Грядущее вчера [Анна Цой] (fb2) читать онлайн

Анна Цой Грядущее вчера

Город разваливался на куски.

Зачем? Понятия не имею. Почему? Тот же ответ. Я очутилась посреди этой заваленной камнями дороги минуту назад. И продолжала стоять на ней так же, как и всё предыдущее время.

Это был обычный город. Да, наверное, так. Заставленный ровными столбиками многоэтажных жилых комплексов, массивный и одновременно по-людски грустный. Словно хоть один такой мог быть другим. Изящество и прямолинейность давили даже сейчас — когда я застыла в незнакомом месте, в незнакомом городе и… в незнакомой жизни.

Крошево под обутыми во что-то ступнями шуршало так, будто звук был наложен заботливым звукорежиссёром местного театра. Он же здесь есть, правда? Должен быть. Я бы хотела, чтобы он был здесь. Знать про него что-то — нет, но вот факт его существования… Кроссовки. Так это называется. Может кеды. Да кому какая разница, что у меня на ногах? Бетонная крошка наверняка забудет про это через секунду, так зачем помнить мне самой?

Хм. Мне. Я. Ауфэр. Меня зовут Ауфэр Стандэн. Можно просто Фэр. Не только для друзей, как любят твердить везучие люди с простыми именами. Моя же мама была из тех, кто любил что-то остроумно-напыщенное с напылением торжественного благородства. Я сама была такой же. Наверное. Как там звали ту, кто меня родила? Не появилась же я на свет прямо посреди этой дороги?

— Бежим! — крик и цепкая хватка на сгибе локтя с дёргающим судорожным желанием повести меня за собой, — не стой, дура! Они близко!

Ноги были тяжёлыми, особенно для бега вдоль заботливо поставленных рядом домов. Почему-то они казались мне нарисованными на картинке. А не живыми бездушными громадами, закрывшими голубое чистое небо.

— Быстрее! — сбившись, хрипела девушка, — ты меня тормозишь! Хочешь остаться в Либэн? Шевелись!

Её пальцы сильнее сжали мою руку, вгрызаясь в кожу с силой дикого койота. Смешно. Где вы видели домашних? Смешно тебе, Фэр.

— Наконец-то! — она почти упала на ссыпавшееся на асфальт стекло.

Удержалась только благодаря выставленным перед собой рукам. В её белые ладошки впилась остроугольная пыль.

— Зачем мы бежали? — села на корточки рядом с ней я, — тебе бы к врачу, — я хмыкнула, — и мне.

Она отряхнула свои исколотые пальцы и подарила мне недоумевающий взгляд.

— Ты здешняя что ли? — её брови сошлись между собой в линию, — ты из этого города?! Отвечай!

Я поспешно мотнула головой, пока меня не начали трясти, схватив за плечи. Хватка у неё была железная.

— Нет?! Кому ты врёшь? Какая эта улица? Ты видела где был прорыв?! Ну!

Теперь меня и в самом деле встряхнули.

— Мишель! — выдернул меня из её рук непонятно откуда взявшийся мужчина.

Его темнокожая лысая голова, покрытая слоем пыли, была немного смешной от разводов пота на лбу. Будто он мазался этой грязью специально.

— Идём! — он грубо дёрнул меня вперед, — шагай быстрее! Мы ещё не дошли до середины, а эти адские церберы уже нагнали! Не время для разборок.

— Она из городских, — не осталась удовлетворена девушка, — хочешь прихватить золотую девочку? Она нам не нужна, Кэсс. Её только…

— Заканчивай болтовню, — он повернулся и одарил её усталым взглядом, — я устал так же, как и ты. Вернёмся домой, и ты продолжишь играть в сыщика. Можешь перевернуть вверх дном всю деревню, но не начинай сейчас. Давай! Шевелитесь обе!

Мне пришлось передвигать ногами ещё быстрее — теперь направляющим был этот Кэсс.

— Ну уж нет! Она нас раскроет! — почти оторвала клок моей куртки она, — спроси у неё — она соврёт. Даже моя бабушка лжёт луч…

— Ты с утра случайно не на неё оторвалась? Сколько можно, Мишель? Прекращай! Иначе сама останешься здесь, ясно? — он остановился под её разозлённым взглядом, — понял, — хмыкнул он, — знаешь, мне плевать. В первую очередь ищейки будут разбирать завал, а не нас искать. Постоим — подумаем!

— Вот именно, — рыкнула она.

Я рассмеялась, наблюдая их диалог. Оба уставились на меня с сомнением. Я захотела объясниться:

— Он иронизирует. Шутит, понимаешь. А ты, словно, не видишь этого. Это… выглядит забавно.

Резкий поворот головы девушки к мужчине.

— Видел? — усмешка, — в отряд бы такую не взяли.

Он, казалось, побелел, прежде чем сделал опасный шаг в мою сторону, чем заставил меня пятиться.

— Тебя же взяли, — схватил меня за руку он.

Опять рывок вперед. Мишель позади нас громко выругалась.

— Ты идиот, Кэсс! — крикнула она.

Однако её дальнейшие слова остановил громкий свист откуда-то сверху.

— Чёрт! — прогрохотал мужчина, — быстрее! Вы двое! Я уже…

Выстрел!

Рука, тянущая меня вперёд, дёрнулась вбок, но не отпустила, а наоборот — сжала сильнее и практически уронила меня на землю. Брюки вмиг покрылись грязью и кровью. Я ощутила их ткань израненными и саднящими коленями, щиплющими мелкими укусами удара.

— Беги! — кинула мне удаляющаяся спина девушки.

Выстрел!

Мне хотелось закричать — показать тем самым, что я хочу жить, прежде чем моё сердце тоже пронзит пуля убийцы позади. У меня не было сил отбиваться от каменной хватки всё ещё живого и хрипящего от боли в израненном животе мужчины. Он умирал, не давая сделать шагу и мне. Может, ничего не осознавал сейчас. Я бы с простреленным животом тоже мало о чём думала.

Выстрел!

Я вздрогнула, наклонилась к кровавой груди того, из-за кого умру, и выдохнула, когда пуля просвистела где-то совсем высоко. Не зная, что делать, и есть ли в этом смысл, я рванула край своей футболки, свернула кусок ткани в несколько слоев и прикрыла его рану.

Нам всё равно умирать. Зачем она мне. А так я буду знать, что пыталась помочь.

— Догнать! — чёткий приказ и быстрые шаги за спиной.

Я закусила губу от ужаса. Мимо тенями проскочили несколько силуэтов. Так быстро!

Рядом со мной остановились начищенные до блеска чёрные лакированные туфли. От них шли вверх брюки, пересекающиеся у колена плащом.

Страх заставил меня зажать рану сильнее. Делала ли я от этого хорошо? Неизвестно никому. И не станет. Но главное… почему меня до сих пор не застрелили?!

— Кэсс Хайнфил, — низкий насмешливый голос, — я рад.

Выстрел!

Голова ещё секунду назад хрипящего лысого мужчины превратилась в… меня затошнило. Лоб коснулся разомкнувшейся на моей руки Кэсса.

— Пойдём, — продолжил мужчина над головой, — Рэффи, вставай.

Я поняла, что обращались ко мне. Именно поэтому решила откликнуться на собственное исковерканное имя. Язык, казалось, прилип к небу, слипшись с ним так же крепко, как ресницы от слез.

Передо мной появилась рука в белой кожаной перчатке. Идеально белой.

— Ты портишь её, — беззлобно поторопил меня он, — поднимайся.

— Ч-что порчу? — прошептала я.

Даже это было очень тяжело сейчас.

— Саму себя, — хмыкнул он, вздёрнув меня на ноги движением всё той же руки, — идём. Догоним остальных.

Белая кожаная перчатка. У него был вид мужчины лет тридцати. Строгого. С широкими бровями, носом с горбинкой, волевым подбородком и карими глазами. Но не такими, какие бывают у всех. В моём сравнении коричневый в них смешался с кровью от безжалостного убийства сейчас и тех, что он уже совершал, породив оттенок, который невозможно было описать словами. Цвет смерти.

— Я не хочу умирать, — не сдержала всхлипа, глядя в его глаза, и судорожно поднималась, опираясь дрожащей рукой на белую перчатку.

Мужчина сперва замер, затем придирчиво осмотрел меня, а после дёрнул ближе к себе, сжав в тугих крепких объятьях и прошептав на ухо:

— Untersuchung.

Я шагнула дальше от него, аккуратно вынула свою ладонь из его и медленно попятилась, наблюдая за сменой эмоций на его лице. Сомнение его прерывалось негодованием и удивлением. Несколько раз в независимой последовательности.

— Рэффи, — нахмурился он, — это не хорошо.

Я мотнула головой. Так же опасливо и не сбивая шагов.

— Меня зовут Ауфэр, — голос дрогнул и был ужасно осипшим, — простите, но для вас только так.

От него послышался хмык, а после кивок.

— Я прощаю тебя, Рэффи. Neustart.

В голове осталась только одна мысль — бежать! Я дёрнулась.

— Нет? — удивился вновь мужчина, — Traum.

Ноги подкосились. Я успела запомнить приближающуюся землю, прежде чем в глазах стало темно.

***

Легкая ненавязчивая мелодия проникала в уши. Колёсная лира, кажется. Смутно знакомый мотив. Хм. Кажется, кто-то повторял мне об этом совсем недавно. А я смеялась и восхищалась тому, как музыка плавно выходит из деревянного ящика.

У него был талант. Он называл это блажью.

Я открыла глаза и взглянула на источающую звук колонку у самого окна. Неживая мелодия будто только от осознания начала вгрызаться в голову калибром толстой столовой вилки с посеребрённым основанием.

— Я велел тебе спускаться, Рэффи, — беззлобно сказал, поправляя воротник рубашки, мужчина, — а ты решила заняться прослушиванием старья. Ничего нового, — он усмехнулся, — ты же понимаешь, что если ты не встанешь и не начнешь одеваться, то мы опоздаем.

Он только что вышел, кажется, из ванной и подошёл к оцепенело лежащей на кровати мне. Я и представить не могла, что мне сейчас делать и что отвечать. Стоило бы придумать какой-то банальный ответ, однако в голове вертелись странные образы. Например, отсутствующие на его руках белые перчатки.

Догнали ли они ту девушку, которая меня спасла? Жива ли она?

— Волосы… мокрые, — только и произнесла я, наблюдая за тем, как с бронзовых прядей капает влага, делая недавно выправленный ворот сырым.

Он едва заметно повёл бровью, приблизился к кровати и навис надо мной, вытянув вперед руки. Я ждала чего угодно, но не этого.

— Запонки, Рэф, — указал подбородком на прикроватную тумбу он.

На ней обнаружилась небольшая шкатулка.

Заставлять себя садиться было тяжело. Настолько же непросто, как открывать трясущимися руками коробочку, доставать из неё заколки и примерять их сперва к одной его руке, а после — другой.

— Волнение перед речью? — его губы искривились в улыбке, — ты выглядишь крайне живой.

Я, всё это время не решавшаяся посмотреть на лицо, дёрнула ими вверх, встретившись с кроваво-карим оттенком его глаз.

— Я не подготовила её, — быть может солгала я.

Может та, кого я не помню, сделала это до того, как проснулась я. По крайней мере именно так это выглядело. Возможно меня накрывает Альцгеймер или другая тяжелая болезнь, а потому мне стоит рассказать ему, что случился приступ. Или… я боялась узнать его реакцию.

Не хотела. От человека, с лёгкостью убившего того лысого мужчину, каждый вздох воспринимался как приговор.

— Вставай, Рэффи, — поторопил меня, отходя к колонке с музыкой, мужчина, — тебя ждёт платье.

Его пальцы нащупали на сенсоре выключение. Теперь стало ещё страшнее — нас обволакивала тишина.

— Речь пишу каждый год я, если ты забыла, — он вернулся к кровати и протянул мне ладонь, — написать что-то нечопорное тебе не дано. Поднимайся.

Я вложила свою руку в его. Меня буквально подняли и заставили протащиться до кресла в углу комнаты.

— Я пишу только чопорные речи? — замерла перед ним как можно прямее.

Уверенные пальцы развязали пояс на халате, поднялись вверх и сбросили его с моих плеч на пол, медленно и с явным наслаждением ведя по обнаженной коже. На мне остались лишь чулки и нижняя часть белья.

— Буквально сочиняешь документальную статью, — его пальцы нежно двинулись вверх по щеке.

Спины касался лёгкий поток воздуха из окна. Я пыталась держать глаза в спокойном состоянии. Даже представить боюсь, что сейчас происходит с моими зрачками.

Я ощущала себя крайне странно: обнаженная беззащитная лань перед упивающимся своей властью хищником.

Его губы на моём виске. Моё лицо у его шеи. Может стоит… мешает запах. Что-то приятное. Мыло? Я прикрыла глаза, желая понять. Или, как любят строить догадки биологи — запах подходящего нам генетически партнера вызовет приязнь.

Мужчина сделал шаг назад, отстраняясь с долей удовольствия от моего выражения лица и общего вида, что ему достался. Скользить взглядом ниже уровня глаз он не стеснялся.

— «Сколько лет, а я всё не успокоюсь» — ты обычно говоришь это, — подхватил шёлковый клочок ткани с кресла он, — ну же, Рэффи. Руки вверх.

Я сделала так, как он сказал. Но только последнее. Ткань соскользнула вниз по плечам, животу и бедрам.

Белые перчатки. Как его зовут я не знала, однако стоило ему отвернуться от сжимающей челюсти меня, как с высокой спинки кресла были взяты именно они.

— Рэффи, — взмахнул ими в воздухе он, — твои переживания крайне милы, и я рад, что их до… Рэф?

Он застыл, внимательно смотря в мои глаза. Исключительно в них. Как зверь. Как убийца и как злодей.

А я медленно отступала спиной назад, боясь того, что произойдет в следующую секунду. Вся эта мягкость должна была уйти, заменившись яростной атакой, как тогда, когда он стрелял в беззащитных людей на той разрушенной улице.

— Ауфэр, — ухмыльнулся он, пока перчатки сделали едва заметное покачивание, — ты просила называть себя полным именем, — плавный кивок, — я запомнил.

Рука уместилась на прямоугольной ручке двери. Её грани впились в будто обескровленные страхом пальцы.

— Почему диагностика не показала сбоев, Рэф? — задумчиво сузил глаза он, — сознание чисто.

Щелчок замка за спиной.

— Я — последний, от кого тебе стоит убегать, Рэффи, — даже не сдвинулся с места он.

Всё такой же расслабленный и пронзающий кровавым взглядом.

— В-вы снова меня… произнесли слово, и я упала, — проглоченная слюна была вязкой и застряла посередине горла, — со мной что-то не так?

Плавный шаг в мою сторону. Я отступила на два, ворвавшись в просторный коридор и удерживая дверь кончиками пальцев.

— У меня есть предположение, — замер мужчина, — насколько сильно ты хочешь жить, Фэр?

Вниз по спине прокатилась волна ужаса. Воздух из горла вышел с писком.

— О… очень сильно хочу, — прошептала в ответ, на секунду замешкалась, а после рванула вправо, едва не сбив с ног плывущую навстречу женщину в красном.

— Что произошло?! — она прижала тонкое кружево на собственных ладонях к шёлку на бедрах, — Парзи… милый, вам нужна моя помощь?

Коридор тянулся настолько долго, что я могла различить их голоса спустя сотню своих быстрых шагов, даже тогда, когда подняла подол длинного платья до колен. Ткань жестоко смялась в кулаке, пока я перебирала ногами.

— Окружить башню! Цель — Ауфэр Ньянг, — раздавал приказы кому-то мужчина, — иглы с блокатором. Никаких пуль. Первоочередные действия мои.

Ньянг?

— Я сообщу, что вы задержитесь, — заискивающий тон женщины.

Я успела добраться до лестницы, свернула с пролёта и заметила идентичный прошлому коридор, прежде чем замерла под прицелом не менее десятка тонкоствольных ружей. Винтовок? Штуцеров?

— Празднование терпит, — голос Белых перчаток с высоты одного пролёта, — нам нужно провести новую диагностику, Рэффи. Именно сейчас, пока ты находишься в своём «состоянии».

Он поспешно спускался, а я не знала к кому безопаснее стоять спиной — к нему или к людям с оружием. Секундная заминка позволила сделать выбор. Мужчина был опаснее.

— Твоя жизнь дорога и мне, Рэф, — не спускал меня с прицела своих глаз он, — поэтому мы должны беречь её вместе.

Я помотала головой.

— Вы хотите меня… искоренить, ведь так? Я… кажется болею, а вы не хотите меня лечить! — вырвалось плаксивое у меня.

Он остановился напротив меня вновь. С прямым, казалось, печальным затуманенным взглядом и невысказанным решением.

— Единственный сносный вариант — ты ответвление сознания, Рэффи. Сбой. И тебя и в самом деле нужно устранить, — он немного приподнял подбородок, — но совсем не так, как ты предполагаешь, — плавный шаг ко мне, — доберёмся до лаборатории, проведем диагностику и вольём тебя в общий поток сознания. Ты почувствуешь себя единой, — усталый выдох, — как и несколько раз до этого.

Глаза тревожно сузились.

— С-сбой? — переспросила у него.

Медленный утвердительный кивок.

— Но я не хочу быть единой с кем-то, — шёпот, пока я отступаю к матовому стеклу за спиной, — я хочу быть одна. С-самой собой.

Мужчина прикрыл глаза. На несколько секунд — пока я пятилась, а стволы ружей всё ещё были направлены в моё плечо.

— Никогда не выходит, — дёрнул уголками рта тот, у кого были кровавыми глаза, — значит: Trau…

Договорить он не успел — мои пальцы коснулись его губ в останавливающем жесте, последняя буква слова осталась лишь в его уме, а карие глаза удивлённо расширились.

— Не нужно, — так и застыла я, — я очень хочу жить.

Этаж над облаками, на котором мы сейчас находились, стал весомым доводом к сотрудничеству. Окно подсказало.

— В этом и подтекст. Основание кровоточащего рубца, Рэф, — убрал мою руку от своего лица он, — я сделаю всё, как нужно. Обещаю, что ты ничего не вспомнишь, — и на выдохе, — Traum.

Безвыходность.

***

— Тильда Стандэн — криворукая задница! — кричала десятилетняя я, смотря на собирающую отцовский портсигар сестру, — папа тебе за это запретит сидеть вечером с нами, ха! — видя испуг в её глазах, — останешься без ужина и умрёшь ночью от голода!

Семилетняя Тиль утирала пальцами влагу с глаз, оставляла на сигарах темные пятна, отряхивала их от каминной пыли и сажи, а после складывала в металлический короб.

Я ненавидела её всем сердцем. Мама в порыве злости как-то выкрикнула, что его у меня вовсе нет, раз я могу быть настолько злой к сестре. А Тильда была доброй, она часто ябедничала, но только если я дразнила её, забирала или ломала вещи, или запирала её кукол в клетке попугая в своей комнате.

— Ты пойдёшь со мной на площадку? Ты обещала маме, — она неуверенно подняла на меня глаза.

Я запомнила именно этот взгляд: молящий, заслонённый слезами почти на треть и полный осознания того, что умолять меня бесполезно. А ещё чувство внутри меня — упоение своей властью, едкая мерзкая чернота, злорадство, грубость, ненависть, осознание собственной безнаказанности.

— Я что, каждый день должна тебя выгуливать? — я усмехнулась, — как собаку? — подалась вперёд с насмешкой, — иди играй с другими плаксивыми детишками!

Она низко опустила голову, едва касаясь подбородком собственной груди.

Я даже представить боялась насколько больно и тошно ей было в такие мгновения. Вся её жизнь была адом, в котором главными демонами, как бы это ни было странно, были её сестра и отец.

Все началось в тот год, когда мне исполнилось три. Я мало что помнила, кроме одного беспокойного дня, когда мама плакала больше всего. Она делала это раньше, но что может понять настолько невеликий ребенок, уже тогда осознающий, что она слаба? Я презирала её за это до поздней юности. Жалела почти всегда, но не могла понять, почему она не делает даже вздоха без чьей-либо помощи.

Отец же был воплощением силы. Весёлый, большой, разрешающий мне всё на свете. Вероятно, любящий только меня. Я хотела быть похожей на него.

Особенно в тот день. Он приносит домой завёрнутую в мерзкий розовый комбинезон дочь, прямо говорит маме о любовнице, оставляет ребенка на кресле у камина и идёт в свой кабинет — его ждала работа.

Она не сказала ему и слова. Лишь поплакала в коридоре, пока я разглядывала нового члена семьи, ревущего до красноты, затем долго не решалась приблизиться, а после… выбросила меня как что-то ненужное, заменив на вечно ноющую Тильду. Мама дала ей другое имя — не стала оставлять пресловутое «Дарья», данное, как выразился отец, «безродной идиоткой, посмевшей подкинуть ему девчонку».

Но моё отношение к сестре было спровоцировано совсем не этим. Как же пела моя душа, когда папа раз за разом прогонял подросшую Тиль из своего кабинета, в который пускал только меня. Только я была «Дочь», только я могла попросить что угодно, только я не наказывалась за проделки.

Её же он не принимал и обращался к ней лишь при необходимости. Я относилась к ней ровно так же, как делал это он. Холодно, лишь изредка поддевая или давя.

Моя мать приняла Тильду, поставив её на моё место, в то время как наш общий папа был к ней равнодушен. Мне даже не нужно было делать выбор в пользу любимого родителя.

— У меня нет друзей, — прошептала срывающимся голосом она, — никто не хочет играть со мной.

Я упала в широкое кожаное кресло и пожала плечами, уткнув нос в телефон.

— Видишь? — не отрываясь от очередной завлекательной игрушки, — если никто не хочет с тобой дружить, то почему должна я?

— Но ты обещала, — она, наконец, захлопнула короб из-под сигар и понесла его к каминной полке.

Слишком высокой для её роста — нужно было встать на носочки, чтобы подтолкнуть краем пальцев.

— Что ты делаешь?! — в проёме застыл готовый разразиться громом папа, — не трогай здесь ничего! Кто тебе разрешил?!

Я села с улыбкой, готовая внимать её оправданиям. Но в последний момент:

— Это я уронила их, папа, — отложила телефон на подлокотник, — прости. Мне захотелось рассмотреть эмблему, а Тильда помогла мне собрать.

Я смотрела в теплеющие отцовские глаза и виновато улыбалась. Он направился ко мне, сел на широкий холодный от кожаной обивки диван и забросил ногу на ногу.

— Ничего страшного, Фейри, — он называл меня так обычно, — я не злюсь на тебя, — не смотря на то, как младшая дочь пытается сунуть сигары на полку, — через неделю я отправляюсь во Францию.

Я нахмурилась. Он продолжил:

— У меня дела в Ницце, но в этот раз я планирую остановиться у своего друга, поэтому, как и обещал, возьму тебя с собой.

Я рывком вскочила на кресло ногами, сандалии скрипнули по обивке, а я сама упала на широкий подлокотник, обняв отца.

— А… а я? — всё ещё держала тонкими пальчиками короб Тиль, — могу я тоже поехать?

Обычно она старалась на него не смотреть, но только не сейчас: её взгляд буквально горел надеждой. И как же было привычно видеть то, как она угасает.

— Ты останешься с Клаудией, — только и сказал отец.

Ему будто было всё равно. А ещё он никогда не называл маму не по имени. Даже когда говорил о ней мне.

— Ницца, — болтнула ногами я, — ты часто там бывал?

Он взглянул на часы, поджал губы и ответил:

— Достаточно часто, — его ладонь скользнула по моей макушке, — мне пора уезжать, Фейри. Обсудим это за ужином.

Я пожала плечами.

— Как скажешь, — вернулась к телефону я.

Через минуту его автомобиль вынырнул из-под автоматических ворот и рванул мимо декоративного заборчика, у которого целый день крутился садовник.

— Ты не сказала, что я всё рассыпала, — всё так же понуро стояла сестра.

Я подняла на неё взгляд.

— Ты скажешь маме, что сама не хотела гулять сегодня, — поставила её в безвыходное положение.

Такими как она и мама было легко манипулировать. Я научилась этому у отца.

***

Город. Либэн. И я — одна из миллиарда точек его существ. Крохотная звезда его вселенной.

На мне юбка-миди, туфли на среднем каблуке и строгая блузка с округлым вырезом под горло. Зачем было это перечислять? Я стою у обвалившейся стеклом витрины какого-то магазина, прижимая пальцы к острому осколку, оставшемуся в пазах резиновой прокладки.

Шаг назад. Взрыв!

Сперва волосы и юбку рвануло ветром вперед, и только после до ушей донёсся грохот вперемешку со звоном.

Пыльная завеса осела на испещрённый трещинками асфальт только тогда, когда я пробралась к эпицентру удара — казалось, что туда упала как минимум бомба, как максимум ракета. Камни и крошево не мешали пробираться даже в такой обуви и одежде, тормозило меня лишь осознание собственной неподходящести.

Я подошла к котловану глубиной в метр, и меня заставил очнуться ударивший по ушам гул сирен. Такие обычно включало городское управление при опасности. Воздушная тревога? Или не совсем?

— М-мы не хотим проблем! — донеслось до меня сбоку.

Парень. Лет двадцати пяти, темноволосый и с ясным, пусть и бегающим, взглядом. А ещё со стареньким замотанным синей изолентой ружьём. Изолента. Да, самое стойкое решение всех проблем. Была бы я той, кто всё за себя решает, то обмоталась бы ею с ног до головы.

Бредятина.

— Я пойду с вами, — вышло слишком уверенно.

Будь на его месте кто постарше, меня бы уже застрелили.

— С нами? — изумился он, — п-перебежать хочешь?

Я кивнула, соображая о том, что везде будет лучше, чем там, где меня желают соединить с другими частями сознания.

— Да, — направилась к нему, — куда идти?

Он указал мне за спину, затем неуверенно опустил своё оружие и направился туда сам.

— Давай быстрее, — сперва ускорил шаг, а затем побежал он, — нам нужно успеть за основной группой. Так что… — он замялся, — разуйся что ли…

Я хмыкнула.

— Ты, видимо, очень плохо знаешь женщин, раз сомневаешься в моей способности бежать на каблуках, — рассмеялась, а после рванула за ним.

Через несколько минут он успел запыхаться, а я мельком оглядеть город. Ничего особенного: монументальная современность, модерн по большей части, а ещё стойкое ощущение холодной прямолинейности.

— Я… я нигде не мог тебя видеть до этого? — забежал в переулок он, — лицо знакомое.

Я последовала за ним.

— Понятия не имею, — оперлась о стену, — мы же должны бежать быстрее?

Он кивнул.

— Это место встречи, — пояснил он, — скоро… — примерился к часам, — через минуту будут, — кивнул, — если их, конечно, не поймали.

Я кивнула, подобралась ближе и села на корточки, надоев самой себе стоять.

— Куда мы отправимся позже? — поинтересовалась у него.

Он упал прямо на землю. Где-то я уже видела это.

— В нашу деревню, там безопасно, — парень начал внимательно меня осматривать, — почему ты решила перейти к нам? Таких как ты немного.

Я пожала плечами.

— Мне здесь не место, — ответила, — я, если честно, мало что помню и совсем не знаю, что здесь происходит.

Он удивился:

— Ты сбежала из местной больницы?! — вскочил на ноги, — то… то есть, смотри! Блин, как же это проще? Ты помнишь же, что Либэн — это город, в котором живут ньянговцы?

Пришлось мотнуть головой, хотя он на меня внимания почти не обращал.

— Хотя, это мы их так называем, — продолжил, — мы — это те, кто отказался от их бессмертия в колбе, — он усмехнулся, — и этого не помнишь? Ладно, — сдался, — я не знаю, когда это произошло, но очень-очень давно ученые создали вакцину бессмертия. И её мог вколоть каждый — их раздавали бесплатно. После пошли все эти протесты, потому что эта гадость принесла с собой кучу проблем, и образовалась наша деревня. Хотя… думаю, что таких деревень, как и городов много — они же на вертолетах куда-то летают, — он выругался, — нам не нужно быть бессмертными, иначе люди перестают быть людьми. Сидят в своих городах, истребляют всех несогласных и считают нас отбросами. Они перестали развиваться, только и делают, что жрут и пьют в своё удовольствие, а мы…

Молчание затянулось. Потому я продолжила его сама:

— А я… ты начал говорить что-то про меня и клинику?

Он скривился.

— Говоришь так же «изысканно», как они, — он опомнился, — но ничего, несколько месяцев и будешь как мы, — он по-доброму улыбнулся, — а насчёт больницы, то они могли только недавно вколоть тебе эту гадость, поэтому ты можешь ничего не помнить, — он рассмеялся, — если только ты не робот!

Мои щёки стянуло вниз.

— Эй! — встряхнул за плечи меня он, — ты не пугайся так! Роботов же легко отличить! Я тебе точно говорю, — заверил он, — и ты совсем не похожа на робота! У тебя вон… — он засмущался, — рука мягкая, теплая, а ещё не похожа на резину.

Шумный выдох я удержала в груди, однако кивнула ему быстрее, чем нужно было. Не спроста же Белые перчатки говорил о сканировании. Это ещё тогда прозвучало странно.

— Ладно, — кивнула, — да, ты прав. Я, очевидно, только недавно приняла эту вакцину. Иначе и быть не может! Поэтому и память возвращается, но медленно. Угу. Да.

— Не робей! — положил руку мне на плечо он, — главное, что ты теперь на правильной стороне. Мы тебя спасём, а потом ты сама поймёшь, как тебе повезло!

Я смогла лишь выдавить улыбку.

— Ты прав, — согласилась, — но зачем вы тогда ходите в Либэн?

Он замялся.

— У… у нас с едой и вообще… со всеми припасами туго, вот мы и…

Воруете. А жители города стреляют по вам и убивают. Разве можно за обычное воровство наказывать так?

— Это кошмар, — буркнула, качая головой из стороны в сторону.

Парень поник.

— Всё не так плохо, — встрепенулся он, — вернее, мы не плохие! Мы бывает оставляем что-то взамен! Но только… иногда.

Хотелось зажмурить глаза.

— Ты сказал, что он придут через минуту, — напомнила ему, осознавая, что всё совсем не так хорошо, — но прошло уже несколько!

Его глаза широко распахнулись, а руки задрожали.

— Ещё несколько минут, — втолковывал сам себе он, — нужно подождать.

— Мы сможем выбраться без них? — спросила прямо.

Парень кивнул.

— Да, конечно, — натянутая веселость, — меня, кстати, Лой зовут. А ты?

Светлые глаза обратились в мою сторону. Не кроваво-коричневые, а… зачем я сейчас про них вспомнила?

— Ауфер, — выдохнула, — меня зовут Ауфэр Стандэн.

Его лицо стянулось вниз, как бы говоря, что он не впечатлен, и тем более не обрадован.

— Вот, где я тебя видел, — шумно сглотнул он.

Я нахмурила брови.

— Где?

Печальной ухмылки я от него не ожидала.

— Везде, — взгляд поверх моей головы и резкие неаккуратные движения: рука в карман, нож, острие в моё горло.

Я обомлела.

— Навредишь ей, и я лично вырву твоё сердце, — леденящий тело голос за спиной.

Не знаю почему, но человеку с холодным оружием у моей сонной артерии я доверяла больше.

— Я тоже хочу уйти, — шепнула ему.

Он прижал нагретое теплом кармана лезвие ближе. Все равно немного прохладное.

— Я отпущу её невредимой, если дадите мне выйти из города! — объявил Лой.

Я мотнула головой. Неужели он оставит меня здесь? С ним?

— Ты идиот, — только и сказал Белые перчатки.

Выстрел!

Я зажмурилась. Лицо было мокрым от крови только что застреленного человека передо мной.

А чудовище с кровавыми глазами не побоялся попасть в меня.

— А если бы я… — не открывая глаз.

Шаги за спиной.

— Я не промахиваюсь, Рэффи, — помог, а вернее поднял меня сам мужчина.

Вновь подобное прошлому одеяние. Перчатки в этот раз были грязными от пыли.

— А ещё быстро учусь и, — усмешка, — умею вешать маячки.

Я встретилась с ним глазами. Он держал меня за запястье.

— Планируешь сопротивляться? — спокойный тон.

Я стёрла с ресниц кровь. Какой ужас!

— Если да, то застрелишь меня? — хотела добавить «как и его», но по ощущениям меня должно было вывернуть с минуту на минуту.

Он замер на секунду, вглядываясь в моё лицо, а после ответил:

— Нет, Рэффи, — потянул меня из переулка, — чёрт тебя дёргает за язык спрашивать меня такое!

— М-маячок был на мне? — спросила, шагая вслед за ним и разглядывая спокойно спешащих по улице людей, — я была… приманкой?

Мужчина усмехнулся.

— Конечно нет, — дернул головой он, — а маячок нужен был только для того, чтобы найти тебя быстрее обычного. И смог это сделать не только я, — он вытянул меня, заставив идти рядом с собой, а не позади, — должен быть какой-то триггер появления твоего сбоя, — он положил мою руку себе на локоть, — это может быть встреча с этими проклятыми мятежниками, — усмешка, — но почему? — он внимательно оглядел цепочку людей в чёрном, разместившихся у оградительной ленты вокруг этого места, — Ханс, что насчёт остальных?

— Трое ушли, — отчитался мужчина, к которому обращались, — жаль, что вы теперь не в строю, госпожа Ньянг.

Обращался он ко мне. Я не нашла, что ответить.

— Ты их выслеживала до того дня, когда я запретил, — пояснил для меня Белые перчатки, — я не разрешаю тебе приближаться к ним. Надеюсь ты запомнишь, Ауфэр, — внимательный взгляд, — сообщи это всем своим ответвлениям сознания, — он улыбнулся.

Я боязливо кивнула. Он тяжело вздохнул и закатил глаза.

— Это всего лишь шутка, Рэффи, — направился вверх по дороге он.

Что странно — автомобилей здесь не было. Ни одного.

— Куда мы идём? — решила спросить.

— Сканировать твоё сознание, пока ты находишься в этом состоянии, — он повернул меня вправо, — у меня не остается адекватных догадок, а ты удивляешь всё сильнее. Как, говоришь, тебя зовут? Твоя фамилия. Я же не ослышался.

Хмурость наплыла на моё лицо сама.

— Стандэн, — повторила, запутавшись совершенно.

Он поджал губы, но остался довольным. Каким-то воодушевлённым.

— Ты не могла этого знать, — усмехнулся он, — видишь ли, ты каждый раз даёшь мне небывалую надежду и низвергаешь так глубоко под землю, что я должен был уже вариться в магме.

Легче мне не стало.

— Я хочу существовать отдельно от того сознания, — сообщила ему.

Он медленно кивнул.

— Либо ты останешься, либо вы вместе — другого не дано, — был категоричен мужчина.

Я забрала свою руку и остановилась.

— Т-тогда выключи меня, — попросила, — я не хочу знать, что меня отключат… вернее, втолкнут в другое сознание.

Он легко приподнял бровь.

— Отключат? — повторил он, — звучит забавно, — хмык, — но несколько далеко от истины, — он вновь взял мою ладонь, — я усыплю тебя перед тем, как объединять.

Верить ему или нет, выбора у меня не было. Ступени, казалось бы, самого высокого здания в этом городе. Может так и было? Не зря же те люди называют всех городских и… долгоживущих «ньянговцами». Образовалось это от его фамилии. Я запомнила.

— Ты ощущаешь себя полностью властной над этим телом? — спросил мужчина.

— Я…

Взрыв!

Я успела лишь прижать голову к коленям, чтобы хоть как-то защитить её от удара. Боль обожгла спину огнем. Я закричала, не в силах терпеть.

— Господин Ньянг! — крик сквозь кучу бессвязных воплей.

Странно, что на меня в это время никто не смотрел. Я чувствовала, как моё собственное сознание ускользает в темноту.

Последнее, что я подумала перед темнотой, была уверенность в том, что я точно не робот — роботы боль чувствовать не должны.

***

Тильда уткнула нос в учебник биологии. Она ненавидела её сильнее, чем я физику.

Откуда я это знала? Понятия не имею, но сестра обычно о таком не распространялась. Она вообще в последний год закупорилась со всех сторон, не подпуская к себе никого, кроме Клаудии. Обе они часто обсуждали подростковые изменения и то, что происходит с Тиль, в то время как я сидела у вентиляционного ответвления, которое связывало наши комнаты в своей гардеробной.

Со мной, конечно же, такого никогда не было — я же бессердечная.

— Солнышко, как дела в школе? — только что спустившаяся на первый этаж мама опустила руку на макушку Тиль.

Отвечала сестра сквозь зубы:

— Биологичка сказала, что я не сдам экзамен, — выдала она злобно.

Я хмыкнула. Никто не обратил на это внимания.

— Конечно сдашь, — позитивный тон мамы всегда бесил меня.

— Ага, — рассмешили они меня, — если включит голову, — щека растянулась от язвительной ухмылки, — и начнёт учиться хотя бы сейчас.

Тиль взглянула на меня из-под бровей, в то время как Клаудия, которую я перестала называть мамой ещё три года назад, скривила лицо.

— Я не права? — растеклась в довольстве я, — и ещё: ты не хочешь спросить о моих успехах, Клауди? Нет?

Я хотела бы знать, о чём она думала в этот момент. Я оставила позади возраст, который сейчас проходила Тиль, но даже сейчас, спустя столько лет вместе с этой семьей, я иногда впадала в состояние опостылевшей обиды.

— Я знаю, что ты справляешься на отлично, Ауфер, — сузила глаза она, — мне незачем спрашивать о твоей идеальной жизни.

Камень в сторону отца. Она ненавидит то, что у него всегда всё получается. Хорошими считает только людей, которые совершают ошибки — я слышала, как она говорит что-то подобное Тильде.

— Тиль не сдаст экзамен, потому что в её голове сейчас новый ухажер, — я подняла крышечку на чашке.

Двадцать секунд, Пуэр готов.

— Зачем ты так, Фыр? — исказила моё имя она, — ты вчера помогала мне, да, — она всплеснула руками, — но я ничего не понимаю. Мне сложно, — её брови слиплись и упали до переносицы, — мы с мамой считаем, что учёба — не главное, — глаза вмиг подёрнулись страхом, — только папе не говори.

Это я уговорила папу поместить её в туже школу. Это я из собственных карманных трачу на её обучение деньги. Это я была той, кто сделал учебу для Тиль сложнее.

Может, не зря отец тогда предупреждал о бесполезности моих стремлений? Он называет Клаудию и Тильду плебеями. А «обучать науке плебеев бессмысленно». Ей это попросту не нужно.

— Я не стану помогать, когда тебя будут отчислять, — сдержанный глоток чая.

Она кивнула.

Правильно. Она же ничего не знает, так зачем ей рассказывать о её же ошибках? Оценить это она не сможет.

— Я купила тебе платье на день рождения Ауфер, — поспешно приблизилась к кухонному островку Клауди, — синее — тебе идет этот цвет. Примеришь?

Тиль обожала такие моменты. Её лицо всегда озаряла восхищенная улыбка, на щеках появлялись полосы от носа к уголкам губ, а лоб наоборот — разглаживался, потянувшись за мышцами вокруг глаз.

Симпатичная, пусть и не удостоившаяся гордого отцовского наследия. Аристократического и прямого, как Эмпайр-стейт-билдинг. Всё успела вобрать в себя я.

— Как тебе, Фыр? — покрутилась она совсем рядом.

Блестящая и безвкусная, как всё, что могла приобрести Клаудия.

— Как всегда стрёмно, — допила чай из пиалы я.

Она рассмеялась.

— Это где-то между твоими: «Тошнотворно» и «Погано», я права?

На меня тоже напала улыбка.

— Значит оно и в самом деле милое, — направилась к зеркалу сестра.

Дурочка.

— Осталось только подобрать туфли и заплести что-нибудь интересное, — искренне радовалась Клауди, — что думаешь насчёт нитей для волос? Тильда, милая?

Пуэр второй крепости. Хотя… сколько двадцатисекундных отрывков вместилось в один неприятный диалог?

— Длинные причёски на вечернее мероприятие — непристойно, — ответила ей я, — я уже молчу о длине платья. До колена. Ты снаряжаешь её на детский утренник?

Мне шестнадцать. Но отдавать приказы и критиковать я умела с рождения. Забрала добрую половину презрительности и чопорности папы, при внутриутробном развитии отметя материнские черты.

— Ты сказала, мне, что я к тебе невнимательна, — неуверенно пошептала Клауди, — ты права, Ауфер. Поэтому займись подготовкой к школе. В своей комнате.

Как же она тряслась произносить это. Как же переживала о последствиях. О словах, которыми я сейчас ей отвечу.

— Постарайся не сотворить из Тильды себя, — я хмыкнула, вставая, — вспомни собственный итог. Ты же не хочешь ей такого?

В проёме я столкнулась с сестрой и уже совсем по-другому сказала:

— Зайди ко мне вечером — у меня есть подходящие туфли. Если не понравятся, то закажем другие.

Она часто закивала, радуясь тому, что я допущу её в свой гардероб. Я, в отличие от них, вкус имела, причём осознанный и признанный ими двумя и папой.

***

Волосы разметало ветром.

— Рэффи? — смотрел на меня с ожиданием Белые перчатки.

Мы стояли в компании ещё нескольких мужчин, вглядывающихся в линию горизонта.

— Да? — сделала вид, что прослушала я.

В реальности же слышала его изначальный вопрос вовсе не я. Ответвление сознания? А может часть меня самой, уже отошедшая от «укола бессмертия»?

— Ауфер? Что ж, тогда веди себя сдержанно, желательно молча и непринужденно. Я не стану напрягать тебя сейчас, но позже мы спустимся в лабораторию, — сразу же узнал меня он, — меня раздражает стремление Тариана заполонить собой нашу нишу, — повторил то, о чём, вероятно, уже рассказывал ранее, — он даже посмел оставить моё наименование, слегка исказив его, — мужчина ядовито усмехнулся, — что толку от переноса сознания в робота, если он имеет изначальные регулировки. Установки типичны, оттого и критичны.

— Мы способны возродить жизнь, а они — лишь продают родственникам железо в безвкусной обертке, — с другой стороны от мужчины застыла та самая женщина, которую я встретила обеспокоенной в коридоре.

Сколько дней прошло с того вечера? Произнесла ли вторая я ту речь, о которой говорил Белые перчатки?

— Я права, Парзи? — она явно была не против иметь с ним личные отношения, — твоя рука полностью зажила? Невероятные успехи медицины — я впечатлена достижениями вашей лаборатории. И чего только стоят попытки Тариана, да? Сравниться с первым создателем невозможно! Не зря все в Либэн и за его пределами толкуют…

— Первым был не я, — даже не повернул к ней голову мужчина, — вертолёт на горизонте.

Её глаза нашли мои, пренебрежительно окрестили и исчезли из поля зрения.

Мы стояли на вертолётной площадке — к этому были его слова: мы, очевидно, кого-то ждали. Не собрался же он садиться в вертолёт в костюме?

— Мы женаты? — расценила взгляд женщины на себе я.

Ньянг кивнул, слегка ухмыльнувшись.

— Сделай при их прибытии более мягкий взгляд — Тариан не отёсан, груб и имеет склонность к древним воспоминаниям из своей невежественной жизни, — вновь обратился ко мне мужчина.

Невежественный здесь был скорее синонимом слова «простолюдин». Белые перчатки был настолько похож на моего отца, что мне резко захотелось вжаться в его объятья и забыть о том, что он безжалостный убийца. Был ли таким папа?

— Не то слово неве… — не оставила без внимания женщина, ненавидящая меня.

— Я просил бы оставить нас с Ауфер наедине до прибытия вертолета, — постно, но культурно заявил Ньянг.

Наваждение спало — отец припечатал бы больнее.

— Тариан тоже… ему тоже вкололи это бессмертие? — проронила тише обычного.

Кроваво-карие глаза вперились в меня.

— Как и всё здесь, Рэффи.

— И ты? — оттягивала момент с нужным мне вопросом я.

— Я был первым, Рэффи, — дернул губами он, — не испытуемым. Скорее просто решившимся.

Вязкая тишина. Резко стали ощущаться и каблуки на моих ногах, и тяжёлое пальто и ветер, разрезаемый лопастями, и поднятая пыль с поверхности высотного здания.

— А я? — одними губами.

— А ты — вторая, — грустно улыбнулся и направился в сторону уже посаженного вертолета.

Что произошло дальше я не смотрела — перед глазами стояла ясная пелена радости и свободы.

— Ауфер, нужна твоя подпись, — отвлёк меня от мыслей Белые перчатки.

Тот же длинный стол — зал для конференций с множеством людей и Ньянгом во главе. Мне пришлось отвлечься от стеклянной перегородки с видом на город, пройти к возложенной, как на пьедестал, бумаге и поднять её, чтобы вчитаться.

— Пункт 23.4 «Синхронизация и переответвление деятельности материнской компаниина сервера дочерней в случае непредвиденных актов изменения территориальной целостности». Обтекаемо, помимо… почему возможно это изменение? — спросила.

И зачем прописывать это так явно?

— Либэн атакуют деревенские террористы, забыли? — рассмеялся мужчина в той стороне стола, — по слухам добрались до главной башни неделю назад.

Всматриваться в его лицо было лишним.

— Контроль в любом случае будет за нами, Рэффи, — попытался успокоить меня подозрительный по виду Ньянг.

Что-то его в моих словах впечатляло и одновременно беспокоило.

— Это покупка, а не слияние акционеров, — качнула головой я, — зачем прописывать это условие в договоре?

К тому же всё изначально выглядело странным: тот парень, встреченный мною во второй раз в городе, да и, быть честной, первые девушка с мужчиной на террористов похожи не были. Логично, что взрывы происходили во время вылазок тех деревенских, однако… что-то было не так.

— Это повторная вычитка и утверждение? — спросила исключительно у «мужа», пусть от такового он был далёк.

— Четвёртая, — прошипел и подался вперед Тариан, об имени которого догадаться было не сложно, — вы находите новые косяки в идеальном договоре.

И в самом деле плебей.

— Сожалею, но мы с коллегами обсудим ещё несколько пунктов и отошлём вам на сверку в течении нескольких дней, чтобы ваш юрист так же изучил документ, — заученно произнёс по какой-то причине улыбающийся Ньянг, — следующий визит будет наш, — наплевательский тон, — мы способны расценить ваш жест доброй воли, поэтому последуем вашему примеру и повторим его.

Я нашла ещё пару интересных мест, способных спровоцировать что-то непоправимое.

— Юрист? — удивился Тариан, — в каком веке застряла ваша… — он осёкся под жестким взглядом Белых перчаток, — как скажете, — выплюнул, — пусть я и не понимаю, зачем нам сложности с юристом-человеком, если роботизация жизни продвигается именно нашими компаниями.

— Желаете ещё чая перед отправкой? — деловой этикет никто не отменял.

Мужчина из другого города смотрел на меня в упор.

— Вы впечатляете, — хмыкнул он, а после направился по указаниям улыбчивой девушки в приметной юбке-карандаше.

К чему относилась его фраза — догадаться было сложно. Он, казалось, ненавидел тот факт, что подписание вновь перенеслось.

— Подожди меня пятнадцать минут, — попросил вышедший из зала Ньянг.

Я кивнула, снова погрузившись в договор. Чего же добивается этот Тариан? Он преподносит всё как продажу, но ведёт себя так, будто покупает он сам.

— Нужно посмотреть, в какой роли он оставит себя в дочерней компании, — пробурчала для самой себя, — что-то мне подсказывает, что…

Стекла задрожали. Земля под ногами пошатнулась и поехала вбок. Только после этого послышался грохот, шум и крики будто со всех сторон.

Я поднялась, бегом направилась к двустворчатым дверям, и только рванула их, открывая, как в мою голову упёрлось дуло винтовки. Опасность накрыла с головой.

— Ты идёшь со мной, детка, — Тариан снова ухмылялся, — Untersuchung.

Это мы уже проходили, — подумала я и попыталась выбить из его рук оружие. Руку обожгло болью, дуло отвернулось, а запястье сжали цепкие, казалось железные пальцы. И я догадалась:

— Traum! — выкрикнула что есть сил.

В глазах потемнело. Пол ударил по спине. Я же не сделала хуже?

***

Выпускной бал. Не мой — Тиль позвала, когда узнала, что Клаудия слегла с простудой в этот же день. Билет был оплачен, как намекнули мне они обе. Словно бросили мне кость, или я сама настаивала на их глупости.

Я не смогла осилить церемонию с вручением бумаг, потому тянула припасённый в клатче виски и морщилась от яркого света, подобно вампиру. Через час глаза раздражали уже отблески статоскопа, от которого пришлось прятаться на самую дальнюю лавочку в углу. Это было плюсом — маленькие, только что окончившие школу мальчики не пытались подобраться ко мне, подмечая и нетрезвый вид, и общую привлекательность на фоне остальных. Знали бы они, насколько трудно было отбиваться от сокурсников в колледже, в котором я числилась уже третий год.

Акула, как и отец. Лучшая на потоке. Признанный лидер. Умнее, ярче, способнее, упорнее всех.

Какой же никчёмной в глазах родственников казалась отчисленная из частной школы Тиль. Троечница. Грязная кровь. В колледж ей путь был закрыт — она бы и вступительные не прошла, даже если бы хотела.

Уговорить папу оставить Тильду дома, а не отправлять жить отдельно, было самым трудным, что я сделала за свою жизнь. Клауди успела приписать эту заслугу себе, прежде чем отец приставил к её голове пистолет, выстрелив убивающей усмешкой из правды. Семейные ужины были местом откровений. Не поэтому же она слегла с «простудой»? Может поняла, что все её действия были бесполезны?

— Ты с кем-то пришла? — упал рядом парень, единственный, наверное, во всей школе додумавшийся направиться в спортивных штанах на выпускной.

Насыщенно синих в дуэте с распахнутой рубашкой не первой свежести, если присмотреться внимательно.

— Тебе не нужна эта информация, — я сделала неспешный обжигающий глоток из фляжки.

Они даже пунш разливали безалкогольный. Дряной настолько, что глаза слезятся при виде него. Чудаковатые люди.

— Да ладно, можно найти в этом городе хоть одну не суку? — всё ещё у меня спрашивал он.

Я хмыкнула.

— Спустись на несколько уровней ниже и найдёшь кого, — усмешка, — себе под стать.

Он склонил голову, распознав в моих словах насмешку.

— Слушай, давай заново и нормально, — почти требование от парня, — мне сейчас не до твоих закидонов, я с девушкой только что расстался.

Я закинула ногу на ногу и сказала честно:

— Мне нет до этого дела, — прямой взгляд, — ты мне не подходишь, — я пожала плечами, — каково твоё будущее? Спортивная стипендия? Или без колледжа вовсе? — я слегка подалась вперед, — тебе не подняться до моего уровня, а нести тебя я не планирую. И смысл не в тяжести, а именно в нежелании, если ты понял.

Он фыркнул:

— Какая разница как поступил, если я это сделал? Звучит, как что-то тупое.

Я дёрнула бровью.

— Разница есть, — уверенно, — в уровне подготовленности. В факторах дальнейшего развития. Вероятности закончить, помимо прочего. Дальнейшем статусе после выпуска, в конце концов, — ухмылка, — ты же не строишь иллюзорных планов, что, поступив, начнешь учиться лучше, чем в школе? Колледж — не старшая школа, вести тебя за руку не станут. И это я не углубляюсь в подробности о том, в какое именно заведение поступать ты планируешь.

Он закатил глаза.

— Ты республиканка что ли? — хмыкнул с насмешкой.

— С чего ты решил, что я консервативна? — сузила глаза.

Он впервые вызвал во мне интерес. Как-то же он определил во мне это качество. Наблюдательный, вероятно.

— Чего? — скривился он в кошмарном непонимании, — знаешь, а мне надоело с тобой болтать. Ты странная.

Он направился в сторону танцпола, куда его уже зазывали.

— Странная? — хмыкнула, — наверное та, кто приписывает людям вокруг несуществующие качества.

Вибрация телефона вывела меня из полуалкогольной задумчивости.

— Ты обещала проследить за ней! — пыталась не кричать Клаудия, — ладно, прости меня. Она… она в туалете. Ей нужна помощь. Позвони мне, как…

Я сбросила вызов и направилась в уборную, попутно соображая, что могло произойти с восемнадцатилетней девушкой на выпускном. Тут стоит уточнить, что не просто с девушкой, а с Тиль — «случалась» со всеми обычно она.

— Перепила? — оглядела грязную изрисованную кабинку я.

В ней, на полу у закрытого унитаза сидела сестра, положив голову прямиком на крышку.

— Нет, — прошептала она, едва приподнимаясь, — отвези меня домой, прошу тебя, Фыр. Мне так плохо, ты бы знала.

Я приподняла её за плечи, поставив на подрагивающие ноги.

— Что произошло? — я позволила ей положить голову на моё плечо и повиснуть, образуя весьма шаткую конструкцию.

Она не отвечала до самой машины, всхлипывая и почти ни на что не реагируя. А я пожалела, что ввязалась в эту авантюру — выпускные ещё со времен моего были таким себе мероприятием. Мой — чопорный и важный, её — бедный и слезливый.

— Он меня бросил, — когда я вытягивала ей ремень, чтобы она пристегнулась.

Я пожала плечами.

— Не в первый раз, — это я про одного и того же парня.

— Он сидел рядом с тобой, когда я хотела подойти к нему и поговорить во второй раз, — она гортанно рассмеялась, — ты ему понравилась, — мутный взгляд на меня, — ты всем им нравишься, в отличие от меня. С тобой никто не может сравниться, Фыр.

Я поджала губы.

— Это не повод ныть, — как можно мягче сказала ей и повернула ключ, — я говорила тебе сотню раз, что всё, что есть у меня, я…

— Добыла непосильным трудом, — договорила она, — я помню. Ты так часто повторяешь это, что я перестала чувствовать себя идиоткой в эти моменты, — она хмыкнула, — приелось, Фыр. Давай что-нибудь новое, что будет меня мотивировать.

Мы выехали с парковки, направившись по светлой облагороженной улице.

— Давно хотела спросить, — прервала тишину Тиль, — ты как-то на ужине сказала, что выйдешь замуж за того, кого выберет отец, — она сжала в пальцах клатч, — ты говорила серьёзно?

Я пожала плечами.

— Почему бы и не…

Удар!

И тишина после. Долгая и мучительная.

А всё потому, что это было моей первой ошибкой — Ауфэр Стандэн нарушила правила и поплатилась. Нельзя пить перед тем, как садишься за руль. Хорошее правило. Отличное. Почти наверняка способное уберечь от последствий.

Итог: семь сломанных ребер, одна нога и ключица — у Тиль. Мой… несколько ушибов, царапины и кривой шрам на лбу. Она была пристёгнута — о ней я позаботилась. О себе забыла. Как и всегда.

Смешно, что это смягчило последствия для меня. Тильда же провела в больнице несколько месяцев и вышла оттуда с привычной доброй улыбкой. Изменилось только то место, куда привела её Клаудия — квартира на Риверсайд-драйв. Она получила повод для побега от отца и развода.

Дальнейшая их жизнь стала для меня далёкой. Клауди не звала меня званые ужины или обычный чай, виня, вероятно, на протяжении всей последующей жизни.

Я же смогла простить её только тогда. Но главное ведь результат, а не путь его получения. Правда, парень в синих спортивных штанах с выпускного Тиль?

***

Либэн, проклятый город.

Целый в этот раз. Ни бетонного крошева, ни следов взрыва, ни стекла. Ни-че-го, кроме зеркальных зданий, ночи и меня посреди архитектурного скопища.

— Замечательно, — шагнул из какого-то магазинчика с яркой вывеской Белые перчатки, — значит триггером всё же является это место, — он приблизился, властно взял меня за руку и повёл выше по улице, — знаешь, как я определил факт твоего возвращения, Ауфэр?

Я старалась подстроиться под его неспешный шаг.

— Как? — смотря на его улыбающийся профиль.

Он скосил на меня взгляд кроваво-карих глаз.

— Всё очень просто, Рэффи. Прости, но я не стану называть тебя по-другому — я привык к сокращению. Но вернёмся к ответу: ты начинаешь активно осматриваться, игнорируя тот факт, что стояла там уже несколько минут, — он хмыкнул, — учащённое дыхание, расширенные зрачки, скованные движения. При последней попытке подписания того договора ты мгновенно стала собой, когда взяла в руки бумаги. Однако до этого — испуганная неуверенная девочка.

Я едва заметно искривила брови.

— Я сделала правильно тогда? — спросила с сомнением, — произнеся ту команду.

Он усмехнулся.

— Да, Рэффи. Только у меня возник вопрос: как ты догадалась, что он киборг?

Я не сдержала улыбку.

— Сила сжатия, — объяснила, — он стиснул мою ру…

В этот момент до меня добралась мысль.

— Ньянг Лабор, — заставил отвлечься меня голос справа, — тысяча лет развития человеческого общества привела нас к рубежу идеального мира, — вещала девушка с большого экрана, — но что это значит для каждого из нас?

На её лице висела какая-то странная улыбка. Это бросалось в глаза, на моём лице подобного появиться не могло.

— Резюмируя статистические данные, Ньянг Лабор подтвердила ваш идеал, — моё лицо на экране горделиво повернулось в сторону, поменяв ракурс камеры, — природная красота с яркой искрой сознания того, кого вы желаете, — с уверенностью, — запомните: мы — это будущее, — а дальше, как слоган, — будущее же стремится к гармонии, попрекая совершенство.

Я смотрела на саму себя и не могла понять, кто именно говорил это за меня. Потому что быть настолько холодной я не могла.

— Мы создали Тариана, Рэффи, — не торопил меня мужчина, — он один из последних наших киборгов.

— Как это происходит? — почти шептала я.

Белые перчатки моим вопросам не удивился:

— Есть обычные роботы, необходимые для личного использования, — объяснил он, — а есть такие, как он — механическое устройство тела с живым человеческим сознанием. Перенести его можно в любое время, в любое тело и в…

— Я такая же? — мне было страшно посмотреть на свои пальцы, — ты же сказал, что мне вкололи ту сыворотку бессмертия!

Мужчина кивнул, улыбнувшись моей панике.

— Так и есть, я не солгал, Фэрри, — он вмиг стал серьёзным и отвернулся к экрану, — и ты не киборг. Вернее, не совсем. Твою операционную систему писал лично я, так же, как и реконструировал тело — ты больше человек, чем робот, Фэр. Я бы не позволил сделать из тебя механическую куклу.

Я не смогла бы сейчас и кивнуть, насколько сложно было осознать услышанное.

— Мне нужно подумать над этим, так что… — голос осип.

И как можно было увидеть во мне робота?

— В тебе есть то, чего никогда не было в других, Фэрри, — он направил меня дальше за локоть, — я создал идеальную тебя. Практически живую, — через тяжёлый слой чего-то глубокого, как океан, — ты дышишь, чувствуешь не только боль, но и разделяешь привычные для человека потребности. Можешь радоваться, бояться, плакать, смеяться. Делать что угодно, не подвергая своё тело опасности.

— Куда мы идём? — вспомнила то, что он ждал, когда я вернусь в сознание.

Выманивал.

— Диагностика, — ответил он, — нам нужно провести её, пока ты в сознании.

— Зачем? — совсем без интереса.

Он мог напечатать и вложить в мою голову и те воспоминания с Тильдой.

— Как я уже говорил, у меня есть более интересная догадка, Фэрри, — сообщил мужчина, — интереснее, чем та, которую сейчас обсудили мы.

— Я — часть искусственного интеллекта? — спросила у него.

— Фэр, — закатил глаза он, — сперва диагностика — после решение.

Я мотнула головой.

— А если это правда? — остановилась, заставив сделать это и его.

В его глазах что-то сверкнуло.

— Ты сказала мне, что хочешь жить, — процедил Белые перчатки, смотря будто внутрь меня, — предлагаю отправиться в лабораторию и решить уже там — может быть я смогу оставить тебя одну. Как тебе идея?

Мне захотелось уткнуться в его грудь лицом. Чтобы было тепло и хоть немного комфортно. Всего миллисекунду прикосновения. Пусть потом густая вязкая бренность упадёт на плечи тяжестью горизонта.

— Никак не могу понять — хочешь ты для меня зла или добра, — одними губами, — и я хотела бы в этот раз увидеть тебя в моей жизни, — я выдавила кривую улыбку, а после произнесла поспешное и немного зябкое, — Traum.

***

— Отец не спрашивает. Фыр, ты забыла? — Тильда забавно закатила глаза и выдавила странную улыбку, больше похожую на ту, которую использовала я — опущенные уголки губ и безразличный взгляд.

В её модификации глаза выдавали беспечную натуру, спрятанную за слоями предвзято напяленного на её тощую наружность шифона.

— Он вообще никогда не интересовался тем, кто, что и зачем делает, — она опрокинула в себя четверть бокала шампанского и сморщила слегка порозовевшие щёки, — он и сюда нас привёл, чтобы сбагрить какому-нибудь старому аллигатору с обвисшей кожей!

Беспечная. Я хотела быть такой же как она сейчас.

— Предполагаю, что не способен помешать той, кто выпивает Дом Периньон залпом, — на диван рядом с Тиль мягко опустился мужчина.

Севший напротив него отец буквально сдержал пробежавшую по его сухому лицу судорогу ярости. Тильде не повезло попасть под его взгляд.

— Аллигатор номер один, — прокомментировала я, отвлекая внимание на себя.

— Чем же так отличается это шампанское, что его нужно пить медленно? — заинтересовалась Тиль.

Это она только при мне ворчала о сложной судьбе, в то время как сейчас в ней просыпалась кокетливая лань, поймавшая хищника на невинный взгляд простоватой деревенщины.

— Раскрываемостью аромата, искристостью…

— Ценой, — перебила мужчину я, — отец, он не подходит даже Тильде — он бедный.

В отличие от сестры я сразу расценила обстановку и демонстративно хлебнула из собственной фляжки Джека, не пытаясь разглядывать в ком-либо своё будущее. Я вообще отреклась от него. Способствовал этому, как ни странно, отец, сообщив, что мои идеи в стезе медицины будут лишь утруждать его.

— Почему не подходит? — надула губки Тиль, — вы очень милый и образованный! Такой, как мне нравится!

Отца перекосило:

— Господин Ньянг — мой коммерческий партнер, а не ваш первый опытный хомяк! Ауфэр! Усмири сестру сию минуту, — будто он сам не мог сказать ей этого.

Я хмыкнула.

— Отмена, Тиль. Аллигатор проплыл мимо, — я встретилась с насмешливыми карими глазами мужчины.

Ему было слегка за тридцать — это выдавал по большей части взгляд, и только во вторую очередь манера носить костюм так, чтобы он перекрывал кислород. Верхняя пуговица рубашки не позволяла ровно висеть галстуку-бабочке. Тот же отец предпочитал не заниматься прикрытием обыденности за манерностью. Этот же господин всё не сдавался.

— Аллигатор вполне способен развернуться, — продолжал изучать меня Ньянг.

— Моя дочь шутит, Парзифаль, — деловито посмеялся отец, беря всё внимание на себя, — и скажу я тебе, — он насмешливо исказил лицо улыбкой, — не провоцируй её на конфронтацию. Ауфэр настоящий рекордсмен в деле побед над оппонентом в споре.

Я почувствовала себя за стеклянной перегородкой на выставке, насколько он старался выгоднее сунуть меня в пакет.

— Как иронично ты обрисовываешь свои собственные слова вчера: «Ауфэр суёт свой нос в любой вопрос, связанный с признанными ею догмами. То есть абсолютно куда угодно!», — я сцепилась взглядами с отцом.

— Ты ещё не услышала и пары слов от него! — пророкотал он.

Я хмыкнула.

— Пара слов была.

Меня неожиданно поддержала Тильда:

— Это же Фыр, — она кивнула смутившись, — мама не раз говорила про неё, что сестрица любого сожрёт, кто потянет к ней руки без специального дозволения!

Я подняла бровь, пытаясь найти смысл такого её поведения. У папы пропал дар речи.

— Вы не договорили про вино, Парзифаль, — продолжила Тиль, — можно я буду звать вас по имени? Какой там этот ваш «Дом…»?

— Твоя дочь делает верные выводы, не останавливай её перцепцию, — усмехнулся Ньянг, — мне и в самом деле было бы странно осознавать себя в компании психически неокрепшего ребёнка, настроенного на выдуманное командование и способного мыслить лишь фантасмагорией.

У меня очевидно полыхнул взгляд, потому как такого удовольствия на лице отца не заметить было невозможно.

— Какая тирада, — скрестила на груди руки я, — дайте угадаю — вы в разводе, так? Такое категоричное отношение к людям кого угодно заставило бы сбежать.

— Ауфэр! — рыкнул отец.

Только кто мог остановить меня сейчас?

— Не угадали, госпожа Стендэн, — казался ироничным мужчина, — мне не довелось побывать в браке, полагаю совсем не из-за категоричности, а скорее от подобного вам контингента дам поблизости.

Я усмехнулась и подалась вперед, чтобы произнести то, что первое пришло на ум:

— Живете с мамой?

Отец выругался. Однако господин Ньянг, осознающий мои слова несколько долгих секунд, неожиданно залился смехом и откинулся на спинку дивана, заставив Тиль впиться в него своим вниманием.

— Истерический смех? — не смогла удержаться я.

— Фыр, — шепнула одними губами Тильда, — пожалуйста.

У меня как отрезало. Чем только он её привлек?

— Надеюсь, ты закончила, — совсем не зло, а будто наоборот довольно произнёс отец, — тебе стоит отправиться с нами сегодня, Парзифаль. Выпьем бренди, обсудим дальнейшее развитие… компании.

Мне казалось, что между нами упала стеклянная стена — я слышала лишь мужские отдалённые слова и умелые фразы Тильды, вклинивающиеся и уводящие разговор так, как нужно ей.

— Совершенно не понимаю людей, твердящих об искусстве, как о чём-то сугубо конкретном, — позволили выплыть мне из мыслей слова Ньянга, — свобода в искусстве позиционируется как защита от радикализма, но абсолютная свобода — это самый страшный радикализм.

— Смысл не в радикализме, а в том, что каждый может создавать и воспринимать то, что ему нравится! — не сдержалась я, — нет чего-то объективно плохого и хорошего — есть то, что нравится или не нравится конкретному человеку.

Мужчины скривились. А я продолжила:

— Всегда должен быть контекст.

Ньянг казалось загорелся при ответе мне:

— Вы — жертва маркетинга, — хмыкнул он, — Нам было бы гораздо проще принять вашу точку зрения, если бы наша жизнь была бесконечной. Однако, мы смертны. И то, что происходит здесь и сейчас, волнует нас куда больше будущего, в котором из нашей эпохи останется только лучшее. Проблема есть, и эта проблема в вас. В вашем либеральном взгляде на жизнь. Не думали ли вы, что будет с человечеством, если в моду снова вернётся, например, расовая теория? Её зарождение будет защищаться вами, вы будете опекать его до тех пор, пока сами не окажетесь в газовой камере.

Я подняла бровь.

— Считаете, что моё мнение зависит от моды? — я подалась вперед, — а если это не так? Что скажете, если я считаю так не по вине общества?

Мужчина расплылся в улыбке.

— Человек — социальное существо. Без общества он невозможен.

Мне захотелось оскалиться — насколько он был непробиваемый.

— Но мысли возможны, — снисходительно его оглядела.

— Человек, родившийся и выросший вне общества — не человек. Это животное, — иронично заявил Ньянг.

Я закатила глаза.

— Вы слышите только то, что желаете, — я покачала головой, — отказались отвечать на мой вопрос, уведя тему в другое русло. К чему тогда попытка спора?

— Ваши вопросы звучат всё так же фантасмагорично, — он усмехнулся и продолжил более обыденно, — что-то вроде: «Если бы дедушка был бабушкой, то бабушка была бы дедушкой». Это самое «Если» существовать не может по определению.

Я открыла было рот.

— Может пригласите меня потанцевать? — надоело слушать нас Тильде, — стало скучно.

Бал дебютанток это и предполагал. Вот только мы здесь были далеко не в первый раз.

Господин Ньянг усмехнулся, кивнул и подал руку осчастливленной Тиль.

— Либо ты, либо твоя сестра, — произнёс отец, стоило парочке занять место среди таких же пестрых двоек, — он сам настоял на объединении, — прямой тяжелый взгляд на меня, — и он намного лояльнее меня во всём, Ауфэр. Подумай над этим — я хотел бы видеть тебя рядом с ним, когда этот чертец приберёт к рукам «Стендэн индастриз».

Я опешила.

— Всё так плохо? — спросила порывисто.

Он неожиданно рассмеялся.

— Все просто замечательно, — с радостью, — мы войдём в крупнейшую компанию, и она перестанет ускоренно нас топить!

Значит никто не станет наседать на меня? А Тильда будет только счастлива? Так просто?

— Значит Тиль, — решила я, — хм. Вернее, если она согласится.

***

Воздуха вокруг не было. Совсем — меня сковывала вода. Прозрачная тьма её покровов держала в паточной узде, однако не могла связать полностью. Пальцы нащупали окончание моей свободы и впились своей поверхностью в стекло.

Муть из глаз преобразовалась в приглушенное освещение и комнату по всему периметру сосуда, в котором я находилась. Достаточно широкая, чтобы двое взрослых мужчин в суровых комбинезонах с нашивками могли так же пристально наблюдать за мной. Вот только их внимание было каким-то нерешительным, будто испуганным — они застыли в паре метров и, очевидно, грезили о том, как убраться из этого места и экспоната в виде меня побыстрее и подальше.

— Система загружена, — голос позади, который я желала и не желала услышать.

Белые перчатки. Парзифаль Ньянг. Деловой партнёр отца. Будущее Тильды.

— Стопроцентная стабильность всех датчиков, — продолжил мужчина, — нервные импульсы в норме. Реакции в пределах нормы.

Я взмахнула руками, едва ли не плача от того, что могу не дышать сейчас, пропустила потоки воды сквозь пальцы и остановилась на дне сосуда, встав полубоком к тому, кого слышала даже сквозь слой жидкости.

— Есть ощущение искривления сознания? — смотрел прямо на меня Парзифаль.

Его глаза в это мгновение совсем не казались мне кровавыми. Нет, они были всё такими же упрямыми, дерзкими и непреодолимо изучающими.

— Показатели оптимальны, Парзи, — произнёс мой рот без моего участия. Ещё и под водой! И как я только не наглоталась воды? Вероятно, она уже находилась в моих дыхательных путях.

Мои глаза расширились от ужаса — я едва ли могла держать свои руки вдали от собственных губ.

Ньянг фыркнул и отвернулся, скрестив руки на груди.

— Чёртовы… — начал было он.

— Мозговая активность, — перебил его один из мужчин, — бета-ритм, амплитуда двадцать восемь герц!

Белые перчатки сперва застыл на несколько секунд спиной ко мне, а после развернулся с небывалой скоростью и почти круглыми от волнения глазами.

— Сливай раствор! Сейчас же! — выдохнул явно не для меня он.

Его пальцы прижались к стеклу с внешней стороны стекла.

— Рэффи, — улыбался он мне, — не уходи в себя. Будь здесь.

Ветвистая дорожка пузырьков ринулась вверх из-под сетки на полу. Вода пошла на убыль.

— Никто никогда не отключит тебя, Ауфэр. Я обещаю тебе, — продолжил мужчина.

Вровень с опусканием уровня воды начал пропадать в пол и стеклянный купол.

Я мотнула головой. Здесь было что-то не так. Что-то незримое терзало сознание, теряясь в комке других мыслей.

— Столько времени, Рэффи, — со счастливой улыбкой хмыкнул он, — это невозможно.

Из носа и горла вырвалась жидкость. Голова была на поверхности, а потому:

— Traum! — под его испуганным и взбешённым взглядом.

Тело осталось стоять — потонула лишь я.

***

— Оно волшебное! — пела восхищенная Клаудия, скользя влажными от вытираемых слёз пальцами по шлейфу, — ты — прекрасна!

Тильда красовалась уже битый час, запечатляя свою первую примерку свадебного платья на всё возможное фотооборудование, которое она смогла найти в отцовском доме. По всем правилам и канонам лучшим оператором она назначила меня. И это был тот самый раз, когда я не сопротивлялась, лёжа на кровати в компании Джима, Джони и Джека — выбор сегодня был обширный и явно проклятый Клаудией вместе с моей недостаточно трагичной, как она сама, персоной.

Женщина не проронила и слова в мой адрес сегодня, в отличие от Тиль, впивающейся своей необычайной радостью во все мимо проходящие мозги.

— Фыр, что скажешь? — поворот её головы я заметила в небольшом экране старенькой зеркалки, прихваченной Клауди с другими вещами прошлой ночью — она, наконец, признала, что жизнь без отца была для неё яростно невыносимой, а потому, вернулась в свою комнату на первом этаже и кривила свои губы уже там.

Я иронично подметила проданные ею вещи отца, которые она успела прихватить с собой при прошлом побеге. Теперь в её арсенале была разве что зубная щетка в тандеме с пастой и смешная меховая косметичка, пустая как вся её безработная худая жизнь.

— Идеально, — нетрезво ответила сестре, — с первого взгляда заметно то, что Клаудия не принимала участия в подборе.

Обе они надуто оглядели меня.

— Его и в самом деле подарил Парзи, — вздернула нос Тиль, — а ты могла бы быть с мамой помягче! — она подкинула шлейф, чтобы он красиво упал к её ногам шёлком.

— После свадьбы Тильда станет любимицей отца, — Клауди хмыкнула, — ты потеряешь наследство, Ауфэр. И что я тебе скажу — ты теперь не сможешь никого терроризировать! Как и твой отец.

Тиль переводила непонимающий взгляд с нашего поединка взглядов. Моя усмешка росла с каждым уровнем её испуга.

— Тебе самой не смешно от того, что ты сейчас ляпнула? — я отпустила её глаза из своего цепкого взгляда и плюхнулась на спину, залив в горло несколько горячих глотков спиртного.

— Парзи хороший, мам, — покивала Тиль, — и он никогда не оставит Фыр без денег, — она приступила к стягиванию платья с располневших плеч, — он сам мне сказал, что она станет следующей главой компании отца. А я даже не просила его!

Я усмехнулась.

— Хороший? — приподняла голову я, — Тиль, прекращай видеть всё розовым — я нужна ему как специалист уровня сеньор плюс. Я похожа на ту, кого нужно жалеть?

Они обе отвели взгляд. Я потянулась, глянула на часы и решила направиться за добавкой в винный погреб. Даже моя фляжка успела опустеть за сегодняшний вечер.

— Адьос, дамы, — махнула им пальцами и, взмахнув остатками виски, перевалилась в коридор, где были нескончаемо светлые холодные стены и идеально ровный керамогранит на полу, шагающий вместе со мной.

Проход в кладовую и подвал был связан с кухней, где я умудрилась столкнуться с попивающим водичку Ньянгом, в последнее время не выселяющимся из отцовского дома ни на день.

— Выглядишь помятой, — не играл в доброго будущего брата он.

Я хмыкнула:

— Это потому что я пью, — махнула пустой стекляшкой в руке, — пока не забыла, — повернулась к нему, — рада, что у кого-то второго в этой семье теперь есть чувство вкуса.

В голове было возникла идея отвесить ему полуленивый поклон, но сил оставалось только на то, чтобы спуститься, найти бутылку и уснуть на диване в гостиной, пока утром меня не разбудит шум голосов тех, кто поедает завтрак.

— Я предполагал, что это будет заметно и невооруженным взглядом, — он задумчиво сделал глоток из бокала.

Я рассмеялась — у меня сейчас любой глаз был невооружённым и практически бесполезным, потому как я шла, больше ориентируясь на стены, чем на их вид.

Рука на ручке двери.

— Позволь занять у тебя ещё минуту, — произнёс мужчина.

Донышко бокала стукнуло о столешницу. Я пожала плечами и почти вся опала на дверь, пошатываясь на её петлях. Ньянг стоял, вдумчиво перебирая пальцами по собственному локтю.

— Твой отец настаивает на браке с тобой, а не с Тильдой, — прямо заявил он.

Я хмыкнула, и так понимая это.

— Не удивлена, — огорчила его своим ответом.

Он престранно кивнул и продолжил:

— Ты реагируешь со стороны осознанного желания перечить ему, не так ли?

Я кивнула.

— Хочешь побыть моим психологом? — мне стало смешно.

Он скривился. Ещё бы — такие, как он и папа, не желали видеть в женщине ничего, кроме того, что вдолбили в свою голову они сами.

Однако сдаваться, очевидно, было не в его правилах:

— Тебе понравилось то платье на Тильде? — совсем несуразный для нас двоих вопрос.

Он даже звучал по-ублюдски.

— Ты должен понимать, что бьёшь невпопад, — хмыкнула высокомерно.

— Я усыпляю твою бдительность, Рэффи, — прямо произнёс Ньянг.

Я закрыла дверь и обратилась за поддержкой к стене.

— Я продолжу, — не стал ждать моего ответа он, — платья — не твоё. А что в таком случае способно хотя бы воодушевить тебя?

По какой-то причине этот вопрос ввёл меня в полностью насмешливое состояние.

— Это смешно, — фыркнула я, — все эти попытки играть со мной! И… даже если ты победишь… что тебе даст эта информация? — два шага к столу и опора на него, — смысл в том, что ты можешь наплести мне что угодно, что «усыпит мою бдительность», но ты попытался залезть мне в душу, Ньянг, — ухмылка, — расстрою ли я тебя, сказав, что у меня нет души?

Он усмехнулся и покачал головой.

— Боишься моей насмешки? — провоцировал он.

Я вмиг стала серьёзной.

— Да, — слово далось мне легко.

Как и признание.

— И что с того, что я посмеюсь? — протянул он.

В его руках вновь сверкнул бокал.

Я пожала плечами.

— Понятия не имею, — стол пошатнулся вместе со мной, но мы оба устояли, — да плевать, ты прав. Не хочешь вложить пару сотен миллиардов и половину своей жизни в фармакологическую мечту?

Его глаза загорелись.

— Продолжай, — глоток воды и внимательный взгляд.

Я и продолжила:

— Пилюля вечной жизни.

Его брови подлетели вверх. Но лишь на секунду — он взял себя в руки почти сразу.

— И в самом деле смешно, — без тени насмешки сообщил мне он.

Я повела головой.

— Говорила же, — хмыкнула и подошла к нему ближе, — виски?

Протянула бутылку с глотком напитка на дне. Он принял её, смотря мне в глаза. Бутылку мы продолжали держать оба, едва ли моргая и думая о чём-то разном.

— Насколько мерзким будет то, что я воспользуюсь тобой сейчас? — как всегда прямо спросил он.

Я пожала плечами.

— Максимально мерзко, — мой ответ.

И шаг навстречу ему.

Я выдохнула в его губы пары алкоголя, отпустила звякнувшую о пол бутылку и ощутила крепкие горячие объятья, окутавшие меня так, как я и представляла себе.

Давно.

***

— …Система переадресована, — механический голос над головой, — исходная точка — проект «Ауфэр», конечная — облако исходных данных компании «Ньянг Лабор», ключевая папка «Загрифованное».

Парзифаль сверлил взглядом колбу, в которой находилась я, потому не отметил моё вернувшееся создание.

— Инициализация объекта «Ауфэр три тысячи восемьсот двадцать семь», — тот же женский голос.

Я сузила глаза и потянулась пальцами к стеклу сквозь толщу раствора.

— Выпусти меня! — произнесла, зная, что боли это не принесёт.

Из-под кулака раздался гнетущий едва различимый стук. Ньянг усмехнулся, безучастно повернулся ко мне боком и направился к центральному столу в своей лаборатории.

Проклятый формалист! Что ему мешало меня выпустить? Не наглость и цинизм ли часом?

— Резервное копирование данных, — сообщил компьютер.

— Перенос возможен только с твоим полным нахождением в сознании, — взял планшет со стола мужчина, — я не хочу насилия, однако ты вынуждаешь.

Я сузила глаза и стукнула по стеклу сильнее. Звук стал на микродецибел громче. Я чувствовала себя сильнее.

— Стекло не разбить, — хмыкнул кареглазый, — раствор не слить — тебе не выбраться — никакого погружения в подсознание. Цепочка ясна?

У него был насыщенно-игривый взгляд человека, загнавшего оппонента в клетку.

— Загрузка данных, — женщина на фоне.

— Я и не планировала уходить, — скрестила руки на груди, закрытой тканью, — дело в другом: зачем ты переносишь меня в облако? — взгляд исподлобья.

Этот… мизантропичный человек очевидно желал выдворить меня из этого тела. Оно и так было не моё, однако.

— Не тебя, Рэффи, — он довольно оглядел происходящее на экране планшета, — проект, вернее, программу, которая заменяла тебя всё это время.

Я насторожилась.

— Верификация пройдена успешно, — не дала сказать система, — перенос выполнен. Потери исключены.

Лицо Парзифаля показалось бы искушённо дьявольским сейчас.

— Ауфэр, — занял место ровно напротив меня мужчина, — ebene: entwickler. Formatierung.

Мой голос, но не я:

— Форматирование. Ошибка. Уровень неизвестен.

— Логическое, но без вреда носителю, — был беспечен Ньянг.

Он даже отвернулся от меня, однако отдавать приказы продолжил:

— Создай блок на уничтожение функционального ядра и мозга, максимальный уровень запрета — для носителя в частности.

— Что за хе… — не понимала ничего я.

Меня перебила другая я:

— Запрет установлен, — отчиталась, — ядро оптимизировано. Запуск логического форматирования.

Парзи кивнул.

— Отслеживай состояние носителя, — взгляд мне в глаза.

— Бета-ритм, двадцать девять герц, норма, — под моё явное ощущение шевеления в черепной коробке, — тридцать два герца — порог нормы. Двадцать девя…

Мужчина, казалось, посерел лицом.

— Ауфэр? — его голос был взволнован, — система сканирование! Рэффи, чувства, ощущения, сейчас!

— Нормально, — скрипнула зубами я, — хочу на сушу. Скажи, я похожа на лягушонка? Какого хрена я тогда в пробирке?!

Его губы растянулись в ухмылке.

— О, ты самый зубастый лягушонок, которого мне довелось препарировать, Рэффи.

— Сканирование завершено. Показатели в норме. Энцефалограмма отклонений не выявила, — система.

Мужчина почти расплылся.

— Как же я рад, — по виду, описал лишь сотую долю своего состояния он, — слить раствор!

***

— Ты перестала пить? — меня разбудил голос Парзифаля.

Пришлось открыть глаза, чтобы хоть немного обозначить себя в пространстве для своего же мозга. Ладонь обратилась к лежащему вверх чехлом телефону на столе рядом с головой. Спать на плоском дереве в мои планы не входило. Ну если только немного.

— Решила передохнуть, — хрипло пробурчала в ответ мужчине, уверенно подошедшему к окну.

— Твои сотрудники тебя любят, — заметил он с лёгкой насмешкой в голосе и глазах, — закрыли жалюзи, чтобы тебя не разбудил утренний свет.

Я решила размять лицо, потерев него в приступе ярого мазохизма. Парзи предпочёл молча пронаблюдать за моими манипуляциями.

— А где все? — оглядела пустой кабинет.

Нас окружали открытые столики по периметру идеально белоснежных стен лаборатории.

— Сегодня воскресенье, Рэффи, — мужчина скрестил руки на груди, — тебе стоит отказаться от переработок. Настрой себе режим дня, наконец.

Я скривилась и поднялась с кресла, попутно разминая уставшее от неправильного сна тело.

— Он составлен, — суставы нещадно хрустели, — висит на холодильнике.

Парзифаля мой ответ не устроил:

— Твое упоение каждой начинаемой деятельностью вызывает восхищение, — похвалил, — помимо жалости, — он поднялся, — собирайся. Твой отец настаивает на внеочередном нервировании меня посредством слёзного вымаливания открыть проект под его руководством.

Я хмыкнула и нашла взглядом сумку.

— Что на этот раз? — вспомнила о том, что нужно снять халат.

— Очевидно, что-то строго необходимое для бизнеса, вроде резиновых перчаток с сенсорным устройством или, — усмешка, — ещё вероятнее — памятники с влагостойким экраном.

Я взяла рюкзак и хмыкнула.

— Не все его идеи смешны, — потянулась к двери, но была опережена мужчиной.

Всё ещё не успела привыкнуть. Свет и в самом деле ослепил — сегодня солнце было на удивление ярким. Или это моё восприятие, практически вышедшее из сумрака?

— Только те, которые он пытается навязать мне, — хмык от мужчины, — какова вероятность, что он вложит свои деньги в подобные стартапы?

Я почти расплылась от ехидства.

— Нулевая, — мой путь пролегал на первый этаж, — заедем позавтракать?

Он лишь кивнул, удовлетворенно подмечая, что я направилась прямиком к пассажирскому сидению, не желая драться с ним за водительское сегодня. Я не хотела напряжения. Солнцезащитные очки из бардачка стали тому подтверждением, когда я прикрыла ими опухшие глаза.

С момента нашей свадьбы прошло не больше полугода. Мы всё ещё тяжело притирались друг к другу, едва ли способные не выводить из себя оппонента какими-либо мелочами. Но в этом и была своего рода игривая ценность — я привыкала замечать в нём огромные положительные детали, которые, к слову, бесили ровно в той же степени, в какой восторгали.

Так, например, я узнала о его совершенно нудном и крайне раздражающем занятии — играть на колёсной лире, коих у него было миллиард, каждую из которых он «презирал» и тщательно расставлял по специальным стеллажам в примыкающей к гостиной комнате. Он называл это блажью, а я восхищенно терпела его хобби, вгрызающееся в мозг навязчивыми мелодиями.

Ещё одной чертой, в этот раз совсем не имеющей плохих сторон, была искренность. Нас двоих не связывала любовь. Вернее, она не участвовала ни в нашем браке, ни в отношениях до этого плюс минус ещё одного месяца. Кристально чистая деловая связь. Я позволила ему подмять компанию отца, он не стал мне лгать и позволил запустить пальцы в фармакологическую мечту. Мы были на равных. Оба в плюсе. Пока мне не осточертела его колесная лира, и я не предпочла полюбить его, чтобы не прийти поздним вечером и не расстрелять его коллекцию.

Отец был доволен. Клаудия презирала меня на уровень сильнее. Однако она молчала, принимая власть отца и его кошелька. Тиль… единственное, что она сказала мне тогда: «Засчитано, Фыр. Насколько же ты долго копила всю эту месть для меня?». После чего улыбнулась, бросила в признавшегося на следующее утро после нашей первой ночи Парзифаля коробку с платьем и перестала с ним разговаривать. Мне она периодически слала фотографии с островов, на которых жила каждую неделю в месяц, кривя губы от кислинки ананасового сока в «Пина коладе» и не такого идеального ровного пресса её нового бойфренда.

И всё было практически прекрасно. Если бы одним измученным утром какого-то донельзя кофейного понедельника у меня не сошлись стехиометрические расчеты, стоящий с недовольным лицом Парзифаль дал дозволение на первые клинические испытания нового состава, а у меня… получилось.

Несколько лет испытаний, доведение микстуры до идеала и, наконец, представление результатов общественности. Введение в массовое производство. Отсутствие каких-либо помех из-за защиты компании Парзифаля.

И счастье. Потому что я создала лекарство вечной жизни.

***

Солнце, казалось, светило в любое место, кроме ухоженных серых плит. Трёх. Одинаковых и беспощадно прощальных.

Здесь, как и везде на кладбищах, не было лавочек, потому я, чувствуя не столько утомляющую тоску, сколько терзающую моральную усталость, сидела прямиком на земле. Так я была ближе к своей семье.

— Сад упущенных мгновений? Я предполагал, что найду тебя именно здесь, — встал за моей спиной муж.

Пальцы прошлись по прохладной блеклой траве. Газон здесь был колючим, а могилы казались свежими. Стоит ли говорить, что второй год на каждом памятнике был одинаков и отсчитывал от настоящего очень много лет? Колоссальное количество. Обычные люди столько не живут. Но мы были в волшебном городе Либэн, по которому ходили киборги с сознанием когда-то живых людей, противники вечной жизни и те, кто смог пережить даже свой рассудок.

— Скажи мне, когда вспомнишь тот день, — продолжил разговаривать со мной мужчина, — я и в самом деле смогу многое сделать для тебя, Рэффи.

Галантный, как ветер. Он и в момент своего морального падения, когда посмел переспать ссестрой своей невесты, признался сразу же, чем совершенно шокировал меня. Хороший и правильный — Тиль была неприкосновенной для него. А меня по-другому запереть обручальным кольцом было практически невозможно.

И как я могла подумать о нём, как об убийце в первый день воспоминаний? Едва ли я… постой, Фыр.

— Те люди, которые были убиты тобой, — нахмурилась я, — кто они?

Позади послышались мягкие шаги, а мужчина опёрся прямиком на один из памятников.

— Полагаю, твой отец не будет против, — кощунственное с усмешкой, — мятежники, — пожал губами, — они позиционируют себя как освободители, но приносят только террор.

Я разглядывала ореол солнца вокруг его головы. Он был смешон с засветлённым лицом и взглядом свысока.

— Видишь ли, ты рассказала, что помнишь всё вплоть до разработки вакцины. А они появились через несколько лет, — мужчина вмиг стал задумчивым и слегка агрессивным, — шайка сектантов, распространяющих слухи сперва о вреде твоего создания, а после успешного запуска на мировой рынок — о шаге против природы.

Весь его внешний вид говорил о ненависти. Что казалось мне слегка переигранным.

— Они на протяжении нескольких сотен лет продолжают воспитывать в ненависти к нам свои поколения, Фэр, — убежденное, — уверяю тебя, что ты вспомнишь как минимум сотню личных счетов в отношении них.

— Убийство — не выход, — чётко произнесла, зная, что я права.

— Уверена? — слегка сузил глаза он, — ты, наверняка, думала о тех взрывах на территории города? Это делают они — целенаправленно приносят через защитно-пропускные пункты взрывчатку и убивают мирных жителей, — светло-карие глаза сверкнули, — мы даём шанс каждому. Разрешаем привиться и остаться в Либэн. В тысячах таких же городов по всему миру. Однако человек не может отказаться от сопротивления, пускай даже осознанно глупого и вредящего.

— Вы не нападаете на них? — спросила, скорее всего, чтобы убедиться.

Мужчина усмехнулся.

— Нам нет до них дела до того момента, пока они не начинают вредить нам, — краткий ответ.

Я кивнула, соглашаясь. Вот только:

— Правда у каждого своя, — качнула головой, — мы должны наладить с ними контакт. Сможем убедить их сотрудничать — и мы в выигрыше, пусть и номинальном.

Парзи покачал головой.

— В этом вся ты, Рэффи. Давай сперва решим проблему с твоими воспоминаниями, прежде чем ты начнёшь новую компанию.

Пальцы погладили холодный камень. «Тильда Стандэн». Больше всего я скучала по ней, трагично подмечая, что вечная жизнь пошла бы ей на пользу.

— Новая фармакологическая мечта, Тиль, — шепнула я, — но сперва покой для этой.

***

— «Метеопрогноз на эту неделю не утешительный», — пела по телевизору милая девушка в мини, — «В нашем штате термометр продержится на максимальной за целых десять прошедших лет отметке в сорок три градуса! Полуденная жара требует максимальной бдительности!»

Кондиционер сломался. А я вместе с ним.

— Что ты делаешь на полу? — едва вошёл в гостиную Парзи.

— Лежу, — указала на очевидное, — из-за жары мастер отказался приезжать, а я обнаружила, что кто-то умудрился соединить сплит-системы в одну сеть. Не подскажешь, у кого хватило ума?

Мужчина на моё ехидство не отреагировал, что уже могло означать некую странность. Он приблизился к ближайшему креслу и сел в него, приосанившись.

— У меня для тебя плохие новости, Рэффи, — не заставил напрячься меня он, — вспомни ту шайку неприятелей, которая вздумала искурочить твоё великое дело? — он дёрнул губой, — на них возбуждено уголовное дело. Больше они нам не помеха.

Я хмыкнула и улыбнулась.

— Почему тогда новость плохая? — зевнула я.

Мне от жары даже не хотелось иронизировать насчёт его извечной мании странно предоставлять информацию.

— «Срочное известие!» — перебило погодную повестку новостная, — «Час назад произошёл взрыв по Минниган стритс. Мистер Стандэн, его жена и младшая дочь находились…»

Я не помню, как садилась.

Я не помню, что и как делала.

Все заволокло туманом настолько, что выплывала из него я обрывками. Краткими воспоминаниями, будто бы и не моей жизни.

Полиция. Морг. Офис. Похороны. Суд — террористом был один из подчиненных той компании, которая шагала против моей вакцины. Они обозначили своей целью не меня — всё было проще. Это была попытка остановить мою деятельность. Протестная акция, заставившая всколыхнуться общественность.

Но главное было не это. Моя семья погибла. А та самая общественность могла сказать лишь пару гневных слов для будущих заключенных, и несколько утешающих для нас с Парзифалем.

Но смысл был не в этом. Я была повержена вместе с домом моего детства. Я лежала в закрытом гробу, опущенная в землю солнечным утром. Всё таким же знойным летом.

И они добились своего — я смогла забыть свои мечты. Более того, я вмиг забыла о том, что когда-то желала жизни всем людям.

Полугодовая реабилитация. Парзифаль называл это кризисным центром. Я прекратила играть в игры и принимала психлечебницу за то место, каким оно являлось всё это время. И они помогали. Вот только не мне, а Парзи, стабильно проводящему ночи в соседней палате, и кривящему губы от правильных завтраков и горсти таблеток в моём прозрачном пластиковом стаканчике.

Затем возвращение домой. Ремиссия. Прекратившиеся панические атаки и кошмары. Через восемь месяцев всё вновь стало стабильно, приобрело краски и гармонию. Парзифаль был счастлив, и смог оставить меня в компании мраморных стен спальни на втором этаже.

Ванна. Нож. И покой.

***

— Мне тоже не нравился этот шкаф, — под начищенными туфлями Парзифаля скрипело стекло от дверцы-витрины, — и эти коллекционные пластинки, которые выудить из коллекции какого-нибудь жлоба будет невозможно, — шаги ко мне, — и кресло из красного дерева, — он встал за моей спиной, — а вот это мне очень дорого, — из моих дрожащих пальцев изъяли револьвер, — поэтому спрячу подальше от твоих не в меру любопытных и неаккуратных пальцев, — его выражения лица я не видела, хотя догадывалась о нём, — Рэффи…

— Ты так спасался? — резко отвернулась от окна к мужчине я, — расстреливая каждого из этих… чёртовых… — воздуха не хватало.

Парзи как обычно имел своё мнение на всё на свете:

— Не скажу, что это не так. Косвенно, — он процеживал каждый мой взгляд через свою цепкую призму восприятия, — однако в большей мере заменителем была ты.

Брови сдвинулись в одну кривую линию.

— Я? — переспросила, упираясь спиной в оконную раму.

У мужчины от этого дёрнулась щека.

— Тот робот, которого ты отформатировал две недели назад? — вышло как-то совсем напористо, — каркас живой куклы.

Он усмехнулся и неожиданно расслабился.

— Скорее, твоё творение, — бровь дрогнула, — ты видела и слышала о современном мире пусть и крохи, однако они должны были сложиться в приблизительную картину, — он немного подался вперед, — твои записи и исследования позволили мне создать то будущее, которое заслуживает человечество. Которое станет идеальным для тебя и меня, Рэффи. Уже стало, — вновь усмешка, но теперь с пылающим идеями и гордостью во взгляде, — «Будущее стремится к гармонии…

— …попрекая совершенство», — продолжила за него.

Эти слова дались мне горько. Настолько несчастно и вымученно, что в голове роилась крепкая угловатая мысль о том, что именно я виновата в случившимся. По этой причине не существовало моих близких и меня. По этой причине существовал мир будущего с миллионами вечных жизней и успевших возродиться.

Возрождение?

— Я не справилась, Парзи, — проронила, отворачиваясь к окну и приставляя ладонь к стеклу.

Там, параллельно моим пальцам, грелись под солнцем вышки высоток, ограниченные непрозрачными стеклянными листами. Иногда на них играючи мелькали вероятно даже не рекламные, а пропагандистские слова Ньянг Лабор.

Жизнь текла быстроводной рекой времени. Нам оставалось лишь ставить плотины, наслаждаться и одновременно страдать от своего выбора. Случайное деревянное ограждение, и мы сменили ландшафт.

— Я даю тебе второй шанс, Ауфэр, — голосом бога произнёс мужчина, — а после дам третий, четвёртый, изобрету личный стимулятор совести и морали, а после сделаю его невыносимо тяжёлым для тебя.

На его губах впервые не было сопутствующей иронии усмешки. Нет — там царила усталость, печаль и надежда. Смесь крови и надежды в радужке. Не я ли залила туда красную краску?

— Значит, выбор очевиден, — выдохнула, глядя ему в глаза.

Надежда. Все мы грезим ею, когда кажется нет выхода. Может быть и мне она поможет?

Однажды папа сказал мне — «Сильные люди ломаются навсегда». Ты был прав, папа.

Потому что сегодня я родилась заново.