Много лет тому назад крошечный осколок астероида на первой космической скорости влетел мне в голову и навсегда оставил в ней кусочек нашей галактики. Помимо космического сувенира в моей голове, с тех времен сохранились и другие воспоминания. Но только то болело больше остальных.
Это произошло давно. Никто не знал, как определялись те времена. Казалось, что каждый сам решал в какое время он живет. Астрологи утверждали, что наступила эра Водолея и сулила нам, судя по звёздам, много научных открытий. Впервые букмекеры астрологических контор сформировали высокий коэффициент на светлое будущее и не пророчили конец света.
Философы говорили, что идёт трансгрессивный век содружества: коммунизм в раю, капитализм в аду и трансгуманизм при жизни. Я поясню, потому что мысли этих философов всегда нужно растолковывать, – это когда один бог для всех, персональный ад для каждого и технологии будущего для тех, кто может их себе позволить.
Ученые же утверждали, что это период четвёртой промышленной революции: настала пора трудиться роботам. Я представлял себе как профсоюзы роботов в глобальном бунте протестуют против трех законов Азимова, а тучный начальник цеха возмущается и дерёт глотку: «Электроовцы! Во снах вы свои права увидите». Сны, к слову, им никогда не снились.
Что насчёт меня? Несмотря на все разнообразие в игре жизни, я стал космонавтом. И для меня, однозначно, настала эпоха свершений. Там, выше всех облаков, в межзвёздном пространстве, меня ждало главное путешествие в моей жизни.
Покорять космос было непросто, да и никогда не было просто. Космос – агрессивная среда: критические температуры, въедливая радиация, микрометеориты. Всё это, оскалившись, поджидало нас. Добавьте к этому отсутствие гравитации, кислорода и атмосферного давления, психологические нагрузки, и у всякого авантюриста отпадет желание туда отправляться. Да и природа не готовила человека к таким путешествиям. Собственно, человек не был готов и ко многим земным потрясениям, что уж говорить о космосе. Само наше тело – неприкрытый намёк на то, что сделано оно только для Земли. Она опекала нас как родная мать: плодородная почва кормила, свободный воздух поил, а прекрасные пейзажи утешали. Единственное желание, которое она уже не могла утолить – неукротимое любопытство человека. К сожалению, к тому времени у большинства людей не осталось вопросов к Земле. Моря, океаны, север и юг, все было изучено и пройдено. Единственной загадкой на Земле оставались мы – люди. И, не найдя ответа на ней, стало очевидно, что разгадка находится в космосе.
Не стал я вам сразу рассказывать, что были и другие причины вспыхнувшей страсти к космосу. Умолчал про классовые сражения, про то, что воздух перестал быть свободным, а плодородная почва не успевала за людскими аппетитами. Опустим эти менее романтичные потребности. Пусть наше поколение запомнится дерзкими мечтателями, отправившимися в млечный путь за ясным ответом.
Все человечество задышало одной надеждой – исследовать бескрайний космос. Ученые со всего мира тысячами селились в наукограды. Интеллектуальные армии начали штурм нерешённых проблем современной космонавтики. Самая благородная война, свидетелем которой я был. Жертв не было, раненых тоже, но битва была жаркой. Светлые умы в скоординированном полёте мысли, подобно танцу тысячи скворцов, создавали причудливые формы передовых идей. И если раньше наука в сторону космоса шла раскачивающейся походкой, то теперь её движения стали веселыми и бойкими.
Появились ядерные электрические двигатели, что позволило значительно обезопасить дальние путешествия. Пусть вас не пугает слово «ядерный», предрассудки насчет атома остались в двадцатом веке. Наш «атом» был приручённым питомцем на службе науки.
Учёные усовершенствовали звездные датчики, привели новые гироскопы, акселерометры. Все это сделало путь ясным, определенным. Мы будто вернулись во времена великих географических открытий. Корабли отправлялись из бухты Земли, и возвращались с новыми рассказами, легендами, глаза их блестели. Вместо шелка и пряностей на Землю доставлялись знания и редкие ископаемые. У нас понемногу получалось. Оказалось, мы нашли альтернативу войнам, которые долгое время держали первенство как главный катализатор развития науки.
