Закон Долга. С востока на запад (СИ) [Гюрза Левантская] (fb2) читать онлайн

Annotation

Рахидэтель — страна контрастов. На её землях нашлось место и возвышенным культурам, и полудиким племенам. Ире, соскучившейся по дому, ближе сердцу большой город, но так ли он гостеприимен? Где найдётся больше отзывчивости — под сводами дворцов или в лесах, среди аборигенов, поклоняющихся существу, далёкому от цивилизации? Разбираться предстоит во время стремительного путешествия с востока на запад.

Гюрза Левантская

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

Гюрза Левантская

Закон Долга. С востока на запад

Глава 1

Испытание

Туман, издалека казавшийся неприветливым, внутри не пугал. Ира шла уже больше четверти часа. Вроде прямо, хотя чувство направления потерялось ещё на первой минуте. Влага оседала на волосах каплями, будто прогулялась под дождём или снова очутилась на болоте с его удушливой влажностью. Мритнерилия говорила, что в тумане нельзя остаться навечно, что он помучит и потом или пропустит, или выведет прочь, потому страха не было. Один-единственный раз, желая вернуть себе чувство реальности, она присела на корточки и коснулась травы. Мягкая. Живая. Однажды попробовала позвать Лэтте-ри, но голос увяз в гулкой тишине.

Ходьба способствовала плавному течению мыслей, самой неприятной из которых была о том, что пройти дальше не удастся. И как будет стыдно, что опять поступила по-своему. Наверняка все уже волнуются. Наверняка хватились. Но она не могла не пойти.

Когда уходила, Линно-ри ещё дышал. Она специально пригляделась, чтобы в этом удостовериться. Ощущение песка, текущего сквозь пальцы, где каждая песчинка была безвозвратно утерянным мгновеньем, воспринималось практически тактильно. Нет. Не думать о том, что время закончится! Идти!

Сквирри любят новые лица. А она, как тут все поголовно уверены, больше чем просто новое. Интересно, хватит ли этого, чтобы разжечь их любопытство? Лишний шанс. Не двое, а трое. Ведь неважно, кого туман пропустит, а кого выгонит, главное, чтобы дошёл хоть один. Дошёл и рассказал о том, как все нуждаются в помощи. Как важно поговорить с Низзом, каким бы страшным тот ни был. Только бы у них было противоядие! Ведь Линно-ри брат Лэтте-ри! Что с ним будет, если лекарства…

Ира не хотела отпускать Лэтте-ри одного. Не после решительного «даже если мы не вернёмся». Она не позволяла себе допускать и мысли, что он может не вернуться. «Надеюсь, кто-то из тех, кто остался, поймёт, что я хотела сказать и куда ушла, оставив кинжал, и не станут искать по всему лесу… Ну когда же закончится этот туман?»

— Ау! — тихонько позвала она. — Пожалуйста… Пустите!

Она не надеялась, что сработает. А оно взяло и сработало.

Подул ветер, легонько пощекотав за щёку. Потом волной ударил под ноги, доказав, что болотные сапоги не преграда. Нырнул мимо пуговиц за пазуху. Куплетик резко нагрелся, и Ира потянулась прикрыть карман ладонями, защищая. Туман сбивался в клоки, похожие на шары сахарной ваты, и расступался на глазах, плыл назад, освобождая дорогу, но оставляя непроницаемый заслон позади.

За ним ждали стрелы и копья. Ира скосила глаза, проследив траектории и замерев статуей. Живот. Сердце. Шея. Голова. Одно неверное слово, и живой не выйти.

Она сглотнула, разглядывая сквирри. Больше всего они напоминали помесь аборигенов Австралии и индейцев Америки. Вся одежда — дар природы: травяного происхождения волокнистая ткань, куски шерсти, накинутые сверху и повязанные на пояс, ожерелья из клыков. Огромное количество украшений — бусики, браслетики, серёжки, перья, колечки… Чего только не было! От макушки до пальцев ног. На талии, удерживаемый поясами из плотной кожи, держался предмет одежды, представлявший собой юбку пополам с набедренной повязкой. Он далеко не всегда плотно прикрывал бёдра.

Прямо напротив неё, практически срывая шнуровку с её груди копьём, замер высокий воин. Краска и толстый слой жира подчёркивали кубики и рельефы мускулов. Лицо покрывало не меньшее количество краски, а волосы, которые можно было с трудом разглядеть среди пёстрого головного убора, лоснились от какого-то маслянистого состава. Брови сходились треугольником, усиливая и без того свирепое выражение раскосых глаз.

— Что тебе нужно в Руин-Ло? — резко спросил он на чистом, без акцента, всеобщем языке, тыча в неё остриём копья. — Мы, кажется, наглядно показали, что вам тут не рады.

— Нам нужна помощь, — проговорила она севшим голосом.

— Кому «нам»?

Она открыла рот для ответа и запнулась. А ведь и правда — кому? В их отряде все идут как в сказке про репку — бабка за внучку, внучка за Жучку. Дайна-ви со своей бедой, она за ними, в надежде понять, что делать. Альтариэн и Каю — за ней в целях разведки, за ними — солдаты. Одарённые — за новыми знаниями. Варн тащится, влекомый связью братания. Нет единства. То самое, из-за чего их не пустили. Так от чьего имени говорит она? Ответ родился сам собой:

— Сейчас в вашем тумане блуждают двое дайна-ви…

— Это ещё кто?

Ира уставилась на мужчину, осознавая, что перед ней создание, которое совершенно не интересуется внешней политикой. Он действительно не знает!

— Вы слышали о войне трёхтысячелетней давности, связанной с Первой болезнью у эйуна?

— И?

— Дайна-ви — это эйуна из числа заболевших и выживших. Они сейчас обитают на Мрекском болоте, рядом с горами. Далеко на северо-запад от вас. И они умирают. У них… проблемы с добычей тепла. Трое из них, несмотря на то что они объявлены вне закона, пробрались в Каро-Эль-Тан, и сама Харана посоветовала им обратиться к вашему Великому Низзу. За советом и помощью! А одного из них ранил кто-то из ваших солдат! И нужно противоядие! У вас ведь оно есть? Есть?!

Копьё чуть отодвинулось, и Ира глубоко вздохнула. До этого дышала поверхностно, боясь пошевелиться в сторону острия. Машинально тронула карман, успокаивая Куплетика, который уже практически обжигал. В ответ на прикосновение моллюск чуть сбавил жар.

— Что ты прячешь?

— А… там поющая раковина с озера… как у вас…

— Покажи!

Ира прижала к груди обе руки, боясь, что воин сейчас насильно заберёт раковину.

— Если врёшь…

— Не вру! Просто боюсь, что отнимете!

— Мы не грабители, — оскорбился сквирри. — Показывай! Если не соврала, не тронем.

Она неуверенно потянулась к карману и достала своего питомца.

Мужчина протянул ладонь, но остановил руку в нескольких сантиметрах, согнув пальцы, будто бережно обхватывал яичную скорлупу. Куплетик в руках Иры начал стремительно остывать и минуту спустя напел «Спи, моя радость, усни».

Они замерли, и Ира по-новому посмотрела на воина. Он успокоил Куплетика, был осторожен и ласков, а тот ответил ему взаимностью и доверием. Дышать стало чуть легче. Всё-таки живность лучше чувствует людей.

Воин медленно убрал руку и внимательно посмотрел на Иру. Когда он задал следующий вопрос, его голос звучал мягче и спокойнее:

— А тебе какое дело до изгнанников эйуна, дочь деревьев? Почему ты одета подобно их солдатам? Что ты здесь делаешь?

— Я не дочь деревьев.

— Одарённая? Поэтому лица не прячешь?

— Нет. Я вообще не амелутка, — Ира убрала Куплетика в карман и давно забытым жестом тронула запястье. Ощущение уходящих минут заставило её дёргать руками в поисках несуществующих часов.

— Что ты хочешь этим сказать? Ложь не…

— Я не из Рахидэтели. Можете не верить. Сама не верю. В Каро-Эль-Тане Сёстры назвали меня вестником Изнанки. Нир-за-хар зовут «уходящей в небо». Я без понятия, говорит ли вам это о чём-нибудь, но если это что-то значит… пожалуйста! Нам нужно противоядие и совет вашего главного!

— Ты вестница? — сквирри медленно опустил копьё.

— Да. Но если вы не верите на слово, то доказать мне нечем.

Некоторое время воины переглядывались, а Ира не сводила глаз с их лидера. Минуты шли, и она чувствовала каждую.

— Это действительно многое значит, — сказал мужчина, — но правила едины для всех. Мы дадим второй шанс. Тебе и всем тем, кто пришёл с тобой. Даже нир-за-хар. Пройди испытание и…

— Там умирает Линно-ри! Хоть десять испытаний, но дайте лекарство! — она сорвалась, чувствуя, как нарастает гнев. И сейчас она была ему рада: он очищал от неопределённости. Сколько можно мучить их?!

— В Руин-Ло всё решает воля Великого Низза, — спокойно ответил воин, будто объяснял правила игры маленькому ребёнку. — Лишь пройдя испытание, сможешь просить его о милости. Если торопишься — не тяни.

Ира сжала кулаки. В груди всё клокотало.

— Что нужно делать?

Воины единой волной отошли от неё на несколько шагов и окончательно опустили оружие, встав в линию.

— Скажи, кто из нас главный.

Ира ошарашенно уставилась на воина, который в общем ряду моментально затерялся. Одна сплошная разноцветная полоса из странных одежд и тренированных тел. Так он не предводитель?!

Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от цветовых пятен перед ними. Воины стояли, храня молчание, и ей даже показалось, что чуть выпрямили осанку. Мол, любуйся, чужеземка!

Ира медленно вела взглядом по ряду. Тридцать шесть сквирри. Сейчас, когда угроза быть проткнутой оружием отступила, она присмотрелась внимательнее и осознала, что тут не только мужчины. Достаточно свободные одежды, крепкие мускулы, непривычный макияж и головные уборы — всё это скрадывало половые признаки от невнимательного зрителя, и она не сразу различила очертания груди и черты лица. Второй пробег суматошным взглядом от воина к воину дал понять, что мужчин и женщин примерно поровну. И снова: туда — обратно, туда — обратно.

Ира судорожно пыталась анализировать. Если есть главный, то что-то должно подчёркивать статус. Одежда, украшения… Но они все были одинаково пёстрыми. Не бусины же высчитывать! Какое-нибудь церемониальное оружие? Тоже нет. Все копья и луки одинаково добротные, без лишних узоров или отделки. Аксессуары, пояса… Даже треугольники на лбах машинально пересчитала! По щеке стекла капля пота. Кто же?

Она прикрыла глаза и сжала кулаки. Бесполезно. Она не знает обычаев этого народа, не представляет, чему они придают значение, что считают важным. Не они, а именно она сейчас в роли туземки, которая по незнанию отдаст слиток золота за никому не нужную побрякушку. Как узнать лидера среди этой толпы? Были бы здесь герцог с бароном, они бы сразу увидели, кто с ними одного пруда рыба. Или Мрат, которая знает значение каждой чёрточки краски. Господи, да она даже Варну сейчас была бы рада с его чтением мыслей! Да, они смогли бы…

Ира поборола в себе желание признать поражение. Нельзя! Нельзя бросать попытки! Слишком высокая цена. Она открыла глаза и посмотрела на первого воина в ряду. Мужчина. Сильный и крепкий, грудь колесом, руки, как у Карры с Минэ. Телосложение — что стена, за которой прячешься не думая. Второй такой же. Глаза так и просят: «Ну же! Смотри на меня!». Третьей была женщина. Ира безнадёжно оглядела её одежду, уже не надеясь найти в ней подсказки. И привыкшая ориентироваться на мимику, посмотрела в глаза. Её растерянность и отчаяние встретились со снисходительной усмешкой. Ира уставилась на женщину, а та тут же надела на лицо спокойную маску.

Что это было? Она даже сделала шаг вперёд, желая поймать промелькнувшее озарение. На четвёртого сквирри в ряду, мужчину, она даже не поглядела. Снова женщина. И в ответ на её тщетные попытки определить — тот же насмешливый взгляд. Он моментально превратился в маску, стоило его обладательнице понять, что на неё смотрят в упор. Женщина-женщина-женщина! Где-то в середине ряда она перестала замечать гримасу превосходства — разноцветные скво^[1] поняли, что их пристально изучают, и взяли себя в руки. Значит, вот оно что! И правда, с чего она взяла, что главный именно мужчина? Возможно, её сбил с толку рассказ Латнерии о том, что когда-то сквирри пришли в Руин-Ло, покинув народ амелуту. Но даже богини говорили, что у них обычаи настолько отличаются, что вселяют в других неприязнь. А амелуту до мозга костей патриархальны, так, может, у сквирри всё иначе? Может, они как эйуна? Равноправны? Женщины с оружием. Почему бы среди них и не быть лидеру?

Она разглядывала лица. Шестнадцать женщин. Если главная кто-то из вас, то как узнать, кто именно? Она снова прикрыла глаза, постаравшись максимально отрешиться от быстро текущих минут. Надо поверить себе. Надо положиться на обретённые навыки. На умение читать язык тела. Как же страшно довериться собственному чутью, учитывая цену возможной ошибки! И всё же ей удалось взять себя в руки. Когда она снова открыла глаза, в них уже не было паники. На мужчин больше не отвлекалась. И осматривая ряд, раз на четвёртый заметила одну не шибко высокую и стоявшую чуть позади остальных туземку. Очень знакомый взгляд. Такой она часто видела у барона с герцогом, пока они не въехали вместе на священную землю.

Она прикоснулась к карману с Куплетиком, ища поддержки. Выбор сделан, но как его проверить? Круглая форма моллюска внезапно подала ей идею. Она нагнулась и подняла с земли небольшой булыжник, несколько раз демонстративно подбросив его в воздухе. Ей не надо было смотреть, чтобы знать, что воины напряглись как один. И когда она сделала обманное движение, изображая, что вот прям сейчас швырнёт камень в свою цель, они не смогли остаться равнодушными. Оружие вскинуто в один миг, но краткая команда: «Довольно!» — заставляет всех замереть. Но не это слово, сказанное женщиной, а несколько крепких тел, и мужских, и женских, бросившихся на её защиту, сказали Ире, что выбор она сделала правильный.

Камень выпал из руки. Рисковая была затея. Могли же и пристрелить.

Женщина медленно вышла вперёд и усмехнулась.

— А ты отчаянная. Повезло, что у моих мужей рука тверда, как наше слово.

— Положение отчаянное, — буркнула Ира, вздёрнув бровь. «Мужей?!»

— Я шаманка племени сквирри, Енна, — представилась женщина. — Я помогу тебе услышать волю Великого Низза. Возвращайся и приведи с собой тех, кто готов будет разделить твою судьбу. Я покажу дорогу. И поторопись, если хочешь успеть помочь вашему раненому. Его лучше принести к нам. И учти, что время не бесконечно. А твои испытания ещё не закончились.

С этими словами она протянула руку, и тонкая, едва видная золотая ниточка, возникнув на кончике её пальца, скользнула мимо Иры в туман.

— По ней уйдёшь, по ней вернётесь.

Ира зачарованно чуть коснулась нити, и та прилипла к её ладони, обдав теплом. Не рискуя взяться за нечто столь хрупкое, она как могла быстро пошла по ней, едва прикасаясь пальцами, боясь потерять и удивляясь, как быстро привыкла к магии, что называется, в быту. Лечение, пение, трёхмерное видео, теперь вот «нить Ариадны»^[2]…

Ранее она блуждала в тумане, а обратно вышла, едва пройдя десяток шагов и натолкнувшись на Лэтте-ри. Он как раз собирался предпринять очередную попытку пройти волшебный заслон. Они не успели и слова сказать, как из тумана вырвался не скрывающий злобы Терри-ти.

— Да провалиться этим червепоклонникам на Мосту! — в сердцах воскликнул он.

Он попытался побежать обратно, но его остановил голос Иры:

— Я нашла вход! Они пустят! Всех пустят!

— Ириан, что вы там делали?! — спросил Лэтте-ри, совершенно не ожидая, что она вывалится ему навстречу. Его рука, упавшая на плечо, сжала до боли.

— Лэтте-ри, они примут всех! Пропустят! Смотрите, вот!

И она тронула ниточку.

Вокруг собирались остальные.

— Уходить, не предупредив, было очень неосмотрительно с вашей стороны, — сказал барон, не скрывая неодобрения.

— Что вы имеете в виду, говоря «всех»? — спросил герцог.

Ира вдохнула поглубже и затараторила:

— Я прошла испытание и познакомилась с их главной — шаманкой Енной. Она обещала дать поговорить с Низзом и… если всё пройдёт хорошо, то и лекарство. Я должна вернуться. Вроде как испытания ещё не все, — Ира раздражённо дёрнула щекой. — Она сказала, что пройти могут все, «кто хочет разделить мою судьбу». Какую именно, не уточнила. Разрешили всем, даже Варну! Кстати, как он?

— Лучше, чем могло бы быть, — послышался тихий голос. Ира развернулась и ошалело уставилась на ящера почти без цвета. Его шкуру даже серой назвать можно было с трудом. Какой-то неожиданный оттенок прозрачно-белого: ещё чуть-чуть, и будут видны сосуды с капиллярами. И ещё одна вещь удивила её. Раньше она чувствовала его присутствие. Всегда где-то внутри знала, с какой он стороны и насколько далеко. Только сейчас, когда ему удалось появиться неожиданно, она осознала этот факт. Потому что почти потеряла это ощущение.

Блоков на сознании у нир-за-хар сейчас не стояло, захоти — и можно узнать любую самую постыдную тайну. Он был как новорождённый детёныш ежа — беззащитный. Без щитов и колючек. Любой, кто владел умением вещать, сейчас мог бы стать хищником по отношению к нему. Варн, читая её, попятился. На шкуре появился оттенок ужаса, и Ира ощутила холод до кончиков пальцев.

Инстинктивно она сделала что-то.

У неё не было желания изучать глубже способности, дарованные братанием, поскольку обида ещё сидела где-то глубоко внутри, потому такие «озарения» всегда оказывались неожиданными, но почти всегда — нужными. «Что-то» совсем не было похоже на клыки вещания, которые она уже применяла так же уверенно, как кухонный нож. Вокруг неё сгустилась плотная субстанция, если, конечно, ментальная масса, существующая на уровне мыслей, могла обладать такой характеристикой, как плотность. Твердела и становилась гуще. Варн дёрнулся, когда это нечто, видимое только им двоим, обволокло его сознание подобно тёплому шерстяному платку и застыло щитом. Тем самым, с помощью которого Чара не так давно защитила его от Иры.

Он замер, неверяще глядя на неё. Его лицо, ранее не знавшее эмоций, выражало глубокое изумление и благодарность. Он выпрямился, постепенно снова набирая цвет.

— Я иду с тобой, — только и сказал он.

— Ты что, с дуба рухнул?! — возмутилась Ира. — Я не знаю, что с тобой творится, но с этим ты никуда не пойдёшь! Ты и при щитах на своих бросаешься! Что будешь делать, если снова мозги растеряешь от магии?! Опять тебя всем отрядом скручивать? Ты сейчас по цвету, как глиста в пробирке! Какое ещё «иду с тобой»?! Отдыхать! И подальше отсюда.

— Долго споришь, уходящая в небо. Ваш ушастый скоро с улыбкой по Мосту пойдёт.

Ира замерла.

— Линно-ри… он?

— Пока жив, — сказал подошедший Доваль, едва шевеля языком. — Я ему… в общем, ещё продержится. Недолго. Идти надо сейчас.

И прежде чем Ира успела что-то сказать, Лэтте-ри и Терри-ти бросились к палатке. Не прошло и нескольких минут, как они принесли раненого, наскоро соорудив носилки из большой шкуры. Линно-ри всё так же улыбался, глядя в небеса, совершенно не реагируя на то, что его таскают все кому не лень. Вокруг его рта появился неестественный красный ободок, а кончики ушей сильно потеряли в цвете, став почти белыми.

Остальные тоже начали собираться.

— Вам не обязательно идти, — сказала она барону и герцогу. — Зачем рисковать?

— Вы сами говорили про «прикрывать спину», — сказал Альтариэн, надевая сумку на плечо.

— О мотивах можно поговорить и позднее, — сказал Каю Бирет, поправляя плащ. — Ведите, Ирина!

Она хотела было поспорить, но умоляющий взгляд Терри-ти перебил это её желание. Ладно! Будь что будет! Она коснулась нити, и та снова прильнула к её ладони. Ира нырнула в кисель тумана, оглядываясь, ожидая увидеть, что её спутники пропали в нём, но они находились рядом. Варн шёл последним, проигнорировав просьбу остаться в лагере.

Пять шагов. Ира их считала. На выходе их ждал тот же воин, что тыкал в неё копьём. Или это другой? Как же они похожи!

— Связующая души ждёт вас. Идите за мной, — и пошёл, не оборачиваясь, вглубь леса. Замешкавшейся Ире барон шепнул:

— У них весьма сложная и малопонятная мораль. Никогда не знаешь, чем обернётся совершённый тобою поступок. Но слово держат всегда. Хотелось бы мне дословно слышать, что именно они вам пообещали, — добавил он себе под нос.

Место, куда привёл их мужчина, не было ни поляной, ни поселением. Кусок леса, не лучше и не хуже прочих. Чем обусловлен его выбор Енной, что ожидала их в окружении сквирри, которых стало в полтора раза больше, было не ясно. Разницу, пожалуй, уловила только Ира, ощутившая, как внешнее давление снова стучится в сознание нир-за-хар. Она «уплотнила» щит.

«Дышать-то чем оставь, — пришло в голову насмешливое. И следом: — Спасибо. Это безопасно. Надоедает, чтоб его… но безопасно». Слово «пока» повисло в эфире не сказанным. Ящер сам боялся его произносить.

— Вы хотели встречи с Великим Низзом, — медленно сказала Енна. — Он выслушает вас. Его воля вершит суд в этих местах. Скажет — и вас осыпят дарами. Скажет — станете пищей нашему лесу. Вы знали, на что шли. И за кем шли.

— Вы поможете Линно-ри? — только и спросила Ира, стараясь не думать о том, что предстоит.

— Жизнь и смерть здесь — в воле Великого. Слушайте!

Енна подошла к ближайшему дереву и положила на него обе ладони. Трескучая песенка полетела в заросли. Вокруг ствола сгустился воздух, поплыл и размазал вид, как в жаркий день, когда смотришь вокруг сквозь пот, что заливает глаза. И вдруг загорелось. Огонь, неестественный, рыжий с чёрным. Доваль кинулся было к дереву, но по дороге упал на колени, сжав пальцами виски. Вакку бросился уже к нему, но его тоже подкосила невидимая сила. Плач Руин-Ло ударил в уши и по сознанию, заставив Иру оглядываться вокруг в поисках того, кому немедленно надо помочь. Это было уже выше всяких сил! Против такой боли, против этого страданья не способен остаться равнодушным никто.

Со всех сторон зашуршало. Звук такой, будто ветер гонит листья осенью. Раздались треск и шум, нарастая, как приближающаяся лавина. Земля задрожала, вздыбилась и лопнула прямо перед ними, разбрасывая вокруг комья почвы. Четыре толстых многолетних дерева упали в разные стороны от места разрыва, и наружу выползло Оно.

Ира плохо разбиралась в местной фауне, но лично ей это создание напомнило дикую смесь дождевого червя, многоножки и Шаи-Хулуда^[3] из книжек про планету Дюну. Сплошные отростки, щупальца, когти… Тяжёлая пластинчатая броня и зубы в несколько рядов по кругу ротового отверстия. И размер, конечно.

«Так “червепоклонники” — это не образ и не ругательство?!»

Существу потребовалось время, чтобы извлечь из-под земли своё огромное тело. Оно приблизило к Ире морду. На неё уставились глаза без зрачков глубокого коричневого цвета, по которым невозможно было что-либо прочесть. Её внимательно осматривали, но это было понятно не из взгляда, а ощущалось кожей. Существо дыхнуло. Запах гнили, но не противный запах сгнившей еды или затхлость сырого помещения. Что-то такое приятно-знакомое. Иру осенило. Почва! Запах сырой, гниющей земли в лесу. Аромат зарождающегося плодородия.

Внезапно существо замерло. Прям всеми своими щупальцами сразу.

— Я — Низз. Чего ты хочешь, вестница? — спросило оно, не открывая рта, но его голос, глубокий и сильный, звучал со всех сторон.

И Ира ощутила — оно владело вещанием. На куда более высоком уровне, чем нир-за-хар, на которого она скосила глаза, чтобы увидеть шкуру, покрытую пятнами ничем не скрываемой паники. Его холод, разделённый на двоих, пробирал уже до самых костей. Руки и ноги немели, чтобы разговаривать, пришлось бы прилагать усилия. Ира машинально ответила на вопрос мыслеречью, обняв себя руками и уверенная в том, что её услышат.

«А то ты сам не знаешь!» — и спохватилась, осознав, что нагрубила хозяину этих мест. Но ей уже с трудом удавалось сдерживаться. Линно-ри умирал, а испытание сменялось испытанием, разговоры — требованиями, да и то, что это существо вольно или невольно мучило «её» ящера, не добавляло любви к нему. Вспыльчивость нир-за-хар внутри неё снова попыталась вырваться на волю, и лишь неимоверным усилием она заставила себя вспомнить, с кем говорит.

— Помощи раненому и совета, за которым пришли посланцы дайна-ви, — ответила Ира уже вслух, стараясь не скрипеть зубами.

— Пройдёшь испытание — получишь. И то и другое, — существо сделало вид, что не заметило её состояния.

— Что надо делать?

— Раздевайся!

Ира покраснела до кончиков ушей. «Что, вот прямо сейчас?! Совсем?!»

«И как можно быстрее, если, конечно, тебе всё ещё нужно лекарство», — ответил Низз вещанием. Потребовалось усилие, чтобы соединить этот разумный и спокойный голос с Червём напротив.

Руки зашевелились сами. Разуму была отдана команда заткнуться, чтобы не дай бог не начать осознавать совершаемый поступок и не тратить драгоценных минут. Одежда летела в стороны, подальше, чтобы не схватить и не начать прикрываться, разве что камзол был аккуратно уложен — про живое существо в кармане помнила. Закончив, Ира встала, зажмурив глаза и опустив их вниз, мечтая лишь о том, чтобы разворачиваться лицом к отряду не пришлось.

За осязаемым, висящим в воздухе удовлетворением последовал приказ:

— Не шевелись.

И Низз задвигался так же внезапно, как и замер до этого. В движение пришло всё: каждая его ножка, отросток и чешуйка. Существо двигалось вокруг неё, бросаясь в разные стороны, с удивительной для его размеров скоростью и внезапностью.

«Это что, испытание на страх? Так я и без того боюсь, аж коленки дрожат! Ой, только бы не коснулся своими отростками… Щекотки же не выношу! Дёрнусь раньше, чем успею взять себя в руки!»

Словно в ответ на её мысли, Червь придвинулся так близко, что она смогла разглядеть каждую впадинку рельефа на его хитиновом покрове. Щупальца и выросты мелькали прямо перед глазами, а конечности зависли на расстоянии ладони от её тела.

«Пожалуйста, не трогай! — чуть не плакала Ира мысленно. — Я щекотки боюсь! Это рефлекторное! Я не вынесу!»

Червь ещё приблизился, и его морда оказалась прямо перед её лицом. Безэмоциональная, но на мгновенье Ире почудилась глубокая усталость в глазах напротив. И зубы… Они закрутились как на шестернях. Эта пила со скрежещущим звуком на кого угодно могла нагнать оторопь. Существо поднялось на хвосте, замерло на мгновенье и внезапно упало на неё сверху.

«Конец».

Огромная пасть поглотила её. Ира попыталась закричать, но ужас полностью парализовал, лишив возможности сопротивляться. Ступор. Железный.

Чудовище всё глубже засасывало её в себя. Внезапно она осознала, что кроме нахлынувшей темноты никаких новых ощущений нет. Не чувствовала себя «внутри». Темно. Тепло. Пахнет лесом. И звук шестернёй как-то резко оборвался. Сторонние звуки, хоть и приглушённые, всё ещё звучали в ушах. Она слышала взволнованные и перепуганные крики. Можно дышать. На сознании ощущался тяжёлый щит, не дающий со стороны проникнуть вещанию. Не ею сотворённый — его поставили извне, но это явно было не дело лап Варна.

Мысль, весьма безумная, что все испытания логично кончились, потому что всё — съели, прочно засела в сознании. А если съели, то можно и шевелиться. Едва возникнув, она стала ключевой. Ира протянула руки в стороны, мечтая найти опору. Ладони ощутили мягкие бархатные, влажные стенки. Всё-таки внутри.

Но звуки слышны, она чётко различала каждый голос. На страх наложилась досада.

«Прости. Я не справилась», — подумала она, жалея, что не может сказать этого вслух.

Размышления на тему фатальных опозданий не успели развиться — в глаза ударил дневной свет. Она даже ослепла поначалу, сердце зашлось от мысли, что этот свет — в конце тоннеля. В то, что ещё жива и снова «снаружи», верилось с трудом. Ира поводила глазами, впитывая в себя окружающий пейзаж, прямо сейчас обожая каждое дерево и каждый цветок. Дёрнуться не посмела, так и замерев с руками врастопырку. Дрожала от мысли, что провалилась и нарушила правило испытания — не двигаться. Аккуратно опустила взгляд вниз. Под ногами почва изрыта. А неподалёку Низз снова вылезает из-под земли.

Что же это получается? Он проглотил её, зарылся в землю, пропустил сквозь всё своё огромное тело и выплюнул с другого конца, так, что ли? Её мозг сломался, пытаясь представить, как же устроено это создание. А суть процесса — ради каких таких потребностей её проглотили и откуда выплюнули — вообще предпочла не обдумывать. Понятия биологических законов к хозяину Руин-Ло явно не применимы.

После шока новые данные поступали медленно и осознавались не сразу. Например, то, что она с ног до головы мокрая. И липкая. Это сконфузило. Оборачиваться не хотелось. В чём она сейчас? Слюни? На лёгком ветерке субстанция сохла. И этот же ветер донёс до неё непередаваемо сладкий аромат, услышав который однажды — забыть нельзя. Она неверяще подняла глаза на Низза.

— Поторопись, вестница!

Шаг. Второй. Она бросилась к Линно-ри, прекрасно зная, что после пребывания внутри гигантского Червя всё её тело покрыто толстым слоем белого эликсира.

С него уже сняли камзол и обнажили руку. Она шлёпнула на рану раскрытую ладонь. Состав был у этой мази иной или с белым эликсиром они просто похожи запахом, но действовала эта штука куда эффективнее подарка тану. И минуты не прошло, как от царапины не осталось и следа. Однако Линно-ри ещё не приходил в сознание.

«В рот», — пришёл приказ в голову, и пальцы сами собой потянулись, чтобы насильно раскрыть губы и влить в них чудодейственное вещество. Ей всё время казалось, что его может не хватить, и Ира стирала его с локтей, плеч, коленей и даже потянулась к волосам, на которых этой штуки было предостаточно. Но в этот момент улыбка сбежала с лица дайна-ви, он подавился лекарством и резко сел, отплёвываясь и откашливаясь.

Дохнуть кислорода ему толком не дали, потому что Лэтте-ри и Терри-ти, отталкивая друг друга, бросились его обнимать.

— Задушите… — прошипел Линно-ри, ошалело оглядываясь.

— Не задушим, а придушим! — гаркнул Терри-ти ему прямо в ухо, хватая за рубаху. — Только попробуй ещё так напугать! Таша с Царой с меня живого шкуру спустят, если тебя, мелочь, не уберегу! Кто тебя просил под ядовитую стрелу прыгать, а?! — он напоминал мамку, отчитывающую сына за порванные единственные штаны. Напор выдавал с головой всё скопившееся в нём напряжение, начиная с безуспешных попыток пройти туманную завесу, кончая ожиданием и невозможностью что-либо предпринять самому.

Лэтте-ри не кричал, только развернул к себе лицо брата, рассматривая, стирая остатки мази с подбородка и пытаясь убедиться, что следов так напугавшей его улыбки не осталось.

— Ядовитую? — окружающая реальность с трудом доходила до сознания спасённого.

— Вас ранила стрела сквирри, — сказала ему Ира, безуспешно стараясь стереть с лица липкую субстанцию.

Линно-ри поднял на неё глаза. Она впервые видела, как под серой кожей проступает кровь. Дайна-ви медленно краснел, а до Иры только сейчас дошло, в каком виде она перед ним сидит. Но прежде чем она сама успела вспыхнуть до корней волос, на неё сверху упал широкий плащ с меховой оторочкой.

Она всё же покраснела, но сумела выдать благодарность Альтариэну, поглубже закапываясь в тёплую ткань с головой, никчемушно соображая, что прежде чем вернуть, придётся долго его чистить. На неё волной накатывало то, что в институте называли метким словом «отходняк». Обычно такое бывало, когда сдавала экзамен, зная три билета из тридцати. Ещё глубже в плащ. Колотун уже перешёл на зубы, озноб гулял по телу как у себя дома.

Стрелы. Ранения. Туман. Червь. Вещание. Земля под ногами не держится. Съели.

— Помочь? — Варн аккуратно, но неотвратимо протиснулся сквозь остальных. Ира впервые видела его таким. Осторожным. Сил уже не осталось, потому было совершенно без разницы, что именно он сделает, как глубоко залезет в её мозги. Ира кивнула, едва показав нос наружу из-под плаща.

Варн сел в позу лотоса позади неё. Не прикасаясь. Поднял руки, будто вот-вот обнимет, но не сделал этого, а просто сплёл их в замок перед её лицом. Она очутилась в кольце, воздух в котором стремительно наполнялся теплом. И не только физическим. Ящер опустил подбородок, закрыл глаза, и по её мыслям пробежала мягкая «кисточка», сметая с сознания страх и пережитое напряжение.

— Спасибо, — сказала она, когда он убрал руки.

— Не за что, — ответил он вставая. Никаких попыток влезть в её зону комфорта, как это бывало раньше.

— Ириан, — она обернулась на голос Изаниэна, — я тут вашу одежду собрал…

Какое там слово употребила Енна? Отчаянный? Нет, он реально пошёл собирать её шмотки вон туда, где всё ещё ползает хозяин этих мест? Прямо у него под носом?

Низз медленно двигался из стороны в сторону недалеко от них. Она так боялась не успеть с лекарством, что умудрилась совсем про него забыть. Стоило ей посмотреть на него, как он начал ползти в их сторону, с треском придавив по дороге несколько кустов. Остановившись в трёх шагах, начал подниматься, вставая на хвост. Потом его тело сложилось в двух местах в чёткие девяностоградусные углы, и его морда повисла над Ирой подобно люстре. Она задрала голову, и они уставились друг на друга глаза в глаза.

Ира тяжело вздохнула. И осталась сидеть. Шея затекала от этой позы, но вставать не хотелось. После пребывания внутри даже как-то бояться Червя не получалось. «Нет, ну правда! Он же только что меня выплюнул! Невкусная, наверное». В ответ её ждала лишь усмешка, хмыканье, упавшее камешком в голову.

— Спасибо за лекарство, — сказала она, поняв, что следить за интонацией бесполезно. Вымоталась. Нервы. Но благодарность, хоть и усталая насквозь, шла от самого сердца. — А советом поможете?

— За ним не ты пришла, вестница, — ответил Низз. — Сейчас вы гости. Мои последователи позаботятся о вас. А завтра перед вашим отъездом мы расскажем дайна-ви то, что они хотят услышать. Ступайте. Енна! — и он, позвав свою шаманку, отполз подальше.

«Ну как? Как?! Он умудряется говорить таким приятным голосом этими “шестерёнками” в три ряда во рту?!» — поражалась Ира.

Её кольнуло болью. Показалось даже, что на конкретном слове. На «шестерёнках». Но ощущение настолько еле заметное, что она посчитала его галлюцинацией.

Низз тихо уползал вглубь леса. Позади него творилось волшебство, врачующее искорёженные его появлением деревья и кусты, зарывающее оставленные его телом ямы, поднимающее опрокинутые стволы. Всё возвращалось к первозданному виду, будто и не было тут буквально минуту назад никаких гигантских червей.

Глава 2

Песчаная поляна

Шаманка приблизилась к отряду, чуть не расталкивая плечом столпившихся мужчин, и протянула Ире руку.

— Пусть мне откажет в ласке каждый из моих мужей, но сейчас тебе нужно омовение, вестница. И поскорее, пока ценнейшее лекарство не впиталось полностью в плащ твоего заботливого спутника. Не стоит растрачивать его впустую. Кстати, как всё-таки тебя называть? Ирина? Ириан?

— Зовите Ириан. Здесь всем так удобнее, — Ира в очередной раз дёрнула бровью при слове «мужья».

— А что удобно тебе?

Ира задумалась. Странная страна с магией и чудесами постепенно вмешивалась в её жизнь, внося коррективы и преподнося уроки. Вот и до имени добралась. Вопрос лишь в том, хочет ли она принять такое изменение? Вряд ли пережитое на болоте, где имя было получено, можно выкорчевать из души подобно пню. Она вошла в этот мир Ирой — запуганной, ничего не знающей и почти ничего не умеющей. С Утёса уходила со шрамами не только на теле. Другим человеком. Лэтте-ри дал ей имя. Она не забыла и никогда не забудет, кем пришла. На Утёсе не желала называть имени, будучи рабыней. Сейчас, как и тогда, пришло время осознать, кто она. Здесь — та, кем стала. Ирой будет дома.

— Ириан.

— Хорошо, — легко согласилась шаманка, всё ещё не убирая руки, — Мритнерилия, давно не виделись. Ты ведь тоже от омовения не откажешься? Пойдёмте. Вы все устали.

Ира подала шаманке руку, вставая с земли и стараясь удержать на плечах плащ. Ладонь оказалась одновременно и сильной, легко подняв её на ноги, и нежной. Кожа ухоженная, не знающая тяжёлого труда. «Может, всё дело в их волшебных лекарствах? На сторону они белый эликсир продают втридорога, но у них самих его наверняка много. Мажут каждую царапину, вот их и…» Ира застыла. Сдёрнула с плеча плащ и хлопнула ладонью, стараясь дотянуться до лопатки. На месте. Никуда не делся. Она выдохнула, в тот миг осознав, что очень не хочет терять извилистого цветочного узора. Это осознание вызвало смятение в её душе. Для чего ей память о рабстве? Замерла прислушиваясь. Что именно она так боится потерять? Нет. Неправильно. Не боится. И не потерять. Хочет сохранить. Сохранить, когда уйдёт без возврата.

Енна если и заметила её метания, виду не подала, подождала, пока она поправит одежду, и снова потянула следом. Её племя встретило приход гостей радостным гвалтом и боевым кличем, который по незнанию можно было принять за «Мяу!» дворовых котов, защищающих территорию. Оружие убрано, многие приветствовали знакомых. Не сразу, но послышались вопросы в духе «как идёт торговля», «как поживает тот-то». В обе стороны. Стоило пройти проверку, как агрессивные воины и воительницы превратились в дружелюбных собеседников. Ире не по себе было от такой резкой смены обстановки. Она бы рада была довериться окружающему гостеприимству и радости, но доверием пока даже не пахло. Где-то что-то не так. Невозможно, чтобы отношения между людьми менялись так резко, невозможно улыбаться, а следом всаживать нож в грудь и быть при этом искренним. Размытая мораль, о которой говорил Каю. Совершенно другие представления о хорошем и плохом, о добром и злом, правильном и неправильном. Вряд ли удастся понять подобное с наскоку, так что смотреть надо в оба и ушей не развешивать.

Но шаг за шагом чувство тревоги отступало, вытесняемое окружающей красотой, и появилось желание осмотреться. Если сравнивать, Руин-Ло больше походил на джунгли, чем леса средней полосы. Воздух влажный, по деревьям спускались лианы. Даже сейчас, осенью, под сводами крон, скрадывающими солнечный свет, кое-где попадались крупные цветы, не уступавшие своим размером листьям, кое-где уже раскрашенным по-осеннему. Птичий гомон оглушал и резко бил по ушам. Она б совсем не удивилась, увидев попугаев. Босыми ногами Ира чувствовала, как при каждом шаге ступня погружается в рыхлую, холодную почву и обволакивается со всех сторон жёсткой, уже начавшей жухнуть травой. Запах незнакомых растений забивал нос. Ира радовалась, что не страдала аллергией, уж больно густой он был, хотя по правде — приятный.

Чем глубже в лес они уходили, тем реже становились деревья и свободнее путь. Проходя одну из полян, Ира неожиданно вскрикнула. Поначалу она приняла чёрную площадку за обычный кусок почвы, не поросший травой. Что-то вроде усыпанного хвоей покрова. Но рядом не росло хвойных деревьев. Мало того, посреди этой поляны ходил обнажённый мужчина в краске, по пояс покрытый этими «иголками». И они, иголки, двигались. Приглядевшись, Ира ахнула. Полчища крупных коричневых муравьёв — вот что копошилось под ногами мужчины и бегало по его телу. Она попятилась, чуть не врезавшись в Енну.

— Что такое, Ириан? Никогда не видела, как добывают сладкую патоку?

— Нет. А…

— Пойдём покажу!

И Енна потащила её за собой прямо на муравьиную площадку. Ира старалась поспеть за ней и не растерять единственный предмет одежды, а заодно с опаской смотрела под ноги, ожидая, что на неё вот-вот бросится туча голодных муравьёв.

— Да не бойся ты так! Они не кусаются! — смеялась шаманка.

И правда, насекомые разбегались из-под ног, будто понимали, что лучше не допускать, чтобы на них наступили.

Мужчина обернулся.

— Да хранит воля Низза связующую души! Чем могу быть полезен? — поздоровался он.

— Да будет милость его с твоими трудами, Салан. Наша гостья никогда не видела, как добывают сладкую патоку. Покажешь?

Мужчина улыбнулся и указал на дупло в ближайшем дереве. Он поднял с земли небольшую палочку, бережно стряхнул с неё муравьёв. Палочка оказалась очищенной от коры и аккуратно выровненной. Салан медленно опустил её в дупло и чуть пошевелил. Из нутра дерева повалили муравьи, облепляя не только палку, но и ладони мужчины. Он подождал минут пять и чуть тряхнул рукой. Насекомые посыпались вниз, и ондостал свою добычу. И его руки, и инструмент были покрыты какой-то белёсой субстанцией. Он протянул палочку Ире, как продавец сахарной ваты свой товар.

— Попробуй! — сказала Енна. — Пока не застыла, вкуснотища невероятная!

Ира приняла палочку, стараясь второй рукой удерживать плащ в закрытом состоянии. Стряхнула зазевавшихся муравьишек, движение в движение повторив действия мужчины, за что заработала одобрительный взгляд. С опаской лизнула.

— Сахар! — удивилась она.

— Именно! Осталось только чуть подсушить, пока не станет густым, свалять шарики и подождать, пока вода испарится до конца. А дальше — хочешь в еду, хочешь продавай. Ну правда же вкусно?

— Да, — сказала Ира, ощущая на языке едва заметный лимонный привкус. В сухом сахаре он не чувствовался. Она снова с аппетитом лизнула. — Очень. Спасибо.

— Угощайтесь! — с улыбкой сказал Салан, протягивая шаманке ещё одну палочку. — Связующая, я прошу меня простить, но до заката мне нужно ещё два десятка гнёзд осмотреть.

— Конечно. Удачной работы!

Они вернулись к отряду, и Ира смутилась, что выглядит как ребёнок, которому только что всучили конфетку. Но уж до чего вкусным оказался непереработанный сахар!

— Ешьте, Ирина, пока угощают, — сказал Рикан, глядя, как она пытается спрятать палочку за спиной. — Обычно последнюю шкуру сдерут при продаже.

— Погодите, так сахар что, только здесь произво… добывается?

— В цель! — кивнула Енна. — Хвала Низзу, что все остальные народы такие сладкоежки. Если бы только сахар мог делать их характеры помягче, а то торгуются за каждый шарик, будто битву воюют.

— Так и вы не медяками берёте за него!

Енна ухмыльнулась, не споря с общеизвестным.

— Надо доложить его величеству и в Собор Карража о белом эликсире, — неожиданно тихо сказал Доваль.

— Что именно? — спросил Каю.

— То, чему мы стали свидетелями. Лекарство, что создано силами второго великого духа Рахидэтели, вряд ли может быть повторено руками смертного.

— А вы что, всё ещё пытаетесь?! — Енна улыбалась во все тридцать два.

— Теперь не будем, — буркнул одарённый.

— Погодите… — Ира даже тормознула, — так… Великий Низз — дух? Но как же… Я же прикасалась к нему! И там была самая настоящая плоть!

Енна лишь усмехнулась.

— Род владыки уходит к существам, для которых телесная оболочка — такая же вещь, как для всех нас одежда. К созданиям, для которых душа — основа и суть, духовные течения — воздух и пища, а тело — местами помеха, а чаще вообще просто видимость для глаз смертных и короткоживущих. Таким, как вы, у которых забота о телесной мощи и немощи занимает большую часть жизни, вряд ли будет понятно… устройство нашего повелителя.

«Говоря простым языком — забей на биологию!» — сделала вывод Ира, хотя всё её материалистическое мышление встало, поднятое по тревоге. С другой стороны, теперь можно не задаваться вопросом, через какое место её выплюнули. Если это всего лишь видимость. Может, внутреннему материалисту сейчас и плохо, хоть компрессы ставь, но для гордости однозначно новости хорошие.

— И что… белый эликсир всегда добывается… именно таким путём? — спросил Изаниэн, косясь на плащ Иры, весь уже безнадёжно заляпанный лекарством.

— Да. Через единение, — ответила Енна, всё ещё посмеиваясь.

— Жаль. Наши лекари тоже пытались повторить. Одна моя подруга участвовала в подобных исследованиях. Придётся огорчить, что при всех её талантах она не сможет довести работу до конца.

Ира слушала беседу, и внезапно у неё возникло желание выговориться. Прям язык зачесался:

— Ну почему же не можете? Притопать голышом, очень попросить, потрястись от страха до самых коленных суставов, подождать, пока мимо глаз пронесётся три ряда зубов, несколько мгновений в темноте, и вы по уши в… — она умолкла, осознав, что несёт, и испуганно посмотрела на шаманку. Та уставилась на Иру широко раскрытыми глазами, ставшими яркими на фоне грима. А потом расхохоталась, утирая слёзы. Вслед за ней расхохотались и стоящие рядом сквирри.

— Вряд ли среди амелуту и эйуна найдутся ещё столь отчаянные, как ты, вестница, чтобы пройти через единение с великим духом. Даже вся страсть к торговле не заставит их рискнуть! И не дрожи! Владыка Низз не карает за смех, если он не несёт в себе цели оскорбить. Наоборот! Каждая улыбка и каждое светлое чувство наполняют теплом наши леса.

— Единение? Вы так это называете? — Ира готова была сделать что угодно, чтобы все поскорее забыли её приступ красноречия. — А последствий после него никаких нет? Ну, как после братания… — и она опять сконфуженно замолкла. Варн, шедший рядом, промолчал. Промолчали и шкура, и «эфир».

— Последствия лишь в твоём мироощущении. Ты не сквирри, чтобы единение с владыкой стало постоянным и желанным. И эта связь — всегда добровольна, у нас не принято связывать насильно или обманом, — Енна бросила осуждающий взгляд на Варна. Ира его заметила, обратила внимание на пятно раздражения на шее у ящера и внезапно поняла, что шаманка в курсе их общей проблемы.

— Откуда вы знаете, что наша связь была не до конца честной?!

— Я — связующая души. Мне положено знать. Не трать время на смятение, вестница, лучше посмотри вокруг!

А посмотреть и правда было на что. Сквирри жили не в лесу. Они жили с ним бок о бок, как с добрым соседом. Домики под деревьями и на деревьях крепились безо всякого ущерба живым стволам, а кое-где заросли без всякой помощи образовывали шалаши, которые оставалось лишь обустроить изнутри. Между ними гирляндами из листьев свисали подвесные лестницы и мостики, щедро обвитые лианами, — им явно помогли добраться до нужных мест вручную. Обилие зелени и живых украшений чем-то напоминало Каро-Эль-Тан. По всему видно, обитатели Руин-Ло относились к природе с большим уважением. Гомон всеобщей речи вплетался в птичий. Трескучий язык песни, что на опушке исполняла Мритнерилия, оказался пригодным только для заклинаний.

При взгляде на быт сквирри создавалось ощущение, что попал на какой-то праздник. Все суетились, работали, руки не переставали мелькать, но тут же отрывались от дел, чтобы похлопать встречного по плечу. Искрили улыбки, звучал смех, такой искренний, что хотелось смеяться следом. Город не город, а на деревню тоже не похоже. Сушились на жердях травы, разделывалось мясо, на открытых очагах жарилась еда, скатывались сахарные шары, собиралась из трав и перьев одежда, вывязывались сложные конструкции головных уборов — и всё на улице. Домики очень маленькие, как в них зимой жить — непонятно, настолько казались воздушными и тонкостенными. Скорее всего, их роль — дать ночлег и уединение парам, поскольку жить в чём-то настолько небольшом… Под ногами суетились разнообразные мелкие зверушки, которых Ира не смогла идентифицировать, но по тому, как охотно они шли на руки к сквирри, она заключила, что это такие странные домашние питомцы. А вот ездовые не могли не произвести впечатления — подобия кабанов с шерстью, как у бизонов, раза в два с половиной больше своего прообраза и с внушительными бивнями. В деревне их оказалось не больше десятка, но Ира была этому рада — кабаны не те звери, с кем захочешь делить одну тропинку.

У костров, на поваленных деревьях мужчины и женщины болтали без умолку, не переставая что-то создавать руками. Женщин меньше. Детей почти не видно, только изредка пробегал мимо кто-то из подростков.

Иногда Ира замечала, как несколько мужчин суетятся вокруг одной и той же женщины, оказывая знаки внимания, но при этом меж ними нет ни единого признака ревности. Вспомнилось, как Енна упоминала про «мужей». Женщины вели себя свободно и раскованно, от кое-каких наблюдаемых любезностей ей хотелось отвести глаза, чтобы не покраснеть. И было что-то такое едва уловимое в этих отношениях, какая-то едва заметная почтительность, что у неё не мог в голове не родиться вывод, вырвавшийся вопросом:

— Простите, Енна, а у вас что, матриархальное общество?

— Не уверена, что поняла вопрос.

— У вас женщина главная? В семье и… вообще.

Шаманка посмотрела на неё с нескрываемым интересом.

— А ты быстро догадалась. Да, всё так. Тебе от этого понимания неприятно?

— Что? А, нет. Просто кое-что стало понятно. А у вас и правда несколько мужей?

— Да. Четверо. С одним из них ты уже успела познакомиться. Надеюсь, он был не слишком напорист, его впервые отправили допрашивать гостей.

— Нет. Не слишком. Но я всё время боялась, что он порвёт мне шнуровку, — подхватить тон шаманки оказалось легко. — Попросите его больше так не делать, мне дорог тот костюм.

