Психологическая драма в одном действии.Действующие лица: ЛИЛЯ и НАСТЯ, старшеклассницы.
Сцена представляет собой открытое минималистичное пространство, состоящее из нескольких локаций. Присутствуют один или несколько предметов, данные локации олицетворяющих: например, парта с двумя стульями – школа, скамья – парк и т.п. Посреди сцены лежит широкий кусок синей ткани. Сзади висит рама от зеркала.Повествование непрерывное, границ между сценами как таковых нет, они плавно перетекают одна в другую. Так и нет границ между локациями, где происходит действие.Рассказ идёт поочерёдно от лица той или иной героини. Рассказчица, говоря, перемещается по сцене свободно (кроме сцен 5 и 6, которые являются статичными, а также финальной 9 сцены), её оппонентка действует в соответствии с повествованием, подобно марионетке – она играет роль статичного персонажа.Важно также отметить, что, даже если Героиня 2 иногда вставляет свои реплики, они никогда не бывают услышаны. Персонажи никогда не слышат друг друга, как будто всегда существуют в параллельных измерениях и между ними – невидимая глухая стена. Принимая участие в построении общей истории, героини независимо выстраивают каждая свою в соответствии с собственным видением ситуации, точно мы читаем их личные дневники одного периода – то один, то другой. Впервые они встречаются лицом к лицу лишь в финальной сцене. Сцена 1Повествование от лица НАСТИ. Локация – школа.Зажигается свет. НАСТЯ – девочка в стильных чёрных брюках и красной рубашке – уверенно выходит на сцену, обводит глазами зрителей и, вздохнув, собирается с мыслями, чтобы начать свой рассказ. В руке она сжимает красную гелевую ручку.
НАСТЯ. В какой-то момент своей жизни каждый, наверное, приходит к тому, что вот именно сейчас ему необходимо стать честным. Перестать врать окружающим о своих чувствах и намерениях. Перестать обманывать и самого себя. Да… себя – в первую очередь. Кому как не самому себе мы способны вылить всё, что на душе, до последней крохотной капельки? Разве осуждать себя за что бы то ни было вообще нормально?
НАСТЯ, печатая шаг, приближается к парте, и встаёт позади неё, нервно крутя ручку между пальцев.
НАСТЯ. И с чего бы мне тогда начать?.. Начать свой честный путь, путь к самому дну… Начинать ведь всегда сложно, сложнее всего. (Она делает напряжённую паузу, собираясь с мыслями.) Как там люди пишут… День сегодня начался обычно. Обычно… А как ему ещё начинаться, если он и был самым что ни на есть обычным? Я вылезла из постели, умылась, надела, что с вечера приготовила… Забыла рюкзак по пути в школу… (Задумывается и вдруг раздражённо кидает ручку на парту, та отскакивает на пол.) Нет, ерунда какая-то получается. Как будто и не я рассказываю. Ненастоящее, неискреннее.
НАСТЯ принимается быстро ходить вокруг парты кругами, потирая руки. По прошествии некоторого времени она останавливается и словно в озарении поднимает с пола свою ручку.
НАСТЯ. Во-от! Поняла! Поняла, как я бы рассказала. Без лишней графомании и всё – по сути. Мне так и приятнее, и проще. И честнее получится. Ну и что, что мои тексты сплошь об эмоциях – разве я не имею права говорить о том, чем только и живу?
Героиня с прыжка приземляется на один из стульев за партой, зажигается боковой свет наподобие настольной лампы.
НАСТЯ. Если бы меня вдруг, в воображаемой реальности, попросили отразить парой слов мою жизнь в течение последних нескольких лет, я бы обошлась всего одним, и им было бы слово «хаос». Хаос в мыслях, хаос в душе. Я уже в десятом классе, а всё ещё слабо понимаю, кто я и к чему стремлюсь. Все мои одноклассники давно выбрали себе если и не университет, то хотя бы вектор, направление своего движения, а я… Знаешь, вчера я гуляла в парке у дома – ну, там, где набережная резко обрывается бетонной скалой – и всё размышляла… а смогу ли я сделать шаг вперёд? Вода – даже та, осенняя, ледяная, бурлящая как будто из самых недр Земли – всегда виделась мне оплотом спокойствия, непоколебимости, смирения… Она как будто живёт своей жизнью, неподвластной ни законам математики, ни вообще каким-либо законам здравого смысла. А между тем… я лет с десяти наблюдаю за её самобытными процессами и всё хочу, чтобы она забрала меня, унеся мои маленькие и никчёмные земные проблемы с собой, глубоко на дно. Дав мне свободу…
НАСТЯ ненадолго откладывает ручку и делает передышку, пытаясь заново абстрагироваться от внезапно охвативших её переживаний.
НАСТЯ. Однако вчера что-то пошло не совсем по плану. Я почти уже твёрдо решила… что сегодня точно узнаю, смогу ли сделать шаг вперёд, навстречу ей. И – вот уж глупость – я снова не выполнила данное себе обещание. Я сделала шаг назад.
НАСТЯ вновь отбрасывает ручку и начинает ходить по сцене, почти срываясь на бег. Иногда она останавливается, смеривает зрителей ледяным взглядом, выдаёт пару фраз и продолжает передвигаться туда-сюда.
НАСТЯ. И слава всем высшим силам, что мне не хватило решительности. Вот дура – пообещала себе утонуть. Да если бы я ещё от плохой жизни так сделала – и то какое-никакое объяснение. Так ведь нет! Жизнь у меня замечательная! Хочу пожаловаться тебе – а не на что! Всё просто прекрасно! Семья хорошая, друзей море, ни в чём не нуждаюсь… Одним словом – дура.
Вдруг героиня замирает, а за её спиной, точно из ниоткуда, появляется ЛИЛЯ, которая стоит, подобно манекену с мягким и спокойным выражением лица. С этого момента ЛИЛЯ начинает действовать согласно рассказу НАСТИ и отражать её эмоции, однако если эмоции последней имеют болезненный оттенок, то лицо первой расслабленно и естественно.
НАСТЯ. Её я возненавидела с самого появления. Сама не знаю, за что… Просто минута за минутой сегодня ловила себя на мысли, что меня всё в ней ужасно раздражает. Её голубые глаза, тихий голос или мягкие, фарфоровые ладони… (Лицо НАСТИ кривится в гримасе отвращения.) То, как она хорошо знает математику и быстро решает все задачки, все до единой… Да разве она имеет право быть хоть в чём-то лучше меня?!
НАСТЯ толкает ЛИЛЮ в спину, и та механически приземляется за парту, достаёт из-под неё тетрадь и кладёт перед собой. Сама НАСТЯ встаёт сзади.
НАСТЯ. Я всё стояла около неё, болтала со своей компанией, думала, когда же она прогонит меня отсюда, накричит или кинет в меня пеналом. (Она со злостью вглядывается ЛИЛЕ в лицо и продолжает.) А она – что ты думаешь? А ничего! Всё сидит и сидит, что-то рисует в своей дурацкой тетрадке и совершенно не обращает на меня внимание! Возмутительно!
НАСТЯ выхватывает у ЛИЛИ тетрадь, пролистывает, а затем рвёт пополам.
НАСТЯ. Рисунки, кстати, у неё неплохие. Я даже в какой-то момент засмотрелась. Но всё равно ненавижу её, не-на-ви-жу! Проходя между рядами, я как будто нечаянно её толкнула. (Слегка пихает ЛИЛЮ бедром.) Но ты-то понимаешь, что я специально. (Улыбается.) Мне было необходимо хоть как-то уже вывести её на эмоции. И всё впустую! Она просто улыбнулась и – представь – сама извинилась передо мной! За то, что я её пихнула! Вот ведь святое, идеальное создание!
В НАСТЮ сбоку, из-за сцены, летит булочка, она ловит её, бросает на парту и садится на пол несколько позади. ЛИЛЯ разворачивает булочку и начинает неспешно, совершая стереотипные движения, есть.
НАСТЯ. Я и на обеде – чего уж – за ней наблюдала. Сижу на своей камчатке, как обычно, и кусок в горло не лезет. Из-за злости. Она забрала в столовой последнюю шоколадную булочку. Мою шоколадную булочку. А мне пришлось купить пирожок с капустой, чтобы с голоду не помереть. Уж этого я никогда ей не прощу! Хотела про себя отметочку поставить, что ест она как свинья, то есть некрасиво. Но и тут, конечно же, ошиблась.
НАСТЯ вскакивает и пододвигается ближе к ЛИЛЕ.
