Отец и сын с «Безупречного» [Олег Петрович Орлов детский писатель] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

ГЕРОИ ОСТРОВА НАРГЕН

Живет в Ленинграде старый балтийский матрос Иван Иосифович Михальков. В 1918 году довелось ему служить машинистом на эсминце «Спартак». Однажды эсминец получил приказ: идти в порт Ревель — так раньше назывался Таллин — и поддержать огнем своих орудий восстание ревельских рабочих.

Дело было в декабре. Всю ночь шел «Спартак» полным ходом.

Уже миновали остров Нарген, и до Ревеля было совсем недалеко. Наступило утро, и в тумане моряки увидели пять английских миноносцев и два крейсера. «Спартак» принял неравный бой.

В машинном отделении машинисты могли только слышать грохот залпов и разрывов. Потом раздался скрежет: «Спартак», потеряв управление, наскочил на камни.

Отчаянно сражались моряки. До последнего снаряда, до последнего патрона. В живых осталось немного. Их взяли с полузатонувшего, безмолвного эсминца в плен…

Среди пленных был и Михальков.

Пустынен низкий остров Нарген. Сосны шумят на нем, глубокий снег засыпает зимой кустики брусники и гранитные валуны.

Посреди острова, на вырубке, белогвардейцы сколотили дощатые бараки и обнесли их колючей проволокой. К проволоке не подойдешь — охрана стреляет без оклика.

И били здесь, и голодом морили. Белогвардейцы пытались узнать, есть ли среди пленных коммунисты. Но коммунистов никто не выдал.

В январе — морозы тогда стояли сильные — охрана стала выгонять пленных из бараков. Построили в ряд. Вышел комендант лагеря Кох. Оглядел всех. Скомандовал: «Коммунисты! Два шага вперед! Если коммунисты не выйдут — расстреляем всех подряд!» Минута настала страшная. Моряки — полураздетые, окровавленные, но не сломленные — молчали.

И тогда шагнул вперед комиссар эсминца Павлов. Шаг и другой… И шагнули вместе с ним еще тридцать шесть коммунистов. Охрана окружила их и повела в барак смертников.

Коммунисты написали перед казнью письмо: «Товарищи! Братья! Скоро мы станем перед палачами. Но мы умрем как большевики-ленинцы за Советскую власть! Нас много. Победа за нами… Прощайте навеки».

…Расстреляли их третьего февраля 1919 года.

Ивану Михалькову позднее удалось бежать из плена, и он снова служил в советском флоте.

ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ

Шел 1918 год. Белые, отступая от Самары и Казани, погрузили на баржу семьсот пленных красноармейцев, матросов и рабочих. И угнали баржу вниз по Каме. Каждую минуту пленных могла ожидать смерть.

Красные моряки с кораблей Волжской флотилии решили во что бы то ни стало спасти пленных. Они узнали, что баржа стоит на Каме у села Гольяны…

В полной тайне красные готовились к дерзкой операции. Ведь стоило белым узнать о ней, и они могли потопить баржу с пленными.

Красные переодели экипажи трех миноносцев — «Прыткого», «Прочного» и «Ретивого» — в белогвардейскую форму. На миноносцах подняли Андреевские флаги царского флота…

Вышли. Наконец и село Гольяны показалось за поворотом реки. А посреди реки — баржа. На ней — охрана. С берега на баржу наведены пушки и пулеметы. Подошли наши миноносцы к барже, развернулись. Часовые с баржи их окликают: «Кто плывет?» С миноносцев — приказ: «Барже поднять якоря! Приготовиться к буксировке!»

Вот ведь на какой риск пошли красные, чтобы своих спасти. Начальник караула белых с баржи спрашивает: «Чей приказ?» С миноносца отвечают: «Приказ его превосходительства адмирала Старка!»

Белые присмотрелись, вроде свои миноносцы: на плечах у офицеров — золотые погоны, матросы в форме. Да и приказ от грозного адмирала Старка. Старка боялись, он шутить не любил…

Начали поднимать якоря.

А на берегу народу повысыпало! Офицеры, солдаты… Смотрят белые, как миноносцы баржу уводят, и никому из них в голову не придет, что красные-то их дурачат!

Пошла баржа на буксире. Ветер под гафелями у миноносцев Андреевские флаги развевает, по мостику вахтенные офицеры прохаживаются, боцман старорежимный на корме матроса распекает. Белые на барже совсем успокоились.

Отошли от Гольян подальше, где берега совсем пустынны, и тут разоружили быстро белую охрану, сбили замки на барже, выпустили пленных.

Те уж и не верили в избавление…

ТОЧНЫЙ ВЫСТРЕЛ

В городе Пушкине в одной из школ познакомили меня с девочкой-пятиклассницей Мариной Капустиной. Познакомили вот почему: Марина разыскала матроса со старинного эсминца «Азард».

Матросу — звали его Павел Иванович Жемов — шел восемьдесят пятый год. Это был человек с интересной судьбой, жизнь прожил трудную, воевал в разных войнах. О многом матрос по просьбе Марины написал в обыкновенную школьную тетрадку старческим корявым почерком — свои воспоминания…

Марина передала эту тетрадку мне.

Разные там были записи. Меня заинтересовали строчки, где Павел Иванович рассказывал о том, как эсминец «Азард» во время гражданской войны потопил английскую подлодку «Л-55»…

Поправлять в рассказе было нечего: все написанное было бесхитростно и точно, как мог сделать только человек знающий, подлинный участник событий.

Я лишь сократил несколько строк.

«…Служить на флот меня взяли в 1914 году. Шла первая мировая война. Через два года послали в экипаж эсминца «Азард». Очень хороший был эсминец — новейший, быстроходный…

В революцию подняли мы на эсминце красный флаг, и «Азард» стал защищать на Балтике Советскую Россию.

Началась гражданская война. Однажды «Азард» вместе с эсминцем «Гавриил» в Копорском заливе — неподалеку от Кронштадта — были окружены английскими военными кораблями и приняли бой…

Я в те минуты находился на верхней палубе рядом с комендором носового орудия Степаном Боговым. Степан был моим другом, вместе с ним мы пришли на эсминец и воевали вместе. Я был у орудия заряжающим.

Бой начался тяжелый. Загремели падающие стреляные гильзы носового орудия, синими полосами потянулся за эсминцем пороховой дым.

В это время английская подводная лодка зашла нам в тыл и успела выпустить по «Азарду» и «Гавриилу» три торпеды.

Сигнальщики заметили торпеды, и быстроходные эсминцы развернулись. Торпеды прошли по бортам и не задели нас.

Три торпеды — это более ста пудов груза, которые разом потеряла подводная лодка. А принять балласт воды для равновесия не успела. На две-три минуты ее перископ и часть рубки показались над водой…

— Снаряд! — крикнул мне Степан, не оборачиваясь. — Давай снаряд!

Я подал снаряд. И тогда Степан Богов прямой наводкой сделал выстрел. Раздался негромкий взрыв. Эсминец прошел неподалеку от пенившегося водоворота. Все было кончено. Подлодка затонула. Это был точный выстрел…»^[1]

Вот что было написано в той тетрадке. Бой произошел четвертого июня 1919 года.

Позднее, работая в архиве, я узнал, что через несколько лет после описываемых Павлом Ивановичем событий подлодку подняли водолазы ЭПРОНа^[2]. На рубке ее сохранился английский номер — «Л-55».^[3] Подлодку отремонтировали, и она ходила с тем же номером, но под нашим флагом в составе Балтийского флота.

УПРЯМЫЙ ЧЕЛОВЕК

В 1936 году из Одессы вышел советский грузовой пароход и взял курс на Испанию.

В те дни республиканская Испания сражалась с фашистами, и пароход вез продукты и одежду детям испанских коммунистов.

Был в команде матрос, звали его Василий.

Еще в Одессе он купил записную книжку и решил выписывать в нее испанские слова и учить их. Делал так: нарисует человечка, моряка в клешах, спросит у тех, кто испанский немного знает, и подпишет под картинкой «маринеро», что значит «моряк». Нарисует быка, подпишет «торо»… Много слов выучил Василий. Уже к Испании подходили. У самых берегов пароход захватили фашисты. Они хотели заставить советских моряков отречься от Родины. Команду бросили в тюрьму. Попал в камеру и Вася. Нашли у него фашисты записную книжку. Полистали, усмехнулись.

— Рисуй, — сказал один, — «эспозас» — «наручники», «карсель» — «тюрьма», «реха» — «решетка»… Ха-ха-ха!.. Узнаешь испанский язык.

— Ладно, — сказал Вася, — выучу и это…

Ничего не смогли поделать фашисты с советскими моряками. Продержали в тюрьме много дней и выпустили.

Пришел пароход в республиканский порт и груз привез.

А записную книжку Василий сохранил и снова стал записывать туда испанские слова: «хлеб», «друг», «девочка»…

КАК ВЫВОЗИЛИ РАНЕНЫХ С ПОЛУОСТРОВА ХАНКО

С первых же дней Великой Отечественной войны советские военные гарнизоны сражались до последнего патрона и до последнего человека…

Даже враги называли защитников наших гарнизонов бессмертными.

Но это были обыкновенные советские солдаты и матросы, и, умирая, они не знали, что их назовут героями.

Такими были и защитники Ханко…

Ханко — это порт и небольшой полуостров в Финском заливе. Бывший Гангут.

31 июля 1941 года два тральщика — «Кнехт» и «Бугель» — добрались до полуострова Ханко и стали на якорь.

Тральщикам был приказ: вывезти с полуострова тяжелораненых. За первые недели обороны в подземных госпиталях на Ханко лежало их более трехсот человек.

Ханко был под обстрелом. Горели дома, нордовый ветер нес к морю дым и копоть. И разлитая нефть плыла по воде.

Моряки освободили все кубрики и койки на тральщиках и начали принимать людей. А как принимать, если с берега бьет артиллерия, а с воздуха бомбят фашистские самолеты?

Тяжелая была погрузка… Но все-таки тральщики загрузились и еще по восемьдесят человек взяли на верхнюю палубу. Пошли…

А идти нужно было между своих же мин, узким фарватером.

Командир головного, «Кнехта», две ночи не спал и был контужен, но стоял на правом крыле мостика. Он поглядывал на море и на небо, а море и небо были чистые и ясные, как нарочно.

А когда смотрел командир на палубу — видел всюду белые повязки да костыли. И красного креста не надо, и так понятно: походный госпиталь, а не тральщик.

И вот половину фарватера не прошли, банку Аякс миновали — загремели колокола громкого боя! Тревога! Самолеты!

Госпиталь на палубе зашевелился… А куда денешься? Одно дело — атаки ждать с целыми руками и ногами, и драться, и знать, что, в случае чего, в воде окажешься, так хоть до подхода своих поплаваешь. А тут беспомощные и обескровленные люди.

«Юнкерсы» со стороны солнца сваливаются в пике, и бомбы начинают рваться около тральщика.

У тральщика какая от бомб защита? Стрелять по самолетам можно, а всей брони у «Кнехта» — ледовый пояс толщиной в десять миллиметров.

Глядит командир на самолеты, вцепился руками в поручни. Совсем дело скверное.

И вдруг слышит с палубы слабо так зашумели: «Наши… Наши!..»

И верно, наши. С аэродрома Ханко немцев увидели, и два наших «ишачка» — так истребитель наш «И-16» называли — взлетели и высоту набирают.

Немцы были заняты тральщиками и не сразу наши самолеты заметили. А когда заметили, поздно было, головной «юнкерс» задымил и в залив упал. Что тут на палубе началось! Раненые костылями машут, «ура» кричат… Бескозырки вверх полетели…

А «ишачки» только короткими крыльями покачивают.

Два оставшихся «юнкерса» бомбы как попало по заливу рассеяли, а тральщики на чистую воду выскочили и курсом на Кронштадт легли.

БОМБЫ

Это было в августе 1941 года. Фашисты окружили Ленинград и двигались уже по направлению к Москве. Каждую ночь они бомбили наши города, а советские летчики отвечать им тем же не могли: фашистам с захваченных аэродромов летать близко, а нашим самолетам до Берлина не достать — на обратный путь не хватило бы бензина.

И вдруг, посчитав, наши летчики обнаружили, что есть один такой аэродром на нашем острове Эзель в Балтийском море, откуда можно долететь до Берлина и вернуться назад. И они нанесли по Берлину первый удар, а потом второй. Стали бомбить столицу гитлеровской Германии!

Но скоро случилось так, что на этом аэродроме кончились все бомбы и подвезти никак было нельзя: фашисты перерезали железную дорогу Ленинград–Таллин и вышли к южному берегу Финского залива. Нет бомб — и не летают наши самолеты на Берлин. Хоть рельсы под крылья подвешивай! И такое во время войны бывало… Тогда послали из Кронштадта два корабля с грузом бомб. Но они оба подорвались в пути на минах и затонули. А летчики ждут.

Тральщик «Кнехт» только что вернулся с боевого задания, и командир его отдыхал. Приходит вестовой: срочный вызов в штаб. Командир пришел в штаб, а там приказ: «Не считаясь с потерями, доставить на остров Эзель срочный груз…» Ясно, какой груз: бомбы. Погрузили их на тральщик тридцать штук, здоровенные — по пятьсот килограммов и по тысяче! Бомбы эти матросы прямо на палубе уложили, словно бревна, и закрепили. А детонаторы, взрыватели то есть к бомбам, командир в своей каюте в сейф закрыл. Каюту запер и ключ — в карман.

Вышли в море. У острова Лавенсаари видит командир, что над тральщиком фашистский самолет-разведчик «рама» летает. Кружит, рассматривает тральщик, наверное, своим сообщает. Комиссар говорит командиру: «Ну, командир, фотографирует нас этот чертов фриц. Сейчас бомбардировщики прилетят…»

Командир молчит. На море смотрит. А на море — ни тумана, ни облачка, ни дымки. Видимость полная. Тральщик — как на ладони. Не спрячешься.

И верно, прилетели вражеские бомбардировщики. Много — парами идут и поодиночке. Сколько их было, и не считали. Самолет за самолетом, триста бомб сбросили фашисты. Носовое орудие тральщика стреляло, стреляло и вдруг замолчало. В чем дело? Докладывают командиру: «Снаряды кончились. Остались одни практические…» Это, значит, болванки, которыми по учебным щитам стреляют… Командир приказывает: «Огонь практическими!» Это чтобы те, кто внутри корабля, кто бой не видит, а только слышит, знали, что орудие не молчит, отбивается…

Сигнальщика на мостике убило, комиссара ранило. Остался один командир, от копоти черный, как головешка. Одна бомба возле борта ухнула так, что компас из карданова подвеса вылетел! Но тральщик уже к Таллину подошел и стал на рейде под защиту зенитных батарей — бомбы выгружать.

Стоит тральщик на рейде, смотрят моряки: горит город. Больно смотреть.

Хотели раненого комиссара на госпитальное судно, которое в Кронштадт уходило, переправить, а он подозвал командира и говорит: «Командир, вместе мы с тобой плавали, вместе воевали, и уж если тонуть — пускай тоже вместе…»

Махнул командир рукой: оставьте его, мол, на тральщике…

Бомбы на катера перегрузили и дальше на Эзель повезли.

И снова наши летчики бомбили Берлин. Пехотинцы говорили тогда: «Раз летчики долетают, и мы дойдем!»

СОЛДАТ С ВИНТОВКОЙ

В теплую августовскую ночь 1941 года тральщик «Кнехт» уходил из Таллина. К городу приближались фашистские войска, и город и порт было приказано оставить.

Узкий и длинный голубоватый корпус корабля то входил в полосы тумана, то стремительно выскальзывал из них. Клочья тумана вились вдоль бортов, цепляясь за леерные стойки. Только миновали мыс Юминда, как вахтенные доложили командиру:

— Прямо по курсу видны люди на плавающих предметах!

Командир поднял к глазам тяжелый бинокль. Далеко на пологих волнах качались обломки досок… Люди звали на помощь… Это были моряки и пассажиры с торпедированного фашистами транспорта.

Командир приказал вахтенным наблюдать за морем и воздухом. Он знал: застопорит тральщик ход — его легко можно потопить торпедой или бомбой.

Вывалили за борт шлюпки, принялись подбирать с воды людей. Бросали концы с бортов тральщика тем, кто сам подплывал, подтягивали, вытаскивали. Спасли тридцать человек. Тральщик дал ход. Забился на ветру флаг. Небо чистое, горизонт ясный. Справа слышен грохот канонады — бой идет на суше. Слева по воде грохот доносится — бой идет на море…

Снова вахтенные докладывают командиру:

— Видим обломки корабля… Людей… Слева по борту…

Развернулся тральщик. Подошел. Застопорил машины. Хорошо, что самолетов врага не видно, где-то в другом квадрате, в другой части залива нападают на наши корабли. Чуть движется тральщик по инерции в тишине. Люди с воды кричат, руками сильно по воде плещут: боятся, что не заметят, не подберут. Пулеметы тральщика стерегут небо, пушки стволами нацелились в море…

— Подобрали сорок четыре человека, — доложили командиру. — Все помещения на корабле заняты спасенными.

— Возьми ключ, — сказал командир комиссару, — открой мою каюту. Двух человек можно положить на койку, трое поместятся на полу. — И скомандовал: — Полный вперед!

Помчался, полетел на крыльях белой пены тральщик. На предельных оборотах работают машины. Уже далеко позади оставили остров Сескар, и до Кронштадта несколько часов ходу. Снова вахтенные:

— Человек за бортом! Много людей на воде!

И снова командир приказывает остановиться. Сам на мостике словно застыл, навис над палубой. Уж и людей принимать некуда. Но и в море не бросишь! Командир молчит не подгоняет матросов, ждет. Всех до единого, кажется, подобрали… Нет, видят, один еще далеко плывет… Командир присмотрелся: человек в одном нижнем белье, в руке — винтовка со штыком, другой рукой подгребает… Подобрали и его… На палубе обессилел человек, упал на руки матросам.

— Прикажи, чтобы дали одежду, — сказал командир комиссару, — да узнай фамилию. Этого солдата к награде бы представить… Солдатский долг твердо помнит. Штаны не успел надеть, а винтовку взять не забыл…

Помчался вперед тральщик. Уже близко и Кронштадт, виден кронштадтский собор.

…Добрался тральщик до своих и всех спасенных доставил в порт.

А тот солдат с винтовкой так среди других незаметно на берег и сошел.

СПАСЕННЫЙ ТЕНДЕР

Когда в 1941 году фашистские войска замкнули кольцо блокады, к осажденному Ленинграду осталась одна дорога — Ладожское озеро.

По Ладоге на канонерских лодках, баржах, катерах к городу подвозили патроны, хлеб, горючее, медикаменты, а обратно эвакуировали детей, женщин и раненых.

Стояла глубокая осень. Холодные ветры гнули прибрежные камыши.

Небольшой тендер с трудом шел по озеру. Тендерами на Ладоге называли плоскодонные суденышки, похожие на маленькие баржи. Двигатель на них был слабый, а о мореходности и надежности и говорить не приходилось… На палубе, завернувшись кто во что мог, лежали дети и старики. Их переправляли на Большую землю.

