КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Избранное [Вячеслав Адамович Заренков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Вячеслав Заренков Избранное


Предисловие

Уважаемые читатели, дорогие друзья!

С момента выхода в свет моего первого сборника рассказов «Сопромат» минуло шесть лет. За это время произошло немало событий. Многие из них нашли отражение в художественной литературе. Вы смогли ознакомиться с моими новыми книгами «Записки оптимиста» и «Данность жизни». В них автор с помощью своих героев попытался донести до читателя простые истины, о которых в наше непростое время начинают забывать. Это дружба, взаимопомощь, настоящая любовь, вера в добро, в будущее, в честность и порядочность людей.

Все люди в мире рождаются практически одинаково беспомощными: не могут сами ходить, говорить. У всех первый крик означает: «Я родился! Я пришел в этот незнакомый мне мир. Вот я…» А далее идет развитие Человека, познание мира: человек растет физически, учится говорить, общаться, формируется его мировоззрение. Человек развивается как личность и начинает задумываться: «А зачем я родился? Зачем я здесь? Зачем я есть?». И в зависимости от осознания ответов на эти вопросы каждый из нас избирает свой жизненный путь.

Выбор своего пути у всех происходит по-разному, в разных направлениях… По какому пути пойдет человек, зависит от многих факторов: в первую очередь, от родителей – что они дали детям, как воспитали, чему научили. Во-вторых, от внешней среды, в которой он общается: школы, в которую ходит, учителей, которые передают ему свои знания и свое отношение к жизни, друзей, которые рядом, от обстоятельств в которые попадает человек, и еще от многого другого.

В рассказах этой книги вы сможете на примерах узнать о жизненных путях разных людей. И сделать выводы.

Как в общем-то схожие при рождении люди по-разному проживают свои жизни, выбрав свои пути развития и существования. И как результат: одни приносят людям добро и счастье, а другие, наоборот, – горе и слезы. Об одних помнят и чтят память даже после смерти, а о других и при жизни доброго слова не скажут.

Коротка человеческая жизнь, но как по-разному ее можно прожить…

Буду искренне рад, если эта книга поможет молодым людям правильно выбрать свой путь, а взрослым – подправить в нужном направлении свою жизненную тропу…

Потребность в новом издании возникла не только в связи с тем, что предыдущие книги практически сразу разошлись среди читателей − разного возраста, разных профессий, из самых разных сфер деятельности. Дело также в том, что прошедшие несколько лет были годами быстрого развития, и мне хотелось поделиться новыми знаниями и опытом. Это потребовало значительной переработки структуры материала для нового издания, чтобы читатель, знакомясь с невымышленными историями героев книги, мог задуматься над серьезными жизненным вопросами и найти на них свои ответы. При этом мог отвлечься от повседневной суеты, а иногда и искренне улыбнуться.

Надеюсь, что эта книга станет полезной всем, для кого важны вечные вопросы добра и зла, истинности и фальши, неслучайности встречи, правильности выбора жизненного пути.

Мыслите позитивно, дорогие друзья, делайте добро людям, с улыбкой идите по жизни, и вы сами сделаете себя счастливыми. Сами!!! Себя!!!

Крепкого вам здоровья, счастья и любви!


Вячеслав Заренков

Простые истины

Рука матери

Шестилетний пацаненок Витька, так его звали все обитатели маленькой деревеньки с причудливым названием Хадулы, играючи старой медной гильзой, найденной накануне в огороде, продырявил в нескольких местах два листа старого фикуса, который рос в огромном глиняном горшке в углу его дома, где Витька родился и вырос до своего шестилетнего возраста. А этот фикус, между прочим, много лет назад посадила его бабушка. Теперь он вымахал до потолка и занимал добрую четверть дома. В семье растение почиталось как реликвия. Такого фикуса не было ни у кого в деревне. И вдруг малолетний шалунишка, играючи, испортил зеленую «достопримечательность».

Наказание последовало незамедлительно: проходящая мимо мама со словами «Зачем ты это сделал?!» – шлепнула Витьку по голой попе своей натруженной ладонью. Не то чтобы очень сильно и болезненно, но для мальчугана это было самое суровое наказание. Ведь раньше, сколько он помнит, его никогда физически не наказывали. Если он что-то делал не так, мама говорила с укором:

– Витька! Как тебе не стыдно, сынок! Нельзя так делать.

Витька все понимал и, виновато опустив голову, шмыгая носом, начинал оправдываться:

– Я же не знал, мам! Больше не буду!

А тут сразу шлепок по голой попе мамкиной рукой. Той рукой, которую он любил больше всего на свете. Витька вспомнил, как она одевала его, а он, еще совсем маленький, прыгая на одной ноге, цеплялся за ее крепкие добрые руки. Как она купала его в огромном деревянном корыте, зачерпывая воду ладонями, а он радостно визжал и, подпрыгивая, пытался поймать мамкины руки. Как он их любил!

Жалость к самому себе и обида – нет, не на мамку, а на ее руку, которая смогла так поступить, – вызвала слезы на глазах несчастного Витьки. Сломя голову, натянув на бегу коротенькие шорты на одной лямке, он убежал из дома куда глаза глядят. Присел на корточки около маленького лесочка, уткнул голову в коленки и, глядя на листья березы, задумался:

– Ну зачем я загубил листья фикуса? Вон какие красивые листочки у березки! И березка, наверное, радуется, что они целехоньки. Это ведь как будто ее детки. Правильно мама сделала, что отшлепала меня!

Витька прибежал домой и незаметно лег в свою кроватку. Прикинулся спящим. Мать, вернувшись поздно вечером и посмотрев за занавеску, где лежал сын, села рядом.

Теплой шершавой рукой она погладила его по стриженой голове. Нежность и любовь захлестнули Витьку, и он, забыв про суровое наказание, боясь, что мама уйдет, обеими ручонками вцепился в любимую руку, прижался к ней щекой и мгновенно заснул.

Позже, когда Витька вырос и стал Виктором Антоновичем, он часто с благодарностью вспоминал тот шлепок по голой попе, который помог ему лучше понять смысл добра и зла. По отношению не только к людям, но и к природе. Тепло материнской руки он бережно пронес через всю жизнь.

В рассказе «Водопровод» описан момент, когда Виктор Антонович с нежностью, положив свою руку на руку матери, поворачивал краник водопровода на том месте, где был его родной дом и где он много лет назад получил шлепок по попе.



И символично, что до сих пор, несмотря на время и суровые зимы, Виктор Антонович, посещая родные места, убеждается, что, открыв краник этого водопровода, можно услышать журчание чистейшей воды.

Видимо, тепло руки его матери до сих пор оберегает этот волшебный краник…

Водопровод

Живя в эпоху Интернета, когда из любой точки земного шара можно пообщаться с человеком на другом конце света, трудно представить, что люди обходились без радио, электричества, водопровода и иных благ цивилизации. Но так было, и совсем недавно. Виктор Антонович помнит, как шестилетним мальчишкой он наблюдал за установкой деревянных столбов радиопередачи в родной деревне. Грандиозное событие! В торжественный момент включения сети все, от мала до велика, собрались на главной площади и с замиранием сердца, подняв головы и устремив взгляды на черную «тарелку», ждали: заговорит – не заговорит?

– Нет! Как она может заговорить? Она же картонная! – недоумевали одни.

– Ну и что, что картонная? А внутри там – мембрана! – доказывали другие, бравируя незнакомым словом.

И вот, наконец, «тарелка» заговорила: «Здравствуйте, дорогие земляки! Говорит местный радиоузел…» Веселью не было предела. Кто-то плясал, кто-то хлопал в ладоши, ребятня кружилась в танце искренней радости, а бригадир раздавал конфеты и лимонад. Откуда-то привезли мороженое – вафельные трубочки; многие пробовали его впервые. В общем, настоящее событие.

Еще через год провели электричество. И снова – праздник и сладости. Теперь уроки можно делать вечером, при свете лампочки. А днем дотемна играть в футбол или лапту.

О водопроводе даже и не мечтали. Воду брали из общего колодца глубиной более сорока метров. К нему всегда выстраивалась длинная очередь. Пока стоишь, можно было узнать все местные новости. Уже после того как Виктор Антонович уехал в Ленинград, в его родной деревне пробурили скважину и установили водопроводные колонки – по одной на десять жилых домов. Теперь не надо было далеко ходить за водой. Для многих пожилых людей это стало настоящим подспорьем. Но мать в письмах все равно нет-нет, а жаловалась, что руки болят и ходить, пусть и рядом, но тяжело.

«Проведу-ка я родителям водопровод в дом!» – решил Виктор Антонович. И в очередной выходной, прихватив пару друзей, отправился на вокзал. Ночь в пути, и утром они уже прибыли на место.

– Отдохните с дороги! – засуетилась мать. – Поешьте, полежите, а уж потом копать будете.

– Поесть мы всегда с удовольствием, а отдыхать будем после того, как дело сделаем.

Работа спорилась, и к вечеру субботы траншея была готова. На следующий день проложили трубы, установили раковину и сделали дренаж. Кран открывали в торжественной обстановке – полный дом народа собрался. Наступил ответственный момент:

– Ну, мама, поворачивай кран!

Мать, вытерев руки о фартук, осторожно повернула медную ручку краника. Появилась тоненькая струйка родниковой воды.

– Да не бойся, поворачивай смелее, – положив свою руку на материнскую, помог Виктор Антонович. – Теперь вода есть в доме!

Это был первый индивидуальный водопровод в деревне.

– Шампанского и горилки! – лихо скомандовал Виктор Антонович.

Как по мановению волшебной палочки, на столе появилось шампанское, местный чистейший самогон, сало, соленые огурчики, грибы и многое другое.

– Чего здесь не хватает? – таинственно спросил Виктор Антонович, глядя на играющих возле дома ребятишек.

– Мороженого! – хором ответили малыши.

– Мороженого детям! – шутливо прокричал Виктор Антонович.

В следующую минуту, словно из-под земли, вынырнул его лучший друг Вадим с огромной коробкой мороженого в руках.

– Ребята, налетай! – Вадим вручил детям свою ценную ношу.

Что тут началось! Мальчишки скакали около подарка, заглядывали через плечо соседям и давали советы, как открыть коробку, а девочки хлопали в ладоши. Наконец общими усилиями открыли. В большой коробке находилась вторая, поменьше, вокруг которой дымился сухой лед. Внутри нее были аккуратно сложены вафельные трубочки. Мороженого хватило всем – и детям, и взрослым. Даже девяностолетний дед Иван решил полакомиться.

Прошло время, умерли родители, и опустевший дом начал разрушаться. Когда Виктор Антонович в очередной раз навестил близкие сердцу места, он увидел печальную картину: на месте дома остался лишь фундамент, поросший бурьяном.

В этот раз его встретил глава местной администрации.

– Здесь стоял дом, где я родился, – показывал Виктор Антонович. – А вот сюда, в угол, мы провели водопровод, – отведя в сторону заросли крапивы, хотел он показать место, где они с друзьями устанавливали кран.

Вдруг рука остановилась, и он застыл. На этом самом месте из земли торчала труба, на конце которой по-прежнему сверкал медный кран. Виктору Антоновичу вспомнилась рука матери, которой он помогал в первый раз повернуть этот кран. И как они вместе с ребятней открывали коробку с вафельными трубочками. Все это было давно и недавно. Кажется, что вчера…

Старик и лошадь

Лошадь звали Бизон, старика – Михась. Никто не помнил его настоящего имени. Михась, и все. Как с детства повелось, так на всю жизнь и привязалось. Он и сам, вероятно, забыл фамилию и имя по паспорту. Хотя, когда бригадир колхоза исправно вывешивал на доске в домике для разнорядок список трудодней за месяц, там черным по белому было написано: «Панкратов Михаил».

Лошадь тоже знала старика под именем Михась. И если кто-нибудь из деревенских чудаков спрашивал ее: «Где твой Михась сегодня?» – она безошибочно мотала головой в ту сторону, где находился старик.

Михась и Бизон понимали друг друга без слов. Никаких вожжей и тем более кнута. Для окружающих это было странно. Представьте себе картину: Михась сидит в телеге и управляет своим четвероногим другом.

– А давай-ка, мой дорогой Бизончик, чуть быстрее, – приговаривает он, и Бизон ускоряет шаг.

– Поверни налево.

Бизон тут же сворачивает в нужную сторону.

– Направо, милый.

Лошадь покорно идет, куда сказано.

Часто можно было видеть, как Михась беседует с Бизоном: рассказывает деревенские новости или просто жалуется на судьбу.

Жил он один: жена давно умерла, а дети разлетелись по миру и редко навещали старика. Кроме Бизона, у него никого не было. Старик взял его к себе еще жеребенком и сам придумал имя. Случайно вышло. Когда увидел малыша сразу после рождения, вырвалось: «Ох ты, мой маленький Бизончик! Что же ты так несмело на ногах стоишь? Но ничего, ты еще маленький, тебе же еще и дня нет. Но пройдет время, и я сделаю из тебя настоящую лошадь, всему научу. И станешь ты настоящим Бизоном!»

Так и получилось. И хотя Бизон был колхозной лошадью, и ему полагалось жить в общей конюшне, бригадир разрешил Михасю, в виде исключения, держать его в персональном сарайчике на приусадебном участке у своего дома. Так они и жили вдвоем – семидесятилетний Михась и четырнадцатилетний Бизон.



Возможно, для современных людей это прозвучит дико, но в те времена лошадей в колхозе держали только до десяти лет, а потом отвозили на местный мясокомбинат. Так постановило высокое районное начальство. Михась каждый год писал ходатайство этому самому начальству и визировал его у бригадира, чтобы Бизона оставили еще на год. Видя, с какой любовью старик относится к лошади, чиновники снисходительно продлевали ей жизнь… еще на год.

Так прошло четыре года. Михась хорошо кормил Бизона, и он выглядел всегда ухоженным и крепким.

Как-то в выходной день Михась ушел в лес за грибами. Поскольку день был не рабочий, Бизон мирно щипал травку на лугу в полутора километрах от леса. Дело шло к вечеру, корзина наполнилась, и Михась решил возвращаться. В сумерках, перешагивая через кочку, он неожиданно подвернул ногу. Адская боль пронзила все тело: ни вперед, ни назад. А помощи ждать неоткуда. Старик попытался ползти, но даже это получалось с огромным трудом, боль не давала двигаться. Присев на кочку и вытянув покалеченную ногу, Михась задумался: до деревни – два километра, уже ночь и надо как-то выбираться.

«Эх, если бы здесь был мой Бизон!» – подумал он и, не надеясь ни на что, позвал:

– Бизон, выручай, дорогой!

Прислушался. Да разве кто услышит на таком расстоянии? Позвал еще громче:

– Бизон! Ты мне нужен. Выручай!

Каково же было удивление старика, когда через какое-то время вдалеке послышался топот копыт, а через пять минут к нему подошел родной Бизон. Встав на колени, он нежно ткнулся теплыми губами в лицо хозяина. Едва превозмогая боль, Михась взгромоздился на лошадь, и та аккуратно поднялась с колен.

– Как ты меня услышал? Ведь до деревни почти два километра! – ласково спросил Михась.

– Да не слышал я, а почувствовал, что ты в беде, – фыркнул в ответ Бизон, покачивая головой…

Михась и Бизон старели, но не расставались. Когда четвероногому другу исполнился двадцать один год, а старику – семьдесят семь, он собрал все свои накопления за десять лет и написал бумагу с просьбой продать лошадь.

Но не тут-то было! В советское время частным лицам категорически запрещалось иметь орудия производства. А лошади числились на балансе колхоза именно в таком качестве. Получив отказ из района, Михась поехал к областному начальству. К сожалению, там ему тоже отказали. Тогда, по совету соседа, старик написал письмо Хрущеву и стал ждать ответа. Время шло, а ответа не было. Над другом нависла смертельная опасность: разозленное упорством Михася высокое начальство объявило строгий выговор бригадиру колхоза за «безобразие» – многолетнее уклонение от отправки лошади на мясокомбинат.

– Я тебя понимаю, Михась, – извинялся бригадир. – Но приказ есть приказ!

Надо было что-то делать, и Михась решил спрятать лошадь у дальних родственников. А это уже настоящее воровство, подсудное дело. И вот следствие, допросы и через месяц выездной показательный суд. Строгий судья и заседатели. Факт хищения государственной собственности, и прокурор требует дать гражданину Панкратову Михаилу два года тюрьмы. Однако, учитывая преклонный возраст старика и его заслуги перед государством, судья и заседатели, посовещавшись, выносят приговор: год условно и предписание «выплатить стоимость похищенного орудия производства по остаточной стоимости». А поскольку орудие производства – лошадь по кличке Бизон – эксплуатировалось более двадцати лет, остаточная стоимость была не очень велика (естественный износ, как-никак) и составила сто восемьдесят рублей. Почти все сбережения Михася за последние десять лет. Заплатив указанную сумму и выждав год условного срока за воровство, в течение которого приходилось разрываться между домом и родственниками, у которых жил Бизон, Михась, наконец, привел лошадь домой. К этому времени Бизона сняли с колхозного баланса.

Районное начальство было в замешательстве. Вроде, все ясно: человек наказан, стоимость похищенного выплачена, на балансе в колхозе лошади нет, но при этом у частного лица есть орудие производства в виде хоть и старой, но живой лошади. Что делать?



– А, бог с ними! Пусть живут! – в конце концов махнули рукой новые, более молодые чиновники.

И зажили Михась с Бизоном свободной жизнью. Правда, таскать телегу Бизон уже не мог, но Михась от него этого и не требовал. Старик и лошадь мирно прогуливались по деревне, без всяких уздечек и поводков. Два приятеля, не раз спасавшие друг другу жизнь. Два верных друга.

– Ты ведь у меня пенсионер, – шутил Михась, ласково теребя холку Бизона.

– Да, мы оба пенсионеры, – мотая головой и тыкаясь теплыми губами в руки Михася, соглашался Бизон.

Им было хорошо вместе!

Слепой старик

– Эх, скорее бы на пенсию, – вздыхал Андрей Алексеевич, обедая в городской столовой.

– Ну уж нет, Алексеич! – возразил мужчина средних лет, плотник. – Даже не думай об этом! Мы никуда тебя не отпустим. Кто вместо тебя бригадирить-то будет?

– А вот тебя и выберем: возраст самый что ни на есть подходящий, опыта достаточно. Ты и побригадиришь, – по-отечески ласково передразнил младшего товарища Алексеич.

Так балагурили строители из комплексной бригады в обеденный перерыв. Бригаду возглавлял опытный строитель с более чем тридцатилетним стажем Андрей Алексеевич Зорин. До пенсии оставалось чуть меньше года, и он мечтал о долгожданном и заслуженном отдыхе.

«Доработаю до шестидесяти – и все! Подустал я за тридцать лет на стройке, пора отдохнуть. Займусь хозяйством: дом приведу в порядок, огород – почти полгектара, скотина. Без дела сидеть не буду, и самое главное (тут Алексеич загадочно улыбнулся) – осуществлю свою заветную мечту: смастерю настоящую русскую карету с коваными накладками на колесах, резными перекладинами и узорчатой дугой с колокольчиком», – так рассуждал Андрей Алексеевич, возвращаясь домой на электричке.

Жил он в восемнадцати километрах от города и тратил на дорогу в один конец более часа. Летом – на велосипеде, зимой – на пригородном поезде и пять километров пешком. Дома его ждала жена, с которой прожили вместе почти сорок лет. Вырастили пятерых детей, пережили коллективизацию, войну, хрущевские времена и многое другое. Всякое бывало, но на жизнь не жаловались и считали, что живут в достатке, не хуже других. Одно печалило: взрослые дети разъехались по разным городам, некоторые уже имели собственные семьи и родителей навещали нечасто. Но когда приезжали, был настоящий праздник.

Год пролетел незаметно, и состоялись торжественные проводы на пенсию. Начальник стройуправления объявил Андрею Алексеевичу благодарность, вручил почетную грамоту, новенький телевизор «Неман» и двухнедельную путевку в санаторий «Лучезарный» недалеко от Таллина.

Через две недели приятного отдыха новоиспеченный пенсионер, уже соскучившийся по работе, вернулся домой. А там работы невпроворот.

– Крышу надо менять, забор покосился, дрова на зиму заготовить, – планировал Андрей Алексеевич.

Закрутилось-понеслось, с раннего утра и до позднего вечера. Не до кареты. Зимой, конечно, полегчало, но и день стал короче. Наступило новое лето. И хотя дел было много, Зорин начал скучать по настоящей стройке. Да и ребят из своей бригады давно не видел.

Вдруг, словно почувствовав настроение Алексеича, в гости заглянул начальник стройуправления.

– Не скучаешь?



– А ты, Борисыч, как в воду глядел. Я вас только что вспоминал, – накрывая на стол в саду под вишней, ответил гостеприимный хозяин. Тут же появилась бутылка первача, соленые огурчики, сало, лук и прочее.

– Сложновато без тебя, – закусывая хрустящим огурцом, издалека начал Борисыч. – Я ведь не просто так приехал, хочу попросить тебя поработать пару-тройку месяцев. Надо сдавать объект, а кровлю делать некому. Ты же такой мастер по этой части!

– Ну и хитрый ты, Борисыч! Я согласен, но только с моей бригадой.

– Конечно, по-другому никак, – заверил начальник стройуправления.

На следующий день Андрей Алексеевич прибыл на объект раньше всех, чтобы осмотреться, ребят встретить и переговорить. Погода в тот год стояла жаркая – выше тридцати градусов. А работали с горячим битумом: молодой рабочий его разливал, а Алексеич ловко укладывал рубероид. Разогретый битум слепил глаза – жар, как в печи.

«Нет! – думал про себя Андрей Алексеевич. – Не для меня это уже, годы не те…»

На пятые сутки к концу рабочего дня он почувствовал резь в глазах, а вечером, как обычно, решил почитать газету. Однако буквы сливались, и было трудно читать. Через неделю стало еще хуже: предметы на расстоянии трех метров стали расплывчатыми, а лица на экране телевизора смазанными.

– Все, больше на работу не выхожу! Отдохну немного и пройдет. Это от горячего битума, – решил Алексеич.

Но зрение ухудшалось с каждым днем, и через месяц он уже с трудом узнавал человека, стоявшего буквально в пяти метрах.

– У вас прогрессирующая катаракта, – сообщил доктор местной поликлиники. – Необходима операция, иначе вы ослепнете.

Андрей Алексеевич страшно боялся операций, потому что раньше никогда их не делал. А тут сразу на глазах. Вдруг не получится? Решил подождать. Но зрение продолжало ухудшаться, даже в очках уже не мог читать. Наконец решился.

– Сначала попробуем на одном глазу, – предложил врач.

Операция прошла успешно. Врачи предупредили, что в течение полугода запрещены любые нагрузки, включая работу по дому. Алексеич выдержал неделю, потом взял инструменты в руки и давай пилить, строгать. Через день швы разошлись, и он полностью ослеп на один глаз. Переживал страшно. Но на операцию на втором глазу все же решился.

«Теперь буду умнее. Никаких нагрузок!» – утешал он себя.

Однако вторая операция оказалась неудачной, и Андрей Алексеевич ослеп на оба глаза.

– Что я теперь буду делать? – в отчаянии спрашивал он себя.

Правда, врачи обнадежили. Сказали, что через пару-тройку месяцев, когда все заживет, можно сделать повторную операцию. Через три месяца, не доверяя местным врачам, Андрей Алексеевич решил сделать операцию в Ленинграде, где жил со своей семьей его младший сын Виктор. Договорились с известной больницей.

Слава богу, операция прошла успешно. Алексеич снова увидел своих сыновей, невестку и внуков. Радости не было предела. И вот наступил день выписки. С раннего утра все было готово, но перед выпиской молодая врач-хирург, которая готовилась к защите кандидатской, решила проверить состояние швов и описать их в своей диссертации. В итоге Андрей Алексеевич просидел полтора часа на ярком свету. После этой экзекуции, пройдя десяток шагов, он почувствовал что-то неладное: в глазах – пелена, резь, ничего не видно.

«Наверное, после яркого света. Пройдет», – с надеждой подумал Алексеич, опираясь на стену длинного коридора. Но пелена не проходила.

Подошла сестра и проводила его в палату, уложила на кровать. Через час приехал сын Виктор:

– Ну что, собрался? Чего лежишь? Давай вещи, домой едем! – начал радостно Виктор, но, увидев состояние отца, осекся.

Алексеич даже говорить не мог, слова застряли в горле. Сестра пыталась что-то объяснить, но Виктор ничего не понял. Затем пришел врач, долго осматривал пациента и вынес вердикт:

– Отслоение сетчатки. Сейчас мы бессильны. Вероятно, что-то можно будет сделать через полгода.

Еще полгода ожидания, отчаяния с надеждой пополам и – новая попытка. Результат нулевой. Светила в области офтальмологии сказали, что ничем не могут помочь.

Наступило полное отчаяние.

«Как жить слепым? Ведь обуза для жены, близких, – мучился Алексеич, возвращаясь в деревню. – Я не смогу так жить!»

И тут же, стиснув кулаки, сказал сам себе, что жить надо, и добавил:

– Не позволю, чтобы кто-то меня кормил, поил и одевал. Буду привыкать, докажу себе и всем, что и слепой человек может быть нужным и счастливым!

Начал тренироваться. Прежде всего «осмотрел», точнее, изучил близлежащую территорию. Научился ее чувствовать и постепенно расширял границы. Вспомнил, где что лежит, нашел инструмент, определил для каждого свое место и запомнил.

Главными для Алексеича теперь стали память, слух и обоняние. Их он совершенствовал каждый день, а еще нашел себе «поводыря». Прочную и легкую палочку собственными руками изготовил старший сын. Средний сын приобрел новые инструменты, а младший, Виктор, купил радиоприемник и говорящие часы.

Жизнь стала обретать смысл. Жена, будто не замечая слепоту мужа, подбрасывала ему работу: наточить ножи, насадить вилы или лопату, сделать грабли. И Алексеич все делал. Сначала медленно и неуклюже, потом все увереннее. Вскоре и соседи пожаловали – сделай то, сделай это. И он с удовольствием делал все, о чем попросят.

Через год Андрей Алексеевич полностью освоился и мог делать то же, что и зрячие. Кроме того, благодаря радио, он знал, что происходит в мире, и был интересным собеседником, душой компании.

Несмотря на занятость и суматошную жизнь в Ленинграде за восемьсот километров от родительского дома, Виктор два-три раза в год навещал отца с матерью. Он был поражен и безумно рад, когда во время очередного визита увидел во дворе настоящую русскую карету с коваными накладками на колесах, резными перекладинами и дугой с колокольчиком.

– Все, все без исключения вот этими руками, дорогой сынок! – гордо заявил Алексеич. – Видишь, и слепой может быть полезным и осуществить свою мечту!

Жизнь шла своим чередом, и прошло почти двадцать лет с того дня, как Андрей Алексеевич полностью ослеп. Все это время он жил полноценной жизнью. И вдруг новый удар судьбы – умерла жена. Восьмидесятидвухлетний, абсолютно слепой Алексеич остался в доме один.

– Кому я нужен, слепой старик? – грустно вздыхал он на похоронах жены.

– Ты нам нужен, отец! – сказали сыновья и, посовещавшись, решили, что у Виктора ему будет комфортнее: есть дом за городом, отдельная комната, а какое-нибудь занятие можно придумать.

В общем, уехал Андрей Алексеевич с Виктором и его женой в Санкт-Петербург (к тому времени городу уже вернули его историческое название). Снова привыкал к территории, соседям и



жизни в новых условиях. Но сила духа взяла свое: грядки вскопать, ягоды собрать, баньку истопить, веники связать. И самое главное – беседы с сыном, невесткой, внуками, соседями. Постепенно жизнь вернулась в нормальное русло. Он был счастлив.

Когда оставался один, выходил в сад, садился на скамеечку и радовался. Птички совсем его не боялись и садились на плечи, на ладонь. Алексеич рассказывал им, как он счастлив и какая у него замечательная семья.

Был счастлив и Виктор. Прожив с родителями до семнадцати лет, он не имел возможности по-взрослому общаться с отцом, обсуждать жизненные ситуации. А теперь судьба подарила восемь лет общения. Виктор всегда мог посоветоваться и получить ответы на самые сложные вопросы. Врожденная мудрость и жизненный опыт позволяли Андрею Алексеевичу давать сыну и его жене полезные советы.

Умер Андрей Алексеевич Зорин, когда ему шел девяносто второй год, окруженный заботой и вниманием, в здравом уме и сознании. Похоронен в родной деревне, рядом со своей супругой. Не забыт детьми и внуками…

Подвиг

Однажды перед Новым годом я был в гостях у племянника Артема. Их семья – Артем с прекрасной женой Настей, сыном Никитой и двухлетней дочкой Леной – жила в Санкт-Петербурге в обычной трехкомнатной квартире на пятом этаже типового панельного дома. Жизнь в большом городе складывается так, что даже соседи на одной площадке иногда не знают друг друга.

Играя с четырехлетним Никитой, я спросил его:

– Никита, что бы ты хотел, чтобы Дед Мороз подарил тебе в новогодний вечер?

– Я хочу, чтобы Дед Мороз подарил мне во-о-о-от такую большую ракету, – развел вширь ручонки Никита. – И тогда я полечу в космос, соберу там много звезд и подарю их папе, маме и моей сестренке Лене, и они будут светить им всю жизнь и радовать их…

– Ты, наверное, будешь космонавтом, когда вырастешь? – спросил я, ожидая утвердительный ответ.

– Нет, дедушка, – серьезно произнес Никита, – когда я вырасту, я стану врачом и буду лечить тебя с бабушкой, чтобы вы долго жили, и маму с папой, и всех-всех людей.

– Это замечательно! – похвалил я его выбор.

– А еще я хочу, чтобы Дед Мороз принес моей сестренке пушистого мишку, – попросил Никита, переводя разговор на праздничную тему.

После обеда я купил в местном магазине самую большую ракету и уговорил друга переодеться Дедом Морозом и вечером вручить ее Никите. И вот вечером, когда все уже расселись за праздничным столом, раздался звонок в дверь. Настя – мама Никиты – не спеша открыла дверь. Глаза Никиты при виде Деда Мороза засияли от удивления и радости.

– Кто у вас здесь Никита? – громким голосом произнес Дед Мороз. – Я принес ему подарок…

– Я, я Никита! – закричал малыш.

– И что бы ты хотел получить в подарок, Никита?

– Большую-большую ракету, я полечу на ней в космос… – начал объяснять Никита.

– Ну, давай вместе посмотрим, что там у нас… – запуская руку в мешок, произнес Дед Мороз.

– Вот она – твоя красавица ракета! – вытащил Дед Мороз подарок.

– Ой, какая большая, какая красивая! – закричал, запрыгал от радости Никита.

– Дедушка, а как я полечу на ней? – спросил он меня.

– А ты ложись в кровать, обними ракету и засыпай, и во сне ты обязательно полетишь к звездам…

Я был уверен, что ему приснится полет в космос, что он соберет там звездочки, и посадка будет успешной.

– А что вы Лене подарите? Она у нас еще совсем маленькая, ей всего два годика, – заботливо поинтересовался Никита.

– А Лене, так как она маленькая, мы подарим вот этого беленького пушистого медвежонка, – вытаскивая из мешка игрушку, произнес Дед Мороз. Лена, схватив медвежонка, прижала его к груди и важно заявила, картавя:

– Он холоший, я буду его любить и защищать…

Уложив детей спать, все сели за стол, началась неторопливая беседа.


Утром, открыв глаза, Никита увидел рядом с собой в кроватке ракету, а около ее – корзину с сияющими звездочками. Схватив ее, радостный, со всех ног помчался к родителям:

– Мама, папа, Лена, я вам звездочек в космосе на ракете насобирал, вот, забирайте… Они вам всю жизнь светить будут!

Я был рад, глядя на эту замечательную, дружную и по-настоящему счастливую семью. Здесь царили любовь и взаимопомощь. И был уверен, что когда Никита вырастет, он станет настоящим человеком.


Прошло два года. Был обычный осенний вечер. Двадцатилетний, нигде не работающий Иван Зверев, сидя в пустой однокомнатной квартире, страдал от безденежья. Хотелось выпить, играли гормоны – хотелось женщину – не имеет значения, какую, в данный момент сойдет любая… Расхаживая по пустой комнате, решил позвонить знакомой собутыльнице:

– Але, слышь, Марфуша, это я – Иван. Приходи, я тут один, поразвлекаемся…

– Да без проблем! А бухалово есть? И как насчет бабок?

– Да нет, конечно, откуда… Перехвати где-нибудь штуку…

– Ну уж хрен тебе! Гуляй, Ваня, без меня… Без бабок мне у тебя делать нечего, развлекайся один…

– Ну ладно, не трепись, найду я бабок, приходи.

– Вот когда найдешь, тогда и звони, – произнесла Марфуша и отключила телефон.

– Вот стерва! – заорал в ярости Иван. – Бабки ей подавай! Где же я найду эти бабки?

Злой прошел на кухню, выцедил из горла пустых бутылок капли пива. Увидел на столе кухонный нож, задумался и спустя некоторое время зло произнес:

– Если бабок нет, надо их отнять у тех, у кого они есть.

Схватив нож, выскочил из комнаты. Не закрывая дверь, позвонил соседу…


Настя, проводив мужа с Никитой в магазин за продуктами, успокаивала не ко времени раскапризничавшуюся Лену.

«Артем, наверное, что-то забыл…» – подумала Настя, услышав звонок, и открыла дверь. Тут же получила удар в лицо.

– Деньги, драгоценности! – орал обезумевший незнакомый человек, размахивая ножом.

– Помогите! – закричала Настя, схватив и прижав к груди плачущую девочку.

– Заткнись! – орал, нанося, не разбирая куда, удары ножом, грабитель. Брызги крови заливали пол. Превозмогая боль, Настя быстро уложила девочку в кровать:

– Забирай деньги и оставь нас… – простонала Настя, показывая на комод.

Напуганная девочка захлебывалась в слезах и крике.

– Заткнись, недоносок! – пробегая мимо кроватки, преступник ткнул ножом в девочку.

– Не трогай ребенка! – бросилась на грабителя раненая Настя.

Последовали новые удары. Грабитель рванул к комоду, схватил шкатулку с деньгами и драгоценностями и бросился за дверь. Истекающая кровью Настя, с трудом закрыв пеленкой рану девочки, набрала номер скорой помощи.

Скорая и Артем с Никитой прибыли почти одновременно. Быстро перевязав, теряющих сознание Настю и Лену увезли в больницу. Артем с Никитой, сообщив мне по телефону о случившемся, уехали с ними. Через некоторое время мы собрались в приемном покое в ожидании результатов.

Все были взволнованы и молчаливы.


В это же время Зверев, пересчитав деньги, звонил подруге:

– Слышь, Марфуша, я бабки достал, аж шесть штук, приезжай, щас куплю бухалово, и мы с тобой оторвемся по полной.

– Вот это разговор… За такси заплатишь? – спросила Марфа.

– Какой базар? Я же при деньгах! Лети скорее, поразвлекаемся, – повесил трубку Иван и выскочил на лестницу.

Магазин шаговой доступности был в этом же доме. В магазине купил три бутылки дешевой водки, коробку пива, хлеб, колбасу, банку соленых огурцов. Выходя, увидел подъехавшее такси:

– О, Марфуша, быстро же ты… У нас сегодня будет праздник, – показывая пакет, заржал Иван. – Поразвлекаемся!

Сунув таксисту тысячерублевую купюру, важно произнес:

– Сдачи не надо…

Зайдя в комнату, тут же грубо завалил Марфу на кровать и, сорвав с нее трусы и расстегнув ширинку своих джинсов, начал заниматься с ней сексом.

Процесс длился недолго, неудовлетворенная женщина зло упрекнула:

– Денег-то достал, а вот трахаться не научился. Неинтересно с тобой, наливай давай. Может, водка тебе поможет.

– Все будет окей, не волнуйся! – огрызнулся Иван.

Налили почти по полному стакану, чокнулись, залпом выпили. Закусили хлебом с колбасой, немного поговорили, снова выпили. Через какое-то время залезли в кровать…


Вышел врач, все бросились к нему:

– Как они?

– С женщиной все в порядке, ран много, но жизненно важные органы не задеты. А вот девочка потеряла много крови, требуется срочное переливание. Но вся проблема в том, что у нее редкая группа крови и нужен донор с такой же группой. Из всех присутствующих здесь такая группа только у Никиты. Если он согласится, мы можем приступить немедленно.

Врач подошел к Никите:

– Никита, чтобы спасти твою сестренку, мы должны взять у тебя кровь. Ты согласен?

Никита задумался, побледнел, через минуту подошел к отцу, обнял:

– Папа, я тебя люблю…

– Я тебя тоже, сынок. И ты поможешь спасти сестренку?

– Да, папа, – задумчиво произнес Никита и подошел ко мне.

– Я люблю тебя, дедушка.

– Я тоже тебя люблю, малыш. Ты у нас настоящий герой! – подбодрил я Никиту.

– Я хочу увидеть маму, – попросил вдруг Никита.

Врач взял Никиту за руку и повел в палату. Настя, бледная, лежала на кровати с закрытыми глазами. Услышав шум входивших, открыла глаза, произнесла радостно:

– Заходи, Никитка.

– Я люблю тебя, мама! – произнес Никита и добавил: – И я согласен спасти Лену.

– Ты у меня молодец! – произнесла Настя и погладила малыша по голове. – И я люблю тебя.

Подошла медсестра:

– Не бойся, Никита, это не больно, это как комариный укус. Ты ведь смелый парень.

– Идемте скорей, я согласен! – четко произнес малыш, подавая медсестре руку.

И они ушли в кабинет. Мы с нетерпением ждали. Кажется, прошла вечность.


А в это время в квартире были пьяные оргии. Крики, ругань, стоны, песни, топот. Соседи снизу, не выдержав грохота, вызвали полицию. Увидев вошедших, пьяный Иван схватил окровавленный нож и с криком: «Убью, сволочи, не возьмешь меня…», – бросился на полицейских, но пара дюжих ребят тут же перехватили руку с ножом и, скрутив руки за спину, надели наручники.

– Не трогал я их, – начал скулить Зверев, – я просто в долг хотел занять, а она сама на меня набросилась…

И тут недоумевающие полицейские поняли, что перед ними грабитель соседней квартиры. Марфуша, забившись в угол комнаты, всхлипывала. На нее вдруг напала икота, и она на все вопросы сквозь икоту повторяла:

– Я не грабила, я не грабила, он сам меня позвал.

– Разберемся! – строго произнес старший лейтенант.


И вот вышел врач:

– Ну вот, слава богу, все хорошо! Будет жить ваша дочка-внучка, – пошутил врач. – А Никитка молодцом держался, он в соседней палате отдыхает. Через часик можете его забрать.

И пока врач рассказывал Артему о состоянии Лены и Насти, я решил навестить Никиту. Он лежал на кровати, натянув одеяло до самого подбородка.

– Ну как дела, герой? – спросил я, улыбаясь.

Никита открыл глаза и вдруг грустно спросил:

– Дедушка, а когда я умру? Ведь у меня уже забрали кровь…

И тут до меня дошло, что слова «мы должны взять у тебя кровь» были восприняты им дословно – он решил отдать свою кровь, свою ЖИЗНЬ для спасения другого, родного ему человека, сестренки Лены. И когда он подходил к отцу, к матери, ко мне и говорил, что любит нас, – это было прощание с нами. И он пошел на это осмысленно, без колебаний. А мы, взрослые, не поняли этого. У нас на глазах мужественным мальчишкой был совершен подвиг во имя спасения другого человека.

Слезы навернулись у меня на глаза, но я произнес сдержанно и серьезно:

– Ты умрешь, мой малыш, когда проживешь хорошую, длинную и достойную жизнь, а то, что ты поделился своей кровью с сестренкой – это замечательно, и скоро все у тебя восстановится. Через час мы пойдем домой. А завтра навестим маму и сестренку.


Через три месяца был суд. Нелюдь Зверев получил шесть лет, Марфуша отделалась испугом. Происшествие произвело общественный резонанс. Преступника обзывали разными словами. Даже известный петербургский репортер посвятил этому событию телепередачу. А о подвиге Никиты знали только мы, его родные.

Маруся

Для всего мира то, что кто-то спас одну собаку, не так важно, а вот для собаки открылся мир.

Wels Vokner
В один из летних дней ко мне на загородную виллу приехала внучка Настя. Был прекрасный теплый вечер. Мы сидели на качелях под яблоней и мирно беседовали. Рядом у наших ног лежала красивая белая с черными крапинками собака по кличке Маруся. Правой ногой я непринужденно чесал ей животик, и она радостно виляла хвостом…

– Дедушка, в прошлый раз, когда мы были у вас, Маруся была вся перевязана бинтами, у нее был закрыт один глаз и она еле ходила, опустив голову до земли. А сейчас вон какая она красивая, сильная и благородная. Что случилось с Марусей?

Я улыбнулся и ответил:

– Настя, ты посмотри на Марусю – она же умнейшая собака, и, мне кажется, она сама сможет тебе рассказать свою историю. Ты все это запиши на компьютере и мне перешли. Хорошо?

Настя загадочно улыбнулась и сказала:

– Хорошо, дедушка.

Я ушел в дом, Настя осталась с Марусей. И вот я получил от Насти рассказ Маруси о своей жизни.

Рассказ Маруси
– Да, меня так зовут сегодня – Маруся. И это имя мне очень и очень нравится. Давайте знакомиться, я – собака, и не простая собака, а породистая. Родилась я два года назад в одной известной семье. Мой первый хозяин – киприот Костос. Разводить собак – это его бизнес. Но когда я родилась, я не знала об этом.

Папу своего я не знаю, но хозяин говорил своим знакомым, что мой папа очень породистый пойнтер. С мамой мы прожили два месяца. Это было замечательное время! Я, мои братики и сестрички мирно сосали мамкины сиськи, резвились на природе, играли в саду и не думали о своем будущем. Хозяин был добр с нами, хорошо кормил, играл с нами и разрешал делать все, что мы хотели. Он часто брал нас на руки, и мы старались лизнуть его доброе лицо. Мы любили нашего доброго Костоса.

Когда нам было две недели, хозяин дал нам всем имена. Меня назвали Тики. Я не знаю, что это значит, но хозяин объяснял своим знакомым, что я самая озорная, поэтому так и назвали.

Мы быстро росли, познавая мир. Когда нам исполнилось три месяца, к хозяину начали приходить какие-то люди с большими палками, которые они называли ружьями, и о чем-то долго разговаривали.

Наш добрый Костос угощал гостей едой и какой-то прозрачной противно пахнущей жидкостью. Гости подолгу беседовали, хозяин хвалил нас, говорил, что мы самые лучшие в округе, самые породистые. Гости соглашались, брали нас на руки, нежно гладили, и мы были радостны и довольны. Нам казалось, что мы самые счастливые собачки в мире.

Но вот однажды к хозяину пришел незнакомец с ружьем. Был он хмурый, небритый, в какой-то неприятной камуфляжной одежде. От него плохо пахло. Мне он сразу не понравился. От угощения он отказался и грубым голосом произнес:

– Давайте сразу перейдем к делу: мне нужна хорошая породистая охотничья собака. Покажите мне всех, кто у вас есть.

Наш добрый Костос начал расхваливать наши достоинства, рассказывал про наших прадедов, дедушек, маму, папу. Незнакомец слушал и внимательно каждого рассматривал. Иногда он хватал одного из нас за холку, поднимал, рассматривал уши, нос, заглядывал в рот, проверял зубы. Мне это совсем не понравилось, и когда он, разжав мне рот,рассматривал зубы, я цапнула его за палец.

Зло выругавшись, незнакомец отшвырнул меня в сторону и сказал хозяину:

– Вот эту злую собачонку я и беру. Я научу Ее охотиться! Она будет слушать каждую мою команду. Как ее зовут?

– Тики, – ответил мой хозяин.

– Что это за имя такое – Тики? – ехидно произнес незнакомец и, обращаясь ко мне, сказал: – Отныне ты будешь Арчи, что означает «стрела». И ты у меня будешь летать за дичью, как стрела. Поняла? – топнул ногой незнакомец в мою сторону.

Обида и злость заполнили мое тельце: «Какое право он имеет кричать на меня, да еще и ногами топать? У меня есть хозяин – мой добрый Костос – и только его я буду слушать, только ему подчиняться», – и я, что есть сил, уцепилась за ногу незнакомца.

Незнакомец вскрикнул и, отшвырнув меня в сторону, неожиданно произнес:

– Вот молодец, Арчи, всегда кусай незнакомцев.

Я снова бросилась к его ноге, но он вдруг резко и больно ударил меня каким-то жгутом по морде и произнес:

– Все, хватит, теперь я – твой хозяин. И ты должна меня слушаться.

Я заскулила от боли и еще больше от обиды: «Ну почему же мой хозяин не заступается за меня? И почему незнакомец говорит, что теперь он – мой хозяин?» Я прижалась к ногам Костоса, заглянула ему в глаза и не узнала их. Глаза хозяина не излучали той доброты, что была в них до этого. Они были пусты, безразличны и алчны.

«Что случилось с хозяином? – подумала я. – Почему он стал такой?» И, словно услышав меня, желая закончить разговор, Костос произнес, обращаясь к незнакомцу:

– Может, не будем больше торговаться? Полторы тысячи евро и забирай собачку.

– Хорошо, – произнес незнакомец, залез в карман, вытащил бумажник, отсчитал какие-то шуршащие бумажки и протянул Костосу. Тот забрал их. Незнакомец сухо поблагодарил Костоса и, взяв меня за холку, сунул в заранее подготовленный мешок.

Сидя в темном мешке, я дрожала от страха и негодования, обида переполняла меня: «Ну почему, почему он так поступил со мной? Почему он отказался от меня, ведь я любила его, слушалась, лизала его руки, лицо? Я бы выросла и защищала его. Неужели все это случилось из-за тех паршивых шуршащих бумажек? И что ждет моих сестричек, моих братьев и куда исчезла моя мама? Почему она не спасает меня? И почему этот злой незнакомец назвал себя моим хозяином, а меня – другим именем. Он что, все может, потому что у него есть эти противно пахнущие бумажки?»

И еще много вопросов кружилось у меня в голове, пока я ехала по тряской дороге, находясь в мешке. Наконец машина остановилась, незнакомец, взяв мешок, бросил его на землю, и я услышала:

– Значит, так! Я думаю, ты поумнела, сидя в мешке. И больше не будешь кусать своего нового хозяина. Я тебя сейчас выпущу, и ты пару дней побудешь у меня голодной. А после этого будешь есть только то, что я даю. Один раз в день. От других пищу не принимать. Иначе будешь наказана. Поживешь три-четыре месяца, а потом мы с тобой начнем учиться охотиться. А до этого выучим основные команды. Поняла?

Развязав мешок, мой новый хозяин вытряхнул меня наружу, затем, взяв за холку, нацепил на шею какой-то ремень и привязал к цепи.

– Ну вот, так тебе хорошо будет, – произнес Тэд, так звали моего нового хозяина.

Я пыталась всеми силами скинуть ошейник, но у меня ничего не получалось. Тэд только посмеивался надо мной. Устав бороться с ошейником, я свернулась калачиком и уснула. Во сне мне снились мои сестрички, братики, добрый Костос. Мы весело играли, резвились, догоняли друг друга, устраивали кучу-малу. Прыгали к Костосу на колени и лизали ему руки, а иногда и нос. Костос шутливо отмахивался от нас, а иногда чесал мне между ушей и животик. Я от радости визжала и крутила хвостиком. Хотелось, чтобы это продолжалось всегда, но, к сожалению, этого не случилось, и я проснулась от резкого толчка в бок. Тэд больно толкнул меня ногой:

– Вставай, всю жизнь проспишь! Поешь, и начнем учить команды, – произнес Тэд. В руках у него была короткая резиновая палка.

– Начнем с простых: «сидеть», «лежать»… Неисполнение – получаешь удар палкой.

Вот так началась моя жизнь у нового хозяина.


Четыре месяца прошли в ежедневной дрессировке – так Тэд называл наши занятия. Несмотря на частые побои, я быстро росла, взрослела. Старалась быть послушной. Потихоньку забывалась жизнь у Костоса, и я начала преданно служить новому хозяину. Выполняла все его команды, была послушной. Иногда даже преданно лизала ему руки. Он не любил этого, и я получала за свою ласку удар палкой.

– Мне твои нежности не нужны, ты просто должна преданно служить мне. И защищать меня, – говорил мне Тэд.

Я покорно слушалась.

В один из дней Тэд взял ружье и крикнул мне:

– Арчи, ко мне!

Я тут же помчалась на зов хозяина. Тэд погладил меня по холке, что было необычно с его стороны, и произнес:

– Наступила пора изучать охотничье мастерство. Идем со мной!

Я, завиляв хвостом, подпрыгнула от радости и побежала за хозяином. Долго шли незнакомыми мне тропами. Я запоминала каждый кустик, каждый запах. Наконец хозяин остановился на небольшой полянке, приказал мне сидеть и, вскинув ружье, нажал на курок. Раздался невероятный грохот, я в испуге бросилась в ближайшие кусты.

– Ко мне! – громко крикнул хозяин. Пересилив страх, я послушно вернулась к ногам хозяина. Раздался второй выстрел, третий, четвертый… Поборов страх, я смирно сидела у ног хозяина.

– Молодец! – похвалил меня Тэд.

Затем, раскрыв сумку, вытащил какую-то мертвую птицу и дал мне понюхать:

– Запомни этот запах и по моей команде ищи такой же.

Спрятав птицу в сумку, он посмотрел по сторонам и произнес:

– Ищи, Арчи!

Я тут же принялась исполнять его приказ. Побежала влево – ничего, вправо – нет запаха, начала углубляться в лес. Хозяин на небольшом расстоянии следовал за мной. И вдруг за пригорком я учуяла слабый знакомый запах птиц. Я помчалась в ту сторону, и вдруг неожиданно передо мной в небо взметнулись две большие птицы. Так же неожиданно раздался взрыв, потом другой. Птицы одна за другой упали недалеко от меня.

В азарте я бросилась на одну из них и начала рвать и тут же услышала крик хозяина:

– Арчи, ко мне!

Схватив птиц, я помчалась к хозяину.

– Молодец, Арчи! – забрав птиц, хозяин потрепал меня по холке и похвалил. – А у тебя неплохо получается, молодец! Вот, держи, – он вытащил из кармана кусочек вяленого мяса и бросил мне.

Я на лету поймала лакомство и тут же его проглотила.

В этот день мы охотились до сумерек. Набили много птицы, и я, несмотря на усталость, была довольна и счастлива. Наконец-то я стала настоящей охотничьей собакой и у меня есть настоящий хозяин Тэд. Хоть и строгий, но хозяин. И я преданно буду служить ему и защищать его. Ушло в прошлое детство, Костос, который предал меня за шуршащие бумажки.

Я нашла свое призвание и буду сама добросовестно зарабатывать себе на пропитание. Так началась моя взрослая жизнь.

Проходили дни, кончилась осень, наступила зима. Зимой мы часто охотились за зайцами. Это было еще более азартно. Весной снова за птицами. Однажды после полудня мой хозяин решил передохнуть на полянке. Поев и покормив меня, он прилег под деревом. Чтобы не мешать хозяину, я отошла и легла неподалеку под кустиком. Тэд мирно дремал, я лежала, прикрыв глаза и охраняя его, чутко прислушивалась к происходящему вокруг.

Через какое-то время я услышала незнакомый шорох. Открыв глаза, увидела ползущую в сторону Тэда крупную змею. До хозяина оставалось два-три метра. Резко вскочив, я бросилась в ее сторону и крепко вцепилась зубами в шею. Длинное тело змеи начало извиваться, обхватывая мое туловище и ноги. Сжимая змею все крепче и крепче, я мотала ее из стороны в сторону и продолжала сжимать, даже когда все ее длинное тело безжизненно обмякло.

От шума проснулся хозяин и, увидев меня со змеей в зубах, восторженно произнес:

– Ну ты, Арчи, молодец, ты ведь спасла мне жизнь! Это же самая ядовитая змея в этих местах. И я впервые вижу собаку, которая, рискуя своей жизнью, так мужественно бросилась спасать своего хозяина. Молодчина! Вот тебе мясо, ешь и отдыхай, – и он нежно потрепал мне холку.

Я была горда и счастлива.

– Я всегда буду тебя охранять и спасать, – подумала я и преданно прижалась к его ногам.


В этот раз на охоту решили идти большой группой. С Тэдом были его знакомые охотники, приехавшие с Кавказа. Мне почему-то они сразу не понравились, но это были гости хозяина и я должна была быть с ними послушна.

Среди них выделялся огромный плохо пахнущий рыжий мужчина с небритым лицом и большим красным горбатым носом. Перед походом в лес Тэд пригласил гостей позавтракать. Демонстрируя свое гостеприимство, он накрыл богатый стол: свежие салаты, отварное мясо, жареный сыр халуми, яичница, свежие фрукты, парное молоко и многое другое.

– И что это за завтрак без выпивки, – вдруг заржал Рыжий, садясь за стол и, помахивая указательным пальцем в сторону Тэда, продолжил с акцентом, – нэ хорошо, хазяин…

– Так перед охотой у нас выпивать не принято, – пытался возразить Тэд.

– Да мы немного, для поднятия, так сказать, тонуса, – поддержали Рыжего его друзья.

Налили по одной, по другой, третьей… Захмелели. Начался галдеж. Каждый хвастался своими удачами на охоте. Рыжий ехидно подшучивал над Тэдом:

– А у вас тут вообще есть по кому стрелять? Дичь хоть какая-нибудь есть?

– У нас в это время лучшая охота на куропаток, – оправдывался Тэд.

– Ну, смотри, дорогой, не будет дичи, убьем и съедим твою собаку, – зло пошутил Рыжий и громко заржал.

Приятели громким смехом поддержали Рыжего.

Толпа, шумно разговаривая, двинулась в сторону леса. Я, немного напуганная таким обществом, бежала сбоку.

Еще не дойдя до леса, Рыжий снял с плеча ружье и дважды выстрелил в воздух.

– Ружье проверяю, давно с него не стрелял, – пояснил он Тэду.

Друзья, словно сговорившись, начали палить в воздух.

– Так вы всех птиц распугаете, – пытался урезонить охотников Тэд.

– А куда им деваться? Ваш остров можно пешком за день обойти, – опять ехидно заржал Рыжий.

И, как всегда, приятели шумно поддержали его.

Подошли к лесу.

– Арчи, ищи! – приказал хозяин.

Я привычно начала выискивать знакомые запахи. Но птиц не было. Я понимала по запаху, что они только что были здесь, но выстрелы и шум спугнули их. После двух часов бессмысленных поисков Рыжий ехидно упрекнул Тэда:

– Ну что, дорогой, где твоя обещанная дичь? Придется тебе с собакой расстаться… Да и зачем тебе такая собака, которая не может птицу поднять, – и все снова заржали.

Сели на полянке, как раз у того дерева, где я хозяина от змеи защитила. Разложили закуски, выпивку. Я внимательно осматривала территорию – а вдруг опять змея. Хотя при таком шуме вся живность на несколько сот метров разбежалась. Пили за хозяина, за гостей, за Кипр, за друзей, за неудачную охоту. После двух-трех часов усталый и захмелевший Тэд задремал у дерева. Пьяные приятели решили пострелять.

– Ну что, Вано, слабо с 50 метров вон в то дерево попасть? – обратился к Рыжему один из охотников.

– Почему в дерево? Я обещал Тэду застрелить его собаку в случае неудачной охоты, вот и застрелю, – Рыжий, шатаясь, поднялся, взял ружье и прицелился в меня. Грохнул выстрел. Резкая боль пронзила мое тело. Я упала, истекая кровью. Приятели громко заржали.

– Смотри-ка, попал! Добивай уж вторым.

Рыжий снова поднял ружье. Превозмогая боль, я быстро отползла за ближайший куст, раздался выстрел.

– Перезаряжай, она еще жива, – загалдели приятели.

Чувствуя опасность, я на трех лапах – четвертая была перебита – двинулась в заросли и затаилась в густом кустарнике. Охотники разбрелись по лесу, началась беспорядочная стрельба. Я дрожала, тяжело дыша. Когда стрельба прекратилась, поползла в сторону ближайшего жилища, которое определила по еле слышному запаху дыма. Боль, обида на людей, тревога за хозяина – все перемешалось у меня в голове. И тем не менее я понимала, что только люди могут меня спасти.


Путь мой был долог и труден, я часто останавливалась, зализывала раны и снова ползла. Наконец на третьи сутки увидела жилище и потеряла сознание. Очнулась от прикосновения теплых, ласковых рук. Открыв один глаз – другой был ранен, – я увидела пожилую женщину. Рядом с ней стоял мужчина.

– Ну что, бедняжка, очнулась? Кто же тебя так отделал? Ну, ничего, сейчас мы отвезем тебя к доктору, он тебя подлечит, обработает твои ранки, потом мы тебя покормим, и ты пойдешь на поправку. А сейчас попей вот молочка. Теперь ты ничего не должна бояться, мы тебя в обиду не дадим.

У меня не было сил даже молока попить. Женщина влила мне в рот несколько ложечек молока, затем они аккуратно уложили меня на сиденье машины, и мы поехали. Ветеринарная служба была в соседнем поселке, и скоро я уже лежала на операционном столе. Добрый доктор осмотрел мои раны, поцокал языком, заботливо погладил меня по холке и произнес:

– Ну и угораздило тебя, малышка… Но не волнуйся, мы тебя вылечим. Ты только держись!

Медсестра сделала укол, и я уснула. Доктор умело вытащил все дробинки – а их было восемь – тщательно обработал и перевязал все раны.

Очнулась я только утром. Страшно хотела есть, и мои спасители, словно почуяв это, бережно накормили меня вкусно сваренным и протертым мясом. Поев и попив молока, я снова уснула. Мне снилась добрая женщина Дэнка – так звали незнакомку, ее муж Крис. Снились луга, по которым я бегаю, гоняя птичек, леса с их неповторимыми запахами сосны, кедра и барбариса. И вдруг появились Тэд и его друзья. Я вздрогнула и проснулась. Дэнка нежно гладила мою лапу, и я благодарно лизнула ее руку, а одним глазом – другой был перевязан – преданно заглянула ей в глаза. И увидела нежность и заботу:

– Ну что ты так дрожишь? – произнесла Дэнка. – Все хорошо, ты в безопасности, успокойся и спи, тебе надо отдыхать после операции.

Хотелось вскочить, бегать вокруг спасительницы, подпрыгнуть до ее лица и лизнуть ее славную щеку. Но слабость в теле мешала даже пошевелиться, и я снова уснула.

Лечение длилось более трех недель: мы много раз навещали нашего доброго доктора и славную медсестру. В третье посещение доктор сказал Дэнке:

– У вашей собачки в ухе зашит чип с информацией о ней и ее хозяине. Мы должны считать информацию и в соответствии с законодательством нашей страны проинформировать хозяина о ситуации.

Я видела, как заволновалась Дэнка, как побледнел Крис, а мне, несмотря на доброту моих новых друзей, хотелось узнать, что же случилось с моим хозяином, жив ли он, почему он после первого выстрела не стал меня спасать.

Доктор поднес к моему уху какой-то прибор, соединенный с компьютером, и на экране устройства замигали какие-то слова. Он внимательно начал изучать их, после чего набрал номер телефона. Я встрепенулась, завертела радостно хвостом, издалека услышав знакомый голос Тэда. Доктор представился, объяснил Тэду ситуацию и о чем-то начал спрашивать его.

Разговор был недолгий, и через две минуты доктор отключил телефон.

– Ну что? – тревожно спросила Дэнка. – Что он сказал?

– Он сказал, что ему не нужна одноглазая собака с перебитой лапой, и что мы можем с ней делать все что угодно, даже усыпить…

– Вот паразит! – возмутилась Дэнка и передразнила: – «Даже усыпить». Нет уж, изверг! Мы вылечим тебя, моя хорошая.

– Тогда вы должны дать ей новое имя и назвать имя нового хозяина. Мы ее зарегистрируем и в следующий ваш приход закодируем эту информацию в чип.

– Вот и замечательно! Сегодня приезжает наш хозяин, и мы все решим, – обрадовалась Дэнка.

Когда мы вернулись на виллу, нас уже ждали хозяин виллы Вячеслав и его жена Галина.

– Ой, какая хорошая собачка… – встретила нас хозяйка. – И как тебя зовут, моя хорошая? Что с тобой случилось?

Дэнка долго и подробно рассказывала о случившемся со мной. Я в это время знакомилась с моим новым хозяином. Он оказался добрым и хорошим человеком. Заглянув в холодильник, сразу же вытащил кусок вареного мяса, и я с удовольствием съела его прямо с рук хозяина.

– Ну вот, давай знакомиться, тебя как зовут?

– Маруся! – неожиданно произнесла хозяйка. И повторила: – Маруся, Маруська, тебе нравится? – обратилась она ко мне.

Я в знак согласия радостно завиляла хвостом.

Так я стала Марусей!

Мы все очень подружились. Мои раны зажили, нога срослась и не мешает мне быстро бегать. Я окрепла и приобрела прежнюю форму. Теперь я часто гуляю с хозяином в окрестностях поселка, хозяйка балует меня разными вкусностями, а когда она отдыхает в кресле в саду под яблоней, мне нравится лежать у ее ног.

С Дэнкой и Крисом мы ухаживаем за садом и огородом. Я сломя голову бегаю по тропинкам между деревьями, а Дэнка по-доброму ворчит на меня:

– Осторожней, Маруся! Осторожней!

Думаю, что это имя останется у меня на всю жизнь!


Вот такую историю о своей собачьей жизни рассказала Насте наша славная Маруся, а я переписал ее и рассказываю вам.

Орлы и люди

Птица с грустными глазами
Эта удивительная история произошла на острове Кипр, в пригороде красивейшего города Лимасол. Мы с женой Настей отдыхали в уютном доме на берегу моря. Погода стояла великолепная: голубое небо, яркое солнце, чистейшая теплая вода. Выходные решили провести в древней горной деревеньке, куда нас пригласил кипрский друг Петрос. В горах находился родительский дом, и он любил приезжать туда с друзьями на уик-энд. Петрос предложил нам поучаствовать в приготовлении шушуки – это орешки, нанизанные на нить, которые сначала опускают в специально приготовленный виноградный сок, а затем вялят. Получается очень вкусно! Было здорово, и время пролетело незаметно. Домой мы вернулись поздно, усталые, но довольные, и сразу легли спать.

Вдруг среди ночи, часа в два, раздался громкий и резкий стук в окно. Не понимая, что происходит, мы выскочили на балкон (спальня была на втором этаже). Однако, посмотрев вниз, ничего не увидели.

– Странно, – сказал я. – Что бы это могло быть?

– Я теперь не засну, – произнесла Настя. – Думаю, кто-то хочет нас ограбить.

– Ветер, наверное, – попытался я успокоить жену. – Спи, не бойся. Я с тобой!

– Ветер не может так стучать в окна, – настаивала Настя.

Я и сам это понимал.

Через какое-то время мы все же уснули.

Не прошло и получаса, как стук повторился, еще более требовательный и настойчивый. Я осторожно приоткрыл дверь, и все стихло.

Выйдя на балкон, я увидел невероятную картину: под козырьком, уцепившись за раму окна, сидела, а точнее висела, огромная птица с распростертыми крыльями. Заметив меня, она стала биться в стекло с удвоенной силой. Размах крыльев – более семидесяти сантиметров, звуки жуткие. Я попытался прогнать незваную гостью, но не тут-то было. Отпустив раму, птица резко взлетела, задев меня крыльями, и попыталась влететь в комнату через приоткрытую балконную дверь. Я едва успел вернуться в спальню и захлопнуть дверь.

– Что это за птица? И почему она так рвется в комнату? – недоумевали мы.

– Похоже, это орел, – предположила Настя.

– Откуда здесь орел? – засомневался я. – Орлы на Кипре редкость, и живут они в горах, а не у моря. И зачем ему понадобилась наша комната?

– А ты его спроси, – недовольно ответила жена. – Сделай что-нибудь! Он же будет всю ночь стучать и окно разобьет.

Будто услышав ее слова, птица ударила в стекло еще сильнее. Взяв швабру, я снова вышел на балкон, полный решимости прогнать возмутителя спокойствия.

Увидев швабру, жена крикнула вдогонку:

– Ты только не бей ее, а аккуратно прогони!

– Уж как-нибудь соображу, – бросил я на ходу.

Словно почувствовав угрозу, птица оставила раму в покое и, смиренно сложив крылья, забилась под кресло в углу балкона.

– Ладно, ночуй здесь! Только больше не стучи, договорились? – сказал я ей.

В знак согласия она легонько порхнула крыльями и почти до пола опустила огромный, слегка загнутый клюв.

– Вот и хорошо, – произнес я умиротворенно.

Мы снова легли спать. Конец ночи прошел в тишине.


Утром я сразу выглянул на балкон: птица сидела на том же месте и смотрела на меня грустными испуганными глазами.

– Как спалось, подруга? – пошутил я. – Расскажи, что с тобой случилось?

Ответом было молчание и настороженный взгляд.

Птица не сопротивлялась, когда я взял ее на руки. Она оказалась тяжелой – килограмма четыре, а то и больше – в ее теле чувствовалась невероятная мощь.

– Точно орел, – сказал я, вынося гостью на улицу.

Ко мне сразу подбежали соседи-киприоты.

– Орел, орел! – загалдели они. Все старались погладить птицу, а та вздрагивала от каждого прикосновения.

– Раз ты орел, лети на свободу, – и я подбросил его в воздух.

Взмахнув мощными крыльями, орел взметнул в небо. Покружив над нашим домом минут пять, он стал снижаться и через какое-то время скрылся в районе балкона соседнего жилища.

– Теперь будет там стучаться, – пошутил я.

Народ стал потихоньку расходиться. И вдруг от соседнего дома в небо взмыли две мощные птицы: наш знакомый и особь поменьше, видимо, его подруга. Делая сложнейшие пируэты, орлы направились в горы…

Людмила
Через неделю к нам зашла Людмила, жившая в соседнем доме, и пожаловалась:

– Представляете, уехала всего на три дня, и за это время кто-то разбил окно и украл у меня орлицу. Три дня! А я оставила ей корма на целую неделю. Моя бедная Ора! Кому она понадобилась? Что я скажу Рустаму? Я уже и в полицию заявила, но они говорят, что нет никаких следов. Мол, птица сама разбила стекло и улетела. Ну как такое возможно?

– Вы давно здесь живете? – перебила соседку Настя. – И кто такие Рустам и Ора?

– Сюда мы переехали два месяца назад, а до этого жили с мужем в деревне, недалеко от Троодоса. Вообще на Кипре уже три года. Рустам – это мой муж, а Ора – любимая орлица.

Настя как могла успокаивала Людмилу и пригласила ее на чашку чая. Гостья начала рассказывать о своей жизни:

– Родилась я на Украине, в городе Донецке, в рабочей семье. После школы уехала в Киев и поступила там в кулинарный техникум. Закончила его с отличием, но устроиться по специальности не удалось, и я стала работать официанткой в кафе.

Однажды вечером, уже после моего увольнения, в комнату, где мы жили с подругой, постучали. Открыв дверь, я увидела мужчину с огромным букетом полевых цветов: «Здравствуй, Людмила, – робко произнес он. – Это тебе…» Я сразу вспомнила недавнего посетителя кафе и ответила: «Здравствуйте!»

Так мы познакомились с Рустамом.

Красивое ухаживание продолжилось. Мы полюбили друг друга и через два месяца поженились. Затем был неудачный бизнес и отъезд на Кипр. Здесь купили маленькую ферму и стали вести хозяйство. Первое время мы были вполне счастливы. Но потом я начала скучать по городской жизни. Однако муж и слышать не хотел о переезде в город: «Что я там буду делать? Опять на стройку? Смотри, какая здесь красота: горы, леса, озеро рядом, птицам нашим простор. А воздух какой чистый!» Но я, глупая, капризничала. После очередной ссоры прихватила орлицу и ушла, устроилась работать поваром в дом рядом с вашим. Хозяева выделили мне комнатушку, там и живу. Только здесь я поняла, как плохо быть одной. В этом городе среди людей я чувствовала себя абсолютно одинокой. Ведь я очень любила и люблю мужа. И без него я не могла быть счастлива… Ора немного скрашивала мою жизнь, но теперь и ее украли…

Рустам
После рассказа Людмилы мне захотелось встретиться с ее мужем Рустамом и побеседовать. Внутреннее чутье подсказывало, что знакомый орел и его подруга находятся в загородном доме. Мне очень хотелось с ними снова встретиться.

И вот в один из выходных, взяв у Людмилы адрес, я отправился в горы. Дорога была извилистая, но мой джип упрямо двигался вверх. Чем выше, тем сильнее менялись климат и природа вокруг: в горах температура ниже, чем на побережье, градусов на семь; по обе стороны от дороги – кедры и сосны, цветущие кустарники, сады с ароматными лимонами и апельсинами да рубиновыми гранатами; пышно цвела бугенвиллея.

На пороге маленького деревенского дома меня встретил мужчина средних лет. По всем приметам это и был Рустам: высокий, с черной, поблескивающей сединой шевелюрой, карими глазами и доброй улыбкой.

– Заходи, дорогой, не стесняйся! – услышал я громкий голос с приятным узбекским акцентом. Было видно, что мне действительно рады.

– Я – Рустам, а ты, судя по всему, Виктор.

Рукопожатие было крепкое, мужское.

– Вы уж извините… – начал я, но он перебил:

– Никаких извинений, дорогой! И давай сразу на «ты». Что пить будешь? У меня великолепные собственные вина. Я здесь все сам делаю: выращиваю виноград, давлю оливковое масло, а сыр какой – пальчики оближешь! Но моя красавица Людмила не захотела жить в деревне – говорит, скучно. Какое скучно?! Смотри: горы, леса, сад. И мои любимчики летят: он показал на небо, где парила пара красавцев орлов.

– Это Орр и Ора, – ласково произнес Рустам. – Они всегда со мной. С тех пор, как мы поженились с Людмилой.

Разговаривая со мной, Рустам одновременно накрывал на стол: появились бутылки красного вина, местная виноградная водка с красивым названием «Зивания», свежие фрукты, сыр халуми, домашние колбаски, греческий салат и сладости. Все свежее, домашнее.

– Со своей супругой, – продолжал гостеприимный хозяин, – я познакомился в Киеве, куда приехал работать на стройку. На родине, в Узбекистане, на тот момент была полная нищета. Некогда богатый совхоз развалили, землю поделили бывшие работники райкомов и обкомов. Зарплату не платили. Вот и пришлось ехать на Украину – строить местным чиновникам и бизнесменам загородные виллы. Я заработал немного денег и хотел вернуться домой. Но перед отъездом мы с земляками зашли в кафе, и там я увидел чудесное создание: стройную блондинку с подносом в руках. Настоящая красавица! И я потерял голову. Сразу понял, что никуда не уеду – это судьба, девушка моей мечты. В тот день мы и парой слов не обмолвились, но я спросил, как ее зовут.

– Людмила, – ответила она спокойно.

На следующий вечер я пришел в кафе с букетом цветов. Заказал кофе и ждал, когда выйдет Людмила. Но кофе принесла другая официантка.

– Вы не подскажете, где Людмила? – осторожно поинтересовался я.

– Она больше у нас не работает, – язвительно ответила женщина и, явно заигрывая, добавила: – Букет, случайно, не мне?

– Не вам, – растерянно произнес я. – А что с Людмилой?

– Слишком гордая была, – презрительно фыркнула официантка и, покачивая бедрами, удалилась.

Выяснилось, что хозяин кафе, пожилой грузин, вечером предложил Людмиле переспать с ним, а получив отказ и пощечину, сразу уволил.

С трудом узнав адрес Людмилы – она снимала комнату в двух кварталах от моего жилища, – я отправился к ней. Не буду вдаваться в подробности, но мы полюбили друг друга. Через два месяца поженились, сняли небольшой домик за городом и начали счастливо жить. Я работал бригадиром на стройке, а Людмила устроилась в хороший ресторан. За два года мы накопили денег и открыли свой небольшой и уютный ресторан. Детей не завели, но зато купили парочку великолепных орлов – Орра и Ору. Произошло это случайно: когда шли подавать заявление в загс, увидели фотографа с двумя птицами, которые помогали привлекать клиентов.

– Какие великолепные птицы, – восторженно произнесла Людмила.

– Можете купить, готов отдать в хорошие руки, – неожиданно произнес молодой и задорный парнишка-фотограф. – Я поступил в институт в Санкт-Петербурге и через неделю улетаю. Птиц жалко, но взять их с собой я не могу. В большом городе им не место. А в хорошие руки отдам. Они у меня доверчивые…

– Давай заберем, Рустамчик! – захлопала в ладоши Людмила.

– С тех пор они с нами как символ любви. Мы очень привыкли друг к другу и живем как одна семья… – Рустам что-то прокричал в небо, и птицы начали медленно опускаться. – Возвращаясь к нашему ресторану… Дела шли нормально, но месяца через три после открытия явились отморозки рэкетиры со словами: «Платите, господа буржуи! Мы – ваша "крыша"!». Я их послал. А через неделю ресторан сожгли. Хорошо, что мы успели застраховать бизнес и получили солидную компенсацию. Однако после этого случая я понял, что в этой стране бизнес делать нельзя. Мы с женой оформили необходимые документы и улетели на Кипр: страна маленькая, но законы соблюдаются, бизнес приветствуется и находится под защитой государства. Купили небольшую ферму в горах и стали спокойно жить. А птицам-то какое раздолье! Но Людмила заскучала и решила уехать в город…

Ора
Ора была страшно недовольна, когда хозяйка посадила ее в корзину и увезла в неизвестном направлении. Жизнь в маленькой комнатушке оказалась настоящей тюрьмой для орлицы: ее прятали от людей и не давали летать. Но самое главное – рядом не было ее любимого Орра. Сидя взаперти, она вспоминала, как они вместе летали и учились охотиться, было весело и кругом царила любовь. Замечательные времена! Но потом хозяева начали ссориться и кричать друг на друга. Хозяйка куда-то уезжала на несколько дней, а хозяин ничего и никого не замечал. Порой он один всю ночь пил вино и спал, уронив голову на стол. Хозяйка возвращалась, и жизнь опять становилась прекрасной. Но однажды она уехала насовсем, поселилась в маленькой комнатушке и забрала с собой Ору.

Ора часто звала своего друга. День проходил за днем, а он все не прилетал. Последние три дня хозяйки не было дома. Ора не спала вторую ночь, в горле першило от криков и обиды на всех: хозяев, которые бросили ее одну взаперти, и друга, который забыл. Собрав последние силы, орлица издала очередной пронзительный крик и вложила в него все свое отчаяние, мольбу о помощи и призыв к любимому.

Орр
Уже много дней Орр жил один. Рядом хозяин, но не было главного – Оры. Он часто поднимался высоко в небо и кружил в надежде увидеть любимую. Пытался звать ее понятными лишь им двоим сигналами, но в ответ – безмолвие. Каждый вечер Орр возвращался домой один, снедаемый грустью, тоской и одиночеством. Даже успокаивающие слова хозяина не приносили облегчения. Орр понимал, что тому не легче – вместе с Орой исчезла и хозяйка. Поздними вечерами он внимательно наблюдал, как хозяин в задумчивости сидел один за столом. Днем приходили люди, и дом наполнялся жизнью, но вместе с темнотой возвращалось отчаяние.

«Надо любыми путями найти Ору и хозяйку», – решил Орр, взмахнул широкими крыльями и исчез в небе. Надвигались сумерки, но орел продолжал парить. И вдруг неожиданно для себя повернул в сторону моря: ему показалось, что он слышит зов подруги. Каким-то невероятным образом Орр чувствовал – Ора совсем рядом. Он кружил в полной темноте над домами. В одном из них зажегся свет, и в этот момент Орр отчетливо услышал призыв орлицы.

«Она там!» – его сердце часто забилось, и он бросился в сторону светящейся точки.

Стекло Орр заметил поздно, успел затормозить, но удара не избежал. Не обращая внимания на боль, он уцепился мощными когтями за раму и стал яростно бить крыльями, надеясь разбить окно и выпустить на свободу подругу. На балкон вышли напуганные его появлением и ударами по стеклу люди. Но Людмилы не было! Затем мужчина попытался его прогнать.

«Значит, Ора в комнате», – решил Орр и, отпустив раму, ринулся в проем. Но дверь балкона захлопнули перед самым его клювом, и он остался один. Прошло какое-то время, разговоры в комнате стихли, свет погас, и воцарилась тишина.

«Что делать?» – Орр пробрался в угол балкона и затих. И вдруг – снова знакомый звук. Он мгновенно уцепился за раму и принялся с новой силой бить по стеклу: «Она там! Ее нужно освободить любой ценой!»

На балконе опять появился мужчина, который явно пытался его успокоить. Повинуясь убаюкивающей интонации, Орр сложил крылья и заковылял в угол.

«Может, и правда дождаться утра?» – подумал он.

Ближе к рассвету уснул. Разбудил птицу звук шагов. Орр попытался взмахнуть крыльями и улететь, но ножки кресла, под которое он забрался, не позволили это сделать. Подошел мужчина, взял его на руки и вынес на улицу. Орр не сопротивлялся. Его легонько подбросили, и вот она – свобода!

Сделав несколько кругов над домами, Орр опять услышал призыв Оры и понял, что звук доносится с балкона соседнего дома. Снизившись, он сел на балкон и увидел через стекло подругу. Какое-то время они переговаривались на только им понятном языке, затем Орр уже знакомым приемом уцепился за раму окна и, расправив крылья, изо всех сил ударил по стеклу. Стекло не выдержало такого сильного удара и разбилось на мелкие осколки. Ора свободна!

Птицы взмыли в небо и, кружась в радостном танце, полетели в сторону гор к хозяину.

Заговор орлов
Орр и Ора вместе уже пятый день, а хозяин мрачнее тучи. Он заметил, что птицы «болтают» о чем-то, будто готовят заговор.

– Уж не думаете ли вы, ребята, улететь от меня? – спросил Рустам.

В ответ – молчание.

– Да нет… Вы у меня умные, не улетите, – успокаивал себя мужчина. – Но что мне делать? Не могу я без Людмилы, пропаду…

В этот момент орлы поднялись в небо и направились в сторону моря, призывая хозяина следовать за ними.

– Нет, ребята! Она сама ушла, сама должна и вернуться.

Покружив над морем, птицы вернулись.

– Вы же возвращаетесь! А Людмилы нет…

Орр сел на руку Рустама и сильно сжал ее когтями, словно говоря: «Ты – мужчина и должен уметь прощать, ты должен спасать свою подругу. Освободи ее и верни домой! Я же сделал это, а ты?..»

Птицы снова улетели, теперь надолго. Перевалило за полдень, а их все не было.

– Неужели они отправились к Людмиле? – подумал Рустам и решился. – Я должен пойти к ней и уговорить вернуться!

Он сел за руль внедорожника и дал газу. Всю дорогу думал: «Где я ошибся? Что я сделал не так? Эх, Людмила, Людмила… Я же люблю тебя! Почему ты меня не понимаешь?»

Людмила увидела парящих в небе птиц, и ее сердце защемило. Она догадалась, кто разбил стекло и увел Ору.

«Какой молодец Орр, – подумала Людмила. – Прилетел и увел любимую. Вот это джигит! Почему же ты не идешь, мой славный Рустам? Но ведь и Ора не молчала, каждый день звала друга, рвалась к нему. И он услышал ее зов. А я, дура, сижу сложа руки и жду. Надо немедленно возвращаться!»

Людмила быстро собралась и поехала в горы вслед за медленно летящей парочкой орлов к Рустаму.


Они целовались на тропинке, ведущей к дому, потом кружили среди цветов на лужайке и снова целовались… И наконец пришли ДОМОЙ!

А высоко в небе над ними парили две великолепные птицы – счастливые Орр и Ора.

Возвращение к жизни

Рабочий день подошел к концу. Виктор Антонович, как обычно, навел порядок на столе, попрощался с секретарем и спустился вниз, к машине.

Стояла прекрасная июльская погода – было тепло, тихо, остывающее солнце медленно катилось за горизонт… Настроение было под стать умиротворенной природе. Сев за руль, Виктор Антонович не спеша поехал к дому. Ему нравилось водить машину, и он легко ориентировался в лабиринтах Васильевского острова, хранившего память петровских времен: параллельные линии вместо улиц, Большой, Средний и Малый проспекты.

Виктор Антонович любил свой город, но жить предпочитал за городом, в красивом уютном коттедже. Дома его ждала жена, с которой они счастливо жили уже более 20 лет. Сын уехал в деревню к бабушке помогать по хозяйству – он любил проводить каникулы в деревне. Все было хорошо. Без мелких неурядиц, конечно, не обходилось, но в целом жили спокойно, дружно и в достатке. Когда-то по молодости ютились в общежитии, питались чем придется, но за два десятилетия совместными усилиями и с божьей помощью обжились. Теперь вот и дом, и машина…

Впереди замаячил красный сигнал светофора, и Виктор Антонович плавно остановился. Вдруг в окошко постучали. Опустив стекло, он увидел неопрятно одетую пожилую женщину с испитым лицом и давно немытыми волосами.

– Помогите, ради Христа! Дайте хоть что-нибудь, – тихо произнесла она, протягивая трясущуюся руку.

В голосе женщины слышалась такая безнадежность и тоска, что у Виктора Антоновича сжалось сердце. Он полез в карман за мелочью, затем внимательно посмотрел на лицо попрошайки. Невероятного голубого цвета глаза не просто просили подаяния, они молили о сострадании и человеческом участии. Даже жуткий внешний вид женщины и кажущееся безразличие не могли скрыть вызов, который она каждый день бросала своей судьбе.

Загорелся зеленый, и сзади начали сигналить.

– Идите на ту сторону, я вас там подожду, – неожиданно для себя самого и еще не зная, что станет делать, произнес Виктор Антонович и тронулся с места.

Миновав перекресток, он остановился, ожидая женщину.

– Садитесь в машину, – предложил Виктор Антонович, открывая заднюю дверь. – Расскажете, что случилось. Хотя для начала вам нужно поесть, а потом уже поговорим.

Остановились у ближайшего кафе. Официант недоверчиво покосился на женщину, затем перевел недоуменный взгляд на Виктора Антоновича, но заказ принял.

– Не могли бы вы заказать мне рюмку водки? – несмело попросила женщина, пряча глаза.

Подумав немного и видя ее трясущиеся руки, Виктор Антонович выполнил просьбу, но предупредил:

– Одну, не больше!

Выпив и закусив, женщина ровно и неэмоционально стала рассказывать:



– Зовут меня Анастасия Королева. Я родилась в Новгородской области, была поздним и любимым ребенком. Несмотря на это родители с детства приучали меня к труду. Уже в девятом классе я шила себе и подругам модные платья, юбки, кофточки, причем по собственным выкройкам. После школы я мечтала уехать в Ленинград и работать в модном ателье. Так и сделала. Получив аттестат зрелости, отправилась в Санкт-Петербург (к тому времени городу вернули историческое название), поступила в техникум и получила специальность «дизайнер-модельер по проектированию и пошиву одежды». В это же время я влюбилась в красивого молодого парня, которого звали Петр. Любовь была взаимной, и вскоре мы поженились. В небольшой квартире мужа (подарок родителей) мы счастливо зажили вдвоем. Петр закончил институт и устроился на хорошо оплачиваемую работу. А потом у нас родился Олежка. Что еще нужно для счастья? Мы любили друг друга и нашего сынишку, оба занимались любимым делом. Жизнь была прекрасна, пока не наступил страшный день…

Те выходные мы провели в Финляндии: гуляли в парке, бродили по улочкам Хельсинки, плескались в аквапарке, делали покупки. В воскресенье вечером немного уставшие возвращались домой, в Санкт-Петербург. Ничто не предвещало беды. Петя, соблюдая все правила, спокойно вел машину. И вдруг навстречу на бешеной скорости выскочила иномарка. Муж сделал все возможное, но избежать столкновения не удалось. В итоге он сам и наш Олежка погибли…

Настя разрыдалась и механически ухватилась за пустую рюмку. Но довольно быстро взяла себя в руки и закончила:

– Так вот, Петя и Олежка погибли, а я отделалась ушибами и царапинами. Мужа и сына похоронила вместе. И себя тоже, заживо: чтобы хоть как-то заглушить боль потери, стала пить. Родители Петра от меня отвернулись. Кому нужна пьяница? С того дня прошло два года.

– Извините, об этом не принято спрашивать, – сказал Виктор Антонович несмело, – но… сколько вам лет?

– Знаю, я выгляжу старухой, но мне всего тридцать шесть лет, – призналась странная женщина, и Виктор Антонович чуть не поперхнулся.

– У вас есть, где жить? – поинтересовался он.

– Да. Квартира, слава Богу, осталась. Но когда прихожу домой, все напоминает о Петре и Олежке. Я ничего не меняла с момента их гибели. Смотрю вокруг и напиваюсь. И так день за днем.

– А вы хотели бы открыть свой салон по пошиву модной одежды? – вдруг неожиданно спросил Виктор Антонович.

– Не шутите! Посмотрите на меня. Разве я смогу? Кто примет меня всерьез? – с грустью произнесла женщина.

– Я вам помогу. Начнем с главного – с сегодняшнего дня вы не пьете! – глядя прямо в глаза Анастасии, твердо произнес Виктор Антонович. – Домой вы не поедете, нужно сменить обстановку. Сейчас мы отправимся в магазин, купим швейную машинку и ткань. Сошьете себе приличную одежду. Не в лохмотьях же начинать новую жизнь! Затем снимем для вас номер в отеле. За пару дней приведете себя в порядок, а потом обсудим план дальнейших действий. Обещаю, вы откроете свой модный салон: я в вас поверил, поверьте и вы в себя! Но главное – ни капли спиртного! – еще раз твердо повторил Виктор Антонович.

Купив все нужное для шитья и поселив Настю в гостинице, Виктор Антонович пожелал ей спокойной ночи:

– Увидимся послезавтра. Вот номер моего мобильного. Если что – звоните. И ни капли! Слышите?!

Через день, как условились, встретились в том же кафе. Перемена была разительной: рядом сидела абсолютно другая женщина – модная одежда, приличная прическа, легкий макияж. Припухлости и нездоровый цвет лица остались, но вид был уже вполне приличный. Заказали ужин и стали беседовать.

– Огромное спасибо, Виктор Антонович! Благодаря вам я впервые за два года начала думать о будущем. Как только села за швейную машинку, почувствовала, что жизнь возвращается, и я будто заново рождаюсь. И самое главное – я поверила в себя. – Лицо Насти впервые озарила улыбка, а в глазах появился блеск.



Обсудили план действий. К удивлению Виктора Антоновича, Настя оказалась настоящей бизнесвумен:

– Я решила продать квартиру и на вырученные деньги арендовать помещение, купить оборудование и начать работу, – заявила она. – Думаю, должно получиться. Я буду стараться!

– А жить где собираетесь?

– Сниму комнатку. Или еще лучше – прямо в салоне. А когда заработаю, куплю квартиру.

– Прекрасный план! Вот немного денег на первое время. Потом вернете, – пошутил Виктор Антонович. – И про косметический кабинет не забудьте. Вы должны выглядеть соответствующе, от этого будет зависеть бизнес!

Виктор Антонович радовался, что Настя даже не вспомнила про выпивку. Словно угадав его мысли, женщина сказала виновато, но уверенно:

– Не волнуйтесь, с алкоголем я завязала.

И добавила:

– Я упрямая, я смогу! Теперь у меня есть цель, и я добьюсь своего!

На том и расстались. Договорились созваниваться.

Прошло шесть месяцев. Первое время часто встречались и обсуждали текущие дела, которые, кстати, шли неплохо. Затем, когда Настя доказала, что может самостоятельно преодолевать трудности, и успешно наладила бизнес, встречи стали реже. И вот – первый показ мод. Виктор Антонович получил красочно оформленное официальное приглашение на две персоны.

На церемонию пришел со своим другом Андреем, который шесть лет назад развелся с женой и теперь считал себя закоренелым холостяком.

Приехали заранее. Перед показом был организован небольшой концерт и коктейль. Публика собралась разношерстная, поэтому атмосфера была слегка напряженной. Но все с нетерпением ждали кульминации – показ моделей женской одежды нового и еще не известного в светских кругах модельера – Анастасии Королевой.

Наконец свет погас, лучи прожектораосветили подиум и эффектную молодую женщину в супермодном платье:

– Анастасия Королева! – громко объявил ведущий, и зал дружно зааплодировал.

Хлопая в ладоши, Виктор Антонович заметил, как в этот момент загорелись глаза Андрея.

На подиуме показались молоденькие девушки в ярких платьях. Зрители активно обсуждали каждый выход и каждую модель. Комментировала дефиле сама Анастасия. Ее голубые глаза блестели, а лицо озаряла улыбка.

«Неужели это та самая женщина с перекрестка? – радуясь за Настю, думал Виктор Антонович. И сам ответил: – Нет, это другая, заново родившаяся женщина».

Словно уловив мысли Виктора Антоновича, Анастасия вдруг сказала в микрофон:

– А теперь, друзья, разрешите представить человека, благодаря которому все это стало реальностью и который помог мне поверить в себя!

Взяв за руку растерянного Виктора Антоновича, она вывела его на подиум и объявила:

– Виктор Антонович Тарасов!

Затем добавила:

– Настоящий человек! – глаза у Насти были на мокром месте, она чуть не разрыдалась.

Чтобы спасти положение, Виктор Антонович не к месту произнес:

– Настя! Я хочу познакомить тебя со своим другом Андреем.

Потом крикнул в зал:

– Андрей, иди сюда!

Смущенный Андрей галантно поцеловал руку Анастасии и скромно сказал:

– Андрей.

– Настя, – тихо ответила она, улыбаясь.

Гости поздравляли Анастасию с удачным дебютом. Потом начались светские разговоры, которые продлились до позднего вечера…

Свадьба Насти и Андрея состоялась в марте, накануне дня рождения Виктора Антоновича, который вместе с женой и сыном был самым желанным гостем. Да еще и свидетелем со стороны жениха.

Через год у молодоженов родился сын, назвали Виктором…

Рождение песни

Я просил сил… А жизнь дала мне трудности, чтобы сделать меня сильным!

Я просил мудрости… А жизнь дала мне проблемы, для разрешения которых необходима мудрость!

Я просил богатства… А жизнь дала мне мозг и мускулы, чтобы я мог работать!

Я просил любви… А жизнь дала мне людей, которых я полюбил!

Я просил благ… А жизнь дала мне возможности!

Я ничего не получил из того, о чем просил. Но я получил ВСЕ, что мне было нужно!

Притча
Виктор Антонович сидел в кресле летящего на высоте десяти тысяч метров самолета и задумчиво, с еле заметной улыбкой в уголках губ смотрел в иллюминатор.

Мощный Airbus A320 компании British Airways с более чем ста пятьюдесятью пассажирами на борту легко преодолевал путь из Лондона в Санкт-Петербург.

«Свершилось», – радостно и в то же время с легкой грустью думал Виктор Антонович.

Его компания, которую он создал двадцать три года назад, успешно пережила кризис и вот теперь разместила свои акции на Лондонской фондовой бирже, привлекла солидные инвестиции для дальнейшего развития и стала публичной международной компанией.

– Вы – как ледокол «Ленин», – пошутил президент биржи, поздравляя с успехом, – ломаете все представления бизнес-сообщества о развитии российских организаций в сложный кризисный период. Теперь уж точно за вами пойдут другие компании.


В мыслях проносились все проблемы на пути развития: бюрократические барьеры, бандитские наезды, несовершенство законов, произвол чиновников. Но на душе было легко – они сделали это! Сделали благодаря вере в то, что делают нужное дело, благодаря сплоченному коллективу, каждый человек в котором был Личностью с большой буквы. Он верил им, доверял, и они отвечали взаимностью.

Были, конечно, и те, кто говорил: «Не делайте этого. Вы должны думать, как спастись от кризиса. У вас ничего не получится, вторая волна накроет вас… Сворачивайте дело…»

Слабовольные так и сделали: бросили компании и сбежали за рубеж.

Виктор Антонович старался не слушать таких советчиков-благодетелей. И оказался прав.

Ему вспомнилась притча: «Компания лягушек резвилась среди деревьев на опушке леса. Все было прекрасно и всем было весело, пока две лягушки случайно не свалились в глубокую канаву. Скорее даже, это была не канава, а яма с почти отвесными краями и глубиной, практически не оставлявшей упавшим шансов на спасение.

Подобравшись к краю ямы, казавшейся им настоящей пропастью, остальные лягушки кричали своим несчастным товарищам:

– Все, друзья, не тратьте сил понапрасну. Смиритесь со своей участью и прощайте навсегда!

Два лягушонка все же упорно противились намерению похоронить их с такой легкостью. Цепляясь за стенки ямы, они пытались придвинуться хоть чуть-чуть повыше и прыгали, прыгали, прыгали вверх, но тотчас падали вниз.

– Не суетитесь, – громко кричали советчики. – У вас нет шансов выбраться! Умрите достойно, подумайте о вечном, ваши прыжки попросту смешны!

В конце концов после многих сотен прыжков одна из лягушек свалилась на дно бездыханной. Товарищ по несчастью посмотрел на распростертое на дне ямы тело и продолжил свои прыжки с удвоенной энергией.

– Приятель, это нелогично, – кричали прыгуну свесившиеся с краю ямы лягушки. – Сохрани силы на достойный уход из жизни!

Прыжок, еще прыжок, и еще, и еще. Вдруг лягушонок, размахивая во все стороны лапками, взлетел над краем ямы и плюхнулся в траву. Его тотчас же окружили остальные лягушки. Они изумленно смотрели на чудом спасшегося товарища, некоторые терли глаза, не веря тому, что видят перед собой, другие же сразу занялись расспросами:

– Как тебе это удалось?

– Что-то невероятное! У тебя есть какая-то особая система? Ты обязан поделиться с нами своей методикой выживания!

– Ты что, не слышал, как мы кричали тебе, что нет шансов выскочить? Зачем же ты прыгал?

Спасшийся от верной смерти лягушонок смотрел на обступивших его товарищей и знаками отвечал им, что он от рождения глухонемой. Но он, безусловно, благодарен товарищам за заботу. Без той неоценимой поддержки, которую они оказали упавшему, с риском для жизни свешиваясь с края ямы и подбадривая его криками, он не нашел бы в себе сил преодолеть усталость и отчаяние. Ему так хотелось оправдать надежды товарищей, что он просто совершил невозможное».


«Смешно, конечно, но похожее случается и в жизни», – подумал Виктор Антонович. Вот и у него было много советчиков, которые кричали в трудные моменты: «Зачем ты это делаешь? Ты все равно разоришься. Распродай все, открой магазинчик и живи спокойно».

Свою компанию он создал с нуля. И трудился не покладая рук с раннего утра и до позднего вечера. Сотрудники шли за ним, зная, что он не подведет.

Он вел компанию уверенно к победе, просчитывая каждый шаг, избегая ненужных рисков, успешно решая встречающиеся на пути проблемы.


Работа поглотила его полностью: он не мог без нее, все время было посвящено ей. Это была его жизнь – создавать, творить, увлекать людей новыми идеями, вести их вперед.

И вот теперь на высоте десяти тысяч метров Виктор Антонович задумался: «Компанию-то я создал, но вот внимания семье из-за работы, из-за частых поездок я, наверное, не достаточно уделял…»


Вспомнил жену, с которой прожил почти сорок лет. И все эти сорок лет любил ее. В их семейной жизни всякое бывало. И ссоры, и раздоры, бывало, что и уходил от нее… Но через два-три дня возвращался, просил прощения, и она все прощала.

– Да, – вдруг вспомнил Виктор Антонович, – вот, кстати, через два дня 8-е Марта, а я до сих пор не купил жене подарка.

В магазинах Лондона есть все: можно было подобрать хороший подарок, но, как всегда, из-за дел не было времени купить что-то стоящее, да и не любил он по магазинам ходить.

– Что же ей подарить? – Виктор Антонович с надеждой посмотрел в бортовой журнал, где были перечислены товары, которые можно было купить в самолете. Но мысли снова и снова переносили его в прошлое – в раннюю юность, когда он приехал в Ленинград, поступил работать на стройку простым рабочим, когда ему исполнилось 18 лет.

На день рождения в общежитие были приглашены два друга, сестра одного из них и две ее подружки. Все девушки жили в соседнем общежитии.

В маленькой комнатке был скромно накрыт стол – недорогое вино, закуски, лимонад. В подарок одна из девушек принесла букетик весенних тюльпанов. Нежные бело-розовые бутоны в пору, когда за окном еще снег, смотрелись потрясающе. И Виктор не мог оторвать взгляда от девушки с букетом. Через полтора года она стала его женой.

После этого в жизни Виктора Антоновича было много разных подарков. И дорогих, и необычных, и простых, и экстравагантных. О некоторых он сразу забывал, о некоторых какое-то время помнил, но тот подарок, тот букет тюльпанов из рук любимой девушки запомнился на всю жизнь. И лучшего подарка в своей жизни он не получал.

– Вот как бы придумать такой же подарок моей любимой жене, – задумался Виктор Антонович.

В памяти снова начали возникать эпизоды жизни: вот они сидят в кино, нежно взявшись за руки, вот во дворце бракосочетания, вот родился сын, радости, невзгоды, первая отдельная квартира, работа, учеба, карьера, ссоры… Но что бы где ни случалось, он стремился домой, к семье, к любимой жене, которая всегда ждала.

– Песню, песню об этом надо сочинить! Вот это будет подарок, – вдруг неожиданно для себя самого встрепенулся Виктор Антонович. – Песню о нас, о любви, о любимой, о доме.

И он, схватив iPhone, начал быстро печатать неизвестно откуда возникающие строки будущей песни. Они были короткие, отрывистые, немного сумбурные, но ложились легко и музыкально.

Я ехал в Ленинград,
Не знал, что ты там есть…
Но ты меня ждала…
Я встретил первый раз
Тебя среди других,
И ты меня ждала.
Букет прекрасных роз
Я подарил тебе,
И снова ты ждала…
Виктор Антонович передохнул, словно перевернул новую страницу жизни, и стремительно продолжил^

Последний ряд в цветном кино,
Твоя рука в моей руке.
И ждали тайны мы —
Любви…
И вот мы во дворце,
В руках – цветы,
Фамилия моя
Теперь – твоя,
И мы семья…
Мы были молоды,
Играла дурь,
И ссорились, любя,
Но ты ждала…
Когда ты, обижаясь,
Стремительно ушла,
Я ждал тебя.
Мы расставались
И возвращались вновь,
И ты меня ждала.
Я уходил к друзьям,
Тебя только любя…
Но ты меня ждала.
Звонил с утра тебе…
Просил простить меня,
И ты меня, браня, ждала.
Я возвращался вновь
К тебе, моей родной…
И ты меня ждала.
Корил себя всегда,
Что сделал все не так,
Но ты ждала.
Снова вздох, снова перевернутая страница – страница жизни, – и на одном дыхании Виктор Антонович закончил.

Прошли года,
Я поумнел, тебя любя,
А ты ждала…
Теперь я вновь с тобой,
Любимая моя!
Спешу к тебе,
Всегда любя.
Когда ты встретишься со мной
И скажешь:
«Здравствуй, мой родной»,
Я обниму тебя,
Любимая моя.
И мы пойдем домой.
Пойдем домой…
Пойдем домой…
Пойдем домой…
– Ну вот, – отирая салфеткой капельки пота со лба, выступившие от волнения, произнес Виктор Антонович. – Думаю, Галочке понравится.

И он быстро перебросил напечатанное на e-mail любимой жены, написав: «С наступающим праздником 8-е Марта…», и нажал на кнопку «отправить».

Самолет медленно приземлился. Паспортный контроль и получение багажа заняли минут тридцать.

У выхода ждала жена.

– Интересно, успела ли она прочесть? – с волнением подумал Виктор Антонович. – Понравилось ли?..

– Пойдем домой… – с улыбкой произнесла Галина.

И Виктор Антонович к удивлению встречающих вдруг запел:

Теперь я вновь с тобой,
Любимая моя!
Спешу к тебе,
Всегда любя.
Когда ты встретишься со мной
И скажешь:
«Здравствуй, мой родной»,
Я обниму тебя,
Любимая моя.
И мы пойдем домой.
Пойдем домой…
Пойдем домой…
Пойдем домой…
– Пойдем домой… – поддержала Виктора Антоновича Галина.

И они, взявшись за руки, пошли к машине.

Табличка с фамилией

Валерий, известный журналист средних лет, маялся в аэропорту Шереметьево уже более пяти часов. На свою беду он решил лететь из Санкт-Петербурга на Кипр через Москву. И в столице застрял надолго. Из-за непрекращающейся метели все рейсы были отменены. Когда полеты будут возобновлены – неизвестно. Неопределенность угнетала, настроение было скверное.

Помимо соображений личных, два дня назад он получил от главного редактора газеты задание написать статью о том, насколько отличается поведение российских водителей, попавших в аварию, от поведения участников дорожно-транспортных происшествий в других странах. Поводом для статьи стали два ДТП, произошедшие на глазах у Валерия на прошлой неделе. Когда же он за чашкой кофе поделился своими впечатлениями и мыслями на этот счет с главным редактором, последний сразу же ухватился за промелькнувшую идею: «А ты понаблюдай, сравни и к следующему понедельнику выдай статью. Хорошую. Поучительную».

Конечно, для подготовки статьи можно было ограничиться недавними происшествиями, свидетелем которых стал Валерий, но главный редактор предложил ему командировку на Кипр. Выбор начальника был не случайным. По мнению специалистов, именно на Кипре – самые лояльные в Европе правила дорожного движения, так что на их основе можно собрать уникальный материал.

Да и самому Валерию хотелось отвлечься. Разлад в семье начался давно. Пока дочка была маленькой, они с женой как-то терпели друг друга, вернее, делали вид, что терпят, – боялись травмировать ребенка. Но как только повзрослевшая дочь уехала учиться в Англию, притворяться стало незачем. Дочери Валерий, конечно, помогал: полностью оплачивал ее обучение в университете, исправно посылал деньги на карманные расходы. Но, несмотря на все заботы о семье, отношения с женой не ладились. Год назад после постоянных ссор они разошлись окончательно. Он ушел, ничего не взяв, как говорится, в чем был, полагая, что именно так должен поступать мужчина. Снял небольшую квартирку и зажил один.

Перед глазами Валерия, как кадры из фильма, пронеслись подробности двух недавних ДТП. Первая авария произошла в Санкт-Петербурге на пересечении проспектов Энгельса и Просвещения. Ситуация стандартная: водитель черного «Мерседеса», молодой человек двадцати семи – тридцати лет, ехал по проспекту Энгельса и, рассчитывая проскочить на желтый, врезался в BMW, которая также летела на желтый по проспекту Просвещения. Из обеих машин тут же высыпали молодцы с мобилами и, размахивая руками, начали орать друг на друга. Никто из них даже не подумал поинтересоваться состоянием пассажиров. Пострадали – не пострадали, может, медицинская помощь требуется? Кто-то из зевак вызвал милицию, к приезду которой – через сорок минут – молодые люди, выясняя отношения, успели поколотить друг друга. Разняв дерущихся, работники ГАИ начали допрос водителей и свидетелей. Движение надолго остановилось – во всем районе образовались километровые пробки.

Представители страховых компаний прибыть не изволили. А может, их и не вызывал никто – не привыкли еще наши водители к этому порядку. Через полтора часа Валерий, несмотря на свою профессиональную заинтересованность, ушел, не дождавшись конца разбирательства. Да и неизвестно, когда оно в итоге закончилось. Представители милиции никаких комментариев не давали. На любой вопрос недовольно отвечали: «Разберемся!» Водители продолжали крепко выражаться, угрожая друг другу расправой. В общем, настоящая разборка.

Второе дорожно-транспортное происшествие Валерий наблюдал в Финляндии, в городе Хельсинки.

Причина и условия аварии – аналогичные. Только поведение участников столкновения было прямо противоположным. Водители, выйдя из машин, первым делом спешили убедиться в отсутствии пострадавших, при этом каждый предлагал другому свою помощь. В считанные минуты здесь были представители страховых компаний, сразу принявшие на себя заботы о решении дальнейшей судьбы машин. Словно из-под земли выросшие полицейские очертили мелом на асфальте контуры автомобилей и измерили тормозной путь. Через пять минут движение было восстановлено. Водители обеих машин, мирно беседуя, зашли в кафе, где сидел наблюдавший за развитием событий Валерий. Заказав кофе, они продолжили разговор и вскоре разошлись как старые друзья.

«Две похожие ситуации, и так по-разному разрешились! Когда же мы в России, наконец, дойдем до цивилизованного уровня?» – досадовал про себя Валерий.

Погода постепенно налаживалась, ветер стихал, но посадку не объявляли. Валерий согревался, медленно потягивая коньяк. Одиночество нет-нет напоминало о себе томительным печальным ощущением уходящего времени. Вспомнились школьные годы и девочка Наташа с соседней парты. В третьем классе он влюбился в нее по уши. Стеснительность не позволяла ему признаться ей в своем чувстве, и он страшился представить себе, что за этим последует. Когда они нечаянно встречались, он опускал глаза и не мог произнести ни слова. Однажды, это было уже в четвертом, они всем классом отправились за город на пригородной электричке. Помогая войти в вагон, он подал ей руку, и она пальчиками коснулась его руки. Он нежно сжал ее теплую ладошку и не выпускал сколько смог. Потом они долго гуляли и веселились на зеленом лугу. Он снова и снова подавал ей руку, она охотно брала ее, и они носились как угорелые.

Валерий потер ладонь и почувствовал тепло ее руки и нежное пожатие – как будто это было вчера.

Где она теперь, красавица Наташка? Как сложилась ее жизнь? Куда занесли пути-дороги? Тогда, после седьмого класса, она уехала с родителями в другой город. Больше они не виделись.

Приятные воспоминания и выпитый коньяк подняли настроение. Статья и аварии отошли на второй план. Как молния, сверкнула мысль: «Разыскать бы Наташку! Может, и жизнь семейную сумел бы наладить. Она ведь путешествиями увлекалась. А мне по работе вон сколько куролесить приходится… Ну да где ее найдешь теперь? Она наверняка замуж вышла, фамилию сменила…»

Наконец объявили посадку. Валерий позвонил встречающим. Те сообщили, что все в порядке:

– Встречаем с табличкой, на которой будет ваша фамилия. – И с английским акцентом, немного смешно, произнесли: – Казаков – правильно?

– Да-да, все правильно.

Во время полета из головы не уходила Наташка. Прямо наваждение какое-то. Вспоминалась последняя встреча, и как она поцеловала его в шею. Он в ответ – в щечку. Это был первый поцелуй в его жизни. Ощущение ее нежной кожи он не забыл до сих пор. Как давно это было и как недавно.

Через четыре часа самолет приземлился в аэропорту Ларнака.

Валерий был без багажа, поэтому к выходу подошел первым. Начал искать табличку с надписью «Казаков». И вдруг услышал:

– Валерий!

Он оглянулся… И застыл на месте.

– Наташка! На-таш-ка!!! Ты ли это? Откуда? Какими судьбами?

Он крепко обнял ее, сжал в объятиях, как будто боясь потерять, и повторял:

– Наташка, милая моя, Наташка…

Время остановилось и даже повернуло вспять. Они расстались вчера, ну, конечно, вчера. И Наташка все та же, ничуть не изменилась.

– Как ты нашла меня?

– Да очень просто: твоя же фамилия Казаков, – произнесла она, показывая на табличку, которую держал встречающий водитель. Я увидела, вспомнила нашу последнюю встречу и поняла, что это ты и нам обязательно надо встретиться.

Не там построили

Решение о строительстве завода Z принималось на самом высоком уровне. В ход пошли привычные лозунги: «Стране нужны высокоточные приборы! Мы должны быть впереди Америки! Незамедлительно построить завод по производству высокоточных приборов! В течение двух лет!»

И это несмотря на то, что ничего нет. Нет такого завода в плане, нет финансирования, лимитов на ресурсы… и многого другого, без чего нельзя строить.

Неважно – включить, выделить, предусмотреть! И немедленно!

Ответственный – замминистра Петр Петрович. Начинайте завтра.

Петр Петрович собирает экстренное совещание, спускает команды вниз в главки, начальники главков – в тресты и т. д. по всей цепочке.

Место для будущего завода замминистра выбирает лично – столь ответственное мероприятие никому нельзя доверить. Спустишь на тормозах, и не там построят, черти!

При этом замминистра рассуждал следующим образом. Во-первых, территория должна быть огромной – чтобы на все хватило места. Во-вторых, завод будет с полной инфраструктурой, значит, необходима хорошая транспортная доступность. В городе это сложно… «А давайте-ка, уважаемые, полетаем над городом – сверху, как известно, все видно», – объявляет Петр Петрович.

Сказано – сделано. Через час вертолет с заместителем министра и чиновниками разного уровня уже парит над городом. Летали долго – выбор непростой.

«Смотрите, прекрасное место, и рядом с городом!» – прокричал сквозь шум вертолета Петр Петрович, указывая на зеленый дачный массив.

Обрывочные фразы «так ведь там же поселок, люди живут – ветераны войны, пенсионеры…» утонули в вихревом потоке и остались без ответа.

Решено! Строим здесь!

Виктор Антонович получил задание строить завод.

К этому времени о судьбе жителей поселка успели позаботиться: кому выдали компенсации, кому предоставили квартиры, а кто и вовсе остался на бобах. Объяснялось это просто: «У вас документов нет – ваша дача "незаконная"», и весь сказ. (Это после пятидесятилетнего проживания на ней!)

Но несмотря ни на что, люди продолжали жить, пололи грядки, выращивали овощи. На плодовых деревьях созревали яблоки и сливы. На улицах играли и катались на велосипедах дети. Не так просто в один день взять и бросить нажитое годами. Здесь ведь все родное, знакомое. Своими руками сделанное!

Виктор Антонович пытался по возможности смягчить ситуацию – спланировал очередность так, чтобы хоть какая-то часть людей успела собрать урожай. Ужасное это дело – резать по живому, сносить построенное руками живущих здесь в течение долгих лет. Но сверху дана команда: «Выполнять!» – ничего не поделаешь. Честно говоря, не для строителей такая работа. Они в душе – созидатели, чем и гордятся. А тут разрушать надо. И не только дома, сады и огороды, а еще и человеческие чувства.

Строительство котельной Виктор Антонович поручил уже немолодому мастеру – серьезному сорокатрехлетнему седовласому мужчине, шестнадцать лет назад приехавшему с Украины. Звали его Николай Иванович, но все обращались к нему Иваныч или просто Николай. Жена мастера умерла три года назад, «сгорела» буквально за полгода – рак желудка. И с тех пор он жил один в небольшой квартирке и воспитывал сына, которому на тот момент исполнилось восемь лет.

И надо такому случиться, что на месте будущей котельной в симпатичном домике, окруженном садовыми деревьями, жила молодая женщина с трехлетним сыном Сашей.

В первый раз, походив вокруг домика и полюбовавшись садом, Николай не решился зайти.

На следующий день у калитки играл маленький Саша.

– Здлавствуйте! – увидев Николая Ивановича, радостно воскликнул малой. – Я тут живу с мамой, она в оголоде. А вы к нам в гости плишли? – И не останавливаясь: – Мама, мама, к нам дяденька в гости плишел!

Из-за куста сирени, вытирая руки о полотенце, показалась молодая женщина.

– Что же вы стоите? Сашенька, приглашай дяденьку в сад, чайку попьем, яблочками угостим – вон какой белый налив в этом году созрел.

Николай несмело шагнул в сад, присел на скамейку.

– Меня Ольгой зовут, – первой представилась женщина. – А это мой сын – Сашенька. А вас как величать?

– Николай. Для Саши – дядя Коля.

На столе появилась плетеная тарелка с яблоками, чашки с чаем и клубничное варенье.

– Угощайтесь, Николай! – предложила хозяйка. – Здесь все свое, натуральное. Урожай в этом году отменный!

Ольга рассказывала о своей жизни, Николай – о своей.

В их судьбах было много общего. У Ольги два года назад муж погиб в аварии, и она жила с сыном в комнатке в общежитии. Дача досталась от родителей мужа. Они получили компенсацию и разрешили Ольге пожить здесь лето.

За разговором время пролетело быстро, настала пора поблагодарить хозяйку и уходить.

Николай поднялся:

– Спасибо, Ольга! Спасибо, Сашенька!

Он сам не заметил, как назвал ребенка Сашенькой – по-родительски тепло и ласково.

– На здоровье, приходите! – подавая ему руку, проговорила Ольга.

И то ли Николаю показалось, то ли это действительно было так, но он почувствовал в ее словах грусть. Сердце будто током пронзило, и оно забилось быстро-быстро.

После смерти жены он не встречался с женщинами – целыми днями работа и сынишка. Одному с ребенком нелегко.

Всю неделю Николай каждый день приходил в гости к новым знакомым. Они проводили время за беседой и играми. Однако о причине своего визита Николай не осмеливался сказать.

В пятницу на оперативном совещании Виктор Антонович спросил:

– Что с котельной, Иваныч?

Николай сначала замялся, а потом брякнул:

– Все в порядке, на следующей неделе начинаем копать.

– Смотри не подведи!

Всю ночь Николай не мог уснуть, думал, как сказать Ольге, что он пришел их сносить. Ворочаясь с боку на бок, в конце концов решил: утро вечера мудренее – что-нибудь придумаю. Но, видимо, в голове уже созрел какой-то план, и он, успокоившись, заснул.

На следующий день Николай пришел с теодолитом и начал делать разметку котлована под котельную. Саша бегал рядом. Ольга удивленно наблюдала. Угловые колышки попали прямо в центр сада.

– Значит, так, – приказал он рабочему, – этот колышек на пятьдесят метров вправо, второй тоже. Завтра начинай копать. Дачу и участок не трогай!

Колышки были вбиты за пределами участка. Дача спасена.

Когда через два месяца геодезист делал разбивку газопровода, он долго не мог понять, в чем дело: путь будущей трассы проходил по самой середине сада, но никак не к котельной.

– Да вы же котельную не там построили! – заорал он, наконец сообразив, в чем дело.

– А ты где был, когда строили? – спокойно возразил Николай. – Кто у нас геодезист? Кто разбивку зданий должен делать – ты или я? Так что сиди и помалкивай. Сам виноват.

– А, да пошли вы… – зло махнул рукой геодезист и удалился.

Через четыре месяца Николай и Ольга пригласили Виктора Антоновича на свадьбу. И только тогда Николай сознался, что специально нарушил план.

Через год у них родилась дочь Света. А котельная, сыгравшая счастливую роль в судьбе Николая и Ольги, до сих пор стоит в незаконном месте.

Картина

Виктор Антонович безумно любил живопись. Куда бы его ни заносила судьба, везде старался посетить местные музеи и галереи. В советское время покупка картин была немыслимым делом, а написанных маслом – чистая фантазия: ни выбора, ни средств. Поэтому в его первой квартире стены украшали репродукции, купленные в киосках. А когда Виктор Антонович построил загородный жилой дом, встал вопрос: где взять настоящие картины, пусть даже современные, но подлинники?

В выходные вместе с женой поехали на Невский проспект. Есть там такое местечко, Катькин сад называется, где художники недорого продают свои творения. Ходили долго. Перед глазами прошли сотни картин, но ни одна не приглянулась. Домой вернулись ни с чем.

На следующий день жена уехала к родственникам. Проснувшись утром и приняв душ, Виктор Антонович вышел на балкон полюбоваться окружающей природой. «А что если самому попробовать написать картину? – подумал он. – Вон красота какая!» Сел за руль и помчался в ближайший магазин «Художник». Купив все необходимое для рисования, вернулся домой, установил мольберт на балконе, закрепил рамку с натянутым холстом, приготовил краски, масло, кисти и задумался. Было трудно решиться сделать первый мазок: а вдруг не получится? Перед глазами стояла готовая картина… Соседский покосившийся дом с деревянными стенами, черепичной крышей, трубой и вьющимся из нее дымком. Рядом – березы, яблоня, рябина и кусты сирени, а чуть поодаль – газон, дорожка к дому и накренившийся забор. В глубине сада – колодец, окруженный зарослями крыжовника и смородины.

И вот картина готова. Посмотрев на часы, Виктор Антонович не поверил своим глазам – было десять часов вечера. День пролетел, как одна минута. Прямо наваждение! Когда он рисовал, времени будто не существовало. Он жил в другом измерении – вне работы, семьи и проблем. Только холст перед глазами и сюжет картины. Новое, потрясающее и не поддающееся описанию чувство. Раньше полностью отключиться от рабочего процесса никогда не удавалось. И вот он – счастливый миг!

На следующее утро Виктор Антонович повесил картину в зале. Жена, вернувшись и увидев на стене полотно, сказала:

– Ну вот! А ты говорил не найти хорошую картину. Смотри, какая замечательная!

– Да это же моя.

– Да, твоя. А сколько стоит?

– Моя это картина! Я сам ее написал!

– Хватит рассказывать! – И легонько дотронулась пальчиком до нижнего угла картины. (Краски еще не успели до конца высохнуть.) – Слушай, а ведь и правда! Ну ты даешь! Я и не знала, что ты умеешь…

– Я и сам не знал, – признался Виктор Антонович.

После этого случая он уже не мог жить, не рисуя. Ему нравилось изображать прекрасное и самое главное – находиться за пределами времени и пространства. Чистый холст и внутреннее ощущение законченного сюжета стали его новой реальностью. Кстати, мысленно представить картину оказалось очень нелегким делом.

Как-то раз, медленно дрейфуя на резиновой лодочке по реке Воложбе недалеко от Тихвина, Виктор Антонович залюбовался местной деревенькой. Стояла поздняя осень. На пригорке – несколько покосившихся избушек. С берега к ним вела грунтовая дорога, по обеим сторонам которой росли березы и ели, осины и рябины. Большинство листьев уже опали, а редкие оставшиеся имели самые невероятные расцветки. При малейшем дуновении ветра они срывались и, кружа в безмолвном танце, медленно ложились на землю. Погода была по-осеннему холодной, с ночными морозцами. Все говорило о скором наступлении зимы. Виктор Антонович пытался запомнить мельчайшие детали увиденного, чтобы потом перенести все на полотно. Но мысли сковали сугробы и припорошенные снегом ели, белая лесная дорога да избы с сосульками и в снежных шапках.

Через пару месяцев, когда зима уже полностью вступила в свои права, Виктор Антонович установил мольберт, закрепил рамку с белым холстом и стал вспоминать осень на Воложбе. Общая картина не складывалась. Вспышками появлялись отдельные фрагменты – река, деревья, дорога, избы. Но их тут же поглощала зима. «Ну да ладно! Начнем, а там посмотрим, что получится», – решил он и сделал первый мазок. К вечеру зимний пейзаж был вполне готов.


Однажды в Италии среди сотен картин местных мастеров Виктор Антонович увидел одну, от которой просто не мог оторвать глаз. На ней были изображены две девушки, видимо, сестры, которые собирали полевые цветы на залитом солнцем лугу. Полотно сияло красотой и естественностью. Несмотря на скромные размеры, стоила картина прилично, но он приобрел ее, не торгуясь.

Вернувшись домой, Виктор Антонович повесил картину на самое видное место. Она нравилась всем. Особенно соседке Нине Борисовне, которая уже была на пенсии и помогала семье Виктора Антоновича по хозяйству – занималась уборкой, ухаживала за собакой и кошкой и прочее. Замечательный человек! Стирая пыль с картин, она часто останавливалась у «двух сестер» и долго всматривалась, будто хотела поучаствовать в сборе полевых цветов.

И вот однажды заболел хороший знакомый Виктора Антоновича, Федор. Приходя в больницу, Виктор Антонович старался всячески поддержать его моральный дух. Пустые, стерильно белые стены палаты навели на хорошую мысль:

– Слушай, Федор, а принесу-ка я «двух сестер». Они быстро тебя вылечат!

На следующий день он прикрепил картину напротив постели Федора. Палата сразу преобразилась – стала живой, наполнилась солнцем и цветами. И действительно, друг скоро пошел на поправку и уже через две недели выписался. Как не жалко было картину, Виктор Антонович разрешил Федору забрать ее с собой.

