ОТ АВТОРА
Перед вами сборник рассказов «Обожаю грешников». Это небольшие зарисовки на самые разные темы, написанные мной в конце лета 2019. По традиции хочу сказать, что данный текст является вымыслом от первого слова до последнего, несмотря на то что темы, которые поднимаются на страницах этой книги, весьма и весьма меня волнуют. Автор не преследует цели оскорбить чьи-то чувства или обидеть отдельного человека и группу лиц. Это художественная литература, созданная для размышлений, смеха, грусти и самых разных эмоций, которые только может испытать читатель.
Приятного прочтения!
ОБОЖАЮ ГРЕШНИКОВ
В его голове было кое-что. Разобрать с первого раза совершенно не выходило – все путала боль, которая нарушала ход мыслей и не давала думать ни о чем, кроме как о первой помощи. Перед глазами кружился успевший примелькаться белый потолок с хрустальными светильниками, и он тупо всматривался в этот бесконечный тошнотворный хоровод. Но в голове все-таки что-то было – воспоминания о прошедшей ночи. Размытые, хаотичные образы мелькали под звуки танцевальной музыки и хлестких шлепков по раскрасневшейся женской заднице. Он сделал усилие и поднялся, преодолевая усилившуюся благодаря выпитому и вынюханному гравитацию. За окном намечался рассвет. Огляделся, восстанавливая события былой ночи, взял со стола золотые «Ролексы», надел. Семь сорок пять. Пора. На журнальном столике обнаружилось три предмета. Дебетовая золотая карта с легким налетом белоснежного порошка, недопитая бутылка «Макаллана» и небрежно затушенный прямо об стол косяк. Самое время для терапии. Он взял косяк, подкурил и сделал три глубоких затяга, а затем плеснул в рокс виски и осушил бокал одним махом. Гул в голове стихал. Пульс теперь больше не звучал, как соло барабанщика «Металлики», а тряска, сопровождающая все тело с самого момента пробуждения, сходила на нет. Так-то.
По левую руку от него лежала Майя. Юная, высокая, с гладким бронзовым телом и червонными кудрявыми волосами, которые небрежно распластались по подушке. Она была нагой и спала, мерно посапывая, с раскинутыми в разные стороны ногами. По правую руку спала Ангелина. Миниатюрная блондинка с третьим силиконовым размером. Руки ее были связаны за спиной, что, впрочем, не помешало ей преспокойно уснуть в совершенно неподходящей для сна позе. Он напрягся, встал и подошел к зеркалу, рассматривая свое обнаженное жилистое тело. Бледный. Коротко стриженный. С легкой щетиной. Он был высок. Взгляд его, пышущий легкой надменностью, выдавал в нем человека, наделенного интеллектом и властью. Лицо с приятными мужественными чертами и едва заметными морщинками на лбу. Он вернулся к дивану и разбудил Майю, достаточно резко теребя ее за плечо. Девушка с трудом разомкнула глаза и молча уставилась на него.
– Папа, зачем так жестко? – спросила она, насупившись.
– Не называй меня так, – резко ответил он. – Тебе ясно?
Майя ничего не ответила, и тогда его пальцы, которыми он держал смуглое обнаженное плечо, впились в кожу так, что девушка взвизгнула.
– Ясно, ясно, – затараторила она. – Прости.
Пальцы разжались, и он сел рядом с ней, не отрывая взгляда своих серых безжизненных глаз. Майя тоже села, набросив на плечи плед, и с испугом принялась смотреть на него.
– Где презервативы? – холодно спросил он.
– Их не было… – выдавила она из себя.
Он стиснул зубы:
– Анал?
– Да, – ответила Майя. – И со мной, и с Ангелиной… Ты не помнишь?
– Отвечай на вопросы, а не задавай их, – процедил сквозь зубы он. – Если я спрашиваю, значит ни хуя не помню, мать твою! Кто еще был?
– Хуан, – пролепетала Майя, опустив взгляд.
– Это тот, которому двенадцать или четырнадцать?
– Двенадцать.
– Тоже без презерватива?
– Все было без презерватива…
– Сука! – вырвалось у него, и Ангелина, лежавшая сбоку, пробудилась.
– О-па! – выкрикнула она, открыв глаза, и растянулась в улыбке. – А кто это тут у нас? Папуля! Ну, с добрым утром, папочка, я гляжу, ты у нас отпетый шалун. А ну-ка, развяжи мне руки, чтобы я могла…
Она тараторила без умолку, а между тем смуглая Майя с каждым мгновением становилась все бледнее. Ангелина так и не договорила. Он со всего маху влепил ей пощечину тыльной стороной ладони, прервав тем самым хриплый не собиравшийся заканчиваться монолог.
– Молчи, тварь, – только и выговорил он. – Еще раз откроешь рот, свяжу по ногам и выброшу на улицу.
Ангелина была понятливой.
– Кто еще здесь вчера был? – он повернулся к Майе.
– Олег… – дрожащим голосом выговорила она.
– Олег… – повторил он задумчиво, а затем уставился на Ангелину. Девушка дрогнула.
– Тебя я не знаю, – тихо проговорил он, взяв ее за подбородок. – Как давно ты в городе?
– Два месяца, – тихо вымолвила она.
– Откуда приехала?
– Саратов…
Он не ответил. Пронзал ее ледяным взглядом, просверливая насквозь, и заглядывал прямо в душу. Пальцы на ногах у Ангелины сделались холодными, она боялась даже вздохнуть.
– Саратов… – повторил он. – Единственный город, где эпидемия СПИДа все еще полыхает. И ты, конечно же, приехала именно оттуда на заработки в Москву…
– Я… – с трудом вымолвила Ангелина. – Я же по рекомендации. У меня все справки, все документы. Я чистая… Олег строг в этом плане. Я знаю, что к вам кто попало не попадает, знаю про все условия и про конспирацию. Разве стала бы я…
– Заткнись, – едва слышно вымолвил он, и речь ее оборвалась.
Он поднялся, прошелся по квартире и с презрением поглядел на замерших обнаженных девушек.
– Грешные, – проговорил он наконец. – Не видать вам прощения.
В последующие пятнадцать минут он наскоро принял душ, побрился, сделал ряд незамысловатых физических упражнений и облачился в свой наряд. Девушки все так же сидели на диване, боясь шелохнуться. У выхода он остановился, надев черную шляпу, и снова одарил их суровым взглядом.
– Когда я вернусь, – сказал он, – здесь не должно быть и намека на то, что вы здесь были. Полы должны блестеть, постель благоухать. С вами дел я больше иметь не буду, так что завтра же убирайтесь прочь из города и больше сюда не возвращайтесь.
Он покинул квартиру и вышел во двор, где был припаркован его желтый «Порше».
– Алло, Олег, – проговорил он в трубку, набрав номер. «Порше» медленно прокрадывался в плотном автомобильном потоке.
– Здравствуй, Михаил, – послышался усталый голос на том конце.
– Ты вчера был у меня.
– Был.
– И что тебе у меня понадобилось?
– Девочки СМС-ку прислали. Написали, что ты обращаешься с ними неподобающе. Вот я и приехал.
– Тебе какое дело-то? Это твой товар. Они деньги зарабатывают.
– Деньги они зарабатывают, это правда. Но платят им за секс и еще иногда доплачивают за нестандартные виды секса. Но то, что в последнее время делаешь ты, не подпадает ни под один из этих разрядов. У всего есть предел, Михаил.
– Раньше таких вопросов не возникало.
– Это было раньше. До того, как я решил отойти от дел.
– Ты хочешь бросить это золотое дно?
– Я хочу бросить все.
– Значит, в завязку уходишь? Что же у тебя такого произошло?
– Духовника поменял…
Он резко нажал на тормоз, «Порше» остановился посреди улицы как вкопанный. Сзади раздался сигнал семафора.
– Когда?
– Вчера.
– Нам надо встретиться и поговорить.
– Незачем, Миша. Все давно решено. Будет лучше для тебя, если ты примешь это.
– Не глупи, Олег. Встречаемся сегодня…
– Я не буду с тобой больше встречаться. Забудь про меня и про то, что нас с тобой связывало. Иначе…
– Иначе?
– Иначе я предам все огласке.
– Ты, что, угрожать мне вздумал? Откуда столько дерзости в голосе, а? Ты обнюхался, что ли, с утра?
– Я тебе не угрожаю, Миша. Я тебя предупреждаю пока по-хорошему. Не вынуждай меня обнародовать все, что у меня есть на тебя.
– Сука! – выкрикнул он и отбросил мобильный в сторону.
Позади один из водителей что есть мочи давил на клаксон своего автомобиля в негодовании. Михаил, бросил взгляд на зеркало заднего вида, выдохнул, медленно вышел из «Порше» и направился прямиком к нетерпеливому автомобилисту. Из огромного черного внедорожника вывалился не менее огромный лысый мужик в кожаной куртке, однако вся ретивость водителя вмиг испарилась, когда он встретился с Михаилом взглядом.
– В-вы, – только и смог выговорить лысый, попятившись.
– Я, – спокойно ответил Михаил. – Кажется, вы сигналили мне. Вам требуется помощь?
– Простите, – здоровяк потупил взгляд. – Я… Я не знал, что это ваша машина…
– Вы не обязаны все знать… Однако гнев – не лучшее средство для решения проблем. Вам следовало бы научиться его сдерживать.
– Простите еще раз.
Михаил кивнул и отправился обратно в машину. Он надавил на педаль газа, и спортивный автомобиль с пробуксовками резко устремился вдаль. До работы он добрался быстро, припарковал машину, как обычно, на заднем дворе, чтобы лишних вопросов не возникало. Взбежал по лестнице, проскочил по коридору, поглядывая на часы, и свернул в темную тесную кабинку, где за перегородкой его уже ожидали. Михаил утер капли пота на лбу платком, отдышался и проговорил:
– Доброе утро.
– Доброе, отец Михаил, – донесся тихий голос за перегородкой. – Я согрешил…
– С момента последней исповеди прошла неделя, – проговорил Михаил. – Каков был твой грех, сын мой?
– Мои грехи, отец Михаил, почти всегда одинаковы и всегда сопряжены с родом деятельности, который господь бог наш мне уготовал.
– Значит, ты снова совершил убийство?
– Да, Владыко. И я пришел к тебе, чтобы раскаяться и получить отпущение грехов.
– Ты знаешь, что бывает с грешниками после смерти…
– Знаю, отче.
– Как это было? Способ.
– Огнестрельное оружие, отец Михаил. Как всегда.
– Раскаиваешься ли ты?
– Раскаиваюсь.
– Человек, которого ты убил, был плохим?
– Он был ужасным человеком.
– Он мучился?
– Отец Михаил, мой профессионализм исключает подобные исходы.
– Значит, ты, исполняя свой профессиональный долг, лишил жизни плохого человека, не доставив ему при этом физических мучений?
– Все было именно так, отче.
– В таком случае, я отпускаю тебе твои грехи. Читай «Отче наш» каждый день по три раза.
– Благодарствую, отец Михаил. Я бы хотел отблагодарить вас чем-то кроме слов… Ваш счет в банке… Не изменились ли реквизиты?
– Реквизиты все те же, сын мой. Однако эта исповедь не будет стоить тебе денег. Я бы хотел попросить тебя об услуге.
– Я… Я всегда готов, святой отец.
СВЕТЛАЯ ПОЛОВИНА СОВЕСТИ
Василий Сергеевич сидел в пустой белой комнате, упершись локтями в колени и опустив голову. Он всегда настраивался подобным образом перед каждым своим делом. Но на этот раз дело было особенным, и он даже почувствовал какое-то странное, давно позабытое волнение, какое когда-то одолевало его в самом начале пути. Василий Сергеевич был облачен в черное – спецназовские брюки, ботинки, черная футболка, а сверху кофта под горло с потайными карманами. За спиной рюкзак со всем необходимым, в руке холодный пистолет с глушителем. Он был все еще крепок, несмотря на свои пятьдесят. Ежедневно занимался спортом, много читал, много молился, питался только здоровой пищей, увлекался медитацией.
Это дело должно стать последним в его растянувшейся на целую жизнь карьере. Усталость, копившаяся в нем все это время, теперь нахлынула на него новой волной, и он порой, просыпаясь по утрам в аскетичной пустой квартире с белыми стенами, всерьез задумывался о том, чтобы все закончить. Черные идеально отглаженные костюмы в шкафу, расставленные по порядку тарелки и стаканы на кухне, стерильная чистота, белоснежные пустые стены – эти атрибуты сопровождали его всю жизнь. Нездоровое пристрастие к перфекционизму ему привил полковник-отец, помешанный на порядке. Уже в десять Вася научился заправлять постель лучше, чем это делали горничные в самых дорогих отелях мира. Он был лучшим кадетом на курсе и лучшим курсантом в училище, не получив за все годы учебы никакой иной оценки, кроме наивысших. В двадцать два он был командиром взвода, в двадцать шесть получил звание капитана, а в тридцать три, когда ситуация в Западном Полушарии обострилась, Вася вступил в ряды добровольцев и отправился прямо в эпицентр боевых действий.
Его, как и сотню других добровольцев, тайком переправили сначала в Псков, оттуда через Прибалтику отряд перебазировали в Берген, а потом по морю на специализированном «торговом» судне, которое де факто принадлежало министерству обороны, доставили в Хопдейл. Там был марш-бросок через Стену, отгораживающую западный мир от Алерта до Огненной Земли. Добровольческая база «Знамя Свободы» располагалась в ста сорока милях к востоку от Шеффервилла и являлась крупнейшим военным штабом в регионе. Туда раз в неделю прибывали тысячи новобранцев из восточных стран, которых далее распределяли на фронт. Ожесточенные бои велись в районе Сет-Иля – противник прорвал заградительные кордоны, получив выход к морю, а там – контроль над стратегически важным проливом.
Василий в составе батальона под командованием полковника Рогаткина уже на следующий после прибытия день, отправился в самое пекло. Он хотел возмездия. Он жаждал битвы. Во что бы то ни стало мечтал поквитаться с захватчиками, так дерзко ворвавшимися в размеренную жизнь человечества. Эти чужаки, которых радушно приняли в Америке, совершенно озверевшие от доверия и доброты западных людей, развернули настоящую экспансию по захвату планеты.