— Ты так спокойна. Будто то, что увидела, для тебя не ново. Не скребёт по ощущениям при мысли о моей семье?

— А должно? Это же ваша земля и ваш обычай. Не мне судить или осуждать то, что создано усилиями целого народа. Раз так есть, значит, это для вас важно. Для меня да, непонятно и неприемлемо, но вы же вроде и не собираетесь заставлять меня приобщаться к вашей культуре и принуждать участвовать в этом.

Енна рассмеялась.

— И не надо тебе! Ты хоть и выглядишь выносливой, но на бойца ни разу не похожа. Да и проснувшегося дара в тебе не чувствуется.

— А это тут при чём?

Енна, улыбнувшись во всю ширь улыбки, ответила:

— На всё воля Великого, но большей частью времени женщин у нас рождается меньше мужчин. Хватает на каждую, и с избытком, но иногда бывает так, что на одного неженатого претендуют две женщины. И тогда своё право на мужчину нужно доказать в поединке. Так что, увы, не проникнуться тебе нашими традициями, вестница.

Ира покраснела до ушей и промямлила:

— Нет уж. Спасибо. Я ни на кого претендовать не собираюсь. Со своими ещё не… — и заткнула рот меховым воротником плаща, но тут же убрала его, наглотавшись лекарства, которое, в отличие от запаха, вкус имело как сгнивший щавель. Ясно, почему Линно-ри так плевался.

Как-то странно действует на неё этот лес. Рот не закрывается. Она с подозрением покосилась на шаманку: уж не владеет ли она силой, подобной той, что у Мерини. Влиять на разум? Но пальцев в голове или вещания не чувствовалось, и она решила, что её состояние — следствие шока. Она и под землёй трепалась, не переставая и при любой возможности. Но там её никто не понимал, а тут — привычка осталась, а помнить об окружении приходится.

Енна не обратила внимания на оговорку, но смеха в её голосе поубавилось. Переводя разговор на другую тему, она заметила:

— Ты держишься уверенно и от нас не шарахаешься. Сразу видно, что совсем не амелутка. А у тебя дома есть такие, как мы, вестница? Чтобы женскою рукою мир строился?

— Были в далёком прошлом. А сейчас если только где-то в очень уединённых племенах. Я читала, что такое бывает, только если мужчинам нет необходимости защищать свой народ. Это так?

— Может, у тебя дома и так. У нас дело в другом.

— Простите, Енна, а кто в вашем лесу так горько плачет? — спросила Ира оглядываясь. — Сейчас тихо, но раньше…

— Ты слышала? У нас не принято отвечать на этот вопрос. Или поймёшь сама, или тебе это не нужно. Кстати, мы пришли! Отведите наших гостей отдохнуть и накормите их как следует! Пусть всякий сложит легенду о гостеприимстве Руин-Ло!

Ответ «да, связующая» потонул в кличе, приветствующем последнюю фразу.

— А ты и Мритнерилия, пойдёмте со мной, — тихо мурлыкнула Енна, наклоняясь к её уху. — К омовению на Песчаной поляне ещё ни одна женщина не осталась равнодушна!

И она обняла Иру одной рукой за плечо, второй схватила за руку Мрат и потащила за собой. Ира едва успела удивиться, что уверенная в себе эйуна не сопротивляется, а следует за ними, как ветка, подхваченная потоком реки. Енна своей бурной деятельностью очень на него походила.

Под конец они почти бежали, так торопилась шаманка довести их до Песчаной поляны. И когда, в конце концов, достигли цели, Ира вмёрзла в землю, будто налетев на невидимую стену.

Она считала красивым озеро, где стирала Птичкины лохмотья. Неимоверно прекрасным — Мрекское болото зимой. Помнила весну в Ризме с вышедшей из берегов Омулой и живую природу Каро-Эль-Тана. Но пляж в Руин-Ло, это было нечто! Мягкий жёлтый песок, отблёскивающий белоснежным кварцем, ласково обнимал овальное озеро с зеленоватой водой, искрившейся в лучах трёх светил, бросавших на неё последние лучи. От воды поднимался пар. На другом берегу с небольшого обрыва срывался водопад, обрамлённый разноцветными листьями лиан, а слева с каменной стены текли, сбиваясь в один поток, ключи.

Ира пришла в себя оттого, что Енна, коснувшись подбородка, помогла ей вернуть на место отвешенную челюсть. Шаманка разразилась хохотом, не стерпев.

— Я вижу, тебе уже начинает у нас нравиться, вестница! Но то ли ещё будет! И она поволокла их к кромке воды, где сидели, разбирая что-то, две женщины-сквирри.

— Ваффи. Йoли, — представила их Енна, и те, улыбнувшись, поздоровались. — Давай-ка сюда свой плащ, — и она, не церемонясь, стащила его с Иры. Сразу стало неприятно: влажный эликсир начал раздражать кожу, которая не нуждалась в лечении, а ветер, остудивший его, заставлял Иру мёрзнуть. Но она не успела этого прочувствовать, потому что Ваффи поднялась и стала шустро орудовать по её телу плоской деревянной лопаточкой, чем-то напоминавшей скребок для депиляции. Вот только волоски на теле после процедуры оставались на хозяйке. Она соскребала лекарство с кожи и стряхивала его в глиняную расписную пиалу, оформленную маленькими бусинами. Йоли занялась её причёской, распустив косу и бережно снимая плотный слой субстанции расчёской, заточенной под эту процедуру.

— Плащ почистим, а всё, чем одарил тебя владыка Низз, отдадим перед отъездом, — сказала Енна, наблюдая за действиями женщин.

— Лекарство? Мне?

— Конечно! Кто мы такие, чтобы забрать то, что принадлежит тебе по воле Великого? Хм… — она обошла её со спины и внимательно рассмотрела шрам, по-хозяйски тронув его в районе талии, что вызвало дрожь в Ирином теле. — Почему же он не исчез? Может, попробовать смесью на порошке синецвета…

— Не надо! — крикнула Ира, заставив Йоли выронить расчёску. — Не надо… — сказала она уже тише. — Он мне нужен.

— Ясно, — пожала плечами Енна.

Послышался плеск воды, и Ира отвлеклась, наблюдая, как скинувшая с себя всё до последней тряпки Мритнерилия полощет в воде пятки, а после разбегается и красивой рыбкой уходит в воду. Зябко повела плечами. Воздух не майский, а вода хоть и клубится паром, но кто её знает.

— Неисправима, — прокомментировала шаманка действия эйуна. — Самые лучшие наши душистые мази не заставили её испытать желания насладиться омовением спокойно и получить от этого наслаждение. А вот в воде готова жить. Дай волю, и до завтра не вылезет. Ничего не меняется.

— Почему же вы тогда не хотели её пускать? Вы же её знаете.

— Мало знать само существо. Надо знать того, за кем следуют его мысли. Это водоплавающее, — она кивнула на Мрат, — наш частый гость. Она быстро разобралась, как устроен наш быт и традиции, с вниманием отнеслась к тому, что для нас важно. Мы знаем её как ведущую и как солдата. Как ту, что командует торговыми караванами, и как ту, что следует тенью за Латнерией, матерью тану. В первом случае — сворачивает горы, уверена в себе, на своём месте. Во втором — как тень. Ну или как моса на поводке у хозяина. Во всех случаях знает, чего хочет, и идёт на это с холодной головой. Приходит ведущей — мы разговариваем с ней. Приходит от хозяйки — оцениваем поступки, учитывая это. Латнерию тоже знаем. Но сегодня она сказала, что пришла за герцогом Альтариэном. И наши силы возмутились, ибо та, что уже тень одного, не пойдёт за другим. Весь твой отряд в разброде и разладе. У вас нет единства.

— Это не мой отряд. Я им не руковожу.

— Возможно, в этом-то и беда, — шаманка стала серьёзной. — Неважно, что сбило вас вместе. Но если за тобой идут, если признали проводницей, то «иду вместе со всеми» — уже не ответ. Тебе доверяют судьбу и жизни. И не важно, чем ты их охраняешь, — мечом в руках или советом. Единственное, что ты не можешь себе позволить, — отнестись к этому беспечно. Тебе доверились. Бери ответственность!

— Но я не умею! Мне не по себе от того, сколько ярлыков успели понавешать на меня за последний месяц! Сначала судья, потом вестница, уходящая в небо, теперь вот — проводник или кто там ещё. Я не готова к такому! Меня никогда не учили руководить и тем более отвечать за чужие жизни!

— Жизнь научит. Ладно! Это наша мудрость. А сейчас — купаться!

Потянув Иру за собой, Енна нашла удобное место, где у берега было мелкое дно. Быстрыми движениями она скинула с себя юбку, кофту и головной убор, попрыгала, разогреваясь, быстро покрутилась, разгоняя кровь. Ире этот процесс напомнил купание кошки. Вроде держишь в руках упитанный и пушистый комок, а вытаскиваешь худое дрожащее тельце. Енна не дрожала, чувствуя себя отлично в холодном осеннем воздухе. Но без внушительных украшений вместо матёрой кошки с шерстью дыбом перед ней осталась стоять симпатичная женщина лет на пять-семь старше принцессы Анети и королевы Фальтэ. А когда она с разбегу оказалась в воде, моментально смывшей краску, пошедшую разводами по поверхности, то Ира, увидев её без макияжа, только и могла, что воскликнуть про себя: «Да она лапочка!» Вполне миловидное личико с остреньким носиком, живыми серыми глазами и румяными щеками в обрамлении шоколадного цвета волос. Кстати, глаза оказались не раскосыми, как ей показалось поначалу. Это макияж сбивал с толку и создавал неправильное впечатление.

Ополоснувшись, Енна выбежала на берег и потянула Иру в озеро. Вода — сказка! Приятная температура, горячее, чем она ожидала, и омывающие тело волны, уносящие прочь дорожную грязь и остатки мази.

Ира не смогла сдержать восторга и поплыла наворачивать круги вокруг шаманки, постепенно увеличивая радиус. Ныряла она плохо, но всё же ушла пару раз под воду, чтобы очистить волосы. Блаженствуя, потеряв окончательно счёт времени, она крутилась, не думая вставать ногами на дно, то плавая на животе, то распластываясь звёздочкой на спине. После нервотрёпки последних часов вода оказалась лучшим лекарством и уносила прочь не только грязь, но и тяжёлые мысли.

Она бы могла так плескаться ещё долго, но внезапно почувствовала, что её живот наткнулся на что-то под водой. Рефлекторно отпрянув, она постаралась разглядеть, что именно это было, а когда разглядела, начала улепётывать в сторону берега. Она уже почти вылетела из воды, когда её догнал хохот Енны:

— Трусишка! Да они мирные! Просто поиграть хочет!

Поиграть?!

Ира ошалело смотрела, как из-под воды показалась гладкая голова в две её размером. Потом шея. Это напоминало доставание мерной ленты из рулона рулетки. Подводная «жирафа» имела морду, выдающую принадлежность к родне моржа и прочих с ластами, шикарные усы сантиметров сорок и голливудскую улыбку из стройного ряда лезвий для бритья. Помесь тюленя с диплодоком.

— Поиграть?! — спросила она уже вслух.

— Конечно! Да подойди ты! Не съест. Смотри!

И Енна без опаски приблизилась к монстру, зайдя в воду по самую талию. Приложила ладони к губам и выдала звук, похожий на улюлюканье. Зверь подполз поближе, и шаманка нежно его погладила. Ира только сейчас заметила, что позади наворачивает круги Мритнерилия, совершенно не обращая внимания на товарища по «бассейну». И рискнула.

Из пасти, склонившейся прямо к её лицу, тянуло сырой рыбой. Животное пошевелило щеками и выдохнуло прямо ей в нос, отчего его нос смешно затрясся, а усы заплясали в воздухе. «Всё. Любовь с первого нюха. До чего забавный! Кроме зубов. Но он же не съест, да?»

Она протянула руку, как обычно протягивала её неагрессивным, но незнакомым собакам. Медленно, раскрытой ладонью, но уверенно. «На, нюхай. Дружить будем?»

«Будем!» — сказала «жирафа», плюхнув голову ей на плечо и утробно заурчав на всю поляну.

— О! А ты, я смотрю, не первый день с младшими братьями общаешься. Ну или с сестрой, как в данном случае, — прокомментировала Ирины попытки устоять на ногах под свалившейся на неё тяжестью Енна. — Ты ей понравилась. Ну так идите плавать!

— В смысле? — пробормотала Ира, с трудом удерживая урчащую голову.

— Не спрашивай, вестница, просто иди! Тебе понравится!

Животное было на все сто процентов солидарно с шаманкой и, обернув огромную шею вокруг Ириной спины, стало неумолимо толкать её к воде. И попробуй посопротивляйся!

— А она под воду не утащит? — Ира из последних сил упиралась пятками в песок.

— Она тебя вытащит, едва поймёт, что ты глотнула лишнюю каплю воды. Смелее, вестница! Ты у неё, как у мамки под сиськой! Не бойся!

И она пошла. Всё ещё опасаясь находиться рядом с такой тушей, она продвигалась шаг за шагом, пока «жирафа» не решила всё взять в свои ласты, толкнув нерешительного человека в воду. Ира, вскрикнув, попыталась найти опору. Но прежде чем ей это удалось, под неё поднырнули. Ноги уже привычным, отработанным в полёте жестом, вцепились в основание шеи, намертво прижимаясь к гладкому туловищу.

Впечатления, последовавшие затем, вызвали ассоциацию, что она катается на водном мотоцикле. Нет, она ни разу не ездила на таком, но вот скорость её «транспорта» точно могла претендовать на съёмочное время в каких-нибудь «Спасателях Малибу».

Сделав несколько кругов по озеру, «жирафа» решила понырять. Сбросила седока, перекатившись на спину, а потом обняла передними ластами и стала крутиться на месте вокруг своей оси. Ира проваливалась под воду, всплывала с очередным поворотом и оказывалась животом на брюхе зверя. Отдышаться, обнимашки и снова под воду. Страшно, аж жуть, но до чего весело! Потом её снова покатали и высадили недалеко от берега. После чего изваляли в песке в прибрежном лягушатнике ластами. Дыхнув ещё раз, «жирафа» ушла под воду. Ира лежала звёздочкой, находясь в состоянии пластилина, из которого только что пытались что-то слепить, но бросили бесформенным шаром на столе.

Енна не переставала хохотать, глядя на её ошарашенный вид.

— Ну как? Понравилось?

— Ещё как! Боюсь показаться нескромной, но…

— Завтра приходи утром. Они опять всплывут.

— Они?

— Их тут целое стадо. Но всплывают нечасто и не все. У них подводная пещера на глубине. Их дом.

Ира с опаской глянула на озеро. Что ещё оно может скрывать? Сглотнула и осмотрелась. Одежды Мритнерилии и её хозяйки не видно. Ваффи и Йоли тоже ушли, оставив батарею склянок, пиал и расстеленное покрывало. Только они с шаманкой вдвоём у кромки воды. Сквирри, всё ещё не отойдя от смеха, изящными, красующимися движениями открывала сосуды.

— А теперь — самое замечательное. Иди-ка сюда!

Ира подошла, с опаской разглядывая тару. «Надеюсь, у неё нет желания меня раскрашивать?»

— Да не косись ты так! Это всего лишь масла для запаха и составы для чистоты. Залезай в воду. Лучше вот тут, где по щиколотку. Садись и давай сюда свои волосы!

Ира залезла в «лягушатник», встала на коленки, чувствуя, как вода приятно омывает ноги. Шаманка быстро разделила её волосы на пряди.

— Ты что, на голове к нам ехала? — спросила Енна, деловито вытрясая мелкие остатки травы и листьев.

— Нет. Просто один из наших солдат спасал меня от ваших стрел, прокатив по земле.

Енна не заметила сарказма или не обратила на него внимания.

— Рикан-то? О да, это он умеет. У нас есть те, кто его ещё молодым помнят. Быстрота — его дар. Про него говорят «ловок, как хусса».

Ира с трудом понимала, как можно так спокойно рассуждать о том, что поднял оружие на того, кого так хорошо знаешь? И знаешь с хорошей стороны! Не на врага или соперника, а просто так. Проверки ради. Как ни пыталась она успокоиться, как ни прекрасна была природа вокруг, как ни радостны улыбки, но этот диссонанс заставлял её не доверять сквирри, как бы дружелюбно они себя ни вели. Вот и под руками шаманки расслабиться не удавалось, хотя в данный момент та делала самую приятную вещь из всех существующих — мыла ей волосы. От аромата шампуня у Иры потекла слюна. Сочно-фруктовый, а среди прочих лакомых запахов — нотка ванили, не перебивая, но дополняя друг друга.

Енна зачерпнула воды в пустую пиалу и ополоснула волосы. Набрала в руки какой-то густой мази и измазала ею всю голову, не спеша ополаскивать. Ира поморщилась: субстанция была жирной. Но она прикусила язык, не посмев жаловаться. Ей не привыкать ходить с немытой головой после Болота, а если верить Мритнерилии, то это племя ценит, когда уважают его обычаи. В конце концов, это всего лишь жирные волосы. Отмоется.

Пока она думала, Енна достала небольшую палочку и, положив на подставку, стукнула огнивом, извлечённым из складок юбки. Палочка на несколько мгновений загорелась, а потом потухла, оставив маленький уголёк на самом кончике. Вместе с дымком вокруг распространялся ещё один, более тяжёлый аромат. Ира даже удивилась, что он не вызывал отторжения, — аромапалочки, самый ходовой товар в магазинчиках с восточными сувенирами, она не выносила. Честно говоря, запах от лежащих на прилавках коробочек всегда ассоциировался у неё с вонью без приставки «-благо». Головная боль каждый раз сопровождала её после посещения подобных магазинов. Здесь же дым пах чем-то спокойным, но ощутимым, постепенно надавливающим на виски. Его присутствие ощущалось ярче с каждым вздохом. Расслабляло.

Шаманка достала ещё одну мазь и неуверенно замерла у Иры за спиной.

— Уверена, что не хочешь попробовать избавиться от шрама?

— Да, — ответила Ира, в очередной раз попытавшись обхватить себя руками.

— Не настаиваю. Наклони голову.

Она снова взяла пиалу и начала вымывать из волос давешнюю субстанцию. Ира облегчённо выдохнула, поняв, что это всего-навсего подобие питательной маски и ходить, сверкая сальной макушкой, не придётся.

Енна щедрою рукою вылила ей на плечо зелёную тягучую массу с кусочками трав и чем-то мелким, вроде песка под ногами. Стоило провести рукой, и вся кожа загорелась, защипала, но тут же успокоилась — как не было. Ира даже вскрикнуть не успела. Широкими движениями шаманка, казалось, снимает с неё один из слоёв кожи. Зато пятки после этой процедуры стали такими мягкими, словно никогда не бегали по болоту босиком. Ушли даже совсем загрубевшие мозоли. Теперь Ира понимала, почему у сквирри такая нежная и ухоженная кожа. Не одна косметическая компания продаст последние портки директора за этот рецепт. А следом уже лилось что-то чёрное, смывалось, потом леденяще-прозрачное. Через какое-то время уже рябило в глазах от разноцветных субстанций разной степени густоты, и Ира, наконец, отпустила ситуацию течь своим ходом и только и делала, что выполняла инструкции шаманки, поворачиваясь в разные стороны, садясь и вставая, смывая один состав только для того, чтобы нанести следующий. Кончилась эта возня на огромном пледе, бережно расстеленном на песке, позой на брюшке и массажем. К тому моменту Ира поняла, что пластилин, оставленный в лягушатнике «жирафой», уже дошёл до кондиции, разогрет и брошен на плиту растекаться лужицей. Вот никогда не пробовала, что такое спа-салон. Может, зря?

Она валялась, улыбаясь в пустоту, остро чувствуя, как по спине бегают ловкие пальцы. Каждый нерв обнажился, посылая во все стороны сладкие волны. Хотелось довериться, позволить все что угодно. Даже вот это аккуратное «прикосновение» к вещанию.

Стоп. Вещание.

— Ты чего напряглась? — спросила Енна, ткнув пальцем в задеревеневшее плечо, а потом продолжила массаж, провела по боку, спускаясь к талии. В этот миг до Иры дошло, что тело уже её не слушается, а превратилось в вялое желе. Она резко выдохнула, нос заложило ароматом от палочки. По телу потекла расслабляющая волна, а по коже побежали мурашки. Ира чертыхнулась про себя, осознав, что дышит каким-то веществом с сильнодействующими свойствами. Накатила паника. Она резко села, стараясь отползти подальше от дымящейся конструкции. А следом бросила в неё горсть песка. Палочка потухла.

Енна чуть нахмурилась, а после улыбнулась и скользнула к ней со стремительностью змеи. Ватное тело Иры не сумело среагировать, и шаманка крепко сжала руки, придавив их к земле. Енна заглянула прямо в Ирины глаза, продавливая щиты, вынуждая раскрыться как вещателю.

Единственное, о чём могла сейчас думать Ира, — насколько опасен этот дым? В такт с суматошно стучащим сердцем билось: «Только наркотой надышаться не хватало!» Она сосредоточилась на собственном теле, пытаясь осознать, что происходит и принадлежит ли сама себе. После пары вдохов чистого воздуха, без примесей, пришло запоздалое понимание, что сознание остаётся ясным. Да, телоне слушалось, но мысли оставались чёткими. Из чего бы ни состояло благовоние, сознание оно не затуманивало. «Главное, не потерять голову!» — как мантру повторяла про себя Ира.

Она попыталась дёрнуться, но это было равносильно попытке выбраться из капкана рывком. Нет, Енна не делала ей больно, но её руки держали так, что Ира очень ясно вспомнила, что такое оковы. Эти прикосновения вызвали бурю в её душе, напомнив холодный металл и гулкий перезвон железных звеньев. Откликаясь на неприятные воспоминания, тело собралось, и второй рывок вышел уже сильным, но всё-таки недостаточным. «Боец, чтоб её!» Ира тяжело дышала. А шаманка в этот миг шептала такие странные фразы, что её пленница была на волоске от того, чтобы признать, что столкнулась с существом, у которого явное помрачение рассудка.

— Чего ты испугалась? Я не причиню вреда и не сделаю больно. Раскройся! Покажи, что у тебя внутри. Доверь мне свои мысли. Ты не понимаешь… Одна душа. Только одна! Всего одна! Это так сладко и так притягательно! Ты же не понимаешь! Не можешь понять, насколько это прекрасно!

— Это у вас закон гостеприимства такой? — Ира еле втолкнула вопрос между этими непонятными фразами, буквально вырвав его из себя сквозь панику, что сжимала горло.

Внутри потихоньку начинала закипать злоба. Пока ещё медленно. Желание бороться с трудом пробиралось через ступор и расслабленность мускулов.

— О! Только намекни, и я поприветствую тебя как самую дорогую гостью! Только дай мне то, что я прошу!

Ирин разум вопил, что она не хочет участвовать в происходящем. В порыве позвать на помощь она попыталась дотянуться до Варна, единственного, кто способен на таком расстоянии услышать её внутренний крик, но он молчал. Ну да, с чего бы. Их общение не назовёшь радужным. Или слишком далеко. Как, чёрт возьми, выбраться из-под этой бой-бабы и избавиться от дряни в лёгких?! Дыши! Каждый вдох чистого воздуха — спасенье. Дыши! А что до шаманки… Потянуть бы время, пока тело не восстановится, заговорить зубы и бежать отсюда!

Происходящее било по психике фактом принуждения, но сам по себе тактильный контакт доставлял неудобство исключительно вторжением в зону комфорта без приглашения. Она никогда не понимала, какие могут быть проблемы с прикосновением к другому человеку. Её не смущала ни старческая кожа, ни сыпь или язвы, ни пол, ни возраст. Господи, да если способен взять в руки лягушку, какие могут быть проблемы с человеческой кожей? Было только одно но. Та самая пресловутая взаимность, о которой они говорили с Лэтте-ри. Во всех случаях, кроме тех, когда человек нуждался в заботе и уходе, именно она определяла всё. Здесь и сейчас ею даже и не пахло. В ее мозги пытались вторгнуться без приглашение и это заставляло все нутро вопить сиреной. Напротив Иры находилась львица. Охотница, обеспечивающая добычей весь свой прайд. Сквозь адреналин и эндорфины под кожу постепенно начал просачиваться страх. Ведь возьмёт же! Сил хватит! Сломает щит! Доберется!

Вырываться Ира даже не пыталась — не по зубам противник, несмотря на сильные руки и подкачавшиеся за время езды верхом ноги. Иметь мускулы и быть бойцом — две абсолютно разные вещи.

— У вас не принято спрашивать о желании поделиться? — она чуть отодвинулась.

— А разве тебе хочется мне отказать? — шаманка воспользовалась её отступлением, чтобы снова качнуться вперёд.

— Да! Хочется! — Ира внезапно сорвалась, поняв, что не получится сейчас говорить спокойно. Не когда на руках чужие руки, лишающие права выбора. — Не знаю, что было в твоих благовониях, но уверена, что какая-то дрянь. Использовать подобные средства — низко! Можешь отдать приказ, чтоб меня пристрелили, но это правда! С Енны слетела вся её игривость.

— Мы не убиваем за правду. И в благовониях, что мы используем нет ничего вредного или опасного. — Отпусти!

Рывок! Руки на запястьях рефлекторно сжимаются сильнее, хоть и не причиняют боли. Но этого хватает. Тактильное ощущение бьёт по разуму и заливает его ужасом.

Ира рванулась и шлёпнулась на песок, потому что Енна неожиданно её отпустила.

