Отливающий в темноте серебром туман стелился по реке, перемешиваясь с тихим голосом, льющимся по ветру.
— Белым-белым днём из шумного-шумного города, — русалка, сидящая на ветви ивы, вытянула руку в сторону мерцающих за рекой огней, — в лес пришёл…
Обвела взглядом расположившихся вокруг малышей и тех, кто постарше, но ещё находит если не увлекательным, то любопытным слушать то ли сказки, то ли страшилки перед рассветом.
— Человек! — щёлкнула зубами кошачья улыбка у подножья дерева.
— А-а-а-а! — завизжала мелкотня.
Даже сын местного лесового вздрогнул, и примостившаяся у него на плече маленькая вила, ойкнув, вспорхнула и запуталась в свисающих ветвях. Закрыла ладошками рот феечка. Вздыбили шерсть волчата. Две русалочки — племянницы рассказчицы, обнимавшие её с двух сторон — заплакали. Только тролль, захаживающий послушать истории в лес с той стороны реки, где мерцали городские огни, вздохнул и остался сидеть неподвижно.
Улыбка улыбнулась, демонстрируя, насколько хозяин её доволен эффектом, и пропала. Но те, кому ночь была за день людской (а таких здесь было много), прекрасно видели в темноте Пуша — кота, раза в три больше обычного, с лакрично-чёрной шерстью, неожиданным белым сердечком на манишке и мерцающими в лунном свете когтями.
— М-у-у-у! — добавил Пуш то ли чтобы напугать ещё сильнее, то ли чтобы развеселить напуганных. Во всяком случае, феечка несмело улыбнулась.
— Му? Ты уверен? Копыта у тебя вроде не прорезались, да и хорошо, — русалка осеклась, взглянув на нахмурившуюся вилу. — У некоторых они, конечно, очень изящные, но не твой случай, мохнатый.
— Не роняй мой авторитет, Синь. А насчёт уверенности — я вообще мало в чём уверен. Всегда есть что-то, чего я не знаю, что не учёл, кого не услышал. Реальность меняется, детали ускользают. И мало что в жизни можно оценивать однозначно, ты не находишь?
— Нахожу. Но люди — не повод для смеха. Вот в этом я уверена. Особенно, когда они появляются рядом!
— Всегда ли? И все ли согласятся с тобой?
— Всегда. И не смотри на Жака, — кивнула Синь’Ава на тролля. — О ком он расскажет? О вонючих человеческих бездомных? О глупых мальчишках, которые кидают крючки в воду под мостом? И уж точно ни слова не скажет он о тех, что жгут и потом рубят лес, о тех, кто сливает отраву в воду, о тех, кто убивает нас!
Синь’Ава хлестала хвостом по стволу, сама того не замечая.
Жак втянул голову в плечи. Все знали, что говорить тролль не любил. Ночью да в межсезонье, когда город заворачивался в тёплый оверсайз, он видился окружающим вполне себе обычным парнишкой, только крупным и уж очень молчаливым. Но неожиданно Жак ответил, тихо, но уверенно:
— Дядя Саша вот не воняет, и появляется у нас редко. Маме стихи читает. Папа правда рядом с ним кусок ограды уронил… Тот реже приходить стал. Ещё есть люди, они рисуют. Прямо на стенах. Необычно. И мой мост зовут Звёздным. На него повесили огоньки, их можно включать и выключать. Когда включены ночью — красиво. Отсюда видно. Вон же…
Синь’Ава только покачала головой, а Жак продолжил:
— И мальчишки не глупые… Не все глупые. Они если бы знали, что вы поцарапаться можете, они бы удочки не бросали. Даня точно бы не бросал, он добрый… Он меня играть звал. Только я боюсь, что сломаю что-нибудь…
Две сестрички-русалки захихикали. Синь’Ава прижала их к себе крепче:
— С крючками своими играть зовут, с удочками? Ты хороший, Жак. Просто много не понимаешь. Всё, пора по домам.
— Ну тётя Синь! Ещё не рано…
— В самый раз.
Близился рассвет, и совсем маленьким действительно пора было отдыхать. Только нескольким — завтракать, да блуждающим огням наступало время становиться солнечными зайчиками.
