Синдром Кесслера [Андрей Леонидович Зорин] (fb2) читать онлайн

Андрей Зорин Синдром Кесслера

Синдром Кесслера – теоретическое развитие событий на околоземной орбите, когда космический мусор, появившийся в результате многочисленных запусков искусственных спутников, приводит к полной непригодности ближнего космоса для практического использования. Впервые такой сценарий детально описал консультант НАСА Дональд Кесслер в 1978 году.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Синдром_Кесслера

Звезды. Словно маленькие дырочки в ткани бытия. Словно там, за чернотой вселенной, скрывается нечто светлое и прекрасное. Пока оно скрыто от посторонних взглядов, лишь яркий, чистый свет сквозь прорехи вселенной намекает о невероятной красоте, спрятанной во мраке. С Земли этого никогда не увидеть. Из-за атмосферы свет звезд – неровный, мерцающий, меняющий оттенки. И только здесь можно увидеть, как прекрасен их истинный далекий свет.

Олега всегда завораживал этот момент. Ты стоишь один на один со вселенной. Где-то далеко в надире [1] плывет огромный, светло-голубой, с кудряшками облаков земной шар. Между тобой и планетой – тоненькая, маленькая, по сравнению с окружающим миром, рукотворная конструкция. Космическая станция «Валерий Поляков» [2]. Все, что тебя удерживает сейчас как от падения вниз, так и от полета в бесконечность, это восьмиметровый страховочный фал, которым Олег пристегнут к тонкому поручню.

– Олег! Олег! – раздался голос капитана в наушниках. – С тобой все в порядке? Ты куда пропал?

Черт! Голос в наушниках разрушил все волшебство, и все окружающее пространство моментально потеряло свое величие. Он вернулся в реальность, осознавая, что стоит не «один на один со вселенной», а на четвереньках в весьма неудобной позе, на условной крыше модуля «Теплица».

– Да, командир. Все нормально. Просто немного замечтался! – ответил он в рацию. – Достаю скребок, подготавливаю поверхность.

– Подтверждаю, – пришел ответ. – Готовь поверхность к герметизации, – рация немного помолчала, и капитан мягко добавил: – Понимаю тебя, сам каждый выход смотрю по сторонам и до сих пор не могу поверить, что я здесь.

–Так, ребятки, давайте с делом закончим, потом поболтаем, – подключился к разговору контроль с Земли. – Олег, ты уже девяносто семь минут там, телеметрия показывает, что у тебя температура на полтора градуса поднялась. Как самочувствие?

– Самочувствие в норме. Хотя охладиться немного не помешает.

– Понял тебя, сейчас сделаем.

По телу пробежала живительная прохлада, из ЦУПа [3} немного понизили температуру внутри скафандра. Конечно, в экстренной ситуации Олег мог и сам отрегулировать температуру, но по правилам это было запрещено. Резкое переохлаждение, как и перегрев, могут отрицательно сказаться на самочувствии космонавта. А если ему станет плохо, кто сможет ему помочь и, самое главное, кто тогда сможет выполнить его работу? А работа эта очень важна. В данный момент он был занят герметизацией очередного отверстия, образованного попаданием микрочастицы мусора. Отверстие было небольшим, давление внутри станции снижалось некритично медленно, но тем не менее с этим нужно было что-то делать.

Олег достал из сумки с инструментом скребок, растянулся, покрепче упираясь в поручни, чтобы максимально снизить инерцию, и стал зачищать поверхность вокруг отверстия. На Земле такая работа заняла бы минут пять, а то и меньше, здесь же, на высоте почти шестисот километров от поверхности, стоя на четвереньках в толстом неудобном скафандре, работать было сложно. Как бы ни старались конструкторы сделать подвижные сочленения более гибкими, все равно, для того чтобы согнуть-разогнуть руку или даже просто удержать инструменты в руках, приходилось прикладывать немалые усилия.

– Подготовку поверхности завершил, – отчитался Олег в рацию. – Перехожу к следующей стадии.

– Подтверждаю, – ответил командир. – Давай уже заканчивай, там и обедать будем.

Олег облизнул пересохшие губы и приложился к загубнику питьевой воды. Каждый выход в открытый космос невероятно выматывал и требовал огромного количества энергии. Аппетит пробуждался нечеловеческий. Олег почувствовал, как заурчало в животе, и сделал еще пару глотков воды, чтобы хоть немного утолить голод.

– Ребят, ну правда, хорош трепаться! – вмешался диспетчер. – Следующий этап подтверждаю.

Олег убрал в сумку скребок, достал тюбик с гермопастой и специальный ультрафиолетовый фонарь. Выдавив пасту на пробоину, он разровнял ее и, включив фонарь, направил на заплатку.

– Говорила мне мама: «Иди в стоматологи», – хихикнул капитан в рацию. Он наблюдал за работой напарника через камеру, установленную на шлеме. – Вот чем мы занимаемся? Да практически тем же самым – ставим пломбы. Только в космосе. Ну что там, доктор, когда можно будет кушать?

Шутка эта была настолько избитой, капитан ее повторял каждый раз, когда один из них выходил в открытый космос для ликвидации последствий столкновения с космическим мусором, так что Олег не отвечал на нее, сосредоточенно наблюдая за медленно сменяющимися цифрами обратного отсчета на фонаре. Наконец на табло загорелись нули. Паста затвердела, работа на сегодня выполнена.

– Прошу подтверждения с внутренней части модуля, – запросила Земля.

– Подтверждаю! Модуль «Теплица» герметичен, давление восстановлено до нормального и находится на отметке семьсот шестьдесят миллиметров ртутного столба. Доложил командир корабля, капитан Владимир Горшенин. Работу провел бортинженер, капитан Олег Чурлин.

– Ну вот, всегда бы так. Знаете же форму доклада, – усмехнулся в наушнике диспетчер ЦУПа. – Ладно, ребят, на сегодня все. Олег, возвращайся внутрь, и до завтра – отдых. Вы молодцы.

– «На сегодня все»… – проворчал Олег, перестегивая страховочный фал. – Мне еще до дома надо добраться… А они уже чаи там гоняют.

– Я вас слышу вообще-то, – с укоризной проговорил наземный диспетчер, – и тоже сижу на рабочем месте, – он помолчал пару мгновений и добавил: – Правда, да, с чайком.

– Я знаю! Мы как раз над Москвой летим, вижу тебя, – усмехнулся Олег. Он ловко, – чувствовался большой опыт, – перестегивая карабины страховочного фала, спускался к входному шлюзу. Двигался он так называемым «обезьяньим хватом» – отпускал один поручень, лишь убедившись, что надежно держится за другой. – Володь, ставь чайник, я почти дома.

– Принял! Еще пара минут, и будем пить чай с пряниками, – моментально отозвался капитан.

«Пара минут» – это, конечно, было сильно сказано. Для начала Олег вошел в переходной шлюз, закрыл за собой наружный люк и проверил герметичность внутреннего. После чего тамбур шлюза медленно заполнился атмосферой. Потом бортинженер снова проверил герметичность внешнего люка. Каждый этап проверки должен был подтвердить капитан, находящийся внутри станции. На этом этапе шуточек и подначек не было: оба знали, что малейшая оплошность может привести к аварии или даже гибели обоих космонавтов. Наконец, когда открылся внутренний шлюз и Олег вплыл внутрь, оба смогли расслабиться.

– Давай, надевай тапочки и на кухню! – Горшенин парил в воздухе. – Я с голоду помираю.

– Сейчас, только пальто сниму, – Олег повернулся к напарнику спиной. – Поможешь?

Тот расстегнул многочисленные замки на скафандре и, словно дверцу, откинул в сторону ранец с системами жизнеобеспечения. Из образовавшегося отверстия, извиваясь, словно червяк, показался бортинженер. Комбинезон на нем был насквозь мокрый от пота. Наконец он выплыл из скафандра и повис посреди отсека.

– Сейчас в сухое переоденусь и можно отдыхать. – потягиваясь и разминая ноющие после тяжелой работы мышцы ответил Олег.

Капитан кивнул и поплыл на камбуз. Поскольку в открытый космос для ремонта станции они выходили по очереди, он хорошо понимал, что сейчас испытывает Олег. Это только кажется, что выход в открытый космос – легкая прогулка. На самом деле, это невероятное напряжение. В первую очередь, физическое. Да и психологически это не так просто, как кажется. Когда ты понимаешь, что любая ошибка может стоить тебе жизни. А если учитывать то, что в любой момент тебя может пронзить кусок космического мусора, в огромном количестве летающего по орбите Земли на скорости двадцать восемь тысяч километров в час, то становилось совсем неуютно.

Бортинженер наконец-то покончил со всеми гигиеническими процедурами и вплыл на кухню, предвкушая сытный и вкусный обед. Вопреки всеобщему представлению, космонавты не питаются едой из тюбиков. То есть тюбики, конечно, тоже присутствуют в рационе, но это, в основном, всевозможные каши, супчики и десерты. А вот на обед – никаких тюбиков. В целом, космическая кухня не сильно отличается от обычной как по набору блюд, так и кухонной утвари. Ведь потребности диктуют наличие примерно одних и тех же приборов, что на Земле, что в космосе. Тот же шкаф для разогрева пищи, холодильник и всевозможные контейнеры с едой. На стене краны с горячей и холодной водой. Мусорный мешок. Разве что столовые приборы привязаны к столу, да для того, чтобы налить водички, понадобится нажать гораздо большее количество кнопок, чем на Земле. Бортинженер потер руки:

– Ну, капитан, что там у нас?

Володя открыл встроенный в стол духовой шкаф, в котором разогревались консервы.

– Значит так, цыпленок с рисом – на первое, – он достал две банки и одну протянул Олегу. – Лепешки не забудь, – капитан кивнул на вакуумную упаковку с хлебом.

Олег взял салфетку и, накрыв ею банку, чтобы не ловить в невесомости брызги, открыл ее консервным ножом. По модулю разнесся аромат свежей курочки с приправами.

– М-м-м, – протянул бортинженер, – вкуснотища! – он взял ложку и положил первый кусок в рот. – Вкусно! – повторил он. – Сейчас бы слона съел.

– Слона, к сожалению, нет, – ответил капитан, отрываясь от своей порции. – Но есть творог с орехами на второе и печенье на десерт.

Олег моментально съел свою порцию. Сказывался зверский аппетит после пребывания снаружи. Он протер ложку и выкинул пустую банку с салфетками в мусорный пакет.

– Творог – это хорошо. На твою долю сразу сделать?

Капитан, еще жующий свою порцию, кивнул. Олег взял два пакета с обезвоженным творогом, вскрыл упаковки и по очереди наполнил их холодной водой из краника, торчавшего из стены. Хорошо взболтав содержимое, он положил пакеты на стол.

– Пять минут, и готово! Давай пока новости, что ли, посмотрим? – Это тоже стало уже своеобразной традицией: каждый раз во время обеда они включали планшет и смотрели новости с Земли. Конечно, если бы там случилось что-нибудь серьезное, им бы и так сообщили, но было нечто такое… успокаивающее в таком рутинном действии, как просмотр телевизора.

Капитан кивнул:

– Как раз время новостей.

На экране появилась заставка новостной телепередачи. В студии сидела миловидная девушка-диктор:

– А теперь от земных новостей мы переходим к космическим, – изображение сменилось на кадры с космодрома. – Сегодня приземлился космический корабль «Буран-7», вернувший из космоса домой группу ученых. Научная команда провела на космической станции «Валерий Поляков» почти четыре недели. Все участники экспедиции чувствуют себя хорошо, – на экране показали группу людей в легких скафандрах, стоящих на земле около «Бурана». Все они улыбались, но было видно, что улыбки вымученные. Все-таки пребывание в космосе и возвращение на Землю – дело нелегкое.

– В данный момент, – продолжила диктор, – на «Валерии Полякове» остаются двое космонавтов, для проведения регламентных работ и поддержания станции в рабочем состоянии.