Рвануть к воде, упасть в неё звёздочкой и окунуть голову по самую макушку. Ну же, водица! Смывай эту дрянь! Енна вытащила её рывком, когда сошедшая с ума от паники из-за потери контроля над телом Ира почти выпустила из лёгких весь кислород, силясь подольше остаться под водой и искренне веря, что та способна справится с дурманом.

Шаманка буквально выволокла её на песок, почти не прилагая к этому усилий. Встряхнула так, что вода, успевшая забить рот и нос, вырвалась обратно. Ира откашливалась, безуспешно отбиваясь от обнимающих рук. Енна тряхнула её за плечи:

— Да угомонись же ты! Не собираюсь я тебя принуждать!

Эти слова доходили до мозга по одному. И не сразу сложились во фразы. Не сразу фразы удалось осознать. Понять. А когда это случилось, Иру затрясло. Енна накинула ей на плечи плед и попыталась чем-то напоить, но у Иры открылось второе дыхание, и она со всей силы отбила протянутые руки. Пиала с напитком упала на песок, моментально впитавший её содержимое. «Не буду пить!»

Дышать. Просто дышать. По сантиметру отодвигаясь. То, что на неё никто не нападает и не собирается снова «сковывать» руки, далеко не сразу отпечаталось в мозгу как реальность.

Некоторое время царило молчание. Шаманка выглядела… побитой. Будто не она только что таскала Иру чуть ли не одной рукой. А та даже не пыталась анализировать произошедшее, прекрасно зная, что именно вызвало этот приступ. Ей ещё не скоро удастся забыть рабство. Можно сколько угодно смывать с тела шрамы чудо-мазями, но под гладкой кожей всё ещё отпечатаны следы от тяжёлого металла, от которого с таким трудом удалось избавиться. Она панически боялась почувствовать его вновь. Не теперь, когда обрела свободу!

Чёрт! А ведь изначально хотела всё разрешить словами. Не оскорбить, не обидеть. Что будет теперь, если шаманка нажалуется Низзу на драчливую гостью и дайна-ви так и не получат спасительного совета?

Когда они с Енной встретились глазами, Ира задала только один вопрос:

— Зачем?

Енна на мгновение отвела глаза, а после впилась взглядом так, что пригвоздила к месту не хуже дурманящего дыма.

— Мы, все сквирри, знаем друг друга. Все мы. Даже ближе, чем вы можете себе вообразить. В тебе нет неприятия к прикосновениям посторонних и ты владеешь вещанием. Я не собиралась деланить ничего плохого. Только посмотреть поближе. Ты не понимаешь, как это для нас важно… И не поймёшь. Ты не сквирри. — И ради этого надо было травить меня наркотиками?

— Я не травила тебя. Дым веток няллоли действует недолго и не оставляет последствий.

— А вода отличное средство от его влияния, — буркнула Ира. — Не пойму? Отлично! Да ты и не пыталась сделать так, чтобы поняла. Я всеми силами попробовала бы понять, если бы ты спросила по-людски.

— А что мешает сейчас? — Енна по-кошачьи приблизилась на шаг.

— Не смей! — крикнула Ира. — Не приближайся! И не смей трогать руки!

— Да что я их тебе сломаю, что ли?! Что ты так трясёшься?

— Восемь. Месяцев. Рабства, — отпечатала Ира и добавила тихо: — Хватит с меня кандалов…

Шаманка замерла.

— Силы всех конечностей Великого! — не то удивилась, не то ругнулась она. — Прости. Я не знала.

— К чёрту! Что теперь? Скажешь Низзу, что я не прошла очередное испытание и нарушила закон? Повела себя как плохой гость? И помощи от вас мы не дождёмся?

— А это тут при чём?

— Да кто вас знает! Кидаетесь с оружием на старых знакомых, прогоняете тех, кто готов следовать вашим правилам, казните и милуете по прихоти, с нескромными предложениями лезете к тем, кто этого не хочет. И приходится терпеть всё, потому что иначе не получить от вас того, что может спасти жизнь другим! Следишь за каждым чёртовым шагом!

— То, что между мной и тобой, — только между нами. А помощь твоим друзьям дайна-ви нам приказал оказать сам владыка! Женщина, чем ты думаешь?

— Если я не хочу, чтобы ты распускала руки, — это мне тоже надо у него утвердить? Чтобы наверняка?

Она сжала в кулаках покрывало и дала волю гневу, бурлящему внутри. Енна отшатнулась от её взгляда, а Ира уже уверенно села на корточки напротив, подобралась пружиной, готовая в любой момент отпрыгнуть в сторону. Гнев сейчас не казался чем-то чужеродным, наоборот, в этот миг она была благодарна Варну, что у неё есть такое сильное оружие, позволяющее не упасть в грязь лицом перед обстоятельствами.

Енна рассматривала её, садясь на корточки напротив и двигаясь при этом подобно мартышке. Подняла руки, демонстрируя собственную безоружность.

— Я всё поняла, вестница. И не буду покушаться на твою свободу. Не убегай.

С этими словами она коснулась пальцами её ладони. Ира содрогнулась всем телом, хотя кожей ощутила, что ничего, кроме желания контакта, в это касание вложено не было.

— Я в самом деле настолько тебе неприятна?

Голос шаманки был уставшим и расстроенным. Эти нотки заставили Иру утратить большую часть своего запала.

— Давай начистоту. Я только недавно освоилась с вещанием. Не до конца. А ты ломишься, как буйвол, не даешь мне выбора. Как мне к подобному относится? Я не хочу оскорбить тебя и нарушить какие-то ваши правила, но и притворяться не хочу. А именно притворством всё наше общение и будет, если переступлю через себя, постоянно думая о том, что, если не соглашусь, вы можете в любой момент нас выгнать, — шаманка сделала оскорблённое лицо, но Ира подняла руку и закончила: — Мне говорили, что вы держите слово. Но я на чужой территории, вы стреляете даже в друзей и знакомых. Мне трудно отрицать то, что вижу. Хочу верить, но пока… Постарайся понять.

Шаманка глядела на неё во все глаза.

— Честный ответ, — сказала она наконец. — Я откажусь от своих притязаний, Ириан-вестница. Хотя мне жаль, — она некоторое время смотрела на небо. — Ты просто не понимаешь, что для нас значат новые лица. Как тянет нас к тем, кто с нами не связан! Мы так близки меж собой, что любое чужое лицо — глоток воздуха. Но ты не сквирри. И да, у тебя есть право выбора. Да. Жаль. Хотя… скажи, а не из-за своего ли ящера ты так упираешься? Я знаю, что они способны делиться эмоциями и это очень сильное оружие.

— Он не мой ящер. Не питомец и не моя собственность.

— Я имела в виду братание. Я — связующая души, мы видим эти цепи, что соединяют ящера и наездника. Но помимо самой цепи, видим и то, как она создана. В основе вашей лежат недосказанность и обман. Ты уверена, что хочешь этого? Или он уже успел утопить твоё сердце в эмоциях?

— Какая разница, хочу или не хочу? Дело сделано. И нет, не успел. Получил по мозгам за то, что полез, куда не просят. Кстати, я, конечно, не боец, но если и ты полезешь…

— Мы, кажется, уже это решили. А спросила потому, что вдруг у тебя найдётся капля желания пойти навстречу для той, кто сможет разорвать вашу связь?

И Енна придвинулась чуть ближе, изгибая губы в многообещающей улыбке.

Ира ошарашенно на неё уставилась.

— Разорвать? Но я думала…

— Все так думают. Но во власти владыки Низза сплетать и расплетать души. А я одна из его связующих. Только намекни, и этого груза на твоей шее не станет! Что скажешь, вестница? Хорошая цена за возможность увидеть твою душу? Только увидеть?

Ира сглотнула. Предложение шокировало её, но задать один, самый важный вопрос, без которого она уже обучена была не обходиться, сил хватило:

— Последствия?

— За разрыв связи цена всегда одна — боль. Не повреждение тела, не рана, а просто боль. Сильная. Время недолгое, но оно покажется вечностью, пока будете её терпеть. Но лишь однажды. Один раз пройти через разрыв, и ты свободна. От обязательств, от обмана, от навязанного насильно.

Ира сидела застыв. Отпустить ящера. Он ведь тоже не рад, что связался с ней, правда? Избавиться от необходимости постоянно контролировать мысли, держать щиты и иголки, от ощущения, что её хотят использовать. Развязать узел, позволить каждому из них идти куда хочет. Да это же потрясающе! Боль? Паршиво, но… потерпим. Хотя как знать, может, будет страшнее плётки. Страшно. Но ведь это не навечно, миг — и никакихзабот! Ни обязательств, нитяги к сырому мясу, ни зрелищ грубой и жестокой охоты, ни… неба…

Она устремила взгляд наверх, почувствовав, что проваливается в него, стоя на земле. К их разговору будто подключился ещё один собеседник — Пустота, обрётшая голос и шептавшая внутри, перебирая струны эмоций. Она вспомнила те немногие моменты, когда Варн вызывал в ней тёплые чувства. Как он научился принимать благодарность за разведённый костёр. Как бросился перед ней, готовый порвать на куски любого, кто допустит, чтобы она пошла навстречу опасности в Руин-Ло. Его смех, когда она заподозрила, что ему холодно. Его, такого испуганного, без щитов, которого не могла не попытаться защитить. Такого деликатного, щедро делящегося теплом и спокойствием. Благодарного.

Да, их свела не дружба и не честный диалог. Их отношения начались с обмана. Но разорвать вот так, даже не спросив? Отомстить? Причинить адскую боль просто так? Он обманул, но никогда не делал больно! В отличие от неё, которая постоянно ковыряла ему мозг, осваиваясь с клыками вещания.

Ира уже знала, какова месть на вкус. Нир-за-хар, которые просили её не забывать своей сути и помнить о желании прощать, всегда мстят за семью и защищают своих. Ей, наконец, удалось разделить в мыслях своё и чужое. Но вместо того чтобы провести черту, она поняла, что не со всем готова расстаться. Ей чужда месть, но защитить семью — святое. Даже гнев, их, ящериный гнев, оказался полезен, придав в нужный момент решимости.

Нет. Этот шаг она не будет совершать в одиночку. Варн имеет право знать. Не говоря уже о том, что в её сердце нет ни йоты доверия сквирри. И этой шаманке, которая всё ещё не отпустила её коленку, в частности.

— Не ты ли говорила мне об ответственности за других? — рыкнула Ира, сбрасывая чужую руку и отодвигаясь.

— И ты готова нести ответственность за обманщика?

— О том, что не важно, что именно свело нас вместе, говорила тоже ты, — Ира поднялась на ноги. Пора возвращаться к своим, но голышом она точно не пойдёт. Со всей дури потянув за плед, она сбила шаманку с ног. Та не растерялась, перекувыркнулась на песке и по-собачьи отряхнулась. Ира куталась, стараясь подвязать огромные полы над грудью и завязать ткань так, чтобы не смущать солдат. Енна молча наблюдала за ней, вставая и отряхивая колени. Ира напряглась, наблюдая, готовая шарахнуться в сторону, если шаманка опять начнёт к ней лезть.

— Действительно сильный ящерёныш! Чтоб ему попасть под хвост Великому! Я думала, мне удастся отсечь твою тягу к небу. Что ты сможешь принимать решения…

— Что вы с ним сделали?! — Ира оказалась рядом с шаманкой в одно мгновение, вцепилась в плечи.

«Варн! Варн, ответь!» — уходило в пространство её вещание. Дура! И почему она не приняла всерьёз тишину в эфире и то, что не чувствует ящера!

— Ничего. Просто хотела поговорить с тобой. Без свидетеля.

Ира бросилась бежать. Буквально выкорчёвывая из нутра способность всегда знать, где её нир-за-хар, летела в сторону селения. Она не видела тропинок, не замечала кустов и деревьев. Там, впереди, воздух дёргался в ритме, подобном бьющемуся сердцу. Тук-тук. Тук-тук. Ей надо именно туда!

Чутьё не подвело. Увидев домики, она прибавила ходу, выворачиваясь из цепких лап ветвей и подбирая покрывало.

— Ириан, Рах-на-Варн, он… — но Ира и так уже видела.

То, рядом с чем она опустилась на колени, совершенно не походило на гордого вожака, что она знала и с которым уже привыкла устраивать ментальные поединки. Свернувшись в клубок и поджав под себя хвост, Варн лежал абсолютно холодный. Почти прозрачный. Через кожу просматривались странные органы и сгустки, которые не описаны ни в одном учебнике зоологии или анатомии. По лицу ящера текла вода, распространяющая вокруг себя густой аромат моря. Щит, что Ира установила прошлый раз, отсутствовал. На появление своей наездницы нир-за-хар ответил, едва дёрнувшись, чтобы приподнять голову. Его глаза, почти белые, с тонкими полосами зрачков, могли бы вселять ужас, если бы Ира нутром не чувствовала, что ужас испытывает он сам.

— Разрыв, да? — прошептал он. — Решилась? Тогда не медли. Пусть будет быстро.

Он упал головой обратно на траву и стиснул икры руками.

Ира протянула руку и коснулась его виска. Её обдало бессилием и готовностью.

— Да чёрта с два! — рявкнула Ира.

У него уже не было сил поднять голову, потому он просто повернулся в её сторону и упёрся взглядом. Зрачок превратился практически в ниточку.

— Ты за кого меня принимаешь?! — орала Ира, вцепившись ему в плечи. — Я что тебе, палач-истязатель?! Какого дьявола, Варн?! Что я тебе сделала, что ты так обо мне думаешь? По мозгам дала, так ты сам дурак, который лезет напролом, не спрашивая! Я не экзекутор в пыточной, что будет делать больно ради удовольствия! Чёрт с ним, с братанием, что сделано, то сделано! Ты серьёзно думаешь, что я могу издеваться над тобой, когда ты в таком состоянии? Не спросив твоего согласия?! Хвост тебе оборвать за такие мысли мало! Серьёзно думаешь, что могу так поступить с тем, кто подарил мне небо?!

Ящер замер. Его чешуя закаменела под её руками, а дыхание стало до ужаса медленным, будто он дышал, приподнимая на груди каменную плиту.

— Эй-эй! — тихо сказала Ира. — Тш-ш-ш, успокойся. Сейчас всё будет хорошо.

Она подсела поближе и положила его голову себе на колени, коснувшись ладонями висков. Её вело чутьё. Как тогда, после братания, она знала, что надо делать для полёта, так и теперь знала, как помочь. «Собрать» вязкую мысленную субстанцию, щит соорудить покрепче, наложить на мысли, мягко, чтобы осталась возможность «дышать». Теперь тело. Взять за руку, приласкать ладони, нажать на пульсирующие сгустки в районе большого пальца. Капли цвета, расползающиеся пятнами по ладони и дальше, подсказали, что эффект достигнут. Тронуть сгустки побольше — между плечом и шеей. Пальцы неожиданно утопли в зазорах между чешуйками, но и это правильно. Взрыв цвета на груди скрыл болезненную бледность. Виски. Несколько круговых движений, и глаза наливаются привычной зеленью, вместо тонкой чёрной нити, в них уже дрожащая полоса. Способность чувствовать вернулась вместе с голосом «эфира». И самое последнее — собрать всё хорошее, что было в душе, желание защитить и не обидеть — и затопить этим коктейлем сознание. Голос неба стал громче. Да, это последний штрих. Именно его не хватало. Она выждала максимум, чтобы Варн собрался с силами и смог приподняться с земли. Всё это время он не отпускал её руки, вцепившись до боли.

— Полетаем?

Глава 3

Низз

Варн утащил её в небо, едва она успела одеться в протянутую Изаниэном одежду. Солдаты сделали всё, чтобы не смущать её, — отвернулись. На сквирри Ира в упор не обращала внимания и неимоверным усилием воли давила в себе желание пойти немедленно выяснять, кто конкретно сотворил весь этот ужас с ящером.

Сколько они пролетали, одному богу ведомо. Варн унёс Иру за пределы Руин-Ло, и она испугалась, что он не захочет возвращаться, но на её мысли упало обещание, что всё будет как она хочет. В этот раз эйфория не рвала её на части, разум был ясен. Она смотрела вниз, запоминая рельеф и окрестности, отмечала мельчайшую деталь, и желание уйти в свободное падение не преследовало её. Потом было парение. Не так, как она успела полюбить, — с ветром в лицо, а спокойное и размеренное. Оно казалось уместным: ящер устал и вымотался. Иногда они перекидывались фразами, и к обоюдному облегчению, спокойно, без попыток огрызнуться или сделать больно.

Вернулись уже в сумерках. Варн снова стал своего привычного цвета и сам поддерживал защиту на мыслях. Ничто постороннее не мешало ему вещать.

В деревне горели костры. Небольшие светильники висели на ветках, освещая поселение, подсвечивая дверные проёмы, делая их гостеприимными в подступающей темноте. Суетящиеся «туземцы» установили несколько шатров и шалашей из подручных материалов и сейчас носились туда-сюда, затаскивая в них шкуры, подносы с фруктами и прочие необходимые, на их взгляд, вещи для того, чтобы с комфортом переждать ночь. Отряд стоял мрачный, но единым порывом выдохнул, когда Рах-на-Варн и Ира вернулись.

Злость начала подниматься в душе, едва Ира ступила на землю и увидела Енну у самого большого костра, но неожиданно Варн коснулся её мыслей:

«Успокойся. Они не тронут больше».

«Ты так спокойно говоришь, и это после того, что они пытались сделать?»

«Благодаря тебе. Хотя при других обстоятельствах предпочёл бы ими поужинать».

Ире потребовалось время, чтобы осознать, что последняя фраза не была шуткой.

«Что мешает? Не то чтобы я настаивала, наоборот… Просто хочу понять, что значит “благодаря мне”?»

«Твоё нежелание делать больно скоро совсем превратит меня в старого беззубого моса возле кресла хозяина! Я совсем не чувствую жажды мести сейчас».

«Наверное, это хорошо. Хоть кто-то из двоих должен оставаться в здравом рассудке. Я сейчас готова рвать как Тузик тапку. Как вы живёте с таким гневом внутри?»

«Он полезен. Ради битвы. Ради побед. Ради защиты семьи. Ради мести».

«Да… не так давно он мне тоже пригодился. Научиться бы его контролировать…»

«И твоё всепрощение тоже! Хотя… да, оно тоже полезно. Вряд ли сейчас стоит лезть в драку. Но если честно, аж зубы сводит, как хочется. Особенно вон с той парочкой, что…» — Ира ощутила, как Варн сглотнул, — «…броню поломала и не давала ставить новую».

Едва Варн сказал это, как Ирина душа обрела цвет. Как менялась шкура у нир-за-хар, так же поменяло цвет всё её мироощущение. Оно напоминало сейчас пустоту Чёрной дыры, в которую с разбегу провалился её разум.

Она пришла в себя от ощущения тепла, торса, прижатого к спине, и «кисточки», весьма неаккуратно бегающей по сознанию. Напротив корчились на траве две женщины-сквирри. Их стон залетел в уши следом. Енна, закрывая их своим телом, пыталась строить щиты, подобные тем, что умели делать они с Варном. Толстые, прочные, но сейчас не выдерживали даже они, сыпясь крошкой, неся с собой мигрень возводящему их.

В Ириной голове звучало, не останавливаясь, только одно слово: «Очнись!», но, несмотря на всю помощь ящера, она не сразу взяла себя в руки.

Когда получилось, буквально рухнула на колени. Как?! Варн же говорил, что она не может вещать другим людям?!

«Они не совсем люди, — не переставая работать «кистью», устало проговорил ящер, вздёргивая её обратно на ноги. Борьба с её ментальной злостью не давалась легко. — И ты не вещала. Просто сломала защиту. Мы, нир-за-хар, это умеем, а у наездников в основном спонтанно получается, если угрозу чуют. Что касается сквирри, то для них вещание такая же обыденность, как и для нас, если я разобрался. Но только используют его редко, будто каждый раз с силами собираются. Зверски сильные в напоре, даже я не устоял, но восстанавливаются очень долго. Те, кому ты сейчас чуть извилины не распрямила, теперь полцикла с головными болями маяться будут. Кроме неё, — он неприязненно кивнул на Енну. — Сильна тварь».

Сейчас они с ящером были почти солидарны, питаемые гневом на двоих.

Ира поднялась и направилась прямо к Енне. Та, уже понимая, к чему всё идёт, быстро бросила остальным сквирри успокаивающие жесты. Вовремя, потому что Ира схватила её за вырез рубахи и дёрнула на себя, чуть не вытряхнув её грудь из одежды.

— Ты! Что вы себе позволяете! Это и есть ваше хвалёное гостеприимство?!

— Ничего бы с твоей зверушкой не случилось, вестница. Подумаешь, дали тебе возможность собственной головой думать! Хотели бы убить, вы бы уже в Чертоге отдыхали! А вот что ты с моими родными сделала?

— Так от головной боли тоже ещё никто не подыхал, если по-твоему рассуждать! Помаются, как там… полцикла и побегут здоровенькие! Подумаешь, головная боль! Или считаешь, то, что они с Варном сотворили, это легче и безболезненней?! Иди ты со своими предложениями знаешь куда! И только попробуйте к нашей связи сунуться, мозги всем наизнанку выверну, охнуть не успеете!

— Полцикла?! — ахнула Енна.

— А что же ты хотела, сквирри? — выплюнул Варн, переходя на всеобщий. — Ты же видела нашу связь! Она недавняя! Моя наездница даже крохи контроля не освоила, силушки немерено. Да если б я её не остановил, вместо твоих родных остались бы агукающие детёныши во взрослой шкуре! И сейчас еле сдерживаю, разве не чувствуешь?!

Ира впервые увидела, как в глазах шаманки промелькнул искренний страх, вместо обычных ехидства и превосходства.

— Что ты хочешь? — прошептала она.

— Поклянись! Поклянись вашим словом, о котором столько трепят, что до нашего отъезда больше не полезете ни к кому из нас с попыткой навязаться или искалечить! Поклянись!

— Да не собирались мы…

— Я тоже не собиралась, — Ира почти шипела. — Это не отменяет результата. Не прощу! Не прощу того, что вы сделали Варну! За что его так?! Что он вам сделал?! Поклянись, чёрт возьми, или я перестану сдерживаться!

— Клянусь… — Енна еле шевелила губами. Даже краска не смогла скрыть бледность её щёк. — Слово связующей души!

— А вы куда смотрели?! — Ира отпустила шаманку и набросилась на стоящих вокруг членов отряда, не сумев взять себя в руки и остановиться.

— Мы не понимали, что происходит, — сказал барон. — Он внезапно начал бледнеть, потом шкура пошла пятнами… Я такого в жизни не видел! Его так крутило, что мы даже брезгливость на время ощущать перестали! Потом упал, скрючился и стал вот таким… — Каю запустил руку в жидкие волосы. — На вопросы не отвечал, только выл иногда, — он покосился на Варна.

Тот делал вид, что его рассказ не касается, хотя Ира чувствовала, что ему совсем не нравится то, что обсуждают момент его слабости. И всё же он не прерывал. Она позволила себе коснуться мыслей чуть сильнее и поняла, что он благодарен за саму попытку помочь и сейчас находится в разодранных чувствах, не зная, что делать с этой благодарностью. Не привык, что о нём беспокоятся «бесхвостые».

— За вами бы послали, но в купальню можно только женщинам, а Мрат ушла с вами, — добавил Альтариэн. — Гонца нам не дали, хоть мы и просили.

— Сожалею, Ириан, — сказал Доваль, переглянувшись с Вакку, — но это не рана и не болезнь. Потому как помочь, не знал.

— Угу, — кивнул Вакку, — я видел, что что-то не так в течении его сил, но видеть и лечить — разные вещи. Да даже объяснить толком трудно!

Слушая речь, полную раздосадованных тонов, Ира постепенно приходила в себя. Злость отступала, а следом волна за волной накатывало облегчение. Ведь всё кончилось. Всё хорошо. Это чувство было настолько сильным, что затронуло не только её. Варн дёрнулся, поняв, что его накрывает её эмоциями. Он попытался было закрыться, но слишком устал. Это было похоже на странную игру в снежки. Один лепил, перекидывал другому, тот долепливал и кидал обратно. И так по кругу, пока получившийся ком не засыпал их обоих.

— Ириан! — взволнованный крик со всех сторон она услышала сквозь вату в ушах, так же, как и ругательство Варна, которого вместе с ней утянуло в бессознательную темноту облегчения.

Проснулась от аккуратного потрясания за плечо. Ответ на вопрос: «Где я?» — скрадывался темнотой. Под спиной лапник и шкура, над макушкой обнаружилась крыша шалаша. Спала в одежде, а сквозь проём, загораживаемый нарушителем ночного покоя, ничего не было видно, кроме еле заметного пламени костра. Несколько раз моргнув, Ира привыкла к темноте и разглядела Енну, сидевшую на коленках.

Практически зашипев, она отодвинулась от неё, рефлекторно поднимая иглы, но они только слегка поцарапали защиту шаманки.

— Владыка знал, что ты не будешь рада меня видеть, и поставил свою защиту, — сказала она ровно. — Вылезай, мне показать тебе кое-что надо. И да, слово сквирри. Оно не потеряло своей силы, пока ты и твой ящер дрыхли. Идём!

И она вылезла из шалаша, уверенная в том, что Ирина последует за ней. Ну а что ещё оставалось? Тряхнув головой, чтобы окончательно прогнать сон, Ира вылезла наружу.

У костра сидели караульные. Руин-Ло не Каро-Эль-Тан — начеку были все и глубоко плевали на то, как это смотрелось с точки зрения законов гостеприимства. Мрат, Римл и Линно-ри. Как в самом первом совместном дозоре. Но сейчас они сидели вместе, разделив одно бревно, а не каждый у своей палатки. Римл о чём-то переговаривался с Мрат, Линно-ри жарил корни тима в золе. Умолкли, когда увидели Енну с Ирой, но окликать не стали.

