Всеобщее путешествие вокруг света. Часть II. Западный Индийский полуостров : Французские владения, Англо-Индийские государства ; восточный полуостров ; Бирмания, Суматра. [Жюль Дюмон-Дюрвиль] (doc) читать онлайн


Всеобщее путешествие вокруг света,
Содержащее извлечение из путешествий известнейших доныне мореплавателей, как-то! Магеллана, Тасмана, Дам- пиера, Ансона, Байрона, Валлиса,Картерета; Буген­виля, Кука, Лаперуза, Блея, Ванкувера, Антркасто, Вильсона,Бодена,Флиндерса, Крузенштерна, Портера, Коцебу, Фрейсине, Биллипгсгаузена, Галля, Дюперре, Паульдинга, Бичея, Литке, Диллона, Лапласа, Морелля, и многих других,
составленное
Дюмон-Дюрвилем,
капитаном французского королевского флота,
с присовокуплением
карт, планов, портретов и изображений замечатель­нейших предметов природы и общежития во всех частях света, по рисункам Сснсона, сопровождавшего Дюмон-Дюрвиля в его путешествии вокруг света.

Часть вторая.

Москва.
в типографии Августа Семена.
1835
печатать позволяется,
с тем, чтобы по отпечатании представлено было в Цензурный Комитет надлежащее количество экзем­пляров. Москва, Мая 9-го дня, 1835 года.
Цензор Д. Перевощиков.
Западный Индийский полуостров : Французские владения, Англо-Индийские государства ; восточный полуостров ; Бирмания, Суматра.

I

ИНДИЙСКИЙ ПОЛУОСТРОВ. — ПОНДИШЕРЖ.
От Тринкомалая до северной оконечности Цейлана берег низкий, плоский и опасный для плавания. Для больших кораблей-, приближение к Инему на четыре, или пять лье может быть па­губно, по причине множества песчаных мелей и подводных утесов, кошорые можно узнать толь­ко лотом. Но, спасибо опытности нашего МалайI ского корабельщика, мы смело могли приближать­ся к земле, и л радовался этому, потому, что мог рассмотреть все береговые приморья сей части Цейлана. К ночи, Цейлан скрылся у нас из вида, и утром на другой день мы увидели Коромандельский берег. При благоприятном ветре, мы проплыли около прибрежья, от Танджаора и Карнатика до крепости Се. Давида, мимо мыса Калъемара, Европейских заведений в Негапатниими, Карнкали, ТрамквебарЬ, Порто-Ново и ГтделурЬ. Туш открылась перед нами гавань Пондишерийская. Все . это протяжение берега, потоплен­ное, так сказать, в волнах, едва видно в не­скольких льё с открытого моря ; только и за­мечаете его по Флагам различных Европейскихъ
. заселений, веющимся издали. Наклонность Коро­
мандельского берега, до самого хребта Гаттскнх гор, где начинается горная область, так плоска, что вода в реках, протекающих по ней, едва движется, и от того, бессильные противиться в устьях давлению Океана, они почти все зава­лены грядами песку, сквозь которые едва проби­ваются в обыкновенное время, быстро стремясь через них во время половодья. Ош залива Ма­нарского до Балассора, во всем этом протяже­нии, образующем западную сторону Бенгальского залива, берег одинаков. Легко распознать здесь повсюду глыбу наносной земли, которая беспре­рывно вдвигается в область моря, и вместо на­дежных, глубоких портов образует беззащит­ные заливы, способные для пристанища только во время благоприятного муссона. От того проис­ходит и длинная гряда прибрежных песков, в которую разбиваются беспрестанно воды заливов, так, что берега делаются неприступными, даже для небольшой Европейской шлюпки. Движение мор­ской глубины производит в валах, стремя­щихся к берегу, шакое волнение, бурун, столь сильный и крутой, что в Пондишери, как и в Мадрасе, только туземные шелинен могут при­ставать к пристаням. Эти шслинги суть пло­ские барки, без всяких снастей ; самый короб их сшит веревками, и не скрепляется гвоздями. Будучи гибче шлюпок с высокими ребрами, плоская, так, что берет воды всего на шесть дюймов, вышиною только в четыре Фуша, для удобней-
9
ниого ослаблении волны, шелинга управляется де­вятью Неграми в хорошую, и одиннадцатью в бурную погоду. Каждый из гребцов работает погпесыо, кроме кормчего, или ?и««делл, стоящего на задней части шелинги, с длинным гаффомь ( шест с крюком ). При входе в Пондишерийскую гавань, обыкновенно, выдерживают три при­боя волн, и уменье танделя состоит в том, чтобы перенять их вдоль барки. Когда шелинга перехватила первый вал, гребцы останавливаются и рассчитывают надлежащее мгновение пройдти через второй, и так далее, пока последним принесет их к берегу. Не смотря на ловкость перевощиков, иногда шелингу опрокидывается, и тогда надобно спасаться вплавь. Как средство для пособия в таком случае, почти при каждой барке держится на бичеве катнмарон, род, охра­нительного плота, сделанного из трех, или че­тырех брусьев, соединенных вместе. Двое Не­гров держатся на них, сидя на коленях по Вос­точному обычаю ; они движут кашимарон по волнам своими пагайпмн, или легкими веслами в виде лопат, работая ими на обе стороны и не утверждая их пи па какой подставке. Третий род перевозки, употребительный на здешних берегах, суть лодки из древесной коры, кото­рыми туземцы управляют с удивительною лов­костью.
Началом моего путешествия но Индии был переезд через Пондишерийскую гавань, и невоз­можно было начать счастливее ; кроме одной не-
10
вежливой волны, хлеснувтей на нас сзади ше­пинги, с нами не было никакой беды, и мы не подверглись ни малейшей опасности. Спокойно остановились мы на пристани, подле чешыре-угольного павильона, где развевался Французский Флаг. Туш присутствовали коммиссары таможенные, и вокруг них теснилась толпа людей, столь услуж­ливых, столь внимательных к путешественни­кам, что чуть не началась между ними драка за мои чемоданы и вещи. Можно было подумать, что они делят мои пожитки, как добычу. К сча­стию, Малайский корабельщик предуведомил меня, что мне надобно выбрать из толпы одного по­кровителя, добашп . или дубашп — это род фак­тора, прикащика, путеводителя, наемного гигеропе, который в одно время управитель, пере­водчик, посредник, рассыльный маклер, все, что вам угодно. Для приезжого, даже для тузем­ного Европейца, дубаши необходимая вещь в Пондишери и других местах Индии ; он также необходим, как посгпеля для спанья, платье для прикрытия тела. Когда вы отдались в руки ду­баши, оп принимает ваши вещи, берет ваш кошелек и делается вашим казначеем ; он по­купает для вас, продает, устроивает ваше хозяйство, нанимает служителей, приводит вам паланкин, распоряжаеш вашим обедом, располагает занятиями, устроивает все, забо­тится о белье, платье, хлопочет, требует, спо­рит, отказывает, торгуется, следует за вами, как, тень, повсюду. Неподвижный и немой, если
11
вы не начинаете говоришь, болтун и кривляка, если это вам угодно, он не оставит вас ни за какую цену, дайте ему в десятеро прошив того, что получит он за надоеданье вам своею безотлучностью: он нанялся у вас, и он ваш ; он не хочет воровать, он хочет выработать, свою плату. И вот — говорите-ли вы о деле— он шут, он советует ; хотише-лп развлече­ния у забавы — он ладит и устроивает; заводите-ли даже какие нибудь шалости — и шут он, вечно и везде он : подле вас, когда вы обе­даете; подле вас, когда вы прогуливаетесь; под­ле вашей двери, когда вы спите ; готов за­лезть под кровать, под стол, и сидеть там по вашему приказу. Бедные Европейцы ! без ду­бами, этих честных и услужливых дубами, что сделалось-бы с вами ! Легковерные новички, среди толпы бездельников Индийских, столь хитрых, столь лукавых, как ошличили-бьг вы доброе от худого, истину от лжи? Как узнать вам цену каждой вещи, различить, выбрать, разобрать ? Все это делает за вас дубаши, и он стоит для вас десятилетней собственной опытности. Чипо-жь вы думаете за все эти услуги ? Маленькая поме­сячная плата, и на водку от всего, что вы ку­пите — это платит ему продавец ; мера платы с каждой покупки единожды и беспременно опре­делена обычаем.
И так мне надобен был дубаши. Среди этого народа, готового услужливо разорвать меня вч. клочки, я старался выбрать человека честной и
42
доброй физиогномии. Вот (было зрелище, когда я выбрал : мой охранитель, мой дубаши гордо вы­тянулся после моего выбора, немедленно отме­тил четырех, или пятерых помощников, рас­толкал около меня толпу, освободил меня от её докучливой навязчивости, наложил повели­тельную руку на мои пожитки, усадил меня в паланкин, начал распоряжашь мною, велел нести меня на квартиру по его выбору. Квартира была опрятна, чиста, просторна, меблирована не рос­кошно, сообразно климату, с алъгамасою, или террасою, прямо на гавань. Едва поместился я в ней, под защитою моего дубаши, меня облепила толпа услужников. Всякий из них просился в должность : этот был башмачникъ—бедный Па­рия, которому Европейцы позволяют браться за свою обувь, чего ни за что не допустят Индийцы других каст ; другой объявлял себя цирюльниником ; третий носильщиком зонтика. Явились люди стричь ногти, чистить уши. Напрасно жа­ловался я моему дубаши ; он отвечал, что та­ков здесь обычай, и всех этих людей непре­менно надобно нанять ; я согласился, и должен был даже взять себе пионера. Так называются люди, исправляющие в Индии должность Левант­ского янычара : обыкновенно пионер бывает Ма­вританский солдат, иногда ловкий и лихой, но всегда превздорливый и прегордый. Он одет в чалму и широкое Восточное платье, шаровары и рубашку из бумажной ткани, подпоясанную ши­роким поясом. Пионера узнаете но перевязи,
13
или по серебряному значку, где обыкновенно вы­резано имя его господина. Старший из пионеров всегда держит в руке палку, с золотым, или серебряным шариком на конце, похожую на палки наших шамбур-мажоров. Обязанность пионера ходишь впереди своего господина, бегать с его препоручениями, бежать перед его паланкином, крича : « берегись ! » По числу пионеров узнается в Пондишери важность и богатство каждого. У Губернатора есть свои пионеры ; но у него они не просто предмет роскоши : губернаторские пионеры исправляют должность полицейских и надзирателей за сборами ; записанные в долж­ность, они имеют начальника, состоящего под властью комменданша и главного сборщика; неко­торых из них распределяют в окрестных аллеях, или деревнях; это жандармы здешние.
Таким образом, и у меня явился дубаши, яви­лись слуги, явился пионер, и все эти люди уве­ряли, что они у меня в услугах, когда, напро­тив, я был покорным их невольником. Сна­чала думал я,' что все дело кончится небольшою платою, которую назначил каждому мой управи­тель, и мне казалось, что все эти люди рады бу­дут ничего не делать. В этом надеялся я на Индийскую леность; но сделалось совсем не так. Едва только, в первый день приезда, хорошо зная дом Губернаторский, потому, что он на­ходился в нескольких шагах от моей квар­тиры, хотелч» я отправиться к Губернатору, ти­хонько и пешком — все восстало против меня !
U
Дубаши мой так оскорбился, что готов был поссоришься со мною. — Нетъ* и ему, и всем на­добно было непременно служить за свое жалованье. И вот привели мне паланкин, род каретного кузова, со шторами, который несут на палках, и где надобно разлечься на подушках. Шестеро носильщиков, или бое, здоровые Телинги, по­несли меня ровным шагом в странной этой коробке, у которой кольцы были золотые, а за­навеси алые шелковые. Так предстал я перед Гу­бернатора. Дом Губернаторский большое строе­ние, плохой архитектуры. Обширный сад окру­жает его. Губернатор, Г-н Мелай, принял мена весьма ласково и вежливо. Я сделал после того множество визитов, потому, что имел много рекомендаций. Мимоходом взглянул я на церковь Индийских миссий, здание красивое и правильное. На треугольном Фронтоне изображена Слава бо­жественная с символом Пасхи в барельэФе (*). Статуя святого находится в нише, между Фрон­тоном и дверью ; на площади, перед церковью, прогуливалось несколько миссионеров, в длин­ных своих платьях, с капишонами на головах. Отсюда пустился я направо и налево, завоевать сколько нибудь исторических и местных све­дений. Мне хотелось хорошенько узнать Понди-
(*) Gloire, у Католиков, называется изображение имени Божия в сиянии, и вообще сияние вокруг лика святого. Символ Пасхи агнец. Прчм. Пер.
45
шери, эшот последний клочек Французских владений в Индии, э ии от город, в котором, с небольшими заведениями в Янаоне, Карикале, Mare, и ЦИандернагоре, сосредоточиваются теперь все Французские колонии, там, где Англичане под­чинили себе целые царства. И притом, как бо-
ТГ 1
гат этот ИИондишери воспоминаниями, место, где Дюплеиксы, Лабурдонне и СюФФреиы спорили за
Индию с Британскими Флотами.
К 4 503 году относится первая Французская экспедиция в Индийские моря. Капитан Гонневиль, смелый и искусный моряк своего времени, отправился из Гавра на одном корабле, обошелъ и
мыс Доброй Надежды; встреченный бурным вре­менем, пристал он к незнаемой земле, претер­пел тысячи опасностей, и возвратился в Европу обратно, держась берегов Африки. Неудачный опыт его охолодил жар других, и до 4 604 г. не находим в летописях Французского море­плавания ничего, касательно здешних отдален­ных стран. Тогда, кажется, Бретонские море­ходы отправили два корабля, под начальством Пейрара ; он потерпел кораблекрушение близ Малдивских островов, жил несколько лет на тамошних аттолях, и возвратился потом во
Францию. В 4 64 8 и 4 64 9 гг., Фламандец Жираръ ,
снарядил корабли, отправил их па остров Яву, и награжден был небогатым грузом. Не смот­ря на все такия неудачи, образовалась однакожь J
Компания, под именем Л/олукской, но вскоре раз­рушилась, без дальнейших следствий. В 4 633 г. '•
И
46
новый частный опыт произведен жителями Диеппа. Капитан Режинон отправился в Индийские моря; он посетил залив Бенгальский, коснулся Декканского полуострова, приставал к Мада­гаскару, и воротился с напыщенными рассказами о сей последней стране. Вообще, самые велико­лепные слухи носились тогда повсюду о Мада­гаскаре. Следуя им, этот остров казался го­раздо лучше и полезнее Индии, земля его плодо­роднее, произведения богаче. Дошло до того, что Ришелье, в 4 6М г., учредил Французскую Индий­скую Компанию, с главною целью—покорить и за­селить Мадагаскар. Мы видели следствия этого ошибочного предприятия. Прони и Флакур заняли Мадагаскар, и через двадцать лет все было брошено.
Об Индии вовсе не думали, до тех пор, ког­да Колберт преобразовал на размере более об­ширном Ришельёвскую Компанию. Десятилетняя привиллегия и денежные пособия были определены в её пользу. Но начало еще раз оказалось не­удачно. Мадагаскарская колония существовала в то время, и на нее пожертвовали всеми средствами. Ничего не достало, когда решились на заведения в Азиятских землях. Впрочем, Португальцы далеко ушли вперед, захватили себе все лучшие места, и Французам доставалось только то, что уже не годилось Португальцам. Карон явился однакож с несколькими кораблями в Персид­ском заливе. Он пристал к Гузурашскому по­луострову, и хотел выбрать Сурат, для средо-
шочия своих действий. Этот основатель Фран­цузского владычества в Индии был Француз, но состаревшийся в службе Голландской Индийской Компании. Долговременное пребывание на Суматре дало ему опытные познания о здешней местности. Вскоре заметил он неудобство такого места, куда приходили соперничать с Французами народы более их богатые, более их торговые, и имевшие более кредита в Индии. Карон искал другого луч­шего пристанища, и выбрал Тринкомалай, на ост­рове Цейлане. Эскадра, под начальством Делаге, соединилась с ним в Цингалезском заливе, но все кончилось досадною неудачею. Берег представ­лял так мало средств сообщения с внутрен­нею землею, что гпоселенцы умирали с голоду. Послали искать запасов на Коромандельском бе­реге, и не нашли их, ни у Датчан в Транквебаре, ни в других местах; в отчаянии бросились с оружием на заселение Св. Фомы, где открыли большое обилие всего ; эшо заселение Короман­дельское, основанное Португальцами лет за сто, было завоевано Царем Голкондским в 4662 го­ду; в 4 672 г. Французы приступом взяли его. Карон засел шут, и держался лет шесть; но в 4 678 году, Голландцы пришли на помощь ту­земцам, осадили крепость, и принудили уступить превосходной силе. Остатки Французского гарни­зона возвратились в Тринкомалай, и потом, под начальством какого-то Мартена, утверди­лись в Пондпшера, маленьком городке, уступ­ленном Джинджийским Раджею. Здесь вскоре
Ч. II. 2

и
48
устроилось торговое заведение, и при умной де­ятельности Мартена начало процветать; его ого­родили стенами, обстроили зданиями. Счастливая будущность являлась впереди для возникавшего го­рода; но Голландца, всемогущие в Индии в то время, явились для изгнания Французов. Сначала предлагали они туземцам выгнать Французов ; ответ Индийского государя был неблагоприя­тен. «Французы купили у меня землю, и она при­надлежит им, «отвечал он. Тогда Голландцы сами напали на Пондишери, овладели крепостью, и держались шуга до 4697 г., когда Ризвикский мир возвратил Пондишери Французам. Мартен снова сделался там губернатором. Политик ловкий и купец образованный, этот чиновник Компании улучшил дела её на Индийском полу­острове. Под его управлением Пондишери сде­лался богатым торговым местом, и рынком, который предпочитали всем другим внутренние народы. В ту эпоху, когда изуверие Европейское оскорбляло так часто туземцев, Мартен являл собою пример терпимости и благоразумной рассмотрительности в делах веры. Как равный Индийским властителям, сносился он с окрест­ными Раджами, посылал к ним посланников и приобретал важные выгоды. Под его начальст­вом, в делах Французов не было этой вздорли­вой хвастливости, этого недальновидного легко­мыслия, почти всегда бывших причиною неуспехов их повсюду. Постоянными усилиями, Пондишери вскоре стал по достоинству главным местомъ
19
Французских колоний в Индии. Все другие поку­шения на Мадагаскаре, в Сурате, Баншане, Раджапуре, Тиссери, Мазулипашнаме, Бендер-Абасси, Сиаме, уничтожались мало по малу — в Пондишери заведение было живуще и беспрерывно возве­личивалось. Казалось, что оно поглощает все другие. Только Пондишери доставлял Индийской Ком­пании вознаграждения среди несчастных и беспре­рывных потерь; только отсюда шли богатые до­ходы, между тем, как убытки во всех других местах ежегодно составляли милльоны ливров.
Мартену ^наследовали Лену ар и Дюмас. Пос­ледний получил от Делиского Двора позволение и
бишь монету и выхлопотал Формальную уступку Карикальской земли. Положение Индийских коло­ний было тогда значительно и важно. В войне между Марашшами и Набабом Аркатским, нес­частный эгаот владетель был побежден и убит; семейство его нигде не нашло убежища, кроме Пондишери, города неутрального. Дюмас принял его, и когда победительный полководец РагогиБуссола прислал требовать беглецовъ—{(.гостепри­имство Французское — отвечал ему губернатор никогда не было ни насмешкою, ни изменою', семейст­во Набаба находится под защитою Пондншериискоии колонии, и все колонисты умрут прежде нежели не­приятель достигнет до тех, кого онп защищают!» *
Такая твердая речь произвела свое действие; Марашшы уступили. ,
После Дюмаса явились два человека, долженстповившие озарить ярким светом честь Француз* 2* ' 1
20
ских колоний в Индии, два гения, совершенно различного свойства: один гражданский, другой военный; один уклончивый и глубокий, другой го­рячий и неукротимый; оба твердые, оба готовые захватишь всю Индию во власть Французов, если­бы, не противясь друг другу, они могли соеди­нишь силы свои. Эти два человека были Дюпленкс и Яабурдонне. Первый из простого купца сделал­ся Губернатором Шандернагорской колонии, осно­ванной на берегах Ганга. До него, хотя и нахо­дясь в богатейшей стране мира, это заведение беспрерывно упадало; едва явился он, благотвор­ное движение придано было колонии; золото и се­ребро явились в изобилии; товары стекались из всей империи Могольской, даже из Тибета. Дюплейкс не имел ни одной шлюпки в колонии, при своем прибытии, а через год, в Шандернагоре было 4 5-ипь кораблей, плававших по всем Индий­ским морям; Чермное море, Персидский залив, Гоа, Сурат, Малдивские острова, Манилла, все сделалось данником Шандернагора. Эшопи городч> конечно превзошел-бы Пондишери, но в 4 7Л2 году Компания перевела Дюплейкса в Пондишерийское заведение.
В шо-же время, Лабурдонне оказывал Франции не меньшие заслуги. Оставивший отчизну на 4 5-м году, он изведал все моря Индийские. Для спасе­ния Компанейского корабля, в ушлой шлюпке он переплыл из Иль-де-Франса на Бурбон; участво­вал в осаде Mare, и был примирителем меж­ду Арабами и Португальцами в Моке. Оценяя за­
21
слуги Лабурдонне, Компания поручила ему устрой­ство Иль-де-Франса и Бурбона; но по неприятному недоразумепию был он вдруг отозван во Фран­цию. Все головы были заняты тогда войною с Англиею. Лабурдонне предложил свои услуги. Ему дали пят кораблей. К несчастию, это вооруже­ние, будучи произведено по воле Правительства, но на счет Компании, подверглось двум начальсшвам, и все предприятия Лабурдонне были унич­тожены. Едва успел он, 30 Сентября 17Л1 года, прибыть в Пондишери, где начальствовал Дюмас, и едва помог он освободить Marc, осажденный Индийцами, как получил повеление Компании ото­слать все корабли во Францию. Лабурдонне пови­новался и отправился на Иль-де-Франс. Война 47М г. оправдала его планы и предсказания; жале­ли, что советов его не хотели слушать прежде. Коммандор Барнет и Капитан Пейтон явились въ’Индии с Английскою эскадрою. Ужас объял все заведения Французские. Дюплейкс умолял о помощи, и Лабурдонне незамедлил : кое-как во­оружив пять кораблей, находившихся в ПортъЛуи, с небольшим пособием из Франции, он отправился 24 Марта 17^6 г. к Мадагаскару и в Индию. Близ Коромандельского берега встре­тилась с ним Английская эскадра, состоявшая из шести кораблей, под начальством Капитана Пейтона. Жестокая битва началась и кончилась бегством Англичан. Лабурдонне явился победи­телем в Пондишери. Нетерпеливый и воинский дух его не мог оставаться долго в бездействии.
22
Насколько раз преследовал Лабурдонне Англий­скую эскадру, и видя, чпю она удаляется от ' встречи с ним, напал на одно из главных заведений Английских, Мадрас. Город сдался на капитуляцию, с условием, заплатит большой окуп. Дюплейкс вмешался в дело, и не допус­тил Лабурдонне сдержать условия. Нарушив ка­питуляцию, он захватил Мадрас, и совершенно разрушил тамошний Черный город, где находи­лись главные богатства Мадраса. Недовольный тем, что ниспроверг договор Лабурдонне, Дюплейкс совершенно стеснил власть его, и воз­будил весь гнев этого раздражительного и не­укротимого человека. Дело дошло до того, чпю начальник эскадры и губернатор решительно по­ссорились. Компания оправдала Дюплейкса ; поко­ритель Мадраса был вызван, заключен в тюрь­му и судим. После трехлетнего медления, суд оправдал Лабурдонне, но огорчения причинили ему смертельную болезнь. Он недолго пережил свое оправдание.
Дюплейкс платил в это время горьким испы­танием за свои поступки с Лабурдонне. Во вре­мя раздоров между начальниками, эскадра Фран­цузская была погублена ; Англичане сделались вла­стителями Индийского моря; Пондишери был оса­жден, и, конечно, был-бы взят без геройских усилий Дюплейкса. Наступивший мир спас коло­нию. Тогда, не боясь сильных врагов, губерна­тор обратил на торговые улучшения весь свой деятельный и предприимчивый ум. Он хотелъ
23
властвовать в Индии, упрочить вшу землю Фран­ции, и предупредить начавшее усиливаться могу­щество Англичан. Никто более его не обладал средствами, необходимыми для подобного вамысла. Он совершенно знал Индию и всю её политику ; не было Раджи, Набаба и Субаба, тайных мыс­лей которого не угадывал-бы Дюплейкс, и не бы­ло ни одного движения умов, ни одного дела, ни даже суеверия, которым не умел-бы он пользо­ваться. Обширное Субабсшво Декканское было то­гда праздно. Хитростью и силою, Дюплейкс воз­вел на него Салабетзинга, друга Французов ; другой союзник Французский получил Набабство Карнатик. При таких средствах политики, можно было надеяться, что владычество Франции укрепится в этом треугольнике, который обра­зуют Мазулипатнам, Гоа и Коморин. Окрест­ные народы привыкали уже видеть Французов пер­венствующими, и, с великими обрядами, Раджи Индийские поднесли Дюплейксу почетное название Набаба, Даже верхний Индостан, царства Сиркарские, владение Голкондское, страны по обоим берегам Ганга признавали Французскую власть. Юный Бюсси, с горстью смельчаков, предписы­вал законы всей Индии, располагал царствами, брал дани, и приготовлял таким образом Дю­плейксу путь к окончательному завоеванию.
Но за эпохою благоденствия вскоре последовало время бедствий. На севере полуострова появлялись тогда попеременно Свнкн и Маратты, пароды много­численные и воинские, низлагавшие всех другихъ
24
Индийцев и угрожавшие заведениям Европейцев. В самом Карнатике Англичане посевали внутрен­ние раздоры и старались восстановить свое утра­ченное влияние. Дюплейкс нашел достойного про­тивника в Саундерсе: в этих двух людях, одаренных равною силою крепкой воли и равным искусством, боролись Англия и Франция. Неизве­стно было, кому придется победить, но, конечно, ни тот, ни другой не усшупили-бы, пока оста­вался у того и другого хоть один солдат и была хоть одна рупия. До истощения сил было еще далеко, и оба соперника, при взаимной не­нависти, при пособиях своих умов, находили средства, каких подозревать было невозможно. Условия и договоры начинали даже сближать Ан­глийскую и Французскую Компании; но война Аме­риканская решила участь Французов в Индии. Взятием Шандернагора начались неприятельские действия Англичан; за тем последовало отнятие других, менее важных местъ» Дюплейкс был оклеветан леред Французским Правительством; успели оподозрить его глубокую политику, по­средством которой был он решителем судьбы Индийских царей. Раджи поднесли ему новый ти­тул Карнатикского Набаба t а из Версали, вме­сто подтвержения сего пшшула, прислали указ, по которому Дюплейкс лишился своего места, был строго вызван из Индии, и умер в 4763 г.
Лалли сделался его преемником. Ош него ожи­дали многого, как будто Английское его проис­хождение давало на то право. Надеялись, что онъ
25
утвердит прочный мир с Англичанами. Ио Лал­ли был дурак, и дур’ак опасный, неспособный повелевать и недостойный повиновения. Его уп­равление было цепью глупостей. При уме неле­пом, но отважном, он повел борьбу с Анг­лией пиак-же беспорядочно и безтолково, как беспорядочны и безтолковы были все дела его. Отправ­ленный с Адмиралом Аше, он прибыл в Пондишери в Апреле 4758 года. Сначала действия каза­лись успешны. Битва Гуделурская, взятие Гуделура Графом Эстенгом, отнятие крепости Св. Давида ознаменовали начало кампании. Но вскоре, утомленная битвами без толку, после трех, сле­довавших одно за другим жарких дел, Фран­цузская эскадра оставила Индию, и Французы по­теряли, почти в одно время, остров Шеринган, северные области и Мазулипашнам. После хвастливой и бесполезной попытки на Мадрас, надобно было помышлять уже о защищении Пондишери, осажденного Англичанами. Стесненный, об­ложенный, город принужден был сдаться, 4 5 Января 4 764 года. Подписанную капитуляцию уни­чтожили, и Англичане успели совершенно запла­тить за подобный поступок с Мадрасом в 4 7Д6 году. Гарнизон и колонисты были отосланы в Европу, а Пондишери уничтожен до основа­ния. Вопль множества людей, брошенных из Ин­дии во Францию, без хлеба и без средств до­быть его, возбудил негодование Правительства, кончившееся судом и осуждением Лалли. Испол­нение приговора над ним хорошо выразил Воль-
26
шер, говоря, что «все имели право нападапиь на Лалли, кроме палача.» Известно, какие бедственные следствия сопровождали казнь несчастного губер­натора Пондишерийского.
Трактат 4 763 г. возвратил Франции Пондишери. Решились уничтожишь, как для этого места, так и для всех других колоний Индийского Океана, привиллегии Компании, предоставляя сво­бодной торговле старание возобновить и заселить Пондишери. В 4 764г. явилась там толпа преж­них колонистов, с трудом распознавших, где были места их старинных жилищ, под густою травою, выросшею на остатках города. С радостью встретили старых знакомых Ин­дийцы. Но много времени надобно было восста­новить город, исглаженныЙ с лица земли Лор­дом Пигошом. Новый губернатор Лав-де-Лористон помогал восстановлению, сколько мог, управлением мудрым и отеческим.
Но вокруг возобновляемого города, Англичане беспрерывно воздвигали мощные опоры своей силе и преимуществу. Уже весь полуостров, особливо по берегам, сделался подвластен Великобрита­нии. Английские Флоты угрожали прибрежьям Ма­лабара, были в Сурате, Котине, Mare, Калькут­те, по всему Коромандельскому берегу, от цар­ства Танджаорского до Ганга. Беллькомб сменил Лористона в Пондишери и продолжал его уми­ряющую политику. Уже несколько торговых до­мов утвердились было в Пондишери, и деятель­ность торговли начинала оживать, когда, безъ
27
объявления войны, без всяких предисловий, Анг­личане бросились на Французские колонии, взяли Шандернагор и Карикал, полонили колонистов в Мазулипатнаме, Янаоне, Сурате, и явились близ Пондишери, в 1778 году. В течение пят­надцати лет ничего не успели сделать здесь для ,
укрепления города; интриги в Индии, интриги въ ;
Европе, все это беспрерывно изменяло и переме- '•
няло планы. Бурсе и Деклезон попеременно стро- ,
или крепость, и когда Англичане стали угрожать Пондишери, работы далеко не были кончены. По деятельность Беллькомба нашла средства при на­ступлении опасности исправить ошибки других. f
Город снабдили запасами ; пять тысяч человек работали день и ночь над укреплениями, и в один месяц вырыли рвы, закрыли город валами.
Эскадра, бывшая в гавани, расположилась защи­щать Пондишери. !
Только что успели распорядиться таким обра­зом, Генерал Мунрое явился перед Пондишери, в Августе 1778 года. С ним было 2^,000 вой­ска; тогда-же увидели и эскадру Английскую; по­добно Французской, она состояла из 5-пии кораб­лей ; началось морскою битвою ; Французы взяли верх, и если-бы Тронжоли, начальник эскадры, преследовал неприятеля, без сомнения, коммандор Вернон был-би принужден сдаться. Через две недели обстоятельства изменились ; два корабля подкрепили Англичан ; один из Французских фрегатов, ошибочным распоряжением, попался к Англичанам, и 20 Августа остальные суда долж-
28
иш были бежали; они укрылись в Иль-де-Франсе;, Пондишери обложили с сухого пути и с моря.
Оставленный всеми, Беллькомб защищался упорно. Умножив небольшой гарнизон, он даже делал вылазки и несколько раз раззорял работы осаждающих. Но через два месяца осады, при которой Англичане потеряли до 5000 человек, стесненный отвсюду, не видя ни откуда помощи, Беллькомб сдался на капитуляцию.
Англичане начали владычествовать, уже не имея более никаких Европейских соперников. Но тогда возбудилось сильное движение туземных народов. Гейдер-Али, царь Мизорский простер оружие даже до Мадраса, а с запада Марашты до­шли до Бомбея. К несчастию, Французы слишком поздно вмешались в дело. Посланные в Индию с эскадрою и войском, СюФФрен и Бюсси пришли тогда, как Гастингс начал уже систематическое образование Английской силы в Индии. ГейдеръАли был преследовав Сиром Фейр-Кушом, отрезан от союзников, и потерял две кам­пании сряду. Марашты, всюду разбитые, позволили Англичанам двинуться на Гейдер-Али всею их силою, и союзник Французский уступил. Он умер ош горести. Сын его Типпу-Саеб, или Типпо-Саиб, наследовал ненависть отца к Анг­личанам и начал битвы в Карнатике. Отвле­ченный в Мизор диверсиею неприятеля, он раз­бил его там, и осадил Бангалор на Малабарском берегу, где соединились с ним корабли СюФФрена и войска Бюсси. Союзники хотели дей-
29
ствовашь обще, но мир 1783 года исторгнул оружие из рук Французов. Типпо-Саиб при­нужден был также мириться, и заключил дого­вор в Бангалоре, в 4 78& году. Остальная ис­тория сего несчастного Султана слишком из­вестна : он снова начал войну в 4790 году, и погиб в 4799 г., раздавленный силою Англи­чан, в то самое время, когда экспедиция Бона­парте в Египет радовала его близкою помощью. До последней минуты призывал он Французов, верил силе их, надеялся их пособия. За два го­да до своего блестящего падения, при управлении Директории, посланники Типпо-Саипа были на Ильде-Франсе и просили помощи ; этот поступок предускорил погибель Мизорского властителя ; Англичане боялись, чтобы Франция в самом деле не вняла его призывному воплю.
Но и до сего события, колонии. Французов в Индии были уже только бедные торговые места, а не сильные крепости. Небольшой гарнизон, по­сланный в Пондишери в 4 785 г., был переве­зен на Иль-де-Франс в 4 789 году. Около 4 794 г. война казалась близкою; Франция отправила не­сколько войска. Одна за другою, габарры la Bien­venue и la Chancelière de Brabant, высадили его в Индии. Восемь сот Европейцев и столько-же Синайских солдат образовали защиту. Даже при согласном действии, они не могли ничего выдер­жать, но что-же было, когда эти бедняки взду­мали еще каррикашурно подражать всему, что де­лалось во Франции: назывались Роялистами, Респуб-
/
и и
;
J
30
ливанцами, завели клубы, ссорились, дрались меж­ду собою. Офицеры представляли правительство, солдаты народ. Не смотря на то, когда Англий­ский полковник Брайдват, с 8000 войска, оса­дил Пондишери, каждый стал на свое место и забыл раздоры при виде неприятеля. Тысяча тесть сот человек, из которых половина бы­ли Индийцы, тридцать дней оспоривали победу, в такой крепости, у которой только ров и стена составляли всю защиту. В Янаунской Фак­тории ученый Соннера осмелился на борьбу еще более странную. Начальствуя совершенно безза­щитным местом, он вытребовал себе из Пондишери восемь сипаев, и с этим смешным гарнизоном, с двумя дрянными пушками, кото­рые успел где-то купить, заговорил о капиту­ляции, и получил ее от Полковника Итса, ко­торый не знал сил неприятеля. Благодаря шало­сти Соннера, по крайней мере, торговцы успели спасти свои капиталы.
С того времени доныне история Французских колоний в Индии есть история морских экспе­диций, действовавших различно, но всегда смело и отважно, так, что подвиги их были-бы до­стойны лучшей участи. Слишком занятая в Европе, Республика вспомнила об отдаленных предприятиях только в 4 796 г. при министер­стве Труге. Но гораздо прежде за честь Франции вступились крейсеры Иль-де-Франса. Капитан купеческого корабля, Роберт СюркуФ, столь славный в последствии, первый напал на корабли
SI
Британские. С своею Эмилиею, купеческим суд­ном, он схватил два корабля, нагруженные са­рачинским пшеном, а потом вооруженный шунер; с шунером овладел он кораблем ОстъИндской Компании Тритоном, и возвратился в Иль-де-Франс, с четырьмя захваченными кораб­лями, и с добычею в 2,000,000. Так как это предприятие было произведено без законного вида, Директория прислала Сюркуфу прощение и вид.— Военные моряки не оставили примера, данного куп­цом, без подражания. Эскадра Английская за блокировала Иль-де-Франс, и два Фрегата, Цчбелла и Скромная, с бригом Курьером, пустились в неравную битву с. двумя Английскими линей­ными кораблями, Центурионом и Диомидом. Репо выступил из Порт-Луи, с восклицаниями : Vive la République ! Целью его .было причинишь кораблям неприятельским сколько можно более вреда, так, чтобы они не могли держаться в море. На погибель он решился прежде всего. Б следствие пиакого отважного плана, выстрелы Французские были направлены въ^оснастку и в киль неприятельских кораблей, и успех увенчал дело. Хотя, по ошибке в маневрах, Цнбелла вступила в битву настоящую, но успела уйдши в гавань прикрытая другими, и особенно Курьером, пока­завшим чудеса отваги. На другой день Англичане сняли блокаду, и Иль-де-Франс успел загото­вишь припасы. Сорок человек погибло в сраже­нии ; платя дань признательности, торговцы Ильде-Франса открыли подписку в пользу сирот и
H
32
вдов, после них оставшихся; в несколько дней собрано было 265,000 Франков. Рено почти на руках несли с пристани.
Министр Трюге вспомнил об Индии, как мы сказали, и контр адмирал Серсей отпра­вился от Бретаньских берегов с тремя Фре­гатами и двумя корветшами. Он скоро прибыл в Иль-де-Франс, приведя с собою несколько призов, захваченных на пути. Два Фрегата на­шел оп в Иль-де-Франсе, Цнбеллу и Скромную, хотя и поврежденные в жестокой битве ; их исправили ; с четырьмя Фрегатами кроме того, называвшимися : Сильная, Сена, Обновленная, До­бродетель, и с гоэлеппиою : Быстрая, Серсей отправился в море. Почти при самом начале крейсерства, гоэлеипта была взята неприятелем, и у эскадры не осталось вестового корабля. По­том начальника обманули ложным известием, и вместо того, чтобы устремиться к берегу Коромандельскому, он безуспешно плавал около Малакки. Здесь встретили его Свирепый и Побе­дительный, дъа Английские 7М-х пушечные корабля. При шести фрегатах силы были равные. Серсей сначала хотел избежать битвы, но его пресле­довали, и он принужден был устроить боевую линию. Первые схватились Добродетель и Сена, выдерживая весь огон неприятеля. Наставшая ти­шина могла поставить их в бедственное поло­жение, если-бы другие корабли не подоспели на помощь. Дело началось общее. Не смотря на пре­восходство артиллерии, Английские корабли при­
33
нуждены были бежать, один едва не загоревшись, другой с перебитыми снастями. В этом деле, моряки Французские действовали превосходно. Од­ного волонтера, на Фрегате Сильная, почти ра­зорвало ядром : « Довольно — вскричал ои — я исполнил свой долгъ—бросьте меня в море—Vive la République!» Матроз с фрегата Цибелла был ранен и упал в море ; квартирмейстер Пулен бросился за ним и спас его. Ровен артиллерист на Фрегате Добро детель, был ра­нен гранатою, заряжая свою пушку, выхватил из раны осколки и не отошел от пушки до окончания дела. Эскадра Серсея так много потер­пела в сражении, что принуждена была идти и исправишь повреждение на острове Королевском. После того Контр-Адмирал снова начал крей­серство, явился перед Башавиею, когда Англичане готовы уже были захватить колонию, спас ее, плавал еще несколько месяцев, и возвратился в Иль-де-Франс, где собраны были все богатые призы его. В 4799 г., в новом крейсерстве, с од­ним Фрегатом и одною корвепппою, Серсей про­шел в Порт-Луи под огнем двух линейных кораблей и четырех Фрегатов Ангяийских, Это была последняя его экспедиция.
Только корсары Французские пускались после сего в разъезды, смело и удачно. После Амиенского мира, небольшая эскадра вышла однакож из Бреста, чтобы придать хоть некоторую важ­ность одной из статей трактата, по которой Франции возвращали Пондишери, и еще кой-какия
Ч. П. , 3
3ï
места. Опа отправилась в Марте 4 803 г., под начальством Адмирала Липу а. Линейный корабль Маренго, о 7Л-х пушках, три Фрегата, la BellePoule и Аталанта, о ЛО ка, la Sémillante о 36-ти, и два транспорта La Côte-d'Or и la Marie-Fran­çaise t составляли экспедицию; при ней находился дивизионный Генерал Декан, наименованный Генерал-Каннтаном Французской Индии ; -1600 сол­дат были под его начальством, и 1 ЛОО пасса­жиров присоединились к экспедиции. La BellePoule, отличный на ходу, опередил другие кораб­ли, и в девяносто дней проплыл Д000 льё ; дру­гие опоздали 22-мя днями.
Начальники экспедиции удивились, увидя по при­бытии своем, что на Пондишери развеваешея еще Британский Флаг. Не смотря на все убеждения, Ан­глийский Коммиссар Куллен отказывался сдашь крепость, а эскадра из двух линейных кораблей и пяти Фрегатов, стоявшая вблизи, казалась гото­вою, в случае надобности, подкрепить упорство Коммиссара. По прибытии всей Французской экспе­диции, свезли па землю пассажиров и несколько сот солдат, но Куллен напрасно призывал к себе Декана для личных переговоров ; Генерал утверждал, что по данным ему предписаниям, он должен сойдти на землю только во Француз­ских владениях. Упорство его оказалось кстати, ибо корабль le Bélier, отправленный через де­сять дней после отплытия экспедиции, явился в Индии, и вручил Генерал-Капитану новый при­каз, немедленно оставить Пондишери, и сменить
35
Иль-де-Франского и Бурбопского губернатора Магаллона (*). На другой день удалились все Фран­цузские корабли.
Желая изъяснишь такую перемену, надобно вспо­мнить, как шатко и недружелюбно было Амиенское заключение мира. Не был-ли даже весь эшопп» мир только политическою уловкою правителей Англии, чтобы вызвать из гаваней Французские морские силы и торговые корабли, и вдруг уни­чтожить их все, по данному знаку, когда рассеются они по разным морям Азии и Америки ? Не заключалось-ли в уклончивости Англичан хитрого намерения изтребить таким образом Флоты и торговое мореплавание Французов, воз­никавшие волею Наполеонова гения? Поведение Ан­глийского чиновника в Пондишери оправдывает подобное подозрение, а двукратное раззорение Копенгагена, и множество других событий под­тверждают вероятность такого замысла нацио­нальной ненависти. — Надобно одпакожь отдать справедливость правительству Мадраса : опо не захватило двух транспортов, прибывших после других кораблей в Пондишери. Но когда вско­ре началась новая война между Наполеоном и Ан­глией, в Индии не знали, чтб делать с 200-ми Французских солдат, там оставшихся ; они
(*) Остр. Бурбоне назван был тогда остр. Бонапарте, а ИТортб-Лум на Иль-де-франсе порте Наполеона. Прим. Перев.
3*

36
укрепились в монетном Пондишерийском дворе, и напрасно восемь сот Англичан, с четырьмя пушками, окружили их и уговарйвали сдаться. Отказ был единственным ответом адъютан­та Бино. Послали спрашивать в Мадрас, пере­говаривали, окружили Французов грозною силою; ничто не могло убедить храбрых сдашься без условий. Двести человек принудили таким упор­ством неприятеля, в десятеро сильнейшего, со­гласиться на перевезение их во Францию, с усло­вием не служить только против Англии в те­чение года. Без сомнения, если в этом деле Бино был достоин похвалы, за твердость в отчаянном положении, то и Английские начальники поступили благородно, пощадив горсть храбрых людей, и удостоив их чести свободного дого­вора. Приказания из Англии предписывали совсем другое, ибо в последствии договаривавшиеся были строго наказаны, за свое человеколюбие выгово­ром Английского Адмиралтейства.
Высадив на Иль-де-Франс нового губернатора, эскадра Линуа оставалась свободною, ибо её пре­поручение в Индии кончилось. Война кипела жесто­ко. Линуа решился пуститься на крейсерство и стараться вредишь торговле Англичан в Индии. Октября 8-го 1803 г. отплыл он из ПоршъЛуи, с кораблями Маренго, la Sémillante, Иа Belle-Poule и корвешшою le Berceau, вновь при­бывшею. На пуши захватили несколько кораблей Ост-Индской Компании, отправили их в Ильде-Франс, и напали на Бенкулен, потом пере­

37
шли в Зондский пролив. Все корабли Английские в Бенкулене и Селлабаре были уничтожены. При­чиненный убыток оценяли в 42-ть миллионов. Но собственность туземцев была свято сохра­няема.
Ош Бенкулепа, Линуа прибыл в Батавию, 4-го >
Декабря 4 803 года. Месяц остановки в этомъ
нездоровом месте заразил весь экипаж лихо- ,
радками. Отправляясь снова, с присовокуплениемъ (
к эскадре Голландского брига, Адмирал имел на кораблях своих множество больных. Прошедши Гаспарским проливом, в Январе 4 804 года находился он в виду острова Пуло-Аор, привходе в Китайское море. Б это время кон­вои Ост-Индской Компании выходят из Кан­тона и плывут в Англию. Линуа думал захва­тишь их и поживишься богатыми призами. Дей­ствительно, Февраля 44-го показались под веш- и
ром двадцать кораблей. Ио обманутый известия­ми, Линуа ошибся в рассчете неприятельской силы, напал не решительно, и едва загремели неприятельские пушки, подумал, что имеет дело с военными кораблями, когда, напротив, всю за­щиту неприятеля составляли одни Компанейские корабли (constry-ships), слабо вооруженные. Линуа оробел, и после небольшой перестрелки отсту­пил. Для усиления его робости, Англичане по­казали даже вид, что преследуют его, и про­должали эту удачную насмешку, пока нашли воз­можность убежать. Прибытие в Англию богатого Кантонского Флота, которым так легко могли
38
овладеть неприятели, произвело в Лондоне все­общую радость, не менее великой победы. Король лично вручил Капитану, начальнику конвоя, крест ордена Бани, а Компания раздала миллионы в на­граду экипажа.
Возвратясь к Иль-де-Франсу, Линуа пригото­вился в новое крейсерство, с Маренго, Лталантою и la Sémillante. Он посетил залив св. Августина в Мозамбикском проливе, перешел в Индийский Океан, захватил два груза боль­шой цены, прошел в Бенгальский залив, был у Мазулинашнама и Консингва, и наконец явился перед колониею Бизигапашнамскою. Три Англий­ские корабля были туш на якоре, один большбй военный, другие Компанейские, с богатым гру­зом. Под Английским Флагом, в расплох, по­дошел Линуа, и Фрегаты его начали пальбу. Ан­гличане отвечали с кораблей и с берега, и че­рез час битвы, когда Маренго вступил в бой, Английский большой корабль бежал, два другие потонули. Но Линуа не умел докончить победы и удалился ; Англичане уверяли потом, что он бежал. Остаток продолжительного крейсерства Линуа не представляет значительных случаев. Счастливый в избежании превосходных сил, он сделал еще кампанию, был при входе в Черм­ное море и близ Цейлана, разбил эскадру Коммандора Тоунбриджа, останавливался близ мыса Доброй Надежды, обходил почти все места по западному берегу Африки, и, по недостатку за­пасов и снарядов, решился возвратиться во Фран­
!
39
цию. В двенадцатый раз, счищая с отплытия своего из Бреста, перешел Линуа экватор, и уже находился близ Французских берегов, с кораблями Маренго и la Belle-Poule. Марша 4Н-го 1806 г. встретила его Английская эскадра, из семи кораблей линейных, двух Фрегатов и од­ной корвешты. Линуа старался удалишься, но его облавили, стеснили, и для спасения чести надле­жало сражаться. Два корабля его бились упорно против девяти, и сдались только после отчаян­ного сопротивления.
На волнах Индийского Океана было еще заме­чательное дело, едва-ли не славнейшее в лето­писях Французского флота. Английский линейный корабль Treinendous, о 7Ч-х пушках, провожал . 12-ть больших вооруженных кораблей Компаней­ских. Сорока-пушечный Фрегат la Canonnière встретился с этим Флотом. Не смотря на не­равенство сил, Французский капитан Бурейн стал под ветром, в двух кабелыповах, с опасностью погибнут от неприятельских вы­стрелов ; но может быть никогда, ни один Фре­гат не умел с такою ловкостью вступить в битву и выдержать ее. Бурейн хорошо знал искуство и храбрость своих подчиненных, уве­ренный притом, что бегство будет бесполезно. После часовой битвы выгода осталась решительно на стороне Французов ; все было цело на фре­гате, ибо выстрелы Англичан пролетали мимо, а между тем гораздо удачнее летели выстрелы Французские. Вскоре Английский корабль приведенъ
40
бил в затруднительное положение. Выгода ветра перешла тогда к Французам, и они поспешили удалиться от своего грозного противника. На­прасно Компанейские корабли хотели вступишь в битву ; Бурейн не удосшоивал даже ответом их бессильные выстрелы. В жару сражения, эки­паж просил у Капитана приказа сцепиться на абордаж, и Капитан едва мог удержать столь безразсудный порыв отваги. Довольно было чести для сорока-пушечного «регата отбиться от семи­десяти-четырех пушечного корабля, превосход­ного устройства, помогаемого 42-ю вооруженными купеческими кораблями.
С того времени до общего мира в 4844 году, Англия соединила в Бенгальском заливе столь важные силы, что история Французских владений Индии в обоих отношениях, мореходном и колонияльном, прекратилась решительно. Взятие Иль-де Франса и Бурбона не оставило нигде при­бежища даже и Французским корсерам. Заме­тим славную защиту Порш-Луи от сил Ан­глийских, после чего не постыдно было падение; замечательны были и частные дела Французских моряков, предшествовавшие потере Иль-де-Франса. Капитан Дюперре, с Фрегатом Беллоною, про'Шел до устья Ганга в 4809 году, взял там Английский Фрегат и корветту, соединился с фрегатом Ла-Манш, под начальством Капи­тана Дорналь де-Гюи, отбился от преследова­телей и возвратился в Иль-де-Франс. После то­го надобно было уже только защищаться, а не
Ml
нападать. Бишва при Императорском порте ( что ныне ИОго-еостогиын ), где Дюперре, при пособии Буве и Мориса, с двумя Фрегатами и корвепшюю, уничтожил четыре Английские Фрегата, Сириус, Нереиду, Ифнгению и Колдунью ; потом взятие фрегата Лфриканка, капитаном Буве, и множе- ;
ство других событий в таком роде означили уничтожение Французской морской силы вне пре­делов Европы. Рядом с С юрку ф ом, Трегуаром, Льермитом, Бержере, Мальру, Иль-де-Франс гор­деливо ставит имена Гамелена, Дюперре, Дорналь де-Гюи, Мориса, Лемарана, Мула, Ле-Бретона, Рене Декана и других, оспоривавших превозмогавшую силу Англии, и отчаянно бивших­ся за последнее место в Индийских морях, где веял еще Флаг Французский.
После 4 84 4 года, в числе заведений Индийских, уступленных Франции из одного горделивого великодушие, находилось и Пондишери. Восмнадцапиь лет тишины и спокойствия, протекших с того времени, едва восстановили эшопи бед­ный город. Скупые при своем великодушии, Ан­гличане ограничили весь округ земли, уступлен­ный с Пондишери, квадратною льё пространства, так, чгпо при первом знаке войны, Англичане вступят в это владение, которое на свой счет обработываюга и улучшают для них Французы. И трудно-ли будет подобное дело ? Пондишери теперь уже не есть крепкое военное заселение, но мирная торговая Фактория, с магазинами • вместо крепости, с аллеями вместо валов. —
Можно-бы надеяшься, что ныне, при более здра­вых понятиях о войне, на случай разрыва коло­ниям позволят оставаться в неутральном по­ложении, так, чтобы раззорение не постигало бедных колонистов. Это был-бы первый шаг к решению более отдаленного вопроса, о предо­ставлении всем колониям Европейским незави­симого владения производительными силами своими и свободы торговли. Превосходные опыты, сде­ланные в Кубе и Синкануре, должны-бы кажется показать, какие важные следствия может произ­весть эша здравая система понятий о правах че­ловечества.
Окрестности Пондишери, украшенные длинными аллеями и пересекаемые великолепными садами, заключают в себе множество Индийских дере­вень, вообще называемых аль де. Здесь вырабошываются известные синия шкани, или гини, произ­водство которых осталось за Пондишери, как выработка платков Индийских за Мадрасом. В моем паланкине, я путешествовал по мно­гим альде, и почти у каждого семейства нахо­дил там ткацкое заведение. Везде встретите ткача, перед станком, удивительно простым, состоящим из. двух огпрубков на четырех деревянных брусках, сквозь которые проходит цепь; они поддерживаются, один двумя веревками, прицепленными к потолку, иногда на открытом воздухе к дереву, другой двумя веревками, при­вязанными к ногам ткача. Подле находится ра­ботник, связывающий нити шкани, прядильщица
лз
с своим колесом, разматывальннца, опиделывашель шканей, красильщик, рисовальщик, все распределенные на касты, так, что каждое от­деление работы вечно производится известным и одним работником, его сыном и внуком. При всей неопытности моей в местных познаниях, я мог уже различить здесь решительное разделение каст, основанное на строгой системе политиче­ской и религиозной. Этот обычай—делить всех людей на разряды, от Парии до Брамина, и пред­писывать им иерархическое устройство, с кото­рым соединены права и обязанности раздельные, восходит к отдаленнейшим временам Индий­ской Истории. Но как странно это для непривык­ших глаз и понятий Европейца! Только в Каль­кутте и Бенаресе, этих святилищах Индийских верований, мог я сообразить свои впечатления и дать в них отчет умственным идеям. Те­перь бродил я еще повсюду, просто, как любо­пытный пришелец, который все хочет наперед видеть, а потом уже станет отдавать себе отчет в виденном. Будучи гостем в Пондитери, старался я узнать, в чем состояли блеск, богатство, торговое движение этого города в славные времена Дюплейкса. В окрестностях и в городе искал я следов прешедшего величия Французского. Мое положение походило на поло­жение бедного Гаотера, Голландского странство­вателя, долгое время жившего в местечке Садрасе, на север от Пондишери. Он пришел туда в последствии еще раз, когда местечко это

ли
было опустошено, сожжено, исшрсблено Англи­чанами. Бедный ГаФнер описал скорбь свою в книге, где говорит об уничтоженном городке, и описывает все прежния подробности его быта; приведу здесь несколько слов, могущих дашь понятие о нравах и жизни вообще в колониях Европейских в Индии ; мне кажется, не льзя говоришь трогательнее, простее и красноречи­вее — тут все живо перед вашими глазами.
«Здесь — говорит ГаФнер — здесь бывали у нас белильни, и на этом поле видал я, как молодые девушки обливали водою растянутые по полю ткани, и беспечно пели веселые песни. Да­лее, в этом отделении была красильня, вся за­ставленная горшками, где варились индиговые краски для тканей. В эш*ой улице живали белиль­щики, а тут, подле этих кокосов, работали ткачи ; далее, в этих разрушенных зданиях жили рисовальщики тканей.
«Вот дом, где было училище ; издалека слы­шен был здесь шум, производимый Малабарскими учениками, и трудно было понять, как со­седи могли выдержать этот беспорядочный ле­пет и говор. Большие мальчики кричали здесь свои арандшель ведомбу ( стихи, выученные на­изусть ) ; маленькие твердили громко свою атаховре (азбуку); те в слух учились считать, эти напевали свои пурана, ( выписки из священных книг ). Перед дверьми теснилась толпа мальчи­ков; они сидели на земле, сложа под себя ноги, и чертили на песке пальцами буквы, произнося ихъ
»5
в mo-же время во весь голос. Весь этот ма­ленький народ кричал и возглашал так гром­ко, что едва можно было расслушать грозные вос­клицания их гуру (учителя).
«Остановимся здесь, перед этою длинною и широкою улицею, где был базар. Опустелое про­странство это бывало прежде покрыто муравей­ником Индийцев. Когда по утрам я прилажи­вал сюда, двойными рядами сидели тут торга­ши, склоняясь к земле, провозглашая названия сво­их товаров, и ласково уговаривали прохожих покупать.
»В базарные дни, какое любопытное бывало здесь зрелище, какой шум, какое движение! Оби­татели Садраса и окрестностей его приходили с товаром ; молодые Индиянки, девушки и жен­щины, несли корзины с плодами и цветами; про­давцы, обремененные корзинами сарачинского пше­на, тиннс, наъенъе и других зерен; старухи, с своими горшками и рогожками; разнощики, с пря­ностями, табаком, ареком, оллдиик —пальмовыми листьями, на которых Малабарцы пишут желез­ною иглою—наконец, торгаши сандального дерева, пальмового сахара, и всякой всячины — все бывали здесь,
« Недалеко от торгашей стояли бмке кайены. (♦окусники), далеко превосходившие все, что толь­ко подобного знают в Европе ; жанълмы, пред­вещатели будущего; путту-керетже, накалывающие Фигуры и эмблеммы на руках и на теле ; агипе, продавицы браслетов, корзинщицы, пирожницы.
»6
«Едва настанешь бывало день, вот и отпи­рают лавки, и являются банианы (купцы), с своим пробным камнем, с своими весочками, с свои­ми мешками, наполненными кашей, фанам и рупий; другие раскладывают свои ткани и товары. Ни­щие брамины стоят подле своих пагодов, или перед домами богатых браминов, между тем как факиры, совершенно нагие, бродят в толпе и просят подаяния.
«Девять часов, или около того ; сошлись по­купатели, зрители — рынок полон, толпа тес­нится, крики усилились—тысячи голосов повто­ряют, всякий свое; Мангаи. палу та мангаи (манги, свежия манги ) ! — Пнтп ( тамаринд )! — Валейпатам (желтые бананы)!—Тайер венема тайер (ки­слое молоко, кому кислого молока)!—Урга (ва­реные плоды)!—Ней веней (свежее масло)!—Кира, кара (овощи, овощи) ! — Паку еетеле (арек и бе­тель ) ! — Тенга еланар ( орехи кокосовые ) ! — Ионга, лонга ( пальмовые яблоки ) ! — Венжагам (лук)!—И за всем этим следуют голоса и ку­плеты санъясав, с их шумными цимбалами, бара­банами жогиев, колокольчиками ну сари, и кроме того слышно карканье ворон, стадами летаю­щих повсюду, среди этой подвижной, шумной толпы, подстерегающих благоприятную милушу схватить какой нибудь кусочекъ—и все это со­ставляло такой шум, такой говор, о котором не может составишь себе понятия тот, кто сам не слыхал его.
«И вот сквозь эшу толпу пробирается беръе-
>17
сошере, бык принадлежащий пагоду, едва удостоивая принять от доброхотных дателей какую нибудь пищу. Ему предлагают лучшую зелень, его ласкают, зовут, всякий рад его поподчивашь чем нибудь. Это священный бык : трезубец, напечатанный горячим железом на его животе, показывает вам, что этот бык принадлежит пагоду. Никогда и ничего он не работает, бро­дит где ему угодно, берет все что захочет, и никто не осмеливается отогнать его. Ночью уходит он в пагод. Одна беда ему; если он забредет за город, Музульмане, либо Европей­цы убьют великого тунеядца — он такой жир­ный....
«В четыре часа веет ветерок с гавани, и мы идем в рощу, освежиться коллу ( пальмовкой ). Наступает вечер ; мы принимаемся за наш обед. Вот карри-секко, арос ногерье ( нежное пшено), жареные птицы, карват (хорошая рыба), сухие плоды. Никогда не употребляли мы пи ви­лок, ни ложек при нашем карри: оно вкуснее, когда берут его руками.
« После ужина все так весело — пьют пиво, пунш, лимонад, чай, жуют бетель, зажигают сигарки, поют Индийские иипкоттъе ( куплеты ) и шакра (песни), аккомпанируют цимбалами и гита­рой, танцуют Фанданго и кадрили.
«Когда я сравниваю эту одичалую, безмолвную пустыню с прежними картинами довольства, де­ятельности, изобилия — прости меня, Господи! — я готов проклинать опустошителей Садраса !
Л8
Как унылы эти серые, однообразные поля, преж­де покрытые переливною зеленью пшена сарачин­ского ! Вместо наших огородов и наших са­довъ—пустыри, заросшие терном и дикою тра­вою ! Куда девались прохладные рощи кокосов, где внимал я трепетание калдеЛра, колючего, где трнмонтел свободно росла в пространство под­небесное! Сочные лонга падают бесполезно, и жел­тые пангаи лопаются и гниют на земле....,
«Нет! не будет уже нуъарн воспевать народу песни о памятных делах Индийских богов ; бродящий брамин не расскажет более о любви Шнвы, бога разрушения, ни о войнах между Деитта и Деутта\ он не понесет в торжествен­ном обряде изображений своих богов, при зву­ках таре, под вязаницами цветов ! Огромные бумажные чудовища, с людьми в них заключен­ными, не станут рычать, пугать и веселить на­род. Нет! священные обряды Индийцев исчезли в Садрасе—храмы пусты ; дерзский Европеец и нечистый Париа свободно идут в них!
«Вижу забвенные истуканы Впшпу, Брамы, Шивы, прежде всегда вымазанные маслом и украшенные цветами. Они здесь еще, но без верования, без жрецов, как ниспадшее величие. Нет поклон­ников, отиравших своими лицами пыль порогов; нет изуверных страдальцев, висевших на крючьях, продетых сквозь тело их; нет хит­рецов, ходивших в честь богов по горящим угольям; нет людей, бросавшихся под колесни­цы священные, нет деведассч, баядерок, сшано-
Л9
вившихся рядами, с цветными шалями, перед уродливыми истуканами—нет даже ручных обезь­ян, жительниц пагода, цеплявшихся, кривлявших­ся по кровлям; их не кому было более кормишь— они убежали в поля.»
Все эти описания добродушного Гаапера nej еносяпгь странника в цветущие времена Пондишери. II здесь, еще более нежели в Садрасе, бывали шумные базары, Индийские праздники, па­годы, вся эта туземная, Восточная, Индийская местность, стол странная, но столь и поэтиче­ская, и все, как в Садрасе, опустошено мечем и огнем, все пало в запустение.
В прогулках моих по окрестным альде, мне был досуг рассматривать и различать обычаи и правы природных обитателей, живущих вместе, но никогда не смешивающихся. Среди различных одна от другой каст Индийских, узнаете Музульман, из коих одни последователи Алия, другие Мугаммеда, заметных по их правильным, благородным чертам лица, по их мощным чле­нам, по их важной, угрюмой осанке, по их бе­лым чалмам и широким шароварам. Обожа­тели Вишну проводят па лбу две белые чс|шы, разделенные желтою чертою; эти знаки ста­вят они себе каждое утро, разводя краску с коровьим навозом. Бонзы, род покаянников Индийских, доводят такой признак благочестия . до излишества, испещряя себе все тело белыми полосами. Одеяние Индийцев сосгпоити> из бе­лых шароваров, узких около колена; остальная
V. II. h

