В долине Пнат [Лин Спрэг Картер] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Лин Картер «В долине Пнат» Lin Carter «In the Vale of Pnath» (1975)

Ночь за ночью высокие свечи из трупного жира медленно догорали в узких стрельчатых окнах моего старого дома из черного камня на одиноком мысу над северным морем, пока я изучал сморщенные свитки пергамента из кожи птеродактиля, выискивая в корявом древнем иератическом письме секрет эликсира Игтар: но поиски мои были тщетными.

Так я, некромант Эйбон, зашел в тупик в своих исследованиях. Собрание старинных свитков, из которого я впервые узнал о замечательных свойствах эликсира Игтар, было извлечено из покрытой льдом и разрушенной веками гробницы в пустынных пустошах Му Тулана. Эта гробница и древние свитки, которые в ней находились, по общему мнению, принадлежали самому великому Зону Меццамалеху, могущественному и потрясающему колдуну, чьи тауматургические достижения стали подлинной легендой. Этот Зон Меццамалех жил на планете в древние и отдаленные циклы, и я могу только предположить, что в его давно забытую эпоху ингредиенты, тонкая примесь которых придавала эликсиру поразительную силу, были хорошо знакомы; но знания о них пришли в упадок с тысячелетиями, и к рассвету нашей собственной темной эры давно потускнели в умах младших и более поздних магов.

Медленно и кропотливо я один за другим расшифровал источники и наименования нескольких странных компонентов драгоценного Игтара; только один ускользнул от моего знания, и это было вещество, которое загадочный Зон Меццамалех назвал «жидкостью Глууд». Напрасно я просматривал свои магические энциклопедии, свои справочники по демонологии, свои сборники заклинаний. Нигде в трудах самых могущественных колдунов Гипербореи я не смог найти ни единого упоминания о сводящем с ума и неуловимом флюиде Глууда. Названия меняются от эпохи к эпохе: одно из них выходит из употребления, сменяясь неологизмом: меня дразнила возможность того, что таинственная жидкость может находиться под рукой, скрытая за новым названием. И я был полон решимости добиться разгадки секрета любой ценой.

Я безуспешно советовался со своими братьями-чародеями, но они тоже ничего не знали о загадочном Глууде. С помощью мощного кристалла я вопрошал тех, кто обитает в прежних мирах или на планетах, вращающихся вокруг отдаленных звезд. От одного из этих далеких собратьев, некоего Маал Двеба, выдающегося тауматурга из мира, известного как Ксикарф, я впервые услышал о глубоко образованном мудреце, который жил один в роскошном доме под вершинами Трока. Мой нездешний собрат был непреклонен в своем утверждении, что если тот человек по имени Шуггоб, не обладал секретом Глууда, тогда он не известен никому другому в этом эоне.

Я испытывал некоторое отвращение при мысли о путешествии в это далекое и несколько сомнительное царство, о котором древние тексты сообщают прискорбные вещи, и о котором наставник, под опекой которого прошла моя юность, изрекал суровые предупреждения. Увы, если бы я только остановился… если бы задержался, чтобы глубже изучить манускрипты и фолианты из моих магических архивов, прежде чем опрометчивая и импульсивная натура погнала меня в темную и отталкивающую долину Пнат! Но жажда постичь последний секрет чудесного эликсира влекла меня с непреодолимой силой; и я размышлял над апофегмой, что слабое сердце ничего не получит.

И таким образом, путем, который я с содроганием вспоминаю и не желаю описывать в деталях, я пришел к Семистам Ониксовым ступеням, по которым рискнул спуститься, и к Вратам Глубокого Сна, через которые я прошел, и отправился в Зачарованный лес. Окутан тягостным мраком этот зловещий лес, где огромные и уродливые дубы сплетают ветви над головой, в то время как маленькие немигающие глаза, похожие на крошечные рубины, сверкают из глубин темных провалов возле узловатых сплетенных корней. Я знал, что эти леса были прибежищем хитрых и скрытных зугов, о которых легенды не сообщают никаких внятных сведений, и поэтому я испытал искреннее облегчение, когда прошел по той тропе, не столкнувшись ни с вызовами, ни с препятствиями.