Чудесная загадка жизни, без конфликта не бывает прогресса. Но не лучше ли выбрать себе в соперники перспективный космос, чем губить себе подобного?
Это привело к притоку инвесторов. Акулы бизнеса решили поплавать в галактическом море. Космос стал престижным и модным, а где престиж и мода, там и молодежь. Много людей рвались за небесный занавес. Поток желающих был неиссякаем, а выборка была очень суровой. Космонавтика – как лук Одиссея, натянуть тетиву на который могли только самые отважные и настойчивые. Я не переживал, мне не приходилось проходить через это одному, со мной были мамино терпение и папина настойчивость. В центре подготовки космонавтов оценили моё богатое генное наследство, и я был принят в космос.
Не хочу донимать вас бытовыми подробностями, как долго меня готовили и через сколько мне пришлось пройти, но будьте уверены: я стал профессионалом. Меня назначили в космические войска решать стратегические задачи космического значения. Высокий стиль армейских определений как нельзя лучше подходил нашим задачам. Мы входили в орбитальную группировку «Купол», которая занималась вопросами так называемого «галактического ералаша»: уничтожение космического мусора, метеоритов и опасных астероидов, которые дикарями носились по космосу, неся с собой разрушительную силу.
На нашем корабле, прозванном «Три Святителя», с символическим экипажем в три человека, мы отправлялись в космические походы.
Самым младшим у нас был Захария Корда – наш инженер, космический баллистик и, по совместительству, мой спарринг-партнёр в философских дуэлях. Я любил спорить с ним об устройстве мира, истории, науке и о том, почему алкоголь запрещен в космосе. Как-то раз он не на шутку обескуражил меня, заявив, что я и он – иллюзия и лишь воспоминание случайно возникшего разума. Вся моя жизнь, образы и ощущения – это сон бестелесного мозга, летающего в бескрайнем космическом пространстве. Он парит там, в траурном одиночестве воображая себе всю мою жизнь. Было не по себе от этих мыслей, и вопрос с алкоголем снова стал острым.
Вторым по старшинству был Фёдор Иванович – наш космогеолог. Энергичный человек, который не любил философию. Он предпочитал больше работать, чем размышлять. Он вообще был воплощением сосредоточенности и усидчивости. Космос был идеальным местом для таких как он: тут все нужно делать с особой осторожностью и тщанием.
Ну и я, Станислав Ордин, – меч и щит нашей компании. Единственный человек на корабле без ученой степени, но с офицерским званием. Как только меня не называли – орбитальный пехотинец, новодесантник, спектральный воин. Захария развлекался, как мог. Но мне больше всего нравилось – звездный рыцарь. Я даже придумал наш рыцарский герб. У каждого оружия на Земле есть ассоциации со стихиями, к которым они относятся. Лук связан с воздухом, копьё – с землёй, меч – с огнём, трезубец – с морем. Я избрал для своего герба оружие, символичное стихии космоса, – дубину! Оно четко отражало весь наш технический прогресс на фоне огромной и неизведанной Вселенной. Мы украсили его узорами и вписали наш общий девиз: «Бог – моя надежда, математика – моя защита». Ну и наконец, как же быть рыцарю без прекрасной принцессы? Так мы называли продовольственную посылку с Земли. Всю нашу куртуазную любовь мы тратили на вкусные гостинцы. Вы не представляете, как искренне и страстно начинаешь любить фрукты и овощи в безбрежном космосе.
Работа наша была опасной, а чаще – очень опасной. Нет, я не кидал вызов ветряным мельницам, в космосе их нет. Мы сражались с космическим мусором и малыми астероидами. Мелкие из них брали на гравитационный буксир и уводили к Земле, где специалисты с орбитальной станции «освежевали» их, выуживая все ценное. Это так называемый процесс абсорбции полезных ископаемых. А вот крупные астероиды приходилось сбивать с траектории. Для этого использовались ракетные гарпуны. Будто копья мы кидали их в тело древнего чудовища и «тащили» на нужную траекторию.