50
часть тела их открыта, и только богатые но­сят еще бумажные рубашки. Одеяние женщин разнообразнее; иногда состоит оно из юбки Гинейской ткани, голубого цвета, достигающей до икр, и из лоскута, закрывающего грудь и падаю­щего на спину; иногда из узкого платья с ру­кавами, и наконец из широкого плапгья, перехва­ченного поясом.
Попдишсрийские альде вообще показывают до­вольство. Хижины в них похожи одна на дру­гую, построены из соломы, и обыкновенно де­лятся на две части, одну где живут мужчины, другую где обитают женщины. Домашняя утварь в хижинах состоит из рогожек, разостлан­ных но полу, нескольких звериных шкур, или бумажного ковра, кучи тканей, и ящика, где скла­дывается одежда целого семейства. низшие касты, составляющие прислугу, или отправляющие работы, почитаемые погаными и предоставленные париям, живут в бедных канурах ; вся одежда их — лоскут ткани, едва прикрывающий тело от по­ясницы до икр.
В каждой альде легко распознать жилища раз­личных каст. Браминские отличаются обшир­ностью, Формою постройки и множеством при­служников. Женщины обитают в верхней части домов, как совершенные затворницы, занимаясь домашними работами и будучи покорными неволь­ницами своих мужей. Обычай разделяет в Ин­дии лгужгнну от женщины безмерными преимуще­ствами. Брамин заметен по своему белому каФ­
51
тану, искусно драпированному на плечах, по сво­ему тучному телу, и походке, важной, гордели­вой, высокомерной. Жены Браминов, никогда не­упражняющиеся в тяжелой работе, вообще краси­вы и стройны; зубы у них белые ; глаза черные, обведенные голубым кружком ; грудь полная, ножки маленькия и руки нежные. Страшные охот­ницы до нарядов, они обременяют себе руки и ноги золотыми кольцами, носят кольцы на шее, на лбу, в волосах. Широкия шаровары, прикры­тые рубашкою, и лоскут ткани, который драпи­руется на шее, голове и плечах, составляют обыкновенный наряд их. Иные Браминки проде­вают золотые кольца даже сквозь носъ—украше­ние безобразное, к которому никак не может привыкнуть глаз Европейца.
Отдохнув несколько часов в альде, мои носиль­щики обратились в город. Дорога предспиавляла нам любопытное зрелище; шут теснились телеги, наполненные припасами; Европейские кареты и ко­ляски, за дорогую цену получаемые из Лондона и Калькутты; щегольские паланкины, покрытые укра­шениями и отличные красивым одеянием носиль­щиков; наконец, гади, или Малабарские повозки, род подвижных беседок, везомых двумя быками, бодрыми и проворными, не хуже доброй лошади. Странный экипаж этот есть один из самых употребительных между богатыми туземцами ; удобный и легкий, он обыкновенно пестрится ко­врами и позолотою; быки, везущие его, нередко имеют на рогах золотые кольца, или цепы ;
Г

52 иногда даже раскрашивают им грудь, йоги и тело.
Не вступая еще в город, мы остановились близ шаултри, или Индийской гостинницы. Такая гостинница бывает обыкновенно похожа на Ту­рецкий караван-сарай. Это особенное убежище, открытое для всех странников ; здесь, как в месте исключения, все касты допускаются, все ве­рования обитают под одною кровлею; туш есть даже место и для Парии, которого гонят из всякого другого обиталища, как животное гад­кое п нечистое; сюда доступен вход Европей­цу, Музулъмапину, Армянину, Китайцу, и проч.— Эипо гостеприимство космополитское, милосердие благочестивое, в самом обширном и возвышен­ном значении. Шаултри состоит всегда из об­ширного здания, которое делится на множество комнат, без всякого убранства. В каждой ком­нате могут помещаться один, или несколько странников, а внешняя галлерея определена для каст поганых. В толпе многоразличных го­стей наблюдается терпимость удивительная и нравственность самая строгая. Редко бывает, чтобы шаултри осмелился кто нибудь обесчес­тишь ссорою, или воровством. Добрый ГаФпер говоришь об этих заведениях с трогательною горестью. «Прелестна была наша шаултри Мушекарренская; стояла она далеко от дороги, в величественной роще, орошаемой источником воды. Недавно построенная, она издали светилась своими зданиями, выбеленными известкою и отли­
53
чалась своею галлереею с столбами. Когда бывало жарко, странники спали в эшой галлерее. Подле был обширный, многоводный пруд, в который гляделись высокие кокосы, а далее, подле храма Парваши (Индийской Минервы) и храмика Полеара, зыблились деревья сада, обремененные плодами пре­восходного вкуса, Основанные ревностью благоче­стивых, шаултри бывают иногда снабжены до­ходами, позволяющими им роскошное гостепри­имство ; вместо канджевой воды (воды с сара­чинским пшеном), предлагаемой каждому Брами­ном, нередко странник находит в них без­денежную раздачу сарачинского пшена, кореньев, дров и соломы для лошадей.»
Учреждение шаултри бывает не редко испол­нением обета в очищение совести. Богач, за­пятнавший себя преступлением, корыстолюбивый лихоимец, сильный злодей, стараются загладить перед Богом свои грехи таким благочестивым делом. Ош шего, вся Индия усеяна подобными заведениями. Почти каждое из них украшается внутри барельэФами, изображающими самые соблаз­нительные Фигуры, какие только можно вообра­зить. Религиозный обычай, в следствие коего со­оружаются шаултри, не повелевает-ли этого, как необходимой их принадлежности—не знаю.
lia одной из Пондишерийских площадей я уви­дел толпу Индийцев, обратившую на себя мое внимание. Мы остановились на минуту: это были • Фокусники Индийские. Почти нагие, прикрытые только куском ткани, повешенным на грудь и
5U
спипу, они показывали удивительные опыты сво­его искуства. Перед ними были раскладены ша­рики и стаканы, которыми действовали они с проворством изумительным, не прибегая к по­собию мешка, как делают эшо наши Фокусники Европейские. Сума, находившаяся в некотором расстоянии, заключала в себе все остальные ору­дия их промысла. Штуки начаты были двумя Ин­дийцами, и состояли из обыкновенной игры ста­канами, шарами, превращения предметов, и вся­кого обмороѵивания. Потом следовало глотанье шпаги, глотанье разных вещей и находка их у других; наконец балансировка на слабо натяну­той веревке, с разными аквилибрическими принад­лежностями, шпагой на носу, на подбородке и где угодно. Все это было показано весьма просто, ловко, без усилий и без робости. Но вообще однакож, если Индийцы и были первоначальными учителями в Фокусёрстве, они должны теперь уступить своим Парижским и Лондонским уче­никам. Говорят, будто есть некоторые Индий­ские Фокусы, от которых можно изумиться, и которые не слыханы в Европе, но я не видал таких Фокусов. Вот, что рассказывает Г-н Каунтер, в своем альманахе:
«Молодая и красивая женщина, бывшая в числе Индийских Фокусников, надела на голову род повязки, или венчика, от которого, в равном расстоянии один к другому, висели двадцать лент, одинакой длины; у каждой на конце был завязан узел. Под рукою держала она корзин­
55
ку, и в ней расположено было порядком 20-шь куриных яиц. Корзинка, венчик, япца, все было нам показано наперед; обмана никакого не бы­ло ; шшука производилась днем, и каждый мог рассмотреть все вещи и уловки очень хорошо. Фокусница отошла на несколько шагов от нас, перевернулась, и начала помаленьку вертеться, не сходя с месша, но наконец так быстро и ско­ро, что голова у меня закружилась; казалось, эшо была не женщина, но оживленный кубарь. Когда скорость доведена была Фокусницею до изумитель­ной быстроты, она схватила одну из лент, со­ставлявших при её движении как будто кружок из лучей; не переставая усильно вертеться, она положила одно яйцо на конец ленты, в узел, опустила ленту, взяла другую, положила другое яйцо, и продолжала таким образом, пока все яицы поместились в лентах; вертелась с ними несколько времени без остановки; потом развя­зывала все ленты, снимала яйца одно за другим, и складывала их порядком в корзинку. Едва кончилось это, она остановилась вдруг, без вся­кого усилия, и была неподвижна, будто мраморная статуя. Лицо её было спокойно, никакой устало­сти и изнеможения на нем не было видно, хотя она произвела движение почти неимоверное.
«Едва кончился опыт с вертящеюся женщи­ной, в средину собрания вступил сильный муж­чина, свирепого вида. Он держал в руках кор­зинку, и просил нас осмотреть ее. Мы осмот­рели и уверились, что эшо была обыкновенная
56
корзинка, какие делаются в Индии, легкая, и вся сквозная. Фокусник подозвал к себе после то­го премилую девочку, лет восьми, веселую, рез­вую, смуглую, но очаровательной красоты и не­винности; он посадил ее в корзинку, закрыл крышкою, и вид его вдруг сделался ужасен. Он начал спрашивать у девочки ; бедняжка от­вечала из корзинки, и очарование было совершен­ное : мы не могли не убедиться, что точно из корзинки слышался нам нежный, шопенький голо­сок в ответ па грубый голос Фокусника. Раз­говор продолжался несколько минут, и, каза­лось, Фокусник постепенно приходит в ярость; вот он наконец, в совершенном неистовстве, грозит убить девочку ; она просит пощады, помилования, таким отчаянным голосом, что заставляет содрагаться. Вдруг Индиец схва­тывает нож, упирается ногою в корзинку, где, как все мы были уверены, находится девочка, и с дьявольским смехом вонзает нож в кор­зинку, еще и еще.... О! это была минута ужасная! Все зверство Азиятца выражалось на лице убийцы, а вопли и крики несчастной жертвы были нестер­пимы—я едва мог удержат чувство гнева и жа­лости, едва не забыл, что вижу Фокусника—хо­тел броситься к чудовищу; все мои товарищи разделяли мои ощущения, трепетали, и были блед­ны от ужаса. Разумеется, каждый из нас мог рассудишь, что для забавы нашей Фокусник не решится на убийство, столь хладнокровное и бесполезное. Но, мы истинно не могли перенесть
37
эшего зрелища, не оскорбляясь до глубины души — так было оно естественно! Чшо-же почувство­вали мы, когда кровь потекла сквозь все скважи­ны корзинки, когда мы внимали постепенно сте­нания умирающей, и корзинка шевелилась от её смертных судорог! И вот стенания сменяются тяжким хрипением — вздох, последний приз­нак жизни—еще разъ глубокое молчание—она
умерла!.... После нескольких волшебных слов, убийца открывает .корзинку, показывает намъ— там никого нет; она пуспиая! Следы крови вид­ны были на земле; но где труп девочки ? Через несколько мгновений невольного удивления, мы уви­дели ее ; опа протеснилась сквозь окружавших нас зрителей, веселая, резвая, и—протянула ру­ку, прося наградить за ловкий обман. Мы охотно наградили ее. В восторге от нашей щедрости, она проговорила нам поэтический салам ( при­ветствие ) и вся шайка Фокусников отправилась вместе с нею. Обман зрения был тем удиви­тельнее, что во все то время, пока Фокусник морочил нас, он был в удалении от всех. На несколько «утов никто не приближался к нему, и ни чем не могли помочь ему другие....»
Место, где показывались в моем присутствии различные Фокусы, было на площади, недалеко от главного Пондишерийского пагода; я решился кста­ти посетить этот Индийский храм. В аллее, к нему ведущей, под деревом, сидел факиръ* запачканный, отвратительный нищий, которому исполнение его обетов покаяния не мешало про­
58
бить милостыни. Несколько жрецов и Браминских жен бродили тут-же. Пагод представ­ляет собою здание тяжелого зодчества, построен­ное из сероватого, твердого как гранит кам­ня. Различные изваяния украшают Фасад его, и в числе их находится изображение Индийского праздника, в котором ведут торжественно вола, в сопровождении баядерок и музыкантов. Во внутреннем дворе пагода, в первый раз увидел я этих, столь славных прелестниц, называемых Индийцами деведпсси, или деваллъялы,, что значит, по-Санскришски, служительницы, божества. Имя баядерок, переданное в Европу, как название Лаис и Фрин Индии, блестящих всем очарованием красоты и сладострастия, происходит от Португальского слова : Balleideras (танцовщица ); эпиим именем назвали девалльял первые Португальцы, прибывшие в Ин­дию. Поэтические, преувеличенные описания Райналя составили в конце прошедшего века в Евро­пе такую громкую молву о баядерках, что ее до сих пор не могут уничтожит все новейшие, более верные описания. Поверят-ли, что вместо восхитительных, воздушных созданий, какими представил их почтенный Аббат, баядерки со­ставляют толпы, или старых баб, находящих­ся при услуге и работе в пагодах Индийских, или молодых женщин, стареющих преждевре­менно, и всего менее прелестных, хотя некото­рые из них и красивы ? Сладострастные пляски баядерок состоят из насильственных кровля-

59
ний и неблагопристойных телодвижений, пе толь­ко не очаровательных, но даже неприятных.
Деведассн выбираются из всех каст, за ис­ключением только поганой касты Париев. Иногда выбор этот производится по неволе, иногда по собственной охоте. Девушка, назначенная в баядерки, должна быть приведена в храм преж­де совершеннолетия; ее тщательно осматривают, убеждаются в её красоте, ловкости, здоровье, и когда испытание окажется удовлетворительно, отдают ее подругам, уже принятым во храм. Туш моют ее в священном пруде, одевают в новое платье и убирают разными нарядами. Приготовленная пиаким образом, она отводит­ся к старшему жрецу, который совершает над нею разные обряды, и клеймит ее после сего горячим железом, печатью пагода, к которо­му должна принадлежать вновь поступившая. Опа получает имя и звание баядерки ; ее учат чи­тать, писать, петь, но особенно плясать. Она проходит полный курс всех уловок сладо­страстия, всех приманок наряда ; её назначение увлекать, прельщать поклонников Брамы, и за­ставлять их, как можно более, жертвовать па­году за то наслаждение, которое доставляет им служительница божества, принадлежа по праву бра­минам, а потом каждому, кто хочет купить её благосклонность. Надобно, чтобы богатый Ин­диец видел все роскошные Формы тела её, чи­тал упоение в глазах её, чувствовал всю пре­лесть её положений, и так, чтобы самый скупой
Ии
60
согласился бросит за нее кошелек с золотом в казнохранилище пагода. Это повелевают ба­ядерке боги: по крайней мере, так говорят ей Брамины, которые слышали все это от самих богов, и баядерки стараются исполнить волю бо­гов своих, когда пляшут перед их идолами, полунагия, в легкой одежде, застегнутой сере­бряным поясом, с прибавкой полосатого запана, столь прозрачного, что тело их сквозит в этом одеянии. Длинные серьги, серебряные и зо­лотые гремушки, которыми выбивают они меру, и множество навешенных везде колец, коло­кольчиков и аграфов, дополняют наряд священ­ной танцовщицы.
Пляски баядерок состоят из разных движе­ний, при чем стоят они рядами, одна против другой; однообразные звуки духовых инструмен­тов, сопровождаемые барабанами и цымбалами, устанавливают меру пляски. В пагодах, бая­дерки поют медленным и унылым голосом по­хвалы деяниям Вишну.
Некоторые из баядерок предназначаются ис­ключительно занятиям во храмах, но другие мо­гут свободно ходишь повсюду, и исполнять свои обязанности везде, где им угодно. Никогда бо­гатый Индиец не дает праздника без того, чтобы не пригласить баядерок, которым пла­тит весьма дорого; они необходимы, с их пе­нием и танцами, для развлечения ленивого сладо­страстия гостей и хозяина.
Несчастный образ жизни баядерок быстро
ï 61
уничтожает их молодость и красоту. В 4 8, в 20-шь лет, они уже старухи. Тогда жрецы отпускают их, заменяя новыми. Баядерки воз­вращаются к своим родным и вступают в супружество, так, что прежняя жизнь их не бы­вает нисколько тому препятствием.
Баядерки, которых видел я в Пондишерийском пагоде, все были стары и некрасивы. Многие из них находились подле Фонтана во внеш­нем дворе, и занимались мытьем белья для жре­цов. Этот внешний двор составляет предел, за который непозволено входить непосвященным в таинства Индийской веры. Мой путеводитель остановил меня, когда хотел л идти далее, и ничего не мог-бн я узнать из внутреннего расположения другого двора, если-бы все Европей­цы были, подобно мне, робки и несмелы. Ла-Плас, перешагнувший Запрещенную границу, говорит следующее : « Вторая, внутренняя ограда пагода заключает в себе обширный, квадратный двор. Каменная галлерея, примкнутая одним краем к стенам, а с другого края утвержденная на столб их, составляет род портика. Под ним уви­дел я множество жертвенников, уставленных маленькими каменными истуканами, безобразными, грубо изваянными, в странных положениях. Пер­вый предмет, бросившийся мне в глаза по сре­дине двора, был столб, около 30-ти Фушовч» вышиною, раскрашенный разными красками; на вер­ху его утверждена перекладина, вертящаяся кру­гом, и на обоих концах её висят большие
62
красные шары. Позади столба, все посреди двора и прямо прошив входа, увидел я род неболь­шего храма, построенный из грубых камней, покрытых изваяниями разных животных, в не­лепых Формах. Между четырьмя столбами, под­держивающими остроконечную кровлю, оканчива­ющуюся шаром, стояло изображение вола, нату­ральной величины, из одного цельного серого ка­мня и отличной отделки; животное. изображено было стоящим на ногах, на огромном подно­жии, обратив голову к низкой и маленькой две­ри храма. Отважно решился я войдгаи в этот храм, и переступив через порог дверей, очу­тился в комнате, стены которой покрыты были грубыми изображениями безобразных идолов. Пе­ред ними, в железных лампадках, горело ма­сло, распространявшее неприятный запах ; пол покрыт был листьями, без сомнения, принесен­ными от молельщиков; остатки всех приноше­ний за прошедшие дни еще не были убраны, и по­тому от них распространялся заразительный запах. Далее находилась комната, без всякого другого отверстия, кроме дверей; я приблизился к дверям, и рассмотрел внутри идола, безо­бразной Фигуры, вымазанного краскою и жиром ; множество лампад, горевших перед ним, уве­личивали ужасную вонь, выходившую из этого гадкого храма. Тут окружила меня толпа жре­цов, чрезвычайно недовольных тем, что я осмелился пройдти так далеко в святилище. На­добно было уступишь, и оставишь храм, с со­
63
жалением, что я не мог подробно рассмотреть других предметов, в нем находившихся. »
Но Пондишерийский пагод, представляющий да­же и снаружи любопытные подробности, отнюд не может сравнишься с чудесами Индийских построений сего рода, какие встречал я потом в моем путешествии. Самые окрестности Поидишери представили уже мне храмы любопытнее, богаче, и, без сомнения, древнее по времени по­стройки; таковы пагоды Внлънурски&. и ТрнкпваретскиА.
Во время краткого пребывания моего в Понди­шери, ни один духовный праздник не привлек моего внимания никакими странными и замечатель­ными обрядами. Г-н Лаплас, прибывший через два месяца после меня, был меня счастливее, и имел случай видеть торжественные обряды трех ве­рований, живущих здесь в добром согласии и терпимости. Перескажу кратко рассказ его.
« Мы видели три праздника ( говорит он ), и первый из них был день огня, торжествуемый Индийцами; другой память какого-шо великого Мугаммеданского святого; третий Божий день ( FêteDieu. ), празднуемый Католиками. Развлечения не­обходимы в здешней стороне, и народ ищет их с жадностью; терпимость религиозная здесь хшак велика, что какой-бы праздник ни отпра­вляли, Индийский, Мугаммеданский, Христианский», равно останавливаются все занятия и работы. Странно даже видеть жителей здешних, почти
I
eu
9
pactio празднующих и торжество креста, и ново­луние, и лингам Браминский.
« Праздник огня показался мае более гулянь­ем, нежели религиозным обрядом. На песчаной равнине, простирающейся на север от города, после полудня собралось множество Индийцев, там, что мы с трудом могли пробираться сре­ди них в наших паланкинах. Все эти физио­гномии, еще утром того дня столь смиренные, столь угрюмые, приняли теперь вид веселости и довольства, изумивший меня. Тишина, всегда за­мечаемая в альде, заменилась смешанным шумом, который сделался даже несносен, когда ^присоединились к нему пискливые и несогласные звуки инструментов Индийских, и восклицания толпы возвестили прибытие процессии, предводимой Бра­минами, и составленной из набожныхч> людей, же­лавших очистишь грехи свои испытанием огня. На ровном пространстве, расклали связки пру­тьев, занявшие рколо 30-ти Футов в длину и 45-ти в ширину. Еще до прибытия кающихся, связки эти были зажжены и сгорели, но уголья осшавались еще раскалены, догарали, и хотя каю­щиеся начали ходить по горящему слою довольно скоро, но я уверен, что не смотря на то, эти бедные жертвы Фанатизма, или сообщники обмана жрецов, не могли-бы касаться ногами огня, как делали они это в моем присутствии, не обжи­гаясь, если-бы ноги их не были наперед намаза­ны чем нибудь, даже предполагая, что от все­гдашней привычки ходить без обуви, ноги Ин-
65
дийцев вообще могут терпеливее снести огонь, нежели непривычные ноги Европейца. Кающихся явилось до сорока человек. Некоторые из них, испуганные видом горящих угольев, отказались от испытания, и принуждены были подвергнуть­ся за то посмеянии) толпы; другие, ободренные во­склицаниями и похвалами, выдержали испытание му­жественно и встречены приветствиями родных и друзей. Во время самого хождения по огню и после того, кающиеся не показывали никакого признака страдания, и ходили легко и проворно ; явию, что легковерный парод был жертвою хит­рого обмана. Впрочем, пикто и не изъявлял большего удивления и благочестия. Все смотрели на огненное испытание, как на зрелище увесели­тельное, а не па религиозный чудесный обряд, предназначенный для поучения и утверждения наро­да в вере его.
« Было девять часов вечера, когда отправились мы смотреть праздник великого Музульманского святого. Трудно выразишь необыкновенное зрели­ще, представившееся здесь монм взорам. Небо являлось мрачно; беспрерывные молнии показывали, что день был чрезвычайно жаркий. Паланкины на­ши остановились в конце аллей, приминающихся к альдс, и с первого взгляда подумал я, что по­пался прямо в ад. Мы очутились среди толпы людей, несущих Факелы и канфорки с охлопками, напитанными кокосовым маслом ; синеватый цвет огня, при кривляньях носильщиков, при­давал им вид настоящих демонов.—С боль-
Ч. IL 5
66
шим трудом, подвергаясь опасности двадцать раз задохнуться, мы достигли до часовни святого. Это было небольшое, четыреугольное здание ; единственное отверстие в нем составляла ма­ленькая и узкая дверь, которую после праздника немедленно запирают на целый год. Сквозь гу­стой дым, производимый дюжиною запачканных лампад, я различил род катафалка, поставлен­ный на полу и покрытый дрянным ковром, вет­хость которого, вероятно, составляла всю его цену. Священник подал нам по кусочку заж­женного, пахучего дерева, конечно, чувствуя не­обходимость этого пособия обонянию, среди не­сносной вони. Каждый получал, кроме того, из рук его плетушку белых и красных цветов, которую надобно было надеть себе на шею. Мы исполнили эшо, к большему удовольствию благо­честивого марабу. Но долго не могли мы тут оставаться, и спешили видеть подробности про­цессии, приготовлявшейся в нескольких шагах от часовни. — Нас заняла странная беседка, устроенная из стекол и разноцветной бумаги ; внутренность её составляла четыреугольник, че­тыре Фута во все стороны и три Фута вышины; над нею возвышался купол вдвое выше, кото­рый беспрестанно вертел кругом человек, скрытый во внутренности. Множество странных, блестящих и расположенных симметрически украшеиий покрывали эту беседку, освещенную де­сятью рядами свеч, снизу до верху; верх ед так­же был освещен блестящим огнем. При ша-

67
ком освещении, общность целого представляла зрелище замечательное и довольно приятное. Бе­седка эта утверждалась на преогромных носил­ках, около которых стояло двадцать человек сильных носильщиков.
« Позади сандала колон ( Индийское название этого огромного освещенного Фонаря) находилась телега, запряженная двумя волами, и на ней был утвержден превеликий барабан, в который беспрерывно били два человека. Во главе шествия при­сутствовал марабу, почтенного вида, одетый в белое платье, с огромною чалмою на голове, так­же белого цвета; по сторонам его шли два но­сильщика хоругвей, испещренных таинственными знаками; марабу произносил молитвы громким голосом и с важным видом, которому не ме­шали ни вопли и кривляния Фокусника, вооружен­ного саблею, и производившего ею ужасные размахи, ни шум, какой происходил от других действующих лиц, ударявших в бубны. Важ­ность почтенного марабу подверглась однакожь сильному испытанию, когда процессия двинулась в ход ; шут начался настоящий демонский содом: мычанье преогромных, кривых труб, пронзи­тельный визг дудок, оглушающий грохот огром­ных барабанов, наконец резкий, пронзительный рев рогов, похожих на изображенные в Лебрёневых битвах Александра. По крайней мере, паши уши не могли выдержать этого оглушающего натиска, и мы бежали опрометью, чушь не ог­лохшие, чушь не задохнувшись от дыма и несно5*
68
спой вопи в тесноте. Я едва мог ошдохпушь после этого испытания. Замечу однакож, что ни­чего не может быть кротче веселости Индийца ; среди смятения и тесноты, драк никогда приме­ров не бывает, и так как Парии изгнаны из всех торжеств и праздников, то пьяный че­ловек показался-бы диковинкою среди людей, с религиозным суеверием воздерживающихся от употребления всяких вин и крепких на­питков.
« Между тем приблизился праздник Дна Божь­его, и целый город приготовился к торжеству и отдыху.... По причине жара, процессия отло­жена была до шести часов вечера; я присутство­вал при пей, со всеми офицерами вашего кораб­ля. Среди множества хоругвей и образов, шли маленькия дети, представлявшие ангелов и свя­тых; не смотря на прелестные личики их, едва можно было удержаться от негодования, видя странный и смешной маскерад, в какой превра­тилоздешнее духовенство обряд самый свя­щенный. Индийцы собрались толпами смотреть на шествие ; множество Европейских женщин шли за образами, и, кажется, не слишком набожно. Опи не забывали, чпю у них вообще живые, бы­стрые глаза и лица недурны ; жаль только, что вообще все они бледны, и одеты бывают вовсе без вкуса.
« При этом случае, мне удалось видеть свиту, сопровождающую Губернатора при торжествах, и хотя нынешнее великолепие есть только слабое

69
воспоминание о величии, какое окружало начальни­ков Пондишери в прежния времена, когда вла­дычество Франции уважалось на всем Индийском полуострове, но все еще являлось оно значитель­но. Восемь Индийцев, в белых платьях, крас­ных чалмах и шароварах, с синими перевязя­ми, украшенными серебряным гербом Франции, идут в два ряда напереди процессии. Это гу­бернаторские пионеры, рассыльщики повелений на­чальника, и их звание весьма важно. Потом сле­дуют восемь Музульманов, одетых также, с усами, и, вместо перевязей, с длинными серебря­ными палками, у которых на конце шарик. Сле­дует паланкин Губернатора, провожаемый чино­вниками колонии, за которыми идет множество прислужников.
« Среди народонаселения вообще смирного, при нравах столь кротких, вооруженная стража по­чти не нужна. Потому вся полиция в городе и его окрестностях без труда исполняется од­ною ротою сипаев Индийских, составляющих весь здешний гарнизон.
«Когда вечером Губернатор возвращался к себе домой, гвардейцы его составили два ряда подле дома, кланялись ему до земли, и положив правую руку на грудь, произносили какое-то Ин­дийское приветствие. Насмешники уверяют, буд­то это приветствие состоит, по примеру обо­жания всех царей и начальников Азийеких наро­дов, в великолепных похвалах Губернатору, как-то : названии его побвдппиеле.ч львов, па-
I
70 трвбитедем тигров, и других столь-же скром­ных титулах; но, кажется, что все ограничи­вается, напротив того, желанием начальнику спокойной ночи и доброго дня.»
Пондишери делится на биаын город и черный город. Первый распростирается на берегу моря ; другой, отделенный глубоким рвом, продолжает­ся от него до городского вала. Народонаселе­ние в обеих частях, не считая предместий, или альде, восходит даже и ныне до Л 0,000 чело­век, и ежегодно увеличивается. Улицы немоще­ные и усыпаны песком. Около полудня трудно ходить по городу, от сильного отражения сол­нечных лучей, утомляющего зрение. Домы в бе­лом городе обширны, щеголеваты, провеваюшся чистым воздухом, и все украшены снаружи ко­лоннами, бело-выштукашуренными, ош чего ка­жутся блестящими и чистыми. С внутренней стороны стены также бывают выштукатурены, белы, опрятны и блестящи. Штукатурка здешняя составляется из известки, яичного белка и са­хару; надобно Индийское терпение накладывать и втирать ее в надлежащей мере. Оконченная, она делает стены белыми, как алебастр, гладкими, как зеркало. В черном городе домы разделены на отдельные части, по кастам, которые отнюдь и нигде не смешиваются.
Мебель в Европейских домах состоит, как и во всех колониях Индийского Океана, из Ки­тайских кресел, канапе и постелей, сплетен­ных из бамбука и рашана. У каждого дома тер­

и
раса. Есть несколько общественных полезных заведений. Покрытые рынки, где всегда толпятся Индийцы, и магазины, куда запасается сарачинское пшено на неурожайные годы, показывают забот­ливость Европейских властей о туземном на­родонаселении. Вообще, жизненные припасы обиль­ны и недороги в Пондишери, но сортов их не много и качество низко. Мясо, которого не едят туземцы, оправдывает своим вкусом отвращение их от сей пищи. Птица мелка и ху­дощава, но плоды прекрасны и вкусны, и овощи превосходны.
Число Европейцев в Пондишери ограничивалось-бы весьма немногим, если-бы под сим име­нем разуметь только ше семейства, которые ни­когда не смешивались с туземцами. В первые времена колонии, Пондишерийцы, сопровождаемые женами и дочерьми из Франции, хвастались этим, как особенным отличием от всех других мест Индии. Общество от того было пре­восходное. Богатые Англичане, Голландцы, Пор­тугальцы нарочно приезжали из окрестных мест, разделять удовольствия и забавы Пондишери. Об­щественные отношения поддерживались на особен­ных условиях, неизвестных ни в какой другой колонии, и Европейский вкус казался здесь врож­денным. Равно изгнаны были холодная прожорли­вость Британцев и Флегматическая вольность Голландская. Французская веселость, свойство столь драгоценное, и столь упорно выдерживающее все климаты и всякое влияние соседства, любовь
72
к развлечению, праздникам и шуму, следующая за Французом через моря, необходимость раз­говора, размен посещений, все эпю, пересажденвое в Пондишери, дало здесь крепкие корни на новой земле. Но в следствие беспрерывных бед­ствий колонии, все погибло в последствии; лучшие домы уничтожились ; самое предание о прежнем тоне здешнего общества потерялось. Остаются кой-какие отражения в достаточных семействах, и в смешанном обществе, происшедшем от соединения Европейцев с туземными женщинами. Ип двадцати нынешних домов в Пондишери, девятнадцать происходят от смешанных поко­лений. Молодые девушки чисто-Французского про­исхождения считаются завидными невестами ; беспрестанно сватаются за них и увозят их от­сюда беспрерывно в Мадрас тамошние чиновники и богатые купцы. Остается то, что по злоупо­треблению слова называется здесь Португальскою породою, но что собственно есть смешение Евро­пейцев вообще с туземцами. Этот народ узнасте по его медному цвету, странной физио­гномии и неизящным Формам. Почти все здешния метисские женщины толсты, едва не квадратны, и с некрасивыми лицами; щегольством считают они надевать на себя все, что только есть у них галантерейного, все серебряные и золотые привески. Обыкновению бывают они, или любов­ницами белых, или женами мулатров и Армян. Всего отвратительнее привычка их намазывать волосы кокосовым маслом, от чего происхо-
73
диш неспоспая воп, когда мазанью прошло не­сколько времени, и также употребление бетеля, обыкновенное между Индийцами обоих полов.— Бетель есть растение, род перца, листочки ко­торого похожи Формою на шелковичные, а плот­ностью па плющ, гладки и темноэеленого цвета. Запах от них сильный и благовонный; вкус их крепкий и вяжущий. Их жуют, приготовляя особенным образом, с чистою известкою и зер­нами арёка. От этого выходит какая-то жвач­ка, которая сильно гонит слюну, и от того, в том доме, где употребляют бетель, увиди­те повсюду плевальницы, даже на столах. Еду­честь бетеля портит и безобразит зубы, а арек, при чрезычайном обилии красильного сока, придает деснам красный цвет. Ничего не мо­жет быть отвратительнее рта после продолжи­тельного употребления бетеля.
Я видел Пондишери через шестнадцать лет постоянного мира, но все это продолжительное время, в торговых отношениях, не могло урав* пять Французской колонии против её окрестных соперниц. Хотя гавань Пондишерийская самая без­опасная на берегу Коромандельском, хотя здесь живет Генерал Губернатор всех Азийских владений Франции, за всем тем Пондишери ни что иное, как весьма посредственное место ме­ны небольшего количества здешних тканей на оборыш Европейских грузов. Образовался было здесь еще недавно контрабандный торг солью, но Английская Ост-Индская Компания, прпсвоив-
*1
»
' г
I I.
th
fj i fc
i
7Л
шая себе исключительное право на продажу соли в Индии, разжаловалась Английскому правитель­ству, и сильными нотами Сен-Джемского кабине­та принуждены были воспретить сей род пиорговвли Французским колонистам. Столь строгое наблюдение Англичан за каждым движением Французов в Индии есть следствие верной сис­темы, какую приняла в сем отношении Англия с 4 81 & года. Одна идея руководствовала Англичан, при возвращении Франции острова Бурбонского, где нет приюта кораблям, и при отдаче коло­ний Пондишери, Янауна, Карикала, Маее, где нет торговли. С Кастлерига началась постоянная мысль, что не надобно оставлять Французам ни одной гавани, где мог-бы приютишься какой ни­будь их военный корабль, и ни одного значитель­ного рынка, где могли-бы останавливаться купе­ческие корабли. Условия мира 484 М года были ис­полнением такого решительного изгнания Фран­цузов, прикрытым уступками, которые оказа­лись в последствии более раэзорительны, нежели полезны для Франции. И всякий раз, когда случай или изыскательная промышленность откроют Французам хоть маленькое средство вознаграж­дения, непременно должно ожидать от ОстъИндской Компании, завистливой на всякое сопер­ничество, упорной настойчивости в требовани­ях, дипломатических натяжек, хитростей, и даже насилия, если оно покажется необходимо для истребления малейшего противодействия её видам неограниченного владычества Азиятскою шоргов-
75
лею. Индия есть деревня, взятая на оброк Ком­паниею Ост-Индскою. Могущество этой Компании так велико, что если-бы самое правительство Английское, руководимое более возвышенными ви­дами Политической Экономии, захотело его унич­тожишь, шо едва-ли достанет у него на это сил.
Ткани, или гнне, вырабатываемые в Пондишери, известные всюду под сим названием, продаются обыкновенно тюками, по 20ши штук. Другие здешния ткани суть: набивные плашки, органди, каниФасы и камбаи для отпуска в Маниллу. В числе ходячей монеты полагаются пагоды с звез­дочкою, рупии, (районы и каши.
Недели достаточно было мне собрать сведения обо всем, что представляет замечательного бед­ная Французская колония. Как ни хотелось мое­му дубаши задержать меня долее, я назначил 3-е Мая 4 830 г. непременным днем опиъезда моего из Пондишери, и решился отправиться сухим путем в Мадрас. Дорожный паланкин, несколь ко Телингасских бое, или носильщиков, паспорт на трех языках, чтобы избавишься от прите­снений Кернатикских пионеров, таковы были не­обходимые заботы для моего путешествия. Все это достал мне мой дубаши, и как ни умеренна была награда его, но он услуживал мне до кон­ца с удивительною ревностью. Когда наступил час моего огпъезда, вся моя домашняя челядь вы-
È I
7G
строилась в ряд при выходе из дома—дубаши впереди всех, и за тем мой пионер, мой по­вар, мой мастаржн, или поваренок, мой паенат, или прачешник, и в окончании всех танпгарки, или тоши, бедные Парии, нанятые для поганых за­нятий. Всему этому народу выдал я жалованье за месяц, и все это жалованье составило—шестдесягп Франков.
Мои удалые бое пустились в путь, напевая унылым, мерным голосом, а я, роскошно разва­лившись, положа голову на мягкую подушку, мог читать, куришь, спать, как мне было угодно. Обыкновенная мера суточного путешествия в па­ланкине полагается от 42-ши до 45 льё. Бое и проходят почти две льё в час, и больше бе­
гут нежели идут, сменяясь на бегу, так, что паланкин ни сколько не останавливается. Дорога из Попдишери в Мадрас следует недалеко от морского берега, при подошве цепи Гаттскнх гор. Около Жинжи, в 7-ми льё от Пондишери, видна цепь гор Трнкпваретскпх, замечательных по находимым в них окаменелостям. Весь этот берег, хорошо описанный Соннера, оби­таем Тамуламн, название перековерканное Евро­пейцами в имя Малабара. Эшо народ черноцвешный, довольно рослый и складный, но слабый и трусливый. Нрава они веселого, любят игры, музыку и шанцы. Всегда трезвые, они питаются только сарачинским пшеном, овощами, травами, ' ♦рукшами. Гигиэнические правила гпмносо<ристоо, I ♦
I
I
5
77
преобразованы здесь Браминами в догматы веры. Употребление крепких напитков строго воспре­щается. Одежда жителей во внутренних альде мало различается от одежды обитателей примор­ских. Лоскут ткани, от груди до колен ; другой, которым обвертывают спину, и кисей­ная чалма—вот самый обыкновенный наряд здеш­ней стороны. Прежде Малабарци одевались поМонгольеки, с тою разницею, что Монголы за­пахивают полу с левой, а Малабарцы с правой стороны. Если Малабарец идет не босой, то в сандалиях или пантуфлях, с кривыми носка­ми. Уши их обременены бывают золотыми коль­цами. Женщины, вообще некрасивые, закутываются в лоскут ткани, в средних состояниях, и в Тибетскую шал в высших званиях. «Многие из здешних женщин (говорит Соннера) надевают на каждую руку и на каждую ногу по 40-ти и 42 колец, золотых, серебряных, из слоновой ко­сти, коралловых; брячанье этих уборов при ма­лейшем движении составляет величайшее их наслаждение; пальцы на руках и на ногах унизы­вают они обыкновенно большими кольцами, и под­крашивают себя черною краскою около глаз, ду­мая, что это придает более выражения взгляду; кисти рук и ступни ног красят они красною краскою, соком из листов растения мннди, на­зываемого Арабами эине ( Law souia ). В некото­рых кастах, женщины натирают лицо и все тело шафраном; серебряные и золотые ожерелья висят у многих до самого живота; уши прошы-
>
!•
5и Г h »:
if
V >
H
•г
i
i
78
каются во многих местах и увешиваются серь­гами ; страсть ко всяким привескам доходит до того, что их продевают даже в ноздри. Вдовы оставляют всякия украшения, и одеваются длинным лоскутом белой ткани, обвертывая его вокруг тела, так, что один конец идет с права на лево, облекает грудь, окутывает го­лову и падает на правое плечо.»
Вот народонаселение, между которым путе­шествовал я теперь. В течение дня мои бое не­редко останавливались в лучших и чаще дру­гих посещаемых шаултри. Подле них всегда находили мы лавки, из которых продавали нам сарачинское пшено и овощи. Кандапская шаулшри, в полушоре мили от Пондишери, самая замеча­тельная. Весь берег до самого Мадраса усеян, так сказать, Малабарцами, и жилища их беспре­рывно мелькают в рощах кокосов, пальм, тамарипьеров и бамбука. Дорога беспрестанно пе­ресекается источниками, текущими съГаттских гор, о
Вечером прибыли мы в Садрас, небольшую Факторию, о которой так горевал Голландец ГаФнер. Мадрасские войска раззорили здесь кре­пость в 1781 году. Теперь, Садрас большая альде; Малабарские торговцы здешние умножили со­бою народонаселение Мадраса.—Недалеко отсюда место, называемое: Семь пагодос ; часть его за­топлена морем; остатки видны подле Магабалннурама. Нет сомнения, что на месте нынешней

79 опустелой альде, был некогда обширный город, вдруг уничтоженный наводнением, или постепен­но покрытый морскими волнами. Б 1776 году можно еще было рассмотреть здесь кирпичный па­год, от которого выставлялся из под-воды только шпиль, обитый позолоченною медью. До­ныне различают также в глубине волн многие развалины храмов, и расположение их не похо­дит на Индийские, даже самые старинные храмы. Археологи, одни видят здесь следы чужеземной колонии, другие доказательство древнейшего об­разования Индии, предшествовавшего тому, от которого остались существующие отпечатки в народе и на земле Индии. Сколько можно разли­чишь, зодчество Семи пагодов составляло удиви­тельную смесь пестроты и простоты. На скатах горы, возвышающейся над Магабалипурамом, вид­ны другие не менее замечательные памятники. Это суть пещеры, иссеченные в граните, с внутрен­ними отделениями, которые покрыты мифологиче­скими изваяниями,подобно Эллорским памятникам. Одежда мужчин и женщин, кольцы, серьги, при­вески, все в этих изваяниях, даже Форма до­машней утвари совершенно сходствуют с упо­требляемыми ныне в Малабаре. Далее встречают­ся такие-же храмы, с изваяниями и статуями лю­дей, слонов, волов; в одном из них виден огромный идол Ганеза. Хотя и относятся, по всем вероятностям, к глубочайшей древно­сти, но превосходно сохранились все сии остат­ки.
80
-
ii
От Садраса До Мадраса считается 45-ть лъё, которые перешли мы в тринадцать часов, между красивыми альде Трнпатур, Тираполур и ТрпваптУРъл среди великолепных нагодов и богатых шаултри.

1

АНГЛИЙСКИЕ ВЛАДЕНИЯ.—МАДРАС.
С приближением к Мадрасу, раскрывалась передо мною равнина, в которую с одной стороны отражался сильный прибой морских волн, состав­лявших в одной из закраин берега Мадрасскую гавань, защищенную от ветров гораздо хуже Пондишерийской. И здесь, как там, видны были шелинги, одни пристающие к берегу, другие опро­кидываемые волнами. Вдали рисовались высокие верамдасы, или балконы домов, алгамассь^ или тер­расы других строений, башня на пристани, шпиль храма, высокая мачта, с развевающимся на ней Британским «лагом. По мере приближения, рас­познавал я мало по малу почти то-же самое на­родонаселение, какое видел в Пондишери, усмат­ривая простолюдинок Индийских, с их мешками и кувшинами, с их детьми на руках; потом Па­риев, или маквасов, которые здесь поочередно лодочники, рыбаки, лоцмана шелинг и кашимаронов.
Ч. II. 6
82
I

*
1 ?
Мадрас начинается собственно с города Св. Фомы, бывшего поочередно Португальским, Ин­дийским, Французским, и наконец Английским. В нем обитают теперь почти все только сме­шанные потомки Португальцев, называемых To­pas, и которых можно-бы почесть Малабарцами, если-бы не носили они Европейского платья. Испо­ведуют они Католическую веру, но сшолько-же измененную, как их Португальское происхож­дение, хотя и гордятся, чшо у них живет Епископ, присылаемый к ним из Гоа. Важ­ная эта духовная особа не всегда бывает из Европейцев, и Гранпре говорит, что Сен-Томаский Епископ, виденный им в 4789 году, был даже Негр. Именно этот Негр Епи­скоп ввел в Католическую здешнюю цер­ковь множество идолопоклоннических обрядов Индийских. Так, например, во время Святой недели, бывает здесь представление трагедии, изображающей распятие Иисуса Христа и снятие Его со креста. Действие происходит в церкви. Люди, одетые по-Турецки, с помощию длинных лестниц, распинают на кресте статую, искусно сделанную, у которой все члены на винтах, так что она двигается и совершенно изображает со­бою живого человека. Негры сопровождают по­том статую во гроб, при звуках тех самых инструментов, которые употребляют Индийцы в своих пагодах. Может быть, подобные обря­ды есть лучшее средство для обращения Индий­цев в Христианскую веру, и не погпому-ли нахо-
83
дится здесь такое множество христиан из кас­ты Париев, что Католическое здешнее духовен­ство не щадит никаких средств и уступки об­рядов для распространения Христианской веры. Впрочем, с Католическими миссионерами сильно соперничает Протестантская коллегия, посылаю­щая также обращателей в Христианство по всей Индии. Общество Протестантских миссионеров, имеющее главное местопребывание в Лондоне, со­бирает и обнародует ежегодно отчеты об успехах своих проповедников. В последствии имел я случай видеть в Мадрасе почтенного О. Рениуса, совершившего в окрестных Индийских областях продолжительное апостольское стран­ствование. Это истинно ревностный проповедникч. истинной веры, убежденный в важности своего дела и помышляющий только об исполнении его. Он ре­шительно обратил в христианство целый народ, заселяющий окрестности Калластри, на север от Мадраса. Тамошние идолопоклонники обожали осо­бенно какого-то Каннапена, бывшего некогда зна­менитым охотником между Малабарцами, и при­чтенного к богам за то, что ежедневно уделял он богу Сиве часть своей добычи на охоте. При­мер обоготворения за такое дело, конечно, мог ободрить обожателей Каннапена на подобные по­жертвования, а жрецам было это очень не дур­но.
Достигнув центра Мадраса, я не мог и поду­мать о том, чтобы сравнивать его с Пондише­ри. И какое сравнение бедной Французской коло6*
8Ji
iiiri с городом, заключающим в себе до 500,000 жителей, местом второго Президентства Индии, богатым своею промышленностью и деятельностью мореплавания! В Пондишери дали мне адрес од­ной из Мадрасских гостинниц, где мог я найдши удобное, хоть и не роскошное гостеприимство. Гостинницу эту содержит вдова чиновника, быв­шего в службе Компании по гражданской части. Туш нашел я общество чрезвычайно вежливое, важное и холодное в обращении. Но меня осыпали однакож учтивостями и услугами, как будто в вознаграждение за то, по обычаю Англичан. В самый день приезда, за ужином, я познакомил; ся с молодым креолом из Калькутты, сыном богатого тамошнего купца ; он недавно возвра­тился из Европы, и вскоре должен был отпра­вишься в Бснгал. Откровенный и ласковый, ис­полненный дарований и сведений, Г-н Вилъмот очень обласкал меня. Утром на другой день, он сам явился ко мне, будучи весьма рад, по словам его, что может быть моим путеводи­телем между своими земляками, Мы отправились сначала на пристань, которая простирается в длину на половину льё, и украшена богатым про­тяжением домов и строений. Тут здания та­можни и морского арсенала, огромной и величе­ственной постройки. Вдали тихо качались на вол­нах залива тысячи кораблей, всякого размера и всякой Формы. Море было спокойно, и только длин­ная лента пены разбивалась близ прибрежья. «Пре­красное зрелище!» сказал я моему новому прия-
85
ниелю.—Жаль, что оно не всегда таково бываетъ— отвечал он.—Несколько лет тому, я бил в Мадрасе около половины Октября, во время пере­хода муссонов. Жар стоял удушающий ; каза­лось, вся атмосфера горит. Ни малейшего ветер­ка в воздухе, хотя несколько разорванных об­лаков беспрестанно являлись на С. В., будто ото­рванные от туч лоскутья. Но они исчезли по­том, и с води поднялся туман, становившийся час от часу густее; впрочем, масса его никак не могла победишь палящих лучей солнца, тяготев­ших на нем сверху. К вечеру, туман и обла­ка застлали весь горизонт. Солнце закрылось точно в саван черно-красного цвета. Громады облаков увеличивались; в них слышно было глу­хое рычание, грозный предвестник бури. Тогда начались ветер и дождь ; сперва жестокими по­рывами, потом сч> постоянною свирепостью. Ко­косовые деревья, которые видите вы столь высокие и прямые, просто гнулись в дугу, так, что верхушки их касались земли. Прибрежный песок подняло волнами, и поражаемые с одной стороны морем, с другой проливным дождем, песчаные горы образовали стену около берега. Молнии зме­ились по всему небу, озаряя мрак своим крас­ным огнем, а громы перекатывались в столь разнообразных отзывах, столь сильно, что от­зывались в ушах нестерпимым звоном. После­довавший за шем прилив выкинул на берега безд­ну кипящих волн, на несколько сот метров далее пределов обыкновенного прилива. Смягпепио
86
природы являлось так велико, что—поверите­ли вы этому?—рыбы вздумали прогуляться из во­ды и посетить жилища человеческие : я сам на­шел трех, или четырех рыб, из которых две были величиною почти фута по три, на тер­расе одного из Мадрасских домов. Без со­мнения, их подняло из моря ужасными волнами, и ветром забросило на городские домы. Но это еще не все: тысячи родов пресмыкающихся и на­секомых, живущих повсюду в здешнем паля­щем климате, оставили свои убежища, как буд­то испуганные необыкновенным смятением при­роды; вода, затоплявшая их в норах и гнездах, оглушающий шум, колебание дерев и растений, все это заставило броситься в городские домы и укрываться у нас в комнатах бесчисленное мно­жество муравьев, ящериц, скорпионов, раков, пауков, даже змей. Мы принуждены были на вре­мя уступить место новым хозяевам.—
Такой рассказ не возбудит охоты жить в Мадрасе во время С. В. муссонов, продолжающих­ся здесь с Октября по Декабрь. Впрочем, в это время и пристань здешняя никуда не годится; ты­сячи потерянных в ней якорей делают стоянье кораблей еще более опасным. Для уведомления об опасности тем плавателям, которые вздумали-бы тогда приблизиться к пристани, выстав­ляется в это время, так называемый, бурны», флагъ} пока развевается он, нет никакого сооб­щения с берегом, и только катимароны и мас­су ли отважно пускаются открытое море и к берегу.

87
С пристани отправились мы в крепость Св. Георгия, обширную и довольно хорошо укреплен­ную. Строенная в разные времена, она чрезвычай­но неправильна, разумея здесь не самый полигон, но Фасы его, из которых почти ни один не по­хож на другой. У некоторых бастионов Фланги отдельные, а северные прикрыты казематами. Все укрепление оболочено кирпичем; покрытый путь защищен палисадом ; площади в крепости про­сторны. С сухого пути выстроена просто одна стена, со рвом. Прежде, здешний билый город весь заключался в крепости; туш были строения и магазины Компании, помещение губернатора и конторы Европейских негоцияншов. Но с тех пор, как владычество Англичан упрочилось в Индии, обитателям показалось тесно в укреп­ленных стенах. Духота, происходящая от от­ражения лучей и скопления народа, и пыль, были уже несносны людям, которых роскошь сделала при­хотливее. Конторы и платежные кассы сохранили свои места в крепости, но за её пределами здеш­ние креолы построили для себя обширные и про­хладные здания, куда удаляются они, окончив по утру дела, и где постоянно живут их семейства. Губернатор занимает ныне просторный дворец, от которого идет колоннада до самых при­морских ворот. На север от крепостных стен расположен иерный город, обитаемый Ин­дийцами, Армянскими и Португальскими купцами, и несколькими семействами Европейцев.
Не смотря на обширное производство тканей и
88
платков, известных под именем Мадрасских, Англия все еще почитает Мадрас более воен­ным, нежели торговым местом. Шестдесяш полков, составляющих охранительный корпус, защищают здешнее Президентство. Из числа их, часть остается в крепости Св. Георгия ; другая живет в казармах, недалеко от города, оберегая парки артиллерии; остаток, простира­ющийся до 20,000 человек, помещен в Бангало­ре, Мизорском городе, шесшдесять льё внутрь земли, месте гористом и здоровом, куда про­ложены удобные дороги, и где в сильные жары живут все главнейшие чиновники Мадрасские.
Эти шестдеслт полков не должно почитать со­ставленными из регулярных Европейцев; боль­шую часть их составляют Сипаи: под сим на­званием разумеют в Индии милицию, набранную из туземцев, и состоящую на жалованье. Из 200,000 человек, полного числа Английской Ин­дийской армии, едва-ли 25,000 суть Европейцы, и из них беспрестанно умирает множество, от климата и роскошной жизни в колониях; осталь­ные все Сипаи. Те, которые обучены оружию поАнглийски, имеют казенный мундир и жалованья по 2| пагоды в месяц. Мундир у них, как у Англичан вообще, красный. У кавалеристов жел­тые отвороты и белая выпушка, без воротника; пуговицы белые, металлические, с нумерами полка и буквами: N С ( native Саѵаигу ). Вместо киве­ров картонный калпак, обмотанный чалмою го­лубого цвета. Оружие состоит из кривой сабли,
89
карабина и пистолетов. Пехота, одета в кра­сные мундиры с белыми бранденбургами, голубым поясом, и шароварами, висящими до иколен ; на пуговицах буквы: N I (native Infantry); оружие со­стоит из ружья, и отдельно штыка. В кон­ном полку считается по 500, а в пехотном по 800 солдат, разделенных на восемь рот, из коих одна гренадиры и одна застрельщики. Из туземцев выбираются в капитаны, поручики, унтер-офицеры и капралы; конные офицеры почти все Европейцы, или Мавры, искуснейшие других Индийцев в верховой езде ; пехотные офицеры все Индийцы, только высших каст, и наиболее урожденцы области Раджапурской, из которой выбирается особливо много людей для военной службы.
Трудно поверишь, как дорого становится Ком­пании содержание конных полков в Индии. При каждой лошади, кроме седока, полагается еще два человека: один конник (le cavallaire), обязан­ный ходить за лошадью, варит и давать ей ку­лон (род чечевицы); другой травник (И’ЬегЬаиге), который старается только о том, чтобы сыс­кать травы, собирая ее по былинкам. И всадник, и оба его товарища обыкновенно бывают люди женатые ; вот уже шесть человек на одну ло­шадь, не считая детей. Компания обязана все эшо содержать, а по расходам на простого конного солдата судите об издержках на офицера; каж­дому из них надобны паланкин, заводные ло­шади, коляска, кухня, и проч.—Десять тысяъь ера-
90
кающихся Сипаев непременно гпащапи за собою аятдесят тысяы нестроевого народа.
Мадрасские Сипаи славятся своею ловкостью и храбростью; Бенгальские ростом и силою. Другие полки Индийцев сушь Ласкаръи, люди привычные х инженерным и артиллерийским занятиям, а также употребляемые и на море. Ласкары, с име­нем которых соединяется в Индии презрение и унижение, хорошие машрозы для прибрежного плавания. Трезвые, ловкие, понятливые, они гораз­до послушливее притом Аравийских машрозов, употребляемых в Персидском заливе.
Воинское устройство Английских владений в Индии, опирающееся почти совершенно на толпе туземцев, должно представлять большую опас­ность, и ашо беспрерывно подтверждается более и более. По мере того, как Сипаи приучаются к воинскому порядку и приобретают дух вза­имной общественности, утверждающей мужество, они более и более сочувствуют свою силу и не­обходимость для Англичан. Мадрасские, полки доказали храбрость свою в последней войне с Бирманами, и оказывались не хуже лучших полков, привезенных из Европы. Должно-ли почесть невозможностью, если предположишь, что некогда ати полтораста, или двести тысяч Ин­дийцев, содержимых на счет Британии, возмуцияшся, для того, чтобы передать власть над об­ширною империею человеку своего рода? Маленький пример был недавно подан Европейскими офи­церами, содержимыми Компаниею с столь велики­