По тусклому и демоническому мерцанию далеких полярных сияний (чье смутное фосфоресцирующее свечение включало девять оттенков, неизвестных ни одному материальному существу спектру) я наконец разглядел далекие зубцы, которые, как я знал, и были сказочными вершинами Трока. Теперь я шел осторожными путями, ибо в этих темных краях обитали непристойные и чудовищные существа, которые с визгом убирались с моего пути, изгнанные могучими рунами, вытравленными кислотами, которые выделены из слюны василисков и с помощью которых мой артэм (или волшебный меч) отталкивал Тех, кто обитает в этих долинах.

Я пошел дальше, ступая по высоким кочкам бесцветного лишайника, который хрустел, превращаясь в илистые пятна под подошвами сандалий из шкуры мастодонта. Теперь все вокруг меня стало совершенно черным, за исключением небесных лучей парообразного свечения, которые вспыхивали и мерцали далеко над головой. Вершины Трока стали серыми и теперь возвышались надо мной, как стена, возведенная безумными титанами, и пик за пиком вырисовывались на фоне темноты, окутанные слабым пламенем фантастического полярного сияния.

Миновав тускло освещенные поля, по которым шел мой путь, я наконец добрался до странного дома, чьи толстые непрозрачные окна злобно смотрели из-под низкой крыши, как остекленевшие глаза безумца, уставленные из-под нахмуренных бровей. Из серого крошащегося камня был построен этот низкий странный дом — из очень древнего камня, сухого, порошкообразного, пористого и расслаивающегося. Вместо лужайки перед старым низким домом тянулись корявые пятна плесени и лишайника, а вместо живой изгороди были разбухшие заросли отвратительных пятнистых грибов.

Дверью служила крышка гроба из черного, изъеденного червями дерева, а дверная ручка была сделана из полированной белой слоновой кости, в которой я с содроганием узнал человеческий череп.

Несмотря ни на что, я постучал — и по моей коже поползли мурашки от прикосновения к мокрому, гнилому, мертвому дереву — и, наконец, хозяин приветствовал меня и пригласил войти. Этот Шуггоб был пожилым и вежливым упырем со спокойными повадками ученого, он был высок и худощав, с серой кожей, которая плохо сохранилась вокруг ноздрей, век и уголков рта — там, где потрудились черви. Шуггоб приветствовал меня скромными словами, протянул руку (которая была холодной, упругой и ужасно сильной) и провел меня в гостиную, где холодное мясо, разложенное на блюде, и холодное вино в свинцовых кубках составляли умеренную трапезу, которой он предложил мне утолить голод и жажду, пробужденные путешествием. Но вино, холодное и вялое, темно-малиновое и без примесей, напоминало застывшую кровь, вытекшую из артерий разлагающегося трупа; а котлеты из холодного белого мяса, с тонким вкусом и нежной хрустящей корочкой, судя по очертаниям и плотности, могли быть срезаны с боков человеческих младенцев; поэтому, сдерживая легкую дрожь отвращения, я отказался от ужина и завел разговор о цели своего визита.

К моему несказанному восторгу, упырь спокойно признал, что ему ведомо о неуловимой жидкости Глууд: на самом деле, он сообщил, что в этот самый момент в подвалах под его древним низким домом хранится помянутый редкостный отвар. Шуггоб довольно долго рассуждал о жидкости Глууд, но невнятно и странно; смысл его слов было очень трудно постичь — до такого состояния разложения его довели преклонный возраст и сомнительная диета. Мне не нравилась липкая темнота комнаты, слабый скрип двери позади моего стула, вонь, которая время от времени поднималась из дальних подвалов; и по мере того, как прожорливый слюнявый упырь продолжал что-то бубнить, я слабел от нетерпения, желая уйти из этого низкого странного дома из древнего камня и из самой долины Пнат. Поэтому я не стал продлевать свой визит, требуя разъяснить те замечания Шуггоба, которые ускользнули от моего понимания, но с некоторой резкостью попросил показать драгоценную жидкость.