Под старой ивой остались Пуш, молодой лесовой Соль младший и трёхцветная кошечка Ши.
— Пуш, зачем она так? Жак только начал рассказывать. Интересно же. А теперь из него слова не вытащишь… — спросил Соль.
— Не мр-вытянешь, — толкнула лесового Ши.
— Синь’Ава… Она хочет как лучше. Люди таят в себе много опасностей. И Синь волнуется за нас. Она хочет, чтобы дети избежали угрозы. Пока они особенно беззащитны.
— Но зачем так пугать то?
— Чтобы запомнили надолго, чтобы сначала прятались, а потом задумывались, что дальше делать. Да и ей тяжело по-другому… Но вот вы. Слушали её, слышали…
— Ещё бы.
— А в город всё же собрались, мр-да, — Пуш прищурил глаза, обвил лапы хвостом.
Ши прижала ушки, совсем слегка, и не сдержалась:
— Как?! Как ты догадался? Я хочу жить своей жизнью! И могу-мр! И Соль может. Мы всё решили, продумали. Ты главное не волнуйся.
Соль перебил:
— Или это папа? Ему лес нашептал?
Пуш запрыгнул на ветвь, где сидела недавно Синь’Ава:
— Папа твой и без леса видит много, слышит, чует. Да и тебя знает. А на деревья не обижайся. Может, они своему лесовому бы и рассказали, ка же иначе то? Кроме грязных, мр-да… Так те и не деревья уже, а палки неживые. С них и спросу нет.
— Но? Но не рассказали?
— Но их не спрашивали. Тебя то им тоже обижать негоже. А папа волнуется за тебя.
— Я печалить не хочу никого. Я хочу, чтобы папа в меня верил. В то, что за своим лесом — услежу. И Ши права, мы всё разузнали. В городе есть парк. Большой. Без ухода, а уход же нужен. Прямо на той стороне реки — отсюда недалеко. Мы приходить будем часто-часто. И о Ши я позабочусь, как иначе то? В том парке дуб есть мощный, уютный, от домов далеко, к реке ближе. Мы всё продумали.
— Да и что мне мр-дома, — Ши всё ещё нервничала, волевым усилием заставила себя выпрямить ушки и стала перебирать передними лапами. — Я там познакомилась с домовыми и подъездными, которые в домах у парка живут. А с дуба реку видно, даже не с макушки. И с водяным местным. Познакомилась. Скучно ему там. Русалки наши к нему не хотят заплывать, а кто и заглянул бы в гости, те из-за Синь не решатся. Там люди есть, даже в воду иногда заходят, купаются. А водяной, он чувак хороший, — Соль бросил уважительный взгляд на Ши, успевшую нахвататься у новых знакомых всяких интересных слов. — И вообще, Пуш, там знаешь как интересно? Меня там погладили. Меня-мр, представляешь, погладили! Но я зашипела и на дерево — всё как учил.
— Скучно им там без вас, значит? А вам здесь, получается? — улыбка Пуша становилась всё шире.
— Не скучно… Просто… Ты же понимаешь… — редкий момент, когда Ши не смогла найти слов, — Да и если всё так плохо, почему мы здесь остаёмся? Рядом с городом? С людьми? Мы все. Та же Синь’Ава, она же тоже не уплывает. Боится или привыкла, я не знаю. И нас пугает. Это не современно, не конструктивно, не тренд в конце концов! Это, это… Кринж! Ши умолкла. Соль завистливо вздохнул. Хотя папа и прав, деревья его и так поймут, но какая всё-таки Ши молодец. И говорить умеет красиво, да он и не решился бы без неё. Пуш молчал почти минуту. А когда первые солнечные зайчики пришли, подытожил:
— Нужны ли рядом люди, о том вам ещё много кто расскажет. А вы слушайте да учитесь. Но решайте сами.
— Сердцем?
— Мозгами. И сердцем тоже.
В то же примерно время по Звёздному мосту шли парень с девушкой, Влад и Мари.
