Виши. Отсюда, буквально, за десять минут можно было дойти до галереи источников, знаменитого театра и казино. Муж фактически заставлял её каждый день пить эту целебную воду, вышагивать пять километров и правильно питаться. Распорядок дня исполнялся ею, как программа для робота. Мадонна вернула ей вкус жизни, краски окружающего мира и способность хоть что-то чувствовать, помимо горечи утрат и потерь.
И ещё, она, наконец-то, смирилась со всем тем, что случилось в её жизни. А случилось с ней то, что было способно сломить не только молодую девушку, но и любое даже более стрессоустойчивое создание.
Она вспоминала тот день, когда она в первый раз вышла замуж. Тогда она была на четвёртом курсе. Его отец снял им кооперативную квартиру в Матвеевском и у неё впервые в жизни появился дом. Отцовскую квартиру в Баку она никогда не считала своим домом. Там хозяйничала её мачеха. Помимо рьяно демонстрируемой ею любви к её отцу, она была одержима идеей стереть все следы того, что когда-то у её обожаемого мужа была другая жена.
Самым большим напоминанием о том, что всё-таки была, было существование его дочери. Она до сих пор помнит побледневшее до синевы лицо мачехи, когда кто-то из её подруг спросил о том, что неужели первая жена её мужа была так же ослепительно красива, как его дочь. После этой стычки она выработала жёсткое правило: её пребывание в отцовском доме должно быть сведено к минимуму.
Единственное, что её спасало – это характер работы отца. Он работал во многих регионах страны, а его теперешняя жена не мыслила себя жизни без бакинской квартиры, своего парикмахера, массажистки, косметолога. Конечно же, она бывала у отца. Но набегами. В целом, ей трудно было испортить её жизнь с отцом вне Баку. Она научилась готовить отцу завтрак и ужин. Обедал он на работе. Он был очень скуп на эмоции. Когда ей было лет пятнадцать, он мимолётом обронил несколько фраз, которые она запомнила на всю жизнь:
– Я никогда никого не любил кроме твоей матери. Это была женщина, предназначенная мне богом. Каждую ночь я, законченный атеист, у кого-то спрашивал о том, за какие заслуги мне её даровали небеса? Я явно был недостоин такого сказочного дара. Но если уж даровали, зачем её у меня так быстро забрали? Я каждый день просыпаюсь с ощущением, что у меня нет какого-то самого важного органа. Жить без него невозможно. А я живу. Вот такой вот урод твой папочка. Я не умею быть ласковым. Я не умею выражать свою любовь. Даже о своей безграничной любви к ней, той единственной и незабываемой, я так и не смог ей рассказать. Я был убеждён, что она и так об этом знает. К чему же слова? Мне кажется, что они всегда всё портят и искажают.
Дом бабушки тоже не смог стать для неё родным. Бабушка, как и все творческие люди, ненавидела уют и порядок. Хаос был её стихией. Именно в нём она черпала энергию. Её любимой фразой была весьма странная присказка: «Порядок убивает меня». Она ухитрялась при этом оставаться необыкновенной чистюлей. Теперь спустя много лет она понимала, что она была, этаким, «Дон Кихотом в юбке». Ей повезло, что её «Санчо Панса» когда-то сидел с ней за одной партой. На нём висело всё. Он зарабатывал деньги, налаживал быт и не уставал делать комплименты своей жене.
Дед не вынес смерти дочери. Через полгода, после смерти её матери, его не стало. Из их дома исчез уют и порядок. Бабушка вся ушла в творчество, издавала всё новые и новые книги, а дом превратился в захламлённую берлогу. Она любила приходить сюда, но ей трудно было называть это место домом. Удивительно, но в этой безликой квартире в Матвеевском, она впервые поняла, что такое тепло родного дома. Наконец-то, в этом холодном мире у неё тоже появилось своё гнёздышко.
У них была очень скромная, но красивая свадьба. Просто, но безумно элегантно. Свадьба, отражающая стиль жизни её мужа. Он так и не признался ей в любви. Не произнёс столь долгожданных слов. Просто смотрел на неё своими бездонными глазами, полными любви и обожания. Мать Алика накрыла стол в лучших советских традициях. Хрусталь, свечи, крахмальные скатерти и салфетки. Икра, чёрная и красная, и множество закусок. А потом, они уехали к себе.
С шутливого напутствия Алика: «Ну всё мадмуазель, пора становится моей женщиной и моей женой» и началась их семейная жизнь. В тот вечер она у него так ничего и не спросила. А хотела спросить лишь о том, любит ли он её. Она, всё-таки, была дочерью своего отца и говорить о своих чувствах и эмоциях просто не умела.
Она вспоминала, что, когда поступила в университет, первое, с чем ей пришлось столкнуться, это было просто безграничное мужское внимание. С этим что-то надо было делать. Оно отравляло всё её существование и превращало её жизнь в борьбу за выживание. Она упорно не желала быть ни чьей-то протеже, ни чьей-то любовницей, ни чьей-то женой только потому, что какой то мужчина счёл её достойной своего внимания.
Она нашла прекрасную форму защиты. Никто не рискнёт ухаживать за девушкой, которая нелепо выглядит. Её свитера, связанные из остатков