94 '•
ми издержками, для начальства над Синаями ; уменьшение жалованья произвело восстание, и Си­паи присоединились к своим начальникам, не думая ни о какой собственной личности, но един­ственно из привычки повиноваться. Власть Мад­расских начальников была презрена, парки ар­тиллерийские захвачены, и для укрощения бунта при­нуждены были, не только обещать прощение бун­товщикам, но даже согласиться на некоторые из предписанных ими условий. Без сомнения, во всем этом деле, туземные войска являлись стра­дательным лицом: ссорились Англичане с Ан­гличанами ; Сипаи только подкрепляли одну из споривших сторон. Но следствия дела должны были вразумить их касательно могущества их и влияния, и, может быть, такое вразумление со­временен употребят они в пользу своей на­циональной самобытности.
Оставив крепость Св. Георгия, мы отправились к лучшим и обширнейшим отделениям Мадра­са. Добрый Вильмош всюду сопровождал меня. Европейское отделение постепенно и величествен­но являлось перед нами, с своим длинным про­тяжением зданий и загородных домов. Перед каждым домом, спереди находится лужок, а сзади обширный сад. По сторонам длинных аллей, образуемых великолепными деревьями, домы, построенные на оба края, выставляли свои Греческие колоннады, пестрые Фасады, щегольские перистили и легкия галлереи. Павильоны, разбро­санные направо и налево, дополняли совокупность
92
всех этих превосходных построек. Можно понять, скол обширное пространство занять дол­жен город, населенный полу-милЛионом жите­лей, привыкших жить в величайшей степени про­сторно, любящих прохладу и тень. Всякая про­гулка для посещения кого нибудь в Мадрасе со­ставляет довольно утомительное путешествие, даже и в паланкине.
Внутренность здешних домов соответству­ет их превосходной наружности. Европейски­ми и Китайскими мебелями убраны в них об­ширные и великолепные залы. Всюду видите зер­кала, картины, часы, бронзу, утвари и занавесы богатые, и среди этой роскоши, множество Ин­дийских слуг готовы к исполнению желаний сво­его господина, все отличенные его ливреею.
Такая роскошь есть следствие обширных тор­говых монополий Ост-Индской Компании. Выс­шие чиновники, называемые здесь гражданскими ( civiliens ), в отличие от военных, проживают в ленивой роскоши свои огромные жалованья. Полными горстями разбрасывают они, как бога­чи, от нечего делать и скуки, золото, которое сыплют им, за их праздную администрацию. Но среди этого блеска, среди всех этих праздни­ков, богатых раутов а роскошных пиршеств, царствует здесь какая-то холодная унылость, принужденная важность, тяжелая обрядность. Для каждого собрания гостей все придумано наперед, и учреждено, как будто по заданной программе; все услаждения сочтены предварительно; час при-
—
93
ездаи час отъезда дело условленное и неизмен­ное. Все наперед знают, что надобно будет пианцовать, играть в карты, и нисколько свобо­ды, нисколько веселости неожиданной не вмеши­вается во все эти размеренные забавы. Смотря на здешния Фигуры мужчин, погруженные в жабо, круглые их туловища, угрюмые Физиогномии, су­ровые взгляды, скажете, что весь этот народ собрался не веселишься, но, по данному обещанию, поскучать известное время. Единственные празд­ники, где гости выходят из тяжелой мерки условного этикета, суть те, которые дает ино­гда Генерал-Губернатор в обширной и прекра­сной зале, построенной в -1802 году Лордомч» Клейвомъ^ в память разбития Типпо-Саиба. Она украшена внутри обширною галлереею, на стол­бах, в 30-ть футов вышиною, обделанных бе­лою штукатуркою, блестящею лучше всякого мра­мора. Кругом здания простирается открытая галлерея, с широкими окнами от одного ме­ста до другого. Ренуар де-Сен-Круа утверж­дает, чшо план здания взят с образца, опи­санного Шуазель-Гуффье, под названием боннского дома ( Maison d’Athènes ).
Эта бальная зала примыкает к дому Губер­натора, обширному, огромному, но более величе­ственному, нежели изящному. Храм Протестант­ский отличается зодчеством строгим и правиль­ным. Из других Европейских заведений в Мадрасе можно заметишь Коллегиум, Обсервато­рию, Азиятское Общество и Ботанический сад.
94
Полукружием расположенный, герныА город от* стоит от крепости на пушечный выстрел. Он занимает три льё пространства. Здесь оби­тают Малабарцы, между которыми есть весьма богатые купцы. О богатстве многих можно су­дить потому, что они содержат для услуг сво­их целые полки Сипаев, а гаремы их состав­ляются из нескольких сот женщин. — Вообще здесь смешиваются люди всех каст, всех ве­рований, Малабарцы многих исповеданий, Мугаммедане, Армяне, Католики, Лютераны, даже Ки­тайцы. Может быть, это единственная сторона, где можете встретить в одно время Имама, Брамина, Пастора и Лббата, которые и не думамают ссориться. Числа пагодов, мечетей, цер­квей и храмов, настроенных без порядка в обширном протяжении строений, называемом Мадрасом, почти невозможно хорошо определишь. Приблизительно полагают их до тысягн. Про­сторные гульбища и величественные аллеи пересе­кают во всех направлениях черный город.
Особенная часть отделена здесь для житель­ства Музульманов. В нее входят Армянским мостом, построенным на реке МеАлааур. Мост этот, с его отводами, простирается на 375 метров в длину, и поддерживается двадцатью девятью арками разной величины. Музульманская часть Мадраса именуется ТпррвулаА-Ханн. Жите­ли её самое красивое поколение из всех обита­ющих в сей части Индии, и почти все принад­лежат к секте Алия. С особенным тщаниемъ
95
заботятся оПи о содержании кладбищ, и неред­ко наследники раззоряюшся, чтобы воздвигнуть после смерти приличный и достойный памятник старшему из семейства. Когда строение оконче­но, за щедрую плату призываются имамы, освя­тить гробницу, усыпать ее цветами, обвесить коврами и накуришь благовониями в честь по­койника.
Не смотря на опыты Англичанина ПоФема, и других после него, Мадрас доныне не имеет земледельческой промышленности ; обитатели го­рода и окрестностей его живут от одной про­мышленности мануфактурной. Торговля набивны­ми плашками, прежде находившаяся всего более в Палиакаше, ныне сосредоточилась в руках Мадрасских жителей, умевших хитростями сво­ими уничтожишь заведения соседей. В старое время, когда ткачи Голландские превышали всех других, Ост-Индская Компания продавала с боль­шим убытком ткацкия произведения, чтобы уни­чтожить только Голландских соперников, и по­том на свободе воротить все, что записано бы­ло в убыток на будущие доходы. Такой Маккиавельский замысел удался превосходно. Ныне за Мадрасом решительно остается монополия тор­говли плашками, которые называются Оет-Индскими, и отличаются своими огромными квадратами, столь ярких и прочных цветов. Здесь ткут также фартуки и камбаи красного цвета, весьма уважаемые.
В следствие более промышленного, нежели зе-
96
мледельческого направления, жить в Мадрасе До­вольно дорого. Здесь платят пагодами за то, что в Пондишери стоит рупий. Сельский дом нельзя иметь менее 200 пагодов в месяц. Все привоз­ное из Европы в большой цене. Пребывание бо­гатых чиновников Компании, Губернатора, мно­гочисленного гарнизона, и жалованьи, превосходя­щие всякую Европейскую соразмерность, все это способствует поддержанию ценности товаров и вещей. Так как богатство расточается здесь не из источников местности, или местной про­мышленности, следовательно, корабли, приходящие из Европы, не находят в Мадрасе достаточ­ной обратной нагрузки; потому им необходимо выигрывать на привозе все, чем мог-бы вознагра­дишь их вывоз отсюда. По этой причине, на привозный груз ( cargaison d’entrée ) падает весь недостаток вывозного груза, или необходи­мость возвращаться с пустыми кораблями. Новое доказательство, что торговля процветает толь­ко от двойного обмена, и изобилие монеты са­мо по себе бесплодно, если его не подкрепляет приложение произведений земли, или промышлен­ности той стороны, куда производится боль­шой привоз извне ( * ).
(*) Путешественник вообще считает при описании Индии монету рупиями ил поводами, но должно заметить, что сии монеты весьма неодинаковы в Индии. Во фран­цузских тамошних владениях считают золотыми
97
В течение нескольких дней продолжал я мои прогулки по Мадрасу,под руководством Г-наВильмота. Он рекомендовал меня в лучших здешних домах, и я мог вблизи и подробно рассмотреть здешнее великолепное и скучное общество. Пре­провождение времени в роскошных, но угрюмых обедах, в блистательных, но однообразных праздниках, скоро надоедает до смерти. Я ре­шился ехать, потому, что приехал в Индию ви­деть Индию, а не пересадку Европы в Азию. Как ни уговаривал меня ласковый Вильмот остаться, по-
паеодами, стоящими 8*франков, и равными 3-м сере­бряным рцпилм, или 24 фанамам; каждый фанам 60 кашей. В Португальских серебряными пардосами, из которых pardo-xeraphin 16 тенеа, 24 0 рейсов и 300 буджероок, стоит около 4 франков, а pardo commun, с небольшим 3 франка; золотая монета СенИ-ТомЬ 81 франка. — В Английских владениях в Мадрасе золо­той паеод с звездочкой ( pagode-star ) 9 1 франка, или 42 фанама по 80 кашей, паеодд с луною по 10 и по 9‘франков; рупия старая 5), новая 71 франков, а почетная (опоге) около 10 франков, и есть рупии в 361 франка; рупия серебряная 2| франкаВ Калькутте, золотая сик­ха 42,франка, а рупия серебряная, и сикка-рупий 2-, хо­дячая сикка-рупия 2франка; 100,000 сикка-рупий назы­вается лак-рупий, а сто лак-рупий крор. — В Бомбае золотая моеура 38 и 37 франков; серебряная рупия око­ло 2франков, фанама 1 франка. Могура делится на 3 наунча, из коих каждая 15 рупий, а рупия на 4 квар­тера по 100 рисов, или на I 6 аннасовб, по 50 рисовд. Лннасы и рисы суть мнимая монета, как наши алтыны и шеляхи. — Прим. ИТер.
Ч. И. 7
98
дождать отправления в Калькутту корабля, при­надлежащего отцу его, обещая свезти меня да­ром, я предпочел лучше отправиться на при­брежном Малабарском судне, которое беспре­станно совершает переходы по опасным для мо­реплавания берегам Голкондского залива. Мы ско­ро условились с хозяином корабля, и 8-го Мая, утром, я вошел в комнату моего приятеля простишься. Как-же удивился я, увидя его в до­рожном платье ! « Ъду с вами, » сказал он, ласково встречая меня — для чего расставаться из нескольких часов скучного ожидания ? Мои пожитки уже перевезены на вашу Малабарскую гоэлешту. Бог с ним корабль! когда-то еще он придет !» — Я пожал ему руку, и мы отправи­лись вместе на пристань. »
ГЛАША JH
когицгви. явдуя. яггвдиэт-
С большим кораблем, нам непременно на­добно было пустишься далеко в открытое мо­ре, чтобы избежать мелководья около берегов, гидрографическое описание которых еще далеко несовершенно. Но наш небольшой корабль беспре­рывно оставался в виду берегов, так, что мы могли различать все верхи прибрежных пагодов, единственных высоких построений Индийских. Около Негапатнама мы отдалилась однакож в море, чтобы направиться опять к берегу около мыса Дивеи и устьев Кришны. Тут, через два месяца после нас, неожиданное бедствие постиг­ло Любимицу, превосходную Французскую корвешту. Пять дней оставалась она на грязной мели, среди свирепства морских волн. Только дея­тельность начальника, и ловкость и усердие эки­пажа были причиною, что Любимица расплатилась неважным повреждением за свою опасную оплош­
ность.
7'
'100
Иа.ч довольно било для плаванья восьми Фушовч. воды, и потому нечего было бояться подобных приключений. Притом наш Малабарский море­плаватель, с детства привыкший к странство­ванию в этой стороне, смело мог пускаться в самые опасные места прибрежья. Мы иногда под­ходили так близко к отмелям, что всякой другой мог-бы испугаться их опасного сосед­ства. Благополучно пробрались мы мимо болоти­стых берегов Кришны^ мыса Дѵмеии, и бросили якорь в заливе Ма^улнпатнамском. С именем этой Фактории, долгое время принадлежавшей Французам, соединяется несколько воспоминаний о счастливом времени владычества Французов в Индии. Ныне Мазулипатнам принадлежит Ан­гличанам; Английский гарнизон занимает кре­пость, выстроенную Французами. В цветущую эпоху Голкондского государства, Мазулнпатнамч. был складочным местом богатых произведений Голконди и лучшею гаванью торговою в этой стороне. Набивные бумажные ткани, и красные плашки, столь знаменитые, обменивались здесь на Европейские товары. Слава и торговля Мазулипатнама ныне в большом упадке, и хотя один из новейших географов считает здесь до 75,000 жителей, но едва-ли есть и треть этого числа, беспрерывно убавляемая нездоровым клима­том, происходящим от болотистой равнины, на кошорой находится город. Набаб, по титу­лу правитель здешней области, живет в Гайдер-Абаде, льё за 50-т во внутренней земле.
101

Определенное жалованье, ежегодно платимое Ком­паниею, вознаграждает его за потерю власти, а корпус Компанейских солдат удерживает в повиновении беспокойных и неукротимых жите­лей здешних. Хотя Мазулипатнам считается главным городом Голкондской области, но Евро­пейских домов находится здесь весьма не­много.
Отсюда до Янауна, небольшего Французского заведения, считается около 30-ти льё. Мы про­плыли это расстояние в одни сутки. Янаукь рас­положен на реке Годавери, немного повыше Ин­дийского города Корпкгвп, лежащего при самом устье. Английский портовой Капитан живет в Корингви, для охранения судов, которые оста­навливаются в здешнем заливе. Прежде Коринг­ви было место торговое и многолюдное, но оно погублено ужасным явлением природы в 1789 году. В Декабре, во время самых высоких при­ливов, при свирепом ветре от G. В., три без­мерные вала хлынули на несчастный город ; пер­вый обрушился будто предшественник других, более губительных, и удалился, оставив по бе­регу на три Фута воды; но за ним спешил вто­рой; еще огромнейший третий следовал за вто­рым, и совершенно затопил и уничтожил все встретившееся ему. Двадцатьтысяч Индийцев утонуло в разливе моря; город исчез в волнах; корабли, стоявшие на якоре, разбросало даже до полуострова, образуемого рекою Годавери. Когда потом волны слились, на месте города осталось
102
так много грязи и песку, что ими совершенно покрыты были все строения. Жители, спасшиеся ош ужасного катаклизма, не думали разрывать этого нового Геркулана; они построили несколько хижин далее по реке, и тем образовали новый город Корингви. В следствие наводнения, в устьях Годавери образовался огромный нанос, и Фактории Европейские принуждены были оста­вишь здешний полуостров; множество кораблей Английских, Испанских, Французских, Порту­гальских, посещавших некогда знаменитую верфь Корингвискую, принуждены были приставать с того времени в других местах для починок и поправок. Таким образом, все выгоды при­морского положения, при впадении в море судо­ходной реки, были потеряны. Дерево тек по прежнему доставляется сюда из внутренних областей, но его некуда девать. Только дешевиз­на работы, чрезмерно понизившейся в цене, при­влекает еще иногда сюда немногие корабли, по­терпевшие повреждение.
Впрочем, находясь среди болот полуострова, Корингви всегда был, на целую половину года, са­мым нездоровым местом для житья. В эпю лихорадочное время, Европейцы, жившие здесь, удалялись в Янаун, постоянно наслаждающийся климатом здоровым и температурою ровною. Поля, окружающие Янаун, засеяны сарачинским пшеном и засажены индиго и сахарным тростни­ком. Во времена Соннера, маленькое это заведе­ние славилось своими суровыми тканями, изве-
103
сшными под названием Конжонских. Теперь про­мышленность ими уничтожилась. Дерево тек, сплавляемое по Годавери, есть почти единствен­ный предмет торговли; торговые домы, большею частию, оставили Янаун, и место тамошнего Гу­бернатора, содержимого до сих пор Фракциею, есть собственно род инвалидного содержания чи­новнику, которому нечего делать. Особенного ро­да торговля оживила несколько в последнее вре­мя опустелый городок: все работники Индийские, которыми решились заменять Негров на остро­ве Бурбоне, нанимались в здешней стороне, и заработки их, исправно пересылаемые в Индию, достаточны были для придачи окрестным альде некоторого благосостояния и довольства. Дело оказалось так хорошо и выгодно, что возбудило зависть Англичан, и недавно в советах ОстъИндской Компании было рассуждаемо о том: не должно-ли воспретить вовсе, или, по крайней ме­ре, ограничить набор работников, производимый Французами в Индии ?
Мы сошли на берег в Корингви, с намерени­ем посетить Янаун. Вилъмош нанял барку, и мы располагались отправиться на другой день, как вдруг я сделался болен ; жестокий припа­док лихорадки протерзал меня всю ночь. Ни одного Европейского лекаря не нашлось здесь, и мне привели самого знаменитого лекаря Индийского. Это был старик, с умною, выразительною Физиогномиею. Он подошел ко мне, посмотрел на меня внимательно, провел руками по всему
104
моему телу, и потом прописал питье из пиппермента, которого выпил я несколько стака­нов. Это лекарство облегчило мое дыхание, и че­рез несколько часов мне было лучше. Малабарские лекаря утверждают, что есть только три рода болезней: от холода, от жара, от atmра. Для первых прописывают они пиппермент, и кали, или древесное молоко без листьев; для вторых следуют совершенно гомеопатическому способу лечения, противо-возбуждениями, даже в самых опасных переломах ; третьи лечат ро­жечным кровопусканием, и трением тела.—Глаз­ные болезни весьма обыкновенны по Корамандельскому берегу, и их исцеляют здесь весьма удачно; лимонный сок играет первую роль в их леченьи. Практика аккушерскал подвержена здесь, как равно и во всей Индии, некоторым суевер­ным обрядам, весьма вредным. Священные пра­вила Индийцев воспрещают родильницам питье и пищу до пятого дня после родин. Врачи Ин­дийские уверены, что прохладительные и питатель­ные питья производят раздражение и расслабле­ние, и потому запрещают пищу и питье, не смо­тря на знойность климата. Если-бы несчастная родильница умоляла дать ей хоть* каплю воды, или глоток питья со пшеном, повивальные баб­ки, подруги, родственницы, мать, гостьи — все останутся неумолимы, и она может умереть, но пить ей не дадут. Это кажется главная причи­на необыкновенной смертности между Индийски­ми родильницами; из семи непременно умирает одна.
405
При пособии моего Малабарского Эскулапа, на другой-же день мог я возвратишься на нашу гоэлешшу, и в несколько дней плавания, силы мои и здоровье совершенно возвратились. Мы плыли около низкого, песчаного и пустынного берега Че­тырех Спркаров, следующего за Орисским ; оба они занимают около 90 льё от G. В. к Ю. 3.— Мая 4 5-го бросили мы якорь против прибрежья, рисовавшагося тонкою лентою по небосклону; за ним, вдали, видна была какая-то смешанная гро­мада возвышенных, величественных зданий. Ко­гда любовался я этим зрелищем, Вильмош по­дошел ко мне. « Мы поедем на берег — ска­зал он. » Не льзя проплыть мимо Яггернауша, не видавши его чудесных пагодов. Это место священное для всех изуверов Индии, Мекка Бра­минов, удивление Европейцев. Наш Малабарец дает нам целый день сроку. » — Разумеется, я спешил согласишься. — Мы сошли в небольшую лодку, быстро полетевшую к берегу. Но чтобы пристать к нему, наши Индийские матрозы долж­ны были соскочить в воду, и тянуть лодку по песку. Один из них остался сторожем близ лодки; другие служили нам путеводителями в Яггернаут, или Джаггернат-пури (последнее сло­во, аурн, означает город). Мы достигли его че­рез час ходьбы. Сам по себе, Яггернаут во­все незначителен, хотя народонаселение его по­лагают в Л0,000 душ. Но во времена здешних праздников, Яггернаушский пагод привлекает такое множество посетителей, что все окрестно-
106
сши бывают покрыты толпами народа. Мы при­близились к пагоду по аллее дерев, в проме­жутках которых могли рассматривать большую часть обипирных строений его.
Яггернаут принадлежит к Каттакской обла­сти, находясь на Орисском берегу. Пагод его посвящен Индийскому идолу Ягатната (бог ми­ра), по просторечию называемому Яггернаут. Вся окрестность, на 8, или 4 0 льё, почитается свя­щенною, но самое святое место, или таинствен­ное святилище, загорожено стеною, составляю­щею почти квадрат; с двух сторон стены его простираются на 64 2, а с двух других на 58^ Фута. В этой ограде находится до пятидесяти храмов; самый замечательный из них составля­ет род каменной башни, в 472 Фута вышиною, округленной, или выпуклой к верху со всех сторон; над этою выпуклостью виден стран­ный верх, который можно уподобить, по Фигуре, чаше с крышкою. Два боковые здания, не столь высокие, имеют Форму пирамид, образуемых кры­шами, сделанными в виде ступеней. Идолы Яггернаута, отца его Болорама, и сестры его Шабудры занимают главную башню. В одном из пи­рамидальных зданий, имеющем во внутренности каждое по 37 Футов во все стороны, и примкну­том к башне, совершается поклонение идолу во время праздника купанья. Перед храмом нахо­дится здание гораздо ниже; кровля его утвержде­на на столбах, которые к верху оканчиваются Фигурами естественных и вымышленных зверей.
4 07
Эшо здание есть, как будто род предсения; за ним следует другое такое-же здание, куда еже­дневно приносят пищу для пилигримов.
Храм Яггернаутский, воздвигнутый Раджею Днунг-Даарн-Дсо, был кончен в 4298 году. Крыши его украшены изображениями чудовищных Фигур, странного вида, и каменными статуями, в самых неблагопристойных положениях; они видны также в барельефах по стенам пагода. С каждой стороны стен внутреннего святили­ща находятся широкия двери, но главный вход с востока. Во внутренности этой ограды Дру­гая ограда, на возвышении, против первой на 4 5 Футов. Подле внешней стены замечательна ба­зальтовая колонна изящной отделки, с подножи­ем богато изваянным. Столп эшопг из цель­ного камня, шестнадцаши-сторонный, и на верши­не его, возвышающейся на 35 фунтов, виден идол Гунуман, Индийское божество с головою обезьяны. Прекрасный столп этот находился прежде перед главными вратами Солнцева храма в КаееруккЬ, или Черном пагоде, но перевезен в Яггернаут, когда Канеруккский храм разру­шился.
Подле северо-восточного угла внешней стены построена огромная арка, из pot-stone, где Ин­дийцы, во время праздника Доаьяттра, качают своих серебряных и золотых идолов. Качели, прицепленные медными цепями к верху арки, нахо­дятся на возвышенном подножии, и благочести­вые молельщики могут издали видеть, как ве-
108
селят великие предметы их обожания, прыщут на них розовою водою и пудрят их красным порошком.
Идол Яггернаупгь, на поклонение которому стекаются Индийцы из самых отдаленных об­ластей, не замечателен, ни отделкою, ни величи­ем. Кажется, никогда грубейшая статуя не выхо­дила из рук художника. Изображение деревян­ное, отделано только до грудей, без пальцев, и вместо рук торчат у него отрезки; но жре­цы цепляют к ним, когда надобно, золотые ру­ки. Для изъяснения такого уродства, выдумали лю­бопытную сказку. « Много лет тому, » говорят они, «великий государь отнесся к знаменитому ва­ятелю, заказывая ему сделать истукан Яггернауша. Ваятель согласился, но с условием, чтобы государь взял терпение, и не старался видеть работы его, пока он ее не кончит. К несча­стно, государь не сдержал своего слова, захо­тел увидеть новое божество, прежде его окон­чания, и по воле богов работа осталась некон­ченною. После нарушения обещания, ваятель уже не смел прикоснуться к ней. »
Прислужников в Яггернаушском храме нахо­дится до 4000 семейств ; в этом числе пола­гаются и повара, определенные для приготовления священных еств. Один Английский путешествен­ник достал роспись ежедневного потребления припасов в храме. Для идола и служителей его потребно каждый день: 220 «унтов сарачинского ишена, 97 ф. ку.иьи ( род овощей ), 24 ф. мунга
109
(род кутьи), 188 ф. масла коровьего, 80 ф. са­хару, 32 ф. разных трав, 10 Ф. кислого моло­ка, 2^ ф. пряностей, 2 Ф. сандального дерева, два шолага камфары, 20 ф. соли, на V рупии дров, и более 22 ф. масла для ночного жжения. Священное ество предлагается идолу трижды в день. Пока продолжается стол его, двери храма заперты для непосвященных, и никто не входит внутрь пагода, кроме избранных жрецов, а вне храма пляшут во все это время баядерки, принадлежа­щие пагоду. Весь обряд продолжается час; двери отпираются потом по звону колокола, и священ­ное ество убирается. Часть еств, назначенную для обитателей храма, не носят в большую ба­шню; ее раздают в пирамидальных башнях, по­лагая, что идол издали видит и освящает ее.
Ценность припасов, потребных для храма, до­стигает сумм безмерных, когда в торжествен­ные дни стекаются сюда Индийские поклонники идола. Стараясь отвратишь могущий быть недо­статок, жрецы здешние утвердили законом, что после освящения ества Яггернаутом, уже ничто не может быть погано, так, что пища не сквернится даже от прикосновения Музульманина и Христианина. Такое преимущество ест­вам, приготовленным в храме, прошив дру­гих, приготовленных во всяком другом месте, производит в пользу храмовых общее стрем­ление покупать их, и даеш огромные барыши. Пока продолжается праздник Рутп-Яттра, во время которого до 200,000 пилигримов ^очуюшъ

410
окреепгь храма, 400 поваров пагода находятся в беспрерывной работе. Множество храмовых гор­шечников задолго приготовляют бесчисленное множество посуды для еств, и деятельность ку­хни здешней прекращается тогда только, когда идола повезут на его колеснице, для посещения места, где он был первоначально изваян.
Всех праздников отправляется в Яггернауте двенадцать, но Рут-Яттра есть самый главный. Он бывает в Июне, или в Июле. Число пили­гримов изменяется, смотря по состоянию погоды, но всегда, в самое ненастное время, составляет толпу не менее 4 00,000 хотя ненастье в здеш­ней стороне, при периодических дождях, дела­ет климат самым убийственным, и пилигри­мов, принужденных кочевать на открытом по­ле, погибает величайшее множество. Потому многие Индийцы совершают путешествие сюда в сухое время, по случаю праздника Пиундмояь-Яттра. Из храма выносят тогда множество идолов для купанья в особенном пруде, куда вливают благоуханную сандальную воду ; пруд этот при­надлежит к одному из окрестных храмов. Купанье состоит в плавании идолов по воде, на особенного рода плотах. Раджа Хурдаский, наследственный великий жрец здешний, предводи­тельствует процессиею.
Наблюдение за порядком и благочинием празд­ников остается на ответственности Браминов; они соблюдают тишину и устройство, воору­жаясь длинными дубинами и палками, и не щадятъ

ударов бедным пилигримам. За шо и пилигри­мы нередко управляются с ними в свою оче­редь, отнимают у жрецов дубины и палки, и с избытком вознаграждают им полученные по­бои. Впрочем, Индийцы вообще не уважают здеш­них жрецов; нет порока, которого-бы не при­писывали им, и обмана, в каком-бы их не об­виняли. Главная причина этой ненависти заклю­чается в дорогом поборе, налагаемом здешни­ми жрецами на поклонников. Каждый праздник Яггернаутский жестоко опустошает кошельки приходящих податью, простирающеюся от пяти до десяти рупий. Даже, если благочестивый по­клонник решится жить здесь целый год, и при­сутствовать на всех праздниках, сбавка быва­ет весьма небольшая.
Идол Яггернаутский возобновляется каждый раз, когда два новолуния сходятся в месяце Ас­саме, что случается почти через семнадцать лет. Тогда выбирают в лесу дерево, на кото­ром никогда не сидел ворон, или другая пти­ца, пожирающая падалину. Жрецы узнают такое дерево по известным приметам. Когда дерево срубят и пен его очистят, то отдается оно жрецам, и они довершают отделку истукана в величайшей тайне. Дух божества извлекается из старого идола и передается новому челове­ком, который не переживает столь великого и чудного дара; к концу года он непременно дол­жен умереть.
После праздника Шундмон-Ятшра следует про-
'"112
цессия Шунд-Яттра, состоящая в том, что идо­ла выносят из башни на площадку, возвышенную над внутреннею оградою. Целый день остается он шут на виду, после чего снова скрывается, и жрецы объявляют Яггернаута больным. К кон­цу Июня является он снова, на великом РутъЯттри. Три рутн, или деревянные колесницы, при­готовляют к этому празднику. Самая главная о 46-ти колесах, из коих каждое 6-ти верш­ков в поперечнике. Место, где ставится на ко­леснице идол, бывает квадратное, двадцати од­ного Фута во все стороны, а высота всей коле­сницы составляет 35 Футов. Сделанная из де­ревянной, раскрашенной и убранной клетки, ко­лесница эта накрывается куполом, покрытым кусками Английского, красного и синего сукна. Впереди, на месте возницы, видна Фигура, похо­жая на корабельную подставку, у которой руки кажутся управляющими множеством деревянных лошадей, повешенных перед колесницею.
Когда, в первый день праздника, храм Яггернаушский отворится для толпы поклонников, на­род бросается в него с такою ревностью, что в страшной давке этой ежегодно полагают до двенадцати задавленных мужчин и женщин. Но об них никто не заботится; трупы их выта­скивают из храма железными крючьями, и празд­ник идет своим порядком. Всеобщее воскли­цание толпы возвещает появление божества. Идол является, несомый на руках жрецов до ки­сших ступеней лестницы, где передают этого
4 13
чурбана па торжественную колесницу. На двух других колесницах ставят идолов Колорита и Шабудры. С захождением солнца является Ве­ликий жрец, Раджа Хурдаский, которого прино­сят из его владений в богатом паланкине; за ним следует красивый слон, великолепно убран­ный. Свита Раджи едет потом, на множестве слонов ; за нею тянутся Английские чиновники ; шествие заключают толпы народа, которым кон­ца не видно. И это все, взятое в совокупности — сотни громадных животных, с башнями па спинах, чудовищные колесницы идолов, Брамины, тысячами вышедшие из пагода, бессчетное множе­ство народа, благоговеющего перед идолами и вопиющего в неистовом восторге, смешение го­лосов и звона колокольного, древняя религия, яв­ляющаяся в этом странном зрелище, стол под­вижном, смешанном, шумном, картина в ты­сячах различных сцен, и этот уродливый храм Яггернаутский — все эпю вместе и порознь пред­ставляет самую дикую Фантасмагорию, какую только можно вообразить самому уродливому во­ображению.
По прибытии своем, великий жрец сходит па землю подле колесницы Болорама. Он бывает одет при таком случае в белое кисейное платье ; ноги у него босые. Помогая ему идти, сильный жрец поддерживает его под руки, а другие разгоняют толпу беспощадными ударами палок. Воцаряется глубокое молчание. Жрец всхо­дит на колесницу Болорама, и громко раздаются
Ч. II. 8
звуки Индийских труб, мешаясь с внезапным ревом толпы. Достигнув верха колесницы, Рад­жа кланяется идолу, поливает сандальною водою площадку, чистит ее, и спускается с гирлян­дою цветов, которую жрецы снимают с идола и надевают на шею Раджи. Он приступает по­том к совершению шакого-же обряда на коле­снице Яггернаута и на колеснице Шубудры. Каж­дый раз, этот обряд производит неистовые изъявления восторга в толпе, при диком звуке серебряных труб, в которые, из всех сил трубят жрецы. Наконец совершается послед­ний обряд: Раджа прижимает плечо к колесни­це, как будто-бы хотел двинуть ее ; без это­го никто не смеет тронуть колесницу с места.
Тогда все приходит в движение. Расположен­ные правильными рядами, несколько тысяч чело­век являются с зелеными ветвями в руках, и прочищают себе дорогу сквозь толпу ; они пля­шут, скачут и поют, пока не достигнут до колесниц. Туш прикасаются они ветвями к ко­лесницам, отнимают подмостки, хватаются за длинные веревки, и обращаясь лицом к идолам, везут колесницы. Болорам едет впереди ; за ним следует огромный Яггернауш, так, что колеса трещат под его тягостью ; шествие за­ключает Шубудра. :— Восторг толпы увеличи­вается, когда колесницы двинутся в ход. По­клонники бросаются к огромным колесам, умо­ляют позволишь им подержаться за веревки, це­пляются за оси, подлезают под колесницы, ищутъ
415
всякого способа, которым и они могли-бы уча­ствовать в движении громадных седалищ идоль­ских. По мере того, как следуют колесницы среди толпы, поклонники бросают к идолам золотые, серебряные монеты и какаовые бобы. Жре­цы берут пагоды и рупии себе, а бобы бросают обратно в народ, как освященные дары бога. Во все время шествия, молодые Брамины, прыгая в толпе, хлещут ветвями, и везущих колесни­цы и приближающихся к ним. Знатные Индийцы довольствуются тем, чтобы коснуться только веревок, в знак участия их в празднике; женщины целуют колесницы и колеса, и подымают выше голов своих детей, чтобы идолы видели и благословили их. В старину многие изуверы бро­сались под колеса, с тем, чтобы тяжестью ко­лесниц раздавило их ; такая смерть считалась блаженною. Ныне этого нет, но среди беспоря­дочного движения толпы, лопнувшая веревка, не­осторожный шаг, падение нередко стоят жи­зни многим поклонникам и Браминам. Когда ко­лесницы двинулись с места, они не могут уже быть остановлены, и давят что ни попало и кто-бы ни попался поде колеса.
Не только1’ это бывает причиною, что не­сколько поклонников Яггернаутских всегда пла­тят жизнью за свое благочестивое путешествие — болезни и недостатки губят их ежегодно величайшее множество. Дороги, ведущие в Яггернаут, после каждого праздника бывают усе­яны трупами, и ч а калы окрестных мест раз8*
416
делают с Браминами плоды суеверного поклоне­ния Яггернаутпскому уроду.
Таково бывает обожание Яггернаушского исту­кана, стол знаменитое в Индии. Прибывши ме­сяцем позднее, мы могли-бы видеть один из главных здешних праздников. Теперь следовало нам удовольствоваться некоторыми предваритель­но совершаемыми обрядами, а в подробностях настоящего праздника положиться на рассказы од­ного Английского Офицера, который видел и на­блюдал его несколько раз. — На пуши нашем, в самом Яггернауте и окрестностях его, ви­дели мы множество изуверов Индийских, со­вершающих моления, в положениях самых тяж­ких и странных. Здесь, наТтигровых кожах, сидели два полунагие Факира; у одного руки были сложены на груди, а ноги до колен прижаты к земле и выгнуты вперед; у другого колена под­няты к верху, ноги скрещены и привязаны к те­лу. Там один из этих безумцев стоял на голове, ногами к верху, а другой подогнув но­гу утлом на колено и держась на другой ноге.— Вильмош не мог удержать порыва сострадания, при виде несчастных мучеников суеверия; он говорил с ними на Бенгальском языке, но они казались глухими и бесчувственными. Смотря не­подвижными глазами, перебирая чешки свои, они не удостоивали вниманием ничего, что соверша­лось окрест их, и в созерцательном иссту­плении своем казались статуями. — Мы отыска-
117
ли наших проводников, кстати совершивших в Яггернаушском храме свои моления. Поспешно отправились мы к приморью, и лодка, сдвинутая с берега, скоро перевезла нас на гоэлетшу.
ГЛАША
КАЛЬКУТТА.
Через два дня, когда прошли мы Балассорским проливом, изменение в цвете воды показало нам близость устья Гуглн, одного из рукавов Ганга, на берегах которого расположена Каль­кутта. Синяя бездна Океана явилась теперь темно­зеленою и мутною. Здесь обыкновенно находятся лоцманские лодки, предназначенные для препровож­дения кораблей в Калькутту, среди мелей и те­чений реки. Адмиралтейское управление Калькут­ты составило для сего особую эскадру из две­надцати лодок ; каждая поднимает до 150 тонн груза и управляется лоцманом, двумя помощни­ками его, четырьмя машрозами и четырьмя волон­терами. Плата за лоцманство такой лодки, от моря до Калькутты, для Англичан сто рупий, за корабль, поднимающий девять Футов воды, но возвышается до 600 рупий за корабль 23 Футов погрузки. Иностранные корабли платят вдвое. Для истребования лоцмана, стреляют из пушки, и выставляют вымпел на верхушке брам-стеньги.
419
Лоцман немедленно является. Если корабль не­большой, помощник его остается на корабле ; если велик, лоцман правит сам, и его гоэлепшиа идет перед кораблем, для показания Фарватера. Плавание поГугли, оласное и ежегодно изменяющееся, требует больших предосторож­ностей. Высота и быстрота приливов, перемен­чивость песчаных отмелей, действие ветров, почти всегда неблагоприятных, по течению и про­тив течения, составляют такия затруднения, которые может победит только беспрерывная опытность.
Перед самыми устьями Гугли простираются, так называемые, Sand-Heads (песчаные головы), род подводной дельты ( * ), на пятдесят миль в поперечнике, возвышающиеся ежегодно от по­степенного наноса, следствия речных разлитий. Наша смелая гоэлешша безбоязненно прошла между ними, и обплывая вдоль острова Сангора, низкого и болотистого, в тот-же день достигла Хаджерп. На этом месте множество судов, яхт, больясов, паншваев, больших и малых кораблей, всякой Формы и всякого размера, мелькали по реке
(*) Дельтою, Греческим незнанием, именуют землю, лежащую между двумя крайними рукавами какой нибудь реки, обыкновенно составляющую треугольник, в виде Греческой буквы Л. Это имя сделалось собственным для земель, находящихся в устьях Нила, в Египте. Прим. Пер.

420
во все стороны. Все эши суда представляли мало различия от Пондишерийских и Мадраских шелинг, а туземцы были совершенно одинаковой с тамошними физиогномии : гладкие волосы, стран­но обстриженные, шумливый разговор, оживлен­ные телодвижения, и—совершенная нагота перво­бытных граждан земли. К нам отвсюду бро­сились барки с съестными припасами, и осаждали нас до тех пор, пока мы не купили хоть не­много из их груза.
В Хаджери, на правой стороне реки, находится окончание наносов, ограничивающих собою юж­ный угол Сундрийского леса, знаменитого краси­выми породами тигров. С наступившим вече­ром, мы услышали рыканье их, и так явственно, как будипо-бы они были подле нас. На другой день, в самом деле, мы увидели соседей наших очень близко. После полусуточного благополуч­ного плавания остановились мы недалеко от пра­вого берега реки, ожидая возвращения прилива ; двое из нашего зкипажа осмелились выйдши на берег, чтобы нарвать плодов. Едва ступили они на землю — огромный тигр, с неболыпого быка величиною, чудесное животное, страшное и вме­сте красивое, с желто-черными пятнами по коже, кинулся на дерзких. Схватишь одного из бед­ных Индийцев и помчать его в неизбежных зубах своих было действием одного мгнове­ния. Нимало не испугавшись, товарищ погибшего спокойно подошел к дереву, нарвал себе матова, и тихо воротился па корабль. « Подашь
шигру заплачена, и теперь никому из нас уже нечего опасаться, » говорил он. Этот пред­разсудок так вкоренен между Индийцами, что они лучше решаются платить в натуре подать человеческим мясом свирепости тигров, не ду­мая бишь и изтребляшь их. Таким образом, от деревни Кулъпи, до островов Клейвскпл тигры стадами бегают по берегу реки. Когда ре­шились очистишь и обработать Клейвские острова, только одни тигры были там обитателями. На­добно было при работе подумать о средствах защиты. Что-же выходило ? Пять сот человек Индийцев, употребленных в работу, хотели лучше платит подать тиграм мясом человече­ским, нежели подумать о защите. При появлении тигра, все работники опрометью бросались бе­жать, но когда тигр уносил одного из них, они думали, что остальные совершенно безопас­ны, что тигр не тронет уже никого из них, и спокойно обращались к занятиям. Без помощи Европейцев, хорошо вооруженных, тигры моглибы спокойно остаться на островах. Очищение островов кончилось переселением тигров в леса материкового берега. Здесь их водится еще величайшее множество, и они весьма опасны. От­вага их простирается до того, что не редко бросаются они вплавь через реку, чтобы напа­дать на шлюпки мимоплывущие. Огромная квадрат­ная голова, видимая над водою, два страшные кро­вавые глаза, прикрытые лесом щетинистых волосов, жарко пылающая, безмерная пасть, язык цвета
422
винных дрожжей, могут ужаснуть в шахом слу­ха! самого бесстрашного смельчака. Одно спасение в ловкости ударов топорами, от которых мо­гут отвалиться огромные лапы, которыми тигр ухватится за края шлюпки, достигнув цели сво­его плавания.
Немного повыше Кульпи, приближаясь к Ал­мазному острову, ми. увидели носимый по волнам труп. Эшо был Индийский покойник, погребен­ный по обычаю здешней земли. Когда Индиец на­ходится при последнем издыхании, его перено­сят на берег реки; тут кладут его на траву, и набивают ему грязью реки нос и рот, едва только он испустит последнее дыхание. По­том бросают труп в реку, где может он прогуливаться, как ему угодно, пока сожрет его аллигатор, или волнами прибьет его к бе­регу, где покойник угостит телом своим хищных птиц и ха калов. Зрелище плавающего трупа самое обыкновенное дело на реках Бен­гальских, и этот образ погребения обращается в пользу плотоядных зверей и птиц, питаю­щихся трупами ; тем и другим здесь нет счета.
Залив Алмазный составляет род пристани для отдыха корабельщикам Компании, где нахо­дят они припасы и лекарства. Здесь устроены по берегу цепи, на кошорых корабль может держаться лучше всякого якоря ; течение, дохо­дящее иногда до 40-ши узлов, делает необхо­димою подобную предосторожность. — За этим 4 местом является Фульта, старинное Голландское
423
заселение ; потом Маяпур, принадлежавший Фран­цузам, и наконец, в нескольких льё далее, открывается богатая, великолепная Калькутта Â столица Англо-Индийского государства, обшир­ный, величественный город, издалека выставля­ющий шлицы своих зданий, протяжения белых домов и раму богатейших садов.
В одном из последних изгибов реки пока­залась перед нами крипость Бнллиамовп, а за её эспланадою первый ряд жилищ, которые можно назвать цепью дворцов, ибо многие из них имеют в перистилях по двадцати четыре ко­лонны. Все эти здания, в изогнутой линии, более льё в длину, представляют зрелище самое ве­личественное и прекрасное.
Из всех заселений Европейских по берегам Гугли, только Калькутта занимает левую сто­рону, и выбор этот был, кажется, не слишком удачен. Возвышение земли над рекою так мало, что эспланада, разделяющая крепость от города, иногда заливается водою. Самый порт не совсем надежен. Волнение здесь бывает так сильно, что срывает иногда корабли с якорей. В не­которые времена прилива, сбой речных волн производит буруны, чрезвычайно огромные и опас­ные. Буруны эти сильно дают себя чувствовать на Калькуттской пристани, особливо в полнолуние и новолуние. Тогда нередко следуют опасные при­ключения, сталкиваются и повреждаются суда. Для уничтожения столь пагубной местной невыгоды, благоразумная предосторожность Англичан не-
ш
давно устроила пристань, близ которой большие корабли, в назначенных им местах, остаются безопасны от волнений.
Крепость Внллиамова, цитадель Калькутты, со­ставляет восьмиугольник, с пятью правильными углами ; три остальные неправильны, следуя мест­ному положению, для лучшей защиты реки. Кре­пость эта находится на юг от города и на за­пад от предместья Чоуринги ( Chowringi ). Внеш­ность её кажется не важна, но стоит только перейдти подъемный мост, чтобы увидеть обшир­ность и превосходную общность укрепления. Гарни­зон составляется наиболее из Европейцев, хотя каждый новый привоз солдат из Европы платит тяжелую дань нездоровому климату Англо-Индий­ской столицы. Желчные лихорадки и расстройство в печени, сопровождаемые жестокими поносами, убивают множество вновь приезжих. Неумеренное употребление крепких напитков увеличивает еще более основные причины необыкновенной смерт­ности.
Вместе с Вильмотом, мы вышли на берег близ крепости, 20 Мая 4830 года. Тут, на эспланаде, находились сотни паланкинов, как в Европейских столицах экипажи, рядами, с готовыми носильщиками, ожидая охотников на­нять их, за положенную единожды цену, по од­ной рупии в день. У каждого паланкина считается четыре носильщика, и кроме того один носи­тель зонтика. Подле этих Индийских экипажей толпилось множество Индийцев, которые все
425
опрометью бросились к нам: это бил уже зна­комый мне народ — снркары, как называют их в Калькутте, ипо-же, что ^бад/и-ПондишериЙские. Но несколько слов Вильмота заставили их от­ступиться от меня. Любезный этот человек непременно требовал, чтобы я остановился в его родительском доме. Он почти насильно усадил меня в паланкин. «Б дом Бплъмота!» закричал он носильщикам ; они запели и пу­стились в путь.
Ми остановились подле входа в какой-то дво­рец, издалека отличавшийся своею обширною ко­лоннадою, и верхнею галлереею, украшенною ста­туями. Это был дом Вильмота, находящийся в части города, называемой Чоурингп. Вокруг распростирались верамдасы, поддерживаемые ко­лоннами Ионического ордена. Бенгалец, бежавший впереди нас, возвестил о прибытии доброго гостя. Весь дом встревожился, все высыпало на встречу ; впереди всех явился спркар, в платье из белой кисеи ; потом пионеры, с своими се­ребряными палками ; потом кандаман (метрдо­тель ), абдар ( крайчий ), шерабдар ( столовый дворецкий ), хипимургар ( рассыльщик ), спрдар ( комнатный слуга ), носильщики, низшая челядь, всего, право, человек шестдесят. Когда Вильмот выпрыгнул из паланкина, всякий спешил прикоснуться хоть к поле платья его; другие прыгали, плясали, изъявляли радость свою кри­ком. Но Вильмош мало занимался ласками до­машних, и спешил в шу залу, где гнетерпе-
I ffi
426
ливо ждали его отец и сестры ; матери его уже давно не было на свете. Среди трогательного сви­дания, я был на время забыт, и не думал сер­дишься за это забвение. Но добрый Бильмош ско­ро вспомнил обо мне, представил меня отцу и сестрамъ* Отец моего друга был старик, I- еще крепкий и здоровый, с серыми, проницатель­
ными глазами, открытым, красивым челом, и густыми бровями, падавшими на его ресницы. Оп крепко пожал мне руку, и после этого дело с ним было кончено. Я полюбовался на сестер Вильмоша : Мисс Бек и Мисс Нем ( Ревекка и Элеонора ), девушки, одна 20-ши, другая 1 7-ти лет, были совершенная противоположность жел­тым и темным лицам, какими уже надоела мне Индия — белые, краснощекия, полные, оживленная Английская свежесть и красота. — Я был в восj торге : мне, кочующему страннику, вдруг какъ
с неба свалиться среди Азиятской роскоши, среди изысканности жизни Британцев в Индии, среди великолепия Набабов ; жить под одной кровлею с парочкой Европейских ангелов, да­леко залетевших на чужбину; как будто райский оазис, найдши в пустыне путешествия простую, открытую приязнь, заботливость о всех удоб­ствах, ласковость, дружбу — О! все это очаро­вало меня ! Вечером я был уже полный семья­нин, а не гость. Мне отвели особое отделение комнат, с многочисленною прислугою. У широ­ких окон моих, провевавших свежий воздух, расширялись навесами прелестные рогожки куску-
427
совые ( Andropogon muricatas ), которые смачи­ваются водою, распространяя тем прохладу, свежесть и благовонный запах. Кроме того, от занавес спускались в каждом окне пумкн, огром­нейшие веера, из тонкой ткани на легких пяль­цах ; приводя их в движение, определенный для эшего Индиец был моим гением-хранителем, не допускавшим меня чувствовать знойность Индийского неба.
На другой день, я оставил Вильмоша среди его семейства, и отправился осматривать столицу Индии, с домашним сиркаром, отлично смыш­леным Индийцем, который равно хорошо знал языки Бенгальский, Английский и Французский. С приближением к эспланаде крепости, первый предмет, поразивший меня, было стадо шпиц, огромной величины, прогуливавшихся по пригор­кам и сидевших по гласису крепости. Это особый род цаплей ( аичиеа argala ), которых называют здесь Ху ржала ( костоеды ), и Адъютан­ты, по важности их походки. Вышина их до­стигает иногда до 5-гпи Футов. Треугольный, Острый клюв их, 48 дюймов в длину, чрезвы­чайно крепок. Маленькие глаза их ярко-голубого цвета ; вместо перьев, на шее и на голове у них редкие черные волосы ; на груди, брюхе, в хвосте и на конце крыльев перья серые ; все остальное темно-синего цвета, а белые, длинные ноги их странного устройства. Но главное отличие адъю­танта от всех птиц составляет цилиндри­ческий мешок, висящий в конце шеи, когда о-
128
стальная часть его походит на зоб, находящийся между плечами. Этот мешок надувается и сжи­мается по желанию шпицы ; в первом случае уве­личивается он до 48-ши дюймов ширины и 4-х поперечника. Еще не узнали естествоиспыта­тели, на что адъютантам это странное украше­ние. Думают, что это запасный анбар, где ко­сти, составляющие главную пищу птицы, умягча­ются и хранятся. Но дальнейшие опыты противоречат такому общему поверью. Адьюшаншы хо­дят по улицам и площадям Калькутты торже­ственною, важною процессиею. Не только не боят­ся они народа, но не уступают никому места, и беспрестанно сталкиваются с людьми и лошадьми. Любимое местопребывание их в Виллиамовой кре­пости, где от кухни гарнизона идет им бо­гатая и ежедневная подачка костей. Каждый день, в известное время стада их являются перед казармами и дерутся за кости, которые броса­ют им солдаты. Иногда шалуны придумывают прошив них разные позволенные и непозволен­ные шупики. Однажды какой-то негодяй набил по­рохом кость, приставил зажженный Фитиль и бросил кость в стадо жадных адъютантов ; один из этих бедняков проглотил подачку и был разорван взрывом. Изобретателя бесчело4 вечной шутки наказали по-Английски — его вы­секли розгами. — Когда бывают сыты, то не­подвижно сидят адьюшаншы на гласисе Виллиа­мовой крепости, с тем видом глупой беспечности, который так свойствен птицам, это­
129
го рода. По целому полудню остаются они туш, одни стоя на двух ногах, другие на одной, некоторые растянувшись на брюхе, или на боку.
Калькутта расположена на земле наносной, про­изведенной почти современными наводнениями. С шех пор, как Индийская Компания сосредото­чила здесь главный пункт политического и тор­гового управления, город возрос, едва не в баснословном развитии. Там, где тысячи живых еще людей запомнят только бедную Индийскую деревню, построенную из бамбука, распрости­рается ныне обширное народонаселение 600,000 дуть. Памятники туземного зодчества возвыси­лись здесь подле Европейских зданий. Черный, город, или Индийское отделение, находится к западной оконечности. Тут из замечательных построек видны только пагоды и мечети, до­вольно плохого устройства, среди кривых и грязных улиц. Из других зданий можно упо­мянуть только об обширном, развалившемся базаре, поставленном на пределе Чоуринги, и о жилищах богатых бабу, или благородных Индий­цев, своею обширностью и распорядком, своими плоскими кровлями и узкими окошками напоминаю­щих зодчество старинных Европейских мона­стырей. Черный город здешний занимает про­странство безмерное, и населен Бенгальцами, Мараштами, Малабарцами, Бирманами, Китайцами, Арабами, Персиянами, Малайцами, Жидами, вообще пришельцами из всей Азии. По многоразличию язы­ков, это настоящая Вавилонская башня.
Ч. 11. 9
130
Напротив того, Чоурннгн — это Европа, ще­гольская Европа, Лондон, с его Гейд-Парком, Париж, с его Элизейскими полями. Вечером, когда зайдет солнце, и воды Ганга освежат улицы, вы увидите скачущие, пересекающие друг другу путь, останавливающиеся у домов ландо, тмлъбурм., боген, наполненные модными дамами, угрюмыми офицерами Компании, Армянами, в остро­конечных колпаках, бабу, в их плоских чал­мах, и всякой старается один перед другим показать, хоть немного, Европейской роскоши. Разумеется, что такое подражание Европе пе бывает без разительных и забавных ошибок и туземных изменений. Вместо превосходных Английских лошадей, в здешние экипажи впря­гают иногда негодных лошадей Индийских ; самые кучера, Индийцы, с их кисейным плать­ем и босыми, черными ногами, не могут выдер­жать сравнения с кучерами и грумами Лондон­скими.
За крепостною эспланадою находится только Танк-сквер, и еще несколько улиц обитаемых Европейцами. В частях Дурумтолла и Косситолла народонаселение смешанное. — Из зданий в Чоуринги должно упомянуть о Городском суде, доме Правительства, Судебных местах, двух церквах Англиканских, Пресвитериянской, и не­которых храмах других исповеданий. Публич­ные заведения суть : Санскритский Коллегиум, дом Правительства, Епископский Коллегиум (Bi&hop’s college), Медреесе f или Мугаммеданский
t
131
Коллегиум, Калъкупиская Гимназия, Армянская Академия, купеческая школа, училище малолетных Индианок, Азиятское общество, Медико-Френоло­гическое общество ( * ), Театр, Ботанический сад, множество типографий. По исчислению Га­мильтона, в 1 826 г. издавали в Калькутте один­надцать Журналов; из числа их четыре на Бен­гальском и два на Персидском языках. Из всех исчисленных мною зданий самое важное, без сомнения, дом Правительства; он состоит из двух полукруглых галлерей, соединенных по средине обширными сенями. Впрочем, внешний Фасад, обремененный тройною колоннадою, слиш­ком тяжел. Епископский Коллегиум также за­мечательное здание, с двумя отделениями, при­мыкающими к обширной часовне. Протестантский собор не изящен; его шпиц тяжел, части беспорядочны ; но все вместе стоит однакожь внимания.
На В. от Калькутты находится обширный пруд соленой воды, составляющий границу Соундербунда. На пространстве между этим озером и городом разбросаны тысячи Индийских хижин,
(*) френологияj или крамиоскопиа, черепословие, наука узнавать свойства людей по выпуклостям черепа ; осно­ватель её был Доктор Галль. Англичане удивительно пристрастились к этой науке, и должно сознаться, что открытия их в ней весьма замечательны и важны. Црим, Пер.
9‘


132
пересекаемых садами. Эшо место нездоровое, куда никогда не вступают Европейцы, а далее за ним к югу, течет Нулла-Толли ( проток Толли), небольшой рукав Гугли, который Ин­дийцы почитают настоящим Гангом. Потому, все свои набожные обряды исправляют они на этом рукаве, а не в обширном отделении реки, оскверняемом кораблями Европейцев. Каждое утро, незадолго до восхождения солнца, увидите здесь тысячи Индийцев. После обычных умовений, они трут себе щеки и лоб белою, желтою, красною землею, громко восклицая: Рам, Рим !— Несколько браминов, сидя на берегу, переби­рают зерна своих четок, и бормочут молит­вы, перевертывая талипотовые и банановые лис­точки своих священных книжек.
На западном берегу Гугли отделяется важное предместье Гоура, обитаемое строителями кораб­лей. Большая дорога около Калькутты и Чоуринги называется Круглою дорогою; она следует почти по линии означенной валами, насыпанными во время войны против Мараштов. Здесь предел заве­дыванию Калькушского начальства. Все преступле­ния, совершаемые по сю сторону вала, подлежат Су д дер-4даулу ту, или высшему судилищу ; все, что сделается по ту сторону, относится к управлению уездному. В случае аппеляции, дело переносят в Суддер-Деванн, или народный суд в Чоуринги, где полагается последнее решение, по Алкорану, или по законам Мену.
Ботанический сад в Калькутте, в тридцать
4 33
лет существования имеющий каталог почти че­тырех тысяч растений, прозябающих в нем, расположен на правом берегу Гугли, в несколь­ких милях от города ; окружность его почти две лье. Основанный Доктором Роксбургом, сад эипот пострадал несколько после отъезда сего опытного ботаника в Европу; но Доктор Валлих, Датчанин родом, человек ревностный к науке, скоро успел продолжить улучшения, начатые предшественником. Его трудами сад превратился в маленький эдем, где растения все­го земного шара возрастают и оказываются в полной роскоши своего прозябения. К драгоцен­ным собраниям растений Бенгала, Силлегпа, Гap­posa, Непаульских гор, присоединены все поро­ды Капа, Бразилии, Австралии, Океании. Величай­шее богатство состоит в пальмах, и обшир­ные сообщения Индии дали средство собрать здесь множество родов этого обширного семейства деревьев. Прелестная роща из Sagus Rumphii есть истинная драгоценность в этом роде ; вот дерево, которое можно почесть первобыт­ным типом колонны и арки Готической ; все, что видим в прихотях Готического зодчества, >
найдем мы на этом странном дереве. Оно рассажен здесь правильными аллеями, пересекающими­ся в прямых углах; высота ствола так равна, дуги ветвей так правильны, что с трудом ве­рите неприкосновенности к ним рук человече-
_ il
ских. Если присовокупишь к этому густоту, непроницаемость листьев, и совершенную ного-
ш
ийуи прозябений окрест деревьев, шо легко по­нять, что купа из Sagos Rumphii может явить художнику и поэту все величие Готического со­бора.
К сокровищам сада принадлежат еще не­сколько Borassus llabellil'ormis, или пальмир. Из этого и кокосового дерева добывают жидкость, называемую тодди, род водки, иначе известной под именем арака Париев. Для этого срезыва­ют цветочную дудку, привязывают на место её бутылку, или ипыковину, для собрания вытекающего сока. Далее видите здесь прелестные лианы Южной Америки и платаны ( бананы ) Малайского архипелага, вышины и вида удивительных. Не смотря на благоприятностьклимата и почвы, не­которые из растений не удаются ; таковы, на пример, Новокаледонская сосна и Сенегальская Адансония. Кроме Калькушского сада, доктор Валлих управляет еще садом Тишшигурским, подле Барракпура, но тамошнее заведение пред­назначено наиболее для растений полезных, ко­торые стараются возрастить в Бепгале.
Барракиур, в 16-гпи милях от Калькутты, на С., военный пост, и любимое местопребывание Генерал-Губернатора, где построил он преле­стный увеселительный дом. Касаясь берегов Гугли, Барракпур находится против Датской колонии Серампур, которая видна из за-него, за обширною скатертью воды, с её белыми домами, Датским Флагом и маленьким шпицем. Во все время пребывания моего в Калькутте, Лордъ
4 35
Бешнипкс, Генерал-Губернатор Англо-Индий­ской империи, жил в Барракпуре. Жилище его здесь просторно и удобно, окружено бунгелоуаамп > или павильонами, определенными для посети­телей и для адъютантов Лорда. В парке, про­стирающемся на триста акров ( * ), соединены очаровательные громады деревьев и богатые луга, с неизобразимою роскошью произрастания. Туш содержат многих редких животных — гиала, урожденна Тибета и Непауля, род буйвола, только огромнее и с ужасными рогами, зебров, рысей, Бенгальских и Серампурских медведей, тигров, леопардов, дикобразов и кангуру. В окрестностях водятся,опасные змеи, Cobra di Capelio, укрываясь в развалинах жилищ, сухих местах и запустелых пагодах. Водяные змеи более редки. Огромные аллигаторы беспрестанно выползают из реки и лежат на солнце, по бе­регу ; их считают две породы, одну похожую на Нильского крокодила, с длинным рылом, и не нападающих ни на кого, если на них не напа­дают ; другую менее ростом, с круглым ры­лом, стремительно бросающихся на животных и на каждого неосторожно купающагося человека. Уверяют, будто эти аллигаторы схватывают иногда Индийцев даже с берега, когда они при­
(*) Лкрб, поземельная Английская мера, имеющая 4 О руд в длину и 4 руды в ширину, или 1(и0 кв. руд, что составишь до 890 кв. сажен. Прим. Пер.



