погон? Я же чувствую, аж до самых кишок холод пробирает от твоей улыбочки, Аркан.
– Холод тебя пробирает от холода, товарищ ефрейтор. За бортом никак верный тридцатник, если вообще не все сорок градусов, морозца. А отношение нашего брата к вашему – это на чисто генетическом уровне: я сам уже не первую ходку иду, отец мой дважды или трижды сидел, дед в своё время тоже немалые срока мотал… Прадеда не помню, но подозреваю, что и он какую-нибудь царскую каторгу хоть раз, да отбывал. Иначе, с какого это вдруг бодуна вся родня моя, как и я сам, – родом из глухих ссыльных краев? Так что, не со зла, а чисто машинально мог я тебя тогда пришить
12 между делом, вместо того чтобы от блатоты всякой защищать, если б кто предрёк мне на верняк, что ремесло ты вертухайское
13 изберёшь для службы. Да в таком позорном сане – вафлейторском. Тьфу…
– Ага, вспомни ещё устаревшую чушь, что будто бы лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора… Слыха-али! Но ведь это ж всего-навсего промежуточное звание между рядовым и младшим сержантом. Мне его, когда службу в штабе начинал, почти сразу, всего лишь через два месяца после принятия присяги дали с перспективой и дальше повышать в пример другим.
– А потом сверхсрочная, и – вечный кайф, в натуре! Чисто конкретная власть над зэками… и зэчками в охотку…
– Увы, увы… Не оправдал я оказанного мне высочайшего доверия товарищей командиров. Поцапался по дури с начальством и вот, трясусь теперь вместе с тобой, родной мой, в автозаке, и мечтаю скорее добраться до Усмани, сдать груз, то есть вас на зону и просто нормально, в горизонтальном положении, поспать перед обратной дорогой.
– Турнули из штаба? Эка беда! Не расстраивайся, Мить, получишь ты свои сержантские лычки и на этой чисто конвойной службе. Хотя бы к дембелю для приличия. Если вот только… до Усмани твоей грёбаной живыми сейчас доберёмся, не дадим дубаря в этих сугробах. Стрёмно мне чего-то на душе, чую – юзит местами наш автотранспорт. Погода паскуднее некуда – буран разыгрывается не игрушечный, да ещё такой морозяка ему в помощь.
– А по мне, так ничего…
– Ничего, говоришь? А ты, Митя-гармонистушка, скинь-ка свою тёпленькую шубеечку с валеночками, да набрось взамен мою тощую телогреечку и ботиночки на рыбьем меху, чувствительность твоя к погоде и подскочит по самое не хочу.
– Ну, ладно, кончай базар, – по-прежнему лениво-спокойно, ни на полтона не повышая голоса, изрёк благосклонно молчавший всё это время черноусый сержант, и Пёрышкин послушно вернулся на своё место, положил на колени бесприкладный АКМС
14, проверил, больше для порядка нежели по сомнению, на месте ли кобура с пистолетом и, оглядев решётки и дверные замки, попытался, прижмурившись, вызвать мысли о чём-нибудь горячем или хотя бы тёплом – жарко натопленной печке, бане, песчаном пляже, да просто, в конце концов, двухъярусной казарменной кровати с тёмно-синим полушерстяным одеялом… Хотя спать на посту даже вполглаза Устав караульной службы запрещает категорически… но ведь для безусловного зоркого бодрствования в составе конвоя был ещё и молодой боец-«салабон»
15 Ершов; да и сержант, будучи конвоиром опытным, дремал настолько грамотно-чутко, что вряд ли допустил бы нештатную ситуацию лишь по причине прикрытых глаз. И Пёрышкин с чистой совестью спокойно грезил…
– Попробую-ка и я, с вашего дозволения, граждане начальники, покемарить хоть остаток ночи, – прокряхтел Аркан-Хомут, затискиваясь обратно в свой угол.
Между тем буран «за бортом» и впрямь разыгрывался нешуточный. Машина всё чаще делала натужные рывки, буксовала и, наконец, остановилась совсем.
– Сержант Гаджиев! – раздался снаружи голос начальника караула прапорщика Замкова, сидевшего всю дорогу, на правах главного, в тёплой кабине с водителем. – Ко мне!
– Пёрышкин! Остаёшься за старшего, – черноусый бодро, будто нисколько и не дремал до этого, выскочил наружу.
– Что делать будем, сержант? Мандец подкрался ближе некуда. Заметёт и заморозит к едрене фене заживо, если срочно что-то не придумаем, – прапорщик был собран и сосредоточен как в бою. – Каждая минута на вес золота.
– Сколько км до ближайшей деревни? Вы этот маршрут лучше меня знаете, товарищ прапорщик. Да и из кабины куда легче ориентироваться, чем из этого гроба, – сержант изо всей силы грохнул кулаком по железной обшивке «пассажирской» части автозака. Замахнулся, чтобы ударить опять, но прапорщик остановил его:
– Пять-шесть от силы. В нормальную погоду час пешего хода. Сейчас же,
в буран, когда дорогу вот-вот совсем заметёт – трудно даже предположить.
– Если кто-то один из нас, товарищ прапорщик, уйдёт искать трактор…
– Вот ты, Гаджиев, и отправишься на поиски. А мы с солдатиками попытаемся вытолкать машину.
– Това-а-рищ прапорщик, извините, но если толкать, то моя комплекция здесь, наверное, больше пригодится.
– Хорошо, сержант, – не
