Парад Солнца (ЛП) [everythursday] (fb2) читать онлайн

— Я не думаю…

— Почему… Что?

Он потянулся губами к яблоку, но вдруг подался назад, оглядывая себя. Последовав его примеру, Гермиона осмотрела всю его фигуру, начиная от испачканной синей футболки и чёрных брюк и кончая носками ботинок. Малфой поднял левую ногу, отвел её немного назад и рухнул на задницу. Прошипев что-то сквозь зубы, он подтянул ноги, чтобы поставить ступни на землю, но затем, схватившись за икру, громко заворчал.

— Что? Ты сейчас так шутишь? Что?

— Заткнись.

— Малфой…

— Что-то случилось с моими ногами, — он отбросил яблоко в сторону и несколько раз попробовал встать — лицо его покраснело, а жилы на шее вздулись.

— Что случилось? Что…

— Закройся, твой голос…

— Ты должен сказать мне, в чём дело, чтобы я могла помочь! — закричала Гермиона и подбежала поднять брошенное яблоко. — Больно?

— Нет, очень приятно. Словно…

— Сильная резь, жжение?.. — метнувшись обратно к Малфою, Гермиона оглядела яблоко — на запах и вид оно казалось совершенно нормальным. Наверняка и вкус был обычным, в противном случае Малфой выплюнул бы кусок.

— Какое это имеет значение? — голос звучал сдавленно, но Малфой умудрился подняться — его костяшки белели на фоне коры.

— Не знаю! Постарайся отрыгнуть!

— Что?

— Просто засунь пальцы в глотку и вызови рвоту! — Гермиона не знала, вдруг для подобной манипуляции уже было слишком поздно, но ничего иного ей не приходило в голову, пока Малфой так морщился от всё усиливающейся боли.

Она отвернулась от него, стараясь игнорировать раздающиеся звуки, и отщипнула от дерева тонкую веточку. Магия была призвана их убить, но иногда она же оставляла своим жертвам лазейку. Например, поедание цветка спасло её от участи марионетки, а уступ в пещере послужил выходом. Вполне вероятно, и сейчас имелось нечто, что Гермиона могла использовать или сделать для помощи Малфою, оставалось лишь понять, что именно.

Гермиона решила, что замеченное ею движение — это покачивание дерева; она как раз отломила щепку от ветки, с которой Малфой сорвал яблоко. И только взглянув на ствол в поисках чего-то ещё, что могло бы пригодиться, она поняла: двигалось вовсе не дерево, а что-то за ним. Широко распахнув глаза, Гермиона сместилась вправо и присмотрелась к листве на другом конце сада. Затем втянула в лёгкие воздух; нутро сковало льдом, и лишь сердце подлетело в самое горло.

Некто шёл по краю сада там, где снова начинался лес; совершенно чёрная фигура при ходьбе сгибала колени, опущенные руки широко раскачивались. Существо остановилось, повернулось в их сторону и наклонило голову. Гермиона знала — оно смотрело прямо на них. Таращилось не просто так — выжидало или что-то планировало. Наверняка его привела магия, так же, как сорванный Гермионой цветок привлёк нечто, заставившее Малфоя едва ли рассудок не потерять при мысли о том, что их преследуют. Может быть, тогда он увидел то же самое.

— Малфой, — прошептала Гермиона, не сводя глаз с фигуры, протянула руку и схватила Малфоя за футболку. — Нам надо идти.

— Я не могу идти… — у него на мгновение перехватило дыхание, а голос дрогнул — злость и раздражение сменилось чем-то, что лишь усилило страх Гермионы. — Оно вернулось?

Она не обратила внимания на мурашки, сжавшееся горло и волны адреналина, пробежавшие по плечам и вдоль позвоночника.

— Немедленно.

Малфой снова посмотрел на неё — на жёстком лице проступило отчаяние.

— Я с трудом могу пошевелиться.

— Но ты побежишь, — проговорила Гермиона — это был не вопрос. — Я…

Создание отскочило от линии деревьев, добралось до одной из яблонь и остановилось, скрытое стволом и листвой. Гермиона дёрнула Малфоя и развернулась в сторону, откуда они пришли, гонимая отчаянной необходимостью двигаться, причём срочно. Малфой с тяжёлым стоном споткнулся, и Гермиона подхватила его, не позволив упасть, вцепилась в его здоровую руку и закинула её себе на плечи.

— Оно приближается, — выдохнула она, заставляя их двигаться вперёд — Малфой ковылял так, словно к его ногам были приделаны цементные блоки.

Всё его тело будто одеревенело, а мышцы и сухожилия на предплечье казались каменными. Гермиона обняла его за талию, помогая двигаться и игнорируя боль в своих заживающих ранах. Она практически тащила его за собой: он всё сильнее наваливался на её фигурку, и, похоже, выкладывался из последних сил.

Они бежали быстрее, чем она ожидала, но этого было недостаточно. Гермиона понимала, что существо бросится на них в ту же секунду, как они пустятся наутёк, но продвигаться с Малфоем быстрее она была не в состоянии. Слушая сбитое болезненное дыхание Малфоя, она ждала, что её вот-вот швырнут на землю или же в шею вопьются когти. Малфой дышал так, словно задерживал воздух всякий раз, когда поднимал ногу, и с шумом выпускал его, ставя ступню на землю. Учитывая их скорость, Гермиона поначалу опасалась, что это признак гипервентиляции.

Они пробирались сквозь деревья — прокладывать маршрут было непросто, но Гермиона была настроена решительно. Локоть Малфоя на её шее был мокрым от пота, и она чувствовала жар, исходящий от его тела. Она не знала: то ли он всегда перегревался так быстро, то ли тут была замешана магия. Но если волшебство начало распространяться… Она вцепилась ему в бок пальцами так, что сломанные костяшки пронзила боль, а Малфой заорал, ударившись повреждённым плечом о ствол.

Гермиона оттащила его в сторону, слишком испуганная и нервничающая, чтобы хотя бы взглянуть на него. Малфой начал замедляться, пот пропитал его футболку — Гермиона ощущала влагу под рукой. Если придётся, она заберёт у него кинжал и попытается обороняться. Создание было огромным и наверняка обладало магическими способностями, и у неё не имелось ни малейшего представления о том, какие умения оно ей противопоставит. Наличие одного лишь кинжала в магическом бою было сродни пластиковой еде — такая же бесполезная штуковина. За исключением безвыходной ситуации, вступать в схватку не хотелось.

Малфой сильно навалился на неё и наверняка осознавал это — он отшатывался каждые несколько секунд. Бежать или хотя бы держаться прямо становилось всё сложнее, но Гермиона продолжала тащить их обоих, словно на следующей поляне их поджидало избавление, грозящее вот-вот исчезнуть. Она тяжело дышала и обливалась потом, в то время как Малфой, промокший чуть ли не насквозь, ловил ртом воздух — обычно всё было наоборот, правда, так плохо ей было лишь тогда, когда они несколько миль шагали по крутым холмам.

— Грейндж… Грейн… — попытки произнести её имя обрывались свистящим звуком. Его рука соскользнула с плеч Гермионы, и он схватился за её футболку слишком близко к груди. В любой другой ситуации Гермиона шлепнула бы его по руке, но тут натяжение исчезло — Малфой упал, ударившись спиной о землю.

Гермиона повернулась и шокированно уставилась на него. Он был абсолютно мокрым от пота, его покрасневшая кожа лоснилась, а глаза блестели сквозь полуприкрытые веки. Гермиона сорвала кинжал с его пояса, стащила плотную тряпку, которой Малфой обматывал лезвие, и завертелась, высматривая существо.

— Малфой? Малфой!

Он не ответил; Гермиона потянулась пощупать его лоб, стараясь вместе с тем уловить топот и ожидая, что та тварь сейчас на них выпрыгнет.

Почувствовав жар, она отдёрнула ладонь и, сжав кинжал в одной руке, принялась второй рыться в сумке. Вытащив простынь и бутылку воды, она опустилась на колени возле Малфоя. Отрезав лоскут ткани, смочила его прохладной водой и провела по лицу Малфоя. Ей требовалось быстро охладить его, но она не знала как. Стоило раньше свернуть к реке, но тогда Гермиона просто неслась по тропинке, способной вместить двоих. Имевшегося запаса воды явно не хватало.

В тени деревьев было прохладнее, но всё ещё тепло — ей было нужно место похолоднее, но на ум приходили лишь река да земля. Гермиона понятия не имела, насколько далеко находилась река или какой-либо другой водный источник, так что оставалось только копать. Она воткнула кинжал в землю между коленями и, внимательно прислушиваясь к малейшему шуму, потянулась и схватилась за подол малфоевской футболки.

Ткань в руках была горячей — она сжала её в кулаках, и пот побежал по тыльной стороне ладоней. Пришлось дёргать и тянуть футболку, чтобы задрать её на мокрой спине. Выпрямив руки Малфоя у него над головой, она стащила футболку и отбросила её в сторону. Затем налила воды ему на живот и обтёрла торс простынью, стараясь при этом не слишком пристально вглядываться.

Она чувствовала себя извращенкой, которая пользовалась преимуществом его состояния, но паника заглушила это ощущение. Гермиона не знала, что с ним и чем ему можно помочь. Того, что он умирает, она боялась больше, чем атаковавшего существа. Она же его предупреждала! Говорила ему, так почему же он не мог к ней прислушаться?

Она развязала полоски плаща на его руке и плече, служившие бинтами, и проверила раны. Те уже либо затянулись, либо начали подживать, и пусть плечо немного кровоточило, было непохоже, что Малфоя мучила какая-то инфекция. Гермиона всё равно осторожно прочистила все порезы и царапины, затем оторвала ещё одну полоску простыни и намочила её. Она обтёрла Малфою лицо, положила тряпку ему на лоб и с сомнением покосилась на пуговицу его штанов.

— Я прошу за это прощения, — пробормотала она и с выражением решительной отрешённости расстегнула пуговицу.

Уставившись Малфою на пупок, Гермиона взялась за язычок молнии и потянула его вниз, кашляя и заливаясь краской. Убедившись, что она не прихватила пояс боксеров, и снова впившись взглядом Малфою в живот, Гермиона стянула брюки с его бёдер. Возможно, только возможно, она совершенно случайно покосилась на область его… нижнего белья — но это было сродни автомобильной катастрофе. Она не могла удержаться, сколь бы ужасно это ни было. Едва ли в этом имелась её вина — против неё сработала человеческая природа. Гермиона задержала взгляд на линии промокшей ткани не дольше чем на секунду.

Она стянула брюки к лодыжкам, стащила ботинки и носки и наконец избавила Малфоя от одежды. Жара и пешие переходы в одной и той же обуви в течение длительного времени не способствовали появлению приятного запаха. Хотя Гермиона сомневалась, что у неё самой дела обстояли лучше. Она сможет использовать это против Малфоя потом, когда он очнётся, придёт в норму и перестанет умирать.

Её голова дёрнулась от внезапного звука, сердце на секунду замерло, но Гермиона разглядела лишь птицу, снявшуюся с ветки. Судорожно вздохнув и схватившись за кинжал, она изо всех сил принялась копать прохладную землю.

17:17

Гермиона вырыла углубление, в которое Малфой смог поместиться от макушки до лодыжек, хотя по части его ступней она не слишком беспокоилась. Сам виноват, что вымахал таким высоким, а у неё не было ни лопаты, ни чего-то по-настоящему эффективного. По крайней мере, его ноги уместились — учитывая то, как Малфой заорал, стоило ей к нему прикоснуться, они по-прежнему причиняли изрядную боль. Она то и дело прерывалась, чтобы определить источник различных шумов и обтереть Малфоя: то ли лихорадка начала спадать, то ли она просто привыкла к его жару, Гермиона не понимала. Она попыталась дать ему попить, и если бы Малфой соображал больше, когда пришёл в себя достаточно для того, чтобы сделать глоток, то наверняка бы испугался такому воодушевлению в ответ на свои потуги.

Гермиона вскипятила немного воды сначала с кусочком ветки, потом с яблочными семечками, чтобы проверить, не поможет ли это, но всё оказалось бесполезно. Никакого эффекта не возымело и то, что она влила отвар Малфою в рот, а потом попыталась заставить его съесть черенок яблока. Она не представляла, что происходит и что делать; оставалось только сбивать температуру.

Малфой ей доверял, и она это знала. Он не должен был есть то яблоко, но если Гермиона его не вылечит, это будет и её вина. Малфой спас её, когда она превратилась в марионетку — приказал подняться и бежать, а затем буквально волок в правильном направлении. Он втащил её на тот уступ вместо того, чтобы бросить; убил птицу, собиравшуюся располосовать ей лицо.

Возможно, всё дело крылось в эгоистичных соображениях, и Малфой не хотел, чтобы она умерла прежде, чем случится то, что было связано с их шрамами. А, может, они просто вместе оказались в этой поганой ситуации и пойдут весь путь до конца, пока наконец не будут вынуждены схлестнуться друг с другом за обладание цветком. Он присматривал за ней, а она за ним — именно так и следовало поступать, чтобы выбраться из этой передряги живыми. Он не должен был болеть или умирать от воздействия магии, пока она бестолково возилась, стараясь ему помочь.

Гермиона провела влажной тряпкой по лицу Малфоя и покачала головой — надо же, как повернулась её жизнь. Она могла представить себе множество людей, принимающих заботу её рук, но Драко Малфоя — никогда. Гермиона оставила влажные следы на спинке его носа, скулах, дугах бровей. Она никогда не считала Малфоя особенно привлекательным — всегда была чересчур занята, сверля его сердитым взглядом или ненавидя за слова. Лицо Малфоя стало слишком знакомым — она никогда не видела его, когда смотрела. Лишь опознавала основные черты, понимала, что это Малфой, и тут же отводила взгляд.

Наверное, именно поэтому было так легко всё пропустить, а, может, он превратился в привлекательного парня, пока сама Гермиона занималась более важными вещами. Существовало много различных типов мужчин, которых она находила симпатичными, и если бы ей пришлось быть честной — и только с самой собой — она бы, вероятно, согласилась, что Малфой оказался одним из них. Жаль, что его характер всё портил и Гермиона не могла насладиться его внешностью. В своем нынешнем измождённом состоянии она даже могла представить себе нечто подобное.

Видимо, она чувствовала себя в некоторой степени так же, как Малфой тогда, когда вёл себя так странно. «Оно вернулось?» — спросил он. Похоже, именно это существо Малфой увидел в тот раз, когда Гермионой завладела магия и он потащил их сквозь лес. Теперь она сама сидела, борясь со сном, прижимала к груди кинжал и вскакивала от малейшего звука.

Она следила за тряпкой, которой вела по его губам — Малфой инстинктивно приоткрыл их. Схватив бутылку, Гермиона налила немного воды ему в рот и подняла его голову, помогая проглотить.

— Малфой?

Ответа она не получила.

5 июля; 6:23

Гермиона отшатнулась и инстинктивно вскинула кинжал, но обнаружила, что её рука пуста. От пары обнаружившихся рядом голых ног её глаза метнулись вверх — держа кинжал, над ней возвышался Малфой. Гермиона натужно выдохнула, вскочила и, отступив на шаг, окинула его взглядом. Мир вокруг был гораздо светлее, чем тогда, когда Гермиона заснула, но она не знала, сколько времени прошло с тех пор. И она не имела ни малейшего представления, как так вышло, что сейчас Малфой стоял прямо перед ней.

Он вскинул брови; лёгкая улыбка блуждала по его губам, пока он оборачивал лезвие тряпкой и засовывал кинжал себе за пояс.

— Грейнджер, выглядишь испуганной. Боишься, что я восстал из мёртвых ради мести? Выбрался из могилы, в которую ты меня положила после того… как стащила с тела всю одежду? Не думал, что в тебе кроется такое. Особенно…

Гермиона отвернулась — глаза затуманились самым абсурдным образом, — быстро заморгала и прочистила горло, пытаясь придумать, что сказать для отвлечения внимания. Но Малфой всё равно это заметил; весёлое любопытство сменилось замешательством и чем-то ещё, чего Гермиона не смогла распознать. Ей всегда было сложно подавить эмоциональный отклик — слишком о многом она переживала. И когда Гермиона устала и измучилась от нервного напряжения, всё стало только хуже.

— Это же… Это же не из-за вины? Ты действительно пыталась меня убить? Почему я не…

— Нет. Я… Боже, ты дурак? Разумеется, нет, — огрызнулась она, но голос прозвучал чересчур глухо.

— Я…

— Я не могла тебе помочь. Я даже не знаю, почему ты сейчас здесь стоишь, ведь ничего из того, что я делала, не сработало. Я пробовала кору, древесину, семечки, яблоко. Мне пришлось выкопать яму и раздеть тебя, чтобы сбить температуру. Ты горел и мучился от боли. Я проверила и прочистила раны, но с ними всё было в порядке. Я старалась не допустить обезвоживания и остудить тебя, но ночью у меня закончилась вода и… Я не знала, как тебе помочь.

Гермиона чувствовала себя совершенно бесполезной, ей была невыносима мысль о собственной беспомощности, особенно когда речь шла о поддержке или спасении. Жизнь Малфоя была в её руках, и она перепробовала всё, думая, что в течение целого дня и ночи продолжается его агония. Это были ужасные часы, и теперь каким-то образом он стоял здесь — уставший, но вполне нормальный. А она даже не понимала, как справиться с собой.

За время её объяснения глаза Малфоя расширились; замерев, он смотрел на неё с нечитаемым выражением лица. Гермиона чувствовала себя глупо за то, что расплакалась перед ним, но взять себя в руки не сумела. Нервная система не выдерживала таких нагрузок.

— Прошлой ночью? — его голос звучал отстранённо, словно, когда этот вопрос сорвался с языка, Малфой прокручивал в голове сотню мыслей, не зная, что именно сказать.

— Да. Ты съел яблоко вчера, — её голос треснул, и Гермиона с трудом удержалась от того, чтобы не заорать на Малфоя за то, что он сожрал его и заставил её пройти через такое.

Малфой откинул с лица чёлку — комья земли посыпалась с волос и рук на голую спину. Сама Гермиона была перепачкана по локоть, но Малфой сзади был грязный полностью.

— Это работает?

— Что?

— Выкапывание ямы.

— Не знаю. Я лишь подумала, что в земле, — она снова откашлялась, — может быть прохладнее, так что я копала, пока были силы.

Малфой кивнул, оглянулся на яму, а затем встретился глазами с Гермионой — впервые с момента её эмоционального срыва. Откашлявшись, он вытер грязь с ладоней.

— Я чувствую себя так, словно восстал из мёртвых, но… Я в норме.

— Ты выглядишь хорошо. Не совсем здорóво, но этого следовало ожидать, — а в её голове это звучало менее оскорбительно.

Малфой бросил в её сторону предостерегающий взгляд, затем обвёл глазами её измождённое лицо.

— Наверное, сошло на нет само собой.

Гермиона кивнула, задумчиво наморщив нос.

— К счастью, раз… Должно быть, так бы ты не смог убежать. От той штуки.

— Да.

Гермиона сделала глубокий вдох, сглотнула и подняла сумку. Пространство между ними ощущалось чем-то странным, и двигаться было тяжело.

— Нам надо…

— Спасибо, — выпалил он.

Гермиона встретилась с Малфоем глазами; в течение нескольких секунд они вглядывались друг в друга.

— Не за что.

7:41

— Грейнджер, ты, должно быть, шутишь. Я позволил тебе вести, а ты привела нас сюда? Мне кажется, тебе требуется интенсивная терапия в Мунго — слишком уж ты тяготеешь к опасности, раз…

— Нам нужно ведро…

— К чёрту ведро! Это…

— У меня есть теория. Я…

— Фантастика…

— Просто выслушай, пожалуйста, — это слово возымело на Малфоя желаемый эффект — скорее всего, он был шокирован тем, что Гермиона его использовала, и сконцентрировал весь свой гнев на ней, но попыток уйти не предпринимал. — Ты знаешь, что мы оба испугаемся того существа, которое нас преследует, особ… Ну, вчера оно за нами не гналось, и я думаю, что оно могло нас схватить, судя по скорости его передвижения.

— Грейнджер, — медленно проговорил Малфой, наклоняя к ней голову, словно иначе она не могла уяснить смысл его слов. — Нам не нужно ведро. Мы можем вернуться к реке, у нас есть бан…

— Я думаю, что оно не в состоянии покинуть сад. Похоже, оно может перемещаться в пределах определённой зоны или атаковать, когда кто-то из нас становится беспомощен в результате воздействия магии.

— И мы должны зайти в эту зону, чтобы забрать ведро, которое нам без надобности, — он разговаривал с Гермионой так, будто она была умственно неполноценной. Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не сорваться.

— Я думаю, существа там нет, пока его не призовёт магия. Вот когда магия на нас воздействует, вот тогда мы его и видим.

— Потому что…

— Когда мы вчера убежали, у него не было причин упустить нас или отступить. Убегает добыча, а хищник…

— Это не животные…

— Ведро лежит в восьми метрах от границы. Даже если магия его не вызывает, мы увидим его, как только он окажется на открытом пространстве или выступит из-за деревьев. Мы не пойдём туда, если та тварь будет на виду, а если она появится, мы развернёмся и убежим.

— Мы отталкиваемся от идеи, что он должен оставаться в пределах той зоны.

— А почему он ещё не напал на нас? Утром, когда мы оба спали, если ничего другого…

— Ты рискуешь нашими жизнями из-за какой-то теории. Я не собираюсь идти в этот сад, — Малфой был настроен решительно — стоя прямо, он смотрел на Гермиону сверху вниз.

— Ладно. Я пойду.

— Ты по-прежнему рискуешь… — ему потребовалась секунда, чтобы сообразить: извращенкой Гермиона не была и косилась на его живот вовсе не из праздного любопытства. Он положил ладонь на рукоять кинжала. — Я так не думаю. Ты…

— Почему с тобой всегда так сложно? — выплюнула Гермиона и, окинув его сердитым взглядом, повернулась к поляне.

— Со мной не… — он постарался поймать её за руку, но она отшатнулась, обогнула стволы и застыла на границе сада.

Она едва успела оглядеться, как Малфой схватил её за локти и утащил обратно за деревья. Гермиона бы упала, не служи его тело опорой — она глупо уставилась на грубую кору, оказавшуюся возле самого носа, чувствуя, как Малфой прижимается к её спине. В последнее время она и в самом деле слишком часто трогала и… видела Малфоя. Не то, чтобы ей это нравилось, просто от осознания этой странности она безумно ясно ощущала его. В голове крутилась мысль, что она может почувствовать биение его сердца между своими лопатками. Хотя наверняка это была игра её воображения.

Его дыхание шевелило ей волосы и овевало раковину уха, от его выдоха кудрявая прядь мазнула по щеке.

— Грейнджер, ты ставишь меня в положение, быть в котором мне совсем не хочется. А с подобным, как показывает опыт, я справляюсь не очень хорошо, так что предлагаю…

— Я лишь хочу… — Гермиона не знала, почему тоже начала шептать, будто то создание могло их услышать, хотя оно уже должно было отчётливо их разглядеть.

— Брось. Чёртово. Ведро.

Гермиона посмотрела сквозь деревья на поляну и не заметила ни фигуры, ни какого-то движения. Она почти не сомневалась, что существо было привязано к этой территории, иначе они оба уже бы погибли или бы были искалечены, когда она случайно задремала этим утром, если не раньше. В ведре можно было готовить и при этом не держать на огне жестянку. А ещё в нём хранилось большинство их запасов воды. Жажда вернуть его была сопоставима с желанием знать, что та тварь не выпрыгнет на них через несколько дней.

Но убедить Малфоя не получалось, а возврат ведра не являлся вопросом жизни и смерти. К тому же Гермиона не имела права заставлять Малфоя участвовать в вылазке, которая могла обернуться смертельной опасностью. Она знала, как сильно бы разозлилась сама, если бы так поступил он.

— Ты должен мне кое-что пообещать.

— Я не…

— Ты не можешь снова сойти с ума. Не отрицай, что так оно и было. Малфой, ты слегка тронулся рассудком — это ничего, но если ты опять начнёшь пугать меня, я сама притащу тебя сюда, — она не знала, почему не повернулась к нему лицом или хотя бы не отодвинулась, уменьшая давление на спину.

Она смотрела на поляну, по-прежнему ничего не видя; рука Малфоя исчезла с её локтя.

— Хорошо. Согласен.

— Обещаешь?

— Я же сказал, что согласен, это…

— Нет, согласие означает, что ты разделяешь мое мнение в этот самый момент, а обещание подразумевает, что ты будешь придерживаться его и в будущем, даже если больше не будешь со мной согласен.

— Ты просто обязана сделать всё настолько невыносимым? Хорошо, обещаю. Теперь, когда я смог спасти тебя от самой себя…

— Как драматично.

— …Обратно к реке, наполним бутылки и снова отправимся к горам.

Гермиона повернулась, и Малфой отошёл в сторону, с предостерегающим видом дожидаясь, пока она пойдёт первой. Она всё ещё чувствовала жар его тела на своей спине — он прошёл сквозь футболку и впитался в кожу. Гермиона оттянула ткань на лопатках, но тепло осталось.

20:01

Если уж её ноги так сильно устали, то конечности Малфоя наверняка просто горели. Судя по тому, как он шёл утром, мышцы его были деревянными, и хорошо, если не болели, так что Гермиона удивилась, что он продержался так долго. Вокруг постепенно темнело, а она слишком устала от недосыпа прошлой ночью, чтобы выискивать дорогу в сумерках.

— Я знаю, что ты тоже, скорее всего, хочешь пить, и чем больше мы пройдём, тем быстрее доберёмся, но думаю, нам нужно устроить привал, прежде чем наступит темнота.

Она до этого пятнадцать минут злобно таращилась на него, думая о том, что его жажда вовсе несопоставима с её, потому что именно Малфой пил последним. Но потом вспомнила, сколько жидкости он потерял. Гермиона не могла на него сердиться, учитывая то, что всего меньше двенадцати часов назад он, закатив глаза, обливался потом. Но она нуждалась в воде — каждый вдох ощущался порывом ветра в пустыне.

— Прежде чем наступит темнота, или прежде чем ты рухнешь от такой физической нагрузки.

Возможно, злиться на него было не так уж и сложно.

— Я тащила тебя на себе, пока бежала прошлым вечером. Я бы не назвала это слабостью.

Малфой задумался — она слышала, как у него в горле что-то шуршит, будто воздух проталкивается мимо сдерживаемых слов.

— Верно.

— А ты весишь как целая библиотека.

— Библиотека? Твою мать, Грейнджер, да я в оптимальной физической форме…

— Оптимальной?

— К тому же голодал несколько месяцев…

— Месяцев? Ты…

— Да, месяцев, мы попали сюда в мае…

— …Будто восьмифутовая…

— Восемь футов? И кто теперь преувеличивает? Я, возможно, на фут выше тебя, а, скорее всего…

— А ноги как стволы…

— Ствол? Я совершенно…

— Именно так! Я превратилась в лесоруба, который тащил по лесу поваленное дерево…

— Что?

— …Больше, чем я делаю, так что не думаю, что тебе стоит судить меня по моей… нелюбви к бегу. Или лазанью по разным предметам. Я терпеть не могу куда-то карабкаться.

Он рассмеялся — совершенно искренне — и этот звук так отвлёк Гермиону, что она врезалась плечом в дерево. Она сомневалась, что раньше слышала такой его смех.

— Я заметил, — проговорил он.

— По крайней мере, я не спускаюсь вниз по склону холма, словно тот в любую секунду может обвалиться под моими ногами.

— Что? — Малфой оглянулся, и Гермиона, вскинув брови, поравнялась с ним.

— Я никогда не видела, чтобы кто-то настолько пристально вглядывался в землю. Ты отклоняешься назад гораздо больше нужного и выглядишь так, словно маршируешь, — рассмеялась она. — Каждый раз, когда мы подходим к крутому холму, я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на тебя — на твоём лице появляется такое настороженное раздражение.

Уперев язык в щёку, Малфой покосился на неё краем глаза.

— Может, в детстве у меня был травматичный опыт, а ты теперь над этим смеёшься. По меньшей…

— Или ты боишься, что твоя надутая голова перевесит тебя, — усмехнулась Гермиона.

— Если бы твои волосы не создавали столько… — он остановился, последовав примеру Гермионы. Оба они уставились на открывшийся перед ними спуск.

Малфой бросил на неё угрожающий взгляд, но она уже расхохоталась.

6 июля; 13:41

— Мне кажется, мы где-то не туда свернули.

Он посмотрел на Гермиону так, словно та озвучила цвет неба, а потом перевёл взгляд на маленький домик, возвышающийся перед ними. Гермиона почти не сомневалась, что они вернулись по той же, по большей части прямой, дороге, что привела их к саду, но они совершенно точно не проходили мимо этого строения раньше. Видимо, они на несколько метров отклонились от первоначального маршрута, но всё равно должны были двигаться в правильном направлении — как бы там ни было, Малфой вряд ли снова оценит её ночные бдения над картой.

Дом сливался с лесом: стены были такого же коричневого цвета, как земля и стволы, а крыша — тёмно-зелёной. Дверь была приоткрыта, но это не означало того, что внутри никого не было, и Гермиона не знала, как поступить: постучать, подождать, пока кто-нибудь не появится, или просто уйти. Малфой уже принял какое-то решение и теперь обходил дом, чтобы заглянуть в окна. Вернувшись, он направился к двери, и Гермиона подошла к нему.

— Сначала нам надо постучать.

— Я не стучусь, чтобы войти в пустой дом.

— На всякий случай, — настаивала она. Малфой положил ладонь на дверную ручку, и Гермиона схватила его за локоть.

Окинув её нетерпеливым взглядом, он замер, но едва она, постучав, отвела кулак от створки, тут же толкнул дверь. Гермиона последовала за ним, но то и дело оборачивалась, проверяя, не стоял ли за её спиной владелец с оружием — именно об этом ей нашёптывала паранойя. Не заметив, что Малфой остановился, она врезалась ему в спину, но он даже не шелохнулся. Гермиона уж было подумала, что случилось что-то плохое, и, встав на цыпочки, выглянула из-за его плеча. Но сумела рассмотреть лишь потрёпанную гостиную.

В комнате обнаружились только стоящий возле стены потёртый стул, пустой стол, одной ножкой которого служила деревянная чурка, да старый рисунок, запечатлевший ряд домиков. Гермиона услышала, как что-то проскакало — Малфой тут же отступил, толкая её назад, и замер, когда появилась белка. Он зашевелился — Гермиона не понимала, что он делает, пока Малфой не опустил руки, сжимая в кулаке кинжал.

— Закрой…

— Ты что делаешь? Это же просто белка…

— Мы не можем вечно выживать на ягодах, к тому же их осталось немного. Если…

— Но… Это же белка! Я имею в виду, съедобная, но… — милая и с пушистым хвостиком.

Отказываться от еды, основываясь на том, что белка милая, было глупо — тут Малфой был прав. Плоды каперса творили с желудком Гермионы странные вещи, даже после того, как она попыталась их приготовить. Им требовалось что-то посущественнее, но… Ей очень не нравилось ради этого убивать животных. Гермиона употребляла мясо в пищу, но, расширив свой рацион за счет продуктов, которые было непросто отыскать в супермаркете, шла на это с неохотой. Она бы решилась на такое в случае нужды и если бы Малфой не мог этого сделать сам — она понимала, что необходимость выжить толкала людей на множество поступков, которые раньше казались им немыслимыми. Во всяком случае Малфой был в состоянии справиться самостоятельно, хотя каждый раз выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Рыба подобной реакции не вызывала; Гермионе было интересно: неужели его беспокоили только теплокровные создания?

— Сначала надо удостовериться, что здесь никто не живет, а потом уже ты приступишь. Ну… понимаешь, кровь. Она же брызнет.

— Я в курсе, — протянул он, следя за тем, как белка скрывается в другой комнате.

Гермиона прошла за ним следом и закрыла за собой дверь. В комнате были кровать из бамбука и листья — первый явный признак заброшенности дома. Листья были старыми, бурыми, скрюченными, но целыми. Какие-то из них были разбросаны по полу и хрустели под ногами, пока Малфой и Гермиона осматривали углы помещения и проверяли наличие второй двери. Здесь имелся небольшой стол с исписанной ручкой, пустой обрывок бумаги и носок, лежащий на грубо отёсанной чурке. В этой второй — и последней — комнате хранились куча бревен, несколько вырезанных фигурок животных и деревянная чаша. Окна выходили на небольшой пруд и крошечный заросший сад, в котором Гермиона заприметила три маленьких томата.

— Пойду вскипячу воду, чтобы наполнить бутылки, — таким образом Гермиона сообщала Малфою, что не планировала оставаться рядом, пока идёт охота на белку.

— Ты собираешься опустошить ту, другую бутылку?

Гермионе потребовалась секунда, чтобы сообразить, что Малфой имеет в виду.

— Я собираюсь перелить воду в один из пакетов из-под сухофруктов. Я скреплю его заколкой для волос и постараюсь ходить так, чтобы из него ничего не вытекло.

Гермиона не представляла, как она умудрится сделать так, чтобы пакет не перевернулся, ведь сумка вместе с ней проходила через все неприятности — постоянные прыжки, смена направлений, взмахи и падения не облегчали поставленной задачи. Но так Гермиона будет знать, что она хотя бы попыталась.

— Убедись, что ёмкость хорошо вымыта. Я не планирую снова туда отправляться, — проговорил он.

— Ты такой брюзга.

В ответ на её саркастичный тон Малфой выгнул бровь, но его внимание было полностью приковано к брёвнам и спрятавшейся за ними белке.

Гермиона оставила его одного, вышла через переднюю дверь и обогнула дом. В руке она держала перо: вопреки собственной теории и обещанию Малфоя сохранять рассудок она всё ещё волновалась по поводу того создания. Она ничего не могла с собой поделать, по крайней мере, до тех пор, пока они не окажутся как можно дальше от того сада и как можно дольше — в безопасности. Или хотя бы в относительной безопасности, что уже было бы просто здорово.

Несколько минут в доме царила тишина; Гермиона собрала лежащие возле пруда веточки, но круг из камней решила не делать — земля вокруг была бесплодной. Опустившись на колени, она доставала из сумки нужные вещи, когда раздался топот. Её руки замерли; Гермиона посмотрела на скошенные прямоугольные отверстия, служившие окнами — что-то где-то заскользило, а потом послышался глухой удар.

— Малфой? — она медленно поднялась на ноги, огляделась вокруг и, сглотнув, снова уставилась на окно. Сердце колотилось в горле. — Малфой?

— Ты умираешь? Что-то собирается нас убить? — его голос прозвучал зло, что притупило её страх. Злость была чем-то нормальным.

— Нет. Почему ты…

— Тогда мне плевать.

— Почему ты бега…

— Я знаю, что тебе сложно заткнуться — тебе же требуется выпускать какие-то мысли, чтобы твой и без того переполненный мозг не взорвался, — но пока я не поймаю эт…

Он осёкся, зарычав, и, судя по звуку, снова куда-то побежал.

Гермиона едва не рассмеялась, представив, как Малфой носится между вещами, пытаясь броситься на животное, передвигающееся быстрее. Но не сделала этого, зная, что её смешки во время его яростных вспышек или попытки скрасить ситуацию лишь только сильнее его бесят. Она сегодня над ним уже посмеялась — Малфой врезал себе по лицу, когда на нос ему уселся комар — и потом он целый час шагал, стиснув челюсти. Гермиона сама могла вспылить, если он начинал насмехаться над ней по ряду причин, но вчера, споткнувшись о камень, она смеялась с ним вместе. И люди ещё считают зажатой её!

Прислушиваясь к шуму ударов и раздражённым звукам, она не смогла удержаться от улыбки, перелила волшебную воду в пакет и стянула с волос заколку. Гермиона постаралась скрутить копну так, чтобы скрепить пучок одной заколкой, но вышло не слишком надежно. Не желая испортить источник, она набрала воду в одну из пустых бутылок и перелила её в грязную ёмкость — помыть.

Десять минут спустя Гермиона решила, что бутылка уже чистая. Малфой по-прежнему торчал в доме. Прежде чем предпринимать какие-то дальнейшие действия, нужно было дождаться его, чтобы он помог с жестянкой, поэтому Гермиона просто поддерживала пламя, пока наконец не услышала скрип входной двери. Гермиона надеялась, что воцарившаяся до этого тишина означала, что Малфой подготавливал тушку к запеканию — наблюдать этот процесс совсем не хотелось.

Она подняла на него глаза, сунув в костёр очередную ветку, и нахмурилась, увидев в его руке только чистый кинжал. Гермиона уже собиралась спросить, не выскочила ли добыча через окна, как услышала в доме топот.

— Что произошло?

— Выскочила на улицу.

Гермиона посмотрела на него с недоверием, покосилась на дом и снова перевела взгляд на Малфоя.

— Мне кажется, я её только что слышала.

Малфой дёрнул плечом и протянул руку за наполненной банкой.

— Грейнджер, дай мне знать, если ты продолжишь слышать разные звуки. Я бы хотел получить предупреждающие сигналы перед тем, как ты сбрендишь окончательно.

Он откровенно врал, пытаясь оскорблением отвлечь её от этой темы. Она уже начала понимать, когда он так делает. Малфой служил вызовом её интеллекту, и ей потребовалось время на осознание и признание этого. Нельзя было сказать, что её друзья не отличались умом — как минимум о некоторых из них, — но всё же обычно пищу для мозгов она черпала из книг. Перепалки и споры с Малфоем держали Гермиону в тонусе, но попытки понять его казались неразрешимой головоломкой. Он был подобен необычному образцу под микроскопом её пытливого ума.

Может быть, он просто не смог поймать белку и ему пришлось сдаться. Малфой наверняка не хотел говорить, что не сумел поймать маленькое животное в замкнутом пространстве. А может, белка слишком отчаянно пыталась спастись — Гермиона сама испытывала вину, когда на неё таращилась рыба. Трудно убить кого-то, но ещё труднее прикончить того, кто неистово борется за свою жизнь. Гермионе было интересно, не по этой ли причине отступился Малфой — и если да, обвинить его в этом она не могла.

Гермиона прошла в сад, чтобы сорвать с ветки три помидора, и прикусила губу от того, как же их было мало.

— В детстве я помогала своей бабушке в саду. Это мои самые любимые воспоминания о ней. Мы и дерево посадили — яблоню. Я так радовалась. Каждый раз, когда я навещала бабушку, мы выходили и измеряли, на сколько она выросла.

— Ты радовалась тому, что сажаешь дерево, которое в течение нескольких лет даже не даст фруктов?

— Но оно же начнёт в конце концов плодоносить, а этого бы не случилось, если бы ты не посадил дерево. Ты наблюдаешь за его изменениями, а я смотрела, как оно росло вместе со мной. Она всегда называла его моим деревом и… Знаешь, это было чем-то, чему мы помогли появиться, пусть даже на то, чтобы получить какую-то вещественную награду, потребовались годы. Малфой, дело не в мгновенном удовольствии. Это медленный процесс, который в итоге окупается. Если… Что?

Малфой смотрел на неё с хищной ухмылкой, и было в ней нечто такое, что заставило пока ещё ничего не понимающую Гермиону покраснеть. От этого оскала веяло опасностью, но она не сводила глаз с его лица.

— Грейнджер, в сиюминутном удовольствии нет ничего плохого. И такая награда может принести не меньше удовлетворения.

Гермиона покраснела сильнее: жар настолько распространился, что ей показалось, будто горит всё лицо. Она прочистила горло, стараясь сконцентрировать на помидорах в своей руке, показавшихся вдруг нелепыми, но невольно снова встретились с Малфоем глазами. Она собиралась совершенно проигнорировать то, о чём он говорил с таким выражением лица — она же всё поняла! — и постараться перевести беседу на твёрдую почву. Твёрдую, нейтральную, не касающуюся секса.

— Да, ну, когда ты наблюдаешь за тем, как что-то к этому готовится, то…

— Тебе нравится по-простому, верно? Не удивлен. Наверняка тебя обидело…

— Этот разговор и твои предположения о моих… — она попыталась подобрать правильное слово, но вместо этого решила просто ударить его по плечу. — Я не буду…

— Опять же, ты однозначно склонна к жестокости, так что, вероятно, получаешь немного…

— Думаю, нам стоит…

— Стоит что? — Малфой вскинул бровь, и Гермиона фыркнула, залившись румянцем.

— Не это!

И вот тогда он над ней засмеялся — в полную силу, так, что задрожали плечи; засмеялся над ней.

— Грейнджер, ты выглядишь так, словно вот-вот взорвёшься от негодования и смущения. В этом нет никакого сиюминутного удовольствия — по крайней мере, для тебя.

— О, типичный мужчина, — рявкнула Гермиона, цепляясь за свою злость — иметь дело с этой эмоцией было гораздо легче чем с отвратительным смущением. Её едва не затопило стеснение, что было просто абсурдно — совсем как тогда, когда она притворялась спящей в спальне, а её соседки обсуждали всё то, что вытворяли их парни. Малфойполностью смутил её, чего, очевидно, и добивался.

— Во мне нет ничего типичного, — уверенно и тихо произнес он. Дыхание в груди Гермионы как-то странно перехватило, пока она сама старалась не смотреть в горящие напротив серые глаза.

Потому что было в них что-то жуткое. Вот почему.

========== Часть семнадцатая ==========

8 июля; 9:18

Малфой полюбил барабанить. Гермиона не знала, что именно он выстукивал, если это вообще можно было назвать мелодией, но она постоянно ловила его на том, как во время ходьбы он барабанил пальцами по своему телу. Иногда это выглядело так, словно он играл на пианино или следовал какому-то ритму, но временами он просто стучал пальцами через равные промежутки времени. Обычно Гермиона приглядывалась, пытаясь распознать мотив, но пару раз ей очень хотелось крепко сдавить его пальцы, чтобы он просто перестал.

Дело не в том, что она слышала эти звуки, ее раздражали сами движения. Особенно тогда, когда она шла с ним в ногу. Хруст шагов, амплитуда вверх-вниз, стук его пальцев, болтание сумки — а потом всё это по новой. Снова, и снова, и снова. Временами ей хотелось сорваться на бег, лишь бы только разорвать эту отупляющую рутину.

Гермиона могла болтать целый час, не получая от Малфоя ни слова в ответ — она не сомневалась, что какие-то мысли в его голове бродили, но не понимала, почему он не мог ими поделиться. Сам Малфой заговаривал с ней первым очень редко. Гермиона пыталась поднимать интересные для обсуждения темы, но он снисходил до ответа лишь в половине случаев. Если же становилось совсем невмоготу, Гермиона провоцировала ссоры. Прошлым вечером, проведя целый день в тишине, она обозвала его роботом, не имеющим собственного мнения, что вылилось в десятиминутный ор — хорошая разрядка, впрочем, закончившаяся неприятно.

«Я не пытаюсь стать твоим другом. Я не хочу им быть,» — заявил он и лишь фыркнул, когда Гермиона ответила, что добивается вовсе не этого. Они сверлили друг друга тяжёлыми взглядами до тех пор, пока не заснули.

Гермиона чувствовала себя немного уязвлённой. Она не видела в Малфое друга, но он был… Она не знала, кем он был, и даже не представляла, существовало ли определение их нынешнему… партнёрству. Они оба неоднократно спасали друг другу жизнь. Она начала привыкать к его компании, и иногда его соседство было не таким уж и плохим. Временами — по неведомой причине — оно казалось чем-то… нормальным. Может, всё это и не делало их друзьями, но Гермиона бы больше не назвала их врагами. И, разумеется, Малфою не стоило так по-детски заявлять, что он не хочет с ней дружить.

Ускорив шаг, она обогнала его: не было никакого желания смотреть на эту барабанную дробь — в противном случае она могла бы взвыть от такого однообразия.

9 июля; 17:01

Гермиона чувствовала себя паршиво — будто всё вокруг смешалось, превратившись в гадкую мутную лужу, из которой никак не получалось выбраться. Гермиона чересчур долго обходилась без водных процедур, и единственным, что хоть как-то очищало кожу, был пот, выступающий жаркими днями. Её волосы отяжелели и стали жирными, кожа — грязной и липкой; она плохо пахла, а во рту обосновался мерзкий привкус. Её рацион состоял из ягод, а желудок то и дело сводило от нехватки нормального питания. Чтобы сделать единственный глоток воды, приходилось ждать, пока при кашле из горла не начнет вырываться чуть ли не пыль.

Она теряла энергию во время интенсивных переходов, страдала от отсутствия витаминов, ощущала слабость и чужеродность собственного тела. Мысленно она могла представить, как её кости сжимаются и странным образом наползают на суставы. У неё даже не хватило сил закопать шкурку белки, которую час назад поймал Малфой: её когда-то беспроблемный желудок бунтовал против такого зрелища. Одежда была грязной, Гермиона сама была грязной. И пусть всего через несколько минут она поест мяса, крови, шипящей на дне жестянки, было ещё слишком много. Иногда она ощущала себя человеком, успешно выживающим в дикой природе, но временами, в минуты слабости — как, например, сейчас — ей хотелось сжаться в комок и спать до тех пор, пока жизнь не наладится.

— Я нашёл немного листьев мяты.

Она подняла голову с рук, которыми обхватывала колени, и устало улыбнулась.

— Словно мятная конфетка после ужина.

До этих слов она и не задумывалась о свойствах трав. Малфой посмотрел на неё так, словно она была неведомой лохматой зверушкой.

— Конечно.

10 июля; 9:03

Они обошли кострище по широкой дуге, Гермиона лишь мельком взглянула на животные останки и пирующих на них личинок. Задержав дыхание, она прикрыла глаза — плечи дёрнулись от сдерживаемых рвотных позывов. Малфой ускорил шаг, и она тоже пошла живее, желая как можно быстрее избавиться от мерзкого чувства, вызванного очередной находкой.

13:58

Наверное, от радости Гермиона даже взвизгнула, но, проигнорировав все отпущенные Малфоем комментарии о свиньях, указала на росшие впереди бананы. Гермиона и подумать не могла, что будет так рада снова их увидеть, но сейчас она смотрела на эти плоды так, словно они только что открыли ей секрет абсолютного счастья. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с эмоциями, сосредоточиться и разглядеть, что бананы висели гораздо выше зоны её досягаемости.

Она покосилась на макушку Малфоя, перевела глаза на его запястье, пытаясь определить, хватит ли ему роста и размаха рук, и поняла — бананы растут чересчур высоко.

— Грейнджер, теперь, когда нам не грозит участь каннибалов, ты можешь перестать так на меня пялиться.

Гермиона могла бы и разозлиться на такое замечание, но еда буквально висела перед самым её носом.

— Я пыталась оценить, сумеешь ли ты дотянуться. Может, ты вскарабкаешься на то дерево и…

— Прыгну? — протянул Малфой, будто именно это ему обычно и предлагали идиоты.

— А у тебя имеются идеи получше? Они нам нужны, и иначе их никак не достать. А ты более… проворный, — выполнение подобного трюка в её исполнении ни при каких условиях не могло считаться хорошей идей. И, судя по ухмылке, Малфою пришла в голову та же мысль.

— Да, Грейнджер, я припоминаю твои таланты в лазании по деревьям, — в ответ он заслужил недовольный взгляд. — Я тебя подниму.

— Что?

— Знаю, — Малфой мельком посмотрел на неё и подошёл к дереву, — это станет настоящим испытанием моей физической подготовки, но…

Гермиона фыркнула, задетая этим комментарием, и поправила подол поношенной футболки.

— Может, лучше мне поднять тебя. Не хотелось бы, чтобы ты…

— Мне казалось, мы уже проверяли, кто из нас двоих сильнее. Несколько раз.

— Самую малость, — пробормотала она. Правильнее было бы сказать, что подобных случаев насчитывалось множество, но Малфою вряд ли требовалась её помощь, чтобы поднять самооценку. — Ладно. Мы займёмся этим прямо сейчас?

Малфой упёрся языком в щеку, нахмурился и отвёл взгляд, делая вид, что задумался.

— Может, нам лучше потерпеть, пока мы не начнём умирать от голода? Или дождёмся завтрашнего дня?

Гермиона в последний раз попробовала вежливо сообщить ему о своей готовности и поторопить — вместо того, чтобы просто потребовать. Малфой вытащил кинжал, сунул защитную тряпку в карман и повернул его рукояткой вперёд. Гермиона удивилась, что он предложил ей своё оружие, но держать её, пока она отпиливает грозди бананов пером, было бы чересчур.

Гермиона потянулась за кинжалом, но Малфой отдёрнул его, глядя на неё предупреждающе.

— Только никаких выкрутасов.

Малфой снова протянул ей кинжал, и она взяла его, закатив глаза. Малфой наклонился и сцепил пальцы вместе — Гермиона наступила на его ладонь и, поднявшись в воздух, инстинктивно схватилась за него. Лишь когда он поморщился, она сообразила, что держится за раненое плечо, и разжала хватку.

— Прости.

— Просто срежь их уже.

Она выпрямилась, поймала равновесие, уцепилась за ветку и потянула её вниз. Острым клинком Гермиона отсекла две связки — со своим пером она бы ещё с первой возилась. Гермиона собиралась отрезать столько бананов, сколько, как ей казалось, они могли унести — на случай, если им опять придётся обходиться без еды долгое время. С потерей ведра у неё имелось в сумке место как минимум для трёх связок, а Малфой мог нести бананы в мантии.

— Может, тебе стоит поторопиться, пока мои руки не сломались? Или пока дерево не засохло… через пару лет?

Малфой смотрел прямо на неё — хмыкнув, Гермиона взглянула на него, дождалась, пока он опустит голову, и совершенно случайно уронила на него гроздь бананов. Это было плохой идеей — от удивления Малфой опустил руки, и Гермиона, потеряв равновесие, едва не врезалась носом в дерево. Ей пришлось уцепиться за ствол правой рукой, и костяшки вспыхнули от боли.

— Смотри, как бы я тебя тут же не уронил, — рявкнул он, косясь на упавшие бананы.

Он снова подтолкнул её; положив ногу Малфою на плечо, Гермиона упёрлась носком кроссовки ему в грудь. Теперь он следил за ней не отрываясь. Гермиона пробормотала, что это были всего лишь бананы — на что Малфой сверкнул глазами, — и принялась отсекать плоды как можно быстрее.

11 июля; 2:48

Гермиона перевернулась в полусне, стараясь поглубже зарыться в твёрдую землю — привычка, оставшаяся со времен ночёвок в кровати. Слишком сонная, она не обратила внимания на появившуюся на щеке влагу, но уже на третьей капле открыла глаза. Гермиона моргнула, чувствуя, как капля дождя упала на волосы, и попыталась вспомнить, почему это так важно, как вдруг услышала приближающийся шорох.

Она выпрямилась, огляделась кругом и наткнулась взглядом на Малфоя — тот замер на пути в её сторону. Она ясно видела его в лунном свете — подняв подбородок, он смахнул упавшую на лоб каплю.

— Доставай бутылки.

Дождь всё усиливался; Гермиона вытащила все ёмкости, передала их Малфою и выудила туалетные принадлежности. Шампуня осталось немного, зато имелось ещё два брусочка мыла, и если дождь будет идти достаточно долго…

— Ты останешься здесь?

Малфой посмотрел на неё так, словно он оглох, и Гермиона сперва раздражённо вздохнула, но потом сообразила: он действительно её не услышал.

— Я хочу попытаться помыться, ты останешься на этом месте?

Приподняв бровь, Малфой вскинул руку — двумя пальцами он прижимал к ладони мыло и шампунь. Вывернув кисть, он указал в левую сторону — Гермиона кивнула, схватила зубную щётку и пасту и направилась вправо. Наверное, она выглядела нелепо: стоя под струями дождя, она быстро оттирала тело, щётка торчала изо рта, а пена хлопьями падала с волос — но Гермионе было плевать. Ей это было нужно, и никто не мог её здесь увидеть. Она уже начала опасаться, что через день-другой грязь въестся в кожу навечно. Где бы Малфой ни был, он наверняка выглядел не менее смешно. Гермиона не знала, почему ей кажется таким странным, что сейчас он тоже стоит обнажённым где-то среди деревьев — под одеждой все голые, а листва в данный момент выполняла её функциию. И всё же Гермиона ощущала некую незащищённость: словно стоило им повернуть головы, и они смогут увидеть друг друга.

При таком единении с природой она чувствовала себя необычно, но в хорошем смысле — вырубить деревья или нырнуть в ванну с дезинфицирующим средством ей не хотелось. Единственными по-настоящему природными элементами были дождь и лес — и Гермиона не знала, можно ли считать происходящее слиянием с природой, если она пользовалась фабричными товарами. Это как взять с собой в поход кровать и ванну. Хотя Гермионе всё равно было хорошо, и она поймала себя на том, что улыбается, несмотря ни на что.

13 июля; 15:03

Заметив в горе вход в пещеру, они оба обменялись настороженными взглядами. Прежде они бы уже сорвались с места, стараясь опередить друг друга в гонке за подсказкой или растением, которые могли оказаться внутри. Эти взгляды означали, что и Гермиона, и Драко прекрасно отдавали себе в этом отчёт, и, как бы там ни было, не хотели уступать лидерство. Однако основной причиной напряжённости была магия. Именно поэтому Гермиона не рванула с места и не попыталась оттолкнуть Малфоя, стараясь попасть в пещеру первой, и похоже, он руководствовался теми же мотивами. Они оба уже отлично знали, что если внутри пряталось растение или хоть что-то полезное для поисков, там же присутствовала и магия. И даже если в пещере не крылось ничего важного, они могли наткнуться там на что-то плохое.

Гермиона сделала шаг вперёд одновременно с Малфоем: пару секунд они помедлили, а потом зашагали в ногу по направлению ко входу. Сейчас лучше было повременить — тогда у них мог появиться шанс заметить нечто необычное. Отсутствие спешки подразумевало совместную работу — по крайней мере, пока. Наверняка Малфой планировал схватить её или что-нибудь предпринять в случае, если она что-то обнаружит — сама Гермиона намеревалась поступить именно так. Заметив нечто важное, она однозначно постарается опередить его, но пока безопаснее всего было действовать сообща.

Гермиону терзало странное чувство: ей почти что хотелось отпихнуть Малфоя — сделать хоть что-то, только бы унять необъяснимую дрожь. Она следила за ним, чтобы не отставать — Малфой был занят тем же, — и сердито зыркнула на него, заметив, что он делает чересчур длинные шаги. Они то и дело косились друг на друга, пока осматривали пещеру. Гермиона очень нервничала, готовясь прыгнуть за Малфоем, если он хотя бы чуть-чуть отклонится в сторону, или же самой броситься туда, где покажется что-то полезное. К тому же она держалась настороже, ожидая любых проявлений магии. Нервы натянулись до предела, и Гермиона поняла, что вцепится в Малфоя, стоит тому лишь дёрнуться.

Именно поэтому, услышав какой-то шум, она не сразу осознала, что это реальность, а не плод её разыгравшегося воображения. Похоже, Малфой тоже различил эти звуки — шарканье снова наполнило пещеру, и они оба замерли. Шум начал нарастать, и в сумерках на стене появилось яркое пятно. Гермиона посмотрела вперёд на землю и разглядела свет, бьющий из расположенного слева прохода, который она не заметила раньше.

Она отодвинулась к стене: с пола взвилась пыль, а шорох скользящего по джинсам пера прозвучал для её напряжённых ушей настоящим криком. Малфой отступил на четыре шага, но Гермиона едва ли обратила на это внимание, поглощённая светом, который становился всё ярче. Либо это была магия, либо человек, и ни один вариант не сулил ничего хорошего.

Шарканье прекратилось, свет замер, и Гермиона обернулась на Малфоя. Тот, не шевелясь, всматривался в проход, и выражение его лица заставило её перевести взгляд. Там стоял человек, смотрящий на неё в ответ — выйдя из бокового туннеля, он то и дело моргал, давая глазам возможность привыкнуть к полумраку. Гермиона попятилась — разделявший их метр не был достаточной дистанцией — и всё же постаралась выдавить улыбку, на случай, если незнакомец не представлял угрозы. Он не производил впечатление опасности — чуть выше неё самой, крупнее Малфоя, но скорее толстый, чем мускулистый, с мягким лицом и в нелепой шляпе, глубоко натянутой на голову. Он был похож на туриста среднего возраста, отправившегося самостоятельно осматривать остров. Он казался обычным, пусть и немного грязным, но тут его внимание привлёк Малфой, шаркнувший ногой за спиной у Гермионы.

Выражение лица незнакомца мгновенно переменилось, и он бросился вперёд раньше, чем Гермиона успела отступить. Он пролетел мимо неё — Малфой, видимо, не знал, в какую сторону бежать, его рука взметнулась к поясу. Гермиона развернулась — мужчина врезался в Малфоя, валя их обоих на землю, и кинжал отлетел в сторону.

Гермиона отшвырнула сумку, поспешила на помощь Малфою — стащить с него незнакомца, — и тут увидела большой охотничий нож, взметнувшийся над дерущимися. Малфой поймал запястье мужчины, когда клинок уже опускался — их руки задрожали от напряжения. Пытаясь отодрать пальцы «туриста» от рукоятки, Гермиона вцепилась в них, впившись ногтями в кожу. Второй рукой мужчина схватил Малфоя за горло, но тот, хрипя, ударил его в лицо.

Гермиона успела разжать всего один палец, когда нападающий сменил тактику и взмахнул оружием в её сторону — она успела отскочить. Он повернулся к ней — из его носа текла кровь, — и в этот самый момент Малфой ткнул ему пальцами в глаза. Гермиона металась по пещере, выглядывая блеск малфоевского кинжала, и, едва заметив, тут же схватила клинок.

Малфой слабел, его рука постепенно опускалась, а лицо из-за недостатка кислорода приобретало тревожный красный цвет. Кончик ножа дрожал в миллиметрах от его челюсти и должен был вот-вот разрезать кожу, но Малфой нашёл в себе силы снова его отпихнуть. Гермиона забежала мужчине за спину и приставила лезвие к его горлу. Секунду спустя незнакомец замер.

— Отпусти его горло. Немедленно.

Её голос дрожал от адреналина и страха. Она никогда не думала, что окажется в той ситуации, когда будет вынуждена приставить нож к чьей-то глотке. Если бы только у неё была магия. Если бы.

Повиновавшись, незнакомец убрал руку, но Малфой по-прежнему выглядел так, словно пытался протолкнуть кислород в передавленную трахею. Он отвёл ладонь от лица мужчины, схватился за горло, и секунду спустя Гермиона услышала, как он делает вдох.

— Вытяни руку. Другую. Подальше от него, медленно… А теперь брось.

Едва нож звякнул об пол, Гермиона тут же пнула его; Малфой, кашляя и ловя ртом воздух, пытался выбраться из-под незнакомца. Отпихнув его, высвободился, и Гермиона схватила «туриста» за футболку. Тот было дёрнулся, но она крепче прижала лезвие к его горлу, вынуждая затихнуть.

— Малфой?

Всё ещё кашляя, он поднялся на ноги и подобрал с земли охотничий нож. Затем с диким выражением лица повернулся к Гермионе, встретился с ней глазами и вытер большим пальцем кровь с губы.

— У него есть напарник, — прохрипел он.

Стоя перед Гермионой на коленях и резко хватая ртом воздух, мужчина молчал. Он не шевелился, если не считать подрагиваний тела во время дыхания и глотания.

— Что?

— Думаю, это тот, кто напал на тебя, — прижав кончик языка к ранке на губе, Малфой поднял проверить забинтованную руку. — Он тоже должен быть где-то здесь.

Тот, кто напал на неё… Большой мужчина, наткнувшийся на неё сначала в лесу, а потом на горе.

— Твой напарник здесь? — спросила Гермиона, но мужчина не ответил.

— Здесь.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовалась она и проследила взглядом за движением его подбородка. Она уже ожидала увидеть массивную фигуру или жёсткое лицо с глазами, похожими на древесные наросты, но там ничего не было. — Чт…

— Следы.

Гермиона снова перевела взгляд, всматриваясь в яркий свет, бьющий из бокового прохода, и различила в пыли следы. Они были по меньшей мере двух размеров, и, судя по большим отпечаткам, Малфой, похоже, был прав. Покосившись на макушку «туриста», она обдумывала возможные варианты. Это были опасные люди, по-видимому, тоже разыскивающие растение и напавшие на них уже дважды. А может, и больше, учитывая реакцию этого человека на Малфоя.

Им требовался способ удержать их подальше и от себя, и от Флоралиса, но убивать Гермиона не могла — и не могла одобрить убийство. Бог знает, как далеко они находились от цивилизации, где есть полиция или хоть кто-то, имеющий возможность запереть этих людей. Приемлемых радикальных мер не существовало, и кроме идеи привязать их к дереву…

— Малфой. Неси воду.

— Что? — Малфой потирал горло. При взгляде на мужчину его черты исказила ненависть.

— Пакет из-под сухофруктов. Вода.

Зловещая ухмылка, появившаяся на его лице, чуть не заставила Гермиону передумать. Малфой решительно и быстро направился к сумке и тут же вернулся. Заметив, что рука незнакомца медленно движется к груди, Гермиона сильнее вдавила лезвие в горло. Им следовало поторопиться, прежде чем он что-то предпримет или из недр пещеры появится его напарник.

— У тебя есть два варианта. Мы тебя убьём, — начал Малфой, и Гермиона подумала, что это было чересчур сильным заявлением от того, кто испытывал сложности с убийством белки, — или ты выпьешь эту воду.

— Которая вас не убьёт.

— Если ты всё сделаешь правильно.

Гермиона думала, что им придётся применять силу или вернуться к идее со связыванием, но мужчина открыл рот. Ненависть на его лице была не менее явной, чем на лице Малфоя, и Гермиона предупреждающе вжала клинок чуть сильнее, когда Малфой подошёл ближе.

— Откинь голову, — посмотрев вниз, она разобрала выражение свирепой ярости, адресованное ей. Малфой влил ему в рот немного воды. — Глотай.

Не желая к нему прикасаться, она выпустила футболку — вдруг он утянет её с собой? Она почувствовала, как горло под лезвием дёрнулось, и быстро отвела кинжал от кожи, впрочем, держа его достаточно близко, чтобы воспользоваться в случае необходимости. Мужчина на секунду замер, а потом беззвучно пропал.

— Границы всё ещё могут быть разрушены.

Гермиона кивнула, поднимая глаза от пустого пространства между ладоней.

— Знаю. Но если это не так, нам надо отправить туда его напарника.

Малфой покосился на неё, втянув до сих пор кровоточащую губу в рот.

— И как ты предлагаешь это сделать?

— Мы скажем, что вода перенесла его друга. И без него ему из этого места не выбраться. Дадим ему остатки воды на случай, если им потребуется снова разрушать стену. Надеюсь, это задержит их надолго и мы успеем уйти далеко. Хочется верить, что стены восстановились, а само место находится дальше, чем в миле отсюда, — вытирая со лба пот, Гермиона пожала плечами. — Это большее, что мы можем сейчас сделать.

— А если он откажется?

Со стороны прохода раздался тихий шум: глядя в ту сторону, они оба задержали дыхание, но шорох больше не повторился.

— Нам придётся его заставить.

Малфой посмотрел на неё так, словно присоединение к компании Пожирателей Смерти представлялось ему более разумным планом, и c недовольным видом убрал с лица волосы. Если он уже встречал мужчину, о котором они говорили, то его недоверие было понятно. Тот человек был больше них обоих вместе взятых, но всё же их было двое. И Гермиона знала, что в случае нужды они сумеют себя защитить.

Гермиона закинула сумку на плечо, рассчитывая, что Малфой к ней присоединится, но тот, похоже, намеревался стоять на месте. Тогда она покачала головой, пожала плечом, всем своим видом говоря, что выбора у них не имелось, и повернулась к проходу. Малфой выругался себе под нос; его шаги были такими тихими, что Гермиона, пока не обернулась, не знала, идёт ли он за ней.

Она остановилась прямо около входа в туннель и поудобнее перехватила рукоятку кинжала. Гермиона сомневалась, что мужчина находился там, если уж он ещё не выбежал на шум и не проверил, куда запропастился его напарник, но стоило подготовиться, чтобы не дать застигнуть себя врасплох. Гермиона подождала несколько секунд, а затем резко завернула за угол.

Она сразу же разглядела лежащее на земле массивное тело; вытекшая кровь собралась в приличную лужу. Гермиона закрыла рот ладонью и попятилась, подчиняясь инстинкту, а не разуму. Желудок сделал мерзкий кульбит, Гермиона подавилась, отвела взгляд и увидела Малфоя. Тот смотрел прямо на неё — глаза ещё не так испуганы и распахнуты, как у неё; он едва заметно дёрнул головой. Что?

Гермиона качнула головой в ответ и против воли взглянула на распростёртого в трёх метрах мужчину. Его глаза, похожие на древесные наросты, невидяще уставились в землю. На испачканном кровью лице застыло болезненное удивление. Стену рассекала широкая красная дуга, а само тело наполовину лежало в луже крови. Она казалась почти чёрной, за исключением того места, где валялся фонарь — мёртвые пальцы по-прежнему обхватывали рукоятку, и его свет отражался от ярко-красной поверхности.

Гермиона лишь мазнула взглядом по глубокому порезу на горле, но ей хватило этого, чтобы снова подавиться. Она пробормотала в ладонь что-то, чего не разобрала сама — невнятная смесь звуков и бульканья. Гермиона зажала нос пальцами, чтобы металлический запах крови перестал перекатываться по языку. Малфой всего на секунду упёрся грудью ей в плечо и тут же отступил обратно за стену, подальше от неприглядного зрелища.

— Чёрт.

Человек, пытавшийся убить её на той горе, однозначно был мёртв. Едва только увидев тело, Гермиона разрывалась между желанием убежать и необходимостью проверить пульс, но сейчас даже вопроса не возникало, что именно она бы сумела обнаружить. Его товарищ выглядел таким спокойным, когда, выглянув, посмотрел на неё — он не создавал впечатление человека, на глазах которого только что произошло убийство, а значит, либо это была иллюзия, либо…

Гермиона развернулась, посмотрела на Малфоя, чьи испуганные глаза распахнулись не меньше её собственных, и скользнула взглядом по руке до зажатого в его кулаке охотничьего ножа. Она не могла рассмотреть его в сумерках, рядом с чёрными очертаниями тела в окружающей их тёмной синеве. Теперь в мягком свете ещё одного фонаря, лежащего у ног, она разглядела на лезвии кровь. Малфой проследил за её взглядом и, сообразив, что к чему, выронил нож, брякнувший о землю мгновением позже.

Человек, которого Гермиона первоначально ошибочно приняла за туриста, похоже, прикончил своего напарника. Судя по крови на стене, он перерезал товарищу глотку из-за спины, а тот понял всё слишком поздно. Тот спокойный взгляд снова всплыл в её памяти — каким нормальным он выглядел после того, как совершил такое. И, скорее всего, глядя на неё, он невозмутимо обдумывал, как сделать с ней то же самое. На его лице не промелькнуло никаких эмоций, словно мужчина нашёл в своей кладовке банку с просроченной едой. При этой мысли по позвоночнику у Гермионы пробежала дрожь.

Она шагнула вперёд, стараясь не смотреть на тело, и, наклонившись, подняла фонарь, что лежал не в крови. Затем мельком взглянула на Малфоя — тот снова показался из-за угла; с лицом бледнее обычного он так таращился на неё, словно боялся, что стоит ему ослабить контроль, как глаза непроизвольно взглянут на тело. Гермиона посмотрела на валяющуюся в метре от них сумку, а потом направила свет фонаря на стену.

На ней был начерчен кровью большой круг, в центре которого виднелась маленькая прямая линия. Гермиона уставилась на рисунок, затем покосилась на труп, не позволяя себе смотреть выше мёртвой руки.

— Тебе это ничего не напоминает?

— Нет, — ответил Малфой, его голос прозвучал так же слабо.

— Это может быть началом ритуала кровной магии. Он мог решить принести напарника в жертву, чтобы… сотворить какое-то заклятие.

— Есть идеи?

Гермиона не ответила, изучая линию окружности. Малфой подошёл и поднял сумку.

— Интересно, восстановились ли стены? Там, куда мы его отправили.

— Надеюсь на это, если вот так он поступает со своими союзниками.

Гермиона едва не обернулась снова, но остановилась; её рука сжала кинжал чуть сильнее.

— Если ты прав, то мы, возможно, послали его на смерть. Даже если он там не один, а границы восстановились, воды-то у них нет.

— И в чём проблема?

— У нас нет на это права, Мал…

— Мы защищаем себя. Он бы убил меня, а затем и тебя — в считанные секунды. Если он выберется оттуда и отыщет нас, то снова попытается нас прикончить. Эт…

— Разумеется, я не спорю, что он опасен. Этот мужчина убил бы меня на той горе, если бы смог, но человек, зарезавший его, всё равно убийца. Он бы и нас убил, и, возможно, попытается довести дело до конца. Но в данном случае, когда он беззащитен и именно в наших руках оружие, мы должны были отвести его в полиц…

— Грейнджер, мы не в цивилизованном мире. Мы посреди джунглей. Здесь не действует закон. Это вопрос выживания — мы его не убили, хотя он бы поступил иначе. Мы избавились от него, лишив его шанса повторить попытку. И если это его доконает — что ж, он был не таким уж хорошим парнем.

Глядя в землю, Гермиона покачала головой. В словах Малфоя была правда, но ей всё равно казалось, что у неё не было права принимать такое решение. Они могли попытаться вывести его к цивилизации и рассказать полиции о том, что он сделал — правда, появление перед местными властями было не самой хорошей идеей. Если бы они затолкали его в полицейский участок, связали там и оставили записку с указанием, как добраться до пещеры, всё равно оставался шанс, что полицейские не сумеют получить доказательств преступления. Пещера располагалась за границей, которую они пересекли, и Гермиона сомневалась, что магглы в состоянии попасть в ту часть острова, где они сейчас находились. К тому же, реши они тащить этого мужчину с собой, он бы мог найти способ расправиться с ними, пока они спят.

Гермиона знала, что это была самооборона, но это знание не облегчало бремя принятия решения, когда в лицо ей больше не были направлены ни нож, ни пистолет, ни палочка. Она отдавала себе отчёт в том, что это был их единственный реальный шанс, особенно принимая во внимание стремительность, с которой бы с ними расправился мужчина — тот самый, который так легко прикончил своего товарища, застав здоровяка врасплох, и потом излучал совершенное спокойствие. И тем не менее в животе у Гермионы осталось неприятное чувство.

— Давай осмотрим пещеру, чтобы уже убраться отсюда.

— Я мог и сам его сбросить, — вдруг произнёс Малфой, не сводя взгляда со стены.

Видимо, Малфою было так же непросто признать в Гермионе союзника, как и ей самой — в нём. Каждый раз, когда она ему помогала, он старался уделять этому как можно меньше внимания, а потом делал вид, будто ничего и не было. С притворством, видимо, имелись проблемы — слишком уж странно Малфой потом вёл себя с ней в течение нескольких часов или даже дней. Но Гермиона относилась к такому поведению с пониманием — ей претила необходимость полагаться на него в некоторых ситуациях, способная зародить в Малфое даже мимолетную мысль, что Гермиона в нём хоть как-то нуждалась.

Обладай она магией, он бы вряд ли был ей нужен. Но выбора у Гермионы не оставалось. Уже стало обычным делом оглянуться в минуту опасности и увидеть рядом Малфоя, но очень сомнительно, что Гермиона действительно могла бы привыкнуть к подобному. Это можно было сравнить с тем, как если бы кто-то отдал ей свой кислород — необходимый, но неправильный поступок. Они оба терпеть не могли демонстрировать другим свою слабость, а уж если этот другой не только становился свидетелем беспомощности, но ещё и спасал… Проглотить такое было тяжело. И почему-то Малфою было труднее с этим смириться. Или просто его ненависть была больше.

— Может быть.

14 июля; 21:31

Он пристально вглядывался в неё — она не знала почему, но то и дела ловила его за этим занятием. Гермиона сидела на своём месте, готовясь ко сну, и чувствовала, как Малфой прожигает взглядом дыры в её голове. Порой выражение его лица оставалось нечитаемым, но чаще всего оно становилось таким зловещим, словно Малфой желал уничтожить Гермиону, прежде чем снова взглянуть на неё. Будто он винил её во всём, и одно лишь её присутствие делало происходящее совершенно невыносимым. Раньше он пялился так гораздо чаще, но Гермиона всё равно то и дело замечала такие взгляды.

Она прищурилась и уставилась на него в ответ — не со злости, а в отместку. Очень некомфортно засыпать, пока кто-то таращится на тебя с такой очевидной неприязнью. Гермиона задумалась: уж не сделала ли она сегодня что-то такое, что бы так его разозлило, но на ум ничего не шло. Может, она чем-то бесила Малфоя, пока спала, и он почему-то решил, что его Карающий Взгляд ему поможет? Или же он просто был засранцем, что удивляло примерно так же, как потеря носка во время стирки.

— Знаешь, у тебя глаз дёргается, когда ты так пристально всматриваешься. А чрезмерные подёргивания приводят к слепоте, — насколько Гермиона знала, последнее утверждение было выдумкой, и вряд ли Малфой на него купился, но таращиться перестал.

15 июля; 10:12

Горный склон был не таким уж ужасным, как те, по которым ей приходилось карабкаться раньше, но подниматься всё равно было трудно, особенно по жаре. Гермиона твердила себе, что отдохнёт, когда пройдёт ещё метр, ещё, ещё один. Она убеждала себя, что будет сидеть на вершине до тех пор, пока не почувствует готовность двигаться дальше — такой подъём сам по себе станет настоящим достижением. Она пыталась уверить себя, что там, наверху, её ждёт Флоралис. Ничто из этого не облегчало жжение в ногах, зато помогало преодолевать боль.

Поясницу ломило, плечи ныли, шея деревенела, а глаза заливал пот. Малфой шумно втягивал воздух и этот звук почему-то настолько злил Гермиону, что ей приходилось то и дело напоминать себе, что он это делал не специально. Испытывая боль, которую требовалось преодолевать, Гермиона приходила к убеждению, что весь мир настроен против неё — жара, гора, Малфой, деревья, камни и собственное тело. Всё вокруг существовало только для того, чтобы усложнить ей жизнь. У подножья горы они наткнулись на очередное странное кострище с останками, и Гермиона нервничала, боясь, что на неё вот-вот кто-то бросится. Она-то надеялась, что стоянки принадлежали тем двум мужчинам из пещеры. Но эта выглядела вполне свежей.

Ещё её беспокоил тот факт, что Малфой не позволял ей заглядывать в сумку, висящую сейчас на его плече. Гермиона видела, как он рассматривал её содержимое после того, как они покинули пещеру, и знала, что там лежит: две бутылки для воды, фляга, солнечные очки, бинокль и красный маркер. Она сомневалась, что больше там ничего не было, ведь, даже отправляясь в туалет, Малфой брал находку с собой. То, что он поднял сумку с земли, не делало её малфоевской собственностью — они оба нашли сумку и вместе помешали тому мужчине прикончить их. Она приложила к этому даже больше усилий, чем Малфой, и если уж сумка должна была кому-то принадлежать, то как раз ей.

Охотничий нож Малфой тоже оставил у себя, так что теперь в его распоряжении имелись два нормальных клинка, а в её — всего лишь перо. Если уж кому и можно было доверить острые предметы, так это ей… Хотя, наверное, Малфою всё виделось в ином свете. Он был… запасливой белкой. Которая разнюхала, подобрала и умыкнула все вещи. Мелким созданием. Что ж, это была проблема Малфоя, если он думал, что Гермиона не заглянет в эту сумку. Она могла бы даже забрать нож, пока он спит. Она не собиралась оставаться безоружной или, ещё хуже, под его защитой.

— А где ты вообще взял этот кинжал?

В ответ на резкость тона Малфой окинул её озадаченным взглядом. Наверное, такая вспыльчивость могла показаться странной после молчания, длившегося порядка трёх часов, но он должен был понимать причину её недовольства. Никто не может совершать столько раздражающих поступков и не догадываться об этом.

— Это имеет значение?

— Ты его украл, — Гермиона не была до конца в этом уверена, но она заметила, как Малфой иногда изучал клинок. Либо этот кинжал многое для него значил, либо он не особо разглядывал его перед покупкой.

Он обеспокоенно покосился на неё.

— Я бы не назвал это кражей.

— А я бы назвала, — этого она не знала, но такое обвинение могло спровоцировать признание.

— Тот дом был заброшен. Я видел, что ты тоже запихивала вещи в сумку.

Гермиона недовольно зыркнула на ударившую её по руке ветку и задумчиво нахмурилась.

— Дом, в котором мы были перед тем, как попали сюда?

Гермиона потеряла в море почти все свои вещи, но у неё осталась одна книга, взятая из того дома — она находилась под уменьшающими чарами. Гермиона с любопытством оглядела его с… найденную сумку, болтающуюся у малфоевского бедра: интересно, можно ли что-то прочитать с помощью бинокля? Стоило попробовать.

— Ну так что? — поторопила она.

— Да, — выплюнул Малфой. Видимо, он уже понял, что лучше отвечать на её вопросы. Наконец-то.

========== Часть восемнадцатая ==========

16 июля; 12:42

Спускаться было гораздо проще, чем карабкаться в гору — кроме тех случаев, когда день старался буквально задушить влажностью. Гермиона где-то вычитала, что при спуске задействуется больше мускулов, чем при подъёме, но по возвращении домой это следовало проверить. Мышцы болели не так сильно, как вчера, а слой липкого пота явно добавлял веса.

Боже, она и представить не могла, что можно так обильно потеть. По ней прямо-таки текло, одежда промокла насквозь, а волосы стали влажными. Гермиона ненавидела подобные ощущения. Кому-то они нравились — потоотделение помогало прочувствовать успешность спортивной тренировки, но Гермиона в такие моменты казалась себе бесформенной мерзкой лужей. Она однозначно потела больше нормальных людей — половина содержащейся в организме влаги будто бы вытекала сквозь кожу. Вонючее и скользкое тело раздражало безмерно, и утром она то и дело утиралась, переживая, что Малфой, оглянувшись, увидит вместо неё двигающийся шар, наполненный отвратительной жидкостью. Это помогало около часа, а потом кожа раскраснелась, нагрелась, и остановить потоп уже не получалось. Наконец Гермиона сдалась, сердито признав, что другого варианта нет.

Гермиона не понимала причин подобной расточительности — она не потребляла столько жидкости, чтобы теперь так потеть. Ей хотелось залить всё обратно — с угрюмым недовольством она периодически оглядывала себя, отмечая факт предательства собственного тела. Она никак не могла терять столько влаги. Не тогда, когда глоток воды делался лишь в крайнем случае.

Малфой ещё час назад снял мокрую футболку и запихнул в свою сумку. Гермиона около минуты сверлила его свирепым взглядом, а потом решила, что переживания расходуют чересчур много энергии. Не будь его здесь, она бы уже два часа как разделась до нижнего белья. Одежда, волосы, движения — для всего этого слишком пекло. Она даже смотреть не могла на красную, блестящую спину Малфоя — от одного только взгляда делалось хуже. Это как умирать от жары и встретить кого-то в свитере — от этого становилось жарче, будто ты сам закутан в тёплую одежду, и оставалось лишь удивляться: уж не из Африки ли приехал этот человек и есть ли помимо сумасшествия другое объяснение подобной нелепости.

Гермиону подвёл корень дерева. Она хотела смахнуть пот, прежде чем тот начнёт жечь глаза, и в этот момент кроссовка застряла. Гермиона настолько вымоталась, что лишь едва попыталась сделать то инстинктивное, странное и бесполезное движение, которое обычно делают люди перед падением ничком — конвульсивно дёрнуться назад, пока ноги бестолково стараются устоять, а руки живут своей жизнью. У неё имелась доля секунды, чтобы осознать предстоящую катастрофу, и Гермиона тут же смирилась с судьбой.

Она выставила вперёд руки, смягчая удар, — но мизинец странным образом изогнулся. Потревоженные сломанные костяшки прошили всё тело болью, и Гермиона вскрикнула, сморщилась и закрыла глаза. Всхлипнув и опустив ладонь на плечо, она повернула голову и положила щёку на прохладную землю.

— Я умираю.

До неё донёсся глухой стук и шорох влажной одежды — в своём нынешнем состоянии Гермиона понятия не имела, что делает Малфой.

— Одни только обещания.

Гермиона старалась просто дышать — вдруг кислород сможет остудить тело? Ей требовалась вода — например, целое озеро, чтобы забраться в него и пить до тех пор, пока не начнёт казаться, что живот вот-вот лопнет. Каждый вдох огненным вихрем устремлялся к лёгким, а учитывая потерянную влагу, внутренности наверняка уже высохли. Гермиона была похожа на трухлявое дерево где-то в бесплодной местности. С таким горячим дыханием она скоро воспламенится. Интересно, как загораются люди? Она просто взорвется — настоящий обед, приготовленный для Малфоя.

Сволочь. Она ни за что не облегчит ему задачу. Гермиона надеялась, что на вкус она окажется как подгоревшая, пересушенная индейка. Нет, не индейка, что-нибудь несъедобное. Летучая мышь? А их вообще едят?

Она открыла глаза, повернула голову и разглядела Малфоя, распростёртого на земле. Он лежал на спине, раскинув руки, и его живот двигался в такт быстрому дыханию. Ей не удалось хорошенько рассмотреть Малфоя в траве, но похоже, ему тоже было худо.

— Как думаешь, мы сумеем лёжа скатиться остаток пути?

Он на секунду приподнялся на локтях, оглядел склон, и рухнул обратно.

— Слишком много деревьев.

17 июля; 17:32

Назвать её запах приятным было сложно. Вообще-то, от неё несло просто отвратительно. Грязное тело было липким от застарелого пота, голова чесалась, и Гермиона старалась как можно реже поднимать руки. Она пыталась держаться подальше от Малфоя, чтобы никто из них не мог учуять «аромат» соседа. Они соблюдали дистанцию в несколько метров, и Гермиона могла прошагать минут десять, вообще его не видя.

Гермиона пребывала в отвратительном настроении — прошлым вечером она натёрла кожу цветами, но этот трюк проработал лишь до утра, когда она опять вспотела. От съеденных бананов болел живот, постоянно хотелось пить; с самого момента пробуждения они с Малфоем то молчали, токричали, то сыпали язвительными комментариями. Гермиона пыталась игнорировать реальность, но воображение сейчас было бессильно.

18 июля; 20:01

Гермиона двинулась на шум, который, как ей показалось, издавал Малфой, размышляя, не стоит ли ей предложить устроиться на ночевку, но обнаружила кое-кого совсем другого. Заметив за деревьями человека, она резко остановилась и прищурилась, всматриваясь в профиль. Разглядев знакомого, она улыбнулась и, застигнутая встречей врасплох, чтобы припоминать былые сомнения, сделала шаг к Биллу — парню, которого они встретили на поляне. Она опять подняла было ногу, но чужая ладонь зажала ей рот, а чья-то рука обхватила за талию и рванула назад.

Гермиона попыталась взвизгнуть, но ладонь прижалась сильнее; скользнув глазами по бесцеремонным пальцам, она подняла руку и с силой ткнула локтем назад. Около щеки послышался глубокий, тяжёлый вздох, над ухом раздалось слабое шипение, и Гермиона узнала напавшего.

Жар малфоевской груди опалял спину, его влажная от пота футболка прилипла к её собственной, но времени анализировать свои чувства по этому поводу не было. Гермиона снова сфокусировалась на Билле и вдруг поняла, почему Малфой её остановил. Прекратив попытки разжать его пальцы, она опустила руку и стиснула его запястье, стараясь унять вздувшийся за грудиной страх.

Первым, что Гермиона заметила, был перемазанный кровью рот Билла; с момента последней встречи больше всего в его облике изменились зубы. Большие и острые, они торчали из широкого рта — звериные клыки, которые обнажали растянутые в улыбке губы. Билл смотрел куда-то вниз, и Гермиона разглядела потухшее кострище, перед которым тот сидел; сложенные кучей камни напомнили ей о попадавшихся звериных могилках.

Ладонь Малфоя обхватила её бедро, его предплечье вдавилось ей в живот — прижимая к себе Гермиону, он сделал шаг назад. Она едва ли обратила на это внимание, поглощённая зрелищем: Билл поднял с колен кролика. Его ногти были длинными и острыми — настоящие когти. Должно быть Гермиона издала какой-то звук — пальцы Малфоя так крепко впились ей в рот, что ей стоило задуматься об угрозе потери зубов. Его губы снова коснулись её ушной раковины: горячее дыхание превратилось в предупреждающее шипение. Постояв, он отступил ещё на шаг, дыша ей прямо в ухо.

Билл поднёс кролика к губам, и, даже понимая, что сейчас произойдёт, Гермиона не смогла отвести взгляд. Сердце болезненно колотилось; она прижала ладонь к бедру Малфоя, чтобы в случае необходимости иметь возможность быстро выхватить кинжал. Сам Малфой замешкается — одна его рука закрывала ей рот, а вторая, та, что ближе к кинжалу и сумке, стискивала её талию. Если потребуется, Гермиона выхватит оружие — всего один взгляд в их сторону, и она его вытащит.

Кролик бился в хватке Билла, и Гермиона увидела, как мужские пальцы впились в добычу — красные пятна расцветали на сером меху, и животное испуганно пищало от боли. Билл зарылся лицом в мех и провёл носом по тельцу — Гермионе было видно, как язык скользнул к шее зверька. Малфой потихоньку отводил их назад — шаг, ещё один, ещё; их ноги передвигались всё быстрее, а дыхание становилось громче.

Билл впился в горло обезумевшего животного, кровь брызнула ему на щёку, и Гермиона тут же зажмурилась. Желудок сделал резкий кульбит; Гермиона поморщилась — увиденный образ буквально выжгло в мозгу. Ладонь на её губах ослабла — то ли Малфой сообразил, что Гермиону может стошнить, то ли ощутил, как она пытается втянуть воздух. Сама она так и не разжала пальцы на его запястье и теперь чувствовала сумасшедшее биение пульса. Малфой крепче прижался к её уху, его паническое шипение было громче, чем все издаваемые ею звуки. Вдруг Малфой замер, дыхание у него перехватило, и Гермиона открыла глаза. Она больше не могла различить Билла за деревьями, но слышала, как он ел. Бедро под её ладонью напряглось — Малфой поворачивал их в сторону, обводя вокруг дерева, в которое врезался; его шипение возобновилось.

Он отпустил её талию, повернул запястье, в которое она вцепилась, и обхватил пальцами её руку. Затем дёрнул, вынуждая Гермиону развернуться, и та побежала за ним следом. Она бешено размахивала свободной рукой, отпихивая ветви, отскакивающие от Малфоя и хлещущие по коже. Плевать. Им надо было лишь двигаться, двигаться, двигаться.

19 июля; 2:38

Она долго бежала на адреналине — к тому же Малфой так впился ей в запястье, что, казалось, мог оторвать руку, если она отстанет. Когда они наконец замедлили бег и расцепились, возбуждения хватило ещё на час пути. А потом адреналин, к сожалению, испарился — казалось, это случилось часы назад. От истощения Гермиону накрыла апатия: голова была тяжёлой, зрение расплывалось, странное оцепенение сковало тело — словно его накачали воздухом. Ей казалось, будто кожа утратила эластичность; мысли спутались, а ноги и спину свело судорогами.

Они продолжали свой путь.

8:01

Глаза горели, тело ломило, а голова кружилась — сказывалась нехватка сна после столь сильного напряжения. Накапливающееся обезвоживание и отсутствие витаминов вносили свою лепту. Гермиона провела большим и указательным пальцами по векам, сжала переносицу. Она уснула в рассветных сумерках, а проснулась, когда солнце только-только поднялось над верхушками деревьев — меньше половины необходимого отдыха.

Малфой торчал на одном из деревьев, оглядывая окрестности в бинокль. Похоже, он сообразил, как работает прибор, пока Гермиона отвлеклась — вытащив бинокль из сумки впервые, он выглядел совершенно сбитым с толку. Наверное, сейчас Малфой выискивал дым или какие-то признаки местонахождения Билла. Хотя Гермиона сомневалась, что их преследовали. Ночью им встретилось ещё одно кострище, более старое, с грудой костей, подразумевающее, что Билл уже побывал здесь. Гермиона сомневалась, что Билл повернул назад — только если заметил их. Но и в этом случае он бы их уже нашёл.

Хотя место для сомнений оставалось. Билл, кем бы он ни был, мог являться частью магии этого острова либо же быть каким-то необычным получеловеком, о котором она никогда не читала. Он мог блуждать бесцельно, а значит, ему ничего не стоило повернуть в ту сторону, где он уже был.

Гермиона знала, что магия не действует на некоторых людей, но до сих пор не понимала, распространяется это только на магглов или на всякого, кто не ищет растение. Магия влияла на Билла — может быть, потому, что он сам являлся магическим существом или же потому, что тоже разыскивал цветок. Он точно обладал разумом, так что назвать такое предположение невозможным не получалось. Или там, на поляне, он как-то скрыл своё естество, или же всё обстояло гораздо хуже — после ухода что-то превратило его в это существо. Им попадались и другие костровые ямы, но Билл мог соорудить их до того, как застрял с ними, или же это было делом рук подобных ему созданий. Здесь вполне могло существовать нечто волшебное, что обладало силой вытворять с ними такое.

Гермиона не понимала, почему Билл не атаковал их, если каким-то образом сумел скрыть на поляне свою сущность. Может, он интересовался исключительно животными — например, разрыванием кроличьей шеи, как в том видении, от которого Гермиона никак не могла избавиться. Или он рассчитывал с их помощью выбраться из ловушки и решил не предпринимать попыток убить своих соседей. Или же его отпугнуло наличие у Малфоя кинжала.

Гермиона ничего не знала наверняка, кроме того, что человеком Билл не был. Она подспудно понимала, что больше не хочет оказываться с ним рядом, и что если он объявится, пусть даже в нормальном обличье, она тут же выхватит один из клинков. Все остальные выводы были предположениями, а это подразумевало то, что Гермиона уже всё обдумала, просчитала все возможности и выстроила их в логическом порядке. И что она лишь сильнее злилась с того момента, как прошлой ночью начала анализировать информацию, и очень сожалела об отсутствии библиотеки, где можно было попытаться отыскать хоть какие-то факты.

— Тебе нравится лазать по деревьям, да? — спросила она, когда ноги Малфоя коснулись земли. Такой тон предполагал, что в действительности Гермиона интересовалась тем, насколько сильно Малфою нравится разрушать жизни других людей.

Он посмотрел на неё так, словно день уже неимоверно затянулся, стряхнул с ладоней грязь и кусочки коры.

— Я вырос за городом.

— О…

Малфой вскинул бровь, поправил на плече сумку и поднял с земли мантию.

— Ты готова идти или хочешь сначала поискать очередные поводы пособачиться?

Гермиона одарила его своим лучшим презрительным взглядом, подобрала сумку и удостоверилась, что шнурки на кроссовках завязаны.

— Сначала я бы хотела обсудить тот факт, что у тебя находятся оба кинжала. Мне кажется…

Малфой застонал и быстро зашагал прочь — Гермиона двинулась следом, продолжая свою длинную, логически обоснованную речь о необходимости делиться, но он всё равно её проигнорировал.

13:28

— Зачем ты ищешь растение?

Рука Малфоя замерла — он как раз собирался осветить фонарём расселину и убедиться, что та не была узким проходом, ведущим куда-то ещё. Перестав вглядываться в глубокую трещину, он выключил фонарь и бросил его в сумку.

— Хочу лечить людей.

Гермиона уставилась на него, почти не сомневаясь во вранье, но всё же попыталась скрыть неверие в голосе.

— Ты хочешь лечить людей?

Иногда Малфой делал именно так — на полном серьёзе говорил о чём-то, что не имело смысла для того, кем Гермиона его себе представляла. Словно испытывал — начнёт она сыпать оскорблениями или действительно поверит ему? Чаще всего Гермиона срывалась, но тем не менее старалась держать себя в руках во имя более мирного сотрудничества. К тому же существовала некая её часть, которая подумывала о том, чтобы дать Малфою шанс — та самая, что проявилась после смертельно опасных передряг.

На лице его была написана скука, но левая бровь подрагивала, словно Малфой так и не определился, вскинуть её или сдержаться, а мозг не подал нужной команды.

— Да. Я решительно настроен спасти этот мир, Грейнджер. Может, даже куплю геройский плащ. Наклейку с молнией или лохматый парик. Веснушки — это мой предел. Полагаю, именно этого жаждешь ты, верно?

— Ты говоришь так, будто это нечто плохое.

— Когда ты выглядишь словно пятнистый…

— Что я хочу заполучить растение для помощи людям.

Они снова тронулись в путь, и его сумка задела дерево — Малфой откинул её за спину.

— Нет. Просто это предсказуемо.

Гермиона посмотрела на него, убирая с дороги ветку.

— Это так плохо? Это…

Он улыбнулся; видимо, Гермиона слишком уж пристально в него вглядывалась — она стукнулась головой о следующую ветку.

— Грейнджер, это как наблюдение за деревом. Ты…

Она треснула его по руке, и он рассмеялся.

20 июля; 10:08

Стоило им услышать шум воды, как злая усталость сменилась детским воодушевлением. По крайней мере, у неё, хотя Гермиона могла поспорить, что Малфой тоже обрадовался. Со вчерашнего утра она сделала всего три глотка воды, и тело готово было сдаться, если она немедленно не утолит жажду. Не наполнит его водой так, что будет с трудом передвигаться и хотеть писать каждые десять секунд.

Малфой первым выбрался из леса, и Гермиона не заметила, что он резко замер, пока и сама не выбежала из-за деревьев. Она отклонилась назад, откинула руки и по инерции сделала несколько тяжёлых шагов, прежде чем сумела остановиться без риска падения. Малфой за спиной откашлялся то ли от неловкости, то ли от внезапного неприятного осознания того, насколько же они грязные.

Гермиона увидела семерых людей, таращившихся на них в полной тишине. Женщина бросила свою удочку и опустила палец маленького мальчика, указывающего прямо на них. Опрятно выглядящие магглы, сбитые с толку, почему из лесу вылетели двое в таком виде, словно им ничего не известно про душ и цивилизацию. Гермиона отчётливо осознавала свою грязную и порванную одежду, полосы и пятна грязи на коже, состояние волос.

Пытаясь пригладить футболку, она перевела глаза на отдалённо знакомый звук и обнаружила подростка, опускающего мобильный телефон. Она передумала ободряюще улыбаться и вместо этого окинула людей сердитым взглядом. Он только что их сфотографировал, словно они звери в зоопарке или нечто подобное. Гермиона фыркнула, убрала кудрявые пряди за уши и развернулась. Малфой снисходительно ухмыльнулся и последовал её примеру; они оба ушли обратно в лес.

— Мы просто пройдём чуть выше, пока не останемся одни.

Малфой сердито молчал, что напомнило Гермионе о том, как они шли к антикварному магазину с заколкой и все пялились на них с ненавистью. Она не знала, что хуже — когда люди смотрят на тебя потому, что ты отброс общества, или потому, что ты так выглядишь.

11:03

Гермиона рассмеялась, едва не сойдя с ума от вкуса воды. Малфой смотрел на неё, замерев на расстоянии вытянутой руки, бутылка зависла в миллиметрах от его губ. Один из них теперь каждый раз перед первым глотком наполнял ёмкость водой — просто на всякий случай. Гермиона помахала рукой и покачала головой, давая понять, что причин для волнения нет, и со смехом наполнила собственную бутылку.

— Я тут подумала, какой бы была моя реакция, если бы из леса появилось двое людей в таком виде, как мы. Я хочу сказать, они же просто отправились на рыбалку, а мы, наверное, производили впечатление сумасшедших.

Она не знала, применимо ли высказывание «потом мы ещё над этим посмеёмся» к Малфою. Со стоическим выражением лица он отвёл взгляд и принялся с жадностью пить, но это не помешало Гермионе считать эту мысль забавной. Она закрыла глаза и подняла бутылку к губам, чувствуя, как прохладная жидкость стекает по горлу — она представляла, как вода заполняет все пустоты, которым не место в её теле.

Последнего человека у реки они видели около мили назад, и всё же мыться пока было небезопасно. Придётся дождаться ночи и пройти ещё пару миль, чтобы удостовериться, что их никто не заметит. Гермиона решила, что сначала попробует порыбачить. Окунётся как можно глубже — пока не перестанет чувствовать палящие солнечные лучи на коже. Это будет восхитительно. Словно возвращение домой, горячий шоколад в декабре под одеялом или чтение в грозу.

Когда бутылка опустела, Гермиона шумно задышала, чувствуя лёгкое головокружение и тяжесть в животе, но её это не особо заботило. Ей будто бы было мало — и она могла выпить целую реку, прежде чем утолить жажду. Гермиона уселась удобнее и потянулась к шнуркам, чтобы развязать их, но решила просто стащить кроссовку — так выйдет быстрее.

Малфой успел закатать штаны по щиколотку, но, похоже, согласился с Гермионой, что лучше не мучиться и запрыгнуть в воду. Гермиона, моргая, уставилась на его голую ступню, задумавшись, сумеет ли она с первого взгляда пересчитать все его кости. Это было преувеличением, но нога у него действительно была очень костлявой. Гермиона удивилась, как Малфой ещё ничего не сломал — мяса на нём было не слишком много. Тонкие кости, вены, длинные пальцы, которые в значительной степени упростят лазание по деревьям, реши Малфой снять ботинки, и большой палец который стоило переименовать в гигантский.