136
ходят черпать воду из реки. Если веришь рассказу моего сиркара, аллигатор схватил когдато молодую девушку, лет пятнадцати ; она би­лась и кричала минут десять на поверхности води, влекомая чудовищем ; спешили бросишься в лодку, плыть за похитителем, но жестоким усилием аллигатор погрузился в реку с своею жертвою, и оставил преследователей в ужасе и изумлении.
Кроме биваков Барракпурских, где построены для солдат здоровые, прохладные жилища, близ Калькутты есть еще военное заселение в ДумъДуме ; там находится главный артиллерийский парк всей Англо-Индийской империи. Казармы тамошния суть нисенькия строения, с вераядасами, по здешнему обычаю. Генерал живет там в красивом доме, приткнутом на скате утеси­стой горы и окруженном прелестным садом. Лорд Клеив, обыкновенно проживавший в этом месте, украсил его превосходно.
Мне хотелось, в прогулках моих по окрест­ностям, заметить все, что хоть сколько нибудь напоминает исчезнувшее Французское могуще­ство в этой части Индии, и потому, в буггеро, или Гангеской лодке, отправился я в Шамдернагор. Гч-н Кордье, тот самый, что с 32-мя си­наями поддержал здесь черт Французского Флага прошив Англичан, управлял в бытность мою этою бедною и ничтожною колониею. Вре говори­ло тогда в Шапдернагоре о молодом, отваж­ном естествоиспытателе Французском, столъ
I
437
рано похищенном потом смертью среди обшир­ных трудов его ; вы поймете, что я разумею здесь Виктора Жакемона, за пять месяцев до ме­ня прибывшего в Индию, и успевшего потом совершить столь обширные и любопытные путе­шествия по внутренней Азии. Бедный Жакемон ! Сколько надежд с ним потеряно ! Тридцати лет от рождения, он готов был обогатить науки и Географию разнообразными открытиями. Он обозрел Бенарес, Дели, вершины Гиммалаев, источники Джумма и Ганга, пробрался до Лагора, посетил баснословную Кашемирскую до­лину. После трех лет путешествия, какое оби­лие предметов естествознания и замечаний всякого рода готовил он нам ! Он умер в конце 4 832 года в Бомбае, когда заносил уже ногу на корабль, долженствовавший возвратить его Франции, умер от расстройства в печени, ког­да морской воздух и отдых на корабле могли восстановишь его здоровье, расстроенное труда­ми путешествий и пребыванием в тлетворных климатах посещенных им земель. Более, нежели о старых ученых, надобно сетовать о молодых сподвижниках знаний, умирающих не высказав нам вполне идеи своей жизни. Особенно грустна бывает потеря труженика в цвете лет, любя­щего знания добродушно и просто, без оглядки на прошедшее, без систем, без ненависти, без зависти, иногда преданного вдохновению, и всегда чуждого ученых партий и утомительных дробей упрямой систематики. Да, надобно жалеть

>138
о такой потере, потому,'что такие люди редки, и по рождению своему, и по трудности обстоя­тельств, которые надобно победишь ин дли своего предназначения. В Шандернагоре все го­ворило мне о Викторе Жакемоне; в этой бедной колонии, где несколько Французов упорно борют­ся с несудоходным местом реки, и с моно­полиями Англичан, и с невыгодами торговли, беспрерывно упадающей, более наслушался я о путешествующем соотечественнике, нежели в Калькутте, городе многолюдства и шума. Впро­чем, Жакемон был замечен и в Калькутте. Индийский Генерал-Губернатор отличил ласко­вым приемом молодого странника, принял его с особенною ласкою; Сир Карл Грей, Г-да Рейан и Пирсон спорили о пюм, кпю более ока­жет ему приязни; живость Француза, восторг, внушаемый предметом запятий, и теплая предан­ность науке расшевелили Британскую холодность, которая хотя не понимает этого, но готова делишься, видя все это в другом. Тем сильнее и продолжительнее было впечатление Жакемона на Шандернагор, где нашел ом общество ласко­вых земляков. Радушный Кордье не мог гово­ришь о Жакемоне не растрогавшись ; он сопро­вождал его в путешествии на Гиммалаи, забо­тился об нем, как будто об родном.
Г-н Кордье откровенно говорил мне о неиз­бежной гибели, ожидающей колонию, вверенную его управлению, и признавался, что он ничего не мо­жет отвратишь и почти ничего не может сде-
439
лат полезного для отечества. Несколько опусте­лых улиц, несколько низких, почти необитае­мых домов, пустой порт, безмолвная при­стань—вот что представляет теперь Шандернагор I Датское заведение в Серампуре также упало, но, по крайней мере, вид его не столь печален. Находясь близ Калькутты, в стороне довольно здоровой, оно привлекает Европейцев, которые бегут сюда от дорогой жизни в Калькутте. Серампур городок красивый и опрятный. Полковник КреФПиинг, долго здесь управлявший, завел большой порядок и устрой­ство, при помощи тридцати синайских пионе­ров, которых мог содержать. В 4823 году, Гангеские разбойники осмелились напасть на Се­рампур ; седоволосый Полковник пошел с дву­мя дюжинами плохих солдат своих на разбой­ников, напал на них, сражался сам, захватил нескольких в полон и повесил их для при­мера. С тех пор, никто не смеет тронуть Серампура. Но если Датская колония не имеет причины бояться разбоя туземцев, за то семяна разрушения посеяны для неё явно и на виду : я го­
ворю о завистливом и могущем владычестве Англичан. Значительность торговая уменьшает­ся здесь год от году, и, вероятно, Дания вско­ре принуждена будет сама просить Англичан взять у неё Серампур, и уже кстати почислить его в свои Индийские владения.
В поездках и обозрениях моих, несколько раз покушался я проникнуть во внутренность
4«0
Индийских обиталищ, но при каждом покушений шакого рода, сиркар мой останавливал меня со всеми признаками страха, а по виду хозяев я мог понять, что немного было выгоды упорст­вовать. Суеверное убеждение Индийцев говорит им, что вступление Европейца в их жилище есть осквернение, ничем неизгладимое. Потому, во внутреннее отделение своего дома Индиец пропустит Европейца разве только через труп свой. Мугаммедане не столь суеверны; кроме жен­ской половины, весь дом Мугаммеданина открыт посетителям. Поколения Мугаммеданские дтличаются красотою между всеми туземцами Индии. Правильность черт, менее смуглый цвет кожи, стройность и сила членов, какое-то благородст­во поступи, все это отличает их столько-же, сколько и щеголеватая простота одеяния.
В Шандернагоре, Серампуре, Барракпуре, видел я пагоды, зодчество которых далеко оставляет за собою жалкое зодчество пагодов Калькушских. Здесь находил я отчасти великолепие Яггернаутских храмов, как будто преддверие к религиозному великолепию Бенареса, святого города Индийского. В первый раз видел я здесь слонов, с гудами на хребтах их. Гуды ничто иное, как покрытые седалища, или павильоны, укрепляемые на спинах слонов, для удобства путешественников; из числа их, употребляемые Европейцами походят на кузов кабриолета; гуды Индийских бабу не столь высоки, но пестрее украшениями. Слон, с таким седлом, с золо-
4M
тыми кистями и великолепным уборомъ—Азият­ская картина, слишком известная в Европе, и всего более выражающая Азию. Индийские слоны вообще менее слонов средней Африки, но вид их однакож величествен ; будучи животным ручным и домашним, эшо животное все еще со­храняет несколько своей природной, дикой гор­деливости. Уже столько было говорено о чуде­сной понятливости слонов, что кажется беспо­лезно повторять множество истинных и вымыш­ленных анекдотов о предмете всеобщего удив­ления. Видя слона, животное чудовищное, могучее, видя, как повинуется он едва заметному дви­жению магута, или корнака, на нем сидящего, не льзя не сознать в нем инстинкта послушливо­сти, соединенного с тонкою понятливостью. Когда слон идет, везя на себе путешествен­ников, или властителей, кроме магута, им управляющего, человек с зонтиком сидит у него на холке, а подле слона идет еще путево­дитель, беспрестанно разговаривая с ним и указывая ему дорогу. «Берегись—вот калея—дер­жись крепче; туш скользско—сюда—здесь»—подоб­ный разговор продолжается во все время пуши. Магуш, напротив, не говорит ни слова ; если надобно переменить направление, он дает знать об этом слону, придавливая правую, или левую ногу свою к шее животного. Для ускорения хода, он колет его иголкою ; для остановки, бьет его по носу. Власть корнаков над слонами, ко­торых они выучили, доказана тысячами приме-

Ш
ров. Епископ Габер рассказывает, что неза­долго до прибытия его в Бенгал, около 4 822 года, осудили на смерть одного магута. Злобясь на какую-то женщину, он сделал неприметный знак слону, и по этому знаку, зверь схватил несчастную своим хоботом и раздавил ее но­гами.—Для иэбежания-ли подобных случаев, или потому, что лошади пугаются слонов, запреще­но вводить их в Калькутту и на пять миль в округу города. Как домашнее животное, слон употребляется в Индии на все потребно­сти, исправляемые в Европе лошадьми. В пара­дах, в путешествиях, в битвах услуживая человеку, слоны суть также верные союзники его в сражениях с дикими зверями. Для этого со­бирают несколько слонов, на которых садят­ся магушы и охотники, вооруженные ружьями, пиками, луками и стрелами. Когда зверь увидит себя обхваченным стаею слонов с охотниками, он начинает битву, но неравная битва эта не бывает продолжительна; слоны пронзают зверя своими клыками и давят его, повергая под свои тяжкия ноги.
Так употреблял я на обозрения и поездки первые дни моего пребывания в Калькутте. Спе­ша все видеть, я успевал уделять только малый остаток времени на беседу с моими добрыми хозяевами. Впрочем, право, было опасно засижи­ваться с ними долго ; мисс Нелль, младшая из дочерей старика Бильмота, любимая сестра моего друга, была так хороша, что я чушь не влюбился
I
U3
в нее по уши. Куда хорошо было-бы мне, когда у меня на руках всеобщее путешествие, заклятая страсть объехать целый мир, мне, бедному стран­нику, влюбиться в дочь одного из Английских Ост-Индских богачей ! Я был даже рад, что мисс Вильмогп не замечала сильного впечатления на мое нежное сердце. Она и сестра её были вос­питаны в правилах самого строгого благонравия, напитаны правилами Пуританской скромности, и для того, чтобы влюбиться в кого нибуд, имч> надобно было наперед позволение строгого отца их. Обе девицы казались чрезвычайно лас­ковы, милы со мною, и сколько раз жалел я, что я не богач, не Англичанин, не протестант Английский ! В следствие всего этого, в обра­щении моем соблюдал я возможную осторож­ность, не старался даже слишком увлекаться обществом и любезностью мисс Вильмош, хотя иногда они сами подвергали мою философию тяже­лому испытанию. Вообразите, например, что мисс Бек вошла в мое отделение, когда я сидел спокойно за моею гукою, или ароматиче­скою Персидскою трубкою. « Я пришла за вами, любезный гость » — сказала она мне — пойдемте со мною в здешнее училище молодых Индий­ских девочек; сегодня там экзамен; вы уви­дите любопытное зрелище, и узнаете почтенную учредительницу его, мисшрисс Вильсон.» Можно-ли было отказаться ! Мы отправились вместе, сопровождаемые толпою служителей. — Училище эшо заведено Г-жею Вильсон, женою одного Ап-
m
глийского миссионера, лет десять тому. Прежде примера не бывало, чтобы дочь или жена Индий­ского туземца учились читать, писать, занимать­ся женскими рукоделиями. Г-жа Вильсон умела сделать эпоху в Индийском воспитании. От шести, или семи, взятых ею первоначально де­вочек, число воспитанниц возрасло теперь до восьми сот. Никто из Индийцев, Браминов и Музульман, не отказывается от желания, чтобы дочь его училась, с одним только условием, что ученье не разрушит строгого разделения на веры и касты. Это условие строго соблюдается и потому все идет чрезвычайно успешно. Самые жрецы Браминские, кажется, согласны с нововве­дением, дотоле неслыханным ; мы видели множе­ство их, присутствовавших при экзамене. Леди Бенгпинкс, супруга Генерал-Губернатора, леди Грей, мистрисс Райан, и множество почетных дам находились шуш-же. Экзамен шел превос­ходно и зрелище было, действительно, самое занимательное. Надобно было видеть этих малю­ток, с их медноцвегаными лицами, с их умными, выразительными глазами, полунагих, с заплетенными волосами на головах, с раскра­шенными белою и красною краскою лбами, с по­крывалами, наброшенными на головы, когда они выступали в средину залы собрания, повторяли уроки, отвечали на вопросы. Стараясь одеть их для праздника щеголеватее, родственники обреме­нили наряды их кольцами, браслетами, привеска­ми. Мисс Бек была итак любезна со мною во
4 45
все время экзамена, что я возвратился домой влю­бленный в нее, не менее как и в мисс Нелль.
Через несколько дней, мой добрый Вильмопгь показал мне зрелище не менее любопытное : дюрбар, или торжественный выход Генерал-Губер­натора. Дюрбаром называется общая аудиенция, которую, в назначенные времена, дает Лорд Беншинкс богатым бабу Калькутским и вакилям, или посланникам Индийских государей. По приходе нашем, мы увидели толпу богатых и знатных Индийцев, стоявшую в два ряда в обширной галлерее. Несколько ученых Индийцев, путешественников Восточных, Раджей, Набабов ожидали пгуип-же появления властителя Ин­дии. Уверен, что самому Лорду Бешпинксу, старому солдату, столь отличившемуся в Ис­панской войне, радикалу по своим мнениям, фи­лософу по жизни, странно разыгрывать в Калькутском дворце своем комедию Азиятскую, но этого требует политика. В глазах жителей Востока власть доказывается великолепием и Формами, и Англичане не могли-бы повелевать Инди­ей) соблюдая простоту быта наших Европей­ских властителей. Потому более блеска, более великолепия и роскоши увидите при Дворе Калькугаском, нежели при Дворе самого короля Геор­га. Едва вступил Лорд Бентинкс в залу, как по его повелению на одного Раджу надели, в знак милости, богато вышитый халат; дру­гим раздавал он алмазные знаки, жемчужные ожерелья; всем присутствующим лили на платки
Ч. II. 10

«6
аттар или розовую воду. Вакили Уда, Нагпура и Непауля, Персидские ханы, Аравийские эмиры, Раджи и Набабы мелькали перед моими глазами, среди множества Английских офицеров, и эти одеяния из белой кисеи, эти халаты, унизанные золотом и драгоценными каменьями, эти Бри­танские мундиры, облитые драгоценными метал­лами, лес плюмажей и перьев на шляпахъ—все это составляло позорище столь разнообразное, что трудно было-бы описать его вполне.
Единожды бросившись в праздники, я уже не останавливался более, был на великолепных ра­утах, на вечерах, в театре, потом на тузем­ном пиршестве, или nate, который давал ка­кой-то богатый Индиец. Когда явились мы пе­ред его освещенным, окруженным толпою любопытных, великолепным домом, нас повели в обширную залу, во внутренности которой простирались две большие галлереи, одна над другою. В верхней, за непроницаемыми решет­ками, сидели жены нашего бабу невидимо насла­ждаясь великолепием праздника; в нижней рас­положились гости. Штукатурные, белые колонны поддерживали галлереи, и обширная, вся сплошь освещенная зала представляла вид прекрасный. При нашем приходе, собрание занято было пени­ем Нпкн, Кашалани Индийской, превосходной пе­вицы туземных песен, в сопровождении орке­стра, который был, правду сказать, довольно нестроен. После пения начался nate. Таки» на­зывается Индийский шанец, нисколько непохо­
U7
жий на пляски баядерок, деледассн, кансепн, и других прислужниц в пагодах. Танцовщицы наче называются рум-дженп ; они становятся пошрое, и вместо сладострастных кривляний бая­дерок все движения нх отличаются скромно­стью и прелестью. Одежда танцовщиц соответ­ствует характеру пляски ; вместо легкой обо­лочки, сквозь которую видны полунагия Формы, рум-джени одеты в широкия платья, шитые зо­лотом и серебром; нижния платья у них чрез­вычайно широки; они надуваются, как пузырь, когда танцовщицы начинают вертеться; широкия шаровары идут до ступней; множество грему­шек на ногах служит к означению меры. Ино­гда танцовщицы наче делают только переходы и круги, но всего чаще танец переходит в пантомиму, чрезвычайно верную и выразитель­ную.
Индийский оркестр состоит из множества инструментов; разные роды барабана занимают между ними первое место; главный из бараба­нов г ау къ—величины ужасной, и производит такой гром, что если где хотят употребить его, то надобно предварительно просить позво­ления Правительства. Урни есть грубая гитара, из перепиленного на-двое кокосового ореха; по ней царапают бамбуковою палкою; инструмент производит два звука, один похожий на мяу­канье кошки, другой на рыкание дикого зверя. Кол барабан кающихся; джург-гаджа двойной барабан, из двух неравных отделений; сарен10*
4JJ8
гвп походит на виолончель, и звуки его не не­приятны; нагассарам род гобоя, с маленькою дудочкою на конце, вообще употребляемый при плясках баядерок ; пани-каване род Флейты, употребляемой при печальных обрядах ; джонго, род барабана, в который бьют двумя палоч­ками ; комбу кривой рожек, употребляемый в пагодах ; сот раковина, на которой играют брамины; тоурти, дудочка, принадлежность всех пагодов и мера для танцев баядерок. Кроме того есть еще : «asyps, или цымбалы, неннак, сарнмда, сурмонгола, дал, ситар (духовой инстру­мент из тыквы), гоейра (бубен), табла, нагаботт (престрашный барабан, возимый на слоне, перед Индийскими государями); особенный род труб, похожих на Европейский серпан ; цымбалы Мараттские, употребляемые при военном марше и возимые на верблюде; Марашшская труба, ин­струмент военный, и проч. и проч.—Соединен­ные вместе, все эти Азиятские музыкальные ору­дия составили-бы оглушающий оркестр, но этого никогда не делают. Самый великолепный наче до­вольствуется семью, восьмью музыкантами : и то­го довольно, если уже не слишком много для ушей Европейца.
Хотя Калькутские бабу всегда готовы угощать своих туземцев и Английских посетителей, но есть одно время в году, когда наче бывают у них в особенном употреблении и даются беспрерывно. Это происходит в Октябре, на празд­нике Дурга-Пуджа, Индийской маслянице, кото­
П9
рую отправляют 9, 40 и 44-го Октября. Днем во все эшо время происходят духовные процес­сии Индийцев, а по вечерам домы богатейших бабу открыты для всякого посетителя, только был-бы он одет порядочно. В залах выста­вляется тогда изображение Индийского божества, сделанное из дерева, богато одещое, и представ­ляющее его лежащим. Каждого посетителя под­водят к этому истукану и опрыскивают розо­вою водою. В такие праздничные дни, иной бабу издерживает до 4 00,000 рупий, сколько из на­божности, столько-же из тщеславия.
Другой праздник, не уступающий Дурге, на­зывается Чуррюк-Пуджа, и отправляется в честь богини Кали. Он бывает 40-го Апреля. Накануне, вечером собираются толпы на берегу реки, л набожные люди, всходя на особенные подмостки из бамбука, бросаются в реку, где расстилают тогда шюфяки, чтобы падение прыгунов не было слишком сильно. До света 4 0-го Апреля, музы­канты Индийские ходят по улицам и приглаша­ют всех правоверных сбираться на мейдан. Там сходится триста тысяч Индийцев ; со всех сторон веют разноцветные значки ; во всех сторонах устроиваюшсд места для рели­гиозных плясок. Но вся эта, одетая в белые платья куча народа, весь этот визг инстру­ментов, давка, движение—только предвестия ду­ховного хода. Главное лицо составляют тут опять набожные люди, уже вымазанные красною краскою, по телу и по платью, как будто они
450
только что вылезли из красильных чанов. Вен­ки, пояса и ожерелья дополняют нелепый наряд их. Впереди и за ними следует множество тро­феев и богини подвижных театров, везомых на лошадях, или на волах ; на иных театрах видите символы и изображения мифологические ; на других подражания солдатам и кораблям Европейским. Тут являются покаянники, с ку­сками горячего железа, которыми прижигают они себе тело, или с маленькими кинжалами, кото­рыми они колют себя до крови; нагие до пояса, вымазанные красною краскою, обвешанные цветами, с длинными, напитанными маслом волосами, бед­няки скачут и стараются показать себя веселыми и довольными. Но улыбка и веселье их слишком принужденны, и страдание оказывается неволь­ными движениями лица. Строжайший порядок на­блюдается во все время шествия, не смотря на многочисленность толпы.
Вечером, вся куча народа и процессия прихо­дят в Бойтаконпа, часть Калькутты, обитае­мую Индийцами, где усшроиваюшся вертящиеся деревья ; эшо орудия пышки, предназначенные для очищения грехов ; каждое состоит из мачшы, вышиною Футов в двенадцать, крепко утверж­денной в землю, на которой сверху вертится перекладина, перекачиваясь в шо-же время на все стороны. На одном конце перекладины веревка с железными крючьями для кающихся; на другом также веревка, посредством которой жрецы мучаш его. Решение на такое покаяние должно быть
454
совершенно по доброй воле. Когда добровольный страдалец явится на Бойтаконнаской площади, весь в цветах, сопровождаемый браминами, со­брание приветствует радостными криками его благочестивую решительность. Жертва остана­вливается у подножия мачты, равнодушно гля­дит на приготовления, и наконец сам при­казывает начать очищение его от грехов. Тог­да брамины вонзают ему повыше ребр два боль­шие крюка, которые впиваются в продольные му­скулы, поддерживаясь около груди широкою пере­вязью. После этого несколько человек гнут к земле другой конец перекладины и поднимают бедняка Футов на десять от земли. На такой высоте начинают вертеть перекладину кругом, и страдалец с восторгом бросает в народ цветы и орехи. Бывает, что когда брамины по­лагают уже покаяние достаточным и хотят прекратить мучение кающагося, безумный изувер умоляет их продолжит сладостное страдание еще несколько времени.
Все эти обряды, и частные подробности, со­бранные мною в Яггернауте, Калькутте и дру­гих местах, возбудили во мне особенное любо­пытство узнать в общности религию Индийцев, столь обильно исполненную обрядами и праздни­ками, столь без'человечную, варварскую, исключи­тельную, презирающую до ненависти все другие исповедания, и столь безгранично владеющую на­родами Индийскими. С самого приезда, я распо­лагался плыть из Калькутты в Бенарес, этотъ
152
Рим Индийский, как называет его Епископ Габер, бывший там и подробно описавший его. Но когда надобно было приступить к путеше­ствию, мне рассказали о всех трудностях пути, и объявили, что менее шестидесяти дней невоз­можно определить на путь до Индийского святого города — признаюсь, горячность моего любопыт­ства простыла. Тем сильнее старался я сыскать средства примирить продолжительность времени, не дозволявшую мне пустишься в столь дальный путь, с моим желанием видеть и узнать все за­мечательное. Я обратился к Вильмоту. « Ничего нет легче, » отвечал он. «Пойдемте к знамени­тому Рамасвани-Пундиту, единственному брамину из всего их рода, который постыдит даже Евро­пейца своею глубокою ученостью, благоразумною терпимостью, просвещением, возвышающим его над всеми предразсудками. Едва-ли кто нибудь луч­ше его знает все таинства Индийской религии и так хорошо проницает всю её сущность. Он станет говорить с вами охотно, просто, и на каком угодно языке ; Бенгальском, Индостанском, Санскритском, Палийском, Португаль­ском, Английском, Французском, потому, что он знает все эти языки.»—Вы не шутите, Вильмога ? « Нет ! уверяю вас честью. »—Ради Бога, вёдише-же меня скорее к вашему Рамасвани-Пундигау.—Мы отправились к этому мудрецу, и все десять остальных дней, пока я жил в Калькут­те, по четыре часа каждое утро проводил я у моего Индийского феолога и философа.
л
КАЛЬКУТТА. — РЕЛИГИЯ ИНДИЙСКАЯ.
Индия, в том состоянии, до которого достиг­ла она в настоящее время, при владычестве Ан­гличан, есть такая земля из всего света, где существует самое величайшее разнообразие веро­ваний. Иудейство, Музульманство, во всех его оттенках, Нанекиэм, Магизм, Католицизм, Во­сточная церковь, Армянская церковь, Лютеранская церковь, Англиканская, Пресвитерианская цер­кви, религия Конфуция, религия Синто—все мирно водворились здесь, и обитают безопасно, рядом с двумя туземными верованиями — /Туддидмол» и Браманизмом.
Описывая Цейлан, я говорил о Буддийской вере; Браманизм гораздо обширнее и сложнее Буддизма. рассматривая его с возможно-дости­жимой для Европейца точки зрения, множество ученых утвердили, что Браминизм был древ­нейшею религиею Индийцев, в которой Будда
154
сделал только особенную реформу. Такое мнение было оспориваемо другими новейшими исследова­телями. Буддизм найден во всей его первобыт­ной простоте между некоторыми обитателями Тибетских гор, и повел к заключению напро­тив, что он был истинною, первоначальною ре­лигиею Индии, в которой Браминизм составил уже позднейшее перерождение. Допуская подобный вывод, надобно предполагать, что нравственная и духовная сторона Индийской догматистики отно­сится ко временам отдаленнейшей древности, а система жестоких, нелепых обрядов и безот­четной покорности жрецам суть дела новейшие, установленные своекорыстием и упорством Ин­дийского духовенства.
Но не в одном этом является разделение мнений ученых, в следствие новейших исследо­ваний об Индийской религии. Феогония Индийская, темная и сбивчивая, имела множество разных изъяснителей и истолкователей. Понятно, что в стране, где каждая каста пользуется ограничен­ным правом религиозного исследования, и толь­ко о том именно, что к ней относится, пояс­нения, данные туземцами Европейцам, долженству­ют разниться, смотри по месту и отношениям туземца, от которого их получают. Так го­ворят Индийцы, что Брама третьего отдела, даже предполагая в нем добрую волю проявить все окончательные истины, не мог сделать это­го, ибо подобное открытие предоставлено было исключительно Браме ИИундиту. Так, по причине еще более существенной, любопытный пуипешесш-
155
венник ; относясь с вопросами к кастам, не преимущественным в Индийской иерархии, может узнать только простолюдимские поверья и обряди, а не догматы, мелочные подробности, а не сущ­ность религиозной Индийской системы. Потому, из всех исследователей Европейских мало на­ходилось таких, которые не ошибались-бы, и видели в обожании Брамы что нибудь другое, кроме безобразного идолослужения и многобожия. Но здесь ошибка в основании.
Индийская религия признает прежде всего Вы­сочайшее Существо, вечное, бесконечное, всемо­гущее, сотворившее все, что только существу­ет : это Пара-Брама, сопутствуемый тремя су­ществами, низшими его по их совершенству. Сии три небесные существа сушь Брама, Вншну и Шива; они изображают собою Трнмуртн, то есть, будучи разделены, составляют притом одно, и говоря собственно, сушь только три различные принадлежности божества : создание, хранение, разрушение. После них Пара-Брама со­творил Майссассура, и толпу небесных духов, предписав им обожание самого себя. Через не­сколько времени потом, возмущение Майссассура, в котором участвовала часть духов небесных, потребовало наказания и очищения. Тогда, по же­ланию трех низших божеств, Пара-Брама со­творил впднмый мир, состоящий из пятнадцати шаров очищения, среди коих наша земля занима­ет средину. Семь низших назначены к наказа­нию; семь верхних к очищению наказанных ду­
156
хов. Для помещения возмутившихся и упадших с высоты духов, Веяный создал 89-ть Форм смертных тел, из которых самые благород­нейшие суть корова и ѵемвик. Когда под сею по­следнею Формою дух заслужит благость Вечного, он возвращается в небо, пролетая разом все пятнадцать шаров; если, напротив, он уве­личил вину первоначальную грехами в виде чело­века, он погружается в бездны Ондерага, или крайнего шара, и там начинает свое чистилище.
Помогая грешным братьям на добро, верные духи получили от Пара-Брама позволение схо­диться и жить с ними в жилище их наказаний. Потому, они присутствуют на земле, под всеми Формами, во всех стихиях, и Индийцы обожают их под именем Дева, или Деутта (добрые духи), как посланных от Вечного покровительство­вать им против внушений Денттк ( злых ду­хов ), тайных посланников Майссассура, про­клятого начальника духов возмутившихся. Этих добрых и злых духов видят Индийцы повсюду, в звездах, воздухе, море, лесах, реках. Деупшиы находятся в беспрерывной войне с Демшши ; первые, в числе 300,000,000-в, преданы Вишну ; вторые, преданные Шиве, простираются числом до 800,000,000.
Ни один народ не возводит так далеко в древность своего леточислеиия. По преданиям Индийцев, очищение падших духов должно про­должиться четыре возраста ( Юг ) ; мы находимся теперь в четвертом. Первый, сатиа, или Зо-
457
логпой век, заключал 3,200,000 лет. Это был век невинности и благоденствия, по рассказу Вед, ибо тогда царствовали Брамины. Человек жил тогда по 4 00,000 лет. Возраст трета, или Се­ребряный, продолжался 2,00,000 лет. Вторая каста, Ксаттрин, обладала тогда, и составляла царство, где пороков была четвертая часть, а три остальные четверти состояли из доброде­телей. В третьем возрасте, дуапара, или Мед­ном, третья каста, Ваискип, начала повелевать, и число пороков уравнялось с добром, а жизнь человеческая сократилась до 4 000 лет. Этот период длился 4,600,000 лет. Теперь мы в че­твертом возрасте, веке Железном ( кали-юг ), над которым властвует Судра, четвертая каста. Пропорция пороков к добру относится, как три четверти к одной, и жизнь человече­ская отнюдь не продолжается более 4 00 лет. Железный век этот продолжится 4 00,000 лет, из которых протекло еще только 5000.—Легко можно видеть отношение и сходство между этою Индийскою космогонией и мифами Греческого и Римского идолослужения. Все эти возрасты, зо­лотой, серебряный, медный и железный, разитель­но сходятся с Европейскою Мифологиею Древних.
Индийцы называют божественным возрастом соединение всех четырех возрастов. Тысяча божественных веков составляет один день Брамы, и в течение его это божество облекает четырнадцать мену ( святых духов ) владыче­ством над землею. Мы теперь в пятьдесят-
j
? и ?
/ $ 4' и
)
;
с и1 t
158
Первом годе Брамы, и в следствие этого к бесконечному числу восходит возраст мира, о котором самые брамипы не могут согласить­ся, Но все различия счетов их ни сколько не приближаются к тому малому счету, который принимают все остальные народы. Всякий вычет их восходит к милльонам. Когда Европейцы начинают говорить о нашей шесши-шысячной хро­нологии, брамины смеются и спрашивают шутя : «Так видно мир наш еще дитя? А мы было ду­мали, что он ужь давно почтенный старичек ! >
Первый Мену, говорят Индийцы, написал за­коны и постановления, которыми доныне управля­ются Индийские племена. Пять, следовавших за ним, сделали весьма немногое ; но при седьмом Мену был потоп, от которого спасся только один этот властитель, с семью Рнши, (полу­богами ) и их женами. Этот седьмой Мену на­селил потом мир, и оставил потомство, ко­торое делилось на детей Солнца и детей Месяца. Следуя Пуранам, или святым книгам, описыва­ющим сотворение, один Мену управлял в те­чение всего Золотого века. В веке Серебряном было 55-ть таких властителей Солнечного, и А5-пиь Месячного происхождения. В Медном веке было первых 29, а вторых 2Ч-. Наконец, 30-ть поколений, смешанно, из обоих родов вместе, следовали в первой тысяче настоящего века. С этой эпохи могла уже установишься хронология менее неопределенная, более правильная, и про­должается доныне.
459
Все эпто, как мы видим, не представляет Форм точных и математических. Множество споров существует у самых Индийцев о не­измеримом количестве дет миробытия, и обо всех этих Восточных преувеличениях, часто не имеющих никакой видимой цели. Многие из браминов сомневаются в счете и в разделении, усматривая, что по вычету их с рождения Брамы прошло теперь не менее 431,1100,007,205,000 лет.
Брама, одно из отделений Индийского главного божества, как я сказал, почитается дулом твор­чества. У него было пять голов, прежде нежели Вайреверт, сын Шивы, ссек ему одну голову. При рождении каждого человека, Брама печашлеепи на его мозге все, что должно случиться с ново­рожденным. Брама разделил Индийцев на четы­ре касты. По случаю спора, возникшего между Брама и Вишну, следовал суд, в который вме­шался сам Вечный, а Шива осудил Брама ни­когда не иметь на земле храмов.
Сыновья Брама, Мену составили религиозное уложение Индийцев. Из четырех ртов Брама вышли четыре Веды, которые однакож соединил философ и поэт Виаза, не ранее 3200 лет до нашего времени. Брама почитается у Индийцев сосущественным солнцу. Под сими двумя видами, он делается похожим на Юпитера, отца Миносова, подобно Зевесу называясь отцом богов и геловиков, изображаемый с четырьмя головами и четырьмя руками. Жена Брама, Сарассуадч, счи­тается богинею учения и знаний.

460
Шипа есть такое божество, служение которо­му соединяет, кажется, наибольшее число после­дователей между Индийцами. В качестве разру­шителя и обновителя, по видимому, Шива изо­бражает символ действий природы, разрушаю­щей для преобразования. Его призывают под бесчисленными именами; главнейшие из них сушь: Рудра, Исваа и Магадева; с первым он являет жестокость, с вторым он владыка всего, с третьим величие. Шива есть любимое божество простонародия, верующего, что все другие боги подчинены ему. Саниассы, особая секта Индийцев, обожают его отдельно, под именем Дорвати. Редко изображают Шиву с многими головами. За то число рук у него бывает от Ч»х до 32-х. В каждой руке изображается что нибудь разрушительное : нож, топор, меч, дубина, и проч., а вокруг шеи его видно ожерелье из че­ловеческих черепов.
Нарвати, жена Шивы, знаменита в Индийских легендах. Ей приносили некогда в жертву жи­вые существа, начиная с человека до черепахи. Мстительными своими принадлежностями, она со­ответствует Греческой Прозерпине, Тавриче­ской Диане, тройной Гекате. В другом отно­шении, Парвати делается Дурга, или деятельное добро, и в эшом качестве приписывают ей по­беду над возмутителем небесным Майсассуром. Она принимает также имена Падмалы и Камилы, раждалсь из лотоса, и под сими име­нами совершенно соответствует Афродите
4 61
Греков. Подобно эшой богине является она из пены океана, на цветке, брошенном волнами мо­ря к ногам жениха её ПИива. Божеское потом­ство Нарвати почти неисчислимо. Она мать Маммаднна, Индийского Купидона, и Картпсел, Марса ;
Индийцев, или бога небесного оружия, который ;
изображается едущим на павлине, и с чешырь- и
мя головами, окруженными сиянием ; она родила также Ганеза, бога мудрости. Трудно опреде­лить пределы всех её принадлежностей, ибо она ;
повсюду признается и обожается. С Сарассуди покровительствует она знаниям, присутствует при ископании металлов, направляет звуки му­зыкальных орудий. По всему этому, как жена Шива, и сама по себе, Парвати чрезвычайно ува­жена во всей Индии. Сын её Ганеза, как богъ \
мудрости, разделяет всеобщность обожания; кро­ме бога-обезьяны, Гаму мана, только он один, подобно Ларам Греческим, принимается в се­мейственные божницы. В начале каждой Индий­ской книги найдете воззвание : « Хвала Ганеза !» Бога этого изображают с слоновою головою. Иногда славят его еще под именем Полеара.
— Другие дети Шива сушь Супраманъер и Вайреоерт ; у последнего ожерелье из голов, нани­занных вместе, четыре руки три глаза, и два преогромные зуба, в виде полумесяца. Ч (
Последний из числа главных тройственныхъ
богов Индийских Вишну. Он открывает себя человеку только благоденственным влиянием ; и
изображается с четырьмя, иногда более руками.
Ч. II. 44
462
Вид его приятен и величествен ; голова укра­шена тройною плетушкою волосов, изображающею, как говорят, три великия реки, Ганг, Жумма и Саресуалн. Иногда представляют Вишну лежа­щим на змие Яднсседгенб, носящем его по млеч­ному морю—обыкновенное седалище его в Ванкондоми, или месте блаженства. Вишну приписы­вают Индийские мифограФы целый ряд аватаров, или перерождений, которые, кажется, изображают аллегории, относящиеся к Индийской Истории. В первоначальном, Вишну превращается в рыбу, для спасения от всеобщего потопа, по мнению одних, какого-то царя, по мнению других, свя­щенной книги завета. Во втором превращается он в черепаху, для поддержания горы, готовой упасть в море. В третьем в вепря, Форму, под которою распорол он брюхо гиганту Паладасу. Потом превращался Вишну, поперемен­но, в человека-льва, в брамина-карлу и простого смертного, под именем Рама, Балапмтрена, Парассура.ча; наконец в пастуха, сделавшагося славным под именем Кпшна, Десятое перерож­дение Вишну будет в конце кали-юга в 90,000 году.
Но подле трех главных богов, превращаю­щихся до бесконечности, существует еще в Индийской религии тма богов и богинь, каждый и каждая с своим назначением и своими при­надлежностями. Таковы суть : Тегандра (месяц), Яма (бог смерти), Кувера (бог богатства), Так­сами. (богиня счастия), Я гни (бог огня), Внсвакар-
4 63
маге (бог ремесленников), Павань (бог ветров и музыки, отец Ганумана, бога изображаемого въ ;
виде обезьяны), Индра (бог метеоров, величайший ,
после трех главных), Мариатта (обожаемая только простолюдинами ), и наконец Иннгам (не столько бог, сколько символическое изображе­
ние плодошвореиия, соответствующее Римскому ;
phallus}.
Вот в кратком очерке Индийское много­божие. Что касается до догматов к нему от­носящихся, можно выразить основную идею их вирою во всеобщее перехождение. Некоторые части­цы духа и вещества, то и другое негибнущее, находятся, по мнению Индийцев, в постоянном движении перехода ; наказание злых духов есть ниспадение их в вещественную оболочку. Таким образом, из тела человеческого нисходят они в тела животных, следуя постепенности тварей более или менее благородных, так, что подвергаются опасности переселения даже в ка­менья. Индийцы отнюдь не допускают наказания бесконечного, и говорят, что как-бы ни велико и
было преступление, оно очищается казнью.
Вера в перехождение изъясняет Индийцам противоположности нашего состояния и неравен­ство наших жребиев. Награда у них состоит не в лухшеле мир, но в мир переходов. Если *
человек самого ничтожного состояния провождает жизнь достойную награды и благочестивую, оп вознаграждается потом переходом в бытие бо- ;
гашое, почтенное, со всеми наслаждениями роско-
41* !
4 a»
ши и благоденствия. Видим, что в Индийскую систему перехождений вмешивается отчасти пред­определение и Фатализм. Свобода воли не может изгладить ни одного слова из того, чпю напи­сал Брама в голове человека, но предполагает­ся, что известные покаяния и известные обряды могут дополнишь собою добрые и уменьшит злые дела.
Вера в перехождение, конечно, была основною причиною отвращения Индийцев от всякой жи­вотной пищи, доведенного до степени смешного между некоторыми кастами. У основателей ре­лигии, зпиот закон, без сомнения, в начале имел какую ни будь цель гигиэническую, или хо­тели им, может быть, сохранить роды живот­ных, полезные человеку. Но с древних времен до нашего столько изменений произошло в мире, что воздержание от животной пищи является теперь нелепою странностью и предразсудком. Кроме общего воздержания от всяких мяс, ме­жду* Индийскими сектами соблюдается еще осо­бенное почтение к некоторым животным, какъто: корове, быку, коршуну, лебедю, гусю, обезья­не, рыбе, слону, змеям, и множеству других животных, и каждое из них имеет своих особенных почитателей, сверх уважения вообще всех Индийцев к животным всех родов.
Браминизм имел расколы. Главнейший из них Ккддизль. Кроме Цейлана, где он первенствует, множество последователей его находится в Ти­бете и в царствах Сиамском и Пегуанском.
>165
Надобно было браминам употребишь сильную на­стойчивость, чтобы исшребить его на Декканском полуострове, где остались однакож глубо­кие корни его. Жрецов Будды именуют талапуанама, или раганамп, на Индийском материке. Они уподобляются жизнью Католическим мона­хам, и подобно им, живут в обителях ино­ческих. — Кроме Буддистов, Индия считает много сект правой рукн а ливом руки, полагаю­щих нечистою одну из рук, и спорящих о том, которая именно нечиста. С незапамят­ных времен, одни стоят за правую, другие за левую руку. Религия Семков, или Нанекизм (от имени основателя её Нанека ), есть старание со­единишь вместе веру Индийцев и Монголов, Ве­ды и Коран. Секта банианов, по иерархическому порядку, принадлежит касте вапссиа, и сосшо- и
иш из торговцев, менял, барышников, тор- и
гатей и ростовщиков. Единственная отличи­тельная черта этой секты есть мелочное уве­личение благоговения к животным. Банианы име­ют даже в Сурате больницу для хворых, из­увеченных, дряхлых и бродящих животных ;
каждое находит там приют J кроме плотояд­ных зверей, и милосердие доводится до шего, что от времени до времени Банианы нанимают бедняков, дорого платя им за то, чтобы они предавали тело свое на съедение нечистым на­секомым, обитающим в особенном отделении больницы. Ничего не может быть забавнее, как видеть банианов, озабоченных старанием не

4 66
умертвить что нибудь живущее. Иной носит на рту своем повязку из легкой ткани, страшась проглотитьнечаянно какую нибудь муху; другой имеет при себе веничек, и сметает предвари­тельно то место, где хочет сесть, боясь погу­бить какого нибудь муравья; иные ходят беспрестанно смотря в землю, из опасения разда­вить ногою какое нибудь насекомое на земле; есть и такие, которые беспрестанно держат в руке сахар, муку, мед, и кормят ими всякое живот­ное, попавшееся на дороге. Нередко видают банианов, спасающих за деньги жизнь быка, или коровы, которых располагались убить Европей­ские солдаты, либо матрозы.
Смотря вообще на эту смесь верований и обря­дов, установляющих собою религию Индийскую, многие ученые полагали Индию колыбелью всех религий в мире ( разумеется, исключая нашу свя­тую религию Христианскую, негиричаспшую земно­му). Действительно, исследывая всякия религии, едва-ли найдете хотя одну, которая чем нибудь не была-бы причастна к Индийской : Халдей­ская относится сюда своими гигиэническими пред­осторожностями ; Мугаммеданская своим Фата­лизмом и омовениями ; Мифология Древних свои­ми четырьмя веками, и множеством сходств и соглашений, в преданиях космогонических и в общем направлении многобожия ; вера Египтян обожанием животных, и наконец, Пифагорово учение обширною системою перехождения и пере­рождения душ, что вмешано кроме того во мно-
167
гия другие религии. Соображая все это, не вернеели предположить, что все другое явилось из Браминизма, нежели думать, чтобы эта религия, сиполь неподвижная по своей сущности, была со­ставом из заимствований, постепенно выбирае­мых из других религий ? Для доказательства, историческое подтверждение может быть заим­ствовано в настойчивой недоступности Индий­цев ко всем нововведениям. Ta-же система каст и верований, какую Диодор, Арриан, Стра­бон, и прежде их Мегасоен и Клитарх опи­сывали во времена Александра и Птоломея, суще­ствует и ныне, с своими неуклонными разде­лениями и древними обрядами. Баядерки, Факиры, суттн ( сожжения вдов ), все отличия народные, все суеверные жестокости, против которых тщетно сражается власть Англичан, пережили века и завоевания. Египет погиб совершенно, с своею религиею и нравами; Индия цела, с нравами и религиею самых древнейших времен. Она ни­когда не противилась другим ; она сгибалась пе­ред силою; потом расправлялась, как тростин­ка, и хитрость, гибкость, могущество привычки заменяли ей силу. Храмы Фив и Мемфиса пали в развалины; древние пагоды Бенареса уцелели под тяжестью времен и событий.
Главное религиозное уложение Индийцев состо­ит преимущественно в Ведах, которых счи­тается четыре ; Рис-веда, Жаджур-веда, Самаведа и Лтарвама-веда. Четыре книги эти, заклю­чающие в себе всю мудрость человеческую, вышли

4 58
из уст Брама при начале мира. Деши Брама, риши, или полубоги, распространили их по земле. Только брамины имеют право читать Веды, и переводить часть содержания ксашшриям ; всем другим кастам запрещено чтение Вед, под строжайшим наказанием. Кроме Вед, Индийцы имеют еще множество других книг : Упаседа, изъяснения Вед, Веданеа, Састра, и наконец Пурана, или священные поэмы, числом восмнадцать.
Разделение Индийцев на четыре главные касты, относится, как я сказал, к отдаленнейшей древности. Священные книги их уверяют, что сам Брама присутствовал при этом неизменяе­мом делении. Он вынял Браминов из собствен­ной своей головы, или из рта, по мнению неко­торых; Ксеттриев из своих рук; Ваиссиев из своего брюха; Судров из своих ног. Кроме сих главных отделений, существует еще множество других, так, что число Индийских каст простирается почти до сотни. Европейцу трудно следовать точным образом по различ­ным ступеням такой длинной лестницы. Все, что может он видеть, есть величайшее отвра­щение со стороны Индийцев оставлять то или другое частное звание, которое каждому из них досталось по рождению. Кули, или дрягиль, но­сящий что нибудь на голове, не согласится пере­ложить ноши своей на плеча ; продавец зерен не захочет продавать масла; кравчий не тронет­ся за кружку воды, а повар ни за что не ста­нет щипать живности— все это различные заня-
469
mi* различных людей. Другие родятся портными, цырюльниками, корнаками, носильщиками зонти­ков, горшечниками, серебряниками, рыбаками, и вечно остаются ими. Волею, или неволею, надоб­но следовать предопределенному призванию; всякое другое занятие воспрещено Индийцу, если только кто нибудь из них не согласится сделаться Парии, или Пулиа, то есть, исключить себя, ошчуждить от всех каст, ибо Парии не состав­ляют касты, как многие об них думают : этим именем означается извержение из всех других каст; это суть люди, по охоте, или за преступления, заслужившие исключение из об­щего всем закона. Брамин, Ксаштриа, Ваиссиа, а равно и Судра, могут сделаться Париа. Между всеми различными кастами, всякий взаимный союз, Асякое смешение крови запрещено законом, в ЭДдно время гражданским и религиозным. Снятие звания и отчуждение из касты преследуют каж­дое нарушение сего рода. Тому-же подвергаются множеством разных погрешностей, каковы : забвение какого нибудь религиозного обряда, упо­требление запрещенных кушаньев, и даже сбли­жение с кем нибудь из отверженных тою или другою кастою. Решение невозвратимо, и ничем не искупается.
В следствие такого ужасного закона отчужде­ний и нравственной иытки, Индийская религия обходится без помощи орудия, которое упо­требляли и злоупотребляли многие другие религии, для нападения и для защищения: я разумею не-
t 170
терпимость. Разделив народонаселение, так, чтобы отступничество было не только постыдно, но даже погибельно, заклеймив на челе и означив позором участь всякого, юно осмелится выйдши из своей общественной загородки, Индийцы рас­творили двери всех общественных отделений, не загородили пределов общества никакими сте­нами, мало заботятся о нашествиях чужеземцев, ибо каждый пришелец, будучи наперед постав­лен вне сферы Индийской деятельности, чужд ей совершенно, Париа для неё, во всех отноше­ниях. При такой силе неподвижности, Индийская религия безопасно принимает терпимость, и бы­ла терпеливою во все времена. Эти-же причини сделали ее равномерно врагом всякого старания обращать в свой закон, ибо она не может допустишь новообращенного ни к какой своей, касте, ни к какому даже занятию, не нарушивъ' основных преимуществ рождения. Человек ро­дится Брамином, Ксаттриа, Ваиссиа, и ничто в мире не может сделать его Брамином, Ксаттриа, или Ваиссиа. Следствием этой системы является то, что пи один Европеец не может быть допущен в таинства Браминизма, шак-же как ни один неотверженный Индиец не может сделатьХристианином, или Музулынанином. Владычество Монголов было бессильно отвратить сию неиз­бежность, и проповедь всех Католических и Лю­теранских ревнителей едва находит нескольких последователей между Париями, людьми отчужден­ными и презренными в глазах Индийцев.
171
Брамины, подразделяющиеся до бесконечности, могут быть узнаваемы по знаку, который про­водят они себе на лбу; голова и груд у них всегда открыты, волосы и борода выбриты, и только маленький клочек волосов оставляется на верхушке головы. Впрочем, если брамин не совершает жертвоприношения, то может надеть чалму и длинное платье. Женщины браминские име­ют отличительные признаки в одежде, именно, широкое покрывало и род узкой кофпш, или кансзу. Образованнейшие из браминов, зная немного Астрономию, составляют календари. Им известно деление солнечных часов, по которому вычисляют они полуденную линию и ставят на восток свои пагоды. К числу браминов относятся пандидапапаны, находящиеся в службе государя ипой земли, где они живут, и потому бывают они даже кассирами у негоциантов Мадраса и Каль­кутты. Тапгуадппапаны сушь обожатели Шивы, обязанные просить милостыню и беспрестанно читать известные молитвы. Папан-Ваишенавены, жрецы Вишну, назначены к служению в паго­дах. В жреческом чиноначалии определяется четыре степени: две первые получаются • с дет­ских лет, но две другие приобретаются про­должительным искусом. Чип Ванаирастра по­лучают только в сорок лет, а для достиже­ния до чипа Саниассн надобно двадцать два года провести в уединении и духовном созерцании.
Впрочем, известно какую наклонность вообще имеют Индийцы к религиозным, неесшесшвен-
172
ным очищениям, или искусам. Нигде пет шякого величайшего множества кающихся и добро­вольных страдальцев. Здесь встретите вы Фа­киров, жогги, Фадинов, пандаронов, последова­телей Шива, бродящих молельщиков,. со­бирателей милостыни, Пуъарн сушь монахи секты Мариашты, божества Париев. Кроме того тма тунеядцев, у которых все заключается в том, чтобы просишь подаяния и жить милосердием ближних. Факиры суш Муэудьманы; жогги при­надлежат к Индийской религии, и те и другие занимают первую степень в числе этих ни­щенствующих орд запачканных бездельников. Отвратительные на вид, неведающие стыда, на­гие, они прыгают, как обезьянц, кривляются, дурачатся всячески, для того, чтобы тронуть благочестивых людей. Случалось, что собираясь целыми тысячами, они принимали грозный вид требователей милостыни, вместо униженного со­стояния нищих. Народное легковерие уважает чрезвычайно Факиров и жоггов. Простолюдины верят, что они проводят по нескольку лет без пищи и питья, приписывают им сверх-есшесшвенные силы, и женщины особенно не смеют ни в чемъ—решительно, ни в чемъ—отказать бро­дящим негодяям. Число этих бродяг в Ин­дии, по мнению одного Английского статистика, должно положить, по крайней мере, в 80,000 человек.
Жогги, почти все, выбираются из двух пер* вых каст. Покаянники вистах каст прмнима-
473
ют имя Шалимов. Не имея права, по своему рож­дению, думать о почестях и уважении, предо­ставленных браминам, они стараются просла­вишь себя излишеством налагаемых ими на себя покаяний. Этим приобретают они на­конец славное имя рпшп, или полубогов, но страдания, потребные к достижению такого ти­тула, превосходят всякое вероятие. Иные для этого лет по сороку живут в железной клет­ке. Другие отягчают себя невыносимыми верига­ми. Иной изувер упорно держит сжатыми свои кулаки, так, что ногти врастают у него в ладони; другой прицепляется к дереву и висит на нем, пока руки, лишенные всякого движения, помертвеют, иссохнут, и кровообращение в них прекратится. Есть такие, что дают обет стоять беспрерывно, либо лежать на кровати, утыканной острыми гвоздями, смотреть непо­движно на солнце, пока не лишатся зрения. Иногда видите изувера, зарытого в землю, так, что наружи остаются у него только ноги, а другие зарывают себя в землю, оставляя наружи только голову, так, что для защиты от хищных птиц остается только движение ресниц. Многие отрубают себе руки, ноги, отрезывают язык. Один из таких безумцев вымерял расстояние от Яггернаута до Бенареса телом своим, ло­жась беспрерывно вдоль пути и отмечая счет своих благочестивых возлежаний. Сумасшествие не останавливается даже и здесь. ТиФешпалер рассказывает, что в Газипуре видел он родъ

m
шопора, повешенного в одном пагоде, и эптим орудием некоторые исступленные покаянники от­резывали себе головы, в честь и славу Бога. Впрочем, должно заметишь, что ревность *адинов в новейшее время уменьшилась, и покаяния их уже не так строги и не так тяжки. Толь­ко при большом стечении народа, в великие праздники, они предаются изумительным истяза­ниям : Фанатизм также имеет свое честолюбие. Одно из таких истязаний есть праздник огня, когда кающиеся ходят босыми ногами по горя­щим угольям. Другое называется джамп : с высокой подмостки, в два, в три этажа, по­каянники бросаются на ковры и тюфяки, соломен­ные и бумажные, утыканные кинжалами, саблями, ножами и другими острыми орудиями ; брамины, держащие эши ковры и тюфяки, стараются умень­шишь опасность падения, ибо дело не в том, чтобы раны были смертельны, но чтобы только пролито было сколько можно более крови. На празднике кали, одном из славнейших в Каль­кутте и его окрестностях, можно купаться в кровяных потоках, по рассказам самовидцев. Когда джамп кончится, жрецы идут в пагод, при оглушающем реве музыки, и кающиеся представляюш тогда народу множество штук желе­зом и огнем: одни колют себе язык булавка­ми ; другие продевают железные спицы сквозь ру­ки ; третьи поражают тело свое 420-ю ранами— важное, таинственное число ; иные просовывают под кожу пишки, тростинки, трубочки. Если-бы
175
еще все зипи изуверы сумасшествовали для самих себя, и уродования, раны, которыми терзают они тело свое, были производимы и терпимы на счет их собственного спасения, можно-бы только по­жалеть об этом изуверном бесновании, но от­вратительно подумать, что все это публичное Фиглярство, большею частию, производится бедня­ками по найму, ибо, по мнению Индийцев, равное спасение получает шот, кто заставит вместо себя терзаться другого, по добровольному догово­ру за деньги.
Вторая из главных Индийских каст, Ксаттрии, преимущественно определяет себя воен­ному ремеслу. В этой касте вмещаются Раджи и воины. Потому и составляется она в Индии из лучшей и красивой породы, как мужчин, так и женщин, Раджи сушь Индийские Князья, как Набабы Князья Музульманские. Роскошь их заключается в множестве жен, служителей, ору­жии разного рода, слонов, верблюдов, лошадей. Жены их ходят в богатейших и дорогих тканях. В касте ксаштриев надобно положишь вообще Раджапутов, Сенков и Мараттов, воин­ственные племена, резко означающиеся в Индий­ской Истории. Наиры, обитатели Малабара, со­ставляют отдельную касту, приближенную к касте ксаштриев ; женщины между наирами со­ставляют, кажется, общее достояние и принад­лежность всех мужчин.
Каста Ваиссиа, как я уже говорил, третья в религиозном порядке. Qua составляется из зем­
476
ледельцев, садовников, скотопасов, и всяких торговцев, оптовых и мелочпых. Это богатая, Хорошо одетая каста, пользующаяся всякими удоб­ствами жизни. Она делится на племена правой, и айвой руки. Банианы составляют часть её. Упо­требление мяс, воспрещенное банианам, не ка­сается других ваиссиев.—В четвертой касте, Судра, заключаются ремесленники, работники, слуги. Кроме этих основных делений, идет дальнейшее подразделение, сосредоточивающее по некоторому числу семейств почти для каждого общественного занятия, из рода в род, и ник­то не дерзает отказаться от отцовского ре­месла и дела, под страхом ужасного бесчестия и отчуждения. Так, например, родившийся бе­лильщиком, умирает белильщиком; сын кузне­ца должен ковать до конца своей жизни, и пере­дать молоток и наковальню внуку. Среди таких бесчисленных разделов по званиям, есть один, о котором стоит упомянуть отдельно — это звание коссевера, или горшечника. Все коссеверы принадлежат к секте Шива, и не входят в деления правой и левой руки. Почесть эта проис­ходит сколько от того, что им предостав­лено лечение ран, столько и от важности, какую полагают Индийцы в чистоте сосудов. Бывали примеры горшечников сделавшихся Раджами, дру­гих, бывших хранителями священных сосудов во внутренности пагодов, чшб составляет от­личие чрезвычайное и особенно значительное. Впро­чем, горшечник ничем не замешен по наружно-
Ml
спи, среди других каст Индийских ; орудия ре­месла косеевера также бывают весьма просты : колесо на стержне—вот все, что потребно ему для его работы. Но жены коссеверов видны по одежде; оиа состоит у них из широкого запа­на мушчатой ткани, который обвертывают около пояса, оставляя грудь и часть живота открытыми. Легкость глиняных Индийских сосудов дает горшечницам удобство носить их на продажу огромными кучами, на голове.
За Судрами следуют касты смешанные и пре­зираемые, происходящие от беззаконных супружеств между разными кастами, и живущие под прикрытием снисхождения, которое не хочет мстить людям недостойным преследования. В заключение всех следуют парии. Уже одно имя это означает по-Индийскн все, что только мож­но придумать самого отвратительного и подлого. Европейцы и Музульмане суть парии в глазах Индийца, потому, что едят мясо. Парии ис­правляют занятия самые низкие; они сдирают кожу с издохших животных, едят мясо их, выделывают их кожу. Все, до чего коснулся париа, бывает уже недоступно другим кастам ; его не допускают к общественным колод­цам, и отделяют ему водоемы особенные, отли­ченные для всех других тем, что кругом та­кого водоема набросаны бывают кости живот­ных. В городах, парии обязаны жить вне пре­дела жилищ других каст ; вне городов отве­дены им самые негодные и удаленные места. Рож-
Ч. II. 12

4 78
денные шаким образом под игом позора неиз­гладимого, парии действительно делаются тем, чем только может сделать человека подобный бесчеловечный закон : они гадки, бесстыдны, грубы, неистовы ; будучи осужденными членами Индийской общественности, парии принимают на себя все тяжелое, все униженное; им предостав­лено конюшесшво, рыболовство, очищение нечи­стот, ношение паланкинов. Пума стоит еще ниже парии, и составляет крайнюю степень омерзения и бедности ; только на Малабарском берегу находятся эти несчастливцы ; рабы наиров, живущие среди нездоровых полей с сарачин­ским пшеном, пулии помещаются кое-как в нечистых хижинах, и не имеют права — даже смотреть прямо на Индийца высшей касты. Мно­гие из них бродят по горам, живут на де­ревах, и воют, будто дикие звери, хлопая рука­ми по животу, когда чувствуют голод.
Понятно, что среди многоразличия состояний, установленных и поддерживаемых Браминским законом, трудно определишь что нибудь общее в нравах и обычаях Индийцев. Каждая каста имеет свой шип и свои права. Но вообще долж­но однакожь сказать, что характер Индийцев, кроткий, важный, холодный, терпящий, не насмеш­ливый, терпеливый, мало наклонен к варвар­ству, исключая отношения религиозные. В проти­воположность всему этому, Индиец труслив, любит негу, и бесстыдный лжец. Женщины Ин­дийские не ограничены, как у Музульман, жизнью
179
невидимок. Если ревность браминов заставляет мужей учреждать гаремы для жен своих, за шо остальные касты дают женам довольно большую свободу, и много есть женщин, исправ­ляющих одинакия с мужьями занятия.
Самый важный обряд для Индийца составляют приготовление и потребление кушанья. Когда блюдо каре его готово, он моет себе руки и ноги, вливает в рот немного воды, садится перед своею тарелкою, поставленною на ровной плоско­сти, и эта плоскость должна иметь вид квадра­та для брамина, треугольника для нсаттриа, круга для ваиссиа, полумесяца для судра. Обедая, Индиец не должен употреблять ни стула, ни стола, ни ножа, ни вилки, ни салФетки, сидеть на коже или рогожке, подушке или ковре, и брать пшено всеми пальцами правой руки своей.
Кроме темного цвета кожи, туземцы Индии походят на Европейцев чертами лица и статью. Многоженство терпимо между всеми кастами, но только богатые пользуются правом его. У бед­ных большею частию бывает по одной жене, и на ней лежит вся забота по домоводству. Есть в Карнатике одно поколение, где женщины вовсе невидимы для мужчин, и сходятся с самыми му­жьями только в потемках, и без огня. В этойже области—месте собрания всяких странностей— есть особенная секта, обязанная поститься в те дни, когда солнечные лучи не освещают зем­ли.—Браки заключаются у Индийцев рановремеьно, едва только девушка достигает 7,8, пли
Й Р
5.
5
: *
ÿ;
$
480
9-ши лет, а мужчина 4 2,4 3,4 ty-ти. После продол­жительных венчальных обрядов, при которых присутствует брамин, молодую отводят об­ратно в отцовский дом, где остается она, пока не наступит время признаков её совершенно­летия» Тогда отправляют новые праздники, с множеством новых обрядов. Женщина живет открыто с своим мужем только с тех пор, когда сделается матерью ; до того времени, она должна «езамешно, украдкою приходить в ком­нату своего мужа.
Для погребения Индийцев есть также особенные обряды, установленные по разделению сект. По­сле смерти богатого Индийца складывают костер для сожжения его вне города, и четыре париа несут его туда, при звуках печального оркест­ра, где преимуществует там-там. С прибли­жением к костру, прыщут в нос покойнику, давят ему живот, плещут ему в лицо воду, из всех сил трубят подле него в трубу, все для того, чтобы удостоверишься не заснул-ли он и точно-ли умер. Потом родственники кла­дут тело на костер. Исполнив сей благоче­стивый долг, ставят на костер сарачинское пшено, плоды, бетель и коровий навоз, а после того старший в семействе зажигает костер. Иногда, вместо сожжения тела, бросают его в священные реки, каковы : Ганг, Кишна, Джумма, и другие. низшие звания не жгут, но погребают двоих покойников, зарывая их в землю.
Индийский устав, предписывающий жене сжигать­
481
ся на Koctnpb мужа, приобрел в Европе слишком увеличенную известность. Несколько случайных событий приняты за всеобщее правило, и вся Евро­па воображает себе Индию покрытою кострами, на которых беспрерывно гибнут бедные вдовы Индийские. Можете утешишься ! Суттн (так на­зываются эти сожжения) ныне совсем не в боль­шом употреблении. В 4829 году, Генерал-Гу­бернатор, Лорд Беншинк, к соблазну Бенарес­ских пундитов и благочестивых Калькутских бабу, объявил, что Британское правительство / не потерпит никаким образом такой неесте­ственной жестокости. И прежде этого, запреще­ние, наложенное властью Англичан, уже весьма ограничило число жертв. Каждый раз, когда вдова хотела следовать за своим мужем на сож­жение, надлежало ей объявишь о том предвари­тельно судьям области. После усильных увеща­ний, которыми старались отвратить каждую из них от безумного предприятия, препоручаемо было еще чиновнику Европейскому тщательно наблюдать за исполнением обряда, для того, что если-бы зрелище смерти и мучения вырвало отре­чение жертвы перед самым костром, брамины не могли-бы употребишь насилия. Отречения перед костром бывали однакож весьма редки, ибо жре­цы употребляли при таких случаях величайшие старания предупредить обесславление супили. Иног­да они вдохновляли суеверным исступлением жертвы свои, изображая им подробности награж­дений, какими сопровождает Бог мгновенное

4 82
страдание. Иногда >— просто поили несчастных женщин опиумом и крепкими напитками. Впро­чем, бедные страдалицы сами очень хорошо энаюш, что если-бы недостало у них сил совершить обряд,! жизнь их была-бы после того жизнью по­зорною и несчастною. Отчужденные от своей касты, не только делаются они бесчестными, но уверены, что грехом своим призывают на свою землю моровую язву, войну, голод и всякия бед­ствия. Легко понять, что с таким убеждением с одной стороны, с сильною любовью к покой­нику с другой, жертва сушти всего скорее пой­дет на костер спокойно, охотно, даже весело. И за всем тем, подобные примеры всегда были исключением : так ужасен страх смерти, и смерти мучительной, превосходящей всякия другие страдания !—Из 20-ти жертв сутти“девлт«<мцат уступали только хитростям браминов, и за всем тем редко проходило, чтобы несчаст­ная вдова не боролась до последней крайности с своими палачами. Два случая из многих могут показать степень участия, какое принимают в сутти жрецы, и родственники, разделяющие между собою наследство после жертвы. В 4822 году, близ Бомбея, вдова брамина была приведена с великим торжеством, при звуке множества ин­струментов, к костру, на котором лежал уже бездыханный труп её мужа. Походка её была тверда, вид спокоен. На вопрос Англий­ских чиновников, добровольно-ли умирает она, вдова отвечала : « Да, добровольно. » Можно было
183
подумать, что она из гордости хочет унизить христиан, дерзнувших в ней усомнишься, в те минуты, когда пение браминов славило её му­жество и великодушие. По данному знаку, она приблизилась к разгоревшемуся костру, обняла своих родных, разделила подругам свои укра­шенья и ожерелья; потом, почти полунагая, под­держанная браминами, бросилась в огонь. Вероят­но, жестокая боль немедленно исшребила у бед­ной жертвы всякое другое чувство, кроме чувст­ва страдания, потому, что она тотчас хотела броситься из огня. Брамины поспешно сбили ее, и наволокли на нее горящих дров. Усилия их были тщетны. Несчастная сбросила все, выпры­гнула из костра, и хотя вся была обожжена, по­бежала к реке. Брамины бросились за нею, не смотря на сопротивление бывших тут Англи­чан, и потащили ее насильно в костер, жесто­ко разгоревшийся. Отчаянная борьба началась тогда между жертвою и её мучителями. Толпа народа кричала, ругала изменницу. Европейцы настоятель­но требовали прекращения обряда и передачи всех обстоятельств на решение суда. Туш, чтобы уничтожишь позор своей варварской рели­гии, три сильные жреца, ничему не внимая, успели бросишь несчастную в огонь. Страшно билась она, вставала, хотела еще бежать, но по мере её усилий, брамины снова толкали ее в пламен и били ее головнями. За всем тем, вдова успела улучишь мгновение, бежала и достигла реки. Неи­стовая ярость жрецов вышла из пределов. Они