Вдруг заглох мотор, и тендер понесло к берегу, занятому фашистами. Наблюдатели на нашем берегу заметили неладное, и на подмогу был выслан катер — морской охотник № 215. Маленькому катеру было трудно бороться с волнами. Его сильно качало, и морякам казалось, что еще мгновение — корабль их уже не выпрямится.

Наконец сигнальщик катера заметил среди волн тендер.

Подошли ближе. Командир катера смотрит по карте: там, где тендер, малые глубины начинаются. Тендер-то плоскодонный, у него осадка маленькая, а катер вот-вот на мель сядет. И оба кораблика на виду у фашистов. Фашисты уже из минометов начали пристреливаться…

Только бы успеть, пока на мель не выбросит. Тогда и тендер, и катер погибнут.

Подошел морской охотник, матросы буксирный конец приготовили. Мины уже рядом с бортом падают. Неужели не успеть? Прыгнул один матрос на палубу тендера, закрепил конец. Рванули моторы, потянули на глубокое место. И как раз туда, где только что тендер покачивался, фашистская мина упала…

В тот день морской охотник № 215 спас тридцать шесть ленинградцев от верной смерти.

ДОНЕСЕНИЕ

Один человек написал в редакцию газеты письмо, в котором просил разыскать матроса по фамилии Клименко. В письме сообщалось, что Иван Клименко служил на Черноморском флоте и храбро воевал. И все. Редакция начала поиск матроса по фамилии Клименко. Наконец, спустя немного времени, из далекого алтайского села откликнулся другой человек, очевидец боя, в котором отличился матрос Иван Клименко. Рассказ об этом бое был очень подробный и яркий.

Вот он, этот рассказ, слово в слово.

В штормовую январскую ночь 1942 года тральщик «Взрыватель» после боя возвращался в Севастополь. Бесконечные гряды волн свинцово-черного цвета шли с моря.

Светало, когда на тральщике сыграли боевую тревогу. Вынырнув из-за лохматых туч, закружились над кораблем «юнкерсы». Зацокали по палубе осколки…

Одна бомба упала под самой кормой, и тральщик вдруг покатился влево. Командиру доложили: рулевое управление вышло из строя. Через час неуправляемый тральщик неподалеку от берега сел на мель.

— Связи нет! — доложили командиру. — Рация разбита…

А берег, занятый фашистами, рядом. Подоспели уже фашистские танки. И прямо с шоссе начали из пушек бить по кораблю.

Упал, обливаясь кровью, комиссар тральщика. Ранен в ноги командир.

Но и у фашистов горело несколько танков — это метко стреляли комендоры тральщика.

— Держаться! — шептал, слабея, командир. — Держаться до последнего…

Замолчало орудие тральщика, кончились снаряды.

Только винтовочными выстрелами отбивались моряки. Командир подозвал матроса:

— Ваня… Клименко…

Клименко подполз к командиру. Тот протянул ему пакет:

— Доберись, Ваня, до наших. Передай донесение. Расскажи, как мы тут держались, не уронив чести русского флота, чести советских моряков.

Командир умолк. Клименко надел спасательный жилет, спрятал пакет с донесением и прыгнул в море.

Отфыркиваясь от студеной воды, поплыл прочь от тральщика, на восток, к медно-красному горизонту.

К сердцу подступал холод, ноги сводила судорога. Но Клименко плыл, и под его бушлатом, в промасленном пакете лежало донесение командира.

Матрос плыл целый день, и силы начали покидать его. Дышал он с трудом. То ли небо почернело, то ли волны потемнели, то ли в глазах темно…

Вдруг среди волн Клименко заметил корпус тральщика. «Наши или фашисты?» Тральщик приближался быстро, и Клименко увидел название на его борту: «Гарпун».

Когда матроса подняли из воды, он прохрипел:

— В бушлате… Донесение… Наши ждут помощи.

ГЕРОИЧЕСКИЙ РЕЙС

Когда началась Великая Отечественная война, мирному грузовому теплоходу «Старый большевик» поручили возить из портов наших союзников — Америки и Англии — военные грузы: танки и взрывчатку для Советской Армии. Это были опасные рейсы: на морских дорогах затаились фашистские подводные лодки, а в небе летали фашистские бомбардировщики…

В мае 1942 года «Старый большевик» вышел из английского порта в составе каравана судов. Караван охраняли английские эсминцы.

Едва ли не каждый час на судах играли боевую тревогу: то вахтенные замечали перископ, то из-за туч на бреющем полете появлялись торпедоносцы врага.

Отчаянный бой разгорелся в Баренцевом море. Моряки «Старого большевика» отбивались из пулеметов, отстреливались из скорострельных пушек. Но силы были неравные. На тихоходное судно пикировали с разных сторон сразу девять бомбардировщиков! Вокруг теплохода поднялась от разрывов сплошная водяная стена… Бомба попала на полубак, и раненый теплоход потянул за собой гриву огня и дыма.

Тогда с эсминца передали приказ английского адмирала, начальника конвоя: «Команде срочно покинуть судно и перейти на эсминец сопровождения!»

Капитан «Старого большевика» Иван Иванович Афанасьев просигналил: «Судно не покинем. Тушим пожар своими силами».

Караван и корабли конвоя ушли на восток. Они не могли ждать: каждая минута промедления грозила гибелью. И помочь теплоходу было нельзя: остановись любой из кораблей каравана, и он превратится в неподвижную мишень, в легкую добычу подводных лодок…

«Старый большевик» остался один в море. И только сбили моряки огонь струями из брандспойтов, только заделали пробоины, снова пошли в атаку фашистские бомбардировщики. Заход, другой, третий… Сбит один самолет, но и бомбы сделали свое: опять пылает теплоход. Уже и ночь наступила, зарево от горящего судна далеко видно. В черных волнах совсем близко всплыла черная подлодка. Осторожно обошла вокруг теплохода и погрузилась: фашисты решили, что судно брошено командой. Зачем тратить торпеду?

Но советские моряки отстояли теплоход. Израненный, обгоревший, с пробитой трубой и погнутыми от жара надстройками, теплоход пришел в Мурманск. Ценный груз для фронта был спасен.

ПОДВОДНАЯ ДУЭЛЬ

Этот удивительный случай произошел с лодкой «М-176» во время Великой Отечественной войны. Командовал лодкой капитан третьего ранга Иосиф Лукьянович Бондаревич.

Командир подводной лодки «малютки» опустил бинокль и посмотрел на часы. Он любил точность и отметил про себя: «Восемнадцать часов двадцать минут».

Море было спокойно, ветер гнал редкие облака в, сторону норвежского берега.

Боцман стоял рядом. Кожанка его была расстегнута. Он держал бинокль, широко расставив локти. У боцмана был свой сектор наблюдения, у командира — свой.

Командир и боцман воевали вместе не первый год и хорошо знали друг друга. Оба молчали и думали о своем. Боцману не нравились облака: в любой момент из-за них мог появиться фашистский самолет, а командир думал о завтрашнем дне и о радиограмме, в которой командование предупреждало его о появлении в Баренцевом море фашистских подводных лодок.

— Справа шестьдесят, — сказал вдруг боцман, что-то увидев в бинокль.

— Не вижу, — сказал командир. — Сколько кабельтовых?

— Тридцать кабельтовых… Неопределенный черный предмет… — И скороговоркой боцман поправился: — Ясно вижу: рубка подводной лодки!

— Вижу! — сказал командир. — Срочное погружение!

Командир знал точно: в этом квадрате можно встретить только подлодку врага. Он знал также и то, что у его «малютки» всего две торпеды, а у фашистов их не менее десяти…

— Ход — три узла! — приказал командир. — Акустику — слушать.

— Слышу шум винтов справа, — ровным голосом начал докладывать акустик. — Слышу шум винтов слева… Слышу торпеды… Слышу торпеды сверху…

«Малютка» нырнула глубже, и торпеды прошли над нею.

Команда, застыла у приборов и механизмов. Страшные это были часы ожидания.

— Слышу торпеды снизу… — снова докладывал ровным голосом акустик. — Слышу торпеды сверху…

И командир бросал лодку то вверх, то вниз.

Фашисты нервничали. Их пугала эта молчаливая советская подлодка, которая не уходила от них и не стреляла.

А боцман считал торпеды: «Седьмая, восьмая… девятая, десятая…»

— Все, — сказал боцману командир, — больше им стрелять нечем. Будем всплывать.

Блестя смазкой, мягко покатился из шахты перископ. Командир щелкнул рукоятками, вжался глазом в резину окуляра.

— Немец всплывает, — докладывал акустик.

И тотчас же командир увидел в перископ черную рубку. Она наискось выходила из воды, и с нее стекали потоки пены.

— Аппараты, пли!

Взрывы торпед услышали на «малютке» все. С фашистом было покончено. И тогда командир снова взглянул на часы: «Двадцать один час пятьдесят минут…» Больше трех часов продолжалась подводная дуэль. А командиру показалось, что прошло не более десяти минут.

ЭСМИНЕЦ «ШАУМЯН»

Ленинградские школьники, красные следопыты, пришли в гости к участнику Великой Отечественной войны, моряку-черноморцу Дмитрию Николаевичу Баханцеву.

— О чем мне вам рассказать, — задумался моряк. — О морских сражениях? О штурме Севастополя? О героях новороссийского десанта? Расскажу я вам, как мы у фашистов горючим заправились…

…Шел 1941 год. На эсминце «Шаумян» было на исходе горючее. Эсминец стоял у причала Одесского порта безмолвный и затемненный. Что-то нужно было предпринять. Но что? И командир решил пойти в Очаков, который был занят фашистами, и заправиться в порту. Командир рассчитывал, что фашисты не догадаются, что у русских хватит смелости войти во вражеский порт, да еще для того, чтобы заправиться горючим!

Заработали машины эсминца, зашумели за кормой винты. Мелькнул волнолом с маяком. Эсминец вышел в море.

Очаковский порт командир знал хорошо, и эсминец ошвартовался точно у трубопроводов, по которым подают горючее. Заклекотал мазут. Комендоры ждали у орудий. Не верилось, что враг рядом. Но берег молчал. Фашисты укрепляли город с суши и не ожидали, что русские подойдут с моря, а может быть, приняли эсминец за свой корабль.

Наконец цистерны были наполнены. И в это время с берега раздался сонный и испуганный голос:

— Вер ист да? (Кто здесь?)

В небо полетели ракеты, освещая причалы и эсминец. Взвыла корабельная сирена. Потом послышались выстрелы и топот солдатских сапог. Последние матросы вскочили на борт, и «Шаумян», отвечая огнем всех орудий, ушел из бухты… Вот как было дело…

ОДИН ПРОТИВ ПЯТИДЕСЯТИ

В начале лета 1942 года эсминец «Шаумян» стоял в бухте под Новороссийском. День был жаркий. На море — полный штиль, на небе — серая дымка. И тишина. Словно и войны нет, затихло все вокруг, одни кузнечики в сухой траве цвиркают.

И вот, смотрим, на горизонте туча растет. Ползет туча, приближается, разделяется на точки. И гул моторов стал слышен. Летят фашистские «юнкерсы». Кончилась тишина, захлопали корабельные зенитки. «Юнкерсы» начали на город пикировать.

И видим мы, что на приличном от фашистов расстоянии три наших «ястребка» летают. Всего три, а «юнкерсов» не меньше пятидесяти. Если «ястребкам» нападать — на верную гибель идти…

Вдруг один, «ястребок» отделился от товарищей, прибавил скорость и врезался в строй бомбовозов. Фашисты заметались. Один «юнкерс» загорелся, другой упал в море, третий задымил.

Наконец «ястребок» из этой стаи выскочил, и все мы, кто за боем следил, облегченно вздохнули. Но рано мы обрадовались, потому что за «ястребком» черный дым потянулся. Сперва чуть заметный. Потом гуще, гуще и черней дым, и истребитель, держа курс к берегу, пошел на снижение. Все мы ждали, что вот-вот летчик с парашютом выбросится. Но его все не было, и к воде уже приближался не самолет, а ком огня и дыма… Погиб, ребята, летчик. А мы тогда так и не узнали, кто был тот бесстрашный герой…

ПОДВИГИ НЕ ЗАБЫВАЮТСЯ

Баренцево море. Майский полдень. Полуостров Рыбачий как на ладони. И вдруг в минуту похолодало, берег словно утонул в белом дыму, снежная пелена закрыла корабль. Над самыми мачтами летят грязно-серые облака… Но всего полчаса — и снежный заряд кончился, ушло лиловое облако, над кораблем снова синее небо и неяркое холодное солнце.