Бурьян вдоль лесной тропинки давно не разгребали. Енна шла, отшвыривая ногами с дороги препятствия и придерживая ветки, чтобы они не ударили идущую следом Иру по лицу. Остановившись у высокого лиственного дерева с очень широким стволом, она приложила к нему ладонь. Та едва засветилась, что было хорошо заметно в темноте. Из ствола послышался нарастающий гул, потом скрип, и кора треснула, разойдясь в сторону и обнаружив под собой глубокое дупло. Енна взяла мгновенно напрягшуюся Иру за руку и прижала пальцы к выступу внутри.

— Лестница. Не свались мне на голову, творец, — насмешливо сказала она, мгновенно отпуская руку и залезая внутрь первая.

Когда её голова исчезла внутри, Ира испытала укол страха, оказавшись одна в глухом лесу в кромешной темноте. И не стала заставлять себя ждать, залезая следом. Длинная лестница уходила вглубь земли. Лишь насчитав десяток ступенек, Ира замерла, сообразив: не страшно! Ей, пережившей обвал и страдающей фобией, не страшно в узком лазе не толще ствола дерева! Она не могла понять, откуда взялось это бесстрашие, но решила воспользоваться им, пока не накатила фобия. Уже почти спустившись, она всё-таки заехала Енне подошвой сапога по затылку, получив в ответ шипенье.

— Осторожней там! — проворчала сквирри и спрыгнула вниз. Приземления Ира не услышала: шаманка передвигалась тише кошки, с которой её постоянно хотелось сравнивать. Сама она прыгать не стала, да и не пришлось — до пола оставалось с десяток ступеней.

Что-то щёлкнуло, и темноту вокруг рассеял свет факела, обнажив длинный земляной туннель, удерживаемый от осыпания торчащими из него корнями деревьев.

Четыре десятка шагов с поворотами по туннелю, постепенно уходящему вглубь земли, и они очутились в огромной зале, освещённой яркими фонариками. Проморгавшись, Ира замерла.

«Фонарики» висели в воздухе. Сгустки бледно-голубого цвета, то набирающие света, то выплёскивающие его вокруг. Очень напоминало пульсацию нескольких сотен сердец. Они плавали под высоченным потолком вокруг свисавших с него корней, сбивались в кучки, освещая самые дальние стены и самые тёмные углы. Почти ложились на бугрящийся холмиками пол, но тут же взмывали вверх, подальше от поверхностей. Как же много…

Некоторое время они вдвоём стояли в молчании. Ира подавила в себе желание протянуть руку и погладить пролетавший мимо пульсирующий комок. Он колыхал воздух вокруг себя, а долетавшие порывы звенели напряжением и разве что не искрили электричеством. Разрушить тишину при виде этой красоты Ира не решилась.

— Я привела тебя сюда, чтобы познакомить с нашим племенем. Владыка посчитал, что тебе это будет полезно. То, что ты видишь сейчас перед собой, — это мы.

Ира посмотрела на неё непонимающе, всё ещё не решаясь открыть рот.

— Ты наверняка слышала, что мы все ушли под руку владыки Низза добровольно. Ушли от Семи Сестёр, отринув их блага и дары. В заботливые конечности Великого, к его наставничеству. Под всеми благами и дарами я понимаю действительно все. Включая дар посмертия от Маяры.

Ире потребовалось время, чтобы переварить это странное объяснение.

— Посмертие? Погоди, ты хочешь сказать, что вы… не уходите в этот… как его… Чертог? Что вы исчезаете после смерти? В никуда? Как ваши древние, Первые?

— Нет. Мы не исчезаем. Владыка никогда бы не позволил такого! Когда мы умираем, то попадаем сюда. Перед тобой души всех тех, кто был и когда-либо будет сквирри. Наше прошлое и наше будущее!

Ира отшатнулась. Души. Множество душ. Сотни. Или тысячи.

— Две тысячи восемьсот тридцать четыре, — словно откликаясь на её мысли, ответила Енна. — Ни больше и ни меньше. Мы умираем сами, но лишь Великий Низз решает, когда душе пришло время выйти обратно в мир. Прожить жизнь — не лёгкий труд. Прожить в гармонии с долгом и совестью — тяжкий. Здесь души наших предков и будущих потомков отдыхают. Некоторые души предпочитают рваться от жизни к жизни, некоторые — копить силы. Если душа недостаточно отдохнула, но её тоска по миру живых велика, то она воплотится в новом рождении мужчиной. Дух его не будет способен быть щитом и оружием, потому эту слабость уравновесит сила тела. Мощь физическая. Если же душа сильна, то станет женщиной. Слабой телом. Никакие упражнения не могут сделать нашу женщину сильнее нашего мужчины. Зато есть способность влиять на волшебные течения собственной волей. Самая сильная в племени становится связующей души.

— Как ты? — Ира глядела на «фонарики», заворожённая.

— Да. Впечатлена?

— А кто бы не был? Кстати… всё спросить хотела. Про твоего мужа. Ты говорила, что он впервые пошёл встречать гостей. В чём был смысл испытания «найди главного»?

— Смысл не в самом испытании. Вас бы пропустили независимо от результата, потому что владыка дал разрешение.

— Что?!

— Смысл всегда в том, чтобы выяснить, насколько гость готов принять обычаи чужого народа. И то, что многие знают о том, что мой народ управляется женскою рукой, не помогает им в этой проверке. Амелуту смотрят на нас, но будто не видят. Знают, что главная, а не главный, но не способны найти. Эйуна тоже часто ошибаются. Ищут воина там, где важна сила души. От этого испытания зависит не то, пустим мы или нет, а то, будем ли разговаривать и как.

— Линно-ри мог погибнуть!

— Случайности в воле Великого. Или Сестёр. Или любых других богов. А для живущих важно лишь то, кто они сами и с кем или за кем идут. Вы сделали всё, чтобы помочь ему выжить. Значит, его выбор — доверить вам спину и жизнь, был правильным.

Ира зло сжала зубы. Философы чёртовы! Из-за их подхода она чуть не поседела! От фантомных часов до сих пор чешется запястье. Она глубоко вздохнула. Раз уж у шаманки неожиданный приступ разговорчивости, неплохо бы узнать, зачем она её сюда притащила. Да и некоторые моменты не помешает прояснить.

— А что или как ты связываешь? Ведь ты же не только разрывать и видеть чужие «цепи» можешь.

Енна покосилась на неё, почуяв тень издёвки в последней фразе. Ира всё ещё не простила шаманку за беспардонную попытку вмешаться в её отношения с вожаком нир-за-хар. Перевела взгляд на души.

— Мой муж, которого ты знаешь. Мы поклялись разделить одну судьбу восемь сезонов назад. И он до сих пор не знал моей ласки. Потому что я — связующая. И за его лицом, за его физической оболочкой вижу тех, кем он когда-то был. Мужчин. Женщин. Включая ту, что нанесла мне обиду, сравнимую с копьём в сердце.

— Зачем же ты вышла за него?!

— Потому что это мой долг. От нашей крови появится сосуд, способный вместить душу очень сильной связующей. Вон! Видишь? Её даже среди тысяч трудно не заметить.

Ира всмотрелась туда, куда указала шаманка, и действительно легко выделила среди многих тяжёлый шар, с усилием плывущий в воздухе. Он разбрасывал вокруг тягучие светящиеся капли и буквально искрил энергией. И такое окажется внутри хрупкого младенца?

— Вся наша жизнь наполнена любовью Низза, долгом перед племенем и попытками не видеть в настоящем прошлого. Мы учимся прощать ошибки и судить по делам и поступкам. Но от ошибок не застрахован никто. Особенно когда способен вместо одного лица видеть душу. Моя работа — развязывать эти клубки, разделять воспоминания текущие и прежние. И видят глаза Великого, помогать другим проще, чем самой себе… Особенно когда предначертанный муж смотрит на тебя влюблёнными глазами и тебе надо заставить себя поверить, что он искренен.

— А выйти из этого круга? Ну, мужа себе найти со стороны? Или ваши обычаи не позволяют? И душа не сможет вселиться… ну, не в сквирри.

— Позволяют. Чего не скажешь об обычаях тех, кто приходит в Руин-Ло. Чтобы амелуту взял в жены сквирри? Нам очень повезёт, если наткнёмся на того, кто не побрезгует ночью любви. Эйуна мы не интересны, они слишком строги в своём следовании кодексам. У них даже по вопросам любви и семьи есть свод правил. Потому мы так охочи до новых гостей. Вдруг среди них окажется желающий нашей ласки. Такая ночь обычно самая сладкая — смотреть в лицо и не видеть за ним череду других… Но даже если бы и нашёлся тот, кто принял бы нашу женщину как жену, а не подругу на ночь, то подобная связь не принесла бы плода. Сосуд от такого союза не будет способен принять в себя ни душу, рождённую для Чертога, ни ту, что уже рождена не раз. Потому он просто не созревает. Это бремя всех наших женщин. Цена за способности. Мужчинам проще — они души не видят.

— Ты… поэтому тогда… у озера?

— Это великое счастье — не видеть. И не вспоминай больше. Мне неприятна моя ошибка, которая обернулась болью двух наших женщин.

Ира горько хмыкнула.

— Если бы я так отворачивалась всякий раз, когда в очередной раз натворю какую-нибудь дичь, то сидеть мне посередь леса в шалаше, зарывшись в одеяло и не показывая оттуда носа. Я за год столько ошибок совершила, сколько на всю прошлую жизнь не придётся. Мне одна умная женщина говорила про «делать шаги» и «продолжать идти». Знаешь, помогает. А за подруг твоих прости. Я сама не своя становлюсь, когда дело Варна касается. Он ведь неплохой. Когда в бутылку не лезет. Да и беда его племени… Вы бы поняли друг друга, если б поговорили.

— Никогда! Его присутствие причиняет Великому боль! Если бы ты была обычной амелуткой, не видать тебе входа в Руин-Ло. Вас обоих пропустили только из-за того, кто ты есть. И мы все будем рады, выпроводив вас.

— Значит, ему намеренно делали больно?! — Ира взвинтилась на месте.

— Нет. Просто показали, что он тут не всесильный вожак. И научилась бы ты контролировать гнев нир-за-хар, вестница. А то ведь и пожалеть недолго, — бросила она.

— Это что, угроза?

— Нет. Просто о своих способностях надо знать всё. А не топтаться, как слепой детёныш горо в поисках сиськи. Если войдёшь в боевой раж, пострадают твои друзья.

Ира замерла, ощутив холод по позвоночнику.

— Куда войду?

— Гнев ящериц не знает границ. А в погоне за боевым триумфом они могут терять разум, не разделяя своих и чужих, не чувствуя боли. Драка ради драки. Убийство ради убийства. Пока не иссякнут силы. И многие бы отдали всё, чтобы не видеть потом дело лап своих. Мне неприятно это говорить, но узнала бы ты у своего ящера, что да как. А то с тобой находиться — держаться начеку. И да, я уже показала то, что велел владыка.

С этими словами Енна пошла обратно по туннелю, не оборачиваясь, чтобы посмотреть, идёт ли за ней Ира.

Шаманка довела Иру до селения, прервав попытки задавать вопросы дальше, и оставила одну. В шалаш Ира не вернулась. Уснуть после увиденного — какое там! Придавленная новыми знаниями, она уселась у костра вместе с караульными. Линно-ри молча протянул ей корни тима, нанизанные, как шашлычки, на палочку. Она вгрызалась в еду, наблюдая, как постепенно светлеют стволы деревьев от подступающего рассвета. Тишина уютно окутывала со всех сторон, будто не было вокруг ни противников, ни союзников. Только свои.

Когда рассвет уже вовсю касался корней, мимо них снова прошла Енна, за которой следовали Терри-ти и Лэтте-ри. Линно-ри едва кивнул Мрат и Римлу, но те ответили полновесным кивком. Дайна-ви уходили, чтобы узнать рецепт спасения своего народа.

Ира проводила их взглядом.

— Мрит… не…

— Мрат.

— Мрат, скажите, а когда кончится ваша караульная служба? Я бы хотела искупаться перед отъездом и посмотреть последний раз на зверей в озере. Но одна идти не хочу.

— Пошли, — сказала женщина, переглянувшись с Римлом. Тот молча подбросил очередное полено в костёр и обернулся на шум выбирающейся из шалашей смены. Ира на секунду метнулась в шалаш — прихватить сменное белье. Всё же не настолько она приобщилась к природе, чтобы чувствовать себя комфортно без купальника.

Эйуна, прекрасно ориентировавшаяся на петляющих дорогах Руин-Ло, вывела её на Песчаную поляну, сбросила одежду и с разбегу нырнула в озеро. «И правда, как рыба», — усмехнулась Ира, в спешке стаскивая сапоги. Над поверхностью уже вытягивали шеи «жирафы», призывно хлопая ластами. Мрат соревновалась с одним из них в скорости, наворачивая круги по периметру озера. Ира приметила знакомую шею с умильной усатой головой и, стрясая с рук нижнюю рубаху, бросилась навстречу.

Обнять смешное и до жути милое создание, и в душе не осталось ничего, кроме радости. Будто ткнулась лицом в собачью шерсть. И плевать, что шерсти нет и в помине, а вместо неё холодная и мокрая кожа. «Фыр-фыр-фыр», — затряслись усы, и «жирафа» потащила Иру в воду, толкая мордой, чтобы поскорее уйти с мелководья.

Смех был нужен. Как глоток горячего чая для замёрзшего. И Ира отфыркивалась, смахивала с глаз воду и, обняв широкую шею, ныряла, чтобы успокоиться, посмеяться. Согреться. Холод и страх в её мироощущении уже некоторое время были синонимами. Виноват ли в этом союз с Варном, для которого это так и было, или злополучная холодная ночь, чуть не забравшая Лэтте-ри и его близких, — она не знала. Чтобы обрести силы, надо прогнать страх. Чтобы прогнать страх — согреться. И способов она уже знала куда больше, чем банальное одеяло: адреналин, опасность, полёт, сражение, гнев — всё то, что заставляло бурлить кровь. И конечно, смех был в этом списке.

На берег её вытолкнула подружка по плаванию. Звери, как и в прошлый раз, сами решали, когда попрощаться и уйти обратно в свою подводную пещеру. Ира напоследок погладила лысую голову, провела пальцами по складкам на шее. Вот ведь! Теперь и вполовину такой радости от плавания не получишь, когда будешь купаться где-нибудь в Подмосковье.

Она поискала глазами Мрат. Та тоже приплыла к берегу с приятелем, но их прощание ограничилось гляделками. Широкая туша чуть мотнула головой и ушла под воду вместе с сородичами.

Мрат начала было одеваться, но внезапно замерла. Ира проследила этот взгляд, направленный ей за спину, и еле нашла в себе силы обернуться, ожидая увидеть что угодно — от паука с арбуз размером до стаи дэфов на расстоянии прыжка.

Подняв глаза, она ощутила, что сердце стучит через три удара на четвёртый, а после срывается вскачь. В десятке шагов от неё на песке, приподняв голову и опираясь на конечности, застыл Низз.

Мысли нельзя контролировать. «Как ты подполз, что я тебя не заметила?!»

Ответ не последовал. Зато в голову влилась волна усмешки. Ира осознала: несмотря на то, что перед ней странное и могучее существо, хозяин Руин-Ло, она с лёгкостью перешла на ты. И наконец, поняла, почему ящеры никогда не выкают. Вещателям это не нужно. Им не требуется танец из этикета и взаимного узнавания, чтобы постепенно проникать в зону комфорта существа и выяснять, где в этой зоне их собственное место. Как далеко можно зайти, не прилетит ли нож в спину, не окажется ли тот, напротив, гнилым обманщиком. Шкура не врёт. Заставить её некоторое время не выдавать эмоции стоит титанических усилий. А вещание — квинтэссенция правды. Коснулся чужого разума, и он уже свой, понятный. Без двойного дна. Будто знакомы много лет.

Вот и сейчас Ира, будучи ошеломлённой внешним видом Червя, чувствовала Низза, в котором не было ни подвоха, ни желания причинить вред. Она не могла знать, что именно привело его сюда. Таких щитов, как у него, ради чтения мыслей ей не пробить, даже умеючи. Но всё-таки понимание, что рядом с ним безопасно, ощущалось кожей.

Он сучил лапами, шевелил отростками. Подполз чуть ближе, закручивая хвост вокруг Иры, держась на расстоянии, чтобы даже ненароком не задеть конечностью. «Значит, ты помнишь, что я боюсь щекотки, да?»

Существо чего-то хотело. Оно не говорило и не пыталось хоть как-то дать понять, чего именно. И вопрос, ворвавшийся в разум, был неожиданен.

«Тебе понравилось плавать со зверьми этого озера?»

— Да. Спасибо вам, — ответила Ира вслух, поняв, что только так сможет соблюдать вежливость.

«Они мокрые и скользкие».

— Они весёлые и забавные.

«Настолько, чтобы погладить? И твой ящер, его ты тоже не боишься?»

— Нет.

«Чего же ты хочешь?! К чему эти вопросы?»

Червь не ответил, только чуть уплотнил кольцо, подползая ближе. Сейчас, когда его рот был закрыт, гладкая голова с глазами-плёнками не пугала. Да и будь это иначе, Ира, скорее всего, не стала бы дрожать.

«Ты это… прости за шестерёнки. Я не хотела грубить. Просто испугалась».

«Меня все боятся, кроме моего народа».

Низз чуть разжал кольцо.

Ира смотрела на эти его движения, почувствовала болезненный отзвук от последней фразы и вскинулась:

«Это ведь ты… ты плачешь! Это тебя слышно по всему Руин-Ло!»

Червь замер.

«Тебе плохо? Что с тобой случилось?»

«Память. Прошлое. Цена за поступки. Использование волшебного течения. Неразумно. Щедро. Ожидаемая цена».

Ира ничего не поняла, судорожно вспоминая всё то, что королева-мать рассказывала о Низзе. Что-то там про извращение облика и кощунственные желания.

«Я уже не раз слышал подобные домыслы. Латнерия знает лишь слухи. Когда-то давно я помог появиться на свет существу, которое не могло родиться само. Это потребовало много духовных сил. Не справился с потоком, и он задел меня, искорёжив облик».

«Ты… раньше был красивым, да?» — если бы не мыслеречь, она вряд ли отважилась произнести этот нетактичный вопрос. В её разум ворвались цветовые пятна, нечто огромное и глаза, глаза, в которые она могла упасть. Яркие, полные чувства и мощи. Зрелище оглушило, и в пространство полилась тоска.

Шаги дались легко. Остановившись в полуметре от Низза, она спросила:

— Ты не мог бы замереть? Чтобы, ну…

Низз обратился в статую.

Ира протянула руку и коснулась суставчатой лапы. Как у кузнечика. Только больше и твёрже. Отросток под ним гладкий, сухой. Чуть дёргался, но это было уже не страшно. Он весь был нестрашным. Пластина из нескольких щитков, прикрывающая «грудь» под головой, напоминала панцирь. Надёжный, прочный и прохладный на ощупь.

Ира подошла ещё ближе, и две лапы взяли её в кольцо, устраиваясь у неё на спине, закрывая её почти целиком. Острые окончания легли плашмя и не были способны даже случайно порвать одежду. Внезапно Низз издал глубокий грудной стон, разжал объятие, взвился вверх, прижимая все лапы и отростки к туловищу, и упал рядом на землю. Воздушная волна от этого движения сбила Иру с ног. Она поднялась и подошла к голове Червя. Его глаза оказались на уровне её, и она протянула ладонь, погладив под веком. Рот чуть приоткрылся, блеснули лезвия зубов, но она не обратила на них внимания, кладя вторую руку рядом. Лапы шевельнулись, оборачиваясь вокруг её тела, отростки настороженно тронули стопу и поднялись дальше, сплетаясь вокруг икры.

Прикосновение сменялось прикосновением, и в какой-то момент щупальца и лапы заключили её в кокон. Щекотка — последнее, о чём она думала. Время остановилось. В какой-то момент, сделав последний шаг, Ира прижалась к Низзу всем телом, обнимая руками и щекой прикасаясь к коже.

«Ты не страшный».

«Тогда на поляне ты так не считала».

«Стыдно было стоять голышом. И щекотки боюсь ужасно. Кстати, а почему ты тогда всё-таки дал мне мазь? Я же нарушила правила и пошевелилась».

Морда Низза чуть затряслась, и Иру затопил его внутренний смех.

«Не шевелиться — не часть испытания. Это настоятельная просьба. Я тоже боюсь щекотки. Особенно изнутри».

Ира вспомнила, как искала опору, гладя влажные стенки, и не смогла сдержать хохота. Низз источал вокруг радость, а Ира, ткнувшись в его броню, ища опоры, пыталась совладать со смехом.

Его глубокий выдох ощутимо толкнул её, но суставчатые лапы не дали упасть.

«Твой нир-за-хар тебя боится. Прислушайся к нему. Умение принимать — редкое умение. И не такое безобидное, как ты о нём думаешь».

Ира мысленно прыснула.

«Что в нём страшного? Его гнев куда опаснее. Да и не умение это вовсе».

«Ошибаешься. Принять надо уметь. И принимать всех — тоже ошибка. Зверь честен. А вот с разумными поостерегись».

«Про зверя — это ты и про себя тоже? Просто… неправильно это. Ты ведь не злой. Жаль, что ты так пострадал».

«Это моё решение».

«Оно… того стоило?»

«Жизнь всегда стоит. Если сможешь, не сердись на мою связующую. На ней долг тяжелее многих».

«Ребёнок?»

«Да. Она всегда хотела сбросить оковы. Тянется к любому, кто может помочь хоть ненадолго забыть».

«Мы уже всё решили меж собой. Хотя я до сих пор сержусь. Не понимаю, что такого сделал им Варн, что они так ополчились на него. И ты тоже вмешиваться не стал…» — добавила она с ноткой обиды. Ну правда. Что ему стоило? Одно слово, и этой ситуации вообще бы не было!

«У тебя есть право обижаться. Равно как и у меня есть право не желать ему помогать. Енна не соврала, когда сказала, что его присутствие делает мне больно. Не настолько, чтобы не вытерпеть, но и не настолько, чтобы женщины моего народа не почувствовали этого».

«Но почему?!»

«Это старая история, Ириан. Прости, но у меня нет желания об этом говорить».

«Ладно. Хорошо, — делать больно существу, которому и так не сладко, Ире не хотелось, потому она одёрнула своё любопытство и направила его в другое русло. — А зачем вообще вся эта эпопея с душами? Для чего тебе этот народ? Зачем увёл их у Сестёр?»

«Семья далеко и недоступна. Глаза низинных жителей не могут принять. Одному… больно. Их научили меня любить. А женщины умеют это лучше, чем кто-либо, потому я поставил именно их править моим народом. Они греют меня своим чувством, и постепенно последствия того события стираются. В ответ я даю им всё что могу. Душа новой связующей вызревала тысячи циклов. Она сможет разделять. Научит моих связующих судить по настоящему, а не по прошлому. Даст покой. Может, когда-то и мне тоже».

«Прости, я мало что поняла, но… сочувствую».

«Спасибо. Этого достаточно».

Они постояли так ещё некоторое время, пока Низз не издал ещё один тяжёлый вздох и не размотал свои конечности, поднимаясь на хвост.

«Твои друзья получили совет, о котором просили. Скоро вас проводят до границы».

«Спасибо тебе».

Червь мотнул головой, почти кивая по-человечески, и пополз вглубь леса. Она проводила его взглядом и обернулась, ткнувшись в острый прищур Мрат, уже одетой по всей форме. Ира, только сейчас ощутив, что мёрзнет в одном белье, тоже пошла одеваться. Когда она завязала последний узел на шнуровке, в сознание ворвалось резкое вещание Низза.

«Ириан».

«Да?»

«Есть вещи, которые нельзя забыть».

И оборвал связь.

Глава 4

Спонтанное решение

Поселение сквирри встретило Иру и Мрат суматохой. Уже рассвело, и лишённые привычки спать до обеда рахидэтельцы занимались каждый своим делом.

Ира встала как вкопанная, увидев архи и урусов. Ведь Руин-Ло их с собой не брали, оставив на свободном выгуле, — все слишком торопились. Вокруг них суетились мужчины и женщины, не давая владельцам даже приблизиться. Гривы расчёсывались, плелись в замысловатые причёски, шерсть чистилась. Урусы и без всяких косметических средств были великолепны, но сейчас, когда их обступили со всех сторон с гребешками наперевес, напоминали наэлектризованные шары.

Линно-ри пытался что-то объяснить одному из мужчин с расчёской, но тот только рассмеялся и почесал уруса в районе носа. Огромный зверь утробно рыкнул и… перевернулся на спину, болтая в воздухе лапами под возмущённые вопли тех, кто трудился над его шерстью. В мужчину полетел гребешок, он увернулся, завязалась шутливая потасовка, а про Линно-ри, возмущённого избалованным зверем, все забыли.

Смага, несмотря на весь свой непростой характер, подставлял то один свой бок, то другой двум женщинам. Заметив хозяйку, он поднял голову с видом: «Не царское это дело под седлом, как простому, бегать».

Терри-ти что-то жарко рассказывал Лэтте-ри, Ира слышала обрывки: «О! Сёстры, ну так же просто!», «Ну почему никто не догадался раньше!» — видимо, решение их проблемы лежало на поверхности, и оно, может, не будет не столь энергозатратным, как добыча поруха. Ира с Лэтте-ри обменялись взглядами, но синхронно отвели их в разные стороны.