ш догнали несчастную, окунули ее в воду голо­вою, старались утопить, чтобы сжечь потом хоть труп её. Надобно было употребишь воен­ную силу и разогнать исступленных варваров насильно. Жрецов заключили в тюрьму, но бед­ная Индианка уже не могла быть спасена, и умер­ла на другой день, в неслыханных мучениях, оставленная, проклинаемая всеми её соотечест­венниками, не стерпевшими публичного позора и соблазна.
Другая жертва сутши, женщина 15-ти лет, погибла еще ужаснее. Боль также заставила ее выскочить из костра и бежать к ближнему ручью. Здесь остановил ее дядя, сказал, что её со­стояние возбуждает в нем жалость, и развер­нув кусок ткани, советовал лечь и завернуть­ся, обещая унести ее домой. «Нет!» говорила бедная вдова — шы хочешь опять бросить меня в огонь ! Именем Бога ! сжальтесь надо мною ! Я уйду от вас : прокляните меня — я буду ски­таться с нищими — буду что вам угодно, но только пощадите, пощадите ! » Дядя разуверял ее, поклялся ей водами Ганга, что спасет ее от огня. Тогда Индиянка легла и закуталась в ткань. С яростию завернул, завязал ее дядя, и пота­щил снова в костер. Страшно кричала, от­чаянно билась вдова, стараясь спастись. В не­истовом бешенстве, дядя пронзил ее кинжалом, и труп её был брошен в костер мужа.
Варварский этот обычай не был предписан законами Мену ; он, как и множество других,
485
введен гораздо позднее, и был следствием жреческих своекорыстных рассчетов. Находя в пароде наклонность к изуверным безумиям, и извлекая из того свои пользы, они старались всеми мерами поддерживать и распространять суеверие и изуверство. От этого произошли все религиозные сумасбродства, которым прежде было столь много примеров ; от эгпого проис­ходило, что набожные Индийцы добровольно бро­сались в Ганг, и в Яггернауте и других ме­стах, па празднике рути, или колесницы, когда безобразные идолы бывали торжественно вывози­мы из пагодов, сотнями кидались под колеса, думая искупить грехи свои и достигнуть мину­тою страданий вечного блаженства.
Ни один из обрядов, предписываемых на­стоящим Браминским уложением, не носит на себе следов подобного зверского безумия. Не тре­буя никаких человеческих жертв, закон Брамы отвергает даже приношение в жертву живот­ных. Только низшие, суеверные касты сохраня­ют обычай приносить в жертву богам бара­нов, коз и куриц. Все почитания, требуемые истинным Браминизмом, состоят в приноше­ниях молока, меду, хлебных зерен, масла и цве­тов ; в странствовании к святым рекам и святым местам, каковы пагоды Бенареса, Яггернауша, Конжеверама, Тричинополи, Танжаура, и горы Тибетские ; в постах, предшествующих большей части торжественных праздников ; въ

486
молитве, и, наконец, в обмовении водами свя­щенных рек.
Есть однакож Индийские праздники, которых не обагряют кровью своею отвратительные стра­дальцы изуверия. Праздник, отправляемый на при­морьях в начале муссонов, состоит в том, что с торжественными обрядами Индийцы броса­ют в море кокосовые орехи. Между воинскими кастами существует обычай, в известные вре­мена года, обрызгивать себя окрашенною водою, представляя вид воинов, покрытых кровью. — бесстыдный праздник Лингама отправляется в Марте месяце. За тем следуют прогулки идо­лов, и к ним принадлежит праздник Яггернаушский. В других местах Индии этот празд­ник изменяется, смотря по местности. Почти всегда, благочестивые люди, собираясь по звуку труб, начинают его разными суеверными обря­дами : одни погружаются по-пояс в священные пруды; другие намазывают себе головы маслом. Ночью подымают идола, среди двойного ряда жрецов и поклонников, размахивающих огром­нейшими Факелами, сделанными из коровьего ки­зяка, пропитанного маслом. Иногда идола несут на простых носилках, и в таком случае об­ширные кисейные занавесы скрывают его от глаз непросвещенных. Самый странный из всех торжественных Индийских ходов есть тот, который Индийцы называют буссо-дженг, и от­правляют в честь богини Кали, жены Шива. Огромная статуя этой богини представляет ее
, 487
с шапкою на голове, в роде Папской тиары ; в одной из четырех рук её теч ; другою дер­жит она за волосы отрубленную голову ; на шее у неё ожерелье из человеческих голов, спущен­ное почти до колен ; язык её высунут из рта — потому, что она сердится, говорят Ин­дийцы. По обычаю возят эту громаду несколько дней, и после того ставят ее на двух лодках, так, что она равно опирается на края обеих лодок. Когда поставят таким образом бо­гиню, и выплывут с нею на средину реки, вме­сто почтения и обожания, какие рассыпали ей до того времени, следуют ругательства самые грубые, оскорбления самые жестокия. Брамины являются при этом случае бешеными поносите­лями богини, и спорят друг перед другом, кто более окажет позора бедной Кали ; превзо­шедший других в этом странном нападении па богиню, почитается святым до следующего праздника. По окончании такой забавной комедии, обе лодки отплывают одна от другой — идол падает, и тонет в реке при шумных воскли­цаниях толпы народной.
В следствие феократической наклонности пра­вительства, в Индии нет других замечатель­ных зданий, кроме пагодов. Всего чаще они бы­вают четыреугольные, прямо поставленные на восток, без крыши, и по бокам обставленные множеством часовен. Перед входом их бы­вает покрытый перистиль, украшенный статуями добрых и злых духов ( Деута и Дента ). Ц^рлы
188
богов, сокрытые внутри пагода, должны быть из дерева, камня, меди, или золота, но отнюдь не из серебра, или другого металла.
Главнейшие пагоды воздвигаются Вишну и Шива. Шалембрунские, Яггернаутские, Бенаресские, Мадуреские и Сирингамские поражают взоры величи­ем зданий и громадностью колоннад. Сиривгамский пагод, близ Тричинополи, славится, как самый обширный храм из всей Азии. Говорят, что будет около 4-х миль в его окружности, и что камни, употребленные на построение его внешней террасы, величиною по 32 Фута в длину и по 6-гпи в ширину. Впрочем, нет никакого однообразия и никакого порядка в постройке пагодов Индийских. Иногда они образуют со­бою высокие и низкие, правильные и неправильные башни; иногда четыреугольники, многоугольники, с обронными Фасадами, с преддвериями, которые украшаются статуями, с кровлями высокою баш­нею, или плоскими верхами, у которых на каж­дом углу коровий рог, с пирамидальными остреями, и, весьма редко, с треугольным Фронто­ном. Что касается до внутренности, единствен­ная общая всем принадлежность пагодов есть обилие столпов, без определенного размера, одни толстые к низу с уменьшением постепенно по­перечника, так, что к верху оканчиваются ко­нусом ; другие, напротив, толстые к верху, тонкие к низу. Мрачные и громадные, святилища Индийские вообще представляют собою нечто величЛипвенное. Можно полагать, что стены ихъ
489
некогда украшали живописью, начала которой бы­ли ведомы Индийцам. Даже и ныне, многие пагоды представляют еще живописные украшения. Ан­глийские миссионеры недавно открыли картину, чрезвычайно уважаемую Индийцами. Замысловатый предмет её относится к одной из сказок, рассказываемых но поводу шалостей Кишна и его любовниц. Я упоминал уже, что Кншна есть имя Вишну, во время превращения его в пастуха. Индийская повеешь говорит, что несколько мо­лодых девушек предали себя его служению с самого детства, и потом девять из них сде­лались его подругами. Желая нравиться Кишну, они забавляли его, составляя из себя Фигуры, то шего, то другого предмета. В картине, о ко­торой я говорю, они представлены так, что образуют слона, на котором едет Кишна. Со­блазнительные рассказы о Кишна и женах его в большой чести у Индийцев, и составляют обык­новенный предмет их разговоров.
Времена богатства и величия миновались для святых мест Браминизма. Эпоха упадка, насту­пившая в следствие Монгольского завоевания, была продолжена Английским владычеством. Но не­когда богатства пагодов осуществляли собою самые чудесные повествования Восточных сказок. История говорит, что при взятии крепости Суменатской в Гузурате, Махмуд И-й, не смотря на убеждения жрецов, предлагавших 40-ть милльонов выкупа, приказал разбить идола в та­мошнем пагоде, и нашел в скрытном месте,

190
внутри его, более нежели на сто миллионов алма­зов, жемчугу и рубинов. Надобно прибавить, что пагод Суменашский был тогда одним из славней­ших и щедро наделенных приношениями. В нем служили 2000 браминов, 500 баядерок, 300 музы­кантов, и 300 цырюльников, определенных к бритью благочестивых поклонников, без того недопускаемых к созерцанию идолов храма. Кроме главного кумира с драгоценною внутрен­ностью, в святилищах храма насчитывали еще несколько тысяч золотых статуек, а 56-ть столпов, поддерживавших купол святилища, были украшены драгоценными каменьями. Кроме сокровищ всех родов, приношения храму заклю­чались еще в недвижимом имении, состоявшем из 2000 селений, с землями.
Услуга в храмах есть занятие баядерок.. они должны наблюдать за опрятностью, горением лам­пад, и распоряжать кроме того хозяйством жре­цов. У каждого пагода есть свой пруд, для омовений. Преддверие каждого храма почитается пристанищем, где может укрыться странник и прохожий.
Кроме упомянутых мною выше священных книг, есть еще у Индийцев сочинения нравствен­ные, театральные пьесы ( некоторые из них пе­реведены Англичанами Вильсоном и Колъбруком), поэмы, собрания апологов, замечательных добро­душными объяснениями ; между сими последними, особенно любопытны апологи Гошопадеза, заслу­жившие известность в Европе, под названием ба-
I
491
сен Пильная. Что касается до законов, то с незапамятных времен собраны они были какимъто Раггу пан домом, которого Англичане называ­ют Трибонианом Индийским ; собрание его со­стоит из 27-ми томов выбора из всех книг, писанных мунн (святыми) Индийскими, не­известных простолюдинам и ведомых только браминам. Невозможно изложить здесь подроб­ностей Индийских гражданских узаконений, но внимательное рассматривание их представляет явное доказательство древнего значительного об­разования Индии. Если в наши Европейские уложе­ния сделано столько заимствований из Римского Права, касательно оснований, или распорядка, в свой черед Институции Латинские долженство­вали брать многое из законов предшествовав­ших им, Греческих, Египетских, Индийских. Неудивительно после того, что многое из на­ших уложений находим мы в Ведах ; что оди­накия нравственные основания, определения, даже Формулы выражений находятся там на каждой строке. Законы Мену говорят о присяге и по­верке свидетелей ; они объясняют качества, по­требные судье, так хорошо, что это могло-бы заставить размышлять наших просвещенных пра­вителей. Между прочими условиями, они установляюш одно такое, которое могло-бы взволно­вать Европейских исполнителей правосудия: это решительное исключение всякого судьи от всех должностей, если ему совершилось шестдесят лет, ибо, говорит Мену, ум человеческий уже
192
ослабевает в эти преклонные годы. Индийцам ведомы решения испытаниями, или Судом Божиим; шаких решений считается у них девять родов: J вес, огонь, вода, яд, освященная вода, сарачин­
ское пшено, кипящее масло, раскаленное железо и ; идолы. Впрочем, вера в испытания прошла, и
в наше время вообще менее случается Индийцам прибегать к своим уголовным, но более к граж­данским законам, потому, что больше они наклонны к ябеде, нежели к чему-либо жесто­кому.
Среди многоразличных обитателей Индии на­ходим и величайшее многоразличие языков, упо­требляемых разными народами и племенами. Во главу всех надобно поставишь язык Санскрит­ский, первобытный в Индии, священный, с его удивительным совершенством, его грамматиче­ским порядком и этимологическою правильно­стью; кажется, от него произошли языки Пельви в Персии и Греческий в Европе. Прежде бывший живым и общеупотребительным во всей Индии, ныне Санскритский язык есть язык мертвый, знаемый хорошо только туземными пундитами. В течение последнего полусшолетия, он подверг­нулся любопытным исследованиям Европейских ориенталистов. — За ним следует язык Прак­ритский, или разговорный, употребляемый в Ин­дийских драмах женщинами и добрыми духами. Пайсашн есть язык злых духов, если они явля­ются на сцене. Л/агади, кажется, есть то-же, что Пали, или Бали. Цингалезов и Бирманов. Двумъ
493 последним языкам полагают иногда в замену Лпабгранза, или простонародный, и Мисра, или смешанный языки.
Производные языки от этих первобытных суть; Пракрит, разговорный на берегах Сараваши; Канлкюбжа, или Индостанский, начало новей­шего Индийского; Гаура, или Бенгальский; МаИтила, или Тиргуктиа, употребляемый в Тиргуке ; У рига, которым говорят на берегах Орисса ; Гургера, употребляемый в Гузураше; Тамулъскин, или Малабарский, язык Декканского полуострова; Маратта, Карпат, и наконец Телинга, употреб­ляемый поэтами и разговорный в области сего имени. При Дворах Музульманских властите­лей говорят языком Монгольским, смесью Араб­ского, Татаро-Монгольского и Персидского. На этом языке производятся все дипломатические сношения между Англичанами, действительными обладателями Индии, и государями Монгольски­ми, владельцами по имени, живущими в Дели. Язык этот, в разговоре и на письме, употреб­ляют также подчиненные Монголам владельцы. Все Набабы происходят от Монгольского рода, так, как Раджи суть князья происходящие от рода Индийского. Различие нравов их шакое-же, каково различие религий. Более коренных власти­телей предаются они роскоши в одежде, оружии, гаремах, лошадях и слонах. Б Индии найдут­ся еще и теперь Дворы Набабов, являющие более великолепия, нежели показывает его в Европе Двор Прусский или Австрийский. Выступая изъ
Ч. И. 43
! . Ш
«
дворца своего в паланкине, что считается про­стым выходом, Набаб совершает эшу прогул­ку не иначе, как в сопровождении полка пионе­ров, предшествующих ему и следующих за ним. Впрочем, Музульманское народонаселение Индии не сохранило здесь того изуверства, каким обыкновенно ознаменовываются последователи Ко­рана. Не увлекая своих повелителей, и не про­тивясь им, Индийцы умели поставишь их в по­ложение мирное : покорность совершенно-полити­ческая, в такой земле, где над всем первен­ствует действие религии, в течение продолжи­тельного времени долженствовала сделаться по­корностью более мнимою, нежели действительною» Не имея предлога к преследованию и предмета и новым приобретениям, со временем, она необ­ходимо должна $ыла склонишься к владычеству большего числа над малым, то есть, Индийцев над Монголами. Не явись Англичане, как общие посредники власти, без сомнения, это исполнилось-бы непременно. \
Бпрочем, Музульмане и не образуют в Индии одного народа. Они состоят здесь из Белуеей, Наганов, Цннган ( последних многие почитают предками Цыганских племен, обитающих в Европе); кроме того есть еще множество подраз­делений менее важных. Рядом с сими различия­ми стоят Парсы, или Гебры, потомки древних Персиян, бежавших сюда от нашествий Мон­гольским. Они думают, что только у них со­хранились установления Зороасшра, и священный
195
огонь, горящий в главном из храмов их, по уверению жрецов, есть тот самый, который предки их унесли с собою из Персии. Парси обитают наиболее в Гузурате, .Сурате и Бом­бее. Преданные торговле подобно Жидам, они более их отличаются честностью. Их попече­нием заведено в Индии множество богатых ману­фактур; они содержат также много кораблей, плавающих по Индийским морям, и обладают домами, дворцами, прекрасными садами, землями и селениями. Как все секты неимеющие отчизны, Парсы взаимно поддерживают друг друга, взаим­но помогают один другому ; они не терпят нищенства между своими, обязательны, правдивы, деятельны, прОмышленны. Черты лица их правиль­ны и благородны; глаза у них черные и прекрас­ные. Обожание огня, предписываемое их религиею, не есть однакож чистый Магизм. Продолжитель­ность времени изменила догматы и обряды. Любо­пытно видеть да эспланаде Бомбайской обожате­лей огня, в их белых, развевающихся одеждах и цветных чалмах, ожидающих мгновения, в которое светило дня озарит их первым лучем своим. Едва появится солнце на небо­склоне, обожатели приветствуют его продол­жительным криком радости. Вечером опять идут они на прежнее место, и остаются про­стертые на земле, пока последний пурпуровый оттенок солнечного света исчезнет на небе. Дом каждого Гебра есть храм его бога ; каме­лек с горящим огнем служит вместо алтаря, 13*
496
и драгоценные, или пахучия дрова беспрерывно поддерживают в нем бытие бога. Жрецы Гебров именуются Мобеб, а патриархи их Дестур. Вера Парсийская запрещает своему последовате­лю тушишь огонь, даже в лампаде. Когда Парсийскому служителю надобно потушить свечку, оп просит Индийца другой веры исполнить это без­божие за него. При пожарах, они унимают огонь только отделением горящего здания от смеж­ных с ним строений.
Самое разительное отличие между Индийскими племенами составляют военные роды Мараттов, Раджапутов и Сепков. Два первые исповедуют Браминизм; третий следует Ванекнзму, смешан­ной вере, введенной в северной Индии Намеком, бывшим государем Лагора, около половины ХѴ-го столетия. Основный догмат этой веры составляет чистый деизм. За тем признаются равно Корам и Веды; только уничтожаются обря­ды, отвергается разделение каст, и все последо­ватели обречены военному занятию. Гору-Говпн, изменивший эшу секту в 4 707 году, почитается её последователями за святого и пророка.
Сеики, Раджапуты и Марагпты представляют между собою сходство в нравах, происходящее от сходства их военного быта. Первые, обра­зуя совершенно независимое государство, оби­тают в областях Лагорской, КашемирскоЙ и МулыпанскоЙ, а также в областях Пейшауеш, Чоч, Газаре и Чикаспур. Они трезвы, неутоми­мы в трудах д храбры } жадны независимо-
407
СШИ.—Раджапугаы, обитающие на юг огп Сеиков, хотя и составляют касту браминскую, но едят однакож мясо баранов, коз и других живот­ных. Почти всегда на лошади, они носят пла­тье, именуемое кабель : кисейную опояску по телу, Мавританские шаровары и бабуши, и род калпака, с кистью на верхушке, похожого накалпак Греческий. — Марапнпы, живущие еще южнее, распростираются по всему Деккану. Ими управ­ляют небольшие князья, беспрерывно сражаясь между собою; но все Маратшы признают одна­кож власть Пейшва, или главного властителя, ко­торый считается первым министром царя Сашараского. Мараттов можно разделить на два главные отдела, соединяя в одном браминов и ксашшриев, в другом низшие касты. Первые от­личены белою, особенно сложенною чалмою, длин­ными кисейными шароварами, и веющимися опоя­сками; другие шароварами более узкими и корот­кими, и плоскою чалмою. Из всех Индийцев, Марапнпы самые хищные и лукавые. Наездники их, называемые Паи дари, живут грабежем в войнах и разбоем в мирное время. Это Бедуины Индий­ские. Не имея городов, Пандари обитают в та­борах. Отличие религии Мараттов опг других Индийцев состоит в разности обрядов, одеж­ды и внешностей религиозных, но всего более в терпимости, недоступной браминским пури­танам, и доходящей у Мараттов до того, что они допускают свободное обращение с последо­вателями других исповеданий.
498
1 Вот, вкратце, очерк религиозного позорища
Индии, и так надобно рассматривать основания
i верований Индийских. Подробности неисчислимы
и невообразимы, для полного понятия об них î> Европейцу. Тщетно будете искать причины тыся­
чи обрядов, смешных или варварских, собирать систематическим порядком множество богов и богинь кисших, выставляемых жрецами для за-
I нятия народного. Целый век надобно посвятить
описанию их мифологических принадлежностей,
I распределению их обожателей, и все эшо кончит­
ся тем, что религия браминокая, источник по­чти всех других мифологий, учение нравсшвен; ное, умственное, важное в своих основныхъ
началах, обезображено нелепо, бесстыдно, не­уловимо в подробностях. В Браминизме и Буд­дизме равно надобно удивляться прежде всего гению первых основателей сих вер, умевших сопикат так крепко узы, соединяющие народы Индии, что даже доныне движутся они в преде­лах, первоначально им обозначенных. Эта си­стема непереходимых делений, убивающая, сжи­гающая медленным огнем касты Индийцев, без сомнения, была благодетельна в своем начале, и надолго долженствовала быть благодетельною по основной мысли её изобретателя. Когда потом, другие отношения потребовали религиозной рефор­мы, преобразователь не мог достигнуть цели иначе, как достиг ее законодатель первобыт­ный. Древнее, первоначальное создание устояло, и кое-как вместилось в новый политический поря-
199
док, которого не могли ни принять, ни предви­деть последователи первобытного закона. Бывшее религиею изменило Форму и сделалось народностью. Народность Индии верование брамннское и веро­вание буддийское. Она не уступит терпимости Англичан, так, как не уступила преследованию Монгольских Музульманов.
Il l[
i'
i
ГЛАША SUS.
КАЛЬКУТТА.—ИСТОРИЯ ИНДИИ.АНГЛИЙСКАЯ ОСТЪИНДСКАЯ КОМПАНИЯ.
Между временем завоеваний Александра Маке­донского в Индии и распространением Мугаммедовой реформы протекло много веков. Индия, управляемая туземными властителями, провела их без всяких потрясений и волнений. Но око­ло 93-го года эгиры (74 4 года после P. X.), при владычестве халифа Валида, Арабы вторглись через Персию в Индию, и простерли победитель­ный набег свой даже до Дели.
Эти древние покорители Индии, названные Пер­сиянами Авган (разрушители), а от побежден­ных Индийцев Патан, удерживались в средине Индийских земель почти семь сот лет, но не могли, ни покоришь земель около Ганга, ни утвердиться в своем завоевании окончательно и неоспоримо. В правление Махмуда Газневида для Авганов было время успехов и приращения
204
владений, но постоянные усилия Раджапушов. укрепившихся в Гатшских горах, уничтожили ожидаемые от 'того следствия, а в 4398 году явился на Джумме и Ганге знаменитый Тимур (Тамерлан), со ста тысячами Монгольского вой­ска. Он пошел на Дели, взял его приступом, предал грабежу, и преследовал Патанов, даже до Кандагарских гор. После него утвердилось в Индии поколение Монголов. Джегам-Гир, царствовавший недолго, был замещен Мирза-Мирамом, родоначальником Великих Моголов, государей Монгольского племени, доныне продол­жающагося. Эти новые властители Индии должны были защищать трон свой и от Патанов и от Раджапутов. Первых победил МугаммедъБабер, в битве Малтиаской ; вторые были про­гнаны из Гузурата в 4535-м, из Бенгала в 4 5^0 году. Через несколько лет потом, новый оборот дел поправил состояние Павианов; Султан их, Чир-Хан, отнял Дели у Мугаммеда-Гамаюна, бежавшего в Персию и испросив­шего помощь себе от СоФИ-Тамаса, сына знаме­нитого Измаила. После пяшилетнего изгнания, Гамаюн опять завоевал свои Индийские владения, благодаря помощи союзников, и сын его, Мугаммед-Акбар, ему наследовавший, утвердил влады­чество Монголов, худо упроченное до того време­ни. Джегам-Гир и Гегам наследовали трон Де­лийский, и никакое замечательное дело не означи­ло их царствований. Но Ауренгзеб, достигнувший власти насильственным свержением отца своего
202
Гегамаг прославил себя рядом побед и политиI ческим образованием Индии. Он покорил от­части Декканский полуостров, и подчинил его Монгольскому роду. Во времена Ауренгзеба, им­перия Монголов заключалась в 4 8-ши областях: Дели, Агре, Горре, Панджабе, Ауде, Мультане, Кабуле, Кашемире, Гузурате, Багаре, Синде, Бу­лата бабе, Мальве, Бергаре, Кандише, Бедере, Бенге, Ориссе, Голконде, Визапуре. Все сии области назывались по-Монгольски субабствами ; народочислие их доходило до 6Л~х милльонов, а государственные доходы превышали 860 милльо­нов Франков. Каждая область имела своего Субаба, достоинство которого равнялось званию Аравийского Эмира, и титулом которого было Название Набаба, то есть, господина.
При Ауренгзебе, власть Монгольская установивила свои отношения к покоренным ей племе­нам. Отринув Пашанскую систему преследо­вания религиозных верований и народных обыча­ев Индии, властители Делийские положили осно­ванием, какч. сделали это Манджурские завоева­тели в Китае, уважение к существующим обы­чаям. Они уважили различие древних каст, рказали терпимость к внешним обрядам вер, и поддержали разделение собственностей и управ­ление по законам Мену, то и другое установив­шееся с древних времен.
После смерти Ауренгзеба (в 1707 году), война за наследство началась между тремя сыновьями рго, и этим открылся путь в Индию чужезем-
203
ним нашествиям. Каждый из споривших бра­тьев вывел в поле 300,000 войска; победа осталась за старшим братом, Багадером. Пос­ле него эмиры Монгольские сделались сильными, свергли одного за другим трех царей своих, И кончили возведением на трон Мугаммеда, пред­назначенного судьбою испытать самые разитель­ные бедствия. Как будто кровавый метеор, явился в Индии славный Шах-Надир Персидский, более известный под именем Тахсмас-Кульгхана. Призванный изменником, эмиром эль-Мулуком, Персидский завоеватель стал на земле ИндийскоМонгольского царства, в 1739 году, со 4 60,000ми войска. Он разбил Мугаммеда, противопо­ставившего ему 200 тысяч воинов и 5000 пушек; пошел на Дели, разрушил его огнем и мечем, ограбил домы, мечети и пагоды, перерезал 4 50,000 мужчин, женщин, стариков, детей, наложил на побежденных выкуп, почти в три тысяги миллионов, заставил уступишь Себе все земли на запад от реки Альшок, и отправился обратно в Персию, с 4 000 слонов, 7000 лошадей, 4 0,000 верблюдов; и все это было нагружено добычею и награбленными сокровищами, и всего этого каза­лось еще мало: не довольствуясь страшною данью крови и золота, завоеватель обложил налогом все города на обратном пути своем, и персрезалч, в них, в добавок, тысяч до 20-ши обитате­лей. Пролетела ужасная гроза ; настали новые бедствия. Усиленные ослаблением Монголов, Па­таны и Раджапуты взялись за оружие. Наследнику
20*
трона Делийского, Ахмед, оказал себя юным героем, напал на Патанов, разбил их, из­гнал из своего царства, и после знаменитой победы отмстил смерть отца своего, зарезан­ного эмирами. К несчастию, роскошь гарема осла­била мощь юного государя. Как будто утомлен­ный своею победою, он остановился на поприще чести, допустил Патанов и Раджапутов спо­рить за владычество над его государством, не думал, что долг его требовал прекращения их набегов, пока ржание лошадей хищнических не раздалось под стенами Дели. При несчаст­ном унижении, до какого доведен был Ахмет, каждая из двух воинственных орд, гордая его слабостью, могла свергнуть его с престола. Но опасаясь друг друга, они сохраняли Ахмета, как посредника, который делал нерешительным окон­чательный перевес владычества обеих .сторон. Много лет продолжалось такое положение дел, и во все это время крамола придворная, кипевшая окрест Делийского монарха, сохраняла неприко­сновенными колебание перевеса и необходимость среднего положения между честолюбивыми и хищ­ными соперниками. Тогда допустили Патанов расдвинуться на севере, а Раджапутов округлишь свои земли в средней Индии, между тем, как субабы Деккана, Бенгала и Гузураша составили с своей стороны область независимых действий. Все эти внутренние признаки раздробления дол­женствовали вскоре исчезнуть перед быстрым и постепенным вторжением преобладания Англичан.
205
Со времен Васко де-Гама, открывшего Евро­пейцам путь в Индию мимо мыса Доброй На­дежды, все Европейцы поочередно испытывали плава­ние в Индийских отдаленных морях. Порту­гальцы первые вышли на берег Индийский, во вла­дениях Монгольских, и заключили дружествен­ный союз с властителем Дели Акбаром. Венецияне явились потом ; за ними Голландцы, быв­шие могущественными почти в течение полу­столетия; наконец пришли Французы, Датчане и Англичане. Вступив в Индию после всех, они не замедлили стать выше всех Европейцев.
В следствие опытов Драка, Стефенса и Ка­вендиша, около 4 600 года, основалась в Англии, в правление королевы Елисаветы, Английско-Ин­дийская Компания. В то время, когда основания торговой свободы заключались более в обычае, нежели в законе, исключительная привиллегия на торговлю, данная одному купеческому обществу, вопреки всем другим торговцам, жестоко ос­корбила членов Парламента, и надобен был де­крет Королевы, по которому Ост-Индскую привиллегию ограничили 4 5-ю годами, с тем, что сила её прекращается, если в течение сих лет дознан будет вред её для общественного благосостояния. Следовательно, привиллегии этой надобно было кончишься в 4 615 году 5 но такова оказалась сила утвержденного ею торгового об­щества, что и теперь, в 483Я году, монополии его еще продолженыд ид конечно, трудно пред-
206
сказать, когда в самом деле последует их прекращение.
Первый опыт Компании ограничился посылкою в Индию четырех кораблей. Они отправились в 1601 году, под начальством Ланкастера, и воз­вратились благополучно, нагруженные пряностями и перцем. Помаленьку продолжали дело, основа­ли несколько Факторий, и поведение агентов, управлявших ими, представило совершенную про­тивоположность с изуверством Португальцев и легкостью Французов. Не находя пособия у тогдашнего правительства Великобритании, Ком­пания старалась поддержаться собственными сво­ими средствами; она действовала настойчиво, до­полняла все умным выбором людей, и мало по малу умножила число своих контор. Капитал её при учреждении составлял Д00,600 Фунт. спиерл., акциями, по 50 Фунтов каждая. Вскоре эта сумма достигла номинального цыФра выше всякой оценки. Огромнейшие барыши были осуще­ствлены Компаниею. Томас Бест утвердился в Сурате, в 1612 году, не смотря на зависть Португальцев. Заведение в Бендер-Асси сде­лалось цветущим, вопреки соперничеству Гоа. Но этот начальный блеск Компании не был продолжителен. Кромвель уничтожил её привиллегии, в 4 655 году. Через два года, он восстановил их снова. Преобразованная в 4 676 году, Компания испытала в свою очередь время смятений и гибели. Безразсудные действия Джона Чайльда, брата директорского, навлекли на Ан-
207
гличан силы Ауренгзеба, и унижениная им, ли­шенная своей торговой важности, Компания вла­чила сомнительное бытие до 1702 года, когда новое общество Лондонских купцов соедини­лось с прежними исключительными акционерами по Индийской торговле. Из этого соединения родилась новая Английская компания, достигнувшая до нашего времени, и основанная под названием Соединенной компании купцов, для торговли в Вос­точной Индии. Уставы, обсуженные и утвержден­ные в то время, испытали с тех пор толь­ко легкия изменения. В общих заседаниях, каж­дый хозяин акции в 4 000 Ф. с. имеет право подавать свой голос. Акционеры избирают по большинству голосов З/и-ре Директора, включая сюда Президента и Секретарей. Директором может быть только акционер, имеющий на 20,000 Ф. с. акций. Владетель участка в 3000 ф. с. по­дает два голоса, в 6000 ф. с. три, с 4 0,000 четыре. Директоры должны собираться, по край­ней мере, раз в неделю. Кроме такого общего собрания, есть еще множество частных комите­тов, для покупок, переписки, счетов, снаряже­ния и отправки кораблей, и наконец для дел, по которым открылись споры между Директорами.
С учреждением такого порядка в делах, Компания начала период своего постепенного пре­успеяния. Привиллегии её, утвержденные, в 4 750 году, на тридцать лет вперед, возобновлялись при каждом окончании срока определением Пар­ламента.
208
Пока совершалось все это Англичанами, каждый из Европейских народов, имевший сколько ни­будь значительности на море, утверждал свое владычество в Индии. Французы занимали Понди­шери и Шандернагор, Голландцы Шинзура, Дат­чане Транквебар и Серампур. Английская Компа­ния обратила свои действия на три места : Каль­ку тту, Мадрас и Бомбаги.
В Калькутте заведение было основано с поз­воления Бенгальского Набаба. Умирая, он гово­рил своему преемнику : « Смотри на заведения Европейцев, как на ульи пчел, с которых можешь пш собирать мед ; но если помешаешь их работе, бойся жала их. » Терпимость Вели­ких Моголов и их областных начальников дошла до шего, чшо Англичанам позволили даже устроить некоторые укрепления, для защиты Каль­кутты от нападений окрестных народов. В то-же время, окрест этого главного места учре­дились конторы менее значительные, в КассемъБазаре, Дакка, Патна, Балассоре и других ме­стах. Согласие между туземными властями и но­выми поселенцами продолжалось даже до смерти субаба Али-Верди-Хана. Шираги-эль-Дулад, пра­вивший после него, оказался не столь уклончи­вым. Монгол, чиновник Двора его, обвиненный в расхищении казны, спасся бегством от нака­зания. С помощью богатых подарков, он ку­пил себе покровительство Англичан, и жил в Калькутте, презирая гнев своего повелителя. Неоднократно, Субаб требовал выдачи преступ-
209
ника. Видя, что ему отвечают только отказом, или уклончивыми словами, он пошел па заведе­ние Брипианцев с 60,000 войска, принудил Гу­бернатора к постыдному бегу, овладел Каль­куттскою крепостью, и предал город грабежу, 19 Июня 1756 года. Сто сорок шесть человек солдат гарнизона были брошены в тюрьму, столь тесную и душную, что из числа их сто двадцать три человека задохлись в одну ночь. Один из 23-х, переживших это бедствие, Голльвль, воздвигнул потом на месте тюрьмы своей памятник несчастным товарищам. К че­сти Европейцев, скажем, что бедствие Калькут­ты прекратило на то время всякое соперничество между Европейцами, обитавшими в Венгале. Фран­цузы из Шандернагора, Голландцы из Шинсура поспешили на помощь несчастным жителям Каль­кутты, которыми наполнены были корабли, нахо­дившиеся тогда на водах Ганга.
Но вскоре, полковник Клейв и адмирал Ватсоигь появились перед Калькуттою, для отмщения позора, претерпенного Английским владычеством. Город был отнят у Монголов, в январе 4 757 года, и, в свою очередь, Субаб увидел себя угрожаемым в своих владениях. Гугли сдался Клейву; кровавым отмщением были здесь за­плачены раззорение и грабеж Калькутты. Мон­гольский наместник принужден был покориться Англичанам и заключил с ними невольный со­юз. Не смея противиться, он присушсшвовалч. с Англичанами при взятии Шапдернагорской Фран-
Ч. II. 1 Ч
210
цузской колонии, где уничтожены были все укреп­ления и жителей забрали в полон. Раззорение этого главного места Французских заселений на берегах Ганга было последуемо изтреблением всех второстепенных колоний, принадлежавших Французам.
Действуя таким образом силою, Англичане приобрепиали в шо-же время особенные выгоды, начав тайные сношения с подчиненными Бенгаль­ского Субаба. Полководец и родственник его, ДжаФФер-Али-Хан сделался преданным их че­ловеком. В битве Плассиской, бывшей 7-го Июня 4 757 года, часть Монгольского войска оставила Субаба, и несчастный властитель, схваченный соб­ственными его офицерами, был удавлен. Обна­женный труп его привезли на слоне. Так ис­полнился замысел полковника Клейва, состоявший в том, чтобы передать Бенгальское субабство клеврету Англичан ДжаФФеру-Али. Двор Делий­ский согласился на то, чего не мог уже отвра­тишь; простер услужливость свою даже до того, что прислал Английскому Полковнику титул Эмира, с прозванием Сабет-Зпнаа, (неустраши­мого воителя). В следствие этой решительной меры началось укрепление Виллиамовой крепости. Бенгал окончательно достался Англичанам.
Следовавшее за тем можно почитать только дополнением первого самовластного дела Англи­чан. Облеченный властью, ДжаФФер-Али-Хан ста­рался сбросишь тяжкое для него иго Британцев. Но при его Дворе были уже приготовлены ире-же са-
211
мня ухищрение, которыми ДжаФФер возведен был на владычество. Его окружали Английские лазут­чики. Напрасно думал он заключить тайный союз с Голландцами. Клейв уничтожил все замыслы Субаба, остановил войско Голландцев, плывшее по Гангу, разбил высаженные ими отряды и при­нудил их к тяжкой капитуляции. После такого успеха, искусный начальник Английский отправился в Европу, и Король возвел его в достоинство Лорда. Хотя блестящие качества Клейва были по­мрачены некоторыми ошибками, не льзя не согла­сишься однакож, что ему большею частию обя­заны были Англичане утверждением своим в Индии. Он устранил от влияния Французов Карнатик, где возвысился Мадрас. В Бенгале, он основал преимущество Англичан, с исклю­чением всякого другого владычества, и через несколько лет после того утвердил это пре­имущество окончательным трактатом с Аллуи-Шахом, бывшим тогда властителем Де­лийским. Время протекшее между этими двумя эпохами, было ознаменовано управлением Ванзиштарта, хорошо и худо продолжавшего ловкую политику Клейва. ДжаФФер-Али-Хан, заменен­ный в Бенгальском субабсшве Кассем-Али-Ханом, был опять возведен в прежнее достоин­ство. Это встревожило Компанию, и она умоляла Лорда Клейва снова вступить в управление де­лами. Не прежде согласился Клейв, пока не были переменены тогдашние Директоры Компании, не согласились дашь ему по 30,000 Ф. с. ежегоднаго
П*
212
дохода, не произвели его в генерал-маиоры, и не наградили орденом Бани. В Индии, в отсут­ствие его, происходили битвы между Субабом Бенгала и войском Английским. Неудача следо­вала за неудачею, и уже не оставалось у Компа­нии из контор её на берегах верхнего Ганга ни одной, кроме Калькутты, и то защищенной слабым войском. Сражения при Муршидабаба и Нонкапулла, отнятие Патна, дело Бочарское, где Англичане разбили соединенные войска Субаба и Великого Могола, далеко не вознаграждали по­терь, когда лорд Клейв снова явился в Каль­кутте, 3-го мая 1765 года.
С первого взгляда увидел он, на чем на­добно было основать мир и благоденствие АнглоИндийского государства. Удалив субаба КассемъАли от его Монгольских союзников, он при­нудил его бежать к Сеикам, вошел в непо­средственные переговоры с властителем Де­лийским, и вынудил у него Формальную уступку Бенгала, Багара и Орисса. <Эшим договором все права Монгольских владык на упомянутые обла­сти перешли вч> руки Англичан, сделались при­надлежностью Калькушского Совета и генералъгубернатора Английских владений в Индии. За такую уступку, Компания обязалась платишь Вели­кому Моголу по ^30,000 ф. с. ежегодно (10-шь милльонов Франков, или Яб-шь лаков рупий). Но потом, постепенно, платеж этот был уменьшаем.
213
Так постыдными уступками раздроблялось об­ширное царство Ауренгзеба, доходы которого составляли некогда до 300-ш милльонов.—Если­бы лорд Клейв захотел даже тогда раздви­нуть свои завоевания до области Бенаресской, он мог-бы исполнишь такое предприятие, но, или умеренность, или осторожность заставили его удовольствоваться только взятием 3,000,000 военной контрибуции.
С того времени началось образование торго­вых монополий Компании, быстро раззоривших Индию, и мало послуживших в пользу самих монополистов. Исключительные права продажи установлены были на главнейшие предметы тор­говли — чай, соль, табак, бетель, хлопчатую бу­магу, даже сарачинское пшено. Нововведение это было противно обычаям и пользам туземцев, и потому Англичане принуждены были нередко подкреплять свои монополии помощью штыков. К таким пагубным мерам, вскоре присово­купился неурожай, и голод страшно опустошал народонаселение, пощаженное войною. Современ­ники считают до пяти милльонов число ту­земцев, погибших от голода в один 4770-Й год. « Их видели ( говорит Ранналь ) влачив­шихся по дорогам, бродивших среди Европей­ских поселений, бледных, обезображенных, тер­заемых голодом ; одни лежали на земле, ожидая смерти ; другие едва ползли, стараясь сыскать какую нибудь пищу, обнимая колена Европейцев, и умоляя принять их рабами за горсть пшена. »
2U
Воды Ганга были покрыты трупами ; по дорогам валялись груды мертвых тел. И между тем ни малейшего признака возмущения не оказалось между несчастными страдальцами, и в мысль никому из них не приходило, даже погибая бедственною смертью, разграбление магазинов, воровство, изтреблепие Европейцев., или всеобщее восстание против корыстолюбивых притеснителей.
Этот несчастный год нанес жестокий удар Компании. Она задолжала, и в 4773 году был даже предложен вопрос о том, не должно-лц ей остановить свои платежи. После многих спо­ров, Парламент вступился и поддержал ее.
Политические затруднения присоединились к Финансовым замешательствам. Между Фракциею и Великобританией началась война. Надобно было сражаться, отнимать и защищать владения на Коромандельском берегу. Едва успели управиться с Франциею, явился новый враг : это был Гайдер-Ллп, владетель Мизорский, долгое время вы­держивавший напор всех Английских сил в Карнатике. Потом наступила война с Маратипами, угрожавшими с одной стороны Бомбаю, с другой Мадрасу и Калькутте. Гайдер-Али был наконец разбит; Мараттов побеждали дипло. мациею и полками Сипаев. Напрасно потом Фран­цузы пытались несколько раз помогать восстанию Индийцев против Английской силы; везде преду­преждали или уничтожали их пособие.
Только однажды после смерти Гайдер-Али представлялся благоприятный случай воссшановле-
215
нию владычества Французов в Индии, когда сын Гайдер-Али, Тнппо-Санб, упорно и жестоко нена­видевший Англичан,возстал с оружием в руках, и призывал Французов к себе на помощь. Тогда надобно было приняться деятельно, оправдать до­веренность неукротимого врага Англии, отмстишь за недавшее уничтожение Пондишери, осуществить на Индийском полуострове могущественные пред­приятия, которыми хотел ознаменовать себя ге­ний Дюплейкса. Но министры Людовиков ХѴ-го и ХѴИ-го не постигали положения дел в Индии, брались за полумеры, за хвастливые перего­воры. Таким образом, ни к чему не послужила посылка СюФФрена, столь ничтожная последствиями, хотя столь много обещавшая в начале. Развязкою всех несчастных попыток было шо, что Англи­чане не потеряли в Индии ни одного клочка зем­ли, не утратили ни на один градус своего влия­ния. Поражая неприятелей одного другим, ТиппоСаиба Маратшами, Мараттов Деканским Низамом, они стеснили понемногу властителя Мизорского, довели его до крайности, принудили просить перемирия в 1784году; договором 4 792 года у него отняли все земли на запад от Гаттских гор, с пределов Траванкора до реки Равар. Наконец, когда Типпо-Саиб, в 4 798 году, веря счастью юного Французского полковод­ца, в две недели завоевавшего Египет, хотел сделать развлечение Английским силам в среди­не Азии и наскоро собрал все войска свои, Ан­гличане, соединясь с Набабами и Низамами полу-
216
оспирова, от Малабара и Короманделя двинулись к Мизору, разбили что было послано им на встречу, и осадили Серингапатнам, столицу Мизорскую. На жестоком приступе пали ТиппоСаиб и верные ему воины ; Англичане ворвались в столицу и нашли там одной казны ТиппоСаибовой, как полагают, на 80-шь милльонов франков. Погиб самый упорный враг, из всех, каких только встретило Английское могуще­ство в Индии. При разделении завоеванных зе­мель, победители захватили себе лучшую долю, удержали Бангалор и Серингапатнам, а оста­ток разделили между наследниками Типпо-Саиба и Низамом, союзником своим в этой удач­ной войне.
Увеличение владений, и добыча особенно, были счастливым пособием для Компании. С тех пор происходило много внутренних войн, ча­стных восстаний, нападений на Англичан, но большею частию все эшо были ничтожные попытки, задушаемые при первом начале. Так в 1781 году, генерал-губернатор Гастингс усмирил в Бенаресе возмущение, кончившееся бегством геииндара Шеит-Синга, и учреждением охрани­тельного Английского лагеря окрест священного города Индийцев. Эшо обстоятельство, где ма­иор По*ем, начальник Английского отряда, по­казал необыкновенную смелость, подвергло все тамошния земли под непосредственную зависи­мость Калькушского начальства. Властитель Марашицов, Магадже-Снндиа причинил Англичанамъ
217
затруднения более важные и продолжительные. То посредник врагам, ню явный враг, он по­вел войну набегами и впадениями, грабил, ухо­дил в горные области. Сила эпгих воинских племен всегда заключалась в коннице, но случай привел ко Двору Си и диа, в конце прошлого века, макого-пю офицера Европейского, Савояра ДеБуапд, и Синдиа по совету его решился образо­вать корпус пехоты и обучишь его по-Европейски. Установился союз Марагппюв, средоточием которого была Агра. Синдиа завел оружейные и литейные Фабрики и заводы. Достаточно снабжен­ное оружием, вскоре войско его составило до 25,000 конницы, отчасти регулярной, и 20,000 пехоты. По примеру Синдиа, другие Марашшские властители усилили свои военные средства, и вскоре союз Марашшов считал до 250,000 кон­ных и пеших воинов, как ^полагали по верному счешу в 4 801 году.
Первые годы нынешнего столетия ознаменова­лись борьбою Англичан прошив Марапитов. На­следник и племянник Синдиа, Долут-Рао, дал между прочим замечательную бишву Ассайскую, где Британским войском предводительствовал маркиз Веллеслей, известный потом под име­нем герцога Веллингтона.
Слишком продолжительно было-бы входить -во все подробности сопротивления Индийцев, с ко­торыми должно было сражаться благоразумию и настойчивости Англичан. Компания всегда более выигрывала упорным постоянством в дейсшви-
248
ях, нежели решительными и безразсчетными сра­жениями. Что так хорошо приготовили хладно­кровие и мужество Клейва, то продолжили и до­кончили хитрость Гастингса, смелость Веллеслея, честность Корнваллиса, умное управление Дункана в Бомбае, Колебрука в Калькутте. Усилия всех этих, столь различных умов достигли до то­го, что заключили наконец буйные племена не­приятелей в пределах, за которые они не мо­гут теперь выдвинуться ; успели обставит их неопасными народами, противополагающими одна­кож силу застоя политического бешенству от­чаянных наездников ; потом, в течение про­должительного времени, устроили во внутрен­ности Индии вооруженные таборы, распределяя их так, что они составляют охранительную цепь между Индийцами военными и Индийцами мир­ными. Действуя таким образом, Англичане уничтожили и обезоружили Мараттов ; побеж­денные при Пуна, в 1818 году, сии воинские пле­мена ныне стали в ряд других неопасных Индийцев. Единственные, независимые от силы Англичан народы суть Сеикп л по местному по­ложению своему, в гористых северных обла­стях, недоступные покорению. Но самое это уда­ление препятствует им угрожать Английской Компании опасностью прямою и непосредственною. Нынешний властитель Сеиков, Рукжйигь-Сннсб, не­давно завоевал несколько областей у Авганцев, и присоединил к царству своему Кашемир. Он живет в Лагоре, где Жакемон был у него
219
в 1831 году. Некто Аллар, Французский офи­цер, находящийся лет десять в службе этого Индийского монарха, и главный, начальник всех войск его, доставил молодому странствователю прием самый благоприятный. Рунжет-Синг ода­рил Жакемона мешками рупий и дорогими шалями. Путешественник жил в великолепном дворце; ему услуживала многочисленная дворня; потом проводили его в Кашемир, приказывая возда­вать ему величайшие почести по всем областям Синга. Вот изображение этого властителя, оста­вленное в письмах остроумного путешествен­ника : « Рунжет-Синг был почти первый заме­чательный Индиец, мне встретившийся. Но за удовлетворение любопытства собою, он возна­граждает совершенным ничтожеством своего народа. Он сделал мне сотню тысяч вопросов, об Индии, Англичанах, Европе, Наполеоне, во­обще о целом мире, аде и рае, богах и демо­нах, и всякой всячине. Подобно всем знатным людям Востока, он мнимый больной, и так как у него есть многочисленная толпа самых красивых девушек Кашемира, и средства запла­тишь за самый лучший обед, какой только мо­жет он себе вообразить, то бедняжка в от­чаянии, что не может пить вдоволь, не сделав­шись пьяным, и не может есть, столько сколь­ко съедает слон, не задохнувшись от пресы­щения. Он не знает ни Бога, ни греха, если собственная польза не велит ему быть справед­ливым и верующим ; но, впрочем, он не же­
220
сток. Важным преступникам отрезывает он носы, уши, кисши рук, и никогда не казнит смертью. К лошадям у него страсть, доходящая до глупости ; он вел самую раээоришельную и кровавую войну, желая достать из соседнего го­сударства лошадь, которой не хотели ему ни продашь, ни подаришь. Он храбр необыкновен­но—качество, довольно редкое между властителя­ми Востока, и хотя всегда успевал он в сво­их военных предприятиях, но только коварными переговорами и хитрыми договорами из простого помещика успел сделаться самовластным по­велителем Пунджаба, Кашемира и других обла­стей, повинующихся ему лучше, нежели повино­вались Великим Моголам подданные их, в са­мое цветущее время силы Монгольских госу­дарей. »
Рунжеш-Синг таким образом есть власти­тель, переговаривающий с генерал-губернато­ром Индийским, как равный с равным. Лорд Беншинкс бережет его, потому, что война с ним, не представляя ничего полезного, может быть неудачною. Путешествуя по Гиммалайским областям, Английский правитель никогда не за­бывает отправлять посольства к Рунжешу, и тот всегда платит учтивостью за учтивость, дипломациею за дипломацию.
Следуя с одной стороны системе военного надзора за Маратшами, с другой ограждаясь миролюбивым сношением с Сеиками, Британцы
t
221
увидели себя в последнее время угрожаемыми еще
одним опасным неприятелем : этот новый '
враг их явился в лице властителя Бирманов.
Ни переговоры, ни угрозы не могли убедить его, и надобно было прибегнуть к пушечным доказа- ;
тельствам его безразсудства. Впрочем, война съ
Бирманами стоит быть рассказанною с особен­ными подробностями, и я постараюсь исполнишь :
это отдельно.
Изъяснив основные начала военного сопротив­ления Индии Английскому владычеству, в течение целаго1 столетия, скажем, что из всего Англи- и
чане успели удачно выпутаться. Раджа пушы, Марашшы, Сеики, Бирманы, все были ими побеждены, пли сделаны неопасными. Чего не могли учинить открыто, то исполнили хитростью, кстати умея уничтожать, кстати щадишь. Но мир завоеван- ,
ный все-таки надобно назвать только отдыхом; могущество Англичан утвердилось, дю все еще не укоренело в Индии — все еще оно на бива- .
ках ; у него нет надежной будущности.
;
Действительно, рассматривая состояние Англо- ‘
Индийского государства, сначала в отношении Европы, можно спросишь: кто завоевал Индию и f
обладает ею — Англия собственно, или Англии,” ская Компания ? До сих пор, все обращается к Компании, по праву и по делу. На её издержки по­корена Индия и Компанейскими агентами устроена в настоящем своем порядке. Компания создала I
здесь Флот, создала военную силу, образовала и ( !
222
обширный объем гражданского управления. Ком­пания осуществила здесь государство отдельное, правительство, с особенными доходами, особен­ными государственными долгами, крепостями и лагерями, местным влиянием, политическими со­юзами. Словом : Компания, создала отдельное го­сударство купцов в недрах Английского ко­ролевства.
Это было хорошо и могло идти, когда, при каждом обновлении привиллегий Компании, Парла­менты пропускали без особенного взыскания все, что было уже сделано, и ограничивались только ограждением прав государственной власти по­корностью Компании. Но с каждым днем, обще­ственное мнение образуется и поясняется в от­ношении чудовищного здания этой торговой импе­рии, основанной на исключении, насилии и монопо­лии. Имея счеты Компании перед глазами, хотят судишь дело по следствиям его : из балансов Компанейских выводят заключение о действи­тельных средствах Компании; по коммерческим рассчетам узнают пользу всех прощаемых ей ошибок; из ревизий Индийского народонаселения судят о том, была-ли система Компании благом или злом для Индии; по состоянию подчиненных заключают, подвинуло-ли вперед, или отодвину­ло назад, обогатило или раззорило Индию управ­ление привиллегированных Английских прикащи­ков. Надобно признаться, что Факты все про­шив Компании, а не в пользу её. Преувеличение запретительной системы, горделивая роскошь Ком-
223
панейских, гражданских и военных чиновников, безмерность их жалованья, изобилие праздного чиноначалия, все это постепенно влечет Компанию к громадному банкрутству. Нет сомнения, что через немного лет, когда причины разрушения Компании усилятся, и вопрос о возобновлении привиллегий компанейщикам будет представлен Парламенту, улучшенному последнею реформою пар­ламентских выборов, дело может принять но­вый вид. Спор завяжется сначала, вероятно, об одном из важнейших вопросов, о жизненных началах Компании, то есть, о монополии по тор­говле чаем с Китайцами, составляющей одно из главных отделений Компанейского торга. Если-бы согласие Парламента опять утвердило странное существование Англо-Индийского госу­дарства, у Компании непременно отнимут исклю­чительное посредничество её между Англиею и Китаем, и без того подрываемое свободным соперничеством Северо-Американских Шшашов.
Но, уже это одно будет смертным пригово­ром для Ост-Индской Компании. В течение вось­мидесяти лет своего существования, много раз близкая к погибели, она была одолжена жизнью только случаю, а не устройству своему, ибо всег­да такова бывает сущность торговых систем, основанных на исключительных правах, что они держатся и продолжаются только внешними случайностями, а не самобытною деятельностью. Так сначала сокровища побежденных царей и казнохранилища Субаба Бенареского и властителя
(
22*
Мизорского, огромные добычи, тяжкия контрибу­ции, давали Компании призрак богатства и благо­денствия. Но это богатство и благоденствие, со­стоя в капиталах, уничтожавшихся без воспро­изведения, переходило только из рук Индийских казначеев в руки Британских расходчиков, не оставляло следов пользы для земли, не упрочивало ничего в будущем, разлеталось дымом. Исто­щив эти средства, Компания принялась за скуп произведений, за исключительную продажу и пере­торжку, захват всех товаров Индии, без вся­кого соперничества, торг индигом, селитрою, хлопчатою бумагою, Бенареским сахаром, бете­лем, с привиллегиею на мануфактурные произве­дения Европы — все это опять могло доставить поддельную тучность Компании, наполнить кассы её золотом, и довести ее до беспутной траты того, что было приобрешено неправильно, оканчи­вая все опять бедностью земли и раззорением обладателей. Когда этот прииск барышей исто­щился, корабли других народов нашли дорогу к вольным рынкам, и в других местах нача­ли добывать товар лучше и дешевле, Компании ухватилась за монополию торговли чаем, как за последнее средство спасения. Она снова начала просить у общего для всех закона исключитель­ных постановлений, ходатайствуя за свои без­мерные материяльные средства, за толпу своих чиновников, за свое царство, во имя Англии ос­нованное в Азии. Громкия слова опять перетянули вес Фактов, и Парламент, угрожаемый ре*ор-
225
мою, еще раз смиловался на жалобы Компании, утвердив законом все, чего она требовала.
Чипо-же будет, если в следующий раз Парла­менты заспорят, -или начнут торговаться о Компанейских монополиях ? Страшно подумать, трудно определишь, что будет тогда. Богатые чиновники военной и гражданской администрации Компании, послушаюшся-ли в Бенгале решения, которым Англия издалека убьет их богатство и роскошь ? Не прошло еще десяти лет тому, как за несколько тысяч Франков, которые хо­тели исключишь из безмерного жалованья их, Европейские ОФицеры, начальники синайских войск, решились на неповиновение и открытый бунш. Что ответят они, если им заговорят об увольнении, или значительной уступке? Последуеш-ли из этого решительное возмущение вой­ска, или движение, подобное тому, которое от­делило от Англии, в конце прошедшего века, её Северо-Американские колонии ? Что сделают в Индии прошив Парламентов, если они объявят свободу Индийской торговли ? Решить трудно.
Предположив даже, что Английское правитель­ство уничтожит сопротивление чиновников Ком­пании, много еще затруднений окажется в то время, когда, волею или неволею, Англия сама сделается наследником Компании Ост-Индской. Компания управляла своими землями, как паши Турецкие управляют областями Султанскими — рубила деревья, когда надобно было ей сбирать плоды. Она истощила почву, уничтожила богаш-
Ч. II. 4 5
226
сгпва, сделала нищими туземцев. Между её аген­тами и Индийцами не было политической сплавки— одни владычествовали, другие повиновались. Ком­пания считает более 50-ти милльонов непосред­ственных подданных; сумма доходов её возве­дена до Л 00-х милльонов. Но эши пятьдесят милльонов подданных завтра-же готовы сде­латься её врагами, а четырех-сот милльонов дохода далеко недостает на расходы, и на про­центы безмерного долга, прикрытого глубокою тайною. Если присовокупить к этому необходи­мость содержать огромные войска в Азии, неиз­бежное возмущение сипаев, которым рано или поздно должна достаться Индия, невозможность коренной реформы между гражданскими чиновника­ми и военными офицерами в Индии, всегда враж­дебное положение Сеиков, Мараттов и Бирма­нов, предразсудки туземцев, постепенное унич­тожение произведений земли, увеличение власти метисов, смешанных пород Индии и Европы, заимствовавших от первой отчуждение Индийца, а от второй дерзость Европейца, то должно согласиться, что политикам Великобритании мно­го найдется дела, когда они возмут на себя решение судьбы Англо-Индийского царства, бле­стящего рубища поддельного величия.—Некоторые политики, охотники решать не зная дела, пред­видят разрушение Английского владычества в Индии от нашествия Русской силы, и эта идея сделалась у многих любимою, подтверждаемая стратегическими толкованиями о возможности по-
227
добного дела. Но, кажется, можно привести к настоящему значению все подобные предположения, годные только для убаюкивания легковерных умов, сказав, что такая идея не имеет ни­каких оснований. Долго-бы пришлось еще Англи­чанам царствовать в Индии, если-бм им угро­жала только сила Руских. Начала разрушения, заключенные в самой сущности обладания Индиею Англичанами, действуют вернее, и действие их прямо и положительно на гибель всякой будущ­ности Английского преобладания в Азии.
Страна свободной торговли, под покровитель­ством Европейским, какого-бы оно рода ни было, или даже без всякого покровительства, земля, доступная всем промышленностям, род неут­ральной области для всех Флагов, без исключе­ний, без преимуществ для кого-бы то пи было— вот что должна быть Индия, если хотят, что­бы для неё возобновились дни древнего, басно­словного благоденствия, и—вот что будет она, рано или поздно, по собственной воле Англичан, или прошив воли их.
15'
ТЛОА XX.
КАЛЬКУТТА, -география:, СТАТИСТИКА, ПРИРОДА ИНДИИ.


Индия, или Индостан, в первобытные истори­ческие времена называема была обитателями Джамбу-Внна, (древо Джамбу) и Баратак-Ганда ( страна Барата ). Она разделялась на северную, среднюю и южную. Что касается до её новейшего названия, ученые несогласны в происхождении сло­ва: Индия. Кажется, что всего достовернее ко­рень его находится в имени реки Синд, или Инд (Индус), текущей в западной части Индии.
Как-бы то ни было, но страна именуемая Индиею, заключается ныне, между хребтами Гиммалаев на С., Хамти на В., Кабулом, Мулта­ном и Синдом на 3., наконец, Индийским мо­рем на Юг, в пространстве, находящемся между 8Э и 35° ш. с., 65° и 90° долг. вост. —Хребет Гиималайский , оканчивающий собою всю северную
229
границу, представляет самые высочайшие в свете горные вершины. Между пием, как самая высокая гора Европейского материка едва составляет 2,М60 пиуазов от морской поверхности, Азия являешь нам в Гиммалаях пик Чамуларийский въ
00 пиуазов, Давальгирийский и Джавагирский ? в Непауле, в ^,390 и в Д,026 туазов.
Здесь протекают также прекрасные и благо­творные реки : Инд, или Синд, впадающий в за­лив Оманский; Нербудда, оканчивающаяся в заливе Камбайском; Каверп, Кпшна, Годаверн, наконец Ганг ( Гангес ) и его слияния, сходящие в залив Бенгальский. Последняя есть то-же для Индии, чпю Нил для Египта, священная река, подобно ему, плодошворящая почву своими периодическими разлишиями.
Почти вся находясь в жаркой зоне, но грани­ча с ледяными вершинами огромнейших гор, Индия наслаждается температурою умеренною, хотя и непостоянною. Ураганы свирепствуют здесь с силою, неизвестною в других местах; нигде не бывает таких страшных громов, ни­где и град не падает так плотно и тяжко. Все сии явления, впрочем ни всеместны, ни оди­наковы повсюду в Индии; они изменяются смотря по местности. Таким образом, цепь Гаттскмх гор, пересекающая Деккап от севера к югу, почти всегда определяет атмосферические проти­воположности между двумя наклонностями земли к западу и к востоку. Берег Малабарск'ин есть самое нездоровое и потопляемое дождями место;



за шем следует берег Коромандельский; потом Бвнгеыеь, где ниспадает иногда воды на 22 дюйма в месяц. Самые здоровые места Индии сушь вну­тренния плоскости между Гаттскими горами, области между Джуммою, Гангом, и Сутледжею, Пенджаб, Лагор, Кашемир, Непауль, прибли­жающиеся климатом своим к климатуцентраль­ной Европы. Здесь старинные путешественники находили чудесные примеры долголетия; здесь, по их рассказам, жили Спрнп, из которых, боль­шая часть, достигали до 150-ти летней старости; здесь обитал мнимый Факир, которого историк Фариа заставляет жить три столетия. Ныне, ког­да известия составляются ближе и достовернее, долголетие обитателей сих стран не превосхо­дит среднего. Индия представляет даже более примеров преждевременной старости, нежели изумительного долголетия. Сильные болезни, како­ва холера, часто губят множество жителей. Все накожные болезни, особливо проказа, здесь обык­новенны и жестоки; лихорадки, водяная болезнь, эле­фантиазис, поносы изтребляют ежегодно большое число обитателей. Самые Европейцы влачат жизнь, а не цветут здоровьем в здешних жарких и влажных областях; ни один из них не сохра­няет живого и свежого цвета Европы ; кожа у всех скоро делается бледною, глаза теряют свою живость. Средняя пропорция жизни здесь гораздо менее, нежели в Англии и Франции.
Почва Индии, с её многочисленными неровно­стями и поставленными одна над другою плоско-
231
сшями, представляет почти все различия зем­ных произведений. Жатву производят здесь дважды в год ; главный предмет её сарачин­ское пшено, хлеб Индийцев, которого считают здесь до 25-ши родов. Другие мучнистые произ­ведения, свойственные особенно Индии, суть : мунг, мурргус (зерна его походят на горчичные), танка (дающий плод изобильно, и растущий поч­ти без обработки ), толл ( производящий род гороху, любимое ество мореплавателей ), катѵпль ( черный снаружи, белый внутри, заменяющий наш картофель ), мугпулъп и ин ям ( который весит иногда по нескольку Фунтов ).
Флора Индийская одна из богатейших в мире. Слава роз Дели и Газипура, из которых из­влекают аттар, или розовую эссенцию, достигла даже до нас в Восточных стихотворениях. Рядом с этим надобно поставит кадсумалиеа, жасмин с огромными цветами, атнмука, гамбага, которым Индийцы убирают голову, лотус, трепещущий на поверхности вод своими красны­ми листочками, иксор, с его пурпуровыми буке­тами на 6-ти Футовых стеблях., сммдрнмаль, открывающий цветочную почку вечером и закры­вающий ее утром, нагаталла, листьев которого боятся змеи. Все приведенное мною есть только бедный опгрывок обширной Флоры, поочередно изученной Бурманом, современником Линнея, а потом Роксбургом, Гамильтоном, Карреем и Валлихом.
Из числа прозябающих, важных для торговли
1 • 1
232
и промышленности, надобно упомянуть об индиго, табаке, конопле, льне, сассапареле, дагпуре, хло­пчатой бумаге, бетеле, опиуме, сезаме, и множе) стве красильных растений. Области Гашшская и
Аудская в изобилии производят перец; сахар; иый тростник растет во всем Бенгале, и осо­
бенно в окрестностях Бенареса.
В Индии находятся леса бамбука и пальм всех родов. В числе плодовитых деревьев должно отличить Фиговое, или банианское дерево, называе­мое иначе Буддийским или пагодовым фиником ( ficus religiosa ). Оно считается святым в Ин­дии, и каждое заведение благочестивое, храм, шаулыпри, обыкновенно осеняется деревом банианским. Ветви его выходят из ствола отве­сно, и протягиваются в горизонтальном на­правлении на столь великое расстояние, что кон­цами висят к самой земле, касаются её, враста­ют в нее концами ветвей, которые делаются таким образом корнями, расширяются в земле, и придают себе тем новую силу, так, что к верху идут от них новые ветви и побеги. Та­кое разрастание идет бесконечно, и иногда одного ппя бывает достаточно произрастишь окрест его небольшой лес. От ветвей отвесных не ;; бывает побегов к верху; они только шолсше-
S ют, а окружность их, начинаясь несколькими
И вершками, не редко увеличивается потом на
10-пиь Футов. Славнейшее во всей Индии дерево этого рода находится в Гузурате, и называется цобнр-бар. Ныне имеет оно до 2000 Футовъ
233 окружности около главных стволов, которые все толще наших Европейских буков. По преданию туземцев, дереву этому около 3000 лет. Листья банианского дерева попеременные, эллиптической Фи­гуры, гладки, хрупки и блестящи. Плод его, дурного вкуса, величиною с орех, замечателен тем, чипо у него пет цветочных ножек. ФеоФраст, Страбон и Плиний упоминают об этом чуде­сном дереве, известном под различными имена­ми. Другие плодовитые Индийские деревья, в се­верных областях те-же, что у нас в Европе, а в Деккане и Бенгале они сходны с родами тропиковых земель. Замечательно дерево магва. Плоды его дают род твердого масла, а высушен­ные цветы служат к приготовлению кари.
В лесах, покрывающих горы Индийские, на­ходятся дерева, неизвестные в Европейских климатах; тек, или твердое дерево, недоступ­ное червям, тяжело, но за то крепче дуба и превосходнее для строения кораблей ; покна, род листвени, отлично пригодное для мачт; пагасса, или железное дерево; разные акации; азедарах, и другие менее известные сорты дерев. В пре­красных лесах Индии дерева нередко достига­ют такой вышины, что сильный стрелок не взбросит из лука стрелы на вершины их. В пополнение моего краткого исчисления Индийских прозябений, надобно упомянуть еще о множестве тростников и инбирников, куркуме, черном перце, замечательных злаках и прелестных односемянодольных, каковы : criuum asialicum,
234
polyanthes tuberosa, metbonica superba, множе­ство amaryllis, pancratium, aloës, и проч., также о лавровых деревьях, дающих корицу и камфа­ру, тамаринде, шафране, дереве, дающем беновое масло; наконец, многочисленных породах кас­сии и баугинии.
Хотя богатства ископаемого царства Индии были слишком преувеличены, но страны здешния действи­тельно обилуют рудниками всех родов, и если-бы высшие горные хребты были разрабошываемы, то, без сомнения, в них открылись-бы новые, неоце­ненные сокровища. Золото, медь, олово, железо, соль попадаются в Индии, не смотря на то, что ника­кою надлежащею разработкою не думали еще извлечь из них надлежащей пользы. Замечательно, что алмазные Копи в Голконде, по чудесным расска­зам стольких искателей приключений, с гром­кою славою перешедшие во все возможные геогра­фии, что эти копи, которыми столь долго уле­щали легковерное воображение Европейцев, не суще­ствуют, и существовали только в романических сплетнях. Английские минералоги осмотрели Голконду во всех возможных направлениях, перерыли в ней всю землю, изучили ее геогностически, пере­брали все туземные предания, справлялись с архи­вами Серингапашнама, и выводом всех возмож­ных изысканий было то, что в Голконде никог­да не бывало копей алмазных. В вознаграждение за это, драгоценные алмазы находятся в областях Нишам и Балагар. Там добываются
235
также рубины, саФиры, аметисты, ониксы, и пре­восходный горный хрусталь.
Все это должно уступить богатству царства животных. В этом отношении, нигде природа не показала себя столь роскошною и приветливою. Из числа млекопитающих, самые многочисленные животные, конечно, обезьяны. Тысячами прибега­ют они в города, цепляются по крышам до­мов, живут в пагодах, и могут почесться почти домашним животным между Индийцами. В числе родов их находятся: гиббон, генонъкаау, с огромным носом, гснон-дук, испещрен­ная всякими цветами, как швейцар католичес­кой церкви, длиннохвостый мауди, белая обезьяна, или веллакурангас, большая черная обезьяна, коримкурангас, и, наконец, как говорят, уди­вительные роды орангутангов. Многочисленность обезьян в Индии была замечена в древнейшие времена. Переходя из Персии в Пенджаб, вой­ско Александра встретило такое множество ъело&бкообрадныл существ, что сначала подумало, не Индийцы-ли выступают ему на встречу ; уже все готовилось в битву, когда с удивлением распознали, что это были легионы обезъян.
В северной Индии обитают антилопы и оле­ни всяких родов. В Бенгальских лесахч» мно­жество пестрых оленей, с белыми пятнышками, как на наших козах летом; в лесах Орис­ских находится джунглн-гау, или гиал, дикая порода домашних Индийских быков. Я говорил уже о красивых чернополосых тиграх, живу­
236
щих по Гангесской дельте. В других местах находятся черношерстный буйвол, с кривыми рогами, овцы с шелковистою шерстью, длинно­ногая коза майкай, коза Непаульская, с столь пушистым и красивым хвостом, что к нему приделывают серебряную ручку, и употребляют его, под именем co/ри, при Дворах всех Индий­ских Набабов, вместо опахала. Белки, павлины, «азаны, дикие петухи и курицы, сделавшиеся до­машними во всех странах, под именем Индий­скихъ’, множество родов медведей, и один с шерстью длиною в «ут, долгое время причи­слявшийся к породе брадинов (ленивцев), слон, носорог, геопард, чакал населяют леса, между тем, как реки Индийские представляют более 250-ти пород туземных рыб, во главе кото­рых надобно поставит гавиалов и двучешуй­ных крокодиловъ—чудовищных земноводных, пожирающих другие мелкие роды. За ними следу­ют громадные пресмыкающиеся: ящерицы, ядови­тые змеи, боа, достигающая до 80-ти «утов в длину; найа «окусников, урарлпмпе, амфнсвена, называемая Португальцами cobra de duas cabeças.
Между птицами такое-же многоразличие.—Крас­ные лорп, белые какатое, эмалевые пскттакп ; да­лее куруку, с золотыми и алыми перьями, мал ко­са длинноносая, кукалы с цветными перьями, бубы, такконды, едолии, явдннамы, сурнику, бородаткп, дятлы и другие прыгающие шпицы; наконец великолепные породы дронгов, с ярко-лазуревым цветом перьев, калшипомены, с изумрудными
237
перьями, аврпланы и миофоны цвета металличес­кого. Присоедините ко всему этому самих бле­стящих насекомых, пчел, почти все диких, и дающих душистый мед, бабочек всяких, цве­тов, шелковых червей, черных и белых мура­вьев, огромную саранчу, летающую стадами.
Мне должно остановиться в очерке естествен­ных богатств Индии, ибо невозможно было-бн вы­сказать их все. Природа сделала для здешней сто­роны много — люди прибавили весьма немногое. То, что можно назвать туземною промышленно­стью, ограничивается заведениями хлопчато-бумаж­ных тканей, с незапамлшуемых времен образо­вывавших собою один из главных предметов вывоза. Искуство ткать и красить хлопчатую бумагу, обрабошывать ее во всякия изделия, от грубой канвы до перкаля и сквозной кисеи—тай­на, преданием передаваемая в некоторых Ин­дийских кастах из рода в род. Считают не менее 424-х родов бумажных тканей, выде­лываемых в Индии, имеющих каждая свое качество и отдельное назначение. Альде, где наи­более производят их, находятся большею ча­стью в окрестностях Мадраса, Пондишери, Палиаката, Мазулипатнама, Визигапашнама и не­которых городов Орисса и Бенгала. Кроме бумажных тканей, уважаются еще Суратские вы­шитые ткани, Муршидабабские шелковые ткани, Кашемирские сукна и шали, Патнаскис ковры, Бе­наресские рогожки, Делийское белое оружие, фнлогранные изделия Бенгала. Рядом с Фабричными

238
и заводскими изделиями должно поставишь про­изведения земли, дополняющие итог вывоза: хлоп­чатую бумагу, сарачинское пшено, опиум, сахар, соль, перец, сапановое, тековое, сандальное де­рева, гуммилак, индиго, корицу, шелк, коше­ниль, алмазы и другие драгоценные каменья, жем­чуг, рыбу, тигровые кожи. Что касается до при­воза, то реэстр предметов его гораздо обшир­нее, ибо его составляют все обработанные Евро­пейские изделия—сукна, бархаты, огнестрельное оружие, водка, пряденое золото, стальные изделия, и проч. и проч.—Аравия отправляет в Бенгал свой ко*е, Бирмания свое тековое дерево, Молук­ские острова свою корицу и свой муипкат.
Изрытая, так сказать, следовавипими одно за другим завоеваниями, населенная воинскими пле­менами, которые более стоят в ней лагерем, нежели постоянно обитают, Индия не может представить точного и определенного разделения земель. Нынешнее деление совсем не относится к первобытному, но зависит от устройства, какое придали Индии Англичане. Можно принять ^здесь два рода топографии: один чисто-геограФический, разрезывающий Индию на Индостан и Дей­кин, северную и ржную сторону; другой полити­ческий, разделяющий Индийские земли на государ­ство Англо-Индийское, союз Овиков, владения Снндн, царства Спндиа и Непауль, и наконец, частные Европейские участки.
Англо-Индийское государство-собственно де­лится на три президентства : Калькутту, Мад­
239
рас, Бомбай. Оно управляется Директорами ОстъИндской Компании, и подразделяется на области, из коих в каждой находятся судья, казначей и еще по нескольку чиновников. — Я говорил уже о Мадрасе и Калькутте. Главное место третьего президентства, Бомбай, обширный и прекрасный город, почти с 200,000 жителей, находится на острове Бомбай, на Малабарском берегу. За­мечательные здания в нем : Англиканская цер­ковь, дворец губернатора, базар, казармы, порт, арсенал и великолепный храм Гебров, на освящение которого сходилась ликующая толпа поклонников огня, со всех краев Азии. После Калькутты, Бомбай самый торговый город Ин­дии и лучший военный порт Английский в Индий­ских морях. На его верфях выстроены прекра­сные Фрегаты и множество превосходных купече­ских кораблей. Кроме Европейских домов, дей­ствующих на тамошнем торжище, находится в Бомбае множество Гебров и Армян, заня­тых торговлею и обладающих большими капи­талами. Прибрежное плавание, в следствие сего, деятельнее, нежели во всех других Индийских портах. Бомбай складочное место для товаров Малезии, Персии, Аравии и Абиссинии. В нем издаются журнал на туземном языке и несколь­ко газет на Английском.
В президентстве Бомбайском замечательны : Магпм, город с 4 5-ю тысячами жителей ; Элефанта, остров, принадлежащий к купе Бомбайских ; Тайна, на острове Сальсетш, самом боль-
2M)
том из этой купы, с подземельями, иссечен­ными в утесах ; Пуна, город с 100,000 жите­лей, прежнее место обиталища Пейшва, или на­чальника Мараттских племен, изгнанного вой­ском Английским в правление маркиза Га­стингса в 1818 году; Сурат, знаменитый ры­нок Востока, и при упадке своем все еще за­ключающий в себе до 170,000 жителей ; Амедабад, древняя столица Гузураипа, один из бога­тейших городов Азии во времена путешествен­ника Тевено,более Монгольский, нежели Индийский, сохранивший доныне свои великолепные мечети и до 100,000 жителей; Камбай, дающий название об­ширному заливу ; Бпджапур, или Вндапур, не­когда столица знаменитого царства, ныне до шего упадший, что Макинтош называет его Декканскою Пальмирою ; Бнснагар, город чудесных развалин, царь Индии по своим памятникам, восходящим ко времени самого цветущего со­стояния Браминизма и Индийского зодчества.
В Калькушском президентстве, кроме горо­дов, уже упомянутых мною, представляются еще : Дакка, на старом Ганге, мануфактурный город, с 200-ми тысяч жителей, древняя сто­лица Индии; Муршндабад, бывший столицею Вели­ких Моголов с 170^ по 1771 годы, ныне обипиавхмый 160,000 жителей, место аппелляционного суда и пребывание Набаба, получающего пенсию от Компании ; Гур и Раджемал, бывшие пооче­редно столичными городами, первый с баснослов­ным народонаселением, простиравшимся, по сви­
2Д1
детельству Монгольской книги Луеп-ЛкЪагу (Зер­цало Акбара ), писанной в 4 598 году, до двух ммлмонов человек ; другой, гораздо менее слав­ный и менее населенный; Береамиур, один из шести главных воинских таборов Английских в Индии, устроенный в новейшие времена ; ка­зармы и домы в нем вытянуты в щегольском порядке вдоль берегов Ганга; Патна, столица Багара, с 300,000 жителей ; Манежи, знаменитый своим Банианским деревом, тень которого в полдень имеет до 4,446 Фуип. Англ, в окруж­ности ; Монгнр, Бирмингам Индийский по своим стальным и оружейным заведениям ; Боглнпур, славный ткачеством бумажных и шелковых ма­терий ; наконец — Бенарес, столица Браминизма, священный для Индийцев город, где от каждого Индийского Раджи живет вакнль, или представитель его при духовных обрядах. Бе­нарес считает ныне до 600,000 жителей, но построен довольно плохо ; украшенные верандасами и высокие в несколько эгпажей домы про­стираются в нем вдоль берегов Ганга; в них обитает народонаселение, временное и постоян­ное, из ремесленников, пилигримов, Факиров, но всего более из толпы Браминов, главных обитателей в этом центре религиозного влады­чества Индии. По улицам свободно бродят волы, посвященные Шива, обезьяны, покровительствуемые богом их Гануманом, и нищие, надоедающие всем благочестивым своим воплем и прось­бами. Замечательнейшие памятники Бенареса суть—
Ч. II. 4 6
2Л2
мечет Ауренгзеба, храм Висвиша и обсерва­тория раджи Джейзинга. Кроме того, в Бена­ресе есть множество училищ Индийских и Мугаммеданских, и в числе их Браминский уни­верситет, основанный Английским правитель­ством, под названием Видалая. Торговлю Бе­нареса составляют шали северных областей, шелковые, бумажные и шерстяные ткани, Англий­ские товары, получаемые из Калькутты, алмазы и драгоценные каменья. — В окрестностях Бе­нареса находится Гаднпур, где помещен Ан­глийский табор, со времени Бенаресского возму­щения в 4781 году. Это прекрасный и цветущий город, славный своим благорастворенным кли­матом и полями роз. В Газипуре умер Лорд Корнваллис, и там воздвигнут ему надгроб­ный памятник, в виде башни, странного и беспорядочного зодчества.—Розовые Газипурские поля, на пространстве нескольких сот акров, пред­ставляют зрелище очаровательное. .Аттар, или розовая эссенция, извлекается из розовой воды, или настойки роз, которые складывают, в воль­ном воздухе, на ночь, в открытые сосуды. При восхождении солнца бережно снимают розовую эссенцию, плавающую на поверхности—это масля­нистое вещество есть аттар. Чтобы достать аттара на вес одной рупии (около 2франков), надобно 200,000 развернувшихся роз. В след­ствие такой дороговизны материала, аттар до­ходит до безумной цены. — Газипурский табор самый здоровый по своему положению, из числа
2ЛЗ
всех Английских таборов, и потому посыла­ют сюда на отдых полки, более других по­страдавшие в местах нездоровых. Оставляемые в Газипуре, нередко с женами и детьми, на 40, 45 и 20-ть лет, Английские солдаты и унтеръОФицеры стараются устроить для себя удобства и удовольствия, напоминающие отчизну. Они сна­ряжают театры, играют как умеют, то простонародные Фарсы, то Шекспиров! трагедии на солдатский лад. По обычаю, введенному в Индии, каждый солдат может иметь Индийца в услуге, и потому нередко можно видеть, что в палатке какого нибудь сержанта, его толстая, прелестная супруга предается сладостному без­действию сиесты, а между тем невольники наве­вают на нее прохладу широкими опахалами.
Вне округа Бенаресского, 3^ мили далее на за­пад, при слиянии Джумма и Ганга, лежит Аллагабад, почитаемый святым между Индийцами, цель их благочестивых странствований. — За шем следует Агра, на Джумма, некогда пребывание Великого Могола Акбара, ныне груда развалин. Географы еще недавно полагали здесь 800,000 жи­телей, веря рассказам Легу де-Фле; этот не­лепый счет сведен на 60,000 Гамильтоном, Английским путешественником, сделавшим мно­го подобных поправок в своем любопытном путешествии. Дворец Акбара ; Мотп-Месжпд, мечешь, выстроенная из мрамора ; Таджн-Магал, надгробный памятник, воздвигнутый Ша-Джиннамом его любимой жене — свидетельствуют сво-
4 G*

2«Л
ими великолепными обломками прешедшее величие местопребывания Индийских властителей. Подле Агры находятся : Секандра, знаменитая надгроб­ными памятниками Акбара и министра его АбулъФазеля ( сочинителя Айен-Акбарп ) ; Фапгтипур, крепость Бгартпур, Бнмдрабанд, где замечате­лен огромный, крестообразный пагод. Гамиль­тон считает его одним из прекраснейших памятников Браминизма.
Последний, но важнейший город здешней сто­роны—Дели, местопребывание тени прежних Мон­гольских властителей Индии, Великого Могола, который теперь ничто иное, как пленник, полу­чающий пенсию ош Ост-Индской Компании. Он живет во дворце, великолепном здании, которое епископ Габер считает превосходящим зна­менитый Кремль Московский; это обширное собрание разнородных строений из красного гранита, окруженное высокими стенами и глубоким рвом, объемлющее почти милю в окружности. Здесь влачит бытие, сохранивший гордое название Мо­гола, Мугаммедъ—Лкбар. Его императорские дурбары, или приемы, производятся в таком поряд­ке, как будто-бы он не по имени только был владыка Индии. Когда Жакемон проезжал через Дели, Его Могольское Величество непременно за­хотел надеть на путешественника почетный ха­лат. Потомъ—невзначай, но кстати—спрашивал, есть-ли теперь Король во Франции, и не по-Английски-ли говорят Французы ? После гаого пу­тешественник был отпущен с титулом Са-
2Л5
геб-Б ага дура ( знаменитого победителя ), очень приличным к подвигам и занятию мирного уче­ного странника. Впрочем, нынешний Могол кра­сивый старик, почтенного вида, с седою бородою, которая льется белыми волнами по его груди.
С давних времен местопребывание Индий­ских монархов, Дели показывает эшо важное преимущество величием и великолепием памят­ников, знаменующих собою историю Монголь­ских императоров. Дворцы и мечети видны в нем во всех сторонах. Из числа последних, лучшая есть Дженя-Месжнд, опоясанная колонна­дою из красного гранита и мрамора. Длина зда­ния 2>и0 Футов j два минарета его по 420 Футов в вышину. Куполы, внутренния украшения, кпбла ( место Мекки ) превосходят богатством всякое ожидание. До нашествия Тахиас-Кули-Хана Дели был знаменитым местом хранения сокровищ, вобранных Монгольскими государями. Бедствие, тогда постигшее Дели, уничтожило его навсегда. Из 2,000,000 жителей, как полагали во времена Ауренгзеба, число их ныне убавилось до 200,000.— Английский чиновник постоянно живет в Дели, для надзора над титулярным властителем Индии.
Кроме исчисленных мною городов первой степени, Президентство Калькутское считает еще значительными : Чплъмарн, славный пилигрим­ством браминов ; Дпнадпур и Парниа, мануфак­турные города ; Фарракабад, с 70,000 жителей ; Бареллп > Шаджанпур, Рампур ( столица одного
2*6
из князей Индийских ), Рогилла, с 50,000 жи­телей, Гардвар, маленький городок на берегах Ганга, куда более милльона Индийцев приходят ежегодно совершать благочестивые омовения; Кат­так, столица Орисской области ; .Яггернаут, уже описанный мною ; наконец Балассоръл город упадший, но все еще важный своими верфями и добыванием соли.
В Президентстве Мадрасском находятся : Конджеверан, замечательный своими пагодами ; Аркот, прежняя столица южного Карнатика ; Веллор, военный Английский табор; Трипетти} слав­ный своим храмом. Потом, далее в Карнатике: Трнномали, где пагод с четырьмя башнями, и одна из них в 200 «утов вышиною, 4 2-ти этажей; Чплламбаражь, заключающий в себе много пагодов пирамидальной Формы ; в одном из них устро­ен Нерта-Шабен, или святилище вымости; состав­ленный из тысячи столпов, беспорядочным усшройсшвом образующих параллелограм, среди которого помещено святое место, или наос. Столпы, в 30-ть Футов вышиною, сделаны из гранита и покрыты религиозными изваяниями. Этот пагод, кажется, есть один из древней­ших в Индии. Далее находится Танджаор, близ Кавери, с 30-ю тысячами жителей ; здесь также есть храм, по словам Лорда Валентиа принад­лежащий к превосходнейшим пирамидальным хра­мам Индийским. За тем следуют города : Триt пистоли, с 80,000 жителей, и Серингам, оба замечательные по своим храмам ; Рамнссе-
2*7
рам, остающийся постоянно во владении Па и д пра­ймов ; Мадура, некогда столь важный и крепкий ; Коъим и Каликут, города приморские и торговые; наконец, Мангалор, с 30,000 жителей, занятых прибрежным торгом и плаванием.
Кроме всех исчисленных здесь городов, со­ставляющих непосредственное владение Компании, находится еще много зависящих от неё услов­но. Таковы сушь, в царстве Аудском, Лукно в, с народонаселением 300,000, где живет Набаб с своим великолепным Двором ; в Деккане, Гайдер-Абаб, местопребывание Низама, населенное 200,000 Индийцев; Эллора, замечательный своими храмами, иссеченными в утесах горы, и укра­шенными ваянием, подобно Египетским гипоге­ям; Нагпур, столица царства сего имени; Барода в Гузурате ; Джейпур и Джупур, в области Аджмарской, оба зависящие от Раджапушов; Ин­дур в Малва, прежняя столица Маратшов ; Мнлор, в царстве сего имени, где Гайдер-Али и сын его Типпо-Саиб столь долго противились Англичанам.
Владения Индийские, независящие от Компании, суть царства Сандиа и Непаул, союзные области Сенков, и княжество Сияди. Могучее лет за тридцать прежде, при властителе своем ДаулепгьРау, царство Синдиа ныне отвсюду стеснено вла­дениями Англо-Индийскими. Оно состоит из раз­дельных областей Лера, Мальва и Кандеиш. Глав­ные города здесь : Гуалиор, с 80,000 жителей, славный своею крепостью, вырубленною в утесах;

248
Уджсйн, бывший столицею Синдиа до 4810 года; Бургампур на Тапти, один из самых приволь­ных и хорошо выстроенных городов Индий­ских.
Союз Сеиков можно уже называть царством Лагорскнм, с тех пор, как Рунжет-Синг взял первенство над всеми Сеикскими власти­телями. Это царство занимает все земли на север от Английских владений до верхнего Ти­бета и области Кабульской. Оно делится на верх­ний и нижний Лагор, или Пенджаб, Кашемир, Авганнстан и Мултан. Замечательны : Лагор t красивый город, на берегу Рави, среди цвету­щих полей ; Лмретсир, главное место богослу­жения Нанекского, торговый и мануфактурный го­род ; Кашемир, или по-Индийски Сермнганар, (обитель благополучия), важный город, имя кото­рого столь известно по шалям, в нем выработываемым и столь прославленным повсюду; Мул­тан, который высокие стены и крепость едва за­щищают от нападений Авганцев.
Царство Непаульское ограничено на запад Кали, на восток Кули, на юг Английскими владениями, на север Китайским Тибетом. Единственные города его, о которых стоит упомянуть : Катманду, столица царства, местопребывание Рад­жи, и ЛалнтагПатап, более правильный и лучше столицы населенный.
Княжество Снндн отрывок от царства Ка­бульского, которому прежде было оно подвластно. Гайдер-Абаб, столица его, находится на остро­
249
ве, образуемом реками Индом и Фулайли. Город эилош замечателен своими оружейными Фабри­ками. Хорошо защищенная крепость служит обык­новенным местом пребывания властителей сей земли, принимающих наименование умнровъ—оче­видное искажение Монгольского слова; Эмир. «Здесь ( говорит Бурнес ) собраны великия сокровища, состоящие в рубинах, алмазах, жемчуге, изум­рудах, слитках золота, монете, и проч. Синдийский Умир обладает кроме того богатейшим собранием оружий.»
Цэ числа немногих Европейских Факторий, терпимых доныне Великобританией) в Индии, я говорил о пяти небольших Французских коло­ниях, и о Серампур, принадлежащем Датчанам. Они обладают еще Транквебаром, на Короман­дельском берегу, где утвердились с 1616 года. Эшо красивый городок, устроенный по-Европейски, с опрятными улицами и домами, которые украшены портиками. —Португальские владения в Индии все еще носят громкое название Внце-Королевсшва Индийского, хотя все они заключаются в нескольких упалых городах. Знаменитейший из нихъ—Гоа, ничто иное, как пустыня, застроен­ная церквами и жилищами духовных особ. Не­сколько монахов, десятка три монахинь, и сотня Индийцев, обращенных в Христианскую веру — вот все народонаселение города, которому, по старой славе, придаются доныне во многих гео­графиях прилагательные имена цвиипущего и много­людного. — В пяти милях ниже Гоа находится

250
Панджнж, или Новал Гоа (Villa-Nova), построенная на маленьком острове сего имени, морской при­тин, где сохраняются последние предания о благо­денствии и славе древнего Гоа. Тут живут Архиепископ и Вицерой, с немалыми расходами содержимые Лиссабонским Двором в его Индий­ских владениях.
ГЛА®А S2LII.
КАЛЬКУТТА.-ВОЙНА АНГЛИЧАН ПРОТИВ SHFMAНОВ.—ЦАРСТВО ВИРМАНСКОЕ.
В числе колец, недавно прицепленных к цепи Англо-Индийских владений, и обозначаемых обык­новенно под названием Индии Загангесскон (Tïansgangétique), находится одно, за которое Компания заплатила дороже, нежели чего оно стоило в са­мом деле. Я разумею здесь недавния завоевания, учиненные Англичанами в Бирмании. Их выгоды оказались далеко несоразмерны средствам, какие для приобретения их были употреблены.
Царство Бирманское, увлекшее внимание Европы и возбудившее опасения Англичан своею борьбою против Компании, до сих пор все еще остает­ся несовершенно известным. Его первобытные племена, Бирманы, или Браманы, царствовали не­когда, как говорят, над всеми странами за Гангом. В разные времена, следуя успехам и неудачам победы, пределы Бирмании распростра-
Ijt
Ии
252
нялись и уменьшались. По данным, сколько воз­можно верным, царство Бирманов в настоящее время можно поместить между 6° и 27° сев. ши­роты, и 90“ и 99° долготы восш. — Таким обра­зом, величайшая длина его составит около 525 льё, ширина до 1 80-ши, а вся поверхность около
0,000 квадр. льё.—Что касается до народонасе­ления, известия в этом отношении чрезвычайно неопределенны и гадательны. Полковник Сеймес, в -1795 году, полагал население Бирмании в 5-шь милльонов, но Г-н КрауФорд, в -1826 году, считал его неболее, как в гетыре мплль z'in.
В ХѴИ-м столетии, когда Португальцы яви­лись в Индии, Бирмания составляла отдельное могущественное государство, завоеванное Монго­лами, под именем Миен. Так называлось оно издревле. Арракан и Бенгал тогда принадлежа­ли к нему. Через несколько времени потом, Бирманы завоевали Пегу, при чем находился Пор­тугальский искатель приключений, некто МендезъПинто. Через сто лет после сего, дела обра­тились в пользу Пегуанцев; с оружием в ру­ках выступили они из областей Далла, Марта­бан, Тонго и Лроно ; при помощи Европейцев, разбили Бирманов во многих сражениях, и кон­чили завоеванием столицы их Ава, в 1752 году. Но в следующем году восстал мститель Бир­манов. Это был, зверолов по своему занятию, Аломпра. С сотнею человек, начальствуя неболь­шим местечком, он воспротивился войску по-
253
бедителей, подкрепил себя несколькими сообщни­ками, удачно нападал на отряди против него посыланные, и кончил тем, что возвел род свой на трон Авский. Он хорошо держался на нем, не смотря на все усилия Пегуанцев и внутренния смятения. Могущество его было так хорошо укреплено через несколько лет, что он двинулся на завоевание Сиама, и только смерть могла остановить его обширные замыслы. В краткое, но славное правление свое, он дал зем­ле своей направление к благоденствию и образо­ванию, исправил судебную часть, установил пра­вильный сбор податей. Около этого времени две Фактории, Английская и Французская, существова­ли в одном из Пегуанских портов. Вместо поддержания благоразумного неутралитета, на­чальники той и другой вмешались в дела, один за Пегуанцев, другой за Бирманов. Следствием было, что корабли, посланные Дюплейксом с отрядом войск, были захвачены Аломпром, и по его повелению перерезаны были солдаты и эки­паж кораблей.
После основателя новой династии Бирманских царей царствовал старший сын его, МендерагнПрау, с 4764 года. Он защитил права свои от бунтов и заговоров. После него объявили царем малолетного сына его ; но юный власти­тель скоро был низвержен опекуном и дядею, Шембуаном. Этот сын Аломпра завоевал цар­ство Сиамское, впрочем недолго удержал свое завоевание, и отразил 50-ти тысячное войско
25Л-
Китайцев, пришедшее в области, орошаемые Ирравадди. Никакое важное политическое событие не ознаменовало царствований его наследников. Шенгуза, властитель ничтожный, но жестокий, был низвергнут заговором своих вельмож ; Момиен, наследник его, погиб насильственною смертью, и очистил место Мендерагн~Прау, осно­вателю города Амарапура, объявленного тогда столицею Бирмании. Этот властитель завоевал Арракан, и заставил Сиамского владельца усту­пить себе часть областей, так, что все примор­ские места Индо-Китайского полусшрова до при­стани Мергуи были подчинены власти его.
За временем военных смятений следовало для Бирмапии время спокойствия. Едва не началась уже и в то время война между Бирманами и новым неприятелем, страшным более всех других. Несколько Малайских Форбанов учинили дерзкия своевольства, покровительствуемые Английскою конторою, находившеюся в Шиттагонге. Царь Бирманский узнал это обстоятельство, оскор­бился нарушением дружбы, и отправил войско, требуя наказания виновных. К счастию, Англий­ское заведение было тогда начальсшвуемо храбрым и благоразумным офицером, маиором Эрскином. Он условился с Бирманским начальником не начинать неприятельских действий до получения ответа из Калькутты. Дело кончено было ми­ролюбиво. В следствие Шипппагонского перегово­ра, сир Джон Сор, бывший потом лорд Тенмоут, почел за полезное отправишь оффицияль-
255
ное посольство ко Двору Бирманского царя. Оно препоручено было капитану Сеймесу, издавшему потом описание своего путешествия, где в пер­вый раз увидели надлежащее изображение Бирман­ской земли, до того времени описанной весьма нешочнд.
Доброе согласие между Мендераги-Прау и Анг­личанами продолжалось после посольства 4795 года лет семнадцать. Около 484 4 года, Бирман Кинберрин, важная особа в царстве Арраканском, нашел себе убежище в Английском заве­дении, и укрылся в Шиттагонге, в следствие каких-то неудовольствий с Амарапурским пра­вительством. Если-бы дело тем кончилось, мо­жет быть, это событие не имело-бы никаких дальнейших следствий, но изгнанник собрал на пределах Бирмании недовольных, присовокупил к тому воинские племена Мугов, пошел на Арракан, и успел покорить его совершенно, кроме столицы. Можно подозревать, что Англи­чане не оставались тут без участия. Но они торжественно отреклись от Кинберрина, и ма­иор Каннинг был отправлен к Авскому Двору, для оправдания Компании в сильных подозрениях. В течение почти четырех лет, до самой смер­ти Кинберрина, последовавшей в 4 84 5 году, от­ношения Бирманов к Англичанам заключались во взаимном надзоре и недоверчивости. И самою смертью возмутителя не прекратилась неприязнь, ибо Муги продолжали сражаться, и разбитые бежа­ли на неутральную землю Англичан, избегнувъ
256
тем должного наказания. Бирманы хотели даже союзиться с Марапппами, бывшими тогда в от­крытом возмущении, и дело устранено было только покорением Мараштских народов Анг­лией) в 4 84 8 году. Кончина Мендераги-Прау, в 4 84 9 году, только что более усилила беспрерывно возраставшие несогласия.
Одним из первых дел его преемника была перемена местопребывания. Оставив Амарапура, он основал столицу в Ава. С 4 84 9-го по 4 824год следовали события довольно важные, так, что могли произвесть разрыв явный. Он вспых­нул наконец по поводу завоевания Ассамского царства, равно пограничного с северною Бирманиею и восточными Английскими владениями. Воз­будив своими происками внутренние раздоры в Ассаме, Царь Бирманский присоединил Ассам к своим владениям, и таким образом сделался прямым соседом Англичан, и соседом беспо­койным. Течение реки Брамапутры образовало границу двух соперников. Остров Пианурн, на этой реке, был занят Английским укреплением. Бирманы утверждали, что зтот остров принад­лежит к Ассаму, и без предварительного объ­явления войны, в Январе 4 82Ѵ года, захватили его, овладевши притом Английским кораблем. На представления Компании были ответом взаим­ные жалобы. Бирманы говорили, что Английские агенты покровительствуют под рукою бунтов­щикам в Ассаме и Качаре. Захваченный корабль
257
был возвращен, по остров, предмет спора, Бирманы не отдавали.
Лорд Амгерст, бывший тогда Генерал-Губер­натором Индии, увидел, что кроме * доказа­тельств силою, ничем не льзя было убедить гор­деливого Царя Бирманского. Дело началось в обла­сти Канарской, где Английские отряды встретили Бирманские войска, приготовленные к вторично­му вторжению в земли Англичан. Значительные битвы даны были при Будпатти и Буддапуре, и 5-го Марта, в Калькутте сделано было Формаль­ное объявление войны Бирманам.
Сначала продолжалась она па месте первоначаль­ных сражений. Столицу Ассамскую взяли присту­пом, и весь Ассам покорился-бы Генералу Мори­ну, если-бы дождливое время не заставило прекра­тить военных действий.
В течение этого принужденного перемирия, Генерал-Губернатор переменил план кампании. Вместо продолжения военных действий в спор­ных областях, он решился перенесть их в другие места, и тем развлечь силы неприятеля. Приготовили высадку в Рангун, приморское ме­сто при устье Ирравадди, и таким образом мор­ские силы, в случае надобности, могли подкре­пить движения сухопутных войск. Десять ты­сяч человек назначено было в эту экспедицию ; 43, 38 и Л4-й полки Английской пехоты, полк конницы, четыре, или пять батальонов Мадрас­ских сипаев, две роты артиллерии, с 4 6-го пуш­ками, и множество пионеров, отправились изъ
Ч, II. 47
258
Мадраса и Калькутты, под прикрытием многих военных кораблей, начальсшвуемых коммодо­ром Грантом. Все войско вверено было пове­лениям Арчибальда Кемпбеля, полковника 38-го полка; его наименовали генералом. После оста­новки в порте Корнваллиса, на Андаманских островах, месте сбора эскадры, корабли Англий­ские вступили 4 0-го Мая в реку Рангун. Тут одного парохода Диана достаточно было рассеять эскадру Бирманских лодок, красивых и раз­золоченных, из которых иные были до 80 Фу­тов длины, с 52-мя гребцами и 4 50-ю воинами. После смелого начала, 44-го Мая совершена была высадка; несколько пушечных выстрелов испуга­ли Бирманского вонгу (начальника), и он, с гар­низоном, оставил плохия Рангунские укрепления, уводя с собою, вместо заложников, несколько попавшихся ему Английских купцов, и оставляя город во власть победителей.
При известии о неожиданном вторжении Анг­личан, Царь Бирманский обнародовал воззвание к своему народу ; ответом было восторженное участие Бирманов. По причине дождливого вре­мени, остановившего действия неприятелей, имели средства устроишь силы и приготовиться к за­щите упорной. С своей стороны, Англичане не оставались в доверчивом бездействии после на­чального успеха. Владея Рангуном, они увидели важность этого приморского пункта, и решились укрепишься в нем, пока будет возможно занять точку действий во внутренней Бирмании, более
259
выгодную. Здесь устроили сильные укрепления от города до великого пагода Дагонова, находящаго­ся в двух милях на С. 3.
Пагод этот, называемый туземцами /Тодологеным, есть великолепный храм Буддийский, посвя­щенный Гугпаму. Приблизившись к нему по доро­ге от Рангуна, надобно взойдипи по крыльцу из ста ступеней на площадку к аллее, ведущей до главной часовни идола. Часовня эта представляет собою Форму конической пирамиды, которую всего вернее можно уподобить огромнейшему колоколу, поставленному на неровных подмостках, а к верху сведенному острою с полосками стрелою. Эта пирамида, в 338 Футов Английских выши­ною, вся позолочена, ярко светится на солнце и далеко отбрасывает светлые отливы свои. Окрест главного храма возвышаются шпицы мно­жества п.рау, или маленьких пагодов, обставлен­ных по бокам чудовищными истуканами, похо­жими на Египетских сфинксов, с головами че­ловеческими и разных животных. Когда кото­рый-либо из сих прау, посвященных Гушаму, разваливается, вместо возобновления, немедленно воздвигают подле него новый, так, что окруж­ность большего пагода всегда бывает обстановлена этими красивыми строениями. Общность ост­роконечных храмиков, маленьких, в виде зон­тиков, убежищ, где укрываются поклонники, и различных частей построения, обремененных позо­лотою и мозаикою, почти симметрическою по самой своей неправильности, увлекают взор и
17*
260
внушают невольное удивление. Недалеко от свя­тилища находится огромнейший колокол, семь локтей в вышину, пять локтей в диаметре, двенадцать дюймов в толщину по краям. Над­пись на Палийском языке, вырезанная на одном из боков, показывает, что колокол этот, около 4 780 года, был принесен храму одним из князей Бирманских.
Взгляд на окрестности, с высокой площади нагода, величественн. Вдали змеятся Ирраваддч и Пегу, оторачивающие своим слиянием протяжение жунглей и густых лесов. Ближе к пагоду, пе­стреют участки земли обработанной, покрытой различными нивами. Зрелище изменяется и разно­образится остроконечными пирамидами, если при­ближаться к Рангуну с восточной стороны. Гру­да зелени закрывает тогда открытый вид на до­лины, но лучше можно рассмотреть за то подроб­ности священного убежища Бирманской религии.
Победители и полные хозяева Рангуна, Англи­чане не думали уважишь религиозных приличий храма Бирманского. Они осмотрели все потаен­ности Дагонского капища. Пагод открыт со всех сторон, и в особенного рода железной клетке, расписанной золотом и алою краскою, виден в нем кумир Гутама, которому посвя­щен пагод. Святилище это, в обыкновенное время, открывается только для раганов, или жрецов Будды, но, или из любопытства, или с намерением открыть сокровища, спрятанные в нем, по общей молве, Английские начальники
261 ;
I
осмотрели его более нежели подробно. Вии послед­нем отношении, обозрение их оказалось бесполез­ным. Поиски, для которых они взрыли даже зем­лю, на довольно значительную глубину, едва до­ставили им несколько металлических статуек, продажею которых заплатили копачам, употреб­ленным в работу. Сокровища, если только были они в Дагоновом храме, без сомнения, увезли с собою во внутренния области служители Гушама, оставившие своего бога.
Между тем взятие Рангуна Английскими вой­сками ничего не решило. Через две недели поло­жение дел изменилось даже не в пользу их, и до такой степени, что Кемпбел был осажден Бирманами в его укреплениях. Значительные отряды Бирманов заняли оба берега Ирравадди ;
они огородили стан Британский, и построили на всех путях подвижные городки ( slockad.es ), род четыреугольных блокгаузов, из токовых досок, с бамбуковыми палисадами. В этих укреплениях Бирманских не были упущены ни правильность, ни твердость ; во многим, ровъ J
внутри, ров снаружи делали приступ затруд­нительным ; в иных баштареи защищали от всякого покушения неприятельского. Впрочем, Бир- j
маны, вообще взятые, составляли войско бесешраш- j
ное, шли на огонь отважно, горячо, и не подава­лись назад, умирая на своих местах. С первых схваток, Англичане почувствовали, что цачалц ;
дело уже не с Индийцами, j
262
Видя, шию неприятель стесняет его весьма сильно, Кемпбель приказал бригадиру Мак'Кри очистишь окрестности города ; потом, сообра­зив действие более решительное, отрядил 4 3-й полк, под начальством маиора Саля, против городков Кемендинских, в двух милях от Рангуна, между тем, как сам лично пошел на урочище, называемое Мыс пагода, в трех ми­лях выше. Двойное нападение эшо кончилось сча­стливо. Маиор Саль напал на неприятельский го­родок с упорною отвагою, первый сам пошел па стену, и не смотря на усильный огонь Бирма­нов, пробился сквозь палисады их. Защищение было жестокое. Полунагие, закрытые только Фар­туком по поясу, иные вооруженные ружьями, дру­гие саблями и копьями, туземцы шли на смертель­ные выстрелы и штыки Английские, не щадя себя. Несколько их пало от руки храброго Офицера Мильна. Во внутренности укрепления, где осаж­денные построили для себя хижины,кровопроли­тие продолжалось несколько часов. Англичане по­теряли около ста, Бирманы несколько сот чело­век. Остальные из них успели перелезть через загородки и убежать в поле. Пока все это проис­ходило в Кемендине, Мыс пагода был агатаковал Кемпбелем. Военные корабли Фетнда, Тенмоут и Спутник произвели пушками своими главную очистку. Крутизны речного берега были уставлены городками ; их сбили и обезоружили один после другого. Солдатам оставалось уда­ришь, прогнать и преследовать защитников.
263 . f
Все эпю было только предвестием действий более значительных. Августа 4-го, город и па­год Сейриемский были завоеваны бригадиром Смелтом, хотя поход во внутренность земли сильно опустошил Английское войско. При напа­дении на пагод Килалу, бывшем 5-го Октября, огонь неприятельский сделался так силен, что сипаи струсили и пали ниц лицом на землю. Самые Английскиё Офицеры признавались потом, что никогда не слыхали они такого жестокого свиста пуль от стрельбы упорной и постоянной. Для взятия неважного поста, надобно было два раза ходить на приступ.
Около половины Октября ., Английский полково­дец расширил круг своих нападений. Владея Рангуном, Сейриемом и островом ПИедуба, он отправил отряд на Мартабан, Тавай и Мергуи. Велено было стараться восстановишь Сиамцев про­тив властителя Бирманского и воспользоваться их помощью. План этот не удался, но Марта­бан и богатый пагод его были взяты присту­пом 30-го Октября ; Тавай, Мергуи, область Теннассерим и область Эи покорились Англичанам. и
Во всей этой мелкой войне, Царь Бирманский не приступал еще прямо к делу. Он ждал пока исполнится его повеление о восстании всеобщем. Когда главное войско Бирманское изготовилось ;
и вооружилось, как кто умел, част его двину­лась к северу, где ни одного важного действия до сих пор еще не происходило. Другая пошла к Рангуну, предводимая лучшим Бирманским вож-
26M
дем, Маа-Бундула ; она состояла из 60,000, и в числе их находилась гвардия царская, называе­мая Неприкосновенною.
В конце Ноября, Бундула явился перед Рангу­ном, с многочисленною артиллериею и отрядом Кассайской конницы. Срубив множество деревь­ев, Бирманы огородили засеками войска Кемпбеля. Бирманский полководец думал, что даль­нейшие успехи должны следований за успешным окончанием этого первоначального дела, и что вскоре приведет он вч> цепях Английского на­чальника к позлащенным ногам владетеля Ава.— Бирманские войска начали свои нападения. Жонки туземные устремились на Английский Флот, между тем, как множество войска пошло в лицо Ан­гличанам и под огнем их строило городки, для лучшей защиты нападающих. Пят дней этого занятия дали возможность Бирманам окружишь укренлениями весь Рангун, и левое крыло их начало сильно тревожишь линию Англичан. Вылазка 1700 человек разрушила защитительные строения, и заставила Бирманов поспешно удалиться. Тогда Бундула соединил все усилия в центре аттаки, прямо прошив большего пагода. Его засеки были здесь подвинуты так близко, что только полъвыстрела отделяло ряды Англичан от Бирма­нов. При таком положении дел, сир Кемпбель велел начать общее сражение. Ноября 8-го, в четыре часа утра, все баштареи Английские были открыты; они гремели беспрерывно в течение восьми часов, громили во всех направленияхъ
265
городки Бирманов, осыпали неприятеля ядрами, картечами, гранатами, Конгревовыми ракетами, и так ужасно, что храбрость Бирманская содро­гнулась и уступила. Удар маиора Саль на левое крыло неприятеля принудил Бирманов к обще­му отступлению. Они оставили даже несколько пушек, и поле сражения было покрыто 2000-ми неприятельских трупов.
Рангун освободился от блокады, но окрестная область не была еще свободною; через пять дней, новые укрепления, новые городки построены были в нескольких милях далее, в селении, называе­мом Коркен. Аттакованные в этом месте, Бирманы оставили его, но утвердились еще да­лее, учреждая беспрерывно свои городки и палиссады, с таким искусшвом и такою скоростью, чпю то и другое сделало-бы честь лучшим инже­нерам Европейским.
Несколько времени, с обеих сторон, наблю­дали друг за другом, не пускаясь ни на что ре­шительное. Англичане не изъявляли намерения оста­вишь берега ; Бирманы, сделавшись осторожнее, удерживались во внутренних областях к сто­роне Муннипора. В северной области, они зани­мали весь Ассам, а на юге, по видимому, пред­приняли план только оборонительной войны, долженствовавшей истощением сил неприятеля возвратить им все выгоды, какие получили Ан­гличане при начале действий.
Но Англичане не теряли бодрости. Компания оказывала особенную настойчивость в войне ;

266
определили открыть особенный заем, по 7-ми, или 8-ми процентов, шолько-бы привести дело к желаемому концу. Войско сира Кемпбеля было усилено, и особенный корпус, под начальством бригадира Морриссона, был устроен в Шиштагонге, состоя из 40,000 человек, для действий сообразно распоряжениям войск, зани­мавших Рангун. Третий, более значительный корпус должен был идти на северные области, Ассам и Качар. Таким образом, в Январе 4825 года царство Бирманское долженствовало подвергнуться нападению в одно время с трех пунктов, севера, юга и центра.
Подполковник Ричардс открыл кампанию взя­тием столицы Ассамской, Рунгпора, где нашел до 200 пушек. Двинулся и Кемпбел, и 43-го Фе­враля вышел из Рангуна, с несколькими тыся­чами человек, следуя сухим путем, между тем, как генерал Коттон отправился с таким-же числом войска вверх по Ирравадди. Весь этот поход был не без затруднений и не без потерь. Англичане беспрерывно видели перед собою убийственные городки, из кото­рых надобно было выбивать неприятеля с боль­шими усилиями. Кроме того надобно было бо­роться с недостатками обезлюдненных обла­стей, довольствоваться припасами, которые при­возили из Рангуна, уже на 4 00 миль оставшагося назади военных действий, и отвагою и тактикою побеждать несоразмерность с силами многочи­сленного неприятеля. Таким образом, постепен-
267
i но достигнув до Ленга, Кемпбел, под Донабевом, отмстил за поражение, претерпенное в этом месте Коттоном, разбил сильное войско Бирманов, предводимое Маа-Бундулом, пресле­довал его до Прома, где, не смотря на прибытие подкрепления, Бирманский полководец не смел дожидаться приближения Англичан. В следствие сего, Иром, защищаемый пушками, расставленны­ми на высотах, и значительным войском, соI бравшимся близ стен его, сдался 25-го Апреля, без малейшего сопротивления, Английскому войску.
Пока Кемпбел действовал так удачно, Мор­рисон также занимал области Бирманские. Мар­та 26-го перешел он реку Вабраинг, отнял высоты Магатти и Хеонгпела ; потом двинулся к горам, опоясывающим Арракан, где каждая высота превращена была Бирманами в крепость, снабженную артиллериею и войском. бесплодное нападение было совершено 29-го Марта, но 4-го Апреля артиллеристы успели на слонах взвести батшарею на такую высоту, которая повелевала другими, и под её выстрелами Англичане удари­ли в штыки, захватили неприятельские пушки, защищавшие проход. Этот первый успех сопро­вождался движением всей линии Английской, и не­приятельские позиции были заняты, при помощи сипаев, доказавших при сем случае свое бесстрашие. Победа стоила дорого победителям, по имела следствия решительные : Арракан отво­рил вороша Англичанам.
268
Таким образом, Кемпбель был в Проме, Моррисон в Арракане, Ричардс в Рунгпоре. Мало по малу, цепь военных действий сближалась к Бирманской столице, и без помехи от на­ступавшего дождливого времени, уже и тогда корпуса, находившиеся в Проме и Арракане, могли-бм открыть между собою сообщения.
Успехам Английского вторжения, Бирманские полководцы противополагали систему медления и оборонительной защиты. Изтребляя все пособия в занимаемых неприятелем землях, они при­нуждали победителей привозить припасы издалека, с большими издержками. Наконец изъявлено было от Бирманов желание заключишь перемирие на месяц, и в течение этого времени начать переговоры о прочном мире. Англичане согласи­лись. Кн-Вунгн, ( первый министр ) приехал в Нембейзик, небольшой городок на берегах Ирравадди, с тысячью человек воинов, потому что представитель монарха с позлащенными но­гами не может являться без провожатых, по­добно простому смертному. Со стороны Англи­чан съехались на переговоры Кемпбель, Брисбан и Коттон. Как ни желали мира взаимно, но ни в чем не могли согласишься. Царь Бирманский, а особенно Царица, имевшая над слабодушным супругом своим безграничную волю, не хотела слышать ни о каких пожертвованиях и уступ­ках, ни землями, ни платою военных издержек. Вместо утверждения тишины, переговоры реши­лись разрывом. Тридцать тысяч свежого войска
269
усилили Бирманов; Кемпбель получил подкреп­ление с своей стороны. По вновь открытые воен­ные действия ограничились только взаимным на­блюдением и сшибками. При согласном действии, Английские войска удержались в своих линиях, не смотря на некоторые неудачи. В половине Декабря, они приготовились даже вдруг ударишь на Бирманскую столицу. В это время, два пер­вые министра Бирманского Царя, Кп-Вунги и Келиен-Менжп, предложили начать снова переговоры. Новые совещания о мире происходили на корабле, поставленном между Маллуном и Патанагом. После многих возражений и споров, продолжав­шихся несколько дней, мирный трактат был подписан, с одной стороны Бирманскими ми­нистрами, с другой генералами Кемпбелем и Коттоном. В силу этого трактата, Англи­чане принудили Бирманов к Формальной уступке четырех областей, Арракама, Мергуи, Тавай и Эи ; кроме того положено, что Ассам, Цитунг и Муннпиор будут управляемы раджами по выбору Компании; наконец, Бирманы согласи­лись заплатишь около 24-х милльонов Франков (10-шь милльонов рупий) за военные издержки. Условия столь тяжкия были приняты Бирманским властителем не без сопротивления и не без желания избегнуть их. Дело опять доходило до битв ; но трактат утвердили в Яндабо, когда Английское войско находилось только в 20-ши льё от столицы Бирманской.
Так кончилась война, стоившая Осш-Индской Компании более 100,000,000, и в замену того
270
принесшая выгоды значительные, по требующие но­вых забот, непрочные и сомнительные. Бирманы показали в этой войне, что Британия встрети­ла в них противников упрямых, более сме­лых и более искусных в военном ремесле, не­жели западные Индийцы. Ни одно из воинских племен Индии, постепенно подвергавшихся вла­сти Компании, не представляло ей постоянного ряда сопротивлений, столь хорошо соображенных. Система засек и городков, до того времени нигде не встречаемая Англичанами, отпаянная борьба, нередко бывшая удачною, все это до­казало Британцам, что их преобладание в Азии может встретить преграду. Для того, чтобы победоносное войско Компании остановилось и заключило мир перед самою столицею, где мог­ли надеяться богатой добычи, вероятно, били сильные причины, и—об этих причинах ничего не говорят бюллетени победителей.
Как-бы то ни случилось, но после трактата дипломатического, Компания приступила к заклю­чению трактата торгового, и Г-н Крауфорд был послан в Ава, в 4 827 году, для исполне­ния нового дела. В путешествии своем, он обо­зревал Бирманию, как до него предпринимал это Сеймес ; Г-н КрауФорд поправил многие замечания своего предшественника. Ему одолжены мы новейшими и более верными известиями о вну­тренней Бирмании.
На 4 20-ть миль от устья Ирравадди, берега этой реки, прекрасные и тучные, не представля­
274
ют однакож пи малейшего следа земледельче­ской обработки. Хижины мелькают от времени до времени, но бедные, окруженные полями ни­чтожными, дурно возделанными. Только около Прома вид страны улучшается, есть жатвы сезама, коноплей, сарачинского пшена. В Ренан-Хьяунг находятся знаменитые источники горного масла, употребляемого туземцами для освещения и пред­охранения строевого леса оли насекомых. Источ­ники эти, взятые совокупно, занимают простран­ство около 4 0-ти миль квадр., а глубина некото­рых от 200 до 250 «утов. Масло, выходящее в отверзтия земли, при температуре 90е, по Фаренгейту, течет в бассейны, у которых дно, сделанное в виде цедилки, отделяет частицы водяные, пока маслянистые соединяются вместе от прикосновения воздуха. В некотором расстоянии отсюда Г-н Крауфорд нашел окамене­лые кости единорогов, гавиалов, мастодонтов, бегемотов, и других животных.
Для плавания по Ирравадди, Бирманы употребля­ют суда, на парусах и с веслами, совершающие путь свой весьма быстро. При свежем ветре, расстояние до Рангуна, около Д50 миль, проплывают в пять дней, а обратно, против течения, в де­сять дней.
В Аве всего люботяпшее противоположность бамбуковых хижин обитателей с пагодами, блестящими позолотою. Царский дворец отли­чается от других строений обширностью и пра­вильностью. Все возможные споры о церемонияхъ
272
были истощены, прежде нежели Г-н КрауФорд был допущен на аудиэнцию к Царю. То перево­дили его из одного жилища в другое, потому, что случайно это жилище оказалось выше дворца, где обитает Его Злашоногое Величество, а та­кое обстоятельство показывало неуважение к владыке Бирмании. То отказывались начать с Ан­гличанами переговоры потому, что при Дворе Авеном не находилось чиновника столь незначи­тельного чина, какоЙ имел посланник Британ­ский. Наконец, после долгих споров и еще бо­лее продолжительных совещаний, трактат из 2Л-х статей сокращен был в четыре, и мо­нарх Бирманский подписал его. Он исполнил это даже с некоторым удовольствием, когда министры уверили его, что Г-н КрауФорд при­слан просить прощения за победы своих сооте­чественников, возвратить завоеванные ими обла­сти, и с почтением взнести обратно платеж денег, вынужденный у Бирманов. Потом, узнавши дело лучше, Царь так рассердился на своих советников, что бросился на них с копьем, и, конечно, проколол-бы кого нибудь из них, если-бы они не успели выпрыгнуть че­рез балкон из той комнаты, где беседовали о государственных делах с Его Величеством. Подобные примеры строгости кажутся обыкновен­ными при Авском Дворе, и особенно бывают они при ныне царствующем государе. Неоднажды случалось, что Его Величество наделял пощечи­нами своих придворных, и драл их за уши,
273
довольно сильно. Какой-то придворный, по имени Сарроа, был так услужлив, что Царь, рассер­дившись на него, ездил на нем верхом. Кисей­ный шарф был вложен в зубы придворного, и концы его держал в руках Царь Бирмании, сидя на корточках на спине животного нового рода. Иногда, за малейшую небрежность но шибку, Царь осуждает своих министров на наказания более важные, на пример: nefru m'ha l'han the, то есть, на выставку спиною на солнце, в полдень, между гпем, как спереди повешена на шею осужденного большая тяжесть.
Царь Бирманский принял г-на КрауФорда в па­вильоне с столбами, во глубине которого возвы­шался трон ; на 12-шь футов от полу. Пото­лок и столбы блистали самою яркою позолотою. Посольство ввели тогда только, когда посол и чиновники его разулись. Потом вступил в залу Царь Бирмании, при громе шумливой музыки. На нем было платье вышитое золотом и украшен­ное драгоценными каменьями. Венец его состав­ляла золотая шапка с остроконечною верхушкою, похожею на шпиц Буддийского пагода и осыпан­ною рубинами и саФирами. В руке держал он шоу pu, ш. е. хвост белой козы, в знак своей великой власти. При виде Его Бирманского Вели­чия все придворные три раза простерлись ниц на земле. Англичане удовольствовались низким по­клоном. Поклонения начались снова, когда явилась Царица, и села по правую сторону своего суииру-
Ч. II. 4 8
274-
га. Платье и венец её блистали драгоценными каменьями.
После прочтения известных приветствий, ког­да государственный секретарь Бирманского цар­ства объявил, что Английский правитель Индии повергает себя под златые ноги превосходного н славного повелителя демсл и морей, начальника небесных сил, всех белых слонов, и проч., аудиенция кончилась, и посольство начали увесе­лять зрелищем туземного праздника. На празд­ник этопгь сбежались все придворные дамы, в своих щегольских одеждах, с красными, зе­леными и белыми полосами, и широкими, развевающимися покрывалами; супруга первого минист­ра прибыла в своей колеснице — это был род шелеги, с тяжелыми колесами и открытою клет­кою сверху; пара тучных, бойких волов везла этот экипаж. Толпа туземцев обоих полов заняла обширную загородку. Программа Бирман­ских увеселений была-бм продолжительна ; начали плясками, забавными Фокусами и куклами ; потом были бег лошадей и слонов, сражение на воде, освещение, и Фейерверк, состоявший из огром­ных штук.
Царство Авское заселено семью разными пле­менами, из коих каждое говорит своим осо­бенным языком, различается нравами, богослу­жением и обычаями, но все сходствуют главны­ми чертами, общими народам, обитающим между Индиею и Китаем. Это собственно смешанное народонаселение племен Монгольских, Индийских,
275
Китайских, Малайских. Бирманы малорослы, креп­ки, ловки и красивы. Цвет кожи их бронзовый ; волосы черны, жестки, гладки и густы. Мужчины почти все испещряют тело свое накалыванием ’ на коже таинственных знаков, и за стыд по­читается, если у кого-либо тело не бывает ис­пещрено Фигурами. Мужчины и женщины носят в ушах серьги и позолоченные шпильки. Упо­требление обуви всеобще, даже между простолю­динами. Женщины пользуются в Бирмании совер­шенною свободою, которой не отнимают у них ни религиозные постановления, ни обычаи. они мо­гут быть почтены при том единственными ра­ботниками в Бирмании: только они одни моют, прядут, гакупгь, красят хлопчатую бумагу, и выработывают полосатые, иля шашечные ткани, употребляемые в Бирмании.
Почти каждый Бирман умеет читать и писать, но письменность и знания Бирманов далеко от­стали у них от других Азияшцев. Небольшие сведения астрономические заимствовали Бирманы у Индийцев. Поэзия их вся состоит из духов­ных гимнов и летописей в стихах. Письмена Бирманские, чрезвычайно простые, составляются из кружков и полукружий, различно соединен­ных. Язык Бирманский есть смесь Палийского с Китайским. Что касается до религии Бирманов, это очевидная смесь Буддизма с Китайскою ми­фологиею. У Бирманов есть туземные летописи, и, кажется, определенные псгпориограФы, которые насчитывают сто двадцать три царя ви> Бирма18*
276
нии, начиная с 301 года до P. X. — Впрочем, о достоверности и совестливом исполнении обя­занностей Бирманских историков Авы можно судишь по следующей замешке, которую ввели они в отечественные летописи, излагая войну сь Англичанами :
«В 4 826 и 4827 годахъ—говорят Бирманские историки—Западные Белые объявили войну Владыке злаипого дворца. Они пристали в Рангуне, овла­дели этим местом, а также и Промом, и им позволено было достигнуть даже до Яндабо, ибо Царь, по чувству благочестия и человеколюбия, не учинил никакого им сопротивления. Предприятие это стоило Белым издержек бесчисленных ; средства их совершенно истощились, когда они приблизились к Яндабо. Видя бедствие свое, они послали прошение к Царю, и, всегда милостивый и великодушный, он отправил к ним значи­тельные суммы денег, для вознаграждения их расходов, но за то приказал им немедленно выйдти из его владений.»
По дружественному и торговому договору, за­ключенному г-м КрауФордом, Англия приобрела себе обладание берегами, начиная с Бенгальского залива до Малаккского пролива. Это составило цепь при­станищ между Индиею и Китаем, которая свя­зывается далее Пуло-Пенангом и Синкапуром. Мартабан, составляющий часть уступки Бирма­нов, представляет обширную и великолепную рейду, где могут поместиться все Флоты Велико­британские. Три реки сливаются здесь, Атарам,
277
Ген и Салуан; они образуют под стенами Мар­табана слиянием своим обширное озеро, покры­тое зеленеющими островами. Салуан есть гра­ница, отделяющая завоевания Англичан от Бирмании. Его объем замыкает в себе течение Атарама, реки не стол широкой, но гораздо глубже, и крутоберегой до того, что корабль, плывущий по ней на всех парусах, безопасно проходит под купами зелени прибрежных ле­сов. Окрестные земли, хотя способные для вся­кого обработывания, оставались впусте лежащими, но едва узнали туземцы, что земли эти принад­лежат уже Англичанам, двести семейств их перешли за Салуан, с тридцатью тысячами го­лов скотины, и поселились под защитою новых владельцев. Возвращаясь из своего посольства, Г-н КрауФорд основал на мысе, господствую­щем Маршабанским заливом, местоположении превосходном, город А.терст, предназначенный сделаться складкою всех Англо-Бирманских зе­мель. Мудрые правила безразличного покровитель­ства и свободной торговли были объявлены для нового города, так, как сделал эшо в Синкапуре сир Стамфорд РаФФлес. При выгодной местности и при такой системе, город Амгерсш начал распространяться и увеличиваться в виду. Имевши при начале своем, в 1828 году, 1,600 обитателей, он считает их те­перь уже до 15,000.
После описанной нами войны, кончившейся в 1827 году, ни одно событие не обратило внимания
278
Европейских наблюдателей на Бирманию ; только Естественная История, География и Статистика этой страны, прежде столь мало знаемые, были хорошо узнаны многими путешествиями во вну­тренния области Бирманов. Таким образом Европейцы могли обозреть в Авском царстве породи млекопитающих, пахидермов и пресмы­кающихся, общих ему с другими землями Азийскими. Орнитология представила до сих пор только одну породу, кажется, особенно принад­лежащую Бирмании : это попугай, самый малый из всех известных, и не превосходящий величиною воробья. Цвет перьев его прелестный зеленый ; грудь, горло и хвост ярко-алого цвета, а кон­чики крылушек лазуревого, блестящего и глад­кого. Попугай этот имеет некоторое сход­ство с Богемским свиресшелем. Говорят, что найден еще особенный жук, зелено-золотого цвета, чрезвычайно блестящий, и употребляемый Бирманками вместо привесок к серьгам.
И в Бирмании, как в Индии, есть порода муравьев, которых укушение чрезвычайно болез­ненно. Есть и другие породы муравьев крылатых; кроме того, зеленые клопы и тысячи разных на­секомых изобилуют в Бирманской земле ; за шесть, или за семь недель до наступления дождли­вого времени, все эши насекомые являются милльонами, покрывают столы, мебель, людей, напол­няют здания, пробиваются всюду, кишат в воз­духе, которым дышат обитатели, в кушанье, которое едят онщ, в вине, которое пьют. Ка-
279
жешся однакож, что эшо нашествие беспокоит только Европейцев ; Бирманы не гадят крыла­тыми муравьями, и, напротив, собирают их большие запасы и сохраняют впрок. Для успеш­ной заготовки такого запаса, довольно поставишь несколько блюд с водою подле огня, и все они мгновенно наполняются крылатыми муравьями. Дру­гое бедствие Бирмании есть род ворон, сипольже крикливых и хищных, как Индийские. Они схватывают целые гнезда птиц, так, что мать не успевает защитит своих детенышей. Чуть отворят дверь или окно — хищницы врываются, в глазах человека уносят хлеб, масло, яицы, гадят все своим извержением, и могут быть названы настоящими гарпиями. ( * ), ненасытными прожорами, от которых можно защитишься только запирая накрепко все окна и отверзтия.
Хотя туземцы Бирмании сильны и здоровы, но Европейцы нелегко приучаются к влажной и жар­кой температуре тамошнего климата. Самая здо­ровая сторона Бирмании есть в шо-же время са­мая обильная. Она заключается в прибрежьи, по направлению от С. 3. к Ю. В. — Туш засевы сарачинского пшена столь-же обильны, как в Бенгале. — К северу земля гориста, перерезана долинами, где хорошо родятся сахарный шросш-
(*) Мифологическое чудовище древних Греков, все по­жиравшее, и извергавшее немедленно все, чипо пожрало. Прили. Пер.

280
ник, табак, индиго, хлопчатая бумага, и проч.— Тековое дерево Бирманских лесов превосходно. Авское царство богато ископаемыми ; подле Бан­ку находятся рудники золотые и серебряные; копи рубинов, саФиров, и других драгоценных ка­меньев встречаются в Кеуз-Меуне, и горах Болу-Таун, близ Кандуана. Железо, свинец, оло­во, антимония, мышьяк, сера сыскиваются во мно­гих местах. Некоторые из рек производят амбру ; другие влекут золото в песке своем. Мраморные ломни подле Амарапура доставляют куски мрамора, неуступающего белизною и про­зрачностью Каррарскому.
До утверждения Англичан на Мартабанском прибрежьи, главнейшие промены произведений Бир­мании происходили между северными её областями и Китайскою областью Юнан. Но теперь ОстъИндская Компания переменила направление торгов­ли. Порти Рангуна и Мартабана сделались общими рынками государства. Сюда идет строевой и корабельный лес, снабжающий Мадрас, Калькут­ту, и даже Бомбай.
У Бирманов, как и у Китайцев, десятерич­ная система счета, но монета их нисколько ему не соответствует. Самые употребительные день­ги серебряные такал, или тикал, весящий 10 деньеров, 4 0 гранов. Он разделяется на К маттн, 8 мусов, или 4 6 тубн. Вес составляют му, ту ал, висс и коиди; сто мусов делают туал, сто шуалов висс, а сто пятьдесят виссов канди, равняющуюся 227 килограммам. На ярмарке
281
г
ДжунксеЙлонской все роды Индийской монеты и Европейские пиастры находятся в обращении.
Азбука Бирманская составлена из 33-х букв, с несколькими знаками, заменяющими двугласные и длинные гласные. Пишут Бирманы с левой сто­роны к правой, и письмена их отличаются расстановкою и чистотою.
Понятия Бирманов о космографии, сообразно старым книгам их, исполнены Фантастических мечтаний. По мнению Бирманов, вселенная, или лого, уничтожаясь для возрождения, постепенно перешла через огонь, воду и ветер. Вид земли плоский, возвышенный к средине ; горы окружа­ют ее. Ученые Бирманские определили диаметр, окружность и толщину земли, утверждая, что половину толщи составляет собсшвенно-земля, а другую половину особенное твердое тело, и все эпю плавает па двойной толще воды, опираю­щейся па толще воздуха, под которым про­стирается пустота. В средине земли, таким образом устроенной, Бирманы ставят Миемно, величайшую из гор ; она поддерживается на трех карбункулах, и восточная сторона её се­ребряная, западная хрустальная, северная золотая, южная рубиновая. Кругом Миемно распростирают­ся семь цепей гор, одна другую вмещающие.
По книгам Бирманских врачей есть 96-шь бо­лезней, и на каждую лекарсшво, которым она вылечивается. Рецепты этих лекарств переда­ются из рода в род, как драгоценное наследие.
282
Обычаи Бирманов довольно кротки, но законы их ужасные. Строгость наказаний доходит до варварства; самые легкия суть тюрьма и кандалы; за тем следуют плети, отрубление членов и рабство в храмах, наконец смерть, и образ её изменяется, смотря по прихотям судьи : осуж­дают преступника на отрубление головы, распоронье живота, утопление, сожжение за-живо, от­дачу на съедение зверям. Иногда пробивают грудь преступника острым колом, или выставляют на берегу ^реки, привязанного к столбу, так, чтобы его утопило первым приливом. Б дру­гих случаях употребляют распинание на кресте, или заливают горло растопленным свинцом. Впрочем, преступники показывают при всех таких мучениях удивительную твердость. Одно­му беглецу палач распарывал живот, а несчаст­ный ел между тем банан. С военными плен­никами поступают Бирманы не лучше как с преступниками ; даже Англичане, впадшие в руки Бирманов во время последней войны, были ща­димы не более злодеев и разбойников. Жадные и жестокие тюремщики вымучивали из них окупы за свое снисхождение. Утомленные беспрерывными требованиями, пленники решились наконец отка­зать мучителям, но ужасное средство заставило их снова соглашаться на все. Ноги каждого из пленников, находившихся в одной комнате, были скованы цепью, прикрепленною к длинной перекладине, которую веревки связывали с сте­ною тюрьмы. Однажды ночью, внезапно нробуж-
283 денные, пленники почувствовали себя висящими на воздухе, вниз головою — перекладину тихонько подняли тюремщики с одного конца. Оставаясь несколько времени в этом нестерпимом поло­жении, несчастные согласились на все условия сво­их палачей, и отдали им все, что у них было.
Догматы и обряды религиозные у Бирманов сходствуют с Китайскими и с Индийскими. По мнению Бирманов, женщина умершая в ро­дах делается злым духом, если ее не заклясть. Для выполнения заклятий, муж идет в голове похоронного шествия, махая своим оружием и кривляясь, как сумасшедший. Удостоверившись, что покойница действительно умерла в родах, объявляют развод её с мужем, открывают живот умершей, извлекают из него плод ; вдовец три раза обходит вокруг гроба, воз­вращается домой и моет себе голову, являясь снова только к сожжению тела.
При погребении рагапа, или пути ( жреца ), на­чинают бальзамированием тела ; потом труп кладут в ящик, наполненный медом и накреп­ко’ закупоренный. Между тем все приготовляет­ся к обряду. В назначенный день, толпа народа сходится в долине, предварительно назначенной. Тут на высокой колеснице стоит костер, на котором должно произвесть сожжение. Едва по­ставят на костер гроб, толпа разделяется на две части, и каждая из них старается ута­щишь колесницу в свою сторону. Дело не обхо­дится без порядочных толчков. Наконец, по-»
здь -'SriÆ
28^
беда остается на одной стороне, и ей пред­оставляют великую честь зажечь костер. Обык­новенно гроб ставят в это время в деревян­ную Форму, в роде мортиры, наполненную поро­хом и Фейерверочными штуками. По данному знаку, колесница, костер, останки жреца, все взлетает на воздух. Исполняя таким образом последний долг, толпа соблюдает глубокое мол­чание, вместо шумных восклицаний, ему предше­ствовавших.
Забота сожжения тел передается сандалом, или париям Бирманским. Это, большею частию, преступники, которым облегчено наказание. Сандалы, прокаженные, нищие и гробовщики повинуют­ся строгой власти одного из вельмож Бирман­ских, назначенного их господином и правите­лем. Своевольно окладывает он податью селе­ния подчиненных, продает им позволения на временный выход в другие места, свидетельству­ет признаки, по которым определяется проказа и больные поступают в его владычество.—Дру­гую поганую касту составляют в Бирмании рабы храмов ; их унижение также бывает наслед­ственное. Каждый Бирман считает себя нечи­стым, если сидел с ними, или разделял пищу.
Со времени Яндабоского договора, прежнее местное деление Бирманского царства совершенно изменено. Области, остающиеся во власпш повели­теля Авы, сушь Бирма, Псгу, верхний Мартабан, и некоторые участки, платящие дань. Замечатель­ны города : Леа, нынешняя столица Бирмании, го­
285
род обширный, но населенный едва-лм АО,ООО че­ловек ; Амарапура, столица во время предшест­вовавшего царствования, на левом берегу Иравадди. Кокс, в 1795 году, полагал в ней до 175,000 жителей, а теперь едва-ли есть 30-шь тысяч. Другие места : Сайгат, прошив Ава, на Ирравадди, с множеством разрушенных па­годов ; холмы, окружающие его, уставлены храма­ми, раззолоченными и возвышающими шпицы свои к небесам ; Промь вмещает в себе до 10,000 жителей ; Пегу столица царства сего имени, со­вершенно упадшего со времен Аломпра. Здешний Буддийский храм Шамаду, пирамида из кирпичей и известки, восьмиугольная в основании, без всякого отверзтия, округленная к верху, есть одно из замечательнейших зданий в Азии. Вы­шина сего памятника 290 Футов, а окружность у подошвы до 113JI Футов. На верхушке его по­ставлен род железного зонтика, позолоченый, 51 Фут в окружности. Жрецы, находящиеся при этом храме, уверяют, что он построен более нежели за 2000 лет. Последний замечательный город Бирмании Рангун, место высадки Англий­ских войск, о котором я уже говорилч» по­дробно.
Часть завоеванная Англичанами составляется из царства Аррана* кого, царства Ассамского л областей Каиар, Джпнтиа, Гаррау, и других, а также из земель на запад от Салуина, как-то: Мартабан, Эи л Тавай, Танассерим, и проч. — Единствеццьий город туземный на всем этомъ
W

286
пространстве, стоящий упоминания, Лрракан, обезлюдневший и упавший ныне. Но для Англичан не было надобности, что внутренний край их за­воевания неблагоденсшвен и небогат, когда они успели захватить себе ключи всего царства Бирманского, овладев лучшими местами приморья. Это приморье, изрытое глубокими и безопасными пристанищами, представляет такую разницу с плоскими и опасными прибрежьями Короманделя, что рано или поздно места пристанищ для мнмоплывущих кораблей должны перейдти от Бен­гальских берегов к Мартабану и Мергуи. Если к зтим выгодам присовокупить выгоды вну­тренней торговли Индо-Китайского полуострова, и то, что земля Бирманская, плодоносная и год­ная на обработку всякого рода, будет со време­нем передавать Англичанам богатые и много­численные произведения свои, нет сомнения, что полуостров Загангеский вскоре станет на пер­вую степень торговых стран Азии.
ГЛАВА XXII.
<>
СУМДТУД.
Калькутта такая чудная, такая славная сторона, в ней так хорошо понимают, что такое в вещественной жизни значит coinfort (*), в ней столько усладительных наслаждений роскоши и довольства, что право, нелегко с него простишь­ся. Уже давно прошел срок моего пребывания, назначенный по моему плану путешествия, а все еще не смел я признаться сам себе, что желалъбы найдти какую нибудь оговорку для моей даль­нейшей задержки. И— скаэать-ли ? — страна, где надобно было мне узнать столь многое; вера, ко­торую исследовать так любопытно ; история Ан­глийского владычества, столь мало ведомая Англи­
(*) Кажется, непереводимое слово ? французы приняли его, вместе с словами: groom, raut, dandy, humour, и дру­гими, выражающими самобытный характер любезного Джонд-Буля. При/м. Пер.
288
чанам по их предразсудкам, другим народам по их незнанию местности ; рассказы о войнах, столь непохожих ни на какие другие — столько причин важных и неоспоримых, все эшо были второстепенные причины продолжить мое пре­бывание в Калькутте, услаждаемое дружескими ласками Вильмота ! Наконец, рассудок предста­вил мне всю опасность моего положения—не пред­упреждая Вильмота, я договорился с одним Голландским моряком, отправлявшимся в Су­матра. Едва после* того имел я время обнять моего доброго друга, пожать руку отцу его, рас­кланяться, с сердечною горестью, с его сестра­ми, и—при помощи моего сиркара — бежал, бе­жал опрометью на корабль, куда уже перевезены были мои пожитки! Давно сказано, что бегство и путешествие суть лучшие лекарства прошив болезней головы и сердца — я испытал это на себе. И если надобно в таком случае бежать — бегите морем ! Переселясь на корабль, вы пере­селитесь в другой мир, мир плывучий, где за­бываются все суеты твердого мира — здесь другая стихия, другой небосклон, другая жизнь, другие нравы. Дня два будете ви чувствовать грусть сердечную, тоску душевную. Но заплатив такую дань человеческой слабости, вы ощутите, как легкия ваши расширятся от свободного воздуха океанского, голова ваша освободится от мечта­тельности, и от всего чшо останется за вами вдали и скроется в волнах — сохранится одно перло жизни — воспоминание минувшего счастия !
289
Жизнь моряка, жизнь кочевая, беззаботная, одно­образная, деятельная порывами, такова, что испытав ее, полюбите непременно. И, слава, Богу ! что так делается. Без этого, где-бы на­шли мы тысячи людей, оставляющих жен и детей своих, друзей и милых сердцу — и для чсго-же ? для прогулки по морям за 25-т Франков в ме­сяц жалованья !
Едва дохнул я воздухом моря — все мои сер­дечные горести исцелились, решительно исцели­лись. Вмеспю роскошного стола Вильмота, я при­нялся за солонину и тощих куриц моего лю­безного Голландского Колумба. Широкое поле опять раздвинулось для моего любопытства: оста­вляя Индию, я видел перед собою архипелаг Малайский, Сиам, Кохинхину, Филиппинские остро­ва, Китай, Австральные земли, столь новые, столь увлекательные для наблюдателя.
Через несколько дней плавания, при свежем 3. 10. 3. ветре, мы прошли линию архипелага Ан­даманского, Лежащего на расстоянии почти 200 льё от устьев Ганга. Имя этих островов долго было ужасом мореплавателей. Населенные поко­лением диким и свирепым, очевидно принадле­жащим к великому семейству Малайцев, Анда­манские острова доныне не подверглись колони­зации Европейцев. Опыт делан был, несколько лет тому, на восточном берегу Большего Анда­мана ; Англичане устроили заведение в порте Корнваллиса, где превосходное якорное стоянье ограждено от всех ветров, а воды и леса вдо-
Ч. И. 4 9
290
воль. Но нездоровость климата и неприязненность туземцев скоро принудили новых колонистов оставить начатое заселение. — Большой Андаман сорок льё в длину и десять в ширину. К южному краю его придвинут Малый Андаман, сгполь-же возвышенный и лесистый, как и Боль­шой, только гораздо меньше его пространством. Но не одного рода опасность грозит здесь море­плавателю : утесистые берега затрудняют путь его ; морской разбой страшит совершенною ги­белью. Из своих лесов, туземцы ждут кораб­лей, захваченных безветрием, или пострадав­ших от бурь. Худо вооруженные суда купече­ские окружает иногда куча лодок островских и берет приступом. Экипаж умерщвляют, груз захватывают, корабль топят. Если ра­зобьется какой нибудь корабль на мелях здеш­них островов — это пир и веселье туземцам, до сих пор сохранившим, как говорят, вкус к человеческому мясу.
Южнее Андаманского, почти на 80-ть льё, ле­жит архипелаг Никобарский. Под ветром его прошли мы через три дня потом. Главный из этих островов, Большой Никобар, был занят некогда маленькою колониею Датчан ; лихорадки здешнего влажного климата заставили колонистов бросить заведение, хотя оно находилось у залива обширного и безопасного. С моря, Никобар явля­ет вид мрачный и печальный. Его гористая и по­крытая лесами земля населяется небольшим чи' слом диких племен. В противность Андаман-
291
цам, дикари здешние кротки, робки, гостеприим­ны, но, лишенные всякой промышленности, гибнут ош голода и бедности. Постоянные дожди во все время 10. 3. муссонов, и болотистые испаре­ния под лучами пламенного солнца, производят здесь болезни, не щадящие даже природных жи­телей.
Большой Никобар, довольно узкий в ширину, имеет в длину около 4 2-ши льё. Остаток архи­пелага состоит из островов меньших, и они, кажется, здоровее главного. Обитатели их, по видимому, не коренные туземцы, подобно жите­лям большего острова. Они разводятч. плоды и овощи, содержат птицу, собирают кокосы, и продают все эипо кораблям, пристающим в их хорошо закрытых гаванях. Женщины Нико­барские стройны и красивы ; в них нет ничего Малайского, и можно подумать, что земли здеш­ния населены Индийцами, которых передвинули сюда случайные бури, или переселение.
От Никобара до Паданга, находящагося на 3. берегу Суматра, будет около 4 80-ти льё. Мы проплыли эшо расстояние в шесть дней, и 20-го Июня 4 830 года перед нами показалась гора Офиръ^ или Гунонг-Пазаман, возвышенная на 24 65 туазов от поверхности моря. Вечером стали мы на Падангском рейде.
Паданг город с 4 0,000-ми жителей, попере­менно бывший в обладании Португальцев, Англи­чан и Голландцев. Он достался окончательно Голландии, по разменному трактату, заключенному
4 9*
292
в 182Л году. Несколько торговых домов уипвердилось в этой Фактории, одном из дея­тельнейших рынков для торговли перцом.
Суматра, самый западный из островов, на­званных в прежнее время островами Зондскими, оканчивает собою на G. 3. часть Океании, котогаорую можно назвать вообще Маледиею (*). Хотя и старались перенесть к этому острову имя Тапробаны, придаваемое поочередно Мадагаскару и Цейлану, но, кажется, не льзя доказать, чтобы Древ­ние народы знали его, и еще меньше, чтобы они называли его Тапробаною. Некоторые из геогра­фов находили Атемскин мыс в Ппюломеевом Джаба-Дью, или Ява-Дир ( мыс ячменя ), но это этимологическое предположение слишком недо­стоверно. Первое определенное известие о Су­матра восходит не далее -1-173 года, когда Ара­бы посетили и описали его, под именем Рамни, Ламери, или Саборма. Через столетие после то­го, Венециянин Марк-Павел, рассказывая свои чу­десные похождения, говорил об острове Малая Ява, так, что не льзя не узнать в нем Су­матра. Анделис есть название, даваемое Суматра окрестными народами.
Суматра простирается от С. 3. к Ю. В., в длину, на 380 льё. Его перерезывает цепь гор, протягиваясь вдоль острова, то есть от 10. В. к С. 3. — Второстепенные цепи отделяются
(*) См. том I, стр. 31.
I ф
293 j
г I
от центра и окружают четыре большие озера, из кошорых течет вода быстрыми потоками 3
и величественными водопадами. Малое расширение наклонов от главного хребта гор препятству­ет этим потокам сделаться широкими, боль- <
шими реками. Из числа горных вершин есть огнедышащие, как-шо : Барана, возвышенная на 2033 туаза, и Гунонг-Дембо, высотою в 4877 туазов. Айер-Рал, волкан сильнейший других, находится в рядах гор второстепенных. и
Хотя и пересекаемый палящею равноденствен­ною линиею, Суматра не испытывает жаров, сожигающих страны более близкия к тропикам. Стоградусный термометр редко восходит здесь выше 29° 5', между тем, как в Бенгале дости­гает он до 38". Температура изменяется на острове сообразно зонам. На некоторых вну­тренних плоскостях, жители принуждены по утрам разводишь огонь, во время холодных ушренников. Не смотря на то, на Суматра нет снегу, даже на высотах превосходящих Пик Тенерифский. Иней и град здесь вовсе неведомы. Единственные события атмосферические суть гу­стые туманы, называемые здесь кабут, которых в течение двух часов не могут рассеять са­мые яркие лучи солнца, и частые бури во время С. В. муссона, сопровождаемые молниями и громами. Муссоны здешние веют почти в одно время и I
одинаково с Индийскими: юго-западный, или сухой, начинается в Мае, кончится в Сентябре ; северовосточный, или влажный, начинается в Декабре â
29Л-
кончится в Марте. Иногда эти постоянные ветры сбиваются ветрами Суматрской земли ; преоборая муссон при захождении солнца, островские ветры продолжаются нередко целую ночь и част утра.
Многие до излишества увеличивали нездоровость Суматрского климата. Действительно, западная сторона берегов нездорова ; болотистая и про­питанная влажностью испарений, она жестоко гу­бит Европейских мореплавателей, пристающих сюда для торга перцем, и, кажется, оправдыва­ет свое название: Берег язвы; но все прибрежье на В., от мыса Ахейского до острова Банка, являет места здоровые и прекрасные.
Почва Суматра, вообще, земля тучная, красно­ватая, покрытая слоем чернозема, отчасти изве­сткового свойства. На этой второй оболочке растут густая трава, кустарник и превосход­ный лес. Болота, обильные по всей западной ча­сти, в иных местах составляют обширные озера, усеянные островками, а земли к югу сплошь являют густые и непроницаемые леса. В цепи высоких гор, образующих собою как буд­то стену по средине острова, заключаются иско­паемые богатства всякого рода. Золото, медь, же­лезо, олово, сера, селитра, земляной уголь, наппаль ( род мыловатой земли ), горный хрусталь находятся во множестве по разнымчастям ост­рова, но добывание их трудно и мало прибыльно.
Не смотря на внешнюю тучность, земли Сумашрские, в произведениях земледельческих, не выполняют того, что обещают по видимости.
295
Глинистое свойство верхних слоев и малая толщина их, делают ничтожною жатву поч­ти всего, что вверяется их недрам. Потбму Малайцы и Европейцы мало занимаются земледе­лием; только Китайские, колонисты, терпеливые и работящие более других, достигают, при по­мощи удобрений, до вознаграждения труда своего неблагодарною почвою. Главные засевы суть: сара­чинское пшено, бетел, перец, гвоздика, кокосы, и некоторые красильные растения. Сарачинское пшено, возращаемое на Суматре, бывает двух родовъ—одно сеют на высоких и сухих землях, другое на низких и мокрых; первое белее, круп­нее и лучшего вкуса, а второе обильнее и более обще. Сеяние начинают во время постоянных дождей, то есть около Октября; сборка бывает через полгода потом, то есть во время сухого муссона.—После сарачинского пшена, самое полез­ное для Суматры произрастение кокос ; здесь всего более дорожат сердцевиною ореха, служа­щею приправой почти всем кушаньям туземцев. Извлекается еще из кокосов масло для жжения, и напиток, которому дают перебродить, -и на­зывают потом тодди ; почка листьев, прежде плода вырастающая на дереве, или кокосовая ка­пуста, употребляется вместо зелени; из волокн ореха вяжут венички ; кора нейдет, как в других местах, для веревок : Сумашрийцы предпочитают для этого ротанг ( rottin ) и еджу. — Значительные насаждения бетеля, или пенанга, не только удовлетворяют потреблению
296
местному, но снабжают еще и другие Малайсние острова, требующие его значительное КоличествоУпотребление бетеля может почесться одним из указаний на происхождение народа в этом Океанийском архипелаге, населенном народами столь различными. На Суматра производится еще множество пряностей для употребления Восточ­ных народов; далее, Кайенский перец, куркума, кориандр, кардамон и инбирь. род пальмы, производит сахар, называемый туземцами джаггари, и хотя туземцы имеют сахарный трост­ник, но употребляют его только для жеванья, как лакомство. Сезам, джарак (из зерен ко­торого извлекается рициновое масло (pahna Chri­sti), крату, иди шелковица пигмей, конопля, иньямы, саговое дерево, кукуруза, сладкие пататы, и мно­жество родов овощей, дополняют роспись про­зябений, с успехом обработываемых на Сумат­ра. Между красильными произведениями считают индиго, сапан, убар (род красного дерева), и касеумбо (carthamus des Indiens). В числе плодо­вых дерев должно отличить : мангуспиан, эпио диво Индии, которому приписывают столько чу­десных свойств; з юр ион, у которого белое зер­но имеет вкус жареного луку, и, вероятно, за­ключает в себе качества возбудительные; жакьер, хлебное дерево, биллннгбнм, лаиса, бранганьер, жамбозъер, банан, ананас, померанец, и проч. — Флора туземная вмещает в себе бо­гатства неисчислимые ; все различия Азиятского материка находятся в ней, рядом с произве­
не драгоценно и стол не полезно, какъ
297
дениями особенно принадлежащими Малайскому архипелагу. Замечательнейшие из сих последних суть ; печальное дерево, sounda-maloune по-Малайски, расцветающее только ночью, и раффлезия, найденная на Суматра н Ява Арнольдом ; огром­нейший цветок его, в почке похожий на кочан капусты, развернувшись, составляет диаметр в три Фута, весит 4 5-шь фунтов; в тычинке его вмещается 4 2-шь пинт жидкости. Без сомнения, этот цветок самый огромнейший в мире, ибо, считавшийся доныне самым огромным, Aristolochia cordiHora, по описанию Гумбольдта, имеешь не более 46-ти дюймов в диаметре.
Но из всех произведений Суматра ни одно столь
перец, главный предмет вывоза. Растение, про­изводящее эту пряность, есть род стелющагося лиана, с деревянистым стволом ; листья его шемнозеленые, сердцеобразные, едкие, почти не­стерпимые для вкуса. Цвет белый; плод висит гроздьями, похоже на смородину, только длиннее и плотнее. Зернушки, зеленые сначала, спея, де­лаются ярко-красными, а потом, высушенные на рогожках, принимают этот черный, морщини­стый вид, в каком доставляются к нам. Зерна дерева лучше удобренного, лучше сохраня­ют свою крепость ; в торговле называют та­кой сорт перцом тяжелым; менее тучный, от качества земли, или по другой причине, бывает более рыхл, скорее крошится, и такой перец именуют легким. Перечное дерево садят здесь,
298
как виноград в Европе, однообразными линиями, по прямым углам. Плодоносие перца начинается обыкновенно с третьего года и продолжается до двадцатого. Сборка производится два раза в год, большая в Сентябре, малая в Марте. То, что называют бЪлым перцем, не есть особенный род ; это зерна отборные, с которых снята верхняя оболочка.—Приготовив запасы перца во внутренних областях, нагружают его на бам­буковые плоты, которые как стрела летят по водяным потокам; близ впадения малых речек в большие перегружают его в огромные тузем­ные лодки, могущие пробиться сквозь приморский бурун и вывезши груз в море, где передают его, или прямо на Европейские корабли, или Ма­лайским прибрежным торговцам, для отвоза в Падапг, Бенкулен, Таппанули.
Другое значительное произведение Суматра кам­фара, называемая Малайцами capour barrous. С отдаленнейших времен, Борнео и Суматра сла­вились на Востоке этим произведением, каче­ства которого были превознесены Арабами. Кам­фара есть следствие сгущенной кристаллизации, совершающейся в сердцевине камФарника, дерева столь высокого и столь толстого, как доброе строевое дерево, достигающего иногда до 45-ти Футов в окружности. По звуку, какой издает дерево от удара палкою, туземцы узнают что в нем есть камфара. В таком случае рубят его, тщательно раскалывают, и собирают в сердцевине материю окристаллованную, но легкую,
299
разсыпчатую и чрезвычайно легко разводимую—это чистая камфара, цена которой разнится по доб­роте её. Главный сбыт производят в Китай, где Сумашрскую камфару предпочитают Япон­ской, более летучей и менее способной проти­виться действию воздуха. Вещество, известное под именем камфарного масла производится не тем деревом, из которого извлекают кри­сталлованную камфару. Хотя и называют это ве­щество маслом, но скорее оно есть жидкая, ле­тучая смола, неимеющая никаких маслянистых свойств.
Беняум, или дензуй, есть также обильное про­изведение Суматра. Он течет из одного де­рева, весьма обыкновенного в земле Баттов. Это род гумми, или смолы, белой, мягкой, паху­чей; чистая при первом разрезе дерева, она те­ряет свои качества по мере течения, и наконец выходит самый простой сорт её. Бензуй выво­зят в Аравию, где употребляют его величай­шее количество; лучшие сорты идут в Европу, и там служат для различного употребления.
Другие предметы вывоза сушь : Cassia lignea, обыкновенная корЛца, добываемая, подобно камфа­ре и бензую, без всякой предварительной обра­ботки, в северной части острова; рапианг, ка­мыш, весьма крепкий, вывозимый в Европу целыми грузами и употребляемый на трости; шелковистая хлоасатая бумага (Bombax), вещество прелестное на вид и осязание, по своему лоску, мягкости, тонкости, но не весьма годное для употребления,
;

300
по короткости волокон, разрывчатости и непроч­ности их, почему и служит оно наиболее для набивки подушек и постелей. Дерево произво­дящее эту бумагу распространяет ветви свои отвесно, по три рядом около ствола, так, что они образуют по стволу треугольники, в рав­ном один от другого расстоянии ; такая пра­вильность Форм заставила назвать дерево аонтнгным, потому что, действительно, оно походит на зонтик. На Суматра родятся также посред­ственные сорты кофе, гебеновое и тековое де­рева, железное дерево (мачты которого, до 70 футов длиною, доставляют в Палембанг), сан­дальное и алоевое дерева.
Суматра отправляет еще в Кантон много тюков особенного лакомства для Китайских столов и угощений—саланеановых, или ласточ­киных гнезд. Птица, вьющая эти гнезда, со­ставляет их для детенышей своих из слизи­стых веществ, и прицепляет в высоких ущельях горных, где видны они, как будто маленькия чашечки. Туземцы производят сборку их по два раза в год, взбираясь на бамбуко­вых лестницах к самым утесистым скалам, и собирая там гнезда, какими они усеяны.
Среди всех этих богатств, то, которому с первого взгляда можно-бы позавидовать более других — колото, дает самые бедные барыши. Золотые рудники Паданга и Менанг-Кабу едва производят столько, чтобы можно было запла­тить добычею за издержки работы. Хотя г-нъ
301
КрауФорд возводит до 36,000 унций количест­во золота, собираемого на всем острове, но трудно допустить такой итог, и, кажется, вер­нее определить его с другими наблюдателями от 12-ши до 15,000. Добывание золота почти исключительно предоставлено Малайскому населе­нию, за исключением первобытных туземцев Су­матра. Везде, где только можно набрать, хоть немного, драгоценного металла, утвердились Ма­лайцы, как-шо: в Лемуне, Ботанг-Асси, Пюкалланге и Ямбу. Золото добывается двух родов, одно ископаемое, другое промываемое из песка. Инде золото является металлическими чистыми жилками, и нередко крупинками, в шесть и семь унций. В других местах находят его в низших качествах, бледного, землянистого цвета. Малайцы производят работу так невежественно и лениво, что Англичане и Голландцы, поочередно думали о том, как извлечь более барыша из драгоценного металла Менанг-Кабу ; но после тщательных испытаний, те и другие отказались.
Суматра считает много родов животных, общих ему с южною Азиею. Лошади здешния малы, но складны, смелы и мочны. Коровы, овцы, козы также величины посредственной. В лесах во­дятся слоны, однорогие носороги (гораздо мень­ше прошив своих Африканских собратий, с кожею покрытою пятнами и твердыми, коротки­ми волосами ), бегемоты, царские тигры, черные медведи (питающиеся кокосами), выдры, дикобразы, козы, черные антилопы ( с серою гривою ), выху­
302
холь, и много родов обезьян, из которых за­мечательна Simia nemestrina, с бородатым ры­лом, кажется, особенно принадлежащая здешней стороне.
В Суматрских лесах встречаются доныне орангутанги. ( Pythecus satyrus ), кажется, более похожие на Вурмбовых Понго, нежели на Африкан­ских черных орангутангов. В прежния времена, эта удивительная порода обезьян, по видимому, обиловала в Суматра, но теперь сделалась она весьма редка. Одним из превосходных образцев животного сего рода должно почесть того орангутанга, о котором говорит доктор Авель Клерк ( в ХѴ-м томе Адииискил исследований, '1 826 года ), « Машрозы лодки, бывшей под на­чальством г-д Краггейман, офицеров брига Мария-Анна-София (говорит Клерк), сошли на землю в Рамбуне, близ Турамана, на С. 3. бе­регу Суматра, и по средине редкой рощицы заме­тили орангутанга исполинской величины. Увидев людей, зверь соскочил с дерева, на котором сидел, но заметив, что на него хотят напасть, вскарабкался на другое дерево. На бегу казался он похожим на человека высокого роста, по­крытого темноватыми, лоснящимися волосами, и от времени до времени должен был опираться, шо утверждаясь о землю на руках, то хватаясь за ветви по дороге. Когда уцепился он снова за дерево, силы его оказались вполне : он ска­кал с ветви на ветвь, с сучка на сучек, так-же проворно, как самая маленькая и ловкая
303
обезъяна. Напрасно стали-бы стрелять в него в роще густой и частой, куда успел он убежать, потому что зверь прыгал с дерева на дерево гораздо скорее, нежели лошадь бежит по земле галопом. Его ловкость и гибкость были столь велики, что невозможно было даже успеть прице­литься в него. Только употребив особенный род тактики ( срубив около него множество деревьев), могли остановишь бег его, и тогда выстрелили в него из нескольких ружей. Одна пуля попала ему, вероятно, в легкия, потому, что вдруг изрыгнул он множество крови. Ду­мали, что он уже совсем издыхает в своем ветвистом убежище, как вдруг, к великому удивлению ловцев, зверь вспрыгнул снова и по­бежал к другим деревам. Бросились за ним, окружили его, отрезали ему путь. Тогда, далекий от уступки, храбрый дикарь, не боясь числа, вы­прямился и принял положение человека, решивша­гося защищаться до последнего издыхания. Его ко­лоли копьями; он схватил одно из них и пе­реломил на двое, как будто морковь, по добро­душному рассказу моряков. Но после сего уси­лия, чувствуя истощение сил, зверь принял выра­жение умоляющей скорби ; он захватывал свои раны, и показывал на них, столь жалостно, что моряки, горячо преследовавшие его, почувствовали сожаление. Мертвый орангутанг этош был пред­метом удивления для самых туземцев, никогда не видывавших подобного в своей стороне. Рас­тянутый на земле, он имел до 6-ши Футов въ

зок
вышину, и целою головою превосходил самого рослого из матрозов. Тело его было весьма со­размерно ; спина широкая и четыреугольная, низ тонкий, глаза большие, хотя и меньше человече­ских по сравнению. Нос казался обозначеннее, нежели у обезьян других пород. Рот весьма широкий. Курчавая борода, орехового цвета, в шри вершка длиною, украшала губы и щеки, и действительно казалась более украшением, неже­ли безобразною приставкою к лицу ; руки были длинны несоразмерно. Красота зубов, которые все оказывались целы, служила доказательством, что животное было еще не старо. Волосы, по­крывавшие все птело его, были гладки, нежны и блестящи. Что особенно удивляло всехъ—это жи­вучесть, позволявшая животному еще оказывать чувство, после стольких ударов смертельных. Сила мускулов долженствовала быть у него весь­ма велика, потому, что раздражение Фибр являлось даже и тогда, когда труп орангутанга был уже перенесен на корабль и повешен для снятия ко­жи. При этом действии, совершенном через дол­гое время после его издыхания, прикосновение ножа произвело ужасающее движение мясистых частей. Такой род гальванической жизни был столь изумителен, что когда дошли до спин­ных частей, Капитан приказал остановить работу, и сначала отрубить голову животному. Орангутанг этот, вероятно, случаем забежав­ший в те места, где его убили, долженствовал бродить весьма долго прежде того, потому, что
305
ноги его были по колена в грязи. Без сомнения, пышел он из непроницаемых лесов, начинаю­щихся в нескольких льё от места поимки его, и куда не осмеливается ходить ни один из жителей окрестностей. Туземцы, сбежавшиеся на ловлю животного, ему приписывали потом стран­ные вопли, слышанные ими уже по нескольку дней, и не походившие на крик ни одного из диких зверей, водящихся в окрестностях. — Высушен­ная кожа орангутанга была еще 5 Футов, Ч дюй­ма в длину, от плеч до конца ног ; ширина её в шее простиралась на 3 дюйма, в лице на. 8-мь. Лицо зверя было совершенно голое, исклю­чая подбородок и низ щек, где начиналась бо­рода ; волосы черно-свинцового цвета падали по сторонам и на виски ; веки были с ресницами ; губы, по видимому, не толсты; уши, прижатые к голове, простирались в длину на дюйма; руки весьма длинны.»
В шом-же году, еще поймали орангутанга, того-же рода, живого, на Малезских островах, и привезли на корабле Октавия. Своим длинным рылом и цветом кожи, он был похож не­сколько на Негра; за исключением губ и окруж­ности глаз, ладоней и подошв, кожа его была гладка и одноцветна. Темные глаза его были уг­лублены, нос короткий, губы толсты, плеча ши­роки и плоски, ягодицы полузакрыты шерстью, но раздельны. Машрозы корабля Октавия назвали его Жоржем, и животное дружно уживалось с ними. За столом оно подавало кофс; мело палубу, чер-
¥. И. 20
•1 i •i >1 *<
I
Й
306
пало воду, и оказывало разные прислуги. Платье Офицерам чистило оно не хуже всякого слуги. Наказанный за шалости, Жорж плакал и по­казывал раскаяние, как дитя. Любимая пища его было сарачинское пшено, но он любил также плоды, пил чай, ко*е, белое вино. Сделавшись, бо­лен, он давал себе щупать пульс и принимал лекарства.
До сих пор невозможно было сделать наблю­дений над нравами орангутангов на Малайских островах, как могли сделать их над черными орангутангами Ангольскими и Конгскими. Неиз­вестно : уединенно-ли, парами, или стадами жи­вут они ? Илия Гесс говорит об опасности, какой подвергается женщина, переходя через лес, где они живут. Но как черная Африкан­ская порода орангутангов решительно сходна с Сумашрскою, следственно, и свойства их должны представлять большое сходство с свой­ствами Малайских, или рыжих орангутангов. Сообразить их здесь, значит дополнить описание этого странного животного.
У черного Африканского орангутанга лицо глад­кое и черное, как у мулатра, с бакенбардами с обеих сторон; глаза маленькие, сближенные, но живые, с выражением беспокойства, и не без кроткого оттенка. Туловище, довольно складное, усеяно редкими волосами, черноватыми, тверды­ми, длиннее на плечах, реже на брюхе широком и плоском, на груди и внутри лядвей. Ягодицы означаются, но без разреза. Руки плотны, доволь­
307
но складни и сходят только до колен. Кисти рук крепки, не будучи длинными, гладки и серо­ваты ; большой палец немного отдален, а на ногах он отдален гораздо менее, нежели у по­роды Малайских орангутангов. Спина похожа на Негритянскую, и нередко длиннее, потому, что у орангутанга одним позвонком более че­ловеческого. Что ни говорили об орангутангах черных, но они не кровожадны и не хищны, хо­тя собираясь -стадами образуют род укреплен­ного лагеря, и защищаются в нем от всякого хищного зверя, даже опп. льва и слона, которых утомляют и приводят в замешательство сво­ею ловкостью. Жадные к свободе, они остере­гаются Негров, и умерщвляют шего, кто угро­жает их жизни и спокойствию. Желая выразишь эиполи инстинкт самосохранения, Прево, а за ним и Лагарп, в своих Историях о странст­вованиях вообще, не нашли выражений лучше сле­дующего; Cet animal est si féroce, qu'il se défend quand on veut le tuer.... ( Сие животное шолико свирепо, что защищается, когда хотят убить его )....
Пурчас, наблюдавший орангутангов в естест­венном их состоянии, в лесах области Лоанго, рассказывал Башшелю, что черный орангу­танг ходит прямо, не опираясь руками о зем­лю, живет в лесах, цепляясь за деревья, среди коих усшроивает род покрышки, защищающей его от дождя. Он питается дикими орехами, и не ест мяса. Когда па своем становище, лю20' •

308
ди оставят зажженный огонь на ночь, орангу­танги собираются к пепелищу и греются с за­метным удовольствием. Они умеют бросать каменья и строить хижины. «Никогда еще не мог­ли поймать ( говорит Баттель ) взрослого оран­гутанга, ибо они так сильны, что десять чело­век не сладили-бы с одним, но Негры ловят много детенышей, убивая матерей их. Когда орангутанг умрет, другие изъявляют печаль и покрывают тело его листьями. Один из Негритенков моихъ—прибавляет повествователь— был унесен орангутангами, и жил несколько недель между этими животными, но они не при­чинили ему никакого вреда.» Какой-то Лабросс, упоминаемый Бюффоном, говорит еще более. «В Лоанго (по словам Бюффонэ) видел он жен­щину, Негритянку, похищенную орангутангами, и прожившую с ними в лесах три года, где обитали они все вместе в листвяной хижине. Негритянка не могла потом нахвалиться хоро­шим обхождением с нею эшой породы зверей.» Самки черных орангутангов страстно любят детей своих, и, кажется, что щенятся одним детенышем, которого носят от семи до де­вяти месяцев. Что касается до продолжения жизнй орангутангов в диком состоянии, ничего верного не могли узнать допыне. Естественно всеедущие ( omnivores ), орангутанги рвут себе на пищу плоды, ищут птичьих яиц на деревь­ях и в кустарниках, ловят лягушек, до ко­торых они большие лакомки, и питаются также
309
улиткамимолюсками и устрицами. — В со­стоянии рабства, между людьми, орангутанги послушливы, подражательны, понятливы, почти­тельны к тем, кто ходит за ними. Нрав их кроток и важен. Привычки опрятны и об­щительны. Все те орангутанги, которых имели случай наблюдать, сходны характером ; охотно едят они все, что едят люди : молоко, овощи, закуски, даже мясо; один из орангутангов лю­бил пить малагу ; другой откупоривал бутыл­ку и чистил себе зубы. Все они предпочитали питье из стакана локанью, умывались и утира­ли себе руки салфеткою, стлали себе постели, выносили на солнце свое изголовье и одеяло, с удовольствием ложились на матрацы и подушки, служили за столом, носили дрова и воду с величайшим послушанием, по приказу хозяев своих.
Порода рыжих орангутангов не есть един­ственная на Суматре. Здесь находятся также спмиамг (Hilobates syudaclilus), найденный и хоро­шо описанный Альфредом Дювоселем. Эта по­рода бродит здесь, по его описанию, многочи­сленными стадами, и из числа других более сильные и более ловкие, кажется, повелевают остальными собратиями. Ужасный крик при вос­хождении и захождении солнца указывает на места сборищ этих животных, которых можно почесть выродившимися орангутангами, оглупевшими, униженными, подобно дворной со­баке и Негру невольнику.
310
Еще животное, особенно свойственное Сума­тра, есть буйвол, или карбу, приученный здесь ко множеству домашних работ в жилище че­ловека. На шее и плечах буйвола находится мя­систый нарост, обозначающий породу зебу ; но­ги его короче воловьих, а копыта огромнее ; ро­га находятся у него на верхушке лба ; небольшой хвост оканчивается шелковистою шишкою. Сам­ка носит детеныша девять месяцев; она са­жает его на спину себе, если надобно переплыть глубокую реку. Самец, в диком состоянии, за­щищается прошив всех свирепых зверей, даже прошив тигра. Ходя стадами, буйволы, при опасности, бьются дружно, все вместе. Они ста­новятся рядом прошив неприятеля, выстав­ляют против него ряд рогов, и если он усиливаеипся в нападении, поражают его ударами ужасных голов своих. Иногда, в правильном порядке отступления, они бегут опрометью, останавлпваются в некотором расстоянии, и так продолжают бегство, пока не уйдугп в леса, их укрывающие. Никакое военное движе­ние в таком случае не могло-б быть лучше размерено и произведено. Величайшее наслажде­ние буйвола валяться в болотной шине, ош чего налегает на кожу его глинистая обмазка ; она делает ему нечувствительным укушение насекомых. Ручные буйволы запрягаются в плуг и употребляются для пашни. Работают они ти­хо, но терпеливо, и не смотря на страшную си­лу, не выносят большой усталости ; малейшая
311
болезнь убивает их. Буйволовое молоко превос­ходно ; только из него делают масло, для местного употребления.
Полный список пернатых обитателей Сумапирских лесов был-бы слишком огромен. Самые блестящие, самые прелестные породы во­дятся здесь. Фазан здешний красоты необыкно­венной, огромнее Фазана Европейского, цвета перьев яркого и прелестного. Индийские петухи и курицы изобилуют, и в южной стороне осшрова достигают величины чрезвычайной, по­добно Бантамским. .Ardea argala Бенгальский на­ходится в Палембангском царстве. Анганг, или птица-носорог, так названная по рогу, на­ходящемуся у неё на голове, кажется, не полу­чила еще надлежащего места в нашем Естество­знании ; по всем приметам, она должна принад­лежать к казуарам. Другие роды птиц одина­ковы с находящимися на Индийском материке.
Пресмыкающихся в Суматре множество, начи­ная с огромного речного аллигатора, пожираю­щего людеии, до ящериц, наполняющих домы и бегающих по потолкам комнат. Хамелеон и ящерица летучая обитают в здешних кустар­никах. Нигде насекомые так не многочисленны и так не докучливы, как на Суматра. Муравьи находятся здесь всех родов, и особенно бйлый муравей, все пожирающий (termite): домы, дерево, мебель, пищу — эшо истинная язва Восточных земель, против которой только и защищает каменное, или горное масло.
312
Народонаселение Суматра есть смесь различ­ных народов и многоразличных поколений, ко­торые трудно было-бы подвести под общее рас­пределение. Некоторые из географов придумы­вали недостаточный раздел их на идолопоклон­ников и мугаммедан ; другие изобретали особ­ливый разбор, где первобытные туземцы (aborigè­nes) отделяются от обитателей, позднее утвер­дившихся на Суматра. Ученый Марсден, заслу­живший столько чести своими трудами, подчи­нил деление пород географическому разграниче­нию. Так он признал Малайцев в царстве Менанг-Кабу, а Ахемов t Баттов, Ре джангов, Ламаунгов в жителях областей, носящих сии названия. По всему казалось этому строгому на­блюдателю, что самый первобытный народ (le peuple autochtone ) долженствовали составлять Реджангн. Их центральное пребывание, лучше Дру­гих защищавшее против чужеземных ново­введений, их язык, их отличная азбука, под­тверждают и оправдывают такое предполо­жение.
Реджанги роста выше среднего, с членами те­ла малыми, но весьма соразмерными. У них су­ществует обыкновение уродовать голову ново­рожденного, подобно обитателям некоторых островов Океанийских. Они придавливают нос, сжимают череп, вытягивают уши до того, что они торчат прямо выше головы. Глаза Реджангов черные и живые, иногда косые, как у Китайцев; волосы густы, черны, и столь длин­
313
ны у женщин, что нередко висяш до земли. Мужчины выжигают себе бороду шунаном ( род извести). Впрочем, с первого взгляда видите, что это уже не Индийский шип. Правильный очерк лица, округлость его объемов, согласное расположение черт исчезли и уступили место выдавшимся скулам, углубленным щекам, ма­леньким и узким глазам, сплющенному носу, толстым, некрасивым губам. Это Малайский тип, умеренный местностью, или от древних и неопределенных смешений, или от горной жизни, всегда лучше соблюдающей Формы тела и цвет кожи. Малайцы, и вообще все туземцы острова, разделяют этоип характер физиогно­мии, общий Реджангам, с небольшими измене­ниями.
Обыкновенное одеяние Сумашрийцев мало раз­нится от Таитского. Его составляют куртка, шаровары и шляпа, все из древесной коры, би­той и мягкой, как козлиная кожа. Ныне почти все островитяне приняли Малайский наряд : это узкая куртка, без рукавов, с воротни­ком, как у наших рубашек, и с пуговица» ми, которые у богатых бывают золотые филогранные. На эдиу куртку надевается б’адлг?', род шлафрока, из бумажной, синей или белой тка­ни, иногда из Персидской ткани ( ситца }, у богатых из шелковой материи с цветами. Обыкновенно, сверху набрасывается еще кайаньсаронг, огромная штука ткани, отчасти цвет­ная, шести или восьми футов длины, трехъ
3U
или четырех в ширину, образующая собоюрод мешка, без дна. Иногда подымают его и оставляют на плечах; иногда обвертывают и закручивают на поясе и бедрах, или, когда наряд бывает полный, укрепляют посредством портупеи крн (кинжала), обыкновенно шелковой, алого цвета, и несколько раз обвернутой во­круг тела. Шаровары почти всегда делаются из красной или желтой шаФшы, и не перехо­дят за икру. Остальная часть ног голая. Во­круг головы обвертывают цветной платок, завязывая его узлом, так, что верхушка го­ловы остается открытою.
Одежда женщин состоит в роде корсета, или короткой куртки, покрывающей грудь и схо­дящей ниже бедр. За тем надевается кайанъсаронг, описанный выше, и женщины окутыва­ются им от подплечьев до ног, придержи­вая его обыкновенно поясом, шелковым, шитым, или обложенным золотом. Женское баджу мало различается от мужеского, а штука бумажной ткани, почти прозрачной, саландапг, служит им шарфом, или покрывалом. Головная уборка довольно изящна : волосы, или поднимают поКитайски, на верхушку головы, либо позади го­ловы, или всбивают маленькими раздельными пу­ками, придерживая их золотым, или чере­паховым гребнем. В южной части острова, мо­лодые девушки носят на голове золотой, или серебряный обручик, окружающий им волосы. Это служит признаком девического их сосшо-
315
яния, что означается еще кольцами, или брас­летами, золотыми и серебряными, носимыми око­ло кистей рук.
Обычай у. Суматрийцев, так-же как у Малгашей и некоторых Океанийских островитян — под­пиливать зубы, по природе белые и красивые^ Вместо пилы, употребляют для сего маленький точильный камешек ; бедняков кладут для эшой операции на спину. В области Лампунгской женщины лакируют себе зубы гуммъю. В дру­гих местах, богатые люди облепливаюш их золотом на всю жизнь. На близ лежащих око­ло Суматры островах, женщины растягивают себе отверстия ушей, так, что в них поме­стится кулак.
Внутреннее народонаселение острова обитает в ду домах, или селениях, почти всегда распо­ложенных на берегу реки, либо озера. Эти дузомы, окруженные плодовитыми деревьями, со­ставляются обыкновенно из четыреугольника до­мов, прорезанного улицами и проходами. Ни ка­мень, ни кирпич, ни глина не входят в по­стройку ; строения сделались-бы от того тя­желы, и опасны, по причине частых землетрясе­ний на Суматра. Все строится из дерева. Осно­вание дома утверждают на обрубках, в 7 и 8-мь Футов вышиною ; кресш-на-крест поло­женные бамбуковины составляют пол, и на нем 4 возвышается клетка хижины ; невысокие стены её оканчиваются остроугольною кровлею, и покры­ваются нальмовым листом, заменяющим соло­
346 .
менную крышу. Для достижению к единственно­му отверзтию такого жилья, надобно цепляться по бамбуковой лесенке. В половине кровли вид­но окошко, для провевания хижины. Каждый вечер, в хижинах отдельно построенных встаскива­ют внешнюю лесенку внутрь. Домашние приборы таких жилищ состоят в рогожке, служащей постелью ; над нею бывает полог, или род закрышки, из разноцветной ткани. Вместо сто­лов большие деревянные скамьи на ножках ; на них расстанавливают медные блюды, и вокруг них усаживаются обитатели за обед, не под­жимая под себя ног по-Турецки, но только упнраясь локтями в колена. Обыкновенная пища Сумашрийцев растения, особенно сарачинское пшено, приготовленное в виде карн ; впрочем, они не отвергают и мяса, вопреки Индийским поверьям. Буйволовина, козлятина, птица часто являются жареные на обеде их. Они солят икру, и весьма уважают кавьяр, составленный из ра­ковой икры.
Число языков Суматрийских соразмеряется с числом туземных поколений. Здесь говорят Ахемским, Багпшским, Реджангским, Лампунгским языками, и в шо-же время Малайским, главным из всех других коренных наречий. Малайский язык, которого первобытную колыбель указать трудно, весьма легок и звучен ; он распространен по всему этому Океанийскому ар‘ хипелагу, и по сладкозвучию своему заслужил имя языка Италъяно-Востоиного. Обилие гласных и уда­
347
ление согласных немых, делают его гармони­ческим и приятным. У Малайцев есть своя сло­весность, есть и пиитика, по которой составля­ются их песни, баллады и другие сшихошворе‘ ния. Несколько слов Арабских и Португальских вкрались в этот язык, допускающий подобные нововведения. Малайцы пишут ныне Арабскими буквами, хотя у некоторых внутренних поко­лений сохраняется азбука самобытная и первона­чальная. Реджангский и Баштский языки, самые обширные на Суматра после Малайского, различа­ются не столько словами, сколько смыслом, ка­кой придается словам. Без сомнения, необыкно­венный, может быть, единственный пример в Истории, что два народа, обитающие на одном острове, оба считающие себя первобытными, до­стигнувшие равного образования, говорящие языка­ми одного корня, имеют азбуки различные, не только одна от другой, но даже от всех из­вестных в мире азбук. Главное различие, суще­ствующее между Малайскими и первобытными Су­матрийскими наречиями, есть шо, чшо Малайцы, как Арабы, пишут от правой стороны на ле­во, а Суматрийцы, как-то : Батты, Реджанги и Лампунги, с левой на право. Буквы изображают ’ они чернилами на древесных листьях, или остреем кри на кусках бамбука.
Сведения туземцев Суматры вч> науках незна­чительны. Годы у них лунные, как у мугаммедап, но они определяют солнечный поворот учетом времен года и жатв. Деление времени
318
на недели им неизвестно, и дни считают они рождением и ущербом месяца. Периодичность приливов и Фазы лунные исчисляются и предска­зываются ими. Во время затмений производят они страшный шум, посредством звучных ору­дий, чтобы не дать, по словам их, одной звезде съесть другую. Что касается до лешочисления и Исторических сведений, у них нет ничего опре­деленного в атом отношении. Только по тем­ному преданию продолжается между ними память о минувшем времени. В Географии такое-же не­знание : они не ведают даже того, что земля их остров. Ахемские обитатели, производящие при­брежное плавание, заняли у Арабов и Индийцев некоторые практические сведения о Морской Астрономии. Наука числения так ограничена у Сумапирийцев, что они не имеют даже слов для означения чисел выше 4 0,000. Меру составляют катти и аккул; сто катти делают один пи­куль, равный 433| Фунтам.
Медицина, подобно Индийской, ограничивается познанием и употреблением нескольких про­стых средств ; каждый старик, каждая ста­руха имеют право готовить и давать их. Не­которые растения употребляются в насшойквх, другие как пластырь. Самые гибельные здешния болезни суть : проказа (кажется, не смертельная и не заразительная, но кожа от неё шелушится и страшно безобразит человека) и элефантиазигескал болезнь, которой следствия бедственны : кожа отстает лоскутьями, кости гниют до
319 можжечка, тело отваливается кусками: это тле­ние эа-живо, медленное, видимое, рак, распростра­ненный на все тело. Так как болезнь эту по­читают заразительною, то больного, постигну­того ею, гонят из его семейства, из дома, из всякого обиталища человеческого; принужден­ные бежать в леса, и жить там в хижинах, ими самими построенных, несчастные влачат бедственную жизнь, питаясь подаянием, от вре­мени до времени приносимым их прежними род­ными.
Ремесла и промышленность во внутренних областях почти ничтожны, но в приморских местах есть Фабрики и мастерские. Ахемское царство, говорят, имело прежде литейные для пушек, и даже в нате время область МенангъКабу сохранила славу выделки огнестрельных ору­жии и Малайских крм, столь хорошо закаляемых. Но первейшая промышленная слава Суматра со­стоит в выделке золотыхч. и серебряных фплограннлих вещей, во множестве потребных для Малайской одежды, и уважаемых так много во1 всей Азии. Суматрийские изделия этого рода столь превосходны, чшо самые Китайцы, искусные и тер­пеливые на всякую работу, не могут, не только превзойдти здешних туземцев, но, даже срав­няться с ними. Другие ремесла далеко отстали от подобного совершенства одного рода занятий : кузнечные, плотничные, каменьщичьи работы, тканье, выделка глиняной посуды, выработка са­хара и пороху, суть единспивеипые занятия, о ко-
320
шорых стоит упомянуть, но все это не отли­чается ни ловкостью в работе, ни тщательностью изделий.
Охота здесь не одно удовольствие, или сред­ство жизни—она необходимая война человека про­тив тигров, самих свирепых, какие только есть в мире. Нередко, во внутренних обла­стях, эти звери опустошают целые деревни. Для битв с ними, туземцы приготовляют разные средства : иногда ставят клетку, где кладут приманку для чудовища; иногда роют волчью яму, где охотник безопасно убивает потом тигра; иногда делают плетни из гибкого рошана, обхва­тывающие животного; иногда ставят доску так, что она отбрасывает зверя на острые колья. Не без особенного отвращения однакожь решаются Суматрийци на неприязнь к тиграм, потому, что у них есть суеверное почтение к этому зверю; чтобы довести туземца до охогпы за тигром, надобно ему иметь причину, мщение за кровь коголибо из своих ближних.
Ничто не однообразно на Суматра, ни обычаи, ни законы, м-ежду пятью различными народами, заселяющими сей остров, Реджанги, самый об­ширный тип народонаселения, по природе миро­любивы и незлобивы, обладают добродетелями отрицательными и беспечными, менее лукавы, ме­нее жестоки, нежели Малайцы, осторожны, важны, понятливы, мало способны к ненависти, хотя и непримиримы, если однажды возненавидели. Уме­ренные в пище и питье, они питаются прозябе-
321
киями, и убиваюш какую нибудь козу только для угощения странника. Гостеприимство есть у них единственная деятельная добродетель, и дохо­дит до последней степени их средств. Но за то, они ябедники, ленивы, пристрастны к игре, иногда мошенники, и всегда подозрительны и ра­болепны. Женщины у них добры, скромны и цело­мудренны.
Правление между Реджангамй сохранило, кажет­ся, патриархальные Формы,' смешанные с некото­рым Феодализмом. Властитель земли, Панджерахь, держит в особенном роде покорности Дуиаттн, или старост по селениям. Эти дупашшв, сколько можно понять из наблюдений, име­ют власть ограниченную и условную. Повинуюшся-ли им, или нет, но они более составляют совет общественный, а не прямую власть. Могу­щество Панджерама изменяется и уравнивается, смотря по местности ; в одном селении власть его неограниченна, в другом относительна и ограничена совершенно. — Название Панджерама восходит не далее столетия. В первый раз при­дано было оно Бегннда-Себиаму, воинственному начальнику, в 1719 году принимавшему деятель­ное участие в изгнании Англичан из крепости Марлборуг. Яванский царь Бантама, до того вре­мени властитель по титулу южной части острова, отказался от всех прав своих, в пользу но­вого начальника, и наследники Себиама утвержда­ются на эшом, оспоривая права на независимость,
Ч. II. 21
322
излагаемые дупагшпи, или старшинами селений, До­стоинство этих старшин наследственное.
Подле земли Реджангов, разделенной на че­тыре поколения, находится облаешь Пассюма, стра­на обширная, с шакими-же обычаями, управляемая такими-же законами. Здесь также властвуют Папджерамы ; их четверо, и все они признают старинное подданство Палембангскому султану, восходящее ко временам Яванского завоевания. Среди неопределенных известий, из коих со­ставляется история Суматра, легко различить события двойного впадения чужеземного — Малай­ского с С. 3., и Яванского с 10. В. — Законы, обычаи, даже язык потерпели тогда столь силь­ные влияния, от одного здесь, от другого там, что во всем этом сохранилось знамение упомя­нутых важных политических потрясений.
Обычаи Реджангов, основное уложение здешней земли, определяют большую часть вопросов граж­данского и уголовного судоведения, и установдяюш действие и разделение правосудия. Законы о наследстве, об отеческом изгнании, вознаграж­дении убытков, клятвах, свидетельстве, плате за бесчестье, Формах супружества, ответствен­ности за воровство и убийство, находятся об­ширно и подробно объясненными в Яддати, или уложении Реджангов. Уличенный в краже платит вдвое цену украденного, с платою особой пени. Убийство искупается, так называемым, Рангуном, или плашежем денег, который изменяется отъ
323
80-ши до 500 пиастров, смотря по достоинству, возрасту, званию и полу убитого, или убитой. Юридическая присяга происходит среди самых торжественных обрядов, и потому может быть, редки бывают примеры ложной присяги. В следствие окупа за убийство, смертная казнь почти неизвестна на Суматра. Только Европейцы делают произвольное приложение оной к пре­ступлениям туземцев. Телесные наказания также весьма редки. Тюрьмы здешних преступников составляют род клеток, сплетенных из бам­бука, и по четырем углам укрепленных тол­стыми досками.
Право невольничества существует на Суматра, так, как во многих странах Востока, но оно редко осуществляется и притом весьма ограни­чено. Туземцы имеют мало невольников, и слу­жители почти всегда живут здесь в какомъто равенстве с семейством своего господина.
Супружество на Суматра бывает трех ро­дов, отличаемых названиями : жужуръ^ амбелана, семундо. Первым означают калым, или плату за невесту, после чего она делается собственностью мужа. Иногда условленный жужур производится взаимным разменом женихов на невест и не­вест на женихов, в тех семействах, где много сыновей и дочерей. В случае развода, или удаления жены, муж в праве требовать обратно жужур, с небольшою уступкою. — Брак по амбелану совсем другое : тут мужчина, за какую нибудь плату, делается гостем и сожителем 21*