В этом суровом море воевал в дни Великой Отечественной войны командир сторожевого катера Леонид Леонидович Новоспасский.

Однажды его вызвали в штаб.

— Пойдете к берегу, занятому врагом, за линию фронта, — сказали ему. — Ищите на берегу огонек. Будут вспышки карманным фонариком. Там в окружении наши разведчики. Надо во что бы то ни стало снять их.

Катер вышел в море непроглядной полярной ночью. Вот отмеченная трассами ракет линия фронта… Вот вражеский берег… Неглубокий залив. Место, где сражались разведчики, было видно и без вспышек фонарика — на берегу шел бой.

Прижимаясь к самому берегу, катер Новоспасского подобрался к пятачку, на котором были окружены советские бойцы. Подошли самым малым, с носа катера спустили на берег сходню. Перенесли на катер раненых. Огненные трассы летели уже из-за ближайших камней. Разведчики отступали по одному.

Когда последний солдат ступил на палубу, Новоспасский скомандовал:

— Малый вперед!

Отходили тихо, не отвечая на огонь врага. Полярная ночь зажгла над заливом голубые сполохи.

Так и не поняли фашисты, куда исчезли окруженные и прижатые к воде разведчики.

Когда Советская Армия перешла в наступление, фронт в Заполярье тоже двинулся на запад. В залив Варангер-фьорд был высажен крупный десант. Первым во фьорд ворвался катер старшего лейтенанта Новоспасского. Он высадил группу десантников на вражескую батарею, прямо под самые стволы фашистских орудий.

Подвиги отважного североморца высоко оценила Родина. Офицер-гвардеец Новоспасский получил звание Героя Советского Союза.

Леонида Леонидовича уже нет в живых. Умер он после войны. Это был удивительный человек. В молодые годы окончил математический факультет. Сам научился играть на виолончели. Но ни математиком, ни музыкантом не стал. Всю свою жизнь он посвятил морю.

В квартиру № 136 дома № 1/2 по набережной Шевченко в Москве, где жил Новоспасский, до сих пор приходят письма. Пишут люди, с которыми он плавал, работал, воевал. Пишут те, кого он спас во время войны, и те, кому он помог добрым советом в мирное время.

Его жизнь была подвиг. А подвиги не забываются.

ОТЕЦ И СЫН С «БЕЗУПРЕЧНОГО»

Шла Великая Отечественная война. Из Новороссийского порта к осажденному Севастополю каждую ночь уходили боевые корабли Черноморского флота…

Темно, беззвездно. Гудит в антеннах теплый ветер, вспыхивает белыми пятнами за бортом вода, дрожит металлическая палуба. Эсминец идет к берегам Крыма. У 37-миллиметрового автомата прикорнули двое комендоров. Второй номер — совсем мальчишка.

— Ну как, Володя, что говорит отец? Дойдем?

— Отец молчит.

И снова дремлют, привалясь кто к столу, кто к борту.

С рассветом обозначились голубые горы. Острым зубцом поднялся Ай-Петри. И тогда ударили колокола громкого боя. Тревога! В рассветном небе повисли черные точки. Двадцать «юнкерсов» шли на корабль. Часто захлопали автоматы, затрещали крупнокалиберные пулеметы. С тяжелым ревом один за другим стали пикировать на эсминец «юнкерсы». Они снижались почти до мачт, светлые трассы снарядов неслись им навстречу. Три фашистских самолета рухнули в воду. Огненный столб вырос над кораблем. Бомба попала в котельное отделение. «Безупречный» разломился пополам. По приказу командира люди стали покидать корабль.

Сам командир — Петр Максимович Буряк, отец Володи, — оставался на мостике и погиб со своим кораблем.

И Володя не доплыл до берега. Слишком далеко был этот синий, похожий на длинное облако берег…

Две музейные фотографии. Отца и сына. Они плавали на одном корабле. Володя Буряк пошел на флот добровольцем, юнгой. Суровая мужская дружба не позволила отцу оставить сына на берегу, когда корабль уходил в свой самый трудный поход.

ХОЗЯИН МОРЯ

Варангер-фьорд…

Здесь, у северных берегов Норвегии, теплые волны Гольфстрима борются с вечным холодом Арктики.

…В декабре 1943 года у черных скал Варангер-фьорда отряд советских торпедных катеров несколько дней поджидал караван фашистских кораблей.

Командовал отрядом капитан-лейтенант Шабалин.

Северные воды ему были знакомы. Вырос на рыбачьей шхуне. И корабль чувствовал и море знал… Погоду угадывал по едва заметным, вéдомым лишь рыбакам-поморам приметам. По цвету воды, по шуму волн угадывал в тумане берег, когда все приборы слепы. Знал, где можно отстояться в непогоду. Понимал: малое суденышко с моря в черноте берега заметить невозможно. На этом и строил свои расчеты, поджидая караван. Недаром Шабалина звали «хозяин моря»…

Часами капитан-лейтенант простаивал в открытом люке рубки, вглядываясь в горизонт, но с моря несло только снеговые заряды.

Катера покачивало на зыби; о борта ломался и шелестел ледок.

Команды грелись и спали по очереди на кожухах моторов. Питались консервами и галетами.

Наконец заметили: из-за скал серыми тенями, грозными и безмолвными, потянулись фашистские эсминцы и тральщики — конвой транспортов. Весь караван жался к берегу: фашисты думали, что опасность может прийти только со стороны моря.

— Атака! — скомандовал Шабалин.

Катера вылетели из бухточки на предельной скорости, расходясь веером, охватывая караван с двух сторон.

У Шабалина в руках штурвал. Он — командир. Он решает все: где прорваться, какую скорость держать, когда ударить торпедой. Только ему видна вся картина боя. Чуть ниже — стоит моторист. Командир толкает его в плечо. Один раз — прибавь, старшина, ходу, два — сбавь обороты… Голосом команду не подать, никакого голоса не хватит: моторы ревут, грохочет поток рассекаемой воды.

Страшен торпедный катер, идущий в атаку.

Миг — он еще едва виден вдали — черная точка в белом ожерелье буруна. Но не успеют вражеские артиллеристы навести орудия и еще путает прислуга прицелы и целики, а катер вот он, рядом, лег на боевой курс, и командир поймал в свой прицел врага. Еще миг — торпеды уходят в цель. Вздрагивает море от могучих взрывов, мечется грохочущее эхо, поднимая со скал тысячи птиц.

Кренясь носом или кормой вперед, уходят под воду тонущие фашистские корабли.

