В Ледяной Стране, где земля вечно скована льдом, а ветер разносит песни, от которых в жилах стынет кровь, жила-была Тихоня. Жила она по заветам предков: душу не пачкала, исполняла обеты и по утрам и вечерам шептала молитвы. Однажды в эту страну пожаловал рыцарь из соседней Страны Теплых Объятий, в которой всегда было лето. Все жители торопились его поприветствовать. Считалось, что с кем он заговорит, тому улыбнется удача. С кем выпьет вина — тому откроется источник богатства.
И вот король устроил пир в честь гостя и позвал на него родителей всех девушек, которым пора было на выданье. Пришли и родители Тихони. Много веселились они, ели чудесные кушанья и запивали вином. А к вечеру король приказал унести все блюда и напитки и обратился к родителям девушек с вопросом: «Чья дочка достойна самого богатого мужа?» Родители девушек загудели, перекрикивая друг друга. «Моя!» — кричал один отец. «Нет, моя!» — кричал другой. Матери развернули передники с чудесными вышивками и стали хвалиться изумрудами на рукавах платьев, вышитых дочерьми.
Вернувшись с пира, родители Тихони застали дочку за чтением. Она не слышала, как родители вошли. Они постояли на пороге комнаты дочери, постояли и подумали, что их дочь никогда не выйдет замуж, если будет так проводить время. Они нагрузили ее работой по дому и заказали набор для вышивания.
Через три недели рыцарь уехал из страны с молодой женой, черноглазой Таей Тотьмышь, которую родители пожелали выдать за самого богатого. Вскоре Тая зачала ребенка и спустя девять месяцев родила рыцарю сына. Но не успел этому порадоваться богатый рыцарь, потому что был на войне и погиб там от стрелы врага. А Тая умерла при родах. В замке богатого рыцаря из Страны Теплых Объятий спустили флаги. Три дня никто из жителей замка и живущих в округе крестьян не целовался и не обнимался со своими женами и мужьями.
Вскоре из Страны Теплых Объятий снова приехал в Ледяную Страну рыцарь, чтобы найти невесту. Он слыл самым умным: мог различать минералы, определять путь по звездам и читать тайны в сердцах людей. Король опять устроил пир, на который созвал всех родителей незамужних дочерей. На пиру он произнес такую речь: «За богатого в прошлый раз вышла Тая Тотьмышь, но по воле богов она ушла от нас в таинственные земли. Есть ли желающие выдать дочь за самого умного?»
«Мы хотим», — откликнулись некоторые родители, и матери раскрыли записные книжки со стихами, сочиненными их любимыми дочерьми, и упражнениями, выполненными на уроках математики. Король посмотрел на страницы книжек и порадовался. Королю и рыцарю очень понравились родители одной девушки, Лики Морской. Ее и взял замуж умный рыцарь из соседней страны.
Вернувшись с пира, родители Тихони застали дочку за вышиванием. Тихоня вышивала скатерть себе на приданое и не слышала, как родители вошли. Они постояли на пороге комнаты дочери, постояли и подумали, что их дочь никогда не выйдет замуж, если будет так проводить время. Они нагрузили ее работой по дому и наняли учителей словесности и математики.
Однажды Лика Морская, жена умного рыцаря, купалась в озере, нырнула в самую глубину и не вынырнула. Рыцарь заболел от горя и приказал спустить флаги в своем замке. Три дня жители не обнимались и не целовали своих жен и мужей. Убитый горем, поехал рыцарь на войну и там был убит врагом.
Вскоре снова приехал рыцарь из Страны Теплых Объятий в Ледяную Страну искать себе невесту. Этот рыцарь не отличался ни богатством, ни познаниями в науках. Король снова устроил пир в своих владениях. Родители гудели за столом, толкались, все ждали, когда король задаст свой вопрос.
На третий раз король спросил: «Кто хочет отдать дочку за самого верного?» Никто не захотел. Только родители Тихони вышли вперед и сказали: «Не за самого богатого, не за самого умного, а за самого верного». Король сосватал Тихоню рыцарю и проводил их с почестями.
Рыцарь ехал с Тихоней, которой к тому времени уже исполнилось девятнадцать лет, гладил ее светлые волосы, называя самой милой женой. Она только млела. В замке зажили они душа в душу и, счастливые, не наблюдали времени.
Однажды на страну рыцаря напало вражеское войско. Женам пришлось отпустить мужей на войну. Тихоня собирала рыцаря в дорогу и наставляла: «Если поймешь, что не удастся избежать смерти, возьми мою прядку волос, перебрось через плечо, и я тут же окажусь рядом с тобой и спасу от смерти». Сунула рыцарю в ладонь прядку в мешочке и отпустила на войну.
Рыцарь сражался храбро, изобретал тактики боя, которые приносили одну победу за другой. Но однажды враг выбил его из седла и замахнулся мечом, желая отрубить рыцарю голову. Рыцарь вспомнил о том, что жена наказывала ему, бросил прядку через плечо, и Тихоня тут же оказалась рядом с ним, на его груди. В этот миг враг опустил меч и попал острием по шее верной Тихони. Слетела с плеч прекрасная голова жены рыцаря, а враг замахнулся во второй раз. Но слезы горя и ярости вспыхнули в глазах рыцаря, сбил он врага с ног и как молния ударил врага. И удар его был смертельным.
Заплакал рыцарь впервые в жизни, взяв в ладони голову своей возлюбленной жены как сокровище, глядя в ее уже ничего не видящие прекрасные глаза, и горевал о ней, о ее верности, которая ее сгубила… Рыдая и тоскуя, повелел рыцарь положить тело и голову его Тихони в серебряный гроб с хрустальной крышкой. Гроб этот стоял в семейном склепе рыцаря, а подарен он был его деду волшебницей, которая сказала: «Если кто из самых любимых умрет, положите мертвого в этот гроб, и он сохранится в нем как живой, и все раны его затянутся. Но будет лежать, словно объятый глубоким сном».
Положили Тихоню в серебряный гроб, и тотчас приросла ее голова к телу. Накрыли гроб хрустальной крышкой — и две драгоценные слезы скатились по бледным щекам девушки; а больше ничего не случилось, только лежала Тихоня словно спящая, или спала словно мертвая.
В горе своем рыцарь опустил лицо на крышку гроба возлюбленной. Поплакав, утер слезы и вдруг увидел выгравированную на крышке гроба карту и надпись: «Убитый горем, приходи ко мне, и я тебя утешу». Загорелась в сердце рыцаря надежда, он впился взором в карту, изучил ее до малейшей черты, запомнил с точностью, на которую способно только любящее сердце, и отправился в путь.
Долго ехал он на своем коне, исходил тридцать три дороги, перешел вброд пятьдесят пять бурных рек, преодолел семьдесят семь горных вершин и ни разу не отклонился от пути, который подсказывала ему карта. И вот, наконец, на девяносто девятый день пути привела рыцаря дорога к огромному, высотой до облаков не то лесу, не то горе, не то замку. А как подняться туда — не знал рыцарь.
Вспомнил он бледное лицо своей Тихони, вспомнил две мертвые слезинки, скользнувшие по ее щекам, и громким, полным горя голосом крикнул в самую вышину: «Утешь меня, я пришел в страшном го́ре!..» Но молчание было ему ответом. Прокричал рыцарь то же еще тридцать три по тридцать три раза и уже было подумал, что подвела его память и приехал он не туда, как расступилась громадная чаща снизу до верху, и открылась мерцающая лестница, уводящая в самую вышину. И раздался из поднебесья чарующий голос: «Приди ко мне, страждущий». И так сладок был этот голос, такую, казалось, вселял надежду, что рыцарь, оставив коня у водопоя, ринулся вверх по лестнице навстречу голосу.
Три дня и три ночи, три часа и три мгновения, не зная отдыха, поднимался рыцарь по мерцающей лестнице и наконец оказался в огромном таинственно мерцающем покое. Перед ним была еще одна лестница, золотая, а на вершине ее стояло золотое кресло, а в кресле парило лиловое облако. И вот облако зашевелилось, зазвучала тихая, разносимая эхом, ласкающая слух музыка бубенчиков. Облако стало медленно спускаться вниз по лестнице, с каждой ступенькой сбрасывая с себя тонкую пелену за пеленой, становясь все прозрачнее. Рыцарь стоял пораженный. Наконец, сквозь облако стал проглядывать силуэт, и когда оно спустилось, сбросив с себя почти все покровы, перед рыцарем предстала ослепительно прекрасная фея в золотом платье. Ее большие глаза смотрели прямо в душу рыцаря, каждый миг меняясь, становясь то прозрачно-голубыми, как лунный хрусталь, то таинственно зелеными, как летняя листва, то желтыми, словно янтарь, то темными, будто глубокие омуты.
«Наконец ты пришел ко мне, рыцарь. И я знаю зачем», — прозвучал ее голос. Был он то низок и глубок, словно сладкая пропасть, то высок и хрустален, как блистательная вершина. Лицо ее непрерывно меняло свои черты, оставаясь неизменно прекрасным. Рыцарь поразился этой нечеловеческой красоте и этому волшебному голосу, но вспомнил о своей милой, бедной Тихоне и с жаром отвечал чудесной фее: «Я проделал долгий путь, и я знаю, верю, ты сможешь утешить меня и помочь моему горю…».
Фея не дала ему договорить, коснулась обжигающей ладонью его лица: «Да, я утешу тебя, а взамен ты поцелуешь меня». Начал тонуть рыцарь в чарующих глазах прекрасной феи, хотел он заключить красавицу в крепкие объятия… «Но что же это я?..» — опомнился рыцарь. Вспыхнули его щеки от стыда, а потом побледнели от горя. Он сделал три шага назад, преклонил перед феей колено, стараясь не смотреть на нее, и проговорил: «О прекрасная из прекрасных! По-видимому, ты столь же могущественна, сколь и прекрасна. Прошу, не искушай меня, если знаешь, зачем я пришел! Меня утешит только то, что моя возлюбленная, Тихоня, встанет живой из своего серебряного гроба и вновь будет со мной — жить долго и счастливо».
«Я исполню твое желание, — отвечала фея, — но ты должен поцеловать меня». — Она подошла к коленопреклоненному рыцарю вплотную.
«Не могу, о прекраснейшая! — отвечал рыцарь, охваченный жаром и ознобом. — Как стану смотреть в глаза своей любимой, если поцелую тебя? Я отдам тебе все, что попросишь, кроме своего поцелуя и кроме своей любимой».
В ярости застонала фея, заметалась по всему мерцающему покою, по стенам и по высоким сводам, и потом снова долго уговаривала, соблазняла рыцаря. Но он был непреклонен, опустив глаза и повторяя: «Возьми все, что пожелаешь, кроме моего поцелуя и моей возлюбленной». Наконец фея затихла, приблизила лицо рыцаря к своему лицу и проговорила: «Так и быть. Ни разу за десять тысяч лет не встречала я такой верности: всякий был моим. Ты же останешься только ее. Но за это ты отдашь мне свою левую руку».
Обрадовался рыцарь такой малой плате и протянул к ней левую руку. Фея отняла руку рыцаря. А рыцарь словно и не заметил боли, сразу спросил фею: «Как мне оживить мою возлюбленную?»
«Возьми мое золотое кресло, привези его в свой замок, открой серебряный гроб и посади возлюбленную на золотое кресло», — ответила фея.
Рыцарь перевязал рану, взбежал вверх по золотой лестнице, схватил золотое кресло и бросился прочь из мерцающего покоя феи. Так торопился рыцарь, что вовсе не заметил, как много пепла лежит по всем углам мерцающего покоя. Это был пепел тех, кто сгорел в страстных объятиях феи за долгие десять тысяч лет. Но верному рыцарю было не до того: он спешил спасти свою любимую из когтей смерти.
Через три дня и три ночи, три часа и три мгновения оказался он вновь рядом со своим конем, привязал кресло к седлу, вскочил на коня и отправился в обратный путь. Словно один час пролетели девяносто девять дней пути. Наконец оказался рыцарь у своего замка, отвязал от седла золотое кресло, вбежал в семейный склеп, увидел такое родное и такое бледное лицо своей возлюбленной. Тотчас же снял с серебряного гроба хрустальную крышку, нежно, как сокровище, перенес Тихоню на золотое кресло и замер в ожидании.
Долгие мгновения сидела Тихоня в золотом кресле без движения, бледная, словно спящая. Волна нового горя уже начала подниматься в груди рыцаря, подумал он, что обманула его фея. Но вот румянец тронул щеки девушки, губы ее заалели и дрогнули, из-под ресниц выкатились две горячие слезы, упали на рану рыцаря, и Тихоня открыла глаза.
Заплакал рыцарь во второй раз в жизни, потому что уже не надеялся увидеть живой любимую жену. Тихоня улыбнулась, погладила его по голове, и на ее шее исчезла красная линия. А из левого плеча рыцаря, куда упали горячие слезы Тихони, выросла новая рука.
Рыцарь в честь воскрешения Тихони устроил стодневный пир для всех жителей своей страны и соседних стран. На пиру были и родители Тихони и нарадоваться не могли счастью своей дочери. Солнце сияло сто дней и сто ночей над королевством, где принято было обниматься и целовать жен и мужей. А рыцарь и его любимая жена Тихоня восседали на пиру и не могли оторвать взглядов друг от друга.