Как и положено принципам теории вероятности, – в любой борьбе рано или поздно найдется достойный соперник. Астероид «Джавдет» – древнее чудовище родом из пустынь дальнего космоса. Это был старый дракон, его траектория пролегала совсем рядом с Луной. Захария сказал, что тот прилетел с самого пояса Койпера. Судя по всему, не найдя общего языка с Нептуном, и испортив настроение всем спутникам Юпитера, его занесло аж к нам. Было неизвестно, какие отношения у этого ворчливого змея сложатся с лунной орбитой, и куда его занесет дальше. Но как выразился Захария: «Есть чёткое эмпирическое доказательство неустойчивости его движения».
Фёдор Иванович детально изучил пришельца. Оказалось, что этот злодей, наш астероид, путём гравитационного притяжения все годы жадно приумножал свои богатства и оброс ценными ресурсами. Особенности его спектра указывали на содержание полезных, и так необходимых нам ресурсов: никеля, кобальта, родия, и множества… множества воды в его недрах.
Воображение инвесторов танцевало в предвкушении прибыли. Галактический хаос преподнёс им щедрую возможность нажиться огромными богатствами. На скорую руку был разработан план по доставке «Джавдета» на орбиту Земли прямиком к станциям обработки. Мы не могли его взять на гравитационный буксир, он был слишком большим. Компания приняла радикальное решение: использовать ракетный гарпун на таком большом объекте.
Стоит подробней рассказать про наше чудо-оружие. Весом почти в тонну на Земле и ноль килограмм в невесомости, гравитационный гарпун представлял из себя шестиствольный многозарядный переносной электромагнитный ускоритель масс, вот так. Мы даже не пытались собрать это в аббревиатуру и просто звали его «Дашка». В шести пусковых трубах «Дашки» сидело шесть горячий поцелуев: каждое нажатие спускового крючка посылало пламенный привет с Земли. Этого невинного флирта было достаточно, чтобы укротить строптивую глыбу и контролировать его траекторию.
План их был простой: я беру «Дашку» за талию и отправляюсь в открытый космос. Добираюсь до ударной зоны, цепляю на себя специальный демпферный трос, чтобы отдача «Дашки» не запустила меня в открытый космос, и запускаю ракеты в нужный момент и в нужное место. Ранив зверя, его останется только довезти до стации обработки.
Хоть мы и старались снизить количество выходов в космос, и многие рутинные задачи выполняли телеуправляемые роботы, в этот раз все нужно было делать вручную. У нас не было ракетных шахт, надо сказать их не было ни у кого в космосе, это было незаконно.
Захария облетел астероид и взял курс перед ним. Теперь «Джавдет» плыл следом за нами, будто пытался догнать и проглотить нас. Я провёл расконсервацию скафандра, а Фёдор Иванович собрал для меня укладку с инструментами, вместив туда весь аварийный арсенал корабля. Сложно было вообразить экстремальную ситуацию, в которой мне все это бы понадобилось. Я пытался возразить, но он сказал: «Тебе это не руками нести, космос все возьмет на себя».
Перед началом операции мы все собрались в шлюзовом отсеке. Наверное, я меньше всех понимал тогда насколько наша жадная и глупая затея была опасной. Хотя, именно мне предстояло отправиться наружу.
Иван Фёдорович цеплял ко мне укладки с инструментами. Захария проверял герметичность скафандра. Я надел теплозащитный комбинезон и вошёл в скафандр. Мы пытались отвлечься, сплетничать было не о ком, поэтому взялись друг за друга и стали спорить, оперируя непристойными аргументами. На нашем корабле мужчины не знали иного способа выразить свою товарищескую любовь.
– Все готово, – объявил Захария и опустил светофильтр на моём шлеме. – Осторожней, любовь солнца в открытом космосе очень жгучая. Да и замечу, что забрало вам к лицу, сэр рыцарь.
– Да, красота не моя сильная сторона, – ответил я, – но, в открытый космос иду я – звездный рыцарь, а не ты, бета космонавт.
– В древности, во время битвы в первых рядах ставили сумасшедших, – парировал он. – Когда самые ценные войска стояли позади.
– Что ж, хочу скорей быть сраженным рукой космоса. Это куда красивей и благородней, чем от твоего ржавого занудства.
– Не рискуй излишне. Безоглядный наскок – самая любимая тактика новичков, – вмешался Фёдор Иванович. Его голос модуляциями напоминал старого, игривого льва. Всегда было приятно его слушать. – Не торопитесь, проверим всё еще раз. Всегда напоминаю себе, что самое главное в путешествии – вернутся живым из него. Сделал шаг – три раза оглянулся.
– Фёдор Иванович, в армии, вам цены не было бы, – подвел я итог.
– Нет. Армия не для меня, там слишком ограничено личное пространство и свобода. Мне, как для геолога, – это смертельно скучно.
– Зря, счастье уставной жизни незабываемо. Я даже в невесомости поворачиваюсь в сторону левой руки. Не уснули армейские рефлексы!
– Послушай, воин, ты обаятельный человек, возможно, самый лучший… – начал Захария, на его лице разошлась сладкая улыбка. Я с интересом посмотрел на него и понял, что попался.
Этот вероломный человек любил использовать эффектную риторическую стратегию: сначала он плел хитрую паутину из вычурных слов, а как только слушатель прилипал к ней своим вниманием, он мигом кусал его ядом избитой истины, и собеседник становился жертвой его токсичного мнения.
– У твоего устава давно истёк срок годности, – продолжил он. – Так что советую или нет, настойчиво рекомендую в случае волевой амбивалентности перед выбором реализованной мужественности, отдать преимущество посредственной, но тихой жизни. Или, как гласит дефляционная теория истины: «Не зная броду, не суйся в воду».
Мы неплохо проводили время. Разговоры должны были помочь мне успокоиться. Однако, не помогли. Когда мы закончили приготовления, друзья покинули шлюзовой отсек, и начали процесс разгерметизации. Я остался один.
Мысли блуждали в тумане тревог. Я не мог понять природу своего страха, может потому что он лежал за пределами той природы, в которой я вырос. Страх перед земными стихиями был в наших генах, он был по-земному понятен. В процессе эволюции наши предки встречались с потенциально смертельными опасностями, запоминали их, и передавали нам с кровью. Наш испуг от внезапных громких звуков и надвигающихся объектов – это генетически закреплённые страхи перед огнём, громом и опасными хищниками. Но здесь, в космосе, была совсем другая стихия. Что бы тебе ни угрожало тут, оно молчало, его немая угроза поднимала внутри тебя постоянное беспокойство. Космос лежал за пределами наших инстинктов, и страх перед ним был именно осмысленным. Сильное воображение позволяло максимально прочувствовать на себе весь груз бесконечности. Только понимая его масштабы и безмерную силу, что плавает там со времен большого взрыва, ты испытывал особый внеземной страх – перед временем, перед неподдающемуся разуму ничтожности человеческой жизни, в сравнении с истинными размерами вселенной.
В попытке подавить панику, я громко объявил: «Выхожу!». Шлюзовой отсек открылся и любезно выпустил меня наружу. Моя неуклюжая фигура, будто стальной медведь вышедший из спячки, сонно вынырнула в открытый космос. Я тяжелыми движениями прицепил себя к трассе перехода. В тягучей невесомости, скафандр делал меня сложным, а движения деревянными. Медленно перецепляя карабин, я направился к ударной зоне. Все мои укладки и «Дашка» летели следом, их заботливо несла невесомость. Они были прицеплены ко мне выдвижными тросами и никуда не отлетали.
Я избегал взгляда с астероидом. С момента выхода в космос, я ни разу не взглянул на него. Ощущение безымённого ужаса душило меня изнутри. Оставшись один на один с вечностью и её проклятым творением, весь мой героический импульс со всеми высокими идеалами беспомощно разбился в немом равнодушии космоса.
Будто ребенок, пойманный за постыдным, я с вызовом поднял голову и посмотрел на космическое чудовище. На меня плыли миллионы лет, собранные в один снаряд, нечто из черных бездн, не принадлежащее нашему миру. «Джавдет» – космический демон на расстоянии жалких сотни метров в могильном молчании шел за нашим кораблем. Руки задрожали. Вся моя воля была раздавлена его массой. Ступор сковал меня. С астероидом происходили страшные метаморфозы, рассудок ссорился с реальностью.
Чудовище разинуло пасть и из его темных недр вылетело черное пламя.
В космосе любой двойной объект, имеющий массу, при вращении производит гравитационное излучение. Мелкий грунт и газовые облака лопнули в мою сторону. Произошел гравитационный резонанс и воспалил один из спавших гейзеров на астероиде.
Они ошиблись в расчетах, точнее, не стали тратить на них много времени. Думать об этом было поздно. Дракон рычал и продолжал изрыгать фонтаны горячей ненависти. Летящие камни, кипящий пар, радиоактивный метал – все вокруг меня было пропитано презрением к моей жизни. Один из мелких камней с огромной скоростью пробил мой шлем. Произошла разгерметизация скафандра. Из-за разницы давления весь воздух моментально дезертировал из моих легких, не было никаких сил сопротивляться последующим несчастьям. Еще один раскаленный камень попал в страховочные фалы. Плетеный стальной трос разорвало как бумагу. Его концы медленно разъединились будто две рассорившиеся змеи. Один послушно полетел к лебедке, другой остался со мной. Разрыв не был быстрым, нет, в космосе не бывают резких движений, но в нем присутствовала некая ужасная неотвратимость, как в медленном движении ледника.
«Держись!», – Захария кричал в шлемофон. Но держаться было не за что, да и бессмысленно: без кислорода, в вакууме, я обреченно удалялся, оставляя наш корабль впереди, а свои шансы выжить позади. Меня затягивало прямиком в пасть чудовища.
Мне все это уже снилось. Ребенком меня водили в музей. Там я видел эту картину: страшное кораблекрушение, волны со звериной жестокостью бросающиеся на корабль, тонущие люди в драматических позах – «Девятый вал» Айвазовского. Картина сильно напугала меня. Вселила в мою детскую душу первобытный страх перед морем. Он преследовал меня всю жизнь и часто приходил во сне: я падал в огромный водоворот, где моё обречённое снижение освещали взрывы молний. Безумный океан, смывающий всякую надежду. Вот и я теперь, будто герой картины Айвазовского – тонул в космическом океане.
Правда, было в картинах еще кое-что: мужественные, отважные люди, борющиеся со стихией. И мягкий, багряный свет, бьющий сквозь черные тучи, к которому они тянули руки. Такой луч пробился и ко мне. Земля решила проститься со мной.
Невозможно красивая Земля, выглянула из-за корабля. Она сияла спокойствием и силой. Её свежие лазурные глаза и небесно-белые щёки пытливо изучали меня. Загипнотизированный её видом, я успокоился. Стало тихо и привольно. Я ушел в другой мир – в мир без времени. Ничего не двигалось, не жило и не умирало. Время остановилось. Я протянул к ней руку, и в моём очарованном сознании прозвучал её голос.
Я знаю, люди давно уже не клянутся честью, предпочитая подставлять своих богов и матерей, но я клянусь именно честью, честью звездного рыцаря – со мной заговорила наша планета. Я узнал её голос, ведь слышал его тысячи раз. Её голос – это музыка, которая попадает в тебя через все органы чувств, а её ноты – это ароматы фруктов и деревьев, горячий ветер с песком, всплеск волны и трава под ногами. Вся природа в нём. Голос спросил у меня:
– Как ты можешь смотреть на меня с такой тоской?
– Я умираю. Вот мне и грустно. Терять жизнь всегда тяжело, особенно если не знаешь из-за чего ты её потерял.
– Ради чего ты хотел бы её потерять?
– Ради… не знаю. Не хочу терять. Хочу жить. Жить не перед кем не отчитываясь, без страха, без стыда, с честью. А я умираю… испуганный и пустой.
Ответ рвал меня на части. Сказать родной матери, что ты сдался и проиграл.
Вдруг вся воздушная масса Земли скрутилась в огромный циклон. Облака в масштабном марше собрались в вихрь в тысячи километров и в медленном вальсе закружились на месте.