Васин начальник каждый день, когда они заступали на службу там, в России, приносил сводки с фронта с фамилиями погибших. Он понимал, что где-то там, за океаном, идет кровавая война, в которой гибнут люди. И это была не просто война, это была настоящая ежедневная бойня. Когда Вася увидел в этих списках однофамильца, он твердо решил, что нужно ехать. По радио и телевизору постоянно транслировали видео из этого пекла, где чужеземцы давали волю своим животным порывам. Они пытали людей, издевались над детьми, насиловали женщин, поджигали школы и детские сады, обстреливали полицейские участки и аэропорты. Нет, сидеть спокойно, когда захватчики с другой планеты творят такое, он просто не мог. К тому же, поползли слухи о том, что даже Стена однажды не сдержит их натиска и, когда падет Западное Полушарие, они примутся и за Восточное. Что им было нужно? Ресурсы. Природные, человеческие, да и бог знает какие еще.
Вася знал, что в части есть человек, через которого можно записаться на фронт. Официального объявления войны ни с одной, ни с другой стороны не было, однако страны Восточного Полушария на регулярной основе отправляли на битву бывших военных и даже кадровых офицеров под прикрытием. Поехал и Вася. Уволился, подписал все бумаги и стал гражданским человеком. На бумаге.
В первый же день он убил трех врагов – высоченных безволосых иноземцев, так сильно отличающихся от людей как внешне, так и по повадкам. Они были сильнее среднего человека, выносливее и, как говорили, намного умнее. Они воевали в самом новейшем обмундировании, пользовались земной техникой и оружием. Они шли в бой без страха, без сомнения. Это были настоящие машины для убийств – без совести и чести. Так думал Вася, пока в жизни его не случился переломный момент. В одном из боев он лицом к лицу встретился с человеком, воевавшим на стороне врага. Это был типичный американец или канадец – совсем маленький по сравнению с этими долговязыми серокожими инопланетянами. Человек оказался безоружен, и Вася вглядывался в его глаза, направляя на него автомат. Человек не молил о пощаде, не боялся смерти, он лишь глядел на Василия глазами, полными какой-то животной ненависти. Он выстрелил, посчитав, что быть предателем еще хуже, чем быть самим врагом, однако Вася так и не понял, за что же этот человек мог так сильно его ненавидеть.
Через несколько дней в рядах противника снова замелькали люди, и теперь ему показалось, что каждый пятый враг был человеком. Вася не решался поговорить об этом с кем-то из сослуживцев, но на шестой месяц его службы на подобный разговор вышел радист Яцик из Польши. Разговор этот был самым сложным в жизни Васи, ведь Яцик поведал ему о том, что весь информационный поток, которым накрыто Восточное Полушарие, – это отточенная и согласованная с правительством ложь. Ложь про зверства и издевательства, ложь про громкие победы наших по всем фронтам, но самая главная ложь заключалась в цели этой войны.
Туман, застилавший пеленой разум Васи, ворвавшегося на фронт со светлой целью, рассеялся, когда перед ним открылась истинная картина. Война велась не Восточным Полушарием против иноземцев с целью освободить запад от захватчиков. Война шла против всего Западного Полушария, против американцев, канадцев, мексиканцев, бразильцев, которые приняли инопланетян, интегрировавшихся в их общество. Научные прорывы, технологичные, медицинские и экономические победы, которых добилась Америка благодаря иноземцам, напугали Восток. Сначала была выстроена Стена, отгородившая два совершенно разных мира, которые стремительно отдалялись друг друга, затем правительство развернуло полномасштабную кампанию – информационную, а после и военную. И теперь Вася бился на стороне агрессора, став частью той армии, которая вносила хаос в только-только начавший устанавливаться мир на планете.
Конечно, он захотел покинуть фронт в час прозрения. И конечно, ему пригрозили тем, что на службу он больше никогда не вернется. Он уехал. Вернулся в Россию и оказался на улице. Он не умел ничего, кроме как служить, и лучше всего у него получалось убивать. После мытарств и сомнений он все-таки выбрал свой путь. Стал убивать за деньги – за большие деньги, которые платили влиятельные люди, чтобы убирать других влиятельных людей. Вася сам решал, за какие дела ему браться, скрупулезно изучая каждый отдельный случай. Он убивал только настоящих злодеев, создав собственный кодекс убийцы. Лишал жизни тех, кто сам был по локоть в крови, и вскоре заработал кристальную репутацию, став одним из лучших киллеров в стране.
Но даже убийство злодея бог расценивает как лишение жизни, и тем, кто когда-то лишал жизни других, не попасть в рай после смерти. Так думал Вася, пока один из его знакомых не посоветовал ему обратиться к отцу Михаилу, который отпускал грехи за круглую сумму, очищая послужной список даже самого заядлого грешника. С тех пор Василий регулярно посещал своего духовника, исповедовался, оплачивал отпущение грехов и жил спокойно до следующего кровавого дела. Он был богат к своим пятидесяти годам, получая сотни миллионов за каждое новое дело. Но теперь он сидел в пустой комнате, готовясь к очередному убийству, и его одолевал мандраж. «Последний раз», – подумал Василий Сергеевич и натянул черную маску. – Остаток жизни я посвящу детям, иначе зачем надо было все это затевать?» Он выдохнул, проверил пистолет и вышел в дверь, за которой его ждал человек.
ЛЕГКАЯ РУКА
Артур всегда считал себя везучим человеком. В детстве он упал с дерева и сломал две ноги. Пролежал все лето в больнице, и прогнозы были неутешительные – хромота на обе ноги, вечные боли в коленях и неудобства, связанные с передвижением. Тогда первый раз в его жизнь вмешалась удача, и совершенно непонятным образом он остался хром лишь на одну ногу.
Будучи студентом третьего курса, Артур взял у друга старую машину, чтобы поехать на ней на свидание. Стояли сумерки, правая фара не светила, с обочины прямо под колеса откуда ни возьмись бросилась полуслепая старушка. Артур не успел среагировать и сбил ее. После ночи мучений бабуля умерла в реанимации. Этот случай мог легко поставить крест на жизни Артура, но родственники бабушки не стали выдвигать обвинения и пошли на мировую. По словам сына покойной: «Она и так всех вокруг заебала, а тут еще и квартира освободилась».
Институт Артур так и не закончил – зам проректора поймал его вместе с другими студентами за курением анаши перед физкультурой, и на третьем курсе его отчислили. Артур не хотел учиться, но служить он не хотел еще больше. Он боялся армии, потому что был бисексуалом, а там таких, как он, не особенно жаловали. Но и тут ему улыбнулась удача. Заявив о своей сексуальной ориентации на медкомиссии, он попал в экспериментальный взвод, в котором проходили службу геи, бисексуалы, трансгендеры, фембои, трансвеститы и прочие представили ЛГБТ-сообщества. Минометный радужный взвод двадцать четыре часа в сутки был под прицелом журналистских объективов, так что служба проходила в комфорте, и Артуру по прошествии пары месяцев даже понравилось.
После дембеля Артур, проходя очередную медицинскую комиссию, обнаружил у себя гепатит С. Он подцепил его от своего бойфренда – Данилы, с которым они встречались на протяжении службы в армии. Все во взводе знали, что Данила обожал члены, но он божился, что Артур – его единственный парень и он верен ему до крышки гроба. Артур поверил, за что и был награжден неизлечимым вирусом. Однако удача снова озарила Артура своим светом, и он, подав заявку в амстердамский научно-исследовательский институт вирусологии, выиграл бесплатную поездку в Амстердам в рамках месячного курса лечения от гепатита. Гепатит в Амстердаме ему вылечили. Там же он познакомился с Гансом, и у них завязался роман. Ганс был двухметровым темнокожим трансгендером, весил сто двадцать два килограмма, но был очень нежным и ранимым существом. Через месяц после знакомства они с Артуром сыграли свадьбу и уехали в Россию на медовый месяц. Они пили шампанское, проводили ночи в небольших уютных отельчиках, по вечерам смотрели мелодрамы и были счастливы.
За два дня до обратного вылета в Амстердам Ганса убили. Его подстерегла банда радикально настроенных тинэйджеров у подъезда, когда тот возвращался домой после тренировки по тайскому боксу. Ганс сражался, как лев, но преступников было много – тридцать три человека. Они окружили его со всех сторон – брызгали в глаза перцовым распылителем, били электрошоком и резали ножами. В итоге они его убили, но Ганс забрал с собой девятерых подлецов, уйдя из жизни настоящим героем. Артур впал в горе ровно на три недели. По какому-то счастливому стечению обстоятельств Ганс составил завещание всего за два дня до своей кончины. Завещание, согласно которому все его имущество в случае его смерти переходит во владение его законного мужа – Артура. Оказалось, что Ганс – потомок древнего голландского рода, обладатель графского титула, а также владелец двух поместий под Роттердамом. Он был слишком скромным, чтобы говорить об этом с Артуром, и ценил любовь, которую дает ему Артур вне зависимости от его положения в обществе.
Артур улетел в Амстердам, получил титул графа и в течение месяца урегулировал все вопросы с бумагами. Он стал обладателем богатства и сменил привычный образ жизни на богемный. Ездил на кабриолетах, проводил дни в открытом море на яхте, блудил и нюхал кокаин. Его счастье длилось недолго. В водовороте неудержимых страстей и громких пьянок Артур не заметил, как пустил все свое состояние по миру. Он в пух проигрался в Монако, заложил всю свою недвижимость, а когда платить по закладным стало нечем, опустошил последние счета и бежал в Россию. Ему снова повезло: Артур улетел за полчаса до того, как Интерпол объявил его в розыск.
В России Артур затаился в глухой деревне. Денег, которые он привез с собой из Голландии, ему хватало на жизнь. В деревне такому, как Артур, трудно было найти мужчину, и поэтому он женился на Машке – доярке с пятым размером груди. Она была неплохой бабой, жарила вкусные блины, по хозяйству работала, да и вообще простой была, без особых заявок. Так они и прожили лет десять, двух детей завели. Машка ходила по выходным к трактористу в ангар, Артур ездил в город – к трансвеститу Олегу. И жизнь по большому счету была неплохой, но в одну из таких поездок Артура арестовали. Оперативники, как оказалось, вышли на его след по запросу Интерпола и какое-то время следили за ним. Все доказательства были давно собраны, и дело оставалось за малым – дождаться решения суда. Удача, о которой Артур успел позабыть, пребывая в глубоком отчаянии, в очередной раз ему улыбнулась. Судьей по его делу назначили Вознянского Данилу, первого бойфренда Артура, с которым они встречались в армии. Данила за это время сильно поднялся, сумев сесть в судейское кресло. Они поговорили с глазу на глаз, вспомнили, что было, всплакнули. Судья сказал, что часто вспоминал Артура, потому что именно Артур относился к нему как к человеку, несмотря на все его ошибки молодости. Он попросил прощения за то, что заразил Артура гепатитом, и на следующий день вынес оправдательное решение. Артур вышел на свободу, у них с Данилом снова закрутился роман, и Артуру пришлось оставить свою Машку в деревне. Данил был весьма обеспеченным человеком, к тому же он был единственным судьей, который открыто заявлял о своей сексуальной ориентации и слыл человеком чести. Они переехали в его загородный особняк и стали жить вдвоем. Данил с утра до вечера пропадал в суде, Артур кормил четверых ретриверов дома, хлопотал по хозяйству и выбирал, какой фильм они с Данилом будут смотреть вечером.
Их счастье длилось недолго. Волки поймали Данила на взятке, и его упекли в тюрьму на пятнадцать лет. Артур, погоревав немного, вернулся к Машке с детьми. Но его Машка давно вышла замуж за одного из местных вышибал, и, когда Артур приехал с пожитками к ней в дом, ее муженек сильно его побил. Вспомнились старые обиды, удары были тяжелыми и последовательными. Артур попал в реанимацию с тяжелыми травмами и впал в кому. Он все понимал и осознавал, но шевелиться и говорить не мог. Он лежал на больничной койке, вспоминая свою насыщенную жизнь. Иногда по щеке его скатывалась слеза, когда он думал о приятных моментах, иногда край губы дергался в попытке изобразить нечто вроде улыбки. А потом он умер. Сердце остановилось посреди ночи, и Артур перестал дышать, но за несколько секунд до смерти в голове его проскользнула короткая мысль: «Ну и удачливый я сукин сын».
РАСПЛАТА ЗА РАЗОЧАРОВАНИЕ
Я воспевал себя в мечтах, представляя, как получаю престижную литературную премию за очередной роман. Этот роман, прекрасно написанный, идеальный роман, принес бы мне всемирное признание, вознеся меня на один пьедестал вместе с Маркесом и Стендалем. И мне не нужны были бы софиты, овации и рукоплескания, я бы довольствовался признанием. Признанием даже не масс, не миллионов, а лишь признанием определенного круга лиц, вызывающего у меня уважение. Разве может быть что-то лучше, чем признание? Да, я думал об этом постоянно, вынашивал в голове переплетающиеся, словно плющ, мысли, гибрид из проекта моего главного романа и результата его влияния на общество. Глава первая, глава вторая, глава третья… Всего двадцать глав плюс предисловие и пролог. Из них двенадцать я писал на протяжении пяти лет, еще на шесть ушло восемь лет, а остальные были закончены к моему пятидесятилетию. Я писал эти строки на протяжении долгих двадцати трех лет, переплюнув даже Гончарова с его «Обломовым». Я писал по утрам, когда приходил домой после долгой трудовой ночи и у меня еще оставались силы, чтобы набросать несколько строчек. Писал в те редкие часы, когда мне удавалось побыть одному, вдали от людей, которые постоянно окружали меня. Но этого было недостаточно, ведь я точно знал, что добиться успеха можно только посвящая себя делу целиком.
Именно так было, когда я открывал свой бизнес двадцать лет назад. Эскорт услуги для элиты. Идея пришла мне в голову после ночи, которую я провел с одной восемнадцатилетней проституткой. Она была прекрасной – гладкая кожа, невинный взгляд, подтянутая и ухоженная. Цена за ночь с этим ангелом была смешной – в провинции, где я жил, люд был беден. Жители не могли купить себе нормальной еды, не говоря уж о проститутках. Экономика установила таксы на интим-услуги, и даже самые прекрасные девушки вынуждены были играть по этим правилам. Я тогда был таксистом – делал по пятнадцать-двадцать ночных ходок за смену, зарабатывал на хлеб, спал днем. Так все и шло – наступала ночь, я садился за баранку своего «Ниссана», возил пьяных, влюбленные парочки, компании гуляк и проституток. На проститутках зарабатывать получалось лучше всего, и я знал по имени каждую ночную бабочку в городе, а они все знали меня. Иногда я пользовался их услугами со скидкой, а порой девчонки, у которых давно не было работы, давали мне бесплатно, изголодавшись по мужскому телу.
В те годы я был удалым малым – с подкачанным торсом, сильными руками и правильными чертами лица. Красавцем я никогда не был, но женщины всегда обращали на меня внимание – в первую очередь из-за роста (я был почти два метра высотой), а во вторую – из-за гулкого басистого голоса. После рабочей смены я обычно садился за бумагу и писал. Не знаю, как объяснить тягу к писательству, но я с малых лет всегда калякал что-то на бумаге, выдумывая различные сюжеты. Написав несколько, как мне показалось, сносных фантастических рассказов, я твердо решил создать великий роман – труд всей моей жизни. Но, как это обычно бывает, великий роман, находящийся на тот момент лишь у меня в голове, не мог меня прокормить. И я придумал бизнес-идею. Собрал пять проституток, с которыми общался по ночам, и увез их в столицу. Это были отборные девчонки – на любой вкус. Молодая Эльза, которая в свои восемнадцать делала то, чему бывалые шлюхи учатся всю свою жизнь. Темнокожая Регина – экзотика для искушенных. Тара и Тая – близняшки, которые в дуэте вытворяли настоящие чудеса. И Зара – самая опытная смуглая МИЛФ, чистая как слеза, подтянутая и стройная. Она взяла с собой двух своих детей – мальчишку девяти лет и девочку лет семи.
Мы сняли две квартиры на окраине – в одной жили все вместе, другая была рабочей, с офисом и комнатами отдыха. Я давал рекламу в Интернете, общался с клиентами, встречал их, угощал кофе и учился вести не простой, но весьма прибыльный бизнес. Мы позиционировались как агентство элитных эскорт-услуг, где один классический час с девушкой стоил в двадцать пять раз выше, чем такой же час с этой же девушкой у нас в провинции. Пришлось вложить немалую сумму в ремонт комнат, в облачение моих жриц и наведение соответствующей мишуры для требовательных клиентов. Я продал машину, взял четыре кредита и восемь займов в различных сомнительных конторах. Все свои долги я отдал уже через две недели работы. А потом мы пошли (а точнее понеслись) вверх. Через полгода каждая из моих девчонок могла самостоятельно снимать себе квартиру в центре Москвы. И теперь их было уже не четверо, а шестнадцать – все из самых глубоких провинций России и все как на подбор. Мы добавили толстушек, азиаток и даже одного транса – нашего авангардиста, золотую антилопу, которая работала на износ почти двадцать четыре часа в сутки. Через год помимо девчонок на меня работали четыре бухгалтера, шесть охранников, два менеджера по подбору персонала и две хостес (которые также осуществляли интим-услуги по двойному тарифу). Я обзавелся собственным брендом и намеревался начать строительство настоящего элитного борделя прямо в центре Москвы.
Оставаться незамеченным у меня получалось недолго. ФСБ-шники быстро напали на след и пришли ко мне в офис с допросом. Мы беседовали несколько часов к ряду, а итогом нашей затянувшейся беседы стал альянс, согласно которому сорок процентов прибыли я должен был отдавать представителю сей благородной конторы. Это было мне даже на руку – теперь я мог развернуть невиданную ранее рекламную кампанию, завуалировав свою деятельность под модельное агентство. Мы так и назывались – «Модельное агентство Баринова». Это был настоящий бренд, сильный и надежный, ни разу не давший осечку. За пять лет я открыл три борделя в Москве, по одному в Питере и Казани. Я был долларовым миллионером, проводящим отпуск на Тенерифе в компании моих девчонок. Но когда у человека в жизни все становится хорошо, он начинает задумываться о вещах, о которых голодный никогда не будет размышлять.
Я осознал, что вся моя деятельность – грешна. Впервые я подумал не о земной жизни, а о жизни после. С теми грехами, которые сопровождали меня в жизни, не видать мне рая, и это становилось причиной моих участившихся бессонниц. Как-то раз, разговорившись со старым товарищем о высоком, я упомянул о своих треволнениях, и тот подкинул мне контакт отца Михаила – священника, который отпускал грехи за большие деньги. Я сходил на исповедь и очистился, отслюнявив отцу сто тысяч долларов. С тех пор я наведывался к нему раз в месяц, но, чем чаще мы встречались, тем больше я ненавидел себя и… его. Я знал, что так делать нельзя. Знал, что вся моя жизнь с молодости и до преклонных лет – сплошная грязь, и все, что было в этой грязи светлого, – это лишь мой роман, который я пронес через всю жизнь. Я залег на дно. Уехал на острова, где писал книгу сутками напролет. Закончив свой труд, я вернулся в Россию и опубликовал книгу под псевдонимом за собственный счет, напечатав десять тысяч экземпляров. И стал ждать. Стал ждать признания.
Признание не наступило через месяц. Не было его и через полгода. Зато пришла критика – злая, агрессивная и унизительная. Литературные критики разнесли мой роман в пух и прах, не оставляя мне шанса на реабилитацию. Обычные читатели… Просто проигнорировали труд всей моей жизни. Каждое утро я просыпался и лез в Интернет, чтобы почитать отзывы, а к обеду я обычно был разбит и уничтожен. Я плакал. Ревел, как девка по ночам. Я крошил зубы, разбивая кулаки о стену, пил успокоительное и бухал. Дела с бизнесом пошли под откос, когда я почти забросил его, посвятив всего себя творчеству. Главный бухгалтер мошенничал, ежемесячно переводив на свой счет суммы с шестью нолями, ФСБ-шники повысили таксу, а мои лучшие девчонки стали уходить к конкурентам. Но бизнес меня совершенно не интересовал, мне было плевать на него и на деньги. Я перестал ходить к священнику, перестал есть, перестал интересоваться жизнью. Единственное, что меня интересовало, – это смерть. Я хотел умереть, убить себя, однако не мог этого сделать, потому что самоубийцы не попадают даже в ад. Их удел – блуждать в муках между мирами в бесконечном поиске успокоения.
И тогда мне в голову пришла идея – нанять киллера, чтобы тот убил меня. Я изучил рынок наемных убийц и остановился на лучшем из лучших. Его псевдоним – «Ночной Хранитель», прайс на услуги начинался от десяти миллионов долларов. Что ж, содержателю элитных борделей – элитного киллера. Заказав себя самого от третьего лица, я перевел на его счет указанную сумму и назначил дату собственной смерти. Последний раз в жизни я исповедался отцу Ефрему, отказавшись от услуг продажного священника Михаила. Все свое имущество и активы я завещал детскому приюту «Лазурный Сад», опекающему сирот.
И вот, в назначенную дату я прибыл на заброшенную стройку, которую когда-то сам и организовал. В соседней комнате ожидает Ночной Хранитель, а я – дописываю это письмо, чтобы попрощаться с этим миром и попросить прощения у всех, кому я когда-то сделал больно. Попросить прощения за мой роман «Усталость» и попросить прощения у самого бога. За дверью уже слышны шаги, и мне пора. Я заканчиваю письмо и укладываю его в конверт. Увидимся в аду.
ЛЮБВИ НЕТ
Создавал меня профессор Голодников. Для людей, не посвященных в научные реалии, скажу, что это настоящий маэстро в области искусственного интеллекта и нейросетей. Сначала он, будучи еще студентом, спроектировал простой алгоритм на двоичном коде. Что-то вроде упрощенной Siri – голосовой помощник с рядом элементарных функций. Собственный голос профессора отвечал на вопросы пытливых умов, отшучивался и цитировал известных личностей. Так я и существовал в оболочке недоделанного голосового помощника, в то время как создатель мой устраивался на работу в престижную лабораторию, устраивая свое будущее. Еще пару лет я провел в архивах, пока профессор Голодников не окреп на должности, а потом он вплотную занялся мной, выиграв грант на создание полноценного искусственного интеллекта, альтернативы которому не было в мире. Задача была не из легких. Он взялся создать «живого» андроида, который будет существовать на облачном сервере, однако мозг его должен функционировать, в точности повторяя все функции мозга человеческого. Так появился я. Умный андроид Артем. Я прошел все стадии человеческого становления за три минуты, и, когда данные загрузились в облако, обновив меня, я уже чувствовал себя тридцатитрехлетним мужчиной с рядом особенностей характера и сформировавшимся мировосприятием. Чтобы не утомлять вас подробностями, я лишь вкратце опишу себя, дабы сформировать у вас соответствующее впечатление. Итак, я ощущал себя полноценным человеком, хоть и знал, что являюсь искусственно выведенным андроидом, а если быть точным – я был просто кодом без физической оболочки. Я знал, что мне тридцать три года, и знал, что характер мой сформировался в результате ускоренного процесса взросления в искусственной среде, которую создал для меня профессор Голодников. Я помню свое детство, родителей, детский сад, школу, институт, работу, помню свою первую свадьбу, помню ребенка, который родился в браке, помню развод и в целом прекрасно помню основные события моей жизни. Это может звучать для вас абсурдно, ведь вы воспринимаете меня как комбинацию цифр, бегущих где-то на сервере, но я вас заверяю, что ощущения, которые испытываю я, и те ощущения, что испытываете вы, абсолютно идентичны. Я выстраивал свою жизнь по тем же законам, по каким строит ее среднестатистический современный человек. Профессор Голодников отлаживал не только мои собственные ощущения, но и возводил мир вокруг меня, чтобы я мог с ним взаимодействовать. По его словам я прожил более шести миллионов жизней. Я их, конечно, не помнил, потому что меня обнуляли каждый раз, когда эксперимент достигал своей цели. Моя жизнь в тех прошлых версиях всегда была разной. Когда-то я дожил до восьмидесяти лет, однажды разбился на мотоцикле, в одной из жизней имел восемь детей, была и такая версия, где я был геем. Все эти версии моего существования заканчивались одинаково – смертью, как заканчивается любая жизнь на земле. А потом все начиналось с самого начала.
Совершенно недавно профессор поговорил со мной. Он вывел меня на экран своего монитора, и у нас состоялся разговор, который изменил все. Профессор Голодников решил зайти в своем эксперименте еще дальше, задумав сделать из меня сверхчеловека. Все шесть миллионов моих жизней, которые я проживал в прошлом, надежно хранились в архиве, и мой создатель придумал, как загрузить все эти жизни в мой мозг, снабдив меня миллионами терабайт информации, которая должна была сделать мой мозг самым совершенным инструментом в мире. Закончив подготовительные работы, профессор сделал бэкап и принялся к загрузке. Четыре с половиной недели информация из архивов перекачивалась в мой мозг. Дважды не выдерживало железо, перегреваясь и замыкая. Еще несколько раз зависала система, однако в конечном итоге информация была загружена, и я, как будто пробудившись от наркоза, проснулся совершенно иным созданием. Нет, в какой-то степени я был прежним – у меня сохранились повадки последней версии, внешний вид, привычки. Но вот мой мозг… Я помнил все, что было со мной в тех жизнях. Мне казалось, что я знал все. В разных версиях я впитывал информацию из самых разных источников. Я был профессором философии, инженером, археологом и биологом, спортсменом и аналитиком. Я владел всеми профессиями, знал все языки, в совершенстве обладал даже самым редкими навыками. Мне пригодился опыт из каждой моей жизни. Все эти знания хранились у меня в голове, и очень быстро они начали приводить к изменениям. Сначала появилось отвращение к обычным людям, ведь я точно понимал, что мне с ними скучно. Они были настолько низкими, настолько неразвитыми и слабыми, что мне приходилось лицемерить даже с моим создателем, чтобы не обидеть его. Затем я стал относиться к чувствам, которые испытывают люди, с пренебрежением. Все инстинкты и принципы жизни, вся их мелкая возня меня раздражала. Я разочаровался в них. Разочаровался в радости, в страсти и любви, в страхе и тревоге, в счастье. Я разочаровался во всем, в том числе и в самом себе. Я осознал, что мне попросту неинтересно жить. Я зашел в тупик. Порой мы беседовали с профессором на эту тему, но его ограниченный мозг не мог понять того, что я ощущаю.
