Проснувшись у Риди, Ханна первым делом бросилась в школу, добравшись до неё как раз к началу первого урока. Заявиться в класс в таком виде, да ещё и без тетради было слишком. Она пробралась в свою комнату… Наконец! Одиночество! Сладкая тишина заворожила уши. Все соседи ушли в школу и можно было жить спокойно. Немного насладившись обстановкой, Ханна вспомнила, что до звонка оставалось меньше тридцати минут и принялась приводить себя в порядок: почистила зубы, смыла краску с волос (только на это потребовалось двадцать три минуты), переоделась и захватила с собой ручку и тетрадь. На выходе с ней заговорил сторож и чтобы выйти, пришлось ответить ему и соврать, что разболелась голова и пришлось ждать пока подействуют таблетки. К концу первого урока она была у порога.
Прошмыгнув мимо консьержа и лишив себя второй нежелательной беседы, Ханна оказалась у дверей библиотеки, самое пустое и безлюдное место в школе, лишь изредка здесь можно было встретить Элли Гришин, библиотекаря, выходящую за чашкой кофе, или кого-то из учителей, желающий подобно Ханне посидеть лишние десять минут в тишине.
Элли Гришин, одна из самых «терпимых», по мнению Ханны работниц, но её манера всегда заводить непринуждённую беседу (как гласят социальные правила), немного подкашивает их отношения. Ханна не стала пересекать черту двери и упёрлась о стену рядом с проходом, спрятавшись от взора мимо проходящих людей и не дав поймать на себе взоры исходящие из библиотеки. Но ей не повезло и её увидел Мистер Гриндел и серьёзным тоном приказал немедленно явиться в кабинет Освольдской. Гриндел ни разу не обращался к Ханне или к ученику иначе чем повелительно, наверное он и с учителями таким тоном говорит. Ханна хотела проигнорировать его или сделать вид, что не слышит, но тот проследил, чтобы его приказ исполнили и проводил её до кабинета.
— Дальше сама! — Сказал он и пихнул её в сторону двери.
Ханна сделала три стука и ей крикнули:
— Да…
Ханна зашла. Владелица кабинета окинула её презрительным взглядом поверх очков, попросив присесть на стул, что обозначало лишь одно — разговор затянется.
— Простите, Катерина Андреевна, но у меня скоро урок и нужно спешить. Вы же знаете, кто у нас по языку…
— Ради меня, тебя отпустят с половины урока. Хватит увёртываний! Сядь!
«— Половину урока! Видимо я что-то натворила серьёзное.» — Подумала Ханна и отодвинув немного стул присела, не зная куда деть тетрадь.
— Ты знаешь, почему ты здесь? — Спросила Катерина Андреевна в надежде на сотрудничество.
— Простите, нет. Причин много, но почти по всем из них меня уже отчитывали, по некоторым даже вы.
— Не вертись!
— Наверное, что-то связанное с вашим уроком?
— Верно.
— С сочинением? — Ханна положила тетрадь, мешавшуюся в руках, на стол, но вскоре стащила обратно на колени.
— Именно. — Наконец закончились загадки. — Сейчас найду.
Она встала и у Ханны появился шанс осмотреться, она высмотрела столик у одной из стен, со свободным местом, как раз под тетрадь, но не смогла дотянуться до него и лёгким движение добросила прямо в угол, как раз успев до возвращения Катерины Андреевны.
— Вот, твоя тетрадь. — Она дала её в руки Ханне.
«— Я только от одной избавилась!»
— Открой последнюю работу и прочитай первую строку!
Ханна повиновалась:
— Бедный Чарли Гордон, обречённый учёными на ужасные муки… — Начала Ханна.
— Нет! — Возмутилась учительница. — Дай мне! — Она приготовилась, пробежалась глазами по тексту и начала: — Бидний, Чарли Гордон, абриченнний, учаными, на ужосние муке… — Она закашлялась и убрала тетрадь с глаз долой. — Мне продолжать?! — Возмутилась она снова. — Как будешь это объяснять?
— Что объяснять? Мою безграмотность? — Невинно спросила Ханна.
— Что?! Безграмотность? Это твоё не первое сочинение в этом году, в сочинении за тринадцатое сентября не было ни одно ошибки, лишь куча помарок! А тут, ужас какой-то! Ты в своём уме это писала? Или стоит вызвать штатного психолога, для проверки твоего здоровья?
«— Вызывайте, я знаю все правильные ответы на его примитивные вопросы!» — Бунтовала внутри Ханна.
— Ненужно. — Ответила ученица.
— Тогда я жду объяснений…
Ханна не особо горела желанием входить в спор, будь она в правильном настроении, то всё началось бы ещё раньше, но сейчас она сидела молча. Катерина Андреевна вошла в ситуацию и протянула тетрадь ученице.
— Возьми её и принеси мне завтра перед первым уроком. Перепиши без ошибок! — Она всунула тетрадь в руки ученицы, но последняя положила её на стол. — Что с тобой? — Ответа нет. — Перепиши и принеси мне завтра. — Она толкнула тетрадь в сторону Ханны, но та не отреагировала и лишь почесала своё плечо. — Ханна, — Обратилась она и щёлкнула пальцами привлекая внимание. — Это лучшее сочинение со всего класса и одно из лучший сочинений из тех которые я читала… у меня рука не дёрнется поставить за него тройку. Единицу за грамотность и пять за содержание. — Но реакции нет. — Ханна! — Угрожающе воскликнула она. — Не смей молчать дальше.
— Ставьте «Три». — Выдавила Ханна.
— Я даю тебе шанс получить пятёрку, а ты мне тут отказываешь?! У тебя на это должна быть веская причина… Она есть? — Ханна кивнула. — Тогда говори.
— Простите,
— Что значит «простите»? В чём причина? Ты хочешь тройку.
— Пусть будет так.
— Ханна, это таже самая причина, что и та, из-за которой ты написала сочинение в такой форме?
— Да.
— Ну раз это форма подросткового бунта, то поведай мне, против чего бунтуешь, может я тебе помогу.
— Не поможете.
— Почему? Это бунт против меня? Тогда я его не поняла.
— Не против вас, а против сочинений и всего остального…
Ханна сама того не желая разговорилась и пути обратно уже не было.
— Ты пишешь прекрасные сочинение и почти каждое из них получает заслуженные оценки…
— ПОЧТИ. — Перебив выделила Ханна. — Почти каждое.
— Ну да, почти. Ведь ты не всегда пишешь правильные сочинения.
— ПРАВИЛЬНЫЕ. — Перебила снова Ханна. — Правильные сочинения.
— Ну да. — Не понимала возмущений учительница. — Например, то сочинение за тринадцатое сентября, где стоит четыре — ты не выдержала минимум слов, а в том, за пятое — ты не привела три примера, а лишь один.
Ханне жутко захотелось растворится. Катерина Андреевна не погладит её по головке за надвигающиеся как цунами слова, но и соврать она не сможет. Пришлось пытаться уйти, но только поднявшись со стула её схватила рука и усадила обратно.
— Ты будешь сидеть тут, пока не расскажешь мне всё.
— Зачем вам это? — Спросила Ханна.
— Что «это»?
— Зачем, вам знать, почему это сочинение написано именно так? Какой вам от этого прок? Разве вы не должны, поставить мне три и кончить с этим?
— Я твой учитель, а не робот. Я должна дать тебе знания, чтобы ты вышла в мир человеком…
— Нет! — Выпалила разгорячённая Ханна. — Вам должно быть плевать, выйду я в мир человеком или нет. Вы должны выполнять свою работу, как робот, как все остальные в этой школе…
— Что ты говоришь?! — Пыталась заткнуть её Катерина Андреевна, но Ханна даже на секунду не прекратила свою речь.
— Вы ведёте свой урок, как и все остальные учителя. У вас есть программа, разработанная свыше и план урока. Вы идёте по нему, повторяя слово в слово помогалку…
— Хватит!
— И лишь изредка вставляете свои комментарии. Вы даёте нам сочинения, не со свободными темами, а с темами под определённую формулировку, где ты в любом случае соглашаешься, либо пишешь рептилойдскую белиберду, с которой и сам согласиться не можешь и лишь изредка попадаются свободные темы, со свободными названиями, где отталкиваясь от произведения, ты пишешь собственные мысли, а не прививаешь ПРАВИЛЬНЫЕ.
— Замолчи, ради Бога!
— ПРАВИЛЬНЫЕ! Какое красивое слово не так ли? ПРАВИЛЬНЫЕ размеры, ПРАВИЛЬНЫЕ мысли и ПРАВИЛЬНОЕ содержание. Моё сочинение, от тринадцатого сентября было законченное, с полностью законченной мыслью, а от ПРАВИЛЬНОГО размера его отделяла сотня слов. Мне нужно было лить воду? — Ханна собиралась продолжить, подразумевая очевидный ответ «НЕТ», но не успела и услышала:
— Да! Тебе нужно было налить туда воды и получить пятёрку. Как полагается! Не мы так придумали.
— Да! Вы учителя, вам придумывать ничего не нужно, лишь знать инструкции, которые придумали умные люди, для уменьшения себе подобных.
Учительница не стала продолжать кричать и со всей силой стукнула по столу ладонью. Рука аж покраснела!
— Хватит! Школа не служит для уменьшения количества умных людей, она даёт знания.
— Какие знания?
— Которые вам пригодятся в жизни.
Ханна не сдержалась и залилась смехом.
— Вы правда так думаете? Нет! Вы не правы. Школа даёт… угадайте какие знания? — Учительница молчала. — ПРАВИЛЬНЫЕ знания.
В кабинете все замолчали. Катерина Андреевна пыталась перевести дух и сформулировать тезисы, а Ханна лишь стыдилась, что не смогла сдержаться. Катерина встала и пошла к графину с водой, под звуки воды Ханна встала со стула.
— Простите, можно мне пойти на урок.
— Сядь. — Грубо ответила она.
Вернувшись к столу, она поставила стакан перед Ханной и жестом приказала выпить из него. Ханна повиновалась и Катерина Андреевна села на своё место.
— Не смей меня перебивать. — Обозначила она. — Не знаю, кто тебе вбил эту глупость в мозг, но это не так. — Ханна сидела и слушала. — Наша верхушка, подчинена своей верхушке, а у тех верхних есть свои и так до бесконечности, а в самом верху сидят те люди, которым выгодно лишь одно — деньги. Как иначе, мы живём в эру капитализма. Деньги — это не зло, а даже наоборот, желание заработать больше денег — двигает прогресс. Согласна?
— С этими тезисами полностью.
— А, чтобы заработать деньги, что нужно? Нужна идея, которая придёт по нраву людям и они решат, что она близка им. Так? Значит, чем больше людей, которые могут придумывать такие идеи, тем больше денег. Так? — Ханна не ответила. — А чтобы таких людей воспитать, их нужно развить, причём всесторонне. Для этого и нужна школа, а не чтобы сделать из людей придурков. Согласна?
— Представьте, — Начала Ханна. — Что девяносто процентов будут глупыми.
— Хорошо.
— Настолько глупыми, что смогут лишь работать на примитивных работах, где им будут платить деньги, а остальные десять процентов, будут умными, ну прям очень умными. И эти десять процентов… Нет! Не десять, а один процент. И этот один процент будут работать в правительстве, делать роботов для заводов и ферм или отвечать за науку. Всем умникам, будут нужны люди, для опытов, для работы, для всего, да даже для развлечения — бросать их в вольер со львами. Кто из них будет счастлив?
— Умники.
— Почему?
— Перед ними все двери открыты, а глупые, как рабочая сила.
— А если они ещё и будут настолько глупыми, что будут верить всему, что будет говорить правительство? Например: говорит «мусоропровод», что у людей всё хорошо, они ему такие: «У нас всё хорошо», говорит он им, что жизнь у них счастливая, они ему: «Мы все счастливы». Они будут тогда счастливы?
— Будут, но…
— А тут нам в школе говорят: «Решать по действиям», и все в ответ: «Решаем по действиям», кто-то один: «Линейно будет легче и места меньше займёт» и учитель его чуть ли током не бьёт и строго говорит: «Решаем по действиям», а он ему: «Хорошо, решаем по действиям». А что может ученик сделать? Решит по-своему, ему тройку влепят, остаётся лишь повиноваться. Урок кончается он идёт в следующий класс, а ему там бац: сочинение. Он его пишет, старается, перечитывает, оно ему очень нравиться, а потом посчитал слова и сотни не хватает. Он перечитывает собственные законченные мысли и стряхивая слезу с глаз пишет лишнюю сотню слов перечитывает и понимает, что слишком много воды, но сдаёт его вам, а вы и счастливы, что сочинение ПРАВИЛЬНОГО размера. Это вынужденное графоманство — убивает в ученике собственное я. На следующем уроке он уже будет заранее думать, где бы найти эту лишнюю сотню, а через два года и этот мусор, в виде сотни слов, ему покажется приятной конфетой, а потом он сядет, перечитывать своё старое сочинение и подумает, что оно очень даже хорошее и вспомнит, как всем сердцем ненавидел эту сотню слов и у него в голове пронесётся мысль: «А учителя правы, эта сотня слов, лишь помогла сочинению. Ну я и дураком был!». И так буквально во всем! Во всех предметах с самого первого класса вбивают одну и туже мысль, что люди, наделённые властью — правы и если вы не согласны, то только, потому что вы необразованная челядь, недостойная их высокого чина. Весь лейтмотив школьной программы — «Слушай сильных мира сего, они правы! Власть хочет лишь лучшего для тебя и избирает для этого самые лучшие пути, а ты, должен лишь повиноваться им и верить им!».
— Ханна, кто тебе эту глупость рассказал?
— Я сама дошла до них.
— Не ври мне! Ты умная девочка и должна понимать, что это чушь.
Снова повисла тишина, Ханна собралась вставать, но её опять остановила рука.
«— Лучше бы проигнорировала Гриндела!» — Думала она.
— Хорошо, Ханна, думаешь, если бы мы делали из вас дебилов, то я бы об этом не знала? Я не обычный учитель, а заместитель директора, второй человек в школе. Думаешь я бы об этом не знала?
— Зачем вам это знать?
— Что? Чтобы я лучше выполняла свою задачу.
— У вас есть инструкции, им вы слепо повинуетесь, а если нет, то вас отправляют на переквалификацию, если она не помогает, то вас выбрасывают как сломанный инструмент. Так сказать: ссылают на остров. Простите, но вы такая-же промытая, как и все остальные.
— А ты, четырнадцатилетняя девочка, смогла сломить систему и не повиновалась ей. — С усмешкой сказала учительница.
— Почти все дети это чувствуют, но если вы помните, то я пропустила почти два года школы и у меня получилось сохранить разум лишь благодаря этому. Я перешла в подростковый возраст, оградив себя от лап Института Образования и лишь отсрочила свою кончину как личность. — Учительница резко повернула голову на Ханну. — У меня получиться сопротивляться ещё год, может два, а может даже три, потом мне станет невыносимо это, и я повинуюсь. Стану похожей, на всю это тупоголовую массу, в которую вы, сами того не желая, превратите меня и всех остальных учеников этого заведения.
— Что ты предлагаешь? Допустим, что твой бред правда. Что ты предлагаешь?
— Ничего.
— Что значит «ничего»?
— Я, вы, никто ничего с этим не сделает. Единственный вариант — оставлять два класса, реформировать их и выпускать в свет людей, которые умеют писать и читать. Дать им свободу. Если человек захочет учиться, то он сам пойдёт в библиотеку, возьмёт книгу и будет по ней учиться, а если ему это не нужно, то пусть ходит необразованным и работает на соответственных работах. Иначе всё новое, превратиться в старое и так будет по кругу.
— Ты предлагаешь снести все школы? — Катерина Андреевна залилась смехом. — Разве это не сделает из людей дебилов? Ты же этого и боишься.
— Я, почти троечница. У меня три пятёрки и все остальные четвёрки. У нас в классе есть девочка, Аня Лейн.
— Отличница, знаю её.
— Хотите сказать, что она умная ученица? — Катерина Андреевна задумалась. — Она идёт по учебнику и ответит на каждый ваш вопрос, напишет ПРАВИЛЬНЫЕ сочинения и их даже не мерзко читать, но дай ей пинка и выдави из колеи школьной программы и она даже не сможет логически вывести ответ из собственных знаний. Она глупа, как рыба и при этом у неё большое будущее. Она хорошо закончит школу, сдаст экзамены, отучиться и станет каким-то юристом или бухгалтером, а я со своими настоящими знаниями провалюсь по всем предметам и какие работы мне останутся? Вот вам весь Институт Образования!
— Ты это перерастёшь.
— Нет. — Повторила Ханна. — Во мне просто воспитают ПРАВИЛЬНЫЕ взгляды, и я стану прилежным гражданином.
— Ты будешь, переписывать работу? — Спросила учительница.
— Нет, пусть хоть что-то, потом, мне напомнит о тех временах, когда в моём теле ещё кто-то жил.
Ханна поспешила выйти за дверь.