Упырь вывел меня из комнаты и проводил через залитые мраком покои, затянутые паутиной и усеянные обглоданными костями; он поднял люк, покрытая плесенью каменная плита которого отвратительно напоминала надгробие. По скользким ступеням мы спустились по изогнутой лестнице в ледяную черноту, и все это время нам в лицо непрерывно дул холодный влажный ветер, исполненный невыразимой мерзости из неведомых глубин — то было сырое дыхание самой Бездны.

Наконец мы ступили под голый каменный свод, где бархатный полумрак с трудом разгоняла зеленоватая бледность призрачного света; нездоровое сияние, лишенное источника, напоминало фосфорный блеск ускоренного разложения.

И в этом отвратительном сиянии я увидел что-то похожее на огромный котел из гладкого белого камня, в котором лежало сложенное чашей и подрагивающее внутри раздутое чудовищное существо из серой студенистой слизи; что это было, я не знал, но зрелище оказалось отвратительным: нечто блестящее, влажное, пульсирующее скрытой жизнью. И округлая поверхность его представляла собой массу морщинистых, извивающихся, червеобразных извилин, из которых вытекала холодная маслянистая слизь, источавшая невыносимо мерзостное зловоние. Я видел, что в эту штуку воткнуты острые кривые ножи и из ран, которые они непрестанно бередили, медленно точились капли жидкости.

Справившись с отвращением, я наклонился ближе к дрожащей массе разбухшей плоти, в то время как упырь Шуггоб в своей невнятной и неряшливой речи сообщил мне, что маслянистая струйка, которую я увидел, была не чем иным, как жидкостью, из которой, согласно заветам Зона Меццамалеха, можно приготовить эликсир Игтар.

Я наклонялся все ближе и ближе к раздутому серому существу, чья морщинистая и пульсирующая плоть источала отвратительный ихор, и вдруг в призрачном слабом свете мне показалось, что я мельком увидел — может ли это быть правдой? — О повелитель Тсатоггуа! — закричал я, потрясенный до самых глубин моей души — закричал и, словно одержимый, побежал вверх по винтовой лестнице и прочь из ужасного низкого дома в долине Пнат; и за все бесчисленные циклы своего волшебным способом продленного существования, с того часа и по сей день, я никогда больше не осмеливался посетить странные и тревожные тенистые просторы долины Пнат; и по сей час мои сны становятся отвратительными из-за воспоминаний о том, что я мельком увидел в тусклом зеленом свете окончательного и отвратительного разложения… об этом обнаженном, блестящем, распухшем, непристойном живом мозге — замученном до предела и не способном умереть — чьи мерзкие слизистые выделения составляют утраченный тайный ингредиент ужасного эликсира, который я теперь никогда не сварю и замечательных свойств которого теперь никогда не постигну.

Перевод — Сергей Бархатов

Альтернативный перевод

Ночь за ночью медленно сгорали свечи из жира мертвых животных, освещая лишь одно мое окно в замке из черного гнейса. Я изучал старинные свитки из кожи птеродактиля в надежде найти рецепт секретного эликсира Иштар. Но время шло, а я, некромант Эйбон, зашел в тупик.

Эту уйму свитков я отыскал с трудом — в пустошах Му Тулана, в его ледяных пещерах, в которых сохранилась древняя, полуразрушенная гробница великого в прошлом мага по имени Зон Меззамалех. О мастерстве этого мага ходили легенды, а в те времена великих волшебников вообще было много сильных и одаренных чародеев, которым наши современники — не ровня. В основном по этой причине я пытался отыскать рецепт эликсира Иштар в записях тех времен, так как не сомневался: чародеи такого уровня обязательно должны были знать хоть что-то об этом.

Медленно и кропотливо я работал над расшифровкой и восстановлением этих древних записей, и со временем смог обнаружить в свитках несколько обязательных ингредиентов, которые достаточно сложно было отыскать. Но один из компонентов стал для меня камнем преткновения, ибо я так и не смог понять, что он из себя представляет.

Великий Зон Меззамалех в своих записях называл этот компонент жидкость Глунд. Я не только никогда не слышал о таком веществе, но и не смог найти даже ничего похожего в своих справочниках и словарях, которых у меня к тому времени собралось уже достаточно много, да и сам я был далеко не начинающим магом и алхимиком. Тем не менее, никаких сведений об этой жидкости Глунд я не нашел.

Но дело в том, что со времени, когда жил Зон Меззамалех, прошло очень много времени, а как известно, слова и язык могут очень сильно измениться за века, и возможно то, что когда-то называлось «Глунд», сегодня всего лишь распространенный ингредиент, который в данную минуту может быть у меня под рукой. Я был полон решимости добиться ответа на этот вопрос любой ценой.

Не принесли плодов мои консультации с другими магами: они тоже ничего не слышали о загадочном Глунде. Тогда я решил пообщаться с душами тех, кто уже закончил свой земной путь и обитает в других измерениях, жителям которых открыто больше, чем людям. От одного из моих коллег по имени Маал Двеб, которого многие знали под именем Ксиккарф, мне удалось узнать о мудром старце, обитающем в уединении в своем доме недалеко от пика Трок.

По словам моего знакомого, если этот старец, имя которому было Шаггоб, не сможет ответить на мой вопрос о таинственном ингредиенте, то вряд ли это сделает кто-то еще из живущих.

Какое-то время я думал, стоит ли идти в те далекие и неблагополучные земли, о которых еще в древних свитках написано столько предупреждений. Я подробнее почитал об этих местах в своих фолиантах и справочниках и выяснил, что мне предстоит найти долину Пнат, о которой ходила дурная слава. Это место описывали как «отталкивающее и омерзительное», но я был молод и амбициозен, и решил не отступать от своей затеи, на которую уже потратил немало времени.

Я отправился в длинный и тяжелый путь, вспоминать который не могу без содрогания. Через какое-то время я достиг Семисот Ониксовых Ступеней, которые привели меня к Вратам Дремоты. Миновав Врата, достиг я Зачарованного Древа, которое выглядело во мраке долины зловещим и словно живым.

Увидев это Древо, служившее мне ориентиром, я шел еще какое-то время, пока вдали не показались пики Трока. Это была опасная местность, кишащая зловещими существами и чудовищами, потому я выбирал максимально безопасные пути, по которым обходил открытые местности. Впрочем, меня надежно оберегал мой меч, на лезвии которого слюной василиска были вытравлены особые защитные руны, отталкивающие от меня нечисть.

Я шел дальше, через торосы и бесцветные лишайники, которые хрустели под моими сандалиями. Постепенно все вокруг меня становилось черным и одинаковым, и я мог различать лишь пики Трока, которые освещали мне путь. Забираясь все дальше и дальше, я наконец достиг того самого странного домика, в котором и должен был обитать тот, кого я ищу. Дом действительно был интересным: два его окна, над которыми угрюмыми бровями сходились козырьки, были похожи на глаза старого и сердитого человека.

Судя по виду, дом был построен очень давно, так как камни, из которых он сложен, во многих местах были разбиты и отколоты. Вместо газона, который обычно разбивает владелец таких коттеджей во дворе, был лишь лишайник и плесень, а в качестве живой изгороди здесь использовались огромные и отвратительные пятнистые грибы.

Дверью же в дом оказалась крышка старого гроба, выкопанного из могилы, а ручкой был кусок отполированной кости, и нетрудно было догадаться, что кость эта была человеческой. И когда я взялся за ручку, решив постучать, от всего этого мха, гробов, костей и прочих атрибутов кладбища по телу пошли мурашки.