Мари любила мост с детства, когда ещё на него не установили освещение и он не был Звёздным, а был Центральным, потому что единственным. В лес же её не пускали. Папа говорил, что там делать нечего, мама — что клещи и браконьеры, а дедушка хмурился, но молчал. В общем, лес ей до сих пор казался чем-то волшебным, хотя уже много лет она приходила, часто одна. Иногда пофоткать, а чаще бывало: посидеть, наблюдая за колыханием листьев, послушать молчание и шорохи. Летом ей хотелось и окунуться в реку, но на этом берегу уже давно никто не купался. Раньше было можно, давно, ещё когда она училась в школе, но потом то тут, то там начали возникать водовороты. Несколько человек утонуло, поставили знаки, и постепенно количество желающих свелось если не к нулю, то к редким смельчакам и пьяным. В последние несколько лет, правда, никто из них не утонул, но рассказывали, что крючки подворачивались на дне, как будто их там больше, чем ила, да и водоросли как будто сами опутывали ноги. Что и отбивало всякое желание лезть в воду.
Влада же в детстве в лес одного, конечно же, не пускали, но с родителями он бывал там часто. Ходили собирать грибы, а несколько раз брали палатки, ставили их на берегу и оставались ночевать. Эти поездки были для маленького Влада настоящим приключением. До сих пор он помнил, как здорово было просыпаться под плеск реки, выбираться из палатки, пока спят родители, и представлять себя совсем большим и взрослым, может быть путешественником, а может — исследователем. После одной из таких вылазок он и не был здесь уже больше пятнадцати лет. Так и не пришёл бы сюда, но Мари была упорна. Сначала она не понимала, почему он так сильно не хочет сюда ходить, когда же рассказал, некоторое время не звала больше. Поддерживала, как и всегда. И с ней ему даже почти перестали сниться кошмары. Почти, но не совсем. После очередного Мари и предложила всё-таки прийти в лес, чтобы не думать больше о том, что прошло. Утром собрала зеркалку и вытащила Влада в рассвет.
— Тебе понравится, правда! — говорила она.
— А утром на мосту особенно здорово! — говорила она.
Именно поэтому Влад не выспался. Споткнулся несколько раз, схватился за каменное ограждение:
— О, смотри, куска перил не хватает! А вроде недавно ремонтировали…
— Точно. Ох, смотри, — Мари развернула Влада к другой стороне моста. — Смотри как красиво! Даже фоткать не хочется… Солнце поднимается, и вода как будто гафрированная и розовая. Ты видишь?! Правда же это… Это круто!
После моста начинался лес, но и там нашлось, что показать:
— О, смотри: муравьи протоптали тропинку… — Мари сидела на корточках на дорожке, через которую действительно вилась вытоптанная тысячами, а может быть, миллионами ножек тропа.
— Какой свет! Как будто нарисовано! — Мари фотографировала стволы, подсвеченные первыми лучами. Лучи ложились то ровными фигурами, то прыгали по деревьям. Влад засмотрелся, и тут что-то заскрипело так громко и гулко, что подпрыгнули оба, Мари вздрогнула, сжала руку Влада:
— Деревья разговаривают… Не волнуйся. Так бывает.
— Бывает, — Влад улыбнулся, — Когда гостей прогнать хотят. Ладно-ладно, не смотри так на меня. Это сухие деревья. Они падают и трутся о другие. Я помню… Раньше лесники следили. А теперь некому. Лешие, видимо, не справляются, — пошутил неловко.
— Ладно… Вон река. Хочешь пройтись сам? А я побуду здесь, совсем рядом. Пофотографирую пока.
Влад стоял и кидал камни в реку. Смотрел на круги. Не вспоминал, во всяком случае старался. Последний камень проскакал далеко. Дальше, чем 28 предыдущих. Но детстве получалось всё равно лучше.
Сейчас он не любил это место. Или боялся его. Детский сон снился ему до сих пор. Девушка с хвостом в клетке из корней высохшего грязного дерева. Огромные глаза, голубоватое лицо, плохо различимое в тени. Её не было слышно, хотя она открывала рот и скребла корни руками. Как будто пузырь. Леса там уже не было, была небольшая свалка на месте пожарища. Говорили, подожгли его специально. Он случайно забрёл так далеко. И увидел. Девушка звала его, а корни сжимались. Потом он бежал. По мокрому скользкому лесу, по темноте. Плакал на бегу. Закрывал лицо руками, чтобы не хлестали ветки, перепрыгивал ямы и коряги, бежал. К родителям. Чтобы позвать на помощь.
— Хватит! Я не виноват. Этого не было!
Камушек замер на поверхности воды, не опустился вниз. Под ним стало подниматься что-то. Водоросли? Кочка? Да какая кочка в реке то?! Голова. Популярный блонд с мятными прядками. Женское лицо:
— Виноват. Было.
Влад опешил. Растерялся. Но потом собрался с мыслями,
— Девушка. Прошу прощения, не знал, что здесь кто-то купается. Вещей нет, да и… Я не видел, как вы нырнули, — скинул кроссы, зашёл в воду. — Вам помочь? Замёрзли?
— Ты. Это был ты. Я видела тебя в тот день, — Синь’Ава подплыла ближе.
Красивая. Страшная. Сбила хвостом человека с ног. В воду.
— Я… Я не помог, да… Я был с родителями, жили в палатках. Далеко не отпускали, поэтому не сказал никому и пошел в лес вечером. В корнях была девушка. С хвостом.
— Меч’Та.
— Да, наверное, я мечтал найти что-то необычное, сделать что-то особенное. Но не понял, что должен был делать. И убил.
— Идиот. Это была моя сестра. Её звали Меч’Та.
— О. Я… хотел помочь. Очень. Правда. Но испугался… Родители… Я им говорил, что под деревом русалка, но они не поверили. Они ругались, что я ушёл один. Я всё-таки привел туда папу позже. Но никого уже не было…
— Влад! Влад, скорее! — из леса выбежала Мари. Ветровка съехала с одного плеча, чёлка выбилась из хвоста и лезла в глаза, сумка с фотоаппаратом болталась сзади. Вокруг девушки вились хороводом солнечные зайчики. Выскочив на берег, Мари замерла, чуть не упав вперёд по инерции. Зайчики не успели среагировать и осветили влажный песок ещё на пару метров вперёд, почти добравшись до Влада, лежащего в воде около Синь’Авы.
— Что? Кто?.. — Мари растерялась на пару секунда, но быстро опомнилась, — Руки убрала быстро! Слышь, ты, чудо-юдина!
— Всё в порядке… Стой… Всё нормально. Правда же? — Влад отодвинулся от выпустившей его Синь’Авы и посмотрел на неё.
— Нет. Но я тебя не убью, не хочу… Нет, хочу. Но не буду.
Мари удивлённо смотрела то на Влада, то на русалку. Солнечные лучики, носящиеся вокруг неё, увеличили скорость. Мари бросила сумку на песок:
— Ладно, потом. Там. В лесу у воды что-то происходит! Я шла за светом, за солнечными зайчиками, и вышла к берегу, но дальше. Не смогла выйти сюда по прямой. И у самой воды… Там, где знаки, что нельзя купаться, где водовороты. Там в корнях гнилого дерева какое-то движение.
— Нет, только не опять… — Синь обернулась к Владу. — Ты! Ты здесь и снова что-то творится!
— Хватит. Бежим! — Влад вскочил и, подбежав к Мари, взял её за руку и двинулся к лесу.
Синь’Ава метнулась было по берегу следом, став немного похожей на морского котика, потом вернулась к воде и поплыла вдоль берега.
По опутанному тиной и грязью дереву сложно было определить, каким оно было раньше. Склизкие нити тянулись к нему от воды, а у самой её кромки из-под корней кто-то бился.
— Ши, девочка, — Синь’Ава кинулась рвать нити, — не должно было, я же убирала, откуда эта дрянь опять…
— Синь, Синь, мр-я звала, но никто не слышал, а эта гадость… Из-за мр-неё! Даже Лесовой не слышал… И они всё сжимались, сжимались…
***
Городской парк пестрел жёлтым и красным. Черепаховая кошка бежала по стене дома на девятый этаж.
Влад открыл окно:
— Я бы спустился и открыл, зачем портишь штукатурку? Да и вдруг кто заметит?
— Я аккуратно. Соль плющ позвал.
Следом за Ши в окно забрался Соль, затащив несколько корзин с грибами, ягодами и ракушками:
— Так, эти как обычно от Пуша, а вот от папы… И от Синь…