Прошло время и история с «двумя сестрами» стала забываться. В это время Нина Борисовна начала хворать – шалило сердце. Однажды, несмотря на субботний день, Виктор Антонович собрался на работу. Уходя, заглянул к соседке поинтересоваться ее здоровьем и ужаснулся – лицо Нины Борисовны было бледным, пульс слабым. Он срочно вызвал скорую, позвонил знакомым врачам. В Первом медицинском институте к спасению подключилась лучшая бригада реаниматологов и хирургов. Сделали четыре операции на сердце. Виктор Антонович держал ситуацию на контроле: навещал Нину Борисовну в больнице, подбадривал ее, разговаривал с врачами, оплатил операции и лечение. Все завершилось благополучно – через месяц соседка прекрасно себя чувствовала и выписалась домой.

Скоро Виктор Антонович уехал в командировку. А вернувшись, с удивлением обнаружил на старом месте знакомую картину. Откуда? Оказалось, абсолютно точную копию «двух сестер» по памяти (!) написала Нина Борисовна – в знак благодарности за свое спасение.

Мечта

Боб сидел в дешевом пабе на окраине Кембриджа в глубокой задумчивости. К началу непозднего вечера была выпита не одна пинта любимого пива «Stella Artois», но решение, что делать дальше, никак не приходило. Сегодня по окончании рабочего дня директор частной школы, где Боб последние три года работал учителем, сообщил ему, что он уволен «за некорректное поведение по отношению к своим коллегам».

Сам Боб считал, что он пострадал в борьбе за справедливость. Во время очередного совещания учителей он заявил, что учебный процесс поставлен неправильно: приоритеты отданы получению прибыли, а не эффективности обучения, и что надо немедленно менять и программу обучения, и методы преподавания. На что директор ответил: «Вот и меняй в другом месте, а у нас школа частная, наша задача – деньги зарабатывать!»

– Демократия! Свобода слова! Свобода выступлений! – распалялся захмелевший Боб, передразнивая одного из известных английских политиков. – А сами чуть что – иди вон! Я же творческий человек – имею право высказаться! Только у нас может быть такое… А позвоню-ка я Виктору! Он из России, расспрошу, как у них там. Заодно и виски ирландское попробуем…

Надо сказать, Виктору нравилось оказывать покровительство приятелю, он всегда охотно расплачивался за него и всех, кого Боб приглашал из числа своих многочисленных знакомых.

Стоит отметить, что отдохнуть Боб любил. Да и вообще по российским меркам он был гуляка-парень, если не сказать шалопай. На момент описываемых событий ему было всего двадцать семь лет. Всегда в потертых джинсах, поношенной рубашке, небрежно торчащей из брюк, и старых русских кедах. Да-да, именно в русских, которые он купил четыре года назад на местной барахолке за один английский фунт. Видимо, какой-то бедный русский студент сдал их за ненадобностью.

Но несмотря на пренебрежительное отношение к своему внешнему виду, у Боба была мечта стать знаменитым артистом и сниматься в кино. Виктор иногда подшучивал на эту тему:

– Как дела, артист? В Голливуд не приглашают?

На что Боб всегда серьезно отвечал:

– Все еще впереди, дорогой Виктор! Вот увидишь, моя мечта обязательно сбудется! Я буду сниматься в кино!

Боб вытащил из кармана потертых джинсов, которые восемь лет назад купила ему мать, мобильник давно устаревшей модели и, прищурившись, набрал номер Виктора.

К тому времени, когда Виктор пришел в паб, вид у Боба был совсем непрезентабельный. Нечесаная рыжая шевелюра, не видевшая инструментов парикмахера более полугода, расстегнутая рубаха, красные глаза за огромными роговыми очками, нервно вздрагивающее при разговоре плечо.

После обычных приветствий: «Как дела? – Спасибо!» Боб вдруг заявил:

– Паршивые мои дела: меня выгнали с работы. – И продолжил: – Слушай, Виктор, я живу в свободной стране, а он «с завтрашнего дня ты уволен!» Где же право на труд? Где профсоюзы? Я буду жаловаться! – нервно выкрикивал в очередной раз пострадавший за правду Боб.

– Да, парень, пропадешь ты здесь, в Англии. Надо что-то делать…

– А не забрать ли тебя в Россию?! – выслушав жалобы Боба, вдруг предложил Виктор.

Боб аж подпрыгнул от столь неожиданного предложения. Хмель мигом испарился.

– Правда, в самом деле?! Неужели это возможно? Я был бы счастлив! Но ты же, как всегда, шутишь…

– Нет, Боб, в этот раз я говорю серьезно. Три дня на сборы и – вперед! Я уезжаю в четверг. В понедельник жду тебя в Питере. Пока, друг! И ушел.

Через неделю Боб приземлился в славном граде Санкт-Петербурге. Багажа у него не было, за плечами болтался тощий рюкзак. Все те же брюки, рубашка и кеды.

Встретивший его Виктор сразу постановил:

– Значит, так, жить будешь в однокомнатной квартире рядом с моим офисом. Сегодня отдыхай. Завтра с утра – в парикмахерскую, затем – в магазин, купим тебе обмундирование, вечером – в баню, окей? – И, не дожидаясь ответа растерявшегося Боба, сам подтвердил: «Окей!»

Ошарашенный Боб не находил слов. Только в машине, сидя рядом с солидным Виктором Антоновичем, скромно спросил:

– Как вас теперь называть? – И тут же добавил: – Босс.

Он привык видеть Виктора как обычного студента – в джинсах, кроссовках, рубашке навыпуск, а тут рядом с ним сидел серьезный бизнесмен пятидесяти лет, одетый в дорогой костюм с галстуком, – руководитель крупной фирмы.

– В неформальной обстановке так и называй – Виктор, а в офисе можешь «босс».

На следующий день начался процесс преображения.

В парикмахерскую пошли вместе.

– Сделайте ему идеальную прическу, чтобы его родная мама не узнала, – попросил Виктор Антонович симпатичную девушку – парикмахера.

Та, конечно, растерялась – такую лохматую шевелюру она видела впервые. Да и Боб поначалу заупрямился – жаль было расставаться с копной волос. Пришлось Виктору Антоновичу из солидарности самому подстричься. А парикмахер по его совету в целях безопасности закрыла зеркало покрывалом – боялись, что Боб взбунтуется в процессе экзекуции. Стрижка длилась больше часа. Наконец свершилось: парикмахер открыла зеркало и – о, чудо! – иностранного гостя было не узнать.

Далее – магазин. Здесь Боб проявил усердие, стараясь перемерить все! Купили несколько костюмов, рубашки, туфли, дюжину галстуков – на все случаи жизни.

Аккуратно подстриженный, одетый с иголочки, Боб выглядел весьма прилично.

Оставалась баня. К приезду Виктора Антоновича с другом были приготовлены все необходимые атрибуты: свежие березовые веники, рукавицы, халаты и прочее. И тут же столкнулись с новой проблемой: стоило Бобу переступить порог парилки, как линзы его очков запотели, и он перестал видеть. Зрение у Боба было минус шесть, что вынуждало его всегда носить очки в толстой оправе, без которых он не видел на расстоянии вытянутой руки. Пришлось Виктору Антоновичу водить его за руку.

В общем, несмотря на все усилия, удовольствия от парилки не получили. Ограничились пивом с раками. И только тут Боб почувствовал себя в своей тарелке. Знакомая «Stella Artois», раки вместо креветок, теплая компания, душевная беседа – что еще нужно англичанину!

– Нет, Боб, с твоим зрением надо что-то делать! Кто же тебя полюбит в России с такими очками? – пошутил Виктор Антонович и добавил уже серьезно: – А что если тебе коррекцию зрения сделать? Ты никогда об этом не задумывался?

– Задумывался. Но это очень дорогая операция, в Англии она стоит шестнадцать тысяч фунтов. Откуда у меня такие деньги?

– Во-первых, в России это на порядок дешевле, а во-вторых, все затраты я беру на себя. Если согласен, завтра же звоню в клинику Федорова, там прекрасные специалисты.

– Конечно, согласен! – обрадовался Боб.

– Ну вот и решили проблему. В следующий раз будешь париться вместе с нами, а там и невесту найдешь, – ответил Виктор Антонович, улыбаясь.

– Есть, босс! – радостно отрапортовал Боб.

Через неделю Боб был уже без очков. В больнице он находился всего один день – современные технологии позволяют делать коррекцию зрения быстро и безболезненно.

– О-о! А у меня брови светлые, ведь раньше я ни разу их не видел! – удивлялся Боб, глядя в зеркало.

И действительно, до операции огромные очки закрывали пол-лица, теперь же он предстал перед окружающими во всей красе. Поведение Боба сильно изменилось: он стал более степенным, начал всерьез задумываться о карьере. Но мысль стать артистом и сниматься в кино не покидала его. Хотя работа в офисе босса была интересной и весьма его устраивала. Виктор Антонович давал разные задания, требующие знания английского языка, и Боб блестяще с ними справлялся. В течение двух лет Виктор Антонович брал его с собой на все значимые мероприятия, вводил в светское общество, знакомил с чиновниками и творческими работниками. Они побывали в разных уголках России и в других странах. Виктор Антонович знакомил Боба с традициями российской жизни. Для иностранца многое было впервые: полеты на вертолете в далекой Сибири, зимняя рыбалка при температуре минус сорок градусов, купание в проруби после бани, русская уха и прочее.

Те, кто был знаком с Бобом до поездки в Россию, однозначно не узнали бы его. Теперь это был элегантный молодой человек с хорошими манерами. Уже больше года он встречался с русской девушкой Викторией. Дело шло к свадьбе.

«Ну что, пора попробовать!» – подумал Виктор Антонович и позвонил знакомому режиссеру. Тот как раз подбирал актеров для съемки нового фильма.

– Александр Иванович, помнишь, я говорил тебе об учителе, который мечтает стать артистом? Возьми его на пробы, тебе ведь нужен исполнитель на роль английского летчика, а он готовый артист и притом англичанин. И преображаться может.

Режиссер был немногословен.

– Присылай в четверг – посмотрим, – прозвучало в ответ, и Александр Иванович положил трубку. Сложно было понять, одобряет он эту идею или нет.

– Боб, готовься! Завтра едешь на пробы к съемкам нового российского фильма. Будешь играть роль английского летчика, – сообщил на следующий день Виктор Антонович своему другу.

– Common! – произнес англичанин, что означало: «Не шути так, босс!»

– Да серьезно я, серьезно, – ответил Виктор Антонович. – Только смотри не подведи меня – покажи, на что ты способен!

Пробы прошли успешно. Боб был утвержден на роль английского летчика. Придя вечером домой, он сиял от счастья.

Съемки фильма принесли Бобу успех. Он сыграл великолепно! Мечта сбылась!

– Я же говорил, что буду сниматься в кино, и вот я снимаюсь, босс! Спасибо тебе, спасибо за все!

– Нет проблем, Боб! Давай-ка отметим это событие!

И они какзакадычные друзья направились в английский паб.

Мостик

Мурманчане Коля и Димка дружили с незапамятных времен. Они жили в соседних домах, играли в одной песочнице и делились игрушками. Когда стали старше, дергали за косички одних и тех же девчонок, дрались и сразу мирились. В школе они сидели за одной партой и оба влюбились в одноклассницу Лену. В пятом классе она уехала в Санкт-Петербург, и Коля с Димкой, немного погрустив, выбрали себе новых девочек из соседнего ряда. Вместе ходили в кино, покупали мороженое и конфеты, дрались с мальчишками из соседнего двора. Всегда стояли друг за друга горой, а если один не успевал сделать уроки, второй с готовностью давал списать. Взаимовыручка прежде всего!

Детство прошло, и наступил выпускной бал.

Празднуя получение аттестата зрелости, впервые попробовали вино и, чуть захмелев, поклялись друг другу в вечной дружбе. Потом вместе отправились поступать в Санкт-Петербургский университет: Николай поступил сразу, а Дмитрий не добрал один балл.

– Не переживай, – успокаивал друга Николай. – На следующий год поступишь.

– Да уж, постараюсь! – пряча обиду, ответил Дмитрий.

В его душе поселилась зависть: «Почему не повезло? Ведь учился лучше Николая. И надо же – именно по любимому русскому языку получил тройку!»

– Ладно, возвращаюсь домой. Год как-нибудь перекантуюсь и в следующий раз поступлю, – прощаясь с другом, пообещал Дмитрий.

Год пролетел незаметно. Все это время друзья переписывались, иногда встречались и вспоминали школу, друзей, девчонок.

И вот Дмитрий тоже стал студентом. Счастливое студенческое время: лекции, стройотряды, ночевки у костра, дискотеки, вечеринки, любовные интриги. Почти все время вместе, дружба крепчала. На каникулы оба возвращались в родные места.

Николай окончил университет на год раньше и поступил на работу в строительную компанию начальником отдела. Работа интересная, перспективная. Директор Михаил Антонович, заметив способности и трудолюбие Николая, скоро предложил ему должность заместителя директора по экономическим вопросам.

– Ты только подбери себе замену. Думаю, в университете были способные парни, – попросил он.

Николай не задумываясь пригласил Дмитрия. И закипела работа: проекты один интереснее другого, масштабы увеличивались, департаменты развивались. Несмотря на то, что Дмитрий находился в подчинении у Николая, трений между ними не возникало: каждый знал круг своих обязанностей и уровень ответственности. Оба женились, появились дети. Так прошло семь лет.

И вот однажды Михаил Антонович заметил, что отношения между друзьями стали натянутыми. Попытался деликатно выяснить, что произошло, но ребята отмалчивались или отшучивались.



– Ладно, – решил директор. – Разберутся. Молодые – чего не бывает! Поругались – помирятся. Что им делить? Работают хорошо, перспективы есть.

Но время шло, и напряжение возрастало. Теперь его уже заметили все. К тому же это начало сказываться на работе. И хотя оба заявляли, что конфликта нет, было ясно, что работать вместе они не смогут: кто-то не выдержит и подаст заявление на увольнение.

«Этого нельзя допустить!» – думал Михаил Антонович и решил перевести Дмитрия на другой участок. Более того, предложил ему высокую должность в другом городе.

Решение разрядило обстановку, но друзей не примирило.

– Что же делать? – упорствовал Михаил Антонович, но в голову ничего не приходило.

Ситуация так накалилась, что Николай и Дмитрий почти перестали общаться и иногда демонстрировали открытую неприязнь друг к другу. При этом оба скрывали причину ссоры. А, не зная ее, найти решение было невозможно. Попытки примирить обычным путем оказались тщетными. Директор несколько раз пытался поговорить с каждым, но получал один ответ:

– Мы не ругались. С чего вы взяли?

Но конфликт был очевиден.

Как-то в выходной день Михаил Антонович прогуливался по Удельному парку. Стояли теплые солнечные деньки, в парке было много народу, играли дети, и везде слышался их жизнерадостный смех. Сидя на скамеечке и глядя на резвящихся детей, Михаил Антонович думал, как помирить Николая с Дмитрием. И вспомнил старую притчу.

…В одном селении жил фермер. У него было два сына. Семья жила очень дружно, все помогали друг другу. Умирая, отец обратился к сыновьям:

– Живите дружно, дети мои! Только в дружбе вы будете счастливы.

Многие годы два брата жили душа в душу на ферме, завещанной отцом, но однажды из-за какого-то пустяка поссорились. Несколько недель не разговаривали друг с другом и все больше отдалялись. В конце концов братья поселились в двух противоположных углах фермы.

Как-то утром в дверь дома старшего брата постучал плотник:

– Я ищу работу. Может, у вас найдется для меня какое-нибудь дело?

Старший брат подумал и ответил:

– Да, у меня есть работа. Видите канаву посреди усадьбы? На прошлой неделе ее вырыли рабочие, нанятые соседом – моим младшим братом, чтобы отделить наши дома друг от друга. Он так поступил, потому что терпеть меня не может.

Затем старший брат указал на склад:

– Там у меня лежат доски. Я хочу, чтобы вы поставили забор между нашими домами. Видеть его больше не желаю.

Плотник согласился, взглянул на брата, канаву и стоявшие на противоположных концах усадьбы дома и, вздохнув, принялся измерять и пилить доски. Старший брат сказал ему:

– Я уезжаю в город, вернусь вечером. Постарайтесь сделать забор к моему возвращению.

Плотник ничего не ответил, потому что был погружен в работу.

Вечером, вернувшись на ферму, брат увидел то, что ожидал увидеть меньше всего: вместо забора через канаву был перекинут мостик.

Разозлившись, он сказал плотнику:

– Я же просил построить забор! А ты что сделал?

В этот момент по другую сторону канавы появился младший брат. Он решил, что мост построен по просьбе брата, перешел по нему канаву, подошел к брату, обнял его и попросил прощения за свое поведение. Они не могли наговориться – так долго не общались друг с другом.

Немного погодя старший брат заметил, что плотник сложил свои инструменты и собирался уже уходить. Он подошел к нему и предложил несколько дней погостить на ферме. Однако плотник отказался:

– Я бы и рад остаться, но мне надо построить еще много мостов, – и философски добавил: – Разве не лучше вместо заборов строить мосты – от сердца к сердцу?

«Замечательная притча! – подумал Михаил Антонович, прогуливаясь по дорожке. – Но где найти плотника, который мог бы построить мостик во взаимоотношениях Николая и Дмитрия? Сколько я ни пытался, не выходит».


– Дядя Миша, дядя Миша! – прервал мысли Михаила Антоновича невесть откуда взявшийся малыш лет шести-семи.

Это был сын Дмитрия – Олежка.

– А мы с папой и мамой гуляем по парку, – продолжал он щебетать. – Я вас узнал. Вы – папин начальник. Пойдемте с нами, мама с папой обрадуются, – и протянул руку. – Пойдемте, пойдемте…

Михаил Антонович взял Олежку за руку, и они вместе зашагали к скамейке, где сидели Дмитрий и его жена Татьяна.

– Здравствуйте, Михаил Антонович! – почти хором произнесли Дмитрий с Татьяной. – Мы решили с Олежкой погулять, а он вас нашел. Мы очень рады встрече.

– А я еще здесь Ксюшу видел, – похвастался малыш. – Она гуляет со своим папой, дядей Колей. Я сейчас их приведу, – сказал он и убежал.

– Вернись! – крикнул Дмитрий вдогонку, но того уже и след простыл.

Через несколько минут Олег привел за руку белобрысую и голубоглазую Ксюшу. Они весело подпрыгивали, размахивали руками и что-то радостно кричали. Позади них медленно шел Николай.

– Мы так давно не встречались, соскучились, – щебетала ребятня. – Давайте играть в прятки!

Николай подошел и поздоровался – с Михаилом Антоновичем за руку, а с Дмитрием сухо, кивком головы.

– Действительно, давайте все вместе поиграем, – задорно поддержал Ксюшу Михаил Антонович. – Малышей порадуем и детство вспомним. – И, схватив за руки Олега и Ксюшу, побежал прятаться в ближайшие кусты со словами:

– А ты, Дмитрий, завяжи глаза Николаю. Пусть он нас ищет. Таня, убегай скорее!

Все забегали, засмеялись.

«Теперь я знаю, кто сможет построить мостик, радостно подумал Михаил Антонович, глядя на смеющихся Олежку и Ксюшу. – Они уже начали это делать. Дети могут растопить любой лед в отношениях взрослых. Их детская непосредственность и искренность сглаживают любые обиды, помогают вспомнить свое детство, а в детстве у Коли с Димкой была… крепкая дружба!»

Пробка

Николай торопился на совещание. До его начала оставалось чуть более тридцати минут, и его машина удачно лавировала в бешеном потоке авто. Водитель был опытный, работал почти десять лет, и Николай не сомневался, что его вовремя доставят в нужное место.

Не обращая внимания на шум улицы и периодические эмоциональные тирады водителя, Николай думал о предстоящем разговоре: несмотря на улучшение ситуации после кризиса, проблем было много, и чтобы найти их решение, он вызвал в офис руководителей всех региональных подразделений компании.

– Все, приехали! – неожиданно перебил мысли Николая водитель. – Глухая пробка. Впереди, скорее всего, авария.

До поворота в город оставалось десяток километров.

– Никак не объехать? – поинтересовался Николай.

– Это же кольцевая, Николай Иванович! Никаких съездов на десятки километров. Уж если авария, то покуда ГАИ не приедет, протокол не составят и страховщиков не вызовут, не сдвинешься. Это вам не Запад! В России все удобства для страховых компаний, а не для водителей, – ворчал водитель вслух.

Действительно, как-то в Германии Николай стал очевидцем столкновения на автобане. Буквально через полминуты словно из-под земли вырос полицейский, очертил мелом место аварии, сделал несколько снимков, и спустя пару минут движение было восстановлено.

Николай нервничал – на это совещание нельзя опаздывать, нужно показывать пример подчиненным. Дисциплина прежде всего!

Сзади загудела машина.

– Чего сигналишь! – нервно откликнулся водитель, размахивая руками. – Не видишь, что ли – пробка впереди…


Николай посмотрел через заднее окно и увидел за рулем стоящей позади машины красивую молодую женщину.

– Не ругайся, – успокоил он водителя. – Там женщина.

– Ну да! Женщина за рулем – что обезьяна с гранатой! – зло пошутил тот.

Лицо женщины показалось знакомым.

«Я ее где-то встречал, – стал вспоминать Николай. – Да это же Валерия! Мы с ней учились вместе. И даже сидели за одной партой».

До десятого класса Николай был по уши в нее влюблен. Но она, как ему тогда казалось, даже не смотрела в его сторону.

Сразу после школы Валерия куда-то исчезла. Николай как ни пытался, не смог узнать ни нового адреса, ни хотя бы номер телефона. Очень переживал, ругал себя за нерешительность. Надо было подойти и объясниться! Спустя какое-то время через одноклассников все-таки добыл адрес, но ему сообщили, что Валерия вышла замуж и уехала в маленький сибирский городок. Он не стал писать, но с потерей не смирился. До сих пор с нежностью вспоминал ее профиль, улыбку и ясные голубые глаза…

Сердце Николая бешено заколотилось, чувства ожили. Словно не было этих лет после школы и замужества Валерии. Вот она, все та же – челка, глаза.

– Сделай так, чтобы мы поравнялись с задней машиной, пропусти ее любыми путями и остановись. Мне надо с ней поговорить, – скомандовал он удивленному водителю.

Они с трудом двинулись влево, освобождая место, а задняя машина, нарушая правила, протиснулась справа. Похоже, Валерия тоже торопилась. Окно, у которого сидел Николай, поравнялось с окном соседней машины Валерии.

Николай опустил стекло:

– Привет, Валерия!

От изумления она потеряла дар речи, лицо вытянулось, а в больших голубых глазах читались удивление, радость и испуг.

– Николай… Не может быть! Ты тоже в пробке? Как я рада тебя видеть!

– Как поживаешь? Какими судьбами в городе? Я слышал, ты уезжала в Сибирь.

Николай буквально засыпал вопросами растерянную женщину. Теперь он был рад этой пробке и мечтал, чтобы она подольше не кончалась.

– Это длинная история, – не очень весело ответила Валерия.

– Я перейду к тебе, если не возражаешь, и мы поговорим, – предложил Николай. – Застряли надолго…

– Заходи! – словно в дом пригласила она.

Николай тут же перебрался в машину Валерии. В салоне больше никого не было, и можно было спокойно пообщаться.

– Я так рад тебя видеть, Валерия!

– Ты женат? – неожиданно прямо спросила она.

– Вот так сразу? Нет, не женат. После тебя так и не смог ни в кого влюбиться. Были встречи, но ничего серьезного. А ты как? – спросил он с надеждой.

Машина дернулась, и наступила пауза.



– Я действительно как сумасшедшая вышла замуж. Ты его знаешь, это Олег. Он окончил школу на год раньше нас. Вскружил мне голову и увез к родителям в маленький городок. Мы прожили вместе чуть больше года. Он нигде не работал, с утра до вечера играл на компьютере, а вечера проводил с друзьями. Я же пахала на двух работах, про институт забыла. Да там и учиться-то негде было. В конце концов не выдержала, собрала чемодан и вернулась к родителям. Потом развелась, поступила в университет. Вечерами подрабатываю – даю уроки иностранного языка. Я ведь учусь на филфаке, иногда переводы для компаний делаю. Вот машину купила… Такие у меня дела. И совсем не до мужиков – времени нет, да и отбил у меня муженек желание семью заводить. Сейчас еду в аэропорт, в Москву лечу на встречу с иностранцами, переводить надо…

И неожиданно, взглянув на Николая, Валерия добавила:

– Как здорово, Коля, что мы встретились! Ты ведь и раньше мне нравился, но даже не смотрел в мою сторону. Робкий очень… А теперь вон какой солидный стал!

С улыбкой продолжила:

– Ни-ко-лай Ива-но-вич!

За разговором прошло около часа. Машины медленно двигались, и вот уже впереди показался поворот в город.

«Неужели так и расстанемся, и я снова ее потеряю? – подумал Николай. – Этого нельзя допустить!»

И неожиданно для себя произнес:

– Лера, выходи за меня замуж! – не дожидаясь ответа, схватил ее за руку, словно боясь, что она опять, как много лет назад, исчезнет. – Едем в загс! Я уговорю, чтобы нас быстро расписали.

– Ты что! Мне в Москву надо, тебе – на совещание. Да и подумать мне надо. Я тебе еще не ответила, согласна ли… – растеряно произнесла Валерия.

– Так отвечай скорее, а то пробка заканчивается. Ты согласна?

– Да, да, да! Но ты же спешишь на совещание, и я одета не по-праздничному. Господи, мне же в Москву надо лететь! – сбивчиво и уже не так уверенно продолжала Валерия.

– Какое совещание?! Какая Москва?! И уж тем более одежда. Наша судьба решается! Поворачиваем!

Высунувшись в окно, Николай закричал водителю:

– Езжай за нами, мы в загс.

– Куда? – раскрыв рот от изумления, переспросил водитель.

– В загс, – повторил Николай и тут же исправился: – Точнее, во Дворец бракосочетания, на Английскую набережную. По пути купим букет цветов.

– Совсем сдурел наш шеф… – пробурчал водитель, поворачивая руль и нажимая на педаль газа. Затем, немного помолчав, добавил: – Но вообще-то молодец!

Поздняя любовь

– Виктор Антонович, к вам посетитель, – прощебетала по селектору секретарь Татьяна. – Говорит, ваш старый знакомый. Фамилия – Кленов, Анатолий Кленов.

Хотя друзей с такой фамилией у Виктора Антоновича не было, он сказал:

– Пусть заходит. Проводи ко мне.

– Виктор, дорогой! Ты совсем не изменился. Сколько лет прошло, сколько зим! Точно более десяти, – прямо с порога заговорил седовласый среднего роста худощавый мужчина, на вид лет шестидесяти пяти.



«Кленов, Кленов…» – пытался вспомнить Виктор Антонович и, присмотревшись, узнал.

– Анатолий, ты ли это?! И почему Кленов? Ты же всегда был Веселовым… Да, ты изменился: весь седой и морщин прибавилось. Но, по правде сказать, выглядишь молодцом. Да и глаза вон как блестят. Влюбился, наверное? – пошутил Виктор и жестом пригласил в другую комнату. – Проходи! У меня здесь комната отдыха, чайку попьем. Можно и коньячку – рабочий день заканчивается. Вспомним старые времена, расскажешь, как поживаешь, как Кленовым стал.

– Чайку – с удовольствием! И поговорить тоже. А вот насчет спиртного – ни-ни! – отказался Анатолий. – Ни капли в рот не беру уже больше двенадцати лет.

– Невероятно! – удивился Виктор. Он хорошо помнил о пристрастии друга к алкоголю.

Они были знакомы с юношеских лет, вместе коротали дни в общежитии. Несмотря на то, что Анатолий был старше Виктора на десять лет, они, можно сказать, дружили. В двухкомнатной квартире тогда размещалось пять человек. Самый младший – двадцатилетний Виктор, старший – Александр тридцати двух лет. Анатолию тогда исполнилось тридцать. Разница в возрасте не мешала: общий котел, готовка по очереди, широкий круг интересов и добрые шутки. Анатолий был душой компании – играл на саксофоне, хорошо пел, знал много анекдотов и умел их рассказывать так, что все просто валились со смеху. Одно слово – ОБЩЕЖИТИЕ.

Потом у каждого началась своя жизнь. Первое время созванивались и обменивались новостями, изредка встречались. Но, увы, встречи становились все реже и реже.

Судьба Александра, старшего из друзей, оказалась самой незавидной.

Когда студент Виктор влюбился и решил создать семью, опытный Александр всячески отговаривал его от этого шага, убеждая, что жениться в двадцать лет – чистое безумие. Более того, заявил, что в свои тридцать два запросто возьмет в жены восемнадцатилетнюю и будет с ней счастлив. И действительно, в один прекрасный день Александр уехал в отпуск на Украину, а через две недели вернулся с пухленькой чернобровой красавицей Тамарой, которой еще и восемнадцати не исполнилось. Спустя три месяца сыграли свадьбу. Но ни любви, ни добрых отношений не получилось.

Молодая девушка вышла замуж только потому, что просто грезила днем и ночью мечтой о том, как однажды вырвется из маленькой украинской станицы в приличный город. И вот подвернулся случай – из Ленинграда приезжает мужик и предлагает выйти за него замуж. Это же удача! Мало ли что старше почти вдвое, главное – уехать, а там и развестись можно. Быстро «оперилась» и начала устраивать скандалы. Мужа иначе, как «старпер», не называла. И это при всем честном народе!

Получив квартиру, чему способствовало славное строительное прошлое Александра на восстановительных работах в Ташкенте после землетрясения, Тамара подала на развод. А чтобы сохранить за собой жилплощадь, она решила отправить мужа в тюрьму. С подругой целый план разработали.

Однажды вечером пригласила в гости подругу что-то отметить. После нескольких выпитых рюмок подруга как бы случайно уединилась с Александром, а затем стала орать, что ее насилуют. На крики выбежали соседи, которые потом свидетельствовали в суде. Благодаря смекалке жены и актерскому таланту ее подруги, Александр попал в тюрьму на четыре года по статье за попытку изнасилования. Тамара тут же оформила развод, получила желанную квартиру и через две недели после суда выписала оттуда уже бывшего мужа.

Забегая вперед, надо сказать, что счастливой жизни у нее не получилось: семью так и не создала, работать не хотела, но веселилась от души. Три года назад Виктор Антонович случайно увидел ее с подругой. Это были две спившиеся неопрятного вида старухи с опухшими лицами, трясущимися руками и одним желанием в помутневших глазах – найти денег на выпивку.

Но вернемся к Анатолию. История Александра сильно его потрясла. Он заявил, что никогда не женится, и строго следовал этому сценарию. Однако холостяцкая жизнь имеет свои отрицательные стороны – Анатолий стал часто прикладываться к бутылочке. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не случай. О нем Анатолий и рассказал Виктору за чашкой чая:



– Так вот, Виктор… Когда Тамара посадила Сашу, я решил остаться холостяком. В моей жизни встречались разные женщины – красивые и добрые, готовые в любой момент выйти за меня замуж, но ни с одной из них не было настоящей любви. Ночь, две, максимум – месяц, и я понимал – не та! И все время вспоминал о Саше. Кстати, я встретил его после тюрьмы. Он снова живет в общежитии, выглядит ужасно.

А меня холостяцкая жизнь довела до настоящих запоев. Я понимал, что это неправильно и нужно что-то делать. Сколько наших друзей уже сгубил алкоголь! Но трясина затягивала все глубже, и я ничего не мог сделать. Силы воли не хватало, а главное – стимула, кому я нужен был? Не было близкого мне человека рядом. Чем бы все это закончилось, если бы не случай…

Одним августовским вечером после трех дней запоя я возвращался домой на электричке почти в беспамятстве. Ничего не помню! Спал как убитый. На конечной станции меня нашел бригадир проводников: вытащил из вагона, с «отеческой» предусмотрительностью дотащил до ближайшего мусорного контейнера и выбросил. Проклясть бы его за это надо, а я до сих пор благодарю! И ты скоро поймешь, почему.

Произошло все на забытой богом станции Худово. (До сих пор не выяснил, почему она так называется.) В то утро жительница поселка, добрейшая женщина по имени Ульяна, выносила мусор и увидела валявшегося около помойки мужика. Проверила пульс – живой. И что, ты думаешь, было потом? Она закинула меня на свое крепкое женское плечо и принесла домой. Раздела, уложила в ванну отмокать. И лишь старательно намыв тело шампунем и душистым мылом, спросила:

– Ты кто?

– Веселов, – заплетающимся языком выдавил я.

– А у тебя паспорт есть? – поинтересовалась женщина.

– Там где-то, посмотрите в костюме… – пробормотал я.

Через минуту она вернулась с паспортом, показала его мне и сказала:

– Видишь его в последний раз. С сегодняшнего дня ты – Кленов. – И, разорвав паспорт на моих глазах, выбросила обрывки в урну. Я не понимал, где нахожусь и что происходит, но теплая ванна и добрый взгляд женщины убаюкивали. Ощущения – как под гипнозом.

– Понимаю, тебе тяжело, – произнесла Ульяна. – Я постараюсь помочь. Вот полотенце и чистое белье. Одевайся – и к столу.

Стол был накрыт просто, но достойно: зелень и овощи, свежепросольные огурчики, домашние котлеты с молодой вареной картошкой, посыпанной укропчиком, и четвертинка домашнего самогона.

Конечно, мой взгляд сразу уперся в эту четвертинку.

– Значит, так, – сурово и в то же время ласково продолжила Ульяна. – Алкоголь ты пьешь в последний раз. Бери стопку и закусывай огурчиком. Еще съешь тарелочку куриного супчика и на боковую. Проспишься – поговорим.

Через четыре часа я проснулся нормальным человеком. Чистые простыни, одеяло и мягкие подушки; сидящая напротив женщина в домашнем халате. Ее ясные голубые глаза и еле заметная улыбка излучали душевный покой и напомнили мне глаза матери.

– Я тебя, Анатолий, нашла на помойке. Но это ни о чем не говорит. Можешь забыть все мои слова, склеить паспорт и уйти хоть сегодня. Но я предлагаю тебе пожить здесь недельку-другую. В квартире две комнаты, мы можем спокойно общаться. Немного отдохнешь и заодно поможешь мне с огородом да с крышей – давно нужно подлатать. Если не понравится, уйдешь.

В ее голосе чувствовалась какая-то необъяснимая тоска и в то же время теплота и душевность. В общем, я по уши в нее влюбился и уже через неделю не мог представить, как раньше жил без моей Ульяны. В загсе я взял фамилию жены и стал Кленовым. И с тех пор не дружу с алкоголем. Ни капли!

– Как я за тебя рад, Анатолий! – искренне сказал другу Виктор Антонович, задумавшись о том, насколько разные у людей судьбы. И в очередной раз порадовался тому, что счастлив со своей женой, той, на которой женился вопреки советам Александра. Она прекрасно выглядит – намного моложе своих лет. У них взрослый сын и внуки. А что было бы, послушай он тогда Александра?..

Действительно, каждый сам выбирает свою судьбу, и изменить жизнь никогда не поздно. А найти свое счастье и любовь можно и на помойке.

История Анатолия и Ульяны – яркий тому пример.

Предсказания

Без Веры в сердце ты становишься жесток,
Творя безумные дела и разоряя храмы.
Но помни, зло – плохой урок,
Ведь в душах сыновей ты оставляешь шрамы.
И кара неминуемо найдет тебя, злодей,
Забвение придет суровою расплатой.
Совсем исчезнешь ты из памяти людей,
И будет это небольшой утратой.
Пройдут года, придут другие люди
И восстановят храмы на века.
А с ними вечно наша Вера будет
И снова засияют золотые купола…
В. Заренков
К написанию этой истории меня подтолкнула поездка в белорусский город Толочин с группой моих друзей и сотрудников. В течение последних двух лет мы в качестве благотворительной помощи восстанавливали в этом городке Свято-Покровский монастырь. Самым волнительным событием всей работы стала установка новых, сияющих золотом куполов с красивейшими и величественными крестами.

Посетив монастырь, побеседовав с матушкой Анфисой и сестрами, отведав монастырской трапезы, я предложил желающим из делегации посетить мою деревню, где я родился и вырос, побывать на кладбище, где похоронены мои родители и родственники, а для остальных был подготовлен экскурсионный автобус по знаковым историческим местам района. Все дружно решили ехать со мной, чему я был безмерно рад.

Приехав в деревню, я в первую очередь показал место, где стояла наша изба, а сейчас были видны только заросшие бурьяном остатки фундамента.

– А где же краник с водой, о котором Вы писали в своем рассказе «Водопровод»? – спросил с улыбкой один из участников нашей группы, композитор Михаил. Он уже был со мной на этом месте в прошлый наш приезд и хорошо знал об этом кранике.

– А вон видите маленькую избушку-часовню рядом с дорогой? Мы ее построили два года назад. Вот туда я и перенес этот краник. Избушка-часовенка для всех всегда открыта. Любой уставший путник может зайти туда, попить холодной чистейшей водички, отдохнуть в тени и продолжить путь.

Посидев в избушке, побеседовав и выпив воды из того самого краника, мы отправились в сторону кладбища. Постояв у могилы родителей и родственников, возложив цветы и прочитав молитвы (с нами был священник Евгений), группа разбрелась по кладбищу, рассматривая надписи на крестах и памятниках.

– А что это за пирамидка с красной звездой вон над той неухоженной, заросшей могилой? – спросил с интересом писатель Николай.

– О, это долгая и грустная история, – ответил я, задумавшись. Очень не хотелось мне будоражить память и говорить плохо об умерших.

– Нет уж, нет, – начали просить остальные, – расскажите, пожалуйста, нам интересно.

– Хорошо, давайте вернемся в избушку-часовенку, там я вам все и расскажу, – предложил я группе.

Мы вернулись в избушку, сели за стол, и я начал рассказ.


Родился я в небольшой белорусской деревеньке, что недалеко от города Орши и города Толочина, в большой трудолюбивой семье. Семья была дружной – каждый помогал друг другу. Отец и мать работали с утра до вечера, старшие дети ходили в школу, а нас, младших, воспитывала бабушка Аксинья. Бабушка, несмотря на советскую власть, была истинно верующим человеком. Она без молитвы никогда не садилась за стол.

С детства мне запомнились ее рассказы о вере, о Боге, о Его любви к людям. Были и рассказы о тех, кто отошел от веры и перешел в воинствующий атеизм с его варварским разрушением храмов и церквей.

Недалеко от нашего дома жила председатель сельсовета Марья с двумя сыновьями четырех-шести лет. Мне она запомнилась как женщина, похожая на комиссара. Всегда была одета в черную, военного покроя юбку и комиссарскую кожаную куртку, подпоясанную широким солдатским ремнем с пряжкой и красной звездой. Ее строгость по отношению к людям граничила с жестокостью и презрением. А церковь и священников она ненавидела.

Муж, не выдержав ее комиссарского, неженского характера, ушел от Марьи, когда детишкам было два-три года. И больше никогда в селе не показывался.

А мне запомнился, и не просто запомнился, а врезался в память, случай, когда по ее приказу местную церковь в соседнем поселке превращали в картофелехранилище. Теперь-то я понимаю, что никакой необходимости в этом не было. Церковь выстояла под бомбежками в войну, продержалась в оккупацию. Во все времена туда шли люди поклониться Богу, покаяться и попросить помощи.

Построить новое картофелехранилище не составляло никакого труда. Но тупая, наполненная злобой ненависть к религии толкала Марью к разорению церкви. И вот на глазах у собравшихся людей она сама забирается на крышу, цепляет железный трос за золоченый, яркий, сияющий крест и дает команду трактористу тянуть трос. Руки у тракториста дрожат от волнения, душа не принимает такую команду, противится, и он, весь в холодном поту, выскакивает из кабины, восклицая:

– Не могу я это сделать, хоть убейте, не могу! Бог накажет нас всех за такое злодеяние…

Народ, склонив головы, молчит: кто-то стыдливо отворачивается, кто-то несмело пытается сказать:

– Марья, не надо этого делать.

Старый священник, печально глядевший на происходящее, пытается образумить людей и Марью:

– Люди, не делайте этого, Бог вас накажет! Марья, ты же человек, образумься!

Но Марья, спускаясь с крыши церкви, кричит громко:

– Трусы вы все, не понимаете политики нашей партии.

И, обращаясь к священнику:

– А ты, рассадник религии, помолчи лучше, покуда мы тебя в тюрьму не посадили.

Затем, расталкивая людей, Марья садится за штурвал трактора, резко нажимает на рычаги, трос натягивается, и крест падает на землю…

Старый священник молча крестится и тихо произносит:

– Марья, ты творишь страшное зло на земле и потому, помяни мое слово, долго не проживешь на этом свете и скоро умрешь в муках, но самое страшное, что и род твой кончится в муках.

Слова его звучат не как проклятие, они звучат как пророчество.

Уже тогда мне, подростку, все это казалось противоестественным. Зачем разрушать красоту, зачем рушить веру в Бога, в доброту, в любовь?

Дома со слезами на глазах я рассказал о происшедшем бабушке. Она молча выслушала и произнесла:

– В своей жизни, внучек, тебе еще много придется увидеть несправедливости – времена сейчас трудные, люди потеряли веру в Бога. Но пройдет время и все образуется. А ты, внучек, еще много церквей восстановишь и много крестов установишь. И даст Бог, еще и новые храмы построишь! Только не теряй веру в Бога…

Прошли годы и, вспоминая прожитое, я убеждаюсь, что все в жизни закономерно: и пророчества верующих людей, и старого священника, и моей любимой бабушки – сбываются.

Примерно через год Марья тяжело заболела: у нее обнаружили рак. Она долго мучилась и через какое-то время умерла. Детей забрали в детский дом. И долго никто не знал, что с ними. И уже через тридцать лет, в очередной мой приезд в деревню, я узнал, что старший попал в тюрьму и там умер, а младший скончался от пьянства. Очень жаль их! Ведь ни в чем они не были виноваты, но им пришлось расплачиваться за дела своей матери.

Мне же в своей жизни, как и предсказывала бабушка, довелось восстановить много храмов, монастырей и церквей и установить красивейшие купола с золочеными крестами.

И строить новые храмы, церкви и часовни.

И Бог даст, еще удастся построить.

Дорожи теми, кто рядом

Простите близких за причиненную Вам боль, и боль отпустит.

Простите себя и отпустите прошлое, чтобы наслаждаться настоящим.

Прощать – это значит помнить без обиды…

Из Интернета
Джона я встретил в Кембридже. Это небольшой, но известный на весь мир университетский городок в Англии. Я приехал туда по совету друзей совершенствовать (как мне казалось!) свой безобразный английский. «Только в Англии и только в Кембридже ты научишься говорить по-английски, – убеждал меня мой друг Михаил и, громко смеясь, добавил: – а еще лучше, если на время учебы найдешь красивую англичанку. В кровати мигом выучишь!» Англичанку, да еще красивую, найти в Кембридже почти невозможно – такое ощущение, что там одни иностранцы. И все разговаривают на своем, понятном лишь им языке.

Учеба давалась тяжело, потому что, обладая логическим мышлением, я не мог механически запоминать незнакомые слова. Но английский был необходим по работе, и я упорно его учил. Судьба распорядилась так, что я познакомился с Джоном. И эта встреча многое изменила.

Джон – добродушный и немного грузноватый мужчина, на вид 43–45 лет – работал учителем в школе английского языка. Уроки у него были веселые: он рассказывал забавные истории, ненавязчиво втягивая учеников в обсуждение интересных тем. Одним словом, душа-парень. Часто после занятий, а иногда и в выходные дни Джон приглашал меня в музеи и театры. Он был не прочь выпить хорошего вина или виски. Постепенно мы обошли с ним все рестораны Кембриджа и ближайших пригородов. Кроме того, выезжали за город на пикники. Джон прекрасно готовил, особенно хорошо у него получалась рыба на углях. Имелся фирменный способ приготовления: он чистил рыбу (желательно морскую с белым мясом), добавлял мелко нарезанный лук и другие овощи, приправу, лимон, заворачивал тушку в фольгу и жарил ее на углях 20–30 минут.

Нигде и никогда я не ел такой вкусной рыбы!

С Джоном было очень интересно общаться. Через две недели я уже прилично говорил на английском. Думаю, главную роль сыграли не уроки, а личное общение. Во время прогулок мы беседовали о творчестве, искусстве, спорте, увлечениях. Например, Джон обожал скачки. Он знал клички всех лошадей, имена жокеев, тренеров и конезаводчиков. Мы побывали на нескольких английских ипподромах. Великолепное зрелище: красивые и сильные лошади, женщины в разноцветных шляпах, дух соревнования и переживания за фаворита, на которого поставил. Хотя для Джона главным был не выигрыш, а участие и ощущение борьбы.

Я заметил, что мой английский друг упорно избегает разговоров о личной жизни. Я знал, что у него есть сын Николас, которого он воспитывает один, и что уделяет ему много времени. Несколько раз мы ездили втроем на пикник. Николас был энергичным, спортивного телосложения парнем. Он умел разводить костер, чистил рыбу, готовил шашлыки, охотно болтал о футболе, школе и друзьях. Но ни слова не говорил о матери.

Однажды, перед моим отъездом из Кембриджа, мы сидели вдвоем с Джоном в местном пабе и, потягивая пиво, говорили «за жизнь». Я обратил внимание, что Джон очень задумчив: он что-то говорил, но меня словно не замечал. Казалось, мысленно он находится где-то очень далеко, а не рядом со мной.

– Что случилось, старина? – осторожно спросил я.

Сделав несколько глотков пива, Джон произнес:

– Виктор, я хочу рассказать тебе историю своей жизни. Завтра ты улетаешь, а мне очень нужен твой совет.

И повторил:

– I do really need your advice…

РАССКАЗ ДЖОНА
Это был выходной, и ближе к вечеру я решил прогуляться по улочкам великолепного приморского города. Все улицы были заполнены беззаботными туристами, которые разглядывали витрины, проводили время за чашкой ароматного итальянского кофе, фотографировали местные достопримечательности. Среди них выделялись стайки веселых девушек. В коротких, прозрачных и разноцветных юбочках, таких же интригующих и красиво облегающих фигуру блузках, они привлекали внимание молодых парней, которые пытались с ними познакомиться. Иногда это удавалось, но чаще девушки давали отпор и, весело смеясь, убегали к морю. Парни спокойно продолжали гулять, останавливались у кафешек и заводили знакомства с более покладистыми барышнями.

Погода стояла великолепная, с моря дул свежий ветер, и все вокруг располагало к отдыху и любви. Я тогда был молод, полон сил, и каждая девушка казалась мне прекрасной. Но врожденная стеснительность мешала мне с кем-нибудь познакомиться.

И вдруг я увидел ЕЕ. Стройная, высокая, в белоснежном фартучке, она держала в руке небольшой серебряный поднос с дымящимся ароматным кофе. На ней была голубая коротенькая юбка и белоснежная блузка под цвет фартука. Стройные, красивые, чуть загорелые ноги, точеная фигура, аристократические руки и шея – все было прекрасно. Я робко взглянул на нее, и она вдруг в ответ улыбнулась. Такой ослепительной и чувственной улыбки я еще не встречал – за все свои 25 лет.

От девушки, как с моря, повеяло свежестью…

Не решаясь подойти, я купил в ближайшем киоске местный журнал и присел в кафе напротив. Заказав кофе, стал листать журнал, краем глаза посматривая на свою избранницу. Она то появлялась с подносом в руках, то исчезала в глубине ресторана, но почти всегда ловила мой взгляд и одаривала ослепительной улыбкой. После четвертой чашки кофе, в очередной раз поймав мой взгляд, девушка снова улыбнулась и красивым жестом пригласила за столик ресторана, который обслуживала. От неожиданности я вздрогнул, пролил кофе и еще больше сконфузился. Не сдержавшись, она засмеялась. Ее смех звучал, как серебряный колокольчик. К моему удивлению, я тоже засмеялся, робость исчезла, и я пересел за ее столик:

– Здравствуйте! – произнесла она на чистом итальянском. – Меня зовут Карина, и я здесь работаю. Хотите кофе?

– О да, конечно! – пролепетал я, хотя выпил уже четыре чашки, и мое сердце, то ли от крепкого напитка, то ли из-за того, что сильно нервничал, бешено застучало, словно готовясь вырваться наружу…

– Я – Джон. Простите за мой плохой итальянский. Я живу здесь недавно, проходил мимо, купил журнал…

– Знаете, Джон, я сегодня подменяю подругу, скоро она придет, и я освобожусь. Если подождете, можем вместе погулять.

– Конечно, подожду! И буду рад погулять с вами, – не веря своим ушам, проговорил я.

Так я и сидел некоторое время, листая журнал и попивая кофе, в ожидании подруги. Казалось, прошла целая вечность. Наконец из ресторана выпорхнула улыбающаяся Карина. Я даже не заметил, когда пришла ее подруга и Карина успела переодеться. Теперь на ней были короткие джинсовые шортики, удачно облегающие великолепную фигуру, и светлая шелковая блузка, подчеркивающая красивую грудь. На ногах – серебристые босоножки. В черных волосах – заколка с большой разноцветной бабочкой. На лице сияла улыбка.

– Куда идем, кавалер? – весело спросила Карина и быстро добавила. – Только не в ресторан и не в кафе!

– Идем к морю, – предложил я.

– Замечательно! И подальше от людей.

Она взяла меня за руку. От ее прикосновения по телу пробежала дрожь, будто меня ударило током. Я сжал ее ладошку, и мы пошли, размахивая переплетенными пальцами. По пути болтали обо всем: о погоде, море, Италии, Англии. Она рассказала о себе, я – свою историю, вспомнили новые фильмы, музыкальные альбомы, выставки. Было такое ощущение, что мы знакомы с детства.

Мы бегали по песчаному пляжу, плескались в море, брызгали друг на друга соленой водой и не заметили, как стало темнеть. Стараясь поймать последние лучи солнца, выбежали на лужайку с мелкими белыми ромашками, которые в сумерках горели, будто светлячки. Усталые легли на траву, усыпанную цветами. С моря потянуло прохладой. Чтобы согреться, Карина прижалась ко мне, и я неожиданно для себя впился губами в ее чувственные губы. Время остановилось, мир перестал существовать. Мы безрассудно отдались страсти и не замечали ничего вокруг – только губы и наши тела.

Мы пришли в себя, когда вдали уже светила луна и яркие звезды. Какое-то время мы молча лежали, глядя в ночное небо, затем я аккуратно взял ее на руки и понес к морю. Нагретая солнцем вода окутала нас нежным теплом. Немного поплескавшись, мы снова стали целоваться и снова отдались страсти.

Это был незабываемый вечер…

Затем мы стали встречаться. Обычно я ждал Карину у кафе, и мы шли в наше тайное место. Через три месяца Карина сообщила, что у нас будет ребенок, и мы поженились. Рожать сына решили в Англии. Вскоре переехали в Кембридж, и я устроился учителем в местную школу. Нам выделили квартиру, и семейная жизнь стала приобретать нормальные очертания.

Родился сын, которого назвали в честь моего деда Николасом. Казалось, все хорошо: мы вместе, я работаю, Карина воспитывает сына, по вечерам ходим в театр и кино, а на выходные едем за город. Однако я стал замечать, что Карина скучает, ей хотелось чего-то нового. Она начала писать картины (раньше увлекалась живописью), и у нее неплохо получалось. Но вскоре я услышал:

– Скучно стоять за мольбертом.

– Займись фотографией, – пошутил я и купил ей фотоаппарат.

Неожиданно для меня она действительно увлеклась фотографией, стала выезжать в другие города и страны, встречаться с профессиональными фотографами. Конечно, это плохо сказывалось на воспитании сына и семейном бюджете. Мне приходилось отказываться от поздних уроков, чтобы забирать Николаса из детского сада. Соответственно, уменьшилась и зарплата. Из-за этого у нас начались ссоры. С ее-то итальянским темпераментом! Карина все чаще не приходила домой ночевать, ссылаясь на организацию выставок, поездки и прочее. Возвращалась утром, извинялась и говорила, что всю ночь работала.

И вот в один прекрасный день она ушла, оставив на столе записку:

«Прости меня, Джон! Я больше не могу тебя обманывать… Я влюбилась, влюбилась страстно и не могу без него ни минуты. Ты его знаешь – это Том, фотограф из Америки. Мы улетаем к нему. Николаса я взять не могу – Том возражает… Надеюсь, ты воспитаешь его хорошим человеком. Вы мне родные, но я не могу без Тома, безумно-безумно его люблю. Простите меня! Не судите строго… Ваша Карина».

Для меня это был страшный удар. Карина, которую я страстно любил, которой все прощал и которая, как мне казалось, любила меня и сына, бросила нас и улетела в Америку с тощим, длинноногим и нищим америкашкой-фотографом.

«Такого быть не может! Это недоразумение, злая шутка. Она вернется!» – лелеял я надежду. Но проходили день за днем, а Карина не возвращалась. Я продолжал работать, после работы бежал в садик за сыном, готовил еду, стирал и занимался с Николасом. Пролетели годы, сын пошел в первый класс, и я все время тратил на него: вечером мы вместе делали уроки и готовили. Николас любил играть с друзьями в футбол и часто гонял мяч допоздна. По выходным мы ходили на экскурсии, ездили за город, гуляли в лесу. Николас рос общительным парнем, иногда после его вечеринок весь день приходилось восстанавливать порядок. Правда, он сам активно мне в этом помогал.

Постепенно мы привыкли жить вдвоем, мальчик стал забывать мать. И вдруг, когда он уже перешел во второй класс, пришло письмо из Америки. Без обратного адреса, был только штамп Нью-Йорка.


«Дорогой Джон!

Пишет тебе Том, с которым уехала твоя бывшая жена Карина. Хочу сообщить, что мы прожили вместе всего два года, и она ушла от меня к малоизвестному продюсеру по имени Стив, уехала в неизвестном направлении. Однаконеделю назад я получил записку от этого Стива, в которой он сообщает, что Карина скончалась от сердечного приступа. Адрес, где она похоронена, Стив не назвал. Примите мои соболезнования.

С уважением, Том».


– О, господи! – воскликнул я в ужасе. – Моя Карина скончалась, и я не смог присутствовать на ее похоронах. Ведь ей было всего тридцать лет! Как же так… Эх, Карина, Карина…

С тех пор прошло восемь лет. Все свободное время я посвящал сыну. Он успешно окончил школу и сейчас учится в колледже, хочет стать юристом. Мать он почти не помнит, но часто спрашивает, когда мы съездим на ее могилу. Несмотря на то, что прошло много времени с момента расставания, я не смог забыть Карину, она оставалась единственной женщиной, которую я по-настоящему любил. Я отправил несколько запросов в различные службы США с просьбой разыскать могилу бывшей супруги, но приходили лишь отписки. И когда мы потеряли всякую надежду и решили сами отправиться в Америку на поиски, из Нью-Йорка пришло новое письмо… письмо от Карины.


«Здравствуйте, мой дорогой Джон и любимый, единственный сын Николас!

Вы, конечно, будете удивлены этому письму. Я бы тоже удивилась, получив его. Ведь вы считаете меня умершей. К счастью или нет, но я жива. Влача нищенское существование в чужой стране и совсем отчаявшись, я осмелилась вам написать.

Простите меня за все! Но я действительно страдаю – от одиночества, от того, что натворила, от того, что виновата перед вами, мои любимые и самые близкие люди. Находясь вдали от вас, я всегда вспоминала и вспоминаю день нашего знакомства, Джон. Вечер на берегу моря, когда мы, как сумасшедшие, отдавались страсти, купались ночью, а потом, обессиленные, держась за руки, лежали на поляне с цветами и смотрели на яркие звезды. И как ты, Джон, глядя на падающую звезду, задумчиво произнес:

– Вот так, Карина, заканчивается жизнь.

А я ответила:

– Нет, мой любимый Джон! Жизнь только начинается, и я люблю тебя, милый.

Мы молча лежали, думая каждый о своем. Я мечтала о своем домике с садом, о сыне, которого рожу и буду любить, о маленькой дочке, с которой мы будем плести венки из полевых цветов и дарить вам, мальчикам. А вы будете скромно их примерять и отдавать нам, смеясь: "Вам они больше идут! Вы у нас самые красивые". И мы все вместе будем дурачиться и веселиться.

Такие мысли у меня были, Джон, в тот вечер. Лучший вечер моей жизни! Конечно, тогда я была наивной и глупенькой, но искренне верила, что все именно так и будет.

Затем мы поженились, уехали в Англию и вместо домика с садом поселились в тесной квартирке, где начались будни: ты все время на работе, я – по хозяйству. И мне стало скучно. Я пыталась заниматься творчеством, но у меня ничего не вышло. Затем родился Николас. Я видела, как ты любишь сына, как он привязан к тебе, и решила, что ему с тобой лучше. К сожалению, я оказалась плохой матерью и стала обижаться на тебя. Только сейчас поняла, что без причины. Мне хотелось свободы, жизни… Другой жизни – стремительной и бурной. И тут появился Том, фотограф из Америки, и я увлеклась фотографией. Теперь я понимаю, что то было лишь увлечение, не любовь. Отголоски страсти, которую мы с тобой испытали в тот незабываемый вечер.

Дура, опьяненная новой страстью, я ушла с ним, улетела в Америку. Мне казалось, что с Томом я обрету то, о чем мечтала. Но мечта развеялась, как дым: Том оказался никчемным и безответственным человеком – без работы, без дома, без планов. Он жил сегодняшним днем, ломая жизни других. Отъявленный эгоист! К тому же он много пил и в пьяном угаре становился невыносим. Прожили мы с ним недолго, скитались по дешевым отелям и съемным комнатам, жили на то, что он изредка зарабатывал.

Потом на одной из фотосессий я познакомилась с продюсером Стивом – 43-летним шатеном с изысканными манерами и приятным голосом. Он уговорил меня уехать с ним в Бостон. Том к тому времени окончательно ушел в запой и стал принимать наркотики. Наверное, он делал это и раньше, но тайно и небольшими дозами, а теперь не мог прожить без них и дня. Все заработанные деньги сразу тратились на дозу. Я мечтала вырваться из этого порочного круга, но Том забрал мои документы. К тому же у меня не было средств, чтобы вернуться в Англию. Еще я боялась, Джон, что ты меня не простишь и не примешь обратно. Я чувствовала себя виноватой и очень скучала. Однако ничего не могла сделать без документов и без денег. Предложение Стива оказалось как нельзя кстати. Здесь не шла речь о любви или страсти – он просто стал моим спасителем.

В итоге я уехала со Стивом. Он оказался состоятельным мужчиной, имел хороший дом в Бостоне и недвижимость, которая приносила неплохой доход. Но был страшно скупой, нудный и ревнивый – не разрешал мне выходить из дома одной, бывать на мероприятиях, заводить подруг. Настоящая «золотая клетка», из которой редко выпускали. Через какое-то время я получила письмо от Тома, в котором он просил меня вернуться и угрожал расправой, если я этого не сделаю. Я показала его Стиву, и он предложил написать Тому о моей неожиданной смерти.

Еще через какое-то время мы получили новое письмо от Тома, где он поведал, что сообщил о моей смерти тебе, Джон, и попросил указать место моего захоронения. Я была потрясена. Один обман породил другой. Возвращение домой стало невозможно.

Простите меня, мои дорогие, и за это тоже!

Стив ничего не ответил Тому. Вскоре у него начались проблемы с бизнесом, и мы переехали жить в небольшой городок Норвуд с его нудными провинциальными буднями. Стив все время был в делах, которые не приносили дохода, погряз в долгах, стал продавать недвижимость и в конце концов окончательно разорился. Через два года совместного существования мы разошлись. Я вернулась в Бостон и устроилась на работу официанткой в ресторан, где и работаю по сей день.

За это время я поняла, что люблю только тебя, Джон. Мой дорогой и единственный!

И больше всего на свете хочу вернуться к вам, мои милые. Я так скучаю по вам, Джон и Николас!

Простите меня, если сможете, и заберите меня отсюда.

Ваша Карина».


Джон закончил читать, аккуратно сложил письмо и сунул его в рюкзак, с которым никогда не расставался. Повисло молчание. Я не знал, что сказать, и чтобы хоть как-то разрядить обстановку, позвал официанта:

– Два пива, пожалуйста.

Пауза затянулась. Мы молча пили пиво. Я пытался представить себя на месте Джона. Что бы я сделал, если бы моя жена так поступила? И не находил ответа…

– Что ты мне посоветуешь, Виктор? – наконец тихим голосом спросил Джон.

Я внимательно посмотрел на него и в глазах, полных слез, увидел, какого совета он ждет от меня. Джон до сих пор любил Карину. Ни время, ни обиды, ни ее измены не смогли погасить эту любовь… Он застыл в ожидании, луч света упал на его лицо, высветив появившиеся морщины и надежду. Пальцы его рук нервно вздрагивали, словно вспоминали те незабываемые моменты, когда они, скрепив руки, резвились на берегу моря.