– Давным-давно, мои сильные ветра ломали вам кости, холода мои душили вас до посинения, пожары лесные сжигали ваши дома, но вы – люди, не сдались. Тогда я разбудила вулкан и смыла целый город, стала трясти земной корой, погребая всё, что вы построили, вы не сдались. Излечили свои раны, построили новые дома, заново посеяли поля, привели новых людей на этот свет. Я спросила себя: за что они сражаются? За жалкие десятки лет жизни? За то, чтобы поесть три раза? За то, чтобы поспать восемь часов? А почему ты не сражаешься?
– Я всего лишь человек! – я сжал кулак злостью и бросил в сторону астероида. – Как мне сражаться с вечностью? Я остался один на один с ней!
– Я рядом, – нежно ответила она.
Вихрь остановил свой танец, и облака рассеялись в белой пыли. Бал окончен. Меня ослепил свет. Посыпанные золотой пылью солнца океаны отражали божественно голубоватый свет. Как мама обнимет ребенка, так этот свет грел меня.
– Я помогу тебе. Но есть одно условие, человек: ты должен сказать мне в чем смысл вашей жизни?
Откуда мне было знать. У меня не было звезды-путеводителя, всяких знамений или вещих снов, диктующих мне как жить. Моя жизнь просто, будто стрела, выпущенная моей детской мечтой, и подхваченная подростковыми амбициями, залетела в самый космос. Многие вообще живут по принципу: если есть остановка, то рано или поздно появится автобус как цель его жизни.
Однако, всё мои замешательства были ничем перед страхом, что этот разговор закончится. Ведь вместе с ним закончится и моя жизнь. Я завис в паузе перед вечностью, удовлетворяя любопытство нашей планеты. Я готов был бесконечно отвечать на её вопросы, любые, лишь бы… жить.
– Не знаю. Мы живем, боремся, смеемся, где-то идет дождь, где-то снег. Одним словом, покупаем личное счастье, не уточняя цены у отведенного нам времени, – отвечал я. – Вот и я заплатил налог судьбе, цена… Знаешь, ты светишь мне как маяк тонущему кораблю. Не уходи, что бы я ни сказал, не уходи.
– Я не уйду. Уйдете вы. Ваши жизнь, борьба и смех, уже привели вас в космос. Настанет день в одном месте, ночь в другом, и вы уйдёте от меня навсегда, – она говорила, и откуда-то издалека доносилась мелодия. Я не мог разобрать что это. Музыка постепенно, по мере её слов, становилась всё ярче и ярче. «Когда-нибудь, прозвенит и затихнет последний шаг человека по моей земле. Когда-нибудь, вы заберёте своих богов и исчезнете в далеком космосе. Ваши города навсегда замолчат, и свет электрических ламп перестанет меня украшать. Погаснет вечный огонь. Но я не стану кладбищем вашей истории. Время затопчет и съест все ваше наследие. Правда, в её пасть не влезут ваши поступки. Я обещала тебе помочь. Так послушай, над чем время не властно».
Мелодия, наконец, заиграла во всю силу. Это были вдохновляющие симфонические мотивы, в них представилась первородная истина: бегите, превозмогайте, боритесь, живите. Я испытывал опыт незнакомых людей, живших раньше, «странствовал» в различные эпохи и переживал их воспоминания от первого лица. Их очень много – чужие жизни хлынули в меня, и каждая из них хотела рассказать свою историю. Будто сотни рек с разной окраской вод столкнулись в одном устье, в моей голове, и они все вспыхнули, забурлили яркими красками за право главного цвета.
Десять, девять, восемь…
Я в горной долине, одет в меха, мы загоняем животное, взмах копьём – кабану не сбежать. Мясо и шкуру мы продаём. Я покупаю ей бусы. Мы с ней купаемся в нежных реках Евфрата. Ночь. Чужое племя пришло забрать наше. Я не буду рабом, и она тоже. Нас убили.
Семь, шесть, пять…
Под ногами серая пыль, грязные пальцы в сандалиях, ржавые короткие поножи. Клинок из бронзы блестит в моих руках, тут много клинков. Меня толкает молодой парень в грязном хитоне. Его губы дрожат, он шепчет молитву, что-то про Афину. Трубит боевой горн, воздух наполнился ревом и неистовым возбуждением, и мы все ринулись в атаку. Меня снова убили.
Четыре, три, две…
Я, слепой и босой, иду по горячему песку. Я иду день и ночь. Семьдесят лет на этих дорогах. В деревне кричат мне: «Дядюшка, спой». И я пою. В моём голосе звучат старые поцелуи. Слышу, как бьются их сердца, я обнимаю их. Мои песни много кого обняли. Тем вечером я прекратил идти.
Одна…
Мне семь лет, всех мужчин забрали на войну, забрали и брата, и сестру. Ночью пробираюсь в грушевый сад, забираюсь на самые верхние ветки деревьев и смотрю на звездное небо. Сестра ведёт меня в школу, тяжелый ранец с книгами несет брат, они вернулись. Я в коридоре, жду решения комиссии, сижу на подоконнике, смотрю в окно. Кто-то вышел из кабинета, человек в орденах, он говорит мне: «Юра, ты полетишь в космос. Первый среди людей».
Ноль…
Я вернулся из покинутой действительности. Моё тело было снова моим, моё сознание, мои руки, все зашевелилось свежими силами. Отсутствие кислорода, оторванность от корабля, столкновение с километровым астероидом – эти тяготы реальности больше не сковывали меня. Робость перед смертью сменилась дерзким зовом природы – жить! Нужно действовать.
В моей укладке инструментов было устройство для нанесения специальных пленочных покрытий. Мы использовали его для термоизоляции и ремонта обшивки. Фёдор Иванович – лучший человек, будь он здоров, положил его для непредвиденного случая. Этот случай, вне всякого сомнения, наступил.
Не скажу, что быстро, но все-таки я достал это устройство. Нащупал пальцем пробой в шлеме, глазами я его не видел, придавил машинку к нему – выстрелил пленкой. Быстро протянул вниз и разровнял полученное чудо. Получился первый космический пластырь. Для надежности я еще раз прокатил роликами по пластырю, и хорошенько придавил его над пробоем.
Давление частично восстановилось. Я переключил клапан резервного запаса кислорода, в скафандре родился воздух, и я, наконец, задышал. Смесь была не самой приятной, воздух был со вкусом горящих проводов. Главное, теперь можно было оценить ситуацию. Когда есть кислород в голове – это делать легче.
Давление было двести пятьдесят – это всего пятнадцать минут борьбы за свою жизнь. Помимо пугающего таймера, трагичности прибавляло и расстояние между кораблем и мной, мной и астероидом. Первый отдалялся, второй приближался. Использовать систему аварийного возврата не было смысла, такое расстояние им не сократить. Выходило, что в этой цепи объектов, я был самым слабым звеном, который никак не контролировал своё положение. Не долго совещались мои инстинкты. Следующая мысль пробила дно всех моих изощренных планов.
Я отцепил от себя всё лишнее: инструменты, гермоблоки, укладки. Всё, кроме «Дашки». Её я обнял и направил на астероид. Можно было не целиться – в качестве снаряда был скорее я, чем выпущенные гарпуны. Нужно попасть собой точно на корабль.
Сделать выстрел не получилось, в драму моей жизни вмешалось давление: скафандр сильно раздулся от разгерметизации, и рука противным образом не пролазила к спусковому механизму. Но у меня был трюк на этот случай. Не смотря на все протесты здравого рассудка, я стравил немного воздуха, тем самым укоротив количество кислорода, и потенциально, своей жизни. Многослойная рука послушно уменьшилась.
Пропустив пальцы к спуску, я нажал на курок. Первый поцелуй полетел. Меня бросило в противоположную сторону. Отдача была такой сильной, что строптивую «Дашку» вырвало из рук и в безумной карусели мы закружились с ней в неизвестном направлении. Сплетение событий приобрели угрожающий узор: в бешеном хороводе звезд перед глазами, я не понимал себя в пространстве, где вверх, низ, где корабль, где земля.
Тут и пригодилась система аварийного возврата. Я снял предохранитель и щелкнул по кнопке на предплечье. Из правого подлокотника угодливо вылетел маленький джойстик. Принцип работы был простой: в зависимости от стороны наклона джойстика в противоположную сторону били газовые струи. Тянешь влево – тебя ведет вправо, и так со всеми направлениями. Руководствуясь этим принципом, я выкручивал джойстик в противоположную сторону моменту вращения. Я крутил джойстиком медленно и степенно. Было похоже, что пытаешься выйти из автомобильного заноса, а как гласят правила: главное, не прилагать резких усилий к органам управления.
Хочу выразить непосредственную благодарность классической физике, которая бескорыстно поддержала меня в тот нелегкий момент, со всеми её законами сохранения импульса, энергии и хорошего расположения духа.
Мне удалось замедлить неконтролируемое вращение и наконец оценить своё положение. На корабле работали двигатели ориентации, они корректировали движение под мою траектория. Меня буквально ловили в космосе. Значит, экипаж боролся за мою жизнь.
Рывком выдвижного троса я притянул «Дашку» к себе. Вытянул её вперед, так чтобы выстрелом отнесло на корабль, то есть прицелился самим собой. Я сжимал её, что есть сил, казалось, что выдавливал сок из мрамора. Шесть раз я нажал на курок, и ни разу не выпустил её. Я стрелял, и меня отбрасывало все сильней после каждого выстрела. Выстрелив последний раз, я отцепил «Дашку» и отпустил её. Наши отношения исчерпали себя. После них осталось приятное инерционное послевкусие.
На сцену моей испанской трагедии вышел старый злодей – «Джавдет». Несносное чудовище не отставало, он не мог принять моё спасение и плевал в меня из смертоносного гейзера. В мою сторону летело не только его презрение, но и сотни смертоносных камней. Избегая смерти в целом, и тяжелых травм в частности, я уподобился пилоту истребителя, используя джойстик, маневрировал и изобретал первые фигуры космического пилотажа.
Вся эта бурная и увлекательная борьба проходила в абсолютной тишине. Космос, бывший свидетелем рождения вселенной, отказывался озвучивать столь эпическую для меня сцену, и столь жалкую для него. Здесь не было воздуха, чтобы как следует прогреметь в честь доблести экипажа славного корабля «Три святителя».
Наконец, я столкнулся с кораблем или он со мной. Можно сказать, я оседлал корабль. Потому что меня принесло точно к отсеку «Седло» – это был посадочный отсек с аварийным шлюзом. Шлюз был открыт, меня ждали. Я нырнул в него и начал процесс шлюзования. Кислород подался сразу, но еще час я провел в шлюзовой камере, чтобы выровнять давление. Еще час адреналин бесновался во мне, не давая успокоиться мыслям. Я снял скафандр и почувствовал, как поры дышали, нос обжёг дурманный запах пота. Я был уставшим до крайности, несмотря на это в голове пульсом бил вопрос: «Земля, неужели мы уйдем, не ответив тебе?».
Я ещё много времени провел в космосе, но больше Земля со мной не говорила. Жаль. Прошло немало лет с тех пор, а вопрос остался таким же горячим. Так в чем смысл жизни? Вы скажете, над таким вопросом вольно размышлять людям праздным, но не мне, Звездному рыцарю. Однако, от первых мгновений вселенной до наших дней, до сих пор не нашлось более интригующего вопроса.
Люди живут по принципу неопределенности, и когда их спрашивают о смысле жизни, они стесняются и квантуются, не зная, что сказать. Однажды, я спросил своего старого приятеля Захария, который любит такие загадки, и получил честный ответ примата: «Я живу ради богатств и продажной любви». «Мерзавец», – подумал я. Однако, не стоит расстраиваться. Общие мотивы у человечества порядочные. Взгляните на всех людей издалека и покажется, что в общей массе, всеми движет благая цель к чему-то непознанному. Мы в едином потоке проникаем во все что нам любопытно, словно световая волна из фотонов-людей. Главное тут, не рассеяться, не потерять этот блеск, не ослепить друг друга и сосредоточенно сомкнуться в одном взгляде на великих делах, а космос несомненно великое дело. Хотя… Может все это и не имеет смысла, может, как и говорил Захария, что вся моя жизнь и ваша, всего лишь фантазия одинокого космического мозга. Он парит там, в опечаленном одиночестве, воображая себе, что я пишу эти заметки.