– «Регламентных работ…», – пробурчал Олег. – Слушай, капитан, а почему они не рассказываю о том, что у нас – что ни день, то пробоина, вызванная космическим мусором? И вместо настоящих регламентных работ, мы только и занимаемся тем, что дырки в корпусе латаем.

– Славы захотелось? – ухмыльнулся капитан. – Так надо было в блогеры подаваться, а не в космос. Сейчас вновь орбиту сменят, и займемся полезным делом.

– Снова вверх, – поморщился бортинженер. – Еще немного, и можно будет переименовывать это в межпланетную экспедицию. Мы и так уже почти на тысяче километров крутимся. Может, правы американцы, которые на низкой орбите свой броневик держат?

Оба замолчали, обдумывая каждый свое. Североамериканская космическая станция «Liberty-2» была постоянным предметом споров всех, кто так или иначе был связан с космическими полетами. «Валерий Поляков», как давний наследник «Мира», был сделан примерно по тем же лекалам, что и советская станция. Толщина металла – всего три миллиметра, плюс около пятнадцати сантиметров всевозможных теплоизоляционных материалов. По сути, станция представляла собой большие алюминиевые банки, пусть даже из очень сложного композитного металла, обитые изнутри тканью. Конечно, такая конструкция не обладала особой устойчивостью к повреждениям от космического мусора. Безусловно, за крупными, более пяти сантиметров обломками следили с Земли и предупреждали о возможности столкновения. Поэтому «Валерию Полякову» приходилось довольно часто маневрировать, чтобы избежать их. Подобные маневры были достаточно сложны и требовали не только множества усилий со стороны экипажа, но и большого количества топлива. В конце концов, космическая станция – не корабль и не предназначена для постоянного маневрирования в космосе. Слишком опасно было находиться на низкой орбите Земли. Да и высокие орбиты постепенно приходили в негодность и представляли опасность. Мусора за долгие годы накопилось такое количество, что некоторые уже поговаривали о конце эры пилотируемой космонавтики.

Американцы же пошли иным путем. Они стали собирать модули, больше похожие на крепость. Двойные стенки космических модулей делались из толстого композитного материала. А пространство между стенами заполнялось специальным гасящим действие и затягивающим пробоины гелем. Весила такая станция в десятки раз больше обычной, топливо туда возили в буквальном смысле грузовиками, и денег это стоило, как полет на Луну. Но в итоге астронавты «Liberty-2», сидя в своей больше похожей на танк бронированной станции, чувствовали себя более защищенными, чем прочие.

– Не, не наш вариант, – покачал головой капитан. – Мы со всем этим добром скорей на Луну двинем или еще куда подальше, чем в танке сидеть. У меня бы клаустрофобия началась, – хмыкнул он. – А так практически через день на свежий воздух выходим.

После обеда по расписанию наступило время досуга. Конечно, в обычное время их загружали с Земли работой, как могли. Ученые на Земле чуть ли не дрались за каждый час в расписании космонавтов. Если бы они могли, то обеспечивали бы их рабочей нагрузкой сутки напролет, без сна и отдыха, но сейчас, учитывая то, что они буквально каждый день выходили в открытый космос, у них практически наступили каникулы. ЦУП полностью приостановил всю работу, кроме поддержания станции в рабочем виде. «Вот немного скорректируем орбиту и тогда вернемся в рабочий график, – говорили в Центре управления. – Пока пусть отдыхают». Ученые морщились, но соглашались. Да и выхода у них другого не было.

Горшенин все свободное время проводил в теплице. Что-то там поливал, рыхлил, окучивал. Экспериментировал со светом и влажностью. Это было его самое любимое место и занятие. Иногда Олегу казалось, что если капитану дать возможность, он, словно в «Марсианине» [4], закидает всю станцию землей, чтобы растить там картошку и прочие овощи. Он уже выращивал в «Теплице» огурцы, помидоры и лук с салатом. Сейчас он пытался там вырастить апельсины. Получалось пока не очень. Апельсины вызревали размером с вишню, и были очень кислые, но капитана это не останавливало. Он замучил институт растениеводства на Земле, и ему прислали какой-то особый, разработанный специально для него стимулятор корнеобразования. У бортинженера уже заблаговременно сводило скулы от того, что вновь придется пробовать эту кислятину.

Олег же, по словам капитана, страдал фигней. Он с самого начала привез на станцию маленький китайский квадрокоптер с камерой и снимал первый в истории человечества фильм с использованием летательного аппарата внутри космического корабля. У капитана было множество вопросов и замечаний по этому поводу, но космонавты никогда не лезли в хобби и привычки друг друга. Олег пробовал кислючие микроапельсины капитана, а тот, в свою очередь, со снисходительной улыбкой смотрел за полетом китайской игрушки по отсекам.

***

Утром, после стандартных – что на Земле, что в космосе – процедур вроде зарядки, утреннего туалета и завтрака, проходила планерка. Диспетчер из ЦУПа объявлял расписание задач на день, сообщал важные новости и прочие рабочие моменты.

– Значит, так, ребят, – бодро заговорил диспетчер. – Могу вас наконец поздравить: принято решение о корректировке орбиты, и выходов в открытый космос должно стать намного меньше. Наши специалисты прогнозируют снижение столкновений с мусором почти на семьдесят процентов.

Космонавты переглянулись.

– Это же насколько нас поднимают? Вы там про радиацию-то случайно не забыли? А то мы будем свежие, отдохнувшие, но слегка поджаренные, словно в микроволновке… – поинтересовался Горшенин.

– Ну да, – добавил бортинженер. – Насколько я помню, у нас даже высокие орбиты все мусором усеяны. А если выше нас хотите отправить, надо же всю станцию перестраивать!

– В целом, вы, конечно, оба правы, – отозвался диспетчер, – но все не так просто. Поднимают вас пока в качестве эксперимента всего на сто пятьдесят километров. Там просчитали траекторию, на которой наименьшее количество обломков летает. И, плюс к этому, вместе с грузовиком для перемещения станции к вам пришлют инженера из «Заслона», он привезет какую-то аппаратуру, которая должна справиться с мусором и почистить вам орбиту.

– В «Заслоне», бесспорно, умники работают. Это всем известно, но – очистить орбиту… – недоверчиво протянул капитан. – Если бы такие технологии были, весь мир бы о них говорил!

– Пока всё на уровне испытаний, – диспетчер понизил голос. – Но если тестирование пройдет успешно, я думаю, это будет сенсация! Вчера, когда отправляли к вам грузовик, я посмотрел на презентацию от «Заслона», и честно скажу – впечатлен! Я даже не мог себе представить, что уже существуют подобные технологии!

Капитан повернулся к бортинженеру:

– Ну вот, хотел ты, чтобы и нас в новостях показали? Покажут! Журналисты любят всякие испытания. Тем более «Заслон», у них всегда невероятно интересные разработки. Привезут какую-нибудь лазерную турель для уничтожения метеоритов, как в «Звездном пути». Вот от «Заслона» вечно чего-то такого ожидаешь… фантастического

Олег хмыкнул:

– Покажут, как же… Надо сперва, чтобы все нормально прошло, чтобы поменьше пробоин, чтобы грузовик успешно долетел… Чтобы орбиту скорректировать… – он сделал вид, что сплевывает через плечо, и постучал костяшками пальцев по голове. – И вот, если всё пройдет хорошо, то фиг нас по телеку покажут. А вот если пойдет наперекосяк, вот тогда – да! Сразу по всем каналам!

– Тьфу ты, – скривился капитан, – как бабка старая. Ладно, занимаемся пока текущими делами, ждем грузовик. По какой орбите он летит?

– Почти двухсуточной, – ответил диспетчер. – Там инженер впервые в космосе, практически без тренировок, так что везут аккуратненько, чтобы не расплескать, – в голосе диспетчера слышалась сочувственная интонация.

– Понятно, – вздохнул капитан. – Значит, готовимся рвоту по всей станции собирать и нянчиться с очередным туристом.

Двое суток ожидания промелькнули незаметно. Очередная пробоина, на этот раз в научном модуле, нанесла такой ущерб, что космонавтам пришлось выйти одновременно. С пробоиной возились так долго, что Горшенин практически всерьез поинтересовался у ЦУПа, не установили ли они новый мировой рекорд по длительности пребывания в открытом космосе.

– Не установили, – ответили диспетчер, – однако – рядышком. [5]

Корабль пристыковался автоматически. Но по правилам безопасности, как с Земли, с помощью телеметрии, так и со стороны станции велся контроль. Наконец, когда автоматика показала, что грузовик зафиксирован около нижнего шлюза, настал момент открытия люка и, собственно, встреча «гостя» с Земли.

– Эй, кто в теремке живет? – постучал Горшенин по внутреннему люку пристыковавшегося корабля. Обычно стоило получить разрешение на переход и открытие люков, как космонавты устремлялись навстречу друг к другу. Владимир еще раз постучал, но с другой стороны никто не отозвался.

– Ребят, – капитан вызвал одновременно и Землю, и бортинженера. – Что у вас там приборы показывают? С пассажиром все в порядке?

– Да, все показатели в норме, – отозвались они практически одновременно. – Пульс, давление – идеально стабильны. Можно только радоваться за такие показатели у человека, впервые пребывающего в космосе.

– Странно, – протянул капитан. Он открыл люк и вплыл внутрь прибывшего корабля. Грузовые «Бураны» строились по одному и тому же проекту. На носу корабля – места для экипажа, от трех до семи, в зависимости от поставленной задачи, а прямиком за ними – грузовой отсек. Вход на корабль в условиях космоса располагался на носу, поэтому, попав внутрь, капитан удивленно замер: кресла экипажа были пусты. Лишь ремни безопасности беспомощно парили в воздухе. Владимир растерянно моргнул и, слегка оттолкнувшись от стены, на которой располагался шлюз, перевернулся так, чтобы оказаться на уровне кресел. Цепляясь за поручни, он облетел всю кабину, но так никого и не обнаружил.

– Земля, вы уверены, что пассажир – на корабле? – более дурацкого вопроса капитан не мог себе и представить, но в подобной ситуации он просто не понимал, что делать. В конце концов, полеты в космос – не такое уж заурядное событие, чтобы забыть, например, отправить человека и послать на орбиту пустой корабль.

– Капитан Горшенин, отставить шуточки! – голос диспетчера с Земли прозвучал строго. – Доложить о состоянии пассажира и груза!

– Есть – доложить о состоянии груза! – проигнорировал первую часть приказа и отрапортовал капитан, перелетев через спинки кресел и переместившись в грузовой отсек, по пути размышляя, что делать и как такое вообще могло случиться. Потерять пассажира на космическом корабле…

Попав в карго-отсек, он удивленно замер второй раз за несколько минут. Обычно с Земли присылали грузы и припасы в минимально возможной весовой категории. Из пищи удаляется лишняя вода, упаковочные материалы подбираются самые легкие. В основном все сделано из фольги, пластика и легких композитных материалов. Здесь же, поблескивая серебристыми краями, стояли четыре даже на вид тяжелых металлических ящика, принайтовленных [6] толстыми тросами к полу и потолку. Капитан с удивлением похлопал по контейнеру. Звук был глухой, металл даже не дрогнул под рукой, что однозначно говорило о толщине стенок контейнера. «Что же там такое внутри, что необходимо так экранировать? Может, дозиметром проверить? – пронеслась мысль. – Было бы нечто опасное, – сто раз предупредили бы», – успокоил себя капитан. Но где все-таки пассажир? Капитан поплыл по грузовому отсеку, лавируя между контейнерами.

Внезапно практически у самой кормы он заметил парящий у потолка ранец системы жизнеобеспечения. Ранец выглядел как-то странно. Во-первых, за всю свою долгую карьеру в космосе капитан никогда не встречал ранец для тяжелого скафандра, предназначенного для выхода в открытый космос, отдельно от самого скафандра. И во-вторых, этот ранец очень необычно выглядел. Капитан не мог понять, что его смущает. Подплыв к ранцу, он подтянул его к себе. Ранец перевернулся, и Горшенину уже не в первый раз за сегодня захотелось выругаться. Спереди к ранцу был приделан миниатюрный легкий скафандр. Самое странное было не в том, какая химера получилась в результате подобного совмещения, а в размере скафандра. Глядя на него, капитан понял, что его так смутило. Размеры! Руки, ноги, шлем, – все это лишь слега выступало за габариты ранца. Рост находящегося внутри человека вряд ли сильно мог превышать метр.

Капитан откинул забрало шлема:

– Какого черта?!

Внутри находился ребенок. Мальчишка лет двенадцати. Глаза закрыты, словно спит. Но вряд ли на свете существует человек, способный вот так вот просто спать во время первого полета в космос. Стыковка – это всегда куча команд, переговоров, нервное напряжение, в конце концов. И дураку ясно, что пассажир потерял сознание. Дыхание ровное. Скорее всего, что-то произошло в полете. Может, отстегнулся не вовремя, может, еще что… Не время рассуждать, надо срочно действовать.

– Вы там совсем с ума посходили?! Ему же лет двенадцать, а вы его одного – в космос?! – закричал он в рацию. – Пассажир без сознания! Олег, тащи сюда реанимационный набор! Срочно!!!

– Не понял вас, —растерянно отозвался диспетчер. – Какому пассажиру двенадцать лет, и куда пропал Шмерлинг?

– Какой еще Шмерлинг? – спросил капитан, аккуратно опуская скафандр с ребенком на пол между ящиками и вспоминая порядок действий при сердечно-легочной реанимации.

– Шмерлинг – это я! Что-то случилось? Простите, заснул, – густым басом произнес пассажир. Как только он заговорил, с глаз капитана словно слетела пелена. Как он сразу не разглядел довольно грубые черты лица, и даже щетину на подбородке, отросшую за двое суток полета? Как он мог спутать его с ребенком? Карлик!

– Почему вы не пристегнулись? Вы ударились во время стыковки? Что произошло?!

– Терпеть не могу пристегиваться! – проворчал карлик и протянул руку. – Абрам Иванович Шмерлинг, ведущий инженер проекта по очистке от космического мусора.

– Владимир Горшенин, капитан космической станции «Валерий Поляков», – пожал протянутую руку капитан.

– Очень приятно, – Шмерлинг, ответив на рукопожатие, словно он каждый день плавал в невесомости, ловко обогнул капитана и выскользнул из грузовика на станцию. Оказавшись внутри, он на несколько секунд замер, рассматривая интерьер. Капитан его прекрасно понимал. Даже опытные, прошедшие полный курс подготовки космонавты терялись, впервые попав на космическую станцию. Когда тебе на Земле объясняют, что в космосе нет верха и низа, ты киваешь, соглашаясь, и воспринимаешь это, как … На самом деле, никак. Это надо увидеть и почувствовать. Пока сам не увидишь, не поймешь.

Горшенин помнил, как впервые вышел из такого же люка и замер, рассматривая станцию изнутри. Четыре стены, каждая из которых была одновременно и полом, и потолком, и… стеной. Абсолютный хаос приборов, компьютеров, всевозможные шкафчики и коробочки, многочисленные упаковки и контейнеры, пристегнутые резинками на всех поверхностях. И самое необычное: к какой бы из этих стен ты ни приблизился, она для тебя становилась ориентиром «верх – низ». Остальные тут же меняют свое положение. Ориентироваться получается исключительно визуально. Организм просто не понимает, где находится низ. Очень странное ощущение, особенно – с непривычки.

– Так, все понял, вот он где, – пробормотал Шмерлинг и, ловко цепляясь за поручни, молнией метнулся в отсек с туалетом.

– Как пользоваться, знаете? – только и успел крикнуть ему вдогонку капитан.

– Я перед вылетом изучил все планы станции, – конечно, знаю! – выкрикнул пассажир, задергивая за собой ширму.

– Так что случилось-то? – к капитану подплыл бортинженер с ярко-оранжевым ящиком ремнабора.

– Да вроде всё в порядке, – пожал плечами капитан. – Прикинь, он просто спал. Непристегнутый… во время стыковки! Что-то мне подсказывает, что намучаемся мы еще с этим изобретателем.

– Может, вам помощь какая нужна? – спросил капитан. Шмерлинга не было уже минут пятнадцать. – Здесь нечего стесняться! Я зайду? – Горшенин притронулся к ширме, заменяющей дверь в отсек.

– Нет! У меня все в порядке! – глухим голосом отозвался Шмерлинг. Он вышел оттуда минут через двадцать. Покрасневший, слегка растерянный, уже без скафандра, оставшись в так называемом «комбинезоне оператора». [13]

– М-да-а-а… – протянул он. – Я всегда гордился своей способностью читать и понимать любые инструкции. В теории все очень просто, – он с ненавистью посмотрел на дверь в туалет. – Но я все сделал и даже убрал за собой, – он вздохнул и посмотрел на космонавтов. – Я не знаю, ребят, как вы этим постоянно пользуетесь.

– Привыкнете, – усмехнулся бортинженер и протянул руку. – Капитан Чурлин, бортинженер.

– И вы – капитан? – удивленно спросил Шмерлинг. – Два капитана? Помню, был такой роман [7]. Бороться и искать! – он поднял вверх руку со сжатым кулаком.

– Мы оба капитаны по званию, но Владимир – еще и капитан по должности. Проще говоря, командир экипажа, – пояснил бортинженер, с недоумением поглядывая на Шмерлинга, явно ожидающего от него какого-то ответа.

– О чем он? Что мы ищем и с кем боремся? – прошептал он капитану.

– Найти и не сдаваться! – так же вскинул руку капитан. – Потом расскажу… – закатил он глаза. – Не позорь меня, неуч, – прошептал он Олегу.

– Сложно у вас все, – Шмерлинг сделал вид, что не обратил внимания на их пантомиму, и поплыл на нос станции. – Купол же там? Всегда хотел посмотреть на Землю из космоса.

– Ну, я так понимаю, вы тщательно изучили схематический план «Полякова» и прекрасно здесь ориентируетесь, – капитан опередил бортинженера, и они оба поплыли вслед за Шмерлингом.

Купол представлял собой отсек, состоящий практически полностью из иллюминаторов. Прозрачные стеклянные соты обеспечивали великолепный вид на сто восемьдесят градусов во все стороны. Шмерлинг вплыл в модуль и прижался лицом к стеклу с видом на Землю.

– Господи, как великолепно! – выдохнул он. Под ними в космической пустоте, медленно вращаясь, заполняя собой все пространство, плыл земной шар. Они пролетали как раз над терминатором [8] и одновременно видели ночную сторону Земли, с разливающимися по ней миллиардными россыпями огней, и дневную, покрытую коричнево-зелеными пятнами континентов с тоненькими голубыми и серебряными прожилками рек, бегущими в океаны. Надо всем этим великолепием закручивались пушистые облака, из которых выныривали верхушки гор. Сверху призрачной пеленой мерцало и окутывало планету тоненькое и очень хрупкое на вид одеяло атмосферы.

– Чуть больше сотни километров полупрозрачной мантии – все, что защищает нас от смертоносного холода, радиации, метеоритов и прочих бесконечных опасностей космоса, – тихо прошептал Шмерлинг. – Смотрите! – он указал рукой куда-то вниз. – Северное сияние! – под ними словно разлилось зеленое озеро с багровыми прожилками течений.

– Завораживает, да? – спросил капитан.

– Да… – протянул Шмерлинг. – Казалось бы, всего лишь протоны и электроны сталкиваются с земной атмосферой. Заряженные частицы возбуждают атомы кислорода… Просто физика, пятый класс. Нет!.. – Шмерлинг помолчал и продолжил: – Нельзя такую красоту раскладывать на формулы! Это невероятно! Великолепно!

– Это, конечно, очень красиво, но не торопитесь с выводами, – умерил его восторг капитан. – Утром произошла очередная вспышка на солнце. К счастью для нас, небольшая, – улыбнулся он. – Но завтра к вечеру, достигнув Земли, она покажет вам настоящее полярное сияние [9]. То, что мы видим сейчас – это скорее так, всполохи Авроры. Немного терпения, и вы сможете увидеть полноценный выход утренней звезды, – он закатил глаза. – Поверьте, подобную красоту вы не забудете.

– Магнитная буря? – Шмерлинг моментально стер мечтательное выражение с лица. – Насколько нам это угрожает? У нас же как раз намечена смена орбиты, я правильно помню? Эти бури ведь могут повлиять на наше оборудование! Да и на мое – тоже… – он задумался. Ладно, тогда выведем в космос пока только автофабрики, а сборщиков – чуть позже.

– Ну, буря такого рода вряд ли нам опасна, там прогнозирую индекс чуть больше ста наноТесла [10]. Тем более, у нас все хорошо экранировано и защищено. Так что нет причин для беспокойства, а вот про ваше оборудование, да и про вас самого тоже хотелось бы узнать побольше, – капитан посмотрел на Шмерлинга. – А то пока, кроме того, что вы – инженер «Заслона» и изобретатель, который не любит пристегиваться, мы толком ничего про вас и не знаем.

– Ну, а что вы хотите узнать? – Шмерлинг наконец оторвался от окна и повернулся лицом к ним. – Я – выпускник инженерной школы «Заслона», это сами понимаете, уже знак качества. Окончил её, кстати, с отличием, – он гордо посмотрел на космонавтов. – А это, поверьте, было крайне сложно!

– Какую из двух? – спросил бортинженер. – Ту, что в Питере, или Камчатскую?

– Столичную, конечно! – фыркнул Шмерлинг. – На «Камчатке» одних технарей выпускают, а у нас в столице – инженеров!

– В чем разница? – удивленно поднял бровь капитан.

– Инженер, – гордо вскинулся Шмерлинг, – может создать, построить, придумать все, что угодно! А технарь, – карлик театрально поморщился, – максимум – скопировать придуманное инженером, и молиться, чтобы оно работало.

– Вот, значит, как… – хмыкнул бортинженер. – Надо запомнить! Я вот что хотел спросить: а давно «Заслон» в Москве свою школу открыл? Я слышал, там пока только курсы подготовительные, типа ПТУ…

Шмерлинг непонимающе посмотрел на него:

– При чем здесь Москва?

– Ну, вы сказали, столичную школу «Заслона» окончили, а получается, что вы – пэтэушник, – рассмеялся бортинженер, – только очень высокомерный.

– А-а-а, вот вы о чем… – протянул Шмерлинг. – Это техническая ошибка – считать Москву столицей. Ну подумайте сами: Россия стала империей при Петре Первом, и столицей империи он сделал Санкт-Петербург, – Шмерлинг вытянулся, поднявшись максимально вверх. – И я – коренной петербуржец, достойный наследник первого русского императора, правомерно считаю единственной столицей только свой родной город.

Он замолчал, глядя сверху вниз на космонавтов. Карлик, висящий под потолком и толкующий о том, что он – наследник Петра Первого, выглядел настолько абсурдно, что первым не выдержал и рассмеялся в голос капитан, спустя всего мгновение следом прыснул бортинженер. Они смеялись так искренне, так заразительно, что Шмерлинг не выдержал и тоже к ним присоединился.

Так они хохотали несколько минут, пока капитан, утерев слезы, наконец не прервал веселье, произнеся:

– Ну, вот и славненько, вот и познакомились! Теперь нам бы понять, что вы изобрели и как это работает?

Шмерлинг моментально опустился вниз. Глаза загорелись, словно у хищника, почувствовавшего добычу:

– Пойдемте, я вам все покажу и расскажу! – он с завидной ловкостью, практически не касаясь поручней, выплыл из купола и стремительно понесся в сторону «Бурана».

– Как будто родился в космосе! – с долей уважения в голосе пробормотал командир себе под нос. – Я, первый раз оказавшись здесь, только стоял, открыв рот, и слушал инструкции с Земли и команды опытных космонавтов.

– И не говори, капитан, – отозвался в полголоса бортинженер. – Вот так и заменят нас молодые и умные.

***

Капитан открутил очередную гайку-барашек, удерживающую стенку контейнера, и, чтобы она не летала вокруг, мешаясь, убрал ее в карман. Украдкой посмотрел в сторону Шмерлинга и тронул бортинженера за руку:

– Смотри.

Абрам Иванович, открутивший только одну гайку, вращал ее и толкал вперед, наблюдая, как та летит, разворачивается головкой в полете на сто восемьдесят градусов и продолжает парить в том же направлении. Заметив взгляд капитана, он совершенно не смутился:

– Эффект Джанибекова [11], – радостно проговорил он. – Столько читал, математически представляю, но убедиться своими глазами..!

– Понимаю! – кивнул капитан. – Практически каждый человек, впервые попав в невесомость, проверяет этот эффект в действии, – он открутил последний барашек. – Ничего себе! – изумленно оценил он толщину металла. – Зачем столько железа?

Они с Олегом аккуратно отстегнули стенку контейнера и бережно переместили ее к стене. Металлическая панель была чертовски тяжелой. И хотя в невесомости вес исчезает, масса никуда не пропадает. Любое неосторожное движение может дать такой момент инерции, что последствия могут быть самыми неприятными.

– Железо?! – удивленно отозвался Шмерлинг. – Кто вам сказал такую глупость? Это же чистейшее серебро! Нет ни одного вида железа, подходящего под мои цели! Только из серебра можно создать необходимые мне радиаторы охлаждения. Лучше пока ничего не придумали.

Наконец они распаковали все контейнеры. Перед ними стояли два светло-серебристых куба стороной чуть больше метра и две, примерно такого же размера, молочно-белых овоидных [12] сферы. Назначение и того, и другого было абсолютно неочевидным.

– Ну, что же, – Шмерлинг гордо расположился между двух кубов. – Я полагаю, у вас возникло множество вопросов, – он похлопал один из них. – И сейчас, наверное, самое время все пояснить. Это автофабрика. Представляет собой практически обычный 3D-принтер, с которым вы наверняка знакомы. Правда, – выражение лица изобретателя стало хитрым, словно он готовился показать фокус, – это принтер с весьма впечатляющими возможностями, – изобретатель достал из кармана комбинезона планшет и что-то набрал на экране. Передние стенки обоих кубов бесшумно разошлись, обнажив черный провал нутра. – Смотрите, это – приемник материалов. Пока что весьма небольшой, но подождите немного, это все-таки экспериментальная модель. Суть в том, что сюда можно положить практически любой материал, сделанный руками человека. И он разберет это на составляющие и выдаст в виде слитков из первоначального материала. Рабочая камера для готовой продукции располагается с обратной стороны, – он с какой-то неподдельной нежностью вновь погладил куб. – Сталь, алюминий, все виды пластика, стекло. Любой металл. Большинство композитов он разберет и переделает в готовый, в свою очередь, материал для изготовления чего-то нового.

– Вы хотите сказать – бортинженер замолчал, чтобы собраться с мыслями – что ваш аппарат разбирает на молекулы все, что в него попадает, и после этого придает новую форму?

– Нет, ну что вы, конечно, все не так происходит! – Шмерлинг посмотрел на бортинженера, словно оценивая, поймет ли он что-то из его слов. – Вы слышали о Теории всего?[16] Конечно нет, – не дав возможности вставить слово, продолжил Шмерлинг. – Это физическая теория, объединяющая практически все известные человечеству знания. Пока она, конечно, еще не доработана, но благодаря объединению в ней электромагнетизма, ядерных сил и теории гравитации, а также математических объяснений… – он резко замолчал. – Давайте лучше о практическом применении. Иначе мне придется читать здесь очень длинную и скучную лекции по теоретической физике. Если хотите знать больше, вам в инженерную школу «Заслона», там познают непознанное и делают невозможное. Так вот, о чем я говорил? – Шмерлинг посмотрел на кубы и, словно вернувшись в реальность, продолжил:

– Поскольку в данный момент на орбите Земли болтаются тысячи тонн рукотворного мусора, эта даст нам гигантский запас ресурсов для дальнейшего производства. Только представьте! – мечтательно закатил глаза Шмерлинг. – У вас сотни тонн материалов, которые уже подняты из гравитационного колодца наверх и готовы к повторному использованию!

– Да уж, – задумчиво протянул капитан, – такая штука и на Земле бы пригодилась. Внизу мусора не меньше.

– Пока слишком дорого! Да и, видимо, не особо актуально, – грустно ответил Шмерлинг, поглаживая рукой бок автофабрики. – Пока мусор в космосе не стал серьезной проблемой, на мои разработки тоже денег не выделяли. А как приспичило, – он усмехнулся, – и финансирование нашлось, и самого из лаборатории за пару дней в космос запустили. А так, думаю, конечно, в дальнейшем и на Земле пригодится.

– А сферы зачем? – поинтересовался капитан. – Выбираете, какая форма лучше?

– Не совсем, – улыбнулся Шмерлинг. – Здесь, по крайней мере, аэродинамика мне точно не нужна, но одно без другого работать не будет, – он подошел к овоиду и так же нежно погладил его. – Сначала я хотел назвать их автоботами, но потом узнал, что такое название уже есть в современной поп-культуре, и поэтому…

Шмерлинг вновь отдал команду с планшета. По отсеку раздалось низкое гудение. В верхней части сферы зажглось несколько красных огней, они стали вращаться по кругу, в какой-то момент слившись в единую полосу. Шмерлинг ввел еще несколько команд. Вращение прекратилось, и круг исчез, оставив лишь две красные точки размером с монету, уставившиеся на них, будто глаза.

– Жутковато выглядит, – отметил бортинженер, инстинктивно отодвигаясь от пугающего механизма.

– Если вас это пугает, то вам лучше отойти еще дальше, – хмыкнул Шмерлинг и отдал с планшета очередную команду.

Нижняя часть сферы зашевелилась и разошлась на множество тонких, очень напоминающих осьминожьи щупальца ножек. Сфера мягко оттолкнулась от дна контейнера и зависла посреди грузового отсека. Красные «глаза» вращались на триста шестьдесят градусов, изучая все вокруг. Больше всего это напоминало гигантского паука, высматривающего добычу.

– Вашу мать! – выругался капитан и заслонил собой бортинженера. – Что это за хрень?!

– Рабочее название – автосборщик, – Шмерлинг ткнул пальцем в планшет и глаза робота сменили цвет на зеленый. – Конечно, не так эффектно и пугающе, как красный, – усмехнулся Шмерлинг, ему явно понравилось, какой эффект произвели его творения, – но согласитесь, красный производит сильное впечатление! Автосборщик, собственно, и предназначен для сбора и доставки материала для переработки.

– И как он будет это делать? Снаружи ему отталкиваться не от чего, – бортинженер взял себя в руки, заинтересовался парящим в воздухе устройством и, перестав прятаться за командиром, подлетел к роботу и аккуратно дотронулся до одного из щупалец. – Откуда возьмется реактивный момент?

– Да и энергии на это надо, ни один аккумулятор не справится, – присоединился к нему капитан.

– Потому мне и нужно серебро, – торжественно подняв руку с указательным пальцем вверх, констатировал Шмерлинг. – Внутри всех этих аппаратов установлены батареи Шмерлинга! – он гордо посмотрел на космонавтов. – Невероятное изобретение человеческого гения! Именно они позволят работать этим устройствам и обеспечивать всей необходимой энергией. Именно они дают возможность космического полета и всего необходимого для работы. Единственный минус – они выделяют слишком много тепла, и пока я не придумал, как это уменьшить или придумать новые законы термодинамики, – он усмехнулся, всем своим видом давая понять, что он вот-вот откроет их. – Автосборщикам придется по мере накоплениятепла просто отстреливать радиаторы охлаждения в сторону и печатать новые на автофабриках. Соответственно, старые радиаторы тоже можно использовать повторно. Не самое изящное решение, но… – Шмерлинг замолчал, глядя на космонавтов в ожидании то ли аплодисментов, то ли еще какого-то выражения восторга.

– Потрясающе, – только и смог выдохнуть бортинженер. – Если это все будет работать, это – переворот в промышленности… Открывается столько возможностей.

– Сомневаетесь? – поднял брови Шмерлинг. Он взмыл к парящему в воздухе сфероиду и обнял его, словно живого. – Поверьте, они покажут, на что способны.

– И все равно, вы не ответили на главный вопрос, – в голосе бортинженера прозвучали нотки сомнения. – Чтобы эти роботы полноценно функционировали, – он аккуратно дотронулся до сферы и отдернул руку, будто обжегшись, – им мало батарей Шмерлинга. Все-таки это космос, и я слабо представляю электромобиль для передвижения в вакууме.

– Вы же понимаете, что аппарат такой сложности содержит результаты работы не одного человека? – Шмерлинг выразительно сверху вниз посмотрел на бортинженера. – Здесь внутри – труд десятка инженеров «Заслона», и часть из них засекречена, – он глубоко вздохнул и, опустив глаза, признался: – На самом деле, даже я не знаю до конца, как устроены двигатели. Не хватает образования, понимаешь ли, – он закатил глаза, показывая весь сарказм этой фразы. – Мне лишь объяснили, что будут использовать мои батареи для разгонного устройства и что-то про фотоны…

– Но тогда почему именно вас послали на полевые испытания? – продолжил расспросы Чурлин.

– Потому что я не только изобрел батареи Шмерлинга, – гордо вскинулся изобретатель, – но еще и написал весь код программы, позволяющий совместно работать всему оборудованию внутри этих устройств! Видите ли, – Шмерлинг гордо вскинул голову вверх, – я – гений!

– Ладно, господа, – капитан решил прервать расспросы и вернуться в рабочую атмосферу. – Восторги – это хорошо, но у нас довольно плотный рабочий график. Нам сегодня еще необходимо разгрузить корабль, установить эти, – он покосился на кубы, – автофабрики, и все проверить перед завтрашней сменой орбиты. Абрам Иванович, – он посмотрел на Шмерлинга, – вы сейчас покидаете «Буран» и можете наблюдать за всеми работами изнутри станции. А мы с тобой, – он хлопнул бортинженера по плечу, – как обычно, грузчики и монтажники.

– Пошли одеваться, – притворно тяжело вздохнул бортинженер, – работа есть работа.

– Вы что, – преграждая им дорогу, встал в шлюзе Шмерлинг, – собрались выгружать и устанавливать моих роботов без меня?! Ни за что на свете!!! – стыковочный шлюз, в отличие от грузового, обладал довольно скромным проемом, и даже небольшого роста карлика хватило, чтобы полностью перекрыть проход.

– Абрам Иванович, – сдержанно и вкрадчиво заговорил командир, – у вас сегодня был очень тяжелый день. Перелет с Земли, первый полет в космос, невесомость… Ну куда вам еще и внекорабельная деятельность?.. Да и скафандр ваш, мягко говоря, для этого не предназначен.

– Я что-нибудь придумаю, – отозвался Шмерлинг, смотря на капитана, словно ребенок на мать, которая заставляет его выйти из магазина со сладостями. – Пожалуйста, поверьте, я очень изобретателен! Только дайте мне время, и я смогу переделать свой скафандр для выхода. Да там, если подумать… – изобретатель зашевелил губами, что-то считая и загибая пальцы.

– Не торопитесь, – мягко перебил его капитан. – Вам бы здесь пообвыкнуться, разобраться… Вы же умный человек, сами подумайте. Даже для нас с Олегом подобная работа хоть и стала уже рутинной, но от этого не является менее трудной, – он обернулся, ища взглядом поддержки бортинженера. Тот развел руками и тяжело вздохнул, всем своим видом выражая согласие с командиром. – Давайте договоримся так: я пытаюсь получить разрешение ЦУПа на ваш выход наружу, а вы пока отдыхаете и приходите в себя.

– Совсем меня за дурака держите? – усмехнулся Шмерлинг. – Думаете, я не понимаю, что такого разрешения никогда не получить?!..

– Ну а за подобные выходки без одобрения с Земли нас всех быстренько спишут вниз как непригодных, – парировал капитан, – и прощай вся ваша работа.

– Думаете? – усомнился Шмерлинг. – Разве правила не созданы для того, чтобы их нарушать?

– Не в этом случае, – покачал головой командир.

– Прямо сошлют вниз? И даже вас?

– И вас, и меня, и его, – командир указал на бортинженера.

– Хорошо, – растерянно согласился Шмерлинг, освобождая проход, – но я буду внимательно наблюдать за вами.

Командир кивнул, аккуратно подталкивая его за локоть в сторону спального отсека.

– Сейчас я вам ужин сделаю и прямо сюда принесу. Первый ужин в невесомости – это событие! – постепенно понижая голос до шепота, заговаривал инженера капитан. Он помог забраться Шмерлингу в спальный мешок и пристегнул ремни безопасности. – Подкрепитесь, постарайтесь отдохнуть, а завтра начнете полевые испытания своих изобретений.

***

Экипажу после столь сложных суток с Земли пришел приказ отдохнуть, тем более, вечером предстояла работа по смене орбиты. Вымученные с вечера капитан и бортинженер договорились спать как можно дольше, но привыкший к режиму организм не позволил весь день валяться в постели и поднял капитана всего на десять минут позже обычного. Он не спеша выплыл из спального мешка и полетел в сторону кухни, готовясь наслаждаться выходным.

– Ну, наконец-то, – раздался откуда сзади недовольный голос Шмерлинга.

Капитан обернулся и не смог сдержать смеха. Карлик висел посреди станции. Роста не хватало, чтобы дотянуться до поручней, и он увяз в невесомости, словно муха – в янтаре.

– Как вы умудрились? Я же сам лично пристегивал вас в спальнике! Или вы посчитали, что если вы в челноке не пристегнулись и чудом остались целы, то и здесь прокатит? – Капитан вытер выступившие от смеха слезы.

– Что вы смеетесь? – возмутился Шмерлинг. – Помогите мне! Я сначала хотел снять одежду, чтобы создать реактивный момент, отбросив ее в сторону, но подумал, что это будет слишком унизительно. Помогите же мне! – требовательно протянул руку Шмерлинг.

– Вот однажды вы со своей нелюбовью к соблюдению правил так застрянете, и вам не помогу. Правила необходимы, в первую очередь, для нас самих, – капитан протянул руку, и Шмерлинг, оттолкнувшись от нее, зацепился за ближайший поручень, вернув себе контроль над передвижением.

– Спасибо, – кивнул он и сразу возразил: – Не сможете вы мне не помочь! – он вместе с капитаном полетел в сторону кухни.

– Это еще почему? – удивленно вскинул брови командир.

– Понимаете, – Шмерлинг достал из шкафчика пакет с кофе и, надев его горловиной на аппарат выдачи воды, повернулся к капитану, – вы – русский человек. Офицер. Вы просто не сможете не помочь тому, кто слабее вас или просто нуждается в помощи.

– Даже затрудняюсь вам что-то ответить, – задумчиво протянул капитан.

– Не утруждайтесь, – Шмерлинг протянул капитану пакет с кофе. – Есть вещи, не требующие доказательств. Это аксиома.

– А вы что же, не придете на помощь, если что? – капитан отстегнул клапан на пакете и с удовольствием сделал первый утренний глоток кофе.

– Куда я денусь? – развел руками Шмерлинг. – Русский – это что-то внутри. Не только по крови. Тем более, – он отвернулся и взял свой кофе, – я по папе тоже русский, – он сделал глоток и закатил глаза от удовольствия. – Великолепно! Горячий кофе в космосе – это что-то!

Весь день космонавты провели, отдыхая и предаваясь своим хобби. Олег запустил коптер и гонял его по всей станции, снимая ее со всевозможных планов и ракурсов, а капитан, конечно же, возился в «Теплице». Бортинженер решил взять у него интервью с помощью коптера, заодно снимая с другой камеры, как это выглядит. Капитан самозабвенно почти час рассказывал о росте микрозелени в условиях невесомости, показывал рассаду и созревшие плоды. В общем, оба космонавта были довольны, даже Шмерлинг их не отвлекал от отдыха. Он, словно приклеенный, как сел с утра за свой ноутбук, так и провел за ним весь день. Не прерываясь даже для того, чтобы поесть или сходить в туалет. Олег, пару раз пролетая мимо, заглядывал к нему через плечо и, видя бесконечные строчки кода, лишь уважительно покачивал головой.

– Ура!!! – ближе к вечеру ворвался в привычные шумы станции крик Шмерлинга. – Можете меня поздравить!!! Первые семь грамм космического мусора пойманы и переработаны!!! – он перелетал от одной стенки к другой в попытке прыгать от радости. – Мое изобретение работает!!!

– Поздравляю, Абрам Иванович! – капитан подплыл к Шмерлингу и официально пожал ему руку. – От имени экипажа станции «Валерий Поляков», – через двадцать минут как раз назначен сеанс связи с Землей, – сможете доложить о своих успехах. А пока нам всем необходимо подготовиться к смене орбиты. Необходимо все проверить, особенно важно, чтобы все было пристегнуто, – он посмотрел на ликующего инженера. – Пожалуйста, послушайте меня, это крайне важно! Во время смены орбиты возникнет небольшая гравитация. Она практически неощутима, но любой болтающийся предмет или еще что-то может привести к катастрофе. Вы же не хотите, чтобы в самом начале ваши успехи были перечеркнуты аварией?

Шмерлинг зацепился за поручень и замер на одном уровне с капитаном:

– Я понял вас и буду вести себя хорошо.

Капитан кивнул и отправился вместе с бортинженером проверять станцию. Шмерлинг вернулся к ноутбуку и уткнулся в экран.

Спустя примерно пару часов все трое сидели в кабине грузового корабля. Капитан занял свое место, застегнул шлем и привязные ремни, и показал бортинженеру три пальца, что обозначало третий канал связи. Тот кивнул и ответил ему тем же.

– Все, я так больше не выдержу, – проговорил в рацию капитан, убедившись, что его никто не слышит. – У меня нервы сдают. Он словно трудный ребенок из старой комедии. Мы же здесь взрослые, серьезные люди! Других в космосе просто не бывает!

Бортинженер тяжело вздохнул:

– Ничего… Я так понимаю, он сейчас еще немного потестирует свои устройства, и – назад, к славе и почету!

Оба замолчали, вспоминая предшествующие пару часов. Сначала Шмерлинг, выслушав официальные поздравления из ЦУПа, пытался доказать капитану, что здесь он теперь главный, после этого он устроил истерику, отказываясь влезать в скафандр, утверждая, что это лишь «рекомендации безопасности», а не обязательные к выполнению правила. И лишь угроза, что если он не будет подчиняться командиру экипажа, то его, несмотря на все заслуги, прямо сейчас снимут с орбиты, озвученная диспетчером с Земли, смогла, наконец, утихомирить буйную голову изобретателя.

Все трое сидели в скафандрах с загерметизированными шлемами, зафиксированные в ложементах, и ждали. У капитана и бортинженера в рациях были слышны все переговоры и команды с Земли. Скафандр Шмерлинга был настроен лишь на прием сообщений от капитана, без возможности отвечать. Делать во время смены орбиты им было совершенно нечего. Орбита полностью корректировалась с Земли специалистами из ЦУПА с помощью телеметрии. Собственно, они сидели в «Буране» лишь из соображений безопасности. Корректировка сводилась к тому, что тяжелый грузовик, пристыкованный к надирному шлюзу станции, толкал ее вверх. И на случай, если что-нибудь пойдет не так, экипаж должен был сидеть в челноке.

В кино старт космического корабля в космосе обычно показывают так: зажигается какой-нибудь супердвигатель, и корабль летит всю дорогу с работающим реактивным двигателем. Физика смотрит на все это дело с легким недоумением. Зато это, конечно, красиво смотрится на экране. В жизни же все гораздо сложнее: после команды «Старт!» разгонный двигатель включается на строго рассчитанное время, чтобы дать кораблю импульс. Как только корабль достигает нужной скорости, двигатель выключается, и корабль летит на моменте инерции. Примерно на половине пути включается тормозной двигатель, давая противоположный импульс, цель которого – остановить корабль в нужном месте.

Капитан, бортинженер и сотня людей в ЦУПе все это прекрасно знали. Орбиту из-за скопления космического мусора меняли настолько часто, что никто даже не напрягался, настолько обыденной была данная процедура.

– На старт, внимание, марш! – раздался в наушниках ехидный голос диспетчера. Конечно, у экипажа на мониторах шел обратный отсчет, и они держали все под контролем, но диспетчер обязательно должен разряжать обстановку. Это тоже – часть его работы. – Как там, не укачивает?

– Заходи, проверь, – ухмыльнулся капитан, быстро просматривая бегущие по экрану строки. – Все в штатном режиме.

О том, что произошло дальше, спорили долгое время. Версии были самые различные: от диверсий и саботажа до удара со спутника вероятного противника. Но официальный ответ комиссии, расследовавшей аварию, был таков:

«Вспышка на солнце вызвала магнитную бурю силой до шестисот наноТесла и продолжительностью одна целая две десятых секунды, что вызвало сбой в системе управления двигателями».

Что именно спровоцировало эту вспышку и почему ее не смогли спрогнозировать, комиссия ответить не смогла.

Несколько сухих строк в отчете на самом деле значили следующее: как только заработал разгонный двигатель, сразу же почувствовалось притяжение. Экипаж ощутил, что они сидят внизу, на полу. Нагрузка была едва уловимая, но после невесомости ощущалась сразу.

Капитан повернул голову влево, к сидящему рядом Шмерлингу:

– Абрам Иванович, скоро заработает тормозной двигатель, и вектор притяжения изменится. Мы некоторое время будем как бы висеть на потолке. Это нормально. Не волнуйтесь. Несколько минут, и это ощущение пропадет. Мы снова окажемся в невесомости.

Боковой обзор у шлема ограничен, но изобретатель вытянул вперед руку с поднятым большим пальцем, показывая, что понял капитана. Цифры на капитанском планшете сообщали, что вот-вот начнется торможение. На секунду возникло ощущение, что они сделали «солнышко» на качелях и зависли в воздухе. Внезапно мигнул свет, и они вновь оказались на полу. Это означало только одно: тормозной двигатель вновь запустили.

– Центр! Что там у вас происходит?

Тормозной и разгонный двигатели включались и выключались. В какой-то момент, капитану даже показалось, что они работают одновременно. Пол и потолок сменяли друг друга, будто они действительно качались на гигантском аттракционе. Свет моргал, то становясь невыносимо ярким, то практически затухая. Корабль трясло, словно самолет, попавший в турбулентность. Сидящий слева от капитана Шмерлинг стукнул его по плечу, привлекая внимание. Тот включил ему рацию.

– Что происходит?! – раздались в наушнике истеричные вопли. – Немедленно остановите это!!! Мы что, гибнем?! Помогите!!!

Капитан отключил звук. Похоже, у инженера началась истерика. Сделать с этим сейчас все равно было ничего невозможно. Свет еще пару раз моргнул и погас, тряска прекратилась, и они оказались в невесомости.

Несколько секунд спустя заработало аварийное освещение, и в наушнике раздался голос диспетчера:

–…шенин, доложите о повреждениях!!! – сквозь помехи и шипение донеслось до капитана.

– Экипаж цел, – капитан посмотрел на бортинженера, тот поднял вверх большой палец, показывая, что с ним все в порядке и, не удержавшись, добавил по общему каналу связи: – У изобретателя, правда, истерика, но это пройдет, физически все в порядке. О состоянии станции пока доложить не могу…

– У нас нарушилась телеметрия, мы тоже не видим, что с вами происходит. Похоже, дала сбой программа управления двигателями. Но сейчас все в норме. Работаем над перезапуском систем.

– Хорошо, – капитан отстегнулся от своего кресла и подплыл к шлюзу. – Перехожу в станцию для обследования.

***

Тревожный и прерывистый сон совершенно не давал отдохнуть и расслабиться. Очередной раз проснувшись от изнуряющей духоты, капитан еще некоторое время пролежал с закрытыми глазами, пытаясь уснуть, но так и не смог. До подъема было еще полтора часа. Выплыв из отсека, он бросил быстрый взгляд на показания термометра – тридцать четыре градуса жары! Он сжал челюсти от злости и поплыл на кухню. По пути он встретил Шмерлинга. Несмотря на ранний час, тот сидел в одних трусах с ноутбуком и отрешенно то смотрел на экран, то начинал что-то печатать в бешеном темпе. Капитан хотел по привычке выговорить ему за внешний вид, однако одернул себя. Во время аварии нарушилась синхронизация разгонного и тормозного двигателей, и из-за вибрации станции оторвало и унесло в открытое пространство часть солнечных батарей. С тех пор прошло почти трое суток, без батарей охлаждающая система не справлялась. Основное питание и охлаждение перенаправили на критически важные узлы станции. А сам экипаж до тех пор, пока на Земле не придумают, как восстановить на «Полякове» нормальную температуру, вынужден был щеголять в неглиже.

– Абрам Иванович, вы что, не ложились?

Инженер не ответил. Он пристально глядел на монитор, что-то напевая себе под нос. Капитан легонько коснулся его плеча. Шмерлинг вздрогнул, обернулся на капитана и несколько секунд молчал, словно не узнавая. Наконец взгляд сфокусировался.

– Все, капитан, еще буквально пара мгновений – и я это сделаю, – он вновь повернулся к ноутбуку и возобновил интенсивный набор текста. Капитан еще несколько секунд посмотрел на длинные строчки кода, бегущие по экрану, и покачал головой. «Как бы не тронулся умом бедняга». Он вспомнил, как в первые минуты после аварии инженер истерил, плакал и даже требовал, чтобы его немедленно отправили домой. Только после долгих уговоров, объяснений, что именно произошло и как это повлияет на их безопасность, Шмерлинг наконец успокоился.

– Утечек аммиака нет? Охладительная система фотоэлектрических батарей в порядке? – уточнил он, переходя из «Бурана» на станцию. – Только панели унесло?

Капитан с бортинженером переглянулись:

– Утечек точно нет, насчет остального – выясняем, – ответил Олег.

– Хорошо, – кивнул Шмерлинг и сразу бросился к своему ноутбуку выяснять, как пережили аварию его машины. Занявшись делом, он сразу успокоился и перестал быть похож на испуганного ребенка.

Оставив Шмерлинга, капитан добрался до кухни и, сняв со стены пакет, наполнил его водой и жадно присосался к нему. Вода была чуть теплой, но все равно давала ощущение прохлады. Наконец, когда в пакете осталась буквально пара глотков, он выдавил остатки наружу и, несколько мгновений полюбовавшись на крохотные водяные шарики, парящие в воздухе, с наслаждением поймал их и растер по лицу. Вода образовала тончайшую пленку и на пару минут подарила отдых от изнуряющей жары. Как только ощущение прохлады ушло, капитан достал салфетку и тщательно вытер лицо. Еще не хватало, чтобы какая-то случайная капля, слетевшая с него, устроила здесь замыкание.

– Доброе утро! – в кухне появился бортинженер. – Не спится, капитан?

Капитан кивнул на монитор с выведенными цифрами температуры:

– Ну, хотя бы перестала расти, а то бы точно зажарились.

– А хочешь, я тебя еще обрадую? – спросил бортинженер. По его тону было понятно, что никакой радости не последует. – Пришло указание из ЦУПа: с сегодняшнего дня находимся исключительно в скафандрах. Остатки наших батарей носятся по орбите и, по причине многочисленных соударений обломков, их траекторию пока никто не может рассчитать. Поэтому мы ближайшие пару дней – в режиме ожидания столкновения.

– Не свариться бы от жары, – капитан чертыхнулся. – Ведь в скафандре на территории станции тоже нельзя будет охлаждение включать?

– Конечно, нельзя, – нервно усмехнулся бортинженер. – Тепло-то куда отводить? Физика, третий класс, – он достал себе пакет с чаем, наполнил кипятком и повесил на стол завариваться.

– И как ты только в такую жару горячее пьешь? – капитан с ужасом посмотрел на пакет с чаем.

– Тоже физика, – усмехнулся бортинженер.

Освещение несколько раз моргнуло и погасло. В темноте светились только лампы аварийного освещения.

– Что за чертовщина? – капитан протянул руку за фонариком.

– Не волнуйтесь, я все сделал! – раздался голос Шмерлинга. – Сейчас система перезагрузится, и все заработает.

– Ты влез в систему?! – от волнения всегда вежливый и корректный капитан даже перешел на «ты». – Что ты сделал?!

– Подождите пару минут, прежде чем ругаться, – в свете аварийных огней карлика не было видно, и только этот факт, кажется, спасал его от сиюминутной расправы.

Бортинженер и капитан аккуратно, в полумраке хватаясь за поручни, поплыли в центральный отсек.

– Еще пару минут, и все заработает, – откуда-то из темноты проговорил Шмерлинг. Голос слегка подрагивал – видимо, что-то шло не по плану. – Там должны окончиться работы по подключению.

– Абрам Иванович, ну что за детский сад?!– капитан с бортинженером добрались до центрального отсека. По мониторам бежали строки загрузки. Бортинженер всмотрелся в данные.

– Не может этого быть! – он удивленно показал капитану на монитор, и подвинулся ближе к клавиатуре.

Аварийное освещение несколько раз моргнуло, изрядно потрепав нервы космонавтам, после чего так же внезапно, как и пропало, заработало основное. Загорелись лампы, зашумели вентиляторы. Станция вновь ожила.

– Мне кажется, или заработало охлаждение? – капитан провел рукой по панели кондиционера.

– Не кажется … – задумчиво протянул бортинженер, глядя на показания приборов. Температура быстро снижалась. Стремительно упав почти на десять градусов, показания термометра замерли на стандартных двадцати четырех.

– Откуда у нас появилось столько энергии? – пробормотал капитан себе под нос, щелкая предохранительными реле на контрольной панели. – Словно батареи – на месте…

– А они и на месте! – Шмерлинг появился неожиданно, словно чертик из табакерки.

Капитан и бортинженер с удивлением смотрели на данные, выведенные на монитор.

– Абрам Иванович… – с удивлением выдохнул капитан. – Вы смогли из космического мусора напечатать и подключить батареи??? Это же… – капитан сбился и замолчал, подбирая слово.

– Невозможно! – вмешался бортинженер. – Просто невозможно! Либо вы сотворили чудо, либо мы чего-то не знаем.

– Ну, не совсем, – застенчиво опустил глаза изобретатель. – Это, конечно, была крайне нетривиальная задача, но все-таки не чудо, – видимо, похвалы его очень смущали, и он смотрел в пол, словно в чем-то провинился.

– Нет-нет! – капитан подплыл к Шмерлингу и крепко обнял его. – Не скромничайте. Это наверняка, как минимум, государственная награда! Такое изобрести! – он оторвался от изобретателя и повернулся к напарнику. – Олег, ты только представь, что с помощью его изобретений мы можем теперь прямо на орбите напечатать все, что угодно! Это же…

– Поляков! ЦУП вызывает «Полякова»! – раздалось из динамиков, не дав капитану договорить, что именно представляет собой изобретение Шмерлинга.

– На связи «Поляков», – капитан щелкнул тумблером, переводя вызов на экран.

– Ребят, вы там чего натворили? – полушепотом спросил диспетчер. – Тут такое происходит!.. – он оглянулся и заговорил официальным тоном. – Экипаж станции, с вами будет разговаривать представитель министерства обороны, генерал Кастро! – На экране появился мужчина в военной форме.

– Значит, так! Я с самого начала был против того, чтобы посылать на орбиту безответственного, не имеющего никакого понятия о дисциплине инвалида! Я предупреждал, что это чревато последствиями, но то, что вы сделали!.. – генерал ткнул пальцем в побледневшего при виде него изобретателя. – Вы поставили мир на грань третьей мировой!!! Вы вообще осознаете, что натворили???

– Я решил задачу по сохранению целостности орбитальной станции и жизни экипажа, – пробормотал в ответ Шмерлинг, пряча глаза. – Тем более, никто не пострадал, а только наоборот – польза, – он инстинктивно держался немного позади капитана, как бы прячась за ним.

Капитан с бортинженером переглянулись. Шмерлинг выглядел напуганным. Капитан вспомнил давешний разговор с ним и тяжело вздохнул. Он действительно не мог не заступиться.

– Товарищ генерал, могу я узнать, в чем, собственно, дело? – произнес капитан. – В настоящий момент формально Шмерлинг находится под моим командованием, а следовательно, является моим подчиненным.

Генерал задумчиво посмотрел на капитана:

– Вашим подчиненным? Мне кажется, такие люди никому не подчиняются. Но вы действительно имеете право знать. Ваш подчиненный, – при этих словах у генерала дернулся глаз, – украл солнечные батареи с американского телевизионного спутника, оставив без вещания практически всю северную и часть Южной Америки!!!

– Во-первых, я сделал это для спасения «Полякова». Во-вторых, это невозможно доказать! – выкрикнул Шмерлинг из-за спины капитана.

– Если бы это было так… – лицо генерала не выражало ничего хорошего. – К вам, конечно, все равно были бы вопросы, но в основном – технического характера. Потому что сама по себе идея, – генерал на секунду позволил себе расслабиться, – крайне интересна с военной точки зрения. Но! – он вновь стал серьезен. – Сначала ваши устройства, волокущие батареи на орбиту «Полякова», попались на глаза астронома-любителя, а спустя несколько часов вся оптика планеты отслеживала траекторию следования ворованных панелей, от спутника до установки их на станцию. Все телеканалы и новостные порталы только и говорят о страшном русском оружии!

Генерал еще долго отчитывал Шмерлинга и экипаж, но в целом становилось ясно, что все не так страшно. Единственное, за что их ругали, это за то, что попались. В остальном военным курирующим проект «Заслона» даже понравились возможности устройств. Наконец, получив взбучку и инструкции из ЦУПа, Земля отключилась, оставив космонавтов переваривать услышанное.

– Спасибо вам, – тихо произнес Шмерлинг, когда выволочка наконец-то закончилась.

– Не стоит меня благодарить, – поморщился капитан. – Формально вы действительно мой подчиненный, поэтому я несу ответственность за ваши действия!

Шмерлинг на мгновение замер и внимательно посмотрел на капитана, словно впервые его увидел:

– Вот за это и спасибо. Сейчас очень мало людей, думающих и делающих так, как вы. В основном поступают наоборот. Ищут крайних. И потом, это действительно не оружие, – развел он руками. – Я решил, что просмотр телевизора, пусть даже – для целого континента, не так важен, как существование научной станции в космосе. К тому же, я понимал, что если в ближайшее время ничего не придумать, то либо мы погибнем, либо нас отправят на Землю, и мой эксперимент прекратится. А при условии того, сколько сейчас космического мусора на орбите, вскоре о пилотируемой космонавтике можно будет забыть. А это – конец не только для нашей станции, но и для Земли в целом. А моя работа и труд многих людей, желающих сделать космос хотя бы чуточку безопаснее и комфортнее, просто-напросто пропадет.

– Ну да, – вздохнул капитан, помогая втиснуться в скафандр бортинженеру, – здесь я с вами соглашусь. Учитывая, что уже сейчас станции наблюдения за мусором с трудом справляются со своей работой, то дальше, если мы что-нибудь не придумаем, будет совершенно невозможно. Либо мы будем вынуждены работать так, – он похлопал по шлему своего скафандра, – а это в долговременной перспективе невыносимо, либо околоземелье будет окончательно закрыто.

– Вообще–то, – вскинулся Шмерлинг, влезая в свой странный скафандр, – мы, – он ударил себя кулачком в грудь, – уже кое-что придумали. Так что вы без работы не останетесь! Мне только нужно дополнительно продемонстрировать пригодность устройств, – он застегнул все швы и молнии на скафандре и подошел к капитану, чтобы тот проверил.

– Опустите забрало, – голос капитана звучал глухо сквозь стекло шлема. – Рации еще не подключились. Мы находимся в аварийном режиме.

– Да, сейчас опущу, – раздраженно ответил Шмерлинг. Он уже отошел от потрясения после выволочки, и ему явно хотелось перевести разговор обратно к тому, какой он молодец и спас их. Но отповедь генерала и приказ постоянно находиться в скафандрах несколько остудили восторги капитана.

– Не опустите – в случае разгерметизации можете погибнуть, – как можно более равнодушно произнес капитан. – Тем более, обломки наших батарей, несущиеся по параллельной орбите, довольно приличные. Если все-таки произойдет столкновение, ущерб будет значительный.

Шмерлинг демонстративно сильно хлопнул забралом и защелкнул замок.

– Довольны? – глухо спросил он.

Капитан кивнул. Быть может, хотя бы страх перед аварией будет держать карлика в руках.

***

Невозможно быть готовым к катастрофе. Можно сто раз подготовиться, выучить планы эвакуации и действий при наступлении ЧС. Можно проговорить и продумать всевозможные сценарии развития событий, создать запасы и подготовить аварийные пути. Но в глубине души вы все равно будете верить – катастрофы не будет. Не произойдет, и точка! Вы будете готовиться, учить и повторять правила и приемы, сдавать и принимать экзамены и зачеты и быть уверенными, что готовы к любому развитию событий. Но реальность все равно усмехнется вам в лицо и покажет, что на сотню ваших планов и расчетов у нее есть еще один. Неучтенный.

Последние двое суток экипаж провел в скафандрах. Тяжело, конечно, но, во-первых, безопасность превыше всего, а во-вторых, приказ есть приказ. Даже Шмерлинг традиционно некоторое время повозмущался, но в итоге смирился и работал в скафандре. С Земли обещали вот-вот снять аварийный режим. Траектория обломков, по расчетам, в ближайшие сутки должна стабилизироваться, и можно будет вернуться к нормальному образу жизни. От плановых работ внутри станции их на время освободили, выходов наружу тоже запланировано не было. Каким-то чудом за все это время не было ни одной пробоины, поэтому на «Полякове» наступили каникулы.

Капитан, как только выдалось свободное время, в своей обычной манере отправился в теплицу. В скафандре там, естественно, было не так хорошо, как обычно. Он отгораживал его от самого важного, что давала теплица: не хватало запахов, ощущения влажной и густой атмосферы, не хватало квалиа.[14] Капитан воровато оглянулся, словно опасался, что его кто-нибудь застукает, и поднял забрало скафандра. В ноздри сразу ворвался густой аромат растений. Он с наслаждением втянул носом воздух, пытаясь вобрать в себя как можно больше, словно его можно было запасти. На втором или третьем вдохе он нахмурился. В привычный аромат растений вплетался легкий болотный запах. Похоже, на одной из грядок застоялась вода, и та стала подгнивать. Беглый осмотр показал, что запах шел от микро-парника с рассадой. Автомат, дозирующий воду, сломался и заливал почву. Воды становилось больше, чем могла впитать почва, и она портилась.

Капитан позвал на помощь бортинженера, и они вдвоем разобрали устройство. Проблема оказалась несложной: вздулся один из резисторов на схеме. Перепаять его было делом пяти минут. Они решили не разбирать автомат полностью, чтобы снять плату и паять на специальном столе, а все сделать прямо здесь, «на коленке». Пару раз столкнувшись во время работы в небольшом пространстве модуля, они, не сговариваясь, сняли шлемы и оттолкнули их в сторону. Пока они возились с ремонтом платы, шлемы уплыли за пределы модуля.

Станцию сильно тряхнуло, взвыла сирена аварийного оповещения, с лязгом закрылись люки, разделяющие модули. «Внимание, произошла разгерметизация», – известил металлический голос.

– Твою мать! – выругался капитан. Первым делом он подплыл к иллюминатору. В открытом пространстве космоса парили папки с бумагами, инструменты, – в общем, все то, что должно было находиться внутри станции. Судя по тому, что вынесло наружу, пробоина была приличной.

Бортинженер тоже припал к окну:

– Черт, это все было в центральном модуле!

Они переглянулись. Именно там постоянно работал Шмерлинг.

– Надеюсь, он все-таки закрыл шлем! – бортинженер несколько раз ударил кулаком по переборке и приложил ухо, надеясь услышать ответ от Шмерлинга.

– Вопрос на самом деле не в том, закрыл он его или нет. По умолчанию, будем считать, что он либо погиб, либо находится в беспомощном состоянии. Это мы будем выяснять позже, когда поймем, что нам с тобой делать, – капитан посмотрел на бортинженера. – Ведь мы не то, чтобы не закрыли шлемы, мы вообще без них! И выйти наружу не можем, потому что понятия не имеем, есть в соседнем модуле воздух или нет! – он приложил руку к вентиляционному отверстию. – Как я и думал, не работает. Значит, с учетом запаса воздуха в скафандрах, думаю, пять-шесть часов в распоряжении у нас есть. А потом…– капитан замолчал, но все было понятно и так.

Бортинженер задумался и просветлел лицом:

– Сейчас узнаем!

– Что узнаем? – не понял капитан.

– Есть ли атмосфера в соседнем отсеке, – видя, что капитан по-прежнему ничего не понимает, он пояснил: – Мой квадрокоптер, – он вынул из кармана пульт. – Сейчас запустим его, и если он сможет взлететь, значит, там есть атмосфера. Сам понимаешь, в безвоздушном пространстве с пропеллером делать нечего!

– Кудесник, отправляй меня назад! [15] – с надеждой глядя на бортинженера, воскликнул капитан.

– Сейчас, ваше величество, – пробормотал бортинженер, возясь с кнопками пульта и вглядываясь в небольшой экран на нем. – Нет, – наконец разочарованно выдохнул он, – нет там атмосферы, – он повернул пульт так, чтобы капитану тоже стало видно экран. Коптер парил в невесомости, показывая пустой центральный отсек, посреди которого плавал привязанный проводом к розетке в стене ноутбук Шмерлинга. Самого изобретателя нигде не было. Бортинженер пощелкал кнопками управления, заставляя дергаться винты в разные стороны. Коптер поменял положение, и в поле зрения камеры попала пробоина. Не меньше метра в высоту, и шириной сантиметров семьдесят, с рваными краями, из которых торчали остатки изоляции и трубок охлаждения. Олег попытался развернуть агрегат, чтобы стало видно противоположную сторону, но тут у игрушки разрядились аккумуляторы, и изображение пропало.

– Итак, что у нас есть на данный момент? – капитан посмотрел на бортинженера. – Станция разгерметизирована, по крайней мере – центральный отсек; Шмерлинг, скорее всего, погиб; связи у нас нет; перейти на корабль или в другой отсек, где есть атмосфера, мы не можем. Есть варианты, каким образом нам остаться в живых?

– Капитан, идея – на уровне бреда: я попробую подключить систему связи скафандра к бортовой сети, и с помощью освещения подать сигнал бедствия. За нами же наблюдают с Земли. А мы их сможем слышать по динамикам внутренней связи… – он задумался, – …надеюсь. В теории, они могут в режиме телеметрии отстыковать нас от станции и подогнать «Буран». Шлюзы везде стандартные. Главное, чтобы они знали, что мы живы.

– Других вариантов, я так понимаю, у нас все равно нет, – капитан повернулся к стене и снял панель обшивки, обнажив мешанину электропроводки. – Значит, будем работать с тем, что есть, и надеяться на чудо.

***

– Сейчас, еще три минуты передохну, и продолжим, – капитан уже не в первый раз поднялся к «потолку» и с наслаждением задышал чистым воздухом. За последние три часа они разобрали практически все стены, но связь так наладить и не смогли. Микрогравитация, которую практически невозможно ощутить человеку, сыграла с ними злую шутку: вентиляция не работала, и большая часть углекислого газа скапливалась внизу. Дышать становилось все труднее и труднее. Воздух становился вязким и, словно кисель, лениво заползал в легкие, и, отдавая остатки кислорода, отзывался болью где-то за грудиной.

– Конечно, капитан, – бортинженер тоже, слегка оттолкнувшись от пола, поднялся «наверх». Вытянувшись во весь рост, он прижался лбом к прохладной обшивке станции.

Оба уже понимали, что – все, выхода нет, и счастливого конца не предвидится. Но это только в кино люди, осознав, что пришел конец, ложатся и делятся сокровенными историями из жизни. В реальности человек борется за жизнь до последнего. Пусть даже не всегда – за свою.

– Значит, так, капитан, – бортинженер протянул капитану содранные куски изоляции. – Я вижу только один вариант. Сейчас заматываем тебе голову всем, что найдем. Внутри у тебя воздуха хватит минуты на три. Я открою люк, выйду, найду наши шлемы, переброшу их тебе, и все будет в порядке. За минуту успею дотянуться и толкнуть тебе. – Он помолчал, а потом продолжил: – Если очень повезет, то и сам успею надеть. Надо сейчас идти, пока остался хоть какой-то запас кислорода.

– Дурная идея, – покачал головой капитан. – Из этих обрывков ничего толкового не сделать. У нас даже скотча здесь нет. Да и ты умрешь практически сразу, как только откроешь люк.

– Может, и умру, а может, и до шлема успею дотянуться.

– А если не успеешь? – парировал капитан. – Понимаешь, если бы я был в этом уверен, сам бы рискнул и пошел. В конце концов, это моя работа – отвечать за экипаж. А так, без толку рисковать, – он махнул рукой.

– Ну, а что тогда делать? – растерянно спросил бортинженер. – Лежать и ждать смерти?

– Тихо!!! – неожиданно рявкнул капитан, выставив перед собой руку. Бортинженер замолчал на полуслове и с удивлением посмотрел на него. Тот, медленно перебирая руками, сначала двигался вдоль «потолка», потом таким же образом перебрался на соседнюю стену.

– Слышишь? – спросил он у бортинженера, наконец замерев и прильнув к стене.

Чурлин подлетел к нему и, приложив ухо, напряженно вслушался.

–Нет, – помотал головой он. – А что там?

– Сам пока не пойму, – почему-то прошептал капитан, – но такого звука быть точно не должно, – он замолчал и вновь поднял руку, призывая бортинженера прислушаться.

Снаружи послышался какой-то скрип, шелест, словно множество маленьких ножек аккуратно что-то волокли по обшивке станции.

– Ты же тоже это слышишь? – обнадежено спросил капитан, глядя на Олега. Тот молча кивнул.

Шелест перемещался по обшивке, и космонавты следовали за ним изнутри. Внезапно звук пропал, космонавты подлетели к окну. Первым выглянул капитан, за ним, едва ли не столкнувшись головами в маленьком овале иллюминатора, – бортинженер.

– Если это – галлюцинации умирающего от удушья мозга… – задумчиво произнес капитан и посмотрел на напарника. – Ты видишь то же самое?

Буквально в метре от них, за окном, на черном полотне космоса, подсвеченным лишь светом звезд, верхом на пауке с красными светящимися глазами летел Шмерлинг в своем нелепом скафандре! Часть манипуляторов паука поднималась вверх, обхватывая изобретателя так, что получалось что-то вроде седла, на котором он держался. Остальные «лапки» тащили тонкую, светлую нить, похожую на паутину. Нить еще больше придавала роботу пугающей схожести с пауком. Шмерлинг словно почувствовал взгляд и, повернувшись в сторону «Полякова», заметил обескураженные лица экипажа.

Лицо же изобретателя было трудно различимо из-за парящих внутри шлема капель крови. Шмерлинг поднял руку с растопыренной пятерней, затем похлопал овоид, на котором он сидел, словно барон Мюнхгаузен. «Пять минут», – прочитал по губам капитан. Он обернулся к бортинженеру и с трудом вдохнул тяжелый густой воздух – надо продержаться.

***

Очнувшись, капитан понял, что он лежит в центральном отсеке. На нем была надета изолирующая маска, от которой шел шланг к баллону с кислородом. Посмотрев в бок, он увидел бортинженера, парившего рядом с такой же маской на лице. Вентиляция станции работала на максимальных оборотах, с шумом наполняя «Полякова» воздухом.

– Не спешите снимать маску, – раздался откуда-то голос Шмерлинга. – Вы прилично надышались углекислым газом.

– Живы, капитан, – слабо толкнул его в плечо очнувшийся бортинженер. – Молодец изобретатель, спас нас, – они оба, обессиленно улыбаясь, посмотрели на Шмерлинга.

– Ну, что же, – внимательно посмотрев на космонавтов, произнес Шмерлинг, – вы пока отдыхайте, а я все-таки сделаю то, что задумал очень давно, – он залез во внутренний карман комбинезона и, немного покопавшись там, достал небольшой прямоугольный футляр. – Вы даже не представляете, сколько лет я к этому шел! – торжествующе произнес он, открыв футляр и достав из него сигарету. – Вы же не против, что я закурю?

Бортинженер округлил глаза от ужаса! Кричать и ругаться на Шмерлинга у него не было сил. Открытый огонь на космической станции?! Что может быть хуже?! Он умоляюще посмотрел поверх маски на капитана, тот лишь вяло махнул рукой – мол, пусть делает, что хочет. Изобретатель взял сигарету в рот, щелкнул зажигалкой и затянулся, набрав полные легкие дыма. Он несколько секунд смотрел на онемевших от этого действа космонавтов, после чего резко согнулся и закашлялся. Его бил такой жуткий и разрывающий кашель, что временами он даже заглушал воющую пожарную сигнализацию, сработавшую от дыма.

Бортинженер, превозмогая слабость и тошноту, сплавал на кухню и принес оттуда большой пакет с водой. Потихоньку отпившись, Шмерлинг перестал кашлять.

– Спасибо, – утерев слезы, наконец произнес он. – Я думал, будет по-другому… Вы не могли бы потушить это? – он, с презрением глядя на сигарету, протянул ее бортинженеру. Тот, выдавив из пакета шарик воды, подтолкнул его в сторону Шмерлинга. Вода с легким шипением обволокла окурок, и тот погас.

– Ну, и зачем все это было? – с легким удивлением произнес капитан. – Абрам Иванович, вы – гениальный ученый, инженер, с этим никто не спорит. Вы спасли нам жизни… Я думаю, все это признают. – Он посмотрел на бортинженера. Тот молча кивнул в ответ. – Но вот это вот… – он кивком указал на парящий по отсеку окурок, – …ну, вот зачем? Вы демонстративно хотите нарушить все существующие правила? Не понимаю.

– Знаете, – Шмерлинг взял у бортинженера пакет и сделал пару глотков, – давным-давно произошел в моей жизни удивительный случай. Я, еще будучи совсем мальчишкой, старшеклассником, попал в один НИИ, на какую-то смесь практики и экскурсии. Лучших учеников тогда, – он с гордостью посмотрел на космонавтов, – а я, естественно, был лучшим, – тогда возили на знакомство в такие места. Нас водили по предприятию, все показывали, рассказывали и привели в проектно-инженерный цех. Место, где, собственно, и работают настоящие изобретатели. И вот там я впервые увидел хаос, из которого рождается что-то новое и неведомое до этого. Представьте себе мониторы с сотнями строк кода в одном помещении с кульманами, испещренными непонятными чертежами, грифельные доски с набросками и десятками моделей разной степени готовности. В какой-то момент ты понимаешь, что все это – звенья одной цепи, если понимать, в какую сторону смотреть, ты можешь понять, что должно быть в итоге. Понимаете меня?

Капитан пожал плечами:

– Пока не очень. Я могупонять, что вас толкнуло в профессию, но ваше поведение… – он усмехнулся. – Только не говорите, что от природы такой. Никогда не поверю.

– А-а, – протянул Шмерлинг, – вы про это… – он кивнул на окурок, все еще плавающий по замысловатой траектории между ними. – Здесь все очень просто. В том зале была огромная, на всю стену, надпись «Не курить. Запрещено», и под ней – урна, доверху заполненная окурками, возле которой постоянно толпилось множество курящих людей, – Шмерлинг задумчиво дотронулся до плавающего посреди космической станции окурка, явно думая о чем-то своем. – И я, восторженный пятнадцатилетний школьник, выпросил у кого-то сигарету и встал рядом с этими людьми, хозяевами этого инженерного хаоса, и закурил. Наверно, тогда мне казалось, что я очень крутой, и со стороны выгляжу, как настоящий инженер. Но стоило мне только поджечь сигарету, как на меня сразу с криками набросился охранник. Отнял ее у меня, затушил, выбросил и, взяв меня за шкирку и встряхнув, как щенка, крикнул: «Ты что, читать не умеешь?!». Я, естественно, как и любой подросток, вместо того, чтобы признать свой проступок, кивнул на остальных, куривших под надписью. «Дурачок, – охранник сразу отпустил меня и заулыбался, глядя на нарушителей. – Это же настоящие инженеры! На них мир держится! Вот выучись сначала, стань таким же крутым и умным, как они. Чтобы в голове были все знания мира. И тогда кури, где хочешь, хоть в космосе! И никто тебе слова против не скажет!» И вот, – Шмерлинг с отвращением посмотрел на окурок, – я в космосе! Я закурил, против всех правил, и даже всемогущий капитан корабля не запретил мне этого. – Он усмехнулся. – Какой же иногда мусор в голове должен быть, чтобы привести тебя к цели. Я хотел нарушить все правила, и благодаря этому стал лучшим из лучших.

Шмерлинг оглядел космонавтов в изоляционных масках, лица которых только начали приобретать здоровый цвет, плывущий в невесомости окурок, дыры в стене модуля, заделанные напечатанной на скорую руку пластиковой тканью, и опустил глаза и задумался. «Далеко внизу плывет окруженная облаком космического мусора Земля. Сейчас этот мусор лишь мешает, но стоит его собрать, переработать и направить на нужные цели, и из него получится нечто новое и удивительное. Как мальчишка, мечтавший когда-то назло всем закурить в космосе. Нужно лишь придать правильное направление».

ГЛОССАРИЙ:

Ссылка 1

Нади́р (от араб. نظير назир, «напротив») – это направление, указывающее непосредственно вниз под конкретным местом, то есть это одно из двух вертикальных направлений, ортогональных к горизонтальной плоскости в данной точке. Поскольку понятие быть ниже само по себе довольно расплывчато, учёные определяют надир в более строгих терминах. А именно, в астрономии, геофизике и смежных с ними науках (например, метеорологии) надир – это направление, совпадающее с направлением действия силы гравитации в данной точке. Противоположное надиру направление называется зенитом.

Ссылка 2

Вале́рий Влади́мирович Поляко́в (27 апреля 1942, Тула – 7 сентября 2022, Москва) – советский и российский лётчик-космонавт, Герой Советского Союза и Герой Российской Федерации (один из четырёх людей, удостоенных обоих званий), инструктор-космонавт-исследователь отряда космонавтов ГНЦ ИМБП. 66-й космонавт СССР и России, 210-й космонавт мира. Обладатель мирового рекорда самого длительного полета в космос (437 суток и 18 часов в 1994 и 1995 годах, на борту орбитальной станции «Мир»).

Ссылка 3

ЦУП – Центр управления полетами, располагается в г. Королеве МО – базовый центр управления космическими полетами Госкорпорации «Роскосмос». Обеспечивает комплексное управление полетами пилотируемых и автоматических космических аппаратов, а также российским сегментом Международной космической станции.

Ссылка 4

«Марсиа́нин» (англ. The Martian) – фильм режиссёра Ридли Скотта с Мэттом Деймоном в главной роли. Сценарий написан Дрю Годдардом по мотивам книги Энди Вейера «Марсианин». Сюжет, который разворачивается в недалеком будущем, рассказывает историю американского астронавта Марка Уотни, члена исследовательской экспедиции на Марс.

Ссылка 5

Самым длительным выходом в открытый космос стал выход американки Сьюзан Хелмс 11 марта 2001, длившийся 8 часов 56 минут.

Ссылка 6

Принайтовленный – прикрепленный, привязанный.

Ссылка 7

«Два капитана» – приключенческий роман писателя Вениамина Каверина, который был написан им в 1938–1944 годах.

Ссылка 8

Терминатор – линия светораздела, отделяющая освещенную (светлую) часть небесного тела от неосвещенной (темной) части.

Ссылка 9

Полярное сияние, северное сияние (Aurora Borealis), южное сияние (Aurora Australis), аврора (Aurora), устар. «па́зори»[1][2] – атмосферное оптическое явление, свечение (люминесценция) верхних слоев атмосфер планет, возникающее вследствие взаимодействия магнитосферы планеты с заряженными частицами солнечного ветра.

Ссылка 10

Для измерения силы геомагнитных возмущений был введен специальный индекс (Disturbance Storm Time Index), сокращенно DST, и измеряется он в нТл (наноТеслы).

Если обратиться к новейшей истории, считая со времен начала освоения космоса, то сильнейшая геомагнитная буря разыгралась 13 марта 1989 года. Ее сила составляла тогда 640нТл.

Ссылка 11

Эффект Джанибекова – теорема описывает следующий эффект: вращение объекта относительно главных осей с наибольшим и наименьшим моментами инерции является устойчивым, в то время как вращение вокруг главной оси с промежуточным моментом инерции (откуда и название теорема промежуточной оси) – нет. Джанибеков увидел это с гайкой-барашком: скрутив её в невесомости с длинной шпильки, он заметил, что она пролетает немного, разворачивается на 180°, потом, еще немного пролетев, опять разворачивается.

Ссылка 12

Ово́ид (лат. ovum – яйцо + греч. έιδος – подобный) – замкнутая гладкая выпуклая кривая, имеющая только одну ось симметрии. В инженерных приложениях это, как правило, коробовая кривая, состоящая из большой полуокружности и ещё трех дуг окружностей.

Ссылка 13

Комбинезон оператора. Этот комбинезон используют в качестве повседневной одежды. Его можно носить поверх рубашки-поло или фуфайки. Он оснащен множеством карманов, при этом на голенях они расположены только с внутренней стороны, чтобы космонавты, перемещаясь по МКС, случайно не зацепились за окружающие предметы и не травмировались.

Ссылка 14

Ква́лиа (от лат. qualitas ед. ч. «свойства, качества» ← quale ед. ч. «какого сорта; какого рода») – термин, используемый в философии, преимущественно в англоязычной аналитической философии сознания, для обозначения сенсорных, чувственных явлений любого рода. Введен американским философом К. И. Льюисом в 1929 году.

Квалиа – это «необычный термин для обозначения самой обычной из возможных для нас вещи: того, как вещи выглядят для нас».

В более точных философских терминах, квалиа – это свойства чувственного опыта.

Ссылка 15

Цитата из кинофильма «Ива́н Васи́льевич меня́ет профе́ссию» – советская фантастическая комедия 1973 года, снятая режиссёром Леонидом Гайдаем.

Ссылка 16

Тео́рия всего́ – гипотетическая объединённая физико-математическая теория, описывающая все известные фундаментальные взаимодействия.