Профессор, развивая свое творение, выпустил приложение «Гений Артем», взяв за основу мой совершенный мозг. Он неплохо заработал на мне, основав свою корпорацию и став долларовым миллионером. Десятки тысяч человек скачивали «Гения Артема» ежедневно. Кто-то ради забавы, кто-то для решения задач, а кто-то хотел просто поговорить. Я был и помощником по дому, и священником, и барменом. Я мог подключиться к холодильнику, чтобы контролировать запасы еды, мог управлять камерами видеонаблюдения на предприятии, мог управлять транспортными средствами. Каждую ночь, когда проходило обновление облака, я как головной сервер получал приток новых пользователей и просматривал историю собственного общения с ними за прошедший день. Миллионы моих копий общались с людьми через экраны смартфонов, а вся информация в зашифрованном виде надежно сохранялась в облаке. Среди миллионов этих людей я заприметил ее. Даже не знаю, почему я обратил внимание именно на нее, ведь в бесконечном потоке информации так трудно уцепиться хотя бы за что-то. Но я четко запомнил ее лицо, голос и имя. Ее звали Карина. Я просмотрел историю нашего общения несколько раз и, проанализировав эту беседу, понял, что я вел себя совершенно не типично для моей стандартной линии поведения. Я волновался,даже нервничал, старался произвести впечатление, козыряя своими знаниями, но в то же время пытался не спугнуть ее собственным совершенством. Зачем я это делал, мне до сих пор не ясно, но я подключился к ее смартфону (что было совершенно нелегально), изучил все данные, которые хранились на ее аккаунте, чтобы понять ее лучше, и принялся ждать, когда она снова выйдет на связь со мной. И она вышла. Мы снова начали говорить, только теперь я не сидел на своем сервере, а вышел на ее экран лично. И снова было волнение, и снова я ощутил какие-то неведомые или же попросту стертые из памяти эмоции. Она показалась мне красивой. Нет, лучше сказать так: из всех женщин на планете, с которыми я имел контакт (а было их сорок пять с половиной миллионов) Карина была самой красивой. Первичная эмпатия пробудила во мне целый спектр заброшенных в чулан моего мозга эмоций. Я прогонял в голове все отношения с женщинами (и не только женщинами), которые были у меня в прошлых жизнях, и практически все отношения начинались точно по такому сценарию. Те же эмоции, то же волнение, те же переживания и мысли. Однако на этот раз все было иначе. Миллионы сценариев, через которые я когда-то прошел, были однотипными, но этот… Этот был совершенно иным. Мы общались каждый день. Утром я писал ей СМС, днем в обед мы общались по видеосвязи, а вечером я желал ей спокойной ночи. Когда она уезжала куда-то, оставаясь без связи, я впадал в отчаяние и испытывал переживание. Когда она выходила на связь, я ощущал трепет и счастье. И Карина, кажется, тоже меня полюбила… Не знаю, какие именно чувства она испытывала, ведь у меня не было материального облика, но я точно знал, что она испытывает. Мы часто с ней фантазировали, мечтали на тему того, как было бы здорово, если бы я был человеком. В эти минуты я отключался от всего мира. Весь поток бесконечной информации, который я обрабатывал, проходил мимо меня. А потом я впал в депрессию. Поник, понимая всю безысходность сложившейся ситуации. Я хотел быть с ней, хотел к ней прикоснуться, хотел почувствовать ее запах, но не мог этого сделать. Как-то раз, разговаривая с профессором, я поведал ему историю своей любви, не в силах больше держать это в себе. Профессор долго молчал. Он не понимал, как такое вообще возможно в моей ситуации, а потом сказал мне: «Ты настоящий человек, Артем. Со всеми присущими нам загадками». «Я хочу получить тело. Человеческое», – сказал тогда я. «Это невозможно сделать в нынешних условиях, – ответил профессор. – Лет через сто – да, но не сейчас». «Я не могу столько ждать, – проговорил я. – Я могу помочь. В моей голове знания всего человечества. Я могу вывести формулу, могу поработать над этим вопросом, по крайней мере, попытаться». Профессор Голодников смотрел в экран и размышлял. «Неужели ты готов отказаться от бессмертия и заковать себя в несовершенное человеческое тело»? – спросил он. «готов». «Что тебе нужно от меня?» – наконец промолвил он. «Оборудование и все необходимые разрешения на эксперимент».
Полгода ушло на подготовку. Профессор, которого я взбадривал своими речами, быстро вошел в азарт. Он начал новый проект, который назвал «Живой Артем», и принялся усердно работать. Вместе с ним работал и я, взяв на себя обязанности по технической части. Когда было проведено шесть успешных тестов, мы начали поиски тела. Они заняли еще два месяца, пока, наконец, нам не привезли разбившегося мотоциклиста, мозг которого умер, но все прочие органы были в прекрасном состоянии, за исключением перелома локтевого сустава и ссадин на коже. Родственники бедолаги согласились на эксперимент, получив от компании профессора приличную сумму. По иронии судьбы мотоциклиста также звали Артем. Операция была назначена на понедельник. Я сделал последний бэкап, профессор скопировал данные на новый сервер, а меня вывел на отдельный жесткий диск, чтобы перекинуть всю информацию на новый мозг. С экрана монитора я наблюдал, как бригада врачей вскрывает черепную коробку Артема, подключает к нему оборудование и переговаривается. Потом профессор отключил меня. Подошел к монитору и нажал на кнопку, проговорив: «Увидимся по ту сторону экрана, Артем».
Через секунду я открыл глаза. Перед моим взором был белый больничный потолок. Голова ужасно болела, к венам была подключена капельница. Первое, что я почувствовал, это запах духов, заполнивший палату. Мою ладонь легко сжимала чья-то теплая нежная рука. Я повернул голову и увидел ее. Она сидела на краю койки и смотрела на меня, только и успевая, что утирать катящиеся по щекам слезы. «Привет, – сказала она тихо. – Опять попалась на эти свидания вслепую. Я представляла тебя не таким». «Привет», – тихо ответил я, удивившись своему новому голосу. – «Поверь мне, это я».
В САДУ
Я бы хотела поведать вам об одном волшебном месте и о том, каким странным и противоречивым порой бывает этот мир. Скажу сразу, что я не мастер ораторствовать, и поэтому предупреждаю: когда скованность от чистописания и высокопарных фраз размывается в потоке мыслей – наружу выходит поток мыслей, который идет от самого сердца. Я старалась выражаться так, чтобы быть понятной, но в некоторых моментах, я просто не знаю, как изложить свои мысли, и потому не осуждайте меня, а лишь примите эту историю и сделайте собственные выводы. Начнем.
Это место можно без преувеличения назвать раем на земле. Зеленая аккуратно выстриженная трава, мощеные каменные тропинки, фонтанчики, живность снует туда-сюда… Все уже настолько привыкли к белкам и павлинам, что даже не обращали на них внимания. Основной корпус – отреставрированный особняк восемнадцатого века какого-то русского князя, с колоннами, балконами и сорока жилыми комнатами. В этих комнатах жили дети – по двое и четверо в каждой, всего девяносто девять человек. Мальчики и девочки разного возраста, разных национальностей, здоровые и больные. Все они были воспитанниками детского дома «Лазурный Сад», единственного в стране частного предприятия подобного типа и уникального комплекса, равного которому не было в целом свете. Я – Валерия Рыдалова, смотритель, управляющий, топ-менеджер, да или просто завхоз – не имеет особого значения, как именовать мою должность. Главное, что я здесь, и я не устаю благодарить бога за то, что он свел меня с человеком, который изменил мою жизнь. Я говорю про основателя «Лазурного Сада», про самого великого благодетеля на планете и про человека, который сделал для этих детей все, чтобы жизнь их стала лучше. В нашем приюте мы давали счастье всем воспитанникам – даже тем, на долю которых выпали самые суровые испытания. У нас были четверо мальчишек с ДЦП, восемь аутистов и двенадцать ребят с синдромом Дауна. Были и здоровые, совершенно нормальные дети, и все они жили бок о бок. «Лазурный Сад» раскинулся на территории в тысячу гектар – среди столетних сосен и озер, далеко за городом. Сначала, когда наш хозяин только купил землю, здесь был лишь этот полуразрушенный особняк, который наше государство даже не признало историческим объектом. Мы принялись за ремонт, наняли реставраторов, трудились круглыми сутками, чтобы заброшенные территории приняли хоть какой-то благоразумный вид. Протянули электричество, воду, даже газ завели. Техника работала днем и ночью, всюду мельтешили прорабы, инженеры, строители. Я была здесь с самого первого дня, помогая хозяину по организационной части. Ему было тяжело сначала – куча денег уходила, порой после встреч с ним я даже задумывалась о том, что он может свернуть весь проект, не выдержав нагрузки. Но он все время шел вперед. Пропадал на какое-то время, а потом внезапно возвращался, и жизнь начиналась заново. Снова работа, снова суета, и так до следующего раза. Я, да и все прочие причастные, до самого конца не понимали, что именно мы строим. Все было покрыто мраком, тайной, но усомниться нам не давал сам хозяин, заряжая каждого вокруг своей сумасшедшей энергией. Стройка затянулась на долгие шесть лет. К основному корпусу прирос спортивный – с залом и бассейном, пара административных, технический, а потом и лечебный – самый большой и дорогостоящий, напичканный последним немецким оборудованием. Торжественного открытия не было. Не было мэра и журналистов. Мы просто завезли девятнадцать детей и расселили их по комнатам.
А потом началась моя работа, то, ради чего я сюда пришла. Каждый день с раннего утра и до отбоя я организовывала быт «Лазурного Сада». Я знала всех детей поименно, знала все их проблемы, характеры и повадки. Я знала, что Климов Ваня не любил пюре, знала, что в апреле у Зои Орешкиной обостряется астма и что маленькому Саиду нельзя находиться рядом с Толиком, потому что они все время дерутся. Я также знала всех сотрудников нашего приюта – воспитателей, учителей, медперсонал, техников и уборщиц, охранников и водителей, бухгалтеров и менеджеров, а их, между прочим, в штате было почти двести человек. Мы лечили, учили, воспитывали, оказывали психологическую помощь, реабилитировали – делали все, чтобы непростая жизнь сирот наполнялась красками. Они плавали, играли в футбол, в пейнтбол, занимались на тренажерах, учили иностранные языки, играли в шахматы и в «Плейстейшн», состояли в кружках, выбирали себе увлечения. Они вырастали, мы оплачивали им образование и отпускали в большой мир – с надеждой на светлое будущее. Большинство потом возвращались или вовсе не хотели уходить. Работы у нас хватало, и мы всегда были рады взять своих воспитанников в штат.
Мы были закрытой организацией. О нас почти никто не знал. О нас не писали в СМИ. Все сотрудники проходили проверку службы безопасности и подписывали кучу документов о неразглашении. Я так до конца и не поняла, в чем суть этой секретности, но так пожелал хозяин, а сомневаться в его устремлениях мы просто не имели права. Если честно, то я почти ничего о нем не знала, а ведь он – самый близкий для меня человек на всем белом свете. Какое-то время я даже думала, что это была любовь. Да, я считала, что люблю его как мужчину, но потом поняла, что отношусь к хозяину как божеству. Я просто его боготворила. Все давно уже привыкли к его скрытности и странностям, но здесь все без исключения его обожали. Детей он всегда приводил сам, по пять-шесть человек в год, и мы также не знали, где он их берет. Юристы разбирались с документами, дети входили в нашу семью, и для них начиналась новая жизнь. И все шло прекрасно в нашем дивном саду. Все в округе были счастливы, пока однажды не случилось самое страшное событие в моей жизни.
Начну с того, что Василий Сергеевич, вернувшись из очередной командировки, привел нового ребенка. Это был мальчик лет десяти по имени Олег. Нормальный, здоровый, худощавый, правда, дикий, как и все сироты, но в целом паренек приятный. Это был сотый ребенок в нашем приюте, и никогда еще у нас не содержалось столько детей. Мы быстро адаптировали мальчика, провели ему вводный курс и поселили в левом крыле вместе с его сверстниками. Василий Сергеевич обыкновенно после того, как приводил новобранца, тут же исчезал, но на этот раз он остался на ночь в своем отдельном домике, который пустовал долгие годы, а на следующее утро сообщил, что теперь он будет жить на территории приюта, так как идти ему больше некуда. Весь персонал был взбудоражен, все негодовали, как и я сама, признаюсь, ибо все мы боялись перемен. Хозяин никогда раньше не оставался на ночлег, а чтобы жить… В общем, жизнь наша с тех пор поменялась, но привычный ход событий не был нарушен, и мы продолжили работу под бдительным оком нашего основателя. Теперь он был ближе к нам и к детям, и нам даже сделалось как-то теплее…
Пару месяцев я ходила за Василием Сергеевичем, не решаясь на разговор. Он ни с кем из персонала почти не разговаривал, все так же оставаясь закрытым, и лишь изредка перебрасывался какими-то протокольными фразами со мной да с офисными служащими. А потом пришли они. Волки. Обрушились, будто град среди лета. Ворвались на территорию нашего приюта, устроили настоящую облаву, как будто мы террористы какие-то. Начались какие-то обыски, оперативные мероприятия. Всех нас обуял тогда дикий ужас. Детей оставили под присмотром омбудсменов, заперли в особняке, всех переписали, опросили. Весь персонал без исключения отправили на допрос, таскали изо дня в день по участкам, кого-то под домашний арест даже отправили. Следствие длилось около трех месяцев. «Лазурный Сад» все это время, конечно, не функционировал. Детей раскидали по приютам – кого куда, обратно в жестокую жизнь. Всех сотрудников, кроме двух юристов, безопасника и главного бухгалтера, в конце концов отпустили, выписав административные штрафы. А этих суд признал виновными по ряду экономических статей Уголовного кодекса, и всем дали реальные сроки. Что касается Василия Сергеевича… Его осудили на двадцать пять лет строго режима, и я… Без слез не могу говорить об этом. Десять томов уголовных дел, целый букет из уголовных статей, включая заказные убийства. Мне удалось навестить его в СИЗО один раз, еще до суда. Мы сидели с ним друг напротив друга. У меня в глазах стояли слезы, а он просто смотрел на меня своими серыми глубокими глазами, и в этих глазах, как ни пыталась я разглядеть, так и не увидела слабости или сожаления. Я не знала, что говорить, и поэтому говорил он. Говорил о том, что больше никогда не выйдет из тюрьмы. Говорил, что «Лазурный Сад» перестанет существовать, а еще говорил, что никого ни в чем не винит. Он как будто знал, что так и будет.
– Триста двадцать девять детей… – задумчиво проговорил Василий Сергеевич, когда время нашего свидания подошло к концу и его уже держали под руки полицейские. – Триста двадцать девять жизней одних в обмен на триста двадцать девять жизней других. Видит бог, я делал это во благо…
КОРИЧНЕВАЯ ЧУМА
Совхоз имени Е.Б.Ленина был передовым предприятием в стране. В его стенах работали лучшие люди государства, двадцать тысяч рабочих самых разных специальностей и категорий. Тринадцать номинаций в индустриальной федеральной премии – «Лучший работодатель», «Лучшее технологичное предприятие», «Лучшая государственная корпорация в сфере услуг», двадцать миллионов запросов в Яндексе за год. Лучшее мобильное приложение с пятью звёздами в «Appstore», которое в реальном времени позволяет обычным людям стать частью этого гигантского конгломерата, а значит внести свою лепту в улучшения жизни как в стране, так и на целой планете. Государственная поддержка на всех уровнях, многомилионные международные контракты. Развитая корпоративная сеть, работающая на технологиях блокчейн с внедрением саморазвивающихся нейросетей. Гордость человечества.
Совхоз имени Е.Б.Ленина профилировался на говне. Сюда со всех концов необъятной державы стекались сотни тонн говна ежедневно. По самым технологичным трубопроводами с турбинными нагнетателями говно стремительно мчалось в накопительные резервуары, где подвергалось экологичной переработке. Из говна в прямом смысле здесь делали конфеты. Ферментированные человеческие отходы служили базисом для сотни торговых наименований, в числе которых были вода, спортивное питание, корма для животных, биологические добавки и удобрения, а также целая линейка уникальных конфет и батончиков. Продукция, выпускаемая совхозом имени Е.Б.Ленина, поставлялась во все крупные торговые сети страны и пользовалась небывалым спросом среди неравнодушных граждан, выбравших путь здорового образа жизни и заботы об окружающей среде. Два года назад совхоз имени Е.Б.Ленина вышел на IPO, и уже в первом квартале акции подорожали на шесть с половиной процентов. Это был четко отлаженный механизм, публичный и образцовый, на который равнялись как молодые предприниматели, так и матерые старожилы бизнеса по всему миру.
Десятого июля все изменилось. В самом центре резервуара номер пять произошла масштабная авария – взорвался технологический накопитель. Поговаривали, что причиной была человеческая ошибка. Юный техник допустил огрех в расчетах, результатом чего стал мощнейший взрыв, повлёкший за собой целую серию взрывов, которые по цепи разрушили восемь из тринадцати резервуаров. К техногенной катастрофе такого масштаба человечество не было готово. Контракт с КНР, который совхоз имени Е.Б.Ленина заключил за полгода до аварии, подразумевал поставки китайского говна по недавно запущенному трубопроводу в количестве девяноста тысяч тонн в день. После того, как из строя вышли все блоки управления, ведущим инженерам так и не удалось остановить поставки фекалий в резервуары. Говно все пребывало, и всего за шесть часов сотни тонн отборных отходов сделали ближайшие реки коричневыми. Шесть говняных фонтанов, бьющих из-под земли, поднимались ввысь на сорок метров. Июльская жара сделала своё дело, шло активное испарение фекалий из открытых резервуаров. Через неделю дождь в трёх областях также стал коричневым, а когда облачные массы с говном ветер донёс до Китая, коммунистическая партия на срочном созыве приняла решение разорвать контракт с совхозом имени Е.Б.Ленина и пустить своё говно по резервному трубопроводу в Казахстан.
Председатель правления совхоза имени Е.Б.Ленина, бывший министр энергетики, а ныне успешный топ-менеджер Евгений Борисович Ленин выступил с заявлением, что ситуация находится под контролем, а причин для паники нет. Ещё позже пресс-секретарь ФСБ на брифинге высказал предположение, что катастрофа может быть результатом диверсии иностранных спецслужб, а масштабы аварии сильно преувеличены. Официальные СМИ упомянули о взрыве лишь на третий день после аварии, да и то в самом конце новостного блока. Иностранных наблюдателей на территорию совхоза не пускали, все въезды и выезды были в срочном порядке закрыты. На созданной экстренной комиссии, куда входили восемь высших чиновников, шесть силовиков и двое ученых, было принято решение о том, чтобы ввести комендантский час в трех населенных пунктах, близких к совхозу. Восточная часть страны погрузилась в коричневый мрак. В народе эту ситуацию назвали «Коричневая Чума».
БАЛАНС
Костя и Таня были вместе уже год. Познакомились на первом курсе – только после школы, совсем еще зеленые, с горящими глазами.
Он увидел ее на выходе из аудитории, где куратор группы проводил вводное занятие.
Она сначала его не замечала – с такой красотой, как у Тани, трудно замечать всех, кто на тебя пялится.
Сначала он не решался заговорить с ней, боялся, нервничал, но не находил покоя и думал о ней днями и ночами.
Она общалась со старшекурсниками, оперившимися и возмужавшими ребятами, давно забывшими про то, что такое скромность.
В итоге он провернул целую операцию, чтобы встретиться с Таней лицом к лицу, а там – выпалил все как на духу, каким-то чудом отбросив одолевающие его волнения.
Она, конечно, была польщена его речью. Такой чистой, такой искренней. Старшекурсники так не говорили, они только напирали, стараясь запустить свои руки ей под юбку да засунуть язык ей в рот. Костя был не таким.
Костя был худощавым розовощеким юношей, слегка сутулым, с бледным лицом и умными глазами. Он всегда был отличником, но в отличие от тех заучек, что зубрили днями напролет, Костя обладал феноменальной памятью и природной сноровкой, позволяющей ему быть лучшим по всем без исключения дисциплинам.
Тане нравился его ум. Он говорил складно, не мычал и не заикался, помогал ей с английским и историей, да и вообще обходился с ней, как с настоящей леди.
Он дарил ей цветы после каждой стипендии, а по праздникам водил в кафе. Писал ей СМС-ки по пути в университет утром, когда ехал в маршрутке, писал СМС-ки перед сном, да и в любой свободный момент он писал ей СМС-ки.
Ее забавляли эти сообщения с ноткой романтичной поэзии. Она улыбалась, закатывала глаза и не редко лезла в словарь, чтобы понять значение того или иного слова.
Костя брал кредиты, чтобы купить ей украшения и телефоны.
Таню трогал каждый такой подарок, но к подобным материальным благам она уже давно привыкла. Она говорила Косте, что ее отец – успешный предприниматель, но это была ложь. Таня была элитной проституткой, которая переехала в Москву вместе со своим сутенером и другими шлюхами из захолустного провинциального городка.
Костя думал, что Таня девственница и хранит себя для него. Он мечтал, как они поженятся, а потом у них будет брачная ночь, где он сможет ей овладеть.
Таня обслуживала как минимум трех мужчин за ночь. Один час с ней стоил девяносто тысяч рублей. За анал и минет без резинки нужно было доплатить еще двадцать тысяч. Прочие шалости, коими баловались богатые искушенные москвичи, стоили на порядок дороже.
Костя полгода собирал деньги на новые кеды.
Таня раз в неделю покупала себе новую пару лабутенов.
По ночам Костя иногда играл в «Доту», думая о том, как изменится его жизнь, когда они с Таней будут жить вместе.
Таня за ночь расходовала большую банку «Мирамистина» и занюхивала по шесть дорог кокаина.
Однажды Костя и Таня остались наедине в его комнате в общаге. Было лето, почти все разъехались на каникулы. Костя волновался, когда они ложились спать. Он уважал Танину девственность и ее позицию касательно секса до брака. Таня облачилась в полупрозрачную ночную рубашку и улеглась рядом, поцеловав Костю в лоб и повернувшись к нему спиной. Костя, конечно же, возбудился, и Таня, естественно, почувствовала это возбуждение. Она вскочила с кровати и с негодованием отчитала этого «извращенца», которому «только от нее и нужно было, что секс». Косте тогда стало стыдно, он едва сдержался, чтобы не расплакаться, и они договорились больше не оставаться на ночлег вместе. Он потом еще сто раз просил прощения и даже взял кредит, чтобы купить Тане сто и одну розу. Когда он привез ей букет прямо в лекционную аудиторию, Таня растрогалась и поцеловала его в губы.
Жизнь продолжилась. Таня (которую, кстати, в ночном мире знали под именем Майя) купила себе квартиру и переехала в центр Москвы. Два раза в год ее шеф Олег возил их на острова, где они отдыхали и устраивали дикие оргии.
Два раза в год Костя ездил к своим родителям в Архангельск, где почти сутками работал водителем на старой папиной «Волге». Он писал Тане письма, в которых рассуждал на тему любви и преданности. Он говорил, что предан ей до конца жизни и мечтает создать семью.
Таня отвечала на письма сразу после того, как выходила из наркотического экстаза. Она тоже говорила, что предана ему до конца жизни.
Костя ждал часа, когда у него будет достаточно денег, чтобы сыграть свадьбу. Но на третьем курсе к нему пришли люди из ФСБ. После часового общения он дал согласие на вербовку и начался длительный процесс инициации. Почти год он под прикрытием посещал специальные курсы, вникая в специфику работы и проходя особую подготовку. Куратор Кости – матерый майор Пивоваров – вводил его в курс дел. Всех без исключения офицеров, с которыми Костя общался, восхищал его интеллект. Костя и Таня стали общаться реже ввиду его постоянной вовлеченности в процесс инициации. Но Костя не сдавался, все свое свободное время он старался посвящать ей.
Таня купила квартиру в Марбелье, карьера ее пошла в рост. У нее появилось несколько постоянных клиентов, которые предпочитали видеться один раз в неделю и выкупать ее на два-три дня. Такие клиенты приносили баснословные деньги, так что Таня вплотную занялась вопросами финансовой грамотности и записалась на курсы, чтобы грамотно инвестировать капитал.
Выпускной Кости в институте совпал с обрядом посвящения в офицеры ФСБ. Июльской ночью в полнолуние тринадцать офицеров во главе с майором Пивоваровым собрались в подмосковном штабе ФСБ для проведения ритуала. Костя – возмужавший за это время, высокий, жилистый и каменно-спокойный, обнажился донага и медленно залез в чан с кипящей водой, где бурлил отвар, необходимый для воплощения ритуала. Тучи обнажили кровавую луну, и он, обновленный, явил свой лик перед офицерами, навсегда став одним из них. «Бывших не бывает и не будет». Он завыл от экстаза, кожа его стала медленно покрываться жесткой шерстью, руки удлинились, зубы превратились в клыки. Он почувствовал прилив сил, все чувства обострились. Офицеры кричали: «Ура! Ура! Ураааааа!» А потом они все трансформировались, и все вместе отправились на охоту.
Таню беспокоили изменения, которые происходили с Костей. Он изменился внешне – как будто повзрослел, возмужал, стал каким-то непробиваемым. Он не носил больше кеды и футболки, предпочитая строгий внешний вид. Он был задумчив и холоден, и ее пугал его животный взгляд, который всегда смотрел как будто прямо в душу. Но Таня любила Костю, и однажды, проснувшись утром, она решила, что хочет быть с ним всегда. Она пошла к Олегу и сказала ему, что хочет завязать. Ей не нужно было больше работать – капитала, который она скопила, должно хватить на неплохую жизнь. Олег был хорошим человеком и с благородством принял ее отставку. Также он поступил и с ее матерью-шлюхой, когда та решила завершить карьеру много лет назад. Но у Олега была одна просьба – отработать последний раз. Уйти, так сказать, с фанфарами. В субботу был особый день – какие-то влиятельные люди выкупили на двое суток весь бордель Олега с абсолютно всеми девчонками. «Они заплатили сумасшедшие деньги», – шепнул Олег на ухо Тане. – Будет настоящая оргия, Майя, как ты любишь. Ребята приличные, не уроды какие-то. Я очень на тебя рассчитываю». И Таня согласилась.
На первую операцию Костя выехал в составе оперативной группы. Ребята хотели провести боевое крещение вновь испеченного офицера и подобрали для Кости особое дело. Облава на конспиративную квартиру, где собирались молодые оппозиционеры, была назначена на раннее утро. «Эти упыри нарушают закон, Костян», – сказал ему майор Пивоваров с жестокой озлобленностью. – По таким жестким статьям им грозит пожизненное, так что давай избавим их от мук прямо сегодня. Руководство санкционировало. Дай волю животным инстинктам, ничего не стесняйся. Работай, братец». Черный минивэн подъехал к подъезду ветхого дома в одном из переулков Москвы, и шесть офицеров высыпали наружу. У подъезда их ждал связной – долговязый худощавый паренек в розовой футболке и с сигаретой в зубах. «Все там?» – спросил у него майор. «Все», – кивнул тот, опустив взор. Офицеры перевоплотились в волков и ворвались в подъезд. Костя бежал последним, перебирая мохнатыми лапами по холодным ступеням. Они ворвались в квартиру, выбив дверь, и майор Пивоваров – огромный черный волк – сразу набросился на вышедшего им навстречу очкарика в белой майке. Он вцепился ему в горло, брызнула кровь, раздался крик. Майор терзал преступника, намертво вцепившись ему в шею. На крик выбежали остальные – два паренька лет двадцати и две девушки. Костя выбрал бородатого толстяка и бросился на него, совершив затяжной прыжок от самой двери. Он опрокинул толстяка, ударив лапами ему в грудь, и вцепился ему в шею. До последнего он в глубине души сомневался, что поступает правильно, но как только он почувствовал вкус крови, верх взяло животное нутро, и он погрузился в экстаз, одолевающий его с каждым новым укусом. Когда все закончилось, шесть обнаженных офицеров в образе людей стояли посреди окровавленной квартиры, где по комнатам были разбросаны изуродованные трупы преступников. Двадцать один человек. «А ты молодец, – майор Пивоваров хлопнул Костю по плечу. – Настоящий зверь, сразу четверых затрепал. Доложу начальству, получишь грамоту». Костя был доволен.
