Избранные (ЛП) [Кэрри Ааронс] (fb2) читать онлайн

Правда состоит в том, что мне особо-то и нечего было оставлять в прошлом, когда Беннет попросил мою маму и меня уехать с ним на другой конец света. Из-за моей одаренности, меня относили к аутсайдерам. А это были люди из города, который я называла домом всю свою жизнь. Меня называли странной, недалекой, неадекватной, больной… Эти ярлыки были навешаны на меня, будто я была бракованной игрушкой, сошедшей с конвейера.

Наш коттедж в Пенсильвании я называла домом, потому что там были моя мама и я, но по сути у меня не было ни единого друга. Помимо мамы, мне совсем не к кому было обратиться. Ни к учителю, который бы меня поддержал, ни к школьному психологу, ни к старому клерку из магазина обуви, который бы поделился со мной какой-нибудь мудростью. Я была никем, и здесь я тоже никто… Только теперь меня окружают богатые заговорщики, болтающие с утонченным британским акцентом.

Капля пота, которая собралась над бровью, когда я увидела другой класс и начала беспокоиться, что увижу кого-нибудь из тех шести лиц, что были в той библиотеке субботним вечером, капнула мне на ресницы. На сегодняшний момент я увидела только девушку, которую Ашер называл Кэтрин, и думаю, она была слишком пьяна, чтобы запомнить мое лицо тогда. И слава тебе господи. Мне начало казаться, будто мне приснилось то, что я поднималась куда-то наверх в субботу вечером.

— Вот это да, этот день становится все лучше и лучше.

Мое намерение смотреть только в свою тетрадь потерпело поражение, когда я резко подняла голову, чтобы посмотреть на человека, усевшегося за мою парту справа от меня. Светловолосый парень с субботнего вечера, тот у которого были пылающие голубые глаза и очаровательные ямочки на щеках, смотрел прямо на меня, на его идеально симметричном лице играла елейная улыбка.

— Не думаю, что нас должным образом представили друг другу. Я Дрейк Коддингтон, — и он протянул руку, будто я должна была с благодарностью ее пожать.

Подождите-ка.

— Коддингтон, это который премьер-министр Альберт Коддингтон?

Я не хотела говорить это вслух, но мысль так быстро появилась у меня в голове, что рот не успел захлопнуться. Готовясь к переезду, я прочитала огромное количество книг про британское правительство, Про Парламент, представителей королевской семьи… Прочитала все, что могло бы меня познакомить с культурой, в которую скоро погружусь.

— Единственный и неповторимый. Это мой отец. Но не проси у меня автограф или что-то вроде того, это будет так по-американски… — К его чести, Дрейк подмигнул и заставил меня почувствовать, будто у нас с ним были свои шуточки, и это было впервые с тех пор, как я приехала сюда. И не то чтобы я рассматривала эту идею или что-то вроде того… Ладно, может быть на минуточку. Я питаю слабость к государственным служащим. — Какая досада, что тебе так быстро пришлось покинуть нас в субботу. Мы так весело провели время, — он накручивал свой зелено-голубой галстук вокруг пальца так непринужденно и сексуально, что я поняла, что меня привлекает это движение.

— Как я и говорила, не хотела мешать тебе и твоим друзьям.

А из-за его друга Ашера мое тело и мозг впали в ступор, но конечно же я ему это не скажу.

— Ты одна из нас, красавица. И лучше тебе привыкнуть к этому, в противном случае ты никогда не сможешь весело провести время, — его выражение лица было виноватым и игривым одновременно, говорящее мне как сильно он хочет повеселиться.

Я заерзала на стуле, мечтая о том, чтобы профессор уже вошел в класс и начал урок. Ученики уже расселись по местам, разговаривая или копаясь в телефонах. Школа «Уинстон» существовала в своем собственном измерении, с общественными правилами и иерархией, которая подражала моей старшей школе в Пенсильвании, но здесь все было усилено в десятки раз. В моем городе дети возвращались домой на грузовиках, здесь у учеников были собственные водители и Роллс Ройсы. Дома у нас были уроки домашнего хозяйства и английский, здесь же были уроки этикета и изучение писателей-романистов девятнадцатого века. У нас были джинсы от «Лаки Бренд» и топы от «Forever 21», а у них «Диор», «Шанель» и «Прада».

Я не была одной из них и никогда не буду. Поэтому я поменяла тему разговора.

— Это твой последний учебный год в школе, верно? Какие планы на следующий год?

Эта тема казалась безопасной, потому что все в школе оживленно обсуждали кого в какой университет приняли. Я подала заявки в несколько университетов США и Великобритании, но результат я узнаю не раньше, чем через месяца три.

Дрейк закатил глаза.

— Единственная вещь, которую я с нетерпением жду в следующем году, это вечеринки. Но мне их и тут уже хватает, так что непонятно какое веселье может быть в университете. Меня уже приняли в Оксфорд так же, как и Ашера.

Естественно им уже дали ключ к золотым воротам… Самые сливки общества.

— Ну, это должно быть здорово ходить в университет вместе со своим другом.

Дрейк тихонько рассмеялся, выгнув свою блондинистую бровь.

─ Оу, бедняжка. Ты, кажется, не понимаешь. Позволь мне ввести тебя в курс дела. Люди нашего положения не имеют друзей. У нас есть союзники и есть враги. Те, у кого больше всего власти, держатся вместе, прикрывают друг друга своими стальными доспехами и острыми мечами манипуляции. А наши враги… ну, давай просто скажем, что они остаются дрожать в объятьях своей собственной бедности. Это тебе не пригород откуда ты приехала. Это великое событие. Ты либо ступаешь по телам слабаков, либо падаешь на самое дно вместе с ними.

Я резко вздохнула от его прямоты, потому что чистая жестокая правда этих людей все еще заставала меня врасплох. В Америке мы стараемся видеть все в лучшем свете, мы надеваем улыбки на лицо и подмигиваем, пока идем у тебя за спиной. Или, по крайней мере люди делали что-то подобное. Я поняла, что в Лондоне они сразу же лезут со словесными нападками и раздуванием паники, у них нет времени на любезности и двуличность. Это одновременно ужасало и приносило облегчение.

— Я… запомню это.

Не то что бы я когда-либо вообще собиралась переступать через кого-то, но было бы разумно с моей стороны держать все при себе.

— Хорошо, — он похлопал меня по руке, будто я была маленькой ученицей, которой он только что преподал какой-то урок. — А теперь, когда ты это усвоила, я приглашаю тебя с нами в путешествие в Париж на эти выходные. И прежде, чем ты скажешь нет, просто знай, что я тебе не позволю этого сказать. Так что, милая, просто скажи да.

Наш профессор по курсу анатомии и биологии человека вошел в класс, похлопав своими старыми морщинистыми руками, чтобы утихомирить разговаривающих учеников.

Совет Дрейка на счет союзников и врагов звучал у меня в голове, и я подумала, что возможно самое время для меня начать взвешивать положительные стороны того, что я должна следовать его советам. Всю свою жизнь я находилась на втором плане, привыкшая быть девочкой, которая в тени тихо шла по своим делам и не пыталась прыгнуть выше головы. Но теперь я столкнулась с другой жизнью. И это позволило мне положиться на новые возможности, которые она мне предоставляла. Встретившись глазами с Дрейком, я пробормотала «да» перед тем как начался урок.

— Я дома!

Мои слова эхом разнеслись у большого входа в нашу резиденцию Кенсингтонского дворца, и я снова забыла, что эти слова звучат по-другому, когда люди в доме вероятней всего даже не слышат тебя. И мое предположение подтвердилось тишиной в ответ на мою фразу.

Я повесила пальто в шкаф и положила рюкзак на пол, вытащив из него тетради, которые мне будут нужны для выполнения домашнего задания сегодня вечером. Я знаю, что здесь есть большое количество прислуги, которая убирает за нами, но я все еще не могу привыкнуть к этому. Мне не нужны люди, которые будут делать некоторые вещи за меня, когда я сама могу прекрасно с этим справиться.

Убедившись, что все аккуратно сложено. Я пошла на поиски хотя бы одной живой души в этом доме.

Спустя десять минут, я нашла свою маму в кабинете наверху.

Она сразу же подняла на меня взгляд, лучезарно улыбаясь.

— Привет, милая. Как прошел твой день?

Можно было сказать, что после всех этих мероприятий, на которые она ходила всю неделю, она должна выглядеть очень уставшей, но как всегда мама выглядела свежо и великолепно. Она родила меня, когда ей было восемнадцать лет, а теперь восемнадцать лет мне, и я даже представить не могу как она со всем справлялась. Даже после того как козел, который помог ей сделать меня, бросил ее, она любила меня больше, чем вообще человек способен на это, и делала все от нее зависящее. Возможно, это и пойдет в разрез со всеми другими тревожными мыслям подростка, но моя мама мой герой.

— Неплохо. Мне кажется, что меня испытывают все больше и больше, но думаю, что это хорошо.

Я всегда старалась отвечать беззаботно на счет школы, мои ответы всегда звучали как типичные для подростка фразы. Даже когда мы жили в Пенсильвании, я никогда не хотела, чтобы она переживала о том, что происходило со мной в школе. Так что особенно сейчас я не хотела давать ей лишних поводов для волнения.

— Отлично, милая. Я рада, что ты уже больше приспосабливаешься к жизни здесь. Здесь ты получишь лучшее образование, чем в каком-либо университете дома. Хотя ты бы превзошла всех в любом месте, я знаю это. О боже…

Мама посмотрела на ноутбук, лежащий у нее на коленях, бархатное зеленое кресло было огромным для нее. Это выглядело смешно. Я никогда не думала, что мама выглядит на своем месте, находясь там, в нашем маленьком городке, но здесь? Но здесь, изысканный декор, драгоценные украшения, наряды, престиж… это все ей подходило.

Но быть невестой, уже почти женой, будущего короля было сложной работой. Она работала по шестьдесят часов в неделю, следуя расписанию, которое ей дали. Здесь она работала больше, чем в кафе дома. Появления на публике, благотворительные мероприятия, уроки этикета, уроки государственного устройства, церемонии открытия с перерезанием лент, в общем, все, что она должна делать, чтобы угодить народу Британии, она делала.

— Мам, может тебе немного притормозить? — я знала, что она такого не сделает, но мне нужно было что-то сказать.

Она устало улыбнулась, откинув назад точно такие же рыжие волосы как у меня.

— Я рада этим заниматься. Это облегчает жизнь Беннету.

Конечно же она была рада, и в некотором смысле я не осуждала ее. Если бы он не видел какую жертву она приносит ради него, я бы начала протестовать. Но я знала, как сильно он любил и обожал ее.

Я не хотела доставлять ей еще больше хлопот, но я хотела полететь во Францию. Отчаянно хотела. Дрейк зажег идею свободы во мне, забросив небольшую пылающую искру, которая теперь медленно разъедала мои внутренности.

— Так что… на этой неделе в школе дела шли так хорошо, что меня одни одноклассники пригласили позависать с ними на этих выходных.

На этих словах она так захлопнула свой ноутбук, что этот звук отозвался от стен, оббитых дубовыми панелями.

— Правда?! Милая, это чудесно!

Ну а теперь приступим к сложной части…

— Да… в общем, ты знаешь этих людей, мам, ну, короче… Эта компания друзей приглашает меня полететь с ними в Париж на эти выходные…

Мама прервала меня прежде, чем я попыталась всунуть свои неубедительные оправдания.

— Эм, что? Париж? Ты же шутишь, да? Ты думаешь, что я отпущу свою восемнадцатилетнюю дочь в другую страну с кучкой сверстников на целые выходные? Мечтай, дорогуша.

Меня словно подростка начало раздражать ее поведение, чего раньше не наблюдалось, и я закатила глаза.

— Это не другая страна, это практически как в соседний штат съездить! И, да ладно, мы вообще-то сейчас обо мне говорим. Я ответственная, на меня можно положиться. Уверена, у Беннета везде есть глаза, так что меня будут проверять каждый час. — Мне очень хотелось топнуть ногой и уйти, захлопнув за собой дверь. Я видела, как ее карие глаза начали теплеть, и поняла, что посеяла зерно сомнения в ее мысли. — Ну же, мам. Это отличная возможность для меня. Я увижу новый город, смогу завести друзей. Действительно раскрыться впервые в жизни, — а вот теперь мне стало стыдно… Не могу поверить, что играла на ее чувствах, но слова просто лезли наружу. — Мы переехали сюда, чтобы ты смогла последовать за своей мечтой и своей любовью. И мне нравится это, я люблю тебя… но тебе придется позволить мне тоже иметь свои собственные мечты и свободу.

Жалость и чувство вины заволокли ее глаза, и я знала, что переубедила ее. Я чувствовала себя немного противно от того, что играла на ее чувствах, но я хотела поехать. Впервые, с тех пор как мы приехали сюда, и возможно впервые в моей жизни, во мне проснулся не оставляющий меня в покое интерес делать что-то с детьми моего возраста.

— Ладно… хорошо. Но у тебя на телефоне будет программа отслеживания маршрута и один из охранников Беннета поедет с тобой.

В странно редкий момент для меня, я почувствовала, как волнение подступило к горлу и вышло вместе с визгом, когда я побежала обнимать маму. Я никогда не была взволнованной, сходящей с ума по мальчикам девочкой-подростком, которая играется со своими волосами… и сейчас я вроде как не собиралась это начинать. Но в этот момент, я ощутила восторг, который накрывал с головой моих одноклассниц в старшей школе, когда они говорили о выпускном вечере или о пятнице после футбольных игр.

Что вообще нужно упаковывать в поездку в Париж? При том, что мне не требовались люди, которые бы делали за меня элементарные вещи, тем не менее я могу признать, что тут я проиграла. Мода определенно была одной из вещей, которая загоняла в тупик даже мой мозг.

Настало время звонить профессионалам.

Тяну. Толкаю. Огонь, облегчение. Погружаюсь. Гребу.

Боль в мышцах была тем, к чему я так сильно стремился. Бездумные движения моего тела — это то, ради чего я живу. Это то, что я знал досконально. То, в чем я был чертовски хорош. То, где мне не требовалось прилагать усилия или концентрироваться вообще.

Хотя большинство вещей в моей жизни были именно такими.

Управляющий лодкой выкрикивал команды, но я едва замечал их. Я знал о синхронности, о том, насколько глубоко погружается в воду весло, знал скорость, с которой приближаются волны. Мои движения были плавными и точными, идеально слаженные с другими членами моей команды по гребле.

Я начал плавать с тех пор как научился ходить. И в тот момент, когда я стал подходить по всем критериям, мой отец записал меня на единственный вид спорта, который был достаточно достойным, чтобы соответствовать его требованиям. Гребля была выдающимся видом спорта. Спорт, за которым наблюдает элита, сидя на берегу во время солнечных лондонских дней, наслаждаясь игристым после соревнования.

— Гребем в Китай, да, приятель? — Уинстон, один из товарищей по команде, который сидел в моем ряду, подтолкнул меня ногой, пока мы продолжали без особых усилий грести по реке.

Выйдя из транса, в котором я был, не осознавая этого, оказалось, что я с остервенением греб куда-то.

— Заткнись, придурок.

— Ох, да ладно тебе. Тебе не нужно прилагать так много усилий, Фредерик, — засмеялся он, потеряв ритм, в котором мы гребли.

— Именно поэтому твоя семья ниже уровня, на котором мы все находимся. Такое отношение к делу никуда тебя не приведет.

Я услышал приглушенный раздраженный звук и на мгновение мне стало стыдно за себя. Вязкое огорчение, тянущееся по моим венам из-за этого двусмысленного комментария, грузом осело у меня внутри, пока не соскользнуло со спины. Это то, что я делаю. Мой метод для всего. Задирать, манипулировать, принижать… Я научился этому у лучших. Это будто моя вторая натура. Должно быть, теперь моя душа такая же черная, как и вулканический пепел.

Лодки доплыли до места назначения, и все расслабились, синхронно прекратив все эти яростные движения. Все мое тело горело, икры и бицепсы ревели от усилий, которые я прилагал. Но я чувствовал себя хорошо. Это будто катарсис, с помощью которого я высвобождаю все сдерживаемое внутри разочарование.

Эта неделя была чуть лучше, чем если бы я провел ее в аду. Все это домашнее задание, отец, дышащий в спину, накапливающиеся требования, возрастающие с каждым днем. От того, что я знаю о предательстве Беннета, с каждой секундой на душе становится все тяжелее и тяжелее, оно стучит у меня в висках, словно отбойный молоток. Видеть мельком Нору в коридоре, во дворе, когда она садится в машину… Я хотел снова приблизиться к ней, но мне нужно было, чтобы в этот раз она подошла ко мне сама. По своей инициативе.

Я не стал засиживаться, чтобы поговорить со своими товарищами по команде, с большинством из них я даже не хожу в одну школу. Кто-то из них уже учится в университете, а остальные в других частных школах, расположенных по всему Лондону. Я пошел к душевым, чтобы помыться одному до того, как сюда нагрянут все эти животные. Пока горячая мыльная вода стекала по моему прессу и все еще болящим бедрам, мои мысли вернулись к плану. К тому, который я начал разрабатывать несколько месяцев назад, чтобы раз и навсегда опозорить человека, который убил мою мать.

Если бы не мой отец, который когда-то был в сильном запое и спотыкался, словно раненое животное, я бы никогда не узнал, что моя мать умерла по какой-то другой причине кроме как наступившее для нее время. Сначала это были бессвязные речи. Он сидел в своем кабинете по ночам, а я, будучи еще ребенком, сидел у камина и играл с железной дорогой.

— Ее убили… Он забрал ее… Он заплатит за это…

Когда я стал взрослее, то понял, о чем были эти его обессиленные обличительные речи. Я понял, кто этот человек, который был ответственным за то, что моя мама была за рулем в ту ночь, когда она съехала с лондонского моста в реку десять лет назад.

Выбравшись их всех этих беспорядочных ужасных мыслей, я вытерся и переоделся. Мне нужно было успеть на самолет. И так вышло, что выходные в Париже были как раз тем, что мне сейчас было нужно.

Пол часа спустя я заехал на своем Астон Мартине на частную посадочную полосу, где меня уже ждал сверкающий белый самолет, ожидая, когда мы с друзьями поднимемся на борт.

— Как так выходит, что стоит мне купить машину, у тебя появляется новая и еще круче, чем у меня? — Эд хлопнул дверью своего красного «Феррари», который был слишком банальным для моего вкуса.

Когда стюард забрал мой багаж и отнес его в самолет, я встал рядом с Эдом и потрепал его по щеке, осознав, что сейчас у меня довольно хорошее настроение.

— Приятель, ты разве еще не осознал в какой реальности находишься?

— Пф, без разницы. Сегодня я собираюсь увидеться с французскими птичками и по крайней мере это облегчит мою боль. Нам лучше остановиться в квартире твоего отца. Это место чертовски крутое.

Его «боль», ага… Этот парень никогда не страдал за всю свою жизнь. Но и по многим параметрам взрослых я тоже не страдал.

— Хватит быть таким безнадежными придурком… Но да, мы остановимся там. А теперь садись в самолет.

Мы поднялись на борт. Эд уделил слишком много времени проверке хорошеньких стюардесс. Я хлопнул его по затылку, локтем подталкивая пройти дальше по салону. В поле зрения появились бежевые кожаные сидения и отполированный деревянный салон самолета. По правую сторону между кресел уже стоял заполненный бар. Вскоре, Кэтрин и остальные девушки со смехом поднялись на борт, притащив вслед за собой тошнотворный запах духов и слишком большие сумочки.

— Кто-нибудь может подтвердить, что «Privé» работает сегодня вечером? Если нет, то я вообще не уверена зачем мы летим в Париж… — Элоиза закатила глаза и уселась на свое место, делая глоток шампанского, которое уже кто-то принес.

— Он работает. Мой знакомый написал мне, — Кэтрин помахала телефоном. — Надеюсь, разбалованные детки, вы подготовились к этой сумасшедшей ночке.

Эд исподтишка похлопал в ладоши, а я продолжил смотреть в окно. Из моих друзей меня было труднее всего чем-то удивить, но даже мне пришлось признать, что было что-то однозначно особенное в том, чтобы провести ночь в «Privé». Суперпрестижный клуб на самом деле так и переводится с французского как «приватный». Его было так тяжело найти. Вам нужна специальная карта и ключ, чтобы попасть туда. Мы были там пару раз до этого, и я не понаслышке знал, что вход находился внутри универмага в центральном районе Парижа, и чтобы войти, нужно было ввести кодовую комбинацию. Снаружи дверь выглядела как вход в складское помещение, но как только ты попадаешь внутрь…

— Надеюсь, мы не слишком опоздали на вечеринку! — Дрейк вошел в салон самолета, и я не мог рассмотреть человека, стоящего позади него.

— В этом весь ты, приятель, самовольно привести себе пару…

Я начал говорить, но застопорился на середине предложения, когда увидел Нору, проходящую по салону. Ее ярко-рыжие волосы были в беспорядке от ветра, а белое платье, обрамляющее фигуру, оттеняло ее персиковую кожу. Она выглядела как какая-то сельская принцесса, и я рассмеялся про себя потому, что она на самом деле была таковой.

— Надеюсь, вы все не против, что я привел друга. Она никогда прежде не была в Париже, поэтому мы должны показать ей как хорошо провести там время.

Все молчали, оценивая новенькую, будто она могла укусить. Нора закусила нижнюю губу, и я понял, что мой член загорелся от нужды, чтобы я сам укусил эту губу. Должно быть, это ненависть подпитывает мое возбуждение к ней. Как правило, я рассматриваю девушек как игрушек, выбрасывая их после одного или двух использований. Я никогда не думал всерьез о девушке, которая могла бы появиться в моей жизни и сейчас не собирался этого делать.

— Выпей шампанского, новенькая, — Спэри протянула бокал, и напряжение, кажется, начало сходить на нет.

Пока что.

Нора села рядом с девочками и начала с ними общаться, но я не слышал, о чем. Я был слишком отстраненным, пытаясь держаться от нее на расстоянии. Как я и говорил, она должна была прийти ко мне. Самолет взлетел. Взлет почти не чувствовался, пока мы пролетали мимо Лондона, над которым уже садилось солнце. Я мог бы закрыть глаза и поспать немного, зная, что мы не будем спать, находясь в клубе до четырех утра, но меня слишком взбудоражило появление нашего последнего пассажира.

— Я привел ту, что тебе нравится, только для тебя, — наклонился ко мне Дрейк с волчьей улыбкой на лице; он сидел у прохода, рукава на его рубашке были закатаны.

Я ответил ему, не отрывая взгляда от окна:

— Что заставило тебя думать, что у меня к ней хоть какой-то отдаленный интерес?

— Потому что ты проигнорировал ее, когда она поднялась на борт самолета. А ты всегда игнорируешь тех, которых хочешь. Ты, возможно, думаешь, что я плохо знаю тебя, Ашер Фредерик, но я замечаю все.

Раздражение заиграло желваками, понимая, что он раскусил меня. Поэтому я переиграл все в свою пользу.

— Я просто вижу эти губы девственницы и схожу с ума. Ты знаешь, что ее еще никто не трогал.

С довольной улыбкой Дрейк жадно выпил темную жидкость из своего стакана.

— И слава богу, приятель.

Остаток полета прошел без осложнений, но стоило мне посмотреть на Нору, сидящую дальше по салону, как она быстро отводила взгляд в сторону. Будто ждала увидеть, что я смотрю на нее. Будто она хотела, чтобы я смотрел.

Оу, какой же веселой будет эта поездка.

Я перебрала каждую мысль у себя в голове.

Кем я себя, черт возьми, возомнила? Кем была та девушка в школе несколькими днями ранее, у которой было уверенности не меньше, чем у двухметрового баскетболиста из NBA?

Потому что сейчас во мне не было и капли уверенности.

Во-первых, это был всего лишь четвертый полет на самолете за всю мою жизнь, и я забыла, как до смерти боялась взлетов и приземлений.

Хорошая новость состояла в том, что, когда мы приземлялись, большая часть этой популярной компании, напившись, мирно спали, иначе им бы пришлось лицезреть мои побелевшие костяшки, когда я впивалась в роскошное кожаное сидение.

Я специально засунула себя в эту ситуацию, считая, что путешествие в Париж с новыми людьми приблизит меня к какой-нибудь судьбе, о которой я всегда тайно мечтала. Ну какой же бред.

В добавок ко всему я забыла, что Ашер был одним из лучших друзей Дрейка, забыла, что он будет здесь на борту самолета, портя каждую минуту моего путешествия. Я забыла, что не была одной из этих избалованных богатых деток, что я не привыкла к частным самолетам, к шампанскому за тысячи долларов или тайным ночным клубам. Я пошла на все вслепую, а я всегда была из тех девушек, которым нужно видеть, и видеть четко.

Спэри вытащила пурпурное платье из своего чемодана от Луи Виттон.

— Может мне надеть это сегодня вечером, хотя я слышу, как оно кричит о том, что создано для Вегаса.

Кэтрин пришла в восторг от обтягивающего наряда, который ее подруга прикладывала к себе.

— Нет, единственный раз, где бы ты могла обойтись только этим платьем, это именно Париж. Говорю тебе, надевай его.

Я села на кровать, постельное белье было шелковым и бархатистым. Я наблюдала за тем как они отбрасывают платья с безумными ценами на пол, решая какое из них выбрать. Комната была в два раза больше, чем весь наш дом в Пенсильвании. А апартаменты в целом были одним из самых ослепительных мест, в которых я побывала. Простите. Квартира. За тот час, что мы здесь, уже два человека меня поправили.

— Нравится какое-нибудь из этих, Нора? — Элоиза показала на гору ткани, валяющуюся на полу, будто мне нужна была помощь, чтобы выбрать платье.

На данный момент она была самым приветливым человеком из всей этой компании, пытаясь осторожно включить меня в разговор с девочками. Возможно это было из-за того, что она не всегда была одной из них. Ее отец не так давно заработал славу, засветившись в телевизоре, когда его на склоне лет взяли на роль одного из героев любимого сериала британцев. Ее семья переехала из Ливерпуля, где живет рабочий класс, в центральный район Лондона, и ее жизнь изменилась так же стремительно, как и моя. Не то что бы она говорила об этом или показывала свои слабые места, но я немного изучила каждого из них после того вечера в библиотеке.

— На самом деле, мне уже помогли немного дизайнеры во дворце… потому что я в моде ничерта не смыслю, — я подошла к своему чемодану и расстегнула его, начав копаться в одежде.

— Сучка, — Кэтрин засмеялась, а я резко подняла голову, посмотрев на нее. — Ой, дорогая, я исключительно по-доброму. У меня есть персональные шопперы и стилисты, но мне интересно каково это иметь штат работников во дворце, которые постоянно в твоем распоряжении. Даже я могу признать, что завидую.

— Но будь осторожна, прежде чем она воткнет тебе в спину шпильку от своих туфель, — подмигнула Спэри, но мне показалось, что она только от части шутит.

Я неуверенно улыбнулась, но вытащила из чемодана платье изумрудного цвета с лямкой на шее. Когда я надеваю его, оно доходит мне почти до колен.

— Я думала на счет этого…

Ткань была на ощупь мягкая, словно подтаявшее масло, а цвет подходил к моим рыжим волосам. Платье открывало мои плечи в веснушках, а также половину спины. Но спереди платье застегивалось на пуговицы, прикрывая мою весьма посредственную грудь. Стилист, с которым я выбирала наряды сказал мне, что для Парижа это «достаточный намек на секс». Слава Богу, моя мама этого не слышала.

Три девушки повернулись в мою сторону, внимательно рассматривая платье, когда я показала его.

— Это будет бомбовски на тебе смотреться, сучка, — Кэтрин закатила глаза и пошла к туалетному столику краситься, сев перед большим подсвечивающимся зеркалом, что стояло в углу комнаты.

— Думаю, нам пора начать пить, — Спэри подошла к бару, сделанному из стекла и золота, который находился возле стены, и налила себе в стакан какую-то прозрачную жидкость.

До того, как я приехала в Лондон, я ни разу в жизни не делала и глотка алкоголя. Пока большинство моих одноклассников ходили на пивные вечеринки, где его разливали из бочонков на фермерских полях где-то на окраине города, я сидела дома читала книги или смотрела фильмы с мамой. Такие вещи никогда не интересовали меня, так же, как и не интересовали одноклассники. Но теперь, находясь в этой компании сегодня ночью, я наконец почувствовала то давление сверстников, о котором меня всегда предупреждали в старшей школе на уроках здоровья. Шампанское в самолете было неплохим, хотя от пузырьков газа в носу я почти начала чихать.

— Вот, выпей. У нас есть еще где-то пару часов перед тем как поедем куда-нибудь, — Элоиза дала мне стакан с той же жидкостью, что налила и себе.

Я посмотрела на часы.

— Уже девять часов.

Когда мы, черт возьми, собираемся выезжать? Кэтрин негромко рассмеялась, размазывая черные тени по веку.

— Ты как инопланетянин, мне нравится это. Обычно ты не можешь выехать раньше одиннадцати, но это чертовски паршиво приезжать в клуб вместе со всеми остальными, так что мы зачастую не приезжаем раньше двенадцати.

Остальные девушки не обратили особого внимания на эти слова, будто это было абсолютно нормальным явлением, что мы не поедем в этот супер эксклюзивный ночной клуб как подростки, а будем ждать, пока практически не наступит следующий день. Я молча сидела на кровати, наблюдая за тем как они бегают по номеру, держа в руках все эти штуки для волос и палетки теней, которые даже на первый взгляд казались дорогими.

— Может я увижу там снова Жон Жоржа, — сказала Спэри, накручивая волосы на плойку.

Кэтрин и Элоиза начали смеяться, и я улыбнулась вместе с ними, желая выглядеть так, будто являюсь частью разговора. По крайней мере эти девичьи разговоры успокаивают мое волнение на счет Ашера. Я сделала глоток клюквенного напитка с чем-то там, который намешала для меня Элоиза, почувствовав, как алкоголь разливается по венам.

— А разве его член не оказался маленьким? — Кэтрин даже и своими накрашенными глазами не моргнула, когда спрашивала это.

А вот я же, однако, чуть не подавилась своим напитком.

— Он был нормальным, больше чем у одного и меньше, чем у другого. Но у него крутой дом в Санторини, — пожала плечами Спэри.

Кэтрин повернулась ко мне.

— Когда мы последний раз были в «Privé», Спэри переспала с этим французским миллионером, у которого есть этот великолепнейший дом в Греции. Она провела две недели, отдыхая в его бассейне и поедая его икру. А ты вообще собираешься… ну, краситься хоть немного?

Она показала на свое лицо, как бы отмечая свое прекрасное умение рисовать все это у себя на лице.

— Честно говоря, я не очень хороша в макияже… — и у меня не было ничего кроме туши от «Мейбеллин» и помады оот» Клиник», которой я намазала губы.

— Мы можем научить тебя! У меня тут с собой все новинки от «MAC». Отец Кэтрин практически владеет «Estée Lauder» и «Stella», — Элоиза захлопала в ладоши.

Я не знала, что означает ни первое, ни второе слово… но кивнула.

— Думаю, мне и так нормально для сегодняшней ночи. Платья и каблуков достаточно. Так что я наверно откажусь.

— Ох, черт, нет. Мы заставим тебя напиться и целоваться! — Спэри запрыгнула на кровать передо мной.

Мне не понравилось, как прозвучали эти слова, и мне стало неприятно участвовать в этом разговоре.

— Пойду схожу за водой.

Убежав из комнаты прежде, чем кто-нибудь из них успел бы запротестовать, я выскочила в коридор. По всей видимости, квартира принадлежала семье Ашера. По тому как она была отдекорирована, клянусь, можно сказать, что это стоило им целого состояния. Холеный современный дизайн кричал о своей порочности, но также проступала та изысканность, свойственная сливками общества, которая кричала во всем, что делала семья Фредерик.

Войдя на кухню, я увидела, что она сделана в черно-белых тонах, слабые красные акценты усеивали каждую поверхность, начиная от блендера и заканчивая микроволновкой. Я подошла к холодильнику. Мне нужно было залить свой организм водой, если сегодня ночью собираюсь попытаться пить с этими профессиональными завсегдатаями вечеринок. И так напиток, который дала мне Элоиза, уже гудел у меня внутри, а в голове немного помутнело.

— О боже! — стоило мне закрыть холодильник, как я заметила человека, стоящего по другую сторону от двери, заставившего меня подпрыгнуть на месте.

— Ты находишься в квартире у другого человека, так что не удивляйся, если они окажутся где-то рядом с тобой, — ухмыльнулся Ашер, прекрасно понимая, что он специально хотел меня напугать.

— А ты не делай все это пугающее дерьмо из фильмов ужасов, где поджидают ничего не подозревающую жертву, и возможно я запомню.

Я послала ему уничижительный взгляд и обругала себя, потому что это было не самое мое лучшее возмездие, но он заставлял меня понервничать. Что, конечно же, я никогда не признаю вслух при нем.

— О да, я в курсе, что ты у нас ничего не подозревающая жертва. И поверь мне, это мне в тебе и нравится, Нора.

Не уверена в чем дело, но всегда казалось, будто температура поднималась на сотню градусов, когда Ашер и я находились в одном месте. Если я прикоснусь к нему, полетят искры? Кажется, что так оно и будет. То, как у меня все сжимается внутри, а пот градом катится сзади по шее. То, как лукаво он ухмыляется, то, как его изумрудные глаза горят сарказмом. То, какой он высокий, как его подтянутое тело волнами излучает превосходство… Мне следовало бы бежать от него, но вместо этого я стояла и ждала какой же следующей колкостью он меня ударит.

Я никогда прежде не чувствовала такой интерес к человеку и в то же время такую усталость от него.

Алкоголь в моей крови также прибавил мне бравады, и я почувствовала, что девушка, разговаривающая в классе с Дрейком, вернулась.

— Перестань играть роль злого и страшного серого волка, Ашер. Это выглядит не очень достойно.

Не уверена, как он смог так быстро или так мягко сделать это, но, когда я подняла на него взгляд, его грудь почти прикасалась к моей.

— Достойные мужчины известны тем, что делали очень недостойные вещи.

Он произнес это так, что мне показалось, будто его язык проходится по моему телу. Сексуальный подтекст сказанного был беспощадным. Он сделал так, что слово «достойный» прозвучало совершенно грязно. И вот, где он и победил меня. Пробил трещину в моей броне.

— Я пойду собираться, а ты попытайся держаться от меня подальше сегодня ночью, — его задиристость заставила меня сделать шаг назад, я не привыкла к такой неприкрытой сексуальной энергии, которую он излучает.

— Позаботься о том, чтобы оставить для меня танец, принцесса.

Это ласковое прозвище прозвучало больше как оскорбление. Толчок к тому насколько я не соответствовала тому титулу, который вскоре получу.

Но когда он в конце сказал о танце с ним, кровь в моем теле нагрелась до максимальной точки.

Музыка отбивала ритм от каждой поверхности, раскачивая весь клуб, а я стоял, облокотившись о стену в VIP площадке.

Приложив стакан к губам, я почувствовал, как кубики льда в моем джин тонике, плескаясь, подскакивали в такт музыке, и осушил его до дна.

«Privé» сегодня ночью поднялся до какого-то другого уровня и, думаю, все в клубе это чувствуют. Я знал, что чувствую это, допивая четвертую порцию выпивки, которая радостно поплыла по моим венам. Дрейка я потерял где-то в толпе, когда мы только вошли сюда. Как правило, мы проплывали в клуб, и даже в нашем возрасте… Все вышибалы знали кто мы такие. Но Нора накосячила, и отстойным путем заставила нас поручиться за нее. Снова же еще один удар по ней.

Эд был у меня на виду, крутясь вокруг блондинки на танцполе, а его пиво выливалось прямо ей на юбку. Кэтрин и Элоиза сидели подальше ото всех в зоне отдыха, сделанной в насыщенно фиолетовых и светло-аквамариновых тонах. Глядя на их сонные и веселые лица, можно сказать, что они приняли экстези, а рядом с ними сидел неопрятного вида тип, который, очевидно, и продал им это. Спэри уже уехала домой со своим последним завоеванием, которого она нашла в клубе в течение часа после нашего приезда. Было неизвестно, увидим ли мы ее снова до следующей недели.

Эксклюзивный клуб был построен в виде одного большого прямоугольника, но потом его оградили. В центре находился огромный танцпол, где над головами светились огни цвета аквамарина, создавая впечатление будто ты находишься под водой. У дальней стены расположена гигантская металлическая барная стойка, где были собраны все лучшие алкогольные напитки, а в других бутылках был алкоголь, о котором слышали или который пили люди только из нашего общества. Зона отдыха, где сидели девушки, находилась рядом с баром. Низкие бархатные диваны и глубокие кресла создавали сексуальную и расслабляющую атмосферу. По всему клубу были потайные уголки, а с потолка свисали драпировки, создавая укрытия, где кто-нибудь может влипнуть во что-то.

— Привет, красавчик, — оценила меня высокая стройная брюнетка, поигрывая трубочкой от напитка у своих губ.

Конечно же она великолепная, но ее внешность слишком банальна для моего вкуса.

Из-за того, что я не разговариваю о женщинах, большинство людей не знают обо мне то, что я хочу преследовать. Я должен жаждать этого. Девушки, которые сами бросаются в мои объятия, потому что очевидно, что эта моделька это и делает, не возбуждают меня.

Нет, мне нужна девушка, которая окажет мне холодный прием девять раз из десяти. А на десятый встанет на колени, и будет смотреть на меня своими прекрасными глазами, пока я буду использовать ее рот любыми способами, которыми пожелаю. Вот, что заставляет меня быть твердым как металл.

— Хорошо проводишь время? — кивнул я ей, выражение моего лица не изменилось точно, как и положение тела. Может быть я в ней и не заинтересован, но краем глаза я видел одну особу, которая наблюдала за нашим общением.

К тому же во мне находилось четыре стакана с выпивкой, поэтому я был более сговорчивым в подобной ситуации, чем бываю обычно.

— Он станет лучше, если ты потанцуешь со мной, — захлопала она своими длинными и скорей всего ненастоящими ресницами.