Зачарованная, она не сводила с Малфоя глаз, но тот этого не заметил. Сама Гермиона никогда не уделяла особого внимания ногам или внешнему виду в целом. Но не заметить такое было сложно — ступни напоминали плакат в кабинете ортопеда. Она чуть ли не воочию видела стрелочки с названиями, отходящие от его ног.

Лишь когда ступни Малфоя исчезли под водой, Гермиона вспомнила о своём намерении окунуться, стянула носки и поднялась. Река была широкой, но даже если вода дойдёт ей только до щиколоток, Гермиона просто ляжет и будет перекатываться, словно тюлень. Или зароется поглубже — и Малфой может припоминать каких угодно животных. Плевать она на это хотела! Ведь в нём будет говорить зависть, что ему самому приходится сдерживаться, дабы не последовать заманчивому примеру.

Гермиона забежала в реку — со стороны казалось, будто она тяжело и шумно протопала. Малфой повернул голову и, недовольный брызгами, зыркнул на неё, будто сам не собирался делать ничего подобного. Гермиона не слышала его за плеском, но видела, как он продвигается вперёд. Обогнав его, она направилась к середине реки, чтобы окунуться.

Намеченное место было совсем близко — вода уже достигала бёдер, — когда Гермиона заметила, что течение значительно ускорилось. Думая лишь об одном, она собиралась проигнорировать этот факт, но вода толкала настолько сильно, что приходилось идти боком, чтобы не упасть.

— Это странно, — пробормотала она, отступая на шаг. Логика обрушилась на неё, словно кирпич на голову. Всё, что происходило на острове и чью странность ей хотелось отметить, даже в теории не могло оказаться ничем хорошим.

Гермиона постаралась развернуться; тело одеревенело, как обычно бывает в тех случаях, когда сначала мозг отчаянно сигналит «шевелись быстрее, быстрее, быстрее», и лишь потом ты полностью осознаёшь, куда именно направляешься и что происходит. Гермиона сумела повернуться только вполоборота — в противном случае поток грозил снести её с ног; течение толкало вперёд, так что ей приходилось пятиться из-за всех сил, чтобы не упасть и удержаться. Наверняка Малфой тоже пробовал развернуться: он стоял к ней спиной, пока они пытались отступить к берегу, но течение было чересчур сильным. Давление было таким мощным, что попытка сдвинуться в сторону оборачивалась шагом вперёд, и теперь Гермиона буквально бежала, при этом ни на йоту не смещаясь вбок.

Она выглядывала ветку, виноградную лозу, хоть что-то, за что можно было бы ухватиться, но ничего не попадалось. Течение без устали толкало её, и всё, что ей оставалось, это стараться при каждом шаге напрягать ноги, ставя их на дно. Шум воды настолько возрос, что заглушал звук сердцебиения; давление удвоилось, и Гермиона не выдержала: течение сбило её, ноги взметнулись, словно шарики на ветру, и вода утащила свою жертву вниз.

Отставляя руки назад, Гермиона пыталась упереться, чтобы вытолкнуть тело. Голова появилась на поверхности всего на секунду, но этого хватило, чтобы сделать глоток воздуха, прежде чем рот наполнился водой. Гермиона перевернулась в бушующей белой воде, открыла глаза и рванулась вбок, к берегу, изо всех сил — она и не представляла, сколько мышц у нее имелось. Она не понимала, движется ли она хоть куда-либо; кроме окружающей белизны и синих вспышек разобрать ничего не получалось.

От нехватки кислорода лёгкие опалило огнем, и Гермиона опять перевернулась, толкаясь вверх, вверх. Она сумела различить голубизну неба, прежде чем снова уйти под воду, и заработала конечностями сильнее; движения тела стали конвульсивными. В мозгу бились только две мысли — безусловная необходимость выбраться на поверхность и кажущаяся невозможность это осуществить. Но Гермиона редко когда пасовала перед трудностями — она продолжала свои отчаянные попытки, пока тело, наконец, не всплыло вновь.

Как и в первый раз, не переставая работать руками и ногами и сосредоточившись на дыхании, Гермиона набрала полные лёгкие воздуха. Она кашляла и давилась попавшей в глотку водой, но сейчас это было вторично и неважно. Напрягая шею, она держала голову над поверхностью и, вращая руками, старалась встать на ноги. Малфой барахтался почти прямо перед ней — она не знала, кто именно из них сместился. Его макушка то появлялась над поверхностью, то пропадала; от бьющих по воде рук расходились большие волны.

Вдруг Гермиона заметила горный склон — каменную стену, к которой они неслись, не имея возможности остановиться. Ей потребовалась секунда, чтобы разглядеть проход, зияющий над водой и пеной — тёмное полукружие вздымалось над рекой. Гермиона сделала вдох, попутно заглотнув воды — горло обожгло и перехватило. Она отчаянно закашлялась, вопреки всем инстинктам пытаясь сделать ещё один вдох, но волна накрыла её с головой. Вода потекла по гортани, глотку и лёгкие сдавило. Больно стукнувшись обо что-то виском, Гермиона на мгновение потерялась в пространстве; ей казалось, будто тело наполняется водой, которая выводит из строя жизненно необходимые системы.

Гермиона врезалась во что-то раз, другой, и это что-то изогнулось. Она почувствовала, как погружается всё глубже, но вот её кожи коснулся гладкий шёлк, сменившийся каким-то пузырящимся материалом, и она вытянула руки, чтобы уцепиться. Она не хотела топить Малфоя, но природный инстинкт заставил её действовать, не задумываясь. Гермиона тонула, возможно, умирала, и толкнула Малфоя вниз, чтобы всплыть самой. Это был бездумный жест отчаяния, борьбы за дыхание, жизнь; попытка использовать единственный доступный шанс. Проявилось основное, эгоистичное начало, заложенное в душу и инстинкт каждого человека; оно заявило о себе тогда, когда разум перестал функционировать, а чувства притупились.

Лишь когда тело Малфоя продвинулось вперёд, Гермиона сообразила, что какое-то время они сопротивлялись течению. Обхватив ладонями его плечи, она всплыла на поверхность и так сильно закашлялась на вдохе, что перепугалась, как бы не лопнули внутренности. Она сделала ещё один вдох; перед глазами кружились чёрные пятна, мир казался тусклым, но она сумела разглядеть, что руки Малфоя держатся за край проёма. Сам он скрылся под водой, его пальцы соскальзывали.

Сопротивляясь течению, пытавшемуся её смести, Гермиона дважды толкнулась ногами и вдруг упёрлась ступней в какой-то камень. Малфой разжал хватку и уже поплыл дальше, но Гермиона успела просунуть руки ему подмышки и обхватить грудь. Она за двоих приняла на себя водный удар; упирающаяся в камень нога отчаянно дрожала. Под малфоевским весом плечи перенапряглись, боль пронзила до самых висков, и хватка начала ослабевать.

Гермиона толком не поняла, что произошло, но решила, что сумела приподнять Малфоя достаточно, и тот изловчился снова стиснуть край проёма. Он с трудом подался назад, через неё, прижимая под водой своим телом. Он закрыл собой солнце — перед глазами у Гермионы была лишь темнота, лицом она касалась его кожи, а руки соскользнули ему на живот. Она чувствовала, как он дышит и как напрягаются его мускулы.

Она держалась за него на случай, если потеряет опору, и пыталась второй ногой нащупать что-то твёрдое. С каждым вдохом Малфоя ею овладевали всё большие злость и отчаяние, но он вдруг толкнулся вверх, и все эмоции исчезли. Гермиона почти выскользнула из-под него прямо в темноту проёма — без всякого анализа она прекрасно знала, что в это место ей совсем не хотелось. Она понимала, что у них остался последний шанс выкарабкаться, но колено у неё подогнулось, а Малфой всплыл ещё выше. Похоже, Гермиона проиграла эту битву.

Малфой выпрямился, его ноги по-прежнему болтались в проёме; выглянув из-за него, Гермиона посмотрела вверх — картинка перед глазами расплывалась. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание, но отчаянно сопротивлялась. Её колотило, но она крепко прижимала ногу к стене. Гермиона приподняла руки — пальцы ощутили прохладный воздух, кожу и камень.

Отведя от Малфоя одну ладонь, она принялась панически ощупывать изгиб проёма. Гермиона судорожно старалась определить, стоит ли ей отпустить Малфоя и попытаться самой уцепиться за камень, хватит ли ей сил удержаться, как вдруг почувствовала возле руки какое-то движение. Ладонь Малфоя нырнула под её плечо, так сильно сжала его, что что-то щёлкнуло, и рванула Гермиону вверх. Нога отлепилась от камня, и Гермиона врезалась в спину Малфою, который тут же её выпустил.

Будь у Гермионы в лёгких кислород, она бы закричала прямо в воду. Вместо этого она выбросила вперёд руку и ударилась ладонью о камень. Она не понимала, то ли что-то тащило Малфоя вниз, то ли она сама всплывала, то ли они оба двигались. Она снова дёрнула ногой в попытке нащупать твёрдую поверхность, но тут рука Малфоя вытащила её на поверхность.

Несколько диких мгновений она думала, что лёгкие перестали функционировать. Умудрившись сделать вдох, она этого не почувствовала. Гермиона провела ладонью по камню, прижала к скале предплечье, уткнулась лбом в спину Малфою между лопатками и дышала, дышала. Грудь ломило то ли от проглоченной воды, то ли от сильного сердцебиения. Мозг отказывался работать, мир вокруг кружился, и она чуть не потеряла сознание. Но кислород наконец-то сделал своё дело.

Малфой отцепил от себя вторую ладонь Гермионы, и они оба немного соскользнули вниз. Однако, сумев нащупать камень, Гермиона прижала к скале предплечье и приподнялась на дрожащих руках. Зрение начало проясняться, мир прекратил своё яростное вращение, и она вскинула ужасающе тяжёлую голову.

Прижав руки к камню, Малфой буквально распластался по стене, а Гермиона прилипла к его спине. Она чувствовала, что течение по-прежнему затягивает его ноги в проём. Их спасало только то, что большую часть веса они перенесли на камень, к которому отчаянно прижимались руками. Если бы первой за скалу уцепилась она, а Малфой ухватился бы за неё, их обоих уже бы смыло. Придавленный Малфой старался сделать вдох, а Гермиона всё никак не могла надышаться.

Она боялась пошевелиться, боялась, что малейшее неверное движение отправит их обоих в бездну. Гермиона сомневалась, что их принесло сюда случайно — ударься они сперва о подножие скалы, они могли бы пораниться или даже переломаться, но выжили бы. Магия старалась отправить их в какое-то место, где они явно не желали оказываться. Нужно было убраться от этой дыры, и когда им это удастся, с помощью стены они смогут выпрямиться и пробраться к берегу.

Гермиона никак не могла надышаться, и даже мысль о том, чтобы рассказать о своём плане, потребовала серьёзных усилий. Она как можно дальше отодвинула одну руку, вторую рывком перекинула через голову Малфоя и тут же прижала к камню. Малфой повернулся и взглянул на Гермиону: его нос и рот вжимались в скалу прямо над её локтем, дышал он с трудом. Гермиона сместилась в сторону и отклеилась от его спины. Лихорадочно работая конечностями, она вытащила из воды торс, привалилась к камню, как можно дальше отвела одну руку и снова рванулась в сторону.

Малфой последовал её примеру; они сделали по четыре перехода каждый, когда Гермиона остановилась. Она ударилась бедром об острый камень и поняла, что нащупала край проёма. Тяжело выдохнув, она со стоном толкнулась руками и подтянула ноги. Прижав колено к стене и пользуясь дополнительным упором, она подалась в сторону и подняла второе колено.

На мгновение она замерла, сделала пару вдохов и опять рванулась вбок. Миновав проём, она опустила ноги и постаралась нащупать дно. Наконец она выпрямилась: вода доходила ей до пояса, а поток прижимал к стене.

— Сделай милость, — прохрипел Малфой, — не торопись.

Гермионе не хватало дыхания на перепалку, а сил — на свирепые взгляды. Вместо этого она протянула руку, предлагая помощь, но Малфой даже не взглянул на неё. Тогда она упёрлась ладонью в стену, оттолкнувшись, cдвинула в сторону ногу и рывком приставила к ней вторую. Течение было таким сильным, что она с трудом дышала — лёгкие сжались, словно шарики. Казалось, будто к ногам привязаны гири, а тело толкала машина; икры и бёдра дрожали от напряжения.

Она замерла на расстоянии вытянутой руки от Малфоя, пока не убедилась, что тот миновал опасное место и не умчался в проём. Он только однажды бросил на Гермиону убийственный взгляд — слишком уж пристально та в него вглядывалась. Но она же не за его страданиями наблюдала — Гермиона знала, что и Малфой следил за ней во время её продвижения. Она чувствовала его дыхание.

Он миновал проём самостоятельно — о прикладываемых усилиях свидетельствовали вздувшиеся у него на шее и руках вены. До берега пришлось делать ещё восемь шагов. И Гермиона отсчитывала их один за одним. Это помогало справиться с болью в ногах, напоминало, что она движется к цели и уже почти добралась — почти, ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть, и она сможет лечь и не двигаться в течение пяти дней. Ещё чуть-чуть, и она снова справится с магией.

Вода была уже на уровне икр, когда течение вдруг ослабло. Гермиона замерла и посмотрела на воду: только что её окатывало брызгами, а сейчас она чувствовала лишь приятное давление на ноющие мышцы. Малфой ругался шёпотом, и пока все эти слова были адресованы реке, Гермиона полностью его поддерживала. Он толкнул её в спину, вынуждая идти дальше — проигнорировав вспышку боли, она прыгнула вперёд и оказалась на твёрдой почве.

Гермиона рухнула на колени, склонила голову к земле и просто дышала. Живот крутило, тело горело, но она сумела выбраться из воды. Она была на земле, в безопасности; она победила. Малфой проковылял мимо и Гермиона услышала, как он упал и быстро задышал в унисон с ней. Гермиона почувствовала, что мышцы начали расслабляться, а лёгкие расправляться. Она горько уставилась на воду, стекающую с волос. Совсем не так она представляла себе полное погружение.

— Лечение людей — чушь собачья.

— Что?

— Святая Грейнджер и ни единого сомнения при попытке меня утопить.

Гермиона закатила глаза.

— Можно подумать, ты меня не топил.

— Если бы ты так в меня не вцепилась, это бы проблемой не стало.

— Только так я могла остановиться…

— А затем чуть не отправила меня в бездну: когда врезалась в меня, когда попыталась утопить и когда…

— Я вытащила тебя обратно!

— Этого не пришлось бы делать, если бы…

— Знаешь, не будь там тебя, я бы тоже могла уцепиться за стену. Так что тут вряд ли есть моя вина. Если бы мы поменялись местами…

— Мы бы сдохли.

Гермиона вскинула брови и убрала с лица волосы, чтобы лучше видеть Малфоя.

— Можно выразиться потактичнее.

— Мы чуть не погибли. В очередной раз. И в этом нет ничего тактичного.

Он прислонился к дереву: футболка облепила тело второй кожей, лицо раскраснелось.

Гермиона встретилась с ним глазами и, наклонившись, потёрла ноги.

— Как думаешь, куда он вёл?

Малфой покосился на проём за её спиной и пожал плечом.

— Почему бы тебе не проверить, пока я подбираю сумки.

Гермиона со стоном посмотрела вдоль реки, стараясь определить, как далеко им возвращаться.

— Жаль, что у меня нет велосипеда. А лучше…

— Метлы.

Малфой поднялся на свои костлявые ноги и зачесал волосы пальцами.

— А что случилось с твоей?

Гермиона помнила, что, оставив её в лодке, он улетел в сторону острова. Но с тех пор метлы она больше не видела.

Малфой одарил её долгим нечитаемым взглядом и опять уставился на реку. Гермиона с силой выпрямилась, встряхнула ногами, и тут ей пришла в голову мысль. Она перевела глаза на Малфоя и с улыбкой вопросительно склонила голову. Он продолжал пялиться на воду, однако покосился на Гермиону, и это послужило достаточным ответом.

Она разразилась хохотом, и Малфой поморщился.

— Ты… Ты… Она сломалась, верно? Разлетелась на кусочки? Ты сильно ударился? Ой, да ладно, ты много пропахал по земле?

Малфой пошёл прочь, и Гермиона, посмеиваясь, двинулась следом.

22 июля; 5:33

Когда она проснулась, он стоял в нескольких метрах от неё. Тёплый ветерок доносил до неё слабый аромат шампуня. Выбравшись из потока, они не осмеливались заходить в реку глубже чем по щиколотку, но с наступлением темноты, скрытые от глаз друг друга, всё же решились помыться. Гермиона по-прежнему не ощущала себя полностью чистой, но ведь будут другие реки и грозы.

Поднявшись, она протёрла сонные глаза и до хруста выпрямилась. Малфой стоял слишком близко к обрыву — особенно для того, кто вчера, устраиваясь на ночлег, всем своим видом демонстрировал, что и семи метров до края недостаточно. Можно подумать, он крутился и метался во сне. Гермиона сомневалась, что Малфой вообще двигался — в те несколько раз, что она просыпалась раньше, она находила его в той же самой позе, в которой он лёг. К тому же, видимо, он спал чутко, раз просыпался первым или всякий раз, когда Гермиона вставала по нужде.

Она прошла и встала с ним рядом, делая глоток утреннего воздуха и любуясь открывшимся зрелищем. Красная и оранжевая краски расцветили небо, солнце только-только поднялось из-за холмов, поросших сочной зеленью; некоторые склоны, покрытые вереском, казались фиолетовыми. Перед ними раскинулась долина, утопающая в море всевозможных цветов; тут и там мелькали оливковые деревья. У подножия холма притулился одинокий домик, рядом с поленницей стоял привязанный к столбику ослик.

— Красиво.

— Да.

Гермиона покосилась на Малфоя: его лицо окрасилось золотом.

— Большинство людей предпочитают закаты, но мне всегда больше нравились рассветы. Новый день, новая… Что?

Угол его рта дрогнул — ещё чуть-чуть, и на губах появилась бы усмешка.

— Грейнджер, ты странная.

Скрестив руки, она хмыкнула. Мама как-то однажды сказала ей, что это бессознательная попытка самозащиты. На что отец фыркнул и заявил, что причина кроется в её характере. Гермиона не знала, почему, но, делая так, каждый раз вспоминала об этом.

— Потому что мне нравится символизм рассветов?

Малфой усмехнулся.

— По многим причинам.

Тишина заполнила всё пространство между ними. Насколько Гермиона могла припомнить, впервые они молчали и не ощущали при этом никакой неловкости. Может, дело было в рассвете — трудно чувствовать неловкость, когда мир такой умиротворенный. На несколько секунд было легко позабыть о том, что они тут делали, с чем столкнулись и почему их соседство должно ощущаться неправильным. И как странно думать о том, что возможно, в конечном счёте, оно не такое уж и неправильное — больше нет, раз уж они не предали друг друга… по крайней мере, здесь. В этом странном послевоенном мире.

Ей всё равно хотелось, чтобы на месте Малфоя оказался Гарри или Рон. И вряд ли она заслуживала за это осуждения.

— Можно подумать, тебе не нравятся закаты, потому что не нравится завершённость. Окончание.

— Я не говорила, что мне не нравятся закаты.

И тем не менее Гермиона об этом задумывалась — о своём отношении к завершённости — и возможно, в зависимости от ситуации, в словах Малфоя имелся смысл.

Хотя это касалось всего. Последней чашки кофе перед рабочим днём, прощания со школой, взросления, близких людей, лежащих мёртвыми в Большом зале. Хороших финалов было немного, а иногда они оказывались и вовсе странными. Например, окончание войны — и ты не уверен, что чувствовать по этому поводу. Пытаясь улыбнуться, никак не можешь перестать плакать от опустошения. А потом просто впадаешь в оцепенение и глупо стоишь, потому что действительность стала невыносимой.

— М-м, — хмыкнул он. — Если добудешь растение, ты кого-нибудь вернёшь?

— Нет.

Малфой впервые за утро посмотрел на неё. Она ответила ему достаточно долгим взглядом, чтобы заметить, как его язык скользнул по зубам.

— Быстрый ответ.

— Не то чтобы я об этом не думала — учитывая то, на что способно растение. Но… это не мой выбор. Называй это богом, судьбой или тем, во что ты веришь, но мне кажется, мы не должны вмешиваться. То, что у нас имеется такая возможность, ещё не значит, что стоит так поступать. Кто знает, желали бы они вообще вернуться.

— Грейнджер, сомневаюсь, что многие люди счастливы умереть, какой бы ни была причина.

— Нет, но мы не знаем, что там… после. Может, ничего или… Мы даже не знаем, кем они вернутся, останутся ли теми же людьми. Воскрешение человеческой души никем не подразумевалось. То, что ты можешь уничтожить миллионы, не означает, что так и надо сделать. Только лишь то, что у тебя есть сила вернуть кого-то… Ничего хорошего не выйдет. Никогда. Как бы я по ним ни скучала.

Сунув руки в карманы, Малфой помолчал.

— Лечение людей — это всё, для чего бы ты его использовала?

— Я… Возможно.

На его лице появилось понимающее выражение, но Гермиона не обратила на это внимания.

— Я не собираюсь пытаться захватить мир. Просто я уверена, что существуют и другие полезные области его применения.

— Это всецело зависит от того, в чьи руки оно попадёт.

— В мои.

— И в руки Министерства, которое сумеет превратить его в какое-нибудь зелье для народа и станет добывать нужный ингредиент до тех пор, пока его не будет достаточно…

— Появятся законы, — возразила Гермиона, но осознала наивность своих слов даже без его взгляда.

— Доступ к нему будет не только у тебя одной — у гораздо большего количества людей. И его силу — что бы ты ни думала о его применении — проконтролировать будет невозможно.

Гермиона внимательно посмотрела на него, и Малфой выдержал её взгляд.

— Так ты пытаешься убедить меня, что в твоих руках ему будет лучше? Ты до сих пор не…

— Похоже, я знаю тебя лучше, чем тебе кажется.

Бросив на него последний взгляд, Гермиона отвернулась; они оба наблюдали за солнцем, поднимающимся над холмами.

========== Часть девятнадцатая ==========

14:09

— А знаешь, что интересно?

Малфой покосился на свои часы: то ли позабыл о поломке, то ли сделал так для пущего эффекта, то ли сказалась привычка.

— У меня до смерти осталось всего около ста лет. Так что излагай быстрее.

— Помнишь, вчера мы вышли из леса, и нас увидела та семья? Это заставило меня вспомнить прочитанные в газетах истории о людях, которые прожили в джунглях всю жизнь. Такое случается не часто, но однажды человек просто выходит в цивилизованный мир. Он не знает языка, ему незнакомы одежда и правила поведения, даже такие понятия как стыд, самооценка…

— Если ты хочешь предложить нам начать разгуливать голыми…

Гермиона недовольно покосилась на него.

— Вид твоей наготы станет последним шагом к сумасшествию.

— Грейнджер, я не знаю, что за книги ты читала, но раздеваются обычно в самом начале.

— Чт…

— Хотя, я рад, что ты признаёшь свою близость к краю. Ты…

— Ладно, — громко перебила Гермиона, не желая дальше обсуждать устойчивость своей психики. — Это заставило меня подумать о душе. О том, что составляет наше естество. Как же она первозданна в этих людях. Наши личности формируются обществом. Существуют какие-то базовые вещи, но в большинстве своем они скрыты. Мы познаём себя через язык, социальное взаимодействие, чтение книг, общение с родителями, денежн…

— И так далее, — протянул Малфой, словно Гермиона собралась продолжать перечисление в течение двадцати минут.

Гермиона окинула его сердитым взглядом — она терпеть не могла, когда её перебивали, а Малфой это делал достаточно часто.

— Просто я задумалась, что же ближе к нашему истинному «я»? Осознают ли эти люди свою личность до того, как попадут в общество и получат пример для сравнения? Или это мы не в состоянии узнать себя полностью, пока не сопоставим себя с ними — без всего того мусора…

— Грейнджер, это одно и то же.

Она пристально посмотрела на него, и Малфой, раздраженно вздохнув, пояснил:

— Людей воспитывают разными способами, существует множество событий, формирующих личность. Живём мы в обществе или нет, но все мы разные. Возьми двух людей из джунглей, незнакомых с цивилизацией — это непохожие друг на друга индивиды. Они сталкивались с разными животными, проблемами, едой, погодными условиями. Если отправить в джунгли нас, мы тоже будем отличаться друг от друга.

— Но мы уже разные. Потому…

— Именно. Вот, например, выпрыгнет тигр. Если его увидит один из обитателей джунглей, который в течение жизни не раз сталкивался с этим хищником, то он не испугается — он знает, как противостоять зверю. Встреть тигра другой житель джунглей, тот, что никогда его не видел, — и он удерёт. А если тигр сейчас выпрыгнет перед нами, то лично я постараюсь убежать первым. А вот ты можешь остаться и попытаться приручить зверя…

— Я бы не зашла настолько далеко…

— Или, к примеру, война, — перебил Малфой. Гермиона подняла на него взгляд, но он на неё не смотрел. — Война начинается внезапно, а наши личности сформированы обществом и всеми теми вещами, которые ты перечислила. Всем тем, что нас отличает. Ты бросишься вперёд, будто это цель твоей жизни. А я… Грейнджер, мы уже знаем эту историю.

Совершенно без разницы, в какие условия ты помещаешь людей или что именно они знают — важно лишь то, что они знают разные вещи. Общество или джунгли, в конечном счете всё едино. Мы сформировались — стали собой. Не существует истинных или ложных понятий — есть просто жизнь, оказавшая на нас влияние. Единственное, что действительно отличает этих выходцев из джунглей от нас, так это то, что им не надо смотреть на других людей и решать, где те пошли по неверному пути. Определять, что сделало их плохими — вне общества это не работает.

— Или определять, что сделало их хорошими. Существуют…

— Да. Или так.

Гермиона посмотрелана него, провела пальцами по ремню сумки и откашлялась.

— Ну… Ещё есть ошибки, которые формируют нашу личность. И, знаешь, не всегда бывает какой-то единый путь. Некоторые люди не так уж хороши, а некоторые — не так уж плохи. Это серая зона. До тех пор, пока мы учимся на своих неверных решениях и… Ошибки не всегда делают из нас плохих людей. Они и хороших из нас не делают, но… не… не обязательно плохих. Сносных, наверное.

И вот теперь Малфой посмотрел на неё, но Гермиона слишком быстро отвела взгляд, чтобы разобрать выражение его лица.

23 июля; 18:38

Гермиона помешивала бананы, каперсы, инжир и оливки, пока Малфой держал жестянку над огнём.

— Это будет вкусно.

Гримаса отвращения на его лице не изменилась.

— Некоторые вещи нельзя смешивать.

— Но есть и такие, о которых человек думает как о мерзости, пока сам не попробует. Иногда получается просто превосходно.

— А иногда — на вкус как настоящее дерьмо.

— Или как клубника и шоколад.

— Ненавижу клубнику.

Гермиона раздражённо покосилась на него.

— Твоё оптимистичное отношение очень положительно влияет на мою жизнь.

Малфой усмехнулся.

— Да у тебя появился вкус.

— Ну, раз уж у тебя появился… — она уже набрала полные лёгкие воздуха, но медленно выдохнула, проигнорировав развеселившегося Малфоя, который замер в ожидании продолжения. — Заткнись.

24 июля; 16:04

Малфой захватил фонарь в единоличное пользование. Они искали в одном и том же месте, но когда Гермиона собиралась осмотреть конкретный участок, он смещал луч света на что-то другое. Ей хотелось изучить пещеру в своей манере, а не следовать за беспорядочными малфоевскими зигзагами. Это напомнило ей о тех случаях, когда люди принимались читать поверх её плеча, и ей приходилось ждать, пока они дойдут до конца страницы. Она поднимала взгляд, пыталась определить абзац, который читал навязавшийся компаньон, и заново просматривала текст. Если человек был ей знаком, она делала паузы в тех местах, которые наверняка сбили его с толку, и пыталась представить чужой мыслительный процесс — но, добравшись до конца, обнаруживала, что сосед так ничего и не дочитал. Она терпеть не могла такое. Конечно, сейчас ситуация была иной, но она напомнила Гермионе о совместном чтении, и эта ассоциация её взбесила.

Проход в пещеру был завален камнями, но они обнаружили трещину, сквозь которую сумели протиснуться внутрь. Она была такой узкой, что Гермиона боялась лишиться груди, Малфой же выглядел так, словно готовился стать человеком-змеёй или исполнял туземный танец. Когда Малфой начал извиваться, Гермиона чуть не расхохоталась. В ответ на первый смешок он бросил на неё убийственный взгляд, и пришлось сдержаться — он же не рассмеялся, когда она сама делала неловкие попытки расплющить себе грудь.

В трещину проникало совсем немного света, но этого хватило, чтобы заметить на земле какой-то блеск. Гермиона покосилась на Малфоя, опустила глаза и, пока он не шагнул дальше, изучала освещённый фонарём участок. Затем как можно тише отступила и повернулась так, чтобы не загораживать дневной свет. Она подняла найденный предмет — маленькую серебряную цепочку, оказавшуюся подозрительно тяжёлой.

Гермиона поднесла её к лицу и увидела раскачивающийся ключ. Пряча находку в кулаке, она обернулась на Малфоя и, заметив его взгляд, вздрогнула. Протянув руку к украшению, он прыгнул вперёд, но Гермиона отшатнулась.

— Я… — начала она, но не успела спрятать цепочку в карман — Малфой подскочил и поймал её за запястье.

Она пыталась высвободиться, но он лишь сильнее сжал её одной рукой, а второй обхватил кулак — фонарь со стуком упал на землю. Гермиона изо всех сил стиснула пальцы, но Малфой был полон решимости их разжать. Она ударила его по предплечью, впилась ногтями в кисть и потянула её вниз. Толкнув Малфоя плечом, Гермиона вывернулась, но тот не отставал.

— Малф… — закричала она — он умудрился просунуть указательный палец под её мизинец.

Гермиона оставила попытки вырваться и вместо этого свободной рукой ударила Малфоя по плечу, шее, голове. Он старался разжать кулак, давя на костяшки и отгибая её пальцы своими. Гермиона наступила ему пяткой на ногу, извернулась и врезала локтем в грудь. Малфой лишь крепче вцепился ей в запястье и так сильно дёрнул за руку, что Гермиона развернулась. Стиснув кулак тремя пальцами, двумя он умудрился вытащить украшение.

Он тут же отшатнулся и сделал шаг назад, чтобы сунуть добычу в карман. Да, пальцы у Малфоя были необыкновенно сильными, но он явно недооценил Гермиону — и она не преминула это доказать. Она прыгнула прямо на него — добыча и хищник, ему бы стоило это запомнить. Малфой схватил её одной рукой, а второй, той самой к которой она стремилась, отчаянно взмахнул, словно у него оставался шанс сохранить равновесие.

Грохнувшись на землю, он приподнял голову, чтобы не удариться затылком, и стукнулся о лоб Гермионы. Та вскрикнула, а Малфой лишь захрипел, будто весь кислород покинул его лёгкие. Гермиона упёрлась ладонью ему в грудь, оттолкнулась, обеими руками вцепилась в его предплечье и, рванув на себя изо всех сил, уселась. Малфой потянул её обратно, и она снова на него плюхнулась. Вытянув руку с цепочкой над головой, второй он, судя по всему, пытался раздавить Гермионе плечо.

Гермиона держалась цепко; подтянув колено, она упёрлась им Малфою в бок и попыталась подобраться к цели. Он хрюкнул от боли и рывком сел, одновременно выворачиваясь и пытаясь опрокинуть противницу. Но она приподнялась, схватила его запястье и дёрнула вниз. Его локоть согнулся, и Гермиона тут же вцепилась в кулак, оказавшийся рядом с её плечом.

— Это… мило… Грейнджер, — крутя рукой, он не давал ей вытащить цепочку.

— Мило? Да я… тебя… укушу, — она откинулась назад, стараясь подтянуть его кулак к своей груди и зафиксировать. Ей никак не удавалось разогнуть пальцы, пока Малфой так вертелся.

Он попытался скинуть Гермиону: приподнявшись, уложил её на лопатки, но она тут же стиснула его коленями, не давая себя стряхнуть. Откинувшись, она потянула его на себя. Рот Малфоя приоткрылся — он тяжело выдохнул ей в щёку. Его ладонь выпустила плечо, скользнула по коже и, прижимая, резко опустилась Гермионе на бедро. Он попытался отвести вторую руку, но Гермиона не дала этого сделать; опустив голову, он выдохнул ей в плечо. Она и ногтя не сумела просунуть под его пальцы, как Малфой вдруг разжал кулак. Ослабив хватку, Гермиона удивлённо уставилась на белокурые пряди и малфоевское ухо. Цепочка упала ей на грудь; как только Гермиона расслабила конечности, Малфой тут же поднялся. Стремительно развернувшись, он подобрал фонарь.

Гермиона схватила украшение и посмотрела Малфою в спину.

— Мал…

— Оставь у себя.

Его голос прозвучал несколько глухо, и тонкие волоски Гермионы встали дыбом. Она раскраснелась и запыхалась; сердце билось удивительно быстро.

Малфой уже скрылся в глубине пещеры, и Гермиона, вскочив на ноги, нагнала его в несколько торопливых шагов. Тяжело вздохнув, она уставилась на его затылок; внутри копошилось какое-то странное чувство, но времени для анализа не было. Малфой остановился, подался назад, и Гермиона замерла на середине шага.

Переглянувшись, они всмотрелись в темноту; в уши хлынули грохот и шум. Гермиона сразу же узнала этот рёв, и перед глазами вспыхнул образ реки и каменной стены. Она резко развернулась и бросилась к выходу, но не успела сделать и пяти шагов, как почувствовала брызги. Малфой нагнал её; у Гермионы оставалась лишь секунда, чтобы сделать вдох, а затем на неё обрушилась волна.

Она упала ничком, но о землю так и не ударилась — её закружил бешеный водоворот. Гермиона вертелась, выискивая хоть какую-нибудь поверхность, но даже камни не сумела разглядеть, пока об них не ударилась. Боль пронзила всё тело; Гермиона на мгновение сжалась, а в воде перед лицом расплылось красное облако. Поток больше не толкал её — различив в камнях проход, она устремилась туда, где была расселина. Гермиона заметила испуганное лицо Малфоя, и её собственный страх удвоился — трещина оказалась заполнена водой.

Работая ногами, она всплыла к потолку пещеры. Только там оставалась воздушная камера, где можно было высунуться из воды, но уровень всё повышался. Гермиона успела сделать два вдоха, как рядом вынырнул Малфой; чтобы дышать, им обоим пришлось запрокидывать головы.

— Камни не сдвинуть, — выпалил он настолько быстро, что она не сразу поняла сказанное.

Они старались держаться над водой — её нос уже вжимался в потолок, — но успели сделать лишь ещё по два глотка воздуха, когда пещеру затопило полностью. На последнем вдохе Гермиона втянула не столько кислород, сколько воду, но переживать об этом сейчас было не с руки. Она развернулась, оттолкнулась от потолка и нырнула в сторону недавнего выхода. Гермиона попыталась просунуть пальцы между камнями, раздвинуть их, раскачивая и толкая, но они не поддавались. С каждой секундой кислорода в лёгких оставалось всё меньше, а любое движение вынуждало расходовать его всё больше.

Гермиона развернулась и поплыла обратно, вдоль стен и потолка, выискивая выход, который могла проглядеть. Чем глубже она погружалась, тем темнее становилась вода, и тем сильнее сжимались лёгкие. Ей приходилось бороться с инстинктивным желанием сделать вдох и постоянно напоминать себе, что это не поможет. Гермиона видела луч фонаря, мечущийся в глубине пещеры, и пусть разделившись у них с Малфоем оставалось больше шансов найти выход, она мало что могла разглядеть.

Она ощупывала камни, царапая пальцы и ладони об острые выступы. В пещеру проникал слабый отблеск света, но перед глазами расползалась чёрная паутина, сливающаяся по краям. Жжение внутри стало сильным, а тело — вялым и медлительным. Каждое движение отнимало много сил, и ей приходилось заставлять себя сосредоточиться.

Ей нужно было найти выход, способ дышать. Если… Гермиона посмотрела на сумку, вспомнив о длинной карте, лежащей на дне. Она не знала, выдержит ли материал, но можно было попытаться просунуть карту в трещину между камнями там, где они протиснулись. Если она пропихнет её достаточно далеко и обхватит рулон губами…

План был отчаянным, но только эта идея пришла в затуманенный мозг. Перед глазами всё расплывалось, конечности двигались слишком медленно, вопреки пониманию того, что шевелиться надо скорее, скорее. Ей казалось, будто она оказалась во сне — в одном их тех кошмаров, в которых ты должен куда-то добраться, но вынужден передвигаться очень неспешно. Они постоянно снились ей перед войной и во время боевых действий. Гарри всегда в них умирал.

Вдруг её дёрнули назад; мутный взгляд выхватил лицо Малфоя — он куда-то оттаскивал её. Махнув рукой, он выпустил Гермиону и поплыл в указанном направлении. Одно только выражение его лица и решительные движения заставляли послушаться. Гермиона собрала все оставшиеся силы и поплыла как можно быстрее, надеясь вот-вот увидеть выход, который обнаружил Малфой. Очертания предметов то расплывались, то вновь становились чёткими; в груди билась какая-то дрожь, словно это трепыхалось сердце; она могла в любую секунду потерять сознание и хлебнуть воды.

Малфой дёрнул Гермиону вверх и вперёд, и она почувствовала, как в пальцах хрустнул какой-то маленький предмет.

«Цепочка, — отстранённо подумала она, стараясь моргнуть и прийти в себя. — Не дыши, не дыш…»

Она тонула; толчок ногой и взмах рукой были слабыми попытками удержаться рядом с Малфоем. Он был обязан поторопиться; ей хотелось кричать — того последнего глотка воздуха не хватало, а она горела желанием противостоять планам судьбы похоронить её здесь. Вдруг она почувствовала, как рука Малфой обхватывает её талию и заставляет куда-то двигаться. Борясь с желанием сделать вдох, она вцепилась в его футболку и прикрыла веки. Он резко толкнул её вверх, она ударилась обо что-то головой и погрузилась в черноту.

Гермиона не знала, сколько она находилась без сознания — секунду, минуту, — но открыв глаза, осознала темноту и наличие кислорода. Она сделала вдох, три; голова по-прежнему кружилась, а на языке ощущался солёный привкус. В подбородок впились пальцы Малфоя, придерживающие голову так, чтобы Гермиона могла дышать. Она снова втянула в лёгкие воздух, и пальцы предупреждающе сжались — рука потянула её вниз, под воду.

Коснувшись её грудью, Малфой толкнулся вверх, всплыл и втянул в лёгкие воздух. Гермиона жаждала большего: это было не просто желание, а неистовое стремление выжить. Зрение прояснилось не до конца, голова по-прежнему кружилась, а грудь горела. Её оттащили от грани, но ещё недостаточно далеко. Пальцы Малфоя скользнули по её горлу; Гермиона откинула голову назад и увидела… дверь? Деревянный квадрат, на углу которого висела сломанная серебряная цепочка.

Малфой нырнул, снова схватил Гермиону за челюсть и подтолкнул к деревянным доскам. «Половицы», — догадалась она. Гермиона дышала сквозь щели в настиле. Она кашляла, пёрхала, но дышала, дышала. Тело отчаянно нуждалось в этом, и, вытягиваясь, она вцепилась Малфою в плечи.

Она подняла руку и толкнула доски ладонью, но те лишь скрипнули. Нужно было что-то ещё… один из ножей. Она могла бы просунуть лезвие в щель, положить его на доску и надавить на рукоятку. Либо нож сломается, либо деревяшка треснет, но эти половицы просто обязаны поддаться.

Рука на талии напряглась, и Гермиона задержала дыхание: Малфой потянул её под воду, а сам толкнулся вверх. Он выпустил её и принялся стучать по дереву. Гермиона моргнула — кровь постепенно насыщалась кислородом, и глаза теперь могли сфокусироваться — и потянула за кинжал, висящий у Малфоя на поясе. Он тут же опустил руку и, наклонившись, посмотрел на Гермиону так, словно та собиралась его заколоть. Гермиона протянула ему клинок и взмахнула рукой, не уверенная, что Малфой её понял. Но он уже всплыл и теперь пытался просунуть лезвие между досок.

Толкнувшись ногами, Гермиона последовала за ним, упёрлась руками в доску и почувствовала, как та поддаётся. Деревяшка упала в воду между ними — Малфой просунул в отверстие ладони и ухватился за вторую. С усилием раскачав половицу, он отбросил её в сторону. Гермиона отпихнула доску подальше и уставилась на воду. Она почти не сомневалась, что уровень… падал. Теперь они с Малфоем дышали, не запрокидывая голову.

Он швырнул в воду третью доску, посмотрел сначала на Гермиону, а потом на образовавшийся проём. Оба они резко, шумно и мелко дышали.

— Малфой, я не ветка. Ещё одну как минимум, — прохрипела она.

Малфой окинул Гермиону таким взглядом, словно, готовясь к этому моменту, ей ещё недели назад стоило перестать есть. Потянувшись, Гермиона сама вцепилась в доску и тут же почувствовала, как к спине прижался Малфой — он ухватился за половицу по обе стороны от неё. Приподнявшись, Гермиона резко дёрнула доску, и та легко поддалась. Она даже не успела отбросить деревяшку, как Малфой обхватил её за бедра и подтолкнул. Гермиона стиснула половицу, подтянулась и, вывернувшись из хватки, пролезла сквозь отверстие вместе с сумкой. Легла грудью на твёрдую поверхность, впилась в неё пальцами, оттолкнулась руками и полностью вытащила своё промокшее, кажущееся неподъёмным тело.

Она не сразу сумела подняться на ноги — истощение было полным. Малфой, что-то бормоча о кислоте и горении заживо, принялся за следующую доску. Гермиона прыгнула на половицу и, когда та поддалась, едва сохранила равновесие. Она снова прыгнула и на этот раз чуть не провалилась — кроссовки оказались в воде. Гермиона больно ударилась бедром, но Малфой успел поймать её за колени и подпихнул обратно.

Малфой сумел уцепиться за край доски, но вода опустилась настолько, что ему пришлось повиснуть на руках, держась одними пальцами. Он пытался подтянуться, но соскальзывал. Гермиона бросилась на колени, наклонилась и схватила его дрожащую руку. Пытаясь помочь ему выбраться, она старалась с ним на равных. Глядя ей прямо в глаза, Малфой приоткрыл рот, но вдруг перевёл взгляд ей за плечо.

Сердце подпрыгнуло: повернув голову, она увидела чью-то руку и почувствовала толчок в бок. Не выпуская Малфоя, она взглянула некому мужчине в лицо и собралась уже отпихнуть незнакомца, но тот склонился над проёмом. Он схватил Малфоя за вторую руку, и Гермиона резко выдохнула; ещё одна пара рук стиснула малфоевское предплечье чуть пониже её собственной ладони. Гермиона подняла глаза — какой-то парень кивнул ей, прося подвинуться, и она, подавшись назад, вскочила на ноги.

Отступив на шаг, она напряженно замерла, высматривая любой намёк на то, что придётся защищаться. Но мужчины не бросили Малфоя, а тянули вверх — светлая макушка уже показалась под полом. Они тащили Малфоя до тех пор, пока его колени не коснулись пола, затем выпустили, оставив на светлой коже белые пятна, и он тут же встал.

Гермиона посмотрела на мужчин, на тяжело дышащего Малфоя, и вдруг заметила сбоку какое-то движение. Там стояла женщина, и хотя в её волосах виднелась проседь, выглядела она ровесницей мамы Гермионы. Женщина нервничала, заламывала руки, на лбу у неё выступила испарина. Гермиона мельком оглядела комнату: полки с припасами, составленные в углу коробки, покрытые пылью старый диван и комод у дальней стены. Видимо, они оказались в доме этих людей.

Гермиона снова перевела взгляд на Малфоя — он протягивал цепочку старшему мужчине. Тот вглядывался в украшение в течение нескольких напряженных секунд, потом, кивнув, взял его. Гермиона очень замерзла, она не знала, куда они попали, что эти люди думают по поводу их появления. Измученный мозг только сейчас начал осмысливать произошедшее.

Малфой спас ей жизнь. У неё кончился кислород, она вырубилась. Если бы он не подтащил её к двери, не вытолкнул к воздуху… Она была на самом краю и ничего не могла с этим поделать, а он ей помог. Возможно, только лишь потому, что Гермиона ему ещё понадобится для заварушки со шрамами, и тем не менее этот поступок кое-что для неё значил. Какими бы ни были мотивы Малфоя и сколько бы раз это ни случалось, подобное по-прежнему шокировало её. Гермиона по-прежнему была ему благодарна.

— Прошу прощения за пол, — начала Гермиона и, дрожа, пристально посмотрела на Малфоя. Тот поймал её взгляд; женщина что-то произнесла по-итальянски и начала подниматься по ступеням.

— Affamato? — спросил старший мужчина.

Малфой покосился на их сумки, потому снова встретился глазами с Гермионой.

— Si.

Мужчины повели их к лестнице. Младший, казалось, колебался, а его отец — так предположила Гермиона — был сбит с толку. Гермиона сомневалась, что им стоило следовать за этими людьми, как бы безобидно те ни выглядели. Но они вытащили Малфоя и не ругались по поводу испорченного пола.

Гермиона поймала Малфоя за запястье, пока они поднимались по ступеням. Он повернулся.

— Они спросили…

— Спасибо, — перебила она.

Он всматривался в неё пару мгновений, и она сообразила, что так и не выпустила его руку.

— Я не уверен, кто ведёт…

— Я же говорила, мне ничья не нужна. Спасибо.

Казалось, ему было неуютно. Малфой смотрел на неё, уперев язык в щёку. Затем он обернулся на замерших наверху мужчин.

— Давай так больше не делать.

Гермиона улыбнулась.

— Договорились.

18:11

Маловероятно, что из пещеры они вознеслись сквозь дыру в райских половицах, но такую возможность Гермиона со счетов не сбрасывала. Душ — горячий душ — и тёплое полотенце служили достаточным основанием для подобных мыслей. Свою лепту вносила чистая одежда без пятен и дыр, даже несмотря на то, как странно было надевать чужую, чуть великоватую вещь и то, как активно на этом настаивала хозяйка — Гермиона даже забеспокоилась, как бы женщина не обиделась. Гермиона никогда не носила… платьев с цветочным принтом, но оно было всяко лучше её собственного наряда зомби. К тому же им дали мази и бинты для порезов и повреждений.

Но больше всего эту гипотезу подпитывал запах еды, доносящийся с кухни. От ароматов живот Гермионы вытворял разные странные и смущающие трюки, а во рту непрерывно скапливалась слюна. Приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы семейство не решило, что они с Малфоем и есть те самые дикари из джунглей, которых они обсуждали. Плохо только, что она продолжала ёрзать на мягком диване и пялиться на твёрдый, гладкий пол под голыми ногами, словно никогда не видела и не испытывала ничего подобного.

Малфой, кажется, немного… нервничал. Хозяйке потребовалось гораздо больше времени, чтобы убедить его надеть выданную одежду, и Гермиона решила, что Малфой согласился, скорее, из-за нежелания напяливать после душа грязные вещи, чем по причине настойчивости женщины. Когда Гермиона в платье появилась в гостиной, он вскинул бровь, одёргивая штанину одолженных брюк. И пусть он ответил недовольным взглядом на комментарий, что голубая футболка придаёт ему утонченности, Гермиона подумала, что он выглядит… Ну, голубой шёл ему, вот и всё. Брюки были коротковаты, но едва ли это имело большое значение.

Вряд ли Малфой сидел как на иголках только из-за одежды, ощущения комфорта или того, что они наслаждались гостеприимством незнакомцев после того, как чуть не погибли под половицами их дома. Гермиона почти не сомневалась, что причина дискомфорта крылась в том, что эти люди — однозначно и без всяких сомнений — были магглами. Попав на остров, Малфой наверняка разговаривал с кем-нибудь из жителей; может, он общался с магглами и раньше, но сейчас ситуация была иной. Он сидел в их доме и вёл с ними беседу. При этом поглядывал на дверь чаще, чем на их лица.

Гермиона бы над ним посмеялась, не испытывай она сама некое неудобство — разумеется, по совершенно другой причине. Гермиона бы чувствовала себя лучше, имей она возможность обсудить книги, события или теории. А здесь она даже языка не знала. За обоих отдувался Малфой, который, как оказалось, бегло говорил по-итальянски. Гермиона не представляла, почему он не рассказал ей об этом раньше, но он вообще мало чем делился, если только она не выцарапывала из него информацию. Когтями, злостью и настойчивостью. Она не сомневалась, что у Малфоя в жизни имелись две цели — заполучить растение первым и доконать её в процессе.

— Грейнджер.

Она оторвала взгляд от его лодыжек и коротких брюк, подняла глаза и, вдруг почувствовав смущение, огладила ладонями платье.

— Т…

— Их дочь погибла в пещере, — Малфой кивнул в сторону хозяина, молча сидящего в кресле. Гермиона украдкой посмотрела на мужчину широко раскрытыми глазами. — Наводнение.

— Она… То есть они не создают впечатления… Только если они не как я или… они… казались.

Кажется, Малфой понял смысл этого бессвязного лопотания.

— Не думаю, что они на нас похожи. Когда они переехали десятилетие назад, люк там уже был. Их дочь спускалась туда с самого детства. Они обнаружили её с каким-то человеком — но так и не узнали, кто это такой. Ей было семнадцать, и они решили, что это мог быть её кавалер. Они оба погибли во время наводнения, которое до сегодняшнего дня случалось лишь однажды.

— С тех самых пор, как они здесь поселились.

— Да.

— Это ужасно, — пробормотала Гермиона, уставившись в пол. — Как думаешь, у них осталось что-то, что могло быть у того человека?

— О, погоди, я сейчас уточню, не ограбили ли они могилу, пока горевали о своей погибшей дочери.

Гермиона бросила на него резкий взгляд и натянула платье на колени.

— Ты мог бы поинтересоваться невзначай. Спросить, не обнаружили ли они зацепок, объясняющих причину наводнения. Не попадалось ли им что-нибудь, что помогло бы идентифицировать того мужчину.

— Вряд ли у него в кармане лежало растение…

— Но там могло быть что-то важное. Очередной кусочек решения этой головоломки.

— Хорошо.

Малфой продолжал смотреть на неё, поэтому, опустив взгляд и повернувшись в сторону хозяина, она широко распахнула глаза и подняла брови. Давай уже, вперёд. Проблема заключалась в том, что такая гримаса была вполне универсальной, и мужчина заинтересованно выпрямился. Малфой посмотрел в пустоту, затем улыбнулся, что-то сказал хозяину, и тот рассмеялся.

Гермиона взглядом пообещала Малфою страшную месть.

19:39

Гермиона объелась. Вообще-то, она, видимо, объелась ещё полтарелки и бокал вина назад. Как же здорово, что платье сидело свободно.

На лице у неё блуждала дурацкая улыбка, но в этот момент, несмотря ни на что, ей было по-настоящему хорошо. Гермиона утолила голод и жажду; ей было тепло, чисто, комфортно — от выпитого вина и усталости она чувствовала себя немного глупо и испытывала лёгкое головокружение. Всё было бы просто волшебно, держи она в руке Флоралис — или работающую палочку, но надежду на это пришлось пока оставить.

— Что она говорит? — поинтересовалась Гермиона, наклонившись к Малфою — тот качал головой, глядя на сидящую напротив женщину.

— Ничего.

— Похоже, она предлагает нам переночевать.

Склонив голову, хозяйка сложила руки под щекой и улыбнулась Гермионе.

— И мы этого делать не будем.

Закусив губу, Гермиона посмотрела на Малфоя.

— Я слишком устала, чтобы сегодня долго ходить. Знаю, всё это странно, но уж гораздо лучше, чем беспокоиться…

— Грейнджер, мы не будем здесь ночевать.

— Только потому, что тебе некомфортно с магглами…

— Мне не неком…

— Я сплю здесь, — Гермиона пожала плечами, и на лбу у Малфоя вздулась вена. — Они милые люди, и если нам не надо переживать, что кто-то или что-то на нас набросит…

— Они милые люди, потому что подсознательно стараются помочь своему ребёнку, пережившему наводнение, от которого они его не уберегли. Ты…

— Что? О, ты просто…

— …И воспользоваться…

— Почему тебе так неуютно рядом с магглами? Они же не выхватят палочку, чтобы проклясть тебя…

— Мне не…

— Да, ты…

— Просто…

— Почему…

— Они странные, — рявкнул он.

Они старались говорить тихо, и слова Малфоя прозвучали резким шёпотом.

— Что? — рассмеялась Гермиона.

— Они странные. Они ничего не знают о том, откуда мы взялись, у них есть все эти… эти грёбаные приборы. И да! Да, у меня имеются некоторые проблемы с…

— Только потому, что тебе… обидно обладать одной лишь волшебн…

— Мне не обидно, я…

— Относись к этому, как к новой культуре. Здесь есть чему поучиться…

— Грейнджер, у остальных нет твоей жажды знаний, — прошипел он. — Я бы лучше разузнал о брачных ритуалах гриффиндорцев, чем…

Гермиона прищурилась, затем улыбнулась и кивнула семейству, следящему за ними с весельем и любопытством.

— Мы переночуем здесь.

20:02

— Возможно, нам не стоит здесь ночевать.

Малфой оглянулся на взволнованную Гермиону, окинул взглядом две кровати, разделённые лишь маленьким столиком, и ухмыльнулся. Гермиона не сомневалась, что если бы обувь и одежда высохли, Малфой бы ушёл сразу после ужина, — он наверняка продолжал обдумывать этот вариант, пока не услышал этих слов.

— Ну здесь же не одна кровать. И если ты не будешь пытаться воспользоваться ситуацией, пока я сплю, думаю…

— Не хочу причинять себе такую психологическую травму. Так что полагаю, всё будет в порядке.

— Просто борись с искушением.

Похоже, у самого Малфоя имелись с этим некоторые проблемы — он поддался соблазну остаться, лишь только коснулся матраса.

Они уже несколько месяцев спали рядом, но наличие кровати заставило Гермиону колебаться. Для неё не составляло большой проблемы спать в нескольких метрах от Малфоя, лежа на земле. Ночлег на кровати — двух или одной — на расстоянии вытянутой руки от Малфоя казался чем-то совершенно иным. Гермиона даже подумывала оттащить кровать на другой конец комнаты, но эта идея была слишком ребяческой.

Она была в состоянии переночевать с ним в одной комнате. Она же взрослая. А кровати раздельные. Она уже делала это.

Гермиона очень быстро тряхнула головой, пытаясь выкинуть из головы образ — точнее, воспоминание. Фантомное дыхание Малфоя на щеке. Его разомкнутые губы, ладонь на бедре, прижимающая к земле. Гермиона взглянула на него краем глаза — устраиваясь на второй кровати, он скользнул под одеяло — и заставила себя вспомнить о его костлявых ногах, чтобы вытеснить предыдущее видение. Малфой озадаченно посмотрел на лампу на прикроватном столике, являющуюся единственным источником света в комнате, протянул руку и дёрнул за цепочку.

Юркнув в кровать под мягкое одеяло и утонув в матрасе, Гермиона застонала. Она уже несколько месяцев не спала ни на чем мягком и мечтала об этом каждый раз, устраиваясь на ночлег. Люди воспринимали комфорт как должное, но она так делать не будет — теперь-то уж точно.

— Грейнджер, чем ты там занимаешься? — похоже, Малфой сдерживал смех. — Судя по звукам, искушению ты не слишком сопрот…

С пылающим лицом Гермиона бросила в него одну из подушек.

— Ну почему ты так…

— О, это мне нравится больше, чем угрожающие жизни предметы, за которые ты обычно хватаешься. Кстати, благодарю.

— Верни, — прорычала она, приподнимаясь на локтях. Она смотрела в его сторону, и глаза постепенно привыкали к льющемуся из окна лунному свету.

— Не думаю, что мне следует это делать, — голос Малфоя звучал сонно и самодовольно; откинув одеяло, Гермиона двинулась к его кровати. — И где же твоё чопорное возмущение? Пытаешься избавиться от невыносимой девственности? Думаю…

— Если я всё еще девственница… — Гермиона потянула подушку из рук Малфоя.

— Всё ещё. Интересный выбор…

— Я вряд ли собираюсь отдаться тебе! — она упёрлась ногами и подалась назад, но наволочка выскользнула из хватки.

— Да, — протянул Малфой, и Гермиона ясно расслышала веселье. — Твой дар. Видишь, ты меня уже преследуешь…

— Отдай подушку. Подушка, или я ткну тебя в глаз.

— …Это не слишком хорошая прелюдия. Разумеется, ты читала кое-какие истории…

— Я буду выщипывать волосы у тебя на ногах, один за…

— …Диаграммы, инструкции по эксплуатации?

— …Дантисты. Я знаю, как вырывать зубы.

— Чёрт, Грейнджер, да что за книги ты читала?

Приблизившись, она схватилась за подушку в руках у Малфоя, но как только тот стиснул её покрепче, выдернула другую у него из-под головы. Уловив на его лице проблеск удивления, она врезала ему подушкой и тут же отдернула её, не дав схватить.

— Не-не-не, — пропела она и отпрыгнула назад, едва Малфой вскочил и резко выбросил руку вперёд. — Прямо в глаз.

Она замерла, на случай если он ещё что-нибудь выкинет, а затем с самодовольным видом вернулась в кровать. Малфой не сводил с неё свирепого взгляда.

— Сучка.

— Прошу прощения, ты хочешь получить по лицу ещё одной подушкой?

— Только попробуй.

— Ну если ты наст…

— Грейнджер, только выползи из этой кровати… Ты что творишь?

— Стараюсь выглядеть испуганной твоими жалкими угрозами.

— У тебя нелепый вид.

— Как раз подходит, разве нет?

25 июля; 4:13

— Грейнджер, — раздался шёпот у самого уха, и кто-то потряс её за плечо.

Гермиона открыла один глаз — второй решил за ночь склеиться. Она подняла руку протереть его и поморгала, глядя на тёмную футболку, отодвинувшуюся от кровати. Она пребывала в одном из тех ужасных состояний, когда ты просыпаешься и понятия не имеешь, где именно находишься. Иногда так бывает, когда ты лежишь в собственной кровати, но видишь всё совсем иначе, и по какой-то причине считаешь потолок чем-то инородным. С Гермионой такое случалось нечасто, но сейчас она проснулась совершенно потерянной.

— Пошевеливайся, — она запрокинула голову, чтобы взглянуть на Малфоя, но на неё упала куча одежды.

— Что это? — пещера, дом, кровать и… Малфой, верно.

— Это называется одежда. Тот факт, что ты носила это…

— Ты её нашёл? — посмотрев на кучу, она принюхалась к аромату мыла и выпрямилась.

— Висела снаружи на каком-то шнуре. Твой мозг уже начал понимать, что надо шевелиться?

Тот факт, что Малфой стянул с верёвки её одежду — трусы и лифчик — оказался достаточным, чтобы Гермиона очухалась. Она поднесла ворох к груди и обвиняюще воззрилась на Малфоя. Спешил он или нет, мог бы просто сказать ей, где взять вещи, вместо того, чтобы трогать и смотреть на них.

— Что ещё?

Можно подумать, Гермиона весь день его в чем-то обвиняла, и теперь он не мог понять, что за повод появился на этот раз.

— Ничего.

Потому что в этом действительно не было ничего особенного. Она сама складывала нижнее бельё Гарри и Рона. Это же просто предмет одежды — но всё равно странно, что Драко Малфой трогал её бельё.

Он бросил на неё сердитый вопросительный взгляд, затем опустил глаза на одежду.

— Не то, чтобы я подрач…

— О боже, Малфой. Можешь… — пробормотала она; кончики ушей запылали.

— Ш-ш! — зашипел он, переводя взгляд на дверь. — Заткнись и одевайся. Я буду снаружи.

— К чему такая спешка? — она было решила, что они поднялись, чтобы как обычно тронуться в путь как можно раньше — и обогнать тех, кто мог тоже разыскивать растение. Но Малфой слишком спешил и не хотел шуметь.

— Не забудь сумку, — пробормотал он по дороге к двери.

— Погоди! Нам надо оставить записку или нечто подобное.

— Что?

— Записку со словами благодарности. А ты даже не заправил свою кровать.

Малфой запрокинул голову и возвёл глаза к потолку.

— Ты не можешь творить это на полном серьезе, — прошептал он. Скорее всего, он обращался к судьбе, а не к Гермионе.

— Я очень серьёзна. Я не знаю итальянского.

— Ладно, напишу эту грёбаную записку. Но заправлять постель не буду.

Она проследила взглядом за тем, как он вышел из комнаты — оба они хмурились. Кто-то явно был неблагодарным. Можно подумать, записка и заправленная кровать — большая сложность. Эта семья помогла им, и лишь то, что они магглы, не означало, что они не заслуживают уважения и благодарности. Они здесь не для того, чтобы ему прислуживать.

С трудом заставляя работать непослушные конечности, Гермиона переоделась и заправила обе кровати. Порывшись в сумке, она убедилась, что ничего важного не пропало. Она потеряла лежавшие сверху запасы провизии и никак не могла найти ручку, чтобы оставить смайлик или что-то в таком роде — остальное имущество было на месте. Гермиона сложила платье, оставила его на кровати, натянула непросохшие кроссовки и вышла из дома.

Малфой стиснул челюсть и, едва взглянув в её сторону, развернулся и потряс фонарем, чтобы включить его. Водонепроницаемые вещи являлись водонепроницаемыми лишь постольку поскольку, так что Гермиона удивилась, что он вообще работал. Сердито покосившись на белобрысый затылок, она пошла следом за Малфоем вниз по холму, к лежащей у подножья деревне.

Комментарий к Часть девятнадцатая

Affamato (ит.) — голодны?

========== Часть двадцатая ==========

27 июля; 14:21

После ухода из дома они разговаривали только дважды. Первый раз и разговором-то назвать было сложно — скорее, ором, сопровождавшимся сердитыми жестами и состоявшим из множества слов, нацеленных побольнее уязвить. Малфой согласился, что те люди были милыми, но продолжал утверждать, что они его напугали. Он не отступился от мнения, что волшебный и маггловский миры не стоило разделять, и решительно настаивал на том, что сам он гораздо лучше разбирается в вине. Гермиона отказалась считать, что слияние двух миров не приведёт к хаосу, вроде как извинилась за допущение, что Малфой хотел заменить домашних эльфов магглами, превратив последних в рабов, и заявила, что вкус у Малфоя едва ли лучше, чем даже у человека с отрубленным языком. Они оба обменялись обоюдными пренебрежительными комментариями о родителях, выборе одежды, наименее привлекательных чертах характера друг друга и о способе приёма пищи.

Единственное, что они действительно сделали, так это выпустили пар. Ярость постепенно угасла, сменившись гробовым молчанием, которое прервалось лишь однажды — тогда и произошёл их второй разговор. «Съедобно?» — поинтересовался Малфой кустом с ягодами и получил от Гермионы отрицательный ответ. Она не была в этом так уж уверена, но лучше сказать «нет», чем отравиться.

Гермиона ждала, пока воцарившаяся между ними неуютная тишина не прервётся, и была готова поспорить, что сделать это придётся именно ей. Она то и дело слишком погружалась в свои мысли, чтобы обращать внимание на тягостное напряжение, и даже начинала задумываться, уж не вообразила ли она эту натянутость сама. Хотя, сомнений быть не могло — каждый раз, когда Гермиона равнялась с Малфоем, он косился на неё, словно ожидал, что она что-то скажет или набросится на него, и вот тогда молчание становилось действительно тяжёлым. Гермиона стала замечать, что сама она корчит мину, свойственную больному запорами, и слишком громко дышит, а Малфой издаёт горлом какие-то пощёлкивания.

Она сомневалась, что он отдавал себе отчёт в собственных действиях. Как и в те разы, когда чесал нос и неизменно проводил кончиком пальца по всей спинке, словно удостоверяясь в её прямоте. Неужели кто-то сообщил маленькому Малфою, что у того кривой нос, тем самым спровоцировав неуверенность и возникновение тика? Кто-то в детстве сказал её тёте, что у той мужские кисти, и теперь, даже по прошествии более тридцати лет, женщина носила перчатки и прятала руки под столом. Та же тётушка уже сама заявила Гермионе, что у девочки отвратительные колени, но это замечание возымело совершенно иной эффект. Гермиона по-прежнему ими гордилась — испещренные полученными в детстве шрамами, они помогали ей даже в платье чувствовать себя сильной и несгибаемой.

Начав замечать эти мелочи, Гермиона решила, что слишком уж пристально присматривается к Малфою, но потом пришла к выводу, что человек, находящийся бок о бок с другим человеком денно и нощно в течение двух месяцев, просто не может не обратить внимание на детали. Начиная с того, как он разрезал, а не разрывал шкурку банана, и кончая тем, как расправлял одежду перед сном. К тому же ей требовалось присматривать за Малфоем, когда тот что-то пил.

Он тоже обращал внимание на её привычки. Гермиона и не задумывалась о том, как часто она стоит руки в боки или закусывает губу, пока Малфой не отметил эти жесты взглядом. Он наблюдал за тем, как Гермиона каждое утро перевязывала шнурки — ей нравилась туго затянутая шнуровка, и она всякий раз дважды подпрыгивала, чтобы удостовериться в её надежности. Когда они останавливались на ночлег, она всегда два раза стучала по одному из деревьев — странное неосознанное действие, вынесенное из детства, в котором во время игр она таким образом обозначала дом. На прошлой неделе, в темноте, именно этим постукиваением Малфой дал ей понять, что остановился. Наверняка он заметил, что по утрам она закатывает глаза, будто одержимая — пусть в этом и не было особого смысла, но ей хотелось убедиться, что глаза должным образом увлажнены и подготовлены к новому дню.

Гермиона решила, что они оба были слегка со странностями.

— Жаль, что у нас нет мула, — она не собиралась произносить это вслух, но у такого желания хотя бы имелось объяснение. Им приходилось идти по опоясывающей гору ослиной тропе, пока они не дойдут до следующей, так что подобная мысль не была уж совсем случайной.

— Мы бы его съели.

Гермиона бросила на Малфоя оскорблённый взгляд.

— Мы бы не ели нашего мула.

— Пять дней без еды, и ты бы увидела, как шустро я бы его съел, — Малфой оглянулся и качнул головой. — Меня бы ты сожрала первым. Круг жизни — я проигрываю мулу.

— Сначала я бы принялась за твои пальцы, — довольно произнесла Гермиона, улыбаясь в ответ на его раздражение и недоверие. — Так бы у тебя появился шанс выжить, пока мы не найдём пищу.

— Грейнджер, я отплачу тем же. Я не буду умирать с голоду, пока ты меня жуешь.

— Хотя ничего из этого не выйдет. У нас обоих останутся на руках обрубки. Кто же приготовит пальцы?

— Лучше бы у нас был хороший мул.

— Мы можем начать с пальцев… на ногах, — последнее слово она протянула, глядя на малфоевские ботинки. На его костлявых конечностях она не продержится и часа.

Видимо, он разгадал её мысли о скудности такого рациона, потому что, зыркнув в ответ, лишь слегка самодовольно ухмыльнулся.

— Ноги, значит. Будет интересно понаблюдать за тем, как ты теряешь равновесие — ты уже сейчас ведёшь себя так, будто только что ослепла в комнате, полной острых предметов.

— У меня с координацией всё отлично! — она указала на себяпальцем на случай, если он не догадался, о ком шла речь. — Я могу пропрыгать по прямой на одной ноге, при этом потирать живот, похлопывать себя по голове, да ещё и распева…

— Что за хрень…

— А ты попробуй! — вытянув руку, она остановилась. — Давай. Покажи, что можешь это сделать.

— Я не собираюсь этого делать.

— Потому что не можешь!

— Потому что не буду строить из себя идиота, как ты…

— Судя по тому, как ты тут всё время расхаживаешь, это не станет для тебя большой проблемой.

При этих словах Малфой замер и, повернув голову, одарил её одним из своих фирменных свирепых взглядов. Гермиона развела руки в сторону:

— Давай.

— Ты первая, — он дёрнул подбородком в её сторону. Гермиона отрицательно мотнула головой, и он чуть наклонился. — Нет? Не мож…

— Потому что ты будешь просто стоять и смеяться надо мной.

— Судя по тому, как ты тут всё время расхаживаешь, это не станет… Ищешь, чем бы в меня запустить?

— Нет.

Возможно.

— Прямо за твоей спиной лежит палка.

Гермиона нахмурилась, всем своим видом выражая понимание того, что Малфой что-то задумал. Следя за ним краем глаза, она повернулась и отпрыгнула в сторону — по тропинке проскользнула змея. Оглянувшись на уходящего Малфоя, Гермиона отступила ещё на пару шагов. Ему повезло, что тут не было Гарри — тогда бы он подрастерял свою наглость.

Задумавшись о друге, Гермиона поспешила вдогонку. Она не хотела беспокоить Гарри или вовлекать его в опасную передрягу, но никак не могла перестать задаваться вопросом, где же он. Министерство, Гарри, Рон — они все уже должны были понять, что она пропала. И Гермиона была уверена, что мальчишки осмотрели её квартиру. Они наверняка нашли книги, её исследования, развешанные по стенам списки. Ей казалось, она знает друзей достаточно, чтобы не сомневаться: они станут её искать, решив, что с подругой приключилась какая-то беда, раз та исчезла на несколько месяцев. Возможно, как раз сейчас они её разыскивали. Они могли быть где-то на Вулькано или на этом самом острове. Им бы потребовалось время, чтобы проследить её маршрут до островов, но сделать это было реально. В стопке карт имелась одна с обведённым городом Оршова. А бумаги с упоминанием Липарских островов были разбросаны в том подвале по всему полу. Если…

От пришедшей в голову мысли зрение Гермионы затуманилось, и она притормозила, поскользнувшись на грязи.

— Малфой. Малфой. Ты помнишь тот подвал?

Не звучи её голос так глухо, он бы вряд ли остановился.

— Там…

— Подвал, в Оршове. Помнишь круг на полу? Нарисованный кровью? И человек в пещере, он тоже начертил его, только меньше размером. На стене. Помнишь?

Малфой опустил глаза: остановившись перед ним, Гермиона окатила его грязными брызгами. Уперев язык в щёку, он потёр бровь костяшкой большого пальца.

— И что с ним?

— Ну, это же наверняка как-то связано. Это не может быть просто совпадением. Видимо, это какое-то заклинание…

— Ты прибежала…

— Возможно, это связано с тем заклинанием, что сотворили мы. Что ещё там лежало? — она кивнула в сторону висящей у него на плече сумки, и он вскинул бровь.

— А с чего ты решила, что там что-то было?

Она нетерпеливо хмыкнула.

— Малфой, это важно…

— Грейнджер, я прекрасно знаю, что это важно. Не имей это значения для моей жизни, я бы не…

— Там было ещё что-нибудь?

— Нет.

Похоже, её разочарование вызвало у него раздражение. Гермиона так надеялась, что в сумке лежало что-то, что помогло бы им понять связь между событиями. Два кровавых круга, имеющие отношение к Флоралису, должны были что-то значить, но она не знала, как подступиться к этой задаче.

— В конце концов мы разберемся в этом.

Гермионе потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что Малфой её успокаивает. Он поднял свою ладонь со шрамом.

— Мы должны.

— Но что-то пошло не так. Что, если мы так ничего и не поняли?

Он тяжело выдохнул через нос, поправил сумку и отвернулся, чтобы продолжить путь.

— И это я порчу всё веселье.

29 июля; 17:26

Оглянувшись, Гермиона увидела Малфоя, выходящего из-за деревьев, за которыми он скрылся несколько минут назад. Перед уходом он бросил в её сторону тот самый взгляд, которым одаривал всегда, прежде чем сделать резкий поворот; Гермиона решила, что так Малфой, собираясь воспользоваться туалетом, просил её не следовать за ним. Ну, он не то чтобы им пользовался, но отлучался по делам, которые обычно делаются именно там.

Подобрав сумку, Гермиона закинула её на плечо и со вздохом отправилась следом за Малфоем. Похоже, он прикарманил её дезинфицирующе средство для рук, хотя обычно отдавал пузырек по возвращении. Не дай бог он его забыл — оно было жизненно важным. Гермиона поберегла его даже тогда, когда полностью покрылась коркой грязи. Ей нужно было очищать руки после таких отлучек, и, обнаружив реку, она бы сильно пожалела, что уже израсходовала весь свой запас.

Она открыла рот, чтобы поинтересоваться у Малфоя, не забыл ли он средство, но, присмотревшись к его плечам и спине, нахмурилась. Он шёл как-то странно. Может, у него имелись проблемы с пищеварением? Он шагал точно робот — так неестественно он шёл, лишь когда злился, да и тогда в его движениях отмечалась некая амплитуда.

— Малфой?

Он повернул голову, но не остановился — а значит, дело не в злости. Иначе он бы проигнорировал её или принялся бормотать оскорбления.

Гермиона оглядела его лицо, шею, а потом и затылок, когда Малфой снова отвернулся. Что-то было не так. Она чувствовала это нутром, но не могла понять причины беспокойства. Его походка была странной, но это не означало того, что что-то случилось.

— Средство для дезинфекции?

Не сбавляя хода, он отвёл руку в сторону — очень малфоевский жест. Этот придурок даже прибавил шагу, будто это Гермиона не могла его нагнать. Она в несколько прыжков поравнялась с Малфоем и, окинув его раздражённым взглядом, потянулась к отставленной руке. Посмотрев на ладонь, Гермиона увидела, что та пуста. Её собственная рука замерла, тонкие волоски встали дыбом; она подняла глаза на Малфоя, потом опять перевела взгляд на ладонь.

— Мал… — она инстинктивно схватила его за пальцы, разгибая их, чтобы увидеть кожу.

— Да? — спросил он тихо и… слабо, мягко, слишком мягко. На ладони не было шрама. Гермиона даже провела большим пальцем по линии жизни, чтобы в этом удостовериться — шрама не было.

Он остановился, и Гермиона последовала его примеру. Обхватив её пальцы своими, он посмотрел ей прямо в глаза. Сердце пустилось вскачь, и Гермиона потянулась к перу, лежащему в кармане. Кажется, он уловил биение её пульса, его глаза метнулись к её горлу, а рот растянулся в дикой ухмылке. Стараясь унять страх, Гермиона подняла перо, но тут «Малфой» склонил голову и, прижавшись к её шее, сделал резкий вдох. Гермиона не теряла ни секунды: вырвавшись, она толкнула его кулаком в плечо, а во второе всадила перо.

Пронзительный вой ударил по ушам, но он — оно — повалился на землю навзничь. Существо ещё не успело упасть, как Гермиона развернулась и бросилась в ту сторону, откуда они пришли.

— Малфой! Нож! Нож! — ей нужен был нож, клинок; ей требовалось что-то посерьёзнее пера. Ну почему у него хранилось всё оружие? — Оруж…

Гермиона закричала так сильно, что горло засаднило; она сморщилась от боли, опалившей плечо. От сильного удара об землю перед глазами вспыхнула краснота, заполнившая собой весь мир. Сделав выдох и скрипнув зубами от боли, она перевернулась и заорала — Билл навис прямо над ней. Он бросился на неё: когти впились ей в руку, рот открылся, обнажая зубы, которые она видела тогда сквозь деревья. Зубы, кролик и кровь, запачкавшая его щёку.

Гермиона не раздумывая пырнула Билла пером прямо в живот. Издав нечеловеческий вопль, он запрокинул голову, а Гермиона снова и снова наносила удары, пытаясь спихнуть его второй рукой. Она тоже закричала — просто чтобы дать выход панике, боли и страху.

Перед глазами побелело. Она видела на месте лица Билла размытое пятно, тоже бывшее белым. Билл с рычанием поднялся, с силой пнул Гермиону по ноге и исчез из вида. Она опустила руки, чувствуя, что внутри бушует пожар — ей казалось, будто она тонет в котле с кипящей водой. Она закричала и погрузилась в темноту.

17:51

Голод. Это чувство глубоко укоренилось в костях, иссушило кровь. Оно скрутило тело, оставив лишь жгучую потребность. А ещё был запах: знакомый мускусный аромат, кружащийся в воздухе и усиливающийся по мере нарастания крика.

Он.

Ноги и руки тихо передвигались по ветке, замирая каждый раз, когда дерево начинало качаться под весом тела. Он приближался к луже крови на земле, слишком бесполезной, чтобы удовлетворить нужду. Зато с этой задачей мог справиться он. Его пульс — какофония ударов, приправленная потом и страхом — стал громче, когда он пробежал мимо дерева.

Он замер у лужи и что-то поднял с земли. Он говорил — низкий, глубокий шелест слов, разобрать которые за шумом сердцебиения было невозможно. Ногти впились в кору, удерживая тело от прыжка. У него имелся нож, а значит, с утолением голода придется подождать. Позже тело вопьётся зубами в эту нежную плоть и насытится.

22:12

Терпение давалось нелегко, но он всё не засыпал. Стиснул обе сумки на коленях, а от зажатого в кулаке клинка отражался лунный свет. Он не мог видеть в темноте так же хорошо, и стоило его глазам прикрыться, как тело готовилось к прыжку. Но его веки тут же поднимались, не оставляя времени на атаку.

Его сердцебиение замедлилось, но в пульсе по-прежнему ощущалось предчувствие того, что должно было произойти. Телу требовалось действовать молниеносно: воспользовавшись когтями, убить сразу, пока он ничего не натворил. Он реагировал быстро, но стоит ему всего на несколько секунд отвлечься от ножа, и скорости уже не хватит.

30 июля; 8:29

Чувство голода стало болезненным — если атака отложится, тело погибнет. Глаза следили за движениями жертвы; при виде мускулов, двигающихся под кожей, мяса, скользящего по сухожилиям, в горле пересохло. Его сердце билось сильно.

Тело прыгнуло сквозь листву, почти не издав шума: надёжные ветки прогнулись лишь едва. Он вскинул взгляд, но ничего не увидел: вряд ли в зелени можно было что-то рассмотреть. Он снова и снова выкрикивал какое-то имя, отзывающееся в мозгу чем-то знакомым, затем ударил росшее рядом дерево. Он отчаянно пнул ствол, крича от гнева. Его кровь разгонялась всё сильнее; он терял силы. Долго ждать не придётся.

18:04

Тело мучилось голодом, к тому же оно слишком устало, чтобы передвигаться достаточно быстро, но хватило и этого. Он заснул, ослабив хватку на рукоятке кинжала, и ноги тут же тихо переступили. Его мог разбудить любой звук, и тело соблюдало осторожность, подбираясь к добыче по веткам. Запах жертвы теперь стал сильнее, пульс был таким мощным, что ощущался будто свой собственный. Спина согнулась, плечи сдвинулись назад — и тело прыгнуло на него.

Его глаза распахнулись, но было слишком поздно — нож уже оказался в руке.

— Грейнджер?

Он потянулся к клинку, но вторая рука впечаталась ему в грудь, прижимая к земле. Сердце билось под самой ладонью, и каждый удар ощущался крошечным взрывом. Сердцебиение жертвы ускорило пульс тела, рот растянулся в улыбке. Он закричал, стараясь дотянуться до кинжала, но рука отбросила оружие. Ладони придавили его руки по обе стороны от головы. Он вскинулся, стараясь сбросить усевшегося на животе противника, но тело не шелохнулось. Глаза разглядели кольцо на его пальце и часы на запястье, и ладонь скользнула к украшениям. Почувствовав прикосновение острых когтей к пальцам, он замер, хотя тело старалось не повредить кожу.

— Побрякушки? Тебе нужны грёбаные побрякушки? Что ты с ней сделал?

Моё.

Он что-то кричал, но слов было не разобрать. Он пытался высвободиться, однако тело теперь было слишком сильным. Палец толкнулся в кольцо, часы уже почти налезли на руку, но пришлось отвлечься, отбивая его кулак от лица. Голова наклонилась, рот приблизился к беззащитному горлу, и в каждой косточке забилось предвкушение. Губы приоткрылись; тело глубоко вдохнуло, чувствуя на языке биение чужого сердца. Язык тут же высунулся, прижался к потной коже и прошёлся по пульсирующей вене. Нос коснулся чего-то, мешающего добраться до колотящегося сердца. Ладонь сорвала помеху с его шеи, натянула её на другой палец, и рот прижался к заветному месту.

Моё.

Глаза уловили, как свободной рукой он что-то вытаскивает из лежащей за головой сумки, и тут в плечо впились его зубы. Связки натянулись от крика, руки ослабили хватку и что-то горячее ударило в укушенное плечо. Голос тонко взвизгнул, тело застыло, и он сумел его перевернуть.

Руки устремились вперёд, но ухватили только воздух — добыча отпрыгнула. Пальцы поправили часы и кольца, ноги подняли тело, которое сразу же устремилось в погоню.

Моё.

Он упал на землю, развернулся с поднятым в кулаке трясущимся кинжалом. Ноги замедлились… Огненная вспышка прошила каждое нервное окончание, тишину огласил крик; всё окрасилось красным и чёрным цветами, а потом исчезло.

Гермиона открыла глаза; сильная боль пульсировала в спине и плече. Она сглотнула слюну, и мир покачнулся. Широко распахнутые серые глаза смотрели прямо на неё; Гермиона повернула голову, подняв руку, упёрлась ладонью Малфою в плечо и вдруг почувствовала тошноту. Что-то холодное прижалось к горлу, но Гермиону это не остановило. Она сухо давилась; вены выступили на шее, а лицо раскраснелось. События, прошедшие с момента нападения Билла, всплыли в сознании, и тошнота усилилась.

О боже. Те вещи, о которых она думала. Единственное, чего ей хотелось, это вонзить зубы в Малфоя и съесть его. Ей были необходимы кровь, плоть, человеческое мясо. Помимо той цели, помимо пульсации малфоевской крови, не существовало ничего. Гермионе и раньше случалось испытывать животную ярость, но такую тягу — никогда. К еде. Боже, она бы это сделала. В её мыслительном процессе не осталось ничего человеческого. Её самой там не было — ни единого проблеска воли, чтобы остановиться, ни единой нормальной мысли.

Её голову с хрустом дёрнули вперёд, и Гермиона посмотрела на Малфоя. Она не могла контролировать слезы, бегущие по щекам. Как не могла контролировать то, чем бы это ни было. Чем бы она ни стала.

— Плачь сколько угодно, — выдохнул он. — Этот номер не сработает. Я не позволю…

— Малфой… — хриплый голос карканьем вырвался из глотки.

— Назови мое имя…

— Драко. Драко Малфой. Я… Магия! Боже, мне так жаль, — Гермиона не могла стройно мыслить, не то что связно говорить. Ей было больно, ничего не понятно, её тошнило. Малфой склонил голову: на его лице появилась тень сомнения. Гермиона поняла, что холод у её горла — кинжал. — Билл! Он что-то сделал и… Господи.

Гермиона попыталась поднять руки: одну он стискивал и, почувствовав движение второй, крепче прижал лезвие к горлу. Она опустила руку, заметив, что когти исчезли, и опять сфокусировалась на Малфое. Ей требовалось убедить его, что она не одержима и… что бы там с ней ни случилось, но сейчас она в сознании. Прежде чем он убьет её, решив, что она превратилась в подобное Биллу существо — в то самое, кем была прежде.

— Я тебе не верю, — он выдохнул с такой силой, что вышло шипение.

— Посмотри на мою руку. Посмотри на шрам. Вот как я поняла, что Билл не ты, пусть он и выглядел так же. Ты ушёл писать! Ушёл писать и посмотрел на меня! Затем вернулся. Но двигался так, словно мучился запором, и у меня появилось нехорошее предчувствие. Потом я подошла забрать своё дезинфицирующее средство. Но его рука была пуста, и я увидела, что шрам исчез. На ладони не было шрама.

Он вглядывался в неё в течение нескольких долгих, напряжённых секунд, взгляд метался по лицу.

— Грёбаный… — он издал много звуков, которые могли быть словами, но бормотал так быстро, что Гермиона не смогла уловить их смысл.

— Малф…

— Заткнись. Закрой рот. И не шевелись. Даже на миллиметр. Иначе я убью тебя.

Гермиона была уверена, что Малфой достаточно засомневался в том, что она оставалась магическим смертоносным созданием, и не причинит ей вреда, но покорно кивнула. Он поднялся, а она очень тихо лежала, закатив глаза к темнеющему небу. По щекам ещё катились слезы, она прикусила губу и опустила веки. Казалось, будто боль в спине пожирала плоть заживо, и при мысли об этом Гермиона не могла перестать проигрывать произошедшее.

Она совершенно потеряла над собой контроль. Её тело функционировало, она видела и обдумывала все те вещи, но её самой там не было. Её лишили разума — важнейшего способа защиты, доступного даже тогда, когда пропала магия. Если бы магия её не оставила, она бы… Гермиона бы предпочла, чтобы Малфой её заколол. Если бы ей пришлось провести остаток жизни в таком состоянии, она надеялась, что у него достало бы мужества прикончить её. Она была животным, хоть и мыслящим на человеческом языке. Вот во что она превратилась.

Она бы согласилось заново пережить тот эпизод в пещере с водой. Что угодно, только не это.

Малфой встал над ней, держа виноградную лозу.

— Вытяни вперёд руки.

— Это действительно…

— Немедленно.

— Я думаю…

Он наклонился и схватил её за руки. Гермиона попыталась вырваться, но необычная сила покинула её вместе с магией. Мучаясь агонией, она даже не могла нормально двигаться, но Малфой проигнорировал все её крики. Он крепко обмотал запястья, оплёл лозой предплечья и отрезал излишки. Затем занялся ногами. Гермиона старалась дышать сквозь боль в спине и плече.

— Думаю…

— Заткнись.

— Нет, я…

— Дай мне подумать! — заорал он, вырывая у неё кольца и часы.

Он уставился на её запястье, и в этот раз пальцы гораздо нежнее скользнули по коже. Он отдёрнул руку: её браслет — тот самый, что подарили Гарри с Роном и ради которого она впустую прошла несколько миль — звякнул в его ладони. Малфой провёл по нему пальцами, покосился на Гермиону, поднялся и исчез из её поля зрения.

21:18

— Если ты не прекратишь ныть, я тебя прибью, — он уже несколько часов сидел с вытащенным кинжалом и смотрел прямо на неё.

— Ты меня пырнул!

— Ты пыталась меня убить.

— Знаю, но это была не совсем я! Я не могла остановиться! Это всё магия или что-то ещё. И что-то… что-то случилось с моей спиной. Что-то очень плохое. Мне кажется, Билл что-то с ней сделал. Думаю, он порвал меня когтями, когда я пыталась убежать.

— Откуда мне знать? Вдруг это попытка освободиться и снова попытаться меня убить? Я…

— Ты можешь посмотреть!

— Потому что там, где летучие мыши превращаются в смертоносных созданий, появляются наши клоны, а мы сами можем стать оборотнями, я буду верить только собственным глазам.

— Малфой, ты знаешь, я…

— Я не знаю, кто ты.

— Я рассказала тебе обо всём, что с нами случилось и…

— И что с того? Если это что-то контролировало или до сих пор контролирует твоё тело, заставляя его функционировать, оно могло получить доступ к твоему разуму. И тогда оно может знать всё, что знает Грейнджер, и даже вести себя так же как Грейнджер. Есть…

— Но я это я! Развяжи меня и…

Он презрительно фыркнул, постукивая по колену кончиком лезвия.

23:01

Гермиона очнулась от того, что её перевернули на бок, а ладонь Малфоя легла ей на руку. Он резко втянул в лёгкие воздух. Какая бы рана ни была у неё на спине, она явно не стала лучше после попыток подползти к скале в поисках способа перерезать путы и заняться повреждениями. Гермиону тогда сморил сон: смесь неимоверной усталости, боли и начинающейся лихорадки.

Чужая ладонь исчезла, и Гермиона, мучаясь головокружением, уставилась в землю — свет фонаря тускнел по мере того, как Малфой куда-то уходил. Она слышала, как он где-то рылся, затем вернулся и надавил ей на руку, заставляя перекатиться на живот.

— Что ты делаешь?

— Ты хочешь, чтобы я промыл это, или нет?

Гермиона чуть было не послала его к черту, но сознание уплывало, и единственной ясной мыслью осталось то, что без него она не справится даже с этой задачей. Она перевернулась на живот, приподняв лицо над грязью, хотя держать голову было нелегко. Почувствовав, что он задирает ей футболку, она удивлённо пискнула и дёрнулась.

— Если у тебя нет пары…

— Всё в порядке, — голос Гермионы прозвучал странно. Он оголил ей спину и плечи, и она смутно забеспокоилась, расслышав ругань сквозь туман в голове.

При первом прикосновении к спине она чуть было не решила, что Малфой воткнул в неё нож и провел им по коже.

— Скажи мне, как надо сделать. Что мне взять, — в ответ на его панику она лишь булькнула. — Что использовать!

— Просто… промой. Билл… — говорить сквозь боль она не могла. Но, может быть, Малфой поймет, что она хотела сказать. Время имелось только на то, чтобы очистить раны, припарки придётся отложить — они должны были уйти ещё несколько часов назад.

При следующей попытке промыть спину она завопила. Малфой выругался и прижал её, протирая рану тряпкой. Гермиона кричала всего несколько секунд, а потом потеряла сознание.

31 июля; 10:47

Она не знала, как долго пробыла в отключке. В голове кружилось множество расплывчатых образов и неясных звуков, но помнилось чётко очень немногое. Посреди туманных картинок, которые Гермиона не могла упорядочить, несколько стояло особняком. Она помнила, как Малфой распутывал лозу и как, наверное уже после этого, смотрел на неё с зажатым в руке кинжалом. В мозгу всплыло видение спящего Малфоя — видимо, это имело место раньше — и того, как он прижимал к её спине что-то тёплое. Гермиона не знала, действительно ли держала его за руку, но в сознании вспыхнуло видение того, как она тянется к Малфою, а тот не отстраняется.

Неужели именно так и чувствуют себя люди после бурной попойки, разве что за исключением боли? Гермиона могла честно сказать, что такое ей совсем не по нраву. У неё не получалось уловить смысл того, что случилось, если эти события вообще происходили.

Левая часть спины и плечо горели огнём, однако ощущения были гораздо лучше, чем раньше. Всё тело ныло, рука, покрытая застарелым потом, прилипла к лицу. Прохладная испарина бисером усыпала лоб и скатывалась по вискам за уши. Но, похоже, пик лихорадки миновал.

— Съешь это, — в ответ на требование Малфоя Гермиона подняла глаза и увидела, что он держит в пальцах кусочек банана. — Давай, Грейнджер, ты должна что-то съесть. Ты всю ночь не ела, наверняка голодала около двух дней, а я не для того проходил через этот кошмар, чтобы теперь ты умерла от истощения. Ты же понимаешь, что речь идёт и о моей жизни, верно? Разве эта мысль не должна спровоцировать твой синдром героя?

Она не могла ни сердито посмотреть на него, ни ответить, но всё же попыталась подняться. Рука задрожала, Гермиона опустилась и вытянула пальцы. При виде грязной ладони Малфой вскинул бровь и поднес банан к губам Гермионы. Закатив покрасневшие глаза, он ждал, пока она вглядывалась в еду и пыталась приподнять голову или хотя бы на сантиметр оторвать руку от земли.

Она могла подождать. Не так уж она проголодалась. Лучше было поспать.

— Нет. Нет, сначала ешь, а потом сможешь поспать. Грейнджер, клянусь, ты всё только услож… — он схватил её за челюсть, и она, распахнув глаза, попыталась что-то сказать, но из горла вырвалась лишь карканье. — Ешь, или я оставлю тебя здесь.

Сверля её яростным взглядом, он держал банан перед её губами и тянул за челюсть. Открыв рот, она подвинулась вперёд и откусила от плода, чувствуя сквозь туман в голове злость и смущение. Малфой не сводил с неё глаз, следя за тем, как она жуёт, а затем опять поднёс банан. Гермиона откусила ещё кусочек, отвернула голову и, уткнувшись в руку, провалилась в сон.

19:07

Она могла двигаться. Гермиона не собиралась скакать или бегать, однако могла поднять руку и при этом не чувствовать себя так, будто тягает слона. По сравнению с утром боль притупилась лишь немного, но Гермиона не сильно измучилась, пока усаживалась, и это уже было хорошо. Ведь самым важным делом в данный момент являлось облегчение мочевого пузыря.

Гермиона одёрнула футболку и подобрала упавшую на землю припарку. Малфой спал в двух метрах от неё, сидя возле дерева; по бокам от него лежали сумки, а кинжал, зажатый в кулаке, покоился на коленях. Под покрасневшими веками двигались глаза — он спал не больше нескольких минут за целый день, когда она… оно атаковало его. И вряд ли Малфой достаточно отдыхал, пока Гермиона страдала лихорадкой. Она не станет его будить, чтобы сообщить о намерении отправиться в туалет.

Только она успела… устроиться, как услышала, что кто-то пробирается сквозь деревья. Ей пришлось реагировать быстро, что с повреждённой спиной и ослабевшими конечностями было затруднительно.

— Малфой? — вышло хрипло.

— Грейнджер?

Что ж, по крайней мере, судя по голосу, это был он.

— Что… Я писаю, — говорить о таком было очень неловко.

— Сейчас?

— Ну, я… Я собиралась это делать.

— Ты…

Вскинув глаза на звук его голоса, она разглядела между стволов пятно лица.

Гермиона подняла ладонь, и Малфой так долго разглядывал её, что руки закололо. Затем поднял свою. Гермиона прищурилась, сделала шаг вперёд, чтобы рассмотреть шрам, и только тогда сообразила, что пера в кармане у неё не было. Наверняка Малфой забрал его — она помнила, как он её пырнул.

— Думаю, нам не стоит разделяться. Учитывая… их способность принимать наш облик и то, что он по-прежнему где-то там, — Малфой всё ещё смотрел на неё с недоверием.

— Их?

— Я шёл за тобой. Когда ты отправилась за Биллом, я следовал за тобой. За чем-то, что выглядело так же, как ты.

— Оно превратилось во что-нибудь?

— Оно исчезло, — Малфой почесал заросший щетиной подбородок.

— Как тот, в самом начале, когда я нашла якобы тебя. Уж не знаю, такое же это создание, как Билл, или фантом был кем-то создан. Билл явно способен менять внешность. Я хочу сказать, на нём была твоя одежда и сумка…

— А свою ты меняла?

Гермиона пожала плечом, одёргивая футболку.

— Не знаю. Даже если и так, я… не отдавала себе в этом отчёт.

Судя по виду Малфоя, тот был готов заснуть в любой момент.

— Ты закончила?

— Нет.

Он остался на месте.

— Нет, — повторила она, на случай, если он не понял с первого раза.

Малфой отступил, неуверенно замер и отвернулся, но с места не сдвинулся. Гермиона понимала, что им не стоило разделяться надолго, но это было просто смешно. Ей требовалось чуть больше уединения.

— Почему бы тебе просто не дать мне один из ножей…

— Ни за что.

— Я только…

— Вчера ты пыталась меня съесть. Просто…

От воспоминания её желудок перевернулся.

— Мы же уже выяснили…

— Я ничего тебе не дам.

— Тогда хотя бы моё перо…

— Его тоже.

Гермиона сердито уставилась ему в спину. Она заставит его отдать ей и один из ножей, и перо, но позже. После всего того, что произошло, она не собиралась оставлять в руках Малфоя всё имевшееся оружие даже на день. Он с таким же успехом мог превратиться в подобное существо. И что случится тогда?

Мочевой пузырь был таким полным, что она ковыляла хромая, пока не нашла место, где могла бы полностью спрятаться от глаз Малфоя. Гермиона бы никуда не ушла, не припри её надобность, а будь у неё хоть какое-нибудь оружие, она бы увереннее отстаивала своё право на уединение. Она присела на корточки за деревом, оглянулась кругом и замерла. Похоже, несмотря на острую нужду, организм отказывался выступать перед публикой. Гермиона уставилась на верхушки деревьев и стала громко напевать, чтобы заглушить нежеланные звуки.

Малфой ждал её с дезинфицирующим средством; его лицо не было искажено ужасом от того, что ему довелось услышать, как она молниеносно опорожнила мочевой пузырь.

— Могу я получить обратно свою сумку? Или её ты тоже заграбастаешь?

— Я её ещё не проверил…

— Малфой…

— Думаю, нам стоит вернуться в тот дом.

— Дом… Зачем? — удивилась Гермиона. Малфой покосился на неё, медленно перевёл глаза на сумку и наконец стянул ремень с плеча. — Я чувствую себя лучше.

Он окинул её скептическим взглядом.

— Похоже, инфекции нет, но выглядишь ты дерьмово.

— Ты подразумеваешь, что полагаешь, будто я так выгляжу не всегда? — шутка не особо улучшила его настроение. — Ты тоже.

Малфой усмехнулся. Гермиона ответила ему кривой улыбкой и забрала сумку.

— Если ты не попыталась убить меня сразу же после того…

— Спасибо, — теперь она говорила ему это слишком часто. — И я прошу прощения, ты просто…

— Что?

— Неважно.

— Что?

— Ты пах…

— Ага, неважно. Я предпочитаю, чтобы мной наслаждались совершенно другим способом, Гр…

— Поджаренным с солью? — судя по его взгляду и тому, как скрутило нутро, время для шуток ещё не пришло. — Как думаешь, почему это закончилось? Просто вышел срок, как тогда, с фруктом? — от слова «фрукт» в желудке громко заурчало. Малфой покосился на ее живот, который она потирала, гадая, осталась ли в сумке еда.

— Время было выбрано слишком удачно. Причиной могло быть перо. Ты сказала, Билл отступил, да?

Наверное, она успела рассказать об этом вчера, когда пыталась убедить его выпустить её — до того, как поглотила боль. Гермиона кивнула.

— Может быть, причина в металле? Или в каком-то покрытии, которое неким образом нейтрализует магию. Возможно, всё было иначе, потому что я… тоже превратилась в подобное существо. Вряд ли у меня была способность создавать иллюзию, так что я немного отличалась от Билла.

Малфой пожал плечом.

— Мы не будем разбираться в магии, так что и обсуждать нечего. Мы просто…

— Но мы могли бы. Если мы выясним, что послужило причиной, в случае повторения подобного у нас будет способ…

— Понять это невозможно.

Ему бы уже стоило усвоить, что Гермиона не принимает «нет» за ответ.

— Дай мне посмотреть моё перо, — она решила, что требовательная формулировка оправдана, если в ней фигурирует слово «моё». Малфой окинул её взглядом, говорящим, что они уже всё обсудили. Кажется, он так ничего и не понял. — Малфой, ты вернёшь мне перо. И я хочу получить один из ножей. Что, если ты превратишься…

— Началось. Ты только оклемалась после лихорадки, от которой чуть не померла, и уже собачишься…

— …Из соображений безопасности, в этом есть смысл, если мы…

— …Невыносимая, властная, раздражающая женщина, которую я когда-либо…

— …Несносный, эгоистичный придурок. Просто посмотри на это с логич…

— …Голодать, или просто оставил бы тебя связанной…

— …Разговор о дантистах, который ты, кажется, подзабыл…

========== Часть двадцать первая ==========

1 августа; 8:03

Прошлым вечером надолго её не хватило. Несмотря на сон, Гермиона чувствовала усталость и слабость, а голова соображала слишком плохо, чтобы продолжать спор. Видимо, Малфой понимал, что это ещё не конец — стоило Гермионе сделать глубокий вдох, и он тут же начинал коситься в её сторону. Она пару раз проделала этот трюк, просто чтобы посмотреть, как Малфой заводится в ожидании очередной тирады. Но Гермиона по-прежнему обдумывала речь, так что ей требовалось больше времени. Краем глаза наблюдая за Малфоем, она вдохнула поглубже и подавила улыбку.

Прошлой ночью она спала как убитая, и в результате к боли в плече прибавилась одеревенелость мышц. Она осознавала, что пока лучше всего двигаться как можно меньше, но при этом прекрасно понимала, что времени в её распоряжении немного. Скоро им придётся тронуться в путь, подальше от места, где мог бродить Билл — его побег после нападения вовсе не означал, что он не ошивался поблизости. Он мог прямо сейчас наблюдать за ними, думая о… Гермиона тряхнула головой.

Она снова сложила припарку и приступила к третьей попытке пристроить её себе на спину. Старания просунуть её в горловину футболки не увенчались успехом, как бы Гермиона ни тянулась, ни сгибалась и ни пропихивала тряпку. Когда пришлось изогнуть больную руку, чтобы не уронить припарку, и боль насквозь пронзила тело, Гермиона сменила тактику.

Потная и раскрасневшаяся от усилий, она отвернулась от Малфоя и здоровой рукой задрала подол футболки. Почувствовав прикосновение ткани к повреждённой коже, она закусила губу и выгнулась, стараясь избежать контакта хлопка с плечом. Другой ладонью она прижала норовившую свалиться припарку с травами к ране на руке, натянула футболку на голову и наклонилась вперёд.

Сделав вдох, Гермиона схватила лежавшую возле ноги палку. Она не знала, почему вдруг посчитала идею с палкой хорошей, но если ей удастся… совсем чуть-чуть… чуть повыше… повыше. Гермиона задохнулась от боли, спровоцированной позой и натяжением кожи на ране; она была уверена: так растягиваться не способен никто. Кроме разве что гимнастов и бескостных людей. Рёбра готовы были треснуть, здоровое плечо — хрустнуть, а локоть — сломаться. Вот тогда она запросто сможет обвиться собственной рукой как макарониной или лентой. Совсем как танцоры с лентами, вот только плясать она будет, размахивая вылетевшей из суставов конечностью.

Гермиона, успокойся. Она сделала глубокий вдох и выдохнула, но кудри угодили прямо в глаза, а лицо по-прежнему пылало жаром. Когда человек переживает, его давление поднимается, он потеет и ему жарко. Ей просто нужно успокоиться и собраться, и тогда придёт прохлада.

Самовнушение работало не дольше секунды — она лишь чуть-чуть приподняла насаженную на палку припарку, и попытки успокоиться отправились в тартарары. Пока без особых последствий, но если она занесёт в рану грязь, то заработает ещё одну инфекцию. Малфой шевельнулся, его одежда зашуршала, и Гермиона вскинула голову, одаривая его свирепым взглядом, будто этот звук нарочно был призван вывести её из себя. Все должны сохранять тишину; ей самой надо перестать потеть, и тогда всё будет хорошо.

Припарка зависла над раной, но Гермионе никак не удавалось отцепить её от чёртовой палки. Она попыталась подбросить тряпку, рассчитывая силу так, чтобы припарка каким-то образом улеглась на нужное место. Затем попробовала её стряхнуть, стараясь не задеть себя, и нетерпеливо зарычала. Эта тряпка приклеена горячим клеем и примотана тридцатью слоями изоленты? Неужели весь мир настроен против Гермионы?

Она сделала три резких выдоха, чтобы охладить лицо, а потом ещё один, чтобы не дать волосам забиться в глаза. Затем переместила палку к середине спины, подняла и изогнула кисть, но напряжённое запястье вдруг хрустнуло. Гермиона попыталась покрутить палку, надеясь, что хоть так припарка соскользнет. Ткань наконец коснулась раны, и Гермиона задержала дыхание; за ухом проползла капля пота, а рука грозила вот-вот превратиться в макаронину.

На одну благословенную секунду она была уверена, что всё же справилась с задачей, но, отведя палку, почувствовала тяжесть прилипшей к ней припарки. Гермиона зарычала, отбросила палку так, что боль пронзила руку, и впилась в припарку взглядом, полным свирепой ненависти. Ей хотелось зашвырнуть и деревяшку, и припарку на милю вперёд и желательно в ствол, пусть даже они и не могли испытывать боль. Просто чтобы ощутить облегчение, отомстив этой дурацкой тряпке. «Бестолочь», — закричала бы Гермиона, а потом бы приготовила новую припарку, которая бы обязательно улеглась как надо, потому что знала бы о том, что случилось с её предшественницей.

Гермиона отцепила припарку от палки и смочила её остатками горячего отвара. Затем покосилась на Малфоя, который явно не был занят ничем важным, изматывающим, вызывающим обильное потоотделение. Он оторвался от копания в сумке и выжидающе посмотрел на Гермиону. Может, почувствовал взгляд, а может, уселся поудобнее, пока она изгалялась с этой палкой.

— Я, э-э…

Возможно, она умудрится прилепить припарку грязной стороной к дереву, быстро прижаться спиной к чистой стороне и так постоять?

Малфой пару секунд смотрел на Гермиону, пока та обдумывала варианты, а затем вернулся к сумке. Часть неё надеялась, что Малфой предложит помощь, и когда он уже положит припарку на место, она скажет что-то вроде: «О, не стоит, я справлюсь сама». Но нет, он продолжал заниматься какой-то ерундой, пока она нелепо сгорбилась в обнимку с палкой и тряпкой. Он хотел, чтобы она попросила. Так вот она не…

Малфой поднял сумку с колен, отбросил её в сторону и встал. Гермиона сделала вид, будто вовсе не косится в его сторону, хотя следила за ним краем глаза. И он это прекрасно знал, потому что смотрел прямо на неё, пока отряхивал руки и подходил. Забрав припарку, он обошёл Гермиону и сел на корточки.

Она совершенно не рассчитывала почувствовать на коже горячее дыхание и настолько наклонилась вперёд, что чуть не ткнулась лбом в землю. Гермиона широко распахнула глаза и закатила их так сильно, словно обладала умением смотреть сквозь череп. Выражение её лица, иллюстрирующее вопрос «что ты там делаешь?», Малфой не увидел и не объяснил, что это было за дуновения воздуха, которое повторилось.

Она больше не дёргалась, но кожа покрылась мурашками, что, кажется, лишь сильнее разогрело кровь. Прохладные пальцы прошлись по её позвоночнику, отряхивая кожу и края раны. Наверное, он убирал грязь от палки и действовал при этом очень — просто удивительно — мягко. Гермиона не заметила, что задерживала дыхание, пока не почувствовала, как выдохнул Малфой. Она выпустила воздух из лёгких и чуть вздрогнула. Она и не знала, дотрагивался ли он до неё раньше так осторожно. Разве что в те моменты, когда она, мучаясь от лихорадки, сжимала его руку, — но Гермиона так и не поняла, было ли это на самом деле.

Она сомневалась, что кто-то когда-то дышал ей на спину; эти нежные дуновения вытворяли с её кожей и сердцебиением нечто странное. Видимо, Малфой потёр ей плечо большим пальцем, и Гермиона представила его кисть: шрам в виде буквы L на острых костяшках, форму пальца, обломанный ноготь. Малфой отвёл руку, задев костяшками спину, и вызвал тем самым новую волну мурашек.

Он поёрзал; Гермиона почувствовала на плече его дыхание, и припарка аккуратно прижалась к ране.

— Справишься с остальным?

Малфой говорил глухо, и, наверное, поэтому его голос прозвучал несколько странно.

Откашлявшись, Гермиона кивнула. Прислушиваясь к его удаляющимся шагам, она схватила с колен длинную полоску ткани. Закинула её на плечо, протянула под мышкой, удостоверилась, что повязка легла поверх припарки, и соединила концы. Затем крепко их связала и покосилась на Малфоя, направлявшегося к сумкам. Как только он повернулся, чтобы сесть, она тут же отвела взгляд.

11:10

Не прошагав и получаса, они остановились — Малфой сбросил свою сумку.

— Лучше бы ты скорее поправлялась и начинала двигаться быстрее, а не ползла со скоростью флобберчервя.

Гермиона ответила ему сердитым взглядом. Да, она не могла выдержать быстрый темп — каждое движение отдавалось мучительной болью в плече, но она заставляла себя делать даже больше, чем должна была. Она же не плелась еле-еле. Она ничего не говорила, когда Малфой обжёг ногу и едва ковылял. Или когда он очнулся после лихорадки, или когда она полутащила-полунесла его на себе из того сада!

— Не смею тебя задерживать, — огрызнулась она.

— Но ты задерживаешь, — он окинул взглядом её напряжённое лицо, сжатые губы, кулак, упершийся в бедро, прижатую к груди руку. — Прекрати воспринимать всё как личную обиду. Ты ранена, ты замедляешь наше передвижение — это же просто. Не удивительно, что с тобой так трудно…

— Это и есть личное! Ты говоришь о…

— Грейнджер, мир не восставал против тебя. Никто не пытается тебя задеть. Ты ранена, и из-за этого нам придётся остановиться — это факт, а не нападки на твою силу или ценность…

— Я не…

— …Должна принять это как есть. У тебя какие-то серьёзные проблемы с самооценкой.

— Серьёзные проблемы? Слышать это от тебя…

— …Твоя учеба в Хогвартсе, потом война, затем очередные попытки всех спасти. Ещё года не прошло, а ты уже…

— Я не планировала, что так получится! Дело не в доказательстве собственной значимости или принятии ситуации близко к сердцу — если только речь не идёт о переходе на личности. Я предпочитаюдостигать поставленной цели, и да, мне не нравится, когда кто-то в этом сомневается или указывает на то, что я делаю что-то недостаточно хорошо. Я стараюсь добиваться результатов в своей деятельности. И в этом нет ничего плохого! У меня нет проблем с самооценкой только потому, что я многого достигла…

— Тогда почему ты всё принимаешь…

— …И я пытаюсь найти растение, чтобы помочь людям…

— Ты никогда не достигнешь совершенства, — он покачал головой, и Гермиона дёрнулась. — Никогда и ни при каких условиях. Пока ты помогаешь одному, тысячи обходятся без этого…

— По крайней мере, я не сижу сложа руки! Я…

— Когда ты поймёшь, что мир спасти нельзя? В ту же секунду, как ты это делаешь, возникает что-то, его рушащее. Ты сражаешься на войне, пытаешься найти растение. А что дальше? Это не всегда твоя битва…

— Это все наши битвы…

— В конце концов ты проиграешь.

— И каково же приходится тебе? — вырвалось у неё, и вина тут же обожгла грудь.

Сжав челюсти, Малфой поднял глаза, едва заметно кивнул и перевёл взгляд на сумку.

— Я пока не решил.

13:12

— Куда ты идёшь?

Гермиона подобрала с земли перо, упавшее прямо перед ней. Наверняка Малфой решил, что лучше уж так, чем выслушивать её упреки, но только этим ему не отделаться — пера всегда не хватало; теперь же в его распоряжении имелись два ножа, и Гермиона собиралась заполучить один из них.

Малфой кинул в её сторону тот самый взгляд и продолжил путь. Едва ли можно было назвать честным то, что Гермионе пришлось терпеть его присутствие во время похода в туалет. Сам-то он сейчас рассчитывал на уединение. Если они должны… Гермиона посмотрела в сторону шума и резко отвернулась на случай, если Малфой стоял прямо там. Вряд ли он остался на виду, но рисковать не хотелось. Боже, ну и плеск. Рост и вправду сказывался на уровне шума, издаваемого при мочеиспускании. Походило на водопад, хотя Малфой наверняка отошёл далеко, чтобы скрыться из поля зрения.

Но, видимо, он остановился достаточно близко со всем этим… Гермиона не собиралась развивать эту мысль. Совершенно не собиралась.

15:17

— Я бы хотела быть верблюдом.

Всем своим видом Малфой выражал мысль, что он не знал, о чем Гермиона говорила, но быстро пришёл к мнению, что и не хочет этого знать.

— Чтобы у меня были горбы.

Малфой открыл рот и, глядя в землю, дважды моргнул. И тут Гермиона заметила, как на его лице медленно появляется улыбка. Он усмехнулся раз, другой, а затем расхохотался в голос. Искренний, настоящий смех — не злобное кудахтанье, хмыканье или издёвка. Это был глубокий, насыщенный и… приятный звук. Он смеялся в полную силу, закрыв глаза, наклонив голову, дёргая плечами от смеха. Гермиона удивлённо его рассматривала: глаза метались по его лицу, впитывая произошедшие изменения — белая полоска зубов, морщинки возле рта. Это было… Ну, это было… Выражение счастья ему шло. Он выглядел так, что хотелось продолжать смотреть на него и запомнить, что лицо Драко Малфоя могло быть и таким.

— Что? — Гермиона ухмыльнулась, его смех звучал слишком заразительно. — Чтобы я могла неделями жить без еды и хранить воду!

От этого Малфой лишь сильнее расхохотался, и Гермиона была готова поклясться, что он подумал о чём-то, что ей самой не показалось бы столь забавным. А, может, и нет. Скулы и кончики его ушей покраснели, и на несколько секунд он замолчал — такой смех, будто кто-то нажимает на кнопку «выключить звук» или ты смотришь старое немое кино. Гермиона тоже рассмеялась сильнее, наблюдая за тем, как Малфой постепенно берёт себя в руки и волосы падают ему на глаза, и подумала, что, возможно, она была бы не против смешить его чуточку чаще.

2 августа; 7:04

Она поровну разлила воду в бутылку и жестянку, закрыла бутылку и передала её Малфою. В каждой ёмкости оказалось около двух глотков, но этого должно было хватить. Их запасы подошли к концу за те дни, что прошли с тех пор, как они в последний раз находили источник воды, и за время её лихорадки.

Малфой таращился на зажатый в кулаке охотничий нож, всем своим видом демонстрируя нежелание с ним расставаться. Гермиона протянула руку и ждала, пока он всё же не сунул рукоятку ей в ладонь.

— Проверяй наличие шрама. Без необходимости никуда отсюда не уходи.

— Знаю, не уйду. Не волнуйся, если Билл меня найдёт, я тебя точно снова отыщу.

Он ткнул в её сторону бутылкой с водой и нахмурился.

— Это даже не смешно.

— Самую малость.

— Повтори попытку лет через пять. Если он объявится, лучше убей его. Он животное, не человек, и прикончит нас за секунду. Или опять сотворит это.

— Хорошо, — ей придётся. Малфой был прав — Билл не человек. Она не знала, чем он являлся, но с такими зубами, когтями и мыслями, быть человеком он однозначно не мог. Он бы не колеблясь убил её — их обоих.

— Это все бутылки?

— Да.

Малфой кивнул, закинул сумку на плечо, ещё раз кивнул и тронулся в путь.

— Эй, Малфой!

— Да?

— Будь осторожен.

Он смотрел на неё пару секунд, потом дёрнул подбородком и снова зашагал.

— И еда! Фрукты!

Гермиона почти не сомневалась, что, прежде чем Малфой исчез за деревьями, она разобрала в его бормотании слово «зануда».

16:39

Сердце сжимал неизбывный страх, пока Гермиона, стискивая в кулаке нож и подпрыгивая от малейшего звука, беспрерывно осматривала деревья. Билл пошёл на всё, чтобы их разделить — наверное из-за того, что у Гермионы якобы не имелось оружия, а справиться с двумя противниками было бы несравнимо труднее. Даже если бы он их атаковал, пока они с Малфоем спали, избежавший удара прикончил бы нападающего. Разделение противников было необходимо Биллу для того, чтобы расправиться с обоими. Если он собирался напасть, то сделает это именно сейчас.

Без Малфоя было гораздо страшнее. Гермиона вовсе не думала, что не сумеет справиться самостоятельно — она уже доказала обратное, но даже до начала партнерства она знала, что держаться вместе безопаснее. Сейчас же, когда она поняла, что в случае беды Малфой не сбежит — по крайней мере, не попытавшись вытащить из передряги и её тоже — это ощущение надёжности только возросло. В эти часы опасность виделась серьёзнее — и лишь теперь Гермиона осознала, насколько сильно стала полагаться на Малфоя как на союзника.

Сейчас остров казался значительно больше. Сидя в глубине чащи, таращась на возвышающиеся вокруг деревья, Гермиона чувствовала себя потерянным ребенком. Она привыкла к постоянному присутствию Малфоя: обычно она была слишком занята своими мыслями или же Малфоем, чтобы замечать колоссальность окружающей природы. Ей было немного… одиноко. Даже когда они ругались или молчали, существовало что-то ещё. Кто-то, на кого можно посмотреть, кого можно целенаправленно игнорировать или с кем можно поговорить. Его платиновая макушка, мелькавшая впереди, издаваемые звуки или хотя бы сердитое бормотание. Прошли месяцы с тех пор, как они разлучались дольше, чем на десять минут — и это начало сказываться на Гермионе. Она к нему привыкла. Как к занозе в пальце, которую никак не удавалось вытащить — Гермиона просто смирилась. К отсутствию занозы тоже можно было привыкнуть, но без неё было как-то странно и… одиноко.

3 августа; 6:13

Едва только справа раздался какой-то хруст, её уставшие закрывающиеся глаза распахнулись. Вскочив на ноги и стиснув нож, Гермиона прислушивалась к постепенно приближающимся звукам. Лишь заметив белокурую макушку, она немного расслабилась; Малфой остановился от неё в паре метрах, и она его оглядела. Он, видимо, устал так же, как и она сама после бессонной ночи, но это вовсе не означало, что перед ней стоял именно Малфой.

— Уверен, если ты расскажешь Визенгамоту, что заколола меня насмерть потому, что днями раньше на тебя напал мой магический клон и превратил в смертоносное существо, тебя отпустят. По причине сумасшествия, — он подошёл на два шага и опустил сумку.

— Почему ты не попросил меня показать ладонь? — она прищурилась и подняла нож повыше.

Он наклонил голову, и она разглядела кинжал, зажатый в его кулаке.

— А почему ты сама не попросила меня об этом?

— Покажи.

— Покажи свой.

— Откуда мне знать, что ты не попытаешься создать иллюзию того, что нашёл…

Он протянул руку ладонью вверх, и Гермиона осмотрела шрам. В ответ на её недоверчивый взгляд Малфой закатил глаза и, подавшись вперёд, схватил её за запястье.

— Потрогай.

— Я могла тебя заколоть! — она бы этого не сделала — в противном случае уже бы ударила. Гермиона не сомневалась, что перед ней стоял Малфой — судя по его самодовольной походке, его голосу и шраму на коже.

— Потрогай, Грейнджер, — она встретилась с ним глазами — его тихий хриплый голос дразнил. Он наклонил голову, уголки губ изогнулись в улыбке.

У Гермионы перехватило дыхание, когда она, не сводя глаз с Малфоя, провела пальцем по его ладони. У него была мягкая кожа — руки того, кто когда-то часто пользовался кремом или не слишком утруждал себя физическим трудом. Подушечки под пальцами были немного грубее — наверное, от игры в квиддич. Пальцы Гермионы дрогнули, словно собираясь их обвести, но потом она вспомнила, что шрам находится в другом месте, и улыбка Малфоя погасла.

Она сглотнула, быстро переместила пальцы и, едва коснувшись бугорка шрама, отвела ладонь. Рука будто бы не сразу поняла, куда ей деваться, но всё же устроилась на боку. Кончики пальцев казались странно теплыми. Малфой сжал кулак и опустил руку, так и не разорвав зрительный контакт.

— Всё в порядке, — выпалила она. — Как ты узнал, что это я?

— Ты напевала, — наверняка он услышал её раньше, чем она сама заметила его приближение. Гермиона терпеть не могла, когда кто-то наблюдал за ней без её ведома. Частично как раз по этой причине она пряталась, стоило в поле её зрения оказаться видеокамере.

— Много кто поет.

— Это была та самая песня, которую ты обычно напеваешь.

— О. Ясно. Почему ты так задержался?

— Осторожнее, Грейнджер, я могу решить, что ты по мне скучала. Привязалась?

Он так и не отступил назад. Она тоже. Разве один из них уже не должен был подвинуться?

— Хоть я и слышала, что смертельные опасности связывают людей, иногда образуя неразрывные узы, сомневаюсь, что судьба была бы столь жестока.

Он усмехнулся, и странное выражение пропало с его лица. Он отступил к сумке, Гермиона тоже сделала два шага назад. Сердце билось в ненормальном темпе — наверное, оно просто осознало, что заноза вернулась, вот и всё. Ей нужно быстро реагировать на остроумные колкости, которые он может отпустить в её адрес. Малфой достал из сумки бутылку с водой и бросил Гермионе — вытянув руку, она тут же почувствовала боль в плече.

— Река? — уточнила она, наклоняясь за бутылкой.

— Я бы назвал это ручьем. Двинемся в ту сторону. Думаю, он берёт начало в горах.

Гермиона кивнула, пока Малфой копался в сумке.

— Выйдем завтра… Груша? — она практически вырвала плод из протянутой руки.

Малфой вскинул бровь, но в ответ на её воодушевление приподнял уголок рта. Наверняка, будучи один, он и сам отреагировал подобным образом. Гермиона представила, как он скачет вокруг дерева, фыркнула — мысль о Малфое была слишком забавной, чтобы сдержаться — и с блаженным видом впилась в грушу зубами. Почувствовав на языке новый вкус, она застонала и покосилась на Малфоя, который слишком уж пристально в неё вглядывался.

— Это так здорово.

Он хмыкнул.

13:08

Одной из серьёзных трудностей, связанных с пониманием того факта, что поблизости рыщет существо, желающее убить их при первой же подвернувшейся возможности, являлась нехватка сна. Как бы ни устали Гермиона с Малфоем, продержавшись всю ночь на ногах, долго проспать они не могли, да и в любом случае назвать такой отдых хорошим не получалась. Некое дремотное состояние, продлившееся на несколько часов дольше, чем следовало из определения дремоты, принятого ее отцом. Их будил каждый звук, что в лесу, полном зверей и скрипящих деревьев, стало проблемой.

— Грейнджер? — в голосе Малфоя сквозило веселье, не подразумевающее для неё ничего хорошего. — А чем именно ты занималась, пока меня не было?

Гермиона потёрла один заспанный глаз, сердито глядя вторым на Малфоя.

— Строгала. Куча веток просто… превратилась в колья.

— И ты не боялась заноз? — поинтересовалась эта самая заноза.

Она встала посмотреть, что именно настолько развеселило Малфоя, что сдерживаясь, он так покраснел.

— О чём ты говоришь? Я…

— Тебе очень плохо? Если ты…

— Это лицо! — закричала она, тыча пальцем туда, где только что были его глаза. — Это должно было быть лицо.

— О? — Малфой рассмеялся, и её щекам сделалось жарко. — Грейнджер, чрезвычайно высокий лоб.

— Я не закончила, потому что ничего не вышло! Верхушка не такой формы, а вот это уши.

— Верно, — он рассмеялся, за что получил тычок в плечо.

— Мне было скучно и…

— Грейнджер, такое бывает. Есть получше способы справиться со скукой, но уверяю, любой…

— Малфой, даже не смей договаривать, — предупредила она, и он улыбнулся, глядя на её разрумянившееся лицо.

— Ты…

— Ни слова.

— Знаешь, пальцы…

— Я воспользуюсь этими кольями по назначению.

— Ну конечно.

5 августа; 11:24

— Если ты не прекратишь мычать, я запихну палку тебе в глотку.

— Знаешь, я думаю, креативность стоит на втором месте после ума. Кто-то поспорит, что со способностью к творчеству ничто не сравниться, но… — в ответ на тяжёлый вздох она недовольно покосилась на Малфоя. — В мультфильмах ее часто эксплуатируют. Э-э, в таких анимационных… Ну, это движущиеся рисунки разных объектов. Людей. Мышей…

— Потрясающе.

— …Для детей, по большей части. Они учат их тому, как важно творчество и…

— Именно так ты и научилась строгать? — он ухмылялся, но наверняка плечо разболелось как раз от его сверкающего взгляда.

— А ещё в мультиках много смертей. Кажется, их там быть не должно, раз уж эти фильмы предназначены для детей. Но… мама Бэмби, отец Симбы, мама Литтлфута, родители принцесс…

— Смерть — это…

Малфой замолчал, и Гермиона вопросительно взглянула на него, но он смотрел в землю.

— Это естественный порядок вещей, однако он очень травматичен для детей. Хоть люди частенько сталкиваются со смертью, думаю, можно подождать чуть подольше, вместо того, чтобы сразу пихать её в нос детям. Гибель золотой рыбки — достаточно тяжёлое переживание.

— Сомневаюсь, что смерть двигающегося рисунка нанесет им травму.

— Ты явно не смотрел Бэмби. Мне потом в течение нескольких месяцев становилось грустно всякий раз, когда мама в разговоре упоминала оленей, — Малфой промолчал, и Гермиона сообразила, что он понятия не имеет, о чём она говорит. — Бэмби — история об оленёнке.

— Смерть оказывает влияние на всех, на детей и на взрослых. Лучше рассказать им о ней пораньше, чтобы они понимали, что это такое. Правда, когда они сами с ней столкнутся, это не поможет им её принять.

— Я не знаю, может ли хоть кто-нибудь полностью принять смерть. Я имею в виду, мы должны, но… Знаешь, каждый раз, встречая Джорджа, я жду, что вот сейчас увижу рядом с ним Фреда. А когда я смотрю на Тедди… Ну, смерть — это непросто. Наверное, это самое трудное. Люди, которых мы любим, наши родные. Однако так уж происходит — баланс между жизнью и смертью. Всё конечно. Это неизбежно. Но, по крайней мере, так мы начинаем ценить имеющееся у нас время.

Малфой ускорил шаг и поравнялся с Гермионой.

— Ты бы хотела жить вечно?

— Чт… Бессмертие?

— Нет, увековечивание твоего имени в камне, — он покачал головой и воззрился на небо будто бы с немым вопросом: «Ну как можно не понять?»

— Мне бы пришлось увидеть, как умрут все те, кого я люблю.

— А если бы они тоже могли жить вечно?

Гермиона закусила губу, отвела плечи назад, проверяя, не уменьшит ли это движение ноющее ощущение, но лишь спровоцировала вспышку боли.

— Я не думаю… Я не знаю.

Они оба замолчали.

6 августа; 14:09

— Наверное, тебе следует её промыть.

Гермиона нашла способ накладывать припарки при помощи простыни и мудрёного изгиба тела, но как решить проблему с очисткой повреждённых мест, придумать не смогла. Она попробовала перекинуть через плечо полоску ткани и подёргать её взад-вперёд, но лишь разбередила рану.

— Думаешь, там инфекция?

Гермиона повернула голову, чтобы изучить спину, будто, как в плохом фильме ужасов, могла вывернуть шею или выгнуть позвоночник. Она поймала себя на гримасе, которую обычно делают люди, старающиеся что-то на себе разглядеть: словно подбородок удлиняется на метр, и приходится его втягивать. Это была нелепая ужимка, и ей она очень не нравилась.

— Нет.

— Спина выглядит лучше, чем раньше?

— Да.

— Так она выглядит нормально?

— Труп, в котором копошатся поедающие плоть бактерии, имеет вид лучше, чем твоя спина прежде.

У него имелась склонность к преувеличению. Опять же, сама она так ничего и не видела.

Гермиона даже не успела полностью вытащить тряпку из небольшого ручья, как Малфой вырвал её.

— Я…

— Я не хочу, чтобы ты снова разодрала себе спину. Тогда бы мне пришлось ждать день, пока ты сможешь передвигаться без скулежа.

— Я не скулила!

— Ещё как. Это был высокий звук, от которого мои уши страдали так же сильно, как твоя спина.

Гермиона собиралась ответить, но, почувствовав холод ткани, дёрнулась на вдохе вперёд. Ко второму прикосновению она подготовилась — горячей саднящей коже было приятно. Гермиона наклонила голову, прикрыла глаза, а от третьего касания даже невольно откинулась назад. Пальцы Малфоя прижались к спине, толкая, и Гермиона снова сгорбилась, пробормотав извинения.

Пальцы никуда не исчезли. Мир сузился до трёх точек соприкосновения. Она ощущала исходящее от его тела тепло; его пальцы сместились на другой участок спины, снова прижались к коже, и от холода ткани у неё побежали мурашки. Типичная реакция на легчайшее прикосновение — её мама могла просидеть так целый день, считая подобные движения расслабляющими. Но Гермиона вовсе не была расслаблена. Позвоночник одеревенел, накатывало раздражение: и с чего вдруг она так сильно зациклилась на его пальцах?

Гермиона облизала губы и сглотнула — в горле пересохло. Малфой за спиной откашлялся. Интересно, у него тоже пересохло во рту? Глоток сухого воздуха или нечто подобное.

— Кажется, мне надо попить.

— Что? — его голос прозвучал так же хрипло.

— Воды. Не хочешь воды?

Ткань на её коже замерла.

— Нет, — в его голосе сквозило замешательство. Наверное, проблема возникла только у неё.

— Ладно.

Он усмехнулся, и тёплое дыхание опалило её влажную спину.

— Что?

Он хмыкнул, а это вряд ли можно было считать полноценным ответом.

8 августа; 21:12

Когда Малфой на чём-то сосредотачивался, то сводил брови и чуть морщил нос. Гермиона не представляла, что именно его так озаботило, но наверняка в состоянии его ногтей крылось что-то озадачивающее.

— Прошлой ночью мне приснился сон.

Он её проигнорировал. Хорошо, притворился, что игнорирует — Гермиона не сомневалась, что Малфой всегда и на всё обращал внимание, даже если вёл себя иначе.

— О тебе.

Вот это привлекло его внимание. Приподняв брови, он встретился с ней взглядом. Все люди такие — они не хотят слушать о чужих снах, если только сами в них не фигурируют. Иногда люди привирают, придумывая персонажей своих сновидений, лишь бы только заполучить чужое внимание. Однажды она слышала, как Рон рассказывал один и тот же сон пяти разным людям, каждый раз добавляя в историю нужного человека.

— У тебя был гульфик, — не существовало причины, по которой Гермиона не могла немного повеселиться, тем более, что рассказ был выдумкой. Если бы ей на самом деле приснился Малфой с гульфиком, оно бы ему об этом не рассказала.

— …Гульфик?

— Ага. В виде птички. Серенькой. А ты хлопал руками в поисках места, где отложил свои яйца.

Он озадаченно посмотрел на неё.

— Какого размера?

— Что?

— Гульфик.

Гермиона фыркнула.

— А какое это имеет значение?

— Он…

— Он был очень маленьким.

— Неужели?

— Ага. Крохотным. Размером с горошину. Я его с трудом разглядела. Пришлось даже воспользоваться биноклем, чтобы понять, что у него форма птицы. Я охотилась на птиц, именно поэтому у меня имелся бинокль.

Он посмотрел на свои ботинки, и озадаченное выражение на его лице сменилось веселым.

— Ты охотилась на птиц, а мой… гульфик был в форме птицы?

Гермиона широко распахнула глаза и тихонько пискнула, осознав смысл сказанного. Пару секунд она подыскивала слова, а по лицу разливался румянец.

— Ну, я… Я охотилась на орлов. А твой гульфик был… нескладным голубем. Очень… Его маленький клювик был, был… очень кривым.

Казалось, ещё секунда, и Малфой рассмеётся.

— Гульфик в виде голубя с кривым клювом?

— Да, именно так. Его клювик был… — она свела пальцы, изображая клюв, а затем изогнула их. — А ножки были… вот такусенькие. А клювик… вот такой, словно он старался тебя клюнуть. Это был очень-очень злой, кривой, крошечный голубь.

Он смотрел в землю, потирая бровь большим пальцем. Облизав губы, он взглянул на Гермиону и подался вперёд.

— Грейнджер, ты отыскала какие-то особые грибы? Проголодалась и решила…

— Я наконец увидела орла, но он спустился и склевал твои яйца прежде, чем ты их отыскал. Очень грустно. У этого сна был печальный финал.

Он не сводил с неё глаз: откашлявшись пару раз, она уставилась на грушу с оливками, которые поджаривала.

— Ты мне тоже снилась прошлой ночью.

Гермиона покосилась на Малфоя, не понимая, к чему он клонит.

— Да?

— М-м. Мне приснилось, что мне пришлось попасть в твою голову. Пространство там было похоже на место, где люди складируют разный хлам — просто кучи бесполезного барахла.

— Бесполезного?

— Вещи, о которых никто даже знать не хочет. Они хранились в секции под названием «Дерьмо, предназначенное для того, чтобы донимать Драко».

— О, верно, именно там, — Гермиона с улыбкой кивнула.

— Там имелось несколько портретов кривых голубей. Очень настораживает.

— Кошмар!

— Именно. Рядом располагался коридор с табличкой «Как быть зубрилой», переходящий в секцию «Как быть совершенно невозможной» — единственными звуками там были стенания фантомных воспоминаний.

— Да, они там меня немного тревожат, — глядя на Малфоя, Гермиона подтянула ноги и устроила подбородок на коленях. Продолжая рассказ, Малфой активно жестикулировал — она впервые видела его таким.

Он кивнул, встал и уселся у костра напротив.

— Еще там имелась крохотная комнатка с табличкой «Сексуальность». В ней я обнаружил лишь тролля и вырезанное из палки… лицо.

— Определенно лицо. И…

— Секция «Как отвратительно соврать» нашлась совсем рядом. А вот паутина в помещении «Чувство юмора: в разработке» меня напугала; я прошёл мимо комнат под названием «Как довести Драко до кошмаров», «Как испортить Драко жизнь», маленького закутка «Креативные оскорбления»…

11 августа; 15:02

«Ба-дум, ба-дум, ба-дум», — повторяла она про себя каждый раз, когда по дороге с горы Малфой подпрыгивал на ходу. Гермиона не отдавала себе отчёт в том, что шепчет слова вслух, пока несколько минут назад Малфой не одарил её взглядом, предвещавшим скорую расправу. Казалось, он всегда винил её во всех неудачах — в том, что за эти дни они ничего не нашли ни в пещере, ни в развалинах дома, была её вина.

— Нам следует начать думать о том, как бы поскорее отыскать растение, — штука со спуском заключалась в том, что говорить приходилось так же, как идти: голос повышался и понижался, словно под весом головы пружинили голосовые связки.

— У меня складывалось впечатление, что именно этим мы и занимаемся — или для тебя это просто весёлые каникулы?

— Да, помнишь, я же люблю подвергать свою жизнь постоянной опасности, — Гермиона была рада, что не расслышала ответное бормотание. — Я имею в виду, нам стоит подумать о том, что мы отыщем его сегодня.

Он нахмурился. Гермионе пришлось подавить улыбку при виде замешательства Малфоя — сам он умудрился окинуть её снисходительным взглядом.

— Ты снова подразумеваешь, что надо пожелать, чтобы нечто стало реальностью? — его слова прозвучали настоящим оскорблением: выпад, ехидный взгляд, уничижительный комментарий.

— Н… Не совсем так. Это похоже на то, как люди владеют вещами, приносящими удачу. Кроличья лапка, носки, ботинки… камень. Что угодно. Они считают некую вещь счастливой — пока она при них, с ними случается что-то хорошее. Но дело не в самом предмете, а в вере. Гарри дал Рону…

— Мне плевать на твои истории о героическом трио.

Грубиян.

12 августа; 18:57

Ей действительно следовало выучить трюк, который Малфой использовал при ловле рыбы. Она-то решила, что с охотничьим ножом сумеет добиться лучших результатов, но смогла лишь остервенело вспахать грязь и поцарапать камни. Хотя бы не надо было после каждого удара заново закреплять перо, и ей казалось, что теперь она работает своим «копьём» гораздо быстрее. Однажды она станет речной владычицей. Она разузнает эту хитрость и наловит столько рыбы, что они даже не смогут всё съесть.

— Не возражаешь, если я этим воспользуюсь? — она спрашивала Малфоя уже в пятый раз, но он всегда прятал бинокль в сумку, не удостоив её ответом.

Сейчас он колебался, стряхивая с ладоней кусочки коры. Она понятия не имела, что именно он выглядывал, сидя на верхушке дерева, но надеялась, что дорогу, ведущую прочь от гор. Она ненавидела горы — крутые, высокие, с которых так легко упасть и разбиться насмерть. Она сунула в рот последний кусок рыбы, когда Малфой подошёл и протянул бинокль.

Гермиона обрадовалась, что сумела верно рассчитать время. У Малфоя появилось новое хобби — строгание веток. Она не знала, что именно Малфой вырезает, потому что он всегда поворачивался к ней спиной, но, кажется, так он боролся со скукой. Гермиона и сама снова попробовала построгать, игнорируя вопросы с намеками, но творцом она не была. Ей хотелось читать, а три уменьшенные книги в сумке вкупе с биноклем могли сделать мечту реальностью.

Гермиона заметила, что Малфой подобрал по дороге несколько веток, и знала, что он собирался обтесать их резкими ударами. Малфой бы хотел, чтобы она оставила его в покое, и раз уж ему так явно не нравилось, когда за ним наблюдали, это был отличный момент для того, чтобы предложить себе занятие. Гермиона взяла бинокль, широко улыбаясь и дрожа от предвкушения.

13 августа; 20:05

Малфой погрузился в размышления: лезвие по-прежнему обтесывало палку, но без особого успеха, а будто лишь для создания видимости. До Гермионы доносился этот повторяющийся звук, так что она оторвалась от своей миниатюрной книги и посмотрела на Малфоя. Иногда, когда подготовка к ночлегу была уже завершена, а Малфой не замечал её внимания, она видела, как его тело словно деревенело в задумчивости. И если она ловила нужный момент, то обнаруживала на его лице шокированную отстранённость, присущую людям, пережившим природную катастрофу или всё потерявшим.

А потом она поняла, что Малфой действительно всё потерял — по крайней мере, почти всё. Наверное, у него имелись дом, деньги, родители, но интересно, что ещё его ждало? У него было растение — хотя бы надежда на его обретение, пусть Гермиона так и не выяснила, зачем оно ему нужно. В этом вопросе она ему не доверяла. Он явно хотел заполучить его ради какой-то личной цели, но вот в чём она заключалась, оставалось загадкой. Гермиона сомневалась, что Малфой собирался попытаться захватить мир или выкинуть нечто подобное, но ей казалось, что он мог всё погубить. Мог непреднамеренно испортить что-то важное и погрузить мир в хаос. Силе Флоралиса доверять было нельзя — не тогда, когда речь шла о многих людях.

Возможно, расскажи он ей… Возможно, она бы дала ему маленький листочек. Просто в память о пережитом за время путешествия и в качестве признания всех тех смертельных опасностей, в которых они друг другу помогали. Но сначала ему придется всё рассказать. Интересно, хотел ли он отправиться обратно в прошлое и что-то в нём поменять? Или перенестись в будущее на тысячу лет вперёд, когда минуют десятилетия после якобы кончины последнего Малфоя — в то время, когда никто не будет знать его имя. Когда у него становилось такое выражение лица, Гермионе казалось, что он мог решиться на такой поступок — будто он думал о прошлом, и эти воспоминания всё ещё приносили боль.

В такие моменты Гермиона не могла отвести от него взгляд. Было время, совсем недавно, когда она была бы рада увидеть такое. Теперь же ей было просто… любопытно. Очень-очень любопытно.

========== Часть двадцать вторая ==========

14 августа; 16:45

— Да ты просто издеваешься.

Пещера находилась в скале на высоте пятнадцати метров над землёй; склон был почти отвесным. Туда можно было только вскарабкаться, и это было вовсе не то карабканье, когда Гермиона, пригибаясь, шагала по крутым каменистым склонам. Тут требовалось хвататься за камни и расщелины, нащупывая ногой верное место, и лезть.

На скале виднелось несколько выступов, но лишь один из них располагался так, что его можно было использовать для восхождения. Метрах в пяти от земли подъём был попроще: по мере приближения ко входу в пещеру стена плавно изгибалась, удобных валунов и выемок становилось больше. Тем не менее первые пять метров казались непреодолимыми — за самый большой выступ можно было зацепиться только двумя пальцами, а в самую глубокую щель — просунуть лишь большой палец ноги. Подняться на пять метров по отвесной, почти гладкой скале им бы никак не удалось.

— Это невозможно.

— Не совсем, — Малфой поднял глаза к ветвям, нависшим над их головами, и Гермиона проследила за его взглядом; осмотрев толстые сучья и обвивавшие их лианы, она снова уставилась на скалу. — Если мы залезем на дерево…

— И что потом? Перепрыгнем на выступ?

Он дёрнул плечом.

— После этого нам придётся подняться ещё примерно на пять или шесть метров, но…

— Ни за что. Ни. За. Что. Я не обезьяна. И не Тарзан.

— Как пожелаешь, — потерев руки, Малфой направился к стволу.

— Ты убьёшься. Там…

— Подниматься с того уступа будет проще, — подтянувшись, он залез на ветку и ухватился за следующую.

— Там же камни, на которые встанет лишь большой палец! Если хоть один из них сдвинется…

— Как знаешь, Грейнджер.

Гермиона набрала в лёгкие воздуха и, глядя на стену, задержала дыхание. Эти пять метров были не таким уж непреодолимым препятствием, при условии, что ни один камень под их весом не шелохнётся и они не рухнут на землю. К тому же, чтобы забраться в пещеру, им придётся подтянуться, что тоже будет не так-то просто.

Она должна была это сделать. Гермиона не могла позволить Малфою отправиться туда в одиночку — вдруг в пещере он столкнётся с магией, найдёт Флоралис или подсказку, где искать растение? Ей совершенно не нравилась эта идея. Без палочки, страховки или чего-нибудь мягкого на дне. Хотя ей приходилось иметь дело кое с чем и похуже. Каменная стена была сравнима с… укусом жука. Да, укус насекомого. Раздражает, но ничего серьёзного.

Сунув в карман перед началом подъёма тяжёлый камень, Гермиона перекинула за спину сумку, чтобы та вдруг, качнувшись, не нарушила равновесия. Тем временем Малфой подёргал, проверяя на прочность, свисающую с ветки лозу и повис на ней. Хорошо, что он собирался прыгать первым — Гермиона предпочла бы оказывать помощь, а не страдать от переломов.

Малфой обмотал лозу вокруг руки и удостоверился, что держится крепко; при этом вид у него был несколько встревоженный. Расстояние между скалой и веткой было небольшим, но, оказавшись над уступом, стебель надо было выпустить. Если Малфой помедлит, то врежется прямо в стену. А если разожмёт руки слишком рано — рухнет с высоты десяти метров.

Гермиона отмахнулась от последней мысли, не желая задумываться о том, что же отделяет их благополучие от увечий. Дерево качнулось, Гермиона удивлённо пискнула и крепко вцепилась в ствол — Малфой пробежал по ветке над её головой и оттолкнулся. Задержав дыхание, она увидела, как его ноги мелькнули в листве; раздался глухой удар, и она зажмурилась. Малфоя отбросило обратно к дереву — врезавшись в ствол, он ухватился за ветки.

Яростно потирая лоб, он выругался сквозь зубы.

— Это…

Под его сердитым взглядом Гермиона замолчала. Малфой покрепче сжал лозу и снова толкнулся. Она опять услышала звук удара, но затем наступила тишина, а лоза вернулась пустая. Гермиона уставилась на неё широко распахнутыми глазами, не разрешая себе посмотреть с головокружительной высоты вниз, чтобы проверить, не упал ли Малфой.

— Малфой?

— Что?

Судя по голосу, он не сильно страдал от боли, и это было хорошо.

— Просто удостоверилась, что ты жив.

— Какая забота.

В ответе ей почудилась издёвка, но уверенности в этом не было.

Подтянувшись, она влезла на ветку, с которой прыгал Малфой. Ноги немного тряслись, но Гермиона взяла себя в руки и крепко ухватилась за сук над головой. Облизнув губы, она сухо сглотнула и поймала лозу. Если та выдержала вес Малфоя, то и под ней не порвётся. И раз уж это смог сделать Малфой — король планов отступления, — то и Гермиона справится. Ещё и получше него. Она сумеет перепрыгнуть с первой попытки и грациозно приземлится на краю уступа, едва шаркнув кроссовками.

«Ничего серьёзного, ничего серьёзного», — повторяла Гермиона, судорожно сжимая лозу. Она сделала глубокий вдох, напомнила себе о принципе «Если смог Малфой, то справлюсь и я» и начала разбег. Кроссовка соскользнула с ветки, и Гермиона попыталась оттолкнуться второй согнутой ногой, в результате чего с криком описала широкую дугу. Ссадины и заживающие раны болезненно натянулись; Гермиона врезалась спиной в дерево и ударилась о него головой. Перед глазами взорвались мелкие белые пятна; несясь обратно, она отчаянно молотила ногами по воздуху в поисках опоры. Гермиона задыхалась от боли, руки слабели; она стукнулась обо что-то пятками и тут же упёрлась ногами, и лоза перестала качаться.

Стоя на ветке, она заскулила; вцепившись пальцами в стебель, она наклонила голову и сделала несколько плавных вдохов, ожидая, пока боль утихнет. Это было вовсе не грациозно. Всё это было отвратительной затеей.

— Ты можешь…

— Заткнись, — перебила она, уверенная в том, что не желает слышать ничего из того, что бы хотел сказать Малфой. — Я чуть не умерла.

Он рассмеялся. На полном серьёзе. Он. Смеялся. Над ней. Видимо, Малфой не понимал, что ненормальные прыжки на лозе в метрах над жёсткой, твёрдой землёй могут закончиться чем-то вроде сломанной шеи или спины. Наверное, ему было комфортно летать по воздуху с одним лишь стеблем в руках — так же как было привычно парить, сидя на тонких ненадёжных предметах. Но Гермиона была из другого теста. Гермиона — это библиотеки, выцветший текст и пишущие перья. Она вовсе не была аборигеном из джунглей.

Приступ тошноты прошел, и Гермиона подняла голову. Руки так крепко стискивали лозу, что пальцы свело судорогой. Она стояла на той же самой ветке, с которой спрыгнула. Гермиона уставилась на неё так, словно в неуклюжем прыжке было виновато дерево, и сделала глубокий вдох, готовясь ко второй попытке.

Во время разбега кроссовка опять соскользнула, но Гермиона в прыжке отклонилась в противоположную сторону, выравнивая курс. Она полетела прямо, лихорадочно высматривая уступ. Она постаралась ускориться, предпочитая врезаться в стену, нежели упасть, но пара рук остановила её прежде, чем она успела принять хоть какое-то решение.

Замерев на расстоянии метра от стены, Гермиона судорожно вздохнула, когда чужие ладони поднялись от её коленей к бедрам. Она могла поклясться, что чувствует жар кожи Малфоя; он подтянул Гермиону так, что та наконец зависла над уступом и посмотрела вниз. Его лицо находилось чересчур близко к кое-каким частям её тела, но кажется, он не осознавал этого так отчетливо, как она сама.

Он поднял голову, и Гермиона уставилась на него, всё ещё болтаясь на лозе.

— Грейнджер, удобно? Хочешь остаться…

— Не урони меня.

Малфой замолчал, глядя на Гермиону с нечитаемым выражением лица; его ладони по-прежнему сжимали её бёдра. Она медленно глубоко вдохнула и ослабила хватку на стебле. Затем чуть вздрогнула — Малфой стиснул её крепче, проверяя, что она встала на край, — но без проблем приземлилась и почти выпустила лозу, желая как можно скорее покончить с этой ситуацией. Она пару секунд таращилась Малфою на грудь, затем подняла глаза и благодарно кивнула. Малфой отступил, убрав руки, и Гермиона, по-прежнему ощущая на коже его жар, вытащила из кармана камень.

— Чтобы вернуться, — пояснила она. Наклонившись, опустила лозу на выступ и придавила стебель камнем.

Малфой начал восхождение первым. С этого места стена казалась менее опасной: поверхность была достаточно наклонной, чтобы они не торчали столбами, а возможностей упереться и ухватиться было гораздо больше. Подъём по-прежнему вызывал ненависть — особенно в те моменты, когда приходилось смещаться вбок, чтобы не отклоняться от курса к пещере, и когда срывались вниз потревоженные булыжники и грязь. Из-под Малфоя тоже осыпалось немало камней — Гермиона чувствовала, как они падают ей на макушку и лоб. Дышать было трудно, а сердце колотилось в горле.

С тихим всхлипом она поскользнулась и крепко прижалась к скале, упираясь ногой ещё сильнее. В ответ на это Малфой наверху тяжело выдохнул.

— Если ты упадешь, я сначала осмотрю пещеру.

— Если ты на меня свалишься, никто не сможет осудить меня за ответную реакцию.

— Хочешь сказать, из тебя там, внизу, выйдет отличная подушка?

Она сердито уставилась на его зад и даже не сразу поняла, куда именно смотрит, затем покачала головой и продолжила карабкаться.

15 августа; 7:01

К моменту окончания осмотра пещеры, во время которого не было найдено ничего важного, стемнело. Они обнаружили лишь чей-то ботинок — вполне зловещее зрелище — но не представляющий из себя ничего особенного. Спускаться в кромешной тьме они не могли, поэтому в ожидании утра устроились на ночлег в нескольких метрах от входа.

Гермионе не знала, почему они улеглись так близко друг к другу: то ли потому, что заснули в пещере, то ли просто не обратили на это внимания.

Глядя на верхушки деревьев, окрашенные рассветом в золотой цвет, Гермиона спрятала зевок, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Красные, розовые и белые фламинго взлетели над кронами и, пока она за ними наблюдала, обогнули гору. День обещал быть жарким. Это было то утро, когда ты просыпаешься, ощущая на коже испарину, когда жара забивает горло, и даже глаза немного припекает. Пот скоро будет течь с неё потоком, но, по крайней мере, они по-прежнему шли вдоль ручья. И Гермиона могла бы… сунуть пальцы ног в этот скромный источник или сделать что-то в этом роде. Фламинго пролетели над каким-то серым пятном, видневшимся за деревьями, и её взгляд тут же метнулся к нему. Гермиона подалась вперёд, словно несколько миллиметров могли помочь рассмотреть то, что находилось в милях от неё.

— Я думаю, это дым.

Она повернулась к Малфою — тот перестал копаться в сумке и поднял голову. Гермиона кивнула в сторону деревьев, и он перевёл на них глаза.

— Но он хотя бы виднеется в противоположной стороне от нашего пути. И если они тоже идут сюда… нас разделяет некоторое расстояние.

Он хмыкнул, и они оба уставились на клубящийся в отдалении дым.

12:28

Когда Гермионе бывало по-настоящему жарко, часть неё хотела схватить волосы в кулак и отрезать их. Просто отсечь всю копну, ведь Гермиона не сомневалась: под такой гривой потеет даже мозг. Как бы там ни было, какой там шёл месяц? Июль? Август? Они так долго здесь бродили, что казалось, будто уже наступил декабрь — но вряд ли тогда на островахпекло бы так сильно.

Гермиона сердито почесала руку — дневная жара в сочетании с повысившимся от ходьбы давлением провоцировала зуд. Пытаясь охладиться, она поливала себя водой, но это действовало пару минут от силы, а потом нагревшаяся одежда превращалась в замоченные в кипятке тряпки. Тогда Гермиона принялась выжимать одежду и отчаянно обмахиваться, стараясь дышать сквозь удушливую влажность. Она не сомневалась, что ещё чуть-чуть и начнет таять — вот уж худшая шутка про ведьму.

Малфой остановился и опустил в холодный ручей футболку. Он снял её несколько часов назад, и Гермиона вынужденно оказалась свидетелем такой несправедливости. Вот почему она сверлила взглядом его спину во время пути — из-за несправедливости. Как же ему повезло, что, вспотев, он просто мог стянуть с себя футболку. Она и сама подумывала об этом, но тут же отбросила эту идею, теперь, впрочем, рассматривая её всерьёз. Если она будет держаться позади и сможет…

Он повернулся к ней с нечитаемым выражением лица, набросил влажную футболку на плечи, откинул волосы и перевёл взгляд повыше. Он нервничал из-за тех, кто скрывался за дымом — так же, как и она сама. Когда Малфой переживал, то редко заговаривал об этом, но Гермиона могла распознать волнение по тому, как он переставал барабанить пальцами, а его лицо каменело. По большей части он молчал, и иногда Гермионе приходилось дважды повторять свои слова, чтобы он отреагировал.

Из-за жары они продвигались медленно, но им нужно было сохранять дистанцию с теми, кто оставался позади.

16 августа; 3:39

Они шли глубокой ночью, натыкаясь на деревья и ветки: использовать фонари они не решились, боясь выдать свое местоположение. Малфой плёлся позади, сама Гермиона устала до смерти, но они продолжали шагать.

11:29

Гермиона поровну разделила рыбу, сдвинув кусочки к разным бортикам жестянки. Ночью ручей превратился в реку, и теперь Малфою стало труднее рыбачить, но удача ему всё же улыбнулась. Малфой наколол на нож один из кусков и со зловещим видом поднес его ко рту. Суровость вкупе с отросшей бородой и усталыми глазами дополняла образ. Гермиона надеялась, что он вскоре побреется. Она привыкла к короткой щетине — времени и принадлежностей для ежедневного бритья не было, — но постепенно ситуация начала выходить из-под контроля и всё больше напоминала те дни, когда Малфой слегка поехал крышей. Гермиона знала, что бритье лезвием — дело непростое, она сама на днях чуть не срезала с ноги лоскут кожи, но с бородой надо было что-то делать.

— Думаешь, это Билл?

Занятый рыбой Малфой ответил не сразу.

— Нам не следует разделяться, кроме случаев крайней необходимости.

— Согласна.

До тех пор, пока он не собирался снова следовать за ней во время туалетных пауз. Гермиона была уверена: приемлемой дистанцией в таких случаях будет такая, на которой они не смогут друг друга видеть, но будут слышать — её мычание и его водопад. Более длительные отлучки стали совсем неловкими, и…

Она посмотрела на него, потом перевела взгляд на свою грязную потную кожу. Это могло обернуться проблемой.

17 августа; 19:44

Малфой стянул футболку через голову, отбросил её за спину на берег, и потянулся к пуговице на штанах. Большие пальцы прошлись по коже вдоль полоски волос, уходящей ниже, и скользнули за пояс — живот равномерно поднимался и опадал, пока Малфой расстёгивал пуговицу. Он оглянулся на Гермиону, и та резко отвернулась — уставившись на воду, она почувствовала, как жар заливает лицо. Она много размышляла о плюсах и минусах совместных банных процедур и пришла к выводу, что делает из мухи слона.

Разделившись, они будут уязвимы для нападения, став более лёгкой добычей для человека или твари. Атаковать жертву проще, пока та занята мытьём и не оглядывается по сторонам ежесекундно, готовая выхватить нож. Гермиона предпочитала логику — держаться вместе было логичным и безопасным.

Им пришлось дождаться наступления сумерек, чтобы, с одной стороны, не быть на виду на солнце, а с другой, не мыться в темноте, в которой мог кто-то подкрасться. Гермиона не собиралась раздеваться полностью — она рассчитывала остаться в трусиках и лифчике, а эти предметы гардероба Малфой уже видел. Пусть и не на ней — по крайней мере, уж не больше лямки на спине, — но она сомневалась, что Малфой стал бы к ней приглядываться. Ранее он предельно ясно дал понять, что именно думает о её непривлекательности. Нынешняя ситуация была сродни облачению в купальник на людях, хотя Гермиона никогда не носила такую одежду в присутствии Малфоя и никогда не выбирала модели типа бикини. Вряд ли он что-нибудь ляпнет, а даже если и так, Гермиона всегда могла врезать ему палкой.

Она подняла голову — Малфой уже заходил в воду — и быстро расстегнула джинсы, стянула их к щиколоткам и отбросила в сторону, чувствуя себя при этом будто на подиуме — она стояла всего в нескольких метрах от него в одних лишь трусиках и футболке. Гермиона торопливо зашла в воду, не смея поднять глаза на Малфоя, словно тот мог почувствовать её взгляд и повернуться. Пройдя на глубину, где вода дошла до груди, она повернулась к Малфою спиной и стащила футболку.

Гермиона отбросила её на берег, намереваясь заняться стиркой тогда, когда она сама, чистая и сухая, завернётся в простынь. Она открыла маленькую бутылочку шампуня, но заслышав позади всплески, навострила уши. Гермиона быстро оглянулась — Малфой обнаружился неподалеку, в нескольких метрах от неё, резинка его белья виднелась прямо над уровнем воды. Его руки двигались так, словно он, склонив голову, тёр торс или отвинчивал колпачок пузырька с шампунем. Гермиона стремительно отвернулась, нагнувшись, окунула волосы в воду и покрутила головой, чтобы все кудряшки хорошенько намокли. Она никогда прежде не замечала за собой подобной привычки и, лишь задумавшись о том, что Малфой мог обернуться, обратила на неё внимание.

Боже, вот стыдобища. Сначала он стоял рядом, пока она пѝсала, а теперь мог узнать о её банных привычках. О них не знал никто — о некоторых из них она сама не имела понятия. Гермиона вскинула голову, выплюнула попавшую в рот воду и приступила к мытью волос. Интересно, как мылся Малфой? Ему было гораздо проще, чем ей. Начинал ли он с кожи, постепенно переходя к волосам? Или просто выливал шампунь на макушку, а затем размазывал его? Именно этим он сейчас и занимался? Она представила, как длинные пальцы взбивают пену на голове… Зачем она вообще об этом думала?

Убедившись, что волосы достаточно чистые, Гермиона развернула мыло и подняла из воды ногу. Обычно во время этой процедуры Гермиона почти каждый раз падала, не сильно заботясь о равновесии, но сейчас очень старалась не рухнуть. Ей совсем ни к чему был громкий всплеск, которой бы привлёк внимание Малфоя. Она прошлась бруском по всему телу, покраснев, засунула ладонь в трусики, затем, повернувшись боком на случай, если Малфой оглянется, приступила к мытью ягодиц. Она не собиралась игнорировать определённые части тела только лишь потому, что он находился поблизости.

Она убеждала себя не подглядывать, хотя с такого ракурса сделать это было очень легко. Обычно у Гермионы не возникало проблем с обузданием любопытства, но, видимо, не в этот раз. Со стороны Малфоя раздался всплеск, и она скосила глаза, чуть повернув голову. Увидев, что Малфой, стоя вполоборота и намыливая грудь, исподтишка на неё поглядывает, она тут же отвела взгляд. Уставившись в воду, Гермиона заморгала, чувствуя прилив смущения от того, что её внимание не осталось незамеченным. Наверное, он успел открыть шампунь или просто слишком долго возился с мытьем.

Гермиона повернулась к нему спиной и намылила живот. Она прислушивалась к раздающимся позади звукам, гадая, какой же частью тела сейчас занят Малфой. Любопытство разгоралось с каждой секундой, и, моя шею, она снова ему поддалась. Гермиона повернула голову, притворившись, что ей надо поудобнее изогнуться, хотя вряд ли Малфой купился бы на такое. Это как зевнуть и потянуться, чтобы взглянуть на сидящих за спиной людей, которые всё прекрасно понимают.

Малфой намыливал предплечья, и пена бежала по его плечам, груди и рукам. Гермиона проследила взглядом поток пузырьков, скользящих по его телу, и подняла глаза. Малфой её рассматривал — Гермиона было замерла, но потом сердито уставилась на него, игнорируя тот факт, что заметила это только лишь потому, что и сама за ним подглядывала. Не поднимая глаз, он неспешно её изучал. Щёки Гермионы вспыхнули румянцем; чувствуя, как под его взглядом по спине сползают хлопья пены, она боролась с желанием окунуться. Она ждала, что Малфой скажет что-нибудь едкое по поводу её вполне обычной и совершенно нормальной спины, но он молчал. Его взгляд замер на одном месте, и Гермиона осознала, что ушла с глубины, и теперь её попа виднелась над водой.

Она отступила так, что вода оказалась на уровне поясницы, и Малфой поднял глаза. Гермиона уставилась на него в ответ, рассчитывая, что он отвернётся, но он не отводил взгляд. Она поймала его на подглядывании лишь потому, что подглядывала сама, и он наверняка это понял. В течение нескольких долгих секунд они смотрели друг на друга, и сердце Гермионы сбилось с ритма; отвернувшись, она нырнула, чтобы смыть пену.

Ополоснувшись, она прислушалась к доносящемуся из-за спины шуму и завернула обмылок. Покосилась на отставленную на берегу сумку, обрывок простыни, который служил полотенцем, и на целое полотнище, в которое она заворачивалась. Гермиона не продумала этот момент — точнее, продумала, но не предугадала, что внимание Малфоя вызовет проблемы.

Возможно, никакой проблемы и не существовало. Они оба обменялись парой взглядов, вот и всё. Может, он и пялился на её попу пару секунд, но… он ведь не отпустил никакой шпильки и не выказал снисходительности. Хотя его поведение и казалось странным, он, по крайней мере, не нашел в её спине ничего плохого. Гермиона не понимала, почему ей делалось так приятно от этой мысли, но он был мужчиной, и это было… мило. Пусть даже он и не должен был подглядывать. Гермиона отмахнулась от того факта, что и сама за ним наблюдала, а образы, отказывающиеся исчезать, были… Секция «Как отвратительно соврать» нашлась совсем рядом. Фантастика. Просто фантастика. Теперь она ещё и слышала в голове его голос.

Гермиона быстро подошла к кромке реки, выбралась на берег и по пути к деревьям подхватила сумку. Не оглянуться было невозможно — он снова смотрел на неё. Гермиона прижала холодную руку к горячей щеке и скрылась за деревьями. Когда несколько минут спустя она оттуда выбралась, Малфой стоял у берега спиной к ней и с остервенением отстирывал одежду.

18 августа; 17:53

— Ты готова?

Гермиона вздрогнула, услышав первые слова, сказанные со вчерашнего дня. Да, ей тоже было немного неловко после прошлого вечера, но она хотя бы сумела признать своё желание закрыть тему и забыть о произошедшем, болтая о разных глупостях. Тишина совершенно не помогала забыться. Косясь на Малфоя, она каждый раз видела хлопья мыла, сползающие по его коже, и взгляд, блуждающий по её спине. Гермиона старалась думать о дюжине разных вещей, но Малфой оставался в её мыслях с таким же постоянством, с каким маячил перед носом.

Она взглянула на банановое дерево и кивнула, достала охотничий нож и бросила сумку на землю. Ступив на протянутые ладони, она схватила Малфоя за плечо и почувствовала напряжение его мышц, когда он её поднял. Может, ей просто нужно сохранять дистанцию. В последнее время она слишком чутко на него реагировала, так что ей требовалось держаться от него подальше, чтобы вернуть здравомыслие. Вот только сейчас они никак не могли разделиться — она даже не могла отойти так, чтобы слышать его, но при этом не видеть.

Похоже, Вселенная была настроена против Гермионы.

19 августа; 10:01

Гермиона встревоженно вскрикнула: её импровизированное копьё задело рыбий бок, добыча яростно извернулась и уплыла. Кровь шлейфом следовала за раненой рыбой, растворяясь в воде. Гермиона снова взвизгнула и, вскинув руки, бросилась вдогонку, стараясь не упускать из вида белые чешуйки. Она не представляла, как именно собиралась помочь в случае поимки этой рыбы, но должна была попытаться. Может, она могла бы во что-то её завернуть или хотя бы прикончить несчастную, прекращая мучения, если бы ничего не помогло.

— Рыба! Рыбка! — начав звать её как домашнего питомца, Гермиона тут же захлопнула рот. Но она была в отчаянии! Она только что пронзила бедную…

Малфой начал смеяться, и Гермиона покосилась на него, ускоряясь по мере того, как рыба уплывала от неё. Они уже достигли глубины, и Гермиона, решившись на отчаянный рывок, нырнула. Она всплыла промокшая до нитки и без рыбы. Малфоевский хохот аккомпанировал чувству вины. Быстро отвязав перо от палки, Гермиона швырнула ею в Малфоя, но промахнулась на несколько метров, а он даже и не подумал заткнуться.

20 августа; 12:38

— Я решила, что не выбрала бы бессмертие.

Малфой посмотрел на Гермиону: морщинка между бровями явно свидетельствовала о том, что он не понимает, о чём она говорит.

— Ты спросил меня, хотела бы я жить вечно, если бы мои любимые люди тоже обрели бессмертие. Я решила, что нет.

Она ждала, что он поинтересуется почему, превратив её монолог в общение. Но Малфой молчал, так что она дала ему ещё пару секунд, на случай, если он старался собраться с мыслями для ответа. Тишина. Гермиона покосилась на него: неужели он до сих пор не вспомнил, о чём они говорили? Тогда она сказала, что не знает. Но Гермиона ограничивалась таким ответом, только если под рукой не находилось подходящей книги или нельзя было прийти к конечному мнению — то есть очень редко.

— Я решила, что не хочу этого потому, что чем меньше времени у тебя есть, тем меньше ты ценишь то, что имеешь. Мир вокруг. Вдруг ты в кого-нибудь влюбишься? Большинство людей не могут прожить отведённый век, что уж говорить о вечности. Скольких ты потеряешь из-за того, что уйдёшь? Кем я стану, прожив миллион лет? Люди меняются — и у меня будет то же тело, но с десятком разных личностей.

— Ты хотя бы признаешь, что сбрендишь однажды, — пробормотал он.

Гермиона терпеть не могла, когда люди так делали: отпускали незначительные комментарии, полноценно не присоединяясь к разговору.

— Всё устаревает. Эмоции, красота, хобби. Кого заботит, насколько красивы цветы этим летом, если их можно увидеть ещё тысячи раз — каждое лето, всегда.

— Так и есть. Большинство людей не сидит и не глазеет на дурацкие цветы.

— Это просто пример. Я имела в виду приятные моменты.

— Моменты? Ты…

— Да, знаешь, те моменты, когда происходит что-то важное или которые вызывают хорошие чувства. Или просто отделяют сегодняшний день от завтрашнего. Как вот этот.

Малфой повернул к ней голову; Гермиона посмотрела на него и поправила норовящую сползти с плеча сумку.

— Грейнджер, ты дорожишь проведённым со мной временем?

В ответ на его веселье она закатила глаза.

— Я хочу сказать, что подумаю об этом завтра. Подумаю об этом и скажу: «Да, таким был вчерашний день». Но время не всегда течёт именно так — завтра, вчера. Мы мысленно меняем время. Располагаем события в порядке их значимости. Согласно моментам, которые мы ценим и которые делают наши жизни важными и особенными. Вечная жизнь — сколько из этого ты запомнишь? Пройдет сотня лет, и ты позабудешь об этом — о нашем нынешнем путешествии. И оно больше не будет иметь никакого значения. Зачем жить вечно, если ты даже не запомнишь бóльшую часть своего бытия?

— Грейнджер, никто не помнит всю свою жизнь, — проговорил Малфой, словно это было само собой разумеющимся. — Те моменты, которые многое значат, которые важны для нашего существования, мы по этой причине и запоминаем. Потому что они были плохими, ужасными или, наоборот, принесли счастье. Потому что, помня их, ты счастлив. Но люди запутываются в настоящем, в создании новых воспоминаний и просто забывают помнить. Ты думаешь о конкретном эпизоде, может, дюжину раз за всю жизнь. Так где же разница между тем, чтобы о чём-то позабыть в столетнем возрасте, и тем, чтобы прожить этот момент заново, когда тебе стукнет двести?

Гермиона смотрела вниз, наблюдая за тем, как они шагают.

— Во мне, — она на секунду встретилась с взглядом с покосившимся на неё Малфоем. — Ты можешь никогда больше не пережить этот момент. Это же разные люди, разные обстоятельства. И если этот момент не важен, если ты не собираешь о нём помнить — тогда зачем он вообще нужен? Ты просто проживёшь разные жизни снова и снова, не помня тех, что были прежде. В этом нет ничего… определяющего. Ничего того, за что можно было бы ухватиться.

— Можешь вести дневник. Но полагаю, ты возразишь, что это просто слова, а скрытые за этими событиями эмоции утрачиваются.

— Именно.

— Почему ты перечитываешь книги?

— Чтение и жизнь — разные вещи. Пусть даже так и кажется не всегда, — в голове у неё возникла новая мысль, и она повернулась, случайно задев Малфоя локтем. Гермиона и не замечала, что они держатся настолько близко. — Прости. А вдруг мир конечен? Знаешь, однажды это произойдёт. Так что же случится, если Солнце или Земля взорвётся, если рванёт ядерное оружие? Никто не хочет присутствовать при конце света, а у тебя не останется выбора.

Малфой нахмурился, слегка наморщив нос; кончик его языка упёрся в нижние зубы.

— Если бы я обрёл бессмертие при помощи Флоралиса, я бы мог повернуть время вспять. Если бы конец света наступил в следующем году, я бы вернулся на год назад. Или на пятьдесят лет.

— Так ты станешь проживать снова и снова один и тот же отрезок? Теряя счет прожитым моментам, прошлым жизням, встреченным людям и всем своим воспоминаниям? Не имея времени, будешь просто существовать в самом финале вместе с миллиардами ничего не подозревающих людей? — он посмотрела на неё, и она покачала головой. — Это же невероятное одиночество.

Малфой медленно отвернулся и ничего не ответил.

21 августа; 18:04

Гермиона триумфально взвизгнула и бросилась к берегу, не обращая внимания на фонтан брызг, заливший футболку. Малфой вскочил на ноги возле костровой ямы, которую устраивал, и встревоженно повернулся, и тут Гермиона прыгнула на него. Она всего лишь собиралась показать ему своё копьё да, может быть, глупо улыбнуться, но он повернулся, а она бежала, охваченная воодушевлением. Воодушевление провоцирует множество вещей. Например, пляски от счастья, маниакальный смех или прыжки на Малфоя.

Застигнутый врасплох силой объятия, он отступил, его рука взметнулась и прижалась к её спине, скорее, в попытке сохранить равновесие, чем в ответном движении. Гермиона счастливо повизгивала ему на ухо, обхватив за шею, стиснув его футболку в одном кулаке и потрясая вторым, с зажатым копьём.

— Я поймала одну! Не очень большую, но я её поймала. Даже поверить не могу, что мне потребовалось столько времени, чтобы в этом разобраться. Всё дело в запястье, честно. Своего рода бросок… — стоило Гермионе увидеть удивлённое, застывшее выражение лица Малфоя, как румянец воодушевления померк. Она медленно опустила ноги.

Гермиона поморгала; жар, вызванный отнюдь не счастьем, залил ей лицо. Драко Малфой был совсем не тем человеком, кого можно было бы обнимать — по крайней мере, ей. Судя по тому, как он внимательно рассматривал что-то за её плечом, он вообще едва ли знал, что такое объятия. Гермиона не понимала, что заставило её броситься на него, словно на однокурсника после победы Гриффиндора, но на его лице читалась явно не дружеская радость. Она не заметила отвращения или неприязни, но он замер статуей и не спешил встречаться с ней взглядом.

Гермиона отпустила его шею, и рука оказалась зажата между телами. Его ладонь скользнула по её спине и пропала. Гермиона ожидала, что Малфой тут же отступит, но он не сдвинулся с места. Она взглянула в серые глаза, на ничего не выражающее лицо и откашлялась.

— Я, э… поймала рыбу.

Он кивнул.

— Я так и понял.

Проследив за его взглядом, Гермиона посмотрела на острие копья и удивлённо пискнула.

— Ой-ёй. Должно быть… О, она дёргается вон там и…

Гермиона шагнула к своей сумке, но Малфой успел первым — рукоятка его ножа легла ей на ладонь. Она положила копьё на землю, взяла нож и, пробормотала благодарность, избегая его взгляда.

22 августа; 14:22

Когда она уберётся с этих островов, то отправится в город. Абсолютно ровный город, в котором самыми высокими препятствиями будут бугры на асфальте. Даже холмов… Нет, она в состоянии справиться с холмами. Она могла бы, как в детстве, взбираться на них на велосипеде и спускаться с другой стороны, говоря себе, что подъём того стоит. Но горы исключались однозначно. Гермиона повторяла себе снова и снова, что карабканье по ним стоит Флоралиса, но потом глаза начинало щипать от пота, мускулы готовы были порваться, а в лёгких ощущалась нехватка кислорода. Разумеется, цветок того стоил, но сложно было убедить себя в этом, буквально умирая.

— Никогда не буду чувствовать вину за отсутствие занятий спортом на всю оставшуюся жизнь. Я буду с радостью читать и лениться — конечно, не на работе — и плевать я хотела на всё остальное. Абсолютно на всё. После вот такого.

— Прекращай болтать, если дыхалки не хватает. Твой голос похож на голос жирного педофила.

— Что? Ка… — Гермиона осеклась и рассмеялась: Малфой споткнулся о камень и, повернув голову, сердито на неё посмотрел.

Гермиона захохотала, несмотря на нехватку воздуха, и вскоре начала хрипеть, борясь с гипервентиляцией. Гипервентиляция, спровоцированная смехом, должно быть, убийца счастливых людей номер один.

Малфой остановился, Гермиона последовала его примеру, издавая звуки, похожие на крики осла. Гибрид гиены и осла — вот кого она напоминала. Ослогиена. Малфой голодным гепардом дернулся в её сторону, и Гермиона отшатнулась.

— Я этого не делала! Ты не можешь… — она развернулась, отступая вдоль стены вверх вместо того, чтобы спуститься и сдать позиции. Она замахала руками, и смех стих. Малфой рванул с места, и Гермиона бросилась бежать.

— Прекрати! Я берегу силы! Берегу силы!

Он преследовал её, а она пыталась сберечь свою жизнь. Малфой загнал её на самый верх — они оба хватали ртами воздух, но Гермиона опять начала смеяться.

20:12

Малфой что-то вырезáл, полностью сосредоточившись на зарубках, которые ставил на палке. Он повернул поделку в руке, и Гермиона наклонилась поближе, прищурив глаз и внимательно всматриваясь.

— Это что, пингвин?

Малфой ответил ей злобным взглядом.

23 августа; 13:35

Гермиона не испытывала такой сытости с тех пор, как они ужинали с гостеприимным семейством. Они обнаружили небольшую долину, в которой росли грушевые и оливковые деревья, и после тщательных проверок, убедившись в отсутствии ловушек, Гермиона наелась до отвала. Она так набила желудок, что теперь лежала на земле, пялясь в небо и пытаясь переварить пищу. Малфой отпустил комментарий по поводу её прожорливости, но сам развалился в метре от неё и тоже поглаживал свой живот. Гермиона к подобному не привыкла, у неё разболелись внутренности, но ей было так хорошо.

— Помнишь, мы разговаривали о лесных людях? Которые однажды вышли из леса?

— Ага.

— Интересно, работает ли это в другую сторону? Дичают ли люди, слишком долго прожившие в дикой природе? — Она поймала его взгляд. — Что?

— Я могу застрять здесь хоть на пять лет, и ты всё равно не увидишь, как я превращаюсь в животное.

— Но именно ты продолжаешь твердить о каннибализме.

— Голод — это другое, — его взгляд медленно прошёлся от её лодыжек до глаз. И Гермиона, поёрзав, положила руки на живот. — Продолжай откармливаться для меня.

Фыркнув, Гермиона повернула к нему голову. Рука Малфоя двигалась под футболкой, приподнимая ткань так, что было заметно мерное движение живота и виднелись гладкая кожа и полоска золотистых волосков, тянущаяся от пупка. Он почёсывался, оставляя белёсые следы. Гермиона слышала шорох волосков под обломанными неровными ногтями, как тогда, когда Малфой скрёб заросшее лицо. Он побрился вчера перед тем, как уйти от реки и начать подъём на гору, и ей нравилось опять видеть линию его подбородка.

Его пальцы замерли, и Гермиона подняла глаза, переведя взгляд ему на грудь. Кажется, его дыхание ускорилось или это живот двигался медленнее по сравнению с грудной клеткой. Она разглядывала Малфоя пару секунд, а затем вскинула глаза — он смотрел прямо на неё. И на лице у него блуждало странное выражение, в котором, впрочем, отчетливо читался вопрос. Гермиона, пойманная на подглядывании, вспыхнула и отвела глаза, постаравшись сделать вид, что она просто оглядывала окрестности, а живот Малфоя оказался лишь одним из объектов созерцания.

— Думаю, на тебе я бы прожила целый месяц, — заявила она на случай, если Малфой не купился на её уловку.

— Ну, если ты снова не одичаешь и не будешь пытаться меня изнасиловать…

— Чт… Как… Что? Я не…

— Ты меня оседлала, облизала шею и продвигалась однозначно вниз, — он усмехнулся. — И каковы же были твои намерения?

— Не такие! Я следовала за биением твоего сердца! — Гермиону по-прежнему ужасало то, как её рот наполнялся слюной от желания сожрать Малфоя.

— Биение моего сердца? — он вскинул брови, и его ухмылка превратилась в волчий оскал. — В моём теле имеется масса мест, где бьётся пульс. И что же тебе говорила твоя дикая натура? Каким было твое животное желание?

Гермиона прищурилась.

— А почему ты хочешь это знать?

Он пожал плечом.

— Ты меня облизала. Думаю, это дает…

— Тебя облизала магия.

Малфой хмыкнул и, судя по звукам, опять почесал живот.

— Я вполне уверен, что это был твой язык. Твой…

— Если ты не заткнёшься, я ведь могу и закончить начатое. Я…

— Неужели? — он привстал на локтях. — Грейнджер, расскажи, как…

Гермиона перекатилась, поднялась на ноги и прыгнула на Малфоя. Она потянулась к ножу, лежащему у его талии, но он перехватил её ладони. Она всем весом рухнула на него, и резкое дыхание опалило ей лоб. Гермиона попыталась извернуться, чтобы зафиксировать запястья Малфоя, но тот держал её чересчур сильно. Она согнула руку, рывком высвободилась и соскользнула, чтобы поднять с земли палку. Но Малфой помешал осуществлению плана, и сам, приподнявшись, потянулся за палкой, которую Гермиона всё же вырвала. Она замахнулась, однако Малфой умудрился перехватить удар.

Подавшись назад, Гермиона пыталась высвободить вторую руку и вывернуть оружие из хватки противника. Но Малфой, крепко держась, привстал, выкрутил у неё из пальцев палку и перевернул их обоих. Пока Малфой отбрасывал палку, Гермиона потянулась за ножом, но была поймана — обе её руки оказались над головой, прижатыми к земле.

Малфой навис над ней, они оба тяжело дышали, и его дыхание раздувало выбившиеся пряди её волос. Гермиона всмотрелась в тёмную радужку со светло-серыми и голубыми вкраплениями.

— Что это сейчас было? О том, чтобы закончить начатое?

Его взгляд скользнул по её носу, рту, линии челюсти и дальше к шее. Он вскинул глаза, затем повернул голову. Чужое дыхание опалило Гермионе щёку, подбородок, горло, и она дёрнула плечом от щекотки. Малфой опустил голову ещё ниже, подталкивая Гермиону носом. Она отвернулась, совсем немного, и, уставившись на плечо Малфоя, затаила дыхание.

Она чувствовала как чёлка Малфоя скользит по коже, вызывая дрожь, лишь усилившуюся от его рычания. Глубокий рокочущий звук — Гермиона могла поклясться, что ощутила вибрацию и горячее влажное дыхание. Горло перехватило. Малфой обнюхивал её, его плечи двигались в такт вдохам, пока он вёл носом по ее шее.

— Что было потом?

Он не повернул головы, а Гермиона знала, что последовало дальше. Смутно могла припомнить вкус его пота на языке. Её дыхание сорвалось, сердце бешено застучало, и она глубоко вдохнула, лишь сильнее прижимаясь к его груди.

— Я, э… — её голос звучал хрипло, крайне хрипло.

Малфой сместился, устраиваясь слишком близко и мешая сохранять ясность мышления. Гермиона мелко дышала, и, лежа в таком положении, он наверняка это чувствовал. Она тоже ощущала его дыхание: то, как прижимается его живот, как обдаёт шею воздух. Возможно, он слышал её яростное сердцебиение — рот Малфоя находился чересчур близко к бьющейся жилке. Ей нужно было выбраться из-под него. Ей нужно было прочистить мозги.

Оттолкнувшись ногами и подавшись вперёд, Гермиона перевернула их и легко выбралась из слабого захвата. Приподнявшись, она втянула в лёгкие воздух и вытащила из кармана перо. Учащенно дыша, занесла оружие над плечом Малфоя.

— Думаю, вот это. Если ты не хочешь, чтобы я…

Гермиона, задохнувшись, оборвала себя на полуслове: Малфой вытянул руку, и кончики пальцев, едва коснувшись её челюсти, согнулись, а ногти мягко царапнули кожу. Он немного подался вперёд и взглянул прямо на Гермиону. Она смотрела на него, широко распахнув глаза, и — вероятно — совсем немного дёрнулась ему навстречу. Он приподнялся ещё повыше, и его пальцы коснулись её уха, дотронулись до скулы.

Гермиона облизала губы; он погладил её челюсть, а большой палец надавил на подбородок. Ожидая совсем другого, она отклонила голову назад и вбок и теперь озадаченно рассматривала деревья. Малфой выпрямился, обдав её кожу дыханием, и вдруг что-то горячее и влажное прижалось к горлу. Кожа покрылась мурашками, рот приоткрылся: он лизнул её шею до самой челюсти.

— Или… Да-да… Могло быть и так, — выдавила Гермиона и закрыла глаза: её слова звучали слишком глупо, впрочем, вполне соответствуя моменту: она совсем потеряла способность соображать.

Гермиона сейчас осознавала лишь то, что её ладони сжимали его плечи, на горле подсыхала влажная полоска, а у челюсти чувствовалось горячее дыхание Малфоя. Она рвано выдохнула, его рука скользнула к её шее, большой палец замер у основания горла. Она не понимала, чей именно пульс стучит так громко, но чувствовала на языке его вибрацию.

Уголок его рта коснулся её губ, и она наклонила голову, вниз и чуть в сторону, и прикрыла веки. Теперь Малфой дышал гораздо тяжелее, его грудь вздымалась в унисон с её. Он подвинулся, скользнув верхней губой по нижней губе Гермионы. Её пальцы впились в его плечи. Одной рукой Малфой зарылся Гермионе в волосы, а второй вытащил у неё из кулака перо. Пока он отбрасывал его, их губы дважды встретились, но вот, наконец, его рот крепко прижался к её.

Гермиона так резко задержала дыхание, что чуть не подавилась. Прихватив его верхнюю губу своими, она чуть потянула, отпустила и снова потянула. Издав горловой звук, Малфой в ответ втянул в рот её нижнюю губу. Колебания так быстро обернулись чем-то ослепительно ярким, что Гермиона совершенно утратила рассудок. Их рты яростно двигались, толкая, втягивая, изучая мягкость и вкус друг друга. Малфой прикусил её губу, обнял за спину, прижимая ещё крепче, и Гермиона запустила пальцы ему в волосы.

Пряди были мягкими, контрастируя с напором поцелуя. Гермиона притянула Малфоя ближе, и они стукнулись носами. Он лизнул трещинку на её губе, и она, задохнувшись, благодарно приоткрыла рот. Малфой заурчал, и Гермиона почувствовала касание языка; вытолкнув его, она скользнула ему в рот своим, задев зубы. Она ощутила мягкость губ, рельефную поверхность дёсен, но тут Малфой снова коснулся её языком.

Наверное, она слишком рьяно вцепилась ему в волосы, наверняка он и сам чересчур сильно сжал ей шею, но она этого не замечала. Голова кружилась, дыхание сбивалось, а в груди разливалась тяжесть. Гермиона слышала только шум собственного пульса в ушах, и стон, вырвавшийся у Малфоя, когда она на нём поёрзала. Он подался ей навстречу, и она, почувствовав твёрдость его тела, распахнула глаза.

Глаза Малфоя были закрыты, брови чуть сведены. Он прикусил кончик её языка, и Гермиона решила, что, наверное, не стоит сейчас прерываться. Вопреки всем сигналам разума происходящее было слишком хорошо, чтобы останавливаться, и Гермиона снова сомкнула веки. Язык Малфоя скользнул ей в рот, и она хрипло выдохнула, от чего его пальцы впились ей в спину. Их рты вели борьбу за лидерство, а языки сплелись в неистовой пляске.

Малфой чуть отстранился, но Гермиона не могла нормально вдохнуть, деля с ним одно дыхание на двоих. Рука на её спине напряглась: Малфой приподнялся и перевернул их обоих. Гермионе казалось, что она должна была возражать, но не могла вспомнить причину. Не успели они улечься, как Малфой вдруг дёрнулся и отпрянул.

Сбитая с толку, Гермиона удивлённо открыла глаза — он стоял перед ней на коленях и, тяжело дыша, смотрел на свою руку. Он сжимал предплечье ладонью, однако Гермиона сумела разглядеть красную линию, видневшуюся из-под кончиков пальцев. Пару долгих секунд она бездумно пялилась на него, стараясь подобрать слова и определиться с движениями. Щёки Малфоя разрумянились, губы ярко горели, волосы торчали в разные стороны. Всё это отнюдь не способствовало успокоению пульса или прекращению бури, имевшей место в животе.

Гермиона приподнялась, посмотрела на землю и схватила перо. Кончик блеснул на солнце красным, и она встретилась взглядом с Малфоем. Два, три, шесть выдохов; Гермиона заметила, что рука у неё дрожит.

— Я только… сумка, — она повернулась, встала на ноги и подошла к сумке за тканью и водой.

Они оба хранили молчание; Гермиона протянула Малфою всё необходимое, и он прижал тряпку к порезу. Вряд ли ранка была глубокой, травы ему не понадобятся. Гермиона облизала опухшие губы: это был один из тех моментов, когда любое движения казалось неправильным.

Малфой дважды откашлялся, они посмотрели друг на друга и отвели глаза.

— Нам пора отправляться в путь.

— Да, — согласилась Гермиона. Дорога. Ходьба — это то, что надо.

========== Часть двадцать третья ==========

24 августа; 16.00

Проблема игнорирования объекта, с которым ты был вынужден находиться рядом дни и ночи напролёт, заключалась в том, что уйти было некуда, а отвлечься — совершенно нечем.

Произошёл нелепый инцидент — они объелись фруктов, а эффект был как после обильного возлияния. Может, в плодах содержалось что-то типа… афродизиака. Или какой-то магии… Ладно, Гермиона отлично знала: в чём бы она себя ни убеждала, это было ложью. Фактом, истинным фактом оставалось то, что она поцеловала Драко Малфоя. И если уж Гермиона действительно собиралась быть честной с собой, то стоило признать: ей понравилось целовать Драко Малфоя. Её живот сжимался совсем не от тошноты, а сердце колотилось отнюдь не от страха — по крайней мере, причина крылась не только в этом. Пальцы и руки так и вовсе норовили прижать Малфоя покрепче.

И это было неправильно.

Происходившее не ощущалось неправильным, но в послевкусии, оставшемся на языке, эта самая неправильность чувствовалась. Потому что Гермиона Грейнджер не должна была целовать Драко Малфоя и получать от этого удовольствие. Она должна была оттолкнуть его, испытать приступ рвоты, приравнять его напор к атаке животного. И пусть поведение Малфоя и было малость… звериным, наверное, то же самое можно было сказать и о её собственной реакции. Проблема — одна из проблем — заключалась в том, что Гермиона больше не смотрела на него как на Малфоя. Того мальчика, на которого она бросала неодобрительные взгляды через Большой зал и которому судьбой было уготовано оказаться в другом лагере и попытаться её убить. Проблема заключалась в том, что он превратился в парня, на которого она бросала неодобрительные взгляды, шагая с ним бок о бок, и которому судьбой было предначертано её спасти, так же как и самой Гермионе — его. Лишь когда вы множество раз спасли друг другу жизнь, начинаешь судить человека по его нынешним поступкам, а не по прошлым. Вот тогда ты задумываешься, что как бы там ни было, но этот человек не настолько плох, насколько подразумевают совершённые им ошибки.

Возможно, случившееся и не должно было стать чем-то особенным. Люди просто поцеловались — да они это делают ежедневно! Миллионы людей заняты этим прямо сейчас, вот в эту секунду, и вот в эту. Люди целовались с теми, чьих имен даже не знали, чьих лиц не могли вспомнить на следующий день. Целовались, взятые на слабо, движимые любопытством или по необходимости. Да, поцелуй был. Но это был всего лишь поцелуй. И он вовсе не должен был означать, что мир покачнулся или рухнул Гермионе на голову. Два человека поцеловались — вот так просто. Вот так сложно.

Гермиона не могла перестать пялиться на рот Малфоя. Не могла прекратить проигрывать тот эпизод в голове, вспоминать тепло его губ, движения языка, выдохи, те горловые звуки, что он издавал, его пальцы. Гермиона надеялась, что Малфой ничего этого не замечает.

25 августа; 9:01

— Надеюсь, дождя сегодня не будет.

О боже. Это было первое, что она сказала Малфою за почти два дня, и ляпнула именно про погоду. Ничто не предвещало дождя. У Гермионы не было ни единой причины поднимать данную тему, и Малфой это тоже прекрасно понимал. Он покосился на Гермиону — кажется, за эти два дня он впервые на неё посмотрел — и она часто заморгала, переводя взгляд с деревьев на землю.

Она не должна была так себя вести. Она должна была быть собранной, зрелой и уверенной. Да, уверенной в себе Гермионой, говорящей о погоде.

Малфой не ответил, а Гермиона сделала вид, что он её не услышал.

15:31

Волосы зацепились за ветку, и Гермиона зашипела — ничего не заметив и продолжив идти, она чуть не вырвала несколько прядей. Нахмурившись и уткнувшись взглядом в землю, Гермиона потянулась, чтобы распутать узел и очистить волосы от листьев и веток; лишь когда шаги Малфоя стали громче, она вскинула глаза. Он подошёл и протянул руку к её волосам. Гермиона уставилась на его подбородок, затем, видимо, чуть дольше нужного разглядывала его рот, и наконец подняла глаза выше. В прошлый раз, увидев, что она запуталась, Малфой лишь посмеялся — он как раз шёл следом и стал свидетелем отличного зрелища. Тогда он даже пальцем не шевельнул, чтобы помочь, и Гермиона потратила несколько минут, пока раздраженно тянула, распутывала и отрывала волосы.

Она так и не определилась: то ли помочь Малфою, то ли опустить руки, поэтому замерла, скрючив кисти между их телами, словно какой-то монстр. Подавшись вперёд, Малфой потянулся куда-то ей за голову, и костяшки, мазнув по футболке, упёрлись ему в грудь. Разобравшись с волосами, Малфой опустил глаза, и Гермиона посмотрела на него с робкой улыбкой, чего вот совсем не хотела делать! Робкие улыбки для него не предназначались, но она всё равно улыбалась, чуть приподняв уголки губ. Вскинув руку, она провела по макушке и убрала застрявший лист.

— Сп…

— Грейнджер, соберись. Я хочу убраться с этого острова.

Едва Малфой развернулся и пошёл прочь, как вежливость и признательность умерли в её в горле. Прищурившись, Гермиона уставилась ему в спину и с силой щёлкнула по листику, но тот лишь плавно спланировал перед ней. У Малфоя не было причин говорить с ней таким тоном. Если он злился из-за того, что произошло, — это нормально, но в случившемся не было её вины. Если потребуется напомнить, кто именно затеял эту историю с облизыванием, она это сделает. Люди не могут мыслить здраво, когда их шею лижут — наверняка это где-то доказанный факт. Если кого и можно было винить, так это его.

Гермиона хмыкнула, пригладила волосы и двинулась за быстро удаляющейся малфоевской спиной.

26 августа; 19:20

Малфой строгал, а она читала с биноклем. Единственными звуками вокруг были ставшие привычными шорохи леса, удары ножа и шелест миниатюрных страниц. Полчаса назад Гермиона заметила на себе хмурый взгляд Малфоя, но когда уставилась на него в ответ, тот вернулся к своей палке секунд через тридцать.

Гермиона и не представляла, что поцелуй сделает Малфоя ещё более замкнутым. Если раньше он был подобен крепости, то теперь вёл себя так, словно его вообще не существовало. Так, словно поцелуй с Гермионой являлся одной из тех Очень Страшных Ошибок, делать которые он был склонен. Может, это и было ошибкой, но Гермиона не могла понять, что же такого плохого крылось в поцелуе с ней. Не так уж кошмарна она была — во всяком случае, никто не жаловался. Что же до Малфоя… Гермиона полагала, что он издавал одобрительные звуки.

Может, он только сейчас осознал всю ненормальность происходящего — они двое, вместе, оказались в такой ситуации. Гермиона целыми днями напоминала себе о неправильности случившегося, но из этого не следовало, что она выбросила тот эпизод из головы. Это не означало, что она сумела убедить себя… сожалеть. Поцелуй с ним был подобен небольшому взрыву. В хорошем смысле. В очень хорошем, но он её напугал. Она так легко забыла о логике, потеряла всякий контроль; её сердце билось чересчур сильно. Гермиона и не предполагала, что такое вообще возможно. И совсем не думала, что отреагирует подобным образом.

Очевидно, это было каким-то неожиданным, ненормальным происшествием. Ей и в голову не приходила мысль о поцелуе с Малфоем — так уж просто вышло. Случилось, не было ужасным, нозакончилось. Им стоило вести себя по-взрослому и закрыть тему — полностью её проигнорировать, притворившись, что этого никогда не было. Вести себя так, как они и вели до того… эпизода, который никогда не случался.

Если Малфой изменил своё мнение — что ж, ладно. Либо же это было какое-то наваждение, которое никогда больше не повторится. В любом случае, он мог хотя бы сохранить приличия и прекратить её игнорировать. Она не собиралась бросаться на него, как только он откроет рот. Гермиона сердито уставилась на него — не настолько уж он был хорош.

27 августа; 4:02

Гермиона с усилием поднялась на ноги; не до конца проснувшись, она чуть пошатнулась. Вытащила из сумки средство для дезинфекции рук и повернулась к деревьям, походя оглянувшись на Малфоя. И удивлённо вздрогнула, увидев, что он смотрит прямо на неё. Подняв руку, она махнула ему. Махнула, вроде как «эй, я иду писать».

Гермиона покачала головой, сама себе диву даваясь. Какой же Малфой гад: просыпается от малейшего звука и смотрит ей вслед, пока она ковыляет в туалет. Она надеялась, что её мычание не даст ему заснуть.

12:48

Гермиона узнала реку, ту самую, от которой они ушли, чтобы подняться и обогнуть гору, и Малфой снова двинулся вдоль её русла. Она-то думала, что они наполнят бутылки, пересекут её и отправятся к новой гряде, но Малфой продолжал шагать. Гермиона ничего не могла знать наверняка — не она славилась любовью к лазанью по деревьям с биноклем, но, судя по мерному нисходящему течению, они от гор удалялись.

Гермиона озвучила свою мысль, в ответ на что Малфой медленно моргнул, уставившись на дерево, и только потом обернулся.

— Что? Мы покончили с горами?

Он издал звук, который мог означать что угодно. Неужели у него пропала способность формулировать предложения? После того дурацкого эпизода, сколь бы случайным тот ни был, Малфой опять стал роботом, но Гермиона не собиралась следовать за ним покорным мулом. Он мог хотя бы ответить, объяснить своё решение. Она почти не сомневалась, что они удаляются от гор, и если Малфой полагал обратное, она желала хотя бы решительно возразить.

— Я буду признательна за более подробный ответ… На тебе проклятье немоты? Ты позабыл слова и как их связывать вместе? — ответом ей стал какой-то новый звук. — Не хрюкай. Это звучит, как…

— Мы уходим от гор. Неужели это так сложно понять?

Гермиона окинула его оскорбленным взглядом.

— Неужели это так сложно подтвердить? Как я должна понять, что ты не перепутал направление или…

— Грейнджер, я не один из твоих друзей-идиотов. У меня есть мозги, и я знаю, когда…

— Позволю себе не согласиться. Будь у тебя…

— Позволяй себе все, что угодно.

Гермиона обогнала его, хмыкнула — он фыркнул в ответ на её эскападу — и повыше задрала нос.

— Большой суровый парень Малфой, — пробормотала она, — Да ты даже… со своими… Странно, что они не лязгают!

Последнее предложение она произнесла чересчур громко, да ещё обернувшись. Выражение лица Малфоя говорило о том, что Гермиона сошла с ума и он рад, что его это никак не касается.

28 августа; 20:14

— Чёрт!

От крика Гермиона вскочила на ноги за секунду до появления Малфоя из-за деревьев. Он застыл в метре от Гермионы, возле её сумки, и принялся там копаться. Рыться в её сумке, словно подобное было в порядке вещей. Нахмурившись, Гермиона собралась протестовать, но заметила на ладони Малфоя две красные струйки. Она подошла поближе — Малфой вытащил из сумки клочок ткани и стёр кровь.

Гермиона разглядела две небольшие отметины, которые снова наполнились кровью.

— Это змеиный укус? Тебя укус… Ты должен высосать это! Нет, высосать! Если там есть яд, его надо высосать!

Малфой недоверчиво поднёс кисть к губам, и Гермиона взмахнула рукой, призывая его поторопиться. Он прижал ладонь ко рту и втянул щёки. При этом смотрел на Гермиону так, словно в случае вранья готов был тут же с ней разделаться.

— Не глотай! Ты должен сплюнуть. Соси и сплевывай. Вот так. Продолжай сосать!

Его левая бровь подёргивалась; Малфой отвел глаза, и Гермиона никак не могла понять, отчего ему так смешно. Не дай бог он задумал какую-то идиотскую шутку! Змеиный укус мог быть очень опасен. У них не было возможности выяснить, ядовита ли та змея и не прикончит ли яд пострадавшего в считанные минуты. И сейчас уж точно было не подходящее время для смеха.

Сплюнув, Малфой посмотрел на Гермиону, и та поторопила его жестом.

— Соси сильнее. Ты…

Гермиона дёрнулась: Малфой с громким чмоканьем отнял руку ото рта, и его смех заполнил скудное пространство между ними.

— Скажи, что ты делаешь это не специально.

— Делаю что? Тебе действительно надо отсосать яд или…

— Соси сильнее? Серьёзно? Ты не можешь быть настолько наивной. Т…

— Ты… Господи, как же ты бесишь! Эта серьёзная ситуация! Надеюсь, твоя рука отвалится, — Гермиона с фырканьем отвернулась и направилась обратно к книге. — И ты бы лучше не останавливался, а то мало ли что. И вымой рот. А заодно и мозг.

— Здесь нет никаких извращений. Любой, кто хоть что-то знает о сексе…

— Наверное, если только речь не идёт о змеином укусе…

— …Зажатая ханжа.

Гермиона медленно поморгала и прищурилась. Она хотела напомнить ему, что вовсе не она в последние дни изображала статую, но передумала. Скорее всего, это лишь спровоцирует недовольное молчание Малфоя, а Гермиона уже устала от тишины. Не её вина, что ей не приходят в голову мысли о сексе каждый раз, когда звучат какие-то отдалённые намеки. Разумеется, Гермиона не думала о себе как о холодной, бесчувственной натуре, но считала себя достаточно разумной, чтобы не вспоминать о сексе при каждом неловком слове. Она никогда не станет так извращать смысл.

Зажатая ханжа… Будто не она целовалась с ним несколько дней назад и чуть не утратила над собой контроль. Это было обидно. Гермиона никак не могла избавиться от мысли: уж не целовалась ли она вот так — зажато, безэмоционально, словно на автомате? Похоже, что нет, особенно тогда, когда все её действия свелись к чувствам. Она никогда не теряла головы во время прошлых поцелуев. Собственно, потому всё и произошло.

Раз уж ему хотелось, то он мог так её называть. Пока что. Но она ему ещё отомстит… Если прежде он не помрёт от укуса.

29 августа; 13:43

Когда Гермиона заметила, что, похоже, они ходят кругами, Малфой одарил её снисходительным взглядом. Теперь она могла бы ответить ему взглядом самодовольным, если бы только не переживала по поводу своей правоты. Она схватила его за футболку и остановилась, сминая ткань. Малфой покосился на неё, затем проследил за её взглядом и уставился на росшее справа дерево: кору рассекал светло-коричневый след от ножа. Проблема заключалась в том, что порез виднелся справа — Гермиона помечала только те деревья, которые они уже прошли, а двигались они неизменно прямо. Дерево должно было остаться позади, но торчало здесь.

Она оглянулась, не увидела деревьев с метками и посмотрела на Малфоя.

— Лозы. Нам нужны стебли.

16:23

Малфой обмотал вокруг ветки очередную лозу рядом с той, что уже закончилась. За ними тянулась длинная череда стеблей, привязанных к веткам и отмечающих их путь. Малфой шёл вперёд, ведя ладонями по натянутому стеблю, пока тот не закончится, а Гермиона смотрела назад, выглядывая то, что должно было неминуемо случиться.

Они сделали ещё четыре шага, прежде чем что-то наконец-то изменилось. Если бы лозы не исчезли, а стебель в руках Малфоя вдруг не изогнулся, она бы ничего не заметила. Деревья, земля — всё выглядело прежним. Не было ни дрожания марева, ни движения ветки.

Малфой повернулся, потянул стебель и посмотрел влево, туда, где теперь лежала верёвка из лозы. Гермиона отступила на шаг назад, и он последовал за ней. Шаг, другой, и вот стебли снова оказались позади. Гермиона подтолкнула Малфоя, чтобы тот отступил — лозы очутились справа от неё. Тогда она потянула Малфоя вперёд — верёвка переместились за спину. Малфой хотел было отпихнуть руку, но Гермиона убрала её раньше и теперь смотрела в воздух прямо перед собой, слишком озабоченная происходящим, чтобы обращать внимание на его выражение лица.

— Итак, мы нашли стену, только в этот раз у нас нет того, что нас сюда привело, — за последний час Малфой то и дело сообщал об этом через равные промежутки времени. Гермиона всё уяснила ещё с первого раза.

— Мы просто вошли. Должен быть выход, — она вытянула руку, понаблюдала за тем, как та меняется, и отвела кисть назад.

— Из таких ловушек не всегда есть выход. Не будь у нас в прошлый раз воды, мы бы уже умерли. Это…

— Ага! — Гермиона улыбнулась, слишком активно размахивая веткой перед носом Малфоя.

Он перехватил палку, чтобы прекратить мельтешение, и, видимо, они оба вспомнили о том, что случилось в прошлый раз. Малфой быстро убрал руку, а Гермиона отвела ветку подальше от его лица. Она дёрнула подбородком в сторону невидимой стены и просунула сквозь неё ветку — повернув головы, они оба увидели, что лозы не изменили своего местоположения.

— Чудно. Мне теперь надо превратиться в неодушевленный объект? Может…

— Ш-ш. Смотри.

— Что?

— Подними руку вровень с моей. Просто делай. Теперь двигаемся одновременно.

Они увидели, как стебли сместились.

— Гр…

— Теперь убери руку, а я свою оставлю.

Он послушался, и лозы опять оказались за их спинами.

— Так значит, нам надо пройти сквозь неё вместе? — Малфой выглядел озадаченно, и его растерянность лишь усилилась, когда Гермиона потрясла рукой.

— Смотри, если я поднимаю кисть относительно палки, то лозы двигаются. Но если снова опускаю её вровень с веткой…

— Тогда предмет должен к тебе прикасаться.

Она кивнула, отбросила палку и подхватила с земли два листка. Интересно, было ли нечто ненормальное в том, что Гермиону будоражила не одна только вероятность обнаружить выход? Удерживающая их магия представляла опасность только пока они не могли придумать, как ее преодолеть — тут не было ни опасных тварей, ни шансов утонуть. И Гермиону захватила загадка, возможность найти решение. Небольшая стимуляция мозга, заключавшаяся в том, чтобы отыскать способ не столько выжить, сколько перехитрить.

Движением пальцев она сместила стебли вправо, но листик, лежащий на её кисти, снова вернул их назад. Ладонь «отправила» лозы вправо, а листик на запястье восстановил их местоположение. Они могли выйти, если…

— Выливай воду, нам нужна грязь.

— Что?

— Грязь. Ты делаешь грязь, а я собираю листья.

17:03

Гермиона скатилась с вороха листьев, удостоверившись, что покрыта ими с головы до ног. Малфой, измазанный холодной грязью, сердито воззрился на неё, и она отвела его к куче. Он нерешительно шагнул, вздохнул и уселся, впившись в Гермиону взглядом. При виде Малфоя, катающегося в листьях, она сумела удержаться от смеха — он же не смеялся, пока она сама валялась в листве, — но ей пришлось отвернуться, чтобы скрыть улыбку.

Взяв пригоршню листьев, она прилепила их к кроссовкам, поймала листочек, упавший с футболки, и вернула его на место.

— Для тебя же лучше, Грейнджер, если это сработает, и ты не заставила меня за просто так изваляться в грязи, как свинье.

Гермиона сомневалась, что когда-нибудь позабудет это зрелище: презрение на лице Малфоя, пока тот катался, меняя свой окрас, видневшийся под отваливающимися с кожи комьями, на тёмно-коричневый. Несмотря на изменение отношения к Малфою, часть неё горела желанием рассказать Гарри и Рону о том, как Драко Малфой валялся с ней в грязной яме. Та девчушка из Хогвартса внутри заходилась гомерическим хохотом.

— Думаю, если мы пройдём одновременно, это ещё больше собьёт магию с толку.

Задрав нос, Малфой насмешливо оглядел себя и подобрал сумку; свою Гермиона повесила на плечо. Двигаясь в ногу, они подошли к стене. Они опасались, что раздастся какой-нибудь взрыв либо же вообще ничего не произойдёт. Ничего и не случилось, но, оглянувшись по сторонам, стебли они нигде не увидели.

— Ха! — крикнула Гермиона невидимой стене, но так, чтобы случайно её не перешагнуть.

Малфой скептически посмотрел на Гермиону и снял у неё с носа листик. Она улыбнулась, убрала травинку у него со лба и рассмеялась.

— Грейнджер, поверь мне, ты выглядишь так же нелепо.

— Но ты — гораздо смешнее, — ухмыльнулась она, убирая листок с его подбородка. — Похож на большого… Словно человек притворяется Бигфутом.

— Бигфутом, — он снял один лист у неё с брови, а второй — со скулы.

— Ага, это животное в маггловском мире, с чьим существованием люди так до сих пор не определились, — она сняла листочки с его челюсти, щеки, из уголка глаза. — У него большие ноги.

— Я догадался, — Малфой улыбнулся, и зубы ярко сверкнули на грязном лице; Гермиона снова рассмеялась.

31 августа; 14:01

— Здесь столько места. Вряд ли кто-то из нас понимает, сколько территорий мы заселили, пока не окажется здесь, на открытом пространстве, где ещё не обосновались люди.

— Грейнджер, ты опять ведёшь речь о голосах в своей голове?

— Я имею в виду нас в…

— Понял.

— Хорошо. Не хотелось бы думать, что ты настолько глуп, — в ответ на недовольный взгляд Гермиона улыбнулась — Малфою очень не нравилась такая её реакция. — Знаешь, есть поговорка о времени: вроде как оно никого не ждёт. Но в современном мире это люди ничего не ждут.

— Какая свежая мысль.

— Именно так мы и поступаем — общество, мир. Мы фокусируемся на том, чтобы изменить естественное течение рек, мы реки строим. Мы хотим всё сейчас, немедленно, сию же минуту. Мы пользуемся хроноворотами и ресторанами быстрого питания. Мы всегда находимся в движении и никогда ничем не довольны. Хотим чего-то быстрее, меньше, проще, лучше. Мы позабыли об этом и о более простых вещах — и, как мне кажется, что-то упустили.

— Что плохого в том, что вещи меняются к лучшему?

— Они никогда не станут лучше. Они улучшаются на пять секунд, а потом теряют свою новизну и перестают удовлетворять. Мы прекратили учиться ценить вещи по-настоящему, потому что слишком нетерпеливы, мы…

— А ты хочешь отыскать более действенный способ лечить людей, даже если он подразумевает изменение тела. Даже если это идёт против природы вещей. Грейнджер, ты тоже не ждёшь благоприятного случая. И жаждешь чего-то быстрее, легче и лучше.

— Но это поможет людям. Это же не телефон, машина или метла…

— И всё же…

— Однажды мы все окажемся в кресле: нам будут вкалывать всё, что нужно для поддержания жизнедеятельности, и наводить на нас иллюзии счастья и любви. Нажатие кнопки или взмах палочки — и тут же появится человек, с которым ты хотел поговорить, но это будет лишь симуляция, клон, потому что реальный человек будет слишком занят собственными химерами. Всё, чего мы пожелаем, тут же окажется прямо перед носом. Мы будем жить вечно в коконе обмана, в своих искусственных мирах. И всё равно не будем довольны.

Он покосился на неё, и она постепенно замолчала.

— Грейнджер, может, это и есть подходящий момент? Может, именно к этому мы и движемся?

— Время естественно — оно не может вести к такому. Я не понимаю, почему мы не в состоянии принять данное нам и быть счастливыми. Возьми и преврати это во что-то лучшее, но реальное. Никто не хочет сложностей — однако счастье, любовь, свободу, удовлетворение получить нелегко. Да так и не должно быть. В противном случае они потеряют свою значимость. Мы не сможем взглянуть на свои достижения и сказать: «Вот ради чего я старался». Чем проще что-то заполучить, тем меньше мы обращаем на это внимания. Я не хочу жить в мире, в котором эмоции и связи устарели.

— Ну разумеется, Грейнджер. У тебя же огромное сердце. Ты живешь за счет связей с другими людьми. Без них ты была бы обычной энциклопедией. Не попытаешься спасти умирающую жабу — станешь неполноценной.

Гермиона не знала, стоит ли расценивать сказанное как комплимент, но решила, что это всё же похвала.

— В противном случае мы бы превратились в зомби. Даже ты, Малфой, как бы ты ни любил притворяться социопатом. Искусственными существами до мозга костей — роботами или пустыми чайными чашками. У нашего существования не было бы цели.

— Социопат?

— Это как люди, желающие повернуть время вспять. Совершив ошибку или пережив потерю любимых, мы хотим пойти против времени. Зачем? Нам всем приходится нести утраты, как бы тяжело это ни было. Кто знает, как всё это скажется на человеке? Нет никакой гарантии, что так мы станем счастливыми или добьёмся лучшей жизни. Люди утрачивают свою сформированную личность. Представь, если бы мы были способны на такое: проживать прошлое снова и снова, пока оно не станет совершенным…

— Ты же понимаешь, что именно это мы и сделали?

— Мы поступили так лишь единожды. И если причина крылась в ком-то, от кого нам нужно было защититься, то, скорее всего, мы вернулись, чтобы защитить и мир тоже. Если растение попадёт не в те руки… Я даже представить не могу ту степень разрушения, к которой это может привести. Я говорю о людях, желающих вернуться ради чего-то другого — исправить ошибку, чтобы сделать жизнь лучше. Почему они не могут воспользоваться тем, что имеется в их распоряжении? Это закалит характер! И они станут лучшей версией себя. Поиск удовлетворения в том, что у тебя есть, и старания ради счастья — вот так всё это приобретает значение. Так приобретает смысл жизнь.

— А как быть, если у тебя нет никакой эмоциональной связи с тем, что ты имеешь? Должен ли человек отбросить всё это прочь и искать нечто иное?

— Тогда надо искать то, с чем возникнет связь. Это как возведение горы. Иногда это вулкан — и он рвётся ввысь, но чаще всего гора растёт медленно. Нам нужно искать, нужно строить. Путешествие по естественному ходу времени в поисках строительного материала. Малфой, мы возводим горы.

— Ты ненавидишь горы.

— Боже, я ненавижу горы, — от долгого разговора голос охрип, и Гермиона потёрла горло. Малфой ухмыльнулся. — Даже не думай, что я потеряю голос.

— Я возвожу гору надежды.

1 сентября; 19:58

— Это пингвин? — в ответ на сарказм Гермиона одарила Малфоя самодовольным взглядом.

— Вообще-то, да, — она протянула пингвина, которого пыталась выстругать из обрубка толстой ветки.

— Он похож на кривого голубя.

Гермиона уже начала сердиться, но вспомнила, на что намекал Малфой, и хитро на него покосилась.

— Мой пингвин победит твоего в любой момент.

— Да неужели?

— Ага. Это очень искусный боец…

— Полный гриффиндорской отваги, он без оглядки бросается вперёд в надежде на лучше?

— Потрясающе, верно?

2 сентября; 14:48

Гермиона сомневалась, что хоть кому-то давалось право вот так есть апельсины. Она не могла не смотреть, как язык Малфоя, ловя сок, скользнул под кусочек, и его губы сомкнулись вокруг дольки. Малфой откусил половину, вытащил вторую и тут же облизнулся. Он пожевал, работая челюстями и прищурившись от удовольствия. Затем открыл рот, закинул туда вторую половинку длинными пальцами и, облизав их, потянулся за новым кусочком.

Малфой жевал, сунув апельсин за щёку. Но вот он покосился на Гермиону, на секунду нахмурился и улыбнулся. Гермиона озадаченно посмотрела на Малфоя, но тот уже отвернулся, а она сама угодила в куст. Сволочь. Мог бы и предупредить её. Дурацкие апельсин, пальцы и рот.

20:28

Малфой делал на палке хаотичные неглубокие зарубки, и Гермиона поняла, что он не собирается ничего мастерить. Наверняка он был из тех людей, кому требовалось чем-то занять руки во время размышлений. Вроде его барабанной дроби. Либо же он пытался скрыть свою глубокую задумчивость, но Гермиона не была слепой. Наверное, Малфой научился этому на Слизерине — создай видимость занятости, чтобы тебя не трогали.

— Грейнджер, у меня кожа зудит, — рявкнул он.

— Могу её понять, небось аллергия на содержимое.

Малфой вскинул бровь и открыл рот, но замер, передумав. У Гермиона имелось подозрение, что именно он собирался сказать, и она ответила ему столь же свирепым взглядом.

3 сентября; 12:11

Когда час назад они вышли на белое пемзовое побережье, Гермиона почувствовала себя выжившей в катастрофе. И хотя она не позволяла себе утрачивать бдительность, здесь она ощущала себя в большей безопасности, чем в чаще леса. В этом месте они ни разу не сталкивались с Биллом, какими-либо тенями, фигурами и опасными людьми — правда, приходилось напоминать себе, что радоваться рано.

Гермиона триумфально вскрикнула при виде рыбины на конце копья и заметила, как в нескольких метрах замер покосившийся на неё Малфой. Он был похож на зебру, увидевшую рыщущего льва, которая никак не могла определиться: то ли ей стать невидимой, то ли пуститься в бега. Гермиона и представить не могла, что те объятия так сильно его напугают — она просто не сумела сдержать своего воодушевления. Ему ещё повезло, что он не видел её танцы счаст…

Гермиона резко прекратила крутить бёдрами и подёргивать плечами, забормотав что-то про подводное течение и сделав вид, что ей щекотно. Маскировка провалилась, но Гермиона проигнорировала брошенный в её сторону взгляд и выбралась на берег. Никто не должен был знать, что такое когда-либо имело место. Они отлично могли жить, притворившись, что ничего не было.

4 сентября; 5:54

Проснувшись, Гермиона обнаружила своего пингвина лежащим на земле. Пингвин Малфоя стоял на голове у её птицы, в плавник которой была воткнула серебристая рыбья кость. Даже пингвин у Малфоя выглядел самодовольным. Гнусный мелкий слизеринский пингвин.

Гермиона прищурилась, подняла малфоевскую фигурку и оставила в грязи следы, словно та убегала. Затем поставила свою птичку, устроила у неё на плече кость наподобие меча и вывела в грязи слово «МЕСТЬ». Покосившись на спину спящего Малфоя, она с улыбкой сбила его пингвина.

16:29

Они по очереди вымылись в горячем источнике, обнаруженном рядом с пустым гротом. Остатки мыла превратились в пену возле ушей, но у Гермионы ещё оставался шампунь, которым можно было воспользоваться. Шампуня бы хватило только на один раз, так что стоило поберечь его для помывки перед входом в город. А это могло случиться через несколько дней, если не недель. Но хотя бы жара поутихла.

6 сентября; 22:25

Малфой начал падать, и Гермиона инстинктивно схватила его за футболку, да так сильно, что затрещал ворот. Он резко отставил ногу назад, откинулся под действием тяги и врезался спиной в Гермиону. Она ударилась носом о его плечо, лицо обожгло. Они оба упали: Гермиона рухнула на землю, и тут же на неё сверху приземлился Малфой. Он подался назад, сползая, и надавил ей ладонью на живот, лишая последней возможности дышать.

Гермиона схватилась за нос: по лицу разливалось странное тепло, под пальцами чувствовалась жидкость, а в горло хлынула кровь. Сжав нос, она застонала, села и запрокинула голову, искоса злобно поглядывая на Малфоя с его железными костями. Он же ошарашенно смотрел прямо перед собой, будто никак не мог поверить в то, что умудрился споткнуться.

— Ты сломал мне нос сво…

Он поднял ногу и наклонил голову, разглядывая подошву.

— Ты ведёшь себя так, словно никогда не спотыкался и какие-то силы…

Малфой стянул ботинок, повернулся и замер при виде крови.

— Эт… Ты его сломала?

— Не сломала, но будь он сломан, это бы сделала не я.

Вряд ли Малфой волновался о её лице: он пихнул ботинок прямо ей под нос, который только что пострадал от столкновения с его плечом. Гермиона отклонилась, окидывая ботинок презрительным взглядом, но замерла, так и не вернув его владельцу. Прищурившись, она дотронулась до вмятин в подошве.

— Это следы укусов?

— Я не спотыкался. Нога провалилась под землю.

Гермиона порылась в сумке в поисках куска ткани и убрала руку от носа. Подождала, не польётся ли из него что-нибудь ещё, но кровотечение остановилось. На земле, в том месте, куда наступил Малфой, не было ни отверстия, ни вмятины, ни канавки — ничего.

— Малфой…

— Попробуй наступить сама.

Гермиона уставилась на землю, потом перевела взгляд на ботинок, который надевал Малфой.

— Хорошо, что ты не провалился ещё глубже. Судя по отметинам, тебе могло запросто оторвать ногу.

Малфой покосился на неё, то ли потому, что она преувеличила опасность, то ли потому, что и сам это понял.

— Иди набери воды.

Поднявшись, она сердито посмотрела на него поверх пальцев.

— Я и собиралась. А ты проверь, насколько велика дыра.

— Я…

— И постарайся не упасть.

19:42

Невозможно пройти много, когда приходится проверять каждый шаг. Большие ямы были хаотично разбросаны по земле, и от одной до другой можно было прошагать милю, но разглядеть отверстия никак не удавалось. Земля выглядела совершенно нормальной и твёрдой. Для проверки дороги Гермиона пыталась использовать длинную палку, но так выявить ямы не получалось. Чтобы не провалиться, приходилось топать перед каждым шагом, и они продвигались с черепашьей скоростью. Чем дольше они шли, чем больше хмурился Малфой.

— По крайней мере мы знаем, что это не будет длиться вечность. Должен же этот участок когда-нибудь закончиться, а остаток пути мы наверстаем завтра, — начала Гермиона. Она предпочитала во всем искать хоть что-то хорошее.

Закончив проверять дорогу вокруг, Малфой даже не взглянул на неё. Вряд ли он понимал смысл поговорки «Нет худа без добра». Он, видимо, предпочитал концентрировать в себе весь негатив. Усевшись в нескольких метрах от неё, он прислонился спиной к дереву и начал копаться в сумке.

— Это же не самое плохое…

— Уверен, что ты уже уяснила: твоя болтовня не улучшает моё настроение.

Она захлопнула рот и сердито хмыкнула, а Малфой, похоже, расслабился, как только у неё испортилось настроение.

8 сентября; 9:38

— Ты мне вчера снился.

Он многозначительно покосился на неё и вернулся к созерцанию утесов у кромки пляжа.

— В розовых колготках ты крутил пируэты под трагичные песни о любви и плакал. Ты танцевал с лентой. Большой лентой с перьями.

— Наверное, я был очень знаменит.

— К прискорбию, нет. Ты жил в хижине, сделанной из травы, и много чего хотел, но не смог пережить безвременную кончину единственного эльфа, которого любил, — его губы дёрнулись. — Вообще-то, ты её убил.

— Я убил эльфийку, которую любил? — сказав это, Малфой чуть не рассмеялся, но сдержался.

— Ага. Ты кружился, кружился и случайно врезал ей по голове правой ногой. А потом твоя лента обвилась вокруг её шеи. Это была настоящая трагедия. Ты отправился в тур с лекциями, посвящёнными безопасному использованию лент. Это было ужасно.

— Рад, что моя жизнь, приснившаяся тебе, ещё хуже, чем эта. Мёртвая возлюбленная эльфийка или Гермиона Грейнджер. Вообще-то…

Она посмотрела на него недовольно, но не слишком сердито. Пару секунд поизучала утесы, высматривая пещеру или что-то, кажущееся важным, но никаких изменений не обнаружила. Тот же пейзаж, что был вчера.

— Ну?

— Грейнджер, тебе нужно выражаться яснее. Мне потребуется библиотека, магия или безумие, чтобы понять, что творится в твоей голове.

— Я тебе снилась?

Он то ли рассмеялся, то ли громко выдохнул, но Гермиона не успела повернуться, чтобы поймать его взгляд.

— Тебе не захочется об этом слушать.

— Нет, захочется.

Малфой молчал, глядя перед собой.

— Что, убил меня?

Он приподнял бровь.

— Ну, ты кричала, — пробормотал он.

— Малфой, не слишком изобретательно.

Он ухмыльнулся, и Гермиона подозрительно на него уставилась.

Комментарий к Часть двадцать третья

1. Английская поговорка: Time and tide wait for no man — время не ждёт (tide в этом выражении употребляется в устаревшем значении время; благоприятный случай).

2. Английская поговорка: Every cloud has a silver lining - нет худа без добра. Дословный перевод: у каждого облака есть серебристая подкладка.

========== Часть двадцать четвёртая ==========

9 сентября; 7:30

Он наверняка делал это нарочно. Никто не ел фрукты таким образом. А, может, Малфою в самом деле нравились апельсины. Гермиона даже подумывала заставить его поглощать цитрусовые где-нибудь за деревом или подальше от её глаз.

Она наблюдала за тем, как долька скользнула по нижней губе Малфоя, прежде чем оказаться во рту. Он прикусил губу зубами, подбирая сок, и принялся жевать. Вдруг задержал руку перед лицом — заметил каплю сока на большом пальце. Гермиона прищурилась: проглотив апельсин, Малфой провёл кончиком языка по липкому следу.

Ощутив фантомное прикосновение к шее, Гермиона подняла глаза. Заметив его взгляд, откашлялась и снова уставилась на грушу в своей руке.

10 сентября; 12:12

Гермиона вытерла пот со лба и посмотрела с трехметрового обрыва вниз, в море. Она подёргала лозу, стараясь прикинуть расстояние и скорость, и попятилась. Она не делала подобного с тех пор, как в возрасте тринадцати лет поехала к тёте в дом на озере. Но это был единственный вид полётов, который приносил ей настоящее удовольствие.

Гермиона натянула стебель и, вцепившись в него, побежала к краю обрыва. Крепко держась за лозу, она со смехом прыгнула и взлетела высоко над водой. Гравитация на мгновение утратила свою силу, и желудок рванулся вверх. Гермионе показалось, что она продолжит полёт и навсегда потеряется в небе, — и именно в этот момент разжала руки. В течение секунды, повинуясь инерции, она летела назад, а затем рухнула вниз, дёрнув ногами и взмахнув руками, прежде чем войти в воду.

Место, куда она плюхнулась, было не слишком глубоким, но достаточным для того, чтобы мягко коснуться дна и толкнуться к поверхности. Она вынырнула с улыбкой, радуясь своему полёту, и откинула назад волосы. Затем повернулась к песочному пляжу, растянувшемуся возле скал, с которых она прыгнула, и увидела Малфоя, стоящего по пояс в воде и сердито смотрящего на неё.

— Что случилось? — подплыв, поинтересовалась она. — Я тебя обрызгала? Намочила волосы…

— Ты распугала мою рыбу.

— Это ты распугал свою рыбу, — рассмеялась Гермиона. — Не я нависаю над ней с ножом.

— Я в курсе твоей бесполезности. Будь добра, сигани лучше с утёса, — он махнул в сторону скал.

— Раз уж ты просишь так любезно…

Он повернулся, чтобы ещё раз продемонстрировать свою недовольную мину, и Гермиона плеснула в него водой. Малфой застыл не шевелясь: вода стекала по его лицу, закрытым векам; мокрые волосы прилипли к голове. Он сплюнул и при звуке смеха открыл глаза. Наклонившись, сунул руку в воду и вытащил пустую ладонь, уже без кинжала.

— Упс. Надеюсь, я тебя не испугала… — тут на голову Гермионе обрушилась пущенная Малфоем волна, и она набрала полный рот воды. Отплевавшись, тут же хлебнула снова. — Мал…

Она пробулькала его имя, зажмурившись и выставив руку в попытках уберечься от непрерывно бьющих в лицо потоков. Она принялась брызгаться в ответ, но не могла разглядеть даже, где Малфой стоял, и недовольно вскрикнула.

— Я…

Гермиона не дослушала окончание предложения: нырнув, она быстро поплыла к его ногам. Она знала, что Малфой заметит её в кристально-чистом море, но ей требовалось лишь посильнее дёрнуть. Она услышала, что Малфой прекратил брызгаться; он опустил руки ей на плечи, но она сама схватила его за лодыжки, рванула прежде, чем он успел её вытащить, и тянула на себя, пока тот погружался. Затем она вынырнула, окинула Малфоя быстрым взглядом и ударила его по плечам.

Он опять ушёл под воду, и Гермиона бросилась прочь, но была поймана за запястье. Малфой вынырнул с самым решительным видом, и она задёргалась сильнее. Он прижал её руки к её же плечам; Гермиона рванулась вперёд и, обвив вокруг ноги Малфоя свою, саданула его по лодыжке. Нога подскочила вверх, но Малфой навалился на Гермиону, и удержаться на одном колене она не сумела.

Она вынырнула, отплёвываясь, и Малфой рассмеялся. Его пальцы скользнули по её рукам, но Гермиона, не медля ни секунды, атаковала: зажав его ногу своей, она ударила его под колени. Ноги Малфоя подогнулись; он удерживал её руки на расстоянии, но Гермиона была готова к такому манёвру и бросилась на него. Малфой упал в воду навзничь, а Гермиона, прикрыв глаза от брызг, толкнула его поглубже и всплыла.

Он пытался утянуть её за собой, но она, стараясь вырваться из захвата, встала на ноги. Малфой вынырнул и поднялся; Гермиона отступила, но он сделал шаг вперёд и тяжело выдохнул, разбрызгивая воду. Он дёрнул ее за руки, и она врезалась ему в грудь. Малфой разжал хватку — Гермиона тут же опустила руки, скользя предплечьями по его коже, и подалась назад. Малфой присел на корточки, и она сразу вцепилась ему в плечи, стараясь погрузить противника под воду и не имея понятия…

Почувствовав ладони на своих бёдрах, Гермиона вскрикнула. Она старалась за что-то ухватиться, но Малфой подбросил её, толкая назад: взлетев над водой, она тут же плюхнулась и закричала, выпуская из горла и носа тысячи пузырьков. Коснувшись спиной песчаного дна, Гермиона перевернулась ногами вниз и уже собиралась оттолкнуться, как вдруг нащупала ступнёй что-то острое.

Она всплыла, чтобы вдохнуть воздуха, сердито покосилась на самодовольную физиономию Малфоя и снова нырнула. Подхватила с песка раковину и, поднимая рукой волну, швырнула находку в Малфоя. Та даже не была твёрдой — на месте удара не появилось ни крови, ни какой-либо отметины, но Малфой уставился на свою грудь так, словно раковина разрезала плоть до костей.

— Да неужели…

— Ты только что запустила в меня ракушкой? — подняв глаза, он нахмурился.

— Так вот что это было? А по твоей реакции я решила, что это был сюрикен или нечто подобное. Это… — заметив его приближение, она принялась отгребать назад. — Это вроде круглого диска с… с… э-э… Ты же знаешь, она даже твёрдой не была. Это…

Она засмеялась; Малфой бросился вперёд и схватил Гермиону за руки — они уже оказались на глубине, и он легко притянул её к себе.

— Тебе смешно?

Всё ещё посмеиваясь, Гермиона кивнула и потянулась убрать прилипшие пряди с его лба.

— Ты похож на промокшего хорька.

Гермиона отвела глаза от светлых волос и, увидев, что зловещее выражение исчезло с лица Малфоя, поняла: подобная инициатива наверняка относилась к тем, что хранились в её мозгу под названием «Плохие идеи, касающиеся Малфоя». И влекла за собой объятия и облизывания. Гермиона просто не смогла удержаться: она ни о чём таком не подумала, просто заметила, что его волосы прилипли ко лбу и застилают глаза, и вот уже рука сама непроизвольно дёрнулась. Свободные руки — что там говорилось про не занятые трудом конечности? Свои ей явно следовало привязать к скале. «Гермиона, почему у тебя кисти такой формы?» — спросят её, а она ответит: «Произошло нечто очень плохое». Или просто напомнит ту поговорку, когда вспомнит. Когда Малфой перестанет смотреть на неё так, словно пытается запечатлеть в памяти каждую точку на её радужной оболочке.

Гермиона почувствовала, как его ступня под водой вклинилась между её ног. Качнувшись на волне, она врезалась в него. Ладони Малфоя теперь лишь едва придерживали её: они просто покоились на её руках, так же как её пальцы — у него на голове. Создавалось впечатление, что, глупо замерев от тепла его кожи, обжигающей холодные пальцы, Гермиона ждала, пока кто-то не наклонится и не поцелует её кисть. Она медленно убрала руку, указательным пальцем задев мочку малфоевского уха. Разжала губы, хотя и не знала, что сказать.

Малфой опустил руки, и его пальцы запутались в подоле её футболки. Гермиона не шевелилась, мысленно приказывая себе отмереть, но тело будто влекло к нему. Волна мягко развела их, и кончики пальцев второй руки Малфоя скользнули по голой коже её живота. Гермиона отклонилась назад, он потянулся следом через гребень волны, и его лицо оказалось прямо над ней.

Гримасу, исказившую его черты, мало кто был бы рад увидеть в подобный момент. Будто это именно Малфой прыгал с обрыва: лоза лопнула и, вопреки нежеланию оказаться в воде, его падение было неизбежным. «Чёрт, дерьмо, ладно», — вот что читалось у него на лице; его пальцы, скользнув по боку, оказались на спине Гермионы. Она сама была согласна с этой гримасой — согласна настолько, что наверняка и у неё было схожее выражение. Ускоренное дыхание и учащённое сердцебиение раньше мозга просигнализировали о том, к чему всё шло. Но, даже осознав ситуацию, Гермиона не отстранилась.

Ладонь Малфоя надавила ей на спину, прижимая теснее; на нос упала капля с кончика его носа. Если он не поцелует её прямо сейчас, она распадётся на части — просто превратится в жидкость и сольётся с морем. Растерявшись и сбившись, она схватила его за руки и провела пальцами по коже. На одной она нащупала шрамы, оставшиеся после птичьего нападения, а на другой…

Гермиона не отвернулась, не перевела взгляд, но они оба знали, к чему именно она прикоснулась. Малфой на мгновение замер, задержав дыхание, и она застыла. Кончики их носов соприкоснулись, и Малфой отшатнулся, словно обжёгшись. Он подался назад, зажмурившись и прижав костяшки ко лбу, а Гермиона почувствовала, что теряется в море. Словно она оказалась за тысячи миль отсюда, и через неё перекатываются волны, ведь дышать нормально она не могла.

Гермиона не знала, почему Малфой отшатнулся. Не понимала, крылась ли причина в его прошлом, его сожалениях, или же происходящее напомнило ему о каких-то чистокровных заповедях, не позволяющих целовать магглорожденную. Однажды он уже целовал её — целовал жадно, так что вряд ли дело было в правилах. Может, он просто вспомнил о том, кто она такая, и что все дороги, выбранные ими ранее, никогда бы не привели их к этому моменту.

Она решила, что, скорее всего, причиной послужило прошлое Малфоя — и прикосновение к метке оттолкнуло его из-за того, кем являлся он сам, а не из-за того, кем была она. Гермиона замечала, как он пялился на шрам, словно хотел выжечь кожу, лишь бы только превратить его во что-то иное. И тут ей пришло в голову, что прощение Драко Малфоя давалось ему тяжелее, чем ей. Особенно когда он оставался наедине с последствиями своих неправильных решений, поступков, совершённых согласно извращённой парадигме, навязанной родителями. Последние несколько месяцев заставили Гермиону взглянуть на Малфоя, минуя всю шелуху, но, возможно, живя с этим, только её он и мог видеть.

Может, он вспомнил о том, как сильно облажался, и решил, что целуясь с ней, лишь усугубляет ситуацию. И Гермионе совсем не нравились такие мысли, потому что как бы там ни было, она… Если она по-прежнему хотела с ним целоваться, — и плевать, что там нащупали пальцы, — то и у него с этим не могло быть никаких проблем. Ей потребовались месяцы, чтобы увидеть этот шрам и осознать: это то, кем Малфой пытался стать, кем стать не смог, кем стать не захотел, и кем не был. И раз уж Гермиона смогла это сделать — магглорожденная, сражавшаяся на войне, его старый школьный недруг, то и он должен был это понять. Она не хотела, чтобы при взгляде на неё он видел свои ошибки. Не желала быть таким человеком, по крайней мере, сейчас, по крайней мере, после того, как поняла, узнала и простила.

Сердце всё ещё бешено стучалось, живот скручивало, а в голове роилось множество мыслей. Особняком стояли две. Гермиона хотела поцеловать Малфоя и хотела, чтобы он знал: если он её поцелует, это нормально. Существовал лишь один способ убить двух зайцев махом, поэтому она подалась вперёд, чувствуя в груди страх, удерживаемый одной только решительностью.

В мире, где царит время, человек не всегда выбирает верный момент. Так и не открыв глаз и не убрав руки, Малфой отвернулся как раз тогда, когда Гермиона решила действовать, и она прижалась губами к его уху. Она скользнула нижней губой по мочке, и они оба неловко замерли. Гермиона чуть подалась назад, разрывая прикосновение, и тяжело выдохнула, потревожив капли на его челюсти. Отлично. Отлично. Она пошла на такое и ткнулась в ухо. Это должен был быть тот ужасный момент из юности, который имел место давным-давно и над которым она теперь посмеивалась с друзьями. Вместо этого она…

Малфой повернулся и впился в неё глазами. Он почти сливался с окружающим их морем — серые радужки, светлая кожа и волосы, — но губы у него были красными. Красными, влажными и… От столь неловкого поцелуя Гермиона залилась румянцем, не зная, что теперь делать: то ли уплыть на берег, сохраняя остатки достоинства, то ли храбро рискнуть. Она выбрала второе —отступления ей всегда удавались плохо. Зато Малфой был дока по этой части, и она решила, что вот сейчас-то он и сбежит. Может, одарит её заодно каким-нибудь знакомым взглядом, а не тем, которым сверлил сейчас.

Гермиона пришла к выводу, что если уж ей надо что-то делать — очередной шаг после промаха с ухом, неправильно подгаданным моментом и тяжестью в груди, которая всё никак не желала рассасываться, — то лучше это делать сейчас. Прежде, чем они погрузятся в молчание и нынешний момент не оставит никаких хороших воспоминаний. Так что она схватила Малфоя за руку и притянула к себе; его взгляд перестал метаться по её лицу и прикипел ко рту. Под таким пристальным взором Гермиона прикусила губу, что выглядело, наверное, не слишком соблазнительно, но такова уж была сила привычки — Малфой смотрел на неё, не отрываясь. Он придвинулся ближе, так, что их носы опять соприкоснулись, и поднял глаза.

Гермиона снова стиснула его опущенные руки — пальцы дрожали, и она не понимала почему. Напряжение, вынужденное бездействие, когда хотелось двигаться, или то, как смотрел на неё Малфой, заставляло дыхание сбиваться. Она склонила голову, прикрыла веки и поцеловала его. Касание уголка рта, скольжение губами по губам — и вот она уже крепко прижалась к нему.

Гермиона думала, что Малфой может застыть статуей, чудесным образом не затонувшей. Может отстраниться, и тогда она не станет настаивать. Может засомневаться, стоит ли отвечать. Но Драко Малфой её удивил.

Одна его рука, скользнув по её щеке, запуталась в волосах, вторая снова оказалась на спине. Малфой с жаром ответил на поцелуй. Набросился на её рот; ладонь обхватила затылок, губы тянули, посасывали, терзали. Он притянул Гермиону ближе и крепко прижал к себе — так, что между телами не осталось даже воды.

Гермиона часто дышала, но кислород, казалось, не поступал в лёгкие; одной рукой она обвила его шею, а второй стиснула предплечье. Малфой обнял её, втянул в рот её нижнюю губу, обвёл языком изгиб. Гермиона не смогла сдержать одобрительных стонов, и Малфой приподнял её повыше — рука скользнула по её спине, задирая футболку. Она обхватила его лицо ладонями, провела языком по его губе. Малфой приоткрыл рот, но не дал перехватить инициативу: наклонив голову, он жадно поцеловал Гермиону.

Пока разум кружился в водовороте ощущений, Гермионе становилось всё труднее игнорировать то, чего ей совсем, совсем не хотелось испытывать. Мышцы в икре свело, как у испуганного ребенка, и боль становилась всё сильнее с каждым движением, что она делала, пыталась удержаться на плаву. Чувствуя соль на языке Малфоя и ловя изданный им звук, Гермиона совершенно не хотела отстраняться.

Она застонала от боли, и Малфой разжал кулак, выпуская её волосы. Неужели это какой-то вселенский замысел? В первый раз он порезался, во второй — у неё свело мышцу, в третий они наверняка взорвутся или что-то в этом роде. Гермиона тянула Малфоя за губу, когда ногу сильно скрутило, и всё тело вздрогнуло от режущей боли. Гермиона чуть-чуть отодвинулась: их дыхание перемешалось, а кончики носов соприкоснулись.

— У меня спазм, — ей казалось важным сообщить об этом, ведь двигать больной конечностью она больше не могла. — Ногу свело. Такое ощущение, что она сейчас отвалится.

Сначала Малфой молчал и не двигался, а затем как-то странно выдохнул. Издал звук, не похожий на «Мне не хватает воздуха», скорее, «Ещё немного, и я рассмеюсь». Гермиона сердито уставилась на него — пусть её глаза по-прежнему оставались закрытыми, она не сомневалась, что Малфой сквозь веки почувствует её негодование. Он отстранился, и она распахнула глаза — лицу без его дыхания стало холодно. Его радужки казались темнее — видимо, сказывались её закрытые глаза, — и она вспыхнула под изучающим взглядом.

Малфой убрал руку — пальцы чуть дёрнули её волосы, стараясь выпутаться. Гермиона выпустила его лицо, задев при этом плечи — так близко он находился, — и опустила руки в воду. Малфой окинул её тем взглядом, которым они всегда обменивались, когда кто-то из них шёл слишком медленно или останавливался передохнуть, и Гермиона сердито зыркнула в ответ. Судя по всему, с тем же успехом, с каким ранее взирала на него сквозь веки, — она уставилась прямо на его припухшие губы.

Наступил один из тех пугающих моментов, когда Гермиона не знала, что сказать, куда смотреть и как двигаться. Сведённая судорогой нога взяла верх над всеми попытками сгладить напряжение, так что Гермиона начала продвигаться к берегу. Она успела сделать три гребка, прежде чем Малфой последовал за ней.

19:40

Малфой опять пялился на неё. Гермиона не знала: то ли он отыгрывался за те разы, что она сама на него таращилась, то ли просто этого не замечал. Жаль, что по его лицу нельзя было с одного взгляда прочесть все эмоции — или хотя бы определить ход мыслей. По крайней мере, он не игнорировал её, как в первый раз, правда, односложные ответы не особо облегчали ситуацию. Вряд ли сама Гермиона вела себя значительно лучше: она была слишком растеряна, чтобы пытаться завязать разговор.

Один эпизод мог быть случайностью. Конечно, они не вдруг оказались так близко лицом к лицу, но та ситуация стала результатом случайной совокупности момента, нервов и гормонов. Ошибкой. Два эпизода… Ну, назвать такое случайностью нельзя, верно? Это уже что-то да значило. Гермиона не понимала, что именно, но явно что-то.

Малфой по-прежнему оставался засранцем. Он делал массу всего, что раздражало Гермиону и вызывало желание стукнуть его по макушке. Она по-прежнему его не знала: не знала, какое его любимое блюдо, какие самые ценные воспоминания, какой чай или кофе он выберет и что вообще из этого пьёт. Зато она знала, как он предпочитает спать, изучила его мелкие ежедневные причуды, выяснила, что он думает о политике, книгах и погоде. Знала, что он ненавидит клубнику, веснушки и отметину на своей руке. Изучила все нюансы выражений его лица, узнала, что он облегчается с грохотом водопада и эротично поедает апельсины. Она вполне хорошо уяснила, что представляет собой Драко Малфой, пусть и не была в курсе всего, что повлияло на формирование его личности, и не знала всей подноготной его характера.

Он ей не нравился. При виде Малфоя в животе не начинали порхать бабочки, сердце не ускоряло свой ритм, а губы не норовили растянуться в глупой улыбке — пусть даже всё это и происходило во время поцелуев с ним. Гермиона вообще не понимала, почему так получалось. Почему ей казалось, что она вот-вот взорвётся, кости будто бы наполнялись воздухом, а голову вело. У неё появилась своего рода зависимость от подобных переживаний, но Малфой ей не нравился. Она обращала на него внимание, когда он оказывался в непосредственной близости, но далеко не всегда чувствовала при этом волнение. Перед сном она не воскрешала в памяти каждый прожитый момент в поисках каких-то скрытых смыслов. Это не было влюблённостью.

Это было… Признанием Притягательности. Гермиона признавала его ум и внешность. Ей нравилось, как он смеялся. А еще как целовался, как ел апельсины или просыпался, зажмурив один глаз… Признание Притягательности, да.

Она не представляла, кем они стали друг для друга, если вообще хоть кем-то стали. Это произошло дважды, и Гермиона ни о чём не жалела — такое должно было что-то значить. И наверное… Наверное, она бы хотела всё повторить, и уж это точно что-то значило.

12 сентября; 14:39

Гермиона сделала первый за четыре часа глоток воды и сердито уставилась на море, не пригодное для утоления жажды. Закрывая бутылку, она поскользнулась и случайно обдала ноги Малфоя песком. Он повернул голову в сторону — так поступают люди в театрах, когда зритель за спиной никак не замолкнет.

— Грейнджер, всё ещё пытаешься постичь искусство ходьбы?

Поцелуи или какие-то отношения между ними не превратили Малфоя в приятного парня. Он не стал вдруг во всём с ней соглашаться, всё ещё беспричинно хмурился и таращился на неё и по-прежнему игнорировал, если не желал общаться. Поток оскорблений не уменьшился, не было никаких случайных улыбок и добрых слов. Стоит ей споткнуться, и он рассмеётся. Не произошло никаких радикальных изменений — никаких изменений вообще.

— Не знаю, пытаешься ли ты постичь… — Гермиона была готова поклясться: что-то умное крутилось на языке, когда она открыла рот.

Он заговорил прежде, чем она что-то выдавила.

— Ты не только почти полностью повторяешь мои замечания, так ещё и не можешь придумать ничего оригинального. Т…

— Вообще-то, я загляделась на жука у тебя в волосах.

Малфой и без её помощи стукнул себя по голове, и она злобно ухмыльнулась.

13 сентября; 11:41

Они официально покончили с поисками на Липари и вернулись в главный город, в который когда-то приплыли. Гермиона была невероятно счастлива, пока не вспомнила, что впереди их ждут ещё шесть островов. Но они хотя бы обыскали самый крупный из них, и всегда оставался шанс, что Флоралис отыщется на следующем. Пусть она и беспокоилась о том, что случится, когда их поиски увенчаются успехом, но тогда они, по крайней мере, перестанут пребывать в неизвестности и что-нибудь предпримут.

Она порылась в сумке в поисках ключа от номера в отеле, взвешивая за и против попытки проникновения туда, но не смогла его найти. Наверняка бегая, прыгая, карабкаясь и спасаясь от наводнений, она его где-то потеряла. План по пополнению запасов провалился.

Малфой что-то произнёс, но в окружающем их радостном гомоне Гермиона разобрала только слово «еда». Она чувствовала себя немного странно, вернувшись туда, где было много людей — она нервничала, а звуки казались ей чересчур громкими. Она поймала себя на том, что вглядывается в лица, страшась обнаружить острые зубы, и дала себе зарок прекратить это по возвращении в Англию.

— Что?

— Еда, Грейнджер. Её обычно употребляют для поддержания…

— И что с ней?

Малфой выглядел раздражённым, то ли потому, что она его не расслышала, то ли потому, что его нервировали окружающие люди.

— Ты есть хочешь?

— У меня осталось немного фруктов.

Он указал на женщину, стоящую с тележкой возле пляжа.

— Я имею в виду еду.

Гермиона озадаченно посмотрела на него и снова покосилась на женщину.

— У тебя есть деньги? Откуда у тебя деньги? Всё это время у тебя были деньги?

— Три раза упомянула «деньги», да ещё на одном дыхании. Ты отлично адаптируешься в обществе.

Гермиона предостерегающе зыркнула на него.

— Они были в сумке.

Она опустила глаза на сумку, висящую у его бедра.

— А почему ты не сказал мне об этом раньше?

Малфой дёрнул плечом и двинулся к тележке. Гермиона проводила его недовольным взглядом и пошла следом, глотая слюни.

12:23

Почему-то жизнь с Малфоем в лесу казалась не такой странной, как совместные походы по магазинам. Ночёвки и блуждания по чащам также выбивались из привычного бытия Гермионы, как и сам Драко Малфой — всё вместе это собралось в клубок странностей, который каким-то образом воспринимался нормальным. Хождение по магазинам было будничным делом в обыденной обстановке, поэтому в компании Малфоя она чувствовала себя не в своей тарелке, пусть они провели вместе чуть ли не каждый день в течение последних четырёх месяцев.

— Сколько именно денег у нас есть? — наверняка они лежали в его кармане, но Гермиона считала их общими, раз уж они вместе раздобыли эту сумку. Строго говоря, это были деньги убийцы, но Гермиона старалась об этом не вспоминать — кошмары про мертвеца и так всё никак не прекращались.

— Достаточно, — Малфой кинул в тележку ещё несколько брусков мыла и посмотрел в проход. — Ты чем пользуешься?

На секунду Гермиона решила, что он имеет в виду стоящие слева упаковки презервативов. Она уставилась на них широко раскрытыми глазами, но не успели в ней закипеть гнев или удивление, как Малфой взял с полки тюбик с зубной пастой, чтобы прочитать этикетку.

— Эта подойдёт.

Он повернулся на её писк, и она отвела глаза, всячески стараясь не смотреть на презервативы — на случай, если Малфой проследит за её взглядом, и схватила пару бутылочек шампуня.

— Что это?

— Шамп…

— Запах.

— А, — она покосилась на Малфоя — неужели его действительно заботил запах шампуня? — Маракуйя или страст…

— Нет.

Гермиона подняла бутылочку и склонила голову.

— Нет — запаху или нет, ты не это имел…

— Я не собираюсь пользоваться шампунем, в котором хоть что-то начинается со слова «страсть», — Малфой забрал бутылку, вернул её на полку и, прищурившись, вгляделся в этикетки.

Гермиона решила, что он был слишком разборчив для того, кто несколько месяцев шатался по лесу. Вряд ли запах его волос имел особое значение — они редко когда оказывались на людях, так что нюхать его предстояло только ей. Разнообразие товаров было небольшим, поэтому Малфой вряд ли найдёт то, что его устроит. Понаблюдав за тем, как по мере чтения он морщится всё сильнее, Гермиона со вздохом наклонилась, чтобы оценить ароматы.

Клубника, цветы, персики, какая-то гадость или… Она отняла бутылку от носа и в раздумьях уставилась на Малфоя. Он перекатывал на ладонях два разных флакона, словно принимал решение, взвешенное в буквальном смысле.

— Апельсины?

Оторвав взгляд от полки, он посмотрел сначала на Гермиону, а потом на бутылку в её руке. Подняв глаза, подтолкнул корзину в её сторону, но всё же отправил туда и свои два флакона. Разве мужчинам не плевать на подобные мелочи? Она могла понять нежелание пахнуть по-девчачьи, но не думала, что деревья обращают на такое внимание.

— Может, купим футболки? Они рассчитаны на туристов, но так всяко лучше, чем разгуливать на людях в нашей дырявой одежде. Мы не…

— Или щеголять отметинами от когтей на спине твоей футболки, — Малфой ухмыльнулся, заметив, что стоящий позади Гермионы мужчина с любопытством покосился в их сторону.

— Верно. Так… — она пыталась выяснить, сколько денег у них имелось, не задавая прямого вопроса.

Либо Малфой этого не понял, либо избегал ответа.

— Пойду оплачу это, а потом наполню водой бутылки, — он протянул ей банкноту и поднял корзину. — Покупай что угодно.

13:48

По парому пронеслась стайка детей, и они оба подались вперёд и вправо — ладонь Малфоя коснулась её руки, лежащей на металлическом поручне. Гермиона решила, что замечать такое просто глупо — совершенно незначительная мелочь, — но его ладонь всё ещё касалась её кожи.

— Где ты хочешь высадиться? Следующий остров — Салина.

— Салина, — подтвердил Малфой. То ли согласился, что это и впрямь следующий остров, то ли обозначил своё желание там сойти — Гермиона не знала.

Она в любом случае собиралась остановиться на Салине, но хотела посоветоваться с Малфоем, чтобы тот знал: у него имелось право выбора. Она не могла злиться на него за попытки куда-то их отвести, при этом ничего не сообщив ей или хотя бы не поинтересовавшись её мнением, если сама ни о чём его не спрашивала. Салина представлялся логичным выбором — потом острова разделялись на две группы, но если придётся продолжить поиски, у них будет возможность определиться. Какими бы красивыми ни были острова, Гермиона хотела бы отыскать растение ещё вчера, а домой вернуться так вообще в прошлом месяце.

— Это выглядит… — она уставилась на длинную полосу зелени, к которой они приближались; вздымающиеся горы упирались в небо. Гермиона попыталась представить, как они с Малфоем забираются в эту растительность, но они оба казались ничтожными по сравнению с раскинувшейся впереди дикой природой.

— Дерьмово.

14:12

Гермиона посмотрела на деревья, высящиеся над деревней, и закинула сумку за спину. За прошедшие несколько месяцев она нарастила кое-какие мускулы, но, учитывая новые приобретения, ей придётся ещё подкачаться. Основную массу покупок нёс Малфой, но у Гермионы сохранились старые вещи, к тому же она настояла на том, чтобы забрать половину бутылок с водой.

Она-то думала, что Малфой будет высокомерно коситься на всех тех, кто пройдёт в чрезмерной близости от него, но он озадаченно смотрел на автобус, стоящий в нескольких метрах.

— Ты раньше ездила на автобусе?

— Да, — медленно откликнулась Гермиона и с любопытством посмотрела на Малфоя — тот двинулся к автобусу. — Как думаешь, нам стоит начать как обычно, с деревьев? Или сперва обойдём побережье?

Он уже поднимался по лестнице в салон, изучая дверь и поручень. Гермиона последовала за ним, собираясь поинтересоваться, что он делает, но тут Малфой окинул водителя надменным взглядом и заговорил по-итальянски. Единственное понятное слово, выученное ещё при сравнении брошюр на английском и итальянском языках, было «путешествие». Получив ответ, Малфой протянул водителю деньги, и тот начал отсчитывать сдачу.

— Малфой, — прошипела она. — Ты что делаешь? Ты…

— Нам нужно кое с кем встретиться, — кивнув, он забрал купюры и повернул в проход.

Гермиона почувствовала, как уши буквально встали торчком.

— С кем?

— С приятелем, — он застыл, изучая салон, а стоящие за ним люди недовольно смотрели ему в спину. Казалось, он обдумывал необходимость этой встречи — сделав шаг, тут же опять замер.

— Шевелись, — Гермиона толкнула его в спину, извиняюще оглядываясь на ожидающих пассажиров.

Он предупреждающе покосился на неё и медленно углубился в салон. Не обращая внимания на взгляды людей, он чересчур придирчиво выбирал места. Серьёзно? Человек, месяцами спавший на земле? Гермиона схватила Малфоя за футболку, когда тот прошёл мимо отличного варианта. Он остановился, она выпустила его и скользнула на сиденье. Малфой уставился на пустое место рядом и наконец-то уселся. Гермиона снова виновато посмотрела на пассажиров, которые сверялись с часами. Ей казалось, что она едет в компании непослушного ребёнка.

— Ты собираешься теперь рассказать мне, куда мы направляемся?

— К приятелю, я…

— Это сложно назвать ответом.

— Это ответ.

Гермиона посмотрела на Малфоя ещё пристальнее, но он изучал переднее сиденье. «Женишься на мне?» было аккуратно выведено поверх неровно вырезанной надписи «Трахнись со мной». Малфой с ухмылкой откинулся на спинку, видимо, теперь почувствовав себя увереннее.

— Как думаешь, это был её ответ или…

— Как ты вообще кого-то здесь узнал? Если ты… Это тот парень? Тот, с кем ты разговаривал на Вулькано? — он по-прежнему, усмехаясь, разглядывал спинку сиденья, и отвлекся лишь для того, чтобы ухмыльнуться сидящей через проход женщине, что-то ему сказавшей, — Малфой…

— Что? Чёрт, Грейнджер, ты…

— Ты знал этого человека до того, как мы здесь оказались? Он…

— Нет.

Гермиона наклонилась вперёд и чуть качнула головой. Жест, призванный дать понять: этого недостаточно или это непонятно, ты меня злишь. Малфой проигнорировал её и достал из сумки апельсин. Сволочь.

14:41

Гермиона застыла на верхней ступеньке — водитель автобуса жестом указал на тропу, по которой большая машина никак не могла проехать. Малфой кивнул ему в ответ и тронулся в путь, и Гермиона спустилась. Он лишь единожды посмотрел на неё и со стоном отвёл взгляд. Ага, ведь если он не будет смотреть ей в глаза, она, конечно же, оставит тему.

— Признаю, что между нами установилось… некое доверие, но я не собираюсь слепо идти за тобой. Я хочу знать, зачем мы встречаемся с этим приятелем, почему надо делать это сейчас вместо того, чтобы продолжать поиски. Кто этот… Драко.

Малфой оторвался от изучения лилий калла, которые сотнями росли вдоль тропы. Вскинув бровь, он невесомо провёл пальцем по лепестку.

— Гермиона.

Это прозвучало странно — то ли потому, как он произнес её имя, то ли из-за самого факта, но этого хватило, чтобы на секунды сбить её с толку.

— Кто этот приятель? Он… готов встретиться с нами обоими?

Малфой изучал её в течение нескольких секунд, достаточно долго для того, чтобы её терпение достигло предела прочности. Прочности его костей, например, или…

— Он маггл, насколько я знаю. Ты же это хочешь узнать.

Верно. Гермиона не думала, что Малфой пытался привести её в дом Пожирателя Смерти, но удостовериться в этом стоило. На случай, если он позабыл о статусе её крови. Она даже не знала, пустят ли теперь Малфоя в обитель Пожирателя Смерти, но посещать никого из старых друзей его семьи не хотелось. К тому же она жаждала убедиться, что этот визит не был сюрпризом — такие неожиданности почти никогда не доводили до добра.

— У тебя есть приятель-маггл?

Малфой устало посмотрел на неё и двинулся вверх по тропе.

— Он нормальный парень.

— Маггл?

— Почему так трудно поверить, что маггл может быть нормальным парнем? Просто…

— Не смеши меня. Ты ненавидишь магглов…

— Я никогда такого не говорил.

— Никогда? Я…

— Я не ненавижу магглов, — перебил Малфой, и Гермиона замолчала, заметив вздувшуюся на его виске вену. Она ничего от него не добьётся, когда он злится. Пока что.

Комментарий к Часть двадцать четвёртая

Гермиона пытается вспомнить поговорку “Idle hands are the devil’s tools”. Дословный перевод: “Праздные руки — орудие дьявола”.

========== Часть двадцать пятая ==========

10:03

Гермиона вглядывалась в человека, которого видела на Вулькано, хотя ни слова не могла разобрать в его речи. Он болтал без умолку, и краткие ответы Малфоя его, похоже, не смущали. Кажется, Малфой испытывал лишь лёгкую неловкость, чего нельзя было сказать о Гермионе. В последний раз она видела этого человека, когда тот орал на неё посреди деревни, а теперь — сидела у него на кухне, сложив руки на колени.

Прежде чем они отыскали дом, ей удалось вытянуть из Малфоя лишь то, кем был его приятель. Она сразу представила себе неловкий момент встречи, но реальность оказалась ещё хуже. Мужчина её даже не заметил, кивнув Малфою и странно на него посмотрев. Гермиона просидела за столом уже час, разглядывая скудное убранство кухни и чувствуя себя полной идиоткой, которая притащилась в чужой дом и не понимала ни слова из речи хозяина.

За столом воцарилась тишина, и Гермиона оторвала взгляд от своих рук: мужчина улыбался, склонив голову в её сторону. Лицо Малфоя застыло, а плечи напряглись сильнее, чем у Гермионы. У неё возникло смутное впечатление, что речь зашла о ней. Ей действительно хотелось знать, что именно было сказано, но она не следила за беседой и не представляла даже, чья реплика оказалась последней. Хозяин снова заговорил в прежней манере, и Гермиона покосилась на Малфоя, но у неё было чувство, что без палочки и Флоралиса, который можно было бы предложить в обмен, он ничего не расскажет.

21:32

Гермиона шла за Малфоем по скрипучей лестнице, которую разглядывала недоверчиво. Она не могла хорошенько рассмотреть её в темноте, что лишь повышало шансы свалиться. Они повернули в коридор, тускло освещенный бьющим в окно лунным светом, и Малфой распахнул первую же дверь, к которой они подошли.

— Значит, мы остаёмся тут?

— Пока да.

— Потому что?.. — начала она. Малфой открыл ещё одну дверь и прищурился в темноту.

Гермиона вздохнула, и, слегка задев его, потянулась в проём нащупать выключатель. Она водила рукой вверх-вниз по стене, надеясь не вляпаться в какую-нибудь грязь, но не могла ничего найти. Малфой, приподняв брови, насмешливо посмотрел на неё, и она подалась назад — похоже, свечи в кухне стояли отнюдь не для атмосферы.

— Слушай, Малфой… — на этих словах он прикрыл глаза и так запрокинул голову, что хрустнула шея. — Мне кажется, ты не понимаешь…

— Я слишком устал для грейнджеровских речей.

— Тогда расскажи мне…

— Я сказал ему, что в обмен помогу собрать в сентябре виноград, если всё ещё буду здесь. Я всё ещё здесь. Я собираю виноград. Это не займёт…

— В обмен на что? — прищурилась Гермиона.

— Это неважно.

— Должно быть важно, раз ты решил собирать виноград…

— Неважно для тебя. Грейнджер, я не грёбаная книга. Ты не можешь открыть меня и выяснить всё, что тебе заблагорассудится. С людьми так не получается, и тебя никак не касается, за что именно я с ним расплачиваюсь.

— Это моё дело, если я здесь…

— Нет. Я уже рассказал, почему мы здесь. Это всё, что тебе надо знать. Почему бы тебе не двинуться на поиски ванной? Проведёшь ночь, обдумывая сотни разных причин почему, а утром обвинишь меня в худшей из них. Я устал и отправляюсь в кровать.

Она проследила взглядом, как Малфой исчезает в соседней комнате: щелчок был не менее красноречив, чем грохот.

23:28

Гермиона пялилась в потолок, выводя на одеяле круги. В комнате было слишком тихо — ни дуновения ветерка, ни шороха птиц, ни треска деревьев. Малфой спал через две двери по коридору. Интересно, на кровати он спал так же, как и на земле? Комната казалась странно пустой. Гермиона впервые за три месяца ночевала в одиночестве.

14 сентября; 8:09

Гермиона вышла на улицу и взяла одну из стоящих возле двери корзин. Спина Малфоя маячила прямо перед её носом, мужчина с Вулькано и ещё какой-то человек стояли тут же рядком. Ей действительно не нравился человек, которому они помогали, но заняться было особо нечем. Вдруг они смогут выдвинуться раньше, если она присоединится?

Заслышав смех, Гермиона подняла голову: оба мужчины смотрели прямо на неё, незнакомец, внимательно её разглядывающий, что-то сказал. Под его взглядом Гермиона поёжилась и прищурилась. Малфой что-то проговорил, и мужчины замолчали, незнакомец перевёл глаза на хозяина дома. Одарив их всех оскорблённым взглядом, Гермиона откашлялась и двинулась в сторону виноградников. Малфой выпрямился, покосился на спутников и повернулся к Гермионе. Они лишь на секунду встретились взглядами, его рот приоткрылся, но Гермиона прошла мимо прежде, чем он успел что-то сказать.

22:04

Малфой и хозяин напивались на кухне, и быть этому свидетелем Гермиона не могла себе позволить. Ей и так-то было неловко, а уж сидеть на шумной попойке трезвой и не имеющей ни малейшего представления о языке она не собиралась. Гермиона попыталась разыскать в доме какие-нибудь книги, но как-то случайно очутилась во временной малфоевской спальне.

Гермиона положила на не застеленную кровать футболку, купленную для него на Липари, вместе с купальными шортами. Она не знала, станет ли он носить что-то из этого, но себе приобрела похожий комплект — в крайнем случае, бикини могло послужить нижним бельем. Возле кровати она заметила сумку и наклонилась за кое-чем нужным. Она выудила малфоевского корявого пингвина, покрутила его, бросила головой вниз в стакан с водой, который поставила на прикроватный столик, и отправилась дальше на поиски книг.

15 сентября; 2:18

Гермиона отодвинула бутылку молока в попытках отыскать в холодильнике что-нибудь съедобное. Было странно посреди ночи рыться на чужой кухне, но Малфой сказал, что они могут чувствовать себя тут как дома. Она уже давно проголодалась, но, чтобы раздобыть еду, пришлось дождаться, пока кухня опустеет. Гермиона могла съесть что-нибудь из своих припасов, но рассудила, что лучше побережет их до того момента, когда под боком не окажется кухни.

— Ты пропустила ужин.

От звука малфоевского голоса за спиной она подпрыгнула и оглянулась.

— Была не голодна.

— Ты всегда голодная.

Вот уж неправда.

— Неважно, — наверное, она выпалила это слишком резко.

Гермиона отставила банку и, нахмурившись, уставилась на странного вида содержимое какого-то контейнера. Будто бы три мячика, лежащие в моче. Неужели этот парень был настолько чудаковатым? Некоторые безумцы хранили в холодильнике банки со своей мочой. Или с частями человеческого тела. Помня о бегающих глазках хозяина, Гермиона бы этому не удивилась.

— Ты не ужинала, потому что злилась на меня. Это…

— Нет. Просто… он меня пугает.

— Что?

— Он меня пугает. Этот парень. Здорово пугает.

— Только потому, что он маггл…

Она расслышала в его голосе насмешку.

— Это совершенно точно не имеет значения. Я не понимаю, чем тебя напугали те приятные магглы и почему не нервирует этот. Полагаю, ты привык к подобным личностям. И, наверное, поэтому чувствуешь себя нормально, — пробормотала она.

Она отставила бутылку с соком и сморщилась при виде обнаружившегося месива. Малфой молчал; Гермиона оглянулась и тут же вздрогнула: его ноги оказались прямо у неё за спиной.

— Мы сможем скоро уйти. Завтра вечером.

Она повернулась, закусила губу и пожала плечами.

— Как получится, — желательно как можно скорее. — Без обид, но я почти уверена, что тоже не слишком нравлюсь твоему приятелю.

— Вряд ли он привык к женщинам, — слегка улыбнувшись, Малфой подпрыгнул и уселся на столешницу. — К тому же ты произвела не самое хорошее первое впечатление.

Гермиона хмыкнула; она была немного озадачена тем, что Малфой остался. Бродя по лесам, у них не было иного выбора, кроме как держаться вместе, но здесь им до самого отхода не было нужды видеть друг друга. Но Малфой остался с ней, да ещё и уселся. Интересно, ощущал ли он некую странность? Она, например, то и дело оборачивалась, не слыша хруста его шагов.

— Удивительно, что ты не заснул после выпитого.

— Я не пьян.

Гермиона осмотрела шкафы и вытащила на стол остатки курицы.

— Тогда у тебя высокая сопротивляемость организма. Вы тут просидели несколько часов.

— Время и количество никак не связаны. Я же не мучился жаждой, как после недельных поисков реки.

Гермиона улыбнулась, вывалила курицу на сковородку и включила горелку.

— Вряд ли бы тогда ты смог говорить.

Малфой хмыкнул, и она уселась на столешницу рядом с ним.

12:32

Гермиона собирала виноград так, словно умирала от желания его съесть: она бросала грозди в корзины и быстро продвигалась дальше. Виноградник был не слишком большим — по сравнению с некоторыми так вообще удивительно маленьким, но кустов всё равно было столько, что управиться до вечера они бы не смогли. Гермиона надеялась, что Малфой не собирался оставаться до окончания сборов — в противном случае они бы тут застряли на неделю. Особенно учитывая скорость продвижения остальных.

Мужчина, работавший в соседнем ряду, покосился на неё поверх винограда и что-то сказал. Гермиона не знала, как реагировать, хотя его взгляд не был привычно снисходительным — когда её в принципе осчастливливали вниманием.

— Он сказал…

Услышав голос Малфоя за спиной, она вздрогнула.

— Боже! Не подкрадывайся ко мне. Ты это сделал…

— Грейнджер, я уже полчаса работаю за твоей спиной, — Малфой вскинул бровь, и Гермиона попыталась быстро прикинуть, когда именно она пританцовывала в такт песни, которую напевала.

— Ну… будь менее… — не найдя слов, она сдалась. — Что он сказал?

— Что ему следует нанять тебя на полный день. Ты быстро работаешь.

— О… — она обернулась к мужчине с улыбкой, а потом многозначительно покосилась на Малфоя.

21:13

Она постучала в дверь Малфоя легонько, на случай, если он спал, но заметила пробивающийся снизу свет свечи. Хотя, может, он спал с зажжённым огнём. Гермиона считала, что без магии, защищающей свечу от падения, это несколько опасно. Обходясь без волшебства, она всегда тушила ее, втайне боясь, что очнётся от боли ожогов в объятой пламенем комнате.

Услышав скрип кровати, она прикусила губу в надежде, что не разбудила Малфоя. Дело было не очень-то важным. Она обнаружила своего пингвина, покрытого раздавленным виноградом, и хотела уточнить, что это была за месть. Может, ещё посмеяться над отсутствием у Малфоя воображения. Зачем она опять сюда лезла? Теперь её намерение казалось глупым, оно даже в голове у неё звучало глупо. На секунду Гермионе захотелось убежать и скрыться в комнате, притворившись, что она понятия не имеет, кто именно стучал Малфою в дверь. Если Малфой заявится с вопросами, она могла бы отворить ему, с сонным видом потирая глаза и потягиваясь. Так она могла бы прекратить по-дурацки торчать тут без малейшей важной причины для того, чтобы его будить.

Но ручка повернулась, и Гермиона, поморщившись своим мыслям, приподняла подбородок и, ещё даже не видя Малфоя, приняла извиняющийся вид. На нём были только шорты, но она смотрела ему прямо в глаза. На голове у Малфоя царил беспорядок, однако не похоже было, что он спал. Наверное, готовился ко сну.

Она протянула пингвина, словно с головой ныряя в омут.

— Это что? Ты начал битву едой или напоил моего пингвина?

Один удар сердца, три, пять. Малфой оторвал взгляд от пингвина и посмотрел на Гермиону.

— Я не виноват. Грейнджер, война продолжается.

Это было хорошо. Никаких вопросов, странных взглядов — ничего такого, что заставило бы её почувствовать себя глупо из-за позднего визита. Малфой куда-то потянулся, и Гермиона услышала какое-то стеклянное звяканье. Он протянул ей бутылку вина без маркировки.

— Мальвазия. Я помню на… праздновании годовщины победы ты была немного навеселе…

— Я же тебе говорила, это были не мои бокалы…

— Так что когда он попросил меня передать тебе это, я колебался. Не хотелось бы поощрять твоё пьянство.

— Ты кого угодно доведёшь до стакана. Это было бы последней проверкой людей перед отъездом из реабилит…

— А ещё я надеюсь, что ты не превратишься в бóльшую мегеру.

Она сердито уставилась на него.

— Как мило.

Он наклонил бутылку донышком вперёд, и Гермиона забрала подарок. В другой руке она сжала пингвина, не зная, что сказать. Малфой стоял в дверном проёме, наблюдая за тем, как она мнётся, крутя в руке бутылку. Проведя пальцем по краю пустой красной этикетки, она посмотрела на Малфоя.

— Жажда не мучает?

16 сентября; 12:51

Гермиона выпила слишком много. В начале на них давила неловкая тишина, заполняемая глотками, а когда разговор завязался, напиток помогал поддерживать беседу. Она жестоко недооценивала действие вина, пока не встала, чтобы отправиться в уборную: мир вокруг слегка покачнулся. Во время общения с Малфоем окружающая действительность представлялась смазанной и лёгкой, но почему-то простой подъём на ноги разогнал алкоголь по телу, и стремительно накрывшее Гермиону опьянение оказалось подобно столкновению с грузовиком.

Она значительно сбавила темп, но золотистая жидкость продолжала появляться в бокале, и вскоре пришло осознание того, что они заканчивают уже вторую бутылку. Даже острые углы прикроватной тумбочки теперь казались плавными; Гермиона чувствовала головокружение, лёгкость и желание хихикать. Она выглядела смешно перед Малфоем, который продолжал над ней подтрунивать, но ничего не могла с этим поделать.

— Я тебя одолею.

— Грейнджер, у тебя нет шансов меня обогнать.

— Увидишь.

Подняв руку, она опёрлась на кровать и поднялась — мир покачнулся.

Оказавшись на ногах, Гермиона почувствовала себя лучше, но никак не могла разобрать: то ли всё вокруг шаталось, то ли неверная игра света свечей обманывала мозг. Малфой опустошил свой бокал и тоже поднялся с пола: его явно вело, пока он пытался поймать равновесие.

Сквозь призму собственного опьянения, Гермиона не понимала, действительно ли Малфой выглядит пьяным. Но его точно не болтало так вчера, когда он пьянствовал с хозяином дома. Интересно, причина крылась в вине или в том, что Малфою было некомфортно напиваться с незнакомцем? Она сомневалась, что Малфой был из тех, кто с легкостью раскрывался перед чужаками. Сообразив, что с ней-то он как раз и набрался, Гермиона глупо улыбнулась.

Малфой посмотрел на неё так, словно она сошла с ума ещё несколько месяцев назад, но он постепенно начал привыкать к этому факту.

— Побежим вдоль виноградника.

— И обратно. Если только ты не сдрейфишь, — она пожала плечами, нахально улыбнувшись, пока они шли к лестнице.

— Я лишь хочу хоть как-то уравновесить наши шансы. Помнится, от чрезмерной активности у тебя сводит ноги.

— И это говорит тот, кто вдруг начал на прошлой неделе хромать, когда…

— Ш-ш, — засмеялся он, медленно спускаясь следом. — Мне кажется, ты не понимаешь, насколько звонко можешь голосить. У меня уже мозг кровоточит.

— Это больно?

— Да. Словно…

— Ну и отлично.

— Ты только знай: пока весь остальной мир будет петь тебе дифирамбы, я буду помнить о твоей жестокости. И планировать месть.

Гермиона рассмеялась в ладонь — они уже подходили к задней двери.

— Малфой, держи карман шире.

Она повернула и потянула на себя ручку, а Малфой ухватился за створку и открыл дверь. Выйдя на улицу, Гермиона глубоко вдохнула свежий воздух, широко открыла глаза и поморгала. Эти действия должны были магическим образом немного её отрезвить, но, похоже, не сработали.

— До конца виноградника и обратно.

— Хорошо.

Гермиона встала рядом с Малфоем, удостоверившись, что пальцы их ног находятся на одной линии.

— Мне бы следовало стартовать с середины прохода, чтобы компенсировать…

— Боишься проиграть? Нужно…

— Я никогда не проигрываю. Кроме «Монополии». Боже, эту игру я ненавижу.

— Как интересно.

Гермиона сердито покосилась на Малфоя, но вдруг заметила, что тот заступил чуть дальше. Насупившись ещё сильнее, она снова встала с ним вровень.

— Малфой, и никакого жульничества.

— Разумеется.

— Хорошо. На счёт три, — она терпеть не могла, когда так говорили — будто и без того не ясно, — но вдруг Малфой не был в курсе. — Раз, два, три.

Она тут же попыталась сбить Малфоя с ног, он же, повернувшись, толкнул её, и они оба упали. Гермиона первая поднялась и припустила по проходу. Она слышала за спиной его топот и наклонилась, чтобы поднять палку, мимо которой пробегала, но идея оказалась не слишком удачной. Потеряв равновесие, она упала, схватила Малфоя за ногу, когда тот попытался проскочить мимо, неловко поднялась, отпрыгнула, избегая захвата, и помчалась дальше.

Снова услышав топот, она бросила в Малфоя палкой и почувствовала, как в затылок стукнулись ягоды винограда. В голые ступни что-то впивалось — дурацкая идея, если подумать, — но Гермиона едва ли что-то замечала. В темноте прохладный воздух овевал тело, кости почти не ощущались, а луна светила ярче обычного. Она расслышала топот Малфоя прямо за спиной и заорала — его пальцы скользнули по её футболке.

Он толкнул Гермиону в кусты, но та отлетела от них, почти не сбившись. Он бежал по проходу быстрее, опережая. Гермиона прищурилась, закричала, надеясь, что издаёт вопль страха, и увидела, что Малфой притормаживает. Он обернулся — Гермиона отвернулась и, глядя назад, снова завопила.

— Что?

Она поняла, что Малфой остановился, и тогда, испуганно таращась на него, бросилась вперёд. Она собиралась его обогнать, но он дёрнулся и схватил её за талию. Они закрутились по инерции, и Гермиона прикрыла глаза, впиваясь пальцами ему в предплечья.

— Ты всерьёз думала, что я на это поведусь? Я же слизеринец!

Можно подумать, ей требовались напоминания о его факультете.

— Ты говоришь так, словно этим можно горд… — смеясь, закричала Гермиона в ответ и вдруг поняла, что кренится вовсе не мир — они. На этот раз она взвизгнула от страха по-настоящему: Малфой оступился, и они оба рухнули на землю.

Его дыхание раздувало ей волосы; Гермиона едва удержалась от того, чтобы не врезаться головой ему в лицо. Малфой разжал железную хватку и сделал вдох, она тоже втянула в лёгкие воздух и скатилась с него. Недавний пируэт и падение только усугубили головокружение, так что теперь Гермиона глазела на травинки перед собой так, словно видела их впервые, и пыталась справиться с каруселью перед глазами.

Запыхавшись от бега, она глотнула воздуха и услышала, как Малфой делает то же самое. Гермиона повернулась к нему лицом и увидела, что он, повернувшись к ней, лежит всего в нескольких миллиметрах. От её дыхания челка разметалась у него по лбу, от выпитого вина его глаза были полуприкрыты. Наверняка он выдохся не меньше неё; пробежка, похоже, их подкосила, чего не могли сделать ни вино, ни поздний час.

— Я не буду целоваться с тобой пьяной.

Гермиона заморгала так, словно вовсе не она произнесла эти слова. Может, так и было — может, это произнес какой-то другой голос у неё в голове,посчитавший это хорошей идеей, и Малфой был прав, считая её сумасшедшей. Зачем она вообще это сказала? Она же могла просто этого не делать: действовать вместо того, чтобы молоть языком.

Малфой вскинул брови.

— Ладно.

Всё было не так плохо, как она себе вообразила.

— Ладно.

— Я рад, что ты не собираешься пользоваться моей невинностью после того, как напоила.

Гермиона моргнула раз, три раза, затем рассмеялась.

— Это смешно?

Она кивнула.

— Невинность Драко. Это ли не оксюморон? Думаю, да! — он хмыкнул, не спуская с неё глаз. Гермиона заметила выражение его лица, и её смех стих. — Кажется, ты не слушал.

— Слушал.

— А выглядишь так, словно думаешь о…

— О чём?

— Об апельсинах.

Малфой рассмеялся, и она сонно улыбнулась.

7:02

Сделав попытку разлепить глаза, Гермиона застонала — солнце буквально обжигало глазные яблоки, а в голове грохотал набат. Она услашала, как Малфой, проснувшись, вздохнул, и тот факт, что дышал он прямо над её головой, заставил её резко распахнуть глаза, наплевав на яркий свет. Прищурившись, она уставилась Малфою на руку, чувствуя, как его плечо слегка задевает ей лоб. Вытянув руки и ноги, Гермиона выяснила, что касается Малфоя только лишь головой, и оторвалась от его плеча. Услышав, как он сглотнул — настолько близко они лежали, — она потёрла лицо и неловко отодвинулась.

— Кажется, у нас проблема.

Издав со сна странный звук, Гермиона в панике огляделась.

— Грейнджер, я имею в виду ночёвку на земле. Ну и кто тут параноик?

Она зевнула и протёрла глаза, раздумывая над ответом, но тут в голове всплыли события прошлой ночи. Покраснев, она покосилась на Малфоя одним глазом — вдруг он этого не заметит, если она будет смотреть лишь одним, вдобавок полуприкрытым глазом. Он поднялся, она последовала его примеру и, покачав головой, расправила одежду. Больше никаких пьянок с Малфоем и никакой дурацкой болтовни. Гермиона почти не сомневалась, что рассказала ему, насколько сильно ей нравятся его волосы. А ещё, похоже, выболтала свою теорию о том, что он робот. Они вчера несколько раз обращались друг к другу по имени, чересчур много переглядывались, и она не хихикала.

Дурацкое вино. Дурацкий человек. Да она сама дура.

Надавив ладонями на глаза, Гермиона тихо застонала — так же, как и миллионы людей до неё, она пыталась упорядочить случившееся и забыть, что это когда-либо имело место. Если Малфой когда-нибудь напомнит ей об этом, она просто изобразит замешательство и посмотрит на него, как на сумасшедшего. Вдруг тогда он решит, что напился так сильно, что всё это придумал или увидел во сне?

Шагая с Малфоем обратно, Гермиона посмотрела на дом и покачала головой: под самым боком их ждали кровати, а они заснули на земле. Просто как рухнули во время забега, так и остались. Технически, они по-прежнему участвовали в гонке — просто немного вздремнули посреди, как древние олимпийцы. Так что тот, кто доберётся до дома…

Малфой покосился на неё исподтишка. Быстрый взгляд, резкий шаг — Гермиона дёрнулась вперёд, опережая всего на секунду, и вот уже они оба неслись к задней двери.

19:22

Она отвернулась от холодильника с робкой улыбкой, на случай, если за спиной стоял владелец дома, но увидела Малфоя. Улыбка никуда не делась, и Гермионе пришлось приложить усилие, чтобы её подавить — получилась хмурая гримаса. Нормально. Гермиона, расслабь рот нормально.

— Знаю, я говорил, что мы уберёмся отсюда к вечеру, но он попросил меня остаться ещё на день, так что…

Гермиона кивнула.

— Значит, ещё один день. Ты же понимаешь, дело не только в том, что мне некомфортно. Могут же быть и другие люди, занятые поисками…

— Знаю. Это важно.

Гермиона уже собиралась поинтересоваться почему, но передумала. Наверняка у Малфоя имелись на то причины и, видимо, веские — какими бы они ни были.

— Тогда завтра вечером. В зависимости от времени, когда ты закончишь, и от того, сможем ли мы уйти далеко, — он снова смотрел на неё так же, как прошлой ночью. Гермиона занервничала и сцепила пальцы, дверца холодильника стукнула её по ноге. — Если из-за усталости мы не сможем уйти на достаточное расстояние, то нам стоит задержаться ещё на одну ночь. Встанем рано — нам придётся постараться, чтобы компенсировать задержку. Не знаю, с чего ты планировал начать. Мы на полпути к той горе, к маленькой, так что…

Гермиона оборвала своё суетливое бормотание, а Малфой просто продолжал смотреть на неё, опершись плечом о дверной косяк. На нём красовалась купленная ею футболка. На чёрном фоне жирным курсивов было напечатано: «Эолийские острова», под надписью белел абрис вулкана, а ещё ниже виднелась вторая надпись курсивом: «райский взрыв». На Гермионе была такая же футболка; наверное, стоило купить себе в другом цвете, чтобы они с Малфоем не выглядели так, словно старались друг другу соответствовать. Просто на чёрном фоне меньше были видны пятна. А учитывая количество кровавых подтёков на их старых футболках, ей стоило купить красные. Или оранжевые, но они стали бы маяком для всех опасных тварей и людей.

— Ты ел? — поинтересовалась Гермиона.

— Не был голоден, — Малфой не спускал с неё глаз.

— Хорошее новшество, — он нахмурился. — Я не имею в виду, что ты много ешь или что-то подобное, но… Ты же понимаешь. Обычно мы не можем взять и заявить, что не голодны — просто есть нечего.

Малфой кивнул, и ей показалось, что он понимал, что заставляет её нервничать.

— А сейчас есть хочешь?

— Не знаю. Рыба, приготовленная на огне, на вкус такая же, но я всё ещё помню твои фруктовые смеси, — он говорил так, словно старался быть деликатным. И учитывая его таланты в оскорблениях, он действительно был тактичен.

Гермиона закатила глаза.

— Я не собираюсь готовить ничего сложного. А если бы собралась, ты был бы впечатлён. Доставай оттуда сковородку.

Малфой не сдвинулся с места, и теперь настала его очередь мяться. Он шагнул, нерешительно замер и наконец подошёл к шкафам.

— Кажется, она… Вот здесь. Ты когда-нибудь раньше делал чизбургеры?

— Постоянно, — протянул он, но Гермиона продолжила, и так зная его ответ.

— Поверни комфорку. Это… — теперь Малфой смотрел на неё недоверчиво. — Это не так уж и сложно.

— Я не занимаюсь готовкой.

— Ты можешь этому научиться. Это не слишком отличается от…

— В этом нет смысла. Когда я уберусь с этих островов, нужды в этих знаниях не будет. Я знаю, как держать что-то над огнём, и этого…

— Твои домовые эльфы…

— Я не собираюсь снова начинать этот разговор, — отрезал он, и в его голосе прорезалась сталь.

Гермиона хмыкнула.

— А почему это так важно, если ты больше не собираешься готовить?

— Не все хотят забивать себе голову всяким дерьмом только потому, что это можно узнать…

— А вдруг тебе это пригодится. И однажды ты окажешься в доме, где не будет эльфов, или в гостях у друга, или станешь помогать кому-то готовить.

Малфой уставился на неё с нечитаемым выражением лица; Гермиона отвернулась и, покачав головой, пробормотала:

— Неважно.

Она положила мясо на столешницу и открыла холодильник, выискивая сыр. Тот обнаружился на нижней полке, снова спрятанный за банкой с мочой. Она взяла сыр, закрыла дверцу, но тут Малфой забрал его у неё.

— Что мне надо делать?

Гермиона улыбнулась, и он скривился так, словно тут же пожалел о своём порыве.

20:37

Малфой остановился возле своей двери, вынуждая Гермиону последовать примеру: проход был слишком узким. Поизучав его спину в течение четырех секунд, она повернулась и попыталась проскользнуть мимо. Малфой тоже развернулся к ней лицом — Гермиона уж было решила, что он освобождал проход, но он вдруг схватил её за бёдра. Она удивлённо подняла глаза, но на лице Малфоя промелькнуло столько всего, что понять его намерения было трудно.

Гермиона вопросительно посмотрела на него и подпрыгнула, услышав хлопок двери, раздавшийся… снаружи? Она уже собиралась повернуться, чтобы выглянуть из окна, но пальцы Малфоя сжались, и её внимание переключилось. Он наклонил голову, и чёлка свесилась ему на глаза. Сердце у Гермионы забилось чуть быстрее. Этот взгляд она знала.

Они стояли слишком близко; руки Малфоя лежали у неё на бёдрах, свои она положила ему на предплечья.

— Я…

Гермиона не представляла, что именно собиралась сказать — что угодно, лишь бы нарушить тишину, — но, видимо, Малфой ничего не хотел слушать. Она приподняла лицо, и он опустил голову: так быстро и под таким углом, что их зубы клацнули. Гермиона успела лишь зафиксировать в мозгу этот звук, как он поцеловал её нормально, прихватив губами губы. От удивления она замерла, раскрыв рот на жарком выдохе, и Малфой не стал упускать момент. К той секунде, когда его язык скользнул по её зубам, в ней уже разгорелось пламя.

Гермиона ответила на поцелуй с не меньшей пылкостью, выталкивая его язык изо рта, чтобы перехватить инициативу. Она рвано выдохнула: внутренности стянуло узлом, рот Малфоя опалил жаром, а пальцы на бёдрах, перестав сжиматься, притянули ближе. Гермиона обняла Малфоя за шею, комкая в кулаке его футболку и привстав на цыпочки. Он потерял равновесие, качнулся вперёд и подтолкнул Гермиону, вынуждая упереться спиной в стену. Он впечатал ладони по обе стороны от её головы и чересчур сильно прикусил ей губу.

Сердце Гермионы билось в груди совершенно ненормальным образом, а внутренности скрутились в комок, который куда-то покатился. Малфой пососал кончик её языка, и она застонала. С ответным стоном он толкнулся к ней; его рука отлепилась от стены и обхватила её талию, прижимая теснее, словно можно было оказаться ещё ближе. Гермиона чувствовала его дыхание, движение грудной клетки, но затем вдруг ощутила, что его ладонь переместилась ниже.

Она подалась вперёд, желая то ли избежать этого прикосновения, то ли прильнуть сильнее, и Малфой отступил на шаг. Вторая его рука легла ей на спину; он обхватил её ягодицы, приподнимая и вынуждая снова встать на носочки. От этих ощущений Гермиона всхлипнула, и Малфой сжал её сильнее. Его прикосновения придали смелости: Гермиона оторвала ладонь от его шеи и огладила плечо. Малфой резко втянул в лёгкие воздух и жарко выдохнул ей в рот; она явственно ощутила изгибы его груди, взгляды на которую всегда скрывала.

Нехватка кислорода становилась всё острее, и Гермиона оторвалась от Малфоя. Открыв глаза, она увидела лишь его профиль — Малфой склонился к её шее. Его горячий влажный рот добрался до ямки над ключицей. Гермиона со стоном откинула голову и ошеломлённо уставилась в потолок; этот-то звук и заставил её прийти в чувство.

Без сомнений, это была эротическая ласка. Малфой сжимал, гладил, мял и ласкал её ягодицы. Малфой. Поцелуи — одно дело, а вот такие ласки вели совсем к другому. Например, к двери, открытой за его спиной, жару между бёдер и… Малфой прикусил ей шею, и она вцепилась ему в футболку, прикрывая глаза.

— О, — выдохнула она, пытаясь вспомнить… Ласки. Да, ласки были… очень приятными.

Гермиона затрясла головой. Нет, нет, она думала не об этом. Ласки, дверь… Малфой пососал местечко у неё под челюстью, и она толкнулась вперёд так, что они оба шагнули. Они уже оказались в дверном проёме и…

Малфой схватил её за волосы, вынуждая наклонить голову так, чтобы иметь возможность дотянуться до её рта. «Мне надо отправляться в кровать. Скажи это. Скажи это, Гермиона». Она приподнялась и поцеловала его, потому что дверной проём и комната — это ведь не одно и то же, и у неё еще имелось время в запасе. У неё ещё имелось так много времени на то, чтобы ощутить пляску языков, напор его рта, тяжесть рук.

Малфой отстранился, и Гермиона уже потянулась к нему, но остановилась. Он поднял голову, и лишь тогда сквозь тяжёлое дыхание она разобрала скрип ступеней. Малфой издал резкий звук, который вполне мог оказаться ругательством, но Гермиона не поняла, каким именно. Она разжала руки, облизала горящие губы, и он выпустил её. Гермиона сделала шаг назад, одёрнула футболку, стоя вполоборота к Малфою и лестнице, а затем двинулась к своей спальне.

Гермиона не знала, с чего вдруг решила, что побег станет лучшим решением, но её тело захлестывало ощущениями, и она не могла мыслить здраво, чтобы с кем-то встречаться. Она обернулась на Малфоя, но тот смотрел на лестницу, и Гермиона закрыла за собой створку. Прижавшись лбом к древесине, она сделала глубокий вдох и заперла дверь.

Прикусив припухшую губу, она поёжилась от тянущей боли и оглянулась на кровать. Дверь, кровать, дверь. Но такой поступок превратил бы это в реальность — это послужило бы признанием того, что всё гораздо серьёзнее, чем считала Гермиона, и стало бы… Мыслями о нём в таком ключе. А это было бы уже не просто Признанием Притягательности. Скорее уж Очень Тщательным Исследованием Непреднамеренн… Гермиона расстегнула джинсы, отступая от двери к кровати. Никто не должен был этого знать. Даже она. Ничего не было.

17 сентября; 13:31

Зайдя на кухню, Малфой посмотрел на Гермиону, и та уткнулась взглядом в свой сэндвич. Она покраснела по разным причинам, но главной было то… чего не было. Ночью она, потная, лежала, томясь полудостигнутым удовлетворением, когда вдруг вспомнила кое-какие выдуманные образы. Гермиона сделала это не специально — она была гораздо больше сосредоточена на воспоминаниях, чем на фантазиях — но они появились. И теперь ей казалось, будто она следила за обнажённым Малфоем без его ведома, и она мучилась чувством вины, что было просто абсурдно.

Ещё она мучилась сожалениями — очень-очень сильными. То решение казалось тогда хорошей идеей, единственно хорошей идеей, но позже Гермиона осознала свою ошибку. У неё уже был подобный опыт — она была слишком любопытна, чтобы пройти мимо такого, но выслушав пару историй про фейерверки и землетрясения, была очень разочарована. То ли из-за преувеличений, то ли из-за её неспособности это испытать. Лишь несколько раз Гермиона представляла рядом с собой кого-то, прежде чем полностью переключиться на ощущения. Прошлой ночью она не сумела перестать думать о другом человеке. И теперь не могла выкинуть те фантазии из головы. Выдуманные или нет, эти образы приходилось с силой выталкивать, как только в мыслях появлялась хоть малейшая брешь. От видения обнажённого Драко Малфоя было нелегко отмахнуться, и с каждым часом Гермиона злилась на себя всё сильнее.

Раньше, когда она представляла подле себя Рона, это ощущалось чем-то неправильным. Либо он встречался с другой девушкой, либо сама Гермиона вспоминала, что фантазирует о лучшем друге. Малфой довёл её до той стадии, на которой она позабыла о возможной неправильности подобных мыслей. Прошло не так уж много времени с тех пор, как она думала о Роне, будучи с ним, и ничего выдумывать не требовалось. Они ни разу не занимались сексом, но он ласкал её под одеялом в спальне, и она знала, каково ощущать там чьи-то пальцы. Единственный раз, когда Гермиона позволила себе представить кого-то рядом, имел место сразу после того, как они с Роном взяли паузу около года назад. Она думала о нём, лёжа в кровати в Хогвартсе, вспоминая его тело и прикосновения, и это был последний подобный случай. Не потому, что такое казалось чем-то неправильным, просто… желание пропало.

Но прошлой ночью Гермиона поняла, в чём заключалась прелесть отсутствия подобных мыслей о ком-то, неподходящим для этого. Мысленные образы. Хотя это понимание её не остановило. И не останавливало до сих пор: каждый раз при взгляде на Малфоя Гермиона только диву давалась, как же права она была. Мозг предавал её, и не будь он ей так нужен, она могла бы проткнуть его карандашом, чтобы продемонстрировать, кто здесь хозяин.

Допив воду и поставив в раковину пустой стакан, Малфой повернулся. Его губы были влажными, лицо — красным, лоб блестел от пота. Они целовались три раза. Интересно, означало ли это, что теперь она могла целовать его, когда ей вздумается, или придётся ждать, пока она снова сломается и потеряет над собой контроль? Наверное, в этом и крылась причина, по которой Гермиона так легко его утрачивала — накапливающееся напряжение. И раз уж это всё равно должно было произойти, то почему бы не пойти на поводу у своего желания? Тогда это будет нормальным, типичным, обыденным. Настолько обыденным, что Гермиона вытравит это чувство из своей крови, посмотрит на Малфоя и придёт к выводу, что больше не испытывает ничего подобного.

Малфой внимательно смотрел на неё, и Гермиона поймала себя на том, что разглядывает его чересчур оценивающе. Опустив глаза к сэндвичу, она услышала, как он ушел.

18 сентября; 4:00

Под неверный свет фонаря они шли по ослиной тропе, ведущей в горы. И Гермиона была рада тому, что нужно шагать.

19:43

Малфой пялился на её шею. Она заново почувствовала напор его губ, ласку языка, прикосновение рта. На плече у неё имелось нежное местечко, и Гермиона не сомневалась, что там остался синяк. Малфой встретился с ней взглядом, и она залилась румянцем от воспоминаний.

========== Часть двадцать шестая ==========

19 сентября; 15:04

Гермиона вгрызлась в грушу и покосилась на Малфоя.

— Знаешь, а ведь сегодня мой день рождения.

Ей нужно было этим поделиться. Она не рассчитывала, что Малфой как-то изменит своё отношение к ней, и уж точно не ожидала, что он за неё порадуется, но эти слова вертелись на языке целый день. Хотелось просто что-нибудь сказать и обозначить факт, в некоторой степени важный для её жизни. Не в той, как в десять лет, когда, проснувшись, Гермиона целый день улыбалась. Но она обдумывала своё появление в этом мире, и в голове вертелось слишком много мыслей о сперме и матке. И это было лишь немногим лучше образов голого Малфоя.

Он молчал в течение тринадцати шагов.

— С днём рождения, Грейнджер.

21 сентября; 16:08

— Думаю, нам стоит писать записки самим себе.

Малфой приподнял бровь, перепрыгивая через поваленное дерево.

— А ты обычно пишешь себе записки?

— Я имею в виду, на случай, если мы вернёмся. Во времени. Что, если мы всегда опаздываем? Я знаю, теперь, начав сотрудничать, мы изменили ход вещей — я почти уверена, что если бы мы решились на такое раньше, то вряд ли бы продержались долго. Но вдруг мы не изменили финал? И движемся той же дорогой? Может, местная магия не позволит заклинанию сработать или…

— Магия здесь сильная, но она не может заблокировать кровную магию. Мы же не сквибы, пытавшиеся что-то выжать из себя.

— Надеюсь. Но если мы не найдём способ изменить исход, мы просто… окажемся во временной петле, повторяющейся снова и снова. И будем делать одно и то же. Так что думаю, нам надо носить в карманах записки самим себе. Чтобы по возвращении мы знали, куда именно направляться.

Малфой что-то пробормотал и дёрнулся в сторону — подальше от белки, которая запрыгнула на ствол. Они оба нервничали, ожидая, когда же магия опять себя проявит, и понимая, что она может принять любые формы. Но всё же видеть, как Малфой шарахается от белки, было немного смешно, так что Гермиона не сумела сдержать улыбку, и он недовольно зыркнул на неё в ответ.

22 сентября; 6:44

Им и вправду стоило придумать какой-нибудь утренний знак на случай, когда кто-то из них спал и нельзя было кивком и направлением движения обозначить желание отправиться в туалет. Малфой, видимо, не стал слишком углубляться в чащу, пока Гермиона спала, в противном случае, она бы его услышала и быстро повернула назад.

К счастью, он стоял спиной, так что Гермиона увидела только приспущенные штаны и правую руку, согнутую так, чтобы… держать… Малфой повернул голову, и Гермиона предпочла не замечать, что его бёдра тоже чуть качнулись. Он провёл пальцами по спутанным со сна волосам, она извинилась и немедленно ретировалась в поисках безопасного места.

23 сентября; 8:32

— Малфой… Мне кажется, животные бегут, — она заметила ещё двух белок, проскакавших в нескольких метрах.

— Ага, животные такое делают.

— Нет, я хочу сказать…

Гермиона остановилась, услышав мерный топот по обе стороны от них. Они посмотрели на небо и увидели стаи пролетающих над ними фламинго, чаек и соколов.

Гермиона даже голову опустить не успела, как Малфой схватил её за руку и резко дёрнул.

— Давай-ка…

— Погоди, может…

Но он не остановился и не выпустил её. Гермиона побежала следом, и их топот растворился в животном гуле.

17:39

Всякий раз, когда Малфой терял желание дискутировать или спорить — в отличие от Гермионы, — он либо игнорировал её, либо хмурился, словно бы погружаясь в размышления, и принимал задумчивый вид. Как только Гермиона замолкала дольше, чем на двадцать секунд, его лицо расслаблялось. Сперва она думала, что Малфой так осмысляет сказанное ею, но потом раскусила его трюк.

— …Так что это не совсем полные данные. Как установил Фьюзер в…

— Прошлой ночью ты мне снилась.

Гермиона на секунду захлопнула рот и обернулась: Малфой бросил свои попытки одурачить её задумчивой миной.

— Да?

— М-м… Ты прекратила разговаривать. Вырванные голосовые связки.

— Звучит… ужасно.

— Нет, совсем наоборот. Все в мире были счастливы. Войны прекратились. Люди перестали испытывать плохие эмоции. Мир стал утопией.

Она фыркнула.

— И куда же я делась?

— Стала единственной пациенткой в Мунго, вообще-то.

— Если это принесло мир и радость, наверняка я была счастлива…

— Неа. Ты освоила язык жестов, — Малфой цокнул языком, — вдобавок к своим диким движениям, и мир снова погрузился во тьму.

— Надеюсь, я отыгралась на тебе.

— Разумеется. С тех пор, как мне исполнилось десять, ты вынашиваешь план по уничтожению моей жизни.

Гермиона с улыбкой покачала головой.

— И он до сих пор работает.

— Недооцененная гриффиндорка.

— Типичный слизеринец.

Малфой хмыкнул.

— Едва ли тут есть моя вина. Моё единственное действенное орудие защиты — убийство. Но тогда я окажусь в Азкабане, а ты так и будешь гробить мою жизнь.

Гермиона ухмыльнулась.

— Какая же я умная.

24 сентября; 12:08

Облака расступились, и солнечные лучи пробились сквозь деревья. Гермиона успела лишь подумать о том, как это было красиво — и попытаться определить время по направлению света, — как один из них упал ей на руку и обжёг. Она так резко отдёрнула руку, что, вторя крику Малфоя, угодила плечом под второй луч, но всё же умудрилась осторожно втиснуться между пучками света. Малфой впереди явно бился в припадке: дёргаясь и изгибаясь, он то и дело попадал под лучи.

— Замри! — заорала Гермиона, заметив, что от его одежды поднимаются завитки дыма.

— Оно меня жжёт!

— Прекрати дёргаться… В сторону! Повернись в сторону!

Он послушался, отдёрнув руку от одного из лучей, и замер. Гермиона посмотрела на розовое пятно ожога на своём предплечье и аккуратно собрала волосы в пучок. Не желая подставлять лицо под опаляющий жар, она медленно огляделась, отмечая, где именно падали лучи. Задник кроссовки как раз оказался под одним из них, резина начала плавиться, и Гермиона быстро переставила ногу.

— Хорошо, — Малфой по-прежнему стоял в той же позе. — Ты можешь двигать головой, чтобы осмотреться. Только не отклоняй её назад слишком сильно.

Обогнув пучки света, она направилась к нему, и они принялись пробираться между деревьями. Пока она двигалась, один луч опалил ей бедро, плечо, руку и выжег дорожку посреди спины. Малфой впереди громко ругался, но за своими криками она с трудом разбирала его вопли. Отыскав безопасное место, Гермиона застыла, подогнув ногу и вытянув руки над головой. Она чувствовала себя гимнасткой, готовой к тренировке. Малфой же замер с перекошенным от ярости лицом, выполняя кату карате.

— Шагай влево и разворачивайся. Нам надо действовать быстро, — выдохнула она, изгибаясь между лучами.

— Хорошо, — рявкнул Малфой, и они бросились бежать изо всех сил, лавируя между пучками света.

15:03

— Ты сильно обжёгся?

Они всё ещё недоверчиво оглядывались в поисках лучей, но те три, которые были видны Гермионе, не двигались в течение последних двух минут.

— Конкретизируй слово «сильно».

Лучи были не такими уж горячими — если находиться под ними не дольше секунды, то, по большей части, одежда защищала. Но их жара было достаточно, чтобы Гермиона ощущала стянутую на спине кожу; насколько она могла судить, у неё имелись розовые отметины на руках, кисти и плече. Кроссовка частично расплавилась, в футболке образовалось несколько дыр, а на джинсах — пара подпалин. Дела Малфоя обстояли чуть хуже, но лишь потому, что ему потребовалось время сообразить: паника помогает плохо.

— Ты, случаем, не прихватил крем от ожогов?

Малфой промолчал, так что Гермиона не рассчитывала на положительный ответ. Она тоже не вспомнила о нём в магазине, хотя не забыла приобрести несколько других мазей и обезболивающих средств. Гермиона бы обязательно подумала о креме, если бы Малфой сказал ей о деньгах заранее и дал время составить список.

— У меня есть немного, — наконец проговорил он.

О. О, он у него остался с прошлого раза.

Малфой остановился, подтянул сумку и залез в неё. Гермиона заметила, что чёрных подпалин на ней было гораздо меньше, чем на её сумке. Она вообще боялась, что после всего пережитого та развалится в любой момент. Гермиона остановилась в нескольких шагах позади и, глядя на Малфоя, поправила подол футболки. Стоя вполоборота, он вытащил из сумки крем; было неясно, собирался ли он им делиться. У неё ещё оставались травы, хранящиеся в сумке в кармане на молнии, но если… Малфой повернулся, протягивая тубу, и Гермиона взяла её с благодарной улыбкой.

Малфой положил сумку на землю, согнул палец с кремом и потянулся второй рукой за спину. Схватив футболку, он накинул её на голову — Гермионе потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить о креме, ожогах и сдавить тюбик. У Малфоя на спине краснели три ожога: самый сильный красовался между лопатками, а на рёбрах виднелось маленькое пятно. Нанося мазь на кожу, Гермиона наблюдала за тем, как он втирает средство пальцами; он протянул ладонь, и она выдавила ему ещё крема.

Она заметила, как Малфой пытается по спине или через плечо дотянуться до ожога между лопатками, посмотрела на маслянистый крем на своём пальце и сделала шаг вперёд. От прикосновения к коже Малфой замер, занеся руку над плечом. Гермиона осторожно втирала крем в ожог, и наверное, ей не было нужды упираться другой рукой ему в бок. Она ощущала тепло его тела; Малфой медленно опустил руку, но его позвоночник остался напряжённым. Гермиона чувствовала ладонью его спокойное дыхание и уловила, как он его задержал, когда она аккуратно очертила отметину пальцем — по его спине побежали мурашки.

Она отвела руку, сделав вид, что ей вовсе не пришлось себя к этому принуждать и что в ней не проснулся внезапный интерес к его реакциям на прикосновения. Она оглядела его позвоночник — тот путь, который хотели пройти её пальцы — и вернула тубу.

— Думаю…

Она посмотрела на него: выхватив крем из её руки, он дёрнул подбородком. Её губы округлились, и она заколебалась, прежде чем отвернуться. Потом схватилась за подол футболки и задрала её до середины спины, надеясь, что кожа не только кажется, но и выглядит обожжённой. В течение трёх секунд Малфой молчал и не шевелился — Гермионе хватило времени открыть рот, чтобы поинтересоваться причиной, — но затем она почувствовала прикосновение пальцев.

Она вздрогнула от холода крема, но тот согрелся от тепла кожи. Почувствовав на затылке дыхание, Гермиона подумала, что Малфой стоит ближе, чем требовалось, но не возражала. Он обрабатывал ожог и ослабил напор, когда Гермиона дёрнулась вперёд, сведя плечи — Малфой коснулся самого болезненного места. Его рука оказалась у неё на боку, а пальцы скользнули по талии словно в попытке удержать. Гермиона на секунду затаила дыхание, но вспомнила, как сама чувствовала любое движение, пока обрабатывала его повреждения, и медленно выпустила воздух.

— Это всё? — голос Малфоя прозвучал ниже обычного, он провёл большим пальцем по коже, выписывая мелкие круги по краям ожога.

Гермиона утвердительно хмыкнула и вдобавок кивнула. Его ладонь невесомо скользнула к её талии, и по коже побежали мурашки — лишь тогда Малфой отстранился. Неужели именно такой реакции он и ждал?

25 сентября; 6:41

Прищурившись, Гермиона вытащила своего пингвина из земли. Сдувая грязь с маленькой головки, она послала обещающий возмездие взгляд в сторону малфоевской сумки.

13:29

Одно из животных наклонило голову и, приподняв губы, обнажило острые зубы. Гермиона посмотрела на Малфоя, освещённого зелёным светом, увидела вместо него большое существо и фыркнула.

— Это напоминает мне одну песню… Там упоминается вожак стаи. Это… Ладно, наверняка ты всё равно не знаешь.

Серые глаза впились в неё, и существо вздохнуло.

— Ты выглядишь…

— Наверное, так же, как и ты, так что я не стала бы бросаться оскорблениями из-за иллюзии, над которой никто из нас не властен.

Гермиона выразительно посмотрела на Малфоя, и тот улыбнулся — пугающее зрелище, несмотря на понимание того, что это был морок.

— Твою шевелюру ничем не усмирить даже в чудовищной форме.

— А ты выглядишь чудовищем даже без иллюзий.

Гермиона не могла утверждать наверняка, но была готова поспорить, что как минимум одна бровь Малфоя взлетела вверх.

— Неужели? — протянул он.

— Ага. Да ещё с твоим-то характером! Задумайся хорошенько, Малфой. Это лишь вопрос времени: однажды утром ты проснёшься и увидишь, что стал таким навсегда.

Ей почудилось, что он пробормотал что-то насчёт троллей и чудовищ, но не была в этом уверена.

— Я собираюсь чем-нибудь швырнуть в этих мышей.

— Зачем?

— Хочу посмотреть, сколько времени им потребуется, чтобы запутаться в твоих лохмах.

— О, а не хочешь посмотреть, сколько времени потребуется мне, чтобы зашвырнуть тебя в то голубое пламя?

— Предпочёл бы этого не узнавать. Я стану трупом к тому моменту, как ты осилишь хотя бы половину пути. Я сильнее, а у тебя то и дело возникают судороги, гипервентиляция…

— И это говорит тот, кто задыхался так сильно, что начал давиться.

— Один раз. И…

— Не думал, что я заметила? — Гермиона самодовольно хмыкнула.

— Ладно, а как насчёт того раза, когда ты обнимала дерево и жаловалась, что не чувствуешь ног? Или…

— Я пробежала весь путь наверх…

— …Захлёбываясь в собственную футболку. Это был…

— …Заявил, что твои рёбра треснули, и…

— …Целых две минуты бубнила под нос о том, как плохо иметь груди. Не думала, что я слышал…

— Давай осмотрим вон те камни, — оборвала его Гермиона, притворившись, что она не слышала последней фразы, а он — вообще ничего не говорил. — Кажется, это единственный подходящий выход, так что нам придётся отодвинуть немало камней, чтобы протиснуться.

Малфой хмыкнул, а она предупреждающе покосилась в пространство между ним и туннелем с голубым пламенем.

26 сентября; 19:30

Гермиона рылась в малфоевской сумке в поисках пингвина для свершения мести. Она обнаружила птичку, спрятанной между старой футболкой и мантией, и победоносно улыбнулась, выудив её на свет. Костяшки задели что-то шуршащее, и Гермиона замерла, уставившись на испачканную кровью ткань рядом с бритвой и тюбиком пасты. Проведя пальцами, она опять уловила какой-то шелест и открыла сумку пошире. Ничего подозрительного не увидев, она нахмурилась и, прищурившись, ткнула пальцем в стенку сумки. Снова почувствовав хруст, она принялась оглядывать ткань в поисках молнии и обнаружила маленький кармашек в самом верху.

Сунув туда руку, она провела пальцами по молнии и нащупала язычок. Гермиона обернулась, чтобы убедиться, что Малфой не выскочит из-за деревьев, быстро расстегнула застёжку и просунула ладонь в кармашек. Что-то нащупав, она извлекла находку на свет и увидела свиток пергамента.

Гермиона выпрямилась и быстро его развернула — прищуренные от любопытства глаза широко распахнулись. Это определенно была карта, сколь бы грубо она ни была нарисована. Линии обозначали горы или, может быть, реки, а в двух разных местах значились два странных обведённых символа. Рядом с одним из них был нарисован круг на вершине горы, расположенной слева, а в нижнем углу чернело пятно, которое могло быть чернилами или кровью. Гермиона снова пробежалась глазами по бумаге. Интересно, Драко о ней знал? Пергамент хранился в боковом кармане, так что мог принадлежать первоначальному владельцу сумки. Если…

Она подняла глаза, скорее почувствовав, нежели услышав постороннее присутствие, и увидела Малфоя, замершего метрах в трёх. Он стоял так же неподвижно, как и деревья за его спиной — не шелохнувшись под мягким ветерком и её начинающим тяжелеть взглядом. Он не смотрел на карту, он смотрел на неё. Казалось, Малфой был вовсе не удивлён наличием свитка у неё в руках. Он о нём знал.

— Что. Это. Такое? — Гермиона протянула пергамент, но Малфой не отвёл взгляда. — Хм?

— Ты знаешь, что это.

Она чуть не смяла находку — пальцы норовили сжаться от разгорающегося внутри гнева. Дыхание стало прерывистым, а губы превратились в тонкую линию.

— Где ты это взял? Что…

— А это важно?

— Да. Ты…

— Я увидел карту на дне твоей сумки. Ты…

— Я раздобыла её раньше! Это Фракия! Я нашла её в пещере, в которой мы упали в озеро. Когда мы ещё действовали друг против друга. Что это? Это место или…

— Мы по-прежнему друг против друга. Грейнджер, ты ведёшь себя так, будто я идиот, но это выставляет дурой тебя! Я знаю о твоих планах заполучить Флоралис раньше меня, так что не пытайся изобразить…

— Если бы ты рассказал о своих намерениях…

— Ты бы мне не поверила! Ты…

— А, может, я бы не поверила тому, что ты собираешься с ним сделать! Вряд ли это что-то хорошее, если ты отказываешься…

— Или наоборот, но это не твоего ума дел…

— Тогда да, я бы не позволила тебе заполучить растение, его часть или хотя бы один экземпляр, раз я не знаю…

— А с чего ты решила, что в твоих руках оно будет в безопасности? Ты…

— Я помогаю людям!

— Какой ценой? Ты преподносишь растение миру, чего бы это ни стоило, а мир съедает его на завтрак. Время не ждёт, Грейнджер! Всегда что-то лучше, всегда…

— Его использование можно было бы ограничить…

— Чушь собачья! Если существуют люди вроде нас, готовые пройти через такое дерьмо, ты же понимаешь, что есть те, кто пойдут ради него на всё? Ради путешествий во времени, воскрешения, бессмертия! Прячьте его за тысячами стен — мне плевать, но появится человек, который, положив его туда, отщипнёт кусочек. Ты введёшь растение больному в кровь или желудок, а кто-то постарается добыть Флоралис из несчастного. Или целитель…

— Прекрати менять тему! Речь об этой карте и…

— Нет, речь о тебе и твоём лицемерии, твоём…

— Как я…

— …По-прежнему караулишь меня, когда мы заходим в пещеру или в дом, потому что не желаешь дать мне возможность завладеть хотя бы его частичкой. А я не хочу отступать, раз уж прохожу через всё это, и не позволю тебе меня удержать. Мы всегда знали, что это закончится! Знали, что это продлится, пока не завершится история со шрамами, которая явно произошла тогда, когда мы заполучили растение — мы же вернулись во времени. Наше сотрудничество прекратилось в тот самый момент, и мы стали действовать по отдельности…

— Если дело в нас…

— …Ты сама во всём виновата! Мне плевать, что ты собираешься с ним делать, но я хочу, чтобы мне его хватило на то, ради чего я сюда пришёл. Ты не можешь смириться с мыслью, что у меня будет цветок, ты пыталась мне помешать, ты сама виновата в том, что я не могу рассказать тебе…

— Как это похоже на тебя! Никогда не признаёшь ответственность! Ты должен свалить это на кого-то ещё вместо того, чтобы признать: это был твой выбор! Ты…

— Да пошла ты, Грейнджер.

— …Свалить на меня, потому что так тебе гораздо легче. Твои оправдания…

— Не говори мне, что поступила бы иначе! — Малфой крикнул так громко, что Гермиона отступила на шаг — на секунду грудь стянул страх. — Если бы её получила ты, то ничего бы мне о ней не рассказала! Ты злишься на меня за то, что сама бы сделала и глазом не моргнув. Ты…

— Это неправда! Если карта указывает путь туда, куда нам требуется попасть, в этом не было бы смысла…

— Если только это не три разных места, в которых находится растение. И нет определённых вещей, нужных в каждом из них. Ты бы попыталась обдурить меня по дороге туда, ничего мне не рассказывая. И если бы мы нашли растение в первой точке, ты бы и словом не обмолвилась о двух других. Твою мать, не лги мне!

Гермиона смотрела на него, задержав дыхание, а потом опустила глаза на карту. Он был прав. Она бы ничего ему о ней не сказала — но всё равно его молчание казалось предательством. Руки затряслись, а грудную клетку сдавило. Она проследила взглядом линии на карте, обвела пальцем символы. Нет, не сказала бы. И это признание заставляло Гермиону ощущать себя так, будто их с Малфоем разделяла пропасть. Она думала… Она ошиблась в своих реакциях на него. Гермиона не знала, почему вдруг почувствовала близость с ним, словно они… Если всё это время между ними возвышалась стена. Нерушимая и разделяющая. Когда они отыщут растение, она не сможет отдать ему и половины цветка, потому что он ей ничего не сказал. Потому что то, как Малфой может его использовать, слишком опасно. Но это не означает того, что она не…

Она была дурой. Неважно, как близка она с ним стала, как далеко они ушли от прошлого — будущее всё испортит. И так было всё это время. В конце концов они станут соперничать друг с другом — если только он не признается, зачем ему Флоралис. Неужели он не понимал, как это было легко? Он мог уничтожить горечь, разъедающую ей глотку, всего лишь словами? Простыми-простыми словами.

— Ты сказал «получила», — вышло хрипло, и Гермиона откашлялась, поднимая глаза. — Ты получил её. Не нашел, а получил.

Все эмоции исчезли с его лица. Вена на виске и красные пятна на скулах свидетельствовали о гневе, но Малфой словно замкнулся.

— Виноградник.

— Вин… Там, где мы были? — Гермиона махнула рукой назад и рассмеялась сухо, глухо. — Виноградник… Оплата, и тот парень, ну конечно же. Верно. Виноградник. Ты мне не сказал, а я смирилась. Решила, что должна просто… доверять тебе, — она склонила голову, растянула губы и сжала челюсти. — Что ж, тогда…

Гермиона опустила глаза, в голове что-то щёлкнуло. Они могли обсуждать карту прямо у неё под носом, и она бы ничего не узнала. Хотя Малфой кое-что сделал. Она вспомнила поцелуй в коридоре: он покосился на окно, когда раздался тот звук на улице, прямо перед поцелуем. Перед тем, как Малфой отвлёк её, не дав посмотреть. То, как он остановился, как схватил, не давая пройти… или выглянуть в окно.

— В коридоре, когда ты меня поцеловал… Ты меня отвлекал. Пытался не дать увидеть то, что происходило снаружи. Это как-то связано с картой? Ты… — молчание Малфоя послужило достаточным ответом. — Ты меня использовал!

— Что? Я бы не назвал это «использовал». Это…

— Ты так поступил, чтобы меня отвлечь!

— Да себе же хуже сделал! Это отвлекло меня! Я даже не рассмотрел, что происходило снаружи, я лишь знал, что он…

— Ты меня использовал! Я…

— Я тебя не использовал!

— Тогда ты, видимо, настолько привык к подобным вещам, что даже не осознаёшь этого! Целовать других людей ради достижения желаемого? Да без проблем. Ты бессердечный ублюдок! Ты один из тех, кто ошивается вокруг, спит с кем пожелает, обещает девушке заботу, а потом выбрасывает её за ненадобностью! Кто использует людей так, как считает нужным, и плюёт на эмоции и чувства других…

— Ты даже не представляешь, насколько сильно ошибаешься. Ты…

— Я права! Ты такой и есть! Ты…

— Да я даже ни с кем не трахался! В чём ты права? Ты… — он замолчал с таким видом, словно больше Гермионы не мог поверить, что произнёс это.

Заорав, Малфой яростно отшвырнул бутылку с водой и воззрился на небо так, словно случайно выболтал тайны Вселенной, и теперь боги его покарают. Он злобно выругался и отвернулся. Медленно опустил голову, сверля взглядом землю, затем поднял глаза, яснодавая понять, что винит в произошедшем Гермиону.

— Хорошо, — вышло слабо, так что Гермиона начала снова. — Хорошо. Но ты всё равно использовал это против меня. Ради этого. Карты. Что ж…

Она откашлялась и подошла к своей сумке. Швырнула туда бутылку с водой, нож, заготовки для пингвиньей мести, пихнула малфоевского пингвина обратно к нему в сумку. Свою закинула на плечо, расправила одежду и отбросила волосы. На лице у Малфоя застыло то выражение, которое появляется у тех, кого после очень тяжёлого дня по дороге домой застаёт дождь. Выражение «такого не может быть», хотя подобный поворот был в духе общей картины и вполне угадывался.

— Я знаю, что для тебя это действительно важно, так что вот. Забирай и проваливай, — Гермиона протянула ему карту, но он не пошевелился, чтобы её взять.

Видимо, его неподвижность пробила ту тонкую хлипкую стену спокойствия, которой Гермиона изо всех сил старалась отгородиться. Пробила, и она даже не поняла, как взлетела её рука — удар картой по голове Малфоя почти не принёс облегчения. И она стукнула его ещё и ещё раз. По макушке, лицу, плечам, а он лишь хмурился, отвернув голову. Это только сильнее разозлило Гермиону. Она хотела, чтобы Малфой рассвирепел. Хотела сделать что-то, что взбесило бы его настолько, что он бы сломался. И выглядел так, будто ему не плевать. Совсем.

Гермиона бросила в него картой и ушла, не обращая внимания ни на теплую влагу на щеках, ни на дрожь в руках, ни на тянущую боль за грудиной.

22:48

Без фонаря было темно, но Гермиону это мало беспокоило. Гнев и мысли заставили её пройти много, прежде чем она начала обращать внимание на корни, о которые спотыкалась, и на деревья, о которые билась. Она не знала, на кого злилась больше, на Малфоя или на себя, но вдруг пожалела о каждом поступке и задумалась о каждом шаге, сделанном с той минуты, как ей пришла в голову та идиотская мысль про Признание Притягательности, который только смогла припомнить. У неё появилось чувство, будто в свете развязки все хорошие моменты превратились в плохие. Это как со смехом бежать по грязи, а потом вдруг обнаружить, что воды нет и придётся чёрт знает сколько топать грязным.

Гермиона не понимала, кем они были другу другу, но знала, что у них завязались некие отношения. Она бы не назвала Малфоя своим парнем, но могла… Она больше не стала бы называть их врагами. Похоже, они приблизились к званию друзей, которые время от времени целовались. Бывали моменты, которыми Гермиона наслаждалась и над которыми потом смеялась. Бывали такие, когда они спасали друг другу жизнь. А бывали совершенно пугающие, потому что сердце колотилось слишком сильно, желудок делал кульбит и всё внутри ощущалось чересчур живым и неконтролируемым. Гермиона очень привыкла к тому, что Малфой спит в метре-двух от неё, к тому, что он постоянно находится рядом, а она всегда держится настороже. Бывали моменты, которые заставляли Гермиону думать, что она может по-прежнему ненавидеть Малфоя, но их было немного, они всегда быстро заканчивались, и в них наметились перемены.

Гермиона не знала, можно ли всё это хоть как-то назвать. Она не понимала, что это значило, но явно что-то. Она и не задумывалась о роли конца их путешествия, но если Малфой целовал её, чтобы отвлечь внимание, стремясь первым добраться до этого самого конца, может, он имел большее значение, чем происходящее между ними. Наверняка. И наверняка Малфой это знал, когда, отвлекая ее, отвлёкся сам, и с тех пор ни разу снова не поцеловал. Растение было главной целью, и кто-то один должен был добраться до него первым, чем бы такой исход ни обернулся для этого. Это — отвлекало, это — плохо закончится. Гермионе просто надо напоминать себе об этом, о карте, которую Малфой от неё спрятал, о том, что она сама скрыла бы её от него. Это будет легко. Будет так просто. Ненависть к Драко Малфою подобна… езде на велосипеде. Вот и всё — езда на велосипеде.

27 сентября; 8:17

Заслышав за спиной какой-то звук, Гермиона хотела вскочить на ноги, но что-то приземлилось ей на колени, и она плюхнулась на землю. Она посмотрела на свиток пергамента — на карту — и сердито уставилась на деревья перед собой.

— Разверни её.

Сперва она ему не ответила — вообще не пошевелилась. Но любопытство пересилило и, испытывая лёгкое раздражение от себя самой, она посмотрела на карту. Гермиона почувствовала тяжесть свитка, когда тот приземлился, и поняла: в пергаменте было что-то спрятано. Фыркнув, она развернула свиток и недоуменно уставилась на деревянную фигурку.

Подняв, Гермиона поднесла её ближе к лицу. Это была… Это были они. Не идеальное исполнение, но обознаться невозможно. Девушка с кудрявыми волосами, носом и подбородком Гермионы, и парень, у которого были малфоевские нос и челюсть. Прижавшись ладонями, пара соприкасалась лбами. Запястья окружала какая-то линия, а с ладоней свисал небольшой деревянный кусочек. Позади пары возвышалась стена; линия, вырезанная на ней, брала своё начало у спины девушки и, изгибаясь дугой, исчезала в спине парня.

— Я нашёл её в том доме, в котором были все эти деревянные фигурки. Слово внизу, между нами… Оно означает «в конце концов».

Гермиона провела пальцем по буквам, не отрывая взгляда от деревянных лиц.

— Это последняя моя находка, которую я от тебя утаил.

Гермиона повернула фигурку, осматривая, но больше ничего не увидела. Если Малфой нашёл её в том доме… Как… Кто-то видел этот момент. Кто-то, заполучивший растение или же просто прорицатель, а они благодаря цветку спаслись. В конце концов. Видимо, это и был ожидающий их момент, когда они вот так прижались ладонями. Похоже, тогда они и сотворили заклинание. Может быть, эта чёрточка — их кровь. Гермиона внимательно рассматривала фигурку, ошеломлённая деревянным изображением их будущего.

— Мне претит мысль, что мое будущее предопределено, но я смирился, потому что оно неизбежно. Эта фигурка, шрамы — этот момент настанет, что бы там ни было. Вот почему мы решили действовать сообща. Если мы снова потерпим поражение — неважно как, — я бы предпочел отправить нас обратно в прошлое, чем остаться одному и столкнуться с гораздо худшими последствиями. Ты знаешь, что выбора у нас нет.

У них его действительно не было — хотя Гермиону мучило любопытство, почему тот момент, когда они создали защитное заклинание, кто-то охарактеризовал «в конце концов». Она бы хотела приблизить минуту, когда они поймут, как именно наложить чары, чтобы понять их значение. Очевидно, им это ещё предстояло — пусть, объединившись, они изменили ход вещей, но в конечном итоге им придётся выяснить, как сотворить заклинание. В противном случае этой фигурки бы не существовало: ведь изменив течение событий и финал, они поменяли видение этого человека о прошлом. Но фигурка осталась прежней, даже если теперь они с Малфоем сотрудничали. Гермионе оставалось только надеяться, что результат будет иным.

— В коридоре…

— Это неважно, — поставив фигурку на карту, она смотрела туда, где пара соприкасалась лбами.

— Я больше не буду так поступать.

Что Малфой имел в виду: поцелуи с ней или поцелуи, вызванные тайными причинами? Да какая разница. С поцелуями с ним было покончено. Кто знает, что произойдёт, когда они отыщут растение — на что они пойдут, чтобы не дать сопернику его заполучить. Что будет делать она. И если осознание того, что её Признание Притягательности Малфой использовал против неё, было… сложно принять, то лучше прекратить дальнейшее сближение. Иначе в конце пути будет только труднее.

— Как ты меня отыскал?

— Шёл за тобой.

Она удивлённо на него посмотрела.

— Ты крался следом?

То ли различив обвинительные нотки, то ли заметив, что её голос стал звучать чуть ближе, Малфой оторвал взгляд от деревьев и посмотрел на Гермиону.

— Когда ты злишься, то передвигаешься хаотично. Найти тебя потом было бы сложнее.

Фантастика. Тогда Малфой видел, как она зло вытирала слезы, и слышал её бормотание. Наверняка она выглядела идиоткой. Только с ним было возможно такое.

— Ладно. Давай изучим карту.

12:21

Они не могли определить остров. Гермиона попыталась отыскать старые брошюры, чтобы изучить картинки и сравнить их с картой, но Малфой напомнил о магии. Они облазили гораздо больше гор, чем было видно с побережья или с воздуха — видимо, за магическими стенами остров расширялся. Карта была совершенно не масштабирована. Они не имели ни малейшего представления, использовал ли составитель какие-то единицы измерения или делал отметки на глазок.

Изучив карту, они обнаружили как минимум пять гор. Из-за беспорядочно разбросанных изгибов Гермиона сделала вывод, что местность была холмистой. На карте имелось по меньшей мере три реки, две из которых сливались в одну в нижней части пергамента. Больше ничего не было понятно. Их главным ориентиром стал символ на левой горе, окружённой небольшими холмами. Одинокая гора, стоящая ближе к границе острова, должна была стать зацепкой, которую требовалось отыскать. Если за магической стеной горы не найдётся, они переедут на другой остров.

Вот почему они двинулись к следующему пику. Поднявшись, они смогут оглядеться в поисках вершины, высящейся в отдалении. И если ничего не обнаружат, то покинут Салину и отправятся на следующий остров. А когда найдут нужный, смогут определить, насколько грубо составлена карта.

28 сентября; 11:22

Малфой с биноклем сделал полный круг вокруг своей оси, затем снова уставился на восток.

— Нет там никакой горы.

Гермиона пожала плечами.

— Не возражаешь, если я посмотрю?

Похоже, он не собирался делиться биноклем, но, наткнувшись на хмурый взгляд, отдал прибор. Гермиона посмотрела на запад, но увидела только море. Малфой протянул руку за биноклем прежде, чем Гермиона отвела его от лица — отдавая, она явно недостаточно сильно стукнула его по ладони. Малфой раздражённо рыкнул, засовывая бинокль в сумку.

— Думаю, нам всё равно нужно идти туда. Там может быть ещё одна магическая стена, из-за которой мы ничего не видим.

Малфой сжал челюсти, оглядывая остров.

— А ты не могла подумать об этом до того, как мы потратили целый день впустую, карабкаясь сюда.

Гермиона снова пожала плечами, заправила волосы за уши и начала спускаться по каменистому склону.

— Ты-то вообще об этом не подумал.

29 сентября; 7:25

Понаблюдав за тем, как Малфой выворачивает свою конечность из сустава, Гермиона выхватила у него крем. Рука действительно не была способна на такие движения, но она добрых три минуты смотрела, как он мучился, краснел и морщился, прежде чем решиться помочь.

— Я не…

Она осторожно втирала крем, внимательно следя за тем, как тот ровным слоем покрывал розовую обожжённую кожу. Складывалось впечатление, что заживление шло хорошо, но ожог явно доставлял дискомфорт, раз Малфой потратил столько времени, чтобы до него дотянуться. Малфой обладал терпением акулы, кружащей перед раненой жертвой.

Она перевела взгляд с ожога на его плечо и проследила линию шрама. Затем быстро опустила глаза на крем, но любопытство взяло верх раньше, чем Гермиона укрепилась в намерении игнорировать Малфоя.

— Где ты его получил?

Малфой замер; его тело настолько одеревенело, что Гермиона удивилась, как позвоночник ещё не проткнул кожу. Он окаменел. Она уж было подумала, что шрам наверняка связан с плохими воспоминаниями, как вдруг Малфой резко повернулся, схватил руку, которой Гермиона размазывала крем, и дёрнул на себя. Она врезалась в него, и несмотря на все попытки вырваться, Малфой поднял её кисть.

— Ой! — вскрикнула Гермиона и пихнула Малфоя в плечо, удивляясь его агрессивности и напористости.

Он вывернул ей запястье, впиваясь взглядом в ладонь, и свирепость исчезла с его лица. Гермиона поняла, что Малфой смотрел на шрам. Протянув палец, он провёл по нему, задевая костяшками кожу — Гермиону разозлили мягкость его прикосновения и то, что волоски у неё встали дыбом.

— Ты подумал, я…

— Почему ты спросила меня, где я получил ожог? — Малфой смотрел очень серьёзно.

Гермиона поморгала, глядя на его руку, стискивающую запястье.

— Я спросила про шрам. На плече.

Он посмотрел на её макушку, затем прямо в глаза и медленно разжал хватку.

— Квиддич.

— Ясно.

Малфой выпустил руку, и Гермиона сначала прижала её к себе, потирая саднящую кожу, а потом протянула крем. Он посмотрел на тюбик, нахмурившись, покосился на сумку, где Гермиона хранила в жестянке травы, и ушёл прочь, так его и не взяв.

16:27

Существо выглядело как Билл, но им не было. У него имелись такие же острые зубы, когтистые руки, странные глаза, но лицо было другим. Гермиона искренне надеялась, что Билл был единственным в своём роде. С другой стороны, может, теперь так и было — похожее на него существо однозначно погибло. На животе у него виднелось несколько порезов, а лицо было располосовано так, что щека отходила от челюсти, обнажая дёсны и задние зубы.

Гермиона поджала губы и проглотила комок в горле, отворачиваясь.

— Не уверена, надо ли мне этому радоваться.

— А я чертовски счастлив. Одной тварью, о которой нам надо беспокоиться, меньше. Я бы предпочёл больше не просыпаться от твоего нападения.

В голове закружился калейдоскоп образов: слежка за Малфоем с дерева; он, выкрикивающий её имя; страх на его лице во время атаки; его пот на языке; тот день в долине, когда он впервые её поцеловал.

— Пойдём. Чем быстрее мы с этим разберёмся, тем лучше.

30 сентября; 6:22

Они упаковывали вещи, сидя в гробовом молчании. Что было хорошо, напомнила себе Гермиона. Это была деловая договорённость. Они оба нуждались друг в друге ради спасения собственных жизней, вот и всё. Не существовало никаких причин для того, чтобы проявлять дружелюбие или разговаривать. Большинство компаний устанавливало правила, согласно которым сотрудники не могли встречаться друг с другом. Это вредило бизнесу — люди переставали сосредотачиваться на главной цели. Если отношения не ладились, то и дела шли плохо. Это отвлекало. Не стоило налаживать даже дружеские связи. Цивильные отношения — да. Цивилизованные: если сегодня мы окажемся в смертельной опасности, я попытаюсь спасти твою жизнь. Нет причин ради этого становиться друзьями.

Гермиона убедила себя, что мысли о том, что Малфой оказался девственником, не пересекали границу цивильности. Она не могла от них избавиться. Слова вырвались у него — к его сожалению, может, чтобы что-то доказать — и Гермиона не могла перестать о них думать. Она не считала, что Малфой держался за свою девственность. Сомнительно, что это был его выбор. Может, чистокровные девушки берегли себя для замужества — по крайней мере те, кого Малфой считал подходящими для себя. Или же когда они созрели для таких отношений, на них просто не осталось времени. Когда Малфою было пятнадцать, он готовился стать Пожирателем Смерти, в своё шестнадцатое лето он им официально стал. На шестом курсе началась вся эта заваруха с Исчезательным шкафом и приказами. Вряд ли подросток мог быть настолько озабочен сексом, когда на кону стояли жизни его и его семьи. А потом была война, начались суды.

Это было странно. Из комментариев, которые он отпускал в её адрес, она сделала вывод, что он уже занимался сексом. Наверное, Малфой пытался скрыть собственную неискушённость за подобными нападками. Гермиона сомневалась, что он был настолько неопытен — уж не с такими поцелуями. Быть девственником не означало быть совершеннейшим новичком в этом вопросе. Интересно, насколько далеко…

Похоже, Гермиона пересекла границу цивильности и вежливости. Вообще-то, это было совершенно невежливо. Цивильные, цивильные рамки. Судебные слушания, дружелюбные кивки, рукопожатия, любезность. Тишина.

========== Часть двадцать седьмая ==========

2 октября; 15:02

Гермиона и представить не могла, что они так много разговаривали. Она думать не думала, что начала рассчитывать на его компанию. Не догадывалась, что они стали настолько дружны, вели столько разговоров, а она сама так сильно радовалась его обществу. До тех пор, пока не лишилась всего этого — они молчали так долго, что наверняка её голос начал слабеть за ненадобностью.

Как-то так вышло, что она… скучала по Малфою. Пусть даже он был под боком. Наверное, она мазохистка. Её перестали по полдня третировать, а она всё равно чувствовала себя плохо. Отец Гермионы не кричал, не поднимал на неё руку, не грешил молниеносными выходами из себя — не могло существовать никакой подсознательной тяги к Малфою. Ничего, способного заставить Гермиону решить, что она чересчур сильно разозлилась на поцелуй с подтекстом и отсутствие объяснений.

3 октября; 1:11

Она проснулась от боли в плече и глухого стука, раздавшегося сбоку. Гермиона приподнялась на локтях, но Малфой схватил её за руку и рванул на себя. Она закричала, скользя коленями по земле и злобно хмурясь. Ей потребовалось секунда, чтобы звук пробился сквозь туман в сонной голове — к ним приближался нарастающий рев.

— Бежим, — выдохнул Малфой, поднимая её на ноги. Свободной рукой Гермиона подхватила простынь.

Стоя на трясущихся ногах, она оглянулась в поисках сумки, но Малфой дёрнул её, побежав, и она увидела, что её сумка висит у него на плече поверх его собственной. Его рука скользнула в её ладонь, и Гермиона припустила, не зная, смогут ли они даже с двумя ножами одолеть животное, способное издавать столько шума. Они бежали в темноте, спотыкаясь и налетая на деревья, но не останавливались. Запыхавшиеся, потные, покрытые синяками, они не расцепляли ладоней.

4 октября; 20:20

Гермиона сложила руки на коленях и посмотрела на Малфоя. Тот пытался её игнорировать, но она знала, что он заметил её взгляд: спокойное выражение лица сначала сменилось бесстрастным, а потом и злым. Гнев Малфоя было нелегко распознать, но его челюсти то и дело сжимались, а глаз начал подёргиваться.

Наконец он поднял взгляд и сердито уставился на неё в ответ. Гермиона прищурилась, и Малфой ухмыльнулся. Она ответила тем же и приподняла губы в характерном для Элвиса жесте, пародируя малфоевское выражение лица. Тот вскинул бровь и поднял нос, судя по всему, посчитав её идиоткой.

Гермиона барабанила пальцами по коленям, пока Малфой, видимо, обдумывал какую-то жестокую кару. Она не удивилась, что эти мысли, похоже, его успокоили, но уже через три секунды её взгляд снова его взбесил. Малфой полез в сумку, вытащил бинокль и бросил прибор в её сторону. Гермиона опять сердито уставилась на него, и он встретился с ней глазами. Малфой знал: ей хотелось бы читать до тех пор, пока усталость не возьмёт верх, а ещё осознавал, что занявшись книгами, она перестанет на него таращиться. Но Малфой кинул бинокль так, что Гермионе пришлось бы встать, чтобы его поднять, а это приравнивалось к проигрышу.

Малфой снова занялся кинжалом, и не прошло и минуты, как Гермиона подскочила и схватила бинокль. В ответ на ухмылку она зло зыркнула на него.

5 октября; 14:02

Проследив за его взглядом, Гермиона не поняла, стоило ли ей обижаться. К тому же она сама посматривала на грудь Малфоя. Она испытывала вину за кое-какие образы, возникшие во время того, чего никогда не было, так что нынешний дискомфорт мог служить расплатой. Однако Гермиона чувствовала себя уязвимой и не думала, что пялиться на её грудь — так уж цивильно с его стороны. Особенно с таким выражением лица — как во время поедания апельсинов, только угрюмее. В горле слегка перехватило дыхание, и Гермиона опустила глаза, проверяя, надежно ли она замотана. Фыркая и быстро моргая, она повернулась спиной и сердито посмотрела на Малфоя через плечо, хотя тот так и не поднял взгляд. Она разрывалась между желанием спрятаться за деревьями подальше от реки и метнуть в него камнем.

6 октября; 19:20

Гермиона сходила с ума от невозможности хоть чем-нибудь занять мозг. Мыслительной деятельности без возможности заглянуть в книгу или с кем-то поговорить много не требовалось. Она прочитала свои миниатюрные тома по меньшей мере дюжину раз. И начала их заучивать, что не слишком способствовало отвлечению.

Она стала бормотать себе под нос и громко смеяться своим мыслям. Сначала это было забавно, потому что, кажется, до чёртиков пугало Малфоя, но теперь такое поведение до чёртиков пугало её саму. Гермиона начала размышлять над странными темами, вроде ослиных хвостов, и задаваться вопросами, например, что будет, если овца овладеет боевыми искусствами. Когда она поймала себя на абсурдной заинтересованности в передвижениях муравья на земле, то пришла к выводу, что у неё, похоже, возникли проблемы.

7 октября; 18:54

Она увеличила масштаб изображения и навела бинокль на то, что выстругивал блондинчик. Книга начала наводить скуку, и Гермионе становилось всё любопытнее, что же Малфой пытался от неё спрятать. Упускать предоставленную биноклем возможность она не собиралась.

Гермиона попыталась рассмотреть, что Малфой делал с палкой, но его руки вдруг замерли, и она, не успев вовремя остановиться, начала поднимать бинокль к его лицу. Затем медленно положила прибор на колени и встретилась с Малфоем взглядом.

— Ты раздеваешь меня глазами?

Она открыла рот.

— Чт… Я смотрела на твою палк… Нет! — Она откашлялась — после долгого молчания в глотке пересохло. — Я имею в виду, эту палку, и лишь потому, что она лежала возле… — Гермиона покраснела и сердито уставилась на ухмыляющегося Малфоя: бровь у него подрагивала.

— Хочешь спрятаться за кустом, Грейнджер? Подсмотреть, пока я моюсь? Может…

— Мне было просто интересно, насколько сильно мне потребуется приблизить изображение.

Он помрачнел, а она усмехнулась.

8 октября: 20:24

Гермиона улыбнулась пойманной рыбе — самая большая радость с тех пор, как вчера утром они были вынуждены выбираться из очередной западни. Она покосилась на Малфоя и тут же опустила глаза, заметив его взгляд. Улыбка потухла, и Гермиона направилась обратно к берегу. Положив копьё, она выудила из сумки кинжал и принялась чистить тушку.

Услышав плеск воды, она подняла голову, увидела выходящего из реки Малфоя и тут же отвела глаза, заметив, насколько сильно его шорты были… облегающими. Щеки залило румянцем, но тут раздался треск ветки, и она снова покосилась в ту сторону. Гермиона не сразу смогла оторваться от малфоевской талии, но, вконец смущённая, уставилась на костер широко распахнутыми глазами. Будь прокляты мысленные образы.

13:38

Обхватив живот, Гермиона скрючилась за деревом спиной к Малфою, которой согнулся в нескольких метрах от неё.

— Думаешь, мы отравились?

— Твою мать, я в этом уверен.

На середине фразы его затошнило, и Гермиона зажмурилась, словно так можно было спастись от неприятных звуков.

— Я имею в виду магию, — прежде чем объяснить, она подождала, пока его прочистит.

Гермиона потёрла живот, отошла от разведённой за деревом грязи и отправилась за зубной пастой. Горло обжигало кислотой, а во рту чувствовался отвратительный привкус. Малфой отвернулся от лужи рвоты и осел перед деревом.

— Не знаю, — он открыл глаза, сделал глубокий вдох и посмотрел на Гермиону.

Вытерев пот со лба, она схватила вторую сумку и бросила возле Малфоя на случай, если тот захочет почистить зубы. Он кивнул, хотя ей хотелось, чтобы он не замолкал. Она скучала по разговорам с ним. Скучала по общению и грубым комментариям, спорам обо всём на свете, начиная с философии и кончая тем, где живут червяки. Ей нужно было узнать, зачем ему понадобилось растение, и тогда это молчание прекратится. Может быть.

9 октября; 10:10

— Мои причины — это моё дело! Я не идиот и не собираюсь разрушать мир, что бы ты ни думала о моём отношении к людям. У меня есть душа. И если ты не можешь поверить мне теперь, после всего этого, ты никогда…

— Я уже доверилась тебе однажды и…

— Это была единственная грёбаная ошибка! Я поцеловал тебя, чтобы отвлечь внимание, а сам даже не смог увидеть, что происходило снаружи! — Гермиона имела в виду другое: она подразумевала доверие в плане пребывания на винограднике и не понимала, с чего вдруг он сразу вспомнил про поцелуй. — Как ты вообще завела хоть одного друга? Как ты выстраиваешь отношения хоть с кем-нибудь, если не можешь простить единственную ошибку?

— Может, меня достало прощать твои ошибки, — отрезала она и тут же, увидев выражение его лица, пожалела о сказанном.

Малфой откинул голову, словно Гермиона врезала ему по подбородку, и упёрся языком в щёку.

— О, — он кивнул и прикусил губу, отведя глаза. — Хорошо.

Малфой отвернулся, чтобы уйти.

— Подожди, Драко…

— Никто тебя об этом и не просил! Хочешь ненавидеть меня — пожалуйста. Если желаешь делать ложные выводы, обвинять меня во всяком дерьме. Хочешь плюнуть на мою могилу, тогда…

— Это чересчур мелодра…

— Мне. Плевать. Можешь…

— Я не ненавижу тебя! Просто… Я хочу, чтобы ты рассказал, зачем тебе понадобилось растение, и тогда, возможно, всё это закончится! Мы могли бы…

— Что? Стать друзьями? — он рассмеялся глухо и неестественно.

Она смотрела ему в спину и размышляла над его словами. Хоть одного друга, выстраиваешь отношения… Значит, Малфой тоже думал о них как о чём-то большем, нежели просто враги. И воспринимал их, по крайней мере, как нечто иное, чем они были раньше. Он не возражал, если она получит растение. Ему было важно, чтобы ему самому цветка хватило для чего-то. Он не собирался мешать ей добраться до Флоралиса, он лишь планировал не дать ей помешать ему заполучить столько растения, сколько требовалось. Она по-прежнему не видела здесь своей вины. Ну почему надо было так упрямиться?

— Дра…

— Это не важно! — он развернулся и вскинул руки. — Не важно, что именно я тебе скажу: ты мне не поверишь, если это не окажется самой мерзкой гадостью, которая только могла прийти тебе в голову. Ты же уверена, что это ужасн…

— Потому что ты мне не говоришь!

— Да какая разница? Зачем мне вообще что-то тебе рассказывать? Если бы это действительно было нечто плохое — что бы ты стала делать? Как изменила бы свою линию поведения? Ты бы просто удостоверилась в своей маленькой чокнутой головке, что всё это время была права, ведь, Мерлин упаси, ты же никогда не ошибаешься! Ты бы просто уверилась, что после заклинания тебе надо меня остановить, и больше ничего бы не изменилось!

— Тогда…

— Может, правда, ты бы перестала со мной разговаривать — да я лишь ради этого думал наплести тебе всяких ужасов! Не говорить тебе не означает нечто кошмарное, но если ты думаешь именно так…

— Так всё равно же нет причин не рассказывать мне…

— Грейнджер, я тебе уже говорил про грёбаную книгу! Ты ничего обо мне не знаешь! Ты уверена, что восседаешь на высоченном троне и все обязаны выкладывать тебе всё, что ты пожелаешь узнать, чтобы потом ты могла высказать своё паршивое мнение по каждому поводу. Это так не работает! Мир не кланяется тебе в ножки, сколько бы раз ты его ни спасала, и я…

— Ты ничего обо мне не знаешь, если думаешь, будто я рассчитываю…

— Я тебя знаю, Грейнджер. Иной раз лучше тебя самой, и…

— Ага, сильно сомневаюсь, что когда ты пытаешься…

— Никто не хочет знать о своих недостатках, и ты терпеть не можешь о них слушать. Тебе вполне комфортно препарировать других людей, например, меня.

— Если ты мне расскажешь, я тебе поверю.

— Нет, не поверишь. Если услышишь, что я вроде как не собираюсь никого убивать или разрушать саму ткань времени, то решишь, что я лгу. Так что закрой рот и оставь эту тему.

13:13

Гермиона мучилась вопросом: неужели Малфой ничего ей не рассказывал потому, что решил, будто она ему не поверит? Самое глупое оправдание. Она знала, что растение ему требовалось не для лечения людей. Тогда для чего? Бессмертие — он это упоминал. Помимо попытки доказать тот факт, что она не может знать всё, должна была существовать иная причина, по которой Малфой не желал, чтобы Гермиона узнала о его мотивах. Если только ему не доставляло удовольствие видеть, как она мучается от того, что он не позволяет ей заполучить важную информацию, маячащую перед самым её носом. С него бы сталось.

Гермиона знала, что Малфой не стал бы воскрешать Волдеморта, но, может быть, Крэбба? Или он хотел заполучить растение ради путешествий во времени — чтобы изменить своё прошлое. Она не могла этого допустить, ведь он мог всё испортить. Принимая во внимание механизм работы палочек, то, что Гарри схватил именно его палочку, поражение Волдеморта — конечно же, Драко осознавал роль, которую сыграл, и то, насколько просто всё разрушить, если рискнуть изменить хоть что-то.

Вероятно, он просто хотел видеть будущее. Так бы он больше никогда не принял неправильное решение, мог бы получить всё, что только пожелает, и избежать нежелательных событий. Это походило… Ну, это звучало как та искусственная жизнь, о которой она говорила ему ранее.

Гермиона не могла вычислить его мотивы, пока он сам о них не скажет, а делиться ими он желанием не горел. Поэтому она задумалась о доверии и о том, насколько сильно доверяет ему. Растение было таким опасным, что Гермиона и себе-то мало верила, а ведь она собиралась использовать цветок исключительно для лечения людей. Малфой мог не хотеть ничего плохого, но в зависимости от планов с лёгкостью спровоцировать катастрофу. Он озвучил веский довод: если он и вправду замышляет нечто гадкое и расскажет ей об этом, то её решение ему помешать останется неизменным, а значит, не было никакого смысла что-то ей говорить. Так, может, Малфой действительно не собирался делать ничего плохого?

Гермиона задумалась: вдруг её мнение что-то для него значило? Услышав, что она не может придумать уважительной причины его поступков, он разозлился, но не отмахнулся. Чувство вины сжирало Гермиону не меньше нерешительности и незнания. Она не была тем, кто способен лягнуть лежачего. Особенно если с этим человеком у неё установились… цивильные отношения. Если он спас ей жизнь и… Особенно если на лице у этого человека появлялось такое выражение в ответ на отрицание каких-либо достойных мотивов его действий.

Гермиона не хотела рвать в клочья то, на выстраивание чего потребовались месяцы. Не хотела возвращаться к тому, с чего они начали в феврале. Слишком много чего произошло, и она чересчур хорошо его узнала. Это… казалось потерей. Гермиона могла добраться до растения первой, пересечь барьер, заставить Малфоя всё рассказать и поклясться магией использовать цветок только для озвученной цели. Или же, если ничего другого не останется, возможно… Возможно, через какое-то время он её простит, и всё случившееся с ними не исчезнет бесследно.

— Малфой, — он поднял голову, словно мир должен был вот-вот рухнуть ему на макушку и он всё ждал этого момента. — Я хочу, чтобы ты пообещал, что не станешь использовать растение во вред другим. Что ты всё продумал и знаешь, что оно никому и ничему не принесет вреда.

— А ты можешь пообещать мне то же самое?

Гермиона встретила его взгляд, но через несколько секунд опустила глаза, прижав пальцы к вискам. Она не могла этого обещать. Она прокручивала эту мысль снова и снова в течение последнего месяца, пытаясь отыскать способы контролировать растение, и не могла прийти ни к чему конкретному. Эта проблема медленно её разрушала, и теперь она…

— Я не знаю. Нет. Может быть.

Малфой отбросил недоеденный инжир и прочистил горло.

— Ты хочешь повернуть вспять… состояние человеческого тела, вылечить больных, чтобы они не умирали.

— Верно. Или чтобы не страдали.

— Но отказываешься воскрешать умерших.

Гермиона напряглась, и сердце её сжалось.

— Это совершенно разные вещи.

— Почему? Ты возвращаешь тело…

— Но в нём по-прежнему живёт душа, ты не возвращаешь её в тело. Кто знает, к чему это приведёт? Это может превратить людей в зомби. А что, если вернётся не та душа? Нельзя знать наверняка, как именно сработает магия. Оглянись — с таким волшебством я никогда не сталкивалась и никогда о нём не читала. Могут случиться ужасные вещи. Мёртвые должны покоиться с миром. Что, если все перестанут умирать? Мы нарушим мировой баланс: если есть жизнь, должна быть и смерть.

— Ты нарушаешь естественный порядок, возвращая тело в его здоровое состояние. А что, если этот процесс нельзя остановить? Ты получишь госпиталь, полный зародышей, которые всё равно погибнут.

— Это должно всесторонне исследоваться.

— На людях?

— Вероятно, на животных, как это ни прискорбно.

— Почему нельзя провести опыты с воскрешением?

Гермиона покачала головой.

— Человеческие души разные.

— Как и тела.

— Не настолько. Ты не узнаешь, пока не попробуешь, но что будет, если всё пойдёт не по плану? Люди вызовутся добровольцами, чтобы испытать лекарство, которое может помочь — особенно, если они будут при смерти. Те, кто, — она не дала Малфою сказать, зная, о чём тот думает, — в конечном счёте умрут от старости. Но у человека не будет выбора в вопросе воскрешения. Вдруг им лучше там, где они находятся, и у нас нет никакого права выдёргивать их оттуда. Мы в принципе не должны обладать такой силой — миллионы людей бросятся воскрешать любимых, и появится миллион возможностей для того, чтобы всё окончилось плохо.

— Или же смерть исчезнет.

— Что приведёт…

— К перенаселению, скачку уровня преступности…

— Именно. А если все они вернутся в виде зомби? Просто… Душа не может взять и вернуться. И что произойдет потом? Тебе придётся убить любимого человека, чтобы спасти его или себя самого? Как ни крути, это ужасная идея, пусть от неё очень трудно отказываться, — Гермиона покачала головой и посмотрела на Малфоя, теребя шкурку банана. Она снова видела его на земле, — Крэбб, Крэбб, — и обдумывала, как поделикатнее задать вопрос. — Кого ты собираешься воскресить?

— Эстербей.

Гермиона шокированно закашлялась.

— Что?

— Я разыскал Эстербей, ты об этом знала. Она мне кое-что рассказала о том, как найти растение, и это привело меня в Орсову. Она знала, что место находится в глуши, и, скорее всего, под охраной магии. Но не знала, что пользоваться ею не выйдет, — горько проговорил он. Его голос звучал так, словно он собирался свести с прорицательницей счёты за отсутствия сведений. — Я поклялся, что воскрешу её в обмен на информацию.

— Её…

— За ней охотились. Она не сумела залечь на дно.

— И она тебе доверяла?

Малфой дёрнул плечом.

— Она увидела, что, получив необходимые данные, я смогу добраться туда, где растёт Флоралис. И она видела мою метку.

— Это внушило доверие?

Похоже, он не обиделся на прозвучавшую в её голосе усмешку.

— Некоторым людям — да. Грейнджер, Эстербей не была хорошим человеком. Она заполучила одно-единственное растение и ради этого пошла на убийство.

— Чьё?

— Не знаю. Раз уж Флоралис никогда буйно не разрастался — а так было бы, если бы получить и вырастить растение было просто, — кто-то должен был за ним присматривать. Или делать запасы. Возможно, тот человек, что наложил чары здесь, на островах. Кто-то должен был этим заниматься, и она выяснила кто. У неё заканчивалось растение, так что у того человека наверняка было совсем немного Флоралиса. Может быть, только лишь чай.

Гермиона посмотрела на банан и стряхнула его с ладони.

— Тебе не надо этого делать. Не только потому, что она плохой человек. Ты же не знаешь, к чему это приведёт. А я уверена, что ничего хорошего не выйдет, — она не позволит этому случиться.

— Грейнджер, я не собираюсь её воскрешать. И не собирался.

Она прищурилась. Значит, он так и не открыл ей причину. Конечно, она понимала, что должно быть ещё что-то, раз Малфой дал такое обещание, чтобы добраться до растения, но она уж решила, что они сдвинулись с мёртвой точки. Если бы он рассказал ей о своих планах, у неё появилась бы возможность отговорить его от наиболее сумасшедших. А какую цель он преследовал этим откровением? Проверить её реакцию на сомнительную причину? Гермиона быстро прокрутила в голове свои слова и действия, чтобы понять, могли ли они отбить у него желание выдать ей истинную подоплёку.

Наверное, Эстербей не рассчитывала, что Малфой её воскресит. Раз он не собирался этого делать, она могла увидеть, что этого не произойдёт. Если только она уже ничего не видела, потому что была мертва или что-то в этом роде.

— Не могу поверить, что ты не рассказал мне, что знаешь, как зародились эти слухи и как всё началось.

Он пожал плечами.

— Я думал об этом. Хотя бы только для того, чтобы прекратить твою болтовню, когда ты так рьяно интересовалась этой темой.

Гермиона сердито на него посмотрела.

— Интересно, видела ли Эстербей острова. Когда я попыталась увидеть растение, там была только…

Малфой резко остановился.

— Что?

— Что? — он обернулся на неё, и она качнула головой.

— Когда ты пыталась его увидеть?

— А-а. Да, я… Не важно.

Она продолжила шагать, чувствуя на себе его взгляд.

Ха! Мучайся теперь, придурок.

20:10

— А это что такое?

— Боеприпасы.

— Для чего?

— Для моей пингвинихи. Она идёт за твоей птичкой, Драко. Малфой, — Гермиона быстро добавила фамилию, заметив свою склонность в последнее время об этом забывать. Может, потому, что, едва зная Малфоя, она редко когда произносила его имя, и ей нравилось, как оно перекатывалось на языке. Времена изменились, и это был способ отметить произошедшие перемены. Малфой по этому поводу никогда ничего не говорил. — Тебе лучше поостеречься. Начинай рыть окоп. Или… Полагаю, лучше пуститься в бега.

— Я пыли и той больше боюсь.

— Какая ирония, ведь твой пингвин превратится в мешок с прахом.

10 октября; 11:17

Дра… Малфой… спрыгнул с дерева и протянул ей бинокль.

— Там ничего нет.

Гермиона вглядывалась в Малфоя до тех пор, пока его брови и рука не опустились и он угрюмо не уставился на неё в ответ.

— На какой остров ты хочешь отправиться дальше?

11 октября; 14:33

— Как думаешь, что нам надо сделать, когда мы найдём Флоралис и попытаемся уехать? Сомневаюсь, что барьер нас пропустит, — Гермиона уже долго обдумывала эту проблему и вероятность их гибели.

— Мы можем вернуться во времени. И взять с собой растение, — судя по голосу, Малфой пришёл к такому выводу тогда же, когда Гермиона начала об этом размышлять, и ему нравилось то и дело возвращаться к принятому решению.

— Мне кажется, это так не сработает. Когда я вернулась, у меня во рту не было листа. С другой стороны, антикварная коллекция, — она почти забыла о ней — кажется, с тех пор прошли годы. — Но почему мы вернулись без наших сумок?

— Может, у нас их и не было. Свою ты могла потерять в море в первый раз, а я мог так и не столкнуться с теми людьми. Или же, возвращаясь, мы просто не взяли их с собой.

— Верно. Значит мы вернёмся, и растение будет у меня в сумке, — она видела, как напряглись его плечи, но он ничего не сказал. — Я не знаю, что вызвало потерю памяти: Флоралис или нечто другое, так что оставлю себе письмо с пояснениями. Наверное, вернусь в тот день, когда мне дали задание на работе. Когда это было?

Малфой оглянулся, словно не мог поверить, что Гермиона спрашивает на полном серьёзе.

— Не знаю. Если ты мне и говорила, я, конечно же, пропустил это мимо ушей.

— И почему я опять с тобой разговариваю?

— Рушишь мою жизнь.

— Верно.

16:44

Гермиона вздрогнула и потёрла уши — их заложило несколько минут назад. Такое уже случалось, когда она поднималась в горы или спускалась с них, но здесь земля была относительно ровной. Она сжала нос, закрыла рот и выдохнула, стараясь снять заложенность. Ничего. Она в очередной раз потёрла уши, подняла глаза и увидела, что Драко дёргает себя за ухо.

«У тебя заложило уши?» — вот что собиралась сказать Гермиона, но услышать себя не смогла. Наверное, она произнесла слова — она ощущала движения языка и губ, — но не услышала ни звука. У неё ещё никогда так сильно не закладывало уши. Она не могла… Чтобы удостовериться, Гермиона опять втянула воздух носом, но не почувствовала никаких запахов.

Она остановилась и уставилась на соседнее дерево, будто ребёнок, увидевший серийного убийцу. Она потеряла слух, обоняние… Гермиона бросилась к Драко, который тоже остановился, и схватила его за плечо. Он указал на своё ухо — Гермиона кивнула и ткнула себя в нос. Драко нахмурился, онаснова ткнула в свой нос и подняла его, принюхиваясь. Она пыталась продемонстрировать что-то, связанное с каждым чувством, и даже лизнула руку, но ничего не почувствовала. Драко начал сердито жестикулировать, не обращая внимания на её пантомиму, и она подняла два пальца.

«Чувства, — беззвучно проговорила она. — Зрение, осязание остались. Ничего не глотали, и раз ничего не попадало в кровь, это наверняка в воздухе. Надо выбираться, пока мы не потеряли оставшиеся два. Если упадём, надо…» Он схватил её за руку, развернулся и потащил за собой в ту сторону, куда они шли. Гермиона бежала следом, выхватив из сумки нож и помечая деревья.

Ей показалось, что зрение ухудшается, и она уже почти убедила себя, что дело в облаках, закрывших солнце, как вдруг вообще перестала видеть. Она врезалась во что-то, движущееся рядом, и поняла, что это Драко, даже раньше, чем они рухнули на землю. Сейчас она ощущала только его. Мир вокруг стал чёрным, тихим, без единого намёка на запах или вкус. Пот струился по лицу, и судя по боли в груди, сердце колотилось как бешеное.

Гермиона вскочила на ноги, стараясь определить направление, в котором они бежали, но это было невозможно. Она стояла прямо, когда зрение пропало? Падая, они с Драко чуть повернулись; поднимаясь, она встала лицом в нужную сторону? Гермиона прижала ладони ко лбу и собиралась уже пойти вперёд, ощупывая пространство рукой, когда Драко схватил её за плечо. Он сгрёб её футболку в кулак и потянул вправо; Гермиона подалась назад, бестолково мотая головой. Она сомневалось, что право было именно там. Может быть лево, но…

Драко потянул сильнее, и Гермиона упёрлась пятками в землю, стараясь потащить его в сторону, казавшуюся ей правильной. Он дёрнул, они стукнулись головами, а её рука врезалась ему в грудь. Кажется, Драко был гораздо больше уверен в своём решении, нежели она. Он поднял её руку, прошёлся пальцами по запястью и дотронулся до ладони. От нетерпения сжал её и начал выводить: «Довер…» Зачем-то прикрыв глаза, Гермиона пихнула Драко и обхватила его запястье — его пальцы в ответ оплели её кисть.

Лучше бы он был прав. Лучше бы он был очень-очень прав. Если у них откажет осязание, им крышка. Они не смогут почувствовать ног, не смогут идти, ползти. Да они даже не поймут, идут они или ползут. Это будет подобно коме, только вот сознание полностью сохранится.

Гермиона впервые была благодарна деревьям за то, что она в них врезалась — так она понимала, что сохраняет способность их чувствовать. Ещё она радовалась тому, что Малфой бежал впереди — наверное, он хотел, чтобы она двигалась быстрее и принимала на себя часть ударов. Она сама считала, что бежит достаточно быстро, раз может держаться с ним рядом, даже несмотря на длину его ног.

С каждым шагом сомнения в правильности его выбора возрастали. Каждую секунду Гермиона ждала, что они либо пересекут магический барьер, либо лишатся всех чувств. Она оказалась заперта в кошмаре, состоящем из чёрной тишины. Ощущала, как дыхание перехватывает в глотке, а страх наполняет кровь, заставляя трястись поджилки. Что, если провидица ошиблась, а видение, которое увидел резчик, было неверным? Что, если они…

Это озарение будто бы вморозило её в тишину. Она беззвучно закричала, и мозг сфокусировался на единственной точке соприкосновения с миром — ладони Драко. Остальное тело парило в небытие, не чувствуя ни прохлады, ни тепла, способных помочь осознать, что за пределами своего разума она жива. Не ощущая ничего и нигде, кроме одного места — на ладони. Даже не вдумываясь, Гермиона знала, что это шрам. Наверное, в нём была какая-то магия — кровная магия. Более мощная, чем та, что их окружала. Пусть заклинание не сработало, но его след остался в их шрамах.

Она почувствовала, как ладонь Драко выскальзывает, а затем ощутила чересчур сильное пожатие его пальцев — похоже, он перестал их осязать. Гермиона больше не чувствовала своих, а значит, у Драко была та же проблема. Обнадёживал лишь тот факт, что она уловила его движение на своей ладони. Их тела всё ещё подчинялись командам мозга. Она попыталась согнуть пальцы, стараясь нащупать пальцы Драко и, видимо, у неё получилось. Решив, что уже должна была коснуться его ладони, она пошевелила пальцами, но ничего не поняла. За пределами этого крохотного круга она ничего не ощущала.

Гермиона отвела и опустила руку, чтобы проверить, не упала ли она. Не почувствовав ничего твёрдого, она вытянула конечность — ничего. Повернула кисть, взмахнула ею и вдруг ударилась о кору. Ладно, ладно. Успокойся, Гермиона. Без паники.

Она обыскала пространство вокруг в поисках Драко и что-то задела. Провела ладонью по ткани, по коже — по его руке до запястья. Наверное, она попыталась его схватить — начав отодвигаться, он вернулся в исходное положение, и она продолжила свои попытки. Она совсем отчаялась; ей приходилось успокаивать себя, двигаясь и наклоняясь вместе с Драко, но наконец она просунула руку в его ладонь. Она схватила его и потянула туда, где ранее стукнулась о кору, подняла его ладонь в надежде прижать её к стволу. Это было сродни стараниям сдвинуть воздух воздухом. Гермиона не представляла, где росло дерево, правильно ли она определила место, верно ли держала руку Драко и в нужном ли направлении тянула. Это была одна из самых неприятных и раздражающих вещей, которые ей доводилось делать — соединять объекты, которые она не могла полноценно почувствовать. И увидеть. Сохранись у неё обоняние и вкус, она бы сейчас очень активно пользовалась носом и языком.

Она надавила ладонью и почувствовала кожу Драко. Провела вверх: гладкость, костяшки, морщинки, костяшки, ногти, а затем — кора дерева. Хорошо. Его рука лежала на стволе, и он это осознавал. Гермиона надеялась, он знает, что делать с этой информацией. Несколько томительных секунд спустя она провела по коре — рука Драко исчезла. Ей оставалось только верить, что он определил направление, место, сохранил равновесие и начал двигаться, а не рухнул прямо перед ней.

Прижав ладонь к стволу, она скомандовала левой ноге сделать шаг вперёд — затем правой, левой. Она почувствовала, что ведёт рукой по коре, не двигая при этом самой конечностью — а значит, наверняка шла. Дерево кончилось; не чувствуя ничего, кроме лёгкого дуновения ветра, Гермиона остановилась и помахала рукой. Вдруг задела Драко, но тот вряд ли это понял. Не шевеля кистью, она ждала, что он начнёт двигаться, но вместо этого почувствовала на ладони его пальцы. Им потребовалось сто девяносто три секунды на то, чтобы приложить её руку к коре. Неужели они умрут прежде, чем сумеют выбраться?

12 октября; 12:29

Гермиона устала. Она не знала, сколько времени вчера они потратили на то, чтобы выбраться из магической ловушки. Когда к ней вернулись чувства, она поначалу ощущала себя по-прежнему слепой. А затем продемонстрировала нелепые прыжки-повороты-пробежки-подскоки, втягивая при этом воздух в лёгкие и тряся разными частями тела. Она напоминала радующуюся жизни фею под кайфом. Драко был слишком занят собственными ощущениями, и лишь тридцать секунд спустя начал смеяться и сыпать колкостями.

Гермионе это совершенно не понравилось, так что она доставила себе дополнительное удовольствие, врезав Драко по спине. Мёртвый жук свалился на землю между ними; Драко подпрыгнул, повернулся и окинул её неприязненным взглядом, в котором сочетались обвинение и вопрос.

— Там был жук, — Гермиона согнула пальцы и подвигала ими вверх-вниз на случай, если Драко не понял, что жук со своими ножками был мерзок сам по себе.

При виде выражения его лица она рассмеялась, и вопрос в его взгляде окончательно трансформировался в обвинение.

— Не было там никакого жука.

— Был!

— Врёшь.

— Я прихлопнула его, клянусь! — рассмеялась она.

Она снова пошевелила пальцами, и Драко, прищурившись, поймал её за руку. Гермиона скорчила серьёзную гримасу, что было трудно сделать, сдерживая смех. Широко распахнув глаза, она хмурилась и морщилась, но наконец-то сумела взять себя в руки. Спустя четыре удара сердца выражение его лица стало каким-то странным, и Гермиона напряглась. Она пригляделась и была готова поклясться, что Драко слегка наклонил голову. Она встретилась с ним взглядом, и он выпустил её руку и отступил назад.

Он двинулся прочь, и она медленно и тяжело вздохнула. Поправив сумку на плече, разгладила футболку.

— Ладно, в следующий раз позволю ему тебя укусить или залезть в ухо.

Драко не ответил, но шёл так быстро, что Гермионе пришлось пробежаться, чтобы его нагнать. На долю секунды ей тогда показалось, что он собирался её поцеловать, и на долю секунды ей показалось, что она ему это позволит. Он использовал поцелуй в том коридоре против неё, но отвлёкся сам — так что его Признание Притягательности было подлинным. Это же был не единственный их поцелуй; когда она уже ничего не могла увидеть, Драко не остановился — он прервался, лишь услышав скрип ступеней. Гермиона по-прежнему помнила его взгляд, когда он приподнял её голову, чувствовала, как воспоминания заставляли сердце биться быстрее. Необходимость, которая чувствовалась и в его поцелуе.

Он заявил, что это была ошибка, когда решил, что, говоря о доверии, она имела в виду именно тот эпизод. Но Гермиона не знала, воспользуется ли он при случае опять такой возможностью. Ясно, что Драко тоже ничего не мог с собой поделать. Они были друг для друга этакими ловушками для насекомых — понимали гибельность пути, но не могли сопротивляться притяжению света. Имелось множество причин, почему Гермиона должна была напоминать себе о безразличии и цивильности, но она могла думать только о том выражении его лица.

========== Часть двадцать восьмая ==========

13 октября; 13:12

Когда они добрались до ближайшей деревни, паромное сообщение не работало — или же его там попросту не было. Драко сердито выругался себе под нос и направился к лодкам, пришвартованным вдоль побережья. Одну из них они взяли напрокат; Гермиона решительно настаивала на том, чтобы вернуть лодку, и они доплатили за возможность оставить её в доках Стромболи. Так они получали возможность посетить три крохотных островка справа от Салины, и даже если ничего там не обнаружат, по крайней мере, быстро управятся с осмотром.

Глядя на то, как гребёт Драко, Гермиона вспоминала о том дне, когда они впервые приехали на острова. Она и представить тогда не могла, что застрянет здесь на четыре месяца, за которые столько всего произойдёт. Подхватив весла, чтобы помочь вести лодку к Панареи, она уставилась на Драко, обдумывая произошедшие перемены.

— Грейнджер, — Гермиона оторвалась от созерцания бледного шрама на предплечье у Драко и увидела, что у него трясутся плечи. Он мотнул головой в сторону, и Гермиона обратила внимание на большую лодку, плывущую неподалеку, пусть до этого и старалась игнорировать доносящийся с неё шум.

Запрокинув голову, она увидела компанию девушек, стоящих у поручня с напитками в руках; они что-то ей крикнули, одна по-кошачьи царапала воздух, а две другие напевали.

— Что… они говорят? — он рассмеялся, а Гермионе пришлось быстро скорректировать маршрут — одна из дамочек всем своим видом демонстрировала желание прыгнуть на неё. — Малфой…

Девушка крикнула так громко, что заглушила её слова, и Драко рассмеялся ещё сильнее. Гермиона начала прикидывать варианты: врезать ему веслом или просто скинуть за борт. Малфой же бросил весла, несмотря на очевидное желание Гермионы побыстрее убраться отсюда, и она умудрилась дважды описать круг, прежде чем он хоть немного успокоился. Хмыкнув, она проигнорировала его ухмылку и блеск в глазах.

— Они интересуются, не хочешь ли ты к ним присоединиться.

Гермиона уставилась в пространство между ним и кричащими девушками: одна из них активно крутила бёдрами, а другая слишком сильно перегнулась через поручень.

— Что?

— Если хочешь, я отправлюсь с тобой. Там…

— Я никуда не пойду. Может, ты и жаждешь окружить себя женщинами, но это не значит, что я составлю тебе компанию.

По-прежнему ухмыляясь, Драко вскинул бровь, и Гермиона нахмурилась.

— Я…

— О, Грейнджер, они заинтересовались отнюдь не мной.

Прекратив грести, она трижды моргнула. Обернувшись и широко распахнув глаза, ещё раз оглядела шумную компанию и резко мотнула головой. Девицы лишь громче завопили, и Гермиона перевела взгляд на Драко — тот снова начал смеяться. Видимо, вид Гермионы забавлял его больше девичьих выкриков.

— Ну? Скажи им, мне это неинтересно. Та, что с краю, сейчас сюда прыгнет! Сде…

— Уверена? По-моему, одна из них только что достала хлыст. Возможно…

— Малфой!

Рассмеявшись, он что-то крикнул девушкам, и те замолчали. Гермиона вежливо улыбнулась и начала невозмутимо отгребать подальше. Собиравшаяся прыгать девица что-то ответила — улыбка пропала с лица Драко, и он бросил в ответ что-то резкое. Девушка с кнутом рассмеялась и что-то проговорила, от чего Драко нахмурился. Гермиона понятия не имела, что именно он им сказал, но знала: этот мрачный, ровный тон подразумевал нечто едкое и унизительное. Она начала быстрее работать веслами, направляя лодку в противоположную сторону от курса, которым шло большое судно. Несколько девиц прокричали что-то, Малфой дождался тишины и ответил. Гермиона узнала изгиб брови и жёстко скривившиеся губы и поняла: это его последнее слово. Что бы Драко ни собирался сказать, он не сомневался, что добьёт противниц и обратит их чувства в прах.

Она принялась грести ещё быстрее, и по мере того, как они удалялись от судна, руки горели всё сильнее, но Драко лишь повысил голос, чтобы его было лучше слышно. Гермиона не представляла, что именно кричали ей эти девушки, но очень хотела знать, что заставило Драко прекратить веселье и настолько разозлиться. Его тирада вызвала у девиц волну гнева, он повернулся к Гермионе и с самодовольным видом подхватил весла.

— Закончил на сегодня изображать сволочь?

Его ухмылка стала чуть менее самодовольной и чуть более веселой.

— Если тебе повезёт.

15:14

— Что это?

— Кукуруза! — Гермиона улыбнулась его стоическому выражению лица и, не заметив никакого воодушевления, закатила глаза — уж она-то узнавала новый продукт при встрече.

16:38

Гермиона решила, что половину времени на Панареи она провела, собирая кукурузу, оливки и каперсы вместо того, чтобы шагать по острову — тот оказался настолько маленьким, что им не потребовалось много времени, чтобы сообразить: этот остров был им не нужен. Даже если бы они пересекли некий магический барьер, как случалось на других островах, территория никак бы не расширилась. Поездка получилась бесполезной, но было приятно вычеркнуть из списка ещё одно место, не потеряв при этом несколько месяцев.

Она как раз размышляла об этом, попутно следя за тем, чтобы не сбиться с дороги, ведущей к лодке, когда вдруг поняла, что за спиной стало слишком тихо. Они по большей части шли по холмам, долинам и садам, где мало что хрустело под ногами. Но сейчас они продвигались по лесу, и до её слуха должны были доноситься шелест кустов, треск веток или шорох шагов. Нахмурившись, Гермиона оглянулась и тут же остановилась: Малфоя видно не было. Она ожидала, что он сделал остановку, но не исчез.

Может быть, он отлучился в туалет или куда-то ещё — обычно они о таком не объявляли, но почти всегда обозначали каким-нибудь способом. Преувеличенно громкой походкой, покашливанием, появлением в поле зрения или просто объявлением перерыва. Сейчас же ничего подобного она не заметила.

— Драко? — она снова позвала его, но ответа не получила. — Чёрт, чёрт, чёрт.

Выдернув из сумки охотничий нож, Гермиона заозиралась по сторонам. Если Драко исчез бесшумно, наверняка всё случилось неожиданно. Наверное, кто-то его схватил. Или же Драко сам оказался в таком месте, где стал невидимым, или… Гермиона подозрительно оглядела землю, вспомнив тот случай, когда Малфой чуть не провалился в неприметную дыру. Она прислушалась, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук, и двинулась в обратном направлении. Если где-то имелась дыра, то Драко вряд ли шагал за Гермионой след в след, иначе бы она тоже провалилась. Топая ногой по земле, Гермиона пробиралась по тропе зигзагами и внимательно всматривалась, сжимая нож.

Гермиона обнаружила яму в восьми метрах от того места, где заметила исчезновение Драко, и тут же её грудь затопили страх и вина. В тот раз, когда он чуть не упал, на подошве ботинка остался след то ли зубов, то ли когтей, и если там внизу что-то было…

Она швырнула сумку рядом с отверстием и бросилась к деревьям срезать лианы и лозы. От прилива адреналина дрожали руки, но Гермиона не обращала на это внимания: связывая стебли, она старалась дышать глубоко и ровно. У Драко должен был быть с собой нож, так что если он действовал быстро… Она покачала головой: от чрезмерной спешки руки не слушались. Она тройным узлом привязала первый стебель к самой крепкой из ближайших веток и подёргала его, проверяя на прочность.

Когда лиана не пролезла в яму, Гермиона чуть не задохнулась; ей потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить: стебель нужно было придерживать. Приходилось просовывать его миллиметр за миллиметром, перебирая руками. Гермиона не представляла, хватит ли длины импровизированной веревки, получится ли потом выбраться наружу — она и так потеряла слишком много времени.

Гермиона отбросила сумку за дерево, крепко сжала рукоятку ножа и прыгнула. Размахивая руками, она пролетела сквозь темноту, стараясь держаться вниз ногами. Во Вселенной, в которой люди приземлялись идеально, Гермиона была изгоем. Она ударилась о землю пятками — боль прошила конечности, позвоночник и отдалась в основании черепа. Вскрикнув, она повалилась на спину и стукнулась головой.

Она не сомневалась, что если бы вокруг не разливалась чернильная темнота, перед глазами бы вспыхнули звёзды. Гермиона зажмурилась; боль опутала мозг душной плёнкой, и заболели даже глаза. Она поднялась, прижала нож к груди и перенесла вес с повреждённых пяток. Потерев макушку, огляделась по сторонам и быстро отпрыгнула с того места, где наделала столько шума.

Если Драко находился поблизости, он должен был услышать её приземление и понять, что это она. Но из темноты не раздался его голос, не было слышно ни аристократически растянутых слов, ни заносчивой усмешки. Царила такая тишина, что Гермиона слышала биение собственного сердца и шорох одежды. В затуманенном болью мозгу промелькнула дюжина различных сценариев, и ни один из них не сулил ничего хорошего.

Быстро дыша от страха, Гермиона двинулась вперёд. Она чутко прислушивалась к каждому звуку, распахнув глаза в отчаянной попытке волшебным образом обрести возможность видеть в темноте. Держа наготове нож, она старалась уловить дыхание или любое движение, ожидая, что вот-вот кто-то во мраке схватит её. Ей было нужно услышать дыхание Драко. Даже если он не двигался, не подавал голоса, ей было необходимо услышать, что он дышит. Со всем остальным они сумели бы справиться.

— Драко? — Гермиона крепче стиснула нож, понимая, что только что выдала своё местоположение. — Малфой?

Она продолжала идти, вглядываясь в темноту, хотя не сумела бы разглядеть даже того, что происходило под самым её носом. Гермиона выставила руку, ощупывая пространство, и тяжело сглотнула. Именно в эту секунду она вдруг уловила посторонний звук — вовсе не такой голос Драко она хотела услышать. Он закричал: крик длился не дольше двух секунд, но Гермиона знала, что это Драко. Вопль эхом отражался от стен, сбивая с толку, но она поняла, что кричали впереди.

Она рванула с места, не обращая внимания ни на окружающую обстановку, ни на возможную угрозу. В первую секунду Гермиона была просто благодарна за то, что Драко жив, где бы тот ни находился, но этот крик означал, что ему могла грозить опасность. Звук прекратился слишком внезапно — просто оборвался, а не затих.

Сердце билось в горле так сильно, что чуть ли не перекрывало трахею. Дыхание вырывалось резкими толчками в такт бегу, а каждый шаг отдавался болью в пятках. Размахивая руками, Гермиона задела кулаком стену и повернула за угол, летя сквозь темноту. Впереди она различила слабый свет, скудно освещавший изгиб туннеля, но для привыкших глаз этого было достаточно.

Руку с ножом, зафиксировав, она прижала к боку; на повороте ноги заскользили. Драко, пятясь, отступал; от того, как он дышал, сердце Гермионы сделало кульбит. Он не сводил бледных, полных ужаса глаз с фигуры, от которой отползал. Лишь увидев, что та не двигается, Гермиона замедлила бег. Откинув корпус назад, она по инерции пробежала пять шагов и остановилась.

Конец туннеля освещался фонарём Драко. Тело, распластавшееся на земле, было голым, лысым и лежало в луже крови. Лицо было повернуто прямо к Гермионе, и она разглядела ряды острых неровных зубов. Скользнула глазами по рукам существа, когтям и перевела взгляд на Драко.

Не сводя глаз с трупа и трясясь всем телом, он прижимался спиной к стене в конце туннеля. Значит, Драко убил его. Создание, похожее на Билла, было слишком человекоподобным, и такая реакция была понятной. За вычетом когтей, зубов и странных глаз эти существа выглядели совсем как люди. Она сама беседовала с Биллом, когда они застряли на той поляне, а значит, какие-то из них были разумны — эта тварь могла даже разговаривать с Драко.

Должно быть, ему казалось, что, пусть обороняясь, но он прикончил другого человека. Гермиона наверняка чувствовала бы себя так же, случись с ней такое и не побывай она… Не знай она истинный ход их мыслей. Животные инстинкты и желания — убить и съесть. Но даже в этом случае у неё могла возникнуть похожая реакция. Возможно, Драко как раз об этом и думал — о том, что это мог быть человек, которого заставили превратиться в опасное существо. Но как это было ни прискорбно, оно перестало быть человеком. И с радостью расправилось бы с Драко первым.

— Драко, — прошептала она.

Сжав кинжал до побелевших костяшек, он резко вскинул на неё глаза.

Было в его взгляде нечто дикое, смешанное с шоком от убийства и инстинктами выживания, по-прежнему обострённых до предела. Гермиона приблизилась медленно и осторожно, как подошла бы к раненому испуганному животному, и выставила руку. Она бросила нож так, что тот приземлился рядом с Драко — от этого звука он вздрогнул. Его дыхание было прерывистым, кровь покрывала руки и одежду.

— Всё в порядке, Драко. Это было просто животное. Тебе больно?

Кажется, он даже её не слышал.

Она остановилась перед Драко, поднесла ладонь к его лицу на случай, если он захочет потрогать шрам и удостовериться, и наклонилась так, чтобы закрывать собой труп. При виде выражения его лица сердце сжалось, и она медленно опустилась на колени. Протянув руку, мягко коснулась его щеки кончиками пальцев.

Драко закрыл глаза и тяжело выдохнул — Гермиона придвинулась ближе, переползая через его колено. Она встала над ним, помня о прижатом к бедру кинжале, и обняла одной рукой за плечи. Она никогда ещё не успокаивала никого, кто убил — или чувствовал, что убил — другое человеческое существо. Гермиона не знала, как правильно утешить, но инстинктивно прильнула к Драко теснее. По-прежнему сжимая кинжал в кулаке, он поднял окровавленные руки над её плечами, над их головами — Гермиона ощущала его дрожь. Он ткнулся лбом ей в плечо, и свободной ладонью она зарылась в волосы у него на затылке. Почувствовав это движение, Драко повернул голову, прижимаясь лбом к её шее, рвано выдохнул, и она прикрыла глаза.

— Оно бы убило тебя первым. Ты поступил правильно — только так и можно было поступить. Это был не человек. Неважно, как оно выглядело, что делало или что говорило — это был не человек. Как животное. Как кролики или белки. Как рыба. Только смертоноснее.

Драко опустил локти ей на плечи, и она сжала его крепче, снова и снова проводя пальцами по светлым волосам. Она шептала что-то успокаивающее, говорила, что сама поступила бы так же, объясняла, как важно было так сделать. Она ждала, что от переполняющих эмоций он расплачется или заговорит безудержным потоком, но ничего этого не произошло. Дрожь постепенно начала стихать, и она перестала выписывать круги у него на плече.

Опустив и повернув голову, она прижалась губами к его виску. Гермиона сделала так без задней мысли — точно так же, как уже делала раньше, она бы утешала любого из своих друзей. Драко откинул голову: она почувствовала как его нос скользнул по коже, а губы прижались к горлу. Это сложно было назвать поцелуем — невесомое прикосновение. Она ощутила, как он тяжело сглотнул, провёл губами вверх и коснулся челюсти. Гермиона наклонила голову и подалась вперёд, чтобы его поцеловать. Драко ответил на поцелуй: целомудренный жест, призванный успокоить, и ничего более.

Гермиона чуть отклонилась, стараясь игнорировать биение сердца, которое совсем не соответствовало невинности момента, но Драко потянулся за ней, целуя раз, другой. Отстранившись, он сделал глубокий вдох; Гермиона отняла руку от его плеч и залезла к нему в сумку. Он молча смотрел на неё, и шок по-прежнему плескался во взгляде; она достала бутылку с водой и тряпку и не успела открыть крышку, как он забрал вещи. И, кажется, подавил рвотный позыв, когда пластиковая крышка прокрутилась в перепачканной кровью руке.

Драко отвернулся, чтобы полить водой на ладони; Гермиона убрала руку от его волос и поднялась. Он покосился на неё, и она улыбнулась, но он уже отвёл взгляд. Гермиона наблюдала за тем, как Драко оттирал кровь, и вопреки желанию посмотрела на существо. Лицо застыло в злобном оскале, но… Она прищурилась, чтобы рассмотреть получше, и заметила на щеках блеск влажных дорожек. Оно… плакало. О, так было в десятки раз хуже. Защищаясь, услышать, как нападающий кричит от боли — это одно, но увидеть над собой плачущее человекоподобное лицо умирающего создания — совсем другое.

Гермиона различила глубокие борозды от когтей и удивилась, почему рот существа был испачкан. Она разглядела в земле углубление — большой выгрызенный кусок. Похоже, Драко двигался достаточно быстро, в противном случае ему бы вырвали горло. Она заметила на его футболке насколько дыр — неужели когти зацепили? Если да, к сожалению, ей придётся связать его до конца трансформации. Она сделала шаг вперёд, загораживая труп.

— Тебе больно? Царапины? Укусы?

Драко покачал головой; тот факт, что он не сказал ничего саркастичного или обидного, лишь свидетельствовал о его плачевном состоянии.

— Я связала вместе несколько лиан и протащила их в яму; надеюсь, мы сможем по ним вскарабкаться, и они нас выдержат. Наверное, лучше вылезать по очереди.

Драко откашлялся, прочищая горло, но по-прежнему молчал — лишь кивнул, вытирая кинжал. Гермиона слегка волновалась, но думала, что ему станет лучше, как только они выберутся из туннелей. Драко поднялся, забросил вещи в сумку и потянулся за фонарём. Гермиона стояла так, чтобы загораживать ему обзор, но с их разницей в росте это было бессмысленно. Повернувшись, он встретился с ней глазами и, подойдя, протянул нож. Улыбнувшись, Гермиона взяла его, на секунду задержала взгляд и отошла в сторону. Кивнула в сторону выхода и пошла следом за Драко.

14 октября; 11:24

Они переночевали на побережье Панареи в том месте, где скала уходила прямо в море. Драко по-прежнему хранил молчание, погружённый в свои мысли, и Гермиона решила, что будет лучше провести ночь здесь. Драко умудрился выловить рыбу, и она поняла, что он отходит от потрясения и не считает себя убийцей.

Сегодня он уже был не таким бледным и дёрганным, а отрешённый взгляд сменился привычным выражением. Он по-прежнему не разговаривал с ней, но она решила дать ему ещё немного времени, прежде чем начать вести себя так, будто ничего не произошло. Она сомневалась, что Драко когда-нибудь сядет и расскажет ей о своих переживаниях, и знала, что он будет признателен, если они станут полностью игнорировать случившееся.

Она сидела на скалистом берегу на краю крошечной деревеньки и сушила на солнце волосы. Положив подбородок на колени, она смотрела, как из-за скалы, где бил горячий источник, появляется мыльная пена — Драко мылся. Ветер подсаливал каперс, который она грызла, волны омывали носки поношенных кроссовок, а лодка покачивалась рядом. Она видела в прозрачной воде, как Драко проплыл к пляжу — на нём были шорты, купленные ею на Салине. Он вынырнул у берега и откинул назад волосы — они отросли с момента приезда, но кое-какие пряди возле ушей топорщились по-прежнему.

Он подошёл к лодке и закинул в неё мыльные принадлежности, порыв ветра донёс до Гермионы аромат апельсинов. Он схватился за борт: плечи и руки вздулись буграми мышц, пока он сталкивал судёнышко в воду. Драко кивнул Гермионе, она перебросила через борт сумки, подобрала его ботинки и одежду и забралась внутрь. Драко присоединился к ней, и она подняла вёсла — вода потекла к кроссовкам по деревянным доскам.

— По крайней мере, это остров. Даже пробудь мы здесь ещё несколько недель, было бы не так холодно. А ведь могли оказаться в Антарктике.

Драко хмыкнул, усаживаясь напротив, и они принялись грести, радуясь тому, что оставляют Панарею позади.

18:47

Они поднялись по ровному склону скалистого острова Басилуццо, но не обнаружили никаких признаков магии или растения. Гермиона могла лишь догадываться, сколько времени они бы здесь потратили, не имея конкретного ориентира. Здесь располагались многочисленные пещеры и гроты, и под водой крутилось множество аквалангистов, воспользовавшихся внесезонными предложениями. Они обогнули скалу, провели лодку мимо руин римской корабельной верфи и остатков кораблекрушения, и направились к Стромболи.

По мере приближения к острову небо становилось тёмно-серым, вулкан выбрасывал высоко в воздух красные, жёлтые и оранжевые искры, которые дождём опадали на вершину тёмной, испещренной изумрудными пятнами горы. Гермиона перевела взгляд на побережье: белые домишки, выстроившиеся в линию у берега, отливали зеленью, красные водоросли тут и там покрывали чёрный песочный пляж. Когда солнце опустилось ещё ниже, море вокруг окрасилось в ярко-красный цвет, и Гермиона не могла определиться, выглядел ли пейзаж красиво, или зловеще.

Кожа и волосы Драко, оказавшиеся на свету, приобрели красно-жёлтый оттенок; Гермиона наблюдала за тем, как работают мускулы у него на руках, как разворачивается грудь при каждом гребке. Её лоб и шею покрывала плёнка пота, а плечи горели от долгой гребли. Она прекратила работать вёслами, вытерла лоб и обмахнула лицо. Губы Драко едва заметно дёрнулись, но она уловила это движение.

— Я перегрелась.

— Вижу.

— Ты ведёшь себя так, словно не потеешь.

— Я не обмахиваюсь. Смирись с жарой.

Гермиона фыркнула, снова хватаясь за весла.

— Погоди, вот сейчас я перегреюсь настолько, что воспламенюсь, разлечусь на кусочки и забрызгаю тебя. Надеюсь, когда мои ошметки будут повсюду — на тебе, под тобой — тебя затошнит и ты расплачешься.

— Грейнджер, если ты воспламенишься подо мной и разлетишься на кусочки, уверяю: тошнить меня не будет и плакать я не стану.

19:28

— Повторяю в пятый раз, я в порядке, — рявкнул он.

Неужели она спрашивала уже пятый раз? Ей казалось, всего лишь второй, но слишком уж странное выражение лица было у Драко. Гермиона переживала, что он мучается воспоминаниями или что-то в этом роде, и посчитала необходимым проверить, прежде чем опять перейти в режим игнорирования того эпизода.

— Ладно, господи, я просто волновалась, — она уставилась на Драко в ответ на его пристальный взгляд. — Знаешь, ведь… Э-э-э… Я хочу убедиться, что ты… справляешься… э-э-э… Ох, ладно. Я волнуюсь, потому что волнуюсь, так что прекрати так на меня смотреть, — она прибавила шагу. — Словно я ненормальная и…

Драко схватил её за руку, дёрнул на себя и поцеловал. Положение их тел и голов не очень этому способствовало, так что он промахнулся мимо половины её рта, но его губы прижимались в поцелуе. Драко повернулся, шагнул в сторону, вставая перед Гермионой, и его губы полностью накрыли её рот. Она выдохнула — живот скрутило, сердце замерло, но вот уже она сама отвечала на поцелуй, не давая себе времени передумать.

Драко обхватил ладонями её голову и чуть отклонил, полностью сосредоточившись на изучении её рта. Его напор был мощнее обычного, и Гермиона задумалась: уж не восполнял ли он что-то, утраченное в том туннеле? Драко полностью управлял ситуацией, наклонив её голову так, как ему хотелось, и пресекал любые попытки перехватить инициативу. Гермиона больше обычного утратила контроль над происходящим; голова закружилась, а все чувства сконцентрировались на местах их соприкосновения. Вцепившись пальцами в рубашку Драко и притягивая его ближе, она отвечала на поцелуй столь же отчаянно.

Драко ослабил напор и разжал руки, но потребность по-прежнему ощущалась в движениях его тела и губ. Он позволил языку Гермионы скользнуть себе в рот, коснулся его кончиком своего, толкнулся бёдрами и опять крепко прижался. Гермиона провела ладонями по его груди, обхватила пальцами плечи, и он тяжело выдохнул ей в губы. Кажется, кислорода в его лёгких совсем не осталось: дважды потянув Гермиону за губу, он вскинул голову, чтобы сделать вдох.

Драко посмотрел на неё, ладони скользнули к её щекам; её пальцы разжались и снова стиснули его плечи. Чувствуя головокружение, Гермиона глубоко дышала, и его большие пальцы коснулись уголков её губ.

— Ты же сказал, что больше не будешь так делать, — зря она первым делом ляпнула именно это. Лучше бы промолчала и опять его поцеловала.

— Ага, ну, — Драко пожал плечами. — Я соврал.

Он убрал руки от её лица, и она его отпустила. Ещё пару секунд Драко к ней прижимался, а затем отступил.

— Темнеет.

Вскинув бровь, он облизал губы. Интересно, остался ли у него на губах её вкус — его она по-прежнему ощущала.

— Потрясающее наблюдение.

— Засранец, — хмыкнула Гермиона, пытаясь восстановить дыхание после поцелуя, отчего оскорбление вышло столь же действенным, как полотенце в дождь.

Драко усмехнулся и двинулся на запад; она последовала его примеру, обдувая горящее лицо.

15 октября; 7:04

Она не могла перестать глазеть на него, думая о том, что их вчерашнее беззаботное поведение после случившегося не играло никакой роли. Обычно Драко бросал на неё сердитые или раздражённые взгляды, а сейчас просто-напросто игнорировал.

14:28

Схватившись за перила, она обернулась на Стромболи и перевела взгляд на Драко. Они останутся на пароме до тех пор, пока не попадут на Филикуди, и если там тоже ничего не найдут, им придётся обыскать всего один остров. Как бы там ни было, но развязка приближалась.

— Осталось ещё два острова. Если только мы не облажались на Вулькано и Липари. Жаль, что мы повернули направо, а не налево. Мы бы уже были там, ну, или почти там, ещё три острова назад.

Драко фыркнул.

— В тот момент это казалось логичным.

Гермиона не подразумевала ничего обидного. Она согласилась тогда с его выбором, и в противном случае просто никуда бы не поехала.

— Так и есть. И знаешь… На Стромболи было мило.

Драко перестал хмуриться и изучающе посмотрел на Гермиону — та закатила глаза, чувствуя, как уши покрываются румянцем. На Стромболи было мило? Они бродили возле действующего вулкана и опять оказались в одном из тех мест, где всё кружилось и переворачивалось — такое сложно было назвать милым.

Не сводя с неё глаз, он хмыкнул.

16:02

Глядя на раскинувшийся впереди остров, Гермиона глубоко вздохнула и сошла с парома. Либо этот, либо следующий. Впервые Флоралис оказался в зоне досягаемости. Но она знала, что последует дальше: тот момент, которого они ждали — неизбежная конфронтация с Драко и необходимость принять решение по поводу собственной неуверенности и растения. И в целом по поводу его использования. Гермиона ощущала себя совершенно к этому не готовой, и это чувство ей категорически не нравилось. Она боялась того, что ждало её впереди, но как обычно собиралась встретить грядущее лицом к лицу.

— Грейнджер, не раскисай.

Она сердито покосилась на него. Драко успокаивал и утешал гораздо хуже неё.

— И это говорит тот, кто постоянно жаждет сбежать. Я подарю тебе на Рождество кроссовки. Несколько коробок с кроссовками.

— Рад, что получу ответный подарок. Ведь я собираюсь презентовать тебе расчёску. И портключи в безопасные места на каждый случай, когда тебе вдруг захочется сломя голову броситься спасать мир. Несколько коробок с портключами.

— Или же я просто приду и вытащу тебя с собой.

— Да я лучше проглочу расчёску. Держись поближе к своим геройским дружкам.

Гермиона пожала плечами, стряхивая с футболки воображаемую нитку.

— Можно подумать, ты не спасал мою жизнь. Да ещё несколько раз.

— Давай сохраним этот секрет между нами. Не хотелось бы портить имидж, — Гермиона рассмеялась, а он угрюмо покосился на неё. — Весь мир и один человек — огромная разница. Грейнджер, я никогда таким не буду. Кто бы о чём ни просил и кто бы чего ни хотел.

В ответ на такой серьёзный тон она подняла голову — Драко замер, словно ему было очень важно донести до неё эту мысль сейчас. Гермиона покачала головой: она никогда и не представляла его в этой роли.

— Я этого и не жду.

Драко внимательно всматривался в неё, что-то выискивая, и она задержала дыхание, пока он не нашёл то, что хотел. Он коротко кивнул, и они двинулись от доков в сторону деревьев.

16 октября; 7:31

— Знаешь, когда тянешься — это отличные потягушки. Но лучше так не делать, если кто-то смотрит, потому что… — Гермиона потянулась, замирая под разными углами и контролируя кости и мышцы. — Видишь, ты похож на большого дракона, ну или на кого-то подобного. Немного больно, но всё равно очень хорошо. Я мысленно р-р-разминаюсь, потому что ощущаю себя этаким странным животным. Но это отличная растяжка.

Драко изучал её в течение семи секунд, потом воззрился на дерево перед собой, явно вопрошая, как у того хватило наглости втянуть его в такую жуткую компанию.

17 октября; 13:21

— Ты бы не хотел стать зверем? А как насчёт насекомого?

Драко вздохнул.

— Если бы у меня был выбор, тогда… птицей.

— Птицей? Типа совы?

— Я не почтальон, который вынужден всю жизнь таскать письма.

— А какой тогда?

— Не знаю. Я лишь решил, что птицей, но не знаю, какой именно.

Хмыкнув, Гермиона посмотрела на небо, но там не было никаких птиц. Она ухмыльнулась.

— Может быть, фламинго. Большой, розовый симпатичный фламинго.

Драко сердито покосился на неё, зацепился за корень и чуть не упал.

— Если бы я мог выклевать тебе глаза, тогда может быть.

Она рассмеялась.

— А ведь тебе действительно нравится летать. Думаю, быть птицей — значит быть вполне свободным.

— Не знаю, могут ли животные быть свободными, — Гермиона вопросительно посмотрела на него, перепрыгнула через поваленное дерево и обогнула кусты. — Животные не осознают идею свободы. Большинство из них не настолько разумны. Ты сажаешь птицу в клетку, и она понимает, что не может оттуда вылететь. Подбрасываешь в воздух — понимает, что может. Не думаю, что она по-настоящему ощущает свободу, когда её отпускают.

— Возможно. Но есть очень разумные животные. Если открыть дверь, собака не даст…

— Да, ей нравится бегать — и вот она может бежать. Птице нравится летать — и вот она может лететь. Грейнджер, я имею в виду настоящую свободу. Я не говорю о той ситуации, когда тебя схватили, отпустили, и ты секунд на пять осознаешь, что свободен. Если ты птица и летаешь постоянно, полёт не подразумевает ощущения свободы. Это схоже с тем чувством, которые мы испытываем, когда ходим. Это нормальное, обычное явление. Когда ты сажаешь их в клетку, это притеснение, а когда отпускаешь, это возвращение к нормальности.

— Но это всё равно свобода.

— Отсутствие эмоций. Истинная свобода не подразумевает разрешения выполнения обычных для тебя действий — это справедливо и для людей. Человек выходит из тюрьмы и в течение недели испытывает счастье. Он ест что хочет, идет куда хочет, и делает что хочет. Затем что-то происходит или он начинает испытывать какие-то эмоции, и ощущение свободы исчезает даже за пределами клетки. Грейнджер, будучи людьми, мы сооружаем собственные клетки. Эмоции — вот ядро всякой свободы. Если мы свободны от того, что не хотим испытывать, то свободны везде — даже в созданной клетке.

— Так ты считаешь, что полёт не освобождает? Человека? К…

— Нет, не так. Ты же забываешь. Теряешься в скорости, поворотах, нырках. Выполняя что-то нетипичное. Выходя за рамки возможностей, которые были доступны без привлечения посторонней помощи. Но это всё временно — в конце концов, тебе придётся приземлиться. Я не знаю, возможна ли постоянная свобода — будь это так, она стала бы привычным явлением, и сама идеясвободы перестала бы существовать. Ты вырываешься из одной клетки и сооружаешь новую. Счастье — это бесконечная человеческая битва.

Гермиона кивнула.

— Ну, по крайней мере, существуют моменты, когда мы вырываемся из клетки. Люди просто должны продолжать попытки, и они так и делают, потому что оно того стоит. И если тебе повезло, то в твоей клетке оказываются вещи и люди, делающие твоё существование не таким уж и плохим. Иногда она настолько большая, что в ней можно полетать. Даже в прямом смысле! Посмотри на нас. Эти острова подобны клетке. Но будь мы тут поодиночке, всё было бы гораздо хуже.

Драко неверяще уставился на неё и ухмыльнулся в ответ на тычок локтем в грудь.

18 октября; 15:21

Почувствовав вдруг на бедре жгучую боль, Гермиона подпрыгнула, и вода из бутылки, которую она подносила к лицу, пролилась на футболку. Что-то вонзилось ей в лопатку, но, увидев лучи, она всё поняла. Драко ругался за спиной, пока Гермиона, изогнувшись и отклонившись назад, шустро маневрировала между пучками света. Инстинктивно взмахнув рукой, чтобы сохранить равновесие, она обожгла предплечье, но, скрипя зубами от боли, убедилась, что сумеет устоять. Упасть было бы значительно хуже.

— Я… — Драко осёкся в ту же секунду, когда Гермиона услышала хлопанье крыльев.

Быстро закрыв бутылку с водой, она собрала волосы в пучок. Затем чуть откинулась, готовая в любую секунду услышать шипящий звук, но было тихо. Хотя Гермиона бы всё равно ничего не заметила — она разглядела кружащихся над головами птиц.

— Нет, — пробормотала она, следя за тем, как животные описывают круги, и снова посмотрела на подвижные лучи.

Жар на плече и колене, огонь на шее — задержав дыхание, она прыгала между новыми пучками света. Гермиона пискнула, проверяя, не загорелись ли пальцы, и замерла в новой позе. Хлопанье стало громче, и она пихнула бутылку в сумку и вытащила нож. Они не могли сейчас сражаться с птицами. Проведя под лучами слишком много времени, они превратятся в куски сырого мяса, и это будет гораздо хуже нынешних травм.

— Дра… — Гермиона перешла на визг — птицы спикировали им на головы.

Не успела Гермиона хотя бы сформулировать какой-то логичный план, как Драко пролетел мимо, и она решила, что бегство было наиболее разумным решением. Она вскинула сумку над головой, сжав её так, чтобы ничего не вывалилось, и припустила вслед за Драко и потоком ругательств. Шипя и морщась от боли в голых руках, она сквозь одежду ощущала жар. Сумка над головой то и дело скворчала, и Гермиона надеялась, что в ней не останется дыр. Не будь здесь когтистых птиц, она бы предпочла подпалить волосы, а не полезную сумку.

За звуками их криков она различала за спиной тяжёлое хлопанье крыльев. Она петляла среди деревьев, а за ней следовали солнечные лучи и пернатые твари. Плечи окаменели от боли в руках и в ожидании нападения. Гермиона перепрыгнула большое дерево, протиснулась между двумя мирровыми кустами и выскочила на поляну. Жжение прекратилось, и она бросила сумку на землю. Драко замер на середине поляны лицом к ней, так же хорошо понимая, что птицы последуют за ними…

Он опустил кинжал; она повернула голову быстрее, чем корпус, и упала бы, если бы крепко не упиралась ногами в землю. Тяжело дыша, Гермиона осматривала деревья, но птицы исчезли.

20 октября; 8:00

— Ты хочешь, чтобы я намазал, или нет?

— Я не виновата в том, что дёргаюсь! Это обычная реакция на боль.

Драко что-то пробормотал, но его пальцы осторожно прошлись по её плечу и спустились к позвоночнику. Пролезли под тонкую бретельку купальника, который, чередуя с лифчиком, Гермиона использовала как нижнее белье, и она, как в первый раз, задержала дыхание. Ладонь Драко обосновалась у Гермионы на бедре — она уже трижды дёрнулась, но не понимала, как его рука удержит её, если двигалась только спина. Она чувствовала шрам на его ладони, грубую кожу подушечек пальцев. Большой палец скользил взад-вперёд, то ли успокаивая, то ли ощупывая, и она полностью сосредоточилась на этом ощущении.

— Нам стоит начать использовать травы, хотя бы для рук. Мазь почти закончилась.

— Угу.

========== Часть двадцать девятая ==========

22 октября; 11:43

— Я больше не собираюсь с тобой об этом спорить.

— Хорошо, но зелье…

— И об этом.

— Зл…

— И об этом.

— Мы ещё не обсудили…

— И…

Гермиона запустила оливкой Драко в голову, и тот остановился.

— Грейнд…

Она бросила ещё одну, ещё, затем каперс, виноградину. Драко попытался отбить ягоды в воздухе, и она рассмеялась.

— Немудрено, что Гарри всегда первым ловил снитч. И как тебя сделали ловцом с такими рефлексами?

Гермиона вскинула брови, но все ожидаемые грубые и раздражённые комментарии померкли в сравнении с бананом, угодившим ей в лоб. Открыв рот, она посмотрела на плод, упавший между кроссовок.

— Не в лицо же!

— Если у меня плохие рефлексы, то ты вообще труп.

Гермиона ухмыльнулась и принялась очищать банан.

— Ты рассчитываешь, что я поймаю виноградину, которую запустила мне в плечо, а сама…

Драко перехватил брошенный в лицо кусочек банана, но времени торжествовать не осталось: жёлтая мякоть размазалась по пальцам. Гермиона захихикала и метнула очередной «снаряд»; четвёртый прилип к его волосам.

— Отлично пойм…

— Ты в своём уме? Эти… Прекрати. Грейнд… Если ты бросишь…

— А, почти, Драко! Ты был так близок к цел… — он залез в сумку, и она увернулась от горсти каперсов. — А ещё фигово целишься! Ты же играл в квиддич, а книжный червь…

— Ловец не участвует… Это был мой глаз!

— Ага! — обрадовалась Гермиона, но забеспокоилась — Драко по-прежнему прижимал ладонь к лицу. — Тебе же не очень больно?

Он согнулся, ругаясь, и она приблизилась с виноватым выражением лица.

— Жжёт.

Она наклонилась, тут же отпрыгнула, уворачиваясь от дёрнувшегося к ней Драко, раздавила у него на лбу банан и отступила.

— Можно подумать, я на это купилась! Я провела со слизеринцем пять месяцев, двадцать четыре часа в сутки!

Нахмурившись, он собрал с лица мякоть и запустил ею в обидчицу. Банан врезался в щёку, и Гермиона едва успела ответить Драко виноградом, как угодила под обстрел тремя оливками.

— И кто сейчас…. Ты же специально метишь в глаза!

— О, прости, пожалуйста, больно? Может, я сделаю тебе повязку. Отличная идея. Мы можем вернуться, взять небольшую вёсельную лодку, и ты окрестишь себя Капитан Рыбьи Кишки или Корсар Костлявая Нога. Я даже…

— Чт… Какого хрена тут рыбьи…

— Ай! Это был мой глаз! Я…

Гермиона закашлялась, прижимая руку к горлу — что-то попало в глотку, и Драко рассмеялся.

— Скажи мне, что…

— Не сработало! И… Ой! Не подходи ближе! Ты не должен торопить события, Мал… Прекрати целиться в мой рот!

— Раз уж он всегда открыт, я могу… Ай, чёрт! Я…

— Я разучила кое-какие слизеринские трюки, а вот ты превращаешься в гриффиндорца! Ты…

Драко замер, так и не вынув из сумки то, что собирался, и повернулся. Медленно наклонил голову и прищурился.

— Что?

— М-м-хм. Надо было купить тебе красную футболку. Может, золотые шорты и… Стоп. Остановись. Я же сказала не подходить ближе!

Гермиона отпрыгнула на пару метров и развернулась, чтобы убежать, но успела сделать лишь шесть шагов, прежде чем была поймана за талию. Драко развернул её, оторвав от земли, и она завизжала. Гермиона попыталась вырваться, но он притянул её к себе и поднёс к лицу дольку апельсина. Она опять завопила и отвернулась — на щёку брызнул сок.

— Так нечестно! Будет жечь, если…

— Грейнджер, слизеринцы не играют честно, они играют, чтобы победить!

Она вертелась в его руках, стараясь не дать едкому соку попасть на кожу рядом с бедными глазами. Он стиснул её покрепче и снова поднёс дольку — тогда Гермиона сделала единственную доступную ей вещь. Ещё она могла наступить ему на ногу и врезать по челюсти, но это было бы перебором — вот если бы он попал ей соком в глаза, тогда да.

Она подобралась к его пальцам совсем близко, быстро наклонилась и впилась в апельсин зубами. Вскинув брови, она принялась жевать, высокомерно поглядывая а Драко. Но выражение его лица вовсе не соответствовало проигрышу, и Гермиона нахмурилась.

— Что? — она с трудом удержалась, чтобы не поинтересоваться причинами его пристального внимания — уж не в превосходстве ли её интеллекта и быстроте реакции было дело?

Рука на талии ослабила хватку, но не исчезла. Драко мотнул головой.

— Ничего.

Этот взгляд Гермиона знала; она опустила глаза — Драко предлагал ей остаток дольки. Покосившись на него, она опять перевела глаза на апельсин. Сердце ускорило свой ритм, хотя Драко едва касался её. Краснея, она подхватила дольку губами и ощутила вкус банана и винограда на его пальцах.

Легонько коснувшись ладонью его запястья, она подняла голову и почувствовала, как он схватил её за футболку — и сжимал ткань в кулаке, пока она жевала. Гермиона встретилась с ним взглядом и при виде выражения его лица покраснела ещё сильнее. Проглотив апельсин, она облизнулась — Драко со стоном наклонил голову, и желудок сделал кульбит.

Она встретила губы Драко на полпути, обняв его за шею и приподнявшись на цыпочки. У него был банановый вкус, и хотя ей было интересно почему, все мысли растерялись под напором его языка. Его губы были мягкими, нижняя оказалась полнее — Гермиона замечала это каждый раз. Когда несколько месяцев назад она впервые поймала себя на мысли о том, каково было бы целоваться с Драко Малфоем, у неё возникла ассоциация с жёсткими углами. Наверное, из-за представлений о его характере. Но жёсткость в поцелуях с ним проявлялась лишь тогда, когда они слишком грубо прижимались друг к другу, а острота, когда он прикусывал её губу.

Поцелуи с ним были сродни исследованию другой стороны его личности или, может, большему раскрытию той, что уже была знакома Гермионе. Драко мог быть грубым, требовательным, но порой он становился деликатным и, скорее, дразнил её, нежели брал своё. Как бы там ни было, Драко захватывал Гермиону полностью. Он целовал её до тех пор, пока дыхание не перехватывало, сердце не начинало колотиться так, будто готовилось вырваться из грудной клетки, а мир за пределами его прикосновений не переставал существовать. Её мысли сужались до прикосновений к нему, его движений и звуков. Он разжигал внутри неё пожар, о котором раньше она не могла даже помыслить — и это пугало столь же сильно, сколь и радовало. Гермиона почти не сомневалась, что такими переживаниями Драко сводит её с ума. Наверняка он делал это специально, но если бы она могла остановиться, сделала бы это уже давно. Однако Гермиона сомневалась, что вообще была на такое способна. Признание Притягательности вышло из-под контроля, и в происходящем она винила своё стремление сломя голову бежать навстречу опасности.

Бананы и апельсины; а затем его губы опустились к её шее, а рука скользнула ей на ягодицы — ладонь сжалась, когда он втянул в рот нежную кожу. Гермиона не отдавала себе отчёт в желании издать какой-нибудь звук, пока из глотки не вырвался стон, и зубы Драко не прикусили горло. Покраснев ещё гуще, она повернула и склонила голову.

Драко дёрнулся, когда её губы нерешительно прильнули к напряжённой шее. Она прокладывала вверх дорожку из поцелуев, и он прижался открытым ртом к её плечу. Гермиона попыталась припомнить то, что читала о точках удовольствия, расположенных на шее, но затуманенный мозг отказывался ей помогать. Она чувствовала сквозь одежду жар дыхания Драко; её губы добрались до его челюсти, и он слегка напрягся. Она втянула в рот кожу, быстро выдохнула через нос и прикрыла веки, ловя губами вибрацию стона. Драко прижал её к себе, и, ощутив твёрдость его тела, Гермиона распахнула глаза. Ответом стала тянущая боль внизу живота, и она решила на время оторваться от его шеи.

Пока Гермиона скользила губами по щеке Драко, его рука ползла по её боку вверх. Он повернул голову для поцелуя, но замер, услышав смешок, который Гермиона старалась сдержать. Иногда у неё появлялось непреодолимое желание смеяться — когда она сомневалась или чувствовала неловкость в незнакомой ситуации, но сейчас был не тот случай. Она нащупала губами на его щеке липкую банановую массу, и смех запузырился в груди, словно не понимал, что смеяться в эту минуту ей хотелось меньше всего.

Драко отстранился, чтобы посмотреть на неё, и хихиканье вырвалось снова — на этот раз из-за абсурдности первого смешка. Встретившись взглядом с Драко, Гермиона облизала губы и покачала головой.

— Прости, просто я… У тебя на щеке банан.

— Интересно, как же он туда попал.

Что? Она не знала людей, которые могли так говорить. Эта сиплая хрипотца, от которой узел в животе почему-то затягивался ещё сильнее. У неё слегка перехватило дыхание, и она задумалась о несправедливости существования подобных звуков.

— Наверное, самооборона, — голос звучал глуше обычного, отрывисто и неуверенно, и ей пришлось откашляться. Дважды.

— Конечно. Если самооборона подразумевает объявление войны и продолжение боевых действия, несмотря на попытки обще…

— Не было никаких попыток общения! Было лишь нытье и боязливые жалобы.

— Нытье? Боязливые жалобы?

— Да, хочешь, чтобы я пояснила тебе значение этих слов? Или ты просто для себя повто… — виноградина врезалась ей в висок, и она открыла рот. — Нечестно! Ты…

— Что? Кто-то начал ныть? Я…

К сожалению, стоило ей залезть в сумку, как Драко отскочил. Пока он отступал, она вытащила горсть каперсов.

— Грейнджер…

— Ты стащил виноград из моей сумки? Мелкий хитрый…

— Я бы не…

— Вот как ты пытаешься обща…

Драко дёрнулся вперёд, и Гермиона, отпрыгнув, замерла. Он прищурился, и его бровь медленно поползла вверх.

— О чём ты думаешь? Никаких пиратских штучек, Капитан Рыб…

Драко бросился к ней, стараясь дотянуться до ягод, и она, вскрикнув, бросилась бежать, швыряя в него через плечо каперсы.

— Ну и кто теперь убегает?

— Ды ты просто бесишься, что не можешь меня поймать. Это…

Драко фыркнул; она услышала, как он подхватил сумку и припустил за ней следом.

25 октября; 13:18

Гермиона схватила Драко за руку раньше, чем тот открыл люк.

— А что, если это что-то вроде… ящика Пандоры.

— Пан… — он покачал головой, его рука замерла у деревянной створки.

— Открыв его, ты впустишь в мир великое зло.

Он смотрел на неё в течение трех секунд, затем перевёл взгляд на дверцу.

— Вряд ли деревянная дверь на Липарских островах ведёт…

— Что, если, открыв её, ты впустишь великое зло в наш мир? Там могут скрываться создания, подобные Биллу.

Эти слова заставили Драко отдёрнуть руку и выпрямиться; нахмурившись, он посмотрел вниз. Гермионе было любопытно, что находилось под люком, но заглядывать туда нужды не было. Даже если на карте был изображён именно этот остров, все символы были связаны только с горой. Драко отступил, и она услышала, как он двинулся за ней следом.

13:39

Гермиона бросила в сумку персик и откусила кусочек от второго, мыча от удовольствия. Драко потянулся к дереву за плодом, но замер, услышав, как она давится вторым куском. Гермиона выплюнула мякоть и удивлённо уставилась на свои ноги. Нервы будто бы зазвенели и застыли, а конечности свело так, словно их залили бетоном. Совершенно не элегантно сплюнув остатки персика, она пошевелила ногой и закричала.

Гермионе казалось, будто она поднимает вес вдвое тяжелее собственного — она тащила и тянула эту тяжесть каждым мускулом, связкой, веной и нервом. Потянувшись к дереву, она задохнулась: вспомнила, как полунесла-полутащила Драко из того сада… Что-то ударило её под колени, заставляя ноги двигаться — она вскрикнула и взмыла в воздух. Рука Драко, оказавшаяся под спиной, напряглась — он приподнял Гермиону повыше, и она закусила губу от пронзившей конечности боли.

— Опусти. Я могу бежать.

Он ответил шипящим потоком ругательств и оскорблений и замер на месте. Гермиона чуть не рухнула вперёд и уже подумала, что Драко собирается её бросить, чтобы она бежала сама, но он лишь крепче сжал её и резко развернулся.

— Твою ж мать.

Гермиона поняла, что оно должно было быть там и Драко разглядел среди деревьев чёрную фигуру. Ему надо было поставить её на землю — Гермиона не хотела, чтобы её несли как какую-то неполноценную… Ну, наверное, в этот момент она такой и являлась, но… Зацепившись ногами за дерево, Гермиона вскрикнула, и Драко на выдохе попросил прощения. А, может, и нет. Она могла бы идти сама, но даже с поддержкой Драко они однозначно передвигались бы медленнее. Ей казалось, будто её ноги были охвачены огнём.

Заскулив, Гермиона обхватила Драко за шею и немного подтянулась, стараясь уменьшить нагрузку на его руки. Прижавшись ухом к его уху, она стискивала зубы от вспышек боли, прошивающей ноги при каждом движении, и смотрела назад. Она оглядела землю, ветки, деревья, но не заметила ни сгорбленную фигуру, ни длинные руки. Она осознавала, что они двигались быстро, но крутила головой по сторонам, высматривая и выискивая.

Снова ударившись ногами о дерево, она закричала и впилась ногтями в спину Драко; он повернулся, чтобы отодвинуться, но лишь задел ещё один ствол. Гермиона задохнулась, и слёзы навернулись ей на глаза; разум помутился от впечатления, будто ноги сжаты раскалёнными тисками, перетирающими кости в труху. Она ощущала, как жар другого рода завладевает телом, обволакивая мышцы и внутренности. Зрение слегка затуманилось, она несколько раз с трудом моргнула и почувствовала, как по шее потёк пот.

Лихорадка… У Драко была лихорадка, и она думала, что он умрёт.

— Я не думаю… что оно идёт. Помнишь… теория об ограниченной зоне.

Драко не ответил, и Гермиона зажмурилась, спасаясь от пелены перед глазами и мучаясь головокружением, болью и жаром. Грудь Драко ходила ходуном — казалось, он находился на грани гипервентиляции, но нашёл в себе силы, чтобы выдохнуть что-то про слона и то, что руки у него вовсе не как у робота. Она обняла его за шею, пальцы скользнули по мокрым от пота волосам, и он замолчал. Не открывая глаз, Гермиона прижалась лбом к его плечу и старалась глубоко вдыхать прохладный воздух, чтобы облегчить организму борьбу с лихорадкой.

Кожу покрыла плёнка пота, жар внутри нарастал. Теперь в любую секунду Гермиона могла начать дышать пламенем, взорваться или расплавиться. Драко выдохнул что-то о том, как Гермиона расплавит клинок, а она даже не смогла разозлиться и испугаться, что он прижимал кинжал лезвием к её спине. Она попыталась поднять голову, чтобы посмотреть назад — мир закрутился волчком, и по лицу заструился пот.

Гермиона поняла, что Драко остановился, только потому, что боль в ногах уменьшилась. Она расслышала незнакомый звук, Драко что-то прохрипел ей в волосы, а затем она упала. Ладони скользнули по влажной ткани, и, приземлившись на ноги, она завопила. Гермиона тут же рухнула, ударившись спиной о землю, но это было ничто по сравнению с болью, которую она испытывала. Ей казалась, что кровь закипела, и она задохнётся от жара собственного тела; ноги болели больше всего. Гермиона увидела расплывчатую полоску света, заметила движение, услышала какой-то звук, а потом наступила темнота.

Она решила, что на какой-то момент отрубилась, пока Драко не схватил её за плечи и не дёрнул, волоча по земле.

— Чт… Гд…

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его тяжёлый выдох означал «заткнись». Гермиона не могла определить его местоположение в темноте — она была совершенно сбита с толку, потерявшись в мыслях и чувствах, но осознала тот момент, когда Драко взялся за пуговицу на её джинсах. Она издала булькающий звук возражения, на который он не обратил внимания, прошипев что-то про лихорадку и насквозь мокрую одежду. Она ощутила, как пальцы Драко пролезли под ткань на бёдрах, прихватив резинку нижнего белья, но он исправился, подцепив только пояс джинсов. Он дёргал и крутил штанины, а она даже не могла пошевелиться. Нутряной жар навалился на неё огненным монстром.

Гермиона почувствовала, как Драко снимает кроссовки и стягивает джинсы к щиколоткам. Он схватился за подол футболки, и она приложила неимоверное усилие в попытке отодвинуться и оттолкнуть его руки. Драко пробормотал, что не смотрит, и Гермиона вспомнила, что вокруг было темно, краем сознания удивляясь своей забывчивости. Она не понимала, что двигается, пока не уткнулась лбом Драко в грудь, не уловила его пульс и не поняла, что её собственный был медленным. Слишком медленным. Драко стянул её футболку через голову — его ладонь казалось ледяной по сравнению с обжигающей кожей на спине. Гермиона попыталась что-то сказать, но жар стал сильнее, и она потеряла сознание.

26 октября; 2:02

Гермиона, проморгавшись, открыла глаза и втянула в лёгкие воздух. Вокруг было темно, во рту ощущался мерзкий привкус и пахло потом. Тело было прохладным и липким, одеревеневшие ноги хоть и ломило, но прежняя боль исчезла. Гермиона совершенно не понимала, где она находится, но воспоминания постепенно начали возвращаться. Персик, фигура, бег, темнота, Драко, снимающий с неё одежду, её мысли о том, что она вот-вот умрёт.

— Очнулась? — его голос звучал грубо и сухо.

— Да, — прохрипела она. — Где…

— Под люком. Снаружи сейчас темно.

Гермиона услышала, как зашуршала его одежда и чпокнула пластиковая бутылка. Она дотронулась до тряпки, лежащей на лбу, и взяла бутылку с водой, которую Драко приложил к её руке. Ей пришлось удержаться, чтобы не осушить её целиком, она понимала, что у них наверняка осталось очень мало воды, как в тот раз, когда лихорадкой мучился он. Гермиона села, вспомнила, что осталась в одном нижнем белье, и, вглядываясь в темноту, покрылась румянцем.

Наверняка Драко её видел — например, когда включал фонарь, чтобы отыскать воду и тряпки. Вероятно, ещё и прикасался. Гермиона помнила, как сама постоянно обтирала Драко, пока его лихорадило, так что он должен был нащупать… кое-что. Опустив руку, она поправила лифчик, даже в этих условиях чувствуя себя выставленной напоказ. В этом жесте не было особого смысла — прошлой ночью Драко видел и трогал достаточно, остальное было несложно домыслить. Ощутив прилив смущения, Гермиона не могла не задаваться вопросом: стал бы Драко целовать её с той же потребностью и напором, зная, какой она была.

— Спасибо, — прошептала она.

— Угу.

— И за то, что нёс. Хотя я могла…

— Не уверен, что мои руки когда-нибудь восстановятся полностью.

Гермиона закатила глаза, глядя в его сторону. Она по голосу понимала, что Драко не мог сидеть дальше метра от неё.

— Я же не виновата, что ты такой слабый.

— Слабый? Когда бежишь милю и кого-то тащишь, то какой бы лёгкой ноша ни казалась поначалу, к концу она весит чуть ли не тонну.

Стремясь занять руки, Гермиона собиралась схватиться на подол футболки, но нащупала голую кожу живота.

— Не надо было.

Он молчал.

— Ну, спасибо. Ещё раз.

Гермиона протянула руку, чтобы отдать бутылку с водой, и, дотронувшись до Драко, даже не разогнув локтя, поняла, как близко они сидели.

— Допивай. У нас ещё есть две в запасе. Я почти уверен, что слышал шум воды, пока ты ела персик.

Гермиона кивнула, забирая бутылку обратно. Ей тоже тогда показалось, что она слышала его в отдалении — может быть, в миле-двух. Как только край бутылки коснулся губ, она залпом допила воду. Она чувствовала жуткие жажду и голод. При мысли о рыбе у неё потекли слюнки, но сейчас она была бы рада даже каперсам.

— Где моя сумка? — лучше бы Гермиона этого не спрашивала, потому что через три секунды пространство озарилось светом фонаря. Она скрючилась, прячась от Малфоя и уставившись на него широко распахнутыми глазами.

Драко вскинул бровь, глубоко вздохнул и отвёл взгляд. Его бормотание подтвердило подозрения Гермионы, что он уже видел её в лифчике и трусах — дважды, что заставило её вспомнить о том эпизоде, когда они мылись, но… Что ж, сейчас ситуация была немного иной — она валялась с лихорадкой в отключке. Гермиона пыталась убедить себя, что теперь уже никакого значения не имеет тот факт, что он получил возможность изучить её в деталях. Он ведь даже мог что-то сделать специально! Но не успев разозлиться, Гермиона вспомнила о том, как вела себя сама, пока Драко был без сознания. По крайней мере, она не осталась совершенно голой. Как в купальнике, Гермиона, не такая уж большая важность. Но это было большой важностью, потому что её вроде как беспокоило, что почувствовал Драко при виде её тела.

Гермиона нашла свою сумку за спиной и, повернувшись, схватила её, краем мозга задаваясь вопросом, смотрит ли на неё Драко. По-прежнему ли хотел смотреть. Он подождал, пока она разберётся с сумкой, протянул фрукты и выключил фонарь. Гермиона целую минуту блаженно жевала, ни на что не обращая внимания.

— И всё это ради растения, — пробормотала она.

— Всё это ради помощи людям.

Гермиона подтянула колени к груди, проглотила каперс и задумалась, где же лежала её одежда. Она не представляла, сколько времени прошло, так что джинсы могли быть ещё мокрыми, но в сумке хранилась старая футболка. А ещё можно было воспользоваться простынёй.

— Я должна тебе признаться, — Драко сидел очень тихо, и Гермиона, крутя в пальцах виноград, посмотрела в темноте на свою ладонь. — Я не могу злиться на тебя за то, что ты не рассказываешь мне о причинах, когда я… Я не уверена, но… Я не думаю, что стану использовать растение.

— Я знаю.

Она удивлённо вздрогнула и уставилась туда, откуда доносился его голос.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Было лишь вопросом времени, когда ты осознаешь, что может произойти, дай ты людям такую силу. На что они могут пойти, что натворить. Все твои разговоры о том, что время не ждёт. Ты хочешь помогать людям, но не станешь ради этого разрушать мир. Каким бы нелепым мне всё это ни казалось, но ты застряла между двумя разными видами спасения.

Гермиона закусила губу, сжимая в пальцах оливку.

— Это так опасно. Вряд ли его можно контролировать. Один плохой человек, единственная ошибка и…

Она услышала, как Драко пошевелился, а потом тяжело выдохнул.

— Мои причины тоже изменились.

Гермиона широко раскрыла глаза и раздавила оливку пальцами.

— Полностью? Ты… И зачем же оно тебе теперь?

Удержаться от вопроса было нереально. Гермиона удивилась, что Драко вообще об этом обмолвился, и решила, что, вероятно, он продолжит разговор. Может, всё дело было в темноте и невозможности разглядеть лица, в том, что они вроде как затерялись в этом месте. Может, его подтолкнуло её собственное признание, и теперь они могли быть честны друг с другом.

— Не знаю, — наконец проговорил он, словно ему было больно это признать. В его голосе слышалась какая-то вина, но вряд ли связанная с Гермионой.

Сунув раздавленную оливку в рот, она вглядывалась в темноту словно в лицо Драко. Подумав, пожевала и глубоко и медленно вздохнула.

— Тогда почему ты всё ещё здесь?

Драко усмехнулся так, словно ничего смешного в вопросе не было, а сам он чувствовал горечь и что-то ещё. Как если бы машина сбила твою собаку, а кто-то отпустил шутку о переезде собаках. Или как если дорогой тебе человек покончил жизнь самоубийством, и месяц спустя кто-то выдаёт что-то типа: «Я застрелюсь, если не получу вовремя этот документ». Это совсем не смешно, ты злишься и не понимаешь, как такое вообще можно было настолько легко ляпнуть.

— Уверен, что, когда найду, придумаю, что с ним сделать.

— Запасной план на все случаи жизни?

— Совершенно верно.

— Не для того ты так далеко зашёл, чтобы теперь отступать. Пока у тебя есть Флоралис, найдётся сотня моментов для его использования.

— Грейнджер, похоже, ты начинаешь лучше меня узнавать. Не уверен, что мне это нравится.

Она улыбнулась.

— Не уверена, что мне это не нравится, — призналась она, но, почувствовав себя глупо и неловко, тут же выпалила: — Мне надо пописать. Прямо сейчас. Десять минут назад я уже прошла критическую стадию, — наверное, это звучало ещё более странно, чем её недавнее идиотское признание, но оба её заявления были правдивы.

— Здесь лежит труп.

Гермиона подавилась каперсом, который был настолько невкусным, что повторять этот гастрономический опыт совершенно не хотелось.

— Что?

— Скелет. Возле двери.

Драко включил фонарь, и Гермиона выдернула из сумки простынь. Проследив за его взглядом, она действительно увидела скелет.

— На нём нет одежды.

— Знаю.

— Думаешь, это был… как Билл? — она вспомнила то голое существо из туннеля, а затем и свой собственный ужасающий опыт. — Они быстро умирают. Не могут продержаться без еды дольше двух-трёх дней.

— Хорошо.

Она кивнула, крепко затянула простынь и встала, согнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок.

— Я иду… Ты тоже идёшь?

— Я в течение десяти часов сидел тут взаперти со скелетом и находящейся при смерти девушкой. Мне нужно на свежий воздух.

Находящейся при смерти. Интересно, испытывал ли он ту же безнадежность, что и она в тот раз? Или Драко знал, что, если он будет поддерживать холод, рано или поздно лихорадка отступит? Гермиона представила, как он паниковал над её горячим бессознательным телом, и покачала головой. Ещё год назад она бы и не подумала, что Драко на такое способен — заботиться о другом человеке, вынужденном полностью ему довериться. Даже после всего пережитого она задумывалась об этом.

— Хорошо. Знаешь, наверное, мы вышли за границы территории, где та штука…

— Если следовать твоей теории, и всё равно это лишь вероятность, — Драко поднял с земли кинжал и кивнул, чтобы Гермиона шла первой.

— Я посижу, так что можешь потом поспать, — подхватив сумку, она осторожно переступила через кости.

— Это хорошо. Моим рукам нужен целебный сон.

Она лягнула его, но промахнулась.

27 октября; 7:38

— По-прежнему ничего не видно?

Он покачал головой в ответ и засунул бинокль в сумку.

— Думаю, стоит двигаться вдоль реки на восток как можно дальше, а потом мы снова проверим.

— Грейнджер, поторопись с рыбой. Я блядски голоден.

— Обязательно так много ругаться? Неужели есть причина добавлять…

— Блядски. Мне нравится это слово. А ещё, так уж вышло, мне нравятся слова…

— Я же не могу поторопить пламя. Ещё около минуты.

— Не спали опять.

— Хочешь готовить сам? — огрызнулась она.

— Предпочёл бы держаться подальше и не ощущать ауру стервозности.

— Так станет только хуже.

28 октября; 15:09

— Грейнджер?

— Хм?

— А что делают наши пингвины? — судя по голосу, Драко посетило какое-то откровение.

— Она его душит, — хмыкнула Гермиона, обернулась и поняла, почему его голос звучал так странно.

Драко вскинул бровь и она ответила сердитым взглядом.

— Жестоко и беспощадно душит. Пока он не умрёт. Дохлый пингвин. А потом он…

— Она некро…

— Даже. Не. Произноси. Этого.

30 октября; 18:59

Драко появился из-за деревьев, влажный после мытья и облачённый в плавательные шорты, и Гермиона отвлеклась от обустройства места для костра. Одна светлая прядь стояла торчком от самой линии роста волос; судя по небольшому порезу на гладкой челюсти, Драко, похоже, побрился. Он выглядел так, что хотелось сначала улыбнуться ему, а потом поцеловать, и Гермиона задумалась, а была ли у неё такая возможность?

Могла ли она поцеловать его, когда ей этого хотелось? Она помнила теорию, выведенную в кухне на винограднике, — о том, чтобы вытравить это из организма. Сделать нормальным, чтобы больше не испытывать никакого притяжения. Наподобие того… того, что Драко говорил про птиц и про полеты, которые не делают их свободными. Что-то типа этого. Интересно, надо ли ей было дожидаться того момента, когда они не выдержат или пока ситуация не сложится так, что это просто случится? Сейчас же всё походило на умышленные действия. Скорее, даже на планирование. Принять решение, подойти и сделать, потому что ей этого захотелось.

Гермиона постаралась принять беспечный вид, пока шла к тому месту, где Драко копался в сумке. Он тряс её, что-то в ней разыскивая, а эта маленькая прядь по-прежнему торчала у него на голове. Гермиона так и не определилась, собиралась ли она его целовать, ведь если уже сейчас она ощущала такую неловкость, от поцелуя станет только хуже. Гермиона немного нервничала и чувствовала себя неуклюже; может, она лишь пригладит эту прядь и спросит… о чём-нибудь. Гермиона не знала, могла ли она так поступить, достигли ли они того уровня отношений, когда она могла подойти к нему, поцеловать и вернуться к своим делам.

Гермиона немного опасалась реакции Драко. Она не представляла, ответит ли он на поцелуй, одарит ли странным взглядом, или же та ночь в подвале совсем его отвратила. Не попробовав, она не могла этого выяснить, и именно страх заставил её решиться. Гермиона предпочитала не жить с чувством страха за грудной клеткой, если в ее силах было что-то сделать, чтобы от него избавиться. Она могла поцеловать Драко или отказаться от этой идеи, но предпочла бы первый вариант вместо того, чтобы мучиться сомнениями из-за страха.

Гермиона коснулась его гладкой щеки пальцами; он лишь на несколько миллиметров повернул голову, и она прижалась губами к его рту. Драко вдохнул через нос, и она втянула его нижнюю губу раз, другой. Дрожа от неуверенности, она уже собиралась отстраниться, чтобы посмотреть на его лицо, как вдруг уловила ответное движение его губ. Два, четыре удара сердца — и половина теории отправилась в тартарары. То, что они не стали дожидаться эмоционального срыва, оказалось совсем неважным, ведь целовались они не менее отчаянно.

Казалось, этот накал уже жил в них, поцелуй обнажил всю громаду эмоций и чувств, выявил причины её поступка и невозможности удержаться. Этот исполин рос, подстраивался под её нутро, и никакой роли не играли её попытки удержаться или прождать месяц или день — он не собирался никуда исчезать. Её сердце билось не менее сильно, живот все так же скручивало, а в голове по-прежнему не оставалось ничего, кроме базовых ощущений: мягкость его губ, его вкус, тепло, дыхание, касания языка.

Гермиона услышала, как из руки Драко выпала сумка, выстиранная одежда отправилась следом, и вот он уже обнимал её. Она обхватила его за плечи, помогая прижать себя, и, почувствовав напор, резко выдохнула. Его ладонь проползла по её боку, нашла разрез в простыни и скользнула по рёбрам. Гермиона огладила его плечи, спину, нащупала шрам на лопатке.

Драко провел языком по её зубам, щеке, языку. Гермиона уловила вкус мятной пасты, запах апельсинового шампуня и аромат мыльной чистоты. Его большой палец выписывал круги по коже и совершенно явно приближался к груди. Гермиона впилась ногтями ему в плечи, коснулась языком языка и прижалась спиной к дереву. Она даже не отдавала себе отчёт в том, что двигалась, но сейчас отчетливо ощущала кору.

Наверняка, ударившись, она чересчур сильно прикусила Драко за губу, но он, видимо, этого не заметил, целуя её крепче и прижимаясь теснее. Кровь бежала по венам свирепым чудовищем; то, что Гермиона оказалась зажата между телом Драко и стволом, было, наверное, хорошо — слишком уж лёгкой стала голова. Его палец выписывал под грудью какие-то фигуры, и она краем мозга планировала возразить или отодвинуться, но стоило ему обхватить одно полушарие ладонью, застонала. Шок пронзил тело; нога Драко вклинилась между бёдрами, прижимаясь, толкаясь, и Гермиона откинула голову на дерево.

Он тут же склонился к её плечу, прокладывая языком и губами дорожку к шее. Гермиону затрясло от переизбытка ощущений, и когда Драко прикусил кожу у основания шеи, её тело зажило собственной жизнью. Она толкнулась ему навстречу и потёрлась об него — сердце подпрыгнула от прозвучавших в унисон стонов. Драко обводил её сосок пальцем, и она ощутила у бедра красноречивую твердость.

— Боже, — выдохнула она, тяжело дыша, и снова подалась навстречу Драко — его рука двигалась в такт ласкам губ.

Услышав её голос, Драко вскинул голову для поцелуя, и она наклонилась, гладя его грудь. Ещё десять минут назад какая-то часть неё потребовала всё прекратить, но Гермионе было так хорошо. Она терялась в водовороте ощущений, кружилась в урагане, вызванном Малфоем, и даже не представляла, сможет ли это контролировать, не говоря уже о том, захочет ли. Она коснулась его сосков, и он настолько резко подался ей навстречу, что кора больно впилась в спину. Он потёрся о неё ногой, она откинулась на ствол, и их стоны слились в один.

Лишь когда ладонь Драко, скользя по животу, начала опускаться, реальность волной захлестнула разум Гермионы. Захлебнувшись воздухом, она запрокинула голову и поймала его руку, когда та коснулась пупка. Они оба замерли; Драко, задыхаясь, прижался к её щеке, другой рукой чересчур сильно сжав бедро. О боже, это было совсем не то, что она планировала, когда собиралась подойти и поцеловать его. Она думала о каком-то кратком, ограниченном прикосновении, о проверке теории.

В данную секунду её сердце наверняка разрывалось на части. И в этом — целиком и полностью — она собиралась обвинить Драко. Такая новость появилась бы во всех газетах. «Гермиона Грейнджер: Смерть от поцелуя» и строчкой ниже, «Нет! Это был не дементор!» Она бы… Ладно, успокойся. Истерические мысли, Гермиона, у тебя истерические мысли.

Она отказывалась терять девственность у дерева. Гермиона не слишком за неё держалась и не испытывала к ней особой привязанности. Ей были не нужны свечи, розы, подарки и приглушённая музыка. Но она не могла позволить себе подумать о прошлом и вспомнить, как рассталась с невинностью у дерева. С другой стороны, Драко, похоже, совершенно не волновало, где именно ему предстояло потерять свою. Хотя ещё тридцать секунд назад саму Гермиону это тоже не особо заботило.

Боже, да был ли он вообще девственником? Он слишком много знал о том, как заставить её полностью потерять контроль, просто прикоснувшись к груди и просунув ногу между бёдер. Но он же должен был быть им. Случайно проболтавшись, Драко выглядел не слишком довольным, ведь иначе он бы позволил Гермионе и дальше думать, что уже сотни раз занимался сексом. Возможно, он и был девственником, но уж точно не впервые имел дело с податливым женским телом.

Отклонившись, Драко посмотрел на неё, и её лицо покрылось румянцем. Она всё ещё тесно прижималась к нему и ощущала бедром каменную твёрдость — совершенно точно растеряв всякое чувство приличия. Его губы горели ярче румянца на щеках, глаза были прикрыты. Насколько близко он был? Мог ли почувствовать ногой охвативший её жар, заметить, как у неё затряслись руки? Мог ли понять, что Гермиона узрела самое сексуальное лицо, которое ей только доводилось видеть, и это отнюдь не помогало в сложившейся ситуации.

— Я… Дерево.

Дерево. Дерево? Это всё, что у неё нашлось в качестве объяснения? Почему её подвел мозг? Неужели тело запросто заглушило всё то, что она когда-либо знала об интеллекте?

Драко облизнул губы, изучая дерево над её головой. Он снова перевёл взгляд, и по маленькой морщинке на переносице Гермиона поняла, что он пребывает в сомнениях. Она отняла руку от его груди, и этот жест, видимо, послужил ему ответом. Она с трудом расслышала проклятие, которое Драко пробормотал себе под нос. Делая шаг назад, он потёрся о неё, и она невольно застонала, тут же гуще покраснев. Гермиона немедленно прочистила горло, но, судя по взгляду, Драко всё услышал.

— Извини, я… — Слова, Гермиона, слова. Помнишь о них?

— Всё в порядке.

Она выпустила его кисть, и он убрал руку от её живота. В тишине она расслышала, как Драко сглотнул; отвернувшись, он открыл рот и отошёл. Он исчез за деревьями, и Гермиона с глубоким вздохом прижалась затылком к дереву.

31 октября; 7:05

Вернувшись вчера вечером, он с ней так и не заговорил. Сначала Гермиона испытывала дискомфорт и неловкость, но затем в ней начал разгораться гнев. Она злилась до тех пор, пока не устроилась на ночлег и не подумала, что тоже не попыталась поговорить с ним. Их поступки могли считаться нормальными. Когда она вернулась, наполнив бутылки водой, бинокль уже лежал на её сумке, а Драко что-то вырезал из палки. Это был обычный вечер, если не считать напряжения, так что злиться действительно не стоило.

Просто Гермиона чувствовала себя уязвимой из-завчерашнего интимного эпизода вкупе со степенью их близости. Очевидно, Драко не обнаружил особых изъянов в её теле ни в подвале, ни когда прижимал к дереву, но к подобным вещам Гермиона не привыкла. Она ощущала робость и незащищённость и не могла перестать думать о произошедшем. Если её мысли на винограднике были… графичными, она даже не бралась описать сон, приснившейся ей прошлой ночью. Драко проник даже в сны, а это уже официально означало, что у неё передозировка общения с блондином.

Между ней и Драко не существовало ничего стабильного. Их жизнь напоминало постоянство потому, что он всегда был рядом, они круглосуточно держались вместе. Но если вчерашний эпизод начался с проверки, может ли Гермиона просто подойти и поцеловать его, когда ей этого захочется, то назвать такие отношения стабильными было затруднительно. Она не могла подобрать название тому, кем они стали друг для друга — и даже ​​не знала, было ли это в принципе возможно, — но совершенно потеряла от Драко голову.

Она чувствовала себя лучше, зная, что Драко тоже был девственником. Ей было легче осознавать, что чем ближе они подходили к… этому, тем меньше он знал сам. Гермиона не собиралась становиться зарубкой на столбике его кровати — если это случится, то она станет первой, и такая абсурдная мысль вызывала смех. Что бы ни случилось после того, как они покинут острова, Драко никогда не сможет использовать это против неё. Гермиона сомневалась, что он сумеет её поразить — она ​​знала статистику, и данные по мужчинам, которые не испытывали этого впервые, выглядели не слишком радужно. Так что если она даст маху и книжные познания подведут, как бывало всякий раз, когда губы Драко оказывались в непосредственной близости, то не выставит себя полной дурой.

Происходящее с ними было неизбежно, и Гермиона слишком легко в этом растворялась. Но она не знала, хотела ли зайти с Драко настолько далеко. Она понятия не имела, чем закончится вся эта история и станет ли он по-прежнему с ней разговаривать, когда они отсюда выберутся. И пусть часть неё не нуждалась в свечах, Гермиона всегда думала, что потеряет девственность с тем, в кого будет безумно влюблена и с кем будет состоять в настоящих отношениях. Например с Роном — после того, как она начала принимать противозачаточные средства, и до того, как всё стало плохо.

Гермиона не имела ни малейшего представления, что произойдёт у них с Драко, но всё время обдумывала варианты, предпочитая быть готовой ко всему. Она просто не знала, могла ли она к такому подготовиться. Вчерашний день застал её врасплох, в противном случае она могла бы сдерживаться немного дольше. Всё это сбивало с толку и сводило с ума, и в своей головной боли и постоянном прокручивании воспоминаний Гермиона винила только Драко.

— Хочешь немного? — задавая вопрос, на ответ она не рассчитывала и на него не смотрела.

Драко хмыкнул; ей хватило времени задуматься, действительно ли он злился на то, что она остановилась, и рассердиться от этих мыслей, как он ответил:

— А что это? Если ты сделала то инжирно-каперсово-виноградное дерьмо…

— Груши и бананы. Вообще-то, это последний банан.

Они не находили хороших плодов уже больше недели. На островах было не очень холодно, но изнуряющая жара, мучившая летом, прекратилась. Плоды на растениях и деревьях заканчивались или портились, и если бы они пробыли здесь гораздо дольше, им пришлось бы перейти исключительно на кроличье мясо. Гермиона предпочла бы каперсы.

— Конечно.

1 ноября; 15:32

Драко спрыгнул с дерева, и Гермиона протянула ему сумку.

— Ну?

Посмотрев вниз, он забрал сумку и запихнул внутрь бинокль.

— Это он.

Гермиона на время забыла, что эта новость означала стремительное движение навстречу возможной гибели, и закружилась от счастья. Они добрались. По прошествии всех этих месяцев они, наконец, почти нашли растение; ещё чуть-чуть — и она может больше никогда не вспоминать об этих островах или их убийственной магии. Гермиона перестала подпрыгивать, но сумасшедшая улыбка держалась достаточно долго, и её заметил Драко, стоящий со стоическим видом. Он усмехнулся, фыркнул и пошёл следом за Гермионой на запад.

3 ноября; 16:35

При виде Гарри и Рона сердце Гермионы скакнуло и затем рухнуло в живот — она разглядела кровь, покрывающую их кожу. Они ползли, а к ним с победоносным криком приближался Билл. Гермиона уже была на полпути к своим мальчишкам, когда мимо пронёсся Драко — она схватила его за футболку и дёрнула назад. Ткань треснула, он упал, но стремительно вскочил на ноги.

— Нет, Драко, это уловка! — Гермиона вцепилась в него, и он протащил её пару шагов. — Рону пришлось выбросить ту рубашку год назад, разорвав…

— Кто? Что? — выпалил Драко, останавливаясь, и Гермиона забежала перед ним.

Его лицо было бледным — наверняка таким же, как у неё самой; она упёрлась ладонями ему в грудь, заставляя отступить на шаг.

— Гарри и Рон. Это… — его глаза метнулись поверх её головы. — Ты же, наверное, их не видишь, да? Вряд ли бы ты бросился к ним, чтобы… Я не знаю, что там, но могу гарантировать, это ловушка. Рон наконец-то выбросил ту рубашку, и я вижу нечто иное, нежели ты. Это ненастоящее.

Он смотрел вперёд ещё секунду, затем резко отвернулся, словно не мог выносить даже вида этого зрелища. Гермиона понимала, каково это, и не желала снова оглядываться на созданный магией кошмар. Реальны видения или нет, но созерцания Гарри и Рона в таком состоянии хватило для того, чтобы сердце заныло. Гермиона всё же обернулась убедиться, что это было не настоящее существо, как тогда, когда Билл превратился в Драко. Ребята застыли в той же позе, будто ползли, и совсем не двигались. Что бы это ни было, но магия хотела, чтобы они подошли поближе, и не могла приблизить иллюзию.

Гермиона побрела вслед за уходящим Драко, потирая скрученный тошнотой живот. Страх и адреналин постепенно исчезли, и она сказала себе: теперь им требовалось быть намного осторожнее. Магия каким-то образом проникла им в головы, и доверять чему-либо вокруг было небезопасно — если это место вообще хоть когда-либо было таковым.

========== Часть тридцатая ==========

21:24

Он по-прежнему бодрствовал. Образы Гарри и Рона тоже горели под закрытыми веками Гермионы, но она знала, что это была ложь. Драко же ещё не ложился и даже не потушил огонь. Возможно, он увидел что-то про своих родителей, и это воскресило худшие страхи, мучившие его в течение двух лет до войны и во время неё. Может, это было какое-то плохое воспоминание.

Он казался задумчивым и потерянным, снова и снова вертя кинжал в руке. Драко выглядел так, словно действительно нуждался в объятиях, и хотя Гермиона никогда в подобном не отказывала, она сильно сомневалась, что в данный момент он оценит такой порыв. Драко позволил себе расслабиться и принять от неё утешение один-единственный раз — когда чувствовал себя так, будто убил человека. Если она сунется к нему сейчас, он наверняка оттолкнёт её и закатит глаза. Может, рассердится за её вечные старания помочь людям, даже когда те в этом не нуждаются и ни о чём не просят. Это будет возвращением к спору о домовых эльфах.

— Что там за созвездие? Ты не знаешь? — Гермионе было любопытно с тех пор, как она улеглась. Ей нравилось смотреть на звёзды.

Покосившись на неё, Драко перевёл взгляд на небо, и Гермиона обрадовалась, что вопрос отвлёк его от мрачных мыслей.

— Которое именно?

— Вон то, — указала она.

Драко сначала посмотрел на её палец, затем на небо и недовольно уставился на Гермиону. Досадливо вздохнул, встал, подошёл к ней и присел рядом на корточки. Она снова ткнула пальцем вверх, и Драко поднял глаза. Гермиона заметила, как дёрнулось его горло, пока он глотал, проследила взглядом линию его челюсти и сосредоточилась на звёздах.

— Я не знаю.

— Я думала, астрономия была одним из твоих самых любимых предметов в Хогвартсе?

— Я никогда не изучал это дер…

— Ты такой же неуч, как Гарри и…

— Я без колебаний отправлю твоего пингвина в костёр.

Закатив глаза, Гермиона вновь посмотрела на небо.

— Мне всегда нравились эти истории, но я никогда не изучала их по-настоящему.

Драко хмыкнул и уселся рядом — она исподтишка на него покосилась.

— Видишь ту звезду? Вон там?

— Та, что в центре?

— Отпетая шлюха.

Гермиона рассмеялась.

— Шлюха?

— Спала с каждым встречным. В итоге подхватила одиннадцать разных болезней, и её убил муж — вот этот, — а затем вышвырнул в окно домового эльфа.

От такой небылицы Гермиона удивлённо открыла рот; Драко улёгся рядом и кивнул.

— Грейнджер, некоторые истории страшные. Уверена, что выдержишь перед сном?

— Думаю, Малфой, со мной всё будет в порядке. Но не испугайся сам. Не хотелось бы, чтобы ты…

— Вон та, Гермиона Грейндж, была…

— Очень изобретательная вариация имени.

— Ты хочешь услышать историю или нет?

— А в ней будут происходить жуткие вещи с Драко Малфе?

— Конечно. Он повстречал Гермиону Грейндж.

Она засмеялась и ткнула его локтем, он ухмыльнулся, прижавшись плечом к её плечу. Пока Драко указывал на звёзды, из которых состояли волосы Гермионы, она заснула в его тепле.

5 ноября; 14:19

Дрожа всем телом, она застыла — по двум причинам. Первой и очевидной была простирающаяся вверх вереница ступеней. Гермиона даже не смогла подобрать другого слова. Настоящая гора из ступеней. Она дошла до трёхсот и остановилась, не посчитав и четверти пути. Это были ступени-убийцы.

Вторая причина заключалась в том, что они стояли прямо перед одним из символов, отмеченных на карте. Куда бы ни вела эта лестница, там находилось то, что он обозначал. Тревога по поводу неподготовленности переросла в панику, грозившую обернуться гипервентиляцией.

Что, если всё случится именно здесь? Гермиона не знала даже первого слова заклинания. И не представляла, как начать спасаться.

— Грейнджер, смотри внимательно, чтобы не споткнуться. Я бы не хотел тащить твоё переломанное тело обратно в деревню.

— К слову, о переломанных телах, — она бросила предупреждающий взгляд на Драко, в ответ на который тот беззаботно вскинул бровь и начал подниматься по лестнице.

Глубоко вздохнув, Гермиона поправила сумку и двинулась следом.

15:13

Драко уселся — буквально рухнул — перед ней на землю. Гермиона уже почти час шагала из последних сил, убеждая себя, как будет здорово, когда она злорадно посмотрит на горькое выражение лица Драко, сдавшегося первым. Гермиона села, уголки её губ начали приподниматься, но она тут же поморщилась от боли. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы перетерпеть жжение, судороги и онемение в ногах.

Она повернула голову, чтобы бросить на Драко самодовольный взгляд — но он, хоть и нахмурился, испортил её торжество.

— Я всё равно забрался выше.

— Что?

— На семь шагов. Я прошёл больше тебя на семь шагов.

Гермиона хмыкнула и фыркнула одновременно, из-за чего стала похожа на лошадь, и повернулась, чтобы проползти восемь шагов, но Драко снова всё испортил.

— Слишком поздно. Ты уже села.

Гермиона окинула его сердитым взглядом и отвернулась, чтобы не доставлять ему удовольствие и не видеть начинающее проявляться самодовольство.

— Ты же это подстроил, да?

— Ты всегда останешься для меня гриффиндоркой.

— Клянусь, я тебе отомщу.

Он фыркнул.

— Буду держать ухо востро на случай, если полетит каперс.

— Откуда ты знаешь, вдруг в те несколько раз, когда тебе удалось меня обмануть, я нарочно это позволила, вынуждая тем самым ослабить бдительность? А сама я готовлюсь к чему-то гораздо более грандиозному, чего ты никак не ожидаешь?

— И ты только что рассказала мне свой план, потому что…

— Ты мне не поверишь.

— Совершенно верно.

20:12

— Сомневаюсь, что нам стоит туда входить, пока темно.

— Да какая разница: войти или спать снаружи, — возразила она, прислонившись к миртовому дереву, росшему рядом с каменистой тропкой.

Гермиона ещё раз потрясла каждой ногой и вытащила из сумки охотничий нож — пришлось приноровиться, прежде чем перестать хромать. В прямоугольном здании, возвышающемся перед ними, отсутствовала дверь, но оно отличалось от всех тех, с которыми они сталкивались на островах. Дом был построен слишком добротно, плоскую крышу покрывала кровельная дранка, а на окнах висели занавески. Кто-то приложил немало усилий, чтобы доставить припасы на вершину горы, либо же постройку возвели ещё тогда, когда была возможна аппарация.

Они подошли ко входу, и Драко посветил внутрь фонариком — вроде, звука убегающих шагов слышно не было. Освещённая комната оказалась большой, с выкрашенными в белый цвет стенами и потолком; на мощёном полу лежали сухие листья. Судя по развевающимся на ветру занавескам, окна в конце комнаты были открыты. Единственным имеющимся предметом был длинный деревянный стол.

Они шагнули в дверной проём одновременно. Гермиона затаила дыхание, но ничего не произошло. Они обнаружили кухню с камином, несколько тарелок и единственную чашку. Ванных комнат не было, а рядом с одной из спален имелась небольшая пустая комнатка — единственная, в которой не нашлось кровати. По всему дому были разбросаны кое-какие безделушки, в том числе музыкальная шкатулка в виде фортепьяно и шахматная фигура слона.

Больше всего Гермиону интересовали книги. Её рвение вышло за рамки привычной любви — ей нужно было узнать об этом доме, об островах, о заклинании, выяснить, почему символ оказался на карте. Она не знала, отыщутся ли в книгах ответы, но, похоже, только такая польза и была от этого места.

— Я не знаю, что мы должны здесь найти и почему всё так…

— Чисто, — пробормотал Драко.

Здесь было слишком чисто. Помимо листьев, валяющихся в нескольких комнатах, Гермиона не нашла никакой грязи. Даже покрывала на кровати были безупречными и кипенно-белыми, как и дом в целом. Цвета обстановке добавляли лишь несколько безделушек да фолианты на полках в одной из спален.

— Думаю, нам следует просмотреть книги. Что-то важное здесь должно быть или было. Может, они дадут нам подсказку. Нас сюда, на острова, привела книга…

— Хорошо, — перебил он. Драко всегда становился ворчливым, когда уставал. Ему требовалось взять себя в руки, если они собирались изучить все эти тома в разумные сроки. — Не сейчас. Ты не можешь читать в темноте.

— У нас есть…

— А ты говорила, что батарейки садятся — именно так они работают?..

Гермиона вздохнула и разочарованно потёрла лоб.

— Ладно. Пойду спать, отдохну, чтобы на расс… Куда ты идёшь?

Вскинув брови, Драко покосился на кровать и снова встретился с ней взглядом.

— Хочешь, чтобы я остался здесь?

Гермиона почувствовала, как вспыхнули щёки; она отступила от света фонаря, но Драко направил луч на неё. Если он подумал о том, что пришло ей в голову только что, то его опять ждало разочарование. Она могла набраться смелости для поцелуя, но если когда-нибудь решится сделать это, то не станет уточнять, где он собирается ночевать.

— Я просто… не знаю, хорошая ли идея спать вдали друг от друга. Мы находимся в странном месте, где может быть дремлющая или даже активная магия, и если этот дом связан с поисками, то…

— Я не сплю на полу там, где есть кровать.

— Мы перенесём сюда матрас. Если хочешь, на нём могу спать я…

— Договорились.

6 ноября; 10:11

— Интересно, что здесь произошло, кто здесь жил? Наверняка кто-то из волшебного мира, ведь некоторые из этих книг посвящены заклинаниям. Может, это был человек, которого убила Эстербей. Наверное, он обосновался здесь, хотя, похоже, большинство вещей пропало. Может, перевёз или…

— Грейнджер, меньше болтай, больше читай, — Драко отбросил на матрас очередной фолиант и взялся за следующий. Несколько томов были написаны на неизвестных им языках, но таких оказалось немного. Гермиона надеялась, что это были не те, что им требовались.

— Разве тебе не интересно, почему вокруг так чисто? Прошлой ночью сюда никто не ворвался и не напал на нас во сне. Дом выглядит заброшенным. Если бы здесь обитал убитый человек, помещения были бы грязными — он погиб несколько месяцев назад.

— Это чары.

— Вероятно. Здесь нет ни сколов, ни пятен. Никаких повреждений от воды или солнца…

— Мне казалось, это ты настаивала на том, что в книгах содержится нечто важное. Неудивительно, что ты всегда сидела в библиотеке в одиночестве. Вовсе не потому, что другие гриффиндорцы тупые, а потому, что ты…

— Наверняка оно здесь. Оно должно быть где-то тут — заклинание, которым мы воспользовались. Я не представляю, как ещё мы или один из нас смог его отыскать. Может, ты… Раз уж карта была только у тебя.

— Думаешь, я сидел здесь и читал книги?

— Да уж, верно.

Малфой скривился так, будто не знал, стоит ли ему обижаться на её согласие.

— В любом случае, у меня хорошее предчувствие. Знаешь, наверное, даже ощущение прошлого-будущего.

— У меня тоже есть предчувствие, Грейнджер, — протянул он. — Это…

— Ладно-ладно. Читаю.

7 ноября; 7:23

— …Ноги ещё ближе к моему лицу…

Гермиона застонала, стряхивая остатки сна, который прервал Драко, и протёрла глаза. Он спихнул её ноги со своей груди. Она не виновата, что прошлой ночью Драко вырубился на кровати, лежа у неё в ногах. Удивительно, как она его вообще не столкнула.

— Ты ужасно будишь людей — я уже говорила тебе об этом раньше? Толчок, тычок, «беги, Грейнджер».

— Отвратительная издёвка над моим голосом. Т… Что я говорил о ногах?

— Не знаю, я пыталась спать. И даже не шевелилась.

— Они подвинулись как минимум на пару миллиметров.

— Ты развалился там, где они лежат. К тому же ты тёплый. Они инстинктивно ищут тепло.

— Самостоятельно?

— Да. Это Ножной Инстинкт. Я о таком читала.

— И тогда же ты прочитала о том, как чудовищно лгать?

— Это естественный процесс.

Он рассмеялся, и она улыбнулась в подушку, отвернувшись от твёрдого уголка книги.

12:36

— Я прекрасно знаю, как правильно читать долбаную книгу!

— Вовсе нет! Я видела, как ты пропустил по крайней мере пять страниц…

— Там была чушь собачья!

— Откуда ты знаешь! Откуда ты знаешь, что там не содержалось ничего ценного в заметках на полях или в ремарках…

— Хочешь, чтобы мы тут проторчали весь следующий год? В этой чёртовой комнате сотня книг! Мы…

— И одна из них может оказаться ключом к… как же там? К спасению наших жизней!

— Я знаю это! И чем раньше мы его найдём, тем скорее сможем применить заклинание и узнать…

— Попытки сделать это быстро и халтурное исполнение — не обязательно одно и то же! Ты…

— Я не халтурю! Я пропускаю ерунду, которая не имеет значения…

— Малфой, откуда ты знаешь, что она не имеет значения, если ты её не читаешь?

— Потому что не может быть никакой информации о заклинаниях или растениях в разделе о приготовлении грёбаной курицы!

— Знаешь, что… Я прочитаю эту книгу и…

— Да? Удачи тебе в чтении по-итальянски, умная такая. Вот, возьми… И давай… Не смей кидаться в меня этой хренью!

— Э-ух!

8 ноября; 9:30

Утро выдалось продуктивным. Гермиона проснулась ещё до рассвета, потратила совсем немного воды, чтобы привести себя в порядок, и просмотрела четыре книги, не пропуская ни единой страницы. Она понятия не имела, почему вдруг, покончив с четвёртым томом, начала плакать и отчего вся эта активность показалось ей не полезнее одежды для собак. Всего один взгляд на полки, и глаза Гермионы потускнели, сердце рухнуло в желудок — она ощутила себя совершенно бессильной перед бушующим морем.

Справиться с эмоциями не получилось. Гермиона была чувствительной по натуре; стресс, беспокойство и нервозность завладели ею целиком. Больше полугода она провела в лесах, полных смертельно опасных существ и магии, неотвратимо приближаясь к неизбежному моменту, о котором мало что было известно. Два года назад она не чувствовала такой безысходности, потому что не имела никаких сведений о том, что в прошлом-будущем всё пошло наперекосяк. У неё было ощущ… Что-то должно было случиться при участии Главного Мерзавца в Мире, который тоже теперь её избегал, несмотря на то, что вот оно. Где-то в этих книгах крылось то, что требовалось им для выживания; часы тикали, а она ничего не могла найти. Гермиону переполняли страхи, и ей оставалось только плакать.

Согласно плану Вселенной по изведению Гермионы именно в этот момент раздался звук приближающихся шагов Драко. К счастью, Гермиона этого ожидала и оставила Вселенную с носом. Она быстро отвернулась к дальней стене и открыла книгу номер четыре раньше, чем Драко вошёл в комнату. Изобразив зевок, она протёрла лицо, отчаянно моргая и сглатывая.

Она услышала, как он поставил стопку книг и подошёл к полкам рядом с кроватью. Гермиона скосила глаза, хотя и не могла его увидеть, и перевернула страницу.

— Ты хотела их перечитать или…

Не ответив, она случайно всхлипнула, но вспомнила, что в этом звуке не было ничего необычного. Драко молчал, стоя позади неё; решив, что выдала себя, Гермиона напряглась, как вдруг что-то шлёпнулось на кровать. Она услышала, как Драко начал снимать книги с полки, перевернула ещё одну страницу и притворялась, что читает, пока он не вышел.

Он направился в другую комнату — она насчитала девять шагов и только тогда обернулась, чтобы посмотреть. Резко выдохнув, Гермиона подняла деревянную фигурку и положила её себе на колени. Провела пальцем по головам, по сложенным ладоням, по надписи «в конце концов». Они должны были его отыскать. Где бы оно ни пряталось в этих книгах, они нашли его однажды и отыщут снова.

Вероятно, Драко намеревался воспользоваться фигуркой в качестве аргумента в ответ на её претензии к тщательности, но, должно быть, передумал. Она вздохнула, успокаиваясь, и всё равно почувствовала прилив благодарности.

12:00

Гермиона приподнялась на столе, пытаясь пристроиться на жёсткой неудобной поверхности. Закусив губу, Драко оглядел её ноги и вскинул глаза. Она ответила ему лёгкой улыбкой, которая, похоже, лишь усилила его опасения, и подобралась немного ближе.

— Ты знаешь латынь?

— Немного, — он взял протянутую книгу.

Гермиона придвинулась достаточно близко, и их колени соприкоснулись, когда она указала на слово на странице.

— Знаешь, что это значит?

— А должен?

— Мне просто интересно, — Гермиона склонила голову — его волосы мазнули по её кудрям, пока она выискивала другое слово, которое хотела уточнить. Драко окинул её странным взглядом, и она уставилась между ним и фолиантом.

— Я могу читать книгу вверх ногами так же легко, как и в обычном положении.

— Ну разумеется.

Она не подумала, что, оказавшись настолько близко, станет отвлекаться на его лицо, но всё же заставила себя сосредоточиться на тексте, и Драко тоже опустил глаза.

18:33

Гермионе дважды казалось, что она нашла заклинание. Один раз Драко вскинулся настолько быстро, что её сердце чуть не выскочило из груди, но они так ничего и не обнаружили. Завтра или послезавтра им придётся отправиться за водой, и Гермиона попыталась подсчитать их скорость чтения, количество изученных и оставшихся книг, чтобы выяснить, сколько томов им нужно будет взять с собой.

— Уже темнеет. Надо было купить свечи, — Драко сунул в рот виноград и, скривившись, на мгновение прищурил один глаз.

Гермиона рассмеялась.

— Кисло?

— Несъедобно, — он прокатил ягоду по ладони до кончиков пальцев и протянул ей.

Гермиона приложила палец к строчке, на которой остановилась, наклонилась вперёд, схватила виноградину губами и, жуя, вернулась к чтению. В ягоде чувствовалась кислинка, но несъедобной Гермиона её бы не назвала. Им следовало радоваться тому, что у них имелось. Гермиона рассеянно оторвала от лежащей в жестянке грозди ещё одну ягоду, протянула её Драко и сосредоточилась на следующем абзаце. И вздрогнула, почувствовав, как его губы сомкнулись на кончиках её пальцев, а зубы задели ногти. Она вскинула взгляд; Драко отстранился — было видно, как работают его челюсти, двигаются губы и горло. Неужели то, как она отрешённо забрала у него ягоду, заставило сбиться и его дыхание?

Драко выглядел… слегка голодным; почувствовав волнение, она протянула ему ещё одну виноградину. Он посмотрел на ягоду, закрыв, отложил свою книгу и наклонился вперёд, ловя Гермиону за запястье. Свободной рукой он вытащил у неё фолиант, отбросил его ей за спину и встал на стол на колени. Гермиона задержала дыхание: Драко склонил голову, и её пальцы снова оказались у него во рту — она ощутила влажный жар его выдоха. О, это хорошо не кончится. Не кончится хорошо, потому что, кажется, будет очень хорошо…

Драко притянул её запястье к своему плечу и выпустил; его ладонь скользнула по щеке, и Гермиона приподняла лицо. Он мягко прижался губами к её губам, и она, потянувшись, обняла его за шею. Его рука опустилась ей на бок, и Гермиона прихватила его нижнюю губу, ловя кислый привкус винограда. Кончик его языка скользнул по её верхней губе, прошёлся по нижней, ладонь переместилась к шее. Гермиона прерывисто выдохнула, отвечая на ласку, и зарылась рукой в светлые волосы.

Кончики пальцев прошлись по её шее, большой палец прижался к челюсти. В груди Гермионы зародилась дрожь: то ли от нехватки воздуха, то ли от чего-то ещё. Она углубила поцелуй, провела ладонью по его спине. Второй рукой вцепилась Драко в футболку и притянула его ближе, чтобы ощущать не только его губы и ладони. Он мягко подался навстречу, оставляя ей право выбора — она легла на стол, и он последовал за ней.

Жестянка звонко стукнулась о пол. Гермиона устроила ноги между ногами нависшего над ней Драко и первой прервала плавное и неторопливое исследование друг друга. Ей стоило лишь дважды толкнуться языком и один раз потянуть Драко за волосы, как тот усилил натиск. Его рот стал требовательнее: тянул сильнее, толкался глубже, ласкал быстрее. Гермионе однозначно нужно было что-то делать с тем, как быстро у неё перехватывало дыхание.

Потянув её за губу, Драко приподнялся на пару миллиметров: книги со стуком свалились на пол. Гермиона поцеловала его в щёку, в подбородок, желая большего. Желая прикасаться к нему ртом, руками, осязать его ближе и явственнее — ох, его сердце билось так же быстро, как и её собственное. Она пососала чувствительное местечко, ловя языком пульс, и невольно поджала пальцы от его стона. Гермиона помнила, что происходило каждый раз, когда она приближалась к шее Драко; он толкнулся к ней бёдрами, и у неё перехватило дыхание.

Гермиона достигла такого возбуждения, что испытывала головокружение и томилась потребностью, совсем не представляя, что с собой делать. Всё, на чём она могла сосредоточиться, были Драко и вызываемые им ощущения, контраст его жёсткости с её мягкостью. Ей казалось, будто что-то захватило, окутало и поглотило её, но она не видела в этом ничего плохого.

От ударов сердца разболелась грудная клетка; горло пересохло так, что каждый резкий вдох обжигал трахею. Ладонь Драко прижалась к её затылку. Гермиона добралась до его плеча и задумалась: какой будет его реакции, если… Она прихватила зубами кожу, и он дёрнулся ей навстречу — желудок сделал кульбит от синхронного стона. О, от таких толчков ей становилось слишком хорошо. Она почувствовала, как нарастает внутри тянущая боль, и усилием воли подавила инстинктивное желание податься к нему в ответ.

Драко что-то выдохнул над её макушкой, сгрёб в кулак волосы, вынуждая запрокинуть голову, и крепко поцеловал, лаская языком. Его пальцы добрались до подола её футболки, проникли под ткань и скользнули по коже вверх — от этих прикосновений её живот втянулся. Гермиона прошлась по рукавам футболки Драко, стиснула плечо и заметила, как напряглись мышцы его рук. Большой палец дотронулся до её соска, исчез, прикоснулся, и вот уже Драко приподнял её грудь. Ощущения прошили Гермиону насквозь, в ответ на его толчок бёдра рванулись вперёд, и на секунду из головы вылетели все мысли. Она ударилась макушкой об стол, и его рот прижался к её челюсти.

Закрыв глаза и тяжело дыша, Гермиона опять сжала волосы Драко в кулак, и он присосался к нежному местечку у неё за ухом. Обвёл губами мочку, и она вздрогнула, ощутив его дыхание на чувствительной коже. Драко снова выдохнул: то ли начало её имени, то ли просто дуновение воздуха. Он поцеловал её в подбородок и слишком сильно сжал сосок пальцами. Раздираемая двоякими переживаниями, она застонала от боли и тут же толкнулась вверх. Драко подался ей навстречу, и она чуть не всхлипнула, когда его рот опять накрыл её губы.

Её язык проник к нему в рот; шершавая подушечка большого пальца скользнула по её соску, и рука Драко опустилась ниже. Гермиона задержала дыхание, что оказалось плохой идеей; он приподнял край футболки и, отстранившись, взглянул на неё потемневшими глазами. Покраснев, она, наконец, втянула в лёгкие воздух, и мир чуть покачнулся. При виде выражения его лица, от которого скрутило внутренности, Гермиона ощутила потребность снова его поцеловать. Ладонь Драко протиснулась между ней и столом: усевшись на колени, он приподнял её и опять ухватился за подол, вынуждая поднять руки. Гермиона чувствовала себя немного нелепо: сейчас был не самый подходящий момент, чтобы выглядеть ребёнком-переростком, которого раздевают. Однако, судя по тому, как стремительно Драко избавил её от футболки, он вряд ли разделял эти мысли.

Драко впился глазами в её грудь, и, не отшвырни он футболку через комнату, Гермиона попыталась бы надеть её обратно. Мучаясь жуткой застенчивостью, она неловко поёрзала, и он схватил её за бёдра. Она сделала глубокий вдох, и Драко, встретившись с ней взглядом, ухмыльнулся. Его горевшие тёмным огнём глаза были полуприкрыты — определенно, он выглядел устрашающе. Сердце то замирало, то пускалось вскачь; Драко облизал губы, провёл ладонями по бокам Гермионы и снова уложил её на стол, наклоняясь следом. Он поцеловал её так, словно хотел поглотить полностью, уничтожить её неуверенность почти что неистовыми движениями губ и пальцев, лаской языка.

Задыхась, они оторвались друг от друга, и Драко, упёршись ладонью в столешницу возле головы Гермионы, поцеловал её подбородок, шею, ключицу. Он продвигался всё ниже, целуя и посасывая кожу, и Гермиона вцепилась ему в плечи. Напряжение продолжало нарастать, пока ей не стало казаться, что всё внутри неё стремительно кружится, будучи живым и диким. Она не могла отдышаться и знала, что Малфой это заметил: его рот следовал за быстрыми движениями её грудной клетки. Ей казалось, что, наверное, она слишком остро реагирует на происходящее, и ей следует быть спокойнее и собраннее, но она не могла остановиться. Рот Драко огнём опалял кожу: каждая частичка пробуждалась в ожидании этого жара, и она сама дрожала от предвкушения.

Его ладонь возле её головы сжалась в кулак до побелевших костяшек, и Гермиона поняла, что мелко толкается ему навстречу. Ища выхода напряжению, тело отреагировало незаметно для хозяйки. Его бёдра словно окаменели, но кулак выглядел так, будто вот-вот раскрошится, сожмись пальцы ещё сильнее. Смутившись, она прижалась к столу, и дыхание сбилось — тело возражало против подобного решения. Губы Драко добрались до бюстгальтера; Гермиона поёрзала от тянущей боли внизу живота, и рванулась вперёд — подальше от книжного уголка, вонзившегося в плечо.

Драко резко вскинул голову, оглядел комнату и перевёл взгляд на Гермиону. Она села; он снова встал на колени, и у неё без видимой причины перехватило дыхание.

— Там… книга.

Драко моргнул, сбитый с толку, и Гермиона обрадовалась тому, что у него имелись такие же проблемы с пониманием, как у неё — с произнесением. Обернувшись, она потянулась к фолиантам, на которых было удобно лежать, пока те не проявили характер. Она отодвинула их прочь, повернулась обратно и, прежде чем вновь встретиться глазами с Драко, мельком посмотрела на спальню. Он вглядывался в Гермиону пару секунд, затем повернул голову, чтобы узнать, что же привлекло её внимание. Гермиона затаила дыхание — она вовсе не собиралась туда смотреть, но кровать была намного удобнее для… Для чего? Что она…

Обхватив её голову ладонями, Драко опять поцеловал её — его рот был таким же, как и минуту назад. Именно Гермиона обняла его за шею и скользнула языком ему в рот. Одной рукой он обвил её талию и, пятясь на коленях, потянул за собой. Она крепче прижалась к его рту, его зубы задели её губу; книги с грохотом посыпались на пол. Он отстранился, слезая со стола, и притянул Гермиону так, что она тесно прильнула, обхватив его ногами за пояс. Драко подтолкнул её голову, и она поцеловала его, чувствуя, как его рука ползёт по её бедру.

Сплетаясь с ним языками, Гермиона дёрнула Драко за футболку, но тот не пошевелился, чтобы избавиться от одежды. Она фыркнула: если он думал, что останется одетым, когда она… Он приподнял её груди, и она удивленно застонала, сжимая его бока ногами. В этот раз в его движениях не было никакой степенности, его пальцы действовали намного решительнее, и Гермиона пыталась подавить очередной стон, зародившийся в горле. Он что-то пробормотал ей в рот, но за биением сердца в ушах она не смогла ничего расслышать. Его губы скользнули вниз, и она, вцепившись в футболку, задрала её до середины спины. Драко отклонился, забирая с собой жар тела, и поднял руки. Гермиона стянула футболку с его головы и не успела высвободить обе его руки, как он снова к ней прикоснулся, шагая назад.

Губы ощутимо распухли от ласк Драко; его ладонь скользнула по спине, и он стащил Гермиону со стола. Встав на ноги, она удивлённо пискнула, но, отступая, он не разорвал поцелуя. Желудок подпрыгнул, а сердце болезненно ёкнуло, напряжение всё сильнее сковывало кости. Гермиона казалась себе неуклюжей; они оба спотыкались, а её колени будто слишком размякли для ходьбы и сохранения координации. В крови шумело чересчур много эмоций; обнимая Драко за спину, она обнаружила, что её руки дрожат.

«Что я делаю, что делаю»… Драко остановился у порога, ослабив напор поцелуя, и прижал ладонь к её спине. Придвинувшись теснее, Гермиона уловила его быстрое дыхание, почувствовала кожей его жар и гладкость. Голова казалась крайне лёгкой по сравнению с остальным телом, отдышаться никак не удавалось, с сердцем творилось нечто странное, а кровь неслась слишком быстрым потоком. Гермиона думала, что подобные реакции должны вызывать у неё больше опасений, но она цеплялась за них так же яростно, как и за Драко. Ей казалось, что внутри вот-вот что-то лопнет, а если этого не произойдёт, она просто взорвётся.

Драко судорожно втянул в лёгкие воздух, и его дрожь заставила Гермиону прижаться к нему чуть сильнее. Потянув её за собой, он сделал шаг назад, ещё един, ещё. Они добрались до середины комнаты, когда Гермиону вдруг охватило неистовство — ей безумно захотелось прикоснуться к нему, поцеловать, притянуть ближе, начать двигаться, вспомнить всё прочитанное по теме, убедиться, что она делает…

Его губы коснулись её шеи, а ладони опустились на пуговицу на джинсах, и она, выдохнув, откинула голову.

«О, я … Боже. Боже, боже, боже».

Пока Драко стягивал джинсы с её бёдер, она впилась пальцами в его плечи, и он снова накрыл ртом её губы. Сейчас он увидит её обнаженной. Два маленьких кусочка ткани, и он… Она увидит голым его. Драко Малфой, голый и… Опасения схлестнулись с предвкушением, и Гермиона не понимала, что ей делать. Ей хотелось избавиться от одежды, вжаться в Драко, исчезнуть, и ни одно из этих решений не могло удовлетворить её полностью.

Она погладила его руки, плечи, шею, поймала выдох и ответила на ласку языка. Его ладонь скользнула к её груди, пальцы проникли под ткань, и она тяжело охнула. Драко хмыкнул, и звук завибрировал у живота и во рту, другая его рука опустилась к её ягодицам. Толкнувшись, он притянул её к себе, и тяжесть внутри усилилась настолько, что в течение восьми судорожных ударов сердца Гермиона не могла думать ни о чём другом.

Она должна была что-то делать. Что было следующим логическим шагом? Этот вопрос вызывал смех — в происходящем не было ничего логичного — но Гермиону обуяла жажда деятельности, и смех совершенно точно не входил в перечень действий. Штаны. Да, штаны — надо их снять. Она опустила руки на талию Драко — схватившись за пуговицу, ощутила кончиками пальцев дорожку волос.

«Боже, кто так шьёт? Неужели эта пуговица была приклеена?»

Гермиона выпрямила пальцы, стараясь унять дрожь и чувствуя себя глупо из-за возни с застёжкой. Она разорвала поцелуй, чтобы осмотреть ширинку в тусклом свете комнаты, и, ощутив в волосах чужое дыхание, поняла, что Драко опустил лицо. Он провёл рукой по её спине, и она уловила, как ослабли завязки купальника — в тот же момент, когда пуговица наконец пролезла сквозь петельку. Гермиона расстегнула молнию и широко распахнула глаза: костяшки скользнули по туго натянутой ткани, и Драко со стоном толкнулся ей в ладонь. Сердце подпрыгнуло, и ей вдруг захотелось одновременно улыбаться и бегать. Она это сделала. Вызвала в нём такую реакцию, которая была… настоящей. И сейчас…

Гермиона спустила брюки и подняла голову — Драко, переступив, отбросил их в сторону. Сообразив, что её собственные джинсы по-прежнему болтались у щиколоток, она тоже от них избавилась. Почувствовав, что лямки купальника поползли по рукам, она вскинула взгляд — Драко смотрел ей прямо в глаза, стягивая бюстгальтер. Гермиона сделала глубокий прерывистый вдох.

— Я нервничаю, — выпалила она и покраснела ещё сильнее.

Ей казалось, будто кожа натянулась, и она посмотрела на Драко так, словно надеялась, что он ничего не слышал.

Интересно, нервничал ли он? Гермиона сомневалась, что Драко бы признался или прервался, чтобы немного поговорить об этом. Он просто продолжал смотреть на неё до тех пор, пока она не решила, что сейчас выскочит из собственной кожи или бросится к двери, а затем поцеловал. Лёгкое касание, и его руки обвились вокруг её бёдер; его губы мягко сжимали и тянули, и она тоже обхватила его ягодицы. Драко так сильно привлёк её к себе, что ей пришлось обнять его за спину; он подвинул их на шаг ближе к кровати, и она ощутила напряжение его мышц и работу костей. Она прижималась к нему грудью, кожа к коже, двигаясь синхронно, и это казалось столь же непривычным, сколь приятным.

Она прильнула к нему теснее, и он в ответ прижался бёдрами — жар его тела обжигал живот сквозь ткань белья. Чем ближе они подходили к кровати, тем требовательнее становились их рты — она опять истратила весь кислород, ощущая только Драко. Его руки огладили ее ягодицы, скользнули по завязкам — он вместе с ней задержал дыхание, ослабляя узлы.

Она была голая. Теперь она была полностью обнажена. Гермиона тут же схватилась за бельё Драко, просто чтобы отвлечься, — потянув трусы вниз, она почувствовала под ладонями линию его тела, его кожу. Они прервали поцелуй — отодвинувшись, Драко просунул руку между ними и помог справиться с задачей, а Гермиона не могла не посмотреть. Она лишь мельком увидела головку, красную и блестящую, когда Драко приподнял её лицо, чтобы снова вовлечь в поцелуй. Ладно, это определенно был пенис. Пенис, проникновение, шейка матки… Что?

Она бы прижала ладонь ко лбу, если бы не была так занята его волосами и попытками раздробить кость в его плече. Одной рукой Драко стискивал её волосы, а второй выводил на спине беспорядочные узоры; подавшись вперёд, он потёрся о неё, и она тяжело вздохнула. Горячий член прижимался к её животу, и если она и могла что-то сказать, все слова терялись в поцелуе. Драко со стоном придвинулся ещё ближе; твёрдость, жар, гладкость отпечатались в её памяти.

«О боже, о боже,» — мысленно повторяла она мантру, но его ладонь скользнула ниже, ниже, и слова превратились в мешанину из букв. Гермиона инстинктивно дёрнулась и, залившись краской, в ужасе застыла от влажного звука.

«Нормальная реакция, Гермиона. Тело производит… О боже, о…»

Она выпустила Драко, и кисти, изогнувшись, застыли над его кожей — она не представляла, что ей делать, а грудь сдавило паникой. Его палец проник глубже, и она вздрогнула всем телом, не сдержав крика.

— Чёрт, — выдохнул он.

Гермиона не успела осознать сказанное, как его палец выскользнул наружу, и она вцепилась в его каменные бёдра.

Его палец выписывал мелкие круги, и напряжение внутри свернулось такой пружиной, что Гермиона не могла даже пошевелиться, чтобы его поцеловать. Драко на мгновение прижался к ней лбом: они оба шумно дышали, и её дыхание началовырываться из лёгких с тихими писками. Гермиона не сумела бы удержаться от встречных движений, даже если бы попыталась; он опустил лицо к её шее, и она откинула голову. В течение четырёх ударов её сердца он тяжело дышал, а затем припал губами к её плечу. Он сильно втянул в рот кожу — кровь тут же прилила к этому месту, сердцебиение ускорилось; давление внутри всё нарастало, пока Гермиона не превратилась в какофонию стонов и лёгких вздохов.

Её без остатка поглотило ощущение распада на части, нервозность растворилась под прикосновениями его пальцев, движениями его рта. Её разум освободился от мыслей, и, возможно, впервые был полностью поглощён восприятием, не отвлекаясь на анализ, запоминание или сортировку. Гермиона затерялась в огне, разожжённым в её крови Драко, в дрожи костей, внутреннем напряжении. Лишь когда он прервался, она осознала, что упирается ногами в кровать, и на животе подсыхает влажная полоса. Эрекция…

Драко наклонился, и она упала на кровать, увлекая его за собой. Он приподнялся на руках, она встретилась с ним взглядом и при виде выражения его лица задохнулась. Она немного покраснела: физический и зрительный контакты были разными вещами, особенно когда Драко вглядывался в неё настолько пристально. Гермиона отползла назад, и Драко, скользнув телом по её телу, навис над ней; кольцо, болтающееся на шнурке у него на шее, оказалось возле основания её горла. Его губы опухли, щёки покраснели, и она бы сочла такое выражение опасным, если бы не хотела быть пойманной. Пристальность его взгляда затрудняла дыхание — Гермиона считала подобное невозможным, пока Драко не доказал ей обратное.

Стукнувшись локтями о край кровати, Гермиона застыла и услышала, как Драко сглотнул — разорвав зрительный контакт, он изучал её лицо. Она хотела, чтобы он начал двигаться, избавил её от тугой потребности, раздирающей нутро, от беспокойства, заставляющего мысленно перебирать факты. …Боль или небольшое давление. При необходимости подождать, чтобы приспособиться. Приподняв бёдра, можно… Она убрала волосы у него со лба, заставляя руки не дрожать. …Испытает оргазм раньше. Мужчины склонны… Драко наклонился, прижался к её губам кончиком языка, и вовлёк в поцелуй. Гермиона приоткрыла рот — его язык тут же сплелся с её, а затем проник глубже. Она запустила пальцы в его волосы, крепче стиснув руку, лежащую рядом с её плечом — его вторая ладонь скользнула вниз по её боку.

Слева от них за окнами садилось солнце, освещая Драко золотым светом и окрашивая Гермиону в синюю тень. Она почувствовала, как его ягодицы приподнялись, а ладонь исчезла, и напомнила себе, что больно будет совсем немного. Она пережила гораздо худшие моменты, так что нынешний походил… Походил на неё и Драко: более сложный, чем казалось на первый взгляд, этот миг был полубезумным, и, возможно, с совершенно неожиданных ракурсов, хорошим и что-то значащим. Взрывоопасный и непредсказуемый, он пугал её несколько меньше, нежели интриговал и волновал. Её желание, чтобы он наступил, превосходило нежелание, и это сбивало с толку, удивляло и каким-то образом приобретало смысл. Наверное, это была Наиглупейшая Идея на Свете, но почему-то Др… этот момент того стоил.

Гермиона ощутила толчок и затаила дыхание; соприкоснувшись губами, они оба замерли. На какой-то момент ей почудилось, что что бы она ни сделала, всё будет неправильно, — пришлось глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Гермиона слегка приподняла бёдра, пока Драко опускался ниже, ниже; достигнув цели, он слегка толкнулся в неё. Он резко выдохнул, она втянула воздух в лёгкие, и его рука опустилась на кровать у её бока. Гермиона моргнула, уставилась на его прикрытые веки широко распахнутыми глазами и попыталась осмыслить, на что походили её ощущения. Но времени хватило только на полвздоха — его бёдра подались вперёд. Гермиона зажмурилась; какой бы звук она ни издала, он потерялся в стоне, вырвавшемся из горла Драко прямо ей в рот. Она прикусила его губу, оказавшуюся ближе к зубам, чем её собственная, и он замер, сделав два почти отчаянных толчка. Его рука под её пальцами дрожала; Драко снова застонал и прижал ладонь к её ребрам, когда она выпустила воздух и разжала зубы. Было не так больно, как предполагала Гермиона, но она чувствовала давление и необходимость приспособиться.

Она не пыталась отмахнуться от ощущений, вместо этого изучая их. Гермиона никак не могла поверить, что Драко был внутри неё. Она, конечно же, знала, что всё происходит именно так, но чувствовать его в своём теле было… поразительно, удивительно, ошеломительно, смущающе, странно и, и… прекрасно. Он был связан с ней, стал её частью. Всё оказалось ещё более интимно, чем ей представлялось во время изучения этого вопроса — Гермиона испытывала уязвимость, потрясение и наполненность.

— Всё в порядке?

Услышав шёпот, она открыла глаза и пару секунд просто смотрела на Драко. Ей требовалось немного времени, чтобы осмыслить происходящее — наверное, это было самое личное переживание в её жизни. Она сохранит этот образ в памяти: Драко, возвышающийся над ней, тёмно-серый цвет, синева сумерек на его коже, черты разрумянившегося лица.

— Да.

— Хорошо.

Он кивнул — голос прозвучал неестественно. Драко приподнялся и толкнулся снова. Связки у него на шее вздулись, воздух резко вырвался из горла.

Он наклонился, чтобы поцеловать её, большой палец скользнул взад-вперед по её боку, а кулак сжался сильнее. Гермиона ответила на поцелуй, обняв Драко за плечи, и он ускорился. Напряжение внутри вновь начало нарастать, и, подняв ноги, она стиснула его. Это превзошло её ожидания; она всё ещё пыталась приспособиться к нему, опять учащенно задышав.

— Ох, твою ж мать. Чёрт, чёрт, чёрт, — простонал он ей в рот и прижался губами к щеке. Он, похоже, пытался задержать дыхание, но оно вырывалось с каждым толчком. — Хм, хм, — раздавалось возле челюсти, шеи, плеча.

Гермиона прижалась щекой к его голове; его движения стали хаотичными, он застонал около её плеча, щеки, груди. Трижды толкнулся и, судорожно вздохнув, замер, дрожа. Задыхаясь вместе с ним, она закрыла глаза и провела ладонями по потной спине.

Вопреки её ожиданиям Драко продержался дольше, и она старалась игнорировать внутреннюю неудовлетворенность, наслаждаясь затопившем грудь удовольствием. Нынешний опыт был несовершенным, неловким, идеальным. Всё оказалось совсем не таким, как она думала, но по-своему абсолютно правильным. Она не смогла удержаться: хотелось стать ближе к Драко, который переводил дыхание прямо над ней. Гермиона сомневалась в верности решения, но явно что-то заставило её руки притянуть Драко. Ощущение близости никуда не пропало, и Гермиона почему-то испытывала странную… гордость от того, что увидела его таким. И что увидела его первой. Это стало совершенно новым этапом для него, для них и для её восприятия Драко. Гермиона не была сентиментальна в плане своей девственности, но этот момент был для неё очень важен, что бы ни случилось потом.

Часть неё истерически хохотала, повторяя: «Секс с Драко Малфоем. Секс… Драко Малфой». Гермиона пришла к выводу, что это нормально.

Она только начала задаваться вопросом, что ей делать дальше, когда Драко оттолкнулся, выскользнул из неё и посмотрел сверху вниз. Гермиона глубоко вздохнула, глядя на него в ответ и подмечая блеск его покрасневшего лица и сияние глаз. В этот момент он был для неё прекрасен — разве такие мысли не были странными? Она закусила губу, чувствуя прилив застенчивости и неуверенности, а ладонь Драко коснулась её живота и двинулась вниз.

— Что ты делаешь? — слова прозвучали громко в пустой комнате, но тихо из-за стука в ушах.

— А что, ты думаешь, я делаю? — на выдохе прошептал он, а потом его пальцы оказались… там.

Она дёрнулась, выгнувшись, и Драко прижался головой к её шее. Широко раскрытыми глазами она смотрела в потолок и на его плечо; в ответ на ласку с губ срывались тихие хриплые звуки. Его рот казался горячее кожи, которую он посасывал. Палец выписывал круги, а язык повторял эти движения.

— О, ты… О, я… — выдохнула она. Пальцы соскользнули туда, где только что был Драко, толкнулись внутрь, и они оба резко вздохнули.

В течение трёх толчков длинных пальцев Гермиона чувствовала саднящую боль, но затем дискомфорт прошёл, и вернулась потребность. Напряжение опять нарастало, и Гермиона решила, что если в этот раз оно не найдет выхода, она закричит. Просто развалится на части, превратившись в неудовлетворённую массу, бывшую когда-то человеком. Она обхватила его за шею; он изучал её горло, мягко посасывая кожу до тех пор, пока не нашёл местечко, ласка которого заставила её застонать. Его губы и пальцы двигались всё быстрее. Гермиона закрыла глаза, слушая шорох листьев на полу, его дыхание под подбородком, впитывая ласку рта и быстрые толчки.

Она прижалась ладонями к его влажной коже, откинула голову и о, о, о…. Она не могла определиться: задержать ли ей дыхание или продолжить ловить воздух; губы Драко прошлись по сонной артерии, где бешено бился пульс.

— Ох, Драко. Я… — она не сумела промолчать, слишком сосредоточившись на нарастающих, затягивающихся ощущениях в эпицентре, которые всё усиливались, и за которые она цеплялась так же сильно, как и за Драко.

Она инстинктивно подалась назад, и он зашипел — её пальцы с неровными ногтями впились ему в кожу. Он провёл губами по её шее, поцеловал стиснутые челюсти и опустил голову, прижимаясь к её щеке. Он по-прежнему быстро дышал, его большой палец поднимался, толкался, кружился, и она была почти, почти на самом краю. Гермионе казалось, что она в любую секунду разлетится на крошечные молекулы, а затем будет безумно вращаться внутри него.

Она вскинула голову, задев лбом его плечо, и устремилась к бездне. Пружина внутри туго свернулась и, и, и… Гермиона уткнулась в его плечо, открыла рот, вскрикнула — и под веками взвился вихрь. Ей казалось, что она только что стала невесомой, и лишь давление его тела удерживало её на земле. Эмоции и мысли собрались заново, и Гермиона рухнула на кровать, с хрипом втягивая кислород в лёгкие.

Она выдохнула — голова всё ещё кружилась, а тело по-прежнему гудело. Он поцеловал её — два движения губами — и соскользнул в сторону. Было тихо, если не считать их дыхания и шороха листьев, и Гермиону вдруг накрыло состояние полной опустошённости. Пытаясь отдышаться, она не могла разглядеть Драко в темноте комнаты; её веки опускались, но она почувствовала, как он прижался грудью к её руке. Повернув тяжёлую голову, она закрыла глаза и уснула, ощущая его дыхание.

========== Часть тридцать первая ==========

9 ноября; 4:14

Глазам потребовалось немного времени, чтобы привыкнуть к лунному свету в комнате, но Гермиона по-прежнему почти ничего не видела. Горло Драко находилось в миллиметрах от её лица — в какой-то момент она перевернулась на живот, а вот он, похоже, вообще не сдвинулся с места. Разве что его ладонь теперь лежала на её спине и прижималась чуть сильнее.

Гермиона покраснела — смешно, учитывая, что Драко даже не проснулся, — но так уж получилось. Она чуть не рассмеялась безо всякого повода и почувствовала, как смех запузырился в груди. Собственные вчерашние реакции немного смущали, и она попыталась не обращать на них внимания, сконцентрировавшись на его. Она почти не могла поверить, что это произошло. Усомнилась бы, если бы сейчас обнажённая не лежала рядом с голым Малфоем.

Она занималась сексом с Драко Малфоем. Смех снова забурлил внутри, но Гермиона сдержалась, довольствуясь ухмылкой. Будучи абсурдным, случившееся имело некий истинный смысл. Это было… На самом деле, Гермиона и желать не могла, чтобы всё прошло лучше. С кем бы то ни было. Она могла бы обойтись без некоторой неловкости — которая, без сомнения, возникнет и сегодня, — но всё оказалось настолько хорошо, что от одной лишь мысли о произошедшем её сердце немного ускорилось. Гермиона ожидала каких-то сожалений, но не испытывала ничего подобного. Правда, всё могло измениться в зависимости от того, как поведёт себя Драко.

Ей нужно было привести себя в порядок, и она отодвинулась от его руки, чувствуя, как ладонь заскользила по коже. Она лишилась тепла его тела, и от холода побежали мурашки. Сев, Гермиона ощутила боль, но она встала, и состояние улучшилось. Подобрав свою одежду с пола, она несколько минут смотрела на Драко, впитывая его образ — будто ей было мало прошлой ночи — и запоминая детали.

Она схватила с кровати одеяло и прикрыла его. Если раньше у неё имелись проблемы с мысленными образами, то теперь она вляпалась по полной программе.

8:38

Умываясь, Гермиона постаралась использовать как можно меньше воды, но запасов всё равно осталось чрезвычайно мало. Скоро им придётся уйти, чтобы найти реку — сегодня вечером или завтра утром. По её подсчётам с их скоростью чтения, если они выйдут сегодня вечером, то должны будут взять с собой около двадцати томов. Будет нелегко, но выбора у них не оставалось.

Гермиона даже не помнила точно, какие именно книги они просмотрела вчера. Прошлым вечером они сбили со стола бóльшую часть стопки, и она потратила час на изучение и определение прочитанного. Она отложила незнакомые книги на случай, если ими занимался Драко, и взяла новые, чтобы не тратить время на перечитывание.

Услышав звук шагов, доносившийся со стороны спальни, она подняла глаза. Не похоже, что Драко только проснулся — глаза у него были не сонные, а настороженные, волосы пребывали в некотором подобии порядка. Она разглядела на его шее красную отметину, которую оставила ночью, и испытала лёгкий прилив самодовольства — у себя на шее она обнаружила как минимум три болезненных пятна. Драко уже оделся, хотя, оглядывая его, Гермиона видела лишь наготу. Разглаживая руками страницы книги, она покраснела.

— Привет, — поздоровалась она.

Она же должна была сделать именно это? Или теперь нужно было подойти и поцеловать его? Может, ей стоило улыбнуться? Может, не следовало вести себя так, будто вчерашний вечер был обычным явлением? Может…

— Привет, — судя по голосу, Драко проснулся какое-то время назад.

Что он там делал? Пытался избежать неловкости, пока не понял, что это невозможно? Определялся с приветствием? Сожалел о случившемся?

Она сомневалась, что большинство мужчин относятся к девственности так же, как и большинство женщин, но её мучил вопрос: не стал ли Драко слишком поздно задумываться о том, что всё случилось… именно с ней. Эта мысль спровоцировала образ, от которого Гермиона только сильнее покраснела. Она резко выдохнула, раздувая кудри, и уставилась на книгу широко распахнутыми глазами. Она уже раз пять прочитала один и тот же абзац, так ничего и не поняв. Гермиона слышала, как Драко подошёл к столу, уселся на него, хмыкнул и взялся за фолиант.

— У нас мало воды, — ей нужно было сказать хоть что-то.

— Я знаю.

Может, он чувствовал смущение из-за того, что кончил… немного поспешно. Для девственного мужчины не сдерживаться было абсолютно нормально. Гермиона сомневалась, что он оценит её замечание. К тому же он… ну, наверстал упущенное. Она глубоко вздохнула и устрашающе прищурилась, вперившись глазами в абзац. Если она так и не сумеет понять, что в нём написано, лучше перейти к следующему.

Гермиона покосилась на Драко: он очень сосредоточенно вглядывался в лежащую перед ним книгу, и хотя ей был виден профиль, похоже, его глаза не двигались. Может, он размышлял о том, что Гермиона использует случившееся против него? Каждый раз, когда Драко будет отпускать комментарии о её волосах, манере говорить или чём-то ещё, она станет припоминать это. Прошлой ночью они оба открылись друг другу, стали уязвимы: их тела, звуки и выражения лиц, то, насколько хорошо они справились — всё. Ничего из этого она никогда не использует против Драко, и надеялась, что он поступит так же. Даже если бы он скорчил ночью какую-нибудь жутко забавную гримасу, она бы удержалась от смеха.

А, может, это её лицо как-то странно перекосилось? Вдруг она была ужасна? Или Драко сожалел о случившемся, но не из-за девственности, а просто потому, что это была она. Может, всё время он хотел добиться именно этого, а теперь, достигнув цели, не считал нужным с ней разговаривать? А может, такое поведение было обычным — было ли? Старался ли он продемонстрировать, что всё нормально, потому что… Хлопнув себя ладонью по лбу, Гермиона покачала головой. У неё не было причин волноваться или злиться. Им просто нужно время, чтобы свыкнуться — ведь так? Она пришла к выводу, что сейчас они ощущают уязвимость, нервозность и дискомфорт. Воздух вокруг сгустился от напряжения, и она не представляла, что делать и как к этому относиться.

— Как считаешь, нам следует отправиться к реке сегодня или завтра? — она старалась говорить легко — обыденно, нормально, легко.

Драко посмотрел на оставшуюся бутылку с водой, полную наполовину, затем покосился на дверной проём, ведущий в спальню, в которой они… ночевали. Сжав челюсти, он снова вперился в книгу.

— Сегодня вечером. Иначе придётся обходиться без воды как минимум день.

Интересно, почему Драко посмотрел на спальню — он думал, что не хочет снова оказываться в такой ситуации, или считал, что из-за произошедшего они израсходовали слишком много воды? Ей хотелось проделать дыру в его черепе и прижаться к ней глазом, как к детской игрушке, в которой меняется картинка.

— Хорошо.

17:48

Спуск по ступеням дался гораздо проще, чем подъём, но пару раз Гермиона чуть не упала. Ноги будто подчинялись мышечной памяти и просто двигались вверх, вниз, вверх. Толкнувшись посильнее, Гермиона либо удержится на краю, либо чиркнет кроссовкой по паре ступеней. Падение было бы… Она погибнет. Сломанный позвоночник, разбитая голова, труп. Некоторые люди умудрялись выживать в ужасных происшествиях, а некоторые даже выбирались из передряг невредимыми, но больше тысячи ступенек — для её удачи это было бы чересчур.

Попытки читать во время спуска не облегчали ситуацию. Как и тяжёлые тома, лежащие в сумке. Когда сумка раскачивалась, Гермиону тянуло вперёд, и сохранять равновесие было трудно. Вдобавок к горящим мышцам ног ноша сильно давила на плечо, впиваясь в кожу. Раньше Гермиона считала, что ненавидит горы больше ступеней, но потом кто-то добавил в её жизнь гору ступеней.

Драко шагал с ней в ногу; помимо царящего между ними напряжения их тяготило ощущение приближающейся угрозы. Гермиона чувствовала, что беда могла грянуть в любую секунду. В любую секунду.

10 ноября; 13:10

Читать, шагая по лесу, было опасно. Гермиона чудом не спотыкалась о кусты и не врезалась в стволы, но то и дело задевала плечами деревья и оступалась. Ей нужно было прекратить углубляться в книги — пропускать то, что казалось интересным, и искать жизненно важную информацию. Она ловила себя на том, что читала о посторонних вещах уже на протяжении трёх страниц, даже этого не осознавая, и тут же обуздывала свой интерес.

Услышав какой-то звук впереди, Гермиона оторвалась от книги и посмотрела вниз — туда, где только что была рука Драко. Она остановилась, уставившись на фолиант, на обложке которого было выгравировано какое-то итальянское слово.

— Ты не можешь просто оставить их здесь.

Драко остановился и повернулся к ней, нахмурившись.

— Грейнджер, ты же это не серьёзно.

— Это чьи-то…

— Кто, вероятно, мёртв и кому всё равно. Они сгниют либо в том доме, либо в лесу.

— Но…

— Книги, — он указал на фолиант пальцем, — не люди. У этого тома есть миллион копий, и не всё ли равно, что мы оставим её…

— Я в курсе, — перебила она. — Но это не…

— Хочешь их нести? Я — нет. И буду бросать, когда закончу читать, так что если желаешь подобрать их и тащить — а ты уже выглядишь так, будто вот-вот рухнешь, — на здоровье.

Гермиона впилась в Драко глазами — он закусил губу и приподнял бровь, уже зная, каким будет её выбор.

— Мерзавец.

— Зубрила.

Они так долго таращились друг на друга, что Гермиона начала теребить подол футболки; его взгляд упал ей на шею, и она поняла, что дело плохо. Интересно, знал ли Драко, что она больше никогда не сможет смотреть на него по-прежнему? Чувствовал ли он то же самое? Даже просто взглянув на него, она вспомнила выражение его лица после оргазма — его голос снова зазвучал в голове. Гермиона была совершенно сбита с толку и думала, что, видимо, как раз поэтому мало кто спит с тем, с кем не состоит в отношениях. Особенно с тем, с кем будет проводить каждый день бог знает сколько времени.

Драко сделал три шага к ней, и Гермиона выпрямилась — ей потребовалась секунда, чтобы понять: он не просто пялился на неё, а что-то делал. Услышав глухой удар, она оглянулась и увидела, как он вытащил из её сумки и бросил на землю уже вторую книгу. Ещё один фолиант отправился следом. Это были те тома, которые Гермиона успела прочитать. Насколько же внимательно он за ней наблюдал, если заметил небольшие различия в переплете?

— Лучше?

Гермиона вздохнула; Драко покачал головой, но она услышала, как, двинувшись дальше, он рассмеялся.

15:49

— Вот же хрень, — было первым, что сорвалось с губ — Гермиона не знала, произносила ли она нечто подобное раньше.

Драко весело покосился на неё, и в голове мелькнула мысль: как же было странно, что она сумела понять его настрой лишь по движению бровей — одна поднялась выше другой.

— Думаю, «хрень» — это не то слово.

Гермиона потянулась потрогать скелет, и он схватил её за запястье, отдёргивая.

— Что? Я…

— Не трогай. Кто знает, что здесь за магия. Или бактерии.

— Это просто кости.

— Гигантского зверя, наверняка волшебного.

— Знаю. Не смогла удержаться, это всё любопытство. Разве ты никогда не ходил в музеи с огромными скелетами динозавров, мечтая к ним прикоснуться? Это…

— Нет.

— Наверное, я могла бы поместиться между этими рёбрами.

Драко крепче сжал её запястье.

— Это всего лишь слова. Я бы не стала этого делать.

Он хмыкнул.

— Это мы уже слышали. Что…

— Ой!

— Не суй голову…

— Драко, думаю, очень важно тщательно его исследовать!

Он уставился на неё с нечитаемым выражением лица, затем повернул голову к скелету — его губы начали подрагивать.

— Что?

Драко покачал головой, и Гермиона прищурилась.

— Зачем нам его тщательно исследовать?

— Если нам придётся с ним сражаться…

— Не будет никакого сражения. Ты видишь размер… — кажется, сама мысль об этом его разозлила.

— Я сказала если. А теперь смотри: видишь, здесь есть пространство? Это… Почему ты не смотришь?

— Ты справляешься за двоих.

— Это важно! Тебе нужно знать, где…

Драко снова уставился на её шею, слишком уж пристально изучая оставленные им следы. Он выглядел так… словно думал о поцелуе…

— Где?

— Что?

— Где? Знать где — что?

Гермиона наморщила нос и свела брови. Он был в своём уме? Он нёс полную чушь. Знать, где что, что? Драко рассмеялся, и она решила, что он действительно сходит с ума. Разве это не входило в тройку главных признаков безумия? Случайные, бессмысленные фразы, сопровождающиеся смехом? Это…

— Грейнджер, отвлеклась?

— Нет, я прекрасно за всем слежу.

Он ухмыльнулся, а она, фыркнув, снова приступила к изучению скелета.

11 ноября; 7:01

Было странно просыпаться на расстоянии вытянутой руки от него, ведь всего несколько дней назад Гермиона проснулась обнажённой и прижатой к его телу. Но, по крайней мере, теперь Драко спал гораздо ближе, чем раньше.

Он довольно часто таращился на её шею. Каждый раз, когда Драко смотрел на Гермиону или заговаривал с ней, его глаза будто бы впивались в отметины на коже, оставленные его ртом. Она то и дело ловила на себе его взгляды, и решила, что, наверное, он ни о чём не жалел. Может, Драко тоже не знал, как ему теперь быть, а, может, просто дело было в них. Может, и не было другого, лучшего варианта. Обниматься и держаться за руки? Нет, не с ним. И, пожалуй, всё было не так уж и плохо. Гермиона даже могла бы получать удовольствие, если бы знала, что это нечто серьёзное. Ей по-прежнему казалось, что она дрейфует, и ей не нравилось, что она не может определить это состояние. Однако Гермиона не представляла, было ли это возможно до того, как они уедут с острова.

Вся ирония заключалось в том, что самый главный вызов их отношениям — нынешним и будущим — будет брошен после отъезда. Это могла быть некая временная, странная связь, возникшая по причине того, что они постоянно держались вместе и сообща переживали напасти, рассчитывая только друг на друга. Чувства могут пройти, когда им больше не придётся находиться рядом. Гермиона сомневалась, что захочет пресечь их общение, даже если оно обернётся чем-то иным, но не представляла, что произойдет дальше. По крайней мере, сейчас. Это приводило в бешенство — вот уж сюрприз.

Она бросила на пингвина Драко одну из прочитанных книг и победно водрузила сверху свою птичку.

13 ноября; 14:07

— Если ты когда-нибудь найдёшь дорогу домой.

Гермиона прижала палец к строчке, чтобы отметить место, которое читала, и посмотрела на Драко.

— Что?

Он наклонил тонкую невзрачную книгу, которую держал в руках, и постучал по внутренней стороне обложки.

— Если ты когда-нибудь найдёшь дорогу домой. Это посвящение.

— Это дневник?

— Рассказ. Я его не прочитал, — Драко пожал плечами.

— Почему он оставил её? Перед исчезновением он там больше не жил — в доме ничего не было. Эта вещь кажется личной. Которую хотелось бы сохранить.

— Возможно, не он должен был отыскать дорогу домой, — пробормотал Драко, листая страницы.

— Где-то в этой истории обязан прятаться ключ. У нас осталось пять книг, и это единственная, которая кажется важной. Найти дорогу… Не спрашивай меня, почему моя жизнь, похоже, сводится к историям и зловещим финалам, — резко бросила Гермиона, выхватывая у него книгу.

Он сжал руку в кулак и приподнял брови — эти телодвижения обычно сопровождались шагом в сторону и уклонением от зрительного контакта.

14 ноября; 16:49

— …Постоянно дочитывала раньше. Ты даже не представляешь, как мне пришлось из-за этого мучиться. Даже…

— Грейнджер, я спросил, закончила ли ты читать, десять минут назад. Не надо делиться со мной трудностями книжного червя.

— …Вовсе нет. Я не виновата, что люблю читать. Мне нравятся знания. Знание — сила, ты, конечно, в состоянии это понять. Я…

— Не уверен, что хочу в это вникать.

— …Какая-то влиятельная персона, мне просто нравится узнавать о вещах…

— Всегда говорил, что ты всезнайка.

— …Просто никогда этого не понимал. И у тебя не было причин так смотреть на меня, когда ты узнал, что я…

— Ты чересчур завелась. Мысль…

— …Темноте, и, может, если бы ты… Мне не нравится этот блеск, — Гермиона сделала глоток воды из бутылки, закрутила крышку и, глядя на Драко, прищурилась. Промахнувшись мимо сумки, она чуть не выронила бутылку в реку, и чтобы нормально её положить, пришлось опустить глаза.

Он ухмыльнулся.

— Блеск?

— Ты выглядишь слишком по-слизерински, чтобы я сейчас могла спокойно себя чувствовать. Что это такое? Вы там все отрабатывали перед зеркалом зловещие заговорщические взгляды? Клянусь…

Драко захлопнул книгу и направился к ней. Он шёл так быстро, что Гермиона испуганно отступила на шаг — он схватил её за запястье и потянул на себя. От волнения у неё вырвался звук, похожий на имитацию летящей ракеты, но губы Драко накрыли её прежде, чем она сумела что-то сказать. Гермионе хотелось одновременно отстраниться и наброситься на него, так что она решила просто ответить на поцелуй. Она потерялась в жаре его рта, в воспоминаниях, которые пронеслись перед мысленным взором. Приподнявшись на цыпочках, Гермиона прижалась к нему, и он обнял её за талию.

— Знаешь, это не будет работать каждый раз…

Он сжал её футболку в кулак, скользнул языком по нижней губе. Похоже, Гермиона пискнула, коснувшись его языка своим. Мелькнула мысль, что её тело ведет себя хуже обычного, зная, на что способен Драко, и не имея прежнего препятствия, которое могло бы спровоцировать неуверенность или остановить. Гермиона не представляла, станет ли второй раз менее неловким, но чувствовала себя… свободнее во время поцелуя. Отсутствие колебаний на одной чаше весов, её действия — на другой. Гермиона знала: если это случится, с ней всё будет в порядке, с ними всё будет в порядке. Она не понимала, почему её так тянуло к нему. После того, как она в первый раз уставилась на него, поцеловала, занялась с ним сексом… «Ну, однажды я уже это сделала».

Наверное, это было плохо. Но её это мало заботило.

Существовало что-то, что она… ох.

— Ты не можешь просто поцеловать меня, чтобы заткнуть…

Драко прижал её сильнее, отчего стало трудно дышать, и снова поцеловал. Ох, ну и ладно. Она донесёт до него эту мысль позже. Позже, когда этот трюк не сработает, и она… она не… Их языки сплелись в ласке, Гермиона обняла Драко за шею и почувствовала, как его губы изогнулись. Он отстранился, и она понадеялась, что её одышка не слишком заметна — это бы испортило её подозрительный вид. Драко наклонился, поднял книгу, которую уронила Гермиона, и протянул ей.

— Ты же не хочешь обидеть чувства этого фолианта.

— Я твои обижу, — она прижала книгу к груди — вдруг давление смогло бы унять бешеный стук сердца?

— Ты злобно смотришь на мои ноги. А ты…

— Знаю, но в данный момент причинить вред им будет намного легче, чем твоим чувствам.

— Хочешь сказать, у меня нет чувств?

— Хочу сказать, что у тебя хрупкие ноги.

Драко посмотрел на свои ботинки и нахмурился.

— У меня не хрупкие ноги.

— Костлявые палки, — пробормотала Гермиона. — Так что, просто… следи за ними, Малфой.

Он недоверчиво посмотрел на неё, медленно приподняв бровь.

— Ладно, звучит по-дурацки. Но прямо на языке вертелось. Я не смогла промолчать.

— Некоторые вещи лучше не озвучивать. Или мои поцелуи были напрасны?

Гермиона фыркнула, игнорируя вспыхнувшие кончики ушей, и открыла книгу. Она подумала, что кроме той ссоры из-за эпизода в коридоре они впервые упомянули вслух происходящее между ними. Это не имело особого значения, и Гермиона не понимала, почему вообще обратила внимание. Она собиралась сказать, что, будь его поцелуи напрасны и не нужны, она бы и сама никогда не стала с ним целоваться, но тогда согласилась бы с его мыслью. Она слышала, как он шёл за ней, бормоча что-то о хрупких ногах, и была почти уверена, что в любом случае победила.

18 ноября; 7:12

Она сняла пять книг со своей бедной пингвинихи и проверила, нет ли на ней повреждений — вдруг пришла пора отправить птицу Драко в костёр.

10:32

— Надеюсь, это было последнее место, где всё вверх тормашками, — рявкнула она, потирая лоб, трещащий от сильной головной боли.

— Ты не рассказала, о чём была книга.

— Хм?

— Перед входом ты говорила…

— О! Она про маленького мальчика, который оказался заперт во временном пузыре. Он не стареет, а пузырь застревает в лесу на одном месте — и вот он наблюдает за тем, как деревья прорастают из семян и умирают. Сначала он завидует жизням людей, а затем начинает ревновать к смерти. В конце концов, его пра-пра-какая-то-племянница застревает в пузыре вместе с ним, и он понимает, что может из него выбраться, а она — нет. Он говорит ей, что отправится на поиски помощи, чтобы разбить пузырь, но в тот момент, когда выходит из него, умирает. Вот такой финал.

— Что, чёрт возьми, это должно нам донести?

— Цени время, которое у тебя есть, наслаждайся им, перестань…

— Время идёт и так далее. Я имел в виду, что это не помогает в нашей ситуации.

— Я знаю, — вздохнула Гермиона. Если ты когда-нибудь найдёшь дорогу домой. — Драко, а что, если это похоже на рассказ? Что, если они были семьёй или группой людей, которые использовали растение для обретения бессмертия? Или даже менялись местами. Кто-то один жил тысячу лет, а затем ему на смену приходил здравствующий член семьи. Как племянница заняла место мальчика, который на самом деле был её пра-пра-каким-то-дядей.

— Зачем кому-то становиться бессмертным по очереди? Почему человек, проживший тысячу лет, переживает о том, чтобы разделить бессмертие со своей пра-пра…

— История подразумевает долг. Может быть, защита растения было семейным долгом. Может, именно поэтому оно не распространено широко. Чтобы защитить время. Чтобы…

— Так ты думаешь, мы столкнёмся с пра-пра-кем-то-там того человека, которого убила Эстербей?

— Может быть. Я не знаю, продолжалась ли эта традиция. Книга, надпись… Возможно, следующий в очереди ушёл. Вдруг именно так Эстербей выяснила, как убить того, кто сейчас защищает растение? Может, они просто были готовы выбраться из пузыря. Но если ты когда-нибудь найдёшь дорогу домой — возможно, это идея рассказа, или же надпись означает, что им понадобится книга или что-то в ней содержащееся, когда они придут сюда.

Драко забрал томик, провёл пальцами по внутренней стороне обложки, пролистнул страницы. Тяжело вздохнул и вернул книгу Гермионе.

— Ты же рассказывала, что карта, которую ты нашла во Фракии, проявлялась только под солнцем?

Гермиона взглянула на него, затем снова перевела глаза на книгу.

— Это происходило на солнце, но… может быть, дело как раз в этом. Наверное, с книгой надо что-то сделать. О боже, надеюсь, что не потребуется их кровь…

— Однажды мы уже нашли заклинание.

— И должны отыскать его снова.

22 ноября; 8:01

— Думаю, это крайняя северная точка нашего пути вдоль реки. Сегодня повернём на восток, и думаю, стоит дойти до реки у гор. Так мы будем знать, что до следующего символа нужно просто двигаться на северо-запад. К тому времени нам понадобится вода, так что будет лучше, если мы доберёмся до реки перед…

Драко остановился перед Гермионой и уставился на неё потемневшими глазами. Она рассматривала его в течение двух ударов ускорившегося сердца, затем прочистила горло.

— Не надейся, что сможешь меня заткнуть…

Его пальцы коснулись простыни на её боку, взгляд скользнул по лицу, горлу, груди.

— Я бы решил, что ты меня дразнишь, если бы не узнал тебя получше.

— Что? — прошептала Гермиона.

Драко приблизился, и она ощутила жар его тела, контрастирующий с подаренной рекой прохладой. Достаточно было вытянуть палец, чтобы коснуться его; качнувшись вперёд, она в него врезалась.

Драко провёл рукой по узлу, пробрался под полотнище, и его ладонь скользнула по её голой спине.

— Несмотря на все твои ухищрения, с определённого ракурса и при определённом освещении я мог видеть тебя сквозь простыню с тех самых пор, как ты воспользовалась ею во второй раз.

Гермиона ощутила, как вспыхнули щёки; она удивленно уставилась на него, хотя он по-прежнему смотрел вниз.

Драко кивнул.

— Иногда это лишь ноги или силуэт. Иногда… — он наклонил голову и взглянул на неё.

— Да ты извращенец! — Гермиона проигнорировала все те случаи, когда сама пялилась на него дольше положенного — ведь он хотя бы не был голым. — Почему ты мне не сказал? Ты просто…

— А зачем? — наклонившись, Драко прижался губами к её плечу, и она понадеялась, что он не заметил пробежавших мурашек.

— Потому что… Ну, это было бы в рамках приличий!

Его рот был удивительно тёплым, и ей требовалось прилагать много усилий, чтобы поддерживать своё… свой… Он втянул кожу в рот, прикусил, и Гермиона обняла его за плечи.

— В тот момент у меня были проблемы с приличными реакциями.

— Что ж, надеюсь, ты… Ты не ненавидел меня… — она едва сдерживала стон.

— Грейнджер, я не это имею в виду.

— Хм?

Он переключился на другую сторону её шеи, щекоча волосами подбородок.

— Совершенно случайное совпадение, что мне приходилось отлучаться в туалет почти каждый раз, когда ты мылась, не так ли?

Гермиона, не мигая, смотрела на деревья поверх его плеча, пытаясь затуманенным мозгом осмыслить информацию. Неужели он… Она покраснела от осознания своего неведомого ей воздействия на Драко и прозвучавшего признания. Выискивая какие-нибудь подсказки, она попыталась вспомнить те разы, когда выбиралась из реки, а он уходил. Гермиона не знала, как ей к этому относиться. Накатила радость, что не она одна так мучилась даже до их первого поцелуя. Это заставляло Гермиону меньше сомневаться в его Признании Притягательности; она почувствовала себя лучше, узнав, что вызывала такую реакцию, но одновременно с этим ощутила лёгкую обиду и смущение. Она сожалела, что терзалась чувством вины за мысленные образы, возникшие во время события, которого никогда не было, в то время как Драко эти самые события воплощал в реальность.

Гермиона тяжело вздохнула, и Драко тут же поднял голову. Он ухмыльнулся, хотя она не знала, что именно показалось ему забавным, и поцеловал её. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы забыть об открывшихся фактах, но к тому времени, как их языки сплелись, она уже потерялась в эмоциях. Одна рука Драко переместилась ей на бедро, а пальцы второй скользнули по простыни на груди. От осознания того, что она обнажена под полотнищем, от ощущения его ладони на своей коже у неё поджался живот, а руки опустились на его бёдра.

Она втянула его нижнюю губу, нежно прикусила, провела по ней языком, и он обхватил её грудь. Гермиона просунула пальцы под его футболку, провела по изгибам тела, и он прошептал ей в губы что-то неразборчивое. Она терпеть не могла, когда он так делал: пусть говорит, если хочется, но достаточно громко, чтобы…

— О, — прошептала она, выгибаясь под его рукой. Издав ответный звук, Драко притянул её за бёдра.

Её пальцы замерли на его позвоночнике, прежде чем снова опуститься на ягодицы. Толкнувшись вперёд, он со стоном прижался к ней, и она ухватилась за подол футболки. Ей пришлось дважды дёрнуть ткань, прежде чем Драко отстранился и помог ей. Его голова исчезла в вороте; Гермиона подняла глаза и погладила его грудь. Она читала, что мужчины, как и женщины, могут чувственно реагировать на ласку сосков, но… Драко тихонько зарычал, и она, посмотрев на него, перестала выписывать круги большими пальцами. Его скулы окрасились румянцем, веки прикрылись. Она коснулась его сосков, наблюдая за выражением лица. Его челюсть дёрнулась, губы приоткрылись, и он толкнулся ей навстречу. Он обхватил ее бёдра, не давая отстраниться по инерции, сжал ещё крепче и наклонился, чтобы снова поцеловать.

Движения его языка стали напористее; ладонь поползла по боку, и Гермионе потребовалось удивительно много времени, чтобы понять, что Драко пытается развязать узел простыни. Жар внутри усиливался от понимания того, что сейчас произойдёт, но она всё ещё чувствовала застенчивость. Она пыталась напомнить себе, что он не просто увидел её тело в полумраке спальни, а значит, в ярком солнечном свете не обнаружит ничего нового.

Драко трижды поцеловал её в губы, повернув голову, посмотрел на узел и взялся за него обеими руками. Гермиона старалась отдышаться, ощущая его дыхание на своём плече, но, как только узел оказался развязан, сердце, которое она так старалась успокоить, ей изменило. Затаив дыхание, она схватилась за пояс его штанов; Драко мгновение поколебался, затем повернулся и расстелил простыню рядом с ними. Гермиона не успела даже сделать полноценный вдох, как его руки снова обвились вокруг неё, и она выдохнула ему в рот.

Она прижалась к нему грудью, забирая тепло, и он повернул её к простыне. Через несколько секунд, после неловких наклонов и приседаний, во время которых ей казалось, что она вот-вот раскроит себе череп или рухнет голой смущенной кучкой, её спина оказалась на простыне, а голова осталась цела. Застенчивость никуда не исчезла, ведь Гермиона просто лежала, выставив каждый изъян напоказ. Пришлось прижать ладони к земле, чтобы не завернуться в простыню. Драко, видимо, не замечал её дискомфорта и не обращал внимания на ноги, которые норовили скреститься — он неторопливо разглядывал её тело. Эта неспешность контрастировала с быстротой рук, с которой он расстёгивал брюки, одновременно стягивая бельё.

Теперь Гермионе стало лучше: не она одна была обнажена. Она отвлеклась тем, что пожирала Драко глазами, и глубоко вздохнула, посмотрев на его член, прямой и покачивающийся. Драко отбросил в сторону ботинки и одежду, и её захлестнули воспоминания. Прежде чем Гермиона смогла вдоволь его изучить, он встал на колени, подполз к ней, и она застенчиво раздвинула ноги, давая место.

Он замер у её груди, чего в её планах не было, но, когда его рот сомкнулся на соске и втянул его, все мысливыскочили из головы. Ладонь Гермионы опустилась Драко на затылок, спина выгнулась, и вместе с выдохом вырвался стон. Язык ласкал её грудь, и воздух с шумом вырывался из лёгких. Он приподнял нежные полушария, поглаживая и очерчивая их пальцами.

— Я хочу кое-что попробовать, — хрипло проговорил он и поцеловал сосок.

Гермиона потерялась с ответом и прикусила губу. Лишь когда его рот опустился к её животу, она смущенно поёрзала и вспомнила о его словах.

— Что-то?

— Хм-м?

Она сжалась под его губами, и он поцеловал её пупок.

— Попробовать что-то?

— М-м-хм.

Драко посасывал кожу на её бедре, и она упёрлась локтями, чтобы отодвинуться — он уже достаточно изучил её тело.

Это было неумным решением, поскольку теперь Гермиона оказалась прямо перед лицом Драко, и он смотрел, сжимая её ноги. Лицо вспыхнуло, и, видимо, она сделала чересчур глубокий вдох.

— Я так не думаю.

Он взглянул на неё, приподняв брови.

— Я почти уверен, что это будет приятно.

— Ну, я … Что, если нет? — слабо поинтересовалась она. Не самый зрелый способ обсудить ситуацию, но вдруг она сумеет донести свою мысль? Он бы…

— Я так не думаю, — изогнув губы, он снова опустил глаза.

— Но, — выпалила она, заставляя Драко посмотреть ей в лицо, — если это ужасно…

— Доверься мне.

О, это было совершенно несправедливо.

— Если тебе не понравится, я остановлюсь.

Ей уже не нравилось.

— Зачем тебе вообще…

— А ты как думаешь? — он опустил взгляд, его пальцы скользнули вниз, раскрывая её…

Локти подогнулись, рука прижалась ко лбу, и Гермиона в ужасе уставилась на небо и нависшие ветки. Ей казалось, будто лицо было охвачено огнём, и совсем не тем, который Драко разжёг в её крови. Что он делал? Просто смотрел туда? Она чувствовала его дыхание, и от этого ноги напряжённо подрагивали. Слава богу, она только что помылась, но она же была, ну… влажная, и он будет… Господи, она могла представить, как его лицо…

Гермиона пискнула, и её бедра дёрнулись от прикосновения его языка. Затаив дыхание, она подняла голову и удивленно уставилась на его поднятое лицо. Драко провёл языком по губам, словно пытался определить вкус, но не выказывал никаких признаков отвращения.

— Нравится?

Гермиона откинула голову, резко выдыхая, его рука стиснула её бедро.

— Да, — она задохнулась и уже начала втягивать в лёгкие воздух, как его язык снова оказался в ней, и ей пришлось задержать дыхание.

Слыша все звуки, она смутилась ещё больше, но Драко не отстранился. Вообще-то, он был… полон энтузиазма, и у Гермионы появились проблемы с дыханием отнюдь не от беспокойства. Его язык скользнул вверх, бёдра снова дёрнулась, и Гермиона застонала — тело пронзило удовольствие.

— О боже.

— Да? — уточнил Драко, и она поняла, что его дыхание тоже участилось.

— Д-да.

Его волосы мазнули по коже, и ласка возобновилась — длинные поглаживания языком, движения вверх — в попытке не шевелиться Гермиона сжала кулаки.

— А, там немного помягче… Мож-может быть…

Она запрокинула голову, протяжно застонала и стиснула губы.

— Чёрт, — пробормотал Драко и прижался к ней лицом; его язык гладил, скользил, ласкал.

Разгорячённая, с зажмуренными глазами, она была удивлена, что простыня в кулаках не порвалась. Несколько раз его язык надавил слишком сильно, но ей было хорошо. Гермиона не понимала, почему Драко совершенно спокоен, может, она действительно была не так уж плоха на вкус, но это было хорошо.

Только когда его язык вошёл в неё, выскользнул наружу, снова оказался внутри, Гермиона поняла, что может быть ещё лучше. С той секунды, как Драко от неё отстранился, она думала об ощущении его внутри себя, и теперь чувствовала странную пустоту — языка было недостаточно. Ей снова захотелось испытать то единение, наполненность, почувствовать его лицо, прижатое к её щеке, касания его тела. Сквозь туман всё нарастающего напряжения, она вдруг уловила некую разобщённость, и ей захотелось, чтобы Драко оказался над ней.

— Драко, — она дважды позвала, ей даже пришлось дёрнуть его за волосы, чтобы он отреагировал. Она почти пожалела об этом, взяв секундную паузу, чтобы сделать вдох и обуздать желание.

— Нет?

— Нет, я… — она подняла голову, чтобы посмотреть на него, и увидела, как он вытирает рот — картинка перед глазами слегка размылась. Встретившись с Драко взглядом, она покраснела.

Гермиона действительно не знала, что сказать, не прозвучав при этом неловко или странно, поэтому просто протянула к нему руку — что тоже могло выглядеть по-дурацки. В течение двух секунд она чувствовала себя невероятно нелепо и глупо, подыскивая иные слова помимо «секс», «трахни», «внутри меня», но Драко пришёл ей на выручку и схватил за руку. На секунду ей показалось, что он собирается её поднять, но он положил её ладонь себе на плечо и наклонился, продвигаясь наверх.

— Да, — прошептала она, и он улыбнулся так, что она могла бы обидеться, если бы не старалась запомнить этот образ.

Склонившись к её губам, он застыл и посмотрел ей в глаза — она сообразила, что на вкус Драко сейчас, наверное, был… как она. Нахмурившись, полная опасения и любопытства, она оглядела его рот, затем приподняла подбородок и поцеловала его. Недавняя пауза, похоже, лишила Драко остатков терпения: его язык ворвался ей в рот, и она обрадовалась, что вкус оказался не слишком ужасным. Пробовать себя было очень странно, но не так уж противно, как казалось Гермионе.

Сначала язык Драко повторял недавние движения, а затем начал вытворять то, что его хозяин только планировал осуществить. Драко немного подтянулся, позволяя Гермионе отдышаться; она почувствовала, как его костяшки мазнули по её бедру, ощутила выдох, а затем касание головки напротив входа. Драко приподнялся, и она, затаив дыхание, встретилась с ним взглядом. Ей хотелось лежать и смотреть, пока мир не окрасится в серый, но он подался вперёд, она закрыла веки, и они оба захлебнулись воздухом.

Это было лучше, чем в первый раз. Гермиона нашла бы это логичным, если бы была в состоянии мыслить, но думать она могла только о том, как же хорошо ей было. Раньше она убеждала себя, что не так уж много упускает в сексуальной жизни, но это была неправда, неправда. Ощущение Драко внутри было настолько невероятным, что в ней зарождалось желание чувствовать его там постоянно, наполняющего и… Он начал двигаться, вцепившись ей в бедро, и она застонала, инстинктивно подняла ноги и обхватила его за талию. Обхватила и притянула ближе, глубже, вот так.

Губы Драко прижались к щеке, и Гермиона расслышала что-то вроде «чёрт, туго, влажно, горячо, горячо, туго», но её сердце колотилось, а голова кружилась от прилива крови. Она выдохнула его имя ему на ухо, приподнимая бёдра, и он прижался ртом к её губам. Гермиона погладила его по волосам дрожащими пальцами; она и так-то была близка к краю, а теперь ей казалось, что она превратилась в дрожащую массу. Сердце, ноги, дыхание, кровь, кости — всё дрожало и двигалось, подстраиваясь под нарастающие в глубине ощущения.

Драко двигался всё быстрее, шлепки кожи о кожу раздавались в унисон с биением её сердца, с толчками его языка. Гермиона обняла его, положив ладонь между лопаток и притягивая ближе, ближе. Ей хотелось, чтобы он проник ей под кожу, впитался в кости, почувствовал, как нарастающее напряжение обретает форму, захлёстывает. Он простонал её имя ей в рот, поцеловал мокрую от пота щёку, и прижался лицом к шее.

Гермиона втянула в пересохшее горло обжигающий воздух, надеясь, что так она воспламенится полностью. «О боже, о боже, так близко, — она сжала его шею, влажные пряди светлых волос прилипли к пальцам. Она с трудом сглотнула, не разрывая поцелуя и слушая хрип его слов, — так близкотакблизкопожалуйстапожалуйста». Напряжение свернулось тугой болезненной пружиной; ногти впились в его кожу, дыхание замерло, сердце бешено колотилось и, и…

Чувства, дикие и неконтролируемые, взорвались внутри, и Гермиона закричала, выгибаясь. Напряжение вырвалось из пор, закрутило в водовороте, и не осталось ничего, кроме ощущений. Вверх, вверх, вверх, но вот Гермиона вернулась, очутившись в коконе смутного удовлетворения — последней эмоции, которая не спеша таяла.

Шумно дыша, она провела рукой по спине Драко; тело было ватным, а голова тяжёлой. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы заметить: он не двигался, и одна из причин, по которой ей было так трудно дышать, заключалась в том, что он на неё навалился. Втянув воздух в лёгкие, он пошевелился и выдохнул ей в шею. Она собиралась покрепче обнять его за плечи, но он скатился с неё и лёг на спину рядом.

Она и не думала, что он уже кончил. Должно быть, это случилось во время её оргазма или через несколько секунд после. Слава богу, она успела — Гермиона не представляла, что сделала бы, закончись всё секунд за десять до её разрядки. Пришлось бы брать дело в свои руки — она никоим образом не могла позволить этим ощущениям исчезнуть.

Она отдышалась, прислушиваясь к дыханию Драко, и посмотрела на него. На его губах медленно расцветала улыбка, и вот он уже криво ухмылялся, глядя в небо. Даже если сердце и дрогнуло от такой картины, Гермиона бы никогда в этом не призналась. Повернув голову, Драко посмотрел на неё: его ухмылка стала самодовольной, а выражение лица — горделивым и удовлетворённым. Гермиона поняла, что он доволен тем, что продержался до её оргазма, и не возражала. Похоже, она даже начала немного улыбаться в ответ, что лишь усугубило ситуацию. Господи, если Драко снова повторит это достижение, ей придётся вырубить половину леса, чтобы по дороге домой его раздутое эго могло протиснуться сквозь стволы.

Гермиона схватилась за кольцо на шнурке и потянула — наверное, слишком нежно. Сглотнув, повернула голову, выискивая край простыни, чтобы прикрыться; его рука скользнула по её животу. Она перевела глаза на Драко, стараясь нащупать простыню, и он схватил её за бедро и перевернул на бок. Она застенчиво покосилась на него и опустила взгляд на кольцо, крутящееся на шнурке. Ей бы очень хотелось…

Пальцы Драко прошлись по изгибу её бедра, талии, снова спустились — он повернулся на бок и улёгся лицом к ней. Гермиона опустила голову, сообразила, что он склонился для поцелуя, и неловко замерла, устроившись у него на груди. Она будет выглядеть глупо, если сейчас просто поднимет голову? Может, стоит притвориться, что она не заметила его движения. А если прижаться к нему лбом, это будет странно? Может, получится изобразить, что… Гермиона поднесла кольцо поближе к лицу, делая вид, что внимательно рассматривает украшение, хотя вряд ли на груди у Драко были глаза, способные разглядеть её заинтересованное выражение. Драко длинно выдохнул, его пальцы замерли на её боку. Может, ей стоит поднять… Рука скользнула к её спине, а подбородок коснулся макушки.

Гермиона глубоко вздохнула и обняла его. Она рассеянно потёрла напряженные мышцы вдоль позвоночника, и Драко притянул её ближе. Проигнорировав вонзившиеся в кожу камни, она устроилась в его объятиях. Это был совершенно незнакомый опыт, более сложный, чем просто сон, как в прошлый раз. День был в разгаре, скоро им нужно будет выдвигаться в путь. Ей придётся опять помыться перед отправлением. Но, наверное, она останется здесь — совсем ненадолго — и будет считать удары его сердца под своим лбом.

========== Часть тридцать вторая ==========

24 ноября; 13:10

Ещё раз посмотрев в книгу, Гермиона хмыкнула и убрала томик обратно в сумку. Врезавшись в спину Драко так, что её нос странно хрустнул, она раздражённо замычала и обошла его. Поравнявшись с Драко, метрах в семи она заметила женщину. Гермиона нахмурилась, а сердце ёкнуло — женщина молотила руками по воздуху.

Обычно, растерявшись, Гермиона осматривала всё место действия, будто не понимая, на чём именно сконцентрироваться. Сейчас же её глаза метались так быстро, что зрение затуманилось, но ей удалось рассмотреть: рот женщины был открыт в немом крике, а лицо посинело.

В голове вспыхнула мысль: «Она попала в ловушку», и Гермиона рванула с места, чувствуя, как рука Драко скользит по ткани футболки. Она подбежала ближе: схватившись за горло, женщина плакала; её рука, бившая по воздуху, резко остановилась. Гермиона знала, что несчастная умирает, и была уже готова ударить по ловушке, когда Драко схватил её за талию.

Повинуясь инерции, она навалилась на его руки, ударившись животом так, что весь кислород вылетел из лёгких. Волосы взметнулись вперёд, и когда Драко притянул Гермиону к себе, что-то дернуло её за кожу головы. Вскинувшись, она рванула волоски и закричала от боли, продолжая высматривать женщину, которая…

— Она исчезла, — выпалил Драко. — Наверное, это была иллюзия, чтобы мы зашли сюда. Там никого нет.

Задыхаясь, Гермиона уставилась на пустое пространство и на пряди своих волос, застрявшие в воздухе перед её носом. До неё начало доходить, что никто реальный перед ней не умирал, и уровень адреналина постепенно понизился. Ей следовало сообразить это до того, как броситься бежать, но тогда она могла думать лишь о том, что нужно помочь несчастной. Ещё два шага, и Гермиона оказалась бы в ловушке, в которой застряли волосы. И, может быть, с ней бы произошло то, что продемонстрировала иллюзия.

Она хотела высвободить три пряди, но Драко осторожно протянул над её головой кинжал.

— Замри, а то сниму с тебя долбаный скальп.

Он был зол. Даже если бы Гермиона пошевелилась, он никак бы не сумел её задеть, но этот язвительный тон она знала. У него не было причин сердиться на неё. Что, если бы там действительно кто-то был? Она бы просто стояла? Она же не ставила под угрозу его жизнь — ну, вообще-то они вроде как зависели друг от друга.

— Я знаю, что на кону и твоя жизнь, но я не могу смотреть, как кто-то умирает, и ничего не делать.

В его прищуренных глазах сверкнуло неверие, он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого быстро выдохнул, ещё пристальнее вгляделся в Гермиону и, усмехнувшись, отвернулся.

18:12

— Та женщина в ловушке напомнила мне об истории. Про запертого внутри пузыря мальчика, который не мог выбраться, пока кто-то другой не занял его место.

— Великолепно, — очевидно, он по-прежнему на неё злился.

— Я просто хотела поблагодарить тебя. За то, что остановил. Я не думала, что это ловушка, — Гермиона рассматривала свои ногти.

— Моя жизнь тоже поставлена на карту, — протянул Драко со стоическим выражением лица.

— Я… Ну, хорошо. Всё равно спасибо.

Он раздражённо фыркнул.

26 ноября; 19:30

Гермиона повернула голову и, наклонив лезвие охотничьего ножа, бросила в ямку беличий мех. Нагнувшись, сунула туда же косточки и присыпала их землёй. Не самое приятное занятие перед тем, как съесть мясо этого зверька, но Гермиона решила, что так проявит уважение к тому, что даст им пропитание.

Она вернулась к костру; протянув над огнем её перо, Драко переворачивал куски мяса.

— Знаешь, о чём я подумала?

Он тяжело вздохнул и закатил глаза к тёмному небу.

— Может, сначала намекнёшь?

— Возможно, нужная нам книга находится в следующем месте. Может быть, даже не та, что про мальчика в пузыре, — она уселась рядом, ожидая ответа, но Драко промолчал. — Может, всё случится в третьем месте. В том, которое не отмечено символом. Оно отличается, так что там должно что-то быть.

— Может быть.

Гермиона не сочла это полноценным ответом.

— Драко, мне кажется, ты слишком полагаешься на предположение, что мы нашли заклинание, потому что уже…

— Я не буду снова ссориться из-за этого.

— …Изменили это. Создаётся впечатление, будто ты несерьёзно…

— Я не… Это моя жизнь, как я… Нет. Я не собираюсь об этом спорить, просто чтобы ты…

— Я не пытаюсь спорить! Я пытаюсь обсудить…

— Обсудить? Обвиняешь меня в каком-то дерьме, а, оказывается, ты просто обсуж…

— Я не обвиняю…

— Ты только что сказала…

— Мы сейчас ссоримся о том, как не поссориться? — уточнила Гермиона.

Она почти не сомневалась, что именно этим они и занимались.

Драко закрыл рот, покачал головой и снова уставился на жестянку.

— Чертовски бесишь.

Она сердито покосилась на него и, подтянув колени к груди, перевела взгляд на огонь. Подбросила в костёр ещё одну ветку, задев плечом его напряжённое плечо.

— Просто я волнуюсь.

— Знаю. А когда волнуешься, всегда начинаешь доводить.

— Это не…

— Прямо сейчас ты ничего не можешь поделать. Если только не хочешь помереть от беспокойства до того, как мы туда доберёмся…

— Ты не волнуешься?

Драко снял банку с огня, поставил её на землю между их ногами, но так ничего и не ответил.

29 ноября; 11:39

Драко начал опускать бутылку в ручей; Гермиона схватила его за запястье, но он и так замер. Они оба смотрели, как мимо проплывает рыба, хотя та не столько плыла, сколько скользила. Гермиона ждала, что рыба взмахнёт плавниками, откроет рот или дёрнется вверх, но та просто продолжала двигаться.

Драко высвободил руку, закрыл бутылку, и Гермиона перепрыгнула через ручей.

— Я бы сказала, хорошо, что мы в курсе, но думаю, мы усвоили урок на горьком опыте.

— История моей жизни, — пробормотал он.

— Надо же! И это я провоцирую опасные ситуации. Да это ты невезучий!

Драко впился в неё взглядом.

— Думаю, тогда тебе следует держаться от меня подальше.

— Опасные ситуации, помнишь? — Гермиона указала на себя пальцем, и он усмехнулся. — Знаешь, из нас вышла убийственная парочка.

— Из нас вышла ужасная пара.

Гермиона перевесила сумку на другое плечо и взглянула на него.

— Думаю, мы как бы уравновешиваем друг друга. Кто-то скажет, что я везучая, а с твоей… антипатией к опасностям мы вроде как держимся посредине.

— Я бы не сказал, что посредине.

— Ну, думаю, мы не так уж ужасны вместе.

Драко посмотрел на неё — она ​​почувствовала его взгляд.

— Да. Не ужасны.

29 ноября; 2:42

Гермиона, дрожа, открыла глаза и поплотнее завернулась в простыню. Погода на острове по-прежнему держалась не слишком холодной, но ночью температура опускалась, к тому же она всегда зябла, когда уставала. Будто тело переставало выделять много тепла.

Хмыкнув, она посмотрела на лицо Драко, повёрнутое к ней в лунном свете, а затем оценила расстояние между ними. Наверное, Гермиона могла вытянуть руку и коснуться его кончиками пальцев, так что если она придвинется поближе, ничего страшного не случится. Разве только Драко не нравилось спать с людьми, которые к нему прикасаются или что-то в этом роде. Подползая ближе, она снова покосилась на его лицо, но он даже не шевельнулся.

О, после всего имевшего место ранее это было немного смешно. С этим парнем она… Что ж, это было смешно. Если Драко не понравится, что она спит настолько близко, он отодвинется, и тогда она всё поймет. И если утром он окинет её странным взглядом, она будет вести себя так, будто придвинулась во сне, или просто скажет, что сильно замёрзла.

Жадная до тепла, она подползла ещё ближе и замерла всего в миллиметре от Драко. Он лежал скрестив руки, и Гермиона решила, что ему тоже могло быть холодно; наклонив голову, она поискала край простыни. Драко тяжело вздохнул, и она застыла; подняв руку, он отбросил её волосы и пробормотал что-то насчёт удушья, но не отодвинулся. Неужели проснулся? Она накинула на него половину простыни — та грела не слишком хорошо, но тепло тела удерживала. Гермиона только начала обдумывать разные озорные идеи на случай, если Драко действительно говорил во сне, как его рука обняла её и крепко прижала. В тёплом коконе Гермиона прикрыла удивлённые глаза и заснула прежде, чем смогла осуществить свои коварные планы.

30 ноября; 14:06

Она ударилась головой обо что-то чересчур твёрдое и жёсткое для спины Драко, оторвалась от книги и уставилась на ствол перед собой. Она врезалась в дерево. Блестяще. Уже как минимум в десятый раз за эту неделю. Она точно заработает сотрясение мозга. На голове у неё появится какая-нибудь странная вмятина — в такую дети всегда жаждут ткнуть пальцем, — а мозг будет повреждён. Она будет ходить по школам в качестве живого примера и рассказывать об опасностях чтения во время прогулки по лесу. Затем начнёт забывать свою речь, и это станет похоже на мучившие её кошмары, в которых все смеются. Или на те ситуации, когда она пытается что-то объяснить, никто ничего не понимает, и она… Драко обогнал её — он шёл позади и отлично мог наблюдать её курс.

— Мог бы предупредить… — она раздражённо оглядела его трясущиеся от безмолвного смеха плечи и сердито забормотала: — Посмотрим, Человек-Рыба, поцелую ли я тебя опять. Грубый мелкий хорек. Дай только…

Продолжая бубнить себе под нос и потирая лоб, Гермиона обошла дерево. Она снова углубилась в книгу, выискивая место, где остановилась. Секундой позже книга куда-то пропала, чужая рука потянула за волосы, заставляя поднять голову, и Драко поцеловал её. Гермиона закрыла глаза и несколько секунд просто бестолково стояла. Дыхание ускорилось, она ответила на поцелуй: всего три движения губ, и Драко отстранился. Она слишком долго пыталась сообразить, почему он так самодовольно на неё смотрит.

— Это не считается, — Гермиона сердито уставилась на его губы. Сейчас она из принципа не могла повторить поцелуй. Гадёныш.

— М-м.

1 декабря; 11:01

Она поняла, что не может выдохнуть, до того, как сообразила, что не в состоянии сделать вдох — как раз перед тем, как упереться в стену. Она вскинула глаза на спину ничего не заметившего Драко и ткнула кулаком вперёд. Невидимая стена не шелохнулась, как и воздух, запечатавший горло. Казалось, кто-то влил в трахею цемент, и Гермиона вспомнила ту женщину. Она лягнула стену; лёгкие начали гореть, и Гермиону охватила паника. Что, если та женщина была настоящей? Что, если она умерла от удушья, а затем просто исчезла? Может, земля разверзнется… Ладно, думай, история, история… как же выбраться?

Она взглянула на Драко и с долей облегчения обнаружила, что он бежит к ней. Она жестом показала, чтобы он не касался стены, покачала головой и прижала ладони к преграде, очерчивая границы. Он остановился менее чем в метре от неё, его глаза расширились, а лицо побледнело. Из-за нехватки кислорода у Гермионы закружилась голова; ей казалось, будто на неё давит какой-то груз, но история, истор…

Драко поднял с земли палку, но, встретившись с ним взглядом, Гермиона покачала головой.

— Жук, — беззвучно произнесла она, и он нахмурился.

Гермиона попыталась сглотнуть и упёрлась ладонью в ​​стену, чтобы удержаться в вертикальном положении. С мольбой в глазах она подняла вторую руку, согнула пальцы и пошевелила ими, словно жучиными лапками. Малфой дёрнулся, повернулся вокруг своей оси и бросился к деревьям.

Как бы она ни пыталась протолкнуть в горло воздух, ничего не получалось. Чернота начала паутиной расползаться перед глазами, а кружащаяся голова, казалось, стала тяжелее тела. Гермиона прижалась лбом к стене, стараясь сосредоточиться на носках кроссовок и пытаясь убедить себя в собственной правоте. Она провела ладонями по преграде, ища хоть какой-нибудь намёк на выход, но та вдруг исчезла. Гермиона оступилась, дважды попыталась втянуть в лёгкие кислород, и тот наконец заструился по стиснутому горлу.

Гермиона решила, что в её неустойчивости виновато головокружение, но Драко схватил её за руку, дёрнул вперед, и земля вновь стала твёрдой. Задыхаясь, она удивлённо посмотрела на Драко, а её нога опять начала опускаться.

— Бежим, — выдохнула она, толкая Драко — того не пришлось просить дважды.

Гермиона почувствовала, как земля оседает под ступнёй, и толкнулась сильнее, не осмеливаясь оглянуться. Драко выругался — должно быть, он тоже это заметил, — схватил её за руку и потянул в другую сторону. Они неслись сквозь деревья, надеясь, что не угодят вдвоём в очередную ловушку, и даже когда почва под ногами обрела устойчивость, они ещё долго не останавливались.

2 декабря; 3:02

Когда Гермиона проснулась, было темно, но разглядеть горло Драко на уровне глаз она сумела. Наверное, прошлой ночью он лёг рядом и, видимо, накрыл их своей мантией поверх простыни. Тот факт, что она была счастлива от того, что он решил спать с ней, вызывал тревогу. Вечером она заснула слишком рано, ещё до того, как Драко закончил жарить найденные каперсы, и думала, что, устраиваясь на ночлег, он захочет сохранить дистанцию.

Интересно, было ли странным то, что она мысленно отмечала все места соприкосновения их тел и прикидывала вес его руки, обнимающей её за талию? Она не собиралась никому об этом рассказывать, а если бы кто-то случайно увидел её сосредоточенное выражение, можно было бы отговориться мыслями о чём-то случайном, неясном и связанном с библиотекой. На самом деле в эту минуту её разум был полностью поглощён теплом и ощущением Драко. Разумеется, ради исследовательских целей. Анализ поз для сна.

Гермиона откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо, и обнаружила, что использовала его руку как подушку. Она сомневалась, что ему удалось просунуть руку так, чтобы она не проснулась, так что, видимо, это каким-то образом произошло во время принятия Поз Для Сна — в её голове термин был написан с большой буквы, ведь речь шла об официальном исследовании. Кажется, её шевеление Драко не разбудило — его лицо во сне было полностью расслаблено. Гермиона внимательно изучала его черты — для выявления Различий Близости Поз Для Сна, — словно пыталась запомнить, чтобы потом зарисовать по памяти.

Вспомнив мысль, что Драко может говорить во сне, пришедшую после того, как он бормотал про удушение, Гермиона ухмыльнулась и посмотрела на него так, что, случись ему бодрствовать, он бы наверняка откатился.

— Клубника, — прошептала она как можно тише, но всё же достаточно разборчиво. Нос Драко на секунду сморщился, и она усмехнулась.

— Апельсины.

Его губы дрогнули в улыбке, от которой у Гермионы на мгновение перехватило дыхание, а сердце сделало четыре бешеных удара. Да-да, это определённо были апельсины. Она устроила голову у него на руке, дожидаясь, пока улыбка исчезнет.

— Домашние эльфы, — она ждала, что он опять поморщится.

— Ням.

Её глаза широко распахнулись.

— Ням? — резко прошептала она.

— Зажарить.

У Гермионы отвисла челюсть, и ей пришлось постараться, чтобы успокоиться и не спросить чересчур громко.

— Ты ешь домашних эльфов?

Он пробубнил то ли «сердце», то ли «перцы», и она отшатнулась. Предплечье Драко поднялось, его ладонь успокаивающее прижалась к её затылку — он разразился хрипловатым смехом. Гермиона уставилась на него: пока она всматривалась, удивление удвоилось, а ярость испарилась.

— Грейнджер, я не ем сердца домашних эльфов. На мой вкус слишком горькие.

Она ударила его по рёбрам и сердито воззрилась, когда он открыл глаза.

— Это не смешно! Я…

— Как и твои попытки заставить меня говорить во сне. Я мог бы рассердиться, не начни ты интересоваться такими нелепостями и не поверь ещё более несуразному ответу.

Гермиона фыркнула.

— Я бы не стала спрашивать ничего личного. Боже, не могу поверить: ты заявил, будто ешь домашних эльф…

Он ухмыльнулся, и она прищурилась.

— Попробуешь ещё раз выпытать ответы, пока я сплю, и я сделаю это специально для тебя.

— Это были несерьёзные вопросы. На самом деле, даже вообще не вопросы.

— Поэтому предупреждаю, а не злюсь.

Ну-у. К счастью, она не успела добраться до «Гермиона».

— Что бы ты спросила потом?

— Я говорила наугад. Может… кофе.

— Чай.

— Хм. Сахар.

— И сливки.

— Сливочное пиво.

— Огневиски.

— Хм-м, — она повозилась, двигая головой, чтобы поудобнее устроиться на его руке. — Масло.

— Джем.

— Вид.

— Зависит от того, с чем я его ем.

— Но никакой клубники.

— Вообще-то, один сорт клубники мне нравится. Да, странно. У неё хвостик чёрный, я не знаю названия.

— Интересно. Маффины.

Упёршись языком в щёку, он хмыкнул и в задумчивости уставился на деревья. Наблюдая за ним, Гермиона улыбалась и обдумывала следующий вопрос.

3 декабря; 16:28

— Что ты собираешься делать, когда мы вернёмся домой?

Драко подозрительно посмотрел на Гермиону, но ей нужно было как-то отвлечься от нарастающего чувства голода. Пары горстей каперсов в день организму не хватало, она постоянно мучилась тошнотой и урчанием в животе.

— Не знаю.

— Просто возвращаться на работу после всего этого кажется странным. Боже, мне придётся рассказать эту историю тысячу раз. Моя работа будет… Рон и Гарри… Мои родители… Я уверена, что твои о тебе беспокоятся.

Он пожал плечами.

— Они знают, что у меня небольшой отпуск.

Гермиона с любопытством на него посмотрела, но он проигнорировал её взгляд. Она чувствовала, что при упоминании его родителей они ступали на зыбкую почву. Она не могла представить, что однажды навестит Драко в его доме. Она никогда не простит Люциусу того, что он сделал. Гермиона ни на секунду не поверила в то, что он искупил свою вину. Конечно, в конце он беспокоился о Драко, но где он был раньше? Ах да, промывал сыну мозги и превращал его в массового убийцу…

— Ты можешь перестать думать о моих родителях с таким выражением лица, — протянул он.

— Я не… Я не думаю о твоей маме.

Секунду он выглядел так, словно собирался рассердиться — возможно, он уже разозлился, но потом вспомнил, кто она такая и с какой стороны знала его отца. Он задумался, перестав барабанить пальцами по сумке, и Гермиона ощутила, что они стали немного дальше друг от друга.

4 декабря; 15:12

Она заметила, как Драко отшатнулся, раньше, чем почувствовала, что рука перестала двигаться. Драко развернулся и широко распахнутыми глазами уставился на застывшую конечность, пока Гермиона пыталась высвободиться. Застрявшая в стене рука не шевелилась, и Драко надавил на неё так, будто собирался сломать запястье. Гермиона поймала его пальцы, чтобы успокоить, и, глядя на сумку, принялась копаться в старом пакете из-под сухофруктов, который хранился в кармане на молнии.

Она вытащила червяка и, взглянув на Драко, сжала его пальцы, привлекая внимание. Готов? Она не знала, зачем беззвучно это проговорила, но Драко всё равно кивнул; на его лице теперь отчётливо читалась не паника, а неверие. Гермиона бросила червя к его ногам, промучилась паникой в течение пяти секунд, а затем стена исчезла.

Отпрыгнув, Драко не выпустил её руку, и они оба бросились бежать, чтобы земля их не поглотила.

— Хочу ли я знать, зачем ты носишь с собой червяков?

— Подготовка — ключ к успеху, — Гермиона оглянулась через плечо: почва выглядела нормальной, но она знала, что в ней кроются такие же ямы, в которую провалился Драко. Только теперь они росли и преследовали их. — Мою руку зажало. Это спасло тебе жизнь.

— И всё же странно, Грейнджер, что ты таскаешь с собой червей, которых приносишь в жертву.

— Как ты думаешь, зачем я тащу за собой тебя? Ради удовольствия? — она фыркнула и уже собиралась ухмыльнуться в ответ на его наверняка недовольную гримасу, но он ухмыльнулся первым. Гермиона закатила глаза и отвернулась в надежде, что Драко не заметит её румянца.

18:10

Гермиона кинулась на кролика, болезненно ударившись коленями о землю. Зверёк попытался вырваться из хватки, и она сжала добычу крепче. Драко, задыхаясь, кивнул и протянул кинжал. Гермиона смотрела на блестящее лезвие, чувствуя, как кролик мягко и тепло крутится в ловушке её рук. Она медленно подняла глаза, и, видимо, по выражению лица Драко понял, о чём она думала. Если бы эти мысли перестали возникать, она бы испугалась.

Драко подбросил кинжал в воздух, поймал его за рукоять и просунул руку, чтобы перехватить животное.

— Мы голодаем, а ты не можешь прикончить кролика.

— Это…

Черты его лица стали жёстче: он присел на корточки и прижал кролика к земле. Гермиона знала, что он тоже ненавидел такие моменты, но стоило животному дёрнуться в попытке спастись, как она поняла: если бы пришлось самой расправляться с добычей, она смогла бы продержаться без еды ещё один день.

Зверёк издал какой-то странный звук, Гермиона отвернулась и зажмурилась — кинжал вонзился в тельце. Драко выдохнул, будто его только что ударили под дых, и она глубоко вздохнула, почувствовав внезапный приступ тошноты. Драко начал разделывать тушку, и Гермионе захотелось уйти, убраться подальше от этих звуков, но она решила, что будет справедливо, если она хотя бы останется. Если вытерпит по крайней мере это, раз уж Драко приходилось заниматься остальным.

— В конце концов, ты оглянешься на мир, в котором пыталась всех спасти, и дай Мерлин, чтобы там был кто-то, готовый спасти тебя.

— Что это значит? — она сидела отвернувшись, так и не открыв глаз.

— Это значит, что ты убиваешь грёбаного кролика.

5 декабря; 12:23

Гермиона полагала, что купание в бикини было совершенно нормальным делом, пока Драко не решил полностью раздеться перед заходом в воду. Его обнажённые ягодицы маячили всего в метре от неё, и за то, что она слишком долго на них пялилась, судьба наказала её попавшим в глаза шампунем. Это была не её вина — именно Драко решил раздеться, а пятая точка осталась единственной частью его тела, ещё не изученной полностью. К тому же та оказалась вполне привлекательной, что только усложняло ситуацию. Судьба была виновата в том, что они мылись в достаточно мелкой реке, вода в которой доходила Драко лишь до бёдер.

Гермиона чувствовала себя в купальнике абсурдно, особенно когда Драко, видимо, нисколько не смущался собственной наготы, но она сомневалась, что ей тоже стоило раздеться. Она уже почти закончила, так что не было никаких причин снимать одежду. Судя по взглядам, которые бросал на неё Драко, он был с этим не согласен.

Гермиона плеснула водой, чтобы смыть мыло, и рассмеялась. Она покосилась на него, что было опасным делом, ведь теперь он стоял к ней лицом, и приходилось собирать волю в кулак, чтобы не опускать взгляд. Было бы очень неловко, если бы он заметил, как она на него пялилась.

— Грейнджер, над чем ты смеёшься?

Она покачала головой: кроме собственной неловкости, других причин не было.

— Не знаю.

— Как тогда, когда заявила, что на мне сидел жук, или когда тихонько называла меня мистером Скеленогом и думала, что я ничего не слышу?

— А ты слышал? — тихо уточнила она, и он вскинул бровь. — Ну, это полностью зависит от твоей интерпретации моего смеха в тех ситуациях. Бог знает, что ты там решил своим извращённым умишком.

— Умишком?

Гермиона моргнула и рассмеялась — против слова «извращённый» Драко не возражал. Он ухмыльнулся.

— Нет-нет. Стой там.

— А если я не хочу оставаться здесь? — прошептал он глухо и вкрадчиво, и она подумала, что, наверное, если не хочет, то и не надо.

— Ты должен. Нам сегодня ещё идти, а потом придётся опять мыться. В прошлый раз мы прошли меньше мили… — она сглотнула, когда Драко остановился перед ней. — Я читала, что эрекция в холодной воде…

Что? Господи, Гермиона.

Он лукаво ухмыльнулся.

— Грейнджер, грязные мыслишки. Расскаж…

Послышался треск деревьев; они оба резко повернули головы, и Гермиона выхватила взглядом сумки. Выскочив на берег, они бросились к ним. Драко карабкался за ней, стискивая одежду; она прижала сумку к животу, вцепившись в рукоятку охотничьего ножа.

Треск и шелест постепенно затихали, но Гермиона не сумела ничего разглядеть сквозь деревья. Она не знала, встречали ли они когда-нибудь животных, способных производить столько шума — за исключением того чудовища, которое шумело намного громче.

— Животное?

Они оба молчали несколько секунд, и она услышала, как Драко бросил сумку.

— Может быть.

6 декабря; 7:01

— …Верю тебе! Как же это сложно…

— …Сорок минут обратной дороги не повод, чтобы так злиться…

— …Забыл книгу! Ты просто оставил ее там, и…

— Я же сделал это не специально! Когда мы уходили, было темно…

— Какая разница! Ты ведь не забываешь свою сумку? Ты не…

— …Чтобы пройти весь… Я привык к сумке, её нелегко забыть, когда в ней…

— …Бинокль, бритвы, шампунь, зубная щетка, кинжал…

— … Я что-то забыл всего один грёбаный раз…

— …Карта, что тоже очень важно. Но книга…

— … Сдохнуть, потому что я оставил её там на сорок минут, на полтора часа максимум до того, как…

— …Это серьёзно, раз эта книга не является важным объектом твоего мыслительного процесса…

— Начинается. Опять. Я устал, было темно, а потом я вспомнил! Меня достало…

— …Больше никогда. Она будет лежать в моей сумке, где не станет жертвой твоей беспечности!

— …Стервозной из-за…

— Не называй меня так!

— Я наз… Ты не туда идёшь! Эй, мозговитая, или позабыла, куда именно шагать и что у тебя имеется мозг?

— Проблемы с памятью не у меня!

— …Уходить, как в прошлый раз и до этого, вместо…

— …Не хочу сейчас тебя видеть!

— У тебя нет…

— …Это слёзы злости. Они не… не потому, что я… Слёзы злости!

— Дерьмо.

— Что?

— Не…

— Слёзы…

— Злости да, я знаю. Давай просто… я пойду за книгой, хорошо? Просто… принесу её.

— Хорошо.

— …Тебе не обязательно идти со мной.

— Знаю.

17:56

Звериный рёв прогремел так, будто он раздавался прямо над ними. Когда они сорвались с места, он доносился издалека, но в этот раз приближался быстрее, чем они мчались. Гермиона поняла, что убежать они не сумеют — слишком уж стремительно распространялся звук. Медленные, короткие ноги их не спасут, и не было надежды найти хоть какое-то убежище. Через несколько секунд зверь их настигнет. И, вероятно, оторвёт им головы раньше, чем они даже повернутся к нему лицом.

Гермиона выхватила охотничий нож, грудь ходила ходуном от дрожи, вызванной отнюдь не только сильной вибрацией почвы. Драко краем глаза уловил её движение и повернулся — его лицо было искажено испугом. Гермиона не сомневалась: у неё самой было точно такое же выражение.

— Ты не можешь убить грёбаного кролика…

— Драко, в этот раз не убежать. Помни, что…

— О, бег — это…

— Помни, что я говорила! Насчёт живота! Это самое слабое…

— Нельзя отказываться от попыток убежать от этой твари! Мы никак…

— Хорошо, — прошептала она, вряд ли Драко расслышал её сквозь рев — она и себя-то не слышала.

— Ты идёшь с… — он осёкся — Гермиона заработала ногами ещё активнее.

Ей просто нужна была небольшая дистанция. Немного места, чтобы развернуться и иметь возможность дышать. Она знала: Драко решил, что она всё же старается убежать, и если он не остановится… Ну, выбора у неё не было. В этот раз зверюга до них доберётся, а схватка оставляла хоть какой-то шанс. По крайней мере, Гермиона будет знать, что попыталась.

Гермиона развернулась — ноги заскользили по земле, — вскинула руку, стараясь удержать равновесие, и услышала приглушённую ругань Драко. Она втянула воздух в лёгкие так сильно и быстро, что задохнулась и закашлялась — зверь замедлил свой бег. Возвышающаяся над ней тварь оказалась массивнее, чем она ожидала после изучения скелета. Голова Гермионы находилась на одном уровне с плечом животного, а его туловище было около двух метров в ширину. Он был блестяще-чёрным, глаза — такие же тёмные, как и всё тело, выделялись только ряды острых жёлтых зубов.

Гермиона успела сделать два вдоха, прежде чем зверь приблизился и поднял лапу, отводя её назад. Гермиона бросилась на землю: лапа просвистела над ней, и когти вонзились в дерево. Что-то затрещало, зверь взревел, и горячий воздух раздул ей волосы. Слыша, как скрипит и потрескивает древесина, Гермиона вскочила на ноги и рванула к другому боку зверя. Она почувствовала, как позади опустилась лапа, взрывшая землю у самых пяток, и грязь брызнула ей на спину. Она расслышала, как валится дерево, и ощутила под ногами вибрацию земли. Челюсти размером больше головы Гермионы устремились к ней — отпрыгнув, она упала на землю, откатилась и с трудом поднялась.

Сделав замах, она ударилаживотное ножом в морду. Тварь снова заревела — Гермиона почувствовала, что лезвие пропороло мех и кожу, — и отпрянула на задние лапы. Она устремилась к боку зверя, пытаясь пролезть под него так, чтобы он на неё на навалился. Тварь поднялась, и Гермиона заметила шевелюру Драко — спереди справа. Лапы опустились, опять сотрясая землю, и она разглядела его лицо. Она пырнула ногу перед собой, та дёрнулась, взмывая…

— Драко! — закричала Гермиона и услышала хруст, от которого сердце подскочило в горло.

Она изо всех сил ударила зверя по рёбрам, отвлекая его внимание от Драко. Чудовище рывком повернуло к ней голову, а она наносила удары снова, снова, сноваснова. Зверь переставил лапу, развернулся всем телом, и ей пришлось отпрыгнуть назад, чтобы избежать удара когтей, которые чуть не оторвали ей ноги. Они оставили в земле глубокие борозды, наполнившиеся кровью — желудок Гермионы резко подпрыгнул.

О, Боже, Драко, ДракоДракоДрако; чудовище развернулось, и она побежала с ним рядом, пользуясь разницей в росте. Она четырежды ударила зверя по ноге, пока тот не отодвинул конечность; зубы щёлкнули настолько близко, что слюна упала ей на руку. Как только нога подвинулась, Гермиона нырнула и вонзила нож в брюхо. Она схватилась за рукоять обеими руками так сильно, что задрожала от прикладываемых усилий, и с криком вытащила лезвие. Кровь полилась на футболку, на руки, закапала прямо перед Гермионой, забрызгивая джинсы. Зверь взревел так, что её затрясло; он встал на задние лапы, и она тут же из-под него выскочила.

Зверь с грохотом опустился, Гермиона снова воткнула в него нож, и рычание превратилось в вой. Она надавила на рукоятку, рассекая плоть, и животное рванулось вперёд. Кровь хлынула на руки, а зверь припустил, набирая скорость, и в лесу опять загрохотало. Гермиона лишь мельком обратила внимание на его отступление, глаза искали, метались, и… Драко стоял напротив — с лицом таким же белым, как глазные яблоки — и прижимал к груди окровавленную руку. Его ладонь подрагивала у бока, кинжал и руки были залиты кровью, а в глазах плескался шок.

Гермиона бросилась вперёд, охотничий нож выпал из кулака, взгляд затуманился от слёз. Когда она услышала этот хруст, а затем увидела кровь, кровь…

— С тобой всё в порядке? Он задел тебя, да? Это было…

— Никогда. Больше. Не поступай. Так. Со мной.

— Хорошо, — она кивнула. — Хорошо. Просто скажи…

— У меня сломана рука. Ты…

— Я в порядке. Ничего… Я в порядке, — Гермиона развернулась, всё ещё дрожа от прилива адреналина, страха, мыслей о том, что именно с ним случилось.

Она отыскала свою сумку в паре метров и, поскользнувшись на раздавленном флаконе с шампунем, вырвала из неё простыню. Порылась немного, пачкая кровью слишком много вещей, вытащила бутылку с водой и маленький пузырёк с купленным обезболивающим. Подбежав к Драко, она поставила бутылки на землю и занялась простынёй. Быстро сложив полотнище, придвинулась ближе и протянула среднюю часть образовавшейся повязки.

— Положи сюда руку.

Драко сглотнул и, шипя и постанывая от боли, вложил конечность в перевязь. Гермиона внимательно осмотрела руку, проверяя, что ни одна из костей не выступает. Тогда бы им пришлось вернуться в деревню, и к чёрту все вопросы или время. Она потянулась, чтобы набросить повязку на шею, и Драко склонил голову, глядя ей в глаза сквозь чёлку. Инстинктивно, сама в этом нуждаясь, Гермиона наклонилась и поцеловала его. Мягко, нежно, пока закрепляла самодельную перевязь двойным узлом.

— Я решила… Когда он взмахнул…

Снова навернулись слёзы, зрение затуманилось; глаза Драко заметались по её лицу.

Гермиона покачала головой, попыталась рассмеяться и подавилась. Она наклонилась за бутылками, чтобы спрятать лицо, но Драко схватил её здоровой рукой за локоть, заставил выпрямиться и поцеловал. Коснувшись губами, он отстранился и взглянул на неё. Она потянулась убрать его волосы, вспомнила, что заляпана звериной кровью, и опустила руки. Она всматривалась в серую радужку — Драко снова наклонился и поцеловал её, неторопливо, нежно. Поддержка, утешающая и успокаивающая.

«Я жив, — говорил этот поцелуй. — С нами всё хорошо».

— В следующий раз, — прошептал он, — мы убежим.

— Ты и твоя беготня, — она прижалась лбом к его щеке, в который раз оглядывая повреждённую руку.

— Ты и твоя не самая лучшая идея сражаться.

========== Часть тридцать третья ==========

7 декабря; 8:19

Страдая от боли в руке, Драко с мрачным выражением лица сидел, прислонившись спиной к стволу дерева, и сердито смотрел на Гермиону. Она совершила ошибку, признавшись, что пырнула животное ножом в ногу перед тем, как оно его атаковало. Она объяснила, что Драко сам привлёк внимание зверя своим ударом, но он решил обвинить в случившемся её. Он злился, что Гермиона ввязалась в схватку, и, наверное, его рассердило выражение лица, с которым она произнесла «Ты остался» — в нём угадывалась толика удивления. Гермиона действительно не оставила Драко выбора, но его и не было. Зверь приближался, и им оставалось лишь сразиться с ним. Она попыталась донести до Драко эту мысль, но он не стал её слушать — и, видимо, не станет, пока боль не утихнет.

Гермиона задавалась вопросом: он остался потому, что она была нужна ему в конце путешествия, и шансы на успех у них двоих возрастали? Потому, что на кону стояла и его жизнь, или потому, что в тот момент ей грозила опасность? Гермиона знала, насколько сильно Драко ненавидел ситуации, ставившие его жизнь под угрозу, но уяснила, что даже при малейшем шансе он был готов рискнуть ради людей, которых… Она покачала головой. Просто это напугало её — собственная реакция, когда она решила, что он… Гермиона не могла даже думать об этом, произнести эти слова мысленно — вот как сильно она перепугалась. Тогда она не вспомнила ни о заклинании, ни о том, что для него ей требовался Драко. В голове билась лишь мысль о нём, о смерти, и… Гермиона вновь покачала головой.

Они помылись, воспользовавшись своими запасами; осталось только полторы бутылки воды, но скоро они должны были добраться до главной реки. Их съестные припасы ограничивались каперсами и волшебным персиком, лежащим в её сумке, так что теперь охота ложилась на плечи Гермионы. Сначала Драко излучал самодовольство, но заметно забеспокоился, когда она начала закусывать губу.

«Если ты можешь напасть на грёбаное чудовище, то сможешь убить и кролика, чтобы нас накормить».

Гермиона знала, что справится, но не знала, будет ли после этого по-прежнему голодна.

— Если рука начнёт болеть, и тебе потребуется отдых… — Гермиона оглянулась на шорох — более явный, чем тот, что издавали мелкие животные и птицы и к которому они привыкли.

Драко поднялся на ноги и быстро подошёл к своей сумке.

— Если эта тварь преследует нас…

— Она производит гораздо больше шума, и ты это знаешь.

— …Разозлили его, и теперь он вернулся с…

— Не думаю, что он вернётся. Если он не умер, то сначала попытается залечить раны.

— Замечательно. С нетерпением жду встречи. Может, ты просто бросишь меня под…

— Фантастический план, Драко. Я просто засуну тебя туда, когда он…

— …По волосам распознает в тебе мелкое животное и…

— …Сломает тебе вторую руку, или даже хуже, и ты сможешь обвинить меня в этом…

— …До конца, и пусть он тащит тебя через лес. Ты же знаешь, как ему нравится врезаться в деревья и…

— …Вырывает твой язык прямо изо рта…

8 декабря; 14:20

— Ты отлично умеешь разрушать уверенность и гораздо хуже помогаешь обретать её.

— Спасибо.

— Всё немного иначе, когда моей жизни ничего не угрожает!

— Если ты не будешь есть, то умрёшь с голоду. Ты уже убила её, просто режь прямо посередине. Тебе нужно сделать разрез… Если тебя на неё стошнит, тебе придется убить ещё одну.

Гермиона уткнулась губами и носом в сгиб локтя, переводя взгляд с белки на Драко. Она думала, что ей бы следовало почитать о том, как охотиться, и о процессе в целом, но сомневалась, что эти знания сильно бы помогли.

— Я не понимаю, как ты это делал.

Челюсти Драко сжались.

— Потому что мне пришлось. Грейнджер, это круговорот жизни. Мы больше, мы голодны, мы едим. Другой пищи нет, и у нас нет выбора. Знаю, тебе нравятся такие рассуждения.

Она сердито посмотрела на него; нож разрéзал тушку, и желудок Гермионы дёрнулся.

— О господи, Драко.

Он помолчал секунду, затем что-то неслышно пробормотал и присел рядом на корточки.

— Перестань воспринимать её как белку, считай, что это еда. Раскрой… Дай мне это… Просто надави вот здесь.

Она покосилась на Драко, который разделывал добычу, глубоко вдохнула сладковатый тошнотворный воздух и перевела взгляд на белку, чтобы запомнить движения.

9 декабря; 19:11

Гермиона в замешательстве подняла глаза — рука замерла, не успев закинуть сумку на плечо. Из-за деревьев справа раздавался странный тихий звук, похожий на рычание или… Коснувшись плечом её плеча, Драко встал с ней рядом и, проглотив обезболивающее, опустил бутылку с водой. Слегка нахмурившись, он упёрся языком в щёку; Гермиона знала, что он думает о том же, о чём и она.

— Это храп?

— Я… Возможно, — прошептала Гермиона и оглянулась убедиться, что они всё собрали. — Может, стоит пойти и проверить. Если это человек или какой-то… Будет гораздо лучше, если мы застанем его спящим, а не он нас.

Драко явно был не слишком воодушевлён этой идеей, но сделал шаг вперёд раньше Гермионы. Они осторожно и медленно пробирались сквозь деревья, стараясь не задевать ветки и не шаркать подошвами о камни и корни. Они приближались к источнику шума. Сунув руку в сумку, Гермиона нащупала рукоять охотничьего ножа. Чем ближе они подходили, тем больше звук походил на храп; Гермиона уверилась, что его издает человек, даже до того, как увидела двух лежащих на земле мужчин.

Один был среднего телосложения, но выглядел как минимум на пару дюймов выше Драко, а это означало, что по сравнению с Гермионой он был настоящей каланчой. Второй был пухлее, крупнее и примерно одного с ней роста. У мужчин с собой была только сумка, зажатая между телами; их одежда выглядела несвежей.

Драко и Гермиона стояли молча, но мужчины, должно быть, чувствовали на себе посторонние взгляды; она почти не сомневалась, что высокий сперва вскочил и лишь потом взглянул на чужаков. Гермиона обхватила рукоятку, но нож не вытащила. Она не знала, вышли ли они за магическую стену, а, значит, эти двое могли быть туристами или потерявшимися магглами. Она не собиралась принимать решение немедленно, но бдительность сохраняла — за пределами деревень ей ​​не попадались люди, заслуживающие доверия, и обычно такие встречи оборачивались для неё неприятностями.

Движения высокого разбудили второго мужчину; взглянув на незваных гостей, он быстро поднялся на ноги. Гермиона ожидала, что незнакомцы вытащат нож или набросятся на них, но мужчины стояли с поднятыми руками. Она покосилась, проверяя, виден ли её нож, и заметила, что Драко держит у бока свой кинжал.

— Привет, — поздоровалась Гермиона, игнорируя недоверчивый взгляд Драко.

— Мы здесь не для того, чтобы кого-то обидеть или побеспокоить, — ответил низкий. На пятом слове Гермиона сообразила, что он говорил с русским акцентом. — Мы просто ищем друга.

— Он исчез во время поиска сокровищ, — подхватил высокий. — Мы разыскиваем его уже неделю. Наняли вертолет и прилетели на этот остров, потому что он о нём упоминал. Несколько человек прочёсывают другую его часть.

Гермиона нахмурилась.

— Поиски сокровищ?

— Да, какие-то утраченные римские драгоценности или что-то в этом роде. Твердил об этом годами.

В течение нескольких секунд все четверо пристально всматривались друг в друга. Гермиона не поверила ни единому слову. Тот, что покрупнее, улыбнулся и взмахнул руками.

— Здесь с нами всё будет в порядке?

— Не знаю, — протянул Драко. — Мы ужасно голодны.

Гермиона покосилась на него, а высокий отступил.

— У нас самих ничего нет, — откликнулся крупный, снова неуверенно улыбаясь.

Драко прищурился, и Гермиона схватила его за футболку. Дёрнула и руку не убрала.

— Тогда желаем удачи в поисках еды. И вашего друга.

— Вам тоже.

Драко воззрился на Гермиону, явно интересуясь, не сошла ли она с ума, и требовательно намекая, что они должны что-нибудь сделать. Гермиона ответила ему взглядом, который ясно сообщил: «Сейчас не время, не создавай проблем, уходим». Только это мало помогло, потому что они игнорировали послания друг друга, обмениваясь сверкающими взглядами и гримасами. Однако он пошёл за ней тем же путем, которым они пришли, оставив мужчин смотреть им вслед.

Судя по всему, эти двое не были плохими людьми. Что они должны были сделать, пырнуть их? Лучшим выходом было бы как можно дальше оторваться от незнакомцев и решать проблемы по мере их появления. Гермиона не собиралась их связывать и тащить за собой.

— Они охотятся за Флоралисом, — прошипел Драко.

— Мы должны поторопиться.

10 декабря; 6:25

— Грейнджер, — что-то зашевелилось под ней, и чужие пальцы коснулись лопатки. — Грейнджер.

— Нет.

— Мы должны идти.

— Мы только что легли, — почувствовав копошение и тяжёлое дыхание Драко возле лица, Гермиона так и не открыла глаз. Наверное, вчера вечером они сменили Позы для Сна — точнее, сегодня утром, — ведь она не засыпала, положив голову ему на грудь. Хотя было приятно. Мило, тепло; а она так устала.

— Не только что. Мы должны увеличить отрыв. Если они знают, где находится это место, нужно добраться туда раньше. Если не знают, нельзя, чтобы они следовали за нам…

— Слишком много говоришь.

Драко усмехнулся, и от этого движения его грудь дёрнулась.

— Мы чувствуем себя очень энер…

— Всё ещё болтаешь.

— Трава всегда зеленее, да?

— М-м, — Гермиона улыбнулась. — А теперь заткнись, Малфой, пока у меня не начал кровоточить мозг. Я отрежу твои волосы и приманю ими животных — может, сумеем поесть без твоих припадков.

Он фыркнул.

— Слушай, Гермиона, я должен говорить, чтобы уничтожить в людях человечность, ведь тогда мне всегда будет кого спасать. Есть что-то в людях, плачущих от звука моей непрерывной болтовни, что приносит мне…

— Ни капельки на меня не похоже. Не верю.

— …Невозможно остановить, даже если ты вырвешь мне голосовые связки. У меня гораздо больше знаний, чем у кого-либо другого, благодаря книгам, которым я уделяю время, не потраченное на геройс…

— У тебя плохо выходит копировать меня.

— …И думаю, уже доказали, что синий цвет гораздо более унылый, чем чёрный, вот почему тебе нравится синий, Гермиона. Знаешь, тебе не обязательно…

— Ладно. Я встаю.

Драко семь раз постучал её по плечу, набрал в грудь воздуха для новой тирады, и она, наконец, подняла голову. Глаза горели, конечности будто бы налились свинцом, а голова, должно быть, была набита ватой. Последнее, чего ей сейчас хотелось, это двигаться.

Отстранившись от Драко, Гермиона вздрогнула — холод просачивался в те места, которым раньше было комфортно в тепле их тел. Она закуталась в простыню и, нахмурившись, встала. Повернулась, чтобы найти свою сумку, и почувствовала, как на макушку опустилось что-то тяжёлое. Ее окутал запах Драко, и она схватилась за края мантии.

— Тебе не холодно?

— Я разрешаю сначала согреться тебе. Всё что угодно, лишь бы ты шевелилась и не скулила…

— Ты такой засранец.

— Это талант.

— Должно же быть хоть что-то. Ты единственный мой знакомый, который умудряется быть грубо милым.

— Я не милый.

— Я сказала грубо.

Он одарил её сердитым взглядом.

15:03

Драко хлюпнул носом так, что Гермиона немного отстранилась — она не хотела заболеть вместе с ним. Заметив это, он недобро покосился на неё и поставил между ними банку.

— По крайней мере, ты справилась.

— Я в состоянии сделать множество вещей, которые мне делать не хочется.

— Ты есть собираешься?

Драко посмотрел на неё; помолчав, она прижала руку к животу, стараясь избавиться от воспоминаний о разделке кролика.

— Ты поешь позже.

11 декабря; 13:10

Они оба чувствовали себя погано, но Драко вёл себя хуже. Из-за погоды, отсутствия нормальной еды, сломанной руки и простуды он пребывал в угрюмом и подавленном настроении или же огрызался на Гермиону из-за того, что ветер развевает её волосы, или по иной столь же глупой причине. Обнадеживающим событием стало то, что они добрались до реки, но момент был омрачён отсутствием каких-либо изменений в книге и их плохим настроением. По крайней мере, Гермионе удалось заварить для Драко травяной чай от простуды, но она к нему подошла, прикрыв рот рукой, словно он распространял смертельные вирусы, и благодарности не получила.

— Я поймала рыбу. Большую, серебристую, — глядя на брошенные в жестянку куски мяса, она зловеще ухмыльнулась. Судя по выражению лица Драко, он не помнил о её прошлых взаимоотношениях с одной конкретной серебряной рыбкой, и Гермиона сделала вид, что ничего глупого в том, чтобы представить на месте добычи ту самую рыбину, не было.

— Я не понимаю, почему ты не заболела.

— У меня сильная иммунная система, — со вчерашнего дня она прикрывала рот и нос за его спиной, а прошлой ночью спала отвернувшись.

— Ну разумеется, — в его голосе прозвучала горечь.

— Просто сиди в мантии, отплёвывай мокроту и пей чай. К завтрашнему дню будешь в порядке.

Как ребёнок.

— Это же ты имеешь дело с простудой, переломом руки и постоянной болью при каждом движении, — рявкнул он.

Ой. Неужели она ляпнула про ребёнка вслух?

— Я сказала, до печёнок. Голод до печёнок пробирает, а как съем эту рыбу, станет лучше. Потому что… она еда.

Ловко, как заметил бы Рон.

Драко сделал глубокий вдох, словно ему требовалось продышаться, чтобы иметь с Гермионой дело, и в груди хлюпнула мокрота. Он закашлялся на выдохе, и Гермиона почувствовала себя виноватой за свой дурацкий комментарий. Он посмотрел на неё, будто бы говоря: «Видишь, что ты натворила?» — именно из-за её слов у него случился приступ.

— Сделай глоток чая.

Он очень сердито что-то проговорил, но Гермиона не сумела разобрать слов за кашлем; его лицо стало ярко-красным.

— Оставайся… там.

— Я лишь…

— …Назад, как… Ребёнок… Чувствовать вину… Умру.

Как. Ребёнок.

12 декабря; 8:33

Гермиона была рада тому, что выбрала купальник: то, как Драко сейчас на неё смотрел, отвлекало бы и смущало гораздо сильнее, будь она обнажённой. Ситуацию усугубляло то, что он просто стоял на берегу реки, успев помыться, пока она спала. Но если пристальный взгляд провоцировал радость от принятого решения, то раздавшийся треск веток привёл Гермиону в восторг от собственной предусмотрительности.

Они оба резко обернулись на звук; спустя три стука её ускорившегося сердца из-за деревьев кто-то появился. Даже не смыв с рук мыло, Гермиона помчалась к берегу, а Драко подхватил свою сумку. Рядом с высоким мужчиной возник пухлый, улыбающийся, как и в прошлый раз. Гермиона попыталась замедлиться, чтобы не выставить себя сумасшедшей и не отпугнуть незнакомцев, но всё же достаточно быстро шла к своей сумке, лежащей у ног Драко. Прикрыв грудь рукой, она держалась у него за спиной, чтобы идущие к ним мужчины ничего не могли рассмотреть.

Расстояние между ней и Драко было ещё больше метра, а он уже протянул руку за спину. Гермиона с признательностью взяла мантию и стремительно её застегнула — пальцы дрожали от холода и прилива адреналина.

— Мы не знали, что она мылась. Просим прощения.

— Неужели.

— Мы не пытались подсматривать за твоей девушкой…

Нагнувшись под рукой Драко за сумкой, Гермиона мельком увидела мужчин и заметила, как улыбающийся оборвал высокого быстрым взглядом.

— С чего вы решили, что она моя? — в голосе Драко сквозило мрачное любопытство, его тело одеревенело, как у робота.

Это был хороший вопрос, несмотря на то, что в данный момент он казался излишним. Либо эти двое отчего-то так предположили, либо увидели что-то, что заставило их сделать такой вывод. И это ещё раз доказывало: они или шли следом, или тоже держали путь к символу и продолжали натыкаться на них с Драко. В тот раз мужчины спали чересчур близко, и Гермиона даже не могла с уверенностью утверждать, что подобное имело место впервые — за несколько дней до этого они уже слышали странные звуки. Возможно, такие слова не были безосновательным предположением… Может, мужчины видели, как они целуются или спят рядом. Последний вариант был наихудшим. Они были слишком уязвимы во сне, и если кто-то за ними наблюдал…

Тот, что был пониже, выпятил губы и поднял руки в примирительном жесте.

— Парень, девушка, поход.

Гермиона замерла, прекратив перекладывать охотничий нож повыше, и уставилась на персик. Это был тот самый, который она положила в сумку перед тем, как откусила от другого плода и её ноги перестали нормально функционировать. Она планировала по возвращении его изучить, но…

Гермиона закинула сумку на плечо и подошла к Драко, улыбаясь мужчинам.

— Всё в порядке. Просто получилось неожиданно.

— Хорошо, — невысокий улыбнулся.

— Повезло с поисками пропитания?

— Эх, чуть здесь, чуть там. Животные. Может быть, немного рыбы, после того как помоемся.

Гермиона растянула губы в улыбке и кивнула, не глядя на Драко, хотя тот прожигал её макушку взглядом.

— Вчера вечером я нашла по дороге несколько персиков. Если хотите, можете съесть один.

Гермиона вытащила из сумки персик — магия сохранила его в идеальном состоянии. Она протянула плод, но высокий парень покачал головой.

— Не голодны.

— Можете…

— Конечно, — встрял второй. — Меня зовут Валенсий.

— Джин, — представилась Гермиона, бросая персик ему в ладонь. Она не была уверена, что Валенсий — русское имя, и сомневалась, что лишь она назвалась именем вымышленным. — Возможно, ваш друг отправился на один из соседних островов.

— Может быть. Но сначала мы проверим этот, — он откусил кусок персика, и Гермиона постаралась не выглядеть так, будто пялится на него и чего-то ждёт.

Если они действительно были магглами, никакой реакции не последует. В противном случае, они не умрут, но задержатся на день.

— Как твоя рука? — прошептала она, глядя на Драко и сохраняя бесстрастное выражение лица.

Она хотела удостовериться, что он понял её замысел, на случай, если после поедания фрукта появится та фигура.

Его губы слегка изогнулись, и Гермиона догадалась: он гордился её слизеринской тактикой.

— Нормально.

— Упал? — поинтересовался Валенсий.

Улыбка исчезла, когда Драко повернул голову, чтобы посмотреть на мужчину — тот откусывал от персика уже в четвёртый раз.

— Да.

— Нам надо идти.

— Закончили мыться?

— Да, — Гермиона посмотрела на Драко, который ответил синхронно с ней.

Валенсий кивнул и шагнул, чтобы выбросить остатки персика в лес. Его лица видно не было, но двигался он нормально и никаких звуков не издавал.

— Берегите себя.

Гермиона кивнула и развернулась вместе с Драко — они двинулись вдоль реки. Это было неверное направление, но они свернули позже, когда скрылись из виду.

23:50

— Может быть, и нет. Драко, он никак не отреагировал. Должна была проявиться какая-то реакция, будь он охотником за растением или волшебником — мы так и не разобрались в причине.

Драко оглянулся и наклонился к ней.

— Наверное, магия недолго сохраняется в плодах после того, как их сорвут.

— Тогда почему персик не сгнил в сумке?

— Валенсий мог этого ожидать. Тот, второй, отказался довольно резво для голодающего человека…

— Не доверяет незнакомцам. И не без прич…

— Он мог знать, что ему придётся что-то доказывать и что мы захотим посмотреть на его реакцию. Они наверняка решили, что если он ничем себя не выдаст, то мы поверим, что они интересуются вовсе не растением. Он хотел именно этого — заставить тебя сомневаться.

— Я просто говорю, что…

— Он сделал шаг — если он сталкивался с такой магией раньше и знал о ней, то подготовился, чтобы притвориться…

— Почему та штука не появилась? Чёрная фигура с руками, почему она не…

— Ты сама говорила, что она, видимо, остаётся в том месте, где растёт плод. Человек, наложивший чары, не рассчитывал, что кто-то вынесет фрукт оттуда, так что…

— О, теперь ты веришь в мою теорию, потому что она соотносится с твоей!

— Ш-ш, — Драко снова оглянулся. — Они спали в нескольких метрах от нас. Разыскивают друга, который ищет сокровища? Да ладно, Грейнджер. Они выдали нам эту информацию как по писаному. А потом вдруг внезапно появились у реки после того, как мы прошли…

— Знаю, всё это очень подозрительно, я…

— …Утратить бдительность, и ты это делаешь. Что…

— Я не теряю бдительности! Я продолжаю утверждать, что надо быстро идти и проверять, не преследуют ли они нас. Я лишь говорю, что мы не должны вызывать подозрений или действовать опрометчиво…

Драко покачал головой, и они оба опять оглянулись.

14 декабря; 14:46

Драко, шедший впереди, резко остановился, и Гермиона увидела, как он ударился спиной о воздух. Он развернулся, осматривая пространство перед собой, и на его лице появилось выражение полной паники. Гермиона попыталась встретиться с ним взглядом, чтобы успокоить, но он на неё не смотрел. Копаясь в сумке, она увидела, как его рот открылся, и губы сложились в «Грейнджер, Грейнджер». У него не было ни капли терпения — знал же, что она носит с собой червей именно для этого, и…

Гермиона вскинула голову, когда его одежда пропала из поля зрения. Червь болтался у неё в пальцах; широко распахнув глаза от удивления, она увидела, как Драко срывается с места.

— Драко? Драко!

Она не слышала звука его шагов, и он на неё даже не оглянулся. Она швырнула червя вперёд, однако Драко по-прежнему беззвучно убегал. Гермиона протянула ногу, чтобы проверить, не застрянет ли конечность в воздухе, но вместо этого ударилась о невидимый барьер. В прошлый раз её рука застряла, так что это… это было что-то иное. Глаза метнулись к удаляющейся спине Драко, и Гермиона бросилась за ним вдогонку.

— Драко! — закричала она, пытаясь ударить по стене.

Он не слышал её, просто продолжал… От чего он бежал? Драко не смотрел на Гермиону, когда проговаривал её имя — возможно, он её не видел. Это было похоже на другие ловушки? Он мог дышать? Он видел нечто, невидимое Гермионе, в то время как она сама была не видна ему?

Господи, зачем ему бежать так быстро? Этот парень нёсся как профессионал. Обычное нежелание сталкиваться с чем-то пугающим, по-видимому, окупалось силой ног. Учитывая то, что он рванул с места раньше, конечности у Гермионы были короче, а на пути попадались деревья, она легко его потеряла. Ей пришлось вести ладонью по стене, чтобы не сбиться с дороги, бить по ней, пытаясь проломить, и при этом не терять скорости.

Выбранное направление вряд ли сулило Драко что-то хорошее. Особенно если там поджидала иллюзия, заставившая его так стремительно бежать. В любом случае Гермиона надеялась, что это были всего лишь фантомы — там могло таиться нечто гораздо опаснее, чего она просто не могла увидеть. Если только эта ловушка не была чем-то вроде ненормального испытания, в котором требовалось добраться до выхода на другой стороне, не потеряв сознания от нехватки кислорода.

Ладонь горела, боль пронизывала запястье и суставы после каждого удара по стене, но Гермиона не останавливалась. Каждый шаг вызывал болезненный спазм до колена; ослабевшее от недоедания тело протестовало против забега. Гермиона удивилась бы, если бы из отчаянно болтающейся сумки не выпали вещи, но её сердце прыгало ещё неистовее. Однако она больше беспокоилась о Драко, чем о себе, и продолжала высматривать его за стеной.

Она не смогла его увидеть, пока он не прыгнул с обрыва. Гермиона с криком бросилась сквозь деревья — раскинув руки, Драко взлетел в воздух. Через секунду он исчез из поля её зрения, и она замерла в трёх шагах от края. Она сделала два шага вперёд — сердце колотилось настолько сильно, что пульс бился в немигающих глазах. Она сумела вдохнуть, лишь увидев, как Драко вошёл в воду, но тут же вновь захлебнулась воздухом — он не всплыл. Гермиона повернула вдоль обрыва, сбросила сумку с плеча, чтобы бежать быстрее, и помчалась вниз по склону. Она бы прыгнула следом, но не знала глубины воды. Может, Драко переломал ноги или что-то в этом роде. Может, ему что-то мешало всплыть. Или, может, магия приблизилась, и та стена накрыла всё озеро.

Нет-нет-нет-нет-нет. Она не ждала ничего хорошего. Зачем он куда-то побежал? Они могли найти другой выход. Гермиона всматривалась сквозь мелькающие деревья, пытаясь разглядеть воду и страстно желая увидеть светлые волосы на поверхности. Сердце ёкнуло: она разглядела то ли белобрысую макушку, то ли просто блик солнечного света, отражающегося от воды. Когда высота обрыва сократилась до пяти метров, Гермиона спрыгнула с края склона. Трижды толкнувшись ногами и сделав четыре гребка, она стремительно погрузилась. Она открыла глаза в мутной воде, коснулась ступнями дна и, согнув колени, толкнулась обратно к поверхности.

Она увидела, что Драко стоит по пояс в воде; уставившись на неё, он замер, и она втянула в горло воздух наполовину с водой. Гермиона оглядела его, скользнув глазами по телу вверх-вниз, и опять встретилась с ним взглядом. Её сердце по-прежнему колотилось, но уже по другой причине.

— Ты…

— Есть ещё те болеутоляющие? — его голос звучал сдавленно, и она вновь его оглядела. — Моя рука.

Гермиона побрела по воде — запрокинув голову, она уставилась в небо и постаралась отдышаться. Боже, она больше не могла этого вынести. Он её доконает. Это всё прикончит её. Она будет бежать, а тело начнёт разваливаться и распадаться. Или сердце просто разлетится на куски в развороченной грудной клетке.

— Они на холме. Что случилось?

Гермиона шла к нему, стараясь успокоиться. Он был здесь, с ним всё было в порядке, всё закончилось.

— Я не знаю. Это было похоже на… дом. Там были те штуки, Биллы. Я побежал — подумал, что меня аппарировали или я провалился в очередную яму. Если это и было иллюзией, я не хотел рисковать и останавливаться.

Гермиона кивнула; ноги сковывало усталостью, когда она пыталась заставить конечности стоять и выполнять такую тяжёлую работу, как ходьба. Переводя дыхание, Драко всё ещё стоял в воде и смотрел на утёс.

— Морок рассеялся, когда ты упал в воду?

— Не сразу.

— А когда?

Он пожал плечом здоровой руки.

— Не знаю. Наверное, я кое-что выронил из сумки. Случайно сорвал с шеи шнурок. Карта в кармане на молнии.

Гермиона посмотрела, как он крутил кольцо между большим и указательным пальцами, перевела взгляд на оборванную бечёвку.

— Мы проверим карту, убедимся, что она не пострадала от воды. Я принесу сумку, так что… ты… хм.

— Что?

Заметив, что Гермиона не поднимает голову, он тоже опустил глаза на украшение. Она положила ладонь ему на руку.

— Драко?..

— Ты…

— Где ты взял это кольцо?

— Вообще-то, нашёл его в озере.

Драко ухмылялся — она ​​это слышала. Однако Гермиона была слишком увлечена пришедшей на ум идеей, попытками подумать, вспомнить. Если она мыслит правильно, у кольца должна быть какая-то связь и какая-то защита… Но была ли?

— В каком озере?

— В Дьявольском горле. В пещере.

Она уставилась на него, открыв рот.

— Ничего там не нашла, хм?

Она перевела взгляд с его самодовольной физиономии на их руки.

— Ты…

— Это же не как с картой, да? Кольцо не имеет значения, оно ничего не значит, — теперь его голос звучал невероятно устало.

— Позволю себе не согласиться! — воскликнула Гермиона и потянулась за его сумкой — Драко отпрянул. — Она у тебя здесь?

— Здесь что? Ты…

— Фигурка! Деревянная фигурка, Драко!

Он растерянно смотрел, как возмущение, шок и волнение сменяют друг друга на лице Гермионы, затем вгляделся в их сцепленные руки.

— Ты…

— Ты, похоже, издеваешься надо мной. Грейнджер, та маленькая вещь, висящая между нашими руками, могла быть чем угодно. Тут же линия вокруг наших…

— Нет! Нет, нет, нет! — она так сильно стиснула его руку, что потревожила больную конечность, и он поморщился. — Драко! О боже, хорошо-хорошо. Когда это заклинание разрушилось — вот прямо сейчас, — ты прикасался к кольцу?

— Прикасался… Я всегда его касаюсь, оно же висит под футб…

— Ты…

— Оно было… — он медленно перевёл взгляд на их ладони.

— Что?

— Оно было у меня на пальце. Верхняя фаланга среднего пальца. Я нацепил его так, когда пытался коп…

Гермиона тяжело дышала, будто для осознания информации требовалось прикладывать физическое усилие.

— Ты помнишь, когда я превратилась в ту тварь? Когда на меня напал Билл?

— Такое трудно забыть, — рассеянно пробормотал он.

— Я помню, как хотела забрать всё, что у тебя было, всё, чем ты был. Я забрала твои часы, кольцо. Я взяла твое кольцо, Драко, и надела его. И когда встала, всё закончилось. Помни…

— Ты хочешь сказать, что кольцо…

— Я хочу сказать, что защитные заклинания обычно предполагают использование некоего предмета, который и будет защищать, если только речь не о человеке, обещании, охраняемом пространстве или, в некоторых случаях…

— Так кольцо…

— Это защита. Это наверняка тот самый предмет, который её обеспечивает. Заклинание переносит защиту в кровь, усиливая магию в предмете, а общая магия в нашей крови создаёт…

— Я знаю, как…

— И если кольцо сейчас развеяло морок и разрушило то, что сделал со мной Билл — то, возможно, оно защищает от самой магии. Вероятно, всё пошло не так, потому что мы неправильно применили заклинание, и магия до нас добралась. Но прежде нам удалось заполучить кусочек растения…

— Наши воспоминания были стёрты. Мы были в лодке, та сама говорила…

— Я думала, что мы качаемся, может, у меня закружилась голова. Не знаю! Этого — не знаю, но зато я знаю, что между нашими ладонями на фигурке есть линия, кольцо как-то связано с нашими поисками, и уже дважды были случаи, когда вероятно…

— Нам нужно это проверить.

— Да. Да, нужно. Ух, жаль у меня нет того персика. О… Если это…

— Мы по-прежнему не знаем заклинания, и даже если действие кольца не было случайным совпадением…

— Это шаг к тому, что мы… Всё связано, Драко! — Гермиона наконец-то выпустила его руку, посмотрела на кольцо и зашагала по воде. — Гиперборея, место, где люди жили тысячу лет и где мы нашли дневник, который привел нас сюда. Сюда, в дом богов ветра, Фавония или Зефира, как ни назов… Муж Флоры! Флора, Флоралис, растение. И книга! Если ты найдёшь дорогу домой — о мальчике, которому пришлось так долго жить, пока кто-то другой не занял его место. А затем в озере во Фракии мы находим кольцо, защищающее от магии на островах. Фракия, где жили боги ветра. В озере, которое по поверьям ведёт прямиком в ад. Как отказ от долга. Будто они хотели…

— Твою мать, успокойся! — закричал Драко, и Гермиона захлопнула рот. — Я с трудом тебя понимаю, когда ты так тараторишь, а моя рука просто разрывается от боли!

Гермиону потряхивало от мыслей о подобной возможности, от того, что все кусочки начали складываться. Она улыбнулась ему — её улыбка была полной противоположностью болезненной и сердитой гримасе Драко, но ей было всё равно. Если она была права, если кольцо действительно служило защитой, то, может… может, здесь и крылась разница между настоящим и прошлым-будущим. Если они не сотрудничали раньше, она не могла узнать о кольце. Они… Что ж, если они ничего про него не выяснили, значит, было что-то ещё. Линия на запястьях — по-видимому, это был не шнурок, а нечто иное.

И всё же. Именно кольцо могло всё изменить. И даже если это было не так, даже если они нашли его впервые, нервозность словно облако сползла с плеч Гермионы — ведь они отыскали кусок будущей головоломки. Им по-прежнему требовалось заклинание, им всё ещё нужно было выяснить, имелись ли другие составляющие, но это было потрясающе. А если кольцо защищает от магии! Этот забег мог стать последним.

Гермиона поднималась по склону холма за сумкой, и голова кружилась от мыслей и открывающихся возможностей.

========== Часть тридцать четвёртая ==========

15 декабря; 1:17

Гермиона никак не могла заснуть. Драко лёг ещё несколько часов назад, но у неё голова была слишком забита мыслями. Ей никогда так сильно не хотелось, чтобы магия хоть как-нибудь проявилась. Всё равно как, лишь бы они могли проверить, работает ли кольцо, когда его надевают. Она обдумала каждый момент, имевший место с самого начала путешествия, проанализировала каждую деталь и наконец осознала кое-что, что должна была понять давным-давно.

Гермиона старалась дождаться утра, чтобы обо всём рассказать Драко, но уступила желанию поделиться. Она легла с ним рядом, рассудив, что, нависнув, напугает его сильнее, а так он не устроит ей сцену и не повредит руку. К тому же нужно было говорить тихо на случай, если те двое крутились поблизости.

Гермиона откашлялась, придвинулась ближе и позвала его шёпотом на ухо. Прядь волос шевельнулась, Драко слегка повернул лицо, но не проснулся и остался лежать на спине. Гермиона коснулась запястья Драко — его костяшки прижались к её согнутому колену — и позвала немного громче.

Она уловила вздох и воспользовалась кратким моментом бодрствования.

— Драко, я должна тебе кое-что сказать.

Он задержал дыхание, а затем медленно выпустил воздух.

— Я горю?

— Я думала…

Он застонал.

— Грейнд…

— Нет, это о моём сне — ну, о моём воспоминании о нашем прошлом-будущем. Помнишь?

Он повернул к ней голову: её губы были так близко к его уху, что теперь они с Драко соприкасались носами. Он моргнул, нахмурился и снова застонал, протирая глаза.

— Будишь меня посреди ночи, чтобы обсудить…

— Это важно, ш-ш, — Гермиона оглянулась, делая вид, что потягивается. — Драко, ты не произносил «Валентинов день», ты сказал «Вален», после чего выражение твоего лица стало пустым. Думаю, нам стёрли воспоминания, о чём я уже говорила раньше. Мне первой, и, похоже, это было последнее, что ты сумел сказать до того, как на тебя наложили Обливиэйт. Думаю, ты рассчитывал, что я это запомню.

Она вновь оглянулась, и он приподнялся на локте, глядя на неё сверху вниз. Она перевела взгляд на Драко и пробежалась глазами по обтягивающей футболке, будто хотела на него залезть — признавать это сейчас было некстати.

— Вален, — прошептал он.

— Да. Ты сказал «Вален» и твоё лицо стало бесстрастным. Я укусила тебя за пальцы, а потом очнулась в своей гостин…

— Валенсий, — он смотрел на неё так, будто читал ответ на её радужках.

Гермиона энергично кивнула.

— Именно он это сделал. Я не знаю как, но, видимо, он. Ты произнёс это слово. Похоже, это он.

12:13

— Наверное, мы миновали барьер, раз они наложили на нас Обливиэйт. Интересно, это как-то связано с растением или они знали о кольце?

— Без понятия.

— Только представь, если бы мы всё это время знали о кольце. Нам бы не пришлось иметь дело со всеми этими…

Гермиона замерла, и Драко оглянулся.

— Мы были бы дома ещё несколько месяцев назад.

— Ты проверил свою палочку?

— Первым делом, когда ты поднялась на холм за сумкой.

— Ничего?

— Без толку.

16 декабря; 16:20

— Ш-ш…

— Сам ш-ш, — резко прошептала она.

— Я не могу не поправлять повязку, иначе рука выскользнет. А вот ты можешь перестать шаркать.

— Мои ноги отваливаются.

— Твои…

— Я могу ткнуть себя ножом и ничего не почувствую — вот как они онемели. Вообще-то, вру, потому что каждый раз, когда я имидвигаю, я…

— Ш-ш.

Она замерла, наблюдая за тем, как Драко на чём-то фокусирует бинокль. Они сидели на уступе уже три часа. Оба были измотаны. После сделанных открытий они мало отдыхали и всё ждали, что на них набросится Валенсий. Спали они по очереди, хотя и притворялись спящими всю ночь, что плохо сказывалось на уставших телах. Им удавалось поспать не больше трёх часов, всё остальное время они шли или охотились.

В конце концов они решили устроиться на выступе и подождать появления Валенсия и его напарника, чтобы получить хоть какое-то представление о том, с чем пришлось столкнулись. Если во время произнесения заклинания защиты они использовали кольцо, то Валенсий наверняка прибегнул к какой-то магии. Или вынудил их вляпаться в волшебную ловушку. И Гермиона, и Драко понимали, что, как бы быстро они ни шли к горе, тот самый момент приближался, и стоило выяснить все детали до того, как начинать подъём. Во втором месте могло ничего не случиться, но у Гермионы было ощущение, что всё свершится именно там — пусть даже она недоверчиво разглядывала каменную стену, возвышающуюся позади них, помня о стене на статуэтке.

Однако ожидать чего-то прямо сейчас не имело смысла. Они не знали заклинания. И если с книгой произойдут какие-то метаморфозы — проявятся слова, что-то откроется или закроется — то наверняка как раз там, где находился очередной символ. Особенно если им, как и в первый раз, окажется дом — больше соответствующий посвящению, чем острова в целом.

Драко выпустил воздух из лёгких; Гермиона приняла этот звук за выдох, но он что-то тихо прошипел в конце. Она замерла, прижимая волосы к шее, чтобы ветер их не растрепал. Меньше всего им было нужно, чтобы их сейчас заметили. Прошло почти две минуты — Гермиона считала, — прежде чем внизу раздались шаги. Звуки были очень слабыми — шорох травы, приглушённый треск ветки, хруст камней.

Затаив дыхание, Драко бешено крутил колёсико настройки — Гермиона заметила, как побелели его суставы. Широко распахнув глаза, она наблюдала за его движениями и слушала, как затихают шаги. Драко поднял бинокль, глядя в него прямо перед собой. Если мужчины шли этим путём, значит, они выбрали неправильное направление. Может, теперь Драко перестанет считать, что оставленный ею в грязи след, ведущий как раз в ту сторону, был нелепой идеей.

Несколько минут они молчали; Гермиона нетерпеливо ждала, пока Драко, наконец, не опустил бинокль.

— У тебя сохранилась твоя карта? — прошептал он.

— Моя карта? Она же у тебя.

— Нет. Карта Фракии.

— Та… которую я раздобыла в пещере? Когда впервые сработала магия?

Он кивнул.

— Наверное. А что?

— У тебя осталась та маленькая красная лента, которой ты воспользовалась?

— Не знаю, — Гермиона удивлённо посмотрела на Драко, затем вскинула глаза на вершины деревьев, гадая, можно ли сейчас проверить сумку.

— Лучше бы она у тебя была.

— Дра…

— У него кинжал.

— Что?

— Кинжал. Из той пещеры, который превратил воду…

— Тот, который расплавил мою обувь? — прошипела она.

— Похоже на то.

Приподнявшись, Гермиона перекинула сумку; Драко посмотрел в бинокль, чтобы убедиться, что звук не привлёк ненужного внимания.

— Ты уверен? Он… он же расщепляет предметы! Если нас ранят, порежут или хотя бы заденут им… Драко, бьюсь об заклад, это именно то, что с нами случилось. Держу пари, заклинание по какой-то причине не сработало, и нас пырнули кинжалом. Кровь на мне. Оно бы нас сожрало. Магия бы нас съела, и мы бы никак не сумели её остановить. Только отправиться в прошлое…

— Она там? — перебил Драко — в его голосе угадывалась нервная дрожь.

Гермиона копалась на дне сумки, перекладывая совершенно бесполезные в этот момент вещи, и… и…

— О, спасибо, спасибо, спасибо.

Драко тяжело вздохнул.

— Хорошо. Линия вокруг наших запястий. Лента, кольцо… Хорошо.

— Заклинание.

Он повернул к ней голову.

— Нет, я перечисляю, что нам нужно. Я думала, без ленты невозможно даже прикоснуться к рукоятке. Может, у него есть ещё одна. Может, магия кроется в клинке. Если мы… Если мы потерпим неудачу…

— Я ещё раз отправлю нас в прошлое. У тебя есть чернила?

— Нет. Я…

— Нужно написать себе записку.

17 декабря; 14:04

Всё вдруг стало невыносимым. Может, выспись Гермиона нормально ночью, она сумела бы полноценно функционировать. Она чувствовала себя совершенно подавленной, и чем дольше они шли, тем больше слабела. Ей казалось, будто она изо всех сил пытается продраться сквозь облако; всякий раз, когда она пыталась о чём-то подумать, её разум пускался в какое-то дикое приключение. Вот и сейчас, при мысли о диких приключениях, Гермиона принялась размышлять, что сделали бы отправившиеся на сафари люди, если бы на их джип напал лев. Они бы превратились в маленькие фигурки, бегающие по белой бумаге, и над ними появились бы облачка с текстом «А-а-а-а-а!»

Чтобы оставаться в сознании, Гермиона пыталась убедить себя, что Валенсий с напарником всё это время дышали им в спину, но подобные мысли лишь заставили её разнервничаться и испугать Драко — что само по себе было забавным, но не в эту минуту. Тогда Гермиона представила, что попала в малонаселенную местность, где охотилась на ядовитых змей, которые могли ужалить её в любой момент. Но заорала, почувствовав, как под ногами дрогнула палка. Воображение играло с ней плохие шутки.

Серьёзность ситуации давила на неё всё сильнее. Гермиона понимала, что ей требовалось быть бдительной и держаться настороже, собраться с силами, чтобы встретить любое грядущее событие, но не могла надолго сосредоточиться. Ей казалось, что все клетки в теле двигаются очень мед-лен-но: нервные окончания выстреливают не яркими вспышками, а маленькими искрами, белые кровяные тельца лишь толкают патогены вместо того, чтобы их разрушать. Она была уверена, что мозг передаёт команды уже не так быстро, как раньше — слишком уж неспешно двигались ноги.

Иногда во время разговора у неё возникала странная шепелявость, будто язык ленился шевелиться. Драко мог бы этому порадоваться, не будь он сам столь же измотан. В ожидании изменений Гермиона то и дело проверяла книгу, надеясь, что не ошиблась.

18 декабря: 3:39

Когда они достигли подножия горы, Гермиона готова была расплакаться по множеству разных причин. Они оба остановились, словно пытаясь осознать этот момент, и её рука потянулась к Драко. Ей просто было нужно… Вот это — его пальцы обхватили её кисть, и они начали подниматься.

8:25

— Вот оно.

Даже если бы внутри находилось что-то ещё, Гермиона бы всё поняла с первого взгляда.

Небольшая белая каменная платформа, похожая на ту, что была в пещере во Фракии, располагалась на уровне их колен. Из неё вырастал круглый белый камень в форме солнца, гладкий по контрасту со скалистыми склонами тёмной горы, которые его окружали. Глубокая борозда змеилась по контуру плоского камня, извивалась по платформе и заканчивалась небольшой пустой чашей в самом центре.

Они бросились к ней — каждая секунда работала против них. Гермиона вытащила из сумки книгу и пролистала страницы, выискивая какие-нибудь изменения.

— Пусто, Драко, ничего не поменялось.

Он выхватил у неё томик — Гермиона попыталась его удержать, но сжала пальцами воздух. Они остановились перед платформой, и Гермиона обернулась. Если всё повторялось, с минуты на минуту здесь должен был появиться Валенсий. Лихорадочно оглядевшись, Драко положил книгу на платформу и принялся двигать в надежде, что на камне что-нибудь появится.

Гермиона так сильно захлебнулась воздухом, что закашлялась; она отчаянно замахала рукой, указывая на книгу.

— Задняя обложка!

Драко стремительно открыл чистый разворот, и Гермиона стянула ленту с карты. Он прижал книгу к стене, и на форзаце медленно проступили чёрные чернила. Гермиона взвизгнула, торопя Драко положить книгу на платформу. Опустив томик, он вгляделся в проявившиеся слова.

— Это латынь.

— Так и должно быть. Мы просто прочтём его.

— Ты хочешь творить магию крови, не зная что за хрень…

— У нас нет времени!

— Если что-то пойдёт не так…

— Это единственный шанс, что всё получится как надо, — выпалила она, выхватывая охотничий нож и бросая сумку на землю. — Мы должны сделать это прямо сейчас.

Она опустилась на колени с одной стороны платформы, Драко встал с другой.

— Вряд ли здесь сказано, что делать. Это же не…

— Тогда мы будем действовать так, как того требует большинство защитных заклинаний. Драко, если ты убьёшь нас, задавая слишком много…

Он рухнул на колени, отшвырнул сумку и зажал зубами кинжал. Застонав от боли, сорвал повязку, не спуская глаз с чаши. Гермиона забрала книгу, положила её на углубление и придавила ножом, не давая закрыться. Драко вытащил кинжал изо рта, и она протянула руку; на секунду встретившись с ней взглядом, он поднёс лезвие к её ладони. Зашипев на вдохе, Гермиона задержала дыхание — острие ткнулось в кожу и прошлось вдоль шрама, вдоль линии жизни; кровь обильно потекла по кисти. Гермиона выхватила у Драко кинжал — он повернул сломанную руку, подставляя ладонь.

— Просто сделай…

Он сильно недооценил её решительность в критическую минуту: Гермиона не раздумывая вонзила кончик клинка в верхнюю часть его линии жизни.

Она услышала шипение Драко, а затем треск — он сорвал кольцо. Кровь закапала; Гермиона бросила кинжал между ними и помогла Драко поставить локоть на край чаши. Упёршись локтем с другого края углубления, она обхватила его ладонь.

— Помоги мне обвязать запястья, — выдохнула она, протягивая ему конец красной ленты.

Драко схватил её, подтянул к ладони Гермионы — их пальцы дрожали, неуклюже завязывая узел. Драко надел кольцо на палец, лента повисла между прижатыми ладонями. Гермиона смотрела, как их кровь, перемешиваясь, стекает по тыльной стороне рук и сплошным красным потоком устремляется в чашу. Она встретилась взглядом с Драко, и в голове промелькнула мысль: как же далеко они зашли, раз её кровь по доброй воле Драко Малфоя проникает в его рану. Они оба опустили глаза к книге.

И заговорили одновременно. Два абзаца идеально ровных строк, но Гермиона понятия не имела, что же они произносили. Она отказывалась думать о том, что случится, если они ошиблись, если заклинание оказалось ловушкой человека, защищавшего это место, или происками магии. Она произносила слова так правильно, как только могла, и чувствовала, как внутри зарождается нечто живое. Некое гудение силы, распространяющееся от ладоней.

Кровь вытекла из чаши — Гермиона ​​заметила алый проблеск в глубокой борозде на стене, но не осмелилась нарушить концентрацию. Они с Драко говорили в унисон и, дочитав до конца, начали с самого начала. Гудение поднялось по рукам, перекинулось на плечи и упало горячей струёй в живот. Закружилась голова; показалось, будто кожа скользит по костям.

Драко крепче сжал её кисть, и она ответила тем же; их руки дрожали. Гудение охватило всё тело, ускоряя ток крови, и воздух вокруг густо наполнился энергией. Гермиона не могла даже расслышать их голоса, ощутить собственное дыхание — широко раскрытыми глазами она вперилась в книгу. Она чувствовала силу, которой никогда не знала раньше, словно теперь могла разрушить мир одним движением руки; она стала больше солнца и неба.

Гермиона ощущала себя статичным звеном кружащейся в воздухе магии — невесомой и состоящей из миллиарда кусочков, настолько отделённых от неё самой, что казалось, будто тело исчезло. Перед глазами взлетали и взрывались белые линии; послышался низкий грохот, и Гермиона перестала что-либо различать. Ни предметов, ни света, ни красок. Гром множился, и она стала сплошной силой, существующей за пределами мысли, человечества или времени.

Жар, нарастающий и обжигающий. Словно огненный смерч, он всосал в себя миллиарды кусочков, грубо их толкнул, и Гермиона с криком осознала своё тело. Сила обернулась болью, захлестнувшей семью, восемью волнами огня; перед глазами полыхнула ослепляюще-белая вспышка. А потом всё исчезло — сила, гудение, свет, боль — так внезапно и мгновенно, будто сорвали какое-то странное одеяло.

Гермиона почти потеряла сознание — а может быть, и в самом деле отключилась. Она завалилась вперёд и упала бы, если бы не упёрлась лбом во что-то твёрдое. Организм был полностью истощён; Гермиона пыталась заставить себя осознать далёкую, туманную мысль о необходимости сохранять бдительность.

— Это сработало? — голос Драко был хриплым, треснутым, прерывистым.

— Не знаю. В конце было немного…

— Да.

Открыв глаза, Гермиона обнаружила, что прижимается лбом ко лбу Драко, и, чтобы прийти в себя, старательно сосредоточилась на серой радужке.

— В конце концов.

Протянув руку, он коснулся пальцами её челюсти.

— Нам нужно встать до того, как здесь появится Валенсий.

— Мне нужно зелье бодрости.

Драко отстранился от неё со странным хрипом в горле. Они оба посмотрели на свои руки — ладони были залиты кровью, однако кровотечение прекратилось; чаша окрасилась в алый цвет, но почти опустела. Гермиона провела глазами по борозде…

— Твою ж мать, — выдохнул Драко, отводя руку. Ему помешала красная лента, и он её разорвал.

Перед ними находился вход, проход в пещеру, которого раньше не было. Круглый проём был окаймлён тёмно-красной бороздкой, очевидно полной их крови. Взгляд Гермионы сфокусировался на единственном крошечном голубом цветке. У неё открылся рот: стебель не длиннее среднего пальца с одним тёмно-зеленым листом посередине. Два круглых голубых лепестка венчали его подобием банта, по центру колыхались крошечные желтые тычинки.

Ворча от боли в сломанной конечности, Драко выпустил ладонь Гермионы. Та, оттолкнувшись дрожащими руками, встала на ноги. Схватив охотничий нож, Гермиона шагнула на платформу и протянула пальцы в проём. Ничего не произошло, тогда она прошла в пещеру и сделала три быстрых шага к маленькому… Флоралису? Это был он? Этот крошечный…

Сзади что-то заскреблось, и она оглянулась, ожидая увидеть Драко, идущего следом, но вместо этого перед ней открылась совсем другая картина. Она застыла: рука Валенсия обхватывала грудь Драко, а кинжал — тот самый, пожирающий темномагический кинжал, который, как она думала, канул в озере, — застыл у его горла. Глаза Драко были прикованы к Гермионе, но Валенсий и высокий мужчина смотрели сквозь неё, будто не видели.

Валенсий выкрикнул её второе имя, и она покосилась на цветок.

— Джин! Джин. Думаю, тебе следует немедленно выйти.

— С Доминусом, — добавил высокий. — И, может, тогда мы его не убьём.

Боже. Сердце бешено колотилось, пока Гермиона лихорадочно обдумывала, что же ей делать. Они не станут пытаться убить Драко, пока она не выйдет и цветок не окажется у них. Руки Драко были пусты, но у неё имелся охотничий нож. Вокруг не было ничего, кроме растения — ни камня, ни палки, ни… Чёрт возьми, сумка осталась снаружи; можно было притвориться, что заклинание заставило работать палочку. Может, если она…

— Если ты выйдешь прямо сейчас, то, возможно, его горло не пострадает первым.

Гермиона наклонилась к цветку, после секундного колебания оторвала листок и сунула его в носок. Наблюдающий за ней Драко закричал — в его взгляде сквозила паника. Было ли это раньше? Неужели в лодке он вытащил листок из её носка и отправил их обоих обратно во времени?

Гермиона начала осторожно запихивать нож за пояс джинсов, но, услышав третий голос, резко вскинула голову.

— Просто забери кольцо. У него кольцо, я видел.

— Кольцо, похоже, у неё, именно так она и прошла. Нужно забрать у неё кольцо, связ…

— Джин! — закричал Валенсий, бросая предостерегающий взгляд на двух своих подельников. Как же они проглядели третьего?

Трое. Три человека. Она не могла справиться с тремя в одиночку. Гермиона натянула футболку на торчащую из-за пояса рукоятку, глубоко вздохнула, чувствуя, как в груди разъярённым зверем беснуется страх, и вышла из пещеры. Стиснув руки на животе, она оглядела троих мужчин.

— Вижу, отыскали своего друга.

Валенсий рассмеялся.

— Где Доминус?

— Не знаю. Я далеко не заходила. Может, его там и нет, — она подняла руки.

— Почему ты вся в крови?

— Где кольцо?

— У меня нет кольца, — прошептала она, шагая на платформу. Если прыгнуть на высокого, вытаскивая нож, можно…

— Как ты прошла?

— Это у меня в крови.

— Чт…

— Где кольцо? — заорал третий, и Валенсий, наклонившись, что-то прошептал Драко, когда тот пытался встать на ноги.

— Мы их обыщем.

Валенсий потянулся к Драко, а высокий мужчина двинулся к ней. Гермиона даже не успела дёрнуться к рукоятке за спиной, как Драко вскинул руку. Кольцо болталось на висящем между пальцами шнурке; Гермиона зло на него покосилась.

Если мужчины действительно могли пройти сквозь стену, просто надев кольцо, то они получат Флоралис. Нельзя было допускать обыска — обнаружат её нож и лист, но… Валенсий отобрал у Драко кольцо и бросил третьему. Тот ухмыльнулся, надев украшение на палец, и шагнул вперёд. Гермиона снова потянулась к рукоятке ножа, готовясь прыгнуть, но высокий заметил её движение.

— По…

Гермиона рванулась к нему, вытаскивая нож из-за пояса. Он упал на спину, ударившись о землю, она приземлилась сверху — боль пронзила колени, хотя она едва ли обратила на это внимание. Гермиона прижала острие кинжала к горлу мужчины — тот уставился на неё, широко распахнув глаза.

— Подними руки. Закинь их за голову, — приказала она, и высокий послушался. Услышав смех, они оба посмотрели на Валенсия с товарищем. — Отпусти его, и я отпущу твоего друга.

— Это ты его отпусти, а я отпущу твоего друга.

— Так не пойдёт, — Гермиона покачала головой и охлопала мужчину по туловищу, проверяя, есть ли у него какое-нибудь оружие. Ей нужно было дать Драко секунду времени, чтобы он сумел нырнуть вперёд и подобрать кинжал, валяющийся у подножия платформы. Может быть, тогда у них появится шанс.

— Твой друг уже труп. Можешь убить моего, если хочешь, но твоего я прикончу в любом случае. Он мне не нравится, — Валенсий пожал плечами. — А с тобой я расправлюсь потом. Просто прикоснусь этим клинком и…

Вдруг раздался утробный вой, который резко оборвался. Гермиона услышала, как что-то громко и влажно шлёпнулось на землю, но обернуться не осмелилась. Ужас на лицах Валенсия и Драко сказал достаточно; она увидела, как они оба опустили глаза. Валенсий двинулся вперёд, Драко тут же вскочил на ноги и, исчезнув из поля зрения Гермионы, закричал.

— Не смей дви… — зарычала она мужчине, но осеклась, когда заорал Валенсий.

Она спрыгнула с высокого и повернулась так, чтобы видеть его на случай, если он попытается встать, и то, что происходило. Там была куча… из… Гермиона подавилась, отворачиваясь от кровавого месива, наполовину исчезающего в проходе в пещеру. Валенсий кричал, пытаясь дотянуться до маленького синего цветочка на платформе, а Драко лежал у него на спине.

Не спуская глаз с Флоралиса, Гермиона без раздумий бросилась вперёд и упала — высокий мужчина схватил её за лодыжку. Он старался подняться на ноги, но вскочившая Гермиона ударила его локтем между лопатками. Кончики пальцев Валенсия коснулись стебля, однако Гермиона, подлетев, выдернула цветок из зоны его досягаемости. Она сжала растение в кулаке, но что-то рухнуло ей на спину, и ногу пронзила острая боль. Гермиона оторвала подбородок от платформы, выдохнула и до хруста суставов стиснула кулак.

Чья-то рука обхватила её шею и дёрнула назад, вынуждая подавиться скопившейся в горле слюной. Гермиона ударилась спиной о землю, сверху на неё приземлился высокий мужчина и упёрся коленом в живот. Гермиона вскинула охотничий нож и, стараясь добраться до горла противника, задела его предплечье. Другая его рука впилась в её сжатый кулак, и плечо опалил огонь. Гермиона прижала лезвие к глотке мужчины, тот приставил к её горлу темномагический кинжал, но заорал раньше, чем она сумела хотя бы сглотнуть.

Мужчина отлетел в сторону, и она втянула в лёгкие воздух — голова кружилась, а сердце грозило вот-вот перестать функционировать. Гермиона перекатилась на ноги, отвела кулак за спину и вскинула охотничий нож. Валенсий стоял на коленях в нескольких метрах от неё, хватая ртом воздух между криками боли. Высокий мужчина продолжал орать, тряся при этом рукой, и Гермиона увидела, как что-то разъедает его плоть. Кожа словно обгорела, и можно было разглядеть кости запястья — мышцы, вены и сухожилия буквально разлагались. Он, видимо, порезался о собственный кинжал, а Валенсий…

У обоих пострадали правые руки. Руки, которыми они наносили удары. Но тёмная магия на неё и Драко не подействовала, а значит, заклинание сработало! И если неведомая сила разъедала конечности нападавших, видимо, та новая магия, что бурлила в их крови, обратила чары кинжала против мужчин. Драко закричал, потому что Валенсий ударил или задел его клинком, но потом заорал сам Валенсий — магия повернулась вспять. То же самое произошло и с высоким мужчиной, когда он ранил Гермиону в руку.

Драко тяжело дышал с другой стороны платформы — с искажённым болью лицом он прижимал руку к груди. В его кулаке был зажат кинжал, но Гермиона не знала, чьей кровью было перепачкано лезвие — только лишь их собственной или нет. Она наклонилась за сумкой, и, видимо, это движение заставило высокого мужчину действовать. Вскочив на ноги, он замахнулся кинжалом и бросился на Гермиону. Они хотели заполучить растение — и повернуть время вспять.

Гермиона запрыгнула на платформу, едва опередив Драко, и нырнула в пещеру. Она услышала, как Драко подавился, и ноги заскользили по… «Воде, Гермиона, это просто грязь и вода». Не обращая внимания на мясо и кости, бывшие когда-то человеком, она остановилась и увидела, как Драко засовывает в карман длинную красную веревку. Значит, он вернул кольцо.

Мужчина кричал, молотя кинжалом по воздуху, который, очевидно казался ему склоном горы. Он умрёт. Они с Валенсием будут съедены заживо. Если бы они не собирались с ней расправиться, а она сама была бы способна на подобный поступок, их можно было бы убить, чтобы положить конец агонии.

— Больно? — Гермиона обернулась и продолжила раньше, чем Драко успел сказать то, что она и так знала. — Кроме руки.

— Меня задели.

Она кивнула, вытаскивая старые, испачканные полоски плаща, и Драко протянул руку. Глубокий опухший порез всё ещё кровоточил, и она осторожно забинтовала конечность. Она чувствовала его взгляд, но всё её внимание было сконцентрировано на узле.

— Мы найдём тебе другую повязку. Или доделаем эту.

Она вытащила из сумки ещё две полоски: одну небрежно обернула вокруг своей голени, а второй обвязала плечо. Они промоют раны позже, когда немного поспят. Когда сама мысль об этом не будет требовать столько усилий.

Они оба в молчаливом шоке наблюдали за происходящим, чтобы удостовериться, что мужчины не найдут способа миновать стену. Книга по-прежнему лежала на платформе, но кольца у них не было. Гермиона увидела, как высокий направил кинжал на себя, и быстро отвернулась. Драко прошёл за ней за каменный выступ, и её колени подогнулись. Гермиона рухнула на землю, и он осел с ней рядом. Ей потребовалось не больше десять секунд, чтобы провалиться в сон.

13:37

Освещаемые лучами солнца, они поднялись по лестнице и вышли на поляну. Под ногами росла сочная трава, на большом круглом участке земли тут и там возвышались деревья, а прямо перед ними стоял дом. Нахмурившись, Гермиона взглянула на усталое лицо Драко.

— Разве мы не в горе? Если мы поднялись на вершину, она же не должна быть плоской. И плоской она не выглядела, — её голос звучал измождённо и устало.

— Магия. Вероятно, это и есть вершина: пик — иллюзия.

— Может, мы видим это только потому, что подействовало заклинание, — она покосилась на него, бредя к дому.

— Оно сработало. Думаю, оно обернуло тёмную магию против них самих.

Гермиона кивнула.

— Интересно, как действует кольцо? Вряд ли в тот первый раз мы о нём знали. Думаю, мы не смогли войти в пещеру. Готова поспорить, третий мужчина снял с тебя кольцо, вошёл за цветком, вынес его и тут же умер — как и в этот раз.

— Откуда ты знаешь?

— Ну… Я не превратилась в… это, когда вышла. Решила, может быть, потому, что у него был Флоралис, но ведь у меня в носке лежал лист. Наверное, кольцо могло защитить от магии, действующей на островах, но здесь есть особые ловушки — дома. Нельзя выйти с растением, если в крови нет защиты. Вот почему там была книга, а заклинание проявилось лишь тогда, когда мы оказались у проёма. Когда отыскали дорогу домой. Это должно присутствовать в крови, иначе оно тебя убьёт. Как… полное признание их обязательств защищать цветок — до того, как получить к нему доступ.

Драко потянулся, чтобы открыть входную дверь — ручка легко повернулась в ладони, и створка распахнулась. Шагая внутрь, Гермиона немного задержала дыхание, но это оказалось бессмысленно. Дом выглядел таким же пустым, как и первый, хотя мебели в нём было больше. Прямо с порога она увидела диван, стул и журнальный столик.

— В этом есть смысл. В прошлый раз мы, видимо, применили заклинание только с лентой — заметили блеск кинжала до того, как добрались до места. Наверное, у тебя была книга, и ты тоже думал, что это какой-то ключ, но не знал, что она связана с заклинанием.

Кухня была пуста, за исключением небольшого стола и стула; в комнате за первой же дверью обнаружились кровать и комод.

— Вероятно, мне потребовалась целая вечность, чтобы убедить тебя в необходимости этого. Мы не успели закончить заклинание до того, как они нас догнали. Они схватили нас обоих, забрали растение после смерти третьего и зарезали нас. Хотела бы я знать, что же случилось. Как они пронюхали про кольцо. Может, они знали человека, который его выбросил. Я…

— Это не имеет значения. Это была другая жизнь. На этот раз мы справились.

Гермиона устало улыбнулась, усмехнулась и почувствовала пальцы Драко на своей футболке. Она подняла на него глаза: он наклонился и, затаив дыхание, поцеловал её — его губы были прохладными и мягкими. Мы в порядке, мы в порядке, мы в порядке. Он стащил сумку с её плеча — она стянула с его, случайно задев ладонью сломанную руку. Драко подавил стон, и Гермиона расстроенно вздрогнула.

— Прости.

Он подождал секунду, пока боль пройдёт, затем открыл глаза и посмотрел прямо на Гермиону.

— Я не воспринимаю тебя всерьёз, когда ты смотришь на кровать как на райские кущи.

Гермиона улыбнулась, повернувшись, залезла в кровать, словно одно это слово было последним испытанием её терпения, и утонула головой в подушке. Драко рухнул на матрас рядом, и едва она успела прижаться лицом к его плечу, как тут же погрузилась в сон.

19 декабря; 8:00

Гермиона не представляла, сколько часов она спала, но знала, что очень долго. Они отрубились, когда солнце стояло в зените, а сейчас диск снова висел над горизонтом. На какое-то время ей показалось, что она проспала всего ничего, а солнце клонится к закату, но слишком уж хорошо ей было. Грязное тело одеревенело и ныло, но глубоко внутри теплилось некое удовлетворение, которое приходит только после отличного сна.

Драко всё ещё спал, и Гермиона поняла, что свернулась на нём калачиком в их Позе для Сна. Хорошо, что он был слишком занят и не заметил, как она забралась на него и стиснула так, будто он был единственной удобной вещью из всех имеющихся постельных принадлежностей. В глазах тех, кто не был измучен усталостью и страхом, на фоне белых простыней они казались жертвами какой-то трагедии. Их одежда была разорвана и запачкана, тёмно-красная засохшая корка полностью покрывала ладони. Обе руки Драко, одна из которых была обмотана тряпкой, опухли. Её плечо и голень были кое-как забинтованы прямо поверх одежды, и кожа казалось такой же бледной, как у Драко.

Они выглядели откровенно плохо, но были живы.

12:40

Драко мылся за домом в пруду с чистой водой. Гермиона поймала там рыбу и, повернувшись к нему спиной, жарила добычу. Он снова мылся голым, и ей не хотелось таращиться на него или делать что-то столь же смущающее. Наверное, сейчас она имела на это право — Драко, похоже, не сдерживался, когда она была в купальнике. Но Гермиона всё равно чувствовала бы себя извращенкой… поэтому бросала на него долгие косые взгляды незаметно.

Видимо, магия поддерживала в пруду чистоту: когда она приводила себя в порядок, пена исчезала почти сразу же после появления. По этой же причине Гермиона решила развести костёр на заднем дворе и не пользоваться камином — не хотелось связываться с чем-то, что могло как-то отреагировать. Но ей нравился свежий воздух — она делала глубокие вдохи и выдохи до тех пор, пока не ощутила облегчение, а лёгкие не растянулись полностью.

— Как думаешь, что находится в другом месте?

Она вздрогнула от звука голоса Драко, не думая, что он заговорит. Однако она ждала, что он спросит её о растении, засунутом глубоко в карман. Грубо скомканный шарик из порванных лепестков и стебля — при всей недоступности и серьёзности защиты.

— Не знаю. Может, ещё больше растений. Может, дом. Это же круг, в центре которого ничего нет, так что кто знает, куда мы попадём. То, что этот этап закончился…

— Не означает, что больше ничего не случится.

Гермиона кивнула.

— Но это круг — и думаю, он важен. Это то, с чем мы постоянно сталкиваемся. Круг, солнце — во Фракии, в подвале в Оршове, в пещере, где были те двое мужчин, на стене.

— Все они были опасны, за исключением одного.

Она опять вздрогнула, услышав его голос за спиной, и не глядя протянула одну из найденных в доме простыней.

Драко издал какой-то звук, то ли усмехнулся, то ли удивился, и забрал простыню. Гермиона подняла рыбу и чуть не положила её обратно, заметив, что тушка немного подгорела. Точно так же её мама прятала подгоревшие куски на тарелке с ужином — как будто, начав есть, никто ничего не поймёт. Словно маленький горелый сюрприз был наилучшим решением.

Ей казалось, что Драко в простыне будет выглядеть чуточку смешно, но вместо того, чтобы сдерживать смех, ей пришлось бороться с сухостью во рту. Гермиона во всём винила то, что он чересчур низко обмотал бёдра, и линии тазовых кос…

— Ты спалишь рыбу.

Отведя взгляд, она вытащила банку, притворилась, что та была слишком горячей и именно поэтому у неё покраснели щеки, и опустила голову. Драко хотел было сесть, но вдруг замер — только теперь Гермиона поняла всю глупость их намерений.

— Что?

— Внутри есть стол и стулья.

— О. Наверное, мы превращаемся в обитателей джунглей.

— Мы здесь как минимум семь месяцев. Грейнджер, мы и есть обитатели джунглей.

— Постарайся не тащить меня за волосы в пещеру, и всё будет хорошо.

— Лишишь этот процесс удовольствия — тогда, конечно.

========== Часть тридцать пятая ==========

13:51

Они очень осторожно обошли останки третьего мужчины, лежащие у входа; судя по виду Драко, тот силой заставлял себя выйти из пещеры. Гермиона знала, что магия, убившая незнакомца, их не тронет, но один только взгляд на тело заставил бы колебаться кого угодно.

Они подобрали те немногие вещи, что у них выпали, осмотрелись в поисках каких-либо признаков Валенсия и его высокого товарища, но обнаружили лишь кинжал да сумку, в которой лежали бутылки с водой, палочки, пара ботинок и один каперс. Недоверчиво оглядев кинжал, Гермиона взялась за рукоять.

— Жаль, у нас нет ручки, чтобы оставить записку с предупреждением не трогать его.

— Кто угодно почувствует исходящую от него тёмную магию. Брось его в пещеру.

Гермиона замахнулась, и кинжал вылетел из её пальцев в тот момент, когда Драко заорал:

— Не бросай!

Избавившись от кинжала, Гермиона резко повернула голову и увидела, что Драко смотрит на что-то, широко распахнув глаза. Он отступил на шаг, она развернулась и, заметив зверя, тут же отпрыгнула. Тот тихо стоял метрах в пяти среди деревьев, росших на склоне горы. Гермиона не могла поверить, что они не услышали его приближения — должно быть, тварь пришла на запах крови, пока они были в доме. Интересно, насколько разумным было это существо, раз оно просто стояло, не двигаясь ни на миллиметр, зная, что в противном случае его услышат?

Драко стиснул её запястье, заставляя отступить и встать с ним рядом.

— Помнишь, что я сказал о беге?

— Мы не сможем убежать сейчас…

— Если бы ты не выбросила тот кинжал, я мог бы согласиться с…

— Ты сам сказал мне…

— Я не… — он осёкся — зверь тяжело вздохнул, окатив их кислой горячей волной. — Он вернулся из-за тебя, чтобы отомстить. Если…

Зверь шумно опустился на землю, обдав их потоком дрожащего воздуха. Решил улечься и просто понаблюдать за ними.

— Думаешь, он пытается нас обмануть?

— Ты посмотри на этого придурка. Он не понимает…

— Но понимает достаточно, чтобы решиться на месть?

— Месть совершенно отличается от интеллекта. Это эмоция.

— Я бы не…

Драко оттащил её на шаг, два, пять — зверь не тронулся с места.

— Видимо, дело в кольце.

— Кстати, за него можешь поблагодарить меня позже.

Гермиона фыркнула, и они оба замерли, чтобы проверить, не пошевелится ли животное.

— Я бы и сама нашла его. Именно я поняла…

— Припиши себе все заслуги. Мерлин упаси, если ты…

— Нет никаких заслуг! Ты ничего не сделал, только носил его на шее…

— Оно было слишком большим для моего мизинца и слишком маленьким для…

— …Ключ к тому, чтобы со всем покончить, а мы переживали эти ужасные вещи…

— Приписать все заслуги себе и обвинить меня. Почему-то я не удивлён.

— Почему ты оставил его? — Гермиона отвернулась от неподвижного зверя, уверенная, что они достигли с ним взаимопонимания, и посмотрела на Драко. — Если думал, что оно ничего не стоит.

— Оно напоминало мне о том, для чего я хотел заполучить Флоралис.

Неудивительно, что у Драко появлялось то странное выражение лица каждый раз, когда Гермиона касалась кольца — тот самый человек, который собирался помешать достижению его цели.

— Добытое у предполагаемого входа в преисподнюю — бессмертие? Чтобы уберечь тебя от ада?

Драко горько улыбнулся и промолчал, но Гермиона решила, что, наверное, такого ответа было достаточно.

22 декабря; 10:43

— Можешь представить, что было бы, если бы Валенсий заполучил цветок? Для каких целей он бы его использовал? Человек, готовый ради него на убийства. И те, другие люди в пещере, несколько месяцев назад. Маленький, крошечный цветок в состоянии погубить целый мир.

— Грейнджер, чтобы разрушить мир, не обязательно быть убийцей. Некоторые делают это совершенно случайно.

— Это похоже на атомную бомбу. Хорошо для некоторых, но уничтожает миллионы, разрывает…

— Конечно.

— Серьёзно, Драко. Одна крошечная ошибка способна изменить историю. Они могли воскресить Волдеморта — да кого угодно! Наводнить мир зомби. Они могли контролировать время — управлять миром. Ты, я… Мы бы даже не узнали. У нас бы не было ни единого шанса защититься. Делая время управляемым, они нас его лишают.

— Грейнджер, растение у тебя. Ты говоришь о себе.

Гермиона захлопнула рот, и они оба замолчали.

23 декабря; 10:22

Драко ловил рыбу, прикрепив перо к концу палки. Оберегая руку на перевязи, он ворчал, что вовсе не удивлён, что Гермиона ничего не поймала с этой ругательство, ругательство, оскорбление, ругательство палкой. Кровь, проступившая сквозь надписи «Эолийские острова» и «райский взрыв» на футболке, окрасила белые буквы в оранжевый цвет. Его одежда была порвана, белое полотнище повязки заляпано красными пятнами, вторая рука обмотана полоской ткани. Но несмотря на потрепанный вид, Драко был чище, чем когда-либо на этих островах.

Солнце скрылось за облаками, окрасив горы в серые, синие и тёмно-зелёные тона. Гермиона задумалась: пойдёт ли дождь или солнце знало, что магия могла исчезнуть? Было холодно и мрачно, они выглядели помято, но Гермиона ощущала что-то наподобие счастья. Зная, что трудный этап наконец-то закончился, она сидела довольная и наблюдала за тем, как Драко пытается запугать рыбу сердитым взглядом и хмурой физиономией. Она испытывала удовлетворение, которое, наверное, для многих не имело бы смысла.

Драко заметил её взгляд, и его бровь дёрнулась; Гермиона ухмыльнулась, уткнувшись в колени.

— Смеёшься надо мной? Отправила калеку в холодную воду ловить рыбу, а теперь смеётся над ним.

Теперь она действительно рассмеялась.

— Холодно? Подожди, пока мы вернёмся в Англию.

Он откинул волосы и поморщился.

— Интересно, какой сегодня день.

— Декабрь, полагаю.

— Восемь месяцев рядом с тобой. Мои способности к выживанию просто поразительны.

Гермиона поджала губы, и он улыбнулся.

24 декабря; 14:52

Она заглянула в пещеру, затем покосилась на груду костей у входа; клочья разорванной одежды развевались на ветру.

— Вряд ли обычно она доступна для людей, — пробормотал Драко, остановившись перед проёмом и критически осмотрев останки.

— Интересно, как долго люди пытались найти Флоралис?

— Достаточно, чтобы те немногие, кто решился, образовали такую гору.

Они обменялись взглядами; Гермиона отвела руку назад, нащупала ладонь Драко и почувствовала, как по коже заскользил его шрам. Если он спросит вместо того, чтобы так на неё пялиться, она ему напомнит — на случай забывчивости магии.

— Ты же не думаешь, что заклинание подействовало только тогда, когда мы прошли в ту пещеру?

— Я надеялся, ты этого не скажешь, — пробормотал он. — Проверь книгу. Посмотри, не появится ли заклинание на платформе.

Она вытащила томик из сумки, перевернула его задней обложкой, поднялась на цыпочки и попыталась прижать книгу к верхней части проёма. Драко выпустил её руку, забрал книгу и поднёс к одному из солнечных лучей — чернила опять проявились.

— Тогда всё в порядке.

Он взял Гермиону за руку прямо перед тем, как они шагнули в пещеру, и, если она и была счастлива, то не собиралась никому об этом сообщать. Переступив через кости, они углубились во мрак проходов. Фонарь не работал с прошлой недели, как бы Драко его ни встряхивал и ни стучал — Гермиона втайне решила, что у него всё же имелись кое-какие маггловские рефлексы.

В конце извилистого туннеля обнаружилась дверь, которая легко отворилась под её рукой. Восемь ступенек наверх, и они оказались в коридоре, на бежевых стенах которого висели рамы. В них были вставлены картины, изображения случайных лиц и детский рисунок. Они нашли две спальни; в одном из комодов всё ещё лежала одежда, на зеркале висел галстук, а на тумбочке стояла грязная чашка. В холодильнике гнили продукты, на полках хранились кое-какие припасы, а в раковине валялась немытая тарелка. В книге, обнаруженной на журнальном столике в гостиной, торчала закладка, в ванной грудилась несвежая одежда, а полки были уставлены фотографиями.

— Видимо, здесь он и жил, — прошептала Гермиона, не понимая, почему шепчет. — Человек, которого убила Эстербей.

Драко кивнул, полностью сконцентрировавшись на двери перед ними. За створкой оказалась каменная лестница; Гермиона последовала за Драко и остановилась за его спиной на седьмой ступеньке. При виде ковра из маленьких синих цветов на полу пещеры она ахнула — не меньше пятисот растений покрывали его почти от самого подножия лестницы до стены.

Целую минуту Драко с Гермионой рассматривали неподвижное море цветов Флоралиса, крошечных растений, которые они так рьяно старались найти. Ради которых чуть не погибли — в большинстве приходящих на ум случаях опасность была смертельной. Столько трудов — и вот перед ними простиралась их награда; невообразимая сила, заключённая в идеальных восьмерках.

Драко пошевелился, и Гермиона вскинула на него взгляд — пальцы нерешительно дрогнули, но он лишь повернулся к ней лицом. Дёрнул подбородком в её сторону, затем — в сторону лестницы и дверного проёма.

— Хочу посмотреть, есть ли вода.

Гермиона удивлённо уставилась на него, качнулась вперёд, назад, а потом повернулась и начала подниматься по лестнице.

18:41

Она по-прежнему не могла пользоваться своей палочкой, но стоило ей подойти со сковородой к плите, как горелки полыхнули огнём. Гермиона принялась готовить пасту, и рот так обильно наполнился слюной, что впору было забеспокоиться. Драко прислонился к столешнице рядом и подвинул соус — его волосы ещё не высохли после душа.

— Похоже, мы попали на небеса. Горячий душ, полотенца, еда. Чем не рай?

Драко хмыкнул, переходя к следующей фотографии в стопке.

— Ты их просматривала?

Она кивнула.

— Один и тот же человек — ты видел ту фотографию в Лондоне? Этой статуи там нет лет сто минимум.

— Не могу поверить: Флоралис был ему нужен лишь для обретения бессмертия и для защиты растения, которое он никак не использовал.

— Защищал его до тех пор, пока мир не будет готов или, может, до того момента, когда пришлось бы им воспользоваться и по прошествии какого-то количества лет переложить эту обязанность на других людей. Там есть снимки, сделанные в то время, когда фотографии только изобрели. Я не понимаю, почему они его просто не уничтожили? Вряд ли мир когда-либо будет готов к Флоралису.

— Ну, по крайней мере, ему было нескучно.

Гермиона покосилась на развеселившую Драко карточку и быстро отвела глаза.

— О. Мне не надо было это видеть.

— Одна лишь поза достойна снимка.

Тишина.

— Ты можешь…

Гермиона покраснела, решительно замотав головой.

— Нет. Нет, не могу, — поспешив сменить тему, она посмотрела на календарь, который, видимо, сам переворачивался на нужное число. Или же хозяину дома просто нравилось в течение всего года смотреть на эту дату. — Неужели сегодня сочельник?

— Пять.

— Что?

— Ты говоришь это в пятый раз.

— Что ж, Драко, это слегка шокирует. Мы приехали сюда в начале весны. И… если бы я сейчас была дома…

— Мы вернёмся ещё до того, как разберут украшения, — Драко наверняка заметил, как быстро Гермиона моргала и как яростно помешивала макароны, чтобы отвлечься.

— Да. Я просто… не то же самое.

Драко выглядел смущённым; отвернувшись, он потёр грудь.

— Там есть горячий шоколад.

— Что? — вскинув голову, она посмотрела на него.

Он кивнул в сторону полок.

— Горячий шоколад?

Гермиона улыбнулась, и Драко покачал головой, что-то бормоча по пути к полке.

25 декабря; 11:28

— Счастливого Рождества.

Драко плюхнулся на диван рядом с Гермионой и оглядел дом так, словно не мог поверить, что в нём действительно не было ничего интересного. Она ждала прояснения их планов относительно растения. Ждала, что Драко что-нибудь скажет, спустится в пещеру, поборется за Флоралис. Сама Гермиона уже приняла решение.

— Счастливого Рождества.

— Что ты делаешь дома на Рождество? Вы…

— Мы едим сердца домашних эльфов.

Её лицо вытянулось; прищурившись, она ущипнула его за бок.

— Не…

— Ой, чёр…

— Ой! Это было гораздо больнее! Ты…

— Играй, чтобы выиграть, пом…

— Жаль, что ты никогда не…

— Ш… Грейнджер!

— Ха-ха, ой!

— Не… Сломанная рука!

— Тебе нужна салфетка, чтобы вытереть… Я истекаю кровью!

— Неа, ты… Тебе нужна салфетка… Стоп. Грейнд…

— Щекотно!

— Если ты хоть на шаг ко мне приблизишься с этим злорадным выражением на физион.… Прекрати немедленно. Я…

— Ха-ха!

21:19

Гермиона налила горячую воду в обе чашки с шоколадным порошком, быстро помешивая содержимое. Она слышала, что Драко перестал копаться в гостиной, хотя и понятия не имела, что именно он там искал. Если у хозяина дома имелось что-то личное — журналы, дневники, что угодно, — он наверняка взял это с собой. Она решила, что Драко отложил все возможные споры между ними на завтра, и была этому рада. Даже если этот день не создавал ощущения Рождества, ей не хотелось проводить его, крича друг на друга или бегая по лестнице.

В то же время она горела желанием поскорее со всем покончить. Она не могла понять, как ей быть, пока Драко не даст знать о своих планах или не попытается заполучить цветы. Ей казалось, что они стояли на краю обрыва, вытянув руки и сцепившись ладонями. Пока Драко колебался, она тоже пребывала в нерешительности, но как только он упадёт, она последует за ним. Всё зависело от него — Гермиона не могла ни рухнуть, ни отступить, пока он не сделает свой выбор.

Гермиона чуть не облила лицо горячим шоколадом, когда, повернувшись, обнаружила Драко прямо позади себя. Волна дымящейся жидкости выплеснулась из кружки, которую она держала в другой руке, прямо на тыльную сторону ладони. Зашипев, Гермиона поспешно поставила чашки и отчаянно замахала кистью, обвиняюще глядя на Драко. Он приподнял бровь, и она уже открыла рот, чтобы высказать наполовину сформировавшиеся укор и угрозу, как он сделал шаг вперёд. Её рука замерла; всматриваясь в Драко, Гермиона запрокинула голову, и он взял её обожжённую кисть.

— Думаешь, ты от этого умрёшь?

— Да, — она кивнула, глядя на липкий коричневый след на коже. — И, разумеется, именно твой шоколад решил меня атаковать.

— А я уж подумал, ты жадничаешь.

Гермиона нахмурилась.

— В следующий раз я…

Он лизнул её руку, и ожог опалило ещё сильнее. Большой палец Драко прижался к её ладони, провёл по шраму, и её дыхание слегка перехватило.

— Ты положила в кружку достаточно шоколада? Там…

Она недоверчиво на него посмотрела — всем своим видом он демонстрировал, что облизывание рук было нормальным явлением.

— А ты все удовольствия получаешь через рот? С… — щёки вспыхнули, когда Драко, ухмыльнувшись, покосился вниз. — Я не это имела в виду!

— Разве?

— Ну, это получилось непреднамеренно…

Он пытался сдержать смех — Гермиона видела это по его бровям, стиснутым челюстям и странным движениям рта.

— Ты…

Улыбаясь, он провёл губами по её губам, справился с весельем и поцеловал, хватая за бедро. Сердце Гермионы сжалось; она едва успела ответить на поцелуй, как Драко отстранился. Повернувшись, он поймал её за руку и потащил из кухни. Гермиона покорно шла за ним в течение нескольких секунд, пока не заметила, что они направляются в спальню. Приоткрыв рот, она впилась взглядом в светлый затылок.

— Разве ты немного…

Драко развернулся и поцеловал её, не давая закончить фразу.

Она собиралась отодвинуться — просто чтобы показать, что он не может поцеловать её и тут же утащить в спальню. Заявить, что подобное поведение слишком уж походило на волочение в пещеру за волосы и что она на такое не согласна, а потом, быть может, вновь его поцеловать. Но затем Гермиона решила, что итог всё равно один, и тратить время, которого у людей и так имелось не слишком много, смысла не было. Но она всё выскажет Драко позже, или в следующий раз, или, может, сама утащит его, чтобы он прочувствовал подобное отношение на собственной шкуре. Она…

Гермиона слишком сильно в него вжалась, потревожив сломанную руку, и он застонал от боли. Она попыталась отодвинуться, но Драко обнял её за талию, удерживая. Гермиона не представляла, как они справятся с его переломом… Вообще-то, она читала о разных… Позах Не для Сна. Она почувствовала, как разгораются щёки от промелькнувших в голове образов; язык Драко прошелся по её губам, языку, скользнул в рот.

Он отступил на шаг; на пять — его плечо царапнуло дверной косяк; на девять — они остановились перед кроватью. Сердце колотилось, вертелось и ёкало так, что Гермиона почти начала волноваться по этому поводу, но её слишком отвлекали рот Драко и его рука, стягивающая с неё футболку. Он дёргал и тянул ткань, и она отвела ладони от его лица, чтобы помочь.

Под его взглядом Гермиона поёжилась и потянулась к узлу перевязи. Она приподняла повязку, и он склонил голову, но тут же наклонился ещё ниже и поцеловал верхнюю часть полушарий её груди — её руки неловко замерли у него над головой. Драко потянулся к завязкам, и Гермиона, тяжело вздохнув, порадовалась, что опять надела бюстгальтер от купальника.

Он попытался стянуть лямки, но понял, что Гермиона по-прежнему держит повязку. Тогда он приподнял ткань и обхватил губами сосок. Стиснув простыню пальцами, Гермиона на выдохе инстинктивно толкнулась вперёд. Его язык закружил по ареоле, зубы царапнули нежную кожу, и Гермиона дёрнулась. Драко что-то прошептал, но она расслышала лишь: «Вот так»; ещё раз лизнув сосок, он, наконец, поднял голову.

Встретившись взглядом с его потемневшими глазами, она судорожно вздохнула, осторожно сняла и опустила повязку. Драко вытащил руку, прижал её к груди, наклонился и снова вовлёк Гермиону в поцелуй. Она прихватила губами его губу и скользнула языком в рот, ловя вкус Драко, смешанный со сладостью горячего шоколада. Просунула ладони под его футболку, едва провела по бокам и почувствовала его пальцы на ширинке своих джинсов. Драко сжал пояс, дёрнул пуговицу, подтягивая Гермиону ближе, и она опустила руки, чтобы расстегнуть застёжку.

Пока она занималась молнией, его пальцы коснулись обнажившейся кожи и потянули вниз трусики. Скользя губами по его губам, Гермиона изогнулась, стряхивая джинсы и бельё. Драко провёл ладонью по её животу, очертил изгибы бёдер, огладил бока. Он уже добрался до лямок бюстгальтера, но она подняла подол его футболки, и он отступил, горячо выдохнув.

Гермиона помогла ему вытащить здоровую руку из рукава и стащила футболку с головы. Не успела она высвободить его второе плечо, как он уже обхватил её ягодицы и притянул к себе. С тихим стоном Драко толкнулся вперёд — даже сквозь ткань штанов и белья она ощущала его жар. Наклонившись, она поцеловала его ключицу; костяшки сломанной руки скользнули по её груди — развернув кисть, он осторожно прижал к её ладони свою. Гермиона выдохнула, наклонилась ниже и прижалась губами к середине его груди, ловя губами пульс. Драко задержал дыхание, и в голове у неё мелькнула мысль, уж не смутился ли он?

Отстранившись, Гермиона осторожно стянула футболку с его локтя — его губы прокладывали тёплую дорожку на её шее. Закусив губу, она застонала — он нашёл то самое местечко, ласка которого вызывала бурную реакцию, хотя она не представляла, как он его запомнил. Проведя ладонями по его бокам, она схватилась за пуговицу на штанах и усмехнулась собственной нервозности. Расстегнула ширинку, стащила штаны на бёдра — Драко поёрзал, помогая штанинам сползти вниз. Очертив пояс его белья и повинуясь секундному желанию, она накрыла пальцами твёрдую выпуклость, натянувшую ткань. Открыв рот, Драко застонал, толкнулся ей в руку, и она рвано выдохнула.

Он приспустил трусы с одного бока, и как только Гермиона пришла ему на помощь, занялся её лямками. Он поцеловал её в подбородок, в щёку, в губы, и она отвела руки, позволяя снять купальник. Драко отбросил его в сторону, и она потянулась к члену — шёлк, обтягивающий гладкий камень. Он схватил её за запястье.

— Не могу, — выдохнул Драко, подталкивая их к кровати, где они оба избавились от мешающих штанов.

Он повернул голову и, облизав губы, огляделся — Гермиона глубоко вздохнула, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце. Она стиснула бёдра, ёжась от тянущей боли, и сухо сглотнула.

— Сядь поудобнее, повыше. У изголовья.

Она хотела именно этого? В голове снова замелькали схемы — лишь два возможных вариантах она была готова воплотить в жизнь, но Драко принял решение за неё. Он перебрался через кровать, и она последовала за ним; в груди зародилась нервная дрожь, и Гермиона напомнила себе, что он тоже никогда такого не делал. Если она ошибётся или будет неуклюже двигаться, может… может, всё окажется не так уж и плохо.

Драко затаил дыхание: Гермиона забралась к нему на колени и сделала вид, что не замечает его взгляда. Она замерла над ним, полностью обнажённая, обхватив его бока коленями. Резко выдохнув, он коснулся её живота; его рука скользнула вверх, обхватила грудь, и Гермиона глубоко вздохнула. Он отодвинулся от изголовья, приподнял лицо — она наклонилась и поцеловала его. Их губы скользили, толкались, тянули; она стиснула его плечи и опустила руку.

Стараясь нащупать член, она чуть не рассмеялась над собой, но, наконец, нежно обхватила ствол. Драко что-то промычал ей в губы, и она опустилась, с трудом сглотнув. Если просто… вот… туда… и подтолкнуть… Драко выпустил грудь и впился Гермионе в бедро; она медленно опустилась до конца, чувствуя в горле вибрацию их стонов.

Ощутив чудесную наполненность, Гермиона замерла и попыталась отдышаться.

— Как же хорошо. Чёрт, — продолжал он бормотать ей в рот; Гермиона медленно поднялась и снова опустилась.

Ей это понравилось. Ей потребовалась секунда, чтобы приспособиться, но ей понравилось. Гермиона контролировала ситуацию: она качнула бёдрами, и её собственный тихий звук был заглушён стоном Драко. Она вызвала такую реакцию не только телом, но и своими движениями, и ей это нравилось. Она поднималась, опускалась, поднималась вновь, задавая ритм, пока его язык ласкал её рот. Она прильнула к нему, помня о повреждённой руке, которую он держал у своей груди, и его ладонь скользнула к её спине. Он начал двигать бёдрами в такт, она заскулила и почувствовала, что поцелуй становится всё агрессивнее.

Он провёл ладонью по её спине, собрал волосы на затылке и впился пальцами ей в голову. Прижался губами к её плечу и втянул в рот кожу, всё быстрее и сильнее толкаясь навстречу. Гермиона обняла его за шею, за плечо; время остановилось, и она полностью и совершенно восхитительным образом растворилась в Драко.

26 декабря; 7:29

Гермиона зевнула; грудь Драко плавно поднялась под её щекой. Она сонно наблюдала, как за окном восходит солнце. Подняв вчера стекло, они увидели только стену пещеры, так что солнечный свет и фруктовый сад снаружи были лишь иллюзией, однако смотреть на неё было приятно.

Сперва она собиралась встать и одеться до того, как проснётся Драко, но ей было лень и слишком хорошо после испытанного удовольствия. А потом Гермиона обнаружила, что Драко уже проснулся: она пошевелила головой, и он запустил руку ей в волосы. Теперь она стучала пальцами по его груди, наблюдая за тем, как солнечный свет окрашивает его кожу в золотой цвет.

— Я не давала тебе ночью дышать?

— Постоянно. К сожалению, я привык просыпаться с волосами на лице, страдая от недостатка кислорода.

Она улыбнулась и закатила глаза.

— Однажды, если мой план сработает, ты вообще не проснёшься. А я со своими непослушными волосами буду выглядеть совершенно невинно.

— Я сохраню это воспоминание в Омуте памяти. Или состригу тебе волосы.

— Только попробуй их состричь.

Было очень странно препираться с ним, будучи голыми. Она не сомневалась, что Драко почувствовал, как она вздрогнула в ответ на угрожающее дёрганье волос, и, что ещё хуже, наверняка заметил, что её соски затвердели. Она подумывала притвориться, что ей холодно, но его ладонь скользнула по её спине и прижала крепче.

— Я бы не хотела каждый день просыпаться под фальшивым солнцем, — сказала она, и его пальцы замерли.

— Оно выглядит и ощущается как настоящее.

— Но это не так. Думаю, все мы склонны восставать против того, что больше нас.

— Это снова о времени, которое не ждёт?

— Не… Наверное, да. Это то, что мы — весь мир — делаем. Мы шаг за шагом сдерживаем стихию, идём против неё. Природа давным давно перестала нас устраивать. Посмотри, что они делают с цыплятами!

Драко растерянно уставился в потолок.

— Они…

— Я не желаю этого знать.

— Хорошо, но я лишь хочу сказать, что куры с двумя головами и шестью ногами — это однозначно против природы. Время — худшая вещь из всех.

— Время жестоко ко всем людям, Грейнджер, оно не имеет предубеждений. Что плохого в том, что мир с ним борется?

— Но ведь оно не всегда наш враг. Время приносит многое — облегчение, исцеление, воспоминания, жизнь.

— И всё забирает.

— Это естественное течение. Прилив. Он берёт, даёт, приходит, уходит, снова и снова. Это то самое время, что у нас есть, которое было нам дано, и которое так легко отобрать. Хорошее, плохое, но оно наше. Никакой ботокс, чары Гламура или наши чаяния его не продлят. Это просто притворство, и люди расходуют всё своё время, желая, чтобы его стало больше. Мы должны принять то, что имеем, в противном случае нам никогда не быть счастливыми.

— Если только люди не найдут Флоралис.

— Да, но даже тогда…

— Да, знаю, воспоминания, чувства, утрата памяти о цветах. Инъекции счастья.

— Это как солнце. Оно крутится, вращается вокруг нас снова и снова. Приносит перемены погоды, света; цветут цветы, впитывается вода, мир нагревается. Оно движется по шаблонам, на которые могут воздействовать внешние силы — облака, грозы, загрязнение. Оно заходит, восходит, преображает мир. Изменяется само. Иногда случаются затмения, и всё вокруг погружается во тьму. Но солнце продолжает вращаться, выходит из-за закрывших его преград и опять сияет. Движется сквозь время — наше и своё собственное. Но однажды… — она издала звук, похожий на взрыв, отодвинула руку и развела пальцы, будто эпицентр находился в груди у Драко. — Оно исчезнет. Его время выйдет, и всё закончится.

— Интересно, неужели поэтому они нарисовали солнце над платформами? Вокруг входов в дома. Были ли их ощущения схожи с твоими?

— Может быть. Может, всё это — напоминание о том, для чего они манипулировали своим временем. Ради времени целого мира — под солнцем. Чтобы сохранить его. Я не хочу смотреть на фальшивое солнце. Фальшивое солнце, фальшивый свет, фальшивое тепло. Я хочу дом под солнцем. Хочу стареть, как это дóлжно, хочу чувствовать каждую деталь в течение отведенного мне времени, и знать, что это моё и оно настоящее. Даже когда это больно. Особенно тогда, когда прекрасно. Иначе всё это, любой кусочек, на самом деле никогда ничего не значило.

17:32

Услышав стук, Гермиона оторвала взгляд от стола и уставилась на серебряную фляжку, которую только что поставил Драко.

— Что это?

— Почти уверен, что виски, но точно не знаю.

— Боже, это всегда лежало в твоей сумке.

— М-м. Думаю, нам пора определиться с соглашением.

Она подняла широко раскрытые глаза от фляжки: с ничего не выражающим лицом Драко выдвинул стул и уселся напротив.

Вот оно. Он хотел обсудить растение — разговор лишь немногим лучше, чем забег к пещере.

— Какое соглашение?

— Честно, значит, честно. Так далеко мы зашли вместе. Ты даруешь растение миру, а я получаю половину. Нравится тебе это или нет.

Разве он ещё не понял, с кем разговаривал?

— А что, если я решила его уничтожить?

Драко пожал плечами — на его лице промелькнуло мрачное предчувствие. Он сжал челюсти и принял решение.

— Всё зависит от того, сколько жидкости ты добудешь из тех зажигалок.

Она озадаченно посмотрела на него, слегка качнув головой.

— Я бы с бóльшим удовольствием выпил этот виски, но нам же нужно что-то, чтобы спалить их дотла.

Гермиона сделала глубокий, резкий вдох, вглядываясь в серую радужку. Он говорил серьёзно? Отказывался от Флоралиса? Драко вдруг показался ей очень уставшим — откинувшись на спинку стула, он крутил в руке фляжку.

— Почему ты от него отказываешься?

Он снова и снова крутил флягу.

— Наверное, я бы предпочёл дом под солнцем.

27 декабря; 2:25

Для начала они провели тест. Сунули в пламя лепесток, лист, стебель и понаблюдали, как горит цветок. Они вскрыли все зажигалки, кроме одной, перелили горючее в чашку и взяли дрова из камина в гостиной.

Драко нашёл в шкафу три бутылки спиртного и, прежде чем спуститься, они осушили полбутылки рома. Драко опьянел гораздо сильнее Гермионы: пили они одинаково, но она мешала свой ром с колой, а он прикладывался прямо к горлышку. Гермиона решила, что так Драко укреплялся в принятом решении и отмечал завершение их путешествия, конец смертельным угрозам и лесной жизни на островах. Ещё ей казалось, что он пытался её напоить, произнося всевозможные нелепые тосты: за прекращение пингвиньих войн, ночёвок на земле, убийств ради еды; за жизнь без соли и серы, без кровожадных существ, без прогулок по склонам и за кончину того, кто, чёрт возьми, придумал горы. Когда Драко наконец замолчал и начал смотреть на неё апельсиновым взглядом, Гермионе пришлось вытащить его на лестницу, хотя он пытался увлечь её в прямо противоположную сторону.

Они наугад разложили дрова вокруг растений; Гермиона разжала кулак, и пожухлый смятый цветок, принесённый из первой пещеры, упал на пол. Адреналин бурлил по венам — Гермиона прекрасно понимала, от чего отказывается и что именно сжигает. Но она знала, что приняла правильное решение, что доверять такую силу нельзя никому. Даже ей самой. Драко то и дело коротко посмеивался, и она была готова поспорить, что он мысленно проклинал себя и своё решение. Именно так смеются люди, когда делают или обдумывают что-то настолько безумное, что это пугает их самих.

Драко сорвал с книги обложку: форзац с надписью «Если ты когда-нибудь найдёшь дорогу домой» упал на синие цветы. Гермиона разложила страницы на растения, наблюдая за тем, как скручиваются листы.

— Ты ведь не собираешься плакать, правда? Я удивлён уже тому, что ты смогла надорвать книгу и не бросилась её восстанавливать.

— Если не заткнешься, восстанавливать я буду тебя.

Он приподнял бровь.

— То, что ты всё-таки собираешься меня лечить, сводит угрозу на нет.

Гермиона запустила в него страницей, и та спланировала на пол в миллиметрах от её пальцев — вторая бровь Драко присоединилась к первой. Гермиона положила последний лист, слегка покачнулась, удерживая равновесие, и с глубоким вздохом огляделась — сердце заходилось от возбуждения и страха. Она заметила, что Драко слишком долго всматривался в переднюю обложку книги. Он то ли что-то почувствовал, то ли просто решил взглянуть на Гермиону, и она прищурилась. Он приподнял бровь — она ответила тем же жестом. Гермиона упёрла руки в бока — Драко оглядел её, тяжело выдохнул через нос, вытащил из кармана зелёный листик и со скучающим видом бросил его к остальным растениям. Склонив голову, Гермиона покосилась на его карманы и встретилась с ним взглядом. Драко покачал головой и пожал плечами. Гермиона подошла к нему, сунула руки в его карманы, и его лицо окаменело.

— Твоё доверие поражает.

— Ты знаешь, что я тебе доверяю.

— И всё же роешься в моих карманах.

Она переключилась на другой бок.

— Просто я знаю, что ты всегда останешься слизеринцем.

Хмыкнув, она посмотрела на Драко — тот с ухмылкой схватил её за бедра и притянул к себе.

Он поцеловал её: несколько небрежно — сказывалось действие алкоголя, — но достаточно для того, чтобы кровь быстрее побежала по венам. Гермиона обняла его, по-прежнему решительно настроенная на проверку, и сунула руки в задние карманы. Драко засмеялся, прижал ладони к спине Гермионы, спустился пониже и влез в её карманы, прижимая ещё крепче, но почти не двигая пальцами.

— Только честно я… — начал он ей в рот.

— Кто сказал, что я играю честно?

Драко выглядел так, будто пытался сдержать смех, и Гермиона ткнула его пальцем в грудь.

— Засранец. Во время нашего путешествия я была очень коварной. Мне удалось несколько раз обмануть тебя до того, как мы сюда добрались.

— Удалось. Грейнджер, ты была беспощадна.

— И хорошенько тебя разозлила.

— Даже не представляешь насколько.

Он помрачнел, что никак не было связано с ощупыванием её ягодиц, и она решила, что сейчас, наверное, не лучшее время ворошить прошлое.

— Ну, как бы там ни было, — неловко произнесла она, откашлялась и огляделась. Судорожно вздохнула, и этот звук, похоже, вернул Драко самообладание. — Готов?

— Да. Думаешь, на ступеньках мы в безопасности?

— Наверняка. Тут камни и скалы — пламя не должно далеко распространиться за пределы того, что горит.

Драко вылил на растения горючее из зажигалок, Гермиона скомкала последние страницы книги. Он поднялся следом за ней по ступенькам и встал рядом на верхней площадке. Гермиона на мгновение замерла — Драко провёл по волосам дрожащими пальцами, и в эту секунду ещё можно было изменить решение, — а затем подожгла скомканный лист и бросила его на цветы. Яркая вспышка, всполох огня — и уши наполнились шипением. Она подожгла ещё одну страницу, ещё одну, ещё и бросала их до тех пор, пока пламя не затанцевало по ковру из синих лепестков.

Усевшись возле Драко, она взяла протянутую фляжку, и они принялись наблюдать за тем, как горит Флоралис.

15:26

В лёгком шоковом состоянии Гермиона смотрела на чёрный, выжженный камень. Лицо Драко над её плечом одеревенело — он выглядел так, будто уничтожение растения легло ему на спину неподъемной ношей, и он изо всех сил пытался сдвинуться с места.

Все старания, надежды, битвы — всё потраченное время. Раньше она думала, что если Драко сделает свой выбор, то они отступят от края обрыва, но теперь ей казалось, что она падает.

— Они исчезли.

28 декабря; 22:34

— Ты что делаешь?

— Кто-то же должен быть бессмертным хранителем, — ответила Гермиона, устраивая пингвинов возле входа в пещеру.

— Они же поубивают друг друга.

— Думаю, они завязали с этими попытками.

— Мне кажется, они друг другу не нравятся. Если…

— Пингвины образуют пару на всю жизнь.

— А как насчёт вечности?

Она многозначительно хмыкнула и кивнула.

— Ну, мы всегда можем вернуться и проверить. Убедиться, что с ними всё в порядке.

Драко недоверчиво и с ужасом уставился на неё, и она рассмеялась.

29 декабря; 11:11

— Похоже, ты уверена, что мы преодолеем барьер. Это настораживает. Просто потому, что мы… Что ты сделала?

Она удивленно на него посмотрела.

— Что?

— Я знаю этот взгляд, Грейнджер. Что ты сделала? — выплюнул он, схватив её за запястье, когда она попыталась отмахнуться, словно ничего не случилось.

— Может, я сберегла кусочек растения, — призналась Гермиона, пытаясь вырваться из хватки, но его пальцы всё сильнее стискивали ей руку.

— Что? Какого хрена…

— На всякий случай, если оно потребуется, чтобы отсюда выбраться. Вряд ли оно нам пригодится после кольца, заклинания и исчезнувших цветов. Но мало ли что.

Драко впился в неё взглядом.

— О, успокойся…

— Не успокаивай…

— Это всего лишь мера предосторожности.

— И ты не посчитала нужным мне рассказать!

— Я только что это сделала!

— Ты обыскала меня, чтобы удостовериться, что я не…

— А ты обыскал меня!

— Судя по всему, недостаточно тщательно!

— Я избавлюсь от него, как только мы пересечём барьер. Или по возвращении в Англию — мы же будем на пароме. Можешь проследить, что я его сжигаю! Перестань смотреть так, будто ты мне не веришь!

— Ты не считаешь нужным доверять мне, но если я…

— Драко.

Он замолчал, злобно на неё взглянув.

— Ты же знаешь, что я использую его только для подстраховки, а потом оно исчезнет. Мне очень жаль, если я обидела тебя в пещере.

— Ладно, — перебил он. — Я…

Он прищурился — она подошла ближе и, закусив губу, подняла его ладонь и провела пальцем по шраму.

— Как солнце.

Он убрал руку.

— Грейнджер, просто удостоверься, что избавилась от него.

17:12

Она покосилась на Драко: тот сидел в нескольких метрах от неё и осматривал съестные припасы, которые они прихватили из дома. Гермиона не знала, сердился ли он на неё из-за растения или отстранялся потому, что они приближались к Англии. Им осталось только добраться до берега, проехать на пароме сквозь барьер и, оказавшись на материке, аппарировать домой. Скоро всё должно было закончиться.

— У тебя же сохранилась палочка, верно?

Он кивнул.

— Через день или два мы будем есть как…

— Нормальные, цивилизованные люди.

— Вряд ли! Я собираюсь наброситься на еду, будто увижу её впервые. И не собираюсь есть ни рыбу, ни фрукты в течение нескольких месяцев. И больше никаких белок или кроликов. Больше. Никогда.

Гермиона сомневалась, что он её слушает. Драко молча и неподвижно смотрел на деревья. Насколько же сильно он сожалел о сделанном? Казалось ли ему, что сожжение Флоралиса стало ещё одной из тех ужасных совершённых им ошибок, которые он никогда не сможет исправить — эту возможность он потерял. Начав задаваться этими вопросами, Гермиона задумалась о множестве различных вещей, имеющих отношение к ним с Драко. И идея вернуться домой вдруг перестала казаться такой уж яркой.

30 декабря; 10:33

— …Чтобы понять, что мы идём в неправильном направлении?

— …Переживаешь обо всём, но ты должна…

— Можно подумать, это моя вина! Я не знаю, что ты…

— …Ставить под сомнение, но в этот раз всё…

— …Тот, у кого бинокль и обезьяньи лапки…

— … Пройти… Обезьяньи лапы? Чем тебе не нравятся мои…

— …Только потому, что ты беспричинно злишься, и ничего такого…

— …Тот, кто припустил в лес, словно знал, где мы…

— …День, и мы вернёмся, но если ты снова пытаешься меня ненавидеть за…

— …Трата… О чём ты говоришь?

— О, я понимаю, что ты делаешь, Драко Малфой. Я вовсе не глупая девочка, и если ты думаешь…

— Так, опять начинается бешеное словоизвержение, в котором ты ни хрена не объясняешь…

— …Потому что это не сработает. Если ты хочешь…

— …Обвинить меня во всех возможных и невозможных грехах, которые возникают в твоём извращённом…

— …Тогда сделай это, но, по крайней мере, будь мужчиной, чтобы сказать мне!

— Сказать тебе о чём? Твоё молчание, конечно, золото, но в данный момент…

— Сам подумай!

22:37

Гермиона уже почти заснула, когда Драко, лежащий метрах в пяти, подал голос.

— Ты говорила о том, что будет после возвращения.

— Что?

— Когда билась в злобном припадке. Ты говорила о том, что произойдёт после возвращения с островов. Если я начну тебя игнорировать.

— Ну… — она покраснела. — Не совсем. Просто я… Просто я подумала, что ты игнорируешь меня сейчас, потому что собираешься… оставить всё случившееся на островах. Что после отъезда ты хочешь сделать вид, что этого никогда не было. Ничего не было.

Он молчал пару секунд — чересчур долго, и грудь Гермионы сдавило.

— Я просто хотела сказать, что это не сработает. Если ты хочешь меня игнорировать, притвориться — что угодно — ладно. Но я хочу, чтобы ты знал: я ничего не забуду. И притворяться не собираюсь, пусть даже там всё совсем иначе. Вот и всё.

— Грейнджер…

— И я не знаю, помнишь ли ты наш разговор о животных, людях и свободе. О клетках, которые мы возводим с помощью собственных эмоций и которые надо сломать ради обретения свободы, и что можно найти немного счастья в том, что мы имеем внутри клетки. Что это помогает разрушить… Ну, я просто хочу сказать, что, наверное, я бы не стала сильно возражать, если бы была в твоей клетке, — она зажмурилась и покачала головой. Что? — То есть я имею в виду, что я бы не… Знаешь, в моей тоже есть место.

Она долго не могла уснуть в его молчании.

31 декабря; 7:02

Гермиона ухватилась за поручни парома — сердце подскочило к горлу. Лист был надежно спрятан в кармане на молнии в её сумке, и она ощущала невероятное напряжение момента. Она чувствовала себя выжившей в катастрофе. Будто острова, оставшиеся позади, должны были полыхать огнём. От этих эмоций тряслись кости, а кожа казалась тяжёлой. Часть её сознания по-прежнему пребывала в шоковом состоянии, и она размышляла о том, что ей потребуется много времени, чтобы разобраться со всем тем, что произошло за последние восемь месяцев.

— Во мне ничего не изменится.

Оторвавшись от созерцания моря, она посмотрела на Драко.

— Я всегда буду таким же засранцем. Мир воспринимает меня так же, как и до моего ухода. Моё прошлое не изменилось. У меня всё тот же отец. Я всё тот же человек.

Гермиона хотела бы возразить, что это не так. Что Драко, прибывший на острова, даже не посмел бы сжечь растения — отбросить прочь все те возможности. Но она подумала, что, наверное, со временем он всё поймет сам. И что ей бы очень хотелось быть возле него, чтобы это увидеть. Одним глазком.

— Я не хоч… не жду, что в тебе что-то изменится, — она оглянулась на море — волны били о борт парома. — Похоже, я буду скучать, когда тебя не будет рядом. Я имею в виду, это будет странно.

— Кто сказал, что меня не будет рядом?

Гермиона снова посмотрела на него, вгляделась в его профиль и почувствовала, как поднимаются уголки губ.

— Это хорошо. Может, я была бы не прочь провести какое-то время в твоей компании.

Он вскинул бровь, и она увидела, как его губы растянулись в короткой ухмылке.

— Может, я выделю тебе немного.

Гермиона заметила, что касается своими костяшками его, и перевернула руку, ловя его пальцы. Сжав челюсти, Драко посмотрел на неё и наклонился для поцелуя. Впитывая соль и тепло его рта, она оплела его пальцы своими и прижалась теснее. Паром скрипнул, они стиснули руки и миновали барьер. Миновали, не расцепляя ладоней, не разрывая поцелуя — за их спинами оставались острова, а над горизонтом поднималось солнце.