МОСКВА.
Тииографія М. Г. Волчанинова, Б. Чернышев, пер., д. Пустошкипа,
противъ Атлійской церкви.
1895.
ОГЛАВЛЕНІЕ.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
Старый воробей ....................
Пріемышъ.......................
Постойео .....................
Сѣрая шейка .....................
Упрямый козелъ ...................
Медвѣдка .......................
На пути .......................
Елка .........................
Зеленая война ....................
Лѣеная сказка ....................
Искорки .......................
Дозволено цензурою. Москва, марта 4 дня 1895 года.
2
17
31
43
52
77
84
93
105
118
134
СТАРЫЙ ВОРОБЕЙ.
>ѵ ;, \
Р аз сказ ъ.
I.
ОЗЯИНЪ чтото замышляетъ,—за
мѣтилъ первымъ Пѣтухъ, гордо вы
пячивая атласную грудь.
— А я знаю что! — чиликнулъ съ березы старый
Воробей, на своихъ тонкихъ ножкахъ, точно сдѣлан
ныхъ изъ проволоки.— Нука, догадайся, умная голо
ва?.. Нѣтъ, лучше и не ду
май: все равно ничего не
придумаешь.
Пѣтухъ сдѣлалъ видъ, что
не понялъ обидныхъ словъ
и, чтобы показать свое пре
зрѣніе дерзкому хвасту
нишкѣ, громко захлопалъ
крыльями, вытянувъшеюи,
страшно раскрывъ клювъ,
пронзительно заоралъ свое
единственное кукуреку!
і
— 2 —
— Ахъ, глупый горланъ!..— смѣялся старый Воро
бей, вздрагивая своимъ крогпечнымъ тѣльцемъ.— Сей
часъ видно, что ничего не понимаетъ... Чиличили!..
гвоздями принесенный ящикъ. Мальчикъ лѣтъ пяти
внимательно наблюдалъ за каждымъ его движеніемъ.
— Отличная штука будетъ, Сережка! — весело гово
рилъ отецъ, вбивая послѣдній гвоздь. — Настоящій
дворецъ...
'; — А гдѣ скворцы, тятя?— спрашивалъ мальчикъ.
— А скворцы прилетятъ сами...
— Ага, скворепіникъ!..— гаркнулъ Пѣтухъ, прислу
шивавшійся къ разговору. —Я такъ и зналъ!
— Ахъ, глупый, глупый! — засмѣялся надъ нимъ
старый Воробей.— Это мнѣ квартиру приготовляютъ...
— 3 —
да! Эй, старуха, смотри, какой намъ домикъ сдѣ
лали!..
Воробьиха была гораздо серьезнѣе мужа и отнес
лалсь съ недовѣріемъ къ этимъ словамъ. Да и хо
зяинъ самъ говорить о скворцахъ, значйтъ, будетъ
скворешникъ. Впрочемъ, спорить она не желала, по
тому что это было безнолезно: развѣ стараго Воробья
ктонибудь переспорить?.. Онъ будетъ повторять свое
чѣмъ ссориться, когда весеннее солнышко такъ ла
сково свѣтитъ; вездѣ бѣгутъ весенніе ручейки, и
почки на березахъ уже совсѣмъ набухли и покрас
нѣли: вотъвотъ раскроются и выпустятъ каждая по
зеленому листочку, такому мягкому, свѣтленькому,
душистому и точно покрытому лакомъ. Слава Богу,
зима прошла, и теперь всѣмъ наступаетъ великая
радость. Конечно, старый Воробей страшный забіяка,
й частенько обижалъ свою старуху; но въ такіе свѣт
лые весенніе дни забываются даже семейныя непріят
ности.
— Что же ты молчишь, моя старушка? — приста
валъ къ ней старый Воробей. — Будетъ намъ жить
подъ крышей: и темно, и вѣтромъ продуваетъ, и во
обще неудобно. Признаться сказать, я давно думаю
перемѣнить квартиру, да все какъто было некогда.
Хорошо, что хозяинъ самъ догадался... Вотъ у куръ
есть курятникъ, у лошадей стойло, у собаки конура,
і*
— 4 —
а только я одинъ долженъ былъ скитаться, гдѣ по
пало. Совѣстно стало хозяину, вотъ онъ и пригото
вилъ ынѣ домишко... Отлично заживѳмъ, старушонка!
Весь дворъ былъ занять хозяйской работой: изъ
конюшни выглядывала лошадиная голова, иэъ конуры
вылѣзъ мохнатый Волчокъ и
даже показался сѣрыйкотъ Вась
ка, цѣлые дни лежавшій гдѣни
будь насолнышкѣ. Всѣ слѣдили,
что будетъ дальше.
— Эй, старый плутъ!..— кри
чалъ старый Воробей, завидѣвъ
своего главнаго врага , кота
Ваську . — Ты зачѣмъ пожало
валъ сюда, дармоѣдъ? Теперь,
братъ, тебѣ меня не достать...
да! Лови своихъ мышей да по
сматривай, какъ я заживу въ
своемъ домишкѣ. Не все мнѣ
по морозу прыгать на одной
ножкѣ, а тебѣ лежать на печкѣ...
— Что же, пожалуй и такъ... — согласился Пѣтухъ,
тоже не долюбливая кота Ваську. — ІІоложимъ, что
старый Воробей и хвастунъ, и забіяка, и воръ; но
онъ всетаки не таскаетъ пыплятъ.
Кончивъ свою работу, хозяинъ поднялъ шестъ со
скворешникомъ и прикрѣпилъ его къ самому крѣп
кому столбу ограды. Скворешникъ былъ отличный:
доски были пригнаны плотно, на верху желѣзная
крыша, а сбоку прикрѣплена сухая березовая вѣтка,
на которой такъ удобно было отдыхать. У малень
каго круглаго оконца, черезъ которое можно было
влетѣть въ скворешникъ, устроена была деревянная
полочка,— тоже не дурно отдохнуть.
— Живо, старуха, собирайся! — крикнулъ старый
— 5 —
Воробей. — Вѣдь есть нахалы, которые сейчасъ готовы
захватить чужой домъ... Тѣ же скворцы прилетятъ.
— А если насъ оттуда выгонятъ? — замѣтила Во
робьиха. —Старое свое гнѣздо разоримъ, ктонибудь
его заиметь, а сами и останемся ни причемъ... Да и
хозяинъ про скворцовъ говорилъ.
— Ахъ, глупая: это онъ пошутилъ.
Не успѣлъ хозяинъ отойти отъ скворешника, чтобы
полюбоваться своей работой издали, какъ старый Во
робей уже былъ на желѣзной кровелькѣ. Весело чи
ликнувъ, онъ быстро юркнулъвъ оконце, только хвос
та къ мелькнулъ.
— Эге, да тутъ совсѣмъ отлично! —думалъ вслухъ
старый Воробей, запутавшись въ
хлопьяхъ кудели. — Тото моей ста
рухѣ тепло будетъ, да и ребятиш
камъ тоже... Не дуетъ ни откуда,
дождемъ не мочитъ, и, главное,
самъ хозяинъ. Не дурно... А зи
мой здѣсь умирать не надо.
Выбравшись на самую верхушку
скворешника, старый Воробей ве
село распустилъ всѣ перышки,
повернулся на всѣ стороны и крик
нулъ:
— Это я, братцы! милости про
симъ къ намъ на новоселье...
— Ахъ разбойникъ! — обругалъ
его хозяинъ снизу. —Ужъ успѣлъ
забраться. Погоди, братъ, вотъ
прилетятъ скворцы, они тебѣ зададутъ...
Маленькій Сережка былъ ужасно огорченъ, что въ
скворешникѣ поселился самый обыкновенный воробей.
— Ты каждое утро смотри, —училъ его отецъ. — На
дняхъ должны прилетѣть наши скворцы.
— 6 —
— Вудетъ шутить, хозяинъ! —кричалъ старый Во
робей сверху. —Менято не проведешь... А скворцамъ
мы и сами зададимъ жарупару!..
II.
ТАРЫЙ Воробей расположился въ
скворешникѣ по домашнему, какъ
и слѣдуетъ семейной птицѣ. Изъ
стараго гнѣзда былъ перетащенъ
пухъ и все, что только можно было
утащить.
— А теперь пусть въ немъ живутъ
племянники, —рѣшилъ старый Воро
бей со свойственнымъ ему великодушіемъ. —
Я всегда готовъ отдать родственникамъ по
сдѣднее... Пусть живутъ да меня, старика,
добромъ поминаютъ.
— Тоже расщедрился! — смѣялись другіе
воробьи. — Подарилъ племянникамъ какую
то щель... Вотъ ужо посмотримъ, какъ са
мого погонятъ изъ скворешника, такъ куда
тогда дѣнется?
Все это говорилось, конечно, изъ зависти, и ста
рый Воробей только посмѣивался: пусть ихъ пого
ворятъ. О, это былъ опытный старый воробей, вй
давшій виды... Сидя въ своемъ тепломъ гнѣздѣ, теперь
онъ съ удовольствіемъ вспоминалъ о разныхъ неуда
чахъ своей жизни. Разъ чуть не сгорѣлъ, забравшись
— 7 —
погрѣться въ трубу, въ другой чуть не утонулъ,
потомъ замерзалъ, яотомъ совсѣмъ было попался въ
бархатныя лапки стараго плута Васьки и чуть живой
вырвался,— э, да малоли невзгодъ и горя онъ пере
несъ!..
— Пора и отдохнуть, — разсуждалъ онъ громко,
взобравшись на крышу своего новаго домика. —Я—
заслуженный воробей... Молодыето пусть поучатся,
какъ нужно на свѣтѣ жить.
Какъ ни смѣшно было нахальство стараго Воробья,
но къ нему всѣ привыкли и даже стали вѣрить, что,
действительно, скворешникъ поставленъ именно для
стараго Воробья. Теперь всѣ ждали только того рѣ
шительнаго дня, когда прилетятъ скворцы, — чтото
тогда будетъ дѣлать старикъ, забравіпійся въ чужое
гнѣздо?
— Что такое скворцы?— разсуждалъ вслухъ старый
Воробей. —Глупая птица, которая неизвѣстно, зачѣмъ
перелетаетъ съ одного мѣста на другое. Вотъ нашъ
Пѣтухъ тоже неуменъ, но зато и сидитъ дома; а по
томъ изъ него сварятъ супъ... Я хочу сказать, что
глупый Пѣтухъ хоть на супъ годенъ, а скворцы ни
куда: прилетятъ, какъ шальные, вертятся, стреко
чутъ... ТьФу! Смотрѣть непріятно.
— Скворцы поютъ... —замѣтилъ Волчокъ, которому
порядочнотаки надоѣло слушать эту воробьиную бол
товню.—А ты только умѣешь воровать.
— Поютъ? Это называется пѣтьѴ —изумился старый
Воробей.— Хаха... Нѣтъ, ужъ извините, господа, про
себя говорить не хорошо, а между тѣмъ я долженъ
сказать, что если кто дѣйствительно поетъ, такъ это
я... да! И я постоянно пою, съ утра до ночи, пою
цѣлую жизнь... Вотъ послушайте: чиличиличиликъ!...
Хорошо? Не правда ли?.. Меня всѣ слушаютъ,..
— Будетъ тебѣ, старый шутъ!
8 —
Скворешникъ оказался очень хорошей квартирой.
Главное, все~видно сверху. Только вынесутъ кормъ
курамъ, а старый Воробей
уже поопѣлъ раньше всѣхъ.
Самъ наѣстся и своей Во
робьихѣ зернышко снесетъ.
Оиъ даже успѣвалъ украсть
малую толику у Волчка, пока
тотъ вылѣзалъ изъ своей ко
нуры. И вездѣ такъ. ІПны
ряетъ подъ ногами у куръ,
заберзтся въ кор
мушку къ лоша
ди, даже въ ком
наты забирался
не разъ—прожор
ливости и нахаль
ству стараго Во
робья не было
границъ. Мало
этого. Онъ успѣ
валъ побывать и
на чужихъ дво
рахъ и тамъ урвать чтонибудь изъ съѣстного. Вез
дѣ лѣзетъ, вездѣ ему было дѣло, и никого знать не
хочетъ.
Наступилъ мартъ. Дни стояли теплые, свѣтлые.
Снѣгъ вездѣ почернѣлъ, присѣлъ, пропитался водой
и сдѣлался такимъ рыхлымъ, точно его изъѣли черви.
Вѣтки у березъ покраснѣли и набухли отъ прили
вавшихъ соковъ. Весна подступала все больше. Иногда
пахнетъ такимъ теплымъ вѣтеркомъ. что даже у ста
раго Воробья захолонетъ сердце. Жуткохорошо въ
такую пору.
Маленькій Сережка, какъ только просыпался ут
— 9 —
ромъ, сейчасъ же лѣзъ къ окну посмотрѣть, пе при
летѣли ли скворцы. Но день
проходилъ за днемъ, а сквор
цовъ все не было.
— Тятя, на скворешникѣ все
этотъ воробей сидитъ, — жало
вался Сережка отцу.
— Погоди, отойдетъ ему честь.
Грачи вчера прилетѣли. Зна
чить , скоро будутъ и наши
скворцы.
Дѣвствительно, сосѣдній бар
скій садъ былъ усѣянъ черными
точками, точно живой сѣткой:
это были первые весенніе гости,
прилетѣвшіе съ далекаго теп
лаго юга. Они поднимали
такой гвалтъ, что слышно
было за нѣсколько улицъ, —
настоящая ярмарка. Гал
дять, летаготъ, осматрива
ютъ старыя гнѣзда и кри
чатъ безъ конца.
— Ну, старуха, теперь
держись!— шеггталъ старый
Воробей своей Воробьихѣ
еще съ вечера. — Утромъ
полетятъ сквор
цы... Я имъ за
дамъ,— вотъ уви
дишь. Я вѣдь ни
кого не трогаю,
и меня не тронь.
Знай, всякъ свер
чокъ, свой ше
стокъ...
— 10 —
Цѣлую ночь не спалъ старикъ и все сторожилъ.
Но особеннаго ничего не случилось. Передъ утромъ
продѣтела небольшая стайка зяблпковъ. Птички смир
ныя: отдохнули, посидѣли на березахъ и полетѣли
дальше. Онѣ торопились въ лѣсъ. За ними показа
лись трясогузки—эти еще скромнѣе. Ходятъ по до
рогамъ, хвостиками покачиваютъ и никого не трога
ютъ. Обѣ лѣсныя птички, и старый Воробей былъ
даже радъ ихъ видѣть. Нашлись прошлогодніе зна
комые.
— Что, братцы, далеко летѣли?
— Ахъ, какъ далеко!.. А здѣсь холодно было зимой?
— Ахъ, какъ холодно!..
— Ну, прощай, воробушка! Намъ некогда.
Утро было такое холодное; а въ скворешникѣ такъ
тепло, да и Воробьиха спитъ сладкосладко. Чуть
чуть прикурнулъ старый Воробей, кажется, не успѣлъ
и глазъ сомкнуть, какъ на скворешникъ налетѣла
первая стайка скворцовъ. Быстро они летѣли, такъ
что воздухъ свистѣлъ. Облѣпили скворешникъ и под
няли такой гамъ, что старый Воробей даже испу
гался.
— Эй, ты, вылѣзай!— кричалъ Скворецъ, просовы
вая голову въ оконце.— Ну, ну, пошевеливайся по
скорѣе!..
— А ты кто такой?.. Я здѣсь хозяинъ... Провали
вай дальше, а то вѣдь я шутить не люблю...
— Ты еще разговариваешь, нахалъ?. .
Что произошло дальше, страшно и разсказывать:
развѣдчикъ Скворецъ очутился въ скворешникѣ,
схватилъ Воробьиху за шиворотъ своимъ длиішымъ,
какъ шило, клювомъ и вытолкнулъ въ окно.
— Батюшки, караулъ!.. — благимъ матомъ оралъ
старый Воробей, забившисъ въ уголъ и отчаянно защи
щаясь. —Грабятъ... карраулъ!.. Ой, батюшки, убили...
— 11 —
Какъ онъ ни упирался, какъ ни дрался, какъ ни
оралъ, а въ концѣ концовъ съ позоромъ былъ вытолк
нуть изъ скворешника.
III.
ТО БЫЛО ужасное утро. Въ
первую минуту ста
рый Воробей даже не
могъ сообразить хоро
шенько, какъ это слу
чилось... Нѣтъ, это
возмутительно, какъ вы хотите?!!
Но и съ этимъ можно было поми
риться: ну, забрался въ чужой сквореш
никъ,ну вытолкали,—только и всего. Если
бы старому Воробью такое же шило вмѣ
сто клюва дать, какъ у скворца, такъ онъ всякаго
бы вытолкалъ. Главное: стыдно... Да. Вотъ ужъ это
скверно, когда захвастаешься, накричишь, наболта
ешь,— ахъ какъ скверно!
— Яапугалъ же ты скворцовъ! — кричалъ ему со
двора Пѣтухъ. —Я хоть и въ супъ попаду, да у меня
свое гнѣздо есть, а ты попрыгай на одной ножкѣ...
Трещетка проклятая!.. Такъ тебѣ и надо...
— А ты чему обрадовался?—ругался старый Воро
бей. — Погоди, я тебѣ покажу... Я самъ бросилъ скво
решникъ: великъ онъ мнѣ, да и дуетъ изъ щелей.
Бѣдная Воробьиха сидѣла на крышѣ такая жалкая
и убитая, и это еще больше разозлило стараго Во
— 12 —
робья. Опъ подлетѣлъ къ ней и больно клюнулъ ее
въ голову.
— Что ты сидишь дурой? Только меня срамишь...
Возьмемъ старое гнѣздо, и дѣлу конецъ. А со сквор
цами я еще разсчитаксь...
Но племянники, устроившись въ гнѣздѣ, не хотѣли
его отдавать ни за что. Подняли крикъ, шумъ и въ
заключеніе вытолкнули стараго дядюшку. Это было
похуже скворцовъ: свои же род
ные въ шею гонятъ, а ужъ онъ
ли, кажется, не старался для нихъ.
Вотъ и дѣлай добро кому
нибудь... Воробьиху при
билъ ни 8а что, гнѣздо по
терялъ, а самъ на крышѣ
остался съ семействомъ —
какъ разъ налетитъ ястребъ
и разорветъ въ клочья. Пригорюнился старый Воро
бей, присѣлъ на конекъ крыши отдохнуть и тяжело
вздохнулъ. Эхъ, тяжело жить на свѣтѣ серьезной
птицѣ!
— Какъ же мы теперь жить будемъ?—жалобна по
вторяла Воробьиха. — У всѣхъ есть свои гнѣзда...
Скоро дѣтей будутъ выводить, а мы такъ, видно, на
крышѣ и останемся.
— Погоди, старуха, устроимся.
А главная обида была еще впереди. Выбѣжалъ на
дворъ маленькій Сережка, захлопалъ ручейками отъ
радости, что прилетѣли скворцы, и не могъ на нихъ
налюбоваться. Отецъ тоже любовался и говорилъ:
— Посмотри, какіе они красивые: точно шелковые.
А какъ заливаютсяпоютъ?.. Веселенькая птичка...
— А гдѣ же воробей, тятя, который жилъ въ скво
решникѣ? Да вонъ онъ, на крышѣ сидитъ... У, какъ
смѣшно нахохлился!...
— 13 —
— Да онъ всегда какойто
встрепанный... Что, братъ, не
любишь?— обратился отецъ къ
Воробью и весело засмѣялся. —
Ну, впередъ наука: не заби
райся, куда не слѣдуетъ. Не
для тебя скворешникъ строили.
Даже куры, и тѣ смѣялисі.
теперь надъ несчастнымъ ста
рымъ Воробьемъ. Вотъ до чего
дожилъ старикъ... Онъ даже за
плакалъ съгоря, а потомъпрн
шелъ въ себя и ободрился.
— Надъ чѣыъ вы смѣетесь?—
гордо спросилъ онъ всѣхъ. —
Ну, надъ чѣмъ?.. Сдѣ
лалъ я ошибку, это прав
да; а всетаки умнѣе
васъ... А главноето: я
вольная птица. Да... И
живу, чѣмъ Богъ по
слалъ, а кланяться въ
люди не пойду. Куда бы
вы всѣ дѣлись, если бы
хозяинъ васъ не кормилъ и по
илъ? И ты, Волчокъ, издохъ бы
съ голода, и ты, глупая птица
Пѣтухъ, тоже, и лошадь, и ко
рова, а я прокормлю свою го
лову. Да... Вотъ я какой!.. И те
перь поправлю свою бѣду, дайте
срокъ... А тѣ зернышки, кото
рыя я собираю иногда на дворѣ
около васъ, тоже заработаны
мной. Кто ловитъ мошекъ? кто
— 14 —
выкапываетъ червячковъ, ищеть гусеницъ, всякихъ
козявокъ? Да все я же, я...
— Знаемъ мы, какъ ты червячковъ ищешь, — замѣ
тилъ Пѣтухъ, подмигнувъ скворцамъ.— Вотъ въ ого
родахъ гряды вскопаютъ, насадятъ гороху и бобовъ, —
воробьи и налетятъ. Все разроютъ, а горохъ и бобы
съѣдятъ. Воровствомъ живешь, воробушко, при
знайся...
— Воровствомъ? я?..—возмутился старый Воробей. —
Да я первый другъ человѣка... Мы всегда вмѣстѣ,
какъ и слѣдуетъ друзьямъ: гдѣ онъ —тамъ и я. Да...
И притомъ, я совершенно безкорыстный другъ...
Развѣ вашъ хозяинъ когданибудь бросилъ мнѣ гор
сточку овса?.. Да мнѣ и не нужно... Конечно, обидно,
когда прилетятъ какіето вертопрахи и имъ начина
ютъ оказывать всякій почетъ. Это, наконецъ, просто
несправедливо... А вы даже этого не понимаете, по
тому что одинъ цѣлую жизнь въ оглобляхъ, другой
на цѣпи, третій въ курятникѣ сйдитъ... Я—вольная
птица и живу здѣсь по собственному желанію.
Много говорилъ старый Воробей, возмущенный ко
варствомъ своего другачеловѣка. А потомъ вдругъ
исчезъ... Нѣтъ стараго Воробья день, нѣтъ два, нѣтъ
три дня.
— Онъ, вѣроятно, издохъ съ горя,—рѣ
шидъ Пѣтухъ. —Самая вздорная птица,
если разобрать.
Прошла цѣлая недѣля. Однажды
утромъ старый Воробей
опять появился накрышѣ,
такойвеселый и довольный.
— Это я, братцы, —про
чиликалъ онъ, принимая
гордый вндъ. —Какъ поживаете?
— А ты еще живъ, старичокъ?
— 15 —
— Слава Богу... Теперь на новой квартирѣ посе
лился. Отличная квартира... Эту ужъ для меня хо
зяинъ устроилъ.
— Можетъ быть, опять врешь?..
— Ага, хотите, чтобы я сказалъ вамъ? Нѣтъ, ша
лишь, теперь ужъ меня не про
~£s<
ведешь... Пока прощайте!..
Старый Воробей не вралъ. Онъ,
действительно, устроился. На гря
дѣ въ огородѣ стояло старое чуче
ло. На палкѣ болтались какіято
лохмотья, а сверху надѣта была
старая большая шляпа, — въ ней
старый Воробей и устроилъ себѣ
гнѣздо. Здѣсь ужъ никто его не
тронетъ, потому что не догадается
никто, да и побоятся страшнаго
чучела. Но эта затѣя кончилась
очень печально. Воробьиха вы
сидѣла малепькихъ птенчиковъ въ
шляпѣ, а тутъ дунулъ вихрь и
унесъ шляпу вмѣстѣ съ воробьинымъ гнѣздомъ. Ста
рый Воробей улеталъ въ это время по своимъ дѣламъ,
а когда вернулся домой, то нашелъ
только мертвыхъ птенчиковъ и
убивавшуюся съ горя Воробьиху.
Впрочемъ, она не долго пережила
своихъ дѣтокъ! перестала ѣсть, худѣла
и, нахохлившись, неподвижно сидѣла гдѣ
нибудь на вѣткѣ цѣлые дни. Такъ она
V.''
и умерла съ горя... Ахъ, какъ тосковалъ
^
по ней старый Воробей, какъ убивался и
плакалъ!...
Наступила поздняя осень. Всѣ перелетныя птицы
уже отправились на теплый югъ. Старый Воробей
Д
— 16 —
одинъ поселился въ пустомъ скворешникѣ. Онъ сквер
но себя чувствовалъ и. почти совсѣмъ не чиликалъ.
Когда выпалъ первый снѣгъ, и маленькій Сережка
выбѣжалъ на дворъ съ саночками, то первое, что
онъ увидѣлъ на ослѣшітельнобѣломъ снѣгу,— былъ
маленькій трупикъ стараго Воробья. Вѣдняга за
мерзъ.
— А вѣдь жаль его, — бормоталъ Пѣтухъ глубоко
мысленно. —Какъ будто и не достаетъ чегото... Бы
вало все чиликаетъ, вездѣ вертится, ко всѣмъ лѣзетъ!
Даже скучно стало на дворѣ безъ стараго Воробья...
Изъ разсказовъ стараго охотника.
Дождливый лѣтній день.
Я люблю въ такую погоду
бродить по лѣсу, особенно
когда впереди есть теплый
уголокъ, гдѣ можно обсу
шиться и обогрѣться. Да
къ тому же, лѣтній дождь
теплый. Въ городѣ въ та
кую погоду—грязь, а въ лѣсу земля жадно впиты
ваетъ влагу, и вы идете по чуть отсырѣвшему ковру
изъ прошлогодняго палаго листа и осыпавшихся иглъ
сосны и ели. Деревья покрыты дождевыми каплями,
которыя сыплются на васъ при каждомъ движеніи.
А когда выглянетъ солнце послѣ такого дождя, лѣсъ
такъ ярко зеленѣетъ и весь горитъ алмазными искра
ми. Чтото праздничное и радостное кругомъ васъ,
2
— 18 —
и вы чувствуете себя на этомъ праздникѣ желаннымъ
дорогимъ гостемъ.
Именно въ такой дождливый день я' подходилъ къ
Свѣтлому озеру, къ знакомому сторожу на рыбачьей
соймѣ *) Тарасу. Дождь уже рѣдѣлъ. На одной сто
ронѣ неба показались просвѣты— еще немножко, и
покажется горячее лѣтнее солнце. Лѣсная тропинка
сдѣлала крутой поворота, и я вышелъ на отлогій
мысъ, вдававшійся широкимъ языкомъ въ озеро.
Собственно здѣсь было не самое озеро, а широкій
протокъ между двумя озерами, и сойма приткнулась
въ йзлучинѣ, на низкомъ берегу, гдѣ въ заливчикѣ
ютились рыбачьи лодки. Протокъ между озерами об
разовался, благодаря большому лѣсистому острову,
разлегшемуся зеленой шапкой напротивъ соймы.
Мое появленіе на мысу вызвало сторожевой окликь
собаки Тараса, — на незнакомыхъ людей она всегда
лаяла особеннымъ образомъ, отрывисто и рѣзко, точ
но сердито спрашивала кто идетъ. Я люблю такихъ
простыхъ собаченокъ за ихъ необыкновенный умъ
и вѣрную службу...
Рыбачья избушка издали казалась повернутой
вверхъ дномъ большой лодкой,— это горбилась старая
деревянная крыша, проросшая веселой зеленой тра
вой. Кругомъ избушки росла густая поросль изъ
Иванъчая, шалФея и „медвѣжьихъ дудокъ", такъ
что у подходившаго къ избушкѣ человѣка виднѣлась
одна голова. Такая густая трава росла только по бе
регамъ озера, потому что здѣсь достаточно было
влаги, и почва была жирная.
Когда я подходилъ уже совсѣмъ къ избушкѣ, изъ
травы кубаремъ вылетѣла на меня пестрая собаченка
и залилась отчаяннымъ лаемъ.
') Соймой на Уралѣ называютъ рыбацкія стоянки.
— 19 —
— Соболько, перестань... Не узналъ?
Соболько остановился въ раздумья, но, видимо, еще
не вѣрилъ въ старое знакомство. Онъ осторожно по
дошелъ, обнюхалъ мои охотничьи сапоги и только
послѣ этой церемоніи виновато завилялъ хвостомъ.
Дескать, виноватъ, ошибся, — а всетаки я долженъ
стеречь избушку.
Избушка оказалась пустой. Хозяина не было, т. е.
онъ, вѣроятно, отправился на озеро осматривать ка
куюнибудь рыболовную снасть. Кругомъ избушки
все говорило о присутствіи живого человѣка: слабо
курившійся огонекъ, охапка только что нарубленныхъ
дровъ, сушившаяся на кольяхъ сѣть, топоръ, воткну
тый въ обрубокъ дерева. Въ пріотворенную дверь
у!..
Даже и здѣсь имъ честь: ихъ и вѣшаютъ не въ оче
редь, а ждутъ лишнюю недѣлю — не возьметъли кто
нибудь. И находятся дураки, берутъ... Это просто не
справедливо!.. Толькобы мнѣ выбраться отсюда, я
бы задалъ моськамъ...
Не успѣлъ барбосъ излить своего негодованія, какъ
появился смотритель въ сопровожденіи горничной.
— Ваша собака сегодня пропала? — спрашивалъ
смотритель .
— Да... Такая маленькая, бѣлепькая... зовутъ
„Боби",— объясняла горничная.
— Я здѣсь... — запищала жалобно болонка.
— Ну, слава Вогу, —обрадовалась горничная. —А то
генеральша пообѣщала отказать мнѣ отъ мѣста, если
не разыщу собаки.
— Она ^уплатила деньги, взяла болонку на руки и
ушла.
— Вотъ видишь,— замѣтилъ сердитобарбосъ.— Всег
— 39 —
да такъ: настоящую собаку не цѣнятъ, а дрянь бе
регутъ и холятъ.
III.
Какъ ужасно долго тянулись дни для заключенныхъ . . .
Даже ночь не приносила покоя. Собаки бредили во
снѣ, лаяли и взвизгивали. Тревога начиналась вмѣстѣ
съ дневнымъ свѣтомъ, который заглядывалъ въ щели
сарая золотистыми лучами и колебавшимися жирны
ми пятнами свѣта. Просыпались раньше другихъ ма
ленькія собачонки и начинали безпокойно прислу
шиваться къ малѣйшему шуму извнѣ. Къ нимъ при
соединялись охотничьи. Густой лай водолаза слышался
послѣднимъ, —точно кто колотилъ пудовой гирей по
дну пустой бочки. Часто поднималась ложная тревога.
— Идутъ, идутъ!..
Вой и визгъ усиливались, превращаясь въ дикій кон
церта, а потомъ все смолкало разомъ, когда никто
не приходилъ.
Но вотъ слышались шаги... Все настраживалось.
Собачій чуткій слухъ старался узнать знакомую по
ходку. Начинались взвизгиванья. Когда дверь раство
рялась, и въ нее врывался яркій дневной свѣтъ, все
мгновенно стихало. У деревянныхъ рѣшотокъ вид
нѣлись собачьи головы, жадными глазами искавшія
хозяевъ. Вотъ идетъ смотритель съ своей неизмѣнной
трубочкой, за нимъ вышагиваетъ верзила, ловившій
собакъ арканомъ, — онъже и вѣшалъ ихъ. За ними
являлись посѣтители, разыскивавшіе своихъ собакъ.
Чейто хозяинъ лришелъ!.. Кого выпустятъ на волю?..
Водолазъ чуть не разломалъ рѣшотку, когда увидѣлъ
своего хозяина. Какъ запрыгала эта тяжелая машина,
оглушая своимъ лаемъ весь сарай!..
— Ну, что, братъ, не понравилось?— шутилъ хозя
инъ. —Тото, впередъ будь умнѣй...
— 40 —
Комнатныя собачонки съ визгомъ лѣзли къ рѣшот
кѣ, отталкивая другъ друга. Нѣкоторыя становились
на заднія лапки. Ео приходившіе брали только сво
ихъ собакъ и уходили. Стотритель обходилъ всѣ от
дѣленія и коротко говорилъ:
— Повѣсьте очередныхъ...
Верзила готовъ былъ, кажется, перевѣшать всѣхъ
собакъ на свѣтѣ, — съ такимъ удовольствіемъ онъ вы
биралъ своихъ жертвъ. Изъ отдѣленія, въ которомъ
сидѣлъ Постойко, уведена была пестрая собачка. Она
такъ истомилась ожиданіемъ, что совершенно покорно
шла за своимъ мучитемъ: лучше смерть, чѣмъ это
ужасное томленіе и неизвѣстность. Потомъ увели жел
тенькую собачку и стараго охотничьяго сеттера.
Такъ прошли три длииныхъ безконечныхъ дня.
Подходила очередь барбоса, который замѣтно притихъ.
— Если сегодня за мной не придутъ... — говорилъ
онъ утромъ. — Нѣтъ, этого не можетъ быть!.. За что
же меня вѣшать?.. Кажется, я служилъ вѣрой и
правдой?..
— Придутъ,— успокоивалъ его Постойко. —Нельзя
же оставлять хорошую собаку въ такомъ положеніи...
Жалко было смотрѣть на этого барбоса, когда от
ворялась дверь, и когда онъ не находилъ своего хо
зяина среди входившихъ. „Мнѣ всего осталось жить
нѣсколько часовъ?"— говорили съ отчаяніемъ эти доб
рые собачьи глаза. — „Всего нѣсколько часовъ"... Какъ
быстро летѣло время! А тутъ всего нѣсколько часовъ...
— Вотъ онъ!.. —крикнулъ однажды барбосъ, опро
метью бросаясь къ рѣшоткѣ.
Но это была жестокая ошибка: пришли не за нимъ.
Приведенный въ отчаяніе барбосъ забился въ уголъ
и жалобно завылъ. Это было такое горе, о какомъ
.знали только здѣсь, въ этихъ ужасныхъ стѣнахъ.
— 41 —
— Возьмите его, — сказадъ смотритель, указывая
на барбоса.
Барбоса увели, и Постойко чувствовалъ, какъ у
него морозъ пошелъ по кожѣ: еще два дня, и его
увядутъ точно такъже. Вѣдь у него нѣтъ настоящаго
хозяина, какъ у охотничьихъ собакъ или этихъ про
тивныхъ мосекъ и болонокъ. Да, оставалось всего два
дня, короткихъ два дня... Время здѣсь было и ужасно
длинно, и ужасно коротко. Онъ и ночью не могъ
спать. Грезилась деревня, ноля, лѣса... Ахъ, зачѣмъ
онъ тогда попался на глаза этому кудрявому Борѣ,
который такъ скоро забылъ его!
Постойко сильно похудѣлъ и мрачно забился въ
уголъ. Э, будь, что будетъ, а отъ своей судьбы не
уйдешь. Да...
Прошелъ четвертый день.
Наступилъ пятый. Постойко лежалъ на соломѣ и не
поднималъ даже головы, когда отворялась дверь: онъ
столько разъ ошибся, что теперь былъ не въ силахъ
ошибиться еще разъ. Да, ему слышались и знакомые
шаги, и знакомый голосъ, и все это оказывалось ошиб
кой. Можетъли быть чтонибудь ужаснѣе?.. Холодное
отчаяніе овладѣло Постойкой, и онъ ждалъ своей
участи. Ахъ, толькобы скорѣе... И въ минуту такого
отчаянія онъ вдругъ слышитъ:
— Не у васъли наша собака? . .
— А какой она породы?
— Да никакой породы, батюшка... Наша деревен
ская собака.
— Ну, назовите масть?
— Да масти никакой нѣтъ. . . такъ, хвостъ закорюч
кой, а сама лохматая . Вы только мнѣ покажите, —
ужъ я узнаю . . .
— ЕеПостойкомъзовутъ,— прибавилъ дѣтскій голосъ.
— 42 —
Постойко не повѣрилъ сначала собственнымъ ушамъ:
столько разъ онъ напрасно слышалъ эти голоса . . .
Да вонъ онъ сидитъ, Постойкото нангъ!. . —загово
рила Андреевна, указывая на него. —Ахъ ты, милашъ...
Да какъже ты нохудѣлъ!.. Бѣдный...
Постойко былъ выпущенъ и, какъ сумасшедшій
вертѣлся около Андреевны и Бори.
гг Еслибы вы сегодня не пришли, конецъ вашему
Постойкѣ, —говорилъ смотритель. —Вонъ у насъ сколь
ко собакъ сидитъ... И жаль другую, а приходится
убивать.
Андреевна и Боря обошли всѣ отдѣленія и долго
ласкали визжавшихъ собакъ, просившихся на волю.
Добрая Андреевна даже прослезилась: еслибы она
была богата, откупилабы на волю всѣхъ. Постойко
въ это время разыскалъ Аргуса.
— Прощай, братецъ, — проговорилъ онъ, виляя хво
стомъ. —Можетъ быть, и за тобой придутъ...
— Нѣтъ, меня позабыли... —уныло отвѣтилъ Аргусъ,
провожая счастливца своими умными глазами.
Съ какой бѣшеной радостью вырвался Постойко на
волю, какъ онъ прыгалъ, какъ визжалъ, а тамъ въ
сараѣ раздавались такіе жалобные вопли, стоны и
отчаянный лай.
— Кабы мы съ тобой не земляки были, такъ ви
сѣтьбы тебѣ на веревочкѣ! — наставительно говорила
Андреевна прыгавшему около нея Постойкѣ. — Смотри
у меня, пострѣлъ!
СЪРАЯ ШЕЙКА.
I.
Первый осенній холодъ, отъ котораго пожелтѣла
трава, привелъ всѣхъ птицъ въ большую тревогу.
Всѣ начали готовиться въ далекій путь и всѣ имѣли
такой серьезный, озабоченный видъ. Да, не легко
перелетѣть пространство въ нѣсколько тысячъ верстъ...
Сколько бѣдныхъ птицъ дорогой выбьется изъ силъ,
сколько погибнетъ отъ разныхъ случайностей, —во
обще, было о чемъ серьезно подумать.
Серьезная большая птица, какъ лебеди, гуси и утки
собирались въ дорогу съ важнымъ видомъ, сознавая
всю трудность предстоявшаго подвига; а болѣе всѣхъ
шумѣли, суетились и хлопотали маленькія птички,
какъ куличкипесочники, куличкиплавунчики, черно
зобики, черныши, зуйки. Онѣ давно ужъ собирались
стайками и переносились съ одного берега на дру
гой, по отмелямъ и болотамъ съ такой быстротой,
точно кто бросилъ горсть гороху. У маленькихъ пти
чекъ была такая большая работа...
«Яѣсъ стоялъ темный и молчаливый, потому что глав
ные пѣвцы улетѣли, не дожидаясь холода.
— И куда эта мелочь торопится! —ворчалъ старый
Селезень, не любившій себя безпокоить. — Въ свое
время всѣ улетимъ... Не понимаю, о чемъ тутъ без
покоиться.
— 44 —
— Ты всегда былъ лѣнтяемъ, поэтому тебѣ и не
пріятно смотрѣть на чужія хлопоты, — объяснила его
жена, старая Утка.
— Я былъ лѣптяемъ? Ты просто несправедлива ко
мнѣ, и больше ничего. Можетъ быть, я побольше
всѣхъ забочусь, а только не показываю вида. Толку
отъ этого немного, если буду бѣгать съ утра до ночи
по берегу, кричать, мѣшать другимъ, надоѣдать
всѣмъ.
Утка вообще была несовсѣмъ довольна своимъ суп
ругомъ, а теперь окончательно разсердилась.
— Ты посмотри на другихъто, лѣптяй! Вонъ наши
сосѣди, гуси или лебеди, —любо на нихъ посмотрѣть.
Живутъ душа въ душу... Небойсь, лебедь или гусь
не бросить своего гнѣзда и всегда впереди выводка.
Да, да... А тебѣ до дѣтей и дѣла нѣтъ. Только и ду
маешь о себѣ, чтобы набить зобъ. Лѣнтяй, однимъ
словомъ... Смотрѣтьто на тебя даже противно!
— Не ворчи, старуха!.. Вѣдь я ничего не говорю.
что у тебя такой непріятный характеръ. У всякаго
есть свои недостатки... Я не виноватъ, что гусь глу
пая птица и поэтому нянчится со своимъ выводкомъ.
Вообще, мое правило— не вмѣшиваться въ чужія дѣла.
Зачѣмъ? Пусть всякій живетъ посвоему...
Селезень любилъ серьезныя разсужденія, причемъ
оказывалось какъто такъ, что именно онъ, Селезень,
всегда правъ, всегда уменъ и всегда лучше всѣхъ.
Утка давно къ этому привыкла, а сейчасъ волнова
лась по совершенно особенному случаю.
— Какой ты отецъ? — накинулась она на мужа. —
Отцы заботятся о дѣтяхъ, а тебѣ —хоть трава не ро
сти!..
— Ты это о Сѣрушкѣ говоришь? Что же я могу
подѣлать, если она не можетъ летать? Я не виноватъ...
Сѣрушпой они называли свою калѣкудочь, у кото
— 45 —
рой было переломлено крыло еще весной, когда под
кралась къ выводку лиса и схватила утенка. Старая
Утка смѣло бросилась на врага и отбила утенка; но
одно крылышко оказалось сломаннымъ.
— Даже и подумать страшно, какъ мы покинемъ
здѣсь Сѣрушку одну, — повторяла Утка со слезами. —
Всѣ улетятъ, а она останется однаодинешенька. Да,
совсѣмъ одна... Мы улетимъ на югъ, въ тепло, а она,
бѣдняжка, здѣсь будеть мерзнуть... Вѣдь она наша
дочь, и какь я ее люблю, мою Сѣрушку! Знаешь,
старикъ, остануська я съ ней зимовать здѣсь вмѣ
стѣ...
— А другія дѣти?
— Тѣ здоровы, обойдутся и безъ меня.
Селезень всегда старался замять разговоръ, когда
рѣчь заходила о Сѣрушкѣ. Конечно, онъ тоже лю
билъ ее; но зачѣмъ же напрасно тревожить себя? Ну,
останется, ну, замерзнетъ,—жаль, конечно, а всетаки
ничего не подѣлаешь. Наконецъ, нужно подумать и о
другихъ дѣтяхъ. Жена вѣчно волнуется, а нужно смот
рѣть на вещи серьезно. Селезень про себя жалѣлъ
жену, но не поиималъ въ полной мѣрѣ ея материн
скаго горя. Ужъ лучше было бы, если бы тогда лиса
совсѣмъ съѣла Сѣрушку, — вѣдь, все равно, она
должна по гибнуть зимою.
II.
Старая Утка въ виду близившейся разлуки отно
силась къ дочерикалѣкѣ съ удвоенной нѣжностью.
Бѣдняжка еще не знала, что такое разлука и одино
чество и смотрѣла на сборы другихъ въ дорогу съ
любопытствомъ новичка. Правда, ей иногда дѣлалось
завидно, что ея братья и сестры такъ весело соби
раются къ отлету, что они будутъ опять гдѣто тамъ,
далекодалеко, гдѣ не бываетъ зимы.
— 46 —
— Вѣдь вы весной вернетесь?— спрашивала Сѣрушка
у матери.
— Да, да, вернемся, моя дорогая... И опять будемъ
жить всѣ вмѣстѣ.
Для утѣшенія начинавшей задумываться Сѣрушки,
мать разсказала ей нѣсколько такихъ же случаевъ,
когда утки оставались на зиму. Она была лично зна
кома съ двумя такими парами.
— Какънибудь, милая, пробьешься, —успокоивала
старая утка. — Сначала поскучаешь, а потомъ привык
нешь. Если бы можно было тебя перенести на теп
лый ключъ, что и зимой не замерзаетъ, — совсѣмъ
было бы хорошо. Это недалеко отсюда... Впрочемъ,
что же и говоритьто попусту: все равно, намъ не
перенести тебя туда!
— Я буду все время думать о васъ...—повторяла
бѣдная Сѣрушка. —Все буду думать: гдѣ вы, что вы
дѣлаете, весело ли вамъ... Все равно и будетъ, точно
и я съ вами вмѣстѣ.
Старой Уткѣ нужно было собрать всѣ силы, чтобы
не выдать своего отчаянія. Она старалась казаться
веселой, и плакала потихоньку ото всѣхъ. Ахъ, какъ
ей было жаль милой бѣдненькой Сѣрушки... Другихъ
дѣтей она теперь почти не замѣчала и не обращала
на нихъ вниманія, и ей казалось, что она даже со
всѣмъ ихъ не любить.
А какъ быстро летѣло вреля... Вылъ уже цѣлый
рядъ холодныхъ утренниковъ, а отъ инея пожелтѣли
березки и покраснѣли осины. Вода въ рѣкѣ потем
нѣла, и самая рѣка казалась больше, потому что бе
рега оголѣли, — береговая поросль быстро теряла
листву. Холодный осенній вѣтеръ обрывалъ засыхав
шіе листья и уносилъ ихъ. Небо часто покрывалось
тяжелыми осенними облаками, ронявшими мелкій
осенній дождь. Вообще, хорошаго было мало, и кото
— 47 —
рый день уже неслись мимо стаи перелетной птицы...
Первыми тронулись болотный птицы, потому что
болота уже начинали замерзать. Дольше всѣхъ оста
вались водоплавающія. Сѣрушку больше всего огор
чалъ перелетъ журавлей, потому что они такъ жалобно
курлыкали, точно звали ее съ собою. У нея еще въ
первый разъ сжалось сердце отъ какогото тайнаго
предчувствія, и она долго провожала глазами уносив
шуюся въ небѣ журавлиную стаю.
— Какъ имъ должно быть хорошо, — думала Сѣ
рушка.
Лебеди, гуси и утки тоже начали готовиться къ
отлету. Отдѣльныя гнѣзда соединились въ болыпія
стаи.Стар'ыя и бывалыя птицы учили молодыхъ. Каж
дое утро эта молодежь съ веселычъ крикомъ дѣлала
большія прогулки, чтобы укрѣпить крылья для дале
каго пролета. Умные вожаки сначала обучали отдѣль
ныя партіи, а потомъ всѣхъ вмѣстѣ. Сколько было
крика, молодого веселья и радости... Одна Сѣрушка
не могла принимать участія въ этихъ прогулкахъ и
любовалась ими только издали. Что дѣлать, прихо
дилось мириться съ своей судьбой. Зато какъ она
плавала, какъ ныряла! Вода для нея составляла все.
— Нужно отправляться... пора! —говорили старики
вожаки. — Что намъ здѣсь ждать?
А время летѣло, быстро летѣло... Насту палъ и ро
ковой день. Вся стая сбилась въ одну живую кучу
на рѣкѣ. Это было раннимъ осеннимъ утромъ, когда
вода еще была покрыта густымъ туманомъ. Утиный
косякъ сбился изъ трехсотъ штукъ. Слышно было
только кряканье главныхъ вожаковъ. Старая Утка не
спала всю ночь— это была послѣдняя ночь, которую
она проводила вмѣстѣ съ Сѣрушкой.
Ты держись вонъ около того берега, гдѣ въ рѣку
сбѣгаетъ ключикъ, — совѣтовала она.— Тамъ вода не
замерзнетъ цѣлую зиму...
— 48 —
Сѣрушка держалась въ сторонѣ отъ косяка, какъ
чужая... Да всѣ были такъ заняты общимъ отлетомъ,
что на нее никто не обращалъ вниманія. У старой
Утки изболѣлось все сердце, глядя на бѣдную Сѣ
рушку. Нѣсколько разъ она рѣшала про себя, что
останется; но какъ останешься, когда есть другія
дѣти и нужно летѣть вмѣстѣ съ косякомъ?..
— Ну, трогай!— громко скомандовалъ главный во
жакь, и стая поднялась разомъ вверхъ.
Сѣрушка осталась на рѣкѣ одна и долго провожала
глазами улетавшій косякъ. Сначала всѣ летѣли одной
живой кучей, а потомъ вытянулись въ правильный
трехугольникъ и скрылись.
— Неужели я совсѣмъ одна? — думала Сѣрушка,
заливаясь слезами. —Лучше бы было, если бы тогда
лиса меня съѣла...
Ш.
Рѣка, на которой осталась Сѣрушка, весело кати
лась въ горахъ, покрытыхъ густымъ лѣсомъ. Мѣсто
было глухое, и никакого жилья кругомъ. По утрамъ
вода у береговъ начинала замерзать, а днемъ тонкій,
какъ стекло, ледъ таялъ.
— Неужели вся рѣка замерзнетъ?—думала Сѣрушка
съ ужасомъ.
— 49 —
Скучно ей было одной, и она все думала про сво
ихъ улетѣвшихъ братьевъ и сестеръ. Гдѣто они сей
часъ? Благополучно ли долетѣли? Вспоминаютъ ли
про нее? Времени было достаточно, чтобы подумать
обо всемъ. Узнала она и одиночество. Рѣка была
пуста, и жизнь сохранялась только въ лѣсу, гдѣ по
свистывали рябчики, прыгали бѣлки и зайцы. Разъ
со скуки Сѣрушка забралась въ лѣсъ и страшно пере
пугалась, когда изъподъ куста кубаремъ вылетѣлъ
заяцъ.
— Ахъ, какъ ты меня напугала, глупая! —прогово
рилъ Заяцъ, немного успокоившись. —Душа въ пятки
ушла... И зачѣмъ ты толчешься здѣсь? Вѣдь всѣ утки
давно улетѣли...
— Я не могу летать: Лиса мнѣ крылышко пере
кусила, когда я еще была совсѣмъ маленькой.
— Ужъ эта мнѣ Лиса!.. Нѣтъ хуже звѣря. Она и
до меня давно добирается... Ты берегись ея, особен
но когда рѣка покроется льдомъ. Какъ разъ сца
паетъ...
Они познакомились. Заяцъ былъ такой же безза
щитный, какъ и Сѣрушка, и спасалъ свою жизнь
постояннымь бѣгствомъ.
— Если бы мнѣ крылья, какъ птицѣ, такъ я бы,
кажется, никого на свѣтѣ не боялся!... У тебя вотъ
хоть и крыльевъ нѣтъ, такъ зато ты плавать умѣешь,
а не то возьмешь и нырнешь въ воду, — говорилъ
онъ.— & я постоянно дрожу со страху... У меня кру
гомъ враги. Лѣтомъ еще можно спрятаться кудани
будь, а зимой все видно.
Скоро выпалъ и первый снѣгъ, а рѣка все еще не
поддавалась холоду. Все, что замерзало по ночамъ,
вода разбивала. Борьба шла не на животъ, а на смерть
Всего опаснѣе были ясныя звѣздныя ночи, когда все
затихало, и на рѣкѣ не было волнъ. Рѣка точно за
4
— 50 —
сыпала и холодъ старался сковать ее льдомъ сонную.
Такъ и случилось. Была тихаятихая звѣздная ночь.
Тихо стоялъ темный лѣсъ на берегу, точно стража
изъ великановъ. Горы казались выше, какъ это бы
ваетъ ночью. Высокій мѣсяцъ обливалъ все своимъ
трепетнымъ искрившимся свѣтомъ. Бурлившая днемъ
горная рѣка присмирѣла, и къ ней тихотихо под
крался холодъ, крѣпкокрѣпко обнялъ гордую непо
корную красавицу и точно прикрылъ ее зеркальнымъ
стекломъ. Сѣрушка была въ отчаяніи, потому что не
замерзла только самая середина рѣки, гдѣ образова
лась широкая полынья. Свободнаго мѣста, гдѣ можно
было плавать, оставалось не больше пятнадцати са
женъ. Огорченіе Сѣрушки дошло до послѣдней сте
пени, когда на берегу показалась Лиса, — это была та
самая Лиса, которая переломила ей крыло.
— А, старая знакомая, здравствуй! — ласково про
говорила Лиса, остонавливаясь на берегу. —Давненько
не видались... Поздравляю съ зимой.
— Уходи, пожалуйста, я совсѣмъ не хочу съ тобой
разговаривать, —отвѣтила Сѣрушка.
— Это за моюто ласку! Хороша же ты, нечего
сказать!.. А впрочемъ, про меня много лишняго го
ворятъ. Сами надѣлаютъ чтонибудь, а потомъ на
меня и свалятъ... Пока, до свиданія!
Когда Лиса убралась, приковыляяъ Заяцъ и ска
залъ:
— Берегись, Сѣрушка: она опять придетъ.
И Сѣрушка тоже начала бояться, какъ боялся За
яцъ. Бѣдная даже не могла любоваться творившимися
кругомъ нея чудесами. Наступала уже настоящая
зима. Земля была покрыта бѣлоснѣжнымъ ковромъ.
Не оставалось ни одного темнаго пятнышка. Даже
голыя березы, ольхи, ивы и рябины убрались инеемъ,
точно серебристымъ пухомъ. А ели сдѣлались еще
— 51 —
важнѣе. Онѣ стояли засыпанный спѣгомъ, какъ будто
надѣли дорогую теплую шубу. Да, чудно хорошо
было кругомъ; а бѣдная Сѣрушка знала только одно,
что эта красота не для нея, и трепетала при одной
мысли, что ея полынья вотъвотъ замерзнетъ, и ей
некуда будетъ дѣться. Лиса, дѣйствителыто, пришла
черезъ несколько дней, сѣла на берегу и опять за
говорила:
— Соскучилась я по тебѣ, уточка... Выходи сюда: а
не хочешь, такъ я и сама къ тебѣ приду. Я не спѣсива...
И Лиса принялась ползти осторожно по льду къ
самой полыньѣ. У Сѣрушки замерло сердце. Но Лиса
не могла подобраться къ самой водѣ, потому тамъ
ледъ былъ еще очень тонокъ. Она положила голову
на переднія лапки, облизнулась и проговорила:
— Какая ты глупая, уточка... Былѣзай на ледъ! А
впрочемъ, до свиданія! Я тороплюсь по своимъ дѣламъ...
Лиса начала приходить каждый день, провѣдать,
не застыла ли полынья. Наступившіе морозы дѣлали
свое дѣло. Отъ большой полыньи оставалось всего
одно окно въ сажень величиной. Ледъ былъ крѣпкій,
и Лиса садилась на самомъ краю. Бѣдная Сѣрушка
со страху ныряла въ воду, а Лиса сидѣла и зло под
смѣивалась надъ ней:
— Ничего, ныряй, а я тебя все равно съѣмъ... Вы
ходи лучшесама.
Заяцъ видѣлъ съ берега, что продѣлывала Лиса, и
возмущался всѣмъ своимъ заячьимъ сердцемъ. Ахъ,
какая безсовѣстная эта Лиса... Какая несчастная эта
Сѣрушка! Съѣстъ ее Лиса...
Разъ утромъ, когда было особенно холодно, Заяцъ
прибѣжалъ напиться къ полыньѣ; но она уже замерз
ла, а отъ бѣдной Сѣрушки остались на льду кучки
перьевъ.
4*
О ПОДПИСКЬ НА 1895 ГОДЪ
НА ЕЖЕМЕСЯЧНЫЙ
шюстрршый журалъ для дѣтей школшго возраста
„ДѢТСКѲВ If1111е
,66
«съ приложеніемъ Педагогическаго Листка»
ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ И ВОСПИТАТЕЛЕЙ.
Въ 1895 г. „ДѢТСКОЕ ЧТЕНІЕ" вступаетъ въ 27й годъ своего существованія
„Д'ВТСКОЕ ЧТЕНІЕ" одобрено: Ученымъ Комнтетомъ Министерства Народ
наго Просвѣщенія для ученнческихъ библіотекъ среднихъ учебныхъ зaвeдeFliй,
городекпхъ и уѣздвыхъ учплищъ,—Ученымъ Комитетомъ Собственной Его Импе
раторскаго Величества Канцедяріи по учрежденіямъ Императрицы Маріи; Глав
ныиъ Упранленіемъ ВоенноУчебныхъ Заведеній включено вь каталогъ книгъ для
чтенія воспитанникамъ кадетскихъ корпусовъ.
Въ журналѣ „Д'ЬТСКОЕ ЧТЕНІЕ" помѣщаютоя: а) повѣстп, разсказы и сваз
ки (оригинальные и переводные); б) стихотворенія; в) историческіе очерки и біо
графін замѣчательныхъ люден; г) популярнонаучныя статьи, знакомящія съ при
родою и человѣкомъ; д) путешествія; е) мелкія статьи (по бѣлу свѣту); ж) му.
зыкальный отдѣлъ; з) шутки, игры и занятія; и) задачи, ребусы, шарады и проч4
При журналѣ „ДѢТСКОЕ ЧТЕНІЕ" издается „ПЕДАГОГИЧЕСКИ ЛИ
СТОКЪ", выходящій четыре раза въ годъ отдѣльнымп книжками отъ 3 до 5 ли
стовъ. Большая часть статей „ПЕДАГОГИЧЕСКАГО ЛИСТКА" посвящается до
машнему воспитанію. элементарному обученію и разработкѣ вопросовъ о клас
сномъ и внѣклассномъ чтеніи. Въ „ПЕДАГОГИЧЕСКОМЪ ЛИСТГСѢ" помѣщается
періоднческій указатель дѣтской и учебной литературы, содержащей въ себѣ
краткое описаніе и разборъ вновь выходящихъ книгь для дѣтей, учебниковъ,
руконодствъ и пособій для родителей, восиптатедей и учителей.
Въ журналѣ „ДѢТСКОЕ ЧТЕНІЕ" въ 1895 году примутъ участіе: Андреев
ская М. П. — Бакунина Е. А. — Барапцевичъ К. С. — Березинъ II. И. — Бори
сом Н. А.—Бутковскгй Ж.— ѣатеръ Н. П.— Вагперъ Ю. Н. Величко В. Л. —
Глинскій В. Б. — Гольцевъ В. А. — Торбуновъ Посадооъ И. И. — Европеусъ А.
К. — Ермиловъ В. Е. — Засодимскій П. R. — Зенченко С. В. — Карась Я. — Ко
ропчевскій Д. А.— Кругловъ А. В. — Жавровъ В. М. — Ладыженскііі В. П.— Лу
іовой А. А. — ЗІаминъСибирькъ Д. Н. — Мечъ С. П. — Шихаловскій Д. Л. —
Михѣевъ В. М.~ Певѣжѵнъ П. М. — Немировичъ Данченко Вас. Ив. — Немиро
вичъ Данченко Вл. Ив. — Нечаевъ А. П. — Острторскій Ал. Н. — Острогорскій
В. П.— Лознякооъ Н. И — Потапенко И. Н. — Рубакинъ Н. А.— Сахарова А. —
Семеновъ Д. Д.— СентъИллеръ К. К.— Сергѣенко П. А. — СиповскійЪ. Л,.~Ска
бичевскій А. М. Смирнова А. Н.— СорокиѵъЪ. М. — Спицыиа А. — Чеглокъ А. —
Чеховъ А. П. — Чижовъ Е. И. п др. — Въ художественпомъ и музыкальпомъ,
отдѣлахъ: Бемъ Е. Ж.— Гпѣсина Е Ф.—Далъксвнчъ М. М.— Казачинскій Ф. ('.._
Клодтъ М. П. Клодтъ А. М. Еопюсъ Ю. Э. — Коровииъ С. А. — Кашкипъ Н. Д. —
Максимовъ В. М.— Рахматіновъ С. В. Чичаговъ К. Н. Степанова А. С. и др.
ПОДПИСНАЯ ЦѢНА НА ГОДЪ:
Съ доставкою
Or.
Безъ доставки Г г,
*оставкою £ г,
0
въ Москвѣ О D.
и пересылкою (} П
За границу $ Л
>■ : во всѣ гг.Россш.
г
Г
На полгода— 3 руб., на четверть года— 1 руб. 50 к.
Подписка принимается въ редакціи: Москви, Тверская улица, д. Гиршмана,
кв. Дм. Ив. Тихомирова, и во всѣхъ пзвѣстныхъ кпижныхъ магазипахъ.
Издатели:
