Человек, убивший бога [Никита Сергеевич Буторов] (fb2) читать онлайн

Никита Буторов Человек, убивший бога

Не будет мира,

Мира нет!

Мы все враги,

Мы все с ножами,

Мы все со шрамами от стали!

Мы все устали,

Но взять и бросить сталь подальше…

Смешно, продолжим дальше!

Запах крови режет разум,

Разум выпрыгнул с ума

И уж ему нет в правде сласти,

Ему лишь всласть в запале страсти

Рубануть по плоти сталью-

Вот веселье для ножа.

Казалось все утихли страсти,

А нет ж, сука, нужно больше красных пятен!

И давай по новой правде

И по правде и без правды

Резать, вешать, да стрелять,

Продолжая убивать,

Упиваться сластью боли

В боли страсти утолять,

Ведь человек для человека враг!

Часть

1

Бог есть все и есть ничто

Глава 1

Северные белые ночи освещали просторное помещение комнаты, играючи оставляя отблеск бледного света в клубах табачного дыма. Четверо молодых людей сидели за столом и мерно потягивали свои курительные трубки, молча смотря друг на друга. Первым решил нарушать тишину мужчина в длинном хлопчатом плаще, с лицом тронутым оспой и жиденькой кустистой бородой.

–Товарищи, видимо у нас нет иного выбора. Это ограбление единственный способ быстро найти деньги.

Тут же последовал ответ от высокого и хорошо сложенного мужчины, с пышными бакенбардами.

– Иван, мы должны изыскать другой способ.

– Какой же? – Вмешался в диалог коренастый мужчина. – Нам нигде не сыскать более быстрого заработка, а если ты забыл, то день торжественного прохода уже через четыре дня!

– Знаю я. Но украсть драгоценнейшую икону, на которую чуть ли не весь город молиться, да еще и загнать ее на следующий день какому-то мутному типу. Чистой воды сумасбродство. Церковники напрягут и поставят на уши всех законников в городе, чтоб отыскать пропажу и поверь мне, обнаружат нас быстрее, чем мы успеем воплотить наш план в жизнь.

– Спокойнее друзья, нужно держать голову холодной – Заговорил последний из мужчин. – Ты прав Никита, дело очень опасное и покупатель ненадежный, но и Иван с Григорием предлагают единственный возможный вариант. Пожалуй, лучшего у нас нет. Мы все ходим по грани. Со дня на день охранное отделение припрет нас к стенке. Неделю назад и так чуть не попались. Если не раздобудем денег на взрывчатку и оружие, то сгинем за так.

– А если нас возьмут при ограблении? Что тогда Дементий? – Возразил Никита. – Всему конец. Мы единственные из ячейки остались в строю и так подставляться мы не имеем права.

– Дело плевое. Антиквар сказал, что икону никто не охраняет! – Покуривая трубку промолвил Иван.

– Да откуда он знает? – Продолжал стоять на своем Никита. – Как он вообще на тебя вышел, а Ваня?

– Я же уже говорил, старый друг отца, антиквар, вечно жаждущий отхапать кусок побольше.

– Как же этот старый друг отца узнал, что одна из жемчужин русской иконописи не охраняется? При том, что уже ни раз ее пытались похитить. А уж теперь, когда она здесь, в Петербурге, то охрану наверняка удвоили, если не утроили.

– Антиквар, сам устанавливал подлинность картины, ему на это дали трое суток. Лично настоятель церкви посылал за ним. И пока тот работал, никакой охраны не было – Выпалил Иван.

– Зачем устанавливать ее подлинность?

– В дороге вроде произошел какой-то конфуз, то ли похищение, но это не важно. В итоге в церкви оригинал.

– Это подстава, наживка властей, я в этом уверен!

– Хватит Никита! Довольна спорить. Альтернативы нет. Значит беремся за эту работу. Если ты не хочешь, не надо, можешь сидеть здесь и ждать нас.

– Черт побери, ну уж нет. Раз вы готовы рискнуть всем, то я с вами. Да и если вас сцапают, то и мне не долго на свободе гулять.

– Тогда решено. Идем на дело, завтра ночью. Иван, скажи своему антиквару, что бы готовил для нас оплату и ждал в условленном месте. Как только получим икону, сразу сплавим и возьмем оружие. Дальше уже будем действовать по плану. Понятно?

– Да – В один голос ответили трое мужчин.

– Хорошо. Теперь давайте еще раз осмотрим план церкви. Григорий, ты же уже разведал территорию, как нам проще всего попасть во внутрь?

– Ну есть пара возможностей. Самый лучший вариант, это зайти с задних ворот, со стороны Невы. Там по ночам обычно никого нет, все вокруг усажено деревьями, идеальное для нас место, срезаем замок и дело в шляпе. Дальше, оказавшись на территории, нужно проникнуть в главный собор, в нем за иконостасом, есть лестница, ведущая на верх. Там по словам антиквара хранится икона. Так же он говорил Ваня?

– Да. Мол на ночь ее поднимают на верх, для сохранности.

– Подождите, насколько я помню, там же есть отдельное здание, хранилище для церковных цацек. Почему ее не относят туда. – Вклинился Никита.

– Антиквар говорит, попы считают эту комнатку гораздо более надежным местом для таких важных реликвий.

– Странно, вроде бы заботятся о безопасности, а охраны не ставят.

– Лишние волнения, – Ответил Иван. – Охрана наведет шороху, к тому же еще никто в городе не знает, что она здесь с неделю. Показать ее собираются лишь в том месяце.

– Ладно, пробраться наверх не составит проблемы, самое опасное это первый этаж, зала церкви. Там могут быть монахини или попы. Я думаю нужно устроить отвлекающий маневр. Пожар, поодаль от храма, например, в складских помещениях.

– Но начнется переполох, как нам выбираться оттуда? – Подергивая усы поинтересовался Дементий.

– Можем переодеться в робу. Как начнется паника, никто на нас не обратит внимания.

– Ну да три попа идут с огромным свертком на выход к задним вратам, когда горит собственность церкви. Никаких подозрений.

– Твои предложения, Никита?

– Нужно, то что отвлечет внимание, но не вызовет паники.

– И что же это может быть? – Ивана заметно утомили постоянные возмущения, и он, не скрывая этого, чуть ли не с сарказмом обращался к Никите.

– Возможно маленький мордобой поможет. Если с главных ворот, всегда открытых для прихожан, скажем войдет шесть, семь пьяниц, подерутся прямо у нужной нам церкви, такой непорядок соберет на себя все внимание и даст нам хотя бы минут десять, а может и больше.

– Маленькая драка, не сделает нам сильной погоды. Уж лучше хаос, в котором легко затеряться, нежели маленькая шумиха. – Выпуская дым поделился своим видением Дементий.

– В хаосе нас могут обнаружить! – Настаивал Никита.

– Ты что думаешь Григорий.

– Я тоже за поджог.

– Тогда так и поступим.

– Я видимо сегодня у вас в опале товарищи?

– Никита, послушай, не воспринимай это в штыки. Хаос лучшее укрытие для тех, кто хочет оставаться в тени.

– Хорошо, как скажите!

– Вот и отлично. Тогда так: Иван, ты берешь пожар на себя. Мы же втроем проникнем во внутрь и заберем икону. Григорий будет караулить на первом этаже пока мы будем на втором. После все встречаемся здесь. С собой возьмем пистолеты, на всякий случай. Согласны? Ну вот и отлично.

Ничего отличного здесь нет, подумал про себя Никита. То, что они с товарищами задумали, шло в разрез со всем во что он верил. Но видимо действительно другого выхода нет. Он знал на что шел, когда вступил в революционную ячейку, знал, что для достижения желаемого результата придется совершать гнусные поступки.

С тяжелой решительностью Никита, по примеру своих товарищей, встал из-за стола и направился к выходу с конспиративной квартиры. На улице его обдал холодный, пропитанный свинцом ветер.

В начале двадцатого века весь Петербург был утыкан фабриками и заводами, день и ночь нещадно коптившими небо. За исключением центральных районов, где как правило обитала местная богема и государственные чины, город представлял с собой печальное зрелище: грязь, хилые хибарки сколоченные рабочими, обшарпанные фасады разваливающихся домов и смердящий запах, отравляющий легкие похлеще табачного дыма. Процесс модернизации, веяния нового времени, расслоение общества на классы шли рука об руку с античеловеческими условиями в которых жили и работали простые люди, не избалованные судьбой. Таким как Никита, приходилось работать по двенадцать- Пятнадцать часов в сутки за гроши, на благо какого-то дворянина, который не ставил их жизни ни в грош. Социальное напряжение росло с каждым днем. Таинственная угроза восстания витала в воздухе, медленно укореняясь в человеческом рассудке, укрепляясь в сознаниях представителей любого класса. Верхи предпочитали не замечать, низы боялись и пока, лишь единицы готовы были действовать.

И Никита был одним из решившихся бросить вызов современности, всецело мечтая о лучшем мире, лучшем будущем. Почуявший одним из первых, грядущую перемну ветра, впитавший в себя учения Маркса – Энгельса, он вступил в ряды революционеров.

Распрощавшись на крыльце парадной со своими друзьями, Никита направился вверх по улице, к своему жилищу. Сейчас ему очень хотелось напиться, но это было бы опрометчиво, на завтра нужно быть в здравом уме. Всю дорогу до дома и после его терзали вопросы и сомнения в правильности его действий. Человеком он был не религиозным, но и не отъявленным атеистом, жаждущим разрушить “старый мир” под корень, как большинство марксистов в то время. Похищение церковных ценностей не лучшее решение, как ему казалось, ведь православие являлось столпом формирования русской культуры, культуры которая должна лечь в основу формирования будущего нового государства. И лишать ее одной из драгоценнейших шедевров, ради денег, это было глупо. Но и откладывать покушение было нельзя. Охранка действительно подобралась к ним слишком близко. Каждый день промедления грозил провалом, а у них даже не было взрывчатки. Единственный человек во всем Петербурге готовый продать им ее, заломил ценник до небес. Наверное, лучшим решением было бы ограбить его получив все и сразу, но он окружил себя охранной. Вчетвером там точно не справиться.

Когда Никита уже очутился в своей комнате и готовился ко сну, он лишь надеялся на одно – что это похищение станет единственным компромиссом, на который он будет готов пойти в своей борьбе, хотя где-то глубоко внутри он прекрасно понимал, что это слишком наивно с его стороны, надеется на такое. Слишком уж сложная задача, на пути к которой будут вставать еще сотни и сотни проклятых компромиссов. Но как говорится надежда умирает последней.

Глава 2

Следующий день терзал всю группу заговорщиков томительным волнением. Всем было страшно, но страх не смог победить в сердцах четырех. Ближе к 6 вечера заговорщики вновь собрались на квартире, уже готовые к свершению своего преступного, но безальтернативного умысла.

– Готовы? – Твердым голосом обратился ко всем Дементий. – Ваня, как дела с поджогом?

– Отлично. Сегодня утром я еще раз осмотрел территорию. Хозяйственные здания набиты соломой, огонь разгорится быстро. Но и действовать надо так же. Штаб пожарной охраны находится в квартале от храма. Так что брандмейстеры прибудут быстро. Если повезет, пожар привлечет внимание местных зевак, тогда затеряться в толпе будет еще проще.

– Хорошо. Григорий, пистолеты при тебе?

– Да.

–тогда начинаем через два часа. Ровно в восемь, с колокольным боем, ты Иван устраиваешь поджог. Как только пламя разгорится, мы втроем входим с задних ворот. Народ уже будет отвлечен пожаром. Будем надеется проблем не возникнет.

Как и было условлено, около восьми вечера, товарищи ожидали сигнала у задних ворот храма. Колокольный звон, спустя несколько минут после их прибытия, стал громогласно разносится по округе. В течение следующих десяти минут, показалась дымка разгорающегося пожара. Сигнал.

Григорий ловкими движениями отмычки отпер замок и все трое вошли на территорию. Никого не было. Запах гари чувствовался очень сильно. План сработал, пожар отвлек внимание.

– Бегом в церковь. – С легкой ноткой волнения приказал Дементий.

Миновав небольшой дворик, грабители очутились внутри церкви. По счастью и здесь никого не осталось.

– Давайте, быстрее накидываем одежку.

Все трое напялили на себя церковные рясы. Григорий остался сторожить у входа, а Никита с Дементием, оказавшись внутри собора, направились в сторону величественного иконостаса, по центру которого, замаскированная под облик богоматери, по православному обычаю, была дверь, ведущая на второй этаж.

– Надеюсь там тоже никого нет. – Шепотом протараторил Никита.

Но их ожидало разочарование. В просторной комнатке с маленькими окнами- Бойницами, зарешеченными стальными прутьями и со стеллажами, хранящими церковные реликвии, прямо по середине у стойки с иконой, ради которой они сюда и пришли, стоял хилого телосложения, бритый на монашеский манер мужчина облаченный в серую робу. Этот, судя по всему служитель церкви, мгновенно обернулся в сторону двери. Его лицо на какие-то доли секунд исказилось, но сразу приняло спокойные черты. Он застыл на месте, со спокойным лицом, так и смотря на двух выряженных в рясу бандитов.

– Скорее уходим, на улице пожар, здесь небезопасно – Импровизируя на ходу заговорил Дементий.

– Нет нужды в панике, огонь сюда не доберется – Одновременно с отцовской твердостью и мягкой доброжелательностью раздался голос монаха.

Никита почувствовал, как его тело медленно окутывает тревога: руки слегка тронула дрожь, по коже пробежались мурашки. Он посмотрел на Дементия. В его глаза то же звенела тревога, постепенно сменяющаяся страхом. Можно было подумать, что это следствия неожиданных неприятностей. Обычное раздражение, которое испытывают все люди, когда что-то идет не по их задумке. Но нет, это были совсем другие эмоции, их было невозможно описать. Единственная более- Менее верная характеристика – это смешанный трепет, трепет, объятый любовью и ненавистью, сопровождаемый первобытным страхом. Несомненно, причиной таких иррациональных, необъяснимых чувств был этот самый монах.

Палитра чувств, за доли секунд, окатывало волной, принося все новые и новые эмоции. Будто корабль, попавший в шторм, не способный сопротивляться морской стихии, стремиться скрыться в морской пучине, так же и тело Никиты принимало эти нахлынувшие эмоции.

Нужно было что-то делать. Избавиться от этого странного старика и забрать икону.

– Нет мы здесь не безопасности- Спустя минуту тишины выпалил Дементий. – Нужно уходить.

– Я никуда не уйду.

– Вы не понимаете, скоро огонь перекинется на церковь – Дементий продолжал свои судорожные и отчасти сумасшедшие убеждения. Казалось, со стороны будто он помешался, но остановить его никто не мог. – Хватит препираться идите от сюда, бегите. Мы обо всем позаботимся, спасайтесь!

Бесполезно монах не тронулся с места. Лишь на его лице появилась странная ухмылка. А время шло. Нужно было уже что-то делать, иначе вся операция пошла бы к псу под хвост. И тут Никита вспомнил, что у него с собой пистолет. Да, он с ним, болтается на поясе. Нужно вытащить его и пригрозить старику, пусть испугается и убежит. Нет, нельзя. Старик видел их лица, да и вряд ли поверил россказням Дементия. От него необходимо избавиться.

Пока мысли роились в голове, руки принялись действовать. Дементий продолжал нести бред, всеми правдами и не правдами пытаясь убедить монаха бежать. Его аргументы доходили до смешного. Он был слишком сконцентрирован на монахе, на своем потоке мыслей, чтобы увидеть, как Никита отводит руку назад, как берется за стальную рукоятку пистолета. Только когда уже рука из согнутого положения приняла прямую, параллельную земле форму с пистолетом в руке, тогда он понял, что собирается сделать его товарищ. Понял и воспротивился всем своим нутром, но ничего не успел бы сделать.

Раздался выстрел. Пуля, вылетела из железного ствола, вся объятая огнем и устремилась в цель, намеченную хозяином. Сталь, с неимоверной силой врезалась в плоть. Выстрел прошил тело старика насквозь и тот рухнул на деревянный пол.

Еще мгновение Никита держал руку вытянутой. Все эмоции, все чувства, все сумасшествие, происходившие внутри него несколько мгновений назад закончились. Он опустил руку и обратил свой взор на товарища. Но что-то было не так. Дементий застыл, казалось он даже не дышит. Никита обернулся по сторонам и все было застывшим: мелкие пылинки повисли в воздухе, как и легкая дымка, исходящая от свечек во всей комнате, была недвижима, хаотичные движения огня остановились и самое странное – это кровь. Монах рухнул замертво с пулевым отверстием, из которого должна была идти кровь, но ее не было. Никита наклонился поближе, чтоб рассмотреть нанесенное ранение и ужаснулся. На месте, куда попала пуля ничего не было.

Он за трясся, отпрянул к стенке ничего не понимания. Как такое возможно? Он видел, как пуля врезалась в голову, он видел это своими собственными глазами. Но если он не попал, если взор подвел его и пуля пролетела мимо так и не задев монаха, почему старик рухнул на землю и почему все живое остановилось. Может он сошел с ума и ему все это мерещится.

Вдруг из маленьких бойниц-окошек в комнату пролился свет, очень яркий белый свет. Он ослеплял своей белизной. Пришлось даже прищурить глаза. В этом свете выделился силуэт, очень похожий на силуэт человека, с одним лишь отличием: по бокам от спины как будто выступали крылья или это и были крылья?

Спустя мгновенье яркий свет померк и перед Никитой предстало нечто, до боли похожее на человека, но с настоящими белоснежными крыльями, точно такого же цвета, что и кустистые облака. А лицо создания было воистину прекрасным, каждое его движение было грациознее изгибающегося на ветру осеннего листа. Невольно в голове всплыло слово ангел, но это невозможно. Неужели глаза его не обманывали и перед ним, точно из библейских сказаний, стоял настоящий ангел?

– Кто ты – Испугано спросил Никита у только что появившегося нечта.

– Я ангел, человек! Хранитель воли господней. Я пришел в ваш мир за его телом.

Не дожидаясь ответа, ангел склонился над телом сраженного старца, но спустя мгновение поднялся в высоту своего роста и обернулся к Никите, будто бы предугадав последующие слова, незадачливого убийцы.

–телом этого монаха? – До сих пор не веря всему что здесь происходит, недоуменно вопросил Никита.

– Это не монах. Это есть бог! Бог, в которого ты не веришь глупец.

– Нет, это невозможно, черт побери. Тебя не существует, я сошел с ума. Я не убивал никого, тем более бога.

– Лжец, не смеющий взглянуть правде в глаза! Ты его убил.

Ангел, с показным отвращением, кипящий от ненависти, отвернулся от Никиты и наклонился к телу. Он нежно поднял голову трупа, всматриваясь в лицо. Библейское создание, подобно человеку, оплакивала смерть творца, скорее всего, впервые познав смерть, в привычной для нее форме. Но прощаться со своим отцом на глазах убийцы ему явно не было не какой охоты. Собравшись с силами, небожитель охватил тело мертвого бога своими могучими руками.

– Что ты делаешь?

– Я забираю его с собой.

– Куда?

– Довольно вопросов!

– Нет, ты должен ответить, что происходит. Допустим я поверю, что все это правда, тогда как я, простой человек, смог бы убить бога?

– Он слишком любил вас и предпочитал землю небесам. Он ходил среди вас в своей физической оболочке, наблюдая за вашим родом. – С презрением начал разгневанный ангел. – Господь вложил всю свою силу в земной сосуд, а ты его уничтожил! Ты не заслуживаешь этого знать, но я рассказал тебе это только для того, чтобы ты страдал. Ты тот, кто уничтожил бога, ты тот, кто отобрал свет рая у людей. Теперь ваш род сам по себе, без яркого маяка, служившим пристанищем душ. Отныне, людей ждет вечная тьма посмертия и ничего больше! из-закончил ангел.

–Ты хочешь сказать, что рая или ада больше нет?

– Все что я должен и хотел сказать уже прозвучало. Больше никаких ответов. Будь моя воля я бы уничтожил тебя, но бог велел нам не вмешиваться в земные дела никогда, и из-за любви к нему, я сдержу данную клятву, данную творцу бесчисленные тысячелетия назад. Только поэтому ты останешься жить.

Только уста ангела сомкнулись, он тут же расправил свои крылья и устремился вверх, к небесам, с мертвым божеством в своих объятьях.

– Не стреляй! – Вдруг заорал Дементий, но тут же осекся, переводя взгляд от своего товарища, на то место где был монах – А где он?

Никита стоял, облокотившись на стенку. Его ноги подкосились от знакомого голоса. Он тупо посмотрел на товарища, не в силах произнести ни слова.

– Что с тобой? – Дементий бросился к другу – Чертовщина какая-то. У нас нет времени. Поднимайся, я беру икону и уходим.

– Помоги мне – Отстранённым и даже испуганным голосом прошептал Никита.

– Сейчас!

Дементий обернул икону в тряпку и помог Никите подняться. Товарищу буквально пришлось водрузить своего ослабшего сообщника на плечи и с ним спускаться по узкой лестнице вниз, где их ожидал Григорий.

– Гриша, бегом сюда.

Григорий рванулся от выхода к иконостасу, откуда вышли подъельники.

– Я слышал выстрел, были проблемы? Он ранен?

– Нет, проблем не было. Парню поплохело черт его дери. Окуни его в чан с водой и уходим. Никто не заходил?

– Нет, все спокойно. Если все гладко, то откуда был выстрел?

– Я не знаю! Мы ничего не слышали. – Соврал Дементий.

Гриша, не задавая больше вопросов, притащил тазик со святой водой, из противоположного иконостасу, конца церкви. Дементий схватил рукой голову Никиты и окунул ее в воду.

– Ну что парень, очнулся.

Разум Никиты прояснился. Страх отступил, он снова вернулся в реальность.

– Помогло.

– Все, уходим.

Троица спешно выбежала из церкви. Дым от пожара застилал весь внутренний двор. Отовсюду доносились крики. Сквозь белую завесу тот тут, то там мелькали силуэты мечущихся людей. Товарищи направились к задним воротам. На их счастье, им не повстречалась ни одна живая душа, хотя вряд ли кто обратил на них внимание в таком хаосе. Но рисковать лишний раз было опасно. Ворота, взломанные Гришей, остались открытыми. И вот, они вышли за пределы храма. На улице народ валил со всех сторон. Кто-то помогал тушить огонь, остальные просто глазели.

Им нужно было немедленно уйти во дворы, подальше от людской массы. Только вот сделать это оказалось не так просто. Народу была куча, приходилось протискиваться сквозь человеческие ряды, а люди озирались на них, выкрикивали в след ругательства. Дементий шел в средние скрывая икону под плащом, в то время как Григорий и Никита шли соответственно спереди и сзади, оберегая и прорезая путь, словно корабельный таран, прокладывающий путь сквозь льды. Пару раз чуть не завязалась потасовка, но слишком высокая плотность оберегала их от бессмысленной драки, не давая оппонентам достаточного места для любимого в народе мордобоя.

Выбирались трое из толпы минут двадцать, но фортуна все же благоволила им. Толпа сама вынесла товарищей к столь желанным дворам лабиринтам, которые те знали, как свои пять пальцев. Оказавшись на знакомой территории, добраться до квартиры уже не представляло трудности.

– Кошмар сколько народу набежало из-заговорил Григорий.

– Да, я не ожидал что пожар наведет столько шуму. Но оно нам на руку. – Поддержал разговор Дементий.

–ты как Никита?

– Нормально.

– Что с тобой случилось? – Не отставал Григорий.

– Просто в глазах потемнело. Ничего бывает.

Никита не хотел рассказывать о том, что произошло в церкви. Поверить ему мог только Дементий, так как сам был очевидцем и испытал тот же сумасшедший страх. Когда все закончится, тогда, решил Никита, он с ним обсудит произошедшее, а пока лучше помалкивать.

Но мысли о случившемся не покидали его всю дорогу. Неужели он, простой человек, действительно убил бога – всесильное сверхъестественное существо, создавшее все, что его окружает, создавшее его самого. И что же будет с людьми после этого, если бога больше нет? Тут ему вспомнились слова ангела, о свете рая, будто бы он отобрал его у людей. Значит ли это что в посмертие, как и предсказывает библия, человека ожидал вечный мир, а он, своими действиями, забрал право на вечную жизнь у человечества? Тогда что же ждет их всех, когда земной срок подойдет к концу?

Вопросы порождали еще больше вопросов и ни на один он не мог ответить. Как бы ему хотелось, чтобы все это оказалось обманкой разума, галлюцинацией, но никак не правдой. Хотя в глубине души, уверенность в реальности тех событий, была нерушима.

– Наконец-то, я уже начал побаиваться за вас. Где вы пропадали?

–твой пожар Иван, привлёк через-чур много народу. Мы ели выбрались из этой толпы.

– Прости Дементий, все немного пошло не по плану.

– Что случилось?

– Понимаешь, я перестарался с огнем. В итоге пламя разгорелось слишком сильно, быстро перекинулось на другие здания, а потом и вовсе накинулась на дома за пределами храма.

– Вот откуда такой смог!

– Мы ж говорили о маленьком пожаре черт побери. – Вспылил Григорий.

– Я знаю, но что я мог сделать? Видимо солома оказалась больно сухой.

из-замечательно, теперь мы еще и спалили пол квартала!

– Не преувеличивай Гриша, все не настолько плохо. Огонь вряд ли тронул так много домов.

– Ладно, сделанного не воротишь, икона у нас, а это главное. Пошлите в дом, нечего болтаться на улице. Никита, ты чего встал?

– Иду.

Глава 3

Четверо поднялись в квартиру. На улице начало моросить, да и заметно похолодало, так что оказавшись дома, все прильнули к теплой печи, заботливо растопленной Иваном.

– Ну что, отметим успех предприятия?

– Рано. – Сурово отозвался Дементий. – Сначала нужно получить деньги и оружие.

– Ну это терпит до завтра.

– Нет Иван, это дело не терпит. Сейчас немного отогреюсь и пойду до антиквара.

– Да ладно, он наверняка дрыхнет в своей постели.

– У нас с ним договоренность и держать ее у себя больше чем надо я не собираюсь.

– Хорошо, как скажешь. А что тогда прикажешь делать нам?

– Сидите здесь, не высовывайтесь.

Повисла тишина. Все кроме Ивана были не в своей тарелке: Дементий был хмур, он уселся у печки и молча смотрел в пламя; Гришу, судя по всему, очень сильно разозлила ситуация с пожаром, он всегда был сердобольным и причинять больше вреда людям чем нужно, его никак не устраивало; Никита же просто выглядел потерянным, ему не терпелось поговорить с Дементием, но время было не подходящее.

Так они просидели минут пятнадцать. Наконец Дементий оторвался от печи, встал во весь свой богатырский рост и не произнеся ни слова, взял икону и покинул квартиру. Их осталось трое.

– Что это с ним такое? – Поинтересовался у товарищей Ивана.

– А ты как думаешь?

– Ну я действительно не виноват. Вы же сами знаете, что пламя неподконтрольно человеку. Согласись, Никита.

– Что?

– Я говорю, пламенем нельзя управлять. Не я виноват, что оно перекинулось на дома.

– Да, ты прав.

– Вот видишь Гриша, он со мной согласен.

–ты посмотри на него, пацан не в себе! Видел бы ты его в церкви, бледный как смерть спустился. Сейчас от него ничего внятного не услышишь.

– Действительно? Ты здоров Никита?

– Все нормально, скорее всего просто простудился ничего страшного.

– О брат, простуду твою мы быстро изморим. – С этими словами Иван достал из кармана своего пальто бутылку. – Лучшая самогонка в городе, к завтрашнему дню будешь здоров как бык.

– Дементий за дверь, а ты сразу за бутылку.

– Ну а что такого? Алкоголь не повредит, или ты откажешься, а Гриша?

– Черт с тобой наливай.

– Вот это дело, Никита иди сюда.

Пить ему совсем не хотелось, но нужно было как-то отвлечься от бесконечного потока мыслей, да и Иван так просто не отстанет. Все трое уселись за стол. Иван разлил по стаканам самогонку. Острый запах спирта ударил в нос.

– Как воняет, ты где ее взял?

– А ты нос пальцами зажми и пей. Я тебе говорю, лучше ты нигде не найдешь. Ну давайте братцы, за нас.

Стаканы почти что одновременно опрокинулись. Алкоголь пробрал горло теплом, резко опустился вниз по телу, разливаясь по внутренностям, согревая усталое тело.

– Ну и крепко. – Морщась отозвался о напитке Никита.

– Ничего, вторая легче пойдет.

Алкоголь действительно помог не много отвлечься. Третий «залп» развязал, до этого молчаливые языки.

– Наконец у нас есть возможность избавится от Николаши.– Завел свою любимую шарманку Иван. – Сколько кровушки этот урод попил нашей, пролетарской. Теперь гад за все ответит.

–тоже мне нашелся, пролетарий. – С дружеской ехидностью, кольнул Григорий – Сам то всю жизнь в полях провел, на заводе, дай бог, месяц продержался.

– Ничего подобного братец, я на заводе с год отпахал, пока сюда не перебрался. Здесь да, правда твоя, на местном всего недели три продержался, но ушел то я из-за вас, товарищи, и конечно же приверженности идеям Маркса.

–ты Капитал то хоть читал?

– А ты? То-то же, тут у нас грамотный только Дементий Иваныч, да Никитка. Мы с тобой, Гриша, лишь солдаты великой войны.

– Звучит как тост- Встрял в разговор Никита.

– Ну в желании с царем поквитаться, я с тобой согласен Ваня. Уж этот урод мне за все ответит.

– А вы думали, что будет после? Ну я имею ввиду если у нас получится убить царя? – Спросил отрешенно Никита.

– Конечно. Тут и провидцем быть не надо. Ты ж у нас смышлёный, вспомни пятый и седьмой. Народ тогда уже восстать готов, да царьевы собаки, все в корню придушили. Если б тогда еще самодержца прикончили, то точно революция верх взяла. А так удержались на местах, подлецы.

–ты так уверен в этом Иван, думаешь народ пойдет за нашей правдой?

– Конечно, а куда ему деваться? Все пролетарии за нас, соответственно и города под нашим контролем. В деревнях все будет так, как город повелит. Вот и вся правда.

– Ну не все сразу конечно – Вставил свои пять копеек Григорий. – Сначала Петербург начнет стачку. Тут разгорится искра. Кадеты и эсеры выдадут рабочим ружья и возьмут власть в свои руки. Дальше уже пламя разгорится по всей стране.

– Надеюсь, вы права. Хоть бы все обошлось малой кровью!

– Малой кровью тут не обойдешься Никита! Как минимум всех чинов царских перебить нужно будет, за то, что те против рабочих козни строили, а их по стране многовато наберется. Ну а когда передел собственности начнется, недовольные кулаки и прочие бухтеть начнут, с ними тоже разбираться придется, да наказывать, чтоб другим неповадно было.

– Согласен! – Вскрикнул Григорий- Всех буржуев к стенке и из пистолетов да ружей пострелять! – Ударив громко кулаком по столу, закончил Гриша.

– И так уже крови достаточно, после войны с Японцами. Хватит ее уже. Устал народ Русский от нее.

– Молодой ты еще Никита, не понимаешь ничего.

– Да, это точно. Ты думаешь новые порядки установить легко? Нет брат. Ты книжек начитался, где все миром решают. Вот знали бы Маркс с Энгельсом все что у нас творится, а не в их Германии, сами бы только про реки крови писали. Вон, того же Ленина возьми, умнейший человек, но понимает, здесь без крови не обойтись.

– Ленин твой, трус! Сидит в Европе безвылазно, ничего не делает, съезды дурацкие проводит. Не коммунист он! Заядло захмелев, воспротивился Иван.

–тише ты! Ишь морда пьяная заговорила. Вот запомни мои слова, когда революция свершится, он на управляющих местах будет, без него мы ничего не построим.

– Чушь! Говорю я, трус он и все тут! Не бывать тому, что он над нами, плешивый, встанет. Керенский не допустит, этого слюнтяя до власти!

– Хватит уже, оба! Еще дело не сделали, а уже планируете как страну устраивать, будто кто-то вас спросит. – Окончил перепалку Никита.

Старшие товарищи рассмеялись, по-дружески.

– Прав молодой, что мы зазря воздух сотрясаем, давай Ваня, наливай.

Голову плавно начал окутывать хмельной туман, оттесняя все на второй план. Тепло комнаты, медленно томило разум. И спустя час бутылка была уговорена до последней капли спирта.

– Что-то долго ходит Дементий.

– Ничего не долго! От силы прошло полтора часа. – Возразил Ваня Григорию.

– Ну это много, чтобы отдать икону и узнать где забрать обещанное нам, так и антиквар еще не далеко, собака, живет.

– Ну может пытается вытрясти с него больше, я почем знаю. Ты не переживай, Дементий свое дело знает.

– Ладно, пойду на улицу выйду, а то душно тут больно. Никита подай табак.

– Постой, я с тобой.

Иван и Гриша ушли. Никита вновь остался один на один с собой. Его мучал один лишь вопрос, вопрос от которого зависит все.

Пот выступил на бледной коже. В квартире действительно было жарковато. Он поднялся из-за стола, открыть окно. Старые ставни с трудом поддались. В помещение ринул холодный воздух. Никита вздохнул полной грудью и посмотрел наружу. Внизу, гонимые ветром в балтийский залив, шумели волны. Вообще эта часть города единственная, по- Настоящему была похожа на Венецию. По стороне дома, в котором размещалась квартира, не было привычной мостовой, точнее ее вообще не было. Дом своим фундаментом уходил прямо в канал. Архитекторам пришлось даже заложить двери и продумать систему швартовки лодок прямо к стене. Напротив, же мостовая была, причем с типичными для Петербурга, ступенями, спускающимися к воде. Никиту всегда удивляла такая странность, но он еще не знал, что только благодаря ей он выживет.

Погруженный в раздумья, он наматывал круги вокруг стола, не обращая внимание на долгое отсутствие товарищей. Вдруг послышался хлопок дверью и крики Ивана.

– Быстрее сюда, помоги мне!

Никита ринулся к товарищу.

– Что случилось?

– Двигай шкаф, нужно забаррикадироваться. Чертова охранка нашла нас.

Они вместе опрокинули шкаф, загородив входную дверь.

– Пистолет с собой?

– Да.

– Доставай.

Никита достал свое орудие из кобуры. Его руки начали трястись. Тут же в дверь начали ломиться. Товарищи ринулись в зал. Иван ловко перевернул стол, он стал прикрытием для них в назревающей перестрелки.

– Мы без боя не сдадимся пацан!

– А где Гриша?

– Мертв, гады подстрелили на улице!

Представители властей расправились с преградой и оказались в квартире. Иван выстрелил первым, но никого не задел.

– Сдавайтесь! Бежать некуда!

Ответом на предложение законников стал еще один выстрел. Наконец и они открыли огонь. Первая вражеская пуля прошла верхом над их головой, вторая и третья попали в стол, но застряла в деревянной крышке.

– Стреляй! Заорал Иван. – Врешь не возьмешь!

Оба они чуть приподнялись из-за прикрытия. Не целясь, на удачу, без разбора начали стрелять, пока в барабане не кончились патроны. Судя по звуку, умудрились ранить одного из жандармов, но это никак не помогло.

Иван достал из-за поясницы еще один пистолет и выстрелил уже ради предупреждения, что бы законники знали, у них еще есть чем отстреливаться.

Последовала ответная очередь выстрелов и она уже достигла цели. Пуля, калибром больше, прошла сквозь деревянную поверхность и попала прямо в бок Ивана. Тот рухнул назад и выпустил из руки пистолет. Никита быстро подобрал его и выстрелил, после кинул взгляд на Ивана, он был уже не жилец, изо рта вырывались хлюпающие звуки, а из раны лилась кровь. Видимо пуля задела органы. Он осознал всю пройгрошность ситуации, сопротивляться дальше было бесполезно, они просто убьют его. Но сдаваться тоже было нельзя. Вдруг нашелся один выход. Если он выпрыгнет из окна, то скорее всего сможет сбежать. Высота тут небольшая, всего второй этаж, совсем близко подъем на противоположной стороне улице, так что, если жандармы не прыгнут за ним следом, то уже вряд ли догонят. Другого выхода не была.

