выливается грязь — она выходит наружу вместе со слезами. Я наконец-то ощущаю свободу, которая была со мной так редко — когда я держал мишку сестры, когда рушились дома рядом с Другом, когда был в театре совсем рядом с Женей и когда получил корону. Но эти секунды свободы сейчас превратились в мое сокровище — я чувствую физическое облегчение.
Люди вокруг ходят довольные. На их лицах нет улыбок, но я чувствую радость каждого — теплый солнечный день хорош для каждого. И я наконец-то ощущаю это единство со всеми вокруг, я тоже могу наслаждаться каждым днем и каждым цветом, который только увижу. Не это ли счастье?
Я кладу трубку только перед входом в квартиру. Все время, пока шел до дома, я описывал маме, что я вижу: я видел детей в цветастых футболках и сандалиях, я видел клумбы из раскрашенных шин — я наконец-то потрогал цветы. Я видел рыжего кота и золотистого ретривера. Я рассказал ей о том, какое оно — небо.
Дверь коричневая. Она похожа на плитку шоколада не только формой, оказывается. Костя сидит за ноутбуком в открытой комнате, — я вижу его из коридора. Он бросает мне быстрое «привет», пока я разуваюсь и прохожу внутрь. Юра тоже пришел — его волосы цветом совсем как небо. Такие же яркие.
— Привет! — Он протягивает приветствие голосом на тон выше и обнимает меня. Он самый высокий из нас, и объятья из-за этого всегда какие-то особенные.
Костя перемещается вместе с ноутбуком на кровать, туда же снова ложится Юра, а я настраиваю телевизор — сегодня снова будем смотреть «Драйв». Я всегда представлял цвета в нем по-особенному — музыка ведь тоже с оттенками. И мне впервые хочется понять, как по-настоящему выглядит любимый фильм. Хоть раз в жизни.
Кстати, надо же рассказать.
Стоит мне только зайти на сайт, как звонят в дверь. Вот и Никита пришел — теперь мы все в сборе. Каждые три-четыре месяца мы собираемся вчетвером, чтобы пересмотреть именно этот фильм — ладно, иногда что-то другое, но начинать смотреть сериал нам точно бессмысленно. Никогда не досмотрим.
А вот Никита совсем не отличается от себя обычного — опять в своей строгой бордовой рубашке, настолько темной, что почти черной, и в таких же брюках. Он похож на самого настоящего ворона, я все время видел его правильно.
Мы кратко обнимаемся, а потом и он плюхается на кровать — большая, для всех. Я мельком глянул на Костю, а у него пушистые волосы светятся от солнца из окна — пшеничные. Я даже не знаю, откуда у меня в голове все эти понятия и названия, как же все странно, но правильно. Костя радушно улыбается.
Их улыбки для меня такие родные. И яркие.
Я смотрю фильм будто бы в первый раз, потому что все воспринимается абсолютно иначе — оттенки бегают перед глазами. Я вижу яркий неон. Я вижу песок. Я вижу настоящую кровь. И мне так тепло — это тепло друзей греет меня изнутри. Они иногда говорят о чем-то, а мне просто хорошо лежать рядом и слушать — большего и не надо. Мы собирались и будем собираться так каждый раз, просто чтобы ощущать этот общий покой.
У покоя цвет раннего утра, утра сегодняшнего дня. А еще пшеницы.
Я не говорю им о цветах до самого вечера — мне хочется избежать вопросов и поздравлений, я хочу смотреть на мир молча. Это проще, и я рад, что они всегда меня понимают, каким бы слабым я не был.
В голове проносится мысль о том, что надо бы сжечь дневник — там слишком много неправильного и пафосного. Я не знаю, какое чудо произошло за эту ночь, но я уверен, что именно благодаря этим людям я начал видеть.
В комнате запах свежести — он прилетает из приоткрытого окна вместе с последними теплыми лучами. На экране последняя сцена, а я подхожу к подоконнику и опираюсь на него — за стеклом пожар заката. Огромный апельсиновый шар солнца сочится светом на горизонте, раскрашивая, (брызги) прямо как моя сестра, тонкие перьевые облака в сиреневый. Персиковые блики мелькают в отражениях других окон, стоящих слева. Они мерцают и распадаются на маленькие кусочки. Где-то далеко-далеко сейчас море радостно принимает солнце в свои объятья, я вижу совсем тонкие белесые полоски света в волнах на горизонте.
Костя ушел ставить чайник.
Уже идут титры, но никто не собирается выключать фильм — ради музыки.
Я вглядываюсь в панельки, стоящие совсем рядом. Они снова меняют свой цвет, и теперь из песочно-коричневых они становятся смущенно-розовыми, у них пылают стекла — они игрушечные. Радостные маленькие игрушки. Разводы закаты трогают мои руки, мои ресницы, глаза, и я хочу надеяться, что отец сейчас смотрит на меня через этот закат. Где-то вдалеке кричат птицы. Запах чая. Тепло.
— Закат, кстати, красивый.