НАСТЯ. Когда она с кем-то заговаривала, я якобы случайно оказывалась рядом и пыталась подслушать, говорит ли она что-то обо мне. Ну вдруг? Хотя… а какая мне, в сущности, разница, что она там про меня думает? (Прикрывает ЛИЛЕ рот рукой.) Я ведь её ненавижу.
Героиня отходит на середину сцены и подбирает синюю ткань.
НАСТЯ. Невообразимо. Немыслимо. Невероятно. (За локоть поднимает ЛИЛЮ, выводит её на то же место и заворачивает в ткань как в кокон.) А впрочем… если уж я собралась быть с тобой честной, скажу-ка я вот что. Я так загляделась на неё потому, что увидела в ней ту самую воду, в которой вчера так и не захлебнулась. Такую… мудрую, спокойную, безмятежную. Раньше я всегда думала, что только в природе смогу отыскать истинную гармонию, когда ни глаз, ни ухо ни за что не цепляются и хочется не исправлять, а любоваться, пропуская через себя каждую нотку этой чудесной симфонии. И тут я увидела это в ней. И именно поэтому ничуть не жалею, что днём ранее не сдержала слова. Рядом с ней я… почему-то почувствовала себя в безопасности. Чёрт знает, какие ужасные вещи она успела обо мне надумать…
ЛИЛЯ. Я считаю тебя интересной.
НАСТЯ. И я никогда, наверное, не узнаю. Вряд ли она хоть слово мне теперь скажет. Вряд ли, тем более, захочет поговорить со мной…
ЛИЛЯ. Я хочу говорить с тобой.
НАСТЯ. Она, наверное, ненавидит меня…
ЛИЛЯ. Я не ненавижу тебя.
НАСТЯ. Так же, как и я ненавижу её.
НАСТЯ отпускает ЛИЛЮ, и та падает у неё ног.
НАСТЯ. Зачем она мне? У меня ведь больше двадцати друзей – и это только если считать близких. В моей жизни есть те, с кем можно поболтать по душам, кто может выслушать и поддержать, когда мне грустно… Зачем? Да я и сама, признаться, не знаю. Просто отчего-то сердцем чувствую, что она нужна, нужна, чтобы быть рядом – и не более.
Она перешагивает через ЛИЛЮ и устремляется к краю сцены.
НАСТЯ. От неё точно свет исходит – такой незримый, можно лишь кончиками пальцев почувствовать. А я – я как муха. Лечу на него, сама слабо понимая, почему, так сказать, инстинктивно, по инерции. Странные вещи происходят… Не понимаю, что она такое. Что я такое – тоже не понимаю.
НАСТЯ снова подходит к ЛИЛЕ, слегка пинает её ногой. Та поднимает руку. НАСТЯ вкладывает ей в ладонь ручку.
НАСТЯ. Одно лишь ясно… Не нравится она мне. Назови мои чувства как угодно, но чтобы симпатией – да никогда.
Она резко разворачивается и уходит со сцены, ЛИЛЯ так и остаётся лежать. Свет гаснет.
Сцена 2Повествование от лица ЛИЛИ. Локация – школа.Зажигается свет. На сцену робко выходит ЛИЛЯ – это нежная девочка в плиссированной школьной юбке и летящей голубой блузе с галстуком-бантом. В руках она с некоторой нерешительностью теребит ручку, которую сценой ранее дала ей НАСТЯ.
ЛИЛЯ. Ну, вот и я. Что я могу тебе сказать, мой невидимый друг? Чем могу поделиться?
Она, плавно и размеренно двигаясь, обходит парту по кругу и садится на стул со своей стороны.
ЛИЛЯ. Вчера с утра лил дождь – потрясающе красивый, как будто небеса плакали, сокрушаясь, что сегодня первое сентября, и мне нужно в школу… Я вообще-то люблю поспать, но утром специально поднялась на полчасика раньше, просто чтобы посидеть на подоконнике и понаблюдать, как стёклышки капель вдребезги разбиваются о мясистую, ещё зелёную, летнюю листву деревьев у моего окна. Было так красиво… (Она делает паузу, откладывая ручку. Взгляд её становится томно-мечтательным. Героиня накидывает на плечи синюю ткань наподобие дождевика.) А потом я пошла на уроки. По дороге наступила в огромную лужу у подъезда, но – знаешь? – совсем не расстроилась. Во-первых, у меня ботинки непромокаемые, во-вторых – дождь я обожаю, а в-третьих… я почувствовала себя каплей – одной из тысяч хрусталинок вокруг меня, что, ударяясь об лужу, расходятся колечками, как виниловые пластинки.
ЛИЛЯ достаёт из рюкзака тетрадь, аналогичную порванной НАСТЕЙ, но целую и кладёт перед собой.
ЛИЛЯ. В школе мне, по правде говоря, было неуютно. Класс совершенно новый, ведь в этом году я, чтобы поступить на инженера, перешла в технический лицей. Новеньких, как я, больше половины, однако всё равно сложилось впечатление, что здесь все друг друга знают и нам, мягко говоря, не очень-то рады… В старой школе я была отличницей, особенно не нагружая себя учёбой, а здесь… Здесь ребята действительно сильные, и я совсем не уверена, что смогу хотя бы оказаться с ними на одном уровне – не то, что составить конкуренцию. На геометрии меня в первый же день вызвали к доске решать задачки, и я даже все решила! Но… чутьё подсказывает, что в глубине души одноклассники смеялись надо мной и думали, что с подобной ерундой справится любая первоклашка.
Пауза. На лице ЛИЛИ – раздумья.
ЛИЛЯ. А ещё там была она. Понятия не имею, что это за девочка – вроде бы, зовут Настей – но она почему-то показалась мне особенно интересной. Она как будто… чем-то выделялась среди остальных. Может быть, своей непосредственностью. В другой ситуации я бы посчитала её слишком дерзкой и держалась бы от неё подальше, однако первого сентября события пошли совсем по другому пути, по непривычному… Я точно потеряла возможность думать о ком-то ещё.
За спиной ЛИЛИ материализуется НАСТЯ. Её плечи расправлены, лицо беспристрастно и устремлено в зал. С этого момента она дублирует эмоции ЛИЛИ, но в более гротескном их варианте. При этом речь НАСТИ монотонна, все мышцы напряжены, губы поджаты.
ЛИЛЯ. Мне лестно думать о том, что это может быть чем-то большим, чем простым совпадением, но она часто в самые неожиданные моменты оказывалась возле меня, что бы я ни делала: рисовала или же разговаривала с теми, кто сидел поблизости. И как будто слушала, смотрела… Неужели такая, как я, может понравиться такой, как она? Хотя ерунда… Куда мне? У неё так много друзей – кто я такая, чтобы быть им ровней, чтобы быть равной ей? Но если хотя бы попытаться стать такой же смелой, хотя бы допустить эту маленькую вероятность, что я тоже могла бы быть ей симпатична…
НАСТЯ (монотонно). Нет, я тебя ненавижу.
ЛИЛЯ. То жизнь в новой школе уже показалась бы мне намного менее серой.
ЛИЛЯ встаёт со стула и ловит из-за сцены булочку с шоколадом. Затем возвращается на своё место и начинает есть. НАСТЯ отходит на пару шагов назад и вбок и в падении приземляется на пол, усаживаясь в неестественную позу.
ЛИЛЯ. На обеде она ушла обратно к себе за последнюю парту. И… несмотря на большое количество её друзей в классе, я поклясться готова, что выглядела она одинокой и даже… несчастной.
НАСТЯ. Это неправда. Я счастлива. И не одинока.
ЛИЛЯ. У меня даже пару раз сжалось сердце в порыве поделиться с ней булочкой, ведь она так на меня смотрела, как будто очень её хотела.
ЛИЛЯ кидает в НАСТЮ булочкой. Та не ловит её и не двигается.
ЛИЛЯ. Впрочем, вряд ли она бы приняла её от меня.
НАСТЯ. Совершенно верно. И вообще я на тебя обиделась.
ЛИЛЯ прячет тетрадь и встаёт из-за парты.
ЛИЛЯ. А сегодня был второй день учёбы. Погода стояла чудесная – не то, что вчера. Светило солнце, а по дороге в школу я даже нашла два пожелтевших листочка. Стало грустно, ведь это означает, что совсем скоро придёт настоящая осень, однако пока она не пришла и переживать незачем.
ЛИЛЯ перемещается туда-сюда от одного конца сцены к другому. НАСТЯ следует за ней, но медленнее, пока в какой-то момент они не сталкиваются.
