Ложь моего монстра (ЛП) [Рина Кент] (fb2) читать онлайн

Я все ещё чувствую вкус его губ на своих, когда он целовал меня так, как никогда раньше. Когда он воспламенил мой мир и чуть не заставил меня признаться во всех извращённых чувствах, которые я испытываю к нему.

Если бы я могла вернуться назад во времени, к тому моменту, когда он попросил меня не уходить, я бы осталась.

Я бы поступила по-другому.

Но я не могу, и убийственный факт остаётся фактом… Кирилл борется со смертью из-за меня. У него дыра в сердце, потому что я по глупости думала, что я здесь из-за бабушки и что он действительно не сможет меня отследить.

Я – причина, по которой он там, и это разбивает моё сердце, которое до него я считала давно мёртвым.

Сердце, о котором я забыла в моем стремлении к мести, проигнорировала и сочла неуместным в моей нынешней жизни. Кирилл – тот, кто вернул его к жизни и взрастил до его нынешнего состояния.

И тот факт, что я косвенно всадила две пули ему в грудь в качестве компенсации, заставляет меня хотеть содрать с себя кожу и кричать, пока мои лёгкие не выдержат.

— Не хочешь объяснить, что, по-твоему, ты делаешь, Саша?

Резкий вопрос моего дяди вырывает меня из моего мрачного состояния. Я вытираю слезы тыльной стороной ладони, встаю, затем поворачиваюсь к нему лицом.

Он все ещё в своей боевой одежде, но оружия нет, по крайней мере, ничего не видно, и он снял балаклаву.

— Почему бы тебе не объяснить, что ты делал, дядя? Как ты мог использовать меня, чтобы заманить сюда Кирилла?

— Ты бы пришла, если бы я рассказал тебе о плане?

— Нет!

— Тогда это твоя причина. Ты сближаешься с Морозовым, и, хотя это хорошо, но ты не защищаешь свои собственные чувства. Любой, кто работает под прикрытием, должен быть особенно осторожен, чтобы не позволить объекту, за которым он шпионит, повлиять на него. Излишне говорить, что ты потерпела неудачу, Саша.

— Мне, черт возьми, наплевать! — это первый раз, когда я ругаюсь в присутствии своего дяди, но мне на это тоже наплевать. — Как ты мог… Как ты узнал, что он последует за мной?

— Я этого точно не знал. Пока он не сел в свой частный самолёт сразу после того, как твой взлетел. Это не совпадение, и такой человек, как Кирилл, не делает ничего просто так.

— У тебя... есть шпионы в Нью-Йорке?

— У меня повсюду шпионы.

— Просто... Что ты делаешь, дядя? Кто были все те мужчины, что были там? Что вообще происходит?

— Я сказал тебе, что происходит. Мы мстим людям, которые уничтожили нашу семью. И мы как раз занимались этим, прежде чем ты отвезла его в больницу и пригрозила, что один из нас умрёт, если я вмешаюсь.

— Это потому, что в твоих словах нет никакого смысла! — мои руки и ноги напрягаются от напряжения, когда я приближаю своё лицо к его. — Как Кирилл мог быть ответственен за массовое убийство? Это его отец пришёл в наш дом!

— И именно Кирилл разработал план, чтобы уничтожить нас.

Мои ноги подкашиваются, и я медленно качаю головой.

— Это неправда. Кирилл... был в армии во время нападения.

— Гибель нашей семьи была его последней миссией перед уходом в армию.

— У тебя есть доказательства?

— Пока нет, но мне это и не нужно. Вначале я думал, что Роман придумал весь план целиком, но что-то не сходилось. Он не был настолько хитёр. Кроме того, разве не ты сказала мне, что Кирилл был вдохновителем успеха своего отца перед тем, как он ушёл в армию? Именно тогда я начал копать глубже и выяснил, что он действительно стоял за каждой успешной операцией, проведённой Романом за последние десять лет, будь то в России или в Штатах.

Я продолжаю качать головой, моё сердце бьётся быстро и так чертовски громко, что я слышу рёв в ушах.

— Ты проецируешь, дядя. Ты просто пытаешься найти виноватого, а Кирилл случайно оказался у тебя на пути.

— А ты все отрицаешь, Саша. Глубоко в своём сердце ты знаешь, что это именно он.

— Я сказала «нет»!

— Саша...

— Это не он! Я подожду, пока он проснётся, и сама спрошу его.

— И раскроешь свою личность?

— Мне все равно! — дядя не знает, что Кирилл уже знает, что я женщина, и я не собираюсь сейчас сообщать ему это.

— Твоей бабушке это не понравится, — говорит он раздражённым тоном. — Она ждёт известия о его смерти, и если она узнает, что ты остановила это, она...

— Что? Накажет меня? Она может делать все, что захочет, это больше ничего не значит для меня. Я прошла через ад ради семьи, но вы с бабушкой решили использовать меня. Держу пари, она вовсе не больна, и все это было подстроено.

— Сашенька... — он протягивает ко мне руку, но я отступаю.

— Я не твоя Сашенька, когда ты, блядь, использовал меня, дядя. Ты вынудил меня косвенно всадить две пули в грудь человека, который спас меня, когда я была на грани смерти. Тебя не было там, когда я чуть не погибла на том задании, но он был, дядя! Он вынес меня на руках и оказал мне медицинскую помощь. Он спас меня.

— После того, как он убил всю твою семью.

— Я же сказала тебе, что я в это не верю!

— Ты сейчас ведёшь себя неразумно, но это нормально. Мы ещё поговорим об этом. Возвращайся со мной, чтобы увидеть бабушку и Майка.

— Не сейчас, — я смотрю на дверь отделения неотложной помощи. — Я не уйду, пока не узнаю, что с Кириллом все в порядке.

— Что это за зацикленность у тебя на Кирилле? — он прищуривает глаза. — Есть что-то, что мне нужно знать?

— Нет, — я указываю на выход. — А теперь иди, дядя. Я не хочу, чтобы ты был здесь.

Он поджимает губы, вероятно, раздражённый тем, как я с ним разговариваю, но это последнее, о чём я думаю.

После того, как он уходит, я стою на месте неподвижно, глядя на дверь.

Проходит целых три часа, прежде чем врач наконец появляется с измученным лицом и сгорбленной осанкой.

Мои ноги едва несут меня, а глаза затуманиваются слезами, когда я спрашиваю таким тихим голосом, что мне кажется, он меня не слышит:

— Как...

Врач говорит с сельским акцентом:

— Мы смогли извлечь пули, но некоторые осколки попали в сердце и повредили мелкие артерии. Он также потерял много крови. Мы сделали все, что могли, но остальное теперь зависит от него. Мы переводим его в отделение интенсивной терапии. Следующие двадцать четыре часа определят, выживет он или впадёт в кому.

Он спрашивает о причине инцидента и о том, что по закону он обязан позвонить властям, но я не слушаю. Как только он исчезает из виду, я опираюсь спиной к стене и рыдаю так громко, что моё сердце, кажется, истекает кровью вместе с сердцем Кирилла.

Что я наделала?

3 Глава

Саша

Я в полном беспорядке.

После того как я выплакала все слезы, услышав о ничтожных шансах Кирилла на выживание, я так и не смогла полностью собраться с мыслями.

Единственная причина, по которой я не сдаюсь — это то, что я не могу оставить Кирилла одного. Если я это сделаю, он может оказаться в ещё большей опасности. Да, дядя Альберт ушёл, но это не значит, что он или его люди не вернутся.

Я все время стою на страже перед отделением интенсивной терапии, а потом, когда устаю, сажусь. Я не уходила, чтобы переодеться или вымыть руки, даже когда медсестры просили меня об этом. И тогда они принесли мне дезинфицирующие салфетки, чтобы хотя бы вытереть кровь с моих рук.

Прошло пять часов с тех пор, как я видела врача, и только сейчас он вернулся, чтобы проверить Кирилла.

Я в ожидании, словно на иголках, но, когда он возвращается, выражение его лица не поменялось.

— Он все ещё без сознания, но в этом нет ничего необычного, — говорит он, прежде чем я успеваю что-либо спросить.

— Могу я увидеть его?

— Нет, если только вы не член семьи.

— Я… — я даже не могу солгать и сказать, что я его девушка, потому что я выгляжу как чёртов мужик. — Я его кузен.

Он смотрит на меня подозрительно, наверное, потому, что мы с Кириллом совсем не похожи. Однако доктор кивает и указывает в конец коридора.

— Поверните налево, и медсестра укажет вам направление.

— Благодарю вас.

Я собираюсь направиться туда, но доктор преграждает мне путь.

— Как я упоминал ранее, мы должны сообщить властям об огнестрельных ранениях. Полиция скоро будет здесь, и у них будут к вам вопросы.

Я киваю, на самом деле, не думая сейчас о полиции. Я сумею ввести их в заблуждение, когда придёт время.

Прежде чем мне разрешают увидеться с Кириллом, я умываюсь и переодеваюсь в свежую одежду из своего рюкзака. Закончив, я тяжёлыми шагами следую за медсестрой.

Она уходит, как только мы подходим к окну, через которое я могу его видеть. Большой комок подкатывает к горлу, и я подавляю рыдание от вида передо мной.

Все белое – свет, кровать, бинты, покрывающие его обнажённую грудь. Даже его кожа бледная, из-за чего тёмные татуировки резко контрастируют с ней.

Его лицо слишком бесцветное, слишком безжизненное, как будто он сдался и уже переходит на другую сторону.

Мои руки касаются стекла медленно, осторожно, как будто я на самом деле глажу его по щеке.

— Мне очень жаль, Кирилл. Мне так жаль... Если бы я знала… Я бы не пришла, я бы послушала тебя и осталась, я бы...

Я прижимаю пальцы к стеклу, прекрасно понимая, что любые мои оправдания или «что, если», о которых я думаю, бесполезны. Все это случилось, и Кирилл борется за свою жизнь из-за меня. Это правда, которую я не могу изменить, что бы я ни делала.

Однако это знание не стирает моё чувство вины и разочарования.

Я чувствую вкус соли и понимаю, что снова плачу. Что со мной сегодня не так? С каких это пор я стала плаксой?

Моё тело просто не в состоянии вместить все эмоциональные потрясения внутри меня. Сожаления, адреналин и особенно чувство разрыва между моей семьёй и моим сильным чувством преданности Кириллу.

Я не знаю, началась ли эта преданность в армии, или после того, как он спас мне жизнь, или даже после того, как я поехала с ним в Нью-Йорк, и мы стали ещё ближе, уже в интимном плане. Но преданность присутствует.

Какая ирония, поскольку я довела его до такого состояния.

— Пожалуйста, вернись, Кирилл! Я умоляю тебя!

Я не хочу думать о том, что он может уйти. Это просто недопустимо. Я знаю его около года, и, хотя это может показаться не таким уж долгим сроком, мне кажется, что прошла целая вечность.

Я просто не могу представить свою жизнь без него.

Хуже того, я начинаю забывать, как я жила до того, как он появился.

И если он уйдёт, я понятия не имею, как я смогу справиться или выжить.

— У тебя есть все эти планы подняться на вершину, верно? — шепчу я, как будто он может меня услышать. — Ты взлетишь так высоко, что люди будут ломать себе шеи, глядя на тебя снизу-вверх. Ты построишь и разобьёшь как можно больше карточных домиков, просто потому, что можешь. У тебя слишком много планов и дел, которые нужно сделать, так что ты не можешь просто отказаться от них сейчас… Кроме того, Карина потеряет весь достигнутый ею прогресс, если с тобой что-то случится. Она действительно любит тебя, но у неё не хватает уверенности, чтобы выразить это, потому что она боится, что ты можешь снова уйти. Я думаю, что Константин тоже любит тебя, но твоя мать просто ввела его в заблуждение… И Виктор…что будет с твоей тенью, если ты уйдёшь? Он не может быть ничьей тенью после того, как столько лет вложил в тебя. А Анна... она будет опустошена. Юрий, Максим и остальные тоже. Они уважают тебя, потому что видят в тебе образец для подражания. Не потому, что они тебя боятся… Все эти люди зависят от тебя, поэтому ты не можешь уйти...

Я снова и снова шепчу слова и плачу, пока не начинаю видеть его затуманенным зрением.

— Сэр...

Когда я поднимаю голову на голос медсестры, я использую рукав куртки, чтобы вытереть глаза. Я предполагаю, что они, вероятно, налиты кровью и покраснели, так как она внимательно вглядывается в моё лицо, прежде чем продолжить:

— У вас посетители снаружи.

Наверное, полиция.

Бросив последний взгляд на Кирилла, я поглаживаю стекло, как будто лаская его лицо, а затем выхожу из отделения интенсивной терапии.

В тот момент, когда я выхожу на улицу, моя лицо отлетает в сторону от безжалостной пощёчины. Я застываю на месте, когда в поле зрения появляется моя бабушка, в сопровождении моего дяди, который переоделся в повседневную рубашку, брюки и тяжёлое пальто.

Моя бабушка — невысокая женщина с квадратным лицом и седыми волосами, собранными в жёсткий пучок. Её морщины образуют карту десятилетий, прожитых ею на этой земле. Она одета в консервативное серое платье длиной до колен с массивной золотой брошью на груди. Дополняют образ ожерелье, браслет и фамильное кольцо. О, и трость, которой она постукивает по полу.

Я всегда знала, что моя бабушка предпочитала больше, моих кузенов и брата, чем меня. Но это первый раз, когда она смотрит на меня с чистым презрением.

— Мама... — мой дядя пытается оттащить её назад, но она отталкивает его и снова ударяет тростью об пол.

— Как ты смеешь препятствовать нашей мести этой гнилой семье? — спрашивает она с чрезвычайно аристократическим русским акцентом, так же говорила я до того, как пошла в армию, но должна была от него избавится.

Мои плечи опускаются, так же, как и всегда, когда она меня ругает. Я всегда пыталась добиться бабушкиного одобрения, но никогда не получала его, из-за чего мне не хватает уверенности всякий раз, когда я нахожусь перед ней.

Трость с золотой лентой и вороньей головой в её морщинистой руке была проклятием моего существования. Я, чаще всего, ощущала эту трость на своём теле, когда росла.

Иногда достаточно даже того, что она просто постукивает ею по земле, чтобы я начинала нервничать и бояться.

Я дважды сглатываю, прежде чем могу заговорить.

— Кирилл не имеет никакого отношения к нашей мести.

Трость со свистом взмывает в воздух, прежде чем врезаться мне в бок, я вздрагиваю, но не отступаю.

— Так ты теперь переходишь на другую сторону?

— Нет. Но я никому не позволю убить его.

— Ты так защищаешь его! Интересно, как он отреагирует, если узнает, что ты Иванова, — она высокомерно «задирает нос» кверху. — Он и его отец сделали все, что было в их силах, чтобы уничтожить нас. Ты думаешь он легкомысленно отнесётся к выжившим и тому, что они знают?

— Он не такой, — и я уверена в том, что говорю. Кирилл может быть безжалостным, но он заботится о Карине и Анне. Он не причинил бы вреда детям, независимо от цели или ситуации.

— Саша, — начинает мой дядя. — Ты отрицаешь очевидные вещи, и это будет угрозой не только для твоей жизни, но и для нашей. Мне нужно убить Кирилла, пока он один и беззащитен. У нас больше никогда не будет такого шанса, как этот.

— Нет, — слово выходит слишком грубым и гортанным, и определённо не так, как я обычно разговариваю с двумя самыми уважаемыми членами моей семьи.

— Что ты только что сказала? — недоверчиво спрашивает бабушка.

— Я сказала «нет». У вас нет доказательств. Кроме того, дядя, разве ты не говорил, что тот, кто заказал убийство, был высокопоставленным военным? Разве я не для того поступила на службу, чтобы найти его?

— Тот, кто выполнил заказ, был военным, — говорит дядя. — В то время я не знал его имени, но после смерти Романа я узнал из надёжных источников, что им был генерал Абрам Кузьмин. Но вот в чем дело. Прежде чем я смог добраться до него, он был найден таинственно убитым на улицах Москвы вскоре после того, как Кирилл стал главой семьи Морозовых. Как ты думаешь, это совпадение, что единственный свидетель деяний Романа был убит после его смерти? Единственный, кто мог заказать это убийство – Кирилл. У Романа нет причин скрывать информацию, если он сам мёртв. Однако его сын делает все возможное, чтобы замести следы.

Мой разум вот-вот взорвётся от наплыва информации, но я все равно качаю головой.

— Он ничего не выиграет от устранения свидетеля убийства, когда он думает, что вся семья была убита, а это значит, что твой источник ненадёжен. Ты не знаешь Кирилла, но я знаю. Он не из тех, кто делает что-либо, если нет какой-то выгоды.

— Как ты смеешь защищать его перед мной, нелепый ребёнок!

— Прости, но я не позволю тебе причинить ему вред, бабушка.

— Иди, делай своё дело, Альберт, — она бьёт меня тростью с другой стороны и толкает. — Отойди с дороги.

Впервые в жизни я хватаюсь за её трость. Моя рука дрожит, но я поднимаю подбородок и продолжаю стоять прямо.

— Я сказала «нет»!

— Саша, не стоит усложнять ещё больше ситуацию, — говорит дядя.

— Если ты хочешь убить Кирилла, тебе придётся сначала убить меня.

— Саша!

— Александра! — визжит бабушка, вырывая свою трость из моих пальцев и стуча ею по земле. — Я должна была догадаться, что девчонка ни на что не годна. Ты влюбилась в этого монстра, не так ли?

— Н-нет, — я прочищаю горло. — Он спас меня, и я отказываюсь предавать его.

— Если ты не уйдёшь с дороги, — предупреждает она. — Попомни мои слова, Александра Иванова, я отрекусь от тебя.

Я делаю паузу, мои пальцы дрожат, а сердце колотится так громко, что я слышу его у себя в ушах. Пот выступает на моих висках и над верхней губой, когда я смотрю на свою бабушку.

Мысль о том, что я чужая для своей семьи, разрывает мне грудь, но не больше, чем мысль о потере Кирилла.

Так что я стою и не двигаясь.

— Саша, — умоляет дядя, но я качаю головой.

— Ты мертва для меня, — говорит бабушка, снова стукнув тростью. — Я буду думать, что ты была убита в тот день вместе со всеми остальными.

Затем она разворачивается и уходит, всю дорогу стуча тростью по земле. Слезы наполняют мои глаза, но я сдерживаю их.

— Ещё не поздно все исправить, Сашенька, — мягко, почти умоляюще говорит дядя. — Сделай все правильно.

— Убивать человека, который спас меня, это неправильно. Совсем нет.

— Это ещё не конец, даже если я уйду прямо сейчас. Я вернусь за жизнью Кирилла. Это мой долг по отношению к нашей семье. Если ты решишь остановить меня, будь готова, что тебе придётся убить меня, — его взгляд смягчается, и он испускает долгий вздох. — Лучше бы я никогда не посылал тебя в армию.

Затем он уходит вслед за бабушкой.

Пока я смотрю на их удаляющиеся спины, в моей груди как будто, что-то разрывается и часть меня умирает внутри медленной смертью.

Хуже всего то, что я ничего не могу с этим поделать.

Я всегда думала, что буду с ними всегда, но теперь мне кажется, что все было зря.

Однако я не могу слишком долго предаваться страданиям. Мне нужно забрать Кирилла из этой больницы. Сейчас же.

Если дядя сказал, что вернётся, значит, так оно и будет. И на этот раз один из нас действительно должен умереть.

Я бегу к общественному телефону больницы и набираю номер, который выучила наизусть.

— Кто это? — Грубый, полный напряжения голос Виктора звучит с другого конца провода.

— Это я. Саша.

— Липовский, ты грёбаный ублюдок! Что случилось с Боссом? Я знал, что он следил за тобой после твоего неожиданного отъезда в Россию. Я отправился на его поиски, у меня это заняло несколько часов, и я нашёл только следы крови. Лучше бы эта кровь была не его, или я клянусь блядь...

— Это его. В него стреляли, и он находится в отделении интенсивной терапии местной больницы.

— Какого хрена…

— Послушай меня, Виктор, — обрываю я его и наклоняюсь ближе к телефону. — Его жизнь находится в непосредственной опасности. Тебе нужно принять меры, чтобы вывезти его отсюда сейчас же. Я останусь на страже, пока ты все не уладишь. Поторопись. От этого зависит его жизнь.

— Это из-за тебя в него стреляли? — спрашивает он с пугающим спокойствием.

Я прикусываю нижнюю губу, а затем говорю:

— Сейчас это не важно.

— Из-за тебя?

— Нет, — ложь. Я была полностью причиной этого, хотя и косвенно. Но если я скажу это Виктору, он разлучит меня с Кириллом, а я не могу этого допустить.

Он резко вдыхает.

— А теперь послушай меня, ублюдок. Ты будешь охранять его ценой своей жизни, пока я не доберусь туда. Как только я буду там, тебе лучше не показываться на глаза, или я придушу тебя на месте.

Я крепче сжимаю телефонную трубку, но ничего не говорю.

Неважно, что Виктор, Кирилл и все остальные ненавидят меня, мне важнее доставить его в безопасное место.

4 Глава

Саша

Виктор, возможно, самый стойкий человек из всех, кого я знаю, чью личность можно сравнить только со стеной и сталью, но он также и самый полезный.

Всего за несколько часов ему удалось найти не только транспорт до аэродрома, но и нескольких телохранителей, врача и медсестру, которые будут сопровождать Кирилла на обратном пути в Нью-Йорк.

Я не могла перестать изучать своё окружение в течение последнего часа, даже со всей охраной, которую Виктор специально нанял для обеспечения безопасности Кирилла.

Никто не знает, что предпримут мой дядя и его люди. Черт возьми, бабушка могла бы дать ему зелёный свет и на то, чтобы избавиться от меня, если я посмею встать на пути их мести.

Я похлопываю себя по груди, безуспешно пытаясь избавиться от растущего там узла.

Нет, это не только их месть. Это и моя тоже.

Я потеряла столько же, сколько и они. И, не только своих родителей и остальных членов моей семьи, но и свою женственность и индивидуальность. Теперь я не более чем сущность насилия, которая никогда не сможет вернуться к прежней жизни.

Это не значит, что я отказываюсь от возмездия, но прямо сейчас, когда Кирилл борется со смертью, я не могу думать об этой пожизненной миссии.

Моя главная забота, вытащить его отсюда живым. Возможно, я не смогла спасти его на том холме, но сейчас я рискну своей жизнью, чтобы обеспечить его безопасность.

— Липовский!

Я оборачиваюсь на звук голоса Виктора, и моё лицо отлетает в сторону от его жёсткого удара. Моя щека горит и с губы на больничный кафель капает кровь. Я чувствую, как мой рот мгновенно распухает.

Это больно.

Что это за день сегодня, что все дают мне пощёчины, и бьют кулаками? И это, не считая метафорического удара, который я почувствовала, когда мой собственный дядя подстрелил Кирилла.

Почему этот грёбаный день не может уже закончиться?

Несмотря на боль, я выпрямляюсь и смотрю в лицо своему нападающему. Выражение лица Виктора никогда не было приветливым, но сейчас, когда он смотрит на меня, у меня возникает желание убежать, пока он не раздавил меня своими пальцами.

— Я сказал тебе, что ударю тебя. На самом деле, я в настроении пристрелить тебя, но сначала мне нужно, чтобы ты ответил на мои вопросы.

— Если ты застрелишь меня, у нас будет меньше охраны для Кирилла. Мы оба знаем, что нам нужна любая помощь, которую мы можем получить в этих чрезвычайных обстоятельствах, так почему бы нам не заключить перемирие?

— К чёрту это. Как ты мог допустить, чтобы это произошло? Кстати, потрудись объяснить, почему его подстрелили прямо у тебя на глазах?

Я поджимаю губы. Если Виктор узнает правду, удар будет наименьшей из моих проблем. Он убьёт меня, не задумываясь дважды.

И я не могу просто умереть, не убедившись, что Кирилл дома в целости и сохранности.

Конечно, он может убить меня, как только очнётся. Но пока он жив, я готова встретить его гнев и все остальное.

Я вытираю уголок губы тыльной стороной ладони.

— Сейчас это не важно. Если мы не вытащим его отсюда в ближайшее время, он окажется в смертельной опасности.

— Разве ты не слышал, что сказал доктор? Мы не можем забрать его из отделения интенсивной терапии, пока он не очнётся.

Я знаю это, и понимаю. Но на данный момент угроза нападения со стороны моего дяди неминуема. Я не могу навредить единственному отцу, который у меня остался, или косвенно причинить вред Майку и даже бабушке.

Она могла бы отречься от меня, но они трое – это все, что у меня осталось.

Но в то же время я не могу позволить кому-либо причинить вред Кириллу, об этом не может быть и речи.

— Что там случилось, Липовский? — настаивает Виктор.

— Он скажет тебе, когда проснётся.

— Полная херня, — он хватает меня за плечо и трясёт так, будто пытается вытрясти из меня правду. — Что с тобой происходит, маленький засранец? Ты всегда бродишь вокруг него и держишься рядом, несмотря на свои никудышные способности. Может быть, ты ему чем-то угрожаешь? Зачем ему ставить на тебя трекеры и следовать за тобой в одиночку в чёртову глушь?

Он… поставил на меня трекеры? Во множественном числе?

Теперь вполне логично, что он мог так легко отследить меня. Честно говоря, я думала, что единственный маячок, который он мог бы на меня нацепить, это тот, что на моем телефоне, но, конечно, он всегда на шаг впереди. Должно быть, он засунул один мне в куртку, когда целовал меня или что-то в этом роде.

Боже, мне хочется громко кричать, при мысли о том, что я могла бы предотвратить весь этот кошмар, просто проверив свои вещи.

— Ответь мне, — Виктор снова трясёт меня.

Я высвобождаюсь из его грубой хватки и поднимаю подбородок.

— Я сказал тебе спросить его, когда он проснётся. Наша главная задача, вытащить его отсюда, пока на нас снова не напали.

—Послушай меня, Липовский...

— Нет, это ты послушай меня, Виктор! Я знаю, что ты подозрителен и хочешь выяснить, что произошло, но я говорю тебе, что сейчас не время. Нам нужно направить свою энергию на то, чтобы увести его отсюда, и только когда он будет в безопасности, мы сможем поговорить об этом.

Он тянет ко мне руку с раскрытой ладонью, но прежде чем он успевает ударить меня головой о ближайшую поверхность, из-за угла выглядывает медсестра.

Улыбка на её лице исчезает, когда она видит напряжение между нами, но она все равно говорит:

— Пациент только что проснулся.

У меня сводит живот, и меня снова охватывает острая потребность заплакать, но мне удаётся обуздать эти эмоции, когда я сокращаю расстояние между нами и на одном дыхании выговариваю:

— Он в полном сознании? Есть ли какие-либо побочные эффекты? Он что-нибудь говорил? Может ли он дышать без аппаратов? Упоминал ли доктор что-нибудь о возможности перелёта? Могут ли быть осложнения из-за давления в самолёте?

Она одаривает меня доброй улыбкой.

— Вы можете задать доктору все эти вопросы.

Мы с Виктором практически бегом добираемся до палаты, в которой находится Кирилл. Телохранители, вероятно наёмные, судя по их отчуждённой позе, стоят у двери.

Сквозь стекло я вижу, как доктор и другая медсестра вводят что-то в капельницу Кирилла.

Его глаза открыты, но они отрешённые и выглядят почти мёртвыми. Их насыщенный синий цвет теперь тусклый и размытый, как бесконечный снег русской зимы – безжизненный и бесцельный.

Бессердечный и.. жестокий.

Моё сердце разрывается на части, пока я продолжаю смотреть на него, но в то же время я не могу контролировать эйфорию, которую испытываю от осознания того, что он жив. Мне все равно, что происходит, пока он продолжает дышать.

Может быть, он чувствует чьё-то присутствие или видит тень, но глаза Кирилла медленно перемещаются в нашу сторону.

Я перестаю дышать, когда мы сталкиваемся взглядами.

На мгновение мне кажется, что мы больше не в больнице. Вместо этого мы оба стоим на том поле, куда он последовал за мной. Мы окружены кровавым снегом, когда он смотрит на меня с самым ужасающим выражением, которое я когда-либо видела.

То, которое говорит, что теперь он мой враг.

Не осознавая этого, я медленно качаю головой.

Я не знала, мысленно повторяю я. Клянусь, я этого не делала. Я бы никогда так не поступила с тобой.

Но это ничего не меняет в его неприветливом взгляде, и в напряжённой челюсти.

И тут до меня доходит: ему не нравится, что я здесь.

Так же быстро, как его глаза открылись, они снова закрываются, такое ощущение, что моё сердце падает на колени от удара.

Вскоре после этого доктор выходит из палаты, и я бросаюсь в его сторону, чуть не сталкиваясь с ним.

— Что происходит? Почему он снова потерял сознание?

— Он не потерял сознание, он заснул, — доктор апатичен и собран, и это напоминает мне манеру речи Кирилла.

Со мной что-то серьёзно не так. Теперь я даже вижу его в других людях.

— С ним все будет в порядке? — спрашивает Виктор.

— Да. Его жизненные показатели почти пришли в норму, и у него нет инфекции.

Мне требуется вся моя сила, чтобы не прислониться к стене от благодарности и облегчения. Но я держу себя в руках.

— Нам нужно доставить его домой самолётом. Сейчас же.

— Я не рекомендую этого делать, — говорит доктор. — Это может усилить нагрузку на его рану. Лучше подождать по крайней мере сорок восемь часов...

— У нас нет даже одного часа, — я обрываю его тоном, не допускающим возражений. — У нас есть медицинская бригада, которая будет заботиться о нём во время полёта, так что я уверен, что с ним все будет в порядке. Виктор, ты все приготовил?

Человек-гора прищуривает глаза и смотрит на меня.

— Если это ещё одна из твоих игр, я клянусь, черт возьми…

— Речь идёт об обеспечении безопасности Босса. Мы с тобой, можем не ладить, но у нас с тобой общая миссия, — я смотрю на него, приподняв вверх подбородок. — Я прошу тебя отложить наши разногласия в сторону и сосредоточиться на этом. После того, как мы доберёмся до Нью-Йорка, ты сможешь делать все, что хочешь.

Он все ещё смотрит на меня с явным подозрением. Виктор никогда не доверял мне, и он не стеснялся высказывать это Кириллу, но я действительно надеюсь, что он видит, что мы здесь на одной волне.

Если мы столкнёмся, у нас не будет способа исправить эту ситуацию.

После почти полной минуты молчаливого созерцания он поворачивается к людям, которых привёл, и коротко приказывает им по-русски подготовить самолёт.

Однако я все ещё не вздыхаю с облегчением. Я не могу, пока Кирилл не окажется в безопасности за пределами России, вне досягаемости моего дяди.

Пусть даже временно.

Я на взводе.

Ощущение клаустрофобии, которое я испытывала с тех пор, как поднялась на холм, никуда не исчезло. Ни тогда, когда мы покидали русскую землю, ни тогда, когда приземлились в аэропорту, и даже не во время поездки к дому, на протяжении которой нас сопровождало большинство телохранителей Кирилла, включая Юрия и Максима.

Мне удаётся перевести дух только тогда, когда Кирилла поселяют в домашнюю клинику, и врач говорит, что ему нужен только покой, чтобы полностью выздороветь.

Анна плачет, увидев его. Карина бежит через весь сад, спотыкается и падает, но снова встаёт и когда добирается до его постели, начинает рыдать.

Юлия наблюдает за происходящим с порога со своим бесстрастным выражением лица, затем поворачивается и уходит. Как будто мужчина, борющийся за свою жизнь, не её плоть и кровь, не её старший ребёнок.

Как будто ей было все равно, что с ним случится. Черт возьми, она могла бы даже пожелать его смерти.

Константин, однако, подходит и обнимает свою сестру, пока та рыдает и зовёт Кирилла по имени.

Эта сцена роет все глубже и глубже, чёрную дыру в моей груди, пока мне не становится трудно дышать и оставаться рядом с ними.

Несмотря на то, что я не хочу выпускать Кирилла из виду, рядом с ним много людей, которые заботятся о нем.

И мне нужно выбраться отсюда. Сейчас же.

Я выскальзываю из заднего входа клиники и иду через боковой сад без какой-либо цели или назначения.

Когда я нахожусь далеко от всего этого хаоса, я прислоняюсь к дереву и закрываю глаза. Холодный ветерок проскальзывает сквозь барьер моей одежды и пробирает до костей. Я глубоко вдыхаю, но все ещё не могу нормально дышать.

Я постукиваю себя по груди, глядя на облачное небо сквозь листву дерева. Но чем дольше я стучу, тем труднее дышать.

Что-то застряло внутри, и выпустить это наружу невозможно.

Что мне теперь делать?

Я явно предпочла Кирилла своей семье. Если я когда-нибудь захочу увидеть их снова, по крайней мере, в мирных условиях, мне нужно доказать, что он не имеет никакого отношения к резне.

Но теперь, когда произошёл этот инцидент, я сомневаюсь, что он когда-нибудь снова будет мне доверять. Черт возьми, он может убить меня.

Что мне тогда делать? Умолять? Покинуть корабль и искать новую работу?

Может быть, мне нужно посвятить свою жизнь поискам моего брата Антона. Прошло много лет с тех пор, как я видела его в последний раз, но мне все ещё нравится думать, что он где-то жив. Что он ищет меня так же, как я ищу его.

Когда-то давно он был единственным, кто прямо говорил мне правду. Папа слишком сильно любил меня, чтобы когда-либо ругать. Одной улыбки, поцелуя или даже невинного моргания моих глаз достаточно было, чтобы он полностью простил все мои дурные поступки.

Мама могла читать мне нотации, но она также ужасно избаловала меня, и это было одной из причин, почему я была так чрезвычайно защищена.

Антон, однако, был тем, кто мог сказать мне:

— Тебе нужно повзрослеть, Малышка. Наши родители не будут жить вечно.

Я ненавидела то, каким грубым он был в то время, но я вернулась к его словам после того, как убежище, которое мои родители построили для меня, раскололось и превратилось в лужу крови у меня на глазах. Мне пришлось повзрослеть в кратчайшие сроки, и полагаться только на себя.

Но теперь я устала. Жаль, что у меня нет Антона. Жаль, что я не могу найти его и сказать ему, что сожалею о том, что была избалованным ребёнком.

Но это значит, что мне придётся уехать.

Мысль о потере всего, что у меня было с Кириллом до сих пор, заставляет моё сердце обливаться кровью. Но также, как и мысль о потере моей семьи.

Моя цель.

Причина, по которой я притворяюсь мужчиной.

Как человек справляется с тем, что его разрывают на части эмоции? Как мне снова взять себя в руки после сорока восьми часов сущего ада?

— Саш.

Я вытираю уголки глаз от слез и поворачиваюсь лицом к Максиму, рядом с которым стоит Юрий.

Их вид снова вызывает у меня эмоции. Я просто хочу обнять их и поплакать, но это было бы просто странно.

Максим сжимает моё плечо.

— Ты в порядке?

Я киваю.

— Пострадал Босс, а не я.

— Мы не имеем в виду физически, Саша, — Юрий скрещивает руки на груди и прислоняется к дереву рядом со мной. — Любой может видеть, что этот инцидент повлиял на тебя как ментально, так и эмоционально.

Комок сжимает моё горло, и мне приходится несколько раз сглотнуть, прежде чем я могу ответить.

— Я в порядке.

— Лжец… лжец! — Максим шутливо хлопает меня по руке. — Тебе не нужно вести себя так решительно.

— Неужели я настолько очевиден? — Спрашиваю я тихим голосом.

Максим морщится.

— Это написано у тебя на лице. Все знают, насколько ты близок к Боссу, так что, конечно, на тебя это подействовало бы.

— Что случилось? — Спрашивает Юрий успокаивающим тоном.

Я качаю головой.

— Пусть он сам расскажет.

— Почему ты не можешь рассказать нам? — Брови Максима сходятся на переносице.

Потому что ты возненавидишь меня и можешь убить прежде, чем у Кирилла появится такая возможность.

— Виктор упомянул, что Босс был ранен из-за тебя, — продолжает Юрий, когда я молчу. — Мы знаем, что это ещё не все.

— Да! Ты ни за что не причинишь вред Боссу, — Максим притягивает меня к себе за плечо. — Все знают, что Виктор – мудак. Не обращай на него внимания.

Но на этот раз Виктор прав.

Все произошло из-за меня, и сейчас я нахожусь в той неопределённой фазе, когда понятия не имею, что будет дальше.

Кирилл может убить меня, насколько я знаю.

Но я все равно не уйду, пока не найду ответы на вопросы о смерти моей семьи.

И я надеюсь, на прощение Кирилла. Каким бы невозможным это ни казалось.

5 Глава

Кирилл

Мне кажется, что я прихожу в себя, но несмотря на все мои усилия, удержаться, я постоянно теряю сознание.

Чем больше я цепляюсь за проблески света, тем глубже проваливаюсь во тьму.

Эта ситуация больше похожа на игру против моего тела и очевидного проигрыша. Не имеет значения, насколько силен мозг, если тело отстаёт, то это напрасные усилия.

Иногда я подумываю о том, чтобы просто закрыть глаза и никогда больше их не открывать, но потом я вспоминаю, что у меня так много дел, слишком много мест, которые нужно посетить, и незаконченные дела, которыми нужно заняться.

Я помню обещание, которое я дал, более слабой и молодой версии себя.

Мы больше никогда не будем слабыми. Мы будем настолько сильны, что никто не сможет до нас дотянуться.

И я обязан сдержать это обещание и никогда больше не падать в яму безнадёжности.

Если ты будешь в низу, на тебя будут наступать и командовать. Но если ты на верху... никто не осмелится посмотреть тебе в глаза.

И я больше никогда, никогда не буду опускаться так низко.

Я не знаю, сколько времени это заняло у меня, но мне удаётся открыть глаза, и я не чувствую потребности снова погрузиться в забвенье.

Моё окружение медленно обретает нечёткий фокус. Белые стены, запах антисептика и знакомый аромат... лаванды?

— Кирилл! — ломкий голос моей сестры звучит так, словно её погрузили под воду.

У меня звенит в ушах, как будто последствия после тяжёлой бомбардировки, но я борюсь с желанием сдаться и заставляю себя прищуриться. В поле зрения появляется маленькое личико Карины, все в слезах, соплях и припухшими губами, вероятно, из-за того, что она постоянно их кусает, когда волнуется.

— Ты меня слышишь? Ты в порядке? Виктор! Позови врача. Он снова проснулся!

Эти слова подтверждают, что я на самом деле приходил в сознание ненадолго. Сколько времени я потерял в этой крайне неудобной ситуации? Хуже того, сколько времени я буду продолжать терять, чтобы снова стать в строй?

Мягкие руки сжимают мои, когда Карина гладит их и пачкает своими слезами.

— Я так волновалась. Я не могла заснуть и наблюдала за тобой каждую ночь, и.. и.. я даже... даже проделала весь этот путь сюда. Если бы ты умер, я бы убила тебя!

Я улыбаюсь, но это небольшое движение вызывает пульсирующую боль в груди. Я кашляю, и от этого меня чуть не выворачивает наизнанку.

Блядь.

Я был действительно ранен в самое сердце, не так ли?

— О, Кирочка, — Анна берет меня за другую руку, в её глазах застыли слезы, лицо осунулось, когда она убирает мои волосы назад своей мягкой ладонью. — Тебе что-нибудь нужно?

Мне действительно кое-что нужно, но она не та, кто может принести это мне, поэтому я качаю головой.

Она продолжает гладить меня по волосам и гладить моё лицо со слезами на веках. Если бы кто-нибудь наблюдал за этой сценой, он бы подумал, что Анна — моя мать. Не имеет значения, что у нас разный цвет кожи или что на самом деле она меня не рожала. Эта женщина подарила мне больше любви, чем моя настоящая мать, которая, вероятно, совершает какие-то сатанинские ритуалы, чтобы молиться о моей смерти, пока мы разговариваем.

Доктор приходит проверить меня и помогает мне сесть. Он делает несколько тестов и несколько упражнений на речь, память и подвижность. В это же время Анна, Карина, Виктор и почти каждый из моих охранников собрались у входа в комнату, чтобы наблюдать.

Идиоты покинули свои посты, чтобы стать зрителями донельзя скучного шоу.

После того, как врач заканчивает осмотр, он сообщает хорошие новости. Нет никаких необратимых повреждений от осколков, попавших в моё сердце. И также в течение тех пяти дней, которые я провёл вбеспамятстве, процесс восстановления организма шёл полным ходом. Теперь я не должен напрягаться в ближайшие две недели и мне нужны постоянные осмотры. Так же неудивительно, что от пулевых ранений останутся шрамы.

Мои люди в основном ссорятся из-за того, кто будет покупать лекарства, когда врач выписывает рецепт, пока Виктор не бросает на них сердитый взгляд и не вкладывает листок бумаги в руку Юрия.

Единственный пример взрослого человека, который не принимал участия ни в наблюдении, ни в ссоре. Максим, который был зачинщиком ссоры, настаивает на том, чтобы присоединиться к Юрию.

Они оба здесь, но их самый близкий друг отсутствует.

Я знаю, потому что я просмотрел толпу ранее, и не было никаких признаков её грёбаного присутствия.

Не то чтобы я ожидал, что она вернётся после того, что она сделала.

Доктор настаивает, что мне нужен покой, поэтому Виктор выгоняет всех, включая Карину и Анну, но с ними он использует более дипломатичные методы.

Как только мы остаёмся только вдвоём, он захлопывает дверь и встаёт рядом со мной, как какой-то падший ангел.

— Ты что, не слышал доктора? — я говорю так, словно постарел на несколько десятилетий. — Мне нужен отдых. Почти уверен, что это означает, что тебе тоже следует уйти.

Он хмуро смотрит на меня сверху вниз.

— Что произошло после того, как ты уехал? Кто сделал это с тобой?

Интересно.

Когда я проснулся и обнаружил, что нахожусь в Нью-Йорке, я был уверен, что Виктор последовал за мной, спас меня и вернул сюда. Но, согласно его, только что сказанным словам, это было не так.

Был ли тот сон, в котором нежный голос с рыданиями звал меня по имени, был не сном?

— Как много ты знаешь? — спрашиваю я вместо того, чтобы ответить ему.

— Ничего, кроме того, что этот ублюдок Липовский каким-то образом довёз тебя до больницы и позвонил мне оттуда.

Я прищуриваю глаза.

Что это значит? У неё не было причин везти меня в больницу после того, как она привела этих людей устроить на меня засаду.

Мысли, которые мучили меня, когда в меня выстрелили, были не о том, что я потерял свою жизнь, свои амбиции или о том, что я оставляю всех, кто был мне дорог, без защиты. Это был сам факт того, что она предала меня.

И на один глупый миг я фактически проиграл всю борьбу и сдался перед последствиями этого факта.

Но этот момент закончился. Эта глупая, сентиментальная, абсолютно нелогичная часть меня была убита этими двумя пулями.

— Это он стоит за этим? — Виктор настаивает. — Отдай мне приказ. Все, что угодно.

— Я хочу, чтобы ты вывернул Россию наизнанку. Но найди его.

Он хмурит брови, как будто не расслышал меня правильно.

— Зачем мне это делать? Он вернулся вместе с нами.

Мой рот удивлённо открывается.

— Он... здесь!?

Виктор медленно кивает, все ещё выглядя озадаченным.

В этом нет никакого смысла. Зачем ей сопровождать меня обратно в Нью-Йорк после этого трюка? Если она думает, что сможет одурачить меня, я, блядь, клянусь…

Боль пульсирует в моей груди. Может быть, врачу нужно дать мне больше обезболивающих, чтобы я мог более эффективно справиться с этой ситуацией.

— Разве он не должен быть здесь? — спрашивает мой телохранитель своим обычным подозрительным тоном.

— Где он? Его не было тут с остальными.

— Вероятно, тренируется и бьёт кулаками. Он часто это делает с тех пор, как мы вернулись. И ты не ответил ни на один из моих вопросов. Липовский виноват в том, что с тобой случилось?

Короткий ответ – «да»! Но если я скажу это Виктору, он будет пытать и убьёт Липовского, не задумываясь.

Все не так просто и это не может быть так легко.

Я единственный, кому позволено иметь с ней дело.

Никто, кроме меня.

Поэтому я качаю головой.

— Если это был не он, тогда кто это был? — спрашивает Виктор.

— Наёмники, — я рассказываю ему часть правды. — На них были маски, но я узнал их по тому, как они обращались со своим оружием. Они могли быть врагами моего отца или моими врагами из армии.

— Я займусь этим вопросом.

Я киваю в знак согласия.

— Сделай это незаметно. Я не хочу, чтобы кто-то ещё копался в этом инциденте.

— Может быть, это твоя мать?

— Она не из тех, кто пачкает руки.

— Может быть, Константин?

— Может быть.

Виктор прочищает горло.

— Он... был здесь каждый день с тех пор, как мы приземлились в Нью-Йорке. Вроде как утешал мисс Карину, но он приходил, даже когда её здесь не было.

Я закрываю глаза и откидываю голову назад. Слова Виктора едва доходят до моего сознания. Мои мысли заняты не моей новообретённой жизнью, не моим братом или сестрой, и не моими людьми.

Это тот горький привкус предательства, который застрял у меня в горле с того момента, как в меня выстрелили.

Этот грёбаный вкус – худшее лекарство, которое я когда-либо глотал, и из-за него я чуть не потерял всю свою силу.

Но этого не произошло.

Сейчас я здесь, даже несмотря на то, что каждую секунду продолжаю глотать этот ужасный вкус.

— Я оставлю тебя отдыхать, — говорит Виктор. — Если тебе что-нибудь понадобится, рядом трое наших лучших людей, которые охраняют твою комнату. Просто нажми кнопку внутренней связи, и они будут здесь. Если я понадоблюсь тебе лично, позвони мне.

Я киваю, мои глаза все ещё закрыты. Я вижу кроваво-красный цвет. Посреди снега. От резкого контраста у меня кружится голова.

— Босс.

— Хм?

— Липовский здесь. Должно быть, он услышал о том, что ты проснулся.

Мои глаза медленно, но настойчиво открываются. Я смотрю на Виктора, который стоит в дверях, ожидая ответа.

За этой дверью стоит женщина, из-за которой я испытываю эту иррациональную жгучую боль. И я не говорю о физическом дискомфорте от раны. Это не идёт ни в какое сравнение с постоянной болью в моем раненном сердце.

— Не впускай его, — приказываю я. — Отныне Липовскому запрещено находиться рядом со мной. Поручите ему чистить и обслуживать оружие.

Виктор приподнимает бровь.

— Есть ли для этого какая-то причина?

— Делай, что тебе говорят. Я не хочу видеть его лицо.

— Мы можем его уволить.

Конечно, Виктор предложил, как он думает, правильное решение. Но я не отпущу её, пока не докопаюсь до истины.

Я выясню, почему, как и кто. Особенно, блядь, кто, только тогда я буду удовлетворён, и смогу положить этому конец.

А до тех пор я заставлю её сойти с ума от скуки.

— Просто выполни приказ, — я снова закрываю глаза. — Не впускай никого.

— Да, Босс.

Я должен был умереть на том заснеженном холме, но я этого не сделал.

Когда я закончу с ней, Александра пожалеет, что не прикончила меня, вместо того чтобы отвезти в больницу.

6 Глава

Саша

Кирилл не хочет меня видеть.

Когда Виктор сказал мне, что мне больше не рады в компании Босса, я не знаю, почему, но я подумала, что он шутит.

Конечно, это была какая-то ошибка. Я ожидала, что реакция Кирилла на то, что произошло в России, будет неприятной, но я не думала, что он зайдёт так далеко, чтобы... полностью вычеркнуть меня из своего окружения.

Прошла уже неделя с тех пор, как он очнулся и даже начал заключать деловые сделки из дома, как будто ничего не случилось.

Карина и Анна всегда пытаются запретить ему это, но никто не может переубедить его, если он что-то решил.

Я знаю, потому что я бесчисленное количество раз пыталась навестить его, поговорить с ним или просто увидеть его издалека, но безрезультатно.

Виктор всегда рядом с ним, как несгибаемая сталь. Всякий раз, когда я прошу его дать мне увидеться с Кириллом, хотя бы на минуту, он так быстро и резко прогоняет меня, что это задевает мою гордость.

Я знаю, что не нравлюсь Виктор, ему никто не нравится, если уж на, то пошло, но это игнорирование было не его идеей. Это Кирилл приказал ему не подпускать меня к нему.

Я смотрю из своей новой тюрьмы, оружейного хранилища, на маленький уединённый сад, где никто не ходит. Максим и Юрий появляются только потому, что я здесь. В противном случае они бы и ногой не ступили в эту часть.

До того, как меня заставили отправиться в это место, я смутно подозревала о его существовании.

Единственные сотрудники здесь, это я и двое пожилых мужчин, которые больше не являются телохранителями в полевых условиях. Нам поручено снабжать оружием и боеприпасами остальных охранников. Однако Виктор чётко приказал мне не показываться наверху и позволить двум мужчинам заняться доставкой.

Даже мои вещи были перенесены из апартаментов Кирилла в маленькую комнату в подвале оружейного хранилища. Так что я не могу видеться с ребятами. Это как будто я сижу в клетке без настоящих решёток.

Это, в сочетании с тем фактом, что этот дом чертовски огромен, привело к тому, что мне удалось увидеть Кирилла только дважды и только издалека, когда я прокрадывалась по ночам. В первый раз я увидела его стоящим у окна клиники, его безжалостные глаза безучастно смотрели вдаль.

Я так сильно хотела войти внутрь, но вид других охранников заставил меня передумать. У них строгие инструкции, не допускать мне контактировать с Боссом, и если они не будут делать то, что им говорят, Виктор вероятнее всего уволит их. По крайней мере, так мне сказал Юрий.

Мои друзья спросили, почему меня перевели на службу в хранилище оружия, и я сказала, что это потому, что я нарушила прямой приказ и, как следствие, поставила под угрозу жизнь Кирилла, из-за чего его подстрелили.

Юрию показалось странным, что Босс меня не уволил, а Максим сказал:

— Если он только наказывает тебя, значит, он все ещё хочет, чтобы ты был рядом, так что держись.

Это та надежда, за которую я цеплялась, крадясь, как шпион.

Когда я увидела его в окне, я оставалась там как можно дольше, жадно запоминая каждый дюйм его лица – глаза, прикрытые очками в чёрной оправе, нос, квадратный подбородок и сжатый в тонкую линию рот. Мне захотелось прикоснуться к его нахмуренным бровям и снять скрывающееся там напряжение. Я хотела положить руку ему на грудь и убедиться, что его сердце работает нормально и что навязчивый слабый звук, который я слышала, когда везла его в больницу, действительно исчез.

Я хотела сделать много вещей, но больше всего я хотела посмотреть ему в глаза и заставить его снова посмотреть в мои. Даже если это было в гневе, или в размышлении, или в любых других его эмоциях по отношению ко мне. Мне было все равно, пока он действительно смотрел на меня.

Это молчаливое игнорирование и полная апатия бьют по мне сильнее, чем любой гнев, который он мог бы продемонстрировать. Я была готова к его физическому наказанию, но понятия не имела, что психическое воздействие будет в десять раз хуже.

Во второй раз я увидела его, когда Карина пригласила меня к себе в комнату на обед, два дня назад. Это было примерно в то время, когда Кирилл покинул клинику и вернулся в свою комнату в особняке. Я была как на иголках, надеясь увидеть его. Хотя мы с Кариной целых десять минут расхаживали по коридору, он не только не вышел из своей комнаты, но и появился Виктор и выгнал меня, но перед этим сказал:

— Вход в дом и в комнаты запрещён. У тебя есть доступ только к ближайшим окрестностям оружейного хранилища. Все ясно?

Не имело значения, как сильно Карина протестовала. Титан был на задании и остался доволен только тогда, когда я ушла. Оставалось либо так, либо вызвать у Карины ненужный стресс.

Однако, выходя из особняка, я мельком увидела Кирилла наверху лестницы. Клянусь, я почувствовала на себе его взгляд, но, когда я подняла глаза, он повернулся и ушёл.

Моё сердце и душа были разбиты с тех пор, как он придумал этот психологический метод пыток. Это хуже, чем если бы он ударил меня или позволил другим физически пытать меня. Я могла бы с этим справиться. Однако его безразличие оказывает на меня уничтожающее действие.

Максим продолжает говорить мне, что это всего лишь этап, и он это преодолеет.

Но как он может преодолеть это, если отказывается видеть моё лицо, не говоря уже о том, чтобы разговаривать со мной?

Как я должна прояснить ситуацию между нами и загладить свою вину, если он не хочет слушать то, что я хочу сказать? За последние две недели я подумала о многих вещах, которые хотела бы ему рассказать. Может быть, это было бы бесполезно, но мне нужно, чтобы он меня выслушал.

Только один раз.

Поэтому я жду, пока не закончится моё рабочее время. Обычно я направляюсь в свою новую комнату в уединённом подвале, которую можно принять за одиночную камеру. Затем кто-нибудь с кухни приносит мне еду, так как мне запрещено находиться в помещениях других охранников. Покончив с ужином, я ворочаюсь с боку на бок всю ночь или тренируюсь до тех пор, пока не устану физически и в конце концов не потеряю сознание.

Обычно мои ночи полны кошмаров. Некоторые из них о Майке, но большинство из них – это повтор того, как Кирилла подстрелили, и ужасные кадры его окровавленной груди и лица без сознания у подножия того холма. Я просыпаюсь со слезами на глазах и с такой тяжестью на сердце, что кажется, оно вот-вот разорвётся.

Но сегодня все по-другому.

В течение последних нескольких дней я потратила время на планирование того, как обойти камеры слежения и датчики, установленные по всему пути, от моего нового места обитания к особняку.

Так что теперь мне требуется минимум усилий, чтобы избежать их. Я не сомневаюсь, что у Виктора есть кто-то, кто специально следит за моими передвижениями, чтобы он мог остановить меня, когда я подойду слишком близко.

Тем не менее, я трачу около пятнадцати минут на то, чтобы добраться до особняка, потому что меня, поместили в самую дальнюю точку от него, на территории.

Я направляюсь к задней части главного здания и использую кусты в качестве маскировки. Как только я добираюсь до места назначения, я слежу за тем, чтобы моё окружение было чистым, и бесшумно ползу к огромному дереву, ближайшему к дому. Затем, в последний раз оглядевшись вокруг, я хватаюсь за ствол и лезу наверх.

Я всегда говорила Кириллу, что это дерево представляет угрозу для безопасности, потому что любой снайпер может использовать его в качестве базы для нападения на собственность, но он сказал, что на самом деле это усиливает безопасность, потому что обеспечивает конфиденциальность.

Во всяком случае, я рада, что он меня не послушал.

Как только я достигаю уровня его балкона, я понимаю, что расстояние до земли на самом деле больше, чем я думала. Я смотрю вниз и вздрагиваю от высоты – около трёх этажей. Если я упаду, не будет никакого счастливого конца.

Я начинаю пробираться по ветке, которая оказывается менее прочной, чем я ожидала, когда она ломается я подавляю вскрик, но две другие ветки ловят моё падение. Как только я обретаю равновесие, я прыгаю к балкону. Моя левая нога ударяется о перила, и я опять чуть не падаю, но вцепляюсь пальцами в стену и прижимаюсь к ней, прежде чем запрыгнуть на балкон бесшумно, как ниндзя. Я не останавливаюсь, чтобы осмотреть свою повреждённую ногу, но, когда иду стараюсь не давить на неё всем весом.

Балконная дверь закрыта, но изнутри до меня доносятся голоса, говорящие по-русски. Первый Виктора, его голос грубый и неприветливый, но второй… у меня учащается сердцебиение, и мне приходится постукивать по груди, чтобы нормально дышать.

Прошло так много времени с тех пор, как я в последний раз слышала ровный глубокий голос Кирилла, хотя его слов не слышно отчётливо, но я не могу не наклониться прислушиваясь. Я ничем не отличаюсь от наркомана, который наконец-то получил дозу после почти двух недель лишения.

Если этот план не сработает, то я, по крайней мере, я услышала его голос. Он жив. Он прямо здесь.

И ничто этого не изменит.

Всякий раз, когда я закрываю глаза, я вижу только его умирающее лицо. Я не могу стереть это, как бы ни старалась. Но это ... то что я слышу, как он говорит, может помочь сохранить его живым в моих кошмарах.

Через несколько минут голос Виктора пропадает. Затем, и голос Кирилла тоже.

Но я знаю, что он не уходил. Я чувствую его присутствие в комнате и даже чувствую намёк на его тепло сквозь стены.

Его одиночество даёт мне возможность, которой я так долго ждала, но теперь, когда это произошло, я не могу заставить себя пошевелиться.

Я остаюсь на месте, кажется, целую вечность, пытаясь заставить свои ноги сделать шаг вперёд, но не в силах пошевелиться. Через несколько мгновений я, наконец, хватаюсь за ручку балконной двери, глубоко вдыхаю и затем открываю её.

Звук усиливается в тишине, и я делаю паузу на то время, которое мне требуется, чтобы осторожно вписаться в дверной проем.

Затем я бесшумно проскальзываю внутрь и замираю, когда раздаётся щелчок пистолета у моего виска.

Черт.

Я недооценила Кирилла. Поскольку он был ранен, я подумала, что, возможно, его рефлексы будут медленнее, но направленное на меня оружие доказывает, что это предположение далеко от реальности.

— Какого хрена ты здесь делаешь?

Медленно я начинаю поворачиваться лицом к обладателю холодного вопроса, но он придавливает дуло пистолета к виску.

— Тебе не нужно менять свою позицию, чтобы ответить.

— Могу я хотя бы посмотреть на тебя? — я ненавижу, что мой голос звучит так эмоционально и слабо.

Даже если он суров и безразличен. Даже если прямо сейчас он приставил пистолет к моей голове.

— Нет, — приходит его сдержанный ответ.

И все же я поворачиваюсь.

— Я сказал. Нет.

— А я хочу посмотреть на тебя, — я приподнимаю подбородок. — Так что, если ты собираешься стрелять, сделай это.

Чем больше я продолжаю разворачиваться, тем быстрее бьётся моё сердце. Я знаю, что он не выстрелит в меня. Если бы он хотел убить меня, он бы сделал это, когда очнулся. И он не стал бы мучить меня, отнимая себя у меня.

Конечно же, в тот момент, когда я полностью повернулась к нему лицом, он опустил пистолет.

Я приросла к месту, как будто поражённая молнией, из-за того, что смогла наконец-то посмотреть на него. Всего его.

Хотя он одет в повседневные спортивные штаны и чёрную футболку, ни то, ни другое не может скрыть мужественного совершенства его телосложения. Он немного похудел из-за травмы, но его телосложение сохранило свою притягательность.

Татуировки в виде черепов, роз и человеческого сердца покрывают видимые части его предплечий и бицепсов, но теперь они не выглядят чрезмерно черными.

Цвет вернулся на его лицо, и его губы больше не бледные и потрескавшиеся. Его волосы, которые обычно уложены, в настоящее время падают на лоб, касаясь бровей. Он также отрастил более густую щетину, которая дополняет его очерченную линию подбородка.

Но что-то ещё заставляет меня задыхаться.

Все дело в его глазах.

Они... другие.

Хотя они и не такие безжизненные, как когда я видела их в последний раз, когда он очнулся в больнице в России. Но то также не тот напряжённый взгляд, который заставлял мой желудок сжиматься всякий раз, когда его глаза фиксировались на мне.

Сейчас у меня сводит живот, из-за нарастающего страха и беспокойства. Потому что эти глаза? Они холодны и апатичны. Почти как... у незнакомца.

И это ранит сильнее, чем огнестрельное ранение. Теперь я понимаю, что, пока я безумно скучала по нему и сходила с ума, беспокоясь о нем, он, вероятно, даже не думал обо мне.

— Что тебе, блядь, нужно? — снова спрашивает он тем же убийственным голосом.

Я киваю на него подбородком.

— Я хотела увидеть тебя.

— Ты увидела меня, а сейчас уходи, — он идёт в ванную, но я прыгаю перед ним, широко раскрыв руки.

— И это все?

Выражение его лица остаётся прежним, за исключением лёгкого раздражения.

— Должно ли быть что-то ещё? Может быть, церемония в твою честь?

— Кирилл... пожалуйста.

— Для тебя это Босс или сэр! У тебя нет никаких прав называть меня по имени.

Я резко выпрямляю спину, и с трудом проглатываю комок в горле.

— Я знаю, что у тебя, должно быть, много вопросов о том, что произошло в России. И хотя я не могу ответить на все из них, я обещаю ответить на столько, сколько смогу. Даю тебе слово, я бы никогда...

— У меня нет к тебе вопросов. Я получил свои ответы в виде двух пуль.

Его спокойно произнесённые слова вызывают у меня то ощущение клаустрофобии, которое я испытала, когда его подстрелили на том холме. Моя грудь сжимается, и мне кажется, что я падаю по спирали, не в силах нажать на тормоза. И тут я понимаю, что все это время мотаю головой.

— Это не… Клянусь, я не знала! Я бы... не пошла туда, если бы знала. Прости, что в тебя стреляли из-за меня. Я понятия не имею, что я могу сделать, чтобы заставить тебя поверить мне, но я готова сделать все, что угодно.

Его глаза сужаются до пугающе ярко-голубого цвета, которого я никогда раньше в них не видела. На мгновение мне кажется, что он все-таки выстрелит в меня из пистолета, который держит в руке.

Может быть, он понял, что оставлять меня в живых не имеет никакого смысла, и будет лучше, если он прикончит меня.

Но вместо того, чтобы сделать это, он говорит с обманчивым спокойствием.

— Как зовут человека, который был рядом с тобой? Меня не интересуют наёмники. Мне нужна личность человека, который стрелял в меня.

Я приоткрываю рот, и застываю не моргая. Как он догадался, что эти люди были наёмниками, если у всех были закрыты лица? Но опять же, дядя Альберт был единственным, кто стрелял в него, с единственной целью – убить. Так что Кирилл должен был понять, что он тот, кто затеял против него вендетту.

Иногда интуиция Кирилла действительно чертовски пугает меня. Я часто задаюсь вопросом, как много он может знать, и сколько не знать.

Он делает шаг вперёд, заполняя моё пространство своим захватывающим кедровым ароматом. Это приятная перемена после запаха смерти, который был в больнице.

— Ты сказала, что готова на все.

— Раскрытие его личности, это единственное, чего я не могу сделать, — шепчу я.

Дядя Альберт все ещё моя семья. И хотя я защищала Кирилла от него, я должна сделать и обратное, потому что я не сомневаюсь, что Кирилл убьёт его, если найдёт.

В один момент я стою, а в следующий Кирилл обхватывает пальцами моё горло и прижимает меня к стене. Воздух выбивается из моих лёгких, когда он возвышается надо мной, его дыхание хриплое, а глаза сверкают.

— Это какой-то тщательно продуманный план между вами двумя? Он подговорил тебя шпионить за мной, а потом, когда пришло время, попросил заманить меня в его логово?

Черт! Черт!

Откуда он это знает? Неужели он уже выяснил о моих семейных связях?

Несмотря на то, что дядя Альберт изначально был против моего отъезда в Нью-Йорк, он практически использовал меня как шпиона после того, как я сказала ему, что сблизилась с Кириллом.

— Значит, это правда, — говорит он пугающе низким голосом. — Позволь мне спросить тебя кое, о чём, Александра.

Я ненавижу своё полное имя. У меня никогда не было этого раньше, но теперь, когда Кирилл использует его только тогда, когда злится на меня, я ненавижу это от всего сердца.

Он продвигается дальше в моё пространство, пока его грудь почти не касается моей.

— Было ли соблазнение частью плана, или это произошло только потому, что я был удобен?

— Нет, нет... Это не...

Мои слова прерываются, когда он сжимает пальцы, фактически перекрывая мне доступ воздуха.

— Ш-ш-ш, — его голос раздаётся у моего уха, как удар хлыста. — Заткнись на хрен. Я могу и должен убить тебя прямо сейчас.

О боже.

Неужели так я умру? Смотреть в эти жестокие глаза, которые, как я когда-то мечтала смягчить?

— Я должен задушить тебя сейчас и смотреть, как твои глаза становятся пустыми, точно так же, как ты стояла там и смотрела, как он стрелял в меня, — его пальцы впиваются в мою кожу, когда он усиливает хватку. — Но я этого не сделаю. И знаешь почему?

Я качаю головой, мои глаза почти вылезают из орбит от давления.

— Потому что ты в конечном итоге приведёшь меня к этому ублюдку. Попомни мои слова, я убью его на твоих грёбаных глазах, даже если это будет последнее, что я сделаю, — он толкает меня, и я падаю на колени на пол, кашляя и брызгая слюной, пытаясь судорожно наполнить свои лёгкие воздухом.

Когда я смотрю на него снизу-вверх, мне кажется, что я смотрю на разъярённого монстра.

Я всегда думала о нем как о таковом, но это первый раз, когда я действительно боюсь его и того, что он может сделать, чтобы достичь своей цели.

— Ты должна была позволить мне умереть, пока у тебя был шанс, — он наклоняется и сжимает мой подбородок своими грубыми пальцами. — Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты играла со мной, когда превращу твою жизнь в настоящий грёбаный ад.

7 Глава

Кирилл

Я всегда гордился своей способностью сохранять спокойствие. Мне потребовалось некоторое время, чтобы развить эту способность, но как только я вышел из подростковой фазы, никто не мог проникнуть в мою голову.

Ни мои родители, ни мои брат и сестра.

Никто блядь!

Я всегда был самодостаточным и полностью полагался на себя. В результате никто не может меня спровоцировать.

Сейчас эта стальная воля на пределе. Или, скорее, с того гребенного дня в Росси.

Каждую ночь, когда я остаюсь один, я смотрю на две уродливые зашитые дыры на своей груди и прокручиваю в голове сцену на том холме. Эти образы преследуют меня: человек, который открыл огонь, и Александра, стоящая рядом с ним.

Сложные чувства, которые я испытал в тот момент, отказываются стираться. С момента инцидента прошло три с половиной недели. Полторы недели с тех пор, как она пробралась в мою комнату, извиняясь и обещая сделать все, чтобы я простил её.

Что угодно, только не раскрытие личности её грёбаного любовника, который собирался убить меня.

И она помогала ему.

Я хлопаю рукой по столу, и карточный домик разлетается во все стороны.

Виктор и Юрий, которые сидят напротив меня и рассказывают новости о клубе и картеле, замирают от этого внезапного движения с моей стороны. То, к чему они определённо не привыкли.

— Если речь идёт о картелях...—начинает Виктор. — Не волнуйся, Босс. Мы с Юрием займём их, пока ты не войдёшь в лучшую форму, чтобы лично встретиться с ними.

— Тебе даже не нужно этого делать, — добавляет Юрий. — Хуан не приехал лично из Мексики. Он посылает своих подчинённых. Нет ничего неуважительного, или странного в том, что мы с Виктором занимаемся этими поставками от твоего имени. Что касается клуба, Максим и старшие телохранители твоего покойного отца делают хорошую работу, держа все под контролем.

Я рассеянно киваю, просто, чтобы они подумали, что это иррациональное чёртово настроение действительно связано с положением дел.

После того, как они закончили со своими ежедневными отчётами, Юрий уходит, но Виктор задерживается и запирает дверь.

Он стоит перед столом, расставив ноги на ширину плеч и скрестив руки на груди.

— Я собрал некоторую информацию о нападении в России.

Я делаю паузу, собирая свои карты, затем продолжаю.

— И что?

— Я использовал трекеры, которые были у тебя на Липовском, чтобы точно определить координаты места. Склад в этом районе, а также окружающий ландшафт и его положение почти идентичны складу, где у нас была последняя миссия Спецназа.

Так что моя интуиция была верна. Это место было связано с проклятой миссией, где я потерял своих людей. Я был уверен, что за всей этой схемой стоит Роман, но, возможно, за этим кроется нечто большее.

Я аккуратно складываю нижний ряд карт.

— Ты выяснил, кому принадлежит это место?

— Согласно нашей последней миссии, это повстанцы и нелегальные торговцы оружием. И хотя в какой-то степени – это правда, я полагаю, что может быть скрытая информация об этой конкретной миссии, — он делает паузу. — Ты ведь знаешь о схеме Организации Бельского?

— Организация, которая вступила в конфликт с правительством и хранила оружие только для того, чтобы они были уничтожены?

— Это известно общественности и военным, но это не так просто, как рассказывают.

Я продолжаю строить свой карточный домик, несмотря на неустойчивый характер моего слабеющего терпения.

— Я не понимаю, почему Организация Бельского имеет какое-либо отношение к этим двум складам.

— Они принадлежат их семье.

Мой взгляд встречается с взглядом Виктора сквозь маленькие треугольники.

— Разве военные не уничтожили их?

— Не все. Невозможно определить местонахождение всех их складов, учитывая, что они прятали их в местах, к которым даже КГБ не ступает. У них также могут быть союзники в этих областях, которые могут сохранить их анонимность.

— Ты говоришь так, как будто они все ещё живы.

— Я подозреваю, что некоторые члены организации – да. В противном случае эти склады не остались бы работоспособными.

— Какая-то другая группа могла заполучить их.

— Они могли бы, но это крайне маловероятно. Эта организация действовала как культ, и никто, кроме членов их ближайшего окружения, не знает об их хранилищах стратегического оружия.

— Так ты думаешь, что члены Организации Бельского стоят за провалом последней миссии Спецназа и моим ранением?

— Да, это возможно. Я не говорю, что покойный мистер Морозов тоже не приложил к этому руку, но все стрелки указывают в их сторону.

— Разгадай мне это, Виктор, — я складываю руки домиком у подбородка и опираюсь локтями на стол. — Почему они нацелились на меня, если я никогда не имел с ними дела?

— Это может быть миссия наёмников или по какой-то другой причине, о которой мы не знаем. Их охранники, безусловно, превратились в изгоев-убийц, которых интересуют только деньги после знаменитой чистки организации.

Я поправляю очки средним пальцем. Как Александра, которая определённо не Липовская, вписывается в эту картину?

Состоит ли она в отношениях с лидером оставшихся Бельских?

Может быть, она сама Бельская. Это имеет смысл, учитывая все эти слежки и подозрительные действия. Существует также тот факт, что она якобы скрывала свой пол, потому что быть женщиной опасно.

Как бы то ни было, она явно считает меня врагом. Ни для кого не секрет, что Роман был связан с организацией Бельского, одно из его многочисленных глупых решений. Из-за этого у него чуть не возникли неприятности с Паханом, поэтому он сказал, что позаботится об этом.

Если под «позаботиться об этом» он имел в виду уничтожение организации, то я не удивлён, что они пришли за его наследником – то есть за мной.

Я также собираюсь сделать дикое предположение, что люди, которые похитили и пытали, а затем отправили Константина обратно в спортивной сумке в качестве послания, принадлежат к той же организации.

Александра сблизилась со мной, чтобы получить информацию?

Нет, она явно прошла эту стадию и перешла к части казни, где наблюдала, как её любовник подстрелил меня.

Красная дымка того дня затуманивает моё зрение, и мне приходится ненадолго закрыть глаза, чтобы рассеять видение. Когда я открываю их снова, моя ястребиная сосредоточенность возвращается.

— Мне нужна вся информация, которую ты можешь найти об организации Бельского. Каждый файл, каждый участник и каждое движение, которое они совершили до и после их предполагаемого уничтожения.

Виктор на секунду кажется ошеломлённым, но затем приходит в себя.

— Это невозможно, Босс. Даже правительство и его разведывательное управление не смогли многое выяснить о них, вот почему они обратились за внешней помощью, чтобы устранить и избавиться от их влияния.

— Копай глубже. Позвони своим друзьям в КГБ, Спецназе и армии. Меня не волнует, что тебе придётся сделать, чтобы получить для меня информацию.

— Я могу попробовать, но, боюсь, на этот раз я не могу обещать никаких результатов.

— Просто сделай так, чтобы это произошло, Виктор. Если мы не знаем, кто за мной охотится, как мы можем это остановить?

— Понял.

— И не привлекай в это дело никого другого.

— Даже Юрия?

— По мере возможности. Не раскрывай ему всю информацию. Сделай вид, что ты все ещё копаешься в подставе последней военной миссии.

Он кивает, затем, убедившись, что мне ничего не нужно, выходит из кабинета.

Мой разум продолжает бурлить от различных вариантов. Я не был военным, когда организация Бельского была уничтожена, но, по-видимому, я каким-то образом причастен к этому. В противном случае я бы не стал мишенью.

Должно быть, это из-за моего генетического родства с Романом. Этот старик всегда замышлял что-то недоброе. Не то чтобы я стал лучше, но я, по крайней мере, знаю, какие сражения выбирать, а от каких держаться подальше.

Однако одно можно сказать наверняка. Александра и её любовник имеют какое-то отношение к этой схеме.

При этой мысли у меня во рту появляется отвратительный привкус.

Любовник.

Я должен был, блядь, убить её за то, что она предала меня, но это слишком лёгкое наказание. Ей придётся просыпаться каждый день и засыпать каждую ночь, пробуя на вкус горькую пилюлю, на которой я выживал с тех пор, как очнулся в больнице.

Ещё одним движением пальца я разрушаю наполовину построенный карточный домик и встаю.

Мои физические силы постепенно возвращаются, но я все равно должен быть осторожен, иначе у меня будет более длительный период восстановления, а это не то, что мне нужно сейчас.

Я выхожу из кабинета и спускаюсь по лестнице.

— Кирилл! — Карина догоняет меня на полпути к выходу и берет меня за руку.

Она присоединяется ко мне на моих ежедневных прогулках по саду с тех пор, как я начал передвигаться.

Теперь я делаю это только потому, что она действительно охотно выходит из своей комнаты, обычно одетая в какое-нибудь платье принцессы и сапожки, как будто собирается на показ мод.

Мне не нравится, как некоторые из моих охранников смотрят на неё, вот почему я заставил Виктора пригрозить им выколоть их глаза, если они снова будут пялиться на неё.

Что? Моя сестра ещё слишком молода.

Она того же возраста, что и Липовская, и ты регулярно трахаешь её уже почти год.

Я отключаю этот зловещий голос, когда мышцы моей челюсти напрягаются.

— Тебе сегодня лучше? — спрашивает Карина очень жизнерадостным голосом, который напоминает о ней, когда она была младше. Это напоминает то время, когда она либо сидела у меня на плечах, либо цеплялась за наши с Константином штаны.

Раньше она тоже просила его нести её, но после того, как Юля накричала на неё за то, что она избалованная девчонка, она больше никогда этого не делала.

— Я в порядке.

— Ты выглядишь намного лучше, — она гладит щетину на моей щеке и улыбается. — Мне нравится этот образ.

— Мне не бриться?

— Да! Я собираюсь купить тебе лучший костюм, который хорошо сочетается с этим образом, чтобы, когда ты выйдешь, люди подумали, что ты модель, потому что, да, ты точно модель... — её юмор исчезает, когда Юлия входит в особняк, сопровождаемая своим «единственным» сыном.

Карина незаметно прячется за мной, её рука сильно сжимает мой бицепс. Эта женщина не только потерпела неудачу как мать, но и заставила свою собственную дочь бояться и опасаться её, по неизвестным причинам.

Она высоко поднимает голову, как высокомерный монарх, и не разговаривает с нами, проходя мимо. Это почти так, как если бы нас не существовало.

— Было приятно видеть тебя у моей постели, мама, — говорю я из чистой злобы.

Она резко оборачивается и прищуривает глаза.

— О, я была у твоей постели, но только для того, чтобы убедиться, что ты наконец умер. Я даже приготовила траурное платье по этому случаю. К сожалению, ты выжил, как дьявол.

— О, ты беспокоилась обо мне? Я так тронут.

— Беспокоилась о тебе? — она смеётся, и смех настолько ядовитый, что даже Константин съёживается. — Ты для меня никто, Кирилл. Никто.

— Рад, что эти чувства взаимны, — я подхожу к ней ближе, и Карина крепче сжимает меня. — Поскольку мы ничего не значим друг для друга, я рад сообщить тебе, что у меня есть союзники в твоём банке, дорогая мама. Твои собственные братья и сестры предпочитают меня в деловых вопросах. В конце концов, я тоже часть их семьи, как бы ты ни пыталась убедить себя в обратном.

— Ты… — она поднимает руку, вероятно, чтобы дать мне пощёчину. Карина закрывает глаза. Но удара не последовало.

Константин перехватывает её руку и, взяв её под свою руку, ведёт её к лестнице.

— Не трать своё время на таких, как он, мама. Я поговорю со своими тётями и дядями...

Он продолжает предлагать туманные утешения и все, что хочет услышать Юлия. Прежде чем они исчезают на лестнице, он незаметно бросает взгляд в мою сторону.

Это коротко, почти незаметно, но в нем есть та мягкая сторона моего младшего брата, который всегда пытался защитить меня и Карину от ядовитого фаворитизма нашей матери.

Эта сторона Константина должна была быть давно мертва, так какого хрена...

— Ты это видел? Ты это видел? — спрашивает Карина с заразительным волнением. — Костя остановил её ради нас!

— Не будь так уверена. Он слишком глубоко увяз в собственной заднице, чтобы что-то для нас сделать.

Она хлопает меня по плечу.

— Не говори так! Он действительно беспокоился о тебе, когда тебя подстрелили, и навещал каждый день. По крайней мере в те дни, пока ты не очнулся, потому что он знал, что ты будешь мудаком, если увидишь его.

— Вероятно, он шпионил для Юлии.

— Прекрати это, Кирилл. Просто прекрати. Если ты все время с подозрением относишься к людям, как ты вообще сможешь быть счастливым?

Что, черт возьми, такое счастье?

Может быть, счастье – это достижение вершины. Быть настолько выше людей, что они падают и разлетаются на куски, если когда-нибудь попытаются приблизиться ко мне.

Однако я не отвечаю Карине, когда мы выходим из дома. Она собирается рассказывать мне о книге, которую она читает, обычно она говорит об этом с таким энтузиазмом, но она останавливается, когда мы сталкиваемся с небольшим препятствием.

Моя челюсть сжимается, и моя рана начинает гореть, когда я смотрю не на кого иного, как на Липовскую. Она стоит у главного входа, одетая в темно-серый костюм и синюю рубашку на пуговицах. Её волосы зачёсаны назад, а выражение лица серьёзное, холодное, и самое главное, решительное.

Мне хочется схватить её за горло, как я сделал это больше недели назад, когда она посмела требовать разговора со мной.

Но на этот раз, если я начну душить её, я не могу гарантировать, что случайно не убью её. Одна только мысль о её любовнике и её предательстве превращает меня в бушующий вулкан.

Я не показываю этого на своём лице, но огонь разрывает меня изнутри.

— Ты не можешь быть здесь, Саша.

Я слышу, как Юрий что-то шепчет ей ласковым голосом.

— Если босс узнает…

— Я убью тебя, — заканчиваю я за него.

Юрий и Александра выпрямляются. Выражение её лица смягчается, но только на мгновение, а затем оно становится замкнутым, когда она делает шаг вперёд.

— Я хочу вернуть свою прежнюю должность.

Я смотрю ей прямо в лицо.

— Этого не произойдёт.

— Я не охранник оружия. Я снайпер и телохранитель. Я требую вернуть мне мой пост.

— Ты считаешь, что имеешь право требовать от меня что либо, Липовский?

Её спина вздрагивает, а рот приоткрываются, прежде чем она сглатывает.

— Я ... не уйду отсюда, пока не получу свою настоящую работу.

— Я отведу его обратно, — говорит мне Юрий и начинает тащить её.

— Нет. Оставь его, — явстречаюсь взглядом с её потемневшими глазами, в которых стало больше коричневого, чем зелёного. — Никому не позволено приносить ему еду. Когда он будет умирать с голода, он сам уйдёт в хранилище.

— Я. Не. Буду, — у неё хватает грёбаной наглости гордо поднять подбородок и даже свирепо посмотреть на меня.

Я должен отойти, прежде чем я действительно поддамся своим развратным мыслям. Все они начинаются и заканчиваются тем, что она подо мной признается, какого черта она стояла там, когда её любовник стрелял в меня, а затем, по-видимому, отвезла меня в больницу.

Виктор сказал мне это, и он не из тех, кто стал бы приписывать Липовскому какие-либо заслуги, если бы это было не правдой.

Я чувствую взгляд Липовского на своём затылке, когда мы с Кариной выходим в сад.

Как только мы оказываемся вне пределов слышимости, моя сестра выпаливает:

— Почему бы тебе просто не вернуть ему его работу? Что он сделал!? Разве они с Виктором не спасли тебя? Я просто не понимаю.

— Оставь это, Кара.

— Но… О! Он может быть моим телохранителем, если он тебе не нужен!

— Нет. Ему нельзя приближаться к тебе.

— Но почему? — она сердито смотрит на меня. — Просто, чтобы ты знал, Костя попросил Сашу стать главой его телохранителей.

Я переключаю своё внимание на свою сестру.

— На самом деле?

— Он так и сделал! Но Саша сказал, что он твой телохранитель.

Телохранитель, который заманил меня на верную смерть.

Но это не имеет значения, потому что факт остаётся фактом, теперь её жизнь полностью принадлежит мне.

8 Глава

Саша

Правильно ли я поступаю?

Честно говоря, я не знаю. Однако я знаю точно, что не уйду от сюда, пока Кирилл не прекратит это безумие, и по крайней мере, не выслушает меня.

И не просто говорить, а действительно поговорит со мной.

Я знаю, что просить об этом невозможно, поскольку он думает, что я предала его, но я также не хочу быть сослана на неопределённый срок в другой конец территории особняка.

Может быть, он никогда не будет удовлетворён, и я состарюсь и поседею в этом скучном хранилище оружия.

Лучше положить этому конец сейчас. Выиграю я или проиграю, по крайней мере, у меня будет надлежащее завершение.

Прошло три дня с тех пор, как он сказал мне либо возвращаться на свой пост, либо оставаться здесь и умирать с голоду. Я по глупости выбрала последнее, потому что, как я уже упоминала ранее, меня не заставят вернуться в изгнание.

Несмотря на решимость, которая переполняла меня в начале этой миссии, мне трудно справляться с ухудшающимся состоянием моего тела. Я сижу, прислонившись спиной к колонне у входа в особняк, где каждый, кто входит или выходит, может видеть меня.

Я, должно быть, выгляжу жалко, умоляя Босса дать мне шанс, который даже не хочет меня слушать.

Мысль о встрече с Кириллом вызывает у меня мурашки по коже. Но я предпочла бы испытать этот абсурдный дискомфорт, чем знать, что, вероятно, никогда больше его не увижу.

Пройдёт время, и он полностью вычеркнет меня из своей жизни и продолжит жить так, как будто меня никогда не существовало.

Одна только мысль о такой возможности заставляет меня дрожать от страха. У меня есть иррациональный страх, что он никогда не будет ценить или уважать меня так же сильно, как я его.

Что, я для него, не что иное, как удобная остановка на его пути, которую он всегда должен был покинуть.

И это чертовски пугает меня.

По распоряжению Кирилла, никто не предлагал мне еду, кроме Максима и Юрия, которые пытались подсунуть мне несколько протеиновых батончиков. Карина тоже приносила мне еды и сказала, чтобы я не обращала внимания на её «глупого» брата.

Я покачала головой и отказалась что-либо есть. Если мне суждено умереть с голоду за своё дело, то я это сделаю. Я определённо не буду обманывать систему только потому, что могу.

Я даже ничего не пила, пока Виктор лично не бросил большую бутылку воды рядом со мной два дня назад и ещё одну прошлой ночью.

— Даже не думай о смерти, пока мы все ещё расследуем то, что произошло в России.

Я тоже хотела отказаться от воды, но я мало что могу сделать, если умру на самом деле.

Поэтому я выпила воду и держала бутылку рядом с собой. Если Кирилл и возражал против этого, он не показывал этого и не угрожал вышвырнуть меня с территории.

Каждое утро выходя на прогулку с Кариной, он даже не смотрит в мою сторону. Как будто я невидимка. Однако его сестра приходит проведать меня и просит уже прекратить это и вернуться в хранилище, пока он не успокоится. А сама, в это же время, пытается убедить его вернуть мне мой пост. Он не только не отвечает, но и продолжает игнорировать моё существование.

Как бы я ни старалась не поддаваться влиянию его холодного поведения, осознание того, что он может так легко стереть меня, причиняет боль больше, чем я готова признать.

Надо мной нависает тень, и, когда я поднимаю глаза, то вижу Анну, стоящую там с подносом с едой. Она толкает его в мою сторону, сохраняя при этом то же суровое выражение лица, которое у неё всегда было по отношению ко мне.

— Тебе нужно поесть, пока ты не потерял сознание.

Я выпрямляю спину.

— Это… босс попросил тебя принести мне это?

— Нет. Мне просто не нравится видеть, как люди умирают от голода.

Ох.

Я опускаю плечи сгорбившись.

Я подумала, что, поскольку Анна выполняет только приказы Кирилла, и то что она принесла мне еду, это потому что, он ей так сказал.

Маленькая надежда, расцветшая в моей груди, превращается в пепел за долю секунды.

Я качаю головой.

— Я не буду есть. Кроме того, разве ты не слышала, что приказал босс? Никому не позволено давать мне еду.

— Послушайте, молодой человек. Мне все равно, что он говорит. Под моим присмотром никто не умрёт от голода.

Я снова яростно качаю головой. Если Кирилл упрямый, то я в десять раз хуже.

— Если ты не возьмёшь ложку и не поешь, да поможет мне Бог, я заставлю тебя, — угрожает она. — У тебя нет сил, чтобы остановить меня.

— Я все ещё могу бороться с тобой, Анна, — я вздыхаю, мне трудно даже говорить из-за явной нехватки энергии. — Серьёзно, я благодарен за усилия, но я отказываюсь есть или двигаться, пока не смогу вернуться к своему предыдущему посту.

Анна собирается что-то сказать, возможно, чтобы опять отругать меня, но останавливает себя, когда Константин выходит из дома. Он подходит к нам, и Анна ставит поднос рядом со мной, кивает и уходит.

Брат Кирилла смотрит на меня сверху вниз глазами, намного более тёплыми, чем у его брата, вероятно, потому, что они не такие навязчиво ледяные. Кроме того, с тех пор, как его похитили и пытали, я начала смотреть на него другими глазами.

На самом деле он, более классически красив, чем Кирилл. Острая линия подбородка и скул, песочно-светлые волосы и более чёткая аура. Там, где у Кирилла есть гнусная сторона, у Константина есть ощущение защитника. Что странно, поскольку, когда я впервые встретила его, я подумала, что он был клише злого брата, которого заботила только власть. Но за последние несколько месяцев я узнала, что это в присутствии Кирилла он становится совершенно другим человеком – враждебным, глупым и отталкивающим. Как будто он делает это специально.

— Все это за гранью идиотизма, — сообщает он мне как ни в чём не бывало. — Если ты думаешь, что он передумает только потому, что ты это делаешь, тогда ты не знаешь Кирилла.

— Я отказываюсь быть похороненным, до конца своей жизни, в комнате где хранится оружие, так что, если это то, что я должен сделать, чтобы иметь возможность сбежать из этого места, я не возражаю.

Он приседает и наклоняет голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Ты всегда можешь стать главой моей охраны. Это разозлило бы Кирилла больше, чем этот бесполезный план.

Я думала об этом, когда он спрашивал меня в последний раз об этом, и он прав. Учитывая, как разозлился Кирилл, когда я помогла Константину все эти месяцы назад, эта тактика может привлечь его внимание, но она также может иметь неприятные последствия. Кроме того, я пытаюсь доказать, что я предана ему, а я не смогу этого сделать, если перейду к брату, которого он считает врагом.

— Я не могу этого сделать. Я телохранитель Кирилла.

— Ты ужасно предан тому, кому на тебя наплевать, — Константин встаёт во весь рост. — Поверь мне, Саша. Этот человек заботится только о себе. Никто другой не имеет значения.

Я качаю головой, но ничего не говорю. Я дошла до той стадии, когда мне нужно беречь свою энергию.

— Моё предложение все ещё в силе, — говорит он, затем садится в ожидающую его машину. Я предполагаю, что Юлия присоединится к нему и, вероятно, будет смотреть на меня как будто я какой-то паразит.

Я жду несколько мгновений, но машина уезжает без неё.

Константин редко ходит на какие-либо собрания без того, чтобы его мать не была рядом с ним. Может ли быть в этом что-то большее? Неужели они снова вступили в сговор против Кирилла?

Не то чтобы они, когда-либо прекращали это делать, но они действительно не могли причинить ему никакого вреда, когда его тёти и дяди, со стороны семьи Юлии, на самом деле предпочитают вести дела с Кириллом, а не с Константином. Юлия боролась с этим изо всех сил, но можно с уверенностью сказать, что она проигрывает.

Может показаться странным, что я думаю о благополучии Кирилла, когда он косвенно морит меня голодом, но я действительно имела в виду, что я ему верна.

Потому что это единственный способ быть рядом с ним. Если меня здесь не будет... Куда мне идти?

Я не могу вернуться к своей семье, и я не хочу этого. Не тогда, когда Кирилл думает, что я предала его, и они могут попытаться заставить меня убить его, когда я увижу его в следующий раз.

Кроме того, мне нужно доказать, что он не имеет никакого отношения к убийству моей семьи. Он просто не такой человек.

Прежде чем он очнулся, у меня была возможность заглянуть в кабинет после того, как они временно отключили безопасность. Мне даже удалось заглянуть в сейф, но там не было никаких файлов, которые Роман мог оставить о моей семье.

Единственное, что я нашла, это несколько контрактов, ценные вещи и документы о каких-то сомнительных сделках, которые он хранил в качестве улик против людей, вовлечённых в них, в основном политики и знаменитости.

Запах еды – супа, рыбы и какого-то салата наполняет мои ноздри, и мой желудок урчит громче, чем я когда-либо слышала. Я хватаю тарелку, которую принесла мне Анна, и мне требуется вся моя сила, чтобы оттолкнуть её, вместо того чтобы поднести ближе.

Капля падает мне на макушку, затем следует ещё одна, и я промокаю насквозь в течение нескольких секунд, пока льёт дождь.

Обычно я бы попыталась укрыться, но это означало бы прятаться, а не доказывать, насколько я устойчива к этому.

Прошло очень много времени с тех пор, как я в последний раз чувствовала на себе дождь. Так... долго.

Я стою на нетвёрдых ногах, и волна головокружения едва не сбивает меня с ног.

Мир начинает расплываться, но я все ещё стою, расставив ноги на ширину плеч, уперев руки в бока, затем поднимаю голову вверх и смотрю на сердитый дождь.

Я закрываю глаза и теряюсь в этом моменте, не заботясь о том, что моя одежда прилипает к коже или что я едва могу держаться стоя. Последние несколько лет я так много времени проводила в бегах, жила с чувством долга и пыталась работать над собой, что упустила эти маленькие моменты и чувство наслаждения простыми вещами.

Последнее, что я смогла почувствовать по-настоящему, был тот поцелуй в машине Кирилла, прежде чем все рухнуло.

Я потратила много времени, желая вернуться к тому моменту, но горькая реальность такова, что как только действие произошло, обратить его нельзя. Все, что у меня есть, это последствия – его молчаливое игнорирование и пугающее чувство, что независимо от того, что я делаю, я уже потеряла его.

У меня подкашиваются ноги, я спотыкаюсь и падаю. Я готова к удару, но вместо того, чтобы удариться о землю, я приземляюсь на что-то более тёплое и безопасное. Мне кажется, что сквозь полузакрытые глаза я мельком вижу мужественное лицо Кирилла. Несмотря на то, что он пристально смотрит на меня сверху вниз, я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах.

Он пришёл за мной.

Это последняя мысль, которая приходит мне в голову перед тем, как я погружаюсь во тьму.

Кап…

Кап…

Кап...

Я медленно открываю глаза из-за непрерывного звука рядом с моей головой. На мгновение мне кажется, что я в кошмарном сне, но затем в фокусе появляется очень знакомая комната.

Та самая комната, из которой меня выгнали не так давно.

Я вскакиваю, чтобы встать с кровати, но останавливаюсь, когда трубка тянет меня за руку. Причина капания – капельница, застрявшая в тыльной стороне моей ладони. Я начинаю осматривать это, с намерением снять, но глубокий, властный голос останавливает меня.

— Не двигайся, пока не закончится.

Медленно, как будто мне страшно, я поднимаю глаза туда, откуда доносится голос Кирилла.

Раньше, когда он поймал меня под дождём, я подумала, что, может быть, мне это снится. Кирилл не стал бы помогать тому, кого считает ненадёжным. Но, в конце концов, я была права. Он был там и решил все-таки помочь мне.

Он сидит на диване напротив кровати, широко расставив ноги, одной рукой держась за спинку дивана, а в другой держа планшет. Насыщенный цвет его глаз не затемняется очками. На самом деле, теперь они кажутся ещё более зловещими.

— Я.. э-э-э.. спасибо, — заикаюсь я, как идиотка.

Он отклоняет планшет в сторону, и теперь все его внимание приковано ко мне.

— За что?

— За то, что спас меня.

— Я не спас тебя.

— Но ты не дал мне упасть.

— Только для того, чтобы ты не разбила голову о мой порог.

Ой.

Ладно.

Я прикусываю нижнюю губу, останавливая себя от того, чтобы выпалить что-то, что определённо будет не в мою пользу. Вероятно, он специально ведёт себя грубо. И если я поддамся на его провокации, то позволю ему эмоционально влиять на меня.

— Тогда зачем ты привёл меня в свою комнату?

— Тебе нужно было получить питательные вещества.

— Ты мог бы попросить врача сделать это в клинике или в другом месте. Почему именно твоя комната, Кирилл?

— Потому что это ближе. И для тебя это Босс, а не Кирилл.

Мои руки сжимаются в кулаки на коленях, когда я пытаюсь, но не могу нормально дышать. Каждый вдох наполнен его ароматом – кедра, леса и страстных животных воспоминаний об этой самой кровати.

Это неправильно иметь такие мысли. Неправильные мысли...

— Во что ты сейчас играешь? — его вопрос возвращает меня к настоящему.

— Я ни во что не играю. Я же сказала тебе, что не остановлюсь, пока ты не вернёшь мне мой старый пост.

— Ты угрожаешь мне своей жизнью, Липовский? Неужели она так мало значит для тебя?

— Дело не в том, что она мало значит, и это нелегко, но я не хочу, чтобы ты вытеснял меня в сторону.

Между нами провисает тишина, но лишь на мгновение, потому что он резко встаёт и направляется в мою сторону. Я инстинктивно прижимаюсь спиной к изголовью кровати, прежде чем понимаю, что съёживаюсь. Что за чёрт?

Кирилл останавливается у кровати и смотрит на меня тем холодным взглядом, который можно принять за оружие.

— Ты должна была уйти, пока у тебя был шанс.

— Я не хочу уходить, — бормочу я. — Но я также не хочу, чтобы меня распределяли по другим отделам. Я пришла сюда, чтобы быть твоим телохранителем, и моё место рядом с тобой.

— После всего, что произошло, у тебя хватает наглости говорить, что твоё место рядом со мной?

— Так и есть. Я знаю, ты мне не доверяешь, но я готова доказать свою преданность. Просто дай мне последний шанс, Ки... сэр!

Я прикусываю нижнюю губу. Я действительно ненавижу называть его так. Как будто я строю стену между нами по кирпичику.

— Ты потеряла моё доверие, следовательно, я буду видеть в тебе только потенциального врага.

У меня дрожит подбородок, но я поднимаю его.

— Я верну твоё доверие обратно.

— Сомневаюсь в этом. Так почему бы тебе не уйти? Будь моим врагом по-настоящему, чтобы мы могли сражаться как следует.

— Я тебе не враг, и я отказываюсь уходить. Если ты все ещё будешь настаивать на том, чтобы я была в хранилище оружия, я снова останусь снаружи и умру с голоду. Мне бы не хотелось тратить твоё время впустую, если бы тебе приходилось каждый раз носить меня на руках и ухаживать за мной, чтобы я выздоровела... Подожди, ты нёс меня на руках? Как твоя травма, — я начинаю протягивать к нему руку, но он отбрасывает её.

Моё сердце сжимается. Было бы не так больно, если бы он ударил меня по лицу.

— Даже не пытайся изображать беспокойство.

Но в том-то и дело. Я хотела бы, что бы это была игра, но я искренне беспокоюсь о нем, поэтому я переосмысливаю всю сцену, когда он несёт меня. Напрягался ли он, удерживая моё бессознательное тело? Я действительно надеюсь, что он попросил кого-нибудь ещё отнести меня внутрь и переодеть в сухую одежду ... черт. Мои бинты на груди исчезли, значит, он сделал это сам.

Теперь я злюсь на себя за то, что не бодрствовала все это время.

Но опять же, если бы это было так, я, вероятно, не проснулась бы здесь.

Он поправляет очки средним пальцем.

— Ты хочешь вернуть свою работу?

Я отчаянно киваю.

— Ты получишь её.

Прежде чем я успеваю улыбнуться и мысленно исполнить праздничный танец, Кирилл хватает меня за подбородок двумя жёсткими пальцами.

— Но ты больше не мой доверенный человек, Липовский. Ты не более чем незнакомец, которого я держу для информации. Ты хочешь доказать, что ты верен мне? Это невозможно, когда я уже считаю тебя своим грёбаным врагом.

9 Глава

Саша

— Что, черт возьми, это должно означать, Кирилл? — Дэмиен бросается в нашу сторону, как только мы выходим из дома Пахана.

Я делаю шаг вперёд, расправляя плечи для драки или чтобы быть готовой к ней.

Прежде чем он успевает схватить Кирилла удушающим захватом, я уже стою между двумя мужчинами. Виктор, Юрий и даже охранники Дэмиена не двигаются ни на дюйм, несмотря на явную войну, которая вот-вот начнётся.

— Ты! Отойди нахер, пока я не испортил твоё смазливое мальчишеское личико, — Дэмиен говорит так близко, что я чувствую запах никотина в его дыхании.

Чаще всего у Дэмиена случаются случайные, а иногда и забавные моменты, но сегодня определённо не один из них. Его плечи напряжены, а глаза сверкают смесью светло-зелёного и яростно-серого.

И все же я не могу позволить ему напасть на Кирилла. Остальные охранники могут предпочесть не вмешиваться в таких случаях, из-за приказов обоих мужчин, но я уже пообещала Кириллу свою верность, и я намерена доказать это на деле, а не на словах.

Прошло три месяца с тех пор, как я вернулась к своей работе телохранителя. Или, скорее всего, вынудила Кирилла вернуть меня на моё место. Я думала, что пока я нахожусь там, где должна быть, все остальное постепенно наладиться. Что рано или поздно он снова научится мне доверять.

Я определённо думала неправильно. Я сильно недооценила способность Кирилла полностью стереть меня из памяти, даже когда мы виделись каждый день.

И он стер меня на три месяца. Он не разговаривал со мной напрямую целый месяц, что мне показалось, что я схожу с ума.

Единственная причина, по которой он снова заговорил со мной, и только короткими прямыми приказами, заключалась в том, что я чуть не получила пулю во время неудачной поставки. Он толкнул меня на землю, как в тот раз, когда он был капитаном, а я солдатом, потом прижал мою голову к земле, надавливая на затылок и удерживая на месте, сказал мне:

— Лежи, мать твою.

Это были резкие, холодные слова, но мне хотелось плакать. Под чёрствой гранью его приказа я смогла услышать капельку заботы, которую он испытывает ко мне. Что-то, что, как я думала, я потеряла навсегда.

После целого месяца голодания это было похоже на сладкую награду.

Не будет преувеличением, если я скажу, что мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не обнять его или хотя бы не схватить за руку, которой он меня удерживал.

С тех пор он отдавал мне прямые приказы вместо того, чтобы использовать посредника, обычно Виктора, которому, явно надоело быть посыльным.

Но положение вещей не изменилось. Ему не нравится, когда я долго нахожусь в его присутствии или, когда мы остаёмся наедине. Мне поручено заниматься делами, которые находятся достаточно далеко от него, чтобы он не видел или слышал меня.

Как будто у него на меня аллергия.

Нет. Хуже.

Я вызываю у него отвращение. Он не смотрит мне в глаза без лёгкого тика в челюсти и едва заметно потемневшего взгляда.

Я все ещё пытаюсь убедить его, что он может доверять мне, а он все ещё считает меня своим врагом.

Возвращаясь к настоящему, мы последние, кто покинул дом Пахана после еженедельного собрания, и Дэмиен явно взбешён тем, что Кирилл предложил прекратить продолжающуюся войну с другой организацией и заставил большинство остальных согласиться.

Дэмиен, который, что неудивительно, вёл «уличную» войну со своей бригадой, плохо реагирует на перспективу отнять у него любимое хобби.

Тот факт, что он последовал за нами в момент, когда мы вышли на улицу, был ожидаемым. Теперь нам приходится иметь дело с его вспышками гнева и любыми непредсказуемыми вещами, которые он приготовил для нас.

Я качаю головой, кладя ладонь ему на грудь.

— Отойди назад.

Он хватает моё запястье и начинает выкручивать его с грубой силой, но я высвобождаюсь, прежде чем он сможет его сломать. Затем я беру его за руку и отталкиваю его назад, двигаясь так, что оказываюсь полностью перед Кириллом.

Дэмиен делает паузу и прищуривает глаза. Так что, да! Я больше не та слабачка, которую он отправил в полёт во время той первой встречи. Кирилл, возможно, и отказался тренировать меня, но Максим и особенно Юрий – нет.

У Юрия даже есть специальная программа для меня, которой я следую, чтобы отточить свои навыки до совершенства, и я никогда не пропускала ни одного дня силовых тренировок.

В отличие от Виктора и Максима, Юрий не так силен в бою и всегда уступает и имеет более низкие показатели в физической подготовке. Тем не менее, он лучший учитель на свете. В отличие от Кирилла, он не учит применять силу или методы запугивания. Он больше склонен к постоянному прогрессу, и у меня это отлично получается.

Он терпеливый и понимающий, а самое главное, я чувствую, что иду повидаться с другом всякий раз, когда мы проводим наши ежедневные занятия.

— Я предупреждаю тебя, красавчик, — Дэмиен сжимает руку в кулак. Вены проступают на татуировках, украшающих его предплечье. — Если ты сию же секунду не сдвинешься с места, я сломаю твою грёбаную шею и скормлю твой долбаный труп своим собакам.

Я даже не меняю позы, только откидываю назад плечи и выпячиваю подбородок вперёд, готовая к бою. Рот Дэмиена скривился в оскале, и он делает шаг вперёд. Прежде чем я успеваю занять оборонительную позицию, большие руки сзади ложатся мне на плечи, надавливая на них, а затем легко отталкивают меня в сторону.

Или, может быть, это так легко для него, потому что я слишком ошарашена, чтобы думать или реагировать. Кирилл встаёт передо мной, так что он оказывается лицом к лицу с Дэмиеном, и единственное, что я вижу, это напряжённые мышцы его спины.

С тех пор как он оправился от травм, он проводит ночи напролёт в тренажёрном зале или занимается рукопашным боем с Виктором. В результате он набрал больше мышечной массы, чем раньше.

Его плечи стали шире, а телосложение заточено до уровня, который выглядит более угрожающе, чем, когда мы служили в армии.

Это заметное изменение в его телосложении, конечно, не помогает, когда я пытаюсь перестать поддаваться влиянию его присутствия, тепла и опьяняющего запаха, которые я сейчас вдыхаю в свои изголодавшиеся лёгкие.

Кирилл засовывает руку в карман, наклоняет голову, и говорит Дэмиену скучающим тоном:

— Как я сказал всем внутри, а ты, очевидно не слушал, эта война истощает наши ресурсы и не предлагает ничего взамен, кроме какой-то формы развлечения для тебя. Поэтому это безвкусно, ненужно и, самое главное, бесполезно. Логичнее работать над приобретением союзников, чем предаваться бессмысленным войнам.

— Бла-бла и черт возьми бла! — говорит Дэмиен ему прямо в лицо. — Эти войны, мой единственный источник развлечения и единственное, что я делаю лучше всего. Если ты их заберёшь, что, черт возьми, я должен делать?

— Отдохни и поработай над своими проблемами с гневом?

— Только если я убью тебя! Почти уверен, что мои проблемы с гневом, будут, блять, решены!

— Я откажусь от этого предложения. Но вот, как насчёт того, чтобы заняться чем-то другим, кроме драться как сумасшедший? Тебе не надоело?

— Нет, блядь!

— Тебе нужны другие источники, которые помогут тебе избавиться от всей этой токсичной энергии. Как насчёт того, чтобы узнать о более эффективных способах инвестировать своё состояние? Я могу помочь.

Дэмиен поднимает бровь.

— Означает ли это, что ты, наконец, согласен сразиться со мной?

— Интересно, как ты понял это из моего последнего предложения?

— Тот факт, что ты испортил мне удовольствие и обязан предложить мне что-то взамен, или я сломаю твою грёбаную шею, пока ты спишь.

— Это невозможно, но вот в чем дело, — Кирилл хватает Дэмиена за плечо, и я делаю шаг в сторону, чтобы лучше его разглядеть.

Его лицо безмятежно, спокойно, и поскольку он сохранил лёгкую щетину после травмы, он выглядит как зверь другого типа. Он более страшный, более замкнутый и ... недосягаемый.

Я могу наблюдать издалека, но прикоснуться к нему невозможно. Ещё более невозможно узнать, о чём он думает. Как будто он заперся в хранилище и выбросил ключ.

— Позволь мне инвестировать двадцать процентов твоих активов. Но с одним условием. Я получаю пятьдесят процентов прибыли.

— Ты, блядь, под кайфом!? Пятьдесят процентов!? — Дэмиен, который, как всем известно, наплевательски относится к финансам и уже давно обанкротился бы, если бы рядом с ним не было нужных людей, считает эту сумму сумасшедшей. — Мой брокер заботится о моих инвестициях. Ты мне не нужен.

— Я говорю тебе, что даже с моей пятидесятипроцентной долей я могу дать тебе больше, чем твой брокер в настоящее время.

Дэмиен прищуривает глаза, выглядя расстроенным, затем поднимает руки в воздух.

— Мне насрать на деньги. Так что, если это и есть основной план, который ты придумал, чтобы отговорить меня от прекращения этой войны...

— Я устрою тебе другую войну.

Дэмиен делает паузу, и его глаза сияют, как у ребёнка, который нашёл бесчисленное количество подарков под рождественской ёлкой.

— Как скоро?

Кирилл поправляет очки средним и безымянным пальцами.

— Довольно скоро.

— Если ты издеваешься надо мной...

— Если я не устрою тебе эту войну в течение нескольких месяцев, я буду драться с тобой.

— Не месяцы. Всего один месяц, и даже это чертовски напрягает. Я не знаю, что я, блять, буду делать все это время. Я могу начать убивать людей наугад, а никто не хочет такой драмы в своей жизни, не так ли?

— Тебе нужно обуздать это чёртово безумие, Дэмиен. Это твоё самое слабое место и единственное, что удерживает тебя от продвижения вверх.

— Я не хочу двигаться вверх. Я хочу грёбаную войну, которую ты устроишь мне через месяц, а если ты подведёшь меня, ты будешь сражаться со мной в любое время, когда я захочу, — он толкает его плечом. — Если ты будешь трахаться со мной, я убью всех твоих людей. Начиная с красавчика Саши.

На пути к выходу Дэмиен хлопает меня по плечу.

— Никаких обид. Это всего лишь бизнес, — он наклоняется и шепчет мне на ухо: — Ещё раз встанешь у меня на пути, и я зарежу Кирилла, пока он будет спать, понял?

Я выпрямляюсь, и я остаюсь неподвижной ещё долго после того, как Дэмиен и его люди сели в свои машины.

Кирилл разворачивается и смотрит на меня тем бесстрастным взглядом, в который я начинаю бояться смотреть.

— Что он тебе сказал?

— Ты... слышал его...

— Что он тебе только что прошептал, Липовский?

— Что... э-э.. я не должен снова вставать у него на пути, — я опускаю последнюю часть, и что-то подсказывает мне, что Кирилл чувствует, что я что-то скрываю, потому что он прищуривает глаза, мышцы его челюсти сжимаются, и он остаётся таким в течение того, что кажется часом, но на самом деле это несколько секунд.

Затем, как будто он только что не перевернул мой мир с ног на голову, он идёт к машине.

Виктор следует за ним, но Юрий остаётся позади и даже подходит ко мне, когда я перевожу дыхание.

— Ты в порядке? — Спрашивает он мягким тоном.

Я ненавижу, что в последнее время ему всегда приходится проверять меня. Максим этого не делает, но Юрий, однако, более чувствителен к людям и переменам в них, он сказал, что в последнее время ему кажется, что я сама не своя, несмотря на все усилия, которые я прилагаю, чтобы казаться нормальной.

Хотя «сама не своя» это ещё мягко сказано. Раньше я думала, что вернуть Кирилла, это только вопрос времени, но эта надежда тускнеет с каждым днём.

Теперь, я думаю, я на грани того, чтобы оплакивать его. Нет, мы не были лучшими друзьями или что-то в этом роде, но мы были близки, и он иногда позволял мне обнимать его, в основном после секса. Он шутил и выплёскивал свой сарказм, а я чувствовала себя в его компании в такой безопасности, что я действительно подумывала о том, чтобы никогда не уходить.

Все изменилось после грёбаной поезди в Россию.

— Саша? — снова спрашивает Юрий, когда я не отвечаю. — Дэмиен сказал что-то, что тебя обеспокоило?

Я качаю головой.

— Дело не в этом. Я просто... не в форме, наверное.

— Нет, ты в порядке, — он сжимает моё плечо. — Ты смог вырваться из захвата Дэмиена. Не каждый может это сделать. Я горжусь тем, как далеко ты продвинулся.

Я ухмыляюсь.

— Это все благодаря тебе.

— Не скромничай. Ничего бы этого не было, если бы ты не был дисциплинирован, — он отпускает меня. — Пойдём. Нам нужно идти, пока Виктор не начал быть занозой в заднице.

Мы уже собираемся уезжать, когда я мельком вижу Рай – племянницу Пахана, которую телохранители сопровождают к её машине. Неделю назад она вышла замуж за человека, которого выбрал её двоюродный дедушка. Её новый муж опасен и загадочен. Все с осторожностью следят за ним.

День их свадьбы был полным безумием, и все, что последовало за этим, было странным.

С тех пор она изменилась, но я не уверена, что в лучшую сторону. Рай всегда была осторожной и деловой женщиной, она словно сделана из стали. Она использовала тайну Кирилла, чтобы заставить его проголосовать за то, чтобы она стала исполнительным директором V Corp – законного прикрытия организации. С тех пор она медленно, но верно устраняла его шпионов и даже шпионов Адриана из компании. Что не нравится обоим мужчинам, и они явно втайне хотят отомстить ей. Каким образом, я не знаю.

При других обстоятельствах мне было бы все равно, но я уверена, что Рай тоже что-то замышляет. Например, сейчас она пристально смотрит на Кирилла, когда он садится в машину. И я не знаю, как долго он ещё сможет выводить её из себя на собраниях, прежде чем она решит поставить под угрозу его позицию и все победы, которые он принёс организации.

И все из-за меня.

С точки зрения логики, у Кирилла нет причин защищать мою личность. Он может сказать ей, что я женщина, и Пахан мог бы убить меня, и Рай больше нечем было бы ему угрожать.

Но он этого не сделал.

Почему он этого не сделал?

— Шевелись, — Виктор смотрит на нас, заставляя меня прервать мои размышления.

Я забираюсь на пассажирское сиденье. Теперь это моё обычное место, так как мне запрещено сидеть с Кириллом. Виктор, теперь занявший это место, мог бы позлорадствовать, если бы знал, как проявлять нормальные человеческие эмоции.

Я как раз проверяю свою амуницию, когда я встречаюсь взглядом с Кириллом в зеркале заднего вида, и он свирепо смотрит на меня.

Или я так думаю, потому что контакт длился всего долю секунды, прежде чем он снова сосредотачивается на том, что Виктор рассказывает ему о показателях клуба в этом месяце.

Я сглатываю. Какого черта это было?

— Есть ли причина, по которой ты не ставишь Рай на её место? — спрашивает Виктор после того, как закончил обсуждать клуб. — У неё хватает наглости тонко угрожать тебе за столом, в присутствии остальных.

Я замираю, но не осмеливаюсь посмотреть в зеркало заднего вида или оглянуться назад и вместо этого сосредотачиваюсь на высоких зданиях, мелькающих мимо нас.

Даже Виктор замечает её не слишком скрытую враждебность. А это значит, что и все остальные тоже.

— Она только лает и не кусается, — приходит небрежный ответ Кирилла.

— По её голосу это было не похоже. Кроме того, это унизительно, босс. Адриан, Игорь и люди Дэмиена спрашивают меня и Липовского, не можешь ли ты убрать Рай со своего пути. Мы не знаем, как на это отвечать.

— Тогда не надо, — просто говорит Кирилл. — Ты им ничего не должен.

Я говорила им, что в этом нет ничего особенного, но, конечно, они на это не повелись. Особенно Владислав, старший телохранитель Дэмиена, и Ян, телохранитель Адриана. Ян, как и Максим, ведёт себя как клоун, но он лучше всех умеет добывать информацию. И я уверена, что он сказал Адриану, что Рай, должно быть, что-то имеет над Кириллом.

Черт!

— Если Адриан знает... — Я замолкаю, когда понимаю, что говорю вслух. В машине воцаряется тишина, поэтому я прочищаю горло и смотрю на Кирилла в зеркало заднего вида. — Я попытаюсь выяснить это у Яна. Мы стали близки.

Или, скорее, мы постоянно выпытываем друг у друга информацию, притворяясь друзьями. Никто из нас не признает этот факт, и мы продолжаем танцевать вокруг него в этом странном подвешенном состоянии, когда мы знаем о намерениях друг друга, но все равно продолжаем действовать.

— Нет, ты это не сделаешь! — приказывает Кирилл своим пугающим тоном.

— Но я могу попытаться. Если у Адриана есть какая-то информация, ты можешь быть в курсе.

— Что, черт возьми, я только что сказал, Липовский? Ты игнорируешь прямые приказы?

— Нет… сэр, — мне хочется прикусить нижнюю губу до крови, но вместо этого я сжимаю кулаки на коленях.

Напряжение в машине нарастает на несколько секунд, прежде чем Виктор говорит:

— Липовский на самом деле близок с Яном, босс. Пусть он делает своё дело и приносит пользу.

— Я сказал, нет. И это, блядь, окончательно.

На этот раз никто не пытается его переубедить. В воздухе что-то изменилось, и напряжение, витающее вокруг Кирилла, можно было разрезать ножом.

Оставшуюся часть поездки Виктор больше рассказывает о клубе, но это на самом деле не убивает неприветливую атмосферу. Как только мы подъезжаем к дому, Кирилл говорит нам, что ему нужно поработать одному.

Давление в моей груди нарастает, и мне приходится постучать по ней несколько раз, чтобы нормально дышать.

В такие моменты я начинаю сомневаться в своём выборе и во всем, что я сделала после России.

Я так близка к тому, чтобы сдаться, но потом он делает что-то вроде спасения меня или обращает внимание на детали обо мне, и я возвращаюсь к своему глупому оптимизму.

Только для того, чтобы все началось снова.

На данный момент, это совершенно токсично, но я не могу положить этому конец.

Иногда, когда это становится слишком невыносимо, я пытаюсь позвонить своему дяде, чтобы убедиться, что у них все в порядке, но его телефон отключён.

На данный момент я действительно отрезана от своей семьи, и это место, самое близкое к дому, что я когда-либо имела. Я нашла хороших друзей в лице Юрия, Макса, Кары и других.

Даже присутствие Виктора, похожего на гору, ощущается как якорь.

И Константин тоже. Иногда он присоединяется ко мне и Карине за завтраком, но только когда Юли нет рядом.

Кирилл всегда, непременно, пристально смотрит на нас, когда видит, и вскоре после этого я получаю приказ, что мы покидаем дом.

Тем не менее, я не хочу терять взаимоотношения и принадлежность, которые я чувствую в этом месте. Кирилл, может, и не одобряет меня, но я, по крайней мере, могу внести свою лепту, чтобы отвадить ненужных врагов.

Я жду, пока Юрий уйдёт, и убеждаюсь, что Виктор отправился в спортзал, чтобы помучить остальных, затем следую за Кириллом в кабинет.

Оказавшись перед дверью, я делаю глубокий вдох, но прежде чем я стучу, она открывается, и он появляется на пороге, высокий, большой и совершенно пугающий.

Мой кулак зависает над его грудью на несколько секунд, прежде чем я, наконец, прихожу в себя и опускаю его.

Он скрещивает свои накаченные руки на груди, отчего рубашка натягивается на бицепсах.

— Я знаю, зачем ты здесь, и ответ по-прежнему отрицательный, и запомни мои слова, Липовский, если ты будешь действовать за моей спиной, я тебя уволю.

Я поджимаю губы.

— Но…

— Никаких «но». Если ты собираешься доказать свою преданность, ты не ослушаешься моих приказов.

— Позволь мне спросить тебя кое, о чём, — шепчу я. — Почему ты просто не раскрыл что я женщина и не избавился от угрозы, которую представляет для тебя Рай? Возможно, раньше ей не хватало власти, но теперь у неё есть влияние, и она может использовать его, чтобы лишить тебя всех твоих достижений.

— Это не твоё дело.

— Э-э.. я вроде как в центре проблемы, так что, думаю, это моё дело.

— Делай, что тебе говорят, и оставайся на месте.

— Я.. могу сказать ей сама.

— Ты в настроении умереть, черт возьми?

— Если это докажет мою преданность.

— Не будь идиоткой.

— Я не идиотка.

— Ты ведёшь себя как самоубийца – это определение того, что ты чёртова идиотка. Как ты докажешь свою преданность, когда будешь мертва?

— Тогда ты, наконец, поймёшь это и перестанешь относиться ко мне так, как будто меня не существует. Я прямо здесь, Кирилл. Всегда рядом с тобой, перед тобой и везде, где ты хочешь, чтобы я была, так почему же... — Я задыхаюсь от своих слов. — Почему ты стираешь меня?

— Ты точно знаешь почему.

— Ты когда-нибудь снова будешь мне доверять? Неужели я веду уже проигранную битву?

— Я мог бы подумать о том, чтобы доверять тебе, если ты не будешь пытаться покончить с собой. Поняла?

Моё сердце согревается, и я думаю, что оно взорвётся от того огромного давления, которое на него оказали его простые слова.

Он мог бы мне доверять.

Что ж, он только подумает, чтобы довериться мне, но все равно это только начало.

Кирилл способен на многое, но он не из тех, кто подаёт пустые надежды.

— И сделай нам всем одолжение, — он прищуривает глаза. — Перестань дружить с людьми и быть назойливым, Липовский.

— Называй меня Саша, — слова застревают у меня в горле. — Я ненавижу, когда ты называешь меня по фамилии.

Выражение его лица не меняется, если не считать того, что он стискивает челюсть и медленно поправляет очки.

— Оставайся. Блядь. На месте, — он произносит каждое слово, а потом просто так закрывает дверь у меня перед носом.

10 Глава

Кирилл

У меня сегодня плохое предчувствие.

В моей рутине нет ничего необычного, но что-то не так. Я не уверен, что это, люди, еда или даже мои чёртовы охранники.

Все так или иначе неправильно – немного криво,искривлено и совершенно ... недосягаемо.

В последний раз я чувствовал себя так, когда был на вершине того холма у черта на куличках и увидел наёмников позади Александры.

Я ещё не начал разбираться с тем, а теперь появилось что-то новое. Что бы это ни было.

— Все ли в порядке? — спрашиваю я Виктора по дороге к машине.

— Как обычно.

Это все ещё не избавляет от неприятного ощущения.

Я останавливаюсь перед домом и окидываю взглядом окрестности, окутанные ночной тьмой. Три фургона, все полны моих людей, которых я с таким же успехом мог бы вести на смерть.

Как я поступил с Руланом и остальными.

— Максим, — зову я.

Он поднимает голову, оторвавшись от проверки своего оружия. Моё внимание ненадолго переключается на Александру, которая стоит рядом с ним. При моем появлении она выпрямляется так резко, что кажется, что её плечи «хрустнули».

Уже более трёх месяцев я пытаюсь стереть её из своей реальности, и мне удаётся лишь с треском провалиться.

С одной стороны, я хочу связать её и пытать, чтобы получить ответы, используя неправомерные методы, которые являются скорее сексуальными, чем физическими. Но эта мысль вскоре исчезает.

Если я пойду по этому пути, у меня будет проблема, которая проявляется каждый день в виде агрессивного недовольства моего члена. Он был моим врагом в течение нескольких месяцев после того, как я не смог использовать его.

На прошлой неделе, когда ей пришла в голову эта идиотская идея о слежке за Адрианом, мне потребовалось все моё самообладание, чтобы не потакать садистским планам моего члена.

Испытываю ли я презрение к этой женщине? Абсолютно. Но это не мешает мне видеть в ней предмет моего безумного желания.

Вероятно, мне следует приложить больше усилий к тому, чтобы на самом деле поискать другую женщину для секса. Однако есть одна проблема. Мой член в буквальном смысле – мудацкий член, потому что его крайне не интересует ни одна другая киска.

Единственный раз, когда он оживает, это когда она появляется в поле зрения. Его не волнует, что она – смертельная ловушка, ожидающая своего часа. Даже прямо сейчас, когда она выглядит более нервной, чем Карина, когда она на улице, мой член напрягается в моих штанах, требуя, чтобы его накормили.

Я должен заниматься чем-то важным, но вместо этого ловлю себя на том, что наблюдаю за ней. Её поза прямая, что отражает чёткую дисциплину, которую она поддерживала в течение многих лет. Хотя она никогда не будет такой мускулистой, как другие мужчины, она соблюдает строгий распорядок дня, который Юрий специально составил для неё, и она, несомненно, лучший снайпер, который у нас есть.

Что может быть плохой новостью, потому что она вступила в сговор с другими людьми против меня.

Под другими людьми я подразумеваю её грёбаного любовника, которого я до сих пор не могу найти. Виктор ничего толком не нашёл на организацию Бельского, что могло бы дать нам некоторое представление о ситуации.

Очевидно, его друг в КГБ обладает тем же уровнем информации, что и мы. Он действительно пообещал Виктору, что, если в России что-нибудь всплывёт по этому поводу, мы узнаем об этом первыми.

Что ты, блядь, скрываешь?

Я знаю, что Александра хочет моего одобрения. Она работала не покладая рук в течение нескольких месяцев, даже когда я отнёсся к ней холодно и исключил её из важных встреч, чтобы она чувствовала себя менее важной.

Почему? Она подстрелила меня, или это сделал её любовник, но она всё ещё помогает ему.

Можете называть меня мелочным и мстительным, потому что я не перестану так себя вести, пока она наконец не назовёт имя этого ублюдка.

Она сжимает пальцы, как будто что-то сдерживает, и незаметно опускает голову. И тут я понимаю, что, возможно, пялился на неё дольше, чем нужно.

— Да, босс? — Максим стоит передо мной, не обращая внимания на напряжение, которое он прервал.

— Мне нужно, чтобы ты и твоя команда остались.

Его брови хмурятся.

— Почему? Мы всегда присутствуем при таких поставках.

— Нам не нужно слишком много людей. Охраняй вместо этого особняк.

— Да, босс.

Александра направляется к главному фургону, но я поворачиваюсь к ней лицом.

— Ты тоже остаёшься, Липовский.

— Но у меня есть должность главного снайпера...

— Кто-нибудь другой возьмёт.

— Но…

— Это приказ. Ты останешься с командой Максима.

Её губы поджимаются, а глаза покрываются неестественным блеском, но она делает всем одолжение и молчит. Однако она не двигается, пока Максим не хватает её за плечо и не тащит к себе.

Я на мгновение прищуриваю глаза, прежде чем взять себя в руки и быстро проскальзываю на заднее сиденье машины.

Чувство обречённости, которое я испытываю с сегодняшнего утра, уменьшается, но полностью не исчезает.

Когда Юрий отъезжает, я мельком вижу, как Александра сжимает руки в кулаки. Её губы слегка выпячиваются вперёд, что выглядит как надутые губы.

Я понятия не имею, почему это вызывает улыбку на моем лице.

Когда мы прибываем в порт, уже около половины двенадцатого. Груз этого месяца прибудет в док примерно через тридцать минут. Мэр сотрудничает с нами. Полиция не сует свой нос в наши дела, а некоторые федералы жрут наши деньги, как свиньи.

Так что они вышли из игры.

Что ещё может помешать этой поставке, кроме предательства Хуана, что крайне маловероятно. Я предлагаю ему самую выгодную цену в округе, и он даже предложил расширить наши предприятия на нашей последней встрече.

Я выхожу из машины и смотрю вдаль на скрытую часть причала и контейнеры, сложенные повсюду, образуя лабиринт. Холодный ветерок обдувает моё лицо, и я засовываю руку в карман.

Виктор присоединяется ко мне после обхода.

— Все в порядке.

— Отправляйся с двумя нашими лучшими людьми на другую сторону пристани. Если почувствуешь намёк на опасность, подгони лодку и предупреди людей Хуана.

— Я могу послать людей, но почему я должен идти? Если будет опасность, как ты сказал, кто защитит тебя?

— Я не изящная принцесса, Виктор. Я могу защитить себя.

Он прищуривает глаза.

— Ты имеешь в виду, как тогда, в России.

Туше.

— Это были другие обстоятельства.

Теперь нет Александры, которая могла бы меня отвлечь.

— Кроме того, Юрий и остальные здесь. Иди.

Он колеблется мгновение, затем рявкает двум мужчинам, чтобы они следовали за ним.

— Юрий, — я стучу по стеклу со стороны водителя. — Держи машину заведённой.

Он кивает, достаёт пистолет и проверяет патроны. Мне не нужно говорить ему, что ситуация плохая. Он уже все понимает.

Должен сказать, хотя его несчастный случай был неудачный, я предпочитаю Юрия после него, чем до него. Он был милым парнем, который держался особняком и с трудом поспевал за остальными. Теперь он – важное оружие в моем арсенале.

Не боец, как таковой. Я бы не отправил его на полевое задание, как Виктора или Максима. Он скорее стратег.

Я подхожу к другим мужчинам, расположившимся вдоль причала, и говорю им, чтобы они тоже держали свои машины включёнными и прятались.

Я как раз подхожу к третьей группе, когда позади меня происходит какое-то движение. Я быстро разворачиваюсь, одновременно вытаскивая пистолет.

Там никого нет.

Нет. Дело не в этом. Сейчас там никого нет, но несколько секунд назад там определённо был незваный гость.

Я нажимаю кнопку интерфона у себя в ухе.

— Виктор, возьми эту лодку и перехвати людей Хуана.

— Да, босс.

Я думаю, что это мог быть Хуан или кто-то из его негодяев, решивших устроить неприятности, похоже, груз был использован как предлог, чтобы подобраться ко мне поближе.

Звук визга шин эхом разносится вдалеке, и мои люди приходят в состояние повышенной готовности.

— В укрытие! — я даже не успеваю выкрикнуть эти слова, как в нашу сторону летит поток пуль, как будто по ним стреляют из пулемёта.

К счастью, мои люди вовремя прячутся за машинами и начинают стрелять из своего собственного оружия. Я прыгаю за большой красный контейнер, чтобы лучше разобраться в ситуации.

У незваных гостей такие же фургоны, как у нас, и они в лыжных масках, чтобы скрыть свою личность.

Но это не та часть, которая привлекает моё внимание.

Все дело в оружии.

Я где-то видел эти специфические снайперские винтовки, которые нельзя найти в США, но где?

Один из моих людей получает ранение в руку, но прежде чем человек в маске прикончит его, я стреляю ему в голову. Это легко выдаёт моё местоположение, поэтому я использую крышу контейнера, чтобы перебежать к другому, прежде чем застрелю ещё двоих мужчин.

Но я также промахиваюсь несколько раз, в основном потому, что в поле зрения появляются мои люди, и я бы попал в них, если бы выстрелил.

Десять минут спустя у меня заканчиваются боеприпасы. Например, у меня осталось всего два выстрела. Я могу использовать только один и оставить другой, пока не доберусь до Юрия. Проблема в том, что из-за постоянной беготни между контейнерами я потерял его, так что ему придётся быть тем, кто найдёт меня с помощью GPS.

То есть, если его самого не ранили, поскольку он действительно дерьмовый боец в полевых условиях.

Блядь.

Мне следовало отменить или отложить эту операцию в тот момент, когда я почувствовал, что со всем этим днём что-то чертовски не так.

Машина набирает обороты в моем направлении, и я простреливаю шину. Он сворачивает в сторону, но продолжает приближаться ко мне на бешеной скорости, поэтому я использую свою страховочную пулю и попадаю в другую шину. Бессмысленно целиться в стекло, так как оно, скорее всего, пуленепробиваемое. Кроме того, оно тонированное, так что я не могу рисковать и пытаться застрелить водителя.

Фургон наклоняется и врезается в один из контейнеров, затем переворачивается. Я хватаюсь за металлический стержень на ближайшем контейнере, затем переношу свой вес на другую сторону, а затем сверху. Я едва не пропустил, что в меня стреляют люди в фургоне.

В тот момент, когда я поднимаюсь в полный рост, у меня в затылке щелкает затвор пистолета.

Я позволяю своему оружию перевернуться вверх дном и повиснуть на указательном пальце.

Итак, я был целью всей этой операции. Интересно.

— Вы из организации Бельского? — я начинаю оборачиваться.

Он бьёт меня пистолетом по голове, а затем пинает под колени. Я падаю на крышу металлического контейнера с оглушительным стуком.

Красный цвет застилает мне зрение, но я улыбаюсь.

— Я буду считать это за «да». Я должен сказать, что использовать день отправки, чтобы заполучить меня – это умно. Бьюсь об заклад, ты хотел испортить отношения между мной и Хуаном, и таким образом, когда ты убьёшь меня, это будет отмечено как бесчестная смерть. Но что же делать? Возможно, в этом я на шаг впереди. Ты не можешь трахаться со мной и выйти невредимым. Я так не работаю.

Он снова бьёт меня, и на этот раз я вздрагиваю, но использую это мгновение, чтобы развернуться. Я мельком вижу его лицо в маске, но это единственное, что я вижу, прежде чем дуло пистолета тычется мне в лицо.

— Кирилл! — сначала раздаётся крик, затем следует выстрел.

Блядь. Блядь. Черт!

Я бы узнал этот голос, даже если бы спал. Но какого черта она здесь делает?

Человек в маске отбегает назад, и Сашин выстрел попадает ему в грудь, но на нем, должно быть, бронежилет, потому что кровь не вытекает, и он спрыгивает с контейнера, как ниндзя.

На мгновение я подумываю о том, чтобы пойти за ним, но вспоминаю, что у меня нет патронов, и он, вероятно, пристрелит меня, как только заметит.

Однако тот факт, что он не сразился с Сашей, кажется странным.

Если только он не подумал, что она привела подкрепление.

Тихие, но быстрые шаги раздаются по крыше контейнера, прежде чем она падает на колени передо мной, приклад её винтовки издаёт громкий звук удара по металлу.

Её руки обхватывают моё лицо, пальцы дрожат, а в глазах блестят слезы.

— Ты в порядке? О Боже, это огнестрельное ранение…? Неужели ты...

— Был бы я жив, если бы мне выстрелили в голову, гений?

— Нет, я думаю, что нет ... — она обращается ко мне, но едва видит меня, поскольку вытирает мой лоб и щеки тыльной стороной рукава куртки.

Слезы цепляются за её ресницы, прежде чем упасть и испачкать щеки. И эти слезы творят со мной неприятную хрень.

Я протягиваю руку к её щеке и вытираю её. Она замолкает и дрожит под моей ладонью.

Блядь.

Прошло много времени с тех пор, как я прикасался к ней, и теперь, когда я прикасаюсь, я чувствую себя наркоманом, который вернулся к плохим грёбаным привычкам.

Я сопротивляюсь желанию закрыть глаза и вдохнуть её, может быть, даже попытаться поглотить её в процессе.

— Какого черта ты плачешь?

Она продолжает старательно вытирать кровь, как будто это миссия её жизни.

— Я думала… Я думала, тебе будет больно, как... в тот раз, и... это чуть не свело меня с ума...

— Я в порядке, — я провожу большим пальцем под её глазами, но чем больше я это делаю, тем сильнее она плачет. — Нам нужно выбираться отсюда.

— Нет, подожди. Подожди... Всего один момент... Дай мне смыть всю кровь, а потом... тогда...

Её слова резко обрываются, когда я прижимаюсь своим лбом к её лбу.

— Я в порядке. Мне не больно. Поняла?

Её подбородок дрожит, но она ничего не говорит.

— Мне понадобятся твоя реакция, Саша. У меня нет боеприпасов, и ты единственная, кто может доставить нас в безопасное место. Могу я на тебя рассчитывать?

Её рука погружается в край моей куртки, как будто она ребёнок, который держится за кого-то постарше, но выражение её лица становится трезвым.

Она резко кивает, а затем касается губами моей щеки. Движение достаточно быстрое, и я осознаю это только после того, как она отстраняется.

— Спасибо тебе.

Черт возьми.

Я должен внутренне встряхнуться, чтобы осознать текущую ситуацию и то, что я на самом деле не могу трахнуть её на крыше этого контейнера.

— За что? — я определённо говорю более непринуждённо, чем чувствую себя.

— За то, что остался в живых, — она ухмыляется. — И за то, что снова назвал меня Сашей.

Я сделал это?

Прежде чем я успеваю ответить, она хватает меня за руку.

— Пойдём. Я доставлю нас в целости и сохранности к Юрию.

И эта грёбаная женщина делает именно это.

11 Глава

Саша

В жизни бывают моменты, когда все неопределённо.

Твои убеждения.

Твоя цель.

Твоя жизнь.

Однако посреди размытой двусмысленности стоит нечто реальное. И это единственное, во что я сейчас верю.

Единственный человек, благодаря которому я нашла другую цель. Единственный человек, который побуждает меня вставать с постели по утрам и усерднее работать над собой.

Даже если он игнорирует меня большую часть времени и мне достаётся лишь малая часть его внимания.

Так что я рада, что позволила своим инстинктам руководить мной и последовала за ним после того, как он приказал мне оставаться на месте.

Когда я приняла это решение, это было не только потому, что я настаивала на том, чтобы быть рядом с ним, или потому, что я все ещё отчаянно пытаюсь доказать свою преданность. У меня действительно было ужасное предчувствие в тот момент, когда его машина отъехала от дома.

Карина вышла из своей комнаты и радовалась перспективе того, что мы вдвоём проведём время вместе, но этому не суждено было случиться. Я не стала утруждать себя оправданиями, взяла свою винтовку, запрыгнула в машину и поехала.

Я даже не обратила никакого внимания на Максима, когда он постучал в окно и сказал мне, чтобы я хотя бы взяла его с собой. В то время у меня была только одна мысль – добраться до Кирилла.

Оказывается, это было оправданное беспокойство, потому что в тот момент, когда я прибыла на место, там была настоящая война, и его вот-вот должны были убить.

Нам не потребовалось много времени, чтобы найти Юрия, так как он уже следовал по GPS, чтобы найти Кирилла. В машину попали несколько выстрелов, но она ходу.

Вместо того чтобы немедленно уйти, Кирилл оставался на месте, пока не убедился, что остальные мужчины тоже отступают. Затем мы услышали от Виктора, что он отправил мексиканцев обратно и сказал их лидеру, правой руке Хуана, что Кирилл свяжется с ними и обсудит, что делать дальше.

Самое странное в этом нападении то, что после того, как Кирилла загнали в угол, а я вовремя подоспела, нападавшие как будто получили приказ отступать. Они полностью исчезли, забрав с собой своих убитых и раненых.

Один из наших людей погиб, несколько были ранены, но никто из них не находится в критическом состоянии.

Несмотря на мои попытки, Кирилл отказался, чтобы ему осмотрели рану на голове, потому что другие мужчины были его приоритетом. Он подчинился только после того, как и Анна, и Карина вмешались и фактически заставили доктора лечить его.

После того, как он разместил всех в клинике и дал Виктору инструкции по «очистке» места, он начинает уходить, но затем останавливается.

— Ты идёшь со мной, Александр.

Я вздрагиваю, но это не сопровождается той болью, которую я испытывала всякий раз, когда он называл меня моей фальшивой фамилией. Александр лучше.

Кроме того, в порту он действительно называл меня Сашей. Он прикоснулся ко мне, вытер мои слезы и избавил меня от непреодолимого страха, который я испытала, когда увидела пистолет, направленный ему в голову.

У меня были ужасные воспоминания о том, как он был на грани смерти, окружённый кровью и снегом в России. На секунду я подумала, что на этот раз потеряла его навсегда.

Все мои страхи и кошмары проносились перед моими глазами, и все, о чём я могла думать, это спасти его.

Даже после того, как нападавший исчез из поля зрения, все, что я могла видеть, это кровь, стекающую по его вискам и щекам, и я чуть не потеряла самообладание. Этот всплеск эмоций захлестнул бы меня, если бы он не был рядом, чтобы поддержать меня эмоционально.

Максим морщится, когда Кирилл поворачивается и уходит. Я одними губами спрашиваю:

— Что?

— Ты ослушался его приказа, идиот, — шипит он. — Тебе конец!

Юрий смотрит на меня странно пустым взглядом, прежде чем сочувственно похлопать по плечу.

О, черт. Я совершенно забыла об этом.

Мои шаги тяжелы, когда я иду вслед за Кириллом и стараюсь не отставать, когда он шагает в направлении главного здания.

Я подбегаю к нему и прочищаю горло.

— Насчёт того, что было раньше, я...

— Заткнись на хрен.

— Но...

— Больше ни слова, — он бросает на меня леденящий душу косой взгляд. — Я серьёзно это говорю.

Мои губы плотно сжимаются, но остаток пути я прохожу в полной тишине. Мой разум, однако, находится в ускоренном режиме.

Как я могу убедить его полностью забыть о том, что произошло, не подвергая опасности хрупкий мир, который мы вновь обрели?

Или, по крайней мере, я так думаю. Я не знаю, как он относится к недавним событиям и чувствует ли он вообще что-нибудь.

Если бы это было последнее, я была бы серьёзно убита горем, ещё больше, чем сейчас.

Как только он заходит в свою комнату, я следую за ним и пытаюсь снова:

— Посмотри на это с другой стороны, если бы я не пришла, ты, вероятно, был бы мёртв…

В один момент я стою там и говорю, а в следующий у меня перехватывает дыхание, когда сильные пальцы хватают меня за горло и прижимают к ближайшей стене.

Лицо Кирилла в нескольких дюймах от моего. Бинт, обмотанный вокруг его головы, никак не защищает от чистого огня, который пожирает меня за считанные секунды.

Прошло много времени с тех пор, как он был так близко, и мне становится трудно дышать. Это связано не столько с его хваткой на моей шее, сколько с тем фактом, что я вдыхаю его и его вызывающий привыкание аромат с каждым вдохом.

— Я сказал тебе заткнуться, Саша, — его ноздри раздуваются, напряжение поднимается от плеч к сухожилиям шеи, и он стискивает челюсть.

Я сглатываю, и он, должно быть, чувствует это своими пальцами, которые удерживают меня на месте.

— Я приказывал тебе оставаться на месте или нет?

— Ты сделал это, но...

— Это вопрос. Ответь «да» или «нет». Говорил ли я тебе оставаться на месте, блядь, или нет?

— Ты так и сказал, но у меня было плохое предчувствие, и я должна была последовать за тобой. Кроме того, я спасла тебя, хорошо? Если бы меня там не было, ты бы умер!

Ему это не нравится. Ни капельки. Его рука ещё сильнее сжимается на моем горле.

— А если бы там был кто-то ещё, они бы легко застрелили тебя.

— Но никого не было. Все закончилось хорошо.

— После того, как ты ослушалась прямого приказа.

— Я все равно спасла тебе жизнь. Серьёзно, ты должен вознаградить меня, а не это все.

— Вознаградить тебя?

— Да. Это здравый смысл.

— Вот тебе ещё один пример здравого смысла. В случае неподчинения прямому приказу ты будешь наказана.

Мурашки пробегают по моей коже от того, как понижается его голос, когда он произносит это слово.

— Я ... могу принять наказание за неподчинение приказам, но при одном условии.

— Что заставляет тебя думать, что ты имеешь право выдвигать какие-либо условия?

Я вздёргиваю подбородок.

— Тот факт, что я спасла тебе жизнь и доказала свою преданность тебе.

— Спорный вопрос. Но давай послушаем это.

— Я хочу выбрать свою награду.

— Я никогда не говорил, что предоставляю тебе её.

— Ну, ты должен это сделать. В противном случае я буду наказана ни за что, а я к этому не готова.

Я могу почти поклясться, что увидела на его губах, подобие улыбки, но она быстро исчезла.

— Это за неподчинение приказу, а не просто так.

— Боюсь, для меня это нарушение условий сделки.

— Ты... — он замолкает, на секунду закрывая глаза, и я жалею, что не могу прикоснуться к его лицу.

Но я не осмеливаюсь на это. Очевидно, у меня нет той уверенности, которая была, когда я бесстыдно поцеловала его в щеку раньше.

Поскольку тогда меня переполняли эмоции, я не совсем задумывалась о последствиях своих действий. Моей единственной заботой было, что бы он был в целости и сохранности.

Когда его глаза снова открываются, меня втягивает в их мир, вопреки моей воли.

— Ты получишь свою награду, — неохотно произносит он, а затем добавляет. — Но только в разумных пределах.

Я могу с этим работать.

— Однако прямо сейчас настало время для твоего наказания.

Мой визг эхом разносится в воздухе, когда он хватает меня за горло, чтобы дотащить до кровати, а затем бесцеремонно бросает на неё.

Я приподнимаюсь на локтях и пытаюсь, но безуспешно, контролировать хаос, который кружится внутри меня. Не помогает и то, что я лежу на этой кровати, на которой не была целую вечность. В последний раз это было, когда я упала в обморок на улице, и он отнёс меня сюда.

Несколько месяцев назад, тут присутствовал мой запах, но теперь это только его запах, что странно, поскольку я точно знаю, что он почти не спит.

Кирилл стоит напротив меня и неторопливо снимает пиджак, обнажая белую рубашку, обтягивающую его мускулы. Из-за травмы, полученной ранее, воротник рубашки пропитан красным, но это наименьшее из моих опасений, когда он расстёгивает манжеты и закатывает рукава до локтей.

— Что происходит? — мой голос невольно дрожит, и мне приходится прочистить горло, чтобы снова заговорить. — Я думала, что моим наказанием будут отжимания или физический труд.

— Ты думала неправильно, — его голос, как хлыст, ударяет меня по коже, и я подавляю вздох.

— Но именно так наказывают других.

— Дело не в других, а в тебе, — он расстёгивает ремень, и мой взгляд падает на его большие жилистые руки, когда он методично стягивает его.

Не осознавая этого, я отталкиваюсь на руках к изголовью кровати.

— Что это за наказание такое?

— Я думаю, ты точно знаешь, какое.

Я качаю головой, даже когда дрожь проходит по всему моему телу и скапливается между ног.

Святой ад.

Неужели я мокрая от перспективы быть наказанной?

Нет. Дело не в самом наказании. Речь идёт о том, что дирижёром будет Кирилл.

Он оборачивает конец ремня вокруг своей сильной руки, и я чувствую, что я на грани гипервентиляции. Исчезли мои попытки действовать или оставаться сильной. Разве это не несправедливо, что Кирилл – единственный, кто оказывает на меня такое необъяснимое влияние?

Он собирается наказать меня, и моё тело выбирает именно этот момент, чтобы напомнить насколько оно сексуально неудовлетворённое.

— Это не первый раз, когда я говорю тебе не оспаривать мои приказы, но ты снова сделала именно это, — он медленно обходит кровать, как хищник, который кружит вокруг своей жертвы. — И ещё раз.

Он протягивает руку, и я вздрагиваю, ударяясь спиной о спинку кровати.

Черт.

Почему я такая нервная? Это не похоже на меня.

Кирилл без особых усилий хватает меня за обе руки, и от этого прикосновения по мне проходит электрический разряд. Прошло много времени с тех пор, как он прикасался ко мне так намеренно и так... интимно.

Наверное, мне следовало бы бороться или сопротивляться этому, но я не могу.

На самом деле, я этого и не хочу.

Поэтому я остаюсь неподвижной, пока он поднимает мои руки над головой и умело привязывает мои запястья к изголовью кровати своим ремнём. Кожа надёжно защёлкивается, вытягивая мои руки и запрещая мне двигаться.

— Ты думаешь, это весело оспаривать мой авторитет, Саша? — его указательный палец скользит от моего запястья, вдоль руки, а затем к щеке.

Мои губы приоткрываются, и огонь вспыхивает везде, где его кожа касается моей.

— Да?

Я один раз отрицательно качаю головой.

— Верно. Вовсе нет. Так что теперь нам нужно решить твою проблему с поведением.

Он тянется к тумбочке, и звук усиливает невыносимая тишина, окутанная густым напряжением.

Это безумие, насколько я сейчас сверхчувствительна. Мои ноздри наполняются кедровым и древесным ароматом Кирилла, а также моими повышенными феромонами, что я почти чувствую их вкус.

Я полностью одета, но я чувствую структуру покрывала и матраса, как будто они трутся о мою голую кожу. Мало того, с тех пор как он схватил меня за горло, мои соски стали болезненно твёрдыми и на них давят мои бинты. Вместо того чтобы испытывать просто дискомфорт, это ощущение становится болезненно-нетерпимым.

Мои губы приоткрываются, когда Кирилл достаёт военный нож, но прежде чем я успеваю как следует сосредоточиться, он хватает меня за воротник и частично поднимает с кровати.

Я удивлена, что моё сердце не выпрыгивает из груди и не тает в его руках.

Его опасный взгляд изучает меня по всей длине в медленном ритме, который заставляет меня учащённо дышать.

— Я должен был сделать это давным-давно, и не только за тот глупый поступок, который ты совершила сегодня, но и за все, черт возьми.

— Я.. не сделала ничего плохого.

— Так ли это? — он вытаскивает мою рубашку из штанов и разрезает её посередине, используя нож с ошеломляющей лёгкостью. Как будто моя одежда сделана из сливочного масла. — Как ты объяснишь свою причастность к той банде наёмников в России?

— Я.. действительно не знала, Кирилл. Я клянусь…

Мои слова застревают у меня в горле, когда он срезает бинты с моей груди так же легко, как и рубашку. Мои груди мягко подпрыгивают, но это практически не даёт передышки моим чрезмерно возбуждённым соскам.

Тот факт, что я связана и ничего не могу сделать, добавляет извращённого удовольствия к моей пульсирующей сердцевине.

— Знала ты или нет, это не грёбаная проблема сейчас, — он позволяет ножу зависнуть над моей вздымающейся грудью, затем опускается к животу, прежде чем разрезает прямо по центру мои брюки и трусы-боксёры, его рука оказывается слишком близко к моей киске. — Проблема в том, что ты не только вернулась к своему любовнику, но и вступила с ним в сговор против меня.

Я качаю головой, но не могу найти нужных слов, чтобы сказать. Это невозможно, когда он рвёт мои брюки и трусы на куски и отбрасывает их в сторону.

Я лежу перед ним совершенно голая, если не считать рукавов моего пиджака и разорванной рубашки подо мной.

— Это был он сегодня?

— Ч-что?

Он проводит тупым концом ножа по моему бедру и животу, оставляя за собой мурашки.

— Человек, который ловко спланировал сегодняшнее нападение и держал меня на мушке. Он твой любовник?

— Н-нет! Я никогда его не видела в жизни. Кроме того, стала бы я стрелять в него, если бы у меня были с ним какие-то отношения?

— Я не знаю. На самом деле ты не причинила ему вреда, так что, возможно, это было частью тщательно продуманного плана, чтобы заставить меня снова доверять тебе.

— Ты думаешь, я снова подвергну тебя опасности? Я? — я не могу избавиться от печали, которая цепляется за мои слова.

Я думала, что после сегодняшнего вечера мы добились прогресса, но возможно, мне просто показалось. В конце концов, это Кирилл. Он не стал бы просто стирать свои подозрения, даже если бы я умерла за него.

Он, вероятно, подумал бы, что я играю с ним и в этом смысле тоже.

— Я не знаю, Саша. Ты уже делала это раньше.

У меня дрожат губы, и я отворачиваю голову в сторону. Если я продолжу смотреть на его лицо, и я увижу, что он, вероятно, никогда не даст мне шанса, то я вероятно, заплачу.

Кажется, я часто делаю это рядом с ним. Ирония в том, что этот бессердечный человек, единственный, кто может пробудить во мне такие эмоции.

Он прислоняет тупую часть лезвия к моему подбородку и заставляет меня снова сосредоточиться на нем.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Я сжимаю губы в безнадёжной попытке остановить их дрожь, затем шепчу:

— Ты когда-нибудь снова будешь мне доверять?

— Я никогда не доверял тебе полностью, так что снова не имеет значения.

— Тогда мог бы ты, по крайней мере поверить, что я предана тебе так же, как до отъезда в Россию?

— Назови мне имя ублюдка, который стоял рядом с тобой в тот день, и я забуду об эпизоде в России.

— Я же говорила тебе, что…Я не могу.

Его глаза вспыхивают до пугающей голубизны, от которой мои мышцы напрягаются, но это вскоре превращается в горячее огненное желание, когда он скользит ножом по моему горлу, останавливается на пульсирующей точке, прежде чем продолжить свой путь к изгибу моей груди, а затем поворачивает острую сторону к моему набухшему соску. Я не чувствую боли, но струйка крови стекает по моей груди и животу, а затем скапливается в пупке.

Зрелище должно быть ужасающим, но чистое очарование не позволяет мне отвести взгляд.

— Вот как это будет происходить, Саша, — он продолжает движение ножа по моему животу, бёдрам, а затем к чувствительному месту между ног. — Я буду продолжать мучить тебя, пока ты не назовёшь мне имя. Так что, если ты не дашь мне то, что мне нужно, ты останешься здесь на весь день... — он замолкает, волчья ухмылка растягивает его губы. — Что у нас здесь есть?

Его пальцы скользят между моих бёдер, и темнота наполняет его глаза.

— Ты мокрая от перспективы пыток?

— Н-нет.

— Твоя киска не поёт ту же мелодию, что и твой рот, — он гладит мою дырочку и дразнит мой клитор. — Посмотри, как она пропитывает мои чёртовы пальцы.

Мне приходится физически сдерживать себя, чтобы не трахнуть его пальцы и не кончить на них. Я так долго нахожусь в этом состоянии повышенной чувствительности, что больше не могу этого выносить.

Он скользит пальцами по моим складочкам в мучительном ритме, предлагая мне стимуляцию, но не достаточную, чтобы я кончила.

Он делает так со мной впервые. Кирилл всегда стремился заставить меня кончить. Будь то ртом, пальцами или членом. У него была единственная цель, что бы я кончила вслед за ним, желательно, выкрикивая его имя во время этого.

Но теперь он, кажется, вообще не хочет, чтобы я кончала.

Его средний палец зависает возле моего входа, и мои бедра автоматически дёргаются. Прошло так много времени с тех пор, как он прикасался ко мне, и сколько бы я ни делала это сама, это совершенно не похоже на то, когда это делает он.

Я не знаю, то ли это толщина его пальцев, то ли абсолютный контроль его прикосновений, то ли его восхитительная интенсивность, но я всегда жажду большего и именно от него.

Просто больше.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул твою маленькую тугую киску, Саша? — за его словами скрывается грубое веселье. — Хочешь, я облегчу боль и заставлю тебя кричать?

Я киваю один раз, мои щеки пылают, но сейчас мне плевать на смущение.

— Я могу это сделать, — он просовывает палец внутрь, и моя спина выгибается над кроватью.

О боже.

Ещё... ещё... ещё...

Мне это нужно.

— Я также могу добавить ещё один, — он засовывает внутрь второй палец. — И ещё один. Ты возьмёшь три пальца, как хорошая девочка. Ты моя любимая дырочка для траха, Саша.

Когда он вставляет третий палец, я думаю, что лопну. Да, раньше я принимала три его пальца в себя, но это было несколько месяцев назад. Соблюдение целибата и наличие только моих пальцев в качестве компании в постели не помогает.

— Ты такая тугая, что даже выдавливаешь мои пальцы из себя, — он загибает их внутри, и мои ногти впиваются в кожаный ремень.

— Кирилл...

— Что?

— Пожалуйста...

— Тебе придётся быть более конкретной в своих мольбах. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Трахни меня!

И не только пальцами.

Как бы мне ни нравилось чувствовать их внутри себя, мне нужно нечто большее.

Мне нужно, чтобы он весь прижался ко мне, и его мышцы сжимали меня, пока он доставлял мне самое сильное удовольствие, которое я когда-либо испытывала.

— Ты едва можешь взять мои пальцы, и ты хочешь мой член? — он толкает их в быстром ритме, который заставляет меня задыхаться. — Ты такая жадная маленькая шлюшка, Солнышко.

Я должна чувствовать себя оскорблённой этим, но это не так. Ни капельки. Во всяком случае, это делает меня ещё более влажной, пока моё возбуждение не пропитывает его пальцы.

— Я могу это сделать, — продолжает он тем глубоким, сексуальным тоном. — Я хорошо тебя трахну. Трахну тебя жёстко. Я буду трахать тебя до тех пор, пока ты не забудешь обо всех других членах и не будешь поклоняться только моему. Ты хочешь этого?

Я киваю несколько раз, совершенно обезумев от его грязных разговоров. Я хочу продолжать смотреть на него, потеряться в этом моменте и не иметь возможности вернуться, но трудно заставить себя открыть глаза, когда сильное удовольствие нарастает в основании моего живота с пугающей скоростью.

Все ещё разрывая меня на части своими пальцами, Кирилл опускает голову и жарко шепчет мне на ухо:

— Сначала скажи мне его имя.

Мои губы дрожат, но я бормочу:

— Я не могу...

В один момент я нахожусь на грани оргазма, а в следующий... Кирилл резко вытаскивает из меня свои пальцы, оставляя меня разгорячённой, взволнованной и с криком, застрявшим в глубине моего горла.

— Что...? Почему?

Выражение его лица теперь замкнутое, если бы я не была так расстроена, я бы испугалась.

— Это наказание. Ты не кончишь, если не признаешься.

— Ты не можешь говорить это серьёзно…?

Он вонзает в меня рукоятку ножа, и меня трясёт от возобновившегося давления. Кирилл почти трахает меня ножом, и я не знаю, почему это так горячо. Развратно, да, но это так же эротично, что моё предыдущее интенсивное возбуждение кажется шуткой по сравнению с волной, которая в настоящее время захлёстывает меня.

— О, Боже...

— Я единственный бог, который у тебя когда-либо будет, — он двигает быстрее, жёстче и настолько неуправляемо, что я думаю, что упаду в обморок от одной только интенсивности. — Как его зовут?

В данный момент я забываю, почему я не должна признаваться во всем. Но некоторые клетки мозга продолжают функционировать и запрещают мне это делать.

В тот момент, когда я качаю головой, Кирилл вытаскивает нож, именно когда я в секунде от того, чтобы кончить. На этот раз я кричу от разочарования, и слезы застилают мои глаза.

— Прекрати, пожалуйста! — кричу я.

Пот покрывает мою кожу, мои соски так сильно болят из-за сексуальной стимуляции, и моё влагалище кричит об освобождении, в котором он мне отказал. И поскольку мои руки связаны, я тоже не могу сделать это сама, так что я полностью в его несуществующей милости.

Лицо Кирилла становится каменно-холодным, когда он дразнит мой клитор пальцами и снова вводит рукоятку ножа внутрь.

— Ты единственная, кто может остановить это, назвав мне его грёбаное имя. Чем больше ты сопротивляешься, тем более изобретательным я становлюсь, отказывая тебе в одном оргазме за другим. Я знаю твоё тело, Саша, даже лучше, чем ты сама. Я знаю, когда ты вот-вот кончишь. Твоё дыхание учащается, шея краснеет, а бедра непроизвольно дёргаются. Я позволю тебе приблизиться к вершине, но никогда не достичь её. Я буду делать это снова и снова, трахать тебя снова и снова, пока ты не дашь мне то, что я хочу.

И затем он продолжает делать именно это.

Пока я не думаю, что умру.

12 Глава

Кирилл

Я никогда не испытывал разочарования, которое было бы так близко к уровню саморазрушения, которое я чувствую сейчас.

Мне пришлось удалиться из комнаты, прежде чем я мог сделать то, о чём буду сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Я иду, контролируя свои шаги, но за этим контролем скрывается бушующая грёбаная война. Оказавшись в ванной, я несколько раз ополаскиваю лицо холодной водой, но это никак не помогает погасить огонь, пожирающий меня изнутри.

Я смотрю на своё отражение в зеркале и едва сдерживаюсь, чтобы не врезать по нему кулаком. Это ничем не отличается от возвращения к плохим привычкам.

А именно, к более молодой, менее уравновешенной версии себя самого.

Человек, который смотрит на меня в ответ, переполнен негативной, испорченной энергией, которую можно использовать как оружие массового уничтожения.

У меня было все, что я, черт возьми, хотел. Не из-за привилегий. На самом деле то, что я родился в этой семье, всю мою жизнь работало против меня. Единственная причина, по которой я оказался там, где я есть сейчас, это чистая грёбаная воля.

Лучший способ получить то, чего вы желаете, это заблокировать все другие пути, чтобы у тех, кто против вас, не было другого выбора, кроме как обратиться к вам.

И мне это удавалось, снова и снова.

За исключением грёбаной женщины, привязанной к моей кровати.

Я разворачиваюсь и направляюсь обратно в спальню. Саша лежит посреди своей разорванной одежды и пятен своего возбуждения. Её кожа потная, красная и испачкана капельками её крови и влаги, которые стекая дразнят всё её тело.

На её груди и животе также есть следы от моего ножа, потому что я не смог удержаться и оставил их там.

В настоящее время игрушка дразнит её клитор на низком уровне, так что она близко, но никогда не получит оргазм.

Купил ли я эту игрушку импульсивно несколько недель назад? Да, я это сделал. Но, может быть, это был не просто импульс, в конце концов, так как я все это время знал, что буду мучить её, блядь, до изнеможения.

Я просто не знал, что она не сдвинется с места. Нисколько. Даже близко нет.

Яиспользовал все возможные методы и отказал ей в большем количестве оргазмов, чем законно положено. Но эта маленькая дрянь только качала головой, рыдая и умоляя об освобождении.

Затем, когда я продолжил лишать её оргазма, она начала обзывать меня и проклинать всеми способами, пытаясь при этом втереться в мои пальцы.

Сейчас она находится на стадии принятия. Её голова склоняется набок, кожа покрыта потом, а соски тверды, как алмазные камешки.

Её выразительные глаза полузакрыты, а сухие губы приоткрыты. Несмотря на то, что ей время от времени даю воду, она все же на грани обезвоживания.

Я хватаю бутылку по пути к ней и поднимаю её голову.

— Открой.

Она как кукла в моих руках, такая слабая и лёгкая, что её можно сломать одним щелчком пальца, но она все ещё свирепо смотрит и поджимает губы.

— Ты чувствуешь себя жертвой? — я закрываю ей нос, так что у неё нет другого выбора, кроме как дышать ртом, затем я вливаю в неё воду. — Ничего бы этого не случилось, если бы ты просто сказала мне это грёбаное имя.

Она задыхается, и вода брызжет у неё из носа, но она выпивает большую её часть.

— Неужели этот ублюдок так много значит для тебя, что ты готова зайти так далеко, чтобы защитить его?

Она снова поджимает губы и смотрит в другую сторону.

Мои пальцы обхватывают её горло, и мне приходится мысленно напомнить себе, что я не могу задушить её, когда я возвращаю её внимание к себе.

— Я же сказал тебе смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю.

Я достаю из кармана маленький пульт дистанционного управления и увеличиваю настройку. Дрожь пробегает по всему её телу, и её дыхание начинает учащаться.

Она качает головой, новые слезы застилают её глаза.

— Чем дольше ты выбираешь его, тем хуже я к тебе отношусь. Чем упорнее ты бросаешь мне вызов, тем холоднее я становлюсь. Ты уже должна была знать, что я всегда, без сомнения, получаю то, что, черт возьми, я хочу.

Она издаёт всхлип.

— Кирилл...

— Что? Ты можешь сказать имя?

Чёртова женщина качает головой, а я изо всех сил пытаюсь вспомнить, почему она сейчас не на глубине двух метров под землёй.

— Я думал, ты хочешь, чтобы мы вернулись к тому, что было до России, но это будет невозможно, если в твоём сердце будет другой грёбаный мужчина, Саша.

— Это не... — её голос тихий и дрожащий. — Это не любовник...

— Если это не так, тогда назови мне его грёбаное имя.

— Я не могу... — она вздрагивает, её бедра дёргаются и приподнимаются над кроватью.

Я выдёргиваю игрушку. Она рыдает и кричит, её ногти впиваются в кожу ремня.

Её ноги трутся друг о друга в безнадёжной попытке вызвать оргазм, но ничего не получается.

— Ты хочешь оставаться привязанной к моей кровати в обозримом будущем? Потому что я могу сделать так, чтобы это произошло.

— Просто убей меня... — бормочет она сквозь слезы. — Если ты больше не можешь мне доверять, избавься от меня.

Эти слова наполняют мой разум сценариями с убийствами, но ни один из них не включает её.

Только её любовник.

— И что в этом весёлого? — я крепче сжимаю её шею. — Ты думаешь, что сможешь сбежать от меня, Саша? Ты думаешь, настанет день, когда ты исчезнешь с моих глаз и вернёшься к нему? Я всегда найду тебя, и когда я это сделаю, я убью его прямо у тебя на глазах.

— Пошёл ты... — шепчет она, и её веки закрываются.

Когда она засыпала в предыдущие разы, я будил её с помощью какой-то формы сексуальной стимуляции. Я все ещё испытываю искушение сделать это только потому, что она проклинала меня за то, что я угрожал её любовнику.

Но я этого не делаю.

Во-первых, она превысила свои пределы.

Во-вторых, я не могу гарантировать, что не оставлю неизгладимый след, если она продолжит отказываться назвать мне имя этого ублюдка.

Я пытался найти его самостоятельно, копаясь в её прошлом, как и с помощью расследования Виктором в организации Бельских.

На самом деле я сделал это после того, как она захотела поехать со мной в Нью-Йорк, но поскольку она использует фальшивую фамилию, все что я узнал связано только с её фальшивым прошлым, которому поверили в армии. Или, скорее, она дала взятку, чтобы попасть в это заведение, что неудивительно, учитывая её предыдущий статус богатой леди.

И это оставляет только один способ узнать имя её любовника. Через неё.

Это проблема, когда она полностью отказывается сотрудничать.

Я снимаю ремень с её запястий и массирую красные следы, оставленные кожей.

Тихий стон срывается с её губ, и мой член твердеет до болезненной степени. Блядь.

Я должен был трахнуть её до того, как придумал этот метод пыток.

Или ещё лучше, трахнуть её, пока я её пытал.

Я соблюдал целибат в течение нескольких месяцев, прежде чем появилась она. Поиск киски без драмы был хлопотным делом, в котором я не хотел участвовать без крайней необходимости.

Но соблюдать целибат после того, как побывал в киске Саши ровно двести двадцать семь раз, было чистой ёбаной пыткой.

Что? Я не хотел считать, но, возможно, я стал одержим этим и делал это неосознанно.

Мои пальцы задерживаются на красных порезах на её бледной коже. Будет ли это пиздец, потому что я хочу поставить на ней больше отметин, чтобы весь мир мог видеть, кому она, блядь, принадлежит? Скорее всего.

Однако это не значит, что мысль исчезает.

Её голова склоняется набок и падает мне на грудь. Грёбанный пиздец.

На секунду я забываю, что злюсь на эту женщину. Нет, злюсь, это ещё мягко сказано. Я в ярости и так близок к тому, чтобы сойти с ума, когда думаю, что у неё есть кто-то другой.

Эти мысли заставляют меня задуматься о том, чтобы поджечь всю Россию только для того, чтобы избавиться от него.

Такие безумные, совершенно невозможные мысли не оставляли меня в покое с тех пор, как я услышал, как она говорила ему по телефону, что любит его и что вернётся к нему.

Как будто я когда-нибудь позволю этому случиться.

Добавьте ощущение предательства и того, что меня подстрелили, и я скатываюсь по спирали в бездну, которая мне даже не нравится.

Совершенно нет.

Я поглаживаю следы своих пальцев на её шее, и она прислоняется щекой к моей ладони, прижимаясь ближе, как будто я её безопасное убежище.

Скорее, я её ад, созданный на заказ.

Когда я вытираю капли пота с её лица, название бездны, в которую я упал, ударяет меня, блядь, в солнечное сплетение.

Одержимость.

Так это называется, не так ли? Вот каково это, испытывать потребность владеть кем-то, потому что я раньше никогда не задумывался об этой концепции. Вот почему меня также преследуют образы худшего гнева, если кто-нибудь посмеет отобрать у меня эту женщину.

Это касается и её в том числе.

Я это и имел в виду раньше, если она и дальше не будет выбирать меня, я буду самым жестоким монстром в её жизни. Я полностью уничтожу её, пока один из нас не умрёт.

И это опасно. Не только для неё, но и для меня тоже.

Потому что она начинает выглядеть грёбаной слабостью. Она из тех, кого можно использовать против меня, чтобы поставить меня на колени.

А я не приемлю у себя слабостей.

Я всегда был из тех, кто играет, но никогда не позволял играть с собой. Я никогда не подходил слишком близко, никогда не раскрывал свои карты и не позволял эмоциям влиять на процесс принятия решений. Так что представьте моё чёртово раздражение, когда я понял, что самый прочный фундамент моего существования был поколеблен не кем иным, как врагом.

А Саша – враг. Может быть, я и не отношусь к ней так, как отношусь к своим традиционным врагам, то есть обычно убиваю их или сначала манипулирую ими, а потом убиваю, но она не из тех, кому я бы доверял. У неё есть связи с организацией Бельского, хотя я понятия не имею, почему они хотят моей смерти, я знаю, что они охотятся за мной.

И пока я не смогу полностью склонить её на свою сторону, что включает в себя, что она ничего не должна от меня скрывать, ей придётся оставаться в серой зоне.

Теперь, если бы мой член понял, что трахать её безрассудно, это было бы замечательно.

Не помогает и то, что её обнажённое тело лежит передо мной, соблазняя меня взять её и напомнить ей, кому она принадлежит.

Угомонись, мальчик. У нас будет своё время.

Я приподнимаю её достаточно, чтобы убрать влажное покрывало, вместе с секс-игрушками, ножом и моим ремнём, из-под неё, а затем кладу её на чистую сухую простыню.

Она очаровательно скулит, что никак не улучшает состояние моего изголодавшегося члена, затем со вздохом поворачивается на бок.

Мой самоконтроль был проверен сегодня больше раз, чем за всю мою грёбаную жизнь. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы пойти в ванную и положить несколько полотенец в миску с горячей водой. Когда я возвращаюсь, она снова лежит на спине, каждый дюйм её обнажённой кожи открыт для меня.

Я смотрю вниз на свой член, который становится чертовски раздражающим.

— Серьёзно, сейчас? С каких это пор мы увлекаемся сомнофилией?

Единственный ответ, который я получаю, это жёсткая злая эрекция.

Я думаю о младенцах, лицах людей, убитых выстрелом в лоб из дробовика, потом о Юлии.

Последнее как раз помогает.

Я сажусь на край кровати и начинаю с того, что вытираю лицо Саши, затем её шею, более чем нужно задерживаясь на следах от моих пальцев. Затем я счищаю кровь с её груди и живота. После этого я особенно забочусь о том, чтобы протереть её неудовлетворённую киску. Она стонет, когда я вытираю её складки, и это грозит разбудить мой член после того, как я, наконец, усыпил его, поэтому я перехожу к её рукам. Ранее во время борьбы она повредила несколько ногтей. Я ласкаю их, а затем перехожу к красным полосам, оставленных ремнём.

После того, как я заканчиваю, я делаю это снова, касаясь каждого уголка, каждой впадины и шрама, оставленного пулей на задней части её плеча. У неё есть и несколько других шрамов, некоторые на животе, но большинство на руках и ногах.

Такое мягкое тело не было создано для службы в армии или в качестве телохранителя, но опять же, похоже, ей это нравится.

Не столько военная служба, поскольку она, казалось, всегда была там на как на задании. Однако с тех пор, как мы приехали в Нью-Йорк, она стала более беззаботной, и я ловлю её улыбку всякий раз, когда она заканчивает свой идеальный табель, одна из немногих, кому это удаётся.

Она вздрагивает, и я понимаю, что, возможно, занимаюсь этим слишком долго.

Я достаю свежее одеяло и укрываю её им.

Проходит несколько секунд, пока я смотрю, как она спит.

Знаете, что? К чёрту все это.

Я снимаю рубашку и брюки и ложусь на бок, чтобы лучше рассмотреть её. Я даже не сплю, так что тот факт, что я разделся для этого, странен сам по себе. И я даже кладу голову на подушку.

Вид, чертовски стоит того.

Я кладу руку на её грудь и начинаю дразнить её сосок потому, что я не могу себя контролировать. Но потом я чувствую её ровное сердцебиение, и мне вспоминается далёкий эпизод.

Это было в тот раз в машине, когда она пела мне и я почувствовал биение её сердца. Моя ладонь ложится на её грудь, и я начинаю прислушиваться. И мне даже хочется закрыть глаза.

Но прежде чем я это делаю, Саша поворачивается на бок и прижимается своей грудью к моей. Её сердцебиение сталкивается с моим, когда она прижимается лицом к моей груди и закидывает свою ногу на мою.

Блядь.

Теперь я не сдвинусь с места, даже если очень нужно будет.

— Помоги мне, Кирилл!

— Не волнуйся, Кара. Я здесь, — говорю я прерывающимся голосом, в который я бы не поверил, если бы меня здесь самого не было.

Я свисаю на верёвке, которая с каждой секундой врезается мне запястья, и хуже всего то, что Карине приходится смотреть, как меня пытают ради забавы люди нашего грёбаного отца.

— Кирилл! — Она навязчиво кричит, пока её голос не становится грубым и хриплым. Но мужчины, которые удерживают её, не дают ей сдвинуться с места.

— Со мной все будет в порядке, — прохрипел я и попытался улыбнуться, но это вызвало боль в моих распухших губах и глазах, и я закашлялся.

Человек, которому было поручено избить меня, бьёт меня по лицу, а затем в живот. Я сплёвываю кровь, когда моё зрение становится размытым.

О, черт. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание.

Последнее, что я вижу, это потрясённое выражение Карины, на её мягком лицо отражается шок, прежде чем она кричит:

— Кирииилл!

Я вздрагиваю от мягкого прикосновения двух рук к моей щеке.

— Кирилл!

— Кирилл!

— Ты меня слышишь?

Я открываю глаза и сквозь дымку сна я вижу Сашу, склонившуюся надо мной, слезы прилипли к её ресницам, а брови нахмурены.

На ум приходят две мысли.

Во-первых, я снова погрузился в глубокий сон рядом с ней. На самом деле, это было так глубоко, что мне приснился кошмар о далёком воспоминании.

Во-вторых, Саша, должно быть, была свидетельницей чего-то, что так расстроило её.

Блядь.

Именно поэтому я не люблю спать.

— Кирилл? — спрашивает она низким, затравленным голосом, который так похож на голос Карины в тот день.

Я медленно сажусь, и она выдыхает, неохотно отпуская меня. Я хочу схватить её руки и снова положить их себе на лицо.

Вместо этого я встаю и направляюсь к мини-бару в своей комнате. Боковым зрением я замечаю часы. Шесть утра. Я действительно проспал несколько часов.

Что, черт возьми, вообще происходит со мной в последнее время?

Я наливаю себе в бокал коньяк и залпом выпиваю его, затем наливаю ещё. С кровати доносится шорох, Саша заворачивается в одеяло и подходит ко мне. Её глаза блестят, но они сейчас больше зелёные, чем карие, так что это хороший знак.

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает она.

— Лучше и не может быть, — я начинаю пить вторую порцию выпивки, но она мягко сжимает мою руку, заставляя меня остановиться.

— Ты метался во сне и не просыпался, сколько бы раз я ни звала тебя по имени. Это был страшный сон?

— Что, если бы это было так?

— Я знаю, какими ужасными они бывают. Я не думаю, что выпивка поможет.

— Тогда мы это и выясним, — я высвобождаю свою руку из её, опустошаю второй бокал и наливаю третий.

На этот раз она хватает его и осторожно ставит на стол.

— Я знаю кое-что получше алкоголя.

— Сомневаюсь в этом.

А потом эта чёртова женщина распахивает одеяло и оборачивает свои руки и одеяло вокруг нас обоих. И я понимаю, что она обнимает меня. Что, черт возьми...

— Ты позволил мне обнять тебя, когда я оплакивала Надю и Николая, и это моя любимая форма утешения. Я знаю, что это не твоё, но я все равно отдаю его тебе. Может быть, однажды ты тоже начнёшь ценить это.

Мои плечи опускаются, и часть меня хочет оттолкнуть её, но другая грёбаная часть хочет заключить её в свои объятия и никогда не отпускать.

Поэтому я просто остаюсь неподвижным, не поддаваясь ни тому, ни другому.

Она слегка отстраняется и замирает, затем проводит пальцами по новым шрамам на моей груди, любезно предоставленным её грёбаным любовником.

Этих шрамов у меня не было бы, если бы не она.

Я собираюсь возобновить смертельный круг ярости и гнева, но затем она смотрит на меня блестящими глазами и шмыгает носом.

— Мне так жаль.

— Если тебе так жаль, скажи мне имя этого ублюдка.

— Я не могу этого сделать, но я могу компенсировать эти выстрелы до конца своей жизни.

— Ты останешься со мной на всю оставшуюся жизнь?

— Если... ты хочешь, чтобы я осталась, то да, я сделаю это.

Чувство яростного собственничества охватывает меня, и я притягиваю её ближе к себе, прижимая руку к её пояснице.

— Ты останешься.

— Я так и сделаю.

— Это был не вопрос. Это было заявление.

Она слегка улыбается, но кивает.

— До тех пор, пока ты не сотрёшь меня.

Я никогда этого не делал. Стереть её практически невозможно. Тем не менее, я проделал отличную работу, притворяясь все эти месяцы, что это так.

Это было проще, чем переигрывать все, что произошло в России.

— Это зависит от твоей работоспособности, — я отпускаю её, и она делает паузу, прежде чем завернуться в одеяло.

— Кстати, о работоспособности, — она прочищает горло. — Давай поговорим о награде, за спасение твоей жизни.

— Что насчёт этого?

— Я хочу стать твоим старшим телохранителем.

— Ты что?

— Старший телохранитель. Нынешняя должность Виктора.

— Он убьёт тебя.

— Мне все равно. Ты обещал мне награду, а я уже приняла твоё наказание, так что ты должен дать мне то, что я хочу.

— Тебе придётся разделить эту должность с Виктором.

— Нет, я хочу быть сама по себе.

— Это невозможно. Я доверяю ему больше, чем тебе, и поэтому он не может быть смещён со своего поста.

Её губы надуваются в хмурой или обиженной гримасе, я не знаю, что это именно, но мне все равно хочется облизать её губы языком.

— Прекрасно, — она вздёргивает подбородок. — Однажды ты будешь доверять мне больше, чем ему.

Сильно в этом сомневаюсь.

Но я все равно даю ей надежду. Возможно, это лучший способ заставить её ослабить бдительность.

13 Глава

Саша

Может быть, я сошла с ума.

Нет другого объяснения тому, что я сказала Кириллу неделю назад после того, как он отказывал мне в одном оргазме за другим в худшей форме пытки, которую я когда-либо испытывала.

Но когда я проснулась и обнаружила, что нахожусь в его объятиях, весь этот дискомфорт исчез. Однако в тот момент, когда я действительно твёрдо решила принять это решение, он не только позволил мне обнять его, но и обнял меня в ответ.

Ну, он всего лишь обнял меня за талию, но это считается.

Однако это не единственные причины, по которым я это сделала. После того, как мои бабушка и дядя отреклись от меня, Кирилл единственный, кто дал мне цель. Да, это было связано с болью и горем, но все равно это была цель.

Удивительно ли, что я поклялась ему в своей верности на всю жизнь? В каком-то смысле, нет, поскольку это именно то, чем я занимаюсь с тех пор, как приехала сюда с ним после того, как его подстрелили.

И кто знает? Может быть, через пару месяцев, когда его доверие будет восстановлено, я смогу подтвердить, что он не причастен к смерти моей семьи.

Он просто не из тех, кто это делает.

Поэтому я отказалась от своего предыдущего плана, который предполагал тайное обхождение его кабинета. Отныне я буду откровенна и воздержусь от использования каких-либо лживых методов.

С одной стороны, я понятия не имею, что ещё я могу сделать. Но с другой стороны, мне кажется, что это лучшее решение, которое я когда-либо принимала. Кирилл не только заставляет меня почувствовать себя женщиной, которой я хочу снова стать, но и заставляет меня чувствовать.

Так сильно, что это причиняет боль.

И к тому же неудобно.

Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы я просто отстранилась от него подальше. Может быть, я бы улетела обратно в Россию или вообще в другую страну и начала все сначала.

Но сама мысль о том, чтобы отделиться от него, причиняет мне физическую боль, и мне нужно несколько минут, чтобы оправиться от ею воображаемого воздействия.

— В сторону, Липовский.

Я стою перед машиной и смотрю на Виктора, который пристально наблюдает за мной с тех пор, как Кирилл объявил, что мы с Виктором делим должность старшего телохранителя.

Сказать, что ему это не нравится, было бы преуменьшением. Он спросил Кирилла, не угрожаю ли я ему чем-то, как будто я когда-нибудь могла это сделать.

Остальные, однако, восприняли новость хорошо. Вообще-то, Максим устроил для меня вечеринку несколько дней назад, и Юрий чуть не убил его, когда тот попытался заставить его танцевать.

Даже Карина пришла в самом красивом кружевном платье и подарила мне подарок, потрясающее пальто, которое я буду надевать только по особым случаям.

Она сказала своему брату, что все ещё не отказалась от меня и однажды возьмёт меня в качестве своего телохранителя.

Кирилл, с другой стороны, не был впечатлён всей этой вечеринкой и продолжал свирепо смотреть на любого, кто держал меня за плечо или обнимал по-братски, в основном на Максима. Он даже рано ушёл в свой кабинет и провёл там всю ночь, попросив нас не беспокоить его.

Виктор, который сейчас выглядит так, будто замышляет мою смерть, в ту ночь почти не показывался и появлялся только для того, чтобы быть тенью Кирилла.

Теперь мы стоим перед главной машиной, в то время как Кирилл, Дэмиен и Рай находятся в традиционном японском ресторане на встрече с высшим руководством Якудзы.

Поскольку Кирилл поедет с Дэмиеном в одной машине, только один из нас поедет впереди. Обычно это Виктор, потому что он заставляет всех следовать его приказу.

—Ты отойди, — небрежно говорю я. — Ты можешь поехать с Максимом.

Он делает шаг вперёд, так что возвышается надо мной.

— Какого хрена ты только что сказал?

— Ты прекрасно меня слышал.

Его глаза сверкают, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Отойди. Это приказ.

— Ты больше не имеешь права отдавать мне приказы. Я нахожусь в том же положении, что и ты.

— Слушай сюда, ты, маленький засранец. Я не знаю, чем ты угрожал Боссу, чтобы попасть сюда, но я узнаю и добьюсь, чтобы тебя выслали из этой гребной страны.

— Ты намекаешь на то, что Босс слаб и склонен к угрозам? — говорю я фальшиво встревоженным тоном.

— Я этого не говорил.

— Но у меня сложилось именно такое впечатление. Я уверен, что он тоже подумает то же самое, если услышит об этом после того, как специально сказал тебе, что никаких угроз не было. Ты, случайно, не называешь Босса лжецом?

— Это не то, что я сказал.

— Я не могу гарантировать, что сохраню эту информацию при себе, — я похлопываю его по плечу. — Но так как мы прошли через многое вместе, я притворюсь, что ничего не слышал, если ты отвалишь на хрен.

Его плечи напрягаются от моего прикосновения, и я думаю, что он ударит меня или что-то в этом роде, но его ощутимый гнев медленно утихает.

— Это ещё не конец, ты, маленький ублюдок.

Я корчу рожицу ему в спину и иду сопровождать Кирилла из ресторана. Поскольку эта встреча была запрошена Якудзой, вокруг дома целая армия их охранников. У нас есть копия их плана безопасности, так что мы знаем лучшие выходы на случай нападения.

Я киваю старшему телохранителю Дэмиена, Владиславу, и он кивает в ответ, когда мы направляемся в том же направлении. Там, где его босс импульсивен и спонтанен, Владислав спокоен, как гора. И нет, это не та стоическая гора, на которую похож Виктор.

Владислав приземлён, мудр и обладает молчаливым присутствием. Я предполагаю, что он одна из главных причин, по которой Дэмиена ещё не убили.

Телохранитель Рай, Катя, молча присоединяется к нам. Она мне всегда нравилась, хотя я никогда не показывала этого из-за очевидной вражды между её боссом и моим.

Как и я, она девушка, которая прокладывает свой путь в мужском мире. Рай, которая является большим сторонником женщин в организации, лично выбрала её и помогла сделать её такой влиятельной.

Единственная разница между мной и Катей в том, что она не скрывает того факта, что она женщина. Да, она получает дерьмо об этом от всех, так как она единственная женщина-телохранитель, но она просто игнорирует их и делает своё дело.

Хотела бы я иметь такую роскошь. Если бы я встретила Кирилла как женщина, позволил бы он мне быть его женщиной-телохранителем?

О чём, черт возьми, я говорю? Лидер этой женоненавистнической организации не может позволить бы женщине защищать его. Его бы сочли слабым и прячущимся за ею юбкой.

В случае с Рай все по-другому, потому что она сама женщина, так что наличие женщины-телохранителя воспринимается не так странно.

Кроме того, если бы я представилась женщиной, вероятно, я бы не встретила его в армии, и ничего из этой закрученной судьбы не случилось бы.

Как только Катя обгоняет нас, вероятно, чтобы как можно дольше не быть с нами, Владислав идёт в ногу со мной.

— Сколько у вас машин?

— Две, включая основную. А у вас?

— То же самое. Но мы не знали об этой встрече, так что всего у нас шесть человек.

— Восемь для нас.

— У тебя есть какие-нибудь идеи, куда твой босс везёт моего?

— У меня есть та же информация, что и у тебя.

Он останавливается и фиксирует на мне своё пустое выражение лица.

— Мне это не нравится, Александр. Мне не нравится, когда меня держат в неведении.

— Ты думаешь, я фанат этого? — все, что я знаю, это то, что Кирилл получил огромную негативную реакцию от картеля Хуана после провала последней миссии.

У нас возникли проблемы, и в результате поставка была отложена на неопределённый срок. Хуан – очень осторожный человек, вероятно, потому, что его предавали больше, чем кто-либо может сосчитать. Так что, несмотря на заверения Кирилла в том, что меры безопасности будут удвоены, Хуан и слышать об этом не хотел.

Конечно, никто в организации не знает об этом. Кирилл просто сказал им, что есть задержка в предстоящей поставке, но она незначительная и беспокоиться не о чем.

Я предполагаю, что у него есть что-то на Дэмиена, и он воспользуется этим, чтобы привлечь его на свою сторону, но я понятия не имею, как он собирается это сделать и когда.

Все, что я знаю, это то, что крайне важно, чтобы Дэмиен присоединился к нам вместо Рай, которая набирает обороты в борьбе за трон, особенно после её замужества. Не помогает и то, что она была особенно враждебно настроена по отношению к Кириллу.

— Две опасные встречи за один день, это не то, что я приветствую, — продолжает Владислав.

— Я того же мнения, — я просто молюсь, чтобы этот день поскорее закончился, чтобы я могла побыть наедине с Кириллом.

Ну, не в этом смысле, но я снова его ночной телохранитель, и я сижу напротив него, пока он работает, а потом в конце концов засыпаю.

Сегодня утром я обнаружила себя на его кровати, когда он одевался. Я могла бы притвориться, что все ещё сплю, чтобы посмотреть на эротическое шоу, как дурочка.

Неважно, сколько раз я вижу его обнажённым, он все равно производит на меня тот же эффект, что и в первый раз.

Только теперь я испытываю приступ боли всякий раз, когда вижу шрамы от пуль на его груди. Я думаю, что это чувство вины останется у меня на всю оставшуюся жизнь.

Владислав просто бросает на меня взгляд, говорящий: «Это все из-за твоего босса», а затем направляется внутрь. Я мельком вижу Кирилла, выходящего из ресторана с Дэмиеном, которого это явно не забавляет.

Господи.

Как это возможно, что я сосредоточена только на Кирилле, как будто весь мир вокруг него не существует?

Все, что я вижу, это его впечатляющее телосложение и длинные ноги, сокращающие расстояние до места, где стоят машины.

Я следую за остальными, но останавливаюсь, когда что-то улавливаю боковым зрением.

Рай на мгновение замирает перед ребёнком с темно-русыми волосами и зелёными глазами.

— Тётушка...? — он зовёт её срывающимся голосом, но она совершенно не в себе. На её лице читается лёгкая паника, но она вскоре исчезает, когда мужчина берет ребёнка на руки, извиняется перед ней, и уносит его обратно в ресторан.

Я отступаю на мгновение, мои глаза встречаются с глазами Рай на долю секунды, прежде чем я смотрю вперёд.

Между ней и этим ребёнком есть история, которую я могла бы использовать, чтобы защитить Кирилла, если она попытается рассказать другим, что застукала его с «мужчиной» или что он гей.

Я догоняю остальных, когда Кирилл и Дэмиен садятся на заднее сиденье машины.

Владислав настаивает, чтобы водитель Дэмиена заменил Юрия. Либо так, либо он заменяет меня, поэтому я выбираю первое, несмотря на дискомфорт от необходимости доверять вождение кому-то другому, кроме Юрия.

Рай обгоняет меня и начинает втискиваться на заднее сиденье, прежде чем я успеваю закрыть дверь.

— Какого хрена ты делаешь? — Кирилл огрызается на неё.

— Возьми меня с собой.

— У тебя есть своя машина.

— Она сломалась. Руслан пытается это исправить.

— Я что, похож на такси, по-твоему?

— Ну, ты мог бы им быть.

— Уходи, Рай, — Дэмиен делает глоток из бутылки водки, которую он принёс с собой. — У нас с Кириллом назначена встреча.

— Тогда сделайте это после того, как высадите меня, — говорит она.

Кирилл пожимает плечами.

— Или я могу просто вышвырнуть тебя вон.

— Ты только что потратил впустую минуту. Мы бы добрались быстрее, если бы уже выехали. Кроме того… Эйб сказал мне кое-что после того, как ты ушёл.

— Кого волнует, что говорит этот бредовый старик? — Дэмиен делает ещё один глоток.

Кирилл делает паузу, прежде чем жестом приказать водителю ехать. Я оглядываюсь на Рай, затем сразу же смотрю вперёд. Лучше не вызывать у неё подозрений.

Машина едет по улице, а мы сидим в относительной тишине. Мне все ещё не по себе из-за этой неожиданной перемены событий. Как и Владислав, я с опаской отношусь ко всему, что идёт не по плану. Это началось после той армейской операции, в ходе которой мы потеряли большую часть наших людей.

— Что сказал Эйб? — спрашивает Кирилл.

— Это касается Дэмиена, — она украдкой смотрит на него. — Разве ты не хочешь знать?

— Я действительно хочу знать, почему ты сказала, что бы я подумал об этом. Ты хочешь женить меня, Рай?

— Если это приносит пользу братству, почему бы не остепениться?

— Остепениться? Кто ты, моя мать?

— Во-первых, фу. Во-вторых, просто смирись с этим.

— Точно так же, как ты поступила со своим собственным браком? Это так скучно, если мы все будем такие жертвенные, как ты, Раенька.

— Значит ли это, что ты этого не сделаешь?

— Я не понимаю, почему я должен это делать.

— Ты не можешь так неуважительно относиться к Эйбу, Дэмиен. Он один из самых сильных союзников, которых мы можем иметь.

Кирилл поправляет очки.

— И он станет нашим злейшим врагом, если этот бык убьёт его дочь в одном из своих приступов жестокости.

— Ты обижаешь женщин? — она почти огрызается на Дэмиена.

Он продолжает пить водку, прежде чем что-то прошептать ей на ухо.

Она отталкивает его.

— Ты будешь контролировать эту свою сторону и хорошо обращаться с дочерью Эйба, и, если я узнаю, что ты причинил боль какой-либо женщине, ты будешь отвечать передо мной.

Усмешка кривит его губы.

— Это будет извращение?

Итак, Дэмиен женится. Удачи несчастной леди.

Может быть, кто-нибудь из нас должен сделать ей одолжение и сказать, чтобы она убегала из дома или что-то в этом роде. Это лучше, чем связывать свою судьбу с таким сумасшедшим, как Дэмиен.

Он в ужасно плохом настроении, и так было с тех пор, как Кирилл ранее загнал его в угол в доме Пахана и сказал ему что-то, что заставило его согласиться сопровождать нас сейчас.

Наверное, именно поэтому Владислав так пристально смотрел на меня, потому что мне было поручено отвлекать его, пока Кирилл занимался своим делом.

Рай, однако, никогда не была частью этого плана, и именно поэтому Кирилл раздражён. По нём этого практически не видно, но я чувствую это по тому, как часто он поправляет очки.

Я смотрю на него в зеркало заднего вида, и наши глаза встречаются на долю секунды.

Это коротко, почти незаметно, но весь мой мир вспыхивает, и я чувствую, как жар ползёт по моей щеке.

Черт.

Как он может смотреть на меня так же напряжённо, как во время секса? Это ничем не отличается от того, чтобы быть голой на публике.

Не то чтобы все узнавали этот взгляд, но все же.

Это серьёзный отвлекающий манёвр в потенциально опасной ситуации.

Я прочищаю горло и смотрю вперёд, чтобы лучше сосредоточиться.

Что в некотором роде невозможно, учитывая, что я испытываю сексуальный голод. Если не считать того дурацкого сеанса пыток, когда он трахал меня всеми предметами из своей тумбочки и лишил меня удовольствия, которое приходит с этим, он больше не прикасался ко мне.

Вчера я вышла из душа, одетая только в полотенце, и он посмотрел на меня так, как будто был зол.

Ни хрена! Как будто ему было неприятно видеть меня такой или что-то в этом роде, и я молча направилась к шкафу и переоделась так быстро, как только могла, сдерживая своё разочарование. Мои вещи находятся в комнате, которую я делю с Юрием, но в последнее время Кирилл разрешает мне брать с собой сменную одежду, когда я дежурю ночным телохранителем.

Но ему не нравится смотреть на меня.

Может быть, он меня больше не хочет.

Может быть, чувство предательства, которое он испытывает по отношению ко мне, затмевает все остальное.

Внезапно машина сворачивает и с визгом останавливается. Сила удара настолько велика, что Рай ударяется о спинку моего сиденья.

— В чем дело? — Кирилл спрашивает водителя по-русски.

— Не знаю, сэр. На дороге что-то есть...

Его слова обрываются, когда выстрел попадает ему в грудь, прямо через пуленепробиваемое стекло.

Я не думаю об этом, когда вытаскиваю свой пистолет.

Мы все выбегаем из машины, когда повсюду летят пули.

Я встречаю взгляды Владислава и Виктора с той же мыслью.

На нас напали, и мы должны защитить наших боссов.

Мы втроём и Максим спешим к линии фронта, сталкиваясь с солдатами, которые похожи на армию муравьёв. Судя, по их словам, и выкрикиваемым приказам, они албанцы.

Они – последнее, что нам сейчас нужно.

Да, у нас с ними есть разногласия, но я не думала, что они зайдут так далеко, чтобы устроить нам засаду посреди дороги.

Я мельком оглядываюсь назад, и после того, как я убеждаюсь, что Кирилл прячется за одной из машин с Дэмиеном и Рай, я бегу вперёд.

«Не будь грёбаным мучеником», я слышу, как он кричит это в моей голове, как он кричал давным-давно, но я не останавливаюсь.

Я сказала ему, что предложу свою жизнь в обмен на выстрелы, которые он получил из-за меня, и я не шутила.

Мой приоритет, защитить его любой ценой.

Плохая новость заключается в том, что нас мало. Очень мало.

И из-за этого мы должны считать наши пули. Мы попали в нескольких, но я не так хороша в обращении с пистолетом, как со снайперской винтовкой. Я все ещё раню или убиваю любого, в кого стреляю. Во всяком случае, лучше, чем Виктор.

У него заканчиваются патроны первым, и он прыгает за ближайшую машину в поисках укрытия.

Сейчас здесь только мы с Владиславом, но у нас тоже все на исходе.

Черт.

Черт.

Эта ситуация намного ужаснее, чем я первоначально думала. Если они доберутся до нас, убить Кирилла и Дэмиена, которые, я уверена, и есть причина всего этого нападения, будет детской забавой.

С боевым кличем мы с Владиславом уничтожаем семерых из них, но это оставляет меня без патронов.

Мои плечи опускаются, когда я смотрю на Кирилла, который стреляет из своего собственного пистолета.

Мир на мгновение замирает. Больше не слышно криков или звуков выстрелов из оружия. Только я и он, застрявшие в глуши. Я обещала, что буду защищать его ценой своей жизни, но я только что с треском провалилась.

— Прости меня, — одними губами произношу я по-русски.

— Нет! — рычит он.

Ощутимые эмоции звенят в моей голове, и я хочу остановить его. Я должна, потому что он бежит ко мне, и его убьют.

Но прежде чем я успеваю пошевелиться, что-то твёрдое ударяет меня по голове.

И все становится черным.

14 Глава

Саша

Что-то капает мне на лицо.

Я моргаю, открывая глаза, и они наполняются красным туманом.

Кровь.

Кровь...

И ещё больше крови...

Нет, нет, пожалуйста.

Лужа крови окружает меня, пока я лежу на земле, и зловоние смерти наполняет мои ноздри. Я смотрю вверх, и крик застревает у меня в горле при виде тел, свисающих с неба.

— Саша... — зовёт призрачный голос.

— Сашенька…

— Малышка...

Моя мама.

О боже.

— Мама? Где ты? — я кричу как можно громче. Я пытаюсь встать, но меня словно приковали к земле невидимыми проводами. Я бьюсь и брыкаюсь, но мои конечности не двигаются.

— Малышка... — зовёт она снова, её тон становится все более затравленным. — Малышка.

— Мама!! — Я кричу, пока мой голос не становится хриплым. — Я здесь, мама! Я здесь, внизу!

— Сашенька...

— Папа? — Я давлюсь своими слезами. — Это ты, папа?

На меня падает тень, и я всхлипываю, когда его лицо склоняется надо мной, а затем следует лицо моей матери.

— Малышка.

— Мама! Папа! — я пытаюсь протянуть руку, но не могу пошевелиться.

Мама опускается на корточки рядом со мной и гладит меня по щеке.

— Ты так сильно выросла, Малышка.

— Да, я.. — я задыхаюсь, не в силах произнести ни слова, ни выразить все эмоции, которые хочу выплеснуть.

— Я так горжусь тем, как ты выжила.

— Мама...

— Найди своего брата, Сашенька, — тихо говорит мой отец, как будто он говорит из-под земли. — Ты нуждаешься в Антоне, а он нуждается в тебе.

— Но я понятия не имею, где он. Как будто он полностью исчез с лица земли.

— Найди Антона! — приказывает он резким тоном, и я вздрагиваю.

Мама улыбается со слезами на глазах, но вскоре они превращаются в кровь. На шее папы появляется разрез, а затем его голова падает набок, гротескно отделяясь от тела. Глаза моей матери выстреливают фонтаном крови, а затем они оба превращаются в пену красного тумана.

— Нееет! — Я вскрикиваю, когда меня дёргают вниз, к луже крови.

Мои глаза распахиваются, и весь красный цвет исчезает. Но я не расслабляюсь. Я все ещё не могу пошевелиться. По крайней мере, не так, как я обычно могу.

Если бы это было в любое другое время, я бы смогла вскочить на ноги и оценить ситуацию, но прямо сейчас я едва могу повернуть голову в сторону или поднять руку.

Я лежу на животе, и расколотый бетон подо мной леденит мои конечности, несмотря на слои одежды.

Меня окружают серые каменные стены, а из углов доносится запах мочи.

В другом конце комнаты стоит старая ржавая кровать, покрытая жёлтой простыней, которая также может быть источником резкого запаха.

Есть металлическая дверь с толстыми прутьями. Если я смогу добраться до неё, то смогу вскрыть замок своим ножом. Только я не чувствую его кобуры, пристёгнутой к моей икре, а это значит, что меня обыскали на предмет оружия, прежде чем бросить в эту грёбаную дыру.

Но даже если бы у меня был нож, я не в состоянии пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы открыть замок.

Единственное объяснение этой потери сил заключается в том, что мне что-то вкололи.

Когда мои расфокусированные глаза обводят комнату, я в шоке обнаруживаю женщину, лежащую рядом со мной. Хотя её лицо скрыто светлой гривой волос, я могу сказать по знакомому платью, что это Рай. Черт возьми. Это означает, что мы обе были похищены нападавшими албанцами.

Чувство ужаса охватывает меня, и мне становится трудно нормально дышать. Возможно ли, что они добрались до Кирилла после того, как ударили меня?

Я внутренне качаю головой. Он ни за что на свете не позволил бы им схватить его. В конце концов, это Кирилл, так что он, должно быть,выбрался оттуда живым. Нет, не только живым, но и невредимым. Они не могли убить его.

Он должен быть в безопасности.

Используя всю силу, на которую я способна, я отталкиваюсь от пола, но вскоре принимаю сидячее положение, прислонившись к стене.

Что-то обжигает мне руку, и когда я смотрю вниз, то вижу разрыв на рукаве моей куртки и рубашки. Должно быть, меня задела пуля. Но это не то, что заставляет меня паниковать.

Дело в том, что у меня есть доступ только к десяти процентам моей энергии, и большая её часть уходит на то, чтобы дышать и стараться не проглатывать язык, который кажется мне слишком большим для моего рта.

Я похлопываю себя по карманам и, как и ожидалось, не нахожу свой телефон.

У меня дрожит подбородок, и я думаю, что снова превращусь в плаксу, как это обычно бывает, когда речь заходит о Кирилле.

Что, если его подстрелили во время сегодняшнего нападения, и на этот раз меня не будет рядом, чтобы помочь ему?

Всего несколько дней назад я обещала быть рядом с ним и защищать его ценой своей жизни, но я здесь, живая, а он может быть нет.

Я смотрю на дверь. Мне нужно выбраться отсюда, но как я это сделаю, когда я едва могу двигаться?

Кроме того, почему они похитили меня? Для них имеет смысл забрать Рай, поскольку её можно использовать, чтобы угрожать Пахану, но как насчёт меня?

Они сделали это, чтобы угрожать Кириллу мной?

Эта теория не имеет смысла по двум причинам. Во-первых, известно, что у Кирилла нет слабостей, кроме его предполагаемой гомосексуальности, которой ему угрожает Рай. Во-вторых, он не близок ни с кем из своей семьи, кроме Карины, но они этого не знают.

Это невероятно, что они хотят использовали меня, чтобы угрожать ему, когда я всего лишь охранник. Если только у них не было кого-то, кто наблюдал за его повседневной жизнью и сообщал о ней тому, кто является лидером этих парней?

В этом нет никакого смысла.

Но, тем не менее, это та теория, в которую я хочу верить. Мне отвратительна перспектива быть использованной, чтобы иметь воздействие на Кирилла, но если они похитили меня, чтобы угрожать ему, то это означает, что он жив, и я должна перестать думать о наихудшем сценарии.

Стон боли исходит от Рай, прежде чем она пытается встать, как я делала раньше. Её волосы, которые обычно очень хорошо уложены, растрёпаны по бокам. Тем не менее, её макияж можно советовать для экстремальных ситуаций, потому что в основном остался на месте, за исключением нескольких черных пятен под глазами.

— Это бесполезно, — говорю я тихим голосом.

Рай вздрагивает, прежде чем поднять глаза, на её лице отображается усталость.

— Они ввели нам что-то, — продолжаю я. — Я не знаю, что это такое, но это отнимает у меня энергию.

Она пытается встать, но только для того, чтобы снова упасть с оглушительным стуком.

— Лучше поберегите свою энергию, мисс, — я говорю своим вежливым «мужским» голосом.

— Дерьмо, — выдыхает она.

— Действительно, дерьмо.

Она смотрит на меня тем дотошным взглядом, которым она всегда наблюдает за всеми. Она известна как безжалостная, лично мне она мне не очень нравится из-за угрозы, которую она представляет для Кирилла, но я уважаю её прямолинейность.

Она указывает на мою руку.

— Ты потерял много крови?

Я смотрю вниз, чтобы понять, о чём она говорит. Слишком много думая о состоянии Кирилла, я даже забыла, что была ранена.

— Нет. Все должно быть в порядке.

— Как ты здесь оказался?

— Они взяли меня вместо Босса.

— Кирилла?

У меня начинают дрожать губы при новой мысли о том, что ему могут причинить боль, но я сжимаю их.

— Да.

— Зачем им понадобилось забирать Кирилла?

— Я не уверен. Я просто знал, что должен защитить его.

Она молчит, как-то странно глядя на меня в течение секунды, прежде чем яркий блеск появляется в её глазах.

— Нам нужно придумать план побега.

Я киваю.

— Наш лучший вариант, это если один из нас устроит диверсию, а другой сбежит.

— Я сделаю это.

— Нет. Вы внучатая племянница Пахана. Я одноразовый, так что я это сделаю.

— Несмотря на то, что ты охранник Кирилла, ты не одноразовый. Никто из наших мужчин не такой, даже если ты меня ненавидишь.

Это застаёт меня врасплох, и мне приходится несколько раз сглотнуть, прежде чем заговорить.

— Я не ненавижу вас.

— Твой босс ненавидит.

— Это потому, что вы угрожаете ему, мисс.

— Только для того, чтобы защитить себя. Я не причиню никому из вас вреда, если вы не причините вреда мне.

— Значит ли это, что вы не...— я прочищаю горло. — Ну знаете, против его предпочтений?

— С чего бы мне быть против? Это его предпочтения, и ничье мнение не имеет значения. Как я уже сказала, я буду использовать его ориентацию против него только в том случае, если он будет угрожать мне. Я бы предпочла этого не делать, но это единственное, что у меня есть на него, учитывая, насколько он замкнут. Если ты скажешь мне что-нибудь ещё…Я могу отказаться от этого варианта.

— Хорошая попытка, мисс, — я слегка улыбаюсь. Эта женщина действительно заслуживает того, чтобы быть в совете директоров и входить в узкий круг избранных.

— Не помешает попробовать, — она улыбается мне в ответ. — Давай сначала сбежим, а потом поговорим.

Я пытаюсь придумать, как она может отвлечь внимание. Шпильки, удерживающие её французский пучок на месте, могут помочь мне вскрыть замок...

Дверь распахивается, с грохотом ударяясь о стену. Мы с Рай обе замираем. По негласному соглашению мы не пытаемся сбежать. Нам нужно сохранить нашу энергию до того момента, когда у нас появится реальный шанс.

Пятеро мускулистых мужчин с угловатыми чертами лица вальяжно входят внутрь, как будто это их шоу, а эта ужасная комната их сцена. Они одеты в черные кожаные куртки и брюки, как будто они члены клуба мотоклуба.

Лысый парень со шрамом, который пересекает его голову и заканчивается над веком, определённо их лидер, направляется в сторону Рай с «грязным» взглядом в глазах.

— Мы должны начать с неё. Ты будешь звать своего дядю и мужа, правда, котёнок? — у него сильный акцент, скорее восточноевропейский, чем русский.

Двое его людей набрасываются на Рай, каждый хватает её за руку. Она пинается и брыкается, но из-за наркотика, который они нам вкололи, она не может причинить им вред. Они смеются над ней, разговаривая между собой по-албански.

Я делаю рывок в их сторону, пиная одного в голень, но двое других мужчин толкают меня на колени, и один из них давит на мою рану. Боль взрывается в моей руке, и я впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы остановить звук, который пытается вырваться.

— Поставьте её на колени, — приказывает лидер. — Я хочу, чтобы эти губы обхватили мой член.

Черт.

Мужчина толкает Рай в нужное положение, и один из них даже делает грязный жест, проводя рукой по своей промежности, как свинья.

Лидер подходит к ней, расстёгивая брюки, затем он вытаскивает свой короткий толстый член и прижимает его к её поджатым губам.

Рай смотрит на него так, словно он не более чем грязь под её ботинками.

Его глаза красные выпучиваются, и он указывает на мужчин, которые держат меня. Один из них бьёт меня кулаком в живот, и такое чувство, что он вырвал мои кишки. Стон вырывается из меня, когда я падаю на пол. Затем два придурка поднимают меня, а другой впивается пальцами в мою рану.

Я стону, когда рана пульсирует от сильной боли.

— За каждую секунду, пока ты не отсосёшь мне, как хорошая шлюха, этот женоподобный педик будет получать удар, — говорит лидер с отвратительным высокомерием. — Интересно, как скоро он умрёт?

Мужчины начинают бить меня снова и снова. Кровь брызжет у меня изо рта, и я чувствую, что меня сейчас вырвет.

Чувство разочарования проносится сквозь меня, как буря. Почему, черт возьми, я должна была именно сейчас потерять свою энергию? Я практически бесполезна.

— Подожди секунду, — один из мужчин присаживается передо мной на корточки и хлопает ладонью по моей груди.

Нет, нет...

Потусторонняя энергия захватывает меня, и я использую все, что у меня есть, чтобы сопротивляться и пытаться оттолкнуть их.

Пока его друг удерживает меня на месте, тот, что передо мной, начинает стягивать с меня штаны и боксёры.

Пожалуйста, нет...

Я мельком замечаю, как Рай вынуждает себя посмотреть на меня. В её глазах застыла боль, и она хочет предложить мне любую форму утешения, даже если она сама находится на грани изнасилования.

Я схожу с ума в своих попытках помешать им раздеть меня. Я пинаюсь и брыкаюсь. Я так же пытаюсь кусаться, но невозможно причинить какую-либо травму, когда у меня почти нет сил.

Не успеваю я опомниться, как оказываюсь полуголой перед их жадными глазами.

— Грёбаное дерьмо. Джекпот, босс, — мужчина, который раздел меня, ухмыляется. — Это женщина.

Я встречаюсь взглядом с Рай, которая видит свидетельство того, что я женщина, затем я опускаю голову, и из моих глаз скатывается слезы.

Я все испортила. Для себя. Кирилла. Всё тщательно выстроенное влияние семьи Морозовых.

— Развлекайся с ней, пока я развлекаюсь с этой, — лидер улыбается и обращает своё внимание на Рай.

Двое охранников толкают меня на пол. Один стоит у моей головы и держит меня за руки, а другой раздвигает мне ноги.

Пошли они к чёрту. Никто, кроме Кирилла, не тронет меня. Ни один грёбаный человек.

Я смотрю на Рай, и вижу, что она смотрит на меня в ответ.

Сейчас же.

Она открывает рот, но как только он засовывает свой член внутрь, она так сильно кусает его, что лидер воет, а кровь заливает её лицо.

Охранник пинает её, так что она отпускает босса, пока я пытаюсь бороться с тем, кто нависает надо мной и прижимает свой гнилой член к моему рту.

Чувство паники переполняет моё горло, когда реальность погружается в меня. Я никогда не прощу себе, если не остановлю это нападение.

Рай пинает того, кто на мне, и выхватывает у него пистолет. Я бью другого, затем загибаю его захватом за шею, отбираю у него пистолет при этом ломаю ему шею рукой.

Пошёл ты, придурок!

Волна энергии захлёстывает меня, когда мы с Рай стреляем во всех, кого можем. Она стреляет в член лидера, я должна была сделать это с другим ублюдком.

Я подтягиваю брюки и застёгиваю их. Как только я поправляю одежду, мы прикрываем друг друга на выходе.

Когда мы выходим из комнаты, которая, кажется, находится в огромном подвале, мы направляемся по длинному коридору, оглядываясь на любые перекрёстки на случай, если кто-то из них последует за нами.

Рай вытирает кровь с лица тыльной стороной ладони и украдкой смотрит на меня.

— Тебя зовут Александр? Ты предпочитаешь, чтобы я тебя так называла?

— Александра, — я опускаю глаза.

— Спасибо, что помогла мне.

— В любое время.

Мы бежим так быстро по коридору, как только можем. Действие наркотика определённо начинает ослабевать, и адреналин помогает, но мы ещё далеко не в полной мере набрались сил. На самом деле, мне требуется много усилий, чтобы оставаться сосредоточенной во время бега.

Время от времени мне приходится качать головой, когда пол становится расплывчатым.

Сверху доносится шум, и мы прячемся по обе стороны коридора, который пересекается с главным.

Мы стреляем в солдат, следующих за нами, даже несмотря на головокружение, мне удаётся убить двоих. Однако я оказываюсь в том же затруднительном положении, что и до моего похищения, у меня заканчиваются патроны. У Рай положение ничуть не лучше.

И нам нужно убираться отсюда к чёртовой матери, пока они снова не поймали нас, потому что на этот раз, учитывая ущерб, который мы нанесли их лидеру, они убьют нас, не задавая вопросов.

Бум!

Мы замираем, когда что-то похожее на взрыв бомбы взрывается рядом с лестницей, ведущей в подвал. Затем следует град выстрелов.

Мужчины, которые были позади нас, исчезают, и вскоре после этого мы слышим русские слова и приказы.

О боже.

Мы с Рай улыбаемся друг другу, когда она смотрит на меня. У нас есть подкрепление. Или у неё, потому что она внучатая племянница Пахана.

Все ещё прикрывая друг друга, мы выскальзываем из-за стены и направляемся в сторону суматохи.

Большинство наших, Дэмиена и Кайла людей расстреливают все это место. У Дэмиена даже есть пулемёт с боеприпасами, перекинутый через его тело, как будто это какая-то игрушечная война.

Но это не то, что привлекает моё внимание.

Это Кирилл.

Он на передовой, в бронежилете, и ведёт за собой Виктора, Юрия, Максима и ребят, которых я привыкла считать своей семьёй.

Кирилл выглядит царственно в своём костюме, несмотря на то, что он немного растрёпан и капли крови, испачкали его лоб.

Он здесь ради меня.

Борьба покидает меня, и мне хочется упасть на землю и заплакать. Нет, я хочу обнять его и заплакать.

Я бегу к нему, игнорируя всех и вся на своём пути.

— Кирилл, — зову я, но мой голос заглушается хаосом.

Однако он слышит меня, потому что его внимание немедленно переключается в мою сторону. Он бросается ко мне, убивая по пути человека. Кровь брызжет на его очки и лицо, но он даже не обращает внимание, продолжая бежать, пока чуть не врезается в меня.

— Ты в порядке? — он выдыхает эти слова, как молитву, и мне хочется закрыть глаза и слушать его голос весь день.

Я киваю и поднимаю руку, чтобы коснуться его щеки, потом вспоминаю, что мы не одни, и опускаю её.

— Ты жив.

— Никто не сможет убить меня. Или тебя. Слышишь меня? Ни один грёбаный человек.

Я проглатываю слезы.

Мне хочется плакать. Я хочу сказать, как я счастлива, что он здесь, но, если я скажу это прямо сейчас, я не могу гарантировать, что не разрыдаюсь.

Поэтому я сохраняю молчание и концентрируюсь на битве.

Вскоре после этого албанцы были полностью уничтожены, в основном нашими людьми и Дэмиеном, который стал совершенно безбашенным.

Я успела выстрелить только в двоих, прежде чем у меня закончились патроны, так что Кирилл заслонил меня от пуль. Он толкнул меня за спину, как будто он был телохранителем, а я была под его защитой. Я могла только наблюдать за его спиной, мышцы которой сокращались с каждым выстрелом, который он делал.

— Оставайтесь рядом со мной, — приказывает он мне, а остальным приказывая убираться.

— Это закончилось слишком быстро, — жалуется Дэмиен. — Они не могли оказать больше сопротивления или что-то в этом роде?

Я пытаюсь помочь с зачисткой, но свирепый взгляд Кирилла приковывает меня к месту. Я смотрю на Рай, и она улыбается.

Я подхожу к ней, когда её муж, Кайл, прижимает её к себе.

— Благодарю вас.

— Взаимно, Александр.

Тепло наполняет меня от того, что она уважает мою тайну. Я боялась, что она наверняка воспользуется этой информацией, что Кирилл нанял женщину-телохранителя, которая притворяется мужчиной, чтобы угрожать ему, но она доказала, что я ошибалась.

Во многих отношениях, чем в одном.

Может быть, Рай не так плоха, как я думала вначале.

— Вы можете называть меня Сашей, мисс, — я отвешиваю ей почтительный поклон. Когда я поднимаю голову, мои глаза сталкиваются с ледяными глазами Кирилла. Он вытирает кровь со своих очков и свирепо смотрит на нас.

Я бегу в его сторону, если это можно назвать бегом в данных обстоятельствах. Последнее, что я хочу сделать, это спровоцировать какую-то войну между Кириллом и Рай из-за меня.

Когда я останавливаюсь рядом с ним, он делает жест «я наблюдаю за тобой» для Рай, затем надевает очки на нос.

— Ты не должен этого делать…

— Заткнись на хрен и иди, — он подталкивает меня перед собой совсем не нежно, я спотыкаюсь, но затем восстанавливаю равновесие.

Что с ним сейчас не так? Я почти готова поклясться, что он злится на меня, но с чего бы ему злиться?

Я не сделала ничего, чтобы заслужить это ... Или сделала?

15 Глава

Саша

Пахан вызывает Кирилла и Дэмиена, чтобы они доложили о том, что произошло с албанцами.

Я следую за ними к машине, слегка прихрамывая и без особой энергии. Моя рана на руке больше не кровоточит, так что это хороший знак. Прежде чем я успеваю открыть дверь, Кирилл разворачивается и фиксирует на мне свой фирменный взгляд. Люди прямо-таки трепещут, когда он смотрит на них таким загадочным взглядом, который может означать только возможные неприятности для них.

— Куда, по-твоему, ты идёшь?

Его тон настолько резок, что даже остальные, а именно Юрий, Виктор и Максим, останавливаются на безопасном расстоянии и смотрят на происходящее.

Я прочищаю горло, несмотря на лёгкую боль, разрывающую мою грудь.

— С тобой. В дом Пахана.

— Ты не сделаешь ничего подобного, — он смотрит мне за спину. — Юрий, Максим. Проводите Липовского обратно в дом и проследите, чтобы его осмотрел врач. Если я узнаю, что мои приказы не были выполнены, вы будете теми, кто понесёт наказание.

— Да, сэр! — говорят оба одновременно.

Я начинаю говорить, но слова застревают у меня в горле, когда он смотрит на меня сверху вниз. Не стоит провоцировать Кирилла, когда он находится в таком непредсказуемом состоянии. Хуже всего то, что я не знаю, что его так разозлило.

Это потому, что меня похитили? Или дело в том, что я не смогла защитить его?

Его плечи напряжены, из-за чего куртка натягивается на его сильных мышцах. Его губы приоткрываются, как будто он хочет что-то сказать, но вскоре они снова смыкаются, и он проскальзывает в машину, не говоря ни слова.

Виктор выходит вперёд, и я перехватываю его.

— Убедись, что он в безопасности.

Гора-человека смотрит на меня, как на инопланетянина.

— Мне не нужно, чтобы ты говорил мне очевидное.

— Если что-нибудь случится, позвони нам.

— Я знаю это, — говорит он с ноткой разочарования.

— Убедись, что твой телефон все время при тебе.

— Какого хрена, Липовский? Тебя там ударили по голове? — он делает паузу, как будто не хочет произносить следующие слова, но затем говорит тише. — Сначала побеспокойся о себе.

А потом он тоже исчез. Вскоре после этого машина, в которой находятся Дэмиен, Кирилл, Виктор и Владислав, выезжает из здания, за ней следуют ещё несколько.

Я инстинктивно делаю несколько шагов, как будто могу побежать за ними или что-то в этом роде, что совершенно невозможно, учитывая, насколько я слаба. Тот факт, что я стою прямо, сам по себе является подвигом.

Знакомая, надёжная рука ложится мне на плечи и притягивает к себе. Максим ерошит мне волосы.

— Ты напугал нас, маленький засранец.

Я хлопаю его по руке, хрипя:

— Я не могу дышать...

Юрий толкает его на удивление сильным толчком, и как только Максим отпускает меня, он пинает его сзади под колени. Затем Юрий обнимает меня за плечи.

— Какого хрена, Макс? Разве ты не видишь, что его накачали наркотиками?

— О, точно, — Максим с виноватым видом чешет затылок. — Я виноват, Саш. Надо было об этом подумать.

— Я в полном порядке. Смотри, — выныриваю из-под руки Юрия, разворачиваюсь и бью кулаком по воздуху. В тот момент, когда я это делаю, все становится размытым.

Я уже почти падаю на землю, когда Юрий ловит меня, удерживает вертикально и говорит мягким голосом:

— Не дави на него.

— Да, — Максим обнимает меня за плечо. — Успокойся. И я клянусь, черт возьми, если ты ещё раз так нас напугаешь, я тебя убью.

Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах. Трудно представить, что я познакомилась с этими ребятами всего полтора года назад. Такое чувство, что я знаю их целую вечность, но, думаю, именно такой и должна быть настоящая дружба.

— Ты действительно напугал нас, — говорит Юрий.

— Даже Босс потерял самообладание, — говорит Максим.

Клянусь, моё сердце вот-вот выпрыгнет из груди и будет барахтаться на земле.

— Он... что?

— Пиздец как сорвался, Саша, — медленно повторяет Максим, как будто думает, что я не расслышала его с первого раза.

— Что он сделал? — я очень, очень надеюсь, что жар, подступающий к моим щекам, не заметен внешне.

— Дай-ка мне подумать, — Максим отпускает меня, встаёт передо мной и начинает считать на руке. — Он побежал в твою сторону, когда ты был в нокауте, и был бы убит, если бы не Виктор, который прыгнул на него сверху и защитил его своим телом. Тогда Босс ударил его за это. Ты можешь в это поверить?

— Кирилл ударил Виктора? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

Юрий кивает.

— Я знаю. Я бы не поверил в это, если бы сам не видел.

— Но почему? Он же защищал его, правильно?

— Да, — говорит Юрий. — Но Босс сказал, что, если бы не вмешательство Виктора в ситуацию, он мог бы добраться до тебя до того, как тебя забрали. Так что в каком-то смысле он винил в этом Виктора.

Мой рот открывается.

— Но... это неправда! Виктор всего лишь выполнял свою работу.

— Я согласен, — Максим кивает. — Мне не нравится этот член большую часть времени, но действия Босса были неуместны. Но послушай, слушай! Это ещё даже не половина! Нам удалось захватить несколько албанцев живыми. Мы пытали их на месте, но, когда они не ответили Боссу о том, куда тебя отвезли, он убил их. Это было похоже на массовую казнь в каком-нибудь в концлагере. Конечно, Дэмиен злился из-за того, что ему не разрешили участвовать в акции. Мы были близки к тому, чтобы потерять наш последний шанс получить информацию. Но, к счастью, Кайлу удалось использовать другую тактику и узнать местоположение от последнего оставшегося в живых. Однако на этом все не закончилось. О, нет, точно нет. Ты заметил, что он привёл почти всех наших охранников, даже тех, кто должен оставаться в резерве? Он оставил только нескольких человек, чтобы защитить дом и мисс Карину.

Я от удивления открываю рот. Неужели Кирилл действительно все это сделал?

Для меня?

Нет, он, должно быть, получил какой-то приказ от Пахана спасти Рай.

Но с этой логикой есть только одна проблема, Кирилл, которого я знаю, не стал бы вкладывать все свои ресурсы в спасение того, кто ему не нравится, даже если бы ему приказал сам Пахан.

Мне требуется несколько минут, чтобы взять себя в руки и заговорить в меру нормальным тоном.

— Он объяснил, почему он это сделал?

— Серьёзно, Саша? Ты знаешь, Босса как того, кто все объясняет?

— О, верно, — он определённо не такой.

— Очевидно, почему он это сделал, — говорит мне Юрий странно взволнованным тоном. — Он беспокоился о тебе.

— Нет... — я пытаюсь отшутиться, но ни один из них не присоединяется ко мне. Поэтому я прочищаю горло. — Я недостаточно важен в общем плане вещей, чтобы он мог все это делать.

— Ты не видел, как он потерял самообладание и угрожал изнасиловать албанца всеми доступными предметами, так что заткнись, — говорит Максим.

— Он…что?

— Его точные слова были такими, — Максим прочищает горло и передразнивает апатичный тон Кирилла. — Послушай меня, таракан, если ты не скажешь мне, куда ты его отвёз, я тебя изнасилую. Я буду иметь тебя всеми доступными предметами, пока не сломаю тебя к чёртовой матери. Может быть, тогда ты поймёшь, каково это, да?

Я почти могу представить себе расстроенное выражение лица Кирилла, когда он произнёс эти слова. Часть меня жалеет, что я не была там, чтобы увидеть эту его сторону.

Должно быть, у меня что-то не в порядке с головой.

— Кроме того, — продолжает Максим. — Босс не из тех, кто оставляет человека позади. Если бы вернуть тебя означало пройти через большие неприятности, чем это, я уверен, он все равно сделал бы это.

Это, безусловно, правда.

Когда в меня стреляли во время той спецоперации, мы были не так близки, но он все равно отнёс меня в безопасное место. Это не в стиле Кирилла, оставлять человека позади.

— Не вляпайся снова в дерьмо, — Максим шлёпает меня по щеке тыльной стороной ладони, поддразнивая. Почти с любовью.

Лицо Юрия каменеет. В одно мгновение он хватает его за запястье и заламывает руку за спину, глядя на него со странным напряжением. На самом деле он делает это не в первый раз. Всякий раз, когда Макс начинал вести себя слишком фамильярно с кем-либо из ближайшего окружения, будучи таким, какой он есть, Юрий становился на удивление жестоким. Я раньше не задумывалась об этом, но я думаю, что это не просто часть методов Юрия держать Максима на поводке.

Это похоже на... нечто большее.

— Какого хрена? — Максим борется с Юрием. — Отпусти меня.

Последний рывком отпускает его, как будто только что осознав, что он, возможно, сделал что-то, чего не должен был делать.

Максим вращает запястьем, хмурясь.

— Я не знал, что ты можешь быть таким... сильным.

— Ты вёл себя как идиот, — мудрая маска Юрия возвращается на место, и он подталкивает меня к машине. — Давай отвезём тебя домой, Саша.

Домой.

Мне нравится, как это звучит.

После всего того ада, через который я прошла сегодня, приятно сознавать, что у меня есть дом, в который я могу вернуться.

Теперь, Кирилл, из-за которого я считаю это место своим домом, сказал бы мне, почему он так зол, это было бы здорово.

К счастью наркотик не оказывает постоянного действия, и он почти полностью проходит через час после того, как я добираюсь до дома.

Я могу добровольно двигать телом, и моя сила медленно возвращается к своему обычному уровню. Травма моей руки неглубокая, и даже не нужно накладывать швы. Но это добавит ещё один шрам.

Ещё один боевой шрам, Саша.

Я перестала считать все шрамы, которые получила, особенно в армии. Именно тогда я официально перестала быть защищённой юной леди.

После того, как доктор заканчивает перевязывать мне руку, Анна приносит мне поднос с едой и стоит там, как статуя, пока я не закончу.

Ей не нужно говорить ни слова. Её молчаливого присутствия достаточно, чтобы командовать мной. Иногда она чувствует себя женской версией Виктора с её видением защиты и обеспечения благополучия Кирилла.

Я думаю, в последнее время я тоже превращаюсь в другую их версию, потому что защита Кирилла стала моим главным приоритетом после событий в России.

После того, как я заканчиваю, она забирает поднос.

— Перестань нарываться на неприятности, молодой человек.

А потом она исчезла.

Я готова к тому, что этот день наконец закончится. Увы, следующими врываются Карина и Константин. Юрию и Максиму, которые играли роль моих опекунов, пришлось отодвинуться в сторону, чтобы освободить для них место.

— Боже мой, боже мой... — Карина хватает меня за здоровую руку, её глаза наполняются слезами. — Ты в порядке? Посмотрите на всю эту кровь!

Она показывает на красное пятно на моей рубашке, и выражение её лица становится ещё мрачнее. На ней одна из её пушистых пижам для сна, которую она обычно не надевает вне своей комнаты.

— Я в порядке. Это всего лишь небольшая царапина. Ничего особенного.

— Но в тебя стреляли!

— Там нет пули. Мне даже не нужно было накладывать швы.

— Точно?

— Точно.

— Я рад, что с тобой все в порядке, — Константин изучает моё окружение. — Где мой ублюдочный брат? Разве ему не следует нанести визит?

Я подавляю улыбку. Константину хочется спросить, все ли в порядке с Кириллом, но он категорически отказывается говорить это вслух, поэтому выбрал этот путь, как золотую середину.

— Его вызвал Пахан.

— С ним все в порядке? — прямо спрашивает Карина, определённо не так обеспокоенная сохранить стойкое выражение лица, как её брат.

— Да, не волнуйся.

Она и Константин выдыхают, и я обмениваюсь взглядом с ними обоими.

Карина прочищает горло.

— Я не хочу, чтобы кто-то, кроме меня, убил его, ты понимаешь, да?

— Я, конечно, понимаю.

— Я просто спрашиваю, потому что, если бы он умер, ты мог бы легко стать моим телохранителем, — говорит Константин.

— Продолжай мечтать.

Вся комната замолкает при звуке голоса новоприбывшего.

Несмотря на все мои усилия, я не могу остановить своё сердце от этого небольшого скачка или запретить температуре моего тела повышаться.

Настанет ли день, когда Кирилл Морозов не будет переворачивать мой мир с ног на голову просто своим существованием?

Он заходит внутрь, зацепившись одним пальцем за куртку, наброшенную на его широкое плечо, в то время как другая его рука в кармане брюк.

Несправедливо, что он самый харизматичный и красивый мужчина, которого я когда-либо видела, включая актёров и моделей.

Единственная разница в том, что в них нет ничего от его захватывающей дух интенсивности.

— Кирилл! — Карина бежит в его сторону, затем резко останавливается перед ним и кладёт руку на бедро. — Поскольку ты, очевидно, не в состоянии защитить Сашу, ты должен отдать его мне.

— И как именно ты будешь его защищать?

— Я найму других телохранителей!

— Это самая нелогичная вещь, которую я слышал сегодня. Вернись к чертёжной доске и дай мне знать, когда у тебя действительно появится действенный, прагматичный план, — он смотрит в лицо своему брату. — И ты. Перестань просить Липовского стать твоим телохранителем.

— Он напрасно тратит на тебя время.

Я вздрагиваю и спрыгиваю с кровати. Я не уверена, что делать и даже могу ли я что-нибудь сделать, чтобы снять напряжение между двумя братьями, но я предпочла бы действовать, чем наблюдать, как это разворачивается, и сожалеть об этом позже.

Максим и Юрий молча выскальзывают из комнаты, чтобы присоединиться к Виктору снаружи. Предатели.

Так что остаюсь только я, с двумя братьями и сестрой, у которых совершенно разные характеры, их с таким же успехом можно считать полярными противоположностями.

— Какого хрена ты только что сказал? — Кирилл смотрит на своего брата, который смотрит на него в ответ.

Теперь, когда они стоят лицом к лицу, есть некоторое сходство, но оно не такое вопиющее, как к примеру, насколько Карина похожа на Кирилла, на первый взгляд

— Ты меня слышал, — Константин говорит более спокойным тоном. — В конце концов ты доведёшь его до точки невозврата. Это твой способ действия, уничтожать всех вокруг, не так ли?

— Клянусь трахом, Константин, если ты не прекратишь болтать, я собираюсь сделать своей миссией активное разрушение всего, что вы и ваша дорогая мама строили.

Константин замирает, и жестокая ухмылка приподнимает губы Кирилла.

— Ты думаешь, я не знаю, чем вы двое занимались за моей спиной? Если вы думаете, что планирование переворота с целью изгнания членов семьи Юлии, которые решили помочь мне, нанесёт мне какой-либо ущерб, подумайте ещё раз. Просто потому, что я позволяю тебе делать своё дело, это не значит, что я в неведении. Я просто жду, чтобы увидеть, как далеко ты зайдёшь, прежде чем я уничтожу тебя. В конце концов, чем выше ранг, тем круче падение. Если я захочу, я могу прикончить вас обоих, — он щелкает пальцами перед глазами Константина. — Просто так.

Лицо младшего брата напрягается и становится темно-красным. Он бросается вперёд, но я преграждаю ему путь, и качаю головой.

Если он проявит физическую силу, то даст Кириллу тот стимул, который он так долго искал.

Дело не в том, что Константина легко спровоцировать, а в том, что Кирилл раздражает его больше, чем кто-либо другой, и ему трудно контролировать свои эмоции, когда речь заходит о нем.

Кирилл шагает к двери и, не оглядываясь, приказывает:

— Мы уходим, Липовский.

Я ободряюще киваю Константину и улыбаюсь Карине, которая ёрзает на протяжении всего разговора. После того, как она нерешительно улыбается в ответ, я прихрамываю, чтобы догнать Кирилла.

Его длинные ноги рассекают сад с большой скоростью, из-за чего добраться до него было практически невозможно.

Я выдыхаю, когда, наконец, иду в ногу с ним.

— Ты не должен был говорить это только что.

— То, как я отношусь к своей семье, не твоё грёбаное дело.

Тяжесть его резких слов ударяет меня в грудь, и мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы оправиться от метафорического удара.

— Ну, я все равно высказываю своё мнение, раз все остальные так боятся высказывать его вслух.

Он смотрит на меня сверху вниз.

— И что это за мнение?

— Ты был придурком только что. Ничто из сказанного Константином не оправдывало такого обращения.

— Вот тут ты ошибаешься. Константин продолжает хотеть добавить тебя в свою грёбаную банду некомпетентных дураков. И если он не остановится, я буду продолжать давить на него, пока от него не останется ничего, что можно было бы узнать.

— Не похоже, что это произойдёт, так что я не вижу проблемы.

— Вот тут ты ошибаешься. Существует множество проблем, а не только одна. А теперь брось это.

— Но...

— Я сказал. Брось. Это.

Я крепко сжимаю губы, даже когда меня распирает изнутри. Иногда я искренне удивляюсь, почему, черт возьми, мне так нравится этот человек, что я готова пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти его.

Он такой засранец, а они и близко не в моем вкусе.

Почему он должен был быть исключением?

То, что он спас меня, не помогает. Ещё раз. На данный момент он защищал меня больше раз, чем я защищала его, это так хреново, учитывая, что я телохранитель.

Ещё одна проблема. Если мы будем продолжать в том же духе, вероятно я, никогда не смогу расплатиться с ним, и я буду в долгу перед ним на всю жизнь.

Мы молча идём к его комнате. Как только мы оказываемся внутри, он указывает на ванную.

— Прими душ.

— Ты иди первым.

Он незаметно подталкивает меня.

— Тебе нужно серьёзно прекратить изображать мученицу, прежде чем я найду неортодоксальный способ извлечь это из тебя.

— Я просто хотела быть милой ... — Я замолкаю, когда он пристально смотрит на меня. — Что?

— Ты не двигаешься.

— Прекрасно. Я иду, я иду, — он мог бы он снизить интенсивность на ступеньку или что-то в этом роде? Это не очень хорошо для моего переутомлённого сердца.

Я закрываю дверь ванной и прислоняюсь к ней, чтобы отдышаться. Затем я снимаю куртку и рубашку, морщась каждый раз, когда причиняю дискомфорт своей ране.

Мои руки дрожат, когда я спускаю штаны и боксёры.

Образы тех мужчин, раздевающих меня, накатывают на меня. Я почти чувствую отталкивающую толщину этого члена у своего рта. Сильный запах алкоголя, сигарет и отвратительного мужского мускуса. Моя кожа восстаёт, и ощущение, похожее на наждачную бумагу, взрывается в задней части моего горла.

К горлу подкатывает тошнота, и меня чуть не вырвало. Мне приходится ухватиться за стену, чтобы сохранить равновесие, иначе я рухну на пол.

Я была уверена, что у меня достаточно сил, чтобы не пострадать от этого инцидента, но я явно переоценила себя.

Чувство бессилия и неспособности остановить их домогательства бьётся под моей плотью, заставляя мою кожу покрываться мурашками.

Я соскальзываю на пол, полностью обнажённая, и подтягиваю колени к груди.

Дыши.

Тебе нужно дышать.

Все кончено, я знаю это, но мой мозг, похоже, не догнал.

Часть меня заперта в том грязном подвале, неспособная защитить себя, когда они одолели меня, раздели и…

— Саша?

Я вздрагиваю от голоса Кирилла, доносящегося из-за двери, но, кажется, я не могу пошевелиться.

— Д-да?

— Что происходит?

— Н-ничего.

— Ты дважды ответила заикаясь. Обычно ты этого не делаешь.

— Я в порядке. Мне просто... нужна минутка.

— К чёрту это, — дверь с грохотом открывается.

Кирилл резко останавливается, чтобы посмотреть на сцену, где я лежу голая на полу и, вероятно, выгляжу отвратительно.

Однако выражение его лица нейтральное, как будто это обычное явление. У него всегда был сильный характер, которому я часто завидовала. Ничто не беспокоит его, ни потеря людей, которые были с ним всю его жизнь, ни смерть его отца, ни даже иррациональная ненависть его матери к нему.

Иногда мне кажется, что я смотрю на робота в образе человека.

Проходит несколько секунд, пока он наблюдает за моим хаотичным состоянием, а затем он приседает передо мной.

— В чем проблема?

Я качаю головой.

— Клянусь, черт возьми, если ты не начнёшь говорить, — он обрывает себя и смягчает свой голос, или настолько смягчает, насколько Кирилл может это сделать. — Ты можешь сказать мне, Саша.

— Я.. — я задыхаюсь от собственных слов, и мне приходится выпалить их. — Мужчины похитители раздели меня и узнали, что я женщина, поэтому они прижали меня к полу и попытались ... изнасиловать меня.

Его лицо напрягается, но выражение остаётся прежним.

— Неужели они это сделали?

— Нет. Я подумала… Я уже была уверена, что меня точно изнасилуют, но потом Рай помогла мне, и ты пришёл и ... Это глупо. На меня не должно это так влиять.

— Это не глупо, — говорит он с обманчивым спокойствием. — Что тебе нужно, чтобы я сделал? Чем я могу помочь?

Он спрашивает.

Вау. Кирилл спрашивает, чем он может помочь.

Я подавляю улыбку. Я знаю, что он не из тех, кто утешает других, и что эта концепция ему чужда.

Так что тот факт, что он это делает сейчас, имеет огромное значение, и я, конечно, не буду воспринимать это как должное.

— Ты можешь... остаться здесь?

Он садится рядом со мной на плитку, прислонившись спиной к стене, и вытягивает перед собой свои длинные ноги.

— И это все?

— Можно я тебя обниму?

— С каких это пор ты спрашиваешь разрешения?

Я бросаюсь в его объятия, вся дрожь и страх, которые были раньше, исчезают в его объятиях.

И вот так просто я знаю, что все будет хорошо.

16 Глава

Кирилл

Сказать, что сегодняшний день был неудачным, было бы преуменьшением.

Как раз тогда, когда я думал, что он наконец-то подходит к концу, оказывается, это не совсем так. Ни сколько.

Даже близко.

Саша дрожит рядом со мной, когда её руки крепко обхватывают мою талию, а ногти впиваются в мою спину.

Она шмыгает носом, и этот тихий звук подчёркивается тишиной в ванной. Я кладу ладонь на её спину, заставляя её всхлипывать громче. Этот звук похож на постоянный пронзительный звук, разрывающий мои барабанные перепонки.

Её обнажённое тело кажется таким маленьким в моих руках, таким слабым и беззащитным. Контраст на фоне моего одетого тела не ускользает от меня, и я должен напомнить себе, что она расстроена, и я не могу сделать ничего, что в данный момент хочет мой член.

— Я думала, с тобой что-то случилось, — бормочет она между всхлипываниями. — Когда я очнулась в том подвале, я подумала, что подвела тебя. Что я не сдержала своего слова, и они похитили меня, а потом убили тебя. Это сводило меня с ума.

— Неужели у тебя так мало веры в меня? — говорю я более лёгким тоном, пытаясь спасти настроение.

— Нет, но ... но я дала обещание защищать тебя всю жизнь, и на первом испытании я не сдержала его.

— Ты сделала все, что могла.

— А что я сделала? — она поднимает голову и смотрит на меня своими глазами цвета земли.

— Зачем задавать этот вопрос, когда ты знаешьответ?

— Просто скажи мне.

Я приподнимаю бровь.

— Ты хочешь моего подтверждения, Саша?

Она кивает один раз, и мне требуется вся моя сила, чтобы не воспользоваться этим моментом в гнусных целях. Например, съесть её на месте или что-то неуместно похожее.

— Ты действительно сделала все, что могла. На самом деле, ты зашла чертовски далеко.

— Тогда…почему ты злишься на меня?

— Что заставляет тебя так думать?

— Ты зло смотрел на меня раньше, когда мы покидали место албанцев.

— Я мог бы сделать это, потому что ты без необходимости разговаривала с Рай.

— Если бы дело было только в этом, ты бы не был отстранённым и холодным с тех пор.

— Я всегда отстранённый и холодный.

— Сейчас ты не прав, — маленькая засранка слегка улыбается, как будто она сказала что-то, чем можно гордиться. — Дело в том, что в этом есть что-то ещё.

— Как ты можешь быть так уверена?

— Я просто знаю это. Кроме того, сейчас ты явно уклоняешься от ответа.

— Может быть, я просто пытаюсь лучше понять ситуацию.

— Фу, очевидно, что это ещё не все. Ты просто не раскроешь это, если только это не будет на твоих условиях.

Я слегка улыбаюсь, несмотря на то, что не так давно у меня было желание свернуть ей шею. Я никогда не думал, что настанет день, когда кто-то будет иметь явное понимание того, как я действую. Мои люди, особенно Виктор, имеют базовое представление и знают, когда нужно отступить, если они чувствуют, что что-то не сходится.

Саша – единственная, кто всегда внимательно изучает меня на предмет подсказок. Иногда она приходит с пустыми руками, какой бы наблюдательной она ни была, но в других случаях, как сейчас, она попадает в самую точку.

Я должен был бы злиться, что она вообще так хорошо меня понимает, но, как ни странно, это не так.

Отнюдь нет.

— Если ты знаешь, то... — я провожу пальцами вверх по её спине, наслаждаясь дрожью, пробегающей по её коже, и приоткрывшимися губами. — Почему ты все ещё спрашиваешь?

— Я не пойму, если ты мне не скажешь. Это что-то, что я сделала?

— Что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это так. Я просто не знаю, что я сделала. Независимо от того, сколько раз я прокручиваю события в своей голове, я возвращаюсь ни с чем. Кроме того, ты сказал, что я сделала все, что могла, так что я здесь в недопонимании.

— Я сказал. Ты, блядь, зашла дальше некуда.

Её глаза расширяются, и я вижу точный момент, когда она, кажется, понимает всю ситуацию.

— Ох.

Чертовски Ох.

Моя рука соскальзывает с её спины, и я обхватываю её за горло, чувствуя, как под моими пальцами бьётся бешеный пульс.

— Что я говорил о том, чтобы быть мученицей, Саша?

— Я не была…Я была там с Виктором и Владиславом...

— Что, черт возьми, я говорил?

— Что я не должна быть одной из них, но я и не была. Я просто выполняла свой долг, была твоим телохранителем.

— К чёрту эту чушь. Если бы ты так серьёзно относилась к своим обязанностям, ты бы послушалась, когда я приказал тебе оставаться рядом со мной.

— Но я должна была прикрыть тебя!

— Это сделает Виктор.

— Чем Виктор отличается от меня? Он может пожертвовать своей жизнью, а я не могу? Мы разделяем одну и ту же позицию, поэтому я не должна подвергаться тщательному анализу за совершение тех же действий, что и он. Прямо сейчас ты ведёшь себя неразумно.

— Я, неразумно? А как насчёт похищения, нападения и чуть не изнасилования после того, как твой истинный пол раскрылся перед Рай? Это совершенно разумно?

— Как... ты узнал, что она обо всем догадалась?

— Я подозревал это, когда вы разговаривали и отвратительно улыбались друг другу, но я подтвердил это только сейчас, когда ты упомянула, что она помогла тебе. Я собираюсь сделать дикое предположение и сказать, что она была свидетелем того, как тебя раздевали.

Она сглатывает.

— Потом она назвала меня Александром. Я думаю, она сохранит это в секрете.

— Если ты считаешь, что Рай не будет использовать эту информацию против нас, ты чертовски ошибаешься.

Она качает головой, и самое печальное, что она, кажется, действительно верит Рай. Может быть, мне все равно стоит спланировать её убийство. У неё есть много элементов, которыми она может угрожать мне, и, хотя для меня это недостаток, для неё это бомба замедленного действия в её жизни.

Если я упаду, я прикую её наручниками к себе по пути вниз.

Я начну с секрета, который она пыталась скрыть от организации.

Возможно, мне придётся принять для этого решительные меры. И все потому, что чёртова Саша решила, что она будет на передовой и её похитят.

— Мы помогали друг другу там, внизу, — утверждает она. — Она не так плоха, как мы изначально думали…

— Она хочет добраться до вершины любой ценой, и, если это означает разоблачение нас обоих, она это сделает. Неважно, сейчас или в будущем.

— Но…

— Ш-ш-ш, — я прикладываю палец к её рту, чувствуя, как дрожат её губы. — Если только это не обещание никогда, и я имею в виду никогда, больше не быть мученицей, не говори.

Между нами повисает мгновение тишины, и я ловлю себя на том, что изучаю её лицо. Румянец вернулся на её щёки, несмотря на высохшие слезы, покрывающие её лицо. Если не считать повязки, обмотанной вокруг её руки. С ней все в порядке, по крайней мере, физически.

Когда она прошептала «прости меня», вовремя нападения, я подумал, что это последний раз, когда я её вижу. Я не думал об этом, когда бежал под градом пуль, просто чтобы добраться до неё.

Из-за моего воспитания у меня всегда был план A, B, C, а иногда и D, прежде чем я предпринял какие-либо действия. Бежать к Саше было первым случаем, когда я действовал без плана.

И это чертовски тревожно, если не сказать больше. Я мог бы убить нас обоих, сам того не желая.

Саша медленно убирает мой палец со своего рта.

— Я не могу этого обещать, потому что наши определения мученицы разные. Если мне придётся защищать тебя, я не буду колебаться, даже если ты попытаешься остановить меня.

— Саша…

— Ты не можешь этого изменить. Боюсь, это окончательно.

Это маленькая чёртова дрянь.

Она держит мою руку обеими руками.

— В свою очередь, я обещаю быть более осторожной. Я точно не смогу защитить тебя, если буду мертва. Мы согласимся не соглашаться по поводу метода наказания.

— Нет, так ней пойдёт. Поскольку я твой босс, ты обязана выполнять мои приказы.

— Это не так работает.

— Именно так это и работает. Ты видела, чтобы кто-нибудь из других моих людей оспаривал мои приказы?

— Нет, но иногда они плохие телохранители. Я не могу поверить, что они не вмешиваются всякий раз, когда Юля начинает вести себя как сука и пытается дать тебе пощёчину.

— Это потому, что я приказал им не делать этого. И ты только что назвала мою мать сукой?

— Ну, так и есть, — она морщится. — Извини, я не должна была говорить это при тебе. Это было совершенно неуместно.

Её голос звучит искренне извиняющимся, и я не могу сдержать улыбку, которая приподнимает уголки моих губ.

Саша хлопает меня по груди.

— Видишь? Ты также думаешь о ней как о суке.

— Нет, я не знаю. Эта женщина, воплощение всего гнусного и бездушного. Назвать её сукой, значит сказать это легкомысленно.

Она на дюйм ближе, так что тепло её тела смешивается с моим.

— А у тебя есть…у тебя всегда были с ней такие натянутые отношения?

— Она ненавидела меня с самого начала. Когда я был младенцем, она отказывалась заботиться обо мне и несколько раз пыталась убить меня. Единственная причина, по которой она не преуспела, это то, что у неё не было шанса. Мой отец следил за ней, как будто точно знал её намерения. И я думаю, что он так и сделал. Когда он однажды разозлился на меня, он сказал мне, что я должен быть благодарен ему за то, что он сохранил мне жизнь. Очевидно, он запер её и держал на привязи на протяжении большей части её беременности со мной, после того как она бросилась с лестницы и попыталась ударить себя ножом в живот – и меня соответственно. После её постоянных попыток убить меня, даже после рождения, мой отец доверил меня няне и трём телохранителям, которым было приказано не подпускать ко мне Юлию и её убийственное дерьмо.

Она дрожит, и новые слезы наворачиваются на её глаза. С чего бы ей плакать из-за меня, если я никогда не плакал из-за себя?

— Никто не должен такое отношение со стороны матери. Мне так жаль.

— Не стоит. Я смирился с тем фактом, что у неё есть своего рода вендетта против меня.

— Ты знаешь, за что?

— Не знаю, мне все равно.

— Мне очень жаль, — повторяет она. — Я не буду притворяться, что знаю, что ты чувствовал, когда рос без привязанности женщины, которая должна была любить тебя безоговорочно.

— Значит ли это, что у тебя была любящая мать?

Она колеблется мгновение, затем кивает.

— Она была такой доброй, чистой и всегда занятой.

— Теперь я знаю, откуда у тебя эта черта характера.

— Я не всегда занята.

— Ты определённо такая и есть. А ещё ты назойливая зануда, которая не выполняет приказов.

— Я не уважаю иррациональную власть, ясно? Это то, чему меня научила мама. У неё было время обучать меня и проверять мои успехи в учёбе, а также заботиться о доме. Клянусь, за день она делала больше, чем я за месяц. Несмотря на то, что у неё были помощники, она не могла усидеть на месте, — ностальгическая улыбка появляется на её губах. — Раньше я сводила её с ума своими выходками. Я возвращалась в главный дом в грязном платье, с запутанными волосами и в туфлях, потому что играла в футбол со своими двоюродными братьями, а она такая:

— «Малышка! Что я говорила о том, чтобы испачкать твою одежду? Такими темпами ты никогда не станешь леди!» Если бы только она знала, насколько правильным было это утверждение.

Интересно. По многим причинам.

Во-первых, она решила поговорить о той части своей жизни, с которой я незнаком, без особого давления с моей стороны.

Во-вторых, она не только была богатой молодой леди, но, по-видимому, жила в большом семейном особняке, потому что называла свой дом главным домом, и у них были помощники.

В-третьих, её мать мертва, потому что она говорила о ней в прошедшем времени.

На самом деле, до сих пор она никогда не упоминала ни о каких членах семьи. Есть ли они в России? Почему она никогда не звонит и не навещает?

— Если ты ненавидишь быть мужчиной, почему бы тебе не вернуться к тому, чтобы быть женщиной? — спрашиваю я.

Она моргает.

— И остаться твоим телохранителем?

— Вероятно, это будет невозможно, но я найду тебе другую должность.

Например, моя женщина.

Я делаю паузу. О чём, черт возьми, вообще была эта мысль? Неужели я только что думал о Саше как о своей женщине? Да! Да, черт возьми, я так и сделал.

Несмотря на все вопросительные знаки, окружавшие её, как смертоносное минное поле.

— Я не могу, — выдыхает она с лёгким вздохом. — Быть женщиной опасно, потому что… я стала бы мишенью.

— Для кого?

Она качает головой.

— Я даже уже не знаю.

Иными словами, это предел того что она раскроет.

На данный момент.

Однажды я узнаю о ней все, что только можно знать.

Я медленно убираю свою руку из её и встаю.

— Если тебе лучше, иди прими душ.

Она застигнута врасплох и, кажется, только сейчас осознает, что на самом деле полностью обнажена. Её лицо приобретает глубокий малиновый оттенок, когда она встаёт, опираясь на стену.

— Тебе нужна помощь? — спрашиваю я.

— Что? Нет, нет, с чего бы это?

Она остаётся там, вероятно, ожидая, когда я уйду, и только после того, как я убеждаюсь, что это от смущения, а не от настоящей слабости, я выхожу из ванной.

И это, дамы и господа, входит в список пяти самых трудных вещей, которые мне когда-либо приходилось делать. Идёт по списку сразу после того, когда я не трахнул её неделю назад, пока она лежала голая на моей кровати.

Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем помочь ей принять душ, но это означало бы прикоснуться к ней, бы быть опьянённым её близостью, запахом и присутствием, которые, кажется, затмевают весь грёбаный мир.

И если бы я сделал это, я бы не сдержался и трахнул её, не задумываясь.

Все сегодняшние запутанные эмоции, разочарования и неудачи я бы выместил на её теле, но я не могу этого сделать, когда она травмирована из-за того, что её чуть не изнасиловали.

Поэтому я предпочитаю разобраться с этой частью.

Я пишу Виктору, чтобы он подождал меня внизу с Юрием и Максимом, затем переодеваюсь в свежий костюм. Убедившись, что Саша действительно принимает душ, я выхожу из комнаты и тихо закрываю за собой дверь.

Я нахожу троих своих лучших людей перед домом.

— Что случилось, босс? — спрашивает Максим, зевая. — Я думал, мы все молились о том, чтобы этот день поскорее закончился.

Виктор бьёт его по голове, даже не глядя на него.

Максим хватается за место и кричит:

— Какого хрена это было?

— Твоя наглость.

— Я просто озвучиваю то, что все думают. Какого хрена?

— Мы закончим только после того, как сожжём дотла все базы албанцев…

Губы Юрия приподнимаются в нехарактерной для него ухмылке.

— Мы идём за их другим логовом?

— Да, это так.

Виктор хмурит брови.

— Пахан сказал нам позаботиться о них в своё время.

— Сегодня такое же подходящее время, как и любое другое, — я направляюсь к машине, и Виктор уступает мне дорогу. Я останавливаюсь перед ним и хватаю его за плечо. — Мне не следовало бить тебя тогда.

— Я забыл об этом.

— А я нет, — я встречаюсь с его бесстрастными глазами, которые иногда отражают мои. Виктор более бесчувственный, чем я, и использует преданность, которую он испытывает только ко мне, как свою движущую силу, и иногда позволяет ей влиять на всю его личность.

Его воспитывал отец-одиночка, который работал начальником службы безопасности Романа и погиб во время выполнения задания, когда Виктору было около двенадцати. У него не было другой семьи, и поскольку он всегда был ворчливым мудаком, который любит указывать на недостатки других людей, он никому не нравился.

Я был единственным, кто сидел рядом с ним во время еды и занимался с ним боевыми искусствами. Я сделал это, потому что мне нравилась его молчаливая компания и прагматичный характер. Со временем он стал моей тенью и моим самым преданным человеком.

Я сжимаю его плечо.

— Но я предупреждаю тебя, Виктор. Не вставай больше на моем чёртовом пути.

Выражение его лица не меняется, когда он говорит своим роботизированным голосом:

— Я не буду. Если только это не касается твоей безопасности.

Он только что повторил слова точь-в-точь как Саша. Кто они, черт возьми, такие? Телепаты или что-то в этом роде?

— Я должен сказать, — Максим открывает пассажирскую дверь. — Мне нравится идея избавиться от них раз и навсегда. Я могу пожертвовать сном ради этого.

Юрий толкает его и прикрывает рот ладонью.

Да, этот чёртов день уже должен был закончиться, но не раньше, чем каждый, кто причастен к нападению на Сашу заплатит свою цену.

Возможно, меня не было рядом, чтобы предотвратить это, но я позабочусь о последствиях.

Я уничтожу каждого человека, который попытается причинить вред Саше.

Она может быть странной, и я до сих пор мало что знаю о её прошлом, но она моя.

Но никто не прикасается к тому, что, блядь, моё.

17 Глава

Саша

Мой душ длился дольше, чем обычно.

Я не только натирала каждый дюйм своего тела, пока оно не покраснело, но и двадцать минут стояла под струями воды, чтобы смыть грязное прикосновение этих придурков.

Это не очень помогло. Я чувствую, что независимо от того, как сильно я тру своё тело, внутри есть что-то грязное, до чего я не могу дотянуться.

Почему нам женщинам приходится сталкиваться с этим везде, куда бы мы ни пошли? Вся эта устаревшая речь с обвинением жертвы о том, «во что вы были одеты?», в данном случае смехотворна. Я была одета как чёртов мужчина, но даже это их не остановило.

В течение всего процесса мытья и ненависти к себе я ожидала, что Кирилл либо постучит в дверь, либо войдёт внутрь, чтобы проверить, что именно меня так задерживает.

Удивительно, но ничего из вышеперечисленного не происходит, хотя я нахожусь в душе уже более сорока минут.

Кирилл, возможно, позволил бы мне использовать его компанию для утешения, но он не терпеливый человек, и конечно он, плохо реагирует на любые всплески эмоций.

Я была удивлена, что он не только сидел рядом со мной, но и позволил мне обнять его и поплакать у него на груди, как ребёнок.

Это не тот Кирилл, которого я знаю, и поэтому этот жест произвёл большее впечатление. Я не уверена, что кто-то другой смог бы успокоить меня или вырвать из этих саморазрушительных мыслей.

Я надеваю халат, который окутывает меня целиком и заканчивается прямо над лодыжками, и конечно завязываю пояс вокруг талии.

Я не могу поверить, что бросилась в объятия Кирилла, будучи полностью обнажённой. Поговорим о том, чтобы поставить себя в неловкое положение.

По правде говоря, я никогда не была из тех, кому комфортно быть голой, даже до того, как мне пришлось переодеваться мужчиной.

После армии я стала очень осторожна в этом вопросе, чтобы защитить свою личность. Таким образом сказать, что это нормально о том, что произошло ранее, было бы огромной ложью. И в тот день, после его кошмара, я охотно откинула одеяло и обняла его, пока была обнажённой.

Я почти уверена, что это только потому, что это Кирилл. Я не думаю, что у меня была бы такая же реакция, если бы это был кто-то другой.

Это одновременно завораживает и пугает, что он мой первый во многих вещах – первая влюблённость, первый секс, первое разбитое сердце, а теперь первый и единственный человек, в присутствии которого я чувствую себя комфортно и безопасно со времён, как я потеряла в резне свою семью.

Он медленно, но верно занимает так много места в моей жизни. И, если его каким-то образом убрать, разрыв будет слишком велик, чтобы его можно было контролировать.

Я внутренне трясу головой, чтобы прогнать эти мысли.

Выходя, я ловлю своё отражение в зеркале ванной и замираю. Мои щеки покраснели, губы припухли, а глаза сияют незнакомым светом. Как будто я выгляжу... сияющей.

Что за чёрт?

Я хочу отбросить эти мысли и засунуть их туда, где никто не увидит, но, когда я выхожу, моё сердце колотится громче, сильнее и с такой интенсивностью, что, кажется, я упаду в обморок.

После неудачных попыток контролировать свою нелогичную реакцию я направляюсь в зону отдыха напротив кровати.

Мои плечи опускаются, когда я не нахожу его следов.

Ушёл ли он в кабинет? Но уже поздно, и я уверена, что даже ему нужно немного отдохнуть, прежде чем он вернётся к делам.

Иногда я задаюсь вопросом, не машина ли он. Такое ощущение, что его учили всегда отдавать двести процентов своего внимания и энергии. Что если он отдаст что-то меньше, это будет оскорблением его интеллекта и способностей.

Но, конечно, он понимает, насколько разрушительным может быть этот ритм в долгосрочной перспективе. Хотя я не думаю, что его это волнует. Я единственная, кто это делает.

Я беру свой телефон с тумбочки и проверяю сообщения. Моё сердце чуть не выпрыгивает, когда я нахожу его имя в верхней части своих уведомлений.

Кирилл: Я уехал по делам. Отдохни немного. Завтра у тебя выходной.

Я позволяю себе упасть на матрас, грудь сдавливает от тяжёлого груза разочарования.

Какие дела у него могут быть так поздно вечером? У него уже была встреча с Паханом, так что же это такое, и самое главное, почему я не участвую в этом?

Я хожу по комнате туда-сюда, кажется, целый час, затем ещё полчаса смотрю в окно на главный вход. Когда машина не появляется, я отправляю сообщение Максиму и Юрию, но ответа не получаю.

Означает ли это, что они выполняют какое-то дело?

Я впиваюсь взглядом в телефон. Почему они принимают в этом участие, а я нет? Кроме того, как Кирилл мог снова подвергнуть себя опасности после того, как мы едва избежали сегодняшних неприятностей?

Страх, который я испытала, когда проснулась в том проклятом подвале, закрадывается обратно в меня со всех сторон. Если Кирилл пострадает, а меня не будет рядом, чтобы защитить его, я никогда себе этого не прощу.

Я ложусь на кровать и пытаюсь прогнать эти мысли, но они продолжают преследовать меня в виде ужасных образов.

Перестрелки. Бомбы. Снайперы.

Прекрати это.

Я делаю выпад в положение стоя и делаю более сотни отжиманий. Затем я снова принимаю душ, но на этот раз я позволяю холодной воде сделать мою кожу синей. Это никак не помогает погасить огонь внутри меня.

А Кирилла до сих пор здесь нет.

Моё внимание разделено между дверью, телефоном, на котором нет новых сообщений, и часами на стене, которые сейчас показывают два часа ночи.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что сойду с ума, дверь тихо открывается. Я вскакиваю в тот же момент, когда Кирилл входит внутрь.

У меня вырывается тихий вздох, когда я замечаю брызги крови, на его рубашке, шее и лице. Некоторые из них образуют расплывчатое красное пятно на его очках, вероятно, от того, что он их протирал.

Он шагает внутрь со своей обычной неторопливостью, не обращая внимания на всю эту кровь, которая была темой вечера.

Увидев меня, он останавливается и слегка прищуривает глаза. Я подбегаю к нему и заставляю себя остановиться, прежде чем обниму его или сделаю что-нибудь столь же идиотское.

— Что…что случилось? — я не могу отвести взгляд от крови. Я действительно, действительно ненавижу это дерьмо. Можете считать меня суеверной, но всякий раз, когда я вижу это, у меня возникает ужасное чувство.

Наверное, мне не следовало служить в армии и быть в мафии. Оглядываясь назад, можно сказать, что эти две профессии – ужасный выбор.

Но опять же, я так волнуюсь только тогда, когда те, о ком я забочусь, получают травмы, особенно Кирилл.

— Ничего особенного, — он небрежно снимает пиджак и бросает его на ближайший стул. — Я только позаботился о некоторых незаконченных делах.

— Какое незаконченное дело?

— Все то, что связано с албанцами. Что ты здесь делаешь? Я специально сказал тебе отдохнуть.

— Как будто я могла это сделать, когда ты исчез посреди ночи. И не меняй тему разговора. Ты отправился к албанцам в одиночку?

— Именно это я и сказал. Но я был не один: рядом был Виктор, Юрий и Максим, и я даже пригласил Дэмиена. И хотя было утомительно наблюдать за тем, что он все время смеялся как маньяк, но включив его в это действие, сделало его моим должником. Мы взорвали их логово и убили всех, кто не погиб.

— Но зачем тебе это делать? Ведь другие, из их организации, могут прийти за тобой.

— Ну и пусть. Их постигнет та же участь.

— Это так не работает, Кирилл! Ты не из тех, кто начинает войны без причины.

— Вот тут ты ошибаешься. У меня есть совершенно веская причина.

— И что же это такое, хотела бы я знать?

— Они причинили тебе боль, и это достаточный стимул для войны. Я не мог быть там, чтобы остановить их. Однако, что я мог бы сделать, так это прикончить всех до единого.

Мне кажется, моё сердце вот-вот взорвётся. Или у меня какие-то проблемы с сердцем, которые нужно проверить.

Как он может... лишить меня дара речи несколькими словами? Просто как он может заставить меня чувствовать себя такой желанной с помощью небольшой фразы?

Немного мягче я говорю:

— Я благодарна за это, но, как я уже говорила, то, что я являюсь причиной твоих проблем, не приносит мне радости. Я не хочу, чтобы ты наживал врагов только из-за меня.

— Я услышал только, то, что ты благодарна. Все остальное излишне.

— Но…

Он прижимает указательный палец к моему рту, заставляя меня замолчать на середине возражения.

— Я не хочу слышать то, что ты хочешь сказать, потому что это только разозлит меня, и, учитывая количество гнева и адреналина в моем организме, я могу резко отреагировать на это, — он делает напряжённый вдох и убирает палец. — Сегодня был чертовски долгий день, так почему бы тебе не пойти спать?

— А как насчёт тебя? — шепчу я.

— Я просмотрю несколько отчётов.

— Тебе тоже нужно отдохнуть.

Его глаза темнеют, когда они опускаются на мою грудь, прежде чем он медленно переводит их обратно на моё лицо.

— Просто иди.

Я смотрю вниз и обнаруживаю, что халат распахнулся чуть больше, чем надо и видно часть моей груди.

Это то, что заставило его глаза потемнеть и сделало его поведение напряжённым? Я действительно не получаю ответа, но странное побуждение заставляет меня смотреть на него, даже когда мои щеки вспыхивают.

— Я не устала.

— Саша... — предупреждение в его глубоком, мрачном тоне поражает меня до глубины души. — Если ты сию же минуту не двинешься с места, ты можешь винить только себя за то, что я сделаю.

Моё тело дрожит, и покрывается мурашками, но я отказываюсь двигаться. Во всяком случае, это место прямо здесь кажется лучшим местом для пребывания.

Проходит секунда.

Две.

На третьей Кирилл хватает меня за затылок, впиваясь пальцами в кожу, и прижимает моё тело к своему.

Просто так, его голодные губы захватывают мои губы.

Я делаю долгий вдох, который ощущается как облегчение. Я так долго голодала, и теперь, когда я снова ощущаю его сильные прикосновения, меня как будто поражает молния.

Он запускает пальцы в мои волосы, когда твёрдые мышцы его тела берут верх над моим более мягким телосложением. Сколько бы я ни тренировалась, я никогда не смогла бы сравниться с тем, что его тело сформировано как оружие.

— Просто чтобы ты знала... — он отрывает свои губы от моих и срывает с себя рубашку.

Пуговицы разлетаются во все стороны ещё до того, как пропитанный кровью материал падает на землю. Я вознаграждена видом его красивых татуировок, разбросанных по его твёрдому, как камень, прессу и груди.

Его руки опускаются вниз, расстёгивая ремень.

— Я собираюсь трахнуть тебя, Саша, и я собираюсь сделать это так сильно и быстро, что будет больно.

Электричество пронзает все моё тело, но я отказываюсь двигаться. На самом деле, моё тело тает, ожидая его прикосновений. Я даже развязываю пояс своего халата.

Меня должно беспокоить, что я тоскую по кому-то, кто не только не доверяет мне, но и может быть причастен к смерти моей семьи.

Но в том-то и дело. Я так не думаю.

Кирилл – монстр, но он не из такого типа монстров.

Его взгляд наполнен похотью, когда он снимает ремень и стягивает штаны вместе с боксёрами. Его звериные глаза все это время не отрываются от меня. Он хочет смотреть, как я смотрю на него.

Это маленькая деталь, но тот факт, что он всегда настаивает на поддержании зрительного контакта во время секса, является одной из причин, почему я всегда чувствовала, что у нас есть нечто большее, чем просто физическая связь.

В этом жесте есть интимность, и на какое-то мгновение мы остаёмся только вдвоём.

Я теряюсь в вечной красоте его обнажённого тела. У него также есть несколько татуировок на бедре, которые он сделал несколько месяцев назад. Одна из них изображает воронов летящих к его паху. В первый раз я увидела это, когда он набивал её, мне пришлось стоять там и сдерживать себя от возбуждения и горячего беспокойства.

Однако мой личный фаворит, самая новая, которую он набил месяц назад на правом бедре. Сатанинский череп, окружённый прекрасным солнцем.

Кирилл отбрасывает очки в сторону и оборачивает ремень вокруг моего горла, затем использует его, чтобы притянуть меня к себе. Я задыхаюсь, но это превращается в стон, когда его губы снова впиваются в мои. Раньше поцелуй был резким, но теперь это стал более интенсивным, как будто он высасывает из меня жизнь.

Кирилл целуется не сдерживаясь. Он не кокетливый и не нежный, и уж точно не пытается подстроиться под меня.

Нет.

Он просто покоряет меня.

Но он очень страстный и отдаёт всю свою энергию, выкладываясь на двести процентов, как и во всех других сферах своей жизни. Твёрдые камешки моих сосков трутся об упругие мышцы его груди, вызывая болезненные ощущения.

Но все это не имеет значения.

Мои мысли заняты только одним, Кирилл снова прикасается ко мне. После месяцев моральных пыток в их худших проявлениях, он наконец, смотрит на меня так, как я смотрю на него, когда он не обращает внимания.

Извращённое желание, которое горит в моей груди, отражается в его глазах арктического волка.

Он снимает с меня халат, так что мы оказываемся кожа к коже. Сердцебиение к сердцебиению. Хотя ритм моего сердца сумасшедший, по сравнению с его. Хотела бы я обладать такой же ментальной способностью, чтобы контролировать огромное количество эмоций, которые я испытываю к этому мужчине.

Все ещё удерживая меня ремнём вокруг моей шеи, он поднимает мою ногу к своей талии, а затем толкает. Меня немного отпружинивает, когда моя спина ударяется о матрас.

Его рот покидает мой, но волнение все ещё отражается на его сжатой челюсти и напряжённых мышцах. Когда он говорит, его слова глубоки, заряжены, почти полностью посвящены контролю, который он так хорошо умеет поддерживать.

— Я хотел оставить в покое сегодня вечером, я действительно хотел. Но ты жадная маленькая шлюшка для моего члена, не так ли, Солнышко?

Моё сердце разрывается.

Я соглашусь на все что угодно, если он будет называть меня этим прозвищем. Абсолютно на все!

Честно говоря, я думала, что он никогда больше не назовёт меня им, я почти забыла, какое это неземное чувство, когда тебя называют его солнцем.

Земля вращается вокруг солнца. Но мой мир начинает вращаться вокруг него, и я не уверена, что я чувствую по этому поводу.

— Ты принадлежишь мне, — выдыхает он мне в ухо, а затем прикусывает. Он отпускает ремень и резко засовывает три пальца в мою изголодавшуюся киску.

Моя спина выгибается, и во мне одновременно вспыхивает – вожделение, страсть и.. даже благодарность.

И тут меня осенило. Он полностью завладел моим разумом, думаю и моим сердцем тоже, потому что оно бьётся как сумасшедшее.

— Твоя киска моя, и я могу делать с ней все, что мне заблагорассудится. Я единственный, кто может контролировать твоё удовольствие или его отсутствие. Это, блядь, моё.

Сгибая и разжимая пальцы, он толкает их в сводящем с ума ритме. Я извиваясь отталкиваюсь от матраса, и стону громче, чем когда-либо.

В отличие от прошлого раза, Кирилл не наказывает и не мучает меня. Не отказывает в оргазме.

Даже близко нет.

Он прикасается ко мне с единственной целью – как можно скорее довести меня до экстаза.

Он доказывает, что он единственный, кто может контролировать мой сексуальный аппетит. Единственный, кто может сделать меня таким животным, просто прикасаясь ко мне.

Конечно же, через несколько толчков я начинаю кричать. Волны экстаза захлёстывают и поглощают меня целиком. Освобождение настолько сильное, что я на несколько мгновений перестаю дышать.

— Все в тебе моё, — говорит он мрачными словами, вытаскивая свои пальцы из меня и заменяя их своим членом.

Он такой огромный и твёрдый, что я впадаю в мини-шок, но по какой-то причине ещё больше влаги покрывает внутреннюю поверхность моих бёдер, и моя киска сжимается вокруг его обхвата и длины, требуя ещё больше внутри меня.

Кирилл тащит меня к краю кровати, пока сам стоит. Мои ноги согнуты по обе стороны от его скульптурной талии, когда он использует силу своих бёдер, чтобы вонзиться в меня.

Он – чистая сила. Абсолютно сводящая с ума в своей форме, и за ним невозможно угнаться.

Но я все равно кладу ладони на его крепкий пресс. Мне нужна связь, ощущение его кожи на моей, напоминание о том, что он снова прикасается ко мне.

Он снова хочет меня.

Я никогда не переставала хотеть его, так что получить наконец взаимность на это чувство, все равно что парить в облаках.

Так что мне все равно, что это причиняет боль при каждом толчке. Меня не волнует, что завтра я, вероятно, буду ходить нелепо.

До тех пор, пока он будет принадлежать только мне, вот так.

— Даже твоя киска знает, что она принадлежит мне. Ты чувствуешь, как она приветствует мой член дома?

Я киваю.

— Никто, кроме меня, не прикоснётся к тебе, никто не будет владеть тобой, причинять тебе боль. Никто, блядь, — он наклоняется, хватает концы ремня, который все ещё вокруг моего горла, и тянет в противоположных направлениях. — Ты моя грёбаная собственность, Солнышко.

Я не могу дышать.

О, черт. Я не могу дышать.

Но даже когда я думаю об этом, я чувствую, как оргазм поглощает меня. Мой рот открывается в бессловесном крике, когда тепло наполняет мои внутренности.

Кирилл вырывается, ослабляет ремень на моей шее, подтягивает меня в сидячее положение, засовывает свой полутвёрдый член мне в рот и кончает мне в горло.

— Я хочу, чтобы ты слизывала каждую каплю, как хорошая девочка.

Я кашляю, но высовываю язык, чтобы облизать его член и свои губы. Я смотрю ему в глаза и наслаждаюсь тем, как они темнеют, просто наблюдая за мной.

И вот так просто я совершенно забыла о сегодняшнем нападении.

Кирилл прав.

Я принадлежу только ему.

18 Глава

Кирилл

Я теряю контроль.

Я чувствую, как это просачивается мне под кожу, цепляется за кости и разрушает каждую крупицу дисциплины, которую я поддерживал все эти годы.

Единственная причина такой кощунственной перемены начинается и заканчивается тем, что женщина лежит в моих объятиях после того, как я трахал её до тех пор, пока она больше не могла этого выносить.

Пока она не заплакала, всхлипнула и, наконец, не взмолилась тем мягким голосом, который делает со мной дерьмо:

— Мне действительно нужно поспать, и тебе тоже. Хорошо?

Я определённо не могу заснуть, черт возьми.

Во-первых, это отвлекает, когда она обнимает меня во сне и даже закинула свою ногу на мою в каком-то территориальном владении.

Моя Саша может показаться наивной, но в ней тоже есть животное, как и во всех нас, и это животное должно заявить о себе.

Я пометил её кожу красным и оставил синяки и засосы по всей груди, животу и внутренней стороне бёдер, но она тоже оставила свои собственные следы. Они невидимы и скрываются под кожей, но они такие мощные в своей мягкости и такие... раздражающе стойкие.

Саше даже не пришлось физически блокировать мой член в течение этих последних месяцев, потому что мой член по-прежнему отказывался прикасаться к любой другой женщине, кроме неё.

Наверное, именно поэтому я чуть не сломал её сегодня. Мне пришлось напомнить себе, что вчера её похитили и чуть не изнасиловали. Мои навыки ведения переговоров со звериной стороной моего члена пришли к ошеломляющей остановке, когда она подчинилась всему, что я ей предлагал.

Я предупредил её, что не собираюсь сдерживаться, но она стояла там, глядя на меня с тем же желанием, которое скрутило мои внутренности.

Не имеет значения, как сильно я стараюсь держаться от неё подальше, если она бросает на меня такой взгляд, вся моя решимость исчезает.

Я провожу пальцами по её волосам, затем останавливаюсь.

Какого хрена я делаю?

Всегда есть потребность прикоснуться к ней, будь то во время секса или вне его, а я не из тех, кто занимается всяким сентиментальным дерьмом. Я трахаюсь, и только для того, чтобы удовлетворить физическую потребность. Я не получаю удовольствия от ухаживания за женщинами или поклонение киске, но все эти принципы кардинально изменились с тех пор, как в моей жизни появилась эта конкретная женщина.

Я не только хочу удержать её, но и испытываю непреодолимое желание преследовать её.

Я даже не знаю, что, черт возьми, это значит.

Ухаживание за женщинами не происходит в нашем мире. Большинство наших браков заключаются ради союза или какого-то стратегического дерьма, и союз должен быть одобрен самим Паханом.

Реальный вопрос в том, почему я хочу преследовать Сашу, когда она у меня уже есть?

Из-за того, что она не твоя и может уйти.

Этот долбанутый демон в моей голове прав.

Да, Саша обнимала меня перед сном, её губы приоткрылись в лёгкой улыбке, а её руки и ноги обвили меня, как будто она боялась отпустить меня, но она также не на сто процентов здесь.

У неё есть корни в каком-то другом месте, и, если я полностью их не искореню, она никогда не будет моей.

Я отпускаю её волосы и убираю её руку и ногу с себя. Саша утыкается лицом мне в грудь, отказываясь отпускать меня даже во сне, но я осторожно подталкиваю её, пока она не ложится на подушку.

Трахнуть её было самым логичным или нелогичным решением нерешённых проблем моего члена, но это не самое лучшее.

Особенно после разговоров один на один, которые я провёл с Паханом. Он знает о проблемах, с которыми мы столкнулись, с грузом Хуана, и о произошедшем нападении, вероятно, информацию он получил от Владимира. Поскольку я не приблизился к разрешению этого вопроса или к передаче головы преступника Хуану, в качестве предложения мира, Пахан берет дело в свои руки и будет разговаривать с Хуаном как лидер с лидером.

Мне не нравится эта идея. На самом деле, мне это очень не нравится, что я подумывал о том, чтобы вовлечь Адриана в этот вопрос, но вскоре передумал. Я не только дам ему стимул действовать против меня, но и могу потерять то единственное, что придаёт мне силы на моем пути к трону.

И однажды я доберусь туда.

Как только Сергей уйдёт, я стану следующим Паханом. В этом нет никаких сомнений. Мне просто нужно придумать способ сделать это, не жертвуя личностью Саши, учитывая, что Рай теперь знает об этом.

Я умываюсь в ванной, и как только я закончу, будет определён мой непосредственный план действий. Я отправляю Виктору сообщение с инструкциями о том, что делать, пока иду на собрание Братвы.

После того, как я получаю его подтверждение, я захожу в гардеробную и надеваю костюм. Я как раз застёгиваю манжеты, когда до моего уха доносится тихий стон.

Я направляюсь к кровати и останавливаюсь при виде открывшегося передо мной зрелища. Лицо Саши хмурится, на верхней губе и лбу выступают капельки пота. Её тонкие черты лица погружены в симфонию боли, когда она бьётся в конвульсиях. Её ноги отбрасывают одеяло, а ногти царапают простыни. Рубашка, которую она надела после нашего душа, моя рубашка, мнётся и задирается вверх по её бёдрам.

Она шепчет разборчивые слова по-русски, поэтому я молча придвигаюсь ближе. Я не сентиментальный человек, но видеть, как Саше больно, ничем не отличается от того, чтобы быть застреленным. Я был там, и это чертовски больно.

Оказавшись рядом, я решаю не будить её.

Учитывая, насколько она закрыта о своей жизни, это вполне может быть единственным способом узнать больше. Поэтому я присаживаюсь на корточки рядом с её головой и внимательно слушаю.

— Мама... пожалуйста... Папа... нет... это не так… Мишка… Я не... не могу… Бабушка, пожалуйста... Нет... нет... Я не хочу умирать... Нет... Мама! Антон… Антон... я.… скучаю... по тебе… пожалуйста, вернись...

Сама того не осознавая, моя рука уже сжалась в кулак, и я должен разжать его, прежде чем сделаю что-то, о чём потом пожалею.

Кто, черт возьми, такой Антон, и почему она скучает по нему?

У неё есть родители, бабушка и Мишка,который, как я предполагаю, является её братом, учитывая, что она ласково назвала его маленьким медвежонком.

И этот грёбаный Антон.

Был ли он тем, кто был рядом с ней в тот день? Любовник, из-за которого она выстрелила в телефон, чтобы я не смог его найти?

Все улики указывают в этом направлении.

У меня до сих пор нет фамилии, но для начала достаточно имени. Если мне придётся обыскивать планету в поисках всех, кого зовут Антон, то так тому и быть, черт возьми.

Её слова становятся не понятными, уже даже не слова, а скорее крики боли и страдания.

Я хватаю её за горло и сжимаю, но недостаточно сильно, чтобы перекрыть ей доступ воздуха. Тело Саши дёргается, и она открывает глаза.

Вначале они скорее карие, чем зелёные, расфокусированные и без искры. Но бурная энергия вскоре превращается в панику, когда она принимает сидячее положение. Я ослабляю свою руку достаточно, чтобы позволить ей, но я не отпускаю её.

— Что... что происходит? На нас напали...?

— Нет. Дыши, — я сжимаю её ещё немного, и только тогда она расслабляется.

Поэтому я позволил своей руке упасть с её шеи, потому что я просто размышлял о том, чтобы погладить её по щеке, как какой-то любящий мудак, которым я абсолютно не являюсь.

— Тебе приснился кошмар, — объявляю я очевидное. — О чём он был?

Она впивается зубами в распухшую нижнюю губу, и я следую глазами за этим движением, представляя там свои собственные зубы, как я пожирал её прошлой ночью или, точнее, рано утром.

Саша медленно отпускает губу и прочищает горло.

— Я не помню. Просто что-то рандомное, я думаю.

Лгунья.

Что-то рандомное, не включающее её семью или этого определённого Антона.

Но если я буду давить на неё по этому поводу, она только начнёт защищаться. Будет лучше, если она подумает, что я сейчас ничего не слышал.

— Я.. что-то сказала? — она оценивающе смотрит мне в глаза, её взгляд осторожный, испуганный и настороженный.

Настанет день, когда она выложит мне все о своей жизни. Я позабочусь об этом.

— Нет, но ты металась.

— Мне очень жаль. Надеюсь, я тебя не разбудила.

— Ты этого не сделала, — во-первых, я вообще не спал.

Я встаю, готовый продолжить свой день. Саша, однако, встаёт на колени и хватает меня за руку.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты спал.

Когда я не отвечаю, она сглатывает.

— Даже самую малость?

— Сон переоценивают.

— Это неправда. Эта ситуация становится серьёзной и окажет огромное влияние на твоё здоровье, если ты будешь продолжать в том же темпе, Кирилл. Я могу помочь, если ты мне позволишь.

— Тебе нужно называть меня как-нибудь по-другому, когда мы вдвоём.

Она замолкает, выражение её лица застывает на секунду дольше, чем нужно. Мне нравится, как она выглядит, когда застигнута врасплох, но что мне нравится больше, так это лёгкое прищуривание её глаз, когда она понимает, что я увожу разговор в то русло, которое она не одобряет.

Саша – умная печенька и единственная, кто может не отставать от моего стремительного ума.

— Не меняй тему, Кирилл.

— Как я уже говорил, тебе нужно называть меня как-нибудь по-другому.

— Что не так с Кириллом?

— Слишком безлично.

— Это твоё имя.

— Все ещё безлично. Предполагается, что ты родилась и выросла в России, так что ты как никто другой, должна знать, как важна уменьшительная форма обращения.

Её губы приоткрываются.

— Я.… не могу называть тебя в такой форме. Ты старше меня на целых восемь лет.

— Я тоже этого не хочу. Уменьшительная форма во всем странная. Однако, чего я хочу, так это ласкательное имя, подобное тому, которое я дал тебе.

— Но почему...?

— Я просто хочу это от тебя.

Она делает паузу, сглатывает один раз, а затем ещё раз, прежде чем прочистить горло и её щеки приобретают глубокий оттенок красного. То как она выглядит сейчас, в моей рубашке, такая застенчивая и абсолютно отраханная – это образ, который мне нужно запечатлеть в своей голове на всю жизнь.

Новое решение – заставить её чаще носить мои рубашки.

Её разноцветные глаза становятся скорее зелёными, чем карими, когда она шепчет:

— Солнце?

— Ты лентяйка. Ты не можешь просто выбрать мужскую форму ласкательного имени, которое я тебе дал.

— Ну, это первое, о чём я подумала.

— Тогда думай усерднее и приложи к этому немного усилий.

— Как будто ты приложила какие-то усилия к Солнышко, — бормочет она почти про себя.

— К твоему сведению, это так.

— Что это за усилие такое? Ты просто выбрал первое, что пришло тебе в голову тогда.

— Неправда, но это не наша тема для обсуждения прямо сейчас.

— Мне просто нужно время, чтобы подумать об этом. Я не делала этого раньше, понимаешь?

Значит, она не дала своему любовнику ласкательное имя? Один-ноль в мою пользу, ублюдок.

— У тебя есть время до конца дня.

— Боже, как просто на кого-то надавить, — снова бормочет она себе под нос.

— Что это было?

— Ничего, ничего, — она мило улыбается, и я совершенно забываю, почему я должен злиться на эту женщину по нескольким причинам. — Куда ты направляешься?

— На встречу в доме Пахана.

Она соскакивает с кровати.

— Тебе следовало разбудить меня раньше. Я буду готова через минуту.

На этот раз я хватаю её за запястье, прежде чем она добегает до ванной. Саша разворачивается и спотыкается мне в объятия.

— Ты забыла, что я сказал тебе в сообщении прошлой ночью? У тебя сегодня выходной.

— Теперь я в порядке. Мне не нужен выходной.

— Ты все равно его получишь.

— Но…

— Это приказ, Саша.

— Я пойду с тобой, Кирилл.

— Нет, это не так.

— Либо я сопровождаю тебя в той же машине, либо я следую за тобой в другой. Ты сам выбери вариант.

— Как, черт возьми, ты смеешь ставить мне ультиматум? — звучит сердито, но на самом деле я горжусь этой маленькой засранкой. Она прошла долгий путь от несгибаемого, слабого солдата до сильного, напористого охранника.

— Я просто информирую вас о своих действиях, сэр, — она выпрямляется напротив меня, и это только заставляет её твёрдые соски касаться наших рубашек.

Маленькая чёртова дразнилка.

— Ты можешь пойти со мной, — я сжимаю её запястье. — Но я клянусь, черт возьми, если ты сделаешь что-то, что нарушит порядок, я свяжу тебя и отправлю обратно сюда быстрее, чем ты успеешь моргнуть.

Она усмехается.

— Да, сэр.

А потом она бежит в ванную.

Примерно через два часа мы заканчиваем собрание братства, так что пришло время для моего собственного плана.

Во время всего этого мне пришлось физически сдерживаться, чтобы не выстрелить в Рай, потому что она улыбнулась Саше.

Худшая часть? Грёбаная предательница, которая утверждает, что предана только мне, улыбнулась в ответ.

Несмотря на вчерашние события, Рай собрана. Она даже скрыла царапины на лице косметикой и выглядит как какая-то политическая особа. В данный момент она погружена в свои мысли, маниакально проверяя свой телефон. Я уверено предполагаю, что она расстроена, потому что её мужа нет рядом.

Хорошо. Я надеюсь, что он умрёт, и она овдовеет, а потом решит стать монахиней.

Но поскольку этот вариант сейчас не обсуждается, я смотрю на её охранника с каменным лицом, а затем на Сашу.

— Оставь нас. Мне нужно поговорить с Рай.

Она поднимает голову от телефона и кивает своему охраннику, который послушно уходит. Саша, однако, подходит ко мне, её тело напряжено. Мне плевать, что она за одну ночь стала «командой Рай». Женщина, сидящая напротив меня, представляет собой угрозу, с которой нужно разобраться как можно скорее.

Губы Саши приоткрываются.

— Босс…

— Какая часть из «оставь нас» тебе, черт возьми, не понятна? — я не смотрю на неё, когда отдаю резкую команду. Я чувствую, как она напрягается позади меня, беспокойство волнами исходит от неё. Когда я поднимаю голову, она кивает мне и следует за другим охранником, но не раньше, чем бросит взгляд на Рай.

Как будто она хочет предупредить её или что-то в этом роде.

Саше нужно дать по голове, с чётким определением лояльности и частными уроками от Виктора.

— Я не знала, что мы достаточно близки, чтобы сидеть за чаем после завтрака, Кирилл, — она отпивает кофе и смотрит на меня.

— Это не так. К счастью.

— К счастью. Так чему же я обязана этой почётной встрече?

— Мне было интересно.

— Что именно?

— Когда ты собираешься рассказать Сергею и остальным о том, что ты видела?

— Что я видела?

— В клубе. Теперь ты вспомнила, не так ли?

— О, ты имеешь в виду твои сексуальные предпочтения? Я же сказала тебе, что не хочу использовать это против тебя, если ты не вынудишь меня к этому.

— Тогда я вынуждаю тебя действовать, — я поправляю очки средним пальцем. — Расскажи им.

Её брови хмурятся в явном замешательстве.

— Почему ты хочешь, чтобы я им рассказала?

— Разве ты не хочешь уничтожить меня? У тебя есть этот шанс, так что, черт возьми, воспользуйся им.

— Нет, — говорит она с силой.

С одной стороны, я воспринимаю это сильное противодействие как признак того, что Рай, вероятно, никогда не собиралась использовать эту информацию и хотела только сохранить её в качестве боеприпасов.

С другой стороны, разоблачение меня, как Гея было бы единственным способом защитить настоящий пол Саши. Если они узнают, что она женщина, её могут убить только за то, что она имела наглость солгать Пахану.

Зная её характер, она, вероятно, скажет, что я не знал, и я выйду из этого невредимым, но я дал себе клятву защищать её тайну в армии до тех пор, пока она не почувствует себя комфортно, раскрыть все сама.

Поэтому я пристально смотрю на Рай.

— Я сказал. Сделай. Это.

— Нет, Кирилл. Что, черт возьми, с тобой не так?

— Если ты этого не сделаешь, я убью твою сестру.

Она замирает и сглатывает, но вскоре к ней возвращается самообладание.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

— Рейна Эллис. Хотя теперь она Рейна Карсон, да?

Она давится кофе с полным ртом, и брызги разлетаются по всему столу.

— Как...

— Ты действительно думала, что я не разузнаю о ней, пока ты что-то имеешь на меня? Ты хорошо её спрятала, но у меня есть свои способы.

— Кирилл, — предупреждает она.

— Она замужем за своим возлюбленным детства уже семь лет, верно? Он юрист и работает в фирме своего отца. У них также есть прекрасный маленький мальчик, которого назвали в честь твоего отца. Должен ли я сначала начать с ребёнка? Это дало бы тебе достаточно хороший стимул?

Она вскакивает, выхватывает из сумки пистолет и целится мне в лоб.

— Я вышибу твои мозги здесь и сейчас.

Шах и мат.

После того, как Рай застукала меня с Сашей, я поставил перед собой задачу следить за ней, куда бы она ни пошла. Так я узнал, что у неё есть сестра-близнец, с которой она едва поддерживает связь, потому что не хочет втягивать её в наши дела с мафией.

Я долго хранил этот секрет, но сегодня я им воспользуюсь.

— Убей меня, и несчастный случай, с утечкой газа, взорвёт их дом. А поскольку сегодня выходные, они все сегодня дома. Можешь ли ты представить себе заголовки, говорящие об этом трагическом событии?

Её рука дрожит так, что она едва удерживает пистолет.

— Что черт возьми тебе нужно?

— Я притворюсь, что ничего не знаю о существовании Рейны, если ты расскажешь братству обо мне.

— Почему бы тебе самому не сделать это?

— Это не твоё грёбаное дело. Просто делай, как тебе говорят, — я встаю и застёгиваю куртку. — У тебя есть день до взрыва бомбы.

Может быть и меньше, в зависимости от того, насколько быстро работает Виктор.

Я игнорирую её и пистолет, затем выхожу из столовой. Саша, которая смотрела на дверь, как статуя, пристраивается рядом со мной.

— Что там произошло?

— Не твоё дело.

— Я твой старший охранник. Твой бизнес – это мой бизнес.

— Не по этому конкретному вопросу, поскольку ты, очевидно, превратилась в сторонницу Рай, то я не доверяю твоей непредвзятости.

— Она действительно не так уж плоха, — Саша наклоняется и шепчет так, чтобы только я мог её слышать: — Она обещала держать твою предполагаемую гомосексуальность при себе.

— Сомневаюсь в этом.

— Я серьёзно, Кирилл, — она резко останавливается передо мной, заставляя меня остановиться. — Иногда нужно давать людям некоторую свободу действий.

— Мне ничего не давали, так почему кто-то ещё должен извлечь из этого пользу?

Выражение её лица смягчается, а плечи опускаются.

— Я так много потеряла в своей жизни. Ты даже не представляешь, насколько много. Но я не думаю, что только потому, что у меня ничего нет, никто другой не должен.

— Ты делаешь себя, я делаю себя, — я делаю паузу. — Это звучит сексуально. Ты готова к этому?

(Прим.: На самом деле фраза “You do you . I ’ ll do me .” английская идиома, означающая «Вы делаете то, что считаете правильным, и я буду делать то, что считаю правильным». Но Кирилл перевёл её в сексуальный подтекст, тем самым сменив тему.)

Она подавляет улыбку.

— Готова к чему?

— Ты делаешь себя, а я себя, предпочтительно друг перед другом и желательно в одно и то же время, чтобы сохранить энергию. Или ещё лучше, я могу, сделать это с тобой.

— Как насчёт того, чтобы я сделала это с тобой?

— За пределами моих мечтаний, — я делаю паузу. — Ты хочешь это сделать со мной? Это что, извращение?

— Нет, — она прочищает горло. — На самом деле было бы приятно не задумываться, хотя бы об одной вещи в моей жизни.

— Просто лежи и будь принцессой.

Она поднимает глаза на меня.

— Я не принцесса.

— Ты – воплощение принцессы.

— Нет, это не так.

— Пусть каждый из нас остаётся при своём мнении.

— Я просто сказала…

Я прикладываю палец к её губам, затем, осознав, что мы находимся в полулюдном месте, я опускаю руку.

Блядь. Если бы кто-то проходил мимо, у него появились бы странные мысли.

Мне нужно лучше контролировать свою потребность постоянно прикасаться к ней.

— Не забивай об этом свою хорошенькую головку и начинай думать об ласкательном имени для меня.

— Я уже придумала.

Я выпрямляюсь.

— О?

— Да. Это Лучик.

— Ещё одна вариация солнца. Ты вообще прикладываешь какие-то усилия?

— Я действительно так и сделала, и это совсем другое. Это солнечный луч. То есть, единственный луч света во тьме.

— Я твой луч света во тьме? Правда?

— Я не знаю. Я твоё солнце?

Ты такая и есть.

Я чуть не говорю это вслух.

Хуже всего то, что я в это верю.

Грёбаный трах. Я действительно и бесповоротно обречён, черт возьми.

19 Глава

Саша

Сегодня у Кирилла день рождения.

Я знаю, потому что Карина втянула меня в планирование своего рода вечеринки-сюрприза. Моя роль состоит в том, чтобы вернуть его домой в разумное время, чтобы он мог хотя бы съесть кусочек торта, который она заказала месяц назад.

И хотя в теории это звучит просто, на самом деле все гораздо сложнее. Кирилл обычно проводит большую часть ночи в клубе и возвращается только в безбожные часы раннего утра.

Самое странное в его дне рождения то, что он на один день раньше моего. Один день. И разделённые восемью годами, но все же.

Но он этого не знает, потому что мой день рождения в армейских документах фальшивый. В прошлом году он спросил меня, не хочу ли я взять выходной на свой день рождения, и я ответила ему, что он ненастоящий. Он попросил мой настоящий, но я сказала, что все равно не праздную, так что в этом нет необходимости.

А я этого не делаю. По крайней мере, с тех пор, как умерла моя семья.

Мысль о праздновании без вечеринки, подарков, ужина и без игр с моими кузенами и братом вызывает у меня тошноту. Лучше думать, что эта глава моей жизни давно закончилась.

У новой меня нет дня рождения. Просто обязанности.

Однако, как и Карина, я хочу сделать день рождения Кирилла особенным. Он всегда замышляет или осуществляет какой-то план, и у него почти не остаётся времени для себя или своей семьи, не то чтобы он придавал этому большое значение. Он заботится только о благополучии Карины.

Проблема в том, чтобы заманить его домой. Виктор отказывается сотрудничать и выполняет только то, о чем его просит Кирилл. Юрий сказал, что у него нет сил убедить Кирилла в чём-либо, а Максим сказал:

— Он не любит отмечать свой день рождения. Он вообще знает о его существовании?

Я не удивлюсь, если он этого не сделает, учитывая напряжённые отношения, которые он разделяет со своей матерью. Его сестра сказала, что всегда хотела подарить ему разные воспоминания о том дне, когда он родился, но не знала, как это сделать, и тут в дело вступаю я.

Прошло два месяца с момента эпизода похищения албанцами, за это время отношения между нами изменились.

Последовали бесчисленные события, в основном война с ирландцами и много драмы в жизни Рай, но в конце концов организация достигла осторожного простоя.

Это видно по скучающим лицам мужчин, и в воздухе чувствуется их беспокойство. И я имею в виду не только наших людей, но и каждого солдата братства.

Эти люди настолько привыкли к насилию и войне, что мир вызывает у них дискомфорт. Я в чем-то такая же, и единственная причина, по которой я не нервничаю – это то, что Кирилл утомляет меня каждую ночь. Он либо связывает меня, затягивает ремень вокруг моего горла, либо наклоняет меня над ближайшей поверхностью, чтобы он мог трахнуть меня, как животное.

Именно эта его животная сторона давала мне необходимую стимуляцию. И я думаю, что ему это тоже нужно, потому что наши ночная деятельность с каждым днём становятся все более интенсивными. Иногда мне кажется, что я умру в муках наслаждения. В других случаях я не отстаю от него, оргазм за оргазмом, пока мы оба не устанем и не насытимся.

Но в большинстве случаев это извращённая потребность в большем и большем. Я жажду его жестокости, того, как он доминирует, кусает и оставляет синяки на моей коже. Он не сдерживается и не обращается со мной, как с нежным цветком. Отнюдь нет.

Кирилл даёт мне именно то, что мне нужно, а взамен берет то, что хочет.

Я начала ненавидеть дневное время, потому что не могу к нему прикоснуться. По крайней мере, не тогда, когда все вокруг.

Как бы мне ни было неприятно это признавать, Кирилл лучше контролирует ситуацию, чем я. Я часто ловлю себя на том, что смотрю на него и вспоминаю, какой пиздец он делал с моим телом прошлой ночью, он же обычно не обращает на меня внимания и действует профессионально.

За что я благодарна, потому что последнее, что мне нужно, чтобы люди, которыми я должна управлять, подумали, что я занимаюсь сексом с их боссом.

Однако иногда он посылает мне эти сексуальные сообщения из ниоткуда, которые возбуждают и мучают меня. Хуже всего то, что они обычно приходят, когда мы окружены другими людьми.

Это такие вещи, как:

«Ты выглядишь напряжённой. Хочешь, чтобы я расслабил тебя своим членом?»

«Я все ещё чувствую вкус твоей маленькой жадной киски на своём языке. Я вернусь за добавкой сегодня вечером.»

«Тебе лучше не чувствовать усталости, потому что я не смогу уснуть, пока ты не захлебнёшься моей спермой.»

«Тебе неудобно? Ты выглядишь так как будто испытываешь дискомфорт. Ты ощущаешь мой член внутри себя до сих пор и может сейчас ты позволишь, чтобы мой язык позаботился о тебе?»

«Будь в моей комнате в десять. Голая. Ложись на спину, ноги разведены в стороны. Если у меня не будет чёткого представления о твоей киске, когда я войду, ты будешь наказана.»

Трудно оставаться такой же невозмутимой, как он, когда я получаю эти сообщения. И этот придурок ухмыляется мне, как будто он точно знает, какой эффект он на меня производит.

Я не могу избавиться от чувства облегчения от той рутины, в которую мы с Кириллом попали. Я не думаю, что он все ещё полностью доверяет мне, но я все равно никогда не ожидала этого. Самое главное, что он смотрит на меня так, как будто не может насытиться мной, как будто ему не терпится выгнать всех вон, чтобы я была полностью в его распоряжении.

Из-за этого он может быть ублюдком, не утруждая себя тем, чтобы быть дружелюбным с мужчинами, которые его очень уважают.

Но с этой странной стабильностью приходит страх, что это только вопрос времени, когда произойдёт что-то плохое. И я не имею в виду войны Братвы или непростые отношения с картелями. Я могу справиться с перестрелками и хаосом.

Однако с чем я не могу смириться, так это с возможным вмешательством моей семьи и с тем, что Кирилл узнает обо всем, что я аккуратно прятала очень глубоко внутри себя.

Прошло уже несколько месяцев после инцидента в России, и с тех пор больше ничего не произошло. Мой дядя не выходил на связь, и не было никаких явных покушений на жизнь Кирилла, за исключением эпизода с поставкой наркотиков. Или... в прошлом месяце, когда некоторые ирландские солдаты специально нацелились на него. Или же несколько недель назад, когда кто-то попытался убить его, когда мы выходили из клуба.

Но... это нормально для жизни в мафии, правда ведь? Первые два случая были гангстерскими разборками, а третий мог быть вызван тем, что он кого-то обидел, что происходит чаще, чем нет.

По крайней мере, я предпочитаю думать о них именно так. Я не верю, что дядя Альберт или бабушка посылали сюда людей именно для этих миссий. Если бы они это сделали, мой дядя предупредил бы меня, чтобы я покинула корабль Кирилла.

Не то чтобы я это сделала.

Я часто задаюсь вопросом, как у них дела и насколько Майк вырос с тех пор, как я видела его в последний раз. И всякий раз, когда я скучаю по нему, я начинаю звонить дяде Альберту, но звонок даже не проходит. Иногда я думаю о том, чтобы навестить их, но образ того, что случилось с Кириллом, когда я была там в последний раз, быстро стирает эту мысль. Кроме того, они отреклись от меня. Я не думаю, что им есть дело до того, что происходит со мной.

Не помогает и то, что у меня постоянно возникает это предчувствие конца света из-за возможной катастрофы, которая может произойти в ближайшем будущем. Возможно я даже была очень резкой и жестокой по отношению к любому, кто пытался приблизиться к Кириллу, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к нему. Может быть, я придаю этому слишком большое значение и веду себя как параноик без всякой причины.

Но в том-то и дело, что на, то есть причина. В глубине души я знаю, что это только вопрос времени, когда что-то произойдёт. И, может быть, именно поэтому я была на взводе.

— Тебе нужно расслабиться, — шепчет глубокий голос мне на ухо.

Это только заставляет меня напрячься ещё больше. Во-первых, он появился из ниоткуда. Во-вторых, ощущение горячего дыхания Кирилла у моего уха заставляет меня дрожать. Вызывает в памяти эротические образы наших тел, прижатых друг к другу, и тихие, рычащие слова на моей коже.

Мы покидаем дом Пахана после долгого дневного совещания. Уже ночь, так что сейчас он отправится в клуб, а мне нужно придумать, как заставить его вернуться домой.

— Я расслаблена, — бормочу я, наблюдая, как наши люди направляются к машине.

Виктор бросает на меня понимающий взгляд, но больше не настаивает на том, чтобы все время быть рядом с Кириллом. Я думаю, хотя и не уверена, что он немного смягчился после того, как меня похитили. Он по-прежнему упрямый как непоколебимая гора, но он больше не считает своей работой быть мудаком из-за дерьма и смешков.

— Я мог бы в это и поверить., — губы Кирилла кривятся в ухмылке, и я клянусь, что моё сердце вот-вот вырвется из заточения. Как мне устоять перед обаянием Кирилла, каким бы извращённым оно ни было? Ответ таков: я не могу, и это не из-за отсутствия попыток.

Не помогает и то, что в последние месяцы он стал более близким. В отличие от прошлого, когда было ясно, что мы строго используем друг друга, теперь он лежит рядом со мной и иногда засыпает. Прижимая меня к себе.

Моё любимое время суток – спать в его объятиях, слушать его сердцебиение и быть окружённой его теплом. И, может быть, я слишком много думаю, но я хочу верить, что теперь между нами есть нечто большее.

Он даже заставил меня дать ему ласкательное имя, которое я редко использую, потому что это слишком неловко.

Так что теперь, когда он дразнится или ведёт себя непринуждённо, я ловлю себя на том, что реагирую сентиментально и несвойственно себе.

— Это действительно так, — защищаюсь я.

— Ты не смогла бы расслабиться, даже чтобы спасти свою жизнь, — он похлопывает меня по плечу, и, хотя это простой, невинный жест, который он сделал бы с любым другим, я не могу сдержать жар, который поднимается по всему моему телу.

— Это неправда.

— Ты все ещё ведёшь себя как солдат вне армии, Саша. Может быть, нам стоит позже сходить в сауну и расслабить эти мышцы.

Я не пропускаю, как он подчёркивает слово «мышцы», и я не могу не думать о том, как он впервые прикоснулся ко мне в сауне и как он «пожирал» меня, пока я не потеряла сознание.

— Прекрати это, — шиплю я себе под нос.

— Что? Тебе действительно нужно немного расслабиться.

— Боюсь, твои методы только усиливают напряжение.

Он подходит ближе ко мне, и я вдыхаю его кедровый аромат. Когда он говорит тихими, мрачными словами, все моё тело дрожит.

— Так вот почему ты просила большего, когда прыгала на моем члене прошлой ночью?

— Кирилл!

Он отстраняется, выражение его лица совершенно беззаботное, чего нельзя сказать о моих пылающих щеках.

— Что?

Рай выходит из дома в сопровождении двух своих охранников и встаёт между ним и мной, уперев руку в бедро.

— Ты мудак, вот что. Оставь Сашу в покое.

Я прочищаю горло и потираю затылок. С тех пор, как нас вместе похитили, Рай пыталась убедить меня бросить Кирилла и стать её охранником, потому что, по её мнению, он не только не заслуживает меня, но и не знает, как со мной обращаться.

Она также была той, кто рассказал мне о том, что Кирилл планировал сделать с её сестрой. К счастью, она пообещала не угрожать ему по поводу его сексуальной ориентации и не раскрывать мой пол, и все это закончилось или я надеюсь, что это произошло.

— Его зовут Александр, — говорит Кирилл жёстким тоном, весь его юмор исчезает за долю секунды. — И ты не имеешь права указывать мне, что делать с тем, что принадлежит мне.

— Саша – человек, так что тебе лучше относиться к нему как к таковому, или я выцарапаю тебе глаза.

— Я бы хотел посмотреть, как ты попробуешь.

— Я не шучу, Кирилл.

— Я тоже. А теперь отойди от меня, пока я не разнёс тебе голову.

— Что, если я скажу «нет»?

— Мисс, — я улыбаюсь и встаю перед ней. — На самом деле все нормально, правда.

Она смотрит на меня с мягким выражением лица. Рай определённо изменила свой тон со мной с тех пор, как увидела мою вагину. Но опять же, она всегда была защитницей интересов женщин в этой организации, ориентированной на мужчин.

— Как это может быть ничем? Твоё лицо только что было красным. Он тебя ругал? Доставляет тебе неприятности?

Черт.

— Нет, нет, это не так…

— А что, если бы это было так? — Кирилл перебивает меня и говорит своим отчуждённым тоном. — Я предупреждаю тебя, Рай, не лезь в мои дела с Александром, или ты пожалеешь об этом.

— Покажи мне своё худшее. Если я ещё раз поймаю тебя на том, что ты издеваешься над Сашей, я с тобой разберусь, — затем она откидывает волосы движением настоящей дивы и уходит, стук её каблуков эхом отдаётся за ней.

— Я собираюсь убить её, черт возьми, — небрежно объявляет Кирилл.

— Пожалуйста, не надо.

— Ты защищаешь её?

— Нет. Я просто говорю, что она... желает мне добра.

— К чёрту это, — он шагает к машине. — Мы идём в клуб.

Ах, черт.

Как мне теперь убедить его вернуться домой? Я проверяю свой телефон и вздрагиваю, когда нахожу десять пропущенных звонков и пятнадцать сообщений от Карины. Есть даже сообщение от Анны с фотографией столовой, которую она сама украсила.

Ладно, я думаю, наступили отчаянные времена.

Я бегу в направлении Кирилла, затем вскрикиваю и бросаюсь вниз по лестнице, ведущей к кольцевой подъездной дороге. Я скатываюсь на несколько пролётов вниз и использую руки, чтобы защитить голову. Глухой удар гораздо сильнее, чем я ожидала, когда я лежу на боку внизу.

Максим бежит ко мне.

— Черт возьми, Саша! Ты в порядке?

Когда он помогает мне сесть, Кирилл начинает толкать его, потом останавливается. Потому что Юрий, Виктор и несколько наших людей и людей Пахана смотрят шоу.

Мускул на его челюсти напрягается, но он засовывает обе руки в карманы.

— Что, черт возьми, произошло?

— Я.. упал с лестницы, — говорю я сквозь стиснутые зубы, потому что мой бок и задняя часть бедра чертовски болят.

— Кто тебя толкнул?

— Никто.

Кирилл и даже Виктор прищуриваются.

Черт, черт.

— Я не смотрел, куда иду, — с помощью Максима я с трудом поднимаюсь на ноги. — Я в порядке.

— Чушь, — Кирилл несколько секунд молча наблюдает за мной. — Мы едем домой.

— Разве клуб не наша следующая остановка? — спрашивает Виктор, угрожая разрушить мой план.

Кирилл не отвечает и направляется к машине. А это значит, что мы должны идти домой.

Да.

Я начинаю следовать за ним и спотыкаюсь. Юрий ловит меня за руку в последнюю секунду, и я могу поклясться, что на мгновение, он разгневано смотрел на меня, прежде чем выражение его лица возвращается к нормальному.

Неужели я это придумала?

— Я знаю, ты обещал мисс Карине вернуть его домой, но тебе не кажется, что ты немного перегнул палку? — спрашивает он своим обычным мудрым тоном.

Я ухмыляюсь, даже когда хромаю к машине.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

— Ты так радуешься тому, чего не знаешь.

— Кто? Я? — так то, да, может быть, я немного на седьмом небе от счастья, потому что Кирилл вообще отменил клуб только потому, что я пострадала.

Это был ничтожный шанс, и я не думала, что он действительно сделает это. Но опять же, это противоречило бы его территориальной природе, отправлять меня обратно с Максимом или Юрием, пока он едет в клуб.

Так что, допустим, я немного счастлива.

Или много, учитывая, что я не могу перестать ухмыляться, как идиотка. Но моё хорошее настроение постепенно улетучивается, когда я сажусь рядом с Кириллом на заднее сиденье машины. Как только мы начинаем двигаться, он опускает перегородку, отрезая нас от Юрия и Виктора.

— Какого черта, ты творишь? —его глубокий голос щелкает в воздухе, как кнут.

Моя спина принимает вертикальное положение.

— Н-ничего, я просто споткнулась.

— Ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь? Я бы купился на это, когда мы впервые встретились в армии, но сейчас у тебя равновесие лучше, чем у кого бы то ни было, так почему бы тебе не рассказать мне настоящую причину, по которой ты выкинула этот грёбаный трюк.

Ладно, одурачить его непросто.

— Я просто хочу домой.

— Ты могла бы просто попросить об этом, как нормальный чёртов человек.

— И ты бы согласился?

— А почему бы и нет?

— О, я не знаю. Потому что ты всему не доверяешь?

— Следи за своим грёбаным тоном, и, если ты думаешь, что это шоу заставит меня поверить в то, что ты задумала, тогда тебя ждёт тревожный звонок, — он тянется ко мне, и я замираю.

Кирилл интенсивный в обычные дни. Однако в плохие дни он – сила, с которой приходится считаться.

Я чувствую себя растоптанной на его пути и могу быть либо уничтожена, либо отброшена. Или то, и другое.

Кирилл хватает меня за бок, и я вздрагиваю.

Он задирает мою рубашку и осматривает синяк, который становится фиолетовым на моей коже.

— Ты, блядь... — он обрывает себя, чтобы тяжело вздохнуть. — Если ты снова причинишь себе боль по какой-либо причине, я клянусь, Саша...

— Я не буду.

Его светлые глаза сужаются, когда они пристально, смотрят на меня, как будто он хочет отрезать мне голову. Но затем он качает головой и аккуратно заправляет мою рубашку обратно в брюки, чтобы не причинять мне никакого дискомфорта.

Я не знаю, что на меня нашло.

Он все ещё аккуратно заправляет рубашку на место, когда я бросаюсь на него.

—Какого хрена ты делаешь... — его слова прерываются, когда я прижимаюсь губами к его губам.

Я никогда первой не целовала Кирилла, никогда не находила в себе смелости сделать это, потому что я всегда была не уверенна насколько безмерны мои чувства, которые испытываю к нему.

Это началось в армии и никогда не ослабевало. Во всяком случае, они становились все сильнее и опаснее, пока я больше не могла их контролировать.

Но теперь мне все равно, знает ли он, как сильно он мне нравится. Нет, нравится – это слишком мягкое слово, оно ничего не говорит о той всепоглощающей страсти, которую моё сердце питает к нему.

Это поражает меня, когда мои губы находят его губы.

Я, наверное, люблю этого мудака.

Кирилл ошеломлён всего на мгновение, прежде чем он вплетает пальцы и сжимает в кулаке всю длину моих волос, за которую может ухватиться, пожирая меня. Мой поцелуй неуверенный, эмоциональный и ранимый. Его воплощение разрушения.

И знаете, что? В конце концов, меня это устраивает.

Его звериная сторона – это часть того, кто он есть, и я бы не хотела, чтобы он был другим.

Машина останавливается, и мы отрываемся друг от друга, по крайней мере я так делаю.

Кирилл все ещё держит руку в моих волосах, и он использует это, чтобы вернуть моё внимание к нему.

— Потрудись объяснить, для чего это было нужно?

— Мы у дома, — шепчу я.

— Это не ответ на мой вопрос.

Его лицо совсем близко. Он так близко, что я могу сосчитать крошечные черные искорки в его светлых глазах сквозь очки. Так близко, что я чувствую запах виски в его дыхании, который он выпил ранее.

Я также чувствую его вкус на своём языке. Такой сильный и такой чертовски возбуждающий.

Я прочищаю горло.

— Ты все время целуешь меня. Я не спрашиваю почему.

— Это другое, когда я это делаю. Моя цель – заявить на тебя права. А у тебя какая?

Я вздёргиваю подбородок.

— Может быть, это для того, чтобы заявить права и на тебя тоже.

Улыбка приподнимает его губы – она постепенная, широкая и такая великолепная, что я жалею, что не могу сфотографировать её, чтобы смотреть на неё, когда захочу.

Виктор стучит в окно, и Кирилл, наконец, отпускает меня и выходит из машины, но не раньше, чем бросает на меня странный взгляд.

Моей ноге стало лучше, хотя хромота никуда не делась. В тот момент, когда мы входим в дом, взрывается огромная бомба из конфетти, и Карина кричит:

— С днём рождения, Киря!

Виктор, Юрий, Максим и Кирилл все останавливаются. Хотя Юрий и Максим участвовали в этом и помогали Карине и мне с подготовкой, они все ещё охранники Кирилла и покинут корабль, если он хотя бы намекнёт на какую-либо форму пренебрежения.

Хозяин дома смотрит на празднично накрытый стол и украшения на стенах, потолке и даже на полу. Анна старалась изо всех сил и готовила блюда, которыми можно было кормить весь дом в течение нескольких дней. В стороне от застолья на тележке с колёсиками величественно возвышается огромный праздничный торт с именем Кирилла.

— Я специально его приготовила, — продолжает болтать Карина, когда он не проявляет никаких признаков одобрения или неодобрения ситуации. — Они чуть не испортили его по дороге сюда, но спасли в последнюю минуту! Анна приготовила много еды, и мы можем пригласить всех, если ты хочешь, кроме Юлии, потому что, ты знаешь...

Она замолкает, когда я, прихрамывая, подхожу к ней и обнимаю за плечо. На ней милое розовое платье из тюлевой ткани, маникюр в тон и туфли-лодочки. Она даже причесалась так, как будто это была её собственная вечеринка по случаю дня рождения.

— Карине пришлось немало потрудиться ради этого, — осторожно говорю я. Потому что он выглядит немного недовольным, и я не могу позволить ему разбить сердце своей сестре.

— Саше тоже, — говорит Карина. — И Анне. Мы хотели сделать тебе сюрприз.

На мгновение в зале воцаряется тишина, прежде чем он шагает к своей сестре. На мгновение она застывает, но затем он целует её в макушку.

— Спасибо тебе, Кара.

Она улыбается, как идиотка.

— Всегда пожалуйста!

Он обнимает Анну в знак благодарности, и она улыбается, как гордая мама. Кирилл просто похлопывает меня по плечу, направляясь к столу, и наклоняется, чтобы прошептать:

— Так вот почему ты хотела вернуться домой.

Я киваю.

— Как я и сказал. Ты могла бы мне сказать.

Я могла бы?

Видел ли он себя в зеркале? Кто посмеет побеспокоить Его Величество из-за такой мелочи, как день рождения?

Я не успеваю ничего сказать, как он выдвигает свой стул. Остальные следуют за нами, и Максим зовёт остальных ребят после того, как Кирилл разрешает это.

Болтовня и смех эхом разносятся за столом, хотя Кирилл почти ничего не говорит, только тогда, когда Виктор, сидящий справа от него, обращается к нему.

Карина сидит слева от него, а я рядом с ней, слушая, как она взволнована и что не могла уснуть прошлой ночью.

Все это время я украдкой поглядываю на Кирилла. Я не знаю, согласен ли он с этим или просто притворяется ради Карины и Анны.

Общий смех и звон тарелок прекращаются, когда на вечеринку входят Юлия и Константин. Сегодня она одета в чёрное, как на похороны. Она топает ногой по полу, увидев охранников за обеденным столом.

— Что все это значит?

Карина поворачивается и прочищает горло.

— Это... э-э.. ты... видишь... сегодня... ну, у Кирилла... день… рождение…

— Возьми себя в руки, идиотка. Ты что, не знаешь, как составлять предложения?

Слезы собираются в глазах Карины, прежде чем начинают течь по её нежному лицу. Её губы плотно сжимаются, и вся её беззаботная энергия исчезает.

— Мама, нет, — Константин качает головой.

— Что? Она говорила, как идиотка.

— Ты та, кто превратила её в то, что она есть, — Кирилл встаёт во весь рост и обнимает Карину за плечи. — Если ты ещё раз заговоришь с ней в таком тоне, я вышвырну тебя из дома.

— Что ты мне только что сказал?

— Я полностью владею этим местом. Если ты не будешь уважать моих людей, ты вылетишь отсюда в одно грёбаное мгновение, и я сделаю своей миссией сжечь каждую из твоих дизайнерских сумок, — он пристально смотрит на своего брата. — Забери её отсюда. Я не хочу видеть её лицо.

Челюсть Константина сжимается, но он начинает тащить Юлю прочь. Я могла бы сказать, что ему тоже было крайне неудобно из-за того, как она разговаривала с Кариной.

— Как ты смеешь выгонять меня? Это я тебя родила, ты, наглый кусок дерьма...

Дверь за ними закрывается, и Кирилл улыбается Карине.

— Не верь ничему, что говорит эта женщина. То, чтоона родила нас, не делает её матерью, ясно?

Она дважды кивает, улыбается в ответ и даже обнимает его.

Затем она отстраняется, бежит в другой конец комнаты и приносит огромную чёрную коробку, обёрнутую белыми лентами. Подарок – сшитый на заказ смокинг, великолепные туфли в тон и классическая рубашка.

Неужели она потратила на это целое состояние? Определённо.

Анна также дарит ему свой подарок – шарф, который связала сама. Ребята предлагают ему карточки с услугами, которые он может попросить у них в выходные дни, как будто он и так не может этого сделать.

Кирилл улыбается этому, но улыбка исчезает, когда он находит в стопке похожую карточку от меня.

Так что мне вроде как приходилось делать то же самое, что и другим, чтобы не выделяться. В конце концов, только Карина и Анна дарили ему личные подарки.

Есть и третий подарок – роскошные часы, которые, как Карина клянётся, не от неё, но она единственная в этом доме, кто достаточно богат, чтобы купить их.

Пока они заняты спором о часах, а Максим называет Карину скромницей, затем Виктор бьёт его, а Юрий ругает его, я выскальзываю из столовой и направляюсь в ванную с широкой улыбкой на лице.

Не хочу сглазить, но я думаю, что этот день рождения удался на славу.

Закончив свои дела, я мою руки и замираю, когда ловлю отражение Кирилла в зеркале. Он прислонился к дверному косяку, скрестив ноги, играя карточкой, которую я сунула ему вместе с карточками других охранников.

— Так это все, что я получаю за грандиозный день рождения, на который ты чуть не сломала ногу, чтобы пригласить меня?

Я позволяю воде стекать с моих рук в раковину в течение минуты, затем поворачиваюсь к нему лицом, вытирая их полотенцем.

— Эта карта может означать многое. Используй это с умом.

— У меня так много карточек. Что, если я потеряю этот особенный подарок на день рождения?

Я ухмыляюсь.

— Перестань быть мудаком. Вообще-то у меня есть для тебя ещё один подарок, но я не могла показать его тебе перед всеми остальными.

Он приподнимает бровь.

— Ещё один подарок? Где он находится?

Я прикусываю нижнюю губу, затем расстёгиваю брюки. Звук шуршащей одежды настолько усиливается в тишине, что я чуть не струсила.

Одним движением я опускаю свои трусы боксёры так, чтобы он мог видеть черные чернила, окружённые краснотой прямо над моей киской.

Кирилл выпрямляется, выражение его лица сменяется недоумением, когда он подходит ко мне, хватает меня за бедро и нежно касается пальцами русского слова.

Лучик.

— Черт, — произносит он голосом, полным благоговения. — Когда ты успела это сделать?

— Сегодня утром.

— Когда ты должна была быть с Кариной?

Я киваю.

Он прищуривает глаза и крепче сжимает моё бедро, впиваясь в него пальцами.

— Саша, тебе делал тату мужчина? Ты позволила мужчине посмотреть на то, что, блядь, моё?

— Нет, ты пещерный человек. Это была женщина.

— Имя? Учётные данные? Местоположение?

— Чтобы ты мог причинить ей неприятности? Тогда точно нет. Но в любом случае. Ты не сказал мне, что ты думаешь? Тебе…нравится?

— Мне это нравится. Надо было давным-давно выгравировать на тебе своё имя, но это было бы сделано неаккуратно, ножом.

Я закатываю глаза.

— Ты такой романтик.

— Я знаю.

— Это был сарказм.

— Я знаю, — его взгляд все ещё направлен на татуировку, когда он водит по ней взад и вперёд.

Я такая слабачка. Мне пришлось принять три сильных обезболивающих, прежде чем я смогла позволить девушке сделать мне её. Я никогда больше не сделаю татуировку. Я не могу понять, как Кириллу и другим удаётся наносить целые карты татуировок на свои тела.

— Теперь я хочу увидеть это близко и лично, пока я выебываю тебе мозги, — он хватает меня за руку. — Пойдём

— Нет, — я пытаюсь высвободить руку и терплю неудачу. — Мы не можем.

— Почему бы и нет?

— В твою честь идёт вечеринка, помнишь?

— Тогда вечеринка окончена.

— Кирилл, нет. Всем будет так грустно.

— Это не моя проблема.

— Хорошо, подожди. Подожди! Если ты останешься хотя бы на два часа, я расскажу тебе о своём настоящем дне рождения.

Он приподнимает бровь.

— Один час.

— Полтора.

— Договорились, — он делает паузу. — Когда у тебя день рождения?

— Завтра.

— Неужели?

Я киваю.

Он лезет в карман куртки, затем хватает меня за руку и застёгивает браслет из нержавеющей стали на моем запястье.

— Как...— я замолкаю.

— Он у меня с прошлого года, и я собирался подарить его тебе только тогда, когда ты скажешь мне о своём настоящем дне рождения.

— Ты…носил его при себе все это время?

— Может быть.

О, ничего себе. Я думаю, что моё сердце тает у его ног, пока мы разговариваем.

— На нем изображена снайперская винтовка, — я прикасаюсь к выгравированному изображению, а затем ахаю, увидев надпись на русском языке. — И «Саша»!

— Это также унисекс.

Я обнимаю его.

— Спасибо тебе! Спасибо!

Его рука обнимает меня за поясницу.

— С днём рождения, Солнышко.

Слезы застилают мои глаза. Я думала, что больше никогда не буду праздновать свой день рождения, но Кирилл доказал мне, что я совершенно не права.

Я хочу отпраздновать все свои будущие дни рождения рядом с ним.

20 Глава

Кирилл

В моем плане по захвату мира существует одна загвоздка.

Она не мала и не ничтожна, и конечно её нельзя игнорировать. Проблема, однако, заключается в решении, которое я должен использовать, чтобы обойти это препятствие.

Прошло шесть месяцев с момента нападения на меня прямо перед поставкой наркотиков, и с того момента Хуан больше никогда полностью мне не доверял. На самом деле он попросил другого связного внутри Братвы, и Пахан назначил Игоря.

То, что я получил с картелей и что должно было стать моим билетом на вершину, теперь я должен разделить с Игорем, потому что он самый старый и мудрый компаньон Сергея.

История Игоря с Братвой в лучшем случае любопытна. Да, он стар, но он служил под началом двух разных Паханов, которые одинаково любили и ценили его.

Он также тот, с кем им нравится проводить своё личное время, и я уверен, что он использовал это, чтобы дать себе и своей бригаде больше власти.

Ни для кого не секрет, что он – одна из главных причин, по которой Сергей стал Паханом после смерти своего брата. Он мог бы поставить себя на это место, если бы захотел, мой старик и другие проголосовали бы за него, но Игорь ведёт долгую игру.

Он имел в виду наилучшие интересы организации, когда назначал на эту должность другого Соколова, и в результате получил ещё один мощный инструмент – Сергея.

Пахан стареет, и у него уже не такой острый ум, как раньше. Так что угадайте, с кем он советуется, прежде чем принимать какие-либо решения? Правильно с Игорем.

Это мягкая сила, которая продолжает расти с каждым днём.

Однако я почти уверен, что он действительно не хочет быть Паханом, потому что после смерти Николая он объявил, что не заинтересован в этой должности и предпочитает вместо этого предлагать поддержку.

Теперь так же Игорь прочно вошёл в мой бизнес. На самом деле, он занимается моим бизнесом с тех пор, как я вернулся в Нью-Йорк.

Причина этого стала ясна после встречи, которую он устроил для нас обоих у себя дома два дня назад. Охранникам не разрешалось входить внутрь. Только я и он, а позже присоединился и сам Пахан.

Мы втроём просидели там несколько часов. Они изложили свои условия, и я выдвинул свои.

Это были не просто слова, мы должны были подписать контракт кровью, чтобы, если один из нас откажется, он был бы разоблачён перед всей организацией как трус, который не держит своего слова.

По сути, это было бы карьерным самоубийством. Сергей и Игорь, может быть, и старые, но они провели десятилетия в Братве и считают её ценности священными.

Я? Я хочу быть на вершине. Чего бы это, блядь, ни стоило.

Даже если для этого придётся продать свою душу дьяволу. Если я буду на вершине, я смогу поставить этого дьявола на колени передо мной. Я смогу делать все, что мне заблагорассудится, и никто не посмеет причинить боль тем, кто мне близок.

Я сижу за своим столом в клубе, строя десятый карточный домик за последний час.

Виктор сидит напротив меня на диване с ноутбуком на коленях, вероятно, просматривает записи с камер наблюдения. Он любит показывать маленькие ролики охранникам и напоминать им, какие они неряшливые.

Ни для кого не секрет, что они предпочитают Сашу в сравнении с ним. Она сострадательна, более чутка к их нуждам, чем следует, и часто изо всех сил старается выполнять всю работу, если они чувствуют недомогание.

Воздух в доме стал светлее после празднования дня рождения пару месяцев назад. И все это потому, что Саша прилагает усилия и мягко подталкивает всех остальных делать то же самое.

Саша с Кариной пошли в близлежащий парк на целых пятнадцать минут. Они вернулись обратно после того, как у неё случился приступ паники, однако вскоре моя сестра улыбнулась и рассказала мне о воздухе, пчёлах и даже о детях, которых она там увидела.

Мне все ещё не нравится, что Саша близка с Константином. Он мудак, который может использовать её против меня, но эта упрямая маленькая дрянь, похоже, не думает, что это так, и говорит такую чушь, как:

«Я думаю, что его все неправильно понимают»

«Ты когда-нибудь думал, что, может быть, его развращает Юлия? Или что, когда ты ушёл, ты бросил не только Карину, но и Константина?»

«Не мог бы ты подумать о том, чтобы дать ему ещё один шанс? Или, по крайней мере, выслушать, то что он хочет сказать?»

«На данный момент угрозы и враждебность к нему каждый раз, когда ты его видишь, приносят больше вреда, чем пользы. Ты можешь попытаться не набрасываться на него, как только видишь его?»

Я сказал «да» на счёт последнего, если она будет думать о нем как о невидимке и никогда больше с ним не заговорит. На что она свирепо посмотрела и сказала: «Нет»

Всякий раз, когда она это делает, у меня часто возникает искушение схватить её за горло и оттащить в ближайший тёмный угол. Её дерзкая сторона может быть такой чертовски возбуждающей.

Все её присутствие такое. Я не знаю причины, но она становилась все более и более красивой. Настолько, что у меня часто возникают тёмные мысли о том, чтобы запереть её там, где никто не может видеть.

До такой степени, что я нахожусь на грани, когда её здесь нет.

Например, прямо сейчас.

Она и остальные делают обход внизу, но я не потрудился проявить к этому интерес. Сегодня вечером Пахан устраивает вечеринку, причину которой никто не знает.

Однако ожидается, что там будут все, включая наши семьи, и, если кто-то пропустит это событие, будут последствия.

Так что мне действительно приходится мириться с присутствием Юлии. Хотя выражение её лица после того, как все встанет на свои места, возможно, того стоит.

— Босс, — голос Виктора нарушает тишину, когда он смотрит на меня.

— Хмм?

— Ты все ещё не собираешься рассказать нам, что произошло в комнате с Игорем и Паханом две ночи назад?

— Нет.

— С каких это пор ты что-то скрываешь от меня?

— Насколько я знаю, ты мне не жена.

— Это ерунда. Тебе не обязательно все рассказывать своей жене. Но со мной ты должен поделиться.

Я улыбаюсь, но ничего не говорю.

— Босс.

— Что ещё?

— Помнишь, ты говорил мне, что Липовскому нравятся мужчины?

Карта, которую я держу в руках, остаётся подвешенной в воздухе, когда я поднимаю голову и смотрю на Виктора.

— Да, я помню. Что насчёт этого?

— Я думаю, что мужчина, который ему нравится – это ты.

Требуется нечеловеческая сила, чтобы мои губы не изогнулись в ухмылке, и вместо этого я говорю небрежным тоном.

— О-о? Что заставило тебя прийти к такому выводу?

— Он все время наблюдает за тобой.

— Ты тоже все время наблюдаешь за мной. Значит ли это, что я тебе нравлюсь, Виктор?

Его серьёзное-торжественное выражение лица не меняется.

— Это совсем другое дело. Он наблюдает за тобой со странным выражением лица, и он смотрит в основном, когда ты не обращаешь внимания.

Интересно.

— Я уверен, что это мелочи, — я кладу две карты вместе.

— Или это не мелочи, и тебе нужно быть осторожным.

— Мне? Быть осторожным с Липовским?

— Ну, он ночной телохранитель. Может быть, мне стоит пока взять это на себя.

— Не стоит, — я отмахиваюсь от него.

Как раз вовремя, дверь открывается, и Саша входит внутрь с Юрием и Максимом по обе стороны от неё.

Можно ли этих двоих отправить в отпуск на ближайшие два года?

А лучше всего на десять лет.

— Мы должны вернуться в дом, чтобы ты мог подготовиться к сегодняшней вечеринке, — она говорит своим спокойным «мужским» голосом.

Её волосы снова становятся длиннее и спускаются ниже ушей. Как будто она делает это нарочно, чтобы снова почувствовать себя женщиной, но потом, когда она начинает выглядеть слишком женственно, она обстригает их.

— Все, кроме Липовского, вышли.

Юрий и Максим кивают и выходят. Виктор, однако, прищуривает глаза, прежде чем сделать то же самое.

Как только дверь за ними закрывается, Саша переводит дыхание.

— Тебе действительно нужно прекратить это делать, иначе они заподозрят, что что-то происходит.

— Мне похуй, что они думают, — я постукиваю по столу перед собой. — Иди сюда.

Она вздыхает и поворачивает замок, прежде чем направиться в мою сторону. С тех пор, как Рай поймала нас, она не рискует.

Как только она оказывается на расстоянии вытянутой руки, я хватаю её за запястье и тяну так, что она оказывается зажатой между моих бёдер, а её спина прижата к моему столу.

Её руки инстинктивно ложатся мне на плечи, и она глубоко вдыхает. Мне нравится, как её шея приобретает лёгкий оттенок красного всякий раз, когда она смущена или возбуждена. Прямо сейчас я ставлю на второе.

Я начинаю медленно снимать с неё штаны, и она крепче вцепляется в меня. Я дразню её, и она ненавидит это так же сильно, как и любит.

Моя рука скользит вверх по внутренней стороне её бедра и останавливается прямо над её киской, когда я шепчу:

— Кроме того, Виктор уже подозревает тебя.

Её лицо вытягивается, и она напрягается.

— Ч-что?

— Он сказал мне, что ты странно смотришь на меня, и поскольку он знает, что ты гей, он думает, что я тебе нравлюсь.

— Подожди. Как он догадался, что я гей?

— Я сказал ему это больше года назад, когда он предупредил меня, что ты можешь представлять угрозу для Карины.

— Ты сказал ему, что я гей?

— Я сказал ему, что тебя привлекают мужчины, и это правда. Остальные выводы он сделал самостоятельно.

Как только я избавляю её от штанов и боксёров, я поднимаю её так, чтобы она сидела на столе, а затем закидываю её ноги себе на плечи.

— Кирилл! Как ты можешь думать о сексе, когда у нас такая ситуация?

— Это ерунда.

— Но…

— Он Виктор. Поэтому, когда я говорю, что это ерунда, я так и думаю. Я шлёпаю её по внутренней стороне бедра, когда она начинает двигаться. — А теперь стой спокойно, чтобы я мог поужинать.

Все её тело напрягается, но вскоре расслабляется, когда я провожу пальцами по её складочкам и клитору.

— Такая мокрая и готовая для меня, Солнышко. Твоя киска точно знает, как поприветствовать меня дома.

А потом я ныряю внутрь. Я трахаю её языком быстро и жёстко, как ей нравится.

Её стоны эхом разносятся в воздухе, и она прикрывает рот одной рукой, в то время как другой опирается на стол. Время от времени я останавливаюсь, чтобы посмотреть вверх и увидеть неземной вид её запрокинутой головы посреди разрушенного карточного домика, трясущихся ног и приоткрытых губ.

Символизм этой картины не ускользает от меня. Саша – это распад моего карточного домика, и я ничего не могу сделать, чтобы это изменить.

Совсем ничего.

Даже близко.

И, может быть, я наконец-то смирился с этим.

Мои пальцы впиваются в её бёдра, чтобы удержать её на месте, когда я прикусываю «Лучик» прямо над её холмиком, добавляя ещё одну отметину к синякам и засосам, которые я оставил там с тех пор, как она сделала татуировку.

Мне никогда не нравился мой день рождения. Это всегда напоминало мне о том, как Юлия пыталась убить меня, и о черных платьях, которые она надевает в этот конкретный день, как будто она оплакивает факт моего рождения.

Но это было до того, как эта грёбаная женщина отпраздновала его со мной.

Её пальцы сжимаются в моих волосах, когда её киска сжимается от моего языка, а затем она кончает мне на лицо.

Блядь.

Она – лучшее, что я когда-либо пробовал.

Я отстраняюсь, и она ахает, когда я снова кусаю её татуировку, но её лицо – шедевр неоспоримой похоти.

Мой собственный шедевр.

Она опирается на обе руки, её рубашка смята, а ноги все ещё дрожат от оргазма. Тем не менее, она следит за каждым моим движением, когда я позволяю её ногам опуститься, затем встаю и расстёгиваю брюки.

Она сглатывает, когда я натягиваю ремень вокруг ладони и провожу пряжкой между её бёдер, по животу, а затем оборачиваю ремень вокруг её горла.

Я дважды накачиваю кулаком свой и без того твёрдый член, и её губы приоткрываются, похоть и желание сияют в её зелёных глазах.

Это не первый раз, когда она так реагирует. Саше нравится, когда я прикасаюсь к себе. Возможно, я начал бы делать это регулярно, просто чтобы вызвать этот взгляд.

— Ты собираешься взять мой член, как очень хорошая девочка, не так ли?

Она кивает, её грудь поднимается и опускается в бешеном ритме. Я ещё больше раздвигаю её ноги, впиваясь пальцами в чувствительную плоть её бёдер, а затем одним мощным толчком вхожу в неё.

Саша стонет:

— Ох, черт!

— Ты снова приветствуешь меня дома, Солнышко. Вот и все. Ты так хорошо заглатываешь мой член своей киской.

Её лицо покраснело, хотя я не сильно сдавливаю ремень.

— Ещё, — хнычет она. — Ещё, Кирилл.

— Не Кирилл. Назови моё другое имя.

Она прикусывает нижнюю губу, а затем шепчет самым эротичным голосом:

— Трахни меня сильнее, Лучик.

Мне конец.

Я никак не могу сдерживаться, когда она так меня называет.

Я отбрасываю ремень в сторону, поднимаю её на руки, все ещё находясь внутри неё, и прижимаю к стене.

Я трахаю её так, как будто умру без неё. Я трахаю её сильнее и быстрее, в такт её стонам и крикам удовольствия. Затем я закрываю ладонью её рот и нос.

— Ш-ш-ш, ты слишком громкая.

Она стонет в моей хватке, даже когда я душу её до предела. Дело в том, что я не единственный, кто любит играть с дыханием. Чем больше я забираю у неё кислород, тем сильнее её влагалище сжимается вокруг моего члена.

Но какая часть мне нравится больше всего?

Это то, как её взгляд остаётся на мне, доверяя мне, что я на самом деле не убью её.

Её киска напрягается, выдаивая из меня оргазм, и её глаза начинают терять фокус. Я убираю ладонь и хватаю её лицо обеими руками, заставляя её посмотреть мне в глаза. Они скорее зелёные, чем коричневые, блестящие от слез.

Это слёзы её наслаждения, слёзы «дай мне ещё». Слёзы, которые я хочу видеть на её лице вечно.

Мои толчки становятся мощнее и глубже.

— Скажи мне, Саша, что ты моя!

— Я.… твоя.

— Что бы ни случилось?

Она вздрагивает, её пятки впиваются в мою задницу, когда она держится за меня изо всех сил.

— Что бы ни случилось.

— Ты не можешь изменить своё решение позже. Ты не заберёшь свои слова обратно, и уж точно, ни при каких грёбаных обстоятельствах, ты не можешь бросить меня. Ты поняла?

Она несколько раз кивает.

— Я не буду… О Боже!

Её голова падает мне на плечо, и она впивается в него зубами, кончая с эротическим стоном, который вызывает мой собственный оргазм.

Я трахаю её через оргазм, прежде чем полностью наполняю её своей спермой. Это длится так долго, что я совершенно измотан.

Мы остаёмся в одном положении в течение нескольких минут, хрипло дыша друг другу в шею.

Саша отстраняется, её большие глаза смотрят на меня со… страхом.

Какого хрена?

— Я люблю тебя, — шепчет она так тихо, что я почти не слышу её.

Но я слышу.

У меня в груди такое ощущение, будто у меня выросли крылья, и я парю среди падших ангелов.

— Ты тоже не можешь взять эти слова обратно, — говорю я с большей настойчивостью, чем необходимо.

Она слегка улыбается.

— Я не буду.

— Я серьёзно, Саша. Твоим чувствам ко мне не позволено меняться. Ни сколько, даже близко. Если ты чувствуешь, что это может произойти по какой-либо причине, то лучше возьми свои слова обратно прямо сейчас.

— Нет, я не буду, — она гладит меня по волосам, по щеке, по губам. — Несмотря ни на что.

Мои губы находят её, и она всхлипывает, когда я целую её до безумия.

Её чувствам не позволено меняться.

Несмотря ни на что.

Особенно после событий, которые надвигаются на нас.

21 Глава

Саша

Вечеринка в особняке главной Братвы в самом разгаре.

Здесь все, и я имею в виду всех, включая наших союзников из других организаций. Якудза, Триады и Итальянцы.

Хуан даже прислал своего сына после того, как Игорь предложил это. Я не думаю, что он доверяет Игорю больше, чем Кириллу, но теперь, когда он в игре, Хуан кажется более спокойным. Может быть, это потому, что они с Игорем примерно одного возраста и очень скрытны.

Помимо представителей различных фракций, сегодня вечером, лидеров сопровождают их семьи, но дети не допускаются.

Не то чтобы они их привели. Я не могу представить, к примеру Адриана, который тащит своего сына на такое мероприятие.

Риски, связанные с подобными вечеринками, колоссальны. Если на нас нападут, мы наверняка потеряем всех драгоценных союзников, над которыми все, и особенно Кирилл, усердно работали.

Излишне говорить, что это кошмарный сон для телохранителей, чтобы обеспечить безопасность. Нам приходится сотрудничать с многочисленными охранниками и телохранителями, некоторые из которых настоящие фанатики, когда дело доходит до защиты своих боссов. Они почти такие же вспыльчивые, как Виктор, Владислав и Коля – старший охранник Адриана.

Ну в принципе и я тоже.

Безопасность Кирилла – это не подлежащий изменению принцип в моей книге. На днях, я чуть не задушила девушку за то, что она посмела встать у него на пути, и ему пришлось приказать мне отступить, пока я не убила её.

Иногда он реагирует на мои чрезмерные вспышки защиты улыбкой, а в других случаях просто вздыхает и качает головой, как будто думает, что ему больше повезло бы в попытке приручить льва.

Это проблема, над которой я работаю. Я прекрасно знаю, что не должна так себя вести, но я все ещё травмирована сценами, когда он окружён кровью на том холме, и тем как он лежит на больничной койке с безжизненными глазами и бинтами, покрывающими его тело.

Я никогда не позволю подобному случиться снова. Никогда.

Ну и что с того, что я немного перебарщиваю с этим? Виктор делает это постоянно, и его не считают ненормальным... по крайней мере, не все.

Во всяком случае, я думаю, что веду себя вполне разумно, и никто, даже Кирилл, не убедит меня в обратном.

Когда, после того, как он выебал мне мозги в своём кабинете, и я выпалила, что люблю его, как идиотка, он сказал мне не приходить на эту вечеринку.

Он предложил, чтобы я составила компанию Карине и взяла выходной. Я думала, он шутит, но он был совершенно серьёзен.

Я ответила ему: «Вероятность того, что я не буду сопровождать тебя сегодня вечером, находится на том же уровне, как если бы ты позволил мне провести время с Константином.»

Похоже, он был очень недоволен моим решением пойти.

Было немного больно от того, что он не хотел моего присутствия. Может быть, он плохо воспринял мои чувства к нему. Возможно, я совершила ужасную ошибку, озвучив их. Разве нет какого-то правила, согласно которому вы не должны выражать свои чувства вовремя или сразу после секса?

Но именно в такие моменты, я чувствую себя наиболее уязвимой, и именно поэтому я не могла контролировать эти переполняющие эмоции, и необходимость молчать о них. А теперь... Ну, теперь меня мучает это ужасное чувство, что я сделала что-то не так.

Кирилл не эмоциональный человек, и любые подобные вспышки могут иметь неприятные последствия. Я знала это, но я по глупости подняла тему эмоций, связанных с тем, что у нас есть.

Разве это неправильно, что я хочу от него большего? И я не имею в виду его тело и интенсивное доминирование. Я также не имею в виду его защиту и заботу. Мне нужно... что-то более глубокое.

Я хочу просыпаться утром и знать, что он будет рядом до конца моей жизни. Я не хочу думать, что это фаза между нами, которая со временем исчезнет.

Я сейчас веду себя как абсолютная идиотка, и Кирилл ни при каких обстоятельствах не должен узнать об этих мыслях, иначе он может отдалиться от меня.

Совсем отчаялась, Саша?

Я вздрагиваю от этого, но выпрямляюсь, когда Дэмиен прислоняется к стене рядом со мной, засунув руки в карманы брюк. Он, должен быть, одет полностью в костюм, но ранее я видела, как он сбросил галстук, а затем швырнул пиджак на землю, так что теперь на нем только мятая рубашка с расстёгнутыми первыми двумя пуговицами, и удивительно отглаженные брюки. Правда, его волосы не в таком ужасном состоянии, как обычно, но он, определённо, провёл по ним пальцами несколько раз.

Я выгляжу более презентабельно, но он все равно выглядит великолепно, даже когда одет хуже, чем кто-либо здесь. Люди с превосходными генами, такие как он и Кирилл, умудряются выглядеть как супермодели во всем, что на них надето.

— Разве ты не должен общаться с другими? — спрашиваю я. — Это зона охраны.

— К чёрту общение, — он свирепо смотрит на толпу. — Этот старый чудак из Якудзы пытается загнать меня в угол, чтобы угостить выпивкой, и хуже всего то, что он даже не пьёт водку.

Я улыбаюсь. С тех пор, как Дэмиена уговорили жениться на принцессе Якудзы, он раздражителен, особенно с Рай и Кириллом, которые помогли это устроить.

По их мнению, это просто. Им нужен прочный союз с японцами, и для достижения этой цели должен состояться брак.

Эта схема настолько распространена, что это стало нормой. Я все ещё считаю эту концепцию немного тревожной, главным образом потому, что женщины не имеют права голоса в этом вопросе. Ими просто торгуют, как акциями, между мужчинами.

— Чему, черт возьми, ты улыбаешься, красавчик? — он прищуривает глаза. — Ты находишь это забавным или что?

Я выпрямляюсь, выражение моего лица возвращается к полной серьёзности.

— Нет, сэр.

— Очевидно, да. Не зря говорят, что тихие самые страшные. Ты грёбаный садист, не так ли?

Попробуй наоборот.

Мои щеки начинают гореть, когда эротические образы из прошлого врываются в мою голову. Мне требуется несколько мгновений, чтобы развеять их.

Я прочищаю горло.

— Если ты против этого брака, почему бы тебе не отменить его? Конечно, у тебя есть на это силы.

Ладно, может быть, я пытаюсь спасти бедную японскую девочку от Дэмиена.

Его губы изгибаются в ухмылке.

— Кто сказал, что я против этого?

— Ты... хочешь женится на ней?

— Сначала я так не думал, но теперь я уверен, что да.

Вау. Мне ещё больше жаль эту девушку. Я не могу себе представить, каково это – привлечь внимание такого психа, как Дэмиен.

Он делал все возможное, чтобы сразиться с Кириллом, и терпел неудачу так долго, что любой другой на его месте сдался бы.

Только не Дэмиен.

— Хотя её отец — чертовски неприятный человек, — он прищёлкивает языком. — Вопрос. Как ты думаешь, она все ещё выйдет за меня замуж, если бы её отец каким-то образом был исключён из её ближайшего окружения ... скажем, навсегда?

— Ты не можешь убить своего будущего тестя, который, кстати, является главой Якудзы, Дэмиен…Я имею в виду, сэр.

— Я не собираюсь его убивать, я просто уберу его на некоторое время.

— Это все равно неприемлемо.

— Даже хотя бы на месяц?

— Нет.

— Прекрасно. Я сделаю это после свадьбы.

— Ты все ещё не можешь это сделать…

— Пошёл ты, Саша! Ты не можешь сделать это, и ты не можешь сделать то! Кто ты такой? Моя мать?

Слова Дэмиена заканчиваются воплем, когда Рай пинает его в голень носком туфли. Он хватает себя за ногу и поднимает кулак, чтобы ударить того, кто напал на него, но останавливается, когда видит её лицо.

— Какого хрена ты ударила меня?

Рай гладит свой беременный живот и пристально смотрит на него.

— Не смей больше так разговаривать с Сашей, или в следующий раз я сломаю тебе ногу.

— Что ты имеешь в виду под словом «так»? Я просто говорил ему, какие бесполезные советы он даёт. Он продолжал говорить мне, что я не могу убивать, и прочую скучную чушь.

— Это потому, что он не хочет, чтобы у тебя были неприятности. Если ты не ценишь его совет, не спрашивай его снова, — она гладит меня по руке. — Ты в порядке, Саш?

Я потираю затылок и киваю. Боже. Просто невероятно, сколько тепла я нашла в Рай с тех пор, как произошло то похищение.

Она сурова к посторонним и даже к некоторым из близкого круга, но у неё золотое сердце, и для меня большая честь быть в списке людей, о которых она заботится.

— Почему ты не спрашиваешь, как, черт возьми, у меня дела? Я знаю тебя дольше, чем красавчик Саша, — Дэмиен пытается встать между нами, но она отталкивает его.

— Извини, но эта должность не может быть отдана кому попало.

— Какого хрена? Я этого не одобряю.

Высокий, худощавый и смуглый красивый мужчина подходит к Рай и собственнически кладёт руку ей на поясницу. Это её муж, Кайл.

Никого не должно вводить в заблуждение его красивая внешность. Этот человек ­­­­– лучший снайпер в организации. Даже лучше, чем я. Он бывший наёмный убийца, так что вполне логично, что его навыки находятся на другом уровне.

Глаза Рай блестят, когда она смотрит на него с такой любовью, что у меня сжимается сердце. А Кайл – человек, который раньше был машиной для убийства? Он смотрит на неё так, словно она – причина, по которой он дышит.

Его рука лежит на её животе, и он прижимает её к себе крепче. Я не могу не наблюдать за ними всякий раз, когда он делает эти нежные собственнические жесты на публике. Даже Адриан, человек, который, по слухам, ненавидит свою жену, тоже был замечен за тем, как собственнически держал Лию.

Почему у меня болит сердце от этих образов?

Потому что ты никогда не сможешь испытать их на себе.

Мы с Кириллом не сможем обнародовать наши отношения, пока я не перестану быть мужчиной, и даже если я сделаю это сейчас, будет много последствий из-за того, что я скрывала свой пол.

Не то чтобы я хотела этого или ещё что-то.

Я знаю, что это невозможно, и в этом ничего нельзя изменить.

— Иди к чёрту, Дэмиен, — говорит ему Кайл с отчётливым британским акцентом.

— Ты иди к чёрту, — он улыбается Рай. — Я готов к интрижке в любое время, когда ты пожелаешь.

— Я вышибу тебе мозги прямо здесь и сейчас, — прямо говорит Кайл.

Дэмиен ухмыляется.

— Я бы хотел посмотреть, как ты попробуешь.

Рай кладёт ладонь на грудь Кайла.

— Не обращай на него внимания. Он просто настроен враждебно из-за того, что ему скучно. Зачем ему думать о интрижке, когда он требовал поднять вопрос о его браке?

— Это было... — Дэмиен замолкает, впервые за все время не находя слов. — Тактический ход. Не моя вина, что ты не знаешь, что это значит.

— Ты хотя бы знаешь, что это значит? — Кайл тычет в него пальцем. — Или ты использовал его, потому что думаешь, что это модно?

— Пошёл ты, грёбаный ублюдок. Кроме того, как сказал Кирилл, браки по договорённости заключаются ради власти, и только дурак не воспользовался бы этим. А я не грёбаный дурак.

Рай и Кайл подкалывают его, говоря, что он просто слишком отчаянный.

Я, однако, думаю о Кирилле, после простого упоминания его имени. Я инстинктивно ловлю себя на том, что ищу его в толпе.

Зал битком набит людьми, болтовнёй и запахом дорогих духов, смешанных с элитным алкоголем. Мужчины одеты в свои лучшие костюмы, а женщины в свои самые красивые коктейльные платья, включая Юлию, которая весь вечер держалась за руку Константина.

Квартет в углу играет классическую музыку, которая почти заглушается болтовнёй и смехом.

Кирилла, однако, нигде не видно.

Он назначил Виктора тем, кто сегодня повсюду следует за ним, и, хотя я была немного разочарована этим, я не могла протестовать, поскольку у нас соглашение, что дневное время мы чередуем дни с Виктором, и сегодня его день.

И все же странно, что Кирилл не встал между мной, Рай и Дэмиеном. Он всегда раздражается, когда они разговаривают со мной, потому что Рай пытается привлечь меня на свою сторону, а Дэмиен часто пытается выудить у меня информацию.

Он, вероятно, на встрече с Паханом. Это единственная причина, по которой он не присутствует при данной ситуации. В противном случае он был бы здесь, чтобы указать Рай и Дэмиену, что меня зовут Александр, а не Саша.

Я слушаю препирательства Рай и Кайла с Дэмиеном, одновременно улыбаясь или кивая. Несмотря на то, что я высказываю своё мнение Кириллу, я не так разговорчива со всеми остальными.

Я думаю, он единственный, кто пробуждает во мне лучшее и худшее.

Кроме того, большую часть времени он выводит меня из себя, поэтому с ним легко спорить, пытаясь показать ему обратную сторону медали.

Музыка смолкает, а затем по залу разносится звон бокала с шампанским. Все замолкают, включая троих рядом со мной.

Пахан стоит на сцене с Игорем и Михаилом, по обе стороны от него.

Адриан и Владимир находятся рядом. Несмотря на то, что Пахан так ценил Адриана, его популярность и положение сильно пострадали за последние пару месяцев из-за некоторых проблем с поведением, которые Пахан не одобряет.

Единственный, кому каким-то образом удалось вернуть Адриану расположение, был не кто иной, как Кирилл. Рано или поздно он на этом заработает, но это все равно жест, который расположил его на сторону Адриана, а это хорошая сторона.

Сергей ждёт несколько мгновений, прежде чем начать спокойным, мудрым тоном:

— Спасибо вам всем за то, что пришли в этот вечер и привели с собой своих близких. В этой организации, мы верим в семейные ценности и процветание на протяжение всей жизни. Мы верим в то, чтобы пожать руки нашим союзникам и приглашать их за наш стол, — он поднимает свой бокал в сторону лидера Якудзы, затем главы семьи Лучано, а после в сторону Триады. — За союзников.

— За союзников, — вторят все остальные, затем выпивают.

Дэмиен выхватывает стакан водки из рук своего охранника и почти залпом осушает его.

Кайл пьёт шампанское, а Рай делает глоток из коктейля.

Вот тогда-то я наконец и замечаю Кирилла. Он стоит в первом ряду вместе с Юлией и Константином, а также с женой, дочерью и сыном Игоря.

Виктор находится на противоположной стороне, достаточно близко, чтобы успеть вмешаться, но достаточно далеко, чтобы не вторгаться в их пространство.

Я хмурюсь. С каких это пор Кирилл стал близок с семьёй Игоря? Ну да, он ведёт дела с Игорем и его старшим сыном, и мы даже иногда бываем у них дома, но это не значит, что он будет слишком фамильярен со всей их семьёй на публике, верно?

— Потому что мы верим в семью, — продолжает Сергей. — Мы также верим в объединение во имя более великого и процветающего будущего братства. Я рад сообщить, что две наши величайшие семьи и лидеры, Петровы и Морозовы, соединятся узами брака. Этот банкет устроен в честь помолвки Кирилла и Кристины, — он поднимает свой бокал. — За будущее!

— За будущее! — вторят все, включая Кирилла и Кристину – дочь Игоря, поднимая бокалы.

Затем он берет её за руку и ведёт на сцену. Она одета в элегантное чёрное платье, её светлые локоны ниспадают на плечи с такой изысканностью, что вызывает тошноту.

Мне кажется, я сплю.

Это, должно быть, какой-то кошмар, верно?

Но тут Кирилл очаровательно улыбается и поднимает её руку, демонстрируя огромное кольцо с бриллиантом на её пальце.

У неё на пальце кольцо Кирилла.

Мужчина, которому я призналась в любви после того, как он трахнул меня до беспамятства, менее двух часов назад, помолвлен с другой женщиной.

Красивая, элегантная и совершенно сногсшибательная женщина.

И все собрались здесь, чтобы отпраздновать это событие.

— Саша?

Я моргаю, прогоняя расплывчатость в глазах, и автоматически фокусируюсь на Рай. Она берёт меня за руку и тащит прочь от всех.

— Ты плачешь, — шепчет она. — Я полагаю, ты не хочешь, чтобы кто-нибудь это видел, верно?

Я не отвечаю. Я не могу.

Я потеряла голос и ... каждую часть себя, которая имела хоть какой-то смысл.

Как только мы оказываемся в зале, скрытом от всеобщего внимания, она хватает меня за плечо.

— Ты в порядке?

Я тупо смотрю на неё.

— Пожалуйста скажи мне, что то, что мы услышали сейчас было шуткой, или игрой моего воображения, или ... или просто неправдой.

Она морщится.

— Я боюсь, что это реально, Саша. Двоюродный дедушка только что объявил о помолвке Кирилла и Кристины. Честно говоря, я даже не знаю, как он принял её, когда она была невестой Адриана шесть лет назад. Я думаю, Игорь готов пожертвовать этой бедной девочкой ради того, кого сочтёт нужным поддержать ... О Боже! Почему ты плачешь? Только не говори мне... О нет, тебе действительно нравится этот хитрый лис?

— Я.. я.. должна идти. Мне нужно…

— Саша... — её голос смягчается. — Он тебе не подходит. Ни для кого, если уж на, то пошло. Он беспринципный человек, если у тебя есть к нему чувства, он просто использует их для достижения своей конечной цели. Ещё не поздно уйти от него.

Уже слишком поздно.

Так слишком поздно.

— Мне нужно идти, — я силой убираю её руку и выбегаю на улицу.

Она зовёт меня по имени, но я её не слышу.

Холодный воздух ударяет мне в лицо, а потом начинается дождь. Идёт сильный ливень, но я не останавливаюсь, бегу и бегу.

Я промокаю насквозь за считанные секунды, но я благодарна, что дождь скрывает мои слезы.

Но ничто не может исправить моё сердце, которое сейчас разбивается вдребезги.

22 Глава

Кирилл

Эта ночь проходит хуже, чем я предсказывал.

Да, я знал, что Саше не понравится новость о моей помолвке, но я не думал, что она будет плакать на публике.

Если бы Рай не оттащила её, я понятия не имею, что бы она сделала.

Сделала бы она что-нибудь? Или она стояла бы там и плакала, и тогда я был бы тем, кто привлёк нежелательное внимание?

На данный момент, я слишком много думаю, не имея никакого конкретного плана или направления действий.

Чёртов лжец.

Я приветствовал сделку, которую Игорь и Пахан предложили мненесколько дней назад.

Если бы Игорь просто хотел, чтобы я женился на его дочери ради какого-то семейного союза, я бы спокойно сказал «нет».

Я не Адриан. Если раньше он был помолвлен с Кристиной только ради союза с самой могущественной и тайной семьёй в братстве, я делаю это ради высших целей.

Вот почему я согласился на эту сделку только после того, как Пахан сделал мне предложение, от которого я не смог отказаться.

Кристина сдержанно улыбается мне, когда мы стоим бок о бок, чтобы принять всеобщие поздравления. Она женщина, созданная для этой роли. У неё нет ни характера, ни мнения, ни другой цели, кроме как быть козырной картой своего отца.

Она так же прекрасна... как безжизненная кукла. Невыразительная наедине и актриса на публике.

Юля и Стелла, жена Игоря, стоят по обе стороны от нас. Теперь все это – заноза в заднице, за исключением одной части. Выражение лица Юлии, когда она поняла, что я веду долгую игру и что все, что она запланировала, с треском провалится, как только я окажусь на своём будущем месте.

Однако, ей приходится устраивать шоу перед всем миром, чтобы не поставить себя в неловкое положение.

Я собираюсь заставить эту женщину наблюдать каждое мгновение, как я растаптываю каждое из её грандиозных мечтаний. Я разрушу её надежды и планы, так что она действительно пожалеет, что не убила меня, когда я был слишком мал, чтобы сопротивляться.

Константин, однако, свалил бог знает куда, как только было объявлено о помолвке. Если бы мне не показалось, я бы подумал, что Кристина тоже напряглась, но сегодня вечером она не смотрела ни на кого, кроме меня и своего отца.

Мои глаза продолжают возвращаться к тому месту, где ранее исчезли Саша с Рай. Через несколько минут внучатая племянница пахана вернулась одна.

Я достаю свой телефон и набираю сообщение.

Кирилл: Где Липовский?

Виктор встречает мой пристальный взгляд с другого конца комнаты, прежде чем приходит его ответ.

Виктор: Серьёзно? Ты думаешь, у меня есть время или энергия, чтобы сосредоточиться на этом маленьком засранце?

Я собираюсь, блядь, убить Виктора. По очень иррациональной причине. Конечно, он не в том настроении, чтобы сосредотачиваться на ней, когда его главным приоритетом является обеспечение моей безопасности, но сейчас это не кажется таким важным.

Кирилл: Найди его. Это срочно.

При этих словах он выпрямляется и кивает, прежде чем исчезнуть из виду. Я слежу за его передвижением и незаметно осматриваю толпу. Там нет никаких признаков её присутствия.

Неужели она ушла?

Адриан останавливается передо мной, обхватив рукой поясницу своей жены. Она пристально смотрит на Кристину, делает паузу, затем заставляет себя улыбнуться.

— Поздравляю.

Моя невеста, которая, как я начинаю подозревать, робот, улыбается, так же, как и всем остальным.

— Благодарю вас.

Эту женщину даже не волнует, что, Лия на самом деле забрала её предыдущего жениха. И не только это, но она также принимает половинчатые поздравления Адриана с такой же улыбкой.

Лия говорит Адриану, что идёт в дамскую комнату, и сумасшедший мудак на самом деле делает знак одному из своих охранников следовать за ней. Его жена просто качает головой и, поддразнивая, бьёт его по руке, прежде чем исчезнуть.

Адриан следит за ней своим темнеющим взглядом ещё долго, после того, как она исчезает из виду. Мне всегда казалось забавным, что такой бесчувственный человек, как он, испытывает такую сильную привязанность к другому человеку.

Ты так говоришь, как будто ты не в одной лодке с ним, ублюдок.

Адриан хватает меня за плечо.

— Я одолжу Кирилла на минутку.

Не дожидаясь ничьего ответа, он выталкивает меня на безлюдный балкон. Холод проникает через мой костюм, и моя челюсть сжимается, но совсем по другой причине, чем изменение температуры.

У меня почти нет видимости зала, и поэтому я не могу видеть, вернулась ли Саша.

— Сделай это быстро, — говорю я рассеянно. — Кроме того, почему ты вдруг ведёшь себя так дружелюбно? Разве ты не пронзил моё маленькое чёрное сердечко, сказав мне не выходить на связь без крайней необходимости?

— Ты, чёрт возьми, хоть понимаешь, что делаешь? — его тело напряжено, но только на мгновение, прежде чем он делает вдох. — Ты играешь с грёбаным огнём.

— Боже мой, Адриан. Если бы я не знал тебя лучше, я бы сказал, что ты беспокоишься обо мне.

— Сосредоточься, — он ударяет кулаком мне в плечо, отбрасывая меня на шаг назад. — Это опасно.

— И откуда ты знаешь, что это такое?

— Не нужно быть гением, чтобы понять, что ты всегда стремился к самому высокому положению. Я подозреваю, что Игорь обещал помочь с этим, а Сергей согласился отречься от своего статуса Пахана для тебя, когда состояние его здоровья ухудшится.

— Все карты на стол, да?

— Это может иметь неприятные последствия в любой момент, если ты не выполнишь свою часть сделки.

— А почему я не должен? — я хватаю его за плечо и сжимаю. — А теперь поговорим по-настоящему. Когда придёт время выборов, ты ведь проголосуешь за меня, верно? Ты же знаешь, что никто не может управлять этой организацией лучше меня.

— Это все, что тебя волнует?

— Что там ещё есть? Если только... Ты не подумываешь о том, чтобы выставить свою кандидатуру?

— В отличие от тебя, чёртов идиот, у меня есть семья, которую я должен защищать, и для этого я не буду выставлять себя в центре внимания. Я предпочитаю работать в тени.

— И ты будешь продолжать это делать. На самом деле, когда я стану Паханом, ты будешь моим любимчиком.

— Ты действительно не видишь опасности, которой подвергнешься, когда окажешься на вершине, не так ли?

— Преимущества перевешивают опасность, — я ухмыляюсь. — Никто не сможет прикоснуться ко мне, как только я окажусь там.

— У меня есть для тебя один совет, Кирилл. Проваливай к чёртовой матери, пока не стало слишком поздно.

— Теперь пути назад нет.

— Правильно. Игорь убьёт тебя, если его дочь снова окажется в затруднительном положении.

— Не благодаря тебе. Ты не жалеешь, что не воспользовался этим шансом, пока мог? Если бы ты женился на Кристине, Игорь поставил бы своей задачей вывести тебя на вершину.

— В моей жизни много сожалений, но женитьба на Лии никогда не была одной из них, — он толкает меня плечом, выходя. — Наслаждайся безумием.

Он называет это безумием, я называю это силой.

И скоро все это будет в моем распоряжении.

Мой телефон вибрирует.

Виктор: Липовского нет на территории. Один из других охранников сказал мне, что видел, как он уходил.

Блядь.

Моя рука крепче сжимает телефон, и я делаю несколько успокаивающих вдохов. Я едва сдерживаюсь, чтобы не сорвать вечеринку, которую устраивают в мою честь, и не отправиться на её поиски.

Кирилл: Найди его, Виктор. Меня не волнует метод.

Клянусь, блядь, если она сделает какую-нибудь глупость...

Мои мысли обрываются, когда Рай преграждает мне путь и пытается вытолкнуть меня обратно на балкон. Я подумываю о том, чтобы поставить ей подножку, но, поскольку я не в настроении убивать младенца у неё в животе, я следую за движением и снова оказываюсь в холоде.

— Что это, черт возьми, такое? День Кирилла, загнанного в угол? — я позволяю своим губам растянуться в ухмылке. — Возможно, ты злишься, что я получаю больше власти, Рай?

— Ох, да пошёл ты со своей эгоманией, — выплёвывает она. — Как ты мог так поступить с Сашей?

Мой юмор исчезает.

— Как поступить?

— Она была в полном беспорядке, Кирилл! Разве ты не видел, как она плакала, или ты настолько эгоистичен, что не заметил, какие страдания причинил ей? Ты чёртов монстр!

Я хочу свернуть Рай шею, но опять же, это испортило бы вечер и мою сделку с её чёртовым двоюродным дедушкой. Поэтому я делаю успокаивающие вдохи.

— Что она тебе сказала?

— Она ничего мне не сказала, но я увидела в её глазах, что её сердце разбито. Если бы ты выстрелил ей в грудь, то причинил бы меньше страданий.

Моя челюсть сжимается.

— Ты знаешь, куда она пошла?

— Нет, и даже если бы я знала, я бы тебе не сказала. Я говорила это раньше, и я скажу это снова. Ты хитрая лиса и бесчувственное чудовище, которое ни при каких обстоятельствах не заслуживает такого чистого человека, как Саша. Единственное достойное, что ты можешь сделать в этой ситуации – это отпустить её.

Не в этой жизни.

Я оставляю Рай снаружи и возвращаюсь на вечеринку, игнорируя её проклятия. Она несносна в большинстве дней, но сегодня она особенно раздражает.

Выражение моего лица приветливо, когда я возвращаюсь на вечеринку.

Любой, кто наблюдает за этим со стороны, подумал бы, что я в восторге от этого. Мы даже фотографируем для прессы и всех остальных.

Однако в глубине души это бушующий вулкан, и все из-за одной чёртовой девчонки.

К концу вечера, я готов перевернуть землю вверх дном, чтобы найти её, потому что Виктор и даже Юрий и Максим не смогли найти эту маленькую чертовку.

Однако, прежде чем я это сделаю, я должен принять участие в личной встрече как с Игорем и с Сергеем, а также с крайне недовольным Владимиром.

Из того, что я знаю, он не хочет эту должность, но в то же время он не хочет, чтобы она досталась мне.

Но поскольку он почти во всем согласен с Паханом, я не думаю, что он доставит мне какие-либо неприятности. Если он это сделает, я разберусь с этим соответствующим образом.

Я ухожу, после того, как мы закончили, но также приняв предложение встретиться и выпить с Игорем как-нибудь на днях.

Поскольку Виктор подтвердил, что Саши нет на месте, мы немедленно отправляемся в дом.

Очевидно, она не с Кариной, как я ожидал.

Куда ещё она могла пойти? Мир Саши всегда вращался вокруг особняка и моей защиты. У неё нет друзей, знакомых или мест, к которым она могла бы обратиться за пределами дома.

Естественно, её телефон выключен, так что я не могу отследить её через это.

Грёбаный трах.

Мои люди целый час переворачивают вверх дном особняк и помещения стражи, но не находят никаких её следов.

Виктор отменяет поиск после того, как они делают это дважды, потому что, по его словам – это бессмысленно.

Сейчас я действительно в настроении убить его просто так.

Но он прав. Если я продолжу настаивать на переутомлении своих людей, это может иметь неприятные последствия, и не обязательно против меня. Они могут выместить это на ней, когда она вернётся.

А она обязательно вернётся.

Я захожу в свою комнату, чтобы переодеться. Я пробегусь по территории особняка на случай, если они что-то пропустили.

Этой чертовски раздражающей женщине лучше быть в безопасности, или я клянусь, блядь…

Мои мысли останавливаются, когда я захожу в свою гардеробную. Включается автоматическое освещение, и мне в лицо ударяет запах алкоголя.

Саша сидит на полу, её куртка отброшена в сторону, а в руках зажата бутылка водки.

Слезы текут по её щекам, а глаза слишком карие, слишком потерянные, как будто они убили всю зелень и сейчас оплакивают её.

Облегчение захлёстывает меня. Я думал, что она делает какую-то глупость где-то, где я не мог её найти, но она была здесь.

Оглядываясь назад, я должен был проверить свою комнату, но я не думал, что она будет здесь, из всех мест.

Я стою перед ней, и она медленно поднимает на меня измученные глаза.

— Ты уже отвёз свою невесту домой? — в её словах сквозит невнятность.

Саша никогда, я имею в виду, никогда не напивается. Даже в её выходные дни. Когда все остальные напиваются, она больше беспокоится о том, чтобы благополучно добраться сюда или убедиться, что никто из них не совершит ошибки, о которой они будут сожалеть.

Так что видеть её такой... по меньшей мере странно.

Она всегда называла меня безэмоциональным хранилищем, но она сама замкнулась в себе. Несмотря на то, что она тепло и дружелюбно относится к охранникам, у неё есть это сдержанное качество, которое довольно трудно понять.

— Я этого не делал, — я говорю так спокойно, как только могу. — На самом деле, она вернулась со своей семьёй.

Она смеётся, звук громкий и срывающийся, прежде чем он заканчивается икотой, и она давится слезой.

— Ты даже не собираешься предложить никаких оправданий?

— Здесь нет никаких оправданий, которые можно было бы предложить, — я присаживаюсь перед ней на корточки. — Кристина – это не что иное, как деловая сделка. Она всего лишь ступенька, которую я использую, чтобы достичь вершины, и она это знает.

— И.. ты думаешь, это нормально? Ты думаешь, от этого становится хоть немного лучше?

— Не будь иррациональной, Саша. Ты знаешь, что моей целью всегда была вершина, и это идеальный метод для достижения этой цели.

— Иррационально... да. Наверное, так оно и есть, верно? Я поступаю неразумно, думая о тебе с ней, видя, как ты держишь её за руку на публике и надеваешь кольцо ей на палец. Ты тоже собираешься жениться на ней. Тебе также придётся сделать ей ребёнка, чтобы убедиться, что все получится, не так ли? Это будет похоже на сказку.

— Саша…

— У меня никогда не будет этого с тобой, — обрывает она меня таким страдальческим, таким разбитым голосом, что мне хочется пнуть себя по яйцам. — Я не могу быть твоей женщиной перед всеми.

— Это не тот выбор, который я делал. Ты это сделала.

— Я знаю…Я знаю…Я превратила себя в мужчину, и мне приходится жить с последствиями. Я должна... оставаться такой, — она шмыгает носом и делает ещё один глоток из бутылки. — Но, если я.. если я снова стану женщиной, ты порвёшь с ней?

Я медленно закрываю глаза, а когда открываю их, она смотрит на меня с таким ожиданием, что меня тошнит от того, что я должен сделать их черными.

— Я не могу этого сделать. Пахан и Игорь убьют тебя.

Рыдание вырывается из её горла, и она ударяет меня в грудь бутылкой водки, разбрызгивая брызги по всей моей рубашке и куртке.

— Ты не понимаешь, что убиваешь меня прямо сейчас?

— Это временно. Как только я стану тем, кто правит всеми, ты сможешь быть женщиной сколько захочешь. Никто не посмеет бросить мне вызов.

— И что я должна делать до тех пор? Быть твоим телохранителем, пока ты ухаживаешь за Кристиной? Смотреть, как ты женишься на ней? Целуешь её? Приведёшь её сюда? Я не могу этого сделать, Кирилл! — она рыдает. — Я просто не могу!

Моя челюсть сжимается.

— Если ты предпочитаешь остаться с Кариной на некоторое время, я позволю это.

— Нет! Таким образом, я все ещё нахожусь в твоём пространстве. Я все ещё буду слышать о тебе и твоей будущей жене, и я не могу…Я не могу...

— Тогда что ты предлагаешь?

Её губы дрожат.

— Покончи с ней. Выбери меня.

— Я же сказал тебе, что не могу этого сделать.

Новые слезы текут по её щекам, и она опускает руку, держащую бутылку.

— Тогда позволь мне уйти.

Я сжимаю руку в кулак, чтобы не задушить её к чёртовой матери.

— Нет.

— Ты не можешь получить нас обоих! — она бьёт меня кулаком в грудь. — Я не буду твоей чёртовой любовницей!

— Ты будешь той, кем, черт возьми, я захочу тебя видеть, Саша, — я хватаю её за горло. — Ты у меня в долгу, помнишь? Ты также сказала мне, что любишь меня и не оставишь, всего несколько часов назад. Ты помнишь это или уже забыла о своём обещании на первом испытании?

— Я не думала, что у тебя будет другая женщина, иначе я бы никогда этого не сказала! — она толкает меня в грудь. — Пожалуйста, отпусти меня. У тебя будет твоя жена, обязанности и дурацкая власть, а у меня будет свой собственный путь. Сделай это для нас обоих.

— Нет. Ты уже поклялась мне своей жизнью.

— Я хочу уйти, Кирилл. Если ты... заставишь меня смотреть, как ты с ней, я убегу, и ты никогда меня не найдёшь.

— К кому ты бежишь, а? — я крепче сжимаю пальцы на её горле. — Твой любовник в России? Ты используешь этот шанс, чтобы воссоединиться с ним?

— А что, если это так? Что, если я, черт возьми, так и сделаю! — она толкает меня так сильно, что ей действительно удаётся заставить меня ослабить хватку, затем она высвобождается и опрокидывает меня на спину.

Я позволяю ей оседлать меня, слезы застилают её глаза, но у неё выражение лица воина.

— У тебя есть чёртова невеста, так что ты не имеешь никакого грёбаного права говорить со мной о любовнике или сотне их. Пошёл ты, Кирилл! Пошёл ты! Пошёл ты!

Её слезы капают мне на щеку, на нос, и я ощущаю их вкус на губах.

Мои пальцы впиваются в её рубашку.

— Ты никогда не бросишь меня, Саша. Никогда.

А потом я тяну её вниз и прижимаю её рот к своему. Она пытается сопротивляться, но я переворачиваю нас так, что я сверху, а она подо мной.

Я целую её, и она целует меня в ответ, но вскоре прикусывает мою нижнюю губу, а затем борется со мной так, что снова оказывается сверху. Во рту появляется металлический привкус, и я не уверен, её это кровь или моя.

Оказывается, обоих.

Когда она отстраняется, её губы окровавлены, глаза полны слез, а лицо представляет собой карту разрушения.

— Ты никогда не удержишь меня, придурок. Ты сделал свой выбор, и я делаю свой, — она хватает меня за рубашку, а затем бьёт кулаком по лицу. — Пошёл ты!

А потом она отталкивает меня и бежит к двери.

Мои губы растягиваются в ухмылке. Неужели она думает, что может бросить меня?

Должно быть, она недооценила то, что я на самом деле имел в виду под словом никогда.

Никогда не будет дня, когда Саша перестанет быть моей.

23 Глава

Саша

Я медленно открываю глаза, и сильная головная боль распространяется от висков ко лбу.

Жжение вспыхивает в нижней губе и тело ощущается как тяжёлый кирпич.

Я приподнимаюсь на локтях и стону, когда к горлу подкатывает тошнота. Черт возьми.

Я обычно не пью, так какого черта я выпила так много алкоголя...?

Воспоминания о вчерашнем дне ударили меня в мой и без того поджаренный мозг.

Вечеринка, помолвка, то… как Кирилл так легко сказал, что это нормально, что у него есть Кристина и я.

Я кусала и била его и была полна решимости уйти, но затем, сделав несколько шагов, я упала в обморок возле его кровати из-за количества алкоголя, которое я выпила натощак.

Должно быть, он перенёс меня сюда, поскольку только так я могла оказаться в его постели.

Я смотрю на себя и облегчённо вздыхаю, когда обнаруживаю, что моя мятая рубашка и даже бинты на груди нетронуты.

Если бы я позволила ему быть со мной, после того, как поклялась никогда не подпускать его к себе, я бы никогда себе этого не простила.

Боль, которую мне не удалось заглушить алкоголем, восстаёт из пепла, и моё кровоточащее сердце почти разрывается от давления.

Я сжимаю руку в кулак, и я бью себя в центр груди, но мне все ещё трудно дышать или даже найти причину дышать.

Я начинаю вставать с кровати. Я не могу оставаться здесь, где меня окружает его запах. Он больше не мой. Он принадлежит Кристине Петровой.

Он никогда не был твоим, идиотка.

Это напоминание вызывает слёзы у меня на глазах, и я вскакиваю так быстро с кровати, что спотыкаюсь и падаю в кучу одеял. Мои колени принимают удар на себя, и я плачу ещё сильнее.

В этот момент, маленькими вспышками, ко мне приходят воспоминания того, как он принёс меня сюда прошлой ночью.

Я в ужасе хватаюсь за край матраса и вспоминаю тот эпический срыв, который у меня был. Я должна была покончить с этим после того, как ударила его. Но, когда он принёс меня сюда и положил на эту самую кровать, я обняла его за шею и умоляла его быть со мной.

О, черт.

«Что у неё есть такого, чего нет у меня? Почему ты не можешь быть со мной?»

«Я предпочла тебя своей семье, так что меньшее, что ты можешь сделать, это выбрать меня, а не её.»

«Это потому, что я недостаточно женственна? Тебе не нравится, что я такая? Я могу отказаться от этого. Меня могут убить, но кого это волнует? Точно не тебя, ты, грёбаный мудак!»

«Я не могу поверить, что посвятила тебе свою жизнь, а ты так легко заменил меня на какую-то красивую блондинку. Кстати, я тоже блондинка. Но я должна это скрывать, иначе эти люди найдут меня.»

О, нет.

Дерьмо.

Черт!

Я обхватываю голову руками. Я не могу поверить, что сказала все это вслух. Я так же плакала и обнимала его. Потом я оттолкнула его и прокляла на всех языках, которые я знаю, включая французский. Когда он попытался уложить меня на кровать, я ударила его кулаком в грудь. Он позволял мне делать все, что приходило в голову моему одурманенному мозгу.

Это так чертовски неловко.

Мне действительно не следовало пить. Вообще.

Особенно когда мне разбили сердце.

Но опять же, именно по этой причине я напилась. Я не могла перестать прокручивать в голове образ той женщины, его невесты, вцепившейся в его руку, и мне нужно было заставить его исчезнуть.

Пусть даже всего на мгновение.

Я не знала, что при этом выставлю себя полной дурочкой.

Я ломаю голову над тем, что ещё я могла бы сказать в таком пьяном состоянии. Это катастрофа, что я упомянула о том, что оставила свою семью. А если я также раскрыла их личности...

Нет, я не думаю, что я это сделала.

Однако было много истерики и проклятий, что усугубило мою головную боль.

Я дотрагиваюсь до своего лба и замираю, когда вспоминаю губы Кирилла на нем прошлой ночью, прежде чем он пробормотал:

«Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, проклинать, бить и вымещать на мне все свои эмоции, но тебе не позволено покидать меня.»

Я думаю, это было примерно в то время, когда я наконец заснула.

Мой взгляд возвращается к часам. Одиннадцать утра.

Бля.

Раздаётся тихий стук в дверь, и я замираю. Если это Кирилл, я не знаю, как, черт возьми, я буду с ним разговаривать. Мне сложно думать, что он считает, что все это нормально. Как он может думать, что он может иметь лучшее из обоих миров, и я буду в порядке с этим?

Я втайне всегда гордилась тем, что он никогда не смотрел ни на одну другую женщину так, как смотрел на меня. Черт возьми, он никогда даже не смотрел на других женщин, я была единственным объектом его желания.

Я даже была очарована тем, как он не мог насытиться мной. И то, как он приложил усилия и заставил меня почувствовать, что дело было не только в сексе.

Но сейчас, он не только нашёл себе другую женщину, но и собирается на ней жениться.

Стук раздаётся снова, и я облегчённо вздыхаю. Это не может быть Кирилл. Он не стучит.

Анна входит внутрь, держа в руках поднос, и останавливается, когда видит моё состояние. Я неуклюже встаю и морщусь, когда боль взрывается в висках.

Она поспешно ставит поднос на тумбочку и усаживает меня обратно.

— Не торопись, — говорит она мягким голосом. — Ты в порядке?

Я киваю.

— Кирилл сказал, что ты неважно себя чувствуешь и тебе не помешал бы завтрак, — она указывает на поднос, который принесла. Еда на нем, похожа на ту, что она готовит для Кирилла.

Анна потеплела ко мне после того, как узнала, что я спасла его в России, и во время инцидента с поставкой от Хуана.

Я думаю, что получила её одобрение за то, что смогла защитить Кирилла. И для чего?

Я посвятила ему свою жизнь, но в ответ он показал мне средний палец.

— Спасибо, но я не голоден.

— Чепуха. Посмотри на своё истощённое лицо, — она подносит мне чашу с чем-то похожим на бульон. — Вот, возьми это. Это поможет справиться с похмельем.

Я начинаю протестовать, но останавливаюсь, когда она приподнимает бровь и кладёт руку на бедро, безмолвно говоря: «Даже не стоит пытаться.»

Я откашлялась, хватаю чашу и выпиваю её одним глотком.

Анна не уходит, пока не «уговаривает» меня съесть кусочек тоста с джемом и маслом и два варёных яйца.

После её ухода, я принимаю душ и направляюсь к гардеробу. Когда я одеваюсь, моё сердце разрывается от боли и у меня текут слезы.

Теперь эта часть гардероба будет принадлежать его жене. Его кровать. Его тело. Его фамилия. Все будет принадлежать ей.

Я бью себя в грудь снова и снова.

Почему, черт возьми, это так больно? Никто не рассказывал мне, что будет больно, когда тебе разбивают сердце.

Когда я успокаиваюсь, я поднимаю подбородок и смотрю на своё лицо в зеркале. Даже несмотря на то, что лицо мокрое от слез, а глаза налиты кровью. Я даю себе клятву, что больше никогда не буду такой слабой.

Никогда.

И для того, чтобы сделать это, я должна уйти подальше от Кирилла.

Рыдание пытается вырваться наружу, но я проглатываю его, и только одна слеза цепляется за ресницы на нижнем веке, а затем стекает по лицу.

Я могу это сделать. Я пережила и хуже.

Мои движения механичны, когда я упаковываю все, что могу вместить из своих вещей, в спортивную сумку. Я останавливаюсь на пороге комнаты и бросаю последний взгляд назад.

Каждый уголок этого места наполнен воспоминаниями о нас. Он трахал меня в каждом уголке этой комнаты и на каждой поверхности. Он обнимал меня, пока я спала на этой кровати и диване. Он носил меня на руках в ванную и даже подставил мне плечо, когда я плакала после тяжёлого опыта.

Он был рядом со мной, а теперь нет.

Пока он не оборвал нашу связь так жестоко, что рана все ещё зияет и кровоточит.

Я желаю ему всех несчастий в мире. Я не слишком самоотверженный человек. Я не буду желать ему и его новой невесте добра. Я хочу, чтобы они страдали каждый день. Я хочу, чтобы он видел мою тень в каждом углу этой комнаты и ему снились кошмары обо мне.

— Я надеюсь, что ты никогда не забудешь обо мне и что мысли обо мне, будут преследовать тебя вечно, — шепчу я, затем закрываю дверь и иду по коридору.

Я даже не знаю, куда я теперь пойду. Если я улечу обратно в Россию, примут ли меня снова бабушка и дядя? Теперь они заставят меня убить Кирилла?

Нет. Я не могу этого сделать, независимо от того, какую сильную боль он причинил мне.

Но куда ещё я могу уехать, если не в Россию?

— Липовский.

Я выпрямляюсь и медленно поворачиваюсь, чтобы встретить бесстрастный взгляд Виктора. Он изучает меня с головы до ног.

— Ты куда-то собрался?

— Я увольняюсь, — мои губы кривятся в горькой улыбке. — Рад? Наконец-то ты можешь вернуться к тому, чтобы быть единственным главным.

— Ты не можешь уволиться.

— Что ты хочешь этим сказать? Я хочу уйти.

— Это так не работает. Нет такого понятия, как уволиться из Братвы. Это на всю жизнь.

— Конечно, но есть исключения?

— Только если Кирилл позволит.

Черт. Он на это явно сказал «нет» прошлой ночью.

— Ну, ты можешь убедить его в этом, — я начинаю поворачиваться. — Я пойду попрощаюсь с Кариной и ребятами.

Я останавливаюсь, когда Виктор делает шаг вперёд и встаёт передо мной, он прищуривается, глядя на меня.

— Что? — шепчу я, не уверенная, что думать о выражении его лица.

— Так вот почему ты покинул свой пост и исчез прошлой ночью?

Я поджимаю губы.

— Ты не из тех, кто покидает свой пост. Никогда.

Да, конечно. Но это было последнее, о чём я могла думать после того, как меня, образно говоря, ударило по лицу известие о помолвке Кирилла.

— Послушай, — он хватает меня за плечи. — Я знаю, что тебе нравится Босс, но он не может быть с тобой в любовном плане. Все ожидают, что он женится и заведёт детей. Особенно, если он претендует на должность Пахана. Ты ведь понимаешь это?

Моя шея горит. Можно ли мне провалится сквозь землю?

Я забыла, что Виктор думает, что я гей и влюблён в Кирилла. Но по какой-то причине тот факт, что он пытается утешить меня, как может такой человек, как Виктор, заставляет меня хотеть плакать.

— Я не знаю, насколько это будет трудно, но постарайся остаться, — продолжает он.

— Я не могу этого сделать. Я не такой бесчувственный, как он, и вряд ли смогу наблюдать за ним вместе с ней каждый день.

— Я не думаю, что это будет каждый день.

Я слегка улыбаюсь, но только потому, что Виктор выглядит странно в своих попытках предложить поддержку.

— Просто позволь мне уйти, Виктор.

Он качает головой.

— Я не могу этого сделать. Босс попросил меня привести тебя к нему, как только ты проснёшься.

Я поджимаю губы. Конечно, он хотел бы сделать рану глубже.

Это уже некрасиво. Почему он должен ещё больше сыпать соль на рану?

— Если ты меня отпустишь, никто не узнает, и я не буду тебе мешать.

Выражение его лица не меняется.

— Ты можешь пойти со мной добровольно, либо силой.

— Есть ли третий вариант, когда я выхожу за эту дверь, а ты стираешь запись с камер наблюдения?

— Нет.

Я глубоко вздыхаю.

— Ты как чёртова стена.

Он никак не реагирует на это и направляется в сторону подвала.

— Что он там делает внизу? — я спрашиваю, чтобы отвлечься от мыслей похожих на предчувствие конца света, из-за необходимости увидеть Кирилла.

Виктор, однако, не отвечает. Тяжёлый вес его шагов контрастирует с моими более лёгкими, и я крепче хватаюсь за ремень спортивной сумки.

Кирилл обычно приходит сюда, когда ему хочется кого-нибудь помучить или посмотреть домашний кинотеатр.

Я действительно надеюсь, что это второй вариант.

Виктор останавливается перед подземной комнатой безопасности Кирилла. Я была здесь раньше, и это очень похоже на его комнату наверху, за вычетом балкона и вида.

— Ты тоже собираешься войти? — спрашиваю я Виктора почти умоляюще.

К моему ужасу, он качает головой и указывает на дверь. Я подумываю о бегстве, но это невозможно, когда Виктор здесь, если только я не застрелю его, а я не хочу этого делать.

Я глубоко вдыхаю, чтобы унять дрожь в конечностях, и толкаю дверь. Она автоматически закрывается за мной, и я вздрагиваю, а затем тут же ругаю себя.

Какого хрена я такая нервная? Я здесь не та, кто виноват. Это он.

И я не собираюсь прятаться.

Просто... уж слишком свежа открытая рана моего сердца. Я не знаю, смогу ли я удержаться от эмоций, когда столкнусь с ним лицом к лицу.

А он апатичный псих. Если я буду нервно ходить туда-сюда, в то время как он спокойно стоять, это будет выглядеть так, будто я иррациональная и сумасшедшая, когда все совсем наоборот.

— Куда-то собралась, Саша?

Я замираю и смотрю в тёмный угол, откуда доносится его голос. Тусклое освещение комнаты делает его похожим на дьявола, выскользнувшего из ада.

Одну руку он держит в кармане, а в другой сжимает стакан виски. На его нижней губе порез, точь-в-точь такой же, как и у меня, после того как мы воевали прошлой ночью.

Несмотря на то, что он в очках, его глаза пронзают меня насквозь, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы смотреть в ответ, не чувствуя необходимости убежать.

— Я хочу уволиться, — говорю я на удивление ровным голосом.

Жестокая ухмылка появляется на его губах.

— Ты можешь уволиться, но ты не можешь уйти.

— Я ухожу отсюда. Мне все равно, согласен ты или нет.

— Я смотрю ты уже собрала вещи и, вероятно, веришь в то, что говоришь, — он делает шаг ко мне, и мои ноги дрожат, требуя, чтобы я отступила, но слишком поздно, когда он останавливается передо мной и приподнимает мой подбородок двумя пальцами. — Я говорил тебе это прошлой ночью, но повторю ещё раз, если ты была слишком пьяна, чтобы помнить. Ты никогда не сможешь оставить меня. Такого варианта нет ни на столе, ни под столом, ни даже в этой чёртовой комнате, его просто не существует.

Я позволяю спортивной сумке упасть на пол и отбрасываю его руку.

— Не прикасайся ко мне.

Он пытается ухватить меня за горло, но я отскакиваю от него. Мои глаза, должно быть, пылают вулканическим гневом.

— Саша... — предупреждает он.

— Не называй меня Сашей. Теперь у тебя есть Кристина, не так ли? Иди к ней, чтобы удовлетворить свои извращённые фетиши.

— Если ты продолжишь так себя вести, я это сделаю.

Мои рот открывается.

— Тебе это не нравится, не так ли? На твоём лице читается ужас, при мысли о том, что я прикоснусь к ней. Так что перестань быть такой сложной и прими факт, что она ничего не значит. Абсолютно. Ничего.

Я несколько раз качаю головой. Чувствую, как эмоции проносятся сквозь меня, и борьба медленно покидает моё тело. Я не хочу чувствовать себя так, но не получается.

— Я не могу видеть, тебя с ней. Даже если ты скажешь, что она ничего не значит, она все же будет твоей женой, а я не могу пройти через это. Не заставляй меня, Кирилл, — я подхожу к нему и беру его руку в свою дрожащую. — Если я когда-либо что-то значила для тебя, избавь меня от этой пытки и отпусти меня.

Он сжимает челюсть, а его рука в моей, становится жёсткой и тяжёлой.

— Нет.

У меня покалывает в носу, а глаза горят, но я резко отпускаю его.

— Я все равно уйду.

Я хватаю свою спортивную сумку, но Кирилл вырывает её из моих рук и швыряет в стену. Затем он хватает меня за бедро. Я замираю на секунду, все ещё не в силах помешать своему разуму и телу реагировать на его прикосновения.

Когда я, наконец, прихожу в себя, он уже отпускает меня, но не раньше, чем вытаскивает мой пистолет из кобуры и засовывает его сзади за ремень своих брюк.

Он глубоко вздыхает и смотрит на меня так, словно я злодейка в этой истории.

— Я надеялся, что ты поймёшь причину и что до этого не дойдёт, но ты вынуждаешь меня, Саша.

— Что ты имеешь в виду…?

— Ты останешься здесь, пока не образумишься.

— Ты что… хочешь закрыть меня?

— Я не хочу это делать, но ты ведёшь себя неразумно и отказываешься менять своё мнение, поэтому я вынужден прибегнуть к этому.

— Ты не можешь этого сделать, Кирилл, — подхожу к нему, но он легко отталкивает меня назад, при этом я чуть не падаю, споткнувшись.

Мужчина, который смотрит на меня в ответ, скорее монстр, чем человек. Бессердечный, совершенно не заботящийся о том, что он делает.

— Ты обещала, что никогда не бросишь меня, и я прослежу, чтобы ты сдержала это обещание, — он гладит мой подбородок, затем порез на губе, который болит. — Несмотря ни на что, Солнышко.

А потом он уходит, и дверь за ним закрывается, закрепляя окончательность ситуации.

Он действительно закрыл меня тут.

24 Глава

Саша

Я схожу с ума.

Последние два дня я расхаживала по этой комнате взад-вперёд, как зверь в клетке.

Сначала я искала выход и попробовала открыть дверь, но она сделана из смешанного материала, как будто предназначена для защиты от бомб или чего-то в этом роде. Я даже не могу взломать замок, потому что он защищён отпечатком пальца.

Окна наверху тоже безнадёжны, учитывая, что они сделаны из закалённого стекла.

С тех пор как этот придурок Кирилл отобрал у меня пистолет, я совершенно беззащитна и у меня нет выхода.

Я смотрю на браслет на своём запястье. Тот, который я ревностно ношу с тех пор, как он подарил его мне на день рождения. Я в гневе выбросила его чуть раньше, но вскоре уже стояла на коленях, чтобы найти его.

Может быть, у меня что-то не в порядке с головой, потому что я, кажется, ещё не готова отказаться от этой части себя.

Мысль о предстоящей женитьбе Кирилла постоянно вызывает у меня слезы на глазах, я не ожидаю, что справлюсь с этим так быстро, но я также ненавижу это.

Я ненавижу сильные эмоции.

Беспомощность.

Пустоту.

И прямо сейчас я ненавижу его.

Самое меньшее, что он может сделать после того, как вонзил мне нож в сердце, это оставить меня в покое. Но нет. Конечно, у проклятого монстра другие планы.

Какие? Я не знаю.

Такое ощущение, что прямо сейчас он преподаёт мне какой-то урок. Он что, морально мучает меня? Может быть, он проверяет мои возможности и то, как далеко я зайду, прежде чем сорваться.

Никто не приходил, и на моем телефоне нет сигнала. Холодильник, набитый продуктами, стоит в углу рядом с микроволновой печью, и это все.

При других обстоятельствах это место было бы хорошо для небольшого уединения. Оно не только выглядит как люкс в отеле, но также тут есть джакузи и огромный телевизор в гостиной, похожий на кинотеатр.

Излишне говорить, что я не пользовалась ни тем, ни другим.

И я почти не спала.

За последние несколько дней мой разум столько раз подвергался давлению и напряжению, что я удивляюсь, как он до сих пор не отказался от меня.

Хуже всего то, что Кирилл не появлялся уже больше двух дней. Пятьдесят два часа, если быть более точной. Но кто считает?

Однако я постепенно схожу с ума. Я никогда не проводила столько времени без дела или какого-нибудь занятия. И хуже всего то, что я не могу покинуть эту тюрьму, пока Его Величество Кирилл не решит, что я могу это сделать.

Я делала отжимания и использовала несколько тренажёров в углу комнаты, но это едва ли помогает мне сосредоточиться.

Походив туда-сюда полчаса, я в третий раз за сегодняшний день принимаю ледяной душ. Как только я заканчиваю, я снимаю бинты и надеваю джоггеры и футболку.

Странно ходить со свободной грудью, но им не помешало бы подышать свежим воздухом. Однако это очень неудобно, когда они подпрыгивают.

Я смотрю в зеркало и морщусь от своих налитых кровью глаз. Так что да, пожалуй, я плакала прошлой ночью, пока не заснула, и продолжала прокручивать в голове образ дурацкой помолвки Кирилла.

Когда именно я освобожусь от этих эмоций?

Мои волосы снова становятся длиннее, достигая затылка. Клянусь, они так быстро отрастают за такое короткое время только для того, чтобы посмеяться надо мной за то, что я не могу их сохранить.

Я дёргаю их, а затем разочарованно вздыхаю.

Наверняка Максим и Юрий ищут меня, верно? Если только Кирилл не сказал им что-то такое, что заставило их поверить, что мне не нужна помощь.

Со стороны входной двери доносится скрип, спотыкаясь, я выбираюсь из шкафа и бегу в гостиную. Я медленно останавливаюсь, когда вижу Кирилла, стоящего у двери и выглядящего более эффектно, чем модель.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как я видела его в последний раз, но мне кажется, что прошла целая вечность. Он тот же самый человек, но по какой-то причине это кажется не так.

Куртка облегает его накаченные бицепсы, а несколько расстёгнутых пуговиц рубашки открывают намёк на татуировки на груди.

Он шагает внутрь, его ледяные глаза наполняются неоспоримым вожделением, когда он осматривает меня сверху вниз. Неважно, что я ношу, Кирилл, кажется, всегда способен заглянуть под каждый слой ткани.

Как будто я всегда стою перед ним голая.

Я прочищаю горло в беспомощной попытке прогнать застрявший там ком.

— Ты собираешься меня отпустить?

Его взгляд, наконец, возвращается к моему лицу, но это не очень хорошо. Напряжение кроется под его прищуренными глазами, как будто они что-то скрывают.

— Это зависит от того, пришла ли ты в себя или нет. У тебя было достаточно времени, чтобы подумать об этом, не так ли?

— Что это значит?

— Ты собираешься отказаться от этой ерунды насчёт ухода?

— Нет! Ты не можешь заставить меня остаться здесь против моей воли, Кирилл.

Он поправляет очки средним пальцем, выглядя холодным, как статуя.

— Вот тебе новость, я уже делаю это, и, если ты продолжишь настаивать на своём, я пойду ещё дальше.

— Дальше... как?