32Я
своего шесшя. Женщина становится тогда главою хозяйства ; она отвечает за долги мужа, пла­тит за него пени, если он им подвергнется. Муж в этом состоянии живет каким-гпо под­чиненным бытием, сына и должника. Работа его не принадлежит ему ; что приобретает он, кладется в общую кассу. — Супружество треть­его разряда, семундо, взято с Малайского : это что-то среднее между жужур и амбелана — сво­бодный союз, установленный на взаимной ответ­ственности, и почти равный с нашим уставом общности имений мужа и жены.
Обряд заключения брака весьма прост. Стар­шина селения соединяет руки супругов > и объ­являет их мужем и женою. Они дают после того праздник, или бимбанг, имя, придаваемое всем туземным торжествам. На эшо посвя­щается целый день — утром бывают угощения, или петуший бой, а вечером пляска. Суматрий­ские пляски производятся, или одною особою, или двумя женщинами, или двумя мужчинами, или муж­чиною и женщиною вместе. Движения пляшущих тихи и принужденны ; положения сладострастны, но не уродливы. Оркестр составляется из Ин­дийских, Малайских, или Китайских инстру­ментов — калинтанга, гонга ( род колокольчи­ков), сулена, или Малайской дудки, и цымбалов, называемых пшика. Молодые плясуньи надевают при таком случае свои лучшие шелковые платья и драгоценнейшие Филогранные украшения ; уши, руки, нос обременены бывают у них золотыми
325
и серебряными кольцами ; волосы умащают они бензуевим маслом и украшают пахучими цве­тами. После пляски бывает пение ; его начинает молодая девушка, робко, обратясь спиною к со­бранию, и когда она пропоет первый куплет, искуснейший из певцов отвечаешь ей. Песни вы­ражают всегда любовную страсть, нередко неж­ную и приятную. Для наполнения промежутков пира являются шугаы, которым позволяется сме­шить участников бимбанга. Так проходит ве­чер и часть ночи.
Когда настает время оставить молодых, ве­дут их в хижину, и заставляют лечь на высо­ких подушках, не скидая парадных платьев и множества находящихся на них украшений. Обы­чай требует, чтобы молодая защищалась сколько можно упорнее от всякой ласки своего супруга, и это продолжается иногда по нескольку дней.
Хотя многоженство терпимо на Суматра и позволяется законом, редко бывают примеры, чтобы Суматриец имел более одной жены; толь­ко начальники, и между ними только богатые, пользуются свободою заключать многие супруже­ства, посредством жужура.
Страсть к игре, как я упомянул, свойствен­на туземцам Суматра. Кости, мяч, петушьи бои, суть их любимые упражнения. Бой петуший нахо­дит в иных местах таких страстных охот­ников, что начальники принуждены позволять его только с особенными условиями. Редко всгареши-
326
ипе туземца, идущего из одного места в дру­гое, без петуха: он всегда под рукой у него, и иногда на бимбанг собирается из соседства по ЛО, по 50-ти человек, и каждый несет сво­его пернатого бойца. В нем заключается для обладателя надежда больших выигрышей, потому, что на игру ставят огромные суммы, и горячие спорщики все проигрываютъ—жен, дочерей, мате­рей, пуская что ни попало на удачу игры. Это Английский cockpit, со всем его безумием, со всем отчаянием страсти. Держат заклад за одного петуха против другого, но позволяется и посторонним парировать. Порода Малайских петухов славится здесь силоюи отвагою между знатоками. Для предупреждения всякой хитрости и всякого спора, никогда не спускают двух пе­тухов одного цвета, но допускают соперни­ков только резко-отличных перьев — серого на черного, желтого на красного. У Реджангов есть другие увеселения, не столь жестокия. Тако­вы годовые игрища их, подобные пиррическим играм древних Греков. Представляется подо­бие битвы, или на копьях, или на Малайском кри, искривленном, вороненом кинжале, кото­рый страшит и блестит в одно время, как язык змеи.
Подобно всем народам Малайского происхож­дения, туземцы Суматра, и особливо жители при­брежья, страстно любят опиум. Мак, произво­дящий эту одуряющую снедь, не растет на Су­матра, и потому опиуму привозится ежегодно
327
из Бепгала около 200 ящиков. Он приготов­ляется лепешками, в 5 и 6 Фунтов, и их обвер­тывают в сухие листки. Сумашрийцы употреб­ляют опиум двумя образами : глотают цели­ком, или курят. Первый способ употребления предпочитается Турками, и вообще всеми Восточ­ными народами ; напротив, Малайцы жадны ко второму ; они упиваются дымом опиума до того, что становятся совершенно сумасшедшими, безум­ными. Возбужденный упояющим дымом, Сумашриец бросается из своего дома, одуревший, с мутными глазами, с рукою поднятою для убий­ства, и он готов совершишь его, если не пред­упредят другие его безумия. Не здесь место рассказывать обо всех несчастных случаях, какие излишнее употребление опиума причиняет на Ма­лайском архипелаге, потому, что из всех остро­вов этого архипелага, Суматра есть тот, где подобные бедствия менее других случаются. От того-ли, что здесь все еще злоупотребление это­го яда не столь велико, или что нравы здесь крот­че и делают безумие излишества его менее опас­ным, но бедствие от опиума здесь весьма редко. Ява есть главное место исступленных курите­лей, и бед, от опиума происходящих. — Упопгребление бетеля, не сшоль дорогое, и следствен­но, более доступное народу, потому самому все­обще между Суматрийцами.—Табак, завернутый в трубочки из пальмовых листьев, также в употреблении великом.
Самое большое продолжение жизни на Суматра
.?!
il


328
редко переходит за 60-т лет. Когда ребенок родится, дают ему имя, но почесть прозвания придается ему гораздо после. В некоторых Реджангских областях есть обычай, явно занятой у Аравитян, придавать отцу имена детей. Так говорится, на пример : Pongon-Pah-Lindoo (Пон­тон, отец Линду), как по-Арабски говорят : Mohammed-Abou-Beker (Мугаммед, отец Бекера). Впрочем, никогда Суматриец не говорит сво­его собственного имени. Так велят обычай. Ни­когда не употребляет здешний туземец и пер­вого лица местоимений, говоря о себе, но третье.
Обряд похорон производится на большой дос­ке, общей для целого селения. На ней кладут труп, натертый клеем, для сохранения его на время более продолжительное. Потом несут умершего на кладбище, где зарывают в могиле, глубиною едва-ли Фута на два. Женщины, следую­щие за провожатыми гроба, кричат и ревут, и все это продолжается до тех пор, пока земля покроет останки покойника. Потом ставят на могиле палки с разными значками, и садят на ней куст, в знак памяти.
Религиозное преобразование, учиненное Мугаммедансшвом на Суматра, кажется, уничтожило все предания о первобытной религии островитян, и теперь тщетно старались-бы отыскать какие нибудь следы её. Если под Религиею разуметь пол­ную систему догматов и обрядов, с жрецами для изъяснения, и верующими для исполнения их, то можно сказать, что ныне никакой религии
329
нет между Суматрийскими Реджангами. Они веряпгь в преестественных, неощутимых духов, имеющих двоякую способность делать добро и зло. Но это есть извращенное учение о добрых и злых гениях, система верования, столь общая многим Восточным религиям. Оно так не само­бытно на Суматра, что даже названия, употреб­ляемые туземцами для означения высших духов, одни Аравийского, другие Яванского происхождения; духов называют, то джин, то деван— очевид­ное изменение деута, заимствованное Яванцами от Индийцев. Еще более : для означения Бога, есть одно слово во всех Суматрийских языках, и это слово—Мугаммеданское Алла, весьма не­много измененное во всех четырех языках острова Суматра.
Тени предков священны для Суматрийцев ; ими клянутся они, к ним возносят обеты во времена бедствий, войны, голода, поветрия. Вера в переселение дуть здесь странна щем, что ту­земцы думают, будто души человеческие пересе­ляются в тела тигров. Отсюда происходит по­чтение их к этому роду животных, с кото­рыми воюют они, силою и хитростью, только для собственной защиты. Сумагприйцы верят, что есть на земле такое место, где пиигры учре­дили правление, имеют своего государя и Двор, живут в городах, составленных из домов покрытых женскими волосами. Обожание тигров, без сомнения, произведено чувством страха; ал­лигаторы, пожирающие неосторожных в воде,
330
также обожаются здесь, и, конечно, по одинакой причине.
Все эти нравы, законы и обычаи, особенно свой­ственные Реджангам, видны, с некоторыми из­менениями, в земле Лампунгов, им соседствен­ной. Лампунги обитают в южной оконечности острова, от Палембанга до пределов Пассума.— Часть берега от 10. 3. почти бесплодна, но вну­тренния области населены племенами сильными и независимыми. Из всех Сумагарийцев, Лампунги более всех походят на Китайцев, по располо­жению глаз и вообще лица. Говорят они языком, исполненным гортанных звуков. Хотя управ­ляемые Панджерамами, с незапамятных времен были они по названию подданными Яванского вла­стителя Бантама; ныне признают власть Голланд­цев, и им обязаны передавать всю сборку перца. Для перевоза, грузят перец в огромные лодки, выдолбленные из одного дерева, и подымающие тяжести до 4 00 квинталов. Нравы Лампунгов развратнее Реджангских; народ склонен к во­ровству и лжи ; гостеприимен только из тще­славия. Женщины Лампунгские красивее и стройнее всех женщин на Суматра. л
Б средине острова распростирается царство Менанг-Кабу, в протяжении почти ста миль, на­селенное Малайцами. Земля эта, следствием не­давней борьбы перешедшая во власть Голландцев, все еще преимуществует над всеми другими частями Суматра своею силою и промышленностью. Здесь находятся золотые рудники, и Фабрики для
331
выделки оружия и кри, или Малайских кинжалов. Эипо оружие, о котором упоминал я неодно­кратно, столь употребительное между Малайца­ми, стоит быть описанным. Клинок его бы­вает 1М-ти дюймов в длину; пестрый, вороне­ный, закаленный превосходно, он ни прям, ни искривлен правильно, но своевольно изогнут, и от того раны, им наносимые, убийственны. Ру­коять обыкновенно делается из слоновой кости, украшенной золотом, или из особенного рода золотистого опала ( chrysocalque ), именуемого туземцами сояссо, образуя Фигуру на конце, похо­жую на Египетскую Изиду. Ножны делаются из красивого дерева, выдолбленные, и украшаются ратангом, окрашенным в алый цвет. Обычай намазывать оружие ядом, столь употребительный между Малайцами, встречается редко на Суматра, но по всему видно, что прежде был он здесь в большом употреблении.
Жители областей Менанг-Кабу все мугаммедане ; потому земля их почитается святою ме­жду Малайцами, обитающими по берегам Сумат­ра и в Малакка. Многие совершают даже сюда пилигримства. Старались узнать причину, по ко­торой область срединная могла обратиться в Исламизм вполне, между тем, как соседния области приняли его только отчасти, или вовсе отказались принять. Иоанн Баррос, Португаль­ский историк, утверждает, что нашествие Мугаммеданства на Малакка и острова Малайского архи­пелага, произошло в половине ХИѴ-го столетия.

332
Марк-Павел, оставивший стол пространные по­вествования об Индии, полагает время этого события сотнею лет ранее. Тот и другой гово­рят согласно, что Саррацинские купцы, прибывшие из Сурата, были орудием сего важного дела. Без сомнения, преданность Исламизму могла вгнез­дишься в Менанг-Кабу только посредством за­воевания. Малаккские туземцы, уже обращенные в Мугаммедансшво, ввели .здесь новую веру оружием, и смешавшись потом с первобытными обитате­лями, продолжили строгий надзор за совершен­ным исполнением религиозной реформы. Впрочем, в такой земле, где никакое верование не имело глубоких корней, где не было ни своекорыстия каст, ни жреческих преимуществ, всякое ново­введение подобного рода легко долженствовало покоришь себе умы народа вполне.
Малайские владения управляются Раджею, прини­мающим название Султана, Под ним владеют правители частные, или Датту, управляющие его именем. Везде где встречаются эти дагпшу, сме­ло можете утверждать, что вы находитесь в Малайской земле. В Бенкулене, городе Голланд­ском, и следственно, неутральном, четыре даипшу владеют под начальством одного панджерама, как будто для представления собою различ­ных оттенков туземных повелителей.
Долгое время народ Малайский считался проис­ходящим с полуострова соседнего, и, конечно, имя: Малакка, сохранившееся при этом полуост­рове, было к тому поводом. Ныне известно
333
за достоверное, что Малайцы поселились на Ма­лакка во времена позднейшие. При том, если обо­зреть только пространство, занимаемое этим поколением человечества, то невозможно предпо­ложишь первоначальным гнездом его Малакка. Породу Малайцев находим на всем архипелаге, именуемом Маледиею, не говоря уже о сходстве Форм и одинаковости нравов, видимых далеко за пределами означенных земель. Из какого-же центра раздвинулись все эти различные направле­ния Малайской породы? Где колыбель Малайского племени, столь отличительного своим характе­ром?—На такие вопросы можно отвечать только догадками. Одни из этнографов указывают на остров Борнео, другие на Палембанг. Марсден склоняет решение к Суматра, Малтебрюн к Ява; один руководствуется Филологическими на­ведениями, другой призывает на помощь историю Яванских завоеваний, и разительное сходство между' языком Яванским и языками Санскрит и Телинга в Индии. Оба мнения имеют свои убеди­тельные стороны, равно сильные и могущие быть допущенными. Жаль только, что допустивши одно, надобно совершенно уничтожишь другое.
Подкрепляя последнее предположение, говорят, что около 14 60 года, большое количество Малай­цев оставило окрестности Палембанга, основало Синкапур, и потом город Малакка, около 4250 года. В 4276 году, народы эти были еще языч­ники, когда Мугаммед, властитель преданный Исламизму, обратил их в веру лже-пророка.
33*
fl
Этот властитель царствовал около 60-ши лет, над большею частию Малаккского полуострова ц около лежащих островов.
Как-бы шо ни было, Малайцы, преобладающие над другими в здешних сторонах, суть люди отвратительной породы, с членами тела сжаты­ми, крепкими, но малыми и нередко безобразными. Красно-медного цвета кожа, жесткие волосы на лбу, небольшом и сжатом, выдавшиеся скулы, углубленные, желтые глаза, похожие на тигровые, сплюснутый нос, широкий, с короткими губами рот, откуда течет, как будто кровь, сок бетеля—такова дикая и безобразная общность Ма­
лайца, словно нарочно созданная для внушения ужа­
са, смешанного с отвращением. Если к атому присовокупите характер самый лживый, самый
L-
жестокий, самый бесстыдный, нравы бандита и пирата, привычки неопрятные и гадкия, презрение
всякого закона и всякой веры, вы получите верную идею о Малайских народах, туземцах обширного архипелага, называемого их именем.—В Су­
матра, кроме Менанг-Кабу, они заселяют почти
все берега острова.
В северной части, на пределах Ахейского цар­ства, находится народ Батта, самый любопыт­ный из всех других Сумагприйцев, самый странный по своим преданиям и нравам. Они и Реджанги, без сомнения, суть два различия перво­бытных жителей. Малорослее Малайцев, Башты красивее их цветом кожи ; они деятельны, хра­бры, страстны к лошадям и азартным играм.
335
Эта внутренняя область, куда ни один Европе­ец не проникал до путешественника Миллера, в 1772 году, обозренная и описанная Лндерсо- .
ном в 1823 году, являет противоположность образования весьма значительного и нравов сви­репых. Почти все Батты умеют читать и '
писать. У них свой язык, своя азбука, религия, более определенная, нежели религия окрестных народов, литшература, как говорят, превос­ходная и богатая; они крошки, гостеприимны, че­стны, промышленны, и, между тем, по странной несообразности — человекоядцы. Этот ужасный ,
обычай, ныне решительно доказанный, не столько есть недостаток образования Баттов, сколько доказательство привязанности их к древним обычаям предков. Б древнейшем законе своем, Башты находят причины и случаи, при которых позволяется есть человеческое мясо. По эшому закону должен быть съеден живой—1-е, прелю­бодей, 2-е, ночной вор, 3-е, пленник во время значительной войны, Я-е, женившийся в своем поколении, что строго запрещается, ибо люди одного поколения считаются роднею, происходя от одного отца и одной матери, и 5-е, хищни­
чески напавший на селение, дом, или человека. ;
Уличаемый в одном из означенных преступле­ний предстает перед избранное судилище. Сви­детели, немедленно выслушанные, и приговор, в следствие того произнесенный, решают дело.
Судьи произносят решение, и пьют по стакану питья — обряд равносильный подписанию и прило-
336
жению печати в Европе. На три дня оставляется потом исполнение, чтобы народ имел время со­браться, и в случае прелюбодеяния, приговор откладывается, пока все родственники преступ­ника будут иметь возможность принять участие в пиршестве. Наконец, в назначенный день,
приводят осужденных, привязывают к дереву,
или столбу, руками крест-на-креспи. Муж, или обиженный, приближается первый-, и выбирает себе кусок, какой ему угодно—обыкновенно уши. Потом идут другие участники пира, и режут что заблагоразсудят, сообразно своему званию и вкусу. Кончив пиршество, обиженный, или муж, если жена его была жертвою, срубает голову
жертвы, уносит ее с собою, как трофей, тща­
тельно вынимает из неё мозг, и хранит его в особенной чашке, ибо, по общему поверью, мозг этот имеет таинственные свойства; го­лова выставляется после того перед домом. Не трогают внутренностей, но, как за лакомые
куски, спорят за сердце, кисти рук и ступни
ног. Все это едят отчасти сырое, отчасти поджареное, но всегда на месте казни. Туда при­носят лимоны, соль, перец для приправы, иногда сарачинское пшено, но никогда не бывает ни крепких напитков, ни пальмовки; все питье со­стоишь из крови, которую многие присутству­
ющие сосут из тела жертвы, посредством бам­буковых дудочек, Только мужчины присутству-
№
юш и участвуют в этом отвратительномъ
пиршестве, потому, что мясо человеческое эапре-
337
щено женщинам, когпорые едят его только украдкою.
Говорят, что Башшы предпочитают тело че­ловеческое всякому другому мясу, но, не смотря на такой вкус, по уверению Сира Стамфорда РаФФлеса, примеров не было, чтобы они старались удовлетворять склонности своей когда либо, кроме позволенных законом случаев. Еще бо­лее: и тогда, они поступают не по страсти, не из мстительности, но как будто исполняя дело закона, с удивительным хладнокровием, спо­койствием, важностью. Такое повествование противоречиш однакож новейшим наблюдениям Андерсона, уверяющего, что раджа Тана-Джава, один из сильнейших начальников Баттских, не мог питаться ничем другим, кроме челове­ческого тела. Если не было запаса, он посылал в поле невольников, убивавших первого встреч­ного, и приносивших труп его к Радже. Впро­чем, вообще обыкновенное добродушие Баттов заменяется исступленною яростью, когда им по­падутся на войне пленники—жертва зверского их обыкновения ! В этих случаях, они вырывают иногда даже трупы врагов для сожрания. В ста­рину был обычай есть всех стариков, если они от старости Делались неспособны к рабо­те. Старики знали свою участь, подвергались ей охотно, и выбравши отвесную ветвь де­рева, сами спокойно привязывали к ней руки свои. Семейство, друзья, соседи плясали въ
Ч. II. 22

338
это время около осужденного на смерть, на­певая песню :
Зреет плод на древе, зреет, И валится, как созреет !
Добровольные жертвы сии приносились обыкно­венно во время спелости лимонов, когда быва­ет изобилие перца и соли. Жертва, изображая со­бою плод, падала на землю, и тогда все броса­лись к ней и пожирали ее. Обычай этот ныне вывелся, и это показывает шаг к постепенно­му изтреблению человекоядства между Баттами, хотя еще и доныне, даже и во время мира, чело­век сто бывают съедаемо ими ежегодно. Сир Стамфорд приводит пример недавний, по рассказу самовидца. « Несколько лет тому ( гово­рит он ), Батта, уличенный в обольщении жены своего соседа, был казнен по туземному обы­чаю, недалеко от Таппанули. Английского Рези­дента приглашали присутствовать при казни; он отказался, но секретарь его и один из офице­ров приняли предложение. В назначенном месте, нашли они толпу народа и преступника, уже при­вязанного к дереву, руки на-крест. Исполнитель правосудия, старшина известного сана, прибли­зился с длинным ножем, размахивая им по мере того, как подходил к жертве суда. Его со­провождал человек, несущий блюдо, и на этом блюде находилась приправа, соус, составленный из лимонного соку, перца и соли, называемый ту­земцами салбуль. Исполнитель правосудия подо-

339
звал мужа, оскорбленного неверностью жены, и спросил его : какой кусок прежде других вы­бирает он ? — « Правое ухо, » отвечал муж. Правое ухо было отхвачено от головы оболь­стителя одним взииахом, и отдано мужу. Он оборотился к носильщику самбула, обмакнул ухо в соус и съел. Вся толпа бросилась после того на жертву, и всякий отрезывал и ел кус­ки по своему выбору. Изрезавши значительную часть тела преступника, пронзили его кинжалом в "сердце, но только из уважения к присутство­вавшим Англичанам, ибо совсем нет у Бат­тов обычая умерщвлять преступника из жалости к его страданиям. »
Обычаи Баттов представляют другие стран­ности. Прежде заключения супружества, невесту показывают у них жениху нагую, в бане, и уже после того торгуется он о жужуре за нее. Мо­лодых заставляют вместе есть два сорта сара­чинского пшена, и обряд оканчивается тем, что отец невесты закрывает ее и жениха куском ткани.... Не менее странны подробности здешней религии : пгри великие бога, по мнению Баттов, управляют миром, Баттара-Кузоп, бог неба, Мангала-Буланг, бог земли, Сорие-Пада г бог воздуха. Исполин носил некогда землю на голо­ве своей. Однажды, утомленный ношею, он по­тряс ее — океан вылился из своего предела ; материки земные сокрушились. Нечего было де­лать ! Бог неба бросил с верху гору, и она послужила завязью новой земли, ныне видимой. Не22*

840
бесная дева какая-mo сошла на землю, и опт трех сыновей её, женившихся на трех сестрах сво­их, произошел нынешний род человеческий.
Одеяние Баттов мало отличается от Реджангского. Его составляют полосатые шаровары, до половины икр, куртка, с короткими или длин­ными рукавами, шарФ кресш-на-крест, пояс для ношения кри, платок, обвернутый вокруг головы. Невольников, или пленников, попавших­ся на войне, привязывают за шею к столбу, или дереву, забивая ноги их в колодку, так, что пленник не может пошевелиться. Андерсон ви­дел в Сенлааре воина, бывшего стражем подле одного несчастного пленника, в этом положе­нии ожидавшего ужасной участи быть сожранным на другой день победителями. Одежду несчастлив­ца, принадлежавшего к обитателям одной из окрестных областей, составляли только шаро­вары и кусок ткани, брошенный на плеча. Башшские женщины, виденные этим путешественни­ком, были обыкновенно одеты в два лоскута бумажной ткани ; первый простирался у них от Груди до икр ; другим драпировалась спина, так, что одно плечо были открыто, а другое окутано. Сидя па четыреугольной рогожке, женщины Башшские проводят большую часть дня в жевании бетеля.
Земля Баттов делится на неровные и незави­симые участки, имеющие каждый своего Раджа, или старшину. Часто эти повелители сражаются между собою, выводят в поле войска, вооружен­ные ружьями с Фитилями, бамбуковыми копьями,
3À4
и саблями, или длинными ножами. Почти всегда разделенные враждою, они соединяются однакож, когда общий враг угрожает их независимости. Старшины Батшских селений отличаются от подвластных более правильными и более благо­родными чертами лица. Старшина селения БатуБара, так как и двое сыновей его, при до­вольно белом цвете кожи, заметны были особен­но умною Физиогномиею. Они приняли Английского посланника с обычными обрядами, и посадили его с собою на диван, покрытый рогожками, весь­ма изящной работы.
Выше земли Баттов, во всем С. 3. округе Суматра, простирается царство Алемское, или Агсмсков, единственная из областей острова, игравшая несколько важную историческую ролю. Летописи сей страны имели много раз случай сближаться с историею Португальских побед и завоеваний в Индии. С 4 514 года Альбукерк стал на землю Суматра, где являлись потом, поочередно, Перез Андраде и Диего ИИасеко — по­следний погиб здесь, ища мнимых Золотых островов. В 4 524 году Георгий Брито нападал на Ахем, защищаемый раджею Авраамом, началь­ником города, и в последствии Султаном всего царства. Этому Аврааму различные историки при­писывали ряд нападений на Малакка, с 4 528-го до 4 530 года, продолженных с большим усилием в следующее царствование. Царь Ахемский, СнригАлъРадин, осаждал Малакка, иногда сам лично, иногда через полководца своего Лаксеманна, въ

342
4537, 4547 и 4567 годах, с 45,000 войска и двумя стами пушек; в 4573 и 4 574 годах, вместе с Яванскою Царицею Жапары ; в 4575 г« с Флотом, по сказанию современников, покрыв­шим весь Малаккский пролив, и наконец в 4 582 году. Ни одно из этих нападений, о ко­торых оставили нам подробности Фариа Суза, Мендез Пинто, Касшанъедо, Баррос и Диего Кушо, не оканчивалось покорением осаждаемого города, но каждое стоило однакож Лиссабон­скому Двору величайшей траты людьми и сред­ствами на защиту владения, при каждой новой осаде подвергавшагося большой опасности. — На­следник Аль-Радина, похититель, объявивший се­бя султаном, под именем Владина, оставлял Малакка более спокойным. Он принял Англий­ского капитана Лапкастра, основателя Бантамской Фактории на берегах Суматра. — Неприязнь нача­лась опять при Педукка-Снрп, самом могущест­венном из царей Ахемских. Он 'лично явился перед Малакка в 4 615 году, с пятью стами су­дов и 60,000 войска, но подвергнувшись нападению Флота Португальского, принужден был бежать. В 4628 году, новое несогласие было последуемо событиями более для него несчастными : 42,000 Ахейцев были отрезаны от своих кораблей и достались в руки Португальцев. Ахем был после того спокоен до 4 640 года, времени, ког­да Педукка-Сири, соединясь с Голландцами, силь­но напал на Малакка, и перед ним пала нако­нец столица Португальских владений в Индии
3^3
Восточной. Впрочем, вся выгода Ахемцев от этого завоевания состояла в том, что Малакка достался другим Европейцам.
Педукка-Сири умер вскоре после победы, и трон Ахемский после него сделался достоянием пряслицы: с 4 6ЛО-го по 4 700 год царствовали беспрерывно женщины, и при их управлении упа­дала постепенно сила Ахейского государства. В этот промежуток времени, Голландцы заставили берега своими конторами, и явились почти у са­мой столицы Ахемской. Французы пришли сюда в 4 624 году, под начальством Больё, а Англичане, стараясь ослабить влияние Голландцев, попере­менно основывали заведения в Бенкулене, Индрапуре, Бантале, Нашале, Таппанули, и построили наконец крепость Марльборуг. С того времени начали они забирать заведения Голландцев, и война 4 784 года послужила им предлогом за­хватить Паданг и другие Голландские Фактории. Только трактатами 4 84 5-го и 4 822# года восста­новлено обладание Голландцев, первобытных властителей разных мест на Суматра.
Народонаселение Ахема представляет харак­тер различный от характеров других опи­санных мною народов Суматра. Ахемцы вообще рослее, красивее, темнее цветом. Полагают, что это смесь Баттов, Малайцев и Индийских Мавр и пиан. Все они исповедуют Исламизм, промышленны и умны более своих соседей, и потому умели создашь себе такия пособия общежития, ка­ких нет в других частях острова. Торговый
30
флош Ахейцев состоит из множества кораб­лей, снабженных смелыми моряками. Здешния шел­ковых, хлопчато-бумажных тканей и оружейные Фабрики пользуются известностью в Малайских землях. Монета редка в Ахеме, и главное сред­ство обмена ценностей есть золотой порошек, который сохраняют туземцы в пузырчатых ко­шельках. Один из весов, употребительных для этой монеты, есть бюнкал, равный унции и трем драхмам. Почва земли в Ахеме хороша и плодо­носна ; произведения её суть произведения лучших областей острова.—Правление наследственно. Сул­тан, повелитель почти неограниченный,охраняет себя стражею из сотни Сипаев,'выписывая их с Коромандельского берега. Единственную посредст­венную власть между Султаном и народом соста­вляет Великий Совет, собирающийся в важных случаях. Если Европейский корабль является в Ахемской гавани, позволение пристать к берегу должен он купить посылкою Султану устано­вленных подарков. Если начальник корабля име­ет титул посланника, немедленно отправляют к нему султанских слонов, на которых должны ехать он и свита его. Шествие останавливается неподалеку от залы приема. Здесь посланник приветствует царя, снимает свои башмаки, идет в залу и садится там на ковре. Несколько лет тому, трон Ахейского царя сделан был из слоновой кости и черепахи. Когда Ахемом правили царицы, они являлись на троне задерну­том Флером, так, что можно было слышать
3M5
их и не льзя было видеть.—В дни торжествен­ных праздников, царь ездит в главную ме­четь на богатоубранном слоне, последуемый сво­ею гвардиею, вооруженною по-Европейски.
Земля Ахейская делится на три весьма много­людные области. Единственная подать, платимая царю его подданными, состоит в мере сарачин­ского пшена, и каждый сам относит эту подашь в царский дворец. Впрочем и это более по­честь, нежели подать, потому, что царь отда­ривает каждого почти равноценным подарком. Единственный положительный доход Ахемского правительства заключается в пошлине с приво­за и вывоза товаров. Чужеземные корабли почти исключительно несут эту тягость ; прибрежные торговцы Телингаские платят около 4 5-ти на 400, со всякой ценности своих привозов в Ахем.
Правосудие исполняется в Ахеме весьма стро­го. Малейшее воровство наказывается как важ­ное преступление: иногда вешают за это винов­ного на дереве, привязывая к ногам его пушку, или другую тяжесть ; иногда отрубают ему па­лец, кисть руки, ногу, смотря по важности ви­ны. Множество несчастных, изувеченных таким образом, бродят по улицам Ахема, или нани­маются служишь на Малайских кораблях. Разбой­ников больших дорог жгут живых, или са­жают на кол. Прелюбодеяние наказывается в Ахеме почти шак-же строго, как у Баттов. Виновного отдают родственникам обиженного ;
I
,1
ЗД6
I, они образуют тесный круг окрест него; тог­
да виноватому дают меч, и он должен про­биться сквозь толпу своих неприятелей; достиг­нув этого с успехом, он остается свобод•и
ным от всякого преследования, но всего чаще . и обыкновенно, его успевают изрубить в куски, пбсле чего погребается он, как животное, без всяких обрядов и молитв. При законах, столь и строго преследующих преступления, можно-бы
полагать, что Ахемцы, по крайней мере, строго . хранят нравственность, происходящую от стра­
ха наказания ; но ничего не бывало : ни у одного и парода в мире нравы так не развратны, и вотъ
новое доказательство, сколь мало можно доверять благим последствиям, если добродетели предпи­сываются только уставом и поддерживаются тольs ко страхом наказания.
Поверхность Суматра, взрытая столькими нашествиями и завоеваниями, часто изменялась въ
1 своих подразделениях. При нынешнем сосшо-
ï янии острова, надобно делишь его на две части—г
Независимую и принадлежащую Голландцам.
Часть независимая объемлеш царства Лхем, Сиак и землю Баттов. В царстве Ахейском, области которого более и более сдвигаются в северную часть острова, столица Ахем, находя­щийся на северном краю земли Ахемской. Город ► этот погружен, так сказать, в лес кокосов,
бамбуков, ананасов, бананов, сквозь который протекает покрытая судами река, и в кото­ром разбросано восемь тысяч домов, шо ош-
3^7
дельно один от другого, то небольшими купа­ми. Все это так прикрыто обширною зеленью деревьев, что смотря с гавани, подумать невоз­можно, чтобы туш скрывался обширный город. Окрестности, расположенные симметрическим ам­фитеатром, представляют множество тысяч Фабрик, хижин бамбуковых, мечетей, кузниц, оттеняющих собою обработанные поля и правиль­ные насаждения. Султан обитает во дворце, окруженном рвом и стеною, защищаемою не­сколькими огромными пушками. До 30,000 человек составляют число жителей Лхема. После столицы, можно наименовать только Телозапкау au, на С. В. берегу, где иногда проживает Султан Ахемский. Город Педир славен по войнам Ахемцев с Португальцами ; Мукка замечателен своими мед­ными рудниками.
Царство Сиак занимает среднюю часть вос­точного берега Суматра, орошаемую рекою сего имени. До Андерсона, недавно посещавшего вшу страну, известия об ней были весьма недо­статочны. Сам ученый Марсден, столь превос­ходный описатель других частей Суматра, не говорит ничего досшоверного о Сиаке, Дели, Лингкате, Бапиу-Бара и других местах, замеча­тельных и важных. Ныне известно, что все это прибрежье состоит из хороших земель, оро­шенных водою и усеянных доброю возделкою, за­ливами и пристанями, удивительно безопасными. На­родонаселением управляют начальники областей, оспоривающие друг у друга свои маленькия владе-
î t.
'2 '
И i
ЙИ r
i!
ЗИ8
ииия, и поочередно, то угнетающие других, шо угнетенные от них. Народ, подвластный им, преданный морскому разбою, отправляет по Малаккскому проливу до двух, тысяч лодок, для торговли по видимому, для разбоя при случае. Главные города царства суть: Сиак, на реке сего имени, местопребывание Султана ; Дели, на реке Дели ; Кампар, торговый город, от которого зависят острова Рупат и Пантъур ; наконец, Лангкат, торговое место, имеющее до 200 ло­док морских, и Бату-Бара, не менее важный своим судоходством, местопребывание сильного Раджа,
Земля Баттов граничит с царством Ахей­ским, прежним царством Менанг-Кабу и Гол­ландскою областью Паданг. Половина ел на запад­ной стороне острова, другая во внутренности его. В этом собрании народов, образующем собою множество областей, нет главного города. Земля усеяна местечками и селениями, признающи­ми каждое частную, местную власть. Можно упо­мянуть однакож о Барус, главном торжище камфарою, и потому во всем Востоке называе­мом Кафур-Барус, и Таппанули, большом ме­стечке, где расширяется обширный залив, один из числа самых безопасных и лучших в мире.
Голландская часть Суматра вмещает область Паданг, прежде бывшее царство Менанг-Кабу, землю Ламнунгов и царство Паленбангское. Управ­ление Падангом имеет пребывание свое в горо­де сего имени, где народонаселение около 10,000
3*9
P.' душ. Другие места здесь: Наталь, Банку лен, съ
8000 жителей, крепость Марлъборуг и Поманг- Ji
Каъил, при Таппанулийском заливе. В следст­вие последних войн между Голландцами и Менанг-Кабускими Малайцами, царство последних сделалось покорно силе Европейской. Голландцы проникли в Бангса, куда призвали их смятения, .<
возбужденные одною Магоммеданскою сектою; они подчинили себе Панджарашунг и Менанг-Кабу, значительнейшие города после Бангса.
Царство Паленбангское испытало такой-же жре­бий ; оно подчинено теперь Голландцам. Палембанг, столица его, построен на сваях, близ реки Музи. Тамошний далань, или дворец Царя, и мечеть, суть два здания замечательные. Палембанг самый торговый пункт всего Суматрий­ского острова. Обширные сношения его простира­ются на Малайский архипелаг, Китай и Индийский материк ; народонаселение там полагают до 25,000. — Что касается до земли Иампунгов, ато самая неблагословенная часть Суматра. Ни об одном городе упомянуть, ни одной подробно­сти сказать не найдется здесь, после всего ска­занного мною. Может быть, кстати будет только заметить, что^здесь, по уверению Риензи, видел он пигмеев, и людей, называемых им Гугоны, или Пнаеоморфы, шо есть, люди-обезъяны. Продолжительно было-бы входишь в спор о такой антропологической гипотезе.
В числе островов, окружающих Суматра, и географически к нему принадлежащих, считаютъ
350
Линган, Пинтам, и другие островки, вместе образующие царство Лингам, признающее власть Голландцев. Некогда повелитель обширных об­ластей, Султан Лингамский уступил царство Джогор и Паганг, на Малаккском полуострове, одному из тамошних властителей, а остров Танжонг-Пинанг, за некоторое вознаграждение Голландской торговле. На этом-то острове недавно основан город Риу, порто-франко, по­добно Синкапуру, своему соседу, процветающий, не смотря на близкое его соперничество. Начатой с 182Л года, совершенно на системе свободной торговли, в немного лет эшоип городок воз­высился до такого благоденствия, копюрого не могла-бы доставить ему никакая другая система.
Остров Банка, столь славный своим оловом, известным в торговле под именем Боннского, протягивается на восток от Палембангского царства, следуя одинакому направлению с Сумат­ра. Морской пролив, разделяющий их, называет­ся проливом Банка. Берега этого острова мало обитаемы, и туземцы тамошние считают за луч­шее строить свои хижины далее от приморья, во внутренних долинах, где они безопаснее от Малайских разбойников. Столица острова, Мин­тон, находится в 3-х милях от берегов ; ныне жителей в ней четыре или пять тысяч, Китайцев и Малайцев. Две тысячи человек по­стоянно заняты в окрестностях разработкою оловянных рудников, богатейших из числа всех известных в мире. Подле Банка островъ
351
♦
Лиллингтон, подчиненный ему и богатый, желез­ными промыслами. Жители его, смелые и храбрые более жителей Банка, предавались-бы морскому разбою, если-бы не были удерживаемы небольшим Голландским гарнизоном. Барон Фан-Капеллен, управление которого было столь полезно власти Голландцев в здешней стороне, умел извлечь пользу из способностей островитян ; его попечением, с Биллингтонской верфи появи­лись красивые корабли для крейсерства, и с эки­пажами, на половину из Европейцев, на полови­ну из туземцев, приняли строгое наблюдение над здешними морскими разбоями.
Из окрестных около Суматра островов на­добно наконец заметит Пуло-Ниас, столь не­справедливо униженный прежними повествовате­лями. Это самый большой остров на западной стороне Суматра, самый населенный, и самый об­работанный. Простираясь миль на 70-ть, от 10. В. к С. 3., гористый, орошенный реками, он имеет несколько превосходных пристанищ для кораблей. Вид его с моря прелестный ; все являет здесь плодородие и изобилие. К приморью, скаты холмов покрыты кокосами и высокою тра­вою, но обращая взоры далее внутрь острова, на высотах его видите произрастание сильное и могучее, где селения белеются среди лесной зелени.
Жители (их полагают здесь до 200,000) сред­него роста, стройны, крепки, красивее Малайцев; в них находите тип и цвет Индийцев. Особ­

















352
ливо женщины, бесспорно, красавицы из всех обитательниц архипелага Малайского. Некоторые географы (в числе их и Мальщебрюн) поместили на этом острове народ, у которого будто-бы уши величины безмерной, а кожа как будто по­крыта шелухою. Все это вздорная басня по новейшим исследованиям. Накожные болезни, даже самые слабые, составляют редкость ме­жду обитателями.
Земля делится здесь между множеством поко­лений, управляемых пятьюдесятью Раджами. Силь­нейший из них, по видимому, раджа И5а/л/арекгй. Все поколения здешния живут в состоянии беспрерывной вражды, нападают друг на друга в расплох, и продают потом захваченных плен­ников в неволю. Такое беспрерывно опасное по­ложение заставляешь туземцев всегда ходить вооруженными. Они носят копье, шпагу, продол­говатый деревянный щит, одеваются в ка«тан из твердой кожи, надевают на голову кожаный шлем, украшенный раэвевающеюся гривою; иногда, чтобы придать себе вид более воинский, надева­ют поддельную бороду и поддельные усы.
Обыкновенное одеяние Ниасских островитян почти не разнится от Суматрийского. Женщины оставляют однакожь верхнюю часть тела совер­шенно открытою, и единственное одеяние их ло­скут ткани, схваченный на поясе широким поя­сом, с медными, или золотыми украшениями, нис­ходящий ниже колена. Не обременяя себя тканями, они вознаграждают это обилием привесок, боль-
353
тих ожерельев, Фигурных серег, так, что это даже оттягивает у них уши. Голову по­крывают они золотыми сетками и бляхами.
Сарачинское пшено главное здешнее произведе­ние, и его отправляют отсюда ежегодно до 42,000 мешков. Сами жители употребляют его мало, предпочитая пататы с птичьим и свиным мясом.
Нравы и законы Ниасцев мало различаются от Суматрийских. Обычаи касательно супружества и наказаний за прелюбодеяние и воровство напоми­нают обычаи Реджангов. Обряд погребения в некоторых южных округах Ниаса, кажется, единственная особенность острова. Вместо за­рыванья в землю, тело умершего кладут в де­ревянный гроб, и выставляют на четырех стол­бах. Под ним .садят разные вьющиеся растения и цветистые деревца; все это, разрастаясь, скоро закрывает гроб. Через несколько месяцев, обо­лочка зелени скрывает печальные останки умер­шего Ниасца.—Торг невольниками нигде в Индии не имеет места столь деятельного и обильного, как этот небольшой остров. Не смотря на Английских крейсеров и бдительность Голланд­цев, обычай покупать и продавать людей в не­волю здесь поддерживается и не уменьшается. Де­ло доходит до того, что несколько лет тому, Английские чиновники были отправлены нарочно для местных наблюдений, в следствие коих можно-б было принять решительные Меры к уничтожению бесчеловечного торга. Тогда было
Ч. II. 23
и


354
узнано, что самое большее число невольников выходит из Суамбава и Телло-Делано-, находя­щихся в южной части острова : почти по две тысячи отправляется отсюда в Паданг и Бата­вию ежегодно. Как в Африке, торг этот сопровождается . здесь подробностями отврати­тельными. Невольников связанных по рукам и по ногам, передают торгашам человечества, и так остаются они во все время перевоза до места. Примеры отчаяния со стороны невольни­ков, были приводимы в оправдание подоб­ных предосторожностей. Видали этих несчаст­ливцев, в минуту оплошности, схватывавших нож, топор, палку, отчаянно дравшихся ., бив­ших, изтреблявших все их окружавшее, и по­том, видя себя одоленными, осиленными, бросав­шихся в бездны морские. Впрочем, этому и не должно дивиться : неволя для Ниасца есть почти всегда смертный приговор его. По Физическимъли причинам, по нравственному-ли отчаянию, из 30-ши Ниасских невольников, всегда умирает 20-ть.—Защищая себя против рабства и гибели, Ниасец способен к исполнению самого отчаян­ного дела. Однажды толпа воинов одного из южных поколений острова окружила хижину, от­дельно стоявшую, где надеялись вдруг захватишь целую семью и передать покупателям. Когда не­счастный отец семейства увидел свое неизбеж­ное бедствие, он убежал во внутренность дома, сивашил свой кри, зарезал жену, детей, потом пронзил себя в сердце. Осаждавшие, дом нашли
355
вт» нем только бездушные трупы обитателей. Правда, закон на Ниасе, как на Суматра, поз­воляет в известных случаях продажу в не­волю, но, без золота Европейцев, без большой ценности, до кошорой доводит взаимное их соперничество, этот закон, без сомнения, былъбы у туземцев в употреблении весьма ограни­ченном.
конец ИИ-й части.
23'

© ии и © а ии а в
рисунков, принадлежащих к вто­рой части Всеобщего путешествия.
L/
Листы, Мзобииаж»
ХХГ. 49. Вид пристани в Пондишери и прибрежной шелинви., (ч. II, сшр. 10).
50. Вид Иезуитской церкви в Пондишери ( ч.
II, сшр. 14).
ХХУИ. 51. Вид Губернаторского дома в Пондишери (ч. II, стр. 14).
52. Изображение Индийского пионера и начальника его (ч. II, стр. 12).
ХХУП. 53. Изображение входа в Поидишерийский пагод, в Индии (ч. II, стр. 57),
54. Изображение Индийского факира, Браминской женщины и жреца брамина (ч. П, стр. 51-57).
ХХУПИ. 55. Изображение еади, или Малабарской повоз­ки (ч. II, стр. 51).
56. Изображение Индийских фокусников и экви­либристов (ч. II, стр. 53).
XXIX. 57. Вид пристани мадраской, и части города Мадраса, в Индии (ч. II. стр. 81).
58. Изображение лодочников из касты париев, в Индии (ч, II, стр. 81).
п
Листы. Изобраяе,
XXX. 59. Изображение Индийских женщин, из кис­ших каст (ч. II, стр. 81).
60. Изображение идола Каннаппена, бывшего у жителей Калласшри, в Индии, близ Мадраса ( ч. II, стр. 83 ).
XXXI. 61. Вид главной башни Яггернаутского храма и одной половины боковых его строений, в Индии ( ч. П, стр. 106 ).
62. Изображение двух Индийских факиров, со­вершающих свои набожные созерцания (ч. II, стр. 116). XXXII. 63. Вид Епископского Коллегиума, в Калькут­те (ч. И, стр. 131).
64. Второе изображение двух Индийских фа­киров, совершающих набожные созерцания ( ч. II, стр. 116).
ХХХШ. 65. Изображение странного праздника, отправ­ляемого в Индии истукану богини Кали (ч. II, стр. 186 ) 66. Очерк древней Индийской картины, изобра­жающей бога Кишна и подруг его (ч. II, стр. 189).
ХХХИГ. 67. Изображение Браминской вдовы, сожигающейся на костре умершего мужа (ч. II, стр. 182).
68. Изображение Индийского идола Картисея, сына Шивы и Парвати, бога войны (ч. II, стр. 161).
XXXV. 69. Изображение торжественного шествия рцти, или священной колесницы, в Индии (ч. II, стр. 112 и 185).
70. Изображение похорон, или сожжения Индийца, из касты последователей Вишну (Ч. II, стр. 180). ХХХКИ. 71. Изображение прогулки Набаба, или Музульманского князя Индийского, в паланкине (ч. II, стр. 193).
72. Изображение училища молодых Индианок, в Калькутте (ч. II, стр. 144).
ХХХКИИ. 73. Изображение Индианок, пляшущих наге (ч. II, стр. 146).
74. Изображение охоты за тиграми на слонах (ч. п, стр. 142).
III
ЛистлМ.
ХХХГПИ. 75. Изображение Банианского, или Буддийского фигового дерева (ficus religiosa), в Индии (ч. II, стр. 232).
76. Изображение Индийского коссевера, или гор­
шечника, и жены его (ч. И, стр. 176).
XXXIX. 77. Изображение святилища и истукана Гута» на (Будды), в Рангунском пагоде, в Бирмании ( ч. II, стр. 260).
78. Вид Рангуна, в Бирмании, с террасы Буд­
дийского пагода (ч. II, стр. 260).
XL. 79. Изображение Буддийского пагода, в Рангуне (в Бирмании) находящагося (ч. II, стр. 250).
XLI. 80. Взятие Англичанами Бирманского укрепления, близ Рангуна, 6-го Июля, 1824 года (ч. II, стр. 262).
XLII. 81. Вид окрестностей Рангуна (в Бирмании ), с восточной стороны (ч. И, стр. 260).
82. Нападение Англичан на Бирманские укрепле­
ния по реке Ирравадди, 8-го Июля, 1824 года ( ч. П, стр. 262).
XL11I. 83. Изображение праздничной коляски, в какой прогуливается жена первого Бирманского министра ( ч. II, стр. 274).
84. Изображение Сенлаарского воина, из народа
Батта, на острове Суматре, и пленника, назначенного к сожранию (ч. п, стр.340).
XL1V. 85. Изображение хижин народа Реджангского, на остр. Суматра (ч. П, стр. 315).
86. Изображение Раджи селения Бату-Бара, и
двух сыновей его, из народа Баипта, на осшр. Суматра (ч. И, стр. 313 и 341).
;н ч
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВТОРОЙ "ЧАСТИ.

Стр
ВСХОВПЦЯТ1 ПУГИиХШВСТВХВ» Западный Индийский полу­острове: Французские владения} Англо-Индийские го­сударства . ВОстосный Индийский полуостров: Бирлианияj Суматра.
ГЛАВА XIV. Индийский полуострове*—ТИондишври.* Малай­ская лодка. Пондишерийская пристань. Приезд Евро­пейца в Индию. Индийские слуги.—Положение Пондпшери. Истории колоний Французских в Индии : основание Компании; Пондпшери; Дюилепкс и Ллбурдопне; блестящая эпоха; усиление Англичан ; Сюффрен и Сокнера ; воины во время Революции и при Наполеоне; корсеры Французские ; экспедиции Серсея и Линуя ; упадок после мира 181S года. —Окрест­ные алвде ; промышленность ; сетования Гафнера ; касты Индийские, ииаултри} или гостинницы, фо­кусники, деведасси t или баядерки—Пондитерийский пагод; духовные праздники Индийцев, Музульман и Христиан.—Описание Пондишерп ; жители; бед­ное состояние колонии Французских. —Дорожные приготовления.—Путешествие в Мадрас : Малабарцы, пли Тамулы ; Садрас ; развалины Магаболипурамския • 7
ГЛАВА XV. Английские владения* — Мадрасе* Положение Мадраса. Миссионеры. Пристань. Климат. Кре­пость Св. Георгия. Войско Английское и Сипаи.—
VI
Стр.
Строения в Мадрасе, общество, жители, промыш­ленность* ....•• . . . . . 81
ГЛАВА XVI. Яориневи. Янаунй, Яевернаутй, Прибрежное плавание от Мадраса до Калькутты и Музулипатнам; Корингви—наводнение — верфь ; Янаунъ—Индий­ские переселенцы—Индийские лекаря ; Яггернаунгь—па­год тамошний, религиозные праздники и изуверство Индийцевъ > 99
ГЛАВА XVII. Калвкутта. Гугли, проток Ганга; плавание по Гугли ; Песчаные головы ; Хаджори — тигры ; Алмазный остров; крепость Виллиам; дом Англий­ского купца.—Калвкутта ; адъютанты; Индийское отделение города; Чоуринги; публичные заведения; омовения Индийцев ; ботанический сад.—Окрестно­сти : Бурракпур; Шандернагор. В. Жакемоп. Серампур — Индийские разбойники.—Слоны. Женское Индийское училище. Прием у Генерал-Губернатора. Индийский wtire. Музыка Индийская. Праздники Дурга-Пуржа и богини Кали. Мучения Индийских по­каянников и изуверовъ 118
ГЛАВА XVIII. Калвкутта,—Религия Индийская. Смешение религий в Индии. Бралиинизлиии— происхождение; шеи» пота его ; миеологиа s Пара-брама, Вишну, Шива (Триму рти)—.Майссассур ; учение о духах; Космо­гония, Хронология л Мифическая История веков — Мену, потоп ; дети и жены богов ; другие боги ; чистилище, перехождение душь, обожание живот­ных, расколы—сходство с другими мифологиями.— Веды и священные книги. Касты Индийские; деление по родам и занятиям. Парии. Основание терпимо­сти, Брамины—изуверство их. Ксаппприи, Ваиссии, Судры. Обряды при еде. Многоженство, супруже­ство, похороны, сожжение вдов, или сутти—ужас­ные примеры. Уменьшение изуверства ; основные обряды Браминизма; праздники, паеойъи^ или храмы —богатства их.—Индийская литтература—закон­ные книги—языки.—Набабы и Раджи.—Музульмаие Индийские.—Гебры, или обожатели огня.—Марашилы, Рлджапушы и Сеикп .—Заключение................. 135
VII

Стр»
ГЛАВА XIX. Калвкутта..—История Индии. — Английская ОстИ-Индская Компания. Александр и Мугаммед. —Лвеаны, или Аравитяне. Монголы. ИИоеолвская Империя—Ауреигзеб. Европейцы—начало Английской Компании, организация, привиллегии — Калькутта, лорд Клейн ; Гайдер-Али и Типпо-Саиб ; Синдиа и Мвратты ; Рупжеш-Слиг и Сеикп.—Бирма­ны.— Нынешнее состояние Компании—выгоды, невы­годы и опасность для Англии—тяжкая участь Индии —непрочные средства и сомнительная будущность Английской власти в Индии 20U
ГЛАВА XX. Калвкутта.— География } Статистика t при­рода Индии. Название—пределы—горы и реки—кли­матъ—здоровье и болезни—прозябения, ископаемые, царство животных, птиц, пресмыкающихся, на­секомых .—Промышленность и торговля.—Деление географическое: Индостан и ДекяиЭ ; Деление по­литическое: Английские владения—Бомбай, Биснагор, Сурат, Калькутта, Бецррес; Агра, Дели—Великий МоеолЪ—Мадрасъ—Синдиа, Сечки_, Непауль, Синди.— Датчане и Португальцы в Индии—город Гоа...... 228
ГЛАВА XXX. Калвкутта.^Войнч Анллилан, с Бирлианалии. — Царство Бирлиансков, Пространство Бирма­нии—история—Аломпра и Шембуанъ—начало сношений с Англичанами—ссора за остров Шапури—война : взятие Ассама, занятие Рангуна —описание пагодов Рангунскихъ—образ защитительной войны Бирма­нов, стеснение пх; переговоры и миръ*—Упорст­во Бирмановъ} посольство Крауфорда в Аву,—Двор Бирманский—Обитатели, одежда их, языкъпись­менность, летописи. —Приобретения Англичан. — Естественная История Бирмании—Торговля, счет и весъ—Мифология—законы—обряды погребения.—Топо­графия.» 251
Х*ЛДВА. XXIX. Остров Сулиатра. Отъезд из Индии. — Острова Андалланскис и Никобарские.— Сулиатра : гора Офир; Падангъ—положение, климатъ^ произведе­ния—перец, бензуй, камфара, птичьи гнезда f оран­гутанги, буйволы. птицьи| пресмыкающиеся,—Эшни-
ѵш
Стр графия: Реджапеи— правы, обычаи, образование, язык, промышленность, паяджерамы^ законы, супружест­во, страсть к игре—петушьи бои— опиумъ—рели-, гия; Лампуиеи, Меиаигъ—Кабу. Малайцы—происхож­дение, история; Батты—человежоядство, мифология;
ЛхемЪ—история, войны с Португальцами, нравы, правление, обычаи. Деление Суматра: Ахем, Сиак, Башты, Голландские области, Палембанг,— Острова: Линган, Банка., Пуло-Ниас —. воинственный харак­тер жителей, торг невольниками 283
Описание тридцати восвлии рисунков, принадлежащих к второй части Всеобщаео путешествия • < • I
V.