ЛИЛЯ. Но самый занятный момент, пожалуй, произошёл на лестнице, по пути к кабинету английского. Я столкнулась с ней лицом к лицу. Наверное, она спешила в столовую, потому что до звонка оставалось меньше пяти минут. Толкнула она меня сильно, локтем – даже синяк остался. Но я не обиделась – всё же теперь мы квиты, ведь вчера я, вылезая из-за парты, нечаянно пнула её в бедро. (Слегка задевает ногой бедро НАСТИ.)
НАСТЯ. Вообще-то это я тебя пихнула. А ты извинилась, дурочка.
ЛИЛЯ за плечи поворачивает НАСТЮ лицом к залу, сама встаёт чуть позади.
ЛИЛЯ. Вообще я постоянно за ней наблюдаю, как и что она говорит, как и что она делает. Отчего-то мне интересна… её жизнь. Она. Но я боюсь к ней подойти, боюсь сказать об этом, поскольку я уверена – она меня оттолкнёт. Поэтому всё, что мне остаётся, – смотреть. Она такая… независимая, будто ей всё нипочём. Такая красивая. Такая бесстрашная… Наверное, ей неведомы столь глупые и детские переживания.
НАСТЯ. На самом деле я напугана.
ЛИЛЯ. Она – в точности как искорка. Как огонь. Оплот непосредственности и жизнелюбия.
НАСТЯ. Всякие мысли в голову приходят.
ЛИЛЯ. Она бы никогда не поняла меня… А впрочем, поняла бы. Она – точно поняла бы. Не знаю, почему я так в этом убеждена. Пару лет назад я прочитала в одной книжке, что ещё до рождения наши души разбиваются на несколько частей. И в мире существуют люди, носящие в себе осколок твоей души. Так вот… Хоть я и привыкла всё рационализировать, мне нравится думать, что она – и есть один из моих осколок. Или даже единственный. Мозгом такое не воспринять, только сердцем… Пусть мы и очень разные, есть в нас что-то, что позволяет считать нас почти близнецами.
ЛИЛЯ в нерешительности отходит от НАСТИ в дальнюю часть сцены и понуро опускает голову.
ЛИЛЯ. Да даже если и так… Каков процент, что она считает так же? Наверняка он стремится к нулю. Она же не действует. А если человек не действует – значит не так уж ты ему и нужен. И я в своих действиях поэтому не вижу никакого смысла.
Она садится за парту, снова достаёт тетрадку и начинает в ней что-то увлечённо рисовать. Вдруг – поднимает лицо на зрителей и воодушевлённо сообщает.
ЛИЛЯ. Один лишь был контраргумент, который заставил меня сомневаться в теории, что она меня ненавидит. Сегодня Вика – моя соседка по парте – простудилась и не пришла, чему я, к слову, была даже рада, поскольку люблю быть одна – никто от важных мыслей не отвлекает. И она… Она…
НАСТЯ срывается с места, стремительно подходит к парте и, почти ударяя, опирается на свою часть столешницы.
ЛИЛЯ. Она спросила, можно ли сесть со мной.
НАСТЯ. Это было невероятно трудно.
ЛИЛЯ. Я не поверила своим ушам. Но… разрешила.
ЛИЛЯ отодвигает второй стул, и НАСТЯ падает рядом.
ЛИЛЯ. Было так странно видеть и чувствовать её рядом с собой… И почему именно я? Значит, ей всё-таки было одиноко вчера на камчатке?
НАСТЯ. Не поэтому.
ЛИЛЯ. Я заметила, что её рубашка сшита из какой-то необычной, блестящей хлопковой ткани. Я бы тоже с удовольствием такие носила, вот только мне они совсем не идут, а ей – замечательно. Ещё она иногда косилась в мою тетрадь. Наверное, думала, что это безответственно – рисовать на алгебре, когда завтра контрольная.
НАСТЯ. Твои рисунки действительно красивые.
ЛИЛЯ робко, движением пальца, толкает к НАСТЕ ручку. Та не реагирует. Тогда ЛИЛЯ, набравшись смелости, снова берёт её и уже вкладывает НАСТЕ в ладонь, загибая пальцы.
ЛИЛЯ. Вот и всё на сегодня, пожалуй. Посмотрим, что как дальше будет развиваться.
ЛИЛЯ встаёт со стула и уходит. Свет гаснет.
Сцена 3Повествование от лица НАСТИ. Локация – школа.Зажигается свет. НАСТЯ выходит на сцену, однако походка её уже не столь тверда, с лица пропала былая маска холодности и суровости. Героиня как будто чем-то очень опечалена, и пусть она старается не выдавать себя, получается это у неё из рук вон плохо. Одета НАСТЯ в чёрную короткую юбку и красную футболку. В руках держит ручку.
НАСТЯ. Месяц прошёл… И всё – ничего.
Она неуверенно подходит к парте и устало опускается на свой стул.
НАСТЯ (обращаясь к зрителям). Ничего не понятно! Я всё так же ничего не понимаю!
Из-под парты НАСТЯ достаёт четыре свечи и спички, ставит свечи перед собой полукругом и зажигает одну за другой. Напряжённо смотрит на них в попытках отогнать дурные мысли и хоть немного расслабиться.
НАСТЯ. За этот сентябрь… я поняла только одну важную истину. Которую я безбожно отталкивала от себя лет шесть – не меньше. (Она поднимает глаза, в которых отражаются пляшущие язычки пламени.) Я умею чувствовать. Не эмоционировать – чувствовать. Скажешь, что это одно и то же – и я отвечу тебе «Ха-ха, а, знаешь, ты чертовски неправ». Эмоция – лишь налёт, глазурь, а если всколупнуть её, а внутри – пустота, то какой в этой глазури вообще смысл? Прикрыть пустоту? Создать красивую обёртку? (Вымученно смеётся.)
НАСТЯ делает паузу, в течение которой нервно крутит ручку между пальцев и кусает её за кончик.
НАСТЯ. Принятие способности чувствовать далось мне очень нелегко. Даже, я бы выразилась, через кровь и слёзы. Однако я иначе не могу. Позиционируя себя в обществе вечным огнём, пламенем горячего сердца, которое очень много в моральном плане берёт от других, я заметила вот что: когда я не отдаю ничего в ответ, исключительно поглощая, я просто… перегораю. И постепенно гасну. (Она задувает одну из свечей.) Прийти к подобным мыслям я бы вряд ли смогла, если бы не она… Лиля. Девочка из школы. Обычная девочка из моей школы, из-за которой мне сейчас совершенно необычно грустно. Я и сама удивлена, насколько.
Пауза. НАСТЯ вновь опускает взгляд на свечи и удручённо следит за подрагивающими огоньками.
НАСТЯ. В начале месяца я бы ещё могла поставить хоть сколько-нибудь воображаемых денег на то, что Лиля всё-таки не подумала обо мне ничего плохого, несмотря на моё ужасное поведение. Что она не ненавидит меня… Я ведь тоже на самом деле её не ненавижу – скорее, напротив, но она-то, разумеется, никогда этого не услышит и не прочитает. Я ведь самой себе врала… Мне так проще было.
Пауза.
НАСТЯ. Ну так вот… о чём я? Лиля… В начале месяца во мне ещё горел огонёк надежды, что события могут резко повернуться на 180 градусов, если я столь же резко поменяю своё к ней отношение. Так, чтобы ещё и она это увидела. И что в итоге? Да что – я чётко осознала: сделанного не воротишь.
На середине сцены появляется ЛИЛЯ. Она стоит, ссутулив плечи и опустив лицо вниз, голова её отвёрнута от НАСТИ. В руках героиня держит томик стихов Ахматовой.
НАСТЯ. Я почти уверена, что она окончательно отвернулась от меня.
ЛИЛЯ. Ты снова врёшь.
НАСТЯ. Сегодня, например, она не подошла ко мне в коридоре, хотя я специально встала рядом в надежде, что она со мной заговорит. (ЛИЛЯ отходит к противоположному краю сцены и встаёт лицом к стене. НАСТЯ задувает вторую свечку.) Недели две назад, когда мы за партой перекинулись парой слов о поэзии Серебряного века, я вскользь упомянула, что было бы неплохо погулять вместе у пруда и обсудить Ахматову, если, конечно, Лиля не против. Она кивнула, но до сих пор так никуда меня и не позвала. (ЛИЛЯ поворачивается к залу и прячет лицо за книгой. Гаснет третья свеча.) Я бы и сама позвала её – когда меня вообще подобное утруждало? – если бы хоть немножко верила в то, что мне не откажут… Ну а позавчера вернулась… (с отвращением) Ви-ка. Виктория Зубкова. А если совсем откровенно – то самый противный мне человек в нашем классе. Не имею ни малейшего понятия, откуда она знакома с Лилей, однако она постоянно к ней липнет. И всё с какими-то дурацкими разговорами ни о чём: то про собачек бездомных, то про то, что к ней вчера в гости подружка приезжала и они обои вместе клеили… Куда уж там Ахматовой и Блоку! А самое обидное, что Лиля этот весь поток пустого сознания слушает, пусть и не отвечает. Даже когда Ви-ка подошла ко мне, чтобы заявить, что я занимаю её законное место – кто бы ещё интересовался её мнением, правда? – ни слова не сказала. Промолчала. Иначе говоря, согласилась. (НАСТЯ почти плевком гасит последнюю свечку. ЛИЛЯ грубым движением отбрасывает книгу в сторону и зажимает руками рот после своей реплики.)
ЛИЛЯ. Это ты всё какую-то чепуху болтаешь! Ни с кем я не соглашалась!
НАСТЯ поднимается со стула и начинает ходить вокруг ЛИЛИ.
НАСТЯ (со злобой). И вот, вроде бы, я и признала, что могу в искренние чувства. Даже, может быть, что-то через себя пропустила. А толку? (Обращаясь к неподвижной фигуре ЛИЛИ.) В чём смысл-то? Зачем столько потраченных усилий? Ради того, чтобы мне было в тысячу раз больнее переживать, что мне предпочитают пустышку, да?!
Она толкает ЛИЛЮ в макушку, та падает на пол, приземляясь на синюю ткань. НАСТЯ в течении нескольких секунд осознаёт произошедшее, выражение её лица меняется со слепого гнева на страх. Она встаёт перед телом ЛИЛИ на колени, хватает её за плечи и укладывает себе на бёдра её голову, укрывая ЛИЛЮ тканью. Рука НАСТИ беспорядочно путается в её волосах, верхняя губа поджата, в глазах – сожаление и отчаяние.
НАСТЯ. Если бы я ещё могла на неё злиться… Если бы у меня получилось… Так ведь нет! Какая там злость? Только желание защитить, укрыть от всего плохого, что только вокруг неё ни происходит… Откуда это? Почему оно происходит именно так?
НАСТЯ поворачивает голову ЛИЛИ лицом вверх, вглядывается в него, точно что-то ища, а затем тоже укрывает его тканью.
НАСТЯ. Я ведь… на самом деле одинока. Когда мне весело и хорошо, когда есть силы шутить смешные шутки, помогать с алгеброй, выслушивать чужое нытьё, бегать на три встречи – одна за другой – тогда я всем нужна, всем своим двадцати близким друзьям. А сейчас… стоило мне замкнуться в себе и чуть обозначить границы, сразу все – раз! – и куда-то испарились. А вроде бы, неплохо дружили, с кем-то даже клялись дружить до самой смерти… Досадно понимать, что дружба до самой смерти может закончиться в интервале сентябрь-октябрь.
Героиня бережно укладывает замотанную голову ЛИЛИ на пол и встаёт позади неё.
НАСТЯ. Вот я месяцем ранее убеждала себя в том, что мне сейчас тонуть не время и это прекрасно, что я в последний день августа так и не сделала шаг вперёд… А я всё-таки взяла – и утонула. (Перешагивает через ЛИЛЮ.) Бессовестная! И пока что это ощущается куда страшнее обыкновенной смерти. Но вместе с тем внутри меня сплетается полотно из смешанных чувств: смятение, боязнь неизвестного, гнев, всеобъемлющая доброта, жажда борьбы, смирение… Во мне точно по лепестку расцветает мудрость, а щель между безопасной детской повязкой на глаза и внешним миром становится всё шире и шире. Так же происходит взросление, верно?
НАСТЯ аккуратно, за локти, поднимает ЛИЛЮ и, ставя героиню лицом к залу, одним движением срывает с неё ткань.
НАСТЯ. Теперь как будто даже видение действительности стало чётче!
НАСТЯ подходит к парте с погасшими свечами и вновь по очереди их зажигает.
НАСТЯ. И как бы ни была, возможно, безнадёжна эта действительность, единственное, что мне сейчас остаётся – верить в лучшее. Прикладывать усилия, пытаться, исправлять… Работать и над собой тоже. Кто сказал, что путь к себе настоящей лежит сплошь через череду удовольствий? Откуда мысль, что правда никогда не бывает печальной? Быть может… ещё придёт белая полоса. Ведь не бывает так, чтобы удача всегда поворачивалась к тебе исключительно спиной. (ЛИЛЯ отворачивается от НАСТИ, вставая к залу боком.)
НАСТЯ не без колебаний подходит к ЛИЛЕ и одним рывком крепко обнимает её со спины, обхватывая ладони и вкладывая в них ручку.
НАСТЯ. Я ещё поборюсь… Пути назад уже нет и быть его не может. Свой путь к честности я пройду до конца. Отступить и сдаться – вот что будет самым что ни на есть бессовестным поступком.
НАСТЯ отпускает ЛИЛЮ, подходит к парте и задувает все свечи разом, а затем прежней уверенной походкой удаляется со сцены. Свет гаснет.
Сцена 4Повествование от лица ЛИЛИ. Локация – заснеженная улица.Зажигается свет. На сцену выходит ЛИЛЯ в синей зимней куртке, клетчатом шарфе и тёплой шапке. На плече у неё – большая голубая сумка. Героиня выглядит воодушевлённой, она несколько витает в облаках. В одной руке ЛИЛЯ всё так же держит ручку.
ЛИЛЯ. Вот уже и декабрь заканчивается… Подумать только, ведь этот год, вроде бы, начался совсем недавно – и вот ему на смену приходит новый. Как быстро летит время… И сколько всего успело произойти. Или не произойти.
ЛИЛЯ снимает верхнюю одежду, оставаясь в голубом домашнем платье, ставит сумку на пол, достаёт из неё несколько горстей снежных хлопьев и бросает перед собой, создавая видимость метели.
ЛИЛЯ. Сегодня, стоило мне только открыть глаза и посмотреть в окошко, я увидела снег. Много снега. В первый раз за год природа решила подарить нашему городу такие пышные сугробы. Словно и она предчувствовала наступление новогодних праздников и решила укрыть осеннюю слякоть сладкой ватой. Я вышла босиком на балкон – ну и что, что холодно? – и погрузилась ступнями в снежок. Обожала так делать, ещё будучи ребёнком. Этот ритуал всегда играл для меня большую роль – породниться с природой через одну лишь кожу. Непередаваемо приятные ощущения. (Она скидывает ботинки и аккуратно наступает в брошенные ею снежинки.) Правда… было приятно только первые пару секунд, а потом я, отплясывая чечётку, влетела обратно в зал. Всё же я не такая уж и закалённая, как показывает опыт.
Героиня садится на кровать по-турецки, берёт с прикроватной тумбочки кружку с чаем.
ЛИЛЯ. Пока я любовалась на заснеженные деревья и придумывала, как можно было бы их изобразить, мой утренний чай совсем остыл… Ничего, я его и так выпила – разве можно вылить чай с гибискусом, даже если он и холодный? Это грех, страшный грех, как сказала бы бабушка. А пока чаёвничала, успела подумать не только о деревьях, но и о всяком-разном… порефлексировать, в общем, и всякое-разное надумать. Дело в том, что вчера Настя – девочка из школы – позвала меня погулять. Вдвоём. Могу ли я быть уверена, что она испытывает ко мне симпатию? (ЛИЛЯ несколько секунд размышляет.) Нет… Нет, это же такие пустяки. Позвать погулять – это ещё ни о чём. Это ещё даже не дружба.
ЛИЛЯ отставляет кружку и начинает взволнованно ходить по сцене кругами, снова одеваясь.
ЛИЛЯ. И несмотря на то, что Настя очевидно нравится мне как человек, мне было трудно согласиться… Сначала я даже начала по привычке придумывать миллион отговорок. Просто было отчего-то тяжело признать, что она действительно хочет провести время со мной – более того, она сама инициировала встречу, это тоже важно. Но потом… осознание ударило как молния. Если я прямо сейчас не скажу ей «да», мы никогда не зайдём дальше и никогда не поймём, осколки ли мы одной души, или же я придумала её светлый образ, приукрасила реальность. Как всегда.
На сцену выходит НАСТЯ в чёрном зимнем пальто и с хлопьями снега в волосах. Она спокойно провожает ЛИЛЮ взглядом.
ЛИЛЯ. Когда мы встретились, Настя выглядела замечательно… впрочем, как и обычно. Хотя я, конечно, ей этого так и не сказала – слишком боюсь. В своём длинном чёрном пальто, которое ей так идёт, она выделялась среди тусклого серого декабрьского пейзажа, отчего я сразу её заметила. Пусть и не надела очки, потому что в них я выгляжу по-дурацки, и я не понимаю, почему в школе она надо мной не смеётся. Но… я вдруг разом осмелела настолько, что обняла её в знак приветствия – можешь себе представить? Это стоило мне килограмма нервной ткани, а может, даже двух.
ЛИЛЯ обнимает неподвижную фигуру НАСТИ и бережно отряхивает снег с её волос.
ЛИЛЯ. Только эта дурёха опять вышла на улице без шапки. Разве она не понимает, что температура уже далеко за минус и получить отит или гайморит сейчас проще простого? Почему она настолько себя не бережёт?
НАСТЯ. Фу, ваши шапки мне причёску портят.
ЛИЛЯ (вздыхая). И шарф не надела. Вот что бы ты без меня делала? (Она укрывает НАСТЮ синей тканью, которую достаёт из сумки.) Мне постоянно хочется о ней заботиться… И я, вроде бы, понимаю, почему, но от понимания ничуть не легче, когда не находишь в себе сил и решительности совершать действия.
ЛИЛЯ порывистым движением хватает НАСТЮ за руку и тянет в сторону скамьи, припорошенной снегом.
ЛИЛЯ. Мы сидели с ней у заледенелого пруда… И она постоянно говорила какие-то интересные и сложные вещи – буквально выдавала одну за другой, сейчас уже даже и не вспомню толком, о чём мы болтали, потому что я слишком много за ней наблюдала и слишком мало слушала. И постоянно же я ловила себя на мысли, что я недостойна быть сейчас рядом с ней. Рядом с той, кто может чувствовать столь глубоко и излагать свои думы столь красиво…
НАСТЯ. Пощади, я несла сущую ерунду, не затыкаясь, только бы ты не подумала, что я скучная.
ЛИЛЯ. Посредством беседы Настя вдохновила меня вернуться к творчеству. Снова попробовать что-нибудь написать… хоть бы и деревья в снегу. Я ведь в детстве обожала рисовать, и у меня даже хорошо получалось, просто к старшей школе постепенно забросила это дело. То времени не хватало, то энергии. Но теперь я хочу написать такую картину, в которой обязательно будет фигурировать она. Настя. Ну, и я… возможно. А может и не буду, зачем там я?
НАСТЯ. Я хочу, чтобы ты тоже там была.
ЛИЛЯ. Словом, я ничуть не пожалела, что в этот пасмурный зимний день я всё же заставила себя изменить принципам, не спать до полудня, вылезти из тёплой постели и провести целый день с ней. Целый день… она посвятила мне. Как много она могла бы успеть сделать, если бы не подарила мне столько своего свободного времени? И как бы я себя ненавидела за то, что посмела отказаться от такого предложения?
НАСТЯ. Как бы я себя тогда ненавидела?
ЛИЛЯ и НАСТЯ (хором). Наверное, сильно.
ЛИЛЯ вскакивает со скамьи, достаёт из сумки бумажный стаканчик для кофе и вкладывает НАСТЕ в руку. Они медленно движутся туда-обратно по сцене, НАСТЯ повторяет движения ЛИЛИ.
ЛИЛЯ. Потом Насте стало холодно – вот уж неожиданность – и она купила какао в ларьке у аллеи с ивами. Очень, кстати, люблю это место – летом там потрясающе красиво. Деревья укрываются пушистым малахитовым одеялом, а уточки выводят на прогулку суетливых крошеных утят… Но зимой в парке тихо. Тем вечером – уже было около семи часов – мы также остались наедине: как друг с другом, так и со своими мыслями.
ЛИЛЯ и НАСТЯ синхронно останавливаются и встают лицом к залу. Свет гаснет до полумрака. Сверху на них падает снег. Какое-то время они молчат, каждая отмечает в уме что-то своё. Лицо НАСТИ пустое, как во сне, ЛИЛЯ же, вопреки чувству душевного единения, испытывает неуверенность в том, что она достойна здесь находиться.
ЛИЛЯ. Я могу ошибаться… но мне кажется, она не до конца честна сама с собой. Проговорив с ней несколько часов тет-а-тет, я заметила, что она постоянно как натянутая до предела струна: ещё немного – и лопнет.
НАСТЯ. Я многое боюсь тебе рассказать.
ЛИЛЯ. Мне хочется, чтобы она открылась мне. Чтобы не врала: ни мне, ни себе. Она очень много говорит – практически постоянно – но это всё лишь для того, чтобы ловко обходить действительно тревожащие её темы. Может быть, это потому, что мы слишком мало знакомы… А может, я просто ошиблась и выдала домыслы за факты.
НАСТЯ. Я боюсь, что ты меня не примешь.
ЛИЛЯ. Как бы то ни было, я не хочу опускать руки, как всегда делала раньше, встречаясь с любыми трудностями.
НАСТЯ. Я боюсь остаться одна.
Пауза. Тишина.
ЛИЛЯ. Какао Насте не понравилось. Она отметила, что сама дома варит гораздо лучше.
НАСТЯ. Оно и правда было ужасно, вода с порошком, деньги на ветер.
ЛИЛЯ. Однако у меня, разумеется, не хватило бы наглости самой попроситься к ней на какао…
НАСТЯ (всё с тем же стеклянным взглядом передаёт ЛИЛЕ стакан, та отдаёт ей ручку). Поэтому тебя пригласила я.
ЛИЛЯ. Поэтому она пригласила меня сама. Подумать только – я приду к ней домой.
НАСТЯ. Я же не сплю? Это происходит на самом деле?
ЛИЛЯ. Я вступлю на её территорию. Во второй раз это уже может что-то значить?
ЛИЛЯ и НАСТЯ (хором). Мне нужно убедиться.
Свет гаснет окончательно, скрывая два замерших силуэта.
Сцена 5Повествование от лица НАСТИ. Локация – комната.Сцена является почти полностью статичной. НАСТЯ в красном домашнем платье сидит на кровати (в качестве покрывала задействована синяя ткань), свесив ноги вниз, руки её лежат на коленях. Лицо выражает смятение и некоторую отстранённость, оно повёрнуто в зал. Героиню освещает точечный свет. За ухом НАСТИ – ручка.
НАСТЯ. Иногда мою голову посещает плохая, даже отвратительная мысль… а что, если всё хорошее, что происходит со мной – не более чем сон? Такой мягкий, обволакивающий, как одеяло… или как тёплая вода после нескольких часов на ледяном ветру. Стараюсь отстраниться, не думать, но не всегда получается. Слишком хорошо… Слишком.
Пауза. На лице НАСТИ расцветает улыбка.
НАСТЯ. Я вообще за свою маленькую жизнь принимала много опрометчивых решений… но пригласить тебя ко мне домой было самым пугающим и однозначно лучшим, на что я только ни решалась. Странно осознавать, насколько один вечер может изменить всю историю и наконец-то расставить все точки над i. Странно понимать, как много можно обрести всего за несколько часов.
Пауза. Взгляд НАСТИ проясняется, её глаза блестят.
НАСТЯ. Я увидела в тебе себя. А тебя – в себе. Да! Точно так. Всё время, пока мы с тобой разговаривали я как будто смотрела в зеркало и говорила сама с собой, со своим двойником… Словно ты – отделившаяся часть меня. Лучшая часть, которой я всегда мечтала быть, но получалось лишь имитировать её в собственной голове, только бы не смотреть правде в глаза. Я сомневалась в этом… но ты – ты существуешь, я уверена. Это не может быть обманом.
Пятно света расширяется, охватывая пустую половину кровати.
НАСТЯ. Я не хотела, чтобы ты уходила… Мне было до смерти необходимо оставить тебя рядом… навсегда. Я не могу выносить пустоту внутри себя, не могу, не получается – и всё! Почему ты ушла?
НАСТЯ достаёт из-под кровати бумажный стакан, нервно теребит его в руках.
НАСТЯ. Я сварила тебе какао… Настоящее, какое не продадут ни в одной кофейне, потому что там всё – суррогат, невкусный и фальшивый. Я сварила тебе какао… потому что не могу выражать свою любовь иначе, чем через действие. Ты очень много значишь для меня, но вряд ли когда это от меня услышишь. Хочу сказать тебе каждый раз, когда мы видимся, пусть даже и на глазах у всей школы – плевать, что они подумают – однако на полуслове точно язык проглатываю. Не могу. Не умею изъясняться словами.
Свет ненадолго гаснет. Когда же он загорается вновь, зритель видит, что на ранее пустой половине кровати появилась ЛИЛЯ в том же платье, но синем. НАСТЯ сидит напротив неё в той же позе, боком к залу.
НАСТЯ. Но что-то мне всё же получилось вчера тебе сказать. Вдали от чужих глаз и ушей я смогла, пускай путанно и криво, открыть тебе свою душу. (Передаёт ЛИЛЕ стаканчик.) Поделиться самым тёмным, что я сама ранее едва ли признавала, а сейчас оказалась готова проговорить с другим человеком… который стал для меня настоящим чудом, самым дорогим, кто на данный момент есть в моём окружении. Все остальные – они… их ценность рушится, как подтаявшая ледяная скульптура рушится перед мощным потоком горной реки. И почему только оно так происходит? Впрочем…
ЛИЛЯ. Я знаю, почему.
НАСТЯ. Ты выпила какао и поблагодарила меня, сказала, что оно и вправду восхитительное… и всё такое. А я ответила…
ЛИЛЯ. Я же говорила.
НАСТЯ. Моя вечная фраза. С чего я вообще взяла, что могу всё на свете знать наверняка? (Пауза.) Я попросила у тебя прощения за то, что тогда толкнула тебя, что вела себя по-скотски. Ты знаешь… мне ведь очень трудно говорить…
ЛИЛЯ. Извини.
НАСТЯ. Я же всегда права и во всём разбираюсь лучше всех. А ты и не думала на меня обижаться. Чудо… в перьях.
Свет становится тусклее, приобретает багряные оттенки.
НАСТЯ (дрожащим голосом). А меж тем почти стемнело. Закат означал, что вскоре ты уйдёшь, поэтому времени оставалось очень мало. Но я… ещё толком ничего не сказала. Я не успела и не успею, если буду продолжать бояться мнимых препятствий. Ты выслушаешь меня – если бы я хоть на секунду сомневалась – так почему я до сих пор не выдавила из себя ни звука по делу? Только тянула время, только отсрочивала момент… Наконец, собравшись с мыслями, я поведала…
ЛИЛЯ. Я так одинока.
НАСТЯ. Ты выслушала, опровергла, но отчего-то у меня не было чувства, что ты не поняла ни фразы. Возможно, нам вообще не нужно использовать слова для того, чтобы понять друг друга, как будто бы у нас одна голова на двоих…
ЛИЛЯ. Одна душа на двоих.
НАСТЯ. Ты не стала тратить кислород на очевидные вещи вроде напоминания о том, что у меня широкий круг общения и всегда есть, с кем поделиться и радостью, и горестью. Потому что тебе тоже было очевидно: если я говорю, что говорю, – значит, дружба эта не стоит и гроша. Словно ты давно, ещё задолго до нашего знакомства, заглянула внутрь меня и всё-всё прочитала.
Пауза. Лицо НАСТИ из обеспокоенного делается серьёзным, она как будто смотрит не на собеседницу, а внутрь самой себя.
НАСТЯ. Да если бы моя реальность была так прекрасна, как любят её описывать все, кому не лень… мне бы захотелось из неё убегать? Наверное, я ещё в глубоком детстве не создавала бы себе воображаемых собеседников. Только бы нашёлся хоть один: понимающий и не осуждающий.
ЛИЛЯ. Иногда мне всерьёз чудится, что тебя не существует. Но это такие глупости – вот же ты, живая, сидишь передо мной. Я могу к тебе прикоснуться. Я вижу тебя глазами. А глазам своим я доверяю.
НАСТЯ. И это я всё-таки сказала. Буквально душу наизнанку вывернула. Ты не посмотрела на меня как на сумасшедшую – ведь разумом я совершенно здорова. Мне просто-напросто необходимо было подтверждение, которое я от тебя получила.
Алый свет становится ещё слабее, теперь он освещает только лица героинь.
НАСТЯ. Ты подарила мне неведомое чувство… как будто огромная бездна внутри меня наконец перестала существовать, стянулась и зажила, точно глубокая, гноящаяся рана. И пусть рубец останется навсегда, уже ничего нигде не болит и не кровоточит. Ты вылечила меня.
НАСТЯ хватает ЛИЛЮ за руки.
ЛИЛЯ. Не уходи. Останься со мной. Навсегда.
НАСТЯ. Ты ответила, что и так всегда будешь рядом, даже когда физически мы будем порознь.
НАСТЯ опускает голову, её тело дрожит, как в судороге. Свет на стороне ЛИЛИ гаснет окончательно, скрывая героиню в темноте.
НАСТЯ. Я верю тебе… Верю. Без всяких колебаний. Я обрела что-то дорогое, нашла часть собственной души в другом человеке, и теперь ты точно останешься со мной навсегда. А я – с тобой. У нас нет выбора, нет… и никогда не было. Вначале я думала, что мы с тобой как параллельные прямые: существуем в разных измерениях и никогда не пересечёмся…
Красный свет снова зажигается и освещает всю кровать. Та половина, где ранее сидела ЛИЛЯ, оказывается пуста. Ручку ЛИЛЯ, уходя, забрала с собой.
НАСТЯ. Каков же был мой шок, когда я узнала, что мы, оказывается, полностью совпадаем. Если бы хоть кто-то… хоть кто-нибудь ранее мог заполнить ту пустоту… то все остальные бы даже не потребовались. Теперь мне никто не нужен… никто, кроме тебя. Ты – моя река, моя мудрая, спокойная вода, дарящая спокойствие – без слов, одним своим присутствием. Обрести тебя – вот моё величайшее счастье, вот главная цель, которую я достигла. Наконец-то я ощущаю себя достаточно целостной, чтобы называться счастливой. (На протяжении всего монолога героиня постепенно укутывается в синюю ткань, в последнюю очередь накрывая ею своё лицо.) Теперь я могу дышать… Дышать полной грудью. Теперь я могу спокойно спать без страха в один прекрасный момент проснуться и потерять всё. Ты – моя гравитация, которая не даёт мнеокончательно утратить себя в мире. Ты – и есть я. Только лучше, светлее, чище. Как я могла раньше не замечать, насколько светлым человеком ты являешься? Хотя… всё я замечала. Всё я видела. Но отрицала. Бесконечно отталкивала. Предпочитала отворачиваться и убегать, растаптывая любые благие помыслы в угоду удобным принципам. Как всегда.
НАСТЯ, плотно обёрнутая в ткань наподобие кокона, ложится на кровать.
НАСТЯ. Но сейчас всё будет иначе. Я изменюсь. Я научилась воспринимать, видеть, слышать. И у меня обязательно получится. Пока ты будешь рядом и будешь в меня верить.
Свет гаснет, сцена погружается в темноту.
НАСТЯ (в точности копируя интонацию ЛИЛИ). Я буду.
Сцена 6Повествование от лица ЛИЛИ. Локация – весенний парк.Сцена также статичная. ЛИЛЯ стоит лицом к зрителям, на ней голубое хлопковое платье в цветочек, в одной руке – синий термос, в другой – ручка. Она рассеянно, но счастливо улыбается. Её обрамляет точечный свет.
ЛИЛЯ. Сегодня был обыкновенный майский день… Точнее, он был бы совершенно обыкновенным, если бы не одно обстоятельство: мы с тобой снова выбрались в парк. Приятно понимать, что совместные прогулки в этом месте стали уже почти традицией.
Свет ненадолго гаснет. Когда он загорается, ЛИЛЯ сидит на скамье в яблоневых лепестках, термос стоит рядом.
ЛИЛЯ. Я так боялась опоздать ко времени встречи, что пришла аж на полчаса раньше (смеётся). Занятно, потому что я везде опаздываю – то просплю, то носок потеряю… но не с тобой. Ты всегда приходишь заранее, поэтому я испугалась, что заставлю себя долго ждать.
ЛИЛЯ открывает термос, берёт несколько разных цветков и лепестков и засыпает внутрь.
ЛИЛЯ. Мы решили проверить одну штуку – кстати, мне приятно, что ты поддержала меня в этой идее. Вот, вроде бы, существуют чаи с гибискусом, каркаде и другие цветочные, а что, если… попробовать заварить чай на сирени, яблоневом цвете, черемухе? Так ли уж отвратно получится? Или вполне себе сносно?
ЛИЛЯ аккуратно кидает в термос один цветок за другим, затем закрывает и слегка взбалтывает.
ЛИЛЯ. Сейчас и попробуем. Для вкуса я насыпала немного зелёного чая. Чтобы не было так пресно. А ещё надела новое платье, которое мне недавно на день рождения подарили. В марте мы вместе обнаружили его в торговом центре, и ты тогда сказала, что мне бы оно очень пошло, потому что оно такое же воздушное и милое, как я… (Смущённо улыбается.) вот я и попросила его в качестве подарка на семнадцать лет. Мне нравится твой вкус, как ты подбираешь одежду. Вообще я и сама неплохо справляюсь, у меня есть чутьё к прекрасному, как и у любого художника, но ты… всегда выглядишь потрясающе. Надевая это платье, я как будто облачаюсь в частичку тебя, ношу на себе часть твоей души. Восхитительное чувство.
За скамьёй появляется НАСТЯ в лёгкой рубашке с коротким рукавом и красных шортах. В руках она держит пакет, на ней – также пятно точечного света.
ЛИЛЯ. На этот раз опоздала ты. Я даже в шутку тебя упрекнула, но ты ответила, что задержалась не просто так, и у тебя ко мне есть кое-какое важное дело. И протянула мне пакет.
Оба света гаснут, сменяясь на один большой, который освещает всю скамью. НАСТЯ и ЛИЛЯ сидят лицом к залу на разных её концах, между ними – термос и пакет, на коленях у каждой лежат руки ладонями вверх, на которых – булочки, такие же, как в сцене 1.
ЛИЛЯ. Ты испекла шоколадные булочки. Такие же, как в школе. Именно её я ела в тот день, когда мы впервые встретились. Откровенно говоря, я даже вообразить себе не могла, что ты тоже обращаешь внимание на подобные дурацкие мелочи. «Теперь мы не просто пьём чай в парке, а как будто выбрались на пикник», – так ты сказала.
НАСТЯ. Прости, что тогда не поделилась с тобой последней булочкой. Ты ведь очень расстроилась.
ЛИЛЯ. Пока мы ели, я извинилась перед тобой за то, что случилось больше полугода назад, но отчего-то до сих пор не давало мне покоя. Однако ты отмахнулась, заявила: «Ерунда, я давно уже забыла», и мне сделалось гораздо легче. Вроде бы, действительно форменная чушь, а у меня меж тем как камень с души упал.
НАСТЯ. Чай горький и невкусный, твоё какао гораздо лучше.
ЛИЛЯ. А тебе понравился… Ты каким-то шестым чувством отыскала в нём привкус цветочного мёда. А может, попросту не хотела меня расстраивать. В любом случае, этот чай был лишь предлогом для того, чтобы позвать тебя провести время вместе.
Свет ненадолго гаснет, а затем – приобретая синие оттенки – появляется уже в середине сцены, когда героини неподвижно стоят спина к спине, боком к залу. На плечах ЛИЛИ – синяя ткань.
ЛИЛЯ. Не могу перестать дубль за дублем прокручивать в голове тот вечер, когда ты целиком и полностью открылась мне. Я точно увидела тебя с новой стороны: далеко не с самой радужной и весёлой, но уже то, что ты рассказала мне об этом всём, даёт мне повод полагать, что я тебе далеко не безразлична. Что ты доверяешь мне. И все эти без малого полгода я собиралась с мыслями, чтобы довериться тебе в ответ. Упасть в твою пропасть, точно зная, что меня поймают. Мне ведь… безумно сложно доверять, рассказывать о себе. Я всегда предпочитаю слушать, мне проще поддержать, чем пытаться выдавить из себя откровения, которые всё равно никому не будут интересны. Но с тобой всё иначе. Ты не только выслушаешь меня, но и безусловно примешь, каких бы скелетов в шкафу я ни таила. Мне было очень тяжело, но я решилась.
НАСТЯ (ЛИЛЯ дублирует её эмоции во время всего монолога). Мир – это страшное, жестокое, беспощадное место. Моя детская душа так болит от несправедливости и лицемерия, которыми точно дышит окружающая действительность, что я сбегаю, закрываюсь от неё глубоко в недрах самой себя. Мир не слышит, не чувствует, более того – он намеренно не желает ни того, ни другого. Это даёт ощущение подставленного к горлу клинка: одно движение, пять минут – и ты мёртв. Люди зачастую так бегут от искренних чувств, от морали, что мне остаётся лишь бежать в противоположную сторону. Я с детства была одинока, была милой со всеми и в то же время никому на самом деле не могла доверять. Сложно верить не человеку, а его маске, говорить о своих переживаниях с осознанием того, что всё, что тебе дорого, будет осмеяно или пропущено мимо ушей.
ЛИЛЯ. В тебе я почувствовала пламя, биение жизни, непосредственность и искренность. Ты заново научила меня испытывать настоящие эмоции, вытащила из комфортного панциря, обнажила душу. (Движением плеч сбрасывает ткань.) И – знаешь? (впервые кричит) – мне совсем не больно! Реальность меня больше не пугает, пока рядом есть ты. Не побоюсь сказать, что ты научила меня летать (синхронно вскидывают руки).
НАСТЯ. Будучи ребёнком, я не смотрела людям в глаза. Витала в облаках, слабо понимая, что происходит вокруг. Меня не интересовали алчность, злоба и обман. Я предпочитала создавать идеальные миры, где меня по-настоящему любят, где у меня есть настоящие друзья. Однако на деле… все мои миры были не более, чем декорациями: толкнёшь – и упадут, а за ними – уродливая стена из серых панелей, пыль да горы проводов. Со временем я приспособилась жить и там, и там. Но горечь от несовпадения идеи с предметом – это чуть ли не самое ужасное, что я когда-либо испытывала. И непринятие, критика, безразличие. Они всегда со мной, вот мои реальные бессменные спутники, а все остальные уходят, обрывают связующие нити, предают. Страшно смотреть в глаза, видя, что они стеклянные и бездушные.
ЛИЛЯ. Ты убрала все мои внутренние блоки лишь тем, что находилась рядом. Тебе я смогла посмотреть в глаза: в твои потрясающие нежно-зелёные глаза, блестящие сопереживанием и участием, которые шли прямо из живого сердца, и я действительно заразилась этой жизнью. Ты смогла разбудить во мне то, что уснуло, как мне виделось, навсегда. До этих пор настолько откровенно я беседовала лишь с воображаемыми товарищами.
НАСТЯ. Но ты – кусочек моего дружелюбного мира – каким-то неведомым образом оказалась здесь, в этой злой и неприветливой реальности.
ЛИЛЯ. Сегодня я окончательно убедилась в том, что ты – осколок моей души. Иначе как мы можем настолько идеально друг другу подходить? Мы дополняем друг друга с ювелирной точностью и красотой – такое может создать одна лишь судьба.
НАСТЯ. Не отталкивай меня, пожалуйста.
ЛИЛЯ. Ты обнимала меня и повторяла…
ЛИЛЯ и НАСТЯ (в унисон). Ни за что! Ни за что! Как я могу?
ЛИЛЯ. А я почему-то всецело верила тебе. И мне нравилось всецело тебе доверять.
ЛИЛЯ одномоментно обхватывает НАСТЮ руками со спины. Та выдерживает паузу и накрывает ладони ЛИЛИ своими. Свет гаснет.
Последующие сцены играются без декораций (задействованы только синяя ткань и зеркало) и в приглушённом свете (почти в темноте). Больше половины от смысла каждой сцены составляет не речь, а пластический элемент.Сцена 7Повествование от лица НАСТИ.НАСТЯ лежит, обёрнутая синей тканью, на полу, на том месте, где ранее стояла кровать, в том же платье и той же позе. Героиня находится в состоянии полусна, она смотрит будто внутрь себя, мимика маскообразна. В сцене задействован багряно-красный свет.
НАСТЯ. Иногда мою голову посещает плохая, даже отвратительная мысль… а что, если всё хорошее, что происходит со мной – не более чем сон? Что если… это всё и есть сон? Я сплю, сейчас я определённо сплю.
НАСТЯ ворочается, пытаясь найти удобное положение.
НАСТЯ. Состояние на грани сна и пробуждения для меня одно из самых интересных и одновременно пугающих. Оно похоже на реку, медленно заволакивающую разум и уносящую мысли далеко-далеко, в океан подсознания. Я боюсь тонуть… но вместе с тем мне нравится чувство погружения на дно, умиротворения и покоя. Когда над тобой несколько километров воды, тебя уже ничто никогда не потревожит. Это вечное состояние глубокого сна.
НАСТЯ ворочается ещё интенсивнее, постепенно подползая к краю сцены.
НАСТЯ. Вода – даже осенняя, ледяная, бурлящая как будто из самых недр Земли – видится мне оплотом спокойствия, непоколебимости, смирения… Она как будто живёт своей жизнью, неподвластной ни законам математики, ни… законам здравого смысла. А между тем я… наблюдаю за её самобытными процессами и всё хочу, чтобы она забрала меня, унеся мои маленькие земные проблемы с собой, глубоко на дно. Дав мне свободу.
Героиня откидывает ткань в сторону и остаётся лежать у самого края сцены, лицом к залу.
НАСТЯ (монотонно, иногда вскрикивая). Я увидела в тебе себя. А в себе – тебя… Уснуть! Всё время… я как будто смотрела в зеркало и говорила сама с собой, со своим двойником. Словно ты – отделившаяся часть меня… Уснуть! Иногда мне всерьёз чудится, что тебя не существует. Но это такие глупости… Уснуть! А я всё-таки взяла – и утонула… Уснуть! Одна душа на двоих… Уснуть! Я увидела это в ней. И именно поэтому ничуть не жалею, что днём ранее сделала шаг назад… Уснуть! Рядом с ней я чувствую себя в безопасности… Уснуть! Пути назад уже нет и быть его не может. Свой путь я пройду до конца… Уснуть! Не понимаю, что она такое. Что я такое – тоже не понимаю… Уснуть! Уснуть! Уснуть!
Вдруг все звуки разом затихают, НАСТЯ вздрагивает, «просыпается» и с ужасом в звенящей тишине озирается вокруг. На её лице – леденящее душу одномоментное осознание. Все её мышцы напряжены до предела, тело приковано к месту, как в параличе, подвижна только шея.
В дальнейшем мысли героини выражаются через хореографию. Её пластика должна быть несколько ломаной, мышцы – напряжёнными, как будто невидимые нити тянут её за руки и ноги, лишая свободы движений. Лицо выражает спектр эмоций от лёгкого смятения до паники. Спустя некоторое время в зеркале тёмным неподвижным силуэтом появляется ЛИЛЯ, чем вводит НАСТЮ чуть ли не в состояние сумасшествия.
НАСТЯ (перед зеркалом, в истерике). Я не верю! Это всё чушь! Ты не сон! Ты есть! Завтра всё будет как прежде! Завтра ты снова улыбнёшься мне! Завтра ты снова заговоришь со мной! Ведь я не сошла с ума! Не может быть, чтобы я придумала тебя! Я не сумасшедшая! Ты не сон! Я не одна! Ты есть! Ты рядом! Я не одна! Я не одна! Ты не сон!!
НАСТЯ беспомощно падает вниз, подтягивая колени к груди и утыкаясь в них лбом, и плачет. Свет резко гаснет.
Сцена 8Повествование от лица ЛИЛИ.Зажигается тусклый синий свет. ЛИЛЯ стоит в платье в цветочек на том же месте и в той же позе, в которой она замерла по окончании сцены 6. Только в объятиях у неё уже не НАСТЯ, а безжизненно свисающая между рук синяя ткань. ЛИЛЯ нежно прижимается к ней щекой (лицом к зрителям), как будто вовсе не замечая подмены. Её лицо вновь светится улыбкой, которая, тем не менее, иногда со вспышкой красного света меняется на болезненную гримасу, как при парезе мимических мышц.
ЛИЛЯ. Не отталкивай меня… Не оставляй… Ты – кусочек моего приветливого мира в злой реальности. Моего мира… Моего.
ЛИЛЯ бережно оглаживает подушечками дрожащих пальцев кусок ткани, точно она давно всё поняла, но из-за страха признать очевидное предпочитает правде иллюзию.
ЛИЛЯ. Знаешь, я тебе раньше этого не говорила, но мне всегда нравилось, как ты подбираешь одежду. Я рада доверять твоему вкусу. Видишь? На мне то самое платье, которое ты ещё в марте мне посоветовала. Видишь же? Ответь хоть что-нибудь. Скажи хотя бы слово. Пожалуйста… Пожалуйста…
Пауза.
ЛИЛЯ. Иногда мне становится страшно… что, если бы я в одночасье потеряла тебя? Конечно, это невозможно и глупо, но я всё-таки немного боюсь. Ведь потерять тебя – значит, потерять добрую часть души, потерять самое родное и единственное, что на данный момент держит меня здесь, в этом мире. Страшно… но это же невозможно, верно? Ты никуда не уйдёшь. «Ни за что! Ни за что! Как я могу?» – так ты сказала? Я верю тебе, верю больше, чем себе и всем остальным людям на Земле вместе взятым. Я верю… Только, прошу тебя, ответь хоть что-нибудь. А то я уже начинаю думать, что ты и правда исчезла, и я сейчас разговариваю сама с собой (нервно посмеивается). Но… я не сумасшедшая. Я не могла просто взять – и выдумать тебя. Впрочем, с каких пор я вообще начала задумываться о подобном? Ты – одна из моих воображаемых друзей! Это же такой бред, такое безумие… Можешь снова пихнуть меня бедром, локтем – чем угодно. Можешь шлёпнуть меня по щеке, чтобы я проснулась, и посмеяться надо мной в своей саркастичной манере. Я разрешаю. Только дай знать, что мои переживания беспочвенны и ты сейчас рядом, всё слышишь и всё понимаешь. Ты ведь умеешь слышать и понимать… Так дай мне знать, что ты меня слышишь!
Из беззаботно-радостного лицо ЛИЛИ на протяжении монолога постепенно становится растерянным и напуганным. Улыбка медленно сползает с её лица, спина сутулится, а ноги подкашиваются.
ЛИЛЯ (её душат слёзы). Почему ты такая холодная? Ты мёрзнешь? Пойдём погреться? Скажи мне, почему ты такая холодная? Скажи хоть слово. Ответь мне… Почему ты такая холодная?!
Утирая слёзы тканью, ЛИЛЯ поворачивается к ней лицом. На нём нет шока, только отрицание и непринятие. ЛИЛЯ, в отличие от НАСТИ, всё поняла ещё в самом начале сцены, но усиленно отталкивала от себя жестокую правду, боясь столкнуться с ней лицом к лицу. В момент осознания все звуки также затихают.
Как и в сцене 7, в этой сцене до её конца мысли и чувства героини выражаются через хореографию. Пластика её отлична от пластики НАСТИ: она должна быть гибкой и расслабленной, её тело точно повторяет собой движение воды. ЛИЛЯ проходит все стадии от полного отвержения до частичного смирения. В какой-то момент в зеркале незаметно появляется НАСТЯ, дублирующая движения ЛИЛИ.
ЛИЛЯ (полушёпотом, спиной к зеркалу). Ответь мне. Пожалуйста. Скажи что-нибудь колкое, что-нибудь милое и неловкое – хоть что-то скажи. Я, наверное, заболела… Иначе отчего мне мерещится всякое? Ты ведь сейчас дома, да? Между нами всего несколько километров расстояния. Завтра ты придёшь в школу, я увижу тебя и точно пойму, что все мои мысли сейчас – не более, чем чепуха. Я просто заболела. Только бы мне поправиться к завтра… Только бы увидеться с тобой.
ЛИЛЯ обнимает себя руками, укутываясь в синюю ткань, её знобит, руки и ноги дрожат. Героиня встаёт на колени и долго, пристально вглядывается в зал, как бы вопрошая «Я же неправа?», затем медленно оседает на пол. Свет постепенно гаснет.
Сцена 9Задействованы обе героини, однако на протяжении сцены они не произносят ни звука.Сцена разделена на две половины и освещена фиолетовым светом. Посередине, наподобие стены, протянута синяя ткань. ЛИЛЯ и НАСТЯ в синем и красном одинаковых платьях выходят с двух сторон, зеркально повторяя движения друг друга. Всю сцену они будут безуспешно пытаться докричаться друг до друга через «стену».
Вначале на фоне звучит белый шум. Героини выходят с противоположных сторон, совершая одинаковые движения. Синяя ткань при этом играет роль как стеклянной стены между ними, так и зеркала. Они медленно пододвигаются почти вплотную к «стене», встают друг напротив друга и шевелят губами в попытках докричаться до оппонента. В этой сцене они впервые встречаются «лицом к лицу», не в формате дневниковых записей, но всё ещё не могут друг друга услышать.
Затем включается монотонная музыка. ЛИЛЯ и НАСТЯ, также отзеркаливая друг друга, начинают стучать в стену, пытаться сломать её, беззвучно кричат, прикасаются ладонями в попытках почувствовать чужое тепло, однако их старания всё ещё напрасны. Героини существуют в разных измерениях. Даже будучи родственными душами, они не встретятся никогда.
По окончании музыки свет резко гаснет, и обе девочки синхронно падают на пол.
Конец финальной сцены и всей пьесы.3 января 2023 года