А катера Шабалина уже под берегом — невидимые и недосягаемые. Смертельно ужалили и скрылись. Настоящие москиты моря.

Семь кораблей и транспортов фашистов потопил в годы Великой Отечественной войны отважный катерник-североморец, дважды Герой Советского Союза, ныне контр-адмирал Шабалин.

За атаку у Варангер-фьорда Александр Осипович Шабалин получил свою первую Золотую Звезду Героя Советского Союза.

БОЙ У МАЯКА ОСТРОВА СУХО

Это было на Ладожском озере. Командира катеров — морских охотников — срочно вызвали в штаб.

— Фашисты решили захватить и уничтожить маяк на острове Сухо. Они начали штурм острова. Быстро идите к маяку и помогите нашим!

— Боевая тревога! — объявили на катерах.

Взревели моторы, выбросили облака черного дыма. Пошли катера. Команды стали по боевым постам — к пушкам и пулеметам. Из порта вылетели — навстречу волна бьет: штормит Ладожское озеро. Курс взяли на Сухо.

Сухо — небольшой островок в южной части Ладоги. На острове — маяк. В октябре 1942 года фашисты, блокировавшие Ленинград, решили захватить остров: маяк на Сухо помогал обходить опасные камни советским кораблям, которые везли в осажденный Ленинград оружие, продовольствие и подкрепление. Почти тридцать фашистских кораблей с десантом подошли к островку. А гарнизон Сухо был невелик — всего сто человек, да служители маяка — шестеро. Командовал гарнизоном старший лейтенант Гусев. Гусев был артиллерист, три орудия числились под его начальством, охраняли остров.

Завыли над маяком «мессершмитты», ударили пушки с десантных кораблей. Посыпались в волны, побрели по пояс в холодной воде фашистские солдаты, строча перед собой из автоматов.

Жаркий разгорелся бой. Три тысячи против ста человек… Наши заняли круговую оборону, тяжело им отбиваться. Пять раз уже ранен Гусев. Разрушена радиостанция, разбит снарядами командный пункт. В подвалах маяка залегли наши бойцы.

А в это время морские охотники пробивались сквозь шторм к острову. Волны все выше. И далеко еще до Сухо. Сжимают кольцо фашисты, прорвались к орудиям. Заняли траншею, уже подрывные заряды подложили под наши пушки. И тогда, пять раз раненный, но живой, Гусев повел бойцов в контратаку. В рукопашной схватке очистили наши траншею от фашистов, гранатами и пулями батарейцы оттеснили врагов от орудий.

Не выдержали фашисты. Бросив свой десант, стали отходить корабли, потому что подоспели и с ходу, качаясь на волнах, открыли огонь морские охотники.

Островок Сухо словно дымился весь после боя. А мощная башня маяка, хоть и побитая пулями и осколками, стояла назло фашистам. Многие бойцы острова Сухо были отмечены наградами.

За помощь гарнизону в этом бою был награжден и командир морских охотников.

Больше штурмовать остров Сухо фашисты не решались.

СМЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК МАГОМЕД ГАДЖИЕВ

Привыкли считать, что подводная лодка под водой сильна. А на поверхности ей полагается всего бояться: с воздуха — вражеских самолетов, на воде— военных кораблей. Самолеты бомбами забросают, корабли расстреляют из орудий или острым форштевнем протаранят, сомнут, пустят на дно.

Однако вот какая история случилась в самом начале Великой Отечественной войны. Подводная лодка, которой командовал Магомед Гаджиев, шла на перископной глубине у берегов оккупированной фашистами Норвегии. Гаджиев не отходил от перископа, ждал караван транспортов врага. Наконец увидел: четыре вымпела. Только что это? Идет один большой транспорт под охраной трех сторожевых кораблей! Сторожевики прикрывают транспорт со стороны моря, а сам транспорт ближе к берегу жмется, там, где глубины малые и атаки подводной лодки нельзя ждать. Гаджиев скомандовал погружение и решил атаковать. Точно рассчитал командир: поднырнула лодка под корабли охранения и подобралась к самому транспорту. Вот он, рядом. Подставил борт. Медленно проходит мимо.

— Носовые аппараты, пли! — скомандовал Гаджиев.

Красное пламя поднялось выше мачт транспорта.

— Попадание! — передал по отсекам Гаджиев. — Тонет фашист!

Лодка ушла на глубину. Однако корабли охранения заметили лодку. Сторожевики, переговариваясь по радио, помчались к тому месту, где только что вспарывал волну перископ. Взрывы глубинных бомб словно многотонные молоты ударили в корпус лодки. Лопались лампы освещения, по переборкам сочилась вода. Подводная лодка легла на грунт и затаилась. Дать ход и уйти было нельзя: сторожевики слушали наверху. Ждали, когда шумом винтов лодка обнаружит себя. Медленно проходили часы.

Бух-бух-бух… — глухо рокотало наверху: это проносились сторожевики. Фашисты решили не выпустить русскую лодку.

И тогда Гаджиев принял смелое решение: неожиданно всплыть и начать с кораблями артиллерийскую дуэль!

Фашисты не успели опомниться, как рубка подлодки поднялась среди бурлящего моря. Мгновение — и пушка подлодки ударила снарядом в ближайший сторожевик. Еще снаряд, еще… Сторожевик загорелся. Но уже мчатся с разных сторон два других. Артиллеристы развернули орудие и почти прямой наводкой расстреляли второй корабль фашистов. А третий, увидев все это, скрылся с поля боя, трусливо бежал.

Вот какой смелый человек был Магомед Гаджиев!

А в 1942 году подводная лодка Героя Советского Союза МагомедаГаджиева погибла в тяжелом бою.

САМЫЕ МАЛЕНЬКИЕ

Самые маленькие военные корабли — катера.

О том, как воевали они, обязательно вспомнят в День Военно-Морского Флота старые моряки.

Даже летом сурово Баренцево море. Того и гляди, налетит холодный ветер, закрутит, завертит снег. В воду — не попадай. Несколько минут — и конец. Окоченеет человек, вытянет из него ледяная вода все тепло.

В таком море пришлось воевать командиру торпедного катера Василию Быкову.

Однажды катера получили приказ: «В заливе Варангер-фьорд обнаружен конвой противника. Найти и уничтожить».

На фоне коричневых сумрачных сопок нелегко разглядеть черные полоски — корабли. Длинной цепочкой вытянулись они вдоль берега. В охранении — катера, миноносцы. Чтобы потопить транспорты, надо прорываться под огнем фашистов.

Катер Быкова шел одним из первых. Когда вражеские корабли открыли огонь, Быков подумал: «Дымзавеса!»

На корме у катера дымовая аппаратура, шашки. Если включить их, густой хвост белого дыма потянется за кораблем. Под прикрытием его катера могут сближаться с противником.

— Полный ход!.. Дым!

Враг сначала подумал, что катер идет в атаку. Пенные столбы от снарядов заметались то справа, то слева — почти все корабли конвоя вели огонь по отважному катеру.

Но, не доходя до дистанции залпа торпедами, катер повернул и помчался вдоль конвоя. Он шел, то прибавляя, то уменьшая скорость, и вражеским наводчикам никак не удавалось правильно навести орудия по нему.

Белая стена вставала между конвоем и атакующими катерами. Товарищи Быкова под прикрытием ее начали сближение. Дымовое облако легло невдалеке от транспортов. Катера по одному выскакивали из него, разряжали торпедные аппараты и, прежде чем противник успевал открыть огонь, скрывались в дыму.

Грохот взрывов доносился до Быкова. Это взлетали один за другим на воздух фашистские корабли.

Когда дым из аппаратуры и шашек идти перестал, Быков развернулся и сам пошел в атаку на транспорты.

За мужество и воинское умение командир торпедного катера Василий Иванович Быков был удостоен звания Героя Советского Союза.

ЭСТЕРГОМСКИЙ МОСТ

Великая Отечественная война шла к концу. Советская Армия освобождала страны Европы, захваченные фашистами, — Польшу, Югославию, Чехословакию, Венгрию.

В марте 1945 года советское командование готовило десантную операцию на Дунае. Нужно было разведать проходы для бронекатеров среди развалин моста. Неподалеку от венгерского города Эстергом. На задание пошли трое: два разведчика-моряка Краснознаменной Дунайской флотилии — Василий Глоба и Алексей Чхеидзе, и местный житель, серб Любиш Жоржевич, хорошо знавший дунайские берега.

Ночь была хоть глаз выколи. Легкий катерок скакал по волнам. Дунай был черный и холодный, ветер пронизывающий. Брызги летели в лицо.

— Мост, — сказал Жоржевич. — Близко совсем…

Все, что осталось от некогда прекрасного Эстергомского моста, — это каменные быки и фермы, рухнувшие в Дунай. На обоих берегах — фашисты, но на разрушенном мосту — никого: враг думал, что охранять развалины ни к чему.

Между быками моста плясали буруны и билась пена, из волн торчали остатки ферм. Осмотрели первый пролет. Нет, не пройти, сразу видно… И средний завален основательно. Подошли к третьему пролету. Неужели и здесь ждет неудача? Глоба щупал воду футштоком — длинным шестом с размеченными глубинами. Опускал шест, и его сразу наискось сносило течением.

— Есть, — наконец обернулся Глоба к остальным, — метров пять шириной, точно есть. И глубина для бронекатеров достаточная. А дальше течение очень сильное, сразу футшток сносит… Придется в воду лезть, ногами прощупывать глубину…

Глоба первым разделся и, держась руками за борт, окунулся в ледяную воду. Пенные волны как бешеные. Если бы Глоба сорвался, погиб бы неизбежно. Чхеидзе медленно вел катер — полуглиссер — против течения и не спускал глаз с белого лица Глобы. Вот проверено несколько метров — чисто. Но Глоба совсем застыл, и у него едва хватает сил, чтобы забраться на катер. В воду ушел Любиш. Вот и еще несколько метров прощупано. Только бы фашисты на берегу не услыхали звук нашего мотора…

Любиш подтянулся на руках. Он закоченел и зашиб ногу. Теперь очередь Чхеидзе идти в воду. Он нащупал ферму моста, уходящую вниз, косо под воду, и нырнул. Ледяная вода обожгла тело, но он нырял снова и снова. Пройдены последние метры, но течением моряка сорвало и закрутило в воронках. С катера едва успели подхватить его. Не узнавая собственного голоса, Чхеидзе прохрипел:

— Проход полностью безопасен…

Эстергомский мост уже позади. Катерок мчался в расположение наших войск. Пусть ночь, пусть темнота. Завтра наступит утро, и в разведанный проход ворвутся наши бронекатера с десантом. Они пройдут там, где фашисты их не ожидают.

Информация об издании

Р2

О-66.

Рисунки Ю. РАКУТИНА

Орлов О. П.

О-66 Отец и сын с «Безупречного». Рассказы. Рис. Ю. Ракутина. М., «Дет. лит.», 1976.

48 с. с ил.

Рассказы о моряках-героях, участниках двух войн: гражданской и Великой Отечественной.

Р2

Для младшего возраста

Олег Петрович Орлов

ОТЕЦ И СЫН С «БЕЗУПРЕЧНОГО»

Ответственный редактор И. Ф. Скороходова. Художественный редактор А. Е. Цветков. Технический редактор Г. Е. Гафт. Корректор З. В. Зайцева. Сдано в набор 18/XII 1975 г. Подписано к печати 4/V 1976 г. Формат 60×84¹/₁₆. Бум. типогр. № 1. Печ. л. 3. Усл. печ. л. 2,79. Уч.-изд. л. 2,11. Тираж 100 000 экз. А08524. Заказ № 2178. Цена 10 коп. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература». Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Ордена Трудового Красного Знамени фабрика «Детская книга» № 1 Росглавполиграфпрома Государственного комитета Совета Министров РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, Сущевский вал, 49.

Примечания

1

При докладе по итогам похода начальник дивизиона эсминцев Л. Н. Ростовцев (во время боя находился на «Азарде») отметил: «…на месте лодки появился столб воды не менее чем при взрыве мины заграждения…». Однако, командование решило, что подлодка уничтожена выстрелом эсминца «Азард». Командир корабля Н. Н. Несвицкий и комендор С. Богов были награждены орденом Красного Знамени. — прим. Гриня

(обратно)

2

ЭПРОН — экспедиция подводных работ особого назначения, занималась подъёмом кораблей, судов и подводных лодок, а также другими подводными работами. — прим. Гриня

(обратно)

3

Лодка L-55, несмотря на протест МИД Великобритании, была поднята летом 1928 года. Обследование показало, что причиной гибели подлодки был взрыв мины заграждения. Данный факт, однако, никак не умаляет подвига моряков — ведь именно в бою с ними лодку снесло на мины. — прим. Гриня

(обратно)