Детская Новогодняя Ёлка. Малышня, восхищённая праздничным событием, водит нестройные хороводы вокруг ёлки. Из года в год этот праздник, в военной части «№», не меняет своего сценария. Родители и их дети консервативны и суровы.
Взрослые наряжаются в добрых и злых персонажей, «добро» очень быстро, с помощью детей побеждает «зло», возвращает детям ёлку, а Деду Морозу – похищенную негодяями Снегурочку. Дети, когда положено, хлопают в ладоши, дружно выкрикивают правильные лозунги и выгоняют со своего праздника злых персонажей.
Мне десять лет. Я стою, как всегда, за тяжёлыми, плюшевыми портьерами и подглядываю за всеобщим весельем. Сейчас к ёлке выйдет Дед Мороз, Наташкин папа, и вместе с ребятишками он позовёт Снегурочку, маму Антошки. Она выплывет в зал такая красивая, в сверкающем голубом платье, с короной на голове. Корона, усыпанная разноцветными стекляшками – предмет зависти всех девчонок нашей военной части, но ни одной маленькой моднице ещё не посчастливилось её примерить.
Развитие праздника будет эффектным и волшебным. Дядя Лёва незаметно, как ему кажется, щёлкнет выключателем и зал, освещённый светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь плотные занавески на огромных, во всю высоту здания окнах, утонет в таинственном полумраке. Дети начнут орать: «Ёлочка гори!», но ёлочка останется равнодушной к их крикам. Потом Дед Мороз, рассердившись, ударит посохом об пол и дядя Лёва также «незаметно» вернёт свет в зал.
А вот дальше начнётся мой персональный ежегодный детский ад. В зале, вновь освещённым огромной старинной люстрой, вместо Снегурки появится Шапокляк. Отвратительная, злая старушенция, в фетровой шляпе цвета плесени, с потрёпанным ридикюлем, из которого выглядывают велюровая крыска Лариска и рогатка.
Шапокляк – это моя мама. И это знают все дети.
Гадкая старушка будет носиться вокруг ёлки, внезапно вплотную подлетать к детям и, заглядывая им в лицо, визжать омерзительным голосом: «Что, потеряли свою Снегурочку?! Маленькие растяпы! А ты куда, старый Дед, смотрел? Где твоя внучка?». Дети будут в ужасе шарахаться от неё в сторону, некоторые даже начнут плакать от ужаса перед слишком активной Шапокляк. Я тоже буду плакать, стоя за пыльной портьерой. От стыда. Потому что у всех родители, как родители, а у меня…
Шапокляк будет хвастаться, что это она похитила всеми обожаемую Снегурку, дети будут выкрикивать какие—то ругательства в её адрес, грозить ей, а я буду терять сознание от стыда за маму.
Потом, конечно же, вся эта праздничная публика с помощью доброго увальня Снеговика – Катиного папы и дюжины Снежинок – это мамы остальных ребят, найдут выход и выручат Снегурку из плена, спасая, тем самым, репутацию Деда Мороза.
Добрые персонажи пройдут через интриги Шапокляк и Бармалея – это мой папа, и справедливость восторжествует. Моих папу и маму, одетых в ужасные костюмы, ребята, улюлюкая, прогонят со своего праздника, те, напоследок, пообещают им ещё вернуться и с позором, втянув голову в плечи, удалятся.
А я так и буду стоять за портьерой, наряженная в дурацкий костюм неврастеника Пьеро и тихо плакать.
Через какое-то время меня, зарёванную, с распухшим носом и красными от слёз глазами найдут и выволокут в середину зала. Антошкина мама – неземной красоты Снегурочка, возьмёт меня за руку и попробует включить в хоровод. Но никто из детей не захочет подать мне руку, потому что я дочь Шапокляк и Бармалея.
Слёзы ещё сильнее катятся по моим щёчкам, но я молчу и только грудная клетка и плечики судорожно вздрагивают, предательски выдавая меня. Я опускаю голову и прячу лицо, потому что реветь – это позор. Так говорит папа. Колпачок моего костюма Пьеро съезжает мне на глаза, от слабости у меня заплетаются ноги и я смешно шлёпаю сандаликами по полу. Дед Мороз, сжалившись надо мной, берёт меня за вторую руку и вот уже хоровод тащит меня, равнодушную ко всему, вокруг ёлки.
Снеговик будет бегать по залу с фотоаппаратом и снимать всех нас на память. И каждую фотографию, с новогодних утренников, где запечатлены в своём счастливом мгновении дети, будет портить только один ребёнок. Маленький Пьеро, в коротких штанишках, синих лаковых сандаликах, курточке с тремя огромными пуговицами и в колпачке, из—под которого выглядывает распухшая пуговка-нос.
– Сашка, иди сюда! – машет мне рукой Антошка. Я подхожу, он хватает меня за длинный пьеровский рукав и тянет вон из зала.
– Не реви! Всё равно, ты – самая лучшая девочка! Лучше их всех! Ты мне с литературой и немецким помогаешь. Ты на велике быстрее всех гоняешь, и пенал у тебя круче, чем у Таньки! И стихи ты лучше всех читаешь, я даже один раз плакал, когда ты рассказывала, только никто не видел…
Антошка утешает меня как умеет, приводя детские аргументы моей исключительности, но это действует. Я вытираю сопли, напряжённо вглядываюсь в его зелёные глаза и не найдя там дна, доверчиво проваливаюсь в эту бездну. Я ему почему-то верю. Может быть потому, что только он, ещё в первом классе сам, по свей воле, осознанно выбрал другом меня.
В зале началась какая-то не праздничная суматоха. Взрослые растерянно бегали по коридорам, надолго исчезали в комнатах, взволнованно перешёптывались.
– Что там случилось? – остановил пробегающую мимо Таньку Антошка.
– У Снегурочки из короны драгоценности пропали! – вытаращив глаза, прошептала Танька и помчалась дальше.
– Антоша… что же делать-то? Как теперь твоя мама без короны будет?
Антошка вдруг напрягся, посерьёзнел и, не отпуская моей руки, пошагал к окну в конце коридора.
– Антоша, куда ты? Идём в зал! Надо искать камешки!
– Не надо, – с неожиданной жёсткостью ответил он и больно сжал мою руку.
Мы завернули за угол длинного коридора и оказались в небольшом холле возле кабинета руководителя Дома Офицеров. Антошка сел в огромное кресло и отвернулся.
– Ты что, Антоша, – я устроилась рядом с ним, – не переживай, найдутся драгоценности, вот увидишь!
– Я из-за них не переживаю, – резко повернувшись ко мне, сказал он.
Его голос дрожал, но в нём неожиданно появился восхитительный детский металл.
– Держи! – он взял мою руку и высыпал в неё разноцветные стекляшки. Те самые драгоценные камни из короны Снегурочки, его мамы. По щекам Антошки текли слёзы, но он молчал. Также, как и я, когда мне больно. Потому что реветь – это позор.
– Теперь у тебя есть то, чего ни у кого нет! И пусть у них будет испорчен праздник, они все злые и не заслужили Новый год!
Потрясённая происходящим, я смотрела на Антошку вытаращенными немигающими глазками.
С этого момента я больше не плакала на новогодних праздниках. Мои многолетние детские слезы окупились с лихвой одним дерзким мальчишеским Поступком. Цветные стекляшки я в этот же вечер незаметно положила на стол в гримёрной Снегурочки. Они мне были совершенно не интересны. Разве может быть кто-то или что-то в этом мире важнее и дороже Человека, который рискуя всем, готов восстановить твою личную справедливость?
Через два года наша военная часть будет расформирована и семьи военных вернутся в Союз, где мы все потеряем друг друга. Но через много лет судьба сведёт наши с Антошкой дороги и предоставит мне уникальную возможность испытать себя на благородство, человечность и умение быть благодарной. И я, не сомневаясь в правильности своего решения, с огромным и искренним удовольствием восстановлю уже Антошкину личную справедливость.
На обложке: фото из личного архива автора, Александры Миллер.