Он терпеливо ждал от меня совета.

– Вы должны ехать за ней, Джон, вдвоем с Николасом, – я произнес это, более не сомневаясь в правильности совета. – Она вас любит и ждет. Без вас она погибнет. И вам она нужна. Вы должны быть вместе!

– Но ведь Карина нас предала, бросила. Она жила с другими мужчинами… – еле слышно дрожащим от волнения голосом произнес Джон. Но лицо его при этом озарилось радостью. Глядя на Джона, я убедился, что именно такого ответа он от меня и ждал:

– Все будет хорошо, старина! – похлопал я Джона по плечу. – Собирайтесь и езжайте. И поторопитесь…

Допив пиво, мы расстались.

На следующий день я покинул Кембридж.


В делах и заботах пролетели полтора года. И вот звонок от Джона. Он радостно сообщил мне, что Карина вернулась и они живут вместе. У них родилась дочка, которую назвали Викторией. Они пригласили меня на крестины и попросили стать ее крестным отцом.

– Благодаря тебе, Виктор, я снова обрел семью, – на ломаном русском радостно произнес Джон, когда мы снова встретились.

Я не совсем понял, в чем была моя заслуга, но был искренне рад за них…

Свершение мечты

Мир тому, кто не боится
Ослепительной мечты,
Для него восторг таится,
Для него цветут цветы!
К. Бальмонт
Восьмилетний Миша сидел на скамейке в тени цветущей липы и листал журнал «Юный техник». Привлеченные медовым запахом липового цвета, в воздухе кружились пчелы, не обращая никакого внимания на мальчика. Мише тоже было не до них – он погрузился в чтение статьи, в которой подробно описывалось, как сделать самодельный фотоаппарат, примитивный, но работающий.

– Интересно! Сделать-то можно, но вот где достать линзы? – взлохматив челку соломенного цвета, задумался Миша. – Все остальное я найду: корпус и трубочки можно склеить из картона, затвор сделать из металлической пластины от консервной банки, спусковой механизм – из пружин и шестеренок от старого будильника. А вот линзы… их самому не сделать.

Он встал и, задумавшись, пошел в сторону леса. Он любил бывать в лесу – собирал душистую землянику, клубнику, тут же ее съедал. Мысль о линзах не выходила у него из головы.

Было теплое лето – каникулы.

Во время летних каникул Миша с ребятами не бездельничали, а помогали взрослым: пасли лошадей, сушили сено, окучивали картошку, делали много других полезных дел. Летом в деревне работы хватает. Но сегодня выдался свободный часок, и он пошел прогуляться и почитать.

Вообще-то Миша мечтал стать режиссером и снимать кино. Он не пропускал ни одного фильма, которые раз в неделю крутили в местном доме культуры, многие смотрел по несколько раз. Например, «Чапаева». И, кстати, ему очень не нравилось, что в конце фильма любимый герой погибает. Миша думал про себя:

– Вот вырасту и сделаю фильм, в котором Чапаев переплывает реку, вскакивает на боевого коня и, размахивая шашкой, впереди конницы несется на врага и всех побеждает.

Что будет дальше, мальчик еще не придумал. Главное – Чапаев не тонет, он выплывает живым и побеждает врагов.

В представлении Миши режиссер сам должен снимать фильмы, поэтому в первую очередь надо научиться фотографировать. А для этого необходимы фотоаппарат и фотоувеличитель. О покупке речь не шла – на это просто не было денег. И вот однажды Миша увидел в журнале статью про самодельный фотоаппарат. Вот и загорелся, решил сделать сам.

Итак, главная задача – раздобыть линзы. В прошлый раз, когда отец по делам ездил в город и взял с собой Мишу, они зашли в магазин «Тысяча мелочей». Там на одном из прилавков мальчик увидел нужный ему комплект линз. Стоил он дорого – 5 рублей 40 копеек. Таких денег у Миши не было, а просить у родителей, несмотря на свой возраст, он не привык, считал, что каждый должен зарабатывать сам. Конечно, можно сэкономить: каждый день мама давала ему 8 копеек на обед в школе и 5 копеек – на кино, когда крутили фильм. Пропустить кинофильм нельзя, а вот с обедами можно попробовать сэкономить.

К ноябрю необходимая сумма была накоплена и линзы куплены; их даже хватило для устройства примитивного фотоувеличителя. Миша взялся за дело, смастерил фотоаппарат и на следующее лето уже делал снимки. Правда, получались они не очень четкие, но Миша был безумно рад – ведь все было сделано своими руками!

Пролетели годы учебы в школе и выпускной. Михаил получил диплом об окончании школы всего с двумя четверками (остальные – пятерки) и, не задумываясь, подал документы в Театрально-художественный институт на специальность «Режиссер кино». Экзамен по русскому языку, которого он боялся больше всего, сдал на четыре, химия – тоже четыре, физика – пять. Осталась математика, любимый Мишин предмет. Олег и Андрей – ребята, с которыми он жил в одной комнате студенческого общежития, боялись математики как огня и попросили:

– Миша, ты уж подстрахуй нас, помоги решить, если что…

– Конечно, ребята, без проблем, – легко согласился Миша.

И вот экзаменационные билеты получены. Идя к парте, Миша взглянул и обрадовался – задачки детские. Быстро решив все Олегу и Андрею, взялся за свое. До звонка, слава богу, успел. Уже по пути в общежитие что-то тюкнуло в сознании, и на лбу от волнения выступили капельки пота: «Неужели ошибся? Как я мог?! Ведь там должен быть синус в квадрате, а я пропустил квадрат… Все, двойка». Конец мечтам…

Зная, что в решении задачки ошибка и он получит двойку, Миша не стал дожидаться результатов и уехал домой.

Родители ни о чем не расспрашивали, понимали, как ему тяжело. Вечером, когда, закрыв глаза, лежал в кровати, мама, думая, что он спит, нежно погладила Мишу по голове и тихо сказала:

– Не переживай, сынок! В жизни всякое бывает. Главное, чтобы ты всегда оставался человеком. У тебя все впереди.

После этих слов Михаил спокойно заснул. А утром объявил родителям:

– Еду работать!

– И куда же, сынок?

– Куда первый поезд пойдет, туда и поеду.

Родители не возражали – сын получил «аттестат зрелости» (так называли диплом об окончании школы) и должен сам определять свою судьбу.

Мать достала из тайника узелок и протянула Мише:

– Это ты заработал за каникулы. Все сохранила, ни копеечки не потратили. Возьми, пригодится на первое время. А вот еще крестик, что остался от бабушки, носи его всегда. И главное – делай людям только добро, и все у тебя будет хорошо.

Отец обнял, похлопал сына по спине:

– Никакой работы не чурайся. Все, что ни происходит – к лучшему. И нас, стариков, не забывай!

На вокзале было многолюдно. Согласно расписанию ближайший поезд шел в Ленинград. И хотя все билеты уже распродали, Миша договорился с проводницей. В ожидании поезда он вышел на платформу, сел на скамеечку и задумался: «Как меня встретит Ленинград – один из красивейших городов мира?»

Рядом с ним на скамейке лежала книга. Видимо, кто-то из пассажиров забыл.

«Может, специально для меня оставили, – с улыбкой подумал про себя Миша, раскрыл книгу и прочел: "Санкт-Петербург – город красивый, но строгий. Пощады от него не жди – работа, работа, работа…"» Это было одно из произведений Федора Михайловича Достоевского.

– Веселенькое напутствие! Как раз для меня – сыронизировал Михаил. – Непонятно, зачем изменили название города. Ведь город, как и человек, должен носить то имя, которое ему дали при рождении.

Ленинград встретил Михаила не по-осеннему теплой и солнечной погодой. Настроение поднялось. Но уже через два дня, после нескольких неудачных попыток найти работу, Михаил понял, что Достоевский был прав – город действительно строгий. А с пропиской и жильем и вовсе беда. Лимитную прописку и общежитие можно было получить только на стройке. Туда Михаил идти не хотел: несколько раз бывал с отцом на строительстве домов и видел, какая это тяжелая физическая работа, под открытым небом и в любую погоду – и в дождь, и в снег. Но делать нечего! Вспомнив слова отца:

«Не чурайся никакой работы!», – Михаил устроился простым рабочим в строительную компанию. А уже через полгода так привык, что не мог представить себя вне стройки. На глазах вырастали жилые дома, заводы, кинотеатры. И все это с твоим участием. Появилась гордость за свой труд. Затем вечерний факультет Архитектурно-строительного института и карьерный рост. И вот он уже президент крупной строительной компании, созданной им же, с нуля и занявшей свое место не только на родине, но и за рубежом. Плюс счастливый брак, дети.

Параллельно занялся наукой, и на этом поприще тоже снискал успех – стал доктором наук, профессором. Когда-то он был Мишей, затем вырос до Михаила, а теперь – Михаил Алексеевич.

Мечта детства ушла на второй план, но не забылась. Перед ним открыты все двери, а в институт, куда пытался в свое время поступить, пригласили почетным доктором. Но не учиться же в почтенном возрасте на режиссера! Не сидеть же за партой вместе с молодыми студентами…

Михаил Алексеевич пытался помогать в создании фильмов материально и советами, писал сценарии, издавал сборники рассказов. Но все не то. Хотелось сделать фильм самому, своими руками, как дом построить.

И вот однажды, сидя за чашкой чая, Михаил Алексеевич спросил своего внука:

– Кем бы ты хотел стать, Олег?

– Еще не знаю, – задумался мальчик.

Он только что окончил девять классов и еще ничего не решил.

– Давай попробуем делать фильмы? – предложил Михаил Алексеевич. – Во время летних каникул поработай в съемочной группе. Я договорюсь с директором. Если понравится, поступишь в институт на режиссера.

Олег согласился и все лето работал на съемочной площадке. Режиссер попался молодой и талантливый, увлеченно рассказывал Олегу, как все правильно делать. Несмотря на то, что он выполнял лишь роль помощника, работа увлекла. Через год, окончив школу, Олег, не задумываясь, поступил в Санкт-Петербургский государственный университет кино и телевидения.

Учась на третьем курсе, Олег предложил Михаилу Алексеевичу:

– Деда, давай вместе делать фильмы. Ты будешь писать сценарии на основе своих рассказов, а я снимать.

И началось! Первый фильм, конечно, о Чапаеве, который переплывает реку, вскакивает на коня и бросается в бой. Судьба Чапаева после гражданской войны не менее интересная. Затем – «Иностранец», «Возвращение к жизни» и другие. Михаил Алексеевич счастлив: мечта детства не только осуществилась, но и реализовалась во внуке. У них получилась замечательная семейная команда!

Весной Михаил Алексеевич с Олегом посетили школу, где когда-то учился маленький Миша, мечтавший о фотоаппарате, и сделали школьникам необычный подарок. Они не просто привезли с собой компьютеры и фотоаппараты, а закупили огромное количество деталей и узлов для изготовления различной аппаратуры и техники с инструкциями, чтобы ребята могли собрать все необходимое им своими руками.

– У кого есть мечта, ребята, тот сумеет собрать своими руками необходимую для реализации вашей мечты нужную вещь, – сказал Михаил Алексеевич на встрече со школьниками.

На следующий день, прогуливаясь по деревне, Михаил Алексеевич заметил мальчика, сидевшего на старой скамейке под огромной старой липой, – там, где много лет назад сидел он сам и читал журнал «Юный техник». Мальчик не обращал внимания на летавших вокруг него пчел, потому что внимательно изучал привезенные гостями инструкции…

«Жизнь продолжается!» – радостно подумал про себя Михаил Алексеевич и медленно пошел в лес собирать душистую землянику… Как в детстве!

Подруги

Только рука друга может вырвать шипы из сердца.

Клод Адриан Гельвеций
Настоящий друг – это тот, кто будет держать тебя за руку чувствовать твое сердце.

Габриэль Гарсиа Маркес
– Лена, я так счастлива – Роман сделал мне предложение! Он такой воспитанный, такой вежливый, образованный… Ты же знаешь, какие у него заботливые родители… И вообще, ты о нем ничего не знаешь, а говоришь такие слова…

– Ты просто дура, Марина, – невозмутимо отвечала Лена, – ты просто влюбленная дура и не видишь, что он пользуется твоей добротой… Все, что ты имеешь сегодня, ты заработала сама! Ты сама сделала себя, и сейчас ты хочешь все бросить к ногам твоего самовлюбленного бездельника, пустышки Романа…

– Ну как ты можешь так говорить, Лена?.. Он же из известной творческой семьи, у него тоже диплом архитектора, он талантлив, он же… Он же скоро станет известным на весь мир архитектором, – возмущенно отвечала Марина.

– И в чем его талант, скажи мне, пожалуйста? Весь день на диване лежит и пиво пьет. Ни одну спортивную программу не пропустит: футбол, хоккей, баскетбол и все остальное… Он хоть что-нибудь сделал полезное в своей жизни? Что-нибудь спроектировал как архитектор? Что-нибудь сотворил как дизайнер? – возмущенно произнесла Лена. – Он просто замутил тебе голову, а ты и растаяла: «Великий, талантливый, скоро станет известным…», – передразнила она подругу и резко закончила. – Бездельник он, а не талантливый архитектор.

Эта милая беседа двух подружек, Лены и Марины, проходила в небольшом тихом кафе «Уют» на берегу Фонтанки в сезон знаменитых белых ночей, в великом граде Санкт-Петербурге. Они полюбили это кафе еще в студенческие годы и часто приходили сюда попить великолепно приготовленный кофе, обсудить житейские дела, да и просто поболтать…

Три года назад Марина и Лена окончили Архитектурно-строительный университет, у каждой был диплом, где напротив графы «Специальность» красовалось написанное каллиграфическим почерком волшебное слово «АРХИТЕКТОР».

Сегодня в кафе они скромно отмечали трехлетний юбилей своей трудовой и творческой деятельности. За это время подруги пережили много событий, и плохих и хороших, многого достигли. Еще студентками на последних курсах университета они иногда делали дизайн-проекты частным клиентам. Получали за это приличные, по студенческим меркам, деньги, часть которых тратили на мелкие приятные бытовые вещи, а другую часть, по договоренности, предусмотрительно откладывали на создание будущего бизнеса.

После университета мечтали открыть свою дизайн-студию…

– Назовем ее «Марлена», – в свое время, сидя в этом же кафе, мечтательно предложила Лена, – от наших имен – Марина и Лена. Кстати, можем и Рому заодно пригласить.

Роман, высокий худощавый брюнет, учился с ними на параллельном курсе и мечтал стать знаменитым архитектором.

– Какое славное название – «Ма-Р-Лена»… – восхищенно согласилась Марина и недвусмысленно добавила: – и как здорово «Р» вписалась. Только вот думаю, согласится ли Роман участвовать в этом, – засомневалась она, – ведь он считает себя талантом.

– А какая разница – согласится не согласится – название-то останется: «Мар-Лена». Все то же – что с ним, что без него. И вообще, давай-ка мы сначала откроем компанию, оборудуем офис, а потом уже его пригласим. Увидит, что у нас дела хорошо идут, сразу согласится… – предложила Лена.

Офис подбирали долго, хотелось, чтобы был ближе к центру, с хорошим видом и не очень дорого. Подходящее помещение нашлось на Адмиралтейской набережной. Сто десять квадратных метров, с видом на Неву. Правда, внутри помещение выглядело ужасно: стены и потолок с обваливающейся штукатуркой, обшарпанные двери и окна, прогнивший, в дырках пол, покосившиеся перегородки, отключенные батареи.

С хозяином договорились, что стоимость ремонта будет зачтена в стоимость аренды.

– Сколько же лет сюда не ступала нога человека? – пошутила Лена.

– Глаза боятся, руки делают. Вперед, за работу! – задорно прокричала Марина и добавила. – А давай Рому пригласим, может, он поможет?

– Ну, это уже по твоей части, – съязвила Лена. – Вот телефон, звони.

– И позвоню! Уверена, поможет, – Марина тут же набрала номер. – Здравствуй, Рома! Ты что так долго трубку не берешь? Мы тут ремонт нашего офиса затеяли, ты нам не поможешь? Ну да, сами решили делать… Да, своими руками… А что тут необычного? Да, мы открыли компанию, «Марлена» назвали, можешь присоединиться к нам…

Марина долго слушала, что ей говорили на другом конце: выражение ее лица менялось от радостного до удивленного, и, наконец, с недовольным видом она отключила трубку.

– Ну, что он сказал? – нетерпеливо спросила Лена.

– Сказал, что не для того он школу заканчивал и пять лет в университете учился, чтобы растворы месить и стены красить. А насчет участия в компании сказал, что для него это мелковато: он рожден для великих дел…

– Да пошел он! Без него обойдемся, давай за дело. Вот здесь я предлагаю общую студию, вот здесь твой кабинет, вот здесь мой. Все перегородки – прозрачные, – тут же начала делать наброски на листке бумаги Лена.

– Отлично, а здесь мы поставим полочки, здесь компьютеры, экран вот на эту стену, здесь организуем прием посетителей, – продолжила Марина.

Работали с утра до позднего вечера. Все, без исключения, своими руками. Через три недели офис сверкал. Получилась современная удобная для работы и приема клиентов дизайн-студия.

На открытие пригласили друзей, заказчиков, районного архитектора. Пригласили и Романа.

Всем понравилось, было много приятных слов сказано в адрес подруг. Один из заказчиков высокопарно произнес:

– Я рад, что у нас в стране есть такие способные, трудолюбивые молодые люди. Особенно радостно, когда это молодые, красивые, талантливые девушки. Молодцы!

Расходились поздно. На прощание Роман произнес:

– Вы, конечно, молодцы, но для меня это мелковато, я мечтаю делать проекты суперсовременных зданий во всем мире.

– Что-то получается? – съехидничала Лена.

– Нет, я сейчас нигде пока не работаю, нет достойных предложений, но я уверен, что все впереди.

– Ну что ж, удачи! – попрощалась Лена.

Марина проводила Романа до двери, они, о чем— то мило побеседовав, расстались. На том и разошлись.

Со временем Лена стала замечать, что Роман стал часто звонить Марине. Разговоры становились все длиннее и длиннее. А вскоре Марина поделилась с подружкой новостью – у них с Романом любовь, и он периодически ночует у Марины.

Лена, конечно, порадовалась за подругу, но сомнения по поводу их будущего где-то в подсознании терзали ее. Слишком они были разные. Марина – энергичная, жизнерадостная, трудолюбивая девушка, Роман же – пассивный, ленивый, с единственным желанием: побольше поспать. Лена вспомнила, как, еще будучи студентами, Роман и ему подобные из обеспеченных семей вели себя обособленно, заносчиво-вызывающе. На их лицах, в их поведении можно было увидеть презрение к студентам из простых семей. Тусовались они отдельной группкой: курили дорогие сигареты, ходили в рестораны, хвастались дорогими шмотками.

При встрече с Мариной и Леной всячески пытались показать свое превосходство. При всем при этом были ленивы и аморфны, учились посредственно – всегда «хвосты», пересдача экзаменов. Сделать какую-то работу после занятий, чтобы заработать на жизнь, считали ниже своего достоинства… В общем, сидели на шее у родителей.

– Бездельники они, – подытожила свои мысли Лена.

Шло время. Появилась известность. Компания развивалась, в офисе стало тесновато. Пришлось арендовать весь этаж и расширить офис. Теперь это было солидное заведение с хорошей командой профессионалов. Дружный коллектив трудился, не считаясь со временем. Часто приходилось работать до поздней ночи, иногда и в выходные.

– Ребята, а давайте-ка мы в следующие выходные сделаем вылазку на базу отдыха, – предложила однажды Лена. – На лыжах покатаемся, в баньке попаримся…

База отдыха с красивым названием «Цветочная» находилась примерно в 100 км от Санкт-Петербурга, на берегу озера Лебяжье. Зимой там спокойно можно было арендовать небольшие домики. Достопримечательностью базы была знаменитая русская баня. Еще студентками подруги любили отдыхать в этом замечательном месте. Катались на лыжах, коньках, варили уху, пели песни, парились в бане.

В ближайшие же выходные Лена собрала свою команду из пяти человек, как она подшучивала – «женский батальон» – и, уложив вещи и снаряжение, с утра на двух машинах двинулись в дорогу.

Выдался хороший солнечный день, радовал легкий десятиградусный морозец. До базы добрались быстро и без приключений. Немного отдохнув и перекусив, переодевшись в легкие модные спортивные костюмы, пошли кататься на лыжах. Лена с Мариной держались вместе, остальные уехали в другую сторону. Лыжи хорошо скользили по лесной тропинке, и подруги не заметили, как удалились на солидное расстояние от базы.

– Лена! – позвала подругу Марина. – Пора возвращаться!

– О, да! – взглянув на часы и на заходящее солнце, согласилась Лена. – А давай мы спустимся к озеру и по льду напрямик пойдем, километров на пять короче будет, и снег на льду лучше…

– А не опасно? – засомневалась Марина. – Вдруг полынья…

– Какая полынья? Смотри, мороз какой! Там лед толстый, – заверила Лена и решительно повернула в сторону озера. – Беги за мной.

Марина последовала за подругой. Смеркалось быстро. Темнота, при этом кромешная, подобралась как-то очень быстро, неожиданно. Также неожиданно исчезла и лыжня. Пришлось идти по свежему снегу, ориентироваться только на вдали сверкавший огонек. Несмотря на то, что лыжи хорошо скользили, Марина начала отставать. Сказывалась усталость.

– Давай, подруга, уже близко, не отставай… – прокричала Лена, и вдруг голос ее сорвался в крик. – Марина, помоги-и-и, тону-у-у!

Марина, что есть мочи, бросилась в сторону Лены.

– Лена, милая, держись! Я сейчас, сейчас…

Сквозь мглу Марина увидела в проруби Лену. Ее спасало то, что она не бросила палки и они, опершись на края полыньи, удерживали ее на поверхности.

– Леночка, держись… – умоляла Марина, распластавшись поблизости и протягивая палку подруге. – Держись за палку, я тебя вытащу, держись, милая…

Одной рукой уцепившись за палку, Лена сумела сбросить лыжи. Марина, всеми силами цепко держа палку, начала медленно тянуть Лену, отползая от опасной полыньи.

Наконец подруги оказались в относительной безопасности. Отдышавшись, Марина подхватила подругу, помогла ей встать.

– Леночка, надо срочно домой! Милая, потерпи немножко. Вот моя куртка, снимай свою промокшую, у меня свитер теплый. Бежим! Осталось совсем немного, потерпи, родная.

Подруги, поддерживая друг друга, побежали на спасительный огонек. Несмотря на то, что до базы оставалось не более полукилометра, путь занял почти полчаса. Наконец промокшие и продрогшие подруги ввалились в помещение бани. Их уже ждали остальные девчонки.

– Что случилось, что случилось? – загалдели хором.

– Потом, девочки, все потом! Давайте быстро раздевайте Лену и на полок в баню, – командовала Марина. – А ты, Света, делай «Огненного дракона».

Света – местный повар – удивленно подняла брови:

– А это что такое?

– Значит, так! – командовала Марина. – Налей в стакан 100 граммов водки, туда же выжми лимон, натри чеснок, лук, добавь немного горчицы, немножко соли, две чайные ложки меда и все это чуть-чуть подогрей, пока Лена парится…

Света рот открыла от удивления, но покорно выполнила указания Марины.

– Давай, Леночка, выпей все это залпом, – настоятельно предложила подруге Марина, – и потом в кровать, укутайся одеялом и засыпай.

– Ты что, очумела, подруга? Это же водка с какой-то гадостью, – заупрямилась Лена.

– Пей, тебе говорю! Заболеть хочешь? Я за тебя работать не буду, – закричала Марина.

Лена опешила от такого обращения, но послушалась и залпом осушила содержимое стакана.

– Вот и хорошо! А теперь под одеяло и в кровать, – проводила Марина подругу и бережно укутала по самую шею. – Спи, моя родная, завтра как огурчик будешь.

Благодаря Марине, бане и «Огненному дракону» купание в полынье обошлось без простуд. Утром как ни в чем не бывало со смехом вспоминали произошедшее, все вместе весь день катались на лыжах и коньках.

Вечером, усталые и довольные, вернулись домой.

Несмотря на то, что подруги все дни были заняты работой, молодость брала свое. Однажды в офис зашел молодой парень, скромно спросил:

– Вы знаете, я купил в ипотеку квартиру, хочу сделать ремонт. Но хотелось бы чего-нибудь необычного и в то же время уютного, недорогого. Я хочу все делать сам, но если вы поможете мне с дизайн-проектом, я буду очень рад…

– А вы в каком стиле хотите сделать? – улыбаясь, спросила Лена.

– Вы знаете, я ничего не понимаю в стилях. Может, я вам покажу квартиру, а вы мне посоветуете? Кстати, меня зовут Алексей, а вас?

– Лена, – неожиданно подала руку, улыбаясь Лена.

– Так как? Вы согласны помочь мне? – продолжил Алексей.

– Конечно, конечно, мы пришлем к вам своего дизайнера в удобное для вас время, – смущенно произнесла Лена.

– А вы знаете, Лена, мне кажется, самое удобное время – поехать прямо сейчас. Машина у меня здесь, и я был бы безмерно счастлив, если бы со мной поехали вы. Вашему вкусу я полностью доверяю, – произнес Алексей.

– О да, конечно! – неожиданно для себя, легко согласилась Лена. – Через пять минут мы можем ехать…

Квартира была небольшой, но с хорошим видом на парк. Лена сразу же набросала эскиз будущей отделки, меблировки. Алексей вносил свои пожелания, Лена обосновывала свою точку зрения… Спорили, доказывали, незаметно перешли на «ты», и, по сути, к вечеру дизайн-проект был готов.

Было ощущение, что они знают друг друга всю жизнь…

– Ух, как я проголодался! – по-домашнему произнес Алексей.

– Ой, и я бы не прочь перекусить, – ответила Лена.

– А давай-ка мы сходим в кафе, я тут знаю недалеко тихое, по-домашнему комфортное кафе «Уют», – предложил Алексей.

Лена, к удивлению Алексея, громко рассмеялась:

– Это же наше любимое кафе! – восторженно прокричала она. – Я с огромным удовольствием!

– Идем, чего же мы ждем? – схватив двумя руками за ладонь Алексея, потянула его к двери.

Вскоре Лена и Алексей поженились, стали жить в новой, своими руками отделанной квартире и теперь мечтали о малышах.

– Я в декрет не пойду, – шутила Лена, – рожу прямо на работе.

– А мой Роман что-то не делает мне предложения, – жаловалась Марина.

Несмотря на то, что отношения Марины и Романа начали свое развитие практически с момента открытия офиса, он не стремился их узаконить.

– Давай, Роман, хватит крутить романы, женись на Марине, – подшучивала Лена, хотя всерьез их отношения в душе не признавала и недолюбливала Романа из-за его высокомерия и лени.

И вот сегодня Марина сообщает, что Роман сделал ей предложение… Вроде бы радоваться подружкам, но Лену беспокоит какая-то тревога за Марину. Ведь Роман до сих пор нигде не работает.

Сидит на шее у родителей, спит до полудня, затем лежит на диване и смотрит телевизор. На предложения о работе твердит: «Это мелковато для меня, я мечтаю проектировать уникальные здания». Но при этом ничего не предпринимает, чтобы хоть как-то зарабатывать на жизнь.

Лене казалось, что, женившись на Марине, он просто пересядет с родительской шеи на шею Марины. И она в кафе высказывала эти опасения.

– Ты же знаешь, Лена, я люблю свою работу. Вот рожу мальчика и девочку, и пусть он сидит с ними, воспитывает их. Ведь бывают же семьи, в которых жена работает, а муж воспитывает детей, – оправдывалась Марина.

– Ох, как ты рискуешь, как рискуешь! Не будет он за ними ухаживать, – продолжала Лена. – Но разубеждать тебя не буду. Хотелось бы верить, что с тобой он изменится. Ты ведь вон какая, работящая и энергичная…

Сама Лена, так же как и Марина, родилась в многодетной семье. Родители с детства приучали их к труду. Ненавязчиво, без нотаций, просто просили или предлагали: «Леночка, помоги убрать посуду. Леночка, давай вместе сходим в магазин. Помоги сшить рубашечку своему братику…».

И Лена делала все с охотой. Понимала, что если она не поможет, не сделает, родителям придется делать это самим, а ведь они пришли с работы, устали…

Так же поступали ее братья и сестры. Зато какой семейный отдых устраивали им родители по выходным и праздникам! Загородные походы, рыбалка, сбор ягод, грибов. Сами устанавливали палатки, соревновались, кто быстрее разведет костер, все вместе готовили уху, жарили на ветке хлеб, посыпая его солью и макая в подсолнечное масло. А затем из веток и листьев мастерили фантастические фигуры, расставляя их вокруг палаток. Получался сказочный городок. Было весело и познавательно.

Марина, в отличие от Лены, родилась в деревне. И трудиться вместе с родителями начала уже с первого класса – прополоть грядки, собрать огурцы, помидоры, фрукты, ягоды. Посадить деревце, кусты смородины, крыжовника и многое другое… Все умела Марина. Училась она легко и старательно. Всегда получала четверки-пятерки. После уроков придумывали разные игры: прятки, угадайки, чижик-пыжик, играли с ребятами даже в лапту.

Встретились Марина с Леной на вступительных экзаменах, и так получилось, что их поселили в одну комнату общежития. С тех пор – не разлей вода. Все заботы, все проблемы – вместе.

– А вспомни, Лена, как мы с тобой в Китай за шмотками ездили… На третьем курсе это было… А потом на рынке продавали, – попыталась отвлечь от разговора про Романа Марина.

– Ну да, мы-то ездили, нам жить не на что было, а где твой Роман в это время был? На диване сидел у телевизора, а в Китай его родители-бедолаги мотались, – не унималась Лена, но закончила оптимистически-дружелюбно. – Не обижайся, Мариночка, я ведь тебе добра желаю. Конечно же, выходи за Романа замуж, но держи его в ежовых рукавицах… А если что, мы с Лешей всегда готовы помочь.

По поводу свадьбы Роман заявил:

– Не нужно нам пышных торжеств, столько хлопот с этим – снять зал, пригласить конферансье, организовать программу… Отметим скромным ужином в ресторане.

Все хлопоты, связанные с регистрацией и ужином в ресторане, взяла на себя Марина. Роман только ворчал: «Не мужское это дело – закусками заниматься».

Даже свадебный костюм для Романа подбирала и, соответственно, оплачивала Марина. И даже здесь Роман не утерпел: «Не люблю я заниматься этими примерками – одеваться, раздеваться, не для меня это… Мелковато…»

Свадьба получилась довольно скромной, но, благодаря Марине, достойной.


После свадьбы прошло два года. Марина родила мальчика Олежку. В декрет, как и Лена, уходила ненадолго – пару недель до родов и пару месяцев после. После родов приезжала помочь из деревни мать. Роман продолжал спать до полудня, и, валяясь на диване, на все просьбы как-то помочь и распределить обязанности, лениво отвечал:

– Не мужское это дело – с пеленками возиться. Давай нянечку наймем.

– А деньги для нянечки кто зарабатывать будет? – возмущалась Марина. – Не хочешь ребенком заниматься, иди работай, а я займусь им и буду его воспитывать.

– Ну ты же видишь, что нет для меня достойной работы, ты же знаешь, что я мечтаю проектировать уникальные здания, а все, что предлагают, мелковато для меня, – привычным ленивым голосом отвечал Роман.

Марина разрывалась между работой, ребенком и домом: она понимала, что упускает момент общения с Олежкой, но на его воспитание времени катастрофически не хватало.

– Леночка, – обратилась она к подруге, – ну как ты все успеваешь, как у тебя на все хватает времени?

– А мы с Лешей все делаем вместе, мы взаимозаменяемы, – пошутила как всегда Лена. – А тебе, подруга, советую взять отпуск и уехать с Олегом отдохнуть куда-нибудь, на Канары, к примеру, или на Кипр. А Романа оставь одного и без денег, пусть покрутится.

– А может, и правда попробовать? Ведь я за четыре года нормально не отдыхала, – подумала Марина и на следующий день купила путевку. На целый месяц, на Кипр. Лучший отель в Лимасоле.

Поселились в просторном двуспальном номере с видом на море. В одной комнате – Олег, в другой – сама разместилась, а в общей гостиной можно играть, смотреть телевизор или просто валяться на диване.

– А ведь совсем неплохо отдыхать, – подумала, расслабившись, Марина. – А может, и мне бросить эту чертову работу и поваляться дома на диване?

Беспокоило то, что Олежек совершенно не слушался ее, был каким-то пассивным. Приглашения поиграть на пляже, поплавать в море воспринимались с ленцой. Основное время он сидел и лениво ковырял лопаточкой песок.

Марина с ужасом поняла, что ее любимый Олежек своим поведением похож на Романа.

– Нет, этого нельзя допустить! Он не должен расти лентяем, бездельником, – тревожно прошептала Марина. – Надо самой с ним заниматься. Вот вернусь домой, серьезно займусь его воспитанием, – успокаивала себя Марина, – попрошу Лену разрешить перейти на 4-часовой рабочий день. Лена энергичная, без меня справится…


Вернувшись домой и войдя в квартиру, Марина ужаснулась: на диване, в потрепанной грязной одежде, со впалыми щеками, небритый и нечесаный, уставившись в экран телевизора, валялся Роман. Вокруг на полу – гора мусора, в разных местах – огромное количество пустых пивных бутылок, каких-то невероятно разбросанных вещей, нестираная одежда, белье, на журнальном столике – гора пустой посуды, пол и ковры в пыли, мебель затянута густым слоем пыли. На кухню вообще не пробраться. В спальне все разбросано, да и сам Роман тоже выглядел каким-то пыльным…

– Вот смотри, что ты наделала! – агрессивно и в то же время с привычной ленцой набросился на нее Роман. – Оставила меня одного, а убирать некому, я же не могу все это сам делать. Не мужское это дело! Я для другого предназначен – проектировать уникальные здания, – закончил он и снова уставился в телевизор.

И тут Марина не выдержала:

– Слушай, дорогой, а не шел бы ты к своей мамочке. Пусть она с тобой возится. Забирай-ка свои шмотки, и марш отсюда!

– И что, я сам все это должен собирать? Не мужское это де… – пытался возражать Роман, но Марина взорвалась, не дав ему договорить:

– Вон отсюда! А чемодан я тебе соберу, если ты не можешь, и доставлю к твоим родителям, – в ярости схватив Романа за длинные волосы, Марина вытолкала его за дверь. Он даже сопротивляться ленился. Вернувшись, разрыдалась. Напуганный Олежек, картавя, начал успокаивать:

– Мамочка, не плачь, я тебе помогу…

– Милый мой, – еще больше рыдала Марина, – я теперь всегда буду с тобой…

В это время зазвонил телефон:

– Ну как отдохнула, подруга? – услышала Марина веселый голос подружки, но отвечать не смогла, комок подкатил к горлу, свело дыхание…

– Все, лечу к тебе! – почуяв неладное, прокричала Лена и, сунув мобильник в сумочку, выбежала из дома.

Через 20 минут она уже звонила в дверь подруги. Проводив Олежку в его комнату, Марина открыла дверь.

– Что случилось? Что произошло? – бросилась обнимать Марину Лена.

Постепенно приходя в себя, Марина, всхлипывая, начала рассказывать всю историю.

– Успокойся, моя хорошая, успокойся, – утешала Лена. – Все у тебя будет хорошо. У тебя замечательный ребенок, который тебя любит, у тебя есть любимое дело, ты обеспеченная женщина, наконец, у тебя есть я. Может, это и к лучшему, слава богу, Олежка еще не заразился от твоего Романа этой страшной болезнью – ленью. А любовь… Она еще придет, ты молодая, красивая у тебя все впереди. Давай-ка бери Олежку, и идем, развеемся в наше любимое кафе…

В кафе среди людей, хорошей музыки, выпив легкого вина, Марина наконец полностью пришла в себя. Глубоко вдохнув, неожиданно произнесла:

– Лена, как же я его терпела столько времени…


Прошло три года, Олежка рос, бизнес успешно развивался, и, к удивлению, несмотря на занятость, появилось и свободное время для отдыха. Часто с семьей Лены выезжали за город, устраивали пикники, собирали грибы, ягоды. Малышам особенно нравились такие вылазки, они чувствовали себя свободно: резвились, придумывали разные игры, иногда и со взрослыми.

Не забывали подруги и свои любимые посиделки в кафе, где за бокалом хорошего вина или чашечкой кофе обсуждали дела в фирме, мило болтали и делились сокровенным…

О Романе принципиально не вспоминали. И его судьбой не интересовались. И, несмотря на это, встреча с ним хоть и случайно, но все-такисостоялась.

В один из дней в студию зашел молодой человек и попросил сделать дизайн двух квартир: крупногабаритной пятикомнатной квартиры на Невском проспекте и небольшой двухкомнатной квартиры на Петроградской стороне. Заказчик – солидный 45-летний бизнесмен – приобрел крупногабаритную квартиру путем обмена двухкомнатной квартиры с солидной доплатой и обязательством выполнить косметический ремонт в своей старой квартире. Причем выезжать владельцы квартиры на Невском согласились только после выполнения этого обязательства.

– Милые дамы, давайте мы сначала посетим мою старую квартиру, там работы немного, а затем проедем в мою будущую квартиру на Невском, – предложил заказчик. – Все это по пути.

На том и порешили. Работа предстояла интересная, поэтому подруги решили ехать вместе. На Петроградской они увидели простую аккуратненькую небольшую квартиру, по общему мнению, обычного косметического ремонта в ней было достаточно. Тем более заказчик просил сделать все без дизайнерских изысков.

– А почему будущие владельцы не приехали, неужели им неинтересно? – поинтересовалась Лена.

– А владелец сказал, что ему безразлично, как мы сделаем, – ответил заказчик.

– Странно как-то, – удивились подруги.

На Невском проспекте дверь открыла неопрятно одетая неопределенного возраста женщина. Нечесаные, много дней немытые волосы, грязный мятый халат, несмотря на поздний час, заспанное лицо. Видно было, что перед приходом гостей она еще спала.

– Проходите, – лениво зевая, произнесла женщина, – осматривайте…

Квартира была просторная: высокие потолки, большие окна – но в страшном запустении. Было ощущение, что здесь не убирали больше года: пустая грязная посуда, пивные бутылки, одежда, непонятные вещи – все было перемешано в беспорядке и покрыто толстым слоем пыли. В углу одной из комнат валялся опрокинутый в красках мольберт, тут же рядом – разбросанные кисти, краски… Грустную картину дополнял затхлый, смрадный воздух. С трудом передвигаясь среди этого беспорядка, посетители прошли в гостиную. Там, на диване, развалившись среди пивных бутылок и каких-то необъяснимого назначения тряпок, сидел небритый мужчина в поношенном трико и полосатой, застегнутой всего на две пуговицы рубахе. Остальные пуговицы болтались на одной нитке.

Внимательно вглядевшись в мужчину, Лена удивленно воскликнула:

– Роман, неужели это ты?..

– А-а, это вы… – лениво отозвался Роман. – Проходите, садитесь, – показывая на старинные стулья, предложил Роман и крикнул в сторону кухни: – Марго, приготовь гостям чаю.

– Сам приготовь, бездельник! – откуда-то откликнулась Марго.

– Вот такая у меня жена, ничего не хочет делать, – пожаловался Роман.

– Не для того я на художника училась, чтобы на кухне торчать и обеды тебе готовить… – огрызнулась Марго.

Пить чай в такой обстановке как-то не хотелось, и, чтобы разрядить напряжение, Лена спросила непринужденно:

– И как ты поживаешь, Роман? Как ты оказался в такой большой квартире в центре города?

– А это не моя квартира, – начал рассказывать свою историю Роман. – После развода с Мариной я женился на художнице Марго и переехал в их семью, вот в эту квартиру. А после смерти матери Марго мы остались здесь одни. Кое-что продали, а когда деньги закончились, мы решили обменять квартиру на меньшую с доплатой. Этих денег нам надолго хватит… А там, смотришь, и я получу достойный меня заказ на проектирование уникального сооружения мирового уровня… Вы ведь знаете мои способности… Марго тоже мечтает стать известным художником. Мы еще прославимся!

«Да вы оба в грязи утонете со своей ленью», – молча подумала Лена, глядя на запустенье в квартире, и решила прервать этот пустой разговор:

– Давай, Марина, начнем осмотр…

Больше они Романа не встречали.


Как-то на одной из посиделок в кафе Лена рассказала о трагической судьбе своего родственника. Это был ее двоюродный брат Артем. Жил он с женой и сыном в Перми. Это была замечательная семья. Но полтора года назад у жены обнаружили страшную болезнь – рак желудка. Что только не делал Артем – лечение в лучших больницах, две сложные операции, консультации у лучших врачей… Ничего не помогало… Любимая Яна сгорала на глазах. Испробовав все, что могли в России, Артем увез ее на лечение в Германию. Но через две недели химиотерапии врачи выдали вердикт: излечение невозможно. И через месяц Яны не стало.

Рассказывая эту историю, Лена часто смахивала платочком слезу. История до слез расстроила и Марину. Выслушав до конца, она задумалась и вдруг неожиданно для себя сказала:

– Лен, а ты пригласи его к нам на пикник. С сынишкой. Думаю, смена обстановки отвлечет его от переживаний.

– Из Перми на пикник в Санкт-Петербург? – засомневалась Лена. – Вряд ли он поедет…

– А что такого? – убеждала Марина. – Возьмет отпуск, у сына сейчас каникулы, пару недель побудут здесь, посмотрят город. Сейчас у нас белые ночи – лучшее время. Я готова показать им наши достопримечательности, я люблю это делать…

Лена взглянула на Марину и, улыбнувшись, спросила:

– Уж не думаешь ли ты закадрить его? Как— то слишком напористо убеждаешь меня…

– А почему бы и нет? – задорно улыбнулась Марина. Несмотря на грустную историю, она прониклась сочувствием к судьбе Артема. Вино и обстановка кафе действовали жизнерадостно. – Вот телефон, давай звони…

Лена набрала номер, долго ждала ответ, наконец, на другом конце отозвались, и Лена вышла в тамбур. Разговаривали долго, Марина с какой-то непонятной даже для себя волнительной тревогой ожидала прихода Лены. В мыслях пронеслось время, проведенное с Романом, – теперь уже далекий и абсолютно чужой, неопрятный мужчина, постоянно лежавший на диване у телевизора, вызывал презрение.

Вспомнились встречи, пикники с семьей Лены. Ее любящий, всегда активный, энергичный Алексей. Он был душой всех компаний, заводилой всех мероприятий – за несколько минут он умудрялся разжечь костер, приготовить обед, завести малышей на игры, сыграть на гитаре, спеть песню. Он мог все. При этом делал все с огоньком, с любовью, легко и быстро.

– Такого человека нельзя не любить, – подытожила свои мысли Марина.

– О чем задумалась, подруга? Можешь радоваться, на следующей неделе Артем приезжает с сынишкой на целых 20 дней… – вернула ее на грешную землю Лена. – И, более того, он подумывает переехать на постоянное место жительства в наш город. Его пригласили в одну крупную компанию главным инженером. Так что не зевай, действуй! – шутливо закончила Лена.

– Да ладно тебе, ты меня уже заочно замуж выдала, – нарочито сердито произнесла Марина. – А я, может, и не думаю замуж выходить, мне и одной с Олежкой хорошо. Сво-бо-да! – игриво взмахнула руками Марина.

– Поживем – увидим, – заключила Лена.

Допив вино, подруги разошлись.

Артема встречали вместе. Сначала Марина отказывалась:

– Лен, неудобно же, кто я такая для него, что пришла встречать?

– Не для него, а для меня. А для меня ты моя лучшая и верная подруга. И поэтому должна меня слушаться и доверять, – заявила Лена. – Я так тебя и представлю.


Поезд немного опаздывал, волнение Марины усиливалось. Она не могла понять, почему так сопереживает судьбе совершенно незнакомого ей человека, почему так волнуется. Наконец вдалеке появился приближающийся поезд, и сердце Марины забилось еще чаще. «Какой он, этот Артем?», – подумала она и, как будто прочитав мысли Марины, Лена вдруг задорно произнесла:

– А ты сама, Марина, сможешь узнать Артема? А давай, попробуй…

На перрон начали выходить первые пассажиры, Марина внимательно всматривалась в лица и вдруг неожиданно для себя вскрикнула:

– Артем!

Высокий темноволосый мужчина с чемоданом в руках держал за руку белобрысого мальчишку. Он удивленно взглянул на девушку и немного засмущался.

– Артем, Артем, это мы! – выскочила из-за спины Марины Лена и сразу затараторила. – А это моя подруга Марина, знакомьтесь…

Марина, смущаясь, протянула руку:

– Марина…

– Артем, – нежно пожимая крепкой рукой ладонь Марины, произнес Артем. – Извините, мы немного опоздали, вы, наверное, заждались.

– А меня зовут Саша, – забежал вперед мальчишка и по-взрослому протянул руку Марине.

– Привет, Саша! – улыбнулась Марина, пожимая малышу ладошку. – Ну что вы, мы рады видеть вас, идемте, нас ждет машина.

Лена села на переднее сиденье рядом с водителем, Саша на заднем сиденье напросился у окна, Марина – посередине, Артем – у другого окна. По пути в отель говорили о погоде, о путешествии, Саша, сидя у окна, все время спрашивал, тыча пальцем в стекло:

– Тетя Марина, тетя Марина, а что это за здание вон там, а по какому проспекту мы едем, а почему такая большая вывеска вон там, а что в этом театре показывают?

Марина терпеливо и с удовольствием объясняла.


В течение следующих двух дней Марина знакомила Артема и Сашу с городом. Саша подружился с Олегом, и они вместе со взрослыми посетили зоопарк, гуляли в ЦПКиО, катались с горок, крутились на карусели. Было интересно и весело.

Лена шутливо ворчала:

– Мы тут с Алексеем трудимся в поте лица, а вы развлекаетесь…

На что Марина нарочито серьезно отвечала:

– А у меня отгулы за работу в выходные дни…

В субботу все вместе решили поехать на пикник в район озера Лебяжье.

Был прекрасный солнечный день. Разместились в живописном месте на берегу озера. Сначала все ловили рыбу. Артем оказался заядлым рыболовом и с удовольствием объяснял Марине и детям, как насаживать наживку и забрасывать удочки. Олег и Саша подружились с первой минуты и весело носились вокруг взрослых:

– Папа, папа! – кричал Саша. – Смотри, какая большая бабочка…

– Мама, мама, а у меня клюнуло, – дергал за удочку Олег и тут же. – Папа, папа, я поймал…

Он сам не заметил, как случайно назвал Артема папой. Марина от неожиданности поскользнулась, взмахнув рукой, начала падать. Артем тут же подхватил ее за локоть, машинально притянул к себе.

Тут же засмущался:

– Простите, будьте осторожней.


Рыбка клевала хорошо, и уже через пару часов Алексей на правах старожила местных пикников громко и весело скомандовал:

– Все, хватит сачка давить, за дело, ребята. Артем, за тобой уха, девушки – чистить рыбу, малыши – разжигать костры. На одном делаем уху, на другом жарим шашлык. Кто первый разожжет, получает приз. Ну а я, господа, – Алексей, подражая грузинам, поднял вверх указательный палец, – я, господа, брать нежнейший мясо молодой барашка, делать самый лучший в мире шашлик. За дело!

Малыши с ходу наперегонки бросились собирать хворост, Артем топором умело рубил дрова, подруги чистили рыбу. Работа спорилась, слышались смех, шутки, и вот на полянке уже появился стол, расставлялась посуда, как по волшебству, на столе появились зеленые пупырчатые огурчики, краснопузые помидорчики, зеленый лук, укроп с сельдереем. Потянуло ароматом ухи…

Артем с половником в руках, дразня остальных, пробовал горячую с дымком уху. Все терпеливо ждали.

– Ух, хороша! – произнес Артем и быстрыми движениями начал разливать ароматную жидкость.

– Укропчику, укропчику добавляйте, – мелко нарезая укроп, предложила Марина. – И лучку зеленого…

Разлили вино, лимонад, началась веселая трапеза.

– За любовь, за счастье, друзья! – поднял бокал Алексей. – И всем здоровья!

Чокнулись, выпили, набросились на уху. Шашлыки, как и обещал Алексей, получились лучшие в мире.

После трапезы разошлись отдыхать. Алексей затеял игру с детьми, Лена прилегла на зеленую травку и, прикрыв веки, блаженно раскинула в стороны руки. Артем с Мариной решили прогуляться по берегу. Мило болтая, они рассказывали друг другу смешные истории из своей жизни. Вспоминали детство, юность, студенческие годы…

Перешли к более серьезным разговорам о семейной жизни. Разговор был непринужденный, доверительный. Было ощущение, что они уже давно знают друг друга. Возвращаясь назад, Артем вдруг неожиданно взял Марину за руку и, повернувшись к ней лицом, произнес:

– Марина, выходи за меня замуж. Я понимаю, что мы знаем друг друга всего несколько дней, но я уже на перроне, услышав твой голос, понял, что мы должны быть вместе. Я полюбил тебя с первой секунды… Это очень серьезно для меня…

Марина от неожиданности потеряла дар речи… Она молча смотрела на Артема, а внутренний голос кричал: «Милый, родной мой, я ждала тебя всю свою жизнь. Мы должны быть вместе, я люблю тебя всем сердцем, ты мой родной, любимый…»

И она, ничего не отвечая, бросилась в объятия Артема.

Старый дом

Этот дом был построен в конце XIX века: добротный четырехэтажный особняк из кирпича завода Пирогова, с фасадом, облицованным гранитом и мрамором, и оштукатуренным двором. Из его окон открывался прекрасный вид на Фонтанку. Просторные квартиры с высокими потолками и большими окнами, широкая парадная лестница с коваными поручнями и просторными лестничными площадками. Одним словом, солидное строение, выполненное в лучших петербургских традициях.

До революции здесь жили известные предприниматели, ученые, представители интеллигенции. Встречаясь на лестнице, они обсуждали городские новости, а по праздникам ходили друг к другу в гости. Жили дружно. Домовладельцем был Петр Андреевич Магнецкий, очень душевный человек: знал по имени всех жильцов, заботился о них как о членах своей семьи, откликался на любую просьбу. Сам с женой и детьми занимал несколько квартир на последнем этаже дома. О доме заботился с утра до вечера. Кругом – чистота и полный порядок. Ведь все свое, родное.

После революции дом перешел в собственность государства. Из просторных квартир наделали клетушек и заселили их огромным количеством людей, кое-как сосуществующих на общих кухнях, в туалетах и душевых. Семье бывшего домовладельца досталась одна тесная комнатка. «Скажи спасибо советской власти, что не выселили!» – заявил ему новоиспеченный начальник жилкомотдела, в распоряжение которого и поступил дом. Одним словом, получился типичный коммунальный дом с соответствующим техобслуживанием, после десяти лет которого все было изуродовано, а красивая парадная лестница превратилась в гадюшник с грязными обшарпанными стенами, искореженными перилами и разбитыми ступенями.


Генрих Альбертович жил в доме с самого рождения. А родился он в 1926 году в семье ученого и врача. Когда-то здесь жили его бабушка и дедушка, появился на свет отец. В стенах этого дома прошли тяжелые времена гражданской войны, годы сталинских репрессий, Великая Отечественная война, хрущевская оттепель и брежневский застой. Перестройка ознаменовалась несколькими попытками захвата дома сомнительными риелторами – рейдерами. Новомодные слова – «риелтор», «рейдер» – резали слух, а, по мнению Генриха Альбертовича, эти люди были обычными жуликами и преступниками. Наконец приватизация отдельных комнат и полное запустение. В какой-то момент дом просто стал ничейным. Ни государственным, потому что многие комнаты были приватизированы, ни частным, потому что некоторые комнаты оставались государственными. К этому времени «здоровье» дома, как и здоровье Генриха Альбертовича, пошатнулось: стены, особенно со стороны двора, дали трещины, штукатурка во многих местах поотваливалась, выставив напоказ кирпичную кладку, все коммуникации прохудились, а повсеместные протечки лишь ускоряли разрушение. Жильцы пытались где-то что-то подлатать, но это было бесполезно. Требовался капитальный ремонт, а для этого необходимо объявить дом находящимся в аварийном состоянии и получить согласие всех жильцов на переезд в спальные районы города.

Существовал и другой вариант – всем скинуться и набрать сумму, достаточную для оплаты ремонта и проживания на это время. Деньги нужны были немалые, а большинство жильцов – люди простые и таких средств не имели. В итоге после жарких споров организовали ТСЖ и стали писать письма в разные инстанции с просьбой выделить нужную сумму денег на ремонт, но желания помочь никто не проявил. Переселяться в спальные районы все дружно отказались: кому охота съезжать с привычного и такого замечательного места в центре? Время шло, и дом рушился буквально на глазах. Генрих Альбертович угасал вместе с ним…

Судьба Генриха Альбертовича была непростой. Отца в суровые 1930-е годы репрессировали, мать не выдержала испытаний и тяжело заболела. Единственный сын, пожертвовав своим счастьем и личным благополучием, все время посвятил уходу за мамой. Они вместе пережили блокаду. Сразу после войны мать умерла, и Генрих Альбертович остался один, без родных и близких. Даже друзей не было, хотя с окружающими он ладил. Жильцы дома не то чтобы его любили, но относились с уважением. Он всегда откликался на любую просьбу, многие занимали у него «до получки». Дело в том, что Генрих Альбертович был адвокатом и неплохо зарабатывал. В 65 лет он вышел на пенсию, но продолжал консультировать, что давало хорошую прибавку к пенсии. Правда, сил становилось все меньше, законодательство – путанее, а чиновники – агрессивнее. Так что клиентов было немного. Можно сказать, что в последнее время, несмотря на общительность, Генрих Альбертович вел жизнь затворника. И очень переживал за судьбу дома. Это был его единственный близкий друг, пусть и неодушевленный. Хотя почему неодушевленный? Вон какие страсти кипят вокруг него!

– Спасать надо друга, – задумался Генрих Альбертович.

На следующий день ближе к обеду он пошел к председателю ТСЖ, полковнику в отставке:

– Что будем с домом делать, Никитич? – спросил после приветствия Генрих Альбертович.

– Что я могу сделать? Переезжать народ не хочет, а денег на ремонт нет.

– А если я найду деньги? – вдруг неожиданно спросил старый адвокат.

– Это где же ты их найдешь? Банк, что ли, ограбишь? – с сарказмом произнес Никитич.

– Для ограбления банка я слишком стар, но у меня есть идейка. Пошли ко мне, чайку попьем и поговорим.

Заинтригованный председатель ТСЖ поплелся на верхний этаж за тяжело ступающим Генрихом Альбертовичем. Лифт, как назло, не работал, поэтому поднимались долго, отдыхая на каждой площадке.

В комнате Генрих Альбертович медленно налил воды в чайник, поставил его на газовую плиту и начал рассказ:

– Никитич, пообещай мне, что то, что я тебе расскажу, останется между нами. Если кто узнает, нам обоим несдобровать. Если бы не надо было спасать дом, и это не было единственным выходом…

– О чем ты говоришь, Генрих Альбертович? Загадки какие-то!

– Пообещай мне!

– Слово офицера! Никто не узнает о нашем разговоре.

– Хорошо, тогда внимательно слушай, – начал Генрих Альбертович. – В детстве я и мои приятели любили играть в разные игры. Не то, что сегодняшние дети – сутками сидят за компьютером. Излюбленным местом для игр был чердак: там мы прятались от взрослых, мастерили разные штуки и т. п. Однажды, когда мне шел одиннадцатый год, я засиделся на чердаке допоздна – мастерил «змея», которого мы хотели запустить в ближайшие выходные. Я устал, присел на старую кушетку и задремал. Очнулся от шума и топота ног на лестнице, сидел не дыша. Через минуту на чердаке резко открылась дверь, и в проходе появился мужчина с небольшим чемоданчиком в руке. За ним явно кто-то гнался. Хорошо помню его перекошенное от страха лицо – это был бывший владелец дома Петр Андреевич Магнецкий. Наши взгляды встретились. Он подбежал, сунул чемоданчик мне в руки и сказал:

– Сохрани это ради дома, спрячь скорее! – И в тот же миг убежал через лаз на крышу.

На лестнице снова раздался топот. Я едва успел спрятаться, как на чердаке появились два милиционера и, не останавливаясь, рванули к лазу на крышу. Послышался топот ног по железу, крики: «Стой, стрелять буду!», тут же пистолетные выстрелы и звук падающего тела. Очевидно, оно скатывалось по крутой крыше вниз. Потом раздался душераздирающий крик – человек упал на землю. Шаги постепенно затихли. Видимо, милиционеры ушли через соседнюю лестницу. Несколько минут я сидел в своем укрытии, вцепившись в чемоданчик, ни жив ни мертв, затем быстро спрятал его в углу чердака под разным хламом и ушел домой.

До сих пор не знаю, почему я не рассказал о происшествии родителям. Это стало моей тайной.

Через несколько дней, преодолевая страх, я снова забрался на чердак посмотреть, на месте ли чемоданчик. Он был там. Целый месяц я ходил и проверял, а однажды рискнул его открыть. Внутри лежали золотые и серебряные монеты, кольца, браслеты, золотые часы, драгоценные камни и многое другое. Я сидел и думал, куда девать все это богатство. Сказать родителям побоялся, каким-то внутренним чутьем понимал, что это может им навредить. В милицию чемоданчик тоже не понес – вдруг мне не поверят и посадят в тюрьму? В итоге я решил спрятать сокровища, чтобы их никто не нашел. Потом жизнь так закрутила, что было не до тайника: отца посадили, мама тяжело заболела, началась война, потом блокада. Смерть ходила рядом, на моих глазах люди падали от голода и замерзали. И тогда я вспомнил о чемоданчике. Обессиленный, приполз на чердак, достал золотые часы и несколько монет, пошел на барахолку и обменял все на кусок хлеба. Так делал несколько раз. И когда я в очередной раз открывал чемоданчик, перед моими глазами возникал человек с перекошенным от страха лицом…

Позднее я узнал, что до революции владелец дома был богатым человеком и имел накопления, часть которых планировал потратить на ремонт дома. Но дом конфисковали, оставив ему лишь маленькую комнату для проживания, где он и хранил свои драгоценности. Кто-то из новых жильцов донес о тайнике, и Магнецкий решил спрятать сокровища в более надежном месте. Увидев в окно, что за ним пришли, он схватил чемоданчик и попробовал скрыться через крышу, но трагически погиб. По сути, этот человек спас жизнь мне и моей маме во время блокады. После войны я замуровал оставшиеся драгоценности в кирпичную стену на чердаке и больше к ним не притрагивался. Все это время у меня не выходили из головы последние слова Магнецкого: «Сохрани ради дома!» Теперь я понял: он надеялся, что его собственность когда-нибудь вернется, и деньги пригодятся на ремонт.

Вот такие дела, Никитич! Сейчас дом как никогда нуждается в хозяине и заботе, и я готов передать сокровища на его ремонт. Я стар, жить мне осталось недолго, но хочется, чтобы дом, который построил Петр Андреевич Магнецкий, в котором я родился и вырос, где жили мои родители, преобразился и снова стал крепким, здоровым и красивым. Ты должен это сделать, Никитич! Если выгодно продать ценности, которые хранятся на чердаке, на ремонт хватит с лихвой. Надеюсь, Петр Андреевич простит меня за то, что во время блокады я воспользовался кладом. Это было сделано ради спасения жизни…

Никитич слушал Генриха Альбертовича, затаив дыхание. Чай давно остыл. Повисло гробовое молчание.

– Даже не верится. Как в кино! – наконец вышел из оцепенения Никитич, вытирая испарину на лысой голове.

– Иди домой и все обдумай, а завтра я покажу тебе тайник, – закончил беседу Генрих Альбертович, убирая со стола.