Ага, такого не будет. Еще одна вещь, которую я не делаю — это не танцую, вне зависимости от того, что я сказал Норе ранее.

— Извини, красавица, не сегодня. Я сегодня скромный парень, — сказал я и с жалостью слегка кивнул ей, хотя на самом деле не испытывал ничего подобного.

— Ох, да ладно, ты же знаешь, что хочешь этого, — брюнетка немного покрутилась, предоставляя мне лучший обзор на ее тело.

И вот, когда мой внутренний придурок выбрался наружу.

— Я пытался быть вежливым, но мне не интересно. Вообще. Ты выглядишь в точности как все остальные псевдо модельки в этом клубе, и я уверен, что когда дело дойдет до траха с тобой, ты окажешься такой же дешевкой как и десятки других.

У нее отвалилась челюсть от удивления, и она отшатнулась назад.

— Мудак!

Она выплюнула это слово, а затем развернулась на каблуках и пошагала в обратном от меня направлении. Я снова облокотился на стену, сейчас она снова служила для меня маскировкой. Если я выпью еще один стакан чего-нибудь, то домой я пойду с заплетающимися ногами, но если нет, то алкоголь выветрится еще до того, как ночь подойдет к концу.

Бросив взгляд на стену поодаль от меня, я увидел, как Нора едва заметно покачивается под ритм гипнотичного техно. Она будто находилась в своем мирке, стоя почти в углу комнаты подальше от толпы, и разглядывала все, что происходило перед ее глазами. Глядя на то как, она двигается и то, что ее стакан был наполовину пуст, могу сказать, что она была пьяна.

Когда свет упал на ее тело, проходя сквозь нее, словно лучи через ночное небо, я не смог устоять и полностью повернул голову в ее сторону. Это платье. Самый темный оттенок зеленого. Мне захотелось получить ее себе. Оно прикипело к ней, словно вторая кожа, выставляя мне напоказ все изящные изгибы ее тела, к которым до боли хотели прикоснуться мои руки. Просто зная, что я не могу распаковать этот подарок, делает меня твердым.

Волосы, лежащие на ееплечах, выглядели как огненная лава; я мог бы обжечься, намотай я их на свой кулак, но черт возьми, я хотел бы это попробовать. И сегодня вечером она что-то сделала со своими глазами и щеками. Ее обычный не накрашенный вид заставлял твердеть мой член, а сегодня Нора была совсем другой. Сегодня ночью это была ее усовершенствованная версия, более сексуальная с этой ее сияющей кожей и черными накрашенными ресницами.

Прежде чем продумать свой следующий шаг, мои ноги уже несли меня к тому месту, где она подпирала стену.

Нора увидела, как я иду к ней, ее взгляд следил за мной с сомнением. Но за этим взглядом я заметил желание, интерес, заинтригованность. Когда я дошел до нее, то облокотился на стену и стал смотреть прямо перед собой. Заговорит ли она первая?

Доминант во мне нуждался в этом, желал, чтобы она уступила власть мне.

Между нами проскакивало электричество, и я чувствовал жар, исходящий от ее локтя, который находился так близко к моему. Отказ от прикосновений, от разговоров, заставлял мои яйца сильно напрячься. Она играет роль девушки, которую трудно заполучить, возможно, труднее всего из всех, кого я встречал. Думаю, я никогда не был так заведен.

— Ты такой чертовски странный, — фыркнула Нора.

Я был так удивлен ее словами, что казалось, будто они окатили меня с ног до головы, словно пятый напиток, который я так и не выпил.

— Это было не то, что я хотел услышать.

Она повернулась ко мне. Она была так близко, что ее платье почти прикасалось к моим пальцам.

— В том-то и дело, что нет. Я действительно не тот человек, каким меня все ожидают увидеть, но все, что я знаю о тебе, все это странно. Ты любишь вести себя так, будто тебя ничего не волнует, что ты выше всего этого. Но, да ладно тебе, Ашер, ты бы не был здесь, если бы тебе на самом деле было бы все равно, что все о тебе думают. Ты бы не шел по каким-то следам, которые ты так очевидно отрицаешь. У тебя есть друзья, но я не думаю, что они тебе настоящие друзья. И кроме этого я ничего не знаю о тебе. Но при этом ты сошел со своего пути, чтобы терроризировать меня, запугивать меня. И вот это я нахожу странным.

— Терроризировать — это слишком сильное слово, — я наконец повернулся лицом к ней и поразил ее своей лучшей кривоватой ухмылкой.

И это сработало. Нора даже сделала шаг назад, ее рот слегка раскрылся, а взгляд опустился на мои губы. Я удивил ее почти так сильно, что она не могла говорить, потому что прошла чуть ли не минута прежде, чем она откашлялась и встретилась со мной глазами.

— Вы обещали, что прибережете для меня танец, герцогиня.

Я ведь даже не танцую, но сейчас я возбужден и в хлам пьяный.

А девушка передо мной играла по моим правилам. Даже не то что бы играла, могу сказать, что она действительно считала меня законченным ублюдком.

— Нет, спасибо, — кратко ответила она и отвернула от меня свои карие глаза.

Но я был слишком близок к цели сейчас, и отказ делал меня только ближе к ней.

— Мне никогда не говорили нет. Никогда.

А теперь ее глаза резко поднялись на меня, намертво прикипев ко мне.

— Ну, в конце концов, нам всем приходится сталкиваться с чем-то новым.

Ее голос был ледяным, и мне так чертовски сильно хотелось взять ее под руки и просто показать ей, сколькому я могу ее научить. Но мы еще не готовы к этому, и мой план не рассчитан на такие бессердечные действия. Норе, нашей принцессе, нужны ухаживания. Мне нужно заставить ее думать, что якобы я испытываю к ней романтические чувства. Мне нужно, чтобы она чувствовала себя комфортно со мной, будто я души в ней не чаю.

Я рассмеялся, словно она действительно учит меня чему-то.

— Думаю, да.

Вытянув руку, я поклонился.

— Могу ли я иметь честь пригласить вас на танец, Ваше Королевское Высочество? — Использовать такие слова для такого простолюдина как она для меня было словно яд для языка. Я увидел проблеск улыбки на ее губах цвета персика и понял, что нашел ее слабое место. — Да ладно тебе, ты не можешь подпирать эту стену всю ночь. Ты впервые в клубе. Ты должна погрузиться во все это.

Нора сложила руки на груди, дерзкая как никогда.

— А кто сказал, что я первый раз в клубе?

Я сдержал свое фырканье.

— С тех пор как мы переступили порог, ты выглядишь так, будто тебе неуютно здесь. И это нормально, но позволь мне показать тебе вещи получше в этой жизни.

Выгнув бровь, я мягко, но уверенно протянул руку. По руке прошел ток, когда мои пальцы прикоснулись к ее локтю, и словно новорожденного олененка я осторожно повел ее на танцпол. Нора сперва отпиралась, пытаясь вырвать руку и вернуть ее в свое личное пространство, но моя хватка была крепкой. Ее шелковистая, фарфоровая на вид, кожа на ощупь была слишком хороша, и желание управлять ею усилилось вместе с выпитым мной алкоголем.

Дойдя до края танцпола, я завел нас в толпу, двигая ее вперед. Мы были так близко друг к другу, что ее голова почти умещалась под моим подбородком, а задница соблазнительно покачивалась у моего паха.

— Я не… знаю… как! — Нора пыталась перекричать музыку, ее тело напряглось, когда я двинул нас дальше в толпу.

Я положил руки на ее бедра и притянул ее к себе, так чтобы спиной она прижималась ко мне. Она напряглась еще больше и попыталась отпрянуть. Здесь, находясь в этой толпе, что окружала нас, я не мог применить к ней свои чары, чтобы она поддалась моей воле. Поэтому я показал ей.

Подстроившись под музыкальный ритм, я начал покачивать наши тела в тантрических движениях. Бедрами вперед, а затем назад, двигая ее бедрами и своими. Мои большие ладони машинально подстроили ее ритм под мой. Наклонив голову, я почти прикоснулся губами к ее правому уху, выдыхая, пока не почувствовал, как мурашки побежали по ее спине. Это, кажется, немного успокоило ее беспокойство и сказалось на ее теле — она стала более податливой и начала немного двигаться по своему желанию.

Убрав руку с бедра Норы, я легким прикосновением провел вверх по ее руке, затем по волосам и наконец намотал их на свои пальцы. Они шелковистые и густые, как я себе и представлял. Заиграла новая песня, поэтому поменялись и наши движения. Из быстрых и более безрассудных в медленные и чувственные. Я понял, когда Нора уловила подтекст, покачиваясь со мной в ритм музыке, почувствовал, когда ее тело сдалось и подчинилось моим движениям.

Я наклонился еще ближе к ее шее, вдыхая аромат меда и масла ши. Она пахла невинностью и деревней, и это заставило мой член стать еще тверже. Возможно, Нора могла почувствовать это, но она выпала из реальности под действием алкоголя и окружающей нас атмосферы, так что не думаю, что она заметила.

Мои губы встретились с ее кожей. Я не целовал или пробовал ее, я всего лишь едва прошелся по ней губами, раздумывая над этой идеей. Я почувствовал, как ее голова немного откинулась ко мне, почти скрывая мое лицо, которое практически спряталось у ее шеи. Я передвинулся, мой подбородок, наконец, оказался на одном уровне с ее. Губы Норы были в миллиметре от моих. Я чувствовал, как ее дыхание пахло водкой с клюквой. Она замерла, будто танцевать и пялиться на мой рот было очень эксклюзивными вещами, которые нужно делать только по очереди. Мы зависли в таком положении, и кажется, на долгие дни, если не на года.

Песня снова сменилась, и показалось, будто чары спали.

Нора вырвалась из моих рук, на ее лице было написано отвращение и замешательство. Она побежала в неизвестном мне направлении. Я не пошел за ней.

Я вывел ее из равновесия, и для меня этого пока достаточно. Хотя, к сожалению, мои пульсирующие яйца оставили неудовлетворенными в одиночестве посреди танцпола.

Хоть я и не выросла в Лондоне, между мной и этим городом есть какая-то необъяснимая связь. Когда я хожу по улицам в солнечных очках и шапке, чтобы меня не узнали, то чувствую, будто знакома с местами, в которых раньше не была до этого.

Когда в голове появляется слишком много мыслей, которые я не могу выдержать, когда рождается слишком много теорий и вопросов, я просто иду гулять. Я убедила маму, Беннета и охрану дворца, что на улицах меня узнают еще не так много людей. Я маскируюсь и выхожу из дома с программой отслеживания на телефоне. Но моя мама помогла мне, попросив дать мне немного времени и личного пространства. Она знает о моем секрете. Она знает каким заложником собственного мозга я могу быть.

Ноги занесли меня сюда, в Ноттинг-Хилл с его красочными домами, стоящими в ряд. Там было просто красиво. Распускающиеся растения и цветы были словно успокаивающий бальзам для моей тревоги. Здесь я была безликой и мне это нравилось. Спокойная изысканность Лондона привлекала меня, общалась со мной так, как прежде не случалось с другими городами. Я нахожу все больше и больше интересных мест, рынки под открытым небом или район с театрами, мне было суждено открыть для себя этот город.

И пока мой мозг менее забит мыслями я вернулась к событиям недельной давности в Париже.

Когда пьяная Элоиза не спеша подошла к вышибале, у меня все оборвалось внутри от ужаса. Там, где я выросла, только люди старше двадцати одного года могли хотя бы попытаться попасть в место подобное этому. Клуб оказался таким эксклюзивным, что я даже не видела, где находится входная дверь. А Элоиза просто поцеловала амбала в щеку и прошмыгнула внутрь. После того как за меня поручились остальные, меня тоже пропустили. Я получила опыт, который бы не обрела и за миллион лет, если бы моя жизнь в миг не изменилась четыре месяца назад.

Музыка. Бит. Выпивки. Роскошь. Привилегии.

Это было слишком для меня пытаться разобраться во всем этом. Две выпивки в моем организме сделали меня глуповатой, а тело перестало слушаться команд.

Сперва, когда Ашер подошел ко мне, поведение его было как обычно угрюмое, но затем он сбил меня с ног своей мальчишеской флиртующей улыбкой, которая предназначалась на этот раз мне. Я не знала, как себя вести и что делать с тем жаром, хлынувшим вниз по животу, и что делать с пальцами, которые так и хотели прикоснуться к его лицу.

То как его руки сжимали мои бедра, медленно двигая их по кругу так как хотелось ему. Даже сейчас жар заскользил вниз по шее и по спине, заставляя меня желать… чего-то.

Я никогда себя не чувствовала подобным образом до того момента, как Ашер заставил меня так себя чувствовать там на танцполе. Казалось, будто мои внутренности сожгут меня заживо, если он не прикоснется ко мне. Будто эта музыка поглотит меня целиком, если он уберет свои руки с моего тела, если он прекратит покачивать своими бедрами у меня за спиной. Когда он прикоснулся своими губами к моей шее, просто заскользив по коже, мне казалось, что я взорвусь от пламени, что загорелось у меня внизу живота.

Я даже не осознавала насколько далеко зашла, пока не натолкнулась на станцию метро, находящуюся на другой стороне района, за пределы которого не намеревалась выходить. Я оглянулась. Конечно же никто не мог прочитать мои мысли, но я все равно залилась румянцем.

Я не должна его хотеть. Мне не следовало подпускать его так близко. Что я знаю об Ашере Фредерике наверняка, так это то, что он не был хорошим парнем. И я так же знаю, что, если подпущу его к себе, он станет единственным парнем, который сможет разрушить меня.

— И карандаши на парту! — профессор Муллинс громко хлопнула линейкой по столу, это был ее излюбленный способ донести свои мысли до учеников.

Мой карандаш лежал на парте уже три минуты и сорок семь секунд, поэтому я просто наблюдала за тем как мои одноклассники мучаются, решая внеплановый тест по теории высшей математики. Кажется, никто не смотрел на меня кроме Ашера, который, к моему удивлению, переместился в этот класс четыре дня назад. И вместе с этим выставил тех, кто сидел за мной и занял их место. Я чувствовала его взгляд на себе, чувствовала, как он заглядывает через плечо.

Его присутствие нервировало меня, но не настолько, чтобы я не смогла получить высшую оценку по этому предмету. Математика на ряду почти со всеми предметами, всегда имела смысл для меня. Ты решаешь задачу, чтобы найти ответ. Это было легко. Никаких эмоций или символичности, чтобы омрачать ее.

— Итак, пожалуйста, передайте свой листок человеку, сидящему справа от вас, чтобы вы могли оценить тест. Никакого жульничества, в противном случае, это все пойдет к директору, — ее сильный шотландский акцент был достаточно пугающим, не говоря уже о ее внушительном росте.

Я встала, чтобы передать свой листок изящной блондинке, сидящей справа от меня, когда его внезапно выхватили из моих рук.

— Эмма, возьми мой, а я возьму Норы, — я развернулась и Ашер подмигнул мне, а моя кровь тем временем начала закипать.

— Мы попадем из-за тебя в неприятности. Отдай листок обратно, — я звучала как будто мне двенадцать.

— Не волнуйся, Муллинс любит меня. И к тому же мне нужно посмотреть насколько ты умная, принцесса. Нам не нужно дураков в нашем кругу.

Закипая от злости, я развернулась обратно и сконцентрировалась на листке, который положили передо мной.

До сих пор никто в этой школе не знал или даже не подозревал о моих способностях, мне бы хотелось, чтобы так оно и продолжалось. Возможно, остальные тоже с легкостью справились с тестом и мои правильные ответы не будут так выделяться для Ашера.

У меня начали потеть руки.

— Первый вопрос… — профессор Муллинс заглушила гул в моих ушах, пока у меня начинало подниматься давление.

У меня волосы на руках встали дыбом, когда я услышала разочарованные стоны и ворчание по всему классу. Каждый ученик около меня знал, что у него нарисовалась первая проблема, а затем вторая, третья, и так далее, все было неправильно… И пока я делала пометки красной ручкой в тесте, на данный момент я знала, что все мои ответы были правильными.

— Хмм… — услышала я у себя за спиной, но мне было слишком страшно оборачиваться, чтобы увидеть выражение лица Ашера.

На проверку теста ушло десять минут и когда мы вернули обратно листы, послышалось еще больше разочарованных вздыханий на счет провала контрольной. Мой листок перелетел мне через плечо. Он был недостаточно взрослым даже для того, чтобы передать мне его из рук в руки. Возле каждой задачи стояла большая красная галочка. Все было решено абсолютно правильно. Он не написал ни одного саркастичного комментария или даже не нарисовал смайлик, но на своей спине я чувствовала любопытный взгляд.

— Возможно вам всем стоит учиться более усердно, нежели ходить на вечеринки или в театры, — она бросила суровый взгляд на класс. — У кого больше двух правильных ответов?

Некоторые подняли руки, и я сделала тоже самое, потому что так я все еще буду среди толпы.

— А больше пяти?

Двое моих собратьев опустили руки, но шестеро все еще держали их поднятыми, поэтому я сделала тоже самое. Сердце, казалось, начало биться в горле. Я не знала, когда лучше перестраховаться и опустить руку.

— Как на счет семи правильных ответов, есть такие?

Я решила не рисковать и опустила руку на парту. Ладони вспотели, а в голове начали стремительно носиться мысли. Пока я буду казаться нормальной, безымянной и просто одной из толпы, то я в безопасности. Я провела годы, скрывая свой талант, пытаясь смешаться с толпой и просто быть ученицей старшей школы.

Теперь никто не поднял руку и Муллинс цокнула языком.

— Эм, погодите, профессор. Кажется, среди нас есть скромный ученик. — Как бы мне хотелось, чтобы сейчас подо мной образовалась большая черная дыра и поглотила меня, пока Ашер открывал свой привлекательный болтливый рот. — Кажется, Нора решила все задачи правильно.

Он выдал меня и даже глазом не моргнул. Я повернулась и кинула на него такой уничижительный взгляд, какой только могла. А он просто сидел, облокотившись на спинку стула и разложив свои скрещенные ноги в проходе. Его зеленые глаза горели огнем победы, а четко очерченный подбородок дернулся от приторной ухмылки на губах.

— Мисс Рэндольф, это правда? Почему же вы не поделились этим с нами? Ваши одноклассники могли бы немного посоревноваться с вами на дружеской основе. Молодец.

Профессор Муллинс наклонила голову со своим клювообразным носом и кивнула мне. Дав задание на вечер, она закончила урок.

Но никто ее не слушал. Все взгляды, начиная от подозрения и заканчивая завистью, были направлены на меня. Удивленные взгляды, взгляды отвращения и раздражения… Мне слишком это все знакомо. Когда люди узнают кто я такая, их мнение обо мне полностью меняется. Ох отношение ко мне меняется в мгновение ока. Сердце ушло в пятки, понимая, что больше у меня нет укрытия в виде моей «нормальности».

Тишина прервалась, когда все начали собираться и выходить из класса, разговаривая с другом или целыми группками. Я не стала спешить, начав медленно собирать свои книги и ожидая, пока вне не выйдут отсюда.

— Значит, ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что ты гений? — его акцент долетел до моего слуха, когда я уже на пол пути спускалась в холл. Я не могла ничего поделать и сжалась еще больше. Я продолжала идти, не обращая внимания на то что, он пытался догнать меня. — Нора, не принимай это так близко к сердцу, здесь есть много умных детей. Мы все равно считаем тебя простолюдином, если ты об этом переживаешь.

Саркастические подколы Ашера лишь заставляли меня вздрагивать еще больше, потому что эти ярлыки я как раз-таки не хотела носить. Резко завернув за угол, я направилась в главный вестибюль, отделанный деревом и пошагала к дверям, которые вели во внутренний двор. Мне нужно отсюда убираться.

Но прежде чем я успела толкнуть дверь, чьи-то пальцы сомкнулись на моем локте.

— Черт возьми, почему ты не можешь просто остановиться?

— Отвали от меня.

Я скинула его руку, слезы угрожали покатиться в любой момент.

Черт, плакать перед этим парнем это последнее, что мне нужно сейчас, но он нажал на каждую кнопку, что включает мой датчик тревожности.

— Я просто шутил, — Ашер пожал плечами, будто он только что не поставил меня на колени.

Как же нелепо то, как выигрышно он выглядел в этой школьной форме, тогда как остальные ученики, кажется, меркнули на ее фоне. Я попыталась не замечать этого.

Гнев заполнил каждую мою клеточку.

— Ты просто шутил? Ты вообще имеешь хоть какое-то понятие, что ты сейчас сделал? Будто, все и так недостаточно плохо. Я здесь новенькая, о которой распускают слухи каждый день, что я бастард новой королевы, охотящейся за деньгами. А теперь еще ты просто берешь и рассказываешь им о моих способностях? Кто тебе дал такое право? Ты бы мог держать свой рот на замке, обеспечить мне защиту, помочь кому-то хоть раз в своей жалкой испорченной жизни. Но ты не мог, да, Ашер? Манипуляция и возможность иметь преимущество над кем-то, вот как называется твоя игра, и мне не следовало забывать об этом. Спасибо, что показал свое истинное лицо, в следующий раз я буду помнить об этом.

Посреди моего эмоционального взрыва у него хватило совести выглядеть по настоящему задетым. Но я решила не стоять там, выслушивая его дерьмовые объяснения.

Мой мозг и так сегодня достаточно напрягался. Я чувствовала, как начинается мигрень и скрылась раньше, чем приступ полностью поглотил меня в свою бездну. Я была слишком параноидальна, чтобы позволить Ашеру или кому-то другому увидеть еще какие-то мои отличия.

— Почему ты до сих пор не связался с мистером Пендлтоном из клуба?

Я уже давно усвоил, что в моем доме не существует такого понятия как приветствие или дружеские фразы. Давным-давно, возможно, это и присутствовало, но все испарилось в тот же день, когда не стало мамы.

Схватив грушу из миски, которая стояла на черной мраморной столешнице, я бросил взгляд на своего отца.

— Потом что меня не интересует участие в его кампании этим летом.

Послышался его тяжелый вздох.

— Парень, не заставляй меня напоминать тебе, что происходит, когда ты не слушаешься приказов.

Это угроза. И это одна из угроз, которая не будет пустой, но я все равно ее проигнорировал. Когда я был ребенком, отец поселил страх в моем сердце и разуме. Но теперь, когда я сложил свое мнение о нем, то понял, что он просто пустая оболочка мужчины.

Когда-то опасный всевластный человек Дэвид Фредерик был самым могущественным влиятельным лицом Лондона. Он знал, как очаровать всех во время приемов и в то же время как проявить жестокость.

Для большинства он все еще был тем всесильным создателем, который продвигал никому неизвестных людей в Парламент и мог одним махом опустить своего оппонента. Но для меня он был только частью того человека, которым он был раньше. Человеком, которого растоптали потеря и предательство моей матери.

— Ладно, я свяжусь с ним. Но это все равно бессмысленная работа. Все равно в Оксфорде меня будут ждать.

Он следовал за мной, пока я не спеша обошел наш особняк, расположенный на Даунинг-стрит, прошелся по роскошным комнатам и поднялся вверх по гладкой лестнице, сделанной из древесины твердых пород.

— Не смей уходить от меня, когда я разговариваю с тобой! — он попробовал на вкус то, как сложно стало управлять мною теперь.

— Ты превратил меня в это, отец. Я самостоятельный мужчина, который не слушается ни чьих приказов. Разве ты не гордишься мной? — презрительно усмехнулся я, развернувшись к нему лицом.

Я вырос в доме, в котором отсутствовала любовь или обожание. И, думаю, для англичанина это было что-то в порядке вещей. Я не плакался о себе или подолгу зацикливался на этом, но мне действительно нравилось кидать ему это в лицо, когда предоставлялся такой случай. Это он создал этого монстра, эгоистичного, с черной душой и высокомерным характером.

Он проигнорировал меня.

— Как дела с девчонкой?

Я почувствовал внезапную острую боль, но она была такой незначительной, что мое сердце почти не почувствовало этого. Это горе или беспокойство? Я вытеснил эти мысли.

Отец задумал этот план. С юного возраста я слушал детали и пьяное ворчание, но, когда он узнал о ее приезде несколько месяцев назад, идея появилась сама собой и он поделился ею со мной. Поделился тем, как наконец закопать Беннета МакАлистера на два метра под землю.

— Дела идут медленно, но я постепенно располагаю ее к себе, — сказал я ему, потому что в глубине души я хотел, чтобы он гордился хотя бы за что-то, что я делаю.

Даже если это позорный поступок.

— Хорошо, хорошо. Тебе нужно заслужить ее доверие. Соблазни ее, используй любые необходимые средства, чтобы добиться ее благосклонности.

В его зеленых глазах было так много злобной неприязни, что зачастую было сложно увидеть проблеск того мужчины, которым он был раньше. Возможно, когда все будет сделано, после того как опустится гильотина, он возможно станет прежним. Может быть тот прежний блеск, тот веселый проницательный мужчина вернется назад. По крайней мере это то, на что я надеялся. Если я могу сделать это ради него, чтобы положить всему этому конец, я сделаю все, что угодно.

— Повтори мне еще раз, почему именно я должен это делать?

— Хочешь разжалобить меня, парень? — отец негромко рассмеялся и привел меня в свой кабинет.

На каминной полке стояли десятки семейных фотографий в рамках, моя улыбающаяся мама сияла на каждой из них.

Мне нужно было услышать это снова. Нужно было топливо, чтобы двигаться дальше.

Он скрестил руки, пока стоял и смотрел на ее фото.

— Беннет МакАлистер разрушил нашу семью. Он забрал твою маму, превратил ее в безбожницу. Он довел ее до того, что у нее появились секреты и она начала лгать, а затем довел ее до смерти. А теперь он ведет себя, будто даже не знает нас? Даже не может признать какую роль он сыграл в ее гибели? Мужчина, нет, мальчишка вроде него не достоин того, чтобы стать королем. Мы должны показать каким он является на самом деле, мы должны отомстить за смерть твоей матери.

Пока отец говорил, я чувствовал, как внутри меня пульсирует ярость, как она спускается вниз по хребту. Его слова пробудили демонов, что преследовали меня, преследовали этот дом с тех пор как ее не стало. И я осознал, что делаю это не только ради него.

Я вырос без матери. Я помню эти ужасающие фото, которые печатали в СМИ после ее смерти. Фото машины, сброшенной в реку, фото искореженного моста в том месте, где она свернула с дороги.

Пришло время положить этому конец. Ради нас обоих. Даже если это означает опуститься на самое дно и больше никогда не выплывать на поверхность реки скорби, которая всегда наступала мне на пятки.

Лодки прорезали водную гладь, словно торпеды, которые не оставляют за собой следов, скользя по Темзе.

Парни в ней синхронно двигались, больше смахивая на машины, чем на людей. Если в команде по гребле серьезно относятся к этому делу, если они являются настоящими профи, то они даже не прикладывают усилий, чтобы маневрировать среди других лодок. Они просто работают. Без мыслей. Без чувств.

Я надеялся, что именно так моя команда сегодня будет действовать. Как винтики в хорошо смазанной маслом машине.

Вернувшись на праздник перед регатой, Эд опустил перед моим лицом напитки.

— Виски «Лагавулин» — это все, что парень может хотеть, — он сделал последний глоток и удовлетворенно вдохнул.

— У кого-то из нас вообще-то сегодня соревнования, — мне на самом деле нравилось то, что он был здесь, хоть он и отвлекал меня от гонки.

— А кто-то из нас тут ради бесплатного алкоголя и хорошеньких птичек. Ты только посмотри на их цветастые платья, которые они надели на регату. Черт, люблю хорошие деньки во время гонок.

Он махнул в сторону комнаты, где стояла группка красивых девушек в белых и розовых платьях, которые разговаривали между собой. Эд, конечно, прав, всегда поднимает настроение наблюдать за чем-то красивым перед гонкой.

Мой взгляд наверно задержался на них слишком долго, потому что до того, как я понял, что случилось, он щелкнул пальцами у меня перед лицом.

— Приятель, ее здесь нет.

Раздраженно, я снял со своей формы несуществующую пушинку.

— Что?

— Вопрос, который ты должен был якобы задать — это «кто?». Ты знаешь кого ищешь. Нора Рэндольф, ее семья еще не приехала. Эй, ты что действительно унизил ее на уроке высшей математики? Парень, это классический способ как не заполучить девушку.

Эд качал головой, пока я думал о тесте, который был на прошлой неделе. Кто, на хрен, знал, что Нора окажется гением? Вполне себе сформировавшимся гением, однако она не хотела, чтобы кто-то об этом знал. Она скрыла это, опустив руку, хоть и отлично справилась с тем ужасным внезапным тестом, который дала Муллинс. Почему ей есть дело до того, что люди узнают, что она умная? Очевидно, что она была умнее среднестатистического умника, но кому было дело до этого?

— Я знаю, что делаю, — подмигнул я ему, понимая, что он понятия не имеет о моем плане. — Девушки вроде нее любят, когда их заставляют чувствовать себя униженными, это дает им возможность показать какие они сильные на самом деле. Разжечь в ней огонь, это в каком-то смысле как ролевая игра. Выпустив наружу ее маленького гения, просто дало ей еще одну возможность дать мне отпор. Не переживай, она изменит свое мнение обо мне.

Мой друг засмеялся и взялся за новую порцию виски.

— Ты долбаный придурок, но я люблю тебя.

— Пожелаем же мне удачи, да? — я хлопнул его по спине и не стал дожидаться ответа.

Мне не нужна была его удача, но нужно было возвращаться обратно к реке.

Я прошел через двери и вышел в сад, который граничил с домом на Темзе. Из-за туч выглянуло солнце, которое так редко показывалось в Лондоне. Цветы и кустарники хвастались своей красотой под лучами солнца, и я видел, как от реки поднимается легкий туман. Я чувствовал нутром, что мы сегодня победим в этой регате.

— Ох, простите, молодой человек.

Я отошел в сторону, и высокий мужчина прошел мимо меня, солнце слепило мне глаза. Когда я повернулся, то увидел пять человек, следовавших за ним. Одной из них оказалась Нора, одетая в элегантное платье, и которая очень старательно пыталась игнорировать меня.

А кто оказался тем мужчиной? Беннет гребаный МакАлистер собственной персоной.

— Нора, рад тебя видеть, хорошо, что ты пришла поддержать меня, — я немного кивнул ей и вся компания повернулась в мою сторону.

Гнев зарождался во мне, медленно закипая в венах. Конечно же он не узнал меня, этот заносчивый кретин. Его улыбка, эта искренняя и широкая улыбка заставляет меня подойти к нему и вырвать его долбаное сердце из груди.

— Оу, Нора, я и не знал, что у тебя есть друг, который участвует в регате? — радостно улыбнулся он, глядя на нее сверху вниз, очевидное обожание в его глазах к девушке, которая скоро станет его падчерицей, было видно всем.

Лицо Норы было наполовину спрятано под шляпой, цветастое платье, в которое она была одета, прилегало к ее телу во всех правильных местах. Как же сильно я хотел снять с нее этот кусок ткани и пройтись руками по этой коже. Каждый раз, когда я нахожусь рядом с ней, кажется, что мои пальцы начинает подергивать от желания прикоснуться к ее телу.

Нора наклонила голову, эти рыжие локоны засияли на солнце.

— Ну, я бы не стала говорить, что мы с Ашером друзья, но это не означает, что я не могу хорошо провести время, наблюдая за первой в своей жизни регатой.

Высокая рыжая женщина, стоящая около нее, ее мама, я узнал ее лицо из газет, слегка ткнула ее локтем. То, что она сказала, было грубостью, особенно на королевском мероприятии подобно этому.

— Уверен, моя падчерица совсем другое имела в виду, удачи сегодня! — Беннет негромко рассмеялся и прошептал что-то на ухо Норе, когда они отошли от меня.

Она не оглянулась, и возможно было лучше всего, что она этого не сделала. Или она могла заметить, что я сжал кулаки так сильно, что ногти оставили на ладонях глубокие полумесяцы.

Разве я непохож на нее? Такие же зеленые глаза и скулы. Разве он не узнал женщину, которую предал и оставил умирать?

Адреналин кипел в моем организме, давая мне еще больше сил серьезно надрать кому-нибудь задницу в гонке. А Нора, возможно она могла не знать, что придет смотреть на меня, но я знал, что весь остаток дня я буду чувствовать на себе взгляд этих карих глаз.

Спустя двадцать минут я уже сидел на своем обычном восьмом месте, которое как правило закреплено за человеком, который задает темп. На одном уровне с рулевым это сидение закреплено за самым конкурентоспособным лидером из всей команды, и этим человеком всегда был я. Я задаю темп, диктуя остальной части лодки, насколько сильно и быстро я хочу, чтобы они гребли. Эта роль предназначается только лучшим, и с тех пор как я, будучи еще ребенком, начал заниматься греблей, я знал, что не позволю себе стать кем-то иным.

— Все готовы начать? — спросил наш рулевой, это был суровый британец двадцати с чем-то лет, которого звали Питер.

Он был хорош в этом деле, но совсем не дружил с юмором.

Мы одновременно кивнули, и он начал командовать. Я взялся за весла, отполированное дерево прочно уместилось в моих сжатых ладонях. Я отвел весла назад, почувствовав, как ровно бьется мое сердце. Даже в самых тяжелых гонках я не теряю самообладания. Хоть адреналин и кипит в крови, желание выиграть было сильнее, чем тот груз, что лежал у меня на душе, поэтому мой пульс оставался в норме.

— Вчетвером! Полный оборот! — крикнул он нам, его командный голос прогремел так, чтобы его услышали все.

Я даже не смотрел на другие лодки, которые были вокруг нас, такие же команды по гребле только разные цвета у формы. Мы выиграем. Мне здесь не нужно никого запугивать или кем-то манипулировать.

Но когда мы заняли свои позиции, мой взгляд прошелся по берегу. Она моя цель, а мои глаза, словно ракеты, реагирующие на тепло, кажется, всегда находят ее.

Она сидела на стуле прямо на краю пристани, где располагалась целая куча представителей королевской семьи и элиты. И будто прочитав мои мысли, она посмотрела на меня из-под своей шляпы и выгнула бровь, и я увидел намек на вызов. Рядом с ней сидел Беннет, который, улыбаясь, наблюдал за командами на воде.

Ярость и вызов, который бросила мне Нора, прошлись сквозь меня, зажигаясь и превращаясь во что-то большее. Монстр, который сидел у меня в груди и колотился в ней, словно бешеный зверь.

— Приготовились… Гребем! — Питер свистнул, и мы тронулись с места.

Он выкрикивал мне команды, задавая ритм, наблюдая как остальные встраиваются в линию. Я ускорился, прилагая больше сил, мышцы уже начали гореть. Мне следует замедлиться, сохранить энергию на остаток почти четырехминутной гонки, но я не могу. То, как он посмотрел на меня, будто я незнакомец, то, как она смотрит на меня с той пристани, картины того как машину моей матери вытаскивают из воды… Все это смешалось в моей голове в какой-то жестокий фильм.

Мы были на мили впереди от других команд, вода холодными потоками плескалась перед нашими лицами. Ноги жгло от азарта, а руки от чувства, что приносят эти соревнования.

Я даже не понял, когда мы пересекли финишную черту, пока Питер не закричал мне в лицо.

— Суши весла! Суши весла!

Я резко вырвался из своего тумана мыслей и услышал, как парни вокруг меня ликуют, подняв весла вверх. Они кричали о победе.

И к своему удивлению, когда я наконец выпустил весла, которые держал мертвой хваткой, я прикоснулся к своему запястью и почувствовал, что пульс грохочет так сильно, как никогда в моей жизни.

Попивая чай, я, как хорошая воспитанная девочка, сидела и слушала взрослые разговоры.

— Я так и знала, что нужно было посадить на заднем дворе герань вместо тюльпанов, но Фернандо не послушал меня, — говорила о пустяках жена какого-то лорда.

Нам всем было до жути скучно слушать о ее саде и его, по-видимому, «сумасшедших» тактиках.

Моей маме, крайне общительному человеку, сложно было подобрать тему для разговора.

— Знаю, я просто американка, но кто-нибудь из вас смотрел эту новую программу «Большой пекарский турнир», который идет по Нетфликсу?

Одна из женщин приложила руку к груди.

— О, милая, она ведь не новая! Она уже годами идет по телевизору. Но, должна признать, я обожаю эту программу!

— Ох, ну и глупая же я, но я тоже обожаю ее! Мне просто так бы хотелось делать все те вещи, которые они готовят, они выглядят так аппетитно, — мама сделала глоток чая, поставив чашку так, как было положено по этикету и как нам показывал учитель.

— Меня всегда завораживало то, как у них выходит заварной крем правильной консистенции, он выглядит очень вкусно.

Я перестала вслушиваться в разговор женщин о кулинарном шоу, но это по крайней мере лучше, чем говорить о растениях и садах.

Постукивание чьих-то пальцев по моему плечу вырвало меня из размышлений. Я так резко повернула голову, что ударилась обо что-то.

— Ох, прости, красавица, — знакомый голос долетел до моего слуха и мне поправили шляпу.

— Ашер Фредерик, какой приятный сюрприз. Ты сегодня прекрасно показал себя, браво, — залебезила перед ним одна из сидящих с нами женщин, и он нацепил на себя одну из своих шовинистских улыбочек, за которую хотелось дать ему по лицу.

— Спасибо, мадам. Мне очень приятно это слышать, сегодня была настоящая схватка.

— Нора, это твой друг? — мама посмотрела на меня и выгнула бровь, было понятно, что телепатически она хочет мне передать, что он милый.

А я в свою очередь хотела ей так же телепатически сказать, что он козел.

— Мама, это Ашер Фредерик, мы ходим в «Уинстон» вместе.

Он протянул руку, но затем, передумав, слегка кивнул ей.

— Ваше Высочество, это честь для меня.

Мама засмеялась, и это было действительно громко. Остальные женщины за столом слегка опешили от такого, но они уже немного привыкли к ней, поэтому не были против подобного поведения.

— Ох, милый, ты не обязан так ко мне обращаться… Я ведь даже еще не вхожу в эту семью. Миссис Рэндольф, а еще лучше Рашель, да. Сегодня была отличная гонка.

— Спасибо. Нора, не хотела бы ты прогуляться со мной?

Мама бросила на меня еще один взгляд, и клянусь, если бы нас никто не видел и не слышал, она бы заставила меня удариться с ней кулаками под ее призывный клич «вперед, девочка!». Я не хотела никуда идти с ним, а тем более гулять. И это было еще мягко сказано, мне не хотелось сегодня иметь дело с дьяволом. Особенно после того как он удружил мне в школе, рассказав всем обо мне.

Но было бы грубо так резко отшить его здесь. А еще я бы не хотела давать этим женщинам, сующим носы во все дела, причины обсуждать меня еще больше, чем они, вероятно, делают это сейчас.

— Конечно, почему бы и нет.

Я практически слышала, как задохнулись очарованные им женщины, сидящие за столом. Мне пришлось по-настоящему прикусить свой язык, чтобы удержаться и не закатить глаза.

Как только мы были на приличном расстоянии от них, я повернулась к нему.

— К чему это все, Ашер?

Он ухмыльнулся, а вместе с ним и эти его зеленые глаза. Клянусь, если он когда-нибудь развернет свои усилия на полную катушку, мне конец. Да я уже наполовину умерла под его взглядом.

— Я хотел показать тебе кое-что. И ты выглядишь абсолютно великолепно сегодня, если позволишь добавить.

Его мышцы напряглись под формой, а запах пота вместо того, чтобы быть отвратительным, казался мне таким соблазнительным, что я даже раскрыла рот и прошлась языком по губам.

Но я была не в настроении играть в его игры.

— Нет, не позволю. В чем дело?

Ашер снова улыбнулся, и я возненавидела и в тоже время полюбила эти поддразнивания.

— Мне нравится, когда ты такая невоспитанная. Просто пойдем со мной, ладно?

Мне не следовало этого делать, и на это было сотни причин, которыми он одарил меня, но я не могла этому сопротивляться. В Ашере было что-то такое магнетическое. В нем идеально совмещалось поведение английского джентльмена и британского плохиша. А благодаря этой его форме гребца с плотно прилегающими шортами и обтягивающей майкой, я спокойно могла рассмотреть каждый мускул на его теле, каждый бугорок.

Снова появился этот ненужный жар, что начал лизать мою шею, и мне захотелось накричать на собственное тело, которое оказалось предателем.

Ашер повел меня вверх по лестнице в актовый зал эллинга. Здесь отмечают окончание регаты. Вся комната была оббита деревом, а окна оказались величиной от потолка до пола. Туман, что поднимался от Темзы, близко расположенной к эллингу, оставил свои следы на стеклах этих огромных окон. Здесь пахло речкой, а вся мебель была удобной и антикварной. Честно говоря, мне бы хотелось вернуться сюда с книгой и, укутавшись, сидеть у окна, наблюдая за красивым пейзажем, что раскрывался передо мной.

Ашер открыл дверь, и мы вошли в комнату, где каждую стену украшали фотографии, наградные таблички и трофеи.

— Это одно из моих любимых мест, — почти прошептал он, и меня даже немного шокировало, что он поделился этим со мной, ведь это казалось таким личным.

— Потому что здесь полно наград и медалей? — в моей реплике проскользнул намек на сарказм.

Я чувствовала себя стервой, но не могла себе полностью доверять, когда он был рядом. Особенно, когда он, кажется, впускал меня внутрь.

Посмотрев на меня, Ашер немного покачал головой и слегка улыбнулся.

— Нет. Хоть я и люблю побеждать, но мне нравится эта комната не из-за этого. Как видишь, это место пропитано историей. Мы, англичане, любим свою историю, а история спорта — это моя любимая часть. — Он медленно обошел комнату, указывая, вероятно, на свои любимые статьи или памятные вещи, которые находились здесь. Затем он остановился у окна, из которого практически с высоты птичьего полета открывался вид на Темзу. Комната была круглой. Казалось, будто мы находимся на верхушке маяка. — Отсюда ты так же можешь детально рассмотреть реку. — Я смотрела на фото, потерявшись в звуке его голоса, а затем почувствовала обжигающее тепло у себя за спиной. — Не мог сегодня удержаться исмотрел как ты получаешь удовольствие, глядя на то, как я задаю ритм. — Тягучее горячее желание наполнило меня до кончиков пальцев. Мне стало страшно поворачиваться к нему. Стало страшно увидеть этот глубокий взгляд. Однажды он уже стоял так близко ко мне, когда мы были в Париже. Тогда я остановила это, скидывая вину на музыку и алкоголь. Но здесь мне негде было спрятаться. Он был так близко, что я могла практически ощутить на вкус запах его тела, запах осенней воды, запутавшейся в его темных волосах. — Знаешь, это моя обязанность — задавать ритм. Я управляю движениями лодки, проверяю, чтобы все слушались и подстраивались под мой темп. — Я залилась румянцем так, что покраснела даже моя шея под воротником. Его слова были такими грязными и лишь немного завуалированными, что, кажется, я начала тяжело дышать. — И, кстати, я увидел тот вызов в твоих глазах. И я здесь, чтобы забрать свой приз.

Его руки, огрубевшие и шероховатые от постоянного держания весел, нежно поглаживали мою талию. Я ничего не могла поделать с той дрожью, что охватила все мое тело, стон сорвался с моих губ и он его услышал. Я знаю, что будет дальше. Знаю, что он собирается делать. Я не должна хотеть этого. Но я хочу. И я хочу этого так сильно, мне никогда в жизни не хотелось чего-то так отчаянно. Это то чувство, о котором я читала в книгах. Момент, когда нужда соединиться с кем-то на физическом уровне так сильна, что твой мозг отключается и только сердце управляет всеми твоими решениями. Я никогда не верила в эту теорию, когда ты принимаешь решения сердцем вместо того, чтобы думать головой. Это слишком эмоционально, в отличие от науки, которая была доказанным фактом, была чем-то реальным. Наука — это то, что я могу запомнить и повторить, и делать это снова и снова.

Я медленно повернулась, и Ашер появился в поле моего зрения. Я видела, как он был возбужден. Казалось, будто из-за этого по всему его телу проходят электрические разряды.

Эти зеленые глаза были такого темного цвета, что стали напоминать лес после бури. В них плескалась смесь желания и ненависти, и я знала, что они зеркалят мои собственные ощущения. Он сцепил зубы, будто сдерживал желание поцеловать меня с тех пор как мы встретились.

Глядя мне прямо в глаза, он прижал меня к стене, а его пальцы впились в мое платье.

А потом он сделал это.

Ашер наклонил голову, прошелся языком по нижней губе, немного ухмыльнулся и накрыл мой рот своим.

Сначала меня поразил шок, который начал стремительно пробираться между моих костей, которые, кажется, начали впиваться в меня изнутри, пока мое сердце пустилось галопом, словно оно было на каких-то соревнованиях. К моим губам никогда не прикасались чужие губы, кроме моей мамы. И уж точно никакой парень, даже если у него и было телосложение мужчины.

Никогда, даже в своих самых сумасшедших мечтах, я и представить не могла, что парень, который мучил и привлекал меня, окажется тем, кто подарит мне мой первый поцелуй.

Ашеру с трудом удавалось целовать мои неподвижные губы. Его теплые влажные прикосновения фейерверками посылали похоть, что отзывалась у меня внизу живота. Когда я не ответила на поцелуй, он сильнее прижался ко мне губами, взяв мою голову в свои грубые руки, и углубил поцелуй.

И это пробудило меня. Этот голод, который он передал мне через свое тело. Мои губы задвигались, сперва нерешительно, но затем все мое тело включилось в эту игру, и в мгновение ока вспыхнул пожар. Его навыки дали мне нужный толчок, а его тело прижималось к моему во всех нужных местах.

Стон вырвался из моего горла и впился ему в губы, и его ответное рычание отдалось у меня на языке, разжигая огонь внутри меня. Из-за него мне стало трудно дышать. Это было сложно сделать, учитывая то, как медленно и глубоко он исследовал мой рот. Его руки оставались на моих бедрах, но мне бы хотелось, чтобы он прошелся ими по всему моему телу. Кроме его рук и губ, что пригвоздили меня к стене, мы больше никак не соприкасались. Где-то на задворках моего мозга, в той части, которая не была опьяненной из-за его поцелуев, мне показалось странным, что он не пытается пойти дальше.

Я что действительно кинула ему вызов, чтобы он сделал это? Знала ли я изначально, что мы закончим вот так? Я совру самой себе, если скажу, что нет.

— Я задаю ритм. Вот почему я так хорош в этом, — его акцент был таким сильным и звучал так жарко, когда он оторвался от моих губ. Не могу сказать точно, как Ашер выглядел в тот момент, потому что мне кажется, я не могла раскрыть глаз. Я просто держалась за стену, надеясь, что это поможет, потому что у меня начали дрожать колени. Его дыхание защекотало мое ухо. — Скоро увидимся, принцесса.

И затем его руки перестали сжимать мою талию, густой аромат мужчины покинул эту комнату. Спустя несколько секунд прострации и фокусирования на том как правильно вдыхать и выдыхать, я открыла глаза.

Я всегда обращалась к фактам и логике. К теориям и выводам из них.

Но то, что произошло сейчас в этой комнате не поддавалось ничему из вышеперечисленного. И из-за этого у меня осталось ощущение, будто я никогда по-настоящему не думала ни о чем в этой жизни.

Принимая во внимание то, как обычно протекает жизнь у людей, я всегда думала, что мама станет тем человеком, который будет помогать мне планировать свадьбу.

Но из-за ее помолвки, которая вызвала такой резонанс и из-за попустительского поведения по отношению к грандиозному событию, то есть к ее свадьбе, я обнаружила, что поторапливаю ее, чтобы она поскорее выбрала все свадебные детали, которые заслуживают внимания. Ну, и не заслуживающие внимания тоже.

— Честно говоря, милая, я бы могла выйти замуж за Беннета на заднем дворе этого дворца и осталась бы довольна. Просто два кольца, священник, и я бы была дико счастлива. Я уже счастлива. Не понимаю, почему всем так интересно в каком платье за тысячи долларов я появлюсь.

Мама спрятала лицо в ладонях, прикрыв образцами тафты и салфеток свою макушку.

Вот как она себя чувствовала на протяжении всей подготовки к свадьбе с тех пор, как папарацци жестоко атаковали ее вопросами, стоило нам только ступить на европейскую землю. Она просто последовала за мужчиной, которого любит, а ее изводили и осуждали на каждом шагу. Я знаю, что меня также обсуждали, но мама приняла на себя главный удар, и мне было ее так жаль. Это должны были быть самые счастливые дни в ее жизни, а она уже была готова чуть ли не отменить все это.

В целом, из нас двоих это я была той, кто все организовывал. Мама зарабатывала деньги, и все имущество было записано на ее имя, но я оплачивала все квитанции. У меня были записаны даты, по которым нужно оплачивать счета за дом и за машину. Если кабель интернета переставал работать, я звонила в интернет-компанию. Если счет за электричество казался слишком высоким, именно я ругалась по телефону с теми идиотами, пока не достучусь до них. Я записывала нас к стоматологу, я следила за тем, чтобы масло в машине вовремя менялось. Не то что бы моя мама вела себя как ребенок, она была человеком, который вел себя абсолютно в соответствии со своим возрастом и который содержал нас. Но я также была частью семьи и хотела сделать свой взнос, насколько мой мозг позволял мне это делать. По правде говоря, я наслаждалась ведением учета всего, если можно, так сказать.

— Потому что ты — это их сказка, мам. Ты женщина, которой хочет стать каждая маленькая девочка. Хочет, чтобы ею увлекся какой-нибудь красивый принц, — сказала я и немного взмахнула руками. — Она посмотрела на меня, в глазах застыли слезы. Я понимаю, как трудно все это для нее сейчас. — Да ладно тебе, смотри. Тебе оплатят все расходы за день, в котором ты осуществишь свои самые сумасшедшие мечты. Самые знаменитые люди захотят быть частью этого торжества, включая в себя банкетный стол, платья, туфли, макияж… Знаю, все это утомительно, и к каждому принятому тобой решению будет особо пристальное внимание, но да ладно тебе. Кому есть дело до того, что эти люди думают? Ты сможешь получить все, что захочешь, сможешь быть настолько экстравагантной, насколько пожелаешь. И затем, когда день подойдет к концу, все равно останутся два человека, которые полюбили друг друга. Давай сделаем это, давай повеселимся!

Я улыбнулась уж слишком лучезарно, но все это было, чтобы поднять маме настроение. Наконец она села и выровняла спину. В ее худой фигуре начала читаться наша уверенность семейства Рэндольф.

— Хорошо, ты права. Боже, как мне удалось вырастить такого крутого ребенка?

— Во всем этом твоя заслуга, мам. Но, должна признать, я довольно крутая, да, — и я беспечно пожала плечами, будто действительно так думала.

Она вытянула руку и обняла меня за плечи.

— Нам очень повезло, и мне нужно перестать жаловаться о подарках, которые нам достаются просто потому, что некоторые люди придурки.

Она сказала это с британским акцентом, что заставило меня рассмеяться, потому что она работает над ним уже не первый день, но все равно выходит ужасно.

— Да, нам повезло. Какого цвета ты хочешь, чтобы была эта ткань?

Мы начали просматривать все образцы, начиная от тканей, платьев, видов цветов и заканчивая подготовкой всего остального. На все у нас ушло минут тридцать. Мама на самом деле, казалось, была в восторге от некоторых решений, которые она принимала. Например, ей очень понравились сырные стейки мини-филли в качестве закуски к коктейлям. Мы настояли на том, чтобы на торжестве присутствовало что-то и из нашей культуры тоже, Беннет очень поддержал эту идею.

— Как на счет списка приглашенных? — мама подняла на меня взгляд, пока я просматривала в телефоне примеры тиар, которые прислал мне на почту ювелир, работающий с королевской семьей.

— На счет чего? — я была отвлечена, поэтому не заметила и не услышала намека в ее вопросе.

— Они дали тебе приглашение, где написано «плюс один»?

Вот теперь я отложила телефон.

— Почему бы они приписали мне плюс один? Я буду бегать там как сумасшедшая, чтобы ты оставалась спокойной и счастливой.

Мама нахмурилась.

— Но это тоже твой день, на котором ты должна веселиться и которым должна наслаждаться. И если тебе действительно нужно будет заниматься всеми этими вещами, то день выйдет не очень хорошим. К тому же, кажется, у тебя появился… друг, с которым бы ты хотела отметить этот день.

В ее выражении лица так и читалась эта притворная скромность, но я видела ту хитрость, что спряталась за ней. Поэтому на меня накатило дурное предчувствие. Мне совершенно не нравилось куда она вела.

— Эм, едва ли можно сказать, что у меня здесь есть друзья.

— Но во время регаты мне так не показалось, — мама сделала глоток чая, а у самой глаза светились от любопытства.

Я закатила глаза и уставилась на свой чай. Кто-то из обслуживающего персонала принес его сюда. Это одна из вещей, которая делается здесь каждый день после обеда, вне зависимости от того просят их об этом или нет. На самом деле, я начинала привыкать в этому. И испитие чая в обед оказывало на меня успокаивающий эффект.

Только не сегодня.

— Мы с Ашером не друзья. Мам, я просто… знакома с ним, потому что мы в одном классе.

Она издала звук, намекающий, что эти слова не убедили ее.

— Ну, мальчик не выглядел так, будто он «просто из твоего класса». Ты ему интересна, дорогая. И он милый, действительно милый. И это делает из меня даму, которая любит пареньков помоложе, но я говорю это в самом обычном и не странном смысле слова, которое только может быть. Возможно, наступило время, чтобы ты позволила себе немного повеселиться. И я также сейчас выгляжу как самый худший родитель на планете, предлагая это, но, знаешь, ты так ответственно подходишь к своей жизни… Многие сорокалетние женщины так не делают. Тебе нужно немного сумасшествия.

— Кто бы мог подумать, что это будет нормальным разговором матери и дочери, который состоится между нами?

Но ее слова затронули частичку моей души, которая была совершенно неизученной и в принципе казалась другим измерением для меня. В тысячный раз, с тех пор как я переехала сюда и пошла в школу Уинстон, я спросила себя почему я до сих пор не рискнула выбраться из своего маленького безопасного шара разумности?

Мама наклонилась и взяла меня за руку.

— А мы и не нормальные люди. Посмотри на нас.

Она указала на зал торжеств, в котором мы сидели. В том, который располагался прямо в центре Кенсингтонского дворца. Ну знаете, в котором мы живем.

— Возможно ты права… но я не согласна на счет «плюс один».

— Но ты раздумываешь над этим! — нараспев произнесла мама.

Она была права. Я раздумывала над этим.

Находить чье-то слабое место или эксплуатировать их самые потаенные нужды, все это стало своего рода искусством для меня.

Я исключительно хорош в «чтении» людей. Я могу понять их мотивации и характер в течение пяти минут после знакомства. Это что-то вроде дара и проклятия одновременно. Я сразу же могу сказать какой человек мне понравится, или кого я, по крайней мере, буду уважать, а какой будет меня чертовски выводить из себя до тех пор, пока я не буду подальше от него.

Одна из вещей, которая совершенно сводит меня с ума это то, что я не могу «прочесть» Нору Рэндольф. Моей первой ошибкой было принять ее за типичного избалованного ребенка, которому внезапно достались слава и удача. Я понял, что ей было плевать на деньги. В школе, во время поездки в Париж, в любое другое время, когда я видел ее, она ни разу не заговорила о дорогой обуви, украшениях или каких-нибудь дальних путешествиях. Норе только хотелось посмотреть на Эйфелеву башню или на регату, или вообще просто учиться.

Вторая ошибка, которую я совершил — это позволил ей убедить себя в том, что она такая заурядная. Потому что, может быть я и хороший лжец, но она так же прилично владела этим умением. Она маскировала свой настоящий характер, скрывала свой интеллект и свое мнение. Ее злость всегда была очень завуалированной, а любые упоминания о ее прежней жизни, будто не существовали.

Я вел себя слишком высокомерно в попытке поскорее уничтожить ее отчима, но мне нужно было получить о ней больше информации.

Именно поэтому я сегодня почти преследовал Нору по пути из школы домой. Недавно я заметил, что она начала избавляться от своей охраны и шла сама через парк, находящийся рядом с «Уинстоном». И так вышло, что через него можно было пройти на Риджент-стрит, главный торговый район Лондона.

— Привет, принцесса, — я не спеша подошел к ней, нацепив свою самую очаровательную улыбку.

Поначалу она пыталась игнорировать мое присутствие, но уже знакомый разряд электричества прошелся между нами, стоило мне только приблизиться к ней. Все в порядке, я люблю вызовы. И теперь, когда я настолько недооценил ее, мне даже сильнее хотелось нащупать ее уязвимое место.

Но все-таки что-то изменилось. Обычно девушки, которых я преследую во всю стараются казаться недоступными, но все это время я знаю, что контроль над всем у меня. Но после того поцелуя… боже, как эта девчонка умела целоваться… я почувствовал, будто оказался немного… вне игры. Теперь, кажется, она узнала меня поближе, и возможно я зашел слишком далеко с тем поцелуем после гонки. Это заставило меня снова обдумать все свои ходы тогда, и я молча проклял себя за то, что позволил девушке вроде Норы забраться ко мне в голову.

— У тебя что разве нет других более важных дел кроме как преследовать меня целый день, как какой-то влюбленный щенок?

То, как злобно она проворчала это, заставило напрячься мои яйца, и я знаю, что это было ненормально и что я больной, но мне было все равно.

— Вообще-то, красавица, нет. Ты самая интересная вещь во всем Лондоне, или ты не знала об этом?

— Ну, если это сказал самопровозглашенный аферист этого туманного города, то, думаю, я приму это за комплимент, — ее язык был почти таким же жгучим, как и цвет ее волос.

И казалось, будто она видит меня насквозь. Но Нора никогда не догадается о моих настоящих мотивах, почему я решил сблизиться с ней.

— Точно. Как на счет такого: ты идешь со мной на свидание, — я словил прядь ее волос, что колыхалась на ветру, мягкий локон проскользнул между моих пальцев.

Она резко отпрянула.

— Ничего не слышал о личном пространстве? И нет, я не собираюсь идти с тобой на свидание.

Мы вышли на оживленную улицу, заполненную туристами и жителями Лондона, которые заходили и выходили из модных магазинов, что выстроились вдоль тротуара.

— Хорошо. Я понял. Я довольно хорош для того, чтобы целоваться со мной, но недостаточно хорош, чтобы встречаться, — я улыбнулся уголком рта, вспомнив, как прижал ее к стене там в эллинге.

Нора остановилась так резко, будто я пытался убедить ее в том, что было абсолютной неправдой. Но затем она подошла ко мне слишком близко, тыча мне пальцем в лицо.

— Давай-ка кое-что проясним. Это ты меня преследуешь. И именно ты поцеловал меня. А мне ничего не хотелось из вышеперечисленного. И вообще, какого черта с тобой не так? В первый день в школе ты, по сути, угрожал мне. А теперь ты пытаешься позвать меня на свидание? Ты псих.

Меня и похуже называли.

— Может нам поцеловаться и тогда помиримся?

Нора всплеснула руками и зашагала прочь от меня.

— Ты чертовски сводишь меня с ума!

Ускорившись, чтобы догнать ее, я негромко рассмеялся.

— Возможно. Именно это ты и ищешь в парне. А как на счет такого? Погуляй со мной сейчас и если это тебе совершенно не понравится, то я оставлю тебя в покое.

Мои слова повисли между нами. Единственное, что было слышно, это звуки проезжающих такси и свист пролетающих мимо нас двухэтажных автобусов. Моя идея была до того сумасшедшей, что должна была сработать. И если она согласится на это, то мне нужно будет приложить все усилия, чтобы она попалась на крючок.

По взгляду ее карих глаз было видно, что она обдумывает эту идею, и я практически мог слышать, как крутятся шестеренки у нее в голове. Эта голова, боже, мне бы хотелось побольше узнать о том, что в ней творится.

— Ладно. Но на том все. После этого ты проваливаешь, — она сложила руки на груди и мой взгляд скользнул по ее немного расстегнутой блузке.

— Не будь так уверена в этом. Но я соглашаюсь на сделку. Пойдем, мы уже почти на месте.

Я пошел вперед, в ожидании услышать стук ее черных школьных туфель у себя за спиной. Я обходил туристов и высматривал свое место назначения. Я знал, что в этом месте она будет уязвимой. Если я собираюсь достигнуть цели и сблизиться с ней, тогда я не могу повезти ее в дорогой ресторан. Она не будет сидеть где-нибудь в кафе и разговаривать на тему абсурдности наших жизней. Нет, нам нужно развлечение. Взаимодействие друг с другом. И судя по тому горячему, черт возьми, поцелую, Нора была наивной. Неопытной.

— Ты действительно хочешь пойти сюда? — Нора уставилась на вывеску магазина, у которого я остановился.

— Ты не будешь считаться настоящим жителем Лондона, пока не купишь игрушку в «Hamley’s». Так что туда мы и направляемся.

Магазин игрушек — это идеальное место, чтобы приложить максимум усилий и разговорить ее, и если после этого Нора не перестанет быть такой напряженной рядом со мной, то я уже не знаю, что мне поможет. И хоть она все еще шла с кислой миной на лице, в ее глазах я заметил этот детский интерес. Наконец-то я набрел хоть на какой-то правильный путь, чтобы разгадать что у этой птички на уме.

Мы вошли в магазин, работники начали приветствовать нас и улыбаться. Раньше я ходил сюда постоянно, когда был ребенком, но с тех пор как мне исполнилось тринадцать, я ни разу здесь не был, и единственными игрушками, которые я хотел трогать, стали девичьи прелести.

Из семи этажей, вселяющих изумление и трепет, на первом разместились все виды мягких игрушек, которые только можно представить. Также я знал, что выше находится этаж с мерчем Гарри Поттера, а этаж с Лего подогревал даже мой интерес.

— Выбирай все, что захочешь, я оплачу, — я не выдержал и рассмеялся с выражения ее лица.

Нора выглядела так, будто только что попала в рождественское утро. Судя по всему, она была слишком переполнена эмоциями, чтобы вести себя невоспитанно сейчас, поэтому проигнорировав меня, она начала расхаживать по магазину.

Она ходила между полками, а потом остановилась и взяла розового бегемота.

— У меня раньше был точно такой же.

Я заметил, как в ее взгляде промелькнула тоска по дому, и мудак, живущий внутри меня, начал подпитываться ее беззащитностью.

— Наверно сложно было уезжать из Штатов… — я хотел, чтобы она раскрылась мне, даже если это было ради моих собственных плохих целей.

— Да, типа того. Но я люблю свою маму, так что это было не так уж и тяжело.

Ответ не слишком был похож на исповедь, как я бы того хотел, но по крайней мере она не откусила мне голову. Пока мы шли, я изучал ее тело, ее движения. Она высокая и стройная, похожая на изящную лань. Нора передвигалась по магазину почти бесшумно. И если бы она была любым другим человеком, вокруг нее уже давно бы вились консультанты. Я был удивлен, что ее никто еще не узнал, но она так затерялась между стеллажами, что едва ли ее мог кто-то заметить. Меня это восхищало, но в то же время тревожило. Как такая красивая девушка может остаться незамеченной? Наверно на это требуются умения и практика. Эти длинные ноги, выглядывающие из-под клетчатой юбки, эта кожа, по которой так и хочется пройтись руками и увидеть, как она заливается румянцем от желания…

Молча, Нора пошла к эскалатору, и я пошел вслед за ней, так и не вытянув из нее ничего кроме одного предложения.

— Какая у тебя была любимая настольная игра, когда ты была помладше? Я лично любил монополию. Ну, знаешь, выкупать имущество, я всегда любил иметь дело с деньгами, — я подмигнул ей, пока мы поднимались вверх.

Я увидел, как эти губы цвета персика немного выгнулись в улыбке.

— Ну конечно. А мне больше нравились игры «Clue», где нужно было разгадывать тайны, прибегая к логике. И мне всегда нравились качественные триллеры.

— Оу, хорошо. Так тебе нравилась Нэнси Дрю?

Нора нахмурилась.

— Попробуй Агату Кристи.

— Ты из тех людей, кто читает последнюю главу и портят себе прочтение всей книги? — наконец-то мы до чего-то добрались

— Нет конечно, это нечестно. Вот серьезно, какую книгу ты читал в последний раз? — она вошла на второй этаж и почти наступила на большой поезд, который разложили на полу.

Я словил ее за локоть. Прикосновение к ней мне напомнили прикосновение к шелку и к чему-то запретному.

— Ой, спасибо, — она застеснялась, но я видел, что она начала постепенно таять по отношению ко мне.

— И кстати говоря, я большой фанат Дэна Брауна, так что не думай, что я какой-то придурок, — я сложил руки на груди и заметил, как она стрельнула взглядом на мою грудь, скрывающуюся под рубашкой.

— Забавно. Я думала, что это будет что-нибудь стереотипное вроде журналов боевых действий Уинстона Черчилля или что-то типа того.

Нора взяла в руки классный набор с печатками, а потом поставила его обратно на полку.

— Как на счет фильма «Улика»? Он всегда до чертиков пугал меня с этим их больным дворецким.

Нора засмеялась, и мы пошли на третий этаж.

— Меня тоже, на самом деле. Но я всегда была Профессором Плам.

— Не мисс Скарлет? — у меня загорелись глаза, когда я не скрывая начал ее разглядывать.

Она посмотрела прямо на меня и несильно ударила по руке.

— Мозги всегда побеждают внешний вид в моем виденье мира, Фредерик.

Наклонив голову, я ничего не смог поделать, не смог подготовить какую-то фразу, прежде чем искренние слова вырвались наружу.

— Думаю, ты начала нравиться мне еще больше после этих слов.

Нора посмотрела на меня почти шокировано и с какой-то симпатией в глазах. И мне впервые в жизни нечего было сказать. Потому что это было правдой, мне действительно вроде как нравится все то, что отличает ее от других девушек.

Третий этаж выглядел так, будто кого-то стошнило розовым на стены наперемешку с цветами. На этом этаже находились куклы, косметика для детей, Барби, пупсы и все игрушки для девочек, которые только можно впихнуть в кукольный дом.

— Боже, давай выбираться отсюда, пожалуйста, — Нора зашагала к эскалатору, который вел наверх, и я снова был удивлен.

— Что, принцесса не любит принцесс?

Ее карие глаза вспыхнули.

— Исходя из твоих слов, я деревенщина, а не принцесса. И нет, я никогда не была той, которой нравятся вспышки камер и макияж.

Она бросила мне в лицо слова, которые я сказал ей при нашей первой встрече.

— И да, на счет этого. Возможно, я допустил небольшой зевок.

— Зевок? — спросила Нора растерянно.

— Ошибка, неправильное суждение. Я думал, ты знаешь все, девочка-гений.

Небольшой румянец украсил ее щеки.

— Ты забыл, что у нас разные сленги в странах. Если я спрошу у тебя, что такое допса или пижма, ты бы тоже не отгадал, да?

Я негромко рассмеялся. Она уделала меня.

— Думаю, да.

Что-то зацепило ее взгляд, потому что она не потрудилась мне ответить.

Но по крайней мере все идет лучше, чем я предполагал. Она думает, что дала мне незначительную информацию о себе, но все ее предпочтения или нелюбовь к чему-то позволили мне рассмотреть ее характер изнутри. Нора любит читать детективы и триллеры, а это означает, что ей нравится решать запутанные ситуации и головоломки. Вычурные и модные вещи не интересуют ее, а еще она чертовски умна. И во время нашего бессвязного диалога я полностью изучил язык ее тела. Ее щеки заливались румянцем, когда я говорил что-то такое, что заставляло кровь в ее венах становиться горячее. Она косилась направо, когда пыталась вести себя дерзко, но я знал, что в глубине души ей нравилось задирать меня. Каждый раз, когда рядом с ней оказывается другой человек, она старается по максимуму скрыться, избегая его, и стать настолько незаметной, насколько это возможно.

Все эти маленькие подсказки и причуды помогут мне сблизиться с ней. Помогут мне стать частью ее жизни. И когда я получу ее расположение, и она будет полностью под моим контролем, я стану еще ближе к тому, чтобы раздавить человека, который превратил мою жизнь в ад на Земле.

— Я хочу вот это, — Нора прервала мои мысли, и я увидел, что она держит в руках коробку, которая была почти с нее ростом.

— Ты действительно хочешь вот это? — наверно в тот момент на моем лице читались неодобрение и замешательство.

— Ты сказал, я могу взять все, что захочу. И вообще первоначально это была твоя идея, так что неси коробку и уважай мой выбор.

И снова ее щеки порозовели от смущающего возбуждения.

Но я забрал у нее большую коробку с набором для химии и потащил к эскалаторам, а потом оплатил покупку на кассе. Когда я решил отвести Нору сюда, то набор для проведения химических экспериментов был последней вещью, которую я думал она купит. И снова же, вот почему я сделал это, я хотел попытаться предугадать ее действия и ее поведение.

Когда мы разошлись на пешеходной дороге, и я посадил ее в такси, то даже не пытался поцеловать ее. Я притворился идеальным джентльменом, который положил ее огромную коробку на заднее сидение машины, а перед этим открыл перед ней дверь. Потом я подмигнул ей, она улыбнулась и помахала мне, когда такси начало отъезжать.

В целом, этот день можно отметить как удачный в моем блокноте. Но когда я вызвал такси уже для себя, то не мог отделаться от моря смешенных эмоций, что бушевали во мне. Я стал ближе к своей конечной цели, но, когда машина повернула на Даунинг-стрит, я осознал, что мне действительно начинает нравиться Нора Рэндольф.

А это последнее, что мне было нужно.

Я была вся на взводе.

Впервые за восемнадцать лет своей жизни я позволила кому-то своего возраста, да еще и противоположного пола, пробраться через мою защитную оболочку. И, как и все я была удивлена, что этим человеком оказался Ашер Фредерик.

Но после магазина с игрушками, где он просто взял меня измором, я наконец позволила ему видеться со мной в Уиндзоре. А еще провожать домой после школы. И целовать меня у каменных стен, что окружали Кенсингтонский дворец, там, где нас не могла увидеть охрана.

Спустя пару недель после нашей импровизированной прогулки, Ашеру удалось стереть мое первоначальное мнение о нем. Ладно, не до конца стереть. Потому что я была подростком и все равно мысленно возвращалась к своему первому дню в школе, к той ситуации в коридоре, к поездке в Париж и к его пугающей натуре. Но в магазине игрушек он словно оказался совершенно другим человеком. Открытым, честным, дружелюбным парнем… Тот, кто разговаривал о книгах и хотел узнать побольше обо мне. Тот, кто шутил о мягких игрушках, и какая одежда на Барби выглядела более сексуально. Он рассказал какой из героев Гарри Поттера ему нравился больше всего, когда он был маленьким. К моему удивлению, это оказался Рон.

И с каждым днем он раскрывался передо мной с лучшей стороны. Когда мы очередной раз возвращались домой, он поделился со мной своими наушниками и познакомил с группой Radiohead. Я даже флиртовала с ним и осмелела до такой степени, что сама взяла его за руку, поскольку мы шли очень близко друг к другу. На прошлой неделе, когда мы были в кафе, Ашер заказал мне круассан с шоколадом, пока я занимала столик в конце зала. И он знал, что покупать, потому что за два дня до этого я ела такой же на завтрак в школе.

Я поняла, что впервые мне нравится, когда на меня обращают внимание. Обычно я пыталась спрятаться в тени кого-то, но благодаря вниманию Ашера, которым он меня одаривает, мне кажется, будто я выхожу под лучи солнца. На публике мы не особо проявляли внимание друг к другу. Чаще всего мы общались, когда оставались вдвоем, ну или шли вдвоем по школе, но при этом не касались друг друга. У меня начали закрадываться мысли о том, что может быть он не хочет, чтобы люди знали о наших… я даже не знаю, как это назвать.

Боже, я настолько сильно превращалась в тот тип девушки, который раньше презирала. Да кому какая разница, что он хочет? Или он посчитал нужным скрыть меня или то, что мы делали? И вообще, почему я волновалась об этом?

Каждый раз, когда он писал мне, улыбался или встречался со мной, чтобы погулять, в моей голове начинал работать маленький звоночек.

«Помни о том, что он говорил тебе перед тем, как ты оттаяла по отношению к нему».

И каждый раз я отбрасывала эти мысли. Лондон превращал меня в мазохиста. Может дело в воде, которую я пью?

А может просто дело в Ашере Фредерике.

Я далеко не часто смотрела романтичные комедии или читала любовные романы, но те несколько, что попались мне на глаза, имели одни и те же указания. Твоя жизнь была вполне себе обычной, пока мир не подсовывает тебе эту разрушительную силу, которая называется «мужчина». Определенный мужчина создан для определенной женщины. Тот, который выбьет почву у нее из-под ног и станет причиной того, что она превратится в буйную сумасшедшую. Но это нормально, потому что в итоге они нашли свою любовь и все встало на свои места.

Я что, превращалась в сумасшедшую? И он чувствовал себя так же?

Я покачала головой, чтобы избавиться от этих мыслей и вошла в школу. Завернув за угол, я заметила его. Все внутри задрожало от нервов, и кажется, такая реакция появлялась у меня только при виде него. Я рассмотрела каждый сантиметр стройного подтянутого тела Ашера. Начиная от небрежно уложенных темных волос, мой взгляд поднялся к мощной челюсти, и наконец встретился с глазами, которые блестели, будто драгоценные камни. Такие зеленые, что напоминали мне пышные деревья тропических лесов, о которых я читала в книгах. Опустив глаза, я начала рассматривать его тело, мускулы гребца едва умещались в лаконичной школьной форме. И хотя все остальные парни школы носили то же самое, форма Ашера Фредерика выглядела так, будто ее сшили для него по индивидуальному заказу.

Он стал ходячим определением того, как выглядит девичья влюбленность в школе. Парень, о котором думает каждая девчонка, когда слушает песни о любви у себя в комнате и пишет дневник. Но также внутри него скрывался «плохиш», тот, с которым ты бы хотела сбежать и спрятаться от своей матери.

Я никогда не была той девушкой, что привлекала взгляды подобных парней, но каким-то чудесным образом его взгляд, кажется, тоже был припечатан ко мне.

Так же, как и его губы. Я вспыхнула только от мыслей о тех ленивых, покусывающих поцелуях, которые он мне дарил каждый раз в конце наших прогулок. Ашер еще не понял, что я девственница. И когда я говорю девственница, то имею в виду девственница во всем. Он стал первым парнем, с которым я вообще поцеловалась.

Он заметил, что я пялюсь на него и выгнул бровь, приветствуя меня. Я дошла до своего шкафчика прежде, чем поняла, что он стоит рядом со мной, облокотившись на отполированное дерево, и был весь такой себе восхитительный.

— Как дела, красавица? — он не прикасался ко мне, но я чувствовала тот жар, что разгорался между нами.

Притворившись, будто не подглядывала за ним, я вытащила книгу из шкафчика.

— Ой, да знаешь, по-старому. Ходит тут один популярный парень по школе, пытается завладеть моим вниманием.

— Правда? Если так, то мне придется убить его, черт возьми, — Ашер развернулся, и облокотился своим сильным плечом о шкафчики.

За последний месяц я стала помешанной на его руках. Они от природы длинные, практически до странного длинные, но гребля фактически превратила их в оружие. Я хотела повисеть на них как на гимнастическом снаряде «Джунгли».

— Ну, не то что бы я встречалась сейчас с кем-то… Так что я думаю о том, чтобы дать ему шанс, — я знаю, что ему нравится, когда я веду себя нагловато, и благодаря Ашеру я каким-то образом стала подкованной в искусстве флирта.

Его зеленые глаза стали цвета оникса.

— Мы проследим за этим.

Он не поцеловал меня в щеку, когда прошел мимо меня, но я чувствовала, что мне хочется поднять руки и начать обмахивать ими лицо.

— Я слышала, что она натирает его шишку в каморке музыкального класса, — я услышала пару смешков, доносящиеся по всему холлу, и увидела три пары глаз, которые сразу же отвернулись, стоило мне повернуться.

Что?

— Ты встречаешься с Ашером Фредериком?

Прежде чем я даже успела повернуть голову к источнику слухов, которые разносились по коридору, мне преградила дорогу высокая блондинка, заняв место Ашера у шкафчиков.

— Эм, не думаю, что это хоть как-то касается тебя, — не могу поверить, что сказала это в защитном тоне.

Она наклонилась к девушкам, которые стояли рядом с ней.

— Я же говорила, что они просто трахались. Спасибо!

Ее слова и их ехидные улыбки были будто удар по лицу со всей силы. И мне так и не удалось поднять упавшую челюсть с пола даже, когда они завернули за угол и скрылись из вида.

Неужели так считают все ученики в школе «Уинстон»? Что я настолько скверная, что буду спать с парнем, которого знаю от силы три месяца? Не то что бы скверная, но я не знаю, как это назвать. Они ведь даже не знают меня. Никто здесь не знает, что я девственница, но все же они распускают слухи о моей половой жизни, будто это какая-то большая вечеринка и все на нее приглашены?

— Ох, милая, даже и не думай позволять этим тупым шлюхам портить тебе настроение, — Элоиза подошла к моему шкафчику, только маленькая сумка Шанель свисала у нее через плечо.

На самом деле, мне кажется, что я никогда не видела ее или других девочек в этой школе, которые бы носили в руках настоящие учебники. Что я делаю не так, черт возьми?

— Я… Эм, это действительно то, что обо мне думают здесь? — я переступила с ноги на ногу и повесила на плечо рюкзак, забитый учебниками.

Она пожала плечами.

— Ну, это же Ашер, и это старшая школа. Пусть даже очень дорогая и эксклюзивная, но все же старшая школа. Здесь происходят такие же ситуации. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Но не переживай, даже если ты и забавляешься чем-то таким, я не буду распускать слухи.

— Ох, ну спасибо, — я закатила глаза. — И мы этим не занимаемся, кстати.

Я решила не спрашивать у нее об «это же Ашер», потому что мне было слишком боязно погружаться в истории о нем, которые, я уверена, были полны рассказов о грязном сексе с бывшими подружками.

— Я руками и ногами за все бесстыжие вещички, которые ты хочешь делать, я поддерживаю это, — сказала она и выставила перед собой руки.

— Элоиза, серьезно. Мы не занимаемся сексом. Я даже не встречаюсь с ним.

Она послала мне убийственный взгляд.

— Я сказала, что ты не обязана мне рассказывать, но не ври мне, красавица.

Я раздраженно вздохнула.

— Сумасшедший дом какой-то.

— Это ты у нас решила попасть в сети Ашера, — она шла рядом со мной, пока я направлялась на следующий урок.

— Ты намекаешь на то, что это не он увлечен мной, а я им? Почему не может быть все наоборот?

На этих моих словах Элоиза засмеялась.

— Ох, милая, я сейчас икать от смеха начну. Ты скромная, словно церковная мышь, а он Хью Грант из Даунинг-стрит.

И она застучала прочь своими неподходящими для школы черными шпильками, а я зашла в класс.

Ее слова застряли у меня в голове на весь урок. Возможно мне еще многое стоит узнать об Ашере. И возможно, в конце концов, я слишком забегаю вперед со всем этим.

Нахождение в кругу элитных семей и знаменитых людей Европы, если не всего мира, налагает на тебя некоторые обязанности. У моего отца, и в довесок у меня тоже, имеется «светский календарь», в котором обозначены все вечеринки, церемонии, открытия и благотворительные мероприятия.

И пока он ходил на все эти скучные приемы почти каждый день, меня брали с собой только на самые важные, чтобы показать свое единство и смелость. Он выгуливал меня повсюду, будто я домашнее животное, представляя меня новым лицам и выслушивая болтовню старых. Однажды я встану на его место, и он всегда напоминает мне об этом.

Сегодняшний вечер не стал исключением. Было открытие новой оперы в Венской государственной опере, и все, кто относился к нашему кругу, были там.

— Я хочу, чтобы ты выпила еще «Pimm's», — Спэри похлопала в ладоши, стоя у меня за спиной.

Наша веселая компания подростков уже ретировалась на балкон, чтобы быть подальше от этих жополизов и политиков, которые стояли в главном коридоре. Находиться там было сродни нахождению в Римском Колизее — все дружелюбны, пока не будут вынуждены повырывать друг другу глотки.

Сверкающие люстры освещали бархатные сидения и каскадные настенные росписи. Все в здании этой оперы выглядело чрезмерно напыщенно. Женщины были одеты в свои вечерние платья, а мужчины в костюмы-тройки, у некоторых в руках были трости или карманные часы, чтобы казаться еще более вычурным. Все это было игрой на публику. Помпезность и обстоятельства, вот что затянет вас поглубже в наш мир, нежели любой другой атрибут.

Конечно, будучи остроумным и хитрым, можно рассчитывать на что-то, но как там говорят в народе? «Притворяйся, пока это не станет правдой»? Вот как половина из присутствующих в этой комнате получила приглашения на это мероприятие.

Я убрал руки от балконной перегородки, на которую опирался, чтобы рассмотреть толпу, копошащуюся внизу, и посмотрел на своих друзей.

Дрейк и Эд развалились в красных бархатных креслах, держа в руках почти полные стаканы со скотчем. Еще два знакомых нам лица, которые обычно не посещают подобные мероприятия — это Лилиан и Александр. Двойняшки, которые учились третий год в старшей школе «Уинстон». Их мать раньше была госсекретарем по вопросам образования и была значимым игроком в мире богатых и влиятельных людей. Они слонялись без дела, подначивая друг друга на какие-то детские поступки, да и в целом вели себя как придурки.

Спэри выпила практически всю бутылку, которую она хорошо прятала. Кэтрин, Элоиза и Нора сидели на тахте, общаясь друг с другом.

Но Нора, моя девочка… была пьяна в стельку. У нее вырвался смешок, но глаза были сонными от выпитогоалкоголя. Я не очень следил за тем сколько она выпила, потому что мне нужно было поменьше на нее смотреть.

Если смотреть прямо на нее, то это будет сродни выжиганию сетчатки на солнце. Почему ей обязательно нужно было выбрать платье такого же бархатного красного цвета, которым хвастался оперный театр — было за рамками моего понимания. Оно было сияющим. От него перехватывало дух. От него мой член начал оживать в штанах. Я хожу со стояком всю ночь, и каждый раз как мне приходится видеть эту опаляющую ткань, которая прилегает к очередному такому желанному изгибу ее тела, мне приходится прикусывать язык от разочарования.

— Ох, на вкус как отрава. Не знаю, как вы все вообще можете пить подобные вещи, — Нора откинулась обратно на тахту, ее грудь вздымалась под платьем без бретелей.

— Становится легче, когда пьешь больше. Видишь? — Кэтрин выпила еще один шот джина с нотками цитруса.

Не знаю, что заставило Нору сегодня дать себе волю на это. Возможно, из-за того, что она уже побывала на парочке мероприятий и позависала с нами, она начала чувствовать себя более уютно. Чего ей не следовало делать. Людям вроде нас нельзя доверять, но она была наивной и доверчивой. А может думала, что мы являлись друг другу… кем-то, и из-за этого она чувствовала себя одной из нас.

В любом случае, она была пьяна. И плыла прямо в мои сети.

— Выпей еще, — я подмигнул ей, чтобы прибавить ей большей уверенности.

— Хорошо, ладно, — она немного присвистнула и выпила еще один шот, и я понял, насколько алкоголь обжог ей горло, когда она сильно скривилась.

Я бы хотел сказать, что это замечательно, что она была у меня на виду все эти дни, потому что я мог играться с ней. Конечно, может я и притворялся джентльменом — проводил ее до дома, ходил с ней по школе, зависал в кафе и покупал ее любимые десерты — но все это было просто шоу. В душе я хотел и понемногу старался, чтобы ее заметили папарацци. Они словили нас в кальянной у Эджвер-роуд, и испортили наше свидание, когда мы пришли на публичные выступления в Гайд-парке. Каждый раз я нарочно брал ее за руку или пытался нас увести оттуда определенным способом.

Медленно, но уверенно я подбирался к Беннету МакАлистеру. Я испорчу его репутацию. Сокращу до минимума его шансы стать неотъемлемой частью правительства или его восхождение на трон. Похороню его идеальную маленькую жизнь на два метра под землю.

А надбавки в виде поцелуев с Норой и попыток пробраться к ней под юбку… Ну, это просто были чертовы бонусы.

Дрейк маякнул Кэтрин, и они покинули наш отдельный балкон. Думаю, некоторое время я уже догадывался, что они трахались, но они трахались и с другими, так что в этом не было ничего такого. На самом деле, в школе было всего несколько пар, которые были верны друг другу, и наша банда даже под угрозой смертной казни никогда не будет водиться с подобными святошами.

— Возможно, мы бы тоже могли пойти куда-нибудь.

Маленькая теплая ручка схватилась за мой бицепс, когда я стоял, опираясь на перила. Я придвинулся ближе к Норе. Она была пьяной и распутной сейчас.

А вот еще одно преимущество, что она является частью моего плана. Я развернулся и обнял ее, желание ощущать ее ближе уже стало на уровне инстинктов за эти дни.

За всеми интригами и баловством, в которых я погряз, у меня был небольшой остаток совести, который бил меня по яйцам и шептал на ухо. Та единственная светлая часть моей души, что осталась в том невинном незапятнанном уголке моего тела, говорила, что мне на самом деле нравится Нора. Искренне нравится. Иногда, когда мы оставались наедине, мне не приходилось притворяться хорошим. С ней это все выходило как само собой разумеющееся, мы продолжали добродушно подшучивать друг над другом, и то, что она мне нравилась, казалось… нормальным.

Но затем снова на первый план выходила темная сторона. Я, черт возьми, не был нормальным. Точно, как и она.

— Куда ты хочешь пойти? — носом я зарылся в ее волосы, пока произносил это, а губами прикоснулся к чувствительному месту у ее уха прежде, чем она успела бы мне ответить.

Она была теплой и податливой из-за своего измученного состояния. И хоть я и выпил всего одно пиво, сегодня мне было сложно остановиться.

— Отведи меня куда-нибудь, — ее вздох — это все, что мне было нужно и я подтолкнул ее к двери, ведущей нас в коридор.

Наверх, наверх через лестничные клетки и коридоры, останавливаясь только в темных закоулках, чтобы целовать друг друга, пока кто-нибудь из нас не прекратит это, чтобы продолжить поиски укромного места. Было что-то притягательное в Норе. То, как пахли ее волосы, то как ее язык переплетался с моим. Я не новичок в том, как привлечь к себе девушку, но ее невинность и желание учиться языку моего тела было потрясающим и возбуждающим явлением.

Когда до нас больше не доносились голоса людей, я толкнул тяжелую дубовую дверь и закрыл нас внутри. Это было что-то вроде небольшой комнаты отдыха и наверно ее иногда использовали как место для переодевания, но сегодня она была свободна.

— Позволишь мне сегодня пробраться под это платье, красавица?

Она пятилась до тех пор, пока спиной не встретилась с белой стеной позади нее.

К настоящему моменту мы уже много раз горячо и долго целовались с ней, но каждый раз, стоило мне попытаться расстегнуть пуговицу на ее школьной форме, Нора закрывалась как замок в Скотленд-Ярде, к которому у меня не оказывалось нужной комбинации.

Она захихикала, но ее глаза стали цвета раскаленного металла.

— Я не знаю…

Я не дал ей времени обдумать это и накрыл ее рот своим. Это было медленно и опьяняюще. Я задавал ритм поцелую. Может она и была пьяна, но мне некуда было спешить. Сегодня ночью у меня не было никаких более важных дел, и я бы мог провести здесь с ней следующие часа четыре.

Я крепко сжал ее тонкую талию и прошелся вверх по ее телу. Мои мозолистые руки прикасались к нежной ткани ее платья. Я практически услышал, как Нора замурчала, когда мои пальцы прошлись по ее груди и двинулись дальше. Нас ничего не разделяло кроме верха от ее платья, но даже сквозь него я чувствовал, как затвердели ее соски.

— Подожди, Ашер… — Черт возьми. Я вздохнул, уронив голову на ее плечо, потому что она собиралась остановить меня и все, что у меня останется, это мои посиневшие яйца. Снова. Когда мне удалось скрыть свое раздражение и разочарование, я поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Мне не очень хорошо.

Все желание и тот жар, что появился между нами, исчез с ее лица. Теперь ее кожа стала бледной и холодной. Нора прижала руки ко рту, заглушая соответствующие звуки.

Черт, ей было плохо, она не пыталась строить из себя скромницу.

И снова еще один стояк отправился на тот свет.

— Хорошо, давай присядем. — Мне в голову внезапно пришла идея из-за которой опозорится, и она и ее придурок отчим. — Вообще-то почему бы тебе не спуститься вниз и не поискать маму?

Если мне повезет, ее стошнит прямо на глазах у всего оперного театра.

— Ашер, у Беннета сейчас время предвыборной кампании. Если кто-нибудь увидит меня в таком состоянии… О боже, — она застонала и снова опустила голову между ног.

«Оу, я в курсе, именно поэтому я здесь и заинтересован в тебе».

— Не беспокойся, красавица, я позабочусь о тебе.

Я попытался поднять Нору, но ее кожа была холодной и липкой, и она все время падала обратно, как шнурок, который выпускали из рук. Я не врал, когда говорил, что она пьяная в стельку. Наверно просто ей стало плохо только сейчас, как это обычно и бывает, когда ты пьешь. Мне нужно попытаться спустить ее вниз.

— Мне нехорошо, — ее голос надломился, и она заплакала, а вместе с этим я почувствовал укол чувства вины.

— Ты просто будешь чувствовать небольшую слабость в ногах, красавица. Давай попытаемся лечь.

Сегодняшняя ночь не подходила для этого. Или по крайней мере это то, что я себе говорил. Спустя десять минут Нора уснула. Ее худое тело свернулось калачиком в большом кресле, которое стояло в углу комнаты.

Когда она отключилась, я не смог убедить себя остаться там. Было уже достаточно плохо, что я вообще пожалел ее, и в душе я проклинал себя за эту мягкотелость в себе.

Я выскользнул из комнаты и опустился вниз по лестнице, раздраженный тем, как в итоге закончилась такая многообещающая ночь.

— Ашер, — донесся до меня сексуальный низкий голос, когда я завернул за угол.

На противоположном конце лестницы в умопомрачительном черном платье стояла Эвелин Штутгарт — немецкая наследница, которая всегда была надежным другом во времена особой нужды. В прошлом году у нас было соглашение, действующее на постоянной основе, в котором говорилось, что мы трахаемся, когда угодно в подходящее друг для друга время. Не знаю, почему оно ослабло, но иногда мы все еще встречаемся на мероприятиях.

И сегодня мне показалось, что было бы гениальным вернуть это соглашение в силу.

— Эвелин, выглядишь как всегда отлично. Как там Мюнхен?

Она пожала плечами, ее длинные черные локоны упали на грудь, пока она стояла, уставившись на меня своими светло-голубыми глазами. Ей также хотелось потрахаться. И после неприятностей с Норой эта идея мне казалась очень заманчивой.

— Все такой же старый. Никогда не могу оставаться на одном и том же месте слишком долго. Но я скучаю по нашим выходным в Монако, — воспоминания о тех временах, которые мы провели на яхте ее отца были одними из моих любимых, когда я собирался подрочить.

— Что привело тебя сюда наверх?

— То, что внизу не было ничего интересного. Но… кое-что очень интересное может быть здесь.

Эвелин была не из тех девушек, которые говорят неуверенно и расплывчато. Она преодолела расстояние между нами, и как только подошла ко мне, то сразу положила руки мне на плечи. Ее губы прижались к моим. Они были умелыми, но предсказуемо опытными в том, что она первой «напала» на меня.

И я позволил ей. Злой из-за той неприятной ситуации, что произошла со мной, я хотел сделать что-то безрассудное. Так что было похоже на то, что Вселенная послала мне Эвелин, чтобы соблазнить меня.

Она пахла экзотическими цветами и дорогими пентхаусами, и была женственной в отличие от Норы. Эвелин скорей всего была фантазией половины мужчин, находящихся в этом помещении. Но все же, когда она начала прокладывать дорожку из поцелуев вниз по моей шее, посасывая и покусывая те самые места, от которых у меня бы мгновенно встал еще год назад, сейчас ничего не произошло.

Мой член был вялой бесполезной частью тела, которая находилась у меня в штанах. Черт возьми, не могу перестать думать о заливающихся румянцем щеках и руках, которые отталкивают мои руки, когда я пытаюсь раздеть ее.

Не говоря ни слова, я отталкиваю ее от себя и начинаю спускаться вниз.

— Какого черта, Ашер? — я услышал ее охрипший голос у себя за спиной.

Я не потрудился ответить, мне было слишком стыдно, или я был слишком разозлен.

В любом случае, кровь закипала в моих венах от мысли, что кажется, я не могу выкинуть из головы Нору — девушку, с которой я должен был просто играться.

Прошло два дня после той ужасной ночи в опере, а моя голова и гордость все еще чувствовали себя, будто их хорошенько отметелили.

Боже, было так много вещей, за которые мне должно быть стыдно. Во-первых, я никогда в жизни так не напивалась. На самом деле, до той ночи я никогда по-настоящему и не напивалась.

Мне даже не удалось как следует рассмотреть Вену. На следующий день после той ночи Беннет и мама взяли меня с собой на небольшую экскурсию, и меня едва не стошнило в Шеннбрунском зоопарке. К тому времени как мы приехали в собор Святого Стефана, у меня началась мигрень размером с Техас, и мама наверно увидела, что я страдаю.

Вместо того, чтобы признаться во всех тех глупых вещах, что я совершила прошлой ночью, я соврала и сказала, что это просто вспышка болезни. Это было впервые, чтобы я так крупно соврала маме. После этого маленький кусочек моей души отломился.

Впервые после того как моя жизнь превратилась в сказку, я серьезно стала сомневаться в том, что смогу вынести все величие и силу этого мира. Полет домой был убогим и дождливым, а ноябрьский холод пробирался до самых костей. Кенсингтонский дворец выглядел мрачно, когда машина вместе со мной, мамой и Беннетом подъехала к его воротам, которые раскрыли для нас.

Какой бы увлекательный мини-отпуск мог получиться. Мы бы рассматривали достопримечательности, я бы смогла провести какое-то время с Ашером, но все так быстро покатилось к чертям из-за моего глупого поведения… Я бы могла опозорить себя, дать дополнительную пищу для таблоидов. Или хуже — могла бы испортить мероприятие маме и Беннету в момент столь важный для них, что это могло бы уничтожить все, над чем они работали.

Но что я обнаружила во время путешествия, а точнее наоборот, не заметила… это папарацци. Впервые после того как мы перелетели на другой конец мира, меня не очень волновали их выкрикивания и оскорбления. Я заметила, что иду к зданиям, где проводились мероприятия, и не позволяю их колкостям задеть меня. Они соскальзывали с моей кожи, будто она была покрыта маслом. Означало ли это, что я полностью погружаюсь в мир элиты? Что я становлюсь одной из них?

И Ашер. Боже, меня практически стошнило на него. И если бы мне не стало плохо, позволила бы я ему двинуться дальше, чем я обычно разрешала?

Конечно, это выглядело именно так, даже если мои воспоминания и были крайне туманны на счет момента, когда мы остались с ним вдвоем.

Нора: «Привет, может встретимся сегодня?»

Я посмотрела на сообщение, которое отправила ему больше, чем три часа назад, и упала обратно на кровать. После того как я поборола свою тревогу и мигрень, мне стало скучно в субботу, и все, что мне хотелось, это провести время с Ашером. Было странно, насколько изменилась моя жизнь за последние шесть месяцев. Сначала я не общалась ни с кем, а теперь живу во дворце и мне стал интересен парень.

Но он так и не ответил. На самом деле, он не связывался со мной и не отвечал на смс уже два дня подряд с тех пор, как мы вернулись из Вены.

Неужели случилось еще что-то, о чем я забыла? Я помню, как выпила слишком много и клеилась к нему, и как мы поднимались наверх, чтобы остаться наедине. Ашер не выглядел расстроенным. На самом деле, он был, эм… вполне себе в восторге остаться наедине с озабоченною мною.

Нора: «Все нормально?»

Это было отстойно, и я начала понемногу гореть от отчаянья, но у меня никогда раньше не было такой опустошающей дыры внутри. Раньше было проще. Когда у тебя нет никого, кто бы тебе не отвечал. А все потому, что раньше я не позволяла никому приблизиться ко мне так близко, чтобы я начала чувствовать себя подобным образом.

Но я поняла, что мне это совершенно не нравится. Быть в неведении. Хотеть, чтобы он ответил мне. Перебирая один сценарий развития событий за другим. Я думала, что же могла сделать не так, и вообще захочет ли он разговаривать со мной снова.

Боже, какой же жалкой я была.

Может быть…

Я вытащила телефон из-под подушек, в которых я его спрятала, и написала новое сообщение.

Нора: «Привет, не хочешь ничем заняться сегодня?»

Я подождала всего несколько секунд, прежде чем мой телефон завибрировал в ответ.

Элоиза: «Конечно. Кажется, все остальные уехали из города на эти скачки в Афины».

Я не знала об этом мероприятии, и Ашер не сказал мне, что собирается туда ехать. Понятное дело я не могла спросить об этом Элоизу и натолкнуть ее на какие-то мысли. Мы еще не были настолько близки, чтобы я просила ее о подобного рода советах. Но если он был там и даже не спросил поеду ли я, то что все это могло значить?

Нора: «Чем займемся?»

Элоиза: «Ну, мне бы совсем не помешали процедуры для лица и коктейль Мимоза после того как сильно я напилась в Вене, так что поехали к моей девочке».

Я понятия не имела что она имеет в виду под «моя девочка», но не собиралась предлагать ей что-то вроде поедания ланча в парке из-за страха, что она скажет мне, что это ниже ее достоинства. Хоть мне больше и нравилась перспектива сидеть у пруда в Гайд-Парке, наблюдая за утками.

Нора: «Звучит круто. Встретимся через пол часа».

После того как Элоиза дала мне адрес, я немного освежилась, и шофер повез меня в спа, в котором мы договорились встретиться. А спустя десять минут я уже сидела рядом с Элоизой в белом пушистом халате, и крохотные рыбки съедали омертвевшую кожу с моих ступней.

— Такое… странное ощущение. Но, на удивление, это расслабляет, — я засмеялась, когда одна из рыбок начала пощипывать меня за внутреннюю часть стопы, мне стало щекотно.

— Ходи со мной, моя маленькая американка, и ты все-таки станешь принцессой. Я сотру с тебя весь этот налет простушки. После этого нас ждет уход за кожей лица, а затем грязевые ванны. И закончим все это шумным весельем.

Это заявление прозвучало для меня скорее пугающе, чем расслабляюще, но я доверяла Элоизе и наблюдала за тем, как она допивает свой второй бокал «Мимозы». Я пила чай, не желая, чтобы что-то туманило мое здравомыслие после той поездки. Рассматривая белый мерцающий кафель и белые стены, глядя на то как льется вода в огромном фонтане, занимающего всю стену, я забрала назад свое высказывание на счет того, что я наконец влилась в эту жизнь. Ничего не казалось мне знакомым в этом спа-дне или соответствовало моим понятиям. На самом деле, я чувствовала себя так, будто мое тело отдельно участвует во всем этом. Во мне все еще осталась та девушка из Пенсильвании.

— Так ты осталась еще на пару дней в Вене после того как я уехала? — я выуживала из нее информацию, но, если я буду беспечно говорить об этом, она и не заметит.

Элоиза кивнула, ее светлые волосы были завязаны в высокий пучок.

— Я была чертовой третьей лишней в драме Кетрин и Дрейка. Кто бы не решил, что это отличная идея, чтобы эти двое потрахались, ему нужно залить горячий воск прямо в рот.

Я рассмеялась.

— Это немного экстремально.

— Но зато правдиво. Они оба такие непредсказуемые и ненадежные. Это как наблюдать за тем, как пошатывающаяся пороховая бочка собирается взорваться.

Первое, что я почувствовала, был шок от того, что она так говорит о своих друзьях, но затем я вспоминала, что все в этом мире просто союзники, а не друзья.

— А как на счет тебя? Встречалась с кем-нибудь в Уинстоне? — у меня было странное ощущение внутри от того, что я веду девчачьи разговоры.

— Пф, точно нет. Парни в старшей школе отстой. И все те, кто учится в Уинстоне, чертовски избалованы. Мне нравится, когда в моем мужчине присутствует какой-то дух улиц. Не забывай откуда я, — подмигнула мне Элоиза.

Иногда я действительно забываю, что мы слеплены из одного теста.

— Так что, тогда только плохие парни, да?

Она дьявольски улыбнулась.

— Думаю, да. И мы обе знаем, что это такое.

У меня немного оборвалось все внутри.

— Что ты имеешь в виду?

Она тихонько рассмеялась, пока обслуживающий персонал вел нас в другую комнату и предложил выпить еще чего-нибудь.

— Милая, Ашер Фредерик наверно единственный парень, с которым бы я встречалась в Уинстоне, если бы он не был таким придурком. Он плохой парень из сливок высшего общества. Ты, должно быть, догадываешься об этом.

Думаю, да. Но мне не нравилось, куда вел этот разговор.

— Наверно, но он не ведет себя так по отношению ко мне.

— Не ведет себя так по отношению к тебе… пока.

Ее слова задели что-то внутри меня, и конечно же она была права. Как же легко я забыла о том, что он говорил мне и что делал до того, как я раздобрела к нему.

— Послушай, мне нравится Ашер. Он ближайший человек, которого я бы могла назвать словом друг в этом проклятом мире, но тебе нужно быть осторожной.

Это уже казалось больше, чем нежелательный совет, и мое небо начало стягивать тучами осознания и ужаса.

— Почему это?

Элоиза внимательно посмотрела на меня прежде, чем ответить.

— В общем, я не знаю всех подробностей, но жизнь Ашера довольно-таки отвратительная. Да, у него есть деньги, но его семья, мягко выражаясь… неприятная. В нем живут определенные демоны. И я видела, что он может быть более расчетливым и холодным, чем какой-либо другой человек, которого я знаю. Поэтому просто будь осторожна. Ты мне нравишься, новенькая. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

Когда вошла девушка, которая делает процедуры для лица, а точнее, косметолог, как поправила меня Элоиза, мой телефон завибрировал.

Ашер: «Привет, извини, мой телефон сел. Не хочешь поехать в Альпы на следующих выходных?»

После предупреждений Элоизы и двух дней полной тишины я чувствовала себя истощенной.

Но первым моим желанием было ответить ему согласием.

«Вернись в чертову игру, Ашер».

Вот что бы сказал мне мой отец, если бы узнал о тех сомнениях и чувстве вины, которые я испытываю. Откровенно говоря, я понятия не имею, что со мной происходит. Я не стал пересматривать свое поведение, я не сожалел ни о чем. Все эти эмоции и действия, они для слабаков. А единственной вещью, которая была запрограммирована во мне — это не быть таким.

Ужас поедал меня изнутри, пока я наблюдал за тем, как Эд издевается над кем-то в видео игре, которую он выбрал.

— Ты чертов ублюдок, я тебя достану! — и он начал стрелять из какого-то автоматического оружия в тело своего врага.

— Тебе обязательно кричать? — я закатил глаза и вернулся к своему телефону, уставившись на сообщения, которые Нора прислала мне за последние два дня.

Я ей так и не ответил, хоть и был такой соблазн, но что-то изменилось для меня в ту ночь в Вене. Возможно, потому что я тогда проявил заботу о ней вместо того, чтобы позволить ей опозорить себя. Или может потому, что я думал о том, что могло бы случиться, если бы ей не стало плохо. В ее глазах горело так много обещаний. Или может быть это из-за Эвелин, и то, что я оттолкнул ее.

Видимо, это смесь из трех этих причин и других скрытых глубоко внутри чувств. По жизни я шел, играя роль заносчивого придурка. И теперь, в самый критический для меня момент, мое подсознание решило показать свое уродливое лицо.

— Ну, приятель, тогда чем ты хочешь заняться вместо этого? — Эд отбросил в сторону джойстик и разлегся на большом кожаном диване, мы находились в единственной комнате, где был телевизор.

— Не знаю, — практически зарычал я.

— Какая муха тебя укусила? Ты сегодня такой же приятный как колючая проволока. Ну, не то что бы ты был добродушней в другие дни недели… — и он елейно улыбнулся мне.

— Если ты и дальше собираешься вести себя как придурок, то можешь проваливать, — я раздраженно рухнул на большой бархатный диван-качалку, который стоял рядом с обычным диваном.

— Или я могу просто угадать что случилось. Хмм, давайте-ка подумаем… Это все началось где-то после того как ты отвел маленькую принцессу наверх в опере и спустился оттуда таким злым, будто кто-то наделал в твой тост, — он постучал пальцем по подбородку. — И теперь ты предпочитаешь зависать со мной вместо того, чтобы быть с ней, что кажется было единственной вещью, которую ты делал все эти дни. Погоди! Она что, рассталась с тобой? Нора Рэндольф рассталась с тобой?

Эд, кажется, слишком обрадовался своему предполагаемому открытию, от чего ярость и желчь подступили к моему горлу.

— Мы даже не встречаемся, придурок. Ты знаешь, что я не настолько идиот, чтобы влюбиться в какую-то птичку.

Он засмеялся, откинув голову назад, будто я только что сказал самую смешную шутку на свете.

— Да брось, приятель. Она тебе нравится. Ты проводишь все свое время только с одной девчонкой. Да ты почти женат.

Мне захотелось запустить джойстиком ему в голову.

— Выметайся из моего дома.

— Тут нечего стыдиться, Ашер. На самом деле, мне вроде как нравится Нора, она другая. — И это слово заскрежетало по моим нервам даже больше, чем до этого момента. Потому что она другая, и она нравилась мне из-за этого. — Слушай, почему бы вам обоим уже не поцеловаться и не переспать, чтобы мы потом могли поехать куда-нибудь на этих выходных. Как на счет Ибицы? Канарские острова? Оу, мы бы могли поехать в Санторини…

Мне не очень хотелось выслушивать сейчас о закидонах этого маленького испорченного засранца. Эд ничего не знал о жертвенности или страданиях. Он вырос, ни о чем не беспокоясь, с серебряной ложкой в заднице.

Выйдя из комнаты, я начал спускаться вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Он не побеспокоился о том, чтобы пойти за мною следом. Думаю, он либо ушел, либо пошел на поиски еды на кухню.

На третьем этаже нашего особняка в конце коридора была комната, в которую я не рисковал заходить. Иногда она была заперта на замок, иногда просто была прикрыта дверь.

Это была комната моей матери. Комната, где все еще стоял ее рояль. Уже покрытый пылью рояль, который сохранили, но на котором никогда не играли. На нем не трогали не единой клавиши вот уже как десять лет.

Не уверен почему, но я продолжил идти. Я не повернул в сторону другой комнаты даже когда мой желудок начал опускаться вниз, даже когда я почувствовал, что возможно пробью дыру в двери.

Медленно я открыл ее. Я приходил сюда всего два раза после ее смерти, но все равно старался услышать ее запах. Лилии и ваниль, она всегда была такой элегантной и собранной. Но точно, как и ее образ, из моей головы испарился и ее запах. Больше ничего не выглядело знакомым, и у меня не получилось воскресить в памяти то как она сидит на скамье и практикуется играть одновременно с метрономом.

Шли годы, и мне все сложнее и сложнее было представить ее. Естественно было куча фотографий, которыми я был восхищен, но, если я просто сяду в темноте и начну думать о своей матери, становилось крайне сложно вспомнить ее черты лица. Ее зеленые глаза, такие же как у меня, ее темные волосы, всегда идеально уложенные на затылке в один из пучков. Эта маленькая золотая цепочка с медальоном, в котором находились фото ее родителей.

Что я хорошо помнил, так это то, что всегда под конец своей жизни в ее глазах читалась эта глубокая депрессивная тоска, которая скрывала ее взгляд, словно скорбная вуаль.

Комната была выполнена в светло голубых тонах, а на стенах висели картины с изображением разных голубых цветов. Это было единственное место в доме, в котором сохранился след женской руки.

И все памятные подарки были на месте… Будто однажды она вернется за ними.

Сидя на скамье у пианино, мне пришлось закусить кулак, чтобы только не закричать. Я чувствовал, будто кого-то спускают с привязи, будто мою душу раздирают на куски, и я не могу решить на чью сторону перейти.

Подняв голову, я увидел, как мама смотрит на меня с фотографии. Она еще молода, вероятней всего, фото было сделано еще до моего рождения. На нем она смеется, сидя на пляже и смотрит на что-то находящееся за камерой.

Я даже не могу вспомнить, чтобы она была такой счастливой.

Если верить отцу, когда мне едва исполнилось два года, она закрутила роман с Беннетом МакАлистером. Они с детства были неравнодушны друг к другу, но потом она познакомилась с моим отцом, и судьба все вывернула по-своему. Но стоило ей увидеть Беннета снова, как все началось по новой.

Может я почти и не помню моменты ее жизни, но я всецело был посвящен в историю ее смерти. То, как репортеры рассказывали сколько алкоголя было в ее крови. Что его уровень был превышен вдвое, чтобы садиться за руль. Они вопрошали, почему она оказалась на мосту в ту ночь. Было так поздно, что никто даже не видел, как она упала в ледяную Темзу. Никто не замечал этого на протяжении двух часов, пока на мосту не появился человек, который каждое утро в пять часов убирает улицы Лондона. Именно он заметил покореженный метал в том месте, откуда она упала в воду на машине.

Решительность закипела внутри. Я знал, что мне нужно продолжить дело.

— Эд! — крикнул я, надеясь, что он все еще здесь.

— Да, приятель? — ответил он с верхнего этажа.

— Мы едем кататься на лыжах.

— Заметано!

Вытащив телефон из кармана, я наконец открыл сообщения, которые избегал два дня.

Ашер: «Извини, телефон разрядился. Не хочешь поехать в Альпы на следующих выходных?»

Мои знания о путешествиях и штампы в загранпаспорте значительно увеличились за последние шесть месяцев, но ничего в своей жизни я не видела такого, что бы могло сравниться с Альпами в Швейцарии.

Холмы, вершины которых покрыты снегом, хрустальные долины с озерами, в которых как в зеркале отражаются идеальные облака. Здесь был самый свежий воздух, который я когда-либо вдыхала и гигантские сосны, которые вероятней всего украшают холмы настолько долго, сколько люди не живут.

Даже вид, который открывался из окна самолета, заставил меня затаить дыхание. Будто Бог или создатель этой красивой планеты, смотря какой теории вы придерживаетесь, сотворил это необыкновенное монументальное место, чтобы люди просто остановились здесь и почувствовали то благоговение, которое внушает этот край. А когда мы ступили на землю… чувства переполнили меня еще больше.

Эти природные пейзажи поражали, а престижный гостиничный комплекс, который выбрал Ашер, лишь прибавляли шарма. Дюжины деревянных домов украшали горный склон, высокие верхушки холмов виднелись за маленькой красивой деревней. «Korbier» наверно был самым престижным приватным лыжным курортом в Альпах. Ты можешь зарезервировать здесь место только после того как проверят твои личные и кредитные данные. Плюс, за твою платежеспособность должны поручиться три человека. Понятное дело, что люди, с которыми я приехала сюда, таких проблем не имели.

— Мы наверно покажем тебе, где находится склон для новичков, Нора, — Эд подмигнул мне, когда проходил мимо застекленной террасы, держа в руках тарелку с завтраком.

Он, Ашер, Элоиза, Спэри и близнецы, Лилиан и Александр, с которыми я не была знакома, разместились на вилле. Мы приехали вчера поздно ночью. Я была немного дезориентирована во времени из-за перемещения из дождливого Лондона в заснеженную Швейцарию. Я не видела снег с прошлого Рождества в Пенсильвании, и ко мне снова быстро вернулось чувство тоски по дому.

На вилле было восемь спален, в каждой по личной ванне с сауной внутри и открытой душевой. Здесь было семь каминов, игровая комната, джакузи и застекленная терраса, на которой я проводила почти каждый час. Комната состояла исключительно из окон, а природное поблескивание снега превращало холм, на который отсюда открывался полноценный обзор, в мерцающую гору Олимп.

— Ты забыл, что это я тут с Восточного побережья, где расположены отличные места для катания на лыжах. И что я стояла на сноуборде прежде, чем ты, вероятно, научился сосать свой большой палец, — я сделала глоток кофе, даже не удосужившись повернуться в его сторону, чтобы высказать эту колкость.

Он фыркнул, сидя в большом кресле, которое стояло у камина в углу комнаты.

— Сноуборд? Это звучит жалко. Эти ваши убогие горы в штатах… Просто ты никогда до этого не видела Альпы.

Я закатила глаза, меня практически не испугали его слова.

— Просто посмотрим, удержишь ли ты марку.

Хоть и большую часть своего времени дома проводила, сидя за книгами и компьютером, я действительно наслаждалась зимним периодом. Вообще я не относилась к тому атлетичному типу девушек, но было что-то удивительное в том, когда ты съезжаешь вниз по склону, и ничего вокруг кроме ветра в волосах и холода, покалывающего твое лицо.

— Доброе утро, — Ашер сел напротив меня, у него на тарелке лежала целая гора типичного английского завтрака.

Он стал… другим, мягко говоря. Я даже на секунду не колебалась, когда соглашалась на эту поездку, что не очень-то хорошо сыграло в мою пользу. Мы не обсуждали те два дня или то, что произошло в опере. Я не хотела поднимать эту тему во время полета. Хоть он и вел себя дружелюбно, но все же не сел рядом со мной. А когда мы прилетели, он заявил, что устал и занял комнату, которая находилась от меня на противоположной стороне дома.

Я пыталась запихнуть подальше свои вопросы и эмоции и не выпалить все их сразу, но не была уверена сколько еще смогу так продержаться.

— Доброе. Хорошо спалось?

Но что мне действительно хотелось спросить так это, почему он даже не попытался прийти ко мне в комнату.

Не то что бы я когда-то делала что-то подобное, не говоря уже о том, чтобы позволять кому-то спать со мной кроме мамы. Но мы были подростками, которые поехали одни в путешествие. С тех пор как мы начали… что бы мы там не начали, мы никогда прежде не оставались одни на ночь во время путешествия, которое дало нам такую возможность. И теперь, когда я подумала, что он сразу же воспользуется этой возможностью, он ушел спать, будто я была самой некрасивой девушкой на Земле.

— Да, хорошо. Не могу дождаться, когда мы уже пойдем спускаться по наклонной, — улыбнулся Ашер, а я попыталась найти подтекст в его словах.

— Нора, ты катаешься на лыжах? — посмотрел на меня Александр, который на самом деле оказался довольно приятным и совсем незаметным на фоне всей остальной банды.

— Вообще я катаюсь на сноуборде. Уверена, в этих горах это выглядит как грех, но я, на самом деле, не хочу изменять своим принципам.

Я соврала только наполовину. Я многое изменила с тех пор как переехала в Европу, и даже больше, когда начала зависать с Ашером и его друзьями. Порой мне казалось, что я больше не узнаю себя. Включая принятие приглашения на эту поездку и полет на самолете, которые помогли мне лишь глубже погрязнуть во всем этом. Но я дала себе обещание, когда лежала вчера без сна, думая об этом глупом мальчишке. Я была слишком умной, чтобы позволить этому миру, деньгам, власти и похоти изменить меня. Я пообещала себе, что постараюсь быть самой собой, начиная прямо с этого момента.

Подняв глаза, я увидела сидящего Ашера на противоположной стороне стола; он смотрел на меня. Было что-то нечитаемое в этих зеленых водах его глаз, и я попыталась сдержаться, чтобы не спросить, о чем же он думает.

— Так, детишки… давайте уже выдвигаться. Я собираюсь надрать вам всем задницы там на снегу, — заявил Эд и побежал наверх в свою комнату, грациозный как младенец.

Через час, после остановки в шале, чтобы выпить горячего яблочного сидра перед катанием и напряженного подъема наверх, мы все стояли на вершине горы.

— Я пойду на спуск «Черный бриллиант», ссыкуны. Увидимся внизу! — и Эд поехал вниз, практически нырнув в склон горы.

— Ну, а мы собираемся кататься на зеленом спуске, спасибо. Нора, ты идешь? — Спэри и Элоиза пошли в сторону более простого спуска.

Лилиан и Александр все еще поднимались наверх, по-моему, они покупали новые ботинки. Нас осталось всего четверо, стоящих на вершине горы. Вопрос девочек завис в воздухе.

— Вообще-то я собираюсь на «Черный бриллиант», но спасибо! — я махнула им рукой на прощание и они, пожав плечами, начали спускаться по более легкой дорожке.

— А как на счет тебя, красивый мальчик? — я повернулась к нему лицом, слава богу, мы были одни, впервые за неделю, наверно.

Он улыбнулся. Впервые на его лице появилась искренняя улыбка со времен Вены.

— Этот красивый мальчик на самом деле еще и вполне неплох в спорте, если ты не заметила. Это относится и к зимним его видам. Но я не уверен, что знаю, что за ненадежную доску ты держишь сейчас в руках.

— Могу поспорить, что я быстрее тебя доеду вниз, — я не могла ничего поделать и начала флиртовать, потому что от этого шуточного подначивания друг друга становилось так хорошо на душе.

Ашер подошел ближе.

— Думаю, что я должен поучаствовать в этом споре.

И без всякого предупреждения он начал действовать, начав спуск с такой легкостью, грацией и мастерством, будто был котом в джунглях. Мои мышцы зашевелились, и я тоже начала двигаться вниз.

Стоило мне начать спуск, в ход пошли все мои силы. Я качала бедрами вправо-влево и использовала руки как помощь, чтобы удерживать равновесие. Снег поднимался столбом у меня за спиной, а чистейший воздух заполнил мои легкие.

Сначала Ашер был намного впереди меня, используя лыжные палки, чтобы спускаться быстрее, но вскоре я уже была у него на хвосте, маневрируя между деревьями, съезжая все ниже по сложному спуску.

— Черт возьми! — закричал Ашер, когда я проехала мимо него, ликующая улыбка появилась на моих губах как доказательство самой искренней радости.

Я была в своей тарелке, и все эти переживания и сомнения на счет моей жизни пропали. Я не думала о переезде или свадьбе, о папарацци или колледже. И даже не думала об Ашере. Я просто позволила своим ногам скользить по белой пудре, пока солнце светило мне в лицо.

Когда мы уже были близко к финишу, спускаясь практически нос к носу, я могла уже почти почувствовать вкус победы. И хотя я зачастую не любитель посоревноваться, сейчас я чувствовала, как разгорелось мое сердце от приближения победы.

Эд стоял внизу вместе с парочкой других лыжников, наблюдающих за тем, как мы быстро спускаемся по склону.

Но в итоге Ашер двинулся вперед, или это я замешкалась за минуту до своей победы… но мы пришли к финишу в одно и то же время.

— Ничья… Что же теперь делать? — я вытерла бровь от снега, адреналин от соревнования бушевал внутри.

— Думаю, это означает, что с меня выпивка, — Ашер пожал плечами, и я не могла ничего с собой поделать и снова пала жертвой его чар.

— Прошло два часа, но я все же принес тебе выпивку.

Ашер поставил бокал вина передо мной. Я сидела, не отрывая взгляда от огромного каменного камина, который стоял посреди комнаты.

— Тебе правда не стоило этого делать. Мне хорошо и с чаем. Вообще я вроде как пытаюсь сделать передышку от алкоголя, — я попробовала начать этот разговор, желая поднять самую очевидную тему.

Ужин в шале прошел хорошо. Вся наша компания нарядилась и приятно провела вечер, разговаривая и поедая вкусно приготовленные блюда. Мы с Ашером немного поговорили ни о чем, но прошло уже два дня, а мы все еще нормально ничего не обсудили. И я чувствовала это. Это напряжение или что бы это ни было. Возможно, это все только у меня в голове, но я всегда ценила такие качества как честность и прямота. Мне нужно было снять уже этот камень с души.

Он сел на диван, оставив между нами расстояние сантиметров в тридцать.

— В любом случае, я не считаю, что ты выпила настолько много.

— Ну, я совершила кое-какие ошибки в Вене.

— Я так не думаю, — тон, с которым он говорил это, заставил меня задуматься о том, что он старается избежать этой темы.

Мне очень нужно было прекратить это дерьмо.

— Слушай, Ашер… Я не очень уверена в том, что там произошло в Вене. Я напилась, наговорила кучу всего, потом мне стало плохо. Не уверена в каком месте все у нас пошло наперекосяк… но я вроде как думала, что между нами что-то происходит. Если нет, исправь меня. Или если ты не хочешь продолжать это все, то я также приму это решение. Но я не хочу, чтобы между нами была эта неловкость. Тебе не обязательно избегать меня, и я извиняюсь за то, чтобы я там не сделала. Я просто хочу себя повести как взрослый человек в этой ситуации, потому что ты мне искренне нравишься. Даже если ты и повел себя как огромный придурок, когда мы впервые встретились.

На его лице появилась широкая улыбка.

— И стоило мне подумать, что я узнал тебя всю, ты удивляешь меня снова, принцесса, — он не называл меня так с самой Вены. И это отозвалось внутри приятным трепетом. — И, кстати, ты не сделала ничего плохого, — Ашер повернулся ко мне и положил свою длинную мускулистую руку на спинку дивана. Я была словно в трансе, слушая его британский акцент, от которого у меня сжималось сердце и покалывало между ног. — Если что, то это я скорее виноват. — Я попыталась не улыбнуться от этих слов и не почувствовать какую-то надежду, потому что, возможно, этот разговор ведет к тому, что мы прекратим то,что у нас началось. Он пристально смотрел на меня, будто пытался просочиться мне глубоко в душу. — Я хотел остаться наедине с тобой, и ты не знаешь насколько сильно мне этого хотелось. И когда тебе стало плохо, мне хотелось позаботиться о тебе. И это… немного сорвало мне крышу, если честно. Я не тот, кто встречается только с одной девушкой, Нора… и, думаю, ты знаешь это. Я не делаю все эти вещи, касающиеся заботы, галантности и нежностей. Но, когда я рядом с тобой, мне кажется, что я хочу только это и делать. Это немного сводит меня с ума, и пробуждает в моем внутреннем придурке желание показать свое уродливое лицо.

— Я не прошу о том, что ты бы не хотел мне давать. Хочу, чтобы ты был в курсе этого, — сказала я, но мне до ужаса хотелось услышать от него, что я ошибаюсь; чтобы он хотел того же, что и я.

— Я знаю. Ты никогда не возлагала на меня особых надежд. Но видишь ли, ты заставляешь меня становиться лучше, Нора. Заставляешь хотеть того, чтобы ты возлагала на меня надежды. И это… пугает меня. Боже, это звучит так по-детски.

— Да, немного, — я же обещала быть самой собой. — Ашер, мне нравится проводить с тобой время. Мне нравятся наши подшучивая друг над другом и то, как мы гуляем вместе. Мне даже нравится, когда ты целуешь меня, — я залилась краской, потому что у меня не получалось говорить о физической стороне наших отношений и при этом не смущаться. — Для меня это тоже все ново, но в чем я действительно уверена, это то, что ты мне нравишься, и только ты. Что я не боюсь сказать это вслух или продолжать… быть вместе.

Ну вот, я все сказала честно. Сердце грохотало в груди, а он сидел на противоположном конце дивана, уставившись на меня этими сияющими глазами.

— Я тоже хочу быть с тобой. Только с тобой, — Ашер сократил расстояние между нами, обняв меня своими сильными руками. — И я постараюсь не быть долбаным придурком.

Я полностью растаяла от этих слов.

— Думаю, это все, о чем может просить девушка.

В ответ его теплые губы прикоснулись к моим. На заднем фоне потрескивал камин, пока Ашер медленно разжигал пламя внутри меня. Это был первый поцелуй после такой долгой, казалось, разлуки, хотя на самом деле прошло меньше семи дней.

Поцелуй Ашера казался чем-то новым, неизученным, и я почувствовала жадность, когда наши языки встретились. Он прикусил мою губу, и я застонала от удивления. Это застало меня врасплох, но направилось прямиком вниз живота. Сильные огрубевшие руки схватили мои волосы и нежно потянули за них, затем спустились ниже к шее. Моя кожа горела, а пальцы потянулись к его лицу. Я чувствовала, как заиграли мышцы под его черным свитером.

— Пойдем в мою комнату. Пожалуйста, — Ашер немного отклонился, оставив висеть это приглашение в воздухе.

Два полушария моего мозга начали ожесточенную борьбу, взвешивая, будет ли умно остаться здесь или все же пойти с ним. Но прошлой ночью… это было все, чего я хотела… и теперь это желание смотрело мне прямо в глаза. Я чувствовала, что так и должно быть. Всю свою жизнь глубоко внутри я всегда чувствовала, что было правильным, а что нет.

И сейчас решение подняться в комнату Ашера было правильным.

— Хорошо.

Все были либо в баре в шале, либо в джакузи на улице. Молча Ашер взял меня за руку и повел вверх по ступенькам в свою комнату. Мы не разговаривали и не целовались, пока шли, но мою кожу покалывало от предвкушения. То место, где соприкасались наши пальцы, горело от желания.

Он нежно подтолкнул меня в свою комнату и закрыл за нами дверь на ключ. Было темно, но снег, которым было покрыто все на улице, сиял под светом луны.

В тот момент я по-настоящему почувствовала себя уязвимой впервые в жизни.

— Я не… Я никогда…

Ашер прервал меня, прикоснувшись пальцем к моим губам.

— Нам необязательно делать то, чего ты не хочешь.

Я сглотнула, кивая. Он наклонился и снова меня поцеловал, и потом мы начали двигаться.

Я схватилась за него, позволив ему принимать все решения, потому что не была уверена, что в состоянии сделать это, чувствуя все то волнение и желание, бушующее внутри меня. Мои ноги наткнулись на что-то твердое, и я поняла, что мы зависли над краем кровати.

Его пальцы начали играться с краем моего свитера, и я глубоко вдохнула.

— Расслабься. Все в порядке? — услышала я его успокаивающий акцент

Мои соски напряглись от звука его голоса, и я кивнула ему в плечо. Медленно. Так медленно, что мне пришлось задержать дыхание, Ашер снял с меня свитер. Я сразу же почувствовала своей голой кожей холодный воздух комнаты, и инстинктивно захотелось прижать руки к груди.

— Позволь мне увидеть тебя, — голос Ашера стал хриплым; он пресек мои попытки прикрыться, взяв мои руки в свою. Он молча изучал меня. Я чувствовала, как его взгляд путешествует по моему простому голубому лифу, а затем опускается вниз к джинсам.

— Я тоже хочу тебя увидеть, — я не осознавала, что говорю это вслух, пока не увидела, как загорелись его глаза от скрытого удовольствия.

Ашер наклонил голову и его темные волосы последовали за его движением. Он снял свитер через голову, схватившись одной рукой за ткань на спине. Я видела его в форме для гребли во время регаты, а затем однажды после школы, когда он шел на тренировку. Но ни одна из этих ситуаций не подготовила меня к этому.

Я видела парней без рубашки и до этого, даже парней моего возраста, но это не шло ни в какое сравнение с Ашером, который стоял прямо передо мной… Первый парень, к которому меня влекло, стоял сейчас полуголый всего в нескольких сантиметрах от меня, такой же полуодетой. Казалось, будто его мышцы были высечены из камня, руки у него были длинные и мощные от бесчисленных часов, проведенных в лодке. На левом плече был небольшой белый шрам, а соски казались темными по сравнению с оливковой кожей. Шесть идеальных кубиков пресса выделялись словно кирпичи на его подтянутом животе, и я не смогла ничего поделать с желанием протянуть руку и дотронуться до них.

Я никогда не оставалась наедине в темноте с парнем, который бы стоял так близко ко мне и заставлял мое сердце выскакивать из груди каждый раз, когда он был рядом.

— Ты красивый, — эти два простых слова прожгли мое горло.

Когда Ашер поднял меня за локоть, прося, чтобы я села на кровать, желание сжать бедра лишь усилилось.

— Продвинься дальше, — сказал он и начал медленно двигаться к подушкам.

Его темные волосы и бесшумное передвижение напомнили мне пантеру, готовящуюся напасть на наивную жертву.

Наконец мы оба добрались до изголовья кровати, и я легла на мягкие подушки. Ашер посмотрел на меня, на его груди появился след от лунного света. Я вся дрожала и, казалось, будто не могу сделать полноценный вдох. Будто мои легкие не хотели работать на всю.

Он потянулся к моей щеке, и мы встретились на полпути. Наш сеанс поцелуев, начавшийся внизу, продолжился в более серьезном ключе. Теперь все происходило быстрее, и когда руки Ашера прикоснулись к моему голому животу, мне показалось, что внутри начали взрываться фейерверки. Огонь прошелся по каждой клеточке моего тела. И это ощущение придало мне достаточно уверенности в себе, чтобы я протянула руки и дотронулась до мышц на его животе.

Ашер зашипел, не разрывая поцелуя, и я отстранилась, подумав, что может быть я сделала что-то не так.

— Оставь их там, — прорычал он, но взгляд его выражал одобрение, когда он наклонился, чтобы снова меня поцеловать.

Я вернула руки обратно, изучая его теплую плоть, пока наши языки продолжали свой танец, разжигая огонь у меня между ног. Немного спустя, я начала извиваться и кажется, не могла ничего с этим поделать. Руки Ашера двинулись вверх по моему телу, посылая армию мурашек по моей коже. И вскоре его пальцы начали играть с моей оголенной грудью, прикасаясь к краю лифчика, дразня меня.

Он отклонился, в его глазах читался вопрос. Я кивнула, тяжело сглотнув, потому что знала, что сейчас я собираюсь пересечь ту линию, которую никогда раньше не рисковала пересекать.

Очень аккуратно Ашер завел руки мне за спину и расстегнул лиф. Я почувствовала, как расслабились лямки и как поддались чашечки его желанию.

Мои соски стали еще тверже, и через секунду их оголили, представ перед мужскими глазами впервые в жизни.

Он взял их в руку, перекатывая между пальцами. От этих движений мне захотелось сжать берда и вытянуть шею, из меня непроизвольно вырвался стон. Я сильнее сжала кожу на руке и Ашер потерся бедрами об меня. Я чувствовала каким возбужденным он был. Его твердость плотно прижималась к молнии его джинсов.

Спустя несколько минут поцелуев и ласк, этого стало недостаточно. Я горела в тех местах, которые никогда прежде не горели. И мне даже не было стыдно за звуки, которые я издавала. Кажется, из комнаты испарился весь воздух, когда Ашер наклонился, чтобы расстегнуть мои джинсы, но я не остановила его.

— Я собираюсь сделать тебе хорошо, но поначалу будет больно, — прошептал он где-то у моих волос.

Я напряглась, мне нужно было как-то отвечать ему, двигаться, но я не знала, как. Я потянулась к пуговице на его джинсах, неуклюже пытаясь расстегнуть ее.

— Нет. Позволь мне сначала сделать это. Я хочу, чтобы тебе было хорошо, Нора, — его голос звучал искренне, и из-за этого я снова покраснела.

Мои руки все еще лежали у него на животе. Я позволила ему стянуть с меня джинсы. Мысли вылетели из головы, когда его руки пробралась к моему нижнему белью.

Его пальцы прикоснулись ко мне между ног, нежно потягивая за волосы там. Я спрятала лицо у него на плече, внезапно почувствовав неуверенность от того, что у меня там не побрито, в отличие от большинства девушек моего возраста. Я просто никогда не думала о том, чтобы брить то место, и теперь не знала, что Ашер может подумать.

— Это так сексуально, — хрипло прошептал он мне на ухо, и меня затрясло от жара, что разгорался внутри меня.

Его ладонь двинулась на юг и остановилась только, когда добралась до моей влажности. Затем его длинные ловкие пальцы прошлись по моему клитору, и я вздрогнула от облегчения. Это было невероятно. Я будто попала в другой мир, который нельзя было описать словами. Он подобрал нужный ритм, ускоряя круговые движения пальцев, надавливая еще сильнее.

— Боже… — вырвалось у меня.

— Я не бог, принцесса, но могу заставить тебя чувствовать себя лучше, чем он.

Из моего горла вырвался хриплый стон, когда что-то прошло сквозь меня, пробираясь в самую глубь. Жар смешался с болью, а удовольствие парило где-то между ними. Все перемешалось, когда Ашер продвинул палец еще глубже, и во мне будто начала прорываться дамба. Медленно боль начала проходить и вслед за ней меня накрыло волной наслаждения.

— Пожалуйста… — я не знала, о чем просила, но, кажется, Ашер знал.

Он медленно вытащил палец и затем снова погрузился в меня. Я начала извиваться, сильнее прижав руки к его животу. Он продолжал двигаться в том же ритме, медленном и мучительном, заставляя балансировать на каком-то подобии обрыва.

Я едва уловила тот момент, когда Ашер расстегнул пуговицу и молнию на своих джинсах, освобождая себя от одежды. С похотливым трепетом я наблюдала за тем как он удовлетворяет себя. Вид его твердой эрекции в его ладони перевернул все внутри меня. Жар накрыл еще сильнее, когда он снова погрузил палец в меня.

Я хотела, чтобы он почувствовал тоже самое удовольствие, которое он приносит и мне. Поэтому осторожно я потянулась вниз и накрыла его ладонь своей. Его глаза загорелись, когда мои пальцы прикоснулись к его разгоряченной коже. Его твердость была не такой каменной как казалось сначала. Это было больше похоже на сталь, завернутую в бархат. Мягкая, но в тоже время неподвижная. Я обернула руку вокруг него и прошлась по всей его длине, повторяя движения, которые он делал секунду назад.

— Черт возьми, Нора, — он уронил голову мне на плечо, когда я повторила движение рукой, и он добавил еще один палец в меня.

Я ничего не могла поделать и застонала громче, после чего Ашер только увеличил темп. Это заставило меня сильнее сжать его и начать двигать рукой быстрее. Казалось, будто мы были топливом, которое разожгло бы огонь друг друга, и только наши руки могли подпалить спичку.

Все было как в тумане. Быстро, но медленно. Нежно, но греховно. Я была так близко к чему-то, что практически могла это почувствовать, и казалось, будто моя кожа вот-вот запоет. Я поджала пальцы на ногах, и все внутри меня — каждый нерв, каждый волосок, каждая фолликула — казалось, готовилась взорваться.

До меня долетел оглушительный стон, и я поняла, что этот звук исходил из моего рта. Все тело задрожало от оргазма, который выжал из меня Ашер. Я крепко закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на впечатляющем удовольствии, что проносилось по моему телу.

— Боже, — зарычал Ашер, и моя ладонь покрылась влагой там, где я гладила его.

Я открыла глаза и увидела, как на его лице появилось выражение облегчения и удовольствия.

В ушах перестало звенеть от напряжения, от которого избавилось мое тело. Я поняла, что его пальцы все еще находились во мне, а на моих пальцах были последствия его удовольствия.

— Я не знала, — слова сорвались с моего языка быстрее, чем я бы успела захлопнуть свой рот.

— Что? — произнес Ашер, все еще тяжело дыша.

Я покраснела, хотя он все еще прикасался к моим самым интимным местам

— Я никогда не могла понять от чего столько шумихи вокруг этого всего… До настоящего времени. Это было…

— Я знаю, — улыбнулся он и поцеловал меня в щеку.

Мы отмылись от последствий того, что произошло на кровати. Ашер дал мне пачку салфеток и позволил воспользоваться его ванной. И когда я уже собиралась уходить, он потянул меня за локоть и попросил остаться.

Мы не говорили о том, что я девственница или о том, что он был первым парнем, который прикоснулся ко мне подобным образом. Он просто обнял меня, укрыл одеялом и отключился.

Не думаю, что проспала больше часа, у меня в голове крутилось слишком много мыслей.

Я ввела код, чтобы открыть свой шкафчик, и взвизгнула, когда из него прямо мне в лицо повалили воздушные шары. Послышались какие-то звуки похожие на кукареканье или пение… не могла точно сказать, потому что была слишком сконфужена тем, что кружилось у меня над головой.

— Какого черта?

— Счастливого дня индейки! — заявил Ашер, стоя у противоположной стороны моего шкафчика; он широко раскрыл руки и искренне улыбался мне.

Посмотрев на шарики, летающие под потолком, я наконец-то смогла разобрать песню. Это был Арло Гатри «Alice’s Restaurant». Я расхохоталась, сложившись почти пополам от смеха.

— Ты наверно имел в виду День Благодарения? — сказала я, задыхаясь от смеха.

Уверенность в его глазах дрогнула, но они продолжали блестеть.

— Ну, не важно… Ты поняла, что я имел в виду. Да, мы не празднуем его здесь, но я знаю, как тебе нравится, когда твой шкафчик украшают.

В душе закралось подозрение. Мысленно я вернулась в свой первый день здесь, когда из моего шкафчика, украшенного американским флагом, пела Майли Сайрус.

— Это ты засунул все эти вещи в мой шкафчик в первый день в школе? — настороженно я посмотрела на него.

Он засмеялся.

— Возможно, это я очаровал леди из администрации, чтобы они дали мне комбинацию от него. Хотя для меня это никогда не было проблемой получить то, что я хочу.

— Да, мы позаботимся об этом, — закатила я глаза, и он пощекотал мои ребра. — Знаешь, тогда это действительно унизило меня.

На лице Ашера появилось раскаяние.

— И я пытаюсь искупить вину за то, какой задницей я был, — наклонившись, он обернул руки вокруг моей талии и прошептал мне на ухо: — Надеюсь, я хорошо с этим справляюсь.

Мое тело вспыхнуло, потому что я знаю насколько старательно он работает над этим — пытается загладить вину. Мысли вернулись к ночи в комнате отдыха в его доме, где он раздел меня на диване и снова заставил издавать те самые новые для меня звуки.

— Да, хорошо. Но пока я тебя не буду спускать с крючка.

Может мы и добились большого успеха там в Швейцарии, но моя натура, которая вечно стремится себя защитить, все еще упорно не подпускала его к себе.

Девушка, которая подошла ко мне в коридоре, когда мы с Ашером только начали встречаться, уставилась на нас. В ее глазах запылала ревность. Обычно я не из тех, кто ищет какую-то популярность или одобрение, но ее комментарии жутко разозлили меня. Будто я была самой горячей темой для сплетен в «Уинстоне», и она имела абсолютное право быть в курсе моей личной жизни.

И, боже мой, я только осознала это. Многие месяцы до меня это не доходило, потому что одно дело это быть связанной с Беннетом, но вспоминая свой дом, там в школе я была невидимкой, учитывая, сколько учеников замечали меня.

И я поняла, что… стала популярной.

Это была такая банальная и нарциссическая вещь, которой можно было бы гордиться, но когда у тебя никогда этого не было прежде, адреналин закипает в твоей крови и вызывает привыкание. Я питала отвращение к этим толпам популярных людей, особенно к тем, кто находился здесь в «Уинстоне», потому что деньги были для них всем, и технически деньги, которые были у меня, не принадлежали мне. Но, когда на данный момент ты находишься внутри всего этого… Вид, открывающийся сверху, становился довольно пьянящим.

Я прижалась к Ашеру и нежно его поцеловала. Позади нас все еще играла песня. Я услышала быстрые удаляющиеся шаги той девчонки, и когда она встретилась со своей подругой в конце коридора, их взгляды были направлены прямо на меня.

— Знаешь, мы британцы не большие любители проявлять свои чувства на публике, — сказал он, не отпуская меня.

— Ну, очень плохо тогда, что ты встречаешься с американкой. Итак, ты уже достал для меня клюквенный соус? — спросила я, пока мы шли по коридору; учебный день был окончен.

— Скажу честно, я понятия не имею что это такое.

От зимнего ветра бросало в дрожь, но все было не так критично, когда мы открыли дверь и вышли из школы. Я укуталась в свою флисовую накидку, которую подарил мне Беннет, а Ашер просто застегнул на пуговицы свой блейзер. Он как-то говорил мне, что из-за того, что постоянно находится в холодной воде во время тренировок по гребле, он никогда на самом деле не мерз.

— Это что-то вроде желе в банке, ты нарезаешь его на тонкие кусочки.

— Фу, — скривился он и крепко взял меня за руку.

Сердце сразу же начало биться быстрее. Этот жест был таким трогательным и интимным. Никогда не думала, что стану одной из тех девушек, которые превращаются в лужицу, когда парень смотрит на нее или что-то ей говорит. Но, вероятней всего, Ашер стал моим криптонитом.

— Сказал парень, который ест Йоркширский пудинг и пироги с фаршем, — я тоже вздрогнула при мысли о том, как это можно есть.

Он потер живот и махнул таксисту.

— Боже, не могу дождаться банкета в честь Рождества, ну или дня подарков на следующий день, если уж на то пошло.

Открыв дверь, он сел вместе со мной в машину.

— Куда мы едем?

— Увидишь. Может я даже найду тебе твой клюквенный соус.

Его спонтанный нрав был одной из моих любимых черт в нем. Некоторые могут подумать, что кто-то вроде него, выросший на жестком воспитании, как правило будет следовать всем правилам и вести себя соответствующе. Но за то время, что мы провели вместе, я обнаружила, что он самом-то деле по большей степени просто плывет по течению. Любитель приключений со спокойным нравом, Ашер прекрасно балансировал наши отношения на фоне моего тревожного характера. Я никогда не волнуюсь, когда иду куда-то с ним потому что знаю, что, если что-то пойдет не по плану, он все равно сделает так, чтобы нам было весело.

— Я даже и не подозревала, что уже День Благодарения.

Что было странно, потому что дома в Америке это был один из моих любимых праздников.

— Потому что никто не говорил о нем здесь, — его профиль был похож на какую-то античную скульптуру.

— Дома с мамой мы бы уже наготовили кучу разных пирогов на двоих. Мы бы купили уже готовые и тонко нарезанные кусочки индейки, сделали бы сэндвичи, оставив все остальное место в желудке для пирогов. Яблочный, тыквенный, шоколадный, пирог с пеканами… Любые их виды, которые только помещались в нашу духовку.

Мне стало грустно, когда я погрузилась в эти воспоминания. В этом году мы будем в новом доме на праздники. Один мы уже забыли. А еще у нас появился Беннет. Так что нам нужно создавать новые воспоминания.

— Звучит вкусно, — Ашер сжал мою руку, и я знала, что он пытается вытащить меня из моих страхов.

Машина остановилась, и в его глазах появился задорный огонек.

— А кто вообще сказал, что у меня есть время заигрывать сегодня с тобой?

— Мне нравится, когда ты используешь такие слова. Пойдем, принцесса, — он взял меня за руку и повел к какому-то служебному зданию.

Оно выглядело так же, как и почти все здания здесь; внушительно и красиво благодаря мастерству архитекторов. Белые колонны уходили далеко ввысь, изысканно украшенные окна и статуи горгулий были высечены по бокам. Ашер запихнул нас в то, что я приняла за дверь, но потом оказалось, что это была арка.

Я ничего не могла с собой поделать и ахнула.

— Что это за место?

Уставившись наверх, я увидела потолок, сделанный из стекла и арки, созданные с помощью колонн на каждом фасаде магазина. Аллейка выглядела так, будто сошла со страниц Гарри Поттера, со всей своей красивой и выдающейся архитектурой викторианской эпохи.

— Добро пожаловать в «Лиденхолл-маркет». Одно из моих любимых мест, куда можно сбежать и спрятаться после обеда.

Ашер взял меня за руку и повел под этими гигантскими арками в лабиринт магазинов, мимо открытых веранд ресторанов и слоняющихся людей.

— Это замечательное место. Видишь, я думала, что это у нас дома куча блошиных рынков, но ни один из них не сравнится с этим великолепием.

— «Блошиный рынок»?

Ашер будто пробовал на вкус это слово, неуверенный хорошее оно или плохое. Я засмеялась над его кислым выражением лица.

— Практические тоже самое, что и здесь… Много торговцев, продающих продукты или какие-то товары. Но оно даже и рядом не стоит с продукцией высшего качества. Как правило, все размещается где-то на большом поле, а продавцов друг от друга отделяют палатки.

Ашер все еще стоял в недоумении, поэтому я нежно похлопала его по спине.

— А знаешь, что? Не бери в голову. Так куда мы сперва пойдем?

Он улыбнулся, немного ехидно, и потянул меня к двери.

— Люблю это место. Пойдем.

Это, конечно, не были индейка с пюре, но мы начали с пробы сыра, от вкуса которого мне хотелось стонать. Я никогда в жизни не пробовала такие нежные и сливочные сыры. Бри и Чедер с небольшим количеством желе и еще какими-то штуками, которые я даже выговорить не могу, были такими великолепными на вкус, что мне не хотелось уходить оттуда.

В конце концов, мы ушли, осмелившись войти в магазин, стоящий напротив магазина с сырами.

— У них самая великолепная свинина по-корейски, которую я ел за всю свою жизнь.

Я склонила голову набок.

— Не знала, что твои пристрастия в еде имеют такой диапазон. Думала, ты питаешься только коробочной едой.

— Что? Ты полагаешь, что если я хожу по всем этим скучным ужинам, где подают одни стейки, то у меня ограниченный вкус? — он притворился очень уязвленным.

— Ну… да, — я не смогла сдержаться и у меня вырвался смешок. — Приятно осознавать, что у тебя все же есть эта жилка с любовью к уличной еде. Мне нравится любая азиатская кухня, но у меня особо не было возможности решиться и сходить куда-то, пока я здесь.

— Тогда позволь мне, принцесса.

Продавец в магазине приготовил нам мини-сэндвичи со свининой по-корейски, красным луком и краснокочанной капустой. Он вылил на тарелку соус, который показался мне на вид острым, и у меня начали течь слюни. Мы взяли сэндвичи на вынос и сели за столики под стеклянным куполом.

— О мой бог, — воскликнула я.

— Круто, правда? — спросил Ашер с набитым ртом.

Я кивнула и кусочек сэндвича вывалился прямо у меня изо рта на подбородок. Я ужасно покраснела, пристыдившись, что выгляжу как животное, поглощающее фантастическое создание у себя в руке. Ашер просто немного рассмеялся. А после, наклонился и слизнул упавший кусок с моего лица. Затем его губы поднялись выше, пока не остановились на моих губах, оставляя на них острый поцелуй.

— Это даже лучше, чем мой сэндвич. Вот, дай мне свой, — он улыбнулся с закрытыми глазами и облокотился обратно на свой стул.

Сердце провалилось в желудок и сделало сальто, покоренное его чарами и ртом.

Доев сэндвичи, мы зашли еще в парочку магазинов, рассматривая винтажные футболки с логотипами старых групп, а потом в магазин, где продавалось мыло ручной работы и вина со всей Европы. Держась за руки, мы прошлись по всему «Лиденхолл-маркет». Этот день стал одним из лучших с тех пор как я переехала в Лондон. А мы, по сути, ничего не делали кроме как ели и разговаривали с Ашером.

Под конец дня и спустя один клюквенный пудинг, я сидела, прижав голову к плечу Ашера в такси по пути домой. Никто из нас ничего не говорил, потому что молчание не тяготило, да и слова были лишними в тот момент. Мне было так уютно, когда он обнимал меня, защищая от тряски в машине, лавировавшей в пробках. Мне кажется, я никогда в своей жизни не чувствовала себя так.

Я уже упоминала об этом, но раньше я никогда особо не понимала, чего хочу. Конечно, я всегда была умной, но у меня никогда не было четких мыслей на счет того, куда я хочу, чтобы меня привела эта дорожка. У меня никогда не было близких друзей, хотя по большей степени я искала хотя бы одного. У меня никогда не появлялось острой нужды стать борцом или миротворцем, или принимать вообще какие-либо решения.

Но быть с Ашером — это стало первым желанием, которое мне очень хотелось исполнить. То, в чем я нуждалась, по чему тосковала и чего страстно желала. И хотя меня это чрезвычайно пугало, в то же время — это чувство вселяло смелость. Зажигало огонь у меня внутри и заставляло приложить все усилия, чтобы иметь это… Постараться так, как я ни старалась никогда в своей жизни.

Также внутри я чувствовала успокоение, растекающееся по всему моему телу, например, как сейчас. Все в этом моменте было правильным, и я не собиралась с этим бороться.

Сезон каникул в Лондоне всегда становится временем громких празднований. Вечеринки и соответствующее времени года настроение. Все вокруг поют рождественские песни.

Черт возьми, как же я ненавидел это. В нашем доме это всегда были тяжелые месяцы, омраченные смертью матери. В это время года отец особенно часто лезет в свой бар за алкоголем.

Но в этом году мне пришлось притворяться. Я надел свой вязаный зелено-красный свитер и включил притворную любовь к рождественским фильмам и какао с маршмеллоу. А все потому, что мы с Норой были вместе. На самом деле вместе. И я уже был почти у своей цели.

— Знаешь, я никогда не посещал такие глупые мемероприяти. Делаю это только ради тебя, — я натянул бабочку на шею, злой от того, что снова приходится втискиваться в смокинг.

Это была правда. Я никогда не ходил на Зимний бал в «Уинстон», но в этом году собирался это сделать просто потому, что Нору никогда не приглашали на танец.

— Спасибо, что пригласил меня и что тебе приходится мириться со всеми этими торжествами. Я знаю, как много общего у вас с Гринчем.

— Я стану похуже Гринча, если ты хотя бы еще раз заставишь меня смотреть на этого неуемного Джима Кэрри в толстом зеленом наряде.

— Раньше я хотела жить в Ктограде, когда была ребенком, — она надела серьги и побрызгала себе на шею какие-то духи, которые стояли на комоде.

Я теперь частый гость в Кенсингтонском дворце после нашей удачной поездки в Швейцарию около месяца назад. Та ночь в моей комнате не только внушила ей доверие ко мне, но это также была одна из самых горячих ночей в моей жизни. Было что-то более сексуальное, чем просто трахать девушку, когда это касалось Норы. Ее невинность, ее неуверенность, когда я начал снимать с нее одежду, то как она открылась передо мной, когда ее с головой накрыл оргазм. Боже, я становился твердым каждый раз как начинал думать об этом.

А первый раз, когда она опустилась на колени передо мной всего неделю назад, продолжая смотреть мне в глаза в поисках указаний… Ну, где-то через несколько секунд я проиграл, стоило ее губам обернуться вокруг моего члена.

— Они нормально выглядят?

Нора повернулась ко мне и указала на ноги. Она хотела понять, считаю ли я достойным ее внешний вид, чтобы идти на танцы со мной. Хоть она и была умнее, чем вся наша школа вместе взятая и у нее был самый дерзкий рот, который я когда-либо встречал… в ней все равно присутствовала эта неуверенность школьницы, что делало ее еще более привлекательной.

Она блестела как настоящая снежинка. Ее серебряное платье футляр выгодно обтягивало стройную фигуру. Рыжие волосы были накручены и подняты наверх, локонами спадая на лицо, которые словно огонь пылали у ее щек.

— Ты выглядишь… вкусно, — я поднялся со стула, подошел к ней и укусил ее за кончик носа.

— Мило, — закатила она глаза, и как бы мне хотелось, чтобы мы остались здесь, и я бы смог показать ей насколько действительно вкусной она была.

Мы спустились вниз вместе, Нора держалась за мою руку, чтобы не упасть на своих высоких каблуках. Я постоянно вертел головой в разные стороны, что всегда бывало, когда я находился в этом здании в пытках высмотреть Беннета. Но сегодня они с Рашель были в Канаде на деловой встрече. Что-то подобное мне сказала Нора, расстроенная из-за того, что ее мать не сможет провести ее на первые школьные танцы.

Я всего лишь раз увидел Беннета, когда приходил в гости к Норе. И точно так же, как и во время регаты, он не узнал меня. Он все еще не осознавал, что сын его любовницы был тем, чьи губы и руки касались его падчерицы. И каждый раз, когда я приходил в это место, которое он называет домом, внутри у меня разгоралось пламя ярости от того, что он проживает свою беззаботную жизнь принца, в то время как моя мать лежала в могиле.

Шофер Норы отвез нас в «Уинстон», который уже был украшен в традиционном рождественском стиле. Школа не жалела денег на свой декор или на Зимний бал. И когда мы вошли в концертный зал, он был похож на один из самых роскошных залов Лондона. Белый и серебряный искусственный снег. Красно-зеленые шторы свисали, словно балдахин, с потолка. Стулья киавари и огромный шведский стол, забитый блюдами со всей Европы.

— Я повысил градус школьного пунша, — Дрейк подошел к нам, его полуоткрытые глаза уже показывали сколько он успел выпить.

Нора хлопнула его по плечу.

— Вот зачем тебе нужно было это делать? Ты неисправим.

Они с Дрейком вечно подшучивали друг над другом, и я не понимал этих шуточек, но они не прекращали эти словесные перепалки.

Я сжал руку Норы. Подошедшая к нам Спэри заметила этот жест. Мои друзья до странного положительно относились к нашим с Норой отношениям, не то что бы мы обсуждали это… Они знают, что мы вместе, и поэтому периодически дают нам возможность побыть наедине. Я думал, что они будут подшучивать надо мной или у них появятся какие-то подозрения, но это всего лишь была моя паранойя. Никто, даже Эд, не знали настоящей причины почему я был с ней.

Но, думаю, они узнают об этом довольно скоро.

— Эта группа может играть еще более нудные песни, — фыркнула Спэри и мы все посмотрели на группу, которая играла какую-то классику.

— Эд, иди пофлиртуй с виолончелисткой и попроси ее сыграть что-нибудь из Рианы, ну или хотя бы Кэти Перри, — пошутила Кэтрин.

Зал был полон студентов всех возрастов, и я не мог отделаться от мыслей, какова была бы моя жизнь, если бы я рос в полноценной счастливой семье, как многие мои одноклассники. Ходил бы я на это торжество каждый год? Были бы у меня крепкие здоровые отношения с девушкой? Был бы я в блаженном неведении по поводу многих вещей, как большинство этих чертовых людей в зале?

— Ай, — Нора отпустила мою руку, и я понял, что сжимал ее ладонь так, что перекрыл туда весь приток крови.

— Прости, красавица. Хочешь чего-нибудь выпить? — мне хотелось утащить ее подальше от своих друзей.

Так как я знал, какая концовка ждет эти отношения и что она уже начала мелькать на горизонте, я хотел отдалить ее от группы своих друзей, насколько это возможно. Я хотел, чтобы у нее не осталось никого, с кем бы она могла поговорить, никого, к кому бы она могла обратиться. Причиняя Норе боль, насколько это вообще возможно, я причиню боль «ему». От этих мыслей кислота начала разъедать мои внутренности еще быстрее.

— Так какой у тебя был самый любимый подарок, который ты получил на Рождество? — Нора положила руки на мои бедра, пока я пил воду из бутылки, которую взял из ведерка.

— Не знаю, — я пожал плечами и обвел взглядом танцевальную площадку, избегая ее вопроса.

— Ой, да ладно… У тебя должен быть любимый подарок. Электронная собака? Нет, ты же рос в богатстве. Это была «Мазерати», которую тебе вручили, когда тебе было двенадцать? — негромко засмеялась она.

Теперь Норе было абсолютно комфортно находиться рядом со мной. Пойманная в мои расставленные сети. И становилось все сложнее и сложнее запутывать ее в них. С одной стороны, я достиг того, чего хотел. Но с другой, в довесок к этому пришло то, чего я вообще не ожидал. У меня появились настоящие чувства к этой девушке. Я думал, что буду способен избежать этого, защитить себя от эмоций, которые придут из-за того, что я провожу так много времени с одним человеком. Но нет прививки от этого… И теперь мне не все равно. Я словил себя на мысли, что пытаюсь рассмешить ее или жажду ее прикосновений, когда мы находимся в комнате полной людей.

Я глубоко задумался, постукивая пальцем по подбородку.

— Ладно… Когда мне было восемь, мне подарили гитару. «Martin Vintage» тысяча девятьсот двадцать шестого года. Она была красивой. Отполированное дерево и идеально натянутые струны. Я проводил часы за ней, пытаясь играть и делая песни еще более идеальными с ее помощью.

— Не знала, что ты умеешь играть на чем-то, — она улыбнулась, пораженная моим откровением.

— Да, моя мама пыталась научить меня, это она была у нас в семье с музыкальными талантами — сказал я, мои руки замерли на ее спине.

— Она все еще играет? — негромко спросила Нора; она знала, что до этого я никогда прежде не упоминал о своей матери.

Кто-то засмеялся на заднем плане, когда группа начала менять песни. Я слышал, как до меня доносятся разные звуки, по венам потекла ярость, когда я начал думать о той роли, которую сыграла ее новая семья в смерти моей матери.

— Нет, не играет, — ответил я, тщательно все обдумав.

Нас прервал голос, взявший в руки микрофон.

— А теперь настало время короновать наших короля и королеву Зимнего бала! Вы голосовали всю неделю за своих любимых одноклассников и пришел момент увидеть наконец кого же вы считаете самой любимой парой здесь, в «Уинстоне»!

Все в зале развернулись лицом к сцене, и я не смог сдержаться и заворчал от раздражения. Хоть я может и был одним из популярных детей здесь, я не мог быть еще более отстраненным от всех этих слухов и общественной жизни в школе. Я такой отчужденный, что по какой-то тупой причине это заставляет людей желать узнать обо мне больше, чем если бы я участвовал во всем этом.

— Королем и королевой Зимнего бала в этом году становятся… Ашер Фредерик и Нора Рэндольф!

Зал взорвался аплодисментами, и все внутри у меня сжалось в узел. Я даже и не подозревал, что так много людей в этом напыщенном зале знают, что мы были парой. Но по всей видимости я не настолько незаметен, как надеялся на это.

— Что?!

Лицо Норы выражало чистый восторг, я же внутри начинал потихоньку паниковать.

Она схватила меня за руку и потащила к сцене, а я шел за ней на подкашивающихся ногах. Поднявшись на сцену, я стал ждать, пока они оденут на нее корону, а потом подойдут и ко мне.

Глядя на нее, стоящую во всем этом королевском наряде, я мог только стоять и представлять, как эта безвкусная вещь ломается и падает на пол. Я надеялся, что с ее жизнью произойдет тоже самое, когда я наконец выведу на чистую воду МакАлистера и расскажу о всех тех зверствах, которые он совершил.

Определением слову гений является «человек, обладающий исключительной интеллектуальной или творческой силой, или имеющий другие природные способности».

А где они собирают гениев?

В «Менса».

Мои результаты IQ теста зачислили меня в общество с высокими интеллектуальными способностями, когда мне было всего восемь лет, набрав огромное количество процентов в стандартном IQ тесте. Обо мне писали в учебниках, напечатали в местной газете, меня вызывали к себе руководство университетов и ученые, чтобы я посетила их. Стоило туда приехать, мне давали решать задачи по математике, разбирать научные теории, правовые гипотезы и другие категории, где они проверяли мои знания. Мой мозг проверяли с помощью МРТ и рентгена. Медики хотели точно определить происхождение моей одаренности. Говорили, что никогда прежде не встречали кого-то похожего на меня.

Все эти путешествия и добровольные вылазки нам компенсировались денежно. Что было очень хорошо, на самом деле. Один из университетов предоставил мне гранд, на обучение, который полностью покрывал расходы на все годы учебы. Другой заплатил маме немалую сумму просто за то, чтобы я сидела у них на лекциях в течение недели и выдвигала свои теории, которые зачаровывали профессоров, приходивших туда.

Но когда наступил переходный возраст, ко мне пришли головные боли и тревожность. Доктора никак не могли понять в чем дело, не могли найти лекарство от этого, не могли найти причину, почему мой мозг, кажется, перегружает сам себя. В одно мгновение со мной все в порядке, я сижу за столом на кухне и делаю домашнее задание, а в следующий момент, боль приходит в двойном размере.

Кластерная мигрень.

Такой мне поставили диагноз. Боль впивается в мой череп, временно лишая зрения, и оставляет разбитой и подавленной на добрую неделю.

Мигрень всегда приходила, когда наступало время тестов в школе, и я начала замечать вырисовывающуюся картину.

Так что сегодня, готовясь к промежуточным контрольным, сидя у Ашера дома, моя рука начала трястись, и я ничего не смогла поделать и выронила на пол стакан с водой, которую в тот момент пила.

Стекло разбилось о твердое дерево в зале, и Ашер подскочил.

— Ты в порядке?!

Он выглядел удивленным. Беспокойство начало появляться на его красивом лице, но я не могла пошевелиться. Мое сердце так быстро начало грохотать в груди, будто лифт, который мчит на самый верхний этаж без остановок. В груди возникло уже знакомое чувство сдавленности. Оно подкрадывалось ко мне, словно лев, готовый к атаке. Дышать стало тяжело, я с хрипом начала втягивать в себя воздух. Руки дрожали, шея сзади похолодела и стала липкой. Единственное слово, которое я снова и снова повторяла у себя в голове — это «нет».

— Что нет, Нора? — Ашер практически спрыгнул с дивана, на котором лежал и читал, и низко припал ко мне.

Должно быть, я говорила это вслух, но не могла остановиться. Я начала раскачиваться из стороны в сторону, желая, чтобы этот зверь, который назывался тревожностью, слез с моей грудной клетки и отпустил меня.

— Красавица, в чем дело? Тебе нужно… Мне позвонить твоей маме? Или в скорую?

Он взял в ладони мое лицо и его теплое прикосновение помогло немного сбавить давление в груди.

— Паническая… атака. Они… случаются… у меня, — я пыталась сконцентрироваться на дыхании между словами, все еще покачиваясь; Ашер сел возле меня, будто защищая своим телом.

— Что мне сделать? Как мне…

Он звучал так беспомощно, и его страх заставил паническую атаку только еще больше усилиться. В глазах начало темнеть, поэтому я схватила его руки и прижалась к нему всем телом. Я никогда не пробовала технику увеличения веса, никогда бы не позволиламаме тратить смехотворно большую сумму денег на одно из этих специальных одеял.

Но сейчас со мной не было мамы или моих таблеток. Так что, если я встану и начну идти на подкашивающихся ногах, он лишь пойдет за мной следом.

Поэтому я воспользовалась единственной вещью, которая была в моем распоряжении. Я использовала его.

— Подержи… меня… так.

Словно военный врач всегда готовый к службе, Ашер обернул руки вокруг меня и крепко прижал к себе. Его ноги обернулись вокруг моих. Мы были обвиты друг другом, словно замысловатый крендель, пока я сидела и дрожала у него на коленях. Он сжимал меня так крепко, как только мог, и приблизил свои губы к моему уху.

— Я держу тебя. Я здесь, Нора.

Он прижимал меня, сдерживая мои порывы вырваться из собственной шкуры, пока паническая атака волнами накрывала меня с головы до пят. Вес его тела, прижимающий меня, пока моя нервная система походила на оголенный провод, на самом деле оказался… успокаивающим.

Медленно я начала чувствовать, как воздух в полной мере заполняет мои легкие. Я снова начала ощущать свои пальцы на руках, которыми я со всей силы сжимала плечи Ашера. Я выдохнула, уткнувшись в основание его шеи. Мой мозг угомонился, и все мысли, тянущие меня на дно, вернулись в свою темную коробку.

Он немного разжал объятия, нежно выводя круги на моей спине, пока я вытирала слезы, о которых даже не догадывалась.

— Если ты хотела забраться ко мне на колени, тебе не нужно было притворяться, что у тебя паническая атака, чтобы сделать это, — прошептал он, улыбаясь и все еще держа меня в своих объятиях. Я пока не особо могла что-то делать, поэтому просто улыбнулась ему в плечо. Вероятней всего, это была самая неловкая ситуация, случившаяся между нами, а он шутит об этом, все еще пытаясь меня успокоить. Вместо того, чтобы бежать, пока у меня тут случался приступ прямо перед его глазами, Ашер остался. — Тебе нужно что-нибудь? Может быть позвонить кому-то?

Он все еще не сдвинулся с места.

Я откашлялась, наконец чувствуя, что смогу говорить.

— Воды, наверное. Но… можно еще минуту посидеть вот так?

Я не хотела, чтобы он уходил.

— Что… Как они происходят? Если хочешь об этом говорить, — произнес он, прижавшись к моему лбу губами.

Я все еще сидела, положив голову на его плечо, вдыхая его необыкновенный утонченный запах.

— Мой мозг… Ну, думаю, ты уже знаешь, что он работает немного… по-другому. Единственное объяснение, к которому смогли прийти доктора, это происходит потому, что мой мозг может переваривать так много информации, поэтому организм как бы перегружается. Вся информация, все знания так меня изматывают, что в итоге я не могу это контролировать, и меня с головой накрывает паническая атака.

Ашер держал меня за шею, но медленно начал отстраняться. Теперь его зеленые глаза похожие на драгоценные камни смотрели прямо на меня.

— Я буду рядом с тобой, буду твоим якорем. У меня хорошо получается обходиться с лодками, если ты еще не знала.

Это шарахнуло меня по нервам. Я не могла поверить, что это на самом деле произошло сейчас прямо на глазах Ашера. Только сейчас до меня начало доходить насколько далеко могла бы зайти эта атака. Вся прошлая неуверенность снова вылезла на первый план.

— Ты не… испугался? — мои голос был тихим и смущенным.

Это действительно была причина, по которой я никогда и никого не подпускала к себе слишком близко. Уже и так было достаточно отстойно, что дети, там у меня дома, считали, что я была фриком, начиная с момента, когда меня приняли в Менсу, и вплоть до переезда в Лондон. Сначала у меня не очень получалось скрывать свой интеллект. Поэтому в начальной и средней школе я была немного всезнайкой. Только в старшей школе я поняла, что была до ужаса одинокой, потому что мои сверстники относились ко мне с подозрением и паранойей. То в одном, то в другом я показывала себя ради собственного благополучия, и они не хотели иметь ничего общего со мной.

А если бы они еще узнали и о приступах? От меня бы отвернулось больше человек, чем от мэра, который был пойман на разбазаривании благотворительного продовольственного фонда. Моим самым большим страхом было то, что кто-то узнает о моих панических атаках и мигрени. Из-за них я чувствовала себя такой незащищенной и ранимой, что никогда бы не могла подумать, что кто-то кроме моей матери сможет принять меня, увидев, как мое тело бьется в приступе.

И да, вот передо мной сидел Ашер, представляя собой совершенно другого человека, чем тот, которым я его считала. Он разбил вдребезги все мои мысли на счет того, кем он являлся. Сердце забилось быстрее от осознания того, что впервые за очень долгое время я почувствовала, как твердый бетон, покрывающий мое сердце, начинает опадать.

— Почему я должен был испугаться? Ты же с этим ничего не можешь поделать, красавица, — он заправил локон мне за ухо и поцеловал мою влажную бровь.

Конечно же он был прав, но такое мое состояние всегда заставляло чувствовать себя неполноценной, бракованной.

— Спасибо, что просто… помог мне пройти через это.

— Поэтому у тебя была такая паника, когда я в тот день в классе рассказал о том, сколько у тебя правильных ответов, да?

— Да, — я уже и забыла, как тогда разозлилась на него.

— Я все еще не извинился за тот случай. Извини, что был таким придурком. Это был действительно отстойный поступок. Если бы я знал о том, что идет следом за тем, что ты так запросто можешь пообщаться с преподавателями, то никогда бы не поступил так.

Протянув руку, я дотронулась до его мощной челюсти, пальцами чувствуя, что в местах, где он брился, кожа была грубее. Губами я прижалась к его губам, покусывая их, как он меня и учил. Внутри все опустилось, когда я почувствовала, как он начал набухать там, где я все еще прикасалась к его бедрам.

Мой мозг знал, что вес его тела, прижимающегося ко мне, был заживляющей техникой, которая помогла мне справиться с панической атакой. Но сердце, орган, который мне кажется, превращался в кашу каждый раз, когда я была рядом с этим парнем, не хотело больше проживать подобную ситуацию без него.

Я начинала полагаться на Ашера слишком сильно. И хоть я была достаточно умна, чтобы понимать, что делать этого не следует, я не могла ничего с этим поделать.

Тот комфорт, который приносили его объятия, приносили уверенность в том, что мы выбрали правильный путь, и мне было страшно от того, что, если один из нас попросит о большем, я не смогу сказать нет.

В желудок будто залили тины, а тот яд, который бурлил у меня в крови, кажется, дошел до той точки, что меня скоро начнет тошнить от него.

Наконец-то мои действия начали расплату со мной. Потому что, насколько бы ни был я полон решимости уничтожить ее отчима, меня тошнило только от одной мысли о том, как это повлияет на Нору. Наступил Новый год, он должен был принести в наши жизни изменения и придать нам решимости.

После того как я увидел, что с ней делает приступ тревожности. То, как он разрывает ее изнутри и будто бульдозером проходится по ее способностям, я подумал, что может быть, просто может быть, мне не нужно этого делать. Может мне стоит остановиться и просто остаться с ней, пытаясь нормально прожить свою жизнь.

— Все закончилось, вот так, — мои руки двигались в такт с ее руками.

Мы двигались в унисон. Вокруг была разлита вода. Звуки наших движений эхом отбивались от кафельных стен голубого цвета. Витражное остекление переливалось от ряби бассейна.

Мой отец построил этот тренировочный центр в подвале нашего таунхауса, когда мне исполнилось десять лет, и я впервые начал подавать надежды в гребле. Бассейн здесь был размером с половину поля для Олимпийских игр. А в середине бассейна находилась закрепленная лодка, где я мог отрабатывать навыки управления с веслом и наращивать силу в ногах.

Именно здесь мы находились с Норой, надев костюмы для плаванья. Она сидела у меня между ног, пока я учил ее как правильно управлять лодкой.

— Тебе не нужно грести слишком сильно или мягко. Когда ты поймаешь нужный ритм, ты почувствуешь это.

Она кивнула, намереваясь все сделать правильно.

— И как только у меня это получится, я украду твою должность.

Мне так нравится ее задиристость. Я прижался губами к ее шее, чтобы отвлечь ее.

— Нет, ты будешь той, кто будет задавать темп.

Когда Нора находилась так близко ко мне в своем влажном костюме для плаванья, я ничего не мог поделать со своим пробуждающимся членом.

— Это… — начала она, но ее голос затих.

— Что? — я продолжил целовать ее шею, чувствуя, как кожа под моими пальцами становится горячее.

— Я знаю, что ты знаешь… что я не… — она перестала грести, и весла просто поплыли по воде.

Я чувствовал, что она сомневается.

— Не спала ни с кем? Это не будет грехом, если ты скажешь слово секс вслух, принцесса.

— Не смейся надо мной. Я уже и так достаточно смущена. Но, да, не спала. Но я просто… это лучше того, что мы уже с тобой делали?

Я едва не проглотил язык, потому что разговаривать с Норой о сексе и при этом не заниматься им с ней будет чрезвычайно сложно.

— Прости, красавица… просто это не настолько запретная тема как ты думаешь. Я бы не сказал, что лучше, просто чувствуется по-другому.

Она повернулась ко мне лицом. Ее карие глаза уставились на меня.

— Со сколькими ты спал?

Я постарался не закашляться от такого неудобного вопроса.

— Я не хочу говорить о людях или вещах, которые больше ничего не значат в моей жизни.

Мне не стоило бы обнародовать весь тот огромный список девушек, с которыми я разделил кровать. Это только послужит причиной тому, что она начнет задумываться о том каким придурком я был… и все еще являюсь.

— Думаю… нет. Я знаю, что готова, — ее голос звучал уверенно, когда она полностью развернулась ко мне лицом, присаживаясь.

Я совершенно не подбивал ее к принятию этого решения. Я и так чувствую себя достаточно виноватым на протяжении всего месяца за то, что в итоге мне придется разрушить ее наивные иллюзии о том, что я был хорошим парнем. Но это не означает, что я не думал о… Не хотел этого, когда мой рот был между ее ног, и она зарывалась пальцами в мои волосы. Нора всегда казалась такой красивой и чистой, как белый цветок, который я пачкал своей черной душой.

— Нам необязательно это делать, — попытался запротестовать я, когда она положила свои маленькие ручки на мои бедра, ее прикосновения сразу же будто ударом тока отозвались у меня в паху.

— Я хочу этого. Я готова. Я доверяю тебе.

«А не следовало бы».

Я подумал об этом, но не сказал вслух, потому что она накрыла мои губы своими. За все эти месяцы она стала более уверенной в проявлении инициативы в нашей физической части отношений. Нора знала, что мне особенно сильно сносит крышу, когда она садится мне на колени, контролируя поцелуй и его интенсивность.

И как раз этим она сейчас и занималась. В лодке. Посреди моего бассейна. Я ничего не мог с этим поделать, поэтому откинулся назад, утаскивая ее за собой, пока вода плескалась вокруг нас. Нора начала тереться своими бедрами об меня, ее сердцевина идеально касалась моего члена. Я сжал ее задницу, с силой прижимая ее ко мне.

Лодка начала крениться, когда поцелуи начали усиливаться, и Нора со смехом отклонилась от меня.

— Не уверена, что мы можем делать это здесь.

Я заправил влажную прядь ее красных волос за ухо и подписал свой смертный приговор. Я был слишком возбужден и готов к этому, чтобы отказать. А она хотела, чтобы я стал тем, кто заберет ее девственность. Если я сейчас скажу нет, то она уйдет и мой план будет разрушен. Но если соглашусь, то на мою душу окончательно ляжет след позора, когда она наконец узнает о том, что я делал все это время. Если сделаю это, то Нора никогда больше не заговорит со мной, и все рухнет.

— Мы должны сделать это правильно. В настоящей кровати, где я смогу смотреть на тебя.

Она вздохнула и в ее глазах появилось что-то очень похожее на слово, о котором я не должен был даже и думать.

Мы подплыли к лестнице, она начала подниматься первой, а я шел за ней, практически наступая на пятки. Вода стекала по ее телу. Меня раздирало изнутри. Вина бушевала внутри меня, но я не буду останавливаться. Не могу. Она слишком чистая и светлая, а я слишком придурок, чтобы отказаться от такого.

Дома никого не было. Мы быстро поднимались наверх в мою комнату, я держал ее за бедра, пока она поднималась по лестнице. Нора была уверена. Ничто не могло пошатнуть ее решение отдать мне один из самых прекрасных подарков, который она никогда никому не дарила. Что-то во мне хотело быть лучше, хотело стараться больше ради нее. Мне хотелось, чтобы этот момент запомнился ей. Не хотел, чтобы это пока что осталось блеклым пятном в ее памяти.

Очень скоро она возненавидит меня. Но сейчас я могу сделать это. Могу стать мужчиной, которым она меня считает.

— Ты уверена, Нора? — мой голос дрогнул, когда мы зашли в мою комнату, потому что я, черт возьми, был совершенно не уверен.

— Я доверяю тебе. Я хочу, чтобы это произошло именно с тобой. Только с тобой.

Он приблизилась ко мне, ее влажный костюм прижался к моей голой груди, когда она встала на носочки и нежно поцеловала меня.

Где-то на задворках промелькнула мысль, что я бы хотел принадлежать только ей тоже.

Ее кожа пылала под прохладным костюмом, и я снял его, стягивая его словно вторую кожу. Все эти изгибы ее тела, все эти линии… Ее грудь идеально помещалась в мои ладони. Я прошелся большими пальцами по ее соскам, которые, казалось, были готовы только для меня. Нора вздохнула и мне бы хотелось записать этот звук, чтобы потом часами проигрывать его у себя в голове. Мои губы были горячими и жадными, прижимаясь к ее холодной коже. Я проделал дорожку из поцелуев от шеи, вниз к ее ключицам, груди, опускаясь еще ниже. Все это настолько завело меня, что член болезненно заныл в моих все еще влажных плавках.

— Ммм… да, — услышал я шепот Норы, когда мои губы пересекли невидимую линию ее бедер.

Ее потряхивало от возбуждения. И я стал опасаться, что если сделаю с ней все то, что хочу сделать, она не сможет завтра стоять. Нежно я подтолкнул ее к своей огромной кровати и усадил так, что ноги не доставали до пола.

А затем опустился ниже, целуя ее влажность.

Нора громко всхлипнула, и мне бы хотелось смотреть на ее лицо все то время, что я буду поедать ее, потому что одни эти звуки просто сводят меня с ума. Она была сладкой и чистой, словно мед. Я въедался в нее, кровь кипела так, будто была готова к взрыву, член болезненно ныл в плавках. Я вытащил его и пальцем прошелся по влаге, которая уже успела образоваться на кончике.

— Я… хочу… — она начала наклоняться, отстранив ее влажную сердцевину от меня.

Ее маленькая рука схватила меня, будто пытаясь отблагодарить в ответ. Я посадил ее на место, надежно прижав к кровати.

— Нет. Сейчас все ради тебя.

Это обязано быть ради нее. Если я сейчас позволю сделать что-то для меня, принести мне удовольствие или уделить мне секунду прямо сейчас… не знаю, смогу ли я тогда удержаться и не сломаться. Я был обязан дать ей это. Принести эту жертву перед тем, как ее жизнь разделится на до и после.

— Тогда я хочу тебя. Всего тебя, — сказала Нора со всей серьезностью, в ее глазах не было и доли сомнения или страха.

Все в моей душе всколыхнулось, зная, что зло таилось в углу, и что я собираюсь обрушить небеса на ее голову. Но я оттолкнул эти мысли в сторону, также зная, что не смогу сейчас остановиться даже если попытаюсь. Она идеальна. Лежит здесь подо мной, пока я нависал над ней, доставая из ящика презерватив.

Мой мокрый костюм упал на пол с характерным звуком. Нора выгнула спину, и ее грудь прижалась к моей, пока я надевал презерватив.

— Скажешь мне, если я сделаю больно. Скажешь остановиться.

Как бы мне этого хотелось. Хотелось, чтобы она сказала это прямо сейчас. Хотелось, чтобы она обо всем узнала, ударила по лицу и ушла.

— Я доверяю тебе.

То, как она сказала это…

С таким же успехом она могла произнести те три слова, которые могут поставить на колени мужчину.

Мерцающие лучи полуденного солнца пробивались в комнату. Ее карие глаза сияли такой чистотой, когда она посмотрела на меня. Нора больше не прикрывала себя, больше не стеснялась. Она оказалась совершенно другим человеком, каким я ее считал. И где-то в глубине души я повторял те три слова.

Но я не посмею сказать их.

Взяв в руку член, я направил себя к ее входу. Приятный жгучий жар прошелся по моим венам, делая меня опьяненным Норой. Этот первый толчок. То, как она приняла меня в себя… это душило. Схватило за шею и не позволяло дышать нормально.

У меня были другие девушки. Я спал с моделями и принцессами, спал с девушками, которые могли бы свести с ума любого гребаного мужчину. Но я никогда не осознавал, насколько пустыми были все те ночи. Насколько лениво я себя вел с ними, как много я позволял себе с ними и насколько сильно это не впечатляло меня. И теперь эта мысль поразила меня… Я не чувствовал себя подобным образом ни с одной девушкой. Ни с одной. Нора могла уничтожить меня. Она уже это сделала, а я даже и не подозревал об этом.

Она была настолько узкой, что мне пришлось сцепить зубы и использовать каждый миллиметр своей выдержки, чтобы не кончить. Сантиметр за сантиметром я продвигался все глубже, медленно погружаясь в нее.

— Ох! — выкрикнула Нора, когда я уже был наполовину в ней.

Ее лицо скривилось от боли.

— Я собираюсь полностью войти в тебя, — сказал я, взяв ее лицо в свои ладони. — Будет больно всего минуту.

Я не дал ей времени переварить эту информацию и просто сделал еще один толчок, полностью погружаясь в нее. Она вскрикнула от боли, и я проглотил этот крик, накрывая ее рот своим.

Я посасывал и кусал ее губы, упрашивая их раскрыться… Мое сердце забилось еще быстрее, когда она начала целовать меня в ответ. Нора разорвала поцелуй, тяжело дыша мне в лицо, и задвигала бедрами, желая почувствовать то, как мы соединены.

Мой член дернулся внутри нее, заставив сжаться, чтобы не кончить прямо сейчас.

— Не двигайся так, иначе все это закончится очень быстро.

— Так… хорошо, — прошептала она мне на ухо.

Это выбило меня из колеи. По спине будто прошел заряд тока, и я начал двигаться, почти выходя из нее и медленно возвращаясь обратно. Нора застонала, закатив глаза, когда я полностью погрузился в нее. Мои бедра двигались в собственном ритме, повторяя движения снова и снова, подводя нас к неизбежному пику, с которого мы точно упадем.

Ашер… Ашер… Ашер… — повторяла Нора снова и снова.

Это слово будто топливо, разжигающее во мне силы с каждым его слогом.

Я никогда не волновался о том, получат ли удовольствие мои партнерши или нет. Но я сказал Норе, что все это было ради нее сегодня, и я не врал. Впервые в своей жизни я не соврал.

— Давай, Нора… я хочу почувствовать тебя, — прошептал я, посасывая ее шею, мочку уха, подбородок.

Она застонала сильнее и сжалась.

Я почувствовал это. Почувствовал, когда она освободила себя. Когда она сжалась вокруг меня. Она пыталась что-то сказать и не могла закончить предложение, ее стенки плотно обхватили меня. Я больше не мог терпеть. Мой член начал врезаться в нее, пока она неотрывно смотрела на меня. Смотрела, будто увидела другую вселенную, в которой существуем только мы вдвоем.

И я взорвался, разлетаясь на куски с такой силой, что было сложно дышать. Что было сложно понять, где я нахожусь. Весь мой мир покачнулся. По венам будто пустили экстази. И только взгляд Норы вернул меня в сознание.

Она возненавидит меня.

Это было последней мыслью перед тем как я рухнул на нее, дыша куда-то в плечо и вдыхая запах ее волос, думая о том какого черта я натворил.

Когда я сел за огромный обеденный стол в Кенсингтонском дворце, Беннет все еще не узнал меня.

Меня впервые пригласили на ужин, когда семья была в полном сборе. И это казалось нереальным — наконец сидеть напротив мужчины, который разрушил жизнь моему отцу. А его «в-скором-времени-жена» сидела рядом с ним, глядя на него с обожанием, пока он рассказывал какую-то чертову историю.

Нора слушала его с интересом, и они оба засмеялись, когда он дошел до кульминации истории. Я последовал их примеру, не услышав при этом ни единого слова из-за рева крови в ушах. Перед этим я двенадцать часов подряд лежал на кровати, пялился в потолок и думал о том, какой же скандал будет после сегодняшнего ужина.

Какие будут последствия? Ему будет так же больно, как и мне? Будет ли Нора смотреть на меня как на монстра?

Все три блюда уже были поданы, и мы ждали десерт, который должны были принести из кухни.

Десятки свечей были расставлены вдоль всего стола и по всей комнате. Они мерцали, отбрасывая тень на стены.

Я отложил салфетку в сторону и оглянулся вокруг, готовый наконец сломать Беннета МакАлистера. Моя совесть раздирала меня изнутри. С одной стороны, вендетта, которую я собирался устроить против ее отчима, помогала мне не сдавать позиции. Но с другой стороны теплая маленькая ручка Норы лежала у меня на ноге под столом. Ее пальцы невинно игрались с материалом моих штанов. Думаю, она даже не осознавала, что ее большой палец поглаживает мою ногу.

В моей миссии камикадзе, где я всех тащу ко дну, я не понял, что на самом деле уже упал на дно из-за нее. Из-за этого гениального фейерверка из Америки с ее прямыми высказываниями и невинными предположениями о мире. Прошлая ночь была последним счастливым моментом в наших отношениях. И она пока не осознавала этого. Она считала, что это сблизит нас, что я стал чем-то постоянным в ее жизни. Что она всегда сможет рассчитывать на меня.

И все это сейчас разрушится.

— Вы не узнаете меня, да? — я уставился на Беннета, сейчас я был хладнокровным как никогда.

Он слегка рассмеялся. Нора сжала мою ногу.

— Знаю настолько, что наблюдаю тебя у себя дома, приятель.

Я не улыбнулся.

— Я никого вам не напоминаю? Кого-нибудь из прошлого возможно? Присмотритесь.

Его взгляд забегал по моему лицу. Было понятно, что он не заметил никаких сходств.

— Я в замешательстве…

— Ашер, в чем дело? — голос Норы все еще звучал дружелюбно, но я услышал, что она занервничала.

— Я думал, что ты узнаешь ее во мне. Помнишь Джейн?

Ее имя, кажется, зажгло искру понимания в нем, и я заметил, как краска начала сходить с его лица.

Месть горячими кольцами начала закручиваться у меня внутри, а сердце злобно заликовало.

— Прости… Не уверен, что ты имеешь в виду.

У него забегали глаза, когда двое девушек увидели смену его настроения.

Его отрицание ударило меня под дых.

— Ты свинья. Привилегированный хорошенький мальчик, который забрал все, что хотел, а затем выкинул, когда вдоволь наигрался!

На лице Норы появилось выражение абсолютного непонимания и огорчения.

— Ашер… о чем ты вообще!?

Я сделал глубокий вдох, пытаясь собрать мысли воедино.

— Десять лет назад твой отчим стал причиной, по которой умерла моя мама. Он закрутил роман с замужней девушкой. Она так его любила, что почти кинула своего маленького сына и своего мужа, чтобы продолжать ходить на свидания. Ты продолжал увиваться за ней, — я опустился до обвинений, мой голос был, словно растопленная лава. — Продолжал тянуть ее к себе, давая обещания, а затем отмахнулся, потому что знал, что чертовы члены королевской семьи отвернутся от тебя, если узнают о том, что ты творил. Ты разрушил ее жизнь, превратил лишь в видимость человека, которым она была раньше. В ту ночь ты попросил ее приехать, она выпила слишком много, начала угрожать тебе. Разве не так? Она хотела раскрыть ваши отношения, сбежать с тобой. Я в курсе всех деталей. Меня преследует все, что касается смерти матери, на протяжении десяти лет. Ты сказал ей убираться, что ты решил покончить со всем этим, и отрицал бы все, если бы она обратилась в прессу. Ты практически собственноручно вложил ключи в ее руку и заставил ехать в кромешной темноте, когда она была в пьяном состоянии. — Рашель приглушенно всхлипнула, ее взгляд был прикован к Беннету, пока он, не отрываясь, смотрел на меня. Нора молчала. Я не мог повернуться и посмотреть на нее, потому что мне не хотелось видеть выражение ее лица. — Как думаешь, какие последние мысли были у нее в голове, пока она не упала в воду? Когда она съехала с моста. Думаешь, она видела мое лицо? Или все еще плакала из-за того, что ты разбил ей сердце?

Мне казалось, я могу плеваться кислотой. А огромная дыра внутри меня пылала от облегчения, потому что я наконец-то выпустил наружу весь тот гнев, что копился во мне годами. Казалось, будто даже кости начали болеть от усталости, а плечи осунулись от того катарсиса, что я сейчас пережил.

— Беннет… О чем он говорит? — пробормотала Рашель через руку, прикрывавшую ее рот, на коже остались заметные вмятины от зубов.

Он резко повернулся в ее сторону, и я заметил пот, проступивший у него на лбу.

— Рашель… Я… не был хорошим человеком раньше. Я был другим, с другими приоритетами. Я никогда не хотел никому… Я никогда не хотел причинить ей боль.

— Меня сейчас стошнит, — она выскочила из-за стола и выбежала из комнаты.

Стул Беннета тоже заскрипел по полу, но прежде, чем он смог бы пойти за ней, я встал и сказал:

— Сядь.

Он посмотрел на меня так, будто я в любую секунду мог перепрыгнуть через стол и задушить его.

— Мне жаль. Мне так жаль… Я никогда не хотел причинять боль твоей семье.

— Ты лет на десять опоздал с этим. Скорбеть на ее похоронах. Делать вид, что не знаешь ее… Ты худший человек, которого я когда-либо встречал. Ты поймешь каково это, когда твою душу вырывают с мясом, когда тоже самое сделают с тобой. — Я повернулся к Норе впервые с тех пор, как начал пускать все под откос. По ее щекам текли слезы, а в глазах читалась смесь жалости ко мне и шока от произошедшего. — С тех пор как ты шагнула на мою землю, я ждал встречи с тобой. Создавал план, как стану ближе к тебе, как ты заговоришь со мной и в итоге влюбишься. Каждый шаг, что я делал, каждый раз, когда флиртовал с тобой или прикасался к твоему телу… Все это делалось в надежде однажды попасть в этот дом. — Она резко выдохнула, и мне показалось, будто из груди вырывают сердце. Сегодня ночью я думал, что моя душа черная, как сажа от всех тех ошибок, что я совершил. Теперь же было понятно, что черный оказался только оттенком, который я не мог описать. Я настолько опустился, что больше нельзя было подобрать слов. Повернувшись к Беннету, я заговорил. — Я трахнул твою дочь. Забрал ее невинность. Совсем как ты лишил меня беззаботного детства. Совсем как забрал беззаботность у моей матери. И теперь Рашель будет знать каким чертовым придурком ты являешься. Как ты опорочил ее семью.

Если бы в мире существовало слово достаточно сильное, чтобы описать тот взгляд предательства, которым одарила меня Нора, я бы озвучил его. Казалось, будто мое сердце превратилось в перемолотый кусок мяса, а голова болела так, словно по ней ударили кирпичом. Я сделал это. Наконец-то появился в жизни Беннета и испортил ее так же, как он испортил мою.

Работа выполнена. Я повернулся на каблуках и начал идти к выходу.

Но его голос остановил меня.

— Мне жаль. Ты даже не представляешь насколько мне жаль. Мне следовало прийти к тебе и твоему отцу, когда она умерла. Я должен был прекратить это уже давно. Я должен был поступить как хороший человек. Ты никогда не узнаешь, как искренне мне жаль за то, что я натворил. Но… я отдаю себе отчет в том, что хоть сейчас ты возможно и разрушил мое счастье, именно я сочувствую тебе. Потому что твоя мама хотела бы, чтобы твоя жизнь была лучше, чем это. Она обожала тебя. Боготворила тебя. Джейн никогда бы не хотела, чтобы ты носил в себе этот гнев и хладнокровность.

Я не повернулся к нему. Просто чувствовал, как кинжалы глубоко вонзаются в мою спину.

Это должно было ощущаться как просветление, как свежий глоток воздуха.

Окончание моей миссии. Месть за маму… Я всегда себе представлял, как великолепно это будет.

Как бы сложно мне ни было это признавать, Беннет прав. Победа кажется опустошающей, безжизненной.

Я уходил, чувствуя лишь тяжесть на сердце и спутанные мысли в голове.

Три месяца спустя

Несмотря на все исследования и все те знания, что у меня имеются на счет биологии и разных наук, я все еще не понимаю, насколько серьезен фактор человеческих эмоций в нашей системе.

Конечно же я знаю об исследованиях в сфере антропологии, социологии и психологии. Знаю, что мы реагируем на определенные феромоны и в мозге срабатывает спусковой крючок, выпускающий наружу злость, смех или даже любовь.

Но я все еще не могу разобраться почему я не могу все это отключить. Почему мы не можем прислушаться к причинам и просто перестать грустить, злиться или даже перестать тосковать по определенному человеку. Какой бы ни была причина, почему мы не можем это сделать, мне бы очень хотелось решить эту проблему. Как бы мне хотелось стереть воспоминания и определенные часы моей жизни. Вернуться в то время, когда не было настолько больно.

Одинокая слеза скатилась по щеке. Казалось, сейчас это происходит постоянно. Я вытерла ее до того, как снова начну реветь. Уже спустя двенадцать недель вы можете подумать, что я отключилась от всего и просто двигаюсь дальше, забыв об этом. Но даже сейчас, когда май уже почти на пороге, я, кажется, не могу оправиться от всего. В сердце будто появилась трещина от того предательства, что он совершил. И теперь рана, сочащаяся кровью и болью, очень далека от того, чтобы зажить. Каждую ночь я лежу и не могу уснуть, снова и снова думая о том, что он сказал тогда.

Думаю, о его взгляде, когда он выкинул меня, словно бродячего пса в дождь. Или думаю о том, как за день до этого я отдала ему самую ценную часть себя, которую когда-либо могла отдать. И он забрал ее, подорвав мое доверие и перевернув мир с ног на голову. Я больше не та девушка, которая приземлилась в Лондоне. Теперь она мне кажется еще более далекой версией той, которой я стала сейчас.

— Ты снова плачешь? — услышала я успокаивающий голос, но продолжила смотреть в окно.

В саду начали зацветать растения, просыпаясь от затяжной для нас всех зимы. Все это должно приносить надежду, но я не чувствовала, чтобы хмурая туча над моей головой хоть немного рассеялась бы.

Вытерев щеки, по которым стекали слезы, которые я даже не заметила, я кивнула.

— Не могу ничего с этим поделать, прости.

— Малышка, никогда не извиняйся за то, что пытаешься вылечить свое разбитое сердце. Это часть жизни, через которую мы все проходим. Ты можешь проживать это любым путем, лишь бы тебе стало легче.

Мама села на спинку бархатного кресла, в котором я сидела, свернувшись в клубок, и крепко меня обняла.

— Но он этого не заслуживает, — сказала я надломанным голосом.

— Едва ли они вообще когда-либо этого заслуживают, — ответила она, и кажется, ее мысли были где-то не здесь, я поняла, что она думала об Ашере Фредерике совсем не так, как думала я.

Последние три месяца были для нее чрезвычайно тяжелыми. После того судьбоносного обеда она была в ужасе от Беннета. Ей было больно от того, что он никогда не рассказывал ей о Джейн, и ее потрясло, что он разбил семью. После того как Ашер сбросил эту информационную атомную бомбу на нас, мама сидела в гостевой спальне нашего дворца, отказываясь встречаться с Беннетом, пока не будет способна собрать все мысли воедино. Я тоже не хотела с ним видеться, но было ощущение, будто я ребенок, застрявший в ситуации с родителями, которые разводятся. Те два дня казались мне Холодной войной, разворачивающейся в нашем доме. Все наше теплое некогда общение было покрыто толстым слоем льда. Беннет выглядел изможденным, будто его сердце вырвали из груди, и он медленно умирал от того, что не мог видеть мою маму. Он спал за дверью ее комнаты, было слышно, как стучат его кости каждый раз, когда он поднимался с твердого пола.

И так вышло, что самые прекрасные в моей жизни новости, которые пришли из университета Пенсильвании, были омрачены драмой, разворачивающейся в нашем доме. Спустя два дня, мама вышла из гостевой комнаты и заявила, что мы едем домой посмотреть на университет, и вернемся через неделю. Беннет умолял ее позволить ему сопровождать нас, как только не извиняясь перед ней, но мама сказала, что ей нужно это время вдали от него. Он с уважением отнесся к этому и отпустил ее. Глядя на Беннета, я поняла, что у него отняло все силы просто дать уйти самому драгоценному, что было в его жизни, ведь он не знал, вернется она обратно или нет.

Во время всех перелетов и путешествий нашу с мамой печаль можно было пощупать руками. Не было ни единого шанса, что в ближайшее время мы сможем пережить произошедшие события и то как нам разбили сердца. Тот вечер будет всплывать в моей голове еще многие годы.

Но по приезду домой я отодвинула в сторону эти мысли, чувствуя огромную благодарность за те моменты, в которых я сейчас живу. Тоска по дому наконец пропала, и я осознала, что весь тот тяжелый путь, что я проделала в плане учебы, теперь приносит свои плоды и я чувствую гордость за себя, которая хотя бы немного, но приглушает боль.

Когда мы летели обратно в Лондон, мама повернулась ко мне и спросила:

— Думаешь, я должна простить Беннета?

Просто думая о том, почему ей нужно простить его, заставило меня вздрогнуть. Из-за меня случилось все это. Я позволила Ашеру пробить брешь в мирной жизни нашей семьи. Я поверила в его ложь, и теперь каждый расплачивался за это.

Я не была довольна тем, что сделал мой в скором времени отчим, но я видела, как это все разрывает его на куски.

— Думаешь, ты должна?

Она слегка рассмеялась.

— Ты всегда была моим зеркалом. Показывала мне вещи, с которыми я бы скорее не хотела сталкиваться.

Я обдумала сказанное.

— Мам, я знаю, что ты любишь меня и сделала бы для меня все… Но хотя бы раз в жизни ты задумывалась о том, что тебе было бы легче, если бы ты не родила ребенка так рано?

Она резко перекинула свои рыжие волосы через плечо и посмотрела прямо на меня.

— Нора, больше никогда не говори подобных вещей. Ты мой ребенок, и ни разу в жизни у меня не возникало таких мыслей.

— Я не говорю это, чтобы расстроить тебя или потому что чувствую что-то подобное. У меня никогда не возникало ощущение, что ты не хотела моего появления. Но… ты же знаешь меня, я смотрю на вещи с логической точки зрения. Даже если ты говоришь, что никогда о подобном не думала, где-то глубоко в душе у тебя возникали подобные чувства. Когда ты работала по две смены подряд в дайнере, или, когда покупала одежду, которую я без причины рвала. Я думаю… то же самое происходит сейчас с Беннетом. Десять лет назад он совершал ошибки. Ужасные ошибки. Но… ты ведь даже еще не выслушала его сторону тех событий. Ты не дала ему ни секунды сомнений. И я знаю, что несмотря ни на что, ты любишь его больше, чем можешь выразить словами. Ты бы никогда не переехала сюда просто так. Тот Беннет, которого ты знаешь, может оказаться совершенно другим человеком, отличным от того которого описывал Ашер.

Говорить его имя вслух, будто ножом отрезать от сердца куски.

Глаза мамы засветились от гордости, она улыбнулась мне.

— За какие заслуги мне досталась такая мудрая дочь? Ты всегда восхищала меня, моя девочка. Ты будешь делать прекрасные вещи… Уже делаешь.

Я пожала плечам.

— Просто верю, что большинство людей заслуживает второй шанс.

Хотя этому меня научило не то, что Ашер сделал с моей семьей. Я поняла, что некоторые стоят того, чтобы бороться за них. Чтобы спасти. А другие оказались еще хуже, чем ты мог вообще когда-либо представить. Ашер научил меня кое-чему. Но не так, как я планировала. Он добился того, чтобы разорвать мою семью на куски, разрушить жизнь Беннета и заставить мою маму сбежать от всего этого. Но когда ты знаешь, как выглядит настоящая искренняя любовь, она сможет победить все.

Спустя три месяца мы еще больше укрепили наши отношения в семье. Беннет сел и рассказал нам правду о том, что случилось с Джейн. О том, как ошибся, как ради нее хотел закончить эти отношения, которые был не способен отпустить. Она была ему не безразлична, но в итоге ему стало противно от того, как он поступает с ее сыном и мужем. В ту ночь она в панике приехала к нему, он пытался ее остановить, но она убежала. И то, насколько это сломило Ашера… Никто не сможет восполнить эту утрату никогда.

— Как прошел твой сеанс у психолога?

Я посмотрела маме в глаза, которые искрились от уверенности.

Она была моим якорем.

— Очень хорошо, на самом деле. Мы подольше поговорили о свадьбе. И мне кажется, что уже все позади. Спасибо, милая, что подталкиваешь меня на то, чтобы быть лучшей версией себя. Ты делаешь меня лучше каждый день, ты знала об этом? Иногда мне кажется, что ты уже такая взрослая.

Было так легко разговаривать откровенно. Подталкивать ее на правильные поступки, связанные с Беннетом. Я хотела, чтобы они поженились. Хотела, чтобы моя мама была счастлива. И если приемы у психолога помогают в этом, то я была полностью за эту идею.

— Как там дела со свадьбой? Когда следующая примерка платья? — я попыталась увести нас на обсуждение чего-то более радостного.

Свадьба уже была через месяц, и вся страна была в восторге от этого.

— На следующих выходных. И, кстати, твое платье будет тоже готово, — мама похлопала в ладоши, и мне уже очень хотелось увидеть оба наряда.

Дизайнер в прямом смысле слова был ходячей легендой. И когда мы оказывались у него в студии, наша сказка действительно казалась идеальной.

Мама рассказала о еще парочке решений, которые они приняли на счет свадьбы, но мои мысли уже застряли в постоянном процессе обдумывания, анализа и переживаний. Панические атаки у меня случаются почти каждую неделю, и впервые в жизни мне не хочется идти в школу.

Кроме замужества мамы, я жду не дождусь августа, чтобы улететь в свой университет и оставить все произошедшее в прошлом.

Единственным плюсом во всей этой ситуации стало то, что все произошло без огласки. Никакой прессы, никаких папарацци. Представить не могу какой шторм из дерьма обрушился бы на Беннета, если бы общественность узнала о его ошибке десятилетней давности.

Стекло разбивается о стену, а я даже не морщусь. Ботинки хрустят по осколкам, он бормочет проклятия, сворачивая за угол.

— Почему до сих пор ничего не обнародовано?! Прошло три гребанных месяца, а он все еще сидит в своем чертовом тронном зале, полируя свой набалдашник своей маленькой американской шлюшкой!

Мой отец рычит, его лицо краснее, чем я когда-либо видел.

«Потому что Рэйчел и Нора Рэндольф — лучшие люди, чем ты когда-либо будешь, и даже если они опустошены, они никогда не расскажут прессе ничего личного о своей семье или Беннетте».

Он теряет самообладание, а я все глубже погружаюсь в отчаяние. С того момента, как появилась новость о том, что американские простушки, превратившиеся в принцесс, переедут в Лондон, для меня это был марафон до финиша. Я выжидал, сблизился с Норой, завоевал ее доверие, проник в ее тело, а потом раздавил их всех, как муравьев под сапогом. Вот только я не учел тех чувств, которые к ней начну испытывать. Как переплетутся мои эмоции с девушкой, которую я сделал своей миссией… Каким темным и крутым будет мое скольжение в небытие. Нора была, во всех смыслах и целях, единственным светлым пятном, которое когда-либо будет у меня в жизни. Ее смех, то, как она смотрела на меня, как будто я был таким же невинным и чистым, как и она, все то, что мы делали вместе. Все исчезло, я отнял у нас весь наш свет.

Из новостей я знал, что Нора и ее мать отправились домой, чтобы посетить американский колледж, в который ее приняли, просто еще одна вещь, ради которой меня не былорядом. Но они вернулись, сфотографировались с Беннеттом, все еще оставаясь идеальной семейной единицей, какой они были до адского ужина.

— Значит мне самому придется сообщить об этом прессе. Черт возьми, я всегда думал, что, открыв его тем, кого он любил больше всего на свете, они сделают за меня самое трудное. Но я недооценил черствость этих двух простушек.

Отец поднимает телефон, воротник рубашки помят, волосы растрепаны. Он никогда не выглядел таким отчаявшимся, и мне вдруг стало страшно.

Вскочив со стула, на котором сижу, я пытаюсь схватить его телефон.

— Нет! Ты не собираешься сливать это.

В течение трех месяцев я наблюдал, как он терял рассудок. Он не гордился мной, как я всегда себе представлял. Это не принесло ему покоя, только еще больше приблизило к грани безумия. До недавнего времени я не понимал, что нет никакого способа угодить ему, сделать его счастливым в этой жизни. Слишком большой ущерб был нанесен, и он был не из тех людей, кто отпускает это.

Но я не собирался позволять ему забрать меня или Нору и ее семью вместе с ним.

— Что ты делаешь, идиот! Отдай его мне сейчас же. Я собираюсь исправить то, что ты, очевидно, не смог сделать. Господи, никогда не поручай маленькому мальчику делать мужскую работу.

Его слова жгли мою кожу, как сигаретные ожоги. Я так долго жил под его влиянием, день за днем питаясь одним и тем же дерьмом. И в конце концов из этого не вышло ничего хорошего. Это только доказывало, что он никогда не будет любить или заботиться обо мне так, как мне хотелось бы, и что мне нужно выбраться из-под его контроля. Мне нужно было быть свободным.

— Если ты придашь огласке эту историю, я обращусь к прессе, — я встаю во весь рост, расправляя плечи для борьбы.

Он усмехнулся, звук был глухим и злобным.

— И что скажешь, придурок? Расскажешь им, насколько ты бесполезен?

Внутри мое сердце раскололось еще сильнее.

— Нет, я расскажу им, что ты поручил мне сделать с Норой и ее семьей. Расскажу им все грязные подробности и опишу, что ты сделал с другими членами нашего общества. Ты забываешь, что я хороший слушатель, отец… Я знаю то, чего ты не хочешь, чтобы знал кто-то другой. Твоя репутация будет запятнана… Но еще хуже для тебя, будет запятнано имя Фредерика. Ты станешь посмешищем всего Лондона, и никто из этих болтливых идиотов, которых ты называешь друзьями, никогда больше не заговорит с тобой. Так что давай, испорти жизнь Беннетта МакАлистера. Но просто знай, что если ты это сделаешь, то погибнешь вместе с ним.

Лицо отца было цвета горящих углей, темное и румяное.

— Ах ты, бесхребетный маленький засранец! Ты все испортил! Ты позорище.

Новое чувство силы проходит через меня.

— Знаешь, в твоих устах это комплимент. Я рад, что опозорил и разочаровал тебя, потому что мне вообще не следовало хотеть произвести на тебя впечатление. Ты злой, придурок с твердым желанием отомстить и не способный ни на что другое. Моей матери было бы стыдно за меня и за то, что я сделал.

— Ты ничего не знаешь о своей матери, — его голос мрачен.

— И ты тоже. У каждой истории есть две стороны, отец. Почему она изменила? Что здесь происходило, что она чувствовала, что должна покинуть нас? Возможно, я мало что помню о ней, но знаю, что это была не только ее вина. И это было не только из-за Беннетта. Мне надоело слушать твои бредни и быть твоим мальчиком на побегушках.

Его кулаки белеют от того, как сильно он их сжимает.

— Ты понятия не имеешь, каково это — быть одному. Я дал тебе все, что только может пожелать человек. И заберу это в мгновение ока.

Я знал, что он бросит в меня этот гаечный ключ.

— Ты не можешь ничего отнять у меня, мой трастовый фонд принадлежит мне. Подарок от мамы и ее семьи, если ты не забыл. Может, ты и давал мне деньги, но никогда не давал того, что положено родителям.

Всю мою жизнь меня заставляли чувствовать себя помехой или второстепенной мыслью. Он не приходил на мои соревнования, не присутствовал на днях рождениях. Деньги могли бы заставить мир вращаться, но я начинал понимать, что нет ничего, что могло бы сравниться с любовью и заботой. И, хотя я, возможно, никогда не почувствую этого так, как с Норой, я больше не собирался мириться. Не собиралась жить с ним в этом темном месте.

Не говоря больше ни слова, я развернулся на пятках и вылетел из нашего дома на Даунинг-стрит. На тротуаре было мало пешеходов, почти все уже сидели дома и ужинали со своими семьями. То, что из моей жизни ушел еще один человек, должно было сделать дыру в моем животе еще шире. Но… этого не произошло. Наконец-то тяжесть была снята, ожидания, давление и ложная реальность сброшены с моих плеч. Я понятия не имел, куда идти и как что-то делать, когда вырос в мире, где обо всем заботились за меня. Но я во всем разберусь. Время пришло.

И я был готов.

— Приятель, просто поговори с ней. — Дрейк разворачивает протеиновый батончик, который держит в руке, и откусывает кусочек.

Я смотрю вниз, через коридор, ловя проблеск выгоревших оранжевых волос, спрятанных в ее шкафчике.

Никто из моих друзей не знает, что произошло, но они знают, что всякое общение между мной и Норой прекратилось.

— Не могу, это ничего не изменит. Просто брось это.

Я кладу учебники в шкафчик, с нетерпением ожидая окончания учебного года.

Не то чтобы я полностью знал, что буду делать в следующем году. Конечно, у меня все еще есть зачисление в Оксфорд, и я мог бы посещать и быть причастным к тому же опыту колледжа, который каждый Фредерик получал на протяжении поколений. Я мог бы продолжать жить той уютной жизнью, которая мне была обеспечена, и оставаться поближе к Лондону.

Но я пробовал что-то новое. Или, по крайней мере, я изо всех сил старался это сделать. Никогда не думал, что мне придется открыть свой трастовый фонд. Большие деньги в конце концов исчезнут, когда-нибудь в далеком будущем, и тогда я буду предоставлен сам себе. Это было одновременно и страшно, и волнующе.

— Ладно, просто не хочу видеть мою девочку такой расстроенной. Она даже шутить со мной больше не хочет. — Я заметил, что она больше ни с кем из нашей группы не разговаривает, кроме Элоизы. — И когда я смогу увидеть твою холостяцкую квартиру? Не могу поверить, что ты пошел и купил чертову квартиру!

Моей квартирке было нечем похвастаться — маленькая, с одной спальней в тихом районе Челси. Она была чистой, обновленной, с хорошей мебелью, и лучше всего… все это было моим. Я потратил на это значительную часть своего трастового фонда, но, по крайней мере, знал, что у меня всегда будет дом в городе, в котором я вырос.

— Скоро… может быть. Я действительно наслаждаюсь одиночеством, и мне не нужно, чтобы вы, придурки, приходили и все портили.

— Одиночеством? Да ладно, только не говори мне, что к тебе не приходили какие-нибудь фигуристые цыпочки и не трахались с тобой как сумасшедшие! — его глаза говорят о многом, говоря мне, что я, должно быть, сумасшедший.

— Тебе не понять

Я закрываю шкафчик, звенит звонок, и коридоры пустеют.

— Господи, приятель, прости. Я понимаю, и горжусь тобой… Знаю, что твой отец не самый простой парень.

Я задаюсь вопросом, знают ли мои друзья больше, чем показывают, о моей домашней жизни.

Бросив взгляд дальше по коридору, я все еще видел Нору.

— Увидимся позже, приятель.

Я не дожидаюсь его прощания, а вместо этого быстро иду к ней. В течение нескольких месяцев после того ужина я видел ее в школе почти каждый день. Сначала я вел себя холодно, желая, чтобы мое послание с ужина дошло. Хотел, чтобы им было больно… Но эти чувства очень быстро исчезли. Примерно через пять дней после того, как я изверг всю эту ненависть в их доме, я столкнулся лицом к лицу с Норой в коридоре.

И в ее глазах я увидел весь ущерб, который причинил. Боль, разочарование, предательство. Этот взгляд, который она бросила на меня, говорил громче, чем могли бы сказать слова, и я почувствовал себя отвратительно.

Не ожидал, что она когда-нибудь заговорит со мной, не говоря уже о том, чтобы снова посмотреть на меня… Но я должен был попытаться. Я не мог продолжать сидеть в таком отчаянии, и даже если она никогда не примет моих извинений, я должен был сделать это.

Коридор был пуст, и она, казалось, была поглощена чем-то в своем шкафчике.

— Привет. — Она медленно поднимает голову, узнавая мой голос. Ее глаза уже не сияют так, как раньше, по крайней мере, для меня. Она ничего не говорит, но закрывает шкафчик и поворачивается, словно собираясь бежать. Я встаю перед ней. — Пожалуйста, Нора… позволь мне объяснить.

Мой тон полон отчаяния, и, возможно, это разжигает что-то внутри нее.

— Не знаю, что еще ты можешь мне сказать.

— Ты не понимаешь… Во всем этом есть нечто гораздо большее. Мы можем где-нибудь поговорить?

Мне так сильно хотелось просто протянуть руку и прикоснуться к ней.

Я тосковал по ней, когда был один. Мне не хватало ее разговоров, странных наблюдений, даже ее застенчивой наивности. Мне не хватало слов, которые она использовала, таких сложных и утонченных, что я не мог ничего сделать, кроме как рассмеяться. Я скучал по тому, как она жевала кончик ручки, когда училась, как ее волосы падали ей на лицо каждый раз, когда она смеялась, по бесцельным разговорам, которые мы вели за кофе для нее и чаем для меня. Но сейчас, стоя перед ней, боль переросла в мощную пульсацию желания. Я потратил впустую так много времени, потратил часы и минуты, строя заговоры против нее, когда должен был заботиться о ней. У нас был только один раз в моей комнате, и мне нужно было больше.

Она наклонила голову.

— О том, какие у тебя могли быть причины пытаться разрушить мою семью? Погубить моего отчима? Так долго, Ашер, ты лгал мне. Ты заставил меня довериться тебе. Я не знаю… Не знаю, какое хорошее оправдание ты мог бы придумать, чтобы объяснить это.

Конечно, она была права, но я продолжал умолять.

— Пожалуйста, ты не знаешь, как это было. Дом, в котором я вырос, пропаганда, которой меня кормили.

— Может быть, и нет, но ты решил сделать то, что сделал. Решил преследовать меня, переспать со мной! Знаешь ли ты, что до тебя я никому так не открывалась. И благодаря тебе я, вероятно, больше никогда этого не сделаю. Ты плохой человек, Ашер, и то, как ты вырос, могло повлиять на это, но это не меняет того, какой ты на самом деле внутри.

Ее слова режут меня, делая кровоточащую рану в моей душе еще шире. Я киваю, соглашаясь с тем, что она никогда не позволит мне объясниться. Есть такое клише: если ты любишь, то должен отпустить. И как бы стереотипно это ни звучало, Нора научила меня любить в то время, когда я должен был держаться от нее подальше.

И теперь настала моя очередь страдать. Позволить ей презирать меня и никогда больше не смотреть в мою сторону. Это был мой крест, который я повесил себе на шею и теперь вынужден был нести.

Ради нее я бы это сделал. Как и в первый день учебного года, один из нас поворачивается на пятках и уходит от другого. Но на этот раз это делаю я.

До окончания школы остался ровно один месяц, и он не может наступить достаточно быстро.

Когда я жила в Пенсильвании, мне не терпелось выбраться оттуда. Я мечтала о том, чтобы схватить свой диплом на школьном футбольном поле и побежать на ближайшую автобусную станцию или в аэропорт. Но теперь… Мне не терпелось вернуться домой. Опуститься двумя ногами на землю Филадельфии и дышать тем загрязненным воздухом, над которым все в Лондоне смеются.

Это было веселое исследование Европы, но они, что бы они ни были, не лгали, когда говорили, что нет места лучше дома. Я знала, что вернусь туда, но последние триста дней или около того были вихрем, и мне нужен был перерыв.

Есть еще одна непростая задача — видеть Ашера и всех его друзей каждый божий день, хотя по большей части они забыли обо мне. Только Элоиза поддерживала связь, потому что я действительно старалась общаться с ней.

— Значит, приближается королевская свадьба, да? Должно быть, это здорово, когда лучшие из лучших одевают тебя. Я слышала, что Мендоса разрабатывает платье для твоей матери… Оно чертовски потрясающее?

Я улыбаюсь, ничего не упуская из виду.

— Ты же знаешь, Элоиза, что я не могу ни отрицать, ни подтвердить это.

Она указывает на меня вилкой с салатом, наш столик в углу столовой немного в стороне от популярной толпы, которая собралась посередине.

— А я-то думала, что мы друзья.

По какой-то причине она все еще пыталась заставить меня открыться ей, даже если я не ездила на международные вечеринки группы или не пробиралась в гардероб на королевских приемах. Может быть, ей нужна была внутренняя информация, но я старалась не позволить тому, что Ашер сделал со мной, омрачить мое суждение. Я предпочла верить, что, поскольку она происходила из такой же семьи, она сочувствовала моему положению. И, может быть, было немного легче тусоваться с кем-то, из того же теста.

Я наблюдаю за ней, бриллиантовые шпильки в ее ушах сверкают. По всей комнате девушки и парни прислоняют самые дорогие кожаные сумки к стульям на полу, их часы «Rolex» и ювелирные изделия «Cartier» сверкают. Обувь по цене маленькой страны зашнурована на их ногах, еда, которую они потребляют, одна из лучших в мире… Не говоря уже о школьной столовой.

Что до меня? Я все еще ношу простую униформу «Уинстона», в ушах у меня жемчужные гвоздики от «Forever 21». Мои ногти не накрашены, кутикула содрана из-за того, что я ее кусала. Почти год в этом мире, и он действительно не утомил меня, как я боялась, а некоторые надеялись, что это произойдет. Отчасти я должна была поблагодарить Ашера. Он показал мне, насколько жестоким и суровым может быть этот мир, как и обещал в самом начале, и я выросла из-за его предательства. Теперь я была готова вернуться в реальный мир.

— Да, именно поэтому я приберегу для тебя танец со мной на свадьбе. Я планировала расслабиться после церемонии.

Со всем накопившимся стрессом и двойным количеством папарацци, постоянно преследующих нас, я была готова к тому дню, когда окажусь здесь. Думаю, мама тоже, но в основном потому, что ей не терпелось выйти замуж за Беннетта. То, как они сплотились после ужина с Ашером, действительно вдохновляло. Именно поэтому я могла оставаться в основном позитивной в отношении того, чтобы быть уязвимой и больше открываться людям. Конечно, были плохие люди, но были и люди, которым стоило показать свое истинное «я». И я держалась за этих людей.

— Господи, я обожаю свадьбы. Бесплатная выпивка, танцы, одинокие парни… Чего еще можно желать? Держу пари, я найду самого завидного холостяка. Если, конечно, он тебе не нужен. Это твоя домашняя площадка, так что ты получаешь преимущество.

Я сглатываю, глядя на свою тарелку с суши. Самой трудной частью потери девственности и всех ее последствий было то, что я не могла поговорить об этом ни с кем. Я не могла поговорить с мамой о таких вещах; не потому, что она не выслушала бы меня, а потому, что все это было слишком неловко. Я не хотела говорить с Элоизой о первом сексе, потому что не верила, что она не посмеется над этим. И еще я не могла разглашать подробности нашего с Ашером разрыва, потому что, если эта информация когда-нибудь просочится наружу, моя семья будет разрушена.

Страдание в тишине делает это в десять раз тяжелее, но я держу рот на замке.

— Они все для тебя, девочка. Я буду так занята, бегая вокруг и следя за тем, чтобы все было идеально, что у меня не будет времени пялиться.

Она ковыряет ярко-фиолетовый ноготь и ухмыляется.

— Не то чтобы тебе этого хотелось. Это нормально — признать, что ты все еще привязана к Фредерику.

Я закатываю глаза, притворяясь скучающей.

— Прошло несколько месяцев, Элоиза… Я покончила с этим. И я уверена, что он тоже.

Ее смех сардонический и дразнящий.

— О, да, именно поэтому он следит за тобой глазами каждый час школьного дня, как какой-нибудь влюбленный щенок.

— Правда? — вопрос выскакивает у меня изо рта прежде, чем я успеваю его остановить.

Мне должно быть все равно, я должна быть в состоянии биологически отключить это чувство. Но я не могу. Все еще лежу без сна, думая о той ночи, когда мы так сильно были связаны, что все мое тело все еще краснеет, просто вспоминая ее. Я никогда не знала, как это будет ощущаться, насколько гармоничными могут стать твое тело и тело твоего партнера.

Она приподнимает бровь.

— Как будто ты самая шикарная вещь со времен чаепития.

В моем сердце не должно быть ни капли удовлетворения, но оно есть.

— Значит, один месяц, да? Каков твой план? — я меняю тему.

Она пожимает плечами, ковыряясь в ингредиентах салата.

— Сорбонна, чтобы я могла объяснить людям, почему такая еда ужасна.

Удивление освещает мое лицо.

— Неужели? Не знала, что ты увлекаешься кулинарией…

Элоиза улыбается.

— Эта группа многого обо мне не знает, Нора. Видишь ли, когда ты пытаешься быть крутой и частью толпы, ты скрываешь интересные и уникальные лакомые кусочки о себе. Но после «Уинстона» я просто стану собой. Уеду отсюда и буду преследовать свои мечты. Не все горят желанием остаться… Некоторые из нас похожи на тебя и не могут дождаться, когда выйдут отсюда.

Я понимаю, что за все время, проведенное с ней, ни разу не пыталась по-настоящему узнать ее. И это печально.

— Я прошу прощения, серьезно. Мне следовало спросить раньше или, по крайней мере, попросить тебя приготовить мне еду.

— У нас еще есть время. Я приготовлю тебе одно из моих фирменных блюд, а ты включишь свой «Netflix», и мы сможем вместе посмотреть «Друзей». Я действительно люблю американское телевидение.

Я смеюсь, потому что это так похоже на нее.

— Ну, тогда тебе придется навестить меня в Филадельфии в следующем году. Я куплю тебе настоящий чизкейк, и мы пойдем на футбольный матч.

— Американский футбол или… Потому что вы, американцы, так непостоянны в этом.

— Американский футбол, детка… С щитками, узкими штанами и мужчинами, дерущимися друг с другом из-за мяча.

Она фыркает.

— То же самое происходит и в нашем футболе, дорогая, но черт меня побери, если я не люблю этот вид спорт за это.

— Ты когда-нибудь бывала в Штатах? — британское выражение «Штаты», кажется странным, когда слетает с моих губ.

— Конечно, я побывала в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, но не объехала весь пригород. Тебе придется взять меня с собой. Я надену джинсовые шорты и шлепанцы и буду пить из пластиковых стаканчиков из того магазина, о котором ты упоминала раньше.

— «Wawa»²? Хa! Я бы с удовольствием посмотрела, как ты наполняешь стакан, это было бы так по-домашнему с твоей стороны.

— И, может быть, ты познакомишь меня с ковбоем в настоящих сапогах.

Я закатываю глаза.

— Элоиза, я из Пенсильвании, а не из Техаса. Хотя у нас есть фермеры, они обычно не содержат того стереотипа, который ты ищешь.

— Неважно. Просто знай, что я поведу машину не по той стороне дороги, когда навещу тебя.

Одна мысль об этом заставила меня рассмеяться. Горько-сладкий смешок, потому что, хотя я была готова поступить в колледж и вернуться к людям того же уровне, что и я, я также буду скучать по тем немногим связям, которые установила здесь.

Не имея настоящей семьи и очень узкий круг людей, с которыми общалась в детстве, я никогда раньше не присутствовала на свадьбах. Так что планирование большого дня моей матери, хотя и было вызовом, но в то же время было довольно забавным занятием.

Выбор цветов, платьев, центральных элементов и забавных личных вещиц для включения в декор. Я посмотрела странную романтическую свадебную комедию, даже посмотрела глупое шоу о выборе свадебного платья. И поняла, что некоторые люди перегибают палку и что вся индустрия — это просто машина для зарабатывания денег.

Но я понятия не имела, насколько не от мира сего будет день ее свадьбы.

— Это безумие, — говорю я сквозь зубы, а мама с обожанием смотрит на толпу.

И когда я говорю «толпа», я имею в виду… буквально каждого человека, который когда-либо жил в Лондоне. Женщины радостно кричали и плакали, одетые в футболки с лицами мамы и Беннетта. Маленькие дети бегают с цветами и швыряют их в машину со стеклянным верхом, в которой мы сидим. Мужчины кричат о том, как они любят мою мать, и «Боже, храни королеву». Так много лиц выстроилось вдоль улицы, все жаждут взглянуть на прекрасную невесту.

— Просто улыбаемся и машем, — мама нисколько не смущена, ее руки спокойно лежат на коленях.

Я не могу удержаться от улыбки, чувствуя исходящее от нее заразительное сияние. Весь день она была только расслаблена и радостна. От макияжа, прически и платья, достойное настоящей королевы, до фотографий в саду перед нашим отъездом… Она ни разу не пожаловалась на нервы или возбуждение. Какие бы заботы там ни были, какие бы последние детали ни планировались, все это исчезло. Она собиралась встретиться с Беннеттом в церкви, и я могла сказать, что это все, что имело значение.

— Ты нервничаешь? — спрашиваю я ее в пятый раз, не в силах сдержаться, потому что меня немного трясет.

Она перегибается через сиденье и хватает меня за руку.

— Вовсе нет, дорогая. Но ничего страшного, если ты нервничаешь. Это большой шаг, который меняет нашу жизнь. Но это не значит, что мы перестаем быть собой, это всегда будем я и ты против всего мира. Мы просто… добавим еще и Беннетта. И мы втроем будем поддерживать и любить друг друга, несмотря ни на что. Обещаю.

Ее глаза остекленели от непролитых слез, и я сглатываю комок в горле.

— Я люблю тебя, мама.

Мы смотрим, на длинную цепочку людей, тянущейся к церкви. Когда мы наконец подъезжаем, кремовый ковер раскатан до того места, где мы выходим из машины, мои бабочки взлетают до небывалого максимума. Шум снаружи машины оглушает, и люди скандируют имя моей мамы.

Она выходит первой, ее выход грациозен и благороден в каждом действии. Ее ладонь машет толпе, как будущая королева, которой вот-вот станет. Мегаваттная улыбка на ее лице не напоказ, я знаю это, потому что чувствую каждую унцию ее счастья в своих костях.

Я выхожу, мое длинное светло-фиолетовое платье развевается в мягком весеннем воздухе. Мама позволила мне выбрать мое платье, творение с кружевом на верхней части и толстыми лямками, которые поднимали мои сиськи немного выше, чем они были на самом деле. Оно подходило мне во всех нужных местах, и было таким красивым и просто… милым.

Толпа снова ревет, и я робко машу рукой. Я не привыкла ко всему этому, голова горит каждый раз, когда я выхожу к людям. Я не была воспитана для этого, и не так уж важно, чтобы я изучила все аспекты, поскольку осенью уезжаю в колледж. Я не буду подвергаться такому пристальному вниманию или публичным выступлениям… Но я также знаю, как вести себя, когда это необходимо.

— Красивая!

— Сияющая!

— Великолепная!

Тротуары переполнены комплиментами, похвалы раздаются со всех сторон. Я молча благодарю небеса за то, что никто не осыпает ее оскорблениями и вопросами. Подойдя к ней, я сжимаю ее руку, прежде чем встать сзади и поднять шлейф ее платья. Кружево словно масло под моими пальцами, и я задыхаюсь от того, как красиво она выглядит.

— Ты готова? — спрашиваю я сквозь шум.

Мама оборачивается, ее вуаль опущена на лицо.

— Никогда в жизни не была так готова.

Вместе мы направляемся к церкви, двери которой открываются под звуки органной музыки. Мое сердце парит и летит, ошеломление от всего этого слишком велико. В уголках моих глаз появляются слезы, этот момент такой долгожданный для мамы и Беннетта. Они заслужили сегодняшний день.

Все стояли в церкви, высокие расписные потолки смотрели на нас своими ангелами и богами. Белый мрамор и серый сланец составляли невероятные арки и статуи, распятия и витражи, отчего все здание казалось потусторонним. Скамьи были заполнены, но мама ни разу не повернула головы от прямого взгляда в конец прохода.

Беннетт стоит в конце в своей британской военной форме, его медали и нашивки блестят на лацканах и плечах. Я всегда представляла себе принцев и королей стойкими в важных случаях, но мой отчим открыт в проявлении своих эмоций. Может быть, именно поэтому публика так его любит.

Он смотрит только на маму, его улыбка так широка, что может соперничать с шириной Техаса. Он нетерпеливо ждет, переплетая пальцы и покачиваясь на ногах. Прогулка длинная, но усиливает предвкушение, все с обожанием смотрят на нас с мамой. Я слежу за тем, чтобы ее шлейф не перекручивался, чтобы она могла пройти правильно, чтобы все в этот момент было настолько идеально, что даже «Hallmark» не смог бы сделать это лучше.

Наконец мы добираемся до алтаря, Беннетт помогает маме подняться по ступенькам, чтобы присоединиться к нему. Я разглаживаю ее платье и перехожу на свое зарезервированное место на первой скамье.

И я наблюдаю, мы все наблюдаем, как сказка разворачивается буквально на наших глазах. Как два человека соединяются самым связующим образом, возможным на этой земле. Как они клянутся доверять, защищать и любить друг друга, исполнять свои обязанности в унисон.

Слезы текут по моим щекам, смесь счастья и печали. Счастлива от того, что расцвела новая глава, что моя мама получила то, о чем всегда мечтала, что стала семьей с таким благородным человеком, как Беннетт. Но печаль подкрадывается, лицо Ашера в моем сознании, и дни, когда мы были только мамой и мной, теперь исчезают.

Простые времена прошли, и это наша реальность. Она может быть привилегированной, прекрасной, но я знаю, что она будет сложной и несовершенной.

Шок сотрясает мое тело, мои пальцы пытаются сомкнуться. Я не чувствую их, ничего не слышу из-за звона в ушах.

Не могу поверить в то, что только что произошло, мои чувства притупились, но в то же время были такими острыми. Не это ли люди имеют в виду, говоря, что человек способен быстро действовать в кризисных ситуациях?

Мое платье было разорвано на подоле вокруг моих ног, где Дэвид Фредерик схватил его. Губа Ашера кровоточила, но он стоял, как грозный воин, над скрюченным телом отца. Последние двадцать минут прошли как в тумане: Дэвид сидел в углу комнаты, где находились наши сумки, обвиняя меня в том, чего я никогда не делала, спорил со мной, угрожал мне… А потом бросился на меня.

И исчез, как раз, когда я присела, пытаясь избежать удара.

— Не смей прикасаться к ней, никогда! — рычит Ашер, его глаза пугающего темно-зеленого оттенка.

— Нора! — в комнату вбегает мама, шлейф ее свадебного платья волочится за ней.

Беннетт следует за ней, охранник следит за ними обоими. Теперь они наследные принц и принцесса, и эта сделка была заключена всего несколько минут назад.

Отчим бросает взгляд на открывшуюся сцену и начинает действовать. Он указывает на Дэвида и обращается к охраннику.

— Вызови подкрепление и немедленно уберите отсюда этого человека. Задержите его. И принеси аптечку.

Охранник выходит из комнаты, и мама бросается ко мне.

— Ты в порядке? Боже мой…

На ее лице проступает неподдельный ужас, и я тут же чувствую себя виноватой за то, что привнесла эту драму в ее жизнь.

— Я в порядке, все в порядке. Ашер… Он пришел вовремя.

Они оба поворачиваются к Ашеру, который все еще наблюдает за отцом, как будто тот может встать и снова что-то предпринять.

Беннетт подходит к нему и касается его руки, как будто пытается успокоить дикое животное.

— Это была блестящая работа, сынок. А теперь садись. — Ашер смотрит на него так, словно собирается замахнуться на него следующим, но осторожно ослабляет бдительность, позволяя Беннетту отвести его к стулу за столом в углу. — Он хорошо тебя отделал, но, думаю, что ты отделал его лучше, — отчим вытирает губы Ашера салфеткой, и я не могу поверить в ситуацию, которая разворачивается передо мной.

Моя система все еще находится в состоянии перезагрузки от того, что меня чуть не атаковали, мое сердце колотится, а руки дрожат. Мама держит меня, наблюдая за общением двух мужчин. После всего, что Беннетт сделал десять лет назад, как это повлияло на Ашера, что он пытался сделать с нашей семьей, что он спас меня всего несколько секунд назад… Мой отчим все еще был хорошим человеком, каким я его знала.

А Ашер… Сказать, что я была удивлена, было бы преуменьшением. Осознание нахлынуло на меня. То, что Элоиза говорила о его семье, то, как он умолял меня в коридоре школы просто позволить ему объяснить. Это не прощало того, что он сделал, или того, как он набросился на нас за ужином, но видя, как его отец только что подошел ко мне, это дало мне представление о том, какой должна была быть его жизнь.

— Мне очень жаль… Я сказал ему, чтобы он сегодня ничего не предпринимал, — Ашер закрывает лицо руками.

— Тебе не за что извиняться, — Беннетт потирает его плечо.

Кто-то входит с аптечкой, и мама забирает ее у них.

— Дай-ка я взгляну на эту губу.

Она ухаживает за Ашером, а я все еще не могу пошевелить ногами. После того, как она накладывает немного мази и приклеивает пластырь на порез, эти зеленые глаза останавливаются на мне.

— Я не знал, что он… Я никогда не хотел, чтобы это случилось, — выражение его лица снова умоляет меня.

Именно тогда я освобождаюсь из тюрьмы своего тела, мои ноги двигаются, чтобы присоединиться к ним у стола. Я опускаюсь на колени, показывая ему, что со мной все в порядке.

— Спасибо, что ты был здесь, и что не позволил ему причинить мне вред, — я прикасаюсь к его руке.

Это знакомое электричество возвращается, и я хочу, чтобы он обнял меня своими большими руками прямо здесь. Но я сдерживаюсь, смущенная и все еще потрясенная.

— Могу я на несколько минут остаться с Ашером наедине? — Беннетт смотрит на нас с мамой.

— Нет, сегодня день вашей свадьбы, мне пора… — он протестует, встает и пытается уйти.

Мама кладет руку ему на плечо.

— Мы уже женаты, и нам предстоит прожить вместе всю жизнь. Останься, ты должен услышать, что он скажет. Пойдем, солнышко, поможешь мне.

Она берет меня за руку. Я бросаю на Ашера последний взгляд, пытаясь передать все чувства, бурлящие во мне. Он кивает, и я понимаю, что сегодня мы видимся не в последний раз.

Мама ведет меня в другую комнату в подвале церкви.

— Ты правда в порядке, детка?

Ее руки обыскивают мое лицо, и я стряхиваю их.

— Я уверена, просто немного устала, вот и все. Я не заметила его в комнате, пока он не заговорил… Мама, он бредил. Болтал о том, как я разрушила его жизнь, и, если бы не я, он был бы сейчас королем. Он казался… сумасшедшим.

Она кивнула, ее лицо было таким безупречным и прекрасным в этот день.

— Так и есть, милая. Должно быть, что-то сломалось внутри него; некоторые вещи заставляют людей прибегать к радикальным мерам. Я просто рада, что Ашер был там. То, что этот мальчик сделал для тебя, было очень храбро. И, держу пари, противостоять его отцу — задача не из легких.

Ее слова должны были заставить меня задуматься, и они заставили. Под всеми этими слоями, которые я уже видела, возможно, было больше Ашера Фредерика, чем я когда-либо могла себе представить.

Невозможно описать то истощение, которое испытывает мое тело в этот момент.

Сегодня утром я наблюдал, как мой отец все глубже и глубже впадает в истерику. Бормочет о том, чтобы стать королем и покончить с Норой и Рашель раз и навсегда. Он расхаживал по коридору, когда я пришел, экстренный звонок экономки разбудил меня ото сна в моей квартире в Челси. Я пытался образумить его, даже отвесил ему пощечину, но он просто продолжал идти. Я никогда не видел его таким расстроенным, а когда пошел поговорить с экономкой, он сбежал.

В ту же секунду, как услышал шум мотора, я понял, куда он направляется. Мне потребовалось тридцать минут, чтобы пробиться сквозь толпу и поток машин, припарковаться за церковью и перелезть через стену, чтобы попасть внутрь. Адреналин хлынул через меня. Моя миссия состояла в том, чтобы найти Нору, а когда я это сделал, все, что мне было нужно, это следить за своим отцом.

Она выглядела так чертовски великолепно в своем платье подружки невесты, фиолетовый цвет мягко контрастировал с ее кремовой кожей. Все, кто стоял на этом алтаре, выглядели такими счастливыми и ликующими оттого, что были там в этот момент.

Потом я увидел, как он последовал за ней в маленькую комнату священника, услышал его угрозы, когда она пыталась убежать к двери. Я не колебался.

А теперь моя губа была заклеена, и я сидел в этой комнате, пытаясь разобрать голоса призраков, шепчущих мне на ухо. С моим отцом было что-то не так, может быть, так было всегда. Его отчаяние едва не стоило мне всего. Потому что, даже если бы я не мог быть с ней, в тот момент, когда я бросился к своему единственному кровному родственнику, я понял, что люблю Нору Рэндольф больше, чем кого-либо другого на этой земле.

— С тобой все в порядке? — из дверного проема донесся тихий голос.

Моя голова резко поворачивается, и я не могу удержаться, чтобы не встать.

— Нора…

— Не вставай, — она пересекает комнату и садится на стул рядом со мной.

Я тянусь к ее руке, не в силах не коснуться ее.

— Мне так жаль, так чертовски жаль. Я не знал, что он сделает что-то подобное.

— Как сказал Беннетт, не извиняйся. Просто… спасибо, что ты был здесь.

Я посмотрел на наши соединенные руки, не в силах смотреть в ее великолепное лицо.

— Если бы он причинил тебе боль, не знаю, что бы с ним сделал. Я никогда… Нора, я скучал по тебе каждый божий день. Я был так неправ, так неправ.

Слезы блестели в ее глазах, когда я посмотрел на нее.

— Я пыталась забыть тебя. В течение стольких месяцев все, чего я хотела — это забыть все, что когда-либо происходило между нами.

Я чувствую, как боль и страдание волнами исходит от нее.

— Если бы я мог сделать это для тебя, я бы сделал. Если бы мог вернуться, сделать все сначала, остановить себя… Я бы так и сделал. Сделал все, что угодно. Но я не могу. Так что все, что я могу сделать, это сказать, как мне чертовски жаль, и надеяться, что ты сможешь простить меня. Потому что, Нора, все, что меня волнует — это ты. Я так долго был таким мудаком, подпитываемый ложью и манипуляциями моего отца. Был так глубоко погружен в них, что не мог ничего разглядеть.

Она кивает.

— Знаю, теперь понимаю. Ненависть, которую он извергал, Ашер, я никогда не видела никого настолько отчаянного или злого.

Я чувствую, как поднимаюсь вверх по ее рукам, нуждаясь в ее бархатной коже, чтобы успокоиться.

— Беннетт рассказал мне всю историю или, по крайней мере, то, как он ее воспринимал. Моя мать… чувствовала себя в ловушке. Она любила меня, но мой отец тогда был почти таким же, как сейчас. Она не могла больше жить с ним, но знала, что, если попытается отобрать ребенка у Фредерика, ей придется чертовски дорого заплатить. Беннетт любил ее, но знал, что она страдает. Так что он покончил с этим, но от этого стало только хуже. В доме Дэвида Фредерика моя мать потеряла единственное, что ее поддерживало, что могло сохранить ей рассудок. Мой отец контролировал все, даже ее общение со мной. Так что она слетела с катушек. Строила планы и схемы и пыталась заставить Беннетта сбежать с ней и со мной. В ту ночь, когда… она умерла, он пытался помешать ей сесть за руль. Она так сильно расцарапала ему лицо, что у него пошла кровь и, прежде чем он успел что-либо сделать, ее машина уже выехала на мост.

Мой голос срывается при мысли о том, как одиноко, должно быть, чувствовала себя моя мать. Как, должно быть, ее оскорблял мой отец.

— Я должна была позволить тебе объяснить… — В ее голосе звучит беспомощность.

— Ты мне ничего не должна. Не после того, что я сделал. Это не оправдание, но в каком-то смысле я оказался в такой же ловушке, как и моя мать. Ты видела его, каким суровым и жестоким он может быть. Это все, что я когда-либо знал. И когда один человек, которому ты доверяешь, снова и снова говорит тебе, как кто-то зол, как он должен быть уничтожен, ты веришь ему. Но Нора… когда мы были вместе, ничто из того, что я чувствовал к тебе или говорил, не было ложью. Я влюбился в тебя. Ты показала мне ту сторону отношений, о существовании которой я даже не подозревал. Знаю, что ты мне ничего не должна… ни прощения, ни взаимности, ничего такого. Но… Я все равно прошу об этом. Потому что ты мне нужна. Потому что я скучаю по тебе.

Мое сердце сжимается в груди, потребность услышать, как она прощает меня, настолько сильна, что я едва могу дышать.

— Ты причинил мне боль… такую сильную. Ашер, я никогда… То, что я делала с тобой, я никогда не делала этого раньше.

Я знаю, что она говорит не только о наших отношениях. Она была девственницей, у меня были свои подозрения, и все же я отнял это у нее.

— В мире нет такого количества извинений. Слова даже не отдают должного тому, как мне стыдно за себя.

Она кивает.

— Знаю. Я это знаю. В своем мозгу могу это вычислить, но в моей душе… это все еще больно. Я никогда ни к кому другому не испытывала таких чувств, как к тебе. И чтобы, получить прощение, после того как я была раздавлена вот так, нужно очень многое сделать.

Я встаю на колени, буквально умоляя.

— Я не прочь выставить себя на посмешище. Чего бы это ни стоило, просто дай мне шанс. У тебя нет причин говорить «да», но еще один шанс.

Выражение ее лица в лучшем случае настороженное, но я вижу надежду, сияющую в ее глазах. Мои ладони потеют, лицо болит в том месте, где отец ударил меня.

— Давай сделаем так. Почему бы тебе не пойти на прием? Думаю, нам обоим не помешало бы немного расслабиться. Если после сегодняшнего вечера я все еще буду чувствовать себя хорошо рядом с тобой, тогда мы сможем поговорить о чем-то большем.

— Договорились, — я даже не колеблюсь, ухватившись за любой шанс искупить свою вину перед ней.

Удивительно, как немного танцев может принести пользу душе.

После того, как мы прибыли на прием по случаю свадьбы мамы и Беннетта, я мельком увидела Ашера. Радуясь, что он не преследовал меня и не пытался провести со мной всю ночь, у меня появилась минутка, чтобы отдышаться. Чтобы немного оправиться от тяжести того, что произошло в комнате священника в церкви.

За весь вечер в его руке не было ни капли выпивки, но мы встретились на танцполе. Наши тела двигались в ритме классики, которую исполняла группа из шестнадцати человек. Мы улыбались, даже смеялись над глупостью некоторых старых чудаков. Мама настояла на нетрадиционном британском приеме. Вместо сидячего ужина и напитков в отдельных мужских и женских комнатах после этого, она хотела, чтобы во время коктейльного часа ей подавали пасту в семейном стиле и мини-чизкейки. Ей хотелось танцев, веселья и никакой духоты.

Некоторые члены королевской семьи и дворяне высмеивали ее за это. Но мы не позволили ничему из этого испортить нашу ночь. Во всяком случае, мама и Беннетт смеялись больше, потому что теперь никто не мог им ничего сказать. Они поженились, и это был настоящий праздник.

В конце вечера Ашер проводил меня до машины, которая отвезла семью обратно в Кенсингтонский дворец. Мы почти не разговаривали, так как все было обговорено за несколько часов до этого. Но я позволила ему обнять меня и поцеловать в макушку. Я не чувствовала себя в безопасности в его объятиях, как раньше, но и не чувствовала себя обиженной. После того, что сделал его отец, я понимала, что его детство и травма, через которую он прошел, испортили его видение мира и моей семьи.

Вот почему я согласилась встретиться с ним сегодня.

— Привет, — я осторожномашу рукой, приближаясь к нему и разглядывая разложенное им.

— Добро пожаловать на наш пикник, — он выглядит застенчивым, смущенным.

Мы стоим и не знаем, что делать дальше. Я решаю быть большим человеком и бросаю себе вызов, наклоняясь для объятий. В основном я просто не могу устоять перед ним, когда он так близко ко мне, выглядит таким расслабленным в своих летних шортах и футболке.

Объятие теплое, но мимолетное, мы оба возвращаемся в свое личное пространство, прежде чем оно затянется слишком надолго. Его руки казались сильными, поддерживающими. Мое сердце болело от желания снова оказаться рядом с ним.

— Никогда не была в этой части парка, — я смотрю на маленький мраморный домик, окруженный фонтанами и садами.

Пешеходов здесь было немного, не то, что у Мемориала принцессе Диане.

— Это всегда было одно из моих любимых мест, не слишком людное, как маленький «Таинственный сад», — он достает два сэндвича и термос.

— Я любила этот фильм, когда была маленькой девочкой. Целый сад для чтения вдали от мира с замком и ключом? Запишите меня.

Ашер смеется тихим, но одобрительным смехом.

— Я знал, что тебе понравится. И я купил сэндвичи: тебе — с креветками и рукколой, а мне — с ветчиной и сыром. А еще у меня есть чай со льдом, и я принес немного шоколада «Милка», который ты любишь.

Он протягивает мне мой любимый сэндвич, и бабочки в моем животе хлопают крыльями. Он вспомнил о моем заказе, принес мой любимый шоколад… Я должна быть осторожна, не чувствовать себя с ним так комфортно, но то, как он проводит это почти свидание, говорит о том, что я слаба перед его обаянием.

— Спасибо.

Несколько минут мы едим молча.

— Знаю, тебе нелегко, — говорит он, дожевывая последний кусок сэндвича.

— Что?

Солнце освещает нас, аромат цветов витает вокруг.

— Доверять мне. Знаю, что это нелегко. Не знаю, что сказать или сделать, чтобы помочь тебе пережить это… Понимаю, что на это нужно время. И знаю, что предал тебя, причинил тебе боль. Клянусь своей жизнью, всем, что у меня есть, что я никогда больше этого не сделаю.

Я смотрю на свои руки, которые сжимаются в кулаки на белом сарафане.

— Если честно, то да, это нелегко. Но я понимаю, что тебе тоже пришлось нелегко, и я пытаюсь. Мы выяснили, что произошло, я знаю, что ты говорил вещи, которые считал правильными. Я пытаюсь простить тебя, но я также не могу больше тонуть во всей этой драме. Мы должны двигаться дальше, с чистого листа. Слишком много поводов для радости, чтобы думать об этом темном времени.

И в этот момент я понимаю, что то, что говорю, звучит правдой даже в моей душе. Не хочу останавливаться на достигнутом. И не собираюсь быть наивной, как раньше. Но я также не хочу ненавидеть Ашера или даже избегать его. Я люблю его, теперь я знаю это, хотя и не могу сказать ему об этом… Но еще мне не хочется бороться с ним. Я видела, как любовь освободила мою маму, как счастливы они с Беннеттом. Нам обоим предстояло учиться в колледже, и с тем небольшим количеством времени, которое у нас было, я не хотела тратить его на копание в прошлом.

Ашер вздохнул с облегчением.

— Это все, чего я хочу. Спасибо.

— Так ты уже начал заниматься греблей в летний сезон? — меняю я тему разговора.

Он опирается на локти, его пресс напрягается под футболкой. Его темные очки сидят низко на переносице, так что я могу разглядеть эти зеленые глаза.

— Да. Но я терпеть не могу грести летом, слишком жарко. Все остальные, кажется, любят солнце и хорошую погоду, но я предпочитаю холод. Это дает мне некое преимущество.

— О, такой жесткий, — я закатываю глаза.

— Тебе понравилась поездка в колледж, который ты выбрала в Штатах? — когда я поднимаю бровь, он объясняет: — Брось, Нора, ты должна понимать, что я все еще следил за всем, что ты делала. О тебе все время пишут в газетах, а я скучал по тебе.

Не могу сдержать улыбку, которая расползается по моим щекам.

— Вообще-то мне там очень понравилось… Приятно было снова оказаться в Пенсильвании. Хотя Филадельфия — совсем другой зверь, чем то место, где я выросла. Ты уже определился с колледжем? Все еще Оксфорд?

Он кивает, но я вижу его нерешительность.

— Оксфорд по-прежнему остается моим планом, хотя я больше не иду по пути Фредерика. Но думаю, что должен попробовать… В конце концов, это одно из лучших учебных заведений в стране.

— И каков же план теперь, когда ты не придерживаешься замысла своей семьи?

Он пожимает плечами.

— Честно говоря, не уверен. Гребля, учеба. Быть свободным впервые в жизни. Я купил себе квартиру, если ты не знаешь.

Это удивляет меня.

— Ты купил квартиру? Где?

— Маленькая квартира с одной спальней в Челси. Могу пригласить тебя как-нибудь, если хочешь, — он выглядит так, словно старается не питать особых надежд.

— Я бы с удовольствием, — улыбаюсь я, внезапно меня охватывает застенчивость.

Остаток дня мы проводим, наверстывая упущенное за последние четыре месяца и наслаждаясь прекрасным летним днем. Какая-то часть меня начинает скрепляться заново; та часть, которая так нуждалась в Ашере, но не могла исцелиться без него.

Лето в Лондоне не похоже ни на какое другое. Мы люди, поглощенные дождем и туманом, но в течение двух коротких месяцев погода стоит великолепная, и город ликует.

— Это рай, предназначенный для того, чтобы школьники гуляли до темноты, а подростки бродили по теплому воздуху после полуночи.

— Но мы не обычные подростки, — шепчу я, когда мои пальцы переплетаются с рукой Норы.

— Перестань вести себя как ребенок, разве ты не выходишь все время после полуночи? — ее рыжие волосы развеваются в лунном свете, и я не могу не смотреть, как это ангельское создание ведет меня по пляжу.

По моему предложению мы отправились на выходные на Брайтон-Бич поездом. Мы сняли номер в маленькой гостинице по типу «постель и завтрак» и провели последние два дня, бродя по пляжному городку, проводя время на скалистых пляжах и играя в карнавальные игры на набережной. Это был идеальный отдых, время для нас с ней, чтобы насладиться последними днями лета.

Мы провели большую часть полутора месяцев, погруженные друг в друга. Когда она не со своей семьей или Элоизой, а я не гребу и не приглашаю Эда и Дрейка в квартиру, мы вместе. Мы не говорим о том, что она собирается уехать в конце теплых дней, мы не говорим о том, кто мы друг для друга и будем ли мы продолжать в том же духе. Есть свобода, которая приходит, когда не определяешь это, но есть также давление в моей груди каждый раз, когда я думаю о том, что она летит через полмира и никогда не оглянется назад.

— Почему мы должны прийти сюда именно сейчас? Мы уже видели пляж при дневном свете, — спорю я с ней, напуганный тем, что мы здесь одни.

Честно говоря, я веду себя как гигантский придурок. Обычно, если я и выхожу так поздно, то катаюсь в лимузине или в ночном клубе. Здесь, снаружи, где нет ничего, кроме волн, тишины и этой прекрасной девушки, я немного потрясен.

— Потому что это романтично и потому что я этого хочу. И ты должен делать все, что я скажу. — Она была права… Мы достигаем середины пляжа, и она плюхается вниз, волны становятся идеальным фоном для ночи. — Давай же, садись. — Я сажусь рядом с ней и обнимаю, потирая ее обнаженное плечо кончиками пальцев. Не могу дождаться, когда увезу ее обратно в гостиницу, чтобы раздеть, как делал это уже много ночей. Хочу поклоняться ей именно так, как она того заслуживает. — Разве это не прекрасно? Когда я вырасту, то перееду туда, где смогу каждый божий день смотреть на океан. Это всегда завораживало меня, — ее голос прерывается.

Я целую ее в щеку.

— Тогда, может, тебе стоит изучать океаны?

Она поворачивает голову и наклоняет ее, на ее лице появляется любопытство.

— Может, и стоит.

Нора прижимается ко мне всем телом и кладет голову мне на плечо.

— Иногда мне просто хочется сидеть здесь, на берегу океана, и думать о том, какие мы маленькие и незначительные. Как и вся эта королевская драма, драма знаменитостей вообще не имеет значения. Ни деньги, ни привилегии не имеют значения.

Ее слова всколыхнули что-то внутри меня, и я смотрю в воду, пытаясь понять, что она имеет в виду.

— Может, и так. Может быть, все это не имеет значения. Но мне нравится думать, что есть причина, по которой мы попали в один и тот же мир. Тот, что с трофеями и дополнениями. Я был слеп до того, как встретил тебя, Нора. Спотыкаясь в избытке и нелепости. Ты показала мне, после того как я боролся с тобой зубами и ногтями, что есть вещи поважнее денег и власти. Связи, люди, любовь… Это мелочи, которые так много значат. Они превратились для меня в большие вещи.

Мерцающие карие глаза смотрят на меня в лунном свете.

— Как говорили Битлз, любовь — это все, что тебе нужно.

Мое сердце покалывает, это чувство распространяется по каждой частички моего тела.

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя?

Мой пульс не учащается, желудок не сжимается. Я так уверен в своих словах, так нормально чувствую себя, когда они вылетают у меня изо рта. Вот что я чувствую к ней и, прежде чем она уйдет, она должна это знать.

— Ну, теперь я знаю, — ее губы сжимаются, и она наклоняет подбородок, захватывая мой рот.

Под лунным светом мы целуемся, шум воды заглушает тихие вздохи Норы. Она не отвечает мне тем же, да ей и не нужно этого делать. Прямо сейчас, в этот момент, нет никаких обещаний и никаких планов. И меня это вполне устраивает.

Великолепное летнее солнце садится над зданиями, лучи отбрасывают тени во всех частях квартиры.

— Я буду скучать по этому месту.

— Знаешь, ты могла бы остаться.

Он впервые упомянул, что я могу остаться, но не то чтобы просил. Ашер не умолял меня остаться, а я не предлагала. Этим летом было негласное соглашение не говорить о будущем. О том, что будет дальше.

— Не будь таким глупым, ФФредерик

Я неторопливо подхожу к дивану, где он сидит, а на противоположной стене телевизор показывает какой-то футбольый матч.

— Ты хочешь еще этого, пока я не убрал? — он указывает на индийскую еду, разложенную на кофейном столике.

Это наше еженедельное свидание с едой на вынос в пятницу вечером, и мне грустно, что оно будет последним. Завтра я уезжаю в Пенсильванию и выкидываю эти мысли из головы, стараясь не позволить им омрачить нашу последнюю ночь вместе. Последние два месяца были чудесными, и мое сердце сжимается при мысли о том, что я не буду видеть Ашера каждый день.

Но я знаю, что должна уехать.

— Нет, я сыта. Это было восхитительно, как обычно. Я принесла кое-что особенное, — я подхожу к своей сумке и достаю бутылку, которая была там.

— А я-то думал, что ты не пьешь, милая, — он улыбается своей кривой, самоуверенной улыбкой.

— Ну, я подумала, что это небольшой праздник, — Я поставила бутылку шампанского на стол. — Кроме того, ты же знаешь, что я люблю время от времени немного шампанского.

Удивительно, что может сделать пара месяцев. Когда я впервые встретила его, он был жаден до власти, любил внимание и сеял хаос. Сейчас? Большую часть вечеров мы с Ашером просто болтаемся у него дома, ужинаем или ходим в театр. Мы больше никогда не веселимся, ведя себя скорее, как супружеская пара средних лет, чем как свежеиспеченные девятнадцатилетние юнцы. Но, думаю, что именно в этом и заключался кризис и взросление. Ашер уже много лет вел себя не по возрасту, слишком стар для невинной жизни. И я… Что ж, меня заставили повзрослеть. Пресса и то, что случилось с мамой и Беннеттом… Я никогда не была безответственной, но прошедший год действительно заставил меня увидеть вещи в новом свете.

Ашер открывает и наливает нам шампанского в две кофейные кружки. Может у него и есть трастовый фонд и квартира в Челси, но он точно вечный холостяк. Тарелки, одеяло и кофейные кружки — его единственные предметы домашнего обихода. Это очаровательно и так нормально, что до сих пор вызывает у меня улыбку.

— Это хорошее шампанское. Ты, должно быть, богата, — Ашер усмехается через край своей кружки.

Я прижимаюсь к нему, наслаждаясь ощущением его рук.

— Нет, но я знаю кое-кого с отличным вкусом.

Мы потягиваем шампанское, держась друг за друга, как будто боимся, что часы пробьют полночь и один из нас превратится в тыкву.

Через некоторое время пузырьки проникают в мой мозг, блаженство разливается по моим костям. Я больше не хочу говорить, и Ашер это чувствует. Он берет кружку из моих рук и ставит ее на стол рядом со своей.

Он осторожно протягивает мне руку, я беру ее, и мы вместе идем в его спальню. Простая двуспальная кровать скромно стоит у стены. Меня охватывает печаль, что это может быть последний раз, когда я сплю рядом с ним, но я отодвигаю это в сторону.

Мы встречаемся посередине, наши губы ищут друг друга, пытаясь выразить все, что мы не можем сказать в этот момент. Наши тела сливаются воедино.

Каждое прикосновение, каждый вкус пробуждают ту часть меня, с которой только Ашер знает, как говорить. Моя сердцевина воспламеняется, когда он стягивает бретельки моего комбинезона вниз, толкая материал мимо моих бедер, пока он не собирается у моих ног. Его футболка на месте в один момент и исчезает в другой.

Как только мы оказываемся кожа к коже, кажется, что пистолет выстрелил, и никто не бежит к финишу. Мы медленно продвигаемся, все эти покусывания, посасывания и поглаживания повсюду. Каждая частичка моей плоти загорается, когда он играет на ней, как на тонко настроенном инструменте. А я, в свою очередь, завожу его, записывая каждый звук и реакцию, откладывая на черный день.

Одеяла откинуты, и горячая кожа встречается с прохладными простынями. Скрип прикроватного ящика заставил меня покраснеть, зная, что сейчас произойдет. А потом он нависает надо мной, и в его глазах отражаются вещи, о которых мы не говорим. Вся любовь между нами попадает в ловушку между одеялами, кружась вокруг и воспламеняя наши кости, когда он медленно скользит в меня.

Наши вздохи смешиваются в воздухе, сталкиваясь, когда наши бедра встречаются и отступают, встречаются и отступают. Это не секс, это не жажда другого тела. Сегодняшний вечер наполнен эмоциями. Ашер медленно входит в меня, наши руки ни на секунду не разъединяются, а наши глаза ни на секунду не отрываются.

Когда мы наконец достигаем края, по моей щеке катится слеза. Что-то ускользает прямо сквозь мои пальцы, и я не могу ухватиться за это.

Поэтому я притягиваю Ашера как можно ближе, запоминая его запах, его ощущения, его лицо в тот момент, когда он кончает. Начинается новая глава, в которой мне придется оставить его позади. И хотя будущее светлое, оно также горько.

Я позволила себе заснуть в его объятиях, наслаждаясь последними мгновениями лета и Ашера.

Полгода спустя

Я поплотнее закутываюсь в пальто, холодный городской ветер треплет шерсть. Улицы усеяны пятнами нерастаявшего снега, словно клубы грязных облаков.

Вокруг меня люди спешат к месту назначения в поисках тепла. Мои книги толкаются в сумке, которую я перекинула через правую руку, и когда я приближаюсь к зданию, мне не терпится войти внутрь. Порыв горячего воздуха встречает меня, как теплый друг, и я стряхиваю холод, прилипший к моим костям.

Именно сюда я прихожу почти каждый день. Чтобы унять тревогу, отвлечься от одиночества в городе, который кажется мне домом, но в то же время и самым странным местом на земле. Тренажерный зал стал моим убежищем, о чем я никогда не думала, что скажу. Но пробегать мили, поднимать тяжелые предметы… кажется, это успокаивает мои панические атаки так, как я никогда раньше не могла их победить.

С дополнительной учебой и курсовой нагрузкой в первом семестре первого курса я старалась держать себя в тонусе, насколько это возможно. Выйдя осенью с одними пятерками и планом, чем я хочу заниматься — океанографией и морской геологией — я чувствовала себя уверенно и на верном пути.

Но все равно чувствовала себя одинокой. У меня появились друзья, несколько симпатичных девушек на моем этаже помогли вывести меня из ступора и показали несколько замечательных мест в окрестностях Филадельфии.

Беннетт и мама каждый месяц ездили со мной куда-нибудь, и я говорила им, что в этом нет необходимости, но они настаивали, что это полезно для международных отношений.

И я скучала по Ашеру. Очень сильно. С тех пор как приехала в колледж, я ни разу не попыталась с кем-то сходить на свидание. Была пара парней, с которыми я столкнулась, которые, казалось, хотели бы спросить, но я закрывала тему прежде, чем они смогли это сделать. Время от времени мы переписывались с Ашером, разговаривали по телефону, когда у кого-то из нас появлялись свободные полчаса с разницей во времени и всеми нашими делами. Что было почти никогда. В общем, я почти ничего о нем не слышала.

Думаю, мы оба понимали, как это тяжело — поддерживать связь, но при этом думать, встречается ли другой с кем-то. Гадать, что происходит, когда мы не рядом друг с другом. Мы вели разную жизнь и, хотя я скучала по нему, словно в сердце зияла дыра, я не могла заставить себя больше причинять нам эмоциональную боль. А именно это произошло бы, если бы мы разговаривали каждый день. Потому что просто разговаривать было недостаточно.

— Эй, Нора, — одна из девушек за стойкой регистрации машет мне, когда я захожу.

Кампус, может, и большой, но я здесь каждый день в одно и то же время, так что персонал меня узнает.

— Привет, Бет. Сегодня там холодно.

Она кивает.

— Холодно. Но, надеюсь, в следующем месяце погода будет получше.

Я показываю ей скрещенные пальцы и спускаюсь в раздевалку. Бросив сумку с книгами, пальто и шапку в шкафчик, я завязываю волосы в хвост и направляюсь в секцию фитнес-центра, где находятся все беговые дорожки и эллиптические тренажеры. Воткнув наушники в уши, я включаю музыку, одобренную для спортзала, и приступаю к работе.

Мои ноги стучат по протектору, адреналин разогревает мышцы. Стоя перед окнами от пола до потолка, я наблюдаю за своим отражением, когда холодный ветер сдувает с тротуара сугробы снега. Пот стекает по моей спине, а музыка стучит в такт в голове. Медленно я чувствую, как напряжение покидает мое тело, не остается ничего, кроме сосредоточенности на дыхании и преодолении следующей мили.

Когда наконец финиширую — четыре мили за тридцать пять минут — я уже уставшая. Обычно я занимаюсь еще силовыми упражнениями по двадцать-тридцать минут, но по какой-то причине мне этого не хочется. Решив прислушаться к своему телу, я спускаюсь по лестнице в раздевалку.

Только для того, чтобы врезаться в высокое тело, когда заворачиваю за угол.

— Уф. Извини, — знакомый британский акцент ударяет мне в уши, и все мое тело расслабляется и одновременно напрягается.

Отстранившись, я моргаю так сильно, что чувствую, как будто мои глазные яблоки могут выпасть.

— Какого черта ты здесь делаешь? Это реально?

Я протягиваю руку и касаюсь тела, к которому прикасалась так много раз, но очень давно.

Раздается смешок, когда я провожу рукой по его обтянутому футболкой прессу.

— Если бы это был сон, ты смогла бы прикоснуться ко мне?

— Не знаю, не понимаю, как все это работает. Ашер! Что ты здесь делаешь? — я чувствую, что вот-вот расплачусь.

Он берет меня за руку и тянет за угол, где мы можем немного уединиться от любопытных глаз, которые начали наблюдать за нами. Я чувствую себя в бреду, вне своего тела. Со мной такое не случалось. Но, думаю… Я дочь своей матери, и мой принц тоже сбил меня с ног.

— Ну, у меня первая тренировка с командой по гребле, — его зеленые глаза несколько раз осматривают мое тело, словно оценивая, все ли по-прежнему.

Я ударила его по плечу.

— Умник, я не про этот фитнес-центр… Что ты делаешь здесь, в Пенсильвании?!

Я все еще в таком шоке, что не могу говорить тише. Хочу одновременно и поговорить с ним, и заняться им.

Он выгибает бровь и дерзко улыбается.

— О, ты это имеешь в виду. Итак… Как ты знаешь, я поступил в Оксфорд, отучился один семестр, а когда пришло время возвращаться, просто не смог. Я больше не создан для престижа и напыщенного отношения. Каждый человек там сравнивал меня с именем Фредерик, и мне это надоело. Мне нужны были перемены. И я скучал по тебе, чертовски скучал. Поэтому подал документы на перевод и решил отправиться в свою первую длительную поездку в Штаты.

Моя система сходит с ума, каждый дюйм возбуждения и накопленного чувства потребности в нем сразу же вырывается наружу. Я больше не колеблюсь и прыгаю в его объятия, сильные руки Ашера подхватывают меня, когда я прижимаюсь своим ртом к его.

Приливные волны этого чувства, ощущения возвращения домой, обрушиваются на меня. С каждым столкновением наших губ, с каждым движением наших языков меня наполняет огромное облегчение.

— Я так скучала по тебе, — я прижимаюсь головой к его плечу, вдыхая его запах.

Он гладит мой хвостик.

— Мне было невыносимо находиться вдали от тебя еще хоть одну чертову минуту. Там, где ты, должен быть и я.

Я поднимаю голову, мое тело скользит вниз по его телу, когда он опускает меня на пол. Наши глаза встречаются, и я загипнотизирована.

— Я тоже тебя люблю. Мне жаль, что не сказала этого перед отъездом, но я чувствовала это.

Ашер поднимает глаза к потолку и вздыхает.

— Ты даже не представляешь, что это значит для меня.

Его руки обхватывают мои щеки, потирая кожу, и он смотрит прямо в глаза. Когда наши губы снова соприкасаются, кажется, что мы оба уже давно не дышали.

Это не сказка, так далеко от нее с моей потной спортивной одеждой и нашим безумием в здании с сотнями студентов. Но по-другому я бы не хотела.

Когда Ашер сказал, что я научила его более важным вещам, чем власть и деньги, то поняла, что он научил и меня. До встречи с ним я понятия не имела, что такое любовь. Страстная, всепоглощающая. Он научил меня многим вещам, а также как по-настоящему любить, несмотря на недостатки и страх, это был самый важный урок, и мы выучили его вместе.

И пока мы шли рука об руку в прохладную зимнюю ночь, я смотрела на место, которое было моим домом. Тем самым, который всего несколько часов назад чувствовался таким странным и одиноким. Лондон тоже чувствовался также.

Но с Ашером рядом со мной эта пустота больше не существовала. Быть невидимой, плыть по жизни, не делало меня счастливой… Он был тем, из-за кого я была счастлива. И теперь у нас был совершенно новый старт, чтобы сделать это.

Быть счастливыми.

Notes

[

←1

]

Принцесса из трейлер-парка — развязная девушка, которая думает, что она горячая штучка, а на самом деле слишком тупая, чтобы осознать, что она просто шлюха.

[

←2

]

Wawa — американская сеть магазинов и автозаправочных станций.