Собрав всю волю в кулак, Никита сделал еще один выстрел и со всех ног рванулся к окну. Слава богу он открыл его, до того, как все это началось. Вряд ли бы он, своим тельцом, умудрился пробить тяжелые деревянные ставни.

Тело плюхнулось в холодные волны. Удар пришёлся на живот, но в целом ничего не пострадало. Тут же гладь воды начали дырявить пули. Ни одна не задела Никиту. Он тут же поплыл в сторону противоположного берега и только, когда уже нащупал камень перед собой, рискнул всплыть. Выстрелов не последовало, видимо те перезаряжались. Пока у него есть время, считанные мгновения, нужно бежать. За доли секунды он выбрался к ступеням и согнувшись, рванул вверх по ним. Засвистели очередные залпы, но Никита уже был под защитой парапетов. Нужно дождаться следующей паузы и тогда-то бежать в ближайший двор. Спустя минуту выстрелы вновь затихли. Никита рванул в сторону домов. Он спасся.  Пока спасся. Останавливаться нельзя. Нужно бежать, как можно дальше, жандармы не должны сесть ему на хвост, иначе уже будет не скрыться.

Никита бежал еще пол часа, пробираясь по закоулкам и дворам лабиринтам, не переставая бежать. Внутри яростно билось сердце, дыхание давно сбилось, от чего каждый новый вдох давался все труднее. Ему казалось его легкие вот- Вот лопнут. Наконец он рухнул от усталости. Силы иссякли. Единственное на что еще оставались силы, так это наконец обернуться. Всю дорогу он не смотрел назад, страх не позволял. Теперь же даже страх отступил, усталость взяла вверх. На счастье Никиты, погони не было, оторвался! Последний прилив радости и тьма. Голова рухнула на мостовую. Сознание покинула его. Так он и остался лежать посередине одного из сотен петербургских дворов.

Глава 4

Из тупого забвенья, Никиту вырвала жгучая боль. Он открыл глаза. Необыкновенно яркое для Петербурга солнце заливало все вокруг светом, ослепляя пробудившиеся глаза. Только сощурившись, зрение не много вернулось. Над ним возвышался силуэт мужчины. Тот пнул его в область живота. «Вот она причины боли»– Подумал про себя Никита.

– Вставай пьянчуга- Послышался незнакомый, хриплый голос. – Не чего тебе здесь валяться! Тут порядочный дом, поднимайся и прочь от сюда.

Голова раскалывалась, все тело окостенело, каждое движение доставляло ужасную боль. Мужчина не переставал кричать. Он пинал все сильнее и сильнее, пока Никита не закричал. Незнакомец наконец прекратил его избивать.

– Помогите мне встать. – Сквозь зубы, через боль обратился Никита к мужчине.

Тот заметно оторопев от крика и просьбы, впал в короткий ступор, но в итоге помог подняться. Тело тут же отозвалось на изменения своего положения. Ужасно болезненный импульс пронзил от ног до головы, раздался характерный хруст костей. Оказавшись в вертикальном положении, кровь начала свою обычную циркуляцию, немного облегчая болезненные ощущения.

– Спасибо сударь.

Незнакомец решил, что его требования наконец удовлетворены и он может вернуться к своим делам. Никита же доковылял до выхода со двора.

На городской улице он увидел знакомые очертания Невского проспекта. Как он умудрился добежать до сюда, это, наверное, останется для него навсегда загадкой, впрочем, разгадывать которую ему не очень-то и хотелось. Главное, он смог избежать ареста. Вряд ли охранка теперь сможет найти его. Но что же теперь ему делать? Из ячейки выжил он один, конечно возможно еще жив Дементий, в чем были сильные сомнения. Скорее всего их заложил антиквар. Говорил он им, что мутное это дело, вот и пожинай теперь плоды: двое товарищей убиты, с еще одним не известно, что случилось.

Тут его вновь обуяло смятении. В памяти всплыли фрагменты кражи, убийства и дальнейших событий. Теперь без Дементия, ему никогда не понять, было ли все произошедшее в церкви правдой или бредом воспаленного сознания. Может он все же сошел с ума и всего этого не было? Нет, все было слишком реально, такое не могло привидеться. Да и если бы он сошел с ума, то не действовал бы разумно прошлой ночью, а лежал мертвым, рядом со своими товарищами.

Сухость во рту вязала глотку, тело продолжало отзываться болью на каждое движение, а в голове звенело. Мысли о произошедшем терзали не хуже физических проблем. Он ощупал карманы грязного плаща, не надеясь в них ничего обнаружить, но на удивление там были деньги, всего несколько медяков, однако их хватило чтобы утолить жажду и голод.

Никита добрался до ближайшего трактира, где подкрепился самой дешевой едой. Боль начала униматься. Даже голова перестала болеть. Но как быть дальше, на это ответа не было. Про другие ячейке он ничего не знал, в Петербурге у него помимо Дементия, Гриши и Ивана никого не было. У него осталась маленькая комнатка, которую он снимал у пожилой, с легка тронувшейся умом домовладелице, но наверняка законники о ней знают. Идти туда было глупо и бессмысленно, ничего ценного отродясь у Никиты не водилось.

Самым разумным решением, пожалуй, будет покинуть город. Больше его здесь ничего не держит, да и смысла оставаться нет: каждый день жить в страхе быть пойманным охранкой, удовольствие не из приятных. Но что бы спокойно перемещаться по стране нужны документы, без них далеко не уйдешь. Свои же Никита утопил в канале, спасая свою шкуру. Добыть поддельные не представлялось возможным. Для этого необходимы знающие люди и конечно же деньги. Ни первого, ни второго у него не было. Полная безнадега.

А жизнь вокруг продолжалась, она кипела. Все вокруг суетилось, спешило не пойми куда. Один он оставался за бортом, не понимающий, как теперь быть. Потеря друзей, убийство бога, итоговая безысходность. Все это навалилось в один момент и как с этим справляться было известно одному лишь богу, точнее оно еще вчера возможно было известно ему, теперь же даже всемогущая, казалось бы, сила, остается в неведении. Вот сейчас бы напиться как следует, подумал Никита, да денег нет. Он не может позволить себе даже этого.

Меж тем, та самая суетная масса людей начала вести себя очень странно. В воздухе чувствовалось напряжение. На лицах выступало удивление. Те, кто мог позволить себе покупку газеты, стремились к первым попавшимся точкам их продажи. Те же кто не мог себе позволить тратить лишние деньги на бесполезную макулатуру, просто становились сзади и читали из-за спины. Наконец даже те, кто вовсе не интересовался чтением и был ему не обучен, стали стекаться к толпам увлеченных заголовком и просить тех поведать, что же такое приключилось.

Столь сильное расхождение с обыденным ритмом города, не могло не привлечь внимание Никиты. Конечно у него были куда более серьезные проблемы, чем у государства, да и в сущности ему всегда было наплевать на них, если те не касались напрямую социалистических идей и всего с ними связанного. Но эта тревожность, это волнение обуявшее всех вокруг, будто передалось и ему. Он направился к ближайшему очагу информации.

Народ столпился в круг, постепенно обрастая новыми дугами. Стоял шум и гам. Из какофонии сотен голосов можно было выхватить лишь бранную ругань и восторженные крики, в сущности не проясняющие ничего. Некоторые люди, узнавшие новость, покидали круг и направлялись прямиком в трактир, большая же часть сбивалась в группки поменьше, но путь их лежал не в трактир, а прямиком вдоль проспекта.

Как раз в одно из освободившихся мест нырнул Никита. Здесь отчетливо зазвучали голоса самоназначенных глашатаев, объявляющих главную новость.

– Война, Россия вступает в войну снемцем.

– Объявлена всеобщая мобилизация.

– Прусаки с Австрияками объявили войну Сербам.

– Россия не допустит захват Сербии.

Наперебой раздавались крики.

«Война. Этот дурак втянул нас в еще одну войну. Чертов недомерок. Не хватило ему позорного поражения в Японии. Сколько еще нужно крови, что бы этот тиран наконец насытился»– Подумал Никита. Его ладони сжались в кулаки, он закипал от ненависти. Костяшки пальцев побелели, к голове прилила кровь, лицо побагровело. Он смотрел на ликующие толпы, до него стали доходить восторженные отклики. Лица довольных людей мелькали перед его взглядом. Они были рады начавшейся войне: «побьем пруссаков!», «долой немцев!».

Гнев сменился на удивление. Почему они так рады? Неужели им хочется нового кровопролития. Не успели стянуться раны прошлого, как вновь велят брать в руки оружие и идти за новыми, более страшными ранами, а все вокруг довольны, даже требуют побыстрее выдать им орудие убийства. Этот мир сошел с ума.

Еще вчера никто не хотел кровопролития. Жили спокойной жизнью, строили свои планы. Но стоило солнцу зайти и вновь взойти над горизонтом, как все изменилось. Вчерашние заботы позабылись, на их место пришла ненависть, жажда чужой крови. Простые босяки, рабочие заводов, в жизни, не державшие ружье, в один миг превратились в жадных до крови солдат, еще не мобилизованной армии.

Недалеко от места, где стихийна собралась толпа, расположилась маленькая мясная лавка. Никита знал об этом, она славилась на весь район своим качественным и дешевым мясом. Ее держал немец, очень хороший человек. Многие обращались к нему за помощью и, если помочь было в его силах, он помогал.  Но толпа быстро забыла обо всем, кроме того, что хозяин немец.

Двадцать мужиков отделились от толпы и ведомые звериной ненавистью, по наводке какого-то проходимца направились в сторону лавки. Они хватили все, что попадалось под руку: камни, палки, все шло надело. Мужики быстро окружили лицевую сторону лавки и как по сигналу начали закидывать ее, тем что успели подобрать. К ним начали подтягиваться остальные. Под одобряющий визг толпы они продолжали уничтожать витрину, а когда от нее ничего не осталось, то всей своей массой вошли внутрь. Они громили и крушили ее: все прилавки были разбиты, хорошее мясо валялось под ногами. Хозяин, немец спрятался в каморку и когда внутри не осталось ничего, они ринулись к двери. Они требовали, чтобы немец вышел, они хотели достать его, и они свое получили. Хиленькая деревяшка не способна остановить такую силу. Мужики вытащили немца на улицу и под покровительственным взглядом десятков горожан забили его ногами до смерти. Тело так и осталось лежать на земле.

Никита наблюдал за всем этим, не в силах ничего сделать. Он стоял и смотрел, страшась той страшной силы, что начала свое шествие по всей стране. Этим людям нужна была война и они ее получили.

Находиться здесь было невозможно. Никита убежал, как можно дальше от сюда и остановился лишь в малолюдном закоулке. Его вырвало. Перед глазами было тело убитого немца, в ушах звенело веселое улюлюканье толпы. “Если бог существовал, то как он мог допустить такое?” – Невольно всплыло в разуме у Никиты. Раньше такие вопросы его не посещали, в виду твердых атеистических взглядов, но теперь все изменилось. Бог существовал, значит и человечество его рук дела. Значит бог повинен в этом, или Никита?

А что если война началась из-за него? Что если он убил бога и это сказалось на людях? Война буквально началась на следующий день. Вчера еще обыкновенные люди, сегодня переполнились звериной яростью. Может пока бог был жив все шло своим чередом, а теперь начался хаос.

Мысль пустила корни в разум, опутывая его, поглощая. Чувство вины рухнуло на плечи. Он действительно мог стать катализатором страшных процессов. Спичкой, разжегшей пожар

Вдруг его окрикнул чей-то голос.

– Никита.

– Кто ты, черт побери такой? – Испуганным голосом отозвался Никита.

– Не бойся меня, я тебе не враг.

– Откуда ты меня знаешь и чего от меня хочешь?

Мужчина был одет в белую накидку, лицо его украшала пышная белая борода. Возраст можно было сказать на вскидку от тридцати до пятидесяти.

– Я всегда знал тебя. Позволь поговорить с тобой.

– И о чем ты хочешь поговорить?

– Ты сам знаешь, о случившемся вчера.

«Он знает!» – Промелькнуло в голове. – «он знает о боге».

– Ты служитель закона! Выследили меня!

– Ложь никого не красит. Я не служу никакому закону, кроме божьего. К тебе меня привела не ненависть, а сострадание.

– Ты знаешь, что случилось в церкви?

– Знаю. Так же я знаю, что ты напуган, ты боишься случившегося. Тебе нужна помощь, и я хочу помочь, дать ответы на вопросы, терзающие тебя.

– Ты ангел?

– Да.

– Один ангел уже дал мне ответы.

– Не злись на него, он опечален смертью отца. Немногие небожители понимали его любовь к вам, людям. Теперь они потеряли свой главный свет. Они разбиты. Отныне будущее для них туманно.

– А ты, ты любишь людей?

– Я спустился в ваш мир вместе с отцом, он показал красоту всего окружающего, он научил, тех немногих, последовавших за ним, любви. Безусловно люди заслуживают любви, как и вся жизнь, созданная им, заслуживает того, что бы ею восхищались, лелеяли и любили.

– Допустим я верю в твои благие намерения, ангел. Но даже если я найду ответы, на вопросы, которое терзают меня, что от этого изменится.

– Ты недооцениваешь силу своего духа. Найдя гармонию, ты сможешь обрести надежду, ты сможешь найти покой.

– Но бога это не воскресит и так ведь?

– Увы нет, его свет угас навечно, но свет солнца, свет сотен тысяч душ еще не померк. Жизнь продолжается.

– Да, это точно. Она продолжается. Ненависть, войны, они по-прежнему с нами и диктуют свою волю. Бог мертв, а его проклятая сущность внутри нас ликует от полученной свободы.

– Пожалуй ты еще не готов. Я пришел слишком рано

– Не готов к чему? К ответам? Я не нуждаюсь в них.

– Нуждаешься и ты их получишь, но, пожалуй, я слишком поторопился. Горе застилает разум, но со временем и это пройдет. Отправляйся в свой путь и очень скоро мы вновь встретимся. Тогда ты познаешь истину.

– Какой путь, о чем ты? Почему сейчас рано? – Сорвался на крик Никита.

Но ангел уже исчез. Возгласы пронзили тишину пустой подворотни и растворились, разбившись о камень. Он вновь остался один, брошенный на произвол судьбы, без желанных, но в сущности бесполезных ответов.

Как же хотелось повернуть время вспять, вернуться назад и все переиграть. Он мог бы отговорить товарищей от ограбления, сохранить жизнь богу и им. Войны моголы бы не быть, могло бы не быть той ненависти, что пламенем вспыхнула в сердцах людей, не выстрели он в церкви. Все могло быть иначе, но все произошло, все это случилось. И теперь, не в силах ничего исправить, он должен наблюдать последствия, он должен за них расплачиваться. Такова цена поспешности.

Морально истощенный, физически ослабший и, пожалуй, самое ужасное- Одинокий, Никита не представлял, как быть дальше. У него не было ничего, кроме внутренних терзаний. Деньги кончились, ищет ли его охранка или нет он не знал.

Погруженный в тяжелые размышления, он покинул тихий закоулок и вновь окунулся в уличную суету, в эту до безумия накаленную гущу. Все вокруг говорили только о войне. Бригады бравых мужиков разъярённо прочесывали улицы в поисках немцев, австряков и, как водится, во всем мире, евреев. Чем им не угодили последние тайна для любого не ангажированного зеваки. Жандармы наконец пришли в себя и начали хоть как-то пытаться навести порядок, но попытки были робкие, да и не особо настойчивые. Разгонять разъярённые массы, готовые в любой момент дать отпор или разбежаться, а потом стихийно собраться в любой части города, это как минимум очень сложная затея, если не сказать, что опасная и безнадежная.

Таковым был весь Петербург, а позже и вся Россия летом 1914 года.

Никита просто брел среди всех этих людей. Ненависть вытесняла жалость. Он видел с какой бравой мужественностью мужчины, мальчишки, в приливе патриотической гордости, готовы идти на войну, откуда скорее всего не вернуться. Но и это скоро прошло. Усталость вновь набросила свои путы. Силы покидали его, но как быть он, так и не решил.

День плавно уступал свое место ночи. Жизнь не утихала, все продолжало кипеть. Из трактиров слышались радостные крики, погромы продолжались. Никиту уже рубило с ног. Зайдя в первый попавшийся двор, он как можно не заметнее дошёл до сарая и в нем же плюхнулся в стог сена, где забылся крепким, тупым сном.

Глава 5

Утро не встретило его ничем хорошим. Хозяин сарая, обнаружил нежданного гостя и чуть ли не пинками выгнал Никиту вон. Выспаться естественно не получилось, хотя за ночь он не проснулся ни разу. Живот сводило от голода, ноги еле двигались.

После вчерашнего город не много пришел в норму. Вчерашнее сумасшествие сошло на нет, лишь изредка попадались отголоски прошедшего дня, которые еще не успели протрезветь.

Бесцельно бродя по улицам, Никита увидел первые очереди добровольцев, готовых отправиться на войну. Очередь была не маленькой. В силу небывалого подъем патриотизма, недостатка в солдатах армия точно не испытывала. Здесь были все слои, но самым удивительным для Никиты, было обилие рабочих. Те, на кого они надеялись при начале революции, шли добровольцами в царскую армию.

Еще одно разочарование коварно вонзило нож в спину. Его уверенность в готовности сбросить с пролетарских шей ярмо царского правления, была непоколебима. Ему казалось будто люди хотят перемен и ждут сигнала, он думал они дадут этот сигнал. Однако вместо революции народ ломанулся против немцев, во славу царя. Все, чему он посветил последние три года жизни, было напрасно, отчасти наивно. Пелена спала с глаз. Все его действия с товарищами были не ради людей, а ради своих эгоистических идей. Они сами решили, что лучше будет для народа забыв спросить мнение самих людей. И чем же они лучше монарха? Пожалуй, ничем.

Голод вновь напомнил о себе. Никита принюхался и уловил смрадный запах. Неожиданно он обнаружил что смердит от него самого. Резко повернувшись к витрине, он увидел в отражении грязного, заросшего мужика. С отвращением отвернувшись от витрины он опять посмотрел на очередь.

Все идеалы прошлой жизни рухнули, все, во что он верил, оказалось былью и слепым эгоизмом. У него ничего не осталось, ни в физическом ни в моральном плане. И что же остается в сухом остатке- Пустота. Терять нечего.

Никита направился в сторону очереди добровольцев, к людям которых вечера еще он презирал всем сердцем, он направился к знаменам, которые ненавидел. Внутри все молчало: ни совесть, не сердце, не душа, не воспротивились этому, а лишь поддались суровой действительности.

Раз все идеалы мертвы, а шанса на новую жизнь нет, то лучше умереть от пули, чем от вшей. Это была единственная мысль, занимающая все пространство разума.

Он встал в конец очереди. Впереди стоящие парни слегка поддались в сторону. Видимо запах был очень сильный. Поток людей двигался с медленной скоростью. К моменту, когда подошла его очередь солнце начало смеркаться.

– Грамоте обученный? – Спросил сидящий напротив офицер.

– Да.

– Напиши свое имя и фамилию. Документы есть?

– Потерял.

– Оно и видно. Но да черт с тобой. Написал? Хорошо. Сейчас иди в верх по улице, там будут казармы, увидишь. Там тебя оформят по правилам. Оттуда только на войну, усек? Следующий!

Никита вышел из очереди и направился, как и сказал офицер, вверх по улице. Мимо шли радостные парни, уже ждущие крещения первым боем, мужчины, что пожили на свете, даже старики. И всем им была одна дорога.

В казармах новоприбывших встречали солдаты, они говорили кому и куда идти. Крепких вели в большой зал и во двор, хилых и старых держали у входа. Никиту причислили к крепким, даже не смотря на его ужасный вид. В зале же начали оформлять. Все дело заняло не больше десяти минут. Даже выдали временные документы, только толку от них, если в город уже не выйти. После всех направляли в бани. Это было необходимо, чтобы не разводить всяческих паразитов в армии. Намывшимся выдавали поек и уже вели в другой зал, где спали все призывники. Кроватей не было, да и на такое количество столько не сколотить. Все спали на полу. Кто что мог, то и использовал в качестве одеяла, подушки. Место то же ищешь сам.

Впервые за три дня бесцельного скитания, он оказался под крышей, сытый и чистый, а главное не гонимый никем. Вот уж ирония судьбы. То, что ты ненавидишь, становится твоим спасением. Хотя, несмотря на все, сна не было не в одном глазу. Два дня он просто засыпал от усталости, истратив все силы. Теперь же он свеж, хоть и порядочно вымотался.

Местечко нашлось более- Менее сносное. Он расположился у стены, в относительной свободе. Вокруг него было всего три человека. В зале было так тепло, что даже покрывало было лишним. Слышались тихие переговоры неусыпных солдат. Иногда из этой какофонии шипящих звуков удавалось выхватить слова, а порой даже предложения.  Естественно все разговоры были сопряжены со страхом перед грядущим. Стоило солнечному свету погаснуть, вся уличная доблесть и патриотизм испарились. На их место пришло трезвое осознание. Они солдаты и они отправятся на войну.

Но Никиту это не волновало. Свой выбор он уже сделал и сожаления по поводу своего решения он не испытывал. Даже мысли, терзавшие его все три дня, отступили. В разуме воцарился полный покой, раздражаемый лишь отсутствием сна. Проворочавшись где-то до двенадцати ночи, наконец Никита уснул, по- Настоящему, крепким сном.

Часть

2

Глава 1

Утро наступило внезапно. Раздалась громкая команда. Все вокруг зашевелилось, начало оживать, сначала с жуткой неохотой и ленцой, но после еще одного крика, люди ускорились. Невидимый командир в начале зала, отдавал приказы и так сказать посвящал их в сегодняшний распорядок, а он был таков: одевшись, все идут есть, после чего вновь к «бумажным червям», там нас распределят по частям и привяжут к одной из армий. Когда с бумагами будет покончено, то уже начнут отправлять по адресам.

Ели не спеша, что очень злило офицеров. Они поторапливали, не гнушаясь применять физическую силу, конечно же напоминая кто мы есть на самом деле. По их мнению, мы были «жалким отребьем», которому наконец выпал шанс послужить царю отечеству и богу. С их риторикой никто не спорил. Никита лишь про себя ответил, что богу никто из них уже точно не послужит.

Разделившись с завтраком, офицеры, разбив «стадо», так они называли будущих солдат, на более мелкие группки, начали разводить своих подопечных по кабинетам.

В просторных помещениях солдат встречали трое хорошо одетых мужчин в сединах – “Чиновничье племя” – Про себя подумал Никита. Они и решат его будущее.

Но чужое будущее в сущности им было безразлично. Без особого разбора, просто раскидали по различным частям. Дело заняло от силы час. Офицеры, все это время наблюдавшие за действием, с присущей им жестокостью, нагло выдергивали получивших свои назначения бедолаг, оставляя их возле себя пока не скопиться порядочное количество, после чего выводили солдат на солнце.

На улице воинов выстроили в шеренгу, напротив того места к которому то подъезжали, то отъезжали грузовички, весьма дефицитные на тот момент. Никита было сильно удивлен. Подзывая к себе по трое четверо человек, офицеры возвращали документы и сажали их в грузовики.

С последней партией в грузовике оказался Никита. Их вывезли недалеко за город, к наспех организованному полевому лагерю весьма внушительных размеров. Там их так же встретил офицер, которой вновь потребовал документы и после быстрого ознакомления, дал команду водителю отправляться обратно.

– Поздравляю вас всех, теперь вы официально солдаты Российской армии! – Начал свою речь офицер. – Меня зовут Федор Андреевич Стелеков, с этой минуты я ваш командир! Отныне вы находитесь в моем подчинение. Ближайшие две недели будет проходить обучение, по прошествии которого, наш отряд будет перераспределен и направлен на фронт, бить подлого немца! Сейчас же даю вам час, чтоб расположиться, после чего на плац. Обучение начинается с сегодняшнего дня. Мой помощник проводит вас к новому дому. Все!

Закончив свою тираду Федор Андреевич направился в глубь лагеря. С новоприбывшими заговорил помощник.

– Андрей Васильевич Смирнов, младший лейтенант, подопечный капитана Стелекова. За мной.

Показушно, по-воински, юнец развернулся на 180 градусов, взяв курс во внутрь лагеря. Остальные же последовали за ним.

Лагерь представлял из себя мини город со своими улицами. Центральная дорога проходило насквозь, фактически являясь главным променадом. По сторонам располагались палатки разных размеров и назначения. Между ними были проложены тропки, так что с высоты лагерь действительно был похож на уездный городок.

Через пятьдесят метров от начала лагеря Смирнов остановился, опять карикатурно развернулся и углубился в «квартал». Тут была разбита большая палата, чуть ли не на пятьдесят человек.

– Вот ваш новый дом. Располагайтесь. Я же за сим откланяюсь.

Офицер ушел, а солдаты начали процесс обустройства. На удивление внутри обнаружились складные кровати, расставленные вдоль стен. Через минуты десять все они обрели хозяев на ближайшие две недели.

Так как вещей у Никиты не было, то он, забив свое место и переодевшись в выданную форму, вышел на улицу. Ему не хотелось слушать будничные разговоры, да и в принципе лишний раз вступать в диалог с людьми. Полное разочарование во всем столкнуло его в пропасть нелюдимости. Остальные отвечали ему взаимностью и не сильно лезли с расспросами.

Солнце палило нещадно, вокруг стоял шум, состоящий из галдежа солдат и криков офицеров. Жизнь в армии по ощущениям ничуть не отличалась по скоростям от той, что он наблюдал каждый день в Петербурге. Но в сущности наплевать, он просто шел вдоль стройных рядов серо-белых палаток, убивая время до назначенного построения.

Внутри по- Прежнему все молчало. Он будто уже умер, но еще. по каким-то немыслимым причинам, ходит и дышит. Пожалуй, это было смирение, то самое которое человек обретает за считанные мгновения до смерти, наконец осознав, что следующий вдох будет последним.

Неожиданно подул ветер, нежно тронув мокрую от пота кожу. По телу пробежала блаженная дрожь. Простота природного явления, вызвала улыбку на лице, однако, взбунтовавшиеся губы быстро вернулись обратно, в ровную ленточку. Как бы ты себя не ощущал, жизнь все равно возьмет свое- Подумал Никита.

Час истек и весь взвод выстроился на своеобразном плаце, под палящим солнцем. Командир недолго думая велел взять из ящиков винтовки и повел солдат за собой к стрельбищу.

Все понимали, что настоящая подготовка не может быть освоена за жалкие две недели. Так что главной своей задачей Федор Андреевич считал научить призывников стрельбе, дальше разберутся.

Занявшие свои позиции, солдаты, по команде открыли огонь. Итогом первого залпа стали четыре пораженные мишени, остальные выстрелы пошли в молоко. Удручающая статистика. Тут же была придумана и утверждена система стимулов. Каждый промазавший солдат должен, за свой промах, обежать лагерь, после чего вернуться и совершить еще один залп. Если опять в молоко повторить «упражнение». Церемониться с жалкими холопьими, чинуше в сединах ой как не хотелось. Собственно, поэтому солдаты были обречены на бессмысленную рутинность физических нагрузок, вряд ли способных дать хоть сколько-нибудь вменяемый результат.

Каждый из взвода, за день, обежал лагерь минимум пятнадцать раз. Конечно это не помогало приобрести меткость, но за то закаляло дух! Так по крайне мере их подбадривал Смирнов.

Ближе к закату, вымотанные и обессиленные, новобранцы услышали желанную команду-«прекратить». Многие попадали на землю, но тут же были приведены в чувства мощными пинками двух командиров, никогда не испытывавших тех же чувств, что и их подопечные, в силу своего дворянского происхождения.

– Слабачье! Никуда не годные собаки! В первом же бою вы все подохнете с пулей в теле, я вам гарантирую. Но хотя бы от вас будет толк, прикройте более умелых товарищей своим жалким тельцем! Завтра повторим, готовьтесь, а сейчас можете быть свободны.

– Что не слышали офицерский приказ! А ну ка на право, шагом марш в казарму- Лейтенант настолько забылся от ощущения собственного превосходства и хоть какой-то власти над другими, что умудрился назвать палатки казармой. Но все-таки осекся, встретившись со взглядом Федора Андреевича, который никак не мог спустить такую путаницу своему подопечному.

Маршируя со стрельбища, до солдат доносились крики от взбучки устроенной старшим офицером бедному Смирнову. Это не много порадовало душу.

В палатке, уставшие солдаты брякнулись на кровати, но злоба кипела в них, так что держать внутри эмоции было невмоготу.

– Ну и подготовка! С такой нам прямиком в гроб. – Начал юноша.

– Это точно. В могилу нам заказано-  подержал юнца еще один недовольный, но постарше.

– А чего ж вы хотели то, а? На войну обученные есть, а мы так, для количеству. – Подал голос самый старший, сорокалетний бородатый мужик с редкими сединами. – Уж я-то знаю. У меня брат в русско-японскую воевал, профессиональный вояка. Таких как мы они зелеными называли, годных лишь для создания массовости.

– Хватит вам. Вы ж родину пришли защищать, а не плакаться. – Очнулся один патриот.

– Ну кто по свойственному хотению пришел пришел, а кого насильно призвали. -Заметил высокорослый детина, из самого конца палатки. – Я вот воевать не хотел, так пришли и сказали собираться.

–Трус значит, раз не хотел! – Не унимался патриот.

Никиту эта болтовня достала, ему просто хотелось спать.

– Да хватит вам, черт побери! Завтра опять все повторять, силы нужны, а вы трендите как бабы на базаре! Спать ложитесь. – Выпалил Никита.

– Надо же, молчаливый заговорил. – Удивленно воскликнул детина.

– А мы уж решили, что ты немой.

– Да, точно. А чего же молчал?

– А чего трендеть понапрасну. Спите. – Злобно ответил Никита.

– А и прав немой, чего воздух за зря сотрясать. Давайте братцы спать! – В разговор вмешался крепкий мужчина лет 25 на вид, уже заимевший авторитет в мужской кампании.

Никто не воспротивился. За несколько минут смолкли абсолютно все и палатка погрузилась в сонную тишину.

Остальные две недели прошли в таком же распорядке. Солдат нещадно выматывали, заставляя заниматься ерундой вместо нормальной подготовки, будто всем им после этого не на войну, а домой к семьям. Но в сущности командующим было безразлично. Главное поставить как можно больше под штык.

Никита же продолжал свое бесцельное, обреченное существование, по максимум пытаясь абстрагироваться от всех. Но все же с Кириллом, постепенно завоевывающем авторитет среди солдат, у них- Нашлись общие точки сопротивления. Когда уже уйти от разговора было невозможно, то они начинали обсуждать социалистические идеи, оказалось Кирилл то же был сторонником революционных взглядов. Никита всегда осторожно высказывал свое мнение, боясь, что кто-то из сослуживцев может заподозрить его в крайнем радикализме. А учитывая его отношения с ними, то шанс доноса не исключался.

Кирилл же наоборот не стеснялся в выражениях и всегда без опасений высказывал свои мысли, под местами понимающий, а местами безразличный взгляд боевых товарищей.

На деле их мировоззрения были очень похоже, Никита был удивлен, что тот не оказался в одной из ячеек. Но в сущности разговоры были ни о чем. Ведь все эти идеи уже были отринуты Никитой. Он не пытался убедить или наоборот разубедить в идеологии Маркса, просто болтал, убивая время.

С остальными же он предпочитал и вовсе не общаться, без надобности, что однажды сыграло с ним злую шутку.

На четвертый день, к нему пристал детина, с дурацкими и даже глупыми вопросами. Он все донимал, расспрашивал. Не выдержав этого Никита двинул ему по морде, о чем сильно пожалел. Руку чуть не сломалась во время удара, повезло что отделался ушибом, а Макару, так звали Детину, хоть бы хны. Но удар разозлил его не на шутку. Вся палатка сбежалась, чтоб остановить озверевшего сослуживца и только общими усилиями удалось смягчить ситуацию. В итоге, по справедливости, решили, что Макар должен тоже ударить своего обидчика и тогда вопрос закрыт.

Вся мощь ответного удара пришлась в щеку. Никита даже потерял сознание.

После этого к нему особо больше никто не приставал и также обращались к нему лишь по надобности.

По истечению отведенных недель, Федор Андреевич собрал всех на плаце.

– Ну что ж солдаты, завтра вы направитесь на фронт, сражаться за державу! Поздравляю вас. К сожалению, я не присоединюсь к вам, так как я нужен здесь. К вам представят нового офицера, с которым вы пойдете в свой бой. Желаю вам удачи!

Быстро протараторив заученный текст, бравый офицер, махнул рукой и удалился по своим важным делам. Смирнов остался на месте, подождал пока начальник уйдет как можно дальше и уже сам обратился к подопечным.

– Сильно повезет если хоть один из вас вернется живым. Худших солдат просто невозможно представить, бог мне судья. Как и сказал капитан, завтра вы будете переданы в подчинение капитану Норыжкину. Он сам вас найдет, позднее. Прощайте!

Смирнов с четко выраженным отвращением пробежался по строю, напоминая им еще раз о своем к ним отношении, надул грудь колесом и удалился по следам своего начальника.

Строй, сразу же дрогнул и начал распадаться, после ухода до ужаса надоевшего лейтенанта. Но чувство расставания, не облегчило солдатскую судьбу. Завтра они уйдут на войну. Даже ярый патриот не был столь оптимистичен по этому поводу. Двадцать человек вернулись обратно в палатку. Там, где обычно царила достаточно веселая атмосфера, повисла мрачная тишина. Кто-то читал молитвы, кто-то безостановочно курил со взглядом, устремленным в пустоту. Никто не отпустил не шуточки, не оскорбления.

Никита понимал товарищей, когда война далеко, ты не предаешь ей значения, будто она мифический змей из далеких сказок, ожидающая богатыря, который отрубит ей голову и мир будет восстановлен, а они вернуться домой как ни в чем не бывало. Да, в окружении городского камня, за столом залитым пивом в веселом трактире все иначе, там ты смелый патриот готовый на все ради родины, но здесь, когда до реальной битвы остаётся совсем не много, когда ты наконец осознаешь, что на руках твоих будет чужая кровь, или ты и вовсе не вернешься, то все меняется. Он понимал это, потому что прошел через горечь выбора, вечной дилеммы: убить или быть убитым.  Но еще сложнее осознавать, что все происходящее вокруг, случилось из-за тебя. Прояви тогда он милосердие, не спусти пистолетный затвор, не убей он бога, эти парни, не были бы здесь. Не важно плохие они или хорошие, они бы обивали пороги домов, пили, дрались, любили, просто жили, а теперь они отправятся на зеленые поля, с оружием в руках, с именем царя, бога на устах убивать подобных себе, в тайне лелея надежду о спасении всего во что верят, о спасении родины, семьи, отечества и о спасении своей души.

Хотя, пожалуй, Никита единственный на свете, кто знает, что последнее – спасение души – уже не светит никому. И тот, кому молятся, не слышит их просьб, их молитв, ведь бог мертв, мертв из-за него.

Казалось, смирение настигло его, но атмосфера вокруг вернула боль. Она вновь разрослась по телу, терзая его, мучая душу. Хотелось заорать во все горло, рассказать всем о своей вине. Но он сдержался. Никто из них ничего не узнает и скорее всего погибнет, рядом с человеком, из-за которого все началось, человеком, который отобрал у них право на послесмертие.

Меж тем тишину нарушил шорох ткани. В палатку вошел высокий мужчина, в офицерском мундире. Он был крупный, плечистый, с гладко выбритым лицом. Мягкие черты лица, обычно не помогающие в военном деле, невольно вызывали равнодушие. Большие, изможденные глаза, уставшие и повидавшие многое, вселяли уважение. На вид ему было не больше 25-26 лет, но глаза выдавали более зрелый возраст.

– Здравия желаю солдаты. Я ваш новый капитан.

– Здравия желаем товарищ капитан! – Отозвались все, в соответствии с армейским уставом.

– Меня зовут Владимир Михайлович Норыжкин. По всем вопросам обращайтесь ко мне. Завтра ровно в шесть утра сбор на плаце с вещами.

–так точно капитан! – Воскликнул Кирилл.

– Должно быть ты старший?

– Да.

– Хорошо, до завтра.

Капитан покинул палатку.

– Наконец-то, вот это я понимаю офицер. – Отозвался патриот.

–товарищ Евгений, не спешите с выводами.

– А чего с ними не спешить то? Настоящего солдата за милю видно, по глазам. Этот точно не крыса канцелярская, бог свидетель!

– Да какая к черту разница? Хоть за офицером, хоть за дьяволом, все равно же на убой. – Сказал отклонист и затянулся трубкой.

– Ничего ты не понимаешь, трус! С закаленным оно всегда лучше, такие своих не бросают. Во ты то, Иван, не дай боже, если меня ранит, чай бросишь на волю случая и побежишь свою шкуру спасать, а он, ей богу, не бросит!

– Ты сам ради своей шкуры нас всех за гроши сдашь- Подал голос Макар, опередив, собравшегося было защищать свою честь, Ивана

– Вранье!

– Без костей языки ваши, честно слово, лишь бы потрепаться. – Приподнявшись с постели, заговорил Кузьма, самый старший из них.

– А ты отец, не слушай прокаженных. Чего с них юродивых взять! – Сквозь хохот, сказал Кирилл.

– Тьфу те на язык, сам прокажённый! – Задетый словами Кирилла, будто обиженный ребенок, пролепетал Макар.

– Да ладно вам товарищи! Без обид, прав Евгений конечно. С хорошим офицером всяк сподручнее, но война есть война. Смертушка за всеми нами, всегда за спиной будет по полю ходить. От нее не убежишь, да и бог не спасет, коль выбрала тебя. – Ответил Даниил, тот у которого брат в русско- Японской сражался.

– Это верно. От смерти не убежишь- Все молча вторили словам Данилы.

– Ладно братцы, давайте- Ка спать. Утро вечером мудренее. Гаси свет Макар!

Палатка погрузилась вновь в благоговейную ночную тишину, в которой каждый был погружен в себя, потихоньку погружаясь в сон.

Глава 2

Уже с утра весь лагерь стоял на ушах. День отправки на фронт настал. В общей сумме должно было выступить больше трех тысяч солдат, на помощь первым силам. Но это было не единственным событием.

В 4 утра весь батальон уже был на ногах. Проводились последние приготовления к выступлению. И тут в палатку запыхавшейся и одновременно радостный вбежал Женя.

– Первые новости с фронта мужики. Мы разбили немца и австрияка!

– Брешешь.

– Да не в жизнь братцы. Христом богом, разбили вражину при Гумбиннене, говорят задали прусакам так, что те бежали, только пятки сверкали! А в Галиции австрияков в миг снесли.

– Ничего себе. – Удивленно выдал Кирилл.

– Ну молодцы ребята. Глядишь до фронта доберемся, а они уж и войну выиграют.

– Сплюнь Кузьма. Я врага бить пришел, за славой!

– То-то ты вчера молился усердно, с трясущимися коленками. Эх хорош солдат! – Ехидно заметил Никита.

– Ничего подобного! Сам то морду ворочал от разговоров, а тут ишь как разразился.

– Так ты больше ври, я того глядишь и затыкаться не буду.

Тут уж вся палатка залилась басистым хохотом. По правде сказать, закидоны Евгешины, порядком всех достали. Все две недели ходил днем как индюк, а по ночам молился как монахиня, мешая спать.

– Пес с вами! Не верите, так я вам делом докажу, в пылу битвы.

– Ты главное в пыл залезь, а то знаем мы тебя, в последних рядах околачиваться будешь. – Включился Кирилл. – Ну а вести действительно хорошие. Ежели уже прорываемся, то может и впрямь война быстро и кончится.

– Точно вам говорю. За год управимся! – Оскорбленный, но неуемный Евгений продолжал свою бравую песню. – К зиме так до Берлина дойдем.

В палатку вошел Макар.

– Слышали с фронта новости?

– Да слышали, слышали. Евгений тебя опередил.

– Ну дела! Я-то думал немцы по сильнее будут.

– Ты Макар глупости не говори! Против русского штыка, да сапога, ни одна сила не устоит.

– Да хватит тебе уже Евгеша. Иди собирайся выступать скоро.

Воодушевление охватило весь лагерь. Немецкая армия одна из лучших в мире и такие быстрые победы, на которые даже никто не надеялся, значительно подняли боевой дух.

Никиту эта новость тоже приободрила. Что бы ты там не решил насчет себя, своих идей, а все же душа то за родину так или иначе болит. Он читал о перевооружении немецкой армии, в газетах. Поговаривали что она даже лучше Французской и Английской вместе взятых. А уж после Русской- Японской, где Российская армия показала свою полную не боеспособность, перспективы представлялись ему печальными. Но неожиданно легкие, судя по новостям, победы, вселяли аккуратный оптимизм. Да он все еще считал себя виновным во всем этом, но может его ошибка обойдется малой кровью? Хотелось бы что бы оно было так.

Противоречия же с идеологических позиций в нем, за время долгих споров с Кириллом, окончательно закоченели. Революционер в нем умер, но пустота никуда не делась. Он все так же плыл по течению, уже точно обреченный на смерть. И если при этом погибнет как можно меньше, а еще лучше если вообще обойдется без крови, то это станет для него отдушиной. Той единственной справедливостью, за которую он совсем недавно, вел партизанскую- Революционную войну.

– Ладно, товарищи, все готовы? – Взял слово Кирилл

Ответом стали редкие выкрики и молчаливое болтание голов.

– Ну хорошо. Время пришло, на выход.

Двадцать человек покинули палатку. Как старший, Кирилл вел их за собой к плацу, куда организованными строями, стекались сотни таких же солдат. От о всюду летели приказы, гулкий звук марширующих сапог по вытоптанной земле отдавался на всю округу и их взвод был частью, одним из болтиков, огромного механизма, созданного лишь с одной целью- воевать.

Ровно в 6 утра, на плацу выстроились ровные ряды, ожидающие приказа к выступлению. Норыжкин, стоял рядом, как равный, со своими подопечными. В начале плаца, была выстроена своеобразная сцена, откуда генералы произносили пафосные речи. Жаль, что их слышали только первые ряды. Единственное, что дошло до отряда, это то что они все будут направлены к восточной Пруссии.  Туда где была одержана первая победа, придавшая воодушевление всему лагерю.

Конечно слухи об этом ходили, но никто не знал наверняка. Командование до последнего определялось куда именно перебросить подкрепление.

Генералы закончили свои пламенные разглагольствования. Тут же последовал сигнал. Вся военизированная масса сдвинулась с места и подобно реке, устремилась по дроге, словно по руслу.

Капитан, сообщил, что до Гольдапа, места их квартировки, примерно три дня пути. Через шесть дней они окажутся на линии фронта, конечно если наступление продолжиться с тем же успехом, и погода не внесет свои коррективы. А пока им остается лишь идти вдоль пшеничных полей родины и под сенью мощных крон молодых и старых деревьев.

– Капитан, а правда, что мы немца уже гоним? – Обратился с вопросом Евгений.

– По докладам да. Но я бы сильно не обольщался.

– От чего же?

– Все свои силы немец во Францию направил. А здесь, на восточном фронте, лишь обороняющиеся силы.

– Ну и отлично. Пока они там возятся на западе, мы их с востока всей своей ратью сметём! Да ведь парни? – Обратился Евгений к сослуживцам, но не получил ожидаемой поддержки.

– Как бы нас не смели! – Вмешался Кирилл.

– Твоя правда. Одной победой войну не выиграть.

– Вы правы капитан. – Нехотя согласился Евгений, не встретивший понимания.

Никита шел в конце строя, далеко от бессмысленных разговоров, предпочитая просто наслаждаться природой, даже несмотря на тяжелые баулы за спиной. Картина, чистого мира дарила ему утешение, а свежий воздух приятно дурманил голову. После двух недель в вонючем лагере, где воздух насквозь пропитан потом, порохом и запахом солдатской еды, эта природная свежесть, действительно дарила чувство перерождения. Легкий ветерок, настырно пробирающийся сквозь людскую массу, нес запах колосившейся ржи с соседнего поля, а деревья, вдоль дороги, давали спасительную тень от яркого солнца.

Постепенно лето уступало место осени. Листья уже начали желтеть. Сезон дождей не за горами, хорошо бы было успеть до места назначения, пока промозглые ливни, обыденные для этих краев, не начались. Если же не успеют, то пиши пропало: дороги размоет, и они станут похожи больше на болота. Того и глядишь застрянут в них на недели, с их то потрепанными обозами.

К концу первого дня, когда солнце село, и стало совсем темно, был устроен первый перевал. В первые за день солдаты наконец могли отдохнуть и нормально поесть, даже не много поспать, пока солнце вновь не взойдет. Командование хотело, чтобы подкрепление прибыло как можно быстрее, поэтому дан был приказ идти без остановок весь день.

– Мозоли совсем изъели. – Жаловался Макар своим товарищам.

– Так обвяжи ноги по-человечески портянкой, что ты как дите малое! – Ответил на нытьё, Иван.

– Не умею! – Тяжело, с нескрываемым стыдом в голосе сказал Макар.

– Учись!

– Давайте к кухне, еда готова, щас налетят, ничего не достанется.

Набрав еды, солдаты уселись у своего костра, возле разбитых палаток.

– Слушай Никита, ты думаешь мы победим- Подсевший рядом Кирилл обратился к товарищу.

– Не знаю.

– Ну понятно, что не знаешь, а как чувствуешь? Вот мне кажется, что все это добром не кончится. Не получится быстрой войны, о которой все говорят!

– Война никогда ничем хорошим не заканчивается. Люди гибнут и никакие интересы государства того не стоят. А что насчет быстрой победы, я тоже сомневаюсь, но надеюсь на это.

– Я тоже надеюсь. Знаешь странно это все как-то. Я б никогда не подумал, что буду сражаться за царя, в его империалистических войнах. За революцию, за свободу, допускал. А теперь что? Как будто предал сам себя, свои идеи. Когда только войну объявили, я на своих товарищей смотрю, таких же идей придерживающихся. Так вот, как объявили что Россия в войну вступила и по каким причинам, так те сразу какими-то другими стали, до крови будто голодными. Сразу в добровольцы записываться пошли, отринув все свои взгляды, а я за ними, сам не зная зачем. Вот записался и уже ночью лижу уснуть не могу, думаю. Это же как так вышло, что страна вот- Вот готовая к новому режиму, в один миг сплотилась вокруг царя вновь. И понять не могу. У тебя вот такого чувства нет?

– Есть братец, есть. Будто предали все тебя.

– Да точно, будто предали!

– Я тоже над этим думал. И мне кажется нашел ответ. Такие как мы, по-честному тебе скажу, просто заигрались. Наш взор был затуманен прекрасной идей, а что на деле, вокруг нас мы в упор не видели. Вот ты сказал, что страна вот-вот была готова к новому режиму, к революции. Но, пожалуй, что нет. Это мы были к ней готовы, это мы ее ждали, а люди просто жить хотели, без всех этих идеологических воин. Знаешь, жить в своей стране. И именно поэтому, мне думается, столько народу в добровольцы пошли, возможно сами того не понимая. Не за идеи или за царей они пошли, а за родину, за себя, за свое будущее.

– Может ты и прав. Может действительно людям на всю эту политику плевать.

– Скорее всего.

– Вы двое, чагой-то вы там треплитесь, айда спать! Завтра весь день опять идти- Крикнул им Евгений.

– Да идем.

Следующие дни прошли на изматывающем марше. Офицерские чины усердно гнали солдат, им кровь из носу нужно было прибыть в срок. По рядам начал ходить слушок, что все не так уж и радостно на фронте. Немцы перегруппировались и наступление замедлилось. Так оно или нет точной информации не было, но все же большинство грешила на погоду, мол из-за скорых дождей их так гонят.

Спустя три дня последнее предположение стала явью. Начались сильные долгие дожди. Дороги размыло в у смерть, они стали походить больше на хлев, сплошная грязь, в которой постоянно застревали повозки. Солдатом то и дело приходило останавливаться и тратить драгоценные силы на вытаскивание тяжеленых, но столь необходимых тележек из колдобин.

Такое развитее событий замедлило их как минимум на три дня и как бы офицеры не драли глотки, в срок им было не поспеть. Но это уже было неважно.

– Давайте, вместе навалились – издал истошный вопль Кирилл. – И раз, и два, раскачивайте черт побери!

Евгений рухнул в грязь.

– Бесполезно, на мертво встряла. Не вытащить.

–так бери лопату и капай!

– Дай дух перевести.

– Некогда, доберёмся до места отдохнешь.

– Похоже не доберемся.

– С чего это Кузьмич?

– А ты сам подумай, зачем ж весь офицерский состав собрали? Думают, что делать.

– Уж наверняка, немцы наших оттиснули обратно к границе, перегруппировались скоты, да наших и в хвост, и в гриву.

– Брось ты Макар.

– По рядам уже слухи ходят, поговаривают нас в Сувалки направляют, на подмогу.

– Брешат твои слухи.

– Ну посмотрим Кирилл.

– Хватит трендеть, а ну за работу, черт вас дери! Никита, ты чего сидишь, а ну давай, помогай.

– Погоди ты, сил нет. Вон все выдохлись.

– Тогда сами перед Норыжкиным отвечать будете.

– О, а вот и он идет, как говорится вспомнишь…

– Отставить разговоры, Ваня!

Офицер шел неспешно, пробираясь по грязи к своему отряду.

– Маршрут изменили, идем к Сувалкам.

–так правда, что все наступление загнулась?

– Отставить разговоры, солдат! Почему обоз еще не достали?

– Бесполезно, встрял намертво.

– А ну за лопаты живо.

Владимир Михайлович и сам взялся за лопату, но все бестолку, лишь обоз ушел глубже.

– Пес с ним. Вытаскивайте все необходимое, на себе потащим. Медлить больше нельзя. Не успеем, будем уже в этих лесах воевать.

– Настолько все плохо?

– Да, Никита. Так что живо, не медлите!

Впереди они встретили еще не один брошенный обоз. Ситуация вынуждала действовать решительно. Марш превратился в марафон, с редкими привалами на сон. Еле чуть ли не на ходу. Но через день они наконец достигли новой цели.

Изнурительный поход выжил все силы. Никита со своими товарищами еле шевелил ногами, когда наконец они достигли Сувалавки. Прибыли они под вечер, в похожий на их тренировочный лагерь, только гораздо большего размера. Здесь сосредоточились силы десятой армии. Со всех округ стягивались войска.

Добравшись до своего расположения, они из последних сил разбили палатки и наконец смогли поспать. Но покой не продлился долго.

Глава 3

Совсем на рассвете, по лагерю пронеслась тревожная песнь “военного оркестра”. Солдат, будто вырвало из пленительных пут сна, они вскочили по выученной команде, но разум их еще был затуманен. Ворвавшийся в палатку Норыжкин, своим твердым баритоном выбил из них ночную спесь, да так, чтоподчиненные напялили свою форму в мгновенье ока. А издали доносились тихие, тревожные выстрелы, ознаменовавшие собой столь раннее пробуждение.

Офицер и не думал успокаиваться, его ор становился все громче, донося до солдат ужасную истину – время крещения боем настало.

– Быстрее, немцы здесь. Одевайтесь паскудники или все подохнуть хотите, черт вас дери! Реще, реще мы на войне, забыли?

Началось контрнаступление немецкой армии.

Никита выбрался под холодное утреннее солнце. Вокруг проносились десятки лиц, огромной толпой стекаясь в сторону звуков боя. Вот все и началось подумал он. Вместе с Кириллом и Макаром, они устремились в след за потоком, остальные из отряда были позади. Спешно к ним присоединялись все новые и новые бойцы.

Миновав лагерь за несколько минут, перед ними раскинулась картина разгорающейся битвы. Со стороны холмистого леса, в километрах двух от лагеря, спускалась тень. Чуть ближе уже располагались построения русских, готовых дать отпор. В поле, разделявшее две армии, уже лежали тела первых погибших.

Вдруг совсем не далеко от них рванул снаряд. Он, огромным столбом дыма, взвился над землей, отбросив одного бойца на несколько метров. Немецкая артиллерия начала свой обстрел.

В ушах зашумело, но это быстро прошло. Тут же послышался еще один мощный пушечный выстрел, но взрыв произошел уже где-то далеко за лесом.

Кирилл, подцепил Никиту, но тот отмахнулся и встал на ноги сам.

– В порядке?

– Да!

– Давайте, вперед!

В последний момент они успели встать в строй, прежде чем была дана команда атаки. Единые линии построения двинулись шагом, а через мгновение уже перешли на бег.

Немцы такой же волной устремились на врага. На расстоянии 200 метров началась пальба. Трупы беспомощно валились на землю, раненные выли, но никто не обращал на них внимания. Никита, неожиданно оказавшийся в первых рядах, не целясь выстрелил просто вперед, но пуля, судя по всему, не настигла случайной цели. За то вражеская нашла свою мишень. Парень, бежавший рядом, рухнул наземь, но его место тут же занял другой солдат, это был Кирилл, он краем глаза уловил знакомые черты лица.

Враг был все ближе и ближе. Быстрая перезарядка, еще один выстрел и на этот раз Никита не промазал. Он четко видел лицо своей жертвы, как пуля, вошла ему в щеку и тот упал.

– Давай к тому камню. – Прокричал Кирилл.

В метрах двадцати от них из земли торчал огромный валун, идеальное прикрытие. Они рванули к нему.

Плотный ряд немцев неожиданно рассредоточился. Расстояние для прицельного огня было идеальным, всего метров шестьдесят разделяло две армии.

В первую линию, немцы сохранили что-то похожее на порядок, рухнул снаряд, убившей взрывом по меньшей мере пятерых. Это спасло товарищей, которые были прямо напротив того места.

Наконец, они укрылись за валуном. С ними было еще шесть человек. Из-за укрытия Никита убил еще троих, но немцы приближались. Они неумолимо шли вперед, постепенно заставляя рассредоточившихся по полю русских отступать назад к лагерю.

Здесь, за камнем, их очень скоро могли окружить и перестрелять. Нужно было отходить. Один из парней поймал пулю.

– Давайте, назад.

И вот весь путь которые они проделали, заплатив за каждый метр жизнью, был напрасен. Назад, постепенно отдавая врагу пространство, все что они могли сделать.

Быстрыми перебежками, изредка отстреливаясь на удачу. Они чудом вернулись к позициям, где уже были разбиты хиленькие баррикады.

– Держаться. Дальше немца нельзя пускать. – Заорал офицер подоспевшим солдатам.

А враг подступал. Казалось немцам нет числа.

Шальные пули пролетали верхом, над головами, редкие из них попадали в обозы. Артиллерийские залпы разрывались то тут, то там и уже было невозможно отличить чьи они.

Очередной выстрел промчался где-то рядом. Никита почувствовал острю боль с боку, дотронулся до места и увидел кровь. Ощупав, понял, что пуля слегка задела кожу, пройдя в щель между колесом, за которым он прятался. В нем закипела ярость. Привстав на одно колено, он аккуратно приподнял голову. Придавив прихват оружие к плечу, взял на мушку случайную цель, дернул затвор. Парень, на которого был нацелен Никита, упал, а за ним показалась новая мишень, но пуля просвистела чуть левее.

Немцы немного сбавили темпы. Редкие группки добегали до баррикады, и тут же попадали под огонь. Завязалась перестрелка. В течение двух часов бесконечные выстрелы летели из стороны в сторону, поддерживаемы залпами крупнокалиберных орудий.

Макара, который все время был рядом, ранило в правую руку, что тот не смог больше стрелять. Пол часа он лежал возле Никиты, истекая кровью проклиная все и вся, но в итоге его утащили медики, шнырявшие вдоль всей линии обороны.

Казалось это будет продолжаться вечно.

Вдруг немцы стали спешно ретироваться, а с их правого фланга заслышались звуки ближнего боя. Офицеры по всей баррикаде, вновь подняли солдат на контратаку. И вновь они ринулись волной в направлении немцев. Вряд ли кто из обычных воинов понимал, что происходит, они слепо подчинялись приказам.

Оказавшись за баррикадой, идя в наступление, стало ясна причина, по которой немцы начали покидать позиции. Конная атака смяла фланг, постепенно продвигаясь в центр. Немцы не просто теряли позиции, а бежали.

По рядам пронесся мощный крик- Ура. Выстрелы уже преследовали спины проигравших. Русская армия уже не шла в контратаку, она преследовала, дрогнувшего врага. Но обстрелы вражеской артиллерии продолжались. В некоторых местах, когда уже враг был загнан в лес, организовались очаги сопротивления, которые быстро затухали.

Никита, шел до конца, со всеми. Их ряды остановились только, достигнув позиций вражеских артиллеристов, так же застигнутых врасплох вездесущей кавалерией.

К вечеру бой прекратился. Все поле было усеяно трупами, да рытвинами от разрывов снарядов. Начавшийся дождь размыл землю, трупы буквально тонули в грязи. Павшие братья так и останутся в ней, пока стихия не сжалиться. Тем не менее, сражение было выиграно.

Ужасно уставшие, грязные, с ссадинами и ранами, Никита и Кирилл вернулись к своим товарищам, пережившим то же крещение боем. Усталость уйдет, грязь смоется, ссадины и раны затянуться, но бремя, которое они взяли на себя навсегда с ними. Всю обратную дорогу, товарищи шли молча, фактически находясь один на один с собой. Никита не думал о том, что будет дальше, не вспоминал прошлое и даже минувшей бой, который ему удалось пережить, был задвинут на задворки разума. Все, о чем он думал это о лице, того парня, о том, как он впервые, сознательно, совершил убийство. Конечно остальные убитые им тоже не давали покоя, но образ первого запомнился ему четче всех.

Да он уже убивал, если можно назвать убийством, то что произошло в церкви. Но сейчас все по-другому. Здесь он выстрелил не из-за помутнения рассудка, не ради идей и прочих жалких оправданий, придуманных трусами во благо своих глупых стремлений. Он выстрелил, чтобы спасти себя, он выстрелил потому что по- другому было нельзя. Война – либо ты, либо тебя! Какая отвратительная догма. Почему он должен был убить того парня, который ему ничего не сделал, которого он никогда не знал, просто за то, что тот родился на пару тысяч километров западнее, просто потому что он был немцем, а Никита русским и где-то, кто-то решил за них обоих, кто есть враг, заслуживающий смерти.

«А если бы он не убил бога? Если бы всего этого не было? Если бы…» – Мрачный итог его мысли.

Эти пустые вечные вопросы, на которые человек никогда не найдет ответы были с ним в тот вечер и останутся с ним навсегда.

В лагере их уже ждал собравшийся вновь вместе, поредевший батальон.

– Живы, слава богу! – Кузьма встретил товарищей, с перебинтованным лбом и рукой.

– Живы. – Поникшим голосом ответил Никита. Он взглядом пробежался по лицам, освещаемые пламенем костра. Не хватало четверых. – Макар появлялся?

– Тоже живой, в госпитале отлеживается.

– Тебе я погляжу Евгений то же досталось!

– Так же, как и всем, Кирилл Саныч.

– Что с Егором, Мишей, Прокопием?

Повисла тяжелая тишина. Головы товарищей не вольно обратились к земле. Слова были не к чему, все сразу стало понятно.

– Сохрани господь души их. – Перекрестился Кузьмич. – Пусть земля им будет пухом.

Двое прибывших, сели в круг, ближе к костру. Вечер был холодный, зябкий. Дождь кончился только недавно и от земли веяло влажной прохладой, которая вместе с запахом костра, не много перебивала запах пороха и их собственный смрад.

– Осталась еще еда?

– Да, вот держите. – Иван налил в две чашки похлебки и протянул товарищам.

– Норыжкин жив?

– Живой, опять на совещание угнали, решают там как дальше быть.

– Понятно. Оставил какое-нибудь распоряжение?

– Нет, сам пришел весь израненный, да уставший как собака, даже поесть не успел, так собрание объявили, пришлось идти. А вас что-то долго не было.

– Мы до конца дошли, – Ответил Никита. – до артиллерийских позиций за немцами бежали.

– Далековато забрались. Вы еще, Макар сказал, на лобовую успели.

– Да, чуть не смели, хорошо хоть сзади оборону успела выстроить, а то бы там и остались.

– А чего немцы то рванули?

– Кавалерия наша с флангов к ним зашла, видать не ожидали такой прыти. Быстро их ряды смела, а те считай без поддержки побежали. – Кирилл, дохлебывая последнюю ложку похлебки, ответил на вопрос.

– Выпьете?

– А есть что выпить? – Удивленно посмотрел Никита на Кузьму.

– Ну так, а как же без этого. Солдат всегда найдет.

Кузьма нашел две кружки и разлил из приличного объёма фляги водки.

– Мы то тут уже пригубили, но давайте братцы с вами еще по чуть-чуть. Ну ка кружки сюда. Все у всех? Тогда за павших, храни их господь!

Алкоголь обжег горло, не много перебив дыхание. По телу разбежалось тонкой струйкой тепло, не много разогрев замерзшее тело. И вновь водрузилась тяжелая тишина. Солдаты уставились на пламя костра, потягивая скрученные папиросы из дрянного табака.

Вдруг из тени вынырнул их офицер. Его лицо обычно свежее, избороздили морщины и синяки. Над глазом был шрам, он заметно прихрамывал.

– Я погляжу все выжившие наконец собрались.  Отлично, у меня для вас новость. Завтра выступаем, командование решило добить противника и перейти в наступление.

– Во сколько?

– Часов в 11 утра уже нужно быть готовым. Так что пока есть немного времени отдохните, дальше будет тяжелее.

Глава 4

На следующий день, до обеда, десятая армия выступила из лагеря, после одержанной победы, преследуя врага. Никита чувствовал, как недавний успех, вновь разжег огненное пламя внутри солдат. Они рвались в бой, добить немцев, отомстить за своих. Это ощущалось даже походу пути. То тут то там были слышны веселые распевы патриотичных песен. Его отряд не был исключением и конечно же главным заводилой был Евгений, остальные поддерживали его, оставив во вчерашнем дне своих погибших товарищей. О них не забыли, но на войне не принято сгорбить долго – эту истину им предстоит усвоить еще не раз.

Никита по своему обыкновению всю дорогу держался не много позади, но уже не в грубом одиночестве. Кирилл и Кузьмич шли с ним, размышляя о том, что их ждет впереди.

Надежд на быструю войну уже никто не питал, дело шло к октябрю, а за два месяца боев обе стороны не добились ничего. Что на южном, что на северном фронте жалкие клочки территории стали регулярной добычей, переходящей из рук в руки, для русской и немецкой армии. Нигде не было настоящего прорыва, лишь локальные успехи, которые оставили свой след на всем, до чего только смогли дотянуться.

Армия шла по месту первой русской героической победы, в последствии переросшей в отступление. Бесконечные поля были испещрены воронками, рытвинами, кое где окопными линиями. Мягкая зеленая трава, колосистые просторы превратились в унылое серое зрелище. Солдаты сражались, не жалея себя, что уж говорить о природе. По дороге встречались сожжённые лесочки, разграбленные деревни. Война не щадит никого и ничего.

Новобранцам только предстояло постичь сию монументальную горечь, павшую на их плечи.

Глава 5

Погоня порядочна затянулась. Марш продолжался четвертый день, а немецких трусов по- Прежнему не видать. По словам Норыжкина, они уже должны были нагнать отступающих врагов. Погоня практически утратила смысл, лишь понапрасну разбазарив драгоценные силы солдат. Но война не постоянна, сегодня ты преследуешь, завтра тебя.

По новым данным разведки, немецкая армия вновь сосредоточила силы в этом регионе и готовится к новой атаке. Командование не собиралось терять, только что полученную территорию вновь, да и к тому же это грозило провалом для русского контрнаступления.

Приказ о преследование утратил свою силу. Новая директива предписывала десятой прикрыть северный тыл. После изматывающего, четырех дневного марша, армия остановила свой поход в близи маленькой деревушки, в области Сувалок, недалеко от Августовского, двух значимых мест первых дней войны. На этом клочке земли, им предстояло сдержать натиск перегруппировавшейся немецкой армии, жаждущей отмщения, за недавнее поражение. Воины были брошены на возведение оборонительных сооружений.

Тонкая, окопная полоса растянулась на несколько километров и на каждом ее участки велись работы.  Холодный мокрый дождь, продолжающийся на протяжении двух дней, с редкими затишьями, подгоняемый ветром, нещадно хлестал уставших солдат. По колено в грязи, с саперными лопатками они без сна рыли окопы. Из-за спешки стены невозможно было укрепить, а размякшая земля, без крепких бревен, постоянно осыпалась. Обычный размер окопа из-за этого увеличился в два раза. В нем свободно могли пройти три человека в ряд. Но в самих же окопах невозможно было ступить и шагу, не приложив достаточно усилий. Набухшая почва, фактически превратилась в болото.

Никита со своими товарищами, работал без остановки на протяжении двух дней, постоянно сменяя друг друга каждый час. Только в это время удавалось хоть немного поспать. Работали молча, лишь изредка подгоняемые немногими офицерами, что считают себя выше подчиненных, а значит и не работающими. Все силы уходили только на копку.

Будто всего этого было мало, так еще и атака немцев, которая могла начаться в любое время, заставляла понервничать. На этот случай им было велено держать свое орудие при себе. Но что бы они реально смогли противопоставить свежему противнику? Если враг нападет, то сметет всю их оборону в считанные часы.

Хотя ничего другого не оставалось. На центральном направление уже развернулось наступление. Отступят они, то и всей операции придет конец. Немцы просто возьмут в окружении русские силы, отрежут пути снабжения и фактически война будет проиграна.

– Черт побери, сколько еще нужно копать? – Обессиленным, но злым голосом разразился Иван.

– Еще не много, сам же видишь. – Попытался успокоить товарища Кирилл.

– Нет не вижу. Мы еще вчера выкопали нужную глубину, а из-за обвалов, все псу под хвост. Почему бы было не доставить бревна?

«Доставить бревна, ага щас! С едой то проблемы»– Про себя подумал Никита. из-за спешки не успели наладить снабжения. Припасы, патроны и прочие приходили в малых количествах.

–Тебе нужно отдохнуть. Иди поменяйся с Кузьмой. Его очередь как раз скоро подойдёт.

– Нам всем не помешало бы передохнуть. Что толку от этих окопов, если в них будут солдаты не способные держать винтовку?

– Ну так молись, что б немцы как можно дольше оттягивали наступление – Встрял в разговор Макар. Его рана в итоге оказалось не такой серьезный.

– Молюсь! Вот только сердце мне подсказывает, что ничем это нам не поможет.

Редкий разговор оборвался. Каждый был на грани, но сделать ничего не мог, лишь изредка сотрясти воздух, в окружении друзей, единственное на что мог надеется любой из них.

Бесполезные молитвы. Никита каждый день слышит, как его товарищи, молят мертвое божество о милости. Каждый день он вспоминает тот вечер, с ужасом осмысляя содеянное. Прошлое безразличие покинуло его. Холодность ко всему ушла, оставив кровоточащую рану, разъедаемую постоянным чувством вины и страха.

Он привязался к друзьям, хоть и из всех сил пытался оставаться в стороне. Он боялся их потерять. Война учит ценить узы братства, и уроки ее суровы. А твердая уверенность в свой повинности, лишь усугубляло и без того ужасное состояние.

Как бы ему хотелось, чтоб все это кончилось. Но дождь лишь продолжал настырно поливать этот несчастный клочок земли.

К вечеру, работа наконец прекратилась. Им позволили выбраться из окопов, перевести дух, пока не разразилась буря. Но радостного в этом было мало.

Вымотанные солдаты подобно призракам, бродили по лагерю. Весь запал ушел на работу, его место заняло томительное ожидание и конечно же страх. Не было веселых песен, громкого марша и других присущих атрибутов военной жизни. Был лишь осенний холод, да белая дымка тумана.

Никита вернулся с последней смены. Все чего ему хотелось, так это поспать. Не обращая внимания на остальных, он просто завалился на свое место и тут же забылся крепким сном. Товарищи, что работали с ним в последний раз поступили так же. Остальные, кто все же смог хоть немного отдохнуть, дабы не мешать, вышли наружу, к костру.

Сквозь сон до него доносились детали разговора. Конечно же они были о грядущем.

Глава 6

Никите снился странный сон. Это само по себе уже выпадало из понятия нормы, ведь сны ему снились не часто. В нем он, облаченный в белую рубаху, бродил по зелёному саду. Птичьи распевы ласкали слух, яркое теплое солнце согревало тело. Он был там совершенно один, в окружении деревьев, даже птиц не было видно, только слышалась их прекрасные песни. Но что-то вселяло тревогу, будто обязательно должно было случиться недоброе. В одно мгновение все окружении изменилось, он стоял на выгоревшей земле, среди почерневших умерших стволов деревьев. Птичий свист сменился на звуки выстрелов и взрывов. Тут Никита был то же один.

Он попытался сдвинуться с места, но какая-то сила держала его, не позволяла сделать ни шагу. Яркое солнце приобрело желто- Оранжевый закат, его свет слепил и заставлял щурить глаза.

В голове раздался голос. Он был чужой, холодный. Единственное что он повторял было- Война!

С каждым разом голос становился громче и громче. Боль овладела телом, но Никита ничего не мог сделать.

Сколько это продолжалось было невозможно понять, даже осознать. Страдания показались вечностью, заключенной в секунду. Но голос смолк, боль отступила. Место солнце заняла луна.

Никита повернул голову в сторону ближайшего дерева. Его ветви окропили редкие белые точки- Это были почки. Дерево вновь ожило.

Из-за ствола показался таинственный силуэт, который медленно приближался к нему. Никита вглядывался изо всех сил, но так и не смог понять, что это. И вот, когда фигура практически открылась, он проснулся.

Вокруг все спали, по палатке бил вновь начавшийся дождь. Никита обернулся по сторонам, пытаясь понять он еще спит или нет. Но привычные уже глазу виды убедили его, что это реальность.

– Кошмары? – Обратился к нему Евгений.

– Да, странный сон приснился.

– Меня тоже начали донимать. У тебя что?

– Неважно, бессвязный бред. Даже вспоминать не хочу.

– Про войну?

– Нет. – Солгал Никита.

– У меня про войну. Одно и та же картина, как я, в окопе, совершенно один, пытаюсь удержать позицию, а враги подходят все ближе. В момент, когда меня почти окружают, я просыпаюсь.

– Ты просто слишком устал, два дня не вылезли из грязи. Это пройдет.

– Или еще раньше нас всех перебьют. Тогда-то ни один кошмар не будет иметь значения. А ведь немцы наверняка рядом. То, что мы успели закончить работу, чистейшая удача.

– Нет, это неудача. Раз на нас еще не напали, значит есть причина. Думаешь у них все схвачено? Если б дело было так, то нас бы смяли в первые дни войны. А что в итоге? Мы опять идем в наступление. Нет, брат, у немцев то же проблемы.

–ты думаешь у нас получится их сдержать?