Дверь мне открыл хозяин дома по имени Шаггоб. Это был старик интеллигентного, спокойного и не особо страшного вида. Выглядел он скорее как постаревший и умудренный опытом упырь, на коже которого тут и там были видны следы разложения и присутствия каких-то личинок. Шаггоб протянул мне руку для приветствия, и пожав ее, я с удивлением отметил, что для старика это рукопожатие было довольно сильным. Кожа его на ощупь была прохладной, а цвет его рук и лица был неестественно серым.

Старик пригласил меня к себе в покои, где на столе я увидел мясо на блюдах и бокалы с вином. Шаггоб увидел, что я смотрю на эту еду с сомнением и подозрением и заявил: это человеческая еда, специально для меня, и в бокалах не кровь, но отменное вино. Я был голоден с дороги, но не решился воспользоваться предложением, так как котлеты из мяса скорее напоминали расчлененные на куски эмбрионы, а холодное густое вино ассоциировалось с кровоподтеками, засыхающими на коже трупа. С трудом подавив отвращение, я сослался на то, что у меня не очень много времени, и хотелось бы перейти непосредственно к делу, которое привело меня сюда.

К моему восторгу Шаггоб знал, что такое «жидкость Глунд» и сообщил, что у него как раз есть этот компонент в подвале его старого дома. Пока мы шли, он в довольно странной манере описывал Глунд, применяя к нему неприменимые понятия и характеристики. Например, он говорил о «пастообразности» и «длине», но я решил, что это обычный старческий бред, причиной которого является долгое пребывание в одиночестве и возраст.

Спускаясь в подвал дома, я вновь отметил, что оставаться здесь хочется как можно меньше, поэтому я не стал отвлекать Шаггоба расспросами и думал о том, как бы поскорее достать этот пресловутый Глунд и уже убраться из этого странного дома долины Пнат.

Он привел меня в мрачную комнату, которая давно заросла паутиной, а на полу повсюду были разбросаны обглоданные кости. Среди этих костей старик отыскал крышку люка, приподнял ее и скользнул вниз по лестнице, поманив за собой и меня. Сквозь холодную тьму мы спускались по скользким ступеням, и все время мне в лицо дул какой-то влажный гнусный ветерок.

Наконец мы очутились в каком-то каменном склепе, в бархатном сумраке которого зеленовато-бледными огнями сияли необычные для нашего человеческого понимания источники света. Это было похоже на то, как фосфоресцируют разлагающиеся тела.

Здесь же находилась чаша, наполненная кипящей серой слизью. Не знаю, что это было на самом деле, но выглядела эта масса отвратительно: влажная и пульсирующая, она, казалось, была живой. Из этой массы торчали червеобразные отростки, через которые наружу просачивалась холодная, маслянистая и тяжелая слизь, также имевшая отвратительный запах.

Совладав с отвращением, я наклонился ближе к этой дрожащей массе набухшего вещества, и упырь Шаггоб в это время прошептал мне на ухо, что струящаяся по этим трубкам слизь — это и есть та самая жидкость Глунд, которая является самым важным компонентом эликсира Иштар.

Я же наклонялся к этой массе все ближе, и в определенный момент подумал: может ли быть реальным это существо или масса — настолько неестественной была она в своей отвратительности.

— О, Лорд Цаттогуа! — завопил я вдруг в исступлении и кинулся опрометью из этого зловещего места, преодолевая ступени и повороты, пытаясь быстрее покинуть не только этот дом, но и омерзительную долину Пнат. Больше никогда я не предпринимал попыток ни вернуться сюда, ни достать вожделенную жидкость Глунд какими-то другими способами.

Но я так стремился разгадать эту загадку, что иногда, вспоминая об этом походе, не без удовлетворения отмечал: теперь я, пожалуй, единственный знаю, что Глунд — это мозговая жидкость. И мозг, из которого ее добывают, обречен на вечные муки жизни вне тела. Жаль, что ни потом, ни после мне так и не довелось подтвердить или опровергнуть информацию о том, насколько чудодейственен эликсир Иштар, о котором известно столь много и вместе с этим так мало.

Перевод — Раф Нагаев