Никитич ушел, а Генрих Альбертович прилег на кушетку. Мысли перенесли его в прошлое: школа, арест отца, война, институт, смерть матери. Семью так и не создал. Была пара попыток, но неудачных. Детей не завел. И всю жизнь хранил тайну о богатстве, в глубине души надеясь, что когда-нибудь настанут лучшие времена, он вскроет тайник и заживет по-настоящему – купит свой дом, женится, будет возиться с детьми. Но время шло, менялись руководители страны, а сокровища оставались нетронутыми. Во все времена страх одолевал Генриха Альбертовича. При Сталине нельзя было даже думать о деньгах – сразу арестуют и упекут в тюрьму на всю жизнь. Хрущевская оттепель немного порадовала, но о том, чтобы создать свое дело и иметь собственность и речи идти не могло – за фарцовку, так называлась продажа драгоценностей, полагалась «вышка». Во времена Брежнева всем надлежало быть одинаковыми и не высовываться. Свобода появилась при Горбачеве, но тоже какая-то странная – под «крышей» у бандитов. А когда наступили лихие ельцинские годы с их вседозволенностью и погоней за наживой, здоровье Генриха Альбертовича пошатнулось, и он решил спокойно доживать свой век. О тайнике вспоминал редко. Но разрушение дома навело на мысль использовать деньги бывшего домовладельца по прямому назначению – пустить их на ремонт. Утром Генрих Альбертович проснулся от трели дверного звонка. Когда открыл, увидел на пороге председателя ТСЖ Никитича, точнее – полковника в отставке Андрея Никитича Егорова.

– Идем? – сразу спросил он.

– Идем! – согласился Генрих Альбертович, и они медленно двинулись к лазу на чердак. Было довольно темно, и Никитич включил припасенный фонарик. Луч света плясал по старым кирпичным стенам.

– Та, левее, – показал на более свежую кладку Генрих Альбертович. – Там все спрятано.

Никитич вынул долото, молоток и начал сбивать кирпичи. Через 20 минут показался угол старого чемоданчика.


До начала ремонта дома пришлось выполнить массу бюрократических процедур: приватизировать все комнаты, осуществить проектирование, получить разрешения, согласования и т. п. Для каждого жителя выполнили индивидуальную планировку квартиры, вместо подвала решили сделать цокольный этаж, чтобы потом сдавать его в аренду, а полученные деньги использовать на содержание дома и следующие ремонты.

Сам ремонт длился девять месяцев. Строго по чертежам и старым фотографиям восстановили фасад, укрепили фундамент, скрепили в металлические обоймы стены, заменили окна и гранитные панели, все заново оштукатурили. Установили новый лифт. Особенно кропотливо восстанавливали парадную лестницу с коваными перилами.

Генрих Альбертович почти каждый день приходил смотреть, как идет работа, следил за качеством, давал советы, помогал оформлять документы. Он будто молодел вместе с домом, стал более общительным, а на его лице часто играла таинственная улыбка.

И вот новоселье. Счастливые жильцы вернулись в СВОЙ любимый дом. Фуршет, торжественные речи. Слово взял Генрих Альбертович и предложил назвать дом в честь его бывшего владельца – Петра Андреевича Магнецкого. Когда все согласились, на душе у Генриха Альбертовича стало спокойно, тайна перестала его мучить, и он обрел внутреннюю свободу.

Так началась новая счастливая жизнь – дома и Генриха Альбертовича.

Нищий

От сумы и от тюрьмы не зарекайся.

Русская народная пословица
Закончив работу, Евгений Николаевич, несмотря на позднее время, решил идти домой пешком. Небрежно бросив водителю: «Все, Володя, на сегодня ты свободен, можешь возвращаться к своей любимой. Завтра не опаздывай!», медленно вышел из офиса и зашагал по Невскому проспекту.

Погода была великолепной, приближалась пора белых ночей, и медленная прогулка по городу приносила Евгению Николаевичу искреннюю радость. Он любил гулять по Невскому: здесь можно погрузиться в воспоминания – прочувствовать историю города. Каждый дом, каждая улочка имеет свою собственную историю – они помнят основателя города – Петра I, помнят Достоевского, Пушкина и многих других великих личностей. Постперестроечный бум строительства, слава богу, практически не затронул историческую часть города.

На Невском всегда многолюдно, но Евгений Николаевич не испытывал от этого дискомфорт. Ему нравились все эти люди: и молодые, в коротеньких юбочках, девушки с красивыми ногами и открытыми декольте, и аристократические, медленно семенящие старушки, придерживающие за локоть солидного возраста мужчин, и всегда спешащие домохозяйки с сумками в руках. Не раздражали даже толпы китайцев, щелкающие повсюду фотоаппаратами и айпадами.

Это жизнь красивого европейского города. И его, Евгения Николаевича, жизнь. И она нравилась ему.

– Подайте, Христа ради, – неожиданно прервал радостную прогулку Евгения Николаевича громкий хриплый голос. Обернувшись, он увидел неопрятно одетого заросшего мужчину лет сорока пяти.

– Подайте, мил человек, инвалиду на протез руки, – продолжил мужчина, и Евгений Николаевич, взглянув на него, действительно увидел, что правый рукав пиджака был высоко подвязан. Чувствовалось, что правая культя заканчивалась почти у самого плеча.

Настроение у Евгения Николаевича резко изменилось – он не любил нищих и редко когда давал им милостыню. Это не было какой-то осмысленной нелюбовью – он просто не доверял им. Считал, что все они работают на криминальные группы, собирая деньги с доверчивых людей и отдавая их в общак. И куда потом эти деньги уходят, никому не ведомо.

Недоверие это возникло еще в юные годы, когда Женька любил с друзьями в выходные дни или после работы потусоваться у пивного ларька – выпить холодного пива с воблой, а иногда тут же распить бутылочку «Московской» или «Портвейна-777».

В те времена у каждого ларька был свой старожил-нищий, который там промышлял, и никто другой, подобный ему, уже на его территорию зайти не мог. Любимым местом для Женьки и его друзей был пивной ларек на берегу одного из озер в районе Шувалово – Озерки. Место роскошное – под богатой кроной липы стояли небольшие, на высоких столбиках-ножках, круглые столики под зонтами, а рядом, словно живая изгородь, росли кустарники шиповника и сирени. Милиция на все эти распития закрывала глаза, проходя мимо, делала вид, что ничего не происходит. Так вот, в этой зоне промышлял некий нищий по кличке Дрозд. Мужчина неопределенного возраста, с большой, никогда не чесаной, прокуренной бородой, всегда носил на спине старый замызганный рюкзак и в руках огромную хозяйственную сумку. Никто не знал, что у него в рюкзаке, зато в сумке всегда находилась пара пустых стаканов и торчали горлышки пустых бутылок. Никто не знал настоящего имени нищего – просто Дрозд. Никто из завсегдатаев не помнил, когда он появился здесь первый раз. Приходил «на службу», по его собственному выражению, он задолго до открытия ларька и уходил уже после закрытия. Все привыкли к его присутствию и отдавали ему сдачу – 3–5 копеек, которые он тут же прятал в широченные карманы своего длинного поношенного пальто.

Взамен он предлагал пустые стаканы для распития запрещенных в данном месте алкогольных напитков и по просьбе посетителей бегал в ближайший магазин за очередной бутылкой или закуской. При этом сдачу, с молчаливого согласия заказчика, всегда оставлял себе. Распитые бутылки Дрозд тут же засовывал в свою сумку и сдавал в приемный пункт соседнего магазина. После закрытия ларька он, отставив сумку в сторону, но не снимая рюкзак, брал в руки метлу и наводил порядок на территории вокруг ларька, за что получал полтинник от продавщиц пива. Это продолжалось ежедневно, как по расписанию.

И вот в очередной выходной Женька с друзьями, мирно беседуя, распивал пиво под сенью липы. Дрозд, пригнув голову, мирно похаживал рядом. Вдруг он, неожиданно вскрикнув, схватился за левую сторону груди и начал медленно оседать на землю…

– Дрозд, ты чего? – подбежал Женька к нищему. – Что с тобой?

Дрозд упал на землю, лицо его побледнело, затем приобрело синеватый оттенок, и он затих, не проявляя признаков жизни. Пальцы правой руки зажали мертвой хваткой лямку рюкзака.

Скорая помощь и милиция прибыли одновременно. Врач зафиксировал смерть от сердечного приступа и вызвал машину для сопровождения тела Дрозда в морг. Старший сержант милиции, с трудом разжав пальцы мертвеца, изъял рюкзак, описав имущество Дрозда в виде рюкзака и сумки, и пригласил Женьку и его друга Толика быть понятыми при составлении протокола.

В местном отделении милиции в присутствии Евгения и Анатолия открыли рюкзак и все, кто был в помещении, ахнули – рюкзак был плотно забит деньгами, в основном аккуратно сложенными в пачки и перетянутыми резинкой десятирублевыми купюрами. Среди них были и свернутые в трубочки пяти— и трехрублевые купюры.

– Вот это да! – широко раскрыв глаза, произнес усатый лейтенант.

– Ничего себе! – вторил ошарашенный сержант и спросил лейтенанта: – Что делать будем?

– Надо доложить начальству, – поднимая трубку телефона, произнес лейтенант.

Начальство в лице капитана милиции и его помощника прибыло через пятнадцать минут. Начали пересчитывать содержимое рюкзака. Евгений, да и все присутствующие, ошалели от суммы, которую назвал капитан:

– Семьдесят тысяч сто девяносто рублей, – произнес милиционер.

Это была колоссальная по тем временам сумма. На эти деньги можно было купить 10 машин «Жигули» или 8 хороших двух— или трехкомнатных квартир в кооперативе.

«Это ж сколько мне надо работать, чтобы накопить такую сумму! – подумал Женька, прикидывая в уме и сравнивая со своей зарплатой в 125 рублей в месяц. – Да-а-а… – протянул он, мысленно подсчитав, – почти 70 лет, в общем, до самой старости…»

Как мог собрать нищий Дрозд такую сумму, никто понять не мог. Но с тех пор Женька, а нынче Евгений Николаевич, не верил попрошайкам.

А окончательно веру в необходимость помогать нищим подорвал случай в Испании. В один из летних дней Евгений Николаевич мирно шествовал по одной из людных улиц Мадрида, разглядывая старинные здания и витрины магазинов. На углу одного из домов стоял бородатый нищий с табличкой, на которой было написано на английском и русском языках: «Подайте инвалиду войны на протез ноги». Нищий был на костылях – штанина правой ноги была повязана к поясу. Перед ним лежала шапка со скудным подаянием из мелких монет. Люди проходили мимо, и редко кто бросал монеты в шапку, а если и бросали, то уж самую мелочь.

– Да, долго ему придется собирать на протез, – жалостливо подумал Евгений Николаевич и, призадумавшись, решил показать свою щедрость. – Вот тебе, дорогой, 10 долларов. Береги на протез.

Нищий, удивленно взглянув на прохожего, тихо сказал: «Thank you!», и, схватив купюру, зажал ее в дрожащей руке. Отойдя десяток шагов, Евгений оглянулся и не поверил своим глазам: каким-то странным движением нищий спустил штанину и оказался на двух ногах. Прислонив костыли к стене дома, он замахал рукой с десятидолларовой купюрой, что-то прокричал своему коллеге, стоявшему на другой стороне улицы с подвязанной левой штаниной. В один миг штанина у коллеги превратилась в ногу, и, схватив костыли, нищие радостно побежали в сторону ближайшего магазина. После этого случая Евгений Николаевич не верил ни одному нищему.


– Слушай, дорогой, перестал бы ты этим заниматься. У тебя ведь и пенсия, наверное, есть, и пособие, – вернувшись к действительности, обратился к попрошайке Евгений Николаевич.

– Есть и пенсия, и пособие – хватает, чтобы не умереть с голоду. Но у меня руки нет, – произнес спокойным голосом нищий, – а я хочу быть с рукой. Пусть она будет искусственной, но зато рука… А ты, мил человек, или помоги мне, или проходи с миром, не читай мне нравоучений.

Евгений Николаевич начал сердиться, нищий, мол, а как ведет себя. Настроение исчезло, и он, не дав ничего нищему, продолжил путь.

«Вот ведь, совсем обнаглели, пройти невозможно без этих попрошаек! Чего им не хватает? И пенсия есть, и пособие, так нет – подайте Христа ради», – передразнил нищего в мыслях Евгений Николаевич.

Неожиданно двое бегущих навстречу парней грубо толкнули его с обеих сторон, чуть не сбив с ног.

– Куда прете, совсем людей не видите! – закричал Евгений Николаевич.

– Сам смотри, куда идешь! – прокричал на ходу один из них, и парни убежали, не обращая внимания на возмущенного такой дерзостью Евгения Николаевича.

Настроение было испорчено полностью, и он, ускорив шаг, поспешил домой. Дома, поцеловав жену и сняв пиджак, аккуратно повесил его в платяной шкаф. После чего привычным жестом потянулся к борсетке, всегда висевшей на ремне, и с ужасом обнаружил, что в нужном месте ее нет. В недоумении правой рукой схватился за голову – не может быть, она всегда была с ним. На работе он не расставался с ней – там были все документы: паспорта, кредитки, кошелек, мобильный телефон с массой информации, визитки и еще куча всяких нужных вещей… Где он мог ее потерять?!

Евгений Николаевич лихорадочно начал вспоминать: уходя с работы, он позвонил жене и положил телефон в борсетку, по пути домой никуда не заходил и борсеткой не пользовался, при разговоре с нищим она была на месте, так как, несмотря на нелюбовь к попрошайкам, рука машинально потянулась к борсетке поискать мелочь.

Куда же и когда она могла исчезнуть? И тут в памяти всплыла встреча с парнями – они ведь не просто толкнули его, а на несколько секунд зажали между собой.

«Вот, сволочи, точно они! И как таких земля носит? Где их теперь искать? В милицию бесполезно, что я им скажу? Что я лох? Да и вряд ли они искать их будут. А если даже найдут этих парней, они скажут, знать не знаем, ведать не ведаем, просто шел мужик, задумавшись, столкнулся с нами… А ведь там все документы, вся информация, солидные деньги… Надо срочно заблокировать кредитки», – в панике подумал Евгений Николаевич, набирая номер банка.


Утром, после бессонной ночи, открыв дверь офиса, Евгений Николаевич, к своему глубокому удивлению, увидел в приемной вчерашнего однорукого нищего. Тот мирно сидел на диванчике и выслушивал сердитые возгласы секретарши. Под левым глазом нищего светился свежий синяк. Это придавало ему еще более удручающий вид. Увидев Евгения Николаевича, секретарь затараторила:

– Я ему говорю, Евгений Николаевич, я ему говорю, что вы не принимаете, а он, знай, твердит: «Важное дело, важное дело…»

– Тебе чего, родимый? – перебил секретаршу Евгений Николаевич, грубо обращаясь к нищему. – Говорят же тебе – я не принимаю с утра. Тем более таких, как ты. Не зря, наверное, заработал вчера, – закончил он, показывая на синяк нищего.

– Зачем же вы так? – тихо произнес нищий. – У меня для вас хорошая новость, а вы меня гоните, не выслушав, – и здоровой рукой он неожиданно извлек из холщовой сумки борсетку: – Вот, возьмите, мне кажется, она ваша, – протянул борсетку изумленному Евгению Николаевичу нищий.

– Что? Как? Откуда? – не находил, что ответить, Евгений Николаевич.

Секретарь Надя недоуменно переводила взгляд с нищего на своего шефа и обратно, ничего не понимая, и не зная, что сказать. Наконец проронила:

– Может, чаю, Евгений Николаевич?

– Да, давай горяченького, две чашки, – и, подмигнув Наде, – и что-нибудь к чаю… И закусочки…

– Тебя как зовут? – взяв борсетку, обратился к нищему.

– Володя.

– Володя, Владимир, значит. Давай, Володя, проходи в кабинет, поговорим, – сказал Евгений Николаевич.

– Ну что вы, я же вот… – замялся Володя. – В таком виде…

– Ничего, ничего, проходи, – распахнул дверь Евгений Николаевич, жестом приглашая Владимира в кабинет.

Помявшись, Владимир вошел и, покуда Надя суетилась у стола, начал внимательно рассматривать картины на стенах:

– Хорошие картины, настоящие, – произнес Володя.

– Ты раздевайся, снимай свою куртку, не по сезону она, мой руки – вон там туалет, и к столу, – распорядился Евгений Николаевич. – У нас с тобой долгий разговор будет.

Сняв куртку и повесив ее на спинку стула, Владимир зашел в туалет. Взглянув в зеркало, смутился. На него смотрел заросший, давно не мытый, с нечесаными волосами и бородой пожилой мужик.

– Да, совсем ты опустился, Володя, – произнес сам себе. – Пора бы тебе встряхнуться.

Он долго, неуклюже мыл с мылом руку, лицо, затем взял лежавшие на полке ножницы, аккуратно подправил бороду, причесал ее и волосы и, увидев на полочке коробочку с пудрой, немного припудрил синяк и произнес в зеркало:

– Ну вот, теперь ты вроде похож на Володю, если бы, конечно, не рука, – и, грустно улыбнувшись, скомандовал. – Вперед, боец!

Увидев вошедшего Владимира, Евгений Николаевич охнул:

– Оба-на, да ты, оказывается, красавец! Как тебе, Надя? Ты посмотри на него…

Надя, улыбнувшись, налила в бокалы коньяк, положила в тарелки закуски и, осветив мужчин белоснежной улыбкой, направилась к выходу:

– Я в приемной, Евгений Николаевич! Если что надо, зовите.

– Хорошо, Надя! – И, обратившись к Володе: – Ну, давай, друг, за наше здоровье!

Коньяк был отменный – Володя в своей жизни не пил такого. Он выпил залпом и начал закусывать. Закуски были достойны коньяка. Несмотря на свое огромное желание выяснить, как же борсетка попала к Володе, Евгений Николаевич медлил с этим вопросом. Выпили по второй, третьей и только после этого он спросил:

– Ну а теперь, Володя, расскажи, как же все-таки борсетка к тебе попала?

– А очень просто! Когда вы ушли после нашего разговора, я смотрел вам вслед и думал: «Вот этого человека жизнь не ломала, баловала, и любой стресс может вышибить его из седла и в один момент превратить в спившегося нищего. А ведь он и не подозревает об этом». Ведь так? – неожиданно обратился он к Евгению Николаевичу.

– Ну я бы не сказал, что баловала меня жизнь, всякое бывало, бизнес – дело не простое… Был и рэкет, и бандиты наезжали, и проверки разные… Не все так просто.

– Нет, это не то, – вздохнул Володя. – То, что вы говорите, это борьба, это нормальная жизнь, а вот когда наступают обстоятельства, когда ты не можешь бороться, когда у тебя сил для борьбы нет. И не только сил, но и желание пропадает, когда от тебя все отвернулись, когда на тебя смотрят с презрением, когда ты, – он сделал паузу, глаза его повлажнели, указательным пальцем левой руки он показал на культю и закончил дрожащим голосом, – когда ты в одночасье становишься инвалидом… Вот тогда ты и ломаешься. А жизнь подхватывает тебя и катит по наклонной вниз. Ты теряешь работу – кому нужны однорукие? От тебя отворачиваются друзья, забывают родные, уходит жена… Ты теряешь жилье и спишь где попало, ешь что попало… И становишься не человеком, а нищим… Вот такое падение я имел в виду, – закончил с волнением Володя и продолжил уже спокойным голосом. – Так вот, я смотрел вам вслед и увидел, как двое молодых людей, толкнув вас с обеих сторон, быстрым незаметным движением на ходу срезали у вас борсетку и продолжили бежать в мою сторону. Видя такое безобразие, я не мог не вмешаться и, подставив ногу белобрысому, схватил его за руку, вырвал борсетку и завалил лицом на асфальт.

Перед тем как завалить второго, получил в глаз, но через секунду и второй лежал на асфальте. Я ведь, потеряв руку, слава богу, не потерял навыки рукопашного боя, а чтобы справиться с этими подлыми воришками, достаточно и одной руки. Они же здоровые парни – руки-ноги целы, да и голова на месте – могли бы спокойно себе зарабатывать, а они воруют, подлые. Голова-то есть, а в голове гнусные мысли. Очнувшись, эти трусливые шакалы тут же убежали.

Я хотел было отдать борсетку вам, но вас и след простыл. Адрес вашего офиса я нашел на визитке. И вот я здесь, правда, на такое угощение я не надеялся. Спасибо вам большое, такого коньяка я не пил в своей жизни, еще раз спасибо! – и Володя засобирался уходить.

– Нет, нет, нет, не спешите! – Евгений Николаевич неожиданно длясебя перешел на «вы». – Останьтесь, посидим – поговорим.

Еще вчера, проходя мимо нищего, он и представить не мог, что сегодня будет сидеть с ним за одним столом в своем кабинете, угощать дорогим коньяком с изысканными закусками. С интересом слушать и обращаться к нему на «вы». Ему было интересно это общение. Владимир оказался хорошим собеседником и своим поведением вызывал уважение.

– Расскажите, Владимир… Извините, как вас по батюшке? – продолжил Евгений Николаевич.

– Вы не поверите, – улыбнулся Володя, – отчество у меня, как у Ленина, Владимир Ильич… Но вы зовите меня просто Володя – так для меня привычней.

– Хорошо, Володя, я очень благодарен тебе за борсетку. Для меня это очень важно, и даже не столько кошелек с деньгами и кредитки – я их уже заблокировал – а вот потеря паспортов и мобильного телефона с информацией – это для меня трагедия.

– Ну что вы, Евгений Николаевич, это не трагедия… Никакая материальная потеря не может сравниться с потерей конечностей, потерей здоровья – это невосполнимо. Все остальное – дело наживное и может сломать только слабых людей… – задумчиво произнес Владимир, внимательно глядя на Евгения Николаевича.

Беседа продолжалась далеко за полдень. Володя рассказывал о своей жизни: как он вырос, служил в армии, воевал в горячих точках… Как потерял руку, как отвернулись друзья, жена… Как остался без работы…

Евгений Николаевич внимательно слушал, делился своими проблемами… Как ни странно, Володя давал разумные советы, и Евгений Николаевич внимательно прислушивался к ним…

– А вы счастливы, Евгений Николаевич, в своей жизни? – вдруг неожиданно спросил Володя.

Честно говоря, Евгений Николаевич никогда не задумывался над этим. Жизнь шла своим чередом: учеба, работа, женитьба, рождение детей, карьера. Работа ему нравилась – он строил дома, в которых потом жили люди, и радовался вместе с ними новому жилью.

Работа приносила ему удовольствие и достаток. Он любил свою семью, детей, любил свое дело, хобби.

– Да, Володя, я счастлив, – сделав паузу, ответил Евгений Николаевич. – А, ты, Володя? Глядя на тебя, не скажешь, что ты счастлив…

Володя призадумался:

– Все люди разные, Евгений Николаевич, и по-разному ощущают счастье: алкоголик безмерно счастлив, что ему досталась рюмка водки с утра и, приняв ее – долгожданную, от счастья погружается в бредовые мечтания; лентяй, весь день лежа на диване и попивая пиво, счастлив, что нашел на ТВ хороший, с его точки зрения, фильм. Смотрит в ящик и мечтает быть таким же, как герой фильма. Я не хочу такого счастья. Деловой же человек, как вы, Евгений Николаевич, счастлив от осознания, что он творит для семьи, для людей, для будущего… И врач, и учитель, и строитель, и многие другие счастливы оттого, что они нужны людям…

Вот такого счастья я хотел бы – быть нужным людям. Да, я тоже был когда-то по-настоящему счастлив – я был нужен людям, любил и был любим… Но, увы, в один миг счастье это закончилось, – с грустью произнес Володя и задумался… Но вдруг встрепенулся, выпрямился, голос его задрожал, и он громко и твердо продолжил:

– А знаете, Евгений Николаевич, мне кажется, что у меня еще не все потеряно, и я тоже найду свое счастье. Я уверен в этом!

Время пролетело быстро, и расставались Евгений Николаевич с Володей уже настоящими друзьями.

«Как обманчиво первое впечатление при встрече с людьми и как быстро меняются обстоятельства, – шагая по Невскому мимо того места, где он вчера встретил нищего, думал Евгений Николаевич, – и как быстро эти обстоятельства могут изменить жизнь каждого из нас…»

Послесловие
Евгений Николаевич пригласил Владимира на должность руководителя отдела в службу безопасности компании. Через пять месяцев для него был изготовлен современный протез правой руки, к которому Владимир Ильич быстро привык и управлял им как живой рукой.

Через полтора года он женился на Наде, и теперь они с женой воспитывают маленькую дочь Полинку.

Евгений Николаевич открыл Фонд помощи бездомным, назначив управляющим Владимира Ильича, и теперь при встрече с нищими всегда подает им небольшую денежку. Вот так одна незначительная, с первого взгляда, встреча может перевернуть мировоззрение и жизнь многих людей.

Случайный прохожий

Даже если вам будет очень плохо, не отчаивайтесь – ночь заканчивается утром, и наступит снова день.

Wels Vokner
– Отказано! – произнесла механически отработанным голосом пожилая дама, сидящая среди кучи пожелтевших папок, которые лежали на столе, стульях и прямо на полу. Казалось, что она сама является продолжением или даже дополнением к этим пожелтевшим от времени бумагам. Такая же, похожая на старые папки, пожелтевшая кожа на конопатых с редкими волосинками руках, такое же в морщинах лицо с большой бородавкой на верхней губе и длинным толстым волосом, вызывающе торчащим из этой бородавки. И абсолютно полное отсутствие какого-либо сочувствия.

Ни один мускул не дрогнул на лице этого чиновника в юбке, спокойно произнесшего слово «отказано». Для Надежды же это означало крах всех ее ожиданий.

– А может, все-таки можно что-то сделать? – с надеждой тихо спросила она.

– Нет! Это окончательное решение: вам отказано в проживании в нашей стране, – с ударением на слове «нашей» произнесла дама. – До свидания, вернее, прощайте! – закончила она, кивнув головой в сторону двери.

Понурив голову, Надежда вышла из кабинета, молча прошла по коридорному лабиринту, вышла на улицу, всей грудью вдохнула свежий воздух и так же молча пошла в сторону автобусной остановки.

«За что же мне такое наказание?» – думала она, медленно шагая по улице, не замечая прохожих. Не доходя до автобусной остановки, свернула в сквер и присела на скамейку. Ярко светило солнце, вокруг насыщенными красками цвели розы, бугенвиллеи, множество других цветов. Но все это не радовало Надежду – ей в очередной раз отказали в праве проживания на Кипре.

«И что теперь делать? – задумалась Надежда, и на глазах ее выступили слезы. – Работы нет, денег нет, а теперь вот и последняя надежда получить право проживания исчезла…»

Слезы потекли по щекам.

– Что делать, что делать, что делать? – тихо повторяла Надежда, вытирая бумажной салфеткой слезы. В памяти проносились отрывки ее жизни: вот она маленькой девочкой ходит в садик… беззаботное детство… потом успешно учится в школе и вот уже она – отличница, красавица – на выпускном вечере. Учителя говорят теплые слова, напутствуют на прощание, желают успехов, счастливой жизни. Впереди открыт весь мир: живи, Надежда, радуйся…

Дальше инженерно-экономический институт, встреча с Михаилом, переросшая в любовь. Получение диплома по специальности «экономист» и распределение в небольшой городок в Днепропетровской области. И, что самое главное, вместе с Михаилом.

А дальше свадьба, рождение двух сыновей. Счастливая жизнь. Квартира, конечно, съемная, но денег, зарабатываемых Михаилом, хватало и на оплату квартиры, и на еду, и на воспитание детей. Затем дети пошли в садик, и Надежда стала работать. Правда, не по специальности, но это не главное.

А дальше дети выросли и разъехались по разным городам необъятной родины продолжать обучение. Началась перестройка, был снят железный занавес, стало возможным поехать куда захочешь…

Вместе с тем последовали закрытие предприятий, развал и безработица.

И Михаил, и Надежда остались без работы. Но жить-то надо, и они, как все люди вокруг, бросились заниматься челночным бизнесом. Поездки в Китай, покупка полных сумок дешевого товара и продажа его на блошином рынке. Денег еле хватало, чтобы как-то сводить концы с концами. А ведь и сыновьям еще помогать надо – оплата учебы, проживания.

И вот однажды подруга Вера рассказала о сказочном острове Кипр, где все живут счастливо и где можно спокойно зарабатывать хорошие деньги.

– Съезди на годик, заработаешь тысяч двадцать «зелеными», и тебе лет на пять хватит. А там и времена лучшие наступят.

Услышав такую баснословную сумму, Надежда ахнула:

– Не может быть! Кем же я там работать буду, чтобы столько заработать? Я ведь уже и забыла свою специальность…

– Какая специальность? – засмеялась Вера. – Там экономистов своих хватает. Сначала уборщицей поработаешь или нянечкой у богатеньких, платят они неплохо. Будет где жить, и пропитание бесплатно. А Михаил может в строительной бригаде поработать, там еще больше платят.

– А как же мы визу получим и разрешение на работу? – спросила Надежда.

– Извините, но тут я вам ничем помочь не могу, – заявила Вера. – Но я слышала, что можно выехать по туристической визе и там остаться на год-два, а на работу там и без разрешения наши богатенькие новые русские берут.

Дома Надежда решила обсудить эту затею с Михаилом:

– Нет, – заявил Михаил, – никуда я не поеду! Хватит, в Китай вон наездился! И что мы имеем с этого?

– Но тут мы совсем без работы загнемся, – уговаривала Надежда.

После долгих споров, обсуждений, доходивших до скандала, решили, что сначала едет Надежда – все узнает, оценивает, – а потом уже и Михаил сможет поехать.

Собрали денег, немного заняли у друзей и купили туристическую путевку в дешевый отель на 10 дней. Вера на листочке написала телефон знакомой, которая живет на Кипре третий год. Она обещала помочь.

Кипр встретил Надежду солнечной погодой и сказочным гостеприимством. Отель, море, еда – все было прекрасно. Дружелюбные люди, общение, экскурсии по Кипру – исключительно все понравилось Надежде. Она влюбилась в эту сказочную страну.

На третий день пребывания решила позвонить Людмиле, знакомой Веры. После дружеского разговора договорились встретиться в одном из ресторанчиков недалеко от отеля.

Заказали местное белое вино, морепродукты, знаменитый на Кипре сыр халуми, местные сладости, соки и кофе.

После мирной беседы и хвалебных слов в адрес красивого острова и счастливой жизни на нем и нескольких бокалов вина Надежда спросила:

– А скажи, пожалуйста, Люда, как здесь можно остаться и можно ли устроиться на работу?

– Да проще простого! – легко ответила Людмила. – Никого и спрашивать не надо. Здесь никто никого не контролирует – живи, работай, наслаждайся.

Когда решишь, тогда и уедешь, да еще, если повезет, и бесплатно депортируют. Без проблем. У меня виза два года назад закончилась, и никто меня никогда не спросил. Работаю и никаких разрешений. Я знаю тут несколько богатеньких русских, поговори с ними, может, кто-то тебя и возьмет. Вот их телефоны, позвони, – Людмила написала на бумажке несколько имен с телефонами и передала Надежде.

– Звони, подруга, – помахала рукой на прощание Людмила.

На следующий день Надежда позвонила по одному из телефонов.

– Извините, – на чистом русском языке произнес приятный мужской голос, – к сожалению, мы не можем взять вас на работу. Мы недавно приняли работницу, но я вам рекомендую позвонить Андрею Петровичу – это мой знакомый. Он как раз ищет хорошую работницу, вот, записывайте его телефон.

Андрей Петрович с супругой Викторией встретили Надежду приветливо и тепло. Предложили работу по дому: уборка, уход за садом, стирка и прочие домашние дела. Выделили комнату для проживания и определили зарплату в размере полутора тысяч евро в месяц чистыми на руки. Лучшей работы и условий Надежда и представить не могла.

Сначала Надежда просила Михаила приехать, но он все откладывал, ссылаясь на проблемы с документами. Затем предложил на деньги, присылаемые Надеждой, строить свой дом в городке – их совместную мечту юности. И Надежда согласилась. Все заработанные деньги она тут же высылала Михаилу. Часть из них он выделял сыновьям, остальное уходило на строительство дома.

Два года пролетели быстро.

А вот на третий начались несчастья. В один из солнечных дней Надежда получила сообщение: у Михаила случился инфаркт, и он в тяжелом состоянии находится в больнице. Сломя голову она бросилась покупать билет, но в кассе ей заявили:

– У вас просроченный паспорт и нет визы на проживание на Кипре. Вас могут арестовать за незаконное нахождение в стране.

– Как же мне быть? У меня муж в тяжелом состоянии!

– Обратитесь в миграционную службу, – посоветовал работник кассы.

Надежда бросилась в миграционную службу.

– Напишите заявление, заполните вот эти формы, оставьте паспорт, и мы рассмотрим ваше заявление. Приходите через неделю…

– Но у меня муж в госпитале! – пыталась уговорить Надежда.

– Ничем не можем вам помочь. Вы нарушили законы нашей страны, – вежливо ответил работник, делая ударение на слове «нашей».

Убитая горем, Надежда вернулась в дом. Работа валилась из рук, но Надежда терпеливо ждала решение миграционной службы. В мыслях был Михаил: как он там один, без нее… Звонила подруге, но новости были неутешительные – состояние тяжелое. Часы и минуты ожидания тянулись, казалось, целую вечность.

На четвертый день к ней вдруг обратился Андрей Петрович:

– Надежда, что же вы меня так подвели?.. Мы же с вами договаривались, что вы о своей работе и о том, что проживаете у нас, никому не скажете. А вы обо всем этом написали в миграционную службу, и теперь у меня большие проблемы – мне предписано в течение 24 часов с вами расстаться. К большому сожалению, – добавил он, – вы нам нравитесь, но вот такие дела. В среду к нам придет проверка. Вот вам деньги за последний месяц и постарайтесь сегодня съехать.

– Куда же мне уходить? – виновато спросила Надежда. Она понимала, что подвела хороших людей, и ей было неловко задавать такой вопрос, но что она могла сделать одна в чужой стране в такой ситуации.

– Не волнуйся, Надежда, я постараюсь подыскать тебе съемную недорогую комнату. Поживешь там, получишь разрешение на работу, и мы возьмем тебя обратно, – пытался успокоить ее Андрей Петрович.

Чувства благодарности к этим людям, перемешанные с переживаниями за мужа, нахлынули на нее, и она зарыдала. Слезы катились из ее глаз, она судорожно всхлипывала, тихо произнося: «Спасибо вам, Андрей Петрович, спасибо!»


На следующий день она переехала в маленькую комнатку в трехкомнатной квартире. А вечером получила сообщение от подруги Веры – муж умер. Она тут же бросилась покупать билеты.

– Без паспорта не можем вам продать, – заявила на кассе молодая девушка.

– Но у меня муж умер! – рыдала Надежда. – Я должна срочно уехать…

– Сочувствуем, но ничем помочь не можем. У нас такие правила. Обратитесь в миграционную службу, – посоветовала девушка.

Надежда снова бросилась в миграционную службу, но там было все закрыто – выходной, очередной из многочисленных праздников, посвященный какому-то событию. На Кипре много таких нерабочих дней.

На следующий день рано утром снова в миграционной службе:

– Ничем не можем вам помочь, ваше дело на рассмотрении комитета. Приходите через неделю.

– Как через неделю? – удивилась Надежда. – В прошлый раз вы мне на пятницу назначили.

– Извините, – вежливо и невозмутимо ответила женщина, – у нас начальник отдела взяла отпуск на неделю, поэтому срок перенесли.

– Что же мне делать? У меня муж умер, мне надо на похороны.

– Сочувствуем, но ничем не можем помочь.

Михаила похоронили на третий день, не дождавшись приезда жены. Надежда, уткнувшись в подушку, проплакала весь вечер.

Прошло несколько дней, и Надежда снова в миграционной службе:

– Рассмотрение вашего дела назначено на 25 августа, – сообщила работница службы.

– Как на 25-е? Это же полтора месяца ждать! – возмутилась Надежда.

– У нас очень много таких дел, поэтому так долго. Да вы не удивляйтесь – у нас многие годами ждут, – пояснила работница.

Слова работницы оказались пророческими: сроки переносили раз за разом, и вот теперь, наконец, через семь месяцев окончательный вердикт: ОТКАЗАНО.

– Вам плохо? – вздрогнув от неожиданности, Надежда услышала незнакомый мужской голос. В очередной раз утерев слезы, она подняла глаза и увидела незнакомого пожилого небритого мужчину с усами, явно коренного киприота.

– Нет, нет, я в порядке, – быстро произнесла Надежда.

– Я же вижу, вы чем-то расстроены и огорчены, – присаживаясь рядом, произнес мужчина. – Расскажите, и, может, я смогу вам помочь, – продолжил незнакомец. – Кстати, меня зовут Костос, а вас?

– Я Надежда.

– Какое прекрасное имя, Надежда, – растягивая слово, произнес Костос. – С таким жизнеутверждающим именем у вас все будет хорошо. Расскажите мне о своей беде, и я постараюсь помочь вам, Надежда.


– Вы знаете, Костос, это очень длинная история, и вам будет неинтересно.

– Ничего, я никуда не тороплюсь, с удовольствием выслушаю, – произнес Костос.

К своему удивлению, Надежда прониклась каким-то доверием к этому незнакомому человеку и выложила ему всю историю своей жизни и своих бед.

– И вот теперь я сижу на этой скамейке: ни работы, ни денег, ни друзей, ни прав проживания в этой стране. И вдобавок никаких документов. Не знаю, куда идти и что делать, – закончила она свое повествование.

– Да-а, не лучшие у вас дела, – внимательно выслушав рассказ Надежды, сказал Костос. – Но не отчаивайтесь, давайте мы сейчас пойдем ко мне, попьем чайку и обсудим, что же нам делать.

– Ну что вы! Я не могу вот так сразу к вам, – начала возражать Надежда.

– Не отказывайтесь, иначе я обижусь, – пошутил Костос. – Идемте, идемте…

Дорога заняла минут тридцать, и наконец они подошли к двухэтажному дому.

– Вот здесь я и живу, – открывая калитку, произнес Костос. – Так сказать, welcome! – жестом пригласил Надежду. – Заходите, знакомьтесь, располагайтесь, а я пока чайку приготовлю.

Дом был добротный, рядом дворик, небольшой садик, в углу двора – традиционная кипрская печь, рядом с которой со специально построенной решетки свисали гроздья винограда. Посреди двора, под лимонным деревом, стоял круглый стол, стулья и, как подметила Надежда, повсюду в беспорядке были разбросаны разные бытовые вещи.

– Давайте я покажу вам свое хозяйство, – выходя из дома с чайником в руках, сказал Костос. – Ну, двор и сад вы уже видели. Здесь я провожу основное время. В доме я только сплю и иногда смотрю телевизор.

– Заходите! – пригласил Костос, открывая дверь дома. – Вот здесь у меня гостиная, здесь кухня и столовая. Это мой кабинет, рядом моя спальня – я ее берлогой называю, – пошутил Костос. – На втором этаже три спальни, но я редко туда поднимаюсь. Да вы не обращайте внимания на беспорядок, как-то все руки не доходят прибраться, – продолжил он.

Надежда с первого взгляда поняла, что женщин в доме явно давно не было: все было в беспорядке, и мебель в некоторых местах покрылась пылью.

– Вот так я и живу холостяцкой жизнью уже почти шесть лет, – как будто предугадав ее мысли, произнес Костос.

В считанные минуты был накрыт стол: фрукты, сладости, орешки, печенье, местный сыр халуми, откуда-то появилась бутылка красного вина и, конечно же, чай. Надежда сама не заметила, как начала помогать в сервировке стола – расставила тарелки, чашки, бокалы, разложила приборы, салфетки, нарезала сыр, помидоры, огурчики.

С грядки выдернула лучок, укроп. Быстренько помыла, нарезала, и стол получился просто загляденье. За работой как-то понемногу начало притупляться ее горе.

– Все, садимся! – пригласил Костос, разливая янтарное вино. Подняли бокалы.

– За разрешение всех наших проблем, – произнес Костос. Вино было приятно терпким, легкий хмель сразу же взбодрил Надежду, и она вдруг неожиданно ощутила, что жизнь-то не закончилась, что, несмотря на проблемы и трудности, жизнь прекрасна.

Она сидит за столом с хорошим, добрым человеком, наверное, таким же одиноким, как и она, они пьют вино, мирно разговаривают, делятся своими тайнами, доверяют друг другу… И Надежда каким-то шестым чувством неожиданно поняла, что не только он может ей помочь, но и что она ему тоже нужна. Разговор шел легко, непринужденно, про проблемы старались не говорить, откладывая их на потом. За беседой не заметили, как наступил вечер, потянуло прохладой.

– Ну а теперь в дом, – предложил Костос. – Вы занимайте угловую комнату на втором этаже – это у меня гостевая: там все приготовлено, есть отдельный душ и туалет. А я в свою берлогу на первом этаже.

– Но я же без вещей, они остались в комнате, которую мы снимали с моей знакомой, а теперь она одна там живет. Мне хозяин велел съехать из-за неуплаты, и я временно оставила там свои вещи, – начала возражать Надежда.

– Ничего страшного, мы сейчас за ними съездим, – предложил Костос, приглашая Надежду в машину, стоящую рядом с домом.

Вернувшись с вещами, Надежда стала располагаться в комнате.

«Что же я делаю? Остаюсь в доме с неизвестным мне мужчиной», – подумала Надежда. Но внутри, к ее удивлению, было такое ощущение, что они знакомы целую вечность и она его хорошо знает. Его доброта, непринужденность, желание помочь покорили ее, и она верила ему. И наконец призналась себе: он нравился ей.

– Спокойной ночи, Надежда! – послышалось снизу. – Спите спокойно, ни о чем не думайте. Утро вечера мудренее, завтра мы все решим.

– Спокойной ночи, Костос! – ответила Надежда, разбирая кровать.

Уснула Надежда сразу. Сон был крепкий: сказались бессонные ночи, проблемы и переживания последних дней.

– Надежда, пора вставать, – послышалось снизу. Оттуда доносился ароматный запах кофе.

Вскочив, Надежда взглянула на часы – было почти девять часов утра. Она никогда не вставала так поздно, обычный ее день начинался в шесть часов. Быстро приняв душ, на скорую руку уложив волосы, Надежда спустилась вниз. Внизу в саду ее ждал роскошный завтрак. За столом сидел побритый, в новой белоснежной рубашке и в таких же белых брюках, помолодевший и улыбающийся Костос.

– Присаживайся! Как спалось, цыган не приснился? – шутил, улыбаясь, Костос.

– Я никогда так крепко и долго не спала, – виновато призналась Надежда.

– А я всю ночь не спал, – признался Костос, – решал твою проблему. Обзвонил всех своих друзей – у меня их много при власти. И знаешь, что я тебе скажу… – вдруг замолчал Костос.

Надежда напряглась в ожидании, ей стало стыдно, она спала, как убитая, а чужой человек всю ночь решал ее проблемы.

– Прости меня, Костос, что загрузила тебя своими проблемами, – перебила она его.

– Женщина, не перебивай, когда говорит мужчина, – со смешным грузинским акцентом, встав во весь рост, произнес Костос, делая строгое лицо. Но смешинки в его глазах и улыбка на кончиках губ выдавали его озорное, радостное настроение. И Надежда, глядя на радостного Костоса, впервые за последние семь месяцев широко и открыто улыбнулась.

– Так вот, – продолжил Костос, – все мои друзья говорят, а они хорошие люди, дурного не посоветуют. Так вот, все они рекомендуют мне… – он остановился, лицо его стало серьезным, и он внимательно, добрейшим взглядом посмотрел на Надежду и продолжил. – Так вот, все они рекомендуют мне… – он снова замолк, как будто боясь сказать что-то не то, что обидит Надежду, и вдруг резко произнес: – Рекомендуют мне жениться на тебе, – и на одном вздохе продолжил, – и поэтому я прошу тебя, Надежда, выходи за меня замуж.

От неожиданности Надежда облокотилась на стол, чашки с кофе посыпались на землю, она бросилась их поднимать, Костос тоже последовал ее примеру. Их руки встретились, они выпрямились и прильнули друг к другу. И Надежда почувствовала себя в крепких объятиях новой жизни, нового счастья, в новой стране… Они нашли друг друга, они нужны друг другу.

Каждый САМ взращивает СВОЙ сад

Каждый выбирает по себе.
Щит и латы, посох и заплаты,
Меру окончательной расплаты
Каждый выбирает по себе.
Ю. Левитанский
Наталья испытывала огромное, прямо-таки навязчивое желание помогать внукам. Семь лет назад она с помощью своей младшей сестры Нины переехала из небольшого провинциального города в Ивановской области в красивейший город России – Санкт-Петербург. Причин для переезда было много: здесь живут ее дочь Люба и младшая сестра Нина с семьями, медицинское обслуживание лучше и магазинов пруд пруди.

Нина помогла Наталье купить квартиру, причем в одном доме с дочерью, тремя этажами ниже. Все рядом, при случае можно помочь друг другу. Ведь всякое бывает, да и возраст уже солидный – за семьдесят перевалило.

Худо-бедно и прибавка к пенсии есть – Нина устроила ее работать консьержкой. Одним словом, жизнь приобрела новый качественный смысл.

Но мысль о внуках Ванечке и Олеге, оставшихся в Чапаевске, не давала покоя. Как они там, бедненькие? Небось голодают! Вчера пришло очередное письмо с просьбой о деньгах: «Бабушка, милая, помоги! С голоду умираем».

«Надо срочно сбегать на почту, хоть по три тысячи отправить!» – забеспокоилась Наталья.

Между тем со дня последнего перевода прошло всего две недели. Понять бабушку, конечно, можно было бы, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что внукам этим – Ванечке и Олежке – уже перевалило за тридцать, у каждого своя семья – жена и дети, а вот работать они не хотят. Тунеядцы!

– Где они найдут работу в таком маленьком городе? – защищала их Наталья.

– До Иванова тридцать минут езды, а там сейчас огромная стройка развернулась, – пыталась ее убедить Нина. – На стройке можно хорошо зарабатывать. И семью содержать достойно, и у бабушки не клянчить.

– Тебе хорошо рассуждать! Твой муж вон сколько зарабатывает! – переходила на личности Наталья.

Нину очень задевали эти слова, и она вспоминала, как они с Виктором начинали жизнь в Петербурге, тогда еще Ленинграде. И как ее будущий муж, приехав из маленькой белорусской деревеньки, в семнадцать лет пошел работать на стройку простым рабочим, а на следующий год, поступив на вечернее отделение института, после тяжелого трудового дня учился. Как она сама работала на мельничном комбинате, не досыпая, в разные смены. После свадьбы они обосновались в комнатушке пятнадцать квадратных метров – две семьи да еще с маленьким ребенком. Денег, со всей экономией, едва хватало от аванса до получки. И никто из родных и близких даже не думал помогать. У всех были свои дела и заботы. Но они оба работали, получали образование, растили детей и добивались лучшей доли.

И вот теперь, когда у них полный достаток, Наталья этим попрекает. Действительно обидно!

Каждый такой разговор заканчивался на повышенных тонах, после чего сестры две, а то и три недели не общались.

И все же Нина, добрая душа, несколько раз помогала лоботрясам устроиться на работу в Иванове или в Подмосковье.

Но отработав две-три недели, они все бросали и продолжали лодырничать. При этом обвиняли в своих бедах кого угодно, только не себя: их не поняли, начальники – дураки, платить не хотят и прочее. В ход снова шли жалостливые письма бабушке. И бабушка Наталья снова и снова вникала в их проблемы и бежала на почту отправить перевод с пенсии.

Виктор, муж Нины, сочувствовал Наталье, давал советы, но старался не вмешиваться в семейные дела. Помогать деньгами он категорически отказывался, считал, что людям нужно давать не рыбу, а удочку для ее ловли, то есть РАБОТУ для достойной жизни.

Однажды, не выдержав очередной перепалки сестер, Виктор, предварительно договорившись с директором подмосковной компании, написал Ивану и Олегу письмо. Лоботрясам дали последний шанс: нужно было прийти в компанию «Стройдом», где их трудоустроят, дадут комнату, определят хорошую зарплату и выдадут аванс на первое время. За хорошую работу обещали помочь приобрести квартиру. Затем при желании можно получить образование без отрыва от производства и сделать приличную карьеру. И в конце письма строго предупредил: «Поймите, наконец, это ваш последний шанс стать нормальными людьми, больше вам ни в чем помогать не будем!»

Виктор и Нина, да и бабушка Наталья искренне верили, что суровый тон письма возымеет действие, Иван и Олег воспользуются предложением, и у всех все будет хорошо. Бабушка Наталья еще порадуется за них!

Но, увы, получилось как всегда.

Приехав на стройку и получив аванс за полмесяца вперед, счастливые внуки отработали три дня и на выходные вернулись домой. Прокутив с женами полученные деньги, вместо того, чтобы вернуться на стройку, они принялись строчить новое письмо бабушке: «Погибаем с голоду, вышли хотя бы пять тысяч…»

Размышляя, что делать, Виктор вдруг вспомнил события десятилетней давности. Тогда Евгений, приятель Виктора, уговорил его поехать в небольшой городок в Вологодской области – он собрался навестить сына от первого брака, с которым они не виделись много лет.

«Там такая замечательная рыбалка!» – уговаривал приятель.

Против такого соблазна Виктор не смог устоять.

Ехали на машине и попутно любовались красотой окружающей природы, наблюдали жизнь селян. Поражал контраст между домами состоятельных, трудолюбивых людей и нищенскими полуразвалившимися лачугами их менее состоятельных соседей.

Вот, наконец, и городок, в котором жил сын Евгения – Николай. Двухкомнатная квартира на первом этаже хрущевки. Встречать гостей вышел небритый, на вид пятидесятилетний (на самом деле ему было всего тридцать три) низкорослый мужчина в грязной поношенной одежде, от которого за километр разило алкоголем. При входе в квартиру в глаза бросились нищета и неухоженность. Плюс жуткий запах.

– Это моя жена Танечка! – радостно объявил Николай, тыча пальцем в угол, где сидела нетрезвая и неопрятная полная женщина.

И с порога:

– Батя выпивку привез! Закуски, правда, немного, вон хлеб остался да селедка, но можно еще картохи наварить… Располагайтесь, отметим ваш приезд!

Услышав про выпивку, Танечка встрепенулась.

Когда Евгений сделал попытку прибрать на столе, она вдруг прорычала пьяным голосом, не вставая (видимо, была уже просто не в состоянии этого сделать):

– Не смей! Я сама уберу!

Находиться в этой неубранной квартире было невыносимо, и Виктор, воспользовавшись семейным замешательством, вышел на свежий воздух. Вдохнув полной грудью, он медленно побрел по улице в надежде найти хоть какой-то ночлег – перспектива провести ночь в грязной и душной квартире совсем не обрадовала.

Метров через триста Виктор обратил внимание на красивый дом с ухоженным садом. От него веяло свежестью и какой-то надежной стабильностью. Рядом, у калитки, мирно беседовали пожилой, крепкого телосложения мужчина и двое молодых людей.

После приветствия и рукопожатий Виктор спросил, есть ли в городе гостиница, и объяснил свою ситуацию. Гостиниц, как оказалось, нет, но хозяин дома радушно предложил пожить в их доме, в гостевой, со всеми удобствами. И плату запросил чисто символическую.

Договорились и пошли смотреть комнату. Войдя в дом, Виктор поразился чистоте и уюту; в простоте убранства чувствовались тепло и достаток. Через несколько минут накрыли стол. Радовало глаз обилие еды и различных напитков – свежие овощи, соленья, яйца, домашняя сметана, различные вина, настойка, чистейший самогон и квас. Все домашнее, натуральное и свежее.

Во время застолья хозяин Сергей Иванович рассказал о своем житье-бытье:

– Вы знаете, а ведь пять лет назад мы с тремя сыновьями жили в той самой хрущевке, в двухкомнатной квартире. Но потом взяли в аренду у соседнего совхоза пятнадцать гектаров земли и теперь имеем собственную ферму: коровы, овцы, птица. Установили пилораму и делаем срубы для домов. Построили дом, посадили сад, завели огород. Сыновья женились, у двоих уже свои дома, дети. Младший пока с нами живет. У каждого – хорошая машина и в доме, как вы видите, достаток. Счастливое время! Было бы здоровье… К старости мы немного скопили, на пенсию-то надежды мало.

Виктор был поражен увиденным и услышанным.

– Почему же Николай со своей семьей живет в такой нищете и в грязи? – спросил он Сергея Ивановича и услышал мудрую истину:

– Каждый САМ взращивает СВОЙ сад. И от того, КАК он это сделает, зависит ЕГО жизнь. Каждый САМ выбирает, как ему жить!

Эти слова Виктор запомнил навсегда и потом неоднократно убеждался в их правоте.

И теперь, мучаясь вопросом, что делать с великовозрастными лоботрясами, он подумал: «А ничего не надо делать, их уже не исправишь. Жаль, что у нас нет принудительных работ и отменили статью за тунеядство. А помощь бабушки только больше их развращает».

А Наталье и Нине объявил:

– Все, мои дорогие! Вы и особенно ОНИ должны, наконец, понять, что КАЖДЫЙ САМ должен ВЗРАЩИВАТЬ СВОЙ САД и определять свою судьбу, как ему жить: в нищете и пьяном угаре или достойно содержать семью и воспитывать детей!

И четко повторил:

– КАЖДЫЙ. САМ!

Новый год

Он
Моросил дождь и дул порывистый ветер. Редкие листья, ставшие почти бесцветными от частых дождей и непогоды, лениво взлетали и, недолго покружившись, тут же падали на землю. Несмотря на канун Нового года, настроение Артема было отвратительное и вполне соответствовало не по-декабрьски заунывной серой питерской погоде.

Он только что вернулся из длительной командировки и не застал жену дома. Ее мобильный уже третий день не работал, вернее, на все звонки отвечал одной и той же фразой: «Абонент находится вне зоны действия сети».

На столе лежала записка: «Дорогой! Прости, но я снова вынуждена уехать в командировку. Меня срочно вызвали на две недели в Таллин. В местной клинике детям, попавшим в автокатастрофу, потребовалась моя консультация. Я не могу оставить их без помощи. Скоро встретимся, дорогой! Целую. Твоя любящая Кристина».

И ни адреса, ни телефона. За год это была четвертая подобная записка.

Их последний телефонный разговор состоялся неделю назад: Артем сообщил жене, что купил билет и приедет 29 декабря, чтобы вместе встретить Новый год и провести каникулы. Правда, радости в голосе Кристины он не услышал, да и говорила она как-то сухо и сбивчиво, что было немного удивительно.

Сидя перед телевизором, Артем вспоминал свою жизнь – год за годом, день за днем. После школы он поступил в летное училище и, окончив его с отличием, стал первоклассным военным летчиком. Но вскоре началось сокращение вооруженных сил, и Артем оказался не у дел. Идти в гражданскую авиацию, зная состояние летательных аппаратов, он наотрез отказался. Пришлось выбирать новую специальность и переучиваться. В то время очень модным было иметь диплом MBA, поэтому Артем стал активно совершенствовать английский язык, затем поступил в Высшую школу администрирования в Бостоне. И вот он уже дипломированный специалист, а вскоре и сотрудник крупной международной компании ACBI.

Во время учебы в Бостоне Артем познакомился с Кристиной: чернявая, невысокая, худенькая девушка проходила практику в местном госпитале, будучи студенткой Санкт-Петербургского медицинского университета и обладательницей редкой специальности – психолог, работающий с подростками.

Артем влюбился. Как ему казалось, чувства были взаимными, и через год, вернувшись в Петербург, они поженились. Жили дружно, первые три года вместе проводили отпуска. Оба любили путешествовать в экзотические страны, кататься на лыжах, заниматься дайвингом. Но рождение ребенка, несмотря на искреннее желание Артема стать отцом, откладывали:

– Милый, давай подождем, вот купим квартиру побольше и уже потом… – уговаривала его Кристина.

А потом дачу, машину, дом за границей… и т. д.

Так прошло восемь лет.

Теперь есть все, включая дом на Кипре, кроме ребенка. Правда для этого Артему приходилось работать без выходных и часто ездить в командировки. Кристина работала от случая к случаю и все свободное время посвящала домашнему хозяйству. Учитывая это обстоятельство, Артем оформил на ее имя доверенность на управление всем имуществом, а заработанные деньги перечислял на банковские карточки жены. Как он думал, на будущее семьи.

Детей так и не было. Артем занервничал и решил провериться. Однако медики подтвердили его здоровье и возможность стать отцом. Он пытался уговорить жену:

– Кристина, милая! Давай заведем ребенка, а лучше двух, и у нас будет нормальная семья. Все наши друзья уже стали родителями и счастливы. Да и возраст солидный: мне скоро сорок, тебе – за тридцать.

В ответ слышал:

– Нет, милый, давай еще подождем. Мне за мамой надо ухаживать – она совсем расхворалась, брат болеет, и ты постоянно в разъездах. Как я одна со всем этим управлюсь?

– У нас есть дом на Кипре, – не унимался Артем. – Переедем все вместе и маму твою заберем. Там климат хороший, для здоровья полезен.

– Нет, я не могу. У меня здесь работа, – стояла на своем Кристина.

«Какая работа? – думал Артем. – Постоянно она нигде не работает, время от времени дает консультации, и все».

Однако никакие аргументы не действовали: Кристина приезжала на Кипр на две-три недели, отдыхала и улетала обратно. И почти всегда с подругами. А последний год Артем и вовсе не мог застать жену дома, хотя бывал в Петербурге довольно часто. Каждый его приезд у жены появлялся повод уехать из города. И вот снова проклятая записка…

«Здесь что-то не так. Почему она не хочет меня видеть?» – задумался Артем, сварил себе крепкого кофе, выпил его в полном одиночестве, оделся и вышел прогуляться.

– Добрый день, Антонина Васильевна! – приветствовал он знакомую консьержку, полную пожилую женщину. – Как поживаете?

– Я-то ничего, а вот ты, смотрю, один мыкаешься. Женушка опять улетела? И как она на сносях-то летает? Небось, уже восьмой месяц, живот-то вон какой большой. Самолеты в ее состоянии опасны. Ты бы не пущал ее, а то не ровен час… – произнесла скороговоркой консьержка.

Если бы в этот момент ударил гром среди ясного неба, Артем удивился бы меньше, чем ее словам.

– Как беременна? – не мог он поверить. – Мы же не виделись почти год. От кого?

И тут до Артема дошло, почему Кристина уезжала все это время, – не хотела, чтобы он узнал о беременности. Но почему? Он сам так мечтал о ребенке!

Вернувшись домой, Артем стал себя убеждать, что консьержка просто наврала. Телефон Кристины по-прежнему не отвечал. Отчаявшись, Артем набрал номер ее близкой подруги Ольги, с которой они вместе приезжали на Кипр, и решил взять быка за рога.

– Привет, Ольга! Мне тут сообщили, что Кристина беременна. Говори прямо, когда и как это случилось.

– Извини, Артем, но это правда. У Кристины есть мужчина, и, скорее всего, она подаст на развод. Она уехала рожать в Таллин. Говорят, там больницы лучше. А может, потому, что новый кавалер родом из Эстонии. Вот такие дела, Артем! Ты уж извини меня…

– Ты-то здесь при чем? – не дослушав, Артем бросил трубку и спрятал лицо в ладони. Начал прокручивать в голове события последних месяцев. Недавно Кристина сняла все деньги с их общего счета, сославшись на то, что они нужны для лечения брата, затем продала обе машины. Месяц назад, не поставив его в известность, пыталась продать их общую квартиру. Артему позвонил знакомый риэлтор, сообщил об этой затее, и сделку удалось остановить. Были попытки продать дачу. И все это время Артем наивно полагал, что вырученные деньги шли на лечение брата.

– Это же предательство, обман! Как она могла? Ведь мы женаты уже восемь лет, неужели все это время она меня обманывала? А ведь я любил ее, мечтал о настоящей семье и детях! – терзался Артем.

Через два дня – Новый год, но встречать его придется в одиночестве. Идти к друзьям не хотелось: сочувствующие взгляды, ободряющие слова (держись, мол, и не такое бывает) и главное – детский смех, который он так мечтал услышать в своем доме. К родителям тоже не поедешь: жалость, упреки, неприятные разговоры, «а мы ведь говорили тебе…». Артем лег в холодную постель, но сон не шел…

Она
На корпоративной вечеринке по случаю Нового года Светлане было не до веселья: УЗИ показало восьминедельную беременность и двойню. Пол, правда, еще невозможно определить, но Светлана чувствовала, что мальчик и девочка. Обычно в таких случаях будущие родители радуются, но муж Светланы Евгений категорически не хотел иметь детей и сразу потребовал от жены сделать аборт. Светлана же, мечтавшая иметь детей, не могла пойти на такое. Это была ее первая и долгожданная беременность. Как можно убить малышей, о которых она всю жизнь мечтала? Но Евгений настаивал: «У нас есть Сашка, и нам хватит».

Уже через час после начала корпоратива Евгений напился и стал прилюдно оскорблять жену. Светлана не спорила, знала, что это еще больше раззадорит Евгения, и успокаивала себя мыслью о том, что муж пьян и не понимает, что говорит. Но когда уже дома тот заорал: «Нагуляла, сучка! Это не мои дети. Видеть тебя не хочу, вон из моего дома!» – не выдержала, разрыдалась и, схватив пальто, убежала прочь, в никуда… Ей было страшно обидно слышать такие незаслуженные оскорбления и особенно неприятно слышать такое в праздничный вечер.

У Светланы это был второй брак, и она надеялась, что последний. Первый муж не хотел иметь детей и при этом сам гулял направо и налево. После трех лет совместной жизни они развелись – жили на съемной квартире, делить было нечего, и развод прошел мирно.

Евгений тоже был женат, и от первого брака у него имелись сын и дочка. После развода дочь осталась с матерью, а сын Саша жил с ним. Евгений работал программистом в солидной компании, жил в собственной квартире и сына воспитывал сам. Правда, времени на это не хватало: на работе часто сидел допоздна, Саша в садике, а в выходные хотелось побыть с друзьями, поэтому он отвозил сына к родителям. Как-то Евгений задержался на работе, а когда пришел за сыном в садик, увидел, что с ним гуляет незнакомая девушка. Так он познакомился с красивой молодой воспитательницей Светланой. После нескольких встреч и галантных ухаживаний они поженились.

Светлана очень любила детей, мечтала иметь своих и Сашку приняла, как родного, а он сразу стал называть ее мамой. Первый год жили дружно, смущало лишь то, что Евгений много времени проводил вне дома. А потом и вовсе стал выпивать. Напившись, он становился невыносимым – скандалы, оскорбления и тому подобное. Пока он отдыхал с друзьями, Светлана стирала, убирала, готовила, занималась с Сашкой. Евгений же возвращался поздно и почти всегда нетрезвый. Заводить общих детей, несмотря на сильное желание жены, он не хотел. Все разговоры на эту тему заканчивались руганью. Известие о беременности стало очередным поводом для скандала. Пик оскорблений пришелся на новогоднюю вечеринку в офисе. Разумеется, все обвинения были ложными.

Возвращаться к мужу Светлане не хотелось, а больше идти было некуда – ее родители жили в другом городе. К тому же она беспокоилась о Сашке. «Может, правда, сделать аборт и жить ради мальчика?» – мучилась Светлана. Но крик мужа «вон из моего дома…» не давал покоя. Нет, домой нельзя – невыносимые скандалы и незаслуженные оскорбления будут продолжаться… И будущие малыши: ее родная кровушка – и загубить? Нет, никогда!..

– Что же делать? Что делать? Как он мог?.. – уже в сотый раз повторялаСветлана.

Встреча
Артем шагал по мокрой тропинке в парке. Его окружали голые деревья, пустые скамейки и безлюдная тишина. 30 декабря, а снега до сих пор нет. Порывистый знойный ветер дул в лицо, но он не замечал этого. В душе – пустота и безразличие, время остановилось, мысли путались. Вдруг на ближайшей скамейке Артем заметил одинокую женскую фигуру. Он прошел бы мимо, если бы не вздрагивание плеч и всхлипывания. Лицо женщины было закрыто ладонями и всхлипывания доносились изнутри.

– Вас кто-то обидел? – осторожно спросил Артем.

И в ответ услышал:

– Оставьте меня в покое! Никто меня не обижал! Тело женщины содрогалось от холода и рыданий.

– Вам нельзя здесь оставаться, вы замерзли. Давайте я провожу вас до дома.

– Нет у меня никакого дома!

И снова рыдания.

– Пойдемте со мной – согреетесь, выпьете горячего чая, а затем решите, что делать, – настаивал Артем. – В таком состоянии вам нельзя оставаться на улице.

Услышав доверительный голос Артема, Светлана, к своему удивлению, начала успокаиваться. Подняв лицо, она увидела перед собой высокого симпатичного мужчину, которому почему-то поверила с первого взгляда.

Поддерживая Светлану, Артем повел ее к своему дому. Шли молча, каждый думал о своем.

– Вас как зовут? – спросил Артем, разогревая чай. – Меня Артем.

– А меня Светлана.

– Вот и познакомились! Присаживайтесь к столу, будем пить чай. Вы любите с вареньем или с медом? А, может, чего покрепче в честь знакомства? – суетился Артем, пытаясь разговорить незнакомку.

– Спасибо, но алкоголь мне нельзя, я беременна, – неожиданно для себя созналась Светлана. – А вот чай с вареньем с удовольствием. Больше всего люблю клубничное.

– Представляю, как вы, должно быть, счастливы. Такая радость – иметь детей. Настоящее счастье!

– Да, но, к сожалению… – начала Светлана.

Почувствовав тревогу в ее голосе, Артем перебил:

– Давайте об этом потом, а то чай остынет.

Говорили о пустяках, в том числе о погоде – какая она скверная в Петербурге и замечательная на Кипре.

– Сейчас теплое солнце и море? Не может быть! – искренне удивлялась Светлана. – Как хотелось бы побывать на Кипре, я ни разу там не была.

– У вас все впереди, еще не раз съездите, – уверял ее Артем.

Сидя на диване перед телевизором, Светлана закрыла глаза. После всего пережитого да горячего чая ее мгновенно сморил сон. Артем прикрыл гостью одеялом, выключил телевизор и свет, оставив тусклый ночник – вдруг проснется и испугается. Сам пошел спать в соседнюю комнату. К своему удивлению, он почувствовал, что мысли о Кристине уходят на второй план. Сейчас Артем больше думал о таинственной незнакомке: кто она? что за беда с ней приключилась? Вскоре он незаметно заснул и спал крепко до пяти часов утра. Проснулся, услышав какие-то звуки на кухне. Оказалось, это Светлана:

– Доброе утро! – произнесла она приятным голосом. – Я не стала вас будить. Не возражаете, если сварю вам кофе?

– Вовсе нет! А я приготовлю яичницу с беконом, и мы вместе отлично позавтракаем.

Утром гостья выглядела более спокойной и уверенной. После хорошего сна к Артему тоже вернулись былая уверенность, спокойствие и настроение.

Они дружно приготовили завтрак и сели за стол друг напротив друга. Завязался непринужденный разговор: Светлана рассказывала о своей жизни, Артем – о своей. У них было много общего. Услышав, что муж потребовал от Светланы сделать аборт, Артем сорвался:

– Сумасшедший! Как можно убить два маленьких и беззащитных живых существа? Не вздумай! – Вдруг перешел он на «ты». – Выбрось из головы. Я не позволю тебе это сделать! – Артем машинально схватил Светлану за руки, а она завороженно смотрела на него.

– Ну что ты, милый! Конечно, я никогда этого не сделаю… Ой, что это я?! – спохватилась она, отдернув руку. – Вы меня простите…

Но Артем уже не мог сдерживаться, он обнял Светлану и нежно гладил ее волосы и руки.

– Как здорово, что мы встретились! Я никуда тебя не отпущу… – И неожиданно даже для себя: – А давай встретим Новый год вместе? Прямо на Кипре!

– Да ты что! Но я же без ничего. Все мои вещи остались дома…

– У тебя есть заграничный паспорт? – неожиданно спросил Артем.

– Да. Паспорта я всегда ношу с собой в сумочке. Заграничный получила полгода назад – муж обещал свозить за границу и даже шенгенскую визу оформил. Но так и не…

– Великолепно! – перебил Артем. – Сейчас я позвоню в аэропорт и закажу билеты – мы летим на Кипр! Там мы встретим самый лучший Новый год в нашей жизни!

Не дожидаясь согласия Светланы, Артем стал набирать номер:

– Нет прямых? Только через Москву. А во сколько вылет? В 10.20. Когда будем на Кипре? В 15.10 по местному времени. Отлично! Нет бизнес-класса? Девушка, эконом нам тоже сгодится. Пожалуйста, два билета на фамилию Сергеев. Вторая фамилия? Минуточку подождите. Светлана, у тебя какая фамилия? Девушка, Федосеева Светлана. Мы уже едем! – Все было сделано на невероятном душевном подъеме за пару минут. Светлана изумленно смотрела на Артема и не могла сказать ни слова. Не зная почему, она полностью доверилась этому человеку и готова была следовать за ним.

– Одеваемся и едем в аэропорт, а по пути купим елку, – подмигнул Артем. – На Кипре зеленую красавицу днем с огнем не сыщешь. Украшения и одежду купим в дьюти-фри в аэропорту.

В аэропорт приехали как раз, когда объявили посадку. Все происходило так стремительно!

Светлана не успела опомниться, как они уже сидели в самолете. И тут она спохватилась:

– Наверное, я сумасшедшая. Или это происходит не со мной. Ведь я – замужняя женщина, оставила мужа, дом, Сашку и лечу с неизвестным человеком бог знает куда… Что дальше-то будет?

Артем спокойно ответил:

– Света, не волнуйся. Все будет хорошо! Я не дам тебя в обиду. Сегодня мы вместе встретим Новый год и будем счастливы.

Кипр встретил их нежным солнцем и теплом. Вежливый водитель-киприот пригласил их в машину, и они тронулись. В новую жизнь.

Для Светланы все было в диковинку: огромные разлапистые пальмы, вальяжно размахивающие листьями под дуновение теплого ветерка, прямо вдоль дорог росли деревья, на которых красовались оранжевые мандарины, апельсины, желтые лимоны и другие экзотические фрукты. Впереди виднелись величавые горы, слева – голубое море. Светлана сидела в машине очарованной и завороженно смотрела в окно. Артем энергично пояснял:

– А вот там, на высокой горе, монастырь Ставровуни, а это поворот на Зигу, там великолепный рыбный ресторан на берегу моря, а это русская церковь, а вон там…

Новый год они отмечали на балконе уютного дома, в котором, по словам Артема, они и будут жить. В углу стояла нарядная, играющая разноцветными огнями елка с Дедом Морозом, а посередине – круглый стол с угощениями. На елке среди игрушек висели настоящие мандарины, апельсины и огромные красные гранаты, которые они собрали в небольшом саду Артема. Под елкой были спрятаны подарки-сюрпризы. Артем в дьюти-фри купил два замечательных колечка, а Светлана – модный галстук и запонки. У самого окна – телевизор, который принесли из комнаты, чтобы послушать новогоднее поздравление президента и бой курантов.

На столе разные закуски, фрукты, напитки и, конечно же, бутылка шампанского, а еще два коктейля мохито с трубочкой в больших красивых бокалах. Коктейли Артем приготовил безалкогольные. В знак солидарности со Светланой Артем решил тоже пить безалкогольный напиток.

«Неужели еще вчера была скверная погода, обман жены и плохое настроение? И я не знал мою любимую Свету? – размышлял Артем, расставляя бокалы. – Нет, это было давным-давно, и Свету я знаю целую вечность!»

То же чувствовала и Светлана: еще вчера ее обидно и незаслуженно оскорблял муж, а теперь она счастлива и радуется вместе с любимым человеком, готовясь встретить Новый год, тому, что ее долгожданные малыши появятся на свет желанными.

До Нового года оставалось чуть больше часа, когда вдруг неожиданно диктор телевидения объявил: «А теперь послушайте поздравление Президента Российской Федерации…»

– Артем, мы же часы перевели, здесь еще без трех одиннадцать, а у нас в России уже почти двенадцать, открывай быстрее шампанское, – и жалобно добавила: – Я тоже хочу выпить, всего лишь малюсенький глоточек, – и показала пальцами правой руки. – Вот такусенький…

Хлопок, искрящийся напиток разлит по бокалам, и вот он – Новый год.

– С Новым годом, Света!

– С Новым годом, Артем!

– С Новым годом, наши малыши!

Артем погладил живот Светланы и поцеловал ее так нежно, как никто никогда не целовал на всем белом свете!

Они были действительно счастливы!!!

Эпилог
Развод с Кристиной Артем оформил быстро, имущество разделили по обоюдному согласию: ей достались квартира и дача в Санкт-Петербурге, Артему – дом на Кипре. Он не только простил бывшую жену, но даже был ей благодарен за то, что ее поступок помог ему встретить Светлану.

С Евгением оказалось сложнее – он категорически не хотел давать Светлане развод. Пришлось пройти через несколько унизительных судебных процессов, но в конце концов дело благополучно завершилось. Раздела имущества не было – Светлана все оставила бывшему мужу и его сыну.

Поженились Артем и Светлана в мае – это самое красивое время года на Кипре. Они обвенчались в местной церкви в присутствии родителей и близких друзей. Вскоре у них родились сынишка Слава и дочка Аня, а еще через два года – дочка Настя. Получилась очень дружная и счастливая семья.

Кристина вышла замуж за эстонца и переехала жить в Таллин. Прямо в новогоднюю ночь она родила сына, которого назвали Альберт. Живут хорошо.

Евгений спился и из-за этого потерял работу, от случая к случаю подрабатывает в магазине грузчиком. Все заработанные деньги он сразу пропивает с дружками. Его лишили родительских прав, и теперь Сашка живет вместе с матерью.

Вот так, каждому – свое!

Как аукнется, так и…

Природу Виктор Антонович любил с детства. Поэтому когда появилась возможность построить свой дом за городом, он решительно взялся за дело. В поселке Лисий Нос приобрел участок, который более пяти лет находился в запущенном состоянии, порос бурьяном да кустарником.

При первом обходе владений Виктор Антонович увидел среди зарослей три яблони. Вид у них был такой же дикий, как и у остальной растительности. И все располагались на месте будущего дома. Правда, одна яблоня росла чуть поодаль, на краю будущего котлована.

«Была не была! Немного сдвину дом и спасу яблоню», – решил Виктор Антонович. И на следующий день самолично сделал вокруг нее ограждение, вывесив плакат со смешной и в то же время строгой надписью: «Яблоня особенная. Беречь как личную собственность!» Несмотря на неудобство, рабочие восприняли напутствие с пониманием – раз хозяин сказал беречь, значит, надо беречь.

Виктор Антонович сам руководил стройкой, и работа спорилась. Проект корректировался на ходу, быстро, без проволочек решались все возникающие проблемы. Виктор Антонович с удовольствием налаживал строительство. В его подчинении находилась бригада наемных рабочих во главе с опытным бригадиром. Специалистов своей компании к строительству собственного дома он не привлекал принципиально – не хотел лишних разговоров.

Всякий раз, проходя мимо яблони, Виктор Антонович заботливо спрашивал: «Ну как ты, милая? Холодно? Потерпи, скоро весна. Вот потеплеет, приведем тебя в порядок: подстрижем, причешем, уберем все лишнее, и станешь ты красавицей!»

Ранней весной строительные работы были завершены, и началось благоустройство. Сняв ограждение, Виктор Антонович осмотрел яблоню, прикидывая, с чего начать. Аккуратно снял с нее сырой мох, засохшую и отваливавшуюся кору, спилил лишние, мешающие росту сучки. Потом разгладил руками ствол и здоровые отростки, заделав специальным раствором трещинки и ранки от спиленных сучьев. «Ну вот, дорогая! – приговаривал он. – Ты уже почти красавица. Сейчас мы тебя подбелим немного, подкормим, и давай зеленей, расцветай. Вон почки как набухли!»

Виктор Антонович осторожно вскопал и взрыхлил почву вокруг яблони, перемешав землю с подкормкой, и полил дерево чистой водой из колодца. «Ну, с Богом! Расцветай! – еще раз напутствовал он. – А я буду тебя навещать».

Поставил рядом с яблоней стол, принес стулья, сел и залюбовался – ведь и правда скоро красавицей станет. Через недельку зазеленеет, а там и цветы появятся. Каждый день, проходя мимо, он спрашивал: «Все в порядке, милая? Давай-ка мы тебе здесь подправим», – и осторожно руками заглаживал появившуюся трещинку-ранку.

Через пару недель яблоню было не узнать: стройная, с пышной зеленью и белой короной из цветов, она была похожа на невесту в белой фате. «Я же говорил, что ты будешь красавицей! – ласково приговаривал Виктор Антонович, сидя за столом под ветвями дерева. – Жду от тебя в подарок прекрасных яблок».

Лето прошло в трудах и заботах. Фирма развивалась, дел было много. Природа и особенно возродившаяся яблоня радовали глаз и придавали сил, украшали повседневную жизнь.

Наступила осень, и Виктор Антонович пригласил соседа, Василия Сергеевича, попробовать свежие яблоки. Яблоня стояла во всей красе, и даже подпорки, которые с трудом удерживали прогибавшиеся под тяжестью наливных плодов сучья, не умаляли ее величия.

– Слушай! Я же здесь был три года назад и видел дичку с маленькими кислыми яблоками. Как ты это сделал? Фантастика! – выпалил сосед, попробовав яблоки. – У меня четыре яблони стоят. На них всего по пять-шесть небольших яблок, да и то кислые. Что мне сделать, чтобы их так преобразить?

Виктор Антонович пытался объяснить Василию Сергеевичу, как он заботился о дереве, выхаживал, но сосед не особенно внимал его советам, больше налегал на предложенное вино да закуску. Было видно, что он так ничего и не понял.

Незаметно пролетел еще один год. На дворе снова конец лета. И вот однажды Василий Сергеевич пригласил Виктора Антоновича посмотреть на свои яблони.

– Я вроде все делал, как ты говорил, а они почти все засохли. И чего им, подлецам, не хватает? – жаловался сосед. – Я взял пилу и срезал ненужные сучья, затем косой соскреб кору и… – Далее следовали жуткие подробности. – Видишь, что получилось?

Домой Виктор Антонович вернулся грустный. «Дерево – живое существо, – размышлял он, – а его – косой! Так нельзя! Почему люди не могут понять, что все живое требует бережного, человеческого отношения, любви и заботы».

И вспомнился еще один случай.

В конце лета к Виктору Антоновичу на выходные приехали внуки. Утром, позавтракав, они убежали гулять, а он решил собрать в парнике свеженькие огурчики, помидорчики да редиску к обеду. Зайдя в парник, он увидел, что о стекло бьется обессилившая птичка. Видимо, она залетела через окно в крыше парника, а вылететь пыталась сквозь стеклянную стену. Птичка не видела преграды и не понимала, что происходит. Она была очень напугана, забилась в угол и дрожала. При виде человека ей стало еще страшнее. Стараясь не напугать кроху, Виктор Антонович осторожно взял ее в руки. Сначала ее сердце бешено колотилось, но затем, согревшись в теплых ладонях, пичуга успокоилась. Виктор Антонович напоил ее, согрел, но сразу выпускать побоялся – вдруг повреждено крыло, дернется и повредит еще сильнее. Убедившись, что все в порядке, он еще раз напоил неожиданную гостью, дал поклевать хлебных крошек и осторожно опустил на землю. За это время птичка успокоилась и стала чувствовать себя в теплице, как в родном гнезде. Взмахнув крыльями, она взлетела, сделала круг над головой своего спасителя и улетела.

А Виктор Антонович пошел собирать малину для внуков. Протянув руку за очередной ягодой, он вздрогнул от неожиданности, но сумел сохранить спокойствие. Неизвестно откуда появившаяся знакомая птаха вспорхнула ему на ладонь и нежно ее поклевала. Видимо, таким образом она выражала благодарность. Затем, тряхнув головой и клюнув еще разок, птичка взмахнула крылышками и улетела. Еще около минуты Виктор Антонович стоял, не шевелясь.

Вот уж поистине – как аукнется, так и откликнется!

Параллельные миры

Когда-то давно старик открыл своему внуку одну жизненную истину:

– В каждом человеке идет борьба, очень похожая на борьбу двух волков. Один волк представляет зло: зависть, ревность, сожаление, эгоизм, амбиции, ложь. Другой волк представляет добро: мир, любовь, надежду, истину, доброту и верность.

Внук, тронутый до глубины души словами деда, задумался, а потом спросил:

– А какой волк в конце побеждает?

Старик улыбнулся и ответил:

– Всегда побеждает тот волк, которого ты вскармливаешь!

Притча
Ранее детство
Волею судьбы и родителей они появились на свет в один день – 12 мая 1947 года.

Николай – в деревушке на берегу живописной реки, недалеко от областного города Иваново. Петр – в столице, тогда СССР, ныне России – славном городе Москве.

Николай был пятым ребенком в семье, но, как и его братья и сестры, желанным. Семья была дружная, работящая, всех детей одинаково любили и воспитывали. Уже с шести-семи лет приобщали к труду: принести воды, прополоть грядки, нарвать травы для коровы, покормить цыплят. Старшие помогали младшим, все – друг другу, и делали это с удовольствием.


Петр был первенцем и причиной родительских споров. Каждый пытался воспитывать маленького сынишку по-своему и считал другого недальновидным.

– Зачем ты пичкаешь его пирожными? – упрекал отец мать.

– Детям надо больше сладкого, об этом даже в книгах пишут, – оправдывалась она и тут же упрекала мужа: – Ты вчера не повязал Петеньке шарф, и сегодня у него сопельки!

И так по любому поводу. Ничего удивительного, что в такой среде Петя рос эгоистом.

– Хочу то, хочу это! – требовал он у родителей, и они оба изо всех сил старались ему угодить.


У Николая с раннего детства было много друзей. Они играли в прятки, классики, лапту, футбол. Вместе ходили за грибами, ягодами и на рыбалку. Иногда в ночное – пасли лошадей. Несмотря на трудные послевоенные времена, было весело и интересно.


Петя почти ни с кем не дружил. Родители не одобряли его знакомства с дворовыми ребятами – в этом вопросе они были на удивление единодушны.

– Они все хулиганы, злые, недобрые, нечего тебе с ними делать, – говорила мать.

Если Пете все-таки удавалось вырваться во двор, он вел себя очень заносчиво и любил повторять:

– А у меня игрушки красивее! У вас этого нет! Я могу лучше!

Иногда такие тирады заканчивались драками, и Петр возвращался домой с синяками и разбитым носом. Тогда мать набрасывалась на отца с чисто женской яростью:

– Ребенка защитить не можешь! Что ты за отец?! Иди и разберись с этими дворовыми хулиганами!

Плохой муж и отец уходил, а Петя, довольный, что его обидчиков ждет наказание, садился смотреть мультики. «Вот вырасту, я вам всем покажу!» – думал он про себя.

Школьные годы
Когда Николаю и Петру исполнилось семь лет, они пошли в школу: Николай – в соседнюю деревенскую, за пять километров от дома, а Петр – в своем квартале, сто метров от дома. Николай ходил вместе с друзьями, дорога длинная, но весело, с шутками-прибаутками, играя по пути, рассказывая разные истории; Петра в школу, несмотря на то, что рядом, водила до пятого класса мать.

В школе и Николай, и Петр учились на хорошо и отлично. Знания обоим давались легко, они все схватывали на лету – способные ребята.

Николай был спокойным и рассудительным мальчиком. К нему приходили за советом, кое-кто даже списывал уроки. Его назначали старостой, давали поручения по пионерской, а затем по комсомольской работе. Он любил организовывать турпоходы, поездки за город, помогал с друзьями на сенокосе и уборке овощей в колхозе. Благодаря Николаю в классе царили взаимовыручка и порядок. Когда у одного мальчишки из семьи с очень скромным достатком зимой сносились валенки, Николай уговорил друзей сэкономить на школьных обедах и купить ему новые. В общем, душа-парень.


Петр собрал вокруг себя трех рослых и таких же заносчивых, как он, ребят, и они вчетвером держали весь класс в страхе. Заставляли делиться вещами, а тех, кто не соглашался, били. Из-за этой банды драки были привычным делом в классе. Вмешательство учителей ни к чему не приводило, а мелкие наказания лишь раззадоривали. Петр всегда выходил сухим из воды, прячась за спины друзей.

Когда Петр учился в третьем классе, его родители развелись – отец не выдержал ежедневных скандалов и ушел из дома. Вслед ему понеслось привычное:

– Предатель, подлец! Маленького сына бросаешь и мою жизнь загубил!

Петр тяжело переживал уход отца и затаил на него обиду, считая виновным во всех семейных неурядицах. Мать же перенесла скандалы на сына, повторяя:

– Ты – такой же, как твой отец! Жизни от вас нет!

Возвращаться после школы домой к упрекам и разборкам не хотелось, поэтому Петр много времени проводил на улице. А там старшие ребята хулиганили по-крупному: то шапку выхватят у зазевавшего прохожего, то авоську, а то и денег у младших выколотят. Петр начал потихоньку курить, попробовал вино. Денег не хватало, и он понял, что все-таки отец содержал семью. И теперь уже затаил обиду на мать, которая довела его до развода.

Школьные годы пронеслись незаметно. И вот он – выпускной бал, аттестат зрелости и… почти взрослая жизнь.

Юность и студенческие годы
Еще в школьные годы Николай не раз бывал с отцом на стройке и видел, как буквально на глазах вырастают новые дома, заводы, фабрики. Поэтому он недолго думал, куда пойти учиться.

– Буду строителем! – решил Николай и после школы уехал в Ленинград. Там устроился простым рабочим в строительное управление, а осенью сдал экзамены на вечернее отделение Инженерно-строительного института. Работа была интересная – строили новые корпуса «Электросилы», жилые дома, ткацкую фабрику и многое другое. А по вечерам – учеба. К концу рабочего дня, конечно, уставал, но зато в выходные – театры, музеи, опять же турпоходы и многое другое.


Петр после школы задумался: у него уже были неприятности с милицией, два старших друга уже сидели в тюрьме. Сам Петр как-то выкрутился.

– Нет, тюрьма не для меня! Я должен многого добиться и главное – получить в свои руки власть, – решил он. – А для этого нужно высшее образование. «Мохнатой лапы» у меня нет, поэтому придется всего добиваться самому.

В итоге Петр поступил на дневное отделение Московского университета, причем с первого захода, в отличие от многих своих однокашников.

– Придурки! Я же говорил им, что надо учиться. «Нет, мы силой возьмем!» – передразнивал он друзей. – И где они теперь со своей силой? Надо брать умом и хитростью, а силу применять в крайнем случае, и то не самому, а нанять мускулистых бездарей. Пусть разбираются с неугодными за гроши. Если что, я ни при чем… – так цинично рассуждал Петр.

Когда Петр возвращался из университета домой, его встречала мать со своими бесконечными скандалами. Он старался не отвечать, но однажды не выдержал, хлопнул дверью и ушел жить в студенческое общежитие. Стипендии не хватало, физически трудиться он не хотел, и когда подвернулась фарцовка, с удовольствием этим занялся. Учился Петр легко, но с ребятами из своей группы держался обособленно. Предпочитал свободное от учебы время проводить с торгашами-фарцовщиками – с ними интереснее. Деловые ребята. Скоро появились деньжата: тратил он немного, все пускал на расширение запрещенного в то время бизнеса.


Николай в это время набирался строительного опыта. Вскоре он стал бригадиром, еще через год – мастером, затем – прорабом. К концу обучения уже имел солидный стаж, поэтому, как только получил диплом, ему сразу предложили должность главного инженера в крупном строительном управлении. Еще через два года Николаю поручили создание и руководство новым стройуправлением.

Зрелость и бизнес
Петр к моменту окончания университета стал опытным фарцовщиком, скопил немало денег и работать по специальности не собирался:

– Вкалывать целый месяц за 180 рублей? Нет! На фарцовке я за день могу заработать в три раза больше.

Однако советская система не позволяла быть «тунеядцем-предпринимателем» и обязывала каждого трудиться на благо общества.

– Нужно найти теплое местечко и заниматься своим делом, накопить денег и свалить за границу, – рассуждал Петр. – А уж там с капиталом я развернусь!

Он устроился заведующим лабораторией в один из московских НИИ. Работа легкая – с утра дал подчиненным команды, кому что делать, и весь день свободен. Руководство не очень интересовалось результатами работы, поэтому можно было спокойно заниматься своими делами – благо отдельный кабинет и телефон.

Фарцовка приносила неплохие доходы, денежки копились, купленный втридорога загранпаспорт лежал в сейфе и ждал своего часа.

Но вот в стране начались перемены. Сначала умер Брежнев, через какое-то время Андропов, затем Черненко. И уже Михаил Сергеевич Горбачев объявляет о какой-то перестройке, говорит, что можно создать свою частную фирму.

– Да, – задумался Петр, – настали интересные времена, в мутной воде можно и рыбки половить. Стоит ли сваливать? За бугром тоже не все просто….

Вскоре зарегистрировал свою фирму, назвал ее на английский манер FGV, что в переводе на русский означало: Фарцовка Главнее Всего.

Петр Олегович (теперь его так называли, и он гордился этим) развернул бурную деятельность, занимался всем – от торговли джинсами до компьютеров. Бизнес начал активно развиваться. Накапливался капитал. В мыслях – амбициозные планы расширения сферы деятельности. И вдруг появляются трое амбалов:

– Мы – твоя «крыша», плати, дорогой! Двадцать штук баксов каждую неделю.

– Да вы что, ребята! У меня нет таких денег.

– А это твои проблемы! Решай, в конце недели придем.

Петр задумался:

– Заплатишь – сядут на шею и будут командовать, а я не для того фирму создавал и деньги копил, чтобы бандитам отдавать. Хотя и не платить опасно.

Решил позвонить старым школьным друзьям, которые к тому времени вышли из тюрьмы, но продолжали в том же духе.

– Васек, помогай! Мы ведь с тобой…

– Петя, тебя разводят по полной! Бери нас к себе на работу, плати по пять штук баксов в месяц, и мы тебе такую охрану обеспечим! Ни один бандит не подойдет, твою фирму стороной обходить будут.

Петр, не раздумывая, согласился – дешевле обойдется, да и парни свои, ими можно управлять:

– Ребята, без проблем! С сегодняшнего дня вы работаете в моей фирме. Старший – Василий. Вот вам аванс по паре штук, можете приступать. Завтра эти амбалы придут, что делаем?

– Ты их встречай у себя в кабинете, секретаря из приемной на время убери, а мы будем в потайной комнате. Сразу скажи, чтобы валили и никогда не возвращались. Дальше – по обстоятельствам. Договорились? Положись на нас. Мы ведь твоя служба безопасности, Петр Олегович! – закончил Василий.

На следующий день ближе к обеду явились «ходоки», плюхнулись без приглашения на стулья, и старший грубо заявил:

– Что-то я не вижу денег…

– Ребята, повежливее! – спокойно ответил Петр Олегович. – И мой вам совет: больше никогда сюда не приходите. Я не для того десять лет вкалывал, чтобы деньги вам отдавать.

– Чего-о-о? – завопили амбалы хором. – Ты че, не понимаешь, с кем разговариваешь? Да мы тебя!..

В этот момент открылась потайная дверь, и в комнате появился Василий с двумя друзьями. У каждого в руках по пистолету Макарова.

– Плохо со слухом? Не слышали, что вам сказал Петр Олегович? – спокойно произнес Василий.

Ошалевшие бандиты стояли как вкопанные.

– Передайте своим, что здесь работает служба безопасности, – продолжал он.

– Вы еще пожалеете! – прорычал, пятясь, старший. – Не представляете, с кем связались!

– Считаю до пяти, после чего вас здесь быть не должно. Иначе стреляю, – сказал Василий.

Через три секунды бандиты исчезли.

– Все так просто? – наивно спросил Петр Олегович.

– Не все, но с нами считаются, потому что мы показали силу. Будут еще «стрелки», но это уже наше…

Так Петр понял, что бизнес нуждается в защите и что многие вопросы можно решать силой. Причем исполнителей легко нанять за деньги. И, по его мнению, не важно, что они связаны с криминалом. В завершение сценки он произнес фразу, которая определила его дальнейшую судьбу:

– В России бизнес чистыми руками не сделать. Это невозможно!


Благодаря трудолюбию карьера Николая стремительно шла вверх: главный инженер, потом директор строительного управления, главный инженер треста. Мог бы стать и управляющим треста, но с объявлением перестройки закончились госзаказы, и госфинансирование прекратилось. Многие объекты заморозили, рабочие простаивали, зарплаты не выплачивались. Началась приватизация. Большая часть акций треста оказалась у руководителей главка, немного у сотрудников треста. Николаю Михайловичу досталось всего 0,03 % акций. Вовсю шла дележка активов и разворовывание – здесь, в тресте, уже нечего было делать. Николай, как это ни было больно, уволился – совесть не позволяла работать в таких условиях. Ушел в никуда, без нажитого капитала и перспектив работы в государственном секторе. Отдохнув пару недель, он решил создать свою строительную фирму.

– Почему бы и нет? – рассуждал он. – Главный капитал – знания и опыт – у меня есть. Профессиональных работников подберу, не проблема, вон сколько коллег-профессионалов без работы осталось. А деньги заработаем! – так рассуждал Николай Михайлович.

Сказано – сделано, и через две недели фирма была зарегистрирована. Сняли офис, заказали печать, стали искать заказы. Начали с малого: дачи, гаражи, коттеджи. Что называется, работа с частным капиталом. Потихоньку дело двинулось, фирма начала развиваться, появились планы расширения сферы деятельности. Но в один прекрасный день на пороге появились молодые люди. На вид они одинаковы, что в Москве, что в Санкт-Петербурге, что в любом другом городе необъятной России. Накачанные мышцы, бычьи шеи, тупые, наглые глаза и цинизм в отношениях. Это своего рода новые особи гомо сапиенс, рожденные перестройкой.

– Мы – ваша «крыша», и будем вас охранять. С вас двадцать кусков в неделю. В конце недели придем за деньгами, – заявили они наглым тоном. После их ухода Николай Михайлович, недолго думая, обратился в соответствующие органы, и там посоветовали заключить договор с охранным предприятием. Дали рекомендации. На следующий день Николай Михайлович встретился с руководством фирмы.

– Мы – бывшие работники МВД и спортсмены, наша компания официально зарегистрирована, – объяснили в охранной фирме. – Если желаете, заключим с вами договор. Мы обеспечим охрану всех ваших объектов и безопасность бизнеса. Если не понравится, расторгнем договор и разойдемся.

Разговор велся тактично и вежливо, по-деловому, с обоюдным уважением. Подумав и проверив через знакомых в спецорганах надежность и порядочность охранной компании и ее работников, а также получив положительные отзывы, Николай Михайлович согласился. Больше с рэкетом он не сталкивался.

– Вести дела будем только честным путем и с соблюдением всех законов, – заявил он коллегам. – Докажем, что в России это не только возможно, но и выгодно!


Бизнес Петра Олеговича рос, но темпы развития его не устраивали. Да и профессионалов было мало: сотрудников он набирал не по профессиональным качествам, а исходя из лояльности к себе любимому, порой авантюристов, а иногда и людей с криминальным прошлым. В это время кругом шла приватизация, и Петр видел, как большие куски собственности уходили в частные руки. Больше всех получили работники властных структур.

– Самому большой бизнес не построить, слишком долго. А мне надо все и сразу – надо захватывать уже готовые предприятия, – цинично заявил Петр Олегович.

В итоге он решил работать в трех направлениях:

1. Продолжать развитие существующего бизнеса, приглашая молодых агрессивных ребят и выжимая из них по максимуму.

2. Любыми путями, включая шантаж и угрозы, захватывать существующие компании.

3. Внедрять во власть своих людей и подкупать тех, кто уже находится у кормила власти. Самому стремиться к власти.


Николай Михайлович разработал свою стратегию развития бизнеса, тоже из трех пунктов, которые базировались на честности, порядочности и профессионализме:

1. Расширение объемов и географии.

2. Создание новых специализированных компаний.

3. Инновации, качество и формирование положительного имиджа компании.

Никакой агрессии, решение всех проблем цивилизованным путем. Отношения с властью – деловые, ровные, с сохранением определенной дистанции. В конце концов власть тоже иногда занимается рейдерскими захватами.


Петр Олегович со своей службой безопасности и натасканными на компромат юристами в течение пяти лет захватил восемь компаний. В ход шло все: подкупы, хитрость, обман, криминальные разборки, шесть человек умерли при загадочных обстоятельствах, в том числе два директора. Предприятия были разные – швейная фабрика, ликеро-водочный завод, завод по производству станков и другие. Одного направления бизнеса не существовало, просто хватали «жирные куски». Один из способов отъема фирмы был очень прост.

Вновь учрежденная компания (регистрация – за два дня) заключала договор на покупку большой партии продукции с рассрочкой платежа на два месяца. В те времена такой заказ считался выгодным: государство не расплачивалось по полгода и дольше. Для гарантии выплачивался скромный аванс. Счастливый продавец работал на полную мощность и отпускал продукцию. Однако деньги не поступали ни через два, ни через три месяца. Зарплату платить нечем, рабочие недовольны. И вдруг у проходной появляются молодые люди, готовые купить акции предприятия. Некоторые рабочие, не получавшие по пять месяцев зарплаты, соглашались – хоть какие-то деньги для семьи. Выкупив таким образом 20–30 % акций, молодые люди организовывали собрание, на котором в пух и прах разносили действующее руководство, суля золотые горы за утверждение нового директора – их ставленника. А при своем директоре прибрать фирму к рукам – дело техники. И это самый простой и вполне законный способ. Если возникали трудности, применялись более изощренные методы, в том числе криминальные.

В администрации и законодательные собрания городов внедряли своих людей. Начали подступаться к федеральной власти, в частности Госдуме и Федеральному Собранию. Три ставленника стали депутатами Госдумы, двое – сенаторами в Федеральном Собрании. На это назначение Петр потратил кучу денег и сейчас требовал от ставленников отдачи – лоббирование госзаказов, победы в различных тендерах и прочее.

Внутри этого огромного конгломерата царили интриги, увольнения и разборки. Управление строилось на жестком диктате, угрозах, запугивании. Несмотря на это, группа компаний работала и приносила реальную прибыль.

Основная доля прибыли выводилась за границу, избегая налогообложения.


Николай Михайлович в это время создал более десяти новых предприятий строительного направления в разных городах страны. Объединил их в одну группу, организовал корпоративное управление.

Пошли заказы, имидж головной компании рос с каждым годом. Начали поступать иностранные инвестиции. Люди шли на работу с удовольствием: приличная зарплата, карьерный рост, бесплатное обучение, тренинги, социальный пакет и главное – нормальные добрые отношения внутри коллектива.

Власть
Петр Олегович рвался к власти любыми путями: покупка должностей, шантаж, использование людей, внедренных во власть, угрозы.

– Человеку нужны две вещи: деньги и власть, – философски рассуждал Петр Олегович. И вот он уже в Госдуме, сначала – помощник депутата, затем и сам – депутат.

– Для меня не имеет абсолютно никакого значения, от какой я партии. Главное, что у меня власть и неприкосновенность, – говорил он коллегам. И вот уже собственный кабинет, депутатская неприкосновенность, отдельные залы в аэропорту, лоббирование своих бизнес-интересов при госзаказах и иные преференции.

– Я должен быть над толпой. И не имеет значения, как я здесь оказался. Порву любого, кто мне помешает! – заявлял он.

При этом главной чертой в отношениях Петра Олеговича с подчиненными стало высокомерие. А еще грубость, окрики и наказания.


Николай Михайлович был равнодушен к власти, он сконцентрировал свои усилия на развитии бизнеса. Предложения пойти во власть деликатно отклонял со словами:

– Я должен создавать рабочие места для людей, обеспечивать им достойную жизнь, быть с народом, честно платить налоги и тем самым развивать государство. Мы, строители, по натуре – созидатели и должны обеспечивать процветание страны.

Семейная жизнь
Семейная жизнь у Николая Михайловича сложилась удачно. Еще будучи простым рабочим, он влюбился в девушку Настю, и через год они поженились. Спустя еще один год у них родился сын Денис, затем дочь Света. Николай души не чаял в детях, и все свободное время проводил с ними: музеи, детские спектакли, парки, поездки на природу всей семьей, совместные игры. Дети росли – школа, институт… Денис пошел по стопам отца, закончил строительный институт и стал его главным помощником, точнее, равноправным партнером в бизнесе.

Дочь выучилась на юриста и работала в известной юридической компании. Дети подарили счастливым родителям четверых внуков. Все жили в трех соседних загородных домах, дружно и весело.

Николай Михайлович любил свою жену, детей и внуков. Настя, несмотря на достаток, продолжала работать:

– Не могу я без коллектива и без общения с людьми! Я должна приносить пользу обществу, – говорила она мужу.

Если же кто-то пытался упрекнуть Настю в том, что ей повезло с мужем – директором крупной фирмы, и сейчас ей необязательно работать, она гордо отвечала:

– Во-первых, я выходила замуж за обычного рабочего, а не за директора. Во-вторых, мой муж создал компанию с «нуля», ничего у государства не «прихватизировал» – ни одного рубля. Фирма выросла благодаря его трудолюбию, уму и честности. В-третьих, я привыкла работать и получаю от этого удовольствие!


Семейная жизнь у Петра Олеговича складывалась не совсем удачно. Достойного преемника Петр Олегович так и не подготовил, хотя у него было три брака и пятеро детей. Жен Петр выбирал красивых и молодых. С первой женились по любви, но после семи лет совместной жизни развелись. На второй он женился по расчету: ее отец был крупным чиновником, и Петр надеялся с его помощью подняться по карьерной лестнице. Но после того как тестя посадили за взятки, развелся, оставив жене двух сыновей и квартиру в центре Москвы. Третья супруга была почти на тридцать лет моложе. Она вышла за Петра ради денег, но чтобы укрепить свои позиции, родила дочку. Жены постоянно выясняли друг с другом отношения, скандалили и во всех бедах винили «паразита» Петра. При этом каждая пыталась урвать кусок бизнеса. Дети тоже не дружили; заниматься их воспитанием было некогда – сначала манила власть, потом яхты, самолеты…

Пенсия
Время летит быстро, и уже наступил юбилей – 60 лет, пора уходить на заслуженный отдых. Николай Михайлович, ни минуты не колеблясь, передал дела своему сыну, тридцатишестилетнему Денису Николаевичу, а сам стал наверстывать упущенное: путешествия по всему миру, горные лыжи, дайвинг, написание книг и картин. И, конечно, занятия с внуками. Николая Михайловича приглашали читать лекции в институты, принимать участие в различных конференциях и семинарах, возглавлять общественные фонды и т. п. Жизнь била ключом! И отдых пошел на пользу – Николай Михайлович словно помолодел.

Незаметно пролетели пять лет, и снова юбилей. Сын отчитался – компания достойно пережила два кризиса и успешно развивалась, вышла на мировой рынок.

Николаю Михайловичу нравится ездить с гостями по городу и показывать:

– Вот этот дом построила наша компания, этот завод – тоже, и ту школу, и детский сад рядом. Есть чем гордиться!

В саду под яблоней за большим столом собралась вся дружная семья. Во главе – Николай и Настя. Семейное счастье в таком возрасте – быть среди родных, окруженным теплом, любовью и уютом. И знать, что ты нужен.


Петр Олегович встретил свое шестидесятилетие усталый и нервный. Партия, от которой он баллотировался в Госдуму, не набрала нужного количества голосов, и Петр Олегович лишился депутатского мандата. Метнулся в другую партию, но репутация уже была подпорчена, и его не выдвинули, даже деньги не помогли. Сотрудники стали уходить из компании – бежали, как крысы с тонущего корабля. За время депутатства контроль над фирмой из-за отсутствия времени немного ослаб. Этим воспользовался наемный генеральный директор, который быстренько скопил капиталец и параллельно создал собственную компанию. Началась борьба двух компаний – ссоры, оскорбления, судебные иски. В общем, проблема на проблеме. В итоге свое шестидесятилетие Петр Олегович отмечал в кругу сомнительных друзей-подхалимов. Сразу после юбилея начался новый раунд борьбы за власть. К этому времени правоохранительные органы стали подбираться к темному прошлому Петра Олеговича и компании. Василий и сотоварищи уже находились в следственном изоляторе и готовились давать показания. А депутатской неприкосновенности, как назло, не было. Петр Олегович со своими юристами в срочном порядке посетил губернатора одного из отдаленных регионов и попытался выбить для себя направление в качестве его представителя в Совет Федерации.

Получил отказ, но на этом не успокоился. Через месяц приехал снова – уже с чемоданом компромата, и после десяти минут разговора получил добро. И вот Петр Олегович – сенатор со всеми вытекающими приятными последствиями, и главное – с неприкосновенностью.

В компанию были приглашены новые люди, большинство – бывшие чиновники, однако отсутствие единой стратегии и ответственных профессиональных исполнителей свело все усилия на нет. Сказалось и то, что значительная часть прибыли регулярно шла не на развитие бизнеса, а оседала на личных счетах хозяина за границей. Снова – лоббирование госзаказов, откаты, взятки. С трудом, но два кризиса пережили. И вдруг опять неудача: губернатора, который дал Петру Олеговичу «путевку» в Совет Федерации, сняли и возбудили против него уголовное дело (видимо, компромат существовал не в единственном экземпляре). Новый губернатор сразу же отозвал Петра Олеговича и направил своего человека. А как только закончилась неприкосновенность, возобновился интерес правоохранительных органов.

В конце концов, напуганный и уставший от борьбы, шестидесятитрехлетний Петр Олегович уехал в Англию. Молодая жена с ребенком ехать отказались. Вот так, через много лет, сбылась мечта юного Петра сбежать за границу… Несмотря на наличие денег, жизнь в Англии была не сахар – один, без семьи идрузей, старый и никому не нужный. Через два года Петр Олегович хотел было вернуться, но страх перед арестом взял верх. Остался. Переживания и мыкания привели к инсульту, за которым последовало длительное лечение и медицинский уход. Но рядом по-прежнему – ни одной родной души. Последние дни парализованный Петр Олегович доживает в своем большом английском доме в обществе нескольких слуг и русской старушки-эмигрантки.

После отъезда из России и болезней Петра Олеговича его российская компания распалась на части и уже по частям со скандалами и разборками была «прихватизирована» новыми дельцами, среди которых – его многочисленные коллеги, дети и жены. Ни один человек в России не вспомнил Петра добрым словом, а вот врагов осталось много. Ни им, ни родне так и не удалось добраться до основных капиталов, которые лежат на счетах в швейцарских банках. Хотя проку от них уже мало.


Так прожили активную жизнь два человека, родившиеся в один день, которые никогда не встречались. Их пути не пересеклись, потому что они жили в параллельных мирах. И жизнь свою строили по-разному; один – честно и справедливо, в гармонии с обществом и людьми, другой в стремлении к власти, деньгам, роскоши, не считаясь с моралью, законами и обществом. Сейчас один живет в родной стране, окруженный заботой и любовью близких и друзей, а другой – отмеряет последние дни и месяцы в чужой стране, в одиночестве, проклинаемый родными, врагами и мнимыми друзьями. Почему? Думаю, каждый сам сделает правильный вывод из этих простых, но весьма показательных историй.

Немного юмора

Надо меньше пить…

Эта история произошла в застойные годы развитого социализма, когда по черно-белому телевизору с утра до вечера показывали всеми любимого Леонида Ильича, а о цветном ящике можно было только мечтать. Половина населения Ленинграда, как и всей страны, жила в коммунальных квартирах и общежитиях.

Виктор Антонович в то время жил в крохотной комнатушке в общежитии, работал мастером в строительной организации и остро нуждался в деньгах. Два года назад он женился, и сейчас у них был маленький ребенок. Жена сидела дома с малышом, а его зарплаты мастера – сто тридцать пять рублей в месяц – едва хватало на еду. Жили, что называется, от аванса до получки. Да еще со стороны начальства вошло в моду взыскивать с этой, и так до безобразия мизерной зарплаты разные штрафы: за несвоевременную сдачу поддонов, за нарушение пожарной безопасности, различные СЭСы, ТЭСы, техинспекции и т. д. и т. п. А еще выплаты по кредиту за купленный полтора года назад костюм. Ну просто беда какая-то!

Поэтому, когда подвернулось предложение обложить кирпичом старый деревянный частный дом и получить за это какие-то деньги, Виктор Антонович сразу же согласился. Подобралась команда: два каменщика и наш герой.

Семья, жившая в этом доме, состояла из пожилых, около семидесяти лет, деда с бабкой – Иван Прохорович и Аксинья Серафимовна – и их незамужней дочери Натальи сорока двух лет от роду. Семья жила дружно и имела кое-какие денежные накопления.

И все было бы хорошо, если бы не редкое для деревни увлечение Ивана Прохоровича алкогольными напитками. Причем график употребления спиртного оставался неизменным последние пятнадцать-двадцать лет и абсолютно правильным – с точки зрения главы семейства. С понедельника по пятницу Иван Прохорович работал сторожем на местной лесоторговой базе, а с вечера пятницы до вечера воскресенья исправно проводил время в обществе себе подобных и различной крепости алкогольной продукции. И никто и ничто не могло помешать этому распорядку – ни жена с дочкой, ни погода, ни вихри политических событий.

После нескольких неудачных попыток что-то изменить Аксинья Серафимовна и Наталья смирились и успокаивали себя одной мыслью: «Бог с ним! Лишь бы домой приходил». А домой в воскресенье вечером Иван Прохорович приходил всегда, в каком бы состоянии он не находился. Как говорят, на автомате. При этом в пятницу вечером он брал разгон, в субботу обычно бывал в полном беспамятстве, а в воскресенье мужественно сдерживал себя, «ведь завтра на работу».

Все переговоры по обкладке дома вела Наталья.

Договорились, что работы будут выполнены в течение ближайших выходных. И сошлись на сумме триста рублей. Хороший приработок для Виктора Антоновича. Необходимые материалы хозяйка заготовила еще весной, так что можно было приступать.

Начали в субботу рано утром и два дня работали не покладая рук. Устали страшно, но зато дом получился, как новенький, и сиял белизной. Хозяйка и ее дочь остались очень довольны и от радости накрыли стол. Картошечка, студень, малосольные огурчики, соленые грибочки и, конечно же, самогон домашнего приготовления – чистый, как слеза. Угощались до позднего вечера.

И все бы ничего, но вот уже и ночь на дворе, а Ивана Прохоровича все нет и нет. Такого с ним раньше не бывало.

Начали поиски. Нашли его в конце поселка, сидящим на лавочке и бормочущим невесть что. Когда прислушались, то разобрали: «О Господи, ну куда же мой дом подевался? Поселок – тот же, улица – та же, а моего родного дома, моего дома, который я рубил своими руками, нет! Уж не с ума ли я сошел? Или белая горячка наступила? Нет, пора бросать пить! До чего дошло – в своем родном поселке, в котором прожил всю жизнь, заблудился и не могу найти свой дом».

«Ай да мы! – подумали каменщики и Виктор Антонович. – Здорово поработали! Хозяин своего дома не признал!»

Как позже выяснилось, Иван Прохорович раз десять проходил мимо жилища, смотрел на него и не узнавал, не мог поверить, что за два дня его дом стал кирпичным. Ведь он искал свой родной деревянный покосившийся домишко.

Когда хозяина привели к обновленному жилищу, он с изумлением воскликнул: «Нет! Не может быть! Это не мой дом!» И только войдя внутрь, он успокоился и произнес: «Уфф… Кажется, я дома!»

После этого случая Иван Прохорович стал меньше пить и перестал соблюдать свой «алкогольный распорядок»; иногда напрашивался в помощники к каменщикам. А к Виктору Антоновичу после этой истории народ валом повалил с заказами, и месяц спустя он смог купить цветной телевизор, о котором мечтала его жена, и рассчитаться с кредитом за костюм.

Российско-финская граница

Эту историю мне рассказал сам ее герой – Геннадий Нечаев. Заядлый грибник, он отправлялся в лес каждую неделю, не пропуская ни одного выходного. Ездил обычно с двумя приятелями и всегда на электричке, – это было принципиально. Поездке всегда предшествовала основательная подготовка, которая была своеобразным ритуалом. Прежде всего, одежда: сапоги, теплый свитер, плотные брезентовые брюки и камуфляжная куртка. Затем – снаряжение: огромная корзина, большой охотничий нож и рюкзак с принадлежностями на любой случай. И наконец, провиант: вареная курица, сало, несколько крутых яиц, хлеб, соль и спички. Количество водки зависело от ряда причин: наличия заначки перед походом, настроения – жены и своего собственного – и, конечно же, от друзей.

Несмотря на то, что Геннадий слегка заикался, рассказчик он был отменный. Более того, его заикание придавало повествованию особый колорит и подчеркивало индивидуальность автора. Звучало это примерно так:

– З-значит, решили мы п-поехать за г-грибами в район Выборга – недалеко от ф-финской границы. З-замечательные леса! Грибов – н-немерено!

Со мной были Ванька П-петров и Валерка Х-хвостов. З-заранее закупили разных п-продуктов и немного водки, бутылок д-девять. Мы же в лес с ночевкой, так что по бутылке на каждого – н-нормально!

Накануне вечером, ок-коло пяти, сели в электричку на Удельной. Н-народу было много, но м-места захватить удалось. Все путем. Ну вот, сидим мы, з-значит, выпиваем – закусываем, и тут что-то нас разморило. Дело-то в пятницу было, устали после работы, вот и уснули. Проснулись – снова выпили, потом еще… и еще…

Д-дальше – ничего не помню.

О-очнулся в лесу. Было еще довольно темно, но уже светало. Вокруг – ни души. Т-тишина. П-первая мысль: «Г-где это я?»

Кругом деревья, кусты и какие-то т-тропинки. Корзина рядом, рюкзак тоже со мной. Заглянул – полбутылки водки, сало осталось, ну и остальное все н-на месте. К-корзина, конечно, п-пустая. Н-ничего себе, грибов набрали! А где же Ванька с Валеркой? И главное – к-как отсюда выбраться?

Д-достал из рюкзака б-бутылку, глотнул немного – п-полегчало. Мысли м-медленно начали приходить в порядок.

И вдруг – оп-па! – кто-то идет. П-погранец, и вроде наш. Точно наш – старлей.

– Эй, старлей, подскажи, г-где я? И как отсюда д-до Питера добраться?

Лейтенант будто обиделся вопросу и, к-как мне показалось, не то растерялся, не то напуган. Видимо, с похмелья, или с женой с утра п-поругался…

Немного подумал и отвечает:

– Да, мужик, ты попал! Это же российско-финская граница, строго охраняемая пограничная зона.

– С-слушай, а как отсюда выбраться? П-помоги, старлей!

Погранец сначала задумался, а потом, интенсивно жестикулируя, начал объяснять:

– Значит, так. Видишь – канава, ползи по ней метров триста, только голову не высовывай. Через триста метров будет дорога. Под дорогой – железобетонная труба метров семь-восемь длиной. Она, конечно, узковата для тебя, но ничего – без одежды протиснешься. Проползешь через трубу, потом еще метров двести – по канаве. Там будет тропинка, вот за ней только можешь вставать и спокойно идти. Пройдешь еще метров триста, а там уж подскажут.

– Спасибо, дорогой, – в-выручил! Будь здоров!

Старлей ушел, а я… пополз. Жуткий путь, надо сказать. Вода, грязь, скользко, но надо одолеть! Уж больно не хотелось чужим погранцам п-попасться. Минут двадцать полз. И вот впереди дорога и труба.

Да, хрен я в нее пролезу! Да еще корзина и рюкзак. Ну, корзину можно бросить – все равно грибов в ней нет, но вот рюкзак – ни за что! В нем добра много. Ладно, была не была, раздеваемся. Одежду – в рюкзак, толкаю его впереди себя, и как-нибудь проползу…

Минут десять продирался. Наконец, слава Богу, выбрался на свободу, не застряв в трубе. Руки и колени немного поцарапал, а так все на месте. Одеваюсь – и вперед, ползти немного осталось.

Прошло больше часа, полностью рассвело и вот – долгожданная тропинка. Встал во весь рост, огляделся. Вдалеке появился силуэт женщины. Слава Богу, живая душа! П-подошел, спрашиваю:

– З-здравствуйте, п-подскажите, как до электрички добраться? Заблудился я. Мне в Питер надо.

– Да ты что, сынок, с луны свалился?! Ты же в Питере – в парке Челюскинцев. В ту сторону – проспект Энгельса, а там, чуть подальше, – метро «Удельная».

– Как «Удельная»? Н-ну, старлей, погоди! – взревел Геннадий.

Позже, рассказывая эту историю нам, он возмущался:

– Н-ну зачем, зачем он меня обманул? Я-я же ничего плохого ему н-не сказал!

– Не переживай! – представь, если бы ты на самом деле на российско-финской границе оказался!

– Да-а, – соглашался Геннадий, – и вправду здорово, но в следующий раз поеду в сторону Луги. Д-да, и водки надо поменьше брать, – думаю, б-бутылки на двоих в день хватит.

Казино

По случаю успешной защиты докторской диссертации Виктор Антонович пригласил весь профессорский состав отметить это событие в популярный ресторан «Олимп».

Ресторан находился почти в центре города и занимал более половины пафосно отделанного изнутри здания, во второй части которого располагалось модное по тем временам казино, которое и приносило владельцу заведения основной доход.

Все начиналось так, как требовал протокол. Виктора Антоновича приветствовали мужчины в строгих костюмах и дамы в вечерних платьях. Виновник торжества, одетый с иголочки, встречал гостей при входе в ресторан и каждому предлагал бокал отличного шампанского. Зал постепенно заполнялся гостями, которые собирались небольшими группами и степенно беседовали в ожидании торжества.

Дверь открылась, и появился очередной гость – важная пожилая дама – профессор Алевтина Брониславовна. Статная, высокая ростом, она медленно, изучая обстановку и окружающих, приблизилась к бросившемуся ей навстречу Виктору Антоновичу. Все – от кончиков ее старомодных туфель до гордо поднятой головы – свидетельствовало о ее профессорском статусе.

Виктор Антонович, галантно поцеловав протянутую руку, предложил гостье бокал искрящегося напитка. В ответ Алевтина Брониславовна неожиданно произнесла: «При входе в здание я обратила внимание, что здесь находится казино».

Присутствующие притихли, ожидая от профессора морально-нравственных нотаций по этому поводу. Однако, к удивлению большинства, дама обратилась с просьбой: «А не могли бы вы, уважаемый Виктор Антонович, показать мне, как играют в казино? Я ведь никогда этого не делала».

Виктор Антонович начал было деликатно отказываться: «Ну что вы, что вы, дорогая Алевтина Брониславовна! Это не для вас. Абсолютно неинтересно. Да и к столу скоро пора…» Но не тут-то было. Топнув ногой, гостья заявила: «Вы должны это сделать для меня, Виктор Антонович!» И крепко взяв его за руку, начала подталкивать в сторону комнаты с игральными столами.

Не выдержав натиска, Виктор Антонович поплелся в казино. Усадив Алевтину Брониславовну за стол, купил три десятка фишек и стал объяснять ей правила игры: «Вот фишки. Их нужно ставить на какое-нибудь задуманное вами число. Можно ставить одну фишку или несколько, на одно число или на несколько. Крупье вращает барабан, и шарик падает в лузу с каким-то одним числом. Если оно совпадает с числом, на котором стоят ваши фишки, вы выиграли, все остальные – в проигрыше».

Чтобы поскорее уйти, Виктор Антонович поставил все фишки на 28 – он родился 28 марта. Как вы, конечно, уже догадались, шарик остановился именно на этой цифре. Выигрыш составил около четырех тысяч долларов (неплохо для дебюта!).

«Дальше, – продолжал невозмутимо объяснять Виктор Антонович, – вы берете фишки и в кассе обмениваете их на наличность».

С широко раскрытыми глазами, всплеснув руками и что-то подсчитывая в уме, высокочтимая дама-профессор произнесла: «Чтобы заработать такую сумму, я должна без отпуска и выходных два года работать в университете. Моя двухгодичная зарплата за две минуты?! О господи!»

Затем Алевтина Брониславовна немного засуетилась и сказала: «Мой дорогой Виктор Антонович, вы идите – вас гости ждут. А я немного поиграю и скоро к вам присоединюсь».

«О нет!» – подумал Виктор Антонович и попытался отговорить упрямицу. Но дама была непреклонна, и он вынужден был уйти.

Вечеринка шла своим чередом. Все пили, ели, обсуждали политику, образование, футбол, рассказывали анекдоты, танцевали. В общем, праздновали.

Через два часа гости начали постепенно расходиться, и вдруг кто-то вспомнил о любезнейшей Алевтине Брониславовне. Как раз в этот момент она предстала перед присутствующими. Выражение ее лица и движения были красноречивее слов. Она словно оцепенела, внутренне замерла, вся сосредоточилась на каких-то своих мыслях. Голос и тон Алевтины Брониславовны изменились, взгляд стал стеклянным.

Ни к кому конкретно не обращаясь и глядя куда-то вдаль, она произнесла: «Налейте мне стакан. Водки!»

Затем, не дождавшись, когда кто-нибудь выполнит ее просьбу, Алевтина Брониславовна трясущимися руками сама налила более половины стакана, залпом выпила и, ничего не сказав, медленно повернулась и вышла.

Можно только догадываться, чем закончилась ее первая и, будем надеяться, последняя попытка поиграть в казино.

Банкир и вентиляция

За сорок лет работы Виктор Антонович не раз становился свидетелем забавных случаев, происходивших при строительстве. Чего только не бывало! И вот одна из историй.

Как известно, во всех домах устанавливается система вентиляции. Система выполняется с использованием вентиляционных блоков, которые монтируются один на другой. То есть собирается единый короб, начиная с первого этажа и заканчивая выходом на кровлю. Из туалета, ванной и кухни каждой квартиры делается вывод в этот короб. Так обеспечивается вытяжка воздуха из помещений, комфорт и отсутствие различных запахов. Выводы вентиляционных шахт часто можно видеть на крышах домов.

Так вот, один известный банкир купил квартиру на пятом этаже двадцатидвухэтажного дома. Он совсем недавно въехал, и ему показалось, что ванная комната маловата. На его взгляд, причиной тесноты был короб, который проходил сквозь помещение снизу доверху. Недолго думая, банкир нанял рабочих и приказал им снести вентиляционный короб в ванной, забетонировать проемы в перекрытиях и установить большую чугунную ванну. Сказано – сделано, тем более что шестьсот долларов для халтурщиков на дороге не валяются.

Рабочие ушли тратить честно заработанные деньги, а довольный банкир, каждый день наполняя ванну и погружаясь в нее, блаженствовал.

Следующие несколько дней соседи банкира с нижних этажей не могли понять, почему не работает вытяжка, и в их квартирах остаются неприятные запахи. Вскоре они пожаловались управдому, отставному полковнику. Тот, в свою очередь, немедленно снарядил двух слесарей – проверить, в чем дело.

Слесари, поднявшись на крышу и опустив через вентиляционный выход на длинной веревке стальной шарик весом один килограмм, выяснили, что на уровне потолка пятого этажа есть помеха проходимости, и по звуку определили – бетон. Они приняли единственно правильное, с их точки зрения, решение – пробивать. Причем не килограммовым шариком, этого веса недостаточно, а пудовой гирей.

Покуда слесари искали прочную веревку и поднимали на крышу тяжеленную гирю (одолжили у спортсмена, жившего на втором этаже), наступил вечер. Однако, помня наставления бравого полковника: «Исправить и доложить!», они решили выполнить работу, несмотря на поздний час.

В это время банкир, вернувшийся домой после насыщенного трудового дня, решил принять ванну. Он погрузился в теплую, ласкающую тело воду и предался блаженству, потягивая холодное пиво.

Что было дальше – догадаться несложно. Над потолком ванной комнаты раздался страшный грохот, который потряс весь дом. В следующее мгновение через пробитое в потолке отверстие влетела пудовая гиря, с силой плюхнулась в воду между ног банкира и разбила чугунную ванну. Очумевший банкир вместе с потоком воды, ничего не понимая, мгновенно вылетел из ванны и, как был голый, с диким криком бросился на пустую лестничную площадку.

Молодая соседка, услышав шум, приоткрыла дверь и выглянула на лестницу. Увидев голого оравшего мужчину, она кинулась к телефону звонить. Куда? Конечно, в психиатрическую больницу!

Слесари на крыше, видя, что с первой попытки гиря не прошла до заданного уровня первого этажа, решили повторить манипуляцию. И снова раздался жуткий грохот. Наконец, после нескольких заходов (о, радость!) все помехи в коробе были устранены и вентиляция восстановлена.

Довольные рабочие, забрав снаряжение и гирю, отправились докладывать полковнику-управдому о результатах проделанной работы.

Что стало с банкиром – никто не знает. Но главная цель, по мнению жильцов и управдома, была достигнута: вентиляция после этого случая работала исправно.

Иностранец в русской бане

Решение изучать английский язык Виктор Антонович принял, можно сказать, внезапно. Но имелась и объективная причина этого шага – желание общаться с иностранцами на переговорах за рубежом и в России без посредников. Начинать пришлось с нуля. Наслушавшись разной рекламы вроде «Английский за две недели» и вняв советам друзей, Виктор Антонович отправился изучать язык на родину английского – в Лондон. На две недели!

«Какой же я был тогда наивный! – сокрушался позже Виктор Антонович. – Английский за две недели? Люди и пять, и десять лет занимаются, но разговаривают с трудом, а ты-то куда! Бред! Итак: год обучения в России, затем на пару месяцев в студенческую столицу Англии – Кембридж, простым студентом. Одежда – джинсы и бейсболка. Жилье – скромный отель в пяти-шести километрах от школы, чтобы ездить на велосипеде и общаться с простыми людьми. И никаких машин! Заодно и вес сбросишь, а то набрал лишнего за годы сидения в кабинетах, – убеждал себя Виктор Антонович. – Все, решено!»

Ровно через год он подруливал на велосипеде к небольшой уютной школе в тихом английском пригороде. Обычный, несмотря на возраст, студент Виктор. В Англии, как и в других странах Европы, и в Америке все называют друг друга по имени, даже учителей. Надо сказать, в этой школе преподаватели подобрались с юмором. В первый же день Виктор подружился с учителем Джоном, и они много времени проводили вместе в разных компаниях. Это помогало изучать язык.

Будучи любителем русской бани, в России Виктор посещал парилку минимум раз в неделю и попросил Джона сводить его в английскую баню. Вообще-то в Англии нет бань, лишь сауны и те – не полноценные финские, а на английский манер, прохладные.

И вот сидят они в английской сауне, максимальная температура – чуть выше пятидесяти градусов, и Виктор рассказывает Джону, какие замечательные бани в России:

– Температура в русской бане, – говорит он, – сто десять – сто двадцать градусов.

– Не выдумывай! – перебивает Джон. – При температуре сто градусов вода закипает, значит, кровь у человека тоже закипит, и наступит смерть.

– Да нет же! – убеждает его Виктор, улыбаясь. – Даже при таком нагреве температура тела остается в норме. Ничего страшного! А еще надо плеснуть водички на раскаленные камни и похлестать друг друга веничком.

Раскрыв рот от удивления, Джон спрашивает:

– А что такое веник и зачем им нужно бить друг друга?

К сожалению, слово «веник» буквально на английский не переводится. А понять, зачем в бане парятся, не испытав это на себе, сложно. Не говоря уже о нырянии в прорубь после парилки. Пытаться объяснить такое – пустой номер.

– Затем, – продолжает Виктор, – рюмочку водки под хорошую закуску и бильярд. И на следующий день – уха, настоящая, тройная…

Джон лишился дара речи и, недоумевая, развел руками. В бане – бильярд и водка с закуской? Не может быть! А что такое уха и почему тройная?

Объяснить англичанину все прелести русского досуга на пальцах, тем более по-английски, было трудно. Поэтому Виктор решил пригласить Джона в Россию и показать ему все живьем: настоящую русскую баню на берегу озера с парилкой на дровах и березовыми вениками. И обязательно зимой, в феврале, когда прорубь можно выпилить.

Джон сразу согласился – очень хотелось понять загадочных русских, которым нравится хлестать себя какими-то вениками при температуре более ста градусов и потом бросаться в ледяную воду. При этом варить на морозе какую-то уху, да еще с водкой.

И вот Джон впервые приехал в Россию. Виктор Антонович показал ему Санкт-Петербург и самые известные музеи – Эрмитаж, Русский музей, Исаакиевский собор, Петропавловскую крепость. Съездили и в Москву, побывали в Кремле и на Красной площади.

Джон был поражен увиденным и услышанным, он представлял себе Россию иначе. Несмотря на мороз, ему все понравилось: и города, и музеи, и особенно люди.

Наконец, Вуокса – система озер под Санкт-Петербургом – и русская баня. Джон ждал этого момента с нетерпением и любопытством, даже немного боялся.

Когда дядя Юра, напевая себе под нос какую-то песенку, сначала медленно, а потом все быстрее стал парить Джона березовыми вениками, тот сначала сопротивлялся, но затем расслабился и лишь кряхтел от удовольствия. К проруби он шагнул уже довольно смело, не сомневаясь, что ему понравится. Резко прыгнув в ледяную воду, Джон заорал на весь лес. Наверное, в радиусе километра звери и птицы разбежались и разлетелись от испуга. А местные собаки, поджав хвосты, попрятались в свои конуры. Выскочив из проруби, он кинулся обратно в парилку с криком: «Whip me with sauna switches again! As fast as you can!», что означало «Хлещи меня снова и как можно быстрее!» И так пять раз. Только после этого Джон успокоился, и все трое – хозяин, гость и мастер березовых веников, – завернувшись в простыни, стали пить чай с малиновым вареньем.

Подняв чашку с чаем для тоста, счастливый Джон заявил:

– Наверное, я – первый англичанин, которого русские бьют березовыми прутьями при температуре более ста градусов, и при этом я не обижаюсь, а наоборот, говорю спасибо. Вот вернусь в Англию, накоплю денег и построю свою баню!

– Нет, – улыбнулся Виктор Антонович и, по-приятельски хлопая Джона по плечу, добавил: – Ни хрена у тебя не получится, потому что у вас в Англии русского духа нет!

На следующий день варили настоящую тройную русскую уху на костре. (Кстати, уха тоже не переводится на английский язык. Это чисто русский продукт.) Джон завороженно смотрел на это действо и старался все запомнить, чтобы повторить в Англии. Он то и дело вскрикивал:

– Рыбу-то, рыбу зачем выбрасывать? – это когда Виктор Антонович дуршлагом вынул из казана первую мелкую рыбешку.

– Водку-то, водку зачем в суп добавляете? Это ужасно!

А когда Виктор Антонович сунул в уху аккуратное горящее полено, англичанин просто завопил:

– No, it's impossible! (Нет, это невозможно!) It is unfit for table use! (Это несъедобно!)

Но как только Виктор Антонович разлил окутанную паром, ароматную уху по чашкам и начал произносить тост, Джон тут же придвинул к себе ближайшую и, крякнув от удовольствия, стал уплетать за обе щеки. Три раза просил добавки, после чего с пафосом заявил:

– Лучшего супа я не ел за всю свою жизнь! Хотя мне уже пятьдесят…

Всякий раз, когда Виктор Антонович звонит Джону поговорить о жизни и о погоде, тот, заканчивая беседу, спрашивает:

– Ну, когда снова пригласишь меня в баню? Я тут пытался готовить русскую уху, но у меня получается простой рыбный суп.

При этом слово «уха» произносит по-русски и добавляет шутя:

– Может, потому, что мороза и снега нет?

Да… Эти русские слова – уха, баня, веник и многие другие – непереводимые, как само понятие русский дух. Сколько ни учи английский!

Отделка квартиры

Во время строительства случается много казусов. Особенно когда дом практически готов, и покупатели, получив ключи от квартир, начинают улучшать новое жилище. Один, не задумываясь о последствиях, пытается перенести наружную стену поближе к краю балкона – «комната будет шире». Другой устраивает в комнате бассейн. Третий норовит убрать несущую колонну, на которой держатся двадцать этажей. Особенно «везет» с импровизациями крышам зданий: тут и зимние сады с фонтанами, и сауны со спортивными залами и т. д. и т. п. Все это противозаконно и, увы, в большинстве случаев – небезопасно для жильцов.

Шесть лет назад компания Виктора Антоновича построила многоквартирный двадцатитрехэтажный дом напротив своей штаб-квартиры. Из окна офиса Виктор Антонович видел, как новый красивый дом отличается от построек советского периода – серых, с большими черными швами между панелями. За шесть лет он привык к этому дому, каждый его метр был знаком.

Однажды, посмотрев в окно, Виктор Антонович увидел, как группа рабочих устанавливает на крыше леса. Затем на них натянули непрозрачную пленку. Внутри этого сооружения было заметно какое-то движение. «Наверное, крышу чинят», – подумал он. Через пару недель пленку сняли, леса убрали и – о, ужас! – на крыше стоял двухэтажный особняк из красного кирпича. Территория вокруг покрыта газоном, к дому проложены дорожки.

Настоящий самострой: ни с кем не согласован, нарушены все правила! Не говоря уже о безопасности людей. Конечно, можно что-то строить на крыше и перестраивать в квартире, но все должно выполняться в пределах санитарных и противопожарных норм. Никаких наглухо заваренных пожарных выходов, решеток на окнах первых этажей и халтурщиков для отделки квартиры абы как и незнамо чем. Решение принималось нелегко, но оно было жизненно необходимо: снести! Снесли за три дня.

Таких историй – масса, много забавных. И часто героинями являются женщины. Ведь при обустройстве жилища последнее слово нередко остается именно за представительницами прекрасной половины человечества.

Доктор Сергей Иванович купил квартиру рядом с метро, в доме, построенном компанией Виктора Антоновича. Получив ключи, новый хозяин быстро договорился с бригадой рабочих о цене и сроках отделки, а сам уехал в длительную командировку в США. (Специалист был отменный; его часто приглашали за рубеж на месяц-другой для проведения уникальных операций.)

Руководство и контроль за отделочными работами взяла на себя Елена – супруга Сергея Ивановича.

В первый же день, когда Елена привела рабочих в квартиру, их ждали неприятности: замок во входной двери никак не хотел открываться. Дверь была железная, замок – мощный. Все потуги бригадира халтурщиков оказались тщетными, поэтому пригласили сварщиков, и те срезали замок. Дверь, конечно, пришлось менять.

Чтобы успеть к приезду хозяина, работали круглые сутки. Елена контролировала каждый шаг рабочих – качество должно быть отменным. К установленному сроку все успели – мебель расставлена, генеральная уборка сделана, стол накрыт. Церемонию решили провести по сценарию: бригадир встречает супружескую пару и торжественно передает хозяину ключи. Маленький сюрприз!

И вот наступил торжественный момент. К несчастью, лифт в тот день не работал – шли пусконаладочные работы. Поднимались по лестнице не спеша. Хозяин громко отсчитывал этажи:

– Первый, второй, третий… А вот и наш – десятый.

– Открывайте! – торжественно произнес Сергей Иванович.

Елена вскрикнула:

– Нет! Нам выше!

– Ну уж я-то знаю! – ответил Сергей Иванович и, достав из кармана ключ, легко открыл дверь.

Квартира была в том виде, в котором он ее оставил. Состояние Елены описанию не поддается. Как она могла перепутать этажи? Конечно, новоселье пришлось перенести. И это – не выдумка, а реальная история!

Чтобы успокоить пострадавших и в знак уважения к этой замечательной семье, Виктор Антонович распорядился выполнить отделочные работы в их квартире за счет фирмы.

Рюмочная на Липовой аллее

Руслан Николаевич Добряков работал начальником ДЭУ (дорожно-эксплуатационный участок) уже больше пятнадцати лет. Руководитель он был неплохой и весьма активный, но за ним водилась одна нехорошая привычка – любовь к выпивке. И пил он не разок-другой в месяц, а ежедневно. Все пятнадцать лет – и в будни, и в праздники. Минимум по бутылке в день. Утром за завтраком Руслан Николаевич принимал первую пару рюмок и затем понемногу в течение дня. К вечеру уже был тепленький.

Поначалу жена сильно ругалась, да и как не ругаться – ведь каждый день! – но потом смирилась: домой приходит, зарплату, и немалую, приносит – за что ругать-то? Каждый день наглаживала ему костюмы, стирала рубашки и все такое. На работе Руслан Николаевич всегда был подтянут, солиден, хорошо одет, но… чуть с запашком. И все бы ничего, но после обеда, приняв изрядную половину привычной дозы, Руслан Николаевич начинал делать ошибки в документах: то слово пропустит, то лишнюю цифру поставит. Но ему все сходило с рук. До поры до времени.

Основная работа ДЭУ – ремонт городских дорог. Дороги же у нас, сами знаете какие. Сколько ни ремонтируй, через год снова выбоины. В общем, дел невпроворот. И чуть ли не на каждой улице района. А названия у этих улиц такие звучные: Планерная, Парашютная, Аэродромная. Наверное, в честь отечественного самолетостроения или потому что до и во время войны на этом месте был аэродром. И сплошь застроены хрущевками – типовым изобретением Никиты Сергеевича.

Еще была улица Сердобольская. Всем понятно, что здесь живут сердобольные люди. Есть и исторические (Ланской проспект – в честь фаворита Екатерины II), и лирические названия (Полевая, Лесная, Камышовая, Березовая улицы, наконец, Липовая аллея). Как бедному Руслану Николаевичу запомнить и не перепутать все эти звучные названия, особенно после обеда!

Однажды из главка пришла директива – сделать выборочный ремонт на Липовой аллее. И срочно! Заплатить обещали сразу по предъявлении документов, без задержек. Видимо, какой-то московский начальник захотел проехать по этой самой Липовой аллее.

Кстати, там располагалась знаменитая рюмочная, где с восьми часов утра и до позднего вечера можно было выпить стопку водки и закусить бутербродиком с селедкой, икрой или семгой. Даже высокое начальство не брезговало заехать туда рано утром перед важным совещанием. Или после работы. Скинуть усталость. Вот и теперь, наверное, большое московское начальство решило посетить эту рюмочную. А там выбоины. Безобразие!..

Итак, срочная работа. Руслан Николаевич позвонил прорабу:

– Николай! Завтра гони всю технику и людей на Липовую аллею. Выбоины там! Надо сделать выборочный ремонт. Срочно! Вечером доложишь.

– Руслан Николаевич, люди две недели зарплату не получали…

– Вот сделаете ремонт на Липовой и получите свою зарплату. Наверху обещали! – стоял на своем начальник ДЭУ.

Утром начался штурм: повсюду техника и рабочие, грохот и крики. В итоге к вечеру все было готово. Руслан Николаевич, как всегда в подпитии, составил документы и нарочным отправил их заказчику для оплаты. Вторую неделю людям не с чего платить зарплату!

Однако на следующий день деньги не пришли. Добряков позвонил в главк:

– Почему не оплатили? Ведь обещали!

– А вы приезжайте и посмотрите на свои документы! – последовал ответ.

На следующий день Руслан Николаевич нарушил традицию и, даже не выпив с утра привычные рюмки, из дома сразу отправился в главк.

– Читай свои документы, – сурово произнес замначальника главка, бросив на стол исписанные каллиграфическим почерком листы.

Да, несмотря на постоянное обращение к рюмочкам, Руслан Николаевич сохранил красивый почерк. С утра голова была ясная, однако писать он не мог, потому что руки предательски тряслись. Ближе к вечеру, после опохмелки, как в известной театральной сценке Евгения Лебедева, руки обретали твердость, но голова уже не работала. В таких сложных и противоречивых условиях приходилось трудиться уважаемому Руслану Николаевичу каждый день. Утром руки не в порядке, вечером – голова.

– Ты читай, читай, – повторил замначальника главка.

Взяв трясущимися руками документ и нацепив на нос очки, Руслан Николаевич стал медленно читать свое письмо: «…прошу оплатить ЛИПОВЫЙ ремонт на ВЫБОРОЧНОЙ аллее…»

– Не может быть! – не поверил он своим глазам и прочитал уже по слогам: – ЛИ-ПО-ВЫЙ РЕМОНТ.

Схватив следующий документ – платежное требование бухгалтерии – увидел ту же фразу, напечатанную на машинке.

– Пусть я был пьян, но почему бухгалтер, абсолютно трезвая женщина, напечатала «ЛИПОВЫЙ ремонт»?! – недоумевал Руслан Николаевич.

– Все! Мое терпение лопнуло, – зарычал замначальника главка. – Вот бумага и ручка, пиши заявление об увольнении по собственному желанию.

Так бесславно закончилась карьера начальника ДЭУ Руслана Николаевича Добрякова.

– А все эти проклятые названия улиц! Не могли как-нибудь иначе назвать… – ворчал он по дороге домой после визита в рюмочную на Липовой аллее.

Стратегические яйца

Неожиданные обстоятельства могут встретиться там и тогда, когда их не ждешь и не думаешь о них…

В. Заренков
После двух лет неудачных экспериментов по применению своих бизнес-талантов Иван Федорович Нефедов решил создать птицеферму: купил землю, построил курятники, цеха по переработке мяса, сортировке и упаковке яиц. Основную прибыль планировал получать от продажи яиц, поэтому оборудовал птичник и цех по упаковке яиц по последнему слову техники: импортное итальянское оборудование, новейшие технологии.

И вот наступил момент, когда куры начали выдавать продукцию, что на простом русском языке означает нести яйца. Однако, вопреки ожиданиям хозяина, яйца оказались нестандартными; слишком маленькие и при этом разной окраски. Попадались, конечно, и нормального размера, но их было меньшинство.

Местные рабочие в технологии несения яиц ничего не понимали и только руками разводили:

– Кур надо менять, Федорыч…

Да он и сам понимал, что с местными несушками много не заработаешь. Это как в анекдоте про публичный дом, в котором уборщица Марья Ивановна, глядя на замену кроватей и интерьеров с целью повысить доходность заведения, посоветовала:

– Чтобы это заведение приносило больше доходов, не кровати надо менять и не интерьеры, а девочек…


Крепко задумался Иван Федорович и, кто знает, что бы придумал, если бы однажды к нему не подошла старушка:

– Что нос повесил, Иван Федорович? Мы не знакомы, но я наслышана о твоей проблеме. Так вот, если ты меня внимательно послушаешь, то я смогу наладить твое производство на широкую ногу, будут наши несушки нести яйца высшего сорта размером ХХL.

Удивился Федорыч странным речам старушки: он и не слыхивал, что такие размеры существуют. Сам он был роста небольшого и одежду носил размером между М и L.

– Да ладно, бабуля, придумывать, откуда ты такая умная, знаешь про XXL? Вы в своей деревне и кур-то наверняка только домашних рыжих видели.

– Э-э, нет, сынок! Я всю жизнь – а мне уже, дай бог, восьмой десяток – только и занималась селекцией куриного рода-племени. Знаю все их повадки и могу часами рассказывать о жизни куриной. К слову, через яйца курица в течение 12 лет передает потомству всю генетику. Проще говоря, через 12 лет появляется курица-двойник, которая имеет на 100 % схожие данные: цвет, рост, ДНК, группу крови и все остальное. Будто заново рождается. Вот так-то, сынок! Я даже знаю, что было раньше – курица или яйцо, – с улыбкой произнесла старушка. – Но эту тайну я тебе не раскрою. Я всю жизнь проработала в Сельскохозяйственном институте, кандидат наук, между прочим, – продолжала она. – Занималась селекцией кур. Но самым важным в моей работе, скажу я тебе по секрету, было задание наладить выпуск стратегически важных яиц. Особое задание партии, правительства и оборонного комплекса нашей страны…

«Куда тебя понесло, – подумал Федорыч. – Это "клиника"».

А старуха тем временем продолжала:

– Зовут меня Анна Николаевна, а то мы уже долго гутарим, но так и не познакомились… Тебя Иваном Федоровичем кличут. И если ты хочешь выпускать первоклассные, экологически чистые и полезные яйца, я тебе помогу.

Федорыч в очередной раз задумался: «Странные речи говорит, но вроде на сумасшедшую не похожа… Чем черт не шутит, почему не выслушать?».

Выслушал, а потом кое-что проверил. Оказалось, Анна Николаевна действительно всю жизнь проработала в Сельскохозяйственном институте, и там была секретная лаборатория, в которой изобретали бактериологическое противоядие. Сыворотка, используемая в таких препаратах, готовится на курином белке. И белок для этих целей нужен отменного качества. Получить его можно только из высококачественных яиц, которые могут снести куры, прошедшие селекцию. Настоящее стратегическое сырье.

– Таким курам цены нет! – заверила Анна Николаевна. – Я отбирала лучших более тридцати лет, год за годом. На каждое снесенное яичко ставили персональный номер, который регистрировали в особом журнале. Яйцо упаковывали и отправляли в секретную лабораторию. Что с ним там дальше делали, не наше с вами дело… Зарплату мне по тем временам платили приличную, кур было более двухсот, и жили они припеваючи: в тепле, чистоте и заботе. На каждый десяток несушек – свой петух-красавец.

Но вот началась перестройка. Пару лет еще держались, а потом – развал. Про нас забыли: ни нормального корма для кур, ни зарплаты. Никому мы не нужны стали. Хоть плачь!

И убивать птиц жалко, не для мяса ведь выводили. Вот я и предлагаю: возьмите меня на работу вместе с курами, и мы вам такие яйца производить будем! В институте от нас будут рады избавиться за небольшие деньги. Зачем им такая обуза?..

– Вот это предложение! – восторженно воскликнул Иван Федорович. – Да я вас с руками и ногами! Условия создам лучше прежних.

– Только нам курятник нужен отдельный, чтобы не смешивать породы, – предупредила Анна Николаевна.

– Отдельный не дам, но в общем отгорожу половину.

– Так и быть, – согласилась старушка.

Уже через пару дней Иван Федорович принимал дорогих гостей. Новеньких пересчитали: 220 несушек и 23 петуха. Несмотря на переезд, куры в тот же день начали нестись. Яйца действительно были отменные: одно к одному размером и цветом. Для продажи создали специальную упаковку, на которой крупными цветными буквами напечатали: «Яйцо стратегическое. Высший сорт. Размер XXL».

Цену установили на 20 % выше обычной, но уже через пару недель все окрестные магазины запрашивали именно эти яйца, причем в большом количестве:

– Лучших яиц, чем у Федорыча, не сыщешь от Москвы до Питера, – шутили покупатели.

Дела у Ивана Федоровича шли в гору, и он начал задумываться о расширении бизнеса: поголовье птиц увеличивалось, доходы росли.


Однажды на ферму на шикарных машинах прибыли представители иностранной компании с важным названием International Eggs Limited Company (IELC). После взаимных приветствий и традиционного чая-кофе вдруг прозвучало предложение:

– Господин Нефедофф, мы готовы покупать оптом все ваши «стратегические яйца». И по очень хорошей цене, процентов на 20 выше нынешней закупочной. Только нам нужна гарантия, что больше вы их никому не продадите. Если согласны, можем прямо сегодня подписать долгосрочный контракт.

Такого предложения Иван Федорович не ожидал – надо соглашаться. Но рынок есть рынок, и он важно произнес:

– Я должен обдумать ваше предложение. Скорее, я бы согласился продавать «стратегические яйца» по цене процентов на 30 выше нынешней и ежеквартально индексировать ее на уровень инфляции.

– Хорошо, мы готовы подписать контракт на этих условиях, – не торгуясь, согласились представители IELC.

К вечеру все оформили и подписали. Выгодную сделку отметили здесь же, под открытым небом, накрыли стол и богато украсили местными закусками: домашние колбаски, соленые грибочки, вареная картошечка «с дымком», сало, огурчики, помидорчики, разнообразная зелень. И у каждого прибора красовался небольшой элегантный бокал с сырыми, специально приготовленными яйцами: чистейший прозрачный белок, внутри которого поблескивал золотом идеальной формы желток, был присыпан мелко нарубленным укропом и украшен листком петрушки. И, конечно же, русская водка, принесенная из морозильника, дорогие вина, шампанское.

Пили все; за дружбу, за куриное трудолюбие, за Анну Николаевну, птицеферму и компанию IELC. И персонально за добрейшего Ивана Федоровича и представителей иностранной компании…

Через три дня начались поставки яиц; иностранцы вывозили их на собственном транспорте. Один представитель IELC постоянно находился на птицеферме, осматривал каждое яйцо, проверял упаковку и ставил свой штамп на каждую партию. Претензий к производителю и качеству продукции не было. Расчеты производились в срок, без задержек: деньги поступали на счет вбанке через три дня после отгрузки.

«Не то, что наши магазины, которые до полугода задерживают оплату», – радовался Иван Федорович.


Примерно в это же время в недрах структур оборонного комплекса страны встал вопрос о поставке сырья для производства секретной вакцины. Позвонили генералу Ефимову, и тот вспомнил, что когда-то сырье поставляли из Сельскохозяйственного института. Тут же звонок директору института:

– Немедленно возобновить поставки! Задание сверхсрочное, вы же понимаете…

– Не могу, у меня нет кур, которые несли такие яйца, – испуганно пролепетал директор.

– Организовать проверку, направить комиссию, все выяснить, наказать и снова наладить производство! – кричал генерал Ефимов в телефонную трубку.

На следующий день представительная комиссия на двух «Мерседесах» в количестве восьми человек нагрянула в институт. Ее вердикт был суров: директора снять и возбудить против него уголовное дело, кур, несущих «стратегические яйца», и их начальницу Анну Николаевну разыскать и вернуть на специально оборудованную базу, которую было приказано построить в секретном месте в течение недели.

Спустя еще три дня на птицеферму к Ивану Федоровичу прибыл спецотряд в камуфляжной форме и без всяких объяснений командир отряда вручил ничего не понимающему господину Нефедову бумагу о конфискации кур, несущих «стратегические яйца». А еще и повестку в соответствующие органы.

– Вы должны хорошо подумать, как объяснить факт продажи стратегического сырья иностранной компании враждебного государства. Попахивает предательством Родины! Такие, как вы, распродают Россию по кусочкам! – выговаривал Ивану Федоровичу присутствующий здесь же глава комиссии.

Всех кур погрузили в спецмашины и увезли в неизвестном направлении. Анну Николаевну вежливо пригласили сесть в «Мерседес» и отправили вслед за несушками. Всех присутствующих на этой операции удивил тот факт, что один из членов комиссии обращался к старушке «товарищ подполковник». Больше старушку со своими курами никто никогда не видел.


Разговор в соответствующих органах был сложный. Сбыт стратегического сырья недружественному государству – серьезное обвинение. Тем более что компании IELC и след простыл: исчезла, будто ее никогда и не было, испарилась… Все банковские счета были закрыты. Спасло Ивана Федоровича то, что кур он купил законным путем, все документы были оформлены без нарушений законодательства РФ, а яйца продавались в соответствии с официальным контрактом. То есть Иван Федорович у всех на виду вел цивилизованный бизнес; ничего не скрывал, аккуратно платил налоги и сдавал отчеты в необходимые инстанции. О чем он и говорил в соответствующих органах. Честный бизнес дал свои плоды: в соответствующих органах подумали и решили замять это дело. Никому не хотелось куриной огласки. Тем более что производство и поставка стратегического сырья были вновь налажены.

Ивана Федоровича Нефедова отпустили со строжайшим наказом впредь быть более бдительным. Вернулся Иван Федорович на ферму и крепко задумался: «Что дальше делать? Бизнес-то сильно пострадал».

Медленно прошелся в полупустом курятнике. Оставшиеся птицы спокойно занимались своим делом, словно ничего не произошло. Вдруг неожиданно на лице Ивана Федоровича заиграла улыбка – он увидел, как красавец петух из породы «стратегических» топчет обычную курицу:

– Не все потеряно, друзья! – весело прокричал он и спокойно направился в офис.

Игра с огнем

Притча о демократии

Михаил, руководитель строительной компании, смотрел на пролетавшие мимо окон поезда Москва – Санкт-Петербург леса, поля да деревеньки и думал о своем. Мысли были невеселые: визит в столицу принес новые разочарования. Четыре года назад он решил купить небольшое трехэтажное здание под офис для своего представительства в Москве. До сих пор фирма ютилась в арендованных помещениях, а тут подвернулся случай – шестьсот квадратных метров – и недорого.

Право собственности оформляли почти полгода, зато у компании будет своя крыша над головой в Первопрестольной. Несмотря на то, что здание располагалось почти в центре, вид у него был непритязательный: осыпавшаяся штукатурка, ржавая кровля на деревянных стропилах, деревянные перекрытия и полуразрушенные стены.

«Ничего, нам не привыкать! Отремонтируем и сделаем конфетку», – подумал Михаил и дал команду своему заместителю Юрию получить разрешение на капитальный ремонт. В Комитете по архитектуре, взглянув на фотографии здания, посоветовали построить новое, а не латать дыры в старом. Обещали все согласовать и рекомендовали фирму для подготовки проекта и получения разрешения на реконструкцию.

Идея понравилась Михаилу, и он заключил договор. Через полтора года постановление на снос старого здания и проект строительства нового были готовы. Для Москвы – очень быстро. Коллеги говорили, что это – чистое везение. Другой вопрос, сколько пришлось заплатить за оперативность. Но деньги перечислялись за конечный результат, и проект предусматривал увеличение площадей на триста квадратных метров. За это город получил более двенадцати миллионов рублей.

Здание снесли в считанные дни, приступили к строительству. И вдруг, как гром средь бела дня, как снег на голову, выходит постановление: запретить строительство на данной территории. Два постановления: одно – разрешить, другое – запретить, но без отмены первого. Как так? Михаил скомандовал строить, и тут же посыпались штрафы за нарушение второго постановления. Остановил стройку – и снова штрафы за несоблюдение сроков строительства по первому постановлению.

– Хорошо! Верните деньги, мы восстановим все в прежних параметрах и забудем о стройке.

– Нет, строительство запрещено! Восстановление мы не разрешим. А деньги из бюджета не возвращаются.

– И что нам делать?

– Это ваши проблемы…

– Но ведь надо их как-то решать!

– Вот вы и решайте.

Два года Михаил пытался сдвинуть дело с мертвой точки. Бесполезно!

«Ну почему чиновники, вместо того чтобы решать проблемы, всегда их создают? – задавал себе наивный вопрос Михаил, глядя на необъятные просторы России. И сам же цинично на него отвечал: – Понятно, почему: не будет проблем – не будет взяток!»

За окном поезда жизнь шла своим чередом, и до проблем Михаила никому не было дела.

«А ведь все мы по жизни – рабы проблем, создаваемых друг для друга», – подумал он и вспомнил притчу, которую недавно прислал ему на iPhone его близкий друг:

«…Рабы медленно шли друг за другом, согнувшись под тяжестью шлифованных камней. Их построили в четыре шеренги, каждая длиной в полтора километра – от каменоломни до места строительства нового города-крепости. Рабов охраняли стражники: на десяток невольников приходился один вооруженный стражник.


В некотором отдалении на вершине тринадцатиметровой пирамиды, сложенной из таких же отшлифованных камней, на троне восседал Кратий – один из верховных жрецов. Четыре месяца он молча наблюдал за строительством. Даже взглядом никто не смел отвлекать его от созерцания и размышлений. Кратий хотел перестроить государство так, чтобы сохранить власть жрецов на тысячелетия и сделать всех людей Земли, включая царей, рабами.

Однажды Кратий спустился вниз, оставив на троне двойника. Он сменил одежду, снял парик, приказал начальнику стражи заковать себя в цепи как простого раба и поставить в шеренгу за молодым и сильным рабом по имени Нард.

Наблюдая с высоты за лицами невольников, жрец заметил, что у этого человека пытливый и оценивающий взгляд, а не блуждающий и отрешенный, как у большинства. Лицо Нарда было то сосредоточенно-задумчивым, то взволнованным. "Он вынашивает какой-то план", – решил жрец и захотел лично удостовериться в правильности своих наблюдений и выводов.

Два дня Кратий следил за Нардом: таскал вместе с ним камни, сидел около него во время трапезы, спал рядом на нарах. На третью ночь, как только прозвучала команда "спать", жрец посмотрел на молодого раба и тихо, горечью и отчаянием простонал:

– Неужели так будет продолжаться всю жизнь?!

Нард вздрогнул и мгновенно повернулся лицом к Кратию. Его глаза блестели. Это было заметно даже при тусклом свете масляных ламп.

– Нет, не будет! Я обдумываю план. И ты, старик, можешь принять участие в его воплощении, – сказал молодой раб.

– Какой план? – равнодушно и со вздохом спросил жрец.

Нард стал горячо и уверенно объяснять:

– Ты, я, все мы скоро станем свободными людьми. Посчитай: на десяток рабов приходится по одному стражнику. И за пятнадцатью рабынями, которые готовят еду и шьют одежду, тоже наблюдает один воин. Если в условленный час мы все набросимся на стражу, то одолеем ее. Пусть стражники вооружены, а мы закованы в цепи, нас – десять на каждого, а цепи можно использовать и для нападения, и для защиты от ударов меча. Мы разоружим охранников, свяжем их и завладеем их оружием.

– Эх, юноша… – снова вздохнул Кратий. – Твой план несовершенен. Стражников разоружить можно, но тогда правитель пришлет армию и убьет восставших рабов.

– Я и об этом подумал, старик. Надо выбрать момент, когда армия будет далеко. И это время близко: воинов готовят к походу, заготавливают провиант на три месяца пути. Значит, через три месяца армия придет в назначенное место и вступит в бой. Она победит и захватит много новых рабов, для них уже строят новые бараки. Мы должны разоружить стражу, как только армия нашего правителя вступит в сражение. Гонцам потребуется месяц, чтобы доставить сообщение о необходимости возвращаться. И на обратный путь ослабевшей армии понадобится не меньше трех месяцев. За четыре месяца мы подготовимся к встрече! Haс будет не меньше, чем солдат. А новые рабы наверняка захотят к нам присоединиться. Я все рассчитал, старик!

– Да, юноша, с таким планом ты сможешь разоружить стражников и одержать победу над армией, – ответил Кратий. – Но что рабы будут делать с правителями, странниками и солдатами?

– Об этом я тоже думал, – ответил Нард. – И пока в голову приходит одно: все, кто были рабами, получат свободу, а те, кто сегодня наслаждаются свободой, станут рабами.

– А жрецы? Скажи мне, юноша, к кому ты причислишь жрецов, когда одержишь победу?

– Жрецы? О них я не думал. Пожалуй, останутся как есть. Их слушают и рабы, и правители. Правда, иногда трудно понять, что говорят жрецы. Но, думаю, они безвредны. Пускай рассказывают о богах, а как лучше прожить свою жизнь, мы решим сами.

– Как лучше – это хорошо, – ответил Кратий и притворился спящим.

На самом деле он не спал, а размышлял: "Конечно, проще всего сообщить о заговоре правителю. Раба схватят, но это не решит проблему в целом. Желание освободиться от рабства будет жить всегда. Появятся новые предводители и планы восстаний. А раз так, основная угроза для рабовладельческого государства существует внутри самого государства".



Верховный жрец понимал, что получить власть над миром, используя только физическое насилие, невозможно. Необходимо психологическое воздействие на толпу, нужна трансформация человеческой мысли, которая заставит рабов думать, что они свободны и что рабство – не наказание, а благо. Для этого следует запустить саморазвивающуюся программу, которая дезориентирует целые народы.

Мысль Кратия работала все быстрее. Он перестал чувствовать тело, тяжелые кандалы на руках и ногах.

Вдруг, как вспышка молнии, пришло озарение: это была не детальная, но вполне ощутимая и обжигающая своей масштабностью программа. Жрец почувствовал себя единовластным правителем мира и глубоко с облегчением вздохнул. Он лежал на нарах, закованный в кандалы, и восхищался самим собой: "Завтра я скажу несколько слов, и мир изменится. Невероятно! Всего несколько слов, и мир подчинится моей воле. Бог дал человеку силу, равной которой нет во Вселенной. Эта сила – мысль. Она рождает слова и меняет ход истории. Ситуация складывается крайне удачно. Рабы подготовили рациональный план восстания, который наверняка приведет их к положительному промежуточному результату. Но с помощью слов я заставлю быть рабами не только самих рабов и их еще не родившихся детей, но даже нынешних земных правителей, причем на тысячи лет вперед!"

Утром по знаку Кратия начальник охраны снял с него кандалы. На следующий день на наблюдательную площадку были приглашены остальные пять жрецов и фараон. Кратий начал свою речь:

– То, что вы сейчас услышите, не должно быть никем записано или пересказано. Кроме вас мои слова никто не услышит. Я придумал способ добровольного превращения в рабов всех людей, живущих на Земле. Сделать это с помощью многочисленных войск и изнурительных войн невозможно. А мне достаточно сказать всего несколько слов. Как только я их произнесу, мир начнет меняться.

Смотрите! Внизу – длинные шеренги закованных в цепи рабов, каждый из которых несет по одному камню. Их охраняет множество солдат. Чем больше рабов, тем лучше для государства – так мы всегда считали. При этом существует риск восстания, поэтому надо усиливать охрану. Еще мы вынуждены хорошо кормить своих рабов, иначе они не смогут выполнять тяжелую физическую работу. Тратится масса усилий на то, чтобы заставить рабов трудиться. Однако они все равно ленивы, ползают, как улитки, и склонны к бунтарству.

Но скоро все они будут сновать, как муравьи, и носить гораздо больше камней. Охрана не понадобится, стражники тоже станут рабами.

Как этого достичь? Очень просто: рабам нужна иллюзия свободы и стимул в виде монет. Пусть сегодня на закате глашатаи разнесут указ фараона следующего содержания: "С рассветом нового дня всем рабам даруется полная свободa. За каждый камень, доставленный в город, свободный человек будет получать одну монету. Монеты можно обменять на еду, одежду, жилище, дворец в городе и сам город. Отныне вы – свободные люди". Поверьте, без принуждения люди начнут работать с удвоенной силой и обрекут себя на добровольное рабство.

На закате указ зачитали рабам. Они пришли в изумление, и многие не спали всю ночь, обдумывая новую жизнь.

Утром следующего дня жрецы и фараон вновь поднялись на пирамиду и были поражены увиденным: тысячи бывших рабов наперегонки тащили те же камни, что и раньше. Многие несли по два камня. Стражники тоже присоединились к гонке. Люди, с которых сняли кандалы и которые теперь считали себя свободными, стремились получить как можно больше монет, чтобы построить свою счастливую жизнь.

Кратий еще несколько месяцев провел на вершине пирамиды, с удовлетворением наблюдая за происходящим внизу.

Изменения были колоссальные! Рабы объединились в небольшие группы, придумали тележки и, доверху нагрузив их камнями и обливаясь потом, толкали перед собой. "Они еще много чего изобретут, – думал про себя Кратий. – Уже и дополнительные услуги появились: разносчики воды и пищи. Следить ни за кем не надо, заставлять работать – тоже. Теперь они сами жаждут таскать камни".

Некоторые рабы ели прямо на ходу, не желая тратить время на дорогу в барак для приема пищи, и расплачивались с носильщиками еды монетами. И полевые лекари появились, и регулировщики движения. Было все, и все оплачивалось.

"Скоро выберут себе начальников, судей, – продолжал размышлять Кратий. – Пусть выбирают! Рабы ведь считают себя свободными, хотя, по сути, ничего не изменилось – они по-прежнему таскают камни".

Когда жрецы осознали, какие невероятные перемены произошли в обществе благодаря идеям Кратия, один из них, самый старший по возрасту, сказал:

– Ты демон, Кратий! Твой демонизм поработит множество земных народов.

– Да, я демон, – гордо ответил Кратий. – Пусть отныне придуманное мною называется ДЕМОнКРАТИЕЙ».

В дальнейшем буква «н» исчезла, и теперь это слово известно как «демократия».

Притча навела Михаила на размышления.

В принципе система, созданная Кратием, как бы она ни называлась, была эффективной. Но потом начались 6удни, возник чиновничий слой. И его представители захотели получать монеты не только за свой труд, но и за возможности, которые им делегировал народ. Так появились взяточничество, коррупция и казнокрадство. Для борьбы с ними вновь понадобились стражники.

«Чтобы преодолеть это трехглавое зло, нужен современный Кратий, – размышлял Михаил, – который хотя бы на короткое время надел на себя кандалы собственного народа. Возможно, намаявшись и решая повседневные проблемы, он придумает, как выйти из сложившейся ситуации».

У современного российского общества есть две проблемы. Одна существует на уровне компаний, это – воровство и мошенничество работников. Другая – на уровне государства в виде коррупции, взяточничества и казнокрадства.

Проблема в компаниях решается с помощью создания такой системы мотивации, которая сделает воровство невыгодным, а сохранение активов и достижение позитивных результатов – выгодным. Многие частные фирмы пошли по этому пути и свели воровство практически к нулю.

То же – с коррупцией и взяточничеством. Ведь их корни уходят в разрешительную систему, которая работает по принципу: я тебе разрешу (согласую), а ты мне заплати. Поэтому надо сделать так, чтобы чиновникам было выгодно согласовывать и разрешать и чтобы существовала прямая зависимость между принятием положительного решения и их личным материальным благополучием. И, конечно, нужно свести к минимуму число инстанций, которые в последнее время плодились, как кролики в штате Кентукки. Многие вопросы наверняка можно решить в уведомительном порядке.

Увы, мы до сих пор по старинке боремся с коррупцией при помощи стражников, придумываем новую стражу для самой стражи. А коррупция и взяточничество по-прежнему цветут пышным цветом.

Вспомним, к какому выводу пришел Кратий: «Основная угроза для рабовладельческого государства существует внутри самого государства».

Он имел в виду систему рабства и, исключив ее, запустил саморазвивающуюся программу, которая привела к возникновению качественно нового общественного строя.

Применяя слова верховного жреца к нашей действительности, можно сказать так: «Основная угроза для государства с коррупционной системой существует в самой коррупционной системе». Нужно запустить механизм саморазрушения коррупции изнутри!

Кратий был прав и в том, что Бог дал человеку силу, равной которой нет во Вселенной, – силу мысли, рождающую слова и меняющую ход истории. Хорошо бы, чтобы нового Кратия, нашего современника, посетила МУДРАЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ МЫСЛЬ и у него появилась сила, способная на корню уничтожить коррупцию, взяточничество и казнокрадство.

«И тогда мы достроим наш офис в Москве!» – улыбнулся Михаил, глядя на беззаботно играющих детей за окном.

Прыжок с парашютом

Сложилось так, что компания Виктора Антоновича строила жилые дома и коммерческую недвижимость практически во всех районах города. Кроме одного. Не потому, что этот район не нравился. Просто он располагался далеко от головного офиса, и до него просто руки не доходили. Глава администрации района Нина Сергеевна была недовольна отсутствием внимания и однажды пригласила Виктора Антоновича к себе обсудить возможность крупного строительства на вверенной ее заботам территории.

Несмотря на то, что встреча проходила в здании администрации, беседа носила неформальный характер. Нина Сергеевна, знаток французских вин, после совместной дегустации нескольких Grand Cru спросила напрямик:

– Виктор Антонович! Почему ты не работаешь в моем районе? Я готова предложить несколько интересных участков для застройки.

– Да я с огромным удовольствием буду работать в вашем районе, – оправдывался Виктор Антонович. – Хоть сегодня готов посмотреть все площадки. Машина ждет, поехали.

– Нет, дорогой Виктор Антонович! Мы сделаем по-другому, – заявила Нина Сергеевна. – На следующий четверг я закажу вертолет. Облетим весь район: сверху все выглядит гораздо интереснее и понятнее. Сам выберешь лучшее место для строительства, и мы спустимся туда на парашютах. А на земле обсудим условия контракта.

Сначала Виктор Антонович подумал, что Нина Сергеевна шутит. Однако она быстро рассеяла его сомнения:

– Я раньше служила в спецвойсках и с парашютом прыгала сотни раз.

– Зато я не прыгал, – признался Виктор Антонович.

– Ерунда! Впереди целая неделя, потренируешься и прыгнешь. – И потом с пафосом добавила: – Ты же мужчина!

Вернувшись в офис, Виктор Антонович задумался: ударить лицом в грязь перед женщиной не хотелось, но и прыжки оптимизма не вызывали. А куда деваться?

Он вызвал заместителя, обрисовал ситуацию и предупредил о своих тренировках:

– Вы уж постарайтесь, чтобы без меня все было в порядке!

Опасаясь за руководителя, заместитель в тот же день собрал тайное совещание, чтобы обсудить возникшую проблему.

– А можно я проверю, опасно это или нет, – вдруг предложила Любовь Михайловна, начальник департамента развития, энергичная тридцатишестилетняя женщина.

Она обожала шефа и не могла допустить, чтобы какая-то глава администрации района подвергала его жизнь опасности.

– Я ничем не хуже ее и тоже смогу прыгнуть. Ерунда какая! Подумаешь, прыжок с парашютом!

– И как ты это сделаешь? – перебил ее заместитель.

– Да очень просто! Пойду завтра и прыгну!

– Ты это брось! Забыла про свой вес? Да и зрение у тебя не ахти. В очках, что ли, прыгать собираешься?

– Почему бы и нет?

Совещались допоздна и вынесли единогласное решение: любыми средствами не допустить тренировок и, соответственно, прыжков: «Мало ли что, не хватало нам еще проблем…»


А для начала – просто отвлечь шефа от самой мысли о прыжке с парашютом.

Отвлекающий маневр поручили заместителю.

Утром на следующий день Виктор Антонович, как обычно, пришел в офис. Видимо, заместитель постарался и каким-то путем отвлек его от начала тренировок. Все работали в штатном режиме, но никто не мог разыскать Любовь Михайловну. На рабочем месте ее не было, мобильный телефон не отвечал. К обеду позвонили из местного аэроклуба и сообщили, что после неудачного приземления с парашютом скорая увезла Любовь Михайловну в больницу в тяжелом состоянии. После сложной хирургической операции врачи порадовали: жизнь пациентки вне опасности. Восстановить картину произошедшего удалось только через сутки.

Оказалось, что после совещания, несмотря на позднее время, Любовь Михайловна позвонила в местный аэроклуб и задала дежурному один-единственный вопрос: «Могу ли я завтра прыгнуть с парашютом?» Дежурный, он же пилот, терпеливо объяснил, как все происходит: медкомиссия, двухнедельное обучение, тренировки на тренажере и лишь после этого – прыжки. И то, если допустят.


– Нет! – упрямо заявила Любовь Михайловна. Я хочу прыгнуть прямо завтра и готова заплатить! – и добавила: – Сколько скажете…

– Ну что же, приходите, – сдался дежурный.

Клуб переживал не лучшие времена, почти обанкротился. Если клиент не хочет слушать инструкции и готов рисковать и при этом еще и платить, почему бы и нет?

В 09.00 Любовь Михайловна появилась в офисе аэроклуба. Правда, офисом этот сарайчик у взлетно-посадочной полосы с тремя комнатами и пристройкой для пилотов и обслуживающего персонала назвать было трудно.

– Я хочу сегодня прыгнуть с парашютом, – с порога заявила Любовь Михайловна.

– Вы когда-нибудь раньше это делали? – поинтересовался невысокий, хорошо сложенный молодой человек, которого звали Андрей.

– Нет. Но я хочу это сделать!

– А как у вас со здоровьем, со зрением? Вы, я смотрю, очки носите.

– Здоровье у меня отличное, а зрение роли не играет. Я ведь читать в воздухе не собираюсь, – парировала Любовь Михайловна и добавила: – Давайте побыстрее! Я готова заплатить, а времени у меня мало.

После двухчасового инструктажа, измерения температуры и давления поднялись в небо.

То, что случилось дальше, Любовь Михайловна описывала так:

– Мне было совсем не страшно. Высота такая, что с моей близорукостью, а прыгала я, конечно же, без очков, землю просто не видать. Прыгнула сразу, толкать не пришлось. Лечу, как на крыльях, – ощущение обалденное! Где-то, как мне казалось, далеко внизу, показались деревья, и вдруг – бац! Затем я почувствовала дикую боль. Попыталась встать, но не смогла. Ну а потом сирены, скорая, больница… И множественные переломы обеих ног.

– Почему ты это сделала? Зачем тебе понадобилось прыгать? – спросил в больнице Виктор Антонович.

– А вы сами догадайтесь, – таинственно произнесла Любовь Михайловна.

Жестокая расплата

Джонни Николадзе был человеком прямодушным, справедливым и добрым. Окончив школу, он покинул родное грузинское селение и, полный надежд, уехал в Ленинград поступать в Политехнический институт. Семнадцать лет – вся жизнь впереди!

Студенческие годы оставили самые яркие и приятные впечатления. Учеба давалась легко, все экзамены на отлично. Но больше всего запомнились стройотряды – ночевки у костра, песни под гитару, вылазки в деревенские сады за яблоками, безобидные стычки с местными ребятами и, конечно, влюбленности. Молодой красивый грузин влюблялся отчаянно: для него не существовало других девушек, кроме той, которую он любил здесь и сейчас. Но через неделю-другую появлялась еще более красивая студентка, и опять – любовь до гроба. И ведь не врал! Она действительно была лучшей и единственной. На тот момент.

Эх, молодость, молодость…

И вот институт окончен, красный диплом в руках и распределение… в сибирский городок Норильск. Юношу, рожденного на солнечном Кавказе, отправили на Север с его полярными ночами и морозами за минус сорок строить цеха Норильского комбината. Конечно, несправедливо, но Джон – гордый парень:

– Север так Север! Замены просить не буду. Еду!

Было немножко грустно расставаться с ребятами и девчатами. Ведь столько времени провели вместе. Но делать нечего: короткие сборы, и вот он – Север.

Опыт, полученный в стройотрядах, помог молодому мастеру освоиться на новом месте. Джон руководил строительством нового цеха по выпуску электроаппаратуры. Работа оказалась интересной, к тому же через полгода – повышение, через год – еще одно. И вот уже молодого энергичного специалиста замечает руководство, и ему предлагают должность заместителя начальника стройтреста. Стремительная карьера!

К этому времени Джон, ставший уважаемым Джоном Арсеньевичем, успел влюбиться, жениться и завести чернявого сынишку-шалунишку, маленького Сережу. Жизнь била ключом. Любимый сын быстро рос, но северный климат плохо сказывался на его здоровье, врачи советовали сменить место проживания, и Джон решил вернуться в Ленинград.

Проблем с трудоустройством не возникло: Джона сразу взяли заместителем управляющего треста по материально-техническому обеспечению. Работа интересная, регулярные командировки по всей России, знакомство с новыми людьми, многочисленные деловые связи. На деньги, заработанные на Севере, семья купила кооперативную квартиру. Быт налажен, дома всегда ждали любимые жена Татьяна и сын Сережа. Джон был счастлив.

Одно неприятно – советская система лимитов, фондов и иных ограничений вынуждала изобретать необычные, порой граничащие с нарушением закона способы приобретения стройматериалов. Современные люди понятия не имеют, что такое лимиты на рабочих, на материалы, на заработную плату, а тогда это было нормой. И чтобы получить лимиты и вести дела, нужно ехать в Москву и уговаривать московских чиновников.

Основной мотивацией для чиновников в то время тотального дефицита служили подношения разных деликатесов: икра, копченая колбаса, рыбный балык, предметы быта и элитные спиртные напитки. Часть алкогольных подарков распивалась здесь же, в отдельных кабинетах при закрытых дверях. Продолжались переговоры часто в ресторанах. Там обо всем и договаривались. Чем больше подношение и количество совместно выпитого спиртного, тем выше полученные лимиты. Такая нехитрая арифметика!

Учитывая число строящихся объектов треста, легко представить, сколько презентов приходилось делать и рюмок выпивать. И за все Джон расплачивался своим здоровьем и собственными деньгами.

Поначалу зарплаты хватало на все. Но аппетиты чиновников росли с такой скоростью, что даже премиальные не спасали. Жена Татьяна все чаще упрекала:

– Дорогой! Ты занимаешь хорошую должность, а приносишь копейки. Сережке надо новый костюм купить, мебель совсем старая, и одеваемся мы как нищие, на люди не в чем выйти. Где твоя зарплата? И пьешь почти каждый день. Что случилось? Так же нельзя!

– Милая, пойми, я должен решать текущие вопросы. Трачу на это часть зарплаты, а без выпивки лимиты не получить. Потерпи! – оправдывался Джон.

И она терпела.

«Татьяна-то потерпит, – думал Джон про себя. – Но действительно надоело нищенствовать. Две трети зарплаты уходит на скрытые взятки! Как семью кормить? Самому брать взятки с подчиненных, спуская им лимиты? Я так не могу, совесть не позволяет. Да и где мастера с прорабами возьмут деньги? Разве что своруют. Нет, это не выход! Надо что-то придумывать или искать другую работу… Ладно, вот съездим в отпуск, а потом я что-нибудь придумаю».

На три недели вся семья уехала в родное селение Джона недалеко от Тбилиси. Родня обрадовалась их приезду: застолье, беседы, встречи с друзьями, походы в гости к гостеприимным соседям. Между делом начались разговоры:

– Дорогой Джон! Ты ведь у нас большой начальник. Не поможешь ли нам купить…

И далее кому что: одному – шифер на крышу, другому – цемент, третьему – кирпичи и т. д.

– Мы же не даром просим, дорогой! Мы хорошо заплатим, только помоги.

Вернувшись в Ленинград, Джон стал все чаще задумываться: «Может, и правда как-то использовать свое положение, помочь землякам, да и денег подзаработать. Татьяна будет рада. Но только не воровать! Необходимо что-то другое придумать».

И тут Джон вспомнил о знакомом изобретателе, главном инженере управления. Он буквально каждую мелочь превращал в рацпредложение и такие деньги получал! И все официально, никаких нарушений.

«Думай, Джон, думай!» – наливая привычный бокал вина, убеждал себя Джон.

Через день на одной из строек он обратил внимание, как рабочие монтировали подвесные потолки из алюминиевого листа в одном из цехов. Листы были сплошные и хоть из алюминия, но довольно тяжелые.

«А почему бы не сделать их перфорированными, с дырочками? Так и легче будут, и расход металла уменьшится», – мелькнула мысль в голове Джона.

Вечером он позвонил на завод:

– Михаил Кириллович! Ты можешь вместо сплошных алюминиевых листов делать перфорированные, с маленькими дырочками?

– А какая мне разница – с дырочками или без. С дырочками даже лучше, алюминия меньше надо. Ты ведь знаешь, как с лимитами туго.

– Вот и хорошо! Кстати, я ведь лимит на алюминий передал тебе полностью, на весь заказ. С перфорацией экономия выходит почти тридцать процентов. Завтра подъеду, переговорим, решим, что с ней делать.

Рано утром на следующий день Джон вошел в кабинет директора завода. Обсудили экономию – цифра получилась внушительная.

– Что будем делать с алюминием? – спросил Кириллыч.

– Сделаем дополнительные листы, – невозмутимо ответил Джон, имея в голове четкий план сбыта продукции.

– И куда их? – недоумевал директор.

– Продадим, – заявил Джон. – А деньги поделим: треть – тебе, треть – мне, остальное – на расходы.

– Ты что, с ума сошел? – возмутился Михаил Кириллович. – Как я спишу эту продукцию?

– У тебя есть утвержденная норма списания алюминия на один квадратный метр сплошного листа. Вот и списывай по этой норме, а экономию от перфорации нигде не показывай. Дополнительную продукцию я сам заберу.

Соблазн получить дополнительный доход победил. Немного помявшись, директор согласился. К тому же делать ничего особенного не надо – выпустить дополнительную партию листов и передать Джону. Остальное – не его забота.

Алюминиевые листы мгновенно разошлись в Грузии, деньги получили и поделили. Татьяна, конечно, ничего об этом не знала – Джон не посвящал ее в свои дела. Но она обрадовалась, когда муж стал приносить нормальную зарплату. Наконец-то можно купить обновки, поменять мебель и заняться приятными мелочами.

Вскоре Джон купил новенькую «Волгу» – лучшую машину в СССР по тем временам.

Заказы не прекращались, деньги поступали регулярно, и за авто последовали мысли о новой квартире, даче… Сомнения в законности сделок порой терзали Джона, но легкость, с которой все происходило, убаюкивала.

– Если бы я не придумал перфорацию, тратился бы весь алюминий и никакой экономии не было бы, – пытался Джон себя оправдать. – Мы ведь делаем дополнительные листы из сэкономленного металла и никакого ущерба государству не наносим!

Все так и продолжалось бы, если бы не случай.

Один высокопоставленный работник ОБХСС (знаменитый в советское время Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности) поехал отдыхать в Грузию. Прогуливаясь по окрестностям Тбилиси, он обратил внимание на новые крыши из алюминиевых листов на домах окрестных селений.

– Откуда здесь алюминий? – удивился сотрудник ОБХСС. – Это же стратегическое сырье! Его не должно быть в продаже. Надо проверить!

И пошло-поехало.

Расследование привело на Ленинградский завод, оттуда – в стройтрест. Налицо крупное хищение соцсобственности.

В Ленинград отправили специальную следственную бригаду из шести человек. Ее возглавил старший следователь Генеральной прокуратуры СССР, сорокалетний майор Георгий Каримович Каримов. Следственная машина Советского Союза заработала на полную мощь.

Для проживания следователей выделили три квартиры в новом, еще не полностью заселенном доме. По поручению управляющего треста расселением занимался главный инженер Михаил Петрович Лебедев.

В первый же день следователи организовали грандиозную пьянку, на которую пригласили и Михаила Петровича. Пили пять дней, но уже без главного инженера, который вежливо отказался, сославшись на занятость, чем вызвал недовольство майора Каримова:

– Ты нас не уважаешь! Это не по-дружески. Смотри, пожалеешь…

Когда на пятый день Михаил Петрович посетил компанию, его взору предстала ужасная картина – горы пустых бутылок, арбузные и апельсиновые корки, повсюду окурки, мусор и стойкий дух перегара вперемешку с запахом копченой рыбы. Все члены бригады с опухшими лицами ждали похмелки: запасы спиртного кончились, как и командировочные.

– Ребята, может, хватит здоровье гробить? – воскликнул Михаил Петрович.

– Верно, бойцы! – неожиданно согласился майор. – Сегодня приводим себя в порядок, а завтра – за работу. Михаил, поможешь разобраться, в чем тут дело?

– Нет, ребята! Вы специалисты, вот и разбирайтесь.

– Ладно, разберемся… Значит, так. Володя с Геннадием в течение недели любыми способами добиваются от Николадзе явки с повинной. Остальные работают с бумагами. Все, расходимся. Михаил! Помоги убраться и дай взаймы нам деньжат до получки. Думаю, по тридцатке каждому хватит.

Отправив уборщицу привести в порядок квартиры да постирать белье и взяв под отчет деньги, Михаил Петрович передал майору конверт со ста восьмьюдесятью рублями.

В следующие недели бригада проявила поразительную активность: допросы велись до полуночи. К концу недели схема хищений и фигуранты дела стали ясны.

С Джоном поступили жестоко: Володя и Геннадий спаивали его всю неделю, с утра и до позднего вечера. Происходило все в одной из квартир и сопровождалось типичными для таких случаев клятвами в вечной дружбе, взаимопомощи и т. д.

– Да не бойся ты, Джон! Мы не дадим тебя в обиду. Ты свой в доску. Все будет тип-топ!

Так продолжалось до пятницы. А в субботу утром Джон проснулся один, запертый в квартире. Голова трещала, руки дрожали. Собутыльников и след простыл. Желание одно – опохмелиться. Заглянул в холодильник – пусто, и на кухне шаром покати. Через полтора часа мучений и неизвестности щелкнул замок в двери, и вошел майор Каримов с тремя сотрудниками. У каждого в руках были пакеты с выпивкой, закуской и иными мелочами.

– Привет, Джонни! – поздоровался майор. – Как самочувствие?

– Паршивое, – зло процедил Джон сквозь зубы.

– Ладно! Паршивое не паршивое, а нам от тебя нужно только полное признание. Оформим явку с повинной. На суде это учтут, пару-тройку лет скостят, – строго произнес майор. – Вот ручка, бумага – пиши, а мы пока выпьем, закусим. Суббота все-таки, и неделя была не из легких. Геннадий, организуй нам стол, да получше!

Через 10 минут следователи уже сидели за столом, разливали водку, раскладывали закуски на тарелки, а Джон с больной головой в задумчивости сидел в углу, за соседним столом. Перед ним лежали бумага и шариковая ручка. Ни к той ни к другой он не притронулся. «Не буду ничего писать, – продолжал упрямствовать Джон, уткнувшись глазами в стол с выпивкой. – Не дождетесь!»

– Ну что, бойцы, за успешную работу! – произнес майор, поднимая рюмку. – Давай, Джон, твое здоровье! – И залпом выпил содержимое.

Губы Джона пересохли, язык прилип к небу – желание похмелиться было невыносимым.

Вторую и третью подняли за удачное завершение дела. Джон находился в предобморочном состоянии, и когда Володя в очередной раз стал наполнять пустые рюмки, не выдержал:

– Ладно, садисты, наливайте и для меня! Все напишу…

Володя наполнил заранее подготовленный стакан почти до краев. Взяв его трясущимися руками, Джон все выпил залпом. Потом, закусив малосольным огурцом, сел на стул. Организм начал приходить в норму: руки обрели твердость, боль в голове постепенно ушла. Вынув из кармана собственную перьевую ручку, начал писать. Писал долго, подробно, ничего не скрывая. Закончил через пару часов:

– Все, забирайте!

Майор взял листки, внимательно прочитал:

– Хороший ты парень, Джон, но вляпался по уши. И помочь тебе мы уже не сможем. Я отпускаю тебя на три дня. Приведи себя в порядок, положи в Сбербанк деньги, которые получил от сделок, вот на этот счет, копию квитанции принесешь мне на Литейный. Жду тебя в среду. И не вздумай дурить, а то хуже будет! Двигай. На посошок выпей и завязывай. Пока.

Джон выпил еще стопку и ушел.

Несмотря на количество выпитого за последние дни, его мысли были четкими. Вместе с признанием пришло облегчение, будто тяжелый груз упал с плеч.

Признание Джона помогло раскрутить всю схему хищений. Только мотив не вырисовывался. Хотя куда проще – алчность. И при этом ни слова о поборах высокопоставленных чиновников, вынуждающих подчиненных искать дополнительные заработки!

Обрадованные успехом следователи снова запили и не заметили, как истек плановый срок расследования. Дело еще не было полностью завершено, оставалось много формальностей. Майор сел писать рапорт начальству с просьбой продлить расследование еще на месяц и выдать деньги на дополнительные расходы «в связи с внедрением в преступную группу, подорвавшим здоровье». Разрешение и деньги были получены, за этим последовал очередной запой.

И вот, наконец, суд.

Никто, кроме Джона Николадзе, свою вину не признал. Вердикт: учитывая чистосердечное признание, Джону Николадзе – восемь лет, остальным фигурантам – от трех до десяти лет, директору завода – десять.

Казалось, жизнь кончена. Но есть любимая жена и сын, надо держаться…

Тюрьма встретила жестоко.

В первые же дни отсидки стало пошаливать сердце, поэтому перевели в местную санчасть. Заведуя в тресте материальным снабжением, Джон имел большие связи, в том числе среди тюремного начальства: в свое время начальник тюрьмы выделял тресту заключенных для работы на стройках, за что Джон расплачивался с ним пиломатериалами для дачи. Теперь он посетил Джона в больничной палате и предложил сносные условия пребывания на зоне. Заключенные работали на заводе недалеко от тюрьмы, и Джона назначили бригадиром. В качестве исключения под личную ответственность начальника тюрьмы он жил в вагончике на заводской территории. Каждые выходные разрешали встречаться с женой и сыном. Иногда даже домой отпускали.

Жизнь постепенно налаживалась. Все заработанные деньги Джон отдавал жене, на себя ничего не тратил. Хоть какая-то помощь семье! Ведь перед судом, чтобы вернуть деньги государству, пришлось многое продать, включая автомашину. Семья практически осталась ни с чем. Немного позже начальник тюрьмы решил строить дачу и назначил Джона мастером на этой «великой» стройке. Забегая вперед, следует сказать, что в скором времени эту дачу сожгли вышедшие на волю заключенные. Тем более что находилась она недалеко от тюрьмы.

Прошло три года. Началась перестройка. Статью, по которой сидел Джон, отменили. Ликвидировали и ОБХСС. Теперь сделка, за которую Джон попал в тюрьму, называлась успешным предпринимательством.

Однако бюрократическую машину не развернуть, поэтому Джон продолжал отбывать наказание. После пяти лет он попал под условно-досрочное освобождение. Дома его встретили жена и повзрослевший семнадцатилетний сын.

Трест, в котором работал Джон, разделили на несколько компаний и «прихватизировали» – разворовали все. По сравнению с глобальным разворовыванием госимущества, творившимся в стране последние два года, преступление Джона выглядело детской шалостью.

И ведь никого не посадили!

Отдохнув пару недель, Джон решил открыть свою фирму. Дела шли с трудом: страх нарушить запутанные и неоднозначно трактуемые законы мешал развернуться. Десятки контролеров открыто требовали мзду, грозя разорением.

– Полный беспредел! – возмущался Джон и через некоторое время, не в силах с этим бороться, закрыл фирму.

Семья еле сводила концы с концами. Друзья, конечно, помогали, но гордость не позволяла Джону злоупотреблять помощью.

И вдруг из Москвы сообщили, что требуются специалисты для восстановления Чечни. Предлагали интересную работу и хорошую зарплату. Немного подумав, Джон согласился и уехал с двумя близкими друзьями.

На вторую неделю в одном из горных ущелий, по дороге к блокпосту, их схватили боевики. Всех троих избили и посадили в клетку размером два на полтора метра. Находиться в ней было физически невыносимо; кормили чем попало: то черствый хлеб бросят, то пяток луковиц, то протухшую рыбину. И постоянная жажда. Воду давали один раз в день, а иногда и просто забывали.

– Напишите родным, пусть собирают выкуп, – заявили боевики на третий день. – По три «лимона» баксов за каждого. Тогда отпустим.

«Где взять такие деньги?» – думал Джон, но весточку написал, надеясь, что государство поможет, выручит…

Голодные и обессиленные, они молча ждали своей участи тринадцать долгих дней и ночей, скорчившись в клетке. На четырнадцатый день один из боевиков сказал:

– Ваши не хотят платить выкуп. Завтра начнем расстреливать по одному в день. Можем исполнить последнеежелание, – зло пошутил он и громко заржал.

– Покурить бы перед смертью, – неожиданно для себя произнес Джон.

– Это можно! – смилостивился боевик и бросил ему пачку табака, какую-то старую книжку вместо бумаги для самокруток да коробок спичек. – Курите на здоровье! – опять заржал он. – Комары до утра не сожрут, умирать будет легче!

После ухода боевиков Джон сказал:

– Надо этой ночью выбираться, или нам всем конец.

– А как мы это сделаем? Вон какие прутья! Их даже газовой сваркой не взять.

– Попробуем так, – предложил Джон. – Делаем самокрутки, разжигаем и по очереди прикладываем к металлу. Попытаемся нагреть и разогнуть прутья.

Начали сразу, но дело шло медленно. И все-таки надежда остаться в живых не угасала. Общими усилиями один прут разогнули. Радости не было предела! Осталось еще три. Окрыленные, продолжили. И вот уже гнутся второй, третий и последний, четвертый. Победа! Спасены!

Отбросив крышку, попытались встать, но отекшие ноги не слушались. Поэтому вылезали на руках. Идти не могли, буквально ползли на коленях, подбадривая и помогая друг другу. Желание вновь увидеть жену и сына придавало Джону сил.

Начало светать, и появилась угроза погони. Все трое ползли из последних сил. И вдруг впереди показался российский БТР. Солдатики, родные! Слезы лились рекой…

Обессиленных, доставили на блокпост. Оттуда позвонили в Санкт-Петербург и сообщили новость родным. Через два дня их переправили в Москву, в госпиталь. Туда приехала Татьяна с сыном. Радость встречи была неописуемой! Через две недели вернулись домой. Всех троих наградили орденами и выдали денежное пособие – пять тысяч рублей каждому.

Здоровье подорвали, а денег не заработали…

– Главное – живы остались, – радовался Джон.

Друзья купили путевку в санаторий, помогли с деньгами. После санатория Михаил Петрович по старой дружбе предложил работу в своей фирме и приличную зарплату. Здоровье тоже пошло на поправку. Жизнь стала налаживаться.

Но через три месяца – новый удар судьбы. Слабое сердце юного Сережи не выдержало переживаний за отца: тюрьма, Чечня, плен, ожидание смерти, трудный побег… тяжело все это пережить молодому организму.

Хоронили сына в лютый февральский мороз. Наступило полное отчаяние. Молча стоя у могилы, Джон посмотрел на жену: сгорбленная, состарившаяся в один миг, в черной вуали, она была бледнее снега. Чувство вины перед этой родной женщиной сковало сердце. Он не мог произнести ни слова утешения. Да ей и не нужны были слова…

После похорон вернулись домой, в опустевшую квартиру.

«Как жить дальше? Ради чего? – обхватив руками голову и уткнувшись локтями в стол, отчаянно спрашивал себя Джон. – Ну почему жизнь пошла не так? Почему?!»

Вспомнил студенческие годы и юношескую бесшабашность, грандиозные мечты, встречу с красавицей Татьяной, пышную свадьбу, рождение сына.

«Что я сделал не так?» – в сотый раз мучил себя одним и тем же вопросом Джон.

Затем прокрутил в голове всю свою жизнь, год за годом. Вспомнил день, когда впервые покривил душой и пошел на сделку с совестью. В итоге пострадали все…


Джон умер через три месяца после похорон сына в возрасте пятидесяти шести лет от инфаркта. Татьяна пережила мужа всего на один год.

Так трагически завершилась история одной, в общем-то очень хорошей семьи.

Волшебное мыло

Прогуливаясь по улицам Хельсинки, Михаил обратил внимание на странное название одного из магазинов: чуть ниже вывески на финском языке крупно по-русски было написано «Прикольные штучки».

Заглянув внутрь из любопытства, он увидел массу необычных вещей для розыгрышей, начиная с безобидных пластиковых насекомых и заканчивая огромными фаллосами, которые неожиданно выскакивали из коробки.

Особый интерес у Михаила вызвало «мыло для взяточников». Недоумевая, как можно с его помощью определить казнокрада, он на всякий случай купил несколько кусков. Уже дома, после прочтения сопроводительного листка, выяснилось, что, когда этим мылом мылишь руки, они становятся черными. «Выходит, если человек берет взятки и моет мылом руки, они чернеют. А если попытаться смыть черноту, руки почернеют еще больше и выдадут взяточника. С другой стороны, если этим же мылом воспользуется честный человек, его руки тоже почернеют. Хрень какая-то! Придумают же финны…» – рассуждал Михаил.

Выбросить странную покупку было жалко, разыгрывать друзей тоже не хотелось. Разве что на чиновниках испробовать? Благо и повод нашелся – через несколько дней одна из политических партий в составе Госдумы собирала конференцию на очень подходящую тему: «Как бороться со взятками». Мероприятие проходило в одном из крупнейших отелей города и в связи с грядущими выборами имело политическую подоплеку. Ораторов было много, и каждый клеймил взяточников, предлагая свои варианты борьбы с «заразой века». В перерыве Михаил незаметно подошел к самым активным борцам со взятками и по ходу беседы за чашкой кофе, скрывая улыбку, произнес:

– Вот мы тут обсуждаем, как бороться со взятками, а наши ближайшие соседи уже давно изобрели специальное мыло. Если им воспользуется честный человек, его кожа станет гладкой и более молодой, а если взяточник, его руки и лицо почернеют и останутся такими надолго. Я купил несколько кусков в Финляндии. Можете попробовать. Очень даже полезная вещь. Все морщины на лице разглаживает.

Вынув из сумки мыло в красочной упаковке, Михаил вручил его опешившим собеседникам.

– Неужели действительно морщины разглаживает? – недоверчиво спросил пожилой Владимир Андреевич, потягивая кофе и уводя разговор в сторону от взяток.

– Да, дает омолаживающий эффект, стирает с лица лет десять, а то и больше. Так написано! – подливал масла в огонь Михаил.

– Обязательно попробую. На десять лет помолодеть! Это же здорово! – восторгался Владимир Андреевич, засовывая кусок мыла в карман.

– Я тоже не откажусь, – понюхав упаковку, произнес мужчина помоложе и, таинственно подмигнув, с улыбкой продолжил: – У меня недавно краля появилась, надо быть в форме.

– Ну не ты один такой влюбчивый! – поддержал друзей третий участник конференции.

– Не забывайте, что у взяточника руки и лицо почернеют, – напомнил Михаил, возвращаясь в зал.

После перерыва разоблачительные речи продолжились. Михаил сидел в зале, слушал и терзался:

– Нехорошо я поступил! Надо было предупредить этих троих, объяснить суть прикола. Ведь могут пострадать хорошие люди. Вон как они взяточников клеймят!

Желая перехватить новых знакомых, Михаил одним из первых покинул зал. У выхода он с удивлением заметил, как, выходя из зала, Владимир Андреевич на ходу незаметно выбросил мыло в урну. Затем вытер руки носовым платком. Страх разоблачения оказался сильнее желания помолодеть! Двое других поступили с «подарком» так же. Один даже вытер руки о костюм. Какие там любовницы! От греха подальше…

Поверили они в силу финского изобретения или нет, но решили не рисковать: чем черт не шутит, а вдруг мыло на самом деле определяет взяточников…

– А мыло-то действительно волшебное. Ай да финны, ай да молодцы! – усмехнулся Михаил, глядя на удалявшихся борцов со взятками.

И предупреждать не пришлось!

Авария

Зима в тот год наступила, как всегда, неожиданно – ударили морозы, выпал снег, закружились метели.

Офис строительного управления компании, которой руководил Виктор Антонович, находился на первом этаже одного из жилых домов, расположенных рядом с крупным заводом по производству гидротурбин. Дома были старые, все подводящие коммуникации, включая теплотрассу, по которой подавалось тепло, изношены и давно требовали замены. Русский авось в этот раз не сработало, и в самый неподходящий момент, когда морозы достигли тридцати градусов, главная труба теплотрассы лопнула. Дома, в которых проживали более двух тысяч человек, остались без тепла и горячей воды, а сама система отопления и водопровода – под угрозой заморозки и разрушения.

Проблема осложнялась тем, что труба проходила под самой оживленной городской магистралью. Соседняя улица, по которой можно было организовать объезд, оказалась закрыта на ремонт, и представитель ГАИ не допускающим возражений тоном заявил: «Делайте что хотите! Это ваши проблемы! Закрывать магистраль категорически запрещаем».

Ситуация критическая. Необходимо срочно принимать меры.

В этот момент Виктору Антоновичу позвонил главный инженер треста:

– Антоныч, выручай! Тепло надо запустить не позднее, чем через шесть часов. Иначе все замерзнет, сам понимаешь, ты парень умный – придумай что-нибудь. Через шесть часов в домах должно быть тепло!

Виктор Антонович вызвал бригадира сантехников Василия Бодрова и, объяснив положение дел, сказал:

– Вот такая ситуация, Василий. Что делать будем?

– Да ты что, Антоныч! Тут минимум трое суток надо. Может, ночью откопаем, когда движение будет поменьше? Надо разрешение срочно получать.

– Василий, ты или глупый, или меня не слышишь. У нас всего шесть часов! Шесть! А ты ночью… Думай, Вася, думай. Даю тебе полчаса. Через полчаса приходи с готовым решением. Все!

Василий ушел, а Виктор Антонович начал прикидывать смету – сколько это может стоить. Получалась солидная сумма примерно в двадцать тысяч рублей. Срочно заказал по телефону материалы. Потребовал экскаватор и другую необходимую технику.

И снова звонок из треста:

– Мы тут тебе помочь решили: набросали проект, смету составили. Стоимость работ – двадцать две тысячи. Посылай человека заключать договор. Как сделаешь – сразу оплатим.

«Щедрые больно, когда жареный петух клюнет», – подумал Виктор Антонович и повесил трубку.

Минут через тридцать в кабинет постучали. Вернулся Василий.

– Ну что?

– Есть тут одна мысль, Антоныч, но стоить это будет дорого.

– Давай рассказывай, не тяни.

– Шестьсот рублей – по двести на каждого. Работать будем втроем, и через четыре-пять часов теплоснабжение будет восстановлено.

– Хорошо, договорились! Экскаватор и машины я заказал, минут через двадцать будут.

– Да нет, Антоныч, ничего не надо. Все сделаем сами – без техники!

И он начал объяснять:

– Мы проверили вход трубы со стороны завода и выход со стороны дома. Значит, делаем так: обрезаем трубу при входе и выходе, в старую трубу заталкиваем новую меньшего диаметра и завариваем с обоих концов. Тесновато, правда, – там высота помещений меньше метра, придется лежа работать, да и с вентиляцией проблема. Но ничего, постараемся – выдержим. Все, мы пошли, время – деньги.

– Ну, ребята, ну, молодцы, надо же такое придумать! Не подведут! – обрадовался Виктор Антонович и начал думать, как же им оплатить работу. Шестьсот рублей – приличная сумма. Месячная зарплата квалифицированного сварщика в то время составляла примерно сто восемьдесят рублей, а тут – двести на каждого. Существующие расценки не предусматривали подобных ситуаций. «Липы» придется написать немерено, хотя сметой и предусмотрено двадцать две тысячи.

Но, как бы дело ни было, обещанное надо выполнять, и Виктор Антонович дал команду нормировщице подготовить наряд на шестьсот рублей. Та, конечно, заупрямилась, но распоряжение выполнила.

Через четыре часа работа была сделана – теплоснабжение запущено.

Похвалил рабочих, доложил руководству стройтреста, предоставил необходимую документацию… – требуемую сумму выплатили.

В конце дня Виктор Антонович вызвал Василия:

– Слушай, Василий, во-первых, спасибо тебе огромное! Молодец, здорово получилось! А во-вторых, ты же придумал совершенно новую технологию ремонта трубопроводов. Подавай заявку на изобретение.

– Да ну, Антоныч, я же простой сантехник. Вот если с тобой, тогда можно…

– Ну хорошо, хорошо. Вместе, так вместе.

Виктор Антонович оформил заявку по установленной форме и направил в соответствующие инстанции. После этого в течение двух лет он пытался доказать, что новая технология действительно целесообразна и предлагаемый метод даст значительный экономический эффект. (Только в одном Ленинграде трубопроводов износилось на миллионы рублей!) Результат – нулевой. Одни отписки с требованиями предоставить справку то из одного комитета, то из другого, подписать у одного чиновника, у другого, третьего и т. д. и т. п. В общем, заволокитили.

Однажды в беседе за столом Виктор Антонович рассказал эту историю одному знакомому финну Йоке. Тот, вернувшись в Финляндию, поведал о ней своему приятелю господину Кекконену – владельцу небольшой фирмы по прокладке инженерных сетей. А господин Кекконен, не долго думая, запатентовал это изобретение на свое имя под названием «Прокладка трубопроводов по методу "труба в трубе"» и начал активно применять его не только в Финляндии, но и в соседних странах, включая Россию. И уже через два года маленькая фирмочка господина Кекконена превратилась в мощную компанию.

А на бедного Виктора Антоновича после ликвидации аварии «наехало» Контрольно-ревизионное управление: «Как вы могли за пять часов работы заплатить шестьсот рублей?! Разбазаривание государственных средств!» (Это притом что смета была составлена на двадцать две тысячи, а выплачено оказалось всего-то шестьсот рублей!) И началось преследование. Но это уже другая история – под названием «Сопромат».

Позже в кругу друзей Виктор Антонович возмущался: «Как же так можно – за одно и то же действие в Финляндии стать богатым и знаменитым, а в СССР чуть в тюрьму не попасть!»

Невольно возникает вопрос: разве могла советская система устоять при таком подходе к инициативе?!

Настоящая Мозимба

Чем он живет! А для чего в итоге?

Из-за Гекубы!

Что он Гекубе? Что ему Гекуба?

А он рыдает. Что б он натворил…

У. Шекспир
Гамлет
Эту историю мне поведали мои знакомые, Олег и Светлана. Пересказываю ее почти дословно.

Было это в конце девяностых годов. Поздно вечером в гости к Олегу и Светлане, которые жили на Васильевском острове, зашел старинный институтский приятель Дмитрий. Чтобы отметить встречу, принес с собой бутылку замечательного вина, в то время очень дефицитного.

Однако зашел он не просто поболтать, а по важному делу.

– Нужен ваш совет, дорогие сокурсники, – таинственно произнес Дмитрий и вынул из кармана конверт необычной формы. Судя по штемпелю и многочисленным маркам с экзотическими животными да пустынными пейзажами, послание было из далекой африканской страны, которая, если судить по тому же штемпелю, располагалась намного южнее экватора.

Диковинный конверт содержал письмо госпожи Мозимбы с интригующей историей, в конце которой Дмитрию предлагалось ни много ни мало – стать миллионером. Суть в том, что папа Мозимбы был то ли президентом, то ли премьер-министром затерянной в песках африканской страны. Следуя оригинальной местной традиции, главу семейства убили повстанцы. Однако папа, будучи дальновидным человеком, успел скопить и припрятать энное количество миллионов долларов. И только его ненаглядная дочь знала, где находится тайник.

Самым невероятным в этой истории было то, что, разбирая бумаги на столе покойного отца, безутешная дочка нашла журнал со статьей о международной научной конференции по оптоэлектронике с текстом выступления Дмитрия (большого специалиста в данной области). Прочитав статью, Мозимба решила, что это знак свыше и что доверять в нынешнем безумном мире можно лишь Дмитрию. Только он один – молодой и перспективный ученый из России – правильно распорядится наследством. Поэтому госпожа Мозимба написала ему письмо и попросила срочно приехать в ее страну, забрать деньги и организовать какое-нибудь (!) дело в России.

Дмитрий был польщен и горд. Причем не только за себя, но и за всю отечественную науку, которая предоставила ему такие блестящие возможности и вызывала доверие даже в малоизвестной африканской стране. Как верный друг он решил разделить радость, трудности и свою долю в проекте с однокурсниками по институту – Олегом и Светланой. И именно поэтому появился поздно вечером на пороге их квартиры с бутылкой французского вина и коробкой шоколадных конфет Фабрики имени знаменитой революционерки Надежды Крупской.

Надо отметить, что, несмотря на свой по-детски наивный и доверчивый характер, Дмитрий был известным профи в области оптоволоконных технологий и преподавал в крупнейшем петербургском вузе. И, кроме того, был просто порядочным человеком.

Сомнения друзей в правдоподобности истории Дмитрий отверг сразу и решительно, даже чуть не обиделся. В тот момент единственным правильным решением казалось согласиться с его доводами. Не терять же друга из-за такой ерунды!

Олег и Светлана пообещали взять на себя все организационные вопросы, отправили окрыленного Дмитрия домой, а сами решили навести справки. Суровые компетентные товарищи хмыкнули, но обещали им помочь.

Ответ пришел довольно быстро: есть такое разводилово – доверчивых русских заманивают в Африку обещанием райских кущ, там обвиняют во всех мыслимых и немыслимых преступлениях, а затем раскручивают на деньги за нарушение местного законодательства под угрозой многолетнего тюремного заключения, а то и казни (одно слово – Африка!). Ловкие поверенные, возникающие словно из-под земли, предлагают запуганному человеку перечислить деньги на счет некой фирмы (разумеется, подставной) и подписать доверенность на продажу имеющихся ценностей и недвижимости. Дальнейшая судьба обманутых и ограбленных полностью зависит от поверенных. В лучшем случае удается вернуться домой нищими. Чаще всего такие люди просто исчезают.


На Дмитрия страшилка не подействовала. Узнав, что его мечту хотят погубить, он рассвирепел и заявил друзьям, что будет действовать один, на свой страх и риск. Он верил в Мозимбу, как в аксиому Евклида.

Олег и Светлана, беспокоясь о друге, пошли на попятную, сказав, что обман, конечно, имеет место, но, возможно, не в данном случае. Пока Дмитрий исступленно рвался в Африку, всеми правдами и неправдами собирал деньги на поездку, Олег и Светлана вступили с Мозимбой в переписку, якобы чтобы подготовить необходимые для бизнеса документы. На самом деле они тянули резину, чтобы не позволить другу без оглядки умчаться на Африканский континент и подвергнуть свою жизнь опасности.

Переговоры от имени Мозимбы вели поверенные. Это подтвердило первоначальные сомнения в искренности ее послания. Ответы почему-то приходили из другой страны. Впрочем, это было уже не так важно – переписка немного успокоила Дмитрия. Параллельно Олег и Светлана провели экспертизу первого письма. Того самого, с которого все началось. Выяснилось, что оно было прислано совершенно из другой страны, а все штемпели – примитивная подделка.

Переговоры растянулись на полгода. В конце концов поверенные поняли, что рискуют быть пойманными, и исчезли, как утренний туман. Вместе с адресами, по которым велась переписка.

Дмитрий погрузился в печаль. Его мечта – Мозимба – стала недосягаемой.

Когда через некоторое время друзья показали ему сообщения о подобных случаях в Интернете, он лишь махнул рукой.

Прошло время. И на одной из дружеских вечеринок Дмитрий неожиданно сказал Олегу и Светлане с упреком:

– Зря я тогда к вам пришел… Был бы я сейчас миллионером, сидели бы мы в дорогом французском ресторане и потягивали дорогой коньяк.

– Ну что ты, – успокаивали его друзья. – Хорошо, что все так закончилось.

– Нет, – сказал Дмитрий, и в его голосе неожиданно появились стальные нотки гнева. – МОЯ Мозимба была настоящая!

Совещание

Однажды – дело было в конце XX века – в огромном конференц-зале Минимущества собрались губернаторы почти всех субъектов РФ. Отсутствовали лишь четверо. Все – по уважительным причинам. Их заменили вице-губернаторы. К этому совещанию тщательно готовились, его боялись. Каждому надлежало отчитаться о проделанной работе и полученных результатах.

Открыл совещание министр Алексей Петрович. Кратко описав экономическую и политическую ситуацию в США, странах Европы, Азии, Африки и Ближнего Востока, он плавно перешел к российским делам.

– Ситуация у нас, прямо скажем, непростая… – И далее пошел «разбор полетов» по каждому субъекту Федерации. Доклад занял чуть более часа, но в сон никого не тянуло. Все штудировали свои доклады.

После министра слово дали губернатору одного и крупнейших субъектов Андрею Павловичу Горелову.

– У нас, товарищи, – тьфу, извините, господа – распродажа идет полным ходом. Например, в первом квартале этого года мы разделили на части и успешно продали, так сказать, большую часть Союза. Во втором квартале этого же года реализовали целиком, так сказать, с потрохами Родину и уже подготовили к продаже лучший наш актив; господа, – Россию…

В зале послышался смех.

Алексей Петрович постучал карандашом по столу. (Он не признавал ручек и любил писать карандашом. Так проще: если не понравилось написанное, стер – и как будто ничего и не было.) Затем сурово произнес:

– Тихо, товарищи!.. твою!.. Извините, господа. Потише, пожалуйста. Давайте без смеха. А вы, Андрей Павлович, яснее выражайтесь!

– Вроде и так все понятно. Был у нас, господа, кинотеатр «Союз». Целый культурно-развлекательный комплекс с Домом культуры, школой спортивного мастерства и т. п. Сами знаете, перестройка, денег в местном бюджете на содержание этого хозяйства нет. Вот мы и продали «Союз» по частям. Деньги, конечно, пошли в бюджет. То же – с гостиницей «Родина», которая совсем обветшала. И ее, извините, продали. Ну а «Россию», я имею в виду другую гостиницу, готовим к продаже. Думаю, до Нового года и с ней управимся.

– Все, заканчивайте, Андрей Павлович! С таким подходом вы и наше министерство продадите!

Обиженный Андрей Павлович вернулся на место, бормоча себе под нос: «Ну вот! То все продавай, а то и министерство загоните. Их не поймешь! А ведь сколько сил ушло на продажу «Родины». Еще повезло, что нашелся покупатель-немец на это барахло…»

Следующим выступал губернатор Николай Иванович Скляров. К нему министр обратился со словами:

– Вас, Николай Иванович, я попрошу рассказать об использовании имущества предприятий, которые на ладан дышат…

– Мы, Алексей Петрович, создали специальный фонд «Родина», – гордо начал Николай Иванович.

В зале снова раздался смех, но губернатор невозмутимо продолжил:

– Земельные участки большинства предприятий переданы в этот фонд. Пусть директора поработают мозгами: или берут участок в аренду, или выкупают. Бюджет в обоих случаях получит дополнительные средства. А если руководитель не может ни арендовать, ни купить землю, продаем другому.

– А как же здания, цеха, производство? Рабочие, наконец… – поинтересовался министр.

– Пусть сами о себе думают!

– Хорошо. Фонд что будет делать с земельными участками?

– Об этом пусть думает фонд!

– А вы тогда о чем будете думать? – раздраженный ответами губернатора, строго спросил министр.

– Перед нами, Алексей Петрович, стоят более масштабные задачи. Мы должны думать о том, как привлечь в край иностранные инвестиции.

– Есть идеи на этот счет?

– Очень просто: разделим «Родину» на части и половину продадим иностранцам!

Зал в третий раз отреагировал смехом.

– А что вы смеетесь? – искренне недоумевал Николай Иванович. – Ведь половина «Родины» остается у нас. Мы будем контролировать работу фонда, регулировать его деятельность!

– Допустим, иностранцы купят половину «Родины». Дальше-то что?

– Дальше будем думать. Мы еще не додумали… Может, иностранцы что-нибудь придумают. В общем, додумаем!

Следующим выступал губернатор края с богатыми лесными угодиями.

– Надеюсь, вы, Иван Тимофеевич, не будете Родину продавать? – саркастически заметил министр.

– Уже нечего продавать. Все леса сдали иностранцам в аренду еще во время перестройки. Причем за копейки. Теперь, чтобы что-то сделать, нужно искать этих иностранцев и спрашивать у них разрешения. Не бесплатно, конечно…

– Все, перерыв! – не выдержал министр. – Завтра соберемся и закончим.

На следующий день министра вызвал на прием премьер-министр, и совещание не состоялось. Его перенесли на следующую неделю. А потом и вовсе забыли. Ну, не обсуждать же на столь высоком уровне, как разделили и продали Союз, Родину, Россию и другие ценности необъятной, великой и могучей еще совсем недавно одной шестой части суши!

Семейная трагедия

Я долго не решался поведать эту историю, которая случилась с одной знакомой мне семьей. Да простят меня читатели за глубокую трагичность, но здесь все – чистая правда. Я долго пытался разобраться в причинах произошедшего: почему все это случилось? Но не смог. Поэтому просто изложу все события так, как они произошли. Может, кто-то найдет ответ на вопрос, в чем первопричина этой трагедии? И тогда, быть может, мы вместе сумеем предотвратить новые трагедии.

Знакомство
С семьей Полины Семеновны Днепровой я познакомился в их доме в небольшой деревне, что недалеко от Санкт-Петербурга, в девяносто третьем году. Полина Семеновна, или, как все ее называли, тетя Поля, добрейшей души сорокапятилетняя женщина, жила в уютном деревянном доме с мужем Георгием и тремя сыновьями. Все трое, как на подбор, – молодые и крепкие ребята. Старшему Сергею только исполнилось двадцать пять, среднему Павлу – двадцать два, а младшему Николаю – восемнадцать. Они окончили школу в разное время, но так сложилось, что учиться по разным причинам дальше не стали. А родители особо и не настаивали: работы на своей ферме много, и все были при деле – занимались хозяйством, что-то мастерили, рыбачили, ходили за грибами и т. п. В общем, жили неторопливой деревенской жизнью.

В тот вечер за столом собралась вся семья и гости, всего набралось с десяток людей. Ели, пили, балагурили.

– Вот ты, Виктор, в свое время не поступил в институт на режиссера, и ничего. Работаешь на стройке и не жалуешься. Классная, интересная работа – всегда с людьми и зарплата приличная. А я вот больше к технике тянусь, хотел стать механиком, но в институт не попал, готовиться некогда, да и дома работы много, – рассуждал, обращаясь ко мне, старший, Сергей.

К этому моменту он между делом смастерил снегоход с пропеллером, который при помощи несложных манипуляций за считанные часы мог переделать в вездеход. Правда, во время движения машинка издавала звук, который слышали за несколько километров от деревни. После каждой такой поездки местные жители с трудом собирали кур, собак и другую попрятавшуюся живность.

Павел, средний брат, был страстным спорщиком и препирался со своим отцом из-за любой мелочи. Даже сидя за общим столом, они громко спорили, какой сетью лучше ловить рыбу – крупной или мелкой.

– Батя, ничего ты не понимаешь! Мелкая сеть забьется мусором и тиной, спутается, и крупная рыба в нее не пойдет.

– Какая тина? Какой мусор? Да что ты понимаешь в ловле! Поставишь крупную сеть, и вся рыба уйдет, как вода сквозь решето. Слушай, что тебе старшие говорят!

Разговор велся на повышенных тонах, спорщики перебивали друг друга, размахивали руками, злились…

Николай, младший, был мечтательным и любопытным юношей.

– Да не слушай ты их, дядь Вить! Наговорят всякого… Ты вот на стройке работаешь – здорово, там романтика. Мне вот тоже надоело в деревне слоняться. Уеду в город, поступлю на стройку, оформлюсь в общежитие, и будет веселое житье. А здесь от скуки помрешь – никаких развлечений!

– Тебе бы все развлекаться, – перебил его отец. – Зарабатывать давно пора, лоботряс!

И, обращаясь к Виктору:

– Ничего делать не хочет – ни учиться, ни работать!

И тут же к матери:

– Наливай, Полина, а то гости заскучали. Давайте выпьем за здоровье наших дорогих гостей. Все пьют до дна… – И залпом опрокинул стопку водки. – Вот, сынки, какой у вас батя молодец, бутылку выпьет, и хоть бы хны! Не то что нынешняя молодежь: сто грамм примет и уже на ногах не стоит.

Тетя Поля суетилась, подавала закуски, наполняла рюмки, поддерживала со всеми разговор. В ее глазах светилась радость: семья в сборе – муж и трое взрослых сыновей, один краше другого, родная племянница Ольга, гости. И достатком бог не обидел: еды достаточно, одежда приличная. Сыновей бы получше пристроить, но они уже взрослые, пусть сами выбирают дорогу в жизни. Правда, выпивать начали рано. Все отец, негодник! Но что поделаешь, все в округе пьют. Главное, чтобы не спились, как сосед Иван – тридцать лет, а уже под заборами валяется. Нет, там семья другая, безотцовщина, работать не хотят, и все такое… У нас по-другому, у нас все при деле, все в достатке.

Сидели долго. Все уже захмелели, но расходиться не хотели – уж больно хозяйка гостеприимная.

В полночь Полина с Георгием и племянница ушли в дом ночевать.

Братья собрались на сеновал. Позвали меня:

– Идемте с нами, дядя Витя, там сеном пахнет, воздух свежий, спится крепче.

Сеновал был большой, расстелили прямо на душистом сене. В разных углах.

Сергей уснул сразу, Павел рассказывал разные истории, мечтал о будущем:

– Жалко родителей оставлять, но все равно уеду, надоело здесь коров пасти. Скучно. Вот вы, дядь Вить, уехали в семнадцать и не жалеете ведь. Здесь и девушек-то красивых нет, все в город уехали…

Николай продолжал гнуть свое:

– А я на стройку, дома строить буду, заводы, театры. Здорово ведь!

Уснули уже поздно ночью. Спалось крепко.

Проснулись рано утром.

Разбудил голос Георгия:

– Полина, ты где? Налей-ка нам похмелиться, а то голова трещит…

– Ты что кричишь?! Разбудишь всех ни свет ни заря. Идите на кухню, по одной, и хватит – гостям уезжать надо, а вам на работу.

Собрались у стола, выпили по рюмке, закусили яичницей из свежих яиц, разошлись по делам.

Так я познакомился с этой семьей. Потом мы встречались, но редко, раз-два в год. Обсуждали события последнего времени, обменивались впечатлениями. Георгий часто рассказывал о своих военных буднях и самолетах: несмотря на то, что с тех пор прошло много лет, в его голосе слышалась тоска по полетам. Сыновья делились своими планами на жизнь. Правда, в них было больше фантазий – жизнь устоялась, и серьезно что-то менять они не хотели. Все беседы сопровождались выпивкой, от которой я всячески, как мог, отказывался.

Георгий
Георгий родился в городке Илецке, недалеко от Екатеринбурга. Его родители работали на местном заводе: отец – начальником цеха, мать – нормировщицей.

Мальчик был очень способным, хорошо учился, рос крепким, здоровым и энергичным. Как все мальчишки того времени, он мечтал стать летчиком. На выпускном резвился вовсю. Уже совсем хмельной, познакомился с красавицей Любой и в тот же вечер познал радости любви. Ночь продолжалась бесконечно, из постели не вылезали и весь следующий день – благо родители уехали на дачу. Потом бегали друг к дружке целую неделю. Но пришло время готовиться к вступительным экзаменам, встречи стали редкими, а потом и вовсе прекратились.

Медкомиссию Георгий прошел легко, экзамены тоже сдал без особых трудностей. И вот он уже курсант Высшего военного авиационного училища летчиков – мечта начала сбываться. О Любе он довольно быстро забыл, появились новые девушки, но серьезных отношений не получалось: знакомился, влюблялся, встречались пару недель, максимум месяц, и расставались. Главной была учеба – книжки, тренировки, полеты. Времени на отдых и любовные приключения оставалось мало. Четыре года пролетели незаметно.

И вот уже вручение дипломов и присвоение воинских званий. Все в новой парадной форме. Здоровые, крепкие, молодые ребята и восторженные, влюбленные глаза девушек. Счастливые, запоминающиеся на всю жизнь минуты.

Распределение получил в небольшой городок Ряжск, и началась новая жизнь: полеты по всей России и в братские страны, спецоперации и возвращение домой. Перемещения из одного военного городка в другой. Друзья уже создали семьи, у них родились дети, а Георгий все менял девушек как перчатки. Слишком был влюбчивый.

Но однажды в небольшом городке он встретил Полину. Действовать начал по отработанной схеме: знакомство, ухаживание и предложение провести вместе ночь. Всегда срабатывало – разве можно отказать красавцу летчику?! В то время ему шел тридцатый год, как говорится, мужчина в полном расцвете сил. А Полине исполнилось всего девятнадцать. Смутившись и покраснев до кончиков ушей, в ответ на его предложение она тихо произнесла:

– Нет, что вы! Вы же меня совсем не знаете… – И добавила: – Да и я вас тоже.

Ошалевший Георгий ответил:

– Нет, так нет. Извини. Можно я тебя до дома провожу?

Возвращаясь домой, он думал про себя: «Надо же, какая… А ведь молодец!»

Ухаживания продолжались больше месяца. Георгий понял, что влюбился и больше не мог без Полины. Где бы он ни находился, вспоминал ее улыбку, голос, волосы, губы…

– Наваждение какое-то! – однажды в сердцах произнес Георгий.

– Нет, дорогой, это любовь, – сказал его друг Петр, заметивший перемены в поведении Георгия. – Жениться тебе пора.

– Верно! Не могу я без нее.

И в тот же вечер сделал предложение. Полина согласилась.

Полина
Полина, как и Георгий, родилась в хорошей семье: мать – учительница, отец – партийный работник. Несмотря на то, что она была единственным ребенком, воспитывали ее в строгости. После школы она поступила в медицинское училище, но закончить его не успела, так как встретила Георгия и влюбилась в него с первого взгляда. После месяца ухаживаний Георгий предложил ей руку и сердце, и она сразу ответила «да!».

Семья
Свадьбу сыграли в городском Доме культуры. Полина была в роскошном белом платье, Георгий – в черном, непривычном после военной формы костюме. Из загса до машины он нес юную счастливую жену на руках. Медовый месяц провели в Сочи: теплое море, ресторанчики, прогулки по набережным.

Молодой семье выделили комнату в общежитии. Там они и начали свою совместную жизнь. По роду службы Георгий много времени проводил в разъездах, и Полина с нетерпением ждала любимого мужа дома. По возвращении они отдавались страстной любви. Ни с одной из своих прежних девушек Георгий не испытывал ничего подобного. Через два месяца после свадьбы Полина забеременела. Оба были счастливы. Решили, что если родится сын, назовут его Сережей, а если дочь – Светланой. Георгий нежно гладил заметно округлившийся животик Полины и прислушивался:

– Парень будет! Вон как ножкой колотит.

– А мне кажется, что девочка, – возражала Полина, и Георгий нежно ее целовал.

Первенец родился в мае. Георгий встретил Полину из роддома с огромным букетом цветов. Все вокруг расцветало и радовалось.

Сережа оказался крикливым малым и не давал родителям спать. При этом был крепеньким, не болел. Полина и Георгий души в нем не чаяли. Когда Сергею исполнилось три года, у него появился брат Павлик, а спустя еще четыре года – Коля.

Рождение Павлика Сергей не помнил – мал был, а вот появление на свет Николая отложилось в памяти. Особенно как папка с радостью говорил:

– Снова будет парень! Каких героев ты, Полина, родила, – показывал он на братьев.

«Герои» радостно подпрыгивали, отец брал их по очереди на руки и высоко подбрасывал. Так, что дух захватывало.

– Летчики растут! – провозглашал Георгий.

– Ох, не дай бог, хватит нам и одного летчика, – отшучивалась Полина, и все радостно смеялись.

Коля родился, как по заказу, в такой же майский солнечный день, что и Сережа.

– Будете вместе праздновать дни рождения, – шутил Георгий.

Дети выросли и пошли в школу. Учились средненько, но, слава богу, без двоек. Родителей такая успеваемость не радовала, но они относились к этому спокойно. Старший любил мастерить и мечтал стать механиком, младшие пока не определились. Все было хорошо, пока не началась перестройка.

Первое время радовались свободе и гласности, еще не старый генсек рисовал радостные перспективы будущего, дали свободу предпринимательской деятельности. Но потом началось сокращение вооруженных сил. Профессиональные летчики стали не нужны стране, и Георгия, полного сил и энергии, отправили на пенсию. Деньги мизерные, и никаких накоплений.

Собрали семейный совет и стали думать, что делать. Вспомнили родственника Георгия, который жил под Ленинградом, где они иногда проводили отпуска. Из-за болезни он не мог нормально содержать свой дом и ютился в маленькой пристройке, которую несложно натопить и прибрать. Он давно приглашал Георгия с семьей переехать к нему жить. Пару-тройку раз они бывали там во время отпуска, но долго не задерживались.

– Вот уйду на пенсию, и переедем к тебе жить. Буду рыбачить, грибы собирать, – смеялся Георгий.

– Приезжайте, родные мои, и живите! – с надеждой говорил родственник.

В итоге, оставшись без работы, Георгий с Полиной и тремя сыновьями решили переехать жить в поселок. Хоть он был и небольшой, но все, что надо для жизни – школа, детский сад, поликлиника, – имелось. К тому же свой приусадебный участок. Так семья Днепровых начала новую деревенскую жизнь.


«По соточке»


Все складывалось неплохо. Георгий устроился механиком в совхоз, Полина – в поликлинику, а дети ходили в школу. Работы было много, и времени на ребят почти не оставалось. Но тоска по воинской жизни и полетам не давала Георгию покоя, особенно вечерами. Местные мужички не унимались, предлагали загасить тоску испытанным методом:

– Не грусти, Георгий, «по соточке» – и все забудешь.

Одна, вторая, и домой шел уже навеселе. Вечерние посиделки становились все чаще и чаще, а количество выпиваемого – все больше и больше.

Полина корила:

– Нельзя же так, Георгий, ты же сопьешься! Ты почти каждый день пьяный.

– Не пьяный, а выпивший! Имею право после работы, – оправдывался Георгий.

И все продолжалось.

Вскоре совхоз развалился. Родственник к этому времени умер, оставив им дом и участок земли в шесть гектаров. Георгий решил создать свое фермерское хозяйство: взял кредит в банке, купил трех коров, дюжину овец, кур, гусей и прочую живность. Вместе с сыновьями смастерил из оставшихся в совхозе деталей трактор. Начались фермерские будни, но «по соточке» продолжалось. Теперь Георгий приглашал знакомых и соседей к себе домой, иногда на ферму, и хвастался:

– Смотрите, какое хозяйство поднял своими руками! Вот этими, – и показывал крепкие натруженные ладони.

Вскоре старший сын Сергей тоже стал участвовать в посиделках, затем и Павел.

– Мы за столом важные вопросы решаем, а выпивка – между делом. Кто нынче не пьет? – отвечал Георгий на упреки Полины.

Посиделки становились все чаще, дебаты за столом все громче, доходило и до потасовок. Правда, на следующий день мирились. И опять – по рюмке-другой. Полина смирилась, но все чаще повторяла:

– Совсем сопьешься ведь, Георгий! И сыновей с детства приучаешь. Нехорошо это…

После упреков Георгий, бывало, держался пару дней, а потом все начиналось сначала.


Начало конца


Первая трагедия случилась внезапно. Во время очередного застолья Георгий и Павел сильно повздорили. Отец упрекнул сына:

– Тебе вот скоро двадцать шесть лет, а чего ты добился в жизни? Учиться не захотел, специальность нормальную не получил, даже жены нет – девки от тебя шарахаются. Я в твои годы был первоклассным летчиком! Летал на всех видах самолетов, а ты…

Обиженный Павел бросил в ответ:

– Ну и что, что летал когда-то? А чем закончил – хвосты коровам закручиваешь!

– Ах ты, негодник! – взревел пьяный отец, схватил стоявшую на столе пепельницу и, не глядя, запустил ею в сына.

От неожиданности Павел не успел увернуться, и удар пришелся прямо в висок. Все случилось на глазах у Полины, двух других сыновей и родственников, которые сразу вызвали медиков. Скорая приехала через сорок минут и констатировала смерть. Потрясенного и ничего не соображавшего Георгия арестовали.

Хоронили Павла через три дня. Обезумевшая от горя Полина часто падала в обморок. Георгий сидел в тюрьме – на похороны сына его не отпустили. Вечером устроили поминки. Старший и младший сыновья с горя напились и стали клясть отца на чем свет стоит. Полину утешали племянница и соседи. Несмотря на то, что главным виновником гибели сына был муж, она не могла вычеркнуть его из своей жизни:

– Не нарочно он это, не нарочно, – убеждала себя Полина и на пятый день помчалась в тюрьму.

Георгия было не узнать: навстречу жене, с трудом волоча ноги, вышел сутулый, исхудавший, заросший щетиной состарившийся человек. Только глаза были прежние – знакомые и родные.

Полина подошла и молча обняла Георгия. Они не произнесли ни слова. Да и о чем говорить, и так без слов все понятно. Содеянное назад не вернуть. Только на прощание спросил:

– Как ты одна там справляешься? – И отвернулся, чтобы жена не увидела катившуюся по щеке слезу.

– Ничего… Жить-то надо!

На этом и расстались.

Дома Полину встретили пьяные сыновья с упреками:

– Ну как он мог?!

Ничего не ответив, она ушла в дом и занялась домашними делами, чтобы ни о чем не думать.

На сороковой день все вместе пошли на кладбище помянуть Пашку. Выпили, поговорили, вспомнили солнечные и радостные деньки. Когда вернулись домой, старший, Сергей, уехал в город: дома его ждала беременная жена. Младший, Николай, отправился с другом на сеновал:

– Мама, мы помянем Пашку немного и там же заночуем.

– Хорошо, сынок. Только не пейте много и не курите. Сено ведь… – попросила Полина.

– Ну что ты! Не маленькие, свою норму знаем.

Полина прибралась на кухне, закрыла двери и легла спать. Но сон не шел, мысли о Георгии и погибшем Пашке не давали покоя. Перед глазами промелькнула вся жизнь: первая встреча, любовь с первого взгляда, свадьба – когда он нес ее, счастливую, на руках из загса до машины, вспомнились переезды из одного города в другой, игры с детьми, отпуска всей семьей на Черном море. Однажды, нарушив все инструкции, Георгий взял ее в кабину самолета, и они долго летали вместе… Дух захватывало, она в восторге хватала его за руку, а он нежно целовал ее руку. И вот один сын – на кладбище, а любимый муж – в тюрьме.

Размышления прервал стук в дверь и крик соседки:

– Полина, пожар! Сеновал горит!

Она мигом вскочила с постели и в чем была кинулась на сеновал с воплем:

– Ни-ко-лай!

Из маленьких окон валил дым. Дверь была закрыта изнутри. Полина бросилась к ней и стала колотить обеими руками, крича:

– Николай, открой! Николай!

Прибежали соседи, выбили дверь, и пламя вырвалось наружу. Кто-то схватил Полину и начал оттаскивать. Но она рвалась в огонь:

– Там же Николай. Спасите его! Спасите моего сына!

Все было объято огнем: сухое сено, бревенчатые стены. Когда рухнула крыша, Полина потеряла сознание. Дальше – пустота и беспамятство. Как хоронили младшего сына, она плохо помнила, одни обрывки.


Трагический финал


Когда Георгию сообщили о смерти младшего сына, у него случился инфаркт и в тот же день он умер.Полине казалось, что все происходит не с ней, что сейчас откроется дверь, войдет Георгий и прибегут Павел с Николаем. Рядом с ней постоянно находилась племянница Ольга. Только ее Полина узнавала, лишь при ней возвращалось сознание.

Старший сын Сергей после всех событий слег с сердцем, и его увезли в больницу. Через две недели он пошел на поправку. Врачи уже готовили к выписке, назначили строгий режим – никакого алкоголя, умеренная легкая пища и отдых. Но друзья, которые пришли его навестить в больницу, уговорили помянуть братьев и батю:

– Да брось ты, Серега, рюмка водки для сердца полезна, сосуды прочищает.

Выпили по одной, второй, третьей… Ночью Сергей умер – больное сердце не выдержало алкогольной атаки.

Полина уже бредила, повторяя, что Сергей жив, и завтра они собираются за грибами, а Павлик с Колей пошли на рыбалку. И все время звала Георгия. В таком полузабытьи она прожила три года. Перед смертью позвала Ольгу и спокойно сказала:

– Олечка, родная, а ведь я все вспомнила. И как Павлик погиб, и как Коля сгорел, и как Сережа умер. Вот только не знаю о последних минутах моего Жоры. Ты уж, милая, следи за их могилками. И меня похорони рядом с мужем.

Потом тихонько закрыла глаза и ушла в мир иной.

Так трагично закончилась жизнь одной простой русской семьи.


Уже закончив этот рассказ, однажды по вопросам бизнеса я приехал в Минск. Закончив все дела, решил навестить родные места. Побывать на могиле родителей, встретиться с друзьями детства. В качестве подарков прихватил три новых iPad. Закачал туда несколько программ и, вроде в шутку, а может быть и всерьез, и этот рассказ, сопроводив его вопросом: «Друзья, скажите, пожалуйста, почему, по-вашему, такое произошло в жизни этой семьи?..»

Встреча была теплой, друзья были рады подаркам, обещали прочитать и «оценить», как они выразились, мои скромные писательские способности.

На следующий день, после обеда, раскрыв скатерть на лужайке у ближайшего леса, продолжили праздновать встречу. Хороший белорусский самогон из жита, малосольные огурчики, маринованные хрустящие рыжики с белыми груздями и множество свежей зелени способствовали непринужденной дружеской беседе. Говорили обо всем: ругали, как всегда, власть, политику, немного хвастались успехами, но больше всего вспоминали детские и школьные истории.

Затем перешли к обсуждению трагической истории семьи, изложенной в рассказе.

Мнения в суждениях были разные:

– Во всем виновато правительство, допустившее развал Союза и армии и выкинувшее на улицу высококлассных специалистов, – категорично утверждал Денис, который дослужился до звания полковника, а теперь работал плотником в местной мастерской.

– Нет, здесь виноваты родители: не надо было приучать детей к выпивке, – настаивал Владимир, работавший учителем в школе.

– Система, система виновата, развалили все, и нормальному человеку негде работать, вот молодежь и пьет, – твердил Петр. После школы он попытался поступить в сельскохозяйственный институт, но провалил и больше попыток поступать не делал, остался работать в совхозе и теперь, как он сам говорит, бригадирствовал.

В общем, обсуждение было бурным, мнения были самые разнообразные, но в конце как-то все свелось к мысли: судьба, мол, у этой семьи такая, а от судьбы, как известно, не уйдешь. Как говорится, от сумы и от тюрьмы…

Был задумчив и почему-то не принимал участия в обсуждении этой истории только мой близкий друг Валерка. Мы с ним в детстве жили в соседних домах и сидели за одной партой.

Честно говоря, он и в детстве был молчаливым и замкнутым, что тем не менее не мешало нашей близкой дружбе.

Замкнутость его частично объяснялась тем, что в его семье не было отца, и мы, понимая, как трудно его матери одной тянуть сложное деревенское хозяйство и растить сына, как могли помогали им. Иногда даже скидывались с наших скудных обеденных на покупку для него валенок. Такую помощь он воспринимал болезненно и еще больше замыкался в себе.

Отец, конечно же, у него был, но чисто биологический. Рядом с нашим селом в шести километрах располагался военный аэродром, и местные летчики часто заглядывали в село купить самогон и пофлиртовать с девчонками. Вот в одного из них и влюбилась молодая и красивая Любовь. От этой любви родился Валерка, а летчика в то время и след простыл, перевели в другую часть.

За все время, которое я помню, он появился один раз, когда Валерке было около восьми лет, привез сыну шоколадку.

От этой встречи остались только грустные воспоминания, мне запомнились слезы и вскрики Любови, объяснение летчика, что у него есть семья, дети и он не может жить с Любовью… И не по-детски жесткий взгляд Валерки. Он не подал на прощанье руки отцу, что-то зло крикнул в лицо летчику и убежал в ближайший лес. Мать его потом долго искала в сумерках…

После этого Валерка долго был сам не свой. Он стал взрослее нас всех и еще больше замкнулся.

Но жизнь продолжалась, со временем разбросав нас по разным городам и странам. Встречались мы редко. Я знал, что Валерка женился, что жена родила ему троих детей – двоих мальчиков и девочку. Живут неплохо. Но замкнутость и, как мне кажется, обида на отца остались на всю жизнь.

Мы, изрядно захмелев, начали прощаться. Желали друг другу успехов, как всегда, обещали встречаться чаще, помогать друг другу и многое другое…

С Валеркой мы крепко обнялись последними, и, пожимая руку, он неожиданно произнес непонятную для меня в то время фразу: «А все-таки сбылось…» После резко повернулся и ушел.

В то время я не придал никакого значения сказанному Валеркой, но, уже сидя в поезде, вдруг вспомнил, как он произнес: «А все-таки сбылось…» – и задумался.

До этого я никогда не интересовался отчеством Валерки – просто Валерка и Валерка. Я тут же набрал номер моего друга, с которым Валерка живет в одном городе:

– Привет, Саша! – И после приветственных ничего не значащих фраз спросил: – Извини, мне стыдно об этом говорить, но я не знаю отчества Валерия, подскажи, пожалуйста.

– Ну ты даешь, старик, – удивился Александр, – он же твой друг, а ты не знаешь, ну ты даешь…

– Ладно, не тяни, так получилось, никогда не обращался к нему по отчеству, – произнес я виновато.

– Георгиевич его отчество, отца его звали Георгий, летчик залетный, – громко повторил Александр и продолжил: – Честно говоря, я и сам узнал уже в институте, ты же знаешь, я никогда не видел его отца, а что случилось? – поинтересовался Саша.

– Да ничего, просто узнать захотел. Ладно, бывай, до встречи! – и я закончил разговор.

Я снова задумался, и тут откуда-то из глубины памяти ясно и отчетливо вспомнилась давняя фраза, со злобой брошенная восьмилетним мальчиком по имени Валера при расставании с летчиком – его биологическим отцом. Фраза, которой в детстве мы не придали никакого значения, но в данный момент, при анализе ситуации, перевернувшая все мое сознание. Он сказал тогда, злобно глядя в глаза летчику:

– Будь проклят ты и вся твоя семья, чтоб вы все погибли!

И убежал в лес…

И сразу вся рассказанная до этого история приобрела для меня совершенно другой смысл.

Но я не стал переделывать свой рассказ. И менять название.

Может, это просто совпадение?..


Оглавление

  • Предисловие
  • Простые истины
  •   Рука матери
  •   Водопровод
  •   Старик и лошадь
  •   Слепой старик
  •   Подвиг
  •   Маруся
  •   Орлы и люди
  •   Возвращение к жизни
  •   Рождение песни
  •   Табличка с фамилией
  •   Не там построили
  •   Картина
  •   Мечта
  •   Мостик
  •   Пробка
  •   Поздняя любовь
  •   Предсказания
  •   Дорожи теми, кто рядом
  •   Свершение мечты
  •   Подруги
  •   Старый дом
  •   Нищий
  •   Случайный прохожий
  •   Каждый САМ взращивает СВОЙ сад
  •   Новый год
  •   Как аукнется, так и…
  •   Параллельные миры
  • Немного юмора
  •   Надо меньше пить…
  •   Российско-финская граница
  •   Казино
  •   Банкир и вентиляция
  •   Иностранец в русской бане
  •   Отделка квартиры
  •   Рюмочная на Липовой аллее
  •   Стратегические яйца
  • Игра с огнем
  •   Притча о демократии
  •   Прыжок с парашютом
  •   Жестокая расплата
  •   Волшебное мыло
  •   Авария
  •   Настоящая Мозимба
  •   Совещание
  •   Семейная трагедия