– Я честно не знаю, Женя. Но что я точно могу сказать, страх здесь не помощник. Я вижу ты боишься. Я то же. Здесь смерть поджидает нас за каждым углом. Но поддаться страху, значит уже угодить в ее лапы. Нужно держать себя в руках. Только так мы сможем остаться живыми и возможно одержать верх. Ты слышал, что говорил Норыжкин. От нас зависит успех южной операции. Удержим позиции здесь, глядишь приблизим окончание войны. Приблизим тот момент, когда мы сможем вернуться домой.

– Звучит красиво. Знаешь, а я ведь шел сюда по своей воле, искренне хотел защитить родину, думал мне это по силу. Но ты прав, я боюсь. Мне очень страшно за себя, за то, что произойдет если мы не сдюжим. Все может обернуться кошмаром. И это зависит от нас.

– А нам остается только крепиться и надеяться на лучшее. Все зависящие от нас, мы уже сделали. Остается только быть готовыми к атаке, это единственное, что еще лежит на наших плечах.

– Пожалуй, это так. Ладно, я попробую поспать еще хоть не много.

– Правильно решение, друг.

Евгений улегся обратно. Никита аккуратно поднялся и вышел на улицу. Он все еще чувствовал усталость, но спать больше не хотелось.

Дождь, за время их разговора кончился. От земли вновь поднялись испарения. Рассветные лучи, окрашивали туман в ярко красные цвета. Никита достал папиросу и прикурил от тлеющей в костре, не успевшей вымокнуть, головешки.

Над лагерем стояла тишина, лишь редкие птицы, да переговоры постовых, были единственными звуками.

Никита обвел взором всю распластавшуюся перед ним даль. Недавний сон всплыл в памяти. Что это было- Кошмар или послание? Может сновидение наслал тот ангел?

Однако завораживающий вид быстро отвлек Его от былин Марфеевого царства

«Удивительно, как такая красота природы, тесно переплелась с войной.»– Подумал он – “Умиротворенные пейзажи природы, припорошенные легким туманом, в лучах рассветного солнца. Эта великая, истинная гармония, в любой момент может быть нарушена, неожиданно начавшимися залпами оружий, криками сотен людей, рвущихся убивать себе подобных.

Как человек может с легкостью отринуть всю эту красоту, придать ее пламени, уничтожить, ради своей победы глупой войне. Почему вместо простого созерцания, необходимо стрелять друг в друга. Неужели ценна победы, поставленная на кон, дороже, обыденной, но от этого ничуть не менее великой красоты. А ведь сражаются они в частности именно за нее, за эти земли. И в чем тогда прок, изничтожать их, прокапывая километры траншей, заливая ее кровью, ради того, чтобы в итоге, изуродованная человеком земля вошла в состав условных границ.”

“Вот что парадоксально”– Про себя отметил Никита – “Евгений, шел защищать отчизну, но сам же вместе с остальными, безжалостно уродует ее, как и все втянутые в конфликт стороны. И победителей здесь никогда не будет, ведь то за что сражаются солдаты, они сами же и изничтожают.

Мог бы бог, предположить, что его дети будут с такой легкостью расправляться с созданным для них же сокровищем. Будь он жив, наверняка бы не остался простым наблюдателем. Вмешался, переиграл все иначе, но точно бы не позволил случившемуся произойти. Никакой творец, не пожелал бы такого своему творению. Только вот бог мертв. Теперь никто не может остановить бессмысленную войну.»

Незаметно папироска дотлела до пальцев и обожгла грязные кончики, оставив жгучую боль. Никита выпустил ее из рук, а когда та достигла земли, потушил сапогом.

В палатке послышался шум. Из нее выбрался Кирилл с Кузьмой.

– Ты чего это ни свет не заря вскочил?

– Выспался. А вы чего проснулись, до подъема в роде как еще с пол часа?

– Нас офицер просил подойти к нему пораньше, какой-то разговор есть.

– О чем?

– Не сказал.

– Ну ладно, идите. Я пока пойду до кухни. Там всех подожду.

Глава 7

Солнце окончательно поднялось над горизонтом. Завтрак уже закончился, а два товарища, до сих пор не вернулись. Отряд отправился на позиции. Командование готовилось к внезапной атаке, хотя разведчики наверняка бы успели предупредить минимум за пару часов до наступления.

Кузьмич и Кирилл появились в окопах лишь ближе к полудню.

– Где это вас носило? – Обратился к ним Макар.

– Норыжкин вызывал, дал указания как действовать, когда начнется атака.

– Что тут обсуждать. Стреляй во врага, из окопа не ногой. – Весло вклинился Иван.

– А если немец до окопов доберется? Побежишь сломя голову? Так вот командир велел, нарыть перед окопом ям, пока есть время, чтоб врагу было сложнее подходить. Так что давайте вновь за лопаты и вперед.

– А ежели атака, нас постреляют как зайцев.

– Ты думаешь не заметишь, как целая армия подойдет? Нечего болтать вперед.

За два часа все было готово. Не сказать, что это сильно поможет, но врагу неприятностей доставит.

Закончив, пол отряда ушли на обед, остальные, в целях безопасности остались на линии.

Никита остался, дожидаясь своей очереди, в окопе. Земля под ногами наконец высохла, а накиданные в процессе работы наскоро сколоченные деревянные подстилки, значительно упрости передвижение в них. Только стены оставались слабым звеном. Даже будучи сухой, земля все равно периодически осыпалась. Вокруг было тихо и спокойно. Оставшиеся с ним товарищи, молчаливо ждали своей очереди.

Наконец со стороны лагеря началось оживление. По началу казалось, что возвращается смена. Но это было не так.

К окопам стекались солдаты, все без исключения, с оружием наготове. Можно было даже не спрашивать, все сразу стало ясно. Гансы на подходе.

Кирилл с остальными вернулись в окопы.

– Приготовится к бою, быть на позициях! – Звучным голосом заорал он на всю их часть окопа. Дальше в обе стороны, разнеслись голоса, с похожей командой, от других офицеров и старшин рот.

– Скоро будут? – Никита обратился к другу.

– В течении двух часов, по данным разведке. Но может чуть раньше.

– С артиллерией?

– Да.

Над окопами повисло напряжение. На протяжении нескольких километров, в тонкой полоске земли, сосредоточилась вся десятая русская армия, предвкушая грядущую битву. Они готовились к ней на протяжении трех дней, но страху безразличны такие мелочи.

Через одного, можно было услышать тихий шепот, возносящий молитву господу. Кто-то не останавливаясь курил, полностью уничтожая свой драгоценный запас табака. Каждый трижды проверил свое оружие, боясь, что в нужный момент, момент от которого зависит их жизнь, оно может подвести.

В таком мандраже прошли три часа. Немцы не много припозднились, но все же явились. Наступление началось.

Первыми, как полагается, ответила артиллерия. Пристрельные залпы, оглушительными взрывами разносили зеленое поле боя, по началу только его. Но совсем скоро снаряды начали достигать своих желанных целей, для той и другой стороны.

Из окопов стало видно врага. Немцы не собирались церемониться. Огромная масса людей бежала в атаку. Первые выстрелы взяли свое слово.

Залп. Пули устремились вперед, в сторону немцев, жадно ища случайную жертву. Первые «счастливчики» тяжело падали на землю. Крик раненных ворвался в мелодичную симфонию стрельбы. Но это ничуть не замедлило немцев. Они продолжили свою атаку, не сбавляя натиска, не замечая потерь.

Ответные залпы не заставили себя ждать, хотя в сущности были бесполезны. Все пули пролетали над окоп, лишь изредка поражая незадачливого зеваку, забывшего об осторожности.

Первая кровь пролилась, а сколько ее еще прольется в следующие часы битвы никто не знал.

Русские безжалостно расстреливали приближающиеся отряды врага. Только серьезного урона они нанести не могли. Слишком много немцев стремилось в их сторону. Инициатива в скором времени должна была перейти к примитивным штыкам. Никита со своими товарищами, готовился к этой поворотной точке.

Ямки, выкопанные перед боем, не много оттянули рукопашный бой, но ненадолго. Первые солдаты рейха полезли в окопы.

Один молодой немец, неожиданно возвысился над головой Никиты. Но быстро сориентировавшись, он штыком поразил врага в грудь. Штык вошел на всю длину и застрял в нем. Пришлось приложить огромное усилие, чтобы освободить свое оружие.

С права от него, в окоп прыгнули еще два прусака. Один тут же рухнул на доски, пораженный пулей Кирилла. Второй успел рубануть ближнего к нему солдата и так же, как и первый словил пулю.

С каждой минутой в окопе оказывалось все больше и больше немцев. Звуки стрельбы сменились на звон сабель и штыков.

Разобравшись с первым, на Никиту тут же набросился еще один. Он мощным ударом ноги, прикрытый телом первой жертвы, ототкнул его к противоположной стенке и с ревом бросился, выставив вперед ружье. Никита успел увернуться, выхватить нож из-за пояса и пырнуть противника в живот. Тот еще больше рассвирепел и хотел было обернуться, но еще один удар стал фатальным.

Не отойдя от отбитой атаки, сзади Никита словил удар в спину. Но обернуться он не успел. В окоп спрыгнул еще один ганс, прямо перед ним. Метким ударом, штык проскользнул по правому боку. Если б Никита немного не качнулся в сторону от удара, то наверняка бы штык пронзил его живот, но так лишь оставил царапину.

Воспользовавшись задержкой, Никита схватил левой рукой ствол, а правой вонзил нож в горло обидчику. На лицо брызнула кровь. Немец издал хлюпающие звуки и рухнул на стенку.

Обернувшись, Никита понял, что удар в спину был нанесен прикладом товарища, так же сражавшегося за его спиной.

В это мгновенье, в плече раздалась острая боль. Ружьё тут же выпало из руки. Чей-то выстрел задел его. Не успел он до конца этого осознать, как на него набросился очередной немец, с диким взглядом. В руках у него был нож. Здоровой рукой, в которой еще остался нож, Никита всадил его в брюхо, опередив врага на секунду. Тот заорал во всю глотку, хватаясь левой, дрожащей рукой за место, куда пришлось ранение. Жалости в окопах не место, Никита вдавил сталь поглубже, у прусака скосило ноги, а вскоре громкий ор окончательно затих.

Прикрываясь сраженным немцем как щитом, Никита выкрал драгоценные минуты и взглянул на рану. Плечо онемело. Он не мог сжать кулак. Оставаться в бою было самоубийством. Собрав всю оставшуюся волю он быстрым рывком выбрался из окопа и брякнулся на землю пластом. И тут на верху кипела битва, сотни ног мелькали то тут, то там. Никита пополз, беспомощно волоча раненную руку за собой.

Об него спотыкались, наступали на спину, но в сущности не обращали внимания. Солдаты были слишком увлечены боем, чтобы отвлечься на ползущего.

А Никита упорно продолжал движение, ему нужно было к лагерю, откуда он сможет хотя бы выцеливать врага из ружья. В ближнем бою он уже ничего не мог сделать.

Наконец ему удалось выползти из зоны битвы, на самый ее край, где была вторая линия, менее крепкой обороны, состоящей из быстро сколоченных баррикад. Тут орудовали санитары, вытаскивающие раненных из битвы. Никиту подобрали двое крепких ребят и оттащили в лагерь.

– Где рана?

– Плечо, не чувствую руки. – Сквозь боль выдавил Никита.

– Легкое ранение. До госпиталя доберешься сам.

– Нет! Дайте ружье, я буду помогать от сюда.

– Успокойся солдат, отвоевал свое сегодня. Пошли.

Санитары ринулись обратно в бой, вытаскивать других раненных. А Никита остался сидеть возле баррикады. Он попытался подняться, но жуткая боль не позволила. Так он наблюдал за всем происходящим, не в силах что-либо сделать.

На протяжении двух часов перед ним проносились раненные. Их были сотни молодых парней, мужчин, искалеченных боем. Они кричали, рыдали, на руках санитаров, а те не обращая внимания, тащили своих временных подопечных все дальше и дальше от кровавой резни, спасая драгоценные жизни.

Когда поток не много ослаб очередь дошла и до Никиты. Санитары помогли ему подняться и довели до лазарета, где он просидел еще несколько часов. В первую очередь врачи спасали тяжело раненных. Тем, кому повезло больше, оставалось лишь ждать своей очереди.

Полевые врачи метались от стола к столу, не в силах справиться со всеми. Они буквально зашивались. Ну а крики раненных не смолкали. Раздираемые ужасной болью, солдаты буквально умирали на операционных столах.

Это был ад, настоящий ад и Никита был в его эпицентре.

Глава 8

К вечеру врачи добрались до него. К этому времени битва была окончена. Немцы отошли, их мощи не хватило что бы взять линии укрепления.

Рана оказалась путейской. Врач извлек остатки пули и зашил пораженное место.

– Через два дня, снова сможешь полноценно пользоваться рукой.

– Спасибо доктор.

Никита наконец покинул лазарет и вернулся к своим товарищам.

– Смотрите, живой слава богу. – Закричал Евгений.

– Мы уж думали ты мертв.

– Живой. Отделался парочкой швов на руке. А где все остальные?

– Нет больше остальных, – Сказал Иван. – всего шестеро вернулись из боя.

Товарищи замолчали. Разговаривать об этом ни у кого не было сил. Они все сражались вместе, проливали кровь, некоторые из них видели, как погибают их друзья и ничего не могли с этим поделать. Ужасно, паршиво, но бывает ли на войне по другому? Люди гибнут ни за что, вдали от своей земли, в грязи, без малейших надежд на что-то светлое в этом беспросветном кошмаре – вот что такое война и она будет такой всегда. Не великой, не благородной, не правильной, она всегда будет грязной, мерзкой и бесполезной.

Никите хотелось кричать, кричать на весь мир от злобы и боли. Он презирал весь этот свет, всех людей, он презирал бога, сотворившего мир, он презирал себя. Глупая бессмысленная бойня, развязанная на потеху генералам и царям, что бы те потешили свое самовлюбленное эго победой, завоеванной сотнями жизней. Вот что произошло сегодня здесь. Тут упокоились тысячи солдат, но покою тут никогда не бывать!

Он сел рядом со своими друзьями, обвел их взглядом. Их осталось так мало. Разбитые судьбы, ждущие своей пули, вот кем стали некогда обыкновенный люди.

Их было шестеро, они сидели у костра под звездным небом, в поле изуродованным войной и думали об одном и том же. Все шестеро страдали, их переполнял гнев, им хотелось его выплеснуть, но все они молча смотрели в костер, мрачно осознавая свою беспомощность перед морщинистым лицом смерти.

Глава 9

Битва стала началом затяжной позиционки.  Немцы, не сумевшие взять оборонительные линии русских с наскока, продолжали свои атаки. Каждый день артиллерия нещадно расстреливала все живое до чего только могла дотянуться. Окопы, в начале представлявшие единую линию, превратились в разветвленную сеть. Некоторые части контролировали немцы, так что приходилось отодвигать линию назад. Рыть все новые и новые окопы. Они уже начинали походить на лабиринт, обитателями которых были лишь трупы и крысы.

Ежедневные сражения измотали обе армии, так что спустя две недели бесконечных самоубийственных атака, сформировалась линия фронта. Немцы окопались со своей стороны, боясь, что русские перейдут в контрнаступление. Так что теперь все поле было изрыто окопами и разбомблено артиллерийскими снарядами.

Солдаты теперь буквально жили в окопах, подобна своим соседям крысам, роя маленькие убежища, где они могли бы хоть не много поспать.

Дожди же лили постоянно. В некоторых местах вода стояла по колено, ее вычерпывали ведрами.

И такая картина была не только на северном направление. Все наступление встало. Буквально, на протяжении тысячи километров, образовались окопные траншеи. Ни одна из враждующих сторон не могла сдвинуться хоть на метр. Это удавалось лишь ценной огромных потерь, которые были не нужны ни тем ни другим.

Война начала обретать ранее не виданные очертания. Она фактически начинала превращаться в окопную. Битвы, разворачивавшиеся в начале военной кампании, переросли в мелкие стычки между двумя линиями, а редкие контрнаступления лишь изредка имели хоть какой-то эффект, да и их добычей являлись жалкие несколько метров перерытой земли.

И Никита был в эпицентре всего этого, вместе со своими выжившими товарищами. Бесконечные обстрелы артиллерия, не хватка сна, неожиданные атаки врага, сводили их с ума. Что бы сохранить рассудок и хоть как-то перебить вонь, идущую от них самих, солдаты постоянно курили. Запах дешевого табака, буквально впитался в землю. Но и это помогало лишь от части, да и найти табак стало проблемой.

В придачу ко всему, дела с поставками провизии и боеприпасов были катастрофически. Плохо налаженная система снабжения не справлялась с объёмом, и русская армия недополучала необходимых припасов, в отличие от немцев. Те питались как графья по сравнению с русскими солдатами. Как-то раз, в начале декабря, отряду, пришел приказ проникнуть на территорию врага и выкрасть провизию.

Так как их осталось всего шестеро, командование решила отправить Никиту с товарищами на самоубийственную миссию и у них не было выбора.

Дождавшись ночи, они вылезли из своего окопа, через нейтральную линию, где раньше была основная оборонительная линия, ползком добрались до немецких позиций. У них ничего не вышло часовые, заметили горе- Воров. Еле унесли ноги, но потеряли еще одного. Павла подстрелили, когда уже весь отряд был близок к своим позициям. Они даже не смогли забрать его тело.

Немцы не успокоились на одном убитом, бросились вдогонку, но не рассчитали. В этом месте промежуток между двумя оборонительными линиями был небольшой, завязалось очередное сражение, которое закончилось ничем.

Русское командование в итоге, за проваленную миссию, хотело окончательно расформировать отряд, а солдат, не выполнивших идиотский приказ, наказать. Их спас Норыжкин, всеми правдами и не правдами убеждавший чинов не совершать такую глупость. А это действительно была именно, что не наесть глупость. Настроения во всех отрядах было подавленное, медленно зрели бунты и поступать так с солдатами, отправленными от отчаяния на самоубийственную миссию, могло стать последней каплей для всех остальных. В итоге их оставили в покое.

С приходом настоящей зимы, ситуация лишь ухудшилась. Недоедающие, изможденные войска столкнулись с новым врагом- Холодом. От него спрятаться в открытых окопах было невозможно. Солдатам даже нельзя было разводить костры, единственное, что могло их согреть, потому что по дыму вражеские артиллеристы с легкостью определяли свою мишень.

1915 год не спешно сменил четырнадцатый.

Никита проснулся от жуткого холода. Все тело промерзло до костей. В окопные землянки горел маленький костерок, дым от которого стелился по земляному потолку. Толку от него было не много, промерзшая земля впитывала в себя все тепло, что от него шло.

Товарищи сидели около костерка. Никита поднялся со своего места и подсел к ним, протягивая руки к жару пламени.

– Долго я спал?

– Час, может два. – Ответил Кузьмич.

– Чертов холод.

– Выпей кипятку, как раз снег натопили, глядишь не много согреешься.

Кузьмич плеснул в жестяную кружку немного воды из чугунка и передал Никите.

Обхватив руками быстро нагревшуюся кружку, он почувствовал спасительное тепло. Руки чутка отогрелись.

– Кирилл на посту?

– Да, уже час стоит с Иваном, скоро смена.

– А кто следующий Женя?

– Вроде Макар, но он совсем плох. Ему лишний раз на холоде торчать ой как не кстати.

– Не просыпался?

– Нет, уж четвертый час в полусне ворочается.

– Паршиво, ладно я вместо него пойду.

Тряпочка, прикрывавшая вход в землянку, отдернулась. Яркие лучи зимнего солнца ворвались в полумрак, ослепляя всех.

– Все тут. – Спросил, зашедший во внутрь Норыжкин.

– Кирилл с Иваном на посту остальные здесь командир.

– Ну хорошо, потом ему передадите.

– Что случилось?

– Конец нам други мои. Разведка докладывает, враг стягивает большие силы сюда, говорят аж с западного фронта перекинули. Немец похоже собрался наступать всеми силами.

– Так уж который месяц наступают, сукины дети!

– Нет Кузьмич. В этот раз полномасштабное наступление. Две полные армии, а к нам уж сколько недель никакой подмоги. Похоже прорвутся гады!

– Командование не велит отступать? – Обратился к командиру Никита.

– Нет, приказ тот же, стоять до последнего.

– Бестолочи! Черт бы их побрал! Что толку, что мы тут сидим, все равно все наступление уж как два месяца встало, кого прикрываем то?

– Кузьмич! Не забывайся! Ты все-таки перед офицером!

– Извините, конечно, командир. Ну вы ж понимаете, что это я не про вас.

– Тише, Женя. Ничего Кузьмич. Командование все надеется, что дело сдвинется с мертвой точки.

– А как там вообще на юге то, а командир?

– Честно? Новости оттуда не лучше. Враг и там планирует наступление, а дела там ничем не лучше нашего подкрепления нет, с провизией плохо, разве что морозы не сильные, вот и вся разница.

– Это что же получается, нас тут и в хост и гриву немчура поганая гнать будет?

– Кузьмич, черт ты старый, офицерство уважай!

– Да успокойся ты Евгеша!

–тихо вы оба! – Повысив тон успокоил их Норыжкин.

– Что ты все заладил со своим офицерством! Уж сколько вместе воюем, побратались давно.

– Так, а как же без дисциплины? Без нее ж никуда.

– Разрешаю тебе отставить такую «дисциплину», по крайне мере пока. Тут глядишь скоро помрем. Да Кузьмич, дела плохи.

– Так и за что же мы тут насмерть стояли, чтоб просто смели нас? – Успокоившись и заметно расстроившись прошептал Кузьмич.

– За родину стояли и будем стоять. Шиш немцу. И раньше нападали, и количеством превосходили, ничего отбились и сейчас отобьемся!

– Твоими устами…

– Ты то хоть не юродствуй, Никита. Сколько здесь товарищей мы потеряли, все мы, сколько крови своей оставили? Нет уж братки, просто так не сдадимся.  Пущай нападают, не дрогнем!

– Хороший ты сын отечества! Прав, ты Евгений- Взял слово Норыжкин.– Хоть что, а действительно не возьмет немец землю эту. И пес с ними чинами, не ради них стоять будем, а ради бога, царя и отчизны. Хоть не зазря сгинем.

– Да и не сгинем. Бог мне свидетель, все живыми будем и врагу ничего не дадим! А ну Кузьмич доставай припасы, дрогнем перед боем.

– Ишь как раздухарился, немец то еще ровно сидит, а ты уж в бой собрался!

Все дружно рассмеялись. Редкое мгновенье, когда веселье смогло просочиться сквозь нерушимую стену бесконечных лишений, болезней и смертей. Но такова жизнь, даже в такие поистине трудные моменты, должны быть минутки чистого, неподдельного, хоть и короткого, счастья.

Кузьмич действительно достал свою флягу из закромов и немного плеснул каждому водки. Четверо вместе опрокинули кружки, после чего Норыжкин отправился дальше по окопам.

– Ну что ж, други мои. Раз такое дело в порядок чтоль привести себя, перед смертью то.

–тьфу те на языкКузьмич! Точно говорю, чуйка у меня, не погибнем мы здесь, ей богу! Вот увидите.

– Чуйка не чуйка, а здравомыслие никто не отменял. Что мы сделать-то сможем? Половину вон болезни скосили, как Макара, остальные измотанные, уставшие. Слышал командира, немцы свеженькие с фронта западного, отдохнувшие. Сметут нас и не заметят.

– Не веришь, сыч старый. А ты Никита что скажешь?

– Не знаю, да и гадать не хочу! Толку от этого. Пойду лучше Кирилла сменю, а то окончательно околеет там с Ванькой.

– Ты им скажи, что здесь их законные песят граммов ждут, для сугреву.

– Хорошо.

Водка действительно немного согрело тело. Никита вышел на улицу. Холодный воздух моментально ворвался в легкие, тяжелый кашель отозвался незамедлительно.

Откашлявшись, он направился к наблюдательному посту. Яркое солнце слепило, заставляя постоянно щурить глаза.

– Смена, Кирилл.

– Ох братец, вовремя ты! Я уж ноги перестал чувствовать.

– Ну и мороз. – Пожаловался Иван.

– Давайте в землянку, там водка стынет.

– Чего случилось?

–там же и расскажут.

– Не доброе?

– Когда здесь в последний раз хоть что-то доброе было?

– Правда твоя. Макар все?

– Нет, Норыжкин заходил, планами командования поделился.

– Ладно, удачи товарищ.

Кирилл с Иваном ушли, а Никита остался один.

Холодные ветры успокоились. Снег запорошил поле, скрыв раны, нанесенные природе за все три месяца нескончаемых боев. Если бы он не знал, что здесь творилась, то вполне бы принял поле битвы за обычный ничем не примечательный зимней пейзаж. Но увы, Никита прекрасно знал где он находиться и что ждет его в ближайшие несколько дней.

Он всматривался в позиции немцев, но никакого оживления не было. Тихое спокойствие воцарилось по обеим сторонам. Настораживающие спокойствие. Затишье перед готовой разразиться в любой момент бурей.

Грядущее сражение они точно проиграют. Солдаты действительно истощены, некоторые не способны стоять на ногах. Сдержать мощь двух армий наступающих единой мощью, удавалось ценной больших потерь в начале войны, а сейчас, побитая да больная десятая с поредевшими рядами, и подавно не сдюжит. Кузьмич прав, он, его товарищи, пожалуй, вот- Вот встреться с костлявой старухой.

Никита достал из закромов последний мешочек с махоркой. «Раз уж так все сложилось, то чего беречь,»– Подумал он-«уж лучше себе, чем врагу или червям». Неспешно скрутил самокрутку и смачно затянулся.

В конце концов, свое он пожил, да и на войну то пошел, решив судьбинушку свою. К этому рано или поздно, должно было прийти. Убеждал себя Никита. Но в глубине души он чувствовал, что внутри все изменилось. Да он сотворил ужасное, непоправимое, он был разбит, но здесь, где смерть буквально преследует тебя, здесь, где твои друзья гибнут каждый день, здесь где жизнь затухает, в нем она расцвела по новой. Ему хотелось жить, жить вопреки всему, что он натворил, нести этот груз, но все же жить.

Эта мысль была с ним и сердце и разуме, спрятанная под виной и болью, но все же она цвела и медленно прорастала, продираясь через преграды.

Лучи солнца упали ему на лицо, согревая впалые щеки. Тело согрелось. Он докурил папироску и бросил ее в сторону линии, разделяющей позиции двух армий.

А что если то предчувствие Евгения все же не обманывает? Вдруг им повезет, и они смогут пережить назревающую бойню? Может все же их время еще не настало? Хотелось бы что бы это было правдой.

После Никита уже ни о чем не думал. Бесконечные размышления до ужаса осточертели. Погода была воистину прекрасной и он, прямо посередине ада, наслаждался каждым мгновением, просто наблюдая за ходом жизни.

За все что он пережил, он заслужил хотя бы час благоговейного покоя.

Спустя отмеренный ему срок, на смену пришел солдат из другого отряда. Никита передал пост и отправился обратно в землянку к своим друзьям.

В ней пятеро сидели за столом, даже Макар, немного оклемавшейся. В комнатке заметно потеплело, видимо солнце и костер прогрели холодную почву. Товарищи играли в карты. На них не было следа грусти. Новость, судя по всему, они приняли подобно Никите и просто наслаждались, возможно, последними деньками жизни. Хотя Евгений упорно продолжал настаивать на верности своего предчувствия.

Пожалуй, этот день стал единственным исключением, исключением, подтверждающим ужасы войны, ведь только выжив в нескончаемой мясорубке, можно по-настоящему насладиться спокойным днем.

Но день, как и все на свете, был обречен закончиться. Над миром плавно нависала ночь, погружая во тьму замерзшее поле боя. А как известно любому генералу, маршалу, да и простому солдату, хочешь застигнуть врага врасплох, то ночь станет твоим союзником.

Глава 10

Стояла глубокая ночь. Никита, Кирилл, Кузьмич, Иван и Макар спали в землянке, пока Евгений был на посту. Скоро его должен был сменить Кузьмич. Тот уже начал просыпаться, но старался собираться по тише, да бы не разбудить своих товарищей. И вот шторка немного отворилась, внутрь вошел Женя, запустив мороз во внутрь.

Вдруг разразились громкие звуки взрывов. Землянку сотрясло, все вскочили.

– Какого черта! Закричал Кирилл.

– Немцы видать начали атаку. Живо в окоп!

Товарищи, быстро собравшись, рванулись из своего жилища, на защиту позиций.

Никита, оказавшись на улице, поднял голову к небу и увидел сотни снарядов, летящих нескончаемым потоком прямо им на головы. Русская артиллерия молчала.

– На позиции, быстро! Приготовиться к обороне.

Тысячи солдат за несколько минут высыпались на оборонительные позиции. Офицеры кричали и гнали всех в окопы.

– Держаться, не дайте врагу пройти, во чтобы то не стало!

Никита занял свое место, немного высунувшись из окопа, подставил ружье и прицелился.

На горизонте замаячили редкие огоньки, шум приближающегося врага с каждой минутой становился все четче и четче, хотя за взрывами снарядов, его было не так просто расслышать.

Когда наконец врага стало возможно рассмотреть, Никита ужаснулся. Немцев было бесконечное множество. До этого он еще никогда не видел такую большую армию.

Не дожидаясь, когда враг приблизится, русские открыли огонь. Стреляли без команды, по готовности. Но что толку? В такой темноте, освещаемой лишь огоньками вражеских снарядов, нормально прицелиться было невозможно. Стреляли скорее на удачу.

В двадцати метрах от Никиты раздался сильный взрыв. Снаряд угодил прямо в окоп. Первые раненные, их крики и мольбы о помощи стали предвестниками неминуемого сражения.

Немцы ответили залпом на залп. Незнакомый солдат, стоящий через одного от Никиты, рухнул на пол окопа. Офицеры скомандовали штыки.

Воины незамедлительно достали штык – ножи из ножен и пристроили их дулу своих ружей.

Выставленное вперед острие был готово безжалостно вонзиться в плоть врага.

Гансы преодолели нейтральную линию огня и повалили всей своей массы в русские углубления. В большинстве мест завязалась рукопашная схватка, вести огонь в таких условиях попросту было невозможно.

Никита, уже не раз участвовавший в таких сражениях, ловкими и быстрыми движениями поражал врага. Еще на подходе, он снизу продырявил штыком прыгающего в окоп прусака. Следующего он прикончил тут же, тот неудачно приземлился, чем и воспользовался Никита. Но вот третий успел прикладом врезать ему по голове. Никита остался в сознание, хоть и почувствовал, как из места удара хлынула горячая кровь. Его спас Кузьмич, оказавшийся рядом, пронзил немца на сквозь со спины. Правда помочь подняться на ноги не смог, другой ганс накинулся уже на него.

Поднявшись на ноги, Никита успел лишь вздохнуть, как сразу же на него обрушился сильный удар кулака по руке. Не растерявшись, он быстрым движением развернулся на месте в сторону откуда пришелся удар и не глядя воткнул спасительный нож во врага. Угодил прямо в сердце.

Заслышались приказы офицеров отступать.

Русские солдаты, готовые стоять до конца, не много опешили услышав такие распоряжения своих командиров, но все-таки начали вырываться из окопного боя.

Никита пытался быть рядом с Кузьмичом. Так два друга прикрывали друг дружку. Когда приказ дошел и до них, то те аккуратно ретируясь двинулись на более свободный участок, где можно было бы безопаснее всего выбраться из окопа.

Путь им перегородили три немца. Потихоньку эта часть переходила под контроль врага, так что русских здесь оставалось все меньше и меньше. Эти трое ринулись, выставив вперед ружья, но не успели и ступить и трех шагов, как повалились вниз. Их расстреляли со спины женя, Иван и Кирилл.

Двое товарищей подбежали к друзьям и быстро поблагодарив взобрались по холодной стене окопа.

– Отступаем? – Обратился Никита к Кириллу, во время минутной паузы.

– Нет, мы видели Норыжкина. Приказ отойти назад, я не знаю зачем остальные кричат отступать.

– Тогда куда теперь?

– На вторую линию, здесь мы уже ничего не удержим.

Пятеро отходя спиной, отстреливали врага, направились ко второй линии обороны. Она представляла собой земляную насыпь. Считалось если дело дойдет до нее, то позицию можно считать сданной.

Оказавшись за валом, с десятком таких же бойцов, русские приготовились держать оборону здесь.

В окопах сражение продолжалось еще с пятнадцать минут, после немцы взяли их под полный контроль, по крайне мере на этом участке. Они вновь сгруппировались и направились в атаку на вторую линию.

Внезапно возникшей за спиной Норыжкин, во все горло закричал огонь. Единственный общей залп, положил немало немцев, но этого все ровно было недостаточно. Рукопашный бой разразился с новой силой, но в более свободных условиях. Немцы нещадно напирали. На одного русского приходилось четверо, а то и пятеро германских солдат.

Никита со своими товарищами продолжали держаться в месте, не отходя далеко. Каждый прикрывал другого, но силы медленно уходили. Только дичайший адреналин и жажда жизни поддерживали до смерти уставших солдат.

На второй линии они смогли продержаться еще двадцать минут. Русские держались героически, расплачиваясь за каждый метр земли кровью десятков немцев. Никита за это время успел сразить шестерых, но при этом сам получил ранение в ногу, немецкий штык прошелся чуть выше колена, но не вонзился, а лишь поцарапал ногу. Шальная пуля угодила в уже ранее раненное плечо, практически в то же время, но на этот раз бежать ему было некуда и он, превозмогая боль, не выпустил свое оружие из рук.

Ситуация была критична, в течении полу часа русских сметут примитивнейшим количеством, битва была уже проиграна. Командованию пришлось командовать отступление, иначе от десятой армии не осталось бы ни единого солдата.

По строю вновь пронесся приказ отступать, но на сей раз он означало бегство.

Никита со своими товарищами начали постепенно отходить и только через двадцать метров, от земляного вала пустились в бег. Они были не одни, за ними следом бежали десятки выживших солдат десятой армии. Линия фронта была прорвана, немцы одержали победу в трёхмесячном окопном противостояние.

Глава 11

Солдаты бежали до утра. Измученные, раненные они не останавливались бежали по лютому морозу, не оглядываясь. Немцы бросили на преследование малые силы, а через два километра и вовсе остановились.

Никита еле тащился по снегу со своей раненной ногой. Измученная армия остановилась лишь когда совсем расцвело и за спиной не слышались звуки погони.

Окровавленные солдаты падали на холодный снег, не способные идти дальше. Люди изнывали от усталости и ран. Офицеры ничего не могли поделать. Поднять бойцов было не в их силах, да и сами они так же устали. Был объявлен сорокаминутный перевал.

– И что нам теперь делать командир? – Подавленный, спросил Евгений у Норыжкина.

– Командование хочет отойти к Ковно или Осовцу. Там уже решится, как быть дальше.

– Мы не сможем дойти до туда, слишком далеко, у нас каждый второй раненный и нет припасов. – Включился в разговор Кузьмич.

– Надо, у нас нет другого выбора. Там есть гарнизон, подкрепление. Если немцы продолжат наступление, то только там у нас есть шанс все исправить, не допустить их прорыва в Россию. Мы обязаны добраться туда и заново дать отпор этим чертовым паскудникам! И мы это сделаем чего бы то не стоило. Слишком много крови пролилось сегодня, и я обещаю она не будет черт побери пролета напрасно.

Норыжкин сорвался. Он больше не мог сохранять привычную сдержанность и холоднокровие. Впервые пятеро товарищей увидели его таким.

Когда Норыжкин смолк, никто не осмелился заговорить.

Молчаливые взгляды пятерых сосредоточились на своем командире. То, что он сказал, в это до боли хотелось верить, но все они были там, на поле боя видели все сами не только сегодня, а на протяжении трех долгих месяцев. Сам факт того, что они были живы, это всего лишь случайность, удача. Благодаря героическим усилиям их самих и их братьев по оружию, десятая армия, хоть и очень поредевшая, смогла выжить. Но эти израненные измотанные осколки уже не способные противопоставить, опьянённой победой немецкой армии, ничего.

Таков расклад сил. Кирилл, Кузьмич, Иван, Никита, Макар даже Евгений понимали это.

Норыжкин, уловивший сочувственный взор подчиненных, не в силах более произнести ни слова, поднялся с заметенной снегом земли и ушел.

Остальные так и остались сидеть, погруженные каждый в свои тяжелые мысли.

Слова тут были бы излишне. Они через слишком многое прошли и понимали друг друга слишком хорошо.

Никите хотелось взвыть. От усталости ломило все тело, свежие раны донимали болью, холод постепенно подмораживал остывающее тело. Три долгих месяца, три месяца ежедневных бессмысленных боев, бессмысленных смертей, ради того, чтобы за один несчастный день все потерять.

Неожиданно Кузьмич достал сверток из залитого кровью тулупа. Тряпочка окрасилась в характерный багровый цвет. Он не спеша развернул ее и положил в середину круга, достал свою трубку, взял горсточку табака с развернутого свертка.

– Огниво есть у кого?

Евгений достал кремень из кармана, протянул Кузьмич. Тот быстрым движением ударил камешком по кремню над трубкой и высек желанную искру. Быстро сунул трубку в рот, раскуривая табачный дым.

Кузьмич сделал первый затяг, вдохнув, а затем выдохнув горький табак из легких. Насладившись, он передал трубку Евгению, тот затянулся и передал дальше по кругу.

– Как жжешь ты умудрился и табак, и трубку спасти? – Спросил Макар.

– Знаешь, перед боем положил по памяти в карманы, думал не брать, что толку все равно помру, но рука сама кинула. И вот в бою, когда на вал отошли, немец со штыком вперед на меня полез, чудом гада прибил. Тот уже мертвый на меня повалился всего кровью вымазал, да с собой на землю уволок. Тут то думаю всё, не поднимусь уже больше, либо затопчут, либо прибьют. А рука как раз у кармана была и нечаянно через одежду трубку ею нащупал, так еще удивился про себя, откуда это она там, вродеж в землянке оставил. И тут мне мысль пришла, что черт подери, может я для себя в голове то и решил, что помру, но бог то еще свое слово не сказал. Может он мне руку то и направил, чтоб трубку в карман положил, может выжить я все-таки должен. Приподнимаю голову, а Норыжкин совсем рядом, я руку тяну, он заметил и помог. Ей богу, спас, сам бы уже не встал, сил совсем не было. А на ногах как оказался, твердо решил, ну уж нет, выживу я сегодня, чего бы там не было, выживу! И пока бежали всю дорогу руку из кармана с трубкой не вытаскивал, будто прилип, а она мне силы давала, без нее бы сгинул наверняка.

– Эх Кузьмич, видать действительно выжить должны были. Не подвела меня чуйка! – Сказал Евгений.

У пятерых появилась улыбка. В этот момент общей скорби, в памяти у всех вспомнились вчерашние слова Евгения, как он про свое чувство говорил. А ведь действительно выжили, вопреки всему выжили! Они смотрели в лицо смерти, дышали с ней одним воздухом и в любой момент могли стать ее добычей. Смирившиеся со своей участью, простые солдаты, смогли избежать предначертанную им судьбой неотвратимую встречу. И ценой этого стали тысячи их братьев по оружию, которые отдали свои жизни защищая друг друга. Только благодаря им, их героизму десятки таких же храбрых солдат остались в живых.

– Подъем! Дальше идем. – Заслышались приказы.

И вновь остатки десятой армии поднялись с холодного снега на уставшие ноги. Им, изможденным, предстояло еще не мало пройти за сегодня, но они пройдут во имя тех товарищей, что навсегда остались в этих полях, во имя своего героического подвига, который они сотворили, они пройдут этот путь ради самой жизни, которую им удалось выкрасть из лап смерти.

Глава 12

В течении следующих двух дней, подгоняемая командами офицеров, десятая отступала к линии Осовец- Ковно. Немцы бросили преследование, что было весьма нехарактерно для всегда точных и педантичных солдат рейха. Командование это тревожило. Если гансы предпочтут сосредоточить силы в центральном направление, а не наступать дальше, то война для России может быть проиграна. Но эти заботы не слишком сочетались с реальностью. Что толку от этих бессмысленных тревог, когда все что осталось от вашей армии горстка израненных, замученных дорогой солдат, не способных никак изменить положение дел.

Реальность была такова: остатки десятый должны были добраться до следующей, предполагаемой, линии обороны и попытаться там вновь организовать сопротивление.

В течение двух дней Никита, как и все солдаты, спал всего часов восемь от силы. Длинная дорога казалось неопределимой бесконечностью, которую они никогда не пройдут. Тяжело раненные медленно и мучительно умирали прямо на руках своих изможденных товарищей. Хоронить их не было времени, так что за десятой буквально оставался след из трупов.

Ситуацию усугубляли сильные морозы, температура порой опускалась до двадцати семи, а то и тридцати градусов, метели не переставали засыпать снегом редкие группки русских солдат.

Легкие ранения постепенно становились тяжелой ношей. У Никиты воспалились полученные раны, они начали гноиться. Большую часть дороги он прибывал в лихорадочном бреду и только при помощи своих товарищей, умудрялся идти.

По правде, никто уже и не надеялся добраться до пункта назначения живым: нехватка припасов и провианта, холода, увечья, ранения и усталость. Казалось с такими условиями просто невозможно выжить. Но благодаря своему мужеству, отваге, везению жалкие остатки смогли добраться до новой линии фронта, где в скором времени предполагалось продолжение той беспощадной битвы.

Первыми их встретили часовые. Именно они помогли ослабшим и обессиленным войнам добраться до лагеря, что расположился в окрестностях Прасныша. Здесь впервые за три дня пути они наконец смогли получить столь необходимый отдых.

Никита же был отправлен в госпиталь. Лихорадка окончательно сломила его, но местным врачам удалось вывести заразу и избавиться от гноя. К следующему утру он уже пришел в сознание.

Никита лежал на своей койке, укутанный в теплые одеяла, от которых разило потом и кровью. В палатке госпиталя было ужасно холодно. Остатки болезни еще терзали измученное тело, но чувствовал он себя гораздо лучше, в физическом плане.

Он лежал и вспоминал три бесконечных месяца обороны, вспоминал битву и отступление. Он не мог думать ни о чем другом. Перед глазами стояла белая пурга, сопровождавшая их всю дорогу, в ушах звенел скрежет металла и выстрелов. Никита с потерянным, бессмысленным взглядом дырявил тканевый потолок.

И вдруг раздался знакомый голос. Крепкие руки обхватили его за плечо и перед глазами появились знакомые лица.

– Смотрите- ка, дышит и глаза открытые!

Никита оторопел, шум в ушах неожиданно притих, разум не много прояснился.

– Эй Никита, скажи хоть слово. Давай очнись, паскудник этакий!

– Это вы? – Слабым и тихим голосом, Никита обратился к товарищам.

– Да мы, родимые! Сильно ты нас напугал!

– Тихо парни. Не спешите, слышали же доктора, у него там какой-то шок.

Никита сумел сконцентрировать зрение на лицах и наконец различил лица своих друзей.

– Что случилось?

– Ничего не помнишь?

– Нет Кирилл. Только помню, как пробирались сквозь снег.

– Ты залихорадил, на ногах устоять не мог. Мы тебя на себе тащили. Еще бы немного и помер. Слава богу успели добраться до лагеря. Фортовый ты брат! – Сказал Евгений.

– Мы уже на новом рубеже?

– Да, мы под Праснышом. Ты после операции чуть ли не день мертвым пролежал.

– Черт побери. Прусаки еще не напали? Мне нужно встать, помогите.

–тише! Ты еще слишком слаб, чтобы встать. Врач сказал тебе до вечера хотя бы полежать, а немца еще даже не видать не переживай.

– Как же так меня болезнь сломила?

– Раны загноились. Прям черным кровь шла. Ей богу думали не доживешь, а нет, выдержал!

– А где Кузьма, Ваня и Макар?

– Спят еще, они со своими ранами намучились, но у них не все так плохо как у тебя. Хочешь воды?

– Да, очень.

Никита окончательно вышел из странного, непонятного для самого себя состояния. Евгений взял откуда-то ковшик и зачерпнул из бочки воды. Никита приподнял голову, Женя прижал ковш к губам, и холодная влага устремилась в горло.

Никита жадно выхлебал первый ковш, Евгений дал еще. Ужасная сухость, которую он еще несколько мгновений назад не чувствовал, сдавливала горло. Только напившись и откашливавшись, он смог вновь заговорить.

– Знаете, пока вы не пришли, я был словно мертв. Перед глазами стояли окопы, битва и заснеженная дорога. Это просто шло по кругу.

– Это из-за утомления и болезни. Врач сказал, что здесь такое у каждого третьего. Шок или как-то это называется. Я честно сказать его умных выражений не совсем то и понимаю. – Сказал Евгений.

– Наверное он прав, но это очень странное состояние, я как будто умер.

– Ничего подобного. Ты жив, как и мы, а это главное! Все что ты сказал скоро пройдет. – Ответил Кирилл. – Раны у тебя не серьезные глядишь к вечеру или к завтрашнему утру будешь уже на ногах!

– А вы сами как?

– Хорошо. Мы проспали с день, в баню нас отвели и накормили. Здесь с провизией дела куда лучше, чем у нас были.

– Да и оборона посолидней, честно признаться. – Вклинился Евгений- Окопы что надо, укрепленные с блиндажами. Подкрепление прибыло, так что здесь уж мы прорыва точно не допустим!

– Хорошо. Спасибо вам за все.

– Не за что брат. Ты бы поступил так же, да и по- Другому на войне никак. Ну отдыхай, поспи. Тебе нужно восстановить силы, а мы пойдем, нам еще Норыжкина найти надо.

– Зачем?

– Мы его еще не видели после того, как зашли в лагерь. Нужно узнать о дальнейших приказах.

– Ладно, идите.

Двое друзей покинули палатку, а Никита спустя несколько минут погрузился в тяжелый сон.

Глава 13

На следующий день болезнь окончательно отступила. Он смог встать на ноги, выпрямить спину. Свежие, зашитые шрамы еще болели, но такая мелочь его не смущала.

В госпитале выдали новый комплект формы, еще не пропитанный потом, и отправили в баню. В первые за три месяца он мог по- Настоящему помыться, смыть с себя всю окопную грязь, отпарить тело от застывшего на нем пота.

После помывки, Никита вернулся к своим товарищам, не без труда найдя их в огромном лагере.

– Ну здравствуйте мои спасители!

– Быстро ты оклемался. Кирилл сказал, что тебя точно еще продержат несколько дней.

– Что ты брешешь? Не слушай старого прохвоста. Кузьмич видать больно хорошо отоспался и вновь вернулась его ехидность.

– Ну оно и хорошо. Наконец дух перевести хоть не много можем.

–твоя правда.

– А откуда так солдатиков много взялось? Подкрепление никак подошло?

– Подошло. Оказывается, совсем маленько не продержались. Вся эта орава к нам на подмогу шла, да буквально на четыре дня опоздали. Поэтому то нас немец не преследовал, а мы всю дорогу удивлялись.

– Успели бы глядишь там бы вражину и сдержали, а может и вовсе столько наших за зря не полегло.

– От чего же зазря, а Иван?

– Скажи ему Кирилл.

– Слушай Никита. Помнишь мы вчера Норыжкина искали? Так вот нашли на свою голову. Он будто сам не свой после отступления. Даже дух не перевел, все в главной ставке торчал, оказывается. Нашли мы значится его и получили приказ- Готовиться к наступлению.

– Как это? К какому наступлению? Мы еле спаслись, практически вся десятая там осталась, так еще и позиции все немец прибрал и облюбовал.

– Командование требует. Ничего не поделаешь.

– А чем наступать то? Подмога конечно хорошо, но мы таким количеством дай бог эту территорию удержим, а против двух немецких переть, нас же разобьют в пух и прах.

– Это еще что? – Вновь вмешался Иван.– Немцы еще и сами в наступление идут, глядишь скоро до сюда доберутся, а нас им навстречу отправляют, с молодыми.

– Все подкрепление из новобранцев набрано?

– Все зеленые, пороха не нюхавшие. Вот тебе и дела.

– И когда выступать велено?

– Через два дня. – Ответил Кирилл.

–только из огня, да к сразу в полымя. – Вставил свои пять копеек Кузьмич.

– А если враги так близко, то мы вообще успеем сняться?

– Нет конечно! Чертовы генералы, живут в своих сновидениях и ничего кроме них не видят. Попомните мои слова, ни в какое наступление мы даже выйти не успеем. Зажмут нас здесь и опять на месяца в окопы засядем, если вообще за один бой нас не перебьют.

– Брось ты Иван! С нами не только эта подмога. Вроде еще первая и двенадцатая к нам идут.

–толку то? Сам же сражался, все сам видел, как немцы нас смяли. А эти две армии то же прямиком из боев, поредевшие. Слышал я как они там, в центре тоже еле штандарты сохранили. Да и у немцев солдаты только прибывают.

– Все настолько плохо?

– По правде, скорее да, чем нет. – Начал мрачно Евгений- Слухи конечно, но скорее всего правдивые. У немцев с запада огромные силы перебрасываются, к тем что нас разбили еще армия точно подойдёт. А наши до нельзя измотанные. Передышка дело конечно хорошее, но коль их такая орава собирается… Видимо здесь снова и засядем, да только еще всеми правдами и неправдами нас вперед гнать офицеры будут. Ставке кровь из носу нужно позицию вернуть, что б весь план изначальный работал.

– Значит снова в бой. – Никита тяжело опустился на хлипкую деревянную табуретку. – Есть у кого курево?

Кирилл достал сверточек и забил трубку табаком, прикурил и подал Никите.

– Видать не выиграем мы эту войну.

– Ты Евгеша не будь ребёнком. Конечно не выиграем, хоть бы в живых остаться.

– Брось ты Иван смуту наводить! И без тебя тошно.

– Ну а что Кирилл? Тут уж ничего не попишешь. Сам же все знаешь. Наступление полностью провалилась, север отдали, так теперь здесь повязнем.

В палатку вошел Норыжкин. Выглядел он действительно худо, даже Никита со своими ранами на его фоне смотрелся живее.

– Приветствую Никита, рад что выкарабкался.

– Спасибо.

– Не за что. Слушайте, я к вам с новым приказом. Наступление пока отменяется!

– Чего же это? – С тайной ехидной поинтересовался Иван.

– Велено дождаться подкрепление. Первая и двенадцатая до нас доберутся лишь через неделю. Когда объединимся тогда и выступим.

– А что там немцы?

– Вижу тебя уже ввели в курс дела, да Никита? Так вот, еще раз озвучу для всех, по данным разведки враг остался на завоеванных позициях. Ясно?

– Так точно!

– Вот и славно, пока отдыхайте.

Офицер, донеся до своих подчиненных информацию, покинул расположение солдат.

– Брехня это. Разведчики сами рассказывают, что в дне пути от нас сукины дети!

– А от чего же им врать?

– Говорю же. Кровь из носу командованию надо позиции вернуть, не хотят дух солдат деморализовать, перед своим сказочным наступлением. А вот что они будут говорить, когда немец на завтра или послезавтра обстреливать нас начнет, мне интересно их байки послушать будет.

– Ладно, хватит трындеть. Не наше это дело, приказы обсуждать. Мы солдаты и должны выполнять свой долг!

– Ишь как заговорил Кирилл. А в начале я от тебя таких речей не припомню.

– Успокойся Иван.

– А ты не успокаивай меня Женька. Ты то у нас патриот давно известный, но даже ты уж заметить должен был, что генеральщина эта поганая нас всех в могилу сведет.

–тише, еще услышат под трибунал отправят, дурак.

– Не услышат. Они нас за людей не держат и слушать нас не желают. Думают самые умные, стратеги чертовы. Да только все псу под хвост. Мы гибнем как собаки в грязи, а враг даже еще не все силы на нас бросил.

– Прекрати, иначе по зубам получишь!

– А ты попробуй, давай ударь.

– Нет Евгений, не смей.

Кирилл приблизился к Ивану, впился злобным взглядом в его слегка побагровевшее лицо.

– Ты забыл, что я все это время рядом был, сам все видел, как наши умирают, сам вместе со всеми голодал и в грязи этой сидел!

– Но видать плохо по сторонам смотрел.

– Ни черта подобного. Я знаю все то же что и ты, но вот одно ты Ваня забываешь. Мы тут не за генералов сражаемся, а за страну, за родных своих.

– Если бы мы за страну, да родню сражались. Эти самые генералы с царем, которые по-твоему тут неприём, нас в войну втянули, а нам и так хорошо жилось, со всеми в мире хоть с австрияком, хоть с немцем. Из-за них мы тут жизни отдаем, по их вине, по их думам скверным. Ты ж социалист, да и вон Никита то же, по крайне мере был. Сами понимать должны, но почему-то не хотите этого признавать. Не было бы этого, если б одним господам в задницу не стрельнуло с французом спеться и под их наветы убаюкивающие, народ свой на бойню отправлять, по их хотению.

– Заткнитесь оба. Что вы бестолку воздух сотрясаете? У каждого своя правда, только что от этого изменится? Побежишь чтоль Иван, а? – Взорвался Никита.

– Нет- Крикнул он.

– Ну и все, другого выбора у тебя тогда нет! Правда твоя, мы через столько прошли и пройдем еще. Так что нечего собачиться за зря.

Кирилл отошел от Ивана и сел на то место, где сидел. Иван то же не много остыл.

– Иди на воздух, успокойся, покури. Мы все на взводе. Уж больно много на нашу долю выпало, но если сейчас раздеремся, то уж в ближайшем бою по одиночке точно не выживем. Нам всем вместе держаться надо, друг другу спину прикрывать. Только так домой вернемся.

– Истину глаголет. Не зря сквозь метель тащили.

Шуточка Кузьмы вызвала улыбку. Наконец все расслабились.

– А верно говорит, паршивец. Без вас бы и в прямь уже глядишь мое тело черви жрали.

– Да и без тебя бы Иван мы не выжили. Козел ты, но то как спас меня в окопе я во век не забуду- Сказал Евгений.

– Извините, меня братцы. Действительно нечего на вас было орать бестолку.

– Да и мы уж больно погорячились, то же нас прости. – Взял слово Евгений.

– Давайте еще как бабы теперь разрыдаемся.

– Вот тебе Кузьмич по рогам настучать не помешало бы, за язык твой без костей.

Но такая дружеская угроза лишь еще раз рассмешила пятерых солдат.

– Ну вот и славно. Пошлите- Ка вы мне покажете, где тут еду дают, а то я с госпиталя ни крохи во рту не держал.

– Ну пошли, Никита, покажем, как раз дело к обеду идет.

Все кроме Кузьмича, решившего еще часик подремать в тишине, покинули палатку и отправились к кухне.

Хоть ссору удалось успокоить, но слова Ивана запали в душу и Кириллу и Никите и Кузьмичу. Один Евгений сохранял свой патриотический настрой.

Война действительно приобретало критическое положение. Солдаты по всему фронту начали понимать, что эта война, не похожа на остальные и победа в ней с каждым днем становилась все больше похожа на быль. Месячные сидения в окопах могли растянуться на годы, а прорывы на участках фронта будто бы становились редкими исключениями, подтверждающими правило.

 Никита шел на войну, будучи приговоренным сами с собой на смерть, но жизнь оказалась сильнее. Он хотел выжить и видел, что все изменилось. Привычные описания сражений и тактик, о которых с детства слышали, хоть краем уха, все мальчишки и росшие с их образом в головах, изменились. На место славным сражениям старины пришли затяжные бои за клочки земли, той огромной ценой за которой армии расплачивались сотнями и тысячами жизней простых солдат.

И понимая это, поминая о совершенным им убийстве бога, Никита ужасался, что начавшаяся война, развязанная, как он думал из-за него, прошла причудливую метаморфозу, сделавшую из и без того ужасного явления, настоящим адом, рискующем стать бесконечным и всеобъемлющем в масштабах человеческой жизни.

Спокойствие, как и предполагалось, продлилось недолго. К ночи немцы добрались всей своей «ордой» до новой оборонительной линии, которую они жаждали взять так же, как и предыдущую.

По новой военной классике, раздались первые артиллерийские выстрелы, глашатаи неминуемого сражения. Но их страшная песнь продлилась не долго. Опьяненный долгожданной победой, уверенные в своем численном и физическом превосходстве, Гансы обрушились на новые, но отчасти такие знакомы оборонительные позиции русских.

Вот только взять окопы с наскока не получилось.

Никита, как и все солдаты был на месте, готовый дать отпор недругу. Его товарищи, уже по обыкновению, стояли рядом, отринув окончательно все дневные распри, сосредоточив всю ненависть на наступающем враге. Первый залп, кровь, дым, запах пороха, ударивший в ноздри, перезарядка.

Ужасно обыденная, отточенная до идеала схема, повторилась несколько раз, позволив смерти прибрать бедные души солдат к своим костяным рукам.

Закаленные в бою солдаты уже просто не могли воспринять и вновь осмыслить, такой отстраненный ритуал. Те новички, только недавно прибывшие в расположение, стоявшие рядом со своими более опытными братьями, еще не прошли через неминуемое крещение. Они боялись, ошибались, в моменты перезарядок путались, но никто им помочь, кроме их самих, не мог. Ветераны хорошо знали цену, которой они могут поплатиться за быструю помощь. Все что было в силах более опытных, обожженных боем солдат, своим хриплым голосом выкрикнуть совет, но под шумом боя он наверняка не будет услышан.

Именно такой юнец, выбрал свою позицию, прямиком между Никитой и Кириллом. За три долгих месяца они отвыкли от неопытности сослуживцев. Забыли, что значит суетиться, паниковать в столь важный момент.

Кирилл пытался докричаться до парня, но он так и не услышал. Юнец расплатился жизнью, славив шальную пулю прямо в щеку. На его место тут же, из второго ряда, расположившегося в более широком окопе, встал еще один смертник.

Бесконечная вереница жизней на войне!

Меж тем немцы подошли в плотную к укреплениям, но из-за более качественно сделанного окопа, прыгнуть вниз, в гущу рукопашной битвы, к которой товарищи привыкли на прошлом рубеже, не получится.

Легкая стенка- насыпь, обсыпанная штыками, стала серьезным препятствием и неожиданностью для самоуверенного врага. Но в конечном итоге, это не задержало их на долго. Когда гансы в больших количествах стянулись к стенке, то малочисленным русским, уже не удавалось держать их и бой вновь перешел в опасную рукопашную. Вот только свободы на этот раз было побольше. Широкий окоп позволил завязаться настоящему сражению, где у русских вновь оказалось преимущество.

Прусаки из-за стен не могли всей своей массой быстро спускаться в окоп. Так, разделяя силы рейха, солдаты десятой постепенно вырезали, поступающих маленькими партиями, врагов, не неся при этом особых потерь.

В конечном счёте прусаки вынужденно отступили, осознав бессмысленность столь самонадеянной атаки. Но это было лишь первое выигранное сражение, в битве, рискующей вновь превратиться в долгое окопное противостояние.

Даже несмотря на потери, гансы по-прежнему оставались в превосходящем большинстве. Русским удалось отбить атаку лишь благодаря хорошо выстроенной оборонительной линии, но повторись такие, более спланированные наскоки еще несколько раз и без собственного подкрепления, позиции вновь будут сданы.

После тяжелой победы, такие мысли могли посетить только генералов. Простым солдатом, особенно прошедшим свое боевое крещение, нужен был простой покой.

Никита с товарищами, выдержав очередное сражение и выйдя из него победителями, абсолютно вымотанные, отправились к своим новым блиндажам, где смогут перевести дух.

Радости, однако, очередная выигранная битва или чувство удовлетворения им не принесла. Суровый и самый важный факт заключался в единственном, что здесь до сих пор ценили солдаты- Они были живы. Сегодня, сейчас или пока, но они были живы!

Глава 14

На следующий день атака вновь повторилась, и вновь героически русская армия ее отбила. После этого немцы прекратили попытки быстрого захвата позиций. Началась очередная томительная позиционка, затянувшаяся на двадцать дней.

Все это время Никита со своими товарищами, в рядах десятой, ежедневно проливали кровь, защищая свой клочок убитой земли.

Однажды, во время редкой передышки, в холодном блиндаже, Евгений, повидавшей за время войны столько ужасных и противных любому человеку вещей, задал своим друзьям до боли сложный вопрос.

Затянувшись папироской, Женя нарушил привычную тишину.

– Что будет с этой землей?

– Повтори еще раз.

– Я спросил, что будет с этой землей.

– В каком плане?

– В прямом. Вот сейчас она вся изрыта, разбомблена и залита кровью. Но война же когда-нибудь закончится и сюда вернуться крестьяне. Они придут и увидят это, что они будут делать?

– Во дает! Мы каждый день здесь свои шеи подставляем, а он о такой мелочи думает.

– Да нет Иван, не мелочь это. – Ответил на возгласы Ивана, Кузьмич.

– Самая мелочевая мелочь, о которой только можно было подумать сейчас!

– А что ты Кузьмич думаешь? Ты ж вроде деревенский, да? – Обратился к сослуживцу Евгений.

– Думаю я, уж больше не вернуться сюда хозяева. Все на войне сгинут, если уже не зарезаны или пристрелены, где-нибудь на фронте. А земля так и останется ничейной и брошенной, медленно залечивая свои раны.

– Что бы раны можно было залечить, нужно, что бы этот ад закончился!

– Ты думаешь, что война продлится вечно? – Обратился Никита к Ивану.

– Если все так и продолжиться, то да. Бестолковые царьки со своей безумной сворой генералов будут и дальше придумывать бессмысленные наступления и прорывы, пока тысячи солдат таких же как мы, будут бесцельно умирать по их приказу. И кончится все это только тогда, когда все мы будем мертвы, а этим дуракам, просто не кем будет командовать. Тогда-то они заключат мир, лицемерно улыбаясь во все свои 32 белоснежных зуба друг другу, собравшись в шикарном дворце, который будет где-то далеко далеко от всего этого кошмара. И на эту землю им будет плевать, плевать сколько людей здесь сгинуло, плевать что здесь больше не взойдет новый урожай, им будет плевать!

– Парень верно говорит!

– И ты Кузьмич уже жаждешь крови генералов?

– Я в принципе не жажду ни чей крови! Я уже полгода убиваю людей, которые ничего мне не сделали, по прихоти напыщенного царя и его своры. И если вопрос встает ребром, то я выбираю малую жертву. Вот чего я хочу.

– В какой момент вы оба стали трендеть как социалисты?

– С тех пор как вы Кирилл Евгеньич с Никиткой, окончательно разочаровались в этих идеях!

И эта была правда. Если Никита отринул свои взгляды еще до того, как записался в армию, то Кирилл отказался от них постепенно, с каждым днем все больше погрязая в войне. Насмотревшись жестокости, впитав ее разрушительность, он отринул призывы и идеологию коммунистов, жаждавших кровавой революции.

Обратные же процессы настигли не только Ивана с Кузьмой. Во всей армии, ранее не придававшие никакого значения левым идеям, солдаты обратили свои мысли к ним. Постепенно в умах начала укореняться мысль о бесполезности этой войны. Как не парадоксально, но люди, ежедневно видевшие и творившие жестокость, хотят не прекратить ее, а обернуть в другую сторону, пожертвовав малой кровью, как бы выразился Кузьмич.

– Опять вы все сводите к идеологическим спорам и революциям! Сколько можно? Вам не надоело все это?

– Ты сам задал вопрос Женя!

– Да, но вы его исказили. Вы вновь начали спорить о мире, о судьбе страны! Но страна состоит из таких маленьких клочков земли, а теперь, когда их даже нельзя будет засеять, что будет тогда? Какая к черту разница, кто виноват и как будет лучше при других, если сама родина постепенно умирает?

–ты называешь жалкие несколько десятков гектар всей родиной? Рассуждения настоящего мальчишки, не способного вникнуть в суть!

– Да ну вас к черту!

Больше никто не произнес ни слова. Евгений не мог доказать четверым свою простую мысль, а остальным просто не хотелось вновь ссорится из-за мелочи, которая от них не зависит.

Через час они все вновь бросились в бой, забыв обо всём и защищая друг друга, ведь только так можно было выжить в этой паскудной войне.

Глава 15

Через три недели боев, в середине марта, истощенная десятая дождалась обещанного подкрепления. Первая и двенадцатая армии прибыли и совместными усилиями смогли разбить немцев. Линия фронта вновь изменилась. На сей раз русские наступали, а гансы отступали.

И вновь солдат погнали на штурм, потерянных совсем недавно, Суваловских окопов. Три месяца долгой обороны, поражение, чуть не уничтожавшее десятую, все ради того, чтобы бойцы вновь оказались в этих окопах. Тысячи жизней были отданы, ради такого маневра.

Ни разу, на всем пути им не было легко. Немцы не сдавали свои позиции без боя.

Когда Никита очутился в знакомых местах, то не испытал ровным счетом ничего. Победа оставалась пустым и даже непонятным словом. Он уже видел наступления, слышал, как офицеры ликовали и уверяли, что война практически выиграна, а в итоге они вновь и вновь оказывались на тех же самых местах, сражаясь за жалкие метры, которые каждый день переходили от одних к другим.

Он уже не верил, что когда-нибудь выберется из замкнутой цепочки двух линей фронта, на которых успел провоевать полгода. Он не верил, что новое «победоносное» наступление, хоть как-то изменит всю картину. Сегодня они вернули эти территории, но завтра враги соберут большие силы и вновь выбьют их обратно, где они, русские солдаты, будут вновь героически проливать свою кровь.

Так же думали и его товарищи, хоть некоторые и пытались обрести новую жизнь в идеях.

Это было их право, ведь, пожалуй, только вера, любая вера, способна сохранить хоть какую-то надежду и окончательно не потеряться в вони и грязи траншей и окопов.

Но Никита утратил и ее, постепенно начиная походить на свое ружье, становясь бездумным механизмом, которым руководят непререкаемые инстинкты самосохранения.

Его навыки отточились до идеала. Никита порой ловил себя на мысли, что кроме как убивать, он уже и ничего и не может. А вечная усталость окончательно отучила мыслить вне контекста войны. Он позабыл о мирной жизни, о том, чтоможет быть кроме войны и смерти. Даже мысли об ужасные поступки уже не истязали его. Он просто, как он думал, пожинал их плоды, следуя за «судьбой», лишь изредка вспоминая былую жизнь из случайных разговоров с товарищами.

Единственное, что за долгое время, смогло вырвать его из этого состояния, стала смерть Евгения.

Когда наступление достигло границ Восточной Пруссии, завязалось сражение. В бою, товарищи по обыкновению, выученному в предыдущих битвах, держались вместе. Во время штыковой, Евгения оттеснили, и он затерялся в гуще битвы. Только по ее окончании, четверо смогли найти его тело на поле. Три пулевые раны и одна резанная.

Потеря столь близкого друга подкосила всех. Их сердца наполнились болью и ненавистью ко всему миру. Они не могли простить себя, за то, что позволили такому случиться. Даже Норыжкин, потерявшей за время войны не мало подчиненных, был сам не свой. Правда в этот момент он будто бы вернулся к своему прежнему состоянию, до позорного отступления.

Какие бы они не были разные, роднее друг друга у них никого не было, ведь они прошли вместе, через огонь и воду, не бросая и сражаясь до последнего за ближнего как за себя.

Со смертью Жени образовалась пустота, выжигающая Никиту изнутри. Похожее он чувствовал лишь однажды, в церкви, но на этот раз боль была сильнее.

Неделю, после случившегося, они не разговаривали между собой, пытаясь пережить очередной удар судьбы. Каждый в себе усмирял боль, пока война наконец не сделала свое дело и не вернула их к прежнему состоянию, оставив еще один незаживающий шрам в душе.

А меж тем контрнаступление вновь застопорилось, остановившись у границы восточной Пруссии.

Солдаты вновь вернулись в окопы, истошна отбивая вражеские атаки.  Десятая заняла позиции в районе Вильно, окончательно увязнув в обороне отвоеванных территорий.

Четверо выживших товарищей, оказались в уже привычных для себя условиях.

К этому времени холодные снега сменили теплые летние дни. Уже практически год, они сражаются на полях войны.

За это время их тела избороздили десятки шрамов, полученных от разнообразных видов ранений. За год они потеряли десятки друзей и сами лишили немало семей их отцов и сыновей. Их души исказились, зачерствели в бесконечной жестокости и ненависти.

Но к июлю ситуация на фронте снова начала меняться.

Часть3

Глава 1

– Парни. – С криком, в окоп спустился Кузьмич.

– Что случилось?

– Опять атака? Только утром отбились!

– Нет, хуже.

– Не томи ты хрыщ старый. Выкладывай.

– Осовец пал.

– И что? Крепость то не сильно важная, да и гарнизон там, по- моему, не большой.

– Да нет, Иван. Если уже ее взяли, то видать и по всему северу прорвутся! – Сказал сведущий в военной обстановке Кирилл.

– Ее еще не взяли! –

– Ты чего это Кузьмич, пошутить решил? Сам же только что сказал, что Осовец пал.

– Правда пал, но немцы не захватили его.

– Как же это?

– А вот так. Слухайте братцы. Пруссак Осовец, сами знаете, уже с месяц точно кошмарит, но все взять не мог. И порешали, бестии, газом наших вытравить. Распылили и стоят ждут, когда на готовенькое прийти можно будет. Все, настало время выступать, мол все померли. Так сдвинулись первые линии, видят перед собой, как навстречу им полк русских бежит, в штыковую. Те перепугались, ведь все в крепости помереть должны были, подумали трупы восстали. А наши за ними, прям на рожон лезут.

– Дьявольщину не пори, коль газ в дело пустили, то и выжить там никто не мог.

– Вот те крест, сейчас только от офицеров слышал. Мертвецы за нас воевали.

– Да быть такого не может. Их хлором травили?

– Вроде как да. Ну про хлор вроде один из офицеров точно что-то сказал.

– Ежели он, то все помереть должны были точно.

– Оно конечно так. Но вот нет, действительно наши отбили наступление. Говорят, теперь немцы бояться сунуться туда и свой прорыв в образовавшейся бреши, минуя Осовец, идут.

– Сказка! Ежели и в правду бы отбили, то уж прусак не смог бы обойти без боя.

– Слушай дальше. Через дня три чтоль, наконец решились проверить. Подходят аккуратно и сплошь трупы на пути. Все мертвы. Крепость полностью пустая.

– А как такое может быть?

– Никто не знает. Может враг уж и понял как, но наши только про сам факт знают.

– Атака мертвецов получается?

– Похоже на то Никита.

– Вот тебе и на! А в целом что по северу?

– Пока еще непонятно. Из-за этой задержки, как дальше немцы действовать будут. Но похоже все-таки вновь погонят нас взашей.

Никита с трудом поверил в историю Кузьмича. За все время он уже не мало подобных сказок услышал от солдат. Как чуть ли не ангелы в бою помогали. Но позднее, когда Норыжкин добрался до своих, то подтвердил эту информацию и тут уже ничего другого не осталось. Видать действительно с мертвецами дрались немцы.

Но все же прорыв случился. А это означало, что в скором времени и на их участке начнется массированное наступление.

Солдатов готовили к тяжелейшей обороне. Всем раздали новые комплекты формы, бывшие в большом дефиците, увеличили на время размер пайка, а самое главное укомплектовали каждого оружием.

Со снабжением все оставалось так же худо. В некоторых отрядах на двадцать человек приходилось пятнадцать стволов. Солдатам приходилось по очереди управляться с огнестрельным оружием. Патронов так же не хватало. Иной раз, русские подпускали немцев практически к самым окопам, после чего шли в штыковую, из-за банальной не хватки снарядов.

Только перед грядущим наступлением, командование армии, наконец, услышала мольбы своих подчиненных и снабдило их всем необходимым.

Как-то в начале лета, десятая с наскоку взяла одну из защитных линий, что перегораживала путь к дальнейшим продвижению.

Когда немцы дрогнули и побросали свои позиции, Никита в первые увидел, как их враг, в абсолютно тех же, что и они, условиях, по-настоящему жировал. У немцев имелись солидные запасы провизии, новые винтовки и полным-полно патронов и снарядов. А ведь в памяти еще были свежи те долгие три месяца, когда русские голодали и мерзли, пока их враг ел хорошую пищу и ни в чем не нуждался.

Тогда Иван вновь рассвирепел и на протяжении двух последующих дней проклинал все русское командование, постепенно втягивая в бессмысленные споры и Кузьмича, и Кирилла.

Фактически, в первые за год, русские сравнялись в плане снабжения с немцами, дав наконец своим солдатом необходимое количество пищи и орудий.

И к концу августа немцы действительно начали свое наступление.

Никиту разбудили очередные залпы артиллерии. Он заснул прямо в окопе, во время редкой передышки. Рядом стоял Кирилл.

– Опять атакуют?

– Хуже, сам посмотри.

Никита устало поднялся на ноги. За последние два дня он спал всего шесть часов. Взяв бинокль из рук товарища, он навел его на позиции немцев, где кишмя кишили стони людей.

– Вот черт. Откуда их столько взялось?

– Видать за ночь подошли. Тут будут прорываться.

В окопы начинали сбегаться солдаты со всей линии. Сюда же пришли Иван, Кузьмич и Норыжкин.

– Готовьтесь. – Обратился офицер к своим подчиненным. – Немцы решились наступать.

– Сколько их там?

– Подошла еще одна армия, точного количества нет!

Канонадный обстрел нещадно изничтожал русские позиции. Ответам немцем были лишь редкие артиллерийские выстрелы, которые не наносили им абсолютно никакого урона.

– Чертовы гансы! Что же им не сидится?

– Меньше треплись, лучше целься!

– Приготовится, целься, огонь. – Звучным голосом, прорезающимся сквозь звуки обстрела, скомандовал Норыжкин.

– Перезаряжая и стреляй по готовности. Не подпускать этих гадов слишком близко!

Пустое отметил про себя Никита. Все равно доберутся.

Он успел сделать шесть. – Семь выстрелов, прежде чем враг подошел слишком близко. Дальше свое слово взяли штыки.

Четверо держась вместе, постепенно сражали все новых и новых немцев, оказывающихся в окопе, но постепенно их становилось все больше и больше. Товарищей медленно оттесняли к переходу, связывающему вторую окопную линию.

За долгое время обороны, окопы стали простираться на километры не только в длину, но и в ширину. Они стали подобно городам, со своими мелкими улочками, где постоянно курсировали угрюмые солдатские лица.

В переходе к ним присоединились еще пятеро братьев по оружию, в итоге сформировав затор. Они были в том же положении, что и триста спартанцев, сдерживающие огромную орду персов, в узком как горлышко бутылки проходе.

Шестеро встали стеной, обнажив штыки и выставив их вперед, будто копья, остальные отстреливали бегущего на них врага.

Немцы навалились толпой, совершенно забыв о том, что их ружья способны стрелять. Они пытались прорваться, вырезав неуступчивого врага, что было русским на пользу.

Постепенно к отряду, героически сдерживающему врага, стягивались солдаты. Первая линия была уже сдана, и немцы получили над ней контроль, но прорваться во вторую за весь день не смогли.

Никита с друзьями смогли выбраться из этого затора лишь к вечеру, четыре часа, сменяя друг друга, сдерживая врага. Только когда наконец были возведены хиленькие баррикады, резня в заторе прекратилась и обе измотанные стороны наконец взяли отдых, располагаясь друг от друга буквально в десяти метрах.

Бой возобновился лишь через восемь часов, но все это время выстрелы не смолкали. Немцы вновь повалили сквозь узкие проходы, соединяющие первую и вторую линию, пытаясь снести баррикады с наскока. Но за второй день боя так и не смогли этого сделать.

На этот раз битва затянулась и на всю ночь. Никита измотанный боем и отсутствием сна, превозмогая все что можно, сдерживал с остальными напор врага. Он расположился во второй линии и подобно древнегреческой фаланги, своим штыком искал тело врага, с плеча впереди стоящего. Только к утру пруссаки успокоились.

Так русские держали вторую линию еще два дня, но в итоге допустили прорывы, и были вынуждены отойти назад.

Глава 2

Никита вместе со всеми остатками своего отряда, был в гуще событий, из последних сил сражаясь с немцами. Все его тело покрыли царапины и порезы, когда они с боем, чуть не попав в окружение, прорвались к третьей линии, где уже была более серьезная защита, сколоченная за три предыдущих дня, им наконец дали по-настоящему отдохнуть. Всех четверых отправили в лазарет, где раны были обработаны, и они наконец смогли поспать.

Двенадцать часов мертвого, иступленного сна, сопровождаемого ужасной болью от полученных повреждений, для обычного человека стали бы наказанием, но не для солдата, три дня проведшего в нескончаемом бою, рубясь на смерть, с врагом.

На пятый день их вновь вернули на передовую, где только благодаря истинно героическим усилиям русских солдат, до сих пор удавалось держать немцев на третьей линии, не допустив их прорыва к последней, четвертой.

Силы были на исходе у обоих сторон. Изможденные, деморализованные солдаты отчаянно стояли на своем. Даже с условием предыдущих сражений, Никита в первой попал в столь сложную передрягу, из которой выбраться живым уже мало кто надеялся.

В десятой, ветеранов, прошедших свой долгий путь, наполненный лишениями, страданиями и болью, менее опытные бойцы прозвали хранимые богом. Но даже для таких закаленных вояк, развернувшаяся битва, грозила смертельным исходом.

Шестой, седьмой и восьмой день продолжались бои на стыках второй и третьей линии. Окопы заполнились трупами, их просто не успевали хоронить. Порой доходило до того, что рукопашные схватки гремели на телах убитых товарищей.

Начавшиеся дожди лишь усугубили ситуацию. Долгие, проливные, они размывали почву, превращая ее в болото, в котором солдаты вязли прямо во время битвы. Стены тут и там ползли, не позволяя сформировать нормальную линию обороны. Ко всему прочему добавились болезни.

К десятому дню, сражение достигло своего апогея.

Глава

3

Никита вместе с товарищами и батальоном из двенадцатой армии, сдерживали очередную атаку немцев, в самом центре окопных линий.

Они нещадно рубили и расстреливали своих врагов, получая в ответ ту же жестокость, на которую только были способны солдаты.

Кровавое месиво длилось уже четыре часа, но не те не другие не собирались отступать: русским было просто некуда, а немцы, подобно хищнику, чуяли скорую победу, от чего настойчиво продолжали волнами лезть под пули и штыки.

Никита вместе с Кузьмой оказались в середине резни, из последних сил орудуя своими штыками. Кирилл и Иван, были чуть позади, на позиции застрельщиков.

Тяжелые, наполненные усталостью мышцы рук, с трудом совершали резкие выпады в сторону врага. Уставшие ноги еле держали тело на весу. Еще не много и Никита рухнет от бессилия прямо на землю, он чувствовал это. Вложив последние силы в отчаянный крик, он обратился к ближайшим товарищам.

– Сменяйте, сменяйте нас черт побери!

Один из группки застрельщиков, нырнул в еще удерживаемый русскими окоп и через пару минут вернулся на свое место. Никита умудрился краем глаза заметить это и почувствовал легкое облегчение. Сейчас они выберутся от сюда.

Сзади послышалось оживление. Вперед начали продираться новые, отдохнувшие солдаты, готовые сменить своих уставших товарищей. Постепенно линия полностью сменилась и Никита, одним из последних, выбрался из гущи человеческих тел, в более свободное пространство, за спинами обороняющихся.

Сил практически не осталось. Буквально сделав два шага в сторону, он облокотился на стенку окопа, ноги невольно подкосились, неспособные более удерживать его. Он беспомощно рухнул вниз. Рядом оказался Кузьмич.

– Не ранен? – Задыхаясь, спросил он.

– Нет. Ты?

–тоже, бог миловал.

– Продержимся еще хотяб несколько часов?

– Пес его знает. Уроды прут нещадно, да и я уже ни черта не соображаю.

– Тогда можно поспать. Даже если прорвутся, толку от нас не будет.

– Точно.

Кузьма прикрыл глаза, а через мгновение заснул, полусидя, облокотившись так же, как и Никита на стенку.

Стояла теплая ночь. Дождь, шедший без остановки два дня, наконец прекратился и земля успела с легка подсохнуть. Обычные для уха солдата, звуки боя, разрезали ночную тишину, но уже не вызывали никакого волнения. Лишь изредка его мог отвлечь залп артиллерии, упавшей где-то неподалеку. Они стали настолько будничными, точно такими же как шелест листвы, пенье птиц или разговоры людей. Никита перестал их замечать.

Невольно он поднял голову к небу. Он уже готов был забыться в коротком сне, но почему-то ему так захотелось посмотреть на звезды.

И звезды были на месте, на небосводе, освещая его своим теплым, далеким светом. Они будто дарили покой. Смотря на них, Никита, умудрился забыть, на короткое время, обо всем что происходит вокруг, они успокаивали своей вечностью. Ведь где бы он ни был, в каких местах не сражался, звезды оставались на месте, их всегда можно было разглядеть в ночи, далеких союзников, что никогда его не бросят.

Он смотрел на них завороженным взглядом, впервые за эти дни, откинув ад происходящей подле него. Они были так красивы, так далеки и так спокойны. На них не было войны, они даже не знали, что это, они не видели разрушений, крови, бесконечных убийств, они были совершенно чисты и непорочны.

Как бы он всем сердцем хотел бы сейчас оказаться на их месте, хотя бы на жалкие минуты. Так же, как и они безмятежно наблюдать за всем, что творится здесь, за сотнями тысяч километров от сюда, не придавая абсолютно никакого значения всему творившемуся здесь. Но он был человеком. Он мог лишь поднять голову к небу, чтобы встретить таинственных наблюдателей взглядом и вновь продолжить свою жизнь.

С поднятой к светящемуся звездному небу головой, Никита уснул, измотанный и истощенный, подле своего друга, на твердой земле, вдоволь напитавшейся кровью тысяч погибших на ней солдат.

Тяжелый сон не продлился долго. Уже через час, он почувствовал чьи-то руки, твердым хватом сжимавшие его плечи. С трудом открыв глаза он увидел знакомое лицо своего товарища.

– Подъем, немцы вот- вот прорвутся, отступаем! – Прокричал прямо в лицо Иван.

Не дожидаясь каких-то действий, Иван сразу перекинулся на рядом сидящего Кузьмича.

Никита поднялся на высоту своего роста. Солдаты вокруг спешно оттаскивали раненных, перетаскивали ящики. Линия, державшая оборону, практически вошла в окоп. Еще немного и враг прорвется. В противоположных проходах уже заняли свои позиции новые защитники.

Придя в себя, после сна, он только успел подобрать свое оружие, как прусски ворвались в пространство окопа. Завязался бой.

Никита с Кузьмичом и Иваном поспешили к переходу, но дорогу им отрезали несколько немцев. Им пришлось ввязаться в бой, хоть никто из них не был к этому готов.

На удивление резким ударом прямиком в грудь, Кузьмич сразил первого из числа напавших, но получил штыковой удар прямиком в бедро от второго. На счастье, удар прошел по касательной, оставив лишь царапину. Никита прикладом врезал в лицо обидчику друга, от чего тот без сознания рухнул под ноги.

– Идти можешь? – Крикнул Никита Кузьме.

– Да! Впереди!

На Никиту выбежал очередной враг, выставив дуло со штыком на конце вперед. Едва успев вынырнуть из- Под штыка, Никита всадили кулаком со всей силы по спине обидчика. Тот рухнул на землю, потеряв баланс, рядом с Иваном, который и добил нападающего.

– Быстрее бежим от сюда!

Трое рванули к узкому проходу, на которой еще не успели насесть немцы. Их отделяло буквально пятнадцать шагов, но за них им пришлось убить четверых. Только благодаря удачи, товарищи все-таки успели заскочить в проём, на который через пару минут обрушились гансы, полностью захватив третью линию.

Оказавшись в безопасности, на какое-то время, запыхавшиеся друзья смогли перевести дух.

– Еще чуть-чуть и остались бы там.

– Спасибо Иван, что не бросил!

– Да не за что! Без вас бы все равно тут долго не продержался.

– Ты как Кузьмич?

– Царапина.

– Бинт есть?

– Есть, даже спирт завалялся!

Кузьмич достал маленькую флягу и протянул товарищам. Оба сделали маленькие глоточки.

– Где ты его берёшь?

– Места знать надо. Мы ж еще не должны лезть в горло?

– Нет еще. Час два можем отдохнуть!

– Отлично.

– А где Кирилл?

– Где-то здесь. Он помогал раненному доковылять до сюда. Глядишь скоро и объявится.

Но Кирилл объявился лишь в середине дня, когда вновь пришла их очередь держать оборону. Он появился внезапно, встав в первую «рукопашную» линию. Оборона продолжалась.

Глава 4

Еще двенадцать дней, русские сдерживали немцев, на последней линии. Только на тринадцатый день, обессиленные солдаты десятой, после двадцати дней непрерывного сражения, были вынуждены отступить.

Правда в этот раз отступление было спланированным, бойцы постепенно отходили, не неся при этом больших потерь. К середине сентября, позиции были сданы. Фронт вновь изменился.

Никаких болезненных чувств никто не испытывал. Когда Никита отступал в первый раз, холодной зимой, его терзали чувства, злость в нем закипала, как и в его друзьях. Теперь же ничего из этого не было. Они просто выполняли приказы, холодно и безразлично, радуясь лишь тому, что они опять смогли выжить, находясь на грани между жизнью и смертью.

Отступление, правда, длилось куда больше, нежели зимой. Враг преследовал десятую, пытаясь полностью уничтожить ее. Но немцам так не разу и не удалось навязать сражение.

Через три дня русские добрались до тыловых позиций. Ослабленные пруссаки, из-за больших потерь, не могли позволить себе еще одну атаку на укрепленные позиции. Так что десятая получила время на короткий отдых.

Пользуясь передышкой, товарищи впервые за долгое время могли позволить себе по-настоящему перевести дух.

Очутившись в новых, но уже до боли знакомых окопах, Никита проспал день. Впервые за месяц он выспался. Ввалившиеся глаза, в черные от недостатка сна ямы- Глазницы, слегка вынырнули из впадин. Полученные раны наконец были нормально обработаны. В целом его вид стал намного свежее, но это было ненадолго.

Война, что-томная безальтернативна стихия, которая спиралью вращается вокруг человеческой жизни, не оставляя его в покое на долгое время. Она будет преследовать любого, кто попал в ее цепкие лапы, не отпуская до последнего не в физическом не в моральном плане. И эта очередная короткая передышка, выпавшая на счастье Никиты, была обречена окончится в мгновение.

Уже через несколько дней, вражеская армия обрушилась на русские позиции. Тот же сценарий, снова и снова, будто неудавшейся режиссёр, все еще надеявшиеся на свою единственную пьесу, пытается восхитить ею людей. Она ставится в паршивом дешевом театре, где публика освистывала ее не один раз. И все что он меняет в ней от раза в раз, так это роли наступающих сторон, переходящих между теми же самыми актерами.

В этот раз роль отступающих в очередной раз примерили на себя русские, потерявшие все отвоеванные позиции в начале весны. А немцы, не замечая повторения знакомого сценария, бросают огромные силы, истошна пытаясь склонить победу, зависшую на весах равновесия, в невыгодной для каждой из сторон середине, на свою сторону.

Подобно бестолковой шахматной партии, где тугоумные соперники не способны понять обреченность своей игры, так и две армии, загоняют себя в патовое положение, отдавай драгоценных пешек в огромном количестве, за сохранение несчастных ферзей.

Глава 5

Лето медленно сменилось желтизной осенней листвы, а та в свою очередь стремилась к холодным снегам черствой зимы. Суровой декабрь медленно покрывал белоснежным снегом беспокойные поля, изуродованные оборонительными линиями. Уже третий месяц, длилась очередная битва, переросшая в окопную.

Новым северо-восточным фронтом явилась линия, расположившаяся от озера Дрисвяты до Тернополя. На столь большом отрезки, опять сконцентрировалось огромное количество судеб, объединённых одним общим для большинства из них, горьким финалом.

И Никита был рядом с ними, с ружьем и страшным опытом за спиной, опытом, который никто на свете, будучи в здравом уме, не захотел бы ни за что приобрести, не за какие копейки. Он продолжал сражаться, не зная, что ждет его дальше. Он начал забывать свое прошлое, он изжил в себе будущее. В нем осталось горькое настоящее, которое в любой момент могло бесславно оборваться. С таким набором мертвых чувств внутри, Никита проживал день за днем, в таких же безжизненных, пропахшими смертью, окопах.

Но в декабре задули первые ветра грядущих перемен. Побеги жестокости, посеянные развязанной войной, потихоньку начали давать свои гнусные плоды. Уставшие солдаты, давно не понимающие сути кровопролития, все чаще стали выражать бунтующие настроения. Никита заметил это еще прошлой зимой. Его близкий друг Иван, с которым он прошел сквозь огонь и воду, являлся ярчайшим проводником несогласия, со сложившейся ситуацией. Но обычно дальше споров между собой, в тени блиндажей и подальше от ушей офицеров, ничего не заходило.

Однако любая переполненная сущность, обязана лопнуть в любой момент времени. И этим моментом стал декабрь 1915 года.

К этому моменту обе армии были истощены. Бои превратились в редкое событие. Мелкие стычки и ничего более. Прорывов с той или другой стороны не ожидалось, ни у русских ни у немцев банально не хватало сил на такую операцию.

Никита с Кузьмичом были в своем расположение, спасаясь от лютых морозов. Кирилл как всегда пропадал где-то с Норыжкином, за это время он уже успел получить свои офицерские цацки, от которых правда толку было мало.

Сгрудившись у хиленького костра, оба товарища отогревались после очередной смены караула. Иван ворвался внутрь помещения, как никогда возбужденный, казалось он даже не замерз, после пребывания, на улице.

– Ты чего такой бешеный?

– Новости у меня Никита! Еще какие!

– Ну так выкладывай, что же зазря воздух трясешь! – Сказал Кузьмич

– Погоди, ты прежде ответь где пропадал? Почему на дежурство не явился? – Вмешался Никита

– Сам, наверное, догадываешься где я был!

Никита прекрасно понимал куда Иван пропал, но решил все-таки спросить.

– Опять с красными языки терли?

– Да! Оттуда и новости! Готовы?

– Да что же там такое?

– Слушайте. Уже все устали от войны, от того что нет нормальной провизии, оружия и даже одежды. Сами видите, как ведут себя офицеры, в упор не замечающие происходящего вокруг. Чаша терпения переполнена!

– Друг, остановись пока еще не поздно.

– Поздно. Мы сражаемся и гибнем уже второй год, за непонятные цели царя. Пришло время изменить это!

– И как же ты хочешь это изменить? Поставить к стене генералов и сдаться немцам? Это же бред!

– Думай как хочешь, свой выбор я сделал, как и ты свой, судя по всему. Кузьмич, ты со мной?

– Акстись, вас расстреляют! Что вы своей жалкой горсткой можете им противопоставить?

– Мы зажжем огонь, который пламенем перекинется на весь фронт. И когда пламя разгорится с войной и монархией будет покончено!

– Совсем из ума выжил? Какое к черту пламя? Никто не пойдет на революцию! Друг, поверь мне, я знаю, что ты чувствуешь и чего хочешь, но это невозможно. Ты совершаешь фатальную ошибку.

– Я совершил ее, отправившись на эту чертову войну. Теперь мне нечего терять. Кузьма, твой ответ!

– Кузьмич, ты то хоть надеюсь сохранил рассудок?

– Прости Иван, но я не могу.

– Что ж, хозяин барин. Тогда, наверное, простимся товарищи.

–ты идешь прямиком на смерть. Я тебя молю, образумься.

– Хватит! Я уже все решил. Сегодня или никогда! Либо я вернусь свободным, либо не вернусь во все. До свидания, друзья или прощайте.

Иван схватил ружье и вышел под палящие лучи зимнего солнца.

– Они сбрендили- Обратился Никита к Кузьме. – Их нужно остановить.

– Ты знаешь Ивана, он готов на все что бы достичь своей цели.

– Я пойду к командованию!

– Сядь щегол на место. Ты хочешь их прибить раньше срока? Может бог все-таки будет сегодня на их стороне.

– Бог никогда больше не будет не на чьей стороне! Возможно офицеры, предупрежденные до первых выстрелов, ограничатся заключением.

– Мы на войне, забыл? Здесь за такое только расстрел. Они сделали свой тяжелый выбор и отныне это их судьба, а ты не смей вмешиваться.

–ты веришь, что у них получится, тогда почему не идешь с ними? неужели ты боишься?

– Я не боюсь! Если бы я был трусом, то не рисковал бы своей шкурой ради твоего спасения, помнишь?

– Тогда от чего ты не пошел за ним?

– Не желаю я проливать кровь своих же. И так ее слишком много на моих руках и запачкать их братоубийственной резней я не могу.

– Но смотреть на это можешь, как твой друг будет погибать от пуль твоих же братьев по оружию.

– Ну щенок, ты перешел грань. Прикуси язык, пока не поздно.

Никита был в гневе, но промолчал. Эти люди были для него самыми близкими на всем белом свете. И теперь они встают на разные баррикады.

Еще свежи были раны после смерти Жени. Он помнил, как всем им было тяжело пережить эту утрату. А теперь Иван, подписавшей себе смертный приговор, рвется окончить свою жизнь, с русской пулей в груди.

– Успокоился?

– Нет. Как я могу успокоится зная, что к вечеру, наш друг будет мертв!

–так молись, что бы ты ошибался.

– А если я действительно ошибаюсь. Вдруг у них получится, что тогда будет? Немцы перебьют нас!

– Если все получится, то немцам будет плевать на нас!

– Вы точно выжили из ума.

Никита резко встал, взял свой плащ и ружьё, направляясь на выход.

– Куда ты?

– Мне нужно все обмыслить. Если Кирилл придет расскажи о планах Ивана.

Не дождавшись ответа, он вышел на холодный воздух. Солнце медленно садилось за горизонт. Опасная тишина, предвещающая бурю, повисла над фронтом.

Никита закурил, в его голове роились мысли, взывая приступы мигрени. Он не понимал, как ему поступить. Если он обо всем доложит, то возможно сможет спасти друга. А если командование наоборот, захочет устроить показательное наказание, то он лишь подставит его.

От злости он пнул смерзшейся ледяной камушек, однако поскользнулся и грохнулся, распластавшись на снегу. Папироска потухла прямо у него во рту, скуренная на половину. Ружье упало рядом. Боль отозвалась во всем теле, между сжатых зубов просквозил тихий хрип. В начале он подумал, что сломал себе ребра, но пошевелив рукой и обследовав ей грудную клетку, понял, что все с ним нормально.

Лежа, глаза зацепили багровый свет красного солнца. Он пленил своей красотой, Никита просто не мог оторвать от него взгляд еще несколько минут, постепенно замерзая.

Смотря на солнце, он погружался в свои воспоминания, те что еще были до войны и даже до бога. Тогда он был одержим той же идеей что и Иван. Он думал, что только так можно хоть что-то поменять. Никита улыбнулся своей юношеской наивности. Только пройдя через ад, потеряв свою жизнь в окопах, он смог осознать самую важную истину- жесткость порождает жесткость.

Даже если бы два года назад, у них с товарищами все бы получилось, то наверняка малая кровь привела бы к еще большей крови.

И возможно этот урок невозможно выучить, не воспроизведя его на практике. Останови он Ивана сегодня, то затеянное случилось бы завтра. Возможно, пока человек не увидит к чему приведет идеология то и не отступится от нее.

Это было сложно принять, но Никита осознал, что здесь он бессилен.

Прозревший, он поднялся на ноги. Солнце окончательно село за горизонт, утопив мир в тени. Отчеканивая следы на белесом снегу, с тяжелым сердцем и походкой он вернулся обратно в тепло. Кузьмич встретил друга взглядом, понимая, что тот не раскрыл бунтовщиков.

–ты поступил правильно.

– Нет! Никогда не существовала правильного или неправильного поступка.

– Как скажешь.

Дальше разговору пришел конец. Они просто сидели в тишине, дожидаясь, когда Иван сделает свой окончательный выбор.

Глава 6

Спустя три часа послышались звуки стрельбы. Никита с товарищем выбежали на улицу. Как же он надеялся на атаку немцев, но фронт был чист.

– Похоже началось. – Бросил скорее в пустоту, чем своему товарищу Никита.

Окопы оживились от знакомых, но столь ненавистных звуков. Солдаты выбегали из своих крохотных каморок, готовые к бою, но с удивлением осознавали, что немцы отнюдь не атакуют. А выстрелы меж тем становились все громче.

– Эй, вы двое- Окрикнул Никиту и Кузьмича- Один из группы озадаченных солдат. – Откуда выстрелы?

– Сами понять не можем. – Солгал Кузьмич.

Тут к окопу прибежал какой-то офицер.

– Все к центру, быстро!

Не задавая вопросов, бойцы ринулись в след за командиром, вдоль прямых окопных линий, к генеральской ставке. С ними же побежали два друга, не способные противиться приказу.

С каждой минутой количество выстрелов увеличивалось.

– Там настоящая битва, черт возьми!

– Видимо много хлопцев пошли за Иваном.

– Паскудство.

И вот они выбежали из окопов к палаточному лагерю, где вовсю шло сражение. Нападающих и защищающихся было невозможно различить, все были в одинаковой форме, без каких- Либо знаков отличия. На открытом пространстве русские солдаты стреляли в друг друга, не понимая толком, что происходит.

Никита и Кузьма, пытались держаться в стороне, не вмешиваться в сражение.

В минуту затишья раздался громкий крик, призывающий остановить огонь. Удивленные русской речи солдаты прекратили перестрелку.

Из большой палатки, прямо на середину майдана, вышли шесть человек. Трое из них, будто прикрываясь щитом, держали остальных. В роли заложников были русские генералы.

Подобравшись поближе Никита различил лицо Ивана. Он был одним из тех, кто прикрывался погонами и именно он взял слово.

– Хватит стрелять! Слушайте меня внимательно. Мы захватили главнокомандующего нашей десятой армии. Мой нож у его горла и может в любой момент отобрать жизнь у этого слюнтяя!

Из толпы выкрикнул один из офицеров.

– Какого черт тут происходит! Вы предатели, купленные немцами!

– Нет! Это не предательство, это революция. Слушай меня гаденыш с лацканом. Мы такие же солдаты, как и вы, вот только в чести и достоинстве сведаем лучше. Я Иван Смертов, рядовой 13 отряда, 10 русской армии. С 1914 по настоящий момент я сражался против немцев, в войне, которую наш чертов царь ввязался по своему сумасбродному умыслу, а эти генералы и офицеры, радостно и раболепно вели нас на убой, прячась за нашими спинами. Нам это надоело. Три сотни солдат, вместе со мной, решили покончить с войной и самодурством командования и царя. Мы требуем немедленного завершения войны и отречения от престола российского императора Николая второго, будь он проклят.

– Вы из ума выжили бесы? Что ты несешь солдат! Ты контужен или сошел с ума. Отпустите генералов.

из-заткнись сукин сын! Я не закончил. Я обращаюсь ко всем вам – Верные сыны отечества. Мы достаточно пролили крови во славу царской семьи, которая не способна править! Вставайте на нашу сторону, и вместе мы добьемся окончания бессмысленной войны положим конец самодурственному правлению монарха.

– Социалисты? – Выкрикнул кто-то из солдат.

– Да!

– Не сметь разговаривать с предателем. – Вновь заорал неизвестный офицер. – вы, прокаженные, забыли где мы? Мы на войне, наш противник в нескольких метрах, только спит и видит, как перебьет всех нас, а вы вместо того что бы защищать отечество, сдаете его немцам.

– Мы не защищаем отечество, мы воюем в империалистической войне за благо августейших особ. Послушайте, братцы, огонь революции разжигается и скоро он воспламениться с огромной силой и выжжет всех истинных предателей отечества. На этом пепле мы построим новый мир, в котором вы больше никогда не будет сражаться по чьей-либо воле, кроме своей.

– А немцы что? Они нас перебьют, как только узнают, что произошло. – Раздался случайный вопрос.

– Нет, у нас есть информация, о том, что в их рядах так же готовится революция, они устали как мы и хотят вернуться домой, к свои семья, позабыв напрочь об этой проклятой войне. Пламя, загоревшееся сегодня сожжет обе империи дотла. Завтра пруссаки свергнут подобно нам своих генералов!

– Так вы в сговоре с гансами!

И тут один из заложников вырвался из рук Ивана. Генерал отбежал от своих пленителей, а перестрелка возобновилась с новой силой.

Судя по всему, его пламенная речь не воспалила сердца измученных русских солдат. Никто не проникся сочувствием к революционеру.

Никита наверняка знал, что сейчас происходит внутри Ивана. Он был на его месте, он пережил то же самое разочарование.  Но винить себя, за то, что он так и не отговорил друга от заранее обречённой на провал идеи, Никита не собирался.

Меж тем, наконец уловившие суть неожиданной напасти солдаты, с оголтелой ненавистью стали наваливаться на бунтовщиков. Очень быстро линия перестрелки оборвалась, восставших оттесняли и разделяли, загоняя их в очаги, которые быстро сдавались. Последним таким очагом было окружение возле генеральской палатки, где засел Иван с десятком своих сторонников. Хоть они и были деморализованы своим провалам, сдаваться они не хотели.

Один из плененных чинов умудрился сбежать, а второго прикончил молодой парнишка, растерявшейся на фоне разгорающейся битвы.

Командующий, который первым умудрился вырваться, был в не себя от злости. Как только бунтовщиков окружили, он в припадке гнева, лично вырвал ружье из рук рядового и расстреливал свою же палатку, крича один единственный приказ «прибить к чертовой матери сукиных сынов!».

Надо сказать, что такой приказ большинство выполняло с большим удовольствием.

Никита и Кузьма не вмешивались. Как бы им не было тяжело, но это был не их бой. Иван сам выбрал свою судьбу.

Горький комок поднялся к горлу и застыл, отравляя разум сожалением.

Через час все закончилось, бунт был успешно подавлен. Никто не выжил. Только после этого двое товарищей рискнули подойти к месту последнего сражения и последней воли своего товарища.

Он лежал прямиком в центре расстрелянной палатки, в лужи собственной крови. Три пулевых отверстия зияли в его богатырском теле. Вечно живое лицо застыло в предсмертной агонии боли. Смерть не была легкой. Разочарование, не понимание и страшная боль будто воплотились в его закстекляневших глазах. Кулак сжимал древко горячего оружия.

– Он не допускал даже мысли о сдаче. – Потерянным голосом сказал Кузьмич.

– Конечно. Вряд ли он смог жить с этим, зная, чем обернулись его идеи.

– Мне казалось у него должно было получиться. Я не произносил это в слух, но внутри я твердо верил, что солдаты внемлют ему.

– Поверь мне, друг, люди крайне редко готовы вступить на столь отчаянный путь, по крайне мере, пока им есть что терять.

– Ну мы же сделали все правильно? – Опасные сомнения прорвались сквозь твердую уверенность Кузьмича.

– Конечно, он бы не послушал нас и сделал бы то же самое. Он был тверд в своей идеи и эта настойчивость могла привести лишь к двум не минуем исходам: победе или смерти.

– Мы должны его похоронить! По человечье.

Их окрикнул басистый голос

– Эй вы двое, чего стоите? Этот из вашего подразделения?

– Да! – Не оглядываясь за спину, ответил Кузьма незнакомому голосу.

– Значит вы и хороните ублюдка, а то на всех этих предателей рук не хватит.

Кузьма закипел, услышав, как незнакомый солдат назвал его мертвого друга, но Никита, положив руку ему на плечо, крепко сжал напрягшееся тело, призывая успокоиться. Если они ввяжутся в драку сейчас, то их неминуемо расстреляют.

– Вот подонки да? – Не унимался незнакомец. – ты поглянь чего учинили, мерзавцы! Хорошо хоть получили по заслугам, социалисты проклятые, чтоб им всем пусто на том свете было.

Никита обернулся к незнакомцу, не отпуская руки с плеча друга. Ему казалось, если он отпусти, то Кузьмич взорвется и бросится избивать бойца.

– Мужик, иди от сюда! Мы и так весь день в центре сражались, а теперь еще и тут разбираться. Не до тебя вообще- Соврал Никита.

– Ну ладно, понимаю, удачи вам!

От них наконец отстали, но Кузьмич не унимался.

–ты слышал, что этот выродок наговорил, почему ты его не послал ко всем чертям?

– Потому что нас бы самих в итоге расстреляли! Мы не пошли за Иваном, не ради того, чтобы спустя час после него помереть от русской пули. Забыл, что говорил не хочешь проливать кровь своих? Если бы мы сейчас сорвались, она бы по- Любому пролилась.

– Дьявол! Ладно, найди лопату, а я пока оттащу тело.

– Только без глупостей Кузьма, держи себя в руках.

Никита ушёл в глубь лагеря, а Кузьма погрузил тело Ивана на плечи и направился к лесу, что располагался недалеко за русскими линиями.

Спустя минут тридцать Никита отыскал Кузьму. Они выбрали место и принялись рыть, в полной тишине, оплакивая про себя гибель друг. Земля была жёсткая, изиз-за мороза, копать было тяжело, но они упорно долбили смерзшуюся землю своими штыковыми лопатками. Лишь к рассвету они наконец закончили.

Стоя над бугорком свеже-вскопанной почвы, тишина была нарушена.

– Покойся с миром друг, да осветит господь путь твой своим светом, да найдешь ты спасение и обретешь божье прощение за все свои грехи земные.

– Без бога обойдется, поверь мне. Прощай, друг.

Кузьма ничего не ответил, просто перекрестился. Еще пару мгновений товарищи стояли рядом с могилой, каждый сжираемый изнутри своими бесами.

– Пора, уходим.

Глава 7

Вернувшись в свой блиндаж, их встретил Кирилл.

– Где вас носило? Немцы напали, мы ели отбились!

– Иван мертв.

– Как?

–ты не слышал, что творилось ночью?

– Нет! Мы с Норыжкином были на южных позициях, и когда возвращались нас настиг бой.

– Иван с шайкой революционеров, решили исполнить свой план. Никто из них не выжил.

– Какого черта! Почему вы его не остановили?

– Ты сам прекрасно знаешь, что это было не в наших силах.

У Кирилла подкосились ноги. Он рухнул на единственный стул.

– Вы его похоронили?

– Да, у леса.

Кирилл был мрачен. Глаза опустились к земле.

– Скольких мы уже потеряли на этой проклятой войне.

– Крепись друг. Нужно оставаться в строю.

из-за каким чёртом, если нас так или иначе настигнет пуля, не вражеская так своя!

– В тебе говорит боль, очень хорошо знакомая и нам Кирилл. Но все что нам остается это держать себя в руках, не дать гневу затуманить наш разум. Мы обязаны выжить, дабы пронести память о павших в своих сердцах.

– Мы не выживем! Эта бойня не отпустит нас, она поглотит наши тела и души, с холодным безразличием, так же, как и поглотила Евгения, Макара, Ивана и остальных! Пора уже посмотреть правде в глаза, по настоящему- Мы не выберемся от сюда живыми, слишком поздно, слишком много крови на наших руках и эта кровь требует расплаты.

– Успокойся Кирилл. Ты слишком измотан. Тебе нужно поспать.

– Да Никита, я измотан, точно так же как ты и Кузьмич, так же, как и был измотан Иван. Мы ходим по тонкому острию, готовые вот- Вот рухнуть в темную бездну, она нам предназначена самой судьбой, с той самой минуты, когда наши пальцы крепко сжали холодный ствол ружей.

Никита схватил товарища и заглянул ему прямо в глаза. В них зияла черная пустота с редкими всполохами гнева. Никита тронул его лоб и тот был ужасно горяч.

– Черт подери, у тебя жар. Тебе нужно поспать.

Неожиданно взгляд Никиты упал на бок Кирилла. Зеленая форма медленно приобретала буро- Влажный цвет.

–тебя ранило?

– Пустяки, еще одна царапина.

– Брешишь! – Кузьмич подошел к старшему отряду и отодвинул ткань, скрывающую «царапину» – Плохо дело.

Пулевая сквозная рана кровилась со страшной силой.

– Никита бери его под руки, нужно срочно в лазарет!

– Оставьте меня! Это лишь царапина.

Товарищи, не слушая протестов Кирилла, потащили бледнеющее тело по холодным окопам к лазарету. В начале, когда еще оставались силы, Кирилл брыкался, худо- Бедно сопротивляясь, но вскоре смирился и отдался на их волю.

Троица буквально бежала, ведь каждое мгновенье было на счету и за десять минут они уже были у госпиталя. К этому моменту Кирилл потерял сознание.

Врач, удостоившей их своим вниманием железно отчеканил:

– Не жилец!

– Что ты сказал?

– Говорю бесполезно, я лучше потрачу драгоценное время на того, у кого еще есть хоть малейший шанс выжить.

– Слушай сюда, бурдюк патлатый. Я сегодня потерял одного друга и еще одного отдать смерти на откуп не позволю! Ты сейчас сделаешь все, что только можно и нельзя, но ты спасешь ему жизнь или лишишься своей! Понял? – Взорвался Кузьмич.

Доктор изобразил гримасу отвращения, но по нему было видно, что перепугался не на шутку. Кузьма пригрозил кулаком, дабы показать серьезность своих намерений и только после этого доктор принялся за свое дело.

Три часа он возился сраной. Все это время Никита с Кузьмой ни на шаг не отходили от тела товарища, будто охраняя его от самой смерти.

– Все! Я сделал все что мог. Рана оказалась не так плоха, теперь все зависит от него самого.

– Что это значит?

– Ну если организм сильный, то должен очнуться в течении дня. Не очнется к поздней ночи, то точно не жилец. А теперь я откланяюсь!

Доктор с нескрываемым пренебрежением ушел.

– Вот урод!

– Но дело свое знает.

Никита присел рядом с кушеткой, где лежал Кирилл. Он неожиданно понял, что не спал два дня, как и Кузьмич. В трагичной суматохе они носились как бешеные, совершенно забыв о сне и пищи. Усталость навалилась тяжелой неприятной массой.

– Скоро думаешь очнется?

– Не знаю.

Кузьмич опустился рядом. Видимо и он вспомнил, как долго ему пришлось обходиться без отдыха.

– Хочешь папироску?

– У тебя еще остались?

– Обижаешь.

Товарищ достал из своих закромов две добротно скрученных самокрутки.

– Остались лишь мы.

– Не неси ерунды, Кирилл выкарабкается.

– Я не в том смысле. Он точно выживет, я в этом уверен, парень он крепкий, да и раны бывали куда круче. Но он сорвался.

– Все мы срываемся время от времени.

– Опять ты не о том. Я хочу сказать, что война поглотила его, так же как Евгения и Ивана. Ты же слышал, что он говорил, там в блиндаже, когда еще был в себе. Он принял свою смерть, смерился с ней, так же, как и Иван.

– Он выпалил эту в пылу бреда.

– Я бы был рад если бы это оказалось правдой. Но мне так не кажется.

– Почему?

– Он слишком слаб. По нему было видно, что он не способен больше продолжать сражаться. Война истощила его.

– Но где тут связь с Иваном? Ты говоришь, будто они оба приняли смерть, но ведь Иван умер за идеи.

– Брехня. Он прикрывал свое смирение, грезами о «революции». Возможно, в какие-то моменты, он по- Настоящему в это верил, но началось это с принятия. Ты вспомни, как по началу он был холоден ко всем социалистическим идеям и постепенно приближался к ним, с каждым изматывающим боем все ближе и ближе. В какой-то момент он просто принял свою решенную судьбу и вшил ее в идеологический чехол.

– А что же тогда я? С чего ты взял что я не смирился?

– Просто потому что ты уже был готов умереть, еще до первого выстрела в этой дурацкой войне. Я помню каким ты был в учебке, но только пройдя через ад, я наконец осознал, что с тобой происходило тогда. Вот только ты выжил, жаждая смерти, ты заглядывал ей в лицо слишком часто и в итоге устрашился ее, пока в остальных медленно росло безразличие к собственной судьбе. Поэтому ты не смерился.

– А что же ты? Почему ты не смирился?

– Я слишком люблю жизнь, чтобы отказаться от нее в пользу смерти. Через чтобы я не прошел и чего бы не увидел, ничто меня не заставит отречься от жизни, никакая боль не способна на это.

Кузьма потушил окурок и выкинул подальше от себя.

– Ты думаешь, что сможешь вернуться к послевоенной жизни? – Спросил Никита у друга.

– Смогу. Война, кто бы что не говорил, когда-нибудь закончится и мы вернемся домой. Сначала будет трудно, но со временем раны затянуться, а память затуманится.

– А я кажется уже никогда не смогу вернуться к прошлому.

– Сможешь. Раз ты вновь забоялся смерти, то и к тому как было, все же сдюжишь вернуться.

И они замолчали, оба. Через несколько мгновений, их тяжелые веки крепко сомкнулись. Так они и уснули возле своего раненного друга.

Кирилл пришел в себя на следующий день. Но болезнь и ранение не прошли без последствий. Врачи оставили его в госпитале на пару дней, а товарищи вернулись в промерзший окоп, где вновь окунулись в сражения. Вскоре к ним присоединился их третий товарищ. Трое вопреки выживших солдат, редкие реликты войны, прошедшие путь от первых летних дней четырнадцатого до рождества шестнадцатого.

Часть4

Глава 1

1916 год. Русские войска десятой армии, подобно прошлому году были заключены в холодные тиски окопов, вынужденные постоянно отбивать нападки Немецкой армии, до самого марта.

Норыжкин, раздраженный походкой, наконец нашел своих подопечных.

К этому времени их отряд пополнили новые бойцы, но три ветерана предпочитали держаться особняком. Им не хотелось вновь привязываться к новоприбывшим, как было с ними не один раз. Так что товарищи, вместо того, чтобы быть в расположение отряда, как правило обитали в окопных блиндажах, что порой выводило офицера из себя, вот только заставить их он не мог, рука не поднималась.

– Здравия желаем ваше благородие! Завидев офицера, во все горло заорал Кузьмич, дабы его друзья, проснулись.

– Ты чего орешь? И почему вы опять здесь, а не в расположении? Почему я должен бегать по всем окопам и искать вас?

– Мы думали вот-вот немец атаку начнет и решили на передовую встать. – Ответил Кирилл, потирая заспанные глаза.

– Ага, именно так я и подумал. Пес с вами, слушайте новую директиву. Командование разработало план наступления, всей десятой велено быть готовыми.

– Наступление? Из ума чтоли выжили? Мы здесь то еле держимся!

– Приказ не обсуждается.

– Ну ежели не обсуждается, тогда все ясно, ваше благородие! Не желаете ли папироски, а то что-то выглядите вы плоховато.

– Кузьмич, ей богу, если бы два года не воевали вместе, то побил бы. Откуда в тебе столько сарказма ума не приложу.

– Да не обращайте внимание, он уже по- Другому и разговаривать разучился.

– С чего это я разучился? Да и не ёрничаю я! Вы действительно плоховато выглядите.

Норыжкин развернулся на месте и не сказав не слова ушел в обратном направление.

– Ну вот и зачем ты так?

– Сам не знаю. Видать действительно уже привычка завелась, да и не об этом сейчас думать. Не слушали его чтоль? В наступление гонят, мерзавцы!

– Если гонят, значится где-то у прусака проблема имеется.

– Ну уж точно не здесь, ты вон бинокль найди да посмотри. Живут там как короли и жрут так же, не то что мы.

– Кирилл, а ты как считаешь, с чего это нас вперед гонят?

– Слушок прошел, будто мол французы с англичашками хотят со всех сторон немцев боем связать, может и нас втянули.

из-замечательно, захотели они, с другой стороны фронта, а помирать нам. Мы уже с полгода в позиционке сидим, как в сентябре нас погнали, так вот и без изменений. А теперь стрельнула дурость, решили, что сейчас прорвемся!

– Ну выбора у нас все равно и нет. – Подытожил Никита.

За минувшие месяцы, со смерти Ивана, товарищи сильно поменялись. Кузьма стал жутко невыносим, постоянно ёрничал, спорил. Кирилл начал замыкаться в себе, теперь из него лишней раз и слова не вытянешь. если раньше, он всю ответственность на себя брал, постоянно за Норыжкином хвостом ходил, то теперь из блиндажа не вылазит.

И Никита видел все это, ему было не по себе от таких изменений, но он сам понимал с чем это связано, поэтому и не пытался как-то повлиять на друзей.

За последние месяцы, этот разговор, стал самым продолжительным. Обычно они ограничиваются парочкой слов, брошенных больше для приличия нежели для дела.

Спустя неделю, наступление и впрямь началось. С боем, прорезая себе путь, русские ценой больших потерь, смоги захватить немецкие позиции. Это была первая победа десятой за прошедшие полгода. Командование даже поставило солдатом партию водки, да бы они могли отметь свой геройский подвиг

В этот день, как бы то не было парадоксально, на короткий миг, среди грязи орудий и трупов, жизнь воскресла. В начале солдаты предали тела павших сослуживцев земле, а к вечеру принялись отмечать.

В немецких окопах обнаружилось пианино. Его немедля втащили в самую просторную линию, где собралось большинство гуляющих солдат. Закуской стали, брошенные гансами, консервы.

Трое товарищей не остались в стороне. Слишком долго они жили одним лишь боем и им так же было необходимо выпустить пар.

Непривычные звуки музыки, полились над фронтом, заменяя привычные разрывы снарядов и шипение пролетающих пуль. Бойцы пили и веселились, будто войны никогда и не было. Они хотели забыть о ней как о страшном сне, хотя бы на пару часов. Даже горечь от смерти друзей, боль от полученных ран отошли на второй план. Вечер был полностью отдан на откуп мимолетному счастью обыкновенной, до военной жизни.

Жаль, что этот праздник длился всего вечер. На смену пришло похмельное утро, наполненное громкими приказами. Офицеры поднимали подчиненных, дабы повести их в новый бой.

Победа, конечно подняла моральный дух армии, но уж больно много душ было отдано за нее. А выживших было страшно мало, чтобы противостоять отложенному немецкому механизму войны.

Буквально через неделю, десятая опять завязла на новом рубеже, в тридцати километрах от предыдущей линии. По началу, бои складывался в пользу русских, но «дефицит» в живой силе не позволил склонить чашу весов в пользу русского штыка. Солдаты в очередной раз взялись за лопаты, готовые завязнуть в окопных баталиях, пока их более удачные соратники из первой и второй армии продирались в глубь немецких позиций. По крайне мере именно такую информацию, командование десятой, доводило до своих солдат.

Никита не верил в столь оптимистические новости, собственно, как и его ближайшие и единственные друзья. Им казалось, что это ложь, направленная на-«недопущение деморализации духа в рядах русской армии!»– Любимое выражение Норыжкина, от которого он всегда чертыхался в присутствии своих подопечных. Но раз новость шла с верхов, то ни один солдат не имел права сомневаться в ней, по крайне мере публично.

Так десятую и кормили этими сладкими заявлениями, на протяжении двух недель. Они сражались с немцами постоянно неся потери, в то время как ко врагам подходило подкрепление. Быстро редеющие ряды армии с трудом сдерживали волну, готовую вот- Вот обрушится на отвоеванные территории.

И к началу февраля, был получен приказ к отступлению. Только в этот раз отступление не было столь масштабным. Десятая получила подкрепление и в десяти километрах от сданной линии, протянулась очередная линия фронта, на которой ослабшие стороны сели в опозиционку.

Превратности судьбы, наступления и отступление, пожалуй, такое с легкостью может сломать любого новобранца, попавшего на войну. Но для ветеранов, застигших успешное начало в четырнадцатом, окопные войны зимы пятнадцатого и масштабное летнее отступление того же года лишь являлось очередной вехой богомерзкой игры их правителей. Никита переживший все это, относился с безразличием к очередному провалу армии. Главное он был жив и были живы его товарищи, которых осталось всего трое.

Так весну шестнадцатого, они встретили в земляных окопах, под аккомпанемент артиллерийских залпов. Их жизнь окончательно закольцевалась, в промежутках между боями, в которые они могли лишь вздремнуть.

Глава 2

Весна монотонно сменилась на лето. Десятая оставалась на тех же позициях, не сдвинувшись ни на километр за пару месяцев. Однако изменения происходили не на полях, а в головах.

Очередное успешно отраженное нападение немцев, принесло новые раны на плоть Никиты. В бою ему в очередной раз штыком порезали бок. Он уже сбился со счета сколько раз его ранило именно в это место, но количество швов неумолимо росло.

Своим ходом, без помощи друзей, он добрался до госпиталя, где ему вновь залечили рану.

Сидя на кушетке и ожидая врача, он нечаянно подслушал разговор молодых солдат, так же получивших ранения. Их треп до боли ему напоминал рассуждения Ивана. Те то же ставили под сомнения верность действий штаба и даже пару раз прозвучали довольно революционные лозунги, соответствующие духу идей социализма, которые в большей степени сопровождали его самого несколько лет назад

После этого, Никита стал все чаще и чаще замечать, как среди солдат начинает расти недовольство. Социалистические, а порой и коммунистические призывы обрели голос, голос, который не скрываясь раздавался в солдатской среде.

И тем удивительнее для него было осознавать, что безразличие к социализму в четырнадцатом, что сломило его окончательно, начало набирать силу. Все чаше Никита задавался вопросом, а был ли Иван обречен на провал? Может, если бы он смерил свой пылкий нрав и продолжал выжидать, а к действию перешел сейчас, то у него бы, возможно, выгорело.

Вопрос все чаще и чаще терзал его разум и не способный более носить его в себе, он обратился к Кузьмичу.

– Зря ты братец пытаешься найти ответ на решенный вопрос. – Выслушав своего друга молвил Кузьма. – Прошлое осталось позади, это не значит, что мы должны забыть о Иване. Память о друге обязана жить в нас, но менять что-то поздно. Возможно молодые действительно в серьез загорелись той же идеей, что и Иван, возможно благодаря ему, а возможно и нет. Однако ты упускаешь один момент, о которым мы уже с тобой говорили- Наш товарищ выгорел, он не мог больше терпеть происходящее вокруг и у него был лишь один выбор: смерть или окончание войны. И этот выбор он передал в руки окружающих его людей, не способный принять самостоятельное решение. Отсрочить случившееся не он, не мы не могли!

К сожалению, ничего нового от друга, Никита не услышал. Он и сам знал все, что изрек Кузьмич, но чувство несправедливости, боль из-за глупой спешки и бессмысленной уверенности друга, тяжким грузом легла на его душу, рядом с остальным балластом грехов, который он ежедневно продолжал тащить внутри себя.

Глава 3

Летом фронт сдвинулся. Неожиданно для всех русские прорвали немецкую оборону. Брусиловский прорыв, так солдаты окрестили неожиданные перемены на театре военных действий, бросил десятую в победное наступление. И именно в этот момент Никита увидел настоящее и самое жуткое лицо войны.

Июль шестнадцатого выдался на редкость жарким. Никита не мог припомнить, чтоб летом было так тепло. От жары, казалось плавилась сама земля, он не мог тронуть рукой стальной корпус своей винтовки, она была настолько накалена, что способна была обжечь руку.

Изматывающий бой, где-то в окрестностях города Вильно. Это была последняя линия обороны немцев, дальше стоял сам город.

Со своими товарищами, Никита, под гул орудий, сражался в штыковой атаке с дрогнувшими немцами, истошно обороняющими свой тыл. Отчаянное сопротивление, не на жизнь, а на смерть.

Палящие лучи лишь усугубляли и без того тяжелый бой. Никита задыхался, но даже не думал отойти назад, оставив свое место более молодым соратникам. Битва поглотила его, все мысли сосредоточились на острие штыка. Багряный туман-так именовали столь сумасбродное состояние солдаты.

Последняя окопная линия, дававшая прусакам робкую надежду на невозможную победу. Вот только русским был милее другой расклад. Солдаты десятой, без угрызений совести, отбросив все человеческое, продирались вперед, предвкушая столь долгожданное отмщение.

Не мешкая Никита прыгнул в длинную «могильную яму», а следом за ним, туда же последовали его товарищи. Резким, отточенным до идеала, ударом, был повержен невезучий оппонент. Немец даже не успел понять, что произошло.

Рефлекторно, Никита развернулся, ожидая увидеть перед собой нового врага. Он уже выставил свое орудие, но вовремя убрал, чуть не насадив на штык своего. Не найдя мишени, он устремился дальше по линии, помогая втянутым в ближний бой русским.

Загнанные в угол гансы, сражавшиеся до этого подобно зверям, загнанным в угол, дрогнули. Мольба о пощаде гулким криком проносилась по земле, а русские были глухи к ним. Жестокость обуяла их сердца, Пленных не брать – не озвученный приказ отпечатался в умах сотен солдат, жаждущих взять реванш, за два года унизительных поражений. Исключений не было. Никита будто позабыл о милосердие, подобно своим товарищам, вырезая бегущих прочь немцев. Вся злоба, все самое ужасное в них вырвалось наружу, а они и не сопротивлялись, лишь покорно шли на поводу своего “праведного” гнева.

Через тридцать минут, последние немцы были перебиты. Предместье полностью отошло во владение десятой.

Над недавним полем брани, заслышалось громогласное ура. Ликование от победы объяло всю солдатскую массу. Но Никита не ликовал со всеми. Наблюдая за радостными лицами, он искал своих друзей. Первым обнаружился Кузьмич, а Кирилл нашелся только к вечеру. Трое в очередной раз избежали смерти.

В палатке, переводя дух, они заговорили, о том, что их ждет дальше.

– Вы заметили с каким остервенением сегодня немец бился? Я уж начал думать, что вот- Вот подмога к ним подойдет. – Начал Кузьмич.

– Да. Вот только под конец сплоховали, выродки. Чуть ли не в ноги бросаться стали. – Ответил Никита.

– Стеревецы, за то мы им сегодня показали, что и сами можем. А как в город зайдем, так и там попляшут. – Ерзая на жаркой земле, пытаясь найти кусочек земли помягче, бросил Кузьма.

– Каково же будет в городе?

– Пес его знает, Кирилл, но точно легкой прогулки не выйдет. Сегодня мы им задали, теперь знают, чего ждать от нас, глядишь от страха упруться до смерти. Как давно в нем гансы сидят?

– С год вроде.

–тем более. За год наверняка все продумали, черти.

– А мы ведь товарищи, за всю войну, так в городах не разу и не очутились. Всю дорогу в окопах просидели.

– Ну вот завтра и повоюешь, Кузьма.

– Да не больно то я и хотел. Там же наверняка гражданские, лишние люди. Не дай бог их еще заденешь. По мне уж лучше в поле, подальше от простого люда.

– А вот здесь я согласен. Паскудно это, средь населения воевать.

– Думаете немец людей не вышлет подальше?

– Вряд ли, Никита. Ты сам поразмысли, к чему им это? Город то они захватили, население под царём русским ходило. Так что им дела до них нет.

– Плохо дело! Не легко нам на завтра будет.

– А когда легко то было? Ладно, не беда, прорвемся, как всегда! А пока братцы, давайте спать укладываться. Отдохнуть надобно.

Глава 4

На следующий день, десятая вошла с северной стороны в город. Начались бои вдоль улиц Вильно.

Звуки выстрелов, непривычным эхом, отражались от зданий. Каменные дома, уцелевшие от предыдущих боев, разлетались от новых артиллерийских залпов. То тут, то там вспыхивали пожары.

С небольшим отрядом, трое товарищей медленно продвигались в глубь. Они были осторожны как никогда, ведь на каждом шагу их могла ожидать засада. Немцы прятались в домах и руинах, выжидая лучший момент, чтобы нанести удар.

Никита впервые, за долгое время, почувствовал страх. В окопных баталиях и открытых сражениях он знал, как действовать, но здесь все по- Другому. Та же тактика, которая служила ему надежным помощникам, в пространстве городских улиц полностью утратила свой смысл. Он чувствовал себя новобранцем, только недавно попавшим на фронт.

Отряд продолжал медленно наступать, по началу, не встречая серьезного сопротивления. Они преодолели целый километр вдоль мертвых фасадов пустых домов, постепенно приближаясь к центру города. Казалось, будто немцы ушли и угнали горожан с собой. Такая пустота нервировала солдат. Привыкшие к шумным, размашистым сражением, практически лицом к лицу с врагом, многие из отряда, подобно Никите, испытывали как минимум противное, мешающее волнение.

В конце концов, все же немцы дали о себе знать. Огонь был открыт внезапно, Никита даже не понял откуда начались выстрелы. Русские бросились в рассыпную, под прикрытие стен. Это стало фатальной ошибкой для троих бойцов, ринувшихся в правую сторону. Прицельный огонь велся из окон домов, расположенных по левую сторону широкой улицы. Растерявшихся вояк расстреляли, не оставив им ни малейшего шанса спастись.

Смерть сослуживцев отозвалась жгучей ненавистью в сердцах более удачливых товарищей. Не думая не секунды, будто звери, выжившие, определив откуда был открыт огонь, вломились в подъезды домов. За считанные минуты, отряд расправился с несколькими немцами, засевшими в комнате на третьем этаже. Их было всего пятеро, совсем юных мальчишек, против закаленных в бою ветеранов, таких же как Кузьмич Никита или Кирилл, у них не было и шанса.

Никита пытался держать себя в руках. За последний год он все чаще стал замечать насколько он ожесточился, убийства стали для него совершенной нормой, а жесткость разумеющимся следствием. Это пугало его, но сейчас, в непривычной, опасной обстановке, ярость как никогда рвалась наружу. Когда он увидел своего врага, ему хотелось набросится и разорвать мальчишку на куски, но все же сумел сдержать себя, ограничившись холодным выстрелом.

Разобравшись с маленькой группкой, поредевший отряд двинулся к центру. Попутно, на перекрестках, к ним стягивались остальные силы. Редкие бои быстро решались в их пользу. Вскоре практически весь город оказался под контролем десятой армии.

Немцев удалось загнать в центр, где те попали в окружение. Разгоряченные, вдоволь настрадавшиеся солдаты, вкусившие крови не собирались брать пленных. Немцы продержались недолго. Всех попавших в «котел» уничтожили. К глубокой ночи Вильно был полностью освобожден.

Но солдатам этого было мало. Слишком долго они провели в боях, черствея от крови и грязи, в холодных окопах. Они впервые очутились в городе, который теперь находился под их контролем.

Глава 5

Никита с товарищами шли по улице, освобожденного города. Они не испытывали радости, скорее наоборот. Не вольно, каждый из них чувствовал огромное разочарование. Каждый сегодня стал свидетелем нечеловеческой жестокости и самое страшное, что им это нравилось. Первым заговорил Никита.

– Кем мы стали?

– О чем ты? – Отстранённым голосом ответил Кирилл.

–ты сам понимаешь.

– Это война, по- Другому здесь никак! – Вмешался Кузьмич, быстро смекнувший к чему клонит друг.

– Нет, это уже не война! На войне сдающихся берут в плен, а не пристреливают как собак.

– Так чего же ты не вступился за них, чего же сам пули не гнушался?

– Об этом я и говорю. Почему мы не вступились? Почему мы спокойно смотрели на это? Почему мы сами совершали расправу? Мы превратились в зверей!

– Мы давно ими стали. Пора это принять. Три долгих года мы убиваем, смотрим на смерти своих друзей и каждый раз мы мстим за павших. Так оно устроена война.

– Кузьма, ты сам себе веришь?

Кузьма отвернул голову в сторону, оставляя вопрос без ответа.

– Вот именно, тебе страшно так же, как и мне. Ты боишься самого себя. В бою мы будто теряем разум, утопая в крови, но после испытываем страх, ужасаясь сотворенному. Мы молча держим это в себе, предпочитая забыть. И так дальше продолжаться не может!

– Брось ты, Никита. Мы обречены. Слишком много выпало на нашу долю. То, о чем ты говоришь, с нами на всегда, от тьмы внутри никак не избавится. Это будто болезнь, проросшая внутри, пустившая корни глубоко в душу. И излечить ее способна только смерть.

В этот момент из подворотни донесся пронзительный женский крик, а следом послышался смачный шлепок, сменившейся плачем. Трое бросились к повороту, выхватывая из-за спины свои винтовки.

В темном переулке были различимы две мужские фигуры.

– Что здесь происходит! – Выкрикнул Кирилл, нацеливаясь на фигуры.

Никита подумал о выживших немцах, но вскоре убедился, что ошибся.

Две фигуры немного поддались вперед. Это были двое молодых мужчин, одетых в русские гимнастерки. Крепкий запах перегара мгновенно ударил в ноздри.

– Мужики, вам чего надо?

– Что за крики. – Более спокойным голос продолжил Кирилл.

– Разбираемся с проституткой, что с немцем спелась.

Неожиданно фигура быстро вскочила с земли и попыталась выбежать из переулка, но один из солдат успел схватить ее за руку и кинуть обратно в глубь подворотни.

– Спасите меня, они все врут- Взмылилась женщина.

из-заткнись сука! – Все тот же солдат, ударил вновь оказавшуюся на земле женщину ногой.

– Хватит! – Не выдержал Никита.

–тихо брат! Мы просто хотим развлечься.

–так, вы пьяны. Оставьте ее в покое и идите проспитесь. – Включился в разговор Кузьмич.

– Ну уж нет! Мы год без бабы в окопах сидели, сражались за нее, а она тут с немцами трахалась! Пора свой долг родине вернуть.

Оба залились хохотом.

– Вы что черти, совсем от водки озверели или власть почувствовали? На сегодня хватит мерзости, проваливайте подобру-поздорову!

– А иначе что? Пристрелишь? Хватит нам мозги пудрить, бабу захотели, так идите и ищите, а эта наша.

Кирилл выстрелил в воздух, но оба солдаты расценили это как угрозу и набросились на стоящего чуть впереди Кирилла. Никита и Кузьма быстро оттащили пьяных мужиков, хорошенечко разбив им морды. Тут же появился дежурный отряд, прибежавший на выстрел. Даже не пытаясь разбираться, дежурные повязали всех пятерых, предварительно избив провинившихся, и повели через два квартала к офицерскому расположению.

Товарищи пробыли там всю ночь. Офицером не больно то хотелось разбираться в мелких дрязгах, но оставить безнаказанным проступок солдат они не могли. Только Норыжкин спас своих подчиненных от полевого суда и их отпустили, приняв во внимание срок службы, под его ответственность.

Когда, наконец, они вышли в душное летнее утро, командир, доведенный до белого каления, начал допытываться от своих солдат, какого черта они творят, на что те рассказали ему все, как на духу.

– Люди звереют день от о дня. Проклятая бойня! Вы правильно поступили, парни. – Выслушав историю заключил Норыжкин.-такое нужно пресекать на корню.

– Вот мы и постарались, за что поплатились. – Кузьмич провел пальцами по опухшей от ударов щеке.

– Не дрейфь! Возможно это единственные шрамы, за три года, что действительно спасли жизнь. Ладно, мне нужно бежать, я должен был быть на собрании с генералами еще час назад.

– Удачи вам, товарищ офицер!

Командир ушел, а солдаты отправились обратно.

– Вот о чем я и говорил. Мерзость выползла наружу.

– Признаю, ты прав Никита, но от этого ничего не меняется. Тьма слишком глубоко и хоть до этаких скотин нам далеко, но в бою темная сущность возьмет свое, как пить дать.

–Тогда к черту всех паскуд, пусть живут как хотят. Давайте будем честны хотя бы с собой и поклянемся прямо сейчас, во что бы то не стало, не пересекать грань, держать себя в руках и оставаться людьми. Даже в бою.

– Нет брат, не выйдет, больно много обид у меня к немцу накопилось. Щадить псов у меня желания нет.

– А ты Кирилл?

– Посмотри правде в глаза, Никита. Без злости погибнем в первой же драке. Гансы ничуть не хуже нас, такое же зверье. То, о чем ты просишь погубит нас.

– Дело говоришь, брат. Прими данность Никита.

– Ну уж нет. Коль вы отказываетесь, тоя на своем останусь. Протвино мне это.

– Всем противно, а жить надо. Ладно, решай, как знаешь, не маленький уже.

Вскоре они подошли к своим палаткам. Оказавшись возле своих «постелей», не спавшие с начала штурма, просто улеглись спать.

Глава 6

Неделю десятая располагалась в Вильно, готовясь к дальнейшему наступлению. В это время солдаты могли перевести дух, отдохнуть от боев. Город, хоть и был отчасти в руинах, все же гостеприимно встречал «гостей».

В воздухе витал дух победы. Трактиры и таверны приласкали всех страждущих воинов, которые с радостью отдавали свои кровно заработанные гроши, за время войны. А солдаты пили так, будто война уже была выиграна. Пьянство расцветало как на дрожжах. На третий день командование армии ввело сухой закон, который местные продавцы будто и не заметили.

Кузьмич не стал отказываться от праздничного загула. Каждый день он с обеда пропадал где-то в городе, возвращаясь лишь поздней ночью мертвецки пьяным.

Кирилл же вновь начал пропадать с Норыжкином, тот не справлялся без помощника и лучше него, найти никого не мог. Пришлось Кириллу взяться по новой за старое.

Никита не прельщенный алкоголем, по итогу оставался один в лагере. Он просто слонялся из стороны в сторону, убивая время. Однако старые шрамы с новой силой принялись терзать его разум. Та жесткость, что совсем недавно он обнаружил в себе пугала его. С каждым годом, проведенным на войне, он замечал, как люди вокруг него, как он сам становились холоднокровными убийцами и то, что произошло при штурме, казалось апогеем, точкой невозврата.

Мысленно возвращаясь к роковой ночи своего первого убийство, вспоминая свои чувства, когда он впервые увидел с какой жесткостью простые люди, устраивали погромы в Петербурге, он не вольно утверждался в своей виновности. Теперь эта жесткость начала брать верх над ним. И от этого ему становилось больнее.

Чем дольше он находился один, тем хуже ему становилось. На шестой день он больше не мог выносить, сжирающих его изнутри, мыслей и составил кампанию Кузьмичу, в его злачном походе.

Друг отвел его в лучший трактир в Вильно, как утверждал сам Кузьмич. «Лучший трактир» представлял из себя небольшое помещение первого этажа почти уничтоженного дома, фактически первый этаж был единственным, что сохранил цельные стены. Внутри трактир был ничуть не лучше, но судя по количеству солдат распивающих здесь, он действительно являлся желанной Меккой для большинства воинов десятой.

Как только приятели вошли, мгновенно пространство утопленного в табачном дыму кабака, оживилось. Чуть ли не каждый стол начал улюлюкать и звать Кузьмича присесть за их стол, но он, отмахиваясь с улыбкой от приглашений повел Никиту за единственный свободный стол в углу.

– Надо же, я погляжу ты стал душой кампании.

– Да, это было легко. Присмотрись внимательнее, здесь одни новобранцы, некоторые даже не застигли весенних окопов шестнадцатого. Я для них своего рода живая легенда, постоянно расспрашивают как мы сражались в четырнадцатом и пятнадцатом, советов просят.

– А другие ветераны здесь нечастые гости?

– Друг, ты сам помнишь хоть одного рядового с четырнадцатого года? Кроме нас и парочки офицеров, в живых из всей десятой армии осталось с дюжину солдат, кто застиг начало войны. А наши офицеры не больно то и любят выпивать со своими подчиненными.

– Черт побери, неужели нас так мало осталось?

– Да, таких как мы ужасно мало. Ты не замечал?

– Нет.

– Ну ты даешь брат! Ладно, к чему нам о грустном? Мы и так слишком много горя пережили, а сейчас тот редкий момент, когда можно хоть недолго порадоваться. Я принесу пиво.

Друзья быстро расправились с первой порцией, так что Кузьме пришлось довольно рано идти за второй и третьей. Когда и сними было покончено, более опытный нежели Никита, товарищ, решил, что настало время переходить к водке. Спустя несколько минут на столе воцарился пузырь сорокаградусного спирта и несколько рюмок.

Долго вдвоем они все же не просидели. Еще на второй порции к ним присоединились те самые новобранцы. Они не скупясь платили за друзей, только бы послушать их «славные» истории. Когда же алкоголь дал в голову, военные истории уступили место шуткам да прочим дурачествам.

Давно забытое веселье. Никита позабыл, когда он в последний раз по- Настоящему так отдыхал и выпивал. Мысли, что тяжелым ярмом, давили на него всю неделю, неожиданно ушли на второй план. Пожалуй, в первые за почти четыре года непрекращающегося кошмара ему было по- Человечески весело, он даже в какой-то мере был счастлив.

Первая бутылка водки, плавно переросла в четвертую. На пятерых- Щестерых солдат, это был пустяк, однако к завершающей пятой остались лишь Никита и Кузьма. Глубокая ночь, вынудила остальных откланяться.

– Все Кузьма, допиваем эту и обратно в лагерь!

– Как скажешь друг.

– Знаешь, как давно мне не было так хорошо?

– Представляю брат, я ж все-таки рядом с тобой сражался.

–точно? А я думал ты где-то за углом прятался!

– Козлина!

Оба друга рассмеялись, да так что оба чуть ли не задыхались от хохота.

– Есть папироска, а то у меня кончились?

– Держи, а я пока разолью, прости господи. – Отдав железный брикетик со скрученными сигаретами, Кузьмич взялся за бутылку.

– Не простит. – Неожиданно сказал Никита.

– Что еще раз?

– Бог тебя не простит.

– С чего бы это ему меня не простить. Я вроде не сильно грешнее остальных. – С улыбкой ответил Кузьмич. Он поднял голову от рюмки и увидел помрачневшее лицо Никиты.

– С того что он мертв!

– Пес с этим богом, с тобой все хорошо?

– Лучше бы с ним действительно был пес, но он мертв!

– Да что ты заладил, что случилось то?

– Я убил его, я убил бога! И все это из-за меня, эта проклятая война, все эти смерти случились по моей вине!

У Никиты сдали нервы. Он был слишком пьян, а упоминание бога пробудило всю ту тьму, что недели и годы уничтожала его изнутри. Неожиданно для себя самого он сорвался. Однако Кузьмич подумал, что его друг перебрал.

– Ну все друг, хватит. Пора нам возвращаться. Ты сильно набрался. Давай вставай.

– Ты понимаешь? Все это из-за меня, из-за меня черт подери!

– Тише, тише брат. Давай- Ка я тебе помогу.

Кузьмич запрокинул руку товарища себе за шею, после чего поднял тело. Он не обращал внимания на заявления своего друга. Такие же явления ему уже доводилась видеть и не раз. Многие солдаты, напившись в падали в «горе» и несли всякий бред.

Всю дорогу, что Кузьма тащил друга до лагеря, Никита повторял одно и то же-«я убил бога!». Когда же оба добрались до лагеря, более трезвый товарищ повалил Никиту на его койку, где тот быстро заснул.

Утро выдалось не сладким. Голова раскалывалась, как на зло яркое солнце причиняло боль, в горле пересохло. Никита был будто призрак, он не помнил пол вечера и как добрался до палатки, а еще объявили смотр строя. Генералом именно сегодня приспичило с важными лицами попятиться на своих подчиненных.

Измученный похмельем, еле как подготовившись, Никита успел вовремя встать в строй, третьей линией, откуда ни один из офицеров и генералов, приблизившихся слишком близко к солдатам, не учует его жуткого перегара.

Час под палящим солнцем, тянулся точно вечность. Высшие чины армии с дотошной строгостью проверяли внешний вид солдат, правда в основном лишь первой из пяти линий. Когда наконец их эго было удовлетворено, солдат распустили, вернув им возможность бездельничать.

Только после этого Никита встретился с Кузьмой и Кириллом. Утром он не успел расспросить друга о вчерашнем.

– Ну что забулдыга, живой. – С улыбкой обратился Кузьмич, к вошедшему в благоговейную тень палатки, Никиту.

– Спорно. Голова до сих пор трещит.

– Не удивительно. Он тебя вчера на руках тащил, нажрался до беспамятства, да еще и орал как резаный, даже я проснулся! – Вмешался Кирилл.

– Правду говорит товарищ. И ведь главное, что орал: «Я убил бога».

– Простите братцы, я вчера действительно перебрал. Бред всякий нес.

– Конечно бред, но еще мне пытался что-то доказывать! Ладно, не беда. С кем не бывает? Что сегодня похмеляться идем?

– Издеваешься? Ни за что!

– Давай товарищ. Скоро опять в окопах будем, там то уже не разгуляешься.

– Прости Кузьма, но нет. Я лучше здесь отлежусь.

– Ну как знаешь, дело твое, а я пошел.

Кузьмич покинул друзей, устремившись к приветливым дверям трактира. Кирилл же на удивление остался в палатке.

– А ты чего сидишь? Не уж то Норыжкину сегодня помощник не нужен.

– Сегодня велено отдыхать.

– Повезло.

– Наверное. Слушай, у меня тут вопрос есть.

– Ну задавай.

–ты про бога серьезно?

– Нет конечно, просто пьяный бред. А чего это ты спрашиваешь? – Солгал Никита.

– Просто вчера, услышав от тебя эту фразу, я всю ночь вспомнила учебку, когда мы ещё часто спорили. Ты ж буквально мертвым был, и физически и морально, хуже, чем зимой в окопах выглядел. Я тогда гадал, что ж с человеком случиться такое может. А тут ты про бога начал. Конечно звучит как бред, но мне почему-то, на секунду подумалось, что так оно и есть.

– Нет брат, пьяные бредни это мои, не более. И ты же атеист вроде, с чего ты в такие вымыслы подался?

–тут во что угодно поверишь, на войне этой проклятой. Мы столько всего повидали, столько зла сотворили, что тут и не верующий к кресту обратиться дабы с ума не сойти. Да и ежели бог этот есть, то так оно всяк проще, ведь если есть, то значит все это не по воле людской устроено. Мне бы было куда проще, честно друг, будь вся мерзопакостная война задумана силой какой- Нибудь, а так получается, что мы по собственной воле друг друга отстреливаем, сами себя уничтожаем из-за мелочи, из-за клочка земли или еще хуже из-за идеи какой, да ею еще все и оправдываем. Нет, уж лучше б бог был!

– Значиться и из коммунистов ты окончательно вышел?

– К черту их, что цари, что коммунисты сторона одной медали. Так же и воевали бы и погибали бы по глупости. Теперь мне разницы нет, да вот только верить не хочется, что сами мы на такое злодеяние идем.

Никита понимал друга и всем своим сердцем сочувствовал ему.

– Прости Кирилл.

– За что это?

– Прав ты, не может человек сам до такой низости опуститься. Солгал я тебе, не бред это мой пьяный был, а правда, что каленой сталью мне душу и разум четвертый год выжигает. Бог действительно жил, но я сам, своими руками его прикончил. А за смертью бога началась чертовщина. Я еще тогда заметил, как люди вокруг переменились, как их жестокость охватила, а следом, прям на следующий день и война пришла. из-за меня ты здесь, из-за моей глупости столько людей гибнет каждый день, за мой грех род человеческий расплачивается.

– Как же тебе удалось?

– Чертовски просто. Я в те дни с революционерами якшался, нам деньги требовались. Тут дело подвернулось, икону украсть надо было, ну мы и согласились дураки. Когда уже она у нас в руках была, старенький, хилый священник появился. Как сейчас помню, что мы с товарищем будто с ума сходили, когда рядом с ним оказались, вот я с дуры и выстрелил, а потом весь мир застыл и окрасился в белый, ко мне подошла фигура и молвила, что я убийца бога.

– Ты же не подшучиваешь надо мной?

– Нет. Говорю, как на духу и все правда.

– Ну дела. Так значится бог все же есть.

– Он был и жил среди людей.

Пораженный друг пытался осознать, услышанное. Он долго молчал, дырявя отстраненным взглядом тканевую стенку палатки. Никита то же молчал, он знал, что такую историю не легко принять, а еще сложнее смириться. Но внутри он почувствовал легкость, камень что четыре года лежал на душе, дал слабину. Ему стало не много легче, что теперь не только он один знает о случившемся.

Спустя время, повисшая тишина содрогнулась от хрипловатого голоса Кирилла.

– Знаешь друг, у меня теперь столько вопросов.

– Поверь, у меня не меньше и сам я на них ответить не могу.

– Да и черт бы с ними, все равно толку от этих ответов? Случилось так, как должно было и ничего здесь не попишешь! Мы на войне, ходим под острием косы старухи смерти и сейчас я хотя бы знаю, что здесь мы не из-за людской жестокости или глупости. Этого мне достаточно, а остальное пусть катиться в пропасть. Мне нужно выпить, ты со мной?

– Да.

Друзья направились в трактир, где без лишних слов, пустых демагогий, просто напились. Там же их нашел Кузьмич, находившейся примерно в тех же кондициях. Ни Никита, ни Кирилл не раскрыли причину, по которой оба оказались в трактире, но и товарищ не допытывался правды.

Глава 7

Десятая еще несколько дней провела в Вильно, готовясь продолжить свое победное шествие. Но судьба распорядилась иначе. Немцы смогли дать отпор наступающим, а вскоре и вовсе железным маршем начали вытеснять русских с завоеванных территорий. Несостоявшееся победоносное шествие, быстро переросло в отступление. Город оставили без боя, силы десятой нужны были в тылу.

Так что к осени 1916, солдаты, еще недавно гнавшие немцев в спину штыком, вынуждены были вернуться к привычным пространствам окопов, в те же самые, откуда с боем они прокладывали путь, казалось бы, к неминуемой победе.

До конца года десятая держала линию фронта в неизменности, героически сдерживая атаки пруссаков, что жаждали взять реванш за летнее унижение.

Каждый божий день Никита с товарищами проводили в боях. Из их памяти быстро ушли праздные моменты безделья и пьянства, которые они позволили себе будучи в Вильно. Опять их одежда была в грязи и крови, тело сотрясал озноб и холод, а перед глазами бесконечные пространства мертвого поля, усыпанного трупами павших воинов.

Но им было не в первой проходить через очередной ад, уготованный им самой жизнью. Они знали, что должны делать, они знали, как выжить в нескончаемом бою. Вот только судьба решила все за них.

Часть5

Глава 1

Тяжелый 1917 год взошел на свой временный престол. Для десятой, однако, расклады оставались все те же – позиционная оборона. Русские солдаты стояли нерушимой стенной, сдерживая немцев, томительно выжидая очередных перемен на восточном фронте.

Редкие новости, доходившие до обороняющихся, вселяли хрупкую надежду на скорый возможный конец проклятой войны. Французы и Англичане медленно, но верно продвигались вперед, в глубь Прусских земель. Немцы бесконечно перебрасывали силы то с востока на запад, то в обратном направлении.

Солдаты даже поговаривали, что если к лету порядок вещей останется таковым какой он есть сейчас, то уже к июлю может начаться контрнаступление с обоих фронтов и тогда-то победа будет неизбежна.

Но пока домыслы оставались таковыми. Непосредственно на позициях ни один из обороняющихся не рискнул сказать бы, что немцы испытывают какие- Либо проблемы.

Никита же с трудом верил во все россказни и слухи, кочующие призраком по лагерю из уст в уста. Он предпочел сосредоточиться на настоящем, а те в свою очередь уже ознаменовались серединой холодного февраля.

Тяжелый бой наконец закончился. С самого утра, трое товарищей и отряд из тридцати новобранцев сдерживали атаку немцев, на своем участке. В этот раз чудом удалось сдержать натиск врага, потеряв при этом двадцать одного бойца. Погибшие были совсем молоды, некоторым еще не стукнуло и двадцати одного.

Когда орудия смолкли, а стволы винтовок остыли, выжившие, не смотря на усталость и раны, принялись вытаскивать из окопных траншей павших братьев.

Никита смотрел на молодые мертвые лица, он видел в них замерший страх. Не в первый и не в последний раз перед ним было столько загубленных судеб, в которых горело пламя жизни. Сколько всего они могли сделать для мира, какую жизнь прожили бы они, если б не война, если бы не он.

Всех удалось похоронить лишь через три часа, когда солнце начало садиться за горизонт. Жалость, отвращение, боль сидело внутри каждого, но если они хотят выжить, то необходимо уметь подавить кипящие чувства и сохранить разум в «холоде».

На последней могиле трое ветеранов так и поступили, отпустили сегодняшнюю трагедию, да бы быть готовыми встреть другую, но до боли похожую уже завтра. Их более молодые братья по оружию, те что выжили, еще не познали ужасную истину и продолжили предаваться горю возле могил погибших товарищей.

Никита, Кузьмич и Кирилл вернулись обратно в лагерь. Уставшие, они хотели толькодвух вещей- Поесть и отдохнуть. Поэтому первым делом они направились к полевой кухне.

– Опять укоротили паек! Скоро нас и вовсе кормить перестанут! Мы тут шеи свои поставляем, а нам даже еды не дают!

– Тише ты Кузьма, еще какой офицер услышит, донос напишет.

– Пусть пишет, преступников и то лучше кормят! Пойду хоть хлеба потребую, мы как никак из боя, нам положена дополнительная порция.

– Я тебя молю, только не брякни там чего.

– Ладно.

Кузьма покинул на время друзей, оставив их вдвоем.

– Ох достанется ему скоро, за его язык длинный.

– Сплюнь! Нас и так трое осталось. Еще не хватало его потерять.

– С такими указами, пол армии под трибунал уйдет.

– Твоя правда. Чины за свои шкуры трясутся, дай боже. Чувствуют, что из-за малейшей искры первыми под нож пойдут.

В феврале ситуация и в тылу, и на фронте накалилась. Все больше и больше революционные настроения захватывали умы солдат и гражданских. Боясь восстания, ввели указы о доносах. Теперь любое не верное слово, произнесенное не в той кампании, могло грозить заключением или расстрелом. Друзья знали об этом не понаслышке. Как-то раз, в январе, прямо на их глазах, молодой офицер, больно властолюбивый, за обсуждение марксистских идей четверых солдат, при всех обвинил в измени, приказал схватить их и в итоге подвел под трибунал.

– Смотри-ка, без добычи идет.

Кузьмич быстрой походкой, чуть ли не бегом вернулся к столу.

– Ну что, не дали добавки?

– К черту добавку Кирилл, слушайте оба! Сейчас мне парни рассказали, что в Петрограде восстание вспыхнуло, еще три дня назад.

– Брешишь, быть не может.

– Может брат, может.

– С чего вдруг и почему сейчас?

– Почему сейчас не скажу, да и не знает, наверное, никто, по крайне мере здесь, а вот с чего началось, так это известно. Парни говорят, мол всеобщую забастовку рабочие начали, а власть решила силой разобраться. Значится направили местных вояк, а народ увидал, да до того видать разозлился, что вместе с рабочими отпор дали, ну а дальше уже по накатанной. В общем в Петрограде сейчас бои не хуже, чем здесь шумят.

– Вот так новость. И что же будет?

– Ну это один бог знает и то не факт. Но нам же от этого хуже.

– Тут ты прав Кузьма. Если даже до нас новость дошла, так до немца подавно. Сейчас они натиск усилят.

– Во во. Горя мы хлебнем, пока они там в Петрограде воюют. – Сказал Кирилл

– А может там уже восставшие вверх взяли и царя свергли, тогда картина совсем другая. Может мы из войны и выйдем.

– Ишь как размечтался. А может восстание и подавили, а если и все как ты тут навыдумывал с чего тогда немцам останавливаться. Они ж не дураки, это же шанс для них. Сам посуди, вот сложись все так, как ты говоришь, Кузьмич, то значит у нас наступает полный разлад, ведь нет единого управления и вообще непонятно кто управляет теперь. А единая сплоченная армия пруссаков, с командованием нас за несколько недель перебьет. Нет, нам же хуже.

– Вот тебе товарищи исход! Четыре года на войне и ни черта не изменили. Гибли, страдали, раны зализывали, с винтовками в окопах и в жару, и в холод спали, а решиться судьба наша в столице, что далеко от фронта и войны, людьми, которые к этой проклятой войне и непричастны.

– Ишь философ нашелся, да раздухарился как, об осторожности позабыл Никита, офицеры же услышать могут.

– Неюродствуй Иван.

– Можно маленько. А что до «революции», так от ее исхода будет зависеть и наша судьба. Правильно Никита ты говоришь, через сток прошли, да только бестолку, за нас опять решение примут, а мы сиди тут и выжидай. Паскудство!

– Другого выбора нет, придется ждать.

– Будто он когда-то и был. Что ж братцы, нам ли не привыкать? Подождем.

На том и порешили, доедая свой жалкий паек трое солдат, трое друзей.

После обеда им выпала возможность отдохнуть. О новости разговор больше не поднимали. Зазря душу травить событиями, на которые повлиять никто из них не мог, было бы глупо, особенно когда все твое внимание должно быть сосредоточенно на происходящим вокруг тебя, а не где-то там, за сотни километров.

Вернувшись в свое «убежище», Никиту сморил сон, так же, как и Кузьмича. Кириллу повезло меньше, его забрал Норыжкин. День кончился, ознаменовав начало долго ожидания развязки.

Глава 2

Полторы недели линия фронта была пугающе спокойна. Обычные ежедневные атаки испарились, даже смолкла артиллерия. Обе стороны замерли в томительном ожидание.

Русских солдат, однако, такое затишье не прельщало. Буря могла обрушиться на их смертные головы в любой момент и если раньше они знали откуда она хотя бы должна настигнуть их, то теперь им было не понятно откуда ждать раскатов грома, предвещающих скорую опасность.

Запаздывающие минимум на день новостные сводки, лишь запутывали сложную перипетию Петроградских событий. Генералы и большинство офицеров полностью отрицали россказни про учинённую революцию, местные социалисты и прочие революционно настроенные умы, попавшие в ряды десятой, утверждали обратное, уверяя в неминуемой победе восставших и скором свержение царя. Редкие нейтральные источники, которым веры среди солдат было больше всего, просто подтверждали, что в столице совершенно точно поднято восстание, вот только кто в нем побеждает определить было трудно.

Солдаты сами выбирали во что верить и этим правом активно пользовались. В окопах, за столами, остерегаясь особенно ушастых офицеров, кипели бурные споры о том, кто же все-таки победит.

Во время своих дежурств, Никита, да бы хоть как-то разбавить скуку, вел своеобразный подсчет голосов и вариантов грядущих последствий. Самыми активными и опасными, естественно были социалисты большевистского и некоторые группки меньшевистского толка. То, что, он невольно слышал от дежуривших с ним представителей данного политического крыла, являлось самым опасным для десятой. По плану социалистов, как только до них дойдет новость о победе революции, то те немедля устраивают ее здесь и первым делом берут власть в свои руки.

Другие же, более сдержанные и умеренные в своих идеологических воззрениях, и в них же Никита видел большинство, были убеждены, что восстание окончится победой, вот только насчет войны были разные мнения: либо Россия выйдет из нее, либо продолжит до изнеможения.

Когда он поделился своими наблюдениями и подсчетами с товарищами, те принялись вести точно такие же заметки, во время своих дежурств. Картина, правда, не сильно изменилась.

Сам же Никита просто ждал, когда наконец это томительное ожидание окончится. Все же как ни крути, а события, происходящие в Петрограде, являлись лучиком надежды, были призрачным шансом, что положит конец войне. Эти новости породили надежду, вот только Никита не раз убеждался, как легко надежда может обернуться болезненным разочарованием. Именно поэтому, он томительно выжидал развязки, всеми силами пытаясь убить в себе всякие надежды.

Глава 3

Развязка наступила 7 марта 1917 года.

– Никита, где черт тебя подери носило! – На весь окоп раздался громкий крик Кузьмича.

Никита невольно вздрогнул, когда услышал громкий звук. Первым делом он схватился за свою винтовку и прицелился в сторону немецкий позиций. Спустя мгновение рефлексы отступили, а разум вернул контроль над всем телом, только теперь он узнал знакомый голос.

Успокоившись Никита посмотрел в сторону, откуда доносился клич. Кузьма был от него в пятидесяти метрах и жестом подзывал к себе. «Вот паршивец, чего же орет на линии, еще немцев привлечет, скотина!»– Про себя проклинал он Ивана, его безрассудный поступок. Чуть ли не бегом, по узким траншеям, с огромным желанием врезать от всей души своему забывшемуся товарищу, ринулся Никита.

–Ты чего полоумный, сбрендил никак? Ты чего орешь леший? Хочешь, чтоб нас немец всех пострелял, бестолочь окаянная!

– Тише! Сейчас не до немца, айда со мной, там какие-то командиры приехали с новостями, скоро заявление делать будут. Мы обязаны это сами услышать.

– Думаешь с Петербурга?

–Точно оттуда, вот только от царского или какого другого имени говорить будут не знаю.

– Ну тогда пошли, сейчас только остальным скажу, что отлучусь.

– Нет, нечего время зря тратить. Офицеры не проверяют, сами все в лагере сидят как на иголках, ждут. А эти и без тебя справятся.

– Ладно, давай двигай.

Друзья быстро вынырнули из хорошо знакомых траншей, прямиком к лагерю, захватили Кирилла, который отдыхал после недавнего дежурства, и двинулись к своеобразному майдану.

Народу было не счесть. Казалось будто вся десятая стянулась сюда, на этот маленький клочок истоптанной земли, позабыв про все свои обязанности. Напади немец сейчас, то махом бы сокрушил ненавистного врага, но видимо и им было не до атак.

С трудом пробравшись сквозь толпу солдат, жаждущих получить ответы, трое оказались прямиком в первых рядах, своеобразного полукруга, нарисовавшегося возле «трибуны».

Спустя пару минут из рядом стоящей палатки вышла группка офицеров, не из десятой. Генеральским маршем со строгой военной выдержкой вся группа замерла напротив неровного строя воинов. Осмотрев ряды, выдержав паузу, самый статный из новоприбывших взял слово.

– Солдаты, вы все наверняка наслышаны о событиях в столице! Именно из-за них я здесь. Слушайте сыны России, отныне нет над вами царя, не давича как дня два назад император Николай второй подписал отречение, так же от притязаний отрекся его приемник Михаил второй. Отныне нет над нами царей, но есть закон и парламент. Я говорю от их имени, от имени восторжествовавшей демократии. Отныне братцы, страной управляет не единоличник, а великие и достопочтенные умы, представители всех политических партий. – Не дожидаясь реакции, посланник продолжал, страшась быть перебитым возбужденной толпой- Поэтому мы взываем к вам бравые воины, не переставать сражаться, быть столь же самоотверженными и непоколебимыми перед лицом врага. Эта война не закончена, что бы не говорили злые языки! Русский народ будет биться против Немца до последней капли крови и будьте уверены мы победим!

Толпа озарилось шумом. Солдаты на перебой кричали, ругались, пытались задать вопросы.

– Шельма чертова. Ишь как говорит, победим мы, а сам то ни дня наверняка на войне не провел, паскудник! – Склонившись над ухом, Кузьма начал высказывать свое недовольство Никите.

– Пошли лучше от сюда. В этом гуле ничего не слышно.

Друзья вновь продрались сквозь толпу, только на это раз в обратном направление. Оказавшись за спинами недовольных, троица взяла курс прямиком к окопам. Все равно ничего дельного им больше здесь не услышать.

– Ну вы слышали этого сукина сына? Переделали власть, сволочи, и велят нам дальше свои спины подставлять!

– А ты на что рассчитывал, а Кузьма? Неужто наделся что власть социалисты возьмут, да тут же войну прекратят? Как бы не так. – Возразил Кирилл.

– Черт бы с ними с социалистами, наверняка такие же подонки, раз на поводу у прочих пошли! Мне за нас обидно! Понимаешь Кирилл? Мы ж воевать шли по царьевому указу, ему присягали и в затеянной им войне друзей теряли, по его глупости ввязались! А сейчас люди другие, цели наверняка другие и вместо того, чтоб России помочь, нас воевать дальше заставляют.

– Да брось ты Кузьма. Никому там в столице за Россию и разговаривать неинтересно. Плевать им на нее, и на нас плевать! Сгинем мы аль не сгинем все равно, лишь бы себе жизнь получше устроить, да людям мозг запудрить, чтоб не мешали эту самую жизнь устраивать.

– Знаю я все, Никита, не первый день живу! Но от знания лучше не становится.

– Ладно парни идите дальше. Я пойду Норыжкина отыщу, узнаю, как дальше действовать велят.

– Ну иди Кирилл, узнай. Вот только я тебе и без офицерского чина скажу, что дальше: в наступление нас кинут, отчаянное и там либо пан, либо пропал.

– С чего это ты взял Кузьмич?

–тут тайны нет, я уж от ребят давно слышу про планы командования. Поговаривали еще в конце декабря, что в марте наступление велят начать, вот только ситуация в столице все карты царьевам собакам спутало. Ну а коли все разрешилось, и война продолжается, то и от плана этого никто и не откажется.

– А чего раньше не говорил?

– Чего же вам говорить, лишний раз настроение портить, да и восстание мне надежду подарило. Надеялся авось картина поменяется.

– Ладно, черт с ним. Все равно Норыжкина найти надо. Может слухи твои ошиблись.

– Хотелось бы мне, что неправдой они были, но надеяться здесь можно только на худшее.

Кирилл свернул на одном из поворотов к офицерскому штабу. Кузьмич дошел с Никитой до первой линии, а дальше отправился в их блиндаж.

Никита же вернулся на свой пост, мрачно выкорчёвывая в душе нелепые ростки надежды, что уже успели пустить слабенькие корешки.

Глава 4

На удивление затишье продолжалось еще с неделю. Немцы будто продолжали выжидать, хотя решение уже было принято- Россия остается в войне. Вот только в десятой такой расклад лишь усиливал волнение. В солдатах крепла мрачная уверенность, что затишье – это перед бурей. И буря разразилась.

11 марта, 1917 года, новое правительство спустило свой первый военный приказ.

Норыжкин тяжелой походкой пробирался по грязи узких окопных траншей. Весна на удивление выдалась теплой, снег начал быстро таять, уничтожая вытоптанные за зиму тропки.

Первый поворот направо, несколько шагов и вот он уже оказался перед хлипкой деревянной дверью, из щелей которой, тонкими лучиками виднелся слабый свет. Недолго думая, офицер открыл хлипкую преграду, оказавшись в маленькой, холодной комнатке, где ютились его подопечные «долгожители».

– Здравствуйте братцы.

– И вам не хворать, благодетель вы наш.

– Ох Кузьма, вот ходил бы ты под началом кого другого, ей богу, расстреляли бы давно.

– За что это, ваше благородие, такой грех на душу взять собрались?

– За сарказм твой из всех щелей сквозящей!

– Помилуйте, чтоб я с офицером, да ерничать себе позволил, не в жизнь!

– Прекрати дурной. Извините товарищ командир.

– Ничего Кирилл. Слухайте товарищи, я к вам к сожалению, не поболтать пришел, а с приказом новым. Послезавтра, в 4 утра, десятой армии велено идти в наступление на немецкие позиции и взять их штурмом, после чего продолжать реализовывать дальнейшее давление.

–«Реализовывать дальнейшее давление», ишь как изъясняться начали, не по человечье.

– Тут я с тобой согласен Кузьма, написали черти как, даже и не понимают сами, что ежели все так просто было, мол по приказу битвы выигрывались. Мы тут уж битые месяцы сидим, самих чуть не гонят, а тут в наступление!

– Совершенно согласен, господин офицер. Может да ну ее войну, сбежим все вчетвером?

– Тьфу те на язык Кузьмич! Думай перед кем шутки шутить.

– А ты мне не указывай Никита. Через день помирать, как захочу, так и буду шутить!

– Мы поняли, ваше благородие!

– Хорошо Кирилл, что поняли. Вот мне бы еще понять какой тут смысл и тактический гений запрятан. Но приказ есть приказ, мы в армии, скажут помирать, а мы лишь должны узнать в какой стороне. Ладно, не беда! В другой жизни бог рассудит, правильно или неправильно. А сейчас надо дальше бежать, остальным нашим сообщить. Готовьтесь, да в намеченный день будьте чуть левее от центра, постараюсь с вами в атаку пойти.

– Хорошо. Удачи вам!

– Всем нам удачи, до скорого.

Офицер покинул своих подопечных. Образовавшуюся с его уходом тишину мгновенно заполнил своим басистым голосом Кузьмич.

– Ну вот, я же говорил.

– Говорил, вот только легче от этого не стало. Каким же чудом мы должны выбить немцев?

– Настоящим чудом Киря. Только на него надеяться!

Глава 5

Тревожная полутьма содрогалась от шага сотен сапог, тот тут то там ввязших в грязи. Солдаты десятой, точно муравьи роились в первой окопной линии, готовясь к наступлению.  С каждой минутой в узкие могильные пространства стягивались войны.

Никита с товарищами постарались пробиться к центру, как их и просил Норыжкин. Однако настырный сержант перехватил их и заставил встать на своем фланге, где почему-то не хватало народу. Им ничего не осталось кроме как подчиниться.

Первые лучи солнца заскользили по рыхлому снегу, еще не растаявшему на нейтральной линии. Русская сторона замерла в ожидании команды к началу своего самоубийственного похода.

Рядом с Никитой послышался тихий голосок. Он повернулся на шум и увидел молоденького парня со сложенными вместе руками. Вслушавшись в дрожащий голос юнца, прожжённый солдат, различил знакомую молитву, которую ему доводилось слышать не в первой. «зря молишься, бог тебя не услышит» – Подумал про себя Никита, после чего отвернулся к своим товарищам.

Их лица были непоколебимы, словно страх им был не ведом, но он то знал, что это обманка, присущая всем ветераном. Внутри они то же боялись, вот только показать этого не могли, ведь были своеобразным примером для своих неопытных братьев по оружию. Им приходилось держаться, да бы остальные нашли в их лицах храбрость.

– Держимся рядом, прикрываем друг друга- Обратился Никита к товарищам.

– Да знаем, как будто в первый раз.

– Вот и слав…

Не успел он договорить, как по всему окопу пронеслась команда. Офицеры в один голос возвестили о начале атаки, зычным криком вперед.

Солдаты, заслышав приказ своих командиров, в два шага преодолели полутораметровую земляную стену окопа, оказавшись на открытой поверхности. Не останавливаясь, тысячи мужчин рванулись вперед, на позиции врага.

Засвистели пули, первые убитые рухнули на землю, но их смерти лишь стали началом для кошмарной бойни. Нестройные ряды десятой, ураганной мощью неслись по истерзанной земле, не замечая пуль и смертей своих товарищей. За жалкие минуты, они пересекли отравленное смертью поле, что долгие четыре месяца разделяли две армии, и лавиной обрушились на противника.

В первых рядах, подле своих верных товарищей, Никита несся бой, погружаясь в состояние боевого транса, позабыв об обещание данным себе в Вильно. Сейчас, всем миром для него стал маленький клочок земли, в котором его винтовка со штыком была богом, друзья верной судьбой, а враги мишенью. Ничего кроме этого не существовало.

Последний рывок, прыжок в бесконечную пустоту и его штык легко впивается в мягкую плоть. Сталь с трудом покидает испускающее душу тело, а в ноги приходится сильный удар. Никита еле устоял на своих двоих, но опасности нет, ведь удар нанес рухнувший труп.

– Гони к проходу! Заслышались русские выкрики.

Вперед, не теряя не минуты, к новой мишени. На этот раз удар пришёлся в горло. В лицо брызнула кровь, а сраженный немец пал на землю, утянув с собой его винтовку. Опасные мгновенья, но винтовка была возвращена, до того, как новый враг успел нанести свой смертельный удар, за что уже сам поплатился жизнью.

Возникшие рядом бойцы десятой, создали численный перевес. Теперь уже эта часть окопа за ними. Обезумевшие солдаты загнали немцев в узкий проход и не давай времени собраться обороняющимся, вытолкали их во вторую линию, где бой и продолжился.

Но и тут у немцев не получилось дать достойного ответа. Слишком силен был натиск. Русские сокрушали врага не давай ему возможности перегруппироваться, неся при этом колоссальные потери.

Вторая линия продержалась не на много большим первой. Никита чувствовал, что победа будет за ними, от чего бросался на испуганных прусаков с большей силой. В какой-то момент он обнаружил, что его товарищей оттеснило боем слишком далеко. Но добраться до них сейчас он не мог.

Все что ему оставалось, сражаться не на жизнь, а на смерть. Только так эту битву возможно было выиграть.

И он бился без оглядки на весь мир, гонимый внутренним огнем, оставляя за собой трупы, убитых им немцев. Тех из солдат, кто был рядом с Никитой, подобным образом обуяла кровавая ярость. В них не было ни сожаления ни жалости, ни жесткости, а только жажда победы, стоящая любой цены.

Бои перешли на последнюю третью линию. Победа была близка как никогда. Измученные и напуганные немцы были прижаты к стенке и вот- Вот готовые обратиться в бегство.

Не сбавляя натиска, отряд, во главе с Никитой, усилил давление. Русские точно скандинавские берсерки врывались в хлипкие ряды прусаков, разрушая и без того непрочный строй. Вскоре гансы дрогнули. Но и это был еще не конец. Расправившись на одном участке, вкусившие крови воины, рванулись на помощь к своим братьям, заходя в тыл к еще не сдавшимся немецким отрядам, медленно, но верно изничтожая и обращая в бегство врага.

Битва окончилась на закате, когда все немецкие оборонительные линии были полностью захвачены.

Глава 6

Никита медленно бродил по окопу, разыскивая своих товарищей. Тело ломило от усталости, но он продолжал искать друзей, будто предчувствуя не доброе.

Обойдя две линии, в потемках, он продолжал искать, мрачно осознавая страшный исход. В такой ночи поиск был бессмысленным, но нарастающая тревога гнала его раз за разом обходить, уже знакомые места.

Лишь к утру он нашел своих друзей.

Оба были мертвы. Их тела лежали во второй линии.

Отчаяние обуяло его. Неведомая сила бросила Никиту на колени перед телами мертвых товарищей. Соленые слезы покатились маленькими кристалликами по грязным щекам. Не в силах сдерживать боль, он закричал во все горло.

На звук сбежалось несколько солдат, вот только увидев мрачную картину, до них сразу дошла скорбная суть. Не пытаясь утешить Никиту, пара незнакомых ему мужчин, помогла вынести тела из окопов, чтобы предать их земле.

Сам Никита был как в тумане, он слепо подчинялся командам братьев по оружию, не осознавая происходящего. Столь велико было его горе.

Вскоре, в лучах рассветного солнца, четверо живых и двое мертвых оказались на холме. Солдаты осторожно положили тела наземь и ушли за лопатами, а Никита остался со своими товарищами.

Он вглядывался в их бледные лица, истошна ищя хоть малейший намек, что оба они все еще живы. Но те были мертвы.

Незаметно, со спины, к Убитому горем воину приблизилась белая фигура. Незнакомец положил руку на плечо Никиты.

– Соболезную.

Никита не отреагировал.

– Они не заслужили такого. В прочем, как и все люди. – Продолжал незнакомец.

– Ты еще кто?

– Я тот, кто даст тебе ответы.

Горькая пелена спала, в памяти воскрес дано позабытый образ.

– Ангел, посланный мне богом. Почему же сейчас ты решил объявиться со своими проклятыми ответами?

– Настало время. Я наблюдал весь твой путь и сейчас ты готов узнать настоящую истину.

– Все истины мне известны. Я виновен в их смерти.

– Потому что ты убил бога?

– Да.

– Значит тебе не известна одна, но не менее важная истина. Вспомни тот сон, что снился тебе в начале пути.

– Плевать на твои истины и сны. – Из памяти всплыли редкие обрывки того несчастного сна, но Никита тут же их отринул, протестуя всем, что у него было против слов ангела. – Ничто уже не воротит сотворенного, толку от твоих слов.

– В тебе говорит горе, но ты должен знать. Бог создал вас – Людей, по своему образу и подобию, именно этим вы и отличаетесь от нас. Вы вольны мыслить свободно, подобно ему. И именно, поэтому он так вас любил, он видел в ваших поступках истинную свободу. Бог дал вам волю выбора, полностью предоставив вам решать свою судьбу.

– Ты лжешь. Человек всегда был лишь орудием его воли, он направлял нас.

– Нет. Вся ваша история, любой ваш поступок был именно вашим, а бог просто наблюдал. Не ты повинен в этой войне и смерть бога здесь ни причем. Люди сами выбрали сей путь, по собственной свободной воле.

Никита не верил в услышанное, он не хотел в это верить. Три долгих года он прожил, обвиняя себя во всех грехах, виня себя в начавшейся войне. А на деле во всем был виноват не он, не бог- виноваты были люди. Сам человек, будучи свободным хозяином своей жизни, в здравом уме развязывал войны, убивал, предавал. Тысячелетия истории запачканной кровью были не божественным планом, а добровольным выборов миллионов людей.

– Чертов лжец. Убирайся от сюда, паскудник, сукин сын, в этом виноват только я и бог и никто больше.

– Очнись, избавься хоть на минуту от своего никчемного чувства вины и посмотри трезвыми глазами на жизнь. Так по-твоему выглядит библейский апокалипсис, о котором твердят ваши лжепророки, в который так усердно ты веришь? Если да, то как минимум, он трижды случается за одно столетие, а вы все равно живы. Нет, это не кара господня, это не наказание, это то на что решился человек в своей свободной воле.

Никита смолк, он смотрел на Кирилла, вспоминая тот далекий разговор случившейся в Вильно. Как он убедил его в непричастности людей. А друг, опережая события, будто бы знал открывшуюся истину.

– Убирайся прочь! Твои слова яд, ты посланник дьявола. – Бросил, не поднимая головы, Никита.

– Возможно я ошибся. Ты не способен понять. – Ангел убрал руку с плеча.

– Я давно все понял и не отрекусь от содеянного. Не человек повинен в случившемся, а только бог.

– Что ж мне больше нечего тебе ответить. Яд, отравивший твой ум слишком силен, а свобода воли твоя крепка. Если тебе угодно винить господа, то здесь я бессилен. Истина, которую ты отверг, более недоступна для человека.

– Вот и катись со своей правдой ко всем чертям.

– Прощай, возможно, однажды ты прозреешь.

– Уходи, прочь, оставь меня! из-заорал Никита, но ангела уже не было он исчез.

Тихое рассветное утро, холодные лучи ласково ласкали мертвые тела Кирилла и Кузьмы, а над ними возвышался их падший на колени друг. Его глаза смотрели в бесконечную тьму, разум изо всех сил пытался отринуть и забыть открывшуюся истину, а жизнь мерно продолжала свой бесконечный путь, под аккомпанементы бесконечных выстрелов.

Оглавление

Часть

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

Часть

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

Часть3

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Часть4

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

Часть5

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6