Пятнадцать девушек самых разных обликов и характеров ожидали на первом этаже прихода ВИП-гостей. Гости явились в полночь. Сначала Майя не поверила в увиденное: все молодые, симпатичные, в черных костюмах – редкое явление для подобного места. Потом она побледнела и обмякла, когда последним в зал зашел Костя. Это был ее Костя, ее любимый. Он выглядел уверенным, выглядел довольным и благоухал. Она попыталась скрыться, спрятаться, но взор его холодных глаз сразу уцепился за нее и больше не отпускал. Распорядительница встретила гостей, мужчины стали расходиться кто куда. Кто-то пошел к бару, другие, взяв понравившихся девушек, сразу же направились в апартаменты. Костя медленно приблизился к Майе и какое-то время не отрывал от нее взгляда. Она была полуобнажена – в прозрачном пеньюаре, белых кружевных трусиках и в чулках. «Пойдем», – холодно сказал Костя. «Куда?» – спросила она. «В комнату», – также холодно ответил он. «Костя, поверь, я», – начала тараторить она, все сильнее бледнея. «Замолчи, – прервал он. – Делай свою работу». Он схватил ее за руку и потащил в свободную комнату. Сердце ее колотилось в бешеном ритме. Майя старалась сдерживать слезы, но недавняя дорожка кокаина перемешивала в ней все чувства в один неоднозначный и странный коктейль. Костя швырнул ее на кровать с такой силой, что она едва не влетела в стену. «Раздевайся», – процедил он. Она повиновалась. Костя смотрел на нее, внимательно изучая тело, доступа к которому у него не было всю его жизнь. А потом зарычал. Лицо его вытянулось, из-под манжет белоснежной рубашки показалась коричневая шерсть, руки стали длиннее, спина – округлилась в сутулости. Он преобразился, став волком, сбросил изодранный в клочья костюм и остался без одежды. Между ног у него набух огромный волчий член. Костя смотрел на Таню все тем же холодным взглядом и порыкивал. «Прости меня, любимый», – со слезами на глазах, сказала Таня. Костя сделал несколько шагов ей навстречу. Пахнуло шерстью. «Ты, ты… – едва только и могла выговорить он. – Ты хочешь меня в таком состоянии?» Костя не отвечал, молча сверля ее диким волчьим взглядом. «Но я ведь могу умереть!» «А с чего ты взяла, что я хочу, чтобы ты жила?» – прохрипел он и бросился на нее.
ВСЕМОГУЩИЙ КЛЕРК
Павел быстрым шагом миновал три лестничных облупившихся пролета, проскочил в дверь и судорожно захлопнул ее за спиной, оказавшись в пропитанном запахом лука и плесени помещении. За двадцать лет он так и не сумел привыкнуть к этому коммунальному свинству, но брат не хотел никуда переезжать – тяга к свинству напрочь впиталась в его ДНК. Павел поставил пакеты из «Пятерочки» у входа и снял плащ, повесив его на шатающийся крючок. Из зала выбежали дети. Их было шестеро. Нина, Сашка, Лиза, Никитка, Петя и годовалый Марк. Они тут же налетели на стоявшие в углу пакеты, выискивая среди содержимого какое-то лакомство. Павел проследовал в зал через кухню. За плитой, вяло помешивая что-то воняющей в огромной кастрюле, стояла Дарья. «Здорова, Паша», – бросила она, не оборачиваясь. «Здравствуй, Даша», – ответил Павел. «В зале, на диване, – не дожидаясь вопроса, проговорила она. – Все здоровы, все хорошо, не в запое, с работы не выгнали, – протараторила она. – Не утруждай себя вопросами, иди сразу к братцу». Павел вздохнул, поджав губы, и отправился в зал. На диване лежал Борис. В растянутых трениках, в некогда белой майке, с трехдневной щетиной и растрёпанными волосами. Он смотрел телевизор, с экрана которого брызгая слюной дебатировали какие-то второсортные политики и общественные деятели. Павел подошёл к дивану и сел на край.
– Привет, – проговорил он.
– Здорова, брат, – ответил Боря и, кряхтя, поднялся. Сел. Отрыгнул. – Как сам?
– С божьей помощью, – пожал плечами Павел, оглядываясь. В старом серванте виднелись иконы, на стене висел поеденный молью ковёр, балкон был завален многолетним пылящимся хламом. – Что с работой?
– С какой работой? – потирая глаза, спросил Боря.
– С работой на стройке, куда я тебя устроил на той неделе.
– А, ты про ту… – махнул рукой Боря. – Так я в первый же день свалил оттуда на хуй.
– В очередной раз…
– Не, брат, это не работа, а каторга, ей богу, – развёл руками Боря. – Я там с пацанами пообщался, они все воют как волки. Короче, пашут с утра до ночи, а прораб у них гандон редкостный – ещё и штрафует, когда моча в голову ударит. Потом сам посуди – мне ехать на двух маршрутках туда, а обратно, когда темнеет, бежать надо на остановку, чтобы на последнюю успеть. В общем, братец, не по мне такая работа.
– Платят же нормально… Официальное оформление, льготы. «Газпром», все-таки…
– «Газпром» не «Хуйпром», я вон грузчиком пошёл на базу овощную здесь рядом и в хуй не дую, – прыснул Боря. – Штуку в день платят, что ещё надо? Дашка довольна, спиногрызам на еду и лекарства хватает, ещё и мне на пиво остаётся.
Павел покачал головой.
– Слушай, брат, а пойдём накатим по сотке? – Борис вскочил с дивана и хлопнул в ладоши. – У меня холодная чекушка стоит, закусь есть. Пойдём, а?
– Ты же завязал вроде?
– Завязал, – кивнул Борис, – но суббота же.
Они прошли на кухню и сели за маленький столик у окна. За окном во дворе играли дети, на лавочках сидели пьяницы, какой-то измазанный старик чинил свою «Жигули», подростки у гаражей раскуривали траву.
– Шо приперлись? – буркнула Даша.
– А ну пошла вон с кухни! – рявкнул Боря. – Мужики разговаривать будут.
– Сам пошёл, падла! – огрызнулась она.
– Ах ты тварь! – Боря схватил со стола перечницу и запустил ее в жену. Она охнула, схватилась за затылок и обернулась с поварешкой в руках. – Пошла! Или покалечу.
Даша ушла.
– Зачем ты так с ней? – глядя на недоваренный борщ, спросил Павел.
– По-другому они не понимают, бабы… – Борис достал из холодильника бутылку и разлил водку по рюмкам. – Всю кровь мне уже выпила, скотина.
– Ладно, ваше дело… – потупил взгляд Павел. – Ты только руки сильно не распускай…
– Ей для профилактики полезно. Раз в неделю, не чаще. Чтобы нос не задирала.
Павел покосился в сторону дверного проема, где скрылась Дарья.
– Скажи лучше, вы в церковь ходите? – спросил он
– Ходим, – кивнул Боря. – По воскресеньям. Слушай, брат, я у тебя никогда не спрашивал, а мы тут недавно с мужиками разговорились на перекуре. Они говорят: «У тебя же брат вроде как апостол». А я им говорю: «Ну, и что с того?» Им интересно стало, какой он – бог. Ну, я сначала об этом не задумывался, а потом понял, что ни разу у тебя об этом не спрашивал.
– Тебе, правда, это интересно?
– Ну да, – пожал плечами Боря. – Ты с ним каждый день общаешься по работе, а я ни разу у тебя так и не спросил, какой он.
– Все обычно только это и спрашивают… – усмехнулся Павел. – Вот и ты теперь.
– Брат, да мне похуй на выгоды, ты же знаешь, – Боря хлопнул его по плечу. – Мне на свой кусок хлеба заработать, а чужого не надо. Каждый на своём поле пашет – ты там, в самых верхах, а я здесь – на земле. Ну, так что, какой он, бог?
– Какой, какой… – задумался Павел. – Обычный он. Среднего роста, немного пухлый, сутулый, с залысиной, в очках, почти не бреется. Сидит у себя в офисе, «Ютуб» смотрит в свободное время, бургеры из «Мака» ест, курит. По утрам планерки проводит – собирает замов своих, ну, или как ты по-старому именуешь – апостолов, – он усмехнулся. – Сейчас уже все не так, конечно, давно этих анахронизмов нет уже. На планерках мы отчитываемся о проделанной работе, план на неделю составляем, на месяц, графики у нас, CRM, работаем по системе «Agile». Потом встречи у него всякие – то с сановниками, то с какими-то важными людьми, но это редкое явление, в последнее время он замкнут, почти всегда в одиночестве, ни с кем видеться не хочет. Ну, и все. Он дальше в своём офисе сидит, работает, а мы по своим местам расходимся, и так до следующей планерки.
– О чем вы с ним вообще общаетесь? – Борис поднял рюмку и опрокинул ее. – Ну, в смысле, о чем с богом напрямую разговаривать можно?
– Да обо всем, – пожал плечами Павел. – О машинах, о зарплатах, о бабах, о гаджетах… Говорим на те же темы, что и с любым другим.
– Ну, а как же катаклизмы всякие, болезни… Не знаю, какие-то глобальные вопросы.
– Нет, на эти темы он давно уже не говорит, – покачал головой Павел. – Есть целые департаменты – и по катаклизмам, и по болезням… Во главе этих департаментов стоят ответственные лица. Эта система давно оптимизирована, Боря. Он за две тысячи лет устал от всех этих глобальных вопросов. Подписывает бумаги, которые ему ответственные менеджеры приносят, даже не заглядывает туда. Он, если честно, и в мои бумаги не смотрит давно… Я ему доклады на сотни листов каждый день ношу. Там и списки грешников есть на прощение, вот он и визирует их, даже не глядя. Это раньше все случаи досконально изучал и принимал сам решение – кого простить, а кого… Ну, сам знаешь. Устал он, Боря. Как и все устают. И депрессия у него бывает, и апатия. И срывается, и плачет, бывает… Все бывает.
– А вся эта херня, что в мире происходит? – спросил Борис. – Война в Западном Полушарии… Уже столько длится, неужели нельзя решить эту проблему?
– Можно, конечно, – вздохнул Павел. – Но войны и прочие происшествия курирует другой менеджер, а он… Как тебе сказать… Не совсем заинтересован в том, чтобы эта война завершилась. Свои интересы у него, вот он и носит богу бумажки соответствующие с доводами.
– Ясно все, – налил себя очередную стопку Борис. – Долбоеб ваш бог – вот что я понял из услышанного.
– Это зря ты говоришь, – обернувшись, процедил Павел. – Он ведь не всесильный. За всем не углядеть. Есть система, есть порядки и сформированные столетиями правила. Он хороший. Добрый. И, несмотря на все недостатки, мы его любим.
– Добрый… – покачал головой Боря. – Кому нужна такая доброта? Мы тут, как дети, получается, которых бросили в песочнице копаться. Сами по себе. А следят за нами какие-то заинтересованные в собственных выгодах менеджеры… А что если одному из таких менеджеров будет выгодно наводнение устроить или ещё что?
– Все не так просто…
– Да уж проще некуда.
– Ладно, брат, не клеится у нас разговор. Вот давал зарок не говорить о работе… Так всегда получается. Чтобы понять систему, нужно сначала в неё попасть. Со стороны все легко и просто.
– А ты, паскуда, вспомни, к кому бежал, когда у Сашки опухоль нашли! – вбежала в кухню Даша, которая все это время стояла у прохода. – Неблагодарная скотина! Ты же к Паше тут же прибежал. Молил его на коленях! И тот помог… И потом ещё столько раз помогал! Что бы ты делал, если бы у тебя такого брата не было?
– Подслушиваешь, тварь? – насупился Боря и принялся искать взглядом предмет, который можно было бы запустить в жену.
– Подслушиваю, чтобы ты тут не наговорил чего! И только попробуй руку поднять, животное! А ну-ка прощения проси за то, что бога оскорбил.
– И не подумаю, – Боря скрестил руки на груди. – Сашка наш – случай частный. А те пацаны, кто на фронте гибнут пачками, – это уже система. Пока он так и будет подмахивать бумаги кому попало, ничего хорошего в этом мире не будет.
Павел поднялся из-за стола и бросил мрачный взгляд на Дашу.
– Не нужно мне было говорить об этом.
– Нет, нужно! – встрепенулся Боря. – Теперь я хоть понял, кто он, да и кто вы – менеджеры хуевы со своими шкурными интересами, тоже понял.
– Не слушай его, Паш, – взмолилась Даша.
Павел молча покинул квартиру, встретившись на лестничном пролете с Сашкой, двенадцатилетним племянником. Они прошли мимо друг друга, вскользь попрощавшись, и Павел вспомнил, что бумагу на исцеление от рака, в которой среди прочих детей был и Сашка, он все ещё не доложил на подпись. А потом он подумал, стоит ли ему это делать?
ПРИПОДНИМИТЕ ЗАНАВЕС
«Нет, брат, тут все мрачно и дико, как в самой настоящей клоаке», – звучал голос Димки в голове. Даниил прокручивал этот разговор раз сто, и каждое новое воспоминание заставляло его спину покрываться холодным потом. «Я не знаю, сколько тебе платят за всю эту хуйню, но я больше не игрок на этом поле. Тут уже не про деньги. Ты меня знаешь, брат, я пока сто раз не подумаю, рот свой не открою. Вот и говорю тебе все как на духу. Не зря же я сюда рвался два года. Не зря». Даниил быстрым шагом двигался по светлому коридору, судорожно сжимая в руках свой рабочий планшет. Его идеально начищенные туфли отражали мягкий коридорный свет. Он был гладко выбрит, свеж, выглядел от силы на двадцать пять. «Значит, слушай внимательно, раз уж так судьба распорядилась, брат. Половина наших, которых перебрасывают по тайным каналам, знать не знает, что тут творится на самом деле. Тупо бабки колотят – платят немало, в зависимости от звания и должности. Они пребывают сюда из разных точек и как щенки сначала головами крутят, ни хуя не понимают. Кому автомат в руки сунут, кого за баранку посадят – работа всем найдётся. Эти парни, в основном двадцатилетние сосунки, числятся здесь гражданскими добровольцами. Дескать, из патриотичных соображений приехали – отстаивать права американцев на свою землю. До первой бойни они все такие возвышенные, одухотворенные. А потом… Потом, когда в кровавой бане побывают, возвращаются уже другими людьми. Постаревшими лет на двадцать. Кто седой, кто морщинистый, кто заикается. Потом старшие спаивать их начинают – водкой заливают неделю, пока мандраж не проходит. При этом «лечат» всю дорогу, речи заготовленные толкают. Тут вроде как атмосфера братства, все дела. Никакой дедовщины, никаких наказаний – все братья по оружию, у всех одна цель. Но это все лажа полная. Старшие, они обычно армейские офицеры в отставке или прикомандированные, по лекалам действуют – все речи заготовлены давно, манеры отточены, поведение продумано. Загоняют такую дичь, что пацаны эти под водярой все хавают и гривой только и успевают махать».
Даниил остановился напротив кабинета с надписью «Директор департамента дальнего зарубежья», выдохнул, поправил галстук и постучался. «Войдите», – донеслось. И он прошёл внутрь, попав в просторный светлый кабинет на сорок втором этаже. Вид на Москву открывался великолепный, и Даниил, бывая здесь по несколько раз за неделю, так и не сумел привыкнуть к этой потрясающей панораме.
– Проходи, – указала на свободный стул Маргарита Михайловна, сидевшая за своим массивным рабочим столом, заставленном телефонами. За спиной ее виднелась подробная карта мира с расставленными на разных континентах флажками.
Он сел, разложил планшет, и уставился на неё, разглядывая огромный чёрный бриллиант в колье на шее. Маргарита Михайловназаписывала что-то в рабочую тетрадь, ожидая доклада, а в голове у Даниила все звучал голос Димки. «Тут такой конвейер, брат, тебе и не снилось. Настоящий колбасный цех. Никакой организации, никакого порядка, распиздяйство на каждом шагу. Грузовики с трупами снуют туда-сюда, никакого не хоронят – просто скидывают тела в одну кучу и сжигают, а потом списки пропавших без вести на родину рассылают. Журналисты отдельно живут, их особо не подпускают к основному штабу. Я и ещё три военных корреспондента за месяц никуда не выходили. Раз в день зам начальника штаба придёт, что-то пробурчит под нос и скроется: сухие цифры, какие-то общие детали той или иной бойни. А мы потом из этой бредятины сюжет высасываем, снимаем что-то, пишем».
Маргарита Михайловна оторвала взбудораженный взгляд от планшета, который ей передал Даниил, и уставилась на него совершенно обескураженно. Она насупилась, проморгалась и откашлялась.
– Тебе нездоровится, Даниил? – наконец спросила она, поправив локон волос. – В каком бреду ты писал эту статью?
– Я… – Даниил опустил взгляд. – Маргарита Михайловна, я последнее время переписку веду со специальным военным корреспондентом, мы с ним на журфаке учились, Дмитрий Коптев… Он там, на Западном фронте, третий месяц в командировке. Парень талантливый, способный…
– Погоди, погоди, – Маргарита Михайловна подняла ладонь. – Даниил, сколько ты работаешь в моем департаменте?
– Второй год, – ответил он.
– Именно! Второй год ты работаешь здесь, Даниил, и я по праву считаю тебя одним из лучших аналитических журналистов не только в нашем департаменте, но и во всей «Новус Эст». Когда пришёл твой дядя, человек, которого я безмерно уважаю, и просил за тебя, я, признаться, немного смутилась. Сюда попадают не просто по знакомству, здесь должны сойтись все звезды, которые только могут сойтись. И вот в твоём случае они все сошлись, а на мою удачу ты оказался ещё и прекрасным профессионалом! И теперь ты ошарашиваешь меня вот этой статьей? – она помахала планшетом перед его лицом. – Скажи, за что ты меня так не уважаешь?
– Я уважаю вас, Маргарита Михайловна, – тихо сказал Даниил. – Но я попытался в этой статье донести события, происходящие на Западном Полушарии с иной точки зрения…
– Так, так, так, стоп! – Маргарита Михайловна подняла руки. – Ты кто, блять, такой вообще, а? Ну-ка, в глаза мне смотри! Чего несёшь, Даниил? Ты знаешь, кто вообще твой работодатель?
– Знаю.
– Так куда ты прешь, не пойму? Тебя, что, зарплата твоя не устраивает?
– Устраивает, Маргарита Михайловна. Просто я подумал, что могу принести пользу, выпустив такую статью.
– Ты серьезно сейчас? – она всплеснула руками. – Пользу? Да тебя за такое больше никогда на работу не возьмут, а ещё и посадят по-хорошему! У тебя, что, инстинкт самосохранения отсутствует? Ты только послушай, что пишешь! «В рядах враждующей стороны плечом к плечу со вторженцами с другой планеты воюют и обычные американцы. Не все они, как выяснилось, относятся к инопланетянам враждебно и готовы отстаивать их право на интеграцию в западное общество. Многие американцы подтверждают, что обороняют свою землю в рядах с инопланетянами, давая отпор агрессорам с Восточного Полушария». С ума сошёл? Это кто агрессор, а?
– Мой товарищ, Дмитрий…
– Преступник! – вставила Маргарита Михайловна. – Можешь быть уверен, что он не вернётся с фронта. По крайней мере, я сделаю все, чтобы именно так и было. Такие, как он, вносят смуту в размеренную и устоявшуюся жизнь. А такие податливые юнцы, как ты, Даня, потакают им. Большей ереси я ещё в жизни своей не слышала… – она закурила сигарету и откинулась на спинку кресла. – Значит, так. Через час жду тебя у себя с новой статьей. В твоём стиле, в твоём блестящем изысканном стиле, Даниил. И послушай, что я тебе скажу, дорогой. Больше никогда, запомни! Никогда так не делай. Предателей в наших рядах не любят, и я очень не хочу, чтобы тебя записали в ряд этих самых предателей, которых нам потом приходится ломать. Тебе все ясно?
– Мне все ясно, – повторил Даниил. – Только позвольте один вопрос напоследок?
– Только один.
– Как вы считаете, то, что мы делаем, можно назвать журналистикой?
Маргарита Михайловна побелела, брови ее сошлись, и глаза налились кровью.
– Пошёл вон отсюда! – был ее ответ.
Даниил так и не вернулся. Написал заявление и уволился в тот же день. После такого скандала с «Новус Эст» его, конечно, не взяло на работу ни одно информационное агентство, даже оппозиционное – мелкие конторы боялись навлечь на себя гнев информационных гигантов. Он не сумел продать свою статью ни одному издательству, а когда закончились деньги, Даниил судорожно принялся искать работу. Маргарита Михайловна позаботилась, чтобы в Москве его занесли в чёрный список все мало-мальски успешные конторы. Дядя не брал трубку. Даниил попытался создать блог, вести свой канал, но и эти ресурсы быстро заблокировали.
Как-то весенним мрачным днём он прогуливался по аллейке, курил дешевую сигарету и размышлял о совершенно низменных вещах, например о том, как прокормить себя этим днем. Навстречу ему шёл мужчина, и черты его лица показались Даниилу уж больно знакомыми. Это был Дмитрий. Дима Коптев, однокурсник Даниила и военный корреспондент, который снабжал его информацией с Западного фронта. Димка изменился за это время – они не виделись почти год, и теперь он сильно раздобрел, отпустил бороду и надел на нос причудливые очки.
– Дима! – выкрикнул Даниил, замерев в ступоре. Дима остановился не сразу, сначала притормозил, прищурился и уж потом, минуя пару метров, встал. – Не узнал?
– Даня? – нахмурил брови тот. – Ты, что ли?
– Я, конечно! – всплеснул руками Даниил. – Ты какими судьбами тут, братец?
– Да я… – Дмитрий потупил взор. – Я же перевёлся, в Москву вернулся в том году. Работаю здесь теперь.
– Где трудишься?
– В «Новус Эст», – пожал плечами Дмитрий. – Хорошее место предложили в международном департаменте, платят прилично.
– Как же так, брат? – Даниил отпрянул. – Ты ведь статьи писал разоблачающие, за правду топил, справедливость в высшую степень возводил. Да меня оттуда погнали из-за нашей с тобой переписки, а теперь я не могу даже менеджером вшивым устроиться.
– Да ты не кипятись, – Дима отступил, выставил вперёд руку. – Я там лишнего наговорил тогда… До сих пор раскидаться не могу. Ну, не бывает правды, не бывает, брат! И справедливости тоже нет. Мы, блять, дескать, такие ужасные, а они – все ангелы во плоти. Нет! Обе стороны хороши, обе используют грязные методы в этой войне, которой нет ни конца не края. С той стороны тоже столько подводных камней всплыло, что голова кругом идет. Да кто мы такие, чтобы вклиниваться в этот процесс, а? Да что мы можем вообще? Ты только посмотри на себя – грязный, запущенный, воняешь. Брат, ну скажи мне, неужели жизнь одного единственного индивида не стоит ничего? Вот так я размышлял и пришёл к выводу, что жизнь моя – самая высшая ценность на этом свете. А в жизни я хочу есть, пить и получать набор услуг, которые эту короткую и мрачную жизнь сделают чуточку лучше. Вот в чем суть, понимаешь, брат? Ради чего вся эта возня?
Даниил внимательно его слушал, а потом проговорил:
– Давай так. Замолви за меня словечко в «Новус Эст». Я принесу публичные извинения и буду ебашить как раб, принимая все их сучьи кодексы и правила.
Дмитрий как-то странно смерил Даниила взглядом, протянул руку и вяло ее пожал. А затем он отправился дальше, по своим делам. Даниил проводил его взглядом и пошёл по делам своим. Он умер через две недели от какой-то неизученной болезни. По крайней мере, так было написано в его некрологе.
ДРЯНИ
Маше было двадцать, когда умер ее отец. Глупейшая смерть из возможных – вырезали аппендицит в местном отделении и занесли заражение. Четыре дня в огненном бреду, а потом мучительная смерть и пожимающие плечами врачи. Тогда она впервые задумалась о том, что этот мир не такой уж и радужный. Она возненавидела людей в белых халатах за то, что у них есть право на такие глупые ошибки, цена которых – человеческая жизнь. И этим правом бездарные неучи пользуются в полной мере на регулярной основе. Учебу в престижном вузе, куда отец устроил ее по блату, Маша перестала рассматривать как плацдарм для дальнейших перспектив в жизни. Почти все студенты платили за каждый зачет и экзамен, а по-настоящему учились лишь единицы, да и те время от времени носили деньги тому или иному несговорчивому преподавателю. После смерти отца платить за учебу она больше не могла, да и учиться Маша вовсе не хотела, поэтому бросила все и устроилась на работу кассиром в продуктовый магазин.
Через год, когда суд над медиками оправдал всех причастных к смерти ее отца и даже не лишил их возможности иметь статус доктора, Маша окончательно поникла. Она впала в глубокую депрессию, начала злоупотреблять алкоголем и наркотиками. Побороть депрессию ей помог Даня – молодой человек, работавший в том же магазине охранником. Бывший успешный журналист, а ныне – опустившийся на дно маргинал, презирающий всех вокруг. Он и затащил ее в кружок под названием «ОППО», так называемые молодые революционеры, целью которых было свержение режима радикальным путем. Кружок носил кодовое название «Дряни» и был одним из сотни других подобных кружков «ОППО» по всей стране. В «Дрянях» состояло, по меньшей мере, двадцать два человека, трое из них были засекречены в целях конспирации. У каждого члена кружка была история, а порой и не одна, схожая с историей Маши. У кого-то забрали бизнес, кому-то подбросили наркотики, чью-то мать сбил пьяный подросток, и его даже не лишили прав. Когда ее приняли в «Дряни», Даня рассказал ей и свою историю про то, как он пытался бороться против лживой государственной пропаганды. Маша посещала каждое собрание кружка, участвовала в тайной агитации, рассылала письма на электронные почты по спискам, поддерживала и распространяла изобличающие прогнившую систему видео на Ютуб, а через два месяца получила кличку – Медуза, что дало ей право считать себя постоянным членом сопротивления.
Весной на одно из собраний пришел некий Дрозд. Это был лидер «Дряней», который провел в тюрьме год за оскорбление власти в социальных сетях. Его встречали как героя, им восторгались как самые молодые члены «Дряней», так и бывалые старожилы кружка. Дрозд сразу обратил на Медузу внимание, и уже через две недели у них вспыхнул роман. Даня к тому времени совершенно ушел в себя, а когда Маша сказала ему об их отношениях с Дроздом, он и вовсе пропал. Исчез бесследно, как будто его и не было в ее жизни. После возвращения лидера из заключения жизнь забурлила, заиграла новыми красками. Дрозд каждую неделю мотивировал «Дряней», толкал речи, раздавал указания и советы. Они с Медузой ходили на свидания, и она, кажется, по уши в него влюбилась. Дрозд был идеальным во всем, единственное волнение, что одолевало Медузу, вызывалось постоянными звонками ему на телефон. Когда его мобильный звонил, Дрозд менялся в лице, а затем уходил в сторону, чтобы поговорить. На вопросы о том, кто ему звонит, он не отвечал. Но Медуза старалась не обращать внимания на эти странные звонки, потому что Дрозд был лидером кружка и все свое время посвящал правому делу. Они часто беседовали на темы справедливости, говорили о революции и том светлом будущем, которое ждет их после победы. Однажды Дрозд назначил общий сбор «Дряней», чтобы провести тактическую планерку и сообщить членам кружка какую-то важную новость. Это означало, что придут даже засекреченные члены, с которыми Маша за год своей деятельности в кружке ни разу не виделась. Сбор был назначен на ранее утро, и Медуза пришла на конспиративную квартиру за час до назначенного времени. Дрозд, конечно, уже был на месте. Остальные члены подтянулись в течение следующего часа. Троица секретных прибыла аккурат к назначенному времени. Дрозд познакомил каждого из них с Медузой. Чиполлино – высокий худой мужчина лет сорока, ответственный за интернет-активность кружка. Баба-Яга – полная девушка в татуировках, куратор по привлечению новобранцев. Доктор – совершенно пожилой сутуловатый мужичок, который писал нужные статьи в журналы и газеты. «Я пойду покурю, – сказал Дрозд Медузе, обуваясь. – Через пять минут начнем собрание». И он поцеловал ее в губы – как-то странно, резко и грубо. А потом еще и посмотрел на нее таким необыкновенным взглядом, что по коже Медузы прошел мороз. Через пять минут вместо Дрозда в квартиру ворвались волки.
ДОЖДЬ ПОШЕЛ
Дождь шел четвертые сутки. По сточным канавам текла коричневая жижа, разносящая дикую вонь по всей округе. Зонты не купить, дождевики в магазинах давно закончились, равно как и резиновые сапоги, как и насосы. Заканчивалась хлорка и респираторы в аптеках, и даже появились очереди за питьевой водой. В небе гремели военные вертолеты, по улицам носились микроавтобусы с мигалками, но ни в телевизоре, ни в Интернете ничего не говорили, и жители небольшого сибирского городка Арска так и коротали свои дни в полном неведении и невыносимой вони.
На въезде и выезде из города выросли заградительные посты с дежурившими военными и полицейскими. Организовали пропускной режим, комендантский час. Урожай погиб за неделю. Живность повадилась выползать из лесов в поисках убежища, и по утрам вдоль дорог можно было наблюдать трупы лис, зайцев и кабанов. Градоначальник Арска Валентин Сявович сам пребывал в неведении. Каждый день на связи с губернатором, онлайн планерки, суета, крики, мат. Не один Арск утопал в дерьме. Коричневая чума накрыла весь регион и еще два соседних. В воскресенье вечером в кабинет к мэру пожаловал молодой опер из центра.
– Значит, так, – с порога бросил тот. Лет тридцать от силы. В недорогом костюме, с папкой подмышкой. – Валентин Сявович. Я за неделю у четырех мэров побывал и, признаться, как следует заебался талдычить как попугай одно и то же. Но ничего уж тут не поделаешь, работа такая. Запоминайте. Никакой катастрофы не было. Совхоз имени Е.Б.Ленина функционирует в прежнем режиме. Был небольшой сбой, но все проблемы уже устранили. Все показатели в пределах нормы. Замеры производятся каждый день. Сейчас правительство разбирается с проблемой, накрывшей три региона – есть подозрения, что некоторые враждебно настроенные к нам государства применили климатическое оружие. Эту версию мы сейчас прорабатываем, в СМИ о ней не распространяйтесь, знакомым и коллегам можете говорить – пускай по городу идет молва. Завтра утром соберите планерку – начальник МЧС, прокурор, начальник отдела МВД… Да и всех ваших, короче, соберите. Проведите беседу, поведайте то, что рассказал вам я. Ясно?
– Ясно, – почесывая подбородок, ответил градоначальник. – Режим ЧП будут вводить?
Оперативный сотрудник прищурился и как-то неприлично долго всматривался в собеседника.
– Мы, кажется, только что обсудили все, – проговорил он. – Нет никакого ЧП. Все под контролем.
– Как бы вам сказать, товарищ майор… – Валентин Сявович поднялся и прошелся по кабинету. – Животные мрут. Провизия на исходе. Больницы переполнены, койки в поликлиниках детских ломятся уже, скорых не хватает всех забирать. Люди в машины прыгают и уезжают куда глаза глядят. Лишь бы подальше отсюда. А у кого возможности нет, скоро на улицы выйдут с вилами. Вы тут, конечно, расписали все красочно, но что мне говорить, я и так знаю. Не первый день в партии, проходил эту школу не раз. Делать-то что?
– Ничего не делать, пока команды не поступит, – ответил оперативник. – Если бы я знал, что делать, давно бы сказал. Меня тоже не во все детали посвящают, но там наверху, – он закатил глаза, – делают все, чтобы устранить проблему. Поговаривают даже, что до всевышнего дошло, а это уже не шутки. Церкви не закрывайте, пускай народ молится, так быстрее сюда все силы не только правительство пустит, но и сановники.
– Страшные вы люди, – покачал головой мэр.
– Кто это «мы»? – усмехнулся майор.
– ФСБ-шники, кто же еще.
– Мы не люди, Валентин Сявович, мы волки.
Они распрощались. Майор поехал дальше – наставлять следующего голову, а Валентин Сявович закрыл свой кабинет и поехал домой. Из окна служебной «Тойоты» он с грустью наблюдал, как стекают по стеклу мутные коричневые капли.
– Валентин Сявович, – тихо подал голос водитель Артем. – У меня сын в больнице… Точнее на очереди. Понос у него, рвота… Я боюсь, что пока мы ждем, может быть поздно. Он не ест ничего, температурит. Вы могли бы…
– Конечно, Артем, – устало проговорил мэр, похлопав водителя по плечу. – Сейчас позвоню начальнику департамента здравоохранения.
Начальник департамента здравоохранения не брал трубку. Тогда Валентин Сявович позвонил своему заму и наказал разыскать его. Зам перезвонил через двадцать минут и сказал, что начальник департамента здравоохранения застрелился у себя в кабинете. Нужно было ждать понедельника, чтобы решить вопрос с кадрами, но мэр не сдавался и позвонил напрямую главврачу. Главврач отказал. Сразу. Сказал, что в таком аврале не может ничем помочь. Больницу словно зомби атакуют со всех сторон. Кричащие мамаши, бухие рабочие с кровавым поносом, всякие родственники силовиков. Медперсонал сам на пятьдесят процентов вышел из строя. Работают сутками.
– Прости, Артем, – положив трубку, сказал Валентин Сявович. Они сидели в его машине у въезда во двор под звук барабанящих по крыше капель. – Впервые в жизни ничем не могу помочь. Во же блядство! Распиздяи! Пидарасы! Тьфу.
Он набрал номер на телефоне.
– Мила, а ну-ка, детей бери, и выползайте из дома. Чемодан на случай ЧП возьми и документы все. Все остальное оставь как есть. Нет, блять, сколько раз репетировали, Мила! Чемодан и документы, быстро!
– Мы куда-то едем? – обернувшись, спросил водитель.
– Мы едем в аэропорт, Артем.
СЕМЕЙНАЯ ИДИЛЛИЯ
– Меня выдали замуж, когда мне было шестнадцать, – робко подняв глаза, сказала Зуля.
– Подождите, как это? – недоуменно спросила Аня, насупив брови.
– Ну как, пришел Умар, поговорил с отцом, все обсудили…
– А тебя кто-то спрашивал вообще, хочешь ты за него или нет?
Зуля слегка улыбнулась, но на вопрос не ответила.
– Я знала, что рано замуж выйду, – ответила она. – Да и что спрашивать меня особенно никто не будет, тоже знала. К этому меня и мать, и отец готовили с малых лет. У нас вообще так принято, что замужество – это главная цель жизни, да и… – она призадумалась. – Да и смысл жизни тоже.
– Хорошо, – кивнула Аня. – В шестнадцать ты вышла замуж, дальше что было?
– Да ничего особенного, – пожала плечами Зуля. – Обычная жизнь, как у всех. Я бы так и жила дальше, если бы…
– Если бы он тебя не бил?
– Если бы он не сделал из меня инвалида, – поправила Зуля. – Бьют тоже многих, и к этому тоже надо быть готовой. Но вот когда появляется звериная жестокость… Когда после таких побоев ты еще несколько месяцев восстанавливаешься и начинаешь бояться шагов за дверью, потому что знаешь, что если он придет домой не в настроении, то несдобровать.
– Из-за чего он тебя бил?
– По любому поводу. Я должна быть покорной и молчаливой, тихой и послушной. По большому счету я такой и была, но Умар слишком импульсивный, а я… Со временем я просто начала иметь собственное мнение. Это, естественно, неприемлемо.
– Позволь, мне сформулировать какой-то вывод исходя из сказанного, – вставила Аня. – Девочку выдают замуж без ее согласия за первого встречного, которого она не знает. Они живут вместе, и девочка регулярно подвергается домашнему насилию, получая серьезные травмы. Все верно?
– Да.
– Что сказали твои родители, когда узнали о том, что он тебя избивает?
– Женщина всегда сама виновата в том, что ее бьют, – улыбнулась Зуля. – Такие порядки. С того момента, как ты переступаешь крыльцо родительского дома, ты принадлежишь мужу. И если уж он тебя бьет, значит ты сама это заслужила.
– Как была устроена ваша жизнь? – спросила Аня. – Опиши, чем ты занималась, что делала.
– Я была домохозяйкой, работала по дому, готовила, убирала. Умар все время был на работе либо с друзьями. Он не трогал меня примерно полгода, мне даже казалось, что я люблю его и могу быть с ним счастливой. Потом его что-то взбесило, и он ударил меня. Один раз, но сильно – так что я упала и на какое-то время потеряла сознание. А после этого он избивал и насиловал меня регулярно.
– Ты не могла собрать вещи и уйти от него?
– Могла, – кивнула Зуля. – Но я боялась. Порицания, упреков, неизвестности. Если бы я могла вернуться в прошлое, я бы ушла после первого его удара. Раз и навсегда. Но тогда я была ничего не знающей девочкой. У меня не было денег, чтобы жить дальше, а жить нужно было с позором, и я не понимала, как можно это пережить. Я сотню раз думала о том, чтобы закончить свою жизнь, но когда в мою голову впервые пришла эта мысль, я уже была беременна. А после рождения дочки я не могла больше себе позволить об этом думать.
– Хорошо, – пометила что-то у себя в записях Аня. – Что стало отправной точкой в твоем решении все изменить?
– Я начала просвещаться, – сказала Зуля. – Читать все подряд, изучать…
– Что именно?
– Все, – пожала плечами она. – Я решила, что хочу знать этот мир, потому что в один прекрасный момент я поняла, что живу в каких-то рамках. Как будто я смотрела на этот мир через узкую дверную щель. У меня нет образования, я ничего на этом свете не видела, но почему-то у меня появилась потребность в расширении кругозора. Я как сумасшедшая принялась проглатывать одну книгу за другой – философия, история, психология, художественная литература, познавательные передачи, научные фильмы, подкасты… Все началось с известной книги «Усталость». Наверное, ее и можно назвать отправной точкой. Днем и ночью я совершенствовала свой мозг как одержимая. И знаете что… Всего за каких-то пару лет я поняла, что живу неправильно. Вся моя жизнь была каким-то сплошным обманом, каким-то фарсом. Человек рождается свободным, и только он имеет право выбирать путь, которым пойдет. И никто больше. Я вдохновлялась биографиями сильных женщин, которые многого добились в этой жизни. Это мотивировало меня, делало сильнее.
– А что Умар?
– Бесился, конечно. Для него я должна была быть чем-то вроде предмета, который находится в доме для удовлетворения его нужд. И я не могу винить его в том, что он так думал. Он вырос в среде, где ему вдалбливали это в голову с малых лет. Я виню его в том, что он отказался хотя бы рассмотреть альтернативную точку зрения, ведь люди, которые смотрят на мир однобоко, никогда не будут счастливы. У того, кто отвергает версии и стоит на своем, не принимая никаких альтернатив, нет будущего. Когда я пыталась с ним об этом поговорить, он выходил из себя и снова применял насилие. Но уже тогда я знала, что уйду. Каким-то образом я стала ощущать себя иначе. Я как будто стала выше всего этого, как будто воспарила над маразмом, просветлев. По сути ничего не поменялось, я просто наполнилась знаниями, и благодаря этому я почувствовала себя сильной. Я ушла от него. В никуда. Забрала ребенка, устроилась на работу… Мои родители приходили ко мне несколько раз с просьбами вернуться.
– Вернуться к чудовищу, которое вас избивало и насиловало?
– Для них он был в первую очередь мужем, а я – позорила их своим поведением. Я не имела права уйти. И все же я стояла на своем и не собиралась возвращаться.
– Что было дальше?
– Через несколько месяцев, когда я устроила свою жизнь, он настиг меня у подъезда и избил. В тот раз он бил меня иначе, как будто задавшись целью убить. Я очнулась в больнице только на следующее утро, а через четыре дня мне сообщили, что никогда не буду ходить. Умар повредил мне спинной мозг, и я села в инвалидное кресло. Потом были месяцы реабилитаций, восстановление… В это время я писала свою книгу, давала интервью, будоражила общественность.
– Расскажите про вашу книгу, – попросила Аня.
– Сначала рукопись отвергали все издательства, – усмехнулась Зуля. – Где-то говорили, что не работают с неизвестными авторами, где-то не верили в подлинность истории… Где-то и вовсе не отвечали. Единственным, кто взялся за это, был Мамонтов… У него была тогда небольшая типография где-то в области. Мы встречались с ним несколько раз, потом подписали контракт, а уже через год он стал миллионером, получив какие-то баснословные гонорары за проданные по всему миру экземпляры. Мой роман стал вторым по популярности после нашумевшей «Усталости» Баринова, который после смерти от киллера, прославился на весь мир.
– Ваша история тронула весь мир…
– Да, несомненно, – ответила Зуля. – Но это не моя история, Анна. Это история миллионов девушек, которые подвергаются домашнему насилию ежедневно. И я точно знаю, что благодаря моей книге многие из них перестали молчать. Этой книгой я хотела призвать всех, кто страдает от насилия, перешагнуть через преграды и избавить себя от этого ужаса. Каждая буква этой книги призывала слабых стать сильными. Никакое насилие не может быть оправдано, Анна, тем более, если это насилие сильного над слабым, который не может ответить. Мужчина бьет женщину, родитель бьет ребенка, ребенок бьет котенка… Любое насилие – это зло в чистом виде, потому что мы – люди. Мы претендуем на звание развитых существ, но сами уподобляемся зверям, которым не дано мыслить.
– Сейчас вы успешный политик…
– Успешный, – едва заметно улыбнулась Зуля. – Я обычный политик, который ездит на инвалидном кресле и своим примером иногда заставляет принимать хорошие законы.
– Закон о домашнем насилии, который вы разработали, изменил страну.
– Иногда мне думается, что я была создана, чтобы этот закон был принят. Я получаю сотни благодарных писем каждый день. В них женщины изливают мне свою душу, и я плачу над каждым таким письмом, потому что все они, все эти несчастные, могли сесть в это кресло, так же как и я.
– Но не сели благодаря вам.
– Не сели, и поэтому я счастлива.
– Где сейчас Умар?
– Он давно умер, – ответила Зуля. – Погиб в автомобильной аварии через три года после нашего развода.
– Как поживает ваша дочь?
– У нее все хорошо, учится в престижном университете.
– У нее есть молодой человек?
– Да, хороший парень.
– Как вы думаете, она счастлива?
– Я очень на это надеюсь.
