начальник.
Инженер-капитан тут же придумывал какое-нибудь мало-мальски подходящее объяснение.
Но однажды он пришел таким сияющим и взволнованным, что даже привыкшие к бурному характеру своего товарища сотрудники штаба не выдержали и гурьбой ввалились вслед за ним в кабинет начальника…
– Есть, есть семнадцатый!
…Я сижу в скромной квартирке Ханукаевых на Канонерской улице и слушаю рассказ Александра Ниссановича о тех днях. Возбужденный воспоминаниями профессор лезет куда-то под кровать, выдвигает небольшой ящичек, открывает его и подает мне вполне безобидный дюралевый цилиндрик.
– Вот он! Каждый день по одному витку выкручивал заглушку. И, вы знаете, только после того, как вынул эту штуку, убедился – снимать его было нельзя. Этот, на мое счастье, оказался просто неисправным…
Устройство тогда разобрали в специальной лаборатории, изучили, определили научно-технические методы обращения с такими бомбами. С тех пор этот первый обезвреженный «неподдающийся» взрыватель занял свое место в стареньком ящичке из-под немецких боеприпасов, среди таких же невзрачных, но бывших когда-то страшными, экспонатов – личной коллекции профессора Ханукаева…
17 октября 1943 года фашистский бомбардировщик в последний раз сумел прорваться к нашему городу и сбросить семьдесят зажигательных бомб. Но с «зажигалками» ленинградцы уже научились расправляться. Даже дети. Даже девятилетний Олег Негов потушил четырнадцать бомб, двенадцатилетний Геня Толстой – девятнадцать, а его сверстник Толя Пешков – шестнадцать. Семилетний Витя Тихонов и тот однажды не дал разгореться пожару.
* * *
22 января 1944 года в ленинградском небе воцарилась мирная тишина. С прорывом блокады и освобождением области от немецко-фашистских захватчиков проблема очистки ее земли от остатков обстрела, бомбардировок и минирования стала главной боевой задачей ленинградцев.
Очень символичен конец книги воспоминаний «Город-фронт», написанной бывшим начальником Инженерного управления Ленинградского фронта генерал-лейтенантом инженерных войск Борисом Владимировичем Бычевским, человеком, лучше которого, наверное, никто не знает масштабы минной опасности, нависшей сразу же после снятия блокады над ленинградцами. Буквально в день исторического прорыва к Борису Владимировичу пришел крупный инженер-строитель, бывший руководитель Ленметростроя Иван Георгиевич Зубков. «Слушай, начальник, – сказал он Бычевскому, – давай скорее саперов… Берег разминировать. Мне приказано за десять суток построить железнодорожный мост через Неву. Ты понимаешь, что сие означает?..»
Отнятую у врага землю надо было отвоевывать снова. Теперь, прежде чем построить или восстановить мост, здание, дорогу, линию связи и энергопередач, надо было отобрать у мин, брошенных или неразорвавшихся снарядов, авиабомб и гранат землю. Кажется, еще никто не подсчитывал, сколько смертей поджидало ленинградцев на путях восстановления разрушенного войной хозяйства. Об этом можно судить лишь по неполным сводкам отрядов разминирования. Противотанковые и противопехотные мины, «сюрпризы», фугасы, ставились фашистами миллионами, Миллионами же расходовались снаряды, бомбы и ручные гранаты.
У меня нет сведений, какое количество боеприпасов потратили на Ленинградском фронте гитлеровцы, – известно лишь, что их артиллерия обладала значительно большим запасом снарядов, чем наша. Наша же только в одной операции по прорыву блокады произвела пятьсот тысяч выстрелов! Лишь один минометный расчет братьев Ивана, Василия, Семена, Александра, Луки и Авксентия Шумовых выпустил по врагу тридцать тысяч мин. Миллионы боеприпасов дала своей артиллерии ленинградская промышленность за девятьсот дней блокады. Все, как и то, что привозилось с Большой земли, сразу же поступало на фронт.
Но, к сожалению, небольшой процент мин, снарядов, бомб не срабатывал. Примерно такая же картина наблюдалась и у немцев. С той лишь разницей, что у них процент брака был выше. Очень сложные в производстве немецкие взрыватели оказывались ненадежными в бою. Вот почему ленинградская земля была буквально нафарширована взрывчаткой.
Несколько лет назад старший экономист пригородного совхоза «Детскосельский» рассказал нам печальную и героическую историю послевоенного восстановления этого большого хозяйства.
– Эх, – говорил он нам, – и разрушено, и сожжено, и рабочих рук не хватало… Да разве это самое страшное из того, с чем мы тогда встретились? Земля… Земля-матушка… Кормит она нас, одевает… А с нее, как с живой, сдернули кожу взрывами, перепахали до мертвых глин, обожгли, опалили… Веками создавался культурный слой, а его мгновенно вывернули наизнанку – вот и паши, сей по такой земле. Что только на ней уродится?! На каждом гектаре нашего совхоза в среднем находилось до тысячи неразорвавшихся снарядов, противотанковых и противопехотных мин! Еще совсем недавно к скромному оралу пахаря мы обязательно цепляли тяжелые защитные
