ее переполняло желание закричать на всех, запретить жалеть ее. Сожаление причиняло еще большую боль, чем холодное равнодушие. Она стала жалкой тенью былого человека, а за подобными превращениями было лучше наблюдать безо всяких эмоций.
— Спасибо за отчет, капитан. Вы, должно быть, устали после дороги, — Кэлен перевела взгляд на морд-сит, стоявшую от нее по правую руку, — Бердина проводит вас до вашей комнаты.
Морд-сит вопросительно посмотрела на Мать-Исповедницу. Кажется, покидать Кэлен в ее планы не входило.
— Я вполне в состоянии ненадолго остаться в одиночестве, — тихо сказала она, отвечая на ее немой вопрос и ободряюще улыбаясь.
Бердина, по-прежнему неохотно, но последовала к двери, чтобы проводить капитана Зиммера.
Морд-сит и капитан вышли, и, как только за ними закрылась дверь, Кэлен откинулась на спинку софы и вздохнула.
Ее мозг отказывался воспринимать тот факт, что из-за чумы умерло уже больше десятка тысяч людей. Если это будет продолжаться такими же темпами, то уже через полгода весь Эйдиндрил может стать очередным городом-призраком. Если эпидемия перекинулась и на другие земли, то…
Она не успела продолжить свою мысль, потому что услышала стук в дверь. Первой ее мыслью было, что Ричард наконец вернулся. В этом не было ничего удивительного: она хотела, чтобы это был он, и мозг заставлял ее верить в это. Она даже не задумалась, как абсурдна ситуация, когда лорд Рал стучит в свои же покои.
— Войдите, — только и сказала она.
Дверь открылась, и в комнату действительно вошел Ричард; за его спиной уже привычно развевался золотистый плащ. Кэлен тепло улыбнулась, приветствуя его, и он улыбнулся в ответ. Она приятно удивилась, осознав, что он был единственным, кого она действительно хотела видеть, получив столь ужасные вести.
— С каких пор ты стучишься, входя в свои покои?
— Они не только мои, — просто ответил он, в очередной раз убеждая ее, что он полностью принимал ее присутствие и был готов на все, чтобы она чувствовала себя комфортно. — К тому же, Бердина сказала, что ты давала аудиенцию. Я подумал, что тебе нужно время наедине с собой.
Кэлен покачала головой. Она похлопала рядом с собой, приглашая Ричарда сесть — разумеется, чтобы ей больше не приходилось задирать подбородок, разговаривая с ним. Ричард на ходу снял перевязь с мечом и положил ее у дивана, а сам сел рядом с Кэлен. Она пододвинулась ближе, даже не до конца осознавая это, и их бедра соприкоснулись. Ни один из них не обратил на это внимание: такое расстояние между ними теперь казалось привычным.
— Капитан Зиммер приходил с докладом, — обыденным тоном сказала она. Это не было чем-то особенным, ведь во дворце его ждали именно на этой неделе. Ричард и Кэлен ожидали вестей больше всех.
— Что он сказал?
— Пять тысяч за месяц.
Ричард взъерошил пятерней волосы. Такие цифры явно обескуражили его, как и Кэлен некоторое время назад. Они ожидали услышать совсем не это. Пару минут царило молчание, пока каждый из них осознавал значение этих пяти тысяч.
— Что сказала Никки? Она сможет помочь остановить чуму? — прервала молчание Кэлен, внезапно вспомнившая, зачем Ричард покидал ее этим утром.
— Ничего ценного. Пока что.
Его тон не выдавал никаких чувств, и казалось, разум мужчины витал далеко за пределами этой комнаты. Исповедница поняла, что он что-то скрывает, но решила не расспрашивать. Если он не хочет говорить ей о чем-то, на то есть свои причины, и она уже успела убедиться в этом. Она научилась доверять ему ценой собственной крови.
Кэлен искоса поглядывала на большую кровать, находившуюся буквально в паре метров от них. Сейчас ее главным желанием стало снова перебраться туда и заснуть, несмотря на постоянные сюжеты ее снов.
«Реальность ничем не лучше», — только и подумала она.
Кэлен провела на этом месте, казалось бы, таком удобном на вид, около часа. Отчет капитана Зиммера содержал гораздо больше, чем ту пару фраз, которую Кэлен пересказала Ричарду. Теперь тело Исповедницы ныло даже от того, что она просто удерживала себя в сидячем положении, а о поддержании спины прямой и речи не было. Она слишком долго лежала в постели, поэтому привыкать к другой позе оказалось проблематично. Сейчас ей ничто не мешало, наконец, вновь вернуться под одеяло.
Но было одно «но»: ходить без чужой помощи она все еще не могла.
— Поможешь мне подняться? — Кэлен взглянула на Ричарда через силу, преодолевая желание потупить взгляд. Она стыдилась своей слабости.
Ричард молча кивнул и поднялся с дивана, когда Кэлен отбросила покрывало, открывая свои тонкие ноги. Он встал лицом к Кэлен и обвил руки вокруг ее талии, и тогда она инстинктивно обвила руки вокруг его шеи, прячась от своей собственной слабости. Он бережно поднял ее, словно нечто невесомое. Возможно, Кэлен была близка к этому состоянию.
Она поднялась, и ее голова начала кружиться из-за внезапной смены положения. Она крепче прижалась к Ричарду, когда ноги были на грани того, чтобы подкоситься; зажмурилась, чтобы не видеть расплывчатую и непостоянную картину вокруг. Через какое-то время, крепче встав на ноги и почувствовав себя более уверенно, Кэлен подняла голову и посмотрела на Ричарда, скрывавшего беспокойство в глубине своих серых глаз. Оно теперь навсегда поселилось в нем, наблюдая за ней, словно безмолвная тень, словно их общий демон.
Их лица разделяли какие-то миллиметры, казавшиеся сейчас чем-то непреодолимым. В каждом движении Ричарда читалась боязнь навредить Кэлен. Одна рука прижимала Исповедницу ближе, чтобы не позволить ей упасть, а другая блуждала по ее спине, легко касаясь.
Кэлен знала, что, если она поцелует его, он не отстранится. Она видела в нем преданность, какая бывает только у исповеданных мужчин, и иногда боялась, что источником этого чувства была жалость. Последние несколько месяцев с ним была другая Кэлен, слабая и беззащитная — призрак той женщины, которой она была раньше. Эта Кэлен зависела от него, как человек, цепляющийся за край обрыва, зависел от крепости горной породы. Пока под ногами не окажется земная твердь, а пропасть не останется позади, он не поймет, что чувствовал, будучи на грани жизни и смерти.
Ее нахождение на грани было долгим и мучительным, и она думала, что любит его, но не давала себе шанс ошибиться. Она больше не могла приносить ему боль. Поэтому, когда он склонился к ней, она коснулась его щеки и покачала головой, не позволяя приблизиться.
— Спасибо, Ричард.
Его взгляд тяжело лег на ее губы, и вместо того, чтобы разделить тепло поцелуя, она ощутила всю сюрреалистичность этих слов, когда они все еще были так близки друг к другу.
— Не отстраняйся, — его голос звучал мягко и совсем не похоже на то, как он мог сказать подобное несколько месяцев назад. Она вдруг поняла, что он разгадал ее намерение. — Ты ведь чувствуешь то же самое.
Кэлен провела пальцем по его щеке, закрывая глаза.
— Не вынуждай меня говорить об этом сейчас, Ричард. Прошу тебя.
Она чувствовала желание убежать от этого разговора, трусливо поджав хвост. Это в очередной раз убедило ее, что не она должна быть той, кто скажет Ричарду об истинных чувствах.
Он коснулся ее подбородка, приподнимая голову. Кэлен не хотела открывать глаза. Ей было комфортно в темноте, когда она чувствовала его касания. Вместо прикосновения его губ она ощутила, как он прислонился своим лбом к ее, и ее поразило, как много тепла и заботы он смог вложить в это.
— Идеального времени не бывает, Кэлен. Если ты не возьмешь все под контроль, то время и вовсе не придет, — он отвел прядку от ее лица и провел рукой по ее волосам.
Спрятавшись в сгибе его шеи, она почувствовала прикосновение его губ к ее виску.
— Ты нужна мне. Не как Мать-Исповедница и леди Рал, а как Кэлен.
— Это похоже на признание. Только вот, не знаю, в чем, — она попыталась пошутить и лишь тогда поняла, что, пытаясь выкарабкаться, спустилась на глубину, с которой уже не поднимется.
— Я люблю женщину, которая влепила мне пощечину на глазах у моих телохранителей а потом едва не соблазнила. Вот это — признание.
Кэлен тихо засмеялась.
— Не уверена, что узнаю эту женщину. Кажется, это было так давно. — Лишь сказав это, она полностью осознала значение его слов. — И все это время ты?..
Любил.
Ненавидящую. Порицающую. Не доверяющую.
Он просто кивнул в ответ, крепче прижимая ее к себе. Кэлен не нашла достойного ответа на такое признание. Просто хотелось остаться в его руках подольше, ведь он не торопил и не просил ни о чем в ответ.
Но она скажет. Когда придет время.
========== Глава VIII-IX ==========
Хотя Кэлен в тайне надеялась, что Ричард останется, дальше события дня пошли своим чередом — мимо нее. Ричард ушел, вместе с ним — Бердина, а Кара осталась у входа в покои, не желая прерывать уединение Матери-Исповедницы.
Зря. Кэлен никогда еще не чувствовала себя так одиноко, и собственные мысли больше не были ее утешением. В ее душе поселилась пустота, которую изгоняло лишь присутствие других людей. Они напоминали ей, что за пределами этих четырех стен еще был мир, полный красок, звуков, чувств и эмоций, по которому Кэлен скучала всем сердцем. Ей становилось больно вспоминать обо всем, что было в ее жизни до момента, когда она потеряла саму себя.
Но Ричард… она обрела Ричарда. Если бы выставленные ею границы не пали из-за вторжения Сноходца, кто знает, как долго они бы преодолевали их.
Исповедница закрыла глаза. Она сосредоточила все свои чувства на осязании. Она согнула ногу в колене, чувствуя протест оцепеневших мышц. Хлопок простыни ощущался непривычно шероховатым для ее стоп, в последнее время чувствовавших лишь холод. Она думала, что ее чувства притупились, но они, наоборот, отвечали на малейшие изменения, буквально кричали о необходимости почувствовать больше.
Кэлен села, противясь тяжести земного притяжения изо всех сил, но вдруг оно восторжествовало: ее голова закружилась, в глазах помутнело. Она повалилась обратно на подушки, но дала себе обещание, что попробует вновь, как только мир перед глазами стабилизируется.
Такая боль проходит. Любая боль проходит, если не думать о ней.
Она сделала именно это: перенаправила свои мысли в совершенно другое русло. Разумеется, они сразу же обратились к Ричарду. Несмотря на попытки дистанцироваться, Кэлен была всего лишь женщиной — влюбленной женщиной, более не способной отрицать это. И теперь одна мысль о Ричарде вызывала глупую улыбку у нее на лице.
Он ушел на собрание, в очередной раз взваливая на себя ношу ее обязанностей. Кэлен до потери пульса хотелось оказаться рядом с ним, но она знала, что не время. Люди не готовы увидеть ее, а Кэлен не готова снова стать Матерью-Исповедницей.
Усилием воли она все же села в постели. Несколько минут ушло просто на то, чтобы унять головокружение. Рано или поздно все равно придется расстаться с этой тихой жизнью, больше похожей на забвение, и она понимала, что, чем больше проходило времени, тем меньше у нее оставалось шансов на успех.
Она прикрыла глаза ладонью, словно козырьком, хотя источником ее боли был вовсе не свет. Теплое ее собственного тела действовало успокаивающе, развязывая болезненный узел внутри ее черепной коробки. Когда скрипнула дверь, Кэлен слегка поморщилась от резкого звука. По легким и бодрым шагам она узнала Кару.
— К тебе посетитель, Мать-Исповедница.
— Я не настроена никого принимать, Кара.
— Странно… этот тощий старик уверял меня, что ему ты ни за что не откажешь в аудиенции.
Кэлен подняла взгляд. Было не так много тощих стариков, которых могли пустить в эту часть Народного Дворца. И немногие из них решились бы пререкаться с морд-сит.
— Это Зедд?
Кара кивнула.
— Мне впустить его?
— Нет, — Кэлен помотала головой. — Проводи его в мой кабинет. Я сама приду к нему.
Зедд не должен был видеть ее в таком состоянии: лежащей в постели и не способной сделать ни шага. Добрые духи, она загонит его в гроб, если не постарается сделать вид, что все в порядке.
Увидев, что Кэлен собирается покинуть постель, Кара немедленно направилась к ней, но Кэлен вовремя выставила руку вперед. Один ее взгляд категорически запретил любого рода помощь. Она могла встать, пусть это займет с десяток минут. Она могла дойти до своего кабинета, пусть это займет почти час. У нее не было жизненных сил, но было все время мира.
Проводив Зедда, морд-сит вернулась и остановилась в дверях, с расстояния наблюдая, как Кэлен неловко и медленно занималась привычными вещами: расчесывала волосы, поправляла платье, зашнуровывала сапоги. Только вот, эти вещи долго не были частью ее жизни, и только сейчас ее тело начинало вспоминать их.
Путь от покоев до кабинета был мучительно долог и полон боли в тех мышцах, о существовании которых Кэлен успела забыть. Но она больше не думала об этом. Добрые духи, она так хотела увидеть Зедда, что забыла обо всем.
Кэлен застала его стоящим посреди кабинета, словно он слишком нервничал, чтобы усидеть на месте. У Кэлен перехватило дыхание от мыслей, светлых и ярких, будто пришедших к ней из прошлой жизни. Они дали ей силы ускорить шаг и забыть о слабости тела. Она устремилась вперед, в его объятия, словно маленькая девочка, встретившая своего отца впервые за годы. В какой-то степени, так и было: старый волшебник смог заменить его для нее.
Кэлен повисла у него на шее, а Зедд по-отечески обнял ее. Она прижалась к его груди и старалась подавить всхлипы, заливая слезами его балахон. Чудо, что он еще не пожурил ее за такое отношение к его любимому предмету одежды.
— Я так рада тебя видеть, — невнятно пробормотала она в ткань балахона. Она была уверена, что он все равно понял ее.
— Я тоже рад, Кэлен, — ласково сказал он. Исповедница знала, что он улыбается, просто слыша его голос. — Я думаю, мне нужно будет поговорить с Ричардом, — Кэлен посмотрела на него с непониманием, — тебя, по-видимому, здесь совершенно лишили еды!
Зедд улыбнулся еще шире, а Кэлен улыбнулась в ответ, чувствуя, как слезы все так же неумолимо прочерчивают дорожки по щекам. Вот то, чего ей так не хватало: его чувства юмора. Даже над таким ее состоянием он мог пошутить, хоть и не без тени грусти в голосе.
— А ты решил тоже поморить себя голодом? — Исповедница заставила свой голос звучать шутливо, а не обеспокоенно. У его появления здесь должна быть серьезная причина, ведь он покинул Срединные Земли в самом пылу войны, да еще и во время эпидемии.
— Да, мне нужно лично поговорить с д’харианским командованием, оставшимся во Дворце, — его тон стал неожиданно серьезным. — И есть еще кое что, что я должен рассказать тебе и Ричарду.
Кэлен кивнула. Если этот разговор нельзя доверить бумаге, значит, он действительно важен.
Она отстранилась, и старый волшебник помог ей сесть в кресло. Сам он опустился во второе, точно такое же, прямо напротив нее.
— Как обстоят дела у солдат? — неожиданно для самой себя спросила Кэлен. Она беспокоилась за Зедда и его здоровье, ведь в последние несколько лет старость давала знать о себе. Она видела это даже за его кичливостью и показным отсутствием усталости.
— Отряд генерала Райбиха сдерживает их на южных подступах, но, думаю, на открытой местности они долго не продержатся. В войске Джеганя в двадцать раз больше солдат, и сейчас численное превосходство играет большую роль. Но, думаю, если Райбиху удастся сместить их на запад…
— На западе находятся горы, и там Имперский Орден будет зажат до весны, — закончила за него Исповедница. — Вполне осуществимый план, если чума не доберется до наших войск раньше.
Зедд кивнул, а Кэлен начала перебирать вопросы. Она спросила, как продвигалась борьба с чумой, и ответом ей было лишь покачивание головы. Она должна была догадаться раньше: если Зедд покинул Эйдиндрил и отправился в долгую дорогу, зная, сколь многое могло случиться с городом в его отсутствие, он понимал, что его миссия там была окончена. На все новые вопросы про чуму он отвечал так же немногословно и пессимистично. Кэлен оставалось лишь радоваться, что Добрые Духи сберегли его самого.
Когда он спросил, что случилось с ней и как она справлялась, над комнатой словно сгустился туман, а воздух похолодел, словно в сырой земле. Вне сомнений, он волновался за нее, но Кэлен все еще не прошла острый период и не могла спокойно говорить про это. Зедд отлично понимал ее и без слов, поэтому не стал настаивать.
В конце концов, волшебник положил руки на колени и посмотрел на Кэлен. Она ответила вопросительным взглядом и поудобнее устроилась в кресле, не сводя с него глаз.
— Что-то случилось, Зедд?
Это странное волнение передалось и Кэлен, поэтому ее голос утратил уверенность. Смятение начинало заполнять ее грудную клетку.
— Случилось, — он кивнул и неохотно продолжил. — Появилось новое пророчество.
Волшебник отвел взгляд. Кэлен, несмотря на это, выразительно выгнула бровь. Она недоумевала, что же в этом пророчестве заставило Зедда так волноваться.
— Натан знает?
— Вижу, ты с ним уже знакома, — Зедд слегка улыбнулся. — Знает, конечно. Мы узнали об этом одновременно, я — из Книги Пророчеств, он — благодаря своему дару. Я приехал, чтобы поговорить с ним и удостовериться, что правильно понял его смысл.
Кэлен положила руку на колено и начала отбивать пальцами рваный ритм, приводя мысли в порядок. Пророчества редко сулили что-то хорошее, а тем более — во времена, как эти. Гнетущая тишина привела ее в чувство. Зачем сидеть и накручивать себя, если можно просто спросить?
— Пророчество касается чумы? — Зедд кивнул. — И что же в нем говорится?
Старый волшебник помедлил. Он избегал взгляда Кэлен и вновь встретился с ним, лишь будучи готовым к разговору. Она же неотрывно следила за всеми его действиями, требуя правды одним лишь взглядом и им же истощая нерешительность собеседника.
— Оно гласит, — он сделал паузу, — что только наследница магии любви и ярости, порождение белого и черного, та, что соединит вместе две величайшие державы, сможет остановить огненный вал человеческих смертей, вызванных Храмом Ветров.
— Исповедь — Магия Любви, — продолжил Зедд, — Меч Истины подпитывает ярость своего обладателя…
«Черный — цвет одеяния боевого чародея; белый — цвет Матери-Исповедницы, а наша с Ричардом наследница будет править и Срединными Землями, и Д’Харой», — мысленно закончила Кэлен, отрешенно глядя куда-то вперед и стараясь держать себя в руках.
Зедд, понимая, что до Кэлен уже дошел смысл сказанных им слов, добавил слишком тихим голосом:
— «Огненный вал человеческих смертей» — сама чума, насланная Храмом Ветров. А наследница — цена, которую духи требуют от вас за спасение людей в Новом Мире.
Кэлен стало дурно. Она смотрела на Зедда не видящим взглядом, пока сердце колотилось так, словно намеревалось выпрыгнуть из грудной клетки. Кровь била в висках и бежала с той же скоростью, что и люди, бегущие из горящего здания.
Встав с кресла, Кэлен едва не пошатнулась, вызывая панику у морд-сит и волшебника. Она осадила их, вытягивая вперед руку с выставленной ладонью, и молча покинула кабинет.
Оказавшись в покоях, она с треском захлопнула дверь и, закрывая лицо руками, сползла по стенке.
***
Кэлен впала в оцепенение на несколько часов. Она почти не чувствовала ног из-за холода, пронзавшего ее тело, и даже слезы на ее щеках, кажется, начали замерзать. Кэлен попыталась сморгнуть то, что мешало ей видеть, но не получалось. Это было не очень важно. Ее не волновало состояние ее тела, пусть даже ее могла задеть открывшаяся дверь.
Если духам так нужна наследница, то они оставят в живых и ее. Если они, наконец, сжалятся — она получит долгожданный покой и глупо умрет от какой-нибудь простуды. Не самый страшный конец, зато такой легкий.
Кэлен прикрыла глаза, и ее мысли окружила спасительная тьма. Голова начала тяжелеть, и кости будто не выдерживали незначительный вес ее тела, впечатанного в холодный камень. Еще чуть-чуть и, кажется, ее стержень мог треснуть даже притом, какой невесомой она стала.
Сквозь темноту и гробовую тишину она услышала слабый скрип двери. Еще немного, и она ударит ее. Кэлен услышала шаги рядом, а перед этим — скрип двери о каменный пол. Значит, пинок ей все-таки не грозит.
Она почувствовала чьи-то мягкие прикосновения. Они обжигали ее ледяную кожу даже через платье, и Кэлен лишь поежилась от нового ощущения. Кто-то взял ее на руки, и все тело Кэлен обдало жаром, оставляя невидимые ожоги. Исповедница предприняла отчаянную попытку освободиться и попробовала махнуть ногами в знак протеста, но вышло лишь слабое шевеление.
Кэлен почувствовала, что ее вдруг окружило что-то невероятно теплое и мягкое. Это нечто не обжигало, как человеческие руки, но обволакивало и заставляло постепенно согреваться. Должно быть, это было одеяло. Исповедница поняла, что может шевелить пальцами рук, поэтому решила проверить свою догадку. Она оказалась верной.
Пролежав пару секунд в этом облаке спокойствия, Кэлен осознала, что ей это не нужно. Слишком мягко, слишком чуждо. Твердый пол гораздо больше подходит в ее ситуации.
— Мог бы спросить, хочу ли я здесь находиться, — прошептала она, даже не понимая, кому. Она просто знала, что тень рядом с ней — тот, кто отнес ее сюда. Значит, жалобы тоже предназначались ему.
Тень двинулась к ней и только натянула одеяло повыше, на что Кэлен что-то недовольно пробурчала.
— Не думаю, что холодный пол приятнее, — услышала она мужской голос, и в миг распознала его. Это был голос единственного человека, который еще как-то мог вразумить ее. Но в этот раз она ничего не ответила.
Кэлен попыталась перевернуться на другой бок, чтобы скрыть непрошеные слезы. Как гром, в ее голове снова зазвучало пророчество. «Наследница, наследница, наследница…» — твердил назойливый голос в голове.
Она боялась иметь детей. Этот страх пришел к ней после потери названной сестры. Кэлен было всего шестнадцать, и, как бы она ни старалась, она не могла изгнать воспоминания и забыть, как сестра умирала у нее на руках. Ее убили лишь за право рождения Исповедницей. Слабой и неопытной Исповедницей.
Разве с ее ребенком не может случиться подобное в мире, где царствуют война и мор? Даже в мирное время всегда есть тот, кто желает смены власти, и невинность ребенка не будет иметь значения, пока он остается наследником. Кэлен была готова взять всю опасность на себя, но она не сможет возложить такую ношу на собственную плоть и кровь.
Духи установили слишком большую цену.
Кэлен накрыла одеялом голову, погружаясь в спасительную темноту, но вдруг она обнаружила, что одеяло снова у ее шеи. Ричард стянул его и теперь сидел рядом, держа в руках огромную кружку с чем-то, от чего исходил пар и приятный сладковатый запах.
Кэлен безразлично посмотрела сначала на горячий напиток в его руке, потом на самого Ричарда. Он сверлил ее таким взглядом, под которым поежилась бы даже морд-сит. Не удивительно: она осмелилась напугать лорда Рала до смерти, а теперь еще и препиралась. Сегодня она превзошла даже его бестактных телохранителей.
Кэлен, переступив через саму себя и решив, что Ричард так не сдастся, предприняла попытку сесть. Она думала, что это будет сложнее, но ей удалось, и одеяла отпустили ее. Она виновато взглянула в глаза будущему мужу и взяла напиток. Им оказался чай. Кружка обжигала ее руки, которые были все еще немного холодными, но постепенно пальцы привыкли, и неприятные ощущения притупились.
Она сделала пару глотков, и по груди разлилось тепло. Мгновение помедлив и привыкнув к новым ощущениям, она продолжила пить, поглядывая на Ричарда. Он был вполне удовлетворен ее действиями, но все же продолжал посматривать за ней, словно не доверяя. Кажется, этим вечером ей предстоит вспомнить, какими были их отношения в самом начале.
Кэлен отдала ему кружку, как это делают маленькие дети, когда выпивают что-то гадкое, но при этом хотят, чтобы их за это похвалили. Исповедница была в похожей ситуации, но гордость не позволяла признаться, что она повела себя не лучше ребенка.
— Зачем ты это делаешь? — спросил он. Даже не взглянув на него, она знала, что он был обескуражен ее действиями, но не мог злиться.
— Что делаю? — Исповедница изобразила искреннее непонимание, лишь бы не говорить об истинных причинах ее поведения.
— Ты прекрасно знаешь, что, — Ричард говорил спокойно, и даже казалось, что он не был раздражен. Кэлен еще ни разу не видела его действительно разъяренным, и это в какой-то степени успокаивало.
— И долго ты собиралась так сидеть? Если бы я пришел на пару часов позже, то ты бы точно получила воспаление легких, — она видела упрек в его взгляде, но вместе с тем чувствовала, что он был взволнован. — Я говорил с Натаном и слышал то же, что ты. Я тоже удручен, Кэлен, но я не пытаюсь довести себя до смерти.
Кэлен опустила взгляд. Она не могла объяснить, что случилось с ней из-за слов Зедда. Просто что-то внутри нее сломалось, и она сама не знала, где и почему вдруг образовалась эта трещина, из-за которой рухнуло ее благоразумие.
С другой стороны, Ричард мог неправильно понять ее — возможно, уже неправильно понял. Она вдруг поняла, что, возможно, он рассчитывал на ее поддержку, просто был слишком горд, чтобы сказать это. Их отношения существовали за счет того, что Ричард мог позволить себе быть сильным, даже когда Кэлен была слаба, но так не могло продолжаться вечно.
— Дело ведь не только в нашей патриархальной аристократии, — тише добавил Ричард. Он вспомнил тот их разговор перед свадьбой — их последнюю ссору. Она подтянула колени к груди и обхватила их руками. Ее пальцы все еще сохраняли тепло от кружки с чаем, которую он принес ей.
— Дело не в ней и даже не в тебе, — она сделала паузу и мимолетно взглянула на лицо будущего мужа, — а только во мне. Я… не хочу этого, Ричард.
Когда повисла тишина, говорили лишь их взгляды. Она увидела его безмолвное понимание. Ричард и сам знал, что заводить детей сейчас — безрассудство. Но в такой реакции Кэлен крылся более старый, почти забытый страх, который сейчас пробудился сновой силой. Он не стал спрашивать, что еще подтолкнуло ее на подобные безрассудные действия, наверное, потому что она бы не ответила. Не сейчас. Возможно, позже, но не тогда, когда что-то внутри нее мешает ей даже попросту покинуть эту комнату.
Ричард просто кивнул, и Кэлен показалось, что с ее плеч свалилась гора. Зная своего будущего мужа, она понимала, что ее ждало продолжение разговора, но, по крайней мере, не сейчас.
Исповедница легла и натянула одеяло повыше. Спустя мгновение она поняла, что лежит в кровати в том же платье, в котором выходила из комнаты, кажется, целую вечность назад. Ее голова просто раскалывалась, поэтому она решила не обращать на это внимание. Веки начали медленно слипаться.
Ричард поднялся с кровати и направился к двери, но вдруг Кэлен окликнула его.
— Ты останешься?
Она осуждала свою эгоистичность, но как еще она могла убедиться, что все в порядке? Ей казалось, что если он уйдет сейчас, то эта недосказанность пустит корни слишком глубоко.
— Думаю, я могу немного опоздать на заседание, — сказал он после короткой паузы.
Она знала, сколь многое лежало на его плечах, но то, с какой легкостью он согласился, дало ей надежду. Она не знала, как стать его опорой сейчас, когда ее сил не хватало даже на бодрствование, но если был малейший шанс, что ее близость поможет ему… она не станет упускать его.
========== Глава X ==========
Вся спальня была окутана золотым сиянием, и каждый его светлый луч забирался в потайные уголки огромной комнаты, изгоняя оттуда тайны, скрытые дневным солнцем. Вечер — это время, когда можно рассказать все, зная, что впереди ждет только ночь. Вечер — это подготовка к борьбе с иллюзиями, стирающими границы реальности и сна.
Кэлен боялась грядущей ночи. Она понимала, что впереди ее ждало нечто ужасное, потому что теперь темнота причиняла боль. Она приносила тишину и забытье, а ничего страшнее этого она уже не могла вспомнить.
Тишина приходила тогда, когда заканчивались слова и сами звуки, из которых плелась ткань мироздания. Пустота была вакуумом, как тот, в котором она проснулась много недель назад.
Кэлен стояла у окна и отстраненно впитывала в себя красоту закатных лучей. Она хотела замедлить время и всегда находиться у света, не попадая во тьму. Она наслаждалась звуками вокруг: пением птиц, еще не скрывшихся от холодов, тихими и короткими разговорами морд-сит за дверью; даже шумной возней торговцев где-то далеко в городе. Ее спасал от тишины даже собственный голос, и разговоры с самой собой уже не казались нелепыми.
Возможно, это был знак, предупреждавший, что выздоровление было далеко. Кэлен понимала, что что-то внутри нее перевернулось с началом этой войны. Раньше она не боялась тишины, а любила ее, а ночь была ее союзницей в многочисленных сражениях и вылазках.
Изменилось слишком многое.
Кэлен отвернулась от окна. Ее глаза не сразу привыкли к более темной обстановке вокруг, поэтому пару секунд она стояла, зажмурившись. Она обернулась на звук открывающейся двери, не порицая себя за надежду.
Ее сразу постигло разочарование: дверь не открылась, и Ричарда на пороге не оказалось.
Кэлен бодрствовала уже более получаса и лишь из-за того, что заходившее солнце начало резать глаза, отсвечивая на стене. Днем Ричард не занавесил окно специально, чтобы в этой комнате не было и намека на тоску или горечь, которая поселилась в их душах и, в частности, в их отношениях. Должно быть, так он решил показать ей, что жизнь продолжается. Кэлен пыталась поверить ему, но не могла.
Она прислонилась к окну спиной, чтобы почувствовать слабо нагретую поверхность. В голову невольно закрадывались воспоминания о весне в Эйдиндриле, но эта мысль была мучительна. Эйдиндрил полыхал чумным пожаром, пока она молча теряла силы вдали от дома.
Ее голову терзали мысли о том, что нужно извиниться. Она хотела сделать это еще пару часов назад, но не смогла. Она была в плену сумасшествия, и в голове не было и единой мысли о слове «прости». Ее эгоистичную часть волновали только собственные переживания; ее не заботили мысли других. Эта часть брала верх и сейчас, потому что Кэлен просто сидела в своем маленьком убежище, защищавшем от опасного мира вокруг, и не пыталась найти Ричарда. Она просто ждала, как будто это принесло бы ей облегчение.
На самом деле, все было наоборот: с каждой лишней секундой ее гнев на саму себя брал верх и сводил весь эгоизм на нет. Но Кэлен не двигалась с места, разрываемая двумя желаниями: найти человека, теперь спасавшего каждый ее бессмысленный день, или остаться здесь.
Какое-то мгновение Кэлен стояла неподвижно, как будто боялась спугнуть внезапное и окончательное решение, пришедшее ей в голову. Но это уже было бессмысленно. Она двинулась медленным шагом к входной двери, по пути стараясь привести себя в порядок. Она так и не решилась заглянуть в зеркало, поэтому просто не могла представить, как выглядит сейчас. Утешало ее одно: вьющиеся локоны, которые спадали ей на плечи, не выглядели такими уж спутанными и неопрятными.
Кэлен открыла шкаф и достала оттуда сапоги и накидку, которые привезла из Эйдиндрила. Пусть в спальне было тепло благодаря камину, весь остальной Дворец должен был промерзнуть насквозь. Она не выходила за пределы комнаты уже очень давно и не могла знать наверняка, но опыт и здравый смысл наконец вернулись к ней.
За дверью она увидела только Бердину, хотя до этого она точно слышала другой женский голос.
— Ты одна? — спросила Кэлен у морд-сит, которая приветственно улыбнулась ей. Она явно знала, что произошло между ней и ее лордом Ралом, но старалась не подавать виду.
— Теперь — да. Райна ушла совсем недавно, — на щеках морд-сит вспыхнул легкий румянец.
Кэлен мягко улыбнулась. Эти двое выдавали себя с головой каждый раз, когда видели друг друга.
— Ты не знаешь, где сейчас Ричард?
— В Саду Жизни, должно быть, — Бердина задумалась. — Он часто бывает там.
Кэлен попыталась вспомнить, где именно находится Сад Жизни. Она не нашла никаких ответов, и, видимо, это отразилось на ее лице, потому что морд-сит незамедлительно предложила Кэлен проводить ее туда.
— Да, спасибо, — и Кэлен не без опаски двинулась вперед.
С Бердиной она была знакома хуже, чем с Карой. Так уж сложилось, что эта морд-сит чаще оставалась подле Ричарда, помогая ему с работой, поэтому Народный Дворец не дал им шанса узнать друг друга лучше, разведя в противоположные его концы. Но все же и она, и ее старшая сестра в эйджиле уже успели стать ее друзьями. Бердина не покидала покои Кэлен в самые трудные дни, и она была обязана ей.
По пути Исповедница старалась запомнить каждый коридор, который они проходили вместе с телохранительницей. Ноги ее не слушались, они были как ватные. На каждому шагу Кэлен не покидало ощущение, что к ним были привязаны огромные булыжники, которые неумолимо тянули ее вниз; но она продолжала идти. Ее подгоняло как некогда сильное желание извиниться перед Ричардом. Хотя, возможно, дело даже не в извинениях: она очень сильно хотела увидеть его.
О духи, если бы та Кэлен, которой она была несколько месяцев назад, увидела сейчас, она бы потеряла дар речи. Извиняться перед тираном-Ралом? Не быть способной выйти из собственных покоев? И пусть та Кэлен частично заблуждалась, думая о Ричарде таким образом, насчет всего остального она, определенно, сказала бы правду.
Они с Бердиной подошли к особенно охраняемому коридору, по которому ходили как минимум двадцать солдат. Кэлен привлекли шипастые браслеты на их предплечьях. Она внезапно вспомнила, что это за знак и кому он принадлежит; это были солдаты Первой Когорты, личные телохранители лорда Рала, присутствие которых подсказало ей, что она пришла в верное место. Они смотрели на нее с уважением и даже кивали в знак почтения. В голове мелькнула неожиданная мысль, что она не понимает, за что они ее уважают. Она уже не та, кем была раньше. Не та бесстрашная Мать-Исповедница.
Когда они подошли к дверям высотой почти в десяток футов, Кэлен уже была готова скрыться в противоположном направлении, подальше от своей цели. Они прошли самый охраняемый коридор, так что отсутствие солдат одновременно и настораживало, и успокаивало. Она смогла вздохнуть спокойно лишь когда сделала пару шагов по направлению к двери и поняла, что та была слегка приоткрыта. Как будто ее ждали.
Она выкинула эту глупую мысль из головы и просто открыла дверь пошире, чтобы суметь туда протиснуться. Когда Кэлен поняла, что это не составляет особого труда и все же прошла вовнутрь, она попросила Бердину не ждать ее. На ее лице сначала мелькнуло недоверие, затем удивление, и лишь потом она решила подчиниться и просто кивнула.
Кэлен оказалась в огромном помещении, крыша которого была обозначена прозрачным стеклянным куполом, освещенном закатными лучами солнца. Все здесь искрилось: на каждом листе дерева играл солнечный блик, а небольшой пруд, который было видно сквозь низкие деревца, сам по себе казался сгустком света.
Среди этой гармонии Кэлен и увидела Ричарда. Он стоял посередине сада, у небольшого постамента, вокруг которого в круг закручивалась узкая дорожка, шедшая прямо от входа.
Его фигура в окружении такого великолепия казалась чем-то естественным и даже правильным. Как волк в лесу был воплощением власти, так и сейчас не возникало сомнений, что это все принадлежит только Ричарду. Здесь главным был он, и ничто не говорило против этого.
Кэлен не спеша двинулась вперед, прямо по дорожке. Она оглядывалась по сторонам, изучая пейзаж вокруг. Каждое из всех этих растений она видела хотя бы один раз, но в разных местах. Кэлен никогда не задумывалась, что будет, если их соединить. Теперь ее голову вряд ли покинет понимание того, насколько великолепны могут быть вещи, не сочетаемые в природе, но от этого не менее прекрасные вместе. Она удовлетворенно подумала, что тот, кто это создал, был гением.
Кэлен уже не старалась идти бесшумно, ведь Ричард все равно на нее не реагировал. Скорее всего, специально. Или из-за того, что был зол на нее, или потому что хотел дать ей какое-то личное пространство, чтобы она смогла освоиться в этом необыкновенном месте.
Кэлен встала рядом с Ричардом и вдруг поняла, что не знает, что сказать. Исповедница чувствовала себя нашкодившим ребенком, и это странное, незнакомое ощущение не давало ей покоя. Она сделала усилие воли и вспомнила, что ее будущий муж старше нее всего на пару лет.
— Ричард, — начала она неуверенно, глядя на свои руки и не поднимая взгляд. Она не осмеливалась снимать с себя маску, пока что, — прости меня.
Она не смогла сказать большего. Болезненный ком в горле запрещал ей делать это, поэтому она ограничилась двумя словами, из-за которых и пришла.
Ричард перевел взгляд на нее, и Кэлен задержала дыхание. В его глазах не было ни злобы, ни обиды на нее. Она и не понимала, насколько ее действия могут ранить его, пока не увидела пустоту, поселившуюся в его черных зрачках.
Рука Кэлен быстро метнулась к его и ободряюще сжала. Этот простой и даже детский жест очень часто поддерживал ее, поэтому она решила поделиться тем немногим, что у нее есть, с Ричардом.
Он тоже сжал ее руку, и его глаза как будто ожили, а вместе с ними и что-то внутри него. Это «что-то» долгое время спало в нем, а теперь словно очнулось и получило второе дыхание. Быть может, это была именно она — надежда?
Она ожидала что-то услышать в ответ, но вместо этого Ричард просто прижал ее к себе. Кэлен обвила руками его шею и уткнулась носом во впадинку между ключиц.
Эти жесты заменяли все тысячи и миллионы «прощаю», которые могут говорить друг другу люди. Иногда слов было недостаточно, и они оба это знали.
***
Солнце уже давно село, но Ричард и Кэлен все равно остались в Саду Жизни, не намереваясь возвращаться так рано. Они сидели у небольшого пруда на другом конце Сада, который Кэлен и увидела одним из первых здесь. Ее голова покоилась на коленях Ричарда, пока он перебирал ее волосы.
Кэлен упивалась окружавшим ее спокойствием. Наступала темнота, а ей было, наконец, все равно. Она не разрывалась на части от непонятной тревоги, она не чувствовала этих странных и навязчивых желаний, а настойчивый голос внутри не требовал своего. Это — ее маленькое счастье, но оно того стоило. Наверное, когда-нибудь Кэлен будет по-настоящему здорова, а пока ей вполне нравилось и это.
Ричард внезапно остановился и убрал руку от ее волос. Кэлен немного напряглась. Она повернулась так, чтобы видеть его лицо. Ричард отстраненно поглядывал куда-то в сторону. Она проследила за его взглядом, но не увидела ничего, что могло бы привлечь внимание.
— Что-то случилось? — она обеспокоенно посмотрела на него.
Он перевел взгляд на Кэлен.
— Накануне перед свадьбой ты говорила, что не хочешь заводить детей. Я думал, что причина в д’харианском менталитете, но это не вся правда, верно? — Он посмотрел на нее так мягко и осторожно, будто боялся спугнуть. Ричард чувствовал, что ей будет трудно ответить, поэтому не мог требовать.
Кэлен отвернулась и посмотрела на пруд. Все ее спокойствие испарилось, и при взгляде на водную гладь у нее возникло одно желание: погрузиться туда и не вынырнуть.
Какое-то время они молчали. Кэлен старательно отводила глаза, а Ричард искал ее взгляд. Он просто взял ее за подбородок и мягко заставил посмотреть на себя. Сейчас скрываться от него было бесполезно и, вообще-то, невозможно физически, поэтому Кэлен едва слышно вздохнула. Он все же поймал ее.
Она попыталась собраться с мыслями и даже поднялась с колен Ричарда, сев рядом с ним. Когда она начала говорить, ее голос был чересчур тихим.
— Знаешь, еще в детстве мама всегда говорила мне, что у Исповедниц не может быть любви — только долг. Мы всегда исполняли то, что было предписано еще тысячи лет назад: искали правду ценой собственного счастья, — Кэлен грустно улыбнулась, но продолжила. — Нас боялись. В подростковом возрасте мне не разрешали в одиночку выходить за пределы Дворца Исповедниц, потому что после первой исповеди многие люди стали меня ненавидеть. Они считали, что я лишила рассудка совершенно невинного человека.
Теперь на ее лице не было и тени грустной улыбки. Кэлен не знала, как продолжить свою исповедь. У нее ушло некоторое время, чтобы подобрать правильные слова.
— Я всегда спрашивала себя, почему я родилась Исповедницей. Это глупый и бесполезный вопрос, понимаю, но… — она вздохнула, собираясь с мыслями. — Мне было трудно осознать, кто я такая. Каждый раз, когда мне приходилось кого-то исповедать, я чувствовала себя чудовищем. В первые разы это было особенно яркое ощущение; потом оно стало утихать, но не ушло полностью. Когда погибли другие Исповедницы, — она вновь сделала паузу, невольно показывая значимость того, что так хотела сказать, — я поняла, что не смогу иметь детей из страха, что их постигнет та же участь.
Она подняла взгляд на Ричарда. Его грозовые серые глаза смотрели на нее с пониманием и толикой печали, но без осуждения. Кэлен смогла вздохнуть чуть спокойнее, убедившись в этом.
Исповедница придвинулась ближе и положила голову ему на плечо. Он обвил ее талию своей рукой, и Кэлен почувствовала его поцелуй на своей макушке. Вновь наступила тишина. Кэлен слышала размеренное и спокойное дыхание Ричарда, и это помогло ей успокоиться и начать дышать в такт с ним. Она прикрыла глаза, наконец не боясь тишины и даже радуясь ей. Теперь она приносила спокойствие и не оставляла осадка печали.
— Убийство других Исповедниц — величайшее преступление из всех, что мог совершить мой отец. Странно осознавать, что именно его внукам придется возрождать Орден.
Кэлен удивилась его открытости, вспомнив, что еще до свадебной церемонии она бы не преминула одарить его косым взглядом. Ее существо противилось этой мысли, ведь она приносила вполне ощутимую физическую боль. Но она посещала ее не в первый раз.
Как в венах ее детей могла течь кровь Даркена Рала?
Как Добрые Духи могли так пошутить над ее горем?
Кэлен погребла эти вопросы на глубине, не доступной для ее мыслей, как только простила Ричарду грехи его отца. Горе затмевало ее разум, но она более не смела возлагать ответственность на невинного человека.
— Всегда найдется кто-то, кто сможет превзойти даже его жестокость. Джегань ничуть не лучше, Ричард. Он найдет великое множество способов использовать магию Исповедницы во зло, и я не хочу давать ему в руки оружие.
— Пока я дышу, Джегань не приблизится к твоим детям. Даже если ты не позволишь мне стать их отцом, я прослежу, чтобы с ними ничего не случилось. — тихо пообещал Ричард, взяв Кэлен за руку. Она улыбнулась, удивляясь, откуда у него были силы на юмор даже в такой мрачной ситуации.
Она сжала его руку в ответ.
— Думаю, ты - лучший кандидат. К тому же, единственный, ради кого я соглашусь надеть ошейник.
— Сочту это за комплимент.
========== Бонус 4.0 ==========
Белое платье всегда значило для Кэлен нечто особенное. Оно было символом доверенной ей власти, символом чистоты и неподкупности; оно олицетворяло стремление к поиску незапятнанной, беспрекословной истины.
Глядя на свое отражение в зеркале, Кэлен не понимала, что значил для нее белый в данный момент. Это было ее второе свадебное платье, и теперь, вместо того чтобы привлекать к себе внимание вычурным красным цветом, символизировавшим дом Ралов, оно зачаровывало своей простой красотой, струящейся шелковой тканью и летящими рукавами. Единственным украшением этого платья была тонкая вышивка золотистого цвета по линии треугольного выреза, непривычного для Матери-Исповедницы.
Главная швея Народного Дворца, стоявшая в дверях небольшой гардеробной прямо в покоях Матери-Исповедницы и лорда Рала, явно нервничала, то и дело спрашивая, было ли будущей леди Рал комфортно. Кэлен охотно заверяла ее, что платье было действительно безупречно, и, вне сомнений, она не врала: ее предсвадебное волнение не имело ничего общего с тем, во что она была одета.
Если главная швея и Мать-Исповедница были заметно напряжены не под стать ситуации, то Кара выглядела страшно довольной, и Кэлен понимала, что это не сулило ей ничего хорошего. Морд-сит редко бывала в таком приподнятом настроении, и чаще всего это было связано с возможностью заставить Ричарда закатить глаза или…
— Это платье очень подходит тебе, но, думаю, лорд Рал хотел бы увидеть и что-нибудь более открытое. К счастью, швеи закончили твое ночное платье. Не хочешь примерить его до того, как лорд Рал порвет его прямо на тебе в вашу брачную ночь?
… или заставить Кэлен покраснеть.
— О чем это ты? — невинно осведомилась она, мечтая скрыть красный оттенок своих щек. Даже если бы она отвернулась от Кары, ее смущение осталось бы очевидным, учитывая то, что вся фигура Кэлен прекрасно обозревалась в отражении зеркала.
Она уже вернулась к обязанностям Матери-Исповедницы, и именно они помогали ей отвлечься от того факта, что их с Ричардом свадьба — теперь вполне настоящая и даже основанная на взаимном желании связать себя узами брака — состоится послезавтра.
— Настоящая свадьба, помнишь? После нее обычно наступает брачная ночь, и в брачную ночь…
Главная швея Народного Дворца, до даже позволившая себе хихикнуть, вдруг округлила глаза, желая отдалиться от этого неудобного диалога. Каждый во Дворце знал, что морд-сит, если начинали что-то рассказывать, никогда не скупились на подробности.
— Добрые духи, ты ведь понимаешь, что я не об этом, — быстро прервала ее Кэлен еще до того, как морд-сит успела зайти слишком далеко. — Какое еще ночное платье? Я не помню, чтобы распоряжалась о пошиве.
— Верно, ты не распоряжалась, — подмигнула ей Кара, переглядываясь со смущенной женщиной. Та кивнула неожиданно уверенно. — Так решил лорд Рал после переписки с королевой Цириллой. Я не имею ни малейшего представления, что она могла написать ему, но одобряю его выбор. Так что, ты примеришь платье?
Мать-Исповедница, в отличие от Кары, прекрасно понимала, что ее сестра могла написать Ричарду. В ее послании точно мелькало слово «женственный», и, возможно, даже не раз. Цирилла, которая осведомлялась о состоянии Кэлен посредством писем, должна была понимать, в каком состоянии была ее младшая сестра. Ей не нужно было видеть ее неприкрытую худобу — не стройность, а именно худобу, которую не смогли вытеснить даже тренировки с Ричардом, — чтобы понимать, что Кэлен нуждалась в напоминании о своей красоте.
Цирилла хорошо разбиралась в ее эмоциях еще в их юношестве, когда Кэлен надевала свою маску при малейшей угрозе вторжения в мысли, и будущая королева Галеи уже тогда действовала в обход всех барьеров. Не удивительно, что сейчас она могла читать ее мысли, не обмолвившись с ней ни единым словом.
Кэлен с явным нежеланием напомнила себе, что ее сестра должна была приехать сегодня к полудню, но опоздала к обещанному сроку уже почти на девять часов. Она старалась подавить в себе приступ тревоги, связывая его с волнением перед предстоящей церемонией.
— Ты никогда не научишься принимать отказы, правда? — всплеснула руками Кэлен.
— Конечно, нет! Не тогда, когда я могу насолить лорду Ралу, испортив его сюрприз и дав тебе примерить платье раньше срока.
Кара заговорщицки переглянулась с другой женщиной, и та вдруг улыбнулась. Кажется, эта морд-сит наконец научилась договариваться с людьми, не используя свой эйджил.
В конце концов, Кэлен сдалась и кивнула. Ричард заверил ее, что сегодня вернется не раньше полуночи, когда она сообщила ему о примерке. Он явно дал понять, что не собирается вмешиваться в их «женские дела».
Швея внесла в гардеробную стопочку одежды, и Кэлен бросилось в глаза, что предметы в ней были выполнены в черном и золотом цветах. Мать-Исповедница хмыкнула, узрев в этом полное отсутствие случайности, и приняла от швеи стопку, сразу же ощущая необыкновенную мягкость материала. Вне сомнений, это тоже был шелк.
Кара кивнула швее, и, напоследок улыбнувшись, она попрощалась с обеими женщинами. Морд-сит выглядела настолько довольной, что Кэлен засомневалась, что она держала на руках всего лишь одежду.
Кэлен понадобилась помощь с завязками ее свадебного платья, и после того, как с ним было покончено, она хотела надеть ночное платье прямо поверх корсета, но морд-сит неожиданно начала протестовать.
— Кто спит в корсете? — едва не вскричала она.
— Тогда, будь добра, выйди, — ответила ей Кэлен без тени раздражения.
Конечно, стеснение было неведомо ей уже многие годы, и лишним тому подтверждением был ее поступок в те времена, когда она возглавляла командование армией Галеи. Для нее не составило труда повести колонну всадников в бой, будучи абсолютно обнаженной. Единственным подобием одежды на ней была известка. Однако сейчас, только-только начав оправляться от последствий своей болезни, она не чувствовала себя достаточно уверенной, чтобы обнажиться перед кем-либо. Она даже не желала объяснять это Каре, вполне сознавая, что после всего произошедшего она имела право на личное пространство и могла получить его без лишних разговоров.
Кара согласилась на удивление быстро, и Кэлен не увидела в этом никакого злого умысла — а зря.
Она накинула на себя песчаного цвета нижнее платье и обернулась к зеркалу. Платье едва прикрывало ее бедра, доходя лишь до их середины, и, накинув поверх черный халат, она осознала, что тот был лишь немногим длиннее. Платье подчеркивало каждый изгиб ее тела, открывая выступающую линию ключиц и частично обнажая тонкие плечи. Треугольный вырез спускался до самой середины ее груди, обрамленный тонкими золотыми кружевами, которые вовсе не смотрелись вычурно благодаря своему изяществу.
Она бы никогда не подумала, что наденет на себя такую вещь — в Эйдиндриле подобное было не отыскать, а швеи бы лишь округлили глаза на столь необычную просьбу. И все же, она тяжело вздохнула, когда ее взгляд зацепился за очередной острый угол ее тела, не слишком-то выгодно подчеркнутый этой прекрасной вещью. Кэлен раздраженно стянула с себя халат и бросила его на кресло в углу небольшой комнаты. Уже скрестив руки и приготовившись снять с себя платье, она развернулась к выходу, намереваясь убедиться, что дверь все еще была закрыта.
Дверь была закрыта, только вот, Кэлен была уже не одна.
— Кажется, теперь я догадался, зачем Бердина так спешно уводила меня из библиотеки, — Ричард улыбнулся, продолжая стоять, прислонившись к широкому дверному проему. Кэлен удивленно уставилась на него. Теперь-то до нее дошло, почему морд-сит выглядела как довольная кошка.
Кэлен скрестила руки на груди, закрывая от взгляда Ричарда заметный рельеф ее груди. Прикосновение ткани к телу отдалось в ее нервных окончаниях подобно тысяче разрядов маленьких молний. Она задалась вопросом, чувствовал ли он нечто подобное, глядя на нее.
— Всему свое время, лорд Рал, — она подошла к нему, используя близость как способ отвести его внимание. Конечно, она все еще была его центром, но теперь ей удалось хотя бы поймать его взгляд. — Советую запастись терпением.
Он коснулся ее щеки, и тогда Кэлен увидела на его губах улыбку. Она не видела улыбки мягче, не ощущала касания нежнее. Ее душа трепетала каждый раз, когда в мыслях звучало новое для нее обращение: муж. Она с волнением ждала момента, когда сможет назвать его так перед тысячами людей, когда никакие условности уже не отменят это.
— Ты выглядишь невероятно. Боюсь представить, насколько тебе идет свадебное платье.
Кэлен приподнялась на носочках и легко поцеловала его, едва касаясь его губ. Он обнял ее за талию и приблизил к себе, не намереваясь отпускать. Она не заметила, в какой момент их касания стали жизненно необходимы, но уже не могла представить их отношения другими.
— Не бойся. Ради тебя я даже сниму его.
Ричард слегка сощурился, смотря на нее с ноткой вызова. Вдруг Кэлен поняла, что совсем не стеснялась изменений в своем теле, когда он был рядом. По крайней мере, точно не когда в его взгляде горело такое обожание.
— Ловлю тебя на слове, Мать-Исповедница.
Комментарий к Бонус 4.0
Поскольку сегодня я завершила редактуру первой части Правительницы, я решила отметить этот знаменательный день выходом бонусной главы. Она долго ждала своего часа, пока я сомневалась, стоит ли выкладывать ее, но теперь я уверена, что она вписывается в повествование
========== Глава XI ==========
Комментарий к Глава XI
Спустя столько месяцев! Глава обещает быть длинной - в 2 раза больше обычного, так что надеюсь, что долгое ожидание хоть немного оправдается. Приятного чтения!
Включена ПБ
Волосы цвета воронова крыла казались ярче крови на белом снежном фоне. Кэлен двигалась с грацией кошки, как будто это качество было заложено в нее при рождении еще самим Создателем. Ричард видел, что меч слегка тяжелит ее руку, так, что она немного валилась на левый бок.
Мужчина встал в стойку, призывно вытягивая вперед свободную от меча руку, как бы бросая вызов. Противнице не нужно было говорить дважды. Скорость движения ее ног, уже едва касавшихся земли, увеличилась почти магически, и теперь она летела по направлению к мужчине, занеся меч.
Ричард приготовился к удару, не сводя глаз с нападавшей. В следующий момент его меч описал дугу в воздухе, встречаясь с мечом Кэлен прямо у него над головой, издавая при этом характерный глухой звук.
Она вела. Ее рука неистово наносила удары один за другим, заставляя Ричарда отступать, но не терять равновесие. Мужчина отражал удары с завидной легкостью, которая не шла в сравнение с теми усилиями, которые прикладывала к своим действиям женщина. Каждый удар неумолимо наступал на ее собственную энергию, и тело балансировала на грани падения. Сугробы, порой доходившие до колен мечников, были хорошей помехой для боя. Мужчина отступал плавно, даже бесшумно, когда ноги женщины на каждом шагу выдавали себя: скрип сухого снега, немного обледеневшего сверху, звучал как крик.
Массивный ствол дерева показался позади Ричарда. Заметив это, Рал вновь блокировал Амнелл, прервав отступление назад. Их мечи снова скрестились в воздухе, но теперь уже не на мгновение. Каждый желал удержать позиции, а потому удерживал удар.
Внезапно, Ричард резко убрал меч, увернулся от разящего удара Кэлен и выбил оружие из ее рук своим собственным. Исповедница опешила, но не потеряла бдительность: в следующую же секунду она отскочила от меча Ричарда, просвистевшего буквально в миллиметре от ее плеча.
Исповедница оценила ситуацию. Меч отлетел от нее всего на десять футов, но Ричард был к нему так же близко, как и Кэлен. Она предприняла отчаянную попытку добежать до него, понимая, что в противном случае она пропала.
Снег то и дело проламывался под ногами бежавшей, и Кэлен была близка к падению. Еще неокрепшие ноги были слишком слабы, чтобы балансировать, пробегая по дырам в земле и создавая новые. Она максимально быстро отступала назад, стоя все еще лицом к мужчине. Частое дыхание мешало сосредоточиться на звуках рассекающего воздух чужого меча, и Исповедница вдруг перестала быть хищником. Иерархия изменилась — она стала добычей.
Рука нащупала рукоятку меча, и в следующее же мгновение Кэлен вновь оказалась способна отражать удары. Но теперь преимущество было полностью в руках Ричарда. Меч как будто стал продолжением его руки, даже всего тела. Движения не были похожи на простой бой, а на танец — такие же легкие, пластичные и быстрые.
Кэлен чувствовала бушевавшую в висках кровь, отбиваясь от точных смертоносных ударов мужчины. Они были непредсказуемы, и Кэлен не знала, что и где ей придется защищать в ближайшее мгновение.
Неожиданно спина женщины уперлась в ствол дерева — того самого, которого смог избежать Ричард. Она попыталась обойти его, но он был слишком широк для таких маневров. Низко висящее солнце оказалось заслоненным широкой мужской спиной, и Исповедница внезапно оказалась в тени мужчины.
Руки Ричарда занесли меч для удара, а в глазах танцевал огонек осознания победы. Для Кэлен полет меча замедлился, поэтому она тщательно проследила то, куда он попадет. Голова.
Исповедница сделала последний рывок к жизни, отбросив пустое желание закрыть голову, проскальзывая боком под руками ее «убийцы» и оказываясь за его спиной. Действие заняло ровно мгновение, но принесло ей неоспоримое преимущество. Добыча победила охотника.
Оборачиваясь, Ричард наткнулся на кончик деревянного меча, уже упиравшегося ему в грудь. На прекрасном лице напротив красовалась лучезарная самодовольная улыбка.
— Ты мертв, — она игриво подмигнула и толкнула его в грудь свободной рукой, валя мужчину наземь, в сугроб.
Ричард почувствовал холод от снега под своим телом и закрыл глаза, притворяясь трупом. Конечно, тяжелое грудное дыхание и ухмылка выдавали его, но Кэлен все равно улеглась рядом, кладя руку с деревянным мечом на грудь трофея.
— Нечестно, я поддался, — буркнул он, заставляя этим свою невесту весело засмеяться.
— Конечно, лорд Рал, — она хлопнула его ладошкой по груди и вновь залилась смехом, — ты же говорил, что на поле боя никто поддаваться не будет!
Ричард открыл глаза и посмотрел на немного раскрасневшееся лицо женщины, практически уже улегшейся на нем.
Он не смог не улыбнуться.
— Хорошо, хорошо, — Исповедница закатила глаза на такую неохоту признать ее победу, — пусть это будет свадебным подарком.
— Лорд Рал, такие плохие лжецы, как вы, даже до тридцати не доживают! — Бердина, сидевшая на стволе поваленного дерева, очевидно наслаждалась их уже словесным поединком. В этот раз она болела за Кэлен даже не из женской солидарности, а потому что сегодня она действительно была в состоянии победить лорда Рала. К гордости морд-сит, той это удалось.
— Хорошо, — Ричард улыбнулся, принимая сидячее положение, — ты молодец, Кэлен. Я так горжусь тобой.
Он поцеловал ее в лоб, в то время как его лицо засветилось неподдельной гордостью.
— Наконец-то ты это признал, —Кэлен беззлобно ухмыльнулась, теперь, очевидно, удовлетворенная не только своей победой, но и его признанием.
За последние две недели такие поединки случались буквально каждый день. В один прекрасный момент Ричард просто взял Кэлен за руку, отвел в лесную чащу и вручил деревянный меч. Конечно, Кэлен удивилась, и в конце первой же атаки (как и при последующей дюжине) конец меча Ричарда уже упирался ей в грудь. Поначалу Кэлен воспринимала это не более, чем как забаву, но потом она стала биться так, будто от этого зависела ее жизнь.
Сначала было тяжело — она давно не держала меч в руках и ее физическое состояние не позволяло даже бегать, поэтому и «умирала» она часто.
Ричард тоже был совершенно не обычным соперником. Его манера фехтования не подчинялась никаким законам. Как потом назвал это сам Ричард, это был Танец со Смертью. Клинок становился чем-то живым в его руках, а не простым оружие, и, что самое важное и непостижимое для чужих умов, вместе они дополняли друг-друга, создавая неповторимый вихрь смерти. И победить такого соперника, как Ричард, было чем-то близким к невозможному.
А Кэлен смогла. Может пока и единожды, но точно не случайно. Обращению с мечом Кэлен учил еще ее отец, король Вайборн, а потом это умение оттачивалось в шуточных боях со сводным братом Кэлен — Гарольдом, ныне главнокомандующим армии Галеи. Ричард лишь возвращал будущей жене ее навыки и совершенствовал их.
Вдруг из чащи послышался шум скрипящего под ногами снега. Кэлен слегка напряглась, но потом, услышав хорошо знакомый голос, расслабилась и прислонилась своим плечом к плечу Ричарда.
— Ричард, мой мальчик, вы с Кэлен решили действительно умереть в один день, но от лихорадки? — между ветками обозначился высоченный силуэт старого волшебника, по раскрасневшемуся лицу которого было ясно видно, что он довольно долго искал их на этом морозе.
— Все в порядке, они уже поднимаются. Верно, лорд Рал? —глаза морд-сит сверкнули опасным огоньком. Ричард кивнул, чтобы не навредить позициям женщины-воительницы в глазах своего деда.
Появление Зедда сделало Бердину более серьезной. За то время, что волшебник провел в Народном Дворце, темноволосая морд-сит успела хорошо с ним познакомиться и во многом помочь. Ее знание древнед’харианского сослужило волшебнику хорошую службу, когда он искал пророчества, касаемые чумы в местной библиотеке.
Бердина выдавала свое уважение к волшебнику буквально во всем. Морд-сит не могли похвастаться любовью к магии, а тем более к ее обладателям (кроме лорда Рала), но дед Магистра стал исключением.
Ричард уже поднимался с земли, помогая в этом и Кэлен. Женщина отряхнула его меховую накидку на спине, помогая избавиться от снега, а Ричард, в свою очередь, не упустил возможность натянуть Кэлен на голову капюшон под предлогом начавшегося снегопада.
— Зедд, к чему такая спешка? — спросила Кэлен, когда они догоняли уходившего вперед волшебника. Бердина поровнялась с парой и тихо сказала, так, чтобы Зедд не слышал.
— По-моему, это очевидно: через несколько часов будет ужин, — Ричард хмыкнул, даже не удивленный, как и Кэлен.
Спереди донеслось почти ворчливое «я все слышал!», а через мгновение они увидели и самого волшебника.
— Между прочим, вы двое и так постоянно опаздываете. А сегодня еще и соберутся лидеры стран Срединных Земель и д’харианские лорды.
Ричард вновь кивнул, понимая, что возражать бесполезно. Ровно с того момента, как Кэлен нашла в себе силы видеть других людей, они только и делали, что задерживали заседания и приемы из-за большого количества навалившихся на лидеров дел.
— Не волнуйся, Зедд, времени еще достаточно, — Ричард кивком указал на заходящее солнце, которое говорило, что сейчас около пяти часов вечера. В Д’Харе зимой солнце заходило очень рано.
Кэлен подошла к волшебнику, кладя руку ему на спину и весело улыбаясь.
— Представляешь, я победила Ричарда!
— Я в тебе не сомневался, милая, — Зедд подмигнул и потрепал Кэлен по волосам. — Рано или поздно это должно было случиться.
***
— Как думаешь, — мужская рука слегка приподняла край легкого платья, — Цирилла опоздает или…
— Точность — вежливость королей, разве нет? — Ричард прервал вопрос Кэлен и обнадеживающе улыбнулся, пока рука с разогревающей мазью плавно скользила по лодыжке Кэлен.
— Тогда она должна была приехать еще вчера.
Исповедница не могла скрыть волнение. Цирилла, ее сводная сестра, а по совместительству королева Галеи, уехала еще в первые дни болезни Кэлен. Ей удалось просидеть около ее постели некоторое время, но потом у той случились какие-то неотложные дела (по словам Ричарда), и она пообещала вернуться, когда снова понадобится.
— Может, написать ей в путевом дневнике?
Ричард покачал головой, втирая мазь в ноющие ноги Кэлен. Каждодневные тренировки все еще были сложны для нее, и хотя теперь после них она могла хотя бы ходить, это все равно было выматывающе для неокрепшего организма. Нагрузки повышались, а вместе с ними и боль.
— Она писала неделю назад, что все в порядке. К завтрашней церемонии точно успеет, — Ричард слегка приподнял другую ногу Кэлен, касаясь пальцами внутренней стороны колена.
— Но последние три дня к вечеру не стихает снегопад, — Кэлен откинулась на мягкие подушки, позволяя себе немного расслабиться под приятными ласкающими движениями будущего мужа. Она поймала абсолютно уверенный взгляд мужчины, который не оставлял сомнений в том, что сестра Кэлен вернется в срок. Ей бы такую уверенность.
Исповедница выдохнула.
— Если ты так уверен, — Кэлен слабо улыбнулась и запрокинула голову, полностью лежа на подушках и не смотря на Ричарда. — Хотя о традициях должна беспокоиться не я.
— Вижу, ты уже поняла, что д’харианцы консервативны, — мужчина приподнял край ее платья еще немного выше, оголяя низ бедер и бережно втирая мазь. Ричард знал, что несколько дней после того, как он вытащил Кэлен поездить на лошадях, у нее ныла именно эта часть ног.
— Да, — Кэлен напряглась и прикрыла глаза, скрывая едва заметную туманную дымку, появившуюся во взгляде, и моля духов, чтобы Ричард не заметил небольшой сбой в ее самоконтроле, — очень консервативны. И тем не менее, мы делили одну постель весь последний месяц. В Срединных Землях нас бы посчитали развратниками, — Кэлен игриво усмехнулась
— Но мы в Д’харе, — в глазах Ричарда вспыхнула такая же игривая искорка. — У нас другие обычаи.
Она услышала звонкий звук соприкосновения деревянной банки с поверхностью прикроватной тумбы, а потом легкое касание губ к ее оголенному колену.
— До ужина еще есть время. Служанка придет через четверть часа, а ты пока отдохни.
Кэлен кивнула, не открывая глаз, и улыбнувшись поблагодарила Ричарда. Когда за его спиной прозвучал звук закрывающейся двери, Кэлен наконец смогла выдохнуть из себя напряжение, скопившееся за то время, что он был так близко.
***
Через занавешенные окна Большого зала проникали лучи розоватого закатного солнца. Почти все гости из Д’Хары и Срединных Земель были уже в сборе, а теплый воздух отдавал ярким запахом женских духов и переносил звук потрескивающих в канделябрах свечей.
Толпа уже что-то оживленно обсуждала. Прием по случаю завтрашней свадьбы лорда и леди Рал обещал стать приятным светским мероприятием, поэтому все гости подготовились к нему соответствующе: женщины и девушки были как никогда обаятельны и обворожительны, с центнерами грима на лице, а их мужья и отцы — мужественный и сильны, с как можно более прямыми спинами и холодными взглядами. Как никак, сегодня должен был состояться первый за несколько месяцев выход Матери-Исповедницы в свет после ее тяжелейшей болезни, да еще и вместе с лордом Ралом.
После того, как гости закончили прибывать и разошлись по своим столам, главный вход в зал открылся, и через него вошли несколько высоких фигур в бурой коже.
Гул затих при появлении телохранительниц Магистра, и уже после того, как те рассредоточились по залу, в дверях показалась статная фигура самого Ричарда Рала в черном одеянии боевого чародея с развевавшимся за его спиной тяжелым золотым плащом. Прямо за ним в зале увидели и маленькую по сравнению с мужской, но изящную фигурку будущей жены Рала, Матери-Исповедницы.
Сразу за виновниками торжества шел волшебник Первого Ранга, высокий старец в торжественном лиловом балахоне, а рядом с ним — пророк Натан Рал и командующий Первой Когорты, высокий светловолосый д’харианец, друг Магистра — Бенджамин Мейфферт.
Все присутствующие встали на колени. Д’харианские солдаты, находившиеся в зале, кажется, повсюду, отсалютовали лордуРалу и склонили головы в знак почтения к Матери-Исповеднице.
— Встаньте, дети мои, — слова Матери-Исповедницы прозвучали отточенно-покровительственным тоном, больше по привычке. Женщины и мужчины, которых Кэлен знала большую часть жизни, смотрели в пол — кто-то из уважения, кто-то для того, чтобы скрыть страх. Чем богаче была одежда, тем больше была и доля страха.
Правители заняли места за главным столом наряду с их друзьями, и это послужило сигналом для слуг, которые поспешили занести блюда в зал. Как только они, наполненные различными яствами, были разложены, будущие лорд и леди Рал поднялись со своих мест. По-ястребиному пристальный взгляд Ричарда Рала оглядел весь зал так, что некоторые особо впечатлительные дамы, кажется, уже были готовы упасть в обморок.
Жесткость мужчины вдруг сгладила мягкость и грация, которой лучилась Мать-Исповедница, вставшая рядом со своим нареченным. В ее внешнем виде неосознанно чувствовалась особенная хрупкость, которая была связана с недавно отступившей болезнью. Тем не менее, прямая спина и слегка вздернутый подбородок давали понять, что все неприятности позади.
Все присутствующие поднялись вслед за своими суверенами, уже держа в руках бокалы.
— Сегодня мы собрались здесь, чтобы проститься с прошлым, — голос лорда Рала эхом разносился по притихшему залу, казавшийся еще более сильным и властным, чем раньше, — попрощаться с Срединными Землями и Д’Харой.
— И отпраздновать начало длинного пути, который приведет нас к единству — к созданию целостной и несокрушимой Д’Харианской Империи, — слова Магистра подхватил мягкий и женственный голос Матери-Исповедницы, будто ласкавший уши каждого гостя.
Чета Ралов подняла бокалы, до краев наполненные кроваво-красным вином, которое прекрасно контрастировало с эмблемами их дома, висевшими на стене.
— За Империю! — голоса десятков людей хором взвились над толпой, и гости высоко подняли свои стаканы, наполненные тем же напитком. В этом кличе самыми различимыми были голоса д’харианских лордов и леди, которые очевидно гордились тем, что станут частью величайшего союза в Новом Мире. Гости, прибывшие из Срединных Земель, были гораздо тише и явно не разделяли благоговение новых соседей.
— За лорда и леди Рал, — добавил Зедд, наклоняясь ближе к внуку и его будущей супруге. На лицах Натана и Бена мелькнули улыбки, однозначно выражавшие согласие.
На время трапезы гул голосов стих, но затем возобновился с новой силой. Зал невольно разделился на несколько секторов — в одном из них находились д’харианцы, а в другом — иноземцы. Контраст двух культур, как и контраст жениха с невестой, был разительным. Женщины из Срединных Земель с неприкрытой завистью разглядывали д’харианок. Их длинные волосы, заплетенные в причудливые косы, своей длиной не уступали даже волосам Матери-Исповедницы. Осознанная аскетичность нарядов д’харианцев резко выделялась на фоне дорогой и даже вычурной одежды их новых союзников. И те, и другие, видели принципиальную разницу в образе мыслей друг друга.
Но уже через час расслабляющее действие вина стало очевидно. Обе половины зала начали потихоньку проявлять внимание друг к другу, хотя общение это было больше похоже на попытки ужиться, характерные для кошки и собаки, закрытых в одной комнате.
Кэлен кивнула головой на полный зал людей, среди которых стала заметна общая оживленность, и подмигнула.
— Пойдем, нельзя сидеть на месте. Нам еще предстоит завоевать расположение лидеров стран коалиции.
Ричард закатил глаза. Он не любил все эти торжественные приемы и вынужденное общение с людьми высших кругов, как и, откровенно говоря, сама Кэлен. Но они понимали, что просто так объединить все страны под одним флагом не получится.
Заметив движение двух виновников торжества, все прибывшие гости устремились со своих мест к ним. Немногословные д’харианцы кланялись лорду Ралу и целовали руку Матери-Исповедницы, чем немного удивили ее — она успела привыкнуть к людям, покорно смотрящим в пол, но подобная вежливость вызывала даже больший отклик в ее сердце.
Что удивило ее не меньше, так это то, что на лицах соотечественников Ричарда не выражался неконтролируемый благоговейный трепет — наоборот, лишь неподдельное уважение не только к ней, но и к их Магистру.
— Они не боятся тебя, — Кэлен сказала это как можно тише, чтобы толпа вокруг не услышала ее.
— Разве Ралов всегда должны бояться? — глаза Ричарда загорелись огоньком воодушевления. — Все люди, находящиеся здесь, примкнули ко мне добровольно.
— А что случилось с теми, кто отказался? — Кэлен была настроена на скептицизм. Ричард хмыкнул.
— Их было не так много. Но те лорды получили право сразиться за свою землю. Они проиграли и погибли, их семьи получили право на спокойную жизнь в Империи, а жители смогли сами избрать их нового представителя. Но уходить никто не захотел.
Ричард говорил это серым будничным тоном, не видя ничего постыдного. Он посмотрел на лицо Кэлен, чтобы увидеть следы отвращения или презрения. Но она лишь кивнула, и понимание выразилось на ее лице.
— Отчаянные времена требуют отчаянных мер.
Люди подходили к ним с настойчивостью морского прибоя, накатывая будто волнами. Кэлен знала одну половину гостей лично, Ричард — другую. Многим незнакомым людям удалось ее удивить: д’харианцы настолько уважали их лорда, насколько и его будущую жену.
Разве что, на их лицах будто выражалось сочувствие, вызванное тем, что Кэлен не была д’харианкой, как они, и этим нарушала многовековую традицию: морд-сит, сопровождая Кэлен во дворец несколько месяцев назад, рассказывали ей о чистоте крови. Они поделились фактом, что ни один лорд (за исключением Ричарда и его отца) не выбирал себе в жены и любовницы кого-то, кроме д’харианок.
Ричарда и Кэлен будто передавали по рукам. Их успели поприветствовать лидеры и представители таких крупных стран, как Яра и Греннидон, а также Джара и Пендисан Рич: дипломат Тристан Башкар от Джары, чета Кольбейнов из Греннидона и королевские семьи Яры и Пендисан Рич.
Элеонора Кольбейн холодновато, но вежливо улыбнулась и рассказала, как их двор был счастлив узнать, что теперь их лидер — Мать-Исповедница — находится в полном здравии.
Тристан Башкар, наоборот, так и пылал эмоциями и энергией, пытаясь узнать как можно более о предстоящем союзе и о возможных выгодах Джары в Империи. Он недвусмысленно намекал, что без таких выгод доступ к мощной армии их государства будет закрыт для Д’хары.
— Давайте отложим этот вопрос до первого заседания нового Совета, — Ричард старался выражать терпимость по отношению к светловолосому мужчине, но Кэлен уловила нотки раздражения в его голосе.
— Как пожелает мой лорд, — Тристан весело, даже шутливо, поклонился и удалился к другим союзникам по развалившейся коалиции Срединных Земель.
— Он единственный из всех присутствующих в этом зале, кто осмеливается смотреть на вырез твоего платья.
— И ты ревнуешь? — Кэлен шутливо ткнула нареченного в плечо, но вместо улыбки получила отдающий сталью взгляд серых глаз.
— Я серьезно. К тому же, он выглядит как человек, который не вступит в союз просто так.
— Это мы еще посмотрим.
Кэлен взяла Ричарда под руку, чтобы передать ему свою уверенность. Она знала своих людей — обязана была знать по долгу Матери-Исповедницы, и поэтому чувствовала рычаги давления на каждого из них. Тристан падок на женщин и не очень разборчив в них, но искренне верит в благополучие своей страны и борется за него.
Она знала, на что давить. И знала, для чего. Возможно, иногда ее методы нельзя было назвать добрыми или дружескими, но сейчас необходимо было расставлять приоритеты — суверенитет одного человека, одной страны или благополучие всего Нового Мира.
Из толпы малознакомых людей глазам Кэлен удалось выдернуть одного, нужного ей сейчас — Гарольда Амнелла. Кэлен отпустила руку будущего мужа и ускорила шаг по направлению к сводному брату.
Ричард шел сзади, поглядывая за своей нареченной и вместе с тем на толпу в надежде выудить оттуда другого родственника Кэлен — Цириллу. Пока без малейшего успеха.
Гарольд, высокий молодой человек с волосами цвета ржаного колоса, привлекал к себе чрезвычайно много внимания. Кэлен застала его в толпе обаятельных девиц, дочек приезжих лордов — что д’харианских, что коалиционных, завлекавших его, холостого лорда, своими обаятельными улыбками. Тот, завидев Кэлен, тепло улыбнулся и даже обнял ее. Исповедница немного опешила, но была приятно удивлена такому проявлению братской любви.
Она почувствовала, как Гарольд наклонился к ее уху и заговорщицки прошептал:
— Прошу, вытащи меня из этого «цветника». Я скоро не выдержу.
Кэлен не смогла противиться улыбке, промелькнувшей на ее лице. Она похлопала брата по спине. Ей было известно о его мыслях касательно женитьбы и красивых девушек — он не собирался обзаводиться женой ровно до того момента, пока власть не обязала бы его стать королем. А поскольку на данный момент правила Цирилла, серьезные отношения мало интересовали ее брата.
— Приятно вновь увидеть тебя, Гарольд.
— Не могу сказать того же в ответ, — когда девушки вокруг поймали на себе взгляд зеленых глаз Матери-Исповедницы, они мгновенно склонили головы и разошлись в разных направлениях. Брови Кэлен вопросительно взметнулись в ответ на его реплику. — Скажи честно, в Д’харе настолько плохая кухня?
Его длинные пальцы сомкнулись на ее тонком запястье, поднимая его повыше и показывая самой Кэлен, будто она раньше никогда его не видела. Женщина мотнула головой, отмахиваясь от темы и преувеличенно беззаботно улыбаясь.
— Жаль, я еще не успел хорошо познакомиться со своим новым сувереном — из слухов я извлек только то, что у него иногда плохо с чувством юмора. Впрочем, думаю, шанс еще представится, — Гарольд кивнул на Ричарда, стоявшего в десятке футов от Кэлен и занятого другими гостями. Хотя и было сомнительно, кто кем был занят. — А сейчас ты не была бы против поговорить наедине?
Кэлен вопросительно глянула на брата, желая обнаружить причину его предложения. Она заметила огонек тревоги в его глазах, перекрывший игривость и быстро перекинувшийся и в ее собственные.
— Что-то серьезное? — Кэлен уже поглядывала украдкой на Ричарда. Когда тот перехватил ее взгляд, она кивнула головой сначала на Гарольда, потом на выход из зала.
Рал одобрительно кивнул в ответ и тряхнул головой в сторону Бердины, стоявшей ближе всех других морд-сит к выходу, чтобы та вышла вместе с ними. Кэлен поняла намек и начала двигаться к дверям вместе с Гарольдом.
— Я и сам не уверен. Может быть, мои тревоги беспочвенны, а может быть, все действительно серьезно.
В этой свойственной ему неуверенности Кэлен узнала того Гарольда, с которым росла с самого детства. Он был до рези в глазах похож на Цириллу, хоть их и разделяло несколько лет, и оба унаследовали светлые волосы искрящегося теплого оттенка и характерные материнские черты — мягкие и в чем-то женственные, хотя нельзя было сказать, что это казалось дурным в ком-то из них.
Кэлен была больше похожа на свою мать, поэтому вряд ли между ней и этими двумя можно было угадать семейное сходство.
Как только резные позолоченные двери закрылись за их спинами, и по правое плечо от Кэлен, ближе к выходу, встала Бердина, люди оказались в полутьме и утратили возможность четко видеть лица друг друга.
— Гарольд, что-то случилось с Цириллой?
Кэлен затаила дыхание. Ее мучило плохое предчувствие, будто должно было произойти что-то дурное, и больше всего она боялась за сестру.
— Нет, нет, — Кэлен облегченно выпустила воздух из грудной клетки, — она писала в путевом дневнике, что снегопад задержал их, но к сегодняшней ночи они прибудут во дворец. Дело в другом.
— Хвала Создателю, что с ней все в порядке.
— Кэлен, я видел лагерь в часе езды от Народного Дворца, — глаза ее брата, цвета лесной хвои, выражали вселенскую настороженность и обеспокоенность.
— Лагерь? Что ты имеешь ввиду? — Кэлен и сама предполагала, какой будет ответ, но хотела убедиться. Она поджала губы.
— В нем были люди из Срединных Земель, — Гарольд задумчиво отвел взгляд, не смотря при этом ни на что конкретно. — Их было невообразимо много, раз в двадцать больше отряда, который я вел — от детей и до стариков, все в изорванной и слишком холодной одежде. Беженцы, это очевидно. К тому же, я боюсь, что они могут переносить болезнь.
Глаза Кэлен тщетно пытались отыскать какую-то помощь в полумраке вокруг. Она мечтала зацепиться за что-то, чтобы вновь не пропасть в самой себе и не заставлять брата волноваться.
— В Срединных Землях уже происходит что-то очень плохое, Кэлен, и это может быть не только Чума.
В момент рука Бердины опустилась на плечо другой женщины, выдергивая ту из бездны, которая начала разверзаться внутри нее. Морд-сит мягко сжала пальцы.
Кэлен совладала с собой и тепло посмотрела на нее. Она вновь обратилась к Гарольду.
— То есть люди бегут из Срединных Земель и ищут поддержку в Д’харе?
— Скорее всего. Самое страшное, что мы не знаем наверняка, что вынудило этих людей бежать.
Кэлен старалась сохранять спокойное лицо, но дыхание будто скрылось в закоулках ее легких.
— Хорошо, что они все еще ищут поддержку у нас, а не у Имперцев, стоящих на границах.
Гарольд грустно улыбнулся.
— Боюсь, что есть и такие, но пока их меньшинство. Советую тебе быть осторожнее относительно многих лордов — они сильно изменили свое мнение, пока тебя не было. Кто-то из них ведет двойную игру, я уверен в этом.
— Спасибо, что рассказал обо всем.
Гарольд шутливо поклонился и напускным заискивающим тоном выдал свое любимое «все для Матери-Исповедницы». Кэлен обняла его, и брат слегка похлопал ее по спине в знак поддержки.
Заходя в зал, Гарольд взял Кэлен под руку. Он будто почувствовал трещинку в фундаменте самой Кэлен, несмотря на ее будто уверенную улыбку.
На самом деле она чувствовала себя смертельно уставшей.
========== Глава XII, часть I ==========
Включена ПБ
С самого утра день не заладился. Еще тогда, когда Ричард проснулся и не обнаружил Кэлен на другой стороне постели, он на мгновение почувствовал страх, а затем —недоумение. Нахождение ответа на вопрос потребовало больше минуты — в ночь перед свадьбой жених и невеста явно не должны спать в одной постели (идеалистически — и все предыдущие ночи).
Мужчину окутывало то состояние, которое называлось «не в своей тарелке» — он был раздражен и на взводе, похожий на разъяренное хищное животное, бессильное и загнанное в тупик. Тупик на собственной свадьбе.
И глядя на Кэлен, лучезарно улыбавшуюся ему и приподнимавшую одной рукой краешек подола своего идеально белого платья во время ходьбы, а другой державшей за руку Зедда, с темной косой практически до пояса и с беззащитной тепличной голубой розой в руках, он понимал, что она испытывала те же непонятные, звериные чувства.
Ее все еще худая и оттого немного мальчишеская фигура, которую он знал уже как пальцы собственной руки, облаченная в безукоризненное шелковое платье, украшенное одной лишь искусной вышивкой золотой нитью и неподражаемое в своей простоте, была лишена всяких недостатков, если они имели место быть. Коса, немного растрепанная, как теперь любили носить ее д’харианские женщины, все равно выделяла Кэлен среди других своей длиной.
И взгляд, пронзительный взгляд, который был достоин любого Рала, старался не быть растерянным и таким же бессмысленным.
Кэлен сделала несколько шагов и встала вровень с Ричардом на возвышении. Они вновь, спустя несколько месяцев, оказались вместе в той точке, где раньше сходились солнечные лучи, идущие из световых колодцев на самом верху залы. Теперь солнце было заслонено тяжелыми снежными облаками, из-за которых в зале царил легкий полумрак, несмотря на то, что время клонилось к полудню.
Невеста развернулась спиной к толпе безмолвных зрителей, трепетно в силу момента смотревших на нее. Она положила единственный цветок на пьедестал прямо посреди возвышения, возле которого стоял Натан Рал в качестве представителя рода, к которому теперь должны принадлежать и Ричард, и Кэлен. С другой стороны к нему присоединился Зедд, который выступал как посаженый отец невесты.
Оба старца торжественно улыбались, сверху-вниз глядя на молодую пару. Натан, который, очевидно, старался казаться еще менее сентиментальным, чем Зедд, старательно шмыгавший носом при одном взгляде на внуков — одного родного, а другого нареченного, начал первым, смотря будто сквозь каждого человека из всех, кто поднялся в зале, чтобы проявить уважение к будущим супругам.
— Сегодня — празднество настоящего. Настоящее — это мы, наши действия, свершения и планы. «Сегодня» создает «завтра», — хрипловатый, но далеко не слабый голос Натана разрезал звенящий пустотой воздух с поразительной силой — так, что все невольно опустили глаза и склонили головы под этим натиском.
— В этот день мы собрались, чтобы почтить настоящее и открыть путь в будущее не только для этих двоих людей, желающих связать себя узами брака, но и для всех нас, — речь подхватил голос Зедда, более веселый и знакомый всем. — Если этот брак основан на любви, доверии и уважении, если он происходит на добровольных началах, то я, Зеддикус З’ул Зорандер, слуга Создателя и покровитель Кэлен Амнелл, Матери-Исповедницы Срединных Земель, обращаюсь к тебе, Ричард Рал.
Ричард долгим взглядом смотрел на женщину, стоявшую напротив него, не в силах оторваться от нее. Он сконцентрировал все свои мысли, которые так и норовили разбежаться и оставить его разум на волоске от падения, на Кэлен. Слова клятвы, составленные им уже давно, начали оживать в его памяти.
— Я, Ричард Рал, владыка Д’Хары, будущий правитель единой Д’харианской Империи, клянусь тебе, Кэлен Амнелл, пред лицом Создателя в вечной любви, верности и почитании. Клянусь, что наш брак принесет нам, нашим народам и нашим наследникам лишь благополучие и стабильность.
Ричард приложил пальцы к губам и затем коснулся ими лба Кэлен. Жители Д’Хары одобрительно кивнули головами при виде древнего ритуала, и их примеру последовали другие гости.
Натан, который почти всю свою жизнь, казалось, находился не в духе, перехватил оптимистичное настроение Зедда и сменил тон на более покровительственный.
— Я, Натан Рал, слуга Создателя и покровитель Ричарда Рала, владыки Д’Хары, обращаюсь к тебе, Кэлен Амнелл.
Глаза Исповедницы перенеслись на фигуру мужчины перед ней. Она оглядела его всего, зацепилась за каждую деталь: от тесненной перевязи с Мечом Истины на его бедре до огоньков магии, начинавших танцевать в его грозовых глазах.
— Я, Кэлен Амнелл, Мать-Исповедница Срединных Земель, будущая правительница единой Д’харианской Империи, клянусь тебе, Ричард Рал, в вечной любви, верности и уважении. И пусть этот брак принесет нам, нашим народам и нашим наследникам лишь мир и процветание.
На последних словах женщина, будто потерявшая дыхание, повторила ритуал за мужчиной, немного дрожащей рукой касаясь его лба. Она стояла так близко к нему, что чувствовала каждым сантиметром своей кожи, как магия переливалась в самое ее нутро через это простое действие.
— Таким образом, согласен ли ты, Ричард Рал, связать себя узами брака с этой женщиной, разделить с ней правление и сделать ее матерью своих детей?
Ричард посмотрел сначала на Зедда, затем на Кэлен. Ее изумрудные глаза были искристы, как никогда — он видел в них магический танец, который соединял их обоих с помощью клятв и ритуала. Он и сам чувствовал давление на свои виски и был опьянен тем, что происходило.
— Согласен, — он взял ту самую голубую розу, которую Кэлен положила на алтарь, и проколол шипом кожу большого пальца. Исповедница протянула руку навстречу, и Ричард нарисовал круг* на ее запястье. В зале послышался ропот, и под рукой мужчины возник крошечный, но яркий огонек.
— Согласна ли ты, Кэлен Амнелл, связать себя узами брака с этим мужчиной, разделить с ним правление и сделать его отцом своих детей?
Кэлен взяла розу из рук Ричарда, и, повторяя за ним, поднесла острый шип к указательному пальцу. Буквально в течение одного удара сердца она посмотрела в глаза мужчине, ища там свое усыпленное магией отражение, и на выдохе вымолвила:
— Согласна.
Ее палец описывал круг на запястье мужчины старательно ровно, несмотря на то, что они оба были на грани нервного потряхивания. Как только кровавая линия замкнулась, между руками мужчины и женщины возникло свечение, которое было гораздо мощнее и больше, чем маленькая искра, но все равно заметное не для всех.
Воздух вокруг Ричарда и Кэлен будто сгустился и одновременно ударил по ним обоим, вышибая их из привычного состояния покоя. Исповедница почувствовала, как на секунду все жизненные искры, связанные с ее даром, уснули — она не чувствовала их, была дезориентирована, как и Ричард. Но потом наваждение прошло, и они оба нащупали внутри что-то новое, инородное — не только свой дар, а что-то большее.
Кэлен осознала, что это был дар ее мужа — он сверкнул где-то в глубине ее и стремительно скрылся, а за ним протянулся магический шлейф. Ричард же почувствовал равномерную пульсацию, затем тепло по всему телу, которое лучилось в точности так же, как и сама Кэлен. Это была ее магия — магия Исповедницы.
— Теперь вы связаны навеки, — руки Зедда опустились на плечи молодых людей в знак благословения, заставляя их открыть глаза и прервать момент абсолютного духовного единения. Наваждение, которое действовало на них всю церемонию, прошло так же стремительно, как и появилось.
***
— Ритуал был очень символичным и красивым, — жена принца Файрона, фактического правителя Кельтона, довольно симпатичная светловолосая девушка с очевидной способностью к заискиванию, восторженно смотрела на руки Ричарда и Кэлен, которые до сих пор открывали взору красные окружности на запястьях, — но мне кажется, что это должно было быть немного больно.
Принц Файрон кивал в такт словам своей жены с абсолютно безразличным видом, не заинтересованный ее болтовней. Его взгляд периодически нагло блуждал по телу Кэлен, не обращая особого внимания на Ричарда, который стоял рядом и не мог этого не замечать. Кара, с ног до головы обтянутая в праздничную белую кожу, тоже не поражала его вдохновение и ошибочно казалась ему не представлявшей угрозы.
— Красивый, но, боюсь, очень опасный, — в небольшой круг говоривших вклинился правитель Никобариса, полное имя которого Кэлен не могла выговорить в течение нескольких лет, а Ричард и не пытался выучить. — Магия крови —это оккультная магия.
Король Никобариса был известен своей борьбой с еретиками. Защитники Паствы, которых Кэлен силой упразднила в начале этого года, успели вырезать большую часть населения юго-востока Срединных Земель, а потому теперь она следила за ним особенно пристально.
От Кэлен не укрылось то, как Файрон поприветствовал вклинившегося в круг, наконец проявляя какое-то внимание к происходившему.
Исповедница напряглась. Кельтон всегда славился своим налаженным производством оружия, и в последнее время до нее доходили слухи, что Никобарис начал вести сотрудничество со своим соседом и закупал основную часть их продукции. Не то чтобы это было подозрительно, но обе страны пока не дали однозначного согласия на подписание акта о вхождении в Империю.
— Боюсь, что вы заблуждаетесь, — Ричард вежливо улыбнулся, так, что насмешка осталась трудноуловимой. Однако, Кэлен заметила пульсацию той жилки на его шее, которая постоянно его выдавала, — это Магия Приращения, не более.
Оппонент Ричарда был готов уже продолжить разговор, как вдруг по правую сторону от Рала оказался Гарольд. Он непринужденно отгородил кельтонцев от молодоженов и довольно однозначно взглянул на никобарисовца, указывая головой в противоположном от Ричарда и Кэлен направлении. Все трое немедленно поняли намек, лишь Файрон успел смерить уничижительным взглядом Амнелла. Галея и Кельтон всегда соперничали, поэтому такого простого действия, как толчок локтем, было достаточно для разжигания войны.
Тем не менее, Гарольду это доставляло мало беспокойства.
— Спешу поздравить вас, лорд Рал, с заключением брака с моей сестрой, — он нагло ухмыльнулся, выдавая свою отточенную для общества улыбку и бесподобную интеллектуальную фамильярность, — я полагаю, что вы единственный в этой зале, кто способен составить ей партию.
Ричард также ухмыльнулся в ответ на манеры брата своей жены. Он догадывался, что тот обладает своеобразным чувством такта, но эта дерзость ему даже понравилась, в отличие от Кары. Та уже сделала шаг вперед, но вдруг наткнулась на руку Рала.
— Рад наконец-то познакомиться, Кэлен о тебе очень многое рассказывала. Впечатлен твоим опытом ведения боевых действий, — морд-сит, остановленная рукой Рала, слабо брыкнулась и, наконец, сделала шаг назад. — Правда, мне пришлось немного подкорректировать некоторые практические уроки по обращению с мечом, которые ты давал Кэлен.
Ричард сверкнул искренней улыбкой веселья.
Кэлен была готова прикрыть глаза своей небольшой ладошкой, как вдруг ее остановила улыбка Гарольда в ответ на реплику Рала. Он искренне засмеялся, признав в Ричарде человека своего круга, и вместо конфликта брата с мужем она получила что-то гораздо более приятное. Она облегченно выдохнула и обменялась взглядом с Карой. Та была на грани того, чтобы взять Ричарда за локоть, напоказ закатить глаза и попытаться восстановить его престиж перед каким-то принцем. Но Кэлен, понявшая морд-сит, покачала головой и нахмурила брови.
— Кэлен, изначально я пришел, чтобы сообщить тебе новость: Цирилла приехала во дворец буквально пару минут назад, и она очень хочет встретиться с тобой.
Ричард посмотрел сверху-вниз на Кэлен, которая стояла близко-близко к его правому боку. Она подняла руку до талии мужчины, очевидно, чтобы привлечь его внимание, и слегка коснулась его спины, но потом обнаружила, что тот уже кивает ей в знак согласия.
Кэлен кивнула Гарольду и двинулась к выходу из зала, а Кара сразу же последовала за ней.
Последнее, что видела Исповедница — это Гарольд, который куда-то весело утаскивал Ричарда.
— Почему мы не можем подождать ее здесь?
Кожаный скрип одеяния Кары раздавался на каждый ее шаг. Она шла с несвойственной ей заботой о ком-либо на лице, своими голубыми глазами оглядываясь на Ричарда.
— Хочу увидеть ее в неформальной обстановке, — Кэлен положила руку на плечо Каре, чтобы унять ее беспокойство. — Не все свадьбы заканчиваются кровопролитием, поэтому будем надеяться, что ничего не случится в наше отсутствие. И ты можешь доверять Гарольду.
Исповедница прислушалась к новому чувству, что было внутри нее. Отголосок дара Ричарда не покинул ее после ритуала, и она чувствовала всю ту скрытую силу, что находилась внутри ее мужа. Она не давила, но была где-то внутри нее, и чем больше она пыталась сосредоточиться, тем отчетливее были ее ощущения. Это было что-то похожее на узы, соединявшие д’харианцев с их правителями, но это нечто было особенным, уникальным.
— Это ведь не был обычный ритуал? — Кара точно подметила то, о чем сейчас думала Кэлен. — После него вы с лордом Ралом вели себя… странно.
Уголки губ Кэлен невольно приподнялись. Кара боялась магии оттого, что не понимала ее и не всегда видела, но теперь она оказалась одной из немногих неодаренных, кто догадался о сути церемонии.
— Нет, все было сделано не просто так. Зедд и Натан вели церемонию как два одаренных. Их и наши с Ричардом клятвы имели определенное значение — они вели нас к тому ритуалу, с помощью которого мы связали мой дар Исповедницы и дар Ричарда.
— Но зачем? Разве это не опасно?
— Затем, чтобы все одаренные, присутствующие здесь, увидели полноправность этого брака и в дальнейшем не оспаривали его. Если бы клятвы были прознесены не от чистого сердца, магия бы убила нас обоих. К тому же, благодаря этому ритуалу мы можем быть уверены в том, что от нашего союза на свет не появится первозданный неодаренный наследник.
Еще перед первой церемонией Ричард и Кэлен приняли совместной решение не использовать подобные ритуалы, поскольку они не имели бы значения. Но теперь, когда их отношение друг к другу так сильно изменилось, идея соблюдения д’харианских традиций показалась обоим даже приятной.
Кара посмотрела на Кэлен убийственным взглядом, который был предназначен для прожигания дыры в голове, как вдруг темноволосая выдала совершенно невинное и беззаботное «но ведь мы все еще живы!». Угроза получения наставлений оказалась благополучно устранена.
Женщины вышли на лестницу, ведущую на первый этаж. Они едва успели разминуться с толпой беззаботных весело галдящих детей, как вдруг чуть не столкнулись с их родителями, которые без излишнего придворного такта практически бежали за своими отпрысками.
В самом низу лестницы, которая спускалась в Большой тронный зал, Кэлен увидела Цириллу. Та стояла, положив руку на подлокотник резного кресла, стоявшего с левой стороны — кресла Кэлен. Исповедница улыбнулась, узнав эти знакомые ей локоны цвета ржаного колоса, которые сейчас были прикрыты дорожным плащом. Из-под длинной накидки виднелись широкие рукава черного с серебряной вышивкой платья, которое сразу бросалось в глаза своей простотой и изысканностью.
Женщина, увидев сводную сестру, раскрыла приветственные объятия. Кэлен спешно подошла к ней и, получив по поцелую в каждую щеку, угодила прямо в руки родственницы.
— Кэлен, о духи, как ты изменилась! — Цирилла наконец отпустила Мать-Исповедницу и, отойдя на расстояние вытянутых рук, ласково и покровительственно улыбнулась. — Белые платья тебе всегда к лицу.
Кэлен, которая была искренне рада ее появлению, теперь сама заключила сестру в объятия, оценивая странную ее худобу.
— Я очень рада тебя видеть.
— И я тебя. И Вас, Госпожа Кара, тоже. — Цирилла дружелюбно и практически по-сестрински кивнула Каре. Морд-сит очень хорошо относилась к королеве Галеи, поскольку та была с Кэлен первые дни ее болезни. Она чувствовала, что этому человеку можно доверять, и относилась к ней практически как к равной.
— Я боялась, что ты не приедешь из-за этого ужасного бурана.
Кэлен взяла сестру под локоть, ведя ту к лестнице. Цирилла промолчала в ответ на эту реплику, просто одарив ее странно печальным взглядом и такой же улыбкой, так сильно не подходящим ее ярким волосам и обычно жизнерадостному лицу.
Исповедница заподозрила неладное, и это чувство хорошо соотносилось с тем, что происходило с ней весь этот такой же неладный день.
Цирилла спросила, который сейчас час, и Кара неопределенно покачала головой. Кэлен напряглась и подсчитала, что время клонится уже к ночи, и королева прибыла к самому концу второго дня. Цирилла кивнула, немного неопределенно поглядывая то на Кэлен, то на Кару. Морд-сит подметила это ее поведение и, на удивление Кэлен, спросила:
— Что-то случилось?
— Не думаю. — Цирилла из радостно-оживленного окончательно ушла в состояние мрачного сосредоточения. — Ты не оставишь нас с Кэлен наедине, Кара?
Морд-сит на мгновение поколебалась, но, получив утвердительный кивок от Кэлен, оставила их и направилась в зал к Ричарду. Исповедница настороженно поглядывала на родственницу, выискивая причины ее мрачного настроения.
— Ты не хочешь заглянуть на празднование? Я думаю, что вы с Гарольдом тоже давно не общались, как брат и сестра.
— Нет, нет, — в замечательных изумрудных глазах, таких же, как у Кэлен, сверкнула искра трудно скрываемой боли, которой кто-то, помимо Кэлен, мог и не заметить, — я уже успела поговорить с ним.
— Цирилла, — Кэлен всерьез насторожилась, — что с тобой? Тебе нехорошо?
— Нет, нет, не волнуйся обо мне, — женщина слабо улыбнулась ей, —тебе сначала нужно пойти в зал, и вместе с Ричардом закрыть церемонию, верно? После этого я выполню то, о чем ты меня просила.
По традиции, перед брачной ночью рядом невестой должна была остаться ближайшая родственница, которая уже находилась замужем. Именно она готовила девушку к полноправному вступлению в замужество, используя собственный опыт; но поскольку Цирилла была единственной родственницей женского пола, которая осталась у Кэлен, именно она должна была готовить Исповедницу к брачной ночи.
Кэлен кивнула, и, попросив служанок, стоявших в ближайшем конце коридора показать королеве ее покои, пошла в зал. Она беспокойно оглянулась на Цириллу, но не заметила ничего выбивавшегося из общей картины и продолжила путь, пока ее виски стискивало непонятное, леденящее чувство.
Как только Исповедница скрылась за тяжелыми дубовыми дверьми, королева потеряла равновесие и тяжело оперлась руками о стену.
***
Никки рассеяно перебирала мысли в собственной голове. Она чувствовала себе чем-то средним между загнанным в тупик животным и грозовой тучей — сложное сочетание, но именно оно могло описать все внутреннее состояние колдуньи. Весь окружающий мир давил на нее и звенел, переливался всеми красками и оглушал. Именно это состояние было присуще ей тогда, когда она находилась в Долине Заблудших, рядом с сестрами Света или Тьмы, совершавшими обряд — то есть в местах с большим количеством магической энергии.
Такой мощный дар, как тот, которым обладала Никки, был способен привлекать к себе энергию других даров, раскрывать ее и указывать на нее. Именно поэтому колдунья чувствовала приближение других одаренных за несколько десятков футов. Нынешнее скопление магической энергии показалось Никки равным тому, что излучалось бы в комнате, полной одаренных людей.
Блондинка поймала взглядом Ричарда, немного рассеянно двигавшегося по залу. Солдат Первой Когорты и морд-сит, которые стояли рядом с Никки, поглядывали на движение ее глаз если не с враждебностью, то точно с интересом. Колдунья стояла посреди входа в зал и практически не подавала признаков жизни — отсутствующий взгляд был не то что непроницаем, но непостижим. Телохранители были настолько заинтересованы, что, и к удивлению Никки, и к их собственному, пока не собирались ей ничего говорить по поводу ее незримого присутствия на вечере.
Она и сама не знала, зачем пришла сюда и тем более не могла знать, что именно привело ее сюда. В текущей ситуации эти вопросы имели принципиальное различие, потому что Никки вел не разум. Предчувствие. Что-то иррациональное. Но самым главным вопросом оставалось то, насколько опасно было это нечто иррациональное. Рациональная же часть Никки подсказывала только то, что зал не мог быть полон одаренными людьми.
Ричард был таким же иррациональным. Рассеянность никогда не была характерна для него, но сейчас Никки увидела бы эту самую черту за ним с расстояния мили. В конце концов, она хорошо знала его, как бы они это ни отрицали, поэтому внутреннее отсутствие Рала не могла пройти мимо нее.
Мимо колдуньи просвистела взвинченная Мать-Исповедница. Взгляды двух женщин пересеклись на мгновение, чтобы потом разойтись и снова направиться туда же, куда и раньше. За этот краткий момент Никки успела туманно проанализировать состояние женщины. Помимо чего-то во взгляде темноволосой, что заставило ее сейчас идти шагом, переходящим на бег, Никки заметила и то, что было характерно только для троих человек в зале, включая ее саму — отсутствие.
Длинное белое платье, по мнению Никки, едва скрывало нынешнюю худобу Матери-Исповедницы. Колдунья обладала существенным опытом в плане определения вкусов мужчин, поэтому она знала, что и у Ричарда Рала были свои собственные предпочтения. Мгновенная глупая мысль о том, что при ином стечении обстоятельств нынешняя Кэлен никак бы не привлекла Рала, пронеслась со скоростью людей, выбегающих из горящего дома. Но Никки уцепилась за нее.
Основной силой, которая сейчас связывала этих двоих, было пророчество. Пророчество, которое могло бы остановить чуму. Чуму, которую наслал, по предположениям Никки, Имперский Орден.
Логическая цепочка в сознании Никки замерцала, достигая своего логического заключения. Она вспомнила все те планы, которые Джегань имел на Народный Дворец, на Рала и всю Д’Хару, как искал способы уничтожить главные магические оплоты пока что неподконтрольных ему территорий.
Глаза Никки устремились вперед, рассеянно моргая. Она вышла из оцепенения, и увидела, что люди в зале все опускаются в прощальном жесте, чтобы тем самым проводить и благословить молодых супругов на первую ночь вместе. И это только усугубило ее тревогу насчет собственных предположений.
Комментарий к Глава XII, часть I
*Круг символизирует бесконечность, совершенство и законченность. Сочла эту фигуру самой уместной для подобного ритуала.
========== Глава XII, часть II ==========
Включена ПБ
Цирилла вертела в руках одну из своих черных перчаток. И как Кэлен не заметила — королева ведь никогда не носила их раньше. Цирилла печально оглядела черные кончики своих пальцев. Ей ведь немного осталось, это было точно. Пара часов, наверное — и жизнь окончательно уйдет из ее тела.
Она сидела на кровати, теперь глядя в одну ей известную точку в стене. Кэлен, ей казалось, не появлялась слишком долго. Цириллу наполнял отчаянный страх, как бы последние часы ее жизни не прошли в одиночестве. Она боялась, что Кэлен не придет, или что слишком задержится. Но осознание того, что характер Матери-Исповедницы не позволит ей надолго оставить сестру, позволяло немного успокоиться. Она натянула перчатку на мертвецки тонкую руку и болезненно выдохнула. Цирилла не стала откидываться на подушки, как ей того хотелось — как бы сестра не подумала, что она умерла.
Только эта мысль промелькнула в королевской голове, как дверь приоткрылась, и темнота комнаты немного развеялась теплым светом от десятков коридорных свечей. В проеме показался широкий кружевной белый рукав, а потом и кусочек шлейфа длинного белого платья. Кэлен медленно шагнула в комнату, будто бы боясь чего-то, как показалось Цирилле. Когда Исповедница увидела королеву сидящей на постели и в полном сознании, оцепенение спало с нее, и теперь она на выдохе шла к сестре.
Цирилла оглянула Кэлен кратким, но необычайно сознательным взглядом.
— Я боялась не увидеть тебя такой еще раз. Красное платье, кстати, тоже было неплохим. — Цирилла с какой-то неосознанной детской печалью улыбнулась, надеясь, что темнота комнаты скроет выражение ее влажных глаз.
Кэлен подошла к сестре, и, несмотря на свое белое платье, опустилась рядом с ней на колени.
— Цирилла, просто скажи мне, что случилось. — Ее зеленые глаза выражали вселенское участие, но не такое, которое люди напускают, когда заботятся о ненужном им человеке. Взгляд Кэлен был настоящим.
— Сейчас не время, милая. — Королева положила руку на щеку другой женщины в жесте, похожем на материнский. — Нам нужно зажечь светильники.
Кэлен кивнула и позвала служанку, чтобы та сделала это. Когда в комнату тихо, понурив голову, вошла тонкого вида девушка, Цирилла начала чувствовать нарастающую слабость внутри. Она туманным взглядом смотрела на происходившее вокруг, но не переставала мысленно фокусироваться на своей цели.
Как только комната посветлела, Кэлен присела на кровать рядом с сестрой. Королева поднялась и как можно более легко прошла к шкафу Исповедницы. Там лежали заранее приготовленные для Кэлен вещи, которые и были нужны сейчас Цирилле. Она положила на сгиб левой руки черный шелковый халат, который по ее предположениям едва прикрывал бы низ бедер, и полупрозрачное золотистое нижнее платье, длиной примерно такое же.
Кэлен следила за действиями Цириллы неверным самой себе взглядом. Она искала причину очевидной слабости и подавленности сестры, но не могла ухватить ее. И другой стороной ее растерянности было как раз то, что королева держала в руках. Кэлен разгладила складки платья на немного угловатых, почти подростковых коленях. Она сомневалась.
Цирилла потянула Кэлен за локти, чтобы та поднялась с кровати. Несмотря на смятение, Кэлен подчинилась и позволила той начать расшнуровывать на спине ее белое подвенечное платье. Через ткань перчаток проходил леденящий кожу Кэлен холод, который дрожью отдавался на ее полуобнаженной спине.
— Я полагаю, что ваши с Ричардом отношения наладились?
Кэлен стянула с себя платье вместе с нижним бельем, оставаясь нагой и не испытывая никакого стеснения перед другой женщиной.
— Я всего лишь поняла, что по-настоящему чувствую к нему, — Кэлен мягко улыбнулась, и ее сердце затрепетало при мысли о Ричарде, которого она должнаскоро увидеть.
Цирилла помогла ей надеть ее простое золотистое платье и занялась единственным сложным элементом наряда — завязками на спине, пока Кэлен стояла, немного поеживаясь от холода и ожидания.
— Я уверена, что его чувства к тебе были неизменны. Знаешь, уже пару месяцев назад я твердо знала, что он любит тебя.
В голосе Цириллы показались теплые заботливые нотки. Как только она закончила со спиной, ее внимание переключилось на другой элемент — черный халат с широкими рукавами и золотой окантовкой на них. Как только и этот предмет одежды оказался на Кэлен, Цирилла переключилась на волосы той.
Королева распустила ее косу, бережно перебирая темные вьющиеся прядки, которые, несмотря на ее физическое состояние, оставались мягкими и блестящими, как и прежде. Но Цирилла отметила, что они стали гораздо длиннее, чем раньше.
Как только волосы мягко легли на спину Кэлен, дело оставалось за одним. Королева подошла к туалетному столику, на котором лежал изящный металлический обруч с красным камнем посередине. Она взяла его в руки с особенной осторожностью, будто боялась уронить, но при этом не сжимала. Кэлен заметила, как подрагивали ее руки, облаченные в тонкие шелковые перчатки.
Кэлен приподняла свои волосы, и Рада-Хань сомкнулся на ее шее. Исповедница почувствовала, как ее дар внутри вдруг затих, будто тлеющий уголек.
Цирилла ласково посмотрела на Кэлен, и с ее губ сбежал выдох облегчения.
— Я счастлива, что сейчас я могу быть рядом с тобой, Кэлен. Ты самая красивая невеста из всех, кого я видела.
Кэлен обняла сестру, но вместо ожидаемого тепла почувствовала непонятный холод, который она ощущала раньше в ее руках. В первую секунду она решила, что ей показалось, но потом поняла, что это не было ошибкой. Она отстранилась, и вместо улыбки на ее лице был растерянный взгляд.
Она вдруг с усиленным вниманием посмотрела на перчатки. Когда Кэлен взглянула Цирилле в глаза, она не увидела там ни страха, ни протеста. Только ту самую теплую и грустную печаль, которая настолько не подходила всегда оптимистичной и веселой Цирилле.
Кэлен вопросительно посмотела на нее и, не увидев на лице следов сопротивления, стянула перчатку с ее руки.
— Это чума, — Цирилла пошевелила черными кончиками пальцев так, будто один их вид недостаточно подтверждал ее слова. — Но ты можешь не бояться — она не передастся тебе.
Кэлен остолбенела. Она вдруг почувствовала невероятную слабость и обхватила рукой живот так, будто это могло закрыть ту брешь, которая за краткий миг образовалась в ее теле и душе.
— Цирилла, я не понимаю. Как давно ты заразилась? Мы еще можем помочь тебе. Должно же быть что-то.
Исповедница отчаянно искала пути решения проблемы. Она хотела понять, насколько сильно та была больна, и можно ли было ее вылечить.
— Успокойся, милая, успокойся, — Цирилла коснулась пальцами щеки ошарашенной Исповедницы, — ты не поможешь. Я уже мертва.
В некогда ярких голубых глазах теперь действительно был отголосок огня Подземного мира. Кэлен окончательно впала в оцепенение, невидящим взглядом смотря вперед. Цирилла взяла Кэлен под локоть и посадила ту на краешек кровати, а сама села рядом.
— Две недели назад я собиралась выехать из Галеи, — начала она. — Знаешь, там практически не было следов эпидемии. Мы изолировали всего нескольких больных и некоторых людей, пришедших с зараженных территорий. Но потом, за несколько дней до отъезда, у меня началась лихорадка. Лекари довольно быстро поставили меня на ноги, и я оставила Галею, чтобы приехать сюда. — Исповедница услышала легкий надлом в голосе сестры. — Как потом оказалось, все, что они мне давали — это отвар розы ветров. Его действие, конечно, не смогло остановить заражение. На десятый день дороги стали очевидны все признаки моей болезни, но никто уже не мог мне помочь. Я умерла, Кэлен. По-настоящему умерла.
Исповедница сглотнула ком в горле и едва сдерживала всхлипы. Она уткнулась лбом в ее острое плечо, не смея отвлекать Цириллу, которая, очевидно, была в пучине воспоминаний.
— Это странно, но после смерти я продолжала чувствовать, что происходило вокруг, просто не видела. Как будто я находилась одновременно в двух мирах. Вокруг была кромешная тьма и голоса, много голосов. Тогда я мало что разобрала, но сейчас я понимаю, что они спорили. Потом голоса затихли, остался только один. Он предложил сделку в обмен на жизнь и на то, что они скажут.
— Что они хотели от тебя взамен?
— Они хотели, чтобы я передала тебе послание. Пророчество, если быть точной. Даже духи знают, что вы с Ричардом слишком самостоятельны и непредсказуемы, чтобы ввериться обрывкам фраз, — она хмыкнула. — Им было важно, чтобы вы получили послание, и они знали, что ты послушаешь меня.
Исповедница затаила дыхание. В ее висках бешено стучала кровь. Она чувствовала, что Цирилла не скажет ей ничего хорошего.
— И почему оно так важно?
— Оно касается другого пророчества, которое говорило о конце эпидемии. Ты помнишь? Там говорилось о вашей с Ричардом дочери. Оказалось, что у него есть другая ветвь, — Цирилла выдержала недолгую паузу, и Кэлен почувствовала нарастающее волнение в ее голосе. — Оно говорит, что если от вашего с Ричардом союза появится сын, то Ветры заберут его в качестве цены за избавление.
— Ветры? Цирилла, о чем ты говоришь? — Кэлен поежилась, пока смысл сказанных слов не начинал укладываться в ее голове.
— Дух говорил лишь о каких-то ветрах. Я не до конца поняла, что они все говорили мне, ясно было одно — они имеют отношение к подземному миру.
— Разве этим ветрам недостаточно всех тех жизней, которые уже унесла эпидемия? И зачем им ребенок, если он совершенно точно не будет мальчиком?
Нарастающая паника подходила к горлу Кэлен. Она возвращалась к тому состоянию, из которого вышла совсем недавно, и слабость, которая одолевала ее с сегодняшнего утра, тоже сильно сказывалась на ее психическом состоянии. Она резко оборвалась и болезненно сжалась. В ее сердце будто воткнулись тысячи иголок.
— Я не знаю, милая, я не знаю. — Цирилла обняла Кэлен за плечи и попыталась прижать к себе, но Исповедница оцепенела. В ее спину словно был воткнут металлический штырь, который не позволял ей согнуться.
Пока слабые руки обвивали хрупкое тело Матери-Исповедницы, Цирилла чувствовала, что силы уже начинали покидать ее, и зов Подземного Мира усиливался. Она сделала все, что от нее хотели и чего хотела она сама — предупредила Кэлен и отдала ее в руки любящему мужчине. Все, чего она хотела сейчас — это попрощаться с ней.
— Кэлен, — она тронула ее за предплечье, — я должна уходить. Мне не позволят больше здесь находиться.
Исповедница посмотрела на нее влажными и печальными глазами, и в них выражалась вся существовавшая когда-либо в мире горечь.
— Как бы я хотела, чтобы ты не оставляла меня.
— Если бы Создатель даровал мне выбор, я бы пожелала того же.
Цирилла переставала чувствовать пространство вокруг, будто слепой котенок. Она оперлась рукой на кровать, чтобы не упасть, но Кэлен поддержала ее. Она крепко обняла сестру.
— Я так сильно буду скучать по тебе.
— Я тоже буду скучать, Кэлен, — в голосе Цириллы слышались непролитые слезы, которые сдерживались только всегда оптимистичной, даже на смертном одре, улыбкой. — Но пожалуйста, не переживай из-за меня. Второй раз умирать уже не страшно.
Из горла женщины вырвалось что-то среднее между смешком и стоном, заглушенное плечом Кэлен, гладившей ее по волосам, как ребенка.
— Не оставляй Ричарда. В трудные времена вы сможете найти силу только друг в друге.
Цирилла чувствовала, что язык уже перестает слушаться ее. Она так часто видела умирающих людей, даже слишком, но быть одной из них казалось таким невообразимым и далеким.
Обжигающе-горячие слезы на плече и лихорадочный кивок обнимавшей ее женщины было последним, что она чувствовала.
***
Погребальный костер всполохами разрезал мрачные небеса. Группа, которая стояла в считанных футах от нее, была едва видна на фоне абсолютной ночной темноты. Кэлен еле держалась на ногах, прижимаясь своим боком к боку мужа и укутываясь в его меховую накидку, надетую поверх короткого платья, а Гарольд, Зедд, Кара и Бердина, стоявшие рядом, скорбно смотрели на окутанное языками пламени тело королевы Галеи.
Ричард приказал не пускать никого на нижнюю площадку Дворца. Обычно здесь проходили посвящения, но сейчас площадь была пуста и отдаленно напоминала кладбищенский двор. Кэлен слегка подрагивала, неотрывно смотря на тело, которое уже примерно час как оставила душа. Она изначально была против сожжения, кричала и неистово истерила, когда служанки выносили тело ее сестры из комнаты. Сейчас этот приступ дикой, ненастоящей энергии прошел, и Кэлен ощущала себя будто полой изнутри.
Ее лихорадило, хоть Зедд сказал, что до смерти тело Цириллы, скорее всего, не переносило чуму. Но никто не знал, что с ним будет после.
Теперь Исповедница была равнодушна.
На лицах всей группы выражалась скорбь. Кара и Бердина, обычно малоэмоциональные и безжалостные морд-сит, были подавлены и мрачны как никогда. Глаза Кары были похожи на два переливающихся на морозе стеклышка. Она любила Цириллу, пусть и своеобразно. Глаза Бердины, казалось, могли оледенеть на холоде от непролитых ею слез; Зедд старался не показывать чувств, но было очевидно, что смерть Цириллы тоже отдавалась глубокой болью в его сердце.
Один лишь Гарольд, который был как две капли похож на сестру, с одной лишь грустной улыбкой смотрел на костер. Своеобразный обряд прощания, присущий только Амнеллам — встречать смерть самоуверенно и с оптимизмом. Неважно, свою или чужую.
Кэлен утратила способность встречать смерть как Амнелл и не научилась воспринимать ее как Рал — с хладнокровным спокойствием и поиском рационального начала всего происходящего.
В ночи скрывалась мертвая тишина, нарушаемая лишь треском догоравшего костра, когда слева от Кэлен встал ее брат. Увидев ее состояние, он подошел поближе, и его тяжелая рука легко легла на ее плечо. Ричард, почувствовав, что сейчас Исповеднице необходимо побыть с ее братом наедине, напоследок поцеловал Кэлен в макушку и ушел распоряжаться, чтобы в ее комнату был запрещен вход кому-либо и оттуда были перенесены все вещи. Зедд и две морд-сит последовали за ним.
— Мне так жаль, — Гарольд обнял ее, и с невыносимым трудом она сказала это, будто что-то действительно необходимое.
Гарольд кивнул, поглаживая ее по волосам с настоящей братской заботой, и Кэлен чувствовала всю ту дисгармонию, что была и внутри него тоже. Широкие плечи брата будто заслоняли ее от окружающего мира, в котором теперь стало на одного дорогого ей человека меньше. Она хотела плакать, но уже не могла — спустя столько времени ее глаза были не способны на это.
***
В покоях Ралов были открыты все окна. Кэлен ежилась, терла оголенные предплечья и медленной шаткой походкой шла к источнику ее беспокойства. Хотя и было понятно, что источником ее неспокойствия были не форточки и сквозняк, она все равно проклинала привычку Ричарда спать с открытыми окнами, которая покинула его только на время болезни Кэлен.
Дверь открылась, и в ней показался Ричард. Несмотря на то, что Кэлен никак не отреагировала на его приход, он все равно подошел к ней сзади и обвил руки вокруг ее талии. Исповедница почувствовала его тепло и отклонилась назад, положив голову ему на грудь. Они оба были истощены и, кажется, едва держались на ногах.
— Не так должна была проходить эта ночь, верно? — Ричард слабо ухмыльнулся. Он надеялся, что эти слова не удручат Кэлен еще сильнее, и, к его счастью, она слабо улыбнулась. Она ведь знала — они испытывали одно и то же.
Настало комфортное для обоих молчание. Кэлен наслаждалась поддержкой, которую дарил ей Ричард, его близостью и той внутренней силой, которую он хотел ей передать своими прикосновениями. Она знала, что ему тоже приходилось нелегко, но в то же время понимала, что он держал это в себе и переживал в одиночку.
— Еще есть шанс все исправить, — Кэлен слегка повернулась к нему, так, что Ричарду стал виден ее профиль. Он не понял, к чему именно отнеслись эти слова — к их брачной ночи, смерти Цириллы или чему-то еще.
Ричард развернул Кэлен к себе и с интересом посмотрел на нее в поиске ответа, но ее взгляд цвета лесной чащи был непроницаем. Его большой палец коснулся бледной кожи на шее над Рада-Ханом.
— Кэлен, что сейчас руководит тобой? — Ричард заметил то, как в мгновение потемнел ее взгляд в ответ на прикосновение.
— Только я, — она мягко улыбнулась мужу, и Ричард вдруг в полной мере понял, что она имела ввиду.
Он вдруг почувствовал, что боится, но не за себя — за Кэлен. Он знал, что она все еще была в шоке от произошедшего с ее сестрой, поэтому не мог позволить себе пользоваться ее состоянием. Но потом он увидел ее взгляд — ласковый, любящий, манящий, в котором не было и тени пережитого. Все, что в нем было, предназначалось лишь для него, для Ричарда.
— Ты мне нужен, — она коснулась своим тонким длинным пальцем его щеки, и он слегка наклонился к ней, так, что их лбы соприкоснулись. Они были так близко, что делили одно дыхание. — Прошу тебя.
Барьеры внутри него окончательно пали, и Ричард медленно коснулся губами ее лба, чувствуя в этот миг ее открытую необходимость в нем. Внутри него бушевало то же самое.
Кэлен немного приподнялась, так, что их губы смогли встретиться. Они касались друг друга мягко, как в первый раз, будто заново исследуя. Ричард обвил руки вокруг ее хрупкого стана и прижал к себе так, что расстояние между ними стало совсем незначительным. Он зарылся пальцами в ее темные шелковые кудри, и мысленно подписал безоговорочную капитуляцию, как и Кэлен, чьи руки нежно, но с призывом касались его мощных рук, плеч и шеи, выводя на них незамысловатые узоры и не отрываясь ни на секунду.
Исповедница наслаждалась этим чувством близости, которого не испытывала уже давно. Она чувствовала, как нужда внутри нее перерастает в сладостное желание, когда руки Ричарда начали исследовать ее тело. Он дразнил и ее, и себя, лишь кончиками пальцев проводя по ее телу, и она уже чувствовала, как нарастает возбуждение внутри них обоих.
Его ладони легли на плечи Кэлен, снимая легкий черный халат и отбрасывая его куда-то в сторону, пока его губы оставили лишь один, но такой чувственный поцелуй на ее скуле. Признаться честно, с этого момента ей было глубоко наплевать, где оказался этот самый халат. Ричард провел своими руками по ее, прошелся по легкой золотистой ткани и остановился на ее тонких, но таких мягких и желанных бедрах, слегка приподнимая край платья. С ее губ сбежал быстрый, судорожный вдох. Ее тело откровенно дрожало там, где его руки касались ее. Кэлен закусила губу.
Она обвила руками талию Ричарда и поцеловала его глубже, накрывая своими губами его и позволяя исследовать свой рот. В движениях ее мужа появлялся нарастающий напор, когда тот касался ее, и она подчинилась ему. Она хотела чувствовать его рядом, на себе, в себе — где угодно, но не была готова отпустить.
Ее мягкие губы невесомо, в невероятной женственной манере коснулись уха Ричарда и чувствительного места за ним, так, что теперь в голове мужчины возникло сомнение — кто из них больше хочет подчиниться другому.
Женские руки приподняли край его рубашки и начали свое движение по мужской пояснице и вверх, к широким плечам. Внезапно, Ричард остановил ее и развернул спиной к себе. Кэлен поняла его намерение и собрала волосы негнущимися пальцами, приподнимая их так, чтобы полностью открыть Ричарду ее спину и шею, когда его руки начали разбираться с тугими завязками платья. Вслед за ловкими пальцами следовали и его губы, целуя каждый открывавшийся ему дюйм ее спины. Исповедница прикрыла глаза, поддаваясь новым ощущениям.
Он снова развернул ее лицом к себе, и в этот раз уже не скрывал своего любопытства. Полупрозрачное платье в лунном свете выгодно подчеркивало все прелести фигуры Кэлен, и она невольно покраснела от столь пристального внимания. В ее потемневшем от похоти взгляде появились игривые огоньки, и ее руки остановили руки Ричарда, которые уже вновь касались краев короткого платьица с вполне определенными целями.
— Это нечестно, — она приподнялась на носках так, чтобы ее губы оказались прямо около уха Ричарда, и ее шепот, ласкавший его уши, ее тонкие пальчики, упиравшиеся в его широкую грудь, посылали дрожь по его собственному позвоночнику. — Я уже сняла халат.
— Его снял я, — он так же, как и она, игриво ухмыльнулся, но в этой ухмылке было что-то животное, что лишь утяжелило связки мыслей в голове Кэлен. — Пора сравнять счет.
Исповедница неотрывно смотрела в пронзительные мужские глаза, серебрившиеся в темноте, пока ее руки касались его талии. Как только они стянули черную рубашку с мужского тела, она все еще продолжала поддерживать такой необходимый зрительный контакт.
Ее рука скользила по обнаженному мужскому торсу, исследуя каждый его миллиметр не только пальцами, но и губами, оставляя дразнящие поцелуи. Кэлен чувствовала его, своего мужа, все его внутреннее напряжение, но вместе с тем ту силу и мощь, что окружали его ореолом. Она касалась крошечных шрамов на его груди, любовно целовала впадинку между его ключиц, вдыхала его особенный, уже такой знакомый и родной ей запах, и все, чего ей хотелось — это быть с ним наедине целую вечность.
Ричард едва мог оторваться от действий своей жены, и его руки так же блуждали по ее практически ничем не прикрытому телу. Эта любящая его пытка, так сладострастно прильнувшая к его телу, буквально сводила его с ума, окончательно и бесповоротно делая его ее рабом. Он поймал себя на мысли, что ему было все равно, был ли на ней Рада-Хан или нет — исповедь ничего не изменит. Его жизнь уже была полностью в ее руках.
Ричард приподнял Кэлен, заставляя ее обвить ноги вокруг его талии, и посадил на письменный стол. Когда он вдруг резко отошел от нее, в ее изумрудных глазах выразилось смущение и непонимание.
До этого момента он не знал, какая она. Даже в самых изощренных фантазиях он не мог себе представить то, что сейчас было перед ним: растрепанные волосы цвета воронова крыла прикрывали белоснежные плечи, которые небрежно приоткрылись благодаря спавшему с них платью. Он видел верх ее аккуратной груди, теперь лишь наполовину прикрытой полупрозрачной золотистой тканью, которая открывала его взору еще и плавный изгиб ее талии вместе с линией бедер. А ее затуманенные дымкой желания глаза, ее припухшие от поцелуев губы и легкий румянец на щеках? О Духи! Либо Ричард был бесповоротно влюблен в нее, либо она действительно была самой прекрасной женщиной из всех ныне живущих.
Кэлен взяла его за руку и притянула поближе к себе, чтобы запечатлеть трепетный поцелуй на его губах. Ричард чувствовал внутреннее смятение, но в ее движениях читалось искреннее доверие и неприкрытое вожделение. Она взяла обе его большие ладони в свои и положила на бедра, как раз туда, где ее тело было прикрыто оставшейся одеждой.
Мужчина неторопливо стянул с женщины последний предмет одежды, теперь оставляя ее совершенно нагой. Внутри Кэлен еще оставалось невольное желание закрыть себя, и Ричард это видел. Он подошел к ней вплотную, оказываясь прямо между ее оголенных бедер, и посмотрел прямо в глаза. Он отметил в них ту же растерянность, что была и утром этого дня, когда она шла к алтарю. Ричард коснулся кончиками пальцев ее тонких скул, так, чтобы она неотрывно смотрела в его глаза, в которых она видела сейчас лишь обожание и трепет. Это не было похоже на взгляд исповеданных, нет — в его взгляде была любовь, которой не мог подражать ни один из них.
— Ты невероятна, — он увидел, как рвано и неровно приподнимается и опускается ее оголенная грудь и насколько прерывистым стало женское дыхание. Это был не самый лучший комплимент из всех, что могли прийти в его голову, но он, определенно, был правдив. В изумрудных глазах вспыхнул огонек благодарности, сразу после появления которого она притянула его к себе и жадно коснулась своими губами его.
Пальцы Ричарда начали бережно изучать тело Кэлен. Она выгнулась дугой, как только его руки впервые оказались на ее обнаженной груди. Ее рот распахнулся, и мужчина получил возможность углубить поцелуй. Она подалась навстречу его ласкающим прикосновениям, чувствуя нарастающую тяжесть внизу ее живота.
Одна рука Ричарда заставляла ее слегка отклоняться назад, так, что она теперь опиралась на локти и верх ее корпуса упирался в жесткую стену, а другая поддерживала ее напряженную поясницу и поглаживала по спине.
Кэлен почувствовала себя неспособной дышать, когда его губы опустились к ее груди и животу. Она терялась в его прикосновениях, невольно притягивала к себе и сама не замечала, как из ее рта вырывались тихие, прикрытые маской невинности стоны. Как только Ричард перешел к изящным женским бедрам, ему даже не пришлось просить ее немного развести ноги, чтобы получить доступ к их внутренней стороне: Кэлен была готова позволить ему абсолютно все.
Внезапно он остановился. С губ Кэлен сошел беглый вздох, и она вновь оказалась подхваченной сильными руками своего мужа, чтобы теперь оказаться на их широкой постели, накрытой его телом.
Кэлен спешно нащупала пряжку ремня на штанах Ричарда и быстро его расстегнула, чтобы теперь окончательно выровнять их счет в плане одежды.
— Ловко вышло, — хрипло усмехнулся он.
— Я быстро учусь, — на ее лице расцвела плутоватая улыбка.
Мужчина кончиками пальцев мягко коснулся бедер женщины. Их лица оказались настолько близко, что они почти соприкасались лбами. Когда их взгляды встретились, Ричарду не удалось увидеть в своей жене какое-либо сомнение. Она невесомо коснулась носа мужчины указательным пальцем, вызывая у того улыбку, и прикоснулась своими губами к его слегка колючей щеке. Он все понял.
С губ обоих спешно сошли вздохи, когда бедра Ричарда оказались между ее, и теперь их разделяли считанные сантиметры. Он увидел, как Кэлен немного призывно и, по его мнению, совсем не невинно закусила губу.
— Теперь я даже не знаю, кто из нас волнуется больше, — Кэлен улыбнулась, услышав произнесенные Ричардом слова. Это было настолько присуще ему: переживать за нее, когда в этом не было нужды.
— Пока я нахожусь в этой постели с тобой, мне не о чем волноваться, — ответила она, выгибаясь в пояснице и медленно-медленно подаваясь бедрами вперед. Она все так же смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, и тело Ричарда сходило с ума от одного ее взгляда, не говоря уже о прочих ее действиях. — Прошу, не останавливайся.
Ричард склонился к ней и уткнулся носом в ее шею, чтобы удержать себя от резких движений. Слишком давно он не был близок с женщиной, и его тело слишком сильно жаждало ее — настолько сильно, что ему пришлось смять рукой простыню изо всех сил, чтобы просто сдержать животное внутри себя. Он будто почувствовал на собственном теле ту краткую вспышку боли, которая прошла через тело его жены, когда он вошел в нее. Она вся сжалась, и по тому, с какой силой ее бедра зажали его, он понял, что то, что она только что испытала, было далеко не приятным чувством. Он поднял голову, и теперь его рука нашла ее руку, позволяя их пальцам переплестись. Он собирался что-то сказать, но Кэлен быстро призвала его к молчанию, приложив к его губам вытянутый указательный палец.
— Все в порядке, Ричард. Не останавливайся, — повторила она, и это дало ему понять, что она все еще была с ним, была открыта для него.
Она обвила руками его шею, а ногами — его талию, призывая продолжить. Руки мужчины оказались под ее спиной, обнимая ее и уничтожая все пространство, что между ними когда-либо было. Он двигался медленно, следя за малейшими изменениями в эмоциях его жены. Прошли считанные минуты, и она, наконец, смогла расслабиться, а он увидел, что первоначальный дискомфорт начал отступать.
Она сжала его ягодицы, и Ричард позволил себе более глубокий, чем до этого, толчок, хотя он все еще опасался резких движений. Кэлен ахнула от новых ощущений, и он вдруг понял, что теперь это новое ощущение было вовсе не болью. Это было удовольствие.
Он склонился к ней, сохраняя все тот же медленный темп и ту же глубину. Глаза Кэлен уже не были такими кристально ясными, как и его: они были затуманены дымкой, говорившей, что сейчас она была затянута в мир абсолютно новых для нее чувств, и ей не хотелось его покидать.
— Я вижу, ты освоилась, — выдохнул он, внезапно останавливаясь. Кэлен застонала, но на сей раз разочарованно. — Не хочешь поменяться местами?
— Возможно, в следующий раз, — прошептала она, расслабленно улыбаясь. — Пока что ты сам прекрасно справляешься.
Ричард не смог не улыбнуться, и Кэлен недвусмысленно намекнула ему на его дальнейшие действия характерным движением бедрами.
Удивительно, но они оба нашли удовольствие в монотонности собственных движений. Ричард обхватил ее ладони, на момент заводя руки ей за голову, и позволил себе немного ускориться. Кэлен рвано выдохнула, подаваясь навстречу каждому новому его движению. Теперь их тела, которые долго привыкали друг другу именно для этого момента, двигались в унисон.
Спустя недолгое время он освободил ее руки, и теперь они путешествовали по его широкой спине, отгородившей ее от всего остального мира, и оставляли на ней красноватые полосы. Кэлен не извинялась за это, но Ричард ни в коем случае не хотел слышать сожаление в ее голосе. Он наслаждался каждой секундой, которую они провели вот так, будучи сплетенными в единое целое.
Кэлен протяжно застонала, и ее ногти оставили глубокий отпечаток на его плече.
— Тсс, — он поцеловал ее в уголок рта, сбивчиво дыша. — Ты разбудишь весь дворец.
— Мне все равно, — она улыбнулась, и Ричард с величайшим наслаждением понял, что сейчас она испытывала то же, что и он. — Я не могла представить, что это…
Она остановилась на полуслове, слишком поглощенная всеми чувствами, что она сейчас испытывала. Испытывала благодаря нему. Ричард приподнялся на одной руке, почти полностью покидая ее тело, и пальцами другой руки коснулся ее груди. Кэлен беспомощно выгнулась ему навстречу, теперь находя удовольствие в игре его пальцев, сначала легонько задевших бугорок ее соска, а затем сжавших его.
— Так что ты хотела сказать? — его тон прозвучал так, что стало очевидно: она была обязана ответить. Если Кэлен позволила ему руководить, то он был намерен пользоваться этим в своих целях… до самого конца.
— Это так прекрасно, чувствовать тебя, — своим взглядом она почти умоляла его вернуться, и Ричард понимал, почему она так желала этого. Каждый сантиметр между ними был сущей пыткой и для него тоже.
Он сделал то, чего она так хотела, и невольно улыбнулся ее выбору слов. Чувствовать. Одно слово, которое значило так много.
Никто и никогда раньше не был так близок Ричарду душевно и физически, как Кэлен, несмотря даже на его опыт с другими женщинами. Она была особенной — он знал это еще тогда, когда она бросала на него неприязненные взгляды и старалась избегать. И сейчас, когда Ричард различал малейшие оттенки ее эмоций, когда ему был доступен каждый сантиметр ее тела, он больше всего на свете наслаждался тем, что приносила ее близость: ее стоны сводили его с ума, ощущение мягкого атласа ее кожи под его пальцами вызывало в нем зависимость, как и то, как ее мышцы сжимались вокруг него, когда он внезапно замедлялся, как она впивалась ногтями в его плечи, сильнее с каждым новым их совместным движением, как бусинки ее сосков врезались в его грудь, когда она выгибалась ему на встречу.
Чувствовать… Ричард вновь обратился к этому слову в своих мыслях, и теперь ему казалось, что он впервые понял его в полной мере. Он знал каждую сторону этого слова, знал его начало и его конец, осознавал каждую грань его значения.
Возможно, он преувеличивал значимость этого небольшого открытия, но в данный момент весь его мир сузился лишь до чувственных ощущений, и главным источником этих ощущений была именно Кэлен. Он не хотел это менять, точно не сейчас.
Ричард чувствовал, как дар, заключенный внутри Кэлен Рада-Ханом, бушевал с невероятной силой урагана. Двое будто находились в самом его сердце, и это чувство пьянило и женщину, и мужчину, который раньше не мог и представить себе существование такой мощи. Ричард чувствовал, насколько близка к развязке была его жена. Она теряла контроль окончательно и бесповоротно, и даже Рада-Хань не мог до конца сдержать ее внутренней силы.
Два сплетавшихся в сладостной истоме тела находились на грани. Движения Ричарда были хаотичные, рваные. Он чувствовал, как мышцы Кэлен сжимаются вокруг него, видел, с какими чувствами ее глаза смотрят в его, и он окончательно растворился в ее теле, не зная, где заканчивался он, а где начиналась она.
Исповедница невольно задержала дыхание, когда тот сладостный узел, что был внизу ее живота, развязался, и сила, что окутывала все существо Ричарда и Кэлен, внезапно исчезла, не оставив за собой привычного беззвучного грома, а только тягучее чувство завершенности, накрывая одного за другим с неистовой силой.
Вес тела Ричарда, который все это время нависал над Кэлен, теперь оказался полностью на ней. Исповедница обвила его плечи руками, пока их тела оставались сплетенными в единое целое, не обращая внимание на его тяжесть и лишь радуясь этому.
Ричард прислонился своим лбом ко лбу женщины в уже привычном им обоим жесте. Кэлен коснулась рукой его щеки, и их глаза, направленные лишь друг на друга, выражали гораздо больше, чем слова, которые они могли сказать.
Кэлен чисто и открыто улыбнулась мужу. Эта улыбка была верхом человеческой радости, несмотря на слезы, стоявшие в ее глазах.
Она не хотела его отпускать, но Ричард лег рядом с ней на бок и крепко обнял. Кэлен зарылась лицом в сгиб его мощной шеи, вдыхая родной запах. Их ноги и руки завязались в каком-то немыслимом узле, так, что их не разъединял и миллиметр.
— Ты понимаешь, во что ты превратила этот простой физический акт? — усмехнулся Ричард. Его накрывали волны осознания, одна за другой.
— Вполне, — кивнула она, — но разве это неправильно?
— Должно быть, именно это — единственно правильно.
Кэлен явно согласилась с ним, подтвердив этот вялым кивком и смежив глаза. Теперь все чувства, которые сотрясали их весь этот бесконечный день, отступили на второй план. В темноте д’харианской ночи были лишь они вдвоем, навеки соединенные друг с другом.
Комментарий к Глава XII, часть II
Да, наконец фанфик оправдал свой рейтинг. Надеюсь, что все положительно воспримут такой сюжетный момент и его описание - я решила не уходить в анатомию, так что рассчитываю именно на эмоциональный отклик.
========== Глава XIII ==========
Включена ПБ
— Здесь была тропинка.
Задумчивый голос Гарольда прервался фырканьем его лошади, споткнувшейся во время ходьбы по высокому снегу. Статному и крупному жеребцу он доставал практически до колена, его белая шерсть полностью сливалась с обстановкой вокруг.
Гнедой конь Ричарда передразнил своим фырканьем шедшую впереди лошадь Амнелла, ведущего весь небольшой отряд, будто посмеиваясь над ним. Гнедой Дарин самовольно обогнал серого в яблоках Млечного, и с гордо поднятой головой пошел дальше по снегу, будто не испытывая никакого затруднения из-за глубины сугробов.
Сзади послышались довольные смешки Игана и Улика, а Гарольд начал спешно догонять своего нового родственника. Д’харианские лошади были прекрасно натренированы и полностью соответствовали своим всадникам, поэтому теплолюбивому Млечному было трудно держать пальму первенства, когда его окружали три жеребца, воспитанные в трудных д’харианских условиях.
В конце концов, лошади Рала и Амнелла сровнялись, а солдаты Первой Когорты продолжили следовать за ними. Гарольд напряженно смотрел вперед, щурясь от яркости зимнего солнца, которая лишь усиливалась чистотой белого снега. Он знал несколько дорог, которые могли бы привести людей к месту назначения, но все сейчас были очень трудны из-за переставшего ночью снегопада.
Лагерь беженцев находился в часе пути от Народного Дворца, но чем дальше они находились от него, тем сложнее становилось передвигаться. Ричард планировал вернуться во дворец еще днем, а сейчас он надеялся хотя бы успеть на вечерний прием, который изначально предполагался как завершающий день трехдневной его с Кэлен церемонии бракосочетания. После прошедшей ночи повод пришлось изменить.
— Отлично, теперь я понял, где мы, — из-под тяжелой меховой накидки Амнелла высунулась одна рука, не занятая поводьями. — Лагерь в четверти часа езды отсюда. Если мы нигде не застрянем, то очень скоро будем там.
Амнелл сочувственно посмотрел на своего коня, который несуразно высоко поднимал ноги и уже тяжело дышал, в отличие от остальной тройки.
Ричард кивнул ему, погруженный в свои мысли. В его сознании все еще был образ Кэлен, когда он оставлял ее одну в покоях этим утром: темные волосы, беспорядочно разметавшиеся по подушке, едва прикрытые одеялом плечи и умиротворение, которое еще никогда так отчетливо не выражалось в ее чертах.
Ему не хотелось оставлять ее одну в их первое брачное утро, но все же пришлось — снегопад мог начаться вновь, и тогда никто уже не смог бы попасть в лагерь беженцев, о которых она сама сказала ему два дня назад. Поэтому он просто поцеловал ее в оголенное плечо и тихо выскользнул из покоев.
Впереди, за потяжелевшими от снега еловыми ветвями, показался слабый дым от костров, тонкой струйкой взвивавшийся к небу. Лес плавно подходил к концу, и четверо всадников оказались на самой его опушке.
В сотне футов от них находился редкий и покосившийся забор, который едва ли мог помешать проходу не только пеших людей, но и всадников. Очевидно, никаких защитных функций он не нес.
Всадники легко миновали это сооружение, прислушиваясь к отдаленным звукам людей впереди.
Снег под их ногами был сильно утоптан, будто по нему успели пройтись сотни людей. Ричард почувствовал, как все больше и больше напрягались телохранители по мере их приближения к лагерю, хотя и старались этого не показывать.
***
Утро застало Зедда в кресле рядом с его кроватью. После событий, произошедших ночью, он почувствовал себя неспособным уснуть и потому даже не пытался лечь в постель. Тем не менее, закрыв глаза в абсолютной темноте, открыл их он уже в светлой комнате.
Его тело затекло из-за неудобного положения во время сна, поэтому он решил пройтись по комнате. Его обычно цепкий и внимательный взгляд сейчас был рассеян и толком не замечал ничего, кроме мыслей, которые тонкими нитями обвили все его сознание.
Вчерашний день не должен был закончиться так. Зедд прожил почти всю свою жизнь в Срединных Землях, он знал всех и каждого, кто правил странами альянса в последние пятьдесят лет, и Цирилла была одной из самых достойных. Волшебник видел, как Галея из просто сильного государства стала великим, самым сильным из всех государств Срединных Земель, и в этом была заслуга Цириллы. Но отношение Зедда к ней диктовалось не только ее политикой — она оставалась хорошим человеком, и любовь к ней Кэлен только подтверждала это. Он мог сказать, что Исповедница доверяла немногим людям в силу постигших ее жизненных трудностей, но ее доверие к Гарольду и Цирилле оставалось абсолютным и неизменным.
Кровное родство не могло объяснить этих чувств — это могла объяснить только сама сущность Цириллы, чистая и невинная, но при этом сильная и непоколебимая. И Зедду было искренне жаль, что теперь этого человека не было с ними.
В комнату постучали, и в проеме появился силуэт Исповедницы. Она мягкой поступью зашла в комнату, и Зедд увидел, что на ней было простое черное платье, а волосы, лежавшие на ее груди, едва выделялись на его фоне. Волшебнику было непривычно видеть ее в этом цвете, но он понимал, что никто не заставит ее надеть белый сегодня. Она не улыбнулась ему, как делала это всегда, и Зедд понял по ее беспокойному взгляду, что она пришла не просто так.
— Доброе утро, — волшебник первого ранга снова сел в то кресло, в котором провел всю ночь, а Кэлен села напротив него, принимая очевидное ей предложение и лишь кивая на его слова. Он предугадал, что в голове женщины сейчас находится что-то серьезное, что-то, что подняло ее в столь ранний час и продолжает волновать до сих пор.
— Зедд, я хотела поговорить с тобой о том, что Цирилла сказала мне прошлой ночью, — на ее лице запечатлелась глубокая скорбь, которую принесла потеря сестры. Он видел, что ей было трудно говорить об этом вслух, будто нарушая этим вечный покой, в котором сейчас находился ее дух.
Волшебник понимал, что это значит, когда близкий человек умирает у тебя на руках. Сейчас Кэлен едва ли могла слышать слова сожаления — они все покажутся ей ненастоящими, лживыми и безразличными, даже если это не так. Людей, которым она смогла бы поверить, было не так много.
— Я не смогла рассказать об этом вчера, — она опустила глаза, смотря в пол, — но она сказала кое-что важное. Новое… — она помедлила, прежде чем продолжить. — Ты говорил, что чума появилась из-за магии. Цирилла сказала, что ее появление как-то связано с Храмом Ветров.
Кэлен обратила все свое внимание к волшебнику. Он видел, что она ожидала понимающего кивка или другого сигнала того, что он знал, о чем идет речь.
Но Зедд непонимающим взглядом смотрел на Кэлен. Он хотел бы помочь и сказать что-нибудь полезное, но едва ли он знал хоть что-то о том месте, о котором говорила Кэлен. У любого человека бывает такое состояние, когда он слышит знакомое слово, но не может вспомнить его значение, хотя и знал его когда-то. Сейчас Зедд испытывал именно такое чувство.
— Кэлен, я боюсь, что практически ничего не могу тебе сказать.
Исповедница немного нервно теребила рукав платья, неширокий, в отличие от белого, привычного ей, разглядывая узор из серебристой нити, идущий по краям.
— И ты никогда не видел книг, в которых может говориться о нем? Ничего не слышал? — она подняла глаза и проницательно посмотрела в его, будто пыталась взглядом пробить стену внутри, за которой скрывались все его знания.
— Возможно, мы можем найти что-нибудь в библиотеке. Если этот Храм находится где-то в Срединных Землях, в Народном Дворце все равно будет что-нибудь, связанное с ним. Местная библиотека даже больше той, что находится в Замке Волшебника.
В ответ на обнадеживающую улыбку Зедда Исповедница скептически покачала головой.
— Я была практически в каждом уголке Срединных Земель и ни разу не видела ничего, хоть отдаленно похожего на магический храм. Мне кажется, что он находится даже не в Мире Живых, — Зедд наклонил голову, пытаясь хоть как-то обнадежить Исповедницу.
— Возможно, ты права, но если чума действительно пришла оттуда, то у этого Храма должен быть якорь в нашем мире. Невозможно принести в мир живых что-то, что не принадлежит ему хотя бы отчасти.
Кэлен кивнула, и Зедд увидел, как расслабилось ее тело в ответ на его слова. Он догадывался, что в ее голове давно крутился самый худший вариант развития событий, и волшебник знал, что он может оказаться правильным. Тем не менее, Кэлен пока не стоило этого знать.
— Мы с Натаном можем посмотреть что-нибудь про Храм, но я думаю, что стоит поговорить и с Никки. Если кто-то и выпустил чуму, то это Джегань, а она знает о нем больше всех нас.
В женских глазах мелькнула искорка сомнения, как только она услышала имя колдуньи. Она не доверяла ей даже несмотря на то, что та спасла ей жизнь. Конечно, такая колдунья, как Никки, не могла не преследовать свои собственные цели, совершая какое-либо благое дело. С этой точки зрения она и Кэлен были полными противоположностями.
— Хорошо, но я сама ее расспрошу, — она начала подниматься с кресла, очевидно, полная решимости пойти к ней прямо сейчас.
— Не лучше ли подождать Ричарда? Я думаю, он был бы против того, чтобы ты шла к ней одна, — Зедд поднялся вслед за ней, беря Исповедницу под локоть и предостерегая от неоправданных поступков.
— Его нет с самого утра, — Кэлен подняла взгляд и посмотрела в лицо волшебнику, который был даже выше, чем ее муж. В ее изумрудных глазах мерцало беспокойство. — К его возвращению я хочу иметь на руках хоть что-нибудь весомое.
— Не переживай за него, Кэлен. Я уверен, что он не оставил бы тебя просто так, — Зедд ласково улыбнулся, и в его глазах мелькнула искра ностальгии. — Ты очень сильно напоминаешь мне мать Ричарда.
Зедд увидел, что Кэлен заметно расслабилась после слов Зедда.
— Ты никогда ничего не говорил про нее, — на губах Исповедницы впервые за все утро появилась улыбка. — Расскажи мне о ней.
***
Пока четверо всадников, издали похожих на квод, шли по широкой протоптанной дороге в сторону возвышения, в низине за которым должен был скрываться лагерь,наперерез им пронеслись двое маленьких детей, один из которых весело убегал от другого. Лошади резко остановились, чтобы случайно не наступить на них, и в тот же момент поблизости показалась женщина, которая так же остановилась при виде четверых всадников.
Как только мальчик, еще совсем маленький, и девочка приблизительно лет четырех оказались рядом со своей матерью, Ричард спешился с коня, и его примеру последовали сопровождавшие его люди. На лице женщины выразился немалый испуг, как только она увидела рукоять меча Ричарда, висевшего у него на бедре. Она прижала детей к себе, круглыми от страха глазами смотря на четверых мужчин, пока Ричард медленно шел по направлению к ней. Оказавшись немного ближе, он смог разглядеть внешность женщины — а точнее, еще девушки — стоявшей перед ним.
Ее детские черты лица и проницательные голубые глаза, так хорошо контрастировавшие с короткими волосами рыжего цвета, отражали следы несуразной для такого лица взрослости и строгости. Страх в ее взгляде был тщательно замаскирован железной решимостью прежде всего защитить своих детей.
— Мы приехали из Народного Дворца с мирными целями, — голос Ричарда не выдавал никакой скрытой опасности, и он уловил, как плечи женщины слегка опустились, выдавая спадавшее внутреннее напряжение — не от самих слов, а скорее от интонации, с которой они были произнесены. — Меня зовут Ричард.
Амнелл встал справа от Рала, поправляя взъерошенные золотистые пряди. На миловидном женском лице на мгновение выразилась задумчивость, вызванная, очевидно, тем, что Ричард назвал лишь свое имя. Как только она осмыслила сказанное в полное мере, на ее лице мелькнула тень возникшей в голове догадки.
— Вы Магистр Рал?
— Да, — он кивнул на стоявшего справа, — а это… — он немного замялся, не зная, какой теперь титул возьмет себе Амнелл. Вопрос о новом правителе Галеи еще не был закрыт, поскольку Гарольд не хотел занимать престол — его больше интересовало военное дело, а не трон, — это лорд Гарольд Амнелл.
Амнелл ухмыльнулся, почувствовав заминку Рала, но не придал этому особого значения. Он открытым взглядом посмотрел на девушку, так, что ее сомнения оказались окончательно развеяны.
Ричард увидел, как с невинного личика окончательно сошел испуг, который сначала возник от вида Рала и его спутников. Она дружелюбно, как-то по особенному тепло улыбнулась.
— Меня зовут Беатрисс, — не успела она толком закончить фразу, как укутанная в кучу теплых вещей маленькая девочка, очевидно, ее дочь, сорвалась с места и твердой, но комически уверенной походкой пошла к Ричарду.
Она остановилась буквально в футе от него, и, протянув руку, улыбнулась, не раскрывая рот особенно широко. Ричард понял, почему — в верхнем ряду не хватало одного резца. Правда, ребенку это много хлопот не доставляло. Ричард широко улыбнулся, глядя на это создание, и его рука пожала ее, облаченной в какую-то яркую вязаную перчатку.
— Меня зовут Лора, — она по-детски назвала собственное имя, не выговаривая букву «р» и пожимая пальцы протянутой ей руки, — а это мой брат — Энди.
— Рад с тобой познакомиться, Лора, — к девочке уже подошла ее мама. Ричард понял, что девушка уже привыкла к такому поведению своей дочери и реагировала на это обычной улыбкой.
Лора внимательным, любопытным взглядом смотрела на Ричарда снизу-вверх, особо проницательно изучая его меховую накидку. Потом ее внимание приковал Дарин, который был абсолютно безразличен ко всем ее действиям, а потому интересовал еще больше.
— Я никогда еще не видела лошадей так близко. А можно ее погладить?
Мать девочки положила руку на плечо той, приговаривая, чтобы она вела себя подобающе.
Ричард кивнул ей. Лора умоляюще посмотрела на маму, и, как только та тоже кивнула, мужчина взял ее на руки, чтобы она могла дотянуться до шеи жеребца.
— Кто главный в вашем лагере? —спросил Ричард, пока девочка была увлечена гнедым, которому, похоже, приходились по душе действия Лоры.
— Сложно сказать, — Беатрисс настороженно посматривала на животное, которое гладила ее дочь. Ричард понял, что не только маленькая Лора никогда не видела их так близко, но и ее мать тоже. — Мы никого не выбираем, но если нужно решить какую нибудь проблему, то все обращаются к Элрону.
— Тогда мы бы хотели поговорить с ним. Ты сможешь провести нас?
— Конечно, лорд Рал, — Беатрисс кивнула.
Ричард опустил Лору на землю и, как только та оказалась рядом с матерью, двинулся вперед. Он заметил, что Беатрисс с печалью, давно застывшей на ее лице, но тщательно замаскированной, переводила взгляд с Лоры на Ричарда.
Рал не мог оставить это без внимания, и ему в голову незамедлительно пришла причина появления ее грусти.
— Где их отец?
Женщина помедлила, и Рал осознал, что задел еще не затянувшуюся рану. Он мгновенно пожалел о бестактности своего вопроса.
— Он умер от чумы три месяца назад, — девушка ласково окинула взглядом дочь, которая продолжала с интересом смотреть на идущего рядом Ричарда, — он был чем-то похож на вас, лорд Рал. Мне кажется, Лора это тоже заметила.
Ричард почувствовал укол в сердце, понимая, что пришлось перенести этой девушке, которая была даже моложе его и Кэлен. Он чувствовал вину в смерти ее мужа, потому что знал, что чума была совсем не простой. Пока он не мог доказать это, но был уверен, что появление чумы было связано с появлением Имперского Ордена на границах Нового Мира.
Если он окажется прав в своих догадках, то смерть всех людей, погибших во время эпидемии, будет тяжким грузом висеть именно на его плечах.
***
— И как такая женщина, как твоя дочь, могла выйти замуж за Даркена Рала?
Зедд уже около получаса рассказывал Кэлен о Тэралин, матери Ричарда. По его словам Исповедница могла сказать, что она была честной, добросердечной и порядочной женщиной — в общем-то, полной противоположностью отца Ричарда.
Зедд задумчиво улыбнулся.
— Любовь, моя милая, любовь. Даркен Рал не всегда был деспотом. Наш Ричард немногим отличается от того мужчины, каким был его отец в те же годы.
— Но с какого момента он стал тираном? — Кэлен была немало удивлена тому, что сказал Зедд. Образ человека, убившего всех Исповедниц, уж очень сильно разнился с образом мужчины, так сильно любившего дочь Волшебника Первого Ранга.
Мать-Исповедница видела, что волшебник и сам не мог найти точного ответа на этот вопрос. Прожитые им годы позволили ему понять, что иногда сущность не только человечества, но и отдельного человека непостижима. Сознание — неразрешимая загадка, а действия человека в определенной ситуации зачастую невозможно определить ровно до наступления этой ситуации. Любой лидер, обладающий этим пониманием, всегда находится в более выигрышной позиции, чем тот, кто слепо создает в своей голове постоянные поведенческие модели.
Думая о том, кем стал Даркен Рал, Зедд поначалу удивлялся этим переменам, но со временем он понял, что тьма всегда была рядом с ним. Тысячелетия безумия Ралов не могли пройти бесследно, хотя кто-то из них и держал это запертым внутри. У Даркена когда-то это тоже получалось.
— Я не знаю, Кэлен. Но я думаю, что безумие находится в каждом Рале, вне зависимости от других обстоятельств. Теперь, спустя столько лет, я понял, что Даркен всегда был таким, но глубоко внутри. Возможно, последним, что сдерживало его, была Тэралин, — Зедд печально улыбнулся, когда перед его взглядом его дочь предстала такой, какой она была в день ее свадьбы: она буквально лучилась счастьем, когда рядом был ее муж. Ее улыбка была едва ли не ярче солнечного света, в котором тонул Сад Жизни в тот день.
Зедд помнил, как они совершали тот же ритуал, что и Ричард с Кэлен, связывая род Зорандеров и Ралов. Тэралин не обладала магией, но благодаря этому же маленькому красному кругу на запястье, она получила часть магии своего мужа, чтобы от их союза появился одаренный ребенок.
Тэралин умерла слишком рано, когда Ричарду не было и пяти. Иногда маленькая Кэлен казалась ему ее продолжением, пусть не физическим, но духовным. А Ричард был продолжением Даркена, и внешним, и внутренним, и это всегда наводило старого волшебника на зловещие мысли.
— Ты не думаешь, что Ричард станет таким же, как его отец? — Исповедница поежилась, и Зедд заметил, что мысль о таком изменении в Ричарде кольнула ее прямо под кожей. Это был ее худший ночной кошмар — потерять своего мужа. Для своего возраста она потеряла уже очень многих людей, и больше всего она боялась, что он будет следующим в списке. — Если они все безумны…
— И Ричард в некоем роде тоже, — Зедд улыбнулся, продолжая ее мысль, — иногда он делает такие непредсказуемые вещи, что людям не приходится в этом сомневаться. Но он Искатель, и я верю, что он сможет найти путь внутри себя, чтобы избежать участи его предков. Если он не сможет сделать это сам, то ты сможешь помочь ему в этом.
Кэлен ласково улыбнулась, отмечая про себя, насколько прав Зедд. Ричард находил правду там, где ее было сложно или страшно найти. Главная вещь, которой он всегда руководствовался — это безотносительная истина и справедливость.
Исповедница внутренне содрогнулась от мысли о том, насколько важную вещь она собиралась скрыть от Ричарда и насколько это могло быть бессмысленно — утаить большую часть пророчества, которое касается их обоих. Несмотря на это, она не хотела добавлять ему излишнее волнение, ведь знала, что, скорее всего, вторая, ужасающая ее ветвь пророчества, не сбудется.
Но в глубине души Кэлен простодушно полагала, что если никому не сказать, то ничего не произойдет, как думал бы и любой другой человек.
***
Чем ближе они подходили к лагерю, тем громче становился разношерстный гул, состоявший из мужских и женских, детских и старческих голосов. На пути небольшой группы стали попадаться люди, рассеянно оглядывавшие клин из неизвестных им мужчин. Ричард видел, что они были заинтересованы, но не напуганы или удивлены — возможно, враждебны.
— Я думал, что д’харианцы уже не считают тебя новым Даркеном Ралом, — Гарольд смотрел на людей вокруг с явным недоверием.
— Присмотрись, и ты поймешь, в чем здесь проблема, — Ричард наклонил голову в сторону Амнелла, говоря не очень громко. — Это не д’харианцы.
Девушки с короткими волосами, мало у кого доходившими до плеч, и мужчины с не характерными его народу чертами лица. Все они еще не были уверены в том, кем был Ричард, и не знали, чего от него ожидать.
— Я очередной узурпатор, в погоне за властью убивший собственного отца.
Впереди показалась довольно большая на фоне остальных палатка, и Ричард понял, куда им нужно было идти. У входа в нее сновало довольно много людей, и Беатрисс подозвала четверых, чтобы они забрали у гостей их лошадей. Как только это было сделано, Ричард, Гарольд и Беатрисс зашли в палатку, а Иган и Улик остались у ее входа. В центре шатра стоял довольно крепкий коренастый шатен, к которому то и дело подходили люди. Ричард с легкостью определил, что он и есть тот, кто был им нужен — как только он начинал говорить, люди вокруг него мгновенно замолкали и слушали. Он имел вид человека, который привык держать в руках власть и умел с ней справляться.
Беатрисс дотронулась до его плеча, отвлекая от разговора с другими людьми, которые были в шатре. Она указала в сторону гостей, и Элрон незамедлительно окинул Ричарда и Гарольда оценивающим взглядом, будто уже имел собственное представление об их внешности и хотел сравнить его с оригиналом.
— Лорд Рал, лорд Амнелл, — его такие же строгие, как у Беатрисс черты лица, вдруг показались Ричарду совершенно не соответствующими его легкой и непринужденной улыбке, за которой не было видно намека на подвох, — не ожидал увидеть вас здесь. Проходите.
Ричард отметил легкий оттенок показного удивления, которое нужно было продемонстрировать лишь из вежливости. На самом деле, он знал, что рано или поздно они встретятся, и был готов к этой встрече.
— Я полагаю, вы пришли сюда не просто так, — без церемоний начал Элрон, как только гости прошли вглубь шатра.
— Причина нашего визита довольно проста, — вступил Гарольд, заметно оживляясь. — Недавно, проезжая здесь вместе со своим отрядом, я наткнулся на одну из оконечностей вашего лагеря. Мне стало понятно, что вы не военные, а, скорее всего беженцы. Все верно?
Элрон кивнул.
— Верно. Я могу поручиться, что мы не принесем вам бед, и все, что нам нужно, это время на обустройство.
Ричард не мог и подумать о том, чтобы выгонять куда-нибудь мужчин, женщин и детей, потерявших собственный дом из-за войны и эпидемии, поэтому поспешил разубедить в этом не только Элрона, но и людей, которые смотрели на него издали с вполне ощутимой враждебностью.
— Мы не имеем никакого права отнимать у вас это время. Все, что нам сейчас необходимо — это побольше узнать о вас. Мы не планировали теснить кого-либо, а тем более выгонять. А теперь, я надеюсь, вы расскажете, почему вы находитесь здесь, в часе езды от Народного Дворца, в преддверии холодной и затяжной зимы?
— Я думаю, что причина ухода с нашей родной земли такая же простая, как и причина вашего визита. Мы все, — он указал на выход из шатра, туда, где можно было увидеть крепко сбитые фигуры людей, занимавшихся своими привычными делами и не обращавших внимание на неожиданных гостей, — мы все бежали из-за Имперского Ордена.
Ричард и Гарольд переглянулись, оба нахмуренные.
— Но армии Имперского Ордена находятся на отдалении от стран Срединных Земель, фактически, на самой границе Нового мира, — заметил Гарольд.
— Именно армии — не передовые отряды, — Элрон нахмурился, на его лбу залегла морщина. Суровость, выразившаяся в его чертах, навела Ричарда на мысль, что его прошлая жизнь заставила его выглядеть гораздо старше своих лет. Теперь у него не осталось сомнений, почему он стал лидером всех этих людей, — эти отряды побывали во всех южных странах, но некоторые из них добрались и до центра — вновь прибывшие говорят, что они сейчас и в Кельтоне.
Ричард сосредоточенно кивнул. Он задался вопросом, знают ли присутствующие во дворце люди о том, что из их стран толпами бегут жители?
— Как много здесь человек?
— Несколько тысяч. Большая часть людей пришла из Ренвольда и Тамаранга, — Элрон ухмыльнулся, но в этой ухмылке не было и капли веселья. — Пришедшие оттуда говорят, что они проснулись из-за криков посреди ночи, охваченные пламенем. Те, кто не сгорел, потом попали в руки наводнивших селения имперцев.
Ричард запустил пятерню в волосы и растерянно вздохнул, поймав сомнение и в лице Гарольда тоже. Идя сюда, они ожидали услышать все, что угодно, но не это.
— Как долго вы здесь находитесь? Как долго это все происходит?
Шатен задумался, пытаясь верно сосчитать, и на его лбу залегла морщина.
— Мы стоим здесь лагерем несколько недель. Я не знаю, как давно скитаются другие люди, но в Тамаранг впервые вторглись примерно три месяца назад. Я был городским старостой, поэтому один из первых узнал о происходящем. Они оккупировали окраины, и сопротивляться уже не было смысла.
У Ричарда в голове промелькнуло, что первые очаги эпидемии, со слов Зедда, появились около четырех месяцев назад. За два месяца она распространилась по всем западным Землям, но не добралась до Д’хары, ограниченной горными масивами и более слабо заселенной. Ричард побледнел.
— То есть, передовые отряды появились тогда же, когда началась эпидемия? — не дожидаясь даже кивка со стороны Элрона или Гарольда, Ричард продолжил построение логической цепочки. Слова Элрона в момент подвергли сомнению все те сведения, что они имели на руках — о состоянии войск Имперского Ордена, о состоянии стран Срединных Земель. Сейчас по всему Новому Миру шла та незаметная, но очень значимая работа, которая всегда предзнаменовала величайшие войны. Именно в этот период нужно было держать все происходившее под наибольшим контролем, не доверять тем, в чьей преданности он не был до конца уверен, чтобы не оказаться проигравшим в еще не начавшейся войне. И они уже проиграли.
В его голове вырисовался цельный план действий Джеганя, и в момент головоломка сложилась. Ему стало понятно, почему его армия практически не двигалась с места и стояла на подступах к Новому Миру, теряя возможность атаковать до наступления зимы. Они были вынуждены засесть на несколько месяцев и ждать весны, чтобы начать боевые действия.
— Чума — посланник Имперского Ордена.
Гарольд удивленным взглядом окинул Ричарда. Он не понимал, о чем тот говорил, и это чувство в нем только усилилось, когда он увидел состояние Рала. Тот казался замкнувшимся в себе и не замечал происходившего вокруг, а тем более реакцию его собеседников.
— Мы пришлем к вам отряды с продовольствием и необходимыми вещами. Уверен, что они не будут лишними, — Элрон кивнул, понимая ту необходимость в помощи, что испытывали его люди, — но мне необходимо знать о любом случае заражения, которое вы зафиксируете в лагере. Так быстро, как это возможно.
— У нас нет заболевших, — лидер беженцев покачал головой, — но если они появятся, то я немедленно сообщу об этом.
Ричард пожал шатену руку и, уже разворачиваясь, сказал:
— Вы можете переместиться в окрестности Народного Дворца или в сам Дворец, как только возобновятся снегопады.
Элрон скептически покачал головой, и Ричард увидел в нем ту черту характера, которая встречалась ему в очень многих людях, включая и его самого — он выбирает лучшее для людей, которые идут за ним, но пока все они не примут необходимое решение — уйти в тень Народного Дворца, — он не будет решать за них. Он подумал о том, что, возможно, привычная крыша над головой уже не сможет принести этим людям покой, если они будут не уверены в том, кто дает им эту крышу.
Но Ричард знал, что это не продолжится долго — как только зима окончательно вступит в силу, здесь будет тяжело. Последние две недели были гораздо теплее, чем те, что были до этого, будто зима опомнилась и ненадолго уступила. Но бушевавший три дня подряд буран подсказывал, что такого больше не повторится.
***
— Что ты имел ввиду, когда говорил о чуме как о посланнике Имперского Ордена?
Четверка вновь двигалась по заснеженной дороге, но теперь каждый из них был погружен в себя. Солнце начинало клониться к закату, и Ричард понимал, что они успеют вернуться только к началу приема. Ричард в момент почувствовал себя раздосадованным, понимая, что оставил Кэлен там одну, даже не предупредив о своем отсутствии.
— Порядок действий такой: в городе начинается эпидемия, затем появляются карательные отряды. Они — пушечное мясо, которого не слишком жалко лишиться. По нашим данным, в армии Джеганя на данный момент около сотни тысяч человек, поэтому тысяча людей ничего не решит. Их возможная смерть вполне оправдана тем, что, даже после нескольких налетов, города приходят в упадок из-за смерти или бегства людей в страхе от того, что скоро придет и сама армия. Как только Срединные Земли будут достаточно обескровлены, он просто триумфально обойдет их и без проблем подчинит.
— Как он может обойти их, если там все еще будет свирепствовать чума? — Гарольд с интересом смотрел на Ричарда, будто предмет их разговора был слишком отдаленным для серьезного восприятия. Хоть Амнелл и был вполне взрослым и ответственным человеком, пока дело касалось теории, он не мог быть полностью вовлеченным, — разве ему нужны полувымершие территории?
— Скорее всего, он рассчитывает, что мы будем пытаться остановить эпидемию, чтобы три территории не вымерли полностью. Его войска пока отдохнут после длительного летнего перехода.
— Ты считаешь, что он ждет, пока вы сами решите проблему? — Гарольд, кажется, начинал понимать ход мыслей Ричарда, но вся суть проблемы не до конца сформировалась в его голове. — Он знает, что вы можете это сделать?
— Я уверен, что появление чумы связано именно с ним. Это уже говорит о том, что он знает и о решении проблемы, и о нашей осведомленности об этом решении.
— Решение — это исполнение пророчества? — взгляд Ричарда, брошенный на Гарольда, вдруг потяжелел. Слышать об этом из чужих уст было слишком непривычно, и в его голове промелькнуло кажущееся давним воспоминание о Кэлен, в полубессознательном состоянии лежавшей на полу, но продолжавшей плакать из-за их еще даже не зачатого ребенка. Ричард понимал, что она уже практически полностью оправилась от того состояния, в которое ее вверг сноходец, но бессознательный страх за нее продолжал жить внутри него.
— Именно оно. И я полагаю, что Джегань сможет подождать достаточно долго для его осуществления, — тон Ричарда помрачнел, — он десятилетиями подчинял себе Древний Мир.
Гарольд перенял настроение собеседника, и в его светлой голове мелькнула неожиданная даже для него самого догадка, своей очевидностью поразившая его.
— Если он уже не подчинил себе некоторые территории. Поехали, у нас мало времени, — Гарольд пришпорил коня, выходя на долгожданную дорогу и переходя в галоп, — что-то мне подсказывает, что тебе нужно немедленно проверить своих гостей на верность.
Ричард сразу же понял, что имел ввиду Гарольд. Эта мысль давно сидела в его голове, но он не знал, насколько серьезны были основания, чтобы поверить в нее.
— Как бы то ни было, необходимо лишить их возможности предать нас.
Рал так же как и Амнелл пришпорил коня, двигаясь в сторону Народного Дворца.
Комментарий к Глава XIII
Наконец я закончила эту главу. Не могу сказать, что все шло легко, но, как по мне, она вполне удалась. Хочу сказать огромное спасибо за ваши отзывы, они вдохновляли и вдохновляют меня на написание продолжения.
С нетерпением жду ваших откликов на новую главу!
========== Глава XIV ==========
Включена ПБ
Первое утро зимы изначально не удалось. Бессонная ночь, проведенная в одном и том же положении и в компании единственного друга Никки — головной боли, — продолжалась ровно до того момента, пока парочка парней из Первой Когорты не выпроводила ее из ее же покоев.
Солдат с шипастым браслетом на предплечье открыл дверь с красовавшейся на ней золотой витиеватой буквой «Р». Никки без лишних сомнений вошла в покои Ралов, гадая, зачем она вообще могла понадобиться их обладателю.
К удивлению колдуньи, ее ждал не Ричард. На массивном резном кресле, стоявшем в передней, величественно сидела его жена, закинув ногу на ногу в выжидающей позиции, как зверь в засаде. Она отметила, что сегодня Мать-Исповедница выглядела отнюдь не безобидно, как вчера, когда все ее существо светилось лаской и любовью — в ней было заметно еще большее количество черт, принадлежавших Ралам испокон веков. Никки гадала, что же так изменило ее за одну ночь.
Рядом с ней стояла морд-сит, как обычно в состоянии грозовой тучи, когда дело касалось нахождения рядом с ее подопечными опасных людей. Колорит этой недоброжелательности и свирепости прибавляли еще и синяки под глазами, вызванные, очевидно, такой же отвратительно проведенной бессонной ночью.
Никки вопросительно уставилась на Исповедницу, без единого намека на такт. Когда-то давно она растеряла его, и с того момента он так и не вернулся, хотя ей это никогда и не мешало.
Кэлен, надо отметить, не придала этому особого значения. Она стойко выдержала ее взгляд, и даже проницательная колдунья, за триста лет научившаяся узнавать сокрытые от чужих глаз мысли людей, не смогла понять ее реакцию.
— Рада тебя видеть, Никки, — Мать-Исповедница поднялась и сделала шаг по направлению к ней. Конечно, среди ее целей не было и намека на телесный контакт, но даже один шажок вперед в исполнении этой женщины был оружием. Более слабая оппонентка бы отступила, сохраняя безопасное расстояние, и ее проигрыш стал бы вопросом времени. Это напоминало тактику Ричарда — в любом его действии всегда угадывался признак конечной цели. Колдунья мысленно начала список общностей между этими двумя.
Тем не менее, сестра Тьмы не отошла назад, а осталась стоять ровно так же, как и секунду до того.
Исповедница указала рукой в сторону открытой двери, ведущей в гостевую комнату. Брови Никки плавно изогнулись.
— Проходи, — Кэлен повела колдунью за собой в открытый проход, находившийся справа, и, оказавшись там, махнула рукой в сторону небольшого стола красного дерева, за которым обычно велись деловые переговоры. Никки расслабленно опустилась на ближайшее кресло, при этом ни на секунду не теряя из поля зрения Мать-Исповедницу и морд-сит.
— Я хотела бы поблагодарить тебя, — начала первая, присаживаясь на обитый красной тканью резной стул напротив колдуньи, держа спину прямо в уже отточенной манере, — за то, что помогла спасти мне жизнь.
Никки усмехнулась, на удивление беззлобно, но Кэлен отметила про себя легкий оттенок иронии, мелькнувший на ее лице. У нее не было сомнений, что сестра Тьмы руководствовалась не моралью и сочувствием, а собственной выгодой. Кэлен не доверяла ей, но позволяла играть в игру, которую Ричард бы назвал странным для нее словом «Джа-Ла». Разница между этими играми была лишь в том, что здесь единственным игроком оставалась Никки, желавшая получить доверие мужа Кэлен, но не самой Кэлен.
— Если бы я этого не сделала, боюсь, мы все были бы обречены на скорую кончину.
— Не могу сказать, что сомневалась в твоих мотивах, — Кэлен снисходительно улыбнулась, показывая, что выпад ее не удивил и, тем более, не задел.
— Где же Ричард? — Никки поводила кончиком ногтя по резному подлокотнику, что вызвало неодобрительный скрип кожаного одеяния морд-сит, принявшей положение ястреба, готовившегося пикировать на жертву. Ей явно не нравилось такое пренебрежительное отношение и к новоиспеченной жене лорда Рала, и к самому лорду Ралу. Кэлен одним взглядом приструнила ту, хоть и понимала, что Кара имела основания разозлиться. Морд-сит хоть и не ставила Кэлен выше себя, потому что выше морд-сит, по их представлениям, был лишь лорд Рал, но приравнивала ее к себе, что уже было величайшим уважением с ее стороны.
Никки же могла позволить себе и такое — Ричард когда-то был ее учеником, и, соответственно, занимал более низкое положение. К тому же, происхождение Никки — человека, выросшего в Древнем Мире и пробывшего там большую часть жизни — причисляло ее к разряду людей, для которых титул владыки Д’Хары был не более, чем городской легендой.
— У него неотложные дела, — Исповедница сохраняла невозмутимость, хоть что-то внутри ее грудной клетки и жалобно сжалось на такое умалчивание правды.
Колдунья бы поверила ей, если бы не этот легкий оттенок неуверенности. Сомнений нет, он занят, но Исповедница не знает, чем и где. Никки позволила себе осклабиться.
— Жаль… я была бы рада его увидеть, — Кэлен кивнула, выказывая нежелание вдаваться в эту тему.
— Как ты понимаешь, я не просто так захотела тебя видеть, — на ее лице вдруг выразилась напряженность, такая, что соответствовала своей тяжестью только насыщенности черного цвета ее платья. Исповедница была почти полностью уверена в том, что колдунья сможет им помочь, но маленькое чувство на задворках ее мыслей почему-то убивало эту уверенность. — Нам нужны твои знания, все, которые есть, касательно Храма Ветров.
Игривость Никки на глазах стала сходить на «нет». Это словосочетание вызвало отклик глубоко в ее памяти, и с самого дна сознания начали подниматься далеко не самые приятные воспоминания.
— С чего вы взяли, что я могу что-то знать?
Кэлен глубоко вдохнула.
— Из всех, кто находится во дворце, ты знаешь о Джегане больше всего, — Кэлен склонила голову, смотря на светловолосую колдунью сквозь густые ресницы. — У нас есть предположение, что именно он вызвал Чуму. Недавно появились сведения, что она пришла из Храма Ветров, но никто не может сказать хоть что-нибудь существенное о нем.
Никки задумалась, откидываясь на спинку кресла. Кончик ее пальца бессознательно коснулся подбородка.
— Я тоже не могу дать того, что ты хочешь. Джегань достаточно осторожен, чтобы не доверять слишком много информации одному человеку.
Вперед вышла светловолосая морд-сит, повадки которой сейчас напоминали поведение хищной птицы. Кэлен вновь предостерегающе коснулась ее плеча и одарила однозначным взглядом исподлобья — она знала, что та вытащит любую информацию из человека, но боялась, что сейчас это им никак не поможет. Амнелл видела людей насквозь, и это давало ей основу полагать, что Никки не пытается что-то скрыть. Однако, и ее можно было удивить.
— Но что-то ты все равно должна знать, — Кара крутила эйджил, висевший на ее запястье, с ядовитой ухмылкой глядя на Никки, — ведь так? Если ты попробуешь умолчать о чем-нибудь, то рано или поздно я все равно это из тебя вытащу.
— Я знаю лишь то, что у Джеганя в планах было выпустить Чуму из этого самого Храма Ветров. У него была целая группа колдуний, которые занимались этим.
Никки видела однажды, как одна из них пыталась отправиться туда. Ее сестры совершали ритуал, в ходе которого она должна была наполовину присоединиться к Подземному Миру. Ее ввели в коматозное состояние, и Никки помнила, как тряслось в конвульсиях ее тело, находясь на грани жизни и смерти.
— Стой, — Кэлен взмахнула рукой, заставляя сестру Тьмы остановиться, — ты хочешь сказать, что по Срединным Землям или Д’Харе ходил целый отряд сестер Джеганя, искавших мифический храм?
— Нет, далеко нет, — перед глазами колдуньи предстал труп той сестры — смерть поглотила ее раньше, чем она нашла то, что искала. — Они пытались попасть в Храм с помощью магии Ущерба. Для этого одна из моих Сестер должна была оказаться у завесы, и там отыскать храм. Но ей это не удалось — она умерла.
— То есть, Храм Ветров находится только в Подземном Мире?
— Нет, — сестра Тьмы покачала головой, — нет, он находится сразу в обоих. Его корни лежат в Подземном мире, но какая-то часть находится в нашем. Туда можно попасть с определенными магическими усилиями, более простыми, чем были нужны для поиска у завесы.
— Я исходила практически все Срединные Земли и видела все карты, на которых он мог быть изображен, — Кэлен скептически покачала головой, — и нигде не было ничего даже отдаленно похожего.
— Не сомневаюсь в том, что ты хорошо знаешь свои земли, но я уверена, что он есть на карте Нового Мира, просто немного видоизмененный. Не думаю, что неприметные развалины могли бы показаться похожими на древний храм времен Великой войны, — в голосе Никки промелькнули нотки ее выученного тона наставницы, который уже въелся ей под кожу за последние двести лет во Дворце Пророков. — Он не может находиться полностью в Подземном мире — хоть какая-то его часть должна находиться в нашем, иначе все, принесенное из него, не прижилось бы здесь, — Никки развела руками, невесело улыбаясь, — как видишь, чума вполне вписалась в весь этот хаос.
Кэлен вскинула подбородок, не показывая, что признала всю верность ее слов.
— Другой вопрос в том, как и почему он частично оказался в Подземном мире? В чем был смысл делать это?
Никки развела руками, прерывая поток ее вопросов.
— Я уже сказала, что Джегань никому не давал полной информации.
— Никому, кроме тебя, — Кара, стоявшая около ее кресла, теперь говорила с нотками злобного веселья в голосе. Она слегка наклонилась, и ее светлая коса промелькнула в считанных сантиметрах от лица Никки, — ты была ближе всех к нему, разве нет?
Никки посмотрела прямо в лицо проницательной морд-сит. Она никогда не понимала, какое же изощренное удовольствие могло доставить Ралам нахождение подобных женщин рядом с ними.
— Ты ведь была одной из лучших, — Кара опустила руку на ее плечо, приторно нежно откидывая волосы с шеи и проводя кончиками спрятанных в кожаных перчатках пальцев по ней, вызывая у колдуньи почти физическое напряжение по всему телу. — Разве не так? Самым верным подстилкам они доверяют больше всего информации.
К вящему удивлению Кэлен, Никки повернулась в сторону Кары, смотря прямо в глаза той. Губы морд-сит, отделенные лишь несколькими сантиметрами от губ Никки, изогнулись в хищной, почти похотливой улыбке, когда та осознала свою правоту.
— Проницательно, — колдунья, которая не любила подменять факты, отвернулась от морд-сит, но далеко не пристыженно, а скорее наоборот, — мне действительно есть, что вам рассказать.
***
Уставшие от долгой езды Рал и Амнелл шли по коридору, сохраняя довольно быстрый шаг. Несмотря на то, что они прибыли раньше ожидаемого, внутренняя нестабильность все равно не давала Ричарду покоя. Это было похоже на попытку остановить уже распространившийся пожар, когда секунды играли не такую большую роль, как в самом начале катастрофы.
Он намеревался, прежде всего, найти Кэлен. Сейчас ему хотелось бы получить хотя бы толику ее спокойствия, обсудить с ней их внезапное открытие, и, в конце концов, просто побыть рядом перед очередным парадом лицемерия и тем, что он намеревался сделать. Единственным вариантом исхода сегодняшнего вечера было поставить всех гостей Народного Дворца перед выбором — присягнуть Д’Харианской Империи на верность или пойти против нее.
Как только Ричард и Гарольд оказались внутри длинной галереи, тянувшейся между двумя частями дворца — восточной и западной, Рал смог увидеть на стекле многочисленных окон крупные хлопья снега, застлавшие их почти полностью. Они вернулись ровно к началу снегопада, что не могло не радовать.
Уже оказавшись в гостевом крыле, Ричард почувствовал что-то неладное. По мраморному полу глухо отдавалось эхо чьих-то очень быстрых шагов, больше похожих на бег. В мертвенной тишине этот одинокий звук был сигналом тревоги. Рал положил руку на рукоять меча Истины, уже чувствуя пульсацию магического гнева по всему телу.
Ричард переглянулся с Гарольдом, отступившим от него на несколько шагов и также обхватившим рукоять своего меча. Оба мужчины двинулись в сторону коридора, перпендикулярно подходившего к тому, в котором находились они. Ричард обнажил меч, выходя вперед и подходя вплотную к углу, за которым находился источник опасности, и его примеру последовал Амнелл.
К удивлению Ричарда, этим источником оказалась женщина, ростом едва достававшая ему до плеч и на большой скорости влетевшая именно в одно из них, а потом судорожно вцепившаяся в предплечье. Она с огромными усилиями пыталась заполучить хоть немного воздуха, и все, что Ричарду удалось увидеть — это подрагивавшую светловолосую макушку. Женщина едва ли желала причинить им вред — она была слишком напугана, чтобы даже попытаться сделать что-то подобное. Вопросительный взгляд Амнелла не остался без ответа — Ричард сразу «вручил» ему девушку, которая в тот же момент оказалась обвита его руками, будто пытавшимися прервать отчаянные колебания ее тела. Не рассмотрев, что за лицо скрывается под этими светлыми волосами, Ричард сразу двинулся в сторону ближайшего коридора, чтобы предотвратить опасность как можно быстрее. Во всем происходившем он чуял что-то крайне неладное.
Ричард сделал вывод, что наибольшую опасность во всем крыле сейчас представляли лишь солдаты Первой Когорты, отряд которых уже спешил к троице. Рал вышел им навстречу, и, только сделав это, он понял, что его взгляд поначалу упустил кое-что необычное — следы крови, будто шлейфом тянувшиеся по полу.
Поняв, что никакой видимой опасности нет, Ричард поспешил вернуться обратно. Рал заметил, что кровь эта тянулась за подолом платья девушки, чье лицо ему сначала не удалось разглядеть. Теперь, когда она немного успокоилась и наконец смогла оторвать взгляд от пола, Ричард узнал ее. Гарольд Амнелл держал в руках жену принца Файрона, правителя заклятого соперника Галеи — Кельтона.
— Что случилось? — вкрадчиво и как-то особенно аккуратно спросил у нее Гарольд, который со всеми женщинами, за исключением своих сестер, был безгранично циничен, при этом бережно пытаясь отодвинуть ее от себя. Ричард заметно удивился такому его поведению, и на мгновение его посетила мысль, что это не мог быть акт заботы о малознакомом или и вовсе незнакомом человеке.
Она пыталась выдавить из себя что-нибудь внятное, и оба мужчины заметили, что должно было случиться что-то действительно ужасное, если это не умолкающее создание, которое весь вчерашний вечер не могло перестать говорить, сейчас просто открывало и закрывало рот. Похожая на рыбу, выброшенную на берег, она не могла сказать ровным счетом ничего.
— Сейчас же проверьте весь коридор, из которого она выбежала, — скомандовал Ричард двум солдатам, которые мгновенно отсалютовали и направились в ответвлявшийся проход, — оцепите все крыло и не выпускайте никого!
Когда двое солдат, склонив головы и быстро отсалютовав, молниеносно скрылись за поворотом, Ричард подошел к женщине, кладя руку ей на спину и привлекая ее внимание к себе. Он сказал ей, чтобы она успокоилась, и пока она пыталась это сделать, Ричард быстро оглядел ее. Крови на подоле ее светлого платья было настолько много, что Рал подумал, что она пробежалась по целой ее луже.
— Мой муж, — только и сказала она, совладав с голосом и с эмоциями, но пока не с дыханием.
— Принц Файрон? — выпалил Гарольд с некоторым раздражением. Несмотря на то, что он никогда теплых чувств к нему не испытывал, сейчас он проявлял недюжинную и несвойственную заинтересованность — скорее не из-за личности мужа, а из-за его напуганной жены.
— Его убили, — женщина поднесла руки к лицу, вытирая выступившие слезы, больше походившие на слезы попросту испуганного человека, чем на слезы кого-то, кто потерял своего близкого, — на него набросились со спины. Наша служанка и охрана… Они тоже мертвы.
— Как вам удалось убежать? — спросил Ричард, скрещивая руки на груди и не сводя испытующего взгляда с девушки.
Она начала мотать головой из стороны в сторону, будто моля о пощаде собственные воспоминания, и руки Гарольда сомкнулись на ее руках еще сильнее. Тот, кажется, понимал, что подобная близость при других людях была бы недопустимой, и тем не менее не отстранялся от нее, понимая, что рядом был лишь Ричард.
— Я не знаю, почему он не убил и меня тоже, — прошептала она, заикаясь и тщетно пытаясь скрыть мокрые дорожки на лице своими небольшими ладонями, — я выбежала из комнаты, думала, что он вот-вот меня поймает, но в последний момент он куда-то исчез.
Ричад кивнул на ее слова, несколько удивленный тем, что убийца оставил ее в живых, и трое начали медленное движение в сторону покоев кельтонцев.
— Кто это был? — Ричард почувствовал, как злость начала закипать внутри него от осознания, что кто-то смеет убивать его гостей в Народном Дворце, под его крышей и на следующий же день после их с Кэлен свадьбы. Ему уже было все равно, кто это — кто бы это ни был, он лично расплатится за то, что сделал. Он ускорил шаг, — кто убил их?
— Это было то отродье, с которым мы вели сотрудничество, — линия рта белокурой женщины непривычно изломалась, так, что Ричард усомнился, что перед ними все еще была законная правительница Кельтона — настолько сильно изменились ее приторно-ангельские черты, — Маркус Нибрауд.
— Король Никобариса? Ты уверена? — переспросил Амнелл, не вполне уверенный, что напуганной женщине можно полностью верить. Они с Ралом обменялись скептическими взглядами. — Какой смысл ему делать это? Скорее всего, его просто хотели подставить.
— Мне не могло показаться, — в ее голосе вместе с прежней дрожью мелькнуло раздражение, когда она поняла, что двое мужчин явно сомневаются в ее вменяемости, — его образ все еще стоит у меня перед глазами. Думаете, я могла его с кем-нибудь спутать?
Гарольд положил руку ей на спину в знак поддержки, когда почувствовал нескрываемый страх перед смертью внутри Дианы.
Ричард первый подошел к открытой двери, заглядывая в комнату, внутри которой сейчас было уже не двое солдат, а гораздо больше. Среди них была не только Первая Когорта, но и часть кельтонских солдат, которые носили совершенно другую униформу и рядом с д’харианцами казались просто шайкой детей. Несмотря на это, их было сравнительно много, так что Ричард задался вопросом: как убийца смог проскользнуть мимо нескольких дюжин хорошо вооруженных солдат, даже если они приняли его за Нибрауда?
Распахнутая настежь дверь, очевидно, так и оставленная убийцей, открывала взору зверство, произошедшее внутри. Два трупа телохранителей снаружи, два трупа внутри — служанки и самого Файрона.
— Когда мы пришли сюда, тут уже никого не было, лорд Рал, — отрапортовал капитан Фистер, самый высокий рангом среди всех присутствовавших.
Ричард рассеянно запустил пятерню в волосы, обескураженный тем, что он видел перед собой. Хоть это и не был первый раз, когда ему приходилось лицезреть подобное, он все равно почувствовал себя слегка дурно.
— Немедленно отправьте отряд за королем Никобариса и приведите его ко мне. И морд-сит тоже —они могут пригодиться, — добавил Ричард, зная, что те сразу выбьют из него нужную информацию. Фистер отсалютовал и отправился выполнять поручение, а лорд Рал немедленно подозвал другого солдата. — Распорядись, чтобы королеве выделили новые покои и организовали постоянную охрану. Убийца не должен закончить начатое.
Ричард краем глаза заметил, насколько сильно ее лицо исказила гримаса боли при виде всего того, что она пережила совсем недавно. Она с отвращением отвернулась от всего этого обилия крови, и Ралу показалось, что она теперь была на грани обморочного состояния.
Вокруг сформировалась целая группа солдат, которой Гарольд и передал беззащитную, будто сжавшуюся внутренне женщину. Амнелл обнадеживающе кивнул ей, и та, несмотря на свое ужасное состояние, нашла силы благодарно улыбнуться ему.
Как только она и несколько солдат вышли, Ричард склонился над убитым правителем Кельтона, осматривая тело. Множество ножевых ран было нанесено абсолютно хаотично. Убийца явно был не профессионалом, возможно, даже никогда раньше не держал в руках оружие. Одна рана практически случайно была нанесена в легкое, и, скорее всего, именно это, вместе с кровопотерей, и убило мужчину.
Ричард задумался. Факты свидетельствовали против королевы — дилетант мог нанести такие раны только в том случае, если он обладал огромной физической силой. Тот человек, которого Гарольд вчера приструнил одним лишь взглядом, таковой не обладал.
— Как по-твоему, она могла соврать? — Ричард указал Гарольду на широкую рану, зиявшую в груди, — тот, на кого она указала, не мог этого сделать. Ему просто не хватило бы сил. И, тем более, он не мог противостоять двоим охранникам — они значительно превосходили его физически.
Гарольд закусил губу, переводя взгляд с одного тела на другое.
— Я так не думаю, хоть в этом гадком Кельтоне практически и нет честных людей, — он невесело усмехнулся, так, будто мускулы в его лице были готовы скрипнуть от напряжения. — Но сначала нужно допросить того, про кого она сказала, или у нас не будет совсем никаких вариантов.
Ричард задумался. Во всей этой логичной цепочке, где жертве удалось убежать от убийцы, который даже не пытался скрыть свою личность, и сразу же попасть в руки людей, которые могли ей помочь, был один большой и значительный пробел, связанный с самим убийцей.
— Тогда надо допросить его. Что-то мне подсказывает, что все не так просто.
***
Кэлен беспокойно ходила по комнате, обхватив себя тонкими руками, защищаясь то ли от холода, то ли от той информации, что дала ей Никки.
Весь объем того, что совершалось вокруг них всего лишь последние несколько месяцев, потрясал воображение — Джегань оказался той самой скрытой силой, которая манипулировала людьми Нового Мира. Это было похоже на карточную игру, которую они, Ричард и Кэлен, уже практически проиграли — соперник видел их насквозь, знал карту каждого и предвидел ходы.
Голова Исповедницы ломилась от информации — она не понимала, как им не удалось узнать все это раньше. Цена промедления, имевшего место из-за ее болезни, оказалась непомерной и уже отозвалась тысячами смертей невинных людей.
— Почему ты не сказала обо всем этом раньше? — спросила Кэлен, садясь на край стола прямо рядом с Никки, которая, кажется, и сама была мрачнее тучи.
— Я до последнего не была уверена, что все будет именно так. Даже если бы я сказала, разве вы бы поверили? Без доказательств это было бессмысленно.
Кэлен горько усмехнулась на реплику колдуньи и даже не стала оправдывать себя — она действительно не поверила бы тому, что ей только что рассказали, если бы не все происходившее — смерть ее сестры, косые взгляды подчинявшихся ей лордов и леди, люди, бежавшие из Срединных Земель и вставшие лагерем под Народным Дворцом, и даже странное вчерашнее состояние ее и Ричарда вместе с головными болями Никки, которые указывали на огромную концентрацию магии во дворце. Все это вело к одной цели — к порабощению всего Нового Мира.
Единственное, что оставалось неясным, так это взаимосвязь трех последних элементов, которую сестра Тьмы каждый раз стоически опускала или упоминала лишь вскользь, вызывая тем самым еще большую путаницу в голове Матери-Исповедницы.
— Что ж, теперь мы знаем, что Джегань запустил целую цепочку гибельных для нас событий, но так и не знаем, что с ней делать.
— Невозможно так сразу найти ответ на этот вопрос, — отстраненно изрекла Никки с почти философскими интонациями в голосе, — но ясно одно: нужно навести порядок среди ваших с Ричардом подданных.
Кэлен не успела отреагировать на это ее предложение, как вдруг услышала звук хлопанья входной двери. Кара, неподвижно стоявшая у входа в комнату, где сидела ее подопечная, уже безотчетно двинулась в сторону выхода из покоев. Никки с Кэлен переглянулись, и Исповедница пошла вслед за своей телохранительницей.
Видимой опасности не было: морд-сит стояла у входа, перед ней — двое рослых солдат из личной охраны Магистра Рала. Между этой тройкой был кто-то, кого Кэлен не удалось узнать с первого взгляда.
Она приблизилась к своей телохранительце, сопровождаемая черной тенью Сестры Тьмы сзади, и уже с этого расстояния смогла различить человека, который в бессознательном состоянии висел на руках д’харианцев — это был Маркус Нибрауд, правитель королевства Никобарис.
Исповедница протиснулась перед Карой, отодвигая ее руку, которая намеревалась оттеснить Мать-Исповедницу как можно дальше, и приказала опустить мужчину на пол, а сама опустилась рядом с ним.
— Что произошло? — спросила Кэлен, осматривая его с ног до головы и не видя никаких ран на нем. Единственное, что бросилось ей в глаза — это окровавленная ладонь, на которой не было ни единой царапины, выглядевшая так, будто кровь принадлежала совсем не Нибрауду.
— Ходил по коридору, будто в бреду, вот с этим, — Кэлен взяла из рук офицера длинный нож с золотистой гравировкой на рукояти. Поближе рассмотрев, она поняла, что гравировкой была витиеватая буква «Р», которая сильно отличалась от той, что обычно была на оружии Первой Когорты. Бездарная подделка, не более. — Мы приказали ему остановиться, а он попытался на нас наброситься вот с этим.
— Он точно был в себе? — спросила Кэлен, оттягивая его веко и смотря на размер зрачков, но не находя ничего странного или необычного.
— Не уверены. Он шатался и едва на ногах стоял, но когда захотел пройти мимо нас, в него будто Владетель вселился.
— В смысле, Владетель? — недоверчиво переспросила Никки, скрещивая руки на груди, — вы хотите сказать, что он показался вам слишком сильным?
Оба солдата кивнули.
— Немедленно найдите Ричарда, если он во дворце, — приказала им Кэлен, поднимаясь с пола, — если его еще нет, то оповестите его, как только он окажется у ворот.
— Нам передавали, что он уже приехал, — сказал один из офицеров, и с сердца Кэлен будто упал большой груз, — он будет у вас через несколько минут.
Мать-Исповедница кивнула им, и оба скрылись за дверью.
— Помоги мне, — сказала Кэлен Каре, беря Нибрауда под одну руку и указывая морд-сит на другую.
Женщины донесли его до ближайшего стула и усадили на него. Кара сразу же отыскала в одном из ящиков шкафов, стоявших к комнате, веревку и крепко перевязала его руки за спинкой стула.
— Это еще зачем? — спросила Никки, разглядывая незнакомое ей мужское лицо.
— Он кого-то убил, — прошипела морд-сит, указывая на лежавший около них на полу длинный нож, — и его явно не захотели подставить, подкинув это.
Никки поджала нижнюю губу — привычный жест, когда что-то не укладывалось в голове. И в голове у нее не укладывался этот слабенький с виду человек, явно слишком хилый не то что для убийства, а даже для того, чтобы напиться до бессознательного состояния.
***
Уже вечерело, когда Ричард со скоростью молнии вошел в свои покои, сопровождаемый тройкой охранников. Мысль о том, что Кэлен была рядом с убийцей, заставляла его кровь буквально застывать в жилах, хоть он и отдавал себе отчет, что она была не совсем беззащитна — рядом с ней, по меньшей мере, была Кара.
Войдя, Ричард оказался несколько удивлен, увидев Маркуса Нибрауда и трех женщин: Кэлен, Кару и Никки, стоявших вокруг него, без кого-либо другого из охраны рядом. Больше всего Ричард был удивлен присутствием третьей и уже хотел спросить ее саму об этом, как вдруг его прервала Кэлен.
Но не словами. Как только она увидела его, на ее лице засветилась особенная, предназначенная только для него улыбка, в которой выразилось все облегчение, принесенное его появлением. Ричард решил отложить вопрос Никки на другое время.
Кара, кажется, воодушевления молодой пары не разделяла; она стояла, уперев руки в бока, готовая к бою.
— Лорд Рал, вы могли бы предупреждать в следующий раз, когда рано утром уездете из дворца в никому не известном направлении?
— Я расскажу немного позже, куда и зачем ездил, — начал Ричард примирительным тоном, как это всегда и было в их с Карой отношениях: она злилась, а он избегал попадания под горячую руку, — пока у нас есть дело поважнее. Как он оказался именно здесь?
— Его привели солдаты Первой Когорты, когда он пытался попасть в эту часть дворца.
— И почему человек, убивший принца Файрона, приходит сюда, как мотылек на огонь? — покачал головой Ричард, понимая, что этот факт ни с чем не вяжется, как и другие факты.
— Файрон мертв? — на лице Кэлен выразился ужас, связанный с этим известием, и ее охватило полное недоумение. — Подожди. Ты же не думаешь, что это он? Нибрауду не выгодно убивать того, с кем он ведет дела.
— Жена Файрона сказала, что это он. Но мы можем и сами спросить у него.
Рал указал на мужчину, который уже начал приходить в сознание, но еще не понимал, где он. Четверо встали вокруг него полукругом, и морд-сит в угрожающем жесте взяла в руки эйджил, хоть и раздраженная таким безответственным поведением Магистра, но все же не готовая рисковать его жизнью.
Кара на удивление легонько хлопнула Нибрауда ладонью по лицу, на что последовала замедленная, но реакция: он покачал головой из стороны в сторону, будто проверяя, ему ли принадлежит то, по чему Кара только что ударила.
— Можно было и по-аккуратнее, — с легкой усмешкой сказал он, поднимая голову и обнажая ряд острых зубов в улыбке-оскале.
Кэлен невнятно покачала головой, не отрывая взгляда от привязанного мужчины. Она положила руку Ричарду на предплечье, подтаскивая к себе как можно ближе и уводя от Нибрауда.
— Ричард, тут что-то не так, — Рал мгновенно повернулся к ней всем корпусом, смотря на ее взволнованное лицо, но в его взгляде не было и толики удивления. Наоборот — мгновение назад он подумал о том же, — его акцент пропал.
— А разве это так плохо? — пара мгновенно обернулась, заслышав развязный тон пленника. Правитель Никобариса осклабился, уже смелым взглядом окидывая четверых людей и не прячась за густыми черными волосами, которые ранее закрывали его лицо. Этот тон вызывал мурашки по спине, навевая смутные воспоминания о чем-то темном и страшном внутри Кэлен. — Дрянной акцент Никобариса звучал бы очень неподобающе в данной ситуации.
Мать-Исповедница почувствовала, как ее конечности вдруг налились тяжестью гранитного блока. Она покрепче ухватилась за руку мужа, уже почти повиснув на нем, когда всё ее тело охватила фантомная агония.
Она вновь услышала хруст костей, почувствовала теплую кровь на своих руках, и единственной отрезвляющей вещью сейчас для нее был Ричард, ее связующее звено с действительностью. Женщина почувствовала, как его руки осторожно подтолкнули ее куда-то, а уже через секунду она сидела на кресле, обезоруженная тем, что нахлынуло на нее мгновение назад.
Кэлен невидящими глазами смотрела на Ричарда, опустившегося перед ней на колени и пытавшегося понять причины ее состояния, заглядывая ей в глаза и гладя по лицу. Благо, угол, в который он отвел ее, не было видно с позиции трех других людей, находившихся в комнате, иначе она бы уже испытала приступ горячего стыда.
— Это не Маркус Нибрауд, Ричард, — прошептала она, беря его ладони в свои и этим говоря, что призраки отступили — в своих мыслях она уже не лежала на холодном полу, истекая кровью и уже прощаясь с жизнью, — это Джегань.
Ричард с подозрением смотрел на нее, все еще сбитый с толку ее внезапной слабостью, а теперь и такими словами.
— Кэлен…
Она обхватила руками его лицо, лишая возможности даже попытаться переубедить ее.
— Я слышала этот голос, этот смех, когда умирала, и принадлежал он не Нибрауду. Ричард, просто поверь мне, — почти умоляюще сказала она ему.
С минуту он размышлял, но потом кивнул, все еще с сомнением в глазах, хотя Кэлен было достаточно и этого. Они вновь вышли в ту комнату, где их ждали Кара, Никки и некто, выдававший себя за короля Никобариса.
Нибрауд не изменил своего положения ни на йоту, но появление Матери-Исповедницы в зоне видимости сработало почти как маяк. Он неотрывно следил за каждым ее шагом с маниакальной внимательностью и с намертво припаявшейся к его лицу легкой ухмылке собственного превосходства.
Кэлен не могла себе объяснить, как человек мог сохранять это выражение лица в подобном положении.
— Лорд Рал, Мать-Исповедница, — он слегка склонил голову, заглушая напускную вежливость жеста пренебрежительным тоном голоса, от чего Кэлен внутренне сжалась, — приятно наконец встретиться с вами лично.
Сейчас она не могла смотреть на него никак иначе, чем с въевшейся под кожу неприязнью и потребностью в осторожном поведении. Всем своим существом Маркус Нибрауд источал страх и внутреннюю силу, которые передавались вместе с воздухом в легкие каждого из присутствующих. Даже Кара с ее хваленой хладнокровностью сжимала в своих руках эйджил до побеления костяшек, то и дело предупредительно поблескивая им возле корпуса мужчины.
— Не можем ответить тем же, — маска Исповедницы помогла Кэлен не опуститься до шипения, — даже в силу последней запоминающейся встречи.
Молодое лицо изогнулось в широкой улыбке, от которой развеялись сомнения не только Ричарда, но и Кары с Никки.
— Рад снова видеть и тебя, — сказал мужчина, переводя цепкий взгляд с лорда Рала и Матери-Исповедницы на колдунью, которая стала похожа на огнедышащего дракона, шумно выпускавшего воздух из ноздрей.
Никки скрестила руки на груди, шипя ненавистное ей имя.
— Джегань…
========== Глава XV ==========
Включена ПБ
Джегань засмеялся, почти со скрипом, и тело Никки будто сковало железными цепями. Она сжала руки в кулаки, смотря в лицо самому ненавистному ей человеку, не находя в себе сил назвать хоть что-то, кроме его имени. Она чувствовала, как внутри нее разгорался пожар, лишавший воздуха в легких и сжигавший ее изнутри. Это был пожар ее собственной магии, которая подпитывалась ее чувствами: ненавистью, болью и всеми другими мерзкими составляющими человеческой души, которые были навечно связаны лишь с одним именем — именем императора Древнего Мира.
Лицо Нибрауда стало на удивление серьезным, лишившись былой усмешки. Оно выражало холодную маску безразличия ко всему вокруг, и единственное, что подавало хоть какой-то признак жизни, теплившейся в его глазах — это зрачки, которые неизменно следили за Никки. Колдунье казалось, что водянистые глаза Маркуса Нибрауда вдруг стали цвета обсидиана, такими ужасающе неподвижными глазами сноходца. Будучи во Дворце Пророков, Никки и подумать не могла, что в мире есть человек, который может привести ее в состояние холодной ярости и ненависти одним своим взглядом. Все сомнения оказались безнадежно рассеяны, как только Джегань появился в Танимуре.
— Решила сменить сторону, милая? — Император смотрел прямо в глаза колдуньи, на которой сейчас не было Рада-Хана, и во всем его существе не осталось ни единой толики страха. Конечно, он не боялся ее — тело Маркуса Нибрауда принадлежало ему на какие-то несколько часов, а не на целую жизнь, как это было у всех обычных людей.
Костяшки пальцев Никки побелели. Она знала, что император вообще не боялся смерти, и это придавало ему веры, что и все другие люди тоже не должны были. Каждый раз, когда кто-то шел на смерть не ради денег, а ради доктрины Ордена, он лишний раз принимал это как доказательство своей правоты.
— Ты глупец, если думаешь, что я когда-нибудь была на твоей стороне.
Никки старалась успокоиться; она боялась поддаться на его провокацию, боялась совершить непоправимое, но постепенно ее глаза застилала пелена ненависти. Она снова и снова видела его образ, образ человека, который был ничем не лучше животного, но при этом считавшего всех других людей бесполезными шавками.
Несмотря на ум Джеганя, живой, хитрый и изворотливый, изнутри он был уже мертв. Никки часто задавала себе вопрос, испортила ли его идеология Ордена вместе с братом Наревом, его наставником, или Орден стал таким из-за него? Ответ приходил к колдунье с каждым новым ударом, с каждым новым синяком и болезненным вскриком — Джегань и был Орденом, олицетворением каждой строчки его неписанной идеологии.
Джегань считал Новый Мир цитаделью разврата и мерзости, а главное, магии. Никки не спорила с ним насчет этого — она не видела того, о чем он говорил, поэтому с легкостью позволяла себе ошибаться. Но, хоть и незримо, в ее голове слово «мерзость» всегда было связано не с Новым Миром, а с самим Джеганем. Пытки морд-сит были ничем по сравнению с лаской императора. Его настроение было сложно предугадать, а подчистую и невозможно, и в этом всегда заключалась его опасная жестокость. В одну минуту он мог разыгрывать чистосердечную доброту, а в другую задушить слугу, случайно уронившего доску для резки хлеба. Все его действия служили одной цели: возвеличить его личность и облагородить ее, но при этом не лишить себя удовольствия доставлять боль другим. Боль была его оружием, как моральная, так и физическая. Если женщины в кожаном облачении вызывали у Никки лишь неприятные ощущения и чувство раздражения, то Джегань был тем, что начисто уничтожало все здравые мысли в голове. Он относился лично к ней как к товару, что только подтверждало золотое кольцо, которое еще несколько месяцев назад было в ее губе. Единственным, что отличало Никки от других ее сестер, было большее количество внимания со стороны императора, не приносившего лично ей ничего, кроме разбитых в кровь кулаков и искусанных губ.
Самым страшным наказанием для сестры Тьмы было то, что, в отличие от других, он не хотел ее убить — она забавляла его своей необычностью, притягивала. Они будто были двумя изощренными противоречиями, которые идеально состыковывались — Джегань желал доказать всем, что жизнь человека принадлежала не ему, а целому обществу, а Никки относилась к существованию с таким презрением, что эта ненависть невольно манила императора, как биение живого сердца вело за собой голодных гончих.
— Как это лицемерно, Никки, — он улыбнулся со снисхождением, даже похожим на настоящее, и колдунье показалось, что в его голосе действительно звучало веселье, будто она была для него несмышленым маленьким ребенком. Император любил ставить Никки на место, говоря, что она не знала ровным счетом ничего, и в те моменты, когда он упрекал ее в том, что она была неправа, тон его голоса был в точности таким же. — Ты лично вдохновила меня на очень, очень многие поступки.
Лицо Никки исказилось от ненависти к человеку, сидевшему напротив нее, когда магическая аура вокруг нее сгустилась так же, как тучи во время ливня. Она поймала себя на мысли, что всем сердцем хотела его смерти, так же, как раньше хотела своей собственной. Как ни странно, именно Джегань исправил ее суждение о жизни и смерти — выбор человека, который стоит перед ним, в большинстве случаев зависит от той ситуации, в которой он находится.
Во Дворце Пророков жизнь Никки была спокойной, похожей на омут, который засасывал ее с каждым годом все глубже и глубже в пучину тоски и безысходности. Лагерь Джеганя был совершенно другим местом — тем самым местом, в котором каждый мог закончить свой бесполезный век. И, как ни странно, именно там колдунья вдруг поняла, что не готова к этому.
Она вдруг почувствовала, как чьи-то руки сжали ее собственные, бесцеремонно отталкивая от сидевшего перед ними связанного человека. Колдунья резко вывернулась из этой хватки, пусть и не болезненной, но слишком неожиданной для нее, оборачиваясь лицом к тому, кто схватил ее. Она натолкнулась на глаза цвета грозового неба, которые сейчас, кажется, могли метнуть в нее молнии.
— Что ты делаешь? — колдунья вызывающе посмотрела сначала на лицо Ричарда, а потом на его пальцы, которые обхватывали ее локоть в требовательном жесте, тщательно скрывая появившееся смущение от одного этого действия.
— Держи себя в руках, Никки, — мужчина смотрел на нее твердо и с явным укором, и женщина поняла, что он почувствовал ее возраставшую магическую ауру. Ричард увидел, что она была уже за пределами контроля, и своими необдуманными действиями могла привести всех к опасному финалу.
Она вырвалась из его хватки, нарочито небрежно высвобождая локоть из его руки и при этом тщательно стараясь скрыть свое раздражение. Ричард обладал огромным терпением, но никогда — терпимостью. Если во Дворце Пророков этот недостаток не сказывался на его отношениях с Никки, а скорее на отношениях с другими сестрами, исключая, разве что, Верну, то сейчас все перевернулось с ног на голову. Ричард не доверял ей. Не принимал. И Никки иногда задавалась вопросом, почему это вообще ее волновало — ее, человека, потерявшего в этой жизни почти все, кроме остатков самой себя?
— Зачем было убивать принца Файрона?
Колдунья обернулась на голос Кэлен, которая стояла в нескольких футах от Джеганя, скрестив руки на груди, и вся ее поза выражала внутреннюю решительность и непоколебимость. На ее лице была непроницаемая маска Исповедницы, через которую не было видно ни гнева, ни смятения, которые в ней вызывал этот человек. Колдунья знала, что Кэлен не могла пропустить мимо то необычайное напряжение, которое возникло между ней и Ричардом мгновение назад, но Мать-Исповедница не отреагировала на это ровным счетом никак.
— Он был предателем вашего альянса. Простой крысой. Я полагаю, вы должны быть благодарны мне за избавление Д’харианской Империи от подобного человека, — тон благодетеля, звучавший в его низком с хрипотцой голосе, выдавал двойственную натуру его обладателя примерно так же, как и его поступки.
Мать-Исповедница приняла эти слова за начало их словесной игры. Глаза императора, обычно непроницаемые и безэмоциональные, сейчас сверкнули чем-то похожим на огонек опасного веселья. Кэлен почувствовала, как внутри у нее все сжалось от этого взгляда, но не побоялась пойти за правдой, даже если она была слишком неприятной. Мать-Исповедница знала эти игры наперед, и уже выйдя из детского возраста перестала в них проигрывать, научившись распознавать подводные камни в потоках слов людей, видеть тщательно замаскированную ложь.
— Тогда он оказался бы полезным Имперскому Ордену. Такой ценный информатор, да еще и падкий на деньги, — Кэлен знала, что Файрон мог бы продать сам Кельтон за большую сумму, лишь бы ему сохранили видимость власти. С ним было легко договориться, и все его дела, связанные с поставкой оружия в Никобарис, были лишним тому свидетельством — он буквально продал престиж своего государства. — Вам его помощь была так же выгодна, как и нам — его смерть.
Джегань кивнул, и все его существо выражало удовольствие от этой игры. Кэлен была осведомлена, что император пытал людей месяцами, прежде чем убить их. И цель его сегодняшнего визита, кажется, была такой же развлекательной: он хотел насладиться замешательством двух его главных врагов, которым пришлось плясать под его дудку, чтобы выпутаться из затруднительной ситуации. Кэлен могла с уверенностью сказать, что подобного удовольствия ему не доставит.
— Очень выгодно, что правление Кельтоном переходит в руки Совета Срединных Земель, когда у престола больше нет наследника, — император усмехнулся, и мурашки пошли по спине Кэлен. Она обернулась в сторону Ричарда, сбитая с толку.
— Но, насколько я знаю, Совета больше нет, поэтому Кельтон теперь принадлежит Матери-Исповеднице. Очень вовремя принц умер, м-м?
Где-то внутри Кэлен растерялась, запутавшись в логике Джеганя. Если это и была его цель, то Д’Хара получала огромную выгоду: целый Кельтон, во главе которого теперь не мог стоять ненадежный человек. Но здравый смысл подсказывал, что все не могло быть так просто.
Мать-Исповедница повернулась в сторону мужа, запутанная и обескураженная, но неожиданно обнаружила, что тот не испытывал схожих чувств, как, например, Никки, все еще стоявшая непозволительно близко к нему. Наоборот. Его глаза были ясны, а лицо выражало строгую определенность направления его мыслей. Он нашел решение.
Ричард подошел ближе к Кэлен, и она почувствовала, что все его существо теперь буквально источало решительность и агрессию. Эти его эмоции вызвали отклик внутри Кэлен, которая теперь искала поддержку в его близости к ней.
— Если ты думаешь, что лидеры стран альянса отвернутся от нас после этого глупого фарса, то я вынужден разочаровать тебя. Мы не скроем того, что в его смерти виноват не кто иной, как сам император Джегань.
Нибрауд засмеялся.
— Вам нечем это подтвердить. Даже если вы скажете, что я захватил его сознание, вам никто не поверит. Мое влияние на неодаренных сильно ограничено, и поэтому я не смог бы заставить его сделать это. И кто из присутствующих поверит, что глава Защитников Паствы мог обладать магией?
Джегань наклонил голову вбок, переводя взгляд с Ричарда на Кэлен, с Кэлен на Никки, при этом не забывая об эйджиле Кары, который она все еще держала около головы императора, прямо у виска.
Кэлен вспомнила о ноже — небрежной, но вполне убедительной для обывателей подделке на д’харианский. Вспомнила и то, что семья Амнеллов всегда враждовала с Файронами и никогда не отказывалась от притязаний на их территории. Она не забыла, что почти все правители Срединных Земель видели недавний конфликт брата Кэлен с принцем Кельтона, а кто-то, возможно, знал и об интрижке Гарольда с женой Файрона.
Ситуация складывалась не в их пользу. Они не могли предоставить никаких доказательств того, что убийцей был Джегань. Во дворце больше не проходили посвящения, поэтому никто из гостей не присягнул на верность лорду Ралу. Кэлен была уверена, что многие люди все еще думали, что власть сноходца не работала в Народном Дворце — даже после того, как Кэлен чуть не погибла от его рук на собственной свадьбе.
— Поверят, если он сам об этом скажет.
Все присутствующие повернулись в сторону Кэлен. В ее голосе не было ни единой эмоции, одна лишь констатация факта. Мать-Исповедница в одно мгновение ока оказалась в считанных сантиметрах от Джеганя, одной рукой отталкивая Кару на безопасное расстояние, а другой хватая мужчину за горло. Время потеряло свое значение, будто ей удалось присвоить себе всего один, но такой драгоценный момент, растянувшийся навеки.
Лицо Маркуса-Джеганя исказила гримаса не боли, не страха, а торжества, будто цель всего сегодняшнего дня вела лишь к этому моменту — моменту, когда Кэлен коснется его своей властью. Исповедница испытывала эйфорию, наконец чувствуя, как магия внутри нее бушует подобно волнам, бьющимся о прибрежные скалы. Существо человека, делившего с ней этот миг, выражало то же неподдельное чувство, но гораздо более дикое и извращенное. Уродливое.
«Это не последняя наша встреча», — таковы были последние слова, которые вышли изо рта Маркуса Нибрауда перед тем, как Кэлен высвободила свою силу, сотрясая всю комнату мощным беззвучным громом.
Кэлен осела на пол, почувствовав опустошение после использования магии Исповедницы, уже давно ставшее привычным для нее, но теперь несказанно более сильное. Она уперлась рукой в пол, стараясь поддержать себя в сидячем положении. Исповедница почувствовала, как Ричард и Кара одновременно опустились на колени рядом с ней, удивительно взволнованные. Исповедница хотела успокоить их и заверить, что все в порядке, объяснить, что после использования сил она редко чувствует себя хорошо. Но вместо этого ее взгляд затуманился, и она оказалась на полу, бессознательная.
***
— Вы потеряли последнюю возможность оправдаться, — Никки стояла, прислонившись бедром к дверному косяку, с сожалением смотря на Кэлен, неподвижно лежавшую в постели. Исповедница совершила ту ошибку, от которой ее саму уберег Ричард — уничтожить единственного человека, который мог подтвердить их невиновность.
— Он этого и хотел, — Кара стояла рядом с Никки, с таким же беспокойством глядя на Мать-Исповедницу и стоявшего рядом с ней лорда Рала, чья напряженная рука сжимала высокую колонну, поддерживавшую балдахин.
— Мне кажется, он использовал какую-то магию, — Ричард опустился на кресло рядом с кроватью, смахивая непослушную прядь с лица Кэлен неожиданно невесомо и мягко. Этот нежный жест совсем не вязался с тем, как его рука до этого обошлась со стеной. Колдунья подумала, что от такого удара вполне могла остаться дыра. — Я никогда прежде не видел Кэлен, которая действует так безрассудно. И тебя, Никки, я тоже такой не видел.
Никки смерила Ричарда холодным взглядом, на удивление не обнаруживая в его фразе и намека на упрек. Тем не менее, напряжение между ними никуда не делось.
— У меня были мотивы сделать подобное, в отличие от Кэлен, — колдунья фыркнула, но признала, что Ричард, возможно, был прав — она, как и Рал, почувствовала ореол магии, окружавший Маркуса Нибрауда, и он появился явно не только из-за присутствия сноходца в его голове. Поскольку использовать магию во дворце всем, кроме Рала, было невозможно, Никки могла предположить только то, что Нибрауд не обладал магией в привычном им смысле — возможно, он имел оккультные способности, но никак не Магию Приращения или Ущерба, как таковые.
— Боюсь, в этом ты ошибаешься, — Ричард посмотрел на Никки, но теперь он позволил ей увидеть не только свое неодобрение, но и кое-что другое — сожаление и глубокую печаль, которая сидела внутри него из-за любимой женщины. — У нее тоже есть причины для того, чтобы желать ему смерти. И ты прекрасно знаешь об этом.
— Мать-Исповедница не виновата в том, что так получилось, — Кара презрительно глянула на Никки, в миг раздраженная тем, что та могла сказать подобное о ее подруге. Кара была одной из тех, кто видел Кэлен, просыпавшуюся посреди ночи в холодном поту и кричавшую от фантомной боли, одной из тех, кто помогал ей подняться с постели и сделать хотя бы несколько шагов; кто видел близость ее молчаливой смерти и не мог с ней примириться. — Никто из нас не знал, что случится, если она его исповедует.
— Кара права, — Ричард поднялся с прикроватного кресла, напоследок окидывая взглядом лицо Кэлен, такое мирное и спокойное в противовес тому, что сейчас испытывал он сам. Он невольно задержал взгляд на ней чуть дольше, чем было положено. — Никто прежде не пытался исповедать человека, в чьем разуме был сноходец. К тому же, я уверен, что убила его не Кэлен — Джегань сам сделал это, чтобы разум Нибрауда не достался нам, и у нас не было доказательств.
Кара скрестила руки на груди, выходя вперед.
— Но почему вам нужны доказательства? Все эти люди, ваши подданные, должны верить вам беспрекословно, не говоря уже о подчинении! Несмотря на то, что Джегань пытается переманить их на свою сторону, их главой все еще является Мать-Исповедница, а после свадьбы — и вы тоже.
— Кара, все не так просто, — Ричард запустил руку в волосы, тяжело вдыхая будто налитый свинцом воздух. Ему в момент стало тяжело — он и сам был запутан действиями сноходца. — Начнем с того, что я не могу их обязать к чему-либо. Я не Даркен Рал, — Кара уже подняла обе руки вверх, чтобы Магистр не заводил мысли в ненужное русло, но Ричард мгновенно прервал ее. — Кроме того, некоторые из наших людей успели перейти на сторону Джеганя, поэтому предлог того, что мы начали избавляться от собственных союзников, чтобы заполучить их земли, покажется достаточно разумным, чтобы покинуть альянс.
— Но они не могут быть на стороне Джеганя, не дав официального соглашения примкнуть к нему и покинуть объединение стран Срединных Земель. Насколько я поняла, бумажки в Новом Мире решают все, — Никки всплеснула руками, когда в ее голову пришло неожиданное решение, — Ричард, снег все еще идет?
Лорд Рал и его морд-сит переглянулись, запутанные логикой слов колдуньи.
— С того момента, как мы с Гарольдом вернулись во дворец, он и не прекращался. К чему ты ведешь?
— К тому, что они в ближайшее время не покинут дворец без твоего ведома — не смогут. Они все в твоей власти.
Ричард усмехнулся.
— И что ты предлагаешь? Заставить их присоединиться силой?
— Ты не должен исключать это. В случае нарушения договора, вы с Матерью-Исповедницей имеете право лишить их власти.
Ричард задумался, но лишь на секунду. Он понимал, что подписанные силой бумаги ничего не дадут — люди все равно будут идти против них, но не в открытую. Рал знал, что нужно было другое решение, более надежное и справедливое, и он уже знал его.
— Никки, — он покачал головой, — я сделаю все гораздо проще — так, что мне не придется использовать никакое оружие, кроме правды.
Колдунья посмотрела на Ричарда в недоумении, но с заинтересованностью.
— Я предоставлю им факты. Выложу все, как оно есть, и от того, понравится ли им правда, будет напрямую зависеть их решение. Так или иначе, пойдя против их воли, мы не получим ничего ценного.
Ричард двинулся в сторону выхода, уже собираясь покинуть комнату, но Кара положила руку на плечо своего Магистра, чтобы остановить его.
— Но, лорд Рал, тех, кто уже принял это решение, будет сложно переубедить, — Никки встала сбоку от морд-сит, и Ричард видел, что она в первый раз поддерживала ее. — Что, если все-таки придется применить силу? Вы сделаете это?
Ричард аккуратно отодвинул морд-сит, которая загородила ему проход, но пока не сделал и единого шага вперед, понимая, что ее пытливому уму, как и уму Ричарда, были нужны веские доказательства.
— Никакая другая сила не поможет, Кара. Те, кто согласился сражаться на стороне Джеганя, меня не волнуют — им не помешает ни истина, ни любой договор, который мы здесь заключим. Но те, кто еще не сделал этого, должны будут внять правде, или, по крайней мере, испугаться ее. Если истина не поможет, то не поможет уже ничто.
Кара склонила голову, обдумывая. После непродолжительного молчания она, наконец, отступила и встала боком, выпуская лорда Рала из покоев.
***
Зал был полон людей, гудевших, как рой насекомых. В нем царил легкий полумрак, который нельзя было спасти даже сотнями зажженных в канделябрах свечей. Закрытые слоем снега световые колодцы не пропускали ни единый луч солнца. Воздух вибрировал, будто предвещая надвигавшееся нечто — никому не известное, тревожное и пугающее.
Все чувствовали, что происходило что-то неладное, чужое — по крайней мере, каждый надеялся, что это нечто обойдет его стороной, пытаясь стряхнуть фантомную нервную дрожь.
Ричард и Кэлен опаздывали. Гарольд с нетерпением оглядывал зал, нигде не видя знакомых ему лиц, и ощущение надвигавшегося нечто лишь усиливалось вместе с усилением шума в зале. Чем сильнее задерживались виновники торжества, тем сильнее нарастало волнение.
Обычно в таких ситуациях разговоры всегда становились громче и веселее — Гарольду Амнеллу приходилось часто находиться на всякого рода светских приемах, единственным развлечением на которых было ловить на себе взгляды флиртовавших с ним замужних дам. Сейчас же громче становились не разговоры, а именно обрывочные фразы о том, что что-то было не так. И это «что-то» было определенно не так.
Гарольду наконец удалось поймать взглядом принцессу Кельтона — Диану. Она шла по залу в одиночку, бледная и осунувшаяся, будто не спавшая с неделю. Амнелл предполагал, что он выглядел не лучше. Две смерти за сутки — слишком много. Даже для него.
Смерть Цириллы оказалось принять сложнее всего. Он не плакал, когда умер их отец — после исповеди его фактически для них не стало; их мать умерла еще раньше, и Гарольд даже лица ее не помнил. Старшая сестра всегда была рядом, заменяла по возможности обоих родителей, и даже после совершеннолетия оставалась рядом с ним. Гарольд любил Кэлен, несмотря даже на то, что ее мать лишила их отца, но ближе родной сестры для Амнелла не было никого. Погребальный костер унес ее без славы и почестей, без почетного шествия, в сотнях миль от родной Галеи.
Амнелл никогда не жаловал Файрона, да и весь его род он никогда не любил — из поколения в поколение одни конфликты, до смешного часто. Файрон был особенным типом — таким, которых Амнелл никогда не переваривал, поэтому его смерть не смогла вызвать у повидавшего виды главнокомандующего армии Галеи хоть какие-нибудь эмоции. Самой неприятной в этой ситуации была участь его жены.
Диана подошла к Гарольду, как ни странно, без охраны и даже с легкой улыбкой, хоть и вышедшей немного кривой.
— Солдаты из Когорты отпустили меня одну только под предлогом того, что я постоянно буду под твоим надзором, — блондинка встала сбоку от Амнелла, делая вид, что он не был единственной причиной, по которой она вообще пришла на этот треклятый прием. — Забавно, что они так верят тебе.
— Они верят Кэлен Амнелл, — Гарольд ухмыльнулся, приближая к губам бокал вина, даже не делая вид, что чувствует его вкус, — точнее, уже не Амнелл.
Диана слабо улыбнулась, видя, в каком состоянии находился Гарольд и признавая, что оно ровно ничем не отличалось от ее. Она уже давно научилась читать его мысли по мимолетным жестам, оттачивая мастерство на каждом торжественном приеме, который устраивался в Эйдиндриле. Праздник летнего солнцестояния, бал весеннего равноденствия — не важно, на каком именно, но Диана всегда была там. И всегда была там с Гарольдом, втайне от своего мужа, конечно.
— Как ты?
Диана подняла свою белокурую голову, смотря в лицо мужчины с львиной долей неверия. Если она всегда отличалась чуткостью и проницательностью, свойственными многим женщинам, то Гарольд же наоборот никогда не был слишком чувствителен, а тем более внимателен к чужим чувствам. Вернее, не был внимателен к чувствам безразличных ему людей.
— Немногим лучше тебя, — Диана взяла бокал у проходившей мимо служанки, но даже не попыталась попробовать содержимое. — Знаешь, я его хотя бы не любила.
Гарольд усмехнулся, сверху вниз смотря на небольшую, даже миниатюрную блондинку, и из его усмешки на один, но ровно один момент исчезла та доля печали, которую был призван замаскировать алкоголь.
— Знаю, — он тщательно избегал смотреть в лицо женщины рядом, —ты ясно дала это понять уже довольно давно.
— Ты винишь меня в этом? — женщина коснулась его руки, пытаясь заставить мужчину посмотреть на нее. Поняв всю безуспешность этого действия, она встала прямо перед Гарольдом, игнорируя всю неприличность расстояния между ними и то, что она уже успела привлечь к себе пару взглядов. — Разве я виновата в том, что еще в детстве мне сказали, что мой муж — будущий король Кельтона? И разве я виновата в том, что он оказался отвратителен мне до глубины души, и я отчаянно желала ему смерти, пусть и не таким путем?
Гарольд, наконец, опустил взгляд и позволил себе взглянуть в ее будто хрустальные серые глаза, сейчас тусклые, а раньше лучившиеся непередаваемой внутренней силой и энергией.
Он догадывался, почему в свете она всегда прикидывалась глупой и легкомысленной девушкой. Это помогало ей скрыть настоящую себя, скрыть свои чувства и не подвергать сомнениям их фальшивый, как и у многих других, брак.
Ричард и Кэлен были счастливцами, если подумать.
— Нет, не виню, — Гарольд коснулся рукой щеки Дианы, как если бы по ней стекала непрошенная слеза, но уже через мгновение отстранился, чувствуя, как эта вязкая, тяжелая горечь отдавалась и внутри него самого. Он отчаянно желал помочь ей, но понимал, что не мог — сейчас или через пару минут, неважно, но она должна была уйти.
Диана благодарно улыбнулась ему, чувствуя, наконец, долгожданный прилив облегчения. Амнелл понял, что этот момент — момент, когда она должна была покинуть его — настал.
Он схватил ее, уже разворачивавшуюся, за руку, и сказал, возможно, самое главное из того, что когда-либо говорил ей:
— Скоро все изменится.
Диана понимающе улыбнулась, позволяя себе насладиться его касанием на одну лишнюю секунду, а затем развернулась и покинула зал.
Гарольд не знал, в какую сторону все изменится, и как именно. Он знал лишь одно — чтобы случилось хоть что-то хорошее, каждому из них придется сражаться за это до последнего. Темные времена не оставляли выбора никому. С того момента,как Джегань выпустил чуму на свободу и посмел совершить убийство в Народном Дворце, возможность компромисса исчерпала сама себя.
У входа в зал Гарольд увидел Ричарда, по скорости похожего на шаровую молнию. Он был напряжен, натянут, как струна, и в пойманном взгляде читалась стальная решимость, присущая лишь человеку, идущему на один из самых ответственных поступков в своей жизни.
Слово «компромисс» окончательно растворилось в гуле толпы, окружавшей лорда Рала.
Комментарий к Глава XV
Вот и новая часть. Изначально она должна была быть больше, но потом я решила разделить ее на две части для более удобного чтения, поэтому следующая появится в скорейшем времени. С нетерпением жду ваших отзывов)
========== Глава XVI ==========
Включена ПБ
Как только Ричард оказался на возвышении, все голоса вдруг стихли. Внезапно мужчине показалось, что он стал во главе стаи волков — люди смотрели на него голодными до объяснений глазами, ожидая, что он либо предоставит их, либо они разорвут его на части.
Любой другой мог испугаться этой толпы, над которой напряжение буквально клубилось, как облако дыма над костром, но Ричард — нет. Он чувствовал злость и раздражение, которые подстегивали его во всех его действиях и лишь усиливались Мечом Истины, на рукояти которого сейчас лежала его рука. Он понимал, что эти люди были напуганы, растеряны, и в этом была их главная опасность — Ричард не мог предугадать точную реакцию на то, что он собирался сказать.
Мужчина окинул толпу взглядом, убеждаясь, что все внимание было приковано к нему, и лишь после этого начал свою речь, стараясь держать себя в руках. Он выстроил стену перед слепой яростью, накатывавшей на него с каждой секундой новой волной, лишь подпитываясь магией меча.
Он прочистил горло.
— Как вы знаете, сегодня должен был пройти заключительный день нашей с Матерью-Исповедницей церемонии бракосочетания. Но обстоятельства нашей встречи пришлось изменить после сегодняшней ночи, в которую мы лишились одного из наших союзников — Цириллы Амнелл, — в зале послышался ропот, и среди него Ричарду удалось даже услышать всхлипы. Настоящие, или те, какими обычно награждают в отсутствие чувств, мужчина точно не знал. Несмотря на то, что он был знаком с Цириллой не так хорошо, как Кэлен или Гарольд, для него было ясно, что она была достойна только настоящих слез, которые лили ее брат и сестра. — Я уверен, что каждый из вас знал ее. Возможно, не близко, но знал. Мы все хотели бы попрощаться с ней сегодня, и вместе отправить ее душу в последний путь в чертоги Создателя. Но нам не удастся сделать это — ее сразил не арбалетный болт или что-то из того, к чему можно прикоснуться. Ее убила чума.
Ричард выдержал паузу, позволяя самому себе набраться сил для того, что он собирался сказать. Послышались громкие перешептывания, и мужчина невольно сжал рукоять меча, позволяя его магии заполнять его сознание, очищая и освобождая от лишних мыслей. Он пытался выбросить из головы образ бездыханного тела Цириллы и съежившейся рядом фигурки Кэлен, в свете луны такой же мертвецки бледной, как и ее сестра. В следующее же мгновение картинка сменилась на другую, но не менее ужасающую — воспоминание, более свежее, с потеками крови на стенах и на полу вокруг четырех трупов кельтонцев.
— Но смерть Цириллы — не единственное несчастье, что постигло нас в последние сутки. Сегодня вечером был убит принц Файрон — хладнокровно зарезан прямо у себя в покоях.
В зале послышались вскрики и неодобрительные возгласы, и все помещение захлестнуло напряжением — как в толпе, так и внутри каждого человека, включая самого Ричарда. Он чувствовал, как горячая волна проходит через все тело, забираясь под ребра и отнимая дыхание. Барьеры самоконтроля постепенно падали, а людей вокруг начинал сковывать липкий, цепкий и тягучий страх, почти животный.
— Его убийцей был Маркус Нибрауд, которого знает каждый из вас. Он убил человека, с которым его связывали многие сделки и договоры, с которым его страна, за безопасность которой он отвечал перед собственным народом, проводила сделки и сотрудничала уже несколько десятилетий, еще до начала его правления. Это убийство не было актом возмездия, не было ответом на оскорбленные чувства, не несло в себе ничего личного — в нем не было никакого смысла, по крайне мере, для Маркуса Нибрауда. Его телом, а главное, его мыслями, управлял не он, а тот, для кого это имело значение, кому смерть принца могла принести выгоду. И этот человек — император Джегань.
Люди в зале ожили, будто рой пчел. Они все протискивались как можно ближе, жадно хватая каждое слово Ричарда, но при этом отторгая его, как что-то инородное для них самих. Кто-то крикнул, что это невозможно, и вся толпа внимала ему так, как не могла внять самому Ричарду. То, что он говорил им, противоречило тому, во что они хотели верить. Первое Правило Волшебника в действии.
— Императору Джеганю нет смысла избавляться от тех, кто в будущем станет его союзником! — Бертран Шанбор, мужчина средних лет, по размеру да и по поведению напоминавший кабана, вышел вперед, прорываясь сквозь толпу и от одних этих движений пыхтя как животное, бегавшее несколько часов по лесу. — Если вы не можете обеспечить безопасность собственным людям, то это лишний раз подтверждает, что вы не будете способны даже вести эту войну, не говоря уже о победе!
Ричард сжал рукоять меча с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Он понимал, что в другой ситуации не оставил бы слова этого человека безнаказанными, но сейчас в этом не было никакого смысла. Эти люди были одурачены Джеганем, поскольку не понимали, каким человеком он на самом деле был. Он успел пообещать им спокойную и богатую жизнь в мире без магии, где все были бы равны, и над людьми не стояли бы ни Исповедницы, ни волшебники.
— Джегань и есть тот, от кого требуется защита, — голос Ричарда вместо повышения пошел вниз, этим оказывая еще большее влияние на людей вокруг. Голоса смолкли. — Он лжец и манипулятор. Что бы он ни пообещал, какое бы богатство ни предлагал, все это вы получите только ценой крови. Вашей собственной крови. Доказательством того служат передовые отряды, которые побывали уже в половине стран Срединных Земель, и я уверен, что вы все знаете об их преступлениях, но предпочитаете игнорировать. Их оружие — это страх и боль, а их назначение состоит в том, чтобы запугать вас до такой степени, чтобы вы дались Джеганю без боя. Если вы не согласны со мной, то подумайте о том, какие могут быть мотивы у человека, который впустил чуму в Новый Мир. От нее погибли десятки тысяч человек, и невозможно преувеличить то, насколько сильно страдают наши страны от этого. Что бы вам ни казалось, конечной целью его помыслов никогда не было угодить вам, а лишь подчинить своей воле. Убийство принца Файрона для него стало всего лишь одним из способов добиться этого, чтобы вы сами пришли к решению поддаться ему. Он хотел подорвать наш с Матерью-Исповедницей авторитет, чтобы заставить вас думать, что мы собираемся лишить вас власти путем насилия, не учитывая ваши собственные желания. Как бы то ни было, у вас есть шанс выбрать свою сторону самим.
Мужчина посмотрел в сторону застекленных световых колодцев в потолке, на которых лежал толстый слой снега. Никки была права. У них было время, но Ричард не собирался давать его слишком много.
— Вы должны принять решение о вхождении в альянс в течение нескольких дней, пока снегопад не закончится. Я предоставил вам достаточно доказательств, чтобы требовать подобного решения в такие сроки. Вы ехали сюда, зная, что рано или поздно придется определиться, и вот, момент настал. Если по истечении двух дней вы не примете чью-либо сторону, вы автоматически становитесь врагом Д’Харианской Империи. Нейтралитет в подобном вопросе также невозможен. Либо вы с нами, либо против нас.
Ричард начал сходить по мраморным ступенькам, чувствуя на себе испытующие взгляды людей вокруг. Он ответил на них кристально-чистым, ясным взглядом своих серых глаз, в которых сейчас плескался огонек магии Меча Истины, даже тогда, когда его не было у него в руках. Ричард нес эту магию внутри себя, как и тягу к поиску Истины, делая их своими постоянными спутниками. Сейчас с этими людьми говорил не Магистр Рал, правитель Д’Харианской Империи, а Искатель Истины.
— Сделайте свой выбор, думая о тех, кто погиб сегодня от рук врага, и хоть раз забудьте о личной выгоде, — на этих словах его речь была закончена.
Сейчас Рала не терзали сомнения, ненужные мысли или эмоции. Он сказал все, что должен был. Истину.
Толпа разделилась, пропуская его к выходу и обступая со всех сторон, словно живой кокон, на удивление молчаливо и задумчиво провожая мужчину глазами. Они, наконец, получили свои ответы, но не понимали, были ли эти ответы им по душе.
***
— Признаюсь, давно ждал от тебя этого.
Гарольд зашел в малый зал заседаний, который сейчас был абсолютно пуст — в течение последних трех дней все собрания и совещания были прекращены по случаю торжеств, так что сейчас эта комната оказалась одним из немногих мест во Дворце, где можно было побыть в одиночестве. Мужчина сел за массивный деревянный стол, устало откидываясь на спинку стула.
Сделав большой глоток виски, Ричард толкнул бутылку в сторону Амнелла, краем глаза посмотрев на него и оценив состояние того. Они сидели напротив друг друга, по две стороны узкого стола, так что спустя секунду скольжения бутылка уже остановилась у локтя светловолосого. Он к ней не притронулся.
— Ты как-то сказал Кэлен, что знаешь о неверности других людей. Скажи, что именно ты имел ввиду, говоря это?
— Я имел ввиду, что некоторые из них не до конца определились со вхождением в коалицию. Я не знал ничего из того, в чем ты уличил их сегодня. Про предательство уж точно.
— И ты хочешь сказать, что в Галее еще не появлялись передовые отряды? Вы находитесь в центре страны. Если они успели добраться до Кельтона, то и до вас уже должны были.
— Цирилла не говорила мне ничего подобного. Она не стала бы ничего от нас таить, ты это знаешь.
Ричард смерил его долгим, заметно потускневшим за последний вечер взглядом. Несмотря на то, что он в одиночку выпил уже примерно половину бутылки, он не подавал ни единого признака опьянения. Гарольд задумался, можно ли после такого назвать Рала человеком — уж больно чистым был его взгляд.
— Возможно, они обошли вас стороной, потому что знали, что ни один Амнелл не свяжется с Имперским Орденом, — Ричард задумался. — Если, конечно, они не захотели оставить вас напоследок.
— Это неважно. После создания Империи у них уже не хватит духа посылать жалкие маленькие отряды, да и вряд ли им это поможет.
Ричард взял бутылку в руки, крутя и изучая ее, будто она могла сказать ему хоть что-нибудь полезное.
— Если нам удастся создать ее, Гарольд, — Магистр Д’Хары сделал глоток, но даже не попытался притвориться, будто почувствовал от этого хоть что-нибудь, кроме огня, обжигавшего его нутро. — Некоторые из тех, кто сегодня слушал меня, слишком недалеки, чтобы понять цель всего этого объединения. Про себя они называют это экспансией и самодурством, думая, будто я страдаю манией величия и тягой к власти.
Гарольд покачал головой, смотря на стол красного дерева, за которым он сидел. Строгая, сугубо геометрическая роспись шла всей его крышке, этим олицетворяя весь д’харианский народ, прямой и практичный. Амнелл глянул на карту Д’Хары, которая находилась прямо по центру стола, отображая ту страну, которая существовала с момента правления деда Ричарда, уже сильную и могущественную.
— Боюсь, стол все же придется поменять, лорд Рал, — Гарольд кивнул на эту самую карту и усмехнулся, пусть и без его любимого самоуверенного тона. — Большинство из них присоединится, я уверен.
— Люди верят в то, во что хотят верить, — Рал снисходительно улыбнулся, — и Джегань это знает так же хорошо, как и я. Он ненавидит магию, игнорируя тот факт, что она лежит в основе мироздания, в основе всего, наделенного способностью дышать. Но даже он не может отрицать непреложные истины, понимая, что в противном случае его погубит его собственная идеология.
Гарольд лишь кивнул, не испытывая никаких сомнений по поводу правильности его суждений. Он перевел взгляд с руки Ричарда, в которой он все еще держал бутылку, на его лицо. Его глаза, обычно пристально глядевшие на человека и этим приводившие того в неописуемое смятение, сейчас расслабленно смотрели в сторону окна. Гарольд догадывался, что он смотрел туда совсем не для того, чтобы что-то увидеть.
— Не думал, что ты можешь так выглядеть.
Гарольд новым взглядом посмотрел на Рала, и, наконец, увидел то, что тот постоянно скрывал в себе — усталость. Это было так непривычно, смотреть на показательно спокойного и уверенного в себе Ричарда Рала, сейчас казавшегося запутанным и внутренне обессилевшим.
— Знаешь, Зедд говорит, что нет ничего хуже затуманенного разума, — Ричард хмыкнул. — Я тоже предпочитаю всегда держать голову ясной, но, боюсь, по-другому сегодня не получится. Мне хотелось бы все-таки уснуть этой ночью, а не терзать себя вопросами, ответ на которые мне сможет дать только время.
Амнелл склонил голову вбок, принимая решение. Спустя секунду он поднялся со своего места и подошел к Ралу, беря бутылку и следуя его примеру.
— Мне тоже не помешает, — он сделал глоток, лишь приветствуя терпкий вкус на своем языке, позволяя этому заместить все остальное, что он сейчас чувствовал.
Рал взглянул на него снизу вверх тем взглядом, которым обычно одаривают своих жертв морд-сит, таким же внимательным и проницательным. Разве что, не таким холодным, а гораздо более добрым и понимающим. Он понял, что какая-то мысль тревожила мужчину, тревожила так, что вымещала все другие, и Рал знал, что это было. По крайней мере, догадывался.
Он поднялся со своего места, равняясь в росте с другим мужчиной.
— Ты можешь жениться на Диане, если захочешь. Она свободна от Файрона.
Амнелл ничуть не удивился, услышав это от Ричарда. Он был слишком подкован в выявлении правды, чтобы упустить подобную деталь. Обманывать человека, носящего Меч Истины, для кого-то способностей Гарольда вряд ли было посильно.
Ричард не мог не думать об их отношениях. Он понимал, что если люди не поверят словам, сказанным им сегодня, то подозрение в убийстве Файрона могло лечь именно на Гарольда. Единственной, кто остался в живых из всей королевской семьи, была именно Диана, по совместительству любовница Амнелла. Ричард был готов молиться добрым духам, чтобы этим двоим удалось удержать их связь в тайне.
— Не думаю, что я готов к этому, — Гарольд скрестил руки на груди. — Наши отношения далеки от отношений мужа и жены.
Ричард положил руку на плечо Амнелла, крепко сжимая его.
— Правление Галеей теперь перешло к тебе. Ты обязан… — Ричард внезапно помедлил, осознавая вес этих слов. Он не имел права указывать ему, точно не после того, через что он прошел с Кэлен. Поначалу между ними была такая пропасть, заполненная шипящим от ненависти воздухом, что он успел возненавидеть подобные браки до глубины души.
Амнелл понял значение его заминки, и эта пауза в речи сказала даже больше, чем все слова. Ричард все же продолжил:
— Если ты что-то чувствуешь к ней, то нет надобности ее отталкивать. У нее слишком шаткое положение сейчас, когда правящая династия прервалась, — Рал отпустил плечо Амнелла, — подумай об этом.
Светловолосый долго смотрел на него, испытывая большие сомнения, но, в конце концов, одарил Рала благодарным взглядом и кивнул, заставляя того незаметно, но облегченно выдохнуть.
Гарольд пошел в сторону выхода, но, уже оказавшись у дверей, внезапно остановился и развернулся.
— Ты ведь не собираешься провести здесь всю ночь?
Ричард отрицательно мотнул головой, продолжая все так же стоять, опираясь рукой на спинку деревянного стула.
— Тогда сегодня же передай своей жене, что я больше не желаю видеть ее бессознательно лежащей в постели, — Гарольд грустно ухмыльнулся, — особенно страшно видеть ее такой теперь, когда у меня осталась только она.
Ричард улыбнулся ему, слегка склонив голову в понимающем жесте.
Гарольд не был единственным, у кого осталась одна лишь Кэлен.
========== Глава XVII ==========
Включена ПБ
Исповедница поджала ноги, натягивая теплый плед как можно выше, почти до подбородка. Она полулежала-полусидела в малоудобном кресле в дальнем углу спальни, подложив руку под голову и кое-как улегшись на подлокотник. В таком положении было довольно сложно уснуть, но Кэлен этого и не хотела — она всего лишь хотела дождаться Ричарда.
Ей казалось, что сейчас было около часа ночи. Ричард редко приходил так поздно, и даже в тех случаях, когда его вечер был полностью забит различными заседаниями и приемами в Зале Прошений, он возвращался гораздо раньше.
Она держалась молодцом — первые несколько часов ожидания прошли для нее в бодрствовании. Это было довольно просто, учитывая то, что весь вечер она и так провела в постели, какую-то часть времени в глубоком сне, какую-то — в полудреме. Она помнила, как брат приходил к ней, точнее, слышала его, но просто не могла открыть глаза, чувствуя истощение. Она слышала, как Кара мерила комнату шагами, тихо чертыхаясь себе под нос, потом садилась и затихала на какое-то время, а позже, когда Исповедница начала приходить в себя, она просто вышла из комнаты, чтобы позаботиться об ужине для нее.
Кэлен дремала. Она не могла позволить себе уснуть, чувствуя сжигающее чувство вины перед Ричардом за то, что сделала. Она убила Маркуса Нибрауда своим прикосновением. Кара пыталась объяснить ей, что в том не было ее вины, передавая слова самого лорда Рала, но Кэлен не позволила себе расслабиться от ее слов. Что бы ей ни говорили, одно было очевидно — она совершила ошибку, позволив себе руководствоваться чувствами, а не разумом. Ненависть к Джеганю заполонила ее разум, парализуя ее здравомыслие всеми теми ужасными воспоминаниями о ее почти-смерти.
Вместе с тотальным опустошением, которое сейчас царило внутри ее тела после исповеди, было и другое чувство — чувство тепла от ее дара, которое продолжало жить внутри нее, как волны продолжают накатывать на берег медленно, но верно, даже после самого ужасного шторма. Это чувство вызывало у нее ощущение спокойствия, правильности, давая понять, что с ней не произошло ничего страшного. Ничего нового. Она и не должна была испытывать чувство вины, если бы не то, что жизнь преступника была важна для их дела.
Уже глубокой ночью Кэлен услышала его шаги. Она встрепенулась, напрочь забыв про давно затекшие ноги, которые в этот момент дали о себе знать легкой болью. Дверь открылась, и среди ночной тьмы, которую не прорезал ни один луч, Кэлен смогла различить его силуэт.
Он двигался не так, как обычно. Более тяжело, позволяя чужим ушам слышать свои шаги. Кэлен осталась на месте, наблюдая за ним, как зачарованная. Это был Ричард, ее Ричард, такой близкий и знакомый, но вместе с тем немного другой. Непривычный. Она не могла оторваться от созерцания его, буквально каждой фиброй своей души чувствуя перемену внутри, но не понимая, в чем же была эта перемена.
Она видела, как он прислонился к дверному косяку, запуская пятерню в волосы и взъерошивая их. Он еще не заметил ее, слишком погруженный в себя. Будто потерявшийся.
Совладав с собой, он оглядел комнату, начиная с кровати. Не обнаружив там чьего-либо присутствия, как и в кресле, стоявшем рядом, его глаза продолжили искать ее следы по всей комнате. Кэлен затаила дыхание, позволяя ему самому найти ее, без всякого вмешательства.
Как только его взгляд остановился на самом дальнем от него конце комнаты, Кэлен смогла увидеть, как напряжение внезапно покинуло всю его фигуру. Он двинулся в ее сторону так медленно, будто боялся спугнуть. Женщина затаила дыхание, считая секунды до того момента, пока он не окажется рядом с ней. Она мечтала обнять его, наконец, после этого безумно долгого дня, который длился будто целую вечность, и попросить прощения за то, что сделала. Все, о чем она мечтала, это обвить его руками и никогда больше не отпускать.
Оказавшись рядом с креслом, в котором лежала Кэлен, Ричард просунул свои руки ей под спину, поднимая ее вместе с пледом. Женщина не успела ничего сделать, как уже оказалась в его руках, наконец имея возможность насладиться его близостью. Она положила руку ему на грудь и уронила голову на плечо, теперь успокоенная и расслабленная его присутствием.
Он положил жену в постель, нежно целуя в лоб и одним этим действием вызывая сильнейший отклик внутри нее. Ричард захотел отстраниться, но в последний момент Кэлен ухватилась за край рукава рубашки мужа, привлекая его к себе.
— Останься со мной.
Сквозь абсолютную ночную темноту она все же смогла различить его слабый кивок. Он снял свои черно-золотые тунику и рубашку, стянул тяжелые сапоги и оставил перевязь с мечом у изголовья кровати, делая это немного небрежнее, чем обычно, оставаясь в одних штанах.
Но даже когда он лег рядом, между ними все равно оставалось расстояние. Кэлен закусила губу. В ее голове непрерывно крутился водоворот мыслей, каждая из которых указывала на то, что причиной его состояния было ее поведение сегодня днем.
— Прости меня за то, что случилось с Нибраудом. Кара сказала обо всем.
— Твоей вины в этом нет. Мы не могли предугадать, как поведет себя Джегань в этой ситуации.
— Джегань? Я думала, что его убило мое прикосновение.
Ричард покачал головой.
— Магия Исповедницы не способна на разрушения подобного характера. Он просто убил свою марионетку, чтобы она не смогла выдать лишней информации.
Кэлен слабо кивнула. По тому, каким односложным был их разговор, она окончательно убедилась, что что-то сильно его озадачивало и не давало покоя. Учитывая то, что произошло в последний раз, когда она видела его, она боялась узнать, чем именно было вызвано это чувство.
— Гарольд переживает за тебя, — сказал, наконец, Ричард.
— Я знаю, — она кивнула, слабо улыбаясь. Ведь она слышала, что он был здесь. — Я всего лишь устала, так что ему не о чем волноваться.
Исповедница испытала прилив тепла от слов мужа. Даже Создатель не ведал, насколько важными для нее были ее брат с сестрой, насколько сильно она любила их и берегла. Но сестру она спасти не смогла.
Ричард молчал. Кэлен положила руку на его предплечье, перебираясь ближе к нему. С меньшего расстояния она смогла почувствовать слабый, но отчетливый запах алкоголя. Она поджала губы.
— Что бы тебя ни беспокоило, ты можешь рассказать мне об этом.
На мгновение он остался безмолвным, подбирая слова. В темноте она смогла найти его запястье, сжимая пальцы в мягком и поддерживающем жесте.
— Ничего такого, из-за чего стоило бы переживать. Тебе не нужно волноваться.
— Но Ричард, ты пьян, хотя не пил даже на нашей свадьбе, — прошептала она умоляющим тоном, с силой сжимая его предплечье, не будучи уверенной в том, что не причинит ему боль. — Ты пришел глубокой ночью, а теперь не хочешь говорить, что тебя тревожит. Ты запутал меня.
Ричард положил руку на талию Кэлен, устало вздыхая. Женщине было непривычно говорить с ним и не видеть его лица, не видеть его глаз, которые выражали его мысли лучше любого слова.
— Мне пришлось сегодня произнести речь перед нашими гостями.
Кэлен насторожилась.
— Что ты сказал им?
Она почувствовала болезненный укол в груди, думая о смерти Маркуса Нибрауда. Исповедница и не ожидала, что Ричард укорит ее в этом происшествии, но от его молчания ей не становилось легче.
— Я высказал им все свои мысли насчет Имперского Ордена и поставил перед выбором — либо они с нами, либо против нас. И я не имею ни малейшего понятия, кого они выберут.
Кэлен не ответила. Она и сама не знала, чего ожидать после всего, что произошло сегодня.
Он притянул Исповедницу к себе, утыкаясь носом в ее волосы. Кэлен больше не нуждалась в объяснениях. Его разочаровало предательство людей, от союза с которыми зависело их будущее.
— Так из-за этого ты?.. — он кивнул ей в волосы, не издав ни единого звука.
Кэлен привлекла мужа ближе к себе, обвивая руками его талию, пытаясь передать ему те силы, что оставались у нее. Она чувствовала, что весь сегодняшний день должен был полностью опустошить его, и самым страшным для нее было то, что он мог не справиться с этим один.
— Люди не всегда способны принимать верное решение тогда, когда оно нужно, Ричард.
— Я знаю, — мужчина слегка отстранился, рукой касаясь женской щеки, прослеживая линию скул и заводя темную прядь волос за ухо. — Это всего лишь минутная слабость. Мне не хотелось бы, чтобы мои эмоции беспокоили тебя. Я смогу справиться с этим.
Кэлен не представляла, как это могло не беспокоить ее? Ричард был ее поддержкой, опорой. Если что-то терзало его, то и ее тоже.
Вместо того, чтобы говорить что-либо, она лишь обняла его еще крепче. Она врала, думая, что Ричард лишь поддерживал жизнь в ней. Он и был ее жизнью. Сейчас, когда верить было больше не в кого, он оставался единственным оплотом правды в этой жизни, единственной правильной частью ее жизни. Когда-нибудь, когда судьба поставит под сомнение каждую вещь в этом мире, она не будет сомневаться лишь в нем.
Она поцеловала его в лоб, пальцами на ощупь следуя знакомым чертам его лица. Ее пальцы очертили линии его челюсти, подбородка, и ее губы продолжили их путь. Она почувствовала, как Ричард улыбнулся на эти ее действия, и потому поспешила закрепить достигнутый успех, целуя его уже в губы.
— Я люблю тебя, Ричард. И я не хочу, чтобы ты думал, что должен скрывать что-то от меня, даже если это касается моего благополучия, — она обвила руками его шею и окончательно сократила расстояние, разделявшее их. — Прошу тебя. Я не могу жить с этой мыслью.
Он кивнул, так, что их носы невольно соприкоснулись. Кэлен улыбнулась, позволяя ему вновь поцеловать себя. Она льнула к нему, практически каждой частичкой своего тела соприкаясь с его, тем самым распаляя их ранее невинный и нежный поцелуй. Ричард почувствовал это ее рвение, ее тягу, и потому ответил ей с таким же напором.
Кэлен потянула его ближе к себе, и Ричард навис над ней всем весом своего тела, буквально вжимая ее в кровать. Его рука оказалась под подолом ее ночной рубашки, на верхней части бедра, как вдруг Кэлен слегка толкнула мужа в плечо, так, что на секунду он остановился в недоумении. Исповедница одарила мужа коротким поцелуем в губы, уже собираясь выскользнуть из-под него и пойти в сторону прикроватной тумбочки, на верхней полке которой лежал Рада-Хан, но Ричард резко схватил ее за руку, останавливая и оставляя ее в том же положении, заблокированную его весом.
— Что такое? — Кэлен коснулась рукой его щеки, испытывая странное, непривычное волнение внутри.
— Я думаю, что нам не нужен Рада-Хан.
Исповедница в недоумении посмотрела на него, отпечатки глубокого страха появились в ее потемневших зеленых глазах.
— Но, Ричард, я исповедую тебя.
— Не исповедуешь, — он покачал головой, и она пожалела, что сейчас толком не могла видеть его обнадеживающей улыбки, не могла видеть его глаз.
Она начала панически вертеть головой из стороны в сторону, приговаривая тихие извинения и раз за разом отвечая ему «нет». Она вырвалась из его хватки, уже оказываясь у края кровати и поднимаясь с нее, как вдруг услышала его мягкий оклик. Она остановилась, но все же не обернулась.
Мысль о том, что она могла исповедать своего мужа, самого дорогого ей человека, приводила в ужас. Она никогда не смогла бы допустить этого, нет. Даже если бы это случилось, она скорее бы убила саму себя, чем оставила его рабом собственной любви, безгранично преданным ей.
Ричард сидел на краю постели, руками касаясь локтей Кэлен и пытаясь развернуть Исповедницу лицом к себе. Она податливо обернулась, но все еще стояла, боясь шелохнуться. Боясь поддаться.
Она знала, что он умел убеждать. Знала, что он никогда не предаст здравый смысл, даже в своих мыслях. Но сейчас это предположение было для нее настолько абсурдным, что она вряд ли могла позволить Ричарду воплотить свою теорию. Не потому что не доверяла, а потому что боялась довериться.
— Кэлен, я не верю, что исповедь навредит мне, — он взял ее за руки, поднося ее небольшие ладони к своим губам и поочередно целуя обе. — В мире нет такой силы, которая заставила бы меня любить тебя еще сильнее, чем я люблю тебя сейчас.
Кэлен покачала головой, полностью откидывая даже саму возможность.
— Но что если я тебя все-таки исповедую? Ричард, что тогда?
Она обхватила себя руками, то ли от холода, проникавшего прямо под ткань ее тонкой ночной рубашки, то ли от всего ужаса этого предположения.
Вместо того, чтобы говорить что-либо, мужчина привлек женщину к себе, позволяя ей опустить руки себе на плечи. Его губы коснулись ее живота через тонкую полупрозрачную ткань ночной рубашки, оставлявшую слишком мало пространства для его фантазии, и Кэлен невольно затаила дыхание. Всеми силами души она желала быть с ним, быть без всяких магических кусков металла на ее шее. Но одна мысль о том, что она могла потерять Ричарда, ее Ричарда, повергала ее в состояние оцепенения.
— Ричард, у меня нет никого дороже тебя, — она опустила руку ему на голову, гладя немного растрепанные темные волосы, все так же будучи обвитой его мощными руками. — Я не могу принять это решение.
— Но я принял его, — Рал поднял голову, и Исповеднице удалось разглядеть решительное сверкание его ярких, несмотря на их туманно-серый цвет, глаз. — Я чувствую твою магию. Она со мной так же, как и с тобой, и я не верю, что она способна навредить мне. Я не верю, что ты, Кэлен, способна навредить мне.
Он прислонился лбом к ее животу, посылая волну дрожи вниз по ее позвоночнику. Она, кажется, начинала терять рассудок.
— Я лишь прошу тебя поверить мне.
Кэлен подняла взгляд к потолку, закрывая глаза. Она боялась за него. Несмотря на все то, через что они прошли, на все то доверие, что они оказывали друг-другу, ей было невероятно сложно поверить ему в вопросе, который касался его собственной жизни. Кэлен выдохнула.
Он посмотрел на нее снизу-вверх, даже в темноте различая каждый дюйм ее утонченных черт. Она мгновение колебалась, но все же наклонилась к его лицу и нежно коснулась его губ своими, преданно обвивая своими тонкими руками его шею. Согласилась.
Ричард испытал несдерживаемый приступ благодарности к этой женщине, которая могла пойти против своих собственных убеждений и страхов ради своей веры в него. Он положил руки ей на бедра, забираясь под тонкую ткань ночной рубашки, пальцами касаясь нежной кожи и посылая дрожь по всему женскому телу. Кэлен подалась вперед, такая податливая и нежная, окончательно заволакивая собой все сознание Ричарда. Она была единственной в этом мире, о ком он сейчас мог думать, кто был для него всем.
Он приподнял подол ее ночной рубашки, открывая своему взору ее обнаженное тело. Он поцеловал верх ее живота, поддерживая ткань своими большими ладонями, которыми он, кажется, мог полностью обхватить ее талию. Его губы постепенно опустились немного ниже, доходя до ее таза. Исповедница обхватила руками его голову, притягивая к себе и издавая тихий стон. Ричард улыбнулся, не отрываясь от ее бархатной кожи, губами изучая каждую линию ее тела.
Вместе с ее сладким стоном в него ворвалось и осознание того, насколько силен был поток магии внутри ее хрупкого тела. Он не мог игнорировать зеркальное отражение облака ее дара внутри него, в который раз дивясь той внутренней силе, которая всегда сопровождала Кэлен и была ее неотъемлемой частью. Он чувствовал вину, понимая, что сила Кэлен, сама ее сущность, всю ее жизнь должна была подавляться лишь ради безопасности других людей, включая его самого.
Ричард слегка нагнулся и поцеловал внешнюю сторону бедра Кэлен. Мужчина посадил ее на край кровати, тем самым меняя их местами. Кэлен легла на постель, увлекая Ричарда за собой. Как только их лица оказались на одном уровне, она накрыла его губы своими, целуя требовательно и глубоко.
Губы Ричарда странствовали по ее коже, переходя с шеи к ключицам, к верху ее груди, не прикрытому тканью рубашки. Он будто дразнил ее, следуя кромке ткани и не опускаясь еще ниже. Кэлен поймала себя на мысли, что была готова снять ее сама, но остановило ее лишь то, что вслед за этим пришел бы ее проигрыш в их негласной игре.
Ричард спустился ниже, одна его рука поглаживала ее бедро, не позволяя ей стыдливо сдвинуть ноги, а другая поднималась вверх по тонкой ткани ее рубашки, по плоскому животу к аккуратной груди. Он слегка сжал ее, чувствуя, как твердая бусинка соска врезалась в мягкую материю, заставляя женщину закусить губу. Кэлен положила руку на его, гораздо более сильную и мощную, оставляя следы-полумесяцы на его предплечье и выгибаясь навстречу его прикосновениям. В его руках она казалась такой маленькой, хрупкой, поэтому каждое движение мужчины было так аккуратно и нежно, что сердце женщины невольно содрогалось от того чувства, что вызывало в ней каждое его касание. Она закрыла глаза, позволяя его рукам трогать себя везде, где ему только хотелось. Это было высшей формой доверия для Исповедницы — просто отдаться мужчине и довериться ему до самого конца.
Ричард целовал низ ее живота, переходя на сгиб бедра. Внимание Кэлен сосредоточилось на его руке, что оглаживала ее бедра с внутренней стороны. Она изнемогала от его прикосновений, бессильно поднимала взгляд к потолку и продолжала оставлять глубокие отпечатки на руках своего мужа, умоляя его не останавливаться.
Он вновь поднялся на ее уровень, целуя ее мягкие губы, не оставляя женщине ни единого шанса на протест. Его язык бесцеремонно вторгся в ее рот, а рука приподняла женскую ногу, сгибая ее в колене. Он делал это настолько легко, настолько невесомо, что Исповеднице казалось, что ему не приходилось прикладывать никакой силы — она с готовностью делала все сама, так, как он этого хотел.
Кэлен ахнула, почувствовав, как его пальцы коснулись ее прямо там. Она зарылась лицом в плечо мужчины, тщетно пытаясь заглушить стон, так и норовивший сбежать с ее полуприкрытых губ.
Она выгнулась, прижимаясь грудью к груди Ричарда и не оставляя между ними ни единого сантиметра расстояния. Она покрывала поцелуями его шею, кое-где прикусывая кожу и нежно проводя пальцами по пульсирующим венкам, чувствуя, как внутри него нарастало возбуждение вместе с напряжением. Его движения диктовали ритм ее телу, и Кэлен чувствовала, как поток магии начинал омывать все ее тело до кончиков пальцев, будто она касалась ими леденяще-холодной воды. Она ласкала уши Ричарда своими стонами, такая зависимая от его прикосновений, его движений.
Его пальцы начали двигаться немного быстрее, еще глубже проникая в нее, но внезапно Кэлен остановила его. Она подтолкнула Ричарда в плечо и уложила его на кровать, мгновенно оказываясь сверху.
Она не хотела, чтобы это произошло так.
— Что случилось? — он сел, зарывшись лицом в сгиб ее шеи и обдавая ее кожу своим горячим, тяжелым дыханием. Она дрожала, чувствуя сладостное, тягучее мучение внизу ее живота. Пальцы Ричарда приносили ей настоящее удовольствие, но сейчас она хотела большего, гораздо большего. Она хотела его.
— Я все еще в платье, если ты не заметил.
Ричард усмехнулся, пальцами забираясь под невесомую ткань, легко касаясь ее ягодиц. Кэлен с силой сжала его бедра своими, с трудом веря, что звук его низкого и хрипловатого смеха мог производить на нее такое действие. Она поразилась его выдержке.
— Так сними его.
— И твои штаны тоже?
Ее невинный тон едва ли сочетался с характером движений ее пальцев, путешествовавших по его груди и животу и спускавшихся все ниже. Ричард не нашел в себе сил сказать ничего больше, чем короткое «да». Плакало его хладнокровие.
Она ловко расстегнула ремень его брюк, медленно стаскивая их с ног мужчины. Он почувствовал, что их состязание в сохранении здравого ума продолжается, когда Кэлен отвернулась от него, позволяя ему видеть только свою спину, уселась ему на колени и начала разбираться с довольно свободной шнуровкой ее ночного платья, так плавно и неторопливо, что Ричарду показалось более простым сделать это самому. Или вообще разорвать ненужный кусок ткани. Единственным, что его остановило, был проигрыш в их импровизированной игре.
Как только ей удалось разобраться с завязками, она начала стягивать платье с себя настолько медленно, что Ричарду пришлось сжать простынь в руках, лишь бы сохранить концентрацию.
Женщина отклонилась назад, прислоняясь своей спиной к его груди. Она взяла его большую руку в свою маленькую, касаясь ей своего плоского живота и поднимая немного выше, кладя прямо на грудь. Его пальцы слегка сжали ее, так, чтобы не причинить боль. Ричард поцеловал ее в оголенное плечо и свободной рукой откинул ее волосы, открывая доступ к прекрасному виду ее спины. Он запечатлел поцелуй на острой лопатке, опуская руки на женские бедра и привлекая женщину ближе к себе. Она издала тихий стон, почувствовав его возбуждение, и позволила его рукам направлять себя, контролировать каждое ее движение.
Он медленно опустил ее по всей своей длине, заполняя всю пустоту внутри Кэлен без остатка. Мгновение они не двигались, позволяя друг-другу насладиться той полнотой, что они обрели вместе. Кэлен почувствовала, как усилилась тяжесть внизу ее живота от того, как Ричард тихо простонал ее имя, зарываясь носом в сгиб ее шеи, своим прерывистым дыханием, щекочущим ее кожу, посылая волнение по всему телу. Кэлен отклонилась назад, кладя голову ему на плечо, позволяя его рукам обвить ее тонкий стан. Вряд ли она когда-либо чувствовала себя более защищенной, более полноценной, чем сейчас.
Он развернул ее лицом к себе, перекидывая одну ее ногу через свой корпус, отчаянно нуждаясь в том, чтобы почувствовать вкус ее губ на своих, обхватить ее лицо своими руками и почувствовать ее дыхание против своей кожи. Она начала плавно двигать бедрами вверх-вниз, сохраняя дразняще-медленный темп. Она опустила руки ему на плечи, губами касаясь старого шрама, находившегося прямо над его сердцем. Она чувствовала, знала, что он не был обычным, полученным в бою, но никогда не решалась спросить. Ричард обхватил ее лицо своими руками и запечатлел нежный поцелуй на ее лбу. Исповедница поняла, что получит ответы, как только решится на это.
Она слегка отклонилась назад, предоставляя Ричарду возможность полностью распоряжаться своим телом. Ее ногти впились в его спину, оставляя глубокие царапины, за которые, она знала, будет потом извиняться перед ним, вызывая этим лишь его всепрощающую улыбку.
Они двигались плавно и неторопливо, смакуя каждое мгновение их единения, утопая в желании, которое испытывали друг к другу. Кэлен казалось, что руки Ричарда обнимали ее повсюду, касались ее везде, где это было возможно. Она теряла голову, когда он целовал ее грудь, ее шею, пальцами касался ребер, гладил ее спину. Ричард был поглощен ей, похоронен где-то глубоко внутри нее, терялся в ее стонах, таких же сладких, как и сам ее голос, когда она называла его по имени. Они были вместе в этой сладострастной истоме, которая объединяла их обоих. Ричард чувствовал, как магия Исповедницы охватывала не только ее, но и его, отражаясь глубоко внутри его существа, теперь в полной своей силе становясь тем, чем она была всегда — магией любви.
Ричард поцеловал ее в губы, руками поддерживая ее хрупкое тело, гладя ее идеально-прямую спину, которая, он знал, иногда пыталась согнуться под тяжестью всех трудностей этой жизни, но никогда не делала этого. Он уткнулся носом во впадинку над ее ключицей, наслаждаясь мерным движением их тел, наслаждаясь близостью и открытостью Кэлен и каждой частичкой ее сущности.
Женщина чувствовала, что ее развязка уже была близка, как и развязка Ричарда. Это ожидание было одной из самых мучительных, томных вещей, но вместе с этим и одной из самых блаженных. Исповедница приблизила свои губы к губам мужа, даже не целуя его, вместо этого разделяя каждый вдох, что сбегал с его приоткрытых губ. Она растворялась в нем, терялась в ритме их беспорядочных и хаотичных движений, уже забывая, где заканчивался один и начинался другой. Она выгнулась дугой, предчувствуя надвигавшийся шторм ее магии и позволяя всем барьерам внутри рушиться под натиском этой силы. Пальцы Ричарда отчаянно впились в ее спину, так, будто он надеялся этим удержать ее и продлить их единение. В этот момент он не знал, оставит ли отвратительные отметины на ее идеальной белой коже, но чувствовал, что уже не может ничего с собой поделать. Кэлен тоже не могла этого чувствовать, ведь барьеры внутри нее окончательно пали. Она выпустила свою магию, впуская беззвучный гром в комнату.
Ричард совершил еще несколько движений, прежде чем нашел свое освобождение и почувствовал магию Кэлен, охватившую все его существо. Этобыло нечто поразительное, непревзойденное по своей силе и даже более мощное, чем-то, что он почувствовал днем, когда она выпустила ее ради защиты. Магия курсировала по его венам, заполонила все его сознание. Ричард не чувствовал ничего кроме всепоглощающей любви к женщине, которую держал в своих руках. Но это чувство не было вызвано ее силой. Оно принадлежало ему, Ричарду, и полностью подчинялось ему, а не наоборот.
Он лег на постель, увлекая за собой и Кэлен, вес тела которой теперь полностью приходился на его собственное. Исповедница обхватила руками мужское лицо, в темноте вглядываясь в знакомые черты. Она была так сильно напугана, что в мгновение потеряла дыхание и замерла в его руках, не решаясь сказать ни единого слова.
— Кэлен, — кончики его пальцев коснулись ее щеки, — все в порядке. Я не исповедан.
Исповедница обхватила его шею руками, обнимая настолько крепко, насколько это вообще было возможно. Она почувствовала себя самой счастливой женщиной во всем мире, а вместе с тем и самой любимой.
— О духи, Ричард, — она улыбалась, чувствуя, что была готова заплакать от силы тех чувств, что она испытывала к мужчине, которого любила. Ее остановила лишь мысль о том, что в последнее время она пролила слишком много слез, — я не могу поверить.
— Ты уже поверила, — его рука скользнула к ее шее, проводя по свободной от Рада-Хана коже и понимая, что теперь он уже никогда не позволит ей прятать суть самой себя ради чьей-то безопасности. Тем более, ради его. — В меня.
Она улыбнулась, положив голову ему на грудь и ощутив мягкий поцелуй в макушку.
Уже позже ночью, когда Кэлен лежала, положив голову на плечо Ричарда и обхватив его талию своей рукой в защитном жесте, сквозь полуопущенные ресницы она смогла разглядеть рассеянные лучи рассветного солнца. И именно тогда в ее голову закралось предположение, ни грустное, ни светлое, ни хорошее, ни плохое, но однозначно важное.
После всего, произошедшего в этот день, жизнь, не только их двоих, но и тысяч других людей, никогда не будет прежней.
Комментарий к Глава XVII
Итак, данная глава является концом одной из двух частей фанфика, поэтому я решила завершить ее именно так. Все началось с неприязни, а закончилось любовью, так что закон жанра полностью соблюден ;)
Я специально выделила “воссоединение” РиК в отдельную главу, чтобы не выкладывать 13 страниц целиком. К тому же, те, кто не является поклонником NC-17, могут пропустить главу с этим рейтингом и в скором времени приступить к следующей.
Признаюсь, обе главы я писала с титаническими усилиями и скрипом в зубах, так что я буду очень благодарна любым вашим отзывам. И, главное, не стесняйтесь!
Конечно же, хочу поблагодарить тех, кто ранее поддерживал меня комментариями. Знайте, ребята, что вы - те самые, кто вдохновляет меня на написание новых глав этой истории!
========== Часть II. Глава I ==========
Включена ПБ
Воздух был сырым и холодным. Пленник, чей силуэт скрывала абсолютная ночная тьма, сидел, прислонившись спиной к влажной стене. Он свесил голову на бок в полудреме, из-под полуопущенных ресниц смотря на слабые лучи полной луны, что была видна в небольшом окошке на самом верху его камеры.
Он не знал, сколько уже здесь находился. Он не знал, чем было это «здесь», и кем был он сам.
Его первым воспоминанием был образ человека массивного, даже огромного, с угрожающими своей непроходимой тьмой глазами, телосложением и внешним видом тренированного быка. Он хотел бы понять, при каких условиях они встретились впервые, при каких условиях он попал в зависимость от воли этого человека и как он вообще попал сюда?
В его голове маячил белый свет, навещая сновидения каждый раз подобно надзирателям, что сторожили его за массивной дверью камеры. Он пытался вспомнить, что было до света, да и было ли что-то? Любая попытка выудить какое-либо воспоминание сопровождалась нестерпимой болью в голове и последующим ощущением засасывающей внутрь пустоты.
Нельзя сказать, что он испытывал страх, ведь его испытывают те, кому есть что терять. Пленнику же терять было нечего, и даже за свою жизнь страха он особо не испытывал. Логическая составляющая его мышления, удивительно сильная, заложенная в него, видимо, уже от рождения, подсказывала, что он появился здесь не для того, чтобы умереть.
Человек, из-за которого он оказался здесь, не хотел его убивать, это точно. Глядя на его мощные, даже слишком мощные для человека руки, юноша понимал, что если бы он желал его смерти, то уже давно удавил бы. У «быка» не было терпимости, это он точно понял. Насчет терпения пока ясности не было.
Он покидал свою темницу только для того, чтобы оказаться в шатре своего «главного надзирателя» ради ежедневной проверки. Толпа женщин с золотыми и серебряными кольцами в губах, сновавших вокруг него с видом побитых собак и называвших «императором», смотрела на него с ужасом, как смотрят на что-то непонятное и в принципе не доступное для понимания. Они постоянно опасались за его состояние, своими словами и диагнозами вызывая у юноши приступ неприятных воспоминаний о его первой и пока что последней горячке.
Эти женщины, одетые, как на подбор, в полуразорванные черные платья самого дешевого вида, то ли рабыни того человека, то ли наложницы, то ли еще кто, обхватывали юношескую голову и делали с ней что-то странное, вызывая пульсацию внутри его черепа. Он думал, что это было связано с его потерянной памятью. Самым страшным казалось то, что он не мог понять, хотели ли они ее вернуть. Возможно, наоборот. Когда они проверяли, не заболел ли он опять, ему чудилось, что он снова лежал в лихорадке, тихо зовя кого-то и не разбирая собственных слов. Жар и недомогание стали первым, что юноша почувствовал в тот момент, когда попал в это непонятное место.
Одна из этих женщин — они называли себя Сестрами Тьмы — заходила к нему каждый день. Иногда она садилась рядом с ним, иногда стояла в дверях, но каждый раз их разговор затрагивал одни и те же темы.
Она спрашивала, как он себя чувствует — он молчал. Приступы непонятной болезни давно отступили, поэтому говорить о такой мелочи ему казалось глупым и бессмысленным. Она спрашивала, не вспомнил ли он что-нибудь — он молчал. Разве есть смысл говорить, когда не о чем рассказывать?
Раньше она кивала и говорила, что скоро вновь его навестит. Вчера, когда он потрясающе точно воспроизвел свое молчание, значение которого не поменялось, она вновь кивнула. Но теперь он услышал непривычную уху фразу «скоро ты сможешь поговорить с Императором». То ли это была угроза, то ли просто констатация факта, но желание покинуть чертово место лишь усиливалось с той же скоростью, что и острота першения его горла, так и саднившего от долгого молчания. Поговорить с Императором? Он желал не видеть его больше никогда — на этом веку уж точно.
Угроза исполнилась следующим же вечером, когда его выволокли под руки два здоровенных и не совсем одетых детины, косые сажени в плечах, почти как их повелитель. Их темная кожа казалось слишком неуместной для того, чтобы ее обладатели разгуливали по той местности, в которой они находились — не так далеко на востоке виднелся огромный заснеженный горный массив, который со всех сторон окружали поля с не очень большим, но вполне достаточным для холодящего эффекта слоем снега. На улице была либо холодная весна, либо довольно теплая зима, сырая и промозглая, от которой дрожала каждая частица даже самого сильного тела, включая и тело пленника. Не так давно он с удивлением заметил, что одежда была на нем довольно теплая, будто его здоровье волновало его тюремщиков.
Оказавшись на улице, юноша приступил к уже привычной процедуре: посмотрел на небо, пытаясь понять, где же было солнце. Оно выглядывало так редко, что он потихоньку начал забывать, как оно выглядело. Сегодняшний день отличался от других — солнце стояло довольно высоко на небосклоне, ближе к западу, будто смотря прямо на далекий массив гор, так, что можно было почувствовать хоть и слабое, но тепло. Оно хотя бы немного разгоняло затаившийся в мышцах и костях холод.
Вторым действием было оглядеться вокруг. Камеры с заключенными вместе с шатрами императора и других приближенных располагались на небольшом холме, с которого было видно десятки, если не сотни тысяч людей, вместе составлявших армию, как он понял, Императора Джеганя. Он осмотрелся и уловил заметное движение на окраинах чудовищного по размерам скопища людей, в нескольких километрах от того места, где находился он сам. Люди прибывали, как саранча — стихийно и в неконтролируемых количествах. Он тяжело сглотнул. Где бы он ни был, он чувствовал, что выбраться было невозможно — тонны людей вокруг попросту не позволят преодолеть их.
В шатре Императора, как обычно, сновало множество слуг. Как ни странно, только увидев перед собой пленника, Император рявкнул на них и других угрожающего вида мужчин, что были рядом, заставляя их быстро покинуть помещение. Юноша напрягся от такого «теплого» приема, понимая, что вместе с толпой солдафонов исчезли и те женщины, что постоянно проводили осмотры. Если не для этого, то зачем он здесь?
Взгляд скользнул к столу другого мужчины, сразу же примечая кинжал, лежавший на его краю. Он почувствовал естественную для такой ситуации тягу взять в руки оружие. Но здравый смысл, все еще стучавшийся в камеру его мозга где-то в районе затылка, в миг отрезвил его. Даже если бы он находился ближе, даже если бы Император не был шире его в два раза, это все равно не дало бы никакого результата — в радиусе нескольких сот метров было слишком много людей, которые не позволили бы ему выйти отсюда живым. Хоть оружие в руках и принесло бы ему успокоение, он решил, что не будет делать этого сейчас. Возможно, в более удобной ситуации.
Он не знал, почему его одолевало такое желание взять клинок в руки? Он и сам не мог дать ответа на этот вопрос. Хоть он и не помнил ровным счетом ничего, он четко знал, что в прошлом он мог держать оружие, умел это делать. Но кем он был? Трудно сказать. Может быть, он был воином, а может в детстве отец фехтовал с ним на деревянном мече — сейчас это не имело значения.
Император указал рукой на обитое бархатом кресло, без лишних церемоний начиная ничем не отличающийся от прежних допрос. Юноша не принял его предложение, оставаясь стоять на прежнем месте, внимательным взглядом буравя его мощную фигуру.
— Это действительно правда, что к тебе так и не вернулись воспоминания?
Голос Джеганя не выдавал ни единой эмоции, но не потому, что он замечательно умел их контролировать, нет. Юноша считал, что он вообще не мог себя контролировать, и настоящий момент не был исключением. Нотки в его голосе, так и выдававшие подвох в этом вопросе, были откровеннее нагой женщины, разгуливавшей по военному лагерю.
— Правда.
Врать он не собирался. Он не мог ручаться за свои действия в том случае, в котором к нему смогли бы вернуться его воспоминания. Наверное, важность прошлого пересилила бы все остальное. Но сейчас, в этой проклятой дыре его сознания, скрывать ему было нечего.
Он испытующе посмотрел на оппонента. Юноша не сдался и не отвел взгляд от чернильно-черных глаз другого мужчины. Смотреть в глаза бешеной собаке не так уж и трудно, когда терять жизнь не страшно.
— Прошло уже несколько недель, — он подошел ближе к юноше, оставаясь стоять на расстоянии нескольких футов. Узник не собирался поддаваться на такую откровенную провокацию, и даже желание броситься на него с кулаками и начать требовать всю правду пришлось заглушить. — Боюсь, ты уже ничего не вспомнишь.
Юноша ухмыльнулся. «Боюсь» никогда не было частью словарного запаса этого человека, и для того, чтобы понять это, ему хватило нескольких недель. Этот человек, считавший себя более умным и скрытным, чем другие люди, на деле был открытой и очень лицемерной книгой.
— Так что я здесь делаю все это время? И какое отношение к этому имеет моя память? — сказал он довольно спокойно, удивив этим скорее себя, чем противника. Самое длинное изречение из всех, что ему довелось услышать от самого себя.
— Если твоя память была не нужна тебе, то нам она не нужна и подавно.
Он задумался. Что бы эти слова ни значили, ничего хорошего в них не было, это уж точно. Интересы Джеганя расходились с его интересами, и это знание укоренилось в нем еще с первого дня заточения. Уклонение другого мужчины от ответа на вопрос лишь подтверждало это.
— Я имею право хотя бы знать свое имя, — парировал юноша.
— Ты вправе выбрать его себе сам, — Император улыбнулся, обнажая ряд острых и крепких зубов. — Твое прошлое мешало тебе в этом. И люди, окружавшие тебя, тоже.
Юноша замолчал, поджав нижнюю губу и отводя мгновение на то, чтобы осознать происходившее. Джегань играл с ним в какую-то игру — на любой вопрос отвечал размыто и непонятно, а точнее, вообще не отвечал. Император выглядел как человек, который умеет вести диалог, но сейчас он зачем-то изменил собственную тактику.
— Интересно, как именно они мне мешали? Я сомневаюсь, что всю свою прошлую жизнь провел в темнице.
По крайней мере, сомнение было достаточно обоснованно — он чувствовал в ногах силу, которой хватит для того, чтобы пробежать много миль без остановки, и то же самое относилось ко всем остальным частям его тела. Люди, живущие в неволе, не могут быть настолько здоровыми, об этом он догадывался.
Император скрестил руки на мощной груди, лишний раз заставляя безымянного юношу усмехнуться всей нелепости его вида в нынешней холодрыге.
— Они ущемляли тебя и многих других людей, насаждая свое мнение. Это те люди, после встречи с которыми ты лично просил меня лишить тебя всех своих воспоминаний о злодействах, что они творили с твоим народом, — сила его голоса нарастала, обнажая те эмоции, что возбуждала в нем эта тема. — Они пользовались тем, что досталось им от рождения, и тем, что, как они думают, позволяет им решать за тысячи других людей.
— И в чем же выражались их злодеяния, кем бы они ни были? — юноша скрестил руки на груди, буквально пригвождая собеседника взглядом к тому месту, на котором он стоял. Наконец он смог зацепиться за слова мужчины и получить что-то конкретное!
— С помощью магии они наслали страшное заболевание на собственную страну, чтобы запугать народ и уменьшить количество несогласных.
— С помощью магии?
Молодой человек задумался, припоминая значение этого слова. Что-то такое близкое, знакомое и родное. Это слово, он знал, сопровождало его по всему жизненному пути и было связано с властью и величием. Вместо того, чтобы почувствовать отвращение по подобию того, что проявлял император, он почувствовал благоговение перед этой силой, подлинного значения которой он достоверно не знал.
— Да. Один из них — сильнейший маг за последние три тысячи лет, от рук которого уже погибло несметное количество людей, а другая… Другая одним прикосновением может лишить человека свободной воли, — в мужском голосе сверкнула сталь, вскрывая ту ненависть, что он испытывал к людям, о которых говорил, теперь совершенно очевидную.
— То есть, я был против них, но решил лишиться своего главного преимущества — своих воспоминаний об их слабостях? И был ли я знаком с ними лично?
— Нет, — отрезал Джегань. — Лишиться памяти было твоим осознанным выбором. Ты понимал, что слепая ярость заведет тебя в тупик и не позволит действовать трезво, и потому решил начать все заново. Если после двух недель в камере ты подумал, что потеря тобой воспоминаний — это наше решение, то я намереваюсь разубедить тебя в этом. Ты находился там, поскольку мы не могли позволить тебе нарушить стерильное поле твоего сознания. Тебе нельзя было видеть слишком много людей, слишком много знакомых лиц, в противном случае ты бы лишился или жизни, или разума. Недавняя лихорадка стала лишь ответом твоего организма на применение магии для таких сложных целей.
— Применение магии ради того, чтобы избавиться от магии? — он усмехнулся.
— Цена оправдывает средства, — Джегань подошел к письменному столу, садясь за него и позволяя взгляду оппонента вновь оказаться на его кинжале. — Кому, как не тебе это знать?
После долгого молчания, юноша все же отвел взгляд от оружия. Он не до конца верил его словам, но все же это было самым разумным из всего того, что ему довелось слышать в последнее время. Пусть и не полностью, но молодой человек позволил себе поверить словам собеседника. До первого его промаха или откровенной лжи.
— Я хочу услышать имена тех, кто вынудил меня пойти на этот шаг. Имена моих врагов.
Император улыбнулся, даже не пытаясь скрыть свое довольство и откидываясь на спинку широкого кресла.
— Эти люди сосредоточили в своих руках всю власть в Новом Мире, — его губы обнажились в усмешке, от которой похолодел бы любой, но не его оппонент. — Магистр Д’Хары и Мать-Исповедница. Ричард Рал и Кэлен Амнелл.
Юноша прислушался к этим именам. Да, они точно были ему знакомы. Хорошо знакомы. Как будто выгравированы в его сознании чьей-то искусной рукой. Он посмаковал их, надеясь почувствовать что-то новое, кроме признания. Какое-нибудь чувство, которое бы указало ему на наглую ложь со стороны Джеганя.
Чувство пришло. И это чувство — ненависть. Бесплодная, размытая и не поддающаяся контролю. Жгучая.
Кажется, его собеседник был прав. Такое чувство вполне могло толкнуть на убийство — а ведь он не мог вспомнить ничего об этих людях!
Он кивнул, задумчивый и погруженный в ту часть реального мира, что теперь была отражена и внутри него.
— Хорошо, — он слегка склонил голову, с интересом глядя в глаза другого мужчины. — Хорошо.
***
Последний месяц в Народном Дворце стало тихо. Практически все гости разъехались в течение недели, остатки покинули резиденцию лорда Рала за следующие семь суток. За это же время их покинула и часть д’харианской армии, включая половину Первой Когорты, которая отправилась в Срединные Земли по указанию лорда Рала. Даже старый Волшебник Первого Ранга и Гарольд Амнелл со своим отрядом отбыли вместе с войсками, чтобы помочь им во время начала военной кампании, которое приходилось на начало весны.
За это время расстановка сил кардинально изменилась. Несмотря на то, что Ричард не последовал совету Никки и не воспользовался всей полнотой своих полномочий, большая часть представителей стран коалиции ответила согласием. Лишь некоторые страны, такие как Андерит и Никобарис, отказались от подписания соглашения. Никобарис отказался, прежде всего, из-за того, что их действующее правительство не могло поверить в то, что Маркус Нибрауд мог обладать магией и из-за нее попасть в лапы сноходцу. Обвинение в его смерти пришлось на долю Ричарда и Кэлен, и свою связь с Имперским Орденом их Совет по-прежнему отрицал.
Ситуация с Чумой не улучшалась. Не так давно в лагере беженцев, который посещали Ричард и Гарольд, появились первые признаки начала эпидемии. Ричард направил туда лучших лекарей и сам несколько раз навещал больных, игнорируя протесты окружающих, говоривших, что он может заразиться. Кэлен же поддерживала его на свой страх и риск, но в глубине души понимала, что простой смертью от заболевания они не отделаются. Что-то подсказывало ей, что впереди было еще слишком много возможностей умереть более страшной смертью.
Кэлен начала оказывать странное благоволение к Никки. Колдунья не могла понять его причину, видя слишком резкий контраст в том, как к ней относился Ричард и как — его жена. Ричард продолжал оставаться на отдалении, обращаясь к ней лишь тогда, когда было сложно найти более компетентного человека — например, в обсуждении военной стратегии Джеганя. Конечно, и об этом она не была достаточно осведомлена, но даже те крупицы информации, что у нее были, оставались довольно ценными.
Никки мало что понимала, когда рано утром она оказалась разбужена стуком в дверь. Быстро нацепив на себя первое попавшееся под руку платье, даже до того момента, как нетерпеливые телохранители начали выносить дверь в ее покои, она выскочила в коридор и наткнулась на Бердину — более маленькую, темноволосую и немного более приятную версию Кары.
Она довела ее до помещения, в котором находилась главная библиотека Дворца, когда Никки все же решилась спросить, куда и зачем они направлялись.
— Лорд Рал уезжает.
— Захотел со мной попрощаться?
Бердина покачала головой в ответ на язвительное замечание Никки, списав это на то, что до нее не до конца дошел смысл сказанных слов. Отъезд их Магистра был достаточным поводом для нервного расстройства, не говоря уже о том, что путешествовать он собирался без своих морд-сит.
Они миновали несколько десятков, если не сотню рядов стеллажей, прежде чем оказались около входа в другое помещение, гораздо меньше и темнее. Комнатушка была скрыта странной дверью, похожей скорее на потайной ход, замаскированный под обычную каменную стену.
Зайдя внутрь, колдунья с удивлением обнаружила, что Ричард, Кэлен и Кара уже были там. Они стояли, облокотившись на высокий парапет небольшого каменного колодца, находившегося посреди круглой комнаты и являвшегося, кажется, главным, если не единственным предметом во всем помещении.
Ричард и Кэлен не выглядели воодушевленными. Мать-Исповедница напрочь лишилась привычной маски и сейчас была больше похожа на обычную женщину, отправлявшую мужа на войну, чем на самую могущественную женщину во всем Новом Мире, мужем которой был первый за три тысячи лет боевой чародей.
Никки оглядела собравшуюся группу с недоумением, особо внимательно смотря на Ричарда. Его лицо было абсолютно непроницаемо, и единственной эмоцией, что пытливому взгляду Никки удалось разглядеть, была тоска, причем, по вполне определенному человеку. Они с Кэлен не успели познать и минуты разлуки, а уже скучали друг по другу.
Никки фыркнула про себя, не решаясь сделать этого вслух лишь для того, чтобы не вызвать негодование Ричарда. Их отношения не то что не были теплыми, а были скорее похожи на гладь замерзшего озера, безразличную и холодную.
Лорд Рал и Мать-Исповедница наконец заметили присутствие Бердины и Никки. Ричард кивнул ей в простом и не отягощенном никакими эмоциями жесте, а Кэлен мимолетно улыбнулась ей. Улыбка вышла немного вялой и болезненной, но это не волновало даже саму Кэлен. Никки вопросительно посмотрела на обоих, не начиная диалог первой и ожидая хода собеседников. К ее удивлению, не успевшую даже открыть рот Кэлен опередила Кара. Ее манера, такая же недоброжелательная и раздражительная, как и обычно, сейчас присоединила к себе еще и целенаправленную едкость.
— Ты едешь с лордом Ралом, — она сделала особенно явное ударение на слово «ты». Ты, но не мы.
Никки не поняла, была ли направлена едкость морд-сит на Никки или на ее повелителя? В любом случае, с ее губ слетел совершенно другой вопрос.
— Куда? — Она была откровенно удивлена, разве что глаза не расширились.
— В Срединные Земли, — на этот раз ответил Ричард. — Мне понадобится твоя помощь во многих вещах, для которых нужен магический дар.
— Почему я? — она не протестовала, далеко нет. Вопрос был задан ради интереса, даже ради состязательного. Чем она может быть более приятной для Ричарда чем те же Натан, Зедд или Верна? Со последними, она знала, Рал мог связаться с помощью путевого дневника.
— Ты единственная, кто обладает обеими сторонами дара, не включая меня. К тому же, ты лучше всех знаешь Джеганя и можешь помочь в ведении военной кампании и изучении Чумы.
Никки скрестила руки на груди, мимолетом взглянув на Кэлен. Она стояла, по-прежнему не изменяя своей идеальной осанке, глазами прослеживая знакомые черты лица своего мужа. Сердце Никки екнуло от одной мысли, что ситуация выглядела так, будто она занимала место его жены.
— Хорошо.
Вряд ли ее слова решали хоть что-то. Да и вряд ли у нее были причины отказываться. Ричард не отреагировал на ее слова, лишний раз давая понять, что сегодня он полностью принадлежал миру собственных мыслей. Только тогда, когда он обернулся в сторону мраморного колодца, Никки окликнула его.
— Когда мы отправляемся?
Он пожал плечами.
— Прямо сейчас. В любом случае, собирать вещи у нас нет ни возможности, ни времени.
Никки скептически изогнула бровь, но не посмела оторвать взгляд от Ричарда или отвлечь его, когда он поднял руки, скрещивая их в том месте, где его запястья обхватывали массивные серебряные браслеты с причудливыми узорами, выглядевшими как какие-то рунические символы. В ответ на это действие послышались звуки, похожие на те, что сопровождали водяной поток, когда он заполняет пустые трубы.
Никки подскочила к колодцу, но, к своему удивлению, увидела в нем далеко не воду. Его заполняло нечто, что по цвету и консистенции напоминало ртуть. Живую ртуть.
Не успел «колодец» заполниться до краев, как его содержимое начало приобретать вполне определенные очертания. Спустя несколько мгновений плавной трансформации, колдунья обнаружила перед собой силуэт женщины, абсолютно обнаженной. Судя по всему, своего внешнего вида она совершенно не стеснялась. Тому свидетельствовала ее откровенная улыбка и вполне раскрепощенная поза, горделивая прямая осанка и вздернутый подбородок.
— Вы вызывали меня, господин? Как я могу вам угодить?
Ее голос будто не принадлежал миру живых, настолько кристально чистым и по-детски наивным он был, усиленный в десятки раз эхом каменного помещения. По спине Никки пробежал холодок, когда она поняла, что это нечто могло в действительности и не принадлежать миру живых. По крайней мере, не полностью.
— Да, Сильфида.
Сильфида? Имя показалось Никки знакомым. Она была полностью уверена, что что-то слышала или читала об этом создании. Воспоминания напрочь отказывались работать на нее, поэтому она решила просто наблюдать за происходившим.
— Куда вы желаете путешествовать? Я смогу доставить вам удовольствие.
Никки снова взглянула на Кэлен. Она не была удивлена Сильфидой, так что колдунья сделала вывод, что та видела ее не впервые. Тем не менее, щеки Исповедницы покрылись легким румянцем, вызванным манерами женщины, образ которой то и дело поблескивал, отражая лучи магических сфер вокруг, и контуры фигуры которого периодически менялись, заставляя чудесный образ постоянно слегка менять свою форму.
— В окрестности Кельтона. Ты ведь можешь нас туда отправить, не так ли?
Переливающийся образ кивнул, осматривая людей вокруг.
— Вас так много, — она обворожительно улыбнулась, — вы все желаете путешествовать?
Кэлен, Кара и Бердина отошли немного назад, как по команде, оставляя у парапета лишь Ричарда и Никки. Колдунье захотелось выставить вокруг себя терновую ограду, чтобы скрыться от оценивающего взгляда магического создания, и желание это лишь усиливалось тем, что она не понимала, что та делала и с какой целью.
— Вы оба можете путешествовать, — сказала Сильфида после того, как ее взгляд оторвался от Никки и бегло пробежался по Ричарду, который оставался ее хозяином и уже не нуждался в осмотре. — Я могу доставить вас туда, куда вы хотите.
Никки оглянулась назад, разворачиваясь лишь корпусом, будто пригвожденная к месту странным созданием перед ней. Она краем глаза видела, как Ричард повернулся к Кэлен, снимая перевязь с мечом с бедра. Никки старалась не выказывать никаких эмоций, но поджатая нижняя губа выдала ее полностью, пока она наблюдала за прощанием мужчины со своей женой.
Ричард вложил ножны с мечом в руки Кэлен, доверяя ей одну из самых ценных вещей в своей жизни, его неотъемлемую часть.
— Береги его, — он бережно провел рукой по женскому лицу, будто пытаясь навсегда запечатлеть ощущение ее кожи под своими пальцами, — и себя тоже.
— Во Дворце для меня будет вполне безопасно, — она обнадеживающе улыбнулась, пусть и не без дрожащей в ее голосе грусти прощания, — главное, чтобы с тобой все было в порядке.
Он кивнул, отвечая на ее улыбку своей собственной. Никки подумалось, что он еще никогда и никому не улыбался так, как ей.
К Никки подошла Кара, следом за ней Бердина.
— Лорд Рал иногда ведет себя очень глупо, — Бердина встала справа от Никки, своими наивными, но при этом не по годам мудрыми глазами заглядывая прямо в душу колдуньи, — постарайся сделать так, чтобы он не убил себя сам.
Колдунья фыркнула. Она внезапно поняла, что эта женщина погубила не меньшее количество людей, чем сама Никки, но при этом смогла сохранить теплоту в своем взгляде, которого иногда так не хватало и колдунье, и ее старшей сестре по эйджилу, Каре.
— Лорд Рал уже почти что совершил самоубийство, оставляя нас здесь, — поспешила ответить светловолосая морд-сит, — поэтому тебе придется сильно постараться, чтобы он не попал в неприятности. Одной будет сложно.
Никки обернулась в сторону другой блондинки, уже намереваясь вставить язвительное словцо в ответ, как вдруг поняла, что отвечать ей было не на что. Это был исторический момент — пренебрежение в голосе Кары заменил слабый, но ощутимый оттенок беспокойства. Конечно, морд-сит не могла сразу принять решение Ричарда, и, скорее всего, они спорили до последней капли и ее, и его крови. Тем не менее, Никки сочла это если не за признание, то хотя бы за комплимент.
Она слегка склонила голову в подобии кивка.
— Если не получится, то я не стану бежать от твоего эйджила.
Кара усмехнулась, как бы хваля ее за догадливость. Бердина поддержала ее сдержанным смешком.
Никки увидела, как напоследок Ричард губами коснулся лба Кэлен скорее в покровительственном жесте, чем в романтическом. Она напоследок улыбнулась ему своей самой уверенной улыбкой, пряча за ней тень глубочайшего сомнения, но все же выпуская его пальцы из хватки своих собственных.
Рал запрыгнул на парапет, подавая руку Никки и подтягивая ее за собой. Он в последний раз обернулся, чтобы взглянуть на свою жену, которую собирался покинуть на неопределенный срок. Никки же тупо уставилась на обнаженную женщину прямо перед собой, боясь даже думать о том, что должно было произойти дальше.
Ричард же был вполне уверен. Он предложил Никки сосчитать до трех, и колдунья намертво вцепилась в предплечье мужчины своими пальцами.
— Один, — Сильфида смотрела на мужчину и женщину, сверкая пустыми ртутными глазницами. Колдунья помедлила.
— Два, — Никки зажмурилась, еще сильнее вцепившись в руку Ричарда, — Три.
Он спрыгнул с парапета и потащил ее за собой прямо в поток. Первым, что с того момента услышала Никки, было короткое «дыши» прямо внутри ее черепной коробки.
Комментарий к Часть II. Глава I
Глава была написана довольно давно, но все ждала своего “звездного” часа. Что вы думаете насчет нового персонажа? Жду ваших предположений и (куда без этого?) активности!)
Хочу поблагодарить те, кто поддерживает меня отзывами и вдохновляет на написание новых глав. Не устану повторять, что вы - двигатели моего прогресса!
========== Глава II ==========
Включена ПБ
Конь Кэлен медленно шагал вдоль стройных рядов палаток и других временных сооружений. Она чувствовала себя так, будто находилась в армии, среди войск. От этого чувства ее отвлекал лишь вид сравнительно прилично (разве что, слишком легко) одетых женщин, некоторые из которых были с детьми. Исповедница поняла, что дисциплина здесь была нешуточная — даже будучи вблизи Народного Дворца, в зоне доступа войск Первой Когорты, они, беженцы, продолжали быть начеку. Возможно, не совсем доверяли д’харианцам — в этом их винить было сложно, особенно после всего того, что произошло во времена вражды с Д’Харой.
Ричард отбыл в Срединные Земли несколько дней назад. Он уже находился в Кельтоне и в течение нескольких недель собирался отправиться в Галею. С его слов, госпитали столицы кельтонцев были полностью заполнены заболевшими. Там было нечем дышать в прямом смысле. За тот месяц, что заболевание находилось там, была поражена тысяча человек, а погибло несколько сотен.
Причиной, по которой Мать-Исповедница оказалась в лагере лично, было донесение об очень быстром распространении болезни и здесь, в лиге от Народного Дворца. Месяц назад каждый беженец был здоров, сейчас же чума начала быстро косить ряды людей, покинувших Срединные Земли в поисках спасения от невидимого врага.
Они подошли к большому тенту, который, по всей видимости, служил полевым госпиталем. Кэлен спешилась и отдала Ника — ее коня, с которым они вместе сражались еще в Эбиниссии — сопровождавшим ее людям, а сама вошла под навес. Кара и Бердина неизменно следовали за ней, и Кэлен не осмелилась бы им возразить. Она знала, что они следовали не столько приказу Ричарда, сколько своему личному чувству долга перед ним и перед ней, самой Кэлен.
Внутри было не так холодно, как ей сначала казалось. Тепло и душнота, царившие здесь, были обеспечены не тканью навеса, которая в действительности была слишкой худой для защиты от холода, а огромным количеством людей, находившихся в помещении. Спертый воздух, впитавший в себя запах не только их ужасной болезни, но и самой смерти, состоял из звуков стонов и горячечного бреда людей. Морд-сит обступили Мать-Исповедницу плотнее с двух сторон, наивно полагая, что люди вокруг могли напасть на нее.
В горле Кэлен встал ком. У этих людей не хватило бы сил напасть на нее. У них не было сил даже двигаться, не говоря уже о ходьбе.
Они начали перешептываться, но довольно громко, так что до нее отчетливо доходил звук их голосов. Они узнали ее. Не как Кэлен Рал, а как Кэлен Амнелл, Мать-Исповедницу.
Она оглядела лежащих вокруг людей: усталые, болезненно худые. У некоторых были почерневшие кончики носа и пальцев рук. Они все были похожи, но не внешним видом, а чувством, что сейчас единодушно светилось на их лицах. И чувством этим была не скорбь по своим собственным жизням, а нечто другое, более значимое.
Мысль о том, что еще недавно люди, именно эти люди, были здоровы и полны сил, прорезала сознание Кэлен со скоростью летящего арбалетного болта. Она замедлила шаг, вглядываясь в их лица и сочувственно улыбаясь им, желая вселить в их головы веру. В то, что они выздоровеют, или же в то, что скоро их боль закончится, она сама не знала. Но улыбка все равно не сходила с ее лица.
Кэлен была одета не в платье Матери-Исповедницы, а в свой привычный дорожный костюм, в котором было гораздо проще ездить верхом; поверх она накинула довольно объемную меховую накидку. Люди все равно узнавали ее, и со все большего количества губ сбегало благоговейное «Мать-Исповедница». Она с удивлением смотрела на то, как они, ослабшие и болезненные, приветствовали ее: те, кто мог, вставали на колени, а те, у кого на это не было сил, молчаливо поднимали головы и сопровождали ее своим взглядом.
Сердце Кэлен, кажется, пропускало удар за ударом. Это было двоякое чувство: Ричарда они примерно месяц назад встречали холодно, едва ли не с презрением. Он был для них чужим. Узурпатором далекой страны, в которой им пришлось оказаться из-за превратностей судьбы. Она же была отголоском далекой родины, чем-то привычным и близким. Они тянулись к ней не потому, что она была Матерью-Исповедницей, воплощением справедливости в Срединных Землях, олицетворением силы и могущества. Нет, все было проще: она по праву принадлежала им, а они принадлежали ей. Их всех объединяла их родина — то далекое и недоступное место, которое сейчас находилось в небывалой опасности.
С трудом выдавив из себя официальное «встаньте, дети мои», Кэлен пошла чуть быстрее в сторону выхода, пытаясь скрыть то, что ее грудь едва вздымалась. Она не могла дышать из-за внутреннего волнения, буквально снедавшего ее тело; уж слишком сильно ее трогало горе, настигшее беженцев и здесь. Слишком сильно она не хотела, чтобы они уличили ее слабость тогда, когда они так сильно нуждались в ее силе.
Прямо перед ней возникла коренастая фигура предводителя беженцев — Элрона, который находился в этом же конце помещения. Несмотря на свое высокое положение, он шел совершенно один.
Ричард рассказывал Кэлен о нем — д’харианец во всех проявлениях, кроме происхождения. Им с Ричардом удалось найти общий язык, но то общение, что было у них, невозможно было назвать разговором лорда Рала и его подданного. Это был разговор двух равных людей. Кэлен подумала, что Кара и Бердина, увидев такую «дерзость», ни за что бы не оставили ее без внимания и даже укорили бы Ричарда в излишней мягкости. Тем более хорошо, что они, как и Кэлен, видели вождя повстанцев в первый раз.
Элрон встал на колени, только Кэлен оказалась в нескольких футах от него. Она разрешила ему подняться в своей привычной манере, скрывая то чувство глубокого сожаления, что рождали в ней страдания людей вокруг. Она отметила, что его отношение к ней с первого взгляда было другим, не похожим на отношение к Ричарду, но пока что для нее не понятным.
— Я почтен, что имею возможность видеть вас лично, Мать-Исповедница.
Кэлен слегка улыбнулась ему в ответ на вежливое, искреннее приветствие.
— Могу ответить вам тем же. Мне жаль, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах, — он невыразительно кивнул ей, не способный обнажать свои переживания перед глазами незнакомцев. Очевидно, что больные вокруг оказывали на него подавляющее влияние, пусть он и не сказал бы об этом никому. — Меня известили, что вы хотели видеть лорда Рала. Мой муж, к сожалению, не может приехать сюда, поскольку несколько дней назад он отправился в Срединные Земли по важному делу. Однако я полагаю, что я тоже буду в состоянии помочь вам.
Элрон был немногим шире Ричарда в плечах, ростом чуть выше Кэлен. У него были темные коротко стриженные волосы. Держался он как человек, бывавший в боях, и даже по тому короткому взгляду, что Кэлен удалось уловить, она сумела понять, что это был не простой ремесленник — слишком много знания и мудрости было в этом взгляде, пусть и не молодом, но и не старом. Пристально оглядев мужчину с головы до ног, Кэлен поняла, что значит «быть д’харианцем, но не по рождению»: прагматичный, стойкий и хладнокровный, но при этом безгранично преданный делу.
Она бы даже не удивилась, если бы узнала, что несколько лет назад, когда Д’Хара развязала войну, этот человек был лидером сопротивления у себя на родине.
— Да, я уверен, что нам с вами удастся решить тот вопрос, который беспокоит не только меня, но и моих людей.
Он пропустил Кэлен вперед, и они пошли в сторону выхода из госпиталя. Только оказавшись на улице, Мать-Исповедница смогла спокойно вдохнуть морозный воздух. Ей казалось, что каждый раз, закрывая глаза, она будет видеть измученные страданиями лица людей.
— Я попросил вас о приезде для того, чтобы доложить о быстром распространении болезни по нашему лагерю. Первоначально мы не ожидали таких масштабов, но теперь стало ясно, что если не принять меры, то скоро заражены будут все.
Кэлен оценивающе посмотрела вокруг, прикидывая, сколько было рядом таких же по размеру госпиталей. Больше пяти, это точно. Она задалась вопросом: как вообще болезнь проникла сюда? Если эти люди были здоровы, долгое время находясь здесь, что стало причиной их заражения сейчас, в самый разгар зимы? Единственной реальной возможностью был новый приток беженцев.
— Я вижу, — задумчиво и тихо ответила она. — Как много людей прибыло сюда за последний месяц?
Элрон повернул голову в сторону, задумавшись над вопросом.
— Трудно сказать. Одно точно: их было много.
Мать-Исповедница кивнула. Значит, в Срединных Землях все продолжало идти тем же отвратительными чередом, что и последние несколько месяцев. Кэлен оставалось верить в то, что Ричард, пока он находится в Срединных Землях, наведет порядок среди лидеров стран коалиции, и беспорядки, учиненные войсками Имперского Ордена, закончатся.
— Хорошо, — конечно, это не было «хорошо», но она не нашла никакого более подходящего слова. — Тогда какой именно помощи вы хотите?
Элрон указал рукой в сторону другой палатки, находившейся на отдалении от той, из которой они только что вышли. Кэлен, хоть и почувствовав нотку сомнения внутри себя, все равно пошла за лидером беженцев.
— Я бы хотел попросить убежища для тех, кто еще не болен, — он отодвинул полог, закрывавший вход, и вновь пропустил Кэлен и двух ее телохранительниц вперед. — В той палатке, в которой вы были до этого, было не так много семей. Но в этой их гораздо больше, и в некоторых из них заболело уже по несколько человек. Скажу честно: я бы не хотел, чтобы это закончилось гибелью всех членов этих семей.
Они оказались в точно таком же помещении, но с единственным различием: здесь практически рядом с каждым человеком находился кто-нибудь другой, родственник или просто близкий человек. Вдоль рядов сновали лекари или же те, кто хотел таковыми казаться. Атмосфера болезни и смерти была точно такой же, что и в другой палатке, за исключением того, что эти люди были не так одиноки в своих страданиях.
— Не думаю, что они захотятбросать своих родных, даже рискуя заразиться чумой, — тихо сказала Кэлен, не желая привлекать внимание людей вокруг.
— Взрослые люди — возможно, но не думаю, что абсолютно все откажутся от возможности спастись. Вообще-то, говоря об этом, я прежде всего имел ввиду детей. Лорд Рал говорил, что, если нам понадобится помощь или убежище, Народный Дворец будет готов помочь.
Исповедница оглядела всех людей вокруг, замечая их внимательные взгляды, устремленные на нее. Она изобразила на лице ту же улыбку, что и несколько минут назад в предыдущей палатке, наблюдая за тем, как люди преклоняли колени. Она разрешила им подняться, говоря хорошо заученную ей фразу, краем глаза замечая какое-то несуразное движение где-то справа. Она увидела, как маленькая девочка со скоростью шаровой молнии, широко раскинув руки, опрокинулась назад и так же резко поднялась, потирая ушибленное место. Первоначальное удивление Кэлен, сначала явно выразившееся на ее лице, внезапно сменился на легкую улыбку, будто осветившую ее черты. Она, сама не сознавая своих действий, двинулась в сторону девочки. Ей, прежде всего, безмерно хотелось знать, что это маленькое, неловкое и беззащитное существо делало в этом месте.
Ей было не больше четырех лет. Она стояла, склонив голову вниз; вьющиеся волосы закрывали лицо девочки практически полностью, даже несмотря на их маленькую длину. Взгляд Исповедницы потеплел, когда она поняла, насколько сильно не соответствовала эта поза такому маленькому человечку: в таком возрасте дети обычно не признают никаких авторитетов, кроме родителей и знакомых им взрослых людей. Кэлен же была для нее незнакомкой, которая своим появлением почему-то поставила на уши всех окружавших ее людей, больших людей. Потом Кэлен поняла: девочка замялась не из-за нее, не из-за Матери-Исповедницы, а из-за своего глупого падения.
«Настоящая леди», как мысленно прозвала ее Кэлен, по мере приближения женщины постепенно оправлялась от первоначального смущения и начинала проявлять любопытство, периодически приподнимая маленькую голову и украдкой подглядывая за движениями женщины.
— Я не хотела падать, — абсолютно невинно сказала девочка, когда Кэлен оказалась достаточно близко, чтобы ей одной был слышен ее тонкий голосок, — просто споткнулась.
— Ничего страшного, милая, — Кэлен улыбнулась, слыша тихое беззлобное хихиканье Бердины за своей спиной и кожей чувствуя, как Кара ткнула ту в бок, призывая замолчать. — Ты можешь поднять голову.
Кэлен встретилась со взглядом голубых глаз, по-детски лучистым и ярким, в котором, как и во всем ее хрупком тельце, все еще чувствовалась печаль и даже чувство вины. Исповедница была заворожена глубиной тех переживаний, что плескались на поверхности ее лица, будто они принадлежали не маленькой девочке, а абсолютно взрослому человеку.
— Мама говорила хорошо себя вести, — девочка задумчиво посмотрела на Кэлен, прикидывая, можно ли доверять ей свои тайны, — а я уже платье испачкала.
Малышка застенчиво показала потемневший от грязи краешек своего слишком легкого платья.
— А где твоя мама? — Кэлен обеспокоенно огляделась, в толпе ища следы женщины, что могла потерять ребенка. Когда эти поиски окончились неудачей, она уже чувствовала, что понимает, почему она была здесь, в этой палатке, совсем одна. И эта догадка ей совсем не нравилась.
Девочка пожала плечами, и в этот момент Элрон наклонился к уху Кэлен, так, чтобы она не услышала его слова.
— Она умерла сегодня.
— А отец? — Кэлен обернулась к вождю, взгляд ее горел немой надеждой. Он лишь покачал головой.
Исповедница едва удержалась от сочувственного взгляда в сторону девочки, потому что понимала, что знать о своем собственном горе ей пока незачем. Она еще слишком невинна и беспечна. Беспокоится за испачканное во время падения платье и все еще боится, что мама ее отругает.
Кэлен присела на корточки перед девочкой, спрашивая ее имя.
— Лора, — она протянула крохотную ладошку, слабо пожимая ладонь Кэлен, которая и сама не отличалась большими размерами. Это несуразное для ее возраста приветствие вызвало у Кэлен небольшой смешок, в котором не было и не могло быть никакой насмешки. — А вас?
Лицо Исповедницы озарилось неожиданно догадкой, как только она вспомнила, что слышала это имя от Ричарда. В свою первую поездку сюда он тоже встретил эту маленькую очаровательную девочку. Каждый раз, когда он упоминал ее имя в разговоре, его жена видела, как в глазах загоралась знакомая радостная искорка. И тогда в ее голове неизменно появлялась мысль, что она была готова, нет, даже хотела подарить Ричарду дочь, лишь бы видеть эту улыбку на его лице немного чаще.
— Я Кэлен, — она тепло ей улыбнулась, намеренно называя лишь свое имя и ничего больше. —Тебе не обязательно обращаться ко мне на «вы», хорошо?
Девочка кивнула, тряхнув короткими светлыми локонами, и вновь схватила Исповедницу за руку.
— Мой брат тоже здесь. Он себя плохо чувствует, но мне кажется, что если он с тобой познакомится, то выздоровеет, как по волшебству.
Кэлен печально посмотрела на маленькую девочку, теперь вполне сознавая, что та вскоре может остаться совсем одна. А если ее не забрать отсюда, то, возможно, и сама вскоре отправится туда же, куда и вся ее семья. Тем не менее, она пошла за Лорой, уже на ходу оборачиваясь к Элрону и тихо обращаясь к нему через плечо.
— Мы предоставим вам любую помощь, которая только потребуется.
Элрон кивнул ей, и она увидела облегчение, выразившееся в смягчении черт его лица. Он мог не переживать с самого начала, ведь Кэлен, как и ее муж, не собиралась покидать людей во времена нужды.
— Но я хочу, чтобы всех, кто потерял свои семьи, отправили в Народный Дворец, и как можно скорее.
Элрон кивком указал на Лору.
— Что насчет нее?
Кэлен тепло взглянула на белокурую девочку, крепче сжимая маленькие пальчики в руке.
— О ней и ее брате я позабочусь лично.
***
Была уже глубокая ночь, но Кэлен так и не удалось уснуть. В последнее время она мало спала, ела и вообще отдыхала. В оправдание перед морд-сит, которые очень ответственно относились к заботе о ее здоровье, так или иначе подорванном болезнью, она любила говорить, что на ней лежит слишком много обязанностей, чтобы отдыхать. Правда лежала немного глубже, под поверхностью этих слов: она боялась отдыха, потому что каждый раз, когда она оставалась одна в своей комнате, ее раздирала тоска по Ричарду. Она неизменно задавалась вопросом, что он сейчас делал, кто был с ним рядом, какие мысли занимали его голову? Она задумывалась и о том, спрашивал ли он себя о том же, думая о Кэлен. Единственным способом, с помощью которого они могли общаться друг с другом, был путевой дневник. Написать друг другу у них получалось всего раз в день, поэтому каждый ждал свободного вечернего часа с нетерпением.
Сейчас дневник занимал место на соседней подушке, которая, вообще-то, принадлежала Ричарду. Исповедница лежала на боку, подложив руку под голову, ее пальцы выводили затейливые узоры на потрепанном переплете небольшой темной книжечки. Ричард мог написать что-нибудь, как делал это обычно, но Кэлен знала, даже не открывая, что пустые желтоватые страницы дневника остались в своем первозданном состоянии. Не так давно он написал, что сегодня ему предстояло закончить некоторые дела в Кельтоне, чтобы не затягивать с отъездом, и потому велел ей идти спать, как только она окажется в покоях этой ночью.
Завтра вечером должна была состояться свадьба действующего правителя Галеи и вдовы короля Кельтона, Дианы. Кэлен была удивлена такому союзу, кажется, не меньше, чем сам Гарольд. Ее брат не был тем человеком, который бы женился по собственной воле, да еще и на кельтонке. Он их, мягко говоря, терпеть не мог и в открытую называл «ведьмами». Но Дианы, кажется, это его правило не касалось.
«Любовь зла», — подумала Кэлен, мысленно усмехаясь. Она как никто другой знала это, ведь и сама успела побывать в такой ситуации.
Ей бы хотелось поприсутствовать на их свадьбе, и она знала, что и Ричард этого хотел. Но одновременно покинуть дворец они оба не могли, ведь сейчас оставить дела было некому. Они сошлись на том, что для Ричарда такое путешествие было более безопасным и более значимым, ведь земли Кельтона и Галеи уже находились не только под опекой Кэлен, но и под его. Теперь охранять эти территории было их общей обязанностью, а потому ему предстояло познакомиться с ними поближе. К тому же, он не хотел, чтобы Кэлен отправлялась в самый очаг эпидемии, и поэтому возражений жены из соображений ее же безопасности не принимал.
Кэлен все же решилась открыть путевой дневник. Она медленно листала потемневшие от времени страницы, облокотившись на правую руку и перенеся на нее весь вес своего тела. Она перелистывала жухлые листы один за другим, не решаясь сразу же открыть небольшую книгу ближе к ее концу, глазами очерчивая линии почерка своего мужа, такого аккуратного и методичного, как и ее собственный. Они были в этом так же похожи, как и в подавляющем большинстве других вещей.
Записи уже приближались к своему концу, как вдруг пальцы Кэлен остановились.
Она почувствовала внезапный приступ сильной боли где-то в районе живота. Правая рука Кэлен метнулась к ее источнику, и в момент она оказалась лежащей на спине, из-за этого действия потеряв опору. Она растерянно ощупывала свой корпус, пытаясь найти то, что вызвало это ощущение.
Оно повторилось, но теперь с удвоенной силой, и пальцы Кэлен задрожали, лихорадочно сжимая ткань ночной рубашки. Она едва сдержала глубокий выдох, который тоже мог принести ей боль, как и любое другое резкое движение.
Она поначалу замерла, но затем осторожно перевернулась на бок, слегка подтягивая ноги к себе и тщетно стараясь выровнять дыхание под шквалом пульсирующих волн боли, становившихся все более сильными. Они обрушивались на нее секунда за секундой, и Кэлен не могла понять, чем были вызваны эти волны.
Она осторожно обхватила рукой живот и сразу же сдавленно вскрикнула, когда ее тело сотряс новый приступ агонии такой силы, будто она прикоснулась к оголенным нервам на открытой ране.
Этот новый приступ, настолько сильный и всеобъемлющий, из-за своего характера дал Кэлен понять, чем именно он был вызван. Магией. Потоком чистой энергии, настолько сильной, что ее тело попросту не могло выдержать ее натиска.
Сердце Кэлен похолодело. Могло ли это быть связано с Ричардом? Что, если ее боль, вызванная магией — это лишь фантомный отголосок того магического потока, что сейчас на себе испытывал ее муж? Она поджала ноги к груди и немного неловко обхватила себя одной свободной рукой, растерянная и напуганная этой мыслью. Ясно было одно: что-то было не так, коренным образом не так, и не понятно, с ней или с ним.
Боль не уходила, лишь становилась сильнее. Сжавшуюся фигурку Кэлен трясло мелкой дрожью, когда она пыталась найти в себе силы и позвать одну из морд-сит, что охраняла ее покои. Она понимала, что это было не начало какой-то простой болезни, а что-то более серьезное, и знала, что сама она может и не преодолеть ее. Пот струился по ее лбу, во рту мгновенно пересохло; но после очередной волны, которая показалась ей самой сильной из всех, вдруг наступило внезапное и оттого неожиданное облегчение.
Исповедница не двигалась несколько мгновений, будто боясь спугнуть это ощущение. Боль стала более притупленной. Кэлен аккуратно и неторопливо подползла к краю кровати, намереваясь подняться с нее. Ничего не изменилось и тогда, когда она свесила ноги с ее края и встала на них. Она сделала шаг, два; новой волны агонии не последовало. Кэлен наконец смогла свободно вдохнуть воздух, охотно наполняя им свои легкие.
И тогда боль обрушилась на нее вновь, буквально сбивая с ног и выбивая из равновесия. Падая, она сильно ударилась головой обо что-то, что в тот момент показалось ей чрезвычайно острым. В глазах потемнело, и Кэлен поняла, что начала терять сознание. Она предприняла последнюю попытку позвать на помощь хоть кого-нибудь, но сама не понимала, принадлежал ли ее голос реальному миру или уже миру ее мыслей.
Она впала в темноту беспамятства ровно за мгновение до того, как дверь в ее покои открылась, и ее с двух сторон обступили взволнованные морд-сит.
Комментарий к Глава II
Небольшая интрига, м? Надеюсь, эта глава не разочаровала вас, и вы все еще готовы следить за ходом истории) знаю, я немного задержалась, но вторая часть главы шла довольно.. туго, поэтому пришлось ее срочно переписывать.
Конечно, как обычно хочу поблагодарить вас, мои верные читатели, за отзывчивость и терпеливое ожидание. Невозможно передать, насколько много сил это придает!
P.S. Убедительно прошу вас пользоваться «публичной бетой», поскольку я абсолютно точно не застрахована от опечаток.
========== Глава III ==========
Включена ПБ
Здесь было темно и холодно.
Никки прикрывала рот правой рукой, тогда как левой нащупывала свой путь, опираясь на стену. Рядом с ней шли кельтонские гвардейцы, которые казались настолько непривычными к окружающей обстановке, насколько и сама Никки. Они не были похожи на д’харианцев ни единым мускулом своего тела, и потому даже вели себя по отношению к светловолосой колдунье совершенно по-другому: шли на некотором отдалении, позади, позволяя Никки самой прокладывать путь по тому месту, в котором содержались заразившиеся люди, будто думали, что это лишит их возможности подхватить заразу.
Никки перекосило от одной только мысли, что беспомощное состояние могло загнать больных в такое место. Она достаточно побывала в темных, сырых и промозглых клетушках, чтобы не хотеть окончить жизнь в них.
Они шли уже несколько минут, когда наконец перед ними показалось помещение пошире того обветшалого коридора, в котором они были. Никки вышла немного вперед, а гвардейцы, скорее похожие на мальчиков, чем на мужчин, в мундирах несуразного зеленого цвета, остались позади, в дверном проеме.
Никки обернулась, и ей в момент показалось, что этот дверной проем такой же покосившийся, как и мир всего этого здания.
Главный из этих троих, самый рослый гвардеец, обратился к Никки. Она с интересом отметила, что выбрали его главным, наверное, как раз из-за роста: он выглядел далеко не умнее двух других, да и в армии Кельтона это, должно быть, не было самым важным. Скорее всего, чей-нибудь сынок, догадалась она.
— Дальше вы сами, — обратился к ней рослый детина.
Никки усмехнулась.
— Боитесь заразиться? — ей не нужно было даже дожидаться их ответа: глаза выдали все сами. Она улыбнулась той улыбкой, которая с легкостью выражала весь опыт прожитых ею трехсот лет, вызывая бег мурашек по спинам этих троих. — Чем больше чего-то боишься, тем больше вероятность получить именно то, чего боишься.
Мужчины не были удивлены ее манерам. Они принимали ее за ведьму, кого-то вроде Шоты, владычицы Предела Агаден. Кельтонцы, как и многие другие жители Срединных Земель, ведьм боялись и не любили, поэтому им было безразлично, ведьма, колдунья, волшебник или же боевой чародей стоял перед ними. Любой человек, обладавший магией, неизменно вызывал страх, трепет и неприятие. Никки не была исключением.
Она медленно и безразлично отвернулась от тройки. По правде говоря, она уже давно не боялась посещать такие места, из-за того что ее собственная жизнь не волновала не только других людей, но и ее саму. Правда, сейчас умереть было бы обиднее всего: за последние несколько месяцев, что она провела в Народном Дворце, ее жизнь приобрела хоть какой-то смысл. Этим смыслом, по большей части, была месть тому, кто отправил ее в плен к д’харианцам, буквально натолкнув на острие меча. Предав, в конце концов. И этим человеком был не Ричард, а Джегань, который умело манипулировал всем, что имело разум. Ричард же был его полной противоположностью: даже тогда, когда колдунья была в плену в Народном Дворце, он позволил ей заслужить свое расположение, пусть и довольно сложным путем, и даровал относительную свободу. Джегань же пользовался ей и ее знаниями, будто высокий статус развязывал ему руки. Но если Ричард, обладая далеко не меньшим могуществом и положением, не стал тираном, то как Джегань мог позволить себе подобное?
Никки подошла к первому же человеку, что лежал ближе всего ко входу. Это была женщина. Она склонилась к ней, и когда та попыталась подняться навстречу, колдунья положила руку ей на предплечье, мягко опуская на соломенный тюфяк.
Она осмотрела ее, подсев немного ближе, но все равно сохраняя некоторую дистанцию. Женщина — вернее, девушка — была не старше двадцати лет. В полутьме она увидела, что у нее были рыжие волосы, а на лице была россыпь мелких, по-своему обворожительных веснушек. Колдунья догадывалась, что еще неделю назад ее волосы должны были быть яркими, похожими на огонь. Болезнь же сделала их блеклыми и безжизненными.
Девушка испытующе смотрела в глаза Никки, и в ее взгляде был те же вопросы, что раз за разом повторялись в голове и самой колдуньи: что она делает здесь? почему она умирает, так и не почувствовав настоящей жизни? почему перед смертью она оказалась в месте, где не увидеть даже луча закатного солнца?
Никки почувствовала приступ неосознанной, отвратительной злости на обстоятельства. Если бы не запрет Ричарда, она бы вынесла деревяшки с заколоченных окон под низким потолком своими же руками, лишь бы это место стало хоть немного лучше.
Вместо этого Никки взяла руку девушки в свою, снимая ее с худой груди, которая представляла собой лишь ребра, обтянутые кожей и прикрытые слишком тонкой для холодной зимы тканью. Пальцы девушки, такие длинные и тонкие, уже почернели на концах. Никки отодвинула прядь непослушных волос, обнажая женскую шею, и поняла, что ее горло уже очень сильно опухло, поэтому она так трудно дышала и не смогла обмолвиться с Никки ни единым словом.
Рыжеволосая смотрела на нее с каким-то живым интересом и даже состраданием, будто понимала, что смотреть на мучения других бывает даже тяжелее, чем мучаться самому.
— Я постараюсь тебе помочь, — Никки взяла обе ее руки в свои и слегка сжала. — Ты позволишь мне сделать это?
Люди вокруг навострили уши, некоторые даже слегка приподнялись, чтобы посмотреть на женщину, что хотела взять на себя роль их спасительницы. Они, как поняла колдунья, здесь были полностью предоставлены самим себе. Фактически отправлены умирать. Единственной их надеждой было чудо или помощь Создателя. Никки, хоть и была когда-то сестрой Света, в волю Создателя не верила уже давно. Она верила лишь в себя.
Девушка слабо улыбнулась, но улыбка эта затронула не только ее рот, но и глаза. Никки смотрела на нее, как завороженная, не очень понимая, откуда у этого человека была такая внутренняя сила. Ей не нужно было ничего говорить, чтобы доказать колдунье свою железную волю.
Она молчала, а Никки понимала все, о чем она хотела бы сказать.
— Ты ведь не какая-нибудь травница, верно? — спросила она скрипучим голосом, который вряд ли мог принадлежать такому молодому созданию, что было лишь в начале своего жизненного пути. Ей явно было трудно и больно говорить, но любопытство пересилило.
Блондинка покачала головой. Рыжеволосая хоть и не ответила, но утвердительно качнула головой, этим полностью развязывая Никки руки.
Колдунья закрыла глаза. Она сосредоточилась на силе своего хана, что был внутри нее, и на ощущении ладоней девушки, что она теперь держала в своих руках. В момент эти два ощущения нашли друг-друга и породили мост, что связывал искры дара двух женщин.
Никки почувствовала, что жизненная сила девушки перед ней уже постепенно начинала угасать, будто весь ее изначальный запас истратился на борьбу с болезнью всего за пару дней. Никки чуть сильнее сжала руки, углубляясь в существо человека перед ней. Пришли ощущения, уникальные, свойственные лишь этой девушке, которой она касалась своим ханом. Первой пришла физическая боль: та боль, что была принесена болезнью. Тело Никки взяло на себя удар с ожидаемой охотой, будто принимая заслуженное наказание как искупление за содеянное ей.
Второй пришла душевная боль. Этот вид боли мог принадлежать лишь тому, кто понимал, что его душа скоро перейдет завесу между миром живых и мертвых. Никки уже приходилось чувствовать это, даже слишком много раз для одного смертного человека. Но эта боль была для нее чем-то прошлым, дальним. Она давно не могла перенести это чувство на себя, забрать его, лишить человека душевных страданий, потому что она была для нее чуждой. В этот раз, как ни странно, у нее практически получилось облегчить страдания той, кому она так искренне желала помочь.
Весь спектр чувств этой девушки постепенно перешел в тело колдуньи, с каждым ее вдохом, с каждой новой секундой исцеления он становился все более полным. Он давил на ее грудную клетку с той силой, с которой поток воды давит на плотину, удерживающую целый город от наводнения.
Она подошла близко к тому, что было истинной причиной всех беспокойств и волнений внутри не только для рыжеволосой девушки перед ней, но и причиной беспокойства тысяч других людей, включая ее саму. Она нащупала болезнь, как делала это десятки, сотни раз до этого, как делала это всегда, но с единственным отличием.
Чума была другой. Отличалась по симптомам, по вызываемой боли, по происхождению, по лечению. Сейчас Никки поняла, что отличалась она и по своему характеру. Чума была бесформенной и обволакивающей, но при этом способной глубоко укорениться в организме, так же, как многовековой дуб пускает корни в почву, охватывая все большую и большую ее площадь.
Никки попыталась пройти дальше, но вдруг ее что-то остановило. Как тонкий лед отделяет водную толщу, так этот барьер отделял саму болезнь от ее магии. Она попробовала усилить напор, постепенно нажимая на этот барьер еще сильнее, опасаясь лишь того, что было за ним: смерть или жизнь этой девушки.
Внутренний барьер не поддавался, но колдунья чувствовала, что у нее хватит сил, чтобы преодолеть его. Это было смутное ощущение, скорее предположение, но Никки положилась на него. Она никогда раньше не сталкивала с подобным, поэтому могла действовать, полагаясь лишь на свои собственные ощущения.
Все более сильный поток магии начал проходить через руки Никки, и с каждым мгновением она прикладывала все большие усилия, чтобы сломить его.
В момент он распался. Вся сила, скрытая в этой болезни, вырвалась вперед, попадая ровно в силки магии Никки.
Давление и боль чужой личности покинули колдунью, когда она почувствовала, что чума ушла. Она медленно, нерешительно открыла глаза.
Рыжеволосая слегка улыбнулась, все еще слабо, но теперь с оттенком какого-то другого чувства, плескавшегося в ее глазах. Колдунья не смогла понять, что это было: величайшая радость или величайшая скорбь.
Никки поднесла ее руку к глазам, отмечая, что кончики ее пальцев уже не были черными. Она облегченно улыбнулась, так, как не улыбалась уже давно.
— Спасибо за то, что попыталась.
Попыталась. Слово ударило в мозг Никки подобно удару молнии, и ее улыбка распалась на мелкие осколки, когда она поняла, что именно за выражение было у молодых живых глаз тогда, когда губы произнесли эти слова.
Это не была радость.
Жизнь ушла из тела спустя мгновение после сказанных слов, унося за собой и звук ее прерывистого дыхания.
***
Ричард протиснулся мимо гвардейцев, быстрым шагом заходя в темный зал, который таковым было сложно даже назвать. Помещение, отвратительное по планировке и абсолютно непригодное для жизни, было будто изначально создано для того, чтобы вмещать в себя только смерть и страдания.
Он увидел сжавшийся женский силуэт, сидящий на полу, в котором сразу же узнал Никки. Она выглядела неестественно: слишком потрепанной и измученной. Слишком очеловеченной и приземленной.
Рал почувствовал неладное. Он быстро подошел к ней и положил руку на плечо, не веря, что это действительно могла быть она. Ни сарказма, ни едкости, ни цинизма. Просто Никки, которая неохотно отреагировала на его прикосновение, медленно оборачиваясь.
— Ты сильно задержался, — бесцветным и блеклым тоном поприветствовала она его.
Ричард опустился рядом с ней, с небывалым интересом разглядывая ее выразительное лицо, которое сейчас потеряло всякие краски и будто осунулось за те два часа, что он ее не видел. Он почувствовал волнение, которое Никки никогда раньше в нем не вызывала. Но что-то определенно пошло не так в этот день.
— Что с тобой?
Она подняла глаза и наконец посмотрела прямо на него, а не в точку где-то за его головой, на темной деревянной стене, выглядевшей так, будто ее поджигали не менее трех раз.
— Нам им не помочь, — она поднялась с пола и пошла в сторону выхода, даже не оборачиваясь в сторону мужчины. — Я только что убила девушку, Ричард.
Выдав это без единой заминки, она наконец обернулась после своего непродолжительного бегства. Рал стоял, как вкопанный, взглядом буравя фигуру колдуньи. Он не знал даже, как реагировать, ведь это было вполне в ее духе — не испытывать никаких угрызений совести, если ее действия привели к чьей-то смерти. Но эта Никки, растерянная и даже несчастная, никак не вязалась с той частью ее личности, оставленной еще в Древнем Мире.
— Прежде чем я скажу что-то еще, ответь, — он выдержал паузу и сделал пару шагов по направлению к ней, — ты сделала это намеренно?
Глаза Никки расширились. В мгновение на ее губах появилась самая дьявольская и кровожадная улыбка из всех, что ему доводилось видеть на этом красивом лице. Ричард за секунду оказался в непосредственной близи от нее, одной рукой ловя ее, занесенную на него. С минуту она пыталась преодолеть этот барьер. Она была зла, агрессивна, и Ричард понял, что это состояние придавало ей достаточно сил даже для того, чтобы вырваться и ударить его, как она того хотела. Тем не менее, ее попытки потихоньку начали успокаиваться, а она сама стала приходить все в большее отчаяние.
— Я пыталась ей помочь, Владетель тебя побери!
И гвардейцы, и больные люди в этот момент уставились на Никки. Мало кто осмеливался называть вещи своими именами, и тем более мало кто хотел бы сейчас слышать о вечном враге Создателя.
Ричард отпустил ее руку уже после того, как она раздраженно попыталась ее выдернуть. Никки вновь развернулась и пошла в сторону выхода, плотно скрестив руки на груди, защищаясь то ли от покосившихся и выгоревших стен, то ли от людей вокруг.
Ричард нагнал ее уже на улице. Только оказавшись на свежем воздухе, в окружении закатных лучей, он смог спокойно выдохнуть и прогнать из легких сырость и запах смерти того места, в котором он только что был. Ричард подошел к Никки, но никак не попытался привлечь ее внимание. Она обернулась сама. В этот раз ее взгляд показался ему более осмысленным и живым, хоть и не до конца ясным. Это было вполне объяснимо: она все еще стояла, обхватив себя руками, и казалась совершенно обессиленной.
— Извини, — Ричард встал с ней бок о бок, — я не должен был сомневаться в тебе.
Она оглянулась на него и немного задержала взгляд на его лице. Ему даже показалось, что в этом взгляде читалось сожаление и даже что-то еще, что он не вполне мог распознать. Он не хотел признавать, что так же она смотрела на него в Древнем Мире, когда он покидал Дворец Пророков. Этот взгляд обязан был остаться там же, в том же времени и месте, но не здесь.
— Чума умеет выстраивать барьеры против магии, — сказала она немного более расслабленно, — я об этом хотела тебе сказать.
— Поэтому она убила ту девушку?
Никки кивнула.
— Ты лечила ее с помощью магии Приращения или Ущерба?
Она удивленно уставилась на него, будто он сказал какую-то невразумительную глупость.
Только вот, в большинстве случаев он был прав, а взгляд этот совершенно не оправдан — это они оба усвоили еще с начала их занятий во Дворце Пророков. Рал был способным учеником, но слишком своевольным и норовистым, и Никки это совершенно не нравилось, о чем она ему частенько сообщала.
— С помощью магии Приращения, конечно. Ричард, все болезни такого рода лечатся исключительно магией Приращения, и…
Она уже собралась прочитать ему долгую лекцию насчет исцеления, это он видел по глазам. Тем не менее, он быстро прервал этот поток слов, потому что знал, что любой ее довод сейчас будет бесполезен. Он твердо знал одну вещь касательно магии, и заключалась она в том, что в ней не было ни одного нерушимого правила.
— Никки, любые болезни, кроме этой. Чума пришла из Храма Ветров, а Храм принадлежит нашему миру лишь наполовину. Как мы можем говорить о том, что от нее можно избавиться только привычными нам способами?
— Что именно ты предлагаешь делать? Использовать магию Ущерба на людях?
Ричард кивнул, но Никки оборвала его теорию даже до того, как он успел продолжить свою мысль.
— Использовать магию Ущерба для таких целей опасно. Она не сможет уничтожить только Чуму, при этом не уничтожив и самого человека. Болезнь настолько глубоко пускает в него корни, что они становятся неразрывны. Это не так просто, как кажется. Сегодня, когда я пыталась исцелить ту девушку, я почувствовала это, и очень отчетливо.
Ричард принял ее аргумент и ненадолго задумался. Тем не менее, она не убедила его. Он знал, что решение кроется в магии Ущерба, видел эту истину, но разгадка оставалась немного в стороне.
С мгновение он продолжал размышлять, и верное предположение пришло ему в голову.
— А почему нельзя сделать это более сложным путем? Уничтожать ее по частям тоже возможно. Это более долго, но это не значит, что это невозможно.
Никки уперла руки в бока. Ричард видел, что она сомневалась в его предложении, но не могла выдумать ничего против, лишь бы умерить его пыл. В конце концов, она сдалась и всплеснула руками.
— Думаю, ты прав. Мы можем попробовать. Но это будет гораздо менее эффективно, потому что магией Ущерба в Новом Мире обладает слишком мало людей, да и этот способ будет занимать слишком много времени — на исцеление одного человека уйдет несколько часов.
— Но у нас будет хоть что-нибудь против полной неизвестности, разве нет?
Никки лишь фыркнула, но, в общем-то, она была с ним согласна. Правда, она сделает все, чтобы он об этого не заметил.
Они оба молчали, глядя на заходящее солнце с небольшого холма, и вид этот сильно отличался от всех, что они видели ранее. Ричард не знал, было ли это так из-за дыхания смерти, что окутало все это место, или из-за чего-то еще, поэтому он лишь смотрел на заходящее солнце, ища в этом какую-то поддержку перед лицом прохладного зимнего ветра. Никки прервала молчание, оглядываясь в сторону ненавистного ей здания.
— У меня остался лишь один вопрос. Почему они все находятся именно здесь?
Рал с сочувствием посмотрел на Никки, видя, что она действительно не понимала масштабов бедствия, потому что не успела побывать в столице Кельтона. Колдунья невольно поджала губы, уже догадываясь, каков будет его ответ.
— Для них больше нигде нет места, Никки. Госпитали не могут вместить такое количество больных.
Тогда Никки просто немного склонила голову вперед. В ее голове, Ричард видел, шла немая борьба между напускным безразличием и злостью. Злость, в конце концов, выиграла.
— Тогда Джегань лично поплатится за то, что это, — она указала пальцем на обветшалое здание, которое было ее главным объектом для ненависти, — стало спасением от того, на что он их обрек.
Она бросила последний самоуверенный взгляд на это здание, будто для нее оно стало олицетворением всех грехов Джеганя, и удалилась от него. У Ричарда создалось впечатление, что, не будь в нем сейчас людей, она испепелила бы его дотла ровно в это же мгновение.
Комментарий к Глава III
Что ж, я наконец дописала эту главу. Мне не терпится выложить ее, поэтому я вновь прошу вас указывать мне на ошибки и очепятки, если они есть, и я их все же упустила. Сразу же говорю, что следующая глава уже написана, и ждет только «проверки временем», так что вам не придется томиться долгим ожиданием)
И, конечно, как всегда, спасибо вам за поддержку, мои верные читатели!
========== Глава IV ==========
Включена ПБ
Ей снилась поляна, залитая солнечным светом.
Безмятежность. Именно она была в ее теле, ее мыслях и во всем ее окружавшем. Она лежала в высокой траве, сложив руки за головой и босыми ногами ощущая мягкость полевых цветов. Рукой она прикрывала глаза, так быстро уставшие от света, ослепленная солнцем подобно кроту, только что выглянувшему из-под земли. Она села и огляделась вокруг, внимательно-расслабленным взглядом впитывая в разум окружавшее ее пространство.
Ее кожа, покрытая лишь легкой белой рубашкой, доходившей до середины бедер, была окутана солнечным теплом подобно шелковой накидке, изгонявшей зимний холод из продрогшего тела. Ей было так тепло, так мягко, но откуда взялась эта дрожь, затерянная глубоко внутри?
Она медленно поднялась, ощущая невероятную легкость во всем теле, которую мог нести в себе только самый здоровый человек. Так давно она не испытывала этого чувства!
Поляна была окружена лесом со всех сторон. Она не могла увидеть ни конца ни края этого храма природы, и осознание безграничности приносило ей настоящее облегчение. Каменные стены, что долгое время стояли у нее перед глазами, внезапно испарились, освободив ее некогда усталый разум.
Она шла по полю, где не было видно ни единой тропинки, руками раздвигая высокую траву. Ткань рубашки слегка колыхалась, а ветер обдавал ее фигуру прохладным, отрезвляющим воздухом. Так спокойно и легко. В ногах была небывалая сила, и она отчаянно нуждалась в движении.
Ее ноги ускорились, и теперь она уже бежала по полю, легкими глубоко вдыхая воздух. Голова пьянела от свежести и чистоты, от ясности голубых небес, от чувства свободы, что в тот миг полностью наполняли ее тело.
Когда она остановилась, чьи-то руки опустились ей на плечи. Она не испугалась и даже не удивилась, ведь внутри знала, кто стоял за ее спиной. Ей не нужно было видеть его, слышать звук его шагов. Она просто знала.
Она развернулась, в то же мгновение оказываясь в мужских обьятиях. Ричард плотно сомкнул руки на ее талии, будто так он мог приблизить ее еще сильнее, сохранить рядом подобно самой большой ценности в этой жизни. Она прильнула к нему всем телом. В то бесконечное мгновение ей не хотелось ничего больше в этом мире, чем стать с ним единым целым.
Она коснулась его подбородка, внимательно изучая такое знакомое, такое близкое ей лицо. Оно осталось тем же, что и прежде, но глаза… в его глазах больше не было того, что она привыкла видеть в них, с ужасом отмечая это каждый новый день. В них не было ни печали, ни тревоги, ни следов всех тех испытаний, что выпали на их долю. Они были свободны.
Теперь они оба были свободны.
— Я так сильно скучал по тебе, — он запечатлел невесомый поцелуй на ее лбу. Она откликнулась на его слова с внутренним трепетом, чувствуя, что тоже скучала. Так сильно, что не могла передать это словами. Он ведь и так это знал.
Кэлен обхватила руками его талию и положила голову на плечо, невесомо касаясь губами знакомого изгиба шеи, вдыхая запах его тела и запах полевых цветов.
Вдруг она почувствовала легкое прикосновение к ее ноге. Кэлен с нежеланием подняла голову с плеча Ричарда, чтобы понять, кто еще был рядом с ними, но не обнаружила никого. Вдруг действие повторилось, но теперь уже с другой стороны.
Тогда она опустила взгляд и увидела маленького мальчика лет двух, не больше, который держался за край ее платья. Он широко улыбался, в крохотной ручке держа скромный букет из маленьких розовых цветков. Она узнала их: это был золототысячник, который рос в окрестностях Эйдиндрила. Как сейчас она помнила, что золототысячник, один из немногих, всегда распускался в начале осени. Они с матерью и Дэни часто выбирались из города, чтобы насладиться его недолговечной красотой.
Ричард улыбнулся и взял мальчика на руки, а Кэлен неподвижно наблюдала за ними. Она видела, что ее муж светился счастьем и гордостью при одном взгляде на малыша, и почему-то это казалось ей правильным.
— Что это у тебя, Нэд? — спросил Ричард у него.
Нэд. Эддард. Так звали деда Кэлен, отца короля Вайборна.
Малыш протянул ей букет, внимательным взглядом серых глаз наблюдая за тем, как она берет его в руки и начинает разглядывать. Столько воспоминаний было связано с этими цветами. Она мягко улыбнулась своей памяти, а вместе с тем и маленькому мальчику перед ней.
— Мама, — окликнул ее детский голосок, — тебе нравится?
Мама?
На сердце потеплело от одного лишь звука этого слова. Ей отчаянно захотелось взять его на руки. Ричард бережно передал его ей, и Кэлен почувствовала немного непривычную, но такую приятную тяжесть. Она зарылась носом в макушку ребенка, чувствуя, как крепко он держался за ее руки. Сейчас, когда и он, и Ричард были рядом с ней, все встало на свои места.
— Конечно, милый, — она заглянула в серые глаза сына, напоминавшие облачное небо и так сильно похожие на глаза его отца, — конечно.
***
Проснувшись, она вновь обнаружила себя в каменных стенах Народного Дворца. Сквозь смеженные ресницы Кэлен видела, как лучи рассветного солнца пробивались сквозь тяжелые занавеси. Внутри ее тела все еще жило то призрачное тепло, что она почувствовала в своем недолгом сне, и вместе с тянущей болью внизу живота это ощущение полностью дезориентировало ее.
Ей почудилось движение где-то слева. Ее тело едва ли поддавалось ей, скорее лишь предавало, но она все же увидела того, кто двигался, когда наконец смогла повернуть голову.
Она разочарованно вздохнула, когда поняла, что это был не Ричард. Его прикосновения, его любящий и ласковый взгляд пока были правдивы лишь в ее воспоминаниях.
Перед ней стоял Натан Рал, а сзади, за его правым плечом —взволнованная и будто пристыженная Кара.
— Натан? — Кэлен приподнялась на локте, озираясь по сторонам и только сейчас пытаясь понять, где именно она была. К ее удивлению, она находилась там, где и должна была — в их с Ричардом покоях. Не заметив ничего необычного, она задалась лишь одним вопросом: что здесь делали пророк и морд-сит, да еще и такие встревоженные?
И тогда она вспомнила. В ее голове мгновенно пронеслись все те приступы боли, что ей довелось испытать прошлой ночью, и то, как она потеряла равновесие и ударилась обо что-то головой. Кэлен вспомнила мгновенную резкую боль в районе виска, которая и ввергла ее в полубессознательное состояние. Теперь ей стало понятно, почему ее голова казалась такой тяжелой, даже будто не на своем месте. Она пощупала ее рукой, но не обнаружила каких-либо ощутимых повреждений. Кэлен вдруг осознала, что тот удар мог закончиться для нее довольно плачевно, так что ей просто крупно повезло.
Натан положил руку Исповеднице на плечо, призывая ее лечь обратно. Она опустилась на постель и натянула одеяло немного повыше, чувствуя, что ее начал пробирать озноб. Краем глаза она подметила, что камин был растоплен, а значит и крупная дрожь, бившая ее тело, была вызвана не холодом, а скорее слабостью.
— Что со мной произошло? — спросила она обеспокоенно, глазами ища подсказку в действиях Натана или Кары. Они, преданные своей общей тайне, некоторое время стояли молча, и только тогда, когда мучительное замешательство Кэлен стало для нее слишком тягостным, как для здоровой лошади — сломанная нога, пророк решил разом закончить ее мучения.
— Ты носишь ребенка, Кэлен.
Исповедница оторопела. Она молча смотрела на Натана, своим замершим, недоверчивым взглядом принося ему вполне осязаемую боль. Это была реакция человека, которому сказали, что он был неизлечимо болен, но не готового принять это.
Молчание, которое морд-сит и пророк великодушно даровали ей, позволило Кэлен погрузиться в себя на несколько недолгих мгновений. Она поняла, насколько непроходимо глупой была, пока игнорировала самое очевидное. За повседневными заботами о других людях она вновь забыла о себе, не заметила никаких изменений. Куда делась ее хваленая внимательность?
Кэлен совладала с собой и надела на лицо привычную маску Исповедницы, теперь более спокойным и рассудительным взглядом окидывая двоих людей перед собой. Она заметила, как Кара поежилась от выражения ее глаз и поспешила отвернуться, чтобы избежать столкновения с ними. Морд-сит знала, что это была лучшая эмоциональная защита Кэлен, которая могла скрыть самые тяжелые переживания. Маска Исповедницы для Кары значила даже больше, чем крик о помощи.
— Что именно вызвало то, что произошло со мной вчера? — спросила она абсолютно безэмоционально, как ей самой казалось, но все же немного тревожно. — Только прошу, скажи, что с ним все в порядке.
Выражение лица не выдавало никакойслабости, вместо этого это сделало ее тело, когда она вновь попыталась принять сидячее положение. Она подумала, что зря проигнорировала предостережение Натана, когда даже от этого простого действия закружилась голова и слегка заныли руки, которые удерживали вес ее тела. Кэлен незаметно прикусила губу, но все равно не легла обратно, понимая, что не могла себе этого позволить. Что бы с ней вчера ни произошло, она не позволит себе никакой слабости. Больше никакой.
Натан кивнул вполне уверенно, но Исповедница не смогла расслабиться от этой мысли. Ее голову, все ее мысли сейчас занимало лишь то, что она видела в своем сне, таком реалистичном и красочном, и это казалось ей даже более бессмысленным и жестоким, чем потерять еще не родившегося ребенка.
— Он, насколько я могу судить, вполне здоров, но все же есть нечто в его развитии, что сильно беспокоит меня. Это касается не самого ребенка, а прежде всего тебя, Кэлен. Существует опасность…
Натан Рал, иногда чересчур самоуверенный даже для своих знаний и жизненного опыта, потерял всякую уверенность в разговоре с женой Ричарда. Кэлен же, отчетливо почувствовавшая это, стала и сама заметно нервничать, хоть и не отдавала себе отчета в этом. Пророк недолго помолчал, но потом все же рассказал, что именно с ней произошло.
Этой ночью их с Ричардом ребенок впервые дал о себе знать. Вся та боль, что Кэлен довелось испытать, была вызвана его даром, который на тот момент окончательно сформировался. Она знала, что другие Исповедницы на этом этапе должны были отчетливо почувствовать эту искру, которая по силе была бы сопоставима с их собственной магией. Ощущения Кэлен не имели с этим ничего общего.
Магия ребенка, то есть не только магия исповеди, но и магия Приращения и Ущерба, которые передались ему от Ричарда и стали частью его жизненной силы, была в своем роде уникальной. Она значительно превосходила силы его матери, и поэтому чуть не убила Кэлен прошлой ночью.
Мать-Исповедница молчала, опустив взгляд и с мнимым интересом разглядывая ногти на пальцах. Она краем глаза видела, что Натан стоял в той же позе, будто его остановили ровно посреди длительного монолога. Хоть Исповедница и не смотрела непосредственно на него, она видела, что он не решался завершить свое повествование, ведь точка, которую он собирался поставить, была слишком тяжелой для принятия.
— Если бы мы не успели, ты бы умерла. Я боюсь, что приступ может повториться снова, и кто знает, смогу ли я — или кто-нибудь еще — помочь тебе в этот момент. Конечно, я могу магически поддерживать тебя, но действия моей магии будет хватать максимум на несколько часов.
Кэлен склонилась вперед, обхватывая голову руками. Она уже знала, что он собирался ей предложить, но категорически не хотела даже слышать об этом.
— Тебе следует избавиться от него, Кэлен. Иначе он убьет тебя.
Она покачала головой, сильнее сжимая пальцы и зарываясь ими в волосы. От ее хватки, она была уверена, могли остаться кровавые полосы, но ее сейчас это мало волновало. Она с трудом подняла голову, и руки безвольно легли на одеяло. Ей было больно слышать это, настолько больно морально, что она ощущала эту боль и физически. Она хотела подняться, встать в полный рост и заглянуть в глаза пророку, понять, чем он руководствовался, предлагая ей это?
Ее удержало лишь его лицо, изборожденное тонкими морщинами, подобными следам всех перенесенных им печалей. Она видела, понимала, что он не хотел говорить этого. Если бы не опасность, нависшая над ней, он бы никогда не осмелился даже сделать подобное предложение.
— Даже если бы я согласилась, — маска Исповедницы дала трещину, и Кэлен чувствовала, как увлажнились ее глаза против собственной воли, — что бы изменилось? Разве я смогла бы выносить другого ребенка?
— Кэлен, — он сел на край ее кровати, заставляя Исповедницу немного потесниться, хоть в этом и не было необходимости. Она чувствовала бессознательную и иррациональную опасность, которая исходила от пророка, хотя и знала, что он бы не причинил ей никакого вреда. Натан, хоть и не выдавший своих эмоций, показался Кэлен растерянным, — если бы не ущерб, который нанес твоему телу Джегань, ты была бы в состоянии сделать это и сейчас. Единственная причина, по которой эта беременность опасна для тебя на данный момент, это то, что ты недостаточно оправилась от болезни. Да, Ричард начал тренировать тебя, ты вновь вернулась к государственным делам, но болезнь все равно находится внутри тебя, и восстановление потребует гораздо больше времени, чем мы все предполагали.
Женщина скрестила руки на груди, отворачивая голову от высокого мужчины, сидящего перед ней. Ее слабость, ее боль, ее забвение — все это пронеслось перед взором Кэлен, вынужденной переживать свои страдания раз за разом. Какой бы сильной она ни была, какой бы волей ни обладала, это ощущение близости смерти, ощущение глубочайших нравственных страданий всегда остается внутри, в самых потаенных уголках, ожидая момента, чтобы вырваться наружу. Ей вдруг показалось, что она снова лежит в ночной темноте, накрытая несколькими одеялами, но все равно продрогшая до самого основания и безмолвно наблюдавшая за работой Ричарда, сидевшего за письменным столом. Тогда он боялся, что каждый прожитый ею день мог стать последним, и сейчас, когда его даже не было рядом, она оказалась поразительно близка к этому.
Кэлен чувствовала вину за свою слабость, но даже не знала, перед кем больше: перед своим мужем, который так сильно боялся оставлять ее одну, но никогда не говорил ей об этом, чтобы не подрывать веру в свои силы, или же перед их еще не рожденным ребенком, которого она была не в силах выносить лишь из-за того, что когда-то совершила досадную и глупую ошибку?
Джегань. Виной всему был именно Джегань. Человек, который наслал чуму на Новый Мир, человек, который развязал войну на всех трех территориях. Человек, из-за которого она, Кэлен, которая всегда боялась одной лишь мысли о рождении ребенка, была вынуждена примириться с тем, что их с Ричардом наследник должен был родиться в разгар войны и эпидемии. И из-за Джеганя же этот ребенок мог не появиться на свет.
Она поняла, насколько сильно ненавидела его и желала смерти. Своим существованием он приносил лишь разрушение, но не сеял ничего, что могло бы выжить под гнетом его тирании.
Мать-Исповедница Срединных Земель никогда не поддастся и не проиграет такому тирану и самодуру, как Джегань. И она не позволит их ребенку, их с Ричардом ребенку, пострадать из-за него.
— Я сделаю все возможное, чтобы этот ребенок жил, Натан, — она покачала головой, откидываясь на спинку кровати, будучи уже спокойной и уверенной в своем решении. — Мне нужно, чтобы ты помог мне продержаться хотя бы до приезда Ричарда, и тогда мы, возможно, придумаем что-нибудь, что позволит мне жить без чьей-либо помощи, а пока…
— Кэлен, это самоубийство! — Натан, не слишком эмоциональный по своей природе, но слишком взволнованный из-за той ситуации, в которую себя поставила Мать-Исповедница, вскочил с ее постели и встал прямо перед ней, выпрямившись во весь свой внушительный рост.
Женщина не поддалась на такую явную провокацию, как будто вид его телосложения, хоть и сильно уступавшего телосложению Ричарда в силу возраста, но все равно крепкого, мог заставить ее поменять свое мнение. Старец уже собирался продолжить предложение, как вдруг на выручку Кэлен пришла Кара. Морд-сит обошла пророка и встала ровно перед ним, закрывая Исповедницу собой и принимая ее защиту на себя.
— Если Мать-Исповедница решила сохранить ребенка, значит, мы обязаны помочь ей. Никто, кроме нее и лорда Рала, не должен решать, жить наследнику, или нет.
Тон, с которым это было сказано, напомнил Кэлен тот, с которым Кара обычно говорила со своими игрушками: хладнокровный, строгий и безэмоциональный. От него холодела кровь в жилах, и Кэлен до конца не понимала, как могла морд-сит позволить себе такое обращение к представителю дома Ралов? Это не было в ее характере, а уж тем более в воспитании.
Натан скрестил руки на груди, жестко глядя на морд-сит и на ее подопечную. В этом взгляде не было ни намека на жестокость или злость, лишь огорчение, которое он тщательно маскировал.
— Хорошо. Если таково твое решение, то я не оставлю тебя на произвол судьбы, — он резко развернулся и направился в сторону выхода. Напоследок он обернулся и, уже стоя у открытой двери, добавил, — но помни, что ты ставишь себя в огромную опасность.
Исповедница с облегчением наблюдала за его уходом, и в момент, когда дверь за его спиной захлопнулась, она наконец позволила себе окончательно расслабиться. В голове крутилась мысль о том, что она даже не поблагодарила его за то, что он спас ей жизнь.
Кара осталась рядом, все еще в защитной позиции, и Кэлен молча похлопала по краю кровати, призывая ее расслабиться и сесть рядом.
Морд-сит казалась опустошенной и уставшей, поэтому даже не сразу отреагировала. Когда она все же села, Исповедница коснулась ее руки, призывая посмотреть на нее. Кара обернулась и оглядела лицо Кэлен своими небесно-голубыми глазами, но взглядом проходя будто сквозь нее.
— Почему ты говорила с ним так, Кара? — Исповедница слегка улыбнулась, — чем Рал мог заслужить твою немилость?
Морд-сит пожала плечами.
— Пока мы сидели здесь всю ночь, мы оба понимали, в какой ты опасности. Но если я хотела, чтобы ты решила все сама, то Натан изначально был против. Мне пришлось угрожать ему, чтобы он не попробовал сделать это без твоего ведома.
— Он боялся за мою жизнь и просто хотел сделать как лучше, — Кэлен отвела взгляд от лица морд-сит, отстраненно глядя в стену справа от нее. На ней причудливо отражались солнечные лучи, так, что Кэлен даже подумала, будто бы на улице было тепло и светло, прямо как в ее сне. — Пусть я бы и не простила его.
Она вновь увидела того мальчика на руках у Ричарда. Темные волосы, пронзительные и ясные не по годам серые глаза. Они были так похожи! Ее сердце невольно сжалось от этой мысли и от того, как сильно ей хотелось вернуться в тот сон, почувствовать руки Ричарда вокруг себя и увидеть, как блестят светлые и ясные глаза их сына.
Кэлен невольно опустила руку на живот. Ее положение пока что было совсем не заметно, и вряд ли можно было определить, какого пола будет ребенок. Кожу Исповедницы обдало холодком от одной мысли, что это и правда мог быть мальчик. Мальчиков-исповедников не оставляли в живых, кем бы ни были их родители, но пророчество, что передала ей перед своей смертью Цирилла, убивало любую надежду. Их сын должен был умереть. Такова цена Храма Ветров.
— Тебя что-то очень сильно волнует, — Кара смотрела на Кэлен с не свойственной ей заботой, что показалось Исповеднице очень необычным. Возможно, так подействовал на нее страх за жизнь подруги? Морд-сит были сложны для понимания любого человека, кроме, разве что, их лорда Рала, а для понимания Исповедниц — тем более. Но она не удивилась, а лишь мягко улыбнулась ей.
— Ничего такого, о чем тебе следовало бы беспокоиться. Я просто хочу кое-кого увидеть.
Кара вопросительно взглянула на нее, выразительно изогнув бровь.
— Где сейчас Лора? — Сразу же спросила Кэлен. Она действительно хотела навестить девочку, поскольку знала, что та была совершенно одна в незнакомом месте.
Кара ухмыльнулась. Так ухмыляется человек, который уже мысленно предложил себе догадку, при проверке оказавшуюся абсолютно верной.
— Я провожу.
И она поднялась с кровати, подавая Исповеднице руку.
Комментарий к Глава IV
Да, да, да, как я и обещала, новая глава! Интрига развеяна, так что я очень жду ваших отзывов к этой части. Мне действительно не терпится узнать ваше мнение насчет новых известий, дорогие читатели, так что буду очень рада услышать его.
И, как всегда, спасибо тем, кто поддерживает меня в процессе написания своими отзывами и «ожидалками»!
========== Глава V ==========
Включена ПБ
Пейзажи Андерита, недружелюбного, темного и мрачного города, окруженного со всех сторон каменными башнями с грубым названием «Домини Диртх», не могли привлечь к себе никакого восхищения. Его земля была устлана темным снегом, наполовину смешанным с грязью тысячами хакенских ног, ног рабов и прислуги, а небо над городом казалось каким-то отвратительно-тяжелым серым сплавом. Тучи застилали его практически полностью, так, что из-за плотной завесы не пробивался ни один луч солнца.
Колонна всадников подъезжала к дворцу Культуры Андерита. В ее главе ехали двое мужчин: один более молодой, не старше двадцати лет, атлетично сложенный, с темными вьющимися волосами средней длины, и другой, бритоголовый мужчина с отвратительным шрамом на лице, которому хватало смелости ездить с открытым торсом, будто зимняя стужа никак не могла охладить его нрав. Его грудь поперек обхватывал черный кожаный пояс, на котором виднелись угрожающие с виду ножи, которые отлично контрастировали с образом этого мужчины в целом. Молодой человек с виду не нес угрозы — по крайней мере, такое представление складывалось о нем с первого взгляда. Он был облачен в черное дорожное одеяние с длинным и широким плащом, который отлично маскировал перевязь на его бедре и ножны для кинжалов чуть ниже колена.
Дворец Культуры представлял из себя печальное зрелище давно умершего создания. Как тело не может жить без души, так и дворец Культуры в Андерите существовать не мог. Дворец Предательства, Лжи, Похоти и Честолюбия — но не Культуры.
Охранники у его входа мгновенно расступились при виде головных колонны, отскакивая от грязных чернокаменных дверей в разные стороны. Двое спешились и отдали им своих лошадей, без лишних сомнений проходя внутрь. В ближайшее время этот город будет принадлежать им и только им, а потому церемонии и пустые слова отпадали сами собой.
Они поднялись по лестнице на второй этаж и свернули налево, продвигаясь дальше по коридору. Из дверей показалась голова испуганной рыжеволосой служанки, очевидно, хакенки, которая особенно внимательно глядела на пояс на груди бритоголового. Стейн, так его звали, смерил ее похотливым взглядом, а глаза его наполнились интересом голодного шакала, перед которым замаячила возможность урвать себе кусок падали.
Стейн считал себя волком, хоть его вынужденный спутник и придерживался другой версии.
В конце коридора замаячила фигура высокого мужчины лет тридцати, министра культуры Андерита — Далтона Кэмпбелла. Он стоял прямо, уверенно глядя на своих гостей, и ни единая черта его лица не выражала никакого смятения или удивления.
— Далтон, — кивнул ему младший, самоуверенно улыбаясь. Стейн, стоявший за его правым плечом, лишь криво усмехнулся. «Юнец», вот что значила эта ухмылка.
— Томас, — ответил Кэмпбелл довольно холодно и осторожно, этим приветствием будто прощупывая почву под ногами.
Далтон создавал впечатление хитрого и расчетливого человека. За несколько лет он сумел добиться поста министра Культуры Андерита, хотя у него и не было соответствующих связей. Вообще-то, никаких связей. Премьер-министр к тому же не слыл твердолобым или фанатичным, в отличие от того же Стейна, и это казалось Томасу однозначным плюсом к его характеристике.
Далтон провел двоих мужчин в кабинет, и, что привлекло внимание молодого человека, сразу же закрыл за ними двери. Все трое оказались в темном кабинете, окна в котором были занавешены тяжелыми, грязно-бежевыми шторами. Несмотря на то, что весь кабинет в целом создавал мрачное впечатление, Томас отметил, что он был идеально чист: ни пыли, ни паутины, ни даже хотя бы одной книги на полках. Рабочий стол был абсолютно пуст, будто никто никогда и не работал на нем.
— Полагаю, вы уже готовы к отъезду в Эйдиндрил, Кэмпбелл?
Далтон стоял, прислонившись бедром к крышке рабочего стояла. На эту фразу он лишь слегка улыбнулся, не проявляя ни единого следа внутренней натянутости.
— Я люблю все делать заранее, — о, Томас догадывался, — и я рассудил, что вашему спутнику отсутствие материалов для чтения не доставит никакого неудобства.
— Верно. Стейн не умеет читать, — молодой человек улыбнулся, садясь на деревянный стул перед собой, закидывая ноги на стол. Его ничуть не смущало, что оба мужчины теперь смотрели на него сверху-вниз. По правде говоря, в этой жизни его вряд ли могло что-нибудь смутить, — ему так будет даже комфортнее.
Стейн попробовал изобразить угрожающий взгляд, который вполне удался, но все же одобрительно загоготал.
— На сколько дней вы планируете остаться в Андерите? — без явного интереса спросил его Далтон, но Томас уловил намек в его вопросе: «чем меньше, тем лучше», говорил он.
— Прежде чем отправиться в Д’Хару, мне понадобится лишь ваше письмо к Матери-Исповеднице, которое утвердит меня как представителя Андерита в Совете. Большее от вашей страны, и от вас в том числе, мне не нужно.
— Да, верно. — Далтон сел за стол, и теперь стоял один лишь Стейн. Премьер-министр выразительно глянул на посланника императора Джеганя, затем перевел взгляд на Томаса. Тот понял его намек.
— Стейн, оставь нас ненадолго, — сказал он.
Тот, кажется, был против этой идеи, поэтому не сдвинулся ни на йоту. В мгновение Томас, которому даже не пришлось скидывать ноги со стола, выхватил кинжал из ножен и приставил его к внутренней стороне бедра бритоголового. Точное попадание в бедренную артерию — и Андериту понадобится новый наместник.
— Ты слишком много себе позволяешь, — он осклабился, а Томас лишь одарил его той же самоуверенной улыбкой, что и несколько минут назад.
— Я важен для Джеганя больше, чем ты или любой представитель твоего шакальего племени, так что моя наглость оправданна. А теперь выметайся.
Стейн, кажется, был готов плюнуть ему в лицо, но все же удержался. Он резко развернулся, и через пару секунд дверь за ним захлопнулась.
— Отвратительный тип, — констатировал факт Далтон. Томас не смог не кивнуть. — Я лишь хотел, чтобы вы удовлетворили мое любопытство, Томас.
Темноволосый насторожился. Он не боялся Кэмпбелла, но все же не стоило его недооценивать.
При нем Андерит шпионил для Имперского Ордена прямо из Народного Дворца, вполне успешно шпионил, иногда даже глазами самого Далтона. Но когда Ричард Рал вскрыл их обман, как и обман правителей некоторых других стран, и Суверен принял решение о прекращении сотрудничества с Д’Харой, Далтон же позаботился о том, чтобы ликвидировать последствия этого решения и избежать их повторения. Кэмпбелл когда-то добился власти за счет человека, к недавней смерти которого он и оказался причастен, и человек этот — ныне почивший Суверен. Теперь в планы Кэмпбелла входило вернуть расположение Д’Хары, но при этом остаться в хороших отношениях с Имперским Орденом.
Томас знал, что этот план нельзя было назвать иначе как дерзким. Мало какой человек мог позволить себе такую опасную игру на две стороны, поэтому Далтон Кэмпбелл стал для него неплохой моделью для наблюдения. Так или иначе, Томас собирался помочь ему в этой игре, а в самом худшем ее исходе — научиться на его ошибках.
— В чем же заключается ваше любопытство? — спросил его Томас с живым интересом, крутя в руках тот кинжал, которым еще недавно угрожал Стейну. Все-таки оружие доставляло ему удовольствие — оно приносило доселе неизведанное спокойствие.
— Я вижу, что Джегань направил именно вас в Народный Дворец не просто так, — он изучающе смотрел на молодое лицо Томаса, которое, даже несмотря на юный возраст, уже замечательно умело прятать любого вида эмоции, — но все же, вы слишком юны и неопытны. Ваше обращение со Стейном меня впечатлило, но не более. Мой вопрос заключается в том, почему именно вас отправили туда? И с какими целями?
Томас криво усмехнулся. Он видел, это было подлинное, искреннее любопытство, а любопытство было опасно для людей, занимавшихся подобными вещами. Тем не менее, он был готов ответить ему.
— У меня есть личные счеты с лордом Ралом и Матерью-Исповедницей, и я один из немногих, у кого действительно есть силы их свести.
— И вы полагаете, что, если у вас были разногласия, они позволят подойти достаточно близко? — Кэмпбелл лукаво улыбнулся.
— Они позволят приблизиться к ним, если не узнают меня.
Далтон покачал головой.
— Достаточно туманные ответы.
Томас засмеялся.
— Не думаю, что вы рассчитывали на большее, Далтон. Вы создаете впечатление умного человека!
Кэмпбелл не смог не улыбнуться, глядя прямо в озорные глаза младшего собеседника. Далтон и сам отвечал бы точно в той же манере, окажись он на его месте.
— Мне приятно это слышать. Впрочем, есть еще один важный вопрос, который я хотел бы уладить.
— Какой именно?
— Как долго войска Имперского Ордена будут оставаться здесь?
Томас скрестил руки на груди, отворачивая голову в сторону и делая вид, что вопрос его действительно сильно заботит.
— Невозможно сказать. Что именно вас беспокоит в их местонахождении? Передовых отрядов больше не будет, за это я могу ручаться.
— Да, но будут обычные отряды! — Далтон вскочил со стула, упираясь кулаками в стол. — Я хочу получить гарантию, что войска не продолжат бесчинства, пока здесь будет находиться Стейн.
Томас задумался на мгновение. Он печально посмотрел на уставшее лицо Далтона, будто этим выражая сочувствие его наивности.
— Вам стоит либо убедить в этом Стейна, либо молиться Создателю.
Далтон смотрел на него, не мигая и совершенно не изменяя своей напряженной позе. В это время Томас поднялся со стула, и, уже обернувшись в сторону выхода, спросил:
— Могу я рассчитывать, что получу от вас письмо о представительстве к завтрашнему утру?
Далтон кивнул и опустился в кресло, все такой же напряженный. Томас же бодрым шагом покинул помещение, с громким звуком хлопая дверью за своей спиной.
Где-то за стеной периодически слышались крики той самой рыжеволосой прислуги вместе с гортанным рыком Стейна.
***
— Ричард!
Мужчина устало повернул голову в сторону источника звука. Он не мог соображать с обычной для него скоростью, поскольку провел последние несколько ночей совершенно без сна, сначала из-за трудной дороги в Кельтон, а теперь из-за свадьбы Гарольда и Дианы. Торжество затянулось до глубокой ночи, и, хоть Ричард и покинул его задолго до завершения, ему все же совершенно не удавалось заснуть. Голову застилала толстая пелена тяжелых мыслей о самых разных вещах, а в груди отчаянно скребло нехорошее предчувствие.
— Ричард, проснись!
Он наконец открыл глаза и теперь понял, что человеком, что звал его, была Никки, одетая в привычное черное платье, немного растрепанная и взволнованная. Она стояла прямо рядом с его постелью и слегка трясла за плечо, чтобы быстрее разбудить и привести в себя.
— Что случилось, Никки? — он сел в постели и взъерошил пятерней волосы, пытаясь привести мысли в порядок. Тело едва слушалось, настолько он был измотан. Казалось, он не отдыхал уже целую вечность.
— Есть важные новости.
Она потянула его за руку с целью вытащить из постели, но немного недооценила свои силы и вес мужчины в сравнении с ее. Ричард поднялся сам, с удивлением обнаруживая, что на нем все еще были вчерашняя рубашка и штаны. Он вспомнил, что пришел в покои слишком уставшим и сонным, поэтому все, на что хватило его сил — это снять сапоги. Интересно, смутилась бы Никки, если бы он не был одет вовсе?
Он одернул себя: конечно, нет. В целом мире нет ничего, что могло бы смутить эту женщину.
Быстро одевшись, Ричард нагнал Никки уже в коридоре. Она уверенно шла в сторону совещательного зала кельтонского дворца, пребывая в торжественном молчании. Ричард чувствовал легкое раздражение, вызванное его недосыпом и неразговорчивостью слишком уж таинственной спутницы, а вместе с тем и плохим предчувствием, набатом бившим по его голове.
В столь ранний час Совещательный зал, конечно, был пуст. За большим овальным столом сидели двое: Гарольд Амнелл и еще один незнакомый Ричарду мужчина, облаченный в длинные черные одежды, из рукавов которых торчали лишь бледные длиннопалые руки. На его голову был накинут капюшон, но не с целью скрыть лицо, а скорее из-за многолетней привычки ходить с покрытой головой. Ричарду пришла в голову догадка, что он принадлежал к ордену целителей, который по личной просьбе Матери-Исповедницы помогал на тех территориях Срединных Земель, где бушевала болезнь.
Гарольд поднялся со своего места и пожал Ричарду руку, затем кивнул Никки в качестве приветствия. Он не скрывал свое недоверие к колдунье, да и она сама не пыталась реабилитировать себя в его глазах.
Незнакомый мужчина тоже поднялся, скидывая капюшон и обнажая лысую макушку. Гарольд поспешил представить его.
— Это отец Уриах, глава ордена целителей Рауг’Мосс. Он только что прибыл во Дворец с важным донесением из города.
Ричард и Никки сели напротив монаха, оба немного напряженные. Увидев неожиданного гостя, Рал уже примерно понимал, чего могут касаться неотложные новости, с которыми он пришел сюда. У него не было ни малейших сомнений, что они заслуживали внимания, иначе он не получил бы аудиенции. Вопрос заключался лишь в том, могли ли его слова поднять их настроение, или же совсем наоборот.
Отец Уриах, казалось, вообще не был особо занят окружавшими его людьми, а был скорее погружен в себя и свои мысли. На вопрос короля Галеи и Кельтона о том, с какими известиями он пришел, монах мгновенно выпрямился, его глаза наконец посмотрели чисто и ясно, будто вышли из глубокого омута.
— В последние несколько месяцев я и мои братья были вынуждены наблюдать за распространением эпидемии по значительной части Срединных Земель, — он начал говорить без единой запинки, вполне уверенно обращаясь к тройке, сидевшей напротив него. В его голосе читалось некое воодушевление, — и прогнозы относительно течения болезни были очень туманны до недавнего времени.
Никки вопросительно изогнула бровь, привлекая этим взгляд Ричарда. Она, на удивление, казалась чрезвычайно заинтересованной, даже нетерпеливой. Ричард отметил, что теперь в ее взгляде уже не было и тени былой черноты и кровожадности.
— Но вчера, глубокой ночью, случилось немыслимое: люди, которые только начинали проявлять симптомы заражения, внезапно выздоровели.
Отец Уриах был мгновенно прерван Амнеллом, который казался если не пораженным, то крайне удивленным.
— Совершенно выздоровели?
— Совершенно. Но это не все, — отец Уриах поднял руку с выставленным указательным пальцем в манере, которая напомнила Ричарду Зедда. — Уже к полудню того же дня признаки выздоровления стали подавать и те, кто был сражен чумой более долгое время. Этим утром на ноги встали и те, чья душа уже была близка к чертогам Создателя. Мы провели полный осмотр и не обнаружили ничего, что могло бы говорить о следах болезни в их телах. Наши братья уже сообщают об этом же явлении с других территорий: сегодня чума окончательно отступила.
Трое слушателей ошарашенно молчали. Гарольд и Никки казались просто озадаченными, тогда как в голове Ричарда уже был вынесен вердикт: все не могло быть так просто, как об этом говорил целитель. Его недавнее предчувствие, которое не давало ему покоя и по сию минуту, отчаянно указывало на то, что в действительности чума не могла отступить сама по себе. После появление пророчеств, которые должны были показать путь к искоренению болезни, после начала осуществления плана Джеганя, который заключался в том, чтобы захватить уже полувымершие города Срединных Земель, разве могло все окончиться так?
— Это невозможно, — только и сказал Ричард.
Никки и Гарольд удивленно посмотрели на него. Они оба не понимали, что же он имел ввиду, говоря это. Разве мог конец эпидемии быть невозможным, если он уже наступил? Мог ли?
— Но это уже так, Магистр Рал, — склонил голову отец Уриах. — Создатель внял нашим молитвам.
— …после того, как послал нам пророчество, которое и должно было привести нас к искоренению болезни, но которое так и не было исполнено? — прервал его Ричард. — Сомнительно.
Он не верил в такое простое решение, не верил в правдивость пророчеств, не верил даже в справедливость Создателя. Он верил лишь в то, что для всего есть своя причина, и для окончания этой страшной эпидемии — в том числе. Но сейчас, в этом маленьком Совещательном зале, он мог лишь догадываться об этой причине. И это была явно не милость Создателя.
— Как бы то ни было, — Гарольд вклинился в поток мыслей Ричарда, позволяя себе облегченно улыбнуться, — эпидемия все же закончилась.
Никки, кажется, была согласна с его изречением, хоть и не до конца понимала, как могло произойти подобное. После всех стараний Джеганя, после всех этих смертей, что могло остановить огненный вал болезни? Или, лучше сказать, кто, если не Ричард?
Рал откинулся на спинку обитого кожей кресла, на мгновение закрывая лицо руками. Он посчитал возможным, что Гарольд и Никки сочтут его новое предложение результатом затяжной бессонницы, но все же изрек:
— Необходимо проверить, действительно ли они выздоровели, — он повернул голову вправо, в упор глядя на колдунью. — Никки, я хочу, чтобы ты занялась этим.
— Но Ричард, — она за секунду выпрямилась, поднимаясь со спинки стула и испытующе глядя в глаза Ралу, — их уже обследовали и выяснили, что они абсолютно здоровы.
— Мне нужно, чтобы ты проверила правдивость этих слов с помощью магии, — Ричард перевел взгляд уже на Гарольда, который внимательно поглядывал то на целителя, то на лорда Рала, — Гарольд, ты распорядишься, чтобы больные пока не покидали госпиталей.
Амнелл скрестил руки на груди. Все, что вызывало у него сомнения, вызывало и отторжение, но Ричарду он не мог отказать просто так. Сначала объяснения.
— Ты не хочешь рассказать, зачем? — Гарольд с осторожностью и непониманием посмотрел на него.
— Потому что я думаю, что болезнь все еще способна распространяться, — Ричард поднялся со стула, на котором сидел, и оперся руками на его спинку, — и нам необходимо это предотвратить. Если исчезли только ее симптомы, то скорость ее распространения может быстро увеличиться, потому что больные люди даже не будут знать, что они заражены. Когда симптомы вернутся, мы получим еще больше смертей, чем когда-либо до этого.
— Но почему ты не можешь признать, что болезнь могла просто отступить? — спросила Никки. Она смотрела на него вполоборота, а глаза сверкали пониманием. Она хотела услышать ответ не из-за собственной недалекости, а ради удовлетворения любопытства. Она хорошо знала его чувства и манеру поведения, когда его взгляд на проблему под совершенно необычным углом приводил к совершенно новому ее восприятию и пониманию. Хорошие учителя всегда знает образ мыслей своего ученика, и Никки, хоть никогда бы и не призналась в этом, принадлежала к их числу.
— Потому что болезнь не могла исчезнуть без усилий с нашей стороны. Я, — он мгновенно исправился, — мы не могли добиться никаких улучшений даже с помощью магии. Как тогда болезнь могла остановиться даже не в масштабах одного человека, а нескольких тысяч? Верный ответ: «никак». Она могла лишь затихнуть на время.
Никки слегка улыбнулась и кивнула.
— Мы разберемся в этом, Ричард, — заверила она его, кончиками пальцев касаясь его руки, — а пока тебе следует отдохнуть. Ты выглядишь уставшим.
Ричард кивнул ей и понял, что это в действительности было так. Он развернулся и направился в сторону выхода немногим позже Никки, напоследок поблагодарив отца Уриаха за его сведения.
Уже оказавшись в покоях, Ричард понял, что единственное, чего ему сейчас хотелось, это поговорить с Кэлен. Они не общались уже несколько дней, потому что оба были слишком заняты. Он знал, что вчера она должна была навестить беженцев в лагере, и ему было интересно узнать о результатах этой встречи.
Хоть с момента его пробуждения и прошел час, в Кельтоне все еще было утро. В Д’Харе зимой дни были гораздо короче, чем в Срединных Землях, поэтому Ричард мог лишь надеяться, что Кэлен уже проснулась. Он открыл путевой дневник, сразу же долистал до его середины и открыл на нужной странице.
Открытая им страница дневника была абсолютно пуста. Мужчина сел за рабочий стол в углу комнаты, открывая один из ящичков в нем и доставая оттуда перо с чернильницей. Он вяло повертел его в руках, думая о том, что именно он мог сейчас ей написать.
Все мысли, что сейчас занимали его голову, так или иначе касались ее. Он не нашел ничего лучше, чем просто вывести на бумаге ее имя, чтобы привлечь внимание.
Интересно, скоро ли она ответит ему? Возможно, что не ответит вовсе, просто не заметит эту маленькую надпись. Она вполне могла спать сейчас, и он даже был бы рад этому. Мысль о том, что даже без него она могла чувствовать себя комфортно и безопасно, не могла не приносить ему спокойствие.
К его удивлению, ответ появился незамедлительно.
— Да, Ричард?
Каждая буква была выведена настолько аккуратно, будто на нее потратили не меньше часа. Ее стиль письма был так же отточен, как и манера ведения боя или умение ездить верхом, и в этом была вся Кэлен.
— Почему ты не спишь?
Ответа не следовало дольше, чем обычно, и Ричард уже насторожился, как вдруг Кэлен ответила ему вопросом на вопрос.
— А ты почему?
Мужчина усмехнулся. Он взялся за перо, немного медля поначалу. Действительно, почему? Найти ответ на этот вопрос не составило проблемы.
— Не могу уснуть без твоих ворочаний под боком.
Он мог представить себе, как там, в их покоях, она слегка улыбнулась, прочитав его слова.
— Могу ответить то же самое, лорд Рал.
Теперь уже Ричард улыбался вместе с ней.
— Сейчас я бы отдал все, чтобы увидеть тебя.
И он будто увидел ее сквозь многие мили, а точнее — ее светлый образ, который любовно проводит пальцами по старой желтоватой бумаге, обводя ими линии букв. Он видел, как причудливо лежали на идеально прямой спине растрепанные после сна волосы, как ее, а, точнее, его, рубашка немного сползла набок в привычной небрежной манере, открывая аккуратное плечо и верх груди.
Такая близкая, но в то же время недосягаемая. Такая родная.
И он как будто видел, как ее аккуратные пальцы выводят очень краткий, но очень значимый для Ричарда ответ.
— Я тоже.
Комментарий к Глава V
Соскучились по Ричарду и Кэлен? Спешу подарить вам немного их взаимодействия! Я сердечно прошу прощения за то, что главы не было так долго. Возможно, вдохновение на время решило покинуть меня.. но сейчас оно вернулось, поэтому обещаю: новая глава не за горами.
Как и всегда, благодарю своих верных читателей за отзывы, «жду продолжения» и исправления в ПБ. Без вашей помощи не состоялась бы ни одна глава <3
========== Глава VI, часть I ==========
Включена ПБ
В Д’Харе все еще царил холод. Кэлен поплотнее закуталась в теплую шаль, медленно идя по промозглым коридорам Народного Дворца. Она дрожала не из-за того, что здесь было слишком холодно, нет. Несмотря на то, что фигура ее оставалась все такой же худой и болезненной с виду, холода не влияли на нее так сильно, как раньше.
Сейчас дрожь была вызвана беспокойством, доводившим порой до полного истощения моральных сил. Кэлен нервно, с остервенением перебирала цветастые кисточки, шедшие по краю ее шали, чтобы выплеснуть эмоции хоть куда-нибудь. Шаль, впрочем, тоже была лишь ни в чем не повинной жертвой, и она это понимала, но все же не могла унять нервную дрожь, будто бегавшую по ее венам вместе с потоком крови.
Кара и Натан, единственные, кто на данный момент знал о положении Матери-Исповедницы, были обеспокоены ее здоровьем в связи с последними событиями, поэтому лично проследили за тем, чтобы сегодня она не посещала даже заседания Нового Совета, который закончил свое формирование за несколько дней до отъезда Ричарда, и в отсутствие которого его главой была Кэлен. Исповедница, хоть и не всегда могла принять подобную заботу о себе, сегодня все же не стала возражать и провела весь день с Лорой. Эта девочка, как ни странно, приносила Кэлен внутреннее спокойствие. Глядя на такое маленькое беспечное создание, она невольно забывала, по каким причинам ей пришлось оказаться в столь роскошном и величественном месте, вдали от единственного оставшегося в живых члена ее семьи. Лора, хоть и была смышленой и действительно сообразительной не по годам, в действительности пока не понимала, что значило ее нахождение в Народном Дворце, думая, что скоро она вернется к своей матери и брату. Ее вера в это была настолько искренней, что у Кэлен невольно сдавливало грудную клетку, будто на нее вдруг разом обрушили несколько тонн каменных глыб. Она не любила лгать: это не было заложено в ее природу, но правда была уничтожающей в своей жестокости.
Был вечер, когда во дворце появился посланник из лагеря беженцев. Его прислал Элрон, сказав, чтобы тот передал донесение лично Матери-Исповеднице, но все же Кэлен не стала первой, кто его услышал. Натан оказался там раньше, и, как бы посланник ни отпирался, говоря, что может передать послание лишь лично Матери-Исповеднице, пророк все же смог убедить его.
Послание было кратким: эпидемия прекратилась. Просто прекратилась. Ничего больше ни посланник, ни желтоватый лист бумаги, что он держал в руках, сказать не могли.
Пророк и морд-сит беспокоились о том, как Кэлен воспримет эти новости. Сейчас любое потрясение могло быть опасным, особенно в ее положении, и оба — и Кара, и Натан— понимали это.
Кэлен тоже понимала, поэтому постаралась совладать с собой и лишь улыбнулась в ответ на их слова, тем самым убеждая их, что она испытала от этой новости лишь радость и небольшое смятение.
Ее маленький обман удался, потому что тайна, которую хранила Кэлен, была известна лишь ей самой и ее сестре, которой уже не было рядом с ней. Одна часть пророчества исполнилась, и эпидемия прекратилась, и теперь, если оно пойдет по второй ветке, у Ралов появится наследник, которого так жаждут получить Ветры и которому не будет суждено прожить и единого дня.
Кэлен медленно дошла до входа в Сад Жизни. Там ей встретилось несколько солдат Первой Когорты, которых крайне озаботил ее вид. Хоть Кэлен и старалась держать себя в руках, она все равно выглядела чрезвычайно расстроенной и морально истощенной. На их вопрос о том, нужна ли ей была какая-нибудь помощь, она постаралась беззаботно отмахнуться и натянуть легкую улыбку. Сложно сказать, насколько ей это удалось, но их беспокойство все же немного поутихло. Кэлен смогла выдохнуть застоявшийся в легких горький, затхлый воздух лишь тогда, когда за ней закрылись двери.
Как они могли помочь ей, если единственным, кто был нужен ей сейчас, был Ричард?
Войдя в сад, Кэлен приспустила шаль с плечей, понимая, что здесь было гораздо теплее, чем во всем остальном дворце. Даже зимой в Саду Жизни росли высокие деревья, которые никогда не сбрасывали листву, а на аккуратных клумбах цвели пышные и полнившиеся жизнью цветы. Кэлен пошла по узкой дорожке вдоль низкой поросли кустарников, за которой находилась довольно большая поляна с коротко стриженной травой.
Вокруг было так тихо, одиноко. Кэлен села на траву, подгибая под себя ноги. Так тепло… прямо как в ее сне.
Образ того мальчика не мог оставить ее мысли в покое. Ведь у Ричарда мог бы быть сын, стань его женой другая женщина. Тогда духи не обрекли бы их ребенка на гибель.
Она закрыла глаза руками и склонилась вперед, локтями упираясь в собственные колени. Слова Цириллы, слова пророчества, которое стало для нее проклятьем, раз за разом повторялись в ее голове.
Если у вас с Ричардом появится сын, то Ветры заберут его в качестве цены за избавление. Если…
Кэлен запустила пальцы в волосы и закрыла глаза, перед которыми раз за разом мелькал образ маленького мальчика. Возможно, еще не все потеряно, и этот сон — просто обман ее сознания.
— Добрые духи, пусть это будет девочка, — прошептала она, подняв голову и в слабой надежде глядя на недосягаемые облака, упрятанные за стеклянным куполом над ее головой, — я прошу не так много…
Но небеса промолчали в ответ на ее просьбу. Сквозь бездушно поблескивавшее стекло купола она видела, как неподвижно они висели над ее головой, серые и пустые, будто у них не хватало сил даже для того, чтобы нести за собой снегопады и метели. В прозрачном и будто ненастоящем вечернем свете они лишь отдаленно напоминали глаза Ричарда своим цветом.
Кэлен отчаянно мечтала, чтобы небосвод очистился, и на момент она смогла увидеть лучи закатного солнца, которые быстро уступили бы свое законное место звездам и луне.
Но небеса были все такими же неподвижными, будто замершими.
Кэлен легла на траву, обхватывая себя руками. Внутри было так тоскливо и пустынно, будтоее мысли стали выжженным дотла полем.
Но что бы ни произошло дальше, сейчас она знала лишь одно: еще ничто не было потеряно, и она ни за что не позволит себе поддаться панике. Если рядом не было Ричарда, который мог стать ее опорой, она найдет в себе силы справиться в одиночку. Должна найти их.
***
Джегань приехал в Андерит вечером, в самые сумерки, то есть тогда, когда любой визит мог стать предвестником либо больших перемен, либо скоропостижной гибели.
Джегань, в народе за что-то окрещенный Справедливым, представлял одновременно и то, и то, поэтому Томас ни в коем случае не был рад его визиту. Он уже и сам собирался покидать ненавистный город, но визит его покровителя заставил его отложить все планы.
Император Древнего Мира ехал рысью на крупном вороном жеребце, ведя за собой небольшую колонну всадников, таких же бритоголовых и массивных мужчин, как и он сам. Юноша знал немногих из этих мужчин, его сподвижников, но при этом с уверенностью мог сказать, что подавляющее большинство из них получили свое положение только за живучесть в боях, но никак не за выдающиеся мыслительные способности.
Томас встречал гостей у городских ворот, и ему казалось, что в один момент вся эта колонна просто не остановится и пройдет то ли сквозь него, то ли по прямо по нему. Его конь беспокойно топтался на месте, словно ему хотелось поскорее унестись из этого места. Возможно, на поведении животного сказывалось магическое гудение огромных башен, Домини-Диртх, что находились прямо за его спиной; может быть, он просто не желал встречаться лицом к лицу с колонной, но этого Томасу не дано было знать. Он чувствовал лишь то, что разрушительные башни были буквально сотканы из магии, и вся ее мощь, как Томас не так давно открыл для себя, была доступна для восприятия лишь ему. Другие люди попросту не могли ощутить эту самую магию, и этот факт все больше и больше приводил юношу к пониманию самого себя, своей природы. В конце концов, он не так много знал о себе настоящем и о себе прошлом, поэтому любая зацепка, которую он мог добыть сам, приносила ему удовольствие.
— Император Джегань, — поприветствовал своего покровителя Томас, стараясь выжать из себя как можно больше дружелюбия и любезности.
— Томас, — пробасил Император, — приятно удивлен тем, что ты все еще находишься в этом гнилом городе.
— Как мог бы я оставить вас без сопровождения, Император, зная, что в скором времени вы прибываете в Андерит? — юноша слегка улыбнулся, изгибая губы лишь в той степени, в которой это было необходимо для сокрытия ненатуральности всего этого жеста. — Но могу я узнать, почему ваш визит выпал на столь позднее время?
Джегань слегка осклабился, а находившиеся за ним генералы захохотали. Их явно забавляла эта учтивая манера общения чужестранца, которому Джегань так благоволил, да и сам Томас их в целом забавлял. Он отличался не только цветом кожи, которая отливала далеко не бронзой, а скорее была молочно-белой, но и многим другим. По сравнению с ними, да и с самим Джеганем, Томас казался довольно хрупким, хотя это и было совсем не так: его преимущество перед ними заключалось в скорости и ловкости, не говоря уже о навыках владения холодным оружием. И, конечно, на стороне Томаса было то преимущество, о котором знал только Джегань и он сам, и о котором другим не стоило даже догадываться. И сам Томас не до конца осознавал свое преимущество, ведь, как сказал ему Джегань, силы еще не до конца вернулись к нему.
— Я решил, что народ будет рад видеть меня в любое время, — Джегань хищно ухмыльнулся, будто речь шла скорее об охоте, нежели о триумфальном шествии по городу.
— Народ будет рад, верно. Но вместе с ними будут рады и солдаты д’харианской армии, когда раскусят наш обман, — Томас, слегка ерзая в седле, против собственной воли огляделся по сторонам, чтобы лишний раз удостовериться, что никто больше не мог слышать этот разговор. — Ведь вряд ли добрые жители Андерита смогут промолчать о триумфальном появлении самого императора Древнего Мира, особенно когда их страна объявила о решении вступить в коалицию с Д’Харианской Империей.
Джегань выехал вперед, подъезжая вплотную к Томасу. Небольшая колонна всадников поначалу двинулась за Императором, но затем, уже поравнявшись с молодым человеком, стоявшим прямо между основаниями двух Домини Диртх, они двинулись прямо в город. В сумерках Томас подметил, что чёрные плащи, в которые и были облачены все воины из сопровождения Джеганя, двигались прямо в центр города, то есть к Дворцу Культуры.
Император поймал настороженный взгляд собеседника, и его тон стал, наконец, серьезным.
— Сегодня ночью мы проведем заседание относительно ведения военной кампании. Весна наступит через полтора месяца, и нам нужно быть готовыми к началу активных военных действий, — обсидиановые глаза загадочно сверкнули в полутьме, и взгляд Джеганя полоснул по Томасу. — Чума приостановлена, и Срединные Земли уже не так ослаблены, как несколько месяцев назад. Мои военнокомандующие прибыли для проведения этого заседания с несколькими военачальниками Срединных Земель, но лично я приехал к тебе.
По завершению этой фразы Джегань сразу же двинул коня вперед, рысью заходя в город. Томас последовал за ним, крайней удивленный последним предложением, вылетевшим из рта Императора. Оно не сулило ничего хорошего, потому что Императору обычно нужно было от него, Томаса, лишь выполнение грязной работы. Значит, необходимо было либо совершить очередное убийство, либо…
Как только конь Томаса поравнялся с конем Джеганя, юноша обратился к Императору.
— И ради меня вы появились здесь, в Андерите? — Томас ухмыльнулся, — я, должно быть, недооценивал свою значимость.
— Иногда необходимо себя недооценивать, в этом ты прав. Но ты и сам знаешь, почему ты так важен.
— Знаю, поэтому сразу хочу услышать, что именно от меня требуется сейчас.
Джегань слегка ухмыльнулся, обнажая два ряда крепких зубов.
— Меня интересует Кэмпбелл. Он — беспринципная змея, и ничто не помешает ему предать нас, лишь бы выручить что-нибудь полезное для себя от Ралов. Я хочу быть уверенным в его верности Имперскому Ордену, а без тебя это будет невозможным.
— Подобное поручение не составит никакого труда, — Томас издал приглушенный смешок, — но для этого было совсем не обязательно приезжать сюда лично.
Джегань резко остановил коня и слегка свесился на одну сторону. Томас так же остановился и понял, что другой мужчина таким образом достает из седельной сумки объемный черный плащ. Юноша несколько удивился, увидев, что тот накинул его сверху и двинулся к жилой части города. Он понял, что Джегань впервые, наверное, за всю его жизнь, решил скрыть свою личность, чтобы не подвергать их политический обман сомнениям на тот случай, если через какое-то время в город действительно войдут д’харианские солдаты.
Д’Харианская Империя должна полагать, что Андерит действительно находится в их власти, чтобы в один момент имперцы смогли воспользоваться Домини-Диртх и таким образом уничтожить значительную часть войск Рала. Одна маленькая ошибка могла привести к тому, что Имперский Орден лишится своего превосходства, и перевес будет уже на стороне противника.
Томас вновь нагнал его бодрым шагом. Животное под ним фыркало по мере приближения к жилым кварталам, будто испытывая отвращение к такому скоплению людей в одном месте. Возможно, роль тут играло и то, что в городе еще горело несколько погребальных костров. Умерших было так много, что для сожжения всех оставшихся тел требовалось, по крайней мере, еще несколько дней.
— Где живут хакенцы? — спросил Джегань.
Томас неуверенно покачал головой. Он находился здесь всего несколько дней, поэтому не мог сказать, что хорошо знал город.
— Я полагаю, что они живут на окраине, ведь весь центр города занят одними андерцами. Но все же, зачем нам нужно видеть их?
Они медленно двигались по улицам, и Томас заметил, что Джегань был несколько напряжен. Это его состояние было очевидным даже в сгущавшихся сумерках, которые уже полностью окутали город. Наступал ночной холод, но
Томас видел, что людей на улице все еще было достаточно много. Они не придавали большого значения двум всадникам, лица которых сейчас было довольно трудно разглядеть, продолжая заниматься все той же повседневной рутиной. Джегань наконец нарушил тишину.
— Мне доносили, что среди хакенцев было больше всего зараженных. Если эпидемия действительно прекратилась раньше, чем я ожидал, на их квартале это должно было отразиться сильнее всего.
— То есть, это простое любопытство? — Томас заговорщицки улыбнулся. Его действительно интересовало, что именно привело Джеганя в центр Андерита на пороге ночи, еще и вынудив его совершить это в полнейшем секрете.
— Скорее неверие, — Джегань понизил тон, сворачивая с широких улиц на темные переулки, ведущие к окраинам города. — Мы не ожидали, что эпидемия прекратится так рано, когда выпускали Чуму из Храма Ветров. Этот поворот разрушил все наши планы, и теперь необходимо будет менять военную стратегию.
Томас вдруг огляделся, желая удостовериться, что никто их не слышал. Подобное признание могло вызвать невиданный ажиотаж, ведь юноша, хоть сам и не помнил, что происходило перед его появлением в лагере Имперского Ордена, понимал, что, если бы люди узнали о том, какой поступок совершил сноходец ради власти, они бы ни за что не присягнули ему на верность, а скорее набросились бы с кулаками, невзирая даже на устрашающий вид Императора Древнего Мира.
На улице уже окончательно стемнело, когда Томас и его спутник оказались на окраине города. Здесь ночное небо все еще освещали всполохи погребальных костров, но теперь их были уже не десятки, а всего лишь несколько штук. Самая широкая улица хакенского квартала, она же единственная, была прямо перед ними, но они все же остались на небольшом переулке, с которого было хорошо видно, что происходит там, среди людей.
Джегань вышел вперед, выглядывая из-за угла ветхой лачуги, которую язык бы не повернулся назвать «домом». Томас внезапно осознал, что вся улица состояла сплошь из этих зданий, промозглых до основания и едва ли от чего-то защищавших. Ему невольно подурнело, когда он понял, что хакенцы привыкли жить в подобной обстановке, потому уже много лет и не поднимали бунтов.
Юноша захотел пойти вслед за мужчиной, как вдруг тот развернулся и остановил его, выставляя вперед руку и хватая его за плечо.
— Иди лучше за Кэмпбеллом. Больше в этом деле я в твоей помощи не нуждаюсь.
Томас вопросительно глянул на Джеганя, намереваясь возразить ему, но тот сей же момент развернулся и уже через несколько секунд затерялся в мрачной толпе. Юноше больше не оставалось ничего, кроме как отступить и выполнить его поручение.
Комментарий к Глава VI, часть I
Итак, прерываю ваше долгое ожидание новой главой! Она будет состоять двух частей, примерно равных по размеру. Изначально я планировала выложить их одновременно (а еще раньше думала, что они выйдут одной главой), но на работу со второй частью мне требуется еще некоторое время. Поэтому делюсь с вами пока только половиной, но не расстраивайтесь, ожидание уже не будет таким долгим!
========== Глава VI, часть II ==========
Включена ПБ
Была уже глубокая ночь, когда Кэлен вернулась в свои покои. Она чувствовала себя опустошенной морально и физически. Боль, похожая на ту, что лишила Кэлен сознания прошлой ночью, вновь начала давать о себе знать, но Исповедница не спешила идти к Натану. Она знала, что утром он все равно навестит ее, а до рассвета оставалось всего несколько часов.
Ричард был прав, когда еще во время затяжной болезни Кэлен сказал, что самые темные часы наступают именно перед рассветом. Сейчас она была готова отдать все, чтобы это оказалось правдой, и с приходом солнца в ее голове уже не оставалось тягостных размышлений.
В спальне было темно. Кэлен наощупь пробралась к окну, идя медленно и мерно и надеясь не удариться обо что-нибудь в темноте. Когда цель была достигнута, она распахнула его створы настежь, впуская в комнату морозный воздух. Спать с открытыми окнами было не ее привычкой, а Ричарда. Поток свежести, который сразу же окутал ее, заставил Кэлен невольно подумать о том, как хорошо было бы, если бы муж сейчас притянул ее к себе, обнял сзади и уткнулся головой в макушку. Он бы сказал, что делать, успокоил ее и утешил, и ей больше не было бы никакой необходимости нести эту ношу в себе одной. Кэлен в очередной раз подумала о том, как же хорошо жилось эгоистам, проблемы которых всегда решались другими людьми.
Она не могла позволить себе такой роскоши. Ричард — лорд Рал, а Кэлен — Мать-Исповедница, и у них обоих были обязанности, исполнение которых не терпело отлагательств.
Кэлен отвернулась от окна, с нежеланием оглядываясь на кровать. Она вдруг поняла, что совершенно не хотела спать, даже несмотря на то, что ее тело уже едва подчинялось ей.
Скорее всего, та точка невозврата, в которой она еще могла позволить себе несколько часов сна, уже прошла, и теперь эта ночь имела все шансы стать бессонной.
Исповедница двинулась в сторону выхода, уже намереваясь покинуть опостылевшее ей помещение и направиться в сторону библиотеки, чтобы занять себя хоть чем-нибудь полезным, как вдруг ее резко остановил шорох, доносившийся именно с того места, где находилась постель.
Кэлен замерла, прислушиваясь. Шорох этот, совершенно не похожий на звук, появление которого могло спровоцировать что-либо неживое, повлек за собой мертвенную тишину. Она вгляделась в темноту, пытаясь разглядеть хоть какие-либо очертания предметов вокруг, чтобы понять, чего ей стоило ожидать от своего гостя. Послышался чей-то вздох, и Исповедница немного растерялась. Вздох был сонным, и за ним последовал звук, который обычно сопровождает ворочания.
Женщина медленно приближалась к кровати, хоть и понимала, что поступок мог показаться довольно опрометчивым. Она на своем опыте знала, что любой шорох или звук незнакомых голосов в ночи — это верный признак опасности, и их появление — прямой сигнал либо к началу обороны, либо к бегству. Кэлен предпочитала первое, но сейчас что-то подсказывало ей, что обороняться не придется вовсе.
На кровати, накрывшись одеялом почти с головой, спала Лора. Она переворачивалась с бока на бок, периодически тяжело вздыхая. Кэлен немного удивилась тому, что девочка была здесь, но потом вспомнила, что, когда Натан привел сюда посланника, ровно перед тем как она ушла в Сад Жизни, они с Лорой находились именно здесь, в ее покоях. Кэлен оставила ее с Бердиной, и, видимо, морд-сит решила не отводить Лору обратно, а уложила спать здесь.
Кэлен присела на край кровати. Ее желание куда-либо уходить мгновенно улетучилось, когда она поняла, что маленькую девочку терзал кошмар. Она приложила ладонь к ее лбу тыльной стороной, чтобы понять, не было ли у той жара.
Не обнаружив у девочки ни единого признака болезни, Кэлен почувствовала легкое замешательство, толком не зная, что стоило делать в подобных ситуациях. Она помнила, что собственная мать в такие моменты обычно ложилась рядом с ней и обнимала, своими руками изгоняя все ее кошмары. Тогда, еще будучи маленькой девочкой, она впервые осознала, что безопасность — это не толстые стены замков и не мечи гвардейцев, а чьи-то преданные объятия.
Не найдя ничего лучше, Кэлен точно так же легла прямо напротив девочки и нежно коснулась рукой ее волос, практически невесомо начиная гладить ее голову. К ее удивлению, это простое действие помогло, и Лора внезапно притихла, наконец перестав метаться. Женщина приподнялась на локте, словно внезапно спугнутая птица, чтобы понять, не разбудила ли она ее своим спонтанным и немного нескладным порывом.
Ее сердце замерло, будто в нерешительности, когда она увидела, как девочка сонно замигала своими большими глазами, глядя прямо на женщину. В предрассветной тьме комнаты было сложно разглядеть, что было в этом взгляде, и Исповедница не знала, как вести себя. Возможно, она зря разбудила ее?
Внезапно Лора взяла ее за руку, слабо сжимая своими пальчиками ладонь Кэлен.
— Мама, это ты? — тихим и неверящим голосом спросила она.
Ее тон был настолько преисполнен тихой надеждой на внезапное счастье, что сердце Кэлен невольно сжалось, когда она вспомнила, что случилось с ее матерью. До конца эпидемии оставалось каких-то несколько дней, когда она умерла, оставив своих детей одних в повстанческом лагере. Разве мог Создатель пошутить над женщиной так жестоко? Разве могла быть в этом его воля?
Кэлен не нашла в себе сил на правду.
— Да, милая, — прошептала она, сжимая ее руку в своей. — Спи. Я буду здесь, с тобой.
Она придвинулась ближе к девочке, и та в момент прижалась к ней, тонкими ручками обхватывая шею. Мягкие волосы защекотали подбородок Кэлен, и она обвила ее своими руками в ответ. Когда-нибудь она расскажет ей, что произошло на самом деле — уже тогда, когда старые раны, нанесенные войной, затянутся, и дети, которые сейчас остались без родителей, будут готовы создать свои собственные семьи.
Исповедница не могла не думать о том, что чувствовала мать Лоры, понимая, что она оставляет своих детей одних. Как можно принять подобное, зная, что кроме тебя о них никто не позаботится? Разве можно смириться с этим?
Кэлен немного сильнее сжала ее в своих объятиях, будто Лора могла ускользнуть из них и внезапно исчезнуть. Она не оставит ее, что бы ни случилось, и будет бороться за ее жизнь точно так же, как и за жизнь своего собственного ребенка.
***
В бывшем кабинете Далтона было не менее темно, чем на улице. Томас сидел за его рабочим местом, закинув ноги на деревянный стол. Стейн уже обжился, как юноша заметил — ни единого документа, ни единой книги, ни единого следа разума обладателя этого кабинета.
Кэмпбелл был опасен, и Томас это видел не хуже Джеганя. Что ж, тем сложнее было поступить с ним так, как требовал того сноходец. Лишить воли и собственного образа мыслей, подчинить себе — в этом был весь Джегань. «Справедливый» Император не хотел свободы никому, кроме себя, и только слепой глупец мог не заметить этого. Поддерживал ли его Томас в этом стремлении? Однозначно нет. Хотел ли заполучить его доверие? Однозначно да.
Дверь приоткрылась, и в ней появилась голова экс-министра Культуры Андерита. Далтон, к удивлению Томаса, совершенно не выглядел уставшим или заспанным, будто ждал его вызова всю ночь.
— Могу я поинтересоваться, чем обязан такой чести, да еще и в такое время? — сразу же вступил Далтон, уверенно входя в свой бывший кабинет. Томас догадался, что вся его уверенность на данный момент исходила именно из того, где они находились. Это было законное место Далтона, и они, имперцы, посягнули на него. Разве могло быть что-то более уничтожающее, чем лишение человека его положения? Разве что предательство близких людей.
Томас знал, что жена Далтона не так давно умерла от чумы. Как она подцепила ее, не покидая благополучного андерского квартала, все еще остается загадкой, но одно стало ясно наверняка — Тереза Кэмпбелл была блудницей, которая так и не потеряла любви своего мужа.
А стоило ли сотрудничество с Имперским Орденом этой смерти невинного, хоть и неверного человека?
— Присаживайся, — Томас указал рукой на стул, стоявший у рабочего стола. Там еще позавчера вечером сидел он сам, ножом угрожая Стейну.
Забавно, как сильно человека определяет стул, на который он успел сесть. Раньше Томас был в зависимости от Кэмпбелла, теперь же жизнь Далтона зависела от него самого, какого-то чужестранца, ведомого неизвестными ему целями и мотивами. Одно прикосновение — и личности Далтона Кэмпбелла будто никогда и не было. Живая марионетка Императора Джеганя, которой даже не нужно забираться в голову.
— Скажи, ради чего это все? Смерть твоей жены, эпидемия в твоем родном городе. что принесло тебе сотрудничество с Имперским Орденом помимо этих бед? Стоила ли игра свеч?
Далтон посмотрел на него исподлобья оценивающим взглядом, и только тогда Томас понял, насколько опасным оставался Кэмпбелл, даже когда он был в фактической западне.
— Это был лишь вопрос выживания, — Далтон откинулся на спинку стула, — сила обычно на стороне тех, у кого численное превосходство. И здесь у Имперского Ордена явный перевес.
— И все? — Томас всплеснул руками, — я разочарован, Далтон. Ты казался мне более интересным. Но все же, ты что-то явно недоговариваешь.
Томас поднялся со стула, затем медленно обошел стол и оказался стоящим прямо рядом со светловолосым мужчиной. В лунном свете он казался гораздо старше, чем был на самом деле, и это лишь придавало таинственности его образу.
— Ты ведь присягнул Ричарду Ралу, правда? — Томас облокотился на стол, по его лицу пробежала мгновенная улыбка. — Джегань не может тебя прочитать, поэтому отправил меня. А если он не может, значит, ты присягнул Ралу по-настоящему. Очень интересно складывается эта история, м-м? — Томас театрально осклабился. — Теперь мы оба знаем, что ты предатель.
Кэмпбелл усмехнулся, но на его лице не было и грамма страха.
— И, могу догадаться, это грозит мне смертью. Я все правильно понимаю?
Томас покачал головой.
— Нет, здесь ты ошибся, — юноша выдержал небольшую паузу, чтобы смысл его последующих слов наверняка дошел до Кэмпбелла, — Джегань велел мне исповедать тебя.
Далтон вдруг стал похож на взвившуюся змею. Он резко вскочил со стула, ошарашенный, но, несмотря на столь сильное изумление, все же не стал отдаляться от своего собеседника, заботясь о сохранении собственного достоинства.
— Разве это возможно? Ведь последняя Исповедница — Кэлен Амнелл.
Томас развел руками, изображая недоумение на лице. Его неприятно кольнуло имя, произнесенное Кэмпбеллом, будто оно само по себе было холодным оружием, которое могло ранить его.
— Полагаю, возможно, раз я нахожусь здесь. Ничего более сказать я не могу, — юноша знаком указал мужчине обратно на стул, невинно улыбаясь, — успокойся, Кэмпбелл. Я не собираюсь этого делать. Ты слишком интересен, чтобы лишать тебя собственной воли.
Бывший министр Культуры, кажется, был совершенно не убежден его словами, а даже наоборот, еще более запутан.
— Если ты ослушаешься, разве Джегань не узнает об этом?
— Нет, — Томас покачал головой, — не узнает. Он умалкивает об этом, но я знаю, что в мои мысли он тоже не может влезть.
— Тогда выходит, что весь этот разговор остался только между нами, верно? — высказал предположение уже немного успокоившийся мужчина.
— От начала и до конца, — Томас кивнул, — но помни, что теперь ты бесконечно предан мне. Джегань не должен узнать, что я его ослушался, или нам обоим придется плохо.
Далтон кивнул на его слова, все еще немного отстраненный. Он, кажется, был потрясен тем, насколько близко к нему оказалась погибель его бессмертной души. Но все же любопытство взяло верх, и мужчина не удержался от вопроса:
— Но зачем тебе это нужно?
Томас улыбнулся, демонстрируя едва заметное снисхождение. Видно было, как в темноте загорелся его взгляд, который буквально полнился чистотой разума.
— Я не разделяю идеологию Джеганя, вот и все. Она прогнила до самого основания, и вряд ли ей когда-нибудь удастся оправдать то количество крови, что было за нее пролито.
Далтон слегка покачал головой, но было невозможно сказать, был ли он согласен с его словами. Впрочем, это не имело особого значения. Томас все же не разочаровался в нем.
Когда Кэмпбелл спросил, может ли он уйти, Томас лишь отстраненно махнул рукой, но когда мужчина оказался у двери, юноша все же окликнул его.
— При встрече с Ричардом Ралом расскажи ему все, что узнал об Имперском Ордене, да и обо мне тоже. Если ты все же желаешь ему добра, то не станешь ничего утаивать.
В ответ Далтон лишь коротко глянул на Томаса, и уже через секунду дверь за ним захлопнулась.
***
Всего через несколько часов, на самом рассвете, Кэлен покинула спальню, взяв под руку путевой дневник. Приметив, что Лора все еще спит, она не нашла в себе сил потревожить ее хрупкий сон и поэтому тихо скрылась в соседней комнате, в которой еще месяц назад она вела переговоры с Никки. Она села в ближайшее к выходу кресло, так, что массивная спинка могла полностью закрыть ее от посторонних глаз, и любой случайно вошедший человек вряд ли мог поручиться за то, что кто-либо еще помимо него находился в комнате.
Она раскрыла дневник ближе к концу уже привычным жестом, но по-прежнему бережно, будто ее действия как-то могли навредить ветхому магическому артефакту. Эта книга могла принадлежать еще предку Натана Рала, настолько древней она была.
Солнце только-только взошло, и Исповедница сомневалась, что ее муж уже мог бодрствовать. Ее нынешняя попытка связаться с ним была почти безнадежной, ведь он не всегда отвечал ей даже в условленное время, и зачастую Кэлен просто сидела за столом в одиноком и печальном безмолвии, чувствуя себя абсолютно покинутой.
Почему она решила написать ему сейчас? Потому что ей совершенно не спалось, потому что ее тело, несмотря даже на непродолжительный сон, оставалось клочком напряжения и недосказанности. Она всеми фибрами души желала просто поговорить с Ричардом и наконец рассказать ему обо всем, что произошло с ней в последние несколько дней.
К ее удивлению, прямо посреди страницы она нашла небольшую запись, выведенную, очевидно, рукой ее мужа. Аккуратные небольшие буквы складывались в ее имя, которое будто взывало к ней с потрепанной страницы. Душа Кэлен рьяно откликнулась на этот призыв, и она мгновенно окинула взглядом стол и, только обнаружив на нем чернильницу, сразу же макнула туда перо. Она с поразительной скоростью вывела ответ прямо под своим именем, будто боясь, что он мог ее не дождаться и уже разочарованно захлопнуть дневник.
Откуда она могла знать, когда эта застенчивая надпись вообще появилась на страницах этой книжки? Сейчас спешить было уже глупо, но она ничего не могла с собой поделать.
Она откинулась на спинку кресла, садясь немного глубже в него и кладя книгу на согнутые в коленях ноги, так, чтобы ей было все еще удобно писать в ней. Она намеревалась ждать ответа Ричарда столько, сколько потребуется. Чутье подсказывало ей, что сегодня она наконец сможет с ним поговорить, и она отчаянно хотела верить в это.
Кэлен слегка встрепенулась, когда увидела, как новые чернильно-черные буквы становятся отчетливо видны на светлом фоне.
— Почему ты не спишь?
Исповедница невольно улыбнулась. Даже за тысячи миль он оставался для нее самым близким человеком, всегда заботившимся о ней.
Если бы она могла так сразу сказать, почему в действительности не может спать именно сегодня… И почему он испытывает то же?
— А ты почему?
На несколько секунд на странице наступило затишье, но вскоре Кэлен вновь получила ответ, не успев даже моргнуть пару раз.
— Не могу уснуть без твоих ворочаний под боком.
Кэлен невольно усмехнулась, а по ее телу начинало разливаться тепло, будто он сейчас был рядом с ней.
— Могу ответить то же самое, лорд Рал.
Она знала, что где-то там, в Срединных Землях, он мог немного хрипло засмеяться, и хмурая складка между его бровей должна была разгладиться на этот миг.
— Сейчас я бы отдал все, чтобы увидеть тебя.
Исповедница усмехнулась. Он точно не был бы рад ее видеть сейчас: растрепанные волосы, синяки под глазами, под тонкой кожей рук отчетливо виднелась тонкая сеточка вен, а в глазах засело бесконечное волнение и тревога. Кэлен невольно положила руку на живот: мог бы он заметить такое незначительное, но важное изменение в ней? Она одернула себя: даже Ричард, со всей его проницательностью, пока не смог бы сделать это, настолько мал был ее срок.
— Я тоже.
Кэлен видела его, будто он сидел прямо перед ней. Она представляла, как выглядели слегка растрепанные после сна волосы, которые он то и дело взъерошивал рукой, видела, как вздымалась его грудь под тканью светлой рубахи, видела, как длинные пальцы держали перо. Даже не видя его на самом деле, она все равно чувствовала его присутствие рядом с ней.
— Расскажешь о чем-нибудь?
В ее груди начало подниматься волнение, когда она поняла, что он молчит уже слишком долго. Она хотела бы облегченно выдохнуть, когда все же увидела его ответ, но тема, выбранная им, совсем не порадовала ее.
— Пару минут назад я узнал, что в Срединных Землях прекратилась эпидемия.
Женщина пару раз задумчиво макнула пером в чернильницу, прежде чем решилась ответить хоть что-нибудь.
— И в Д’Харе тоже.
Путевой дневник вновь замолчал на несколько минут, будто у его обладателей резко закончились все слова.
— Все не может быть так просто, Кэлен.
Исповедница поднесла сомкнутую в кулак руку ко рту, слегка касаясь ее губами. В ее мыслях, но только в них, оставалась слабая надежда на то, что он говорил не о причине остановки эпидемии, а о чем-то еще.
— Что ты имеешь ввиду?
— Она просто… прекратилась, понимаешь? Разве мы предпринимали хоть какую-нибудь существенную попытку остановить ее? Либо она затихла сама по себе, либо ее остановил кто-то другой.
Кэлен запрокинула голову, тяжело закрывая глаза и зажмуриваясь на мгновение до боли в висках.
Он не знал… не знал о пророчестве, не знал даже о том, что скоро станет отцом. Почему она отказывала ему в этом знании? Потому что не хотела передавать ему свою тревогу и понапрасну беспокоить. Его голову регулярно занимало слишком большое количество мыслей. Кэлен хотела оградить его от лишних переживаний и взять на себя как можно больше, даже не задумываясь, было ли это эгоистично.
— Ричард…
С пера слетела небольшая капля чернил, формируя кляксу, которая стала для Кэлен наказанием за столь очевидное промедление. Она позволила своей решимости занять еще одну секунду, и в момент перо оставило еще одно пятно на странице. Хватит.
— Да?
Он волновался, и она чувствовала это. Кэлен испытывала то же самое, но только в разы сильнее. Интересно, с какими эмоциями рассказывали своим мужьям о беременности другие женщины? Должно быть, с радостью, трепетом, с торжественным придыханием, но не с тревогой и сомнением в голосе. По крайней мере, так было у большинства из них.
Вдруг в другой комнате послышались шаги. Мать-Исповедница невольно встрепенулась, будто то положение, в котором сейчас мог застать ее любой посетитель, могло считаться неподобающим. Она мгновенно выпрямилась и коснулась холодного пола кончиками пальцев босых ног, намереваясь узнать, кто же собирался потревожить ее в столь ранний час.
Она покинула комнату, широкими шагами заходя в небольшой холл, разделявший спальню и зал для переговоров. В этом холле она, к собственному облегчению, нашла Бердину, которая спокойно выходила из ее с Ричардом спальни, видимо, не обнаружив там следов пребывания Матери-Исповедницы. Кэлен выразительно приподняла одну бровь, спокойно глядя на фривольное поведение морд-сит, к которому, впрочем, она вполне привыкла. Ни она, ни любая другая ее сестра по эйджилу никогда не считали нужным стучаться. Но разве могла она укорять ее в этом? В конце концов, это она, Кэлен, стояла босиком на мраморном полу в мятом вчерашнем платье.
— Доброе утро, — поприветствовала ее Кэлен, — ты искала меня?
Бердина улыбнулась Матери-Исповеднице в своей привычной добродушной манере, которая так сильно шла ей, даже несмотря на ее кровавый статус в этом дворце. Морд-сит казалась уставшей и немного сонной, впрочем, как и Кэлен, к которой она пришла.
— Доброе утро, Мать-Исповедница, — выдала она совершенно бодрым голосом, который вызвал у собеседницы широкую улыбку. Кто еще мог говорить таким тоном в такое время? — У меня для вас есть новости.
Кэлен была готова напрячься от ее последних слов, потому что в последнее время ни одна новость не приносила ей ни малейшей ясности, а скорее еще больше вопросов. От этого ее предостерег только тон, с которым темноволосая женщина произнесла свои слова.
— О Храме Ветров? — догадалась Кэлен.
Бердина кивнула. Исповедница подошла поближе, чтобы ни одна крупица информации не смогла проскочить мимо нее.
— Сегодня ночью я переводила книги из одного старого архива времен Великой Войны, — начала Бердина воодушевленно, — и там была информация о всех магических изобретениях волшебников того времени. Целый перечень, если быть точной. Там я нашла подтверждение некоторой уже известной нам информации, но помимо этого там также впервые упоминался Храм Ветров, как хранилище великого множества магических артефактов. Насколько я поняла, в то время он был ключевым фактором в исходе войны, поэтому его расположение содержалось в секрете во время ведения боевых действий. После войны это стало не так важно, поэтому информация стала редко, но появляться.
— Подожди, — Кэлен тактично прервала ее, — ты хочешь сказать, что ты нашла расположение Храма Ветров?
— Да, именно, — морд-сит казалась очень ободрившейся благодаря своей находке. — Его «живая» часть находится всего в десяти милях к северу от Эйдиндрила, а как попасть туда через Подземный Мир там не сказано. Я предполагаю, что можно узнать это, увидев хотя бы его наземную часть.
— В десяти милях от Эйдиндрила? — в неверии переспросила ее Кэлен, — ты уверена?
— Более чем, Мать-Исповедница, — Бердина уверенно кивнула.
Исповедница склонила голову вбок, на мгновение задумавшись, где именно мог быть Храм. Она припомнила, что к северу от города был лишь пустырь, где не было ни единой постройки. Сколько она себя помнила, на этом пустыре никогда никто не жил, не вел хозяйство, ни один человек даже не заводил о нем речи во время прошений. Но почему? Исповедница задумалась. В действительности, почему же этот клочок земли всегда пустовал?
— Думаю, ты права, — признала Кэлен, — в этом районе нет ничего видимого, но Храм может быть и скрыт, верно?
Морд-сит вновь кивнула.
— В нашем мире на него наложена магическая защита, но я не могу сказать, какая именно. Мои познания в магии слишком малы, чтобы я могла верно понять то, что было написано об этом. Возможно, вам или лорду Ралу стоит тоже взглянуть на текст.
— Хорошо, — Кэлен несколько раз кивнула, — хорошо. Я скажу об этом Ричарду. Из Кельтона ему будет проще связаться с Эйдиндрилом, — она в момент развернулась, чтобы вернуться в другую комнату, но вдруг повернулась обратно и вновь обратилась к другой женщине. — Спасибо за помощь, Бердина. Теперь отправляйся спать, тебе следует отдохнуть.
Морд-сит слегка улыбнулась, демонстрируя напускное снисхождение к ее альтруизму.
— Вы тоже воспользуйтесь своим советом, Мать-Исповедница! — ее улыбка теперь переросла в озорную ухмылку.
Возможно, она даже последует ее совету.
Мать-Исповедница лишь устало улыбнулась и вновь направилась к путевому дневнику, который так и остался лежать открытым на низком столике.
— Кэлен?
Она была готова хлопнуть себя по лбу за то, что не предупредила Ричарда о своей отлучке. Последнее написанное им слово буквально лучилось волнением, лишний раз вызывая у Кэлен желание отчитать саму себя за невнимательность. Она скоро взялась за перо и вывела быстрый ответ на странице дневника.
— Извини. Ко мне заходила Бердина.
— Главное, что ты все же ответила. Рано даже для нее, как считаешь?
— Да, но она нашла действительно важную информацию.
— М-м?
— Теперь мы знаем, где находится Храм Ветров.
Проскользнуло мимолетное затишье.
— И где же?
— В десяти милях к северу от Эйдиндрила.
Их переписка вновь ненадолго прервалась, и Кэлен поняла, что он точно так же, как и она несколько минут назад, пытался понять, где приблизительно могло быть это место.
— Эйдиндрил в нескольких неделях пути от меня, но до Сильфиды всего день пути. Я могу быть там уже через неделю, если завершу дела в Кельтоне в течение пары дней.
— Хорошо… хорошо. Но может быть, ты мог бы связаться с кем-нибудь, кто уже находится там?
— Таких людей сейчас нет, поэтому поеду я. Мне все равно необходимо пробыть там какое-то время. Но не переживай, время до моего возвращения пролетит быстро.
Кэлен отложила перо. Из ее головы совершенно вылетело, что ему необходимо было пробыть почти целый месяц в Эйдиндриле, но последняя фраза вызвала у женщины улыбку. Он ведь и сам в это не верил… буквально каждая минута его отсутствия ощущалась так, будто ее лишили части собственного тела, и теперь эта утрата отдавалась фантомной болью.
— Что ты хотела сказать мне перед своим уходом?
Она в момент напряглась, с силой сжимая ткань платья. В горле внезапно встал ком.
— Ничего серьезного… я просто познакомилась с Лорой. Она сейчас здесь, в Народном Дворце.
Кэлен нагло врала, вот что она сейчас делала. Теперь, зная, что Ричарду предстояла еще долгая дорога, разве она могла вешать подобный груз знания на его плечи? Разве он мог сделать то, что было необходимо для их благополучия, если узнает правду? Она знала, что, узнай он о ее положении, его первым желанием стало бы возвращение в Народный Дворец. К ней. И вряд ли она смогла бы остановить его одними лишь словами.
— Она необыкновенная, да?
Сердце Кэлен внезапно сжала в тиски какая-то неведомая сила, и она на момент прикрыла рот рукой. Пришлось закусить губу, чтобы в этот момент не дать волю эмоциям.
— Да, необыкновенная. Ричард, что бы ни случилось, знай, что я люблю тебя.
Он, должно быть, удивился возникновению последних слов, но никак не выдал этого. Она мысленно поблагодарила его. Ей просто было необходимо сказать ему хотя бы что-то из того, что она сейчас чувствовала.
— И я тебя.
И только тогда Кэлен смогла совершить над собой усилие и захлопнуть дневник.
Комментарий к Глава VI, часть II
Эта глава завершает небольшой временной отрезок, поэтому впереди будет небольшой временной скачок (сооовсем небольшой). Она немного затянулась и по времени, и по словам, но я надеюсь, что все же прода вас не разочаровала. Как всегда, очень жду вашей поддержки и активности, включая тапки за ляпы! И не могу не поблагодарить за поддержку отзывами и “жду продолжения”, которую вы мне уже оказали, и надеюсь получить ее и сейчас)
========== Глава VII ==========
Включена ПБ
Кэлен наконец удалось приучить Кару к тому, чтобы та стучалась перед входом в их с Магистром Ралом покои. По правде говоря, морд-сит давно была к этому готова, просто обычно ее веселил вид опешившего лица Матери-Исповедницы и ухмылявшегося лорда Рала, когда она заходила без предупреждения, да еще и с утра пораньше.
Сейчас, она чувствовала, Кэлен нужно было некоторое пространство для самой себя, в котором не было бы никаких других людей. Она сильно изменилась за последние два месяца, но не столько внешне, сколько внутренне. В ее глазах всегда был след масштабной духовной деятельности, целого веретена мыслей, но на губах при этом не было ни единого слова. Она все чаще проводила вечера с одной лишь девочкой, Лорой, будто ее беззаботность и детская наивность приносили ей какое-то облегчение.
А Каре оставалось лишь вспоминать их давние разговоры обо всем, что только существует, когда Кэлен еще была совершенно здорова.
Послышалось довольно бодрое разрешение войти, и Кара быстро сделала это, не промедлив ни секунды. Мать-Исповедница сидела за рабочим столом, перекладывая какие-то документы из одной стопки в другую, будто что-то искала. Услышав шаги морд-сит, она мимолетно обернулась и с быстрой улыбкой сказала одно лишь «доброе утро». Кара кивнула, но ничего не ответила: это утро явно ничем не отличалось от других, что были в течение двух последних месяцев, и вряд ли оно действительно было добрым.
— Натан уже приходил? — только и спросила морд-сит.
Кэлен кивнула, не отрываясь от кипы бумаг. Кара разочарованно вздохнула. Мать-Исповедница была занятым человеком, без сомнения, но имитировать кипучую деятельность она умела так же хорошо, как и просто работать. Тем не менее, только заслышав вздох подруги, она повернулась в кресле, демонстрируя неподдельную заинтересованность.
— Что-то не так? — взволнованно спросила она.
Кара приподняла уголок рта в легкой ухмылке, и от Исповедницы вряд ли укрылось, каким же насквозь поддельным был этот жест.
Конечно, что-то было не так, причем, с самой Кэлен. От верной подруги не могли укрыться ее синяки под глазами и вечная усталость, вызванные не столько ее беременностью, сколько отсутствием Магистра Рала.
— Кара? — вновь переспросила Мать-Исповедница. Она поднялась со стула,подходя к морд-сит и беря ее за обе руки, чтобы хотя бы таким образом привлечь ее внимание.
— Ничего, просто задумалась, — телохранительница качнула головой. Она отошла к прикроватному креслу и опустилась на него, закидывая ногу на ногу, а Мать-Исповедница осталась стоять посреди комнаты. Она явно была обескуражена поведением белокурой морд-сит, которая сегодня вела себя слишком загадочно.
Блондинка окинула взглядом другую женщину и окончательно укоренилась в своем решении, что откладывать разговор больше нельзя. Кэлен, кажется, была слишком худой для своего срока, слишком бледной и слишком изможденной, хоть и тщательно маскировала это под более свободной одеждой и за идеальной прямой спиной. Кара же видела, что она была несчастна. Не при смерти, как любил восклицать Натан, говоря о ее безрассудстве в вопросе жизни ее же ребенка (который к тому же был наследником д’харианского престола!), не больна, как предпочитала считать сама Кэлен, думая, что именно эта болезнь, которую когда-то наслал на нее сноходец, все еще могла влиять на нее.
Морд-сит знала, что не могла. Она на собственном опыте доказывала великое множество раз, что ненужные мысли приводили людей к смерти чаще, чем самые ужасные мучения. Смерть жила в мыслях, а не в телах, как многие любили считать.
Кэлен выглянула в окно, слишком уж вяло имитируя оживление, которое могло бы успокоить ее подругу. Кара фыркнула и поднялась с кресла, когда ее голову посетила мысль, что примерно через четверть часа весь дворец должен был собраться в главном зале для ежедневного посвящения. Мать-Исповедница возобновила эту традицию, чтобы быть уверенной в верности всех членов Совета и их свиты.
— Куда ты? — слегка настороженно спросила темноволосая.
— Скоро посвящение, — только и ответила она. Кэлен скрестила руки на груди, теперь уже с явным подозрением поглядывая на нее.
— Не так уж и скоро, — она слегка вздернула подбородок. — Кара, если ты хочешь мне что-то сказать, то говори. Я вижу тебя насквозь.
— Сомнительное заявление, — она ухмыльнулась, вызывая тем самым улыбку и у собеседницы. — Я просто хотела сказать, что лорду Ралу пора бы вернуться.
Мать-Исповедница притворно сощурилась.
— Неужели соскучилась?
— Не я, — парировала Кара, — ты. Еще несколько недель, и ты совсем растаешь.
Морд-сит увидела, как пальцы Исповедницы слегка дернулись, и она поспешила спрятать их, скрещивая руки на груди.
— Со мной все в порядке, Кара, — она слегка нервно заправила прядь за ухо, и в груди у Кары екнуло от очевидной слабости этого действия. — Правда.
— Нет! — Морд-сит вся взвилась, даже взмахнув руками. — Не правда, — она отчетливо подчеркнула голосом частицу «не», — и я не могу понять, почему ты это отрицаешь. Я же вижу, что тебе плохо, так почему ты не скажешь лорду Ралу об этом?
Кэлен теперь взъерошила волосы пальцами, этим жестом отчетливо напоминая Каре об ее Магистре. Ну почему они оба такие упертые? Разве за несколько месяцев супружеской жизни они могли стать настолько похожими?
— Так почему? — Кара медленно вскипала, словно чайник на открытом огне. Скоро должен был появиться свист. — Лорд Рал ведь закопает меня если увидит, что ты с собой сделала!
— Я ничего с собой не сделала, — вновь возразила она, — просто я не хочу беспокоить Ричарда. У него есть дела важнее меня и…
— И вашего ребенка? — она подражала ее интонации. — Не бойся называть вещи своими именами, Кэлен. Это смешно, и ты сама это знаешь. Если ты ему скажешь, он немедленно…
—… приедет сюда, — всплеснула руками Исповедница, — потому что знает, насколько это непросто для меня. Я никогда не хотела иметь детей, Кара, никогда! Я не могла обречь других людей, тем более настолько дорогих мне, на тот страх и недоверие, что испытывала я сама. Но когда всех остальных Исповедниц убили, у меня совершенно не осталось выбора. И я бы, возможно, все же не решилась на продолжение рода, если бы не пророчество, буквально обязывающее меня к этому. Добрые духи не спрашивали, чего я хочу или что я смогу, они просто потребовали от нас с Ричардом такой цены. И вынести это… сложно.
Она вдруг замолчала, будто эта тирада выжала из нее все эмоции. Кара видела, как много она хотела сказать, но как мало слов было дано для этого.
— Но я не хочу, чтобы он возвращался только из-за того, что я не могу справиться сама. Я могу, Кара, — она намеренно подчеркнула свое «могу», и морд-сит даже поверила, что это была правда. На этот краткий миг Мать-Исповедница преобразилась: железная воля и такой же характер вновь вернулись к своей обладательнице, и морд-сит вдруг подумалось, что они на самом деле не покидали ее ни на миг. Искра в ее глазах своим свечением всегда была обязана этим двум качествам, которые навеки оставались надежной опорой этой женщины.
Кара прикрыла глаза на мгновение, и все ее действия и слова лишились порывистости. И все же, если Кэлен оставалась той же, что раньше, почему жизнь внутри нее медленно тлела, словно уголек в костре? Она заглянула Матери-Исповеднице в глаза из-под опущенных ресниц.
— Даже самым сильным нужна поддержка, — тихо, будто чужим голосом промолвила она, боясь, что это вызовет очередной протест.
— Возможно, — довольно резко ответила другая женщина, но уже через мгновение ее тон заметно смягчился, — но до возвращения Ричарда ждать не так уж и долго, и за это время, поверь, со мной ничего не случится.
Она вдруг подошла к Каре близко-близко и улыбнулась так, что растаяло бы сердце любого, даже самого черствого человека, настолько просто, легко и кристально чисто это было сделано.
— Главное, чтобы ты была где-то поблизости. Иначе я точно пропаду без твоей помощи, — она вдруг притянула ее к себе и обняла, — прости, что я вдруг так отдалилась… обещаю, больше это не повторится.
Кара мгновение была в оцепенении, и Кэлен, кажется, тоже это почувствовала. Но морд-сит ответила на ее объятия, будто только что осознав, что на самом деле происходит.
— Конечно, пропадешь, — в голосе морд-сит послышался смех, — ты стала слишком похожа на лорда Рала — с вас обоих нельзя сводить глаз.
Кэлен тоже рассмеялась ей в ответ, все еще не разрывая дружеских объятий, а Кара уткнулась ей в плечо. В ее глазах стояли слезы облегчения.
***
Народный Дворец поражал своими масштабами и размахом. Из многочисленных древних томов и свитков Томас знал, сколько тысяч людей когда-то давно отдали жизни во время его строительства, чтобы это величавое строение смогло обрести свою вечную славу, и столько же тысяч людей уже успели вознести ему хвалу в своих таких же вечных творениях. Его слава жила настолько давно, насколько не мог представить себе любой смертный — то есть еще со времен начала рассвета Империи, когда истинными д’харианцами считались лишь люди, жившие в нескольких десятках миль от столицы, а остальные были лишь дикарями, бесцельно занимавшими земли вокруг.
Уже миновав городской рынок, юноша подъезжал к длинной и витиеватой дороге, что вела к самому дворцу. Он дышал широкой грудью, понимая, что сейчас, наконец, он был один среди всех этих диковинных для него людей, без хвоста в виде других имперцев, без противного ему окружения лордов и леди, что каждый раз заискивающе, по-собачьи украдкой смотрели на него; даже без дурного женского общества. Точнее, без общества дурных женщин. Все прелести лагерной жизни оставили его еще несколько часов назад, когда другие солдаты Императора встали небольшим, малозаметным лагерем в окрестностях Народного Дворца.
В окружении д’харианцев Томас, как ни странно, чувствовал себя вполне свободно, будто каждый из них был знаком ему многие годы. Конечно, это было не так, но его тешила мысль, что он наконец нашел что-то знакомое и близкое, такое далекое от другой культуры, культуры захватчиков, представителем которой он сейчас являлся. Быть может, он рос среди этих людей, д’харианцев? Эта мысль вызывала в нем какое-то внутреннее метание, будто его душа в момент теряла равновесие и оказывалась у той чаши весов, что вела к падению. Будь это так, сейчас он невольно оказался бы в шкуре предателя, а этого ему, как ни странно, не хотелось.
До Народного Дворца оставалось несколько минут пути, когда его конь начал подъем по широкой дороге из брусчатки. По обе стороны она не имела никаких ограждений и венчалась обрывом, поэтому любое неосторожное движение в мгновение привело бы к падению. Дорога эта вела прямо к огромным воротам, которые достигали не менее десяти футов в высоту и пяти футов в ширину. Томас догадался, что именно в этом отрезке пути и была сила Народного Дворца, который доселе смог пережить все осады: подступ к нему был слишком сложным и извилистым, а забаррикадированные двери, которые были частью невероятно широкой и толстой каменной стены, без желания хозяев дворца преодолеть было практически невозможно.
Томас завершал свой подъем по дорожке, равняясь строго по ее центру. Хоть время и близилось к весне, дорога все еще была покрыта тонкой корочкой льда, на которой его конь вполне мог поскользнуться, и тогда их обоих ждало бы долгое и неприятное путешествие вниз.
Наконец добравшись до слегка заиндевевших железных ворот, ведущих во дворец, юноша придал своему лицу как можно более безразличное выражение, зная, что наименьшее количество эмоций всегда вызывало наименьшее количество вопросов. Солдаты с шипастыми браслетами на предплечьях, которые несли свой пост у входа, окинули его внимательным взглядом и незамедлительно спросили, с какой целью он прибыл во дворец.
— Я представитель Андерита в Совете, — только и ответил он, не приплетая ничего лишнего.
Один из них, светловолосый широкоплечий мужчина, который по росту значительно превосходил не только Томаса, но и своих братьев по оружию, сейчас показал явную подозрительность к его словам, но пока не к нему самому. И то хорошо, решил Томас.
— Но Совет уже сформирован, и все его члены давно находятся во Дворце, — мужчина подбоченился.
— Да, но Андерит принял решение позднее других стран, и моя задержка оправдывается именно этим фактором. Полагаю, вас должны были известить об этом.
Тот немного нахмурился, момент спустя вновь пробегаясь оценивающим взглядом по путнику. Томас не позволил себе даже поежиться от холодка, вызванного этим взглядом, как вдруг мужчина все же кивнул, и младшие по рангу солдаты открыли для представителя Совета ворота.
Юноша тронул коня пятками, как можно более быстро проходя через вход во дворец, будто двери перед ним могли внезапно захлопнуться. Уже внутри широкой арки, которая наглядно давала понять, что оборону Дворца держала не одна стена, а несколько, к нему подбежал мальчик лет четырнадцати, который первым делом забрал его коня. Томас обратил внимание, что, по сравнению с солдатами, которые несли многочасовой дозор, да и с ним самим тоже, он был одет даже более тепло, но на нынешнем холоде, даже в стенах дворца, и ему было не совсем комфортно.
Он подошел к лестнице, которая вела к непосредственному входу во дворец, и только поднявшись туда увидел довольно мощный и совершенно разношерстный поток людей, продвигавшихся вглубь дворца. Томас, который все еще был обременен своей хоть и не большой, но все же наполненной доверху дорожной сумкой, после недолгих колебаний все же пошел за толпой. Его заинтересованность в причине движения такого количества совершенно разных по положению людей, зачастую служанок и их леди, идущих на расстоянии вытянутой руки, выросла еще сильнее, как только он понял, который был час. Полдень. Что такое важное могло происходить в полдень? Молитва, ритуал, жертвоприношение?
Насчет последнего он хоть и сомневался, но все же не стал так резко отвергать это предположение.
Они подходили к какому-то довольно большому залу, которых, как он догадывался, в Народном Дворце было не менее десятка. Толпа, частью которой Томас был вынужден стать во имя удовлетворения своего любопытства, вела себя крайне непринужденно и спокойно, практически как стадо глупых овец, которых ведут на убой. Впрочем, вряд ли дом Ралов мог позволить себе массовое убийство в такое тяжелое и неоднозначное время, разве нет?
В зале этом были очень высокие потолки, как он сразу заметил, а одну из четырех мраморных стен занимал целый ряд высоких стрельчатых окон. Здесь уже находилось довольно много людей, и все они стояли на коленях, причем, по собственному желанию, выглядя при этом довольно расслабленно. Томас помедлил, пока не получил довольно ощутимый тычок в спину от какой-то блондинистой леди, которая вдруг быстро прошуршала пышными юбками мимо него, лишь раз обернувшись и сверкнув голубыми глазами в ответ на его изумленный взгляд. Невиданная наглость, но, судя по тому, что он читал о д’харианском народе, эта юная леди была его типичной представительницей.
Томас прошел куда-то в середину зала, усаживаясь на колени точно так же, как и все другие, будто точно зная, что ему предстоит делать. На самом же деле, это было совершенно не так. Он заметил, что люди все прибывали, и среди них были уже не только гости дворца с их свитой, но и его постоянные жители: солдаты, воительницы в бурой коже, которых именовали морд-сит, дворцовая прислуга. Поток не иссякал уже несколько минут, но двери не закрывались ровно до того момента, пока в зал не вошли две последние женщины.
У одной из женщин, той, что была облачена в длинное белое платье, были невероятной длины и красоты волосы цвета воронова крыла, а глаза сверкали так, что юноша мог видеть их блеск даже со своего далекого места. Она шла рядом с высокой и стройной морд-сит, светлые волосы которой были заплетены в длинную косу, которая по длине ничуть не уступала волосам ее спутницы.
В груди у Томаса начала свой подъем буря. Эта темноволосая женщина была так прекрасна, что вряд ли могла вызвать неприятие у какого-либо мужчины — у любого мужчины! — но юноша едва удержался от того, чтобы сжать руки в кулаки для удержания концентрации. Перед ним была Мать-Исповедница, самая могущественная женщина Срединных Земель, и именно эта женщина вызывала в его душе самое настоящее смятение одним своим видом. Как это было возможно? Что такого она сделала ему в той, прошлой жизни, что сейчас одно ее появление ставило его в тупик? Он испытывал настолько смешанные чувства, что вряд ли мог дать им хоть какое-нибудь определение, но все же. Он ведь должен был ненавидеть ее, разве нет?
Он, не отрываясь, проследил за тем, как она плавно опустилась на колени перед всеми другими людьми, при этом находясь спиной к ним и игнорируя обращенные на нее взгляды. Ее морд-сит села где-то позади, но это ее движение вышло настолько резким, что люди вокруг невольно отпрянули.
После того, как мгновение в зале царила мертвая тишина, раздался ясный звон колокола. Только он известил о том, что наступил полдень, сотня голосов единовременно взвилась вверх, под самый потолок, вызывая внезапную дрожь где-то внутри Томаса. Он невольно согнулся под мощью этого многоголосья, и до него не сразу дошло, что именно говорят эти люди. Он был настолько поражен, что пока не мог найти в себе сил влиться в поток говорящих, будто в этом было что-то противоестественное.
Магистр Рал ведет нас.
Магистр Рал наставляет нас.
Магистр Рал защищает нас.
Томас огляделся вокруг, взглядом проходясь по опущенным головам людей вокруг, которые будто начали терять связь с внешним миром, монотонно вторя знакомым им словам.
Что же происходило? Он совершил над собой усилие, преодолев внезапное сопротивление, что возникло где-то в его грудной клетке, и его голос наконец присоединился к сотне других.
В сиянии славы твоей — наша сила.
В милосердии твоем — наше спасение.
В мудрости твоей — наше смирение.
Томас опустил голову, закрывая глаза.
Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Его мысли начали очищаться под лавиной новых, но уже освоившихся на его губах слов. Они идеально подходили его мыслям, будто стыкуясь с каждым новым их потоком, и когда молитва начала повторяться на языках других людей, раз за разом не изменяя ни единого своего слова, Томасу казалось, что она занимала какие-то доли секунды, и каждое ее слово давалось с каждым разом все легче.
Он позволил себе на миг забыть обо всем и стать частью мира людей, с которыми он сидел бок о бок.
***
Мать-Исповедница ждала его у себя в покоях, так сказали юноше солдаты Первой Когорты.
Томас оказался немного удивлен этой новостью: интересно, она предпочитала знакомиться лично со всеми членами Совета перед тем, как допустить их к выполнению своих обязанностей? С одной стороны, он был польщен, с другой — немного обескуражен. Она была для него неразрешимой загадкой, и подобный визит ставил на карту слишком много, ведь он совершенно не знал, чего ожидать от нее, а тем более — на ее территории, в Народном Дворце. Да он же был беззащитнее ребенка!
С другой стороны, разве не об этой встрече он думал столько времени? Разве не ее ждал? Оставалось лишь надеть чистую, не потрепанную дорогой одежду и покинуть покои, позволив вести себя двум рослым д’харианцам.
Мать-Исповедница ждала его в небольшой комнате, скорее похожей на личный кабинет, нежели на зал для переговоров. Он был правильной квадратной формы, с небольшим столиком ближе ко входу, двумя креслами вокруг него и рядом внушительного размера окон, выходивших, очевидно, на запад. Томас в момент догадался, что кабинетик предназначался именно для таких встреч, и его расположение практически прямо в ее покоях объяснялось тем, что встречи такого масштаба не должны были требовать много времени.
Она стояла у одного из кресел, пронзительным и внимательным взглядом встречая Томаса. На некотором отдалении от нее стояла та самая морд-сит, своим взглядом вызывая нарастание напряжения внутри юноши.
Не прошло и секунды, как он опустился на колени и склонил голову в почтительном жесте, как того требовали обычаи далеких Срединных Земель. Мать-Исповедница слегка кивнула ему, и ее голос в этот момент приятно коснулся ушей Томаса, будто был самым дорогим шелком.
— Встань, дитя мое.
Был еще яркий день, и Томас воспользовался всеми его преимуществами, чтобы получше рассмотреть ее. В том огромном зале он был слишком далеко, чтобы увидеть что-то большее, чем ее общие черты. Теперь же он видел Мать-Исповедницу такой, какой она была на самом деле: властной, горделивой, непревзойденно красивой и опасной.
Томас сделал усилие над собой и отвел взгляд от нее, поднимаясь с колен и садясь в ближайшее кресло. Женщина грациозно опустилась на второе, не отрывая взгляда от собеседника, а ее телохранительница осталась стоять на том же месте, словно грозовая туча.
— Мы рады приветствовать в Народном Дворце посланника Андерита, — она слегка улыбнулась ему, — признаться честно, я была приятно удивлена решением, которое вы приняли в итоге. Скажите, как я могу к вам обращаться?
Первым ему в глаза бросилось, что на ней не было Рада-Хана, значит, она пользовалась своими силами абсолютно свободно. Но что его привлекло больше, так это ее глаза. Лицо Матери-Исповедницы, благородное и по-настоящему красивое, с правильными чертами и идеальное с точки зрения пропорций, прежде всего запоминалось именно благодаря ним, глазам цвета листвы северных лесов. Они светились вековой мудростью ее предшественниц, будто она — их единой воплощение, то, к чему люди стремились все эти поколения.
Она ведь была всего на несколько лет старше него, так как была возможна подобная степенность в ее действиях, подобная мудрость?
Но было еще кое-что, что смутило его теперь, когда он был способен разглядеть это: в ее глазах был отпечаток боли, мучительной и изнуряющей, которая затмевала все остальное.
Из мыслей его вырвал легкий и совсем не доброжелательный смешок морд-сит. Он вдруг понял, что эти несколько мгновений, которые он провел в задумчивости, она ждала от него один лишь простой ответ на ее вопрос.
— Томас, — он с трудом припомнил собственную выдуманную фамилию, но виду не подал, лишь стал говорить немного медленнее. Матери-Исповеднице негоже знать о подобных оплошностях. — Томас Марлоу.
— Рада наконец познакомиться, Томас, — уголки губ женщины слегка приподнялись, когда она назвала его имя. Ему вдруг показалось, что это было сделано с некоторым… интересом?
Юноша подметил, как в этот момент она слегка задрала подбородок, без лишней застенчивости окидывая его оценивающим взглядом, а морд-сит ровно тогда же опустила голову, разглядывая его из-под пушистых ресниц, этим одновременно навевая ему и страх, и влечение. Он понял, что это были представительницы двух совершенно разных женских типов, скорее даже противоположных.
— Я думаю, вам интересно, зачем я пригласила вас сюда для личной беседы, не так ли? — наконец спросила его Мать-Исповедница.
Он вежливо улыбнулся, слегка кивнув головой в знак согласия.
— Я догадываюсь, что это связано с тем, что Андерит сначала принял поспешное и довольно безрассудное решение, — ответил он, не отрывая взгляд от ее глаз. Возможно, это была довольно рискованная затея — играть в гляделки с Исповедницей, но он был совершенно безволен. Она пробуждала в нем неуемный интерес, но не только своим титулом и происхождением, а скорее своей личностью. Рядом с ней он чувствовал нечто, не поддающееся объяснению. По крайней мере, пока что не поддающееся.
— Верно, — уголки ее губ слегка дернулись вверх и в следующее же мгновение опустились, вновь придавая ее лицу серьезное выражение. Он догадался, что это была трещина ее Маски Исповедницы, но почему она вдруг дала о себе знать? — И я бы хотела узнать, с чем связано это решение? Насколько мне известно, в последнее время Андерит и Д’Хара были в довольно противоречивых отношениях.
— Я полагаю, до последних шести месяцев очень многие страны боялись сближаться с Д’Харой, — незамедлительно ответил он, стараясь сгладить легкое недоверие в ее тоне, — но политика Андерита была напрямую связана с действиями его уважаемого Суверена, Бертрана Шанбора. Он был в довольно тесных отношениях с Имперским Орденом, и до последнего момента нас, жителей Андерита, это устраивало. Но, поскольку мы находимся ближе всего к границе с Древним Миром, в страну хлынул огромный поток солдат, которые совершали свои бесчинства совершенно безнаказанно. Со своевременной кончиной Суверена у нас появилась возможность прервать отношения с ними и выбрать наиболее надежных союзников.
Пока Мать-Исповедница внимательно слушала его, ее лицо оставалось непроницаемым, поэтому Томасу оставалось только ждать ее следующих слов, чтобы узнать, как она отнеслась к его речи. Он вдруг понял, что это было важно для него не только из-за того что он сейчас, по сути, вел двойную игру, но и по еще одной причине, которая в этот момент показалась ему неуместной: он просто жаждал услышать ее мнение.
— Если я не ошибаюсь, место Бертрана Шанбора занял Далтон Кэмпбелл, — Томас кивнул, следя за женской речью словно зачарованный, — но, насколько мне известно, он придерживался точно той же точки зрения.
— Окончательное решение принял народ на голосовании, — Томас облокотился на ручку кресла, почувствовав себя вполне уверенно, — но к проведению этого голосования его подтолкнула личная трагедия, ведь его жена погибла по вине солдат Ордена.
Их взгляды пересеклись, и юноша увидел, что она не разглядела ложь в его словах. Она позволила состраданию проступить на поверхность своих чувств, этим сильно удивив Томаса.
— Очень жаль, что для принятия правильных решений бывает необходимо, чтобы прежде случилась какая-либо беда. Но так ведь обычно и происходит, верно? — она на момент, лишь один момент отвела взгляд, грустно улыбнувшись.
А Томас замер, все так же неотрывно глядя на ее лицо. В ее словах только что прозвучало что-то личное, вряд ли доступное кому-то еще, кроме нее самой.
— Хорошо, теперь мне все вполне понятно, — она вновь вернулась к своему безэмоциональному состоянию, но ее взгляд будто потеплел. — Если я правильно понимаю, вы должны были привезти письмо с подтверждением вашего положения в Совете, подписанное лично Министром Культуры Андерита.
— Да, конечно, — Томас вдруг поднялся с кресла, доставая из небольшого футляра свиток, запечатанный сургучом. Она медленно поднялась ему на встречу, а юноша не переставая следил за каждым ее движением. Он невольно засмотрелся на кисти ее рук, и внутри него начинало подниматься совершенно безумное желание коснуться их. Юноша выразительно посмотрел на морд-сит.
Возможно, он все же был безумен?
Кэлен совершенно не могла понять, о чем он думает — этот Томас казался ей непроницаемым, и это, как минимум, настораживало.
Темноволосый, сероглазый и атлетично сложенный, он привлек ее внимание еще во время посвящения, когда она случайно обернулась и заметила его в толпе. Она подметила, что тогда, когда отгремели молитвы, он покинул зал последним, будто ожидал чего-то. Или кого-то.
Кэлен же решила остаться в одиночестве, чтобы немного подумать. Боль, вызванная магическими силами ее ребенка, с каждым днем становилась все более невыносимой, и Кэлен уже не могла обходиться без помощи Натана, визиты которого заметно участились. Молитва стала для нее своеобразным спасением, поскольку в этот час, час, когда сотни голосов вторили друг-другу, она была свободна от всех мыслей, и чувство безысходности, только начинавшее формироваться внутри ее сознания, наконец отступало.
Она чувствовала себя странно: ей казалось, что они были знакомы, но при этом она не знала его. Разве было возможно подобное? Разум говорил, что нет. Чувства говорили — да.
Сейчас, когда она могла смотреть прямо ему в глаза, делая это уже не украдкой, это чувство лишь усилилось. Какая-то струна в ее груди вдруг подрагивала каждый раз, когда их взгляды встречались, но эта дрожь никак не была похожа на ту, что женщина могла испытывать рядом с любимым мужчиной. Что-то принципиально новое, сильное и безгранично трепетное, даже родное, зародилось в ее душе по отношению к нему; что-то, что она не могла объяснить, как бы ни старалась, как будто это чувство было гораздо выше нее самой. И оно мучило ее своей неизвестностью, вызывая вполне ощутимые душевные терзания.
Когда он поднялся с кресла, чтобы отдать ей свиток с подтверждением представительства, Кэлен последовала его примеру и тоже встала. Его взгляд был все так же непроницаем, и она не могла узнать ни единой его эмоции, как и он ее. Она вдруг почувствовала себя зверем, загнанным в клетку. О духи, пусть он даст хотя бы одну подсказку, хотя бы одну, чтобы она знала, чувствует ли он то же самое? Или, возможно, она просто потеряла рассудок, и восприятие вдруг изменило ей?
Их разделял буквально метр, и Кэлен чувствовала робкое, но очень сильное желание хотя бы прикоснуться к нему. Она жаждала почувствовать, понять, получить хоть какие-нибудь ответы, и почему-то она знала, что одно лишь касание может дать ей все необходимое.
Но Исповедница лишь коснулась протянутого свитка, и в момент, когда она уже собиралась попросту забрать его, лишая себя единственной возможности поддаться непростым эмоциям, что так сильно захватили ее, это сделал он. Кэлен замерла от неожиданности, но не стала одергивать руку, когда его пальцы обхватили ее запястье. Его хватка была мягкой и очень аккуратной, будто он боялся ей навредить, и женщину вдруг потрясло это действие. Мало кто мог отважиться вот так внезапно коснуться Исповедницы, а он смог. Он был либо недостаточно осведомлен о том, кто она такая, либо, что более вероятно, совершенно безрассуден.
Время стало тянуться медленно, когда ее взгляд и взгляд Томаса встретились. Она краем глаза заметила, как слева от нее пришла в движение Кара, которая попросту не успевала ничего сделать.
Его глаза так сильно напоминали ей об одном самом дорогом для нее человеке, что сердце безвольно, но отчетливо и громко прогрохотало в ее груди. Она была не в силах разорвать их контакт, будто сейчас от этого зависело само ее существование.
Ее потрясло новое осознание, в котором сейчас не оставалось ни единого сомнения: он был близок ей, как были близки единокровные родственники. Добрые духи, было ли разумное начало у этого осознания, или оно держалось лишь на ее предчувствии?
В следующее же мгновение, когда их руки разомкнулись, что-то изменилось.
Не успела Кара подлететь к Кэлен, чтобы проверить, все ли с ней было в порядке, как вдруг Томас пошатнулся. Исповедница вовремя схватила его за запястье, этим слегка замедлив внезапное падение. Только он, бессознательный, коснулся пола, обе женщины мигом подлетели к нему, окружая с двух сторон и пытаясь понять, что же произошло. Блондинка вопросительно посмотрела на темноволосую, и та отрицательно покачала головой, не нуждаясь в произнесении самого вопроса.
Она не исповедала его. Произошло что-то совершенно другое.
Но Кэлен поняла, что это что-то произошло не только с ним, но и с ней. Она вдруг почувствовала, как боль, что она несла в себе каждый день последние два месяца, вдруг покинула ее.
Комментарий к Глава VII
смахивает пот со лба
Это было довольно сложно, скажу честно - понадобилось огромное количество песен, но вот глава и перед вами! По моему мнению, она вышла довольно насыщенной, запутанной и интересной. А как считаете вы? Я надеюсь, что у вас появилось еще больше вопросов ;) Они вам понадобятся, когда в следующей главе вы увидите некоторые ранее скрытые подробности про нового героя.
И, как всегда, премного благодарю вас, верные читатели, за отзывы и “жду продолжения”. Я искренне надеюсь, что новая глава вызовет у вас те же эмоции, что она вызвала их у меня еще при написании!
p.s. глава вышла объемной, поэтому прошу сообщать об ошибках и опечатках, которые я могла пропустить.
========== Глава VIII ==========
You taught me the courage of stars before you left.
How light carries on endlessly, even after death.
With shortness of breath, you explained the infinite.
How rare and beautiful it is to even exist.
— Sleeping at last
Включена ПБ
Над его головой плыли сотни звезд, будто сотканных в единое полотно. Безграничное небо, окружавшее их, в этом месте было совершенно неестественного цвета: оно переливалось из жемчужно-белого в глубокий черный цвета оникса, и не было ни единого его клочка, в котором оно было бы статичным.
Пространство вокруг было таким же подвижным и изменчивым, что, казалось, целое здание вело себя скорее как жидкость, нежели как твердое тело.
По белокаменным стенам, вместе образовывавшим здание идеальной цилиндрической формы, то и дело пробегала рябь, а колонны, удерживавшие прозрачный стеклянный свод, изгибались под тяжестью своей ноши, но с какой-то периодичностью выпрямлялись и вытягивались в высоту, словно живые змеи.
Ричард не знал, где он оказался. Он чувствовал себя абсолютно невесомым, будто вокруг совершенно не было воздуха, поэтому каждый шаг давался ему легко и не требовал никаких усилий. Он подметил, что на противоположных концах этого помещения, похожего по стилю на произведения времен постройки Дворца Исповедниц, находились ворота. Одни из них, более высокие и широкие, состояли из двух монолитных черных камней, которые были испещрены иероглифами, выглядевшими крайне знакомо.
Если поначалу Ричард думал, что это был сон, сейчас у него не оставалось никаких сомнений — это было не так. Во сне мышление теряло свою ясность, и некоторые действия, даже такие как чтение, становились совершенно невозможными. Ричард же мыслил предельно ясно, и смысл иероглифов открылся для него довольно скоро. Стоило приложить лишь малейшее усилие, и Рал понял, что написаны они были на древнед’харианском языке, который был ему хорошо знаком.
Вторые ворота была поменьше, и выполнены они были из того же белого камня, что и стены. Они, в отличие от черных ворот, была слегка приоткрыты. Ричард пересек зал ровно в тридцать шагов и оказался перед этими вратами, отодвигая одну их створу так, чтобы он смог протиснуться в проем. Несмотря на то, что створа эта была выполнена из мрамора, то есть должна была весить довольно внушительно, она поддалась удивительно легко.
Ричард опешил, когда перед ним оказалось лишь светящееся белое нечто, по цвету похожее на светлые участки неба над его головой, и начало ступеней, шириной доходивших до роста взрослого человека, спускавшихся в никуда.
Вдруг Ричард услышал, как его окликнул чей-то мужской голос. Он незамедлительно обернулся, чтобы узнать, кто являлся его обладателем. Этот голос показался ему настолько знакомым и близким, что понадобилось усилие воли, чтобы поверить в его подлинность.
В противоположном конце этого странного, непостоянного помещения, ровно в тридцати шагах от Ричарда, стоял Даркен Рал.
Он вышел немного вперед, покидая тень от колонны, и теперь стоял под стеклянным куполом, освещенный лишь светом невиданно близких звезд. Его одежда переливалась, будто поблескивая серебром, а на лице были отражены умиротворение и неторопливость, которые были свойственны лишь духам, мир которых уже был связан с одним только безвременьем.
Ричард вдруг почувствовал, как вся легкость испарилась из его тела. Он едва смог сделать несколько шагов, как вдруг застыл, не смея оторвать взгляд от лица мужчины напротив.
— Отец, — только и сумел промолвить он слабым полушепотом. Он никак не ожидал увидеть его, поэтому не знал, что мог сказать. Казалось, не было ничего, что они могли обсудить после всего произошедшего.
— Забудь о том, что было раньше, — ласково обратился к нему Даркен, и его лицо будто посветлело, — мы оба прощены, сын мой.
Ричард до сих пор помнил в мельчайших подробностях, как лезвие Меча Истины светилось белым, пронзая сердце отца. И он никогда не забудет, как искра жизни уходила из его потускневших, охваченных подлинным безумием глаз.
Ричард в неверии смотрел на лицо призрака, будто видел его в первый раз. В последние годы жизни он давно уже не был таким — спокойным, расслабленным и одухотворенным. В Искателе вдруг проснулся ребенок, маленький мальчик, который когда-то с радостью бежал к своему отцу, чтобы обнять его и оказаться в его руках.
Блондин терпеливо ждал, когда другой мужчина будет готов продолжить разговор, и Ричард, хоть и не был до конца готов к этому, все же знал, что его визит не был случайным.
— Где мы находимся? — спросил он, вновь осматриваясь вокруг. Небо над ними почернело, поэтому в помещении стало немного темнее, нежели раньше. Взгляд Ричарда вновь обратился на черные ворота, что находились за спиной Даркена Рала.
— Это — вход в Храм Ветров, — он указал на него белоснежной рукой, слегка развернувшись, — а место, в котором находимся мы, называется Мост. Он связывает Мир Живых и Мир Мертвых, то есть тот, в котором находится храм. Я пришел, чтобы помочь тебе попасть в него, когда придет время.
— «Когда придет время»? — удивился Ричард, почувствовав, как отец выделил эти три слова. — О каком времени ты говоришь?
— Время исполнения пророчества, которое откроет двери в Храм Ветров, — терпеливо пояснил старший Рал. — Верно, ты уже слышал его.
Ричард кивнул.
— «Только наследница магии любви и ярости, порождение белого и черного, та, что соединит вместе две величайшие державы, сможет остановить огненный вал человеческих смертей», — Ричарду было не так сложно выудить пророчество из своей памяти. Оно врезалось в нее настолько прочно, что вряд ли он сможет забыть его когда-либо.
— Или, — вдруг продолжил его слова Даркен Рал, — если от вашего союза на свет появится наследник мужского пола, он станет ценой, которую вы заплатите Ветрам за избавление вашего народа.
Ричард вдруг посмотрел на отца в немом удивлении, даже не скрывая, что эти слова шокировали его. Он никогда раньше не слышал о последней части, поэтому сначала даже не понял, о чем именно говорит другой мужчина. Осознание чудовищного значения этих слов потребовало от него какого-то времени.
— Что? — он быстро оправился, но сила в голосе еще не вернулась к нему. — Но в пророчестве речь идет лишь о наследнице.
— Изначально, да, — на лице старшего Рала проявилось сочувствие, — но у него появилась вторая ветвь, и если у вас с Кэлен родится сын-исповедник, вам придется пожертвовать его жизнью. Мы отправили вам посланника, который должен был предупредить вас, поэтому ты и твоя жена должны были знать об этом.
— Нет, — он отрицательно покачал головой, — если бы это было так, Кэлен бы обязательно сказала мне. К тому же, это невозможно.
— Мальчик мой, — обратился к нему отец в манере, которая очень напомнила ему Зедда. Старый волшебник по праву заменял ему отца в последние годы, — невозможные вещи происходят слишком часто для того, чтобы носить столь громкое название. И рождение исповедника — далеко не событие подобного рода.
— Допустим. Но почему Ветры хотят забрать его жизнь? — вдруг вопросил Ричард. Он сохранял внешнюю невозмутимость, но все же чувствовал, как в груди разливалась тоска. Он догадывался, что это было связано с древним обычаем, по которому все сыновья Исповедниц предавались смерти, но что-то подсказывало ему, что все было не так просто и однозначно.
— Ничто не дается просто так, Ричард, — только и сказал блондин. Его черты смягчились, показывая, что он испытывал те же чувства, что и его сын. — Любое событие имеет свою цену, как и возвращение Чумы в Храм Ветров. Эту цену установили для вас духи: и злые, и добрые. Они не желают, чтобы в Мире Живых находился кто-либо, обладающий такой мощью: и обеими сторонами дара, и вместе с тем Исповедью, не сбалансированными между собой. Он может стать погибелью для вашего мира, если его жажда власти будет соответствовать силе его дара.
— Но разве можно быть полностью уверенным в этом? — мужчина всплеснул руками в раздражении, говоря слишком непочтительно для живого, находившегося на грани Мира Мертвых. — Возможно, у нас нас не будет детей вовсе, и что же духи скажут на это? Что потребуют тогда?
Старший Рал печально улыбнулся, и Ричард вдруг остановился. Нехорошее предчувствие прорезало его сознание, и по коже, которая еще мгновение назад не чувствовала ничего, пробежали мурашки от острого взгляда, которым его одарила призрачная фигура.
— Она уже носит ребенка, о котором говорит пророчество, хотели вы того или нет. И, хоть ты и считаешь это невозможным, ребенок этот — мальчик.
В этот раз Ричарду не потребовалось и мгновение, чтобы осознать вес слов, сказанных ему отцом. Он развернулся, не в силах смотреть ему в глаза, разрываясь между двумя эмоциями: безграничной радостью и глубочайшей печалью. Он знал, что, если бы это произошло при других обстоятельствах, одна лишь новость о том, что он станет отцом, сделала бы его самым счастливым человеком на свете. Но почему все происходило так? Почему даже самую светлую радость должна была омрачить тень грядущей трагедии?
Его терзало множество вопросов, и каждый из них лишь раздувал бурю эмоций внутри него еще сильнее. Голос отца мягко, но требовательно вновь зазвучал позади него, чтобы скорее вернуть ему осознание реальности.
— Не отчаивайся, сын мой. Возможно, тебя утешит мысль, что ты не будешь первым, кто совершит подобную жертву.
Ричард горько усмехнулся в ответ на его слова. Его ли отцу об этом говорить? Какие жертвы приносил он во имя блага других людей, да и приносил ли когда-либо?
— Почему ты пришел именно сейчас? — Ричард задушил желание растерзать свою душу еще сильнее и потому сменил тему. У него было предчувствие, что Даркен Рал не скажет ему ничего, что могло бы им помочь, поэтому даже не стал спрашивать. — Мы уже нашли место, где находится храм. Что еще ты можешь сказать помимо того, что уже сказано?
— Ты многого не знаешь, Ричард. Храма Ветров уже давно нет в Мире Живых, поэтому никто, и даже ты или Сестра Тьмы Джеганя, не сможет его найти таким образом, — серым тоном осадил его Даркен Рал. — Раньше он находился на горе Киммермост неподалеку от Эйдиндрила, но сейчас эта его часть разрушена, и ты не найдешь в руинах ничего, что поможет тебе остановить эпидемию. Единственный путь — исполнить пророчество, и тогда Храм вновь откроет свои врата.
Ричард запустил пятерню в волосы, прикрыл глаза. Он не стал спрашивать, значили ли его слова, что эпидемия могла возобновиться — он уже догадался, что предчувствие не подвело его тогда, в Кельтоне. Мнимое выздоровление было лишь отсрочкой тысяч других смертей, и, скорее всего, было связано с выполнением части пророчества.
После всего услышанного Ричард чувствовал, что у него не осталось сил на борьбу. Он ощущал, как усталость окутывала его тело, и он постепенно лишался воли. Что мог он, Ричард, сделать тогда, когда даже духи отвернулись от него и Кэлен, выставив подобную цену?
Он был готов опустить руки.
— Я пришел сюда, чтобы лично сказать тебе об этом, потому что знаю, насколько это сложно, — неожиданно для Ричарда сказал он, и мужчине даже захотелось поверить ему. — И я знаю, что не каждый смог бы совершить подобную жертву. Но Ричард, ты и Кэлен — далеко не обычные люди, и это обязывает вас к тому, что не смог бы никто другой.
Они замолчали на некоторое время. Плечи мужчины поникли, он будто уменьшился в росте.
— Это уничтожит ее, — в голосе Ричарда чувствовалась слишком ощутимая внутренняя мука.
— Так не позволь этому случиться, — отец сжал его плечо, будто таким образом мог передать ему часть своих сил, невзирая даже на то, что это прикосновение отдалось лишь как слабое давление. У него не было земного тела, потому в этом жесте не было никакой физической поддержки. Зато была духовная. — Не позволь горю уничтожить вас обоих, ведь если ты потеряешь ее, то станешь ничем не лучше меня.
Ричард увидел, как на его лице вдруг заиграла улыбка, настолько светлая, что вряд ли могла принадлежать нечестивцу, которым он был при жизни. Кто знает, может быть, их обоих действительно простили, и теперь он был добрым духом? Мужчина позволил себе надеяться на это.
Отец простер руки к нему, и Ричард сам не понял, как многолетняя пропасть между ними вдруг сошлась прямо под его ногами. Слабое, призрачное и неуловимое прикосновение отдалось теплом, пробежавшим под его кожей, и он не смог не ответить на его объятия. Он действительно скучал по своему отцу, хоть и старался задушить это чувство.
И сейчас, даже когда с ним рядом был лишь его бестелесный дух, Ричард впервые за долгое время почувствовал те детские легкость и беззаботность, что могли подарить лишь объятия любящего родителя.
— А теперь возвращайся к ней как можно скорее, — услышал он его тихие слова, произнесенные слишком человеческим, слишком живым голосом. — И помни, что у тебя есть силы преодолеть любые трудности, сын мой.
Ричард понимал, что настало время прощаться, но совершенно не был готов к этому.
Небо над ним начало светлеть, по цвету и яркости постепенно походя на звезды, что усеяли его. Колонны и стены вокруг резко застыли, постепенно сливаясь с небом, в эту минуту походившим на расплавленное серебро. Ричард невольно отстранился, и теперь перед ним остался один лишь его силуэт, светившийся настолько ярко, что нельзя было разобрать ничего, кроме его очертаний, начинавших растворяться в пространстве.
Когда он проснулся, в его голове набатом стучало одно только последнее слово, сказанное ему отцом:
— Прощай.
***
В окрестностях Эйдиндрила стояла по-настоящему дрянная погода.
Никки натянула капюшон поплотнее, пытаясь защититься от ураганного ветра, настолько холодного для самого начала весны, насколько это вообще было возможно. Моросил легкий дождь, настолько незначительный и оттого противный, что его предназначение в природе было ей совсем не понятно. Солнце только вставало, и колдунья предполагала, что в это время могли бодрствовать лишь трудолюбивые крестьяне, которые только начинали работать в полях, но вряд ли кто-либо еще.
Она оказалась в далекой глуши в компании одного лишь Ричарда таким образом: около полутора часов назад он разбудил ее ни свет ни заря, кинул дорожную сумку на прикроватную тумбочку и, невзирая на ее заспанный и довольно потрепанный вид, ограничился лишь предупреждением о том, что, если она будет собираться слишком долго, он уедет без нее.
Конечно, у нее не было выбора — поэтому она сейчас вяло плелась за Ралом, без особого интереса разглядывая пустынные и мрачные пейзажи полей вокруг. Никки настолько сильно погрузилась в свои собственные мысли, что, проезжая мимо кромки леса, случайно пропустила довольно увесистую еловую лапу, нависшую прямо над ее головой, и ком мокрого, талого снега звучно упал прямо на ее капюшон.
Ричард, сегодня как никогда озадаченный и молчаливый, все же обернулся в ответ на ее тихие и бессильные ругательства и даже усмехнулся. Колдунья выразила свое негодование самым вызывающим взглядом, что был в ее арсенале, но мужчина лишь обезоруживающе улыбнулся ей в ответ и вновь отвернулся, переводя взгляд на тропинку впереди. Она фыркнула.
Спустя некоторое время, которое они шли вдоль кромки леса, они наконец оказались на большом холме, который заканчивался крутым обрывом. Ричард спешился первым и, к удивлению Никки, просто оставил своего коня стоять у ближайшего дерева, при этом даже не привязывая.
— И ты уверен, что он не убежит? — сомневающимся тоном спросила она его, тоже спешившись.
— Уверен. Или ты хочешь поспорить на что-нибудь? — он выразительно изогнул бровь, и уголок его губ невольно приподнялся.
— Как самоуверенно, лорд Рал, — прищурилась она, отвечая вполне серьезно.
— Я давно заметил, что ты и твои сестры совершенно не разбираетесь в животных, — он отвернулся от нее и двинулся вверх по холму, и Никки после секундного колебания двинулась вслед за ним. Она с сомнением оглянулась на свою высокую гнедую кобылу, но все же оставила ее стоять без привязи рядом с жеребцом Ричарда. Рал же продолжил, — я долго втолковывал Верне, что если оказать доверие даже самой обычной лошади, то она обязательно его оправдает.
В голове колдуньи возникла довольно сильная ассоциация, в которой она и была этой лошадью. Впрочем, она оставила колкую насмешку собственного воображения в одних лишь своих мыслях, не позволив ей сорваться с языка и хоть как-то задеть ее самолюбие.
— Теперь ты можешь сказать мне, куда мы приехали в такое время и зачем? — вместо этого спросила она.
— Мы на горе Киммермост. Тебе знакомо это название?
Никки задумалась. Оно звучало крайне знакомо, но ей понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, что именно оно обозначало.
— Это место, где находится Храм Ветров, верно? — спросила она, догнав мужчину и теперь идя с ним нога в ногу.
— Находился, — поправил ее Ричард.
Никки слегка нахмурилась, немного приспуская капюшон.
— Что значит «находился»?
— Раньше он находился прямо здесь, — пока они подходили к обрыву, Ричард обвел рукой весь холм, этим придавая своим словам некую наглядность. — Но потом его наземная часть была разрушена. Ты удивлена, верно? Это и есть причина, почему в Храм так сложно попасть, и почему сестра Джеганя никак не могла этого сделать.
— Подожди, — приостановила его Никки. — Почему ты уверен, что он уже разрушен? Ты отыскал о нем еще какую-то информацию помимо той, что мы нашли в Народном Дворце?
— Нет, — он покачал головой, — начнем с того, что я не буду уверен в этом, пока не увижу собственными глазами.
— Но откуда ты узнал об этом, Ричард? — вновь прервала его Никки. — Ты выглядишь так, будто умалчиваешь о чем-то.
— Совсем нет, — возразил он ей, но колдунья все же приметила, как что-то глубинное шевельнулось в нем, вызывая смятение на его лице, словно совсем недавно ему пришлось пережить какое-то потрясение. — Я просто встретил своего отца.
— Что? — воскликнула Никки, не сводя изумленного взгляда с его лица. В один миг у нее появилось еще больше вопросов, чем раньше. — Как это произошло?
— Он явился мне во сне, — начал Ричард, уже одними лишь этими словами вызывая в Никки глубокое сомнение. — Если это был сон, конечно. Все казалось таким реальным, будто я и правда находился там. Возможно, так и было. Я был в большом круглом помещении с огромным стеклянным потолком, который поддерживало не менее дюжины колонн, и небо, которое было видно сквозь него, переливалось слишком неестественными цветами. Это не могло быть выдумкой.
— И что он сказал? — спросила Никки, чтобы поподробнее разузнать об их встрече. Она была не на шутку встревожена этим визитом, ведь, если дух являлся смертному, чтобы сказать ему что-то, значит это что-то было действительно важным.
Колдунья увидела, что ее вопрос вызвал терзания в его душе, и уже была готова пожалеть об этом. Они наконец остановились у самого края обрыва, будто специально, чтобы на миг прервать этот разговор. Никки посмотрела вперед, на далекую землю, и сердце ее замерло. Если Храм когда-то и был здесь, то сейчас он был похоронен под слоем обломков, стал полноправной частью земли, и у них не было надежды когда-либо вернуть его оттуда.
— Он сказал, — Ричард сделал паузу, — что врата в Храм откроются, когда пророчество будет исполнено, и что других путей попасть туда нет. Теперь, кажется, я и сам убедился в его словах.
Никки печально посмотрела себе под ноги, и надежда ухнула где-то на дне ее грудной клетки. Иного варианта теперь и правда не оставалось. Но было что-то еще — что-то, что заставило его поехать сюда в столь ранний час и заодно взять с собой Никки, будто она могла ему чем-то помочь. Или, возможно, ему просто нужна была чья-то поддержка, пусть даже и ее?
— Ричард Рал, клянусь, если ты сейчас же не скажешь мне, что именно навело тебя на сомнительную мысль отправиться в это забытое Создателем место в подобное время и искать погребенные тысячелетиями развалины, я лично сделаю так, чтобы ты вовсе забыл о сне, — пригрозила она ему, скрещивая руки на груди.
— Врешь, — усмехнулся он точно так же, как у опушки леса несколько минут назад.
— И все же? — не замедлила она с ответом.
Он вновь стал серьезен. Никки дала ему время собраться с мыслями и замолчала, при этом не переставая следить за малейшими изменениями его эмоций. Она была поражена, когда увидела, как на момент на его лице появилась улыбка, полная такой невыразимой печали, которая вряд ли могла поддаться любому слову, но тут же вновь исчезла, словно ее и не было.
— Кэлен ждет ребенка, — тяжело ответил он. — Мальчика. Я не должен объяснять тебе, что это значит, ведь ты и сама знаешь.
Никки отвела взгляд, отводя себе какое-то время, чтобы правильно оценить эту новость. Она вызвала у нее смешанные чувства, и она даже поймала себя на том, что ей было жаль их обоих. Исповедники были обречены на смерть еще до своего рождения, это знал каждый. Но с другой стороны это значило, что то, чего она боялась так давно, теперь свершилось, и план Джеганя пришел в исполнение. Она вдруг застыла, понимая, насколько много слова, сказанные Ричардом только что, значили, и насколько она недооценила их поначалу.
Она уже собиралась открыть рот, чтобы сказать Ралу об этом, но в последний момент остановилась. Во Дворце у нее все еще будет возможность поговорить с ним, и уже тогда он сможет что-либо предпринять. Сейчас ее слова были бы не полезнее стрелы, пущенной в пустоту.
— И ты решил, что сможешь что-то изменить, найдя здесь вход в Храм Ветров? — предположила она, снова поворачиваясь к нему. Он кивнул, и Никки увидела, что это было решение, принятое более по велению эмоций, нежели по велению его разума. Скорее всего, он знал, что ничего не найдет здесь, просто не хотел верить в это.
Насколько много для Ричарда значила Кэлен, если он, Искатель Истины, позволял себе поддаться чувствам, а не логическим доводам? Никки могла бы обвинить его в нарушении целого ряда Правил Волшебника — но не стала.
Потому что она сама сделала бы точно так же.
Они оба вдруг замолчали, и их взгляды пересеклись впервые за несколько часов. Колдунье показалось, что время приостановилось в этот момент, и ее сердце кольнула острая игла печали, когда женщина поняла, насколько уязвимым и потерянным был мужчина напротив нее. Она хотела бы утешить его и сказать самую банальную, пусть даже глупую фразу, которая могла бы придать ему сил, но просто не смогла. Ей казалось, что у нее все еще не было прав на это, пусть его враждебность к ней и сменилась на дружелюбие.
— Раз мы ничего не нашли, можно возвращаться обратно. Я думаю, стоит отправиться в Народный Дворец сегодня же днем, — подытожил Ричард, поворачиваясь к обрыву спиной и шагая обратно к опушке леса, которая теперь казалась Никки совершенно другой частью мира. Она осталась стоять на прежнем месте, внимательно глядя на медленно удалявшегося от нее мужчину. Несмотря на разочарование, постигшее его и в том числе колдунью, вырванную этим утром из тепла дворца, он все еще сохранял бодрость и даже самоуверенность. Она с удовлетворением отметила, что он не собирался сдаваться, и ей отчаянно, всей душой хотелось верить, что он сумеет защитить свою маленькую семью.
Она напоследок обернулась, в последний раз глядя на далекую землю с высоты обрыва. Отчего-то пейзаж вокруг теперь приковывал ее взгляд, отвлекая от ощущения моросящего дождя и заунывного ветра, будто проникавшего в сами ее мысли.
Уже отворачиваясь и готовясь последовать за Ричардом, она вдруг заметила что-то необычное внизу, белое и сравнительно небольшое по сравнению с огромными каменными глыбами вокруг. Приглядевшись, она заметила отдаленное сходство этого предмета с капителью или, может быть, ее частью. Она слегка улыбнулась, и в груди начал разгораться слабый огонек надежды.
Возможно, если эта небольшая деталь смогла пережить несколько тысячелетий забытья, они тоже смогут?
Комментарий к Глава VIII
Вот и обещанная глава! Признаюсь, вторая часть вызывала у меня небольшие проблемы, и я написала ее только с четвертого раза, при этом немного изменив формат и даже поменяв ее местами с другой частью. Но она все же перед вами, значит я определенно достигла успеха.
Надеюсь, вы заметили выдержку в начале главы? Каюсь, не удержалась и добавила слова из одной из песен, под которую я писала ее; на самом деле, их гораздо больше, но эта подходила по смыслу больше всего. Очень советую найти ее, если вы этого еще не сделали)
Очень жду ваших отзывов и мнений и, конечно, благодарю тех, кто поддержал отзывами и “жду продолжения” во время написания этой главы!
========== Глава IX ==========
Включена ПБ
Кэлен сидела на прикроватном кресле, подперев голову рукой и внимательно глядя на то, как грудь юноши, лежавшего в постели, ритмично вздымалась в такт его дыханию. Кара стояла рядом, практически касаясь бедром подлокотника и этим слегка настораживая Исповедницу. Морд-сит сейчас была крайне мрачна, и ее, как и другую женщину, терзало беспокойство и непонимание. Только вот вторая женщина испытывала еще и чувство вины.
Уже десять минут как они перенесли юношу в отдельные покои и позвали Натана, чтобы он помог понять, что случилось. Молодой человек был в совершенно не понятном обеим женщинам состоянии, которое лишь отдаленно напоминало обычный обморок. Кэлен не могла это объяснить, но у нее было предчувствие, что в этом происшествии было что-то… необычное.
Ее глаза начали закрываться, когда в комнату широким шагом влетел пророк. Первым делом он подошел к Кэлен, и, слегка отстранив Кару, положил руку ей на одно плечо.
— С тобой все хорошо?
Исповедница кивнула, слегка сжав его ладонь в знак благодарности за заботу о ней.
Натан вдруг повернул голову в сторону Кары, и его взгляд потяжелел.
— Как он вообще успел дотронуться до нее хоть одним пальцем? — Кэлен увидела, как морд-сит сконфузилась под его взглядом, и ей вдруг стало стыдно перед ней. Кара не была ни в чем виновата, и ей тем более не хотелось, чтобы Натан считал иначе.
— Я сама позволила этому случиться, — вмешалась Кэлен, — Кара бы не успела ничего сделать. Все произошло за считанные секунды.
Она избегала смотреть в глаза пророку, потому что любой его вопрос смог бы поставить ее в ступор. Она по-прежнему не знала, почему не оттолкнула его, по-прежнему не понимала, что за чувство вызывало в ней его присутствие. Самое странное заключалось в том, что она все еще не могла оправиться от необыкновенного, но столь правильного чувства близости к этому человеку. Кэлен пока не говорила об этом ни Каре, ни Натану, потому что считала, что они не смогут понять ее. Впрочем, она и сама еще ничего не понимала.
Пророк немного охладил свой пыл, услышав слова Кэлен, но его взгляд по отношению к Каре все еще оставался укоризненным. Исповедница замечала, что Натан в принципе относился к ней довольно холодно, и не знала, что было этому виной — ее своенравность, слишком вычурная даже для лидера морд-сит, или же то, что она осмеливалась перечить ему, истинному Ралу, хоть и ради защиты интересов Кэлен.
— Его обморок не может быть результатом исповеди? — пророк, наконец, взглянул уже на Кэлен.
— Я не исповедала его, — она отрицательно помотала головой.
Когда Натан подошел вплотную к кровати и положил руку молодому человеку на лоб, склоняясь над его телом, Кэлен слегка прикусила губу от волнения.
Томас никак не отреагировал на его прикосновение, и грудь его вздымалась все так же безмятежно и ровно, словно ничего необычного не происходило вовсе. Натан закрыл глаза, и Кэлен знала, что сейчас он чувствовал все, что происходило с юношей — от малейших признаков появления болезни в его теле и до самых потаенных и скрытых от других чувств и ощущений.
Кэлен не могла сказать, что завидовала этой способности волшебников, ведь она сама знала, каково это — иметь власть над человеком и его жизнью, знать самые потаенные его мысли. Это был, возможно, величайший дар Создателя, который тот мог дать обычному человеку, но иногда он скорее казался ей проклятием.
Никто не двигался несколько минут, и единственное, что менялось во всей комнате, так это направление взглядов двух женщин, которые то и дело переглядывались, всматривались в действия Натана или искали изменения в состоянии юноши. Когда пророк наконец выпрямился, Исповедница не удержалась и перевела ожидающий взгляд на лицо молодого человека, лежавшего на постели, ожидая увидеть там какие-либо признаки его пробуждения. Но ни единый мускул на его лице не был напряжен, а глаза оставались закрыты.
— Что с ним? — наконец спросила она, удивив даже саму себя той взволнованностью, что прозвучала в ее словах. Натан же выглядел крайне озадаченным. Он в задумчивости коснулся подбородка кончиками пальцев, сделал пару шагов по направлению к двери и точно так же неожиданно повернул обратно. Кэлен смотрела на его действия с легким недоумением, практически не моргая.
— Пройдемся, — он вдруг взял ее под локоть, и, кинув Каре довольно выразительный взгляд, ясно говоривший, что их прогулка предполагала не больше двух людей, двинулся вместе с Кэлен к выходу. Она не сопротивлялась, но, покидая комнату, все же бросила последний взгляд на лицо Томаса.
Они вдвоем вышли в широкую галерею, из которой было отлично видно все еще слегка заснеженные пейзажи равнины Азрит. Исповедница невольно засмотрелась на нее, такую статную и безмятежную, раскинувшуюся вокруг огромнейшего сооружения широким полотном, такую близкую, но при этом практически недосягаемую. Она вдруг поняла, что ей захотелось уехать из Дворца ненадолго — на день, два, хотя бы на час, но сейчас даже это было практически невозможно: ей было небезопасно находиться далеко отсюда, и вряд ли кто-нибудь захотел бы отпустить ее в таком положении. Она вспомнила, каково это было: ночевать под приют-сосной, разводить костер по вечерам и петь песни в пути, не боясь быть услышанным, а скорее даже наоборот. Так было даже тогда, когда она ехала в Д’Хару в сопровождении лишь нескольких морд-сит, но при этом находилась в полной безопасности.
Подумать только, как много вещей изменилось за такой короткий срок.
Натан развернулся к ней, когда они дошли примерно до середины галереи, и Кэлен остановилась прямо перед ним. Она отметила, что вокруг не было ни одного солдата Первой Когорты, и выходило, что никто не мог услышать их слова.
Пророк выглядел сильно озадаченным. Несколько секунд он молчал, и Исповедница лишь выжидающе смотрела на него. В конце концов, ее собственное волнение дало о себе знать, и она спросила его:
— Ты что-то хотел сказать, Натан?
Он взглянул на нее из-под кустистых бровей и кивнул, но Кэлен была не удовлетворена ответом. В конце концов, это было очевидно, разве нет?
Пророк наконец заговорил.
— Скажи мне, кто этот юноша?
Мать-Исповедница удивленно посмотрела на него.
— Он представитель Андерита в Совете, — только и ответила она. Что еще можно было сказать?
— И все?
— Я не обязана располагать большей информацией. Если с Далтоном Кэмпбеллом и Бертаном Шанбором я встречалась раньше, поэтому знаю о них немногим больше, то его я увидела сегодня впервые.
— И тебя это ничуть не напрягло? — Вопросительно посмотрел на нее Натан. Кэлен замерла под его взглядом.
— Нет, — все же ответила она ему спокойным тоном, очевидно напускным. — В Андерите многое изменилось за несколько месяцев, поэтому я не вижу ничего подозрительного в смене нескольких людей в правящей верхушке.
Натан сделал вид, что выслушал ее, но, только прозвучало последнее слово, он поднял руку, словно у него была необходимость заострить ее внимание на своих словах. Это было бесполезно: Кэлен была до того сосредоточена на его речи, что вряд ли смогла бы услышать сейчас даже пушечный залп.
— Подозрительно или же не подозрительно, но, возможно, твое мнение изменит тот факт, что он Исповедник?
Кэлен в изумлении уставилась на пророка, и ей вдруг показалось, что земля ушла у нее из-под ног. Она прислонилась к каменной стене, чтобы найти хоть какую-нибудь опору. Старец приблизился к ней, беря под локоть и изучающе глядя на ее лицо, подмечая малейшие изменения ее эмоций, словно увлеченный исследователь. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы найти свой голос где-то в глубине грудной клетки.
Она была ошарашена настолько, что вряд ли могла передать это словами. Перед ее глазами встала картина, уже давно выгравированная в ее сознании чей-то твердой, но неумелой рукой: Дени, которую она обнимала в последние минуты ее жизни, прижимая к себе так, будто могла спасти, и не меньше полусотни других Исповедниц, погибших немногим позднее, тела которых она так и не смогла найти, чтобы предать их земле, как полагалось. Они все были мертвы. Все, кроме нее.
— Ты уверен? — слабым голосом спросила она, будто ее вопрос в действительности мог изменить его слова. — Разве это возможно?
— Это еще не все, Кэлен, — он с сомнением смотрел на нее, будто теперь не знал, стоит ли говорить ей о другом своем открытии. Исповедница заметила это, и его сомнения заставили ее взять себя в руки. Если он считал, что таким образом он мог навредить ей, то она собиралась доказать, что это было не так. — Он обладает волшебным даром, и, к тому же, его дар никак не скован даже в Народном Дворце.
Она вопросительно смотрела на него с мгновение, как вдруг ей в голову пришла неожиданная догадка.
— Ты хочешь сказать, что он Рал? — женщина в замешательстве посмотрела на пророка, но к своему же удивлению заметила, что эта мысль вызывала у него такое же недоумение, как и у нее.
— Я и сам не знаю, что сказать, — признался он, — потому что подобное сочетание магических сил в одном человеке — невиданное событие. Но, возможно, этому есть и другое объяснение, например…
— Например, его создал кто-то другой, но не Создатель? — Кэлен скрестила руки на груди, глядя прямо на лицо Натана. Он точно так же прямо посмотрел на нее в ответ, и Исповедница сделала вывод, что он не собирался возражать. Она лишь покачала головой и, опустив взгляд в пол, тихо проговорила; бессильная и усталая улыбка заиграла на ее губах:
— Это звучит нелепо.
— Но какие еще есть варианты? — Вдруг всплеснул руками Натан. — Единственный, кто может обладать подобными силами — это ваш с Ричардом ребенок. Твой муж —единственный сын Даркена Рала, обладающий магическим даром, поэтому не может быть других наследников рода Ралов, которые не были бы Первозданными Неодаренными.
— Но, может быть, его дар просто невосприимчив к чарам Дворца? — Перевела она размышления Натана в другое русло. — Или же ты просто ошибся.
— Я достаточно стар, чтобы не совершать подобных ошибок, — он невесело усмехнулся, — но даже если я ошибся в этом, то как бы ты объяснила факт, что он исповедник? В этом я не могу заблуждаться, поверь мне.
Кэлен покачала головой в непонимании. Как это было возможно? По воле Даркена Рала погибли все Исповедницы, и ее саму спасла от этой участи скорее сила случая, нежели что-либо еще. И даже если он был чудом спасенным от смерти Исповедником, как это вязалось со всем остальным? Впрочем, кто знал…
— Может быть, тогда выжила не я одна? — предположила она. — Возможно, его просто спрятали ради его же безопасности, и таким образом он смог избежать смерти?
— Но как он может обладать магией Ралов? — Вновь спросил Натан, и Кэлен приложила пальцы к вискам.
— Ах, я не знаю! — воскликнула она, в бессилии всплескивая руками. В ее голове не было единого решения проблемы, и ничего толком не складывалось. Если прибавить к сказанному Натаном еще и то, что теперь она совершенно не чувствовала боли, вызванной силами ее же ребенка, выходила полная сумятица.
Она вдруг остановилась, и ее мысли сами по себе сконцентрировались на последнем, о чем она подумала. Натан с интересом смотрел за тем, как в один миг вдруг прояснилось ее лицо и разгладились все черты, и тогда он и сам понял, что ее голову посетила какая-то идея.
— Я кое о чем не сказала тебе, — призналась Кэлен, начиная говорить быстрее обычного, будто она могла потерять нить, связующую ее мысли. — После того, как он коснулся меня, я почувствовала… изменения, и моя боль ушла. Она так и не вернулась, словно он забрал ее себе, и, возможно, именно из-за этого и потерял сознание?
— Как связана боль и магический дар? — женщина видела, что он уже примерно понимал, о чем она говорила, но все же хотел услышать версию самой Кэлен, чтобы своими догадками никак не сбивать ее мысль.
— Я предполагаю, что он мог забрать часть дара… но не моего, — она вдруг замолкла, словно боясь сказать вслух о том, что она действительно имела ввиду. Она так окончательно и не приняла мысль о том, что скоро станет матерью, хотя и прошло уже достаточное количество времени. Она даже начинала бояться, что, возможно, никогда не примет это.
— Я видел нескольких людей, которые через одно касание могли забирать чужой Хан, но, признаюсь, это крайне редкое явление.
— Более редкое, чем Рал-Исповедник? — Кэлен скрестила руки на груди, и уголок ее губ слегка приподнялся.
— Я бы сказал, что не настолько редкое. Но если это действительно так, нам не стоит сводить с него глаз. Возможно, он и сам не знает об этой своей способности.
— В этом ты прав, — она кивнула. — Я хочу пойти и проверить, пришел ли он в себя.
Кэлен развернулась, но не успела сделать и шага, как Натан положил руку ей на плечо, останавливая.
— Ты и так сделала достаточно, теперь о нем позаботятся другие. Я приставлю к нему стражу на всякий случай… во избежание непредвиденных ситуаций.
— Хорошо, — она кивнула и слегка улыбнулась ему, — но я все же сначала зайду к нему.
Когда он неопределенно качнул головой, Кэлен развернулась и пошла обратно. Ей было неспокойно.
***
Ричард и Никки вернулись во Дворец Исповедниц еще до полудня, поэтому успели на утреннее заседание Совета в Эйдиндриле. Никки теперь смотрела на его членов с удовольствием, присущим только человеку, который знает, что больше не увидит осточертевшие ему лица: некоторые представители были настолько глупы, что колдунья не знала, как они дожили до столь сознательного возраста. К счастью, количество верных Ричарду людей, совершенно не обделенных разумом, все же было подавляющим, и их, Ричарда и Никки, задача была выполнена: теперь, когда связь Народного Дворца и Дворца Исповедниц была налажена, оба Совета могли взаимодействовать между собой, и Совет в Эйдиндриле был абсолютно точно подготовлен к работе без Ричарда. И все же, колдунье что-то подсказывало, что из-за Храма Ветров им придется вернуться сюда очень скоро.
Она сидела по левую руку от Ричарда, лениво наблюдая за тем, как Рал объявлял, что сегодня он и Никки в последний раз участвуют в заседании. Большинство встретило новость довольно спокойно, и женщина, честно говоря, не ожидала другого. Что привлекло ее внимание, так это реакция одного из членов, Далтона Кэмпбелла. Его, казалось, слова Ричарда оживили не в самом положительном ключе, и теперь он слегка ерзал на своем месте.
Колдунья с недоверием покосилась на него. Андерит вряд ли мог заслужить ее доверие ровно после того, как она слышала, что говорил Джегань об этой стране: продажная, ведущая двуличную политику и совершенно беспринципная — впрочем, идеальная для дел Имперского Ордена. Никки не доверяла ни Кэмпбеллу, ни его предшественнику, и имела на то полное право после того, как побывала там сама.
Ричард же вряд ли заметил суетливость андерца, и поэтому, только закончив обращение к членам Совета, он тотчас же поднялся и, кивнув всем и получив в ответ склоненные головы союзников, развернулся и удалился, Никки — вслед за ним. Она знала, что все они не доверяли ей точно в той же степени, что и она не доверяла некоторым из них, поэтому ее нахождение возле Ричарда все еще было загадкой для этих людей. Но разве ее это волновало?
Будь ее сердце таким же невесомым и чистым, как раньше, в такие далекие года ее юности, оно бы ликовало при одной мысли, что скоро они уедут отсюда. Признаться, в Дворце Исповедниц ей совершенно не нравилось: в отсутствие его хозяйки, да и вообще всех Исповедниц, эта мраморная громадина была телом, лишенным души. Она догадывалась, что подобное происходило и с Народным Дворцом, лишенным крови Ралов в своих артериях.
Только они оказались в коридоре, Ричард широким шагом направился в свои покои, чтобы там переодеться в привычное ему черно-золотое одеяние Боевого чародея и, наконец, собраться для отъезда. У них с собой практически не было вещей, а Меч Истины и вовсе остался в Народном Дворце, поэтому на данный момент Ричард ходил с самым обычным мечом.
Сейчас он был в простых черных штанах и белой рубахе, и Никки удивлялась, как ему не было холодно. Впрочем, сейчас стало гораздо теплее: погода здесь, в Эйдиндриле, менялась стремительно, и иной раз было не понятно, чего ждать: дождя или снега.
Колдунья едва нагнала его спустя несколько минут после их выхода из зала заседаний. Она слегка сжала его предплечье, призывая к тому, чтобы он сбавил ход. Когда мужчина обернулся и вопросительно посмотрел на нее, Никки обнадеживающе улыбнулась ему, удивив этим даже саму себя. Она видела, что Ричард был крайне взволнован и встревожен, и ей хотелось хоть как-то его поддержать. Он улыбнулся ей в ответ в знак благодарности, и на сердце у колдуньи невольно потеплело.
Они разошлись по своим покоям с договоренностью встретиться через четверть часа на выходе из Дворца, чтобы отправиться в Замок Волшебника, к Сильфиде. Весной дорога туда была не самой простой, но других вариантов у них не было: Сильфида была самым быстрым способом, которым они могли добраться до Д’Хары.
Этого времени Никки хватило с лихвой: вещей, которые она должна была собрать, у нее практически не было, поэтому она лишь сменила платье, и уже через несколько минут оказалась на выходе из Дворца.
Она стояла в широкой белокаменной арке и наблюдала за Эйдиндрилом, раскинувшимся широким полотном под подошвой Дворца Исповедниц. Казалось, эти два места разделяли не только целые века строительства (ведь почерневший от времени город был гораздо более стар), но и еще что-то, крайне неуловимое, при этом бесконечно важное и вечное. Дворец Исповедниц хоть и был сердцем города, обеспечивавшим его жизнь последние три тысячи лет, но не его душой. Душа города как была, так и осталась в его улицах — пусть и пустынных после приостановившейся эпидемии, пусть и грязных и полных нечистот, но все же в них.
От размышлений ее отвлек шум чьих-то шагов, стучавших по ступенькам лестницы. Она обернулась, ожидая увидеть там Ричарда, но к своему удивлению обнаружила там андерца — Далтона.
Никки слегка напряглась, когда он оказался на расстоянии нескольких футов от нее, и она поняла, что их встреча здесь была далеко не случайной.
— Кэмпбелл, — приветствовала она его несколько непочтительным тоном. Впрочем, он, кажется, был научен не реагировать на подобные провокации.
— Госпожа Смерть, — ответил он ей с тем же оттенком в голосе. Никки одарила его мрачным взглядом.
Так прозвали ее в Андерите, когда она приехала туда по поручению Джеганя. Ее задачей было посвятить жителей города в планы Ордена и обеспечить армию поддержкой горожан. Большинство приняло ее слова положительно, но были и те, кто не захотел сотрудничать с пришельцами из Древнего Мира. И тогда ей приходилось совершать то, о чем она жалела до сих пор: публично наказывать тех, кто осмелился воспротивиться, зачастую слишком жестоко.
— Я надеялся увидеть здесь лорда Рала, — признался он, и Никки сощурила глаза.
— А меня будет недостаточно?
Далтон отрицательно замотал головой, и Никки вдруг поняла, что он действительно был чем-то встревожен. Колдунья почему-то решила не идти своим обычным путем и не выбивать из него то, что он хотел сказать Ричарду. Ей показалось, что сейчас в этом не было смысла.
Они стояли на лестнице около минуты, когда Никки услышала шаги, уже Ричарда. Он был все в том же настрое, что и пятнадцать минут назад, и, видимо, даже осознание того, что они совсем скоро вернутся в Д’Хару, пока не приносила облегчение его душе.
— Далтон, — Ричард кивнул члену Совета в немного небрежной манере, уже намереваясь пройти мимо. Никки не стоило труда понять, что его мысли были заняты совершенно другим.
— Лорд Рал, — оживленно ответил ему андерец, — если я правильно понимаю, сегодня вы отправляетесь обратно в Д’Хару?
— Да, — кивнул Ричард, все же останавливаясь перед ним и немного заграждая собой Никки. Колдунья с удивлением глянула снизу-вверх на мужчину, лицо которого она сейчас видела только в профиль, но он не ответил на ее взгляд.
Он считал, что она нуждалась в его защите, или же наоборот, в этом нуждался скорее Далтон?
— Я бы хотел предупредить вас, — начал он, уже одними лишь этими словами вызывая и у Никки, и у Ричарда неприятное предчувствие. Удивительно, как точно Рал предугадал, какой тон будут носить слова андерца, который почему-то не решался сказать их довольно долгое время. — В Народном Дворце сейчас может быть не вполне безопасно.
— О чем ты говоришь? — вступила Никки, но Ричард выставил руку вперед, осаживая ее. Она вдруг увидела, как вспышка страха пробежала по лицу мужчины. Но это был страх не за него.
— Я давно хотел предупредить вас, но возможность представилась лишь сейчас, — оправдался вдруг Кэмпбелл, почувствовав сталь во взгляде обоих людей. Он решил быстрее перейти к делу. — Член Совета, прибывший туда — шпион Джеганя, но я полагаю, что шпионаж — не самое страшное его предназначение.
— Только за это его уже можно казнить как предателя, — резонно заметила Никки, но ее слова никак не сочетались с ее мыслями. Она вновь, уже второй раз за этот день, вспомнила о том самом плане Джеганя, исполнение которого она так и не застала, но который, скорее всего, все же воплотился в реальность. Теперь забеспокоилась даже колдунья.
— Боюсь, что все не так просто, — абсолютно спокойным и даже будничным тоном обратился он к ней, будто в его словах не было ничего столь важного и даже опасного. — Я не могу ручаться, что это правда, поскольку не видел никаких доказательств. Но что-то подсказывает мне, что это действительно так..
Никки и Ричард невольно переглянулись.
— Доказательств чего? — наконец спросил его другой мужчина.
— Того, что он исповедник, — неожиданно для Ричарда, но не для Никки выпалил он. Далтон, кажется, сам испугался произнесенных им слов, и потому его рот захлопнулся так же стремительно, как и открылся. Женщина видела, что мужчина рядом с ней лихорадочно соображал, обдумывая чужие слова, а по спине Никки пробежал страшный, мертвецкий холодок.
Человек, о котором говорил Далтон — это и есть то самое оружие Джеганя. И он сейчас в Народном Дворце, рядом с Кэлен.
Но Кэмпбелл сказал, что и сам не верил в его способности. Возможно, это была простая ложь со стороны Джеганя и этого его приспешника? Никки засомневалась, но что-то внутри говорило ей, что это была правда — уж больно хорошо все складывалось в ее мыслях, без единой логической ошибки.
Никки с силой сжала плечо Ричарда, поворачивая его к себе. Она приблизила свое лицо к его, паника поднималась из самых глубин ее сознания.
— Ричард, это правда. Он действительно может быть Исповедником.
Рал удивленно посмотрел на нее, теперь уже полностью разворачиваясь. Он был настроен скептически, но, поняв, что Никки ни на секунду не сомневалась в том, что он сказал ровно секунду назад, не стал спорить.
— Тогда нам нужно попасть в Народный Дворец как можно скорее, — Ричард мгновенно сорвался с места, спускаясь по широким ступеням, ведущим из Дворца Исповедниц в город. У их конца их обоих уже ждали заранее подготовленные для них лошади и небольшое сопровождение из гвардейцев Дворца Исповедниц. Никки осталась на своем месте, и в ее голове неожиданно возникла идея.
— Ричард! — окликнула она его, но тщетно, — Ричард! Мы должны написать Кэлен по Путевому Дневнику и предупредить ее!
Но Ричард не слышал, и его конь уже выезжал с территории Дворца. Никки бессильно посмотрела на Кэмпбелла, и тогда поняла, что единственная возможность обезопасить Амнелл утекала прямо сейчас, ведь Путевой Дневник оставался во Дворце Исповедниц, и они не могли взять его с собой. Ей не оставалось ничего, кроме как догнать Ричарда и просто последовать за ним.
Она напоследок обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на твердыню Исповедниц — и на Кэмпбелла тоже. На прощание он крикнул, чтобы они были осторожны с ним, и Никки немного усомнилась в своих недавних выводах о нем. Может быть, он не был таким продажным, как остальные?
Уже вскакивая на коня и пускаясь рысью без единой секунды промедления, чтобы догнать Ричарда, который опережал ее минимум на сотню футов, Никки вдруг вспомнились слова Третьего Правила Волшебника, которые Рал невольно подтвердил в этот день.
Сегодня его разумом правила страсть и ничто больше.
***
Кэлен немного задремала в кресле, поддерживая голову рукой, которая довольно непрочно упиралась в его подлокотник. Когда в коридоре раздался шум и звук чьих-то шагов, почти переходивших на бег, она резко проснулась, чуть не ударившись головой.
Первое мгновение бодрствования ушло на осознание природы шумов, что разбудили ее. Она рассеянно помигала сонными глазами, прислушалась. Возня и голоса снаружи были такими громкими, что могли бы разбудить даже мертвеца.
Кэлен поднялась с кресла и мгновенно пожалела, что предпочла его кровати: конечности затекли настолько, что, совершая первые несколько шагов, она совершенно не чувствовала пола под ногами.
Уже выйдя в коридор, она с удивлением поняла, что теперь в нем, в этом коридоре, прилегавшем к их с Ричардом покоям, в котором всегда было хотя бы несколько солдат Первой Когорты, сейчас не было абсолютно никого.
Кэлен сосредоточенно огляделась, вслушиваясь в абсолютную тишину и пытаясь понять, не послышалось ли ей. Быть может, она просто еще не совсем проснулась.
Исповедница с удивлением заметила, что рядом не было ни Кары, ни Бердины, что само по себе было подозрительно. Кэлен вынырнула из дверного проема, продвигаясь вперед по коридору. Она и сама не заметила, что каждый ее шаг сопровождался напряжением где-то внутри, будто она была простой мышью, кравшейся под половицами чужого дома. Она шла медленно и осторожно, и нехорошее предчувствие, плотно засевшее в ее голове, в очередной раз дало о себе знать, когда у очередного поворота она вновь не обнаружила ровным счетом никого.
Внезапно, где-то вдалеке Кэлен услышала звон чьих-то каблучков. Она двинулась ему навстречу, даже не сознавая, что, возможно, делала ошибку, и сейчас она может встретить далеко не одну из морд-сит.
И все же, Исповедница встретилась с Бердиной, которая едва не влетела в нее около следующего поворота. Увидев ее, морд-сит испытала какое-то затруднение, которое явно отразилось на ее лице. Кэлен слегка напряглась, удивленная такой реакцией.
— Бердина, что происходит? — Настороженно спросила ее Кэлен.
Она некоторое время молчала, опустив взгляд, и за те доли секунды, что длилось это молчание, Кэлен поняла, что сейчас она, возможно, постарается солгать.
— Посланник Андерита, этот Томас… — она практически прошипела его имя, вложив в это ненависть такой силы, что Исповедница невольно поежилась, — он сбежал.
Кэлен вдруг положила руки ей на плечи, требовательносжимая их и призывая, наконец, поднять взгляд и посмотреть ей в глаза.
— Что значит «сбежал»? Как это произошло?
Морд-сит покачала головой, и видно было, что она и сама не знала, каким образом подобное могло быть возможно. Но было что-то еще, что она могла сказать, и Кэлен это видела.
Что испугало ее больше, так это то, что в глазах другой женщины стояли слезы, которые она вряд ли смогла бы пролить после тех лет, что она служила дому Ралов.
— Он убил людей, охранявших его.. дюжину солдат Первой Когорты.
Кэлен могла бы выдавить из себя любой глупый вопрос из тех, что сейчас приходили ей в голову, но вместо этого она взяла Бердину за руку и, разворачивая ее, направилась прямо туда, где не так давно находилась она сама, ежеминутно боясь за самочувствие этого человека.
— Мать-Исповедница, — вдруг запротестовала она, мягко останавливая Кэлен, — вам не обязательно это видеть.
— Это не обсуждается, Бердина, — отрезала она, вновь возобновляя движение и принуждая морд-сит к тому же. — Я должна это видеть.
Ее внутренних сил хватило лишь на то, чтобы выделить интонацией слово «должна». В голове Кэлен царил полнейший сумбур, и она вряд ли могла сейчас похвастаться чистотой рассудка.
Она и сама не заметила, как они преодолели небольшой путь до гостевых покоев, в которых еще несколько часов назад был он, Томас, бессознательный и абсолютно беззащитный. Кэлен быстро зашла в комнату и, окинув ее внимательным взглядом, поняла, что здесь не было никаких следов борьбы. Дверь спальни была распахнута настежь, и для нее стало очевидным, что первым его решением было бегство. Судя по всему, солдаты сначала так же погнались за ним, и только затем произошло то, о чем сказала Бердина.
Кэлен опустилась на постель, обхватывая голову руками и крепко задумываясь.
— Что тобой руководило? — прошептала она, вновь оглядываясь. Ее голова разрывалась на две части: первая отчаянно не хотела признавать произошедшее, оправдывая Томаса и совершенно игнорируя факты; вторая же требовала от нее лишь одного — ненависти.
Разрываясь между этими двумя требованиями ее сознания, Кэлен поднялась с постели и пошла вперед, неосознанно выбирая самый короткий путь к выходу из лабиринта коридоров Народного Дворца. Кэлен жила здесь уже около полугода, и потому ориентировалась абсолютно спокойно. Чем руководствовался он, выбирая самый короткий путь? Не иначе, это было звериное чутье, которое проявлялось в человеке лишь в самых безвыходных ситуациях.
На своем пути она увидела тела всех погибших. В неестественных позах, не успевшие обнажить оружие и даже не получившие видимых ран, они лежали прямо посреди коридоров.
Он остановил им сердца, она поняла это. И слезы, увиденные ею в глазах Бердины, мгновенно обрели страшный смысл. Они обе знали этих людей, каждого из них. Знали их преданность и бесстрашие. И теперь они погибли, но не в бою, а из-за чьей-то магии.
Кэлен не могла не остановиться около одного из солдат, совсем юного, вряд ли старше восемнадцати лет. Он полусидел, прислонившись спиной к стене, и его глаза были все так же широко открыты, только в них, стеклянных и безжизненных, уже давно не было света.
Кэлен присела перед ним на колени и закрыла его глаза, не в силах больше смотреть на смерть, что поселилась в их уголках. Ее сердце кольнула мысль, что где-то там, за пределами Дворца, его ждала мать, возможно и жена, которые теперь никогда больше его не увидят по воле одного человека, который был ничем не лучше и не хуже него.
Кэлен резко поднялась и пошла дальше. Теперь, не останавливаясь, она достигла своей цели, и позади нее были ворота, ведущие во Дворец, а впереди — лишь длинный мост, соединявший город и подножие д’харианской твердыни. Ее окружила тьма солдат, которые все как один старались отправить ее обратно, видя, что на улице было слишком холодно для столь легко одетой женщины, и тем более для самой жены Магистра Рала. Кэлен же совершенно этого не чувствовала, и ее даже не волновало, что теперь ей говорил один из солдат Когорты, утверждавший, что они уже отправили отряд за беглецом. Она знала, что погоня не принесет ничего — они либо не найдут его, либо погибнут точно так же, как и их товарищи.
Мать-Исповедница повернулась лицом к мосту, упорно глядя вдаль, словно так она могла заметить юношеский силуэт где-то вдалеке. До определенного момента та ее часть, что хотела оправдать Томаса, еще имела право на существование. Теперь же, увидев трупы всех тех солдат, она совершенно не могла себе этого позволить, и Исповедница чувствовала, как внутри нее поднималось бессилие, смешанное с густой и жгучей ненавистью преданного человека.
— Почему же ты это сделал? — вновь прошептала она, вовсе не надеясь на ответ.
И все же, им послужили капли дождя, вдруг упавшие на ее лицо. Поначалу слабый и редкий дождик уже через несколько секунд перерос в ливень такой силы, что он мгновенно смел с дворика всех людей, исключая лишь нескольких солдат, которые остались рядом с Кэлен, не намереваясь подвергать ее опасности, и саму Кэлен.
Исповедница могла бы стоять так целую вечность, позволяя каплям дождя смыть все то, что сейчас так очерняло ее душу и сердце, но все же сжалилась над мужчинами, что сейчас мокли рядом с ней после многочасового дозора. Она развернулась и, скрепя сердце, медленно пошла обратно, совершенно не разбирая дороги.
Таков был он, первый день весны. Весны, начавшейся с траура.
Комментарий к Глава IX
Трехкратное «ура!», друзья мои! Я наконец закончила эту главу в условиях полного отсутствия интернета! Честно говоря, не ожидала, что так затяну с написанием, но учеба крепко взяла меня в оборот. Что ж, рада наконец представить вам мои труды :)
И, конечно, спасибо вам за поддержку, уважаемые читатели! Как всегда, буду невероятно рада услышать ваше мнение и ответить на вопросы.
========== Глава X ==========
Включена ПБ
Он и сам не знал, как достиг лагеря Имперского Ордена — казалось, его телом руководил кто-то другой, а он сам и его мысли все еще бегали по запутанным коридорам Народного Дворца.
Палатка для него была готова заранее, как он о том распорядился пару дней назад. Пусть Томас и не пользовался большим уважением среди многих солдат, его положение все же обязывало их к исполнению его приказов.
Слезая со взмыленной лошади и отдавая подошедшим имперцам бедное животное, юноша все еще не вполне осознавал, где он был и как попал сюда. Важнее даже был вопрос «как?», ведь, по правде говоря, заблудиться по пути сюда было легко — сначала не суметь выбраться из Народного Дворца, затем заплутать в лесу — и все, дело готово.
Им руководило какое-то звериное чутье, которое напугало своим присутствием даже его самого. Оно подсказывало, куда бежать, как обороняться, как ускользать от погони. Но, добрые духи, этот мысленный проводник был еще страшнее, чем та опасность, которой грозила ему д’харианская расплата. Кровь в его висках бешено стучала, и даже после дождя, заставшего его по пути, ему все равно было невыносимо жарко. Он никак не мог восстановить дыхание, и нечто будто сжало его легкие в своих тисках.
Оказавшись в палатке, Томас мгновенно распорядился, чтобы его не беспокоили какое-то время. Он приехал сюда ровно в том же виде, в котором находился на приеме у Матери-Исповедницы, поэтому не было нужды даже снимать верхней одежды: он лишь распахнул рубаху на груди, охлаждая горящую кожу прикосновением холодного воздуха, и скинул тяжелые сапоги, разминая ноги. Перевязь с его мечом тоже осталась там, в Народном Дворце, поэтому его рука свободно опустилась на бедро, ритмично постукивая пальцами по натруженным мышцам.
Ему необходимо было побыть одному и осознать, что же произошло тогда, во Дворце.
Он, Томас, убил дюжину д’харианских солдат, даже не вступив с ними в бой, а просто воспользовавшись магией. По сути, это было нечестно, даже несправедливо, лишать жизни достойных воинов таким образом.
Он ведь убивал раньше, убивал без особых сожалений, если того требовала его цель. Что изменилось здесь, в Д’Харе? Почему эти смерти настолько повлияли на него?
Он опустился на свою убогую походную постель, обхватывая голову руками и тщетно пытаясь привести мысли в порядок. Шумно выдохнув, словно животное, загнанное в ловушку, и закрыв глаза, он сосредоточился на том, что теперь чувствовал внутри себя — на силе, магии, циркулировавшей по его венам и придававшей ему такую энергию. Ее не было раньше, но теперь он чувствовал себя целостным, будто к нему вернулась давно потерянная его часть. Это с одной стороны завораживало, а с другой — наводило страх, ведь именно этой силой он впервые воспользовался ради простого бегства, ради убийства! Это казалось ему абсолютно противоестественным, будто осквернявшим то нечто, что теперь стало его верным спутником. Он не мог объяснить это, но чувствовал, что подобная сила не должна была служить орудием уничтожения.
Перед его взглядом встал он, белокурый юноша, примерно его возраста, казалось, слишком молодой для роли солдата Первой Когорты, но такой же решительный, как и сам Томас. Решительный скорее всего в силу возраста и юношеского максимализма, а не личностных качеств. Один взмах его, Томаса, руки, одно лишь внутреннее усилие, которое привело его магический дар в действие, и глаза того юноши остекленели, а его тело глухо столкнулось с каменным полом. Один лишь момент, и Томас стал врагом Д’Хары, и этого же мига хватило на смерть человека, который был ничем не хуже него самого.
Он знал, Лорд Рал и Мать-Исповедница никогда не простят убийства своих людей, да и он бы не простил. Он думал о другом: разве его должно было волновать их отношение к нему? Они ведь изначально были врагами, так говорил Сноходец. Так считал сам Томас.
Но он не мог перестать думать о ней, о Кэлен Амнелл — женщине, смерти которой так хотел Джегань. Он ведь тоже должен был желать этого, разве нет? Разве он не должен был возненавидеть ее с первой минуты?
То время, что он провел бессознательным, пока его тело принимало силы, вернувшиеся к нему так внезапно, он слышал многое, чувствовал многое, но словно через пелену тумана. Томас знал, она прикасалась к нему, она беспокоилась за него, и это разрывало его на части.
Что еще больше мучило его, так это Джегань. Сноходец отправил его в Народный Дворец для того, чтобы вернуть его, Томаса, силы, но даже не сказал, каким образом. Еще один вопрос заключался в том, как были связаны силы Томаса и Матери-Исповедницы?
Томас был совершенно потерян и обескуражен впервые с того времени, как он проснулся в лагере Имперского Ордена на подступах к Новому Миру. И то, что он собирался делать дальше, было едва ли не самым тяжелым и опасным.
Завтра он встретится с Ричардом Ралом, и он не был уверен в успехе этой встречи.
***
Церемония была довольно скромной, без посторонних. Дюжина тел д’харианских солдат, одетых в парадную форму, была погребена рядом с их товарищами и предшественниками, в свое время так же ревностно оберегавшими жизнь их Магистра и его семьи.
Кэлен стояла в первом ряду в окружении солдат Первой Когорты, поникшими и погруженными в торжественное молчание, а по правую руку от нее стоял Натан. Позади них рядами выстроились практически все морд-сит Народного Дворца, лишь некоторые из которых остались на своих постах. Все они, без исключения, были облачены в наряд из белой кожи, этим лишний раз подтверждая свое отношение к этому событию.
Они говорили, что умереть за дом Ралов — это честь.
Исповедница подошла к могиле первая и, склонившись, взяла горсть слегка мокрой земли. Они находились на первом ярусе Дворца, на котором были практически все сады, за исключением разве что Сада Жизни. Здесь же, на этом же ярусе, были погребены все люди, верно служившие Магистру Ралу и желавшие быть преданными земле здесь, в Народном Дворце, а не на своей родине.
Горсть из маленькой ладони Кэлен, ничто по сравнению с уже созданной насыпью, стала первой. За Матерью Исповедницей последовал офицер Первой Когорты, заместитель капитана Мейфферта, за ним — другие солдаты, которые были младше по рангу.
Последними шли морд-сит. Телохранительницы никогда не скрывали своих споров с солдатами Когорты, постоянно решая, кто же из них лучше исполняет свои обязанности по защите лорда Рала, но в этом противостоянии не было настоящей злобы. Сегодня морд-сит выглядели такими же по-человечески неравнодушными, как и другие.
— Как жаль, что мы не встретились с этим ублюдком раньше них, — зло шепнула Бердина, бросая горсть земли. Кара лишь тихо и немногословно согласилась с ней.
Исповедница отошла в сторону, как можно дальше от других людей, чтобы заглушить чувство вины своим одиночеством. Она была виновата в этом больше всех, и как бы Кара, Бердина и даже Натан не пытались оправдать ее, она не слушала их. Вернее, не слышала. Почему она закрыла глаза на поведение этого юноши, позволив себе поддаться чему-то настолько иррациональному, как собственные чувства?
Кэлен взъерошила волосы, затем обхватила себя тонкими руками. Если раньше, только увидев тела тех солдат, она рассуждала не совсем здраво, и ее собственные чувства отошли на второй план, то теперь их глубина застала ее врасплох.
О Духи, почему она не смогла их уберечь?
Слезы начали застилать ее глаза, и она развернулась, покидая небольшую площадку и направляясь к себе в покои. Прошло уже достаточно времени, и своим уходом она не проявила неуважение перед погибшими по ее вине людьми. Обе морд-сит шли немного позади нее, непривычно молчаливые. Кэлен попросила их дать ей немного пространства, но остаться где-нибудь поблизости (скорее для их спокойствия, а не для ее).
Только она осталась в одиночестве, собственная вина начала изъедать ее изнутри. Она прислонилась к стене спиной и, закрыв глаза, старалась задушить крик, рвавшийся из ее горла.
Кэлен была зла. Она злилась на себя, на свою глупость, на Томаса, на свое доверие к нему. Именно в этот момент она чувствовала себя настолько бессильной, не способной защитить не то что других людей, но и даже себя саму, что это буквально разрывало ее на части.
Она прислонилась спиной к стене, обхватывая руками голову и откидывая ее назад, беспомощно хватая воздух ртом и стараясь успокоиться. Не получалось.
Сердце бешено стучало, а виски отдавались тупой болью.
Пройдет несколько минут, и она успокоится и снова станет Матерью-Исповедницей, безэмоциональной и стойкой перед лицом трудностей.
Но не сейчас.
Попадись Томас ей на глаза в этот момент, Кэлен бы не задала ему ни единого вопроса.
Она бы метнула в него кинжал. Без какого-либо сомнения.
***
Они, наконец, были в Народном Дворце. Ричард чувствовал облегчение, находясь в родных стенах, и, кажется, Никки тоже. Единственное, что пока не давало ему покоя — это то, что весь дворец был крайне пустынным, словно вымершим. Проходя по галереям, из окон которых было видно шпили здания, Ричард подметил, что флаги с гербом дома Ралов были опущены. Это могло значить лишь то, что во Дворце был траур, и этот факт тревожил его настолько, что это было практически невозможно передать словами.
К его счастью, они с Никки довольно скоро встретили одну из морд-сит, Линн. Ричард подметил, как дернулась Никки, увидев одну из телохранительниц Рала: конкретно с ней, он знал, колдунья была знакома. Не с лучшей стороны.
— Лорд Рал, — склонила она голову, искренне улыбаясь ему, но напрочь игнорируя Никки. — Вы наконец вернулись.
— Рад тебя видеть, Линн, — улыбнулся он в ответ, пусть и не так чистосердечно. Его мысли сейчас занимало совершенно другое, точнее, другая. Одна мысль о том, что приспущенные флаги могли как-то быть связаны с Кэлен, вызывала у него едва ли не приступ паники. Но он не позволял эмоциям взять верх над собой, хоть волнение и поднималось внутри него медленной удушающей волной. Он спросил прямо. — Где Мать-Исповедница?
— На заседании Совета, — эти слова заметно успокоили его. — Оно только началось, поэтому, думаю, вы еще можете туда успеть.
— Хорошо. Теперь скажи, что здесь случилось и почему флаги опущены? — задал Ричард второй вопрос, интересовавший его.
Его удивило, что Никки стояла позади и не вступала в разговор в своей обычной манере. Он не знал, было ли это связано с ее постоянной неприязнью к морд-сит, которая, впрочем, немного уменьшилась, или же с тем, что она уже догадывалась о произошедшем здесь, но не хотела признаваться в этом. Никки, однозначно, была загадочной личностью, и потому Рал не знал, какая из этих догадок была более весомой.
— Во дворце траур. Погибли солдаты Первой Когорты.
Ричард уже собирался расспросить ее поподробнее, но Никки слегка тронула его за руку, подсказывая, что сейчас лучше отправиться на заседание Совета и узнать об этом уже там.
Ричард поблагодарил морд-сит и быстро зашагал вперед, не зная, что его ожидало.
***
— Мы выражаем искреннее сочувствие по поводу случившегося как дому Ралов, так и всему д’харианскому народу. Это действительно большая потеря, которую не так просто восполнить. Я могу вас заверить, что человек, совершивший это, теперь враг не только вашего народа, но и нашего, и он поплатится за это злодейство.
Сегодня именно с этих слов началось заседание Совета. Мать-Исповедница сидела во главе стола, вдумчиво выслушивая речь одного из его членов, представителя Галеи, кого-то из старшего офицерского состава армии этой страны. Сейчас, пока военные действия еще не велись из-за погодных условий, у него была возможность находиться вне военного лагеря. В дальнейшем же он и его корпус собирались покинуть Народный Дворец.
Его речь была недолгой, и, когда он ее закончил, Кэлен официально, как того подобало ее положение, но вполне искренне выразила ему благодарность. Она не сомневалась, что офицер Гарольда говорил от чистого сердца.
Что касалось остальных, их отношение все еще было не вполне однозначным. Хотя в первое же заседание Ричард и Кэлен объявили, что не потерпят лжи и утайки от членов Совета, к некоторым из них у Матери-Исповедницы за все время совместной работы все еще оставались вопросы.
— Вы все верно говорите, лейтенант, — обратился к галеанцу посол из Джары, — но нам всем повезло, что погибли лишь солдаты. Не исключено, что из-за ваших просчетов мог погибнуть и член Совета, — высказался он, оборачиваясь уже к Матери-Исповеднице.
— Верно, — поддержал его представитель Ренвольда, довольно крепкий и высокий мужчина, чей голос сейчас был похож на громовой раскат, — нам крайне повезло. Я хотел бы узнать, как могло произойти подобное в защищенных стенах Народного Дворца? Когда мы ехали сюда, Д’Хара обещала обеспечить безопасность не только нашим странам, но и нам самим. Если в нашем договоре что-то изменилось, вам следовало сообщить об этом заранее.
Кэлен, которой уже удалось немного успокоиться, сейчас чувствовала себя морально выжатой, и потому их слова не вызвали у нее должного отклика, лишь раздражение. Она краем глаза заметила, как Кара, которая стояла прямо за креслом Кэлен по ее правую руку, заметно напряглась, и если бы не приказ Матери-Исповедницы, она бы уже нависала над этим грузным мужчиной, одним лишь взглядом заставляя его поверить в свою неправоту. Но все, что ей оставалось — это наблюдать за немым самобичеванием ее подруги, будучи прикованной к месту ее же приказом.
— Я понимаю, какие эмоции вызывает у вас произошедшее, и я тем более не вижу смысла искать оправдание этой трагедии, — ответила им Кэлен, которая все так же напряженно, с прямой спиной и слегка вздернутым подбородком, сидела в своем кресле. Она чувствовала боль в пояснице и внизу живота и понимала, что в ее положении это не сулило ничего хорошего, но на данный момент у нее не было выбора.
Мать-Исповедница положила руку на живот, так, чтобы это действие оказалось незаметным для членов Совета, таким образом извиняясь перед маленьким созданием, жизнь которого пока что была очень хрупкой и полностью зависела от ее. Ей было сложно угадать, чем мог обернуться для него ее недавний выброс эмоций, поэтому оставалось лишь надеяться, что все будет хорошо.
Она продолжила говорить:
— Тем не менее, вы должны понимать, что до вчерашнего дня он являлся таким же полноправным членом Совета, как и вы, ведь Андерит официально согласился вступить в союз с нами.
— Андерит — дешевая, продажная куртизанка Нового Мира, — вновь высказался посланник Ренвольда. — Этой стране изначально нельзя было доверять.
— Так или иначе, — осадила его Кэлен, — на момент подписания договора у нас не было законных оснований отказать им во вступлении в союз. Их посланник, к тому же, при личной встрече со мной не проявлял никаких признаков агрессии, — Мать-Исповедница намеренно умолчала об инциденте, на деле произошедшем именно в это время. Она прервала образовавшуюся паузу, делая свою ложь незаметной. — Это был несчастный случай, от последствий которого, тем не менее, доблестно погибшие солдаты смогли уберечь всех нас.
Возмущение половины зала было очевидным. Кэлен сжала одну руку кулак, понимая, что ее слова могли прозвучать как оправдание. Это было не так.
Послы из Ренвольда и Джары вновь собрались заговорить, судя по всему, в один голос, но вдруг дверь за спиной Кэлен хлопнула. Она обернулась, тщательно скрывая легкое недоумение, вызванное этим звуком, поскольку все члены Совета сейчас были на местах, а опаздывать было некому. Она мысленно поблагодарила того, кто отсрочил шквал неоправданных обвинений членов Совета, как вдруг замерла; все остальные люди, присутствовавшие в зале, поднялись со своих мест, увидев новоприбывших.
Людьми, вошедшими в Зал Заседаний, были Ричард и Никки. Кэлен застыла в состоянии немого удивления. Ей не верилось, что это и правда происходило — что четырнадцать членов Совета сейчас все, как один, склонили головы в знак приветствия перед лордом Ралом, что на лице Никки проскользнула улыбка в тот миг, когда она увидела Кэлен, и что от мужа ее отделяли считанные десятки футов.
Она неотрывно следила за тем, как он приближался к главе стола, точно так же не смея оторвать глаз от Кэлен. Он сел на пустовавшее в его отсутствие место рядом с Матерью-Исповедницей, словно он просто опоздал на заседание, а не путешествовал по Срединным Землям целых два с половиной месяца.
Оцепенение отпустило ее лишь тогда, когда рука ее мужа нашла ее руку под столом и слегка сжала, и только в тот миг она осознала, почувствовала, что это был он. Она не смогла подавить улыбку.
Ричард мгновенно перевел разговор на себя, и Кэлен поняла, что он услышал последние слова, сказанные ею. Скорее всего, он заметил и то, как были настроены члены Совета, которые разделились на два лагеря: на тех, кто смотрел на двух людей, сидевших во главе стола, с пониманием, и на тех, кто испытывал к ним же явное недоверие.
Кэлен старалась взять себя в руки, но все же понимала, что совершенно не могла оторвать взгляд от лица Ричарда, пользуясь этим преимуществом, покуда он вел диалог вместо нее.
Он сильно изменился за то время, что отсутствовал: на его скулах, раньше гладко выбритых, теперь виднелась щетина, которая, впрочем, никак не портила его благородного и мужественного лица; он выглядел уставшим, даже изможденным дорогой, его губы были сжаты в тонкую линию и, казалось, бесцветны, а взгляд ожил лишь в тот момент, когда их глаза встретились впервые за несколько месяцев.
И хоть она боялась в это поверить, словно происходящее было иллюзией, которая могла развеяться в любой момент… это все же была правда.
Он наконец вернулся к ней.
Комментарий к Глава X
Изначально у меня была идея сделать еще одну часть в главе и показать ожидаемую всеми встречу еще и от лица Ричарда, но потом решила немного поменять свой план. Признаюсь, под конец вдохновение меня окончательно отпустило, и даже ранее воодушевлявшие меня песни не помогли. Но ничего, я надеюсь, что это скоро пройдет ;)
Извиняюсь за то, что последняя часть вышла практически как зарисовка. Я решила оставить самое «приятное» на следующую главу. Надеюсь, вы простите мне это)
С нетерпением жду вашего мнения и, конечно, благодарю за ожидание и ранее полученные мною отзывы!
========== Глава XI ==========
my confession, you’re my sin
my religion, you bring me to life
you’re the smoke in the air, everywhere
you’re the truth you’re the dare, you’re the lie
and I don’t wanna stare but I swear
no, that nothing compares to your eyes
Включена ПБ
Это наконец произошло, и спустя несколько месяцев Ричард вновь оказался дома.
Теперь, когда Кэлен сидела по левую руку от него, из-под опущенных ресниц высматривая малейшие изменения в его лице, вглядываясь в движения его рук во время разговора и тщательно следя за всеми сказанными им словами, у Ричарда не осталось ни малейших сомнений — он действительно был дома, рядом с ней.
Заседание, казалось, длилось бесконечно долго. Все члены Совета старались обсудить с лордом Ралом как можно больше проблем, как будто он мог предложить для них решение, отличное от решения Матери-Исповедницы, и как будто на завтрашнее утро не было назначено точно такое же по важности заседание.
Постукивание длинных пальцев мужчины по гладкой столешнице было, пожалуй, единственным признаком его нетерпеливого желания закончить все это.
Когда галеанец, поверенный Гарольда, попытался выспросить у Ричарда как можно больше о расположении войск Имперского Ордена в Срединных Землях, Рал немедленно поднял руку, прерывая его. Он знал, что этот вопрос был важен, но сейчас, именно сегодня, он не горел желанием обсуждать его, и большинство присутствующих понимало его и поддерживало. Мужчина знал, что, так или иначе, им предстояло провести этот диалог, так почему бы не перенести его на завтра, таким образом подойдя обсуждению более подготовленными?
Когда встреча подошла к концу, чего Ричард ждал с замиранием сердца, он позволил членам Совета покинуть зал первыми, а сам остался сидеть на своем месте. Когда и Кэлен поднялась, он последовал ее примеру, как вдруг чуть не оказался сбитым с ног Бердиной, которая внезапно вылетела из-за дверей и повисла у лорда Рала на шее.
— Как я рада, что вы вернулись! — рассмеялась темноволосая морд-сит, еще крепче обнимая Ричарда, этим едва не вызвав у него приступ удушья, то ли от силы ее объятий, то ли от смеха, так и рвавшегося из его груди. Он обхватил женщину руками, так же крепко прижимая ее к себе и понимая, что ему недоставало вездесущих морд-сит.
Только Бердина отпустила его, Рал увидел Кару, которая тщательно старалась изобразить на своем лице холодную вежливость. Она медленно склонила голову в качестве традиционного приветствия, но приподнятые уголки ее губ выдали, что она чувствовала в этот момент. Этот маленький жест был одновременно и укором в сторону «распущенности» Бердины, и в то же время трещиной на ее маске.
Лорд Рал догадывался, что морд-сит не забудут ему эту поездку — одну из немногих, в которой его не сопровождала хотя бы одна из них — и будут всячески выражать свое недовольство, но Кара была человеком, совершенно не умевшим врать (по крайней мере, ему). Когда Ричард обнял и светловолосую морд-сит тоже, она так сильно впилась пальцами в его спину, что этим невольно выдала, что простит ему все, что угодно, если при этом он не будет подвергать себя опасности. Хоть она и не собиралась говорить ему об этом, и вряд ли даже призналась бы на смертном одре, у Ричарда в этом не было нужды.
Он знал и Бердину, и Кару так давно, что, кажется, они не могли быть названы ни просто его телохранительницами, ни свитой, ни кем-либо еще. Они были друзьями.
Только он выпустил Кару из объятий, Бердина с каким-то особенно хитрым выражением лица подмигнула другой морд-сит, и та, никак не ответив на ее взгляд, развернулась и направилась к выходу. Даже не будь Рал Искателем, разгадать их план не составило бы труда.
Две женщины изящно проскользнули мимо Никки, одиноко стоявшей у полуприкрытого входа в Зал. Она понимающе улыбнулась ему, и этот жест был чрезвычайно похож на акт немой поддержки. Колдунья была одной из немногих, кто по-настоящему знал, какие чувства Рал испытывал последние два месяца.
Так ничего и не сказав, она развернулась и закрыла за собой дверь, оставляя мужчину и женщину в полном одиночестве.
Теперь, когда рядом не было других людей, Кэлен смотрела на него прямо, не пряча свой взгляд от других, любопытных и внимательных, под неподвижными и тяжелыми ресницами, и это разрывало мужчину на части. О Духи, он так скучал по ней — по ее лучистым глазам, по ее улыбке, той неповторимой улыбке, которую она дарила только ему, по ее чувственным губам, по ее длинным волосам, в которые было так приятно зарываться пальцами и потом с улыбкой наблюдать, как она отчитывает его за то, что он совершенно разрушил косу, которую ей так долго плели. Она была так красива сейчас, именно в этот долгий миг, когда он по-настоящему осознал, кто был главным человеком для него все это время, и к кому неизменно были обращены все его мысли.
Он преодолел разделявшее их расстояние в один широкий шаг, и Кэлен мгновенно обвила его плечи руками, а он обхватил ее своими, одной поглаживая по спине, в то время как другая оставалась на ее талии. Он уже отвык от того, насколько хрупкой и маленькой она казалась в его объятиях. Ее теплое дыхание в районе его шеи было чем-то родным, чем-то, что он никогда не сможет забыть, и ее близость не могла не вызывать дрожь настолько глубоко внутри него, словно она уже перешла из физической в духовную. Она сильно-сильно прижалась к нему, чтобы между ними не оставалось никакого пространства, словно таким образом они могли компенсировать то время, в течение которого были разделены сотнями миль.
Кажется, теперь он знал, каково это — быть сведенным с ума.
Она казалась ему очень холодной на ощупь, хотя это было отнюдь не так. Он чувствовал, что его голова, его тело — он сам был заполнен не просто теплом, а жаром, и ему отчаянно хотелось передать хотя бы частичку этого тепла Кэлен.
Это было так правильно — то, что ее голова сейчас лежала на его плече, что одна его рука ласково гладила ее по волосам, а другая лежала на ее пояснице. Она невесомо коснулась губами его шеи, и он почувствовал, как с ее губ слетело, порхнув по его коже, тихое и сокровенное «люблю», предназначавшееся лишь для него одного. Он просто обнял ее еще крепче. В этот момент одна лишь мысль о том, что она могла говорить это любому другому мужчине, была способна остановить его сердце. Она была его, его и только.
Они молчали долгое время, и Ричарду совершенно не хотелось прерывать эту тишину. Он закрыл глаза, наслаждаясь простым осознанием того, что ее прикосновения не были плодом его воображения. Он ясно почувствовал, что то, что было между ними сейчас, было чем-то даже более интимным и доверительным, чем физическая близость.
Он не хотел выпускать ее из объятий, хотя и знал, что между ними все еще осталась некоторая недосказанность. Кэлен тоже знала, и он видел, что это не давало ей покоя. Поэтому, когда она сделала шаг назад, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза, он не решился помешать ей. После того, как их взгляды ненадолго сошлись, она вдруг отвернулась, пытаясь собраться с мыслями.
— Ричард, — он понял, что отчаянно хотел бы видеть ее глаза в момент, когда она с таким сомнением произнесла его имя, — я должна была тебе сказать…
Она остановилась так же внезапно, как и начала, и Ричард видел, как тяжело ей давалась ее же речь. Уголки ее губ невольно приподнялись, когда она закусила нижнюю губу, тщательно оттягивая тот момент, когда ее же слова утонут в ее лучезарной улыбке. Ее глаза блестели от радости, принесенной то ли их встречей, то ли чем-то другим, не доступным для понимания ни Ричарду, ни любому другому мужчине.
Но ее улыбка, коснувшаяся и ее глаз, такая счастливая и теплая, сказала ему даже больше. Он не хотел прерывать ее и ждал, пока она расскажет ему обо всем, именно она и никто больше. Как это изначально и должно было случиться.
— У нас будет ребенок, — наконец призналась она и, кажется, сама удивилась тому, насколько легко это сорвалось с ее губ. Ричард же был поражен тем, как правильно эти слова, набатом бившие в его голове последние двое суток, звучали теперь, рядом с ней. Он впервые по-настоящему осознал, что они значили.
Пока мужчина молчал, не будучи готовым вымолвить ни единого слова, на лице Кэлен отразился целый спектр эмоций. Первоначальная радость начала тускнеть, постепенно уступая место непониманию и страху, и эта перемена заставила Ричарда вновь вернуться к ее чувствам и отвлечься от своих. Он не хотел, чтобы она поняла его неправильно.
— Я знаю, — сказал он, тщетно пытаясь объяснить свою реакцию. Кончики его пальцев пробежали по ее скуле, опустились на сгиб шеи, а потом легко легли на плечи, и он слегка наклонил голову. Кэлен, хоть и не до конца осознававшая, что он имел ввиду, подалась вперед, так, чтобы их лбы соприкоснулись. Нечто непреодолимое тянуло ее к нему даже тогда, когда она боялась каждого его слова настолько сильно, словно она могла обжечься им.
— Но как? — промолвила она, опуская ладони на его ставшие колючими скулы. В ее голосе звучало неверие, а вместе с ним и нотки смеха, только начинавшего свое формирование.
— За это надо поблагодарить моего отца, — только и ответил он, этим еще сильнее кольнув любопытство Кэлен. Но, преодолев его, она кивнула, решив, что он обязательно расскажет ей об этом позднее. Сейчас это было не так важно. — Но почему ты не сказала мне?
Его жена замерла, и Ричард понял, что этот вопрос задел какую-то важную струну в ее душе. Он был расстроен, понимая, что она намеренно скрыла это от него. Еще более его огорчало лишь то, что он никак не мог понять причин этой утайки.
Она отстранилась от него, и, несмотря на то, что Ричард мягко попытался удержать ее на месте, она все же сделала это. Женщина обхватила себя руками, как будто они могли согреть ее лучше, чем руки мужа. Он почувствовал вполне отчетливую физическую боль, когда понял, насколько беспомощным было это действие, и когда увидел весь масштаб сомнений и терзаний, отразившихся в прекрасных глазах Кэлен, его Кэлен.
Это было именно то, наедине с чем он оставил ее здесь, в, казалось бы, самом защищенном месте на свете. Он оставил ее рядом с их главным врагом — с сомнением.
— Я не хотела, чтобы это отвлекало тебя, — она виновато улыбнулась. — Узнай ты раньше, ты бы думал совершенно о другом, и этим поставил бы себя в опасное положение.
— Но тебе незачем было это скрывать, — настоял он, — и тем более незачем было пытаться справиться в одиночку. Ты можешь отрицать, что тебе было тяжело, но я знаю, что это так.
— Но я справилась, — решительно ответила ему Кэлен, и твердо скрещенные на груди руки четко отражали ее настроение. — Как бы мы того ни хотели, у нас обоих есть долг, который стоит выше личных интересов. А тем более наших эмоций и чувств.
Она резко отвернулась, подходя к окну. Она противоречила самой себе и своим желаниям в том числе. Ричард знал, что она не хотела иметь детей, понимая, что обречет их на жизнь, полную ненависти и недоверия со стороны окружающих. Жизнь, в которой не было любви, а был лишь долг. Он знал и то, что рождение и воспитание ребенка были практически невозможны сейчас, когда их собственное существование стояло под вопросом.
Она боялась и не скрывала этого, но что-то все равно заставило ее оградиться от него. Ричард запустил пятерню в волосы, безвольно вздыхая. Он не мог согласиться с такой позицией.
Они молчали несколько минут, пока каждый думал о своем. Мужчина то стоял неподвижно, то оборачивался направо или налево, словно глупая детская игрушка. Он неотрывно смотрел на фигуру своей жены, от которой его отделял десяток футов, на ее спину, неизменно прямую, на слегка вздернутый подбородок, на скрещенные на груди руки и сосредоточенный взгляд. Все в ней было таким знакомым… вернее, уже не совсем все.
Только сейчас он действительно заметил, как сильно она изменилась. Ее излишняя худоба уже отступила, и теперь фигура Кэлен была такой же женственной, как и раньше. Платье, что она носила сейчас, свободно ниспадало ниже ее груди, но он видел, что ее талия, тонкая и плавная, теперь стала немного шире. И даже под слоем толстой ткани Рал видел, что ее живот уже слегка округлился, хоть его жена и старалась скрыть это. Возможно, это могло подействовать на незнакомцев; на Ричарда — нет. Он испытал приступ непреодолимых, колоссальных по своей силе чувств к ней и к этому еще не рожденному, но уже столь важному для него созданию, и его сердце невольно пропустило удар. Разве существовала в мире подобная нежность, способная по своей силе затмить все другие чувства?
И он не выдержал. Он направился к ней, к Кэлен, и обнял со спины, руками обхватывая ее плечи и притягивая к себе.
— Ты помнишь ту ночь в Саду Жизни перед нашей свадьбой? — спросил он ее. Она кивнула, отклоняясь назад, и положила голову ему на грудь, беря одну из его ладоней в свои и слегка сжимая. — Тогда я пообещал тебе, что, что бы тебя ни терзало, я разделю это с тобой. И, Кэлен, я сдержу свое слово, если ты не будешь ничего скрывать от меня.
— Ты знаешь, я не хотела врать тебе, — тихо ответила она ему, — но мое признание бы помешало.
— Помешало в чем? — твердо спросил он. — Ты никогда не помешаешь мне, Кэлен, хотя бы потому что для меня нет никого важнее тебя. И все, что беспокоит тебя, беспокоит и меня тоже.
Она ничего не ответила, и Ричард понимал, что их разговор заходил в тупик. В любви, даже самой самоотверженной, всегда была доля эгоизма, и нынешняя ситуация лишь подтверждала это. И все же, Кэлен должна была понять его.
— Я не хотела, чтобы ты переживал из-за меня, — он видел, как тщательно она подбирала слова, — и тем более мне претила мысль, что ты можешь терзаться беспокойством за мое состояние там, в Эйдиндриле, не имея возможности ничего изменить.
— Никогда не жертвуй своими желаниями из-за меня, — почти взмолился он, — прошу тебя, Кэлен. Пообещай мне это.
Поначалу она помедлила, но спустя несколько мгновений все же поцеловала его в тыльную сторону ладони, и он услышал ее тихое и такое нужное ему «обещаю». Только тогда он смог расслабиться, зная, что они оба пришли к согласию. В конце концов, разве он мог злиться на нее?
Ричард замер, когда его ладонь, которой еще несколько мгновений назад касались губы его жены, легла поверх ее живота, сопровождаемая ее рукой. Кэлен, вмиг почувствовавшая его оцепенение, поспешила слегка сжать его пальцы в ободряющем жесте. Он расслабился лишь тогда, когда мысль, что простое касание никак не навредит ей, смогла укорениться в его голове.
Мужчина заметил, как Кэлен улыбнулась его реакции, едва сдерживая добродушный смешок.
— Я не рассыплюсь от простого прикосновения, Ричард, — она закусила губу, поворачиваясь к нему вполоборота. — Не бойся.
Когда его ладонь наконец расслабилась, ее тонкие пальцы перебрались на его предплечье, а он опустил подбородок на ее плечо в жесте, выражавшем практически детское доверие и верность.
Образ того, кого они оба еще несколько минут назад нарекли таким грубым словом, как «это», в мыслях Ричарда теперь обрел вполне четкие очертания, и он едва мог поверить, что сердце, пока что тихо и неощутимо, но упрямо бившееся под его пальцами — это сердце именно этого человека.
Весь мир Ричарда в один миг сузился до двух людей, от которых он уже зависел ровно в той же степени, что и они от него, и он ничего не мог поделать с этим изменением в его приоритетах. И даже не хотел.
— Я люблю тебя, — прошептал он, склоняясь к уху Кэлен, которая теперь была совершенно расслабленной в его объятиях.
— Я знаю, — беззаботно ответила она, слегка пожав плечами и хитро улыбаясь ему.
Он засмеялся. Кажется, сегодня откровения давались плохо им обоим.
Комментарий к Глава XI
Творческий кризис миновал, ура-ура! Кажется, за последние три года ровно одна неделя — это самое быстрое время, за которое я писала главу с ноля. Но вдохновение штука непредсказуемая, поэтому я решила воспользовать ей как можно быстрее.
Знаю, глава вышла небольшая, но мне что-то подсказывает, что вы ждали ее именно в таком виде. Нечто долгожданное, не правда ли? Я решила не отягощать ее ничем другим и устроить праздник РиК. Ваши эмоции? Жду в комментариях!
P.S. Вау, всего за неделю +11 «жду продолжения»! Don’t stop, и я буду едва ли не самым счастливым фикрайтером.
P.P.S. Все нашли песню? ;)
========== Глава XII ==========
Была уже глубокая ночь, но Ричард совершенно не мог уснуть. Последние два дня утомили его настолько сильно, что усталость уже перешла в свою крайнюю форму, и та точка, в которой он должен был провалиться в сон, кажется, миновала еще полдня назад.
Кэлен же, наоборот, мирно спала, свернувшись калачиком справа от него.Она не говорила об этом вслух, но ее муж догадывался, что сейчас, когда он был рядом, ей стало спокойнее. Ее безмятежное лицо, во сне такое же благородное и безупречное в своей простой красоте, лишь подтверждало его мысли.
На его душе тоже становилось легче, когда она была рядом. Но в нынешних обстоятельствах Рал никак не мог заботиться только о Кэлен. Были и другие вещи — множество вещей — которые должны были волновать, и которые действительно волновали его.
Он поднялся с постели и натянул на себя расшитую золотом тунику и жилет поверх. Его однозначно беспокоило что-то кроме усталости, что-то, отдаленно напоминавшее тревогу. Несмотря на то, что этот день был самым радостным для него из всех, что ему довелось иметь в последние месяцы, непонятное предчувствие, появившееся ближе к ночи, продолжало бесцеремонно терзать его.
Уже подходя к двери, Ричард обернулся, окидывая взглядом спящую фигурку своей жены. Во сне она спрятала руку под одеяло, руководствуясь самым простым человеческим инстинктом — желанием сохранить себя в тепле, и мужчина на мгновение остановился. Он задержал свой взгляд на ней, наслаждаясь видом ее темных волос, разметавшихся по подушке, в которых играли слабые лучики луны. Только рядом с ней оказалось больше свободного места, она все же высунула вперед руку, видимо, даже во сне пытаясь найти его, Ричарда.
Улыбка заиграла на его губах абсолютно бесконтрольно, когда он вышел в коридор, притворяя за собой дверь.
Он прошелся вдоль двух длинных галерей, которые вместе образовывали половину кольца, которое представлял собой этот ярус дворца, и спустился на десяток этажей вниз, на начальный ярус. Рал вдруг подумал о том, как сложно было передвигаться здесь людям, у которых не было должной физической подготовке.
Поскольку уже было не так холодно, и даже ночью одной лишь жилетки для сохранения тепла было достаточно, он пошел в центральный сад, где любила находиться Кэлен во время своей болезни. Этот сад, окруженный стенами со всех сторон, с которых его можно было обозреть полностью даже летом, так уж были высажены в нем деревья, был самым большим во Дворце, и своей площадью мог тягаться разве что с Садом Жизни.
Ему и самому нравилось здесь. Еще в детстве он любил прибегать сюда с Беном, который на тот момент был для него лучшим другом, но еще не начальником его личной охраны, а он сам был лишь наследником своего отца, а не полноправным Магистром.
В этом месте витал дух всех дорогих ему людей. Здесь, именно здесь, проходили не только все традиционные праздники, будь то день весеннего или осеннего равноденствия, день летнего солнцестояния, когда вся Д’Хара возносила хвалу Создателю за его победу над Владетелем, за воцарение его света во всем Новом Мире, но и семейные — те, что принадлежали лишь маленькому Ричарду и его семье, самым дорогим для него людям.
Самые яркие его воспоминания о матери — это воспоминания отсюда, из этого сада. Здесь она была настоящая, открытая, и ей не было нужды скрывать свои эмоции перед другими знатными лордами и леди, которые попросту не присутствовали на торжествах их семьи. Он помнил ее смех, яркий и кристально чистый, помнил улыбку отца, когда он смотрел на свою жену и на своего единственного сына.
Пятнадцать лет… не меньше пятнадцати лет это место было лишь призраком самого себя, и Ричард не знал, когда он сможет изменить это. Когда в Д’Харе снова воцарится торжество?
Он огляделся вокруг и вдруг поднял голову наверх, смотря на небо над головой. Стены убивали ощущение его безграничности, но все же давали возможность насладиться им, будучи в полной безопасности.
Это темное полотно, усыпанное звездами, невольно наталкивало на мысли о вещах, которые не знают начала или конца, как и оно само. И он думал.
Он вспомнил то нечто, что было над его головой там, в Храме Ветров. Это был словно не газ, а какая-то текучая масса, но все же это было небо, то же самое небо.
Сколько веков войны оно видело? Сколько смертей? Оно видело землю, которая тысячелетиями пожинала тех, кого сама и породила, оно видело потоки крови, потоки предательств. Разве оно, небо, не должно было обрушиться на голову людям, творившим это, если в мире действительно есть высшая сила, противостоящая злу?
Ричард опустил голову, и его взгляд тупо и безвольно уперся в землю, пока что холодную и бесплодную, не готовую дать всходы новой жизни. Быть может, это и было то, что волновало его? Что он скоро и сам станет этим злом, ведущим людей на смерть?
Силы Нового Мира не могли сравниться с силами Джеганя даже при условии, что в коалиции не окажется предателей. Но ведь это было не так! Они уже были преданы Андеритом, и, кто знает, что ждало их дальше?
Единственной победой, и то пока не окончательной, можно было назвать остановку эпидемии. Но она могла возобновиться в любой момент, если с их ребенком что-то случится.
Его миссия в этой войне была заведомо миссией убийцы. Самое страшное, что ему предстояло убивать не только врагов, но и своих людей. Даже самых дорогих людей. Он подумал о словах, сказанных ему отцом, и о том, какая судьба ждет их сына.
Он сжал руки в кулаки, понимая, что сейчас думал над проблемой, а не над решением. Подобный подход всегда был первым шагом к поражению, но не к победе. Мужчина помотал головой, вытряхивая из нее лишние мысли.
Запустив руку в волосы, он закрыл глаза и принял твердое, окончательное решение: его семья и его народ выстоят, даже если ценой за это будет его собственная жизнь.
Ведь любовь эгоистична, разве нет?
***
— Полночь, — прошептал Томас, подняв взгляд на небо, которое теперь не застилало ни единое облако. Это было хорошо для их миссии, ведь они не могли позволить себе захватить из лагеря факелы или что-либо еще, что могло осветить их путь. Этой ночью луна и звезды были их единственными друзьями.
Высокий воин со шрамом на скуле и едва заметной проседью, серебрившейся на его темных волосах под светом ночной спутницы, кивнул, этим выражая, что он понял, что имел ввиду Томас. В лагере беженцев вот-вот должна была начаться смена караулов.
Они двинулись туда медленно и осторожно. Юноша, как ни странно, вел колонну за собой, заставляя их ступать практически след в след друг за другом, чтобы не выдать себя ни хрустом ветки, ни даже плеском воды, если кто-нибудь случайно наступит в лужу, образовавшуюся после недавнего ливня. Томас напряженно смотрел вперед, сильно сжимая рукоять меча в своей ладони, но не вытаскивал его из ножен. Этот жест успокаивал юношу, придавая сил для того, что необходимо было совершить.
Он чувствовал себя странно, с одной стороны ощущая в своей душе порывы настолько жестокие, неоправданные и пугавшие его своей природой, но будто сросшиеся с ним самим, а с другой — тихий протест чего-то, скрытого внутри него, слабого, но начинавшего проявлять себя все сильнее и сильнее. Иногда он думал, что две его внутренние части противоречат сами себе, и в этом точно была доля правды. Внутри него постоянно, ежесекундно происходила битва между этими двумя силами, и пока исход этого конфликта было сложно предугадать.
Но сейчас, когда в его руках была рукоять меча, а впереди — лагерь, состоявший из заведомо опасных для него людей, он видел, как та его слабая сторона погибает под натиском первой, самой естественной и сильной жажды — жажды сражения.
Впереди уже маячили огни лагеря, настолько яркие, что, кажется, в своей силе они могли скоро достигнуть небес. Томас удивленно заметил, что какое-то время он не дышал и что его грудная клетка уже болела от этого усилия. Он боялся, что звук его дыхания мог спугнуть надвигавшийся конфликт, который должен был однозначно разрешиться в их пользу.
Теперь они были совсем близко. С минимального расстояния стало видно, что лагерь был огражден средней высоты деревянным забором, не очень надежным, но все же непреодолимым даже для матерых солдат Ордена. Глава отряда разглядел во тьме и то, как впереди вышагивал единственный часовой, очевидно, один из беженцев. Томас догадывался, что по периметру лагеря должны были находиться и другие, возможно, д’харианцы, но пока что, во всяком случае, он не видел их. Так или иначе, им было необходимо выманить сюда кого-нибудь еще, кто мог бы быть использован ими в качестве посланника.
Между отрядом и лагерем располагалась полоска открытой местности, которая заканчивалась кромкой леса, где сейчас и находился Томас и другие солдаты. За кромкой, вне тени деревьев, пути назад уже не было, поскольку видимость на этом пространстве была отличной даже во тьме. Мысленно собравшись, юноша сделал несколько уверенных шагов, в то время как остальные остались стоять за его спиной, ожидая приказа. Но первое же, что он сделал, оказавшись на краю опушки — это нечаянно дал знать о своем присутствии, во тьме не увидев яму примерно с фут глубиной и угодив одной ногой прямо в нее.
Соскользнув туда, он едва удержался от того, чтобы выругаться в голос. Пусть он быстро сумел восстановить равновесие и выскочить из этого подлого углубления, но звук его неловкого приземления мгновенно привлек внимание часового. Томас мысленно проклял эту яму, и его рука в мгновение ока оказалась на эфесе меча.
Часовой шел к нему размашистыми шагами, но юноша так и не обнажил клинок, вместо этого в упор разглядывая идущего к нему человека. Он сразу подметил, что из оружия у того было лишь жалкое подобие кинжала, которое находилось в ножнах на его бедре. Единственное, что сейчас представляло опасность в нем — это зажженный факел, который тот держал в левой руке.
Томас смекнул, что он мог бы легко одолеть его даже голыми руками.
Когда мужчина дошел до него, и юноша наконец получил возможность разглядеть его лицо в оранжевом свете факела, он понял, что человек перед ним был минимум десятью годами старше, но слабее настолько, словно он был дряхлым стариком. Его лицо было изборождено болезненными морщинами, и даже в теплом свете огня отдавало синевой, а на голове проглядывались седые волоски. Он бы ничуть не удивился, узнав, что этот человек был одним из «чудом излечившихся» больных, которые не так давно умирали от чумы.
Подтвердив свои догадки, Томас совершил неожиданную вещь: он достал меч из ножен, но вместо того, чтобы направить его на «старика», выкинул его на землю, словно тот был ненужной безделушкой, абсолютно непринужденно поднимая свои руки.
— Кто ты и с какой целью пришел сюда? — окинул его мужчина оценивающим взглядом. Томас видел, что тот сильно опешил от действий незнакомца, и они явно не внушали ему доверия.
— Меня послал лорд Рал, — соврал он, и от этой лжи ни один мускул на его лице не дрогнул. Он отчего-то медлил, не желая вступать в схватку с этим человеком, и потому решил отсрочить неприятный для него момент.
— Зачем? — с подозрением спросил мужчина, подразумевая очевидность этой несуразицы — о каком послании могла идти речь в полночь? Когда Томас внезапно замолчал, выбрав для этого самый неподходящий момент, часовому стало понятно, что перед ним стоял кто-то, но не посланник из Народного Дворца.
Он вдруг обернулся и крикнул имя второго дозорного, который пару мгновений назад появился из темноты, очевидно, пытаясь узнать, куда ушел первый. Не успел тот подойти и на несколько футов, как рука Томаса легла на рукоять его кинжала, пока находившегося в ножнах на бедре, и другой мужчина сделал то же самое, но едва ли не с большой скоростью, продиктованной, очевидно, ощущением опасности, которое в себе незримо, но неизменно несло присутствие Исповедника.
Их взгляды пересеклись на момент перед тем, как их оружие успело высвободиться, как вдруг первый дозорный осел на землю, и из его горла вырвался тяжелый хрип. Томасу потребовалась секунда, чтобы разглядеть, что из его груди торчала стрела с красным оперением — очевидно, отравленная.
И в этот же миг из тьмы леса, словно веками запертые в клетке бесы, выпущенные на свободу, выскочила дюжина воинов Имперского Ордена, которую вел сюда именно он.
Другой часовой, совсем молодой парень, увидев это ужасающее зрелище, резко развернулся, и, как Томас догадался, побежал за подмогой. Юноша же стоял на месте, словно в оцепенении, и смог очнуться только тогда, когда тот самый воин со шрамом, пробегая мимо него с клинком наперевес, ощутимо стукнул его по спине своим кулаком, при этом цедя через зубы оскорбления.
Он очнулся и быстро догнал того паренька, который значительно уступал в скорости своему преследователю, ведь тот все последние три месяца провел в походе, и потому был гораздо более вынослив физически. Мальчишка повалился на землю, и Томас навис над ним мрачной скалой, попутно хватая за ворот.
— Ты, — жестко обратился он к нему, — сейчас же отправишься во Дворец и расскажешь о нападении на ваш лагерь лично лорду Ралу. Ты понял?
Юноша, явно опешивший, округлившимися глазами смотрел в лицо Томасу, отыскивая на нем малейшие признаки безумия. Темноволосый резко схватил его за шею, надавливая пальцами так, что у того, скорее всего, через десяток секунд могло бы уже потемнеть в глазах. Впрочем, такое его состояние не принесло бы Томасу никакой пользы, как и исповедь, ведь бедный парень был уже напуган действиями имперца ровной в той степени, в которой это было необходимо. Он пробовал снять руки со своей шеи, но все его попытки были тщетны. Томас сам сделал это, и одним рывком он резко поднял податливое и слабое тело бедного паренька, ставя того на ноги.
— Ты понял? — процедил он вновь.
Тот с трудом кивнул, и, только Томас отпустил его из своей хватки, со всеми оставшимися у него силами рванул подальше от человека, пока не продемонстрировавшего это, но, он был уверен, способного убить его прямо на месте.
Не успел юноша спокойно вдохнуть, как вдруг увидел, как с расстояния нескольких десятков футов в ногу беглеца прилетела стрела. Томас громко выругался, услышав насмешливый крик лучника, сделавшего это.
— Тебе следует поторопиться! Тогда, может, не сгниешь по дороге! — и следом послышался взрыв хохота.
Спустя считанные мгновения они все уже оказались у ворот, ведущих в лагерь, где их поджидал десяток солдат Первой Когорты. Томас с силой сжал рукоять меча, чувствуя, как кровь в нем вскипает от ощущения близости битвы.
Пока другие солдаты Ордена вышли вперед, вступая в бой с первой линией д’харианцев, юноша увидел, как за их спинами уже появлялись и другие имперцы, крушившие все, что попадалось им на пути и делая это не более разборчиво, чем стая диких животных. Но важнее было другое, то, зачем они оказались здесь посреди ночи — и это был тот самый напуганный мальчишка-дозорный, который сейчас покидал лагерь и направлялся в Народный Дворец.
Основная часть плана была выполнена, и все, на что оставалось надеяться Томасу — это на то, что яд стрелы убьет его не раньше, чем он встретится с Ралом.
***
Ричард различил звук приближавшихся шагов, раздававшихся ровно за его спиной, но не спешил оборачиваться, поскольку точно знал, что к нему шла Кара, и не было никакой нужды в проверке его догадки. Когда морд-сит поровнялась со своим лордом Ралом, она, к его удивлению, какое-то время молчала.
— Ты ведь была здесь с самого начала, — нарушил он тишину своим утверждением, в котором не оставалось и тени вопроса. Она молча кивнула.
— Я подумала, что, раз вы ушли даже от Матери-Исповедницы, вам действительно нужно побыть одному, — просто изрекла она, и губы Ричарда тронула легкая улыбка.
— Тогда скажи, почему пришла сейчас?
Он увидел, как напряглись скулы морд-сит и как заострились черты ее прекрасного, но холодного в своей суровости лица.
— Прибыл посланник из лагеря, — ее тон внезапно стал похож на скрежет металла, — он сильно ранен. С ним сейчас Натан, но он говорит, что хочет увидеть лично вас.
— Тогда отведи меня к нему, — немедленно попросил ее Ричард, немало встревоженный словами морд-сит. Блондинка кивнула и решительно развернулась на каблуках, шагая едва ли не быстрее, чем мужчина позади нее. Конечно, его не могло не беспокоить ее выражение лица, для которого даже определение «жестокое» сейчас было слишком преуменьшенным. У него и у самого было предчувствие, такое же тревожное, как у Кары, но его проявления пока что не выходили за границы видимости.
Этот раненый солдат сейчас находился в нижней части дворца, в одних из покоев, предназначавшихся для прислуги. Ричард ничуть не удивился такому расположению, поняв, что этот измученный дорогой юноша просто не выдержал бы подъема: его лицо было бледно, лоб покрыт лихорадочной испариной, но пока что он, по крайней мере, оставался в сознании.
Вокруг постели уже собралось довольно много людей: справа стоял Натан, облаченный в наряд, сильно напоминавший ночное одеяние, но при это совершенно не сонный. Вид молодого человека явно взбодрил пророка и лишил всяких остатков сонливости. Рядом с ним стояли несколько морд-сит и примерно столько же солдат Когорты, которые, впрочем, не были погружены в проблему так, как старший Рал. Их, скорее всего, больше волновали вести, которые беженец принес в Народный Дворец.
Только завидев Ричарда, Натан скоро подошел к нему и крепко обнял. С момента его приезда они еще не успели увидеться, и потому их первая встреча произошла именно так.
— Что с ним? — первым делом осведомился Ричард, кивнув на молодого человека. Младший Рал с первого взгляда понял, что его ранение было далеко не простым, раз он оказался во Дворце уже в таком состоянии.
— Я нахожусь здесь немногим больше тебя, поэтому все, что я успел сделать — это осмотреть его рану, — на лбу пророка залегла глубокая морщина, когда он нахмурил брови в замешательстве. — Я предполагаю, что она была нанесена оружием, смазанным ядом. Я не эксперт в оружии, но, без сомнений, это стрела.
Ричард нахмурился, смотря на побледневшего юношу из-за спины Натана. Тот, кажется, уже был на грани обморочного состояния.
— Он еще может говорить? — спросил его Искатель, находившийся глубоко в своих мыслях, из-за чего даже его голос звучал приглушенно. Натан лишь кивнул в ответ, и тогда мужчина подошел к постели, так, что теперь юноша мог видеть его полностью, а не заслоненным фигурами других людей.
Ричард молча наблюдал за тем, как он пытался подняться, чтобы подобающе поприветствовать его, и как его тело при этом готовилось совершить, казалось, самое сложное усилие за все свое существование. Вместо того, чтобы принять приветствие, Рал все так же молча положил руку на его плечо и опустил обратно.
— Лорд Рал, — начал он сбивчиво и горячечно, словно боялся, что мужчина перед ним был видением, готовившимся исчезнуть в следующий же момент. Ричард с сочувствием смотрел на его простое, совсем молодое лицо, по которому стекали капельки пота — верный признак того, что за несколько часов пути яд успел глубоко проникнуть в его организм — и мысленно надеялся на то, что они смогут ему помочь, — прошу, не сочтите это за трусость, но я приехал сюда, чтобы сказать, — он резко прервался, моргая глазами и переводя дыхание, а Ричард продолжал все так же внимательно слушать его. Ему понадобилось несколько секунд промедления, прежде чем продолжить, — на лагерь напали. И один из человек, сделавших это, должно быть, главный среди них, приказал мне сообщить об этом лично вам. Именно поэтому я приехал сюда.
— Но какой в этом смысл? — вдруг раздался голос Кары из-за спины Ричарда. Она стояла, скрестив руки на груди. — Зачем нападать в ночи, делая это как можно более неожиданно, но при этом специально раскрывать себя?
— Я не знаю, — бедный юноша покачал головой, очевидно, принимая недоверие Кары на себя. — Но я счел самым разумным выполнить его приказ.
Мужчина молча стоял, обдумывая слова, сказанные этим еще совсем молодым человеком. Почему-то он не то что догадывался, а даже знал, что человек, приказавший ему это, был тем же самым человеком, что убил солдат Первой Когорты пару дней назад. И эта мысль вызвала в нем одно решительное, эмоциональное, но вполне обдуманное решение.
— Спасибо тебе, что приехал сюда, — Ричард внезапно вступил в разговор, но так и не ответил на реплику Кары. — Мы сейчас же отправимся туда вместе с Натаном, чтобы попытаться спасти оставшихся людей. Рикка, — обратился он к одной из морд-сит, — ты едешь со мной. И Бердина тоже. Перед тем, как мы уедем, приведи сюда лекаря и разбуди Никки: скажи, ее помощь будет очень нужна в лечении.
Когда Рикка кивнула, Кара внезапно подхватила лорда Рала под руку и развернула к себе, уводя ближе к выходу из комнаты, чтобы ее слова не слышали лишние уши. В ее глазах горели огоньки нескрываемой ярости, но Ричард пока не знал, по отношению к кому именно: к нему самому или же к человеку, с которого все началось.
— Лорд Рал, это ловушка, разве вы не понимаете? — она едва не сорвалась на крик. — Я почти уверена, что за этим стоит этот чертов ублюдок, Томас…
— И он не стал бы посылать этого мальчишку просто так? — подхватил ее мысль Ричард. Морд-сит была на грани бешенства от его спокойного и непроницаемого тона. — Я тоже знаю это, Кара, и я тоже уверен, что за этим стоит он. Но важнее то, что он, именно он, не далее как позавчера убил дюжину солдат Первой Когорты. Я не могу просто сидеть здесь, зная, что так он не получит по заслугам. Я убью его, Кара, — ярость перебросилась и в его глаза, и теперь морд-сит и ее лорд говорили на одном языке. Они оба желали смерти человеку, причинившему страдания близким им людям, и оба не смогли бы простить это. Никогда не смогли бы.
— Но он Исповедник, — почти прошипела женщина, приближая свое лицо к лицу Ричарда, — к тому же обладающий магией.
— И это лишний раз подтверждает то, что и тебе, и другим морд-сит, сражаться с ним может быть даже более опасно, чем мне. Никто не знает, как на вас подействует его магия, если вы ей завладеете. Кара, — он положил руки ей на плечи, — я знаю, ты бы поступила точно так же на моем месте, и единственная причина, по которой ты споришь со мной — это то, что ты не хочешь оставаться здесь. Но прошу, пойми меня правильно.
Она наконец подняла голову и посмотрела на него взглядом, хоть и неявно, но отражавшим ее способность к восприятию его слов. Ричард готов был поклясться, что этот взгляд был самым спокойным из всех тех, что этой ночью мелькали на ее лице.
— Я не могу оставить Кэлен без защиты. И ты — одна из немногих, кому я смог бы это доверить.
Он отпустил ее плечи и развернулся, покидая комнату и оставляя морд-сит наедине со своими смешанными мыслями и чувствами.
Только Ричард вернулся в свои покои, он сразу же заметил, что теперь его жена была не одна. Рядом с ней лежала, прижавшись к груди и обвив руками женскую шею, Лора, которую он увидел этим вечером впервые за долгое-долгое время.
Он очень пожалел, что у него не было времени, даже совсем немного, чтобы побыть здесь вместе с ними. Совершив над собой усилие, Рал отвернулся от этой почти идиллической картины и взял перевязь с мечом, которая лежала около его стола. Он тихо и осторожно надел ее, стараясь сделать это как можно тише, чтобы не нарушать абсолютную ночную тишину, прерываемую только дыханием троих людей. Так же тихо Ричард открыл и шкаф, доставая оттуда накидку, пусть и не меховую, но все равно достаточно теплую по нынешней погоде. Постояв на месте несколько секунд, он понял, что, кажется, теперь с собой у него было все необходимое, и более не было нужды задерживаться.
И все же перед тем, как уйти, он обошел постель, чтобы оказаться ближе к той стороне кровати, на которой лежали Кэлен и Лора, и, наклонившись, запечатлел два невесомых поцелуя: один — на виске спящей девочки, второй — на плече Кэлен, приоткрытом благодаря ее слегка сбившейся ночной рубашке. Кэлен слегка двинулась в ответ на его прикосновение, но не открыла глаза. Признаться честно, он был рад этому, ведь иначе ему было бы гораздо тяжелее прощаться с ней.
Так и не будучи пойманным, он быстро, но при этом абсолютно бесшумно покинул покои, теперь полный абсолютной уверенности в успехе того, что ему необходимо было совершить.
Кэлен же проснулась лишь после того, как дверь закрылась за его спиной.
Комментарий к Глава XII
Итак, я знаю, я немного задержалась, и за это прошу прощения. Не рискну давать самостоятельную оценку этой главы, поскольку хотелось бы, прежде всего, услышать ее от вас, дорогие читатели!
От себя скажу лишь одно (точнее, закричу, заору, заплачу, нужное подчеркнуть): много ли кто слышал новости о новом цикле рассказов Гудкайнда «Дитя Д’Хары»? Честно говоря, у меня сердце летает из стороны в сторону то ли от радости, то ли еще от чего.. А что вы думаете об этой идее? У вас такие же двоякие чувства?
Очень жду ваших ответов и оценок в комментариях!
========== Глава XIII ==========
— Кэлен!
Мать-Исповедница резко остановилась посреди коридора, оборачиваясь на голос, принадлежавший одной из немногих, кто был достоин обращаться к ней не по титулу. К ней и лидеру морд-сит широкими шагами приближалась Никки, которая пыталась окончательно зашнуровать лиф черного платья прямо на ходу. Ее длинные светлые волосы оставались спутанными после сна, и это придавало облику колдуньи, и без того угрожающему, еще больше свирепости. Но когда она подошла ближе к Каре и Кэлен, которые ждали ее у изгиба коридора, те поняли, что сейчас эта женщина казалась скорее растерянной, нежели рассерженной.
— Что случилось? — обратилась к ней Кэлен, озабоченно вглядываясь в ее лицо. Кара, стоявшая по ее правую руку, выразительно выгнула брови и подбоченилась.
— Лорд Рал хотел видеть тебя у постели больного, — абсолютно серым, бесцветным тоном проговорила морд-сит, словно этим утром внутри нее умерли все проявления эмоций. Кэлен напряглась, только почувствовав оттенок голоса подруги, но все же решила не вмешиваться в их разговор.
Она догадывалась, что Кара и Ричард поссорились перед его отъездом. Вернее, это было очевидно, ведь только Ричард мог вызывать такой шквал эмоций у всех морд-сит: начиная от желания самолично прибить его за безрассудство и заканчивая тем, что любая из них бы без раздумий отдала за него свою жизнь. В сегодняшней ситуации действовало скорее первое желание, но оно было нерушимо связано со вторым: Кара хотела бы быть там же, где и ее Магистр, причем больше любой другой морд-сит.
Кэлен не могла сказать, что стремление Кары огорчало ее. Исповедница и сама без лишних сомнений поехала бы с ним, будь у нее возможность. Но даже не участие в бою, а простая поездка верхом была опасна для их нерожденного ребенка, и они оба это знали. В глубине души Кэлен была расстроена совсем из-за другого: он ушел, не сказав ей ни единого слова, и даже о том, куда он уехал, она узнала на рассвете от мертвенно бледной Кары.
— Я знаю. Одна из морд-сит уже разбудила меня и сказала это, — беззлобно и даже без сарказма ответила она другой блондинке, понимая, что та сегодня была совсем не настроена на словесные перепалки. В этом они были очевидно схожи. — Но перед этим я должна узнать, куда он направился.
Мать-Исповедница кивнула обеим женщинам на тот конец коридора, в который они с Карой изначально направлялись. Там их ждала длинная лестница, которая вела на начальные этажи.
— Пойдем. Мы расскажем по дороге, — пообещала Кэлен, и немного пройдя, они начали спуск вместе. Исповедница думала, что объяснение начнет Кара, но та упорно молчала. Она глубоко вдохнула воздух в легкие и поняла, что пересказывать все же придется ей.
— Этот человек, к которому мы сейчас идем, прибыл примерно полчаса назад, и он сильно ранен, — Никки сосредоточенно кивнула, показывая свою осведомленность. — Он утверждает, что на лагерь беженцев напали солдаты Имперского Ордена. Скорее всего, их предводитель — это тот же человек, который сбежал из дворца несколько дней назад.
— Исповедник? — уточнила Никки, и ее голос дрогнул. Кэлен остановилась посреди лестничного пролета, с тревогой наблюдая за изменением эмоций на лице колдуньи.
— Да. Тот, о котором мы говорили на собрании, — зачем-то добавила Кэлен, хотя в этом и не было нужды.
Теперь остановилась и Кара. Она стояла на несколько ступенек ниже, перекинув косу через плечо и задрав голову, внимательно изучая лица двух внезапно замолчавших женщин.
Лица всех троих были в полутьме здесь, в этом высоком каменном помещении, которое насквозь пронизывало весь дворец от его основания и до вершины, но даже самые малые изменения эмоций были заметны сквозь завесу черного и спертого воздуха. В слабом свете редких факелов Кэлен видела, как по лицу Никки пробежала тень мертвенного ужаса, как вдруг похолодели все черты ее лица и как элегантная и тонкая рука с невиданной ранее силой сжала перила.
— Он убьет его, — она не задавала вопрос, а утверждала это с полной уверенностью.
— Да, как он того и заслуживает, — осадила ее Кара, голос которой не давал ни малейшего повода сомневаться, что решение ее Магистра было правильным, как и в большинстве случаев. Пусть зачастую морд-сит и не понимала, что именно было на уме у Ричарда, этот случай был исключением. Его мотивы были кристально чисты не только для нее, но и для любого другого д’харианца.
Никки вдруг резко сорвалась со своего места и, подобрав подол длинного платья, начала спускаться, перескакивая сразу через несколько ступеней. Не прошло и доли секунды, как Кара побежала за ней ровно на той же скорости, Кэлен ничуть не отставала от нее.
Мать-Исповедница и морд-сит нагнали колдунью уже в коридоре, и Кэлен пришлось выкрикнуть имя бегущей женщины, чтобы она наконец остановилась.
— Это не должно произойти, — Никки была в состоянии неподдельного страха, таком сильном и всепоглощающем, которого Кэлен еще никогда не видела на ее лице. Женщина внутренне сжалась от отчаянности ее взгляда, но пока не поддавалась плохому предчувствию.
— Почему? — успокаивающим тоном спросила ее Исповедница. — Что случится, если он умрет?
— Поверь мне: мы все об этом пожалеем, и ты с Ричардом больше всех.
Кэлен опустила взгляд в пол, раздумывая, что в этот раз могла скрывать от нее Никки. Они с Ричардом долгое время позволяли себе играть с ней в догадки, но при этом не требовали от бывшей Сестры Тьмы никаких объяснений, если она того не хотела. И в этот самый момент она точно так же о чем-то недоговаривала.
Мать-Исповедница не знала, какое она могла принять решение: просто отпустить ее или же позволить Ричарду совершить то, что было необходимо?
— Никки, — мягко обратилась к ней Кэлен, — он уже повинен в слишком многих убийствах, чтобы мы смогли просто позволить ему спокойно жить дальше.
— Я знаю, — она вдруг подбежала к ней положила руки на ее плечи, — но это не тот случай, когда месть станет спасением многих жизней. Совсем наоборот, — ее руки сильно сжались, причиняя тем самым заметный дискомфорт, но Кэлен продолжала слушать ее неотрывно, игнорируя неприятные ощущения. — Я совершила ошибку, не предупредив вас обоих раньше, и теперь я хочу исправить это. Прошу, Кэлен, позволь мне сделать все необходимое, пока не стало слишком поздно.
Мать-Исповедница взглянула на колдунью из-под густых темных ресниц, выкрадывая для себя хотя бы несколько секунд, чтобы отсрочить принятие решения. Помимо сложной дилеммы, что теперь занимала все ее мысли, она не могла забыть и о человеке, который ждал ее, Никки, помощи чтобы обрести шанс на спасение. Кто знал, насколько серьезно он был ранен, и мог ли помочь ему кто-то еще кроме нее?
— Отправляйся к Ричарду, — наконец решилась она, — но я опасаюсь, что раненому твоя помощь может быть нужна гораздо сильнее.
— У меня не так много времени, Кэлен, — разочарованно выдавила она, — и с каждой секундой его все меньше. К тому же, я не знаю, хватит ли мне сил и времени исцелить его в условиях заклинания Дворца.
Исповедница переглянулась с Карой, желая найти решение где-то, но уже не в своих мыслях. Лицо морд-сит было непроницаемо, но все же Кэлен уловила, что и она поддалась на уговоры Никки. В этот миг выбор стал для нее очевиден, и она подозвала одного из солдат Первой Когорты, приказав ему сопроводить колдунью до лагеря.
— Я верю, что ты успеешь, — окликнула ее Кэлен уже в дверях, пока та не ушла слишком далеко. Блондинка обернулась перед тем, как покинуть дворец, и Мать-Исповедница увидела, как на ее лице мелькнула благодарная улыбка.
Но Кэлен понимала, что ее решение было продиктовано не только просьбой Никки, но и сомнением, крепко засевшим внутри нее даже после убийства солдат Когорты. Она знала, что ненавидит Томаса и видит в нем лишь предателя и убийцу, но в ее душе оставалась не запятнанная им часть, которая отчаянно хотела верить. Верить в то, что в этом Исповеднике существовало нечто, что могло бы помочь ей простить его. И именно она, эта часть, уцепилась за слова Никки как за повод сохранить ему жизнь, пусть даже он не оправдает этот шанс.
Она, Кэлен Амнелл, позволила себе поддаться всем другим чувствам кроме чувства долга, и в ее голове не прозвучало ни одно оправдание. Возможно, теперь она в действительности лишилась рассудка, и ей стоило вовсе отойти от дел, но сейчас она должна была принять это решение. Так или иначе, это право принадлежало только ей, и она не могла его игнорировать.
Когда она и Кара продолжили свой путь, морд-сит, до этого упорно молчавшая, вновь заговорила.
— Мальчишка совсем плох, — в ее ранее бесцветном голосе теперь звучало не только сомнение, но и даже сострадание, — без магии он может и не спастись.
— Мы сделаем все, чтобы спасти его, — заверила ее Кэлен. — Нам остается верить, что для этого хватит умений лекаря.
Кара неопределенно помотала головой, и весь оставшийся путь они прошли в тишине.
***
Меч Истины тяжелил его правую руку, пока он шел по истоптанному сотнями ног лагерю, когда-то полнившемуся другой, мирной жизнью. Его глаза же без устали выискивали необходимого ему человека.
Произошедшее было безумием. Отряд из тридцати солдат Первой Когорты, который привел сюда Ричард, был практически в полном составе, в то время как остальные его люди, которые находились здесь уже не менее месяца, были перебиты почти полностью.
Но землю усеивали тела не только сынов д’харианской земли — там было и множество трупов тех, кто пришел сюда за разрушением.
К тому моменту, когда прибыл Ричард и возглавляемый им отряд солдат, лагерь уже был разорен, в то время как имперцы были готовы праздновать победу. От отряда налетчиков осталась лишь половина, остальные же были перебиты д’харианцами в самом начале; часть жителей лагеря успела покинуть свой временный дом, заменявший им настоящий уже почти полгода. Остальные же, те, кто остался, присоединились к полотну, устилавшему уже превратившуюся в грязь землю и составленному из мертвецов.
Ричарда вела ярость Меча Истины: в каждый удар, наносимый им врагу, вкладывалась не только его сила, но и нечто, что было непостижимо для ума даже самого искушенного волшебника. Он не чувствовал боли от уже полученной им раны, он не чувствовал того, как ныли его руки от беспрестанной работы — вместо этих чувств он получал полный контроль не только над своими движениями, но и над всем окружавшим его миром. Меч давал его телу и разуму силу настолько нечеловеческую, что едва ли в нее можно было поверить.
Но ценой этой вере был один лишь взгляд. Ричард стал частью танца — Танца со смертью, настолько естественного и родного для него, насколько непостижимого для других людей. Он не знал, сколько времени находился здесь, в пылу сражения. И пусть его разум был затуманен вихрем этого танца, он все еще твердо знал, зачем был здесь. Вернее, из-за кого.
Они продвигались все глубже, в самое нутро лагеря, и Рал понимал, что отыскать здесь Исповедника будет не так просто. Солдат Ордена было настолько много, что на каждого сраженного налетчика приходились трое других, которые немедленно вступали в бой. Среди этого хаоса, составленного никому не ведомым творцом из лязга встретившегося металла, предсмертных криков, проклятий и выкрикиваний, воя ветра и брызг крови, невозможно было задуматься о поиске одного человека. Нет, этот механизм смерти, выработанный с самого начала существования жизни, работал незаметно для его же шестеренок, даже не подозревавших, что их волей управляло что-то непостижимое и далекое. Оно же запрещало обратить внимание на ценность одного человека, на одну жизнь — в этом и была вся опасность кровопролитий и войн.
Ричард стал важнейшей частью этого механизма, нанося смертоносные удары один за одним и не испытывая при этом ни малейшего укора совести. Он жаждал лишь одного: чтобы его удар наконец обрушился на человека, повинного во всем происходившем даже более, чем он сам.
В толпе показалась фигура темноволосого молодого человека, словно возвышавшегося над окружавшей его суетой. Ричард невольно задержал на нем взгляд, следя за траекторией движения его меча, когда тот летел в сердце его противника. Движения этого человека были лишены суетливости и нервозности: до этого момента он умело предугадывал последующие выпады противника и всегда был на шаг впереди него. Его лицо не выражало никаких эмоций, отражая лишь его внутреннюю уверенность в своей победе и горделивость, а в глазах словно танцевали магические огоньки, схожие с теми, что когда-то в прошлом завладели и душой Ричарда тоже. И пусть этот незнакомец держал в руках не Меч Истины, в его руках даже самое просто оружие приобретало невиданное достоинство.
Рал остановился прямо посреди поля боя, все еще сжимая рукоять Меча Истины с такой силой, что костяшки его пальцев побелели, а надпись «Истина» плотно впечаталась в его ладонь. Он слишком долго и внимательно смотрел на этого воина, но только сейчас осознал, что он, этот юнец, выглядевший едва ли не как чистокровный д’харианец, сражался с его, Ричарда, людьми, и это превосходство, горевшее путеводным огнем его личности, было направлено против них.
Справа от Ричарда просвистела стрела с черным оперением, но Искатель успел вовремя уклониться влево, чувствуя, как при этом заболел его бок, на котором теперь, он в этом не сомневался, зияла глубокая рана. Подобное упущение и риск получить еще одно ранение быстро привели его в сознание, и все его чувства, а не только зрение, теперь обострились до предела. Он сосредоточился на одном лишь человеке, от которого его отделял десяток шагов, и в его груди застыла холодная решимость.
Когда расстояние между двумя противниками было уже вдвое меньше, их взгляды невольно пересеклись, и у обоих не осталось ни малейших сомнений в том, кто был перед ними, а тем более — кем они были друг для друга.
— Рад лично приветствовать вас здесь, лорд Рал! — осклабился Исповедник, притворно салютуя. Он поставил ногу на грудь только что пораженного им д’харианского солдата, надменно вытирая кровь с меча об его одежду. Ричард стиснул челюсти, но не позволил себе большего выражения эмоций. Он заметил, что бой вокруг них стих в радиусе нескольких десятков шагов, что, скорее всего, было инициативой имперцев. Даже Бердина и Рикка, неотступно следовавшие за Ричардом и прикрывавшие его спину в этом бою, были довольно далеко, и не смогли бы защитить его при необходимости, и в этом четко угадывалась стратегическая линия его противника. Он давно ожидал его.
Впрочем, в чужой защите не было никакой нужды — Ричард находился именно там, где ему следовало быть. Наглая ухмылка юноши дала мужчине понять, что он испытывал ту же жажду боя, что и он сам.
Они оба не видели более причин для промедления. В мгновение ока противники оказались на расстоянии вытянутой руки, обрушивая друг на друга шквал ударов, точно следовавших один за другим.
Как ни странно, атаковал по большей части оппонент Искателя, делая это также ловко и уверенно, как и раньше, словно перед ним был абсолютно рядовой соперник. Его самоуверенность была вполне оправдана мастерством владения оружием, но все же Ричард не уступал ему ни сантиметра собственных позиций. Рвение соперника было точно уравновешено холодным спокойствием Ричарда.
Лязг металла сопроводил очередное столкновение клинков, которое продолжалось не более доли секунды. В следующее же мгновение меч Исповедника описал дугу, готовясь задеть бок Искателя, но второй легко отклонил его удар. Это действие было не более чем заигрыванием с соперником, но все же скорость движений юноши пока производила должный эффект, и вскоре Ричард начал отступать, пусть и на фут с каждой новой атакой, но все же.
Манера ведения боя обоими мужчинами была во многом схожа: они оба были расчетливы, техничны и упрямы, но при этом в их движениях читались одинаковые грациозность, пластичность и легкость, не свойственные никому другому. Ричард понимал, что человек, от меча которого он отклонился буквально секунду назад, защищая свое правое бедро от легкого и проворного выпада, был во многом равен ему в умении ведения боя.
Но холодная голова Искателя неустанно подсказывала бреши в поведении противника, и его решительность и самовлюбленность были одними из них. Очередной удар Томаса, направленный в плечо Ричарда, стал поворотным моментом в их бою. Ралу не стоило большого трудадогадаться, что сейчас, даже не коснувшись его плеча, а лишь забрав себе внимание противника, меч вновь опишет дугу, но теперь удар будет настоящим, и направленным, скорее всего, уже в его сердце.
И в момент, когда лезвие приблизилось к его плечу на самое опасное расстояние, Ричард, твердо проигнорировавший первостепенное желание лезвием собственного меча отвести угрозу, вместо этого резко развернулся всем телом на одном месте. Время замедлилось в его восприятии, и вот, когда на остатках приложенной силы клинок Томаса направился туда, где еще момент назад была заключена его победа над Ричардом — в его сердце, Рал уже завладел преимуществом.
После чужой ошибки, совершенной за долю секунды, Искатель перешел в атаку. Его пыл, ранее скрытый за глухой обороной, теперь явился во всей своей силе. Противник не был обескуражен этими изменениями, но его лицо, на котором доселе едва ли не играла уверенная ухмылка, теперь казалось более сосредоточенным, если не напряженным.
Меч Ричарда неизменно метил в горло Томасу, заставляя того постоянно закрывать именно эту область своего тела. Такую самоуверенность, как отвлекающий замах, Ричард позволил себе лишь однажды, но Исповедник никак не отреагировал, а уж тем более не отвлекся от основных целей его противника.
Искателя вела злость, которая многократно усиливалась магией его меча. Он чувствовал, как чистая, первородная сила курсировала по его венам, как отчаянно она стучала в его висках и как сильно легкие требовали воздуха, все больше и больше. Мужчина не знал усталости, нанося каждый удар все более точно, все более ожесточенно, все более расчетливо. И пусть противник был силен, даже очень силен, в его технике не доставало одной составляющей: жажды справедливости. И в тот миг, когда она достигла своего апогея внутри Ричарда, один точный удар, в который была вложена вся сила, что только была у Искателя, решил все.
Момент — и меч вылетел из рук Томаса, мгновенно попадая в месиво, которое когда-то было землей. Конец Меча Истины упирался в кадык юноши, практически царапая его кожу. Ричард мог бы сделать это прямо сейчас — один мгновенный жест, и юноша перед ним стал бы мертвым телом, лишенным души. И все же он медлил, а его взгляд невольно встретился со взглядом Исповедника. Его глаза были темны и пусты, словно чертоги Владетеля на самой заре времен, и в них не было ни единой человеческой эмоции — ни страха смерти, ни вины, ни раскаяния. Они были так похожи на его собственные, но в то же время чувства, что отражались в них, были не похожи ни на что, что было бы связано с жизнью или желанием жить.
Однако за это кратчайшее время Ричард увидел — вернее, услышал и то, чего никак не ожидал. Где-то вдали раздавались звуки бежавшего человека, поступь которого была слишком легкой для любого мужчины, и на фоне утихавшего лязга металла это казалось чем-то невообразимым.
— Ричард! — донесся до него крик Никки, находившейся слишком далеко от обоих мужчин, но быстро сокращавшей расстояние между ними. — Прошу тебя, остановись! Тебе нельзя убивать его!
Искатель, до этого момента не сводивший глаз с Исповедника, под действием сказанных ему слов оказался неспособен к движению. У него не оставалось другого выбора, и он обернулся, лишь на долю мгновения захватывая взглядом силуэт Никки и потерянное, искаженное от волнения и страха лицо. Он был буквально пригвожден к земле его выражением.
Этой секунды, никчемной по сравнению со всем временем мира, оказалось достаточно для Томаса, чтобы попытаться сохранить свою жизнь. Он резким и сильным движением ноги выбил из рук Искателя меч, и, не даря тому ни единой секунды для маневра, схватил за горло. В то время как от силы рывка юноши мужчина потерял равновесие и рухнул на колени, за его спиной послышался крик. Исповедник словно со стороны наблюдал, как бывшая Сестра Тьмы подняла руки, собираясь остановить его. Но ничто не появилось из ее открытых поднятых ладоней: ни огненного шара, ни грома, ни молний. Она была не глупа и сама понимала, что исповедь действует гораздо быстрее, чем даже сила ее темного дара.
Томас взглянул на Ричарда Рала снизу вверх, и в его взгляде читалось торжество. Рука, сжимавшая горло, слегка ослабила свою хватку, но продолжала касаться кожи, а Исповедник поддался искушению и все же позволил и себе получить самоудовлетворение в чужой слабости. Он уверенно взглянул в лицо противнику, надеясь увидеть там страх, мольбу и ненависть, как вдруг застыл, пораженный.
Ричард Рал, хоть и стоявший на коленях, глядел прямо на Томаса, при этом не испытывая ни малейшего страха перед его силами или перед его преимуществом. В его взгляде, теперь не отягощенном магией Меча, все еще горело пламя, пусть и более хрупкое, теперь не магическое: это было пламя самой жизни, вечной и бессмертной свободы, пробившееся из самых глубин души этого человека именно сейчас, когда он был в шаге от потери собственного бессмертия — своей души. Но страх… его не было. Он был полностью выжжен в этот решающий момент.
Ноги Исповедника стали ватными от одного осознания, что подобное пламя могло погаснуть раз и навсегда. Но из-за кого? А самое главное: во имя чего? Ведь та же самая внутренняя сила, которую он чувствовал в себе все это время, которая была его голосом милосердия — свобода, которую Джегань пытался заточить в клетке, именно эта свобода, возможно, была тем, что роднило его с этим совершенно чужим человеком.
Пальцы Исповедника разжались, освобождая горло мужчины. Пусть свобода не могла жить вечно в одном человеке, но Томас не будет тем, кто сможет ее забрать. И вряд ли найдется кто-либо, кто сможет это сделать.
Он почувствовал, как камень ненависти, тянувший его вниз все это время, сорвался с края пропасти и освободил его. Не было больше Имперского Ордена. Не было больше Джеганя.
Не успел он отойти и на шаг от коленопреклоненного Ричарда, как вдруг в его глазах резко начало темнеть. Сделав полшага, он рухнул наземь, словно тряпичная кукла.
Не было больше Имперского Ордена, не было больше Джеганя. Было лишь забвение.
Комментарий к Глава XIII
Итак, я довольно долго страдала с этой главой - признаюсь, мне, как девушке, сложно описывать сцены поединков, и даже множество прочитанных фэнтези книг мало помогают в подобной работе X)
Тем не менее, перед вами лежит то, что я все же смогла составить, и я бы очень хотела услышать ваше мнение об этом. Откровенно говоря, за этот месяц я соскучилась по отзывам (и это подстегнуло меня писать все же писать дальше, да-да). И приятная новость: следующую главу придется ждать не так долго, поскольку я уже начала работать над ней. Не хочется надолго останавливаться на таком неопределенном моменте.
Так много хочется сказать, но так мало мыслей складываются во что-то звучное.. Придется ограничиться лишь этим: я благодарю всех, кто поддерживает меня по мере написания этой работы! И я действительно жажду услышать ваше мнение, поскольку оно всегда придает силы и новые идеи для написания фф. Поэтому знайте: любой отзыв - лучший источник вдохновения.
Ваша Sister of darkness
========== Глава XIV ==========
Включена ПБ
Худшие опасения Кэлен и Кары сбылись: юноша, к которому Ричард хотел отправить Никки для лечения, в действительности был слишком плох, чтобы ему смогли помочь обычные средства. Ни мази, ни травяные отвары, ни припарки — ничто не могло извлечь яд из его тела, а потому единственным выходом оставалась ампутация ноги.
Исповеднице приходилось видеть зрелища, которые были и страшнее данной процедуры. Даже не единожды. Но одна лишь мысль о том, что ее муж сейчас находился там, где можно было так легко распрощаться с жизнью, а она, Кэлен, была неспособна защитить его, вызывала у нее дурноту, а впоследствии — злость на саму себя.
Мать-Исповедница стояла, прислонившись к двери, и безразлично глядела внутрь комнаты, в которой десяток минут назад завершилась операция. Ее взгляд бегло скользил по светлым голубым стенам, которые, очевидно, должны были действовать успокаивающе на всех, кто смотрел на них, по полупрозрачному балдахину над кроватью, по колоннам, поддерживавшим его и, наконец, по фигуре больного юноши. Он лежал на постели, накрытый тонким одеялом, которое немного, но скрывало его изувеченное тело.
Кэлен невольно вспомнились грубо брошенные Карой слова, когда они обе поняли, что в сложившейся ситуации не было другого выбора: «ногу можно будет вернуть, жизнь — нет».
Кэлен вдруг оглянулась, уловив едва заметно движение не слишком далеко от себя. Она ожидала увидеть кого угодно: сиделку, приставленную к раненому, одну из морд-сит, солдата Когорты, но не Лору, в одиночестве вышагивавшую по коридору.
Женщина в мгновение ока подлетела к ней, обеспокоенная ее появлением, и, взяв на руки, отошла как можно дальше от комнаты.
— Лора, что ты здесь делаешь? — взволнованно спросила она, когда они оказались в дальнем конце коридора, при этом опуская ее на пол.
— Я пришла к тебе, — наивно ответила она так, что Кэлен, несмотря на всю ее тревогу, почувствовала облегчение. Она постаралась изобразить возмущение, но это было настолько сложно, что все, что у нее вышло — это слабо всплеснуть руками. — Я просто хотела кое-что спросить.
— И поэтому пришла одна? — Исповедница выгнула бровь. — Как ты узнала, где я?
Лора хитро улыбнулась, но не ответила ровным счетом ничего. Кэлен едва сдержала улыбку, которая все же выразилась в приподнятых уголках ее губ.
— Ладно. Что именно ты хотела спросить?
— Пойдем, — она взяла женщину за руку и повела к лестнице.
То, насколько хорошо девочка успела изучить дворец за все время ее нахождения здесь, было для Матери-Исповедницы не просто поводом для удивления — загадкой. Она не раз видела, как Лора пробиралась мимо солдат Первой Когорты абсолютно незамеченной, заходя во все открытые помещения, что попадались ей на пути. Кэлен знала, что девочка была именно в том возрасте, когда все вокруг казалось новым и интересным — она ведь и сама когда-то была такой же. Но после всего, что произошло в последние несколько дней, подобная самостоятельность заставляла Исповедницу переживать за ее безопасность. Попадись она на пути Томаса, когда тот бежал из Дворца — и кто знает, что бы он сделал с ней.
На этаж выше, ровно над жилыми помещениями, находилась галерея, огромные окна в которой простирались от мраморного пола до потолка и выходили на город у подножия Народного Дворца. По просьбе Лоры женщина сосредоточила все свое внимание на этом пейзаже, но, на удивление, не заметила ничего необычного, пока та не спросила ее напрямую:
— Что это? — она указала пальчиком на лабиринт города и подняла взгляд, внимательно изучая лицо Кэлен.
Мать-Исповедница присмотрелась и поняла, что по венам города, обычно пустым в рассветный час, сейчас курсировали сотни людей — но не солдат, облаченных в специальную форму, которую было бы видно даже с такого расстояния, а простых людей в невзрачной и потрепанной одежде. И спустя мгновение Кэлен догадалась: это и были те, кто спасся при налете. И они все двигались сюда, в Народный Дворец.
— Нам нужно идти, — она взяла девочку за руку, но та повторила ранее заданный вопрос. — Это люди из лагеря, в котором ты жила до этого. Они скоро придут сюда, и нам следует их встретить.
— И мой брат будет вместе с ними? — с надеждой спросила она.
Женщина кивнула, и Лора поспешила за ней, оживленно перебирая маленькими ножками. Они начали спуск к главным воротам дворца.
***
Никки подбежала к Ричарду и помогла ему подняться с земли, невольно оглядываясь назад и окидывая фигуру Исповедника преисполненным недоверия взглядом. Она не знала, как долго продлится его обморок: идеальным решением было бы прямо сейчас надеть на его шею Рада-Хан, чтобы быть уверенной, что он не сможет пользоваться своей магией. Но нетрудно было предположить, что в той спешке, в которой и Ричард, и весь его отряд, и сама Никки покидали Народный Дворец, никто не догадался взять эту маленькую вещицу с собой. Более того: никем не предполагалось, что Исповедник переживет этот день.
— Что ты сделала с ним? — спросил ее Ричард абсолютно безразличным тоном. Его, кажется, совершенно не волновало, был ли он на грани смерти или просто без сознания. Даже не оглядываясь на своего поверженного противника, он первым делом поднял с земли Меч Истины и вернул его в ножны.
— Перекрыла ему воздух на некоторое время, — она пожала плечами. — Он скоро очнется, поэтому лучше позвать одну из твоих морд-сит. Так будет безопасней.
Ричард очень быстро оказался в подавляющей близости от Никки, и его пальцы сжали ее локоть. Она словно не своими глазами наблюдала за тем, как он медленно кивнул, но как при этом напряженно сжались его губы.
— Хорошо. Но сначала скажи мне, почему ты вдруг вступилась за него, — он приблизил свое лицо к ее, смотря на колдунью сверху-вниз, при этом даже не скрывая свою подозрительность. Она с трудом совладала с собственным сердцем, которое предательски замедлилось от холода и неприязни, что прозвучали в его голосе.
Никки видела, что Ричард требовал от нее точного ответа, и это был первый раз, когда он больше не мог стерпеть ее загадок и тайн. И именно сейчас правда была слишком опасна, чтобы говорить о ней — а тем более ему.
— Это неважно, Ричард, — постаралась она успокоить его, видя, что ее выходка уже сильно возмутила его. Слова не оказали должного эффекта: пламя его злости, подогреваемой непониманием, разгоралось все сильнее.
— Так же неважно как то, что он мог убить Кэлен вместе с ребенком, которого она носит, пока был во Дворце? — практически закричал он на нее, и колдунья невольно отступила на шаг, все так же не сводя глаз с его лица. — Так же неважно, как смерть почти десятка солдат Когорты, которые не знали, с кем они сражаются? Может быть, это было совсем не важно и для меня, когда я был в шаге от того, чтобы оказаться исповеданным?
Никки мысленно выругалась на его постоянную альтруистическую тягу ставить себя на последнее место в списке пострадавших, хотя он и был в действительности тем, кто мог расстаться с собственной душой.
— Ричард, я… — женщина пыталась утихомирить его, но понимала, что в ней самой было недостаточно самообладания, чтобы затушить ярость некогда невозмутимого и рассудительного лорда Рала.
— Почему ты не сказала об этом раньше, Никки? Кто ты такая, чтобы решать, что мне необходимо знать, а что — нет, особенно когда это касается жизни дорогих мне людей?
Когда Никки на момент отвернулась, холодным и отстраненным взглядом смотря в никуда, Ричард внезапно замолчал, видя, насколько больно он сделал ей своими обвинениями.
— Я признаюсь, что совершила ошибку, не сказав раньше, — в ее голосе крылась затаенная злость, когда она вновь посмотрела в лицо Ричарду. — Но ты не должен обвинять меня в том, что произошло. Даже предупреди я тебя раньше, мы бы не успели ничего предпринять. Так или иначе, он выманил бы тебя, чтобы попытаться убить.
— Не тешь себя оправданиями, — сурово ответил он, точно так же отвернувшись и даже не смотря на нее. Колдунья почувствовала, как внутри нее нарастало негодование.
— Это не оправдания. Ты был его целью с самого начала, и он бы нашел способ приблизиться к тебе, чтобы убить, и кто знает, сколько людей пострадало бы тогда, — теперь уже Никки подошла к Ралу, практически шипя, — и кто знает, смог бы ты оставить его в живых после этого, не будь меня рядом.
— Нет нужды сомневаться в моем самообладании, — он пристально посмотрел в ее глаза, и Никки почувствовала, что в их зрительном контакте было достаточно взрывной силы, чтобы уничтожить огромный город.
И только спустя несколько мгновений Ричард развернулся и выкрикнул имя одной из морд-сит. Он запустил пятерню в волосы, тяжело вздыхая и совершенно не желая больше спорить с ней. Он чувствовал себя одновременно и преданным, и поверженным, словно близкий друг нанес ему удар в спину.
Вокруг троих людей уже собралась толпа д’харианцев, только что закончивших бой с оставшимися солдатами Имперского Ордена и наблюдавших за ссорой Магистра Рала и колдуньи из Древнего Мира. Две морд-сит стояли в первом ряду, поближе к Ричарду: они были на удивление безмолвны, но глаза обеих ни на секунду не покидали фигуру Никки, которая стояла к ним спиной. Обернувшись, она увидела, как одна из них, высокая блондинка с голубыми глазами, откликнулась на слова лорда Рала и в мгновение ока преодолела расстояние, отделявшее ее от него.
Только подойдя, она встала возле двух молчавших людей, не позволяя себе вмешиваться в их конфликт, ставший невербальным. Когда она бросила холодный взгляд на Никки, колдунья поняла, что теперь она потеряла и хрупкое доверие морд-сит тоже.
Но ни реакция Рикки и Бердины, совершенно не важная для нее, ни даже реакция Ричарда не могли заглушить удовлетворение и спокойствие, разлившиеся в ее груди с осознанием, что она все же успела. Как бы ей ни хотелось накричать на Ричарда, пусть даже за то, что он попытался оставить ее во Дворце, она была рада, что он цел и невредим.
Никки молча наблюдала, как он объяснял морд-сит, что она должна была делать с Исповедником по приезде во Дворец. Закончив с этим, Ричард вытянулся, выискивая в толпе долговязую фигуру Натана, и, только обнаружив его, сразу же подозвал к себе.
Пророк выглядел изможденным после битвы, но его старая знакомая видела, что в его глазах все еще горел лихорадочный огонь возбуждения: колдунья знала, что для своего возраста он был слишком зависим от приключений.
Пружинистая походка старца, теперь напоминавшего мальчишку, которого впервые взяли на охоту, не могла не вызвать у колдуньи легкую ухмылку, прорвавшуюся даже сквозь маску всепоглощающего безразличия.
— Натан, ты, Рикка и все остальное войско вернетесь во Дворец вместе с ним, — Искатель небрежно кивнул на бессознательное тело, лежавшее в метре от них. — Никки и Бердина останутся со мной.
Колдунья подозрительно посмотрела на него, отмечая, что его слова были как никогда похожи на приказ.
— Зачем? — она скрестила руки на груди. — Не лучше ли будет вернуться с остальными?
Рал лишь покачал головой в ответ на ее вопрос, при этом выдав свое раздражение. Никки обратила внимание на то, как его рука вдруг сжала рукоять Меча Истины, теперь находившегося на своем законном месте. Это действие могло навести страх на любого человека, который становился его свидетелем, но она, Никки, знала, что это был лишь его способ сконцентрироваться на своих мыслях.
— Натан, проследи, чтобы он не очнулся по дороге, — Ричард, и подошедшая к двум людям Бердина, и Никки наблюдали за тем, как два д’харианца подняли тело юноши и понесли его к одной из лошадей и как вслед за ними отправилась Рикка, мгновенно принимаясь исполнять приказ лорда Рала. Двое водрузили его поперек седла, и блондинистая морд-сит, вытащив из седельной сумки веревку, туго связала его кисти и лодыжки.
— Рикка, — громко обратился к ней Рал, — в случае непредвиденной ситуации я позволяю тебе делать все необходимое.
Светловолосая уже успела кровожадно усмехнуться, как вдруг Ричард сделал важную поправку:
— Только не убей его.
Бердина, стоявшая рядом, вдруг засмеялась, почти сгибаясь пополам от мгновенно изменившегося выражения лица боевой подруги.
— Теперь я ей точно не завидую, — ответила она, перестав смеяться, и весело постукивая эйджилом по своей раскрытой ладони, затянутой в красную перчатку.
Ричард не разделял ее игривого настроения. Он поднял голову, смотря на немного прояснившееся небо и понимая, что по нему только-только разлились лучи рассветного солнца. Немного подумав, он подозвал четырех солдат и сказал им что-то, что Сестра Тьмы не смогла разобрать.
Все в отряде д’харианцев уже были верхом, и теперь колдунья видела, как Ричард коротко кивнул Натану и Рикке перед тем, как они развернулись и замкнули колонну. Никто не прощался.
***
После того, как в Народный Дворец прибыли оставшиеся беженцы, и Кэлен вместе с Лорой обошли их всех в поисках ее брата, Мать-Исповедница поняла, что в лагере успело случиться нечто воистину ужасное. Те его остатки, что прошли через ворота дворца, не составляли и половины от прежнего числа людей, которое она наблюдала несколько месяцев назад.
Вся толпа прибывших очутилась на площадке для посвящений, и среди них Кэлен прежде всего нашла Элрона, который и рассказал ей, как разворачивались события. Он в красках описал, как горели палатки в их лагере и как обескураженные люди выскакивали из них в чем были, не понимая, что происходит. Вождь повстанцев принял верное решение, как можно быстрее собрав всех, кого было возможно, и выведя их через ворота, не занятые имперцами.
Он предоставил д’харианцам исполнять свой долг и сражаться за них, и Мать-Исповедница понимала, что, если бы он совершил героическую ошибку и решил остаться защищать своих людей, все могло бы закончиться гораздо более трагично.
Она не смогла не спросить его о младшем брате Лоры. Только озвучив вопрос, она на момент, лишь на момент опустила взгляд на девочку, которая стояла рядом, держа ее за руку, чтобы не затеряться в толпе. Хотя малышка и знала большинство людей из тех, кто сейчас был рядом, для нее самой близкой из них за последние месяцы стала именно Кэлен. Когда женщина вновь сфокусировалась на Элроне, она увидела, как тот покачал головой, и его мужественные черты лица в момент смягчились, обнажая скорбь.
Исповедница на момент прикрыла глаза. Ее сердце окутала неизбывная тоска, когда она еще один раз посмотрела на маленькую девочку, которая терпеливо ждала ответа на столь волнительный вопрос, не сводя глаз с Кэлен.
Разве мог быть на свете более одинокий ребенок, чем она?
— Энди здесь нет, — как можно более спокойно ответила она на ее молчаливое ожидание.
— А где он? — ее голос был таким невинным, что Кэлен казалось, будто он один был способен разорвать ее душу на части. Исповедница невольно обернулась на мужчину, с которым говорила еще минуту назад, словно он мог подсказать ей, что делать. Но Элрон тоже молчал, и Кэлен видела, как на миг поджалась его нижняя губа от одного лишь взгляда на доверчивое лицо Лоры.
Вместо ответа Мать-Исповедница присела перед девочкой, не боясь живой и движущейся толпы вокруг, которая со временем начала расходиться по коридорам Дворца, ведомая солдатами и слугами. Она легко притянула ее к себе, зарываясь лицом в густые и вьющиеся волосы девочки. Она не знала, кому больше нужны были эти объятия: Лоре, которая пока не могла понять, что происходило, или ей, Кэлен. В судьбе этой девочки, ставшей для нее такой близкой, она видела свою собственную судьбу, и едва ли это приносило ей утешение.
Натан и Рикка вместе с сопровождавшим их отрядом прибыли примерно через час, и теперь Кэлен ждала их уже в одиночестве. Она отправила Лору и Кару в теплое помещение, а сама осталась на той же площадке для посвящений. Она была удивлена, что Кара согласилась оставить ее опеку на одних лишь солдат, но Исповедница догадывалась, что морд-сит, как и ей, нужно было личное пространство для собственных мыслей.
Кэлен была обеспокоена. Ее мучила тревога, связанная с отсутствием Ричарда, поэтому каждая секунда ожидания его приезда казалась сущим мучением. Она не видела его так долго, и даже сейчас, когда он был в Д’Харе, они не имели возможности быть рядом друг с другом.
Узнав обо всем произошедшем от пророка, Кэлен не могла не спросить, где был ее муж. Натан не смог назвать точную причину его задержки, а лишь сказал, что с ним остались несколько солдат Когорты и Никки вместе с Бердиной. Его слова, впрочем, смогли лишь приглушить ее беспокойство, но большего ни он, ни Рикка дать не могли. Потому она лишь попросила Натана как можно скорее заняться раненным стрелой юношей.
Ее внимание в самом скором времени переключилось на другого человека: только увидев бессознательное тело Томаса, перекинутое через седло, она почувствовала, как ее сердце окутывает что-то темное и вязкое, заглушающее каждый его удар.
Мать-Исповедница немедленно распорядилась, чтобы его тело перенесли на нижние ярусы дворца, в темницу. Она решила, что первым, что он увидит при пробуждении, будет не эйджил морд-сит, а ее собственное лицо.
***
Когда Ричард, не снимая руки с меча, направился вперед по лагерю, и две женщины пошли вслед за ним, колдунья снова предприняла попытку разговорить его.
— И все же, зачем мы остались здесь?
Он все так же молчал, сосредоточенный на себе и своих мыслях. Бердина глянула на Никки, и, поймав ее обеспокоенный взгляд, поспешила разрядить обстановку.
— Он ведь лорд Рал. Он создан для того, чтобы делать непонятные вещи, — просто изрекла она, словно это была какая-то д’харианская аксиома. Никки не могла поспорить с этим.
За полчаса они обошли весь лагерь, и теперь колдунья догадалась, что Ричард решил лично убедиться, что среди заброшенных временных убежищ не осталось никого, кто мог бы уцелеть: ни раненных солдат, ни его мирных обитателей, которые по каким-то причинам могли все еще прятаться среди ветхих строений. Но все же Сестра Тьмы посмела предположить, что среди причудливого полотна мертвецов он искал кого-то конкретного.
И только когда они вышли к границам лагеря, находившимся ближе к дороге, ведущей в Народный Дворец, Ричард устало опустился на ствол поваленного дерева, впервые позволяя себе хотя бы небольшой отдых. Он выглядел изможденным.
— Что с тобой? — как можно более нейтральным тоном спросила его Никки, зная, что большее проявление эмоций было бы неуместно.
— Небольшое ранение, — безо всяких эмоций ответил он, одним лишь голосом отметая возможность использования магии Никки для исцеления.
Прошло несколько тихих минут. Взъерошив пятерней волосы, Ричард наконец рассказал, почему они втроем остались здесь:
— Вчера я встретился с Лорой впервые за несколько месяцев, — он не смог удержаться от улыбки, вспоминая, как маленькая девочка побежала ему навстречу, и, когда он взял ее на руки, обвила его шею. — Кэлен говорила, что ее брат все еще находится здесь после того, как я приказал изолировать всех, кто был заражен чумой, даже если они казались здоровыми. После произошедшего его могли увести отсюда вместе с другими жителями, но могли и оставить.
— То есть мы обошли весь лагерь, чтобы найти маленького мальчика? — Никки вздернула брови, но Бердина шикнула на нее.
— Во-первых, не весь: это была лишь его маленькая часть, а всю остальную территорию я приказал проверить четырем другим солдатам, которые должны присоединиться к нам здесь, — устало, но старательно скрывая раздражение, ответил он, — а во-вторых: да, именно для этого. Вернее, для того, чтобы потом не сожалеть о том, что мы могли спасти кого-то, но не догадались сделать это.
— То есть нам осталось дождаться их, и тогда мы отправимся домой? — с надеждой спросила морд-сит, стараясь предотвратить вновь назревавшую между ее лордом и колдуньей перепалку.
Ричард в ответ лишь кивнул.
Через десять минут показались силуэты четырех всадников, за тремя из которых следовали сменные лошади, предназначенные, очевидно, для Ричарда, Никки и Бердины. Как только они остановились перед лордом Ралом и отсалютовали ему, спешиваясь, он задал главный вопрос, интересовавший его:
— Вы обнаружили выживших?
— Ни одного, лорд Рал, — отрицательно помотал головой один из них, при этом глядя прямо в лицо Ричарду.
Искатель тяжелым взглядом посмотрел на него, и солдат невольно вытянулся в стойке, ожидая, что сейчас лорд Рал обрушит на него свой гнев, вызванный его неудачей, как это бывало с Даркеном Ралом. Это мгновенно привело Ричарда в чувство, и он поднялся, кладя руку на плечо д’харианцу.
— Мы сделали все, что могли, — в одной это фразе звучала вся ужасающая правда того, что произошло в это длинное утро.
Перед отправкой маленькой группе оставалось лишь отвязать коней, когда вдруг с неба вновь начали падать тяжелые капли дождя. Ветер нарастал, и вот кроны над макушками людей, и без того беспокойные в этот день, приобрели невиданную неистовость в своих хаотичных движениях.
— Нас ждет приятная дорога, — иронично высказалась Никки.
Ричард кивнул безо всякого удовольствия.
Комментарий к Глава XIV
Ухх, устала.. ладно, это не совсем правда. Если вы не возражаете, я немного поделюсь с вами историей создания этой главы: сначала она состояла из двух глав, но несла тот же смысловой объем, затем, когда мне перестало нравиться в ней абсолютно все, я решила переписать все ранее написанное, но в другом формате. Но мне не понравился и второй вариант, а потому мне пришла идея поменять сюжет в корне. И на выходе получилась эта глава, одна единственная. Но я не решусь судить ее самостоятельно, а лучше возложу эту обязанность на вас.
Я знаю, что обещала выложить ее еще раньше, но, как видите, все пошло немного не по плану. Скажу даже больше: изначально я хотела дописать еще несколько страниц, но в конечном итоге они появятся только в следующей главе.
Что ж, с моими словами на этом все, и теперь мне осталось ждать ваши) Этим я и займусь, но предварительно поблагодарю всех, кто поддерживал меня при написании главы (а это было и правда непросто), а в особенности моего верного, просто невероятно проницательного читателя — Инкогнито! Если бы не твоя поддержка, этот фанфик вряд ли был бы таким, какой он есть, и я сердечно благодарю тебя за это.
========== Глава XV ==========
Включена ПБ
Окружавшее Томаса пространство двигалось со странной скоростью, по странной траектории и со странной логикой. Юноша то открывал, то закрывал глаза, благодаря неведомое существо со странным именем «Создатель», которое все так почитали в Новом Мире, за то, что в его глаза по крайней мере не бил резкий свет. Исповедник испытывал подозрения, что в этом, в действительности, не было ничего хорошего, но пока единственной действительно нужной ему вещью был покой.
Мир начал замедляться: то ли у самого бытия иссяк запас сил, и ему вновь пришлось принять статичное положение, то ли разум Томаса наконец начал приближаться к своему исходному состоянию. Он вновь закрыл и открыл глаза, улавливая едва заметную разницу в насыщенности цветов того, что представало перед его взором. Завеса век все еще была непреодолимо черной, как и всегда, но только она приоткрывалась — и перед Исповедником уже представало что-то серое, покрытое правильным геометрическим рисунком. Даже не пытаясь мотнуть головой, чтобы получить лучший обзор, он сошелся со своим подсознанием во мнении, что это был всего лишь каменный пол.
Если между полом и потолком еще существовала разница и если он чувствовал, как затекла его шея, значит, все уже было не так плохо: он был жив. Более того, он лежал на чем-то мягком, пусть и колючем, и покалывание, доходившее до его кожи даже через одежду, заставляло его приходить в себя еще быстрее. Что еще имело значение?
Без излишней предосторожности, даже не пытаясь понять, был ли он один, Томас перевернулся на бок, при этом почувствовав, как каждый мускул в его теле заныл от этого действия. Он сел, набрал воздух в грудь и предпринял попытку подняться, непослушными руками упираясь в холодный пол. Рывок — и он стоял на ногах, оглядывая комнату и при этом стараясь не потерять равновесие. Юноше пришлось опереться на каменную стену, чтобы не упасть.
Теперь Исповедник в полной мере осознал, где он находился. Четыре каменные стены без намека на окно, соломенный тюфяк возле его ног, железная цепь, намертво прикованная к кольцу на его щиколотке и что-то холодное на шее. Пальцы Томаса мгновенно прошлись от его подбородка и до ключиц, и где-то в середине он ощутил ледяное прикосновение гладкого металла. Когда он провел рукой вдоль странного предмета, ему пришлось сделать неутешительный вывод, что это металлическое нечто было составлено из одного куска, без единого сочленения, даже без единого намека на него. Он не мог знать, чем именно был этот ошейник и с какой целью его нацепили на него (быть может, просто ради потехи), но ясно было одно: он подавлял его магию, одним лишь этим делая его абсолютно безвольным.
Томасу почудилось, что что-то пришло в движение слева от него. Пусть его глаза уже успели немного приспособиться к темноте, он не сразу смог разобрать, кто или что это было. Спустя несколько мгновений, когда живая сущность этих движений стала для него абсолютно ясна, он увидел белесый силуэт, с течением секунд приобретавший вполне отчетливые очертания женского тела.
Юноша застыл, поняв, что это была она — Мать-Исповедница. Когда она оказалась достаточно близко к нему, ему понадобилось собрать все свои эмоции в один единый сгусток энергии где-то в глубине собственного тела, чтобы не позволить ее проницательному взгляду рассмотреть даже малейший признак эмоций на его лице.
Несколько мгновений ее взгляд испытывал его, и было видно, что она ничуть не боялась смотреть прямо в его глаза. Пусть снизу-вверх, пусть его практически ничто не удерживало от того, чтобы, например, задушить ее на этом же месте, — он ничуть не пугал ее, скорее даже наоборот. Томас был в ее власти — не она в его.
— Рада вновь видеть тебя в Народном Дворце, — ирония была настолько очевидна, что не было никакой нужды в ее поиске.
— Боюсь, что не могу ответить тем же, — холодно ответил он, отмечая, каким низким сейчас казался его голос и как гулко он раздавался в этом помещении.
Мать-Исповедница ответила на это лишь долгим взглядом, и Томас отметил, насколько сильно переменилось ее отношение к нему с момента их последней встречи. Тогда между ними мелькнуло что-то, чему было практически невозможно подобрать логическое объяснение. Он знал, что это испытал не он один — ведь она не отшатнулась от него, когда их руки соприкоснулись, не приказала своей морд-сит начать пытать его, не заточила в темницу. И пусть в тот момент Томас руководствовался странным инстинктом, который вел его к возвращению его сил, неведомым образом связанных именно с личностью Кэлен Амнелл, в их встрече было что-то личное. Что-то, что он не чувствовал ни с одной другой женщиной.
— Ты пришла потешиться над беспомощностью человека, принесшего так много зла твоим людям?
Она никак не отреагировала на столь фамильярное обращение, а лишь отвернулась, параллельно с этим скрещивая руки на груди. Когда их взгляды вновь пересеклись, Томас увидел в ее глазах молчаливое напряжение, по мощности сопоставимое с разрядом молнии. Будь он уязвим для ее сил, этот взгляд вызвал бы у него дрожь. Но нет. Он не собирался уступать ей даже в своих мыслях.
— По большей мере, нет, — твердым голосом ответила она, отметая любой признак подобной человеческой слабости. — И именно поэтому ты не видишь здесь ни одной морд-сит.
— Тогда зачем? — он вдруг ухмыльнулся. — Я думал, подобные кровавые и унизительные зрелища доставляют особое удовольствие всему Дому Ралов.
— В тебе все еще есть что-то, что, боюсь, может пропасть под приступом боли от эйджила. Я не хотела бы говорить с полубессознательным телом, — на ее губах не было и следа улыбки, но Томас чувствовал, как в его собственной груди нарастал вал жуткого смеха. Он вполне осознавал, что это вряд ли был защитный инстинкт, а скорее нечто другое, поднимавшееся из темных глубин его души. Он осклабился.
— Полагаю, я должен быть благодарен за это, — Исповедница склонила голову набок, с интересом наблюдая за сменой эмоций на его лице. — Так о чем же мы будем говорить?
— О тебе, — она подошла к нему на шаг ближе, беззастенчиво смотря в его глаза из-под густых ресниц, и в груди у Томаса стало тесно от того, как сильно были нарушены границы его личного пространства. Их разделяла всего пара футов. — Но не о том, кто ты такой: после встречи с морд-сит ты будешь умолять их о том, чтобы они позволили тебе рассказать все, что только они пожелают, — она сделала паузу, и с губ Томаса сбежал дерзкий смешок. Кэлен снисходительно улыбнулась в ответ на его наивность. — Лично я хочу знать, зачем тебе понадобилось совершать столько убийств: ради чего?
— Я верноподданный Императора Джеганя, и готов выполнить все, что он потребует от меня.
Мать-Исповедница улыбнулась на его глупую, абсолютно безликую ложь. Томас сжал руку в кулак, но затем быстро расслабил пальцы, понимая, что она не поверит в подобные россказни.
— Исповедники — и мужчины, и женщины, — умеют видеть ложь в других людях, но не умеют лгать сами. Я никогда не поверю, что ты — марионетка Джеганя.
— Полагаю, мне стоит расценить это как комплимент.
— Ты и сам знаешь, что это правда, и мне нет нужды обосновывать свое мнение. Еще во время нашей первой встречи я увидела, что ты не тот, кто готов легко лишить человека жизни. И поэтому, когда я узнала, что ты сбежал и убил около десятка солдат, признаюсь, я…
— … была разочарована? — он вновь нахально ухмыльнулся, понимая, что встреча с ним задела что-то внутри нее. Но было наивно полагать, что это случилось только с ней.
Она сделала один шаг назад, увеличивая дистанцию между ними и ставя на свое прежнее место лишь поток холодного воздуха. Она на миг, ровно на неподвластный человеческим глазам миг, поджала нижнюю губу, этим выдавая свое понимание его слов. Его ухмылка, очевидно, выбила ее из колеи.
— Что ты имеешь ввиду? — ее взгляд похолодел, вызывая у Томаса вполне ощутимую дрожь.
— То, что ты неравнодушна ко мне, Мать-Исповедница, — он сделал шаг навстречу ей, абсолютно беззастенчиво разглядывая ее лицо, каждую малейшую его черту. Она стояла на месте, ревностно охраняя свои позиции и понимая, что еще один шаг назад, и она проиграет, — и именно поэтому ты пришла сюда. Дело не в том, что ты не понимаешь моих поступков, а в том, что ты ищешь оправдание не только им, но и мне самому, даже после всего, что я сделал, — он сделал паузу. — Правда в том, что я действительно исполнял приказ Джеганя — но по собственной воле.
Кэлен молча смотрела на него, вздернув подбородок. Она видела, как в его глазах начали свой темный танец какие-то неведомые ей силы. Все это вместе с его изможденным видом, беспорядочными вьющимися волосами, которые во мраке камеры казались еще темнее, чем они были на самом деле, создавало почти демоническое впечатление. Она с показной легкостью переносила его близость, которой он пытался подавить ее, не обращала внимание и на то, как его фигура нависла над ее в доминирующем жесте.
Она лишь ждала продолжение его монолога, понимая, что это не мог быть его конец.
— Я не помню многое из того, что происходило со мной раньше, и единственное отчетливое воспоминание — это ощущение ненависти к людям, лиц которых я даже не помню. И именно она привела меня сюда — ненависть. Но ты не имеешь права винить меня: и ты, и твой муж убили не меньшее количество людей, чем я сам.
Его рука легла на ее плечо, затем быстро скользнула вверх по шее и, наконец, оказалась на ее щеке. Кэлен внутренне сжалась, но сохранила внешнее самообладание. Она понимала, что Нида была неподалеку от входа в камеру, но, даже при всем желании, она бы не успела появиться вовремя, если бы Томас решил причинить ей вред.
И уже в следующее мгновение он схватил Кэлен за локти и повернулся на месте, меняя их местами, так, что он преграждал ей путь к выходу. Пара шагов, и женщина оказалась прижата к стене сильным телом юноши. Резкое столкновение с твердой поверхностью выбило весь воздух из ее легких, а глаза широко раскрылись в удивлении, когда его губы вдруг накрыли ее в жесте, лишь отдаленно напоминавшем поцелуй.
Он требовательно смял ее губы, настолько властно и грубо, что Мать-Исповедница едва не задохнулась от подавлявшей ее силы. Это не был простой акт доминирования или подавления, не внезапная проверка на трусость. Это было что-то, в основе чего лежал не разум, а нечто более глубокое, эмоциональное. Более темное.
Женщина постаралась оттолкнуть его руками, но он лишь сильнее вдавил ее в стену своим телом. Его руки крепко обхватили ее талию, а пальцы впились в ребра, вызывая боль. Кэлен сжала губы и отвернула голову, хватаясь за его предплечья и оставляя кровавые полосы своими ногтями, но не смогла пробить себе путь к свободе. Тогда она яростно обернулась в его сторону, гневно сверкая зелеными глазами. Он поймал ее взгляд, и они долго и неотрывно смотрели в лица друг другу, словно два каменных изваяния.
Исповедница упрямо сжала челюсти, чувствуя, как его ладонь почти по хозяйски легла на ее бедро, с силой впиваясь в него, а в ее горле застыл немой крик. К ее счастью (или несчастью?) она не задержалась там, а вместо этого поднялась к ее плечам, затем к открытой шее, такой беззащитной в его руках.
В конце этого маневра, во время которого дыхание женщины стало совсем неуловимым для чужого взгляда, его рука легла на ее живот, и теперь Кэлен напряглась, словно натянутая струна. В ее взгляде проскользнул страх, который Исповедник совершенно не ожидал увидеть, и это явнообескуражило его. Томас остановился, как вдруг на его лице выросла ухмылка. Исповедница почувствовала, что ее гнев, подогреваемый бессилием, достиг своего пика. В этот миг она действительно была готова убить его.
Она резко схватила его за шею, и улыбка Томаса превратилась в оскал.
— Хочешь исповедать меня?
Пальцы Кэлен сжались на его горле еще сильнее. Она холодно отметила, как быстро под ними пульсировала артерия. Пусть он мог контролировать свое лицо и свой голос, с сердцем все не могло быть так просто.
— Убери руку, иначе я разорву тебе глотку, — почти прошипела она.
Прошла одна тяжелая минута, две. К ее удивлению, он повиновался. Кэлен смогла сделать поверхностный вдох, когда рядом с ней возникло свободное пространство.
— Что ты пытался доказать этим, Владетель тебя побери? — разочарованно воскликнула она, с силой ударяя его в плечо кулаком и покидая плен его рук, при этом даже не пытаясь скрыть свое презрение. Когда между ними был десяток футов, она обернулась, напоследок окидывая взглядом его фигуру. Он стоял, отвернувшись от нее, опираясь рукой об стену, абсолютно неподвижный.
Он не стал спрашивать, что будет с ним дальше. А она решила оставить его в неведении, убивавшем не хуже самой опытной морд-сит.
Когда она вышла из камеры, на ходу кивая Ниде, надежда на лучшее в этом человеке, Исповеднике, погибла. То предчувствие, что связывало ее с ним, утратило значение. Он уже был мертв, пусть и в ее мыслях.
***
Только Кэлен оказалась в своих покоях, она сразу же попросила служанку наполнить для нее теплую ванну. Исповедница села на кровать, молчаливо ожидая того момента, когда она будет готова, и только сейчас поняла, что на улице вновь бушевал дождь, крупные капли которого бились о стекло словно в апогее отчаяния. Она тяжело вздохнула, понимая, что такая погода могла сильно задержать Ричарда, Никки и Бердину на их пути домой.
Когда служанка окликнула Мать-Исповедницу, говоря, что все было готово, она поблагодарила ее и, взяв в руки первое попавшееся полотенце, прошла в ванную комнату. Только выскользнув из платья, женщина поежилась под неприятным касанием холодного воздуха, и вся ее кожа покрылась мурашками. Она как можно скорее шагнула в теплую, почти горячую воду.
Кэлен села, подогнув под себя ноги, и взяла ленточку, лежавшую на столике, с ее помощью кое-как собирая волосы негнущимися пальцами. Закончив с этим, Исповедница подняла с того же столика флакон с лавандовым маслом и недолго повертела его в руках, наблюдая за движением фиолетовой жидкости в окружавшей ее стеклянной клетке. Она капнула несколько капель масла в воду, надеясь, что это поможет ей немного расслабиться, и только после этого смогла лечь в ванной, закрывая глаза.
Она погрузилась в собственные мысли, думая о том, что произошло в камере Томаса буквально полчаса назад. Она нещадно бранила себя за то, что поддалась эмоциям и позволила себе подобную оплошность, придя к нему без сопровождения Кары или даже Ниды, глупо полагая, что он не посмеет причинить ей вред.
Она ведь даже не подумала о том, что сказал бы ей Ричард. Если бы ее муж узнал о том, что сделала Кэлен, он бы, без сомнения, был разгневан. Если бы он узнал о том, что сделал Томас, он бы, без сомнения, убил его, невзирая даже на слова Никки.
Лицо Исповедника не покидало ее сознание. Раз от раза она все больше убеждалась в том, что оно казалось ей знакомым, но сейчас, именно в эту секунду, всем, к чему сводились ее мысли, были его унизительные прикосновения, которые сами по себе были олицетворением предательства Кэлен. Воспоминания о них вызвали у нее судорожный вдох. Она страшно хотела стереть с себя следы его пальцев, его губ, а потому бездумно схватила со столика губку и принялась яростно тереть свое тело, словно это могло помочь ей избавиться от призрака его прикосновений, исключить его из своих мыслей. Она допустила ошибку. Это все была ошибка.
Она вспомнила, какое оцепенение напало на нее, когда он коснулся ее живота. В тот миг ей было по-настоящему страшно, но не за себя. Одна лишь мысль о том, что он мог навредить их с Ричардом ребенку, подействовала на нее подобно разряду молнии. Это был почти животный инстинкт, совершенно неосознанный — во что бы то ни стало защитить драгоценную жизнь внутри нее.
Сейчас, когда исчезли боль и слабость, сопровождавшие Кэлен практически всю ее беременность, она успела почти забыть о своем положении, и единственным напоминанием о нем было лишь множество новых платьев, которые не должны были подчеркивать ее фигуру. Но она понимала, что с ней произошло что-то, что затрагивало не только ее тело. Что-то гораздо большее.
Она обхватила себя руками под водой, кончиками пальцев касаясь своего округлившегося живота. Только сейчас Исповедница поняла, насколько сильно она успела полюбить ее, эту хрупкую жизнь, что она несла, даже несмотря на то, как сложно ей было примириться с ее существованием с самого начала.
Кэлен склонила голову набок, слегка улыбаясь. Возможно, она все же была обязана Томасу за столь важное осознание.
Она лежала в том же положении, обняв себя руками, когда в соседней комнате за кем-то тихо закрылась дверь. Кэлен немного напряглась, выжидая мгновение и прислушиваясь к звуку шагов. Ей не составило труда понять, что эти шаги, абсолютно спокойные, были слышны лишь благодаря усталости человека, которому они принадлежали, и они не могли быть вестниками чего-то плохого. Более того: она точно знала, кому они принадлежали.
Кэлен аккуратно встала, придерживаясь за бортик ванной, чтобы не упасть, и быстро обернулась в предварительно подготовленное большое полотенце. Она мгновенно вдела ноги в мягкие домашние туфли и пошла к двери, ведущей в спальню.
Ричард не успел даже опомниться, как вдруг руки его жены обвились вокруг его шеи, и она приподнялась на носочках, чтобы их лица оказались на одном уровне. Кэлен запустила руки в его влажные после дождя волосы, притягивая к себе и порывисто целуя в губы, словно сейчас одно лишь это действие отделяло ее от безграничного счастья. И пусть поцелуй длился лишь несколько секунд, мужчине показалось, что именно ради них ему стоило пережить этот день.
Ричард обнял ее в ответ и одной рукой прикоснулся к волосам, все еще собранным атласной лентой. Когда он слегка потянул за нее, вьющиеся локоны рассыпались по ее плечам и спине темным каскадом, и мужчина запустил в них свои пальцы, перебирая мягкие пряди. Она положила голову на его плечо, и ему показалось, что его жена вот-вот начнет мурлыкать от удовольствия. Рал слегка усмехнулся и оставил долгий поцелуй на ее шее.
— Я тоже рад тебя видеть.
Он почувствовал, как ее губы изогнулись в мечтательной улыбке. Через несколько минут она отстранилась от него, но только для того, чтобы внимательно оглядеть его.
— Ты мокрый насквозь, — наконец заметила она.
— Ты тоже, — шутливо возразил он.
Кэлен слегка усмехнулась, понимая, что в его словах крылся явный намек. Несколькими ловкими движениями она отстегнула его плащ и закинула на изножье кровати, которое, к счастью, находилось совсем недалеко, а затем обеими руками выпустила рубашку из его штанов. Ричард поднял руки, позволяя ей снять ее с себя.
Когда взору Кэлен стала доступна вся верхняя часть его тела, мужчина увидел, как ее взгляд сфокусировался на ране, отчетливо видной на его боку. За время, проведенное в пути, он успел привыкнуть к той боли, которой она отдавала. Когда Кэлен оказалась рядом, все произошедшее до этого стало и вовсе неважно.
— Ричард, — она взяла его за локоть и посадила на постель, заставляя отвести правую руку. Наклонившись, она начала осматривать ранение, при этом все еще придерживая полотенце на своей груди, — почему ты не сказал, что тебя ранили?
Кэлен показала чудеса ловкости, когда, еще не закончив говорить, начала стаскивать с него сапоги, и при этом то одной, то другой рукой она периодически поддерживала сползавшее с нее полотенце. В конце концов, она просто швырнула снятые сапоги куда-то под стол. Теперь на нем из одежды были только штаны, а его босые ноги касались мягкого ковра. Если так она хотела пресечь любую попытку к бегству, то она, определенно, выбрала правильную тактику.
— Это пустяк. Я успел забыть о ней.
Кэлен склонила голову, своим выразительным взглядом давая понять, что она не была согласна с ним. Рана была не слишком обширной, но достаточно глубокой, и Исповедница вздохнула с облегчением, понимая, что, окажись она немного левее, Ричард был бы в гораздо худшем положении.
— Похожий «пустяк» чуть не убил того мальчика из лагеря. Я лучше позову Никки, — она выпрямилась, но Ричард остановил ее, беря за руку.
— Нет нужды.
— Но Ричард, она слишком глубокая, чтобы оставлять ее в таком виде, — возразила она, толком не понимая, почему он отказывался от помощи колдуньи. Впрочем, его жена знала, что, если он уже решил что-то для себя, его было практически невозможно переубедить, а потому она решила зайти с другой стороны:
— Нужно, по крайней мере, наложить швы. Если ты не хочешь, чтобы этим занялась Никки, то как отнесешься к моей помощи?
— Ты хочешь сказать, что ты умеешь накладывать швы? — теперь он явно подначивал ее.
— Да, — она наклонилась к нему, кладя руки ему на плечи и уже не поддерживая ими полотенце, из-за чего материя немного сползла. Эта маленькая деталь не укрылась и от Ричарда, который все же старался игнорировать представшую перед ним картину, делая вид, что не сводит глаз с ее лица. Ему пришлось приложить довольно много усилий, чтобы не попытаться самостоятельно избавить ее тело от этой ненужной вещицы, — и если ты не будешь дразнить меня, я сделаю все аккуратно и быстро.
Когда он кивнул, Кэлен направилась к прикроватному столику, отыскивая там иголку и нитку, а потом исчезла в коридоре, разделявшем спальню и кабинет. Через несколько минут она вернулась с кусочком ткани и бутылкой чего-то крепкого и, присев перед Ричардом, ловкими движениями начала промывать его рану. Как только она прикоснулась к ней, он был на грани того, чтобы зашипеть от объявшей его боли.
— Я даже не буду спрашивать, что в бутылке, — глухо отозвался он.
— Лучше не искушай себя, — она подмигнула ему. — В Народном Дворце нет плохого алкоголя.
Он не успел опомниться, как она поставила бутылку на столик. Протерев иголку, чтобы обеззаразить ее, Мать-Исповедница ловко вдела в нее нитку и направилась обратно. Теперь она сидела рядом с ним на постели, внимательно оглядывая рану и пытаясь понять, где ей следовало начать.
Процедура наложения швов была определенно не самой любимой из тех, через которые Ричарду случалось проходить, но мысль, что рядом с ним была Кэлен, а не кто-либо еще, действовала успокаивающе. Когда очередной стежок оказался больнее других, мужчина слегка поморщился, вызывая у нее виноватую улыбку.
— Извини. Швейной иглой не очень удобно шить кожу.
— Все в порядке, — он отвел свободной рукой прядь ее волос, перевалившуюся через плечо. — Лучше скажи, где ты научилась так умело делать это.
Кэлен мягко улыбнулась, не отвлекаясь от своей работы.
— В юности я много путешествовала по Срединным Землям, и почти все время со мной был приставленный ко мне волшебник, Гиллер. Он, хоть и казался серьезным с виду, на деле часто попадал в неприятные ситуации, — Исповедница выразительно посмотрела на Ричарда, этим взглядом давая понять, что он не сильно отличался от ее старого знакомого, — поскольку в пути с нами не было никого, кто мог бы позаботиться о подобных вещах, мне пришлось научиться этому самой. Поэтому, если ты когда-нибудь усомнишься в том, что я сумею зашить рану даже рыболовным крючком, я буду вынуждена огорчить тебя.
— Хорошо, — он низко рассмеялся, — я вполне осознал, что мне не стоит тебя злить.
Она уже заканчивала, и теперь ей осталось лишь связать и затянуть концы нитей, затем подрезать их. Сделав это, она отнесла все принадлежности обратно, предварительно промыв их и оставив сушиться на столе. Когда она вернулась к нему и села рядом, Ричард увидел, что она была чем-то встревожена.
— Скажи, — неуверенно начала она, — эта рана… кто ее нанес?
— Кажется, это была пролетавшая мимо стрела, — он пожал плечами, показывая то, насколько незначительным был этот факт. — Если ты подразумевала Томаса, то нет: он не имеет к ней никакого отношения. Этот юнец всего лишь пытался исповедать меня.
Кэлен удивленно взглянула на его лицо, отмечая, что сказанные им слова ничуть не изменили выражение его лица. Для него это не было откровением. Ричарду стало понятно, что упоминание одного лишь имени Исповедника почему-то удручило Кэлен настолько, что следующие несколько минут она провела полностью погруженной в саму себя. Признаться, любая новая подробность, касавшаяся его личности, настраивала Рала на нарушение запрета Никки.
— Хорошо, что он больше не на свободе, — только и сказала она, покинув свои мысли.
Ричард лишь кивнул, запуская пятерню в волосы и взъерошивая их. Между ними повисло недолгое молчание, и теперь Кэлен решилась задать второй интересовавший ее вопрос. Рал понимал, что между ними стояло очень много вещей, которые они должны были обсудить, но для всего было необходимо свое время.
— Почему ты был против того, чтобы Никки вылечила тебя? — она подсела ближе к нему и положила голову ему на плечо, кончиками пальцев водя по натруженным после недавнего боя мышцам.
— Я бы предпочел, чтобы она не попадалась мне на глаза несколько дней, — его голос отдавал холодом. — Я зол на то, что она утаивает от нас — от меня — важные для твоей безопасности вещи.
Кэлен кивнула, но не слишком уверенно. Ее сердце пронизало внезапное сочувствие к Никки.
— Она не желает нам зла, Ричард. Тебе не стоит так реагировать на это.
— Возможно, но о неприкосновенности этого ублюдка она могла сказать и раньше. Так или иначе, в ближайшее время ей стоит верно расставить приоритеты, и я не собираюсь мешать ей в этом.
Исповедница не стала возражать ему, надеясь на то, что в скором времени он остынет и простит бывшую Сестру Тьмы. Кэлен неохотно поднялась с постели, собираясь направиться к шкафу, чтобы, наконец, одеться, но Ричард остановил ее одним легким движением, беря за руку. Он привлек ее к себе, и она оказалась стоящей между его ног, все еще прижимая давно высохшее полотенце к нагому телу.
— Ты куда-то собралась? — он улыбнулся абсолютно обезоруживающе, глядя на нее снизу-вверх. Кэлен обхватила его лицо руками и, склонившись, быстро поцеловала его, но когда она вновь попыталась отстраниться, его руки легли на ее бедра, не позволяя сделать ни шага.
— Мне нужно переодеться.
— Я так не считаю.
Кэлен усмехнулась, ловя его лукавый двусмысленный взгляд.
— Ты не спал большую часть ночи, Ричард. Тебе необходимо отдохнуть.
Мужчина кивнул, но вместо того, чтобы спокойно лечь на постель, он обхватил руками ее талию, и, притянув к себе, усадил на колени. Когда он зарылся лицом в сгиб ее шеи, она обвила его плечи одной рукой, а другую положила ему на голову, гладя по почти высохшим волосам.
Прикосновения ее мужа не имели ничего общего с прикосновениями Томаса, и ее тело быстро покинуло первое оцепенение, когда она вновь почувствовала, вернее, в полной мере осознала это. На ее душе стало тепло, и сердце в груди начало биться медленно и мерно, словно самая древняя песня о любви.
— Останься со мной, — глухо попросил он ее, не покидая своего убежища — ее объятий. Ему и правда хотелось спать: долгая, промозглая и холодная дорога, тяжелое сражение и риск быть исповеданным действительно выжали из него все силы. Но если сон означал отстранение Кэлен, он был готов вовсе отказаться от него.
— Конечно.
Внутри он знал: она осталась бы в любом случае. После месяцев разлуки у них обоих не было более сил держаться на расстоянии.
Ричард опустился на свой здоровый бок, все так же держа ее в своих руках и не разбивая объятий. Впервые за весь день он с удовольствием протянул уставшие ноги. Только когда он понял, что Кэлен было так же удобно, как и ему, он расслабленно закрыл глаза.
Уже в полусне он почувствовал, как она свободной рукой стянула с себя полотенце, и ощущение мягкости материи заменил бархат ее чистой кожи. В следующее же мгновение их обоих, словно защищая от внешнего мира, накрыло одеяло, и почти в материнском жесте Кэлен поцеловала его в макушку.
Он провалился в сон.
Комментарий к Глава XV
Признаюсь честно: прошлая глава была почти ни о чем. В этой же я решила оторваться по полной! И я очень надеюсь, что у самых верных фанатов РиК не случился инфаркт на почве начала главы. Думаю, ее конец поможет вам сгладить потрясение ;)
С нетерпением жду ваше мнение!
========== Глава XVI ==========
Включена ПБ
Март прошел мимо Ричарда совершенно незаметно. С приходом апреля он лишь мысленно отметил, что все дни невольно смешались в его голове в одно бесформенное и расплывчатое воспоминание, главным героем которого был Зал Заседаний: словно живое, но абсолютно безумное существо, он постоянно менял свое настроение, перескакивая из одной крайности в другую. В один день он наполнялся гулом оваций и восторженными восклицаниями, в другой же был залит монолитным и неподвижным молчанием. То были дни, когда в Совет приходили новости из Срединных Земель, доставленные гонцами или же переданные через путевой дневник. То были дни побед и поражений, дни, когда армии Нового и Древнего Миров сходились в сражениях, самых первых и самых непредсказуемых.
Имперский Орден начал весеннее наступление, пока что робкое, поскольку оно напрямую зависело от погодных условий: весна в Срединных Землях была не менее капризной, чем в Д’Харе, и теплый солнечный день вполне мог стать предшественником снегопада. Их противникам это было лишь на руку, а сами имперцы, не ожидавшие подобного, пока что не имели особого успеха в своем продвижении к Эйдиндрилу. Тем не менее, это не означало, что его, успеха, не было вовсе.
Магистр Рал стоял в Саду Жизни, опираясь руками на белый мраморный постамент, по высоте доходивший до его талии. На нем, словно три черных пятна в материи мироздания, покоились шкатулки Одена. Их положение за почти два с лишним года с момента убийства Даркена Рала никак не изменилось, и сегодня его сын пришел сюда не за ними. Казалось бы, ему стоило открыть лишь одну из них, и все могущество мира будет сосредоточено в его руках. Но в этом и был основной конфликт между справедливостью и властью, где крайняя степень одного практически исключала существование другого. Ричард не был готов нарушить этот хрупкий баланс — да и вряд ли будет когда-либо.
Над стеклянным куполом сада все так же стояло солнце, изредка перекрываемое облаками, словно оно было колкой и непристойной насмешкой, хотя полдень и миновал несколько часов назад. Очередное заседание Совета, связанное с получением известий о начале отступления войск Д’Хары глубже в Срединные Земли, закончилось полчаса назад, и теперь Ричарду предстояло удалиться в библиотеку, чтобы продолжить свой многодневный труд — поиск информации, связанной с пророчеством об их с Кэлен сыне или же с любыми другими Исповедниками, ранее жившими в Новом Мире. Осложнялось это тем, что лишь небольшая часть книг была на общем языке, а все остальные — на древнед’харианском, и потому помощь Ричарду во многом оказывала лишь Бердина, знавшая его практически на том же уровне, что и ее лорд Рал.
Перед тем как вновь нырнуть с головой в книги, ему хотелось немного очистить свои мысли и на время забыть обо всем остальном. Он закрыл глаза, закинул голову, слегка наклонил ее то в одну, то в другую сторону, разминая затекшую шею. Вокруг царила убаюкивающая тишина, и на миг ему даже показалось, что легкий ветерок колыхал ветви низеньких деревьев и кустарников. Впрочем, это был лишь плод его воображения, захватившего власть над уставшими мыслями.
Погруженный в себя, он не заметил, как позади него раздались чьи-то почти бесшумные шаги. Их обладатель появился из-под сени деревьев, до поры до времени скрытый рядом раскидистых кустарников, и обнаружил свое присутствие уже будучи совсем близко, когда его руки легли на плечи Ричарда.
Маленькие и аккуратные ладони спустились по его спине, затем, пробравшись под его руками, свободно висевшими вдоль боков, легко пробежались по его торсу и успокоились лишь тогда, когда достигли его груди. Кэлен опустила голову ему на плечо, забавно зарываясь носом в ткань его черной туники.
— И почему я знала, что найду тебя здесь?
— В последнее время я стал довольно предсказуем, — он вяло усмехнулся, накрывая ее ладонь своей. — Почему ты не спишь? Я думал, тебе захочется отдохнуть после заседания.
— Потому что не хочу, — пробубнила она, не поднимая голову с его плеча и все же не скрывая свою сонливость.
— А теперь правду, — его тон был мягок.
— Ты напрашиваешься на комплимент, Ричард? — они улыбнулись в один и тот же момент: он — со знанием, она — с игривостью. — Я устала спать в одиночестве.
— Ты умеешь делать комплименты.
Он развернулся в ее руках, встречаясь с ее ярким изумрудным взглядом, по которому он успел соскучиться за последний месяц: утро одного из них начиналось со слушаний в Зале Прошений, в то время как другой в то же самое время разбирал прошения и заявки, доставленные посредством писем. Затем, в послеобеденное время, когда лорд Рал уже корпел над книгами, Кэлен отдыхала в их покоях (по его же настоянию). Ближе к вечеру они виделись в Зале Заседаний, но и там лорд Рал и Мать-Исповедница чаще всего сидели по разные стороны стола, вне досягаемости друг для друга. Даже если Ричард и Кэлен и оказывались рядом, единственным допустимым для них действием было взяться за руки под столом или же «случайно» столкнуться коленями.
Ночью Рал вновь запирался в библиотеке и отправлял свою жену спать, а сам возвращался поздно, далеко за полночь. Их максимальным контактом за все это время было прикосновение рук или же объятия во время сна, но и это происходило далеко не всегда.
Бывали моменты, когда посреди ночи Мать-Исповедница заявлялась в библиотеку и, находя там своего мужа, садилась на стул рядом с ним. Первое время она наблюдала за его безмолвной работой, а затем, спустя уже четверть часа, начинала клевать носом и вскоре засыпала, положив голову на свои скрещенные на столе руки. Тогда у него не было другого выбора, кроме как подхватить ее на руки и отнести в их покои, чтобы затем вновь оставить там в одиночестве.
И, о духи, как же он соскучился по ее глазам. Ричард был готов поклясться, что они стали еще более яркими за все время, что у него не было возможности заглянуть в них, и теперь он словно видел их в первый раз. Он бережно отвел темную вьющуюся прядь ей за ухо, и, наклонившись, поцеловал в лоб. Кэлен, которая не могла себе представить, что добровольно выпустит его из своих рук, теперь приобняла его за талию. Ричард отметил, что ее пальцы, прикосновение которых обычно было ласковым и нежным, теперь обрели какую-то совершенно не свойственную им жесткость, показывая, что их обладательница в действительности испытывала крайнюю нужду в его близости и совершенно не была готова оставить его.
— Кэлен, — он с трудом выговорил ее имя, понимая, какие слова должны были последовать за ним, — мне нужно идти.
— В библиотеку? — Ричард кивнул, надев как можно более решительную маску на свое лицо и свои действия. — Что именно ты ищешь в этих старых книгах? За все это время, как мне кажется, вы с Бердиной и Натаном могли просмотреть едва ли не все тома.
— Ты переоцениваешь наши возможности, — она цокнула языком, но опустила голову ему на грудь. Пальцы впились в его спину почти отчаянно, а Ричард уже чувствовал, как его слова начинали углублять дыру в ее сердце, проделанную его постоянным отсутствием. — Я не уверен, что успею найти нужную информацию даже к середине лета.
Ком встал в его горле из-за необходимости игнорировать заданный ею вопрос. Он не желал говорить ей лишь половину правды и умалчивать, что по большей части он искал упоминания о мальчиках-Исповедниках. Единственное, что ему удалось найти за все это время — это список детей, убитых по настоянию Совета из-за его смутных и кровавых опасений, словно любые другие следы их существования были стерты. Он решил, что не скажет ей правду об их ребенке ровно до того момента, пока он не найдет способ спасти его: от пророчества и от убийства за простой факт рождения Исповедником.
Его слова расстроили Кэлен достаточно, чтобы она не стала настаивать на ответе и немного отстранилась от него.
— Я могу пойти с тобой и помочь, — она подняла голову, глядя в его глаза, и Ричард едва удержался от того, чтобы позволить ей это. Его остановили лишь начинавшие проявление темные круги под ее глазами, вызванные, без сомнения, утомлением. С недавних пор его жене требовалось больше времени на восстановление сил, и мужчина решил, что он даст его ей, пусть даже ценой своей собственной бессонницы.
— Нет, — ему и самому стало не по себе от того, насколько уверенно и твердо прозвучало это слово — будто он и сам хотел этого, — тебе нужно отдыхать. Пойдем, я дойду до покоев вместе с тобой.
Когда он высвободился из ее объятий и взял ее за руку, она вдруг вся вытянулась, словно струна, и помотала головой из стороны в сторону, оставаясь на месте.
— Я не больна и уж тем более не при смерти, чтобы соблюдать такой режим, — в ее голосе звучала горечь от обиды и стальная решительность. Прежде чем продолжить, она помолчала около минуты, и Ричард — вслед за ней. — Если ты заботишься о моем здоровье, то тебе стоит обратить внимание и на некоторые другие его аспекты.
Она отпустила его руку и отступила на шаг, упираясь спиной в мраморный постамент, и теперь Ричард был отделен от нее несколькими футами. Он отвернулся от нее и запустил пятерню в волосы, понимая, что она, возможно, была права. Но Кэлен была той же породы, что и он: ее самоотречение, иногда чрезмерное, имело все шансы привести к пагубным последствиям. Но если он мог позволить себе подобную пробу сил, то она — нет.
— Послушай, — ее тон стал более вкрадчивым, и в рамках их нынешнего разговора он заставил Рала напрячься, — если мы должны даже сейчас говорить лишь о насущных делах, то я должна сказать тебе, что уже знаю о твоих планах насчет Эйдиндрила.
Так вот, в чем было дело.
Не более чем неделю назад стало понятно, что столица Срединных Земель имела все шансы быть оккупированной уже к осени, если сценарий военных действий пойдет по неблагоприятной для них ветке. В таком случае необходимо будет вывести оттуда всех людей, более того — обеспечить максимальную защиту Замка Волшебника с его магическими артефактами и, скорее всего, перевезти большинство из них в Народный Дворец.
— Тебе рассказал Гарольд? — напряженно спросил он, так и не обернувшись к ней. Краем глаза Ричард подметил, как она уперла руки в бока, но уже через секунду вновь опустила их, капитулируя перед необходимостью оставаться спокойной. Они оба не желали ссориться друг с другом, но тема, начатая ей, была довольно шаткой основой для романтического разговора.
— Да. Но почему я услышала об этом от него, через путевой дневник, а не от тебя?
— Ты ведь и сама знаешь. Это непростое решение, и я не был уверен, как ты отреагируешь на него.
— И я знаю, насколько непростое. Но мне необходимо вернуться туда перед тем, как это произойдет, — она незамедлительно поправила саму себя, — вернее, если произойдет.
— Это слишком опасно, Кэлен, — он пытался достучаться до ее сознательности. — Я знаю, как сильно Эйдиндрил дорог тебе и как ты скучаешь по нему, но Народный Дворец много безопаснее, пока Орден находится далеко от него.
— Но ведь ты будешь там, в Эйдиндриле? — он мог бы подумать, что в ее словах звучала ревность, но в действительности она старалась задушить любое проявление чувств, показывая, что в ее рассуждениях им не было места. — Рядом с тобой я буду в большей безопасности, нежели в одиночестве, пусть даже здесь. Толстые стены значат не так много, как ты думаешь, Ричард.
— Ты понимаешь, что я имею ввиду не только стены: здесь все люди доказали свою верность нам обоим, и в случае опасности они смогут защитить тебя. В Эйдиндриле будет хаос, и не будет понятно, кому можно доверять, а кому нет. Ты и сама понимаешь, как безжалостны любые войны и как опасно бывает находиться во время боя даже среди собственных солдат, — он осадил себя, понимая, что не было нужды объяснять ей все подобным образом. В конце концов, она была осведомлена ничуть не хуже него. Ему оставалось лишь открыть ей свое решение:
— Здесь безопаснее всего. Для вас обоих.
Она тихо хмыкнула, и он мгновенно догадался, о чем говорил этот жест. По его груди начал свое восхождение поток гнева на самого себя: даже в самый защищенный дворец смог попасть предатель, и, что самое страшное, если бы он захотел причинить вред Кэлен, никто бы не смог ему помешать — просто не успел бы. Но в его, Ричарда, силах было сделать так, чтобы подобное не повторилось.
— Но если сейчас это опасно, когда будет иначе? Когда ты отпустишь меня туда, если не сейчас? — его молчание дало вполне очевидный ответ, распаляя ее абсолютно бессильный гнев. — После того, как я избавлюсь от бремени? Или когда наш ребенок вырастет и станет того же возраста, что и мы с тобой? Когда, Ричард? Когда от моего родного города останутся одни руины?
Ей не нужно было повышать тон, чтобы вызвать целую бурю в его душе. Мужчина в мгновение ока оказался перед ней, касаясь ее подбородка и заставляя посмотреть прямо в его глаза.
— Ты ведь не считаешь этого ребенка бременем, так почему говоришь это?
— Но ты, очевидно, считаешь, раз забываешь, что я тоже имею право голоса. Я Мать-Исповедница, а не только твоя жена, — их разговор начинал выходить за рамки логичного, рамки допустимого. Его захлестывали противоречивые чувства: с одной стороны он не видел в себе сил на любое противостояние ей, а с другой — не видел возможности поддаться на ее уговоры. Одна лишь мысль о том, что с ней могло что-либо случиться, вызывала у него прилив ледяного ужаса.
— Я никогда не забуду о том, кто ты. Это и есть причина, по которой я полюбил тебя и буду любить, но, Кэлен, ты должна осознавать опасность, которой хочешь подвергнуть себя и кого-то, кто полностью зависит от тебя, — на мгновение, лишь на мгновение в ее глазах мелькнуло сомнение, но, к несчастью Ричарда, оно совсем скоро сменилось непоколебимой решительностью. Он с горечью отметил, как ее лицо начало холодеть, постепенно переходя в Маску Исповедницы.
— Я смогу справиться с этим.
Он сжал челюсти: ему все больше хотелось кричать от безнадежности всего этого разговора. Кэлен останется при своей позиции, Ричард — при своей, и они не выберутся из этого заколдованного круга, пока кто-то один из них не уступит другому. Мотивом Матери-Исповедницы было чувство долга и тоска по родине. Мотивом ее мужа был страх, крайне неразборчивый, безрассудный и всепоглощающий.
И вдруг он вспомнил о ее давнем рассказе про сон, в котором Эйдиндрил оказался разрушенным Имперским Орденом и в котором она сама погибла под обломками Дворца Исповедниц. Слова Кэлен обрели совершенно новый смысл: она не просто хотела увидеть родной дом, а скорее попрощаться с ним. Возможно, навеки.
Ричард был настолько переполнен мыслями и чувствами, что теперь погружение в работу казалось не самым плохим вариантом: по крайней мере, он на время забудет об их разговоре, и совсем скоро, вернувшись к нему, сможет принять обдуманное решение. Он повернулся на месте, направляясь к выходу из Сада Жизни, стараясь вовсе не смотреть в сторону своей жены.
Ричард был зол, но не на Кэлен, далеко нет. Она не солгала ни в одном своем слове, как и он в своем. Причиной было другое: даже сейчас, когда у них был шанс остаться наедине и поговорить о действительно важных вещах, они все еще были так далеко друг от друга, словно их разделяли целые мили. Это было настолько опустошающе тупиковое положение, что, когда он дошел до ворот, его рука невольно поднялась для удара по каменной стене, и лишь усилие воли отделяло его от того, чтобы нанести его.
Но всего через несколько секунд он был остановлен. Кэлен резко схватила его за занесенную руку и развернула к себе, впиваясь в его губы неразборчивым и слишком уж порывистым поцелуем. Скорее по инерции, нежели обдуманно он опустил более расслабленную левую руку на ее спину, но ему не хватило времени даже на то, чтобы ответить на ее порыв. Их лица уже разделяли сантиметры, а он был все так же напряжен, как и мгновение назад. Разве что правая рука теперь не была сжата в кулак.
— Прошу, не уходи, — ее маска дала трещину, и в голосе остался надрыв. — Мы можем отложить этот разговор, но, я умоляю тебя, не оставляй меня здесь в одиночестве.
Ее слова обездвижили его, и вся решительность мгновенно исчезла. Он понимал, что теперь не мог покинуть ее, какой бы сумбур ни творился в его голове. Она отрезвила его в мгновение ока.
Руки Ричарда, которые еще секунду назад словно тянул к земле тяжелый груз, стали свободны. Он крепко обхватил ими ее талию и привлек к себе, чувствуя, как по всему ее телу пробежала волна облегчения.
— Прости меня, — Ричард закрыл глаза, чувствуя ее легкие и порывистые поцелуи по всему своему лицу. Он не мог дышать от стеснявшей его легкие потребности в ее близости. Она поднялась на цыпочки, оставляя последний, самый долгий поцелуй на его лбу.
— Тебе не за что извиняться, — ответил он, обхватывая ее лицо руками и приближая к себе, в то время как его большой палец описал небольшой полукруг по ее щеке.
— Я так скучаю по тебе, — после недолгого молчания выдохнула она, глядя на него снизу-вверх из-под своих невообразимых ресниц.
И в этот момент в его голове раздался щелчок, пусть и несколько запоздавший. Их губы разделяло время одного вздоха, но он собрал всю свою силу в кулак, чтобы не наброситься на нее в это же мгновение. Ричард замер, наблюдая за тем, как медленно, томно вздымалась ее грудь, скрытая от него легкой белой материей. Воздух между ними, кажется, был готов вспыхнуть от напряжения.
Он поменял их местами, так, что спина Кэлен оказалась плотно прижатой к стене, но при этом смягчил ее холод своими ладонями и поцеловал свою жену как можно более мягко и осторожно. В то мгновение, когда она оказалась прижатой им, Кэлен застыла, словно это действие напугало ее. Но почти в следующую же секунду Ричард почувствовал, как ее тело расслабилось под его, и она ответила на его действия небольшой улыбкой.
Кэлен выгнула спину, и он углубил поцелуй, чувствуя, как от одного ее действия все остатки его самообладания начали таять. Он понимал, что они не были вместе слишком долго, что его пальцы слишком сильно впивались в ее спину и что он слишком сильно хотел взять ее прямо сейчас, прямо у этой стены. Но было что-то, что мешало ему даже обнять ее, полностью прижав к себе, и этим «чем-то» был ее округлый живот, пусть и надежно сокрытый тканью ее платья, но уже совершенно явный.
Его губы плавно спустились к ее шее, захватывая буквально каждый доступный ее сантиметр, словно извиняясь за столь долгое отсутствие. Ричард отметил, что одно лишь это действие уже вызвало у Кэлен судорожный вдох. Она провела рукой по его волосам и спустилась к основанию шеи, абсолютно беззастенчиво забираясь под ткань его туники и лаская напряженные мышцы его спины.
— Ричард… а если кто-нибудь зайдет? — вдруг зашептала она, когда он приспустил рукава платья, которое, впрочем, и так обнажало довольно многое, с ее плеч. Мужчина едва не засветился от наслаждения, когда заглянул в ее темные от вожделения глаза, а затем перевел взгляд на ее припухшие от поцелуев губы. Не сводя глаз с ее лица, он все же освободил сначала одно ее плечо от плена белой материи, а затем другое.
— Я его выпровожу, — просто ответил он, склоняясь над ее левым плечом и оставляя на нем поцелуй. Короткие летящие рукава ее платья уже опустились до уровня локтей, и все, что ему оставалось — это полностью снять их.
Но что-то остановило их обоих: Кэлен продолжала удерживать платье под своей грудью, словно собственная нагота стесняла ее, а Ричард замер, удивленный ее действиями. Ответом на его вопросительный взгляд была лишь ее виноватая улыбка.
И он понял: она боялась его реакции. Ричард немного оторопел, в то время как в его взгляде выразилась вся глубина непонимания.
— Ты думаешь, что перестала быть привлекательной? — он обезоруживающе улыбнулся, в то время как его пальцы разжали ее, забирая власть над платьем. Оно оказалось на полу почти сразу же. — Глупышка.
Она хотела обвить руками его шею, но он остановил ее, кладя руки на плечи и оставляя стоять в том же положении. Если она хотела таким образом уберечь свое тело от его взгляда, то нет — это не сработает.
Ричард сделал полшага назад, позволяя себе насладиться видом ее обнаженного тела. В ней, Кэлен, изменилось столь многое, не говоря уже о животе, который теперь можно было различить даже под свободной одеждой: ее грудь, аккуратная и идеально подходившая под размер его ладони, теперь стала заметно больше, и все ее тело приобрело женственную округлость и мягкость. В его мыслях на мгновение проскочило сомнение: а имел ли он право просто прикасаться к ней?
Ричард приблизился к своей жене, опуская одну руку на ее шею, а другой поднимая подбородок. Не смея оторвать взгляд от ее ярких глаз, он сказал:
— Ты безумно красива.
И он не врал. Она все еще была красивейшей женщиной на земле, и ничто не могло этому помешать — а тем более тот факт, что она несла его ребенка. Его слова вызвали у Кэлен улыбку — ту самую, что она дарила лишь ему, и все ее сомнения, что только имели право на существование, испарились.
Он опустился на колени и невесомо коснулся ее живота губами. Она засмеялась, пробегаясь пальцами по его волосам, а Ричард приподнял ее ногу, кладя к себе на плечо. Он поцеловал внутреннюю сторону ее стройного бедра, одной рукой поддерживая ее за колено и положив другую на ее ягодицы. Он не мог не отметить, как закрылись ее глаза, только его горячее дыхание обдало ее чувствительную кожу, и как ее бедра неосознанно подались вперед.
Рука Ричарда, лежавшая на ее колене, начала свой путь вверх, скользя сначала по ее ноге, затем по талии и дальше: длинные пальцы пробежались по ощутимым очертаниям ее ребер, затем поднялись еще выше, накрывая ее грудь. Обе его руки сжались, наслаждаясь податливой мягкостью тела Кэлен.
— Добрые Духи, — выдохнула она, даже не заботясь о том, насколько ненужным было их присутствие прямо сейчас, — это так…
— Так?.. — он вновь поцеловал внутреннюю сторону ее бедра, но теперь немного выше.
Все слова, которые она хотела сказать ему в этот момент, утонули в далеком от всех приличий стоне, который она издала, только его губы припали к ее лону. В это же время его пальцы слегка сжали ее грудь, и тело Кэлен дрогнуло, стоило его большому пальцу задеть ее чувствительный сосок.
Его действия были медленными, расслабленными. Ричард чувствовал, как его жена медленно растворялась в его прикосновениях, словно он был опиумом, дурманившим ее. Хватка его рук, в отличие от движений его губ и языка, с каждой секундой становилась все тверже и надежнее, чтобы крепче поддерживать ее тело.
Он пытал и себя, и ее, намеренно останавливаясь, пусть и на несколько секунд. В этот момент ее пальцы, запутанные в его волосах, невольно, совершенно неконтролируемо сжались, а с ее губ слетел разочарованный и в то же время принадлежавший одному лишь ему стон. Ее мышцы под его пальцами, сжимавшими упругие ягодицы, были напряжены настолько, что, казалось, в любой момент она должна была вспыхнуть от напряжения, будучи настигнутой долгожданной разрядкой. Но он, ее мучитель, не позволял сделать это, оттягивая момент.
Несколько мягких и медленных движений, очередная пауза, немного более долгая, и он вдруг отстранился, вновь поднимаясь на ее уровень. Теперь ее нога была обернута вокруг его талии, но к этому моменту в головах обоих не было ни единой мысли, которая бы не касалась их нараставшего желания обладать друг другом. И первой ему поддалась она.
Кэлен небрежно стянула с него тунику, а дальше ее пальцы ловким движением расстегнули его ремень, принялись за ширинку. На сей раз она руководила ими обоими: ее руки легли на его плечи, опуская их на вечнозеленую траву, а Ричард лишь с удовольствием подчинился ее безмолвному приказу.
Она была нетерпелива как никогда, и, признаться, это вызвало на его лице самую довольную улыбку из всех, что были только возможны. Кэлен поспешила стереть ее с его лица, припадая к его губам и обвивая руки вокруг его шеи, в то время как руки Ричарда направляли ее бедра на пути к их воссоединению.
Им понадобилось несколько секунд, чтобы вобрать в свои легкие хотя бы немного воздуха, когда они оба вновь стали единым целым. Ричард не думал, что это будет настолько сложно — просто незабывать дышать, при этом стараясь хоть немного успокоить его сердце, стучавшее где-то в районе горла. Сейчас, когда она была его, его и только его, он старался изо всех сил быть с ней мягким, не причинить боль своей невыразимой потребностью в обладании ею.
Она скрестила ноги за его спиной и откинула длинные волосы с груди, открывая перед Ричардом потрясающий вид на ее плечи и ключицы. Когда он оставил поцелуй на них и его руки легли на ее бедра, помогая ей в ее движениях, губы Кэлен приоткрылись, выпуская мягкий и долгий вдох.
Это было сущее наслаждение — позволить ей забрать власть над собой, дать полный контроль, но при этом помогать ей получить удовольствие. Он слегка отклонился назад, не в силах оторваться от ее лица: вьющиеся волосы, пришедшие в полный беспорядок, окружали ее лицо подобно ореолу. Кончиком пальцев он провел по ее нижней губе, и необходимость просто видеть ее перед собой в тот момент пересилила даже желание вновь слиться с ней в поцелуе. По ее щекам разливался бесстыдный, но при этом будто даже невинный румянец.
Она обеими руками обхватила его запястье, кладя его на свою грудь, прямо над сердцем. Другая его рука пробежалась вверх от ее колена и легла на сгиб ее бедра, притягивая ее еще ближе к себе. Кэлен ахнула от глубины новых ощущений и на момент перестала двигаться, прислоняясь лбом к его щеке и рвано дыша в его шею. Когда его пальцы прошлись вдоль ее позвоночника, ласково обегая каждый его сантиметр, она уже почти дрожала в его руках.
— Как же я скучала по тебе, Ричард, — ее голос выдал, насколько близко к пределу находилась каждая ее эмоция, и он не нуждался ни в каких других словах. Он лишь улыбнулся в ответ, и от чувств к ней, которые так сильно переполняли его и которые он никогда бы не смог выразить, эта улыбка вышла почти несчастной.
Он мог бы сказать то же самое, но в его душе было что-то большее, не укладывавшееся в одно лишь слово «скучаю». Нет, это было другое слово — «люблю», и в этот миг, когда Кэлен была самым близким для него человеком во всех доступных для понимания смыслах, он полностью состоял из нее — из любви к ней. А потому просто не мог признаться в меньшем.
Кэлен, чьи пальцы слепо вцепились в его плечи и чьи губы осыпали поцелуями его шею, в этот же миг, занимая на то лишь секунду, призналась ему в том же.
— Люблю, — очередной поцелуй горячо полоснул по его коже, немного выше, чем до этого, — люблю…
В этих признаниях, обрывочных, но таких страстных и порывистых, нашли выход все ее чувства, которые более не было сил сдерживать. Они, эти слова, сейчас были даже более важными, чем физическая близость. Движения обоих стали медленными, отрывистыми, приносившими им ощущения, объединявшие в себе и боль, и наслаждение.
Ноги Кэлен сильнее сжали его торс, в то время как она произнесла свое последнее признание — но теперь в его губы. Ричард сжал ее стан в своих руках с отчаянием, свойственным безумцам, чувствуя, как она начала свое падение в пропасть, в которой у нее более не было контроля над своим телом.
И, спустя один удар ее сердца, раздался беззвучный гром, пробежавший сквозь все тело Ричарда, задевая каждую его клеточку. Ему потребовалось время одного короткого и поверхностного вдоха, и он тоже перешагнул черту вслед за ней.
Ричард лег на мягкую траву, обессиленный, увлекая ее вслед за собой. Кэлен склонилась к нему, и ее лоб коснулся его, а руки обхватили его лицо. Она закрыла глаза, и он слегка поднял голову, так, что их носы невольно столкнулись. Она засмеялась и слегка вильнула бедрами, все еще ощутимо для Ричарда. Реакция его тела дала знать о себе практически моментально. Он бегло выдохнул, и на его губах заиграла немного кривая ухмылка.
— Это запрещенный прием.
— Ты собирался в библиотеку, помнишь? — в ее голосе зазвучал смех, в то время как она легла на бок, оставляя свою ногу обернутой вокруг его и кладя голову на его плечо. Ричард тихо засмеялся. — И ты все еще хочешь попасть туда?
— Сейчас я хотел бы вновь попасть немного в иное место, — улыбка на ее губах стала острой под действием его слов, и из-под сени ресниц выглядывал решительный блеск ее глаз. Впрочем, на его попытку вновь поцеловать ее, она лишь дразняще отстранила его.
— Не так скоро, мой лорд, — Ричард разочарованно вздохнул, но лег на бок, к ней лицом, — я совершенно утратила привычку к подобного рода нагрузкам.
Его рука обвила ее талию, а его лицо не покидала самая что ни на есть мальчишеская улыбка. Ричард провел большим пальцем по ее животу, молча наблюдая за тем, как ласковая улыбка начала распространяться по лицу Кэлен.
— Я бесконечно люблю вас обоих.
Она положила руку на его, крепко, насколько ей позволяли собственные силы, сжимая ее, и затем поднесла к своим губам. Когда она мягко поцеловала костяшки его длинных пальцев, он понял, что все его силы, направленные на ее защиту, будут бесполезны, если его отсутствие сделает ее несчастной.
И он понял, что не мог вновь покинуть ее. Более того: не мог даже вновь подумать о разлуке.
Комментарий к Глава XVI
Уже поздно предупреждать, что глава оправдывает рейтинг, да?..
Впрочем, надеюсь, что этот факт никого не расстроил, хах. Может быть, даже обрадовал? ;) Во всяком случае, дайте мне знать о своих ощущениях! (И, да, насколько я знаю, события этой главы - это именно то, чего многие так сильно ждали, так что я поспешила оправдать ваши ожидания.)
Вынуждена признаться: я много-много раз переписывала эту главу, и изначально в ней должно было происходить совершенно другое, но я не отказалась от своих задумок, так что в любом случае вы их скоро увидите. И, поскольку все необходимо уже написано, ждать придется не так долго)
P.S. Традиционное «спасибо» всем, кто оказывал мне поддержку своими отзывами и «жду продолжения»!
========== Глава XVII ==========
Комментарий к Глава XVII
Я не случайно решила выложить эту главу именно сегодня. Довольно загадочная фраза, тем более, что за ней кроется одно важное событие: День Рождения моего верного читателя, и не, побоюсь этого слова, единомышленника, очень важного для моего душевного состояния и моего творчества человека! Да, да, именно того, кто записывает для меня самые огромные и самые воодушевленные отзывы! Думаю, что эта глава - самое малое, чем я могла бы тебя отблагодарить за все, что ты мне написала и о чем рассказала <3 Я надеюсь, что наше общение не ограничится только этим фанфиком, этим сайтом или ВКонтакте!
Включена ПБ
— Это точно обязательно? — Кэлен коротко вскрикнула, спотыкаясь о высокий корень, некстати оказавшийся под ее ногами. Ричард, конечно же, подхватил ее в этот же момент, и спина женщины оказалась плотно прижатой к его груди.
Когда он уверенно ответил «да», так и не позволив ей открыть глаза, Исповедница с притворным недовольством вздохнула, но продолжила идти вперед. Даже вероятность упасть не омрачала ее радость: вместо каменных стен Народного Дворца ее окружали стволы вечнозеленых елей и сосен, а легкие заполнял не спертый и тяжелый воздух, а приятный запах хвои. Даже спустя полтора часа, что они с Ричардом, Карой и Лорой провели в дороге, она так и не успела привыкнуть к этой приятной перемене.
Десяток шагов — и Ричард остановился, придерживая Кэлен за плечи. Когда он наклонился к ее уху, обдавая его теплым дыханием, по спине женщины пробежала дрожь. Она была настолько увлечена его близостью к ней, что не сразу уловила смысл сказанных им слов.
— Ты уже можешь открыть глаза, — он не мог не заметить ее растерянность, и краешек его губ приподнялся в полуулыбке.
И она сделала это. Она не удивилась, что после открытой равнины, на которой они оставили повозку и лошадей, в ее глаза не ударил солнечный свет. Со всех сторон их окружали непроницаемые лесные стены, и только где-то за ее спиной вилась узкая тропинка, ведущая обратно. Все это никак не удивляло Кэлен, но ведь и тем, что хотел показать ей ее муж, был далеко не лес.
Женщина широко улыбнулась, когда ее взгляд зафиксировался на деревянном домике, совсем крохотном по сравнению даже со зданиями близ Народного Дворца, не говоря уже о нем самом, но при этом добротном и созданном умелыми руками.
Не успела она сказать и слова, как мимо них обоих просвистела восторженная Лора, для которой цель их поездки тоже была сюрпризом. Повеселевшая вне скучных серых стен девочка упорно и нетерпеливо тащила за собой Кару. Она была настолько увлечена возможностью изучить их новое место пребывания, будучи утомленной долгим и неподвижным сидением рядом с Кэлен, что теперь, поднимаясь на крыльцо дома, могла думать лишь о том, насколько интересным и необычным было все вокруг. И Кара, которая уже давно безоговорочно капитулировала перед обаянием Лоры, была тоже вовлечена в этот процесс.
Кэлен не торопилась. Она позволила себе на момент застыть в одном положении, пытаясь осознать, что происходило вокруг нее и где находилась она сама. Ей казалось, что все это был лишь сон, а действительность была там, в Народном Дворце, в делах и обязанностях. Но Ричард поспешил разуверить ее в этом.
— Этот дом отец подарил моей матери на их свадьбу. Я провел здесь большую часть своего детства, — благоговейным голосом сказал ей Ричард, для которого, очевидно, это место значило необычайно много. Он взял Кэлен за руку, направляясь к широкому крыльцу, и она молча последовала за ним. Ее лицо посветлело, когда она коснулась перил из красного дерева на небольшой лесенке и когда ее пальцы пробежались по изящным резным колоннам. Ощущение чего-то настолько естественного и живого, как дерево, приносило ей умиротворение, прибавляло сил.
Ричард открыл деревянную дверь, просто легонько подтолкнув ее, и Кэлен пошла вслед за ним. Лора и Кара уже были внутри. Исповедница, поначалу удивившаяся отсутствию всякой предосторожности при входе в дом, вскоре поняла, что в этом не было никакой нужды. Изнутри он выглядел так же скромно, как и снаружи, но даже самый безразличный взгляд бы отметил, с какой почти трогательной заботой была выполнена каждая вещь в нем: начиная двумя деревянными креслами, обложенными мехом, у ножек которых лежала волчья шкура, и заканчивая большим камином, способным обогреть весь дом, а также несколькими массивными полками, снизу доверху заставленными книгами разной древности и толщины. Кэлен видела, что в конце этой уютной и аккуратной комнаты были еще несколько дверей, ведущих, скорее всего, в спальни.
Они так и стояли у входа, а Ричард терпеливо ждал момента, когда сможет услышать ее реакцию. Исповедница молча смотрела на окружавшее ее пространство, почти бессовестно терзая нервы своего мужа. Конечно, это место много значило для него, и ее слова, какими бы они ни были, будут важны для него.
Даже Лора, до этого момента напевавшая для Кары недавно услышанную ею от Кэлен песню, вдруг притихла, завороженно глядя на людей, уже успевших заменить для нее родителей. Морд-сит же, которая, очевидно, тоже бывала здесь, и даже не один раз, теперь казалась настолько безобидной, что в это едва ли можно было поверить: за все время, что они были здесь, она не издала ни одной колкой насмешки.
— Тут так красиво, Ричард, — на выдохе вымолвила Кэлен, будто боясь, что любое громко сказанное слово разрушит неповторимую тишину, окружавшую их.
Она не могла поверить, что это была правда и что после того месяца, что они провели в Народном Дворце почти без сна и без любого отдыха, полностью погрузившись в свои обязанности, они оба были здесь, без слуг, без солдат, без членов Совета. Без сообщений от генералов, которые за последний месяц успели выиграть одно сражение и проиграть, затем встав в глухую оборону. Без постоянных заседаний и без возможности быть рядом друг с другом.
Ричард улыбнулся, уткнувшись носом в ее макушку.
— Я подумал, что мы можем позволить себе двухдневный отдых после всего, что мы сделали за последний месяц, — тихо сказал он, чтобы лишь она услышала эти слова, — к тому же, я боюсь даже представить, насколько тебе успел осточертеть Народный Дворец за почти полгода.
Он повел ее в сторону спальни, взяв под локоть. Когда Исповедница обернулась, она увидела, как Лора восторженно запрыгнула в кресло и начала болтать ногами в воздухе, Кэлен не смогла не разделить его улыбку.
— И не только мне, — добавила она.
И даже Кара, старавшаяся выказывать как можно большее безразличие ко всей этой поездке, теперь, в этом маленьком доме у края леса, впервые казалась настолько умиротворенной.
***
Воздух на нижних этажах — затхлый, терпкий. Непроницаемый. Не имеющий ничего общего с легким вечерним, витавшим по коридорам надземного Дворца в этот поздний час.
Никки сохраняла спокойное выражение лица, продвигаясь вглубь темниц Народного Дворца. По ее правую руку неизменной бурой тенью следовала Бердина, которая каким-то чудесным образом оказалась здесь вместе с другой морд-сит — Нидой. Ее колдунья помнила еще по своему собственному заключению. Та шла впереди, открывая все попадавшиеся им на пути ворота ключами из массивной связки, которую она каждый раз снимала с ключницы на бедре, и, только колдунья и морд-сит проходили в них, за их спинами вновь щелкали закрывавшиеся замки. Этот звук не вызывал у колдуньи ничего, кроме молчаливого отвращения.
И, наконец, нужная камера. Замок натужно щелкнул, открывая перед собой жалкое зрелище самой обычной тюремной жизни. Звук был настолько знакомым, что Никки невольно стиснула зубы, словно не она шла к пленнику, а к ней — причем, морд-сит, и далеко не с той целью, с которой это делала она.
Шаг внутрь, морд-сит — позади, в коридоре, а Никки поймала себя на том, что дышит только поверхностно. Даже под пытками она не призналась бы, насколько сильно ей не нравится это место. Она бы не озвучила бесполезное слово «пугает», нет. Это была именно неприязнь, не больше, но и она доставляла хлопоты. Колдунья не хотела бы вспоминать, как эти же морд-сит, что сейчас стояли за ее спиной, больше полугода назад пытались выбить из нее память и остатки сознания.
Даже после относительного сумрака тоннеля ее глазам пришлось довольно долго привыкать к практически абсолютной тьме камеры. Никто не двигался, не было даже шороха. Но, повернувшись направо, Никки смогла различить силуэт человека, обессиленно сидевшего у стены, прислонившись к ней спиной. После той встречи месяц назад она едва узнала в нем того самого Исповедника, который осмелился напасть на д’харианцев и вступить в бой с их лордом Ралом.
Колдунья шла твердой поступью, даже не волнуясь о реакции пленника на ее появление. В своем чистом и лаконичном черном платье, со своими светлыми локонами, закрывавшими тонкие плечи, она казалась чужой для этого места, хотя когда-то и принадлежала ему. Но Томас вовсе не был тронут ее появлением: когда он поднял голову, окидывая ее оценивающим взглядом, на его лице не промелькнула даже самая незначительная эмоция.
— Сколько прошло времени с того момента, как ты решила героически спасти меня? — безынтересным голосом осведомился он, словно это колдунья явилась к нему на допрос. Удивительно, но все же правдиво: он запомнил ее. Должно быть, ее поступок произвел на него сильное впечатление.
— Месяц, если это действительно имеет значение, — констатировала она, стоя перед ним все так же прямо. Его, кажется, подобная расстановка сил совершенно не смущала. — Вижу, морд-сит еще не отшибли тебе память, раз ты помнишь меня.
— Они и не пытались, — на небритом лице сверкнула кривая ухмылка, и он все же поднялся с матраса, на котором сидел. Теперь, выпрямившись во весь рост, он внимательно изучал лицо колдуньи, а она, в свою очередь, его. Он продолжил, — я успел здорово отдохнуть от их общества.
Что сразу бросилось ей в глаза, так это то, что на нем не было ни единого повреждения, ни единой раны — ни на лице, ни на любом другом видимом под ветхой рубашонкой участке тела. Каким-то образом, даже попав в д’харианский плен, он избежал участи игрушки морд-сит.
— Это большая жалость. Ты был бы полезнее, не будь у тебя воспоминаний вовсе.
На его языке явно крутился важный вопрос, но пока он удерживался от того, чтобы озвучить его. А Никки ждала именно этого.
— Что ты, Владетель тебя побери, здесь делаешь?
— Пытаюсь помочь тебе, как ни странно.
Он скрестил руки на груди.
— Верно, это странно. Потому что я не вижу ни единой причины, по которой ты бы стала делать это, — его голос был полон то ли подозрения, то ли презрения. — Рал явно доверяет тебе, если послушался и не стал отправлять меня в Подземный Мир к прародителям.
У Никки кольнуло под ребрами от одного упоминания Ричарда. Они так и не поговорили после того его столкновения с Томасом — вернее, Искатель, как и всегда, пытался выудить у нее правду, а она, в свою очередь, старалась уйти от нее как можно дальше и потому не отвечала ничего, что могло бы навести его на истинные причины ее поведения. Она больше не располагала его доверием и пока что не видела другого пути для их отношений. Он попросту не был готов принять правду, которую она скрывала.
— Я верна лорду Ралу, в этом ты прав, — сухо ответила она, подмечая, что ее ответы явно не складывались в голове Томаса в единую картину. Он не верил ей, но все же ее слова поселили в его голове хрупкое сомнение, которое начало расталкивать все остальные его мысли. — Но когда-то Джегань считал меня своей приближенной. Как и тебя.
— Я не уверен, что это должно расположить меня к тебе, — он криво усмехнулся.
— Дело не в твоем расположении — оно не имеет для меня никакого значения, — он фыркнул. Это выглядело так незрело, даже немного по-детски, и Никки на миг замолкла. В ее голове возникло несоответствие давно составленного ею образа, возникшего еще тогда, когда Джегань посвящал ее в свой план, с тем человеком, что стоял перед ней сейчас. Он был импульсивной и еще более непредсказуемой копией Ричарда, которую и Сноходец-то смог подчинить, только напрочь лишив воспоминаний и чувств. — Я советую тебе хотя бы на время забыть о подозрительности и послушать. Кроме меня в этом дворце нет никого, кто бы захотел или, тем более, смог помочь тебе.
Он все же подчинился, хоть и неохотно. Никки же взвесила все слова, что ей предстояло сказать, и постаралась выстроить в голове как можно более стройную цепочку из мыслей. Сегодня ей предстояло врать, очень много врать.
— Начнем, — она указала ему на матрас, приказывая сесть. Волей-неволей, но она все же руководствовалась старой поговоркой «в ногах правды нет» — сейчас ей нужна была от него лишь правда. — Насколько далеко заходят твои воспоминания? Проще говоря, как много ты помнишь?
Никки уже знала ответ, но все же решила проверить его готовность быть честным с ней.
— Около пяти месяцев, не больше. Я помню, что, когда я очнулся в лагере, в Срединных Землях начиналась зима.
Она кивнула.
— Хорошо. Ты помнишь что-нибудь, что было с тобой до этого?
— Ничего четкого, — довольно уклончиво ответил он. Никки не была довольна ответом, и это явно выразилось в ее взгляде. — Только смутные воспоминания. Я помню, что одно лишь упоминание твоего лорда вызывало у меня приступ ненависти — я не сразу смог научиться контролировать это.
— И с Матерью-Исповедницей то же самое?
Когда он кивнул, Никки мысленно отметила, как хорошо Сестры Джеганя поработали с сознанием парня.
— Тебя одурачили, — она не удержалась от едкого комментария. — Но об этом позже. Если я правильно понимаю, Джегань велел тебе убить Ричарда и Кэлен. Так? — когда он кивнул, она задала следующий вопрос, но скорее ради любопытства, — если ты ненавидишь их, значит, должен был иметь с ними дело — или они с тобой. И как же они оба, не будучи слепыми, должны были не узнать тебя и подпустить к себе?
— Джегань говорил, что его Сестры позаботились об этом. Они не должны были узнать меня. И не узнали, — с опаской ответил он, не до конца понимая, к чему вел этот вопрос.
Бывшая Сестра Тьмы отметила, что в его голосе не было ни малейшего презрения к Сноходцу. А зря — тот в прямом смысле бросил его в самое пекло, зная, какая судьба ожидала его. У Томаса действительно были хоть какие-то шансы одержать победу ради Джеганя, но все окончилось неудачно.
И все же, отношение Томаса к его «создателю» было довольно двойственным. Это колдунья поняла практически сразу: Исповедник не был его шавкой или слепым поклонником. И то, что он не убил Ричарда тогда, во время поединка, лишний раз подтверждало наличие у него сомнений во всем, что навязал ему этот самолюбивый обманщик.
— Скажи, ты мог пользоваться своей магией до встречи с Кэлен?
— Только исповедью, — глухо ответил он.
— И как же ты узнал, что именно тебе необходимо сделать, чтобы вернуть обе стороны магии? Джегань сказал тебе?
— Да.
— Ты можешь объяснить произошедшее с тобой при встрече с Матерью-Исповедницей?
— Нет, — он еле удержался от саркастического комментария. Видимо, его силы были загадкой для них обоих, хотя Никки и была несколько ближе к решению этой сложной задачи.
— Это не удивительно, ведь Джегань, по правде говоря, не сказал тебе практически ничего. Самый важный вопрос: ты готов довериться мне, чтобы сбежать отсюда?
Ей оставалось лишь надеяться, что морд-сит не подслушивали за дверью. Впрочем, сегодня был ее день, раз они еще не вломились сюда и не пустили в ход эйджилы из-за ее предательства.
Он испытующе посмотрел на нее, и Никки знала, что, так или иначе, она не сможет полностью заполучить его доверие — ведь он был далеко не глуп. Но простое согласие уже развязывало ей руки.
— Очевидно, у меня нет выбора.
Никки почувствовала мимолетное облегчение: это уже что-то. Впереди было самое интересное: не убить его, не умереть самой и достичь конечной цели. Не так уж и опасно.
Она задрала свою юбку, касаясь сокрытых на бедре ножен и доставая из них небольшой кинжал. Юноша скрестил руки на груди, и, хоть ему и не понравился вид острого лезвия, он совершенно не был встревожен.
— Дай мне свою руку, — тяжелый вздох с его стороны, — ну же! Я бы не стала просить тебя, не будь это необходимо. Для заклинания мне нужна твоя кровь.
Он буркнул себе под нос что-то про женскую кровожадность, но больше не сопротивлялся.
***
Кэлен приподняла подол небесно-голубого платья, перешагивая через корягу и отпуская его тогда, когда обе ее ноги вновь коснулись твердой земли, усыпанной прошлогодней листвой и иголками лиственницы. Позади раздался заливистый смех Лоры, которая тоже преодолела эту самую корягу, но немного иным путем: Ричард подхватил ее под мышки, и уже через мгновение она перемахнула через незначительное препятствие, поддерживаемая его руками. Женщина с улыбкой наблюдала за ними, и, когда девочка подбежала к ней, беря за руку в ставшем привычным жесте, они продолжили путь уже втроем.
Перед ними извивалась узкая тропинка, прорезавшая вечнозеленую стену леса, окружавшую их со всех сторон. Где-то далеко позади них виднелись очертания их деревянного домика, который они покинули буквально несколько десятков минут назад. Они просто шли: без определенной цели, наслаждаясь пением птиц, изредка прорезавших стену из благодатной тишины. Должно быть, это было то, что делали обычные люди, когда хотели провести время со своей семьей, и Кэлен, никогда не принадлежавшая к касте обычных людей, сегодня ничем не отличалась от них. Белые платья, все до единого, висели в шкафу в их с Ричардом покоях в Народном Дворце, в двух часах езды отсюда; его золотой плащ был оставлен на спинке стула в его кабинете, и только Меч Истины привычно позвякивал в своей перевязи на его бедре.
— А почему тетя Кара такая серьезная? — Лора слегка дернула за рукава их обоих, привлекая внимание, а затем указала на морд-сит, которая плелась сзади, с показной неприязнью глядя на деревья вокруг.
Лорд Рал усмехнулся, думая, как объяснить, что эта самая «тетя Кара» поехала сюда, прикрываясь предлогом, что они, Ричарда и Кэлен, были совершенно не способны защитить себя сами, не говоря уже о ребенке, а потому старалась придерживаться его как можно дольше.
Где-то сзади послышалось фырканье, и Лора, с весельем посмотрев на Кару и махнув своими светлыми локонами, повторила его со всем доступным ей мастерством. Морд-сит скрестила руки на груди, оказавшись подле своих подопечных, и к этому моменту Ричард едва удерживался от хохота. Морд-сит выглядела так, будто выпила самый горький травяной отвар из всех, что только можно придумать.
— Тетя Кара совершенно не умеет отдыхать, — Кэлен наклонилась к девочке, скрывая легкую улыбку от морд-сит. — И, к тому же, она нам не доверяет.
— Как это? — девочка с непониманием посмотрела сначала на темноволосую женщину, затем на мужчину. — Не доверяет вам? Вы же такие большие!
— Поверь, малышка, — теперь в разговор вступила блондинка, — ты кажешься даже более ответственной, чем они оба вместе взятые.
Лора хихикнула, глядя на то, как Ричард закатил глаза.
— В таком случае, вам есть, что обсудить, — он подошел к Кэлен, кладя руку ей на поясницу. Намек, сокрытый в этом его действии, было сложно не разглядеть. И все же, Кара не смогла не поддразнить его.
— Верно. Разумные люди должны держаться вместе, правда? — Кара коротко подмигнула Лоре, и та уверенно взяла ее за обтянутую бурой кожей руку. Морд-сит не выразила никакого протеста, то ли смирившись с этим, то ли полностью отдавшись чарам этой маленькой девочки. Они пошли дальше по тропинке вдвоем, а Ричард и Кэлен задержались позади них.
Теплый взгляд Матери-Исповедницы, адресованный ее мужу, был крайне красноречивым: взаимоотношения этих двоих были едва ли не самой невинной вещью, которую ей приходилось наблюдать. Да и ему тоже.
***
Никки заканчивала чертить кровавую Благодать на каменному полу, когда Томас неопределенно вздохнул. В его глазах плескалось явное недоверие, и это было совершенно не удивительно, ведь кровь, которой она была начерчена, принадлежала ему.
— Ты не совершила ошибку, начав с внешнего круга? Я слышал, что обычно ее рисуют наоборот, — с интересом осведомился он, безо всякой опаски. Впрочем, его вопрос не выражал сомнений или боязни за его собственное благополучие, за это она уже успела отдать ему должное. Месяц тюремной жизни достаточно осточертел ему, чтобы в его голове вместо перекрестка множества возможных путей осталась одна лишь развилка между побегом и самоубийством.
— Я делала это большее количество раз, чем кто-либо другой из ныне живущих, — сосредоточенным тоном ответила она, закончив рисовать хитросплетение линий. По правде говоря, даже такие небольшие знание об основах магии смогли удивить ее. — Кто рассказал тебе об этом?
Он пожал плечами, и она выпрямилась рядом с ним.
— Немногое рассказывал Джегань. Но большую часть я узнал, пока наблюдал за работой Сестер Тьмы, исполнявших его поручения.
Колдунья напряженно кивнула. Ее успокоила мысль, что он не знал, что означал начертанный ею символ, и тем более не подозревал о таившейся в нем опасности. Теперь, прежде чем начать ритуал, она скрупулезно проверила правильность каждой линии, каждый ее изгиб, больше всего страшась найти в нем разрывы — тогда их гибель была бы почти неминуема. Когда ее внимательный взгляд не уловил ничего подобного, она вновь перевела его на юношу перед собой, слегка сжимавшего окровавленную ладонь.
— Садись, — она нажала на его плечи, и он поддался, опускаясь на каменный пол. Она — вслед за ним, прямо напротив, — протяни свои руки.
Он повиновался, и их ладони сомкнулись ровно над центром Благодати. Никки начала произносить заклинание на древнед’харианском языке, Томас же просто наблюдал за ней, на удивление безмолвный. Он не улавливал смысл произносимых ею слов, и это было к лучшему: перевод был не самым приятным. Колдунья мысленно проклинала этот грубый язык, который едва поддавался произношению, но все же продолжала.
Прошло несколько минут, и теперь она закрыла глаза, приказывая Томасу сделать то же. Исповедник послушался, и ей осталось произнести необходимые слова еще один раз — в самый последний. Когда она закончила, вокруг них сгустилась мертвая тишина.
Никки не двигалась, и, когда Томас попытался пошевелиться, она с силой сжала его руку: настолько сильно, что ногти едва не прокололи кожу. Она сосредоточилась на Рада-Хане — барьере, который сдерживал его силы и при этом давал ей полный доступ к ним. Многочисленные часы, которые она провела в обучении юных волшебников во Дворце Пророков, отдались тупой болью где-то в виске. Это место было разрушено, и она ничуть не желала вновь вспоминать его. Особенно сейчас, когда ей приходилось использовать свои знания для настолько сложной цели.
Обе стороны его дара вместе с силой Исповеди были полностью в ее руках: она могла направлять их в нужное русло, могла воздействовать на них, могла подавлять. Когда бывшая Сестра Тьмы обратилась к обратной, разрушительной стороне своего дара, подавляемой магией Народного Дворца, но все же достаточно сильной, и начала пропускать его сквозь Рада-Хан, тем самым подавляя и силу Томаса, тьма ожила. Она начала наступать на них обоих, и где-то вдалеке словно начал доноситься отчетливый запах серы. Они были в опасной близости от Подземного Мира, вернее, от завесы, что отделяла его от них. Волосы на голове Никки встали дыбом от ощущения мертвенного холода.
И ей, Никки, было необходимо провести Томаса через этот барьер, отправить в безвременье, при этом не последовав вслед за ним. И она, сцепив зубы и сконцентрировав все доступные ей силы, усилила поток Магии Ущерба настолько, что любой другой человек уже мог бы потерять сознание от подобного воздействия.
Сила Томаса, многократно усиленная заклинанием дворца, сначала поддавалась силе колдуньи, поскольку ее обладатель никак не вмешивался в происходившее. Но потом, словно по велению животного инстинкта, она начала сопротивляться. Зеленое сияние завесы, принадлежавшее не миру живых, но тому месту, где сейчас находились они оба, проходило даже сквозь закрытые веки колдуньи, когда она поняла, что решающий момент уже был не так далеко, как ей изначально казалось.
Сопротивление сил Никки и Томаса нарастало. Магия Приращения и Ущерба, жившие в них обоих, теперь пытались подавить друг-друга, и магия колдуньи, которая изначально нужна была лишь в качестве катализатора для действия магии Томаса, явно проигрывала. Их более не окружали стены Дворца: Томасу не помогало древнее заклинание, начертанное изгибами его стен, и это же заклинание более не сдерживало ее саму. Но даже при таком раскладе она все еще была слабее него.
Он не мог контролировать то, что происходило внутри него — разбушевавшиеся силы магии Приращения, Ущерба и Исповеди, что составляли основу самого его существования, основу его жизненной энергии, совершенно вышли из под его контроля. Как и магия боевого чародея, его сила, которую пробудила к действию сила Никки, вдруг перешла в крайне возбужденное состояние, словно разбушевавшееся пламя. Магия Томаса действовала ровно так, как то планировала Никки: направленная на борьбу, чистейшая квинтэссенция энергии, абсолютно дикая, она должна была бы убить ее.
Но нет. В решающий момент, когда, направленная заклинанием, сама основа магии начала покидать смертную оболочку духа Томаса, чтобы нанести решающий удар по раздражителю, она, воспользовавшись своей властью над Рада-Ханом, захватила ее в свои руки и, сделав последнее волевое усилие, крепко зажмурившись и сделав резкий выдох, отправила их за завесу, которая, словно изголодавшееся животное, так отчаянно жаждала этого. И в последний момент, когда их руки должны были разомкнуться, чтобы человек, не принадлежавший этому месту, мог покинуть его, что-то пошло не так.
Вместо того, чтобы остаться подле завесы, она, Никки, влекомая какой-то невиданной и абсолютно непредсказуемой силой, отправилась вслед за ним. Ее тело, потерявшее вес в этот бесконечный момент, быстро, словно в дурном сне, пересекло сиявшую завесу, будто теперь она стала совершенно бесполезной и утратила все свои силы. Зеленое сияние перед ее глазами оборвалось и закончилось бесконечной бездной Подземного Мира, и все, что она чувствовала — это руку такого же бестелесного человека, сжатую ее собственной, призрачной.
И где-то на задворках ее сознания раздался беззвучный, подавляющий остатки сознания крик.
========== Глава XVIII, часть I ==========
Этой ночью Кэлен, утомленная за день, спала довольно крепко. Возможность забраться под одеяло и забыться крепким сном появилась у нее лишь после того, как они с Ричардом уложили Лору спать в соседней комнате. Она была немного меньше их спальни, но при этом ничем не уступала в удобстве. Кара же заняла диван в гостиной, и Мать-Исповедница ничуть не удивилась этому: еще по их долгому совместному путешествию она знала, что морд-сит была способна заснуть в любом положении, если в этом была необходимость.
Глаза Кэлен закрылись, как только мягкий матрас за ее спиной прогнулся под весом Ричарда и как только его рука обернулась вокруг ее талии. После прогулки по лесу на ее душе было так легко и светло, что даже постоянно раздражавшие ее расслабленное сознание мысли отошли на второй план. Тогда она и провалилась в сон.
Но довольно скоро Исповедница, разбуженная каким-то неясным чувством или ощущением, перевернулась на спину, в то время как ее рука опустилась на постель. Вместо руки ее мужа пальцы Кэлен нащупали лишь смятую простыню. Очевидно, Ричарда здесь не было.
Она села, взъерошивая волосы и пытаясь понять, что именно разбудило ее, при этом отмечая, насколько тихо было вокруг. Спустя минуту, которую она провела абсолютно неподвижно, ничего не изменилось. Кэлен разочарованно вздохнула, спуская ноги с кровати и вдевая их в туфли. Где бы ни был Ричард, она хотела найти его. Обходя кровать, она с облегчением подметила, что ножны с Мечом Истины были на том же месте, где их оставил их обладатель, то есть стояли, прислоненные к изголовью постели. Это было подсказкой для Кэлен, говорившей, что, по крайней мере, он был в безопасности.
Исповедница не успела даже дойти до двери, когда вновь почувствовала то, что разбудило ее. Она прислушалась к себе и поняла, что это ощущение было сравнимо с порханием бабочки, но, что самое удивительное, его источник находился в ее животе. Это открытие застало ее врасплох, и теперь она не могла сделать ни шага. Первой ее мыслью было, что она попросту недостаточно проснулась и что ей всего лишь показалось. Но затем, когда это необычное движение вновь повторилось, Кэлен потребовалось не больше нескольких секунд, чтобы осознать его природу.
Она начала невольно перебирать в голове все, что ей доводилось слышать от старших подруг-Исповедниц, когда они ждали рождения своих собственных детей, но их слова не шли ни в какое сравнение с тем, что только что испытала она сама. Без сомнения, это были они — первые движения ее ребенка. Дыхание необыкновенно участилось, и сердце, кажется, уже было готово выпрыгнуть из ее груди. Кэлен положила ладонь поверх живота, но ощущения были настолько слабыми, что, конечно, ей бы не удалось почувствовать их таким образом.
Первоначальные шок и неверие, охватившие ее, прошли на удивление быстро. Она так до конца и не приняла тот факт, что скоро станет матерью, и потому ее первой и самой естественной реакцией был испуг. Но вместо того, чтобы полностью захватить ее остальные чувства, он вдруг отступил под натиском чего-то совершенно нового и неконтролируемого.
Голова Кэлен закружилась от смутной, абсолютно безрассудной радости. Ей пришлось прислониться плечом к дверному косяку, чтобы не потерять равновесие от внезапности ощущений и от легкой неустойчивости ее походки, связанной с недавним пробуждением.
Впрочем, она пришла в себя довольно быстро: уже через полминуты она, взъерошенная и окрыленная, схватила шаль с кресла, стоявшего у выхода из комнаты, и быстро-быстро покинула ее, едва не переходя на бег. Ей было необходимо найти своего мужа и рассказать ему об этом.
Оказавшись в абсолютно темной гостиной, даже сквозь ночной мрак она заметила, что и Кары не было на своем месте. Через небольшое прямоугольное окно в комнату проникал свет с веранды, и, заглянув в него, женщина увидела силуэт морд-сит, но этой морд-сит была явно не Кара. Заинтересованная этим обстоятельством Кэлен немедленно направилась к выходу из дома.
Поплотнее закутавшись в шаль, Мать-Исповедница открыла дверь и ступила на веранду, мгновенно ежась из-за холодноватого воздуха. Ее взгляд, хоть и возбужденный недавним открытием, но все еще сонный, столкнулся с тремя парами глаз. Морд-сит, которую она поначалу не узнала в слабом лунном свете и силуэт которой она увидела в окне, была Бердина, облаченная в красную кожу. Боком к ней, то есть друг напротив друга, стояли Ричард с Карой, которые мгновенно прервали свой и без того негромкий разговор, стоило ей оказаться рядом.
Новоприбывшая морд-сит одарила женщину коротким кивком и вновь обратила свой взгляд на лорда Рала, который сейчас был необыкновенно серьезен. Беспокойство в его глазах мгновенно выросло, когда он повернулся к Кэлен. На лице его жены сменился целый спектр не самых приятных эмоций, стоило ей увидеть это тайное собрание. Первоначальное радостное возбуждение сменилось озадаченностью, а озадаченность — непониманием.
— Что происходит? — задала она, наконец, волновавший ее вопрос.
Когда трое переглянулись, Кэлен подметила, насколько затравленным оказался вид темноволосой морд-сит, стоило их с Ричардом взглядам столкнуться. Плохое предчувствие кольнуло под ее ребрами.
— Бердина привезла срочные новости из Дворца.
— Что-то случилось? — Мать-Исповедница подошла к ней, касаясь предплечья. Кожаное облачение на ней скрипнуло, когда она выпрямилась.
— Исповедник исчез, а вместе с ним Сестра Тьмы.
— Никки? — ошарашенно переспросила Кэлен, и, когда Бердина кивнула, ей стало еще больше не по себе. Она перевела взгляд на Ричарда, который стоял, скрестив руки на груди. Его глаза сверкали такой неподдельной, необъятной яростью, какую ей вряд ли доводилось видеть раньше. Но, судя по тому, как он сдерживал себя рядом с морд-сит, его разочарование и гнев были направлены не на Бердину. Во всяком случае, лишь меньшая часть.
— Как это могло произойти? — задала Кэлен первый и самый разумный вопрос из всех, что пришли ей в голову.
Бердина покачала головой. Она была бы рада дать ей ответ, но, должно быть, у нее не было для этого ровно никаких ресурсов.
— Ни я, ни Нида, так и не поняли этого. Я сочла разумным как можно скорее доложить об этом вам, поэтому сразу же приехала сюда. Все началось ближе к полночи, когда ваша колдунья попросила об аудиенции с пленником, и я отправилась вместе с ней в подземелье. Мы оставили ее с ним в камере, но не покидали их обоих ни на секунду. В то время, что она находилась у него, все солдаты были на своих постах и все ворота были закрыты.
— Сколько времени она пробыла у него? — теперь вопрос исходил от Ричарда.
— Не больше четверти часа, — мгновенно, словно ответ давно вертелся на ее языке, ответила морд-сит.
— Но если они по определению не могли пройти мимо вас незамеченными, то как бы они успели проделать подобный трюк всего за пятнадцать минут? — напряженно и холодно спросил он ее, стараясь сохранять беспристрастность и здравомыслие. Кэлен и сама понимала, как сложно было для него воспринимать это происшествие с холодной головой. — Может быть, ты заметила что-нибудь необычное в то время, пока Никки была в его камере?
Морд-сит вновь покачала головой, на сей раз отчаянно. Ричард резко сел на деревянную скамью, заставляя спинку стукнуться о деревянную стену, и запустил пятерню в волосы. Бердина выглядела настолько разочарованной в самой себе и своих силах, что, если бы лорд Рал решил убить ее за подобную оплошность, она бы с радостью приняла это жестокое наказание.
Кэлен почувствовала желание хотя бы немного поддержать ее и поэтому, взяв морд-сит за руку, она отвела ее в дом и отправила спать в гостевую комнату, понимая, как сильно та, должно быть, устала. Когда Мать-Исповедница вернулась на веранду, Кара все еще была рядом со своим магистром. Кэлен попросила ее оставить их с Ричардом наедине и, когда та исполнила ее просьбу, села подле своего мужа.
Она попыталась хотя бы немного сгладить его напряженность и взяла его за руку, успокаивающе пробегаясь по костяшкам его пальцев. Но это не сильно помогло: она и сама была слишком встревожена, чтобы облегчить его раздумья.
— Дело явно в Никки, — глухо произнес он, поднимаясь со скамьи. Кэлен едва скрывала свое разочарование. — Она так и не рассказала мне ничего про этого Томаса, хотя и должна была.
— У нее был свой мотив для подобного поведения.
— Верно, но до этой ночи я считал, что у нас одна цель, хотя нас и побуждают к ее выполнению разные мотивы.
Со стороны этот диалог звучал так, будто Ричард хотел обвинить Никки в предательстве, а Кэлен, наоборот, оправдывала ее.Исповеднице совершенно не нравился подобный ход событий.
— Мне следовало убить его с самого начала, — процедил он. Молчание Кэлен послужило для него лучшим ответом. — А после того, что он пытался сделать с тобой в темнице, я был обязан прикончить его.
По ее коже пробежала дрожь от того, с какой ненавистью он произнес эти слова. Без сомнения, попадись ему сейчас на глаза Томас, он бы и правда расправился с ним.
Она до сих пор помнила, как отреагировал Ричард, когда она рассказала ему о произошедшем между ней и Томасом. Сперва он был обеспокоен ее состоянием, и ей пришлось долго заверять его, что Исповедник не успел навредить ей. Затем пришел гнев. В этот вечер они едва не разругались в пух и прах, когда Кэлен пыталась доказать, что она смогла бы постоять за себя перед ним, а Ричард утверждал, что это был крайне безответственный поступок: она не могла подчинить его своими силами, и, к тому же, в ее положении любое, даже самое безобидное действие, могло быть фатальным. Она понимала, что он был прав, когда говорил это с позиции ее полноправного мужа, но ей было сложно согласиться с ним.
— Почему ты не позволила отправить к нему морд-сит? Даже после всего, что он сделал?
Кэлен немного помедлила, затем прочистила горло.
— Это показалось мне… неправильным. Ты говорил, что пытки практически не действуют на волшебников, из-за того что они способны рассеять свое сознание.
— Но они действуют в достаточной мере, чтобы те совершенно не были в силах самостоятельно покинуть темницу! — воскликнул он, всплескивая руками.
Кэлен видела, что его упрек был направлен вовсе не в ее сторону, но это ничуть не радовало. Он был зол. Очень зол.
— Мы приняли это решение вместе, ты помнишь.
— Да. Я помню об этом.
— Значит, и ты почувствовал что-то такое, что не позволило тебе тогда забить его до полусмерти.
Он резко замолчал, и она видела, как напряглась его челюсть. В этот раз он не хотел признавать, что им руководило нечто совершенно неосознанное и не подчинявшееся доводам рассудка. Ситуацию облегчало лишь то, что они с Кэлен чувствовали абсолютно одно и то же.
— Он показался мне слишком юным, вот в чем дело. Слишком незрелым, чтобы ломать его сознание и всю его жизнь. Он ведом — этим и воспользовался Джегань.
Она кивнула. Этот факт оказал на нее то же воздействие, что и на Ричарда. Она подозревала, что, скорее всего, они допускали грандиозную ошибку, списывая его преступления на его возраст.
— Томас, Никки, этот странный побег… Я ничего не понимаю, — женщина издала тяжелый и неопределенный вздох. — Мы не можем утверждать что-то, пока лично не убедимся в этом. Но я уверена в одном: Никки не собиралась предавать нас.
— Завтра, — Ричард отвернулся от нее, опираясь на перила, — завтра мы постараемся разобраться в этом.
Взгляд Кэлен уперся в его спину. Отвернувшись от нее, он явно пытался закрыться со своими собственными мыслями, и это несколько удручало ее. Она поднялась и встала рядом с ним, пытаясь проследить за его взглядом. Он смотрел куда-то вверх, сквозь черные кроны деревьев, словно они могли в тот же миг раздвинуться и обнажить звездное небо. Она опустила голову на его плечо.
— Завтра? — она тщательно заглушала всю печаль, вызванную необходимостью скорого отъезда. И все же, он был слишком проницателен, чтобы не заметить ее реакцию на его решение.
Он лишь кивнул в ответ. Это было необходимо, если они хотели узнать, как подобное могло произойти в одном из самых защищенных мест в Новом Мире.
Какое-то время они стояли молча. Кэлен боялась думать о том, который сейчас был час, но догадывалась, что рассвет неминуемо надвигался на них, приближая и их отъезд.
— Пойдем, — он протянул ей руку, и она вложила свою ладонь в его. Тогда он развернулся и пошел вперед, а его жена последовала за ним. Но, к ее удивлению, они решительно миновали вход в дом, а вместо него очутились у лесенки.
Уже когда они спустились по ступеням с веранды, Кэлен попыталась узнать, куда они направлялись.
— Я хотел показать тебе это место завтра вечером, но, раз нам не оставили выбора, мы можем пойти туда прямо сейчас.
— Сейчас не самое безопасное время для прогулок, — она постаралась вразумить его, но было поздно: в его глазах уже горел решительный огонек.
***
Никки не знала, где она оказалась и тем более не знала, где был Томас. Еще секунду назад ее пальцы сжимали его ладонь, а теперь она была абсолютно одна. Что смущало ее еще больше, так это то, что она совершенно не чувствовала своего тела, как будто оно состояло не из материи, а из чего-то неосязаемого, похожего на чистый поток энергии.
Впрочем, был и повод для радости: она оказалась не в Подземном Мире. Тьма над ее головой, что было странно, была усыпана звездами и то и дело меняла свой оттенок, иногда переходя в ослепительно белый. Под ее ногами находился, как ни странно, твердый мраморный пол, вполне похожий на настоящий, а окружали ее стены и колонны, поддерживавшие стеклянный свод крыши и постоянное менявшие не только свою форму, но и свое положение в пространстве.
Колдунья, которая оказалась сидящей в центре этого бесовства материи, то есть в центре комнаты, поднялась на ноги и огляделась. У нее было чувство, что она была знакома с этим местом, пусть и не в лицо. Ей было необходимо пройтись, чтобы понять, что все, даже малейшая деталь, совпадало с рассказом Ричарда о его сне, в котором он встретился со своим отцом у самого входа в Храм Ветров.
Очевидно, своим заклинанием она перенесла их обоих не совсем туда, куда планировала. Вернее, совсем не туда. И теперь ей предстояло узнать: придется ли ей выбираться отсюда самостоятельно, или ее тоже ждет приятная встреча с кем-либо из духов? Она остановилась у колонны, немного в тени от переливчатого неба, и решила немного подождать, при этом внимательно наблюдая за происходившим вокруг.
Не только время, но и материя здесь вели себя необычно. Никки не понимала, сколько времени прошло с того момента, как она неподвижно застыла в тени. Пространство вокруг менялось циклически, и колдунья боялась даже попытаться понять, сколько раз колонны перед ней успели вытянуться вверх и так же медленно, неспешно уйти вниз. Она то и дело поглядывала на небо, отмечая изменения на нем. Но если бы ее спросили, как долго это все длилось, она бы не нашла ответа.
И вдруг где-то справа от себя Никки ощутила — не увидела, а именно ощутила — чье-то присутствие. Она настороженно обернулась, не выходя из тени, и ее взгляд зафиксировался на мужской фигуре, облаченной в длинные светлые одежды. После всего, что ей довелось услышать о нем от Ричарда, пусть даже это и были мимолетные упоминания, и после всех раз, что она проходила мимо его портрета в Народном Дворце, ей не стоило никакого труда узнать в этом человеке — вернее, духе — Даркена Рала.
— Ты не должна была здесь оказаться, — без лишнего предисловия он начал разговор, укоряя ее в свойственной всем духам высокомерной манере. Никки не ответила. — Как и он.
На его мертвенно-спокойном лице промелькнула не понятная Никки эмоция, когда он упомянул Томаса.
— Я не вижу его здесь, — нарочито спокойно ответила она.
— Если ты его не видишь, это не значит, что его здесь нет.
— Тогда что это значит? — Никки выразительно выгнула брови. Она догадывалась, что разговор с духом будет полностью состоять из разгадывания загадок.
— Он все еще в стадии перехода. Время здесь течет не так, как в Мире Живых, ты должна была знать об этом или, по крайней мере, успеть догадаться. Он должен был появиться в мире духов немного позднее тебя — возможно, всего на секунду. Но, чтобы ты смогла лучше понять, о чем я говорю, попробуй сначала догадаться: сколько времени прошло с вашего исчезновения там, в Народном Дворце? — она лишь пожала плечами. — Сотые доли секунды, потому что так захотел я.
— Звучит впечатляюще, но меня больше волнует другой вопрос: зачем это все?
— Ты и сама знаешь. Мы оба не можем быть предельно откровенны с ним, верно? Поэтому я решил, что нам будет лучше поговорить наедине.
Взгляд колдуньи был непроницаем, как и взгляд ее мертвого собеседника. Ей было непривычно, даже жутко видеть столь жесткого и деспотичного при жизни человека настолько безразличным и степенным. Но что она, смертная, могла понимать в жизни тех, для кого уже не существовало ни времени, ни материи в привычном понимании?
— Ты не должна была брать на себя столь великую ответственность, колдунья.
Она скрестила руки на груди, без лишнего энтузиазма принимая готовившуюся порцию нравоучений.
— Но ведь кто-то должен был сделать это после того, как Сестры Джеганя привели его сюда.
— Да, они вырвали его из временного потока, приведя сюда, в ваше время. Но кто сказал тебе, что, попытавшись убить его, ты сможешь вернуть его назад?
— Я не пыталась убить его! — резко возразила она, раздраженная замечанием духа. — Я хотела сконцентрировать его жизненную силу и его дар, чтобы провести их через завесу. Чтобы вернуть его в безопасности. Не существует никакого другого способа, каким он мог бы вернуться обратно, не погибнув.
— Но ему суждено погибнуть здесь, — коротко резюмировал он. Никки была готова схватиться за волосы от того, насколько сложно бывало просто разговаривать с мужчинами из рода Ралов. Они все были слишком упертыми и слишком самонадеянными. Упертыми в большей степени. — Он не является полноценной частью этого времени, и, когда его час придет, случится именно это: он пересечет завесу. Как и планировал ваш враг.
— Я знаю об этой возможности, но это не значит, что я должна была оставить его в темнице и ждать этого. Он — будущее вашего треклятого дома, — процедила она сквозь зубы. — Если он погибнет здесь, то погибнет и там, в будущем.
Рал снисходительно улыбнулся. Никки твердо смотрела ему в глаза, желая доказать, что все, что он пытался поведать ей, было абсолютно бесполезно.
— Ты была бы права, если бы не один аспект. Его появление здесь и сейчас напрямую связано с Чумой, которую одна из твоих бывших сестер вынесла из Храма Ветров. Попробуй она перенести его сюда в обход Храма, возможно, все завершилось бы несколько иначе.
— О чем ты говоришь?
— Ведь ты знаешь о пророчестве, связывающем окончание эпидемии и появление на свет ребенка-Исповедника? Когда Сестра Джеганя вторглась в Храм, мы, духи, охраняющие его, должны были восстановить существующий баланс и вернуть назад забранные ею Чуму и ту магию, что позволила стереть временные границы, которые испокон веков поддерживала завеса.
— Но эпидемия началась гораздо раньше, чем здесь появился Томас.
— Я только что сказал, что они забрали лишь магический артефакт, который был способен ослабить действие завесы. Это отнюдь не значит, что они должны были воспользоваться им в следующее же мгновение — в конце концов, это было физически невозможно. Артефакт не мог подействовать, пока самого Томаса не было в нашем времени. Сейчас его существование зависит от Подземного Мира, поскольку значительная часть его энергии осталась там при перемещении сквозь завесу, а потому его жизненные силы привязаны к ребенку, которого несет Мать-Исповедница.
— И когда он появится на свет, Томас умрет, — в конце концов, она констатировала факт, который изначально был очевиден для нее и из-за которого она и решилась на столь опасную затею. — Я знала это. Так что именно я сделала неправильно, попытавшись предотвратить его смерть?
— Ты слишком нетерпелива даже для человека, которому минуло триста лет, — сухо заметил он. — Начнем с того, что, совершая обряд, ты не обладала тем артефактом, что перенес его сюда. Одного заклинания было достаточно лишь для того, чтобы преодолеть половину пути и направить его в Подземный Мир. Верно, что он, подобно океану, омывает Жизнь со всех сторон, во всех ее временах и во всех ее проявлениях, но, даже правильно определив время и место, откуда он был перемещен сюда, ты не смогла бы направить искру его дара в нужном направлении. Теперь ты понимаешь, к чему я веду?
— Допустим. Но как мы оказались здесь? — она обвела рукой стеклянный купол, мраморные стены и змеевидные колонны. — Судя по тому, что ты сказал, мы оба должны были умереть.
— За это ты должна поблагодарить меня и других духов, — безо всяких эмоций ответил он ей. — Мы вовремя спасли вас от этой участи, только поэтому вы оба все еще живы.
— Что ж, спасибо, — буркнула она, совершенно загнанная в тупик всем этим бессмысленным диалогом. Она начала прокручивать прядку светлых волос между пальцами, думая о том, что ей следовало делать дальше. Ее голову не посетила ни одна разумная мысль, и это ничуть не радовало.
— И чего же духи ждут от меня? Бездействия?
— Не в твоих силах исправить произошедшее.
— А что насчет Ричарда? А Кэлен?
Ни единый мускул на лице Рала не дернулся от упоминания имени его сына. Колдунья решила, что это было одно из последствий жизни в Подземном Мире, его безэмоционального и безразличного менталитета.
— Вы все бессильны в этой ситуации. Все произойдет так, как должно, — лаконично заверил он ее, но при это на его лице промелькнуло бесформенное подобие скорби. Отсутствие всякой конкретики в его словах начинало раздражать Никки. — Цена установлена, и она должна быть уплачена. Даже если цена этого — жизнь моего внука.
Наступило тяжелое молчание. Весь план Никки, который практически сразу пошел не так, теперь просто рухнул, словно карточный домик. В фундаменте этого домика изначально недоставало важной части — артефакта.
Пространство вокруг начало стремительно меняться. Все тени, покинувшие даже самые отдаленные уголки идеально круглой залы, сгустились прямо в ее центре. Из этого темного пятна, буквально из ничего, стали вырисовываться человеческие очертания, принадлежавшие, без сомнения, Томасу. Он светился ярче, чем полуденное солнце, и только спустя минуту все его тело приобрело обычный, не энергетический, но вполне материальный вид. Никки догадалась, что таким же образом здесь появилась и она.
Он был лишен ориентации но, оказавшись на твердом каменном полу, немедленно поднялся на ноги. Сперва он заметил женщину, лишь затем его взгляд столкнулся с фигурой духа. Старший Рал, который, наоборот, становился все прозрачнее и прозрачнее, напоследок одарил Томаса взглядом, невероятно редким и ценным благодаря тому, что он был свойственен лишь небезразличным родителям. Хоть Даркен Рал и пытался только что убедить ее, Никки, в своей способности слепо повиноваться предначертанному, в действительности судьба Томаса была ему совершенно не безразлична. Именно поэтому это и причиняло такую духовную боль его бестелесному существу.
Колдунья с тоской осознала, что ей самой доводилось видеть такой же взгляд на лице собственного отца, но никогда — на лице матери. Она не знала, различил ли этот оттенок чувств Томас, но искренне надеялась, что да. Пусть даже он бы ввел его в замешательство.
— Вы не задержитесь здесь надолго, — заверил их старший Рал, и этот факт заставил Никки оживиться. Томас же казался запутанным.
— Что это все значит? — выкрикнул он, как будто это действительно подействовало бы на стремительно растворявшуюся фигуру блондина.
Дух лишь загадочно улыбнулся — но эта улыбка предназначалась лишь одному человеку — другому Ралу.
Колдунью теперь больше увлекало нечто другое, а именно изменение пространства вокруг. Белоснежное небо начало сливаться со стеклянным куполом, а затем и с резко застывшими колоннами, колонны — с мраморными стенами и полом. Никки завороженно наблюдала за тем, как все вокруг становилось однородного белого цвета, как в дрожащем мареве расплывались все видимые очертания. Затем невидимая сила подействовала и на двух оставшихся в этом безжизненном пространстве людей.
Комментарий к Глава XVIII, часть I
Сегодня комментарий будет кратким: я знаю, что выход главы вышел довольно поздним, и, должно быть, она покажется вам несколько нудной и разговорной. Но могу утешить фактом, что следующая глава практически написана, и она будет сильно отличаться от этой)
P.S. Интересно, как сильно я смогла вас запутать новой информацией про Томаса? ;)
========== Глава XVIII, часть II ==========
Включена ПБ
— Ты уверен, что это безопасно — оставлять дом без защиты? — окликнула мужа Кэлен.
— Без защиты? Вот так ты оцениваешь силы двух морд-сит, которых кто-то посмеет лишить заслуженного сна? — Ричард сделал паузу и, не удержавшись, улыбнулся, разрушая серьезный тон сказанных им слов, — в любом случае, ты можешь не волноваться. Дом хорошо спрятан, и никто из посторонних не найдет его.
Кэлен решила поверить ему и позволила себе расслабиться. Она полными легкими вдыхала весенний воздух, растворяясь в окружавшей ее прохладе. Тело казалось таким легким, словно на нем не было никакой одежды, и даже желание вновь забраться под одеяло отступило перед дыханием свободы. Кэлен все еще поддерживала шаль на своих плечах, но ей было приятно осознавать, что она не нуждалась ни в чем большем, чтобы чувствовать себя комфортно.
Небосклон, на который открывался вид с невысокого холма, будто спускался предутренним туманом на вершины начинавших зеленеть деревьев. Путь до этого места занял не более десятка минут, и было удивительно, что они оба оказались здесь только сейчас, спустя почти сутки после их приезда.
Они начали спуск с холма, у подножия которого, окруженная невысокими скалами, блестела водная гладь. Ричард держал Кэлен за руку, а она с едва заметным сомнением поглядывала на водоем, простиравшийся перед ними. Впрочем, даже он не мог отвлечь ее от созерцания первозданной красоты дремавшей природы, окружавшей только их двоих. Она на время смягчила колебания и терзания ее разума, так сильно занятого исчезновением Никки и Томаса.
Когда они закончили спуск, Ричард остановился, смотря на пологий берег озерца. Кэлен тоже не могла оторвать от него взгляд: на улице был апрель, а оно выглядело так, будто на нем и вовсе никогда не было льда. С таким же интересом наблюдала она и за тем, как ее муж подошел к берегу и, наклонившись, окунул руку в воду. К ее удивлению, когда он выпрямился, на его лице красовалась легкая и даже беззаботная улыбка.
— Не хочешь искупаться?
Кэлен выразительно выгнула брови, переводя взгляд с лица мужчины на кромку воды.
— Ты шутишь?
— Я вполне серьезен.
Она даже притихла от изумления.
— Я думаю, что воспаление легких — это не совсем то, о чем я мечтаю прямо сейчас.
Женщина с удивлением наблюдала за тем, как ее муж сначала скинул плащ, а затем стянул с себя льняную рубаху, которую он надел, покидая спальню. Теперь Кэлен не стоило труда догадаться, что он задумал. И вот, он снял сапоги и пошел босиком по траве, а Исповеднице оставалось лишь смотреть на это. Все происходившее ощущалось так, будто Ричард разыгрывал грандиозную шутку над ее нервами.
— Ты не снял штаны, потому что сомневаешься в серьезности своих намерений? — окликнула его Кэлен, при этом лукаво улыбаясь. Быть может, на этом все и закончится?
Но Ричард обернулся, на показ расстегивая ремень и развязывая шнуровку на штанах. Исповедница старалась скрыть, насколько внимательно она следила за его действиями, но не выходило. Даже в ночной тьме она замечательно видела каждую линию его идеального тела, которое сильно изменилось за все то время, что ее мужа не было в Д’Харе и что он провел в дороге — надо сказать, не самой легкой. Он возмужал: его руки, и без того мощные, сейчас стали еще сильнее — она ощущала это даже по его прикосновениям, и мышцы его торса и спины теперь были обрисованы еще более четко.
Женщина незаметно прикусила губу, понимая, что она не могла не испытывать к нему желание. Даже если бы для нее, Кэлен, был важен один лишь факт физического совершенства, она бы сразу поняла, что Ричард воплощал собой тот самый идеал человеческой красоты, который в своих творениях пытались воссоздать художники и скульпторы древности. Только вот, Ричард был настоящим, и более того: он был ее мужем.
Теперь, когда он зашел в воду и без излишних сомнений нырнул в нее прямо с головой, Кэлен уже не смогла удерживать в себе весь ее скептицизм. По ее коже пробежали мурашки от одной только мысли о погружении в холодную воду. Она поежилась, закутываясь в шаль.
— Ты безумец, Ричард Рал! — крикнула она ему вдогонку, этим вызывая у него лишь беззлобный смех.
Когда он проплыл туда-обратно и вновь оказался недалеко от берега, Кэлен уже расстелила на траве шаль и села поверх, скрестив ноги. Подняв голову, она позволила своему взгляду скользить по черному небесному полотну, усыпанному звездами. Луна, начинавшая покидать небосвод по мере приближения утра, все еще была достаточно яркой, чтобы освещать своим светом далекую землю.
Исповедница положила ладонь поверх своего живота, в тайне лелея глупую надежду, что ее ребенок мог понимать те чувства, что она испытывала в данный момент. Сейчас она вновь чувствовала его незаметные и робкие движения внутри своего чрева, и осознание того, насколько близка была ее встреча с этим едва осязаемым созданием, необыкновенным образом действовало на нее. Теперь, когда его присутствие в ее жизни внезапно стало таким заметным, она чувствовала умиротворение. Будто в ее душе завершился какой-то давний конфликт, который уступил место чему-то новому.
Сейчас ей не хотелось ничего говорить: слова были излишни. Она думала. Думала, думала и думала над всеми вещами, над целым круговоротом самых важных и незначительных вещей, которые занимали ее в это время. И, когда она открыла глаза, она поняла, какая мысль занимала ее разум больше всего.
Это были мысли о вечности. Несмотря на все уважение, что Кэлен испытывала к гению человека, к его стремлениям и силе духа, она не могла отказать себе и в простой вере в незыблемость. Что могло быть более прочным и совершенным, чем бесконечное полотно неба или вековые стены вечнозеленых лесов? Они существовали до человека, более того — они будут существовать после него. И возможность соприкоснуться с вечностью вызывала у нее трепет.
Из этого маленького уголка ее мыслей, полностью погруженного в размышления, ее вырвал голос Ричарда. Кэлен медленно отвела прядь вьющихся волос за ухо и посмотрела на своего мужа, по пояс погруженного в воду.
— Ты все еще не хочешь присоединиться? — на лице Ричарда сверкала неподражаемая ухмылка. Она даже засомневалась, могла ли какая-либо женщина изобразить нечто подобное. Казалось, этот жест был доступен лишь мужчинам, в характерах которых уживались равно и серьезность, и детская игривость.
Мать-Исповедница, понимавшая, что сегодня из них двоих самой ответственной была она, со всей уверенностью помотала головой. Ее ответ лишь раззадорил его.
— В таком случае, мне придется сделать это против твоей воли, — он вышел из воды, двигаясь в сторону своей жены. Кэлен завела руки за спину, находя надежную точку опоры, и, когда ее и Ричарда разделяли считанные шаги, оттолкнулась от земли и резко выпрямилась. Пусть улыбка ее мужа и не выдавала никакого злого или тайного умысла — ведь его стремление затащить ее в холодную воду было совершенно чистым и доброжелательным — она выждала несколько мгновений, прежде чем его руки могли бы сомкнуться на ее талии, и, резво развернувшись, рванула вверх по холму. Начало было многообещающим, но все же ее побег закончился неудачей: Ричард был во много раз быстрее, нежели его жена.
Кэлен вскрикнула, словно ребенок, когда он подхватил ее под коленями, поднимая над землей. Она бессознательно обвила руки вокруг его шеи, как только земля ушла из-под ее ног, при этом возмущенно сопя. Она замахала ногами в отчаянной попытке освободиться, но в ответ на этот жест Ричард лишь засмеялся, неотвратимо приближаясь к озеру. Расстояние между ними двумя и водой стремительно сокращалось, и Кэлен, мнительность которой возрастала с каждой секундой, начала перебирать в голове самые неприятные перспективы.
— Ричард Рал, клянусь, если со мной что-то случится, я обвиню в произошедшем твое безрассудство.
Сам Ричард, впрочем, едва сдерживал смех, а ей все больше хотелось хлопнуть его по плечу. Но он уже зашел в воду, а она упустила свой шанс вырваться, сделав это.
— На счет «три» закрой глаза и задержи дыхание, — безо всякого удовольствия Кэлен отметила в его словах почти садистское наслаждение. Она фыркнула, с сомнением глядя на водную гладь, от которой ее отделяло от силы несколько сантиметров. Носок ее туфель, впрочем, практически соприкасался с водой. Она была в ловушке.
— Ты не посмеешь…
Минуя цифры «один» и «два», подлец сразу же произнес «три», и с молниеносной скоростью Исповедница все же последовала его указаниям. В следующее же мгновение их обоих с головой накрыл пласт воды, но не ледяной, как она думала все это время. Вода была если не горячей, то, по крайней мере, очень теплой. Тем не менее, Ричард не перестал быть героем ее беззвучных проклятий, когда она, оттолкнувшись ото дна, последовала наверх.
Только вынырнув, Кэлен откинула длинные волосы с лица, в то время как из ее груди рвался простодушный и легкий смех. Она даже схватилась за лоб от несказанного облегчения.
— Почему ты не сказал, что здесь так тепло? — Ричард, вынырнувший лишь на секунду позже нее, с ухмылкой наблюдал за реакцией своей жены. Услышав ее вопрос, он прыснул от смеха.
— Ты была настолько уверена в моем безрассудстве, что я не захотел разочаровывать тебя.
Она обвила руки вокруг его шеи, все так же заливаясь смехом, и в этот момент ей было все равно даже на то, что он затащил ее сюда прямо в одежде. Забавность ситуации постепенно вытеснила из ее груди все заботы, и все, что ей было нужно — это объятия ее мужа.
Ричард взял ее за подбородок, поднимая голову так, чтобы их губы могли слиться в поцелуе. В воде его руки скользили по ее спине, не оставляя ей никакого личного пространства, и Кэлен не протестовала. Сейчас в нем не было ни малейшей нужды.
Спустя несколько минут они переместились ближе к берегу, туда, где, как оказалось, находился небольшой каменный выступ, на котором вполне могли уместиться они оба. В конце концов, они избавились и от одежды Кэлен: ее платье валялось где-то у самого берега, и, по правде говоря, она еще не придумала, как будет добираться до их дома.
Она сидела позади Ричарда, подогнув под себя ноги и положив голову на его плечо, в то время как ее пальцы путешествовали по его рукам. Ее непреодолимо тянуло к ее мужу, так, как никогда раньше, и она так и не смогла понять, было ли это простое физическое или скорее духовное влечение. За тот месяц, что они провели порознь, видя друг друга каждый день, но не имея даже простой возможности поговорить по душам или разделить объятия, она успела соскучиться по чувствам, которые он мог подарить ей, просто находясь рядом. Только рядом с ним она была действительно окружена любовью и защищена, лишь он мог понять ее в те редкие моменты, когда даже маска Исповедницы давала трещину и все ее эмоции выходили из-под контроля. В тот день, когда она пришла в Сад Жизни, чтобы встретиться с ним, произошло именно это — тоска и даже злость на нее саму, на него и на их обязанности, захлестнули ее настолько сильно, что мысль об одиночестве стала совершенно невыносимой для нее. Поэтому она вела себя в той манере, за которую ей пришлось извиняться перед ним.
Пальцы Кэлен немного сильнее впились в его руку, когда она вспомнила, каким низким стал его голос, когда она, будучи прижатой к стене, попыталась остановить его. Ее щеки невольно покраснели от одной мысли, что, когда они так самозабвенно занимались любовью, прямо за дверью находился как минимум десяток солдат Первой Когорты и несколько морд-сит.
— О чем ты думаешь? — вдруг спросил ее Ричард, вырывая из пучины приятных мыслей.
— О тебе, — довольно размыто ответила она, когда на ее лице появилась непривычная рассеянная улыбка.
— Даже так? — он повернулся немного в сторону, чтобы получить возможность увидеть ее лицо. Тогда Кэлен немного поменяла положение и отклонилась назад, упираясь локтями в грубую каменную облицовку резко возвышавшегося за ее спиной бережка и при этом закидывая свои ноги на его. Ее колени, в этот момент замершие над поверхностью воды, приятно ласкал ночной воздух, и это хотя бы немного охладило ее пыл.
Признаться, еще до замужества она, Мать-Исповедница Срединных Земель, не думала, что ее будущий муж будет настолько опасен для ее самообладания и что одна лишь мысль о его прикосновении будет вызывать в ее мыслях неконтролируемую бурю. Это было крайне необычно, но сейчас лишь самая малая доля ее чувств несла ответственность перед ее сознанием.
— Я могу ошибаться, но, кажется, я знаю, о чем именно ты думала.
Он лукаво улыбнулся, и Кэлен, ничуть не сомневавшаяся в его умении распознавать правду, немного приблизилась к нему в ожидании его дальнейших действий. Его рука мягко легла на ее шею, но, вместо того, чтобы просто поцеловать ее, он приблизил свои губы к ее уху и прошептал:
— Скажи мне, почему ты пошла искать меня этой ночью?
Исповедница застыла в нерешительности, вызванной этим обманным маневром, и ее взгляд невольно остановился на его глазах. Тогда, на веранде, он не мог не заметить, что она покинула постель совершенно не для того, чтобы, например, сделать глоток воды. Это стало очевидно сразу же, как только он подметил выражение ее глаз, стоило ей встретить его в окружении двух морд-сит. Ричард достаточно хорошо знал ее, чтобы за видимым спокойствием различить ее желание видеть в тот момент его одного.
Ее руки мягко обхватили его ладонь, лежавшую на ее бедре, в благодарность за его внимательность.
— Я была разбужена, — коротко ответила она.
Первой его мыслью было, что, должно быть, в этом была его вина, вернее, его и Кары. Морд-сит была крайне взволнована, когда, предварительно поговорив с Бердиной, поняла, насколько серьезной была причина ее визита, и потому ее появление в их спальне было ознаменовано хлопком двери, от которого он сам, Ричард, мгновенно подскочил.
— Чем именно? Моим уходом?
Она покачала головой, и этот игривый жест несколько озадачил его.
— Нет. Она разбудила меня. — Кэлен слегка кивнула вниз, на свой живот, и теперь ей стало слишком сложно прятать свою улыбку. — Я впервые почувствовала, как она двигается, и больше не смогла уснуть. Я хотела рассказать тебе об этом как можно скорее, потому и пришла.
Ричард выглядел несколько обескураженным. Поначалу он не мог вымолвить ни слова. Он смотрел на ее лицо, освещенное самой светлой и легкой радостью, которая прорезала даже ночной сумрак, и все же он не мог так легко разделить ее, забыв о дребезжании тревоги в голове. Он мог улыбнуться, но это было бы лишь прикрытием. Очень шатким прикрытием.
Кэлен, озадаченная его реакцией, замерла. Ее черты смягчились, и она положила руку на его плечо.
— Ричард?
Он слегка покачал головой и сжал ее ладонь, стараясь заверить ее, что все было в порядке. Но Исповедница, которую совершенно не устраивало подобное решение проблемы, продолжала терзать его своим взглядом. Он должен был сказать правду, ведь она имела на это полное право. Но затем перед его глазами встала совершенно безрадостная картина, в которой он действительно признался бы ей.
Вот они, как на ладони: ее угасший и потерявший всякую надежду взгляд, поджатая и дрожащая нижняя губа и влажные глаза. Она бы отвернулась, говоря, что все в порядке, и постаралась обнадеживающе улыбнуться, скрывая то, насколько больно его слова сделали ей. Не удивительно, но он не поверил бы ей. Она ведь так и не научилась врать ему. Он надеялся, что и не научится.
Ричард тоже не умел врать: он всегда делал это крайне неестественно, переступая через себя и собственные принципы. В конце концов, его призванием был поиск истины, и все его внутренние силы были направлены на это. Но сейчас…
Сейчас он не мог позволить себе облегчить свою участь, обрушив правду об их сыне на Кэлен и разделив с ней все свои страхи. Да, они не должны были лгать друг другу, да, это было не в их привычках. Но Ричард, давно научившийся жить со своими эмоциями, не смог бы вынести осознание того, что он принес горе собственной жене.
Поэтому он и решил утаить правду. По крайней мере, до тех пор, пока он не найдет выход. И он найдет его. Без сомнения, он найдет его.
Кэлен мягко тронула его плечо, замечая, как далеко он ушел, бродя по закоулкам собственных мыслей. Она была разочарована, и это отрезвило его. Если он не хотел огорчить ее своей реакцией еще больше, ему следовало, по крайней мере, заговорить.
— Извини, — он виновато улыбнулся. Она немного расслабилась, при этом все так же внимательно смотря на его лицо. — Твои слова… взволновали меня. Мне казалось, что я вернулся и узнал о твоей беременности лишь вчера. А теперь ты говоришь, что почувствовала ее, и я понимаю, сколь многое я пропустил.
Ему было сложно подобрать правильные слова, и его замешательство прибавило его словам правильный оттенок, который помог ввести Кэлен в заблуждение.
— Это не так, — ее голос был таким мягким, будто предназначенным ласкать лишь его слух, и он невольно почувствовал, как нечто в его груди откликнулось на него, заставляя его, Ричарда, замереть, — ты пропустил лишь мое утреннее недомогание, и, поверь, это не столь важно.
Он не смог не улыбнуться от того, как легкомысленно она отозвалась о своем состоянии, будто это была самая ординарная страница ее жизни. Будто Кара не попыталась пристыдить его, рассказывая о произошедшем с Кэлен и говоря, что, если бы не они, морд-сит, она бы совсем зачахла от тоски по нему и от одиночества.
— Гораздо важнее, — продолжила она, — что сейчас ты здесь. Рядом. И, надеюсь, так будет и дальше.
Она переплела их пальцы. Он неопределенно взглянул на нее, понимая, что в этих словах крылся так и не разрешенный вопрос насчет ее возвращения в Эйдиндрил. Не стоило труда догадаться, как сильно она желала этого, но все же в разговоре с Ричардом она избегала всякой конкретики, а, значит, прямого разговора. Но они оба знали, что, как только ему придется покинуть Народный Дворец, она отправится вслед за ним, что бы он ни сказал ей перед этим.
— Я сделаю все, чтобы ты была счастлива, — это и был его ответ на ее завуалированную просьбу.
— Я уже счастлива, как бы странно и самонадеянно это ни звучало при нынешних обстоятельствах.
Он понимал ее. Как ни странно, даже несмотря на все то, через что они уже прошли и через что им предстояло пройти, он чувствовал благодарность за то, что она была рядом с ним. Она была его крепостью, его домом, уголком его мыслей, в котором он мог быть тем, кто он есть на самом деле. Она была его величайшей силой и величайшей слабостью, и пусть их жизнь, возможно, уже никогда не будет в безопасности, одно лишь время, проведенное с ней, всегда будет стоить борьбы за мирное будущее для них и для их семьи.
Их соединенные ладони легли на живот Кэлен. Подобные прикосновения уже успели стать для него привычными: ложась спать, чаще всего он обвивал рукой ее талию, даже во сне стремясь защитить и ее, и их ребенка; в любой момент он мог невзначай прикоснуться к нему, словно стремясь таким образом удостовериться, что все было в порядке. Ему доставляло удовольствие понимать, что Кэлен любила эти прикосновения и, несмотря на всю ее неприязнь к чрезмерной опеке, принимала их как немой акт заботы.
— Как мы назовем ее? — этот неожиданный вопрос вызвал у Кэлен удивление. Она откинула на спину тяжелые, но уже немного подсохшие волосы, тем самым обнажая свои белые плечи. Ее задумчивые глаза отражали ночные звезды, начинавшие блекнуть под натиском утра, когда она воздела голову к небу.
— Не слишком ли рано? — уголки ее губ приподнялись в мечтательной улыбке.
— Возможно, сейчас и есть самый подходящий момент. Взгляни, — он кивнул на скалы перед ними, окруженные золотым ореолом из лучей восходящего солнца. Рассвет приближался к ним, проливая розоватые и оранжевые краски на светло синее небо. — Кто знает, представится ли нам лучшая возможность.
— Ты прав, — она кивнула, в то время как ее глаза непрерывно впитывали в себя красоту утреннего неба. Ричард совершенно не мог отвести от нее взгляд. — Я раньше не думала над этим… — она помолчала в течение минуты, как вдруг ее лицо посветлело. — Может быть, Амелия? Или Эриан? Подожди! — она оттопырила указательный палец, когда ей вдруг пришла неожиданная и, как ей казалось, самая правильная идея. — Как тебе Кларисса?
— О Духи, мы в самом начале долгого пути, — Ричард засмеялся, видя, каким энтузиазмом загорелось лицо его жены, когда она всерьез задалась этим важным вопросом.
— Это начал ты, я лишь приняла твое предложение, — она хитро улыбнулась. — Твои идеи?
— Я думал над несколько другими именами, — признался он. Ему в голову не раз приходила мысль о том, какой была бы их дочь, и каждый раз он ловил себя на мысли, что хотел бы, чтобы она была похожа на свою мать. — Почему бы не назвать ее Дэни или Цириллой? Цирилла Амнелл, как твоя сестра.
Кэлен была тронута его предложением. Она улыбнулась, быстро и неосознанно, в то время как по ее лицу разлилась тоска. Он знал, как сильно она скучала по обеим своим сестрам, пусть одна из них и не делила с ней кровное родство. Потеря Цириллы все еще ощущалась ей подобно кровоточащей ране на сердце.
— Они обе были бы рады узнать, что мы назвали нашу дочь в честь одной из них. Но она будет не «Амнелл», а «Рал», — поправила она его, даже несмотря на то, что в смерти ее названной сестры был повинен отец Ричарда.
— Как ты пожелаешь, — он поцеловал ее в макушку, обвивая рукой ее плечо и притягивая к себе. Некоторое время они сидели, не двигаясь, в то время как их глаза неотрывно наблюдали за метаморфозом, происходившим с небом. И когда в его палитре исчезли последние розовато-оранжевые оттенки, Ричард решился на последний, самый значимый для него вопрос:
— А если это будет мальчик?
Он затаил дыхание. Кэлен немного оторопела, и мужчина успел пожалеть, что все же спросил. Но, к его радости, оцепенение покинуло ее так же быстро, как и настигло. Она задумалась, придвигаясь ближе к мужу, но так и не подняв головы.
— В таком случае, я бы хотела назвать его Эддардом.
— В честь твоего деда? — он вовсе не был удивлен ее выбором, скорее наоборот. И, когда она вновь взглянула на него, в ее глазах замерцала печаль: печаль, вызванная смешением давно забытого и грядущего. Эта эмоция, которую невозможно было вынести за рамки разума одного человека, была чем-то неотделимым от сознания этого же человека. И потому Ричард не мог ни разделить, ни умерить эту печаль. Он мог лишь попытаться понять ее.
Наконец, она кивнула в ответ на его вопрос.
— Он был великим воином, — Ричард знал, что он умер раньше, чем на свет появилась Кэлен, но там, где она росла, каждый хранил память о временах его правления. Именно благодаря нему Галея достигла своего расцвета и заняла столь важное место в Новом Мире.
— Гордое имя, — Ричарду не стоило труда увидеть, что за его выбором крылось гораздо больше, нежели она могла ему показать или же объяснить; что-то очень личное. Но он не мог настаивать на ее откровенности, при этом забывая о своей. — Но я надеюсь, что ему не придется использовать оружие для сохранения своей жизни. Быть может, это наивно…
Пальцы Кэлен коснулись его щеки, посылая искры тепла по его телу и мыслям. Даже вода казалась холодной по сравнению с ее участием и пониманием.
— Вовсе нет. Иногда у нас нет ничего, кроме надежды.
И Ричард действительно понимал, о чем она говорит. На его душе стало спокойно, и, несмотря на скорый отъезд, он позволил себе на время успокоиться и забыть об этом. Время в его душе, наконец, остановило свой обратный отсчет, уступая место вечности.
========== Глава XIX ==========
Ногти Никки прошлись по твердой каменной поверхности, когда она с трудом пошевелила пальцами. Ее голова кружилась, и тем сложнее было различить очертания предметов в ночной темноте. Она чувствовала, что лежит на чем-то угловатом и жестком, похожем на обломок каменной глыбы. Все ее тело ныло от такого неудобного соседства. Упершись руками в это нечто, она постаралась придать себе сидячее положение. Сначала ее рука соскользнула с острого угла, но затем, со второй попытки, ей все же удалось подняться, и теперь она оглядывалась по сторонам, пытаясь найти Исповедника.
— Томас! — ее голос звонко прорезал ночную тьму.
— Я здесь, — раздался где-то недалеко его глухой ответ.
Голос доносился примерно в десятке футов от нее. Никки медленно поднялась, стараясь при этом не потерять равновесие, и, наконец, ее взгляд сфокусировался на нем. Томас уже стоял, опираясь на полуразрушенную колонну, и в его позе читалось явное раздражение.
— Что с нами только что произошло, Владетельменя побери? — его голос был слишком громким, отчего Никки слегка напряглась. Они были крайне уязвимы для недоброжелателей сейчас, когда они не успели даже оглядеться вокруг и понять, где находились.
— Говори тише, нас могут услышать, — шикнула она на него. — Я все объясню, но сначала нам надо выбраться отсюда.
— Это будет сложно, — он кивнул налево и наверх, и Никки, обернувшаяся вслед за ним, поняла, что он имел ввиду. Над ними нависал отвесный земляной вал минимум в пятьдесят футов высотой, и колдунья поняла, что забраться наверх попросту невозможно, если они, конечно, не научатся летать.
Увидев это препятствие, Никки не составило труда понять, где они оказались. Это место ничуть не изменилось с того момента, как она приехала сюда ранним утром, составив тем самым компанию Ричарду: тогда они оба оказались у подножия горы Киммермост. Сейчас же Никки и Томас стояли прямо на обломках Храма Ветров, а наверху шла прямая дорога в Эйдиндрил. Ее озадачивало лишь то, что она не была уверена в возможности выбраться из оврага, в котором они оказались, ведь тогда, полтора месяца назад, ей не попался на глаза ни один спуск.
— Пойдем в обход, — наконец решила она. Томас мрачно кивнул — он тоже не видел другого выхода.
К счастью, тропинка все же нашлась. Должно быть, ее появлению они оба были обязаны местному населению, а именно мародерам, в надеждах которых руины храма древности могли стать местом для получения наживы. Конечно, это было не так, ведь даже когда Ричард и Никки, боевой чародей и бывшая Сестра Тьмы, приехали сюда в поисках помощи, они не смогли найти ровным счетом ничего. А ведь они хотя бы примерно знали, что им следовало искать.
Когда они поднялись на вершину холма, небо было все таким же непроницаемо-черным. Оказавшись прямо перед дорогой, ведущей в столицу Срединных Земель, они встали перед тяжелым выбором: севернее Храма Ветров не было ни единого города, в котором они могли бы переждать опасность, а были одни лишь горы. Там, на севере, долго не протянешь даже в середине весны. На юге дела обстояли не лучше: там находился Эйдиндрил, в который со дня на день могли нагрянуть либо д’харианские, либо имперские войска. Встреча и с теми, и с другими была бы нежелательна и для Никки, и для Томаса.
По правде говоря, колдунья совершенно не знала, что им предстояло делать. Но сейчас их главной задачей был поиск дороги.
***
— Не вижу ничего необычного, — заключила Кэлен, в очередной раз обходя камеру Томаса вдоль всей ее ширины. Она, и Ричард, и Кара исходили ее вдоль и поперек уже не один раз, но не увидели ничего, что могло бы намекнуть на способ, которым Исповедник сбежал отсюда с помощью Никки.
— Кроме, разве что, кровавой Благодати. По собственному опыту могу сказать, что в ее присутствии где бы то ни было всегда кроется что-то необычное, — ответил ей Ричард, сидевший возле начертанного на полу рисунка. Он внимательно осмотрел его, проверяя правильность каждой линии, а затем неопределенно вздохнул. — Но, даже при всем желании, я не могу понять, как она связана с их исчезновением. Кровавую Благодать чертят, чтобы связаться с завесой и Подземным Миром, но никак не для перемещения в Мире Живых.
Подбоченившаяся Кара стояла по правое плечо Ричарда, выражая крайнее отсутствие заинтересованности магическими аспектами этого дела. Оказавшись здесь, она, морд-сит, прежде всего начала проверять целостность замков и дверных петель. Не удивительно, что ее проверка не показала ровным счетом ничего.
— Может быть, они мертвы? — предположила морд-сит, неопределенно взмахивая рукой. Ричард лишь пожал плечами. Это казалось ему маловероятным.
— Это не в духе Никки — убить человека, о жизни которого она так пеклась, заодно прикончив и себя, — в его замечании не было и капли веселья, но Кара чему-то усмехнулась.
— Я согласна с Ричардом. Можно предположить, что она хотела помочь ему выбраться отсюда, но, возможно, использовала для этого не самые доступные нашему понимаю способы, иначе они оба все еще были бы здесь. Тогда вопрос заключается лишь в том, где они сейчас.
— Это самый важный вопрос, — кивнул Ричард, — и я не имею ни малейшего понятия, куда эта штука могла занести их. Натан уже был здесь? — чуть громче обратился он к Бердине, стоявшей в дверном проеме.
— Этой ночью. Мы сразу же позвали его, — она уверенно кивнула. — Он тоже обратил внимание на эту… — она вдруг осеклась, стараясь верно воспроизвести данное Ричардом обозначение, — на Благодать. Я помню, что он сказал, что они, должно быть, мертвы.
— У него были основания для подобного вывода. Но все же, это не так, — теперь он выпрямился, упирая руки в бока и продолжая неотрывно смотреть на хитросплетения линий, начертанных на полу, будто в них крылся ответ на все его вопросы.
— Ричард, — Кэлен постаралась отвлечь его от изучения Благодати, зная, что так он думал скорее над проблемой, нежели над решением. Она решила перенаправить его мысли в другое русло, — ты сказал, что эта Благодать способна связать человека с Подземным миром.
— Верно.
— Если она способна убить кого бы то ни было, значит, она способна провести его через завесу и отправить в небытие, — Кэлен начала вышагивать перед Ричардом и Карой, стараясь как можно более основательно передать свою догадку. Эта неожиданная мысль, вызванная словами ее мужа, не успела полностью оформиться в ее голове, и потому она решила возложить эту ответственность на него. По его глазам было видно, что он уже догадывался, о чем она хотела сказать, — но ведь Подземный Мир окружает жизнь со всех сторон, как это и показывает Благодать.
— Ты хочешь сказать, — он задумчиво коснулся подбородка кончиками пальцев, — что Никки отправила их обоих в Подземный Мир, чтобы затем вновь пересечь завесу, но оказаться в совершенно другом месте?
— Но возможно ли это? Такая схема кажется довольно запутанной.
— Очень запутанной, — вклинилась в их диалог Кара, этим самым вызвав удивление у двух других людей, — и довольно безрассудной. Кто в здравом уме стал бы делать подобное ради очередной пешки Джеганя, лишенной инстинкта самосохранения? — ее голос так и сочился ядом.
Ричард и Кэлен поняли, что она имела ввиду. Кара была готова отдать свою жизнь за них обоих, не испытав ни малейших сомнений, ведь ее предназначением была их защита. Но, даже несмотря на ее пренебрежительное отношение к смерти, она бы не стала погибать за кого-то, кто не был бы достоин ее верности. Морд-сит разглядела в Никки такого же человека, и потому не могла так просто смириться со своим промахом: она редко ошибалась в людях.
— Он не просто пешка, — Ричард признал это без малейшего желания, — он — его секретное оружие: Исповедник, обладающий двумя сторонами магии.
— Ведь ты не хочешь сказать, что Никки все это время была не на нашей стороне? — Кэлен опустила руки на талию, с трудом веря его словам, хотя она и знала, как тяжело было заслужить доверие Ричарда и как легко — потерять.
— Я не могу обвинять ее в этом, пока не буду полностью уверен. Но мы не можем отрицать даже такой вариант после всего, что произошло. С другой стороны, возможно, у нее и этого юнца все же есть свои старые счеты, о которых она не хотела рассказывать нам.
— Допустим, что она действительно решила вызволить его отсюда без нашего ведома, — Кэлен стремилась удалиться от этой темы, и от Ричарда не укрылось, что на бессознательном уровне она все еще защищала Никки. Что могло объединять их настолько сильно, что они стали неравнодушны друг для друга? — но мы возвращаемся к тому же вопросу, с которого начали: где нам искать их?
— Везде, — мрачно констатировала факт Кара. Ричард кивнул.
— Они могли оказаться где угодно, даже в Вестландии. И все же, нам придется найти их.
— Но как? — Кэлен всплеснула руками, отворачиваясь от Ричарда и Кары. Сама идея казалась ей безнадежной.
Теперь все трое молчали. Это, пожалуй, и была самая тяжелая часть в решении загадки.
***
Все время, что они находились в темницах Народного Дворца, Ричард внимательно наблюдал за Кэлен. Она вела себя немного более скованно, чем обычно, словно одно лишнее движение могло расшевелить неприятные воспоминания, затаившиеся где-то в ее груди. То же самое можно было сказать о нем: ровно с того момента, как они оба зашли в камеру, его мысли не покидали воспоминания о разговоре, что состоялся между ними после встречи Кэлен и Томаса.
Она рассказала ему обо всем ровно через день. За несколько часов до этого им пришлось созвать небольшое заседание, состоявшее лишь из них двоих, Никки, Натана и нескольких морд-сит, включая Кару и Бердину. Тогда Кэлен и упомянула о своей встрече с заключенным под стражу Исповедником, этим немало удивив Ричарда. Уже после, наедине, ей пришлось признаться ему во всем: и в их разговоре, и в том, что тот поцеловал ее, и даже в том, как именно она остановила его.
Не удивительно, что ее муж был в ярости. Считанные мгновения ушли у него на то, чтобы осознать, какой опасности себя подвергла Кэлен, когда пошла в темницы в одиночку, без него, Ричарда. Ненависть к Томасу причудливо переплелась с ненавистью к нему самому, ее мужу, который допустил это, и с разочарованием. Разочарованием в его жене, рискнувшей собственной жизнью и жизнью их нерожденного ребенка.
Ни один из супругов не имел привычку повышать голос, но в тот момент, когда лорд Рал был готов разорвать пленника на части, а Мать-Исповедница должна была вразумить его и предотвратить это, все их поведенческие основы утратили свой смысл. И они кричали друг на друга в первый раз после их свадьбы. Если до первой неудавшейся церемонии между ними имели место регулярные стычки и словесные перепалки, которые никогда не заканчивались ничем хорошим, эта ссора не имела с ними ничего общего. Ричард был в ярости. Кэлен была в отчаянии. Чтобы остановить своего мужа, когда тот уже был в полной готовности для того, чтобы воспользоваться Мечом Истины против столь ненавистного ему человека, она буквально загородила ему проход, налегая спиной на дверь, благо та открывалась внутрь, а не наружу.
Когда, в конце концов, почуяв неладное, в кабинет ворвались Кара и Бердина, они остолбенели, увидев, как два хладнокровных правителя так откровенно выражали свои эмоции. Именно шок на лицах морд-сит и вразумил их, заставив понять, насколько неподобающим было их поведение. Завершением всего диалога стала поджатая челюсть Ричарда и уставленные в пол глаза его супруги.
Теперь, когда Ричард поймал потускневший взгляд Кэлен на своем лице, он был рад, что Томас исчез. Он понимал, что, окажись тот рядом, сдержать свои эмоции и не убить его было практически невозможно.
Проведя в камере без лишнего несколько часов, Искатель решил, что больше они не смогут найти ничего из того, что могло бы помочь в сложившейся ситуации. Поэтому, проходя мимо Кэлен, он слегка тронул ее за плечо, и, когда она обернулась в его сторону, незамедлительно сказал ей:
— Мы уезжаем в Эйдиндрил сегодня.
— Сегодня? — удивленно переспросила она его.
— Чем раньше мы отправимся туда, тем лучше, — он решил не вдаваться в подробности принятия этого решения. По правде говоря, атмосфера Народного Дворца уже начала угнетать его.
***
Никки и Томас все же направились в Эйдиндрил, надеясь раздобыть там какую-нибудь нехитрую пищу и, что было бы идеально в их ситуации, несколько лошадей, дабы не быть пойманными у городских ворот и покинуть город как можно скорее. Дорога заняла около четырех часов, так что они застали рассвет уже у подножия Дворца Исповедниц.
— Жди здесь и не показывайся никому на глаза, — приказала она ему, а сама высунулась из-за угла ближайшего к воротам, ведущим во дворец, дома, готовясь отправиться в самое опасное для них обоих место. После того, как они покинули Народный Дворец, дороги в ранее доступные Никки места были закрыты для них обоих. Но это правило вступало в силу только после прибытия Ричарда в Народный Дворец.
— Подожди! — почти прошипел Томас, хватая ее за рукав пыльного черного платья и оттаскивая от дороги. — Как ты себе это представляешь? Гвардейцы схватят тебя прямо у ступеней Дворца.
— Они еще не знают о том, что я сделала, потому что сейчас только раннее утро. Ричард не мог успеть вернуться во Дворец так быстро и понять, что с нами произошло, а тем более оповестить всех о том, что нас необходимо искать.
Разумно.
— Кстати об этом: я и сам ни на йоту не продвинулся в понимании того, что ты пыталась сделать с нами обоими. Иди, но как только ты вернешься, я уже не оставлю тебя в покое, — Томас ничуть не был воодушевлен ее планом, но выбора не было: навещая его в темнице, Никки не догадалась захватить с собой котомку с едой и немного золотых монет.
И она ушла, а Исповедник остался стоять у подножия твердыни, возвышавшейся на самой окраине города. Пока он ждал колдунью, у него было время оглядеться: вдалеке от белокаменного и воздушного дворца, на севере, застыла черная громада Замка Волшебника — так назвала его бывшая Сестра Тьмы — выходившая прямо из огромной скалы, на вершине которой все еще лежал снег. Между этими диаметрально противоположными строениями лежала дорога, занимавшая, как минимум, полчаса, но казалось, словно они — единое целое, сосредоточие власти во всех Срединных Землях.
И, как ни странно, Томас был захвачен Эйдиндрилом врасплох. В этом городе ему было спокойно, словно он прожил здесь достаточно долго, чтобы он стал его домом. Каждая улица казалась знакомой, словно он пробегал по ней бесчисленное количество раз, и даже плен забвения, на который он обрек самого себя, теперь казался ему лишь миражом. Он помнил дыхание этого города, помнил игры с дворовыми детьми, простыми оборванцами, помнил рассветы и закаты, которые он встречал на узкой дороге, ведущей в замок… Но он не помнил ни одного человека. Даже дети, с которыми он играл в игру со странно знакомым названием, Джа-Ла, были словно лишены лиц. Он не узнавал здесь ни единой души, хотя улицы не были пусты даже в этот рассветный час.
Он невольно сравнивал Эйдиндрил с Народным Дворцом или же Андеритом. Последний напоминал ему сточную канаву и вызывал лишь отвращение, а Народный Дворец стал его тюрьмой, хотя в этом и была лишь его, Томаса, вина. Он не смог бы подобрать верных объяснений, но Эйдиндрил казался ему чем-то родным. Чем-то до боли знакомым. Возможно, он прожил здесь достаточно долго, чтобы это оказалось правдой.
Не прошло и получаса, как Никки вернулась, ведя под уздцы довольно буйного гнедого жеребца. Следом за ним, послушно и в какой-то мере безразлично, шел вороной конь, предназначавшийся, очевидно, для Томаса. Он не сразу сумел заметить это, но теперь она была не в черном платье, а в дорожном костюме: на ней была темно-зеленая рубаха и новые дорожные штаны. Томас ощутил укол ревности к этому факту (до чего доводит темница!) и пожалел, что ему не представилась возможность избавиться от грязной и повидавшей камеру рубахи и засаленных штанов. Он уже молчал о желании избавиться от многодневной щетины.
Когда колдунья подошла поближе, он увидел, что за ее спиной был довольно внушительного вида рюкзак, доверху набитый всем необходимым в дороге.
— Как тебе удалось? — восторженно, словно ребенок, спросил ее Томас.
— Как я и думала, нас все еще не разыскивают, поэтому мое появление во Дворце никого не смутило, в том числе главную кухарку Дворца — госпожу Сандерхолт, — Никки самодовольно улыбнулась, передавая Томасу другого жеребца и опуская стремена на седле своего. Ее конь нетерпеливо гарцевал на месте, но все же он дождался, пока колдунья сумеет забраться на него. Томас не смог не отметить, как грациозно смотрелась в седле эта самоуверенная блондинка, которой, как бы он ни пытался противиться этому факту, он был обязан своей жизнью.
Имя, названное Никки, показалось ему знакомым, и это немало обрадовало его. С сегодняшнего дня его прежняя жизнь начинала немного проясняться в его голове.
— Ты случайно не захватила новую одежду и для меня? — она кивнула.
— Еще немного, и эту рубаху будет не отодрать от тебя. Я не могла не попытаться предотвратить это, — с напускным неудовольствием проговорила она, — но сначала нам нужно уехать отсюда, и как можно скорее. Как только мы покинем окрестности Эйдриндрила, можно будет немного передохнуть.
Томас кивнул, и, поставив ногу в стремя, так же быстро оказался в седле. Конь под ним, только что спокойно шествовавший за своим буйным приятелем, оказался не менее задорным, и в следующее же мгновение тот подорвался с места рысью, почти переходившей в галоп. Томас, для которого их долгая ночная прогулка показалась целым марафоном после почти полуторамесячного заточения в темнице, сейчас почувствовал, как в его теле пробуждалась ото сна каждая клеточка. За ним, легко и вальяжно рассекая по полупустынным улицам, галопировал конь Никки.
Исповедник видел, что, несмотря на нрав своего коня, колдунья не испытывала ни малейших проблем. Она немного приподнялась в стременах, позволяя жеребцу спокойно бежать, и поводья в ее руках совершенно провисали. Подобное доверие к животному вызвало у Томаса удивление: эта маленькая деталь никак не вязалась с ее образом.
Но разве мог он знать, что столь незаметная вещь, которая так смогла приковать его внимание, передалась ей от ее бывшего ученика, нынешнего Магистра Д’Хары?
***
— Нам пора, — окликнул жену Ричард, уже готовясь покинуть покои. Кэлен продолжала сидеть на постели, понимая, что таким образом она лишь оттягивала их отъезд: ей было нечего собирать, а все необходимое для отправления в Эйдиндрил было сделано еще до наступления полудня.
Ничто больше не задерживало их в Народном Дворце. Они могли отправиться в столицу Срединных Земель — на ее родину, по которой она незримо скучала все это время. Так почему на душе было так неспокойно?
Быть может, она стала слишком сентиментальной, поэтому даже не столь значительная вещь вызывала у нее тоску. В Народном Дворце она познакомилась с Ричардом и здесь же она, по-настоящему полюбив его, стала его женой. И даже несмотря на то, что именно в Д’Харе над ее жизнью уже дважды нависала серьезная угроза, она успела сильно привязаться к этому месту и к населявшим его людям.
С тяжелым сердцем Кэлен поднялась и направилась к выходу, напоследок окидывая взглядом их с Ричардом покои. Мать-Исповедница понимала, что вернется сюда довольно скоро: пока в Срединных Землях находились армии врага, ребенок не мог появиться на свет в их столице, разоренной войной. Она должна была вернуться в Народный Дворец еще до его рождения.
Кэлен не могла не подумать о маленьком доме на опушке леса, в котором они провели всего один день. Может быть, этот один день когда-нибудь продлится до недели, месяца, года? Когда-нибудь, когда жизнь станет спокойной и предсказуемой. А пока что она могла лишь бережно хранить эту мысль в своих мечтах.
Стоило ей поравняться с мужем, она заметила движение слева по коридору. Кэлен наклонилась, и практически в этот же миг в ее руках оказалась Лора, которая молча давилась слезами. Девочка стойко пережила их поспешное возвращение во дворец и новость о том, что люди, заменившие ей родителей, должны будут на некоторое время покинуть ее. Сердце Кэлен болело от мысли о предстоящей разлуке, но она не могла не думать о том, как гордится своей терпеливой девочкой, пережившей столь многое.
— Тише, тише, милая, — попыталась успокоить ее женщина, выпрямляясь и все так же держа ее в своих руках. Ричард, не сказавший ни слова, протянул к жене руки, чтобы забрать девочку, понимая, что та была слишком тяжелой для Кэлен в ее положении. Но она не спешила отпускать ее: ей хотелось как можно дольше задержать ее в своих объятиях, запомнить ощущение ее мягких льняных волос, щекотавших ее подбородок, и тонких рук, которые так доверительно обвивали ее шею. В последнее время ей все чаще казалось, что Лора и правда была ее дочерью. Однажды Ричард даже сказал ей, что их с Лорой глаза были практически одинакового изумрудного оттенка. Простое совпадение, не больше, но тогда оно вызвало у Кэлен улыбку.
— Я боялась, что вас уже нет, — голос девочки звучал и горько, и сладко одновременно: она была рада, увидев их, но огорчена тем, что, так или иначе, им предстояло расстаться. Дорожки слез успели прочертить отчетливые линии по детскому личику, этим вызывая еще больший прилив сожаления и у Ричарда, и у Кэлен.
Лорд Рал аккуратно перенял девочку из рук своей жены, и она в очередной раз подивилась тому, насколько правильно он выглядел, держа Лору на руках. В этот миг женщина почувствовала прилив благодарности к Создателю, к добрым духам и ко всем, кто хоть как-то влиял на нити их судеб, просто за то, что они переплели их, позволив им обоим встретить эту девочку и полюбить ее, как собственную дочь. Они смогли спасти ее от страшного, одинокого детства.
— Мы бы ни за что не уехали, не попрощавшись с тобой, — заверил ее Ричард, в то время как Кэлен подошла поближе и приобняла его за талию.
— Правда-правда? — она так и не научилась правильно произносить букву «р», и оттого ее вопрос, исполненный самой наивной верой, вызвал добродушную улыбку у обоих супругов.
— Слово Искателя Истины, — усмехнулся Ричард, целуя ее в макушку. Девочка, которая, скорее всего, не знала, что в действительности значат два последних слова, всецело поверила словам мужчины, вполне осознавая их весомость. Лора проявляла к Ричарду самое что ни на есть трепетное отношение: Лорд Рал успел стать для нее неоспоримым авторитетом и эталоном силы, и маленькая девочка с неподдельной готовностью внимала каждому сказанному им слову. Ее отношение к Кэлен было совсем другим. Они понимали друг друга с полуслова, как если бы их соединяло нечто совершенно незримое, но при этом безгранично сильное и прочное.
Вот так, втроем, они направились к Сильфиде, сопровождаемые солдатами Первой Когорты и несколькими морд-сит. Сердце Кэлен разрывалось от необходимости предстоящей разлуки, как, впрочем, и Ричарда, но они оба были нужны в Эйдиндриле.
Кэлен должна была вернуться домой. И, как бы она ни боялась этого факта, возможно, в последний раз.
Комментарий к Глава XIX
Я знаю, это было очень-очень долго! Но ЕГЭ устанавливает свои порядки, поэтому, только расправившись с ним, я поспешила выложить главу.
Могу сказать, что в процессе написания меня накрыл небольшой творческий кризис, поэтому я не слишком торопилась дописывать. Но надеюсь, что из моих метаний все же вышло что-то приличное)
P.S. Мне поступила просьба немного пообъемнее расписать ссору Ричарда и Кэлен (я согласна, это что-то невиданное), в связи с этим вопрос: стоит ли выкладывать это в качестве бонусной главы? Пишите свое мнение в комментариях!
========== Streit ==========
Комментарий к Streit
Предупреждение:в этой главе Ричард и Кэлен не очень канонные (даже относительно моего фанфика), поэтому часть и выложена как бонусная. Приятного чтения!
Relax my beloved, don’t worry for me.
Don’t shed a tear for me, always be near for me.
Be comforted my love, don’t bow you head for me.
Promise your smile for me, don’t ever cry for me.
You know these walls they may fall down,
But I’ll still hold on to you.
At heights higher than your imagine me too.
Then maybe again we would weep
like we’ve done a thousand times before.
Don’t turn your back on me, or shout
as you walk out the door.
Все время, что они находились в темницах Народного Дворца, Ричард внимательно наблюдал за Кэлен. Она вела себя более скованно, чем обычно, словно одно ее лишнее движение могло расшевелить неприятные воспоминания. То же самое можно было сказать о нем: ровно с того момента, как они оба зашли в камеру, его мысли не покидали воспоминания о разговоре, что состоялся между ними после встречи Кэлен и Томаса.
Он, Ричард, находился в библиотеке вместе с Никки, Натаном и Карой. В тот день его жена немного задержалась, и потому они с Бердиной появились лишь спустя несколько десятков минут после начала их импровизированного заседания, когда они уже успели начать обсуждение дальнейшей судьбы Исповедника. Никки твердо стояла на своем, не позволяя им лишить пленника жизни, на что Натан лишь фыркал. Пророк заметил, насколько необычен был их заключенный, еще тогда, когда тот был лишен сознания, и у него была возможность коснуться его своим даром. Впрочем, все четверо были одинаково обескуражены и запутаны всем произошедшим.
Когда Кэлен появилась на собрании, Ричард и Никки уже вели оживленный спор, а Кара и Натан были на удивление безмолвны, словно боялись прервать ожесточенное противостояние двух людей с диаметрально противоположными мнениями.
— Тебе следует поговорить с ним, — Ричард остолбенел, услышав в голосе колдуньи нотки мольбы. Это никогда не было в ее характере — просить о чем-то, пусть даже завуалированно.
— Если ты думаешь, что это убедит меня в его невиновности, я вынужден разочаровать тебя, — мужские глаза сверкнули сталью. — Более того, он не стоит ни моего внимания, ни внимания Кэлен, просто потому что он давно отрезан от Джеганя и не располагает никакими сведениями. Аудиенция не имеет никакого смысла.
— Я не имела ввиду допрос! — колдунья всплеснула руками. — Лишь разговор. Ты должен понять: все его поступки были продиктованы Джеганем, а не им самим. Я знаю о том, как Томас стал его оружием против вас и, поверь мне, он ни капли не желал этого.
— Но как ты можешь знать его намерения, если тогда, на поле боя, ты увидела его впервые? Или это была ложь, и вы давно знакомы? — перенял инициативу Натан.
— Не забывай, что я долгое время помогала Джеганю. Я знала об этом плане еще давно, и более того, я знала о Томасе все, даже ни разу не встретившись с ним. Он не тот, кем вы хотите изобразить его.
— Не похоже, — Кэлен скрестила руки на груди, прерывая исповедь Никки, — что он сожалеет о содеянном.
Все пять пар глаз в этот момент обратились к Кэлен, и взгляд Ричарда был самым пристальным. Он не мог не задаться вопросом: чем были подкреплены ее слова?
— Ты была у него? — Никки, должно быть, подумала о том же, раз задала этот вопрос.
— Да, — Мать-Исповедница безразлично кивнула, и от ее мужа не укрылось, как много неприязни и отвращения было в этом жесте, — сразу же после его попадания в темницу. И он был все так же уверен в своей правоте.
— Он не понимал, что творит. До сих пор не понимает, — Никки все еще старалась образумить их, но это мало помогало. Супруги скептично переглянулись, все так же стоя по разные стороны от своей соратницы.
— Возможно, темница вразумит его, — Ричард грубовато прервал бывшую наставницу, понимая, что ему неизбежно придется уступить ей. Так или иначе, он все еще доверял колдунье, и, что бы между ними ни происходило, его отношение к ней было неизменно. Он не понимал лишь одного: почему она не могла ответить тем же? — Он останется в Народном Дворце, пока мы не поймем, что с ним следует делать. На этом все.
— Пообещай, что твои морд-сит не лишат его рассудка своими пытками. Я знаю, они хорошо умеют это.
Желваки на челюсти Ричарда непроизвольно заиграли, стоило ему сцепить зубы со всей доступной ему силой.
— Я и так пообещал тебе достаточно.
Ответ Ричарда не порадовал ее, как того и следовало ожидать. Она метнула в него свой потемневший взгляд и, приподняв подол платья, спешно прошагала мимо него, едва не поддев плечом Кэлен. Две женщины быстро переглянулись, и в следующий же миг, когда взгляды супругов столкнулись в звеневшем от молчания воздухе, Искатель понял, что его жена не разделяла его позицию.
Натан, понявший, что этими словами было закончено все обсуждение, последовал за бывшей Сестрой Тьмы, поигрывая кончиками пальцев по рукояти своего почти что декоративного меча.
— Вы тоже, — Ричард кивнул Каре и Бердине на выход, не заботясь о том, насколько бесцеремонно это звучало. Его слова ничуть не задели двух морд-сит, но они, как обычно, не собирались так просто уступать своему лорду.
— Но, Магистр Рал… — начала возражать Бердина, как вдруг Ричард прервал ее:
— Мне нужно поговорить с женой. Сейчас.
Кэлен с сомнением глянула на мужа, но все же кивнула обеим морд-сит, подтверждая его приказ. Он был рад, что она поняла, на какую тему у них намечался диалог, и не стала убегать от него.
Как только оставшиеся люди покинули библиотеку и за ними закрылись массивные дубовые двери, Мать-Исповедница грациозно опустилась в кресло, при этом не сводя взгляда с фигуры Лорда Рала. В одном этом жесте он сумел различить такую внутреннюю силу и властность, которой, должно быть, не обладала никакая другая женщина, кроме его жены. Конечно, одним из важнейших ее умений было проявлять их в нужное время, а именно тогда, когда Ричард собирался наступить на них. Ее независимость вела себя подобно свирепому хищнику, пробужденному ото сна незадачливым охотником.
— Ты была у него вчера? — она лишь медленно кивнула, не опуская голову и не стараясь скрыть правду. Их глаза неотрывно наблюдали друг за другом, — но ты не говорила об этом. Почему?
— Я собиралась. Но случай представился только сейчас, — это было оправдание. Самое настоящее оправдание. Он видел, что она умалчивала об этой встрече совершенно по иной причине, но никак не потому, что не нашла для этого времени.
— Ты совершенно не умеешь врать, Кэлен, — он улыбнулся краешком губ, но она не ответила. Исповедница казалась крайне напряженной, словно сейчас Ричард был не мужем, любящим ее всем сердцем и заботящимся о ее безопасности, а властолюбивым тираном. — Ты знаешь, это небезопасно — приходить к нему в одиночку, даже после того, что Никки пыталась нам доказать.
— Я понимаю твою обеспокоенность, но, поверь, я все еще в состоянии позаботиться о себе, — Ричард шумно выдохнул, ведь он заранее знал, каким будет ее ответ.
— Это не так, если магия исповеди бессильна. А, если я не ошибаюсь, она совершенно бесполезна против другого Исповедника.
— Так или иначе, все обошлось, — ее ответ был слишком сдержанным, и мужчина понял, что она все еще не была откровенна с ним. Незаметно для него самого, его вдруг объяла тревога. Он посмотрел на Кэлен с ощутимым нажимом, так, что даже разделявшее их расстояние не уберегло ее от навязанного им вопроса.
Она повела плечами, опустила взгляд. Спустя минуту молчания она облизнула губы, затем разгладила ткань платья на своих коленях. Что-то внутри Ричарда, холодное и скользкое, подсказало ему, что он поймал ее, словно раненного зверя. Она была беззащитна под его взглядом.
— Он поцеловал меня, — ее голос был напрочь лишен эмоций, в то время как в голове Ричарда одно чувство теснило другое. Первым и самым поверхностным была ревность. Затем ее стремительно сменил страх. И только после этого пришла злость.
— Он успел сделать что-нибудь еще?
— Нет, нет, — она начала качать головой, поднимаясь с кресла и приближаясь к Ричарду. Ее пальцы твердо сомкнулись на его предплечьях, — когда я поняла, что все могло зайти слишком далеко, я остановила его.
«Слишком далеко». Он прекрасно знал, что значили эти слова, когда они касались отношений мужчины и женщины. Поэтому ему не нравилось слышать их из уст своей жены, особенно когда она говорила о Томасе. Он испытал такой прилив вины, который смог лишить его дыхания на несколько долгих секунд.
— Ты не должна была идти к нему одна, — он отстранился от нее, чувствуя, как его взгляд медленно начинал пустеть.
Она не нашла ответа. Застыв в нерешительности, она больше не пыталась сократить расстояние между ними, чувствуя, что Ричарду приходилось держать себя в руках, чтобы не дать выход эмоциям.
— Ты бы не отпустил меня к нему.
— И я был бы абсолютно прав.
Кэлен медленно выпрямилась, расправляя грудь и впуская в нее волну негодования и злости. Она не привыкла к этому и вряд ли привыкнет. А что касалось Ричарда… для него ее безопасность была важнее всего, и сейчас, когда он узнал, что она подвергла себя подобному риску, он понимал, что лишь усилие воли отделяло его от неправильных выводов, неправильных решений и неправильных слов.
— Я имею право самостоятельно принимать решения. Я — Мать-Исповедница, и мне было необходимо поговорить с ним, чтобы выяснить его мотивы.
— И? Ты хочешь сказать, что поцелуй сильно помог в этом?
Они ни разу не кричали друг на друга, даже в те времена, когда она, Кэлен, отвечала колкостью практически на любое его слово, а он лишь мужественно терпел это. Но сейчас, кажется, будь она хотя бы немного менее сдержанной, ушей Ричарда коснулся бы не ее спокойный и размеренный голос, а крик.
Но перед ним все еще была Кэлен, та сдержанная и воспитанная Кэлен, которая пыталась вести с ним разумный диалог. А Ричард, стоявший напротив нее, сам не заметил, как его тон невольно повысился.
Их ссоры заканчивались одним и тем же аргументом. Сейчас он мог ответить, что она была его женой и что она несла его ребенка. Но это основание, несмотря на его весомость, никогда не имело на нее должного действия, поэтому он решил довериться более емкому ответу:
— Нет.
— Что? — она немного опешила: ее брови взметнулись вверх, и прекрасные изумрудные глаза вмиг расширились. Она даже приоткрыла рот, но быстро совладала со своими эмоциями. Ричард ждал именно такой реакции, чтобы она хотя бы немного ослабила свою защиту, и он смог достучаться до нее.
— Нет. Если исполнение долга Матери-Исповедницы будет опасно для тебя, я не позволю тебе даже думать об этом, — его слова задели ее, но Ричард понимал, что он уже не мог вести себя по-другому: он был зол. Он винил себя за то, что недосмотрел, что позволил ей оказаться рядом с этим чудовищем; винил самого Томаса, винил морд-сит, которые не предотвратили это. На миг он поймал себя на том, что винил в этом и ее: ее безрассудство, ее самоуверенность и ее независимость, которые, как бы он ни противился этому, он так сильно полюбил и которые, порой, так выводили его из себя.
— Ричард, ты не можешь…
— Если это делает тебя несчастной — могу, — практически рявкнул он, уже вне себя от досады и разочарования.
— Но с чего ты взял, что я несчастна? — воскликнула она в ответ, — со мной не произошло ничего необычного!
И тогда он вспомнил все вчерашние события, которые имели место ровно после его возвращения. Он помнил, что, помимо радости от встречи с ним, она чувствовала страх. Она боялась каждый раз, когда он незаметно касался ее, словно таким образом он тревожил какие-то раны на ее теле, которые ему было не дано увидеть. Каждая частица его тела билась в агонии от того, как сильно он хотел обладать ей, но она, его жена, которую обычно мог распалить один лишь поцелуй в шею, немела под его прикосновениями. И это она называла «ничего необычного»?
Осознание едва не заставило его взвыть от бессилия.
— Поэтому вчера, стоило мне произнести его имя, ты вдруг уходила в себя? Поэтому ты застывала каждый раз, когда я касался тебя? — Кэлен сделала шаг к нему, видя, что он был на пике своих эмоций. — Что произошло на самом деле?
— Ничего! — вновь заверила она его, невольно переходя на крик, чтобы он сумел услышать ее сквозь поток своих обвинений. Но он так и не поверил ей.
Они застыли, сверля друг друга испытующими взглядами. Холодный ум Ричарда окончательно уступил место горячим и неконтролируемым эмоциям, которые обжигали его виски изнутри. Ладонь Кэлен, которая легла на его щеку, показалась ему ледяной. Она опустила взгляд, медленно и судорожно вдыхая воздух в легкие.
— Нам нужно успокоиться… и забыть об этом, — предложила она, так и не подняв взгляд. Ей оставалось лишь надеяться, что ее волнение сможет уйти, не оставив за собой никаких последствий.
Ричард отвернулся. Его глаза застилала пелена слепой ярости. Что бы ни произошло между ними в той камере, оно все еще задевает Кэлен и не дает ей быть откровенной с ним. Но он понял, кто мог ответить ему. Только осознав это, мужчина повернулся на месте, намереваясь как можно скорее встретиться лицом к лицу с Исповедником.
— Ричард! — его жена резко остановила его, схватив за рукав туники. Ее тон стал на порядок выше, чем раньше. — Что ты делаешь?
Поняв, что ее усилия не давали никаких результатов, женщина резко рванула вперед и оказалась на его пути к двери. Ей не нужно было слышать его ответ на ее вопрос, чтобы понять, куда он собирался пойти. И она совершенно не желала этого. Ей было все равно, что по ту сторону двери стояли солдаты, что там же могли находиться и преданные им обоим морд-сит. Только она могла остановить его.
Путь к выходу оказался заблокирован, и Ричарда и Кэлен разделяли считанные сантиметры. Они молча смотрели друг на друга, словно перед ними стояли совершенно незнакомые им люди. Она никогда не видела на его лице такого гнева. Он никогда не видел ее в такой растерянности, приправленной твердой решительностью.
— Тебе стоит отойти, — будь на месте Кэлен кто-то другой, он мог бы счесть это за угрозу. Но не она.
— Нет, — процедила она сквозь зубы.
— Кэлен!
— Нет! — он застыл, глядя на железно стойкое выражение лица его жены. Его ладонь звонко соприкоснулась с дубовой дверью, в футе от головы Исповедницы. Она даже не дрогнула, продолжая все так же прожигать его своим взглядом. Несмотря на то, что это был скорее жест бессилия, нежели агрессии, Кэлен испытала боль. Но не физическую — моральную.
Он приблизился к ней вплотную, так, что между ними совсем не осталось свободного пространства. Кэлен подняла голову, упрямо глядя в лицо своему своенравному супругу, при этом скрывая, как по ее телу пробежала дрожь от свежих воспоминаний. Она больше не хотела чувствовать себя загнанной в угол и лишенной свободы, абсолютно бессильной.
Именно поэтому в следующее же мгновение она толкнула его плечом и, схватив за руки, поменяла их местами. Ричард неопределенно взглянул на ее потерянное лицо, когда она поняла, что выдала себя. Нельзя сказать, что это было в ее привычках: вырываться из его рук таким образом, даже если они ссорились. Когда он прижимал ее спиной к стене, ее первым инстинктивным действием было выгнуть ему навстречу. Но сейчас это чувство несвободы вызвало у нее настолько неприятный отклик, что она не могла контролировать свои действия.
Теперь он понял, что именно она удерживала в секрете. Они оба не могли выдавить из себя ни единого слова.
— Это и есть то, что он сделал? — он, наконец, пересилил себя и спросил ее все тем же суровым, но гораздо более тихим голосом. Ему было тяжело думать о том, что испытывала его жена, будучи лишенной свободы действий таким образом.
— Да, — она тяжело сглотнула и опустила взгляд. В этот же момент Ричард мягко опустил руки на ее плечи, чтобы вернуть их в исходное положение. Когда Кэлен вновь оказалась прижата к двери, в ее изумрудных глазах плескалась неподдельная неуверенность.
— И что еще он делал? — он слегка наклонился, обдавая ее ухо своим дыханием. Исповедница, которой еще несколько секунд назад было смертельно холодно, почувствовала, как ее кровь медленно начала согреваться.
— Ричард…
— Скажи мне, — их глаза встретились, стоило Кэлен услышать его мягкую, но не терпевшую отказа просьбу. И в тот момент она приняла решение.
— Будет проще показать, — ее голос звучал непривычно глухо.
Она взяла Ричарда за руку и подняла ее, позволяя его слегка согнутым пальцам коснуться ее щеки. Мужчина неотрывно наблюдал за тем, как его большая и сильная ладонь, ведомая тонкой ладонью Кэлен, легла на ее бедро. Твердо глядя в глаза своему мужу, она положила свою руку поверх его и сильно нажала на нее, так, что его пальцы с той же силой впились в ее тело. Ричард был готов ослабить хватку, понимая, что таким образом он вполне мог оставить синяки на ее бедрах, но она не позволила ему. Это и было то, о чем он просил. То, что он хотел узнать.
Потом последовало такое же грубое прикосновение к ее плечам. Мужчина бессильно наблюдал за тем, как Кэлен расправила его ладонь и опустила на свою шею. Если бы кто-то увидел их обоих в этот самый момент, он бы непременно подумал, что Магистр Д’Хары хотел задушить свою жену.
Ричард больше не мог видеть это, но, когда он хотел убрать руку с ее горла, Кэлен покачала головой и не позволила ему. Мягко обхватив его запястье своими пальцами, она позволила их рукам спуститься вниз, через ложбинку между ее ключицами, через середину ее груди. И, в конце концов, его ладонь легла прямо на ее живот. Обычно заботливое прикосновение в этот раз, по задумке Кэлен, вышло вульгарным и грубым.
— И тогда я сказала, что, если он не уберет свои руки, я разорву его на части, — она абсолютно бесстрастно процитировала саму себя. Ричард лишь кивнул в ответ, но молчанию было не суждено задержаться между ними надолго.
— Закрой глаза, — Кэлен была удивлена его просьбой, но все же сделала это. Рал почувствовал, что только теперь, когда он не видел ее глаза, к нему возвратилось дыхание.
Он отвел волосы от ее плеча и припал губами к основанию ее шеи, медленно, словно этот поцелуйбыл единственным способом вернуть ее и заставить забыть. Она легко коснулась его щеки, заставляя подняться на уровень ее лица. Он запечатлел поцелуй на ее сомкнутых веках, на ее лбу, на ее порозовевших щеках. Не выдержав, она распахнула свои глаза, и те встретились с глазами Ричарда.
Их лица были настолько близко, что, кажется, не было такой силы, которая могла разорвать притяжение между ними. Кэлен немного подалась вперед, готовясь слить их губы в поцелуе, когда случилось нечто совершенно неожиданное.
Огромная дверь за ней уверенно подалась вперед, словно кто-то пытался открыть ее, разом навалившись всем весом, и Исповедница подалась вперед гораздо сильнее, нежели планировала. Она едва не столкнулась лбом с Ричардом, но сразу же после этого, стоило ей на какой-то дюйм отойти от двери, та дернулась с новой силой и на сей раз открылась, не без усилий. Мужчина быстро притянул женщину к себе, убирая ее с пути движения этой массивной деревянной угрозы, когда в библиотеку ворвались Кара и Бердина.
Увидев столь обескураженных правителей Нового Мира в объятиях друг друга, морд-сит не удержались и прыснули от смеха.
— Вы затихли, и мы решили проверить, не убили ли вы друг друга, — пояснила Бердина, силясь превозмочь смех.
— Вы оба кричали настолько громко, что мы решили, что это вполне возможно, — Кара вела себя, как обычно, более сдержанно, но и в ее голосе слышались нотки иронии.
Кэлен тяжело вздохнула, Ричард — тоже. Мать-Исповедница тронула своего мужа за руки, обвитые вокруг ее талии, и он отпустил ее, поняв, что она хотела именно этого. Она, словно безликая тень, протиснулась через злополучный дверной проем, проходя мимо двух морд-сит и, словно последних минут их спора не было вовсе, направилась куда-то в полном одиночестве.
Ричарду оставалось лишь попросить Бердину последовать за ней. Когда они с Карой остались вдвоем, на его уме был лишь один вопрос:
— Почему она так упряма? — вряд ли на этот вопрос существовал разумный ответ, но светловолосая морд-сит, кажется, даже не догадывалась об этом.
— Потому что она ваша жена, — Кара лишь пожала плечами. — Больших упрямцев, чем вы двое, не сыскать во всем Новом Мире.
Разве с этим можно было не согласиться?
========== Часть III. Глава I ==========
В конце концов, Томас и Никки оказались в предместье Эйдиндрила. Миновав одну из небольших деревень, которую им пришлось обойти кругом, чтобы больше не оставлять ни единого следа для тех, кто захочет их найти, они скрылись в темном хвойном лесу.
Получив возможность отдохнуть, первым делом Томас решил сменить одежду. Как же было приятно избавиться от столь явных следов своей несвободы и вновь надеть что-то удобное и чистое! Эти лохмотья настолько опротивели ему, что он был готов сжечь их на костре при первой доступной возможности. Еще более его раздражал лишь Рада-Хань, все еще висевший на его шее.
Когда он вернулся, Никки уже сидела на какой-то коряге, держа в руках раздобытые ею хлеб и солонину. Исповедник охотно присоединился к трапезе. В рюкзаке оказались и два наполненных бурдюка, так что, утолив жажду и голод, он решил, что настало время для долгожданного разговора. Его рвение скорее узнать все подкреплялось и тем, что прямо над бурдюками лежал приличного размера кошель с золотыми монетами, который вряд ли могла одолжить простая кухарка.
— Ты хочешь знать, откуда взялись деньги? — угадав его мысли, спросила она.
— Верно, — ответив, Томас припал губами к бурдюку. Так или иначе, его боковое зрение не оставляло кошель ни на секунду. Это было проявление не алчности, а скорее настороженности.
— В этом мне помог твой друг, Далтон Кэмпбелл, — юноша едва не поперхнулся водой. Его глаза заметно округлились, когда он все же сглотнул воду и даже поморщился от ощущений.
— Ты не шутишь? — она отрицательно замотала головой. — Мы расстались с ним не в лучших отношениях. Да и что он вообще может делать в Эйдиндриле, если все вокруг считают, что Андерит предал Д’Хару? Для него тоже должны были быть определенные… последствия.
— Я спросила его о том же. Он ответил, что этот вопрос уже улажен. Должно быть, теперь, когда ты не представляешь никакой опасности, Андерит решил поклясться в верности Новому Миру.
— Очень интересно, — хмыкнул он в ответ. — Еще зимой Андерит был занят войсками Имперского Ордена. И все же, Далтон мне не друг.
— Он сказал, что обязан тебе жизнью, и потому, узнав, что я прибыла с тобой, немедленно согласился помочь мне. Он достал для нас лошадей и передал это, — Никки указала на кошель.
— Приятно осознавать, что я не ошибся, не исповедав его.
— Приятно осознавать, что мне по пути попался именно он, — в тон ему ответила она, пожав плечами. — Хотя и не понимаю, с чего бы его терзала бессонница в столь ранний час.
— Должно быть, обуяли муки совести, — предположил Томас, вспоминая, что этот человек имел совершенно двоякое отношение и к Имперскому Ордену, и к Д’Харианской Империи. Ко второй, возможно, более доверительное. Вряд ли он когда-нибудь перестанет разрываться на части между двумя лагерями в поисках выгоды. — Ты не могла бы избавить меня от этой железки? — Исповедник указал пальцем на кусок металла, все еще обхватывавший его шею.
— Я успела совершенно забыть о нем, — спохватилась она, практически сразу же коснувшись кончиками пальцев Рада-Хана. Томас начал чувствовать, как нечто на его шее, о внешнем виде которого он не мог и догадываться, начало немного нагреваться под действием магии Никки. — По правде говоря, тебе больше идет быть бессильным.
Как только обруч распахнулся, Исповедник освободил свою шею от этого малоприятного предмета и размял ее, помассировав ладонью и наклонив то в одну, то в другую сторону. Ему было приятно ощущать, как веретено магии внутри него растворилось, и все нити его жизненной силы вновь разошлись по его телу. Ощущение было настолько благодатным, что он даже решил пропустить колкость колдуньи мимо ушей.
— А теперь я попрошу тебя рассказать о нашем побеге, — Томас все же настоял на важной для него теме ровно после того, как ему удалось рассмотреть диковинную вещицу поближе. Это явно был не простой, грубо обработанный кусок металла, а скорее произведение искусства. Исповедник был удивлен, что основной задачей этого изящного предмета было сдерживание магии. Недолго думая, он спрятал Рада-Хан в свой рюкзак, лежавший буквально в нескольких футах от него.
— Что именно ты хочешь знать? — она явно старалась изобразить из себя невинную овечку, словно с ними обоими не произошло ничего необычного. Он даже не сомневался в том, что у этой колдуньи едва ли не самый огромный груз секретов за спиной — даже больше, чем у него, Томаса, или у любого другого из ныне живущих.
— Сложный вопрос, позволь мне поразмыслить. Например, то, как мы оказались в Срединных Землях, — он начал загибать пальцы, даже не скрывая свою ядовитую ухмылку, — что это было за место, и с кем ты там говорила. Да, и, конечно, потрудись объяснить, как мы туда попали, и что ты вообще хотела сделать, когда чертила моей кровью Благодать?
— Пойдем по порядку, — она тяжело вздохнула, — Благодать помогла нам пересечь завесу, и тогда мы оказались в Храме Ветров, — «хотя и не должны были», говорили ее глаза, — вернее, не в самом Храме, а у самого входа в него. Поскольку раньше он существовал не только в Подземном мире, но и в мире Живых, покинув его, мы оказались рядом с Эйдиндрилом — то есть там, где он когда-то находился. В этом нам помог один из духов, что обитают в Подземном Мире, а именно — Даркен Рал.
— Ты хочешь сказать, что изначально планировала именно такой побег? — Томас не мог не ухмыльнуться.
Она кивнула так, что даже Исповедник бы не заметил, что Никки лгала.
— Впечатляет, — не смог не подметить он. — Расскажи поподробнее о Храме Ветров. Что это за место? И как можно было просто стереть его с лица земли?
— Ты шагаешь по тонкому льду, — предупредила она, давая ему понять, что, если они оба сделают хотя бы один неаккуратный шаг, то провалятся в холодный исторический океан. И все же, ей пришлось продолжить: она воспользовалась истинно д’харианской манерой ведения разговора и постаралась отчеканить все как можно более лаконично и понятно, чтобы не вызвать у него лишнего внимания к этому вопросу:
— Это древнее хранилище самой опасной магии. Оно было создано волшебниками Нового Мира три тысячи лет назад, во времена Великой Войны, после чего было разрушено в нашем мире, чтобы никто больше не смог воспользоваться сокрытыми в нем знаниями и артефактами.
Глаза Томаса полыхнули заинтересованностью, в точности так же, как загорался взгляд Ричарда, стоило тому уцепиться за интересный факт.
— Но зачем им было создавать его, а затем уничтожать? Разве в этом есть смысл?
Никки тяжело вздохнула. Видимо, придется поведать ему все: от любопытства Ралов нет спасения.
Они провели за разговором почти весь день. Собеседники и сами не заметили, как их разговор плавно затрагивал все новые и новые темы, одну за другой. Томас увлеченно слушал рассказ Никки, задавая ей интересующие его вопросы. Колдунья видела, что он был способным учеником: его глаза горели энтузиазмом, стоило ему узнать еще один новый магический аспект, но также видела она и то, что в его знаниях были огромные пробелы. Впрочем, это было совершенно неудивительно, потому что никто не мог обучить его этому за тот короткий срок, что он находился здесь. Он не был самостоятелен в принятии своих решений ровно до того момента, как колдунья освободила его.
Солнце уже давно миновало зенит, а они все еще говорили, когда Томас внезапно прервал ее.
— То есть твой Магистр — первый боевой чародей, появившийся на свет за последние тысячи лет? — Никки и сама не заметила, как их разговор дошел до этой темы.
— Верно, — кивнула она.
Она напряженно молчала, ожидая слов Томаса. Казалось, ему не терпелось высказать какую-нибудь колкость в адрес Ричарда. Уголок его губ даже дернулся в подобии ухмылки, но, к ее удивлению, ничего подобного не последовало.
— Интересно, откуда у меня такая ненависть к нему? — он даже тяжело вздохнул. Никки постаралась не выдать свое удивление, когда поняла, что в его голосе так и сквозило разочарование. В жизни этого Исповедника явно наступало какое-то переосмысление, и, возможно, зерно сомнения в его мысли заложили именно слова бывшей Сестры Тьмы, сказанные ею в камере.
— Забудь о ненависти, — отрезала она, понимая, что сейчас, возможно, она могла помочь ему поменять свое отношение к двум самым близким для него людям, — воспринимай ее как нечто чужеродное.
— Но разве это правильно? — горько улыбнулся он. — Эта ненависть принадлежит мне, и, кажется, мы идеально подходим друг другу. Она воодушевляла меня на такие поступки, о которых не помыслит даже ни один страстно влюбленный мужчина.
— Забудь, — с нажимом повторила она. — Джегань внушил тебе многие мысли, в том числе и эту. Ты не мог ненавидеть ни Ричарда, ни Кэлен, потому что они не сделали тебе никакого зла.
— Но ты не знаешь меня, — Томас поднялся на ноги и подбоченился. Взгляд женщины казался умиротворенно-скучающим, — следовательно, ты не знаешь, что происходило со мной раньше. Тот факт, что мы с ними не встречались лично, не говорит ровным счетом ни о чем.
— Но ведь и ты не знаешь наверняка, — парировала она.
— Я чувствую это, — колдунья лишь прыснула в ответ, — и твои действия продиктованы чувствами: ты просто слишком любишь этих двоих, признай это. Поэтому ты и готова простить им все, что угодно. Я вижу тебя насквозь. Ты думаешь, что они чисты по сравнению с тобой, бывшей Сестрой Тьмы, хотя это вовсе и не так. Мысли о твоей собственной порочности застилают тебе глаза и не дают увидеть, что и другие люди могут быть ничем не лучше.
Теперь и Никки вскочила на ноги, окидывая его ледяным, словно талая вода, взглядом.
— Ты не прав, — процедила она сквозь зубы. — Как бы то ни было, и Ричард, и Кэлен во всех своих поступках заботятся об общем благе. Более того: Мать-Исповедница, хоть она сама и не признается в этом, не держит на тебя зла, именно поэтому тебя так и не навестили морд-сит. Тебе не следует держать на них зла, запомни это, — она кинула ему в руки рюкзак, а сама направилась к лошадям. Им следовало забраться поглубже в лес и миновать крупные дороги, чтобы максимально обезопасить себя и не выдать свое местоположение.
Не выдержав, она обернулась и напоследок предупредила его:
— Я и правда не похожа на них, поэтому впредь будь осторожен со своими заявлениями. Я все еще помню, как накладывать на человека сеть молчания, — лицо Исповедника изобразило крайнюю степень раздражения, когда он недовольно закатил глаза в ответ на ее заявление. Это выглядело немного… комично? Когда Никки отвернулась, уголки ее губ невольно поползли вверх, но она быстро взяла себя в руки.
— Куда мы едем? — таков был его последний вопрос.
— На юг, — он вряд ли мог рассчитывать на более точный ответ.
— Что ж, замечательно, — Томас хитро улыбнулся, тряхнув копной темных вьющихся волос, — я слышал, в Кельтоне изготавливают лучшее оружие в Новом Мире. Не помешало бы обзавестись новым мечом.
Никки мысленно закатила глаза, невольно вспоминая и о Ричарде, и о Натане. Видимо, любовь к мечам была их фамильной чертой.
***
Спустя полтора месяца
В лагере д’харианских войск царило буйное веселье. Для того существовал довольно веский повод, ведь недавно была одержана грандиозная победа: войска Императора Джеганя, оказавшиеся заблокированными между южными хребтами гор Ранг-Шада и одним из рукавов реки Керн, долгое время пытались преодолеть этот рубеж, но потерпели поражение.
Еще с середины весны оба войска стояли лагерями у этих позиций, и, поскольку они показались наиболее выгодными для д’харианского руководства, здесь и находились основные защитные рубежи. И вчера, в первый летний день, когда основная часть войск Джеганя была переброшена в центральную часть Срединных Земель, разразился бой.
Потери со стороны имперцев были, без преувеличения, грандиозны, что нельзя было сказать о союзных войсках. В этом была заслуга как командования, к которому в последнюю неделю присоединился сам лорд Рал, так и всех одаренных, примкнувших к силам, защищавшим Новый Мир: Сестер Света, их воспитанников и, конечно, Волшебника Первого Ранга.
Зедд направлялся к шатру командования, ловя на себе взгляды солдат, полные трепета и уважения. Каждый человек, которому довелось увидеть действие огня волшебника, долго не мог забыть это ужасающее зрелище. Но солдаты, привыкшие к виду смерти, были скорее обрадованы тому, что столь могущественная сила была направлена не против них, а против их врагов.
Достигнув шатра, он зашел туда безо всяких проблем: за последние шесть месяцев он узнал имена едва ли не половины от всех людей, что сражались за свободу в Новом Мире, и потому его без труда узнали и часовые, приставленные к шатру главнокомандующих. Впрочем, нельзя утверждать, что он провел среди войск все полгода, ни разу не покинув лагерь. Примерно половину этого времени старому волшебнику пришлось провести в Эйдиндриле, чтобы отыскать там информацию, полезную для Ричарда и Кэлен. После тревожных новостей о пророчестве, которые Зедд получил от своего внука, старцу пришлось совершить нелегкий путь обратно, в Замок Волшебника. Ему не удалось встретиться там с Ричардом, поскольку тогда он уже отбыл обратно в Д’Хару, да и в последние перед битвой дни они оба были слишком заняты, чтобы встретиться и просто поговорить. Говоря правду, он очень соскучился по своему внуку.
В шатре было не менее шумно, чем в лагере, разве что лица офицеров выражали более спокойствие и удовлетворение, нежели пьяную эйфорию. Во главе длинного стола сидел Ричард, по правую руку от него — его старый друг, Бенджамин Мейфферт, по левую — Верна Совентрин, Сестра Света и одна из наставниц нынешнего правителя Д’Хары. Несмотря на его отрицательное отношение ко Дворцу Пророков, в который его увели силой, заставив покинуть родную Д’Хару, Рал с большим уважением относился к его обитательницам (по крайней мере, к тем, что отвечали ему тем же), и Верна была одной из Сестер, к которой мог прислушаться его внук и которая, соответственно, всегда прислушивалась к Ричарду.
Зедд до сих пор помнил то время, когда Ричард был в Древнем Мире. Его забрали, когда Зедда, волшебника, который должен был помочь своему внуку справиться с бременем магии, не было рядом. Пусть Даркен Рал и привил своему сыну основы магических знаний, дар младшего Рала был настолько силен и непредсказуем, что головные боли дали знать о себе гораздо позже, чем следовало. Тогда Искателю уже миновало двадцать лет.
В то время Искатель был настолько подавлен убийством собственного отца, что самоубийство двух сестер Света, разыскивавших его долгие годы, произвело нужный эффект. Он согласился отправиться в Танимуру с Сестрой Верной, оставив Д’Хару.
Признаться честно, узнав о произошедшем, Зедд думал, что его жизнь была окончена и что теперь он потерял последнего близкого для него человека. Но сейчас, глядя на своего внука и окружавших его людей, он понимал, что больше даже не испытывал ненависти к Сестрам Света, которые стали их союзницами. С течением лет волшебник стал понимать, что, возможно, в этом мире и правда ничто не происходило просто так. Рассказы, любимые всеми родителями и призванные успокоить взрослеющее поколение, были забыты на долгие годы, когда Волшебник Первого Ранга понял, что жизнь была полна боли и несправедливости. Сначала он потерял жену, затем — дочь, и вера в предопределенность судьбы казалась ему насмешливой, слишком низменной. Но, достигнув преклонных лет, Зеддикус З’ул Зорандер в полной мере осознал, что линии его жизни, которым довелось переплестись самым чудесным образом даже без его вмешательства, были самыми правильными и крепкими. Это и был главный урок, полученный им в течение всей его жизни: иногда, когда судьба не оставляла никакого выбора, необходимо было лишь проявить терпение.
Так было и в ситуации с его внуком: судьба Ричарда, его предназначение, не позволило ему задержаться в Древнем Мире надолго, и вот он был здесь, среди своих друзей, молодой и полный жизни. Старый волшебник даже ненадолго остановился, издали наблюдая за тем, как Бенджамин, активно жестикулируя, красочно описывал своему лучшему другу самые яркие моменты сегодняшнего сражения. Молодой лорд Рал ни на секунду не прерывал его, отвлекаясь лишь чтобы сделать глоток эля, самого лучшего, который только можно было раздобыть в сложившейся ситуации.
Внезапно, Бен поднялся со своего места, и, воздев руку с наполненной до краев кружкой, произнес тост:
— За Д’Хару и за весь Новый Мир! — Ричард поддержал его, поднявшись со своего места, и вслед за ним это повторили все офицеры и даже Сестры Света, которые обычно и вовсе сторонились всех пьяных застолий. Несколько десятков кружек начали свое неминуемое столкновение, и вот, послышались одобрительные восклицания и смех.
Стоило Искателю завидеть своего деда, облаченного в привычный ему простой балахон лилового цвета, который был заметен даже в полутьме того угла, в котором остановился старый волшебник, он быстро покинул шумную компанию. Даже не извинившись ни перед кем, он широким шагом прошел мимо своих боевых товарищей и, только оказавшись перед своим дедом, стиснул его в таких крепких объятиях, что старому волшебнику, значительно превосходившему по росту даже своего крепко сложенного внука, пришлось похлопать его по плечу. Воздух в его легких стремительно заканчивался.
— Только не задуши меня, мальчик мой, — проворчал он, все же не скрывая своей радости от личной встречи.
Когда Ричард отстранился, Зедд в очередной раз осознал, насколько неподобающим было использованное им обращение. Его внук давно стал мужчиной, а в глазах его мерцали уже не искорки юношеской самоуверенности, а следы самой настоящей мудрости.
— Я рад, что мы с тобой наконец встретились, — впрочем, его улыбка была все такой же неподдельной. Даже правление целой Империей не сумело испортить ее.
— Я тоже, Ричард. Я тоже, — он стиснул своей костлявой рукой его плечо, и теперь они оба направились к выходу из шатра.
Спустя несколько минут они уже были в шатре правителя Д’Харианской Империи. Зедд не мог не заметить, что тот практически ничем не отличался от любого другого шатра, находившегося в лагере, исключением был лишь размер: здесь нашлось место не только для жесткой походной постели, но и для складного рабочего стола, не говоря уже и о том, что перед входом в спальню находилась небольшая прихожая, в которой обычно толпилось множество офицеров и Сестер Света, ожидавших встречи с лордом Ралом.
Они оба опустились на постель. Старый волшебник, наконец, с удовольствием протянул ноги, пытаясь сбросить усталость, накопившуюся за многие дни. Подготовка к битве была изнурительной даже для самых выносливых и тренированных солдат, так что можно было сказать о дряхлом старце?
Ричард, наоборот, не выглядел уставшим. Долгая битва, казалось, вовсе не утомила его. Даже несмотря на то, что сейчас с ним не было Меча Истины, который, должно быть, остался в Народном Дворце, он был все так же искусен в бою и смертоносен. Битва была для него искусством, а бой — разновидностью танца. И в этом танце ему не было равных. Хотя Зедд и не мог не заметить свежую рану, появившуюся на его плече, немного ниже рукава его черной туники, очень заметную, и все же аккуратно зашитую.
— Ты начал коллекционировать шрамы, Ричард? — с легкой улыбкой осведомился старец, — вижу, общение с морд-сит все же начинает сказываться на тебе.
— Не думаю, что дело в них, — мужчина отмахнулся от его предположения. — Мне не очень хотелось отвлекать одаренных от гораздо более серьезных ранений.
Внезапно Ричард вспомнил, как год назад, когда ему пришлось самостоятельно лечить Кару после того, как она получила крайне тяжелую рану, он намеренно избавил ее не только от них, но и от всех ее боевых шрамов. Очнувшись, она была в самом настоящем гневе: морд-сит, можно сказать, дышала огнем и была готова испепелить своего лорда Рала. Тогда она сказала, что эти шрамы были частью ее жизни, ее напоминанием о том, кем она была на самом деле и как она стала такой.
— Как ты? — вопрос Ричарда прозвучал так обыденно и просто, словно они вернулись в те далекие времена, когда Зедд показывал ему, еще совсем маленькому, леса Д’Хары, диковинных животных, быстрые и опасные водные потоки. Тогда каждая встреча внука и его деда была маленьким приключением, и сейчас, уже будучи взрослым мужчиной, Рал был рад, что рядом с ним всегда был его верный друг и союзник.
— Все происходящее напоминает мне о старых временах, — хмыкнул старец, — когда я думал, что твой отец — зло. Мне часто приходилось вставлять палки в колеса ему и его отцу. Жуткие были времена!
— Помню, ты говорил, что был готов обрушить небо ему на голову, пока не понял, что он и правда любил мою маму, — улыбка Зедда вышла немного усталой, но при этом все такой же жизнерадостной, что и раньше.
— Да, я практически сделал это, но вовремя понял, что это было несправедливо по отношению к моей дочери, — в его голосе прозвучала скорбь, и на мгновение его взгляд устремился в пустоту. Ричард особенно остро почувствовал, как много лет разделяло его и его деда, но как близки они были при этом. — Давай вернемся к чему-нибудь более насущному, что скажешь?
— Полностью поддерживаю.
Рал поднялся и подошел к столику, на котором стояли несколько стаканов и графин с водой. Только наполнив стакан водой, мужчина быстро осушил его. На улице стояла страшная жара, и поэтому даже для самых простых мыслей требовалась более или менее холодная голова. Протянув один из стаканов волшебнику, Ричард остался стоять на своем месте.
— По поводу пророчества…
— Ричард, мальчик мой, неужели ты и правда думаешь, что после стольких месяцев мы с тобой будем обсуждать ветхие страницы из Конклава? — волшебник картинно всплеснул руками, выражая крайнюю степень негодования. — Так можно свести с ума кого угодно!
— Хорошо, хорошо, ты прав, — мужчина поднял ладони на уровень лица, выражая тем самым свою капитуляцию. На его лице мелькнула извиняющаяся улыбка, — иногда мне кажется, что я потерял способность к простому общению.
— Звучит довольно серьезно. Как твоя жена могла допустить подобное?
— Боюсь, мы оба страдаем одним и тем же недугом. Его обычно называют «властью». Думаю, ты тоже с ним хорошо знаком.
— Да, но на склоне лет я бы предпочел забыть хотя бы о нем, — волшебник отмахнулся от слов внука. — Лучше расскажи мне, как она?
— Кэлен рада быть в Эйдиндриле, и, возможно, если нам удастся одержать несколько таких же масштабных побед, мы сможем остаться там на более долгий срок. Несмотря ни на что, это — ее дом, и поэтому в нем ей гораздо спокойней. Как и мне.
Ричард не пытался успокоить старого волшебника, ведь это была правда: в Эйдиндриле его жена расцвела. Родные улицы и коридоры вдохнули в нее новые силы, и единственным, что тяготило ее сердце, было отсутствие Лоры и отголоски тоски по жизни в Народном Дворце, в котором за столь короткий срок произошло так много событий.
— Я помню, — глаза волшебника внезапно загорелись ярким, но крохотным огоньком давних воспоминаний, — как твоя мать, когда ты еще не появился на свет, клялась, что больше никогда не согласится на подобное.
Ричард залился смехом.
— Кэлен светится от счастья, если ты об этом. Даже несмотря на то, что поначалу она едва не погибла из-за того, что не была готова к беременности, сейчас она ждет появления этого ребенка больше всего на свете, — старому волшебнику стало тепло на душе, когда он увидел, как на губах его внука заиграла полная скрытой нежности улыбка. Он, без сомнения, полностью разделял чувства своей жены.
Зедд ничуть не сомневался в том, что Ричард станет прекрасным отцом. Он всегда очень любил детей, и старый волшебник был уверен, что его внук будет любить своего ребенка вне зависимости от того, будет ли это мальчик или девочка.
— А что насчет?.. — Зедд невольно пытался нарушить собственный запрет на эту тему, но в данном случае его больше интересовало самочувствие его названной внучки, которая была дорога ему едва ли не так же, как его внук.
— Она думает, что у нас будет дочь, — тон Ричарда резко переменился. На сей раз он ответил безо всяких эмоций. Ему было не так просто признавать свою ложь, ему, первому за века истинному Искателю.
Зедд с сомнением покосился на мужчину.
— Ты не сказал ей? — Рал отрицательно покачал головой. — В таком случае, когда ты планируешь сделать это?
— Когда найду способ спасти его, — мужчина всплеснул руками, и его потускневший взгляд полоснул по волшебнику подобно заточенному клинку. — Я не хочу, чтобы она чувствовала то же, что и я.
Только теперь волшебник увидел, как глубоко в его душе сидел страх потери. Так и не найдя выход, хотя времени становилось все меньше и меньше, Ричард начинал уходить в себя, и то, что он скрывал свою ношу от самого дорогого для него человека, ничуть не помогало ему. За всю свою жизнь Искатель мог ненавидеть две вещи: ложь и бессилие. И теперь они обе заняли все место в его голове.
— Мальчик мой, ты избрал неверный путь, — старый волшебник постарался вразумить своего внука. Он резко поднялся с места. — Поверь мне, во лжи нет выхода.
— Я и сам не в восторге от этого пути, Зедд, но у меня нет выбора, — взгляд Ричарда лишь мельком остановился на лице его деда, и старый волшебник понял, что его внук вовсе не желал обсуждать эту тему. Он, как всегда, проявлял свое фамильное упрямство в самом ярком цвете.
— Ты считаешь, что, если бы Кэлен знала о том, что ты скрываешь от нее, она бы одобрила твой поступок?
После секундной заминки, Ричард покачал головой, и это заметно успокоило Зедда. Тогда он понял, что его внук сознательно взял на себя эту ношу, пусть даже при этом рискуя доверием своей жены.
— Если ты примешь совет выжившего из ума старика, то вот он: расскажи ей. Потеря ребенка страшна, в этом нет никакого сомнения, но, если вы с Кэлен не сможете пережить ее вместе, она уничтожит вас по отдельности. Ни за что не отдаляйся от нее.
Ричард мимолетно улыбнулся, услышав то, как назвал себя Зедд. Но вскоре его лицо вновь приобрело серьезный вид, и между бровями залегла глубокая морщина. Волшебник поставил позицию своего внука под сомнение, но не убедил до конца. Он видел, что Ричард мысленно разрывался между двумя альтернативами, и на данный момент его сильнее всего тяготило беспокойство за реакцию Кэлен. Но Зедд сделал все, что мог. Ричард повзрослел, и он больше не имел права читать ему нотации, даже если при этом на душе волшебника тяжелым камнем лежали его собственные сомнения.
В голову старца пришла неожиданная догадка: возможно, Ричард оказался здесь, среди войск, потому что хотел забыть о лжи и о чувстве вины? По крайней мере, это могла быть одна из многих других причин. Он постарался отбросить эту мысль, понимая, что это было совершенно не в духе его внука. Но, во всяком случае, эта битва была для него словно дождь для застывшего в многодневном зное леса. Каждый удар меча — словно одна новая капля в очищающем дождевом потоке.
Подобное очищение было страшным по своей природе, но оно имело право на существование.
— Когда ты планируешь возвращаться обратно в Эйдиндрил? — Зедд решил перейти к более безобидному вопросу.
— В ближайшие несколько дней, — на лицо его внука, наконец, вновь вернулась легкая улыбка. — Кэлен велела мне быть во Дворце Исповедниц не позднее двадцатого июня. Кажется, она что-то замышляет.
— Женщины, — Зедд разделил его улыбку, позволяя давним воспоминаниям вновь заиграть перед его затуманившимся взором. Он не врал Исповеднице, когда сказал ей, что она была похожа на мать Ричарда, безапелляционную и твердую женщину, при этом знавшую, что такое истинная любовь. Именно поэтому он так любил ее.
— Я отправлюсь вместе с Бенджамином и небольшим отрядом солдат. Я был бы рад, если бы ты присоединился к нам.
— Я бы и сам хотел этого, Ричард, но, боюсь, у меня осталось здесь слишком много дел. Мне придется немного задержаться, но, к слову, я получил от Кэлен тот же приказ, что и ты. Так что вскоре я тоже навещу вас в Эйдиндриле.
— Ловлю тебя на слове. Ты не собираешься вернуться на празднование?
— Боюсь, что я стал для слишком стар для них. Я предпочитаю радоваться в тишине.
— Надеюсь, ты не будешь против, если я разделю эту тишину с тобой? На прогулке по окрестностям немного к северу отсюда, например?
— Никогда не откажусь от твоей компании, мой мальчик. Никогда.
========== Глава II ==========
Включена ПБ
Звон мечей сотрясал тяжелый, наполненный смрадом смерти вечерний воздух подобно разрядам молний, в то время как один яростный крик сменял другой. Багровое зарево заката, словно искусная вуаль, бережно покрывало далекие горные хребты своим яростным сиянием, ограждая их от человеческого безумия, царившего где-то там, на далеких восточных равнинах.
Земля превратилась в хаос из изуродованных тел, смятых другими людьми, и готовых трупов. Над боевым полем, словно предвестники апокалипсиса, один за одним пролетали невероятных размеров шары из чистого пламени.
Человеческая неразбериха, в которой уже совершенно не было понятно, кто — свой, а кто — чужой, была усеяна очагами огня, словно шахматное поле. Соприкоснувшись с одним человеком, огонь волшебника, подобно раскаленной преисподней, поглощал все новых и новых людей. Должно быть, все они, без исключения, были нечестивцами, слишком долго задержавшимися на земле.
А сама земля… она была зеркальным отражением багрового неба. Потеряв саму свою сущность, она секунда за секундой поглощала все новые и новые жизни, становилась все более и более требовательной и ненасытной. Земной баланс обратился вспять. То, что когда-то давало жизнь, теперь забирало ее. То, что когда-то давало опору, теперь было скорее кровавым болотом, засасывавшим ноги. То, что было неправильным, стало единственно верным.
Новое столкновение мечей. В воздухе стоит запах крови.
Земной баланс обратился вспять. Жизнь стала смертью.
Новые огненный шар. Металлический звон и привкус во рту.
Новая смерть — это новая спасенная жизнь.
Кэлен судорожно вдохнула воздух, садясь в постели. По ее коже быстро-быстро бегали мурашки, пока она пыталась избавиться от остатков сна, все еще обвивавших ее разум ядовитой лозой. Она не сразу осознала, что прямо сейчас она была не далеко на юге, в самом центре Срединных Земель, а в своей огромной постели, в роскошных покоях Матери-Исповедницы, в самом сердце Эйдиндрила.
Ей было трудно представить, что тот кошмар, что только что предстал перед ее глазами, был всего лишь выдумкой, и что сейчас Ричард и все союзные войска, одержавшие победу еще вчера, спокойно спали в своих шатрах, чувствуя уверенность в новом дне. Она пыталась отогнать это страшное видение и свои не менее страшные мысли. Ни одна битва не была красивым зрелищем. Но то, что увидела она, было едва ли не страшнее огня Подземного Мира.
Ритм красной бури битвы все так же стучал в ее висках, и Кэлен пришлось приложить холодную ладонь ко лбу, чтобы хоть немного охладить голову. За пределами Дворца Исповедниц стояла удушающе жаркая летняя ночь, но здесь, в этих каменных стенах, все еще было достаточно прохладно. И только Мать-Исповедница полыхала так, словно на нее обрушился огненный вал.
Ребенок в ее утробе, взволнованный гонками сердца своей матери, тоже отчаянно давал знать о своем беспокойстве. Кэлен пришлось приложить другую ладонь к животу, чтобы хотя бы попытаться утихомирить его. Она успела привыкнуть к подобной активности, особенно в ночное время. Обычно, стоило ей начать хотя бы немного волноваться, как вдруг каждая сменившаяся эмоция мгновенно начинала отдаваться легкими, а иногда и не очень, толчками внутри нее.
— Тише, тише, — обычно голос помогал ей, но, должно быть, не сегодня. Она ласково погладила верх своего круглого живота, ровно там, куда приходились ощутимые удары. Даже ее успокоившееся и мерное дыхание не оказывало никакого влияния.
Им обоим требовался свежий воздух, а особенно Кэлен, если она хотела освежить свои мысли. Быстро накинув халат и вернув руку на прежнее место, Мать-Исповедница вышла на балкон. Откинув тяжелые черные пряди за плечо, она облокотилась на перила и закрыла глаза. Воздух был настолько влажным, что одежда прилипала к спине, сковывала движения, но даже это было приятнее, чем жар бури, через который он прошла во сне, словно незаметный наблюдатель. Сквозь завесу век она видела, как где-то слева от нее начало свое восхождение солнце, тщательно охраняемое свинцовыми тучами.
Она жалела, что Ричарда не было рядом. Без сомнения, сейчас он не мог принадлежать лишь ей. В его командовании нуждались войска, в его помощи нуждались офицеры и даже самоуверенные Сестры Света, которые никогда бы не признали этого. Но, по правде говоря, единственным, кто и правда мог успокоить их ребенка и его мать, был он.
— Я знаю, ты любишь, когда папа говорит с тобой, — тихо, стараясь не разрушить хрупкую утреннюю тишину, Кэлен начала разговор с неведомым созданием, до встречи с которым оставалось лишь несколько месяцев, — но сейчас он слишком далеко, чтобы ты могла его слышать.
Она и сама не заметила, как в очередной раз сказала не неопределенное «мог», а именно «могла». В последнее время мысль о том, что она ждала девочку, все прочнее укоренялась в ее голове.
Однажды, когда она затихла более чем на сутки, Кэлен попросила Ричарда проверить с помощью магии, все ли было в порядке. Тогда он и использовал это заветное «она», заверяя свою жену, что с ней не произошло абсолютно ничего плохого, и Исповедница, сначала забывшая саму себя от счастья, впервые почувствовала облегчение.
Она до сих пор очень отчетливо помнила день отъезда Ричарда. Это было три недели назад. На улице было ветрено, словно Эйдиндрил был кораблем, оказавшемся в центре безумия океанского шторма. Кэлен было тревожно. Она знала, что этот ветер был ничем по сравнению с надвигавшейся битвой, и ей вовсе не хотелось, чтобы Ричард был ее частью: без Меча Истины и без ее помощи. Но она знала, что, несмотря на ее страх, это был его долг. Его предназначением была война, как бы он ни пытался отрицать это. Ему было суждено нести смерть еще задолго до их встречи, даже задолго до его или ее рождения.
А ее долгом, несмотря на то, как сильно она хотела защитить его от всех опасностей, была забота о благополучии их ребенка.
— Он скоро вернется к нам, а пока тебе придется довольствоваться лишь моей компанией, — Кэлен оставалось надеяться, что никто больше не слышал ее безответный разговор, ведь для любого другого человека, никогда не находившегося в ее положении, такой диалог мог показаться странным. — Я так хочу поскорее встретиться с тобой, — наконец, призналась она, — хочу узнать, какого цвета будут твои глаза. Серые, словно темное небо, как у твоего отца, или мои, зеленые? Какого цвета будут твои волосы? Может быть, ты унаследуешь аппетит Зедда? — последнее предположение вызвало на ее лице беспечную улыбку. — Да, это, определенно, был самый важный вопрос из всех, — она почувствовала легкий и совершенно не больной толчок, который будто подтверждал ее суждение. — Я догадалась, что ты со мной согласна. Уже сейчас я бы хотела взять тебя на руки, прижать к сердцу и увидеть, как ты впервые откроешь глаза, чтобы увидеть этот мир.
Кэлен окинула взглядом утопавший в поднимавшемся от земли утреннем тумане Эйдиндрил, протянувшийся у подножия дворца и живший своей сонной, пока что вялой жизнью, которая едва пробиралась сквозь тяжесть предвещавшего гром воздуха. За ним, этим древним городом, пережившим годы войн, эпидемий и голода, протянулись бескрайние леса, которые там, на юге, востоке и западе, сменялись горами и пустынными равнинами, реками и озерами. И их ребенок, их с Ричардом ребенок, должен был править всеми людьми, жившими на столь огромной территории.
Они должны были пережить эту войну. Но сначала… сначала Эйдиндрилу предстояло пережить надвигавшуюся грозу.
***
Корни выкорчеванного дерева были отличным укрытием для охоты. Пригнувшись как можно более низко, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, Томас пристально наблюдал за движениями своей жертвы, пользуясь доставшимся ему преимуществом: он находился на заметном возвышении. Косуля, осторожная по своей природе, в силу разделявшего ее и охотника расстояния сейчас вела себя довольно спокойно, благополучно не замечая его. Исповедник знал, что любое его движение могло спровоцировать обратный эффект, а потому даже его дыхание было поверхностным, но ровным.
Как только животное подошло к берегу небольшой речушки, юноша понял, что настало правильное время. Другого шанса ему может и не представиться, а сейчас в его распоряжении было как минимум несколько десятков секунд.
Он потянулся за стрелой к колчану, висевшему за его плечами, и начал медленно выпрямляться. Когда стрела уже была наложена на тетиву, Томас практически не дышал. Его оружие и жертву разделяло лишь усилие его воли. Он сосредоточился, мысленно призывая к себе цель и полностью концентрируясь на ней.
— Томас! Опять ты развлекаешься со своей трофейной игрушкой?
Колдунью, едва ли умевшую бесшумно передвигаться по лесу, на всем пути ее движения сопровождал шум хрустящих под ногами веточек и отодвигаемых ею раскидистых веток. Животное не могло игнорировать столь явную угрозу, а потому Исповедник с огорчением наблюдал за тем, как оно, сначала задрав голову и вытаращив круглые глаза на двух людей, быстро развернулось и убежало в противоположную сторону.
— Кто тебя каждый раз дергает за язык, женщина? — он разочарованно вздохнул, понимая, что, кажется, сегодня у них на завтрак опять были либо ягоды, либо коренья. Он вернул стрелу в колчан и опустил лук.
— После недавнего побоища в этих местах вряд ли осталась хоть какая-нибудь дичь, так что не говори, что ты вправду пытался подстрелить кого-то.
— Как ни странно, именно так. У дальнего изгиба реки буквально несколько секунд назад находился довольно неплохой обед, знаешь ли.
Никки выглянула из-за высоких корней дерева, заметно изменивших свое местоположение после падения, и подозрительно прищурилась.
— Ты, верно, шутишь, — скептически возразила она. — До этого изгиба еще почти пятьсот футов.
— А ты, верно, недооцениваешь меня, — он обезоруживающе улыбнулся.
— Честно говоря, мне кажется, что ты просто пытаешься доказать, что взял лук у того убитого имперца не просто так, — она обыкновенно наклонила голову вбок, оценивающе глядя на его лицо. Словно он был малым ребенком. Честное слово, Томаса это раздражало.
—Тот дикарь даже держать его правильно не мог. Но не в этом дело. Если ты сомневаешься, что я способен на подобный выстрел, мы могли бы провести эксперимент.
Никки цокнула языком и выразительно взглянула на него. Исповедник мысленно закатил глаза и решил не дожидаться ее ответа. Он в точности повторил свои недавние действия, выбрал массивный ствол дуба, находившийся ближе всего к нужному ему месту, и прицелился. Никки не успела издать ни звука, когда стрела с молниеносной скоростью настигла ствол дерева. Спустя меньше десятка секунд, которые понадобились Томасу для прицеливания, вслед за первой полетела вторая. Глаза колдуньи округлились, когда Исповедник схватил ее за руку и повлек вниз по лесному склону.
Чтобы добраться до несчастного дерева, им потребовалось около минуты. Никки едва сдержала удивленный ох, когда увидела, что вторая стрела прошла ровно через середину древка первой, тем самым расщепив ее.
Никки доводилось видеть подобную меткость и до этого, и, как ни примечательно, самым ярким ее воспоминанием было то, как однажды подобное при ней сделал Ричард. Он упражнялся в стрельбе в Кельтоне, сразу после захода солнца, уже в полутьме. Тогда Никки была настроена так же скептически, как и сейчас, но Ралу удалось развеять ее сомнения. Он был безупречно меток, даже при минимальной видимости.
— Как ты это сделал?
— Как? — вопрос немало удивил его. — Сконцентрировался на цели. Мысленно приблизил ее. Все как обычно.
— Обычные люди не в силах притягивать к себе мишени, — ядовито подметила она, тряхнув головой.
— Я сделал это лишь в своих мыслях. На это способен любой, кто хотя бы попытается.
— Скорее любой, кто обладает магическими силами, похожими на твои, — Никки вновь вернулась к менторскому взгляду. Томас был твердо намерен переубедить ее.
***
— Ай!
Бедро Кэлен звучно столкнулось с острым резным углом деревянного стола. Она на мгновение поморщилась, но в следующую же секунду совладала с собой. Мать-Исповедница лишь потерла ушибленное место, стараясь не привлекать к себе излишнее внимание заполонивших зал людей.
— Седьмой раз за последние два дня, Мать-Исповедница, — съехидничала Кара, которая явно наслаждалась незамедлительной реакцией подруги на ее слова. Она даже удовлетворенно качнула одной ногой, закинутой поверх другой, продолжая расслабленно сидеть в кресле во главе стола, словно она была виновницей намечавшегося торжества.
Поняв, что придворные и слуги, которым она уже раздала указания насчет банкета, были заняты делом, она приблизилась к морд-сит и опустилась на кресло рядом с ней, почти во главе длинного овального стола на несколько десятков человек.
Где-то за высокими стрельчатыми окнами просвистела ослепительная молния. Кэлен поежилась бы, стань она вновь маленькой девочкой, которую когда-то давно во время шторма успокаивала ее мать.
— Прежде чем ухмыляться, попробуй представить себя в моем положении, — Мать-Исповедница пожала плечами. — Иногда мне кажется, что скоро придется расширять дверные проемы во Дворце, настолько необъятной я стану.
— Только не говори так лорду Ралу, иначе он и правда займется этим, — Кэлен не удержалась от мягкого и тихого смешка. Кара не ошибалась. — Знаешь, что тебе следует сделать? Начать брать пример с меня.
Морд-сит картинно подняла руки и уселась боком, закидывая обе ноги на подлокотник, словно дикая кошка, вытянувшаяся под солнцем после удачной охоты. Кэлен постаралась не закатить глаза.
— Более того, — вкрадчиво продолжила блондинка, обводя указательным пальцем огромный стол перед ней, — лорд Рал не захотел бы проводить свой день рождения таким образом. Уж я-то знаю. Приходилось видеть, как он много лет подряд под каким-то предлогом покидал торжество и всю ночь проводил где-то в городе. Клянусь, мне и самой было гораздо увлекательнее шастать за ним по грязным улицам в темноте, чем торчать во Дворце, среди целого выводка этих напыщенных индюков.
— Я обещаю, что банкет не затянется, — Кэлен лукаво улыбнулась, а Кара вопросительно изогнула брови. — У меня есть возможность покинуть его гораздо раньше и увести Ричарда с собой, просто сказав, что у меня, например, закружилась голова от духоты.
Другая женщина одобрительно улыбнулась, понимая, что у ее подруги был свой собственный, отдельный план. И это была верная догадка. Кэлен не могла упустить возможность поднять настроение своему мужу и побыть с ним наедине, вдали от дворцовой суеты. В последнее время они немного отдалились друг от друга: лорд Рал был занят вопросами войны, и Мать-Исповедница видела, что за ширмой занятости он прятал что-то такое, о чем не мог сказать даже ей. Этот факт тревожил ее, ведь она понимала, что это «что-то» не давало ему покоя и не отпускало ни на секунду, преследуя, словно молчаливая тень.
Вернее сказать, что она была не просто встревожена. Она боялась за него. Его скрытность сказывалась болезненно на его состоянии, и иногда ей казалось, что даже огонь в его глазах затухал под грузом этой тайны.
— Мать-Исповедница! — в зал вбежала служанка, а за ней уже возвышался длинный, но худощавый мужской силуэт, одетый в насквозь промокшую от дождя, прилипавшую к телу одежду, — прибыли посланники из Галеи!
Кара выразительно выгнула брови.
Предупредив ее вопрос, Исповедница мягко улыбнулась, поднимаясь с кресла, и коротко пояснила.
— Подарок для Ричарда. Надеюсь, он достойно перенес непогоду.
Морд-сит одобрительно усмехнулась, а Кэлен задалась вопросом: блондинка была настолько спокойна, потому что озаботилась выбором подарка для своего Магистра еще раньше или потому что вовсе не собиралась этого делать? Оба варианта имели смысл.
***
— Я ни разу не держала в руках лук, — призналась колдунья, застигнутая врасплох предложением Томаса. Но время для отговорок прошло. Она стояла, вытянув одну руку с оружием вперед и согнув в локте другую, ровно так, как того требовал от нее юноша. Он расположился за ее спиной, а его руки направляли все ее движения.
Колдунье, которая поначалу фыркала, теперь было интересно узнать, чем это все закончится.
— Ни разу за триста лет? — изумился он. — Ты еще скучнее, чем я думал.
— О, так это еще возможно? Я думала, что ты сразу присудил мне наивысшую категорию в этом вопросе, — Никки фыркнула, а Томас усмехнулся.
Мишенью был все тот же ствол того бедного дерева, которого десяток минут назад коснулись стрелы Исповедника.
— А теперь, для чистоты эксперимента, забудь о том, что ты вообще владеешь магией. Колдунья твоего уровня, по моим предположениям, должна уметь блокировать ее проявления в себе. Так?
— Это верно. Но не уверена, что весь этот эксперимент вообще имеет смысл. Вот увидишь: я сразу же промахнусь.
— Конечно. В первый раз ты не сможешь даже верно направить ее. Именно поэтому первый десяток, или даже несколько десятков, выстрелов не будут считаться. Я подожду, пока ты немного привыкнешь к оружию. Ну же, выпрямись!
Колдунья выпрямила спину, пальцы Томаса вложили в ее ладонь стрелу. Она наложила ее на тетиву и послушно потянула. Тетива повиновалась.
— Найди цель глазами и отпускай.
Первый выстрел, конечно, не удался: стрела пролетела не больше десятка футов. Последующие семь были немного более удачными, но лишь немного. И на втором десятке выстрелов (к счастью, у них было в запасе время) она, наконец, немного поняла, как все функционировало, а ее стрела настигла цель, хоть и находившуюся очень близко. Гораздо ближе, чем у ее новоиспеченного наставника.
— Браво! — усмехнувшись, брюнет похлопал ее по плечу. Его серые глаза сверкали озорством. — Теперь ты поймешь, что я имел ввиду, говоря о притяжении мишени. Пойдем.
Обхватив пальцами ее запястье, он отошел на добрые десятки футов от первоначальной цели. Они были уже почти так же далеко, как когда стрелял сам Исповедник. Он сделал ей совсем маленькую поблажку.
— А теперь забудь, что у тебя есть силы…
— Да, я ведь для этого провела несколько столетий во Дворце Пророков, — съязвила она в очередной раз. Томас не удержался и передразнил ее, скорчив уморительное лицо.
— Чтоб тебя, колдунья! Сказал же, забудь, — он слегка сжал ее плечо, и, мягко коснувшись ее подбородка, отвернул от себя и заставил вновь посмотреть на ее цель. — Если тебе нужно сконцентрироваться, можешь даже закрыть глаза на какое-то время. Твой взгляд должен быть ясен, только тогда все выйдет. Этот выстрел будет отличаться от всех предыдущих. Останови время, забудь о пространстве. Сейчас для тебя не существует ни того, ни другого. Есть ты и это… истыканное стрелами дерево. Звучит поэтично, правда? Именно так. Возьми стрелу, натяни тетиву и не забывай дышать. Чувствуешь?
Никки внимательно слушала его указания, в точности следуя им. Сейчас в его голосе было что-то… магнетическое. И это было ей знакомо. Послушав его, она самостоятельно ввела себя в некое подобие транса. Сосредоточение и концентрация достигли в ней идеального единения, закрыв ее от всего окружающего мира, исключая, разве что, голос Исповедника и то самое дерево. Это была не магия. Это была гармония.
И именно в этот миг ей показалось, что это дерево было близко, как никогда до этого. И тогда она выпустила стрелу.
Прошло несколько секунд. Затем она вновь почувствовала связь со всем, окружавшим ее.
— Я был прав! — радостно выкрикнул он, не заботясь, был ли кто-либо поблизости. Никки не смогла сдержать улыбку. Не слишком широкую, но самодовольную.
Но Томас явно совершил ошибку. В следующее же мгновение колдунья почувствовала, как его руки смыкаются на ее талии и толкают в сторону, от него. Сам Томас ловко отпрыгнул и скатился вниз по пологому склону.
Там, где какое-то мгновение назад была голова Никки, только что просвистела стрела, но далеко не тренировочная.
========== Глава III ==========
Стрелы летели снизу-вверх, со стороны реки. Поняв это, Томас резко выпрыгнул и скрылся за корнями вывернутого ураганом дерева, которое было укрытием во время его охоты. Не далее чем в метре от него Никки, предварительно сделав недоступный его пониманию жест руками, остановила прямо в воздухе три стрелы, практически долетевшие до ее тела. Сейчас, когда колдунья уже знала о существующей опасности, пытаться прикончить ее таким способом было просто бесполезно.
Без единого следа замешательства на лице, она обернулась к Исповеднику и поймала его однозначный взгляд, указывавший на лук, лежавший на земле. Ее действия были необычайно быстры: успев даже закатить на него глаза, она, с выставленной в защитном жесте рукой, наклонилась и схватила упущенное ей при падении оружие и, схватившись за руку Томаса, грациозно перемахнула через спасительную преграду.
Стрел больше не было. Вместо них явились сами несостоявшиеся убийцы, в которых, не испытывая при этом ни малейшей радости, Томас узнал солдат имперского ордена. И вовсе не маленькую, рассеянную группировку, а целый отряд. Должно быть, передовой — как тот, стычка с которым имела место на прошлой неделе. Но, судя по тому, что поток появлявшихся из-за деревьев оборванных, диких солдат с трофейным оружием так и не иссякал, сегодня их врагов было, как минимум, в десять раз больше.
Томас выругался через зубы. Никки последовала его примеру, но в еще более красочной манере.
***
Гарольд Амнелл не любил опаздывать.
Последние несколько дней после грандиозной битвы, закончившейся их победой, галеанец провел в разъездах по окрестностям лагеря, со своим отрядом. Понятие «окрестности» в их ситуации было крайне растяжимым, и поэтому теперь его и его солдат отделяли от лагеря не менее двадцати миль. И, несмотря на то, что на следующее утро Амнелл должен был отправиться с Ричардом в Эйдиндрил, именно в этой крайне удаленной от места встречи точке они настигли внушительных размеров передового корпуса Имперского Ордена.
Гарольд Амнелл чертовски не любил опаздывать.
Корпус, должно быть, был одним из тех, которым удалось миновать горные перевалы или каким-то образом перейти реку Керн вброд. Прямо скажем, таких корпусов было мало, не более десяти, и большинство из них было разрознено, деморализовано, и, как следствие, перебито либо галеанскими, либо кельтонскими, либо даже д’харианскими отрядами. Но сегодняшняя встреча отличалась от многих других тем, что солдаты Гарольда бились уже не с полумертвыми дикарями, а с сильными и отдохнувшими, успевшими хорошо вооружиться после многочисленных боев воинами, которым в этом плане повезло немного больше, чем их соотечественникам. Силы были приблизительно равны.
По крайней мере, так думал молодой король Галеи. Ровно до того момента, пока его, его солдат и их противников не отбросило внушительной силы звуковой волной, а на вершине лесного холма не показалась блондинистая макушка, так хорошо знакомая галеанцу. И над этой макушкой высился… Ричард?
Тогда Гарольд, поваленный на землю, остолбенел, как и его недавний противник. Но прежде чем пытаться разобраться, он мысленно взвесил возможности обеих сторон. Судя по тому, что силы обоих были направлены против дикарей из Древнего Мира, которые пытались окружить их, сейчас они были союзниками Гарольда. А в таком сотрудничестве имперцы не могли рассчитывать ровным счетом ни на что.
Никки и точная копия Ричарда начали спуск по холму, и из ножен второго выскользнул меч. Послышался металлический звон, но не звон Меча Истины, так сильно отличавшийся от любых других звуков на поле боя. Тогда видение и развеялось. Моргнув, галеанец быстро вскочил и прикончил ближайшего противника, так и не успевшего подняться с земли.
Солнце начинало садиться, а Гарольд понимал, что времени для отъезда назад, в лагерь, у него становилось все меньше и меньше. Стоило ему разозлиться, как силы противников просто-таки магическим образом начали таять все быстрее и быстрее. Никки и неизвестный ему юноша, вместе с галеанскими солдатами, тоже работали вполне успешно: Никки — своими силами, темноволосый парень — мечом, уверенно и даже грациозно рассекая имперцев во всех возможных плоскостях. Но Гарольд был достаточно внимателен, чтобы заметить, что они упорно держались как можно дальше от общего столпотворения, не позволяя окружить себя ни той, ни другой стороне.
Но галеанец знал, что, так или иначе, отпустить их он не мог, даже если сейчас они были на одной стороне. Поэтому он выкрикнул имя своего капитана, и когда тот, освободившись от схватки с одним из противников, который был вооружен одним лишь странно изогнутым клинком, Гарольд молниеносным движением глаз указал ему на двух беглецов. Капитан понял приказ.
И вот, когда солнце практически зашло за горизонт, а имперцев практически не осталось, король Галеи понял, что все его планы полетели во тьму Подземного Мира. А понял он это тогда, когда юноша, сопровождавший колдунью, вступил в поединок со своим последним противником. Несколько запыхавшийся Гарольд неотрывно следил за его движениями и за движениями колдуньи. Его люди уже начали формировать вокруг них кольцо. И вот, в один миг, когда его глаза встретились с глазами незнакомца, внутри закаленного в боях полководца и короля Галеи засело страшное предчувствие. Взгляд темноволосого юнца с буйными волосами был таким, словно он увидел призрак. Испытанное им удивление оказалось достаточным, чтобы тот отвлекся, не заметил выпад противника и слишком поздно вернулся к реальности, слишком поздно, чтобы предотвратить предательский удар, практически распоровший его грудину. В самый последний момент он резко вывернулся, крутанулся на месте и рубанул острием под плечо атаковавшего его имперца. Тогда они оба повалились на землю. Одновременно.
Колдунья подскочила к нему, осела на колени. Кольцо солдат неумолимо смыкалось. Гарольд, ошарашенный произошедшим, выступил вперед. Незнакомец начал бледнеть на глазах. Его рубаха окрасилась в кроваво-красный.
Никки почти что бессильно посмотрела на Амнелла, буквально чувствуя, как медленно забиравшие все пространство вокруг них двоих солдаты продолжали напирать. Темноволосый тяжело дышал. Его лоб уже успел покрыться холодной испариной.
— Ему нужна помощь, — твердо проговорила она, до последнего храня мужество. — Клянусь, мы не попытаемся сбежать. Я лишь прошу дать мне возможность вылечить его.
Гарольд натянуто кивнул. Он не имел желания спорить с ней, и по правде говоря, сомнений в ее клятве у него тоже не было.
Лишь одна мысль терзала его сознание, пока лес погружался в ночную темноту: Всемилостивый Создатель, как же он ненавидел опаздывать!
***
Томас потерял много крови, поэтому в эту ночь Никки пришлось променять часы заслуженного сна на его лечение. К тому же, ей совсем не нравились взгляды галеанских солдат, исполненные подозрения, так что ее увлеченность исцелением хотя бы немного облегчала ее тревогу. Сон в таком окружении, по ее мнению, был рискованной идеей.
Гарольд Амнелл явно знал обо всем. И Никки догадывалась, что Ричард передавал ему какие-либо распоряжения насчет их дальнейшей судьбы, но, к ее удивлению, правитель Галеи не торопился исполнять их. Он отнесся к просьбе знакомой колдуньи с пониманием. Казалось, он вовсе не ожидал никакого подвоха с их стороны. Но его внешний вид был обманчив: несмотря на то, что Гарольд Амнелл умел показать себя легкомысленным и даже наивным, на самом деле он таковым не являлся. Никогда.
Никки сидела возле костра на расстеленном дорожном плаще, а по ее правую руку лежал погруженный в беспокойный сон Томас. Колдунья была настолько утомлена прошедшим днем, что даже не позаботилась о надлежащем месте для отдыха: ее силы ушли на обустройство места для ее спутника. Но это было к лучшему. Она не хотела проснуться с Рада-Ханом на шее, привязанная к лошади за запястья.
Томас бредил. Его голова беспокойно металась из стороны в сторону, он периодически бормотал обрывочные и непонятные фразы. Никки лишь краем уха прислушивалась к ним — все ее внимание уходило на солдат, расположившихся по другую сторону костра и ближе к кромке леса, окружая их с двух сторон. Она надеялась почерпнуть из их разговоров хотя бы долю информации об их планах. Пока безуспешно.
Томас продолжал бормотать. Никки, наконец, вновь обратила на него все свое внимание. Беспокойный черный локон отросших волос упал на его лоб, бледный при лунном свете. Она наклонилась и отвела его, приложила тыльную сторону ладони ко лбу, проверяя, не было ли у него жара. Ее опасения не подтвердились. Его всего лишь мучил кошмар.
Бормотание прервалось, и одновременно с этим Томас притих. И тогда до Никки донеслось одно отчетливое слово, слово-мольба, слово-зов и слово-отчаяние.
Сквозь пелену кошмара до Никки донеслось слово «отец». Колдунью пробрала дрожь. Ей было неведомо, какой образ он видел в этом сне, но она знала одно: это был лишь образ. Не реальный человек. Томас не мог знать, кем был его отец, даже если встреча с Гарольдом Амнеллом всколыхнула омут его воспоминаний.
— Отец! — теперь это был не шепот, а крик. Никки похолодела. Она мимолетно обернулась, пытаясь понять, услышали ли его другие люди, но не уловила ровным счетом ничего. Солдаты лишь обернулись в их сторону, но не придали никакого значения. Им и самим, должно быть, доводилось обращаться к своим родителям в горячечном бреду.
Томас был невероятно бледен, и Никки поймала себя на том, что ей было впервые по-настоящему жаль его. Она с горечью вгляделась в знакомое лицо, с трепетом отмечая, как много в нем было от Ричарда. Те же серые глаза, сейчас скрытые тяжелой завесой век, те же строгие, правильные черты лица. Они даже делили один взгляд, направленный в самое нутро, испытующий, присущий лишь Ралам.
Она коснулась его щеки и послала успокаивающий магический поток сквозь кончики пальцев. Пусть бессознательно, но ему было опасно докапываться до правды.
Исповедник притих. Никки тяжело вздохнула.
***
— Что значит «уже уехал»? — светловолосый галеанец явно опешил от того, что ему пришлось услышать от Волшебника Первого Ранга.
— Гарольд, ты опоздал на много часов! Сейчас ведь уже далеко за полдень, а речь шла об утре! Ричард торопился к отъезду, и ты об этом знал.
Зедд уже стоял у плеча своей кобылы Паутинки, опуская стремя и затягивая подпругу отточенными годами путешествий движениями. Даже из-за спины короля Галеи Никки отчетливо видела, как он скрестил руки на груди и раздраженно вздохнул. Такая реакция не была удивительной, ведь Амнелл собирался как можно быстрее расстаться с Томасом и Никки. Ему не доставляло ни малейшего удовольствия конвоировать колдунью и Исповедника, и дело было даже не в том, что у него с собой, как на зло, не оказалось двух Рада-Ханов.
Все было гораздо проще: Гарольд, как человек, далекий от магии, попросту не вполне понимал людей, обладающих ею. Никки, как соратницу Ричарда, он уважал. А потому, после заявления последнего о том, что она сбежала, прихватив с собой заключенного, Амнелл и вовсе запутался, не понимая ни мотивов, ни последствий ее действий. Меры, применимые к обычным беглецам, были для него понятны. Меры, применимые к Никки и Томасу — недоступны. Он считал проблему между этими двумя и Ричардом их внутренним конфликтом, в который он вовсе не хотел впутываться.
Исповедник перевесился в седле и наклонился в сторону Никки, попутно зыркнув на одного из солдат, того, за чьей спиной висели его ножны с мечом и его же, Томаса, лук. Он явно с трудом удерживался от того, чтобы силой вырвать полюбившееся оружие из лап чужака.
— Спасибо, что спасла мою жизнь. В очередной раз, — не будь они в этот миг настолько несвободны, Никки бы ответила на его слова улыбкой.
— Могу сказать тебе то же самое. Ты спас мою голову от стрелы.
— Надеюсь, что не зря. Учитывая то, в какую ситуацию мы попали, — в его голосе слышалась усталость, вызванная не только его вчерашней раной, но и нынешним безнадежным положением дел. — Что-то мне подсказывает, что теперь твой лорд Рал даже не подумает сохранить мою жизнь.
Никки выругалась, но уже мысленно, в ответ на его справедливое замечание, краем уха продолжая следить за разговором Гарольда и Зедда. Волшебник с напускным сердитым неудовольствием поглядывал на Никки, подозрительно — на Томаса. Он явно не ожидал от нее того, что любой счел бы предательством.
Колдунья понимала, что сейчас они оба были в состоянии крайней неопределенности. Пути побега были потеряны ровно в тот момент, когда Томас встретился с лезвием имперца, и теперь все дороги вели к Ричарду. А Ричард, без сомнения, был зол на них обоих. Единственный способ, которым Никки могла загладить свою вину — это рассказать ему правду.
Хотя правда и была не самой простой для принятия.
— Если мы отправимся сию же минуту, мы сможем нагнать его через какое-то время, — предложил, наконец, Гарольд. — Мы двигаемся в одном направлении, так почему бы не отправиться вместе?
— Тебе не стоит забывать о том, сколько мне лет, Гарольд, — устало улыбнулся Зедд. Никки фыркнула. Она-то знала, что его извиняющийся тон был некоторым преувеличением.
— Так или иначе, мы должны нагнать его, — галеанец лишь пожал плечами. Он развернул своего мерина и направился в сторону, противоположную лагерю. Зедд последовал за ним.
У Никки и Томаса, окруженных целым отрядом галеанцев, не было выбора. Они развернулись и поехали вместе со всеми, на север. В сторону Эйдиндрила.
Комментарий к Глава III
Ну что, уже скучаете по Ричарду и Кэлен? Целая глава без них - наш личный подвиг, хах. Но надеюсь, что это ничуть не омрачило удовольствие от прочтения главы <3
Простите за долгое отсутствие нормальных комментариев - было не то настроение. Но теперь, надеюсь, я могу рассчитывать и на то, что услышу ваше мнение о главе!
P.S. Огромное спасибо за скорые лайки и «жду продолжения»! Вы невероятно вдохновили меня на быстрое написание
========== Глава IV ==========
Комментарий к Глава IV
Внимание! Глава написана максимально странно в плане расположения частей, но не волнуйтесь, у автора не психическое расстройство, а обострение тяги к «новым формам выразительности» Х)
Приятного чтения!
Включена ПБ
Фигуры двух д’харианцев, укутанные покрывалом моросящего дождя, монотонно и неустанно удалялись от лагеря, расположившегося в открытом поле. Колдунья немного даже тоскливо глядела им вслед, чувствуя на своем лице вес взглядов всех окружавших ее людей, видевших в этом неожиданном отъезде загадку, ответ на которую могла знать лишь она.
Грудь будто сдавило железным капканом. Она, по правде говоря, и сама не понимала ровным счетом ничего.
***
Ричард негнущимися пальцами взъерошил русые волосы, скрестил свои сильные руки на груди. Не стоило труда догадаться, что он был в ярости.
— Если это ложь, то тебе не следовало даже открывать рот, Никки, — он опасно сверкнул глазами. — Вышло просто бездарно, знаешь ли.
Три пары глаз были обращены на единственную женщину в их обществе: две — в немом изумлении и неверии, одна — в холодном презрении. Колдунья тщетно пыталась понять, какой именно поворот судьбы вообще привел ее к этому.
Когда она начала открывать глаза на правду самому Искателю? Когда она начала поучать магии Волшебника Первого Ранга? Когда она начала спасать жизнь тем, кого возненавидели даже самые близкие люди?
***
Небо было затянуто свинцовыми тучами, и буквально каждая составляющая окружавшего их пейзажа говорила о приближающемся дожде.
На душе у колдуньи было тяжело: все последние сутки, проведенные в дороге, она предпочитала не думать о предстоящей встрече, не пытаться мысленно смягчить то, что была обязана сказать. Но забыться было вовсе не так просто.
Ричард и его отряд не боялись открытых дорог, и им, Гарольду, Зедду, Никки и Томасу, удалось нагнать его практически за сутки, следуя по тому же тракту. Уже вечером, заметив группу одетых в привычную черную форму солдат и издалека приметив дым от их костра, конный отряд Гарольда сошел с дороги и, наконец, присоединился к отряду д’харианцев у их костра. Выглядело это так, словно встретились старые друзья, причем сплоченные вовсе не выбранной ими одной и той же стороной войны.
— Это непростительно грубо даже для лорда Рала — бросать своих людей, не узнав причину их опоздания, — таково было приветствие Гарольда, адресованное его сюзерену, только-только поднявшемуся с коряги, лежавшей у этого самого костра. Костер горел настолько мирно, словно половина Срединных Земель вовсе и не была окружена неприятелем.
Ричард, хоть и старавшийся сохранить на лице суровость, мгновенно выдал себя приподнявшимся уголком губ.
— Непростительную грубость совершил ты, побрезговав пунктуальностью именно относительно моей просьбы, — д’харианец пожал руку галеанцу и дружески похлопал его по плечу. Встрече, несмотря ни на что, он был рад. Точно так же сердечно поприветствовал он и Зедда.
Улыбка мгновенно сползла с его лица, стоило ему увидеть два слишком хорошо знакомых лица, окруженных серьезными минами солдат Амнелла.
Никки сглотнула. Ей показалось, будто она сделала это настолько громко, что это должен был услышать весь лагерь.
— Здравствуй, Ричард, — оттенок ехидства все же сорвался с ее языка, закрасив миролюбивый тон приветствия. Теперь обыкновенная фраза, когда-то произносимая ей день за днем, звучала очень причудливо. Назвать ее дружелюбной было сложно.
Все вокруг тяжело умолкли, включая Искателя. И даже Исповедник лишь вымученно вздохнул, выражая все свое разочарование ее промахом, но не сказал ни слова. В этой ситуации, шедшей из рук вон плохо, Никки радовал лишь последний факт.
В шатре их было четверо: она, Ричард, Зедд и Гарольд. Томас остался на улице, у костра, с солдатами Первой Когорты. Никки сочла такое положение вещей самым разумным, ведь, если бы не ее вмешательство, Ричард бы прибил ненавистного юнца прямо на месте, а не отправил под охрану.
Его меч остался в шатре? Не беда! Хладнокровный Искатель Истины, повелитель Д’Харианской Империи и боевой чародей светился изнутри такой неистовой злостью, что, кажется, был готов сделать это голыми руками. Без малейшего сожаления. Но не успел он ступить и шаг, как Никки, не без труда, убедила его хотя бы выслушать ее. Это, по ее мнению, была грандиозная победа, хотя пункт «с глазу на глаз» Ричард предпочел проигнорировать.
— Предлагаю тебе начать объяснение, пока я не пожалел о своем решении, — спорить с таким его тоном было, по меньшей мере, безрассудно. Зедд и Гарольд переглянулись, не без любопытства. А Ричард все это время не спускал с нее глаз.
***
В этом было мало приятного — сидеть у костра, греться спустя много часов безостановочной скачки сквозь туман и стены дождя, но при этом быть окруженным со всех сторон. Причем, окруженным людьми, испытывающими к нему если не ненависть, то, по меньшей мере, неприязнь.
Более неприятным был лишь тот факт, что прямо сейчас его жизнь зависела лишь от того, насколько хорошо был подвешен язык бывшей Сестры Тьмы. Интересно, как она объяснит их отсутствие в Народном Дворце? У Томаса, признаться, впервые не было припасено никакого плана, даже никакой маленькой лжи на этот счет, ведь одному Создателю были известны мотивы этой сумасбродной женщины. Признаться, он бы и сам был не против послушать ее объяснение.
Но сейчас этому мешала толпа солдат, а поблескивание шипастых браслетов на их предплечьях, отличительных знаков ближайшей к лорду Ралу линии защиты, и вовсе лишало всякой мотивации. Бежать было некуда.
К его удивлению, спустя неполную четверть часа один из д’харианцев, ладно сложенный блондин, выдававший из себя не простого солдата, а высокопоставленного офицера, молчаливо вручил ему тарелку с похлебкой, при этом смотря так, будто Исповедник был не сбежавшим пленником, а чем-то средним между беззащитным ребенком и нашкодившим котом. Во всяком случае, в его взгляде не было презрения, и оттого браслет на предплечье блестел все менее и менее угрожающе.
— Ты ведь слышал обо мне? — осведомился Томас спустя какое-то время, разобравшись с неожиданным, но вполне приятным подарком судьбы в виде жиденькой похлебки. На данный момент он был готов и зажарить на костре собственный ботинок, лишь бы утолить голод, но, к счастью, делать этого не пришлось. Блондин тем временем кивнул, уже даже не смотря в сторону пленника. Он был живым подтверждением д’харианской немногословности, обратно пропорциональной исполнительности.
— Значит, знаешь и о моих прегрешениях. Интересно, какова вероятность, что твой Магистр меня не прикончит?
Д’харианец лишь хмыкнул. И теперь обернулся к нему.
— На его месте, я бы убил тебя еще тогда, в Д’Харе.
— В таком случае, я рад, что мы встретились только сейчас, — Исповедник беззлобно ухмыльнулся. По правде говоря, ожидание смерти успело надоесть ему за последние сутки. Даже Никки, обычно крайне многословная, за это время не проронила ни единой фразы, но при этом была по уши погружена в размышления, хотя и, как видно по ее кислому лицу, не самые обнадеживающие. Исповедник невольно подхватил ее настроение, но, понимая, что последние часы жизни проводить таким образом было бы преступлением, решил максимально скрасить их болтовней. — Меня зовут Томас, кстати. Если эта информация еще актуальна.
— Мое имя тебе ничего не даст, но я позволю себе быть взаимно учтивым. Мое имя — Бенджамин Мейфферт. И, если в ближайшее время ты попробуешь снова удрать, именно я отыщу тебя и сделаю все, что от меня потребуется, чтобы в будущем тебе было не на чем убегать.
— Я вовсе не ставлю под сомнение твой профессионализм, Бенджамин, — Томас потянулся, все так же сидя на коряге. Прямолинейность офицера забавляла его. — Но, пожалуй, нам не придется проверять его практикой. Я уже готов ко всему и не имею намерений противиться.
Д’харианец многозначительно промолчал в ответ, но теперь Томас знал: если этот Бенджамин вообще заговорил с ним, значит, еще было не все потеряно.
***
— Томас — сын Ричарда? — Зедд даже не скрывал своего негодования и нежелания верить во все «бредни», рассказанные Никки. — Но это невозможно! Еще никогда за всю историю магии…
— Это факт, — Никки сурово оборвала Волшебника Первого Ранга. — И тому есть подтверждения. Возьмите в расчет хотя бы то, что он — Исповедник.
— Исповедницы тоже когда-то были созданы с помощью магии, пусть и невероятно могущественной, — твердо ответил Зедд, скрещивая руки на груди. Глаза Гарольда упорно перебегали с худощавой фигуры старца на стройную и величественную, даже несмотря на запыленное и изорванное в бою дорожное платье, фигуру Никки, и было видно, что он мало разбирался в теме диалога. Ричард упорно молчал и не смотрел на кого-то определенного.
— С этим не поспоришь. Но, даже обладая артефактом из Храма Ветров, невозможно создать Исповедника, обладающего не просто двумя сторонами магии, а еще и способностями боевого чародея.
Это заявление, наконец, привлекло внимание Ричарда.
— Ты можешь чем-то подкрепить это наблюдение? — старый волшебник одарил ее испытующим взглядом.
— Могу. Мне довелось поработать с его даром, и не составило труда понять, что он работает по тому же принципу, что и дар Ричарда: просыпается только в минуту нужды. Относительно всех «остальных» минут можно сказать, что он так и не вспомнил, как им пользоваться. Но, тем не менее, его силы находятся у идеальном балансе. Он — не плод эксперимента, ведь эксперименты имеют свойство в большинстве случаев заканчиваться неудачно, порождая людей с неуравновешенными способностями и аномалиями.
— Это все еще не доказательство.
— Еще какое доказательство, — Никки начинала заводиться, но ее резко остудил холодный взгляд Ричарда и его красноречивое молчание. Они все еще не были друзьями. Она все еще не имела права поучать кого-либо в его присутствии. — Подобное сочетание двух видов магии попросту невозможно в любом другом случае, поскольку Ричард и Кэлен — единственные, кто обладает ими на данный момент.
— Ты так и не объяснила, — Ричард, наконец, прервал молчание, — как еще даже не рожденный ребенок мог материализоваться здесь в виде почти двадцатилетнего парня, который уже успел хорошо выкосить целые ряды д’харианских солдат? Моих солдат!
— Я уже объяснила.
— Объяснила. Но не очень правдоподобно.
— В тебе говорит обида за убийство твоих людей, но не переноси ее на меня. Я сказала все, что знаю сама: Томас попал сюда благодаря артефакту из Храма Ветров, который перенес его через завесу и Подземный Мир к нам, в это время.
— Чтобы стать секретным оружием Джеганя, — кивнул Ричард, но его стальной взгляд дал ей понять, что он не поверил ее словам ни на грош. — Поэтому ты так рвалась спасти его? Вытащить из роли марионетки, а заодно из темницы?
— Ричард…
— Тогда, если ты считаешь его моим сыном, то почему решила бороться за его жизнь таким путем, путем лжи и предательства? Почему не сказала раньше? Я готов ответить за тебя: потому что я бы не поверил в это точно так же, как не верю и сейчас. Ни при каких обстоятельствах я не поверю, что мой сын сможет так просто забирать чужие жизни, убивать и мстить за то, чего в действительности не было. Ты можешь сказать сколько угодно слов, но я никогда не поверю, что нас с ним может связывать хоть что-то общее.
— Ричард, все, о чем ты говоришь, было внушением. Очень умелым внушением Сестер Тьмы Джеганя. Я говорила тебе об этом еще давно, но ты не хотел даже слушать…
Спор закончился, стоило Искателю вытянуть вперед руку в жесте, призванном заставить колдунью замолчать. Внутренний голос подсказал ей, что в этой ситуации, при такой реакции, она могла лишь исполнить его приказ, чтобы дать ему время подумать. Хотя при этом она и внутренне сотрясалась от желания схватить его за плечи, хорошенько встряхнуть и заставить выслушать ее.
В поисках поддержки она обернулась к Зедду, к Гарольду. Со стороны старого волшебника она почувствовала лишь недоверие и скептицизм, которые может чувствовать только волшебник и только по отношению к Сестре. А Амнелл… Амнелл, с которым ее никогда не связывало дружеское общение или что-либо, даже отдаленно его напоминавшее, внезапно пришел ей на помощь.
— Ричард, раз уж ты вынудил меня почти целый час слушать ваши магические бредни, в которых я, признаться, никогда не разбирался, и раз я, как оказалось, прихожусь родственником предмету нашего разговора, позволь мне внести свой вклад в этот вопрос.
— Безусловно, — Ричард кивнул, не проявив при этом никаких эмоций.
— Судя по тому, что я сейчас услышал, ты понял объяснение Никки не лучше, чем я. А если это так, то у меня есть более простое доказательство ее правоты, хотя я и сам не до конца верю в него.
— Что за доказательство?
— Два дня назад, когда мой отряд нарвался на группу имперцев в нескольких… вернее, во многих часах езды от лагеря, что, кстати говоря, и стало причиной моего опоздания, прямо во время битвы я увидел Никки вместе с… тобой.
— Что? — Ричард вперил в него тяжелый, потемневший взгляд, но Гарольда это ничуть не смутило. Амнелл успел хорошо изучить Рала и даже считал его своим другом, а потому не боялся подобного проявления недоверчивости или сомнения.
— По крайней мере, я так подумал. Но, поверь мне, я ни секунды не сомневался в этом, пока не смог разглядеть его поближе. А потом, по непонятным мне обстоятельствам, уже почувствовав ошибку, я невольно продолжал выискивать между вами сходство. Должно быть, это было простое любопытство, но… Я клянусь, Ричард, это действительно так: он мог бы быть твоим сыном. У вас с ним одни глаза, одна походка, одна и та же тактика боя и даже манера фехтования.
— Ты, верно, тоже подался в шутники.
— Нет. Твой «Танец со смертью», как ты его называешь, как оказалось, принадлежит не тебе одному. Хочешь ты того, или нет.
— Гарольд…
— Ричард! — на сей раз голос принадлежал Никки. — Перестань бегать от правды и загляни ей в глаза. Вернее, ему. Хватит одного вдумчивого взгляда, чтобы осознать, что Гарольд полностью прав.
Колдунья одарила его полным молчаливой благодарности взглядом, но она понимала, что спор еще не был окончен. Пока Ричард молчал, чаша весов была все так же не в ее пользу.
Наконец, молчание прервал и затихший Зедд. Должно быть, Никки удалось сильно пошатнуть его веру в сами основы магического учения. В этом она и ее ученик были как нельзя похожи.
— Слова Гарольда, быть может, имеют смысл. Я думал о том же по дороге сюда, но не видел логического объяснения такому сходству. Теперь вижу, хотя и не понимаю этого.
Ричард положил руку на эфес меча, как делал это обычно в те моменты, когда ему было необходимо сконцентрироваться. Но Никки уже увидела, что он носил на бедре вовсе не Меч Истины, к которому так привык, и именно поэтому в следующее же мгновение его пальцы отдернулись от эфеса, словно только что прикоснулись к раскаленной поверхности. Этот меч сейчас был не более полезным, чем кусок дерева, и от него не следовало ждать столь необходимой поддержки.
— Прошу вас, выйдите. Теперь я хотел бы поговорить только с Никки, — голос Ричарда звучал глухо, словно из-за каменной стены.
Гарольд и Зедд, недолго думая, вышли на улицу. Молча. Всем было не по себе, а оставшимся наедине Ричарду и Никки — особенно.
— Ты все еще не веришь, — она констатировала факт, глядя прямо Ричарду в глаза. Мужчина, за все то время, что они провели в диалоге, ни разу не сменил позы, хотя диалог этот длился, казалось, целую вечность.
Раз за разом она объясняла ему произошедшее с Томасом разными словами, подкрепляла разными аргументами, указывала на неясные, даже для нее, места. А он слушал, старался откреститься от каждого ее аргумента или разбить его своим хладнокровным и критичным тоном. Но Никки видела, что теперь этот тон попросту таял, оставляя за собой лишь горечь.
— Вряд ли возможно поверить в подобное.
Он так и не уточнил, что имел ввиду, но колдунья, отлично знавшая его характер, сразу догадалась обо всем.
— Он изменился, Ричард. То, что ему навязали, угасло, и, поверь мне, он больше не опасен ни для кого из нас.
Колдунья отвернулась от него. Ричард даже не смотрел на нее, а она, даже без прямого зрительного контакта, знала, что он не верил. Не доверял.
— Прости мне мой менторский тон, но сейчас ты явно веришь в то, во что хочешь верить.
— Я еще не забыл первое правило волшебника. Не утруждай себя напоминаниями, ведь мы уже давно не во Дворце Пророков.
— И, как по твоему, я лгу тебе, мудрый боевой чародей? — она даже не скрывала своего раздражения. — Ты подумал, что Томас мог быть моим знакомым или любовником, встреча с которым всколыхнула старыечувства и вынудила пойти сначала на практически безнадежную спасательную операцию, а потом на создание столь безумной легенды? — она неестественно засмеялась. — Разве я настолько тривиальна? Признайся, ведь ты не исключал и того, что я уже давно предала тебя и нашу дружбу ради него!
— Тогда почему ты просто сбежала с ним, ничего не сказав, если не хотела предать? — внезапно спокойным тоном спросил он, остудив пыл Никки.
— Потому что ему был необходим шанс, чтобы измениться и доказать тебе, что он — не зло. Чтобы теперь, спустя несколько месяцев, ты увидел эти изменения и больше не хотел лишить его жизни.
Он молчал. Теперь и она тоже. Такое положение затянулось бы очень надолго, если бы не один вопрос, заданный им. Вопрос, который удивил ее и ошарашил.
***
Моросил дождь. За спиной Зедда, Гарольда и Никки расположился лагерь вместе с солдатами, сидевшими вокруг недавно погасшего костра и охранявшими пленного Исповедника. Никки была права: он даже не пытался сопротивляться, скованный собственным изменившимся самосознанием и новой, ранее не существовавшей для него ответственностью за пролитую кровь и потерянные человеческие жизни. После всего, что произошло, он был должен д’харианцам. Кровь за кровь. Такова была справедливость.
Но Никки не верила в справедливость и, тем более, не гналась за ней.
Зедд, наконец, решил прервать тягостное молчание.
— Он тоже спрашивал тебя о том, что необходимо для создания границ?
Никки кивнула.
— Полагаю, речь шла о тех самых границах, которыми ты сам чуть было не разделил Д’Хару и Срединные Земли.
Теперь уже волшебник склонил голову в согласии.
— И правда, не так давно нам довелось обсуждать те времена, когда я был готов сотворить это заклинание и оградить Д’Хару непреодолимым барьером. Сегодня он снова спросил меня о нем. Исе же, это не объясняет его отъезда, — задумчиво протянул старец. — Никки, ты была последней, кто говорил с ним. Зачем он уехал и куда?
Блондинка отвела прядь волос за ухо и отвернулась от дороги. Ее взгляд вскользь прошелся по всем членам их отряда, в котором теперь недоставало двух человек: Ричарда и Бена. Но даже в их отсутствие солдаты Д’Хары и Галеи исполняли свои приказы.
«Не сводите с него глаз,» — таковы были слова лорда Рала перед отъездом. Она радовалась лишь тому, что она сама не попала под указание о надзоре. Хотя Ричард и не доверял ей так, как раньше.
— Он уехал к войскам, на юг. Сказал о каком-то срочном распоряжении.
— Интересно, интересно, — Гарольд покачал головой. — Даже не представляю, как твое сегодняшнее откровение могло натолкнуть его на какое-то распоряжение для войск.
— Ты просто не заметил, как его глаза сверкнули, когда я сказала, что Томас — тоже боевой чародей. Он явно что-то задумал, хотя и не выдал себя.
— Безумец, — пожал плечами Гарольд, беззлобно усмехаясь. Никки тихо позавидовала его извечно оптимистическому настрою. — Даже если они поторопятся, а, судя по погоде, у них это не выйдет, они будут отставать от нас на двое суток. Нам нет смысла ждать их здесь, поэтому я предлагаю отправиться в Эйдиндрил прямо сейчас, пока не стемнело.
— Полностью поддерживаю. Не стоит забывать о Кэлен, кто-то ведь должен будет объяснить ей, почему Ричард опоздает на празднование в свою же честь. Но на данный момент дело первостепенной важности это, по моему мнению, хороший перекус.
— До ближайшего городка не более часа пути, — Гарольд подмигнул и похлопал Зедда по плечу, и они вдвоем направились к своим лошадям, пасшимся неподалеку.
Никки в это же время переглянулась с юношей, с которым провела в дороге практически два месяца, и коротко улыбнулась ему, заверяя, что теперь все было в порядке. Более или менее, но в порядке. Хотя впереди и было множество вещей, которые ей предстояло прояснить и для Ричарда, и для Томаса.
Юноша ответил ей такой же улыбкой, резко контрастировавшей с его напускным безразличием.
========== Глава V ==========
Включена ПБ
Небо вело себя подобно избалованному ребенку, у которого отобрали любимую игрушку: надоедливая морось, не унимавшаяся уже несколько дней, в конце концов переросла в стену ливня. Дождевые капли неприятно хлестали по лицу, спине и плечам, пусть они и были укрыты плащами. Две лошади беззащитно прижимали уши и сильно торопились, то и дело пытаясь перейти в рысь или даже галоп, лишь бы неожиданная, холодная и неприятная кара небес перестала бить их по крупам и шеям.
Ричард огладил мокрую шею своей серой кобылы, которая теперь, когда ее шкура окончательно промокла, начала оправдывать название своей масти и больше не казалась белой. Это было резвое и здоровое, но крайне нервное животное. В Эйдиндриле характеру лошадей уделялось не настолько большое внимание, как, например, в Д’Харе или же в Галее и Кельтоне, где всегда были сильные регулярные армии, в которых хорошая уравновешенная лошадь была оправданной необходимостью.
Тем не менее, Ричард не жаловался. После всех своих путешествий он был рад, что ему не пришлось передвигаться по разбитой дороге на своих двоих. И без водных потоков тракт был похож на поле боя: глубокая колея от обозов и телег, месиво из конских следов и следов тяжелых солдатских сапог заполнили его почти полностью. Это говорило о том, что, к счастью двух вымокших до нитки путников, лагерь был уже близко.
По прошествии десяти минут Ричард и Бен оказались в знакомом и дружелюбном для них пространстве — среди солдат. Все, кто видел их, воодушевленно выпрямлялись и прикладывали сжатую в кулак руку к сердцу в знак приветствия. Никто, впрочем, не был удивлен их приезду, но вряд ли в этом были замешаны какие-либо сверхъестественные предчувствия. Все было гораздо прозаичнее: люди в этом месте всегда ожидали увидеть его, их лорда Рала.
Наконец, они доехали до шатра командования. Перед остановкой лошади пару раз шлепнули копытами по заполненным грязью пробоинам и только затем остановились, возмущенно сопя, а кобыла Ричарда еще и помотала головой в знак своего желания как можно скорее уйти из-под дождя. Как и всегда, к обоим мужчинам подошли несколько солдат, собиравшихся забрать лошадей, и тогда лорд Рал, сжалившись над своей строптивой кобылой, отдал указание как можно скорее найти для животных навес.
— Оботрите их, затем напоите и накормите. Мы не задержимся надолго, поэтому лошадям необходимы несколько часов хорошего отдыха.
Солдаты отсалютовали и поспешили выполнять приказ. Мужчины, свободно миновав часовых у входа в шатер, направились прямо туда, где обычно заседало командование, прямо по пути снимая плащи. И не ошиблись, увидев там и генерала Райбиха, главнокомандующего всей д’харианской армии, и временно заменявшего Гарольда в офицерском совете генерала из Галеи, и Сестру Верну, представлявшую интересы всех Сестер Света. Помимо них были и офицеры, командовавшие менее крупными формированиями в составе армии, с которыми Ричард был знаком не так хорошо.
Все присутствующие прервали свой разговор ровно в тот момент, когда в поле их зрения появились Ричард и Бенджамин, и тогда же они поднялись со своих мест. Генерал Райбих незамедлительно отсалютовал своему Магистру и кивнул капитану Мейфферту, все остальные присутствующие склонили голову.
— Приветствую всех собравшихся, — без промедления начал Ричард, стоя перед своими командирами и Сестрой Света. Бен оставался по его правое плечо. — Вижу, наш приезд немного удивил вас.
За всех ответило единодушное изумленное молчание, и Ричард не видел смысла в том, чтобы оттягивать момент.
— Что-то случилось? — наконец, решила спросить Верна.
— Можно сказать и так, — Ричард пожал плечами, думая, с какой стороны подойти к вопросу. — Я считаю, что я нашел способ в скором времени прекратить войну.
— Что-что? — неуверенность так и сквозила в голосе Сестры Света. Остальные присутствующие восприняли это заявление с большим энтузиазмом.
— Это звучит очень обнадеживающе, лорд Рал, — провозгласил генерал Райбих, выходя из-за стола и направляясь к Ричарду и Бенджамину. Верна последовала его примеру и, подобрав подол платья, начала семенить вслед за рыжебородым мужчиной. — Каким же путем вы собираетесь сделать это, если мне дозволено спросить?
Ричард перевел взгляд с него на Верну, его бывшую наставницу. Она еще не могла знать, что именно он собирался сказать, но боевой чародей знал: она не сможет легко понять его решение.
— Можете, генерал. Это звучит непросто, но я намерен разделить Новый и Древний Мир новой границей, которая заменила бы ту, что была сотворена волшебниками древности. Ту, которую я самолично разрушил. Раньше подобное даже не приходило мне в голову, поскольку я не совсем понимал, как можно сотворить подобное заклинание. Теперь понимаю.
— И как же? — Верна скрестила руки на груди, и ее голос звучал так, будто сейчас она экзаменовала его. Ричард стойко перенес волну раздражения, пробежавшую по его телу и едва не достигшую языка. Случись это, он бы не удержался от колкого ответа.
Но он вовремя понял, что его личные переживания не должны были выйти за пределы его же разума.
— С помощью магии, конечно. Буквально вчера я понял, что в моей власти находится человек, обладающий теми же магическими способностями, что и я. И в этих обстоятельствах наших совместных сил должно хватить, чтобы сотворить заклинание такой силы.
— Вот так просто? Без какого-либо артефакта, соответствующего заклинания или чего-то в этом духе? — Верна подозрительно глянула на него и резко выпрямилась. Генерал и капитан переглянулись, и стало ясно, что они даже не пытаются вникнуть в магическую составляющую вопроса. Ричард их не винил. Он и сам не до конца понимал, что хотел сделать.
— В этом вся суть — в инстинктивном и стихийном проявлении магии, как это и бывает у боевых чародеев. В заклинаниях и артефактах попросту нет нужды.
— И ты думаешь, что это возможно? Что это так просто? — генерал, на языке которого уже вертелся более существенный вопрос, намеревался перебить Верну, но та шикнула на него. Больше он не пытался.
Ричард кивнул. Без лишних действий и комментариев. Вопросы Сестры Света вызывали у него все больше и больше сомнений, все больше и больше проблем, но на это не было времени. Сейчас они должны были безропотно принять его приказ и приступить к исполнению. Остальные проблемы ему еще предстояло разрешить, а сейчас — лишь одно дело, всего одно существенное, самое важное дело.
— Лорд Рал, — с опаской начал генерал Райбих, но, увидев, что словесный поток Верны иссяк, свободно продолжил, — я уверен, что вы приехали сюда в столь неожиданный момент не только ради того, чтобы поведать нам об этой перспективе.
— Верно, генерал. У меня есть вполне конкретные указания, и, если позволите, я изложу их всем вам, — Ричард, наконец, указал на оставшихся командиров, которые теперь ожидали дальнейших слов, сидя на своих местах. Не включая Бена, на него выжидающе смотрел десяток внимательных глаз. Верна и Райбих предпочли остаться стоять рядом с ним, но тактично отошли в сторону, чтобы лорд Рал мог видеть перед собой каждого человека.
— Мой приказ для вас звучит гораздо проще, чем то, что я говорил до этого, но от этого он не менее труден в исполнении, — в полутьме шатра его глаза сверкнули холодной сталью. Он уверял самого себя, что это было необходимо. Что он убьет тысячи людей не напрасно. — Мне необходимо, чтобы вы мобилизовали все силы в центре Срединных Земель и оттеснили Имперский Орден к Долине Заблудших в самое ближайшее время.
— Но, лорд Рал, — попробовал вклиниться галеанец, когда Ричард резко оборвал его. Даже чересчур.
— Никаких «но»! Я знаю, что это звучит совсем не просто, особенно после стольких месяцев сражений и после стольких миль отступления. Но сейчас — единственное подходящее время для такого маневра, поскольку на данный момент Имперский Орден ослаблен после недавнего поражения. Мы уже стерли в порошок многотысячную армию, которая почти в два раза превосходила нас числом, и теперь у нас есть преимущество. Я повторю: мобилизуйте все силы и сражайтесь, или же просто гоните их галопом по равнинам. Число убитых не имеет значения, главное — подвести их как можно ближе к Долине. Обманите их. Лишите их ресурсов. Возьмите хитростью, — он выдержал паузу, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
Он вспомнил ту ночь после своего прибытия в Д’Хару, когда он понял, что его роль в этой войне была ролью убийцы. Сейчас у него не было в этом никаких сомнений. Для того, чтобы оттеснить Имперский Орден к рубежам Нового Мира, требовалось множество человеческих жизней. И смертей. Они не были готовы к такому маршу, но это было необходимо.
— Я знаю, что требую очень многого и понимаю, что не каждый согласится с этим. Но я обещаю, что этот самонадеянный рывок будет последним для наших войск, и приведет он не к поражению, а к победе.
Бен, который уже знал о плане Ричарда, наклонил голову в одну, другую сторону и вздохнул, а затем вновь выпрямился, словно принимая на себя таким образом его защиту. Его в меньшей мере интересовали судьбы простых солдат. Единственное, что действительно имело значение для капитана Мейфферта — это Магистр Рал, его интересы и Первая Когорта. Именно в таком порядке. Таковы были наступившие времена и таков был его долг.
Никто из присутствующих не торопился со словесным нападением. Все восприняли слова Ричарда как то, чему нельзя противоречить. Слова генерала Райбиха лишь подтвердили это предположение.
— Если это необходимо, мы призовем все наши силы на этот фронт и будем оттеснять врагов со всей возможной скоростью. Сколько у нас времени?
— Не больше двух месяцев, — коротко ответил лорд Рал. Райбих покачал головой.
— Это сложно. Но возможно, если нам будет сопутствовать удача.
— И если она будет сопутствовать тебе, Ричард, — критично заметила Верна. Но больше она не выражала сомнений, хотя они, конечно же, были.
— Мы очистим Новый Мир от этих… — мужчина явно пытался подобрать наиболее точное, но наименее красочное описание, —…исчадий преисподней, чтобы вы смогли запереть их в Древнем Мире. Мы будем сталью против стали ради победы и ради вас, Магистр Рал, — заверил его генерал, и Ричард почувствовал облегчение, когда вся десятка командования закивала.
— А я буду магией против магии, — Ричард благодарно кивнул всем присутствующим.
***
На Эйдиндрил уже спускались первые сумерки, когда Дворец Исповедниц засиял огнями сотен зажженных в канделябрах свечей. В воздухе витал тонкий, едва уловимый запах жасмина и сирени, звучали разговоры на разных языках и диалектах. Звуки музыки летали по коридорам, разносились с ветром за пределы дворца, прямо в город у его подножия.
Сегодня был первый день летнего солнцестояния, и ночь долго не приближалась к порогам царства живых. И в этот же день, двадцать четыре года назад, на свет появился нынешний Магистр Д’Хары.
В Эйдиндриле весь вечер и всю ночь, пусть и короткую, горели костры, люди водили хороводы и пели песни, прославлявшие победу света Создателя над тьмой Подземного Мира. А во Дворце Исповедниц уже собирались гости со всей страны — теперь подданные Д’Харианской Империи — чтобы поздравить лорда Рала лично.
Кэлен наблюдала за жизнью города с высота балкона Дворца Исповедниц. Даже с такого расстояния она слышала музыку и смех, видела дымы от костров. Где-то за городом, на бескрайних полях, девушки собирали душистые, яркие июньские цветы и плели из них венки. Она знала. Она и сама когда-то была одной из этих девушек.
Солнце неумолимо опускалось на верхушку далекого леса, а лучи его приобретали рыжеватый оттенок. Небосклон горел всеми возможными и невозможными красками, переливаясь из желтого в розовый, в лиловый и там, куда уже не доходили лучи солнца, в фиолетовый. Самая короткая ночь в году приближалась с невероятной скоростью.
Но Ричарда все еще не было.
Большинство гостей уже прибыло, а Мать-Исповедница все еще пребывала в тягостном ожидании. Она то и дело оглядывалась и, стараясь привлекать как можно меньше внимания к своим поискам, все же пыталась найти в толпе знакомые лица. То и дело она натыкалась на благородных гостей, тоже жаждавших ее внимания, и тогда ее усердия прекращались на некоторое время, которое занимал разговор.
Но она ждала. Ждала Ричарда, ждала Гарольда, ждала Зедда, ждала Бена. Ей приходилось надевать на лицо маску Исповедницы, чтобы объяснить д’харианским лордам и леди, где был их Магистр в собственный день рождения. Она говорила и им, и себе, что его просто задержали дела и что впереди было еще много часов празднования.
Он приедет, заверяла она саму себя. Должен приехать.
Когда Кара, всегда находившаяся где-то рядом, но не слишком близко, чтобы не мешать нудным, по ее мнению, разговорам с гостями, окликнула Мать-Исповедницу так, чтобы ее голос долетел сквозь музыку, и указала ей на вход в зал, сердце Кэлен подпрыгнуло у нее в груди. Она лавировала между людьми с необыкновенной грацией и аккуратностью, чтобы как можно быстрее оказаться в светлом, полностью выложенном белым как снег мрамором коридоре. И тогда она, наконец, натолкнулась на Гарольда и Зедда.
Эти двое выглядели так, словно за их плечами не было почти двухнедельной дороги и долгого обитания в военном лагере. Гарольд, как и в те времена, когда он жил простой и беззаботной жизнью холостяка, оделся с явным вкусом и дороговизной, о чем говорила даже такая неброская деталь, как тонкая и искусная вышивка серебряной нитью на его черной рубашке. Зедд предпочел не менять свой любимый лиловый балахон ни на что более вычурное.
Только завидев старшего брата и человека, заменившего ей дедушку, Кэлен бодрым шагом поспешила к ним. Хвала Создателю, коридор, в котором они встретились, в этот момент был совершенно безлюден, а потому Мать-Исповедница без лишнего стеснения сначала крепко обняла Гарольда, поцеловав его в щеку, а затем и Зедда, хотя сейчас эти действия уже и не давались ей так просто. Кэлен, как и раньше, пришлось встать на цыпочки, чтобы обхватить руками его шею.
Когда она отстранилась, взгляд обоих мужчин упал на ее совершенно круглый живот. Женщина невольно задержала дыхание, удивившись, что привлекла такое внимание, и, помимо собственной воли, положила руку на его верх. Теперь, спустя месяц после того, как скрывать ее положение стало абсолютно невозможно, уже ни один, даже самый бесцеремонный гость не сверлил ее фигуру испытующим взглядом и не задавал неуместных вопросов.
— Теперь я осознал, насколько давно мы с тобой не виделись, Кэлен — Гарольд усмехнулся. — Уже полгода?
— Почти семь месяцев, если быть точной, — она искренне улыбнулась брату. Ей было трудно передать словами, как радостно было на ее душе, когда Гарольд был рядом. — Вы задержались.
— Да, — он почесал затылок, — мягко говоря. Это все из-за Зедда.
Волшебник даже выпучил глаза.
— Из-за меня? А кто же настоял на том, что необходимо принять ванну и переодеться перед тем, как явиться сюда? Я даже не собирался присутствовать на торжестве, но ты уговорил меня!
— Это не заняло и четверти часа, — галеанец явно привирал, — а вот твоя тяга к еде обернулась нам двумя часами в таверне прямо в пригороде Эйдиндрила!
Кэлен прыснула в кулак. Зедд гневно сверкнул глазами, а Гарольд, как всегда, обезоруживающе улыбнулся.
— И все же, это не все обстоятельства, — признал Гарольд. — Есть еще одно, даже более важное. Думаю, тебе было интересно, куда из вашей «самой надежной во всем Новом Мире» темницы подевались Томас и Никки?
— Ты прав, очень интересно, — Кэлен уперла руки в бока.
— Все это время они были в Срединных Землях, и мне повезло натолкнуться на них пару недель назад, во время битвы с одним из отрядов Имперского Ордена. Но Томас умудрился пропустить удар от нашего общего, на тот момент, противника, так что примерно половина суток ушла на то, чтобы Никки попросту его вылечила.
— Никки не успела объяснить, как они вдвоем оказались в Срединных Землях?
— Ты знаешь, что я, уподобившись любому благовоспитанному д’харианцу, не особо разбираюсь в магии. А в их побеге была замешана именно она. Но об этом ты сможешь расспросить уже Ричарда.
— А где он сам? — не выдержав, спросила их обоих Кэлен, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Гарольд тяжело вздохнул.
— Об этом я и собирался тебе поведать, сестрица. После разговора с этим Исповедником у него будто что-то перевернулось в голове, — Мать-Исповедница не могла не заметить настороженный взгляд Зедда, направленный на говорившего мужчину. Гарольд рассказывал обо всем уверенно, игнорируя предупреждение, но Кэлен знала, что он умел лгать достаточно хорошо и достоверно даже без подсказок со стороны, если это было действительно необходимо. — Он поговорил с Никки наедине и после этого отправился обратно в лагерь. Сказал, что у него есть приказы для командования, которые необходимо принять во внимание как можно скорее. Но лично нам не объяснил практически ничего.
— Ох, Гарольд, — Кэлен напустила на лицо все возможное в этой ситуации разочарование. — И ты хочешь сказать, что Ричард не передал этот приказ и тебе, главнокомандующему армией Галеи, а просто уехал? Просто признай, что вы с Зеддом что-то скрываете от меня.
Теперь в диалог вступил волшебник, спокойный и рассудительный, как всегда.
— Кэлен, я не буду отрицать, что это действительно так, и о некоторых деталях нашего с Ричардом разговора мы не станем упоминать. Но не суди нас за это, поскольку небольшая утайка — это лучшее, что мы можем сделать для вас в этой ситуации. Ты должна будешь поговорить об этом с Ричардом, когда он вернется, потому что это касается вас двоих.
— И когда же он вернется?
— С учетом улучшившейся погоды, я полагаю, он должен будет приехать послезавтра, — вновь ответил Зедд, а Гарольд лишь подтвердил кивком.
Теперь Кэлен скрестила руки — интуитивно закрылась, чтобы ее расстроенное состояние осталось за пределами видимости. Но оба мужчины знали ее достаточно хорошо, чтобы почувствовать это и без очевидных подсказок. А Кэлен мысленно проклинала свою возросшую ранимость.
— Чувствую, приема избежать не удастся, — проворчал Зедд. И, как обычно, не всерьез.
— Не волнуйся, сестренка, мы не оставим тебя в одиночестве, — он протянул ей раскрытую ладонь, — позволишь?
Она слегка улыбнулась и сжала протянутую ладонь. Они направились обратно в зал, но уже в дверях, спустя какую-то минуту, будто после многодневных репетиций, их руки разомкнулись, словно по-другому быть и не могло.
Да, когда-то она собирала с сестрой цветы на лугах в окрестностях Эйдиндрила. Плела венки и водила хороводы. Но сейчас ее статус не позволял ей даже такое проявление эмоций. Гарольд знал. Поэтому она была благодарна, просто видя его рядом с собой.
***
— Ливень затянется на несколько часов, — Бен понял это, даже не выглядывая из шатра.
Ричард тоже. Тем не менее, лорд Рал упорно молчал, а вот его друг — нет. В некогда молчаливом д’харианце словно проснулся докучливый бес.
Когда офицеры и Сестра Света отправились выполнять поручение Ричарда и отдавать соответствующие приказы, Магистр и капитан Первой Когорты остались в шатре, дабы отдохнуть и переждать ливень. Ричарду пришлось принять это решение, хотя он и был категорически против любой задержки. Он знал, что его ждали, и оттого больнее было осознавать, что он уже потерял на дорогу, в лучшем случае, двое суток.
— Не хочешь рассказать, что именно так грызет тебя, лорд Рал? — Бенджамин, в отличие от других офицеров, имел право на столь фамильярное обращение. Но сейчас, по правде говоря, Искатель не имел ни малейшего желания для какого-либо разговора.
Старый друг знал, что произошло в шатре, но не догадывался, что по этому поводу думал Ричард.
Но Ричард и сам не знал, что думать. Каждую его мысль тянуло на дно огромное грузило, и все они тонули в нескончаемом океане других, таких же тяжелых, мыслей. Одна теснила другую, вырывалась на поверхность ради одного вздоха и спустя секунду уступала место другой, новой. И так они перемешивались, повторялись по кругу и все сильнее путали его.
Раз за разом он прокручивал в голове разговор с Никки, вспоминал каждое ее слово и пытался понять, как это могло произойти? Как это могло быть правдой? И, что самое страшное, как он мог в это поверить?
Она не лгала, Ричард чувствовал, хотя и отрицал всем своим существом. И дело было даже не в том, что он хотел верить ей, а в том, что так говорило ему его чутье — чутье Искателя Истины.
Впервые он по-настоящему почувствовал, каково это — когда правда не спокойно укладывается в голове, а разрывает виски, прожигая их дикой болью.
Томас — его сын…
Его сын мог убить столько невинных людей? Его сын мог попытаться исповедать его самого? Его сын мог быть угрозой для безопасности Кэлен?
Но, что пугало Ричарда еще больше, так это он сам. Он чувствовал ненависть. Разве он мог испытывать это к своему ребенку, которого уже давно поклялся защищать всеми своими силами? Разве?..
— Дай угадаю, — все так же настаивал на своем Бен, — твое кислое выражение лица никак не связано с этим твоим Томасом и его внезапным появлением?
— Только не иронизируй, — буркнул Ричард, этим выставляя напоказ все свое настроение.
— Я человек простой и привык говорить обо всем без прикрас, — пожал плечами капитан Первой Когорты, — и сейчас я вижу, что мой друг, которого я знаю почти пятнадцать лет, если не больше, не похож сам на себя. И что предлагаешь делать в этой ситуации? Ждать, пока ты вытворишь что-нибудь интересное? Так не пойдет. Выкладывай. И, желательно, подробно.
— Я думал, что исповедь Никки, пересказанная мной, уже должна была дать тебе небольшую подсказку к разгадке.
— Да, звучало довольно страшно, — блондин громко усмехнулся, — особенно когда ты пытался что-то объяснить про завесу. И эту вашу Благодать.
— И больше тебя ничего не смутило? — фраза прозвучала довольно насмешливо. Но Бен и правда не был смущен.
— Если тебя интересует мое отношение к ситуации в целом, то тебе следует знать: я, в отличие от тебя, не вижу в этом пареньке ничего такого, что могло бы вызвать столь ярую неприязнь.
Ричард молча уставился на него, не зная, как реагировать на эту сентенцию.
— Ты, часом, не забыл его послужной список?
— Я — глава твоей личной охраны, — капитан Мейфферт ненавязчиво положил руку на грубо обтесанную крышку стола, меняя свое положение на более удобное и откидываясь на спинку стула. Шипастый браслет сверкнул в полутьме. — Я не забываю ничего из того, что может быть опасным для тебя или для Матери-Исповедницы. Но он — другое дело. Он еще слишком молод, Ричард, а ты попросту включил строгого отца.
Рал не сдержал скептического смешка, но все же промолчал. Капитан счел это за добрый знак и, поняв, что внимание его друга было полностью поглощено его речью, продолжил:
— Я и сам совершал много поступков, о которых жалею по сей день. Ты можешь сказать, что в этом виноват тот, кто отдавал мне приказы и заставлял убивать, но это не так. Вина всегда лежит на том, кто берет оружие в руки и выполняет их, — д’харианец оперся локтями на колени, вздохнул так, словно ему приходилось втолковывать очевидные вещи. Но он видел, что сейчас Ричард нуждался именно в этом: в очевидных фактах, за которые можно было ухватиться. — Я изменился, когда ты дал мне шанс. И, поверь, он тоже сможет. Если он и правда твой сын, конечно.
— Если все так просто, как ты говоришь, то осталась лишь одна проблема, — после этих слов Ричарда Бен нахмурился. Искатель же отважился на откровенность. — Я даже не представляю, как можно скрыть это от Кэлен.
— Скрыть? — блондин вдруг рассмеялся, — Разве это имеет смысл? Рано или поздно она и так обо всем узнает. И лучше бы ей узнать об этом от тебя. Причем, лучше для вас обоих.
Ричард не ответил. Буря проблем в его голове немного улеглась теперь, после слов друга.
В знак благодарности он перегнулся через стол и сжал его плечо, но Бен лишь нарочито небрежно отмахнулся. Тогда мужчина понял, что к капитану внезапно вернулась его прежняя немногословность.
Ливень за окном внезапно перестал. Бен, не теряя времени, поднялся со стула, направился к выходу и обернулся уже в дверях.
— Я распоряжусь, чтобы нам поседлали коней, — он выставил вперед указательный палец и указал им прямо на Ричарда. — А ты начинай подбирать правильные слова.
***
— Ну-ка сбрось свою маску и улыбнись хотя бы на минуту.
К середине ночи Кэлен уже едва стояла на ногах. Люди вокруг словно не замечали пролетевшего времени, и несколько последних часов они танцевали, танцевали и танцевали. Короли и королевы, принцы и принцессы, лорды и леди — самые молодые и задорные из них энергично двигались в такт музыке, звучно отбивали ритм танца стуком каблучков по мраморному полу, создавая единую и неповторимую танцевальную симфонию. Старшее поколение, которое танцующие оттеснили к краям зала и к столам с едой и напитками, лишь наблюдало за ними с толикой ностальгии, но ничуть не возмущалось. Эта ночь была просто создана для танцев.
— Здесь так душно, — наконец, ответила она, так и не исполнив его просьбу. — Пожалуйста, давай выйдем на балкон.
Гарольд кивнул и пошел бок о бок с Кэлен. Зедд ушел спать еще в полночь, и она ничуть не винила его. Сейчас она и сама все чаще думала о манящей мягкости своей роскошной кровати.
— Раньше ты любила танцевать, — в его тоне улавливались нотки ностальгии.
— Я всего лишь устала, — с неохотой признала она. Но было ясно, что Гарольд имел ввиду не это.
— Ты злишься на него?
Кэлен ожидала этот вопрос.
— Нет, Гарольд. Я не могу злиться на него за то, что из-за дел он забыл о собственном дне рождения и не приехал, — без малейшей утайки ответила она. — Я вполне понимаю это. А ты лучше скажи мне, почему здесь нет твоей жены?
— Она просила передать слова сожаления по поводу ее отсутствия, но ей пришлось остаться в Галее. Ты знаешь, несмотря на войну, мы все еще возрождаем жизнь в Эбиниссии после той резни. Диана не хочет возлагать это на плечи наших чиновников.
— Я видела, что там произошло, и вряд ли когда-нибудь забуду. Это непоправимая трагедия. — Кэлен покачала головой. Это случилось как раз после ее возвращения из Племени Тины, абсолютно случайно. Так она увидела воочию начало конца.
— Ты доказала, что все поправимо, разбив
Имперский Орден одними лишь силами наших новобранцев. Это вдохновило нас, и теперь я верю, что мы сможем сделать повторить успех, — он сжал ее плечо, — у Ричарда есть какой-то план, хоть он и не раскрывает никаких подробностей. Ты можешь расслабиться: тебе больше не придется обмазываться известкой и скакать на коне без седла.
— Кто знает, кто знает, — Мать-Исповедница улыбнулась воспоминаниям. Несмотря на трагические обстоятельства, которые свели ее с галеанскими новобранцами, она была рада этой встрече и этому знакомству. Ее душу согревала мысль, что ей удалось спасти жизни многим из них.
Они молча смотрели на светло-синее небо, усыпанное горстями звезд. До рассвета было еще далеко, но Кэлен чувствовала, что эта ночь закончилась для нее уже сейчас. Она и правда устала.
— Если ты не против, я отправлюсь спать. Я уверена, что никто не заметит моего отсутствия, — она обернулась и кивнула на толпу опьяненных этой дивной ночью людей, глаза которых блестели почти лихорадочно, отражая теплые огоньки свечей.
— И ты даже не расспросишь меня про наших гостей — Томаса и Никки? — Гарольд изобразил удивление. Признаться, несколько преувеличенно.
— Нет, — она мотнула головой всего один раз, но достаточно уверенно, чтобы брат даже не попытался усомниться в ее решении. — Прежде всего я дождусь Ричарда.
— Даже не попытаешься обхитрить морд-сит и поговорить с ними?
Брат хорошо знал все ее уловки. Но сейчас он не угадал.
— Нет, — она положила руку поверх живота, — не так давно Ричард сказал, что мне пора научиться думать не только о себе и перестать волновать его, ввязываясь во что-то заведомо небезопасное. И теперь я понимаю, насколько он прав. Я не буду рисковать, встречаясь с ними. Не сейчас.
Гарольд подтвердил ее слова кивком. Тогда она лишь коротко сжала его ладонь и развернулась, исчезая в толпе.
И в этот же вечер Ричард осознал свою ошибку.
А произошло это в таверне в небольшом придорожном поселке, в котором Ричард и Бен остановились, чтобы подыскать комнаты для ночлега. Днем, когда они договорились с хозяином об оплате, д’харианский капитан вел себя несколько странно и даже задержался там после разговора. Он присоединился к Ричарду немного позже, уже после того, как тот отправился, чтобы обновить припасы для последних дней дороги.
А вечером вся таверна уже праздновала.
Все было в лучших традициях д’харианского воинства: громкая музыка, неприличные по своему содержанию песни, сытная еда и много эля. После десяти дней пути Ричард, ранее не обремененный тягой к благам цивилизации, все же почувствовал вдохновение от одной мысли о мягкой (или даже не очень) постели.
Ричард с радостью принимал участие в праздновании вместе с Беном, но истинный его смысл какое-то время оставался для него тайной. И только затем, после громкого и пьяного тоста своего друга, так и не выдавшего не то что их нынешнего статуса, но и даже д’харианского происхождения, Искатель Истины, лорд Рал и боевой чародей вспомнил одну незначительную, по его мнению, деталь его биографии. Сегодня был его день рождения.
Тогда-то он и понял, насколько непростой разговор ждал его по прибытии в Эйдиндрил.
Комментарий к Глава V
Итак, 9 страниц концентрированных эмоций Ричарда и Кэлен (пометка для тех, кто жаловался на маленький объем прошлых глав)! Во избежание недопонимания поясню, что между их частями идет разрыв в 10 дней.
Хочу поблагодарить всех читателей за безумно быстрый отклик на предыдущую главу - это так сильно «намотивировало» меня на новую, что она вышла даже не спустя месяц, хах.
Что думаете насчет этой части? Как всегда, с нетерпением жду вашего отклика и боагодарю за поддержку <3
========== Глава VI ==========
There is a house built out of stone
Wooden floors, walls and window sills
Tables and chairs worn by all of the dust
This is a place where I don’t feel alone
This is a place where I feel at home
Они появились у ворот дворца глубокой ночью.
Ричард медленно шел по коридорам, сопровождаемый молчаливым капитаном его охраны. За все время нахождения во дворце, неожиданно тихом по сравнению с шумно гулявшим городом, оба не проронили ни слова и даже не посмели ускорить шаг. Дворец спал. У спешки больше не было смысла.
Чем ближе они придвигались к крылу, в котором жила Мать-Исповедница, тем больше обоим встречалось морд-сит и солдат, которые тщательно делали вид, что сон вовсе не одолевал их с невероятной силой. Некоторые воительницы в красной коже, те, с кем Ричард был знаком дольше других, не просто приветствовали лорда Рала, но еще и поздравляли его с прошедшим праздником. Искатель Истины вежливо улыбался, но их слова вызывали у него лишь горький осадок и чувство вины.
Наконец, они достигли поворота на нужный коридор. Огни в нем горели довольно тускло, но даже при таком освещении Ричарду не составило труда увидеть на дальнем его конце фигуру Кары, прислонившейся к дверному косяку. Морд-сит выпрямилась, когда дверь рядом с ней распахнулась.
В коридор вышла Кэлен. Ричард остановился, задерживая взгляд на ней, даже в ночной час облаченной в идеально белое платье, свободно ниспадавшее под грудью. Даже тогда, когда никто посторонний не мог видеть ее, она не изменяла своим привычкам. Но ее муж, уже успевший насторожиться и подумать, что она попросту не спала всю ночь, с облегчением заметил, что ее волосы были немного взлохмачены после сна.
Женщины незамедлительно увидели двух мужчин в другом конце коридора и сразу же направились к ним: Кэлен — торопливыми и широкими шагами, Кара — без лишней спешки.
Ричарду было настолько стыдно, что он был готов услышать все из списка возможного: упрек, нетерпеливый вопрос, даже крик. Но он не услышал ничего. Кэлен просто подошла к нему и обняла настолько крепко, насколько ей позволяли собственные силы. Он хотел бы ответить ей так же, но вовремя остановился, побоявшись переусердствовать и навредить ей.
— Часовые разбудили меня, как только вы показались у ворот. Клянусь, еще немного, и я бы отправила Кару и Бердину искать вас по всем Срединным Землям, — проговорила она на выдохе. Ричард посмел предположить, что это все же было преувеличение: так или иначе, у дара Кэлен и его дара была неразрывная магическая связь, и они всегда знали, если с одним из них что-то произошло. Но, что бы он ни говорил самому себе, это ничуть не умаляло его чувство вины перед ней.
По пути сюда он увидел следы грандиозного пиршества: праздно шатавшихся аристократов, которым наскучили война и вытекающий из нее кризис и для которых это торжество было глотком свежего воздуха; бедноту, собиравшуюся у врат дворца и желавшую «приобщиться» к празднеству, а именно — получить остатки со стола, и даже подвыпивших и изрядно расслабившихся солдат, которые, к своему счастью, не были д’харианцами — иначе они получили бы внушительный нагоняй от капитана Мейфферта. Ричард, хоть он и не любил столь пышные праздники, чувствовал, что был обязан уделить стараниям своей жены хотя бы один вечер.
Кэлен поприветствовала Бена в более сдержанной манере, как капитан всегда на том и настаивал: кивком головы и легкой улыбкой, выражавшей искреннее расположение. Лорд Рал знал, что, несмотря на внешнюю сдержанность, эти двое прекрасно ладили и могли часами говорить не только о политике, но и о простых, житейских делах.
Так, почти год назад Ричард и Кэлен узнали из первых уст, какое отношение в действительности было у капитана Первой Когорты к лидеру морд-сит. И прямо сейчас перед ними обоими развернулась комичная для посвященного… впрочем, нет, для любого человека сцена: после того, как Ричард дружески обнял белокурую морд-сит, Кара нарочито небрежно кивнула Бенджамину (признаться, лорд Рал и Мать-Исповедница были готовы ожидать от нее театральный поклон), а светловолосый д’харианец и вовсе не ответил на ее приветствие, насупившись и изобразив полное безразличие.
Ричард и Кэлен переглянулись и почти одновременно улыбнулись, но тут же скрыли этот мимолетный порыв за маской серьезности, чтобы не смущать своих друзей. Все это было похоже на непрофессиональный уличный спектакль.
— Нам необходимо поговорить, — наконец, произнесла Исповедница. Искатель поначалу напрягся, но быстро понял, что, помимо самых острых и сложных для понимания новостей, ему предстояло рассказать ей хотя бы о причинах своего опоздания.
— Ты права, — поддержал он ее, как вдруг Кэлен неожиданно прервала его:
— Но…
— Но?
— Сначала нам нужно нагнать упущенное, — Кэлен с хитрым выражением лица взглянула на двух светловолосых д’харианцев, стоявших справа от нее. — Кара, я бы хотела побыть с Ричардом наедине, но ты, я знаю, просто так не согласишься с этим. Я предлагаю, чтобы ты просто последовала за нами на некотором отдалении, а вы, капитан, составили бы ей компанию в этом «опасном» задании.
Оба взрослых, которые вели себя как влюбленные по уши подростки, переглянулись и, осознав всю безвыходность ситуации, просто кивнули.
Кэлен вместо объяснений схватила Ричарда под руку и потащила в противоположный конец коридора. А Кара и Бен, как ни удивительно, и правда немного задержались и лишь спустя какое-то время последовали за ними. Ведь Кара и так знала, куда они идут.
***
— Ты знаешь толк в подарках, Кэлен, — признал, наконец, Ричард. Прямо перед ним и Кэлен по загону гордо вышагивал вороной жеребец, обладатель мощных и длинных ног, блестящей гривы и хвоста, доходившего до самых копыт. Он смотрел на людей не с тем презрением и недоверием, которое обычно испытывали загнанные и худые армейские и крестьянские лошади. Нет. Судя по всему, конек знал, что такое хороший уход и питание.
— Он был выращен в Галее, там же, где и мой Ник, — это и было вербальное подтверждение правильности его выводов. Уголок ее губ слегка приподнялся, когда она вспомнила о своем боевом друге. Он остался в Д’харе, и, признаться, Кэлен скучала по нему и по их долгим прогулкам по лесам. Но вместе с этими воспоминаниями приходили и воспоминания о том, как много битв и стычек они прошли вместе, как часто они рисковали собственными жизнями. Кэлен уж точно не жалела, что эти времена были позади, и ей оставалось лишь надеяться, что они не скоро повторятся.
— Кажется, ты нравишься ему гораздо больше, чем я.
— Ты преувеличиваешь, — она перекинула волосы за плечо свободной рукой, а другой продолжила поглаживать коня за ушами. — Но если этим ты хочешь намекнуть, что он не пришелся тебе по душе, то ты должен понимать одну вещь.
— Какую же?
— Я попросту заберу его себе. И тогда он будет спокойно бегать по полям не меньше четырех месяцев, прежде чем я смогу на него сесть, — она выразительно кивнула на свой живот. Ричард широко улыбнулся.
— Даже не мечтай об этом. Я с радостью приму твой подарок.
Воспитание у вороного было что надо. Ричард заметил, насколько спокойным было животное перед ними, хотя бы по тому, что путевой огонек, который горел перед двумя малознакомыми людьми, не вызывал у него никакого страха.
Дорога из дворца до небольших полей, находившихся за пределами города, занимала около четверти часа, и, несмотря на то, что сейчас ночи были светлыми, Кэлен попросила Ричарда, чтобы он осветил им путь. Тогда он и вызвал огонек, который был совсем небольшим по размеру, но при этом в три раза более эффективным, чем любой факел. Паре даже казалось, что ночь расступалась перед ними, освобождая путь дню, настолько светло было.
Конь, завидевший это, лишь фыркнул. Когда его внимание переключилось на людей, он, опомнившись, начал демонстрировать всю свою красу: перешел в галоп и помчался к ним с другого конца небольшого загона, чтобы остановиться ровно напротив них, вскинуть голову, развернуться и, выгнув шею и задрав хвост, начать носиться из стороны в сторону, при этом практически не касаясь земли.
Ричард усмехнулся. Кэлен и правда сделала ему подарок, достойный любого короля.
— Как тебе пришла в голову эта идея? — спросил он, наконец, даже не скрывая своего удивления. — Я настолько часто жаловался, что в окрестностях Эйдиндрила нет ни одной лошади без психических расстройств, что ты решила обратиться к галеанцам?
Она загадочно улыбнулась.
— Жаловался или не жаловался, я все равно догадалась бы. Более того, даже Кара, прознав, какая в Эйдиндриле проблема с любой кожаной амуницией, оставила меня на пару дней на плечи солдат, наказав не выходить даже из покоев, и поехала на юг, чтобы найти что-нибудь получше.
— Да ну? — Ричард едва удержался от того, чтобы присвистнуть.
— Именно. Но имей ввиду, что она никогда не признается в этом, даже если ты начнешь благодарить ее.
Где-то в пятидесяти метрах, уже у кромки леса, Кара, привалившаяся к стволу дерева, фыркнула. Произнесенные в ночи слова двух правителей разносились на огромные расстояния, поэтому внимательная морд-сит без труда расслышала и эти.
Бенджамин взглянул на нее с заметным весельем.
— Даже не прикидывайся возмущенной. Тебе, наверное, приятно слышать, что они говорят о тебе, — безо всякой насмешки заметил он. Кара гордо выпрямилась. Хотела выдать что-то едкое, но потерпела крах: в присутствии генерала она не могла подобрать ни одной приличной остроты. Это вызывало у нее непонятную смесь эмоций: злости, раздражительности и… смущения?
Но, к счастью, отвечать ей не пришлось. Лорд Рал и Мать-Исповедница уже направлялись дальше, в сторону огромных полей, и, что самое интересное, вороной жеребец, выпущенный из загона, спокойно шествовал у плеча мужчины, даже безо всяких веревок.
Кара и Бен подождали с минуту и отправились за ними.
— Ну, посмотрим, каков ты в действии, — как только они дошли до дальних полей около дворца, сильно холмистых и потому непригодных для ведения хозяйства, Ричард указал понятливому жеребцу на открытое пространство вокруг.
Лорд Рал мог бы озадачиться и лично проверить его способности, просто сев верхом, но после двух недель в седле он, признаться, пока что не горел желанием делать это.
Краем глаза он заметил, как Кэлен улыбалась, наблюдая за действиями вороного. Краем глаза, потому что и сам не мог перестать смотреть на него. Жеребец пошагал в сторону первого холма и, как только его наклон сильно возрос, он начал уверенно продвигаться наверх уже рысью. Ричард и Кэлен поспешили за ним, и, только они все перевалили за холм, конь понесся вперед раскидистым и легким галопом, задрав голову. Чувство свободы опьянило его настолько, что он вовсе позабыл о приличиях, но быстро опомнился и эффектно согнул шею, демонстрируя свои вышколенные манеры.
Короткая ночь все еще длилась, хотя небо над ними и было светло-голубого оттенка. На нем белесыми точками горели созвездия и одинокие звезды, а с дальних холмов начинал подкрадываться туман. Но утро было еще далеко.
— Здесь так красиво, — прошептал Ричард. Он понимал, насколько тривиально это звучало, но в мире было слишком мало слов, способных описать то, что было прямо перед ними. — Прости, что не предупредил и что так сильно задержался. Я знаю, ты хотела порадовать меня тем праздником.
— Я просто рада, что ты здесь, — Кэлен ответила так же тихо, приобняла его и прислонилась лбом к его щеке. Она прикрыла глаза, когда он положил руку на ее плечи, бережно потирая их, чтобы немного согреть ее. — К тому же, Кара была права. Ты никогда не любил пышные приемы.
— Но я хотел бы провести тот вечер с тобой. И никто не обязал бы нас остаться там против нашей воли.
Кэлен немного помолчала, и ее глаза устремились вдаль. Вороной, с такого расстояния напоминавший ужасающий черный призрак, резко остановился после своих долгих скачек и, наконец, перешел в шаг.
— Еще не все потеряно.
— Что ты имеешь ввиду?
— Солнцестояние длится несколько дней, сегодня — последний. В городе все еще звучит музыка, за его пределами все еще горят костры…
— Ты предлагаешь пойти в город? — Кэлен улыбнулась, но Ричард видел, что она не верила в эту возможность. Он мог понять ее опасения, ведь, в конце концов, здесь многие знали их в лицо. Если не Ричарда, прибывшего из далекой Д’хары, то хотя бы Кэлен, Мать-Исповедницу, которая провела здесь большую часть своей жизни. Но у него уже были собственные соображения на этот счет.
— Поверь, даже боевой чародей способен на щепотку маскирующей магии.
Она задумалась.
— Что насчет Кары и Бена? Нам стоит предупредить их, — когда она приняла предложение без лишних вопросов и отговорок, Ричарду стало легче на душе.
— Разве они тебе мешают? Я имею ввиду, прямо сейчас.
Кэлен хитро сощурилась, поняв ход его мыслей.
— И правда, вовсе не мешают.
Стоило Ричарду свистнуть, как вороное чудо, вовсе отвернувшееся от своих сопровождающих, резко развернулось и потрусило к ним ленивой, расслабленной рысью. Еще до того, как он успел приблизиться к ним, Ричард повернул Кэлен к себе и приложил пальцы к ее виску. Через несколько секунд вокруг нее что-то замерцало, но почти сразу же скрылось. Не прошло и минуты, как ее муж отошел и оглядел проделанную работу. Кэлен удивленно подняла руки, глупо уставилась на собственные запястья, ровно такие же, как и раньше, вплоть до расположения родинок.
— Жаль, у нас нет зеркала, — Ричард покачал головой, но Кэлен видела, что он был доволен собственной работой.
— Ты уверен, что что-то и правда произошло? Ты затратил подозрительно мало времени, — Кэлен подбоченилась.
— Конечно, заклинание сработало. Сегодня ночью, как это ни странно, пользоваться магией гораздо легче, чем обычно, потому что воздух просто полнится ею. То же самое происходит в дни равноденствия и в день зимнего солнцестояния. Это — дни силы.
— Никогда не слышала об этом, — она сдвинула брови на переносице. Но рассказанное Ричардом звучало и вправду очень интересно.
Теперь настала его очередь. Ему потребовался буквально один взмах руки, чтобы вокруг него затанцевали те же самые огоньки. Они окружили его по спирали, поднимаясь снизу вверх, и исчезли уже на уровне его глаз.
Его внешность осталась ровно такой же, как и несколько секунд назад.
— Ричард, — Кэлен медленно скрестила руки, — ты ничуть не изменился. Даже со стороны.
— Потому что я не хотел, чтобы вместо друг друга мы видели других людей.
Она воздела глаза к небу и покачала головой. Как много вопросов было в ее голове и как мало помогали ответы Ричарда… Впрочем, она успела привыкнуть к этому.
Вороной вернулся. Преображение Ричарда и Кэлен ничуть не смутило его, словно он тоже не заметил изменений в их внешности. Возможно, такие штучки не работали с животными?
— Пойдем. Для начала нам нужно вернуть его на место, пока он не решил, что ему предстоит жить здесь, — Ричард похлопал жеребца по плечу.
Кэлен кивнула, и только тогда они пошли обратно.
— Ты серьезно? Как вас могло занести в Темные Земли?
Кара едва сдерживала смех, слушая историю о том, как юный лорд Рал и его друг, сын офицера Первой Когорты, отправились на рыбалку. Она даже не догадывалась, как их разговор вообще мог дойти до этого и как они вообще оказались здесь, сидящими под каким-то кустом и уже даже не наблюдающими за своими друзьями. Кара внимательно слушала капитана, и в ее глазах появлялся странный блеск, стоило ей взглянуть на него.
Бенджамин просто не мог этого не замечать.
— Как? Очень просто. Мы уезжали из Народного Дворца в огромной спешке, на первой попавшейся паре лошадей, и нам было абсолютно все равно, куда ехать — лишь бы нашлась какая-нибудь река или озеро.
— Уж не собирались ли вы доехать до реки Керн? — Кара усмехнулась, а Бен лишь отмахнулся.
— Ричард был готов отправиться даже туда, лишь бы не видеть своего отца хотя бы несколько дней. Тогда Даркен Рал был в одном из самых страшных своих настроений, и по дворцу чуть ли не витал запах крови. Твоему Магистру было десять лет, мне — на год меньше, и, признаться, мы не совсем понимали, куда ехали. Знали лишь одно: Народный Дворец был где-то за нашей спиной.
— Должно быть, именно после визита в Темные Земли лорд Рал начал прекрасно ориентироваться в лесах, — Кара вдруг улыбнулась, и ее собеседник с удивлением заметил, что в этой улыбке не было и следа ехидства. Это была настоящая победа — его победа.
Краем глаза д’харианец уловил перемещения на обозреваемом ими двумя пространстве, а именно — поле.
— Смотри!
Бен поднялся и посмотрел на две удаляющиеся фигуры, рядом с которыми бодро вышагивал подарок лорда Рала. Кара тоже вскочила, и у нее чуть не отвисла челюсть, когда она поняла, что эти двое выглядели вовсе не как их подопечные: у женщины были короткие прямые рыжие волосы, как у любой обыкновенной городской жительницы в Срединных Землях, опрятное зеленое платье и, что самое главное, никаких следов беременности. Шедший рядом с ней мужчина был обладателем коротких черных волос и ровно в той же степени непримечательного наряда. Пара была настолько обычного вида, что аж челюсти судорогой сводило.
Д’харианцы переглянулись. И тут Бенджамин догадался.
— Этот хитрец, — у блондина на лице выросла просто-таки невероятно широкая улыбка, — вспомнил юношество.
— Что-что? — почти прошипела Кара, которая мысленно уже переживала профессиональный провал и, надо сказать, не слишком легко.
— Маскировочная магия, — с видом знатока выдал капитан, но тут же разрушил этот самый вид, закончив фразу, — или как там ее.
— Я покажу им маскировочную магию, или как там ее, — морд-сит вылетела из-за их наблюдательного пункта и широченными шагами пошла по полю вслед за Ричардом и Кэлен.
— Вряд ли они провернули этот трюк, чтобы одурачить нас. Ричард знает, что меня таким не провести.
— Да, конечно, — саркастическое замечание Кары не получило шанса на продолжение, когда она поднялась на холмик. За секунду до того, как встать рядом с морд-сит, капитан услышал грязную и вовсе не безыскусную ругань в исполнении блондинки.
Последний шаг вверх по холму, и для капитана тоже не составило труда понять, чем была вызвана ее ярость. За ним уже не было ровным счетом никого — ни двух людей, ни даже вороного жеребца.
Только странные маленькие огоньки, летавшие прямо над поляной. Бенджамин не смог удержаться и последовал примеру Кары. В искусстве ругательств эти двое могли соревноваться на равных.
Кэлен не верила своим собственным ощущениям. Под покровом ночи они с Ричардом шли по многолюдным улицам Эйдиндрила, гудевшего тысячами слов, мелодий, напевов, перестукиваний каблуков по каменной облицовке и задорных восклицаний. Это была последняя из самых коротких ночей в году, и они были ее частью. Такой же, как и все остальные.
Вернее сказать, не совсем такой же.
— Ну-ка, расслабься немного, — Ричард склонился к ее уху и снизил голос до шепота, — тебя выдает осанка.
— То же относится и к тебе, — заметила она, но все же сделала то, о чем он просил.
Их потуги слиться с толпой, должно быть, выглядели нелепо. Но вскоре, уже через несколько минут, взгляды прохожих либо быстро скользили по ним, либо и вовсе обходили их стороной. Теперь Кэлен почувствовала себя достаточно уверенно и даже взяла Ричарда за руку, все еще не веря, что, несмотря на множество глаз вокруг, им было позволено так просто проявлять свою любовь друг к другу. Она не привыкла к этому, и, должно быть, шансов привыкнуть будет не так много.
На некоторых улицах, в особенности на тех, что примыкали к различным трактирам и пивным, было настолько многолюдно, что мало кому удалось бы без труда протолкнуться через людской поток. Ричард уверенно вел Кэлен как можно дальше от толпы, осознавая всю опасность любого толчка или даже случайного удара, грозившую ей на ее сроке. Но, в общем-то, этой ночью в городе было как никогда безопасно, поскольку на любого рода преступления действовал своеобразный негласный запрет.
Среди всех народов Нового Мира этот день, вернее, даже несколько дней, считались днями победы Создателя над тьмой Подземного мира, так что главной заботой людей было празднование во славу Создателя, но никак не грабежи, насилие и убийства.
Танцы, песни, хороводы, гулянья, костры — это был настоящий Эйдиндрил. Не тот, который еще прошлым летом содрогнулся от известий о резне в Эбиниссии и который сгорал от вала чумы немного более чем полгода назад. Кэлен хотела, чтобы ее предчувствия были правдой и чтобы эта ночь стала символом возрождения не только столицы Срединных Земель, но и всего сущего. Чтобы кровопролитие закончилось.
Но сейчас у них была, по крайней мере, эта ночь. И она не собиралась ее упускать. Она крепко сжала руку Ричарда. Музыка вокруг звучала все более и более призывно.
— Что это такое, Владетель их побери? — Кара спустилась по холму, приближаясь к золотым огонькам, летавшим над землей. Вместо того, чтобы остаться на почтительном расстоянии, морд-сит сразу пошла ва-банк и вклинилась в золотой туман. Бен не отставал ни на секунду, хотя блондинка даже сейчас всеми своими действиями пыталась доказать, что женщины были быстрее, сильнее и так далее, и так далее.
Теперь огоньки были не только спереди, но и сзади, и сбоку, и над их головами, а некоторые даже и под ногами. Д’харианцы пошли вперед, и этот туман из светящихся созданий — а капитан понял, что они были живыми, когда после его случайного касания один огонек разгорелся еще ярче — становился просто непроглядным.
Кара уже не видела дорожки впереди, не видела поля, даже не видела Бена, который шел ровно на шаг позади. Она не теряла бдительности и шла вперед, делая вид, что выход отсюда был для нее самой важной вещью и что исчезновение капитана ее ничуть не напрягло.
Бенджамин точно так же пытался выбраться из золотого плена и шел, не меняя направления. Но это мало помогало. Прежний мир, в котором они жили до этого момента и в котором было множество других цветов кроме желтого и белого, теперь был вне зоны видимости.
Разделенные морд-сит и капитан Первой Когорты попросту заблудились.
Ричард и Кэлен прошли весь город, так и оставшись незамеченными, и теперь оказались за городскими воротами. Они стояли на мосту, пересекающем реку, которая за тысячелетия проделала необычайно глубокое ущелье на своем пути. Эта река обвивала Замок Волшебника и Эйдиндрил вместе с Дворцом Исповедниц даже с какой-то заботой, ведь благодаря ей эти три места были неприступны.
Сейчас мост был пуст: не было ни солдат, ни повозок торговцев, ни даже попрошаек. Но здесь не веяло тоской и одиночеством. Городское веселье доносилось и сюда, и Кэлен отчетливо слышала каждую пропетую незнакомым им бардом песню.
Справа перед ними высилась устрашающая черная громада замка, слева сияли белокаменные шпили дворца. А между ними — небо.
Ричард и Кэлен были одни… но так казалось лишь на первый взгляд, ведь их повсюду окружала музыка.
Ричард поднял руку и аккуратно закружил Кэлен, и тогда она засмеялась, словно маленькая девочка.
— Гарольд говорил, что ты прекрасно танцуешь, — он притянул ее к себе и положил руку на ее талию. Исповедница самоуверенно улыбнулась.
— Если это намек, то я даже не знаю, достоин ли ты быть моей парой, — она отошла на расстояние вытянутой руки, взяла его руку и позволила их ладоням подняться на уровень их глаз. Их предплечья едва соприкасались. — Но мы можем проверить.
Они оба пошли по кругу, не размыкая рук. Сначала просто размеренным шагом, затем Кэлен начала показывать свои умения: начала отбивать заводной ритм каблучками, при этом соблюдая необыкновенную расслабленную и уверенную манеру.
Ричард ничуть не уступал. Точно так же, идя в такт с ритмом, он повторил ее движения в своей неповторимой стилистике: быстро, отточенно, даже резко.
Он переплел их пальцы и остановился. Настало время Кэлен. Она подняла их соединенные руки вверх и начала обходить Ричарда, по кругу, то шагая ему навстречу, то отдаляясь, уперев свободную руку вбок и задрав подбородок.
Ричард потянул ее на себя, и она все так же грациозно вернулась к нему в объятия, прижавшись спиной к его плечу. Но это не продлилось долго: в следующее же мгновение она выскользнула и закружилась вокруг своей оси, подняв руки вверх. Ее свободно облегающее фигуру платье лишь усиливало красоту ее движений.
Прежняя песня, которая так раззадорила их обоих, внезапно оборвалась последним вздохом. И Ричард, и Кэлен, платье которой закружилось вокруг ее ног, на миг делая ее похожей на застывшую в танце скульптуру, остановились. Миг напряженной тишины казался вечностью. Но вскоре ночной воздух пронизала другая мелодия, знакомая и пробирающая до дрожи. И только спустя полминуты они услышали слова.
Я построил дом для тебя, для меня…
Но настал час, и он скрылся.
От моих глаз. От твоих глаз.
Ричард и Кэлен долго смотрели друг на друга, как два самых близких в этом мире человека, которые, хоть и росли на расстоянии тысяч миль, знали наизусть слова одной и той же песни.
Неизвестный голос перекрыл все остальные голоса, и тогда весь мир замолчал. Мужчина и женщина так и не сдвинулись со своих мест.
И тогда голос Кэлен начал вторить ему, так аккуратно, так нежно, словно каждое произносимое ей слово могло разбить чье-то сердце. Ричард был готов поклясться, что не слышал такого красивого голоса с момента смерти своей матери.
Кэлен знала эту песню наизусть.
— Вот и пришло время уйти, развеявшись прахом…
В саду, где мы посеяли семена,
Есть дерево одних со мной лет.
Ветви одеты в зеленый цвет,
Земля дала всходы и преобразилась.
Она замолкла, позволив голосу вдалеке продолжить. Ричард, наконец, подошел к ней и обвил руками ее плечи.
По разломам коры я взобрался на его вершину,
Я взобрался на дерево, чтобы взглянуть на мир…
— А когда налетели порывы ветра, чтобы сбить меня наземь, — теперь продолжил Ричард. Не нараспев, не громко, не на показ. Тихо, шепотом. Так, чтобы слышала только Кэлен. — Я держался так же крепко, как ты обнимала меня когда-то.
Сердце Исповедницы сжалось в болезненном предчувствии. Она положила голову Ричарду на грудь и вцепилась пальцами в его предплечье. Ей казалось, что он был готов вот-вот ускользнуть из ее объятий и что ночь была готова вспорхнуть с небес, словно обсидиановая бабочка. Внезапно ей стало так страшно, как никогда раньше.
— Эй, — он приподнял ее подбородок и криво усмехнулся. — Оставь все на завтра и просто будь со мной. Здесь и сейчас.
— Хорошо, — она быстро поцеловала его, когда вдруг ощутила порыв ветра, всколыхнувший ее волосы. То был порыв свежести, порыв свободы.
Она забыла обо всем остальном, храня в голове лишь воспоминания о холодном дуновении ветра и о теплом дыхании Ричарда на ее губах.
— Потанцуй со мной, — ее голос понизился до шепота.
Где-то вдалеке голос допел песню, и последняя строка отдалась стоном ночного воздуха.
Вот и пришло время уйти, развеявшись прахом…
***
— Кара, уж не пытаешься ли ты сказать, что вы с капитаном заплутали в рое светлячков?
Морд-сит, капитан Первой Когорты, Волшебник Первого ранга и король Галеи сидели за столом, дружно поглощая горячий завтрак. Во главе прямоугольного стола пустовали всего два места, предназначенных для Магистра Рала и Матери-Исповедницы.
Кара гневно вздохнула, а сидевший с ней рядом Бенджамин лишь загадочно сверкнул глазами. После этого жеста морд-сит начала казаться… немного смущенной? Ни Зедд, ни Гарольд, сидевшие напротив пары блондинов, не могли поверить в увиденное.
— Никакие это были не светлячки, — ответила, наконец, Кара. — Их было слишком много, да и вряд ли какие-то насекомые могли спрятать целого человека. Это была какая-то магия. Не смейся, волшебник! Я серьезно! Я опережала капитана всего на один шаг, а потом он исчез, и мы не могли найти друг друга больше часа.
— Возможно, это были шмырки, — предположил Зедд, даже не отрываясь от еды.
— Шмырки? — удивился Бен.
— Ну да. Шмырки. Они просто решили потешиться над вами, и все тут.
Кара и Бен глупо уставились друг на друга, и в этот миг молодой король Галеи толкнул старика локтем, ожидая объяснений. Зедд лишь пожал плечами, ведь в природе не существовало ни «шмырков», в которых тандем личной охраны лорда Рала уже облегченно разглядел все источники своих проблем, ни такого густого роя светлячков. Рассказ морд-сит и офицера был невероятной выдумкой. Невероятной, вполне реальной выдумкой.
— Теперь-то ты увидела, что это придумал не Ричард?
Кара закатила глаза.
— Ричард или не Ричард, но я отдам все, что угодно, лишь бы не попасть в такую ситуацию еще раз.
Бен прыснул, да еще и так громко, что Зедд и Гарольд удивленно уставились на него, первый с поднесенной ко рту ложкой, а второй — с кружкой. Капитан не рассказал им, «какой» была ситуация, о которой говорила морд-сит, но ответ был довольно предсказуемым и прозаичным: неловкой. А все потому, что туман рассеялся лишь тогда, когда морд-сит, разогнавшись и намереваясь бегом выбраться из непонятного места, наполненного светящимися существами, налетела на капитана, и они кубарем покатились вниз по склону.
Огоньки исчезли лишь тогда, когда их полет остановился, то есть когда морд-сит оказалась лежащей на капитане у самого подножия одного из холмов.
Светловолосый д’харианец собрал все силы в кулак, чтобы сдержать довольную ухмылку. Кара, почувствовавшая это, пихнула его локтем под столом. О том, что произошло дальше, лучше было знать только двум из них.
Зедд и Гарольд не сводили с них глаз, и в их взгляде светился такой интерес, что, кажется, они намеревались добыть ответы, просто пялясь на пару д’харианцев.
— Давайте сменим тему, — предложила морд-сит в привычной резкой манере. Никто не был удивлен. — Лорд Рал и Мать-Исповедница решили сегодня не попадаться нам на глаза?
— Именно так, — в дверях послышался бодрый голос Ричарда, который, как ни странно, не заходил в обеденный зал, а уже выходил из него. Причем, с целым подносом еды, предназначавшейся, очевидно, для него и Кэлен.
— Почему мы не заметили, как он зашел? — почти в один голос воскликнули все четверо, и их вопросы отличались друг от друга не более чем на два-три слова.
— Могущественная магия, — пожал плечами волшебник. Бен, Кара и Гарольд многозначительно переглянулись, делая вид, что они хотя бы немного поняли, что имел ввиду Зедд. Версия, гласившая, что они четверо слишком долго переводили взгляды и многозначительно молчали, и из-за того не замечали вокруг ничего другого, теперь казалась им наименее интересной.
Он решил, что не станет разочаровывать их и не признается, что это словосочетание было создано несколько тысяч лет назад для объяснения необъяснимых вещей. В конце концов, он и сам не понимал, что происходило. Но ведь это были дни летнего солнцестояния!
Все, наконец, вспомнили о недавно позабытом ими завтраке.
Комментарий к Глава VI
Я чувствую, нет - я уверена, что немного взорвала ваши головы! Но, надеюсь, вы простите мне такую вольность в написании главы) Ах, кстати говоря, я надеюсь, что фанаты книг помнят о “шмырке”, и потому оценят отсылочку ;)
Не могу не поблагодарить всех тех, кто не поленился и оставил отзыв или же просто нажал на “жду продолжения” - как всегда, ваша поддержка просто неоценима! Покорно надеюсь, что оправдала ваше ожидание (а оно в этот раз было не коротким).
P.S. Нашли песенку?
========== Глава VII ==========
Включена ПБ
— Они и правда не заметили тебя? — спросила Кэлен, отложив серебряный поднос на прикроватную тумбу, когда со всеми составляющими завтрака было покончено. Ричард с удовольствием наблюдал, как его жена набросилась сначала на омлет, затем на кашу, а в конце съела и свою, и его часть фруктов.
Вряд ли он когда-нибудь забудет, как она голодала целыми днями. Вряд ли. Хоть это и были одни из самых страшных его воспоминаний, он не скоро сможет оправиться от них и от страха, что смерть так близко подкралась к самому дорогому для него человеку.
Был почти полдень, а Кэлен все так же сидела в постели, прислонившись спиной к ее изголовью и натянув одеяло до груди. Она выглядела сонной, но это не было удивительно: в конце концов, они пришли во дворец только утром. И даже Ричард, по правде говоря, был готов вернуться в постель в любой момент, хотя он уже сидел рядом со своей женой, полностью одетый.
— М-м… Как я хочу просто остаться здесь, — она потянулась, как вдруг ойкнула. Ричард невольно дернулся в ее сторону, но Кэлен дала понять, что у него не было нужды беспокоиться. Она вдруг рассмеялась. — Должно быть, наш ребенок не разделяет мое желание.
Ричард расслабленно улыбнулся. В последнее время он преувеличенно реагировал практически на все.
Он слегка приспустил одеяло и положил руку поверх живота Кэлен, не ожидая почувствовать что-нибудь определенное. Тогда она взяла его ладонь и переместила ее немного вбок.
— Кажется, ей достался твой характер, — кончиками пальцев, а потом и самой ладонью, он почувствовал толчки, сильные и заметные. Ричард даже не представлял, как это ощущала сама Кэлен, но ответом ему послужила ее счастливая, хотя и немного усталая улыбка. — Она постоянно мешает мне спать — в этом вы очень похожи.
Конечно, это была вовсе не настоящая жалоба. К тому же, трудно было не понять, какие именно действия своего мужа она имела ввиду — но, в конце концов, разве она когда-нибудь была против?
Лицо Ричарда посветлело, как и всегда, когда ему доводилось ощутить движения его ребенка. Его ребенка! То, что поначалу так сильно напугало его и заставило смириться с фактом, что время, отведенное ему на поиски решения, стремительно утекало, стало его жизненной необходимостью. Теперь, когда он намеревался рассказать Кэлен правду, он в полной мере осознал это. Он больше не мог позволить себе отстраняться от них из-за мучительного чувства собственной вины.
— Кара и Бен отличились этой ночью, — он загадочно улыбнулся, покидая плен собственных мыслей, а его рука осталась на прежнем месте. Кэлен ласково накрыла его ладонь своей, поглаживая ее кончиками пальцев. — Отправить их вместе было и правда хорошей идеей. Солнцестояние только помогло. Вернее, шмырки.
— Шмырки? — у Исповедницы была улыбка от уха до уха. — Зедд никогда не перестанет использовать это название в любой необъяснимой ситуации!
— Нет нужды, оно и так прекрасно работает. И с маленькими детьми, и со взрослыми телохранителями.
***
— И как по твоему, кто он? — Бен и Гарольд шли по малолюдным коридорам, которые были отведены в основном для прислуги, и на то были определенные причины.
Вопрос Бена не должен был услышать никто, кроме Гарольда.
— Ты про этого Исповедника? — галеанец пожал плечами. — Очевидно, тот, за кого его выдала Никки. Я верю ей. Но уж точно его зовут не Томас. Никогда бы не заподозрил за сестрой такого дурного вкуса. Да и за Ричардом тоже.
Речь Гарольда была непривычно отрывистой, Бен же периодически просто шел молча. Они замахнулись на разговор о вещах, в которых ничего не смыслили, но капитану была дорога правда.
Они вышли в особо охраняемую часть дворца, в которой сейчас находились Исповедник и колдунья. Солдаты Когорты, которые несли дозор вместе с солдатами Эйдиндрила, приветственно отсалютовали капитану и главнокомандующему армии Галеи. Благо, положение обоих позволяло им не только свободное передвижение по всему дворцу, но и любые манипуляции с пленниками.
Амнелл указал капитану на дверь, за которой находились временные покои Исповедника, и встал посреди коридора, скрестив руки. Для Бена король Галеи и Кельтона никогда не был объектом для чрезвычайно серьезного отношения, но в этот самый момент, когда на дне глаз галеанца лежало что-то настолько тяжелое и темное, отдававшее горечью сомнений, капитан Первой Когорты несколько переосмыслил свое отношение.
— Я провел с ним в пути несколько недель, но, кажется, не знаю о нем ровным счетом ничего. Чего ждешь от него ты?
Бен долго, неотрывно смотрел в глаза галеанца, прежде чем ответить. Неохотно. Понимая, что сейчас он собирался пойти за своей волей, но против воли своего лучшего друга.
Было довольно успокоительно думать, что в этом преступлении они были соучастниками.
— Истину, которая поможет Ричарду и Кэлен.
Гарольд кивнул с явным пониманием.
— Как ни прискорбно, люди, которые посвящают всю свою жизнь поиску истины, чаще всего упускают ее из-под своего собственного носа, — он сжал плечо Бенджамина в знак поддержки. — Удачи, капитан Мейфферт.
Бенджамин лишь кивнул в ответ. Тогда Гарольд развернулся и скрылся за поворотом коридора.
***
— Вчера ты согласился, что нам надо поговорить.
— Я все еще согласен.
Кэлен стояла у зеркала во весь рост, расчесывая волосы. Она так и не переоделась, хотя впереди их, как и всегда, ждало множество дел, а Ричард, который сидел на кровати, привалившись к ее изголовью, просто тайком наблюдал за тем, как невесомо легкая ткань очерчивала женственные и плавные изгибы ее тела. Ее сердце замирало каждый раз, когда она ловила на себе его взгляд. Она думала, что беременность совершенно лишит ее привлекательности в его глазах, но, очевидно, это было не так.
Но, несмотря на расслабленное блуждание его глаз, Кэлен чувствовала, что внутри он был напряжен. Точно так же, как и раньше, еще до его отъезда. Ее сердце сжалось в тяжелом предчувствии, а пальцы сильнее сжали гребень.
Она села за туалетный столик, на котором еще со вчерашнего дня были расставлены различные флаконы с маслами, кисточки, склянки с натуральными красками и многое другое. Нельзя сказать, что Кэлен часто пользовалась подобными средствами, но даже Мать-Исповедница, как и любая другая женщина, не могла и вовсе обходиться без них. Ричард придерживался другого мнения относительно этого вопроса: он просто считал, что это все было ей вовсе не нужно.
Мужчина смотрел на этот столик, содержащий даже больше непонятных ему предметов, чем, должно быть, весь Анклав Первого волшебника, без лишнего интереса, но с явным скептицизмом. Кэлен откупорила одну из склянок, в которой, как она помнила, было масло из различных трав и хвои.
— Что тебя задержало? — спросила она, оборачиваясь к нему и капая пару капель масла на пальцы. Ричард выпрямился на постели.
— Не «что» — «кто». Я выехал из лагеря вовремя, а вот Гарольд и его отряд задержались.
— Невиданное событие.
— Верно. Он приехал через полдня, а вместе с ним — Никки и Томас.
— Я уже слышала об этом, — она отвернулась к зеркалу и откинула волосы, чтобы втереть масло в основание шеи. Он прекрасно знал, что дальше она проделает то же с запястьями: капнет пару капель на пальцы, распределит их между обеими руками, начнет с запястья левой руки и затем ровно теми же круговыми движениями проделает то же самое с правой. Именно это и произошло. Ричард все это время смотрел на ее отточенные движения, в очередной раз понимая, что она повторяла этот алгоритм, не задумываясь ни на секунду. — Лучше расскажи мне, куда ты поехал после разговора с Никки.
— Я вернулся обратно в лагерь, чтобы отдать приказ командованию, — он пожал плечами. Намеренно небрежно. А она намеренно не смотрела на него, делая вид, что ничего не замечает. Но в ее невнимательности чувствовалось больше требовательности, нежели в любом пристальном взгляде. В конце концов, она закупорила склянку, но пока не подняла взгляд от стола. — Я приказал им оттеснить Имперский Орден к южным границам Нового Мира в течение нескольких месяцев.
— И как генерал Райбих отреагировал на это?
— Как и следовало ожидать — он заверил меня, что они сделают для этого все возможное.
— Но что ты собираешься делать? В чем смысл оттеснять их — чтобы лишиться всех наших войск, а потом сдать Новый Мир без боя, потому что Джегань не потеряет и четверть своих людей?
— Не торопись с выводами. Я не сказал тебе главного: я собираюсь восстановить границу, — он поднялся и подошел к ней. Кэлен удивленно воззрилась на него, развернувшись в кресле.
— Как ты планируешь сделать это?
— У меня есть одна догадка, но я не смогу проверить ее правильность ровно до того момента, пока не попробую это сделать. И мне придется использовать помощь Томаса. Не знаю, добровольную ли, потому что пока он даже не догадывается о моих намерениях.
Кэлен, наконец, встала напротив него, скрестив руки на груди. Она казалась задумчивой.
— Ричард, я знаю, что ты хочешь закончить войну как можно скорее. Я тоже, поверь. Но ты слишком рискуешь, принимая такие решения. А если ты ошибся? Что мы будем делать тогда?
— Я не ошибся, — в его голосе не было и толики сомнения. Кэлен поджала губу, не зная, действительно ли он был уверен в своем решении или просто не хотел давать ей повод для сомнений.
— Почему ты решился на это? Из-за слов Никки?
— Отчасти. Среди ее заявлений и правда было одно… довольно стоящее, — когда Мать-Исповедница нахмурилась, ее брови сошлись на переносице. — Хорошо известный нам Исповедник, помимо всего, обладает теми же магическими способностями, что и я.
— Он тоже боевой чародей? — она была несказанно удивлена. — Но как это возможно? Никки не соизволила объяснить?
Ричард тяжело вздохнул, и все эмоции Кэлен испарились, когда она увидела, как его руки сжались в кулаки. Он опустил голову и упер их в бока. Ей показалось, что спустя минуту он просто отвернется от нее и вовсе прекратит этот разговор, но этого не произошло. Это было не в привычках Ричарда.
— Нет, она объяснила, — его лицо напряглось, и на скулах заиграли желваки. — Но вряд ли тебя устроит это объяснение.
Она молча изучала его лицо. Ее кольнуло холодное и неприятное предчувствие, но возможности повернуть назад уже не было. Этот разговор связал их незримыми, но невероятно тяжелыми цепями.
— Если ты считаешь это объяснение подходящим и веришь ему, то и я поверю.
Она даже не представляла, о чем говорит.
Повисла долгая, вязкая тишина. Ричард долго не решался произнести то, на чем так настаивала Кэлен. Время шло, секунда за секундой, но она не торопила. Не смела торопить.
— Томас — наш сын.
Правда звучала как приговор, а молчание, последовавшее за ней, давило на уши похуже звука, который мог бы раздаться во время скончания мировой истории.
Она не смогла даже переспросить его. Теперь Кэлен не смотрела Ричарду в глаза: ее взгляд медленно падал, обжигая его губы и его шею. Мужчина стойко перенес эти несколько секунд, но все же понимал, что впереди его ждало нечто еще более тяжелое.
— Как это возможно? — он не ожидал от нее этого вопроса. По крайней мере, не в самом начале. Но Кэлен всегда оставалась Матерью-Исповедницей, всегда хотела дойти до сути.
— Это сложно объяснить.
— Попробуй, — все ее силы уходили на сохранение самообладания. На ее лице двигались только губы, а глаза… они просто замерли и перестали выражать какие-либо эмоции. Это было лицо не его Кэлен, не его жены — это было лицо Матери-Исповедницы. Она вынудила собственное тело игнорировать ее же эмоции.
— Насколько можно судить по словам Никки, Сестры Джеганя, завладевшие артефактом из Храма Ветров, воспользовались им, чтобы вырвать Томаса из временного потока. Они провели его через завесу и Подземный Мир, а затем направили сюда, почти на двадцать лет назад. Это произошло тогда, когда ребенок проявил свой дар и ты узнала о беременности.
Он постарался изложить рассказ Никки как можно более сжато и понятно, но было просто очевидно, что второй пункт не удался.
— Почему именно тогда?
— Для перемещения было необходимо, чтобы у дара Томаса был так называемый якорь, принадлежащий миру живых, а он появился ровно в тот момент. Сам Томас, поскольку его появление здесь завязано на магии Подземного Мира, не смог бы перейти завесу без этой связи, ведь он не принадлежит этому времени. Ни один человек, даже со всей магией мира, не переместится во времени туда, где не было бы хотя бы искры его жизни.
Когда он закончил, она ничего не ответила. Никак не выразила свое понимание или непонимание.
— Ты говорил… — теперь она едва могла совладать с собственным голосом, и Ричард видел, как ее губы на миг скривились, раскалывая на части ее маску. Он никогда не привыкнет к тому, как ее самоконтроль терпит крах рядом с ним. — Ты говорил, что это девочка.
— Я солгал. Ради твоего блага, — он испытал такой прилив стыда, что, казалось, если бы его многолетняя привычка сдерживать собственные чувства испарилась в этот миг, он бы покраснел.
Она проигнорировала вторую половину его объяснения, но первая заставила ее запустить пальцы в волосы, ровно так же, как это обычно делал он сам, и закрыть глаза. Он мог бы поклясться, что таким образом она пыталась скрыть от него подступившие к ним слезы. Ее жест вызвал у него ощущение того, что он только что умертвил часть самого себя, самую важную часть.
Но, должно быть, так все и было. Так все и было…
— Почему ты сказал только сейчас? Потому что понял, что больше не получится скрывать это? — в ее голосе звучал укор. Очевидный. Холодный.
— Я не мог сказать тебе, потому что знал, что тебе не будет легко принять это.
— Разве сейчас мне стало легче, когда я уже свыклась с ложью? — она едва не сорвалась на крик. Едва. От этого ему стало еще больнее. Ричард чувствовал, что она была в ярости, и теперь он испытывал еще большее отвращение к самому себе.
Она не заслуживала этого. Не должна была чувствовать то, что чувствовала сейчас. Не должна была сдерживать слезы. Не должна была думать, что все ее надежды рухнули.
— Я не хотел, чтобы ты испытывала то же что и я, пойми! — Ричард больше не мог безучастно стоять. Он сделал шаг вперед и сжал ее ладонь. Она не вырывалась, но в ее руке не чувствовалась жизнь. Она словно утратила все силы, и те пальцы, что раньше так бережно и любяще касались его, теперь были мертвенно неподвижны.
Когда она посмотрела на него, он понял, что вся ее энергия, превратившаяся в концентрированную горечь, переместилась в ее взгляд.
— Но я и так чувствовала это! Каждый день, когда ты без объяснения исчезал и хотел побыть в одиночестве, когда ты поехал к войскам, чтобы забыться на поле боя, и когда не вспомнил о собственном дне рождения! Ты закрылся в себе, Ричард, и я не могла с этим ничего поделать! Разве это справедливо?
— Я искал способ спасти его, понимаешь? Я не мог признаться тебе в этом, чувствуя себя абсолютно бессильным! — когда она поджала нижнююгубу, Ричард пожалел, что повысил тон. Он не хотел еще больше расстраивать ее. — Теперь у нас есть надежда, ведь мы знаем, что наш сын будет жить.
— А как же пророчество?
— Теперь оно не имеет смысла.
— Но раньше имело — особенно когда мы оба упорно молчали о нем друг перед другом! — теперь уже Ричард притих, не скрывая своего удивления. Взгляд Кэлен немного смягчился. — Да, я слышала о второй ветви пророчества от Цириллы, но не могла рассказать об этом ни тебе, ни кому-либо еще, потому что боялась, что это — правда.
Пальцы Ричарда разжались, и она смогла слабо всплеснуть руками.
— Я надеялась, что пророчество пойдет по первой ветви. Но теперь этой надежды нет, — ее голос дрожал.
Они оба были не в силах вымолвить и слова.
— Почему мы наступаем на одни и те же грабли каждый раз, утаивая что-то друг от друга? — он видел, как она попыталась быстро смахнуть слезу, покинувшую уголок ее глаза, будто ее вовсе и не было. Но бесполезно — он уже увидел. И теперь ему было откровенно… паршиво.
Они ссорились из-за того, что не хотели делать друг другу больно, но этим делали еще хуже. Даже столь мудрый мужчина, как Ричард, не мог понять сути этого парадокса.
— Иди сюда, — он тихо позвал ее, вытянув вперед обе руки.
Теперь она шагнула в его объятия без лишних раздумий, чувствуя страшную необходимость почувствовать его близость, прижаться к его груди и услышать биение его сердца. Земля медленно уходила из-под ее ног.
Он чувствовал, как она дрожала в его руках. Видел, что она плачет. Но все, что он мог дать ей — это время для принятия.
— Добрые духи, почему?..
Ричард молчал, стиснув челюсти изо всех сил, чтобы не обнажить свои собственные сомнения, не задать тот же вопрос и не получить тот же пустой ответ в виде гробовой тишины и ее всхлипов. Он должен быть сильным. Ради нее.
***
— Как я должен расценивать интерес капитана Первой Когорты к моей персоне? Как добрый знак или как угрозу?
Бенджамин направил своего коня направо, съезжая с широкой улицы в узкий переулок. Томас следовал рядом с ним, тоже верхом, без Рада-Хана, без кандалов и прочих приспособлений. Исповедник не знал, как реагировать на эту роскошь, но что-то подсказывало ему, что это была не ловушка.
Светловолосый капитан и вовсе не одарил его никаким ответом, но Томас, повидавший серьезно — правильнее сказать «убийственно» — настроенных д’харианских солдат, различил в нем даже что-то вроде миролюбивого настроя.
С момента прибытия в Эйдиндрил Томас чувствовал, что в нем что-то менялось. Каждая улица, которую он должен был видеть на своем пути впервые, отдавалась в его голове призрачными воспоминаниями. Изображения перемешивались, путали его мысли и создавали ощущение нереальности всего происходящего.
Он запутался настолько, что его виски начали пульсировать, распространяя мерзкую боль по всей голове, даже по шее. Это, как минимум, пугало, поскольку на его памяти таких ощущений еще попросту не было. Впрочем, на данный момент его память не отличалась целостностью.
Когда боль немного отступала, он начинал засыпать капитана вопросами. Д’харианец стойко переносил их и, в конце концов, даже решил ответить на один из них — а именно на вопрос, куда же они все-таки ехали.
— В один из отдаленных кварталов. Не скажу, что тебе там понравится, но добраться туда все же придется.
— И что же настолько примечательное может находиться на окраине Эйдиндрила? — Томас даже не скрывал подозрительные нотки своего вопроса.
— Слов не будет достаточно. Именно поэтому мы едем туда.
Они проезжали мимо множества улиц, каждая из которых была в той или иной мере знакома Томасу.
— Я, кажется, был здесь, — слова слетели с его языка совершенно неосознанно. Бенджамин вновь промолчал, но краем глаза Томас заметил, как напряглась его челюсть.
Он был здесь, это верно. Но проскальзывавшие в его голове воспоминания разительно отличались от того, что было перед его глазами. Он видел грязные фасады домов, с поблекшей краской, где-то покосившиеся от неумолимого течения времени. Но в его воспоминаниях эти самые дома были совершенно другими: свежевыкрашенные, лощеные, новехонькие. Эти две картины совершенно не вязались друг с другом, даже если предположить, что он жил здесь раньше и мог видеть эти улицы в менее потрепанном состоянии.
Люди, которых они миновали по пути, недоверчиво косились на пару конных и спешили отойти как можно дальше, ведь мало кто в этом городе привык к регулярному соседству с войсками. Капитан Первой Когорты, к тому же, выглядел чрезвычайно угрожающе в своей черной броне с массивным нагрудником и целым арсеналом оружия, прикрепленным к перевязи. Юноша догадывался, что капитан мог убить человека, даже не обнажая меч — для этого хватило бы и одного верно направленного удара браслета, покрытого шипами.
— Как ты пришел к службе дому Ралов, капитан? — Томас необдуманно озвучил вопрос, проскочивший в его мыслях.
Бенджамин Мейфферт, капитан Первой Когорты и лучший друг самого Магистра Рала, к вящему удивлению его собеседника, не стал молчать. И даже не пресек стиль его обращения.
— Мой отец был офицером Первой Когорты.
— Уверен, что основа для выбора заключалась не только в этом. Вряд ли с такой мотивацией можно оказаться во главе личной охраны лорда Рала, — Томас вел себя на удивление расслабленно, не чувствуя никаких барьеров между ним и капитаном. Это было совершенно необъяснимо, ведь де-факто Исповедник был пленником, а капитан — кем-то вроде конвоира.
— В этом ты прав. Но таково мое предназначение. Это был мой выбор, и я понимал и принимал его, хотя служение Даркену Ралу и не было лучшим решением.
Томас даже присвистнул.
— Не представляю, чтобы кто-либо выбрал службу этому самодуру в качестве жизненного пути, — Исповедник был прекрасно наслышан о правлении этого тирана. Именно на примере последних лет его жизни Сноходец и его Сестры доказывали Томасу, что Ралы всегда использовали магию в корыстных целях: ради удовлетворения своего собственного эго и жажды крови.
Сейчас юноша понимал, что был не прав, по крайней мере, частично. В конце концов, он все еще был жив. Даже после всех его неправильных поступков и рек пролитой крови, он все еще был жив.
Бенджамин не стал оправдываться, не стал аргументировать. Томас почувствовал уважение к нему.
Но в следующее же мгновение светловолосый капитан ухмыльнулся, и слова Исповедника обернулись против него самого:
— Смею напомнить, что ты самолично выбрал служение императору Джеганю. Предполагаю, что тебя к этому тоже не принуждали.
Ну да. Он ведь сам лишил себя памяти и посадил себя в одиночную камеру, приставив к себе Сестер Света. Но… ведь его пальцы сжимали рукоять смертоносного меча. Его дар остановил сердца тех солдат.
Исповедник тоже не стал оправдываться. Таков был его выбор, и он уже испытал его последствия на себе.
— Я понял твою мысль.
— Сейчас моя служба продиктована верой в ее необходимость. Мой выбор — быть сталью против стали ради человека, в правоту которого я искренне верю.
Томас немного помолчал, обдумывая свой ответ.
— Почему ты сказал это? — лицо Томаса напряглось. — Не думал, что в обязанности личной охраны дома Ралов входит такое доверительное общение с пленниками.
— Дело вовсе не в моих обязанностях, — капитан отмахнулся. — Да и тебя сложно назвать пленником. Ты разве видишь на себе кандалы?
— Действительно, как же я не заметил, — Томас слегка сощурился. — Тогда кто я, если не пленник?
— Человек, у которого все еще есть воля и право выбора.
Висок Томаса снова кольнуло. Он искренне не понимал, как расценивать его слова. Не знал, как к ним подступиться. Прямо сейчас он не чувствовал в себе воли — чувствовал лишь пустоту. Он был пленником, но не физическим, а ментальным — у него не было цели. Ему было не к чему двигаться. Рука, руководившая им все это время, разжала свои тиски.
Теперь у него не было стороны, не было цели, не было ни одного родного ему человека. Была лишь вина.
Они вышли за пределы города и свернули налево. По правую руку была лишь пустошь, безмолвная и тоскливая, а по левую тянулись фасады домов. Но когда они прошли немного дальше, обходя окраину Эйдиндрила вдоль, безмолвие приобрело могильный характер.
Спереди, немного поодаль, высился огромных размеров и ширины курган. Он был много выше и Бенджамина, и Томаса вместе взятых, а о ширине не приходилось даже говорить. На нем не было ни каменной плиты, ни даже деревянного указателя, так что проезжавший мимо человек мог не сразу понять назначение этого места.
— Здесь похоронены все, кто погиб во время эпидемии, — коротко резюмировал капитан. Губы Томаса сжались в тонкую линию — он не нашел ответа, глядя на этот гигантский безымянный памятник человеческим страданиям.
Еще десяток минут они шли по пустоши, но затем свернули обратно, к городским улицам. Теперь Томас почувствовал что-то неладное: что на пустоши, что в этой части города, не было ни одного человека. Вернее, ни одного живого человека.
Разум Исповедника отказывался это принимать. Он закрывал глаза — и перед ним представали картины оживленных улиц — тех самых улиц, что они только что миновали, — заполненных торговцами и ремесленниками, белые фасады зданий с чистыми окнами и разноцветными витражами на вторых этажах. Он даже мог поклясться, что чувствовал запах свежей выпечки.
И спустя долю секунды он видел выжженные дочерна стены, маневрировал своим конем среди огромных осколков стекол, вылетевших из разбитых окон. Вокруг них двоих были одни лишь останки чего-то, что когда-то вселяло радость и надежду.
— Здесь был пожар, — в ответ на это утверждение Бенджамин лишь кивнул. Он был мрачнее тучи.
Но что-то подсказывало ему, что дело было не в эпидемии и даже не в войне.
Его виски вновь скрутила боль, и он не понимал, почему эти места вызывали в нем такой поток воспоминаний. Он задержал дыхание и прикрыл глаза, настолько тяжело было совладать с собой и сдержать шипение.
Теперь Бен заметил это. К несчастью Томаса, он не стал тактично молчать, да и вряд ли у него было такое намерение.
— Что с тобой?
А у Исповедника не было намерения говорить правду.
— Мигрень, — процедил он, когда в его виски перестали вкручивать железные болты. Звучало не слишком убедительно.
— Скоро будем на месте.
Он не солгал. Спустя десяток минут они оказались на огромной площади, абсолютно пустой. Она была похожа на пепелище: все деревянные дома, когда-то обступавшие ее надежным кругом, были сожжены дотла. Несмотря на то, что это, должно быть, произошло много месяцев назад, ему показалось, что он мог ощутить привкус пепла во рту.
Лицо Томаса не выражало ровным счетом ничего, но внутри… внутри него было точно такое же пепелище, похоронившее людей, которых он даже не помнил.
Чувство того, что что-то было не так, лишь усиливалось. Юноша тщательно всматривался в окружавшее его пространство, пытаясь понять, что могло вызвать это ощущение.
— Эпидемия началась здесь, — голос капитана звучал жестко, — и здесь же она распространилась больше всего. Люди думали, что, если сжечь все дотла, зараза не сможет пойти дальше.
— Они сожгли трупы вместе с домами? — спросил он, стараясь не выдать свое удивление.
— И вместе с еще живыми людьми, — мрачно добавил он. — За ночь была уничтожена почти вся окраина Эйдиндрила, пока пожар не дошел до каменных домов. Но, как можно догадаться, чуму это ничуть не обеспокоило.
Томас молча выслал лошадь вперед, и ее копыта застучали рысью по каменной брусчатке. Он объехал фасады домов, не зная, что ищет. Впрочем, это даже не имело значения: его искания не имели никакого успеха.
От площади радиально отходили четыре улицы. Инстинктивно он направился по одной из них, до конца не осознавая, что именно он должен был найти — но должен был! Это место было дорого для него в той жизни, он чувствовал это. Что-то заставило его выбрать именно эту улицу из четырех, что-то вело его по ней.
Капитан молча следовал сзади. Молча, предоставив пленнику полную свободу! Было понятно, что он не разделял его сверхъестественные чувства и предчувствия, поэтому не заподозрил в его поведении ничего необычного. Но было в его поведении и еще что-то, что имело право именоваться «неправильным».
Спустя пару минут Исповедник остановился в немом шоке. Перед ним была та же пустошь, с которой они свернули полчаса назад, а улица обрывалась. Но он видел ее перед собой… тот самый призрак из его прошлого, окутанный зимой.
Он видел узкую улочку, небольшие балконы на втором этаже, перильца которых были засыпаны снегом. Видел людей, которые закутывались в теплую одежду, пытаясь оградиться ей от мороза и как можно быстрее прошмыгнуть по улице от одной двери у другой. Юноша почувствовал, как его волосы начали точно так же собирать на себе снежинки.
Но его внимание приковал к себе лишь один человек. Это была девушка примерно его возраста, со светлыми, почти что белоснежными волосами, в простой, но умело скроенной одежде: длинный плащ с меховой оторочкой был накинут поверх темно-зеленого дорожного костюма, на талии перехваченного изящными кожаными ножнами. Плащ вовремя скрыл рукоятку кинжала.
Она шагнула за порог одного из домов, а на ее волосы опускались снежинки, одна за другой. Массивные шпоры резко зацепили каменную брусчатку, и она поправила их одним ловким движением. Она явно торопилась, явно не хотела быть замеченной.
Его дыхание участилось, каждая черта лица напряглась. Он знал ее.
Снежинка кольнула его щеку своим ледяным прикосновением, а мороз забрался под самую кожу. Тогда она посмотрела на него — так, словно и правда была здесь.
Томас видел, слышал. Но больше не чувствовал. Не понимал, где находился, не знал, что держало его на земле. И даже разрывавшие его голову тиски больше не имели значения.
Поначалу казавшаяся настороженной, девушка вдруг улыбнулась ему, но в ее ярких зеленых глазах была тень неуверенности. Она явно не ожидала увидеть его.
Но почему?..
Томас знал лишь одно: он хотел видеть ее. Но вряд ли его желание имело какое-либо значение.
— Эддард!
Голос полоснул его сознание подобно острому мечу. Этот голос… настолько знакомый, но почему-то наполненный страхом и беспокойством — не уверенный, как обычно. Он вызвал у него противоречивые эмоции: он одновременно боялся оборачиваться, и в то же время не мог позволить себе игнорировать его.
Но собственное тело не слушалось его, и он не мог сдвинуться ни на йоту. Сейчас он не принадлежал самому себе: он словно испытывал все это однажды, и не в его силах было изменить прошлое.
— Эд!
Теперь голос звучал гораздо ближе, но он все еще не мог знать, кому он принадлежал. Его взгляд застыл, пригвожденный к зеленым глазам напротив.
Кем бы ни была эта девушка, она была ужасно напугана, и причиной тому был он и что-то, происходившее с ним.
Ноги налились свинцом. Он попытался взять контроль над собственным телом, но в следующий же момент ему показалось, словно ему залепили громкую оплеуху. Все линии пространства накренились.
Его тело грузно осело на заснеженную мостовую, но Томас уже не чувствовал ровным счетом ничего: ни соприкосновения с землей, ни прикосновения чьих-то рук, в последний момент подхвативших его подмышки и замедливших падение. В зеленых глазах незнакомой девушки стояли слезы.
Видение обернулось беспробудной тьмой, но лишь на несколько секунд. Вскоре перед его глазами пронеслась белая вспышка, и он почувствовал, как его тело соприкоснулось с землей, далеко не мягко и теперь уже по-настоящему.
Он выпал из седла, но не сразу даже понял это. Рядом с ним на корточках сидел капитан, и Томас с трудом осознал, что под его ногами не было снега, перед ним не было той самой зеленоглазой девушки, а впереди не было заснеженной улицы.
— Что с тобой? — голос Бенджамина был холоден, но он все же выдал свою озадаченность слегка приподнятыми бровями.
Виски все так же отдавали тупой болью.
— Ничего, — он отмахнулся, немного неловко поднимаясь на ноги. Он еще не до конца осознавал пространственное положение своего тела, но все же пренебрег протянутой ему рукой. Исповедник был ошарашен, но даже в нынешнем своем состоянии смог понять, что с ним произошло.
Это было воспоминание. Первое и единственное, пришедшее к нему за все это время.
Теперь он знал наверняка: когда-то его звали Эддард. А голос, звавший его по его настоящему имени в этом воспоминании, принадлежал его отцу — отцу, которого он вовсе не помнил.
Комментарий к Глава VII
Я ОЧЕНЬ ИЗВИНЯЮСЬ! Я знаю, что тупила очень долго, честно!
В общем, я постараюсь без долгого послесловия, поэтому просто поблагодарю всех, кто поддерживал меня своими отзывами и «жду продолжения» ❤️ Кстати говоря, в этот раз их было чуть ли не рекордное количество. Рада ли я? Безмерно. Благодарна ли я? Даже не могу выразить, насколько. Надеюсь, что новая глава никого не разочарует)
========== Глава VIII ==========
Комментарий к Глава VIII
Achtung! Впереди 14 страниц концентрированных эмоций!
Включена ПБ
Ричард, Владетель их побери, был в ярости. И его можно было понять.
Во-первых, Кэлен ушла в себя. Она казалась совершенно запутавшейся и потерянной, и Ричард счел самым разумным оставить ее в одиночестве — особенно учитывая тот факт, что она сама попросила его об этом. Он не мог ее винить и тем более не мог ей отказать.
Тогда он лишь в очередной раз сжал кулаки — на секунду или еще меньше. Чтобы она не увидела все, что он так не хотел обнажать перед ней.
Но Кэлен не заметила бы это точно так же, как и все остальное.
Во-вторых, Томаса во дворце больше не было. В этом он удостоверился лично, когда вознамерился поговорить с ним, но попросту не обнаружил его в своих покоях. Не удивительно, что у лорда Рала возник вполне закономерный вопрос о его местонахождении.
В-третьих, даже Никки, которая была причиной схожего явления в прошлый раз, недоуменно пожимала плечами. Выглядела она если не холодной, то, по крайней мере, отстраненной и не настроенной на разговоры. Гвардейцы же пожимали плечами еще более недоуменно.
И, наконец, только Гарольд, который, казалось бы, тоже должен был пожать плечами — скорее всего, наиболее недоуменно — слишком замедлил с этим действием и тем самым выдал себя. Амнелл прекрасно умел скрывать факты, если обстоятельства принуждали его к этому, но перед Искателем… перед Искателем все его умения были просто бесполезны.
Ричард, Владетель их всех побери, был в ярости.
Когда Бен и Томас вернулись во дворец, лорду Ралу даже не пришлось их искать. Весь дворец и так стоял на ушах: сначала Ричард сам стремительно перемещался из одного его конца в другой, от покоев Томаса к покоям Никки и к совещательному залу, где в тот момент находился Гарольд; затем инициативу перехватили солдаты и стражники, искавшие плененного Исповедника по всем этажам, комнатам и даже углам. Все во дворце, вплоть до полевок, знали, кто, кого и почему ищет.
Но разве мог хоть кто-нибудь догадаться, что зачинщиком переполоха был сам капитан Первой Когорты?
Ричард встретил их еще в коридоре. Для Бенджамина было нетрудно догадаться, в каком состоянии пребывал его старый друг, ведь одним его взглядом можно было колоть орехи, настолько тяжелым он был.
Будто в знак подтверждения Ричард кивнул другим солдатам Когорты, чтобы они затолкали Исповедника в ближайшую комнату. В какую комнату? Ричард и Бен не смотрели. Какова была реакция Томаса? Ричард и Бен не смотрели. Единственное, на что капитан позволил себе отвлечься — так это на силуэт Кары, которая стояла за спиной Ричарда на почтительном расстоянии. Это было не в привычках морд-сит — вести себя почтительно, но нынешний лорд Рал дал им шанс на человечность. И Кара, как и любой другой человек, понимала, какое именно поведение от нее ожидал ее лорд Рал.
Друг детства нынешней главы Первой Когорты с самого раннего возраста умел произвести нужное впечатление, даже не прикладывая для этого лишних усилий. Это и был секрет умения как такового. Вот и сейчас глава Д’Харианской Империи заставил воздух трещать от напряжения при минимальных потерях собственной энергии: он сделал лишь пару шагов и резко выпрямился перед капитаном своей охраны, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Что ты вытворяешь?
Холодно. Властно. Так, будто его тело было последним оплотом для сдерживания его гнева. Капитан догадывался, что это предположение было близко к правде.
Бенджамин был готов поклясться, что, будь на месте Ричарда его отец, сейчас он бы уже мысленно готовился к мучительной смерти. Более того — он бы никогда не осмелился на такую выходку, будь на престоле Даркен Рал.
Краем глаза он заметил, как за плечом Магистра вздрогнула Кара. У них были одни и те же завязанные на кровавой службе воспоминания.
Но Ричард Рал был не только его Магистром. Он все еще был его другом — почти братом.
— Выдохни, — сейчас он не собирался подчиняться ему, ведь это означало крах. Ярость Ричарда усмирит только холодное противодействие — так было всегда. — Если ты готов выслушать меня, я все объясню.
Он стойко выдержал взгляд Искателя, не сводя собственных глаз с его лица. Кто знает, сколько они просто пялились друг на друга, как две тысячелетние скалы, волей природы оказавшиеся нависшими над одной и той же бездной?
Ричард прерывисто дышал, его ноздри ритмично раздувались и сужались. Челюсть была сжата почти судорожно, а кулаки то сжимались, то разжимались. И все же, Бен предположил, что проблема была вовсе не в нем самом, а в совокупности всех бед, одолевавших его друга.
До лорда Рала дошел довольно однозначный смысл слов капитана. Он глубоко вдохнул, и уже с последующим выдохом будто скинул часть напряжения. Его пальцы расслабились.
— Я слушаю тебя, — из стального его тон переродился во что-то совершенно другое. Будто весь металл внутри него иссяк, и осталась лишь полость, наполненная звенящей пустотой.
Это было гораздо лучше. Гораздо.
— Я показал ему разрушенную пожаром часть Эйдиндрила, — Бен следил за реакцией Ричарда очень внимательно, но ему стоило одного взгляда, чтобы понять, что Рал не собирался его перебивать. — Он увидел и площадь, и курган — в общем-то, увидел все. И в нем больше не было той уверенности и хладнокровия.
Молчаливым слушателем, впрочем, Ричард не остался.
— Чего ты добивался? Показного раскаяния или сожаления? — в его голосе звучало пренебрежение.
— Я хотел доказать и себе, и тебе, что он изменился, пока путешествовал с Никки, и для того, чтобы увидеть это, мне не обязательно слушать его стенания и причитания обо всех совершенных ошибках — я достаточно хорошо разбираюсь в людях. Ты можешь и сам без труда увидеть, что он выглядит так, будто в его жизни больше не осталось ничего, за что можно цепляться, — на пике своего повествования Бенджамин внезапно остановился, поняв, что он рассказал вовсе не обо всем. Но даже уже сказанное, очевидно, возымело действие на лорда Рала. — На самом деле, произошло еще кое-что необычное.
Ричард не удостоил его новым вопросом. Он лишь скрестил руки на груди и одарил его выжидающим взглядом.
— Я не могу точно определить, что именно произошло, но, как мне кажется, он что-то вспомнил. Я не стал расспрашивать его об этом.
Ричард внезапно выругался. Теперь он казался озадаченным.
— Ты уверен? Если твоя догадка верна, это может плохо закончиться. Такие видения нарушают стерильное поле, которое просто необходимо для возвращения в его время.
От этих слов у Бенджамина пробежал холодок по затылку. Как же он не любил все эти магические нюансы!
— Я даже не подумал, что это может случиться.
Ричард поспешил успокоить его, сжав его плечо.
— Ты не мог знать… Даже я не мог. Да и он сам вряд ли догадывался об этом, когда поехал с тобой.
— Поговори с ним, — предложил, наконец, Бен. Обстоятельство, названное Ричардом, растревожило капитана. Он не хотел быть причиной новых проблем, тем более — если они представлялись достаточно серьезными даже самому Магистру Д’Хары.
— Я хотел сделать именно это, когда пришел сюда, — это признание несказанно обрадовало другого мужчину.
Перед прощанием капитан Первой Когорты отсалютовал лорду Ралу. Тот, в свою очередь, не отреагировал, хотя теперь он и казался чуть более спокойным. По крайней мере, по прикидкам Бена, его взглядом едва ли можно было расколоть орех. Это было довольно утешительно.
Кэлен закрыла дверь и вышла на балкон. На улице было довольно прохладно, но она даже не поежилась от неприятных ощущений. Она с трудом дышала, словно на груди лежала многотонная каменная плита. После всего произошедшего ей не хотелось, чтобы Ричард был рядом с ней именно в эти минуты — в минуты, когда она была лишней шестеренкой в механизме мироздания.
Эмоции затуманивали ее разум, подчиняли себе ее тело, отказывавшееся равномерно принимать новые порции воздуха. Сейчас она и правда была лишней, иррациональной.
На задворках сознания еще оставались разумные мысли, и одна из них упорно твердила, что Ричарду тоже было больно — даже еще больнее, чем ей, потому что он терзал себя этой тайной много месяцев. Она знала, что должна была отреагировать на эту мысль и вернуться в реальность, разорвать плен оцепенения. Снова стать собой.
Но она не могла вернуться — не сейчас.
Пророчество давило на ее виски, словно огненный вал, прорвавший свою последнюю преграду.
Цена за избавление…
И в следующее же мгновение эти слова перекрывал голос Ричарда.
Оно не имеет значения.
Их сын и правда был здесь, рядом с ними — абсолютно настоящий, повзрослевший и вовсе не похожий на призрак Подземного Мира.
Она хотела верить словам Ричарда, но глубоко внутри она сомневалась. Ей было страшно цепляться лишь за его предположения, хотя она и верила ему всем сердцем и всегда стояла на его стороне.
Предположений было просто… недостаточно. Пророчество все еще существует — это неоспоримый факт. И оно звучит довольно однозначно.
Ее мысли кружились вокруг слов пророчества, тесно сплетаясь друг с другом и поглощая все остальные мысли. Она с трудом держалась на ногах, ей даже пришлось опереться на перила балкона, чтобы не потерять равновесие.
Голос Цириллы непрерывно повторял одни и те же слова в ее воспоминаниях, и Кэлен казалось, что она попала в нескончаемый кошмар. Ей было просто необходимо забыть об этом, переключиться на что-то другое. Вместо того, чтобы концентрироваться на словах своей сестры, она решила сконцентрировать своей мысли на ней самой.
Она вспомнила их последнюю встречу, вспомнила мертвенный холод ее пальцев и бесконечную теплоту ее взгляда, золото ее волос. Ее не было рядом уже больше полугода, но тоска, вызывающая тупую давящую боль в сердце Кэлен, ничуть не уменьшилась.
Она часто прокручивала в голове их последний разговор, но каждый раз помимо слов пророчества она вспоминала и кое-что другое.
Не оставляй Ричарда. В трудные времена вы сможете найти силу только друг в друге.
Прямо перед смертью она сказала именно это, будто знала, что впереди их ждал переломный момент. Тогда Кэлен не придала им такого значения — она понимала, что и так никогда не оставит его. Но что она сделала сейчас?
Именно. Она оставила его.
Сзади послышались шаги, и Кэлен мимолетно оглянулась. Гарольд, точно так же, как и морд-сит, не имевший привычки стучать, вышел к ней на балкон.
— Судя по тому, в каком состоянии был Ричард, когда ворвался в зал и прервал совещание с галеанскими офицерами, он уже рассказал тебе обо всем.
Кэлен даже захотела спросить, какое именно состояние он имел ввиду, но вовремя остановилась. Как бы там ни было, она была причиной его злости, грусти или раздражения — в зависимости от того, что именно Гарольд имел ввиду. Кэлен не исключала ни одного варианта.
— Рассказал, — глухо отозвалась она, не веря собственному голосу. Ей не хотелось ничего говорить.
Гарольд оперся руками на перила рядом с ней, ровно как пару дней назад, на балу в честь летнего солнцестояния. А ведь теперь его сестра была еще более подавленной, чем раньше.
— Разве тебя не порадовала мысль, что этот харизматичный парень — ваш с Ричардом сын? — Гарольд не стал прятать иронию.
Уголок ее губ дернулся. Она почти улыбнулась, видя его прекрасную попытку выразить на лице самое настоящее непонимание, даже неодобрение. Но этой улыбки, погибшей в зародыше, было мало, чтобы успокоить ее брата.
— Ну же, Кэлен, — он приобнял ее за плечи. Как тогда, на похоронах их сестры. Она едва подавила новый прилив грусти, понимая, что больше просто не вынесет, — тебе вредно волноваться.
Кэлен лишь покачала головой, хотя и понимала, насколько он был прав. Она ощущала тяжесть в ногах и, помимо этого, сейчас на ней стали сказываться все самые болезненные последствия последних месяцев беременности, которые она не испытывала на себе до этого. Она тщательно контролировала все свои эмоции и не позволяла себе подобных всплесков, чтобы ограничить ребенка от вреда, но сейчас…
Если она не могла спокойно вздохнуть хотя бы ради себя, то стоило сделать это ради него, ее сына.
Она обняла живот обеими руками.
Ну же, Кэлен…
Возьми себя в руки. Ради него.
— Ты не знаешь, куда… — Кэлен едва не прикусила язык. Ведь она сама отослала своего мужа, а теперь спрашивала, где он был? Женщина потерла ладонью лоб и все же решилась, — куда ушел Ричард?
Гарольд ответил не сразу, и тогда Мать-Исповедницу кольнуло нехорошее предчувствие. В этот момент она уже была готова выбежать из комнаты и начать искать его, не дожидаясь никаких пояснений.
Предчувствие ее не обмануло.
У комнаты были просто отвратительные красные стены. Томас заметил это в первый же момент, и, чем дольше он находился среди них в одиночестве, тем более сильные приливы раздражения они вызывали.
За дверью явно шел разговор, но Томас не пытался прислушиваться к нему. Он даже не возмутился, когда его грубо затолкали в эту комнату каких-то пару минут назад, просто потому что сейчас это волновало его в меньшей степени. На его уме были гораздо более занятные вещи, а грубость — это мелочь, к которой он хорошо привык.
Он раз за разом прокручивал в голове то видение, из-за которого он даже потерял равновесие и выпал из седла. Это не могла быть выдумка его сознания — это и правда случилось с ним когда-то, еще до потери памяти. Но что именно с ним случилось? И кем была эта девушка?
Одно грело его душу: он точно знал, кто звал его по настоящему имени и кто поймал его перед падением. Он не помнил этого человека и не смог бы даже описать его голос, настолько хрупки, прозрачны и тонки теперь были воспоминания, но в его голове прочно закрепилось одного слово: «отец».
Впервые за долгое время он почувствовал, что в его жизни появилась настоящая цель. Он глубоко вдохнул, словно воздух был основой его существования; силой, способной придать ему решительность в поисках правды. Его личной правды.
Теперь он мог узнать, кто был дорог ему когда-то. Мог разрушить цепи лжи, которыми его опутал Джегань. У него были на это силы, а теперь — еще и возможность, осязаемая и настоящая. И если для этого будет необходимо вступить в переговоры с Ричардом Ралом, он сделает это.
Прошла примерно минута, когда Магистр Д’Хары вошел в покои, в которых его по стечению обстоятельств ожидал Исповедник. Только зайдя, мужчина точно так же обратил внимание на неприятный глазу и кричащий красный цвет стен. Он даже поморщился.
Владыка целой Империи ничуть не изменился с их последней встречи, хотя Томас и не мог сказать, что он успел хорошо изучить его за время их боя. Но и сейчас он видел то, что заметил тогда: стать, острый ястребиный взгляд и молчаливое достоинство. Разве что, теперь он казался еще более суровым. Но вряд ли это было действие времени, скорее воля случая, а именно — воля его капитана, нарушившего цепи недоверия и отречения, которыми его сковали уже в Д’Харе и Эйдиндриле.
Томас невольно почувствовал благодарность к немногословному д’харианцу. Какой бы ни была конечная цель их вылазки, именно она подарила ему смысл.
Исповедник сложил руки за спиной, встречая собеседника в позе, призванной выразить все его равнодушие, всю непоколебимость. Он не услышит никаких раскаяний, оправданий или клятвенных заверений в верности. Но Томас постарается сделать все, чтобы получить свободу, необходимую для его поисков.
Ричард Рал критически оглядел его и, увидев что-то, ему одному ведомое, он вновь вышел за дверь, ничего не сказав. Исповедник постарался не выдать недоумение.
Прошла всего лишь пара секунд, когда он вернулся. В его руке был меч — очевидно, одного из солдат Первой когорты, поскольку на черной рукояти красовалась витиеватая золотая буква «Р».
Дверь закрылась с щелчком, и тогда боевой чародей отвернулся и «нарисовал» крест в воздухе, а затем сделал еще несколько неразличимых, очень быстрых жестов над дверью.
«Заклинание?» — подумал Томас. Скорее всего, даже не одно.
Даже после месяца пребывания в темнице, Томас ничуть не боялся оказаться взаперти, это факт. Но когда Рал повернулся к нему лицом и бросил ему меч, он без лишних раздумий и возражений поймал оружие.
С мечом в руке было как-то спокойнее смотреть в полные холодного и тщательно скрываемого гнева глаза напротив него.
В коридоре Кэлен встретилась с Никки. Бывшая Сестра Тьмы была ровно в том же состоянии, что и Мать-Исповедница: она широким, но чертовски нетвердым шагом неслась по коридору, ища то ли солдат, то ли еще кого-нибудь, кто мог помочь ей и сказать, где был Томас.
В этом вопросе Кэлен пришлась очень кстати, ведь она уже знала, каким путем тот исчез из дворца и каким — вернулся.
Мать-Исповедница, как нетрудно было догадаться, искала своего мужа.
— Чувствую, у него будут неприятности, — холодно и вроде как безразлично изрекла Никки. Кэлен же попросту не верила в это безразличие.
Она не спешила отвечать, ведь она опасалась того же, особенно учитывая то, в каких расстроенных чувствах Ричард покидал ее.
— В прошлый раз нас прервали, — ледяным тоном изрек владыка Д’Хары, да еще и так, что Томас невольно напрягся. Но меч в руке все же давал определенную опору. — Сейчас я бы хотел поговорить с тобой, но мне в голову пришла идея получше.
«Поговорить? Довольно безобидный подбор слов», — мысленно констатировал Исповедник.
— Поговорить с мечом в руке? — усмехнулся Томас. — Очень способствует выразительной жестикуляции.
Ричард пропустил колкость мимо ушей.
— Никки отчаянно боролась за твою жизнь с момента нашей первой встречи. И только это, — его голос слегка, только лишь слегка дрогнул, но Исповедник не смог пропустить это мимо ушей, — только это заставляет меня сохранять твою жизнь и даже просто обдумывать то, что она пытается мне доказать. Но я больше не хочу слушать чужие слова, пытаясь исключить из них субъективизм.
Томас покрутил отяжеленную мечом руку, на миг отвел взгляд, но, уперевшись в отвратительные стены, вернул его обратно.
— Я не прочь рассказать о себе, но лишь в тех случаях, когда собеседник отвечает мне искренностью взамен. Выходит, в таком случае мы будем выбивать друг из друга правду?
— Примерно. Одна победа — один вопрос от победителя и один честный ответ от проигравшего. Повторяю: честный, — тон, которым это было сказано, мог бы вызвать у Исповедника мурашки. Но он был слишком вдохновлен внезапной перспективой вступления в бой, который, он был уверен, прояснит множество вопросов.
Вместо пульсирующей боли в висках, которая мучила его до прихода того внезапного воспоминания, теперь в его черепе, подобно птице, запертой в клетке, билась одна мысль: «Почему не простой разговор, если он всего лишь хочет услышать правду?»
Но Томас боялся, что он уже знал ответ: он не доверял ему. И это было его право.
«Тогда зачем эти мечи, эти правила?» — теперь Томас надеялся, что он знал ответ. Он надеялся, что лорд Рал верил в его порядочность, выражавшуюся в простом согласии подчиниться правилам, касавшихся одинаково их обоих.
Что ж, он и правда был готов к этому.
Солдаты Первой Когорты нашлись довольно быстро, и теперь Кэлен и Никки, сопровождаемые морд-сит, вместе шли по коридорам Дворца, минуя южное крыло и направляясь в восточное. Вся дорога заняла не больше пяти минут, и Кэлен уже предвкушала, как ей придется оказаться в ненавистных красных покоях. Признаться честно, в этой жизни она испытывала наибольшую неприязнь к трем вещам: к сыру, к отвратительным оранжевым диванам, расположенным рядом с одним из силовых полей Народного Дворца, чтобы отвадить от него любых потенциальных посетителей, и к вызывающим красным комнатам, которыми были буквально наводнены первые этажи восточного крыла. Ровно то же отношение у нее было и к тем, кто обычно выбирал эти покои во время своих визитов.
В коридоре, прямо напротив нужной комнаты, они встретили Кару в гордом — или не совсем? — одиночестве. Морд-сит стучала кулаком по двери и была готова начать выкрикивать проклятия, но, к счастью, до этого не дошло: она увидела двух других женщин издалека и остановилась. Кэлен и Никки недоуменно переглянулись.
— Он запер дверь! — воскликнула возмущенно морд-сит, — я стучу в нее, но ничего не происходит. Будто он и не слышит вовсе.
— Возможно, так и есть, — Никки подошла к двери и пристально вгляделась в нее, вытянула вперед свою тонкую кисть, будто прощупывая воздух. Если бы Кэлен не была так сосредоточена или не знала, что именно происходило, она бы прыснула от внешней комичности действий колдуньи.
— Ричард в этой комнате с Томасом? — Кэлен старалась не звучать излишне обеспокоенной, ведь она знала, что ее муж не причинит вред Исповеднику сейчас, когда им стало известно, кем он был на самом деле. Ричард не был на это способен, и она не испытывала ни малейших сомнений по этому поводу, но ее собственная тревога, касавшаяся их недавнего разговора, все же давала о себе знать.
Кара кивнула.
— Да. К тому же, он взял меч у одного из солдат в довесок к своему.
Кэлен удивленно моргнула.
— Что он задумал?
— Даже не представляю, — морд-сит сухо пожала плечами, — но он был зол. Очень зол.
Мечи со звоном скрестились в воздухе, настолько громко, что обоим противникам захотелось бы закрыть уши, не будь они так погружены в поединок. Томас ловко вывернулся и ускользнул из-под удара, чувствуя просто невероятную эйфорию от сражения. Меч лорда Рала описал дугу в считанных миллиметрах от какой-то вазы, некстати оказавшейся рядом. Еще секунда, и мог бы послушаться звон разбитого стекла, но Искатель был слишком ловок для подобных оплошностей.
Томас рассчитывал опередить его по скорости, обойти сзади и, когда он развернется, уже настигнуть его горло кончиком своего меча. Но он просчитался.
Ричард Рал будто заранее знал о его плане, и, даже не видя своего противника, вышиб меч из его рук ударом плашмя. От всей силы, вложенной в этот удар, тот улетел на добрый десяток футов.
Исповедник чертыхнулся и упер руки в бока.
— Я слушаю вопрос, — скоропалительно изрек он, намереваясь опередить противника хотя бы здесь.
Искатель даже не выглядел запыхавшимся, хотя их схватка длилась не меньше десятка минут. Ему не понадобилось ни секунды, чтобы подумать над вопросом.
— Ради чего ты делал все то, за что был отправлен в темницу? — теперь мужчина посерьезнел и стал похож на того человека, с которым он сражался зимой. — Я имею ввиду…
— Нет смысла уточнять. Я помню все, — голос Томаса стал каким-то глухим, когда он дошел до последнего слова. А ведь лорд Рал знал меньше четверти всего того, что он натворил. Он не знал про всех людей, которых он коснулся магией исповеди. Ему было неизвестно и о всех тех, кого ему пришлось убить, потому что они представляли опасность для Имперского Ордена.
— Я делал все это, потому что считал, что это — единственно верный способ, — Искательнахмурился, ожидая услышать его дальнейшие слова, — единственно верный способ не вызвать подозрение у Джеганя и добиться того, что было нужно мне. На тот момент мне было все равно, какая цена стоит за этим.
Томас понимал, что сказанного им было катастрофически мало, ведь за каждым человеческим действием стояло что-то большее, даже грандиозное в масштабах одной личности. Но таковы были правила. Его соперник кивнул, давая понять, что такой ответ был справедлив. Так и не произнеся вслух ни одного слова, он кивнул на его меч, все так же валявшийся в противоположном углу комнаты. Намек было сложно не понять.
Никки выпрямилась за спиной Кары и невесело усмехнулась.
— Ричард защитил дверь заклинанием.
Все три женщины обменялись непонимающими взглядами. Вместо вопроса «зачем?», который показался Кэлен едва ли не последним по важности в этот момент, она задалась чем-то более существенным.
— Ты можешь его снять? — вот он, насущный в данный момент вопрос.
Никки опасно сверкнула глазами.
— Несомненно.
В этот раз ваза все же оказалась разбита, и виной тому был неосторожный выпад Томаса. Его оппонент вовремя отклонился, и меч просвистел мимо его левого плеча — прямо в гладкую поверхность столешницы, поперек массивной черной вазы с золотой окантовкой. Томас не позволил себе даже мимолетное мысленное ругательство, ведь к его левому плечу уже приближалось острие меча противника. Дуга была слишком длинной, и Томас успел выставить спасительный блок.
Но все оказалось не так просто.
После той доли секунды, что их мечи провели в воздухе в активном сопротивлении друг другу, Искатель резко снял последнюю линию своей защиты, и, не успел меч Томаса приблизиться к нему хоть на йоту, он ударил его с колена в живот. Поверженный Томас повалился на спину. Он пропустил пару вдохов, но, благодаря тому, что все его тело было напряжено во время боя, этот удар в солнечное сплетение не обошелся ему ничем более серьезным. Разве что пришлось заново вспоминать, как надо дышать.
Лорд Рал подал ему руку, и Исповедник даже не подумал отказываться, хотя его гордость и была уязвлена тем фактом, что он проиграл еще один вопрос.
— Так какую же цель ты преследовал? — выбор темы ничуть не удивил его.
— Вполне очевидную для нас обоих.
— И все же? — надавил Искатель.
— Добраться до тех, кто, как я считал, принес мне величайшее зло и кого я ненавидел всей душой. Теперь нет нужды уточнять, кого я имею ввиду, верно? — лорд Рал смотрел на него немигающим взглядом. — Только вот, я слишком поздно понял, что был неправ. Эта ненависть была чужеродной, а я стал глупцом, когда доверился ей.
Он постарался быть максимально откровенным, потому что понимал, что на данный момент благосклонность лорда Рала была решающим фактором его дальнейшей судьбы, и, каким бы закрытым человеком он ни был, сейчас ему было просто необходимо переломить себя.
И все же, Томас с удивлением заметил, что после сказанных слов ему стало несказанно легче. Должно быть, ему следовало рано или поздно самому сказать их вслух.
— Но на чьей ты стороне теперь, если Джегань лгал тебе? — это был второй вопрос, нарушавший правила. Но Исповедник не счел нужным промолчать — он давно хотел заявить об этом.
— Ни на чьей. Я больше не желаю принимать участие в вашей войне, о которой я знаю лишь то, что мне внушили.
Джегань и Сестры внушали ему, что дом Ралов держал в страхе весь Новый Мир, а магия была орудием порабощения. Но после всего, что он видел в городах, оккупированных Орденом, и после всего, что он повидал во время своего путешествия с Никки, он искренне засомневался в том, что террор был только орудием Ралов.
Слишком долго его опутывала ложь, слишком глубоко она проникла в его сознание. Он не собирался рисковать из-за нее жизнью, будучи чьей-то марионеткой. Нет. Сейчас его интересовала только истина, его истина.
— Но придется, — холодно констатировал Ричард Рал. Томас не ожидал от себя такой реакции, но он напрягся, впрочем, не позволяя своему собственному «я» проиграть эту схватку, — в этой войне всем необходимо выбирать сторону. Нейтралитет — едва ли синоним безопасности.
— Звучит как угроза.
Рал лишь пожал плечами.
— Скорее как предостережение.
— Уверен, такой человек, как ты, не стал бы предостерегать таких, как я, из пустой вежливости, — Томасу показалось, что этим молчаливым согласием его противник повесил ему на шею удавку.
Юноша скрестил руки на груди, и теперь взгляд его серых глаз отдавал невероятной неприязнью. Он ощущал повисшее между ними напряжение кончиками пальцев, словно оно было вызвано магией.
— Я не стану отрицать, что мне понадобится твоя помощь, но в чем именно она будет заключаться, тебе пока не нужно знать. Добровольная ли это будет помощь или принудительная — решать только тебе.
Таким образом, все выходы оказались забаррикадированы, а удавка на его шее внезапно начала перекрывать кислород.
— Я соглашусь, — если Рал и был удивлен, то он никак не выдал этого, — но только в обмен на другую услугу с твоей стороны.
— Какую именно?
— Сними с меня статус пленника. И, что не менее важно, скажи стражникам, чтобы перестали наводить на меня арбалеты из темных углов каждый раз, когда я прохожу мимо.
Томас видел — точно видел! — что уголки губ Рала слегка приподнялись, награждая его внимательность. Это было не так уж и сложно заметить, ведь Исповедник всегда понимал, что Д’Харианской Империи, и его правителю в частности, не были чужды меры предосторожности.
— По рукам, — ответил мужчина. Так они оба получали то, что им было нужно, пусть и не безвозмездно. — Для воцарения полной справедливости предлагаю тебе реванш. Но не обещаю, что стану поддаваться.
Томас фыркнул, но с воодушевлением откликнулся на эту идею. Больше никаких проигрышей.
Никки мучилась с этим заклинанием не менее десяти минут. Кэлен стояла рядом, прислонившись плечом к стене, и напряженно вслушивалась в то, что происходило внутри. Но ответом на ее усилия была лишь тишина — должно быть, заклинания работали в обе стороны.
— Что так долго, колдунья? — возмутилась, наконец, Кара. Если Мать-Исповедница могла сдержать нетерпение, понимая, что Никки было действительно трудно разобраться с этим, то морд-сит, считавшая, что в минуту нужды магия должна была работать исключительно быстро, попросту не унималась уже несколько минут.
— Я уже сделала большую часть работы, — откликнулась, наконец, спустя какое-то время Никки. Но Кара не выглядела удовлетворенной. — Он наложил огромное количество мелких заклинаний и соединил их непонятным для меня путем, еще и так, что каждое из них перекрывает другое и вместе с тем маскирует его.
— В чем именно заключается сложность? — этот вопрос задала уже Кэлен, демонстрируя завидное терпение и выдержку.
— В том, что я не знаю, что мне осталось снять. Ричард просто составил целую головоломку и не дал ни единой подсказки! — посетовала Никки, упирая руки в бока. Она закрыла глаза и сосредоточилась на задаче, но не прекратила говорить. — Я объясню. Попробуйте представить, что нити магии — это прутики из самого твердого в мире металла, предотвращающего движение двери и не пропускающего ни единого звука. Таких прутиков великое множество, и все они ликвидируются разными путями…
Кара даже поморщилась от такого абстрактного объяснения.
Вдруг колдунья замолкла, словно нащупала что-то, и невольно сделала пальцами такое движение, будто намеревалась оборвать подвешенную перед собой нить.
Кэлен смотрела на нее, боясь отвести взгляд, как и морд-сит.
— Осталось немного, — подытожила колдунья, когда Кара резко вскинула ладони вверх.
— Если эта магия физически удерживает дверь, то теперь, когда ты ее ослабила, мы можем ее просто выбить? — раздраженно выпалила она, и две другие женщины прекрасно видели, что ее терпение уже попросту иссякло.
Никки не успела даже докончить фразу «скорее всего»: ровно после произнесения первой ее части морд-сит, не дожидаясь помощи широких и мощных плеч солдат, с разбега навалилась на дверь своими собственными, как оказалось, далеко не хрупкими.
Но даже выбитая дверь оказалась не самым интересным из того, что произошло в комнате с неуместным цветом интерьера.
Кэлен, Никки и Кара, ставшие свидетелями окончания поединка Ричарда и Томаса, одновременно испытали одно и то же желание: не разбираясь в происходящем, просто немедленно остановить это. Причина такой реакции была проста: кончик меча Исповедника застыл на уровне груди Ричарда, а руки второго свободно висели вдоль его боков, и выглядело это так, будто он смирился с поражением. Его оружие и вовсе было вне зоны видимости.
Кара собиралась остановить это действо наиболее традиционным для морд-сит способом, но Кэлен, не раздумывая ни секунды, схватила ее за плечо и заставила стоять на месте, не зная, за кого она переживала больше в случае столкновения с ней: за Ричарда или за Томаса? Впрочем, ей не хотелось проверять это опытным путем.
Тогда Никки взяла инициативу в свои руки, а между ее пальцев засветился огонек магии.
Победоносная атака Томаса закончилась тем, что, боковым зрением уловив силуэт несущейся на них магической искры пламени, противники одновременно обернулись, чтобы столкнуться лицом к лицу с «общим врагом». Огонек стремительно приближался, и его цель лежала прямо между двумя мужчинами. Не сговариваясь, они оба кинулись врассыпную: Томас, не забыв про меч, перемахнул через одно из кресел и приземлился ровно за ним, прикрытый от гнева колдуньи его широкой и высокой спинкой, а Ричард отскочил в сторону окна прямо из центра средних размеров комнаты, проигнорировав настойчивое желание найти меч и просто отразить им огонь. В конце концов, это был верный способ совершить самоубийство, да и еще и с оплавленным мечом в руке.
Миновав то место, в котором искра должна была встретиться с противниками, она направилась прямо в стену над роскошным камином и слилась с ней, оставляя за собой огромный черный след.
— Никки! — в один голос закричали Ричард, Кэлен и Томас. Лишь Кара одобрительно кивала — подобные демонстрации были в ее вкусе.
— Настоящий огонь? — почти прошипела Мать-Исповедница, критически оглядывая прожженную дыру в стене и представляя, как на это посмотрели бы другие люди. — Я думала, ты соизволишь использовать что-то не опаснее иллюзии.
— Они ведь успели отклониться, разве нет? — колдунья пожала плечами.
— Огонь, даже в еще больших количествах, явно не повредил бы этой комнате, — развязным тоном заявил Исповедник, и Ричард даже согласился с ним одним коротким, но выразительным кивком.
Кэлен, все же настроенная крайне серьезно, почувствовала, что разговор шел не в ту сторону: Кара собиралась выразить явную поддержку методам Никки, Ричард собирался похвалить ее меткость, а она сама, кажется, была не против отпустить пару колкостей в сторону юноши.
Более того, Кара смотрела на Исповедника с явным недоверием, которое, впрочем, было гораздо более безопасным, нежели заменявшая ее ранее ненависть; Ричард и Томас вовсе не смотрели на Кэлен, каждый — по своим причинам; колдунья старательно избегала взгляда Искателя и вовсе не горела желанием говорить с ним.
Удивительное стечение обстоятельств, что они оказались здесь именно в таком составе.
— Ричард, что вы здесь устроили? — теперь Кэлен звучала рассудительно и довольно безэмоционально, как она того и хотела.
— Мы просто поговорили, — лорд Рал пожал плечами, а Томас кивнул, полностью подтверждая его слова. Никки и Кара переглянулись. Морд-сит даже присвистнула, колдунья же в фыркнула в привычной ей манере.
— Схватка на мечах — теперь аналог разговора? — процедила бывшая Сестра Тьмы, которая, по наблюдениям Кэлен, все это время очень переживала за Томаса, хотя и не показывала этого. Мать-Исповедница прекрасно могла понять ее поведение.
— Не злись. С позволения лорда Рала, — Томас сделал паузу и подошел к Сестре Тьмы, беря ее под локоть. К удивлению Кэлен, от этого действия больше напряглась стоявшая рядом Кара, а Никки — скорее наоборот, — я бы хотел теперь поговорить с тобой.
Ричард кивнул без каких-либо сомнений, и тогда Исповедник и колдунья развернулись, проходя через наполовину разрушенный ею же дверной проем.
Уже практически покинув помещение, Томас обернулся, и их с Ричардом взгляды пересеклись на какую-то секунду, но даже за этот короткий момент Кэлен удалось прочитать в глазах юноши вопрос, а в глазах ее мужа — неизвестный ей ответ на него.
— Я тоже предпочту уйти отсюда, — Ричард положил руку на спину Кэлен, мягко подталкивая ее к выходу. — Остальное предоставим слугам.
Исповедница восприняла его идею с энтузиазмом.
— Вернемся в покои? Мне нездоровится, — попросила его Кэлен, даже не смотря в его глаза. Ричард кивнул, но так ничего и не сказал. Теперь он вновь испытал прилив стыда, понимая, что в ее нынешнем состоянии была его непосредственная вина.
Он должен был защищать ее, а не ранить, но не справился даже с этой задачей.
В покоях было теплее, чем во всей остальной части дворца. Ричард снял плащ и не слишком-то аккуратно опустил его на кресло, наблюдая за тем, как Кэлен скидывает туфли и устало, даже немного неловко забирается на постель, откидываясь на множество взбитых подушек — явную работу усердных служанок.
Их разговор начался здесь, в этой комнате, и здесь же он должен был закончиться.
Он подошел к постели и сел рядом, кладя ноги Кэлен к себе на колени. Она слегка улыбнулась, давая ему уверенность, что так он мог немного унять боль в них.
— Прости за мою реакцию, — виновато и очень тихо, она обратилась к нему. — Я не должна была оставлять тебя одного, особенно сейчас.
Она наощупь нашла его руку, не смея оторвать взгляд от его лица, и внезапно твердо сжала ее. Показать ему, как сильно она сожалела — одна из немногих вещей, на которую у нее все еще оставались силы. Но Ричард искренне не понимал, за что она могла извиняться.
— Даже не думай об этом, — он сжал ее ладонь в ответ и покачал головой. — Ты имела право, наконец, сосредоточиться на своих переживаниях, а не на моих.
— Но это не так, — она, как и всегда, усмирила его жесткий тон своим нежным участием. Ричард знал, что она никогда не позволит ему принижать себя. — Я знаю, ты был зол, и мне очень жаль, что я не была рядом с тобой. Да, мне было тяжело принять это, но тебе было еще тяжелее хранить этот секрет столько времени. Я не виню тебя во лжи, потому что знаю, чем ты руководствовался.
Слово «ложь» противно кололо слух. Он ненавидел его всеми силами души, и еще более он ненавидел лишь то, что оно жило в их с Кэлен отношениях уже долгое время. Но теперь — нет. Больше нет. Пусть и не без усилий, но им удалось перешагнуть через него.
— Солгав тебе, я взял на себя ответственность за все последствия. Ты не должна извиняться за свою реакцию. Я понимаю, — он наклонился и поцеловал ее в лоб. Кэлен улыбнулась с таким сожалением, которое заставило сердце Ричарда сжаться.
— Так что все же происходило, когда мы втроем ворвались в комнату? — продолжила разговор Кэлен, своим голосом прорезая тонкую завесу тишины. — Вы выясняли отношения?
Она аккуратно покрутила стопами, пошевелила пальцами и немного поморщилась, отметив для себя, что ее ноги были все так же против любых движений. Это подтолкнуло Ричарда к действиям.
— Нет, это было нечто вроде соревнования, — Ричард мягко провел пальцами вверх по ее лодыжке, приподнимая подол белого платья до колен. Теперь, сверху-вниз, его пальцы начали мягко массировать ее ноги. Она закрыла глаза от удовольствия; будь Кэлен кошкой, она бы уже замурлыкала, Ричард был в этом уверен. — Победитель имел право задать любой интересующий его вопрос, а проигравший был обязан честно ответить на него.
— Тогда мне интересно, что означали ваши гляделки перед его уходом? — она слегка сощурила глаза. Ну точно как кошка. А Ричард предпочел не удивляться ее внимательности.
— Я проиграл и дал ему понять, что отвечу на любой его вопрос. Когда он того пожелает.
— Хочется верить, что замысловатость задумки оправдала себя. И многое ты… узнал? — она говорила сонно, очень расслабленно. Когда она раскрыла глаза, он увидел, насколько расфокусированным был ее взгляд. Она и правда устала.
— Достаточно, чтобы понять, что я ничего не понимаю. И чтобы убедиться, что ты была права все это время.
Глаза Кэлен распахнулись от неожиданности. Она жаждала узнать, что именно он имел ввиду, и тем более — причем здесь она.
— Даже после всего произошедшего, ты оставалась лояльной к нему. Ты никогда не позволяла причинить ему вред. И ты остановила меня, когда я был готов разрубить его на части. Что двигало тобой?
— Я не знаю, Ричард, — она села более прямо, подложив подушки под спину. — Возможно, это нечто вроде… инстинкта. Я прощала его каждый раз, что бы он ни совершал, хотя и проклинала себя за это.
Ричард внутренне сжался. Ему показалось, что в нем что-то умирало, медленно и мучительно, убиваемое им самим. Это происходило уже давно, но никто другой не был повинен в этом больше, чем он сам.
Ему сделалось дурно.
— Я не понимал это, и сейчас не способен понять, потому что не чувствую того же, что и ты. Все это время я ненавидел его, Кэлен, и, когда я узнал правду, я был готов выбивать из Никки признание в том, что она лгала. Я просто… не могу.
Он резко замолчал, пытаясь скрыть, как задрожал его голос в самом конце.
Ричард чувствовал себя бессильным, запутавшимся и потерянным. Он обхватил лицо руками, с каждой секундой чувствуя, как он утопал в своих сомнениях все глубже и глубже.
Кэлен увидела это и свесила ноги, садясь на край постели, бок о бок с ним, и Ричард удивился тому, как быстро отступила ее слабость.
Но в этом не было ничего удивительного, ведь она очень тонко ощущала, в какие моменты надо было отбросить все остальное ради другого человека. И сейчас она делала именно это.
— Что ты чувствуешь? — тихо спросила она, кладя руку на его спину. Она ласково и участливо потерлась щекой о его плечо, и он знал, что она не сводила глаз с его лица. Но он просто не мог ответить на ее взгляд.
Ему потребовалось время, чтобы осознать природу своих ощущений, но она вовсе не торопила.
— Ненависть, — сквозь зубы ответил он, так зловеще тихо, что любой другой на месте Кэлен отшатнулся бы. Но она была рядом. Всегда была. — Боль. Злость.
— На кого ты злишься? — она будто не замечала ничего из того, что происходило с ним, а ее пальцы продолжали гладить его спину.
— На него, — выпалил он, даже не задумавшись, хотя и понимал, что это было далеко не все. — И на себя тоже.
Она придвинулась еще ближе, хотя, казалось бы, это было невозможно. Кэлен мягко положила руку на его подбородок и все же заставила посмотреть на нее.
Ее глаза были влажными.
— За что ты злишься на себя, Ричард?
Как же тяжело было признаться в этом, а тем более — сказать в слух.
— За то, что я ненавижу собственного сына, — он грустно усмехнулся, но Кэлен не поддержала его. — И из-за того, что не понимаю, за какой наш проступок в будущем он мог бы начать ненавидеть нас, — он помедлил, — за какой мой проступок.
В конце концов, по щеке Кэлен скатилась слеза, абсолютно одинокая.
— Это вовсе не твоя вина.
Имела ли она ввиду внушение Имперского Ордена? Или перекладывала ответственность на себя? Ричард не знал.
Когда-то она сказала ему, что мечтала забыть о том, что такое слезы. Но раз за разом, вновь и вновь ей приходилось заново учиться плакать рядом с ним. Впервые он был готов, спустя много лет после смерти его матери, сделать то же самое. Но слез не было.
Не так давно он похоронил собственного отца, а теперь, кажется, что-то погибало в нем самом. И все же, именно слез, закономерного показателя горя, не было.
— Ты не ненавидишь его, — Кэлен приблизила свое лицо к его, прижимаясь щекой к его колючей скуле. Именно той щекой, по которой пару секунд назад пробежала слеза. — Я знаю, ты не способен на это. В тебе говорит разочарование.
— Кэлен… — он не хотел слышать, как она оправдывала их обоих. Он не хотел оправданий, потому что не верил им. Единственное, в чем он не сомневался — в боли, курсировавшей по его венам, верному показателю того, что он все еще контролировал себя и свое тело. Он больше не мог думать ни о чем другом. Он не мог чувствовать ничего другого.
— Даже после всего, ты согласился со мной и с Никки и не позволил морд-сит прикоснуться к нему, — мягко напомнила она ему, слегка разворачиваясь в его сторону и целуя уголок его рта. Даже когда ее рука обвила его шею, он не откликнулся. — И даже когда мы поссорились, ты не пошел к нему, потому что ты не испытывал ненависти. Ты был просто разочарован, — с нажимом повторила она.
Он покачал головой, из-за чего Кэлен невольно пришлось отстраниться.
— Даже сейчас, когда я вполне осознаю, что он действовал под внушением, я не чувствую никаких изменений. Не чувствую того, что должен чувствовать любой нормальный отец, — он не осмелился произнести громкое слово «любовь» вслух, и у него не хватило сил даже на простую «привязанность». Мужчина наконец посмотрел в глаза жены, и они оба застыли, безмолвные.
Молчанию было суждено затянуться, но пути обратно уже не было. Кэлен все еще была настроена решительно, и именно сейчас каждое их слово обретало невероятное, невиданное ранее значение. И именно сейчас им было просто нечего разрушать.
Кэлен взяла его за руку, лежавшую на его колене, и положила на свой живот. Привычный жест, но Ричард был слишком далеко, чтобы полностью осознать его. Он едва отдавал себе отчет в том, что маленькое создание, которое его жена носила под сердцем, только что ударило крошечной ногой прямо в его ладонь, почувствовав знакомое тепло отцовских прикосновений.
Его мозг отказывался принимать это сейчас, когда внешний мир слился с мертвенной пустотой внутри него. Он чувствовал необходимость остаться наедине с самим собой, на время оградиться от тех, кто значил для него так много.
Но Ричард все еще не хотел делать ей больно. А он знал, что ей будет больно, точно так же больно, как и ему, когда он попытается уйти, попытается разобраться со своими чувствами в одиночестве.
— Я больше не оставлю тебя, — прошептала она, прижимаясь к нему и целуя его в шею.
Он был готов поклясться, что она в очередной раз прочитала его мысли.
Его свободная рука опустилась на ее густые черные волосы, и кончики его пальцев начали гладить ее по голове. Она зарылась лицом в сгиб его шеи, и теперь его руки, обнимавшие ее, наконец ощутили тепло ее тела.
— Я не верю ни единому твоему слову, когда ты говоришь, что ненавидишь его. — Кэлен накрыла его руку, лежавшую на ее животе, — потому что это не так. Ты любил нашего сына еще до того, как узнал о его существовании. Ты уже любил его, когда мчался в Народный Дворец, думая, что нам обоим может угрожать опасность. Когда боялся отпускать меня в Эйдиндрил, к которому приближается война; когда днями и ночами пытался найти лазейку в пророчестве, предвещавшем его смерть. И ты все еще любишь его, пусть и не можешь, или не хочешь, понять это, — она говорила тихо, но уверенно, выражая все ее стремление переубедить его, заставить понять.
Их ребенок беспокойно толкался, теперь он не только почувствовал это, но и осознал, когда импульсы с кончиков его пальцев поднялись и достигли его сознания.
Кэлен на миг прикрыла глаза и пропустила вдох, стараясь не выдать, что ей стало не просто неприятно, но больно от этих действий. Буйность их малыша значила только одно: сейчас его мать не просто волновалась, но очень сильно волновалась.
«Просто гениальный вывод, Ричард», — едко подметил голос в его голове, напоминая, что благодаря нему это волнение стало постоянным ее спутником.
Пальцы его свободной руки нашли ее подбородок, и он наклонился к ней, мягко целуя ее. Он заставил себя думать только о ней и о том, как он хотел, чтобы она не пыталась разделить его мучения. Чтобы, наконец, подумала о себе.
Он провел рукой по ее щеке, зарылся в густые вьющиеся волосы, но Кэлен внезапно оборвала поцелуй, отстранившись от него и приложив свой указательный палец к его губам.
— Я знаю, что ты делаешь, — она упрямо взглянула в его глаза, — даже не пытайся отвлечь меня.
— Что? — с сомнением, даже удивленно промолвил он.
— Я не буду спокойна, пока ты не примешь то, что на самом деле чувствуешь, и не перестанешь обманывать самого себя.
— Но разве так легко принять… это? — раньше он говорил обо всем случившемся со злостью, теперь — бессильно и разочарованно. Ему даже не нужно было уточнять, о каких именно событиях он говорил. Каждое из них отдавалось острой болью в его сердце, как свежая и кровоточащая рана. Он не представлял, откуда в Кэлен была сила забыть обо всех бедах, обо всей боли и непонимании.
— Я не понимаю, как можно одновременно любить всем сердцем и в то же время ненавидеть одного и того же человека.
Кэлен мягко взглянула на него из-под пушистых ресниц. Он невольно замер, в очередной раз лишенный способности сопротивляться ей.
— Вспомни девятое правило волшебника, Ричард.
Искателю не пришлось даже напрягать свою память, чтобы вспомнить то, чему его обучал его дед. Все правила волшебника нашли надежное укрытие в его памяти, укрытие, которое бережно охраняло их от безжалостного влияния времени.
— Противоречие в действительности существовать не может. Ни частично, ни полностью.
Она кивнула, удовлетворенная его ответом. Он и раньше прекрасно понимал, что значили эти слова мудрости, которым минули тысячи лет, но сейчас ему открылся их новый, личный смысл.
Любовь и ненависть и были этими противоречиями, которые запутали его чувства.
Теперь они оба молчали. Кэлен все так же сидела рядом, но теперь ее мирное лицо было показателем установившегося внутри нее равновесия и осознания выполненного долга. По ее выровнявшемуся дыханию он понял, что ее начинало клонить в сон. Он мягко опустил ее голову себе на плечо, не намереваясь отдаляться от нее даже на йоту.
Ричард был благодарен ей, как никогда.
========== Глава IX ==========
Trying to write my perfect story
I’m working night I’m working days
To prove the world that I am worthy
Of being seen of being praise
‘Cause I’m afraid to show the people who I am
I’m not special just a simple broken man
So I will hide my face with my picture perfect mask
This ain’t life, no
It’s just a lie
Наступила холодная неделя, и уже несколько дней подряд Томас только и видел, что заволоченное тучами небо, да периодически ощущал на себе капли редкого дождя.
Погода была точным отражением его состояния, ведь за всю неделю он ничуть не продвинулся в своих поисках. Ему не хватало исходных данных: внешности, имен… в конце концов, ведь он даже точно не знал, где раньше жила его семья! Но, даже если ему придется допрашивать каждого жителя Эйдиндрила, он сделает это — лишь бы найти их.
Новых воспоминаний также не было, и все, чем он мог пользоваться — это своими ощущениями, не догадываясь, что они могли лгать ему. Пока он добирался до той окраины, на которую его в прошлый раз привел Бенджамин, он вглядывался в каждое лицо, рассматривал фасад каждого дома, мимо которого проезжал. Все эти места были в равной степени знакомы ему, это факт, но ни одно лицо не выдавало его близкого или даже просто знакомого, ни один дом не вызывал у него никаких эмоций.
На следующий же день после разговора с лордом Ралом и после того, как он рассказал Никки о произошедшем с ним, он, почувствовав себя преступником, которого тянет к месту преступления, вернулся туда. В глубокой задумчивости он миновал курган, проехал по узким переулкам и вновь оказался на той самой площади, с которой все началось.
Многое в его голове прояснилось за последнее время, но необъяснимым оставался тот факт, что улица, на которой он должен был встретить ту девушку в своем прошлом, обрывалась чуть ли не у самого своего начала, открывая вид на обширные поля.
Никки предположила, что это была простая погрешность его памяти, ведь видение, особенно одно из первых, не могло быть слишком точным. Он счел это разумным, и все же, как его сознание могло достроить несколько десятков пар домов на месте голого поля?
Томас выслал коня в легкую рысь, проехал дюжину футов, оказываясь за пределами зданий, уже не имевших права именоваться «жилыми», и спешился. Он снял с коня уздечку с седлом и отправил пастись, понимая, что, пока ему было необходимо подумать и осмыслить план действий, животному было не обязательно переминаться с ноги на ногу и изображать послушание, особенно после многочасовых блужданий по Эйдиндрилу.
Он мысленно прокручивал в голове их с Никки разговор, отмечая, что колдунья была чрезвычайно напугана, когда услышала, что к нему частично возвращалась память. Никки было нелегко читать, но Томас попросту не мог это не заметить.
—Ты испытывал какие-нибудь болевые ощущения, когда это произошло? — после всего, рассказанного Томасом, в то время как они шли по коридору в одиночестве, она спросила только это.
— У меня болела голова.
Никки на ходу сверкнула холодным и вызывающим взглядом.
— Когда именно? И почему ты сразу не сказал?
— Ты не моя мать, чтобы я перед тобой отчитывался, — резко осадил он ее, но затем быстро смягчился. Никки была одной из немногих, кому он вовсе не хотел грубить. Колдунья, от пальцев ног до макушки заполненная молчаливым достоинством, не сочла необходимым отвечать на это. — Она болела все несколько часов до того, как я увидел то воспоминание. Но я не слишком-то обращал на это внимание.
Никки закатила глаза, и выглядело это так, словно она внезапно подумала о ком-то еще, кто точно так же раздражал ее своей безответственностью. Но ей не удалось обмануть его: ему, в отличие от великого множества других людей, она прощала довольно многое.
— Не удивительно, что твое тело так отреагировало на изменения в памяти. Воспоминания не могут приходить по-другому, поскольку для этого необходимо множество физических усилий. И все же…
Они зашли в комнату Никки, и тогда колдунья приложила ладонь к его лбу. Простые люди так проверяют, нет ли у больного горячки, а Никки решила проверить, не предал ли Томаса его же мозг. Он почувствовал, как магия проникла в его сознание, отдаваясь острыми покалываниями миллиона маленьких иголочек. После тех раз, когда она использовала свою магию для его исцеления, этот не мог показаться для них обоих хотя бы немного необычным.
— Сейчас, как я понимаю, все уже в порядке? — ее голос привычно подернулся тонкой коркой льда, словно ей было все равно. Она могла бы обмануть кого угодно, но не Томаса.
— Именно.
— Тогда не беспокойся об этом.
Впрочем, хорошее самочувствие значило и то, что в ближайшее время его удовлетворенная новыми крохами знания память не удосужится выдать ничего нового, и именно так и было, по крайней мере, в последние шесть дней.
Томас обратился к своему мысленному списку, который он анализировал едва ли не каждую минуту своих поисков. Еще в первые дни он полностью исследовал эту призрачную площадь, ведь если его никогда не смущали живые люди, то мертвые — и подавно, но даже отсутствие предрассудков не помогло ему. Здесь не было… ничего. Ничего, что могло бы напомнить ему о его отце, матери или той светловолосой девушке.
Он заглянул во все помещения, поскольку полностью сгоревшие деревянные двери не могли защитить их от его взгляда, проверил все спуски в подвалы и поднялся по всем лестницам, едва ли не обыскивая чердаки.
Ничего!
В последние несколько дней он обошел, без преувеличений, весь Эйдиндрил. Поначалу это казалось ему бесполезной затеей, но, впрочем, что ему оставалось? Результат оказался предсказуемым, поскольку спрашивать лавочников, трактирщиков и цирюльников, не видели ли они его здесь в прошлом году, а если видели, то с кем — дело заведомо гиблое.
Что было самым удивительным, в Эйдиндриле — городе, в котором ничто не проходило незамеченным — его не узнавал ровным счетом никто, хотя многие прохожие и позволяли себе долго пялиться на перевязь с мечом на его бедре, которая иногда выглядывала из-под его черного плаща. Впрочем, в столице Срединных Земель, которая раньше не видела такого количества солдат и которая теперь была наводнена чужеземными войсками, такая реакция была вполне нормальной. Тем более, если бы не темный цвет волос, юноша бы идеально подходил под описание чистокровного д’харианца.
Спустя неделю поисков Томас чувствовал себя человеком, не оставлявшим следы — его будто здесь никогда не было, хотя он и знал, что это было не так. Верным свидетельством тому было его воспоминание. Но кроме него — ничего. А что он вообще знал о своем прошлом? Он отчаянно цеплялся за образ той девушки и за воспоминания об отце, но кто знал, как давно это было? Они оба могли уехать отсюда или даже…
Нет.
Томас остановил панические мысли, постарался отвлечься. Ему было необходимо обратиться к кому-нибудь, кого он знал еще до попадания к Джеганю, но он просто не знал, кто мог быть этим человеком.
***
Никки беззвучно, как она сама считала, появилась в дверях кабинета Ричарда. Ей показалось, что он был слишком погружен в чтение каких-то бумаг, чтобы заметить ее, но, должно быть, ошиблась.
— Ты что-то хотела, Никки? — изрек он, даже не оторвав взгляд от страницы.
Она подошла к нему и встала по его левое плечо. Теперь он обратил на нее внимание, предчувствуя, что намечалось нечто действительно серьезное.
— Томас рассказал мне, что именно он вспомнил.
Никки наблюдала за тем, как Ричард отложил бумаги и встал с кресла, выпрямляясь перед ней. Он не стал изображать безразличие, и это уже радовало. Она сразу приступила к делу:
— Он вспомнил, как заклинание Сестер Джеганя выхватило его из временного потока.
— Так он, должно быть, и сказал? — Никки не собиралась делать вид, что не услышала сарказм в его голосе. Она почувствовала опускавшуюся по ее телу злость, уже достигавшую кончиков пальцев. То, о чем она говорила, было слишком серьезным, чтобы Ричард так вел себя.
— Да, как раз после того, как рассказал, что перед исчезновением, когда он уже терял сознание, его под руки подхватил его отец. Думается мне, ты должен быть лично знаком с этим человеком, — она намеренно выделила слово «ты» особенно едкой интонацией, и Ричард оторопел от сказанного ею. Она добивалась именно этого, поэтому не стала церемониться.
— Ты хочешь сказать, что он знает?
Никки решила помучить его, выдержав многозначительную паузу. Ричард мужественно ждал, а она наслаждалась своей властью над ним.
— Нет, — более спокойно ответила она. — Он сказал, что услышал оклик и затем почувствовал, как кто-то подхватил его. Но он понял, что это был его отец, и теперь хочет найти его.
Ричард не поднимал взгляд от пола, но Никки видела, что он внимательно слушал ее. Когда он взглянул в ее глаза, колдунья поняла, что у него была та же реакция, что и у нее.
— Скверно, — довольно мягко выразился он.
— Паршиво, — поправила его Никки, — даже очень паршиво.
Искатель кивнул.
— Ричард, если он вспомнит, кем на самом деле являетесь вы с Кэлен, мы уже не спасем его. Он просто погибнет здесь, сойдет с ума, — в ее голосе сквозило что-то, отдаленно напоминавшее отчаяние. Но лишь отдаленно.
Никки никогда не отчаивалась и тем более не сдавалась, и Ричард не уступал ей в этом.
— Я знаю, как действуют на людей подобные фокусы с пространством и временем, — заверил он ее, — и мы не допустим этого.
— Ты уже знаешь, как? — в ее голосе причудливо смешались недоверие и надежда, причем недоверие, на первый взгляд, превалировало. Слово «надежда» было чуждым для нее большую часть ее существования, прежде чем она вообще узнала о том, что такое «жизнь» и как можно ей распоряжаться. Прежде чем Ричард позволил ей осознать свою значимость, доказав, что она была готова разделить его ценности, и воспрянуть чувствами.
Ричард весь вытянулся, развел плечи, словно перед боем с невидимым противником. Хотя они оба знали, что их основной враг был далеко на юге, справляться с трудностями, созданными сноходцем, им приходились на своей территории, в своих собственных домах. Ему не нравилось говорить то, что было просто необходимо при нынешних обстоятельствах, но, если они желали справиться, они не могли избежать этого.
— Мы собьем его с толку и заставим отказаться от поисков.
— Но как?
— Обманем его, — он с нежеланием произнес это слово, непривычно растягивая каждую букву, как будто намеревался в последний момент отказаться от этой идеи и сделать вид, что он имел ввиду вовсе не это. — Он будет думать, что его родители погибли.
***
Томас все так же не двигался, молча пялясь на черный фасад главного дома этой площади. Кажется, это когда-то была гостиница — по крайней мере, так можно было предположить по ее довольно скромным останкам.
Исповедник уже собирался вернуться за своей лошадью, чтобы возвратиться во дворец, поскольку время близилось к вечеру. Он вновь провел в поисках весь день, но так ничего и не обнаружил. Это становилось похоже на проклятие, все больше и больше действовавшее на его нервы.
Порыв по-осеннему холодного ветра донес до него звуки шагов, которые не могли не привлечь внимание юноши. Его уши успели слишком хорошо привыкнуть к мертвенной тишине. Он весь напрягся, вытянулся, словно готовился к победному рывку — то ли подальше от этих шагов, то ли к ним. Все зависело от того, кто был их источником.
Из-за угла, как ни странно, появилась девушка, причем, крайне миловидной наружности. Томас предпочел не двигаться с места, пока не определит, чего ему ожидать от нее. Девушка, женщина, старик — не имеет значения, если тебя недолюбливали д’харианцы и ненавидели имперцы.
Точеная фигурка, довольно длинные прямые волосы — показатель высокого статуса в Срединных Землях. Очень, очень светлые волосы, почти белые. Тот самый дорожный костюм темно-зеленого цвета. Это была она — та самая девушка из его воспоминаний. Разве что, ее высоким сапогам явно не хватало мелодичного позвякивания шпор. Томас ошалело смотрел на то, как она приближается к нему, и не мог сделать ни шага. Когда она подняла свой взгляд, он потерялся в ее удивительных зеленых глазах.
«Не такие, как у Никки», — подумалось ему вдруг. Теплый зеленый, напоминавший об игре солнечных бликов в молодой листве, против ледяного голубого. Исповедник поймал себя на том, что, пока незнакомка безмолвно двигалась к нему, он невольно начал сравнивать ее с колдуньей. Та, без сомнения, была ошеломляюще красива, как и подобало одной из самых могущественных женщин этого времени. А эта девушка была… другой, но очень-очень знакомой и близкой. Поэтому Томас внутренне дрожал, осознавая, что она сейчас была рядом с ним.
Молчаливое движение прекратилось, и теперь они стояли лицом к лицу. Томас, словно зачарованный, не мог отвести глаз от ее лица. Его мозг, на данный момент способный лишь на самые примитивные речевые обороты, услужливо подсказал ему, что она была похожа скорее на видение, нежели на кого-то реального. Но, что самое интересное, она и сама будто не верила, что видела его. Ей потребовалось прикоснуться к его щеке, чтобы увериться, что это и правда был он, и тогда же он сам уверился, что она была реальна. Исповедник не мог пошевелиться, хотя при иных обстоятельствах он бы уже отшатнулся и высвободил меч из ножен.
Нет. Рядом с ней, девушкой, имени которой он не помнил, и которую он так отчаянно хотел увидеть вновь, он был вне опасности.
На ее задумчивом лице будто прошел разлом. Из-под тени неверия вдруг выглянула улыбка, и она ширилась, ширилась, ширилась, пока, наконец, девушка не засмеялась и не бросилась ему на шею.
— Поверить не могу, что это и правда ты, — она всхлипнула. Он обнял ее, чувствуя под кончиками пальцев мягкую ткань ее блузы, перенимая тепло ее тела. Настоящее тепло. Он тоже не мог поверить в это.
***
— Ты помнишь то заклинание, которое ты однажды упомянула как «плацебо для душевных метаний»?
Кэлен, вскоре присоединившаяся к обсуждению проблемы, выглядела крайне сомневающейся в затее в целом. Упомянутое Ричардом «плацебо» вызывало у нее такие же эмоции.
— Да. Обычно его используют, чтобы заставить человека увидеть то, что он сам хочет видеть. Крайнеполезно, если необходимо избавить кого-либо от помешательства.
— Звучит не совсем подходяще для нашей ситуации, — подметила Кэлен, теперь занимавшая место за письменным столом. Ричард стоял, прислонившись бедром к этому же столу, а Никки — напротив них обоих.
— Глупо надеяться, что он хочет найти могилы вместо живых родителей, это верно, — согласился Ричард. — Но заклинание можно усовершенствовать.
Никки некоторое время изучала лицо, но затем поняла, что именно он имел ввиду.
— Да, верно. То, что ты имеешь ввиду, Ричард — это уже не лекарство, а первоклассное орудие любого лжеца, обладающего магическими способностями, — Никки повернулась к Кэлен, стараясь объяснить, что она имела ввиду, — с помощью этого заклинания можно внушить любому человеку всё, что угодно.
Мать-Исповедница скептически развела руками и искоса посмотрела сначала на Ричарда, а потом на Никки.
— Обычно я подвергаю сомнению любое высказывание, содержащее в себе слово «всё», — она сделала рукой такой жест, будто отмахнулась от комара. — Для начала расскажите, как именно происходит внушение.
— Сначала необходимо задать цель иллюзии и детально представить ее, — начал Ричард, — затем привязать ее к определенному человеку и его подсознанию. Благодаря этим двум компонентам созданная иллюзия представляет собой совершенный механизм по внушению, который использует желания и подсознательные страхи человека и вплетается в реальность настолько искусно, что его просто невозможно отличить от нее. Например, если человек не может справиться с потерей близкого, это заклятие можно использовать для того, чтобы успокоить его и заставить жить дальше. Тогда к нему явится призрак усопшего, — Ричард интонационно выделил последние слова таким образом, чтобы у Кэлен не осталось сомнений в нереальности происходящего, — и этот самый призрак заставит его перестать корить себя. У человека, пережившего на себе действия этого заклинания, никогда не остается сомнений в реальности произошедшего с ним, каким бы абсурдным ни казалось видение.
Кэлен на миг поджала губу. Никки не могла не подумать о том, как много беспокойства, должно быть, весь этот разговор приносил ей. Но даже если так, она никак не показала этого, все еще напоминая о своем статусе в Новом Мире. Она стала Матерью-Исповедницей вовсе не из-за роскошных кудрей и длинных ресниц, но из-за первоклассного самоконтроля.
— Подсознание — это дремучий лес, в котором может заблудиться даже тот, кому оно принадлежит. Томас и сам не знает, что находится на задворках его сознания, и мне страшно подумать, что может выплыть на поверхность благодаря вашей идее, хотя вы и заявляете, что он ничего не заподозрит.
— Кэлен, это заклинание — фикция чистой воды, — вступилась Никки. — Оно создает иллюзию, основанную на его собственных мыслях, с той лишь корректировкой, что мы определим цель этой иллюзии. Представь, что наливаешь воду в какой-то необычный сосуд — это все та же прозрачная вода, однако теперь она приобрела другую форму. Нам предстоит лишь подобрать сосуд, но вода в нем ничуть не изменится. Томас будет помнить лишь то, что уже помнит — ни больше, ни меньше. Самое главное, что мы никак не затронем его память и тем самым не совершим фатальную ошибку.
Никки говорила заученными во Дворце Пророков фразами, хотя и понимала, что в случае с Ричардом и Кэлен не работала ни одна стандартная схема. Понимали это и они сами, поэтому Мать-Исповедница лишь переводила взгляд с лорда Рала на бывшую Сестру Тьмы, до конца не утвердившаяся в том, насколько безопасно это было.
В конце концов, Ричард кивнул:
— Это — наилучший вариант.
— А если что-то пойдет не так? — Кэлен окинула обоих строгим взглядом. Это был ее последний аргумент.
— Тогда мы ликвидируем последствия, — колдунья и Искатель переглянулись. Их решение было однозначным. Кэлен лишь тихо вздохнула.
***
— Мы думали, что ты погиб, Эддард, — мягкий женский голос вырвал Исповедника из собственных мыслей.
Она называла его Эддардом каждый раз, когда обращалась к нему, и это несколько кололо уши, но не сказать, что неприятно. Это имя было гораздо более благозвучным, чем-то, что он выбрал для себя сам.
Они медленно шли по пустынным улицам, сопровождаемые мертвенно молчаливыми стенами. До этого момента девушка слушала его исповедь внимательно, не перебивая, ведь она сама попросила его рассказать обо всем. Почему-то он знал, что мог ей довериться и прервать обет молчания. И он рассказывал все, о чем только вспоминал или о чем боялся вспоминать.
Сначала он рассказал о Джегане, о внушении, о лагере Имперского Ордена. О том, как сложно было понять, кем был он сам и каково его прошлое. Рассказал о ненависти, об убийствах и десятках исповеданных людей. О лагере беженцев и о лорде Рале, о Матери-Исповеднице. О Никки и капитане Мейфферте, о том воспоминании, в котором он впервые увидел ее. О своем отце.
Она слушала, не перебивая, не отводя глаз. Но когда прозвучали последние слова его повествования, она внезапно остановилась прямо посреди дороги. Он незамедлительно сделал то же самое.
— Пойдем со мной, — она взяла его за руку, и теперь Томасу показалось, что ее пальцы были мертвецки холодны. Девушка выглядела потерянной и несчастной, несмотря на железную хватку ее пальцев. Юноша впервые с момента их встречи почувствовал прикосновение холодных дождевых капель к его лицу, рукам, волосам. Это было предчувствие чего-то страшного, ощущавшееся так, будто весь мир повернулся к нему спиной.
Они двигались к тому неимоверному кургану, на который обратил его внимание еще Бенджамин Мейфферт. Томас сжался от внутреннего предчувствия, подсказывавшего, что в этом кургане и крылась разгадка ее поведения.
Курган полукругом огибал самое настоящее кладбище, настолько необъятное, что Томас не мог поверить своим глазам и тому, что он мог раньше упустить его из виду.
Он шел через ряды каменных и деревянных надгробий, поверхностно дыша и с ужасом ожидая того момента, когда девушка остановит его у очередной безликой плиты. Они шли, а дождь усиливался и усиливался.
И вот, это случилось.
Плита. И правда, совершенно безликая, грубо отесанная каменная плита.
— Мне пришлось уехать, когда началась эпидемия, — девушка уже едва сдерживала горестный плач. Уголки ее губ дрогнули и опустились, когда она сдержала очередной всхлип. Среди капель дождя, стекавших по ее щекам, затерялась одна единственная слеза, — а когда я вернулась в середине зимы, спустя всего месяц, они… они…
Эмоции больше не были под ее контролем, и ее голос резко оборвался. Томас же пустым взглядом изучал кусок деревяшки, под которым была похоронена его надежда и который не значил ровным счетом ничего. Гравировка, нанесенная чьей-то неумелой рукой и наверняка гласившая что-то вроде «помним и скорбим», была просто бесполезна. Глубоко в его горле засел крик, рвавший тело на части, душивший его.
Девушка, имя которой он так и не спросил, потому что помнил его когда-то и намеревался вспомнить вновь, но без ее помощи, говорила так тихо, словно боялась потревожить их вечный покой.
— Они были моей семьей, пусть и не кровной. Я не могла поверить, что чума поразила и их, особенно после того, как сноходец забрал у нас тебя.
Она опустилась на колени, не заботясь о чистоте своего изящного дорожного костюма. Исповедник даже не почувствовал, как его колени соприкоснулись с мягкой землей, и его объяла невыразимая мука.
Внутри что-то оборвалось, когда в ушах отчаянно стучал последний крик отца, звавшего его по имени.
По настоящему имени.
Крик его отца… А ведь он не мог вспомнить, как именно звучал его голос! Когда к нему пришло воспоминание, он просто знал, кто звал его. Теперь у него не было надежды, что он по-настоящему услышит голоса своих родителей, увидит их, ощутит их прикосновения.
Тогда закричал и он, прорезая мертвенный холод смерти своим горем и проклиная то, что отобрало у него надежду. Проклиная чуму. Проклиная Джеганя и Сестер. Проклиная тайны, похороненные в шести футах под влажной и бесплодной землей.
Девушка прислонилась плечом к его плечу, но он больше не ощущал дрожь ее тела. Мысли гарцевали сумасшедшим галопом по его сознанию, обрывая последние нити, связывавшие его с реальностью. Все его внутренности сжались в ничтожный комок. Он опустил голову на безымянную плиту, вынуждая свои легкие вобрать хотя бы немного воздуха и задыхаясь, задыхаясь, задыхаясь…
Кладбище было реально. Могила его родителей была реальна. Девушка из воспоминания — реальна. То, что он провел несколько часов в молчании, не имея сил вернуться в настоящий мир — реально. Холодная рука на его плече — реальна. То, что она ушла, прошептав напоследок подавленное и надуманное «мне нужно идти» — тоже реально.
Такова была его реальность, в которой он вновь остался совершенно один, и даже последняя нить, связывавшая его с его прошлым, пропала, не объяснив свой уход.
Комментарий к Глава IX
Предупреждение! Между частями идет разрыв в неделю, поэтому, надеюсь, ни у кого не возникнет в голове пространственно-временной коллапс.
Надеюсь, цитата из песни не пройдет незамеченной. Честно говоря, у меня был долгий кризис с подбором песен к определенным главам, но на этой главе он закончился. Именно эта песня (не только по звучанию, но и по содержанию, конечно) ассоциируется у меня с персонажем Томаса (или, может, уже Эддарда?), поэтому, надеюсь, вы сможете прочувствовать и ее, и этого персонажа, как это получилось у меня)
========== Бонус 3.0 ==========
— Опять. Это происходит опять, — Никки устало прикрыла лицо руками.
— А кто-то говорил, что будет легко? — вяло усмехнулся в ответ Ричард. Они в очередной раз позволили структуре заклинания обвалиться подобно карточному домику, потому что не были достаточно аккуратны.
Ричард и Никки покинули Замок Волшебника глубокой ночью, но небеса над их головами еще не потеряли свой голубой оттенок. По пути им встретилась парочка любопытных горожан, которые смотрели на него и его приближенную колдунью с каким-то скрытым упреком. Ричард видел их взгляды, но они не вызывали в его душе никаких шевелений. Если по взгляду Никки не было понятно, что в данный момент, хотя она была физически в метре от Искателя, мысли ее были рядом с Исповедником, то разубеждать слепцов просто не было смысла.
Ричард думал о том, что он скоро увидит Кэлен — и это все, что имело значение для него.
Спустя полчаса, выйдя в нужный коридор в самой охраняемой части дворца, Ричард понял, что вряд ли его ожиданиям суждено сбыться. Судя по количеству солдат Когорты в коридоре и по полному отсутствию морд-сит, можно было смело утверждать, что Кэлен здесь не было. Пустые покои лишь подтвердили его подозрения: одеяло и подушка смяты, в канделябре горит ровно одна свеча и, как оправдание этому, на столе, прямо в ее тусклом свете, лежит записка. Ричард подошел к столу и взял в руки небольшую бумажку, не ожидая ничего хорошего, тем более в свете последних обстоятельств: в отличие от прошлых месяцев, спокойствия не было не только за пределами внутреннего круга Ричарда, но и внутри него. Он бы даже не вскинул брови от удивления, обнаружь он, что Кэлен пошла спасать Томаса в одиночку.
Записка все же смогла удивить его.
Аккуратным почерком, вне сомнений принадлежавшем самой Кэлен, было выведено всего одно предложение, прочитав которое Ричард хмыкнул.
— Что она забыла на кухне в середине ночи?
***
В крыле для прислуги было достаточно пустынно, что, впрочем, не удивляло. Было настолько поздно, что даже морд-сит, сопровождавшая Ричарда, то и дело зевала, прикрывая рот затянутой в кожу перчаткой. Лорд Рал проклинал судьбу каждый раз, когда повторял то же вслед за ней спустя какие-то секунды безуспешной борьбы.
Ричард уже бывал на кухне Дворца Исповедниц, но настолько пустынной она представала перед ним впервые. Он привык к стуку ножей, шипению огня, звуку кипящей воды и постоянным приказам госпожи Сандерхолт, властвовавшим над этим непостижимым для него хаосом. Сейчас особенная, вечно живая атмосфера этого места куда-то улетучилась, и, не находись по обе стороны от него куча полок, шкафов и столов, загроможденных вычищенной до блеска посудой, он бы и не понял, где оказался.
Когда он увидел Кэлен, сидящую за массивным кухонным столом в одиночестве, но с тарелкой, на которой были разложены ломтики и кубики разных видов сыра, уровень его неверия в происходящее можно было сравнить лишь с тем, насколько высоко подлетели его брови. Он мог поверить в то, что его жена тоже была человеком и могла захотеть поесть среди ночи, но…
— Сыр? Ты ешь сыр?
Его пораженный взгляд пригвоздил ее к месту. Он застал ее врасплох, ведь шанс того, что она слышала его шаги, был крайне низок, но даже при этом ее пальцы сохранили свою хватку на кусочке сыра, который застыл в каких-то сантиметрах от ее губ.
— Нет, — быстро ответила она. Ричард удивленно моргнул, сверху-вниз смотря на ее предельно серьезное лицо. Можно ли соврать, даже не поняв, что соврал?
— Должно быть, меня начало подводить зрение, — он присел на деревянный стул рядом с ней и выхватил ломтик из ее рук так быстро, что она не успела сказать и слова. — А, нет, со зрением все в порядке. Вот теперь ты не врешь.
— Обычно я не ем его, — она попыталась реабилитироваться, не отрывая своего лица от неприлично довольной физиономии Ричарда, который жевал отобранный у нее сыр. Ее досада длилась недолго, ведь, пока его глаза были направлены на ее лицо, она протянула руку и вслепую нащупала всю тарелку, подтягивая ее к себе.
— Ты запретила подавать сыр к вину даже на нашей свадьбе, — напомнил он.
— Сыр ужасен на вкус, — заявила она после того, как схватила другой ломтик не больших, но и не маленьких размеров, и целиком засунула в рот, — но почему-то сейчас я этого не замечаю.
— Я вижу, каких мучений тебе это стоит, — Ричард состроил серьезную мину: с таким лицом можно было рассуждать о тяжелых условиях труда крестьян северной равнины Д’Хары. — Никогда не доверял людям, которые не любят сыр. Это кажется мне противоестественным.
— Рада завоевать ваше доверие спустя год знакомства, лорд Рал.
— А кто сказал, что я начал доверять тебе? — он усмехнулся, явно развеселенный ее раздражением. — Это не ты встала на путь истинный, а твой организм вынудил тебя.
Кэлен прищурилась, скрестив руки на груди и откинувшись на стуле. Ричард продолжал поглощать тонко нарезанные кусочки ароматного сыра, и она, как бы ни старалась взять себя в руки, чувствовала неистовую потребность последовать его примеру.
— Духи милостивые, ты просто терзаешь меня, — выпалила она, хватая его за руку, в который был зажат последний кусок, только что взятый им. И почему она не взяла тарелку побольше?
Ей пришлось использовать все десять пальцев, чтобы разжать тиски его двух и выхватить свой трофей.
— Твоя взяла: я признаю, что он восхитителен.
— Ну наконец-то. Хотя бы кто-то в этой семье заставил тебя полюбить его.
Кэлен закатила глаза, и все же в ее чертах выразилось такое блаженство, в которое он едва ли мог поверить.
— Может быть, теперь ты и змей не боишься?
— Я беременна, а не безрассудна, — ее убийственный взгляд дал понять, что этого-то он никогда не дождется.
Даже когда с сыром было покончено, они не спешили уходить с кухни, и на то были причины. Причина, вообще-то.
— Кажется, я съела столько, что не смогу подняться даже по трем ступенькам, — ответила Кэлен на предложение Ричарда вернуться в покои. — Давай немного посидим?
Когда он кивнул, она откинулась на стуле и сложила руки поверх живота. Ричард же уперся локтями в стол и, подперев щеку рукой, повернулся так, чтобы ему было удобно смотреть на нее. И он смотрел. Долго, не отрываясь.
— О чем ты думаешь? — неуверенно спросила она. Она сама не знала, почему это прозвучало так — возможно, причиной тому был его невеселый взгляд.
Он думал о многом. В первую очередь, о том, могли ли они жить как обычные люди — вне дворцов, вне магии, направленной против них, и вдали от врагов, жаждущих их смерти. Ричард повидал многое из обычной жизни Д’Хары и Срединных Земель еще в то время, когда считал разумным поддаваться своим подростковым порывам и сбегать из Народного Дворца, назло отцу. Он мог исчезать на месяца, и компанию ему составлял только Бен. С ними не было ни морд-сит, ни солдат Когорты, хотя тогда они оба были гораздо более беззащитны.
За время их путешествий он успел понять, что власть, данная ему от рождения, не была тем, чего он жаждал. Будь его воля, он стал бы лесным проводником и жил в уединении, но он знал, что это было невозможно: перекладывать ответственность на других людей не было в его привычках. И, хотя больше всего он хотел подарить спокойную жизнь Кэлен, она, как и он, никогда не откажется от своего долга.
Впрочем, в его, Ричарда, происхождении и были определенные плюсы: простой проводник вряд ли познакомился бы с самой Матерью-Исповедницей.
Он долго осмыслял ее вопрос, при этом не сводя глаз с ее лица, будто застыл в середине сна.
Ее слова повисли в подавляющей тишине кухни и продолжили пульсировать уже в ее мыслях. Спустя целые минуты его молчания Кэлен засомневалась, озвучила ли она свой вопрос.
— О том, смогли бы мы когда-нибудь жить как обычные люди, вдали от опасности. Завести большую семью, не боясь, что кто-то захочет стереть ее с лица земли.
Она поджала нижнюю губу и отвела взгляд, улыбнувшись лишь через несколько секунд, и то с сожалением. Он знал, она тоже думала об этом, и знал, что для них обоих ответ был «вряд ли». Всегда найдется тот, кто захочет причинить вред тому, кто обрекает людей на исповедь, как и тот, кто по старой памяти захочет испортить жизнь Ралу и его наследникам.
— Как идет подготовка заклинания? Вы занимаетесь им уже два дня, — она попыталась сменить тему, чтобы не думать о чем-то недосягаемом и несбыточном, но этим, к своему несчастью, лишь усугубила ситуацию. С того момента, как прозвучал второй вопрос, Ричард больше не смотрел на нее, потому что знал, что увидит в ее взгляде: сожаление о том, что она позволила им впутаться в эту авантюру, не безопасную ни для кого: ни для Ричарда и Никки, ни для Томаса.
Заклинание едва не лишило Никки сознания, когда оно начало рассыпаться, а ведь они упустили всего одну незаметную деталь в его структуре. Когда они покидали силовое поле, у них обоих не было сил, чтобы попросту зажечь световые сферы. Никки даже не была уверена, что они смогут закончить его.
В его разуме была уйма слов, которыми он мог описать результат их усилий, но самым подходящим было ничто.
— Возможно, оно займет больше времени, но мы справимся, — заверил он ее со всей возможной уверенностью, после чего помедлил. — Если не получится, со вторым мы уже не допустим такой ошибки.
— Ричард! — вскрикнула она и шлепнула его по колену. Он устало засмеялся, в душе радуясь, что ее тревогу как рукой сняло. — Даже не шути так!
— Ладно, ладно. Но, может быть, во второй раз ты бы хотя бы позволишь мне выбрать имя, — невинно улыбнулся он, кладя руку на ее колено. Она, пусть и была возмущена, в тот же миг накрыла его ладонь и сжала пальцы — уж не понятно, сознательно ли.
— Тебе не нравится «Эддард»? — серьезно спросила она.
— Нравится, но я бы назвал сына Джонатаном, — в тон ей ответил он.
— Джонатан Рал… — она медленно произнесла имя, чтобы понять, как относится к нему, при этом поднимаясь со стула. — Звучит красиво. И все же, мы договорились еще тогда, на озере, хотя я и думала, что ты спросил меня из чистого интереса. Правильно, Эддард? — она склонила голову, обращаясь к своему животу. Ричард понятия не имел, как сын мог подтвердить ее правоту, но знал, что в этой схватке он их не одолеет.
— Твоя взяла, — Ричард поднялся вслед за ней, сохраняя улыбку на лице. Когда он поравнялся с ней и приобнял ее за талию, Кэлен самоуверенно хмыкнула: она даже не сомневалась в этом.
Комментарий к Бонус 3.0
Друзья мои! Я знаю, что оставила вас в куче стекла и не дала взамен ничего, кроме надежды на продолжение. Продолжение однозначно будет, оно уже находится в процессе, но для достижения лучшего качества мне необходимо время, чтобы хорошо проработать его. Поэтому, пока вы ждете, я и мой соавтор El Marrou (по совместительству - автор “Разделяй и властвуй”) решили порадовать вас новогодним кроссовером, который мы постараемся полностью выложить еще до конца новогодних праздников. Те, кто читал “Разделяй”, уже могли увидеть одну отсылку на будущий сюжет.
Я не буду обещать, что эта работа залечит ваши раны в сердце от разлуки РиК - я скорее понадеюсь, что она вызовет у вас такой же хохот, как и у меня в некоторые моменты. Если вы хотите узнать, каким может быть (или все же будет?) будущее Ричарда, Кэлен, Эддарда, Лоры, Бена и ваших любимых морд-сит - милости просим по ссылке:
https://ficbook.net/readfic/10057000
========== Глава X ==========
And you had a lot on your mind now
Your mind, it’s true
So tell me the truth, was it me then
Who needed you?
Who needed you?
Никки ничуть не удивилась, увидев его в своих покоях в то время, когда вечер уже граничил с ночью. Она выглядела страшно изможденной, и, видимо, ей и самой пришлось нелегко за последнее время, и в этом было их единство. Но даже с яркими синяками под глазами, даже с бледной и тонкой, словно готовой порваться в любой момент кожей и закрывавшимися от усталости глазами, она не выгнала его. Юноша не был уверен, что он поступил бы так же на ее месте.
Томас сделал лишь несколько шагов и остановился прямо посреди небольшой прихожей комнаты, которая отделяла коридор от ее спальни. Он понимал, что, если ему было попросту страшно оставаться в одиночестве, ему было больше некуда идти, и эта прихожая — все, на что он мог рассчитывать. Но это не так уж и огорчало его. Сейчас лишь взгляд этой холодной и отчужденной колдуньи не полосовал его на тонкие лоскутки, лишь ее присутствие не казалось чуждым или неестественным. Это было все, что было ему уготовано, но и этого было достаточно.
— Кажется, мои поиски больше не имеют смысла, — глас рассудка подсказал ему, что Никки хотела бы услышать хотя бы небольшую предысторию его появления, но сами слова значили гораздо меньше, чем-то, как он их произносил. В его голосе не читалась ни одна эмоция, но по тому, как дрогнули уголки его губ, Никки поняла, что это все было чем-то напускным. Он чувствовал, но чувствовал настолько многое, что просто не мог это выразить.
Она подошла к нему и положила руки на его плечи, заставляя его поднять глаза и взглянуть на нее.
— Только не спрашивай об этом, ладно? — этой просьбой он опередил любой вопрос, который она могла задать. Он не был готов распутывать чудовищный комок мыслей и чувств, который давил на его череп изнутри, пульсируя, напрягая каждую частицу его сознания. Он принял чудовищную правду, но не был готов говорить о ней, не был готов рассказывать о той девушке, отчаянно напоминавшей видение и так странно покинувшей его. Он пытался понять, но его собственные мысли были не были подвластны ему.
Она даже не кивнула, лишь согласно смежила глаза, но не сдвинулась ни на йоту. Он был благодарен ей за молчаливое присутствие, за то, что она так и стояла рядом с ним, не задавая вопросов и не анализируя его поведение. Ее ладони, лежавшие на его плечах, создавали впечатление, будто таким образом она удерживала его от падения.
И, возможно, не будь ее рядом, он бы мог упасть. Безвольно. Замертво.
— Что бы ни случилось, мне жаль, — она позволила себе сказать лишь это, но, кажется, даже эта жалкая горстка слов могла легко сместить шаткое равновесие, в спасительных целях установившееся внутри юноши и позволившее ему подняться с земли и покинуть то кладбище. Теперь, во дворце, где каждое лицо казалось чужим, он балансировал на самом краю пропасти, на далеком дне которой лежало полное забвение.
Он не понимал, кем он был, не понимал, что его держало среди мест, казавшихся абсолютно чужими. Хрупкий лучик надежды, который вел его к правде, истончился, затерялся во мраке, покинул его. Вокруг была тьма, и неизвестно, где в ней верх, а где — низ, где правда, а где вымысел, где его собственные чувства, а где — что-то чужеродное, навязанное извне.
Но ему не было жаль. По крайней мере, не себя. Возможно, такова была его плата за все то, что он совершил, и то бессилие, которое обещало ему вечную дружбу, было его наказанием.
В этот момент он не подумал, как Никки отреагирует на его действия, но, честно говоря, ему вовсе не хотелось возводить перед собой препятствий в виде сомнений. Он нуждался в этом. Поэтому он просто притянул ее к себе, обнимая за талию, сминая мягкую черную ткань своими сильными пальцами.
Он был приятно удивлен, поняв, что самая опасная колдунья из ныне живущих, Госпожа Смерть, бывшая Сестра Тьмы, не стала сопротивляться. Ему доводилось видеть, как она одним движением пальца закручивала спиралью мужчин, позволивших себе один сальный взгляд в ее сторону, но это был совершенно другой случай. Томас слишком много значил для нее, хотя он и не позволял себе даже размышлять об этом. И, несмотря на то, что в ее теле все еще находилось напряжение — ее верный спутник на протяжении многих, многих лет, — несмотря на то, что в ее напряжении крылось что-то, имевшее отношение именно к нему, Томасу, она не оттолкнула его.
Совсем наоборот. Она обвила руками его шею, поначалу немного неестественно и скованно, но вскоре ее тело расслабилось. Та сила, с которой он сжимал ее в своих объятиях, лишь доказывала ему, ей, им обоим, что теперь она была единственным, что удерживало его здесь. Он мог доверять лишь ей, женщине, которая не раз спасала его жизнь и которая действительно поверила ему, которая отличила ложь от правды и смогла разглядеть внутри него человека, погубленного этой ложью.
Сейчас она была нужна ему, как утопающему был нужен воздух. Он старался не думать, что таким образом он использовал ее, просто вымещал свою горечь и разочарование на ней, на ее теле — на всем, чего касались его руки. Он старался не думать, что после всего, что он совершил, пальцы, его пальцы, должны были оставлять следы настолько черные, что они пожирали бы дневной свет и поселяли ночь в окружающем пространстве. Старался не думать, что человек, подобный ему, человек, которого в этом мире не удерживало уже ничто, больше не нуждался в поддержке, как умирающий не нуждался в припарке.
Но Никки была. Во всей полноте этого слова, она была рядом с ним и отчасти разделяла его чувства. Разделяла молча, как не привыкла это делать ради кого-то другого.
Он ни разу не спросил ее, почему она спасла его тогда, в Д’Харе, а она так и не ответила. И, возможно, такое положение вещей было правильным.
Они были очень близко друг к другу, так, как никогда раньше, и ему нравилось это. И все же, когда Никки захотела отстраниться, он позволил ей, хотя и не с большой охотой. Когда ее пальцы невесомо очертили линию его скулы, его мысли стали полем ожесточенной битвы. Он льнул к ее рукам, даже не осознавая, как много для него значила ее ласка, но при этом боролся с собственной совестью, которая убеждала его не вмешивать ее в это, не пускать в его мысли, царство непроходимого мрака. Второй половине, однако, был отмерен короткий срок.
Когда колдунья слегка потянула его за подбородок вниз, чтобы не слишком вытягиваться ему навстречу, и поцеловала его, все противоречия были забыты, а дорога назад — закрыта намертво.
Если его терзали мысли, что он просто использовал ее, то какие мысли в этот момент были в ее голове?
Она не была покорной исповеданной девушкой, и дикий, животный страх, который раньше приносил ему такое удовольствие, ни в коей мере не мог относиться к Никки. То, что было между ним и Матерью-Исповедницей, даже отдаленно не было похоже на поцелуй — это была форма открытой конфронтации, и ему доводилось видеть нечто похожее и со стороны Джеганя, и со стороны любого из его приспешников.
С Никки все было… другим.
Ее прикосновения были лекарством, притуплявшим душевную боль, ее губы, касавшиеся его губ — сотней невысказанных слов утешения и поддержки. Он не думал, что когда-нибудь источником этих чувств могла стать такая, как она. Но судьба умела удивлять.
***
— Армии Срединных Земель и Д’Хары уверенно продвигаются на юг, но ближе к Кельтону Имперский орден слишком растянул линию отступления. Наши войска рискуют оказаться в окружении, если Орден захочет изменить расстановку сил. А он, поверь, захочет, и для этого ему понадобится всего лишь одно новое подкрепление.
Гарольд говорил это, склонившись над картой Срединных Земель и критически разглядывая расположение войск. Кэлен стояла рядом с ним, и в ее голове было не меньше вопросов, чем у всех остальных офицеров, будь они сегодня на совещании.
Она с неприкрытым сомнением смотрела на чудовищно вытянутую линию войск Джеганя, сосредоточенную в тонкую полоску от кельтонских нагорий до одного из притоков Керна. Полоса эта была почти беззащитна, если ударить в нее по центру, но это было бы не более существенно, чем отрубить гидре одну из ее голов.
— Если мы ударим по центру всеми нашими силами, то, без сомнений, пробьем линию фронта. Но что это даст, если тогда их целехонькие фланги двинутся за наши спины?
— В этом и проблема: ничего. Они потеряют лишь какую-то часть своих войск, как и мы, но при движении на север это ничуть не помешает.
— А если мы будем ждать, — Кэлен решила не упоминать о том факте, что в их планах вовсе не было ожидания, — все станет только хуже, потому что новые войска укрепят эту линию, и ее будет еще сложнее прорвать.
Король Галеи почесал пальцами затылок, тяжело вздыхая. Их выбор прямо сейчас завис между медленным и мгновенным поражением. Мать-Исповедница присела на кресло, подпирая висок пальцами и понимая, что ей было необходимо тщательно поразмыслить над всем этим.
— Ты в порядке? — в голосе Гарольда слышалось тщательно скрываемое беспокойство.
— Я не впервые наблюдаю подобное, если ты об этом. Бывало и похуже.
— Я имел ввиду не это, — он медленно покачал головой, и Кэлен позволила себе раздраженно выдохнуть. Прямо сейчас она была в меньшей степени озабочена самоконтролем.
— Я в порядке, Гарольд, — она старалась не показывать, насколько сильно ее огорчало такое опекающее отношение, и с трудом подавила едкое восклицание, так и крутившееся на кончике языка. Она все еще была Матерью-Исповедницей, в конце концов, хотя в последнее время Ричард, Гарольд и даже Зедд стали все реже вспоминать об этом. — За всю историю человечества женщинам не так уж и редко приходилось вынашивать детей, знаешь ли.
— Если это так задевает твои чувства, то извини меня, мудрая Мать-Исповедница, за мое чрезмерное беспокойство о племяннике, — трудно было не расслышать в его голосе иронию. — Где Ричард? — осведомился, наконец, Гарольд. Вопрос прозвучал довольно резко, словно он только опомнился, что его не было рядом.
— Он занят, — уклончиво ответила Кэлен, встречая его взгляд. У нее не было желания вдаваться в подробности. — Но мы обязательно обсудим план действий все вместе: ты, я и Ричард. И Зедд тоже. Он сможет подсказать нам, стоит ли надеяться на магию в этом вопросе.
Гарольд кивнул, как вдруг их обоих привлек странный звук, раздавшийся где-то на значительном отдалении. Они переглянулись и вышли в коридор, Гарольд — перед ней, чтобы в случае опасности закрыть Кэлен, и все равно, что у дверей стояли морд-сит и солдаты Первой Когорты. Она не стала высказываться об этом вслух, зная, что это не принесет никаких плодов.
Каким-то чудом именно в это время рядом с залом была Никки. Мать-Исповедница была рада видеть ее немного отдохнувшей после всех усилий, которые им с Ричардом пришлось приложить для подготовки того заклинания. Не далее чем вчера они оба едва держались на ногах, совершенно обессиленные. Кэлен догадывалась, что сотворение настолько искусной иллюзии не было простым делом, но она не имела ни малейшего понятия, что нечто, названное ими словом «трюк», может требовать столько сил и умений.
Бывшая Сестра Тьмы словно и не заметила двух Амнеллов, попавшихся ей на пути. Кэлен могла лишь догадываться, что привело ее именно в эту часть дворца — было ли это стечением обстоятельств, или она шла сюда целенаправленно? — но теперь ее вектор, однозначно, сменился. Удостоив Гарольда и Кэлен лишь одним коротким взглядом, она раздраженно процедила:
— И почему им в голову не пришло заняться этим в Замке Волшебника? Они же могут тут все разнести, Владетель бы их… — Гарольд не понял, о ком шла речь, а вот Кэлен — вполне.
Не успела Никки полностью проговорить свое желание, как Исповедница схватила Гарольда за руку и заставила идти за собой, примерно представляя, что могло быть причиной того странного звука.
***
— Раньше ты не горел желанием помогать мне. Что изменилось сейчас?
Искатель стоял, прислонившись бедром к крышке стола: одна рука свободно висит вдоль бока, другая аккуратно касается страниц какого-то древнего тома, во взгляде — то ли недоверие, то ли, что более тривиально, простое неверие.
Томас лишь пожал плечами, стараясь не привлекать излишнего внимания со стороны его морд-сит, Кары, которая то и дело подозрительно поглядывала на него, не отходя от своего Магистра ни на шаг. Он предполагал, что она относилась так к каждому, кто, разве что, не являлся самим лордом Ралом или его женой.
— У меня появились личные причины расквитаться с Джеганем.
Под этим предложением имелся целый перечень того, что именно в нем подразумевалось: беспамятство, навязывание лжи, эпидемия чумы и, как результат, смерть его родителей… с каждой новой мыслью этот список ширился, поэтому не было нужды его озвучивать. Но и уже сказанного было достаточно, чтобы лорд Рал поверил ему.
Мужчина удостоил его лишь кивком, и теперь на его лице нельзя было прочитать ни одной эмоции. Томас вдруг задался вопросом, всегда ли он был таким серьезным, таким закрытым? Юноша и сам, конечно, не стремился выдавать свои эмоции и умел их маскировать, но даже ему было далеко до умений повелителя Д’Харианской Империи.
Он быстро одернул себя и понял, что несколько преувеличивает, ведь он был знаком, по крайней мере, с двумя женщинами, которые ничуть не уступали ему в этом: Кэлен Амнелл и Никки. У этих троих, если подумать, было чрезвычайно много общего, и не зря они оказались вместе именно в этот поворотный момент истории.
Лорд Рал перевел взгляд на книгу, на которой лежала его ладонь, и поднял ее, намереваясь передать Томасу, но тот остановил его движением руки. В нем взыграло любопытство.
— Сначала, если позволишь, я бы хотел задать свой вопрос.
Спокойное лицо мужчины вдруг явило одобрительную улыбку, не слишком очевидную, выразившуюся в слабом поднятии уголков губ, но уже вовсе не холодную.
— Пусть будет по-твоему, — он кивнул, откладывая книгу на стол и переворачивая ее, чтобы не потерять нужную страницу. Взгляду Томаса открылась золотая обложка с символами довольно необычной, но знакомой наружности.
Исповедник понял, что именно он хотел узнать, не так давно, но его решительность только крепла с каждой минутой.
— Что было между тобой и Никки? Я имею ввиду не только то, почему она спасла меня, все еще сохраняя верность тебе, но и все то, что было до этого. В том числе и то, о чем она старается молчать.
Лорд Рал и бровью не повел, услышав его слова. Но, что понравилось Томасу больше всего, так это то, каким взглядом его одарила морд-сит в этот самый момент. Удивительно, но она немного отошла от Магистра, будто позволяя ему забрать необходимое для мыслей пространство, при этом — Томас не мог упустить это — концентрируя все внимание на их разговоре.
Взгляд Искателя Истины говорил: «тебя и правда интересует именно это?». Томас прекрасно понимал, что второго шанса у него не будет. Но он уже решил, и он хотел, чтобы его собеседник принял это.
— Думаю, Никки говорила тебе, что мы познакомились, когда она была моей наставницей во Дворце Пророков, — начал он, и Исповедник кивнул, — мы были любовниками, то есть находились в отношениях, вполне нормальных для наставницы и ученика, но только, пожалуй, по меркам Сестер Света. Когда Имперский Орден начал приближаться к Танимуре, я понял, что мне было опасно оставаться там, поэтому я покинул Древний Мир и вернулся в Д’Хару, чтобы подготовиться к надвигавшейся войне.
— А когда ты вернулся, намереваясь разрушить Дворец Пророков, чтобы он не достался Джеганю, она попыталась убить тебя, — Томас кивнул, продолжая его мысль.
— Вижу, об этом она успела рассказать, — на лице лорда Рала не дернулся ни один мускул, но Томас видел, что эти воспоминания не приносили ему радости. — Именно так. И как раз после этого она оказалась в заточении в Д’Харе.
— Ты не смог ее убить, — Томас утверждал это, а не задавал вопрос.
— Убийство редко бывает единственно верным решением, и я предпочел не принимать его, — лорд Рал пожал плечами без лишнего призрака эмоций. С самого начала этого диалога он никак не выразил отношение к своим собственным словам, и его рассказ ощущался так, будто Томас слушал повествование от третьего лица. Исповедник еще не осознавал, как он реагирует на это — с облегчением или с нарастающей тревогой.
— Между вами было что-нибудь? — морд-сит, только-только услышав это, фыркнула, прислонившись к одному из стеллажей с книгами.
Что-нибудь, но не простой физический аспект и снятие стресса. Чувства. Томас вдруг понял, что не может произнести это слово вслух — в горле резко стало сухо, едва ли не запершило.
— Нет, — резковато ответил мужчина, и, несмотря на это, Исповедник почувствовал облегчение. Он не знал, почему так боялся, что ответ мог быть другим. — У нас с Никки не было ни единого шанса стать чем-то большим.
Голос Искателя немного смягчился. Исповеднику показалось, что последняя часть предложения звучит слишком неоднозначно и размыто, поэтому он решил спросить:
— Из-за брака с Матерью-Исповедницей?
— Ты неправильно меня понял, — мужчина мягко улыбнулся, с каким-то едва заметным снисхождением. Это был один из немногих моментов, когда лорд Рал уже не казался таким холодно-отчужденным. — Я знал, что мне предстоит жениться на Кэлен еще до того, как в последний раз вернулся в Танимуру, но дело было вовсе не в этом. Просто Никки не была той, кто мне нужен. — лорд Рал замолчал, но его долгий взгляд, направленный на Томаса, дал ему однозначный ответ: этой женщиной всегда была Мать-Исповедница, и только она.
— Если ты удовлетворил свое любопытство, то я объясню тебе твою задачу. Возьми, — лорд Рал вновь протянул ему ту ветхую книгу, название которой он так и не успел разобрать. — Пробегись глазами по странице. Тебе знаком этот язык?
— Символы кажутся знакомыми… — Томас напряг свою память, вчитываясь в витиеватый узор слов чуждого, казалось бы, языка. К его удивлению, он знал значение очень многих слов, практически большинства. — Здесь идет речь о действии магии боевых чародеев и о том, как можно создавать сложные заклинания.
— Для них нужна магия двух и более боевых чародеев, — лорд Рал кивнул. — Никки что-нибудь говорила тебе о том, в чем заключается особенность твоей магии?
Томас помедлил, вспоминая их разговоры в первые дни путешествия. У него было много вопросов, а ответов у нее — немногим меньше, поэтому он не мог похвастаться осведомленностью.
— Нет. Она лишь упоминала, что, пока никто не может обучить меня, я смогу пользоваться ей лишь в минуту нужды. Интуитивно, так она сказала.
— Обучить боевого чародея может лишь другой боевой чародей, а последний, не считая меня, погиб почти тысячу лет назад. Можешь считать, что мы в равных условиях, несмотря на то, что в моей жизни было множество людей, которые пытались обучить меня, — Искатель нахмурился, принимая крайне серьезный вид, и Томас удержал удивленный вздох. Он пригладил вьющиеся волосы, стараясь осознать эту информацию.
— Тысяча лет? Если это так, то… — Томас вновь сделал паузу, собирая решительность для столь важного вопроса, — то как у меня мог появиться такой дар, еще и вкупе с магией исповеди?
— Раньше я бы ответил на подобный вопрос «никак», — лорд Рал улыбнулся без малейшей тени веселья, — теперь я вижу для этого великое множество путей, от самых простых до самых изощренных. Одно я могу сказать наверняка: отчаянные времена иногда приносят самые невероятные открытия.
Это объяснение было менее чем удовлетворительным, но оно, по крайней мере, могло послужить основой для правильного, истинного вывода.
Так и случилось бы, если бы это все не было ложью, которую,несмотря ни на что, не смог различить даже Исповедник, одурманенный недавним столкновением с изощренной иллюзией. И все же, она оставила в его сознании некоторые вопросы, поэтому для него правда и ложь еще не поменялись полюсами.
— Давай вернемся к сложным заклинаниям, — предложил Искатель, видя, что его ответ еще больше сбил Исповедника с толка. Томас согласно кивнул, понимая, что даже сложные заклинания воспринимались им сейчас гораздо легче, чем вопросы, касавшиеся его самого.
***
Когда Кэлен, Никки и Гарольд почти бегом залетели в библиотеку, перед их глазами предстала едва ли не фантастическая картина.
Десятки стеллажей с сотнями книг, выставленными в идеальные равноудаленные ряды, сейчас лежали на белом мраморном полу в виде бесформенного хаоса, словно снесенные штормовым ветром. Прямо по центру, в идеальном, не тронутом разрушением круге диаметром в два десятка футов, находились три фигуры: Ричард, Томас и Кара, причем морд-сит была единственной, кто все еще стоял на ногах; лорд Рал и Исповедник выглядели бессознательными. А между ними тремя — столб тьмы, настолько густой и насыщенный, что он, кажется, высасывал свет из всего вокруг. Кэлен видела подобное лишь в одном месте: в Саду Жизни. Точно такого же цвета были Шкатулки Одена. И, что еще хуже, вокруг стоял удушливый запах серы — явный признак близости Подземного Мира.
Кэлен на невообразимой для беременной женщины скорости подлетела к Ричарду, опускаясь на колени рядом с ним, кладя руку на его грудь и проверяя сердцебиение. При этом она оказалась достаточно близко и к Томасу, так что он неизменно оставался в ее поле зрения. Определив, что грудь Ричарда все еще вздымалась, а сердце билось, она позволила себе хотя бы немного расслабиться.
— Кара, что здесь произошло? — тон Кэлен звучал так требовательно, как никогда раньше. Морд-сит не мешкала, но, прежде чем она сказала хоть слово, Никки оказалась на коленях рядом с Исповедником, а Гарольд прошел вглубь помещения, становясь рядом с морд-сит. Оба, и Гарольд, и морд-сит, были в опасной близости от черной прорехи в ткани мироздания, так что Матери-Исповеднице пришлось прикрикнуть на них:
— Отойдите! Если вас это нечто ничуть не пугает, то сделайте это хотя бы ради моего самообладания.
Конечно, им было проще сделать так, как она просила, а Кара, наконец, начала повествование:
— Лорд Рал долго копался в этой книжке, — она наклонилась и подняла какой-то золотистый томик с белого мрамора, абсолютно целый и невредимый, демонстративно потрясла им и положила обратно. — Потом к нему явился он, — морд-сит кивнула головой в сторону Томаса, — и они тренировались с чем-то, что он назвал «сложным заклинанием». Затем взрыв, вся комната загудела, и снизу-вверх, прямо через пол и потолок, прорвался этот столб, а вся мебель… — морд-сит вдруг замолчала и неопределенно указала рукой вокруг себя. Пояснения были излишни, — вы и сами видите.
— Я так и думала, — кивнула Никки, помогая сесть Томасу, уже понемногу приходившему в себя. Он выглядел так, что становилось понятно: их с Ричардом отбросило друг от друга, еще и настолько резко, что оба не успели сгруппироваться, а просто упали навзничь.
В своем пробуждении Ричард отстал от него на какую-то секунду, и Кэлен наблюдала за тем, как он медленно открыл глаза, пару раз поморгал, возвращая себе ясность зрения, и, в конце концов, обратил внимание на свою жену. Она мягко коснулась рукой его щеки и зашептала так, чтобы слышал лишь он:
— Ты в порядке? — он лишь кивнул и слегка улыбнулся ей, но ему еще требовалось немного времени, чтобы вновь настроить контакт со своим телом. Только теперь Кэлен и правда смогла успокоиться, видя, что и Ричард, и Томас пришли в себя.
— Тренироваться во Дворце было глупейшей идеей, Ричард, — Никки будто чувствовала, что он уже пришел в себя, и, не успел он сесть, она уже укорила его, даже не глядя в его сторону. Впрочем, Мать-Исповедница отметила, что за последнюю неделю напряжение между ними обоими немного спало — должно быть, совместная работа пошла им на пользу. — Ограничивающие поля Замка Волшебника послужили бы вам гораздо лучше. По крайней мере, заклинание бы не вышло за пределы комнаты, и вы бы не прошили все этажи Дворца Исповедниц нитью магии Подземного Мира.
— Я не имел ни малейшего понятия, что у нас получится сотворить нечто подобное. По правде говоря, я ожидал, что у нас на выйдет ровным счетом ничего, пока для этого не наступит критический момент, — в устах Ричарда это не звучало как оправдание, но его бывшая наставница посчитала иначе.
— Взаимодействие двух боевых чародеев — само по себе критический момент. История не слишком часто видела подобное. А ты, Ричард, всегда…
— Всегда предполагай худшее, особенно когда это касается магии, — оборвал ее Томас, поднимаясь на ноги вслед за Никки и отряхиваясь. Прерванная колдунья метнула в него испепеляющий взгляд, но он не воспринял его всерьез. — Повторяешься, Сестра Никки.
Кэлен не могла не заметить, что юноше прекрасно удавалась обезоруживающая улыбка. В этом они с Ричардом были чрезвычайно похожи.
Лорд Рал, тем временем, тоже оказался на ногах и помог встать Кэлен, поддержав ее за талию. Когда лорд Рал и Мать-Исповедница встали бок о бок, Ричард обратился к морд-сит и королю Галеи, осознавая, что именно это распоряжение надо было отдать как можно раньше, а потом начинать спорить, подначивать друг друга или приходить к соглашению.
— Кара, сообщи солдатам Первой Когорты о произошедшем. Ты и Гарольд должны проследить, чтобы никто даже близко не приближался к этому, — он кивнул на поток тьмы, на который нанизывались этажи Дворца Исповедниц, один за другим. — Можете считать, что это — прямой путь в Подземный Мир для любого, кто осмелится подойти слишком близко, поэтому вам необходимо оградить от него людей, и как можно скорее.
— А что потом? Вы уберете это? — Кара скептически изогнула брови, но решила подчиниться. Если бы солдаты не стояли буквально в конце коридора, она бы вряд ли согласилась оставить их здесь вчетвером. Гарольд же не имел ни малейшего желания находиться рядом с таким очевидным источником смерти, поэтому он не намеревался спорить.
— Оно не исчезнет отсюда в ближайшие десятки лет, — ответил Томас, который уже синхронно качал головой вместе с Никки, осведомленной ровно в той же степени.
— Мы позаботимся, чтобы никто не пострадал, — с этими словами Гарольд покинул комнату вместе с морд-сит. Ему точно не хотелось спорить с Ричардом о необходимости этих мер.
Кэлен критично окинула взглядом Ричарда и Томаса, и, наконец, сказала то, о чем думала последний десяток минут:
— Каждый раз, когда вы вдвоем находитесь в одной комнате, я боюсь, что от нее ничего не останется. Прожженная стена, дыра в полу и потолке, портал в преисподнюю на каждом этаже, поваленные стеллажи… Что дальше? — приближаясь к концу списка, Кэлен скрестила руки на груди, и, если бы она не заметила невинную улыбку на лице Томаса, она бы продолжила перечисление.
— Всего лишь пара новых поводов для капитального ремонта, — с завидной беззаботностью ответил он, не ощущая ровно никакого стеснения от слов Матери-Исповедницы. Он полагал, что между ними теперь был нейтралитет, и это давало ему основу для подобного поведения.
— Теперь мы знаем главное: вместе у нас получится создать границу, — подытожил Ричард. Кэлен не сразу осознала его правоту, слишком занятая созерцанием переливающейся тьмы, разверзшейся прямо посреди библиотеки.
Но когда, наконец, осознала, она обвила рукой талию мужа и спрятала улыбку, уткнувшись в его плечо. Это была лучшая новость за последнее время, и в этот самый миг она была готова смеяться от облегчения и радости.
Она поняла, что Ричард испытывал то же самое, когда спустя несколько секунд молчания он прошептал «добрые Духи…» и внезапно замолк, усмехнувшись своим словам, будто и сам только-только осознал их значение.
Комментарий к Глава X
Глава не совсем новогодняя, но я подумала «а почему бы и нет?». Не могу не воспользоваться случаем, поэтому благодарю всех, кто сейчас читает этот комментарий, за то, что вы поддерживали меня в уходящем году и вдохновляли на написание новых глав! ❤️ Трудно передать, насколько это важно, просто ощущать чью-то поддержку (иногда безмолвную, но все же). В наступившем году, как это ни грустно, мы все (и вы, и я) увидим конец этого фанфика, спустя столько лет! Но будет ли это концом всей истории? Ответ однозначен: НЕТ.
P.S. Я (как это часто бывает) не удержалась от музыкальной отсылки. Но в этот раз, чтобы не напрягать вас поисками песни, я значительно упростила задачу, создав плейлист со всеми песнями, упомянутыми в моих импровизированных эпиграфах (всего их 6, они в самом низу и идут по порядку). Да простит меня фикбук за ̶с̶а̶м̶о̶р̶е̶к̶л̶а̶м̶у̶ ссылки, но спешу представить вам этот плейлист! https://vk.com/music/album/150821602_70403806
Помимо упомянутых песен я позволила себе добавить туда и кое-какие другие ништячки, а именно те треки, которые вдохновляли меня на написание некоторых глав, но которые, почему-то, я решила не упоминать. Если вам пришлась по душе эта идея, прошу, откликнитесь и дайте мне знать об этом!
========== Глава XI ==========
Тонкие, непрочные белесые нити плыли в ночном воздухе, переливаясь серебром в лунном свете, настолько легкие, что их мог спугнуть один резкий вздох. Проще было задержать его, стерпеть минуту пожара в легких, но запечатлеть их в мыслях и памяти. Нити закручивались, путались, переплетались между собой, ласкали кончики пальцев.
Юноша судорожно сомкнул пальцы, но в ночной тьме они нащупали только краешек скомканного одеяла, наполовину свисавшего с широкой постели. Эти серебряные нити были неуловимы. Он разочарованно застонал, не отличая друг от друга реальность и сон и ощущая свою неполноценность, ведь, кажется, он терял то, что даже не успел обрести.
Легкие горели, пока он, не решаясь вдохнуть, пытался вернуть это ощущение мягкости в своих руках. Слабый взмах рукой, и воздух расступился перед его усилием, но иллюзия уже исчезла. Все его тело напряглось, а на лбу выступили капельки холодного пота, когда вместо невесомого льняного прикосновения он ощутил холод и сырость. По окнам барабанили тяжелые дождевые капли, и все его тело цепенело, вспоминая, как ощущались их неприветливые и холодные прикосновения, когда их не отделяли от него каменные стены.
Он вновь был на том кладбище, а его пальцы касались земли, размокшей от коснувшихся ее дождей. Он вновь чувствовал мягкую поддержку девичьего плеча, касавшегося его собственного. А в следующую секунду все резко менялось, и ее уже не было рядом. Она исчезала. Всегда исчезала.
Ей нужно идти.
Во сне он поступил не так, как в реальности — обернулся, следя за ее удаляющимся силуэтом. Она так и не оглянулась. Так ничего и не объяснила. И только ее намокшие под дождем волосы все так же отливали серебром в неестественном дневном сумраке.
Обрывок сна закончился, и он судорожно вдохнул воздух, открывая глаза и не видя перед собой ничего, только ее удаляющийся расплывчатый силуэт, почерневший от перехода из его сна в живую реальность комнаты. Серебряные нити в воздухе прорезались через дымку бессознательности, затем сложились в знакомый силуэт, вобрали в себя силу и блеск. Все такие же спутанные, все такие же длинные.
И он вновь увидел эти светлые волосы, похожие на расплавленное серебро. Почувствовал их мягкость кончиками пальцев. А потом снова увидел лицо их обладательницы: мягкие и женственные черты, ясные зеленые глаза с огоньком вечного юного ума. Этот огонек казался настолько свойственным именно ей, только ей, что невольно создавалось впечатление, будто она была его изобретательницей.
Она сидела за туалетным столиком и наблюдала за ним через отражение в зеркале, не позволяя себе обернуться. Молча протянула гребень, еле сдерживая хитрую улыбку и стараясь придать себе серьезный вид. Он поймал себя на том, что это было естественно — видеть ее именно такой, пытающейся соответствовать своему возрасту и казаться серьезной и взрослой.
— Не поможешь? — будто ни на что не намекая, девушка тряхнула копной длинных прямых волос.
Он взял гребень, но это ощущалось так, будто взял он его чужими руками. Первое прикосновение к ее волосам развеяло мираж, и девушка теперь не смотрела на него, а вместо этого задумчиво разглядывала стены, выложенные мрамором нежного-нежного голубого оттенка, иногда прикрывая глаза.
— О Духи, Лора, как ты умудряешься… — он отложил гребень, вручную отделяя одну прядь от другой там, где они сильно спутались. Попробуй он сделать это гребнем, она бы наверняка шлепнула его по руке своей аккуратной ладонью и, в конце концов, сделала все сама. Он вовсе не хотел этого.
— Ты предлагаешь мне перестать ездить верхом, Эддард? — ответила она, гордо подергивая плечом, и на ее вечно юном и задорном лице вспыхнула усмешка. — В таком случае, конечно, они больше не будут путаться на ветру. Или, быть может, попросить отца что-нибудь сделать с погодой в Эйдиндриле? Что из этого посоветуешь выбрать?
— Я предлагаю тебе обрезать их и сделать стрижку под мальчика, — поддразнил он ее, — раз уж тяга к приключениям не отпустила тебя даже сейчас, можешь рекрутироваться в армию. Там, может быть, никто ничего не заподозрит.
Девушка фыркнула, и, как только юноша закончил, она поднялась с кресла и расправила струящуюся и облегающую ее стройную фигуру ткань платья глубокого и насыщенного зеленого цвета. Вряд ли можно было представить другую девушку, которой оно было бы так же к лицу. К тому же, он должен признать, зеленый — ее цвет.
— Дочери Магистра Рала и Матери-Исповедницы Срединных Земель не пристало носить короткие волосы, — она посмотрела на него снизу-вверх с знакомым вызовом и в следующую же секунду протянула ему фероньерку — серебряную цепочку с изумрудом посередине.
Он возложил цепочку ей на волосы, поправляя ее так, чтобы сверкающий камень оказался прямо по центру ее лба. Это действие, как и все остальные, внезапно показалось ему привычным, даже родным. Он просто не мог отказать ей. Ни в чем.
— Теперь я готова, — она в конце концов взяла его под локоть и улыбнулась. Он попытался коснуться ее кисти тыльной стороной ладони, но через этот мимолетный контакт кожа к коже он ощутил, как что-то вокруг начало резко меняться.
Светлый мрамор нежного голубого оттенка начал плавиться, таять.
Томас резко открыл глаза, но увидел перед собой только неясные, недвижимые тени той реальной комнаты. Он крепко зажмурился, чувствуя, как огненной цепью вспыхнула каждая частица его тела и сознания, но смог вновь увидеть ее. Увидеть в последний раз.
Она снова смотрела на него со страхом. Ее волосы были растрепаны, на них уже не было той серебряной цепочки, а платье превратилось в дорожный костюм с меховой накидкой. Он почувствовал, что падает — как тогда, на той самой улице, как будто он поскользнулся на несуществующем льду. Его взгляд помутился, затуманенный сотнями снежинок, словно он внезапно стал центром бурана. Он попытался восстановить равновесие, отчаянно желая достигнуть спасительного миража и вновь встать рядом с ней…
…но упал, оказываясь на холодном каменном полу в своей спальне, в холодному поту с ног до головы. Но он мог бы даже не почувствовать это, ведь его мысли все так же занимали бестелесные силуэты, все то же триединое воплощение одного и того же человека. Той самой девушки, которая являлась к нему чаще всех, но которая никогда не была по-настоящему рядом.
Его виски пульсировали — цена за то, что пришлось совершить его разуму, чтобы вернуть ему лишь одно воспоминание — но даже в этой пульсации он уловил нечто знакомое. Каждый новый виток боли означал новый слог. Ло-Ра. Лора.
За окном бушевала гроза. Томас наскоро надел на себя иссиня черную рубашку и заправил ее в штаны. Он решил воспользоваться своим правом свободного перемещения по дворцу, чтобы хотя бы немного отвлечь свои мысли от красочных образов его сна. Он больше не надеялся уснуть. Не после того, что ему довелось увидеть и услышать.
Куда он направлялся? Юноша и сам точно не знал. Он совершенно не был знаком с этим местом, и за несколько недель он вряд ли успел бы начать ориентироваться в нем без помощи Никки. Он знал лишь одно: сейчас он не нарушал личных границ его хозяев, а это было именно то, в чем он нуждался. Никаких встреч. Никаких приказов от стражников. Просто тишина и мягкий свет нескольких свечей, которых было бы достаточно, чтобы видеть ближайшее под своим носом. Простое, тривиальное бегство из знакомого пространства и из собственных мыслей.
К его счастью, он забрел в библиотеку. Конечно, нескольких гвардейцев в коридоре избежать не удалось, но к этому стоило привыкнуть и воспринимать их вездесущность спокойно, иначе он рисковал бы сойти с ума.
Библиотека встретила его запахом старых и новых книг, бережно расставленных по многочисленным полкам и систематизированных по теме, а также блаженной тишиной. Он был рад обнаружить, что та библиотека, которую они с лордом Ралом рисковали уничтожить буквально сегодня днем, была не единственной; а полагать обратное было просто глупо, тем более — в Эйдиндриле.
Томас невольно вздрогнул, когда вспомнил о том, что они с лордом Ралом сотворили с библиотекой. Если хаос и разрушение не могли в достаточно степени впечатлить Исповедника, то сам столп, который должен был в будущем стать полноценной границей, вызвал в нем ужасающие эмоции.
Позднее, когда ему выпала возможность изучить результат совместного действия их сил в одиночестве, он почувствовал то, что чувствовали все остальные и о чем они боялись говорить — зов. Завеса звала его сотнями мертвых голосов, переливаясь зеленоватым свечением при приближении, и было сложно противостоять ему. Должно быть, именно поэтому, из-за этого зова, лорд Рал приказал оградить людей от «границы» как можно быстрее.
Он отошел подальше от входа и направился вглубь, захватывая глазами целые сотни драгоценных томов. Под всполохи молний он мог более отчетливо разглядеть многие названия; некоторые из них были на малознакомых или и вовсе незнакомых языках. Он не знал, что именно ищет, но знал, что поймет, как только увидит.
Впереди были еще три ряда стеллажей, поднимавшихся на пару футов над его головой, когда он заметил знакомый золотистый блеск впереди. Книга, стоявшая на высоте его глаз и прямо на пути его взгляда, своей необычной яркой обложкой напоминала ту, в которой находилось заклинание создания границ. Он ускорил шаг, выходя в небольшой читальный зал, когда вдруг слишком поздно осознал, что подобная книга, объяснявшая действие магии боевых чародеев и написанная на древнед’харианском языке, вряд ли оказалась бы в открытой для всех посетителей библиотеке. И точно так же поздно он осознал, что он был не один, когда, оказавшись в самом центре читального зала, приковал к себе взгляды двух женщин: Матери-Исповедницы и морд-сит.
Мать-Исповедница сидела, опираясь рукой на подлокотник кресла и подпирая пальцами голову. Он не удивился, когда отметил, что даже в таком положении ее спина оставалась идеально прямой. Кара, ее неизменная спутница, сидела напротив нее, по другую сторону огромного овального стола из красного дерева, занимавшего едва ли не половину всего зала, и казалось, что только присутствие Кэлен Амнелл, хозяйки всего Дворца Исповедниц, мешало ей закинуть ноги на гладкую полированную столешницу и откинуться в кресле.
Но, к ее счастью и к несчастью Томаса, ее скука разом улетучилась, стоило ей заметить другого Исповедника.
Еще до того, как она успела подняться со стула, Мать-Исповедница успела посадить ее на место одним взглядом. Томас мысленно обругал себя за спонтанный выбор места и за то, что он опять попался на глаза этой блондинке с убийственным взглядом, но разве теперь, когда он уже замер в их присутствии, словно загнанная лань, у него был выбор?
— Тоже не спится? — Мать-Исповедница задала риторический вопрос, откладывая свою книгу и встречая его взгляд. У юноши было не так много шансов понять, что именно она подумала, случайно встретив его в такой час, но что-то в ее лице, лишенном всякого проявления эмоций, подсказало ему, что она все же была настроена довольно дружелюбно. Даже после двух разгромленных комнат. — Все в порядке. Ты можешь сесть, если желаешь. Ни я, ни Кара не помешаем тебе.
Томас мысленно выдохнул, поняв, что это был вовсе не приказ. Успокоение быстро сменилось на подобие задора, когда он увидел, как морд-сит насупилась, услышав слова другой женщины.
— Не уверен, что Госпоже Каре по душе ваше обещание, — он удивился сам себе, поняв, что произнес это вслух, да еще и сверкнул при этом улыбкой.
— Должно быть, так и есть, — Мать-Исповедница тоже перевела взгляд на свою верную защитницу, пока остававшуюся безмолвной. Ее голос потеплел, — но, так или иначе, она его не нарушит.
В конце концов, он решил сделать именно так, как ему предложили, но перед этим все же дошел до той книги с золотистой обложкой, которая изначально привлекла его внимание. Ей оказалась «История народов Срединных Земель», и по размеру она мало отличалась от той, которую он изначально хотел увидеть. Что ж. Этой ночью сон его уже не интересовал, поэтому толстые книги обрели для него высочайшую ценность.
***
В совещательном зале было шумно, несмотря на поздний час — время давно перевалило за полночь. Ричард успел провести заседание с Советом, которое плавно перешло в другой совет — военный, отличавшийся лишь составом, но, что вселяло в Ричарда спокойствие — и там, и там присутствовал Гарольд. Они провели в компании друг друга большую часть дня, переходя с этажа на этаж и ограждая «гребанную дыру на тот свет», как ее единожды прозвала Кара и как ее теперь называли они оба, от нежелательного внимания со стороны, а вместе с тем объясняя жителям дворца, что именно произошло. К счастью, любого рода жертв (кроме материальных) удалось избежать.
Новости, пришедшие с фронта, были настолько важны, что им всем, за исключением одной лишь Кэлен, которую Ричарду с трудом, но удалось отправить отдыхать после очередного перерыва, пришлось задержаться над картами до глубокой ночи. Ричард предполагал, что он провел стоя уже не менее двенадцати часов, как и, надо сказать, король Галеи. Никто из присутствующих тоже не мог позволить себе сесть, чувствуя слишком сильное напряжение.
— Этот ублюдок знает, что мы намереваемся делать, — в очередной раз гром за окном перекрыл звук слов Ричарда, так что ни Гарольд, ни Зедд, ни, тем более, офицеры, находившиеся на дальнем конце стола, не могли услышать, что именно тот хотел сказать. Быстро осознав это, Ричард вновь повторил свои слова, не исключая из них слово «ублюдок», ведь именно оно придавало всему изречению нужный оттенок. — Он точно понимает, зачем мы в таком темпе гоним войска к Долине Заблудших.
— Мы кружимся вокруг этого факта, по меньшей мере, четверть суток, — абсолютно трезво и рассудительно ответил на это главнокомандующий армией Галеи, покачав светловолосой головой. Он в очередной раз доказал, что для него в таких обсуждениях не было места эмоциям, — но, даже если так, нам необходимо найти выход из ситуации. Его войска растянуты, а значит их линию легко прорвать, верно? Давайте отталкиваться от этого.
— Мы битый час пытаемся оттолкнуться от этого, — буркнул кто-то, но тут уже умолк, поймав на себе взгляд Амнелла — не раздосадованный или обозленный, но от того не менее пробирающий.
— Мы можем разделить армию и одновременно нанести несколько ударов, — озвучил свое предложение представитель Лифании, коренастый мужчина с темными, но немного подернутыми сединой волосами.
— Даже если централизованно пробить брешь по центру, этого будет мало, — толпа кивков согласно вторила словам Гарольда.
— Слишком рискованно, — осадил лифанца Ричард. — Они все еще превосходят нас числом, а так мы можем потерять всю армию. Они наверняка ждут от нас именно таких действий.
— Но чего они наверняка не ждут — так это Огня Волшебника на своих флангах, — вступил в разговор Зедд, внося свежую струю в обсуждение.
— Если Сестры не защищают всю линию войск от подобных посягательств, — в дверном проеме показалась стройная фигура Никки. Колдунья то появлялась на заседании, то исчезала, затем магическим образом опять появлялась в самое подходящее время. Ричард догадывался, что в данном вопросе ее интересовала только магическая составляющая, и каждый раз, когда речь заходила о действиях войск, она предпочитала покидать их на час-другой. Ричард догадывался, что в ее голове созревал какой-то план, и, будучи «вольным слушателем» на этом заседании, она обдумывала именно его.
— Даже у Имперского Ордена не хватит сил защитить магией такую территорию, — уверенно парировал Зедд.
— Но даже у одной Сестры хватит сил замедлить распространение огня, а затем обнаружить его источник и оповестить остальных, — заметил Ричард.
— Есть способ устранить это неудобство, — глаза Никки хищно сверкнули. — Ветер.
Офицеры в зале тщетно пытались понять, возможно ли то, что обсуждали Ричард, Зедд и Никки, но последнее слово колдуньи ввело их в ступор, и теперь они не понимали даже самую малость в их диалоге.
— Ветер? — вопросил молодой, ровесник Ричарда и Гарольда, офицер из Джары, явно запутавшийся. — Вы предлагаете положиться на ветер?
— Не положиться, — Зедд покачал головой. Он понял мысль Никки, — а создать его, и с его помощью распространить огонь от флангов к центру настолько быстро, что никто не успеет остановить его.
— Именно так, — кивнула Никки.
— Но совладают ли Сестры Света с такой территорией? — Ричард коснулся подбородка кончиками пальцев. Прямо сейчас его оценивающий взгляд был направлен на линию войск, делившую Срединные Земли на почти идеально ровные северную и южную половины.
— Я тоже сначала сомневалась в этом, и мне было необходимо тщательно взвесить все «за» и «против». Но если задействовать их всех и скрепить их магию усиливающим заклинанием, которое я нашла в Замке Волшебника, у них получится, — заявила Никки.
Первый Волшебник и бывшая Сестра Тьмы обменялись понимающими взглядами и, очевидно, впервые пришли к консенсусу. Ричард, заметив это, утвердил ее предложение.
Поднялся гул как на базаре.
— Их всех? Вы предлагаете оставить армию без поддержки? — сердито высказался лифанский офицер, обращаясь непосредственно к Ричарду, как к главе совета, причем сделал это так самоуверенно, что д’харианский капитан, стоявший рядом с ним, невольно одарил его сконфуженным взглядом, словно испытал стыд вместо него. Лифания располагалась не так далеко от Д’Хары, поэтому представители обоих стран были во многом схожи по характеру. Но говорить в таком тоне с лордом Ралом, по мнению любого д’харианца, было просто немыслимо, даже если речь шла о таких серьезных вещах.
Ричард реагировал спокойно: он прекрасно понимал опасения такого маленького государства, как Лифания, когда речь шла о жизни людей.
— Магия спасет гораздо больше жизней, если использовать ее не только для лечения и поддержки на поле боя, — Ричард замолчал, взвешивая все шансы.
Люди вокруг последовали его примеру. Им было много что обдумать, и теперь, когда мысли вырвались в просторную тишину, они с радостью отпустили их на свободу.
Прошло не меньше десятка минут, прежде чем Ричард вновь обратился к Никки и Зедду.
— Свяжитесь с аббатисой Верной через путевой дневник и досконально объясните ей задачу. Они должны начать подготовку уже с утра.
— Так скоро? — удивился Зедд.
— У нас нет времени, чтобы вы отправились к ним и объяснили лично, — Ричард тяжело вздохнул. — По правде говоря, у нас нет времени совсем ни на что.
***
К удивлению Исповедника, морд-сит и правда практически не обращала на него внимания, а лишь изредка поглядывала из-под полуопущенных ресниц. Или, может быть, она позволяла ему поверить, что она не обращала на него внимания.
Томас старался сосредоточиться на чтении, осознавая, что книга, выбранная им, была, по крайней мере, довольно познавательной для человека, который не помнил про Срединные Земли практически ничего. Но его сознание уплывало куда-то далеко, цепляясь лишь за отдельные слова. Он с удивлением осознал, что Мать-Исповедница, сидевшая по правую руку от него на расстоянии пары футов, тоже казалась неспокойной: она то и дело отводила взгляд куда-то в сторону и будто над чем-то размышляла. Юноша боялся делать предположения.
«Ни я, ни Кара не будем мешать тебе», — мысленно процитировал он с толком, с чувством и с иронией. Она не знала, о чем говорит. Одно лишь их присутствие наталкивало его на крайне неприятные воспоминания о всех ошибках, совершенных им.
А в особенности оно напоминало о том, что произошло в темнице в их последнюю личную встречу. О том, как он вел себя, повинуясь слепой ненависти. Ведь он уже тогда подозревал, что она была беременна — такова была задача человека, отправленного в логово врага в одиночку; он был обязан подмечать любую слабость противника. Его предположения лишь подтвердились, когда она вцепилась ногтями ему в горло.
Воспоминания пронеслись по его мыслям обжигающим потоком. Он вспомнил ее прощальный вопрос: чего он добивался от нее?
В тот момент он ощущал себя загнанным зверем, одна нога которого угодила в капкан, другую же охватило пламя лесного пожара; он не понимал, что ждало его дальше и не понимал природу собственных чувств. Он испытывал к ней что-то кроме ненависти и был готов на все, чтобы узнать, что это было, а если нет — отомстить и заставить чувствовать все то, через что прошел он. Но не произошло ни первое, ни второе. Он выбрал неправильный путь и неправильного соперника.
Одни Духи знали, какое разочарование он испытывал, каждый раз вспоминая об этом.
— Я хочу извиниться, — он обратился к Матери-Исповеднице неожиданно и для себя, и для нее. Кэлен Амнелл отложила книгу и обратила на него свой взгляд. Она не выглядела удивленной, но это вовсе не означало, что она не была удивлена, — за то, что произошло в темнице. Я не ведал, что творю, и мне жаль, что я повел себя… так.
Он даже устыдился, поняв, что не смог подобрать более точное слово. Они все казались неподходящими, слишком незначительными. Но Мать-Исповедница не настаивала на большем.
— Все в порядке, — мягко ответила она ему. Он был рад, что перед следующими словами она не медлила ни секунды. — Ты не виноват в произошедшем. Мне не дано узнать, что именно было сделано с твоей памятью, но я могу представить, через что ты прошел. Поэтому я не держу на тебя зла.
— Но не Джегань так повел себя, а я. Он не смог бы заставить меня сделать это против моей воли, — упрямо возразил он. Краем глаза он заметил, как морд-сит перевела взгляд с него на Мать-Исповедницу. Их диалог явно показался ей достойным ее внимания.
— Ты уже говорил мне об этом, но, поверь, это не совсем так. Наши эмоции составляются из деталей, и не важно, правдивы ли эти детали. Теперь, когда ты знаешь, кто внушил тебе эти эмоции, ты должен разглядеть лживые части в них и понять, откуда они взялись.
— Теперь я вижу это, — согласился он.
— Ты изменился. Потому я и сказала тебе то, что сказала.
Она слегка улыбнулась ему. Томас вдруг засомневался: видел ли он ее улыбку раньше? Он вспомнил ее поведение во время их первой встречи и поднятия уголков губ, которые были лишь частью соблюдения проформы, необходимой даже для Матери-Исповедницы. То, что он увидел сейчас, было чем-то искренним, чем-то, что он и правда видел впервые. И он был рад видеть это.
— У каждого должен быть шанс на то, чтобы измениться, — многозначительно произнесла Кара, и в ее голосе уже не было того стального безразличия или едкой усмешки, к которым привык слух Томаса. — Верно, Мать-Исповедница?
Кэлен Амнелл лишь кивнула в ответ, и отблеск улыбки не покинул ее глаза. Юноша почувствовал, что за этими словами крылось нечто большее. В действительности же они означали, что у каждого из них был свой путь и свои ошибки.
Томас откинулся в кресле. На его душе неожиданно стало легко, и присутствие Кэлен и Кары больше не действовало на него так угнетающе.
Только сейчас он и правда осознал, укоренил в своей голове, что они все могли совершать ошибки. Сила заключалась в том, чтобы признать их, как это когда-то сделал Бенджамин и как, должно быть, это приходилось делать морд-сит и даже самой Матери-Исповеднице, и начать все заново.
***
— Не думаешь, что тебе стоит последовать совету, который ты дал своей жене, и пойти спать, Ричард?
Никки вошла в совещательный зал, в котором теперь находился один лишь лорд Рал. Он сидел, откинувшись в кресле, и вовсе не выглядел уставшим, скорее сосредоточенным. Но вряд ли это было действительно так, вряд ли.
— Я отправил тебя вместе с Зеддом, — напомнил он, и в его голосе не было упрека или злости за то, что она ослушалась его.
— Зедд не нуждается в моей помощи, тем более в задании, изначально рассчитанном на одного, — она хмыкнула. — А меня больше беспокоит то, что ты отослал всех, а сам остался здесь в полном одиночестве.
Она придвинула кресло к столу и села по правую руку Ричарда, давая ему понять, что он так просто не избавится от нее.
— Ты еще не до конца восстановился после подготовки того заклинания. Тем более, как Кэлен сказала мне, вместо отдыха ты искал тот магический талмуд.
— Кэлен попросила тебя помочь образумить меня?
— Нет, Ричард. Просто у меня тоже есть зрение и здравый смысл. Но, клянусь, если ты не объяснишь, что происходит, мы обе начнем организованную кампанию против твоих сумасшедших идей. Из женской солидарности.
Ричард всплеснул руками. Он был просто обязан капитулировать перед такой угрозой.
— Я не могу отделаться от ощущения, что происходит что-то важное, но мы не видим этого, — признался Искатель.
— Что ты имеешь ввиду? — Никки наклонилась вперед, упираясь локтями в колени.
— Я не знаю, — колдунья выразительно изогнула брови, крайне сомневаясь в его искренности. Ричард сжал челюсти, постукивая костяшками пальцев по деревянному подлокотнику кресла и избегая взгляда Никки, будто стесняясь своего незнания. — Не могу точно сказать, потому что ощущение слишком расплывчатое.
— Как по мне, ты просто пытаешься разглядеть в тени что-то, кроме нее самой, — Никки откинулась в кресле, удовлетворенная своими же словами. Она разделяла его тревогу и опасения, но ей вовсе не хотелось прибавлять к ним что-то новое.
— Учитывая то, насколько огромная тень нависла над всеми нами, ты могла бы быть права. Но я знаю, что есть что-то, что я упустил. Мы все упустили. И я готов поклясться чем угодно на свете, что во главе этого стоит Джегань.
— Так или иначе, ты не узнаешь это, просто просиживая ночи в одиночестве и доводя свой мозг до истощения бессонницей.
— Я не могу думать ни о чем другом, — он поднялся с кресла и шагнул к стрельчатому окну, отделявшему их обоих только от неба, находившегося в вечном состоянии предрассветных сумерек — то есть в своем нормальном состоянии, если говорить о начале июля в Эйдиндриле.
— А следовало бы, — она развернулась, пронзая его своим взглядом. По коже Ричарда забегали мурашки, словно в одном движении ее глаз было столько же магии, сколько и в любом заклинании.
— Не тогда, когда мне кажется, что уже завтра небеса обрушатся на наши головы, — с трудом ответил он. — И, если это случится, в произошедшем будет моя вина.
Усилием воли он успокоил свое тело, уходя из-под влияния Никки. Подобные манипуляции уже давно перестали действовать на него незаметно, и даже самая искусная попытка внушения была для него очевидной. Если она намеревалась вывести его из зоны комфорта и так заставить прислушаться к себе, то было слишком поздно использовать на нем такие трюки. Она уже не была его наставницей.
Он отразил магию Никки, многократно умножив ее, и теперь колдунья зябко поежилась, пытаясь уйти от неприятного ощущения. Даже несмотря на то, что источник дискомфорта был для нее таким же очевидным, как и для Ричарда, она промолчала.
— Иди спать, Никки, — его голос звучал отрешенно, когда он наконец выдавил из себя эти слова.
Колдунья резко поднялась, заставляя кресло со скрежетом отодвинуться назад по каменному полу. Она пошла к выходу из комнаты, даже не собираясь оборачиваться. Но оставить последнее слово за собой всегда было ее вредной привычкой, поэтому напоследок, даже не оборачиваясь, она бросила ему:
— Если ты потеряешь рассудок, Ричард Рал, ты не поможешь уже никому.
Комментарий к Глава XI
Небольшой пятничный подарок всем страждущим 😄
Да, в этот раз, наверное, без песни, хотя начальный отрывок я бы советовала переосмыслить под Hans Zimmer - Time (опять же, можно найти в ссылке на плейлист с прошлой главой). Если кто-то смотрел «Начало», то, я думаю, вы должны полностью понять задумку 👌🏻
А теперь к насущным вопросам: какой же пейринг вам больше по душе: Томас/Никки или Томас/Лора? Или оба? Или хватит Ричарда и Кэлен? Очень хочу услышать ваше мнение!
========== Глава XII ==========
Удивительно, но в первую неделю июля летняя жара настигла и северный, неприветливый ко всякого рода теплу Эйдиндрил.
В самом грандиозном обеденном зале всего дворца, если не всех Срединных Земель, было пусто до полудня: все, кто имел обыкновение проводить здесь утро за приятной беседой, сейчас разошлись кто куда: Кэлен предпочла заняться делами с утра пораньше и, видимо, вовсе не желала покидать свои покои; Ричард, который разглядел в Томасе интересного соперника и умелого фехтовальщика, решил провести утро во внутреннем дворике с мечом в руке. Бен, глава личной охраны четы Ралов, решил составить им компанию, как и Кара. А Никки… разве кто-то, кроме нее самой, мог знать, что у нее на уме?
Так и вышло, что до обеденного зала добрались только Гарольд и Зедд.
В руках у обоих была чашка травяного чая — довольно необычного для их рациона, но действенного напитка при такой жаре. Волшебник и Король Галеи сидели друг напротив друга, уткнувшись в книги: оба читали что-то тривиальное и не слишком тяжелое для восприятия, просто чтобы занять себя хоть чем-то. Сегодня был просто удивительный день, в котором сошлось и желание отдохнуть, и возможность сделать это, ведь спустя пять дней жары этот был первым, когда на повестке дня не было абсолютно никаких совещаний.
— Жарко сегодня, — сказал Гарольд ни к чему не обязывающим и ленивым тоном, переворачивая очередную страницу. Сейчас по нему нельзя было сказать, что он уже повидал за всю свою молодую жизнь столько же сражений, что и умудренный опытом д’харианский генерал с сединой на висках.
— Да, жарко, — ответил Зедд в тон ему, блаженно протягивая ноги под столом и точно так же не отрываясь от чтения. Ничто, абсолютно ничто в этом старике сейчас не говорило о том, что когда-то его называли «ветром смерти», который и поныне был способен посеять хаос и разрушение в стане врага.
Но именно сегодня был один из тех дней, когда слово «война» ненадолго превратилось во что-то далекое, тихое и незаметное. И, кажется, даже если бы сейчас по всему дворцу прокатилось какое-нибудь стихийное бедствие, они бы не двинулись с места.
***
— Неплохо, но ты слишком открыт, — комментировал Бен.
— Он прав, — кивнул Ричард, убирая меч в ножны. Томас последовал его примеру, ощущая, как солнце все более яростно било по его обнаженным плечам, и понимая, что приближался полдень. Дальше тренироваться у них просто не хватило бы выдержки. Да и много ли было в этом смысла? Исповедник уже безмолвно водил глазами из стороны в сторону, прикидывая, где и в какой тени было бы лучше всего укрыться.
— Лорд Рал, вы так уверены, что я говорил это вашему сопернику? — ухмыльнулся капитан Первой Когорты, на что Ричард ответил самоуверенным смешком.
— Не пытайся подначивать меня, Бен. Я хотел сказать ему то же самое, — Лорд Рал ушел с открытого солнца и скрылся в тени неподалеку от входа во двор, сев на лавочку рядом с другим д’харианцем и прислонившись спиной к благословенной холодной стене. Капитан был все еще облачен в свой тяжелый черный доспех, а его друг, как и сам Томас, уже был без рубашки. Исповедник даже не представлял, как Бенджамин еще не сварился заживо в своей броне.
— Лучшая защита — это нападение, — пожал плечами Томас.
— Верно, но только если ты достаточно быстр. Если ты ослабел хотя бы на малость, то растеряешь все свое преимущество, — ответил ему лорд Рал. Томас машинально кивнул и даже сам удивился этому. В последнее время их отношения с Искателем были уже не такими напряженными, и между ироничными замечаниями можно было различить даже вполне миролюбивые шутки. Он предпочел не анализировать эти изменения, а вместо этого просто принять то, что с ним происходило. Должно быть, это было правильно.
Вконце концов, Исповедник тоже скрылся в тени, намереваясь для начала перевести дух.
Рядом с Карой, которая все это время обходила двор по кругу, периодически присоединяясь к тренировке, вдруг материализовалась Никки. Обе женщины решили не пересматривать свои вкусы в одежде, и Никки оставалась в своем длинном черном платье, по которому нещадно било солнце, а Кара — в буром кожаном облачении, но обе не выказывали ни малейшего неудобства.
Томас заметил колдунью первым из трех мужчин, потому что она пришла во двор для того, чтобы найти именно его. Исповедник быстро подмигнул ей и, пожав руки лорду Ралу и капитану Первой Когорты на прощание и не забыв отвесить церемонный поклон госпоже Каре, он быстро скрылся за воротами вместе с Никки.
Бен и Ричард быстро переглянулись, безо всякого удивления. Бен лишь хмыкнул, и его губы расплылись в ухмылке.
— Вы, Ралы, падки на властных и самостоятельных женщин, — внезапно для Ричарда заключил капитан. Искатель, который в этот момент пил воду из бурдюка, едва не поперхнулся.
— Тебе ли об этом говорить? — ответил он ему, как вдруг поймал на себе мимолетный, но очень острый взгляд единственной морд-сит, которая сейчас была с ними. После этого она быстро взяла себя в руки и сделала вид, что не слышала их обоих. У Ричарда чуть не отвалилась челюсть, когда он понял, что Кара не собиралась посылать его на все четыре стороны, а его друг не стал отнекиваться.
***
Кэлен едва могла сосредоточиться на документах, лежавших перед ней. Приказы, прошения, петиции — теперь любое слово на «п» было для нее абсолютно едино и серо. В какой-то момент, когда она еще пыталась заниматься бумажной работой, она поймала себя на том, что обмахивается одним из документов, пытаясь хотя бы немного охладиться.
В этот самый момент она просто мечтала оказаться в воде, но не в ванной и даже не в холодной реке, огибавшей Эйдиндрил. Перед ее мысленным взором стояла безупречная голубая гладь озера, и, что было бы совсем уж идеально, она была подернута рябью, вызванной легким ветерком, который не навещал город вот уже несколько дней кряду.
Не стерпев, Кэлен вскочила со стула, проходя босиком по каменному полу и оказываясь рядом с прикроватной тумбочкой, непосредственно около своей цели — кувшина с водой, а заодно и рядом с балконом, по которому сейчас нещадно били солнечные лучи, но с которого шел какой никакой, но приток свежего воздуха. Она плеснула воду на и без того влажную тряпочку, которая верно служила ей во время жары, и протерла лицо. Самосознание начало медленно возвращаться к ней, когда она решила, что придется довольствоваться тем, что было прямо под рукой, и поэтому позвала служанку и попросила наполнить ванную. Она могла лишь надеяться, что вода будет хотя бы немного прохладной.
Возвращаясь к своему рабочему месту, Кэлен расстегнула пару верхних пуговиц на широкой хлопковой рубашке и слегка приспустила ее с плеч, не слишком смущенная присутствием молодой девушки, которая занималась выполнением ее просьбы.
— Как хорошо, что сегодня нет заседаний, — прошептала она самой себе, неосознанно и даже ласково водя пальцами по отвороту на рукаве. Вообще-то, эта рубашка принадлежала вовсе не ей, а Ричарду, но это ничуть не мешало Кэлен присваивать ее себе каждый раз, когда ей не хотелось долго думать над нарядом, а в планах на день значилась только работа в ее кабинете (который теперь переместился в ее спальню вместе со всеми бумагами, чернильницами и перьями). Кроме того, в последнее время именно рубашки ее мужа стали тем немногим — кроме, разумеется, специально сшитых для нее платьев, — что подходило ей по размеру и не стесняло движений.
Спустя какое-то время Кэлен переместилась на постель, забрав с собой отдельную кипу документов, а именно отчет, который ей предстояло прочитать перед тем, как принять его и составить свой ответ. Она старалась закончить с этим как можно быстрее, не теряя сути дела, чтобы поскорее оказаться в ванной, и именно из-за своей увлеченности она едва не пропустила возвращение Ричарда.
Кэлен окинула его взглядом поверх страницы, которую она читала еще секунду назад, и увидела, как он вешает перевязь с мечом на спинку стула. Ничего необычного — чаще, конечно, он первым делом приветствовал свою жену поцелуем, но и такой порядок действий был приемлем. Если бы не одно «но»: на нем не было рубашки.
Она уставилась на его голый торс, на котором блестели капельки пота, и не смогла вымолвить ни единого слова. Ее грызло любопытство. И ревность. Она решила, что прохладная вода может подождать, пока она не выяснит, как он оказался здесь в таком виде.
Кэлен медленно отложила бумаги в сторону, вперив свои глаза в Ричарда, который уже успел сходить до ванной комнаты и стереть с себя пот влажным полотенцем. От сапог он тоже избавился, и теперь, как и она, ходил по полу босиком.
— Добрые Духи, я не думал, что на севере Срединных Земель может быть так жарко. Кстати, если ты собиралась в ванную, я был бы не против составить тебе компанию. Вода выглядит очень заманчиво, — он беззаботно ухмыльнулся и присел на край кровати, ближе к Кэлен, но будто не замечая ее пристального взгляда.
«Сейчас тебе будет еще жарче», — мысленно погрозила она ему, но вслух произнесла нечто совершенно другое:
— Где твоя рубашка? — поинтересовалась она.
Ричард одарил ее многозначительным взглядом, который, как ни странно, зацепился за расстегнутый ею верх его рубашки. Кэлен постаралась сохранить серьезное выражение лица.
— Если мы думаем не об одном и том же, то, наверное, я оставил ее во внутреннем дворе, — после небольшого промедления ответил он, почувствовав что-то неладное. — Знаешь, фехтовать в такую жару — дело непростое. И, надо признать, Томас довольно хорош.
— Ты хочешь сказать, что шел так через весь дворец? — в другой ситуации она бы обязательно ответила на его последнее предложение улыбкой, но сейчас Кэлен не знала, удивляться ли ей или возмущаться, поэтому выбрала гармоничное среднее значение.
— Не волнуйся, я не попался на глаза ни одному из наших драгоценных лордов и леди. Мы прошли через крыло для прислуги. Так, к тому же, было быстрее, а мне очень хотелось вернуться к тебе как можно скорее.
Он наклонился к ней с вполне очевидной целью, но ему хватило одного лишь взгляда на ее лицо, чтобы понять, что все было не так уж и просто.
— Через крыло для прислуги, значит… Да там ведь одни девушки!
— И взрослые замужние женщины. Ну же, Кэлен!
— Так-то ты пытаешься меня успокоить, Ричард Рал?
Ричард посмотрел на нее серьезным взглядом. Но таким он был лишь на секунду. Уже через мгновение он громко рассмеялся, очевидно, невероятно развеселенный ее реакцией. Он даже не видел смысла спорить, когда она называла его полным именем — это была та самая ступень ее гнева, на которой все аргументы теряли свою силу.
— Да, Кэлен, молоденькие служанки так и липли ко мне, чтобы утешить, — он вновь слегка наклонился к ней, но даже не дошел до ранее выставленных ею границ. — Особенно видя, как я несчастлив в браке и как моя жена, гордая и неприступная Мать-Исповедница, меня недооценивает. И, что и вовсе попирает все нормы морали, она отбирает у меня мою же одежду.
Она не успела даже пискнуть, когда его пальцы молниеносно расстегнули следующую на очереди пуговицу, находившуюся немногим выше ее живота. Рубашка была готова окончательно покинуть ее плечи, но Кэлен не собиралась так просто проигрывать. Прежде чем та слетела с нее, она сомкнула ее края на своей обнаженной груди и гордо вздернула нос.
Ричард тоже не любил проигрывать, поэтому не отчаялся после неудачной попытки.
Прежде чем она успела среагировать, он опрокинул ее на спину, и она легла прямо на бумаги, которые до этого читала. Они издали жалобный звук, сминаемые ее телом.
Кэлен прокляла свою неповоротливость, когда одно его колено уперлось между ее бедер, и обеими руками он завел ее руки ей за голову — вовсе не грубо, но твердо. И намертво.
Ему выдался шанс, в конце концов, поцеловать ее, но Кэлен продолжала гнуть свою линию: она попыталась подтянуть к себе ноги и отпихнуть его коленями, но с одной ногой, зажатой между его бедер, это было не так действенно. Поэтому она выразила свой протест немного иначе и укусила его за нижнюю губу, опять же, вовсе не больно, но крепко и на несколько секунд.
Когда Ричард получил возможность отстраниться от нее, она увидела, как он сузил глаза, разглядывая ее решительное лицо. Она с тщательно скрываемым удовольствием глянула на его губы, припухшие от ее поцелуя и отмечая, что теперь его семейный статус был очевиден для любой девушки.
— Ох, зря ты улыбаешься, — протянул он. Кэлен кожей ощутила, что месть его близилась, и, признаться, ей было любопытно, что он мог предпринять против нее.
Он свел ее руки вместе и перехватил оба запястья одной рукой, но при этом его хватка ослабла совсем незначительно. Свободной рукой он потянулся к пуговицам ее рубашки и отточенными движениями расстегнул все оставшиеся. Кэлен заставляла себя дышать, следя за его действиями. Но, видит Создатель, как же ей было любопытно.
Его пальцы пробежались по гладкой белой коже под ее грудью, и тогда она почувствовала неладное. И была права.
Он начал щекотать ее прямо над ребрами.
Кэлен дернулась.
— Ричард! — вскрикнула она. Он воспользовался ее беспомощностью и припал губами к ее шее, вполне осознавая, что, если он хотел сегодня поцеловать ее, то, должно быть, ему следовало начать подбирать другие места.
Даже если бы сейчас Кэлен попыталась надеть Маску-Исповедницы, у нее бы ничего не получилось: она уже давилась смехом и проклятиями.
Кара упрямо стояла под дверями в покои Матери-Исповедницы, не желая покидать свой пост, как бы на том ни настаивал ее лорд Рал. Бен знал, насколько упрямой она могла быть, особенно когда речь шла о ее обязанностях. Эта блондинка была негласным лидером морд-сит в том числе и из-за непреклонности в деле защиты своего Магистра, а для морд-сит это было важнейшим качеством.
Бен стал капитаном Первой Когорты по той же причине, но иногда и он вспоминал, что такое отдых, особенно когда на этом настаивал сам лорд Рал. И сейчас, глядя на нее, он понимал, что был бы не против напомнить об этом и ей.
Бен едва не вздрогнул от неожиданности, когда услышал за дверью вскрик Матери-Исповедницы, которому предшествовал взрыв ее же смеха. Кара, которая до этого момента стояла показательно ровно, вытянувшись в струнку, внезапно развернулась на каблуках и встала лицом к двери.
Морд-сит показалась Бену невероятно забавной, когда он понял, что она была в замешательстве.
— Что это там происходит? Таких звуков я от них еще не слышала, — она вопрошающе уставилась на дверь, а д’харианец, у которого больше не было сил сдерживаться, рассмеялся низким гортанным смехом.
— Кажется, я догадываюсь. Но, как бы ты этого ни хотела, давай не будем проверять это, потому что у меня есть идея получше.
Кара одарила его косым взглядом, все еще концентрируя все свое внимание на двери в покои, но, в конце концов, игриво произнесла:
— Какая же?
— Последовать их примеру? Магистр Рал сказал, что, если мы сегодня не возьмем выходной от наших обязанностей по его защите, он самолично сместит нас с постов и отправит охранять книжное хранилище в Народном Дворце.
— Лорд Рал постоянно озвучивает самые разные сумасбродные идеи, так что об этом и речи быть не может, — пылко урезонила она его, давая понять, что она не намеревалась покинуть свой пост. Но Бен уже все решил.
Глава Первой Когорты перекинул лидера морд-сит через плечо так легко, будто она была весом с перышко, и направился прочь от покоев лорда Рала и Матери-Исповедницы под аккомпанемент хихиканья других морд-сит, рассредоточившихся по этому коридору.
Кара, которая никогда не терпела к себе подобного обращения, еще во время его попытки поднять ее ощутимо саданула его коленом, а затем, уже вися на его плече, брыкнулась так, что, будь Бенджамин менее физически подготовленным к подобным стычкам с этой морд-сит, он бы потерял равновесие и повалился на спину. Он почувствовал, как напряглась ее рука, в которой она все это время удерживала цепочку от эйджила, но и это не напугало его. Ему уже приходилось испытывать на себе действие этого оружия, когда в Народном Дворце разразился конфликт между меньшинством сторонников убитого Даркена Рала и теми, кто поддерживал Ричарда, и тогда ему хорошенько досталось от одной морд-сит — Констанции. Капитан Первой Когорты был более чем уверен: такой боли ему больше не доведется испытать.
Но, к его удивлению, вместо того, чтобы научить его вежливости в свойственной морд-сит манере и хотя бы оставить ему «воспитательный» синяк, Кара позволила эйджилу и дальше болтаться на цепочке.
— Если еще кто-нибудь увидит это, я спущу с тебя шкуру, Бенджамин Мейфферт, — прошипела она, и тогда Бен окончательно утвердился в мысли, что сейчас она испытывала своеобразный момент слабости. Он был намерен воспользоваться им в полной мере.
И все же, он не смог сдержать свой чистосердечный порыв поддеть ее.
— Теряешь хватку, Госпожа Кара.
Спустя полминуты жесточайшей щекотки в столь чувствительном месте Кэлен пришлось вновь выкрикнуть имя своего мужа, чтобы получить хотя бы миг свободы.
— Хочешь что-то сказать? — спросил он, отдаляясь от ее шеи, — может быть, извиниться?
Кэлен выдержала драматическую паузу, прежде чем ответить…
— Твоя щетина колется.
… и разрушить все его мечты о добровольной капитуляции.
— Ну, если так… — он попытался пощекотать ее шею, но теперь Кэлен даже не мотнула головой, как это сделал бы любой, чтобы попытаться закрыться от его ловких пальцев. Она мужественно стерпела это, и, хотя Ричард и оказался непревзойденным экспертом в вопросе щекотки, эта его попытка провалилась.
— Так просто ты со мной не справишься, — ее бахвальство выглядело невероятно милым, когда она лежала на спине с заведенными за голову руками, удерживаемая буквально пятью его пальцами. — Я училась самоконтролю у лучших.
Она вспомнила то время, когда она уже почти восстановилась после болезни, и то, как он учил ее стрелять из лука, точно так же используя различные… уловки, чтобы отвлечь ее. Поначалу было сложно, но вскоре она научилась абстрагироваться от любых раздражителей.
— Да, — он спустился немного ниже и поцеловал впадинку между ее ключицами, — а я совершил ошибку, научив тебя.
Кэлен фыркнула, но уже не вырывалась, когда он отпустил ее запястья, чтобы проложить дорожку из поцелуев вверх по ее животу. Щекотать живот в любом случае было бы перебором, и он знал об этом, но обделить его вниманием просто не мог. Она не собиралась скрывать, что этот подход был ей больше по душе, и Ричард заметил это:
— Вижу, мои методы все же действуют. Все познается в сравнении, м?
Кэлен лишь закатила глаза, но решила подождать и узнать, что будет дальше. А дальше решил выразить свое мнение их ребенок, который именно сейчас, будто в ответ на действия своих безрассудных родителей, решил показать свое недовольство слабым, будто сонным движением, которое все же не могло укрыться от взора Ричарда.
— Извини за беспокойство, — Кэлен приподнялась на локтях и прикрыла рот рукой в неудачной попытке скрыть свою улыбку, вызванную одним видом Ричарда, разговаривавшего с ее животом. — Клянусь, малыш, я вовсе не собирался тебя будить.
— Конечно, конечно, — поддразнила она его.
— Кэлен, не мешай. Ты не видишь, что у нас сугубо мужской разговор?
Кэлен вновь опустилась на спину, вздыхая с напускным раздражением. Она повернула голову в сторону, но все еще следила за действиями Ричарда краем глаза.
— Твоя мама иногда бывает очень упрямой. Впрочем, ты, наверное, и без меня замечал это, — серьезный тон его голоса, так резко контрастировавший с его словами, заставил ее улыбнуться. — О да, она прирожденный боец, особенно когда это касается стычек с твоим папой. Но, знаешь, и с ней можно сладить. Сейчас я расскажу, как, а ты бери на заметку. Все, что нужно — это… — Ричард помедлил, проводя кончиками пальцев по ее не зажатому между его ног бедру. Начав на внешней стороне, он перешел на внутреннюю и на миг коснулся ее тыльной стороной ладони, — атаковать, когда она этого не ожидает.
Кэлен едва не задохнулась от возмущения, когда он, перескочив с одного бедра на другое, вновь защекотал ее, но теперь щекотка вызвала отклик по всему ее телу. Она вновь не могла перестать смеяться. Теперь, когда Ричард сместился ниже и больше не сжимал ее ногу, у нее появилось пространство, чтобы отвести бедро немного в сторону и уйти из-под его давления. С этой же целью она разогнула ногу в колене, но, сделав это, подставила себя еще больше.
Ричард воспользовался ее ошибкой дважды. Во-первых, теперь он мог эффективно щекотать ее под коленом. А во-вторых, стоило ей расширить пространство между своих бедер, как он не преминул задействовать его в собственных целях и начал целовать ее бедро, начиная с его внутренней стороны, немного выше колена. Он продолжил свой путь, поднимаясь сантиметр за сантиметром, и по всему ее телу побежала дрожь, когда, казалось, ее тело начало аккумулировать весь окружавший их жар летнего воздуха. Кэлен, почувствовавшая, как напряглись мышцы внизу ее живота, выкрикнула его имя, и далеко не один раз, прежде чем он, наконец, прислушался к ней.
— Добрые Духи, Ричард, прекрати, — засмеялась она, игнорируя обуявшее ее напряжение, и схватила первую попавшуюся ей в руки вещь (а ей оказалась подушка), чтобы метнуть ее в него. В реакции ему не откажешь, поэтому он без труда увернулся, а Кэлен едва не зарычала от досады. Следующей в ход пошла самая толстая пачка бумаг, которую ей только удалось нащупать рядом с собой.
— Прекратить что? — невинно осведомился он, вновь избегая летящего предмета.
— Щекотать меня, конечно! — выпалила она, осознавая, что она, должно быть, никогда раньше не кричала его имя с такой громкостью и тем более не задыхалась от смеха, почти катаясь по постели. Ее успокаивало, что такой ее мог видеть только Ричард. — И использовать нашего ребенка в корыстных целях — тоже.
— Если тебя не устраивает только это… — в его глазах плясал хитрый огонек.
Кэлен, не дожидаясь продолжения начатой им фразы, как можно более изящно приняла сидячее положение (а это становилось с каждым днем все сложнее и сложнее, не говоря уже об изяществе) и одарила его томным, обольстительным взглядом. У нее в голове созрел план мщения.
— Знаешь, я не имею ничего против твоего предложения насчет ванной, — соблазнительно прошептала Кэлен, приблизив губы к уху Ричарда, но сознательно умолчала об одном «но», о котором ему пока было не обязательно знать.
Ричард, хоть и не до конца поверивший в ее незлопамятность, все же не заставил уговаривать себя. Кэлен поднялась с постели и, взяв его за руку, повела в ближайшую соседнюю комнату, едва ли не половину которой занимала белая, под цвет мраморных стен, ванная, настолько широкая, что в ней могли поместиться бок о бок два человека. Не дожидаясь, пока Ричард перехватит инициативу, она усадила его на край ванной и встала между его ног. Кончиками пальцев она подняла его подбородок и склонилась к нему, порывисто и жадно припадая к его губам и позволяя его рукам скользнуть под ее рубашку, намеренно оставленную расстегнутой.
Сейчас Ричард был настолько увлечен, что даже не заметил, как Кэлен заставила его сесть, оставляя за его спиной всю длину ванной. И даже когда она опустила руки на его голые плечи, обводя пальцами линии мощных мышц, он был слишком расслаблен, чтобы подумать о том, что она собиралась сделать.
Кэлен воспользовалась его уязвимостью и, как только он совсем немного отстранился от нее, она, подловив момент, толкнула его, Ричарда, никак не ожидавшего этого, в воду.
Импульс был настолько велик, что из ванной едва не вылилась треть воды, не говоря уже о том, что большая часть брызг осталась на ее рубашке. Кэлен, не сдерживаясь, захохотала, наблюдая за тем, как Ричард сел, откидывая мокрые волосы со лба.
— Помню, ты сегодня говорил что-то про неожиданные атаки… Как тебе вода? — невинно спросила она, проходя вдоль ванной поближе к Ричарду и медленно застегивая на себе большинство пуговиц.
— Уже теплая, — буркнул Ричард. Он искусно имитировал сердитый вид.
— Как жаль, — Кэлен опустилась на колени рядом с ним, складывая руки на бортике ванной. Мышцы на ее лице дрогнули, когда она все же смогла удержаться от победной ухмылки. Их лица были на одном уровне друг напротив друга, так что он при всем желании не смог бы пропустить это.
— Не будь ты беременна, я бы отомстил.
— Месть за месть? Это несправедливо.
Ричард покачал головой, явно не согласный. Кэлен представляла себе, как перед его глазами пробегала вереница таких желанных для него картин: вот он обхватывает ее талию обеими руками и перекидывает через бортик, и она тоже оказывается в воде; вот намокает его рубашка на ней и он ее снимает. Но этот раунд остался за ней.
Он придвинулся поближе к Кэлен, благо тонкая и изящная конструкция ванной позволяла сделать расстояние между ними совсем незначительным, и его лицо оказалось в опасной близости от ее лица. Она чувствовала его горячее дыхание на своих губах, и ее сердце невольно ускорило свой ритм.
— Ладно. Теперь, когда мы сровняли счет, ты мне позволишь, наконец, поцеловать тебя на моих условиях?
— Сначала я должна проверить, какие у тебя условия, — хитро улыбнулась она, — но даже после этого — вряд ли. Я все еще злюсь на тебя.
— М-м, правда? — он отвел прядь волос за ее аккуратное ухо, будто ненароком проводя пальцем по его краю. Его прикосновение было довольно освежающим, особенно учитывая то, на его пальцах все еще были капли воды, пусть и теплые, — так вымести на мне всю свою злость.
Словно в знак принятия его предложения, Кэлен, не прекращая их зрительного контакта, коснулась его шеи и начала свое неспешное путешествие вниз. На миг она даже ощутила, как его пульс, очень быстрый, неровный, отдавался под его загорелой кожей. Она спустилась немного ниже, скользя пальцами по знакомой линии его ключиц. Она подалась вперед и прикоснулась к ее выступу своими влажными приоткрытыми губами. Сместившись в сторону плеча, она пару раз мягко прикусила его кожу. Обычно Ричард скудно выражал удовольствие, но по тому, как он ненадолго задержал дыхание, Кэлен поняла, что ее действия были ему приятны.
— Если ты еще раз устроишь мне испытание щекоткой, клянусь, это будет ощущаться больнее, Ричард Рал.
Искатель решил, что сейчас с ней было слишком опасно спорить, поскольку его полное имя прозвучало уже дважды, а потому соизволил улыбнуться в знак того, что он воспринял ее угрозу всерьез. Кэлен, полностью осознавшая свою сегодняшнюю победу, позволила себе торжественную ухмылку.
***
— Давно хотел показать тебе это место, — первым делом сказал Томас, когда они с Никки поднялись на одну из самых высоких башен комплекса Дворца Исповедниц.
Всего башен было семь или восемь, и все располагались на равном отдалении от центральной части дворца, по форме напоминавшей цилиндр. Большинство из башен использовалось в защитных целях, и даже сейчас, на таком расстоянии, на трех самых близко расположенных из них можно было разглядеть дозорных: они вышагивали по кругу по затененной террасе.
Никки однажды сказала ему, что просто так попасть на любую из башен было невозможно, но, как он самолично проверил, это было совсем не так. Он дерзко подверг сомнению ее вывод, когда сунулся сюда в одну из своих бессонных ночей и не встретил при этом ни одного патруля, даже ни одного гвардейца.
Узкая винтовая лестница, обшарпанные каменные стены, десяток минут подъема и, как результат, на Эйдиндрил открывался просто завораживающий вид. Томас был уверен, что здесь-то Никки не придерется ровным счетом ни к чему.
Колдунья хоть и дышала довольно тяжело после долгого подъема, сейчас с удовольствием закачивая в свои легкие свежий воздух, но ни за что не упомянула бы вслух, что башня, с ее спертостью и духотой, вовсе не пришлась ей по вкусу. Человек, которого в Имперском Ордене благоговейным шепотом называли «Госпожой Смерть», никогда не стал бы признавать свою слабость таким образом.
Никки сделала несколько шагов по скрытой от солнца террасе и прислонилась к парапету, скрещивая руки на его краю и заводя ногу за ногу. Она пока не вымолвила ни единого слова, и Томас с нетерпением ждал, когда она попытается как-нибудь ужалить его, чтобы потом разрушить все созданное впечатление одной случайной полуулыбкой. Обычно это выражалось в слабом подрагивании губ, но Исповедник знал — с ее стороны это могло бы считаться комплиментом.
— Ну же, перестань делать вид, что на жаре у тебя пересохло горло, и скажи что-нибудь, — Томас расплылся в довольной улыбке, становясь бок о бок с ней. Пейзаж, раскинувшийся перед ними, был действительно великолепен: была видна каждая улица древнего Эйдиндрила, каждое здание с его особенной, уникальной в своем роде архитектурой. Сразу становилось понятно, по каким законам циркулировала жизнь в городе: в центре — главная площадь, на которой находились все административные здания, которые несколько утратили свои функции со времени постройки Дворца Исповедниц; радиально от нее отходили широкие улицы, которые пересекались с другими, идущими по окружности вокруг площади. И только ближе к окраинам эта строгая структура немного нарушалась, и где-то районы представляли собой неаккуратные прямоугольники или фигуры, вовсе не имевшие в себе ни малейшего геометрического смысла.
На северо-западе высились чудовищного размера скальные массивы и буквально вросший в камень Замок Волшебника, отделенный от всего остального Эйдиндрила пропастью, над которой перекинулся широкий и длинный мост. Замок не мог не приковывать к себе внимание своей отчужденностью и мрачной гордостью. Когда Томас впервые увидел его в предрассветных сумерках, в которых ему заново открылась столица Срединных Земель, ему показалось, что в мире не было рукотворного сооружения, выглядевшего столь зловеще и в то же время источавшего такое могущество.
На востоке виднелась громада другого моста, соединявшего столицу Срединных Земель с остальным миром, а ближе к южной оконечности города лежал тот самый район, выжженный дотла во время эпидемии. Томас, хоть и не мог увидеть подобное с такого расстояния, знал, что за ним лежал слишком хорошо знакомый ему курган. Но сейчас ему меньше всего хотелось думать о нем.
— Красиво, — признала она, но без энтузиазма. Он не ожидал услышать большего, объясняя себе это двумя словами: это Никки. Бурно реагировать было не в ее привычках, если речь не шла о жизненно важных вопросах, хотя и в этом случае она предпочитала холодный и трезвый взгляд на вещи.
И все же, Томас не мог позволить себе просто взять и промолчать. Не мог, и все тут.
— Да, вид довольной посредственный, будем честны. Помнится, в д’харианской темнице мне доводилось видеть вещи поинтереснее, — бойким тоном начал он, и Никки одарила его взглядом, который явно просил его замолчать. Но было слишком поздно. — Учитывая каменный пейзажи, столь дорогие д’харианцам, и полное отсутствие естественного освещения, виды там были гораздо более самобытными, нежели здесь, хоть и немного скудными. И, знаешь, когда я встретился лицом к лицу с моим доселе невидимым соседом, — вернее, одним из них, — я мигом забыл о всякой скуке, а окружение преобразилось просто невероятным образом. Вот ты когда-нибудь играла в гляделки с крысой, м? Трудно изобрести вещь более увлекательную.
Никки закатила глаза, и уголки ее губ все же приподнялись, смягчая черты ее лица. Эта женщина была обладательницей неземной красоты, которую вряд ли могли посулить и Создатель, и Владетель, пусть даже они работали бы над ее сотворением на пару, но ее иллюзия быстро погибала, стоило незнакомцу заглянуть ей в глаза. Большую часть времени ее взгляд был способен заморозить или обратить в камень.
Но, к счастью, это не касалось Томаса, довольно быстро ставшего исключением.
— Ни на одной карте Нового и Древнего Мира вместе взятых не найдешь место, где достигает своего предела твое остроумие, — фыркнула она, но ее голос быстро вернулся к более спокойному состоянию. — К твоему сведению, я тоже хорошо знакома с теми пейзажами. И этот, бесспорно, нравится мне гораздо больше. Правда.
Ее взгляд будто попал под действие окружавшего их зноя, и Томас наблюдал за тем, как он становился все более и более теплым. Ему нравилось видеть, как по стенам, которые Никки выстроила вокруг себя за долгие столетия своей жизни, начинали ползти трещины, когда он был рядом. Она становилась другой. Настоящей.
И точно так же ему нравилось чувствовать, как рушились его собственный стены, позволяя ему быть откровенным с ней, доверять ей. Единственное, о чем она не знала — вернее, единственной, о ком она не знала, — была Лора, его персональный призрак, и именно поэтому Томас чувствовал себя так, будто он разрывался между сном и реальностью. Беловолосая девушка навещала его каждую ночь, и иногда это были кошмары, путавшие его сознание, а иногда это были воспоминания. Не такие яркие, как в ту грозовую ночь, но все же воспоминания.
А в реальности была Никки. С холодными голубыми глазами, ехидными замечаниями и черными платьями разных фасонов. Но, должно быть, он успел слишком привыкнуть к этому — настолько, что ему не хотелось забывать эти глаза, переставать выслушивать ее замечания и замалчивать уколы в сторону глубины выреза на этих самых платьях.
Пожалуй, если бы между ними все могло оставаться неизменным, он мог бы быть счастлив, ведь эта самая реальность рядом с ней казалась единственно верной.
Стоя у парапета, Томас и Никки тихо говорили о том о сем, плавно переходя с одной темы на другую и, по сути, не говоря ровным счетом ни о чем.
Колдунья невольно начинала чувствовать себя юной послушницей, когда оказывалась рядом с этим Исповедником. Да, благодаря векам, прожитым во Дворце Пророков, она выглядела лишь немногим старше Томаса, но в ее душе не было того, чем жил он. Иногда ей казалось, что ее тело стало пристанищем вечной пустоты или самих чертогов Владетеля.
Так было всю ее сознательную жизнь. Так было уже тогда, когда она в последний раз видела своего отца живым и когда она отправлялась в Танимуру, чтобы стать Сестрой Света. Так было, пока во Дворце Пророков не появился Ричард.
Никки искоса поглядывала на Томаса, стоявшего сбоку от нее. Она была рада, что прямо сейчас его увлекла какая-то деталь в пейзаже, и он не мог заметить, как внимательно она наблюдала за ним. Она была рада, потому что в противном случае он бы, усмехнувшись, спросил ее, что ее так сильно заинтересовало. И ей пришлось бы врать, потому что она не хотела говорить, что в каждом его движении видела призраки других людей.
Колдунья скользнула взглядом по волнистым, смолянисто-черным волосам, которые он унаследовал от матери, темным бровям и длинным ресницам, сейчас затенявшим его пронзительные серые глаза — дар его отца. Когда он усмехнулся, все же поймав на себе ее взгляд, Никки и в этом увидела что-то хорошо знакомое: то была усмешка с вечным нагловатым оттенком, которую редко позволял себе Ричард, но которую так искренне обожал Гарольд Амнелл. Даже притом, что Никки не была подругой старшего Амнелла, она смогла бы отличить эту усмешку от любой другой.
Томас был потрясающей комбинацией многих людей, с которыми она оказалась связана волею судьбы, и она была потрясена, понимая, что сейчас, с ним, была она, а не кто-либо еще. Она была тем, кому он больше всего доверял и кого он полюбил, но не просто как друга. И это заставляло ее сердце биться медленно и болезненно, потому что он не мог быть с ней. Он не мог принадлежать ей, потому что он предназначался кому-то другому там, откуда пришел. И Никки прекрасно понимала, что это не могла быть она.
Когда Исповедник, окончательно переключивший все внимание на свою спутницу, приблизился к ней, он приподнял ее подбородок большим и указательным пальцами и задал самый безобидный вопрос из всех, что только можно было придумать:
— Что заставило тебя задуматься настолько, что ты забыла фыркнуть спустя целых пятнадцать минут нахождения здесь?
— А что? Ты успел соскучиться по моему фырканью? — усмехнулась она, но как-то совсем не весело. Томас заметил это — что было вовсе неудивительно со всей его фамильной проницательностью.
— Никки, я серьезно. Что-то случилось? — он коснулся пальцами ее щеки, и Никки все так же не нашла в себе сил отстраниться. Она винила себя за это, но не могла отказать себе и в этой малости, особенно учитывая то, что она собиралась сказать. Что она была обязана сказать.
— Нам надо кое-что обсудить.
— Сейчас? Здесь? — он явно не горел желанием нарушать очарование момента серьезным разговором, но Никки не могла больше затягивать это ни на один лишний день. Совесть, спавшая в ней беспробудным сном многие годы, сейчас проснулась, свернулась мерзким комом внутри нее, и извивалась, словно десятки змей, заставляя ее идти вперед, на сей раз игнорируя свои собственные желания.
— Да. Я должна сказать тебе, что тот поцелуй был ошибкой.
После того, как она призналась в этом без малейшей заминки, воцарилось молчание, и впервые за все это время башню навестил прохладный ветер. Его поток ненадолго прервал тишину, но не смог окончательно заглушить ее.
— Ты, кажется, не считала так, когда сама стала его инициатором, — заметил он, отстраняясь всего на полшага.
Никки постаралась напустить на лицо всю решительность, всю твердость, что только могла. Она должна была убедить его.
— Я была опустошена, а ты сам пришел ко мне. Я всего лишь хотела заполнить эту пустоту, — прохладным тоном ответила она, и теперь сама отошла от него. У нее было желание скрестить руки на груди, но они оба знали: этот жест был слишком явным показателем слабости.
— Даже не пытайся доказать мне, что ты просто воспользовалась мной, — в его голосе смешались суровость и неверие, твердость и мягкость. Он даже нашел в себе силы усмехнуться. Она видела, что он не хотел верить ей. — Так не целуют тех, кто ничего не значит.
— Это был мимолетный порыв, ничего больше. Нам нужна была помощь друг от друга, и мы ее получили.
— И это ты называешь «помощью»? — сердито возразил он. Его глаза метали молнии. — То, что между нами — потребность в помощи?
Сейчас Никки больше всего хотела зажмурить глаза, избавить себя от его взгляда, такого пронзительного и холодного. Но она должна была проявить твердость.
— Между нами не может быть ничего большего, Томас, — тихо, но уверенно сказала она, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы он понял ее предельно четко. Но в этом не было необходимости.
Он не запятнал свою гордость ни одним лишним словом, но не смог скрыть свое поникшее лицо. Никки сжала руку в кулак, пряча ее за спиной, понимая, что прямо сейчас вокруг нее должна была усилиться магическая аура, и она могла лишь надеяться, что он не видел ее так же отчетливо, как обычно видел Ричард.
Томас отошел от нее еще на пару шагов. Его лицо перестало выражать какие-либо эмоции, застыло в безразличной маске, слишком хорошо знакомой Никки. Слишком часто она видела ее на лице Кэлен.
— Если таково твое желание.
Он резюмировал свое согласие очень коротко, но даже в этих четырех словах прозвучало нечто настолько холодное, словно в башню внезапно заглянул ветер с самих ледников.
Она задушила стон, когда он, обойдя ее и едва не задев плечом, скрылся в дверном проеме, ведущем на винтовую лестницу.
Колдунья старалась успокоить себя, повторяя как мантру: «его место не здесь. Не рядом с тобой». Она убеждала себя, что не могла привязать его к себе, потому что ему было необходимо вернуться в свое время, на свое место. Никки не могла быть частью этого плана.
Он должен жить будущим, а не прошлым, и она не могла позволить себе привязаться к нему, как бы тяжело это ни было.
Ее магия заставляла воздух вибрировать в нескольких сантиметрах над ее кожей, а плечи подрагивали, выдавая всю немощность ее тела по сравнению со скрываемой в нем силой. Когда звук его шагов стих, Никки, наконец, выпустила стон, так и рвавшийся из ее груди, но вовремя сцепила зубы. Окружающий ее воздух издавал низкий, угрожающий гул. Никки позволила мощи ее магии вырваться в виде кулака из сгустка воздуха, который настиг высоко в небе лишь мертвенную пустоту. Его было тяжело увидеть, невозможно услышать, но, если бы она направила этот кулак в другого человека, он бы почувствовал его очень отчетливо и со всей болью. Это было похоже на состояние Никки.
Воздух вокруг нее все еще вибрировал, когда она села, прислонившись спиной к парапету, и обхватила голову руками. Ее все еще сотрясала собственная неконтролируемая ярость, питавшаяся бессилием.
Она не могла позволить ему привязаться к ней, и потому обрубила первую же нить, крепко связавшую их друг с другом; но она так и не смогла решиться и отпустить тот ее конец, который держала в собственных руках.
Комментарий к Глава XII
ААААААА 99 ЛАЙКОВ ААААА
(Простите, это уже просто крик души)
Верю, что скоро появится заветное трехзначное число, и благодарю за то, что вы поддерживаете меня в моей работе ❤️ Меня необыкновенно вдохновляет каждый ваш отклик!
Неоднократно слышала просьбы насчет Кары и Бена, поэтому первоначальная глава про Ричарда и Кэлен поприветствовала сначала взаимодействие этой пары, а затем и взаимодействие Томаса и Никки. Касательно них: как считаете, она поступила правильно?
Как всегда, преданно жду ваших откликов и мнений 💕
Upd: Вау, уже 101. Это вообще законно? 😂
========== Глава XIII ==========
Ричард проснулся перед рассветом. Его в очередной раз терзали выматывающие, опустошающие сны, из которых так и сочилась тревога. В полусонном состоянии он протянул руку вперед, надеясь нащупать руку Кэлен, но тщетно: ее не было рядом.
Даже когда он находился в притупленном сном сознании, это открытие подействовало подобно ведру холодной воды, вылитому прямо на голову. Ричард наскоро пришел в себя, покинул постель и, выбрав единственно верное направление, пошел в сторону приоткрытой двери.
Его жена была в соседнем помещении — небольшой комнате для аудиенций, обставленной диваном, круглым столиком и парой кресел. В свете нескольких свечей было видно, как она сидела на диване, подтянув ноги к себе, чтобы не касаться ими каменного пола, и читала вслух какую-то небольшую книгу. Судя по размерам, это были вовсе не «Народы Срединных Земель», давно ставшие для нее настольной, а что-то менее монументальное. Услышав слова рассказа, прочитанные ею вслух, он мгновенно узнал, откуда они.
— «Приключения Бонни Дэя»? — негромко спросил он, боясь напугать ее своим бесшумным, и оттого внезапным появлением. Кэлен, которая никак не выдала своего удивления, окинула его беглым взглядом и слегка улыбнулась.
Ричард догадывался, что он выглядел очень сонным и взлохмаченным, в отличие от нее. Иногда ему казалось, что Кэлен владела какой-то магией, которая всегда делала ее привлекательной, даже если она не спала несколько суток подряд или провела в дороге две недели. Но что было гораздо приятнее, так это тот факт, что подобной магией она не обладала.
— Вижу, ты прочитала уже больше половины.
— В последнее время мне не спится, — кратко ответила она, и он отлично понял, что она имела ввиду. Стремительно приближавшееся рождение их ребенка совершенно не пугало ее — теперь, когда между ними не было лжи и сомнений, они оба были морально готовы к этому, — но помимо этого все равно оставалось слишком много мыслей, которые не давали уснуть. Недоделанная детская комната в Народном Дворце была самой незначительной из них. Благо, они успели озаботиться ее обустройством в Эйдиндриле на тот случай, если Кэлен будет безопасно оставаться здесь вплоть до родов, и Ричард действительно хотел, чтобы это было так.
Он подошел к ней и сел рядом, заглядывая через ее плечо. Момент он узнал: в этой главе Бонни Дэй должен был победить дракона, напавшего на его родную страну. Одна из самых интересных историй, но, определенно, не лучшая из всех.
— Ты читала вслух? — немного удивленный, он зарылся носом в ее макушку и обвил ее талию обеими руками. Даже без всех этих баночек и склянок она пахла домом: д’харианскими лесами и полевыми цветами.
Его большая ладонь покоилась на ее животе, но сейчас он не ощущал никаких толчков. Кэлен как-то сказала ему, что в последнее время они были «редкими, но меткими».
— Да, — она кивнула, — это немного отвлекает нашего сына от пинков по моим ребрам. Хотя, конечно, не слишком надолго, — она мягко усмехнулась, а Ричард понял, что он был готов заснуть хоть прямо сейчас, на этом диване, простосжимая ее в своих объятиях. Она действовала на него лучше любого успокоительного настоя. — К тому же, в моем детстве я в основном читала пособия по изучению языков народов Срединных Земель и исторические книги, поэтому это — и для меня диковинка.
— Ты серьезно? — Ричард был несказанно удивлен, даже сон как рукой сняло. — Тогда, должно быть, я еще не открыл тебе один секрет…
— Какой же? — она прищурила глаза.
— «Приключения» написал Натан.
— Ты, верно, шутишь! — его попытка огорошить ее удалась. Теперь Кэлен смотрела на него абсолютно круглыми и неверящими глазами.
— Вот и нет, можешь потом сама расспросить его, как он пришел к написанию детских книг. А теперь дай-ка ее мне. Тебе следует послушать вот это…
Он взял книгу из ее рук и открыл наобум, но ближе к концу. Увидевшая это Кэлен резко запротестовала:
— Ричард, так не пойдет! Не лучше ли идти по порядку?
Мужчина шикнул на нее, схватив подушку с края дивана и положив к себе на колени, чтобы ей было удобнее. Одной из рук он помог ей опуститься на подушку, и Кэлен легла на спину, чтобы видеть его лицо и, очевидно, чтобы подразнить его своим «укоряющим» взглядом. Потом он смягчился, и Ричард поймал себя на том, что он не может оторвать себя от созерцания ее лица.
— Добрые духи, почему ты такая?.. — Ричард коснулся рукой ее щеки, наблюдая за тем, как она изучала его из-под полуопущенных ресниц, сверкая скрытыми под ними изумрудными искрами. На ее лице начала распространяться мягкая, неспешная улыбка. Так можно было улыбаться лишь глубокой ночью, когда время текло медленно и ненавязчиво, и лишь для любимого человека.
— Какая? — ей не удалось побороть любопытство.
— Прекрасная.
— Все еще? Даже учитывая то, что простая попытка встать с кровати превращается для меня в сражение? Или то, что я уже не вижу собственные ноги и не могу без твоей помощи даже надеть туфли? Или…
— Тсс, — он заставил ее замолчать, положив вытянутый указательный палец поверх ее губ. Ее слова задели его. — Зато я вижу твои ноги, и, поверь мне, они все такие же длинные и стройные, поэтому помогать тебе надевать на них обувь вовсе не так неприятно, как ты могла подумать, — это было сказано с такой очевидной иронией, что Кэлен не могла удержаться от смешка. — Запомни: если я говорю тебе, что ты прекрасна, значит, так и есть.
Ее мраморно-белая кожа будто светилась в лунных лучах, а ощущение ее мягкой и гладкой кожи под подушечками его пальцев было несравненно приятнее, чем даже прикосновение к самому дорогому шелку. Большим пальцем он обвел изящную линию ее мягких приоткрытых губ, которых не коснулся ни один вздох, пока она внимала каждому его слову, и он едва удержался от того, чтобы поцеловать ее.
— А теперь лучше не отвлекай меня… или отправишься спать, — даже когда он пригрозил ей, улыбка так и не сошла с ее губ, а ее взгляд… Ричарду пришлось сделать над собой усилие, чтобы вновь обратить внимание на книгу.
— Ты уже вжился в роль строгого папы? — она обиженно уставилась на него, сощурив глаза, но, когда он легонько щелкнул ее по носу, она громко засмеялась. О Духи, Ричард обожал ее смех.
— Я предупреждал. А теперь слушай, — когда он нашел нужную страницу, он опустил руку на плечо Кэлен, которая уже легла боком, в более удобное положение. Он начал выводить причудливые узоры по ее плечу, не скрытому тонкой материей ее ночной рубашки, лишь слегка задевая пальцами кожу.
«Много времени прошло с тех пор, как Бонни Дэй пересек Великое Море», — начал повествование Ричард, — «на пути ему встретилось множество диковинных созданий: гары, стремительно мчащиеся по небесам и наводящие ужас фигуры которых то и дело пролетали над далекими хребтами незнакомых гор; сэлки, обитавшие в морских глубинах, которые могли либо спасти путешественнику жизнь, либо отнять ее; повстречался ему даже дракон необычайного золотого цвета…»
Кэлен прикрыла рот ладонью, стараясь сделать свой позыв зевнуть как можно более незаметным. Она потянулась и устроилась поудобнее, подкладывая согнутую руку под голову. Ричард продолжил чтение и начал поигрывать пальцами с вьющимися локонами Кэлен. Она улыбнулась, не открывая сомкнутых глаз и давая понять, что его действия были ей очень приятны.
Он произносил вслух строчку за строчкой, невольно погружаясь в тот мир, который увлекал его еще в далеком детстве. Ричард помнил почти каждую строку, каждую реплику героев. И он помнил, почему именно эта история была его любимой — конечно, раньше его детское сознание будоражили сражения с опасными дикими чудищами, но именно она когда-то научила его верить в лучшее, насколько безвыходной ни казалась бы ситуация.
— Кажется, эти двое предназначены друг другу, — тихо усмехнулась Кэлен, когда Ричард прочитал воспоминания Бонни Дэя о его возлюбленной. Дикий, необузданный нрав, который помогал ей пережить все жизненные трудности и выйти из них победителем и который, в конце концов, разлучил их. Это была правда: они были совершенно разными, но что-то всегда объединяло их и заставляло возвращаться друг к другу, как много миль ни разлучало бы их.
— Ты веришь в предназначение?
— Кому, как не нам с тобой, верить в него? — она повернула голову, чтобы встретить его взгляд, и он понял, что она имела ввиду. Она была рождена Исповедницей, и ее предназначением была защита Истины в ущерб собственным желаниям и чувствам. Ему было предначертано стать первым Искателем за много веков. Несущим Смерть. Камнем, брошенным в пруд. Он был Магистром Д’Хары по праву рождения и боевым чародеем, в конце концов. И его собственная воля не имела никакого значения, когда его отец вознамерился погубить всех и каждого, открыв шкатулки Одена, или когда единственным способом покинуть Древний Мир для него было разрушение Долины Заблудших, через которую Джегань затем и проник в Новый Мир.
Даже их сын должен был появиться на свет по повелению пророчества. Разве этого было недостаточно, чтобы поверить, что в этом мире никогда не существовала свободная воля? Что все было изначально предопределено?
— Я верю в то, что мы сами определяем наше предназначение, — решил он, невзирая на все противоречия. Идти на поводу у судьбы было не в его привычках, и он не желал, чтобы она верила в это. — Когда все это закончится, я желаю, чтобы моим предназначением была только забота о тебе и о наших детях.
— Детях? — ее глаза сверкнули озорством, которое отодвинуло в тень ее старые страхи. Он и не заметил, как сильно она изменилась, когда доверилась ему, став его женой и матерью его ребенка. Она больше не боялась будущего, зная, что он всегда будет рядом с ней.
— Да, и я имею ввиду не только Эддарда и Лору.
— И ты уверен, что я соглашусь вновь пройти через это? — поддразнила она его.
— Думаю, мы сможем договориться, — ответил он в том же тоне, и Кэлен согласно кивнула. Улыбка коснулась ее глаз, разлилась теплом по его груди.
Кэлен вдруг показалась ему задумчивой, а улыбка — статичной, будто замершей. А потом померкла и она.
— Знаешь, три недели назад я случайно встретила Томаса в библиотеке, — ее голос зазвучал очень мягко. — Он, должно быть, не ожидал встретить нас с Карой, поэтому сначала даже показался мне… нерешительным.
— Он — и вдруг нерешительным? — усмехнулся Ричард, когда, не удержавшись, перебил ее.
— Да, — она кивнула. — Он выглядел таким отстраненным и погруженным в себя, словно хотел закрыться от всех и вся… Потом, когда он извинился за тот инцидент в тюрьме Народного Дворца, я поняла, что ему было стыдно, поэтому он не мог даже просто посмотреть на меня.
Ричард не хотел прерывать ее, чувствуя, что она хотела сказать о чем-то, что было для нее действительно важно.
— Ему стоило только открыть рот, и я вспомнила обо всем, что почувствовала тогда: злость, страх, разочарование и ненависть. Но, знаешь… все это померкло перед пониманием, что даже в тот момент я, по сути, защищала его же и что я готова простить ему все, что угодно, — она обернулась в его сторону, и ее влажные глаза блеснули в лунном свете. Ричард удивился тому, какой несчастной она могла выглядеть, когда что-то не поддавалось ее понимаю. — Я никогда не испытывала ничего подобного, но я чувствую, что готова пойти ради него на все, и я тону в этом чувстве. Я будто не принадлежу сама себе.
Кэлен нашла его руку и обхватила ее своей ладонью, прижимая к своей щеке. Кэлен боялась того, что не могла полностью осознать, но он был уверен: это было невозможно понять, и даже если она считала, что он, Ричард, мог помочь ей и объяснить все, что угодно, то сейчас это было не в его силах. Даже не в его силах.
— Если ты чувствуешь это, значит это правильно. Никогда не подвергай сомнениям свои чувства и эмоции, — ее губы дрогнули в подобии улыбки, когда она кивнула, — и ничего не бойся. Ты будешь замечательной мамой, Кэлен.
— Спасибо, — едва различимо прошептала она, сжав его ладонь. — А ты — прекрасным отцом.
Со странным чувством, будто издалека он наблюдал за тем, как ее эмоции балансировали между радостью и страхом перед чем-то новым и незнакомым. Он не стал говорить об этом вслух, но он уже смирился с тем, что чувствует то же самое. И это чувство, одновременно находившееся в них обоих, при этом стояло гораздо выше них.
— Знаешь, мне кажется, между ним и Никки что-то есть.
Кэлен тихо шмыгнула носом.
— Я давно заметила это, — ее глаза, все еще напоминавшие о том, что недавно она была близка к плачу, внезапно блеснули хитрым огоньком. — Это очевидно. Только посмотри на то, как они ведут себя. Да. Ты видел, как Никки смотрит на него?
— Как кошка, которая хочет защитить котенка, норовящего угодить под тележное колесо? — предположил он.
— Вовсе нет, — протянула она, намереваясь отхватить приз за внимательность. — Она смотрит на него так же, как Кара смотрит на Бена, и…
— И как ты смотришь на меня? — улыбнулся он. — Так бы сразу и сказала.
— Я хотела привести немного другой пример, но — да. Суть ты уловил.
— Если она действительно смотрит на него так, то ты, должно быть, права, — она закатила глаза, — хотя мне и показалось, что в последнее время между ними что-то не так. Еще больше меня беспокоит то, что она уехала, не сказав нам обоим ни слова.
Кэлен хмыкнула.
— Скорее всего, эти два факта тесно связаны друг с другом. Но, раз она уехала, значит это было необходимо, и нам остается лишь ждать ее возвращения… Так на чем ты остановился? — ненавязчиво напомнила она о его намерении прочитать ей свою любимую историю.
Ночь вокруг переливалась все более и более светлыми оттенками и начинала медленно отпускать Ричарда и Кэлен из своих тисков. Комната наполнялась мягким утренним светом, и необходимость в свечах отпала сама собой. Стараясь не потревожить Кэлен лишними движениями, Ричард вытянул руку по направлению к столу и одним лишь мановением пальца загасил их.
«Все это время он искал не приключения или славу, он искал ее — унесенную порывами морских ветров, сокрытую кронами чудесных, не виданных ни одной живой душой деревьев; ту, чей голос был бережно сокрыт от чужих ушей стеной проливного дождя. Ту, кто всегда покидал его и всегда возвращался…»
— Он и правда найдет ее? — немного сонно спросила его Кэлен, спустя какое-то время убаюканная его неторопливым повествованием. Сейчас она и правда вела себя как ребенок. Он нежно прикоснулся к ее скуле, пробежался по каждой знакомой линии ее лица, открытой для его взгляда и его прикосновений.
— Тсс, — он отвел прядь ее волос за ухо, — слушай дальше, тогда и узнаешь.
Она издала тихое «угу», и тогда он продолжил.
Он рассказал, как Бонни Дэй пересек Пустошь — огромнейшую пустыню; как он миновал высокие горные хребты, сразился со множеством чудовищ. Дыхание Кэлен становилось все более и более размеренным, ровным, и она медленно погружалась в сон, убаюканная его голосом.
Она уснула еще до того, как он дошел до самого конца рассказа. Ричард беззвучно закрыл книгу, приняв самое верное решение — дать ей возможность узнать конец самостоятельно. Больше всего он хотел, чтобы она знала, чем все закончилось — чем все обязано было закончиться — и искренне поверила это.
Ведь там, в этой простой детской книге, в конце концов, они встретились вновь. Сколько бы времени ни проходило, сколько бы испытаний ни выпадало на его долю, он всегда возвращался к ней. А она всегда ждала его, несмотря ни на что.
***
Этим же днем, после полутора недель отсутствия, беглянка возвратилась.
Искатель немало удивился, встретив колдунью главном зале для прошений, который в этот час был закрыт для посетителей. Когда он окликнул ее, она только обернулась, но не сказала ни слова в ответ, продолжая стоять, опустив ладонь на резную спинку трона. Ричарда, доселе находившегося в состоянии относительного душевного покоя после их с Кэлен ночного разговора, охватило напряжение.
— Где ты была все это время?
На сей раз он ожидал услышать от нее хотя бы пару слов, ведь она уехала из Эйдиндрила, не сказав никому ни единого слова. Если бы она не была смертоносной колдуньей, одной из самых сильных во всем мире, Ричард и Кэлен бы сошли с ума от беспокойства из-за исчезновения своего верного союзника и подруги, настолько внезапным оно было: даже солдаты Когорты, в обязанности которых входил контроль над всей территорией дворца, не подозревали, куда она могла пропасть.
— Мне нужно было подумать, и я не хотела, чтобы кто-либо мешал мне, — она сделала неопределенный жест и сложила руки на груди. Ричард нахмурился: этот жест, со все его закрытостью, был ему не по нраву.
— О чем же? — нетерпеливо спросил он.
— Это имеет значение? — холодно отозвалась она.
— Да, — настоял Ричард, — это имеет значение, если для тебя слово «дружба» подразумевает то же, что и для меня.
— «Дружба»? — Никки невесело усмехнулась, как будто она не поверила тому, что он сказал это вслух, — я думала, что предала ее еще во время побега из Народного Дворца.
— Ты едва не предала ее, когда решила скрыть от меня правду, но, в конце концов, я закрыл на это глаза, поскольку у тебя были для этого весомые причины. В этот раз постарайся не наступить на те же грабли, какими бы ни были твои мотивы.
Никки позволила рукам свободно опуститься вдоль ее боков, когда поняла, что он был абсолютно серьезен. Теперь, когда она впервые услышала, что Ричард признал ее поступок, ее поза выражала куда больше спокойствия и открытости.
— Не заставляй меня просить дважды, — Лорд Рал изрек это не с тем тоном, к которому привыкли его неприятели, безапелляционным и властным, а более мягким, даже дающим определенную свободу, хотя и видимую.
Когда Никки все же предпочла промолчать, но не из упрямства, а просто потому что боялась подобрать неправильные слова, Ричард полностью взял диалог в свои руки.
Искатель изучающе оглядел ее лицо, давая волю своей нечеловеческой интуиции, и на весь процесс анализирования у него ушло не больше минуты, хотя она и тянулась для обоих, словно целая вечность.
Он знал: между ним и Никки, еще с того момента, как она помогла ему вылечить Кэлен, не было секретов. Это продолжалось вплоть до того момента, пока здесь не появился Томас. Так о ком еще она могла молчать, если не о нем?
— Это как-то связано с Томасом? — когда он все же задал единственный вопрос, пришедший ему в голову, в его голосе так и сквозило предчувствие чего-то нехорошего.
Ричард знал, что его сын доверял Никки гораздо больше, чем ему самому, и оттого ему стало тревожно. К нему вернулись новые воспоминания, и Никки удумала скрыть их, не прибегая к его помощи? Ему грозит опасность, о которой она не хочет сказать даже Ричарду?
Рал быстро отмел непрошеные панические мысли, осознавая, что Томас, с которым он виделся едва ли не каждый день в этом месяце, был вполне здоров и, как обычно, весел и полон ехидства — даже больше, чем обычно. Вместо лишних размышлений он вперил выжидающий взгляд в Никки. Этот взгляд будто пригвоздил блондинку к месту, хотя раньше Ричард и не замечал за ней подобной реакции… на что-либо. У него неприятно кольнуло в груди.
— В каком-то роде — да.
— «В каком-то роде»? Не увиливай, Никки. Если ему грозит какая-то опасность, лучше скажи сразу.
«И не терзай меня», — захотелось добавить ему.
— Ему не грозит никакая опасность, — огрызнулась она, — разве что психологическая. Но не мне судить об этом, поскольку все это время я старательно избегала его, и потому не знаю, что у него на уме.
«Избегала?» — Ричард уцепился за это слово, как утопающий за соломинку, и сконцентрировал на нем все свое внимание. Избегала… Разве это слово могло иметь хоть какое-то отношение к той Никки, которую он знал?
— Какая кошка пробежала между вами двумя? — Ричарду невольно подумалось, что в последнее время Томас был даже излишне красноречив, особенно когда дело доходило до выражения протестов. Сложить два и два не составило для него никакого труда. — Мне казалось, у вас были хорошие отношения. Даже очень.
— Были, — хмыкнула она. — Пока я не разрушила их.
Ричард тяжело вздохнул. Он подозревал именно это.
— И по какой из причин ты решилась на подобное?
О, этих причин было великое множество, особенно когда речь шла о Никки. Иногда Ричард думал, что для нее, как для бывшей Сестры Тьмы и последовательницы учения Имперского Ордена, личное счастье не могло существовать по определению, и поэтому она пресекала любую попытку получить его. Долгое время она довольствовалась лишь его тенью, и когда-то этой тенью были ее чувства к нему, к Ричарду.
— Он твой сын, и очень похож на тебя, — это пояснение прозвучало так, будто она скорее делала его для себя самой, и ощущение это лишь усиливалось тем, что она даже не смотрела на своего собеседника. — И он точно так же не может принадлежать мне, а я не готова к этому.
— Ты хотела использовать именно это слово — «принадлежать»? Как вещь? Как красивые перчатки? — голос Ричарда звучал как никогда спокойно, но даже подобранных им сравнений оказалось достаточно, чтобы раздражение прорвало внешне невозмутимую эмоциональную оболочку Никки.
— Ты знаешь, что я имею ввиду! Он не может остаться здесь, со мной, потому что вся его жизнь связана с тем, что еще даже не произошло. Мне в этой жизни нет места. Я для него лишь прошлое.
— Но сейчас он здесь, и ты — его настоящее, — внезапно изрек Ричард, и эта фраза имела право называться законченной, не требовавшей никаких лишних пояснений. Впрочем, он не желал останавливаться. — Ты могла бы приглушить свой максимализм и позволить себе прожить этот момент так, как того хочешь ты.
— То есть ты, попрекая меня словом «принадлежать», предлагаешь мне воспользоваться им? Твоим сыном?
— Разве ты воспользуешься им, если это сделает счастливым и его, и тебя? — предупреждая любой ее протест, он добавил:
— Я знаю, что он отвечает тебе взаимностью. Это не заметил бы только слепой, так что не пытайся отнекиваться.
— Пусть так. Но иногда взаимность — слишком незначительный фактор, — с горечью ответила она.
Ее голос дрогнул на предпоследнем слове. Возможно, это был незначительный фактор для мировой истории, но, к несчастью, не для нее. Не для Никки.
Молчание легло на них обоих тяжелым грузом, пригвождая к местам, на которых они стояли. Тогда Ричард понял, что Никки приняла окончательное решение, и ни одно слово, сказанное им, не изменит его.
— Только не смей говорить мне «это жизнь, и такое случается». Не смей. В обычной жизни подобное не случается, — если бы Ричард знал ее немного хуже, он бы подумал, что эта фраза была признанием обиды на судьбу и на весь мир. Но не таков был характер Никки, а потому в этих словах крылось лишь разочарование человека, который повидал слишком многое за свою жизнь, чтобы удивляться ей или ждать от нее большего.
— Ты никогда не желала «обычной» жизни, Никки, — напомнил ей Ричард. — Но, поверь, я понимаю, что ты чувствуешь. И мне жаль.
Никки промолчала, хотя могла сказать столь многое! Но ее сознание уже прошло через все возможные градации ненависти к самой себе за то, что она позволила себе обсуждать это с Ричардом. Это было неправильно.
Она не хотела показывать свою слабость перед ним, но, против ее воли, он уже увидел слишком многое.
Никки едва не завыла от досады, когда он подошел к ней и приобнял за плечо в знак безмолвной поддержки.
Она была сильной! Она не нуждалась ни в чьей поддержке, тем более в поддержке Ричарда — человека, чьим доверием и уважением она слишком дорожила. Она постаралась призвать к себе всю свою злость, весь свой гнев, но внутри была лишь пустота.
О, да, впервые за свою долгую жизнь Никки была по-настоящему опустошена.
Кэлен появилась у входа в зал как раз в тот момент, когда Никки стояла, уткнувшись лицом в плечо Ричарда. Она не заметила никаких содроганий в теле колдуньи и сделала вывод, что та, хоть и не плакала, была в крайне расстроенных чувствах, раз даже не отреагировала на ее появление в паре десятков футов.
Ричард, стоявший к ней боком, лишь слегка повернул голову в ее направлении, и за тот краткий миг, на который пересеклись их взгляды, она поняла абсолютно все.
Кэлен улыбнулась печальной, понимающей улыбкой, прежде чем развернуться и скрыться в коридоре, беззвучно прикрыв за собой дверь. Она понимала, что, будь она на месте Никки, ей тоже не захотелось бы, чтобы кто-то еще видел ее в этот момент. Тем более, вряд ли колдунья приняла бы поддержку от кого-то, кроме Ричарда.
Какой бы безжалостной ни казалась Госпожа Смерть, она тоже имела право на проявление чувств.
========== Глава XIV ==========
Комментарий к Глава XIV
Это похоже на добрую традицию - публиковать главу шестнадцатого апреля. А все почему? Потому что у моего главного идейного вдохновителя - которая когда-то была для меня далекой и загадочной “Инкогнито” и которая теперь присылает мне голосовые на полтора часа, когда ей хочется поговорить (не то чтобы я сильно возражала) - сегодня день рождения, именно в этот день! Я люблю людей, тоже рожденных в апреле, что тут поделать. Пусть эта глава и не может быть названа торжественной, но после полутора месяцев тишины я надеюсь, что она сможет, по крайней мере, принести радость тем, кто снова встретит Ричарда и Кэлен!
P.S. Чувствуете? Пахнет приближением финала…
В конце июля относительному затишью пришел конец. Основным раздражителем для жителей Дворца Исповедниц стал Ричард, который ввел самые строгие меры по контролю всей территории, и периодически именно ему приходило в голову отправлять группы разведчиков в рейды по окрестностям Эйдиндрила. Точку зрения лорда Рала касательно вопроса безопасности полностью разделял капитан Первой Когорты вместе со всеми морд-сит, а остальные лишь молча наблюдали за его действиями и ждали того момента, когда над их головами разразится предсказанный Ричардом гром. Больше всего их тревожило то, что никто, даже сам Искатель, не знал, когда именно разразится этот самый гром.
Их войска потеряли уже много сил и ресурсов, непрерывно оттесняя солдат Джеганя всеми возможными способами. После того, как им удалось подпалить фланги имперцев огнем волшебника, каждый день войны был похож на гонку, в которой д’харианцы, словно бешеные псы, гнали имперцев в сумасшедшем темпе.
Захватчики, которые вкусили победу этой весной, теперь были похожи на разрозненную шайку бродяг. Централизованное наступлении армии Нового Мира разбило их и деморализовало. Казалось бы, этот факт должен был радовать, а не огорчать; он должен был уничтожать все сомнения относительно исхода войны. Но ни Ричард, ни Кэлен не чувствовали радости. Мать-Исповедница не могла прочитать мысли своего мужа и понять, что смущало его, но иногда ей самой казалось, что имперцы бежали по собственной воле или же по приказу, будто зная, что развязка войны случится именно там, в Долине Заблудших, от которой их отделяла жалкая пара суток.
Кэлен находилась в зале, в котором обычно проходили заседания, в компании одного лишь Ричарда, вне постоянного внимания морд-сит и солдат Когорты. Сидя в мягком — возможно, слишком мягком кресле, она без малейшей радости смотрела на столь хорошо знакомую ей карту, а на ее душе было неспокойно. Безо всякого удовольствия она отметила, что эта тревога передалась ей именно от Ричарда, который сейчас стоял поодаль от нее, прислонившись к оконной раме, и выглядывал в высоком стрельчатом окне что-то, известное ему одному. Он выглядел так, будто находился вовсе не во Дворце Исповедниц, а далеко за его пределами.
— Кара сказала, что ты опять выслал разведчиков, — констатировала факт Кэлен, ни на миллиметр не смещая свой взгляд. Она чувствовала себя так, будто прямо сейчас играла партию в шахматы. Забавно, но ее единственный собеседник, для ушей которого и предназначались эти слова, выглядел так, словно прямо сейчас он был в гуще сражения, а не в паре шагов от нее.
— Верно. Тебя это смущает?
— Я бы не возразила ни единым словом, если бы ты объяснил причину.
— Мы находимся в состоянии войны. Этого достаточно?
— Мы находимся в этом состоянии уже больше года, но такие меры ты принял только сейчас. Пока они не оправдывают себя, — вздохнула Кэлен. — И нет нужды быть таким резким.
— Извини.
Он, наконец, оторвался от окна и подошел к ней, садясь в кресло напротив. Отчего-то они начинали каждый день именно так: именно у этой карты, в этих креслах, успевших, по мнению Матери-Исповедницы, поизноситься за последние две недели даже больше, чем за десятилетия до этого, сидя друг напротив друга и пытаясь помочь друг другу предсказать что-то, чему было не суждено случиться.
Кэлен мысленно прокляла все на этом свете, когда увидела, что ее замечание расстроило Ричарда еще больше. Она решила полностью взять ситуацию в свои руки и потому выпрямилась, намереваясь, теперь уже в прямом смысле, взять Ричарда за руку. Правда, получилось не сразу: чтобы сменить положение и вылезти из небольшой вмятины в кресле, ей пришлось ухватиться рукой за подлокотник, перенести на него часть веса и, в конце концов, сдвинуться, пусть и крайне неловко. Ее муж сделал вид, что даже не заметил этого, чтобы не смущать ее.
— Знаешь что? — она, наконец, обхватила его большую ладонь своими, маленькими и аккуратными, заставляя его разжать ее. — Это всего лишь волнение. И оно, кстати говоря, заразительно.
— Волнение из-за чего?
Он не усмехнулся, не улыбнулся. Дело было действительно плохо. Кэлен поняла, что сегодня ей стоило повести себя по-другому и перестать идти на поводу у его тревоги. Она доверяла интуиции Ричарда, но иногда его избыток мыслей не шел на пользу даже ему самому. Если он сам не бережет свой рассудок, то этим займется она.
— Из-за Томаса. Из-за границ. Из-за Джеганя… Мне продолжать? — она начала водить кончиками пальцев через центр его ладони, от запястья к пальцам и обратно, слегка нажимая, чтобы сделать свои действия более ощутимыми. Кэлен увидела, что они возымели успех, когда Ричард все же ответил ей полуулыбкой, а его кисть заметно расслабилась в ее руках.
— Я понял, что ты имеешь ввиду, как понял и то, что ты хочешь, чтобы я перестал действовать тебе на нервы, — Кэлен фыркнула, но не оторвалась от своего занятия. Она заставила его перевернуть руку и взялась за тыльную сторону ладони, мягко массируя ее двумя большими пальцами. — Но что ты предлагаешь?
— Я предлагаю тебе, наконец, воспользоваться теми подарками, которые ты получил от нас с Карой, и пойти в конюшни. Как седлать лошадь, я думаю, ты помнишь, да и дорогу в предместья Эйдиндрила найти не очень сложно. Тебе стоит сжалиться над жеребцом и позволить ему немного размять ноги!
— Так, так… меньше года замужней жизни, а ты уже отсылаешь меня?
— Оглянись! Даже Кара и Бердина остались в коридоре, лишь бы не наблюдать одно и то же третью неделю подряд. Кстати о Бердине: почему бы тебе не взять ее с собой? Она точно сможет поднять тебе настроение, — Кэлен не позволила Ричарду вставить ни единого слова, — и, думаю, Томасу тоже не повредит на время отвлечься, потому что в последнее время он, как и ты, не в лучшем расположении духа. Может быть, это наследственное?
— Если ты так настаиваешь, то у меня просто нет выбора. Но что в это время будешь делать ты?
— Хотя я и не смогу присоединиться к вам, у меня предостаточно дел, которыми я могу заняться в твое отсутствие. Если, конечно, ты опять не уедешь на месяц, — Кэлен выразительно изогнула бровь.
— Ограничусь окрестностями, — заверил он ее, поднимаясь с кресла.
— Хорошо. Я спущусь с тобой, а потом пойду в Зал Прошений, — кратко резюмировала она, намереваясь подняться вслед за ним. Но, как и при прошлой попытке совершить мало-мальски заметное движение, она испытала при этом небольшое затруднение. Впрочем, нет, не небольшое. Поняв, что это затруднение оказалось фатальным, и ее расстроенная беременностью координация не позволит ей вылезти из этого кресла, она хлопнула обеими ладонями по позолоченным подлокотникам. — Видимо, я никуда не пойду.
— Кажется, ты утонула в нем, — Ричард усмехнулся.
— Если ты не поможешь мне, то я застряну здесь аж до того момента, пока твой сын не родится, — она сказала это так, что было сложно понять, забавляла ли ее эта ситуация или огорчала. Впрочем, оба варианта были правдивы. В какой-то степени.
— Повинуюсь, Мать-Исповедница, — с этими словами он протянул ей одну руку и наклонился, другой поддерживая ее со спины, чтобы помочь встать. Кэлен едва не вспыхнула от того, насколько непривычно ей было ощущать себя настолько беспомощной из-за… кресла. Но, к ее облегчению, Ричард больше не затрагивал эту тему.
Когда они оказались у двери, он довольно резко развернулся и произнес то, чего она ожидала от него все то время, что прошло с момента принятия ее предложения.
— Каждый раз, когда я оставляю тебя одну, мне кажется, что именно в этот раз в силу должен вступить закон подлости.
— Ну же, Ричард, — улыбнулась она, кладя руки ему на плечи. — Тебя ждет Томас, Бердина, мой быстроногий подарок и бескрайние поля. А со мной все будет в порядке.
— Береги себя. И избегай слишком мягких кресел, пока я не вернусь.
Кэлен быстро поцеловала его и, можно сказать, вытолкнула в дверной проем, чтобы у него больше не было времени сомневаться.
***
— Это похоже на репетицию, — заявила Бердина, высылая лошадь легкой рысью. Несмотря на то, что ее гнедая кобыла вовсе не отличалась скоростными качествами, перед ее непреклонным авторитетом и стремлением вести за собой остальных отступили даже жеребцы Ричарда и Томаса.
Когда лорд Рал, свернувший вслед за ней на узкую полоску разбитой колесами дороги, спросил, на репетицию чего это было похоже, морд-сит незамедлительно и со всей серьезностью ответила:
— На репетицию ее действий, когда вы снова начнете ей докучать. Я ведь видела, как Мать-Исповедница вытолкнула вас в дверной проем! У меня создалось впечатление, что ей просто захотелось отдохнуть от вас, лорд Рал.
— Ты была в другом конце коридора, — Ричард едва не закатил глаза, — может быть, тебя просто подвело зрение, и в ее действиях не было ничего подобного?
— Заверяю вас, лорд Рал: если вы окончательно ей наскучите, то будете ночевать под звездами в лесу, пусть даже в морозную стужу. Мать-Исповедница уже проявила себя как решительная женщина, так что теперь ждите беды.
Ричард усмехнулся. Он не стал говорить своей спутнице, что он предпринял эту поездку, мирно согласившись с Кэлен. Но если Бердине что-то показалось, то, по ее мнению, ей не просто показалось. Эта озорная темноволосая морд-сит могла часами говорить на любую тему, стоило лишь попросить, а говорить о чем угодно без реальных к тому предпосылок и вовсе было ее коньком.
— Что ж, все прошлые ночи, даже несмотря на мое поведение, она была благосклонна, — Ричард решил позволить себе влиться в этот бессмысленный, и оттого столь приятный диалог.
— Мать-Исповедница умеет проявлять терпение, — снисходительно улыбнулась морд-сит.
— В отличие от тебя?
— В отличие от меня. Вы, мужчины…
Ричард оглянулся через плечо, чтобы обнаружить, что Томас шел от них двоих на почтительном расстоянии, и он вряд ли слышал их разговор. Мужчина остановился, и морд-сит последовала его примеру. Она решила не заканчивать фразу, а Искателю подумалось, что он приблизительно знал ее содержание.
Томас поравнялся с ними, все с тем же рвением храня свое безмолвие, и теперь они вдвоем шли за стремительной кобылой Бердины, которая так и норовила занять место во главе. Кэлен была права, говоря, что он был не в лучшем расположении духа. Но, кажется, она ошибочно полагала, что ее муж сможет что-то сделать с этим.
Разговор с Никки помог Ричарду понять, в чем крылась причина хмурости Исповедника, но это открытие не было решением всей проблемы. Сложнее всего ему было смотреть на собственного сына и понимать, что он, Ричард, не знал, что ему сказать и как облегчить его терзания. Годы в Народном Дворце научили его верно подбирать слова, и иногда разговор казался ему процессом взлома замка в двери, ведущей в сознание человека.
Но, зная себя, лорд Рал мог сказать с уверенностью: бывают и такие ситуации, когда слова излишни. Поэтому он решил взять пример с Кэлен и воспользоваться ее методикой, чтобы позволить Томасу отвлечься.
Прямо перед ними простирались огромные просторы полей, на которых уже виднелись первые всходы зерновых. Справа от них тянулась полоса густого леса, которая там, вдалеке, расширялась, и, когда вспаханных прямоугольников полей, прорезавших леса, становилось все меньше, полоса эта превращалась в труднопроходимые дебри.
Искатель остановился. Лучшего места для воплощения его плана просто не придумаешь.
— Как насчет небольшой скачки до противоположной границы этого поля? — Ричард оглянулся на обоих спутников, стоявших справа и слева от него.
— Какой приз? — нетерпеливо спросила Бердина, уже подбирая поводья своей кобылы. Кажется, спустя секунду та начнет пританцовывать на месте от нетерпения.
— Проигравшие выполняют любое желание победителя.
— Идет, — спустя пару секунд кивнул юноша, с вызовом взглянув на Бердину. Морд-сит одарила его намеренно высокомерным взглядом и уже приготовилась выслать свою лошадь в галоп.
Ричард не смог не обрадоваться тем огонькам, что замерцали во взгляде Томаса, когда он принял вызов.
***
Хотя Ричард и ограничил вход для всех посетителей дворца, просителей стало лишь немногим меньше. Война выжимала все соки из населения, поскольку значительная часть зерна шла на нужды армии, и это не говоря о том, что всегда находились те, кто пострадал от произвола солдат и жаждал справедливости в виде наказания виновных. Кэлен боялась, что, если они вовсе лишат народ аудиенций, в дальнейшем им будет очень сложно наладить с ним контакт. Да, лорд Рал и Мать-Исповедница могли проявлять осторожность, но они не могли ограждаться от своих подданных.
Теперь с Кэлен были Кара и Бенджамин. Перед отъездом Ричард смог незаметно для своей жены попросить д’харианского капитана и морд-сит, чтобы они не спускали с нее глаз, а Кэлен успела приказать то же самое Бердине. Впрочем, их действия были практически бессмысленны: и Бенджамин, и обе морд-сит прекрасно знали свой долг.
По мере приближения к Залу Прошений Кэлен начинала испытывать странное чувство — вернее, предчувствие. Будто что-то было коренным образом не так.
Занятая своими мыслями, она не успела отметить, что Бен и Кара вышли вперед нее, открывая высокие и массивные двери. У Кэлен не было шанса озвучить свои мысли, поскольку в это же мгновение они обрели материальную оболочку, стоило ей увидеть перед собой разношерстную толпу. Капитан Первой Когорты вытянул правую руку вбок, преграждая путь лидеру морд-сит и вынуждая ее остаться рядом с Матерью-Исповедницей.
— Что здесь происходит? — голос капитана прогремел над залом, когда он начал свой путь мимо редких островков людей к тому их средоточию, что находилось прямо в центре Зала Прошений, и в то же самое время — в центре всеобщего внимания. Кэлен отодвинула Кару вбок и только тогда увидела, что так взбудоражило капитана: это столпотворение, к которому он направлялся, состояло не только из просителей, но и из солдат когорты, окруживших совершенно непримечательного и незнакомого Кэлен человека со всех сторон. Серая, бесцветная одежда, прямые темные волосы, мягкие черты лица и неопределенный возраст — человек был настолько непримечателен, что мало кто одарил бы его не то что вторым, но даже первым взглядом.
Игнорируя протест со стороны морд-сит, Исповедница немедленно двинулась за капитаном. Она поняла, что сбившиеся в кучки люди были настолько обескуражены происходившим, что даже не заметили появление Матери-Исповедницы и уж тем более не позаботились о надлежащем приветствии. Кэлен, вне сомнений, тоже было некогда думать об этой несущественной детали, поскольку она была занята анализированием происходившего. Структура толпы была ясна и крайне проста: в самом ее центре находился незнакомец, которого держали под руки два солдата; вокруг них находились еще пятеро солдат Когорты, а на безопасном расстоянии от них разрозненными кучками располагались зеваки, невольно втянутые в круговорот событий.
Но из всей этой толпы Кэлен интересовал лишь один человек — очевидная первопричина всего происходившего. Без особого труда ей удалось понять, что он был несколько не в себе: его глаза беспорядочно метались по окружавшей его толпе, задевая взглядом что живые, что неживые объекты; по его лбу градом струился пот, но его тело вовсе не висело безвольной тряпкой между рук солдат. Он был напряжен настолько, что вена на его лбу вздулась от титанических усилий, совершаемых его разумом. Он искал кого-то, это было очевидно, и все ресурсы его тела были направлены именно на это.
У Кэлен не было времени гадать, кто был его целью, поскольку в один момент блуждания его взгляда прекратились. Он заметил Мать-Исповедницу, которая пересекла уже большую часть зала и теперь была в непосредственной близости. В момент он замер, и его взгляд начал изучать Кэлен, словно сравнивая ее с каким-то мысленным образцом.
Духам известно, ей очень не понравился этот взгляд, и она едва удержалась от того, чтобы попытаться закрыться от него собственными руками, защищая от пристального внимания и себя, и своего нерожденного ребенка. Фраза про закон подлости, недавно произнесенная Ричардом, теперь начала казаться ей пророческой.
В один миг, в который мужчина понял, что его поиски окончены, его взгляд прояснился. Он рванул с места, к которому его пригвождали руки д’харианцев, настолько сильно и яростно, что те едва не потеряли равновесие. В столь субтильном человеке оказалось достаточно стремления вырваться и настигнуть свою жертву, чтобы его руки издали щелкающий звук, будто готовясь вырваться из его плеч, поднажми он еще немного.
Капитану Мейфферту понадобилась доля секунды, чтобы оттеснить Мать-Исповедницу за свою спину. Кэлен едва подавила в себе громкий протест — она прикусила язык фигурально и едва не сделала это буквально. Вместо этого она упрямо шагнула вбок и вперед, чтобы оказаться стоящей бок о бок с Бенджамином. Это действие заставило его упрямо поджать челюсть.
Как бы то ни было, Мать-Исповедница не была беззащитна. И она не собиралась позволять другим забыть об этом.
— Вы слышали вопрос капитана, — в голосе Кэлен послышалась сталь, — что здесь происходит? Кто этот мужчина?
— Один из просителей, — поспешно ответил солдат, все еще удерживавший левое плечо пойманного мужчины. Надо признать, у него была железная хватка. — Пришел сюда вместе с остальными, требуя аудиенции Матери-Исповедницы. Когда было объявлено, что аудиенции могут быть отложены на неопределенное время, он…
— Этот гад начал выкрикивать угрозы и лезть с кулаками, — перебил его другой солдат, стоявший по правое плечо от коленопреклоненного мужчины. Капитан метнул холодный взгляд на «правого» солдата, призывая его следить за языком. Кэлен, которую нельзя было смутить и более изощренными словесными оборотами, предпочла не реагировать на это, ожидая услышать суть рассказа. — Он успел задеть нескольких людей, пока удирал от нас и отбивался, говоря, что, если он не встретится с вами немедленно, ему придется осуществить ранее озвученные угрозы.
Кэлен мимолетно опустила взгляд на усмиренного мужчину, пытаясь осознать эти слова. Отбивался от пяти солдат и угрожал им? Либо он безрассудно глуп, либо…
— У него с мозгами неладно, — процедила Кара, подошедшая сзади. Она молниеносно настигла мужчину и одарила его быстрым, точным ударом носком сапога прямо в живот. Тот согнулся и заскулил, но все так же маниакально внимательно следил за каждым движением Матери-Исповедницы.Она не собиралась противоречить морд-сит, ведь этот удар хотя бы на миг помутил его дьявольски внимательный взгляд.
— Зачем ты требовал аудиенции со мной? — Кэлен выступила вперед, и теперь первой линией ее защиты, вместо Бенджамина, стала Кара, все еще стоявшая к плененному мужчине ближе всего.
Мужчина быстро, почти лихорадочно сглотнул. Его глаза расширились, и Кэлен мысленно поежилась от того, как много безумия она видела в этом взгляде. Она догадалась, что его хрупкое телосложение было обусловлено умственной болезнью, и то же объясняло его чрезвычайную физическую выносливость. Но, возможно, все было не так просто.
— Он ждет в Долине Заблудших, — его голос звучал как отвратительное шипение, и, если бы Кэлен увидела, как раздвоенный язык скользит между его зубов, она бы не удивилась этому.
— Кто это — он? — медленно спросила Кэлен, параллельно с этим давая солдатам знак, чтобы они подняли его с колен. Теперь их глаза находились на одном уровне, но вовсе не потому, что они были одного роста. Мужчина был достаточно высок, хоть и худощав, но все его тело согнулось под тяжестью того, что приходилось выносить его телу и разуму.
— Сноходец, — коротко ответил он, но даже в этом секундном фрагменте речи Кэлен различила такой благоговейный страх, который было невозможно скрыть или подделать. Она почувствовала, как все внутри нее самой похолодело от этого слова, но лишь для того, чтобы затем взорваться тысячей маленьких искорок ненависти.
— Ты все еще слышишь его?
Он медленно помотал головой из стороны в сторону, будто боялся, что, если сделает это слишком быстро, она просто отвалится. В каком-то смысле это уже было правдой — по крайней мере, если она и была на месте, то у него с ней были явные проблемы.
— Что еще он приказал тебе?
Кэлен вытянулась в струну, когда на лице мужчины засветилась безумная, мерзкая улыбка. Он был так рад, что мог услужить сноходцу, передав очередное послание…
По позвоночнику Матери-Исповедницы пробежала стайка мурашек.
— Он приказал передать, что «в ночь алого полнолуния врата в Храм Ветров откроются, чтобы вернуть некогда отобранное и обагрить землю Нового Мира кровью его защитников».
Длина высказанного им предложения неприятно удивила ее, хотя мужчина и спотыкался перед каждым словом, будто он забыл, как правильно выстраивать столь длинные предложения. Но, должно быть, проблема состояла в том, что он был обязан передать сообщение дословно.
— Хорошая память, — мрачно подметила Кэлен, но маска на ее лице все так же не пропускала никаких эмоций. Сейчас это было необходимо ей как никогда.
Мужчина, смущенный этим, уставился на нее в непонимании. Возможно, он ожидал от нее какой-то реакции? Или, возможно, этого ожидал Джегань, когда поручал ему передать столь недвусмысленное послание?
— Пророчество звучит недурно, но, интересно, кто же позаботится о кровопролитии? Джегань, случайно, не упоминал это? — Мать-Исповедница растянула губы в улыбке, не несшей ни малейших признаков веселья. В душе она закипала от ярости и ненависти.
Краем глаза она заметила, как Кара начала постукивать эйджилом по раскрытой ладони, затянутой в кожаную перчатку. Красную, цвета крови, кожаную перчатку.
Губы мужчины вновь расплылись в мерзкой улыбке, не предвещавшей ничего хорошего. Но Кэлен уже поняла. Поняла абсолютно все.
— Предоставим тебе возможность прояснить воспоминания. Бросьте его в темницу, — бесстрастно, все с той же маской на лице обратилась Исповедница к солдатам, все еще удерживавшим его на месте. Она видела, что большего не дождется: ниточки этой марионетки были обрезаны, и то, что сейчас предстало перед ней, было безвольным подобием человека. Если в нем и осталась капля разума, то вряд ли даже она могла принести им нечто полезное. Кэлен лишь хотела поскорее скрыть его со своих глаз, чтобы обдумать все то, что он ей сказал.
Когда секундой позже пленник отчаянно вырвался вперед, в который раз повисая на руках солдат, с его губ сорвался ужасающий стон, перешедший в крик. Крик этот, пронзительный и пробирающий до самых костей, сотряс сознание Кэлен подобно грому. Когда-то она слышала легенды о банши — созданиях, предвещавших своим криком чью-то смерть. Пусть крик этого безумца и не был воплощением всей чудовищной сущности Подземного Мира, но его реальность делала его во много раз страшнее.
— Нет! Нет, нет, не оставляйте меня здесь! Я не… — он не успел закончить фразу, когда один из солдат зарядил ему в челюсть с колена, секундой позже — еще и кулаком в нос, превращая невзрачное лицо в свое страшное подобие. Но даже эта демонстрация силы лишь на секунду лишила его дыхания, но не остановила шквал протестов. Кара, стоявшая рядом с Кэлен, намеревалась присоединиться к общей экзекуции, но Исповедница вовремя остановила ее, схватив за руку.
— Вы умрете здесь, но я — нет! — одним рывком угрожающей силы он вырвал свою правую руку из тисков д’харианца и нанес ответный удар прямо в лицо. Солдат Когорты на миг потерял ориентацию, но четыре других все еще были рядом, чтобы вновь схватить нарушителя. Мужчина, сейчас походивший на безумца даже сильнее, чем раньше, сражался с невиданной неистовостью, присущей только людям, обделенным разумом. Кэлен видела, что даже четыре солдата едва справлялись с ним, настолько ловок и пронырлив он был. Один его точный удар в висок поверг другого солдата когорты на пол, и теперь некогда белый мрамор был запятнан кровью.
Взгляды Бена, Кары и Кэлен были устремлены в одну движущуюся точку, но у них были слишком разные шансы достать его. Бенджамин и Кара единовременно и единодушно оттеснили Мать-Исповедницу за свои спины в который раз за этот день, как будто та и правда была совершенно беззащитна. Капитан остался там же, где стоял, а морд-сит сорвалась в бег прямо с места. Кэлен наблюдала за каждым ее шагом, ощущая это так, будто время замедлилось. Похожий эффект она испытывала на себе во время исповеди, но сейчас она была слишком далеко, чтобы достать врага. Она жалела, что ее мать не научила ее пользоваться Кон-Даром — так она, по крайней мере, смогла бы достать его с большего расстояния.
Все трое были опасно близки к месту стычки, и одна лишь секунда отделяла морд-сит от того, чтобы пустить эйджил в ход. Она попросту не успела.
Мужчина рухнул на пол подобно тряпичной кукле, а семь д’харианцев, все еще стоявших на ногах, замерли в непонимании. Толпа вокруг ахнула, Кэлен же была удивлена не меньше остальных. Она пробежалась глазами по залу, но искать убийцу среди просителей было просто бесполезно: среди них не было колдуний или волшебников, даже более того — сейчас они все были больше похожи на стадо запуганных овец. Впрочем, волчица была не так уж далеко от них.
Никки стояла у дверей в зал в своем неизменном черном платье, вместо теней на лице была безразличная маска. Остановить сердце человека никогда не было для нее проблемой, и именно в этот момент Кэлен была благодарна ей за вмешательство. Кровавая драка в Зале Прошений была не тем, что им было нужно.
Кара разочарованно взглянула на бывшую Сестру Тьмы, и остальные солдаты последовали ее примеру, проявляя при этом большую сдержанность. Не то чтобы д’харианцы были очень кровожадны… Они просто не одобряли столь безыскусные способы лишить жертву дееспособности.
— Я хотела закончить это представление как можно скорее, чтобы здесь перестало так смердеть магией сноходца, — холодно, как умела только она, отчеканила Никки.
Кэлен, поначалу удивленная ее появлением, догадалась, что ее сюда привело ощущение его магии.
Колдунье стоило одарить всех просителей одним пробирающим до костей взглядом, чтобы облегчить работу Матери-Исповеднице и дать понять, что им стоило покинуть зал.
— Вы все слышали, что он сказал. Полнолуние будет этой ночью, так что вам пора начать собирать вещи, если вы не хотите покинуть свои дома босоногими и без гроша за душой.
Никто не стал перечить — просто не осмелился. Просители покинули зал, едва не сталкиваясь друг с другом в дверном проеме.
Кэлен встретилась взглядом с Никки и кивнула в сторону выхода, который вел вглубь дворца. Им было необходимо поговорить.
***
Вороной направился прямо в золотую гущу поля, которая едва ли не доходила его всаднику до колен, и поднялся в размашистый галоп. Две другие лошади тоже не заставили себя ждать, и поначалу кобыла Бердины по привычке бежала первой. Обеим, и всаднице, и ее кобыле, можно было позавидовать в плане рвения, и поначалу именно оно помогало им оставаться во главе.
Первым делом мужчина приподнялся в стременах, понимая, что на таком аллюре усидеть в седле было практически невозможно. Эта скачка приносила ему удовольствие, тем более здесь, на открытой местности, когда можно было не смотреть на лежащую впереди землю в поисках коряг и пробоин.
Сначала Ричард предпочел остаться немного позади, и его жеребец шел бок о бок с жеребцом Томаса. Исповедник тоже берег силы, предельно ясно осознавая, что к середине всей дистанции у лошади Бердины, безо всяких сомнений, попросту не останется сил на сохранение такого темпа.
Когда прогноз сбылся, настало время Томаса, чтобы попытаться выйти вперед. Он уверенно направил коня влево, чтобы обойти морд-сит на безопасном расстоянии, и прижал оба шенкеля к бокам коня, чтобы тот расширил галоп. Гнедой жеребец охотно повиновался, демонстрируя всем, что его скоростные резервы еще не были исчерпаны. Ричард усмехнулся в ответ на такое явное хвастовство, но решил, что ему тоже не стоило отставать, и теперь он шел немного впереди морд-сит. Ее, конечно, такой расклад совсем не устраивал, но спустя какое-то время ее пыхтящая кобыла уже не могла состязаться на такой же высокой скорости.
На последнем отрезке пути настало то время, когда жеребец Ричарда смог показать все то, чем его наградила природа и, без сомнения, наследственность. Жеребец и кобыла Томаса и Бердины, хоть и были прекрасно подготовлены для подобных испытаний, все равно уступали жеребцу Ричарда в скорости и силе, а потому вороному хватило буквально сотни футов, чтобы нагнать гнедого, а на финишной прямой — оставить его в паре корпусов позади себя, как бы тот ни сопротивлялся.
Когда Ричард остановился на небольшом не пропаханном островке между двумя полями, он услышал позади парочку проклятий, адресованных ему Бердиной. Развернувшись, Ричард понял, что он достиг сразу двух целей: во-первых, он победил, а во вторых — на лице Томаса, несмотря на проигрыш, красовалась довольная улыбка. Как бы то ни было, целью состязания в этот раз была не победа, а само состязание.
— Лорд Рал, зачем вам этот выигрыш? Вы ведь не придумаете что-то и вполовину такое же смешное, как то, что уже придумала я! — Бердину настолько пробрало негодование, что она даже бросила повод, всплескивая руками. Ее кобыла все еще тяжело дышала, стоя на месте, поэтому даже столь внезапно настигшая ее свобода не вдохновила ее.
Когда Ричард ответил ей лишь довольной ухмылкой и развернул коня, чтобы вновь направиться в травяное море, морд-сит продолжила свою тираду, все так же игнорируя висящий повод. Она уверенно управлялась с кобылой одними коленями, а ее лошади стало явно легче дышать, когда она двинулась шагом.
— Я требую реванша, — нетерпеливая и неуемная морд-сит казалась слишком разгоряченной из-за этого спора, чтобы стерпеть отказ.
— Сжалься над своей кобылой, — сочувственно усмехнулся Томас.
— Кажется, сам Создатель уберег нас от того, чтобы услышать твое желание, Бердина.
— Почему же сразу «уберег»? — насупилась темноволосая морд-сит. Сейчас она стала похожа на маленькую чувствительную девочку, которой была когда-то.
— Потому что мне доводилось проигрывать тебе, и я знаю, чем это может закончиться. Поверь, больше такого позора не будет.
За спиной Ричарда Томас вытянул руку и тронул Бердину за плечо, и глава колонны едва ли не затылком почувствовал, как в их обмене взглядами промелькнуло нечто заговорщическое. Ох, а ведь Бердине действительно было что рассказать про то, как сам Магистр Рал проиграл ей в карты, и даже не единожды…
***
Мать-Исповедница была уверена, что через полчаса весь Эйдиндрил будет стоять на голове, если они — вернее, она, Кэлен не сделает официальное заявление и не скажет жителям, что им делать. Перед ее мысленным взором уже стояли толпы панически настроенных людей, выстроившихся у ворот Дворца. Эта мысль подстегивала ее как можно скорее покинуть коридоры и выйти на балкон, у которого обычно и собирались жители, если они ждали официальное заявление из Дворца Исповедниц.
Паника была опаснее всего, и даже самой Кэлен сейчас приходилось прикладывать усилия, чтобы не поддаться ей.
— Нам необходимо найти Ричарда как можно скорее, — Никки будто прочитала ее мысли. — Он должен узнать, что происходит.
— Я уже отправил солдат на его поиски. Сразу нескольких, разумеется, — кивнул капитан Первой Когорты.
— Он догадывался, что что-то надвигается, а я не верила ему, — в голосе Матери-Исповедницы слышалось искреннее раскаяние.
— Прибереги признания до встречи с ним, Кэлен. Но, боюсь, он сам не будет рад своей правоте, — мрачно вымолвила Никки.
— Когда мы говорили с Маркусом Нибраудом, ты не сразу поняла, что его разум был захвачен Джеганем. Как ты смогла почувствовать это сейчас? — Кэлен задала интересовавший ее вопрос, когда их четверка оказалась в охраняемом коридоре, где по определению не могло быть посторонних ушей.
— Я стала более внимательной, — она пожала плечами, — и, к тому же, этому индивиду Джегань едва не вывернул все сознание наизнанку. Такое сложно упустить, даже если ты плохо различаешь след чужой магии.
Теперь вопросами начала задаваться Кара:
— Зачем он предупредил нас? Зачем послал его в столь людное место, чтобы все услышали это и успели что-то предпринять? Это нечто, находящееся за пределами глупости.
— Зная Джеганя, этот поступок скорее за пределами самоуверенности. Его план состоял, как минимум, в том, чтобы посеять панику и запугать нас, — ответила Кэлен.
— Или, скорее, он сделал это потому, что ему плевать на простых жителей и то, будут ли они мертвы, — пожала плечами колдунья, — он хочет устроить показательный марш по главному оплоту магии в Срединных Землях — по Эйдиндрилу. И, скорее всего, по трупам своих заклятых врагов. Жители волнуют его в меньшей степени — не больше, чем скот и провизия.
— Как бы то ни было, мы не знаем, какие силы идут на город, поскольку ни один разведчик еще не вернулся, — вмешался капитан, озабоченный более насущными вопросами.
— Какие бы силы на нас ни шли, мы должны известить жителей об опасности и подготовить их к эвакуации.
— Верно, Мать-Исповедница. Но где мы сможем укрыть столько людей?
— Единственный вариант — близлежащие леса. Главное — не оказаться на пути у идущих на нас людей Джеганя, но в этом вам должны помочь разведчики.
Капитан кивнул и отсалютовал. Он явно был намерен приступить к выполнению задачи в самом скором времени.
— Что мы будем делать, если времени не хватит? — в голосе Кары слышалось сомнение.
Кэлен ответила не сразу. Ей оставалось лишь надеяться, что они успеют. И, что важнее всего, ей было просто необходимо найти Ричарда — причем, как можно скорее.
— Мы с Зеддом могли бы провести оставшихся людей через барьеры в Замке Волшебника. Конечно, весь Эйдиндрил там не поместится, но для оставшихся могут найтись комнаты. В крайнем случае, главный зал Замка пуст уже десятки лет, и там тоже предостаточно места.
Мать-Исповедница молчаливо согласилась на предложение Сестры Тьмы, и вскоре четверка разделилась, чтобы не терять время зазря. В конце концов, его и так было не слишком много, и — кто знает? — его могло быть недостаточно.
========== Глава XV ==========
Комментарий к Глава XV
Обычно я не оставляю долгие послания до начала главы, но в этот раз сделаю исключение. Небольшое предупреждение: глава будет… непривычной. Поэтому при первом взгляде могут возникнуть небольшие ступоры, для объяснения которых придется вспомнить некоторые события из более ранних глав, но, поверьте, все не зря.
А теперь к извинениям: я ОЧЕНЬ извиняюсь за то, что так тянула с ней - у меня щеки горят от стыда, честное слово, но я надеюсь искупить это тем, что вложила в главу все свои душевные силы, которых из-за карантина осталось очень мало. Честно-честно. И, да, эта глава крайне важна для меня, поэтому я очень хотела бы получить от вас отклик!
Более не смею отвлекать. Желаю приятного чтения!
— Думаю, нам надо возвращаться.
Ричард с сомнением глядел на лежавшее перед ними поле, за которым на много миль простирались одни лишь леса. Они прошли его уже наполовину, но отчего-то Искателю вовсе не хотелось идти дальше.
— Почему бы не дойти до леса, а там свернуть по дорожке направо? Это может сэкономить нам время, — предложил Томас, а Бердина неодобрительно хмыкнула.
— Лорд Рал, вы опять что-то затеваете? Мать-Исповедница открутит нам головы, если вы вернетесь во Дворец хмурым и насупленным, — Бердина слегка поерзала в седле, но тоже оглядела поле, как бы показывая, что она пытается понять его. Ничего необычного или примечательного она не заметила, но это вовсе не значило, что чувства не могли подвести ее. Ричард обладал гораздо более тонким чутьем, и сейчас оно подсказывало ему, что им следовало развернуться.
Понимая, что у его спутников объяснения вряд ли вызовут что-то, кроме мигрени, он просто развернул коня. Лес остался за его спиной, и чувство тревоги, внезапно сковавшее его, невольно поутихло. Возможно, причиной его напряжения был приближавшийся закат, ведь, как бы то ни было, он не горел желанием оставлять Кэлен на целый день. Возможно, он и правда стал излишне подозрительным в последнее время, но в условиях войны это была невиданная роскошь. Пока судьба позволяла ему сомневаться, он был намерен пользоваться этим.
— После всего, что я увидел за время, проведенное в лагере Имперского Ордена, я начал понимать, почему некоторые вздрагивают, когда им мерещится тень в подлеске, — Томас постарался напустить на свои слова беззаботный оттенок, но в его голос все равно просочилась горечь.
— Мы и сами бываем этими тенями в подлеске, — пожала плечами Бердина, — поэтому иногда обращать на них внимание — вовсе не зазорно.
Если бы Ричарда спросили, о чем говорили его спутники следующие пять минут, вряд ли бы он смог дать точный ответ. Он был слишком замкнут внутри себя, и даже частые взрывы хохота Бердины, начавшие раздаваться за его спиной, когда они перешли на более позитивную тему, не нарушали его полное сосредоточение.
Это сосредоточение ощущалось как кокон из магической энергии, полностью окутавший его сознание. Ричард смотрел перед собой, но видел не высокие ржаные колосья и скрытые под ними выбоины. Он видел… больше. Он видел и слышал нечто, что было за пределами глаз и ушей любого человека — он не пропускал ни малейшее движение, будь то слабый порыв ветра или взмах крыльев вдалеке. Любопытство подстегивало его спросить Томаса, не чувствовал ли он подобное? Как много вообще объединяло их кроме одного цвета глаз и манеры фехтования?
Они приближались к границе поля, отделенной редкой лесной полосой, и Ричард с облегчением почувствовал, как тревога утихла. Он даже остановил своего жеребца, чтобы понять, не подвело ли его ощущение. Заветная полоса все еще была в паре шагов.
— Здесь и правда несколько… спокойнее, — заключил Томас, этим самым вызвав удивление и у Ричарда, и у Бердины.
Искатель улыбнулся, почувствовав неожиданно прокатившийся по его мыслям поток тепла. Осознание того, что он воспринимал мир хотя бы немного схоже с тем, как его воспринимал Ричард, не могло не порадовать его.
— Ну так что, мы идем? Я не собираюсь пропускать ужин, — морд-сит выслала свою кобылу вперед, намереваясь занять место во главе, как она делала до этого. Но ее покладистая лошадь впервые проявила норов, отказываясь идти.
Морд-сит была удивлена ее поведению, но отказываться от своих намерений не стала. Будь под ее рукой хотя бы самый небольшой прутик, Ричард был уверен, она бы уже подстегнула кобылу несколько ощутимее, но, покидая дворец, морд-сит и не подумала, что ее лошадь могла проявить характер в таком ключе. Это и правда было удивительно.
Вся умиротворенность Ричарда сошла на нет, когда его собственный благовоспитанный конь, как и конь Томаса, внезапно решил круто развернуться на девяносто градусов, стоя на задних ногах. Совершенно бессознательно, лорд Рал перехватил оба повода в одну руку, а второй коснулся рукояти меча. Он стиснул челюсти от негодования, когда его тело не ощутило знакомую пульсацию магического гнева, так приятно бегавшую по венам, стоило ему взять в руки Меч Истины. Но, магический или обычный, меч помог ему вновь сконцентрироваться и вовремя среагировать, когда прямо на их глазах случилось нечто, вовсе не характерное не то что для Эйдиндрила, а вообще для любого места с подобным ландшафтом.
По полю, прямо перед ними, по самой земле, начала расползаться трещина. Конь Ричарда невиданным для выездки движением отскочил вбок, а лошади Томаса и Бердины, находившиеся от угрозы на менее опасном расстоянии, просто отошли на несколько шагов. Трещина продолжала распространяться в длину с характерным гулом, разрывая само земляное полотно. Ричард не видел, насколько длинной она стала, поскольку тому препятствовала высокая трава, но, к счастью, в ширину она разошлась лишь одним слабым, пульсирующим движением, увеличившим ее еще на два фута. После этого гул прекратился, и все поле будто замерло.
Мертвенную тишину нарушил женский голос:
— Если это не магия, то пусть сам Владетель укусит меня за… — послышалось проклятие от морд-сит, которое пришлось прервать.
— Едем направо вдоль трещины, — скомандовал Ричард, разворачивая своего коня. Так или иначе, он был намерен объехать ее как можно скорее.
— Быстрее будет перепрыгнуть, — громко возразил Томас, подбирая поводья и стараясь успокоить своего коня. Но, стоит отметить, что он — жеребец, не Томас — вел себя довольно прилично.
— Пока ты возьмешь разгон хотя бы в три темпа галопа, она может разрастись и разверзнуться прямо под твоими ногами! — Ричард уже выслал своего коня, не желая выслушивать никаких возражений. У Бердины и Томаса не оставалось иного выбора, кроме как последовать за ним.
Ричард следовал на безопасном расстоянии от трещины, но все еще достаточно близко, чтобы видеть ее границы. Он знал: кто бы ни поставил перед ними эту преграду, этот кто-то находился в том самом лесу, и Ричард был намерен играть не по его правилам, а по своим.
Вскоре Искатель увидел впереди себя клочок земли, по которому трещина еще не прочертила свою линию, и в нем загорелась надежда. Как никогда до этого, он выслал своего коня вперед, чтобы как можно скорее обойти эту смертельную преграду.
Искатель подобрал оба повода и немного отвел левую руку, готовясь к повороту, и то же самое сделали морд-сит и Исповедник.
Но, будто по чьей-то злой воле, за какую-то секунду до того, как Ричард успел отвести нужную руку до начала поворота, трещина вновь начала разрастаться. Теперь ее ширина достигала не жалких пяти метров, а всех двадцати, и ее края начали осыпаться прямо под ногами тройки коней.
— Разворачиваемся! Быстро, быстро!
Безо всякого промедления, синхронно, они выполнили его команду и последовали наравне. Ричарду впервые пришлось побеспокоиться о том, что кобыла Бердины не сможет бежать с ними нога в ногу, но страх подстегивал животное настолько сильно, что его ноги обрели просто немыслимую силу.
Как бы то ни было, в лесу вряд ли было безопаснее, чем в поле, но выбора не было. Роскошь сомнения разбилась о скалы действительности.
***
— Леса?! Как это понимать — в леса?! — едва ли не взвизгнул мужчина, стоявший лицом к лицу с одним из д’харианцев, наводнивших город в этом году.
Сегодня этот самый каноничный д’харианец, как и во все остальные дни, выглядел подобно легенде, сошедшей со страниц какой-нибудь древней книги с ссохшимися желтоватыми страницами: облаченный в свои внушительные доспехи, высокий мужчина с короткими волосами, шрамом поперек щеки и тяжелым мечом наперевес, он вызывал благоговейный страх у каждого, кто смотрел на него.
У каждого, кроме другого мужчины, стоявшего напротив него — купца, если точнее, которому крайне не хотелось покидать свою обустроенную лавку прямо в Королевском ряду, в самом центре Эйдиндрила. Лавочка эта, надо сказать, соседствовала с одним из самых роскошных дворцов, который раннее принадлежал принцу Файрону, а ныне — королю Галеи и его жене. Дворец этот пустовал уже больше полугода, но, тем не менее, это никак не уменьшало гордость купца. Чувство собственного достоинства было раздуто в нем настолько, что он буквально остался последним, кто еще не покинул площадь, тогда как все его богатые клиенты и клиентки давно позволили отвести их в безопасное место.
— Я не могу оставить лавку! Кто знает, что эти имперские мародеры сделают с ней! — его пухлые щеки тряслись от гнева.
— И что же, ты предлагаешь нам вывезти отсюда все имущество? — стоявшая за ним женщина, его жена, облаченная в роскошное платье из темно-фиолетового шелка, устало вздохнула, качая головой. Ребенок лет восьми переводил взгляд с одного родителя на другого и, к своему же счастью, не очень-то понимал, что происходит.
За купеческой четой выстроилась целая толпа слуг и рабочих, которых было не меньше десятка, и у всех на лице было написано лишь одно слово: утомление. Как заметил сержант, все это время бдительно следивший за ситуацией, толпа эта, в отличие от семьи, с которой их связывали трудовые обязательства, вполне осознавала, что надо было покидать город как можно скорее.
— Да, именно это я и предлагаю! — гаркнул он на жену и вновь обернулся к сержанту, стоявшему перед ним. — Немедленно передайте своему капитану, как там его — Мафферту? — чтобы он нашел для этого соответствующий транспорт! Не забудьте уточнить, что именно моя семья практически на протяжении века снабжает Дворец Исповедниц сырами и винами прямо из Тамаранга!
Жена лавочника прикрыла лоб рукой и пробубнила что-то вроде «о, милостивый Создатель», а восьмилетка потянул отца за широкий рукав, как бы намекая, что ему это все надоело. Толпа за их спинами выглядела все более и более нетерпеливой. Зажиточный мужчина обладал просто титаническим терпением и таких же размеров наглостью.
Сержант выдержал достаточно долгий взгляд, как того требовали приличия, и у лавочника даже создалось впечатление, что д’харианец уже продумывал, как он обратится к капитану с просьбой от столь значительного человека. Ощущения, впрочем, бывают достаточно обманчивыми.
— Если вы решите, что жизнь вам дороже, приходите к южному мосту, как и все остальные, — с этими словами сержант откланялся и отправился дальше, чтобы помочь тем, кто действительно нуждался в помощи, чтобы покинуть дом.
У купца-лавочника едва не отпала челюсть: то ли от того, что с ним так жестоко обошлись, то ли от того, что дикари-д’харианцы умеют кланяться.
***
Они стремительно приближались к кромке леса, и Ричард различал темные силуэты, маячившие под сенью деревьев.
— Приготовьтесь! — выкрикнул он, и воздух прорезал металлический звон оружия, покинувшего ножны.
Они влетели в лабиринт деревьев подобно духам погибели, вырвавшимся из-за завесы. В руках Ричарда и Томаса уже были мечи, а с запястья морд-сит свисало ее аккуратное, но смертоносное оружие. Кони, управляемые одной рукой, неслись прямо и преодолевали все корни, попадавшиеся им на пути, чудом не спотыкаясь о них. Далекие силуэты становились все более и более похожими на людей — на диковатых, вооруженных и кровожадных людей.
Ричард кожей ощутил, как поблизости от них пролетела стрела, рассекая воздух с очевидно громким для его сознания звуком. Первая стрела не достигла своей цели, но Искатель понял, что целью был не он. Это так же был не Томас.
Второй стреле тоже было не суждено достигнуть цели. Ричард резко выбросил правую руку вбок и отбил ее на ходу, настолько быстро и ловко, что морд-сит вряд ли даже успела понять, что та метила в нее.
Пешие солдаты были готовы к их приближению: они выстроились стеной и только и ждали того, чтобы пустить оружие в ход. Очевидно, имперцы думали, что кони не пойдут на толпу вооруженных людей. Они самоуверенно полагали, что пики и щиты тоже им не понадобятся. Но, даже со стороны, три мчащихся на них всадника не выглядели как те, кто был с ними согласен.
Конь Ричарда предпочел эффектность эффективности, а потому первым делом он легко, без лишних усилий перемахнул через ряд стоявших солдат, и, приземлившись, отбил задними ногами, разбив череп одному из них. Следовавшие за вороным кобыла и жеребец действовали менее изящно, но ничуть не менее эффективно: они, словно две иглы, прошили ряд солдат, словно тот был куском ткани, и сзади Ричарда брызнул фонтан крови, когда Томас снес голову другому бедолаге, ничуть не сбавив ход. Морд-сит же хватило одного точного удара эйджилом, чтобы подкосить третьего и заставить его вопить от внезапной боли, вызванной маленьким, даже ничтожным с виду оружием.
Ричард быстро оценил ситуацию и понял, что это было далеко не все. Помимо той угрозы, что они уже преодолели, впереди их ожидало едва ли не в два раза больше имперцев, с мечами, луками и арбалетами наготове. Искатель понимал, что простые солдаты не могли вызвать трещину в земле, как бы они того ни хотели, а потому он стремился выудить из этой толпы кого-нибудь, кто мог обладать даром. Пока что тщетно. Сестра Тьмы или волшебник — кем бы этот одаренный ни был, он не решался вступать в схватку, пока морд-сит была так близко, да еще и на ногах. И Ричард прекрасно понимал это, в отличие от Бердины, которая уже спрыгнула со своей лошади и ринулась в гущу боя.
***
— Владетель бы меня… Этот жмот-лавочник все же оставил свое барахло!
— Добрые Духи, заткнуться бы тебе хоть раз! — девчонка с короткими рыжими волосами огрела своего спутника, который был старше нее всего на год или два, прямо по губам, и шикнула на него. — Не буди лихо, пока оно тихо — тебе такого никогда не говорили?
Пусть Королевский Ряд и казался пустым, здесь все еще могли сновать солдаты — хорошо знакомые галеанцы в тяжелых доспехах или эти д’харианцы с блестящими шипастыми браслетами на предплечьях и каменными лицами. Рыжеволосая вдруг задумалась, могли ли эти браслеты быть из серебра?
Она шмыгнула веснушчатым носом и решила, что вряд ли. В конце концов, они сражаются с людьми, а не со всякими чудовищами из сказок, для которых Создатель и придумал серебро. Ну, впрочем, не только для этого. Серебряные безделушки еще и можно было дорого продать, чтобы потом целый месяц не есть на обед голубей.
— Что ты такая напряженная? — парень сел на корточки и достал кусочек проволоки. Он начал копаться в дверном замке. — Это еще не мародерство.
— Верно, это всего лишь грабеж, — фыркнула рыжая. — Если ты будешь копаться, то для нас разницы уже не будет.
— Сама бы попробовала, — пробурчал он. Несмотря на все его усилия, замок не хотел открываться, и девчонка успела подумать, что она сама смогла бы справиться гораздо лучше.
Она отошла в сторону и подобрала массивный камень, взвешивая его в руке. Пойдет. Затем выбрала окно — пошире, чтобы ее спутник тоже смог пролезть, и швырнула камень со всей своей девичьей силой, которой оказалось достаточно, чтобы разбить окно. Цветастое витражное окно, ранее изображавшее какого-то царька с подпитым и довольным лицом, теперь разлетелось вдребезги. Признаться, так ему было гораздо лучше.
— Ну да, ну да, это-то Когорту не привлечет, — фыркнул парень, влезая в окно вслед за ней.
— Чего набычился? Кто-то же должен иногда бесить тебя, чтобы ты не расслаблялся. А теперь давай просто унесем отсюда все, что поместится в карманы, и смоемся. Чем быстрее, тем лучше. Мне надо еще найти своих, да и тебе тоже.
Оба своевременно пожалели, что кармана у них было всего четыре на каждого: два — в широких залатанных штанах, столько же — в поношенных куртках с дырками на локтях. Впрочем, надо было всего лишь знать, что искать, и каких оно должно быть размеров.
Лавочник беспокоился не только из-за дорогих сыров и вин: ассортимент его товаров был настолько велик, что охватывал все, от еды и до доспехов времен войны магов, которые были больше похожи на обычные, просто паршиво сделанные доспехи, состряпанные пару месяцев назад криворукими кузнецами. Парочка рванула в главный торговый зал на втором этаже и быстро зачистила все ценное, что только можно было выудить оттуда. К счастью, по их душу так никто и не пришел, поэтому они позволили себе подняться и на третий, и на четвертый этаж, а там уже высунуться на балкон, чтобы оценить ситуацию.
Дома в Королевском Ряду были самыми высокими во всем городе, исключая лишь Дворец Исповедниц и Замок Волшебника, поэтому с четвертого этажа парню и девушке было замечательно видно, что происходило во всем городе.
Улицы были пусты, а если где и прошмыгнет тень, то можно сказать практически наверняка: эта тень тоже пришла взломать чей-то замок или выбить чье-то окно. В последние полчаса в сердце города было трудно найти даже одного солдата.
На окраинах города, наоборот, кипела жизнь. Конечно, с такого расстояния рыжая не смогла бы высмотреть своих младших братьев и сестер, даже зная, что соседка повела их к южному мосту вместе со своей семьей. Мост просто был слишком далеко, чтобы различить на нем отдельных людей.
Гораздо лучше был виден другой мост, одним концом прилегавший к площади вблизи Дворца Исповедниц, а другим — к Замку Волшебника. Туда текли тонкие струйки людей — гораздо более тонкие, чем на юге города, но им еще было суждено стать толще, в то время как толпа на юге начинала потихоньку исчезать в окрестных лесах. Прошла пара минут, когда очередная порция жителей Эйдиндрила окончательно скрылась в густом подлеске.
Издалека рыжеволосая увидела облаченное в белое фигуру Матери-Исповедницы и алые фигуры морд-сит вокруг нее. Такая компания просто не могла не привлечь к себе внимание, даже с такого расстояния. Она испытала благоговейный трепет от одной мысли, что ей придется оказаться рядом с ними, если они не успеют к южным воротам.
— Ты только посмотри, — паренек тронул ее за плечо и заставил ее вновь обратить внимание на юг.
— Что там?
— Там… люди.
— Ну, удивил!
— Ты присмотрись!
И она присмотрелась, пусть и не без едкой усмешки на потрескавшихся губах. То, что она увидела, ей вовсе не понравилось.
— Провалиться мне прямо на этом месте, если это те, о ком я думаю.
— Как-то рано они, нет?
— Уже закат, так что не рано. Мать-Исповедница так и сказала: они явятся ночью, чтобы надрать нам задницы и подпалить пятки во сне.
— Ага, так она и сказала. Но, кажется, нам в любом случае пора сматывать удочки.
— Придержи свой пиратский жаргон до лучших времен и полезай за мной, — раздражительная девчонка перебросила ногу через перила балкона и повисла на его краю, чтобы затем, хорошо раскачавшись, перекинуться на стену здания, прямо в полете ухватиться за оконную раму и начать спускаться уже по фасаду.
— Рыбацкий, неугомонный рыжик, рыбацкий… — опять пробормотал он, следуя за ней.
Мать-Исповедница причудливо выделялась на фоне суетливой волны покидавших Эйдиндрил горожан, но не только из-за стены морд-сит и солдат вокруг нее, но и из-за своего извечно чистого, белоснежного платья. В той ситуации, в которой они сейчас находились, любой дорожный костюм был бы гораздо более полезен, но Кэлен не могла предать то, что олицетворял белый цвет в этой ситуации.
Она утверждалась в правильности своего решения каждый раз, когда ловила на себе взгляды отдельных людей, искавших в ней поддержку и защиту, и прямо сейчас она была только Матерью-Исповедницей, и никем другим. Все личные интересы отошли для нее на второй план.
Эйдиндрил пустел с каждым часом. Войска вывели большую часть города, и, к счастью, каждый полчаса Кэлен получала отчеты о том, что люди уже находятся в безопасности.
Она стояла на возвышении у моста, ведущего в Замок Волшебника, издалека наблюдая за действиями солдат. До этого момента горожане были не в восторге от присутствия д’харианцев в столице Срединных Земель, но прямо сейчас эти самые д’харианцы были их единственным спасением. Мать-Исповедница понимала их чувства, ведь для нее самой слишком многое зависело именно от них — д’харианцев, которые отправились на поиски своего лорда Рала. Она была готова приказать капитану отправить на поиски Ричарда еще нескольких солдат, но знала, что это было неразумно.
Она знала, что Ричард был в порядке — она чувствовала искру его дара, действовавшую подобно свету маяка, направлявшему ее мысли, и пока морд-сит, стоявшие рядом с ней и мерно постукивавшие эйджилами по ладоням, тоже ощущали свою связь с ним через их собственную боль от этого оружия, у нее не было права поддаваться панике. Она верила, что скоро он вернется. Верила, что он успеет.
Гарольд покинул город около получаса назад, взяв с собой значительную часть своих людей. Он решил, что не станет отсиживаться в Замке Волшебника, а вместо этого обеспечит защиту горожанам, пока возвращение в Эйдиндрил не станет возможным. Кэлен не стала его отговаривать, потому что осознавала правильность его решения и полностью поддерживала его. Пусть Ричард, Томас и Бердина все еще отсутствовали, с Кэлен, по крайней мере, была Кара, Никки, Зедд и Бенджамин, и Гарольд знал, что рядом с ними она будет в безопасности даже в отсутствие Ричарда.
Мать-Исповедница молча наблюдала за проходившими мимо нее людьми, стараясь сохранять на своем лице спокойное, непоколебимое выражение, но при этом не напускать на себя излишне суровый вид.
Мимо нее со скоростью стрелы просвистела довольно примечательная пара: девушка лет шестнадцати с короткими рыжими волосами, которая тащила под руку парня того же возраста. Кэлен подметила заплаты на ветхих курточках и потертости на слишком уж коротких и широких штанах девчонки, но, что действительно привлекло ее внимание — так это металлическое позвякивание в карманах у обоих, которое совсем не вязалось с их образом.
Морд-сит тоже это заметили, но никто из всей четверки не стал реагировать, видя молчание Кэлен. Мародерство не входило в спектр их интересов, пока оно не начинало интересовать саму Мать-Исповедницу.
Кэлен в очередной раз мысленно прокляла Джеганя и посулила ему вечные мучения в Подземном Мире. Она знала, что люди становятся полуголодными сиротами не по доброй воле.
***
Пока что три человека вполне успешно справлялись с несколькими десятками вооруженных до зубов солдат, но, хотя меч Ричарда был уже по рукоять в крови, противников будто и не становилось меньше. Краем глаза Искатель всегда наблюдал за действиями Бердины и Томаса, и однажды это чуть не привело стрелу прямо в его плечо. Он уже допускал столь досадную ошибку, и в прошлый раз это не доставило ему никакого удовольствия.
Меч Ричарда встретил сердце очередного нападавшего, после чего Рал одним ударом ноги высвободил лезвие из его груди. Не очень изящно, зато быстро. В тот момент, когда он почти восстановил равновесие, начался очередной катаклизм — землетрясение.
Кто бы ни был на стороне Имперского Ордена, ему было не слишком принципиально, что станет с солдатами-дикарями. Когда волна тряскости едва не сбила Ричарда с ног, где-то за ним послышался крик Томаса, только что всадившего меч в живот имперцу, не удержавшемуся на ногах. У Исповедника было несколько секунд, чтобы закричать во все легкие, обращаясь к морд-сит, которая сражалась с ним бок о бок:
— Захвати магию!
— Не могу! — заорала в ответ морд-сит, навалившаяся на грузного воина со спины и воткнувшая эйджил в основание его черепа. Собственная масса никак не помогла ему избежать мгновенной смерти. — Я не понимаю, где ее источник!
К морд-сит уже мчался другой воин, занесший боевой топор прямо над бритой головой, и женщина-воин не успела бы даже развернуться, прежде чем тот раскроил бы ее череп. Ричард был слишком далеко, и, даже метни он меч, он бы не успел настигнуть ее противника вовремя. К счастью, кинжал Томаса, неизменно занимавший свое место в ножнах на его бедре, сделал свое дело. Когда острие пронзило шею нападавшего насквозь, он начал стремительно падать, и, что неудивительно, падал он именно в направлении Бердины. Но ловкая морд-сит быстро скатилась с трупа, на котором сидела сама, и, прямо во время этого действия, вытащила кинжал из его шеи и оказала ответную услугу Исповеднику, к которому сзади подбирались сразу четверо. Один из них быстро нашел свою смерть в их нескончаемом водовороте, который бушевал ужепорядка получаса и, кажется, не собирался прекращаться.
Ричард видел, что все силы имперцев были направлены на Томаса и Бердину, а его самого скорее пытались оттеснить, чтобы получить к ним доступ. Поэтому все его усилия были направлены на то, чтобы пробиться к ним и исправить ошибку, которую он допустил в самом начале, отделившись от них.
Слух Ричарда прорезал тонкий, стремительный звук, мчавшийся мимо левого уха Искателя прямо в сторону Исповедника. У мужчины оставались доли секунды, чтобы выкрикнуть спасительное предупреждение.
— Томас! — закричал он со всей силой своих легких в перерыве между предыдущим и последующим ударом.
Юноша мгновенно отреагировал, но ситуация не оставила ему выбора: оказавшись в кольце из трех атаковавших имперцев, он не мог увернуться.
Бердина, в свойственной морд-сит манере, оказалась сильнее обстоятельств и значительно быстрее них. Но это не помогло ей, когда она, расчистив себе дорогу несколькими точными ударами эйджила, налетела на Исповедника сзади и заставила его пригнуться. Вместо того, чтобы пронзить грудь Томаса, стрела пронзила грудь морд-сит.
Ричард закричал в неудержимой ярости, видя, как на раненую, но все еще стоявшую прямо морд-сит обрушился град ударов. Крик Томаса, снесшего голову тому, кто позволил себе ударить морд-сит гардой меча в висок, вторил его собственному крику.
Когда колени медленно падавшей морд-сит соприкоснулись с землей, Ричард крайне неизящно, по-мясницки, перерубил шею стрелку, совершившему злосчастный выстрел. Это действие отняло слишком много энергии и слишком много сил, но Искатель уже впал в неистовство и, в действительности, даже не подумал об этом. В этот же самый момент лесной воздух, впитавший в себя запах крови, пронзил беззвучный гром.
Ричард слишком хорошо знал этот звук, поэтому сразу понял, что произошло, и ничуть не удивился, когда безопасное пространство рядом с полубессознательной морд-сит стали создавать взмахи сразу двух клинков. Искатель все еще был слишком далеко, но теперь путь ему преграждали не десятки, а единицы. Он позаботился о том, чтобы и эти единицы больше не мешали ему и, наконец, оказался рядом с Томасом и Бердиной.
К этому моменту все поле вокруг усеивали одни лишь трупы, а лесная подстилка утратила свой насыщенный зеленый, уступив яркому багровому, кое-где приобретшему более темный оттенок. Ричард опустился на колени рядом с Бердиной и взял ее лицо в свои руки. Где-то за его спиной уже звучал диалог Томаса и исповеданного имперца, который Искатель поспешил прервать, не отрываясь, впрочем, от изучения состояния Бердины:
— Ты слишком рано исповедал его. Твоя сила пригодилась бы при встрече с тем, кто учинил землетрясение и разрыв в земле.
— Я быстро восстанавливаю силы, — отмахнулся он и продолжил допрашивать человека, теперь стоявшего перед ним на коленях и принявшего раболепный вид, поняв, какое беспокойство он принес своему хозяину.
Ричард выдохнул, поняв, что стрела прошла в паре сантиметров от сердца, но не задела его. Помимо этого, у морд-сит был раскроен висок, и поэтому она слабо контролировала свое положение в пространстве. Поддерживая ее за плечи, Ричард подошел к ней со спины и отломал наконечник стрелы, намереваясь вытащить ее из тела морд-сит. Когда он сделал это, рука Бердины соскользнула с ее колена, и она уперлась в землю, чтобы удержать себя в сидячем положении. Другой рукой она обхватила торчащее из ее груди древко стрелы и собственноручно вырвала ее из собственной груди, чтобы затем закрыть рану рукой в бесполезной попытке заглушить боль и вернуть самосознание. Лорд Рал знал, какую невообразимую боль могли вытерпеть морд-сит, но боль от этой раны во много раз превосходила боль от эйджила. Ричард знал это по собственному опыту.
— Ай, Владетель, — глухо прорычала она, пытаясь выпрямиться, но Ричард быстро вразумил ее.
— Чем больше ты скажешь, тем быстрее посинеешь от недостатка воздуха. У тебя пробито легкое, поэтому хотя бы раз заставь себя посидеть на месте и дай мне помочь тебе.
Морд-сит не стала отвечать, этим выдав, что у нее, кажется, не было сил перечить. Он воспользовался этим и пустил поток магии в ее голову, чтобы немного облегчить ее боль и позволить ее сознанию отпустить ее в пучину глубокого сна.
За спиной Ричарда Томас продолжал допрос своей ручной зверушки и, достигнув самой интересной его точки, он почувствовал, как закипают его внутренности и тает все самообладание.
— Где эта подстилка Владетеля, Мерисса? Ты сказал, что она была с вами!
— Да, господин, но, когда все началось, она ушла глубже в лес! Я не знаю, где именно она находится!
— Зачем вы вообще напали на нас?
— Мы не спрашиваем, господин, — практически заскулил он, осознавая всю свою никчемность, — нам просто приказали и отдали пленника. И приставили ведьму.
— О каком пленнике ты говоришь? — решил отклониться от темы Томас.
— О д’харианском разведчике, которого мы поймали сегодня утром, господин. Он привел нас к лорду Ралу и вам, господин.
— Вы вообще не можете без пленников, псы владетелевы? — выругался он, но на этом спешно прекратил спонтанное гневоизлияние, поняв, что Ралу было нужно сосредоточение, пока он занимался лечением Бердины.
Исповеданный жалобно заскулил, видя, что он разгневал своего хозяина, поэтому Томас решил немедленно спровадить его:
— Тогда найди эту ведьму и пленника.
Томас хорошо умел отстраняться от своих эмоций, когда того требовал случай, но сейчас в его безразличном голосе звучало нечто воистину зловещее. Исповеданный бешено закивал, почувствовав воодушевление от того, что ему, наконец, дали указание. Это, кажется, особенно радовало его в свете того, что, будучи связанным волей Исповедника, он был необыкновенно восприимчив к его эмоциям, и поэтому знал, что его бесполезность ставила его на грань жизни и смерти.
Радость исповеданного имперца просто лилась через край, когда Сестра Тьмы сама нашла их, выйдя со стороны лесной опушки. Раньше всех ее увидел Ричард, который вскочил на ноги, становясь перед бессознательным телом морд-сит и, тем самым, закрывая ее собой. Было ясно, что Рал не успел закончить, и поэтому жизнь Бердины все еще была в большой опасности, лишь усугубленной тем, что процесс лечения был прерван.
Томас встал бок о бок с Ричардом, встречаясь лицом к лицу с той, кто каждый день терзал его память, чтобы услужить Джеганю. Одного этого было достаточно, чтобы разорвать ее на части прямо здесь, а об остальном не стоило и говорить.
— Отец, сын и друг семьи на грани смерти. Давно я не видела таких эмоциональных и искренних картин, — темные холодные глаза опасно сощурились, словно от любопытства. На что было направлено это любопытство, Исповедник боялся даже думать.
Ричард, стоявший по правую руку от Томаса, застыл как вкопанный. В этот момент его лицо казалось еще более бледным, чем белесая кожа Бердины, чье хриплое дыхание тихо раздавалось за их спинами.
Мерисса была одна, но только дурак мог подумать, что она была беззащитна. Томас помнил ее, как помнил и все их встречи. Она была одной из тех, кто приходил проверять его самочувствие каждый день, пока он находился под присмотром Джеганя. И, судя по тому, как напряглась челюсть стоявшего рядом Искателя, он тоже был хорошо знаком с ней. Быть может, не так хорошо, как с Никки…
Томас резко одернул себя. Владетель его побери, перед ним стояла достаточно значительная проблема — и это была даже не единственная проблема, а он продолжал думать об этой блондинке!
Она наградила обоих мужчин снисходительным взглядом, который могла изобразить только чрезмерно самоуверенная женщина, за которой бегали сотни безвольных мужчин. Золотое кольцо в ее губе, которое Исповедник отчетливо запомнил со времен жизни в лагере, немного качнулось, когда она скривила свои губы, и выглядело это так, будто она знала каждую их мысль.
Томас был готов исповедать ее хотя бы за эту мерзкую улыбку, которую он так часто видел на ее лице и которая каждый раз заставляла его чувствовать мурашки, бегущие по спине. Он был готов исповедать ее за это мерзкое кольцо в ее губе. Он был готов исповедать ее хотя бы за то, что она служила Джеганю и каждый день навещала его в той чертовой камере, и никакие метафоры про «отца и сына» не смогли бы отвлечь его внимание от этой цели.
Он бы сделал это… если бы смог двинуться с места.
Его ноги были прикованы к месту, как и ноги Ричарда. Мышцы Исповедника напряглись, когда он попытался преодолеть невидимую преграду и сделать шаг вперед, но его конечности отдались страшной, обжигающей болью. Он стиснул зубы и понял, что, кажется, все, что он мог делать — это контролировать мышцы своего лица и немного вращать голову. Справа от него Ричард сделал то же открытие и, должно быть, тем же самым путем, судя по тому, как он клацнул зубами.
— Я достаточно хорошо знаю вас обоих, так что, думаю, вы простите мне эту предосторожность.
К счастью, после этих слов ее лицо осталось спокойным, как водная гладь. Томас не был уверен, что еще одна ухмылка на этом красивом личике не вызвала бы у него позыв надорвать собственные мышцы, но добраться до нее и собственными руками разорвать это змееподобное существо.
— Ты ведь не думаешь, что твоя сеть будет удерживать нас вечно? — хладнокровно обратился к ней Ричард.
— Вечно — нет, но час или два — вполне. Лично я не нуждаюсь в большем, а этой морд-сит хватит и получаса, чтобы умереть без вашей помощи.
Темноволосая Сестра Тьмы подошла к Искателю и провела кончиком указательного пальца по его щеке. Мышцы на шее мужчины напряглись так, словно он и правда ожидал, что эта гадюка в следующую же секунду вонзит в него свои клыки. Но, кажется, Мерисса достаточно симпатизировала ему, чтобы позволить себе насладиться его неподвижностью. Она вздернула подбородок и заставила Ричарда опустить голову, чтобы он смотрел на нее, а не за ее спину.
Если бы он не наклонил голову, ей пришлось бы подпрыгнуть или встать на носочки, чтобы заглянуть ему в глаза. Томас прыснул от одной мысли об этом.
— Пока он ехидничает, в Эйдиндрил идут несколько тысяч солдат, — она протянула это тихим, гипнотизирующим голосом, все так же смотря Искателю в глаза, — и твою горячо любимую жену скоро ждет встреча с ними. Я бы хотела посмотреть на это. А ты? Только представь себе: ее, беззащитную, столь ранимую, зовущую тебя и молящую прийти на помощь… в этой сцене есть что-то завораживающее. Но еще больше меня прельщает лишь мысль о том, что в реальности, спустя каких-то несколько часов, когда этот барьер исчезнет, ты вернешься в столицу Срединных Земель и увидишь лишь руины — и горстку пепла, символизирующую то, что когда-то было твоей семьей.
— Ты говоришь об этом, чтобы увидеть мою реакцию? Спешу разочаровать тебя: я слышал и более изощренные угрозы.
Голос лорда Рала оставался спокойным, и Томас не смог не подивиться его выдержке. Он знал — даже видел, что любая угроза в адрес Матери-Исповедницы не могла пройти безнаказанной, но, должно быть, сейчас ситуация была слишком серьезной, чтобы тратить время на пустые демонстрации эмоций. Что бы Мерисса ни задумала, они не могли позволить себе запутаться в ее сетях.
— Я могу подобрать более красочные эпитеты, если ты так этого хочешь. Впереди у нас еще несколько свободных часов.
— Не думал, что ты увлекаешься риторикой. Натан бы оценил.
— Решил заговорить мне зубы, пока пытаешься преодолеть барьер? Что ж, я не против — продолжай в том же духе, потому что твоя попытка будет длиться пару часов, а я не терплю молчания.
— О, мы заметили, — заверил ее Исповедник, который, по правде говоря, занялся тем же, что и Искатель. Ему было досадно осознавать, что Сестра Тьмы, кажется, была права: нечто, что удерживало их в одном положении, не поддавалось законам логики и точно не соответствовало тому, чему учили учебники по магии. Она явно хорошо поработала головой, прежде чем занялась созданием этого заклинания.
— Признаться, я удивлена, что вместо допроса ты предпочел начать с обмен любезностями, Ричард. Это не в твоем духе, — она умело игнорировала Томаса, и, честно говоря, это его не огорчало. Скорее наоборот.
— Удивлен, что ты не убила нас при первой возможности.
— Я не могла отказать себе в приятной беседе. Тем более, мне было любопытно узнать, каким ты стал после побега из Дворца Пророков, и я не разочарована, — она многозначительно провела рукой по его мощным плечам.
— Уверен, это не единственная причина, благодаря которой мы оба все еще живы, — тон Ричарда ничуть не изменился.
— В этом ты прав, — она изобразила разочарование. — Дело в том, что Джегань запретил мне убивать вас, ведь, если это произойдет, он уже не сможет встретиться с вами лично в Долине Заблудших, а он очень ждет этой встречи. Конечно, то же самое он испытывает и по отношению к Матери-Исповеднице, но, боюсь, ей все же не суждено дожить до конца этого дня.
Лорд Рал предпочел наградить Сестру Тьмы красноречивым молчанием, сказавшим даже больше, чем могли бы выразить слова.
— Знакомое ощущение, Эддард? Ты ведь уже испытывал его, — теперь все внимание Мериссы переключилось на Исповедника. Томас замер, услышав свое настоящее имя, произнесенное ее бархатистым голосом, но быстро образумил себя: в этом не было ничего необычного. Гораздо больше его озадачило то, что она сказала правду.
Каждый раз, когда Исповедник пытался пошевелить чем-нибудь, кроме головы, он испытывал нечто, похожее на удар тысяч маленьких молний, впившихся под кожу. Он не впервые испытывал этот вид боли, только раньше она была гораздо сильнее. И страдало не только его тело, но еще и его разум.
— Вспомни, когда ты чувствовал нечто похожее, — можно было подумать, что она просит его об этом, но нет. Она сказала то, в чем не было необходимости, потому что она уже сделала достаточно. Он вспомнил.
— Помнишь? Веревки, Рада-Хан, залитый кровью пол, — ее голос звучал так, будто это было ее самым приятным воспоминанием.
Он вспомнил синяки от веревок, сдавливавших его запястья, и вспомнил то, как их заменили кандалы, когда он, наконец, разорвал их. Он вспомнил кусок холодного металла на своей шее. Он вспомнил пол палатки, утонувший в крови. Но в чьей крови?
— Я думала, что у нас не получится стереть твои воспоминания, не убив тебя. Задолго до этого Никки говорила то же самое, но Джегань не послушал ее, потому что ты был слишком важен. Ты так противился, так не хотел пускать нас в свой разум! Это было достойно восхищения… пока ты не сломался.
— Замолчи, Мерисса, — практически зарычал Искатель.
Когда женщина, теперь походившая скорее на ястреба, пикировавшего на жертву, сделала несколько шагов к Исповеднику, Ричард был готов схватить ее за руку. Но он забыл про опутавшие его сети, и в следующий миг он закрыл глаза, едва сдержав крик.
Он не смог остановить Мериссу, и теперь никто не смог бы. Томас не винил его.
Сестра Тьмы прикоснулась пальцем к виску Исповедника, посылая в его мозг очередной залп электрических разрядов. Когда он отреагировал на это хриплым и судорожным вздохом, она решила воспользоваться его уязвимостью. Он почувствовал, как в его голову начали просачиваться щупальца чужеродной магии, исследуя, пробираясь внутрь, пожирая его мысли.
— Вижу, над твоей памятью поработал кто-то еще, — она казалась удивленной, но не озадаченной. — Иначе ты бы уже сам вспомнил все.
— Отойди от него, Мерисса, — голос Искателя звучал как никогда властно и, казалось, звенел от трудно скрываемой ярости.
— Твой тон мог бы повергнуть в трепет сотни солдат, Магистр Рал, но прямо сейчас ты не имеешь никакой власти. Я почувствовала, что вы с Никки пытались спасти его — заставить забыть то, что он уже начал вспоминать. Но, знаешь что? Сейчас ты абсолютно бессилен, и ваш маленький трюк уже не поможет ему.
Ее магия, сковавшая его разум, внезапно взорвалась тысячами острых игл в его голове, и Томас закричал долгим, несмолкаемым криком, выпуская из своих легких весь воздух, секунда за секундой наполняя их одной лишь пустотой. Его сознание растворилось в потоке агонии, разорвавшей его на две части. Одна из этих частей, голодная и исхудавшая, пожирала другую, частица за частицей, эмоция за эмоцией, воспоминание за воспоминанием, пока черный мир за его веками не сменился чередой ярких, почти бредовых картинок.
Окровавленный пол. Разорванные веревки. Стертые запястья. Острая вспышка жара и света, пропоровшая плечо прямо до кости. Кровь. Вспышка. Кровь, вспышка, снова кровь. Блеск серебряных волос сменился чернотой прядей, слипшихся от крови, и разбитой губой, из которой выпало золотое кольцо. Потом — снова черные волосы, но теперь уложенные мягкими локонами, и зеленые глаза, наполненные страхом и ненавистью. Как тогда, в темнице.
Заснеженная улица, крик его отца, смертельный ужас в глазах девушки с серебряными волосами. Вспышка света сменяется темнотой палатки. Его тело разрывается на части от страшной боли, и его голова готова взорваться, словно в ней засел сам Владетель. Снова ненавистная Мерисса. Ее кровь на полу, его пальцы сомкнуты на ее шее. Потом что-то врезается в его затылок, и мир под его веками темнеет, чтобы снова взорваться.
— Они — зло.
Его спина опирается о что-то твердое, на ногах — что-то холодное и тяжелое, и все тело ноет, требуя смены положения. Час, два, три… он слышит один и тот же бред чужого сознания, поглощенного лихорадкой. Он хрипло смеется, задыхается, закашливается. Еще никогда ему не пытались доказать более глупую вещь. Его родители — зло? Тогда кто он сам?
Его руки скованы за его спиной, лицо разбито, запястья в фиолетовых синяках, а мысли пламенно пульсируют. Ее палец на его виске, и палатка сменяется полем, укрытым покрывалом трупов. Он — среди них, хотя живой. А там, далеко, окруженный сталью и красной кожей, стоит мужчина в золотом плаще, который сжимает рукоять окровавленного меча. В небо рвется крик сотен мужчин и женщин, обступивших своего героя:
— Во славу единой Д’Харианской Империи! Во славу Магистра Рала!
Из его груди рвется хриплый крик протеста, которому не суждено сорваться с его губ. Он закрывает глаза, но все еще видит перед собой остекленевший взгляд юнца, светлые волосы которого слиплись в одну окровавленную паклю.
«Он убивал собственных людей, чтобы не потерять власть»
Он моргает и видит над своей головой огненно-красное небо.
«Он убил собственного отца»
Тысячи маленьких молний под его кожей.
«Он едва не убил тебя»
Его сознание проваливается в черноту, пока его не прорезает очередная вспышка агонии.
Черное платье и волосы цвета воронова крыла, холодный зеленый взгляд. На вид ей не дашь больше шестнадцати, но в глазах слишком много презрения и ненависти.
Перед ней на коленях стоит маленький мальчик, не старше пяти. Толпа требует оправдать вора, и он — на задворках этой толпы, немой наблюдатель. Страшно медленно до него доходит, что вор — это этот мальчик в оборванной одежде и с кровоподтеками на лице.
«Она исповедала его и обрекла на медленную смерть»
Беззвучный гром сотрясает площадь, и ребенок падает на колени.
«Она убила и поработила сотни беззащитных людей»
Мерисса вырывает его из страшного видения, и теперь он видит, как слова покидают ее красные губы:
— Разве они стоят твоих мучений? Разве они стоят того, чтобы ты их защищал?
Он молча смотрит на нее и все еще слышит скандирования толпы. Он все еще видит того парня со слипшимися от крови волосами и того мальчика, стоящего на коленях перед Исповедницей, но, к счастью, через несколько секунд уже не видит Мериссу. Она исчезает, как исчезает и темная палатка.
Перед ним — дворик внутри Народного Дворца, и его отец поддается ему, когда они фехтуют на деревянных мечах.
Перед ним — огромная зала, и его мать тихонько посмеивается, глядя на то, как он буравит взглядом девушку с серебряными волосами, танцующую с каким-то молодым лордом.
Один миг — и он снова на той снежной улице, и она все так же стоит напротив него. Она никогда не приблизится, а ее глаза никогда не прольют слезы, скопившиеся в их уголках. Он знает. Он видел это десятки раз.
Он падает, теряется, исчезает, и даже руки, стремящиеся вытащить его из пучины безвременья, не могу спасти его. Он падает, пока заметенный снегом камень под его ногами не уступает место земле.
Его ноги по щиколотку в размытой ливнем трясине, а пальцы сжаты на горле его коленопреклоненного отца. Им принадлежит все вселенское время — ему принадлежит все вселенское время, но даже оно не способно дать избавление от того, что он видит в его глазах.
Он видит жгучую ненависть. Презрение. Гнев.
Его грудь разрывается на части, когда он понимает, что не может сделать ни единого вдоха. Боль громовых разрядов превращается в боль его собственной души, и теперь она раскалывает его на части. Он не может поверить, что снова видит это и что теперь он проклят пониманием того, кто когда-то был его злейшим врагом.
Его легкие взрываются в диком вое — символе презрения к себе, к своему сломленному разуму и сломленной воле. На кончиках его пальцев пульсирует первозданная энергия, и под кожей течет уже не чужая магия, а его собственная.
Мир снова взрывается, и его воспоминания рушатся, слой за слоем, крошась у его ног жалкими обломками. Его тело, как и поддельный мир, взрывается чистой энергией, чтобы дать долгожданное освобождение.
Он открывает глаза там, где по-настоящему закрыл их в последний раз, и воздух сотрясает беззвучный гром. Мерисса падает на колени и ловит ртом воздух, круглыми и влажными от страха глазами смотря на Томаса. Он знал, что будет дальше: она начнет молить его о прощении и твердить, что будет верно служить ему, тем самым превращая себя в жалкое, раболепное создание, которым ей стоило стать еще во время их первой встречи, а, может быть, еще и задолго до нее.
Но он не мог больше слышать ее — ни в своих воспоминаниях, ни в реальности.
— Сними с нас барьер, а потом останови свое сердце. И, молю, больше ни единого слова, — ледяным голосом отчеканил он.
Когда воздушный барьер перестал удерживать его, Томас не почувствовал ничего, кроме желания увязнуть в земле и больше никогда не выбраться из нее.
Он закрыл глаза. Начал медленно считать, чтобы привести себя в чувство. Когда он мысленно произнес «четыре», он услышал, как ее тело глухим звуком соприкосновения с землей ознаменовало собственную кончину. Это принесло ему необыкновенное облегчение, которому, впрочем, было не суждено продлиться слишком долго.
Он повернул голову вправо так медленно, словно его тело провело во сне долгие годы и было попросту не способно выполнять привычные движения. Он даже не заметил, как сзади к нему подбежал исповеданный солдат Имперского Ордена, который, должно быть, тоже попал в сети Мериссы, и теперь, словно верный пес, вернулся к ноге своего хозяина. И даже сейчас, будучи освобожденным, он все равно не посмел сказать ни слова, пока ему не дали разрешение.
Томас не собирался смотреть на него, потому что все его внимание было поглощено Бердиной, так и не пришедшей в сознание, и Ричардом, склонившимся над ее телом. Усилием воли он сбросил с себя оцепенение, подошел к ним и опустился на колени рядом с другим мужчиной.
Пальцами одной руки Ричард сжимал ее мраморно-белое запястье, исчерченное тонкими линиями вен, а другой — бурую кожаную перчатку. Судя по тому, каким отсутствующим был взгляд Искателя, и по тому, что грудь Бердины больше не вздымалась, а Томас уже не слышал ее хриплого дыхания, прогноз Мериссы сбылся.
Проверять пульс не имело смысла — Бердина была мертва.
========== Глава XVI ==========
I can feel the heat rising
Everything is on fire
Today’s a painful reminder of why
We can only get brighter
The further you put it behind ya
And right now I’m on the inside
Lookin out, cause
Standing in the flames
It’s a beautiful kind of pain
Setting fire to yesterday,
Find the light, find the light, find the light
Ричард не мог поверить в то, что произошло.
Он все еще сидел на коленях подле бездыханного тела Бердины, неосознанно сжимая в ладони ее кожаную перчатку. Он не мог поверить как в то, что ее руки и правда были мертвенно холодными, так и в то, что через секунду она не откроет глаза и не спросит его, как он мог купиться на столь дешевый розыгрыш.
Томас, сидевший по его правую руку, не смел шевельнуться. Он только что пережил одни из самых трудных минут в своей жизни, но не выглядел так, словно был обеспокоен этим. Он, как и Ричард, не мог выйти из оцепенения.
Ее кожа была белой, как мел, и отдавала синевой; бурый кожаный костюм — даже не красный! — разорван на груди и залит темной, застывшей кровью, а глаза были давно закрыты. Все то время, что Мерисса удерживала Искателя и Исповедника, морд-сит медленно дрейфовала в объятия смерти, и, благодаря Ричарду, не чувствовала при этом боли. Она будто провалилась в отупляющий сознание сон, и этому сну было суждено затянуться на многие века.
— Когда она перестала дышать?
— Я был сосредоточен на том, что Мерисса делала с тобой, но, судя по всему, прошло лишь несколько минут.
Несколько минут. Ричард чувствовал, как внутри него вскипал гнев — неконтролируемый, отчаянный. Он был готов кричать от этой вопиющей вселенской несправедливости. Если бы они освободились раньше, темноволосая морд-сит все еще была бы жива.
Сердце Искателя истекало кровью, когда он думал о том, что сейчас происходило в Эйдиндриле, но еще больнее ему было от мысли, что он мог оставить своего верного друга во тьме Подземного Мира и не попытаться вернуть ее. Он не мог смириться, не мог просто позволить себе уйти, расплатившись за это годами сожалений. Конечно, будь Бердина жива, она бы порвала себе голосовые связки, крича на него и заставляя его уйти отсюда, чтобы защитить Мать-Исповедницу. Она бы твердила, что это великая честь — умереть, защищая лорда Рала и его сына. Но каждый раз, каждый раз, когда очередная морд-сит клялась ему, что хочет умереть на поле боя, он мысленно давал себе обещание, что каждая из этих несносных женщин умрет в своей постели, окруженная толпой внуков. И он, Владетель его побери, сдержит это обещание.
— Мне нужна твоя помощь, — взгляд Ричарда задержался на лице Томаса лишь на долю секунды, чтобы привлечь его внимание. Исповедник отреагировал молниеносно.
— В чем бы она ни заключалась, я сделаю это.
— Хорошо. Направь в ее тело поток Магии Ущерба и сделай так, чтобы твои силы подчинились мне.
Томас не выказал никакого удивления, а вместо этого переместился ближе к голове морд-сит, чтобы сделать то, о чем его попросил другой чародей. Он положил обе ладони поверх ее смертельной раны, и Искатель увидел, как вокруг него начала пульсировать аура высвобожденной магии. Ричард же обхватил негнущуюся кисть Бердины обеими ладонями и сделал то же самое, но, если Томас всего лишь выступал источником силы, то Ричард был тем, кто ее направлял. Это было удивительно, управлять настолько мощным потоком энергии, и в то же время чувствовать, как эта первозданная мощь позволяет обуздать себя.
Когда в его власти было столь много магии разрушения, Ричарду было необходимо контролировать себя, чтобы не нанести телу морд-сит еще больше повреждений. Он плотно сомкнул веки и сжал челюсти от напряжения, используя всю совместную мощь их магии, чтобы убрать кровь из ее легких как можно быстрее и чтобы ее душа успела вернуться в здоровое тело.
Сейчас ему казалось, что все то, что он восстановил до появления Мериссы, было просто каплей в море. Если бы не поддержка Томаса, не было бы ни единого шанса, что план Ричарда сработает. У Бердины не было бы ни единого шанса, потому что в одиночку Ричард потратил бы на это не меньше часа.
Медленно, секунда за секундой он уничтожал все то, что мешало лечению. Он не знал, как много времени прошло, но не только из-за того, что это было обычным явлением во время лечения, а еще и потому, что заживление ран на теле мертвого человека было подобно разговору с замерзшей глыбой в ледяной пустыне, ибо каждую секунду он ощущал вокруг себя лишь холод и пустоту. Раньше, когда ему приходилось лечить Бердину, он мог проникать в ее мысли, чувства, эмоции. Он умел чувствовать ее боль и разделять ее.
Сейчас он не слышал ни единой мысли.
Наконец, спустя минуту невероятных усилий, ее тело было готово к лечению.
— Теперь надо заняться легкими, пока не слишком поздно, — проговорил Ричард, не выходя из задумчивости, сотканной из полотна его дара.
— Уверен, мы восстановим ее тело, но как ты планируешь вернуть в него ее душу?
Когда Ричард не ответил ему, Томас одарил его лишь коротким взглядом, который дал понять, что его обещание все еще было в силе, и объяснения вовсе не были обязательны. Магическая аура Томаса все еще пульсировала, но теперь это была магия созидания, и она заживляла ее рану.
Несмотря на то, что лорд Рал провел практически всю свою жизнь среди морд-сит, он не мог сказать, как им удавалось так просто играть с завесой Подземного Мира, спасая умерших людей дыханием жизни. Он видел, как они делали это — видел несчетное количество раз, но сам никогда не пытался — даже после того, как сосредоточил в своих руках всю власть. Несмотря на все его тщетные попытки выкинуть это из памяти, слишком отчетливо запечатлелись в его разуме картины тех ужасных времен, когда он сам балансировал на краю жизни, будучи пленником Денны по приказу собственного отца.
Но сейчас он вспомнил, пусть и не без содрогания. Потому что это было необходимо.
Он наклонился к Бердине и приоткрыл ее рот. Зажав ее нос, он коснулся ее приоткрытых губ своими и вдохнул воздух в ее легкие.
После одного долгого вдоха ничего не изменилось. Слушая то, как воздух тихо выходит из ее легких, Ричард изо всех сил старался взять себя в руки и убедить, что это еще не был провал. Он обменялся взглядом с Томасом, который все это время был лишь безмолвным наблюдателем, и увидел, как тот понимающе кивает. Даже слишком понимающе, будто он уже видел подобное и знал, что за этим следует.
Уголок губ Исповедника дернулся в неуверенном подобии обнадеживающей улыбки, которую он позволил себе впервые за все то время, что он знал Искателя. Отчаяние разжало свои тиски вокруг легких Ричарда.
Он вновь склонился к ней, повторил те же действия, но теперь более уверенно, впустив в ее легкие больше воздуха. Когда Ричард откинулся на пятки, он прибегнул к самому, по его мнению, бессмысленному действию: он впервые обратился к неподвластным ему силам, моля их, чтобы они отпустили ее душу и позволили ей вернуться к ним. Если эти силы и правда когда-то защищали людей, за что были прозваны «добрыми духами», то сейчас наступило подходящее время, чтобы вспомнить об этом.
Ричард не был в отчаянии. Не был…
Третья попытка. Третья порция воздуха. Второе обращение к добрым духам.
Ричард был пуст изнутри, как будто весь воздух, что в нем когда-либо был, теперь принадлежал миру смерти. Он дышал чернотой и горечью.
Томас медленно поднялся, даже не отряхивая штанин. Он неотрывно смотрел на морд-сит, как будто боялся, что упустит тот момент, когда она откроет глаза.
— Солнце сядет через несколько часов. Надо найти лошадей и возвращаться в Эйдиндрил, — тихо обратился к нему Искатель. Исповедник кивнул и медленно развернулся, на ходу подзывая к себе исповеданного им солдата. Сам Ричард не мог заставить себя встать до того, как он попрощается с ней. Он отодвинул выбившуюся темную прядку с ее лба и в последний раз окинул взглядом столь хорошо знакомое лицо, которое теперь казалось застывшим в неизменном спокойном и возвышенном выражении.
Ричард знал, что в смерти не было ничего возвышенного. Поэтому перед его глазами навсегда останется ее лицо, наполненное свойственными ей игривостью и радостью, столь отличавшими ее от остальных морд-сит, а вовсе не застывшее навсегда выражение вселенской скорби.
И именно тогда, когда он уже начал подниматься с колен, проиграв схватку с самой смертью, жизнь вернулась в ее тело с тихим стоном. Морд-сит медленно открыла глаза, и выглядело это так, словно она всего лишь задремала на пару минут. Первый глубокий вдох — и ее здоровая грудная клетка поднялась, расправляя легкие. Ее кожа начинала медленно приобретала здоровый оттенок.
Бердина выглядела так, словно только что очнулась от глубоко потрясшего ее кошмара. Не слишком осознанно, она прикоснулась к своей груди свободной от перчатки ладонью. Засохшая кровь, порванный кожаный костюм, но ничего больше. Ничего.
Ричард не мог ни пошевелиться, ни вымолвить ни единого слова. В его глазах стояли слезы.
— Кажется, я не просто выключилась, а? — она вяло улыбнулась, глядя в лицо ее лорду Ралу, на котором сейчас можно было увидеть все оттенки облегчения и радости.
Он не счел нужным отвечать, а вместо этого крепко обнял ее. Морд-сит не показала ни единого признака того, что ей было больно, а вместо этого крепко обняла его в ответ. Искатель не имел ни малейшего понятия, кто нуждался в этом больше.
— Теперь-то признаете, что я ваша любимица? — хитро спросила она.
— Только не говори остальным, — Ричард был настолько счастлив видеть ее живой, что не стал отказывать в такой малости.
— Не могу ничего обещать.
Через десяток минут Томас вернулся с лошадьми, но не с тремя — с пятью, и в сопровождении у него был не один лишь имперец, а еще один солдат — д’харианец. Тот, издалека завидев лорда Рала, немедленно отсалютовал ему.
Томас же, увидев Бердину вполне живой и стоящей на ногах, не смог удержаться от широкой, даже немного ошалелой улыбки. Морд-сит ответила на нее гордой ухмылкой и вздернутым носом.
Не каждую морд-сит возвращает к жизни сам лорд Рал. И не каждая морд-сит получает смертельную рану, защищая его сына.
***
— Он приближается, — Кара немного нахмурилась, прислушиваясь к своим чувствам. — Довольно быстро.
— Хорошо, — в голосе Матери-Исповедницы, стоявшей рядом, слышалось облегчение, несмотря на то, что обычно способности д’харианцев, которые всегда знали, где был их лорд Рал, несколько пугали ее. Сейчас она даже завидовала им.
Из Замка, лавируя между идущими туда толпами людей, шел Зедд. Учитывая его рост, было довольно сложно не заметить его приближение. Кэлен уже знала, зачем он искал ее: очевидно, он хотел, чтобы она ушла в Замок, дабы не подвергать себя опасности.
Одновременно с Зеддом появился и Бенджамин, но капитан Когорты шел с совершенно другой стороны — он только что был в городе, чтобы выслушать рапорт о том, что происходит у его южных подступов.
И капитан, и волшебник Первого Ранга одновременно раскрыли рот, чтобы затем одновременно посмотреть друг на друга и синхронно замолчать. Сложную ситуацию разрешил жест Зедда, который кивнул Бенджамину.
— У южных ворот собраны все наши силы, но имперцев гораздо больше. Пока что мы сдерживаем их, но, когда лорд Рал подойдет к Эйдиндрилу, он не сможет миновать ворота. У нас не так много времени, чтобы оттеснить войска и освободить ему путь.
— С самого начала у нас хватает сил только на то, чтобы сдержать их, — лицо Матери-Исповедницы превратилось в камень, когда она вступила в диалог. Прямо сейчас она не могла позволить себе ни единой эмоции. — За спиной имперцев не меньше пятидесяти футов широкого моста, который полностью занят их людьми, и мы не сможем оттеснить их при всем желании.
— И каков наш выход — пустить войска в город? — капитан скрестил могучие руки на груди.
— Как иначе мы можем освободить ворота? Джегань послал двухтысячное войско, в то время как в нашем распоряжении в пять раз меньше солдат.
— Один д’харианский солдат стоит десяти таких, как те орущие куски мяса, которых сюда послал Джегань, — презрительно фыркнула Кара.
— Да, и именно поэтому я не хочу терять их всех, отправляя в безнадежное сражение, — отрезала Мать-Исповедница ледяным тоном. — Капитан, как только Ричард окажется достаточно близко, начинайте отступление и рассеивайте солдат по улицам города. В отличие от них, вы знаете Эйдиндрил, так воспользуйтесь этим преимуществом и покажите им наше гостеприимство. А когда все закончится, отступайте к Замку. И сохраните столько солдат, сколько позволит удача.
— Как прикажете, Мать-Исповедница.
Коротко отсалютовав, он направился к своей лошади, чтобы отправиться к войскам и начать выполнять указания Матери-Исповедницы. Судя по тому, какое серьезное и суровое выражение приняло лицо д’харианца, они вовсе не обрадовали его.
Уже когда он вскочил в седло, Кэлен в последний раз окликнула его:
— Бен! — теперь в ее голосе послышалась небольшая частица эмоций. Ее последний приказ не должен был звучать слишком официально. — Защищайте Эйдиндрил так, словно он — и ваш дом.
Капитан вновь отсалютовал, на сей раз — вовсе не коротким и дежурным жестом. Даже с расстояния разделявших их десяти метров она увидела, как дрогнул уголок его губ. Это уже было так, и потеря Эйдиндрила вместе с Дворцом Исповедниц расценивалась капитаном не менее болезненно, чем потеря самого Народного Дворца.
Теперь настала очередь Зедда. Когда он начал говорить, Кэлен заметила, что толпа, поперек которой он пробирался к ней, стала гораздо реже.
— Почти все жители уже в замке, так что и тебе пора уходить отсюда, Кэлен, — обратился к ней Зедд, беззастенчиво возвышавшийся прямо перед ней.
В детстве Первый Волшебник настолько пугал ее своим внушительным ростом, что она не могла и подумать, что когда-нибудь будет перечить ему. Но та маленькая девочка могла лишь представлять, как когда-нибудь наденет белое платье и станет Матерью-Исповедницей. Нынешняя Кэлен была слишком далека от этой девочки.
— Я должна остаться еще ненадолго.
— Не вознамерилась ли ты ждать Ричарда здесь все оставшееся время?
— Возможно.
В воротах замка, почти в тридцати футах от Кэлен, возникла облаченная в черное фигура Никки. Колдунья, тонко почувствовавшая, что происходит, скрестила руки на груди и широким шагом направилась к остальной компании.
Зедд упер руки в костлявые бока и поглядел на Мать-Исповедницу самым суровым из всех возможных взглядов. Кэлен стойко перенесла его взгляд, но приближавшаяся фурия-Никки все сильнее и сильнее смещала перевес в сторону Зедда.
— Кэлен, почему я должен объяснять тебе, что это опасно — оставаться в городе, полном солдат, да еще и в твоем положении? Ты думаешь, что, встреть ты Ричарда у этого моста, когда он вернется, он не снесет нам всем головы в первый же удобный момент?
Подошедшая Никки собиралась присоединиться к гневной тираде, но Зедд, кажется, опередил ее мысли, и даже колдунье было нечего добавить. Она лишь ограничилась тем, что одарила собравшуюся компанию ледяным взором.
Кэлен вздохнула.
— Просто дай мне немного времени, Зедд. Я не безрассудна и не безответственна, поэтому уйду, когда наступит момент. А пока я не могу отсиживаться за стенами Замка, зная, что Ричард где-то за теми воротами в сопровождении всего лишь нескольких человек.
— Ты не поможешь ему, подвергая себя неоправданному риску.
— Неоправданным риском было бы прямо сейчас вскочить в седло и попытаться самостоятельно изничтожить всю эту армию, — ответила Кэлен, с трудом сохраняя самообладание. Тугой комок беспокойства за ее мужа и сына сжался настолько сильно, что она едва могла думать о чем-то другом.
— Если Мать-Исповедница этого хочет, мы не оставим ее в одиночестве, — поддержала ее Кара, и четыре другие морд-сит согласно закивали. Они хотели дождаться возвращения Магистра Рала ничуть не меньше, чем его жена, хотя и старались не показывать это.
— Тогда и я останусь, — неожиданно заявила Никки, становясь бок о бок с Кэлен и прислоняясь спиной к высокому каменному парапету. — Если понадобится, я выступлю в роли последнего оплота благоразумия.
Теперь у старого волшебника не было другого выбора, кроме как уступить этой компании.
— Бедный мой внук и правнук, — проворчал он напоследок, явно имея ввиду то, как трудно им справляться с таким количеством своенравных женщин.
***
Последний час пятеро всадников мчались галопом, чтобы добраться до Эйдиндрила, и вот, теперь, когда шпили Дворца Исповедниц прорезали пылающее закатом небо прямо перед ними, они впервые замедлились, чтобы оценить ситуацию.
От южного моста их отделяла жалкая половинамили, но практически все это расстояние занимала открытая местность, которая уже не могла скрыть их присутствие от армии Джеганя. Все его солдаты столпились на мосту, и все меньше оставалось на равнине. Но Ричард знал, что это смещение сил не предвещало ничего хорошего — скорее наоборот.
Прямо сейчас перед ним стояла самая страшная картина из всех, что ему доводилось лицезреть: даже с такого расстояния он видел, как отступали его собственные солдаты, позволяя толпе войск Джеганя бурным потоком влиться в мертвые улицы города. Эйдиндрил, который мог бы выдержать многомесячную осаду, если бы его ворота были закрыты для неприятеля, сейчас был захвачен, потому что ворота не могли быть закрыты в отсутствие лорда Рала.
Если бы не он, сейчас весь город был бы в безопасности. Кэлен была бы в безопасности, а Томас сохранил бы необходимое его разуму стерильное поле. Если бы он просто остался во Дворце Исповедниц именно сегодня…
Ярость ослепила его. Не говоря ни слова никому из тех, кто сопровождал его, он выслал коня галопом и понесся вперед, к подступам в город. Он собирался сделать так, чтобы большая часть этих солдат осталась погребенной под каменными обломками на самом дне ущелья и чтобы в город больше не зашел никто, кто мог представлять потенциальную опасность.
Его меч уже давно был в его руке, оставшиеся спутники — позади, но не слишком далеко, а подковы его коня уже отбивали бешеный ритм по мосту, до которого он добрался за жалких несколько минут. В его сознании острие меча стало продолжением его собственной руки, а люди вокруг — жалкими, медленными и неповоротливыми деревянными мишенями. Все время принадлежало ему, пока его мысли являли собой яростный поток концентрированной ненависти и страха.
На мосту были лишь пехотинцы, которые не представляли для Ричарда особенной угрозы — по крайней мере, не в том состоянии, в котором он был. Практически с магической точностью его самый обыкновенный, далеко не магический меч находил незащищенные места в броне противника, и его точечные удары, нанесенные на скорости бешеного галопа, эффективно расчищали ему дорогу к главным воротам. Он не стремился убить каждого на своем пути, вовсе нет — его целью было всего лишь добраться до другого конца моста, а люди, бросавшиеся под ноги его вороного с целью задеть — просто помехами на его пути.
Ему оставалось преодолеть лишь несколько футов, и вот — мост был позади, как и много сотен солдат Ордена, не сумевших остановить его. Бердина, Томас и двое других спутников пронеслись мимо внезапно остановившегося Ричарда, поначалу не поняв, что именно произошло. Когда остановились и Томас с Бердиной, а д’харианец и имперец прямо за ними вступили в ожесточенный бой на стороне защитников Эйдиндрила, занявших позиции у самого разветвления главной улицы на более мелкие городские артерии, Рал понял, что время настало. Он вернул меч в ножны.
— Лорд Рал, что вы творите? — вот так просто, без обиняков закричала Бердина, пока ее кобыла брыкалась, отбиваясь от имперцев, как от надоедливых мух. Морд-сит была о них ничуть не более высокого мнения, а потому, в перерывах между своими рваными выкриками, наносила короткие и смертоносные удары эйджилом.
— Уезжайте! — только и закричал он, видя, что за их спинами, ловко расчищая себе дорогу мечом, появился капитан Мейфферт. — Капитан, сопроводите их во дворец!
— Нет! — возопили одновременно и морд-сит, и Исповедник, а Бенджамин, только что освободивший свой меч из грудной клетки одного из нападавших на него мужчин, выкрикнул:
— Что ты задумал?! Нам всем необходимо вернуться туда!
Ричард не стал отвечать, зная, что это было лишь бесполезной тратой времени, которого и без того было не слишком много. Он был обязан действовать. Он был обязан остановить эту армию, пока она вся не промаршировала по улицам Эйдиндрила. Он спешился, понимая, что верхом он был просто не способен проделать то, что планировал, без лишнего риска для своей жизни. Вороной жеребец, теперь свободный от всадника, начал нервно гарцевать на месте, словно призывая Ричарда вернуться в седло и унести отсюда ноги, да поскорее. Но Искатель был непреклонен. Все то, что происходило сейчас, было его виной. И именно он должен был остановить этот нескончаемый поток, затапливавший столицу Срединных Земель.
По всему его телу курсировала магия, подобная потоку чистейшей природной энергии, требовавшей освобождения. Ричард отчаянно хотел поддаться, стереть границы между ним и окружающим миром, но это было слишком просто. Прежде чем броситься в магический омут с головой, он был обязан выждать секунду и сделать так, чтобы его маневр не стал самоубийственным.
Вдруг, сквозь обволакивающий туман он почувствовал, как слева от него встал другой человек. Его сын. Это осознание одновременно и напугало его, и воодушевило.
Он воздел руки к небу и возвел вокруг них обоих непроницаемый кокон, через который не смог бы пробиться ни единый клинок. Он видел подобную магию множество раз, и поэтому сейчас заклинание получилось у него само собой, интуитивно. Исповедник последовал его примеру, вплетая в заклинание свою собственную магию, и, когда Ричард передал всю его мощь в руки юноши, оно полностью подчинялось ему одному. Нечто подобное происходило, когда они лечили Бердину, но тогда вся власть принадлежала Искателю. Сейчас все было наоборот.
Томас едва не потерял равновесие, когда выставленный им щит впервые попытался пробить один из имперцев, вложив все силы в свой замах. Когда клинок соприкоснулся с барьером, незадачливый солдат получил абсолютно обратное действие: барьер оттолкнул его с силой, прямо пропорциональной той, которая была направлена против него. Он отлетел на несколько метров, и этого оказалось достаточно, чтобы Бердина убила его одним точным ударом эйджила в основание черепа.
Ричард почувствовал, как его силы, освободившиеся благодаря вмешательству другого боевого чародея, вновь начали свой танец внутри его сознания. Он буквально мог видеть, как магическая аура вокруг его тела переливалась и блестела устрашающим светом. Он собирался высвободить ее мощь, понимая, что сейчас он нуждался в ней как никогда. Кэлен нуждалась в ней. Их сын нуждался в ней. Весь Эйдиндрил нуждался в ней.
Ричард задержал дыхание, и все его существо будто сжалось внутри его тела. Весь воздух, окружавший их, начал смещаться, сгущаться внутри купола. Это ощущалось так, словно оба Рала оказались в грозовом облаке. Ричард собирал все больше и больше воздуха, и давление внутри купола нещадно росло, делая каждое их действие слишком тяжелым, слишком медленным. Даже бой вокруг них будто замедлился, когда каждый солдат почувствовал, как его ноги начали вязнуть в самой атмосфере, словно в болоте.
Ричард сжал руки в кулаки и вытянул их над своей головой, словно готовясь бросить вперед какой-то невидимый предмет. Безо всякого предупреждения, он совершил этот самый бросок, закричав от того, каких усилий стоило его телу одно простое движение, но, даже за секунду до этого никто не смог бы догадаться, что он выбросит вперед сам концентрированный воздух.
Невидимая волна, сорвавшаяся с места подобно цепному псу, сбивала на своем пути абсолютно все. Центр ее могущественной силы удивительным образом пришелся именно на высоту человеческого лица, поэтому те имперцы, что попадались на ее пути, в миг падали и будто сжимались в размере, как будто их прижало невидимым камнепадом. Это могло бы выглядеть почти комично, если бы не то, что через несколько секунд их тела начинали разрываться от давления, превращаясь в нечто, лишь отдаленно напоминавшее человеческое существо.
И вот, пройдя половину моста, воздушная волна, будто достигнув невидимого препятствия, ринулась вниз, проламывая под собой внушительного размера монолитные каменные плиты. И вот, сопровождаемые оглушительным грохотом каменные глыбы полетели в пропасть, оставляя на своем месте зияющую пустоту.
***
Мать-Исповедница стояла в арке, ведущей во внутренний двор Замка, когда услышала страшный рев где-то далеко, на юге. Зедд, стоявший рядом с ней, точно так же напрягся, осознав оглушительную мощь этого звука: именно так могли рушиться целые города. Переглянувшись, Мать-Исповедница и Первый Волшебник направились к лестничному пролету, извивавшемуся вдоль толстых каменных стен Замка Волшебника, чтобы увидеть юг города.
Кэлен, Зедд и последовавшая за ними Кара поднялись по узкой лестнице на второй этаж и уставились в одно и то же окно, пытаясь разглядеть в нем, что происходило у южного моста. Оконный проем был необычно широким, но все равно недостаточно большим сразу для троих людей. Кэлен удалось собственными глазами убедиться в том, что все улицы Эйдиндрила оставались на своих местах, а не были сметены чем-то, не поддающимся описаниям и логическим доводам, но то, что произошло в действительности, поначалу просто не уложилось у нее в голове.
Мост, соединявший Эйдиндрил с остальными Срединными Землями, рушился, унося за собой сотни солдат Джеганя и, вместе с этим, отрезая путь почти половине посланной им армии.
— Кто мог сотворить нечто подобное? — вопросила Кара, приподнявшаяся на цыпочках за плечом другой женщины.
— Мы все хорошо знакомы с этим человеком, — Зедд, кажется, пребывал в молчаливом потрясении. Будучи Первым Волшебником, он вполне осознавал, каких затрат стоила настолько мощная магия, и потому не сомневался в том, что, из всех присутствующих в Эйдиндриле, на это хватило бы сил только у Ричарда. И, скорее всего, у Томаса.
— Если это и правда сделал Ричард, значит он там, у южных ворот, — Кэлен следовало бы радоваться этому факту, но «там» еще не значило «здесь».
— Нам придется отстраивать этот мост не меньше пары месяцев, а до этого момента — жить на припасах, — проворчал Зедд. — Вяленое мясо не так уж плохо в дороге, но до сего момента я надеялся, что какое-то время смогу обойтись без него хотя бы в родном Эйдиндриле.
— Кажется, лорд Рал сделал так, что мы все хотя бы доживем до того момента, когда можно будет поесть вяленого мяса, — вскинула голову морд-сит. Очевидно, жест лорда Рала впечатлил ее, хотя от столь мощной магии у нее забегали мурашки по коже.
— Кара права, — кивнула Кэлен, немного отходя от окна. Она была мрачна. — Припасов должно хватить на несколько месяцев, поэтому Ричард поступил правильно. Уж лучше ужинать так, чем лежать в земле.
Не успела она отойти от окна, как вдруг ее привлекло странное движение где-то на площади у подножия замка, от которой, к тому же, начиналась дорога, ведущая во Дворец Исповедниц. Кэлен слегка наклонилась, опираясь ладонью на грубую каменную стену, и, наконец, нашла лучший угол обзора.
Площадь была абсолютно безлюдна — на ней не было ни солдат, ни обычных мирных жителей. Было лишь одно существо, беспорядочно и бешено метавшееся по каменной облицовке площади: вороной конь. Очень хорошо знакомый Кэлен вороной конь.
Сохраняя лишь малую толику самообладания, Мать-Исповедница, быстро перебирая непослушными ногами, спустилась по узкой лестнице, чтобы выйти к главным воротам.
Надо сказать, что, несмотря на невероятную длину этого моста, благодаря его крутому подъему было отлично видно площадь, соединявшую дороги, ведущие в Замок и во Дворец Исповедниц. И вот сейчас, когда Кэлен подошла к воротам, она получила возможность убедиться в том, что зрение не подвело ее.
Как и всегда, к ее несчастью, ее глаза были поразительно зорки, а реальность — слишком безжалостна, чтобы пощадить их.
Зедд и Никки ослабили защитный барьер главных ворот настолько, что Кэлен миновала их, даже не ощутив знакомое магическое покалывание. Эта мысль могла бы получить более широкий отклик в ее сознании, но сейчас ее беспокоило вовсе не это. В поле ее внимания была лишь безлюдная площадь.
— Кэлен! — голос Зедда доносился будто издалека, и дело было вовсе не в том, что он все еще был за стенами Замка, а она — вне их.
— Останься с жителями, пока меня не будет, — коротко попросила она его таким тоном, который не терпел отказа, и начала спуск по крутому мосту, отмечая, как за ней раздавался звон каблучков, постукивавших по облицовке. Кара не отговаривала ее, наоборот — она молча следовала за ней, держа эйджил наготове.
Несколько минут потребовалось им, чтобы дойти до площади. Вороной жеребец уже не бесновался, перескакивая с передних ног на задние, а, уставший и измотанный, просто бегал рысью вдоль фонтана. Кэлен видела, что одна из его передних ног запуталась в поводе, и, если она не была изрезана, это было просто чудо. Ее затылок кололи чужие взгляды, и ей было ясно, что теперь за ней следовала не только Кара, а еще, как минимум, несколько морд-сит и солдат. Но, как и раньше, эта мысль быстро сгорела в ее сознании.
Не испытывая страха, она мягкой поступью приближалась к одичавшему от страха животному, которое, прибежав к людям, теперь боялось подпустить их к себе. Мать-Исповедница шла, позволив рукам свободно повиснуть вдоль ее боков, чтобы не вызывать у животного лишний стресс, и, когда она оказалась достаточно близко, она начала успокаивать жеребца голосом, чтобы он, наконец, перестал бегать кругами.
Еще несколько минут он безостановочно нарезал круги вокруг одинокой фигуры Матери-Исповедницы, и только затем послушался.
Вороной перешел в медленную рысь, был почти на грани шага, и, сделав несколько последних темпов, остановился. Все те, кто стоял позади Кэлен, в этот момент затаили дыхание и замерли, боясь, что любое резкое движение вновь приведет животное в состояние неистового страха. Если они и собирались отговаривать ее, то момент прошел ровно тогда, когда она покинула мост. Теперь каждое движение, каждое неаккуратно произнесенное слово могло быть опасно.
Конь посмотрел на Исповедницу с дежурным недоверием, но затем, словно осознав, кто стоял перед ним, он мягко фыркнул, позволяя ей подойти. Его ноздри все еще широко раздувались, жадно пропуская через себя воздух. Мать-Исповедница подошла к нему тем же медленным шагом, с каждой секундой ужасаясь тому, что видела, сильнее и сильнее.
Шерсть бедного животного была практически полностью покрыта кровью.
Кэлен наклонилась и заставила коня приподнять ногу, чтобы она могла освободить ее от плена кожаных поводьев. Они и правда рассекли ему ногу, но это еще не было смертельным приговором. Гораздо больше ее пугали кровавые пятна на его ногах, шее, крупе и даже морде: одни были совершенно свежими, другие — засохшими и темными. Прекрасная черная шерсть превратилась в полотно из бурых кровавых заклеек и светлых влажных пятен.
Лошадь без всадника никогда не значила ничего хорошего — значит, окровавленная лошадь без всадника была предвестником чего-то воистину ужасного.
Кэлен взглянула на свои пальцы, испачканные в чужой крови, и медленно сжала ладони в кулаки. Под ее кожей начинали пульсировать искры магии, едва подчинявшейся ее контролю. Пусть рядом и не было источника угрозы, сейчас дар исповеди работал как защитный механизм. Великих усилий стоило ей предотвратить действие этого механизма.
Ее плечо сжала ладонь ее извечной тени — Кары, и Кэлен с трудом погасила искры магии внутри себя. Если она потеряет контроль, морд-сит придется расплачиваться за это часами агонии, несравнимой даже с болью от истязания эйджилом.
— Это не его кровь, — морд-сит говорила это не только потому, что хотела успокоить ее, но и потому, что действительно считала так. Кэлен, в искреннем порыве недоверия, обратилась к собственным чувствам и позволила своим метаниям утихнуть, когда в ее груди медленно разгорелся огонек дара Ричарда. Он был ярким, мощным, живым. Но Кэлен знала, что, чем ярче горел огонь, тем быстрее он мог потухнуть.
Она старалась не думать о том, что могло заставить этого вышколенного боевого коня покинуть своего хозяина.
***
Защитный барьер вокруг Ричарда и Томаса спал, когда они, наконец, оба опустились на колени, абсолютно обессиленные этими магическими усилиями. Руки Исповедника дрожали, как будто все это время они удерживали сам небесный свод.
Когда Искатель обернулся, он увидел, что все те, кто находился позади них, лежали ничком на земле. Должно быть, столь мощное смещение воздуха попросту сбило их с ног. Бенджамин и Бердина, находившиеся к ним ближе всего, только-только начинали подниматься, опираясь на руки, и, казалось, они все еще были дезориентированы. Морд-сит ошалело помотала головой и даже застонала, встав на ноги. Она все еще опиралась ладонями на собственные колени.
— Лорд Рал, если вы вытащили меня с того света лишь для того, чтобы снова отправить туда, то не пойти ли вам…
— С того света? — резко прервал ее жаркую речь Бенджамин, немного ошеломленный подбором слов. Ну, и тем, что Бердина действительно подразумевала то, о чем сказала — это было ясно по ее смертельно серьезному тону.
— Долгая история, на которую у нас нет времени, — отмахнулся Ричард.
— Теперь-то мы можем вернуться во Дворец? Кажется, здесь мы закончили, — поддержала морд-сит нетерпеливо, указывая на горы окровавленных и изуродованных трупов, застилавших нетронутую разрушениями часть моста. Зрелище было воистину впечатляющим, не говоря уже о том, что вокруг самой воительницы в бурой коже и стоявшего рядом капитана были внушительного размера горы мертвых тел.
— В Замок, — поправил ее капитан. Бердина непонимающе уставилась на него. — Мать-Исповедница приказала собрать всех в Замке Волшебника на время атаки.
Хотя и немного не под стать ситуации, хотя и устало, но Ричард улыбнулся. Он знал, что Кэлен не растеряется и сделает все, что необходимо.
— Не будем медлить. Бен, ты идешь впереди со мной и докладываешь о ситуации, остальные — следом.
— Владетелевы лошади разбежались, как только вы проломили мост, — посетовала Бердина, поправляя на руках кожаные перчатки. — Так что теперь пойдем пешком.
— Не имеет значения. Главное — держитесь рядом.
«Пойдем» было слишком громким словом. Хотя Ричард уничтожил довольно значительную часть наступавших войск, это вовсе не значило, что город был свободен. Совсем наоборот. Сражения не разгорелись разве что на крышах.
Д’харианцы блокировали узкие улицы, мешая проникновению имперцев вглубь города, но это не значило, что численное превосходство совсем перестало играть какую-либо роль. Д’харианцы, бесспорно, были прекрасными бойцами, но объединенные силы Имперского Ордена подавляли их своей совместной массой. Ричарду, Томасу, Бердине и Бену приходилось продвигаться аккуратно, избегая грандиозных стычек, иначе они рисковали оказаться в окружении, из которого уже не смогли бы выбраться.
Они дошли до площади в центре Королевского Ряда, скрупулезно следуя изначальному плану: добраться до Замка Волшебника без потерь. И, поначалу, план действовал. На этой площади они встретились с несколькими десятками имперцев и примерно таким же количеством солдат Когорты, а это явно означало, что удача была на их стороне.
Все и правда шло по плану, пока силы д’харианцев не оказались исчерпаны, и на площадь не хлынул поток сразу с нескольких улиц, встречавшихся на этой площади.
Море кожаных и металлических доспехов буквально затопило круглое огороженное пространство, по которому раньше прогуливались аристократы со всех Срединных Земель. Теперь вместо ароматов дорогих сыров и вин здесь витал запах крови, а музыку заезжих бардов заменил лязг стали.
Ричард попытался понять, насколько сильно перевешивало количество имперцев, но сдался, осознав, что это ничего не значило. Их было слишком много, чтобы и правда задумываться над этим.
Где-то справа Бердина увернулась от очередного удара и ловко подсекла нападавшего на нее мужчину, чтобы в следующий же момент накинуться на другого имперца сзади и опрокинуть его прямо на того, что попался ей под руку за секунду до этого. Это была крайне неразумная тактика для того, кто хотел убить каждого, кто попадался на его пути — только вот, Бердина не стремилась к убийствам. Она была богиней войны, задыхающейся родным, пропитанным кровавым смрадом воздухом. Она не могла позволить себе поддаться кровавой жажде, обуявшей ее тело и сознание. Ричард приказал им выжить, несмотря ни на что, и сейчас они были обязаны выбраться с этой площади, и неважно, скольких при этом пришлось бы убить или оставить без сознания.
Это была не их битва. Их битва была только впереди.
Каре едва не пришлось тащить Кэлен за руку обратно в Замок. Она уперлась, упрямо стоя на месте и не двигаясь. Она завороженно смотрела на толпы солдат, заволакивавших городские улицы, тогда как в ее груди медленно тикали часы, отмерявшие время до полного краха.
Ее пальцы все еще были в крови, и она знала, что это значило. Это был последний момент, когда она могла уйти, не впутываясь в эту битву, не ставя на кон все, что у нее оставалось. Она могла уйти в Замок и закрыть ворота, чтобы спасти всех тех, кто был внутри, от расправы Имперского Ордена. Она могла спасти себя и своего нерожденного ребенка.
Кара, сжимавшая ее плечо и практически кричавшая на нее, с каждой секундой делала это решение все тяжелее. Едва ли Кэлен слышала, что именно кричала морд-сит. Ее мысли были слишком далеко. Женщина с трудом дышала. Ей приходилось напоминать себе о том, где она находилась и что происходило, в то время как кончики ее пальцев омывала холодная вода отчаяния. Она была обязана принять это решение.
Один шаг влево, и Кара сможет увести ее отсюда, в безопасность. Всего лишь один шаг, и она могла потерять Ричарда, но не подвергать опасности своего сына и всех тех, кто сейчас ждал их в Замке.
Всего один шаг, который она не могла сделать.
Ричард пробирался через толпы противников, методично убирая их со своего пути. Его тело экономило энергию, не совершая ни единого лишнего движения. Бойцы, нападавшие на него, убивали себя силой собственного ускорения и массы, а он, Ричард, был тем, кто ставил меч на их путь. Его противники были не обычным сбродом, который Джегань отправлял во многие сражения — это были опытные, тренированные бойцы, облаченные в кожаные доспехи и даже кольчуги, но даже они не могли сравниться в своей ярости с Ричардом, который пробивал путь к собственной жизни и всему, что было ему дорогу.
Камни в Королевском Ряду были скользкими от крови.
Прямо в центре площади кипела битва, но Ричард видел, что одна из улиц, радиально отходящих от нее, была свободна. И доступ к этой улице оказался открыт благодаря самоуверенности имперцев, которые уже почувствовали себя победителями, осознав силу своей совместной, и оттого необъятной массы. Искатель огляделся и, убедившись, что его спутники оставались рядом, как он и приказал им, закричал:
— За мной! — голос Ричарда привлек внимание Бена, Томаса и Бердины, которые сразу проследили за направлением взгляда Искателя. Сам он, откинув последнего нападавшего на него мужчину, перешел на бег, лавируя между теми, кто пытался достать его своим оружием.
Ричард был островком спокойствия среди моря кровавого безумия. Он был призраком, ловко ускользавшим от каждой попытки достать его, а его собственные удары сводились до короткой вспышки его клинка и короткого вскрика того, чьи мышцы он распорол.
Наконец, нужная улица, а впереди — другая площадь с роскошным фонтаном; та самая, у которой пролегал нужный ему мост. Ричард ускорился, следя за тем, чтобы его спутники успевали за ним. Имперцы тоже не мешкали, но на их пути все еще стояли солдаты, защищавшие своего лорда Рала, и это значительно усложняло их задачу. Тем не менее, они напирали с неистовством своры волков, а Искатель гнал от себя мысли о том, что они охотились именно за его бьющимся сердцем. Пусть Джегань и желал увидеть его в Долине Заблудших, его собственные шавки, почуявшие кровь, рисковали нарушить все его планы: возможность убить самого лорда Рала казалась им заманчивой, блестящей в свете всеобщей славы и почитания, и с клыков каждого зверя этой своры уже капала слюна об одной мысли об этом. Они обезумели от жажды и могли бы убить собственных жен, встань они на их пути. Но Ричард не позволял себе отвлекаться. Ему было все равно, сколько людей жаждало лишить его жизни — их никогда не было мало.
Его цель лежала впереди, высилась черной громадой, выступающей из самого сердца неприступных скал. Он должен был добраться туда до того, как его поглотит многоглавый зверь Ордена. Это было единственным, что действительно имело значение.
Но действительно ли спасение было «единственным», что волновало его?
Он и сам не заметил, как на задворках его сознания замерцала мысль о том, что, если ему не суждено выбраться из этой битвы, его сын станет единственным, кто сможет возвести границу. Мысль эта промелькнула и исчезла, растворившись в стуке его сердца, подобравшегося к горлу.
Но если ему придется выбирать между двумя жизнями: своей и своего сына — неужели он выберет свою?
Легкие Ричарда горели, когда он пересек центр площади и побежал вперед, к мосту. Он был настолько сосредоточен, контролируя перемещение Томаса, Бердины и Бена справа, слева и позади себя, и вместе с этим следя за тем, чтобы к ним никто не смог подкрасться с боковых ответвлений улиц, что не сразу заметил, что мост перед ним не был пуст. Его сердце пропустило несколько ударов, в то время как глаза зафиксировались на белом платье и длинных темных волосах, которые нещадно трепал разбушевавшийся на мосту ветер.
Его мысли превратились в вакуум, а где-то в груди загорелось отчаяние и бессилие, когда он оценил возможность того, что весь тот поток, который прямо сейчас преследовал его, не настигнет ее прямо на этом мосту. Эта возможность была ничтожно мала. Вакуум сменил холодный, липкий ужас, пустивший корни в его сознание и заставивший волосы на его затылке встать дыбом.
Кэлен узнала его сразу же, как только он появился на площади, пусть их и разделяло, на тот момент, огромное расстояние. Она едва не рухнула на колени, осознав то, как много солдат следовало за ним: это была воистину орда, несокрушимая орда, которая пожирала каждый сантиметр, разделявший ее и ее жертву. Ричард, Томас, Бердина и Бен практически бежали, подстегиваемые звуками сражения позади себя, но вскоре перед ними возникло препятствие в виде нового отряда имперцев, появившегося из другой улицы.
Рука, сжимавшая плечо Кэлен, дрожала. Кара переводила взгляд с Матери-Исповедницы на лорда Рала, и, казалось, она была готова собственноручно разорвать себя на части, чтобы спасти одного и защитить другую. Кэлен чувствовала то же.
Позади нее зияли открытые ворота Замка Волшебника. За ее спиной Зедд распростер руки, чтобы выпустить залп огня волшебника и испепелить целую группу имперцев, тонувших в толпе вдалеке и ожидавших своего череда, чтобы напасть на столь желанную жертву. Он боялся попасть слишком близко к четверке д’харианцев, потому что тогда и они могли пострадать от его сокрушительной магии. Рядом с ним Никки точно так же закрыла глаза и выпустила всю свою магию одним коротким невидимым ударом воздушной волны, повалившем наземь десятки солдат, но теперь — не слишком далеко от оборонявшихся д’харианцев.
Кэлен словно со стороны наблюдала за тем, как Ричард прорубал себе дорогу к ней. Он ни разу даже не взглянул на нее, но она знала: он видел, что она была здесь, и это подстегивало его безумную ярость. Дар внутри него горел ярким, обжигающим пламенем, и Кэлен задыхалась, чувствуя все то, что сейчас обуревало его. Его магия, пусть даже и оставленная в одиночестве, без поддержки Меча Истины, сжигала изнутри их обоих и заставляла его сражаться с необыкновенным неистовством.
Невероятными усилиями Ричард прорвался к мосту, и за ним, словно мотылек на свет, последовала сама битва. У него не было шансов покинуть ее, ведь теперь он был бьющимся сердцем самого сражения — тем, с чего все начиналось и тем, что должно было принести конец.
И вот, когда их взгляды встретились, она видела молчаливый приказ: уйти. Позволить ему остаться, чтобы спасти жизнь остальным. Его смерти жаждали слишком многие, и только она могла остановить кровавое безумие. Только его смерть. Не мечи Томаса и Бена, не эйджил Бердины и Кары, не магия Зедда и Никки, не исповедь Кэлен. Только его собственная жизнь, которая значила так много для остальных и самую малость — для него самого.
Кэлен посмотрела на Томаса и увидела, как на его плече медленно расцветала широкая алая рана. Она взглянула на Бердину, ее темный от крови висок и на Бена в его тяжелом черном доспехе, в свете закатного солнца отливавшем темно-красным. Ричард хотел, чтобы они ушли в Замок и оставили его.
Кэлен яростно покачала головой. В ее глазах стояли слезы. В этот миг она злилась на него всеми силами своей души, и ее собственная магия душила ее изнутри, мечтая прорвать ее смертную оболочку и вырваться наружу. Теперь она чувствовала не пыл его дара, а уничтожающую ярость своего собственного.
Ричард выкрикнул приказ, и Томас с Бердиной отделились от общей толпы, ступая на более свободное пространство. Взгляд морд-сит горел холодной решительностью, а руки крепко сжимали эйджил, золотая цепочка которого уже совершенно утратила свой цвет под слоем крови. За их спинами Ричард и солдаты Когорты, включая Бена, выстроились в несколько рядов, намереваясь сдерживать натиск настолько долго, насколько это было необходимо, чтобы ворота Замка Волшебника успели надежно закрыться.
Кэлен, молча наблюдавшая за всем происходившим, даже не пошевелилась, как и Кара. Она буквально вросла в свое место, связанная обещанием, данным Ричарду еще до его отъезда. Она останется рядом с Кэлен, что бы ни случилось; что бы ни происходило с ним самим и как бы больно ей ни было смотреть на то, что Бен обрек себя на ту же судьбу. Кара хотела быть рядом с ними, но еще больше она хотела защитить свою подругу и исполнить приказ своего повелителя. Та же клятва перед Ричардом связывала и Бердину, которая была готова отдать свою собственную жизнь за безопасность того, кого раньше презирала всем сердцем.
Но Исповедник, который не так давно был в шаге от того, чтобы встать рядом с Кэлен и отправиться в безопасность Замка, оказался не готов к тому, что для него хотели другие. Он вклинился в ряд сражавшихся плечом к плечу д’харианцев, не намереваясь оставлять Ричарда и Бена. Он был слишком молод, чтобы уступить тому, что сейчас сковывало тела Бердины и Кары — кандалам долга. Он был слишком горд, чтобы позволить кому-то, тем более собственному отцу, умирать за себя. И он был слишком самонадеян, подумав, что еще мог встать на его место.
Отчаяние, светившееся во взгляде Искателя, который мог лишь наблюдать за тем, как Исповедник возвращается в гущу сражения, чтобы совершить абсолютно бесполезную жертву, вдруг гулко отдалось где-то в грудной клетке Кэлен.
Теплый поток магии Исповеди внутри нее вдруг обмелел, а ее свечение стало тусклым и безжизненным, когда она осознала, что наступил тот самый момент, когда она могла потерять абсолютно все. Она стояла в точке невозврата, охваченная отчаянием. Что-то внутри Кэлен с грохотом раскалывалось, ломалось на части. Она была абсолютно бессильна, хрупка и уязвима, и впервые в своей жизни чувствовала себя настолько бесполезной и беспомощной, плененной собственным телом. Она не могла смотреть на то, как ее сын и ее муж шли на верную погибель, пусть и ради того, чтобы защитить сотни других людей и ее саму.
Кэлен будто впала в транс. Совершенно бессознательно, она позволила своей магии занять каждую частичку ее тела, полностью наполнить ее существо. Но в этой магии, ее магии, больше не было тепла. Было что-то чужое — то, чего она никогда не испытывала раньше в столь знакомом ей феномене собственной сущности. Вместо ледяного спокойствия была ярость. Вместо любви — ненависть. Вместо уверенности — страх.
Она позволила им затопить свое тело, от кончиков пальцев и до самой макушки.
Когда это случилось, красное небо над полем кровавой битвы приобрело фиолетовый оттенок, чтобы затем перейти в обсидиановый черный.
Весь свет сконцентрировался вокруг фигуры Кэлен, и она, казалось, стояла в самом центре светового урагана. Тогда она выпустила на свободу то, о чем не имела ни малейшего понятия. В этот миг, подобное защитному кокону, ее окутало голубоватое сияние, но сияние это не было естественным. Оно было соткано не из магии жизни, а из магии самой смерти — обратной стороны ее дара.
И тогда Кэлен закричала.
Воздух прорезал гром, но теперь вовсе не беззвучный. Этот гром отдавался эхом даже на далеких холмах, сопровождаемый раздирающим душу криком Матери-Исповедницы. Над головами имперцев разверзлась черная бездна, разрываемая всполохами молний, а воздух наполнился смрадом Подземного Мира.
Молнии бушевали в воздухе несколько секунд, будто вбирая в себя все силы, вложенные Исповедницей в ее крик, полный вселенской боли. Они полыхали, разрывая небесное полотно и посылая дрожь по всем дышащим существам, оказавшимся в их власти. И все человеческие существа, абсолютно бессильные перед стихией смерти, стали немыми свидетелям того, как армия Имперского Ордена превратилась в пепел, когда сама небесная стихия настигла свою цель.
========== Глава XVII ==========
Комментарий к Глава XVII
АХТУНГ! В конце главы вас ждет достаточно графичное NC, о котором я просто обязана предупредить. Если вы не фанат высокого рейтинга, то этот комментарий для вас.
Запаситесь поп-корном, чаем, кофе или еще чем-нибудь, что вы сможете вылить или высыпать на себя в процессе прочтения, потому что впереди вас ждет самая длинная глава этой истории (по крайней мере, пока что) - и в ней 19 страниц. Приятного чтения!
Ричард, не понимавший, что происходит, обернулся к Кэлен. Ее крик вызвал глубоко внутри него такой приступ первородного ужаса, которого он никогда от себя не ожидал. Это был ужас, который могли вызвать только страдания дорогого человека. По его телу бегала дрожь от остатков вырвавшейся магии, лишь слабо отражавшая то, что сейчас испытывала Кэлен. Она впустила в свое тело саму смерть, поддавшись страху за его жизнь, и даже та связь, которую разделяли Ричард и Кэлен, не могла передать то, что ей приходилось испытывать, находясь во власти кровавой ярости.
Ричард вернул меч в ножны и со всех ног побежал в сторону своей жены. Он не видел ничего, кроме нее, облаченной в белое, гордо возвышавшейся над окружавшей ее мертвенной неподвижностью. Фигура Исповедницы тоже была статична: казалось, даже ветер, усмиренный ее силой, перестал колыхать ее платье. В этом было нечто настолько зловещее, что заставляло стынуть кровь в жилах.
Мать-Исповедница никак не реагировала на его приближение. Когда она смотрела на своего мужа, казалось, будто она видела не его, а скорее то, что было за его спиной. Ричард не мог не заметить, что ее взгляд был черен, как сама тьма Подземного мира, и в нем было нечто, что он не мог прочитать или понять. Это была та Кэлен, которую он никогда не видел и о существовании которой он мог лишь догадываться.
Одним лишь взглядом Ричард дал всем морд-сит понять, что они были просто обязаны отойти от охваченной кровавой яростью Исповедницы, и воительницы, к его удивлению, подчинились. Когда дело касалось магии, а тем более смертельно опасной магии, даже эти упрямые нахалки позволяли себе подумать, что Магистр Рал мог взять это в свои руки. И, судя по всему, в нынешней ситуации мог справиться только Ричард.
Наконец, половина моста была пройдена, и мужчина остановился прямо перед своей женой, теперь стоявшей в гордом одиночестве. Ее фигуру все еще окружало слабое голубоватое мерцание. Ричард, ни разу не видевший ничего подобного, не имел ни малейшего понятия о том, как действовало это защитное поле, но чувствовал, как вокруг нее вибрировала, извивалась смертельно опасная магия, направленная на ее защиту. Для Ричарда это ощущалось подобно молниям, бушевавшим в жалких сантиметрах от кожи.
Когда Кэлен подняла на него взгляд — медленно, словно оценивая, свечение отступило. Ричард протянул руку к ее плечу, намереваясь привести ее в чувство своим прикосновением, но, в отличие от предыдущих нескольких секунд, ее действия стали страшно быстры и резки. Молниеносным движением она уперла ладонь в его грудь, и ее прикосновение отдалось мощным разрядом прямо под его ребрами. Вместо того, чтобы остановить его сердце, этот разряд едва не разорвал его на части мощным потоком энергии, заставляя его работать в бешеном темпе. Пульс Ричарда начал отдаваться в его висках, кровь прилила к щекам.
Это было явное предостережение. Но, как и во многих других случаях, Ричард не собирался прислушиваться к нему. Если его боль выведет ее из кровавой ярости — пожалуйста, он пойдет на это.
— Кэлен, это я, — спокойным, приглушенным тоном обратился он к ней. Он видел, как в ее темных-темных зеленых глазах мерцала искра магии, а ее взгляд заволакивал черный туман отрицания. Она будто смотрела сквозь него.
И вдруг… в ее взгляде заиграл огонек понимания. Слишком быстро этот огонек вспыхнул ярким пламенем неконтролируемой злости, которая была направлена исключительно на человека, стоявшего перед ней. К сожалению, только после этого ее лицо приобрело осмысленное выражение.
По пальцам Ричарда, соприкасавшимся с ее кожей, пробежала дрожь. Но эта дрожь зародилась не в нем. Тело Кэлен было готово заискриться от напряжения, пока по ее венам бегали шипящие потоки первозданной энергии, переданные в ее власть волшебниками древности. Ричард не мог не вспомнить, как выглядела печать Матери-Исповедницы. Теперь он перестал сомневаться в правильности выбора символики.
Ее пальцы сжались, комкая рубашку на его груди, и она подтянула его к себе одним движением — таким сильным и порывистым, какого не мог ожидать даже Ричард. В один момент она выпустила из своего тела поток магии, вызывая знакомый ему беззвучный гром, но этот гром был настолько силен, что отозвался вибрацией по всему его телу. Воздух вокруг начал пульсировать и неистово отскакивать от его кожи. Высвобожденная ею магическая мощь ощущалась как обрушенная на него многотонная скала, раздробившая каждую кость в его теле, разорвавшая его органы на мелкие частицы и затем стершая их в порошок.
Так ощущались ее эмоции: ее злость на него, ее отчаяние, ее страх. И когда она выпустила их на свободу, люди по обе стороны от них, находившиеся слишком близко, рухнули на землю, будто нечто подсекло их ноги. Морд-сит, находившиеся ближе всего, упали на колени с глухим звуком, а люди, стоявшие за ними, либо были отброшены на несколько метров, либо, точно так же, оказались опрокинуты на землю.
Пальцы Кэлен все так же лихорадочно сжимали его рубашку, но теперь она, казалось, сжалась всем телом. Злость сменилась опустошением, а оно — облегчением. Когда наступила последняя стадия, она едва не рухнула на его грудь, впиваясь ногтями в его плечи. Теперь, когда ее тело покинул поддерживавший ее магический стержень, она оказалась абсолютно бессильной против самой обыкновенной силы тяжести. Ткань его рубашки впитала несколько горячих слез. Он едва нашел в себе силы поднять руку, чтобы коснуться пальцами ее сотрясавшихся от рыданий плеч. По правде говоря, он и сам был удивлен тому, что остался стоять на ногах.
Ее месть нашла свою последнюю мишень, и этой мишенью был Ричард, который заставил ее поверить в то, что она потеряет его. Кэлен, как никто другой, понимала, что главным его врагом был он сам, и выпущенный ею беззвучный гром был направлен именно против этого врага.
— Как ты мог заставить меня подумать, что я потеряю тебя? Как ты мог, Ричард? — она слабо ударила его кулаком в грудь, совершенно обессилевшая. Он не представлял, как сложно это могло быть — одновременно хотеть причинить кому-то ощутимую боль, и в то же время отчаянно хотеть оградить его от любого вреда. Кэлен, охваченная кровавой яростью, смогла воплотить в себе эти две противоположности.
Теперь к Ричарду и Кэлен сбежались все, кто только мог: Зедд, Никки, Томас, Бенджамин, солдаты Когорты, Бердина и Кара вместе с другими морд-сит. Им всем потребовалось некоторое время, чтобы вернуть равновесие и понять, что произошло. К счастью, никто из подошедших к двух правителям людей не решался нарушить тишину, пока не заговорит хотя бы один из них. Все внимание было сконцентрировано только на них, но больше всего — на Ричарде, через которого только что прошла вся мощь магии исповеди и который вовсе не был похож на исповеданного.
Конечно, ближайшее окружение лорда Рала и Матери-Исповедницы знало, что Ричард нашел способ избежать исповеди (и только Зедд знал, как именно, поскольку был Первым Волшебником), но все они казались пораженными увиденным. Привычный страх перед магией Кэлен и первородный ужас при виде лорда Рала, оказавшегося в ее власти, отступили лишь тогда, когда ближайшее рассмотрение позволило им увидеть, что Ричард был вымотан дорогой, измучен страхом за свою жену и за всех своих приближенных, но не исповедан.
Кэлен отстранилась от Ричарда и быстро покачала головой, приводя себя в сознание и вытирая остатки слез. Ей, как и всегда, было стыдно за столь очевидное (и хорошо ощутимое, если учитывать взрыв ее магии) проявление эмоций. Искатель мог бы выдохнуть отоблегчения, но прикосновение к ее плечам все еще ощущалось так, словно он трогает электрические разряды, помещенные в человеческое тело.
— Кажется, твой Кон-Дар уничтожил почти все войска Джеганя, которые он послал в Эйдиндрил, — наконец, заметила Никки, кивнув на пустую, покрытую пеплом площадь перед ними. Колдунья выглядела так, словно все прошедшие часы она сидела с книгой у окна, а не занималась спасением тысяч жизней. Проще говоря, она казалась абсолютно бесстрастной. Стоявший за ее спиной взъерошенный Зедд, который не мог похвастаться такой невозмутимостью, подтвердил ее слова кивком. Подтверждать очевидное было не в его привычках, но, кажется, после всего произошедшего ему тоже нужна была минута, чтобы оправиться.
Томас, стоявший по другую сторону от лорда Рала и Матери-Исповедницы, обменялся с колдуньей многозначительным взглядом, и Ричард увидел, что Исповедник был действительно потрясен тем, какая мощь скрывалась на обратной стороне магии исповеди. Теперь, когда к нему вернулись многие его воспоминания, он должен был вспомнить и слово «Кон-Дар», и вместе с этим осознать всю опасность того, что оно несло в себе. Эта опасность грозила не только тем, на кого обрушилась кровавая ярость: сама Мать-Исповедница могла погибнуть.
Кэлен попыталась отойти от своего мужа, чтобы проверить свою способность сохранять равновесие, но пока что ее тело довольно слабо подчинялось ее командам. Ричард с Карой одновременно отреагировали на это: морд-сит поддержала ее за плечо, а Искатель обхватил талию Исповедницы, когда та пошатнулась.
— Удивительно, что ты вообще стоишь на ногах, Кэлен. Однажды мне довелось видеть, как Исповедница призвала кровавую ярость, и это закончилось не слишком… удачно. Впрочем, она не обладала твоими силами, — Зедд погладил Мать-Исповедницу по свободному плечу в отеческом жесте, тем самым успокаивая и ее, и себя.
— О, это обнадеживает, — слабо и без призрака веселья улыбнулась Мать-Исповедница. Ее кожа все еще была болезненно белой. — Но, раз я все еще жива, мы можем, наконец, покинуть этот злосчастный мост, пока сюда не явилась другая кровожадная стая имперцев?
Кто-то мог бы ухмыльнуться, подумав, что к Матери-Исповеднице окончательно вернулись силы, и саркастичный тон ее голоса был тому подтверждением. Но Ричард увидел, что так она пыталась защититься от излишнего внимания и излишней опеки, пусть даже глубоко внутри она и нуждалась в них. Несмотря на то, что на ее теле не было видимых повреждений, в действительности Кон-Дар должен был отнять у нее все силы. Но она была слишком зла и опустошена, чтобы задумываться над этим.
— Знаешь, Кэлен, ты вовсе не единственная из нас двоих, кому позволено злиться, — вполне справедливо заметил Ричард. Он не намеревался жаловаться ей, что всплеск ее сил был не таким уж приятным — честно говоря, это значило ничтожно мало теперь, когда он мог обнять ее. Но он никогда не забудет мертвенный ужас, сковавший его тело, когда он увидел ее на этом мосту, ограниченную от толпы кровожадных имперцев жалкой кучкой солдат.
— Разве не моя злость спасла нас обоих? — трудно было упустить то количество раздражения, которое она вложила в эти слова.
— Именно она. Но догадывалась ли ты, что произойдет, когда оставалась на этом мосту? Или ты решила, что мне было бы проще умереть с мыслью, что я потерял всю свою семью?
— То есть тебе было бы проще умереть, зная, что ты оставил меня и нашего сына в одиночестве, возложив на него все обязанности по защите Срединных Земель и Д’Хары? Заставив его возвести границу в одиночку? — она произнесла последнее предложение значительно тише, оглянувшись на Томаса. Ричарду пришлось напомнить себе, что она ничего не знала о возвращенной ему памяти.
— Если от меня потребуется защитить его, пожертвовав собственной жизнью, я сделаю это. И, уверен, если ему придется возводить границу без моей помощи, то и он справится с возложенной на него ответственностью — в конце концов, он тоже Рал. Но совпадение планов и действительности — это роскошь, которой у нас никогда не было, не забывай.
— И все же, изначальный план был иным.
— Изначальный план не подразумевал две тысячи солдат Джеганя в Эйдиндриле, как и тебя на этом чертовом мосту! — сорвался он.
— Ричард, прежде чем кричать на меня, вспомни, что я все еще злюсь. Очень злюсь. Поэтому, если ты еще раз попытаешься пасть героической смертью, я снова призову эти молнии и заставлю их гнать тебя от этой мысли через все Срединные Земли. Понял?
— Если я еще раз увижу, что ты подвергаешь себя опасности, игнорируя мои очевидные просьбы, я выпорю тебя. Договорились?
Где-то справа присвистнула морд-сит. В этот момент на лице Кэлен выражалось вселенское безразличие ко всем, кроме Ричарда и их шедшего далеко позади сына, который, как она думала, беззаботно считает своих родителей погибшими, поэтому она никак не отреагировала на попытку разрядить обстановку со стороны другой женщины.
В конце концов, она ответила «договорились».
К тому моменту, когда они вошли в Замок, Кэлен успела значительно успокоиться и прийти в себя. Стоило воротам за их спинами закрыться, она повела Ричарда во внутренний двор, чтобы поговорить с ним, а остальные их спутники рассредоточились по Замку. От Ричарда не укрылось, как Томас и Никки ушли вместе в одном направлении, как Кара и Бен отошли ко входу в соседний коридор, все еще находясь в пределах досягаемости, и как Бердина с Зеддом, все еще поглядывая на Ричарда и Кэлен, встали под аркой неподалеку и начали что-то обсуждать. Пусть все старались не обременять их излишним вниманием, было очевидно, что все были сосредоточено только на них двоих, и теперь — больше на Матери-Исповеднице.
Первой вопросы начала задавать Кэлен, которую, прежде всего, интересовало то, где они пропадали столько времени. Когда Ричард рассказал ей обо всем произошедшем, в том числе о том, что к Томасу вернулась память, а Бердина успела побывать в Подземном Мире, бесстрастная Мать-Исповедница побледнела, во второй раз за вечер. Ее лицо стало под стать ее платью, и Ричард заметно забеспокоился за нее. Он пожалел о своей откровенности.
— Вы приложили столько усилий, чтобы сохранить стерильное поле, а эта… Сестра Тьмы, — она удержалась от более красочного эпитета с явным трудом теперь, когда к ней вернулась ее злость, — разрушила все одним прикосновением. И что дальше? Как теперь он сможет вернуться? И как он чувствует себя? Вы успели поговорить?
Она внезапно запнулась, поняв, что обрушила на Ричарда слишком много вопросов. Он давно не видел ее настолько эмоциональной и растерянной. В последний раз — больше месяца назад, когда он рассказал ей правду о Томасе.
— Если бы я знал, чем обернется возвращение его памяти, я бы, возможно, не пытался обманывать его с самого начала, — признался Ричард. — Но я все еще не знаю. Поэтому могу надеяться лишь на то, что это все еще в наших силах — помочь ему вернуться. И, нет, мы так и не поговорили.
— Надо найти его, — Кэлен, все такая же бледная, неосознанно начала выводить пальцами круги по верху своего живота, как вдруг слегка поморщилась и прикрыла глаза, слегка склонив голову вперед. Ее рука замерла.
— Кэлен?
— Все в порядке, — через несколько секунд ответила она, возвращаясь к своему занятию, — просто… странное ощущение. Мое тело опять подшучивает надо мной и устраивает тренировочные схватки.
— Тренировочные? — недоверчиво протянул мужчина. Он впервые слышал о том, что они вообще существуют. Меньше этого ему нравилось лишь то, что Кэлен никогда не упоминала их при нем. — Ты уверена?
На сегодня сюрпризов было более, чем достаточно, и Ричард вовсе не хотел терпеть еще один пинок судьбы.
— Да, они пройдут через минуту. Это происходит не впервые, — заверила она его. — Настоящие наступят через месяц, не раньше. А, учитывая то, что это мальчик, то, возможно, еще… позже.
Она вдруг замялась, и Ричард не понял, было ли это связано с болью или с тем, что она внезапно засомневалась в собственных словах. Что бы это ни было, он собирался узнать причину.
— Кэлен, ну-ка посмотри на меня, — он положил одну руку на ее поясницу, посылая успокаивающие волны магии в ее тело, а другой приподнял ее подбородок.
В этом не было нужды: правило «никакой лжи» все еще работало, поэтому Кэлен рассказала ему о марионетке Джеганя, явившейся во Дворец, без каких-либо обиняков. Она не забыла упомянуть и об услышанном пророчестве: в ночь алого полнолуния врата в Храм Ветров откроются, чтобы вернуть некогда отобранное и обагрить землю Нового Мира кровью его защитников.
Ричарду ни на секунду не понравилось то, что ему рассказала его жена. «Вернуть некогда отобранное» могло значить лишь одно: исполнение пророчества. Единственным положительным аспектом во всем произошедшем было то, что, по крайней мере, Кара и Бен вместе с остальными телохранителями позаботились о ее безопасности во время этой встречи. Впрочем, если Кэлен запомнила это пророчество дословно, это значило, что вложенный в него смысл пробрал ее до самых костей, и от этого ее не смог бы уберечь даже Ричард, будь он рядом.
— Значит, Храм Ветров, — безо всякого удовольствия отметил он. — Осталось лишь выяснить, когда же наступит эта «ночь алого полнолуния».
— Надеюсь, не сегодня, — с надеждой прошептала Кэлен, опустив голову на грудь Ричарда. — Сегодня я едва не потеряла вас обоих, и вторая попытка отнять одного из вас просто уничтожит меня.
Кажется, боль в ее теле так и не утихла, даже спустя обещанную минуту и даже с вмешательством магии Ричарда. Искатель ничуть не желал, чтобы перенесенный Кэлен стресс закончился преждевременными родами, поэтому, не утруждая ее лишними движениями и игнорируя ее вялые протесты, он взял свою жену на руки и, попросив Зедда сопроводить их, отнес ее в ближайшие свободные покои, чтобы там она смогла восстановить силы.
Комната оказалась на несколько этажей выше двора, и Ричард с завидной ловкостью миновал два лестничных пролета, чтобы, наконец, выйти в узкий коридор, будучи ведомым Зеддом. Старый Волшебник, зная, в каком состоянии его внук вместе с женой должны были попасть в эту комнату, позаботился, чтобы она была не выше третьего этажа. Решение деда показалось Ричарду крайне разумным именно в тот момент, когда он преодолел порог, едва чувствуя свое собственное тело из-за усталости и держа на руках абсолютно вымотанную Кэлен.
Искатель посадил жену на край кровати и, сказав Зедду подождать его в коридоре, прикрыл дверь. Кэлен попросила его помочь с платьем и сапогами, и не то чтобы он собирался ей отказывать. Когда белое платье Матери-Исповедницы, немного запачканное чужой кровью, уже висело на спинке стула, аккуратно сложенное, а сапоги стояли у изножья, она отблагодарила его своей особенной, хотя и не такой уж яркой улыбкой. Ричард старался успокоить себя мыслью о том, что она просто устала, и, что бы ни давило на нее, оно должно было скоро отступить.
Искатель понял, что ее боль немного унялась, когда она, наконец, перестала обнимать свой живот и вместо того, чтобы продолжать сидеть на краю кровати, позволила себе лечь на бок, прикрывшись мягким одеялом. Она отвернулась от окна, чтобы ее глаза отдохнули от цветастого оранжево-розового закатного неба, которое не так давно было обсидиановым, и успокоила свое дыхание теперь, когда боли больше не было. Ричард, который сидел на краю кровати у ее ног, видел, как ее грудь, скрытая под тонкой белой тканью нижнего платья, начала подниматься в медленном и размеренном темпе.
— Поговори с Томасом, хорошо? Со мной все будет в порядке, а ему нужна твоя поддержка.
Добрые духи, как она могла знать это? И все же, мужчина согласился: ведь не просто так он попросил Зедда остаться здесь, с ней.
Он наклонился, чтобы поцеловать тыльную сторону ее ладони, и только после этого поднялся на ноги. Каждый раз ему было все сложнее и сложнее покидать ее, убеждая себя, что сейчас они были в безопасности. Правда была иной: в Новом Мире больше не было безопасного места.
Когда он вышел за дверь, старый волшебник сразу же встретил его, крепко сжав его плечо. Искатель не знал точного значения этого жеста, но одно было верно: Зедд хотел придать ему уверенности. И, должно быть, поблагодарить за то, что Ричард все еще был жив — хотя, кажется, благодарность за это причиталась Кэлен.
— Она сказала, что твоя рука сильнее всего тянула ее в Замок, когда войска Джеганя были у ворот города, — Ричард улыбнулся деду. — Я знал, что могу на тебя положиться.
— Не забывай об этом, мой мальчик, — старый волшебник похлопал его по спине. — Иди и не беспокойся о ней.
Когда Зедд вошел в покои, Исповедница все так же лежала на боку, поджав ноги. Боль то приходила, то уходила, и в этом не было ничего нового — разве что, обычно она переносила это легче, поскольку в ее теле было больше сил, чтобы преодолевать неприятные ощущения.
Помимо этого, Ричард невольно натолкнул ее на мысли о не самых радужных вариантах развития событий, и одно лишь предположение, что их ребенок мог появиться на свет этой ночью, приводило ее в ужас.
Она была не готова к этому. Более того — их ребенок не был готов к этому.
И тем более она не могла представить себе, что, после всего произошедшего, Ричард должен будет отправиться в Храм Ветров — и это учитывая разрушенный мост, маленькие отряды имперцев, все еще бродивших по городу, и вернувшуюся память их пришедшего из будущего сына.
Она бросила короткий взгляд в сторону окна, цепляясь им за острые шпили ее дворца, блестящего в лучах закатного солнца. По крайней мере, Эйдиндрил не был стерт с карты Нового Мира — и в этом была заслуга Ричарда. И Томаса. Они оба помешали ее давнему ночному кошмару стать реальностью, и этого было достаточно, чтобы она в очередной раз поверила в их силы.
— Зедд, что можно сделать, чтобы ребенок не родился раньше времени? Нет никакого магического способа? — когда панические мысли вновь начали давить на ее череп изнутри, она озвучила их Первому Волшебнику, сидевшему в прикроватном кресле. Она не знала, почему не спросила об этом Ричарда. Возможно, не хотела волновать его?
— Боюсь, что один Создатель ведает, как можно предотвратить подобное, — он пожал плечами. — Даже мы, волшебники, бессильны перед новой жизнью, если она вознамерилась нарушить естественный ход событий.
Неудивительно, что слова Зедда ничуть не успокоили ее. Тяжело вздохнув, она вновь приобняла себя одной рукой.
— Я могу сказать наверняка, что там, где не работает даже самая изощренная магия, поможет обычный сон. И, помимо этого, надежда на лучшее.
Надежда? Кэлен мысленно усмехнулась. Идея со сном казалась ей более легкой в исполнении, тем более, когда Зедд был рядом, чтобы успокоить ее и поддержать. Прямо сейчас этого было достаточно, чтобы начать дрейфовать в объятия сна.
***
Никки молча шагала рядом с ним, пока они прогуливались по пустынным галереям Замка. Конечно, аскетичные грубо обтесанные гранитные стены не имели ничего общего с лоском Дворца Исповедниц, но прямо сейчас Томас не мог вообразить другое место, в котором он мог бы чувствовать себя столь защищенным. Пусть рана на его плече все еще ныла, требуя перевязки, сейчас все было в порядке.
Он помнил дыхание Замка на своем лице, прикосновение своих пальцев к каменным стенам, помнил стук своих ботинок по его высоким ступеням, помнил большую обеденную залу и запах пряного супа. Размытые образы становились все более и более точными, и иногда, смотря перед собой, младший Рал видел не то, что было в действительности, а то, что приходило в этот мир из его воспоминаний.
— Ты расскажешь мне, что происходит, или так и будешь пялиться на стены? — невозмутимым тоном обратилась к нему бывшая Сестра Тьмы. Кажется, она была сильно уязвлена тем, что Ричард не обмолвился с ней и единым словом по возвращении в Эйдиндрил, но, если раньше Томас увидел бы в этом признак ревности к Матери-Исповеднице, то теперь он знал: она ненавидела быть неосведомленной.
Если так, он не собирался молчать.
— Ко мне вернулись воспоминания, — вот так, без обиняков, он вызвал у нее полнейший ступор. Признаться, зрелище было просто незабываемым: отпавшая челюсть, расширенные глаза, и без того бледная кожа стала еще бледнее… Но Никки не была бы самой собой, если бы не восстановила самообладание в следующее же мгновение.
— Как? — только и спросила она.
— Твоя бывшая сестра по ордену, Мерисса, повстречала меня за полчаса до своей смерти, и, до того, как я заставил ее совершить самоубийство, она любезно вернула мне память, заодно показав, как именно меня лишали ее.
— Тварь, — практически выплюнула Никки. Прямо сейчас один ее взгляд мог заморозить кого угодно. — Ты зря убил ее — она могла бы отлично прислуживать тебе до скончания веков.
— Если бы вынес вид ее поганого лица. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы жаловаться на обидевшую меня колдунью, — обезоруживающе улыбнулся Томас. Удивительно, но он был в хорошем настроении. — Вообще-то…
Он мог бы продолжить предложение, если бы его мысли были не такими громоздкими, словно канаты из двух прочно сплетенных нитей — нитей прошлого и будущего.
Возможно, было бы лучше, если бы он не запнулся, но ему помешал Ричард, появившийся в коридоре далеко впереди и, вне сомнений, направлявшийся в их сторону. Несмотря на все испытания, которые обрушились на них троих, он все еще казался достаточно бодрым. Юноша даже подивился тому, что плащ, развевавшийся за его спиной, все еще сохранил свой ослепительный золотой цвет после того ливня крови, под который они попали, добираясь сюда. Загадочное действие магии боевого чародея, не иначе.
Сколько он помнил себя, этот плащ всегда был именно такого цвета. И его отец всегда был таким: не показывающим признаков усталости, уверенным. Обычно это придавало сил и ему, Томасу.
Юноша стряхнул наваждение, покачав головой. Он отказывался поддаваться новым эмоциям. Уже многие месяцы он полагался лишь на себя, и даже тот факт, что Искатель был его отцом, вовсе не означал, что теперь он бросится ему на шею. Он, Томас — не Эддард — был тем, кто исповедал десятки людей — людей, с которыми разделял одно происхождение, а теперь еще и одни убеждения; он все еще был тем, кто принес огромную боль своей матери и тем, кто чуть не исповедал своего отца. Это была часть его личности, которую уже не стереть из его памяти и которую он больше не мог ненавидеть, и именно эта часть его личности была его внутренним стержнем.
— Ты позволишь мне поговорить с ним наедине, Никки? — на ходу обратился к ней лорд Рал. Блондинка окинула Томаса оценивающим взглядом, впрочем, не принимая во внимание его реакцию. Она пожала плечами, давая понять, что его «вообще-то» ее совершенно не волновало. — Я бы хотел, чтобы ты навестила Бердину и убедилась, что ее залатанное легкое все еще исправно работает.
Колдунья скрестила руки на груди, выразительно выгибая бровь.
— Даже не расскажешь, по какому поводу вы решили залатать его?
— Ты имеешь ввиду, до того, как я вернул ее из Подземного Мира чудесным поцелуем? — с ноткой сарказма ответил ей Искатель, делая вид, что задумался над ее вопросом. Надо сказать, его тон ничуть не отличался от ее. — Позволь Бердине поведать об этом. Уверен, она справится не хуже меня.
Никки молча развернулась, поднимая руки в воздух, чтобы обозначить свой проигрыш в их тренировочной словесной перепалке. Еще меньше, чем она хотела вступать в полемику с Ричардом, она хотела продолжать диалог с Исповедником.
Да, ровно с того их разговора, который состоялся месяц назад, она так и не взрастила в себе желание разговаривать с ним. Его признание, высказанное минуту назад, ничуть не облегчило ее старания.
Когда лорд Рал встал на место колдуньи, то есть на расстояние вытянутой руки от Исповедника, Томас опередил все, что тот только мог сказать ему, одной заранее заготовленной фразой:
— Прости меня за все, что я натворил, — судя по тому, что слова покинули его так легко, Исповедник был готов сказать это довольно давно, просто не решался. — Кажется, это было нелегко — не придушить меня, узнав, кто я такой.
Удивительно, но Исповедник не сомневался, что Рал знал обо всем, и уже успел смириться с этим. Ричард слишком агрессивно защищал его перед Мериссой, и сковавший его ужас, когда Сестра Тьмы произнесла те самые слова про отца и сына, оказался слишком явным.
И все же, старший Рал опешил от услышанного, и морщины, образовавшиеся на его лбу из-за задумчивости, резко разгладились. Он пришел сюда далеко не за этим — не за извинениями, а потому даже и не подумал, что мог услышать подобное.
«В тот момент мне захотелось задушить себя», — подумал Ричард, а вслух сказал:
— Нет необходимости извиняться, — Искатель сжал его плечо. Этот жест мог бы даже выйти успокаивающим — если бы не оказался таким неловким.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил, наконец, Ричард, даже не скрывая своей обеспокоенности. Прямо сейчас на него давила тонна различных мыслей, и ему отчаянно хотелось, чтобы у него было достаточно времени, чтобы разобраться с вернувшейся памятью Томаса. Но, к сожалению, сейчас время было непозволительной роскошью.
— Неплохо: у меня не разрывается голова, как раньше, и я не хочу вытащить свой мозг через уши. Если ты, конечно, имел ввиду именно это, — голос Исповедника звучал, как всегда, беспечно. Но Искатель видел: юноша был более закрытым, сосредоточенным на своих чувствах и эмоциях. Прямо сейчас он вел себя так, чтобы защитить свое сознание от вторжения извне, и даже Ричард мог представлять для него опасность, соразмерную вмешательству Мериссы.
— Рад слышать, — слабо улыбнулся мужчина. Он мог лишь представлять, что испытывал Томас. И вряд ли мог помочь теперь, когда все его усилия оказались сведены на нет.
— Что именно ты вспомнил? — Искатель задал очередной вопрос. Теперь, когда им не приходилось выпытывать друг у друга правду с мечами в руках, еще и следуя определенным правилам, все выходило как-то… быстрее. И проще.
— Отчетливее всего я помню сравнительно недавние события: как меня лишали памяти и пытали. Все остальное по-прежнему расплывчатое, хотя и проясняется с каждой минутой.
Ричард лишь кивнул в ответ. Он мог бы попросить его рассказать, чем было это «все остальное», но знал, что это было не в его полномочиях. Он боялся вмешиваться в дела будущего даже сейчас, когда это было проще простого — ему стоило лишь попросить. Но, кто знает, к чему могло привести это вмешательство? Вместо этого Искатель перешел к более насущной теме:
— Я буду откровенен: меня тревожит то, что Мерисса нарушила стерильное поле. Я старался сохранить его, чтобы не причинить вреда твоему рассудку, но теперь, когда пути обратно уже нет, я могу лишь попросить тебя, чтобы ты не скрывал от меня ничего, что может беспокоить тебя, будь то боль в виске или вопросы вселенского масштаба. Хорошо?
Томас кивнул.
— Когда она говорила о том, что вы с Никки поработали над моей памятью, что она имела ввиду? — лицо Исповедника приобрело задумчивый вид, как вдруг по нему пробежала вспышка боли. Недавние воспоминания явно не приносили ему радости.
— Мы создали иллюзию, — просто заявил Ричард, словно в этом не было ничего экстраординарного. Он и сам хотел убедить себя в этом. — После того, как ты сказал ей, что к тебе вернулось одно из воспоминаний и что ты намерен найти своих родителей, мы убедили тебя, что они погибли.
— То есть вы создали… все то, что я увидел? То кладбище и девушку, которая привела меня на него?
— Не мы — ты сам. Мы просто вынудили тебя поверить в то, что твои родители мертвы, а твое сознание само решило, каким образом это должно произойти. — Ричард привалился боком к оконной раме и скрестил руки на груди. Он старался не выдать то, насколько напряженным сделала его эта тема. И, о духи, он не имел ни малейшего понятия о том, какую девушку юноша имел ввиду.
Исповедник удивленно моргнул, не зная, как реагировать на это заявление. То, о чем говорил Искатель, казалось ему невероятным.
— То есть, Никки все знала обо мне с самого начала? Потому и спасала мою жизнь?
Ричард кивнул. На момент он отвел взгляд, чтобы затем сказать то, что Томасу следовало узнать:
— Она помогала Джеганю в разработке его плана, но потом, когда она встала на мою сторону, именно она защищала тебя. И, несмотря ни на что, без нее план Джеганя бы удался: мы бы растерзали друг друга задолго до того, как его солдаты покинули лагерь и направились в Эйдиндрил.
Заявив об этом, Ричард почувствовал себя самым паршивым отцом во вселенной, но он не привык скрываться от правды. Между ними долгое время были напряженные отношения, но, благодаря вмешательству Никки — и тому, что Кэлен прислушивалась к ее мнению и отстаивала его в глазах своего мужа — они смогли переступить через это. Если бы Мерисса не вернула ему память, их отношения даже могли бы походить на дружеские. Но теперь… Мужчина не представлял, как ему следовало вести себя со своим взрослым сыном, который мог трезво оценивать не только свои, но и его, Ричарда, поступки.
Томас беспокойно перенес вес с ноги на ногу и перевел взгляд на окно. Ричард мог лишь догадываться, о чем он думал, глядя на то, как за мутным стеклом заходило солнце. В конце концов, он крепко сжал плечо Искателя и, сказав, что прямо сейчас ему надо было срочно с кем-то поговорить, пообещал встретиться с ним позднее.
Что значило это «позднее» Ричард даже не подозревал, особенно учитывая то, что время близилось к полуночи. Впрочем, если в его мыслях и имели место мечты о тривиальном и банальном сне, они рухнули в тот момент, когда к нему прибежала запыхавшаяся Кара, которая чудом связала в осмысленное предложение всего четыре слова: «красная луна», «Мать-Исповедница» и «схватки».
***
Несвязный рапорт Кары оказался крайне точным: когда лорд Рал вернулся в покои, в которых его ждала его жена, оказалось, что схватки, названные ею «тренировочными», начали усиливаться вместо того, чтобы прекратиться. Ни отдых, ни сон уже не могли помочь. Впрочем, и он, Ричард, которого она так отчаянно хотела видеть, тоже не знал, что он мог сделать для нее.
Еще до возвращения Искателя, ровно в полночь, луна, висевшая на темном небосклоне во всей своей полноте, залилась кроваво-красным. Ричард мог лишь догадываться о том, какие эмоции испытала Кэлен, проснувшаяся от очередного приступа боли и подошедшая к окну, чтобы успокоиться, и вместо этого увидевшая в небе знак разрушения всех ее надежд.
Она провела в объятиях старого волшебника, заменившего ей родного деда, все то время, которое ей пришлось ждать своего мужа. Первые десять минут она боролась с подступавшими к ее горлу рыданиями, следующие двадцать — просто старалась прийти в себя, позволяя себе быть отвлеченной тем, как ласковые пальцы волшебника гладили ее по голове, словно напуганного грозой ребенка.
Зедд оставил их наедине около получаса назад, чтобы не лишать личного пространства, но, кажется, даже если бы в этой комнате была вся Первая Когорта, Мать-Исповедница бы не заметила ее. Теперь она выглядела отрешенной и погруженной в себя — в то, что прямо сейчас происходило с ее телом. Должно быть, полное отсутствие эмоций было ее способом сэкономить то ничтожное количество энергии, которое осталось у нее к полуночи этого бесконечно долгого дня.
Ричард понимал, что лучшее, что он мог сделать для нее — это просто быть рядом. Хотя, по правде говоря, ему было очень сложно на расстоянии наблюдать за тем, как она вразвалочку ходит из одного угла комнаты в другой, чтобы, как она сказала, немного ослабить боль, которая буквально не позволяла ей стоять на месте или сидеть.
К счастью, после сна ее щеки вернули свой обычный румянец, но это не меняло того, что прямо сейчас она казалась своему мужу самым беззащитным и хрупким созданием во всем мире. Он испытывал обжигающую потребность спрятать ее ото всех несчастий и бед, пусть даже для этого пришлось бы создать новый мир, в которым не было бы ни Имперского Ордена, ни Храма Ветров, ни бесконечной борьбы за существование. Он просто отчаянно хотел защитить ее, но прямо сейчас это было не в его власти.
Внезапно, она остановилась и обхватила ладонью деревянное изножье кровати. Рука, монотонно гладившая верх живота, застыла, а та, которая сжимала изножье, выпрямилась и напряглась.
— Что дальше, Ричард? — ее беспокойный голос прорезал тишину, заставив его вздрогнуть. — Как вы попадете в Храм Ветров, если мост разрушен?
— У меня уже есть идея. Прошу, не беспокойся о том, о чем должен заботиться я.
— Тогда я буду беспокоиться о том, что наш сын может погибнуть, не успев прожить и часа, просто потому что еще слишком рано, — последние три слова были произнесены с явным нажимом, который, к тому же, заставил ее разделить их на три отдельных отрывка.
Все это время Ричард думал о том же, но его признание не смогло бы облегчить ее страшные терзания.
— Ты думаешь о проблеме, а не о решении.
— Если бы его жизнь зависела только от меня, а не от воли добрых духов и еще кого-то столь же безразличного… — от него не укрылась агония, лишь на миг промелькнувшая в ее взгляде. Она ненавидела быть бессильной, тем более когда речь шла о драгоценной жизни, которую она носила под сердцем и которую, Ричард знал, она уже любила больше своей собственной.
— Не забывай, что этот замок полон людей, которые готовы отдать свою жизнь за жизнь нашего сына, если понадобится, и они точно не оставят тебя.
Ричард отошел от окна и направился к Кэлен. Подойдя, он отвел черную прядь за ухо и нежно провел пальцами по ее щеке. Когда она поджала нижнюю губу, совершенно измученная сомнениями и тревогой, он пробежался подушечкой пальца вдоль ее носа, от переносицы и до его кончика, призывая ее расслабиться. Она, наконец, подняла взгляд — сконцентрированный на ее чувствах и оттого будто затуманенный, но все такой же знакомый и до боли родной, просто чтобы показать, что она еще была рядом с ним. Что она все еще нуждалась в нем.
— Я так не хочу, чтобы ты уезжал сейчас, — призналась она на одном дыхании, словно боясь показаться эгоистичной и словно не она была центром его вселенной и ее главным светилом.
— Ты знаешь, что и я не хочу этого. Но, обещаю, пока у меня есть возможность быть рядом, я не отойду от тебя ни на шаг.
— Спасибо.
Она встала к нему боком, чтобы избежать давления на живот, и, повернув голову, уперлась лбом в его грудь, прикрывая глаза. Мужчина так и не понял, был ли это признак ее усталости или благодарности за его присутствие. Ее плечи судорожно вздрогнули, и она рвано выдохнула, хватаясь за его широкое запястье своими тонкими, длинными пальцами. Не стоило труда понять, что так она отреагировала на очередной приступ боли.
— Прости, я не контролирую себя, — прошептала она, но хватка ее пальцев на его запястье ничуть не ослабла. С такой силой сжатия она вполне могла оставить на нем синяки.
— Подумать только, пару часов назад ты хотела убить меня. Но, знаешь, я бы не возразил, даже если бы ты сломала мне руку, — он едва не сказал «вырвала», но тогда она вряд ли восприняла бы его серьезно. В конце концов, он ведь хотел, чтобы она поверила ему.
Свободной рукой он разделил ее вьющиеся черные локоны на две половины и перекинул обе через ее плечи, приоткрывая ее шею, затем начал водить пальцами свободной руки вдоль центра, чтобы немного ослабить ее боль. Ее пальцы немного, совсем немного разжались, когда она почувствовала тепло его магии, бегущее по ее венам.
За окном была глубокая ночь, и в каменном Замке Волшебника было достаточно прохладно, а Кэлен была одета лишь в ночную рубашку, поэтому Ричард беспрестанно удивлялся тому, что она еще не высказала ни одной жалобы. Удивительно, но только сейчас, почувствовав его тепло, она поняла, как сильно замерзла.
Он не мог использовать свою магию ни для чего другого, просто потому что сейчас, впервые за все это время, Ричард не имел ни малейшего понятия, как он мог помочь ей. Он боялся, что любое его вмешательство могло лишь усугубить ситуацию и нарушить естественный ход вещей, о которых он, боевой чародей, не имел ни малейшего понятия.
Ему оставалось лишь убеждать себя, что то, что происходило с ней, не было чем-то экстраординарным. Впрочем, каждый раз, когда она судорожно вдыхала, сцепив зубы в бесполезной попытке задушить боль, это становилось очень сложно.
— Я не хочу, чтобы кто-то отдавал свою жизнь, чтобы спасти его, — призналась она, возвращаясь к его недавним словам. Очевидно, мысль об этом беспрестанно терзала ее.
— К счастью, это и не обязательно, потому что сегодня Бердина уже рассчиталась за нас всех. Надеюсь, духи смогут пожить без жертвоприношений хотя бы до его совершеннолетия — по крайней мере, я был бы им очень признателен.
Когда Кэлен издала сдавленный смешок, Ричард понял, что ему все же удалось заставить себя произнести это более или менее шутливым тоном. Правда, воспоминания о том, как он вытаскивал морд-сит из цепких объятий смерти, будут преследовать его еще долго.
Дверь за спиной Кэлен распахнулась, являя двум правителям повитуху, за которой полчаса назад была послана Кара. Кажется, ее было не так уж и просто найти, судя по тому, какое облегчение выражалось на лице морд-сит, теперь стоявшей в дверном проеме. Выглядела она так, словно вернулась с невыполнимой миссии.
Разыскиваемой по всему замку женщиной оказалась старушка с редкими седыми волосами, собранными на затылке в аккуратный пучок. Несмотря на то, что не так давно время перевалило за полночь, она все еще была одета в аккуратное бежевое платье, а на ее талии висел поясок, из которого торчали поражающего разнообразия травы.
Старушка ничуть не смутилась, застав саму Мать-Исповедницу в объятиях ее мужа, но Кэлен отстранилась бы в любом случае, вне зависимости от ее реакции. Кара, увидевшая это, закатила глаза и слабо всплеснула руками. Морд-сит искренне считала, что прямо сейчас ее подруга могла позволить себе абсолютно все.
Старушке было чуждо подобострастие, и, к счастью для Ричарда и Кэлен, оказалось, что она не испытывала излишнего благоговения к Исповедницам и их магии, поэтому, безо всякого стеснения, она схватила Мать-Исповедницу за руку и усадила на край кровати, одним лишь жестом давая ей понять, что она должна лечь.
Кэлен беспрекословно подчинилась ей. Удивительно, но скрывавшая все эмоции маска, обычно не покидавшая ее лицо в присутствии посторонних людей, была забыта. Прямо сейчас мало кто мог увидеть в ней ту самую Мать-Исповедницу, которой до дрожи в коленях боялась одна половина Срединных Земель, а другая — безгранично уважала, и которая уничтожила несколько сотен солдат Джеганя буквально несколько часов назад. Ричард же, который не спускал с нее глаз, готовый немедленно выполнить любую ее просьбу, вел себя как обычный волнующийся отец. Это выглядело настолько естественно, насколько и необычно.
— Вы, должно быть, не из Эйдиндрила, — обратился к ней Ричард, даже не скрывавший, насколько оригинальным ему казалось ее поведение. Кара тоже казалась ошеломленной, но не стала перечить, зная, что именно от этой старушки сейчас зависело благополучие наследника дома Ралов.
— А вы проницательны, лорд Рал. Я из Никобариса, — она улыбнулась, как могла бы улыбнуться его бабушка, будь она жива. Несмотря на немалый возраст, в ее глазах отражался неподвластный годам острый ум. — Я уехала оттуда не из-за недостатка клиенток — даже наоборот, ведь у нас магию не шибко любят, — Ричард мысленно выругался, вспомнив Маркуса Нибрауда, предательство которого подкосило веру лидеров стран Срединных Земель в честные намерения Д’Харианской Империи. Очевидно, в этой стране магию ненавидели только напоказ. — Потому-то у нас нет ни одной ведьмы, к которой можно обратиться, если захочешь избавиться от ребенка и заодно наложить проклятие на мужчину, заделавшего этого самого ребенка, так что всем приходится рожать, — Кара, прикрывшая за собой дверь, едва заметно усмехнулась, удивив этим даже саму себя. — Вообще-то, я приехала сюда, чтобы навестить свою дочь, а тут — ваш Имперский Орден с их орущими дикарями.
Темные руки с узловатыми пальцами легли на живот Кэлен, начав ощупывать его со всех возможных сторон прямо через ткань ночной рубашки. Она делала это отточенными, даже механическими движениями, хотя и очень аккуратно. Ричард неотрывно наблюдал за ее действиями, прислонившись бедром к высокому резному изножью кровати. Он всеми силами старался не излучать нервозность, но, кажется, воздух был готов заискриться от напряжения, даже несмотря на все его усилия.
Хотя, по правде говоря, в говоре этой старушки было нечто успокаивающее. Даже взгляд Кэлен прояснился, когда она начала прислушиваться к чужой речи, сдобренной типичным для Никобариса грубым акцентом.
— Где сейчас ваша дочь? — задала вопрос Исповедница, чтобы немного отвлечься от боли и заодно разрядить обстановку. Она прекрасно могла чувствовать настроение Ричарда.
— Она успела покинуть город со своей семьей задолго до заката, благодаря усилиям ваших солдат, — успокоила ее повитуха. — Так что я обязана ответить вам честной работой хотя бы за то, что мои близкие сейчас в безопасности.
Было очевидно, почему она не присоединилась к своим родным: несмотря на то, что сейчас в Эйдиндриле было сразу четыре одаренных — Зедд, Никки, Ричард и Томас — никто из них не имел ни малейшего понятия о том, как принимать роды. Именно поэтому решение Никки и Зедда позвать одну-единственную на весь город повитуху в замок на время осады было достаточно логичным, несмотря даже на то, что до этого вечера Кэлен даже не подозревала, что рождение ее ребенка было настолько близко.
— Как часто приходят схватки?
Кэлен покачала головой, силясь разобраться в столь маленьких промежутках времени. Она едва следила за бегом часов, так что можно было сказать об абсолютно неподвластных ей минутах?
— Раз в пять минут. Или около того, — ответил вместо нее Ричард. Он прекрасно понимал, когда они приходили, просто увидев выражение ее лица.
— Значит, воды еще не отошли, — Кэлен кивнула в ответ. — Как давно начались схватки?
— Четыре часа назад. Или около того, — Мать-Исповедница и сама не заметила, как проговорила это в той же неуверенной манере, что и ее муж.
— Все идет как надо, и ребенок уже лежит правильно, так что проблем быть не должно, — заключила она, выпрямляя спину и упирая руки в бока. — Если бы он не поторопился с тем, чтобы перевернуться, твоему мужу пришлось бы стоять перед тобой на коленях и умолять об этом твой живот. Иногда только это и помогает, но кто же поверит умудренной опытом старухе?
Кэлен казалась успокоенной ее словами, и она даже отреагировала слабой улыбкой. Представить подобное было не так уж и сложно, и Кара лишь подтвердила это, сказав, что лорда Рала не пришлось бы долго уговаривать. Удивительно, что морд-сит позволила себе такое высказывание в сторону Магистра при постороннем человеке, но в этой комнате действовали свои особенные силы: казалось, что все, что было произнесено в ней, не должно было быть вынесено за ее пределы. И, как ни удивительно, пока Ричард был рядом с Кэлен, именно этой комнатой ограничивался весь его мир.
— Живот слишком маленький, вот что беспокоит меня, дитя мое, — обратилась к Кэлен повитуха, пересаживаясь в прикроватное кресло и скрещивая ноги. В этом массивном резном предмете мебели она казалась просто крохотной.
— Она только на восьмом месяце, — вырвалось у Ричарда еще до того, как об этом успела сказать сама Кэлен, сейчас находившаяся в замешательстве. Ричард, который не мог не заметить это, сел на освободившийся край кровати, поближе к своей жене. Она протянула руку, сжимая его ладонь.
— О, я знаю — в конце концов, в этой комнате именно я — повитуха, — старушка одарила мужчину взглядом, говорившим, что прямо сейчас ему следовало беспокоиться не о родах своей жены, а о том, чтобы не мешать человеку, который будет их принимать. — Но даже для этого срока живот слишком маленький.
— И что это значит?
Кажется, сейчас она была готова стукнуть Ричарда по лбу за его нетерпеливость. Кэлен переводила взгляд со своего мужа на сидевшую рядом с ней пожилую женщину, и, казалось, была готова сделать то же самое, но им обоим. Кара, что удивительно, молча наблюдала в сторонке.
— Возможно, дело размерах вашей жены — я предполагаю, что и до беременности она не отличалась пышными формами, — она пожала плечами, в этот раз обращаясь непосредственно к Ричарду, — но может статься, что ребенку понадобится много внимания после рождения, чтобы он просто набрал вес.
Кэлен сжала челюсти и отвела взгляд, смотря в окно, за которым небесная синева почти перешла в глубокий фиолетовый. Предположение старой женщины вызвало у нее прилив малоприятных эмоций, быстро переродившихся в волнение. Он чувствовал это по тому, как сильно сжались ее пальцы и как напряглась ее челюсть. Должно быть, тот же эмоциональный спектр отразился и на его лице, раз повитуха обратилась к нимобоим:
— Говорю же, «может статься», — она махнула на них рукой, словно на малых детей. — Если вы оба начнете переживать из-за неподвластных вам вещей, то в комнате станет сразу на двух разумных людей меньше. И что тогда прикажете делать? Вокруг твоего мужа, Мать-Исповедница, воздух и так искрит уже с десяток минут.
— Я помогу привести их в чувство, если понадобится. У меня большой опыт, — заявила Кара. Можно было подумать, что эта ситуация ничуть не трогала ее, но и Ричард, и Кэлен знали: прямо сейчас она волновалась за Мать-Исповедницу не меньше, чем волновалась бы на поле боя.
— Он исправится, — пообещала Кэлен, переплетая свои пальцы с пальцами Ричарда.
— Тебе повезло, дитя, что он не из тех, кто переживает только за то, в каком состоянии выйдет его наследник. Такое редко встречается среди людей вашего положения, — улыбнулась повитуха, поднимаясь с кресла. Это прозвучало несколько грубо, но, надо сказать, правдиво. — Я буду в соседней комнате. Пошлите за мной, как только схватки усилятся и участятся.
— Когда это может произойти? — Ричард заставил себя говорить спокойным тоном, чтобы не обесценивать обещание его жены. Он — невротик? Только не сейчас.
— Через пару-тройку часов, — старушка сделала неопределенный жест. Кэлен немного помолчала, а затем тихо вздохнула одновременно с Ричардом. Кара привалилась к дверному косяку.
Очевидно, впереди их ждала долгая ночь.
***
Silver eyes
Hoping for paradise
I’ve seen it a million times
Cry
Никки даже не удивилась, когда Томас навестил ее, чтобы продолжить неожиданно прерванный Ричардом диалог. В прошлый раз, когда он вот так ввалился в ее покои, она отреагировала довольно сдержанно. Сейчас же в ее чертах читалось раздражение.
Причиной этому, во-первых, было то, что он явился как раз в тот момент, когда она еще не закончила обесцвечивать свою ночную рубашку. Конечно, она не могла требовать, чтобы в Замок принесли сундук вещей черного цвета — в конце концов, для этого не было ни времени, ни разумных (а именно — отличных от эгоистичных) причин, но ведь никто не запрещал ей ненавидеть розовый цвет? Когда Томас протиснулся своей широкоплечей фигурой в узкие двери ее каморки, чудом не снеся дверной проем своим лбом, ей пришлось прервать свое занятие, оставив один из рукавов нетронутым.
Во-вторых, она хотела бы знать, почему его всегда приносило к ней на пороге ночи?
В-третьих, как он вообще узнал, где в Замке была ее комната?
Мрачный каменный потолок нависал над головой Исповедника в жалком десятке сантиметров. В этой комнате младший Рал казался просто исполином, и это ощущение лишь усилилось, когда он скрестил могучие руки на груди. Хотя позади него и был тяжелейший день, на его лице все еще было то самое по-детски игривое выражение, которое не смогло стереть даже присутствие Никки.
— Бердина сказала, где тебя искать, — ответил он на ее невысказанный вопрос после того, как постоял, молча нависая над ней, около десяти секунд. Это несколько раздражило ее. — Я зашел к ней, надеясь встретить там и тебя, но, как понимаешь, не преуспел.
«Предательница», — Никки послала морд-сит мысленную благодарность.
— Вы с Ричардом постарались на славу, так что я не задержалась у нее, — бесстрастным тоном ответила она.
Это была правда: магия каждого из Ралов была очень сильна, но, когда они действовали вместе, было даже сложно догадываться, где наступал предел ее мощи. После их лечения Бердина уж точно не нуждалась в чужой помощи, и Ричард знал об этом. Колдунья же великодушно воспользовалась предлогом Искателя, чтобы дать ему время поговорить с сыном и чтобы самой избежать столь нежелательного диалога, ну и, конечно, для того, чтобы услышать полную историю от морд-сит. Бердина, в отличие от Томаса и Ричарда, никогда не скупилась на красочные эпитеты, так что Никки не пожалела о своем решении.
— Неплохой был цвет, — Исповедник кивнул на девственно-розовый рукав. Никки нервно смяла столь раздражающую ее ночную рубашку и кинула ее в открытый сундук. Скорее всего, этот предмет одежды мог и вовсе не понадобиться ей сегодня, тем более в свете последних событий.
— Не в моем вкусе. Теперь, раз уж ты не хочешь оставить меня в одиночестве, давай вернемся к твоему «вообще-то», — она поднялась с постели и мужественно подошла, становясь напротив Исповедника. Для этого понадобилось всего три шага, поскольку комнатка и правда была крохотной. Никки, обычно не нуждавшаяся в большем, пожалела об этом разве что сейчас, когда ей было так сложно оставаться на удалении от Томаса. Их разделяло безопасное расстояние вытянутой руки, но колдунье казалось, что и это было слишком близко.
Он тоже заметил ее замешательство, но, как обычно, не поддался чувству такта, а вместо этого усмехнулся в каком-то искреннем порыве.
— Я тебя веселю? — мрачно осведомилась Никки. Белая кожа, ледяные голубые глаза, черное платье… имперцы бледнели при одном ее виде, и, если бы их не прикончила Мать-Исповедница, это сделала бы она, Госпожа Смерть. А он, наглый Рал, ищет в ее личности повод улыбнуться?
— Как всегда, — он пожал плечами. — Мое «вообще-то» все еще интересует тебя?
— Чистая формальность.
— Да-да. Ты ведь так подвержена формальностям, — протянул он, скрещивая руки на груди. Когда в его взгляде пробежала озорная искорка, Никки в очередной раз подумала о том, насколько он был похож на своего отца. — Ладно, если ты не против, я бы хотел покончить с обменом любезностями и перейти к делу.
Никки выпрямила пальцы и пару раз покрутила кистью, как бы говоря, что он мог продолжать. Этот жест как-то не сильно вязался с ее искусственным безразличием, но Исповедника вряд ли можно было удивить таким ее поведением.
— Я хотел поблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня. Ричард рассказал мне, — сказал он, наконец.
— Я просто исправляла свою ошибку, — теперь она пожала плечами. — Мне изначально не стоило помогать Джеганю в этой войне.
Владетель бы побрал его всезнающую улыбку — показатель того, что он прекрасно понимал, что таковы были ее мысли в самом начале их знакомства. Но не потом — не когда они провели в дороге несколько месяцев и начали понимать друг друга с полуслова.
— Знаешь, после того, как ты столь нелюбезно отвернулась от меня на вершине той башни, — он кивнул на окно за ее спиной, — я думал, что больше не смогу смотреть на тебя, но, как видишь, я здесь — я изменил свое мнение. А ты, кажется, все такая же упертая, замкнутая и жаждущая одиночества. И вместо того, чтобы прямо обсудить наши отношения теперь, когда ты можешь ничего от меня не утаивать, ты стоишь, скрестив руки на груди и притворившись, что терпеть не можешь мое присутствие.
— Ты знаешь, притворяться — не в моих привычках, — осадила она его.
— И это единственное, что задело тебя в моих словах? — он улыбнулся. Немного ошалело. — Хорошо. Ты не притворяешься — просто скрываешься от меня. Так лучше?
— Томас, раз уж ты хочешь начать серьезный разговор, то я позволю — и даже поддержу его. И теперь, прежде чем нападать на меня, исполни мою следующую просьбу: просто задумайся, как я должна была вести себя, зная, кто ты такой и как ты здесь появился?
Она умолкла и посмотрела в его грозовые серые глаза. Несмотря на то, что он действительно принял ее вопрос к осмыслению, это не изменило ровным счетом ничего. Она видела это.
Успел ли он подумать о том, что в его будущем не могло быть места для нее? Возможно, он вспомнил, что судьба Рала и одного из последних обладателей магии исповеди не могла принадлежать ему одному. Никки даже не сомневалась, что в будущем все страны передерутся за то, чтобы подсунуть ему в постель одну из своих наследниц и заполучить одаренного ребенка, который обеспечит бесконечное финансирование всего двора.
А потом он бы женился на той, что смогла бы обеспечить стабильность в Империи. И, возможно, теперь он вспомнил, кем была эта «та». Так какое значение могла иметь Никки, оставленная в двадцати годах позади?
— Просьба выполнена. Теперь, наконец, ты дашь мне тебя поцеловать?
Владетель… он точно в своем уме?
— Томас, остановись, — ее тон повысился. — Ты должен понять — в твоем будущем для меня нет места, как и в моем будущем — для тебя. Где-то там тебя ждет женщина, которая, волей добрых духов или еще кого-то, обладающего отвратительным чувством юмора, станет твоей женой.
— Да, и я даже знаю, что ее зовут «Лора». И я помню, что я любил ее — но это был не тот я, который встал на сторону Джеганя и сбежал из темниц Народного Дворца. Понимаешь, к чему я веду?
Никки посмотрела на его молодое, не отягощенное годами заточения во Дворце Пророков лицо, и поняла, что все еще говорила с тем человеком, которого спасла из тюрьмы почти четыре месяца назад. Да, он был сыном Ричарда и Кэлен, и теперь это осознание было тем новым пониманием самого себя, что поблескивало за завесой его грозовых глаз. В остальном это был все тот же Томас с непослушными черными волосами, проницательным взглядом, вечно колючими скулами и манерой постоянно подначивать ее.
— И как это убедит меня не выпроваживать тебя отсюда?
— Разве ты не знала, что Ричард тоже не может быть твоим? Неужели это помешало вам во Дворце Пророков? Да и с каких пор ты стала такой моралисткой, Никки?
Никки едва не взорвалась. Если она закричит, что к Ричарду она никогда не испытывала того, что испытывает к нему, как это позволит ей взять верх над ним? Разве она не признает свое абсолютное поражение, одержав победу в этой словесной схватке?
— Послушай… меня не волнует будущее просто потому, что я не знаю, что случится со мной даже через два часа. Возможно, я умру этим утром и, по велению пророчества, перееду в могилу на холмах Эйдиндрила.
— Не говори так, — она полоснула его лицо своим острым ледяным взглядом. Ее голос был той же температуры.
— Почему? Разве ты можешь знать, что это не случится? Разве кто-нибудь из нас это знает? Все, что имеет значение — это настоящее. И единственная женщина, к которой я могу испытывать чувства сейчас — это ты, вне зависимости от твоих собственных чувств. Я пришел, чтобы сказать об этом, но не для того, чтобы настаивать. Поэтому, если ты скажешь, что я не нужен тебе — я уйду.
— Так уходи, — в ее голосе послышалась сталь, когда она заявила об этом, не раздумывая ни секунды. Все сантименты она выплакала на плече у Ричарда тремя одинокими слезами в тот единственный раз, когда позволила себе поддаться чувствам, и теперь у нее не было на это права. Поэтому она заявила об этом так быстро. Так неправдоподобно.
Несколько секунд он обдумывал услышанное, но в этот раз, когда она снова отвергла его, все было совершенно иначе. И, когда он улыбнулся победной и самодовольной улыбкой, она поняла, что не убедила не только саму себя, но и его тоже.
Одним уверенным движением он обхватил пальцами ее челюсть и заставил поднять голову, чтобы обрушиться на ее губы обжигающим поцелуем. Никки опустила руки на его грудь и попыталась оттолкнуть, но протесты не помогли ей, а скорее наоборот. Он перехватил ее руки и завел их за спину, скрещивая в районе круглых ягодиц, и Никки, отвечая на это грубое действие, укусила его за губу. Она ощутила вкус его крови на своем языке, когда провела им по его нижней губе. Его свободная рука, не удерживавшая ее запястья, легла на ее затылок, зарываясь в мягкие светлые волосы и не позволяя ей ускользнуть от него даже на единую секунду. В этом не было необходимости: она уже целовала его сама, без принуждения, хотя и проклинала себя при этом.
Его язык беспардонно вторгся в ее рот, и она ответила на поцелуй так, словно это было сражение. Она норовила доказать ему, что, пусть он и лишил ее способности двигаться, она не была пассивным наблюдателем в этом действе. Он надавил на ее запястья, заставляя ее придвинуться к нему, и Никки, наконец, прижалась к нему всем телом, ощущая его возбуждение низом своего живота. Это заставило ее рвано выдохнуть, чувствуя, как между ее ног начало нарастать желание, разливавшееся теплом по напряженным мышцам.
Томас коснулся губами уголка ее широко раскрытого рта, затем — линии острой выступающей скулы, низа челюсти. Он был неаккуратен, слишком опьянен ее видимой доступностью, и Никки пришлось напомнить ему, что, если бы она не сдалась своим порочным желаниям, он бы не приблизился к ней ни на шаг. С кончиков ее пальцев слетело несколько искр, побежавших прямо к его руке, уже оставившей красный след на ее запястьях. Он чертыхнулся и, сразу поняв, в чем — в ком — было дело, прикусил кожу на ее шее. Теперь усмехалась Никки, впившаяся ногтями в его плечи.
В следующий же миг отдернутые им руки приподняли ее над полом одним резким движением, заставляя обвить стройные ноги вокруг его талии.
— Еще раз сделаешь так, и я опять отпущу руку — вернее, обе, — предупредил он ее, сверкая своими помутненными похотью глазами. Его тон был серьезен, но Никки хотелось проверить, насколько. Она обхватила ладонью основание его затылка и шею, а затем послала дрожь вниз по его спине, которая отдалась вибрацией в ее скрещенных ногах.
Он врал, а в ее ледяных глазах плясали огненные демоны.
Он прижал ее спиной к стене буквально в единственном месте в этой каморке, где это было возможно, и, надо сказать, не очень нежно — воздух вылетел из ее легких после столкновения с ней со вздохом, имеющим слишком много общего со стоном. Его ловкие пальцы коснулись ее обнаженного колена, забираясь под черную ткань платья и находя ее обнаженные ягодицы. Будучи в плену ее сильных и стройных ног, он властно вжал ее в стену и подался бедрами вперед так, словно их тела уже не разъединяли два слоя одежды. Никки закусила губу, чувствуя, как низ ее живота налился отупляющей сознание тяжестью.
Никки была жадной, требовательной, и поэтому его провокация сработала. Если бы не выбранная Томасом позиция, она бы уже сама развязала завязки на его штанах. Но, раз уж она хотела сражаться с ним и постоянно перечила, он должен был показать ей свое главенство — и заодно правоту.
Он опустил ее на пол и развернул спиной к себе. Выбирая платье этим утром, Никки вряд ли подумала бы, что ткань на спине окажется разорванной аж до уровня ягодиц. В последний раз подобное позволяли себе только солдаты Джеганя, которым тот отдавал ее ради забавы, но, в отличие от них, Томас сделал это не ради похоти, а для того, чтобы поцеловать ее в обнаженные плечи, словно влюбленный глупец, боготворящий ее.
Это было бы невыносимо приторно, если бы сразу после этого он не вошел в нее — до приятного просто и грубо, одной рукой прижимая ее плечи к стене, а другой оставляя красные следы на мягкой коже ее белых как снег бедер. Он самоуверенно полагал, что она уже была готова к нему, и был прав. Никки привстала на носочках, хотя бы немного сокращая их разницу в росте, и выгнула спину, чтобы позволить ему проникнуть в нее на полную длину и тем самым обеспечить себе удовольствие. Ее ладони, упиравшиеся в грубо обтесанные каменные плиты, начало саднить из-за того, что лишь они удерживали ее вес и мешали ее лицу уткнуться в стену каждый раз, когда Томас двигал бедрами навстречу ей.
Игнорируя остатки разорванного платья, Томас накрыл округлую грудь Никки своей широкой ладонью, и его большой палец начал лениво поддразнивать ее и без того твердый сосок. Другой рукой он провел вдоль ее позвоночника, заставляя ее выгнуться в пояснице еще сильнее, и немного ускорил темп. Его и ее бедра быстро нашли единый ритм, но Никки знала — еще чуть-чуть, и он просто прижмет ее к стене всем телом, зажмет рот и начнет вколачиваться в нее словно в последнюю шлюху, как делали они все, без исключения. Она слишком хорошо помнила, каково это — с трудом ходить несколько дней, но, хотя боль никогда не была ее врагом, прямо сейчас она не хотела этого. Не с ним.
У нее практически не было пространства для маневра, но, будучи изобретательной любовницей, Никки нашла способ поменять позицию. Выпрямив руки и не сказав ни слова, она выпятила зад и отодвинулась от стены, заставляя любовника немного отойти, чтобы затем прервать единение их тел и развернуться к нему лицом. Низ ее живота ныл каждую секунду, которую его член находился вне ее тела, но она знала, что эти несколько моментов, в которые она толкнула его на кровать, забралась сверху и, быстро стащив штаны, оседлала, были необходимы им обоим, как глоток свежего воздуха.
Упираясь руками в его мощную грудь, она начала скользить вдоль всей длины его члена, привыкая к тому, что теперь власть над ним была в ее руках. Когда Томас попытался подняться ей навстречу, она положила ладони на его плечи и силой уложила обратно, нависая над ним. Она не могла оторвать глаз от его благородного и мужественного лица, от его серых глаз, подернутых дымкой неконтролируемого желания, от его приоткрытых губ. Еще никогда она не хотела никого так сильно, как хотела его, и даже его глубокий взгляд, в котором бушевала сила магии исповеди, не пугал ее, как пугал десятки других. Тех, что были до нее — безжизненных и бесконечно преданных.
Дура. Полюбившая его дура.
Ее левое колено опасно застыло возле края узкой скрипящей кровати, и каждый раз, когда она приподнималась, оно так и норовило соскочить с нее, но, честно говоря, ей было все равно. Она уже не чувствовала границ своего тела, но — даже удивительно — вдруг почувствовала, как изорванные останки ее платья покинули ее грудь, живот и верх бедер, а мощная рука легла на ее шею, чтобы затем, поднявшись, очертить линию ее искусанных губ. Она не спешила окончательно избавлять его от одежды: она запустила руки под его темно-синюю рубашку и начала обводить линии его мускулистого торса. Не пальцами — кончиками ногтей.
Она слегка повернула голову, чтобы его палец оказался между ее губ без помощи ее занятых рук. Она поцеловала костяшки его указательного пальца, одну за одной, и коснулась его подушечки кончиком языка. Уже через несколько секунд его палец был у нее во рту, плотно обхваченный ее влажными губам, а ее язык ласкал его вдоль всей длины, пока он медленно двигался внутрь и наружу. Аналогия была слишком прямой, слишком удушающе-невозможной и желанной, и Томас, не выдержавший этой пытки, сжал ее бедро, навязывая ей более быстрый темп. Его бедра нетерпеливо поднимались навстречу каждому ее движению, вынуждая ее двигаться быстрее, быстрее, быстрее.
Подняв руки повыше, она ощутила его прерывистое сердцебиение подушечками собственных пальцев. Он не стонал. Она — тоже. Но в их прерывистом и неглубоком дыхании, одном на двоих, было что-то гипнотическое, как и в хаотичном, неправильном и громком движении их тел.
Ее левое колено все же соскочило с кровати, и, если бы не Томас, она бы рухнула с постели в одиночестве. Но благодаря его своевременному участию они упали вместе, и Никки оказалась снизу, подмятая его телом. Очевидно, это была часть его плана по возврату доминирования.
Полированный камень под ней приятно охладил ее разгоряченное тело, но он совершенно не пощадил ее спину, когда Томас закинул ее ноги к себе на плечи. Она была настолько близка к пику, что смена позиции вызвала у нее бесстыдный вскрик. Она вцепилась в его предплечья, расположившиеся по обе стороны от ее головы, и выгнулась дугой. Ее ягодицы и затылок отдавались острой болью, но это значило ничтожно мало теперь, когда все ее существо превратилось в тугой узел, который ждал, когда его развяжут.
Томас поцеловал ее изящную лодыжку и перенес вес на одну руку, чтобы другой приподнять ее бедра. Никки повернула голову и вцепилась зубами в его предплечье. Из ее горла рвался крик удовольствия, который она хотела заглушить, и она не желала думать ни о чем, что могло случиться, когда Томас выпустит свою силу. Ей было все равно. Ей было так, так, так все равно…
По ее ногам бегала дрожь, и ее тело стонало, хныкало, изнывало от того, что с ним происходило. Оно отвыкло от удовольствия, которое мог дать мужчина. Ноги Никки спустились вниз по его плечам, заставляя его зашипеть, когда она случайно надавила на недавно полученную им рану, и она позволила ему опуститься на локти, практически лечь на нее. Она уткнулась в его ключицу, вгрызлась в нее зубами и впервые извинилась за свои действия, поцеловав в задетое ею место. Впрочем, и этот поцелуй, долгий, болезненный, должен был оставить на нем отметку, но никак не загладить вину.
Никки, Владетель бы ее побрал, не умела извиняться.
Она достигла пика раньше него, ознаменовав его долгим, протяжным криком. Она не прокричала его имя, но было очевидно, кому он был обязан своим звучанием. Ее мышцы расслабились, и она жестко опустилась на пол, чувствуя тяжелое дыхание Томаса на своем виске. Он в последний раз проник в нее, медленно, глубоко, и встретил разрядку с гортанным, звероподобным рыком. Комната взорвалась беззвучным громом, прошедшим через все тело Никки, поражая каждую ее клеточку.
Он буквально рухнул на нее, прижимая к холодному полу. Всего лишь на десяток секунд, но она ощутила на себе вес всего его тела, который теперь не поддерживали его руки, и тогда Томас сорвал с ее губ последний стон, впиваясь в них поцелуем. Он слегка оттянул ее нижнюю губу, мягко провел по ней языком и перешел к верхней, уделяя ей не меньшее внимание и лаская ее своими губами.
В том, как они лежали на этом полу, заключалось нечто такое, что Никки всегда упускала, когда речь шла об этой простой физиологической потребности. Она вдруг поняла, что, если бы не холод бездушного камня под ее спиной, она могла бы позволить им обоим пролежать так целую вечность: он, потерянный внутри нее и хрипло дышащий в сгиб ее шеи, и она, обвивающая его одновременно и ногами, и руками; буквально впечатанная в него.
Но пол все еще был слишком холодным и жестким, а она все еще боялась привыкать к этому. Немыслимым образом ей удалось снять ноги с его плеч и вытянуть их, вызывая у Исповедника глухое ворчание. Она ткнула его в плечо и заставила перекатиться набок, чтобы, наконец, вылезти из-под него.
Подойдя ближе к дверям, она открыла сундук с вещами и быстрым движением выудила оттуда недавнюю рубашку с единственным розовым рукавом. Она все еще ненавидела этот цвет, и ей все еще было не в чем спать. Именно поэтому она опустилась на крышку сундука и занялась тем делом, от которого ее недавно отвлек приход Исповедника, ничуть не стыдясь своей наготы: темных ореолов своих напряженных сосков, своих красных запястий и острых, покрытых синяками лопаток. И, что было самым смешным, она не собиралась стирать эти следы со своего тела с помощью магии.
Томас, неотрывно наблюдавший за ее действиями, даже не стал спрашивать, подействовали ли на нее его силы. Женщина, сидевшая перед ним, без сомнения, все еще была Никки — закрытой и раздражительной ненавистницей розового цвета.
Вместо этого он задал другой вопрос:
— Я ждал, что ты остановишься, но, кажется, твоя душа не нужна даже моей жадной и неразборчивой магии, — ленивым тоном сказал он, поднимаясь с пола и натягивая штаны. У него даже не было сил на усмешку. — Или, может быть, ты просто любишь меня.
Никки одарила его презрительным взглядом исподлобья, хмыкнула и продолжила заниматься обесцвечиванием ночной рубашки.
========== Глава XVIII ==========
Тьма, воцарившаяся за мутными оконными стеклами, уже давно проложила путь в коридоры Замка Волшебника своими острыми когтями. Даже яркая магическая сфера, которая лежала в раскрытой ладони идущей впереди Никки, была недостаточно сильна, чтобы изгнать мрак из его коридоров. Очередная сфера, одна из тех, что были расположены на стенах прямо под потолком на равных и достаточно больших расстояниях друг от друга, загорелась теплым оранжевым светом, стоило Исповеднику, колдунье и морд-сит приблизиться к ней. Бердина одновременно и неприязненно, и с любопытством осматривала эти источники света, которые были незаметны раньше, когда в замок еще проникали солнечные лучи.
Томас шел бок о бок с Никки, беззастенчиво пялясь на ее лицо, как совершенный безумец. Теплый свет, лившийся из магической сферы, делал ее черты необыкновенно мягкими, превращая ее в совершенно другого человека. Он никогда раньше не видел ее такой, но не мог знать, было ли это связано с непривычным освещением или с тем, что произошло между ними пару часов назад. Он с трудом верил, что, когда Бердина без стука вошла в каморку Никки, колдунья мирно спала, положив голову на грудь задремавшего Исповедника. Юноша, проснувшийся ровно в тот же момент, как услышал голос морд-сит, подумал бы, что он все еще был в плену хорошего, несбыточно хорошего сна — если бы голос Бердины не дрогнул, когда она сказала, что лорд Рал хочет видеть их обоих, и если бы Никки не вылезла из постели, не сказав ни слова, словно между ними ничего не изменилось.
Они встретили Искателя в коридоре. Он, не находя покоя, барабанил пальцами по рукояти меча, так и не покинувшего ножны, словно жалея, что нынешнее положение было невозможно разрешить с помощью острой и закаленной в боях стали. Томасу не нужно было слышать от него, что происходило: правда не была темным коридором, а слова Ричарда не стали бы светом сферы.
И колдунья, и Исповедник заметили кровавую луну, покидая каморку, и они оба знали, что это значило. Этой ночью пророчество должно было исполниться, и никто не мог предсказать, что это значило для каждого из них. Так или иначе, Томас был полон рвения насолить Джеганю, добрым и злым духам, да даже самому Создателю, если он имел хотя бы малейшее отношению к тому, что произошло с ним — и с его близкими.
И все же, с каждой минутой концентрироваться на мести становилось все тяжелее. Томас будто пребывал сразу в двух мирах одновременно: его мысли лихорадочно скакали с лица на лицо, и над каждым из них он видел другую маску — маску того, как они выглядели бы, находись Исповедник в своем времени, на двадцать лет позже. Эти помутнения в его взгляде проходили так же быстро, как и приходили, занимая лишь доли секунды, но они мешали ему сосредоточиться на действительности и на том, что ему предстояло.
Отчасти поэтому он предпочитал удерживать свой взгляд на Никки, ведь, почему-то, только ее лицо всегда оставалось неизменно молодым перед его мысленным взором. Он боялся думать о смысле этого явления, но сейчас только она спасала его от последствий действий Мериссы.
Добрые духи, он никогда не радовался чужой смерти так, как это было в случае с этой Сестрой Тьмы. Еще больше его мог бы порадовать лишь вид бездыханного тела Джеганя, распростертого на песке близ Долины Заблудших.
Когда тройка людей подошла к Искателю, его цепкий взгляд остановился на Томасе и Никки, а, вернее, на том, как близко они стояли: сделай она малейший шаг назад, она бы сразу уперлась плечами в его грудь. Более того, на шее Томаса оставался довольно яркий след от зубов колдуньи, который не прикрывал даже ворот его рубашки. Ричард, от которого не укрылась эта деталь, позволил себе небольшую усмешку и наградил бывшую Сестру Тьмы довольно красноречивым, но только для нее, взглядом. Никки лишь повела плечом — так, словно Ричард своей проницательностью надавил на что-то слишком личное.
— Как себя чувствует Мать-Исповедница? — первым делом осведомился Томас, не желая разбираться в их гляделках. Ему пришлось пару раз моргнуть, чтобы сфокусироваться на своем отце и начать видеть его таким, каким он был прямо сейчас, а не десять, пятнадцать, двадцать лет спустя. Висок начало покалывать от усилий.
Ричард покачал головой.
— Не имею ни малейшего понятия, как это описать, — устало пожал плечами Ричард. Было видно, что он переживал за нее, но слишком хорошо осознавал, что был не в силах ей помочь. — Повитуха говорит: «к восходу солнца у Д’Хары должен появиться наследник». Значит, мы должны отправиться в Храм Ветров уже через несколько часов.
— Только вот, мы собственноручно отрезали себе путь до него, уничтожив тот мост, — заметил Томас.
— Есть и другой путь, — Ричард одарил Никки взглядом, в котором крылся очевидный намек.
Колдунья скрестила руки на груди. Томас практически мог ощущать, как под ее кожей начали бегать холодные змейки страха от одной мысли о том, что имел ввиду Искатель.
— В прошлый раз я хотела вернуть Томаса обратно во времени, а не отправить в Храм Ветров. Мы оказались там только из-за того, что я едва не убила нас обоих, а духи решили предотвратить это.
— В этот раз, я полагаю, они поступят так же. Если, конечно, в их планы не входит избавиться сразу от двух Ралов, — голос Ричарда звучал невероятно беззаботно, словно вторая часть была лишь его бредовой фантазией. Все трое прекрасно понимали, что риск умереть при перемещении через кровавую Благодать был невероятно велик. Даже Бердина почуяла подвох в тоне своего лорда Рала, и потому поочередно одарила подозрительным взглядом каждого из собеседников. Судя по тому, как она постукивала эйджилом по раскрытой ладони, предположение Ричарда не понравилось ей ни на йоту. — Но в этот раз, Никки, постарайся сделать все, чтобы не отправиться туда вместе с нами.
— Почему это?
— Я хочу, чтобы ты осталась с Кэлен, пока нас не будет.
«Пока нас не будет», — предложение неприятно кольнуло висок Исповедника. Искатель намеренно не сказал «пока я не вернусь», словно подсознательно отгородился от идеи собственного возвращения. Томаса захлестнуло мрачное предчувствие.
— Разве Зедд не останется с ней?
Когда Ричард кивнул, Никки оказалась готова к новому витку сопротивления. Искатель унял ее одним жестом вытянутой вперед руки.
— Прямо сейчас Кэлен нуждается в гораздо большей помощи, чем я. Стоя за нашими спинами в Храме Ветров, ты не окажешь услугу ни нам, ни кому-либо еще, поэтому, прошу, просто выполни мою просьбу.
Колдунья все же сделала шаг назад, позволяя своим острому плечу соприкоснуться с грудью Томаса. Это действие заставило его вновь испытать ее успокаивающее тепло, ставшее столь знакомым. Он не имел ни малейшего понятия, сделала ли Никки это случайно или нарочно, но, так или иначе, она не отстранилась.
— Как скажешь, Ричард, — согласилась она, хотя и не без дрожи в голосе. Томас впервые слышал, чтобы она говорила так, и ее чувства были ясны: как и Бердина, только что осознавшая, что ей придется оставить Ричарда и Томаса на растерзание духам, лишив своей поддержки, Никки боялась отправлять их в одиночку.
Лицо Ричарда, получившего вербальное подтверждение ее согласия, теперь выражало облегчение и спокойствие. Томас вдруг понял, что чувствовал то же, зная, что Никки останется подальше от Подземного Мира.
Дверь за спиной Искателя открылась, и в коридор вышла другая морд-сит, Кара. Она кивнула на комнату за своей спиной, не произнеся ни слова. Этого оказалось достаточно, чтобы проницательная Никки развернулась и потянула юношу за собой, бормоча что-то про подготовку к заклинанию. Уже за их спиной Кара присоединилась к Бердине в коридоре, а Ричард скрылся за дверями покоев, возвращаясь к своей жене.
Каждый из них понимал, что эти несколько часов были единственным, что отделяло их от полной неизвестности, и они могли провести их так, как сами того хотели: Ричард — с Кэлен, а Томас — с Никки.
***
Кэлен сцепила зубы, чувствуя, как по ее телу начала протягивать свои щупальца очередная волна боли. Она согнулась вокруг своего живота, чудом не потеряв равновесие, и вцепилась пальцами обеих рук в край бельевого комода. Черные и спутанные, уже далеко не пушистые локоны упали с ее плеча, закрывая ей обзор всего того мира, который еще существовал за пределами ее тела.
— Она действительно никогда не кричит? — изумилась старушка, поглаживавшая поясницу Исповедницы в материнском жесте. Кэлен закусила губу, стараясь сосредоточиться на ее успокаивающих действиях, а не на боли.
— Иногда, но только на меня, — ответил ей Ричард, который не отходил от нее ни на шаг уже почти два часа, то есть с момента его разговора с Томасом и Никки. Волосы мешали Исповеднице и не давали увидеть его лицо, но, должно быть, сейчас оно выглядело очень усталым и в той же степени серьезным, не под стать его тону.
Ее дыхание полосовало сухие губы в рваном, судорожном ритме. Она вспоминала слова повитухи и заставляла себя дышать, дышать, дышать, чтобы не потерять сознание из-за недостатка кислорода во время каждой новой схватки. Она почувствовала неожиданное облегчение, когда сильные мужские пальцы перехватили ее волосы и вновь перекинули их ей на спину, через ее плечи. Когда она почувствовала очередной приступ отупляющей боли в пояснице, поднимавшийся вверх и вниз по ее позвоночнику, она сделала глубокий вдох, и он дался ей гораздо легче, чем несколько секунд назад.
Кэлен обняла одной рукой свой большой круглый живот, наивно полагая, что так она все еще могла защитить их с Ричардом сына от всех бед. Каждая новая схватка неотвратимо приближала его рождение, и она старалась не думать о том, что его появление на свет в данном случае было синонимом гибели. Страх за его жизнь вгонял ее в холодный пот, заставлял каждую мышцу в теле напрягаться до предела и этим приносить боль. Она боялась, что, если продолжит в том же темпе, у нее просто не хватит сил, чтобы оставаться в сознании до конца родов.
Кто-то снял ее дрожащую от напряжения руку с края комода — судя по всему, это был Ричард, ведь никому другому просто не достало бы сил — и развернул к себе.
— Ты скоро потеряешь равновесие, — тихим и успокаивающим голосом сказал он, гладя обе ее руки своими огрубевшими от вечных сражений пальцами. Кэлен была настолько измождена последними шестью часами, что она даже не осознала свою зависть к его способности на разумное мышление, а лишь отметила, что в мире не было другого действия, которое так же успокаивало ее.
— Обхвати мою шею и повисни. Хорошо?
У нее больше не было сил на протесты. Она покорно подняла руки и обвила их вокруг его шеи, позволив ему взять на себя часть ее тяжести. Ей было крайне нелегко удерживать себя в равновесии, поэтому она практически сразу же уперлась лбом в его грудь, чтобы немного стабилизировать свое тело. Несмотря на то, что в этом положении ноющая боль внизу ее живота немного успокоилась, она дышала все так же поверхностно, не в силах сделать полноценный вдох.
— Вот так, милая, — успокаивающе прошептал он, гладя ее по спине. — Ты справишься. Ты знаешь, ради чего тебе стоит бороться.
— Отвлеки меня, — попросила она его, практически касаясь губами его рубашки. У нее не было сил ни на малейшее движение.
— Я мог бы спеть, но, боюсь, тогда ребенок будет слишком напуган, чтобы появиться на свет, — он устало усмехнулся.
— Ты неплохо пел тогда, на мосту, — так же устало возразила она.
— Я пропел всего две строчки, — он положил руку на ее затылок, начав медленно поглаживать ее по волосам, — и то фальшиво.
Ее смешок превратился в глухой вздох, когда боль в очередной раз начала разливаться по ее спине и низу живота. В ней не было ничего нового или незнакомого, но теперь она была сильнее, острее и длилась дольше. Кэлен решила задержать дыхание, поняв, что в этой агонии, теперь захватившей ее тело на целую минуту, она просто не могла заставить себя пошевелить ни единым мускулом.
— Ричард, прошу, пообещай мне, что, что бы ни случилось, ты будешь рядом, чтобы заботиться о нем, — тихо-тихо проговорила она после того, как боль отступила и она осмелилась совершить несколько крохотных действий — плотно сомкнуть веки и напрячь голосовые связки. Ей было стыдно за свои мысли, но прямо сейчас она отчаянно нуждалась в том, чтобы услышать его ответ.
— Прекрати, Кэлен, — в его голосе звучала стальная уверенность в том, что ее страхи были беспочвенны. Она знала: это было не так. Ее силы были до дна исчерпаны Кон-Даром, и она собиралась родить ребенка практически на месяц раньше срока. Они оба понимали, насколько это было опасно, но Ричард ни за что не позволил бы ей зацикливаться на этом прямо сейчас.
— Просто пообещай.
— Ты знаешь, я сделаю все, чтобы защитить его.
— Это не то, что я хочу услышать, — она с трудом концентрировалась на собственных мыслях, но даже в таком состоянии ей было понятно, что Ричард ускользал от ответа. Это одновременно и злило ее, и приводило в ужас.
За его спиной послышался стук в дверь. Кэлен могла бы и вовсе не различить его, если бы Ричард не повернул голову и если бы его мышцы не напряглись от этого действия. Она могла бы и сама посмотреть, но темнота манила ее изможденное сознание, а надежные руки ее мужа, поддерживавшие ее и не дававшие рухнуть на пол, позволяли ей немного расслабиться в этой череде бесконечной боли, от которой хотелось выть и лезть на стены.
Томас бесшумно возник за спиной Ричарда, а Никки молчаливой тенью остановилась в дверном проеме. Было видно, что они оба не знали, как им стоило вести себя рядом с Кэлен, когда она находилась в таком состоянии, но старались не показывать свое замешательство.
Повитуха немедленно подошла к лорду Ралу, чтобы перенять Мать-Исповедницу из его рук. Ричард не хотел отпускать ее, все еще удерживая в руках ее тонкое белесое запястье, но он знал, что момент, когда он не сможет быть рядом, рано или поздно наступит. И, раз за его спиной теперь стояли Никки и Томас, это значило, что этот момент наступил.
— Нам пора, — лаконично заключил Исповедник, подойдя к Ричарду и положив руку на его плечо. Обернувшись, Ричард заметил, что его взгляд сочился сожалением, и это заставило его балансировать на грани разочарования и злости — но злости не на Томаса, а на того, кто действительно заставлял его покинуть Кэлен сейчас.
Прежде чем сделать хотя бы один шаг, он взглянул в ее подернутые дымкой боли зеленые глаза и, словно в последний раз, пробежался по каждой знакомой черте ее изможденного, но все еще красивого лица.
— Главное — вернись к нам, — слегка улыбнулась ему Кэлен в прощальном жесте. У нее даже получилось вложить в него всю оставшуюся уверенность.
Ричард опустил взгляд на ее ладонь, мягко сжал ее пальцы. Они никогда не обнимались на прощание, зная, что так причинят друг другу лишь большую боль. Он старался не думать о том, насколько сильно ему хотелось разорвать себя на части, но остаться здесь, с ней. И только так, только абстрагируясь от этих мыслей, он смог отойти от нее.
Взгляд Кэлен невольно метнулся к Томасу. Она переживала за него не меньше, чем за Ричарда, но даже сейчас, когда к нему вернулась его память, она боялась проявлять свои чувства. Это ранило ее, но она, как и ее муж, совершенно не знала, как вести себя с ним.
Должно быть, ее боль была очевидна для Исповедника так же, как и для Искателя, поэтому юноша в считанные секунды оказался рядом с ней. Неловко, но очень аккуратно он обнял ее, надеясь вложить в это все свои эмоциональные силы. В объятиях своего взрослого сына Мать-Исповедница выглядела маленькой, даже крошечной, и совершенно беззащитной. Ричард старался гнать эти мысли как можно дальше, связывая их с тем, что юноша был почти на голову выше нее, но не со своим волнением.
Томас что-то прошептал ей на ухо, и, когда они отстранились друг от друга, в ее глазах стояли слезы, а уголки губ были подняты в искренней, но практически бессильной улыбке. Она посмотрела на них обоих влажными глазами и, наконец, кивнула в знак прощания, не имея сил вымолвить ни единого слова. Ричард с трудом оторвал взгляд от ее лица и бегло окинул им стоявшую рядом старушку, которая, спустя считанные секунды после того, как Мать-Исповедница покинула объятия Томаса, вновь оказалась на ее стороне, готовая поддержать в любой момент. Какой бы страх ни испытывал Искатель, он знал, что оставляет свою жену в надежных руках. Старая целительница лишь подтвердила это своим неизменно спокойным выражением лица и мягкой, но уверенной улыбкой.
Когда Ричард с трудом развернулся и покинул комнату, ему на шею одновременно бросились Бердина и Кара. Морд-сит буквально повисли на нем, и, если бы Никки не попыталась вежливо поторопить их, они бы остались в том же положении.
— Колдунья, ты хотя бы понимаешь, сколь много значит то, что мы опять отпускаем тебя одну с лордом Ралом? — стальным, звеневшим волнением голосом произнесла Кара.
— С обоими лордами Ралами, — поправила ее Бердина.
— Я уже сказала, что, если я не оправдаю ваши ожидания, вы сможете пустить в ход свои эйджилы, — бесстрастным тоном напомнила она им о своем давнем обещании. Морд-сит выпустили лорда Рала из цепкого кольца своих рук и, наконец, одарили колдунью полными уважения взглядами. За последний год эти женщины сделали значительный прогресс в отношениях, и лорд Рал не мог не порадоваться этому.
В конце концов, Ричард смог продолжить свой путь по коридору, ведущему к одному из силовых полей Замка Волшебников. Проходя мимо Бенджамина, находившегося среди своих солдат в дальнем конце коридора, лорд Рал увидел, как тот отсалютовал ему, а вслед за ним — все стоявшие рядом воины. В этом жесте было больше смысла, чем в десятке слов.
— Ты уже придумала, как тебе остаться в замке?
— Да, — Никки кивнула, сворачивая вправо по коридору, — в прошлый раз мне пришлось использовать свою магию, чтобы пробудить дар Томаса и заставить его действовать против моего. Теперь вам надо будетнаправить свой дар друг против друга, а мне останется всего лишь прочитать заклинание и провести вас через завесу.
— И правда, всего лишь, — мрачно кивнул Томас. Идея подобного перемещения нравилась ему ничуть не больше, чем остальным.
Они шли вглубь замка, и теперь коридор впереди освещало слабое зеленоватое мерцание сфер. В этой части замка у Ричарда обычно бегали мурашки по коже, как будто здесь находились некие разрывы, через которые сочилась магическая энергия. Это случалось из-за того, что им приходилось проходить через щиты, ограждавшие это место от людей, не обладавших магическим даром.
У последней двери, ведущей в кабинет с силовым полем, их встретил Волшебник Первого Ранга. Вместо сожаления, которое Ричард больше всего боялся увидеть на его лице в этот момент, Искатель увидел на лице своего наставника выражение непоколебимости и невообразимой серьезности.
— Думаю, Кэлен уже успела высказать наше совместное желание видеть тебя в Эйдиндриле как можно скорее. Не думаешь же ты, что мы с Никки будем восстанавливать разрушенный вами мост вдвоем!
Ричард, находившийся не в самом лучшем настроении, прыснул. Это был тот Зедд, к которому он так привык. Старый волшебник крепко обнял внука и похлопал его по спине.
— Позаботься о ней, Зедд.
— Повторяешься, мой мальчик, повторяешься. В твоем возрасте еще не время быть занудным.
— Кровь — не вода, дедушка.
Старый волшебник упер кулаки в костлявые бока, придавая себе грозный вид. Судя по тому, как приподнялся в усмешке уголок губ Томаса, он тоже помнил эту манеру своего родственника, как помнил и то, что подобное обращение было неприемлемо и даже опасно для психики произнесшего его. К счастью, в этот раз Зедд ограничился без упоминаний своей нелюбви к этому титулу.
— Седьмое правило волшебника, Ричард. Вспомни о нем, если станет слишком тяжело двигаться дальше.
Жизнь — это будущее, а не прошлое. Это звучало как утешение, в котором Ричард, по правде говоря, не нуждался.
— Талга Васстерних, Зедд.
Исповедник понимающе кивнул. Он знал, что значат эти слова.
Будь достоин победы.
Волшебник покровительственно похлопал Томаса по плечу и обменялся беглым взглядом с Никки, как бы обозначая всю ответственность, которая сейчас лежала на ней, но не из недостатка доверия, а скорее в качестве простого напоминания. Колдунья вздернула подбородок и зашла в комнату с силовым полем последней, поставив точку в их бессловесном разговоре.
***
После мрачной комнаты, кровавой благодати и темного силуэта Никки пришла тьма и полное отсутствие звуков. Ричард помнил падение в небытие, длившееся то ли несколько секунд, то ли несколько часов, и сразу после него — хаотичное, вечно подвижное пространство между миром живых и мертвых. Теперь, если бы Ричард мог ощущать свое собственное тело в этом странном месте, он бы чувствовал, как его сердце неистово стучит в висках в очевидном волнении.
Их окружали двенадцать змееподобных колонн, тянувшихся к небесам и постоянно переливавшихся, словно они были отделены от Ричарда и Томаса толщей колеблющейся воды. В прошлый раз небесная материя, заключенная колоннами в круг, нависающий над их головой, принимала самые разные оттенки от ослепительного белого и до непроницаемого черного. Теперь же их озаряло красное свечение, словно мост между двумя мирами утонул в предвещавшем бурю рассвете.
Перед Ричардом и Томасом невозмутимо сияла фигура Даркена Рала. В глазах Исповедника замерцали страшные огни понимания: теперь он узнал в этом человеке своего покойного предка, которого он видел в портретной галерее Народного Дворца бесчисленное количество раз. За плечами старшего Рала зияли открытые двери из черного камня, испещренные знакомыми иероглифами; они были закрыты в те разы, когда Искатель и Исповедник попадали сюда при других обстоятельствах.
На сей раз вход в Храм Ветров был открыт. Ричард не нуждался в большем.
В этом месте все перемещения происходили не благодаря действию мышц, а лишь усилием воли, и именно поэтому каждое движение Искателя, пусть и лишенное силы его тела, выглядело угрожающим, несущим в себе великую мощь. Он не нуждался в мускулах, чтобы добиться того, чего желал. А желал он как можно скорее покончить с формальностями и попасть в Храм Ветров, чтобы раз и навсегда вырвать чуму из их мира и освободить людей от невидимой опасности.
Ричард встретился лицом к лицу со своим отцом. Дух не выказывал ни единой эмоции, как и в прошлый раз, и нынешнему Магистру Д’Хары было сложно узнать в нем столь дорогого, пусть и когда-то давно, человека. Лишь присмотревшись, Искатель смог заметить в его чертах скорбь. Они оба знали, к чему вела эта встреча, и оба не показывали свое знание.
— Как только ты выйдешь из Храма Ветров, твой сын умрет, — предупреждение раздалось откуда-то из-за спины духа, и было в нем что-то унизительно-насмешливое. Возможно, над Ричардом просто подшучивала его фантазия, ведь, как ни странно, ни одна черта на лице Даркена Рала не дрогнула. Это было сказано вовсе не им.
Через мгновение Ричард почувствовал, что они были здесь уже не втроем. Храм наводняли десятки, если не сотни бестелесных душ, дававших знать о своем существовании слабым свечением и неистовой пульсацией первозданной энергии, пожиравшей абсолютный вакуум подземного мира. Если эта пульсация не была самой сутью любой души, то он, Искатель Истины, не мог даже представить, с чем еще они могли столкнуться и чем была та светящаяся полоса за спиной старшего Рала.
— Мы оба мертвы, пока находимся здесь, — резонно заметил Ричард. Эта мысль не успокаивала его, но и не пугала.
— Ты сможешь покинуть это место живым, но он — нет, — снисходительным тоном обратился к нему дух его отца. — Так велит пророчество.
— Пророчество, созданное вами, — гневно заметил мужчина, оглядываясь на Томаса, стоявшего за его правым плечом. Он был благодарен ему за молчание.
— Пророчество призвано восстановить равновесие, нарушенное в ходе вторжения в Храм Ветров, — где-то сзади раздался монотонный голос, которому согласно вторили десятки других. Духи явно разделяли одинаковое злорадно-мрачное настроение, и строптивость Ричарда ничуть не радовала их. Лишь некоторые из светящихся фигур покорно стояли, выражая свое сожаление успокоительным молчанием. То, должно быть, были вечно бездействующие добрые духи.
— Восстанавливать равновесие придется другим способом, — отчеканил Искатель, которого ничуть не волновали колебания настроения добрых и злых духов. Он сделал так, как всегда учил его Зедд: очистил свой разум и сосредоточился на цели. — Если понадобится, я могу прислать сюда всех Сестер Тьмы, которые участвовали в этом вторжении, но моего сына вы не получите.
— Одна из них, должно быть, уже среди вас, — мрачно хмыкнул Томас, без лишнего стеснения глядя прямо в стеклянные глаза Даркена Рала.
Исповедник понимал, что прямо сейчас, в этом враждебном, странном месте решалась его судьба, и все же не выглядел хотя бы немного уязвленным этим. Ричард, даже минуты не пробывший его отцом, боялся думать о том, что происходило в его мыслях, если сейчас даже ему самому с трудом давался подбор слов.
Холодные глаза духа его отца с нажимом посмотрели на Ричарда, как будто укоряя в безрассудной глупости. Все три Рала молчали, позволяя лавине голосов обрушиться на их сознание. Виски Искателя пульсировали, поддаваясь силе его гнева, настолько могучей, словно прямо сейчас он держал в руках Меч Истины. Он уже знал все, что они в очередной раз повторяли ему, и каждое новое слово лишь разжигало пламя его разрушительных эмоций.
— Чума все еще в вашем мире, и она уйдет оттуда только вместе с его душой. Они неразрывно связаны с самого начала, — в голове раздался незнакомый Ричарду трескучий мужской голос.
— Ты знаешь, каковы будут последствия, и смеешь противиться условиям? — воскликнул высокий женский голосок. Мужчина поморщился, мысленно отмечая, что так могли орать лишь торговки на рынках, но никак не всемогущие добрые духи.
— Нас уже ни во что не ставят, — сокрушенно вздохнул старческий голос.
— Присутствие Эддарда в вашем мире — якорь, удерживающий чуму. В мире живых практически нет других источников такой силы, которые могли бы совладать с ее мощью, — на сей раз говорил Даркен Рал. — Более того: твой сын станет причиной катастрофы. Он окажется тем, кто не даст твоему злейшему врагу погибнуть от твоей руки.
— Очередное пророчество? — коротко осведомился Ричард, не сводя глаз с духа. Он знал, что ни одно пророчество нельзя понимать буквально, а то, которое он услышал только что, звучало слишком просто и однозначно.
— Это не пророчество, а предупреждение, сын мой.
— Не беда. Не погибнет от его руки — значит, погибнет от чьей-нибудь еще. Желающие найдутся, — спокойствию Томаса могли позавидовать даже духи, находившиеся в Подземном Мире с момента его создания, но Ричард все же уловил в его голосе дрожь. Теперь их, по крайней мере объединяло то, что здесь, в безвременье, они были единственными двумя людьми, которые еще были способны на проявление эмоций.
Ричард слышал все пророчества и видел их исполнение: он, так называемый «защитник Нового Мира», уже пролил собственную кровь и собственными глазами увидел кровавую луну, будто при этом следовал инструкции, озвученной марионеткой Джеганя. Он знал, каким мог бы стать его сын-Исповедник, если бы у него был шанс повзрослеть в этом жестоком, откровенно дрянном мире. Только вот, у всех этих пророчеств был один большой изъян: они предполагали смерть дорогого ему человека.
Ричард никогда не верил в пророчества и не следовал у них на поводу, если они касались его самого. Он мог позволить себе самоуверенность, даже безрассудство, ведь свято верил в то, что его судьба находится в его, лишь в его руках, а не в руках паразита Подземного Мира, во имя исследований которого был даже воздвигнут дворец в Танимуре. До встречи с Кэлен главной движущей силой Ричарда была острая, неутолимая потребность в справедливости и свободе, которая распространялась на его народ и на всех, кто был готов встать с ним бок о бок, сражаясь за свои идеи и за право прожить собственную жизнь так, как этого хотят они.
Кэлен изменила не только Ричарда, но и его приоритеты. Он добровольно, с полной отдачей возложил себе на плечи груз ответственности за ее жизнь, а немного позднее — и за жизнь ребенка, которого она собиралась принести в этот мир. Он, Ричард Рал, остро любил жизнь и был готов бороться за нее до последнего вздоха, но не когда на кону стояло столь многое. И сейчас, впервые за все прожитые им двадцать четыре года, он был готов добровольно отказаться от нее во имя чего-то, что он считал гораздо, гораздо более ценным.
— У меня есть предложение, — Томас одарил Ричарда недоверчивым взглядом. — Вместо того, чтобы забрать его в Подземный Мир, вы вернете его туда, где он должен быть — в свое время, и оставите его в покое.
— Это не поможет восстановить нарушенное равновесие, — тон, с которым это было сказано, звучал настолько безразлично и устало, словно его обладатель умер во время абсолютно бездарного театрального выступления и так и не смог оправиться.
— Мой отец сказал, что, помимо силы Томаса, в этом мире нет других источников силы, способных вернуть чуму в Подземный Мир. Он прав, но это не единственная причина, по которой вы желаете заполучить его жизнь. Уверен, что вы просто не желаете допускать подобную силу, совмещающую в себе способность к исповеди и обе стороны магического дара, в мир живых, потому что она вызывает у вас непонимание и замешательство.
— Точно так же, как и ты, Ричард, — кивнул Даркен. — Ты — камень, брошенный в пруд: ты сам создаешь свое будущее и будущее людей рядом с тобой, поэтому тебя так боятся многие духи. Но ты был рожден именно для того, чтобы противостоять возрожденной из древности силе Сноходца, поэтому никто осмелится забрать твою жизнь, пока ты не выполнишь свое предназначение. Ты и твоя непредсказуемость необходимы миру живых, пока в нем находится Джегань.
— А мой сын, обладающий несравненно большим магическим потенциалом, пугает вас еще больше, потому что его будущее неподвластно ни вашей воле, ни воле пророчеств.
Призрак Рала смежил глаза, подтверждая выводы Ричарда.
В Искателе вскипал гнев. Он совершал много поступков, и не все они могли быть названы однозначно положительными, но все эти поступки он совершал во имя того, чтобы люди, его люди, не погибали под гнетом тирании. Он не мог смириться с тем, что он и Кэлен, после всего, что им пришлось вынести, не могли позволить их собственному ребенку познать этот мир, потому что он был слишком необычен, слишком могущественен и потому слишком опасен для неподготовленных умов.
Но Ричард знал: их сын, пусть и был Исповедником, не был опасен. Он был уникален и неповторим, но не опасен.
— Я предлагаю свою жизнь вместо его. Я знаю, что я успел наскучить вам гораздо больше, чем кто-либо из ныне живущих, поэтому считаю это предложение крайне выгодным, — уверенно заявил Ричард, стараясь не выдать, как дурно ему сделалось от мысли о том, что он только что предложил им. Его поддерживала лишь уверенность в правильности его цели. — Советую вам принять это к осмыслению прямо сейчас, чтобы не мучить нас долгим принятием очевидного решения.
— Ричард! — Томас встряхнул его, когда до него дошел весь смысл его слов.
Искатель почувствовал лишь слабый прилив тепла в районе плеча и обжигающий стыд где-то внутри грудной клетки, когда понял, сколько злости было в этом действии. Он даже не сразу заметил, что за спиной духа его отца поднялся невиданный гвалт.
Ричард слышал, как собравшиеся у входа в Храм духи начали обговаривать его предложение. Кто-то (кажется, та вечно скучающая душа) сказал, что это неразумно — сохранять жизнь столь могущественному одаренному. Кто-то припомнил предупреждение Даркена Рала о том, что Исповедник помешает Ричарду избавить Новый Мир от сноходца. Кто-то, наоборот, поддержал предложение Искателя, обосновывая это именно тем, что магия Томаса была уникальна. Вслушиваясь в их разговор, Искатель боялся даже пошевелиться. Когда сторонники внесенного Ричардом предложения схлестнулись с его же противниками, Даркен Рал исчез, как будто для того, чтобы утихомирить разбушевавшуюся мертвую толпу.
Теперь Томас и Ричард могли говорить без риска быть прерванными.
— Не будь глупцом. Ты знаешь, что прямо сейчас твоя жизнь значит гораздо больше, нежели моя. Ты не можешь! — продолжил наступать Томас, смотря отцу прямо в глаза.
— Еще как могу, — тон Искателя дал понять, что этот вопрос был решен им давным-давно — еще в ту ночь, когда он узнал, что станет отцом мальчика-Исповедника. Он знал, что Кэлен точно так же, как и он, хотела защитить их сына, и, будь ее воля, она бы пожертвовала для этого собственной жизнью. Разве Ричард мог позволить себе меньшее? Разве смог бы он жить дальше, зная, что подвел ее и не уберег его?
— Почти каждая семья в Новом Мире теряла ребенка, иногда — по самым глупым причинам. Что делает меня таким особенным, что ты, Магистр Рал, Искатель Истины и первый за три тысячи лет боевой чародей отдашь за меня свою жизнь? Что позволяет тебе думать, что ты имеешь право так просто сдаться и уйти в небытие, бросив свою жену и всех близких тебе людей?
Ричард не ответил. Он не думал, что смог бы объяснить это — что любой родитель смог бы объяснить это, пусть даже его прижали бы к стене и приставили нож к горлу.
Упоминание Кэлен вызвало в нем прилив ненависти к самому себе. Он знал, что его смерть уничтожит ее, но мог лишь надеяться, что она примирится с этим ради их сына. В конце концов, она больше не будет в одиночестве, не будет последней Исповедницей, не будет рабыней собственной власти. За ее плечами будет стоять вся созданная ими Империя, а рядом с ней будут люди, много раз доказывавшие свою верность и преданность. Он верил, что у нее хватит сил преодолеть свою скорбь и пойти вперед, пусть и без него.
— Я пойму, если ты будешь проклинать меня всю свою сознательную жизнь, но, по крайней мере, ты будешь жив. Я не могу позволить тебе погибнуть, пусть и ради спасения тысяч жизней.
Тот суровый и непреклонный тон, с которым он произнес это, мог бы вызвать дрожь даже у морд-сит, но не у Томаса.
— Ты не подумал о том, что я был готов пожертвовать собой, если бы это действительно было единственным выходом? — лицо Томаса исказилось под грузом снедавших его эмоций. Несмотря на то, что он был Исповедником по происхождению, прямо сейчас он с трудом удерживал на лице маску, и из-под нее пробивался целый спектр эмоций: начиная от ярости и заканчивая страхом за близкого ему человека. — У меня нет прошлого, нет будущего, а в настоящем я предпочел стать злейшим врагом для единственных людей, которым действительно дорог. Мне лгали, мне внушали ненависть, меня заставляли убивать людей и лишать их воли, словно я был лишь безвольной марионеткой! Сейчас я хочу принять это решение сам, чтобы искупить свою вину, но не ценой чужой жизни — а тем более не ценой твоей жизни.
— Он похож на тебя гораздо больше, чем ты когда-либо походил на меня, сын мой, — перед Томасом и Ричардом совершенно неожиданно материализовалась фигура Даркена Рала. Исповедник раздраженно вздохнул, осознав, что, даже если рядом с ними физически не находился ровным счетом никто, их прерванный разговор мог подслушать любой желающий.
За спиной старшего Рала была лишь приоткрытая дверь, а галдеж духов, как оказалось, давно утих. Теперь они находились здесь лишь втроем.
— Он унаследовал все твое упрямство, — дух слегка улыбнулся.
— И не только мое, — сокрушенно подтвердил Ричард, пристыженный словами Томаса. Он поджал челюсть и на миг даже опустил взгляд, но лишь для того, чтобы затем вновь посмотреть на собственного отца в трудно скрываемом ожидании. Он прекрасно понимал, ради какого обсуждения духи покинули их, и именно от их решения сейчас зависело абсолютно все.
— Твое предложение поразило все собравшиеся здесь души, Ричард. Мне и другим духам, которые сочли плату твоей жизнью непосильной, стоило огромных усилий убедить остальных смягчить условия, — Искатель удивленно воззрился на своего отца. Он вступился за него? После того, как он еще при жизни отдал его на растерзание морд-сит и едва не уничтожил ради власти? После того, как Ричард собственноручно убил его? — Вам будет позволено воздвигнуть границу между Новым и Древним Миром, после чего Чума вернется в Храм Ветров, а твой сын останется в живых, если ты выполнишь свою часть договора.
— Только скажи, что от меня потребуется, — его голос звенел стальной решительностью, но более в нем не было ничего.
Раньше Ричард даже не подумал бы, что избегать обжигающего осуждением взгляда Томаса окажется так тяжело.
Комментарий к Глава XVIII
Уважаемые и любимые читатели! Я знаю, что это было просто-таки неоправданно долго для каких-то десяти страниц (тем более после последних двух глав, учитывая их размеры), но у меня были определенные проблемы с этой главой и с кучей прощаний в ней. Она крайне важна, хотя и построена на одних лишь диалогах, и я надеюсь, что вы смогли увидеть в ней все то, что я постаралась вложить в нее.
P.S. Надеюсь, все увидели бонусные главы? 😉
========== Глава XIX ==========
Условия озвучены. Клятвы произнесены. Дороги назад уже нет.
Ричард подошел к обсидиановым воротам, обрамленным того же материала и цвета каменными наличниками, которые были испещрены заклинаниями на древнед’харианском.
За их с Томасом спинами не было ни единой души, но слова отца все еще обжигали его виски пламенной болью. Клятвы произнесены. Ричард предал все, что было ему дорого — свою семью, своих друзей и свою родину; он продал духам собственную жизнь. Дороги назад уже нет.
На вертикальной каменной планке, нависавшей над воротами прямо перед ними, была высечена лишь одна надпись. Ричард сразу понял ее значение, и ужас осознания опустился вниз по его затылку и шее, оставляя после себя ледяной след.
— Зал Предателя, — одними губами прошептал Исповедник.
Ворота в него были открыты — открыты для них обоих.
***
Ночная прохлада Замка Волшебника сменилась удушающей духотой. Когда Никки достигла покоев Матери-Исповедницы, ее кожа была покрыта липкой испариной. Она едва выхватывала из воздуха то, что было необходимо для дыхания, стараясь не завязнуть в тяжелой, влажной атмосфере, и ее удушье лишь усугублялось комом, стоявшим в ее горле.
Она шла, не разбирая дороги и позволяя дыре в ее сердце высасывать все силы из ее сознания и ее тела. Перед ее глазами все еще стояла тьма, которая поглотила Ричарда и Томаса, и Никки старалась не думать о том, что она собственноручно отправила их туда, в полную неизвестность.
Они с Томасом не сказали друг другу на прощание ни единого слова, хотя у них была возможность обсудить очень многое — вообще-то, в их распоряжении было около полутора часов до восхода солнца, но Никки установила строгий запрет на разговоры. Она знала, что ни одно слово не исправит то, что должно было случиться, что ни одно слово не успокоит ее, когда он уйдет. Она ненавидела это чувство подавляющего и болезненного бессилия, которое пришло в ее жизнь вместе с зависимостью от него, и если это и была та самая пресловутая любовь, то она не желала иметь с ней ничего общего.
Она поправила ворот платья, ненароком коснувшись маленького красно-фиолетового следа, оставленного под ее ключицей губами Томаса — лишнего подтверждения того, что иногда слова значили слишком мало, чтобы доверять им свои чувства. Это и была та сторона любви, которую Никки знала — хотела знать.
Колдунья толкнула дверь. Когда она подошла к Кэлен и посмотрела на ее лицо после получаса отсутствия, то увидела капельки пота на ее лбу. Только вот, тому виной была не только духота и тяжелый воздух. Несмотря на то, что Мать-Исповедница все еще была на ногах, силы ее были на исходе.
За окном раздался оглушительный удар грома. Кровавая луна была скрыта за тяжелыми облаками, которые полосовали разряды молний, но, даже не видя ее, можно было понять, что причиной всему была она.
— Никки, что происходит? — не своим от волнения и измождения голосом спросила Мать-Исповедница. Внезапная перемена погоды точно не осталась без ее внимания.
— Гроза — знак того, что Ричард и Томас уже попали в Храм Ветров.
Кэлен прикрыла глаза, тяжело дыша. Она не знала, стоило ли радоваться этому. Никки же поймала себя на мысли, что, даже если бы источником этих молний был Кон-Дар Исповедницы, а не сила Ветров, она не чувствовала бы такой тревоги.
***
Храм Ветров поражал своей тишиной и пустотой. Его стены протянулись вперед на многие мили, заканчиваясь где-то далеко за призрачным горизонтом. Арочный потолок, уравновешивая пропорции этого неподвластного человеческому воображению здания, висел настолько высоко над их головами, что, будь он в мире живых, он мог бы даже возвышаться над пиком гор Ранг-Шада.
Когда Ричард и Томас ступили на пол, мрамор которого был будто соткан из световых пучков, они не ощутили никаких перемен. Если чума уже покинула этот мир, они не могли знать об этом. Быть может, неугомонные духи полагали, будто они сами вернут ее сюда?
— Зал Предателя — лишь половина пути, — напомнил Ричард Томасу, будто завороженному этим местом. — Теперь мы должны понять, как нам выбраться отсюда и попасть в Долину Заблудших.
«Зал Предателя» слетел с его языка, отдавшись неприятной горечью. Ричард чувствовал себя так, будто уже принадлежал этому месту и телом, и сознанием, но вряд ли это было ему по душе.
— У меня такое ощущение, будто только здесь мой дар начал полностью подчиняться мне, — удивленно проговорил Томас, не услышав слова Ричарда. Искатель вдруг осознал, что чувствовал то же: только сейчас его магия ощущалась им подобно потоку стремительной и бурной реки, текущей вместе с его кровью через все его существо. То, что он чувствовал раньше — жалкий мелкий ручеек, который пробуждался лишь в минуты крайней нужды — в сравнении с этой мощью был лишь ничтожным подобием настоящей магии.
Томас простер руку вперед в порыве любопытства, и с его пальцев сорвались и взвились под потолок несколько тонких, шипящих молний — смесь магии Приращения и Ущерба, усиленная даром исповеди. Томас посмотрел на них почти что зачарованно, и Ричард понял, что, в отличие от всех остальных попыток создать нечто подобное, сейчас ему потребовалось лишь одно несущественное усилие воли, чтобы обуздать собственную силу.
Искатель заставил себя отстраниться от мыслей о своей магии, какими бы прельщающими и приятными они ни были, и обратил внимание на горы магических артефактов и книг, лежавших в нишах боковых стен. Казалось, он мог узнать назначение каждого еще до того, как приблизится к ним.
Это место определенно было местом силы для таких, как Томас и он. Храм Ветров был создан людьми, обладавшими обеими сторонами дара, и только здесь можно было понять истинную сущность силы боевых чародеев. Ричард хотел вызволить всю мощь своей магии и впервые в жизни почувствовать ее так, как чувствовали ее другие одаренные — это было дурманящее, отупляющее желание, которое усиливалось с каждой секундой, что он провел здесь. Великих усилий стоило ему отвлечься от силы этого места и вспомнить о доме — о том, кому прямо сейчас была нужна его помощь.
— Надо сосредоточиться на том, как найти выход отсюда, — повторил Ричард с явным трудом и обернулся к обсидиановым воротам. Теперь Томас услышал его.
— Верно. Но сначала я хочу уничтожить вход в этот зал.
Ричард разделял его желание. Он понимал, что никто в мире не должен был получить ту власть над человеческими судьбами, которую однажды забрал себе Джегань.
Искатель направил объединенный поток магии Ущерба и Приращения на эти ворота, и уже через секунду в него вплелась и магия Томаса. Извиваясь, шипя и искрясь, их объединенная сила, подобно световому потоку, ударила по единственному черному объекту в этом зале, чтобы навсегда уничтожить вход в Храм Ветров.
Дороги назад уже нет.
— Если духи смогли вернуть нас в мир живых в прошлые разы, то и мы сможем переместиться, куда захотим, — Томас помедлил, — мне кажется, что сейчас мне хватило бы сил даже на то, чтобы вернуть Храм в мир живых, если бы я захотел.
Ричард кивнул.
— Давай посмотрим, что есть в этих книгах. Уверен, они смогут помочь нам достичь Долины.
Томас мрачно усмехнулся: он был давно готов к отправлению туда и даже знал, как именно он встретит Сноходца, и теперь ему оставалось лишь убедиться в том, что это сработает.
***
— Сосредоточься! Дитя мое, ты не можешь просто уснуть здесь! Как тогда появится на свет твой ребенок?
Кэлен с трудом удерживала глаза открытыми, упираясь взглядом в каменный потолок. Мир вокруг ходил ходуном, сотрясаемый грозой. Ей было душно, ужасно душно; влажные волосы липли к лицу, мешая дышать. Она сделала вдох и застонала, когда низ живота и поясницу в очередной раз сковала тяжелая, давящая боль, которую не могли смягчить ни подушки, ни одеяло, на которых она лежала.
Чья-то заботливая рука протерла ее лицо холодной влажной тряпицей. Она лишь заметила красный кожаный всполох, промелькнувший в сантиметрах от ее глаз, и кончик светлой косы, упавший с женского плеча. Это могла быть лишь Кара.
— Умоляю, Кара, отойди, — прошептала Кэлен, чувствуя, что с трудом контролирует свои силы. Она боялась, что, если она совершенно утратит контроль над магией, она погубит бесстрашную морд-сит.
— Надо найти Рада-Хан, — где-то неподалеку послышался голос Никки, вслед за которым прозвучали шаги и хлопок дверью. Кара, упрямая, как и всегда, все еще была рядом с ней, значит, комнату покинула Бердина, устремившаяся сделать то, о чем сказала бывшая Сестра Тьмы.
Кэлен успешно выясняла, что происходит, даже прикрыв глаза, но она чувствовала, что скоро не сможет и такую малость. Когда она старалась присмотреться к чему-то, она видела лишь расплывчатые силуэты, поэтому ей было проще экономить силы, вовсе отказавшись от зрения.
— Помоги ей, — обратилась к кому-то повитуха, которую она не видела из-за темной завесы век. Губами она ощутила холодное прикосновение стеклянного флакона, и в следующее же мгновение на ее языке очутилась какая-то горькая жидкость.
— Надо остановить кровотечение, — выпалила Никки. Кэлен внутренне сжалась, поняв, что она еще ни разу не слышала ее голос таким: одновременно и обеспокоенным, и напряженным.
Кровотечение?
Кэлен с неприятным удивлением отметила, что, если на внутренней стороне ее бедер и правда была кровь, то она уже не чувствовала ее.
— Я только что дала ей настойку таволги, — спокойно ответила ей травница, — но, пока она не начнет действовать, ты должна сделать так, чтобы она не потеряла слишком много крови.
Кэлен даже не вздрогнула, когда рука старушки ненароком коснулась ее согнутого колена: она поняла, что, кажется, ей было больше нечего скрывать от этого мира, учитывая то, что ее, измученную и лежащую на постели с широко разведенными ногами, видело в таком виде сразу четыре женщины.
«Четыре женщины — не пятьсот галеанцев», — напомнила она себе. Но, по правде говоря, то, как она выглядела сейчас, ее вовсе не волновало. Гораздо больше беспокоило ее то, что голоса окружавших ее женщин звучали чересчур взволнованно, и говорили они так, словно она, Кэлен, их уже и не слышала.
Кэлен почувствовала, что морд-сит встала с постели, и, приоткрыв глаза, увидела, что ее место заняла Никки. Одна аккуратная ладонь легла на плечо Матери-Исповедницы, выпуская успокаивающий поток, а другая — поверх ее живота. Кэлен почувствовала, как по ее телу начало распространяться тепло.
— Что происходит? — едва слышно прошептала она, почувствовав небольшой прилив сил от магии Никки.
— Ничего, о чем тебе стоило бы волноваться, — заверила ее другая женщина.
С каких пор эта колдунья разучилась врать?
— Я не смогу, — Кэлен едва не задохнулась, не успев договорить фразу. В уголках ее глаз стояли слезы, но она говорила вовсе не о родовой боли: она с трудом сдерживала собственные силы сейчас, когда ее тело отказывалось слушаться ее, и с каждой секундой она становилась все ближе к тому, чтобы утратить контроль. Опустошить себя и высвободить магию исповеди — это казалось таким заманчивым, тем более сейчас, когда все остатки ее сил уходили именно на это. Кэлен знала: если это случится, она попросту впадет в бессознательность, не говоря уже о последствиях для окружающих ее женщин. Более страшный поворот событий трудно было даже представить.
— Ну же, Мать-Исповедница! Хватит недооценивать себя! — до нее донесся голос бодрившейся Кары. Рука морд-сит, которая стояла слева от Кэлен, привалившись к изголовью кровати, легла на ее щеку в мягком, поддерживающем жесте. Она не сразу заметила, что сейчас она была без своих кожаных перчаток.
Что она могла успеть сделать, чтобы предупредить их? Закричать изо всех сил и окончательно потерять контроль? Отдернуться от руки Кары, отползти от Никки? Так и не приняв решение, она протяжно застонала: и от боли, и от отчаяния.
***
Время в Храме Ветров текло неощутимо и будто в стороне от тех, кто в нем находился. Ричард не имел ни малейшего понятия, сколько секунд, минут или часов прошло в мире живых, пока они с Томасом искали способ выбраться отсюда. Они бегло листали все попадавшиеся им под руку книги, практически мгновенно усваивая те знания, что находились на их ветхих страницах. Эти знания были опасны для мира живых в неправильных руках, и Ричард понимал, почему волшебники древности спрятали Храм где-то между двумя мирами, но для них, боевых чародеев, они не были опасны точно так же, как для птицы — полет.
Ричард чувствовал себя глупцом. Даже после многих лет, во время которых он старался перенимать все возможные знания у своего отца и деда, как и после многих месяцев во Дворце Пророков, он оставался полным невеждой в вопросах магии. Полученного им образования хватало лишь для того, чтобы сейчас его дар не уничтожал его, посылая смертельные головные боли.
Теперь он понимал, что, как и сказал однажды Зедд, избыточные знания мешали ему действовать. Он неправильно трактовал то, чему его учили, всегда примеряя это на себя, хотя и не имел права делать это — его магия не подходила под установившиеся за несколько тысячелетий стандарты и не подчинялась большинству магических законов. Таким образом он сам заковал себя в цепи немощности.
Сейчас, отдав все, что у него было, он обрел необходимые ему знания, и ему стоило титанических усилий убедить себя в том, что было еще не слишком поздно применить их. Один Создатель ведал, как больно ему было осознавать, что, случись это раньше, он смог бы предотвратить и эпидемию, и исчезновение его сына из своего времени.
Впрочем, это уже не имело значения. Он должен заплатить за свои ошибки, но только после того, как обеспечит безопасность Нового Мира. Сейчас было важно лишь то, что они смогли узнать, как попасть в Долину Заблудших, и теперь подобное перемещение казалось не более сложным, чем, например, путешествие в Сильфиде, и, к тому же, в десятки раз более быстрым.
Когда Ричард был готов вызвать молнию, которая вернула бы их в мир живых, Томас сделал то же самое, игнорируя тот факт, что они могли переместиться вместе. Это насторожило Искателя.
— Что ты делаешь?
— То же, что и ты, — вскользь ответил Томас, даже не поворачивая голову в сторону Ричарда.
С языка Искателя был готов слететь следующий вопрос, как вдруг они увидели перед собой одинокого духа. Его — вернее, ее переливающийся и светящийся силуэт обрисовывал золотой каскад волос, белые ниспадающие одежды, а ее вечные, нестареющие глаза, все еще сохраняли задорные отголоски, свойственные им при жизни. Ее появление магическим образом заставило Искателя забыть о беспокоящем его факте.
— Цирилла?
Ричард не мог не узнать ее.
— Я была бы рада видеть вас при других обстоятельствах, но, к сожалению, это — единственное, что остается, когда твой дом — Подземный Мир, — ее губы изогнулись в печальной улыбке. Она перевела свой взгляд на Томаса. — Я — Цирилла Амнелл, сестра твоей матери. Все еще любимая сестра, я полагаю.
Томас кивнул, показывая, что он узнал ее. В этом не было ничего удивительного: Цирилла была необыкновенно красива и при жизни, поэтому в королевском дворце в Эбиниссии все еще висело множество ее портретов. Портреты были единственным, что не тронули солдаты Джеганя во время своего вторжения в столицу Галеи — просто потому, что без массивных позолоченных рам, снятых и спрятанных жителями королевского дворца в первую очередь, они уже ничего не стоили.
— Что бы ты ни собиралась сказать, я рад тебе, — искренне улыбнулся Искатель в ответ, хотя и знал, что она не пришла просто так. В этом месте ничто не происходило просто так, в конце концов.
— Как и в прошлый раз, я пришла, чтобы предупредить вас. Несмотря на то, что я умерла уже после того, как ветры были осквернены, мне, единственной из многих, позволено посещать Храм. В этот раз духи отправили меня предостеречь вас обоих, чтобы вы не нарушали данные вами клятвы. Несмотря на то, что Чума покинула мир живых в тот момент, когда вы вошли в Зал Предателя, она все еще может вернуться туда. И, Ричард, ты должен знать, что твой сын умрет и в настоящем, и в будущем — будет стерт из жизни, если ты не выполнишь свою часть договора.
— Двери в Зал Предателя запечатаны, — Томас скрестил руки на груди, как бы игнорируя последнее предупреждение.
— Запечатаны для людей, норовящих пробраться сюда, но не для магии, принадлежащей Подземному Миру. Она не нуждается в дверях, — печально, но в то же время предельно серьезно промолвила она. Искатель и Исповедник переглянулись. — Я знаю, как сложно это должно быть для вас обоих, но, Ричард, ты обязан выполнить свою часть договора, а ты, Эддард, не должен мешать ему в этом. Вы оба дали слово.
Ричард и Томас пристыженно замолчали. Любой способ, которым они могли бы избежать точного выполнения своей части договора, сейчас был забыт ими, ведь, если Чума вернется, все их усилия окажутся бесполезны — если Томас умрет, усилия Ричарда окажутся бесполезны.
Дух Цириллы беззвучно подплыл к Искателю, оказываясь с ним лицом к лицу. Она улыбнулась так, как улыбалась тогда, когда уводила разъяренную Кэлен из его кабинета в последний день перед их свадьбой: с сожалением и страхом, но при этом — как-то обнадеживающе, как будто она хотела вложить в свои слова даже больше, чем могла сказать.
— Покуда твоя судьба все еще принадлежит тебе, ты сможешь найти выход, Ричард. Духи не отобрали главное: твою жизнь. Не теряй надежду — не теряйте ее оба, пока есть силы двигаться дальше, — она окинула их ободряющим взглядом.
Нельзя сказать, что раньше Ричард не понимал, насколько крепкие узы связывали Кэлен и Цириллу, но сейчас он в полной мере осознал, как сильно они дорожили друг другом. После смерти Цириллы Ричард видел, что иногда Кэлен очень не хватало ее поддержки — поддержки другой женщины, ее сестры.
— Спасибо, Цирилла.
Искатель едва удержался от того, чтобы обнять ее в знак благодарности за ее визит. Он знал: они оба не почувствовали бы ровным счетом ничего. Хотя во сне дух его отца однажды обнял его, то был лишь сон, и тогда Ричард еще был в мире живых.
— Мысль — тоже подарок, Ричард, — она улыбнулась, будто почувствовав его намерения.
Выполнив свою миссию, она начала исчезать, растворяться в окружающем пространстве. После ее ухода Храм Ветров стал бы казаться еще более пустым, чем раньше, если бы не два шипящих портала, разверзнувшихся прямо посреди комнаты. Теперь Ричарду выпала возможность прямо спросить, зачем Томасу вдруг понадобился отдельный портал, и он воспользовался этим.
— Ты планируешь отправиться подальше от войск, а я хотел бы навестить Джеганя. Не волнуйся: я догоню тебя, как только этот ублюдок перестанет дышать, — просто ответил Томас.
Ричард поймал себя на том, что он неотрывно смотрит на него — даже пялится, вообще-то, — не до конца понимая, шутит ли он.
— Что ты хотел бы?
— Я исповедую его. Разве это проблема? — он пожал плечами, искренне не понимая, почему они вообще завели этот разговор. — Мы будем достаточно близко, чтобы подобраться к нему и я смог сделать это еще до того, как он опомнится.
— Нет, — отчеканил Ричард. — Наша задача — возвести границу, а не пытаться пробиться через ряды его телохранителей. К тому же, ты не можешь быть уверен, что исповедь подействует на него.
— Раньше я не был уверен, в этом ты прав. Джегань никогда не боялся меня, даже когда я свободно разгуливал без Рада-Хана, но это был показатель его самоуверенности, а не моего бессилия. И, позволь напомнить тебе, что магия исповеди была создана во времена Великой Войны именно для того, чтобы противостоять магии Сноходцев. Я видел здесь формулы и пометки тех, кто создавал ее, и не могу ошибаться: я способен исповедать Джеганя. К тому же, ты не можешь быть уверен, что он позволит нам просто так сделать то, что мы задумали. Не думаешь ли ты, что нам не придется, так или иначе, столкнуться с ним?
— Конечно, я думал об этом! — Ричард, очевидно, терял терпение.
— Так почему бы не сделать то, что я предлагаю, и застать его врасплох?
— Потому, что я не позволю тебе совершить самоубийство, напав на Джеганя посреди его войск, — практически процедил лорд Рал. — Когда ты исповедаешь его, вокруг тебя будет еще, по меньшей мере, несколько десятков его телохранителей, которые, вне сомнения, постараются убить тебя, чтобы освободить Джеганя от исповеди.
Томас застыл, упрямо глядя в сторону созданного им портала.
— Даже зная, что он останется верен мне после смерти?
— Зная или не зная — не имеет значения, если им вздумается, что это единственный шанс освободить его. Но если они окажутся неправы, это не вернет тебя к жизни.
Томас лишь хмыкнул. Ему вспомнились многие моменты из его прошлого, в которые ему приходилось отстаивать свою свободу принятия решения, только вот, труднее всего было разговаривать не с отцом, а с матерью. Оба, и Ричард и Кэлен, были на его стороне, когда он хотел проявить свою самостоятельность, будь то участие в походе с войсками, охота или заседание Совета, но именно Ричард был тем, кто всецело доверял своему сыну и позволял ему идти на осознанный риск, если в том была необходимость. Он знал, что приносил — вернее, еще принесет своим родителям много терзаний и беспокойства, и сейчас, смотря в лицо своему отцу, он осознал, сколь многое ему предстояло пережить, чтобы когда-нибудь позволить себе отпустить своего сына, задушив собственный страх.
— И ты даже не попробуешь убить его сам, чтобы обезопасить всех, кого любишь? — спросил он.
Ричард не ответил ровным счетомничего, ведь его ответ был очевиден. Он попытался бы. Вне сомнений, он попытался бы.
Исповедник почувствовал, как его внутренности начали вскипать от гнева и бессилия. Пусть он и знал, чем были обусловлены действия Искателя, он не мог смириться с тем, что у него отняли право голоса. Томас с досадой отметил, что, если бы Цирилла не сказала Ричарду о том, что его смерть была концом всего его существования, все могло бы быть гораздо проще.
В ту минуту, когда Исповедник услышал условия, выставленные духами его отцу, и увидел его потухший взгляд, он уже знал, чем это обернется для него — и чем это обернется для Джеганя. Он просто не мог позволить кому-то другому убить Императора Древнего Мира — не после всего, что он сделал с ним и с теми, кто ему дорог и не для того, чтобы его отец отдал жизнь в акте отчаянного самопожертвования, погибнув вместе со своим заклятым врагом.
Цирилла велела им не терять надежду, и Томас намеревался сделать все, чтобы Ричард принял это.
— Твой отец был прав: мы действительно похожи. Хотя я младше тебя на четыре года, во мне, кажется, уже играет вся твоя упертость, — Исповедник усмехнулся, становясь боком к порталу и лицом — к Искателю. — Он был прав и в своем пророчестве. Не злись на меня, но, боюсь, я и правда не позволю тебе убить Джеганя собственными руками.
Услышав его слова, Ричард попытался сомкнуть портал, вызванный Томасом, чтобы не оставить Исповеднику никаких шансов на самовольный уход. У Исповедника было не больше доли секунды, чтобы задержать свой взгляд на лице отца, прежде чем все его существо устремилось в стремительно сужающийся портал.
За несколько секунд до того, как некогда пятифутовая светящаяся прореха, разделившая здание на две части, достигла ширины ниточки, все еще протянутой от пола до потолка, Томас шагнул в нее, полный решимости расквитаться со своим врагом.
***
Бердина, как нельзя вовремя вбежавшая в комнату, успела застегнуть Рада-Хан на шее Матери-Исповедницы до того, как магия, клокотавшая внутри ее тела, успела вырваться наружу. Кэлен облегченно выдохнула, закрывая глаза. Темнота за ее веками была так же пуста, как и ее сознание, в котором больше не была места ее дару. И все же, теперь, когда ей не нужно было концентрироваться на том, чтобы сдерживать себя, она смогла выдохнуть более свободно и даже сосредоточиться на том, что говорила ей повитуха.
Ее указания — неразрывный хоровод из слов «тужься», «напрягись», «дыши» и всех похожих по значению, что только могли прийти в голову в данный момент, гулко отдавались в сознании Кэлен. Она хотела сделать то, о чем ее просили, и сначала у нее даже получалось — ей стало немного легче переносить боль, когда каждая новая схватка стала не просто наказанием за то, что она осмелилась принести ребенка в этот мир, но и сигналом к тому, чтобы она напрягла мышцы и, наконец, закончила то, что началось больше девяти часов назад.
Ее сознание обожгла искра осознанности: она поняла, что именно сейчас она должна была отдать все силы, что у нее были, чтобы ее сын выжил. По истерзанному разуму прокатилась волна паники. Она все отчетливее осознавала, что оставшихся у нее ресурсов могло быть недостаточно.
Ее горло сдавил безмолвный стон, а пальцы смяли одеяло до того сильно, что вверх по ее рукам начала подниматься боль, казавшаяся жалкой по сравнению со всем остальным, что сейчас происходило с ней. Она боялась, что не сможет преодолеть это в одиночку.
— Еще немного, дитя мое, еще немного, — заверила ее старушка после того, как в очередной раз сказала свое заветное «тужься».
Когда Кэлен, в конце концов, закричала от боли, и вместо того, чтобы сминать одеяло, отчаянно сжала запястье Никки своими пальцами, ей не осталось ничего другого, кроме как поверить ей на слово. Колдунья не возразила ни единым словом, стойко терпя боль, которую ей причиняла хватка другой женщины.
Если бы Ричард был здесь…
Кэлен тряхнула головой, избавляясь от этой мысли — ей хватало и физической боли. Она вспомнила то, как ощущалась пытка Джеганем, когда он сломал большинство костей в ее теле и едва не убил, и решила, что та боль, которую она испытывала сейчас, хотя бы имела смысл, а потому была терпима.
Магия Никки, втекавшая в ее тело через запястье, теперь ощущалась немного болезненно — так, словно под ее кожей было много-много маленьких иголочек, обжигавших ее и поддерживавших в сознании. Она лишь слабо сжала пальцы, но ничего более, потому что в тот же момент ее разрывающееся на части тело в очередной раз потребовало от нее мобилизации всех оставшихся сил, намекая на это очередной схваткой.
Осталось немного.
Голова шла кругом от того, что в воздухе было слишком мало кислорода. Влага, скопившаяся в уголках ее глаз, прочертила дорожку вниз по ее щеке уже в виде слезы.
— Ты почти сделала это, дитя мое! — заявила повитуха.
— Еще немного, Мать-Исповедница! — поддержали ее морд-сит, которые, должно быть, не имели ни малейшего представления о реальном состоянии дел, но хотели придать ей немного сил.
Никки просто крепко сжала ее руку, и Кэлен даже задалась вопросом, у кого из них кости треснут раньше.
За окном прогремела гроза, и черное небо прорезала последняя за эту ночь молния. Последняя схватка оборвалась так же, как и крик Кэлен перед тем, как каждая мышца в ее теле предательски поддалась чувству усталости, опрокидывая ее на постель. Впервые за долгое время она почувствовала облегчение, но лишь телесное. Ее сознание было опустошено.
Ее голова склонилась набок, прильнув к руке Кары, которая ни на секунду не оставляла ее на это время, иногда опускаясь на ее плечо, а затем возвращаясь к ее щеке. За опущенными веками бегал хоровод разноцветных огоньков, то приближаясь, то отдаляясь — ощущение, похожее на то, как если бы она с силой надавила пальцами на оба глаза. Только вот, руки Кэлен уже безвольно лежали вдоль ее боков, и вряд ли она сможет поднять их в ближайшее время.
Несмотря на усилия Никки, голоса начинали звучать все более и более расплывчато. Кэлен едва разбирала отдельные слова, которые теперь слились для нее в один нескончаемый, неоформленный и бурлящий поток. Ее волновало лишь то, что среди этих звуков не было слышно одного, но самого важного для нее звука — крика ее новорожденного сына.
Кэлен твердила себе, что была обязана узнать, все ли было в порядке, но темнота уже плотно вплелась в ее сознание, обвила своими щупальцами ее зрение и слух.
Мой сын…
Мысль о нем, одна единственная мысль отчаянно стучала на задворках ее сознания.
— Мать-Исповедница! — окликнул ее голос обеих морд-сит.
Она не смогла бы открыть глаза, даже если бы захотела — настолько тяжелыми были ее веки.
У нее совершенно не было сил.
Комментарий к Глава XIX
Я сильно вышла за свои сроки в 3-4 недели и вернулась с не слишком большой главой (8 страниц), поскольку изначально у меня было желание написать нечто огромное, страниц эдак на 20, но затем планы очень поменялись, и я была в ступоре около трех недель.
Вы обязаны знать, что в черновиках уже лежит последняя глава, и скоро у фанфика будет статус “завершен”. Но, пока это не случилось, я могу лишь попросить вас послать мне лучи добра и вдохновения, потому что, честно говоря, мне очень трудно собраться с мыслями и просто вот так взять - и завершить (все вспоминаем древние мемы).
Сейчас я как никогда нуждаюсь в вашей поддержке <3
========== Эпилог I ==========
«Эйдиндрил никогда не спит», — так говорили по всем Срединным Землям еще в те времена, когда на карте Нового Мира не было даже Дворца Исповедниц, и по сей день эти слова оставались той самой правдой, которая заставляла горожан раздуваться от гордости, ведь они знали, что под ней подразумевается их трудолюбие.
Сейчас, когда большинство жителей города было денно и нощно занято в восстановлении моста, чтобы как можно скорее восстановить связь города с остальным миром, эта фраза произносилась скорее с иронической насмешкой, иногда — со стиснутыми зубами и с надрывом многодневной усталости, но никогда — недовольно.
— Говорят, война закончилась, — пропела рыжеволосая девчонка, сидевшая на полупустой бочке из-под вина — остатках добра лавочника, покинувшего Королевский Ряд больше месяца назад. — Вчера я услышала одну байку о том, что произошло с этими глупыми имперцами. Ты только представь себе: лорд Рал заставил землю извергнуть огромную зеленую стену, из которой толпой повалили демоны Подземного Мира! Подумать только!
Ее вежливый собеседник со стороны выглядел так, будто его действительно интересовали девчачьи россказни, но на самом деле он был гораздо более сосредоточен на тяжелом валуне, который ему предстояло донести до моста. К счастью, парень был достаточно крепок, а болтовня его неугомонной рыжей подруги была хорошим способом отвлечься.
— В зеленую стену я еще готов поверить — я ведь тоже видел ее из замка, но насчет демонов ты палку перегнула.
— Говорю же, я услышала, а не придумала это!
— От кого же ты это услышала? — усмехнулся парень, зная, что сейчас-то его подружка и замолчит. — В Эйдиндрил уже месяц как не попасть, если у тебя нет крыльев!
Так и вышло: она насупилась, нахмурилась, спрыгнула с бочки, тряхнув рыжими волосами, по цвету уж очень похожими на листву городских деревьев, и, кажется, мысленно признала свое поражение, но так и не сказала о нем вслух. Мрачная как туча, она пошла бок о бок со своим другом, нервно пожевывая купеческий сыр.
— Спорим на то золотое кольцо с рубином, что демоны там все же были? — усмехнулась она, и ее веснушчатый нос смешно сморщился.
— Лучше просто дай мне этот кусок сыра и признай свое поражение, — предложил юноша, когда они миновали последнее здание южной оконечности города. Девушка согласилась отдать сыр без раздумий: благо, сейчас они могли жить не впроголодь, и даже когда купец вернется, они смогут какое-то время существовать на прибранные ими запасы. А потом — кто знает? Возможно, жизнь после войны и правда станет легче.
Девушка пискнула и, провозгласив, что она догонит его, побежала обратно, к тому месту, на котором она сидела раньше, чтобы схватить их бурдюки. Опыт показал, что они будут втянуты в восстановление моста до самой ночи — такова теперь была ежедневная практика любого, кто хотел в скором времени встретиться со своими родными и друзьями, и, тем не менее, никто не жаловался.
Мирная жизнь тоже имеет свою цену — об этом знает каждый житель никогда не спящего Эйдиндрила.
***
I wake up, it’s a bad dream
No one on my side
I was fighting
But I just feel too tired to be fighting
Guess I’m not the fighting kind
Wouldn’t mind it
If you were by my side
But you’re long gone
Yeah you’re long gone now
Вокруг было так много тел, что было сложно поверить своим глазам. Не тронутые следами разложения, только-только простившиеся со своими душами, они хаотично усеивали песчаную равнину. Невозможно было даже вообразить, какой когда-то была земля под ними.
Слева от нее только-только начинало восходить солнце. Оно окрашивало небосвод в кроваво-красный, подобный тому, который уже пролился на песок, и растворялось в золотом небесном свечении.
Она шла вперед, переступая через трупы д’харианских и имперских солдат. Глубоко в ее сознании залегла усталость, но ноги уперто несли ее вперед, в сторону обсидианово-черной границы, отливавшей зеленым светом Подземного Мира. Она звала ее голосами миллионов мертвых душ, волею судьбы запертых на границе их мира, Мира Живых, и призванных наблюдать за тем, чтобы никто не перешел через нее, не расставшись со своей жизнью.
Она знала, что он не мог быть на поле битвы среди павших, и все же с содроганием сердца вглядывалась в лицо каждого мертвого солдата. Голоса бестелесных душ обвивали ее разум подобно ядовитому плющу, и она старалась не думать о том, что именно его голос, затерявшись среди несметного количества других, предлагал ей расстаться с жизнью и воссоединиться с ним в Подземном Мире.
Кэлен села в кровати настолько резко, что у нее закружилась голова. Она застонала, почувствовав, как по низу ее живота разлилась тупая, но очень неприятная боль. Она опустила руку туда, где та ощущалась наиболее отчетливо, и испытала секундный шок, почувствовав, что там, где раньше был ее ребенок, теперь была лишь пустота.
К ней сразу подлетела Кара, но, еще до того, как она надавила на плечи Кэлен, чтобы немедленно уложить ее обратно, Исповедница сама опустилась на локти, чувствуя страшную усталость, которую не мог компенсировать ее беспокойный сон. Как и несколько месяцев назад, ей снилось поле боя, но в тот раз она была уверена, что победа была на их стороне. Что значил этот сон сейчас?
— Не торопись вставать, а-то сделаешь еще хуже, — успокаивающим тоном обратилась к ней морд-сит.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Бердина, стоявшая по ее левое плечо.
Кэлен лишь покачала головой, встречаясь лицом к лицу с обеспокоенными взглядами морд-сит. Она чувствовала себя опустошенной, будто раздробленной на мельчайшие частицы, и абсолютно изможденной, но не была уверена, что сможет облечь эти чувства в правильные слова. И, глядя на то, как и без того беспокойные Кара и Бердина теребили золотые цепочки своих эйджилов, она не знала, хочет ли говорить об этом.
Наконец, ее взгляд поймал движение в другом конце комнаты. Она не сразу заметила, как старый волшебник, повитуха и бывшая Сестра Тьмы, державшая в своих руках небольшой сверток, практически одновременно поднялись с кресел, на которых они сидели, должно быть, многие часы, и направились к ней. Взгляд Кэлен, как бы она к этому ни относилась, был прикован лишь к ее сыну, закутанному в одеяльце.
Она помнила, что перед тем, как она потеряла сознание, она так и не услышала его первый крик. Кэлен боялась, что, пока она собственными глазами не убедится, что с ее сыном все было в порядке, она не сможет успокоиться. Она выпрямилась на своих ослабевших руках и села, прислонившись к изголовью постели. Ей казалось, что скоро она начнет дрожать от волнения.
— Мы рады, наконец, познакомить тебя с абсолютно здоровым и вполне выспавшимся наследником Д’Хары, — Зедд жизнерадостно представил Кэлен ее сына, в то время как Никки наклонилась, чтобы отдать ей младенца. Поддерживая его голову до того момента, как ладонь Кэлен не заменила ее собственную, колдунья, наконец, положила ребенка на руки его матери.
Весь мир вокруг Кэлен замер, когда она смогла прижать к груди своего ребенка, из-за жизни и здоровья которого она переживала долгие месяцы. Она невесомо провела пальцем по его щеке, чувствуя, как в уголках ее глаз начали собираться слезы. Не будь она настолько истощена, она бы заплакала от счастья и восторга, зная, что теперь их с Ричардом ребенок, наконец, был в полной безопасности, у нее на руках. Каких бы усилий это ни стоило, пророчество было отведено.
— Когда я не услышала его крик, я подумала, что он не дышит, — призналась Кэлен, не смея оторвать взгляд от сонно мигавших серых глаз.
— Так и было, — ответила повитуха со всей прямолинейностью, свойственной жителям Никобариса, — но колдунья смогла спасти его, в то время как волшебник не дал тебе, дитя мое, умереть от потери крови.
— Не стоит благодарности, — улыбнулся ей Волшебник Первого Ранга. Никки, необычайно немногословная, просто пожала плечами, как бы показывая, что в этом действительно не было ничего сложного — но Кэлен знала, что это было большое, чрезвычайно большое преуменьшение.
— Спасибо вам, — она посмотрела на людей, окружавших ее, влажными от слез глазами.
Взгляд Кэлен переходил с одной фигуры на другую, и она даже не могла представить себе, что она могла сделать, чтобы отблагодарить каждого из них за то, что они так преданно сражались за их жизни. Ей казалось, что слов было просто недостаточно. Но, когда ей по очереди улыбнулись пять уставших лиц, она поняла, что они не нуждались в большем.
— Теперь с ним все будет в порядке? — с опаской осведомилась Кэлен.
— Он здоров, но ему понадобится немного времени, чтобы восстановиться после тяжелого появления на свет. Ему очень необходима поддержка его матери, — ответила старушка под одобрительный кивок Никки. — И, возможно, кормилица, если таково ваше желание.
— Какая еще кормилица? — вопросила Бердина. На старушку воззрились пять пар скептически настроенных глаз, а во взглядах морд-сит читалось еще что-то, отдаленно напоминавшее подозрительность.
Бердина присела на кровать слева от Кэлен, чтобы посмотреть на маленького лорда Рала полным обожания взглядом. Кажется, одна лишь мысль о том, что он мог находиться в чужих руках по несколько часов каждый день, просто ужасала ее.
— Я уверена, что справлюсь с этим сама, — к голосу Кэлен вернулась вся ее твердость и непоколебимость, когда она сказала это. Она полностью поддерживала морд-сит.
Старушка улыбнулась, демонстрируя явное уважение к ее решению. Казалось, ей никогда не надоест смотреть на то, как Мать-Исповедница беспощадно разрушает все ее представления о людях, живших за стенами дворцов и замков.
Если холодные каменные полы были изобретением Владетеля, то ковры на этих полах были самым благим деянием Создателя. Никки не имела ни малейшего представления, сколько ей еще предстоит иметь столь близкую связь с этим самым деянием, но, пока младенец в ее руках спал, она боялась даже пошевелиться, чтобы не разбудить его. Она знала, как сильно ему было необходимо восстановить силы после всего, что ему пришлось перенести в первые часы жизни.
Она напряглась, когда дверь рядом с ней открылась, ведь теперь она опасалась любого громкого звука, что мог раздаться в абсолютной тишине коридора. Пускай этот дверной проем и вел в покои Матери-Исповедницы, Никки знала, что не могла увидеть Кэлен — не через четыре часа после окончания родов и не после того, как она потеряла сознание от сильного кровотечения, даже не успев увидеть своего сына.
Вместо этого она увидела Зедда, который, точно так же как и Никки, за последние несколько часов успел истощить все свои магические ресурсы, отдав их на лечение. Старый волшебник не отходил от Кэлен ровно с того момента, как она потеряла сознание.
— Как она? — спросила Никки настолько тихо, насколько это было возможно, украдкой поглядывая на ребенка, которого держала на руках.
— Пока что спит, но скоро, думаю, придет в себя, — он успокаивающе улыбнулся.
Никки ответила на его улыбку, но несколько криво. Она знала, что это пробуждение не будет легким, как и разговор после него.
— Почему бы тебе не встать и не показать мне, наконец, моего правнука, колдунья? — с притворным возмущением обратился к ней Зедд, при этом, все же, не повышая голоса.
Никки молча протянула ему сверток и только после этого попыталась встать, зная, что ее затекшие конечности будут яро протестовать. Она едва не усмехнулась, когда подумала, что, хотя она и была старше Зедда, подобные проблемы еще не должны были докучать ей.
Старый волшебник отточенным движением взял маленького Исповедника на руки, уложив его на сгиб своего локтя и подложив ладонь под его голову. За долгие годы жизни у него скопился приличный опыт общения с детьми, и ребенок в его руках смотрелся гораздо правильнее, чем в руках Никки, которая никогда раньше не имела дела с детьми такого возраста. Не стоило даже вспоминать, насколько старше были ученики, впервые приходившие во Дворец Пророков.
— Добро пожаловать в этот безумный мир, Эддард Рал, — он улыбнулся правнуку, проводя своим шершавым большим пальцем вдоль его лба, и лишь затем обернулся к Никки, только сейчас решив обратить внимание на то, в каком положении он встретил ее. — Только не говори, что ты вот так сидела здесь все это время.
— Зачем? Ты сам сказал это.
Он помолчал с минуту, и Никки увидела, что, на самом деле, Зедд был не только достаточно изможден, чтобы придираться ко всему на свете, но еще и крайне обеспокоен.
— Все было настолько серьезно?
— Поскольку он родился гораздо раньше срока, мне пришлось достроить его легкие, чтобы он смог дышать.
Никки не стала упоминать то, что было и так очевидно: когда она закончила с этим, у нее не было сил даже для того, чтобы найти ближайшую скамейку. Она просто сползла по стене, прижимая к себе новорожденного, а все оставшееся время пыталась прийти в себя. Прямо сейчас у нее буквально не было ни крупицы магической силы, которую она могла бы использовать без вреда для себя.
Она не смогла бы найти слов, которые опишут то, что ей пришлось проделать. Впервые ее действия вызывали страх у нее самой. Она лечила многих людей, но та магия, которую она использовала этой ночью, не шла ни в какое сравнение со всем, что она делала до этого. Она не восстанавливала — она создавала, лишь примерно понимая, что ожидает увидеть, и вливая все свои силы в само жизненное начало этого создания. Только отдав все ресурсы своего дара на то, чтобы этот ребенок мог жить, она, впервые за сотни лет, смогла почувствовать истинную суть своего дара и его связь с Благодатью и тем, что она олицетворяет.
Она не подозревала, что ей когда-нибудь удастся постичь это, и в какой-то мере она была благодарна судьбе за это откровение. И, возможно, Томасу, который с самого рождения взял за привычку доставлять ей трудности.
Она могла бы усмехнуться от мысли о таком неожиданном и в то же время предсказуемом повороте в их жизнях, но рана от его ухода еще была слишком свежа. Она старалась не думать о человеке, который отправился в Храм Ветров вместе с Ричардом, чтобы не испытывать лишние чувства и эмоции. Судьба не могла подготовить ее к этому, но она с самого начала знала, как все закончится.
В другое время или в другом мире они могли бы быть вместе, но Никки была реалисткой. Закостенелой, побитой жизнью реалисткой.
— Я никогда не использовала магию в таком ключе, — она решила направить разговор в другое русло, не желая признаваться в том, что ей было больно — по-настоящему больно думать о нем. Теперь, когда она заговорила о своем поступке, в ее голосе была не тоска, а чистое благоговение.
Неожиданно для нее Зедд прыснул.
— Вы, Сестры Тьмы, всегда искали власть за пределами собственных возможностей, даже не догадываясь, какой силой уже наделены. Теперь ты, должно быть, понимаешь, что даже Владетель не сможет дать тебе большее могущество, чем то, которым ты уже обладаешь?
— Это и есть одна из причин, по которой я уже не принадлежу Владетелю, волшебник.
— Ричард был бы рад это услышать, — тихо сказал Зедд, после чего он и Никки одновременно опустили взгляд на Эддарда. Никки поджала губу, убеждая себя, что было еще слишком рано искать в этих словах скрытый смысл.
Через несколько минут Кэлен, сказав, что она может позаботиться о своем сыне самостоятельно, попросила всех людей, практически сутки не отходивших от нее, отправиться к себе в комнаты и отдохнуть. Старушка-повитуха, Волшебник Первого Ранга и Сестра Тьмы согласились, пусть и неохотно; морд-сит же принялись наперебой рассказывать о том, что они успели вздремнуть, пока Никки и Зедд занимались целительством. Кэлен не очень-то верила им, но знала, что спорить с ними, по правде говоря, не имело смысла.
Когда в комнате помимо нее остались только две морд-сит, она воспользовалась наступившей тишиной и опустила взгляд, чтобы понаблюдать за своим сыном. Это маленькое создание, которое она держала на руках, пока что не имело практически ничего общего с тем человеком, которого она знала как двадцатилетнего юношу и который стал так сильно дорог ей. Единственное, что сейчас связывало их образы в ее голове — это серые глаза и черные волосы, которые, если говорить о ее новорожденном ребенке, пока что были слишком короткими, чтобы по ним можно было сказать, как они будут выглядеть в будущем. Но она-то знала, что они будут вьющимися, беспорядочно уложенными, как знала и то, что он, как и его отец, будет запускать в них пальцы, когда ему будет необходимо собраться с мыслями или совладать с эмоциями.
Кэлен вспомнила их первые и последние объятия и то, что он прошептал ей на прощание. Перед тем, как выпустить ее из своих рук, он сказал лишь два слова: «до встречи». Тогда Кэлен, разрываемая на части родовой болью, не сразу поняла, что крылось за ними, но сейчас… сейчас она поняла абсолютно все. И, как бы странно это ни было, ей не хватало Томаса — того, который оправился от обмана и встал в один ряд с Ричардом и Бенджамином, чтобы сразиться с превосходившими по силам имперцами, а затем отправился в Храм Ветров.
Она наклонилась, чтобы поцеловать младенца в лоб, чем вызвала у него сонное ворчание. Перед ее глазами промелькнула картина того, как Томас церемонно закатывал глаза, обожая таким образом выражать свое неудовольствие.
На губах Кэлен расцвела улыбка, когда она крепче прижала его к себе.
— Твой характер ничуть не изменился с нашей последней встречи, — тихо проговорила она, склонив голову так, чтобы их носы соприкоснулись кончиками. — Я рада снова увидеть тебя, Эддард.
Морд-сит, стоявшие по обе стороны от нее на некотором расстоянии, переглянулись, и Кэлен заметила не только то, как улыбка победила все остальные проявления эмоций, но еще и то, как блеснули их глаза, такие же влажные, как и у Кэлен.
В этот момент она мечтала лишь об одном — чтобы Ричард был рядом с ними. Она знала, что дорога из Долины Заблудших могла занять недели, и даже если бы он нашел поблизости один из колодцев Сильфиды, путь занял бы не меньше суток. Она морально приготовилась к этому ожиданию, сколько бы оно ни длилось, но все же решила попытать удачу.
— Какие-нибудь новости из Долины Заблудших?
Кара открыла рот и вдруг замерла. У любой морд-сит было крайне трудно вызвать такую реакцию, поэтому Кэлен не смогла не заметить ее.
— Генерал Райбих писал, что граница была успешно воздвигнута, а Джегань был захвачен в плен. Они направляются в сторону Народного Дворца, чтобы поместить его в темницу. В отчете написано, что «бесстрашные войска имперцев разбежались во все стороны Нового Мира, только граница начала протягиваться поперек Долины», — ответила за нее Бердина, с трудом выдавив из себя злорадный смешок. По тому, с какими усилиями этот ответ дался им, Кэлен поняла, что все было не так хорошо, как можно было судить по их словам.
— Значит, войска недалеко от юга Д’Хары… путь оттуда до Эйдиндрила займет больше месяца. Генерал Райбих не писал о том, что с Ричардом и когда он сможет вернуться?
— Никто не знает, где он, — Кара, наконец, выдавила из себя это признание. — И наши эйджилы перестали работать этим утром.
— Ричард был в Храме Ветров, и вполне возможно, что это повлияло на узы, — рассудительно заметила Кэлен.
— Тогда узы действительно пропали, но лишь на десяток минут, — ответила Кара, — когда ты потеряла сознание, это произошло во второй раз, и после этого мы все потеряли связь с ним.
— Мы присягнули новому лорду Ралу, — вдруг сказала Бердина, обрушивая на голову Кэлен холодную реальность.
Кэлен несколько раз моргнула, не сказав ни слова. Слезы счастья, стоявшие в ее глазах, могли бы стать слезами горя, но вместо того, чтобы пролить их, она замерла, лишенная эмоций — так решил заявить о себе шок. Смысл ее сна внезапно обрел страшное значение, которое ничуть не смягчало то, что там она не увидела мужа среди погибших.
— Есть еще причина, по которой вы могли утратить связь с ним или по которой ваши эйджилы могли перестать работать? — с надеждой спросила она, боясь, что она уже знала, каков будет ответ. Сын на ее руках, все еще очень восприимчивый к ее эмоциям, стал беспокойно ворочаться, и она начала бережно, но неосознанно укачивать его.
Одновременно с этим она обратилась к своему дару, ожидая, как к ее магии, всегда разливавшейся привычным теплом по ее телу, присоединится стремительная искра магии Ричарда, к которой она успела привязаться в той же степени, что и к своей собственной. Потерять ее теперь казалось ей чем-то сродни потере собственного дара.
Когда она не ощутила ничего, кроме собственной силы, она почувствовала себя так, словно земля ушла из-под ее ног.
— Нет. Других причин не может быть, — звенящим от боли голосом произнесла Кара, и Кэлен почувствовала, как весь ее мир начал рушиться, сдавшись под натиском этого удара.
— Я не хочу верить, что он погиб, — по щеке Бердины все же сбежала слеза. Кэлен все еще была парализована их словами и не знала, как она могла отреагировать на них.
— Выйдите, — голос Кэлен прозвучал как мольба. Это не был голос Матери-Исповедницы — это был голос обычной женщины, находившейся на грани своих эмоций.
Морд-сит повиновались, не сказав ни единого слова.
Кара вышла в коридор на негнущихся ногах, позволяя эйджилу свободно свисать с ее запястья. Он поблескивал золотом цепочки в рассветных лучах, и в этом чувствовалось нечто привычное, противоречащее тому, что это оружие только что лишилось своей сущности.
— Как Мать-Исповедница и ребенок? — к ней сразу же подошел Бен.
— Сейчас с ними Зедд и Никки, — коротко ответила Кара. Это прозвучало так, как если бы она сказала «все будет хорошо», и Бен услышал именно то, что она хотела сказать, но с одной поправкой: вряд ли теперь все будет хорошо. Не тогда, когда ее эйджил вновь перестал работать, и на сей раз — далеко не на четверть часа.
— Ты тоже не чувствуешь узы? — она подняла на него свои холодные голубые глаза, в которых царило вселенское неверие и той же мощи боль, такая, которую не могла вынести даже морд-сит.
— Уже несколько часов, — резко и с досадой ответил он, обрубая все ее надежды. Правильно, что он не стал медлить — это все равно что отпиливать конечность тупым ножом.
И все же, Кара бы с радостью поверила в свою собственную ущербность и неспособность владеть тем, что было дано ей по праву рождения д’харианкой и по праву служения морд-сит, но не в то, что значили его слова. Однажды она уже чувствовала эту пустоту после смерти лорда Рала — это было в тот день, когда Ричард убил своего отца, и тогда она приносила ощущение свободы и вызывала благодарность к тому, кто был готов пожертвовать своей жизнью ради них. Сейчас она не испытывала от нее облегчения, не испытывала радости — это была просто пустота. Пустота на том месте, где раньше был смысл ее жизни.
Она почувствовала, как из ее глаз полились обжигающие слезы.
— Как я могла позволить ему пойти туда без меня? — просипела она, чувствуя себя так, словно она опять была маленькой девочкой, совершившей фатальную ошибку — промедление, стоившее ей годов потерянной свободы — и попавшей в лапы морд-сит. Она испытывала то же отчаяние, то же бессилие, к которым теперь примешалось презрение к самой себе.
Ее плечи содрогнулись, и Бен обнял бесстрашного лидера морд-сит, крепко прижимая ее к себе. Он, человек, потерявший лучшего друга и не выполнивший свою главную задачу как его защитник, понимал ее чувства как никто другой.
Ей потребовалось несколько минут, чтобы немного восстановить порядок в голове, вспомнить те цепочки мыслей, что протягивались в ней ранее, но теперь одна-единственная мысль, мысль о Ричарде, вытеснила все остальные. Она не могла поверить, что он мог погибнуть там, в Долине Заблудших, оставив ее в одиночестве.
Теперь, когда она смотрела на сына, ее взгляд казался потухшим. Последние слова Ричарда отпечатались в ее сознании: он сказал, что сделает все, чтобы защитить их сына, но не торжественно-клятвенным тоном, а более привычным ей, решительным и твердым. Он констатировал факт, выражая естественную и самую глубокую потребность своей души, и он хотел бы, чтобы она сделала то же самое — чтобы она была рядом с ним.
Она тряхнула головой, чувствуя, как ее сознание начала заполонять злость. Она хотела выбросить из головы эти слова, хотела притвориться, что он не был готов на подобную жертву, что он нашел способ избежать ее. Это было в его силах, она знала. И она не поверит, что он просто распростился со своей жизнью, пусть даже и ради благой цели, пока не увидит тому одно единственное доказательство — доказательство его смерти.
Кэлен отчаянно нуждалась в истине, но впервые не знала, была ли она готова к ней.
— Надеюсь, ты простишь меня, — прошептала она, глядя в серые глаза, столь похожие на глаза его отца. Ребенок был на удивление тих и спокоен в своем незнании, в своей неспособности осознать потерю. И все же, в какой-то момент Кэлен показалось, что она прочитала в его взгляде нечто сродни интересу и удивлению, как будто он спрашивал, за что она извинялась, не имея возможности озвучить это.
Она не представляла, как может оставить своего сына сейчас, когда он так нуждался в ней, точно так же, как не представляла, что сможет поверить в то, что Ричард был мертв, не узнав, что именно случилось. И все же, решение было принято.
Глядя на то, как пальцы ее сына, успокоенного столь знакомым сердцебиением своей матери, сжимались в крошечный кулак и медленно разжимались, она чувствовала себя худшим человеком среди всех ныне живущих; худшей матерью из всех, кто только мог называть себя ею. Это чувство лишь окрепло в ней, когда она, перед тем как подойти к шкафу, положила новорожденного на центр кровати, вынужденная сделать это в отсутствие колыбели.
Она наскоро переоделась в черный дорожный костюм, заботливо перенесенный в эту комнату из Дворца Исповедниц. Надеть брюки для верховой езды оказалось тяжелой задачей, которую она не смогла осуществить, балансируя на одной ноге, а потому села на самый край кровати. От резкой смены положения у нее закружилась голова, а мышцы ног болели от каждой секунды, что она провела стоя, и единственным утешением в этой ситуации был тот факт, что костюм, забытый ей на многие месяцы, все еще был ей в пору.
Кэлен обхватила голову руками, склоняясь к коленям. Ее пальцы зарылись в спутанные, грязные волосы, которые не могло спасти ничто, кроме ванны, и закрыла глаза, стараясь превозмочь отчаяние и слабость. Ее показная уверенность перед морд-сит стоила ей очень, очень многого, и сейчас она нуждалась в одной минуте, чтобы превозмочь рыдания, так и рвавшиеся из ее груди. Она боялась, что если снова увидит отчаяние в глазах Кары и Бердины, то оно разобьет ей сердце и сломит ее волю точно так же, как уже сломало их.
В конце концов, она поднялась и, все той же некрепкой походкой дойдя до туалетного столика, наскоро заплела волосы в косу, даже не глядя в свое отражение. Она не хотела знать, что сейчас было в ее собственных глазах.
Спустя неполные полчаса после того, как морд-сит покинули покои, Мать-Исповедница вышла в коридор с маленьким лордом Ралом на руках, этим немало удивив их. Они ожидали услышать любой вопрос из всех, что только могла задать женщина, только что пережившая десятичасовые роды, но точно не тот, что слетел с ее губ:
— Какой ближайший населенный пункт от того места, в котором сейчас находятся наши войска?
Морд-сит переглянулись, до конца не веря своим глазам. Они опешили настолько, что мысль о том, что следовало бы отправить ее обратно в комнату, проскользнула в их головах слишком быстро, чтобы осесть, и незаметно скрылась из поля зрения.
— Судя по всему, они в нескольких сутках пути от Касски, что в Глубокой Пустоте. Там есть несколько деревень и пара развалин, но ничего более, — изрекла Кара с явным скептицизмом.
— Как насчет колодца Сильфиды? Можно ли попасть туда с его помощью?
Обе морд-сит пожали плечами. Должно быть, эта местность была не слишком знакома им, и, скорее всего, даже Ричард не путешествовал туда таким образом.
Она вновь обратилась к ним:
— Тогда спросим об этом у нее. Если она может доставить нас туда, сообщите генералу Райбиху, что мне необходимо, чтобы он немедленно направил туда небольшой конный отряд с запасными лошадьми. Если нет — я буду ждать их прибытия в Народном Дворце.
— Это безумие! Ты ведь едва на ногах стоишь! — попыталась осадить ее Кара, когда Кэлен оперлась рукой о дверной косяк якобы без какой-либо причины, а на деле — чтобы не потерять равновесие. От морд-сит было невозможно скрыть, что ноги едва слушались ее.
Выход из ситуации был найден Кэлен довольно просто: она продолжила говорить, не обращая внимания на их слова, которые уже не могли остановить ее:
— Бердина, проследи, чтобы кормилица была найдена до моего отъезда. Как бы я ни отнекивалась от этого, в ближайшие несколько недель мне придется воспользоваться ее помощью. Я хочу, чтобы в мое отсутствие ты осталась с Эддардом вместе с Зеддом. Кара, ты поедешь со мной вместе с Никки.
— Нет! — в один голос принялись возражать морд-сит, причем Бердина — более громко в силу того, что ее хотели оставить в Замке, пусть и с новорожденным лордом Ралом.
— Это была не просьба, — жестко заявила Кэлен. Ее черты сделались острыми, так резко противоречащими той мягкости, которая была в них совсем недавно, когда она впервые взяла на руки своего сына.
Морд-сит оказались не слишком восприимчивыми даже к такому ее тону.
— Что ты рассчитываешь делать? Искать лорда Рала в одиночку, среди тысяч павших? — спросила темноволосая морд-сит, явно указывая на то, что идея звучала дико.
— Джегань — единственный, кто может знать, что произошло с Ричардом, раз об этом не знают д’харианцы. Мне все равно, что понадобится, чтобы разговорить его: исповедь, эйджилы Кары, пытки Рада-Ханом — это не имеет значения. Я должна узнать правду из первых уст.
— Кэлен, тебе не хватит сил провести верхом целые сутки. Как ты планируешь добраться до лагеря от Касски? — продолжила давить на нее Кара.
— Этот вопрос я решу уже тогда, когда окажусь в седле.
— А если у тебя откроется кровотечение?
— Никки — колдунья, помнишь?
— Иногда ты ведешь себя в точности, как лорд Рал, — яростно возмутилась морд-сит, нахмурившись и воздев руки.
— Он мой муж, и я не смогу жить с мыслью, что не смогла помочь ему, когда он нуждался в этом. Не отрицайте, что, будь на то ваша воля, вы обе отправились бы со мной и не вернулись бы, пока не поняли, что у нас нет надежды вновь увидеть его.
Кэлен опустила взгляд на лицо маленького Эддарда. Ее сын смотрел на нее доверчивыми, по-детски полнившимися любви глазами, и она знала, что сейчас он был зависим от нее больше всего на свете. Но она знала, что он будет в безопасности среди тех, кому она доверяла больше всего в этом мире. Она беспрестанно твердила себе об этом, вколачивая слово «безопасно» в свое сжавшееся от боли сознание, как будто оно могло раздавить ее чувство вины.
Кэлен протянула сына Бердине. Морд-сит помедлила. Она смотрела в глаза Матери-Исповеднице, не скрывая своего неверия, но, к счастью, не осуждения.
— Ты просто оставишь его после того, как едва не потеряла?
Кэлен сжала челюсти.
— Я верю, что вы позаботитесь о нем, а я постараюсь сделать все, чтобы помочь Ричарду. Я не могу поступить иначе.
Бердина, наконец, кивнула и переняла младенца из ее рук. Кэлен почувствовала оцепенение, расставшись с ним, и на кратчайший миг прикусила нижнюю губу и прикрыв глаза, чтобы скрыть слезы, которые удалось остановить лишь титаническим волевым усилием. Она не могла показать, насколько трудно ей далось это решение.
========== Эпилог II ==========
We built a wall to keep the devils at bay
A distant army was marching through the night and the day
I swore an oath and with my life I would pay, oh no
— Говорю же, не мог он умереть!
— Ты что, не видел, как все д’харианцы в городе встали на колени перед Дворцом Исповедниц и прочитали присягу? Разве они бы стали это делать, останься в живых их лорд Рал?
— Не поверю я, что этот мерзавец Джегань мог добиться своего!
Рыжеволосая и ее друг откровенно пялились на спорящих пекаря и кузнеца. Вместо того, чтобы разойтись по домам и насладиться заслуженным отдыхом, они оставались на площади, чтобы, как и все остальные, дождаться возвращения своих родных, покинувших Эйдиндрил еще в начале августа. И, опять же, как и все остальные, они решили скоротать время за беседой на самую насущную тему последнего месяца, только вот не смогли сладить с эмоциями.
— А ты как думаешь? — шепнула девушка на ухо парню, все еще наблюдая за двумя мужчинами, теперь перешедшими на повышенные тона. То еще зрелище, по-другому и не скажешь. — Лорд Рал погиб?
— Я лично видел, как он отправил этот мост в пропасть, поэтому я ни за что не поверю, что в мире есть сила, которая может уничтожить такого человека.
Парень указал на новый широкий белокаменный мост, по размерам в точности повторявший старый, чтобы придать весомость своим словам. На его восстановление ушло больше месяца совместной работы всех оставшихся в городе жителей, неговоря уже о помощи Первого Волшебника и Сестры Никки, а для предшествовавшего этому разрушения — одна минута, сила двух чародеев и пассивная масса сотен имперцев.
Его собеседница кивнула, полностью разделяя его мнение. Из одного окна она наблюдала за тем, как мост ломался пополам, словно тростинка, а из другого — как центр горизонта загорелся неистовым зеленым светом возводимой границы, который потом, словно лесной пожар, начал протягиваться в обе стороны; казалось, этот свет перекинется даже на небеса. И все это — магия одного человека? В такое сложно было поверить, но, так или иначе, это была правда.
Говор на площади притих, когда на другом конце моста появилась первая колонна всадников — вернее, всадниц, облаченных в красные кожаные костюмы, за которыми следовали солдаты, затянутые в черную кольчугу. Пусть Эйдиндрил еще не успел привыкнуть к д’харианской культуре, все присутствовавшие на площади узнали морд-сит и солдат Первой Когорты. Жителям было известно, что в ближайшее время в город приедет едва ли не вся оставшаяся в Народном Дворце часть телохранителей четы Ралов, но если раньше эта новость повергла бы всех жителей столицы Срединных Земель в шок, то теперь, когда д’харианцы защитили их город от разрушения подобного тому, которому имперцы подвергли Эбиниссию, и спасли от смерти его жителей, они отнеслись к ней более лояльно.
— Ты когда-нибудь видел столько морд-сит? — рыжая ткнула своего друга локтем в бок, чтобы отвлечь его внимание от морд-сит. Она видела, что парню было не по себе от одного взгляда на этих воительниц.
— Нет, и надеюсь, что оказываюсь к ним так близко в первый и последний раз. Хорошо хоть, что именно они проверят мост на прочность — с ними-то точно ничего не случится, даже если он опять рухнет, — тихо-тихо ответил он еще до того, как колонна успела дойти до половины моста.
Удивительно, как только горстка женщин могла навести такой страх на мужчин?
Только подумав об этом, девушка показательно бесстрашно окинула взглядом толпу воительниц — и обомлела, обнаружив, что перед одной из них на седле сидела белобрысая девочка, которой на вид не дашь больше лет пяти, и морд-сит прижимала ее к себе одной рукой, в другой удерживая поводья. И, что было самым интересным, девочку воительница явно не пугала, судя по тому, как оживленно она рассказывала ей о чем-то, в то время как морд-сит… улыбалась?
Брови девушки поползли вверх от изумления. Она вдруг рассмеялась, даже не обращая внимания на то, что ее могла слышать почти вся площадь. Друг, выпучивший на нее глаза, умолял ее притихнуть, но она не могла остановиться: это была самая неожиданная и в то же время самая милая картина из всех, что только видели ее глаза.
***
Кэлен почувствовала, что что-то было совсем не так, еще на расстоянии полумили от лагеря. Она знала вкус победы и знала, что все, и главнокомандующие, и солдаты, ощущают его одинаково и платят за него одной и той же монетой, но вкус этот всегда стоил своей цены. Лагерь объединенных войск, только что спасших Новый Мир от рабства под игом Имперского Ордена, выглядел так, будто они потерпели самое страшное поражение в своей жизни.
— Вчера мы потеряли четверть войск. Если бы не лорд Рал, их полчища просто растоптали бы нас, — один из д’харианцев, сопровождавший их по приказу генерала Райбиха, хладнокровно констатировал факт, но не горевал и не ужасался. Иногда Кэлен поражалась их преданности своему долгу и службе дому Ралов.
— Верно. Когда граница начала подниматься из-под земли, имперские храбрецы поджали хвосты и побежали домой, под юбки своих жен, — второй д’харианец, ехавший наравне с Карой, уверенно усмехнулся, и двое других одобрительно закивали, ничуть не смущенные тем, что они сопровождали трех женщин. Если бы этот разговор имел место в таверне, то после его слов загоготала бы половина всех слушающих.
Кэлен не отреагировала на их слова: как только они встретили их у южных границ развалин Касски, она спросила, не видел ли кто-нибудь лорда Рала после окончания битвы, и в ответ получила лишь скромные покачивания головами. Трое солдат и одна морд-сит обменялись понимающими взглядами: они все утратили связь с ним и знали, о чем это свидетельствовало.
Д’харианцы рассказали ей, что лорд Рал появился на поле боя необычным путем — ни много ни мало вышел из внезапно ударившей в землю молнии шириной в половину человеческого роста, которая испепелила врагов в радиусе десятка футов, и затем взял с собой отряд из двух десятков солдат, чтобы отправиться прямо к Джеганю.
— С ним был темноволосый юноша примерно двадцати лет? — спросила их Кэлен.
— Нет, — ответил один из них.
— Я был в этом отряде, — сказал второй. — Он собрал нас как раз для того, чтобы спасти его из лап Джеганя. Только зачем — не пойму; он отразил арбалетный болт, когда лорд Рал попытался выстрелить в Сноходца.
— Отразил? — в неверии спросила Никки. — У него не было причин защищать Джеганя.
— Тем не менее, я видел это собственными глазами.
— Я видел этого юношу, когда Магистр возводил границу. Он помогал ему в этом, — вступился за Томаса третий солдат. Два других не стали перечить: поступок молодого человека ввел их в ступор, но тот факт, что он все это время был на их стороне, оставался непререкаемым.
— Что случилось после? — Кэлен отчаянно надеялась, что услышит ответ на самый важный для нее вопрос, но сведения д’харианцев заканчивались ровно на этом моменте. Далее они помнили лишь бегство имперцев, о котором уже готовились рассказывать своим внукам.
По мере продвижения от периферии лагеря к его центру окружение шестерых всадников практически не менялось. Изнуренные лица, тихие разговоры и полное оцепенение людей, в глазах которых читалась вся глубина их неполноценности. Они сражались за свободу и за лорда Рала, который когда-то, свергнув отца-тирана, дал ощутить им ее вкус. Пропавшая связь дезориентировала их, заставляя меркнуть радость от победы, давшейся столь дорого.
Часовые у шатра командования приняли лошадей Кэлен, Никки и Кары, позволив им пройти внутрь втроем. Никто не обмолвился ни словом: Никки и Кара молчали почти весь пути из Касски, который занял больше суток, из-за полного отсутствия настроения, а Кэлен берегла силы, которых у нее практически не осталось после долгой дороги, и не пыталась концентрироваться на собственных мыслях, пока не встретится лицом к лицу с Джеганем.
— Я хочу видеть пленного, — заявила она еще с порога. Ее голос звучал твердо, как звучал всегда, когда она нуждалась в немедленном исполнении ее требований. Ноги едва держали ее, и она боялась, что долгое ожидание заставит ее свалиться в бессилии прямо к ногам пленника, которого она хотела допросить. Это было неприемлемо.
— Я провожу вас, Мать-Исповедница, — лично генерал Райбих взялся выполнять ее приказ. Уже когда он поравнялся с ней и они вместе вышли из шатра, а ей более не нужно было держать маску под его взглядом, она смогла немного перевести дух. — Предупреждаю, что он, кажется, немного не в себе.
— Если под этим вы имеете в виду, что он — самоуверенный сукин сын, то он как раз в своем привычном амплуа.
— Наоборот, Мать-Исповедница. Когда мы схватили его, он не сопротивлялся, и до сих пор не сказал ни единого слова, будто не заметил, что что-то изменилось. Он даже на еду и воду не обращает никакого внимания.
Кэлен внутренне напряглась. Если это был какой-то план, то его разгадка была не самой простой. Она переглянулась с Никки и Карой, но те тоже казались запутанными.
— Что-нибудь еще, что мне стоит знать? — сухо уточнила она, на что получила уверенное «нет».
Шатер, в котором держали пленного, находился прямо посреди лагеря, и охранялся не хуже, чем вся тюрьма в Народном Дворце. Кэлен не приходилось сомневаться в целесообразности этих мер. Когда она подошла ко входу в шатер, ее сердце бешено колотилось вовсе не от мысли, что она встретится с тем, кто искалечил ее душу и тело — она предвкушала, как будет вынимать из него все, что он знал о том, что произошло с ее мужем. Эта мысль была искрой для пламени ее сознания, которое вспыхнуло десятками вопросов, стоило ей пройти мимо отсалютовавших ей солдат.
Вопрос о том, почему Джеганя держали в шатре, а не в какой-нибудь яме, отпал сам собой, когда она увидела его неподвижно сидящим, буравящим взглядом землю. Генерал был прав: не таким она ожидала увидеть человека, благодаря которому весь Новый Мир оказался на грани вымирания. В одном лишь главнокомандующий д’харианской армии оказался неправ: Сноходец все же отреагировал на появление трех женщин, оторвавшись от созерцания пола. Его непроницаемые черные глаза не выдавали, к кому именно был прикован его взгляд, но слабейший поворот головы в сторону Кэлен, стоявшей посередине, дал ей понять, что все его внимание было обращено на нее.
— Приказывай, Мать-Исповедница, — холодным, безразличным тоном обратился он к ней. Кэлен замерла, не до конца понимая, почему он встретил ее именно такими словами.
Никки схватила Кэлен за руку, и две женщины переглянулись. В глазах обеих выражалось непонимание различных оттенков, но все же — непонимание.
Мать-Исповедница не встречалась со своим врагом лично до этого момента, но отлично знала его голос — знала насмешливые и самоуверенные интонации, знала звук его надменного смеха. Даже проигрыш не мог вымыть саму суть его существа, не мог лишить его воли. Такое было под силу лишь магии, а вернее — одной конкретной разновидности магии.
— Ты исповедан, — Кэлен и сама не знала, была ли это констатация факта или вопрос. Обсидиановые глаза, которые теперь в прямом смысле были зеркалом его отсутствующей души, моргнули, подтверждая ее подозрения.
— Да. Исповедник приказал мне дождаться вашего появления и ответить на все ваши вопросы.
Кэлен не могла даже представить, что когда-нибудь услышит от него эти слова; что когда-нибудь он будет порабощен чьей-то магией вместо того, чтобы порабощать мысли других своими силами и вливать в их головы яд своих убеждений. Она жалела лишь об одном: что его душу забрала не она.
Пальцы Никки, сжимавшие запястье Кэлен, вдруг разжались. Колдунья будто не знала, чему доверять: своим глазам, которые видели все того же высокого человека с нечеловеческой силой и бычьей шеей, которую с трудом обхватывал Рада-Хан; ушам, которые улавливали его слова, или мозгу, который говорил ей, что оба ее чувства не подводили ее.
— Томас отразил арбалетный болт, чтобы исповедать его, а не чтобы спасти, — в голосе Никки звучало понимание. Кэлен с удивлением осознала, что этот вариант, хоть он и был крайне разумным, до этого момента даже не приходил ей в голову.
— Вот почему он так странно вел себя, — заключила морд-сит, хмыкнув. — Я уж подумала, что у больного ублюдка очередной план на уме.
— Ты ни с кем не говорил, потому что господин велел тебе разговаривать только со мной?
— Он сказал, что после его ухода я должен буду даться в плен д’харианцам и после подчиняться только вам и госпоже Никки, Мать-Исповедница.
Кэлен скрестила руки на груди. Никки громко хмыкнула, но не сказала ни слова, в то время как в ее глазах читалось нечто вроде благодарности к Томасу. Когда Джегань избивал ее до потери сознания и отдавал солдатам для утех, она могла лишь мечтать о том, что когда-нибудь получит такую власть над ним. Кэлен же, которая редко испытывала радость от использования магии исповеди, в этот раз была рада ее действию более всего на свете. Только Кара, понявшая, что ее эйджил не понадобится во время этого разговора, казалась огорченной.
Джегань же молчал, терпеливо ожидая приказа и великолепно проявляя отсутствие воли.
— Расскажи мне, что произошло с Ричардом и Томасом.
— Я не знаю, что произошло с Исповедником после того, как он исповедал меня, но он приказал мне передать вам, что лорд Рал жив. Он сказал, что не убьет меня лишь для того, чтобы вы узнали это.
Сердце Кэлен подпрыгнуло в ее груди. Около минуты она не могла вымолвить ни слова, желая удостовериться в действительности того, что подсказывал ей ее слух. Когда она ехала сюда, она аккуратно лелеяла надежду на то, что Ричард был жив, но боялась, что, если она позволит себе забыться в мире иллюзий, то уже не сможет оправиться от потери.
— Но почему нас больше не связывают узы? — спросила Кара, боясь доверять словам Сноходца, пусть он и был исповедан. Морд-сит знала, что чувства не могли подвести ее.
Джегань будто не услышал ее вопрос.
— Ответь ей, — приказала ему Никки, понявшая, в чем было дело: исповеданные всегда воспринимали приказы буквально.
— С того момента, как граница была возведена, он утратил свою магию — таково было условие Ветров. Он согласился на него, чтобы спасти жизнь моему господину.
«О Духи, Ричард…» — Кэлен мысленно содрогнулась от мысли, что он мог отказаться от важнейшей части самого себя, пусть и для столь важной цели. Когда на шее Кэлен был Рада-Хан, она ощущала себя неполноценной, ущербной. Она не могла представить, что сейчас чувствовал Ричард, но испытывала облегчение от мысли, что ценой Ветров была не его жизнь.
— В таком случае, где Ричард? — спросила она, когда совладала с голосом.
— В Древнем Мире.
Внезапный приступ радости прошел так же внезапно, как и начался. Она почувствовала дурноту.
— По ту сторону границы? Зачем ему это?
— Он должен покинуть Новый Мир и остаться по ту сторону границы навсегда. Таково условие Ветров, — повторил он. Кэлен мечтала стереть из памяти безразличный голос Джеганя, который, даже будучи голосом исповеданного и лишенного способности причинять боль человека, был способен разорвать ее душу на части. Она мечтала о том, чтобы они были простой иллюзией.
— Даже если так, границу можно преодолеть. Мы можем помочь ему вернуться, — Никки, в отличие от Кэлен, еще сохранила способность мыслить здраво. Впрочем, голос ее звучал так, словно она сама не до конца была уверена в своих словах.
— Для того, чтобы преодолеть границу и не погибнуть, потребуется магия того, кто ее воздвиг, — ответил ей Джегань. Удивительно, но Томас вложил в его голову и это знание.
— Поэтому духи лишили Ричарда магии… чтобы он не смог вернуться в Новый Мир, — безжизненно, Кэлен констатировала факт. Они не убили единственную любовь ее жизни — они подвергли его нестерпимым мукам мира живых, лишив возможности вернуться ко всему, что было ему дорого: к семье, к друзьям, к своему народу. К Кэлен и их сыну.
Он никогда больше не увидит тех, за чьи жизни так яростно сражался.
— Господин дал вам позволение решить мою судьбу после того, как я передам вам все, что он велел. Я исполнил его приказ, теперь — ваш черед.
Кэлен не сразу поняла смысл сказанного, но когда слова сложились в смысловой узор, она по очереди посмотрела на Никки и Кару. В глазах бывшей Сестры Тьмы не было ничего, кроме боли и холодной ненависти, а в темных зрачках морд-сит бесновались демоны ярости. У каждой из них были свои причины, чтобы убить Джеганя: Никки могла отомстить за все то, что он сделай с ней, Кара же — отомстить за своего лорда Рала, и Кэлен не желала решать, кому из них предоставить эту возможность. Она знала лишь одно: она не хотела прикасаться к нему даже острием кинжала, будто так могла соприкоснуться с чем-то мерзким, порочащим и черным как сама материя Подземного Мира. Она ненавидела его еще больше, зная, что он был первопричиной того, что Ричард оказался во власти Ветров.
— Сделайте так, чтобы я больше никогда не увидела его лицо.
Кара и Никки кивнули, а Кэлен развернулась и направилась к выходу. Когда она покинула палатку, мир перед ней бешено закружился, ее виски начали пульсировать нестерпимой болью. Ей казалось, что ее внутренности вывернет наизнанку, если она сделает еще хотя бы один шаг. Ее тело было напряжено как струна, и каждая мышца дрожала, в то время как ее била крупная дрожь. Она практически рухнула на тюк с сенном, закрывая глаза и пытаясь унять дурноту.
Когда Кара и Никки вышли из шатра, физическое состояние Кэлен несколько улучшилось, но психологическое — ни на йоту. Происходящее было подобно ночному кошмару, только в разы хуже, ведь от реальности было невозможно убежать.
— Его лицо ты больше никогда не увидишь, — заверила ее Кара. В голосе морд-сит не было и призрака эмоций. — Колдунья немного ошиблась с количеством огня, так что теперь его не узнала бы даже его родная мать.
Когда Кэлен не сказала ни слова в ответ на это заявление, обе женщины крепко обняли ее в знак безмолвной поддержки.
Когда они втроем вернулись к генералу, рядом с ним уже стояла аббатиса Верна. Кэлен много слышала о ней от Ричарда, поэтому узнать ее не составило никакого труда. Она улыбнулась ей как старая знакомая, хотя Кэлен и показалось, что в этой улыбке было много скорби, не присущей обыкновенному приветствию. В ответ она не смогла выдавить из себя и такую малость.
Кэлен рассказала им двоим обо всем, что Джегань поведал им. Генерал выразил искреннюю радость по поводу того, что лорд Рал был жив, но вопрос с границей озадачивал его точно так же, как и Верну, которая понимала, что преодолеть ее практически невозможно — в конце концов, таков был замысел Ричарда, когда он искал способ защитить Новый Мир.
— Пока лорд Рал отсутствует, нам необходимо восстановить узы, — генерал Райбих без обиняков обозначил этот вопрос, при этом сделав все, чтобы не расстроить чувства Кэлен. Она одобрила его выбор слов, хотя ей и хотелось, чтобы в восстановлении уз вовсе не было необходимости. — Как зовут наследника?
— Нового лорда Рала зовут Эддард, — на губах Матери-Исповедницы заиграла тень горькой улыбки. Теперь она могла возвратиться к сыну и заняться решением насущной проблемы, которую Ричард создал собственными руками и сплел из собственной магии, но на ее душе не стало спокойнее. Она не имела ни малейшего понятия о том, с чем ей предстоит столкнуться перед тем, как сможет вновь встретиться с Ричардом.
Генерал повернулся к стоявшему позади офицеру и отдал один короткий приказ. Генерал Райбих улыбнулся не слишком широко, но искренне, услышав, что у Д’Хары появилась не наследница, а именно наследник. Этой стране никогда не будет привычна женская рука.
— Мальчик-Исповедник? — аббатиса Сестер Света вскинула брови. — Я провела в Новом Мире лишь малую часть своей жизни, но даже я знаю, что их не принято оставлять в живых.
— Подобные обычаи распространяются на кого угодно, но не на лорда Рала, — Кара скрестила руки на груди. Ее взгляд мог испепелить любого, кто попробует возразить.
— Он не станет тираном, — возразила Никки. — В его случае магия Исповеди уравновешена силами боевого чародея, и их совместное действие заставляет… заставит его соблюдать баланс и мудро использовать свою силу. Под этим я имею ввиду каждую из ее сторон.
Кэлен вспомнила о том, что Ричард говорил ей о своем даре: на его примере она поняла, как важно было сохранять гармонию и не использовать силу во зло, чтобы не поплатиться за это своим рассудком и своей жизнью. Магия боевого чародея, не сбалансированная и используемая во вред, была орудием, направленным против самого чародея, подобно тому, как Меч Истины приносил нестерпимую боль тому, кто использовал его во зло, но не для защиты невинных.
Узнав правду о том, кем был Томас на самом деле, Кэлен боялась, что ее сын может стать безжалостным убийцей, как и его дед. Вскоре она поняла, что, даже обладая магией исповеди, он был лишь человеком, который, как и все остальные, ходил по грани между добром и злом. В конце концов, он нашел верный путь, оставив ошибки в прошлом, и она знала, что в его сердце не было зла; магия исповеди не сделала из него чудовище, которого так сильно боялись на протяжении тысячелетий. И теперь, благодаря Никки, она понимала, почему.
К возвышению стеклась добрая половина лагеря, и когда небольшая площадка и все подступы к ней оказались заполнены д’харианскими солдатами, генерал Райбих громогласно объявил имя наследника Д’Хары. Имя «Эддард Рал» прокатилось по толпе благоговейным шепотом, доходя до последних рядов, чтобы те, кто не услышал приказ главнокомандующего, знали имя того, кому они присягают. Как только волна эта покинула зону слышимости, каждый д’харианец, включая генерала Райбиха и Кару, встал на колени. Слова молитвы полились из их уст в удивительном единстве, и Кэлен почувствовала, как вдоль ее позвоночника побежали мурашки. Ее сыну присягал весь лагерь; тысячи преданных голосов клялись ему в вечной верности, но если кто-то хотя бы на миг открывал глаза во время этой своеобразной молитвы, то его взор был устремлен на нее, на Кэлен.
Ее колени задрожали от мысли о том, что значили обращенные на нее взгляды, и если бы не Никки, поддержавшая ее за руку, она могла бы рухнуть прямо на ветхий дощатый помост.
Магистр Рал ведет нас.
Магистр Рал наставляет нас.
Магистр Рал защищает нас.
«Добрые Духи, Ричард, почему ты оставил меня? Почему согласился на эти условия?»
Это был риторический вопрос. Он, как и она, когда покидала Дворец Исповедниц, знал, что оставляет своих близких в безопасности, знал, что оставляет ей и их сыну власть над созданной ими двумя Империей. Он знал, что они смогут справиться без него, потому что за их плечами будет вся сила Нового Мира.
В сиянии славы твоей — наша сила.
В милосердии твоем — наше спасение.
В мудрости твоей — наше смирение.
Кэлен закрыла глаза. Ей было трудно сосредоточиться даже на таком простом акте, как дыхание.
Вся наша жизнь — служение тебе.
Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Когда-то она не хотела выходить замуж за сына человека, который распорядился о смерти ее сестер-Исповедниц; за человека, которого возненавидела еще до первой встречи. Тогда она пошла на сделку с собственной совестью исключительно ради блага Нового Мира, хотя и с трудом мирилась с тем, что он почти целиком станет территорией столь ненавистной ей Д’Харианской Империи. Тогда, год назад, она боялась, что отдает власть очередному тирану, и она же клялась себе, что не растворится в роде Ралов и что ее тело не произведет на свет ни единого его наследника.
Те чувства и мысли умерли почти год назад. Сейчас, едва стоя на ногах и чувствуя, как по ее щекам бегут тонкие ручейки слез, она понимала, что не могла править Империей, в которой больше не было Ричарда.