Альтариэн сидел на поваленном дереве, раздевшись по пояс, и одна из женщин тщательно втирала лазурную мазь в его шею и плечо, тоже не обделённое рваными шрамами. Периодически она невзначай наклонялась ниже положенного и упиралась бедром в его бок, якобы чтобы дотянутьсядо труднодоступного участка. Альтариэн, судя по чуть заметной усмешке, прекрасно понимал смысл манёвра, но глаза, светившиеся морозным снисхождением, однозначно утверждали, что манёвр не удастся. Он прямо излучал ту самую незаинтересованность, о которой все вокруг постоянно говорили. Ира отвернулась, пряча смущение. Всё же герцог действительно весь в мать, и хорошо, что только внешностью, а не характером. Её внутренний эстет каждый раз отдыхал на нём глазами, но обнажённый торс — это уже слишком.

Каю Бирет инструктировал своих людей. О чём шёл разговор, Ира не слышала, но размеренный тон выдавал лекцию. Увидев её, он оборвал речь и подошёл поздороваться.

— Ириан, светлого утра. Омовение не омрачилось происшествиями, надеюсь?

Она обратила внимание, что после диалога с шаманкой насчёт её имени барон тоже перешёл на его рахидэтельское звучание, хотя до этого старался выговаривать буквы правильно.

— Нет, всё хорошо. Спасибо. Варн проснулся? Как он?

— Просыпался. Наши хозяева накормили его. Ел как не в себя. Сейчас опять спит. Ириан, а вы не знаете…

— Что?

— Да просто, — он обернулся вокруг и попытался сформулировать вопрос, но его опередили подошедшие Вакку и Рикан.

— Тени знает что творится, Ириан. Светлого утра. Я множество раз бывал в Руин-Ло, но ни разу не встречал подобного отношения! — одарённый перешёл на шёпот: — Их с утра будто подменили. Пока вас не было, мы собирались поесть и собрать вещи. А тут их словно что-то ужалило. Архи привели, как поймали только… Они их до зеркального блеска наполируют скоро! У нас багажа теперь втрое больше. Выдали поклажу, провиант и даже оплаты не попросили!

— Сахарных шаров одних четыре мешка! — вставил снабженец. — Это уже что-то совсем жуткое. За него обычно только синецветом расплачиваться! Пока в Карраж съездишь, наторгуешь, потом сюда — меняться. А нынче — даром!

— Ириан, у вас не случалось больше никаких… ммм… столкновений со связующей души? — спросил Каю прищурившись.

— Нет. Она утром повела меня посмотреть на… — она запнулась, не уверенная в том, что барону можно поведать об увиденном. Слова молчать с неё не брали, но уж больно впечатляющей была пещера с душами, — удивительное дерево. Мы поговорили, а потом вместе с Мритне… Мрат купаться пошли. На Песчаную поляну.

— И ничего странного не произошло?

— Да нет вроде, — Ира почесала затылок. Она силилась вспомнить, но, кроме пещеры и неожиданного, но трогательного разговора с Низзом, ничего на ум не приходило.

— Да, конечно, абсолютно ничего странного, — поддакнула Мрат, глядя куда-то в сторону. — Только Ириан обнималась с Великим Низзом аж с восхода Лару. Он только конечности успевал подставлять.

Взгляды убивать не могут, но вот пришпилить к месту — запросто.

— Простите, что вы делали?

Ира почесала кончик носа.

— С Низзом поговорила. Он пришёл… приполз на поляну. Грустный. Знаете, а он ведь не страшный совсем. Внешность только. Мы просто пообщались, ничего странного или опасного.

— Не страшный?

— Великий Низз?

— Просто поговорили?

— И обнимались, — вставила Мрат своё слово, — он за неё всеми лапами цеплялся, стояли, будто вокруг всё сотворённое Сёстрами исчезло.

Каю обернулся на суетящихся сквирри с видом человека, собравшего головоломку. Вакку сложил перед собой руки, вот-вот начнёт молиться. И вдруг поднял голову.

— А я-то думал, мне слух отказал…

— О чём вы? — Каю даже не обернулся в его сторону.

— А разве вы не слышите? Шепчущий Болью… молчит.

Внезапно в «эфире» послышался отголосок сонного шевеления. И почти сразу — поиск, с фокусом на Ирино сознание.

— Простите, но мне надо идти. Варн проснулся. Хочу посмотреть и убедиться…

Формулировать до конца не пришлось, мужчины молча кивнули. Прикрыв глаза и определив лёжку ящера, она направилась туда.

«Как ты?»

«Телом — здоров. Духом — бодр. А вот разум шепчет, что больше я в этот проклятый тенями лес ни лапой, ни крылом!»

«И от мысли съесть наших хозяев ты тоже отказался, я надеюсь?»

«Вряд ли я когда-нибудь избавлюсь от желания ими позавтракать после всего. Но так и быть. Пока пускай бегают».

Ира оглядела Варна и кивнула своим мыслям. Шкура — пятнышко к пятнышку, щиты крепче алмаза. Здоров и не прикидывается. Ну слава всем известным и не очень богам!

— Ириан, — внезапно окликнул её резкий мужской голос.

Она обернулась и встретилась глазами с мужем Енны. Тем самым, что тыкал в неё копьём. Удерживать бровь на месте даже не пыталась.

— Светлого утра.

— Вы уезжаете, — не вопрос, констатация. Злобный прищур, прикушенные губы и напряжённый подбородок не способствовали плавной речи, слова не слетали, а буквально выталкивались наружу. Сквирри совершенно не желал говорить, но почему-то это делал.

— Да.

— Вы ведь носите кинжал? Примите. Лишний шанс для ваших начинаний, — и кинул в её сторону небольшой предмет. Перед лицом мелькнула ладонь с когтями. Варн рассмотрел пойманное поближе, и в его глазах дрогнул вертикальный зрачок. И всё же он отдал подарок Ире, соблюдая осторожность, держа буквально кончиками когтей. Это оказался сосуд не больше полутора сантиметров диаметром с пробкой. Она потянулась открыть, но её руку одновременно перехватили и Варн, и мужчина.

— Не стоит! Не сейчас. Внутри яд. Он ни к чему в данный момент, а в бою, будучи намазанным на лезвие, очень пригодится. Только берегите руки.

Ире стоило большого труда не уронить флакон. Отказаться бы от него, да не поймут. И куда его теперь? В аптечку?

— Спасибо. Но зачем? — спросила она.

— Извинение за неучтивость, — буркнул мужчина.

«Это он про встречу на краю леса, что ли?» Сквирри одарил её таким тяжёлым взглядом, что Ира подняла бровь ещё выше. Да что всё это значит?

«Я, видимо, что-то проспал», — Варн оглядывался по сторонам, и Ира прямо чувствовала, как во все стороны тянутся щупальца вещания. — Они носятся вокруг вас как с детёнышами. Причин ещё не понял. Он притопал с дарами, потому что вы теперь «не просто гости». Тени знает почему. А насчёт настроения — этот бесхвостый ревнует. Его обожаемая вчера пыталась посмотреть твою душу, а близость душ у них чтится сильнее близости тел».

«Он что?!»

«Ревнует. Завидует. Хочет быть на твоём месте».

— У нас с вашей женой ничего не было! — выпалила Ира, понимая, как, вообще, странно звучит это со стороны. Но для мужчины, напротив, в этих словах не было ничего странного. Равно как и в том, что тема разговора так резко поменялась.

— Совсем ничего? — переспросил он. Надежда сочилась в каждой букве вопроса.

— Она пыталась посмотреть мою душу, но я отбрыкалась. Окурила каким-то дымом и попыталась взломать щит. Не вышло. Всё! Ничего больше, клянусь! Если не дым, то и того бы не было!

Мужчина еле заметно выдохнул и с тоской посмотрел куда-то за их спины. Ира проследила за его взглядом и увидела, как Енна обнимает высокого мужчину, а рядом весело хохочут ещё двое.

— Это остальные… ваша семья?

Сквирри бросил, явно не желая продолжать беседу:

— Да.

— Вот не понимаю я бесхвостых, — сказал Варн, расчесав волосы когтями. — Ладно, обычаев напридумывали, которые усложняют все возможные Хараной данные отношения между самцами и самками, так ещё и сами от этого мучаются! Ну нравится тебе твоя пара — она ведь не просто самка, а по всем вашим правилам пара, ну так возьми её себе! Ты ж самец!

Воин яростно на него уставился.

— Что дано тебе знать, животное?!

— Оставь его! — Ира подняла руку. — Он не знает, зато я знаю, в чём проблема. Енна показала и рассказала сегодня.

Мужчина сразу поник плечами.

— Прости, что приревновал к тебе, вестница.

— Да ладно уж, — она улыбнулась. — Мне скорее трудно привыкнуть, что ко мне могут приревновать другую женщину. Простите, но для меня это дико. Да и осознать то, о чём рассказала Енна, трудно. У вас тут совсем всё иначе, чем… чем дома.

— Да… понимаю. Моя жена, она…

— Напористая.

— Да. И это одно из её прекрасных качеств.

А ведь влюблён по уши. Бедняга. Восемь сезонов. Два года с момента свадьбы, а он всё терпит.

«Сколько?!» — Варн не скрывал, что прочёл её мысли, но она уже не злилась на него за вмешательство.

«Сколько слышал».

В ответ прилетело что-то витиевато-рычащее на языке нир-за-хар, что Ира с учётом перелива на шкуре определила как ругательство.

— Уж не знаю, что у вас там за проблемы, бесхвостый… Цефен, да, Цефен. Но два цикла…

Мужчина уже готов был ответить со всей яростью, что он думает о всяких ящерах, лезущих не в своё дело, но глянул на Енну и промолчал.

Ира смотрела на них по очереди и жевала губу. Желание в очередной раз полезть с советом не в своё дело скребло под языком, готовое вот-вот вырваться словами. Легко Варну. Им движет инстинкт, он не сомневается, что так, как он предложил, — правильно. И сейчас, чувствуя его мысленные волны, полные уверенности и убеждённости, Ира уже готова была согласно кивать. Но собственный опыт останавливал. Руки Шукара. Попытка того же Варна захватить сознание, принудить. И руки Енны, сравнимые с кандалами. Против желания и согласия. Без взаимности.

Но, глядя на замершего в своей тоске Цефена, она не могла не посочувствовать. Да ещё собственная обида подтачивала, наводя на мысль, что чем быстрее эта парочка разберётся меж собой, тем быстрее Енна прекратит бросаться на ни в чём не повинных прохожих с нескромными предложениями.

— Варн не хотел обидеть. Он просто смотрит со своей колокольни. Но знаете… Она, конечно, видит в вас кучу лиц, в том числе и те, которые вспоминать не хочет, но и вы ничего не делаете, чтобы она среди этой тысячи остановилась именно на вас.

— Она — связующая души! Ни у кого нет права покушаться на её покой!

— Ещё и титул до кучи, да? Я не говорю вам о принуждении… — Ира прищурилась, — может, просто бросить камень?

Мужчина застыл. Конечно, он помнил, как она почти бросила камень в его жену, когда пыталась окончательно убедиться, правильно ли определила лидера.

— А что это даст, вестница? Что я должен осознать? Что выбрать?

Она хлопнула себя ладонью по лицу.

— Да ничего! Но в тот раз, когда я поднимала камень с земли, Енна никого, кроме меня, не видела. Так сделайте что-то похожее! Ну вот что сейчас мешает подойти, обнять и… поцеловать, например? Варн же прав, она ваша жена по всем законам! Вы же не принуждать её собираетесь! И что-то я сильно сомневаюсь, что та душа, отпечаток которой она в вас видит и которого предпочла бы не замечать, была способна на такое. Что она её любила, как это делаете вы. Так удивите! Пусть наконец-то заметит вас, а не багажник с прошлыми жизнями! Вдруг получится? Сделать шаг назад никогда не поздно. И я верю, что после всего у вас хватит на это сил. Просто сейчас вы оба стоите на месте и ничего не пытаетесь изменить.

Цефен — сквирри. Сын своего леса до последней чёрточки. И сейчас он расцветал, что твой розовый куст. Никакой грим не мог скрыть запунцовевшие щёки и уши, моментально делая лицо моложе. Причём Ире казалось, что именно сейчас облик воина был ближе всего к его реальному возрасту. Грудная клетка несколько раз резко поднялась и опустилась, глаза зажмурились — рефлекторные действия тех, кто пытается прогнать картинку, мелькнувшую перед глазами. Судя по всему, очень горячую и желанную картинку.

— А мне… — Цефен отводил глаза, осознавая, что его состояние ни от кого не укрылось.

— Вы её муж, — просто ответила Ира. — Вы не желаете ей плохого, не хотите делать больно. Иначе не ждали бы два года. Так почему нет?

Цефен молча полез в складки шкуры. Он протянул руку, поднял Ирину ладонь и вложил в неё ещё один флакон, меньше прежнего.

— Противоядие, — сказал он, доставая из другой складки баночку побольше. — А это для вашего питомца. Эти создания с трудом переносят отсутствие… в общем, натирайте этим составом раковину. Ему это пойдёт на пользу. — И, развернувшись, пошёл к семье.

— Странное у него «благодарю», — хмыкнул Варн, наблюдая, как Ира пытается распихать подарки по карманам.

— Не более странное, чем подобное замечание от того, кто совсем недавно выучил это слово, — отбила она.

Убедившись, что с ящером всё отлично, Ира поспешила к дайна-ви. Её мучило любопытство, какое именно средство посоветовали им сквирри. Приближаясь, она затормозила свой бег, уткнувшись в серьёзные лица. Никто из них не остался сидеть на поваленном пне, где минуту назад текла беседа.

— Светлого утра. Всё хорошо? Вам помогли?

Дайна-ви переглянулись.

— Да, Ириан! — ответил Терри-ти, и его голос дрожал от благодарности. — Средство и правда под ногами! Мы ещё утром послали белого рау домой. Новые знания ещё надо освоить, научиться, но до первого снегопада уже будет всё необходимое, чтобы появился лишний шанс пережить зиму! Это…

— Вы помогли нам пройти туман, — Лэтте-ри говорил медленно, будто обдумывая каждое слово. — Договорились с Великим Низзом о помощи и противоядии для Лина. Чем отдать долг за жизнь? Мы уже задолжали так, что остаётся только спрашивать.

Ира понимала, что для дайна-ви это правило многое значит, но смогла только пожать плечами.

— Не надо мне ничего отдавать. Лучше скажите, вы ведь дальше домой? Обратно на Болото?

— Да. Мы обязаны помочь дома. Но если вы хотите, чтобы кто-то сопровождал вас в другое место, достаточно сказать. Хоть все трое. У нас ещё остались две птицы.

Что-то в этих словах было не так. Какое-то каменное спокойствие.

— Нет, о чём вы? Вы нужны дома. Какие могут быть прогулки?

Лэтте-ри кивнул.

— Хорошо. Тогда мы вернёмся к сборам.

И развернувшись, он ушёл. Ира даже вздохнуть не успела. Терри-ти бросил на неё короткий взгляд и поспешил следом. Уже поднимающего ногу Линно-ри ей удалось поймать за рукав.

— Линно-ри, простите, а можно попросить вас об одолжении?

— Конечно.

— Можно мне попросить вас научить меня чему-нибудь, чтобы вот это вот, — она достала кинжал из ножен, — перестало быть просто ножиком для разделки еды? Мне к нему в комплект успели уже и яд с противоядием задарить, но чувствую, что скорее сама покалечусь, чем смогу защитить им себя или кого-то ещё.

Какое-то время воин молчал.

— Вы никогда не держали в руках оружия.

— Ну да…

— Освоить этот навык за то время, что разойдутся наши пути, не удастся.

— Всё так плохо, да? — Ира поникла плечами. — А что, за то время что мы будем ехать до Болота, совсем ничему не получится научиться?

Линно-ри замер.

— Пока будем ехать до дома, кое-чему, конечно, можно. Но мы полагали, что, — и он бросил спокойный, но весьма красноречивый взгляд на нир-за-хар, который улёгся в старшей форме неподалёку.

— Линно-ри, я чего-то не понимаю? При чём тут Варн?

— После всего, чему мы стали свидетелями в Руин-Ло, думали, что вы и вожак нир-за-хар предпочтёте путешествовать совместно.

— Ну да, мы пока ещё неразлучны, как орех со скорлупой, но мне казалось, что меж вами нет никаких разногласий. Или я что-то проспала?

— Я правильно вас понял: несмотря на всё произошедшее, вы всё равно хотите ехать с нами? На Мрекское болото?

— А что такого произошло, что это должно было поменяться? — Ира совсем уже ничего не понимала.

— Видимо, ничего.

Лицо Линно-ри посветлело, и он, переведя взгляд на её руку, всё ещё сжимающую кинжал, сказал:

— Если это так, то почту за честь. Хотя тренироваться предложил бы не на кинжале, а на мече. Или важно, чтобы это был именно нож?

— Нет, мне без разницы. Лишь бы… — она сглотнула, — лишь бы не плётка. Если вы считаете, что меч — проще, я слушаю и повинуюсь. Надоело быть бесполезным грузом, который постоянно подвергает опасности остальных! А так хоть развяжу всем руки.

— Хорошо, я передам ваше решение брату. Он, видимо, что-то не так понял. Кстати, а почему я? Почему вы не попросите его об уроках? Доверие между учеником и учителем — важная составляющая учёбы.

Ира не сразу смогла сконцентрироваться на ответе, потому что осознание, что Лэтте-ри мог допустить, что она предпочтёт… Она сглотнула комок в горле и, заставив себя вернуться к разговору, ответила:

— Я не смогу его ударить.

Линно-ри медленно, очень медленно, кивнул.

Альтариэн нашёл Мрат возле архи. Она методично расплетала пряди, что завязали на гриве сквирри, выплетая ленты и цветы, сбрасывая их на землю. Её нелюбовь к украшениям, как слава, летела впереди неё. Он покосился на своё животное, но только хмыкнул. Ну да, не по Кодексу, конечно, но так и они не в боевом строю. Да и архи его смотрелся одинаково сурово что с цветами в гриве, что без них. Характер резкий, копыто быстрое, челюсть мощная. Спуску никому не давал и мстил так, словно в его крови кипела кровь нир-за-хар. В отличие от прочих эйуна, Альтариэн берёг своё животное, хотя каждый выезд на нём сам по себе напоминал битву. За одну лишь черту: в бою вся его ярость и весь жуткий характер направлялись только в одну сторону — на врагов хозяина. Жаль, что когда-нибудь придётся его хоронить. Такого он вряд ли ещё встретит на своём жизненном пути, сколь бы длинным тот ни был. Может, стоит по возвращении в Анаэрлен оставить его в стойле и озаботиться потомством?

Он некоторое время размышлял над тем, какую кобылу подберёт в пару своему архи, ожидая, пока Мрат его заметит. Вернее, не так: она заметила его сразу, о её постоянной готовности к нападению до сих пор гуляют легенды по казармам. Если бы его вопрос был срочным, он окликнул и она моментально ответила. Но поскольку срочности никакой не было, решил подождать, пока она даст понять, что готова к диалогу. Знаком стал короткий кивок.

— Уезжаешь?

— Я увидела, что должна была.

— Нет желания посмотреть, что может ещё произойти?

— Нет, ваша светлость.

— Вы с тётушкой договорились встретиться где-то конкретно?

Мрат наконец подняла взгляд от гривы.

— Светлейшая возвращается в Анаэрлен.

— Да? Не в Ризму? Мне казалось, она хотела…

— Столица будет ждать Свет Лару и будет готова его принять. А вы, Свет Леллы? Вы всё так же будете носиться с девчонкой?

Альтариэн приподнял бровь.

— Да, я планировал сопровождать творца и дальше. А вы, младший письмохранитель Мритнерилия, вижу, не одобряете моего поступка.

— Простите, ваша светлость, но когда по земле предков ступает та, что способна заставить умолкнуть Шепчущего Болью, мне кажется правильным, чтобы все светила блистали на небосводе, а не путешествовали по разным сторонам небесного купола.

— У каждого светила своя роль. К тому же у моего брата пока нет наследника, Света Литты. Так что ещё какое-то время освещать нам весь небосвод вдвоём. А для этого и попутешествовать не грешно. Вот, — он достал из-за пазухи стопку бумаги, перевязанную толстой верёвкой и щедро залитую воском, — передай светлейшей. Она решит, что с этим делать.

Мрат сунула бумаги в седельную сумку и закинула пряжку. Её пальцы, до того действующие споро, остановились.

— Ваша светлость, не мне по статусу говорить такое, роль своя, да. Но и место тоже своё.

Герцог нахмурился.

— Доставь сообщения.

— Да, ваша светлость. Не беспокойтесь.

Его взгляд смягчился.

— Мритнерилия, я не сомневаюсь ни мгновения в твоих способностях. Но вижу, в моих ты не уверена. Нет ничего хуже, чем воин, не доверяющий командиру.

— Возможно, и так. Простите. Вы слишком долго были вдали от дома. Наверное, именно поэтому возникло желание напомнить вам, что никто из нас не свободен. И каждому надлежит…

— «…быть там, где прописано в Кодексе, куда шлёт рука тану и где мы нужнее всего».

— Если вы помните об этом, мне остаётся только принести извинения за сомнения и узнать, каково взыскание.

— Нечего с тебя взыскивать, — герцог потрепал архи за гриву. — Доставь письма и передай тёте, что планы не изменились.

— Слушаюсь.

Она легко вскочила в седло.

— Ваша светлость, могу я просить вас?

— Да.

— Передайте, пожалуйста, связующей души, что я глубоко признательна за проданный товар и лишь служба заставляет меня уехать, не простившись и не поблагодарив от сердца.

— Передам.

Резкий посыл ногами, и архи срывается с места. Альтариэн вздохнул. Мрат — лучшая помощница тёти. Прямая, как копьё. Хотя во времена учёбы, когда все они были равны перед наставниками, независимо от рода и титула, она бы не стала прятать вопрос за субординацией. Он так и слышал в голове это давно забытое: «Увлекаешься». То самое, что припечатывало его к месту и заставляло влиться в один ряд с остальными штурмующими бастионы Кодексов. Они оба выросли с тех пор. Теперь она задаёт те же вопросы, не забывая о времени, месте и ранге, а он хоть и мысленно, но позволяет себе ответ: «Да. Увлекаюсь». Впервые с того времени, что был представлен ко двору.

Устоять на месте, когда меняется мир, так же сложно, как бороться с желанием взобраться на каменные скалы, чтобы увидеть всю красоту бурь Пустыни и танец песчаных дев. Не было ни дня, чтобы он отказал себе в этом желании, стоило песчинкам начать взмывать в воздух. И скучал по тем временам. Но жизнь длинная, а он умеет её защищать. Кто знает, может, ещё придётся надеть чёрный плат на лицо и кристальную пластину, изготовленную ловкими пальцами влари, на глаза, чтобы, как в детстве, подняться на скалы.

Он направился к своему архи. Некоторое количество украшений всё же придётся снять, а то могут зацепиться за что-нибудь во время скачки. Лишь сделав пару шагов, он осознал, что так и не спросил у Мрат, что именно она купила у сквирри. Хотя для того чтобы передать благодарность, знать об этом не обязательно.

Доваль Накарт и Вакку Римс нашли Каю Бирета в шатре, что обустроили для него сквирри, едва сдерживающим смех при чтении письма. Целая стопка таких была доставлена в тяжёлом тубусе, что принесла птица ещё до того, как они ступили в Руин-Ло. Одарённым захотелось тут же выйти, чтобы не отвлекать барона, погружённого в вести от родных. Дети его старших племянников уже давно освоили грамоту, и послания от них никогда не оставляли его равнодушным. Скорее всего, письмо, что вызвало столь искреннюю улыбку, было от кого-то из них.

Шум у порога, созданный мужчинами при попытке попятиться, привлёк внимание хозяина шатра. Он резко посерьёзнел, но, ещё раз глянув на письмо, расслабился и не стал скрывать, что был счастлив буквально мгновение назад.

— Проходите. Доваль, вы случайно не знаете, можно ли простыми способами вылечить моса, наевшегося жёлтой песнякрылки?

— Отвар из листьев речной таволни. Трава зреет в первый месяц весны. Постойте, господин барон, вы сказали моса? Но они же не подходят к ней на арбалетный выстрел!

— Ну да. А теперь вы записывайте рецепт: жёлтую песнякрылку залить кипятком и добавить приправу рух-рух. Пропорции не скажу, но не жалея. Тщательно перемешать и залить в кормушки.

— Но зачем?!

— Это вы у моих юных горячих да изобретательных родственничков спросите. Пороть их некому! Вот зять интересуется, нет ли средства, чтобы вернуть в привычное состояние сразу целую псарню. А то опьяневшие и воющие моса уже с месяц не дают спать окрестным деревням. Как я понимаю, ему писать, чтоб до весны ждал и шёл листья таволни собирать?

Одарённые на мгновение замерли, а после сорвались в хохот. Жаль, конечно, деревенских, но пьяные моса, «поющие» на каждое ночное светило, да ещё целой псарней… Продышавшись, Доваль сказал:

— Господин барон, ваш зять, это тот, что в Вироле живёт? Я напишу знакомому Голосу Хараны. Его не затруднит съездить. За несколько ночей зверьё успокоит. Конечно, не Длань, но чутьё к живности у него отличное. Ой, не могу… рух-рух… это додуматься надо! — и он снова расхохотался.

Барон кивнул, чуть улыбнулся в ответ, но быстро посерьёзнел.

— Ладно. Я не затем позвал вас, чтобы решать проблемы родни. Что скажете?

Одарённые переглянулись и, не спрашивая дозволения, сели на скамью.

— Господин барон, я постоянно слушаю волшебные течения с тех пор, как мы вошли в Руин-Ло, — взял слово Вакку. — Сегодня утром они всколыхнулись как одно. Сначала лес стонал и плакал, потом голос угас.

— Хранитель святого закона, не надо быть одарённым, чтобы это заметить. У всего лагеря звенит в ушах от тишины. В чём причина всплесков?

— Не могу знать.

— Но?

— Но одно скажу точно: эти всплески вызваны чем-то… добрым. Не использование ради помощи или защиты, не долг или обязанность, не исследование и не поиск знания. А просто… чувство.

— Мне в послании его величеству так и писать? Про доброту и чувства?

— Господин барон! Но вы же знаете, как трудно выразить простыми словами…

— Хватит! Знаю. Если эмоции, то чьё течение превалировало? Фирры? Хараны? Рити? Лайоли?

— Течения Милосердной взбудоражены, вы правы. Но основное — течение Великой Матери.

— Илаэры? Но разве не она — основа и закон? Порядок и разумность? Как может быть её сила связана с чувством? Или Её сила основная, а чувство — от Милосердной?

— Нет. Именно чувство от Илаэры! И, господин барон, утверждать, что сама Великая Мать, давшая начало этому миру, лишена чувств, — кощунство! Просто эти проявления редко отражаются на течениях. А любви Первобогини хватит на всю Рахидэтель!

— Ладно, — барон раздражённо махнул рукой, — я понял, успокойтесь. Да простит меня Великая Мать за невежество. Дальше! В течениях не было ясных посланий?

— Было. Что-то вроде «Доброта правильна и разумна». Истина того, что для неё сейчас место и время. А вот возбуждение течения Хараны — лишь отклик на успокоившийся лес. Не знаю, с чем сравнить. Может, так? Представьте себе реку, в которую бочками сливают яд. И вдруг не только бочки убрали, но и саму реку почистили. И эта река, сила Хараны, издала вздох облегчения.

Барон задумался, а потом с чувством выругался.

— Как же вы, последователи Рити, любите вот эту вашу загадочность и образность! Ладно. В письме процитирую всё это и сошлюсь на вас.

Вакку скривился, но вздохнул со смирением. Быть Голосом Рити — дело неблагодарное. Нет слов в языке, чтобы описать то, что видят глаза и душа при погружении в волшебные течения и источники. И готов бы петь оды, да не поймёт никто. И сравнений таких нет. Умение сносить чужое раздражение, вызванное непониманием, развивается в слугах Рити вместе с даром, если не быстрее.

— А что в отряде? Никаких сюрпризов вроде чьих-нибудь проснувшихся даров?

— Всё тихо. Только…

— Что?

— За Ириан не поручусь. Её братание с вожаком нир-за-хар искорёжило её духовную силу. Не дар, а то немногое, что есть у любого разумного существа. Их слияние будет продолжаться ещё какое-то время. И я не уверен, что близкое общение с Великим Низзом не наложило отпечатка на её духовность. Точнее смогу сказать позже. Когда покинем Руин-Ло и всё чуть успокоится.

— Я понял. Но следите внимательнее. У творцов редко, но просыпаются дары. От них и так не знаешь, чего ждать, а нам только вестницы с даром не хватало!

— Да, господин барон. И разрешите обратиться с просьбой.

— Разрешаю.

— Господин барон, если в ближайшее время следить за Ириан не получится, а Руин-Ло мы покидаем… Разрешите взять несколько дней перерыва в моей работе. Дня три-четыре.

— Откат?

— Не то чтобы, но…

— Он задыхается по ночам, господин барон, — вставил Доваль, не обратив внимания на предостерегающий взгляд друга. — Остановка дыхания на семь-десять сердечных ритмов, стремительная попытка надышаться и снова по кругу пять-семь раз. Таких циклов два-три за ночь, и всё это не просыпаясь. Повезло, что спим в одной палатке.

Длань Хараны требовательно уставился на барона, не заметив, что машинально помассировал собственные пальцы. Для барона этих знаков оказалось достаточно.

— Хорошо. Пусть будет перерыв. Столько сколько нужно. В конце концов, появление у кого-либо дара мы предотвратить не в силах, а распознать успеем всегда. Капитан Римс, вы свободны. Капитан Накарт, останьтесь.

Вакку поклонился и вышел.

— Доваль, а что вы скажете про состояние вестницы?

— О чём вы, господин барон? Я ничего не чувствую.

— Плохо, что нет. Я не могу не наблюдать некоей связи между её поступками. Она носится с животными. Не боится урусов севера, ездит на рыжем архи, нянчится с поющей раковиной, защищает зверя, попавшего в беду, не любит охоту. Слышал от Мритнерилии, что купалась с местными подводными животными без страха. Призывает к порядку не кого-нибудь, а вожака нир-за-хар, да так, что он становится огнивом у отряда. У неё есть опыт общения на дружественной ноте с перёвертышами. А на вершине всего этого — замолчавший Шепчущий Болью и долгие объятья с Низзом. Последнее мне даже на голодный желудок представлять не хочется, а ведь уже стал свидетелем того, как он её поглотил.

— Вы думаете, что рано или поздно она станет дочерью Хараны?

— Это вы мне скажите! Закрывать глаза на то, как льнут к ней все, кто имеет в себе зверя, мне кажется неправильным. Я думал, вы добавите ясности в мою догадку.

— Её поступки не ограничиваются животными. Или дайна-ви вы тоже таковыми считаете? А её неоценимая помощь в Ризме? Неостановимое покаяние? Её любовь ко всякой твари — лишь черта характера, господин барон. Мы уже достаточно долго путешествуем вместе. За такой срок я бы почувствовал сестру по дару, даже не прибегая к помощи Вакку.

— А если дар пока слаб или его не видно за… как там капитан Римс обозначил? Слиянием между нир-за-хар и его наездницей?

— Мне хватило бы пути до Каро-Эль-Тана. Нет, господин барон. Если в ней и есть дар, то точно не от Милосердной.

— Вы успокоили меня на целую седьмую часть, — вздохнул барон.

— У Многоликой же нет последователей!

— Это вестница. С неё станется. Ладно. Свободны. Но если ещё что почувствуйте — сразу ко мне. И позовите мне Дэста.

— Слушаюсь.

Дэст, мрачный мужчина, обритый почти наголо, не заставил себя долго ждать. На кивок в сторону лавки не отреагировал, оставшись стоять посреди шатра. Барон также не стал делать ему замечания, наоборот, встал и шагнул навстречу.

— Дэст, у меня просьба, с которой я могу обратиться только к тебе и Бардро.

Мужчина нахмурился с такой силой, что лицо вот-вот готово было пойти трещинами.

— Присягая, мы с братом, взяли с вас обещание, что вы не пошлёте нас снова туда, откуда мы едва выбрались. Я не вспоминаю об этом обещании лишь потому, что с тех пор наш долг вырос во много раз. Не ошибся же? Вы хотите послать нас в столичную клоаку.

Каю вздохнул.

— Дэст, мне нужно связаться с Лютокопытом и узнать у него кое-что. Ничего больше.

— Мы уже очень давно не поддерживаем связи с его бандой. Сами знаете почему.

— Знаю. Но кроме вас с Бардро, никто лучше не знает о подпольных поставках оружия, — барон понизил голос. — Мне всё равно, кто из вас поедет, но важно то, что больше послать некого.

— Будь наша с братом воля, не поехал бы никто. Я стоял среди толпы с двадцати лет и гордился тем, что публично отправляю на Мост всякую мерзость. Но поклялся держаться подальше от помоста для казни после того, как едва вытащил оттуда брата. А общение с Лютокопытом — прямая на него дорога.

— Знаю, Дэст. Поэтому и не имею права приказывать. Прошу, — он положил руку солдату на плечо, чувствуя себя премерзко. И почему именно самых верных и надёжных приходится кидать в самую дурнопахнущую грязь?

Дэст тяжело выдохнул, тихо выругался и всё-таки воспользовался предложением присесть.

— Нам грозит война, да, господин барон?

— Я очень надеюсь, что нет.

— А зачем тогда?

— Ты помнишь фразу, что бросила Мритнерилия этому дайна-ви, Лэтте-ри? На опушке Руин-Ло.

— Вы про то, что шейба-плеть уже ничего не решает?

— Именно.

— Вы полагаете, что эйуна узнали, как её делать? Даже если и так, у них нет достаточных ресурсов для масштабного изготовления. А заказывать не у кого. Не у нас же. А влари никогда не пойдут против собственного правила. Оружия они не делают никому. От них и ножа для мяса приличного не дождёшься.

— Что не мешает продавать материал. Я уже написал кому надо, чтобы попытались выяснить, не было ли последние годы возросших закупок металла, особенно вларийской стали. Но чтобы это узнать, потребно время. А если речь зашла об эйуна, то за волосы можно купить многое… Молчание в том числе. К тому же где оружие, там и средство защиты. Я хочу знать, не поступало ли в подпольные лавки интересных новинок. Странных приспособлений или новых изобретений. Лютокопыт редкостная мразь, но он падок на такие вещи. Да и приглядеть за выкупом и обменом не повредит. Изнутри.

— Я понял вашу мысль, господин барон.

— Возьмётесь?

— Да. Мы едем вдвоём. Надеюсь, что на сей раз до крайности не дойдёт…

— Я пошлю градоначальнику в Гая особые распоряжения насчёт вас. Если попадётесь страже, вас запрут в темницу до моего приезда и особого решения. Если так выйдет, выдержите?

— Тюремный бульон с червями и личинками клякчи всяко лучше топора, — горько усмехнулся Дэст. — Но постараемся до этого не доводить.

— Полагаюсь на вас.

— Мы служим не за жалование, господин барон. Можете быть спокойны.

Суматоха начинала уже порядком раздражать. Их не выперли с рассветом, наоборот, потребовалось немало времени, прежде чем сквирри закончили возиться с животными, кормить гостей, упаковывать внезапные дары и вести торговлю с теми, кто этого желал. Женщины вились вокруг мужчин, две из них надолго утащили куда-то Терри-ти, заставив поволноваться остальных в отряде. Мужчины приволокли из леса здоровую тушу очень мохнатого зверя с уродливой мордой, которую скормили Варну. Тот понял посланный Ирой намёк и отлетел от стоянки подальше, чтобы никто не видел, как он рвёт тушу.

Между солдат носился дотошный Рикан, торопящийся посчитать поклажу и записать приход-расход в толстую тетрадь. Он так мельтешил перед глазами, что Ира наконец ухватилась за картинку, которая подсознательно раздражала её. И дело было не в суетящемся солдате.

Тетрадь и… ручка. Да-да, не перо и не угольная палочка. Ручка!

— Рикан!

— Да, Ириан, простите, я тут… — снабженец с трудом затормозил.

— Простите, что отвлекаю, но могу я посмотреть ваше пишущее приспособление и тетрадь?

Рикан с оттенком гордости в глазах протянул ей и то и другое.

Ира читала много фэнтези, но ни в одном из них не было указано, что жители иных миров могли пользоваться шариковыми ручками. Простая, не заводское производство, но это действительно была она! Стеклянная трубочка, чернила, металлический шарик… Лишь малюсенький поршенёк неизвестного назначения отличал её устройство от привычного Ире. Трубка стержня была достаточно толстой. И тетрадь. Бумага! Хорошая бумага. И за время пути ни одного намёка на место производства. И ручка…

— Скажите, Рикан, я что-то не припомню, чтобы в тех местах, где мне удалось побывать, были мастерские по производству бумаги и подобных приспособлений для письма. Хотя белые листы видела часто наряду с пергаментами. Где их делают?

— Их не производят в Низинах. Это работа влари. Купить подобные вещи можно только в Карраже. Это центр свободной торговли. А тетрадь и чернильный цилиндр мне подарили на десятилетие службы. Я уже тогда по хозяйству числился.

— А это не тот же Карраж, где находится Собор, в котором обучаются одарённые амелуту?

— Тот же. Удивительный город. В нём действуют законы влари — одни из самых справедливых в Рахидэтели.

— Как интересно! А что ещё делают эти ваши… влари?

— О! Множество всего. Фантазии не хватит расписать, что они делают! Многие из созданных ими вещей никто не способен повторить. Непревзойдённое мастерство! Разные полезные машины, устройства, приспособления…

«Машины?!»

— Оружие?

— О да! Какого только у них нет, аж страшно становится.

Ира нахмурилась.

— А они агрессивный народ? Любят решать вопросы силой?

— Что вы! Миролюбивее влари, наверное, никого нет. Войну они не любят, народ мастеров. Но постоять за себя умеют лучше других. Каменная Империя полна чудес, бывали времена, когда её пытались захватить, но влари хорошо вооружены и победить их подземную страну невозможно. Так что с ними только торговать. Воевать — заранее проигрышное дело. Они даже оружия на сторону не продают. Чтобы хороший нож на кухню купить, язык сотрёшь доказывать, что он только для овощей. А если и для мяса, то не из врагов добытого.

Горы оружия и при этом самый миролюбивый народ. «Хочешь мира — готовься к войне». Да? Как видно, и у влари когда-то тоже жил свой Корнелий Непот^[4].

— А кто их правитель? Что он из себя представляет? И где влари живут? Я ещё немножко плаваю в вашей географии.

— Карраж находится у подножия Тизамских гор на западе Рахидэтели. На их вершинах живёт народ нир-за-хар, а под землёй расположена Каменная Империя. Правит ею император За XVI.

— За? Его так и зовут?

— Его подлинное имя ни один язык не выговорит. Все имена влари такие. Они не обижаются на сокращения. Требуют только соблюдать вежливость и вести себя как подобает гостям.

— И что из себя представляет император За? Что за существо? Чем живёт?

— Влари вообще прекрасный народ, император За — не исключение. Но, говорят, несколько тщеславен и болеет желанием оставить след в истории. Эта его черта давно уже известна за пределами Каменной Империи.

— А насколько развита у них наука? Что изобретено? Какие технологии используются?

— Я не понимаю вопроса. У них множество вещей, полезных, но странных. Никто не знает, как они работают. Влари не берут учеников. Нет в Низинах учёных мужей, что могли бы объяснить, каким волшебством жители Каменной Империи создают свои товары. Да и волшебства у них нет. Вообще. Только пальцы невероятные да глаза, способные видеть недоступное другим.

Ира вернула солдату его вещи, находясь в прострации. Поблагодарила и пошла, не особо разбирая направления.

«…себе в помощники мы создали ещё одну молодую расу, влари, вложив в них тягу к творчеству, трудолюбие и изобретательность».

«Влари нет равных в создании удивительных вещей».

«Механизмы для полёта? Интересно. Таких нет даже у влари».

«Вакку! Поторопись! Что ты ковыряешься, как влари с механизмом!».

Как она могла проглядеть такое?!

Ведь встречала упоминание о чудо-мастерах уже не раз! И карта в библиотеке, и постоянное слово «механизм», крутящееся рядом с названием народа! Совет богинь присмотреться к тем, кто может помочь с быстрым перемещением по стране!

Ох, и права была Лайоли! Спешка нужна при ловле блох. А она поторопилась и ухватилась за первый попавшийся вариант. Даже Сёстры, изъясняющиеся научным языком, не раздвинули её закостенелое сознание настолько, чтобы допустить, что в стране мечей и копий могут быть машины!

А машины — это не только транспорт. Это и автоматизация любого процесса, и ручной инструмент, и роботы, и компьютеры! Знать бы ещё, на каком уровне развития находится наука влари. Хотя это не обязательно. Они живут в горах. Продают диковинки и наверняка сами себя обеспечивают ресурсами. Не может быть, чтобы у них не нашлось горнодобывающего оборудования! Не может быть, чтобы не было средств обеспечить безопасность работников в шахтах! Как бы всё это пригодилось на Мрекском болоте! Неважно, какой совет выдали сквирри дайна-ви. Если изобрели бензин, добыча угля не прекратится. Полезное ископаемое всегда остаётся полезным. И порух будут добывать, пока он есть в наличии.

Сколько же возможностей! Вот бы свести дайна-ви и влари! Интересно, что у них там по политической части? Хотя они уже столько лет не виделись… Скорее всего, нейтралитет, как со всеми, кроме эйуна и амелуту.

Одна загвоздка: долго. Карраж — это другой конец географии. Ни разу не по пути к Мрекскому болоту. Особенно если путешествоватьвсем вместе. Съездить на Болото, потом обратно, потом к влари… А может, разделиться? Дайна-ви пусть едут своим ходом, а они потом догонят. Только договориться надо о проводнике. Через топь без него никак. Но к влари попасть надо обязательно! Вот только что им предложить? Вряд ли дайна-ви хорошие плательщики. У них все ресурсы наперечёт. И что ценится у влари? Деньги, понятно, но может, что-то ещё? Зимой шкурка казалась валютой, не найдётся ли и на этот случай приемлемый бартер? Что можно предложить народу мастеров, у которых всякого интересного и полезного больше, чем во всей стране, вместе взятой? Разве что новые технологии, но знать бы доподлинно, что они им нужны! А для этого надо ехать лично. Глазами увидеть. Ведь вокруг нет того, кто способен толком рассказать, какого уровня достиг прогресс у влари.

Может, попросить Варна и слетать одной? А остальные пока своим ходом? Но что она будет делать в Каменной Империи? Если говорить, то с кем-то важным, а она никого не знает. Вваливаться в ворота с воплем: «Я вестница, пропустите к царю-батюшке»? М-да. Да и этикет — это точно не про нир-за-хар.

Просить об официальной аудиенции, так это кто-то более влиятельный должен делать. Тот же герцог Альтариэн или барон Бирет. Вряд ли им откажут. Но если в пути больше одного, то опять встаёт вопрос транспорта. Варн на своей спине никого, кроме неё, не потащит. Она знала это так же точно, как то, что солнце земли встаёт на востоке.

Ира нашла поваленное бревно и присела на него. И так и эдак крутила мысли — не рождалось идеи. Проблема медленных скоростей била по нервам. Как же хочется разозлиться, но в душе плескалось только бессилие. Такая мысль! Такое очевидное решение! И кто знает, может, именно эту проблему она как раз и может решить, потому что, чёрт побери, понимает в машинах! Не в жигулях с мерседесами, конечно, но в самих технологиях. Но как представишь, что только глубокой осенью доберутся до Болота, пока там переговорить со всеми, присмотреть за диалогами амелуту, эйуна и дайна-ви… Попытаться добиться, чтобы отпустили рабов, раз уж всё равно нашли новое решение и руки больше не нужны… А там зима. Туда, обратно, потом опять туда. Сколько ещё ей придётся тут пробыть? Полгода? Год?

Холодно. Она зябко повела плечами и обхватила себя руками. Тоскливо. Вон даже Куплетик в кармане вовсю старается согреть загрустившую хозяйку. Может, всё-таки спросить Варна? Но… нет. Конечно, сейчас говорить с ним легче, но он как был упёртым, так и остался. Вряд ли в этом вопросе он пойдёт навстречу. Если его инстинкты не велят, он их слушает со всем вниманием, на которое способен зверь. Чаще, чем доводы разума.

— А вот это уже обидно!

Варн тихо подкрался сзади и появился почти неожиданно. Почти, потому что чувство присутствия теперь не покидало её никогда. Ира слишком глубоко ушла в мысли, но знала, что он придёт, и знала откуда. Просто не ждала.

— Мы слушаем доводы разума. И собеседника тоже, если находятся желающие поговорить. И не плачь — ты мне нутро корёжишь. Неприятно.

— Я не плачу.

— А я нир-за-хар. Мне не обязательно видеть воду у тебя на мордочке, чтобы знать, что ты плачешь.

Ира резкими движениями потёрла щёки. «И откуда ж ты такой понятливый…» — буркнула она про себя, но желания обидеть ворчание не несло, и Варн это понял.

Он в два шага оказался перед ней и в одно движение сложился в позу «выслушай меня». И как он умудрялся сохранять вид «я — вожак», стоя перед ней на коленях?

— Я поняла, что ты хочешь поговорить и разговор очень важен, но сделай милость, сядь по-людски. Не прогоню и не убегу, можешь не переживать.

— Я не амелуту. Но так и быть, в виде исключения.

Он сел рядом, а Ира развернулась и чуть отодвинулась. Нет, не страх и неприятие, просто пространство между двумя, которое она считала приемлемым для серьёзного разговора. Варн прищурился, но комментировать не стал. Она в очередной раз отметила, что последнее время он всё чаще и чаще стал использовать мимику.

— О чём ты хотел поговорить?

— О нас.

— Да… пора бы. Но не уверена, что готова.

— Просто выслушай. Когда ты была с Енной, я тебя ещё чувствовал. Уже не мог послать ни одной мысли, но чувствовал тебя до самого последнего момента. Пока не сломался.

Ира ощутила резко поднявшийся гнев — за ящера, а после — стыд. За то, что её ощущения под телом шаманки стали известны кому-то. Ящер её «услышал», но продолжил говорить:

— Я наконец-то смог различить разницу между брезгливостью и твоим собственным нежеланием. Знаешь, мне всегда казалось, что отказ амелуток помочь нам вызван давлением правил их народа или проклятьем. Конечно, есть и то и другое. Но вчера я увидел ещё кое-что. Я не знаю, как это назвать. Нам, тем, в ком есть Зверь, не дано понять, как вообще возможно испытывать такие эмоции. Если инстинкт подсказывает сойтись с кем-то, если тело под лапой ощущается как достойный экземпляр для того, чтобы получить с ним сильное потомство, мы не противимся. Есть, конечно, и пары, есть и брачные союзы, бывают и поединки между самцами, борющимися за благосклонность самки, или самками — за внимание самца. Но зов желания продолжить род с подходящей половиной мы не глушим в себе никогда. И тем более не заковываем в цепи из правил. Но то, что я увидел в тебе, — это другое. Я могу во время брачного танца пренебречь обычаями амелутки, которые заставляют её стыдиться происходящего, — ведь мы никого не гоним к нам насильно. Да, они часто приходят гонимые обстоятельствасми, но приходят сами, с решением обменять свою беду на наш брачный танец. Я могу пренебречь брезгливостью, ведь она не принадлежит амелутке, она дана ей против её воли проклятьем харасса. Но от тебя исходит другое…

— И… что же?

— Ты не хотела пускать Енну в душу. Какими бы травами она тебя ни одурманила, ты её не хотела. Не потому что она не нравилась. А потому что она не то существо, с которым ты хочешь быть рядом. Она… недостойна, что ли. Нет, неправильно! Она… не близка тебе. И это чувство потянуло за собой желание сопротивляться.

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что меня ты тоже не видишь рядом. Не потому, что я нир-за-хар, покрытый чешуёй, не потому, что так велит твой обычай. А просто потому, что я не тот, с кем ты хотела бы быть.

— Так я тебе с самого начала об этом талдычила! Что изменилось?

— То, что именно этим желанием я не могу пренебречь! Оно не вызвано ненавистью. Оно чистое. Для тебя я — личность. Не ужас, пришедший, чтобы сломать жизнь. А просто… не тот. Я только вчера сумел разделить весь свой предыдущий опыт с бесхвостыми самками и разобраться в твоих эмоциях. Ни одна из тех, с кем я танцевал брачный танец, такого не испытывала! Никто из них не считает нас достойными даже общения. И уж точно никто не попытался бы защитить, как ты. Для них мы звери, живущие грязными инстинктами. Ириан, я никогда не сделаю, как Енна! И никогда больше не утоплю тебя в эмоциях! Поверь! Не теперь! Не после всего, что здесь случилось!

Ира смотрела на Варна, всё ещё не понимая, что изменилось и как понимать эту пламенную речь.

— Погоди… я не понимаю. Можно мне…

— Можно.

Он взял её за руку и приложил кончики пальцев к своему лбу, раскрывая сознание. Ира хотела проникнуть в него аккуратно, чтобы не перейти разумных границ, но Варн сам толкнул её, позволяя увидеть чувства. Неверие, что может быть нужен кому-то, кроме семьи. Благодарность за сохранённую связь и избавление от боли. Она казалась ему на его фоне чем-то вроде собачки рядом со львом, и он был изумлён тем, что у такого «маленького» создания хватило сил там, где он сам не смог справиться. Инстинкт охранять наездника, раньше чувствовавшийся как чёткое «должен», теперь подпитывался собственным желанием ящера защитить… семью.

Ира распахнула глаза. Она совершенно не ожидала, что последние сутки способны поменять его отношение настолько сильно. И тепла в груди, триумфа от обретения нового друга было мало, чтобы сразу принять такую резкую перемену.

«Я не тороплю», — провещал он.

В мыслях, переплетённых с чужими чувствами, царил полный сумбур. Захотелось что-то сказать, чтобы вернуться в привычную колею, но выловить из этой бури внутри ниточку удалось не сразу.

— Погоди… Ты сказал, что уже танцевал брачный танец. Вы же его только с амелутками, да? Значит, у тебя уже есть дети! И зачем ты…

— Были. Были дети.

Боль ящера мгновенно остудила Ирин запал. Что?!

— Их звали Марн и Саза. Марн погиб по случайности. Заснул на клочке суши посреди озера Чагъери. Проснулся оттого, что ему грызут крылья. Он послал семье весть о помощи, его отбили. Вот только летать больше не смог. Мы не можем без пустоты. Он бросился с Надвратного Пика, едва выздоровел настолько, чтобы самостоятельно до него дойти. Не успели… А Саза погибла, отбивая одного из наших от охотников за шкурами.

Ира прижала ладонь ко рту, чувствуя, что лицо всё мокрое. Да как он жить-то после такого смог?! Как смог отыскать в себе силы, чтобы пойти на ещё одну попытку?!

— Инстинкт. Знание, что так правильно.

Он придвинулся поближе, и она ощутила волны тепла.

— Не плачь. Дело прошлое.

— Врёшь, — проговорила Ира с трудом: разница между словами и чувствами ящера была слишком очевидна.

— Да. Именно.

Ира обхватила себя руками и старалась согреться. Но ужас от услышанного сводил на нет все попытки ящера заставить её перестать дрожать, источая тепло в холодный осенний воздух. Чувство вины оплетало клубком. Варн так желал детёныша, но она не та, кто может ему с этим помочь.

— Почему ты так хотела скрыть от меня своего мужчину? — спросил он неожиданно.

Ира вскинулась.

— Что?

— Тот дайна-ви. Лэтте-ри. Почему то, что он твой желанный, ты так усердно прячешь?

Кипяток на щеках. «Своего мужчину». «Твой желанный». Всё-таки пробрался, подглядел. Чёртов ящер! Сейчас это была досада без капли злобы. Воспоминание о том, как действительно старалась спрятать образ Лэтте-ри от «злобной машины для убийств». Как стыдно-то…

— Он не мой мужчина. Пока или… совсем… Хотя мы поговорили на эту тему однажды. Я же, как вы тут все говорите, вестница. Не принадлежу этому миру. Понимаешь?

— Нет.

— Варн, нет большего проклятья, чем связать свою судьбу с кем-то, кто, как я. Пришедшим ненадолго. Подумай. Даже если наши чувства взаимны… Нет, я знаю, что взаимны, но… Представь. Допустим, самое безумное: свадебное торжество. И вдруг открывается мне путь домой. Даже размышлять над выбором и делать шаг не придётся — вышвырнет так же, не спрашивая, как и зашвырнуло. Моё место не здесь. Там моя родина. Семья. Которая, наверное, сбилась с ног, меня разыскивая. И неважно, сколько пройдёт месяцев или лет. А если мне потребуется больше, чем год или два? Если появятся дети? Оставлять их здесь? Бросить? А кто заменит им мать? Всю оставшуюся жизнь знать о том, что, скорее всего, у твоего мужа новая жена, а у детей — мачеха. В моей ситуации нельзя просить о вечной верности. Взять их с собой тоже не могу. Я… боюсь быть счастливой здесь, в Рахидэтели. Потому что должна буду уйти. Теперь… понимаешь?

Варн понимал. Понял бы и без вещания, настолько проникновенным был её голос, когда она это говорила. Но помимо прочего, он чувствовал тот жгут боли, который опоясал её сердце. Чем больше проходило времени, тем больнее ей становилось. Все, кто окружал её, уже не просто попутчики, а друзья. Близкие. Она прикипела к ним душой, и с каждым днём осознание, что каждого из них придётся оставить навсегда, точило изнутри. Ей нравилась Рахидэтель. Чем ближе и роднее становились местные жители, тем больнее была мысль о расставании. Если она ответит взаимностью, а к этому всё шло… станет ещё хуже. Поэтому она сохраняла как величайшие драгоценности каждое общее воспоминание. Это относилось не только к Лэтте-ри, но и ко всем, кто вызывал симпатию. Долг вестницы. Судьба вестницы. Варн только сейчас понял, насколько чудовищный смысл вложен в эти слова.

— Понимаю. Хочешь совет, от того, кто старше?

Она смерила его взглядом. А правда, сколько ему лет? Варн криво усмехнулся и тут же тронул рукой щёку — ещё не привык, что лицо движется вслед за мыслью.

— Иди дальше. Когда умер Марн, я думал, что жизнь ушла в Пустоту вместе с пеплом, что развеял. Дошло до того, что некоторое количество циклов у нас не было вожака и мой брат с Крацем вели семью сами под косые взгляды сородичей. Я-то был жив. Лишь разум, казалось, умер. Научиться жить заново… вспоминать не хочу. Я постоянно посылал проклятья Сёстрам, что одарили меня детёнышем. Пока Чара не спросила, жалею ли я о том, что он у меня был. Мы так подрались, что шрамы остались. Конечно, не жалею. И ты не будешь жалеть. Страдать — да. А жалеть — никогда. Невозможно жалеть о том, что в нашей жизни были желанные. Любимые, как вы называете.

Для Иры эта фраза стала отрезвляющей пощёчиной. «Невозможно жалеть о том, что были любимые». А ведь она своими метаниями чуть не сделала так, что этого «были» могло бы и не стать.

— Поняла, наконец? — Варн потрепал её по голове, как маленького ребёнка, которого надо похвалить за правильно сделанные выводы. — Хотя вкус у тебя странный. Но, может, для вестницы тихий убийца — хороший спутник. Безопаснее.

— Что?!

— Мы не сильны в понимании поступков бесхвостых, хотя и знаем, как у них всё работает. Таких, как Лэтте-ри, мы зовём тихими убийцами. У нас говорят, что нет никого страшнее, чем тот, что убивает молча. Для кого не важен взгляд в лицо. Ты именно такого себе выбрала.

И прежде чем она подорвалась на защиту, он взял её за руку и приложил к груди чуть ниже шеи.

— Чувствуешь?

И она чувствовала. Чуть нажала, и её палец почти по фалангу продавил чешуйки, скользнув в зазоры между ними. Кончик пальца опалило жаром, и она отдёрнула руку.

— Меняя обличья и наращивая броню, именно с этого места начинаем. Точка смерти. Пробей её оружием, и не спасёт уже ничто — там сосредоточены все линии, которые используются при смене облика. Все запасы жара, который для этого необходим. Разбей их в этой точке, и нир-за-хар не станет.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — хрипло спросила Ира.

— Когда твой желанный бросился спасать тебя от меня на опушке Руин-Ло, он именно эту точку пытался пронзить. Не знаю, откуда потомкам эйуна о ней известно, но, видимо, не так они забыли наш народ за три тысячи циклов, как мы думали. Я должен был понять, что что-то не так, едва он избавился от любимого оружия. Но был не в себе. А ему и не нужна была плётка. Он знал, куда бить. Этого дайна-ви тогда остановило только то, что я провещал ему, что разрыв связи ударит по тебе. Мне Чара рассказывала, что это больно. Вот тогда он остановился.

Ира тяжело дышала, не зная, что на всё это сказать. Для неё это смотрелось не более чем попыткой остановить и зафиксировать! Она вспомнила страх Варна в тот момент, будто не было для него ничего более жуткого, чем небольшой кинжал, что приставил Лэтте-ри к его груди.

— Я же говорил. Странный вкус, — Варну явно не нравилось вспоминать тот момент. — Тихий убийца. И он такой во всём. Я не у тебя прочёл о том, что между вами, — ты слишком хорошо научилась прятать тайны души. Лезть напролом — себе дороже, уж прости. А вот он тогда прямо истекал ревностью и желанием убить. Нетрудно было понять. Но вслух он не скажет. Он из тех, кто совершает поступки молча.

«Так же, как он чуть молча не ушёл на Болото, решив, что я теперь путешествую с тобой».

Зрачок Варна ощутимо дёрнулся.

— Я бы съехидничал. Про поспешные решения. Но он уже давно мыслит, задаваясь вопросами, как лучше для тебя. Ты быстра на советы другим, вон, тому же мужу Енны, считай, устроила первую брачную ночь. Ох, как вспомню бедолагу, так не пойму, в какой цвет шкуру менять — смеха или сочувствия. Ты легко помогаешь другим. Но кажется…

— …в чужом глазу соринку вижу, а в своём бревно пропустила, да?

— Метко. Мудрость твоего народа?

— Да. Варн, теперь, когда ты знаешь… Ты оставишь свои попытки?

— Надеяться не перестану никогда. Но добиваться силой больше не буду. Я пообещал. Слово вожака нир-за-хар, да будет Пустота мне свидетелем! К тому же нутро у тебя доброе. Может, ты когда-нибудь передумаешь сама, узнав нас поближе.

— Нет, Варн. Не передумаю.

— Из-за этого дайна-ви? У вашего народа тоже накручено про вечную верность в обычаях?

— Нет. Дело не в нём. Я вообще не представляю, как можно оставить здесь такой след, как ребёнок. Дитя без матери…

— Добрая. Не волнуйся, его воспитает семья. Мы найдём для него лучшую самку-воспитательницу.

— Варн, как ты можешь так говорить? Ты же был отцом! — Ира тронула его за руку, пытаясь донести мысль. — Представь, каково ему будет! Любой ребёнок чувствует мать. Я сомневаюсь, что ваши дети в этом плане чем-то отличаются. Ищет, ищет, а мамка в лучшем случае на другом конце Рахидэтели, решает непонятные проблемы. В худшем — уже дома. Откуда никогда не вернётся. Я верю, ты будешь прекрасным отцом, сумеешь защитить, но каково будет мне знать, что тут осталось моё продолжение? Мне не увидеть, как малыш вырастет, как станет взрослым. Нет, Варн. Я даже представлять себе такого не хочу. Это одна из причин, почему я до сих пор не поговорила по душам с Лэтте-ри. У вас ещё средств уберечься от зачатия не придумали. А ребёнок… это слишком большая ответственность. Дома я даже саму мысль не рассматривала, чтобы стать матерью в ближайшие годы!

Шкура Варна взорвалась цветными пятнами, вертикаль зрачка задёргалась, то расширяясь, то сужаясь. Пальцы резко сжались и царапнули чешую, оставляя полосы. Он настолько провалился в трудноразличимые эмоции, что не сразу сумел облечь их в вопрос:

— Ты серьёзно стала бы возиться с ящерицей? Как самка?

— Естественно! Это был бы и мой малыш тоже. Как иначе-то?

— Сёстры… да ты ведь не шутишь!

Варн всё ещё переливался, и Ира чувствовала этот холодный коктейль из эмоций. Почти страх. Словно он видел перед собой то, что не может существовать в природе.

— Извини, Варн, но для меня это слишком. Я не могу хладнокровно работать инкубатором!

— Кем?

Ира не стала объяснять словами. Потребовалось время, чтобы мысли выстроились в стройный ряд, но в итоге Варн понял принцип работы аппарата из ящика и лампочки, в котором пищат вылупляющиеся цыплята.

— Нет. Не сможешь. Я чувствую. И знаешь, права была Чара.

— В чём?

— Семья нир-за-хар никогда не позволит, чтобы кто-то отобрал у неё детёныша. Это вызывает гнев и инстинкт защиты. А когда слушаю тебя, он во мне даже не шевелится. Чара говорила, что хоть наши отношения начались неправильно, но ты уже часть семьи. Она всё убеждала, что я это рано или поздно пойму, а я, дитя бескрылое — не верил. Теперь осознал.

— Это тоже что-то меняет?

— Пожалуй, только одно.

Варн опустил голову, резко втянул воздух. Алые крапины рассыпались по шкуре на краткое мгновенье. Он снова открыл рот, и из него, чистая и до боли родная, полилась русская речь.

— Ириан, я слышал твои мысли и знаю твою проблему. И способ помочь — есть. Но я хочу, чтобы ты меня попросила. Вслух. Не ради мольбы или уговоров. Я хочу начать заново. И обозначить от сих пор и до последнего полёта: ты мне — семья. Моя небесная сестра. И всегда можешь попросить о помощи брата.

Мысли Иры смешались. Как давно она не слышала русского языка! И не думала, что услышит его здесь. Просто в голову не пришло, что обряд сработал в обе стороны! И да, она поняла, что Варн хотел этим показать. Что он не только смиряется с тем, что братание дало ему мимику, пока ещё с трудом контролируемую, нежелание бить сгоряча и понимание мышления «бесхвостых», которое раньше вообще не интересовало. Что он принимает это так же, как она приняла рахидэтельские языки, вещание, полёт, тягу к сырому мясу, гнев и беду их семьи.

Ира понимала его мотивы. Но семья… Здесь, не дома. Небесный брат. Тепло и радость оттого, что всё налаживается, сменились страхом: Рахидэтель всё больше предъявляла на неё права. Уже и семью предложила. В обмен на потерю.

— Я не стремлюсь занять чьё-то место. Если тебе больно думать о нас как о семье, думай как о друзьях. О таких, что связаны обрядом братания. Ведь так оно и есть.

Ира выдохнула. И правда. Так и есть. Она посмотрела Варну прямо в глаза. Ответила по-русски, чуть не взвыв от досады, когда поняла, что говорит крайне топорно и коряво после столь длинного перерыва.

— Ты прав. Спасибо. И да… мне нужна помощь. Мне необходимо быстро попасть в Каменную Империю. Не одной, а с теми, кто захочет. Но как это возможно?

Улыбка на лице Варна скорее ужасала, чем притягивала. Он ещё не освоился с мимикой, а острые клыки пугали, стоило им сверкнуть между растянувшихся губ. Широкая полоса рыжего цвета — превосходство — проползла от колен до шеи подобно змее.

— Предупреди, кого должна, сестра. Когда мы достигнем того места на Малом тракте, с которого начался наш путь, ты получишь своё решение.

С этими словами он встал, принял среднюю форму и поднял глаза к небу. В пространство полетел призыв, который вещание Иры не смогло идентифицировать иначе, чем зов вожака.

Глава 5

Прощание

Новость о внезапном отъезде двух амелуту и Мрат застала Иру врасплох. Не то чтобы она могла как-то повлиять на решения герцога и барона, объяснивших отъезд подчинённых служебной необходимостью, но численность их отряда и без того не отличалась величиной. Потому отсутствие целых трёх бойцов неприятно царапнуло.

Сквирри не торопились выпроваживать их. С тех пор как лес замолчал, вопрос об отъезде куда-либо отпал сам собой. И отряд решил задержаться на пару суток, чтобы не наспех, а основательно завершить торговые дела и банально отдохнуть. Впереди маячил долгий путь с непредсказуемыми последствиями в конце, и стоянка в безопасном и гостеприимном месте, в которое внезапно превратился лес сквирри, была кстати. Предстояло продумать не только маршрут до Мрекского болота, но и линию поведения при столкновении с кем-либо в пути и по прибытии. Дайна-ви не стремились облегчать эйуна и амелуту задачу рассказом об устройстве своего общества или личности правителя и гнули линию «глаза расскажут больше». Ира была с ними солидарна, тем более что собиралась круто вмешаться в маршрут.

Сейчас она с воодушевлением и блеском в глазах рассказывала Альтариэну, Каю и всем троим дайна-ви свою гениальную идею. Она часто дышала, стараясь поскорее раскрыть, какой шанс был упущен и как здорово, что удалось сообразить. Но минута за минутой её запал пропадал прямо пропорционально вытягиванию лиц собеседников. Закончила она почти шёпотом, чувствуя себя так, будто со счастливым лицом напорола преподавателям ахинею по их любимому предмету.

— Ириан, я понимаю вашу радость от осознания открывающихся возможностей, но у этой затеи есть много «но», — сказал ей Альтариэн.

— Хорошо. «Но». А можно их узнать? Прям по списку?

— А список немаленький, — сказал Каю. — Единственная дорога в Империю — через город Карраж. Это крупный город, сравнимый с любой из столиц, где собираются представители всех народов. Ехать туда, не предупредив о приезде дайна-ви и амелутки без покрывала хозяев города — искать беды. Стража вас не тронет — там действуют законы влари, которым без разницы, как одета женщина, но в толпе всегда достаточно блюстителей обычаев. А рабство — вне закона. Впрочем, как везде. Необходимо убедиться, что до жителей Западного предела Низин дошла весть о переменах и первый же часовой не попытается скрутить ваших спутников. Карраж кишит одарёнными Карающей, воздаяние не заставит себя ждать. Сами влари — народ очень справедливый, но доказывать им, что дайна-ви достойны хотя бы быть выслушанными, после того, как примерили на себя роль рабовладельцев, придётся так, словно брать голод измором. Их моральные принципы такие же, как и вся их Империя, — каменные. Ваш визит должен быть официальным, чтобы вас и ваших спутников приняли как парламентёров. Придётся повторить всё, через что вам пришлось пройти в Ризме, — парадный выход. Нанести визит хозяину города и задержаться там столько, сколько требует этикет. К тому же, — барон скривился, — я знаю только один способ, которым нир-за-хар могут доставить кого-либо куда-либо. Наше появление таким образом не добавит ни нам, ни вам авторитета.

Ира подняла бровь, и Альтариэн, усмехнувшись, произнёс:

— Скорлупки.

— Скорлупки? — переспросила Ира.

— Амелутки — домашние женщины, — ответил Альтариэн, бросив взгляд на барона. — Им не свойственна выносливость, необходимая для дальних путешествий. Потому нир-за-хар придумали способ, как переносить их в горы при помощи полёта и не подвергать при этом риску. Они крошат в пыль скорлупу, из которой вылупляются их детёныши. Она лишь немногим уступает в прочности синецвету. Но сами скорлупы небольшие, потому их измельчают, смешивают с ещё несколькими горными породами, лепят такие… чаши с отверстиями, шестом посередине и крышкой. Амелутку сажают в чашу, сверху кладут крышку, чтобы скорость полёта не пугала женщину, и держат за шест лапами. Говорят, полёт не самый комфортный, но безопасный. Если не пытаться выбраться наружу. И да, я согласен с господином бароном. Появление из скорлупки вас или кого-то из нас создаст почву для пересудов всему городу. Изъясняясь деликатно. Вы ведь помните, каких именно женщин выбирают себе нир-за-хар? Ящерам этикет и мнение толпы неважно, но наши народы не столь широких взглядов на жизнь.

— К тому же влари не жалуют одарённых. Даже если мы вместе доберёмся до Карража, то в Каменную Империю капитанам Накарту и Римсу ходу не будет, — добавил барон, явно не желая продолжать тему скорлупок.

— А это ещё почему?

— Влари — дети Фирры. Она создала их ради великой цели — построить тюрьму для бунтующих Первых, — сказал Альтариэн. — Но влари, стремившиеся к чистому творчеству, не смогли простить Сёстрам то, ради чего они их создали. Они отреклись от поклонения, едва выполнив возложенную задачу. Её завершение они считали платой за то, что им подарили жизнь. В Каменной Империи вы не найдёте и грана магии. Одарённых туда не пускают. Исключения, конечно, бывают, но крайне редко. Среди тех, кто оказал Империи какую-либо услугу. И на моём жизненном пути я таких существ не встречал.

— Значит, и нас с Варном…

— Нет, ваша связь иного рода. Речь именно об одарённых Сёстрами. К тому же как раз у нир-за-хар с влари давние и прочные торговые отношения. Вернее, веками налаженный бартер. Я не удивлён, что вожак так легко принял вашу просьбу. Тизамские горы — дом для обоих народов. Семья ящеров живёт на вершинах, а влари в глубине. Нир-за-хар нужно чем-то одаривать амелуток за услуги, и они добывают ценные породы и камни. Часть отдают влари, за что те им благодарны, — некоторые материалы можно найти только на вершинах, а из остальных подгорный народ делает украшения. Вещи работы влари не способен повторить ни один мастер, потому стоимость их весьма высока. Именно этими украшениями и расплачиваются нир-за-хар с амелутками. И если кто и может представить вас его императорскому величеству За XVI, так это вожак. Они давно общаются и, насколько мне известно, весьма довольны друг другом.

Ира задумчиво потеребила кончик косы.

— Хорошо, значит, Варн познакомит меня с этим вашим императором За. Насчёт скорлупок я услышала, но другого варианта всё равно не вижу. Можно найти недалеко от Карража пустое место, где мы можем приземлиться и не попасться на глаза сплетникам? Можно ведь высадиться подальше, а потом верхом… Чинно въедем в Карраж…

— А как вы собираетесь перемещать архи и урусов?

Ира досадливо наморщила лоб. Об этом она не подумала, хотя практически сразу вспомнила смутно знакомую картинку из старого фильма. Правда, там были вертолёт и корова^[5]. Интересно, а возможно быстро изготовить что-то вроде шлеек с подкладкой под грудь? Они должны быть прочными, выдерживать не менее полутора тонн веса и не вредить коже и внутренним органам зверей…

— Я спрошу у Варна. А что касается парадного выхода… Можно его как-то организовать? Предупредить градоначальника о нашем приезде.

— Ставленника. В Карраже правит ставленник Империи. Влари сами выбирают, кому доверить город. Никогда не знаешь, на кого падёт выбор. Правление Карражем — не только честь, но и власть, и многие возможности. Подчас это становится головной болью для остальных правителей Низин. Влари могут наделить властью того, кого они не слишком жалуют или не хотели бы видеть на этой должности. Сейчас хозяином города является маркиз Дринтаэцель.

— Судя по имени, маркиз из вашего народа. Эйуна?

— Да.

— А что он за чело… в смысле, что из себя представляет?

— Немногие достигают подобных высот в военном деле. Он поднялся сам. Не с самых низов, его семья обладала титулом, но он превзошёл и отца, и мать, и сестру, и брата. Влари ценят его за прямое следование нашим Кодексам и их законам. Я бы охарактеризовал его как костного и упёртого.

— Не самая лучшая кандидатура для общения, — резюмировала Ира.

— Это смотря как преподнести ваше прибытие.

— Альтариэн, вы так хорошо в этом разбираетесь… А не могли бы вы взять на себя переговоры с этим вашим Дрин… Чёрт! Язык сломаешь!

— Дринтаэцель. Вам лучше потренироваться. Хотите произвести впечатление манерами — начните с элементарных правил вежливости и уделите внимание имени будущего собеседника. И если найдёте способ, как разрешить прочие загвоздки предстоящей поездки, то за ставленника можете не волноваться — я уведомлю его, и вас встретят, как полагается встречать вестницу. Главное, чтобы и вы смогли выдержать этот приезд. Карраж — не сельский городок вроде Ризмы. Переговоры с За и его советом лучше поручить вожаку нир-за-хар. А что касается скорлупок, то…

— То приземляться надо за три дня от города на Веззской пустоши, — перебил его барон. — В любом другом месте я и мои люди отказываемся вылезать из этих приспособлений! В бане не отмоешься от слухов, если хоть одна живая душа увидит!

— На этот счёт можете быть спокойны, Каю. — Ира чуть улыбнулась. — Ящеры вещатели и всегда заметят постороннего. Надо только попросить их заранее проверить, нет ли кого вокруг. Думаю, это не будет проблемой. А сколько, по-вашему, могут занять мероприятия в Карраже? Сколько нужно времени, чтобы отдать дань всем вашим этикетным правилам?

— Трудно предугадать. Вам придётся выдержать приём, осмотреть город и его достопримечательности, познакомиться с высшим командованием…

— Так. Всё! А то испугаюсь. Альтариэн, Каю, я могу рассчитывать на вашу помощь по части всех этих тонкостей, чтобы не напортачить? У меня весь опыт таких мероприятий — Ризма.

— Если вы готовы учиться и с вниманием отнестись к сказанному, то можете не переживать.

— Считайте, что у вас самый дотошный студент.

— Перенести архи и урусов? — Варн смотрел на неё со скепсисом, в котором, лишь основательно напрягшись, можно было разглядеть любопытство. — Как ты себе это представляешь?

— Скажи, смогут твои сородичи нести не только скорлупки, но и животных, если на них будут надеты вот такие шлейки?

Она нарисовала на земле условную конструкцию.

— Горазда же ты на странные идеи, — Варн пригладил и без того лежащие словно по струнке волосы. — Не, попробовать можно, хотя взлетать и приземляться придётся крайне осторожно. Особенно с копытными — им ноги легко переломать. Но где ты возьмёшь эти свои шлейки?

Ира почесала затылок. И правда. Она не могла придумать, где достать столько подходящих материалов. Самое сложное — это крепления. Сделать можно из толстой кожи или чего-то плетёного, но вот чем соединять, чтобы не разошлось по шву в самый неподходящий момент? Да и кожа должна быть уже обработанной. Где её взять столько на десяток скакунов и двух гигантских лис? Добыть? В принципе, несложно, тот же Варн сможет. Но обработка займёт не меньше недели, а то и больше. Ира не сильно разбиралась в тонкостях скорняжного дела, но наблюдения за сельской жизнью в Ризме давали некоторое представление о процессе. Весьма размытое.

И кстати, о лисах. Ведь брыкаться же будут наверняка… Хотя у виверн кожа дубовая, всё равно придётся подумать о намордниках. Ещё жив в памяти белый хусса, что грыз собственную лапу, желая выбраться из ловушки. Надо обсудить эти моменты с Довалем, может, он сумеет как-то повлиять на зверей, чтобы не навредили сами себе?

— Если тебе нужны материалы, то я бы предложил заняться торговлей со сквирри, пока они столь благодушны, но к Енне я тебя не пошлю даже в шутку.

— Да уж… Знаем мы её расценки, — Ира скривилась, — хотя… За спрос ведь денег не берут? А у нас есть ещё один знакомый сквирри.

Варн усмехнулся.

— Я видел его утром. Удовлетворённого, с видом вставшего на крыло, вернувшегося с первого полёта. Идём!

Над головой Цефена, видимая любому, сияла неоновая вывеска «счастливо не выспался». Улыбка не сходила с его лица, а щёки горели румянцем каждый раз, когда кто-то из мужчин семьи ронял фразу, кивая в сторону древесного домика, из которого ещё не соизволила вылезти их общая жена. Видок был… закачаешься! Неизвестно, с какого перепуга у сквирри оказались в немилости средства для снятия макияжа, но первая брачная ночь у Цефена явно не предполагала предварительного умывания. От чёрточек, треугольников и прочих узоров не осталось и следа. Вся краска была смазана, а сплошное пятно на теле больше походило на разводы бензина, разлитого в луже. Счастливый супруг пребывал в эйфории и не сразу нашёл в себе силы спуститься с небес и сосредоточиться. Однако, когда ему это удалось, к просьбе отнёсся со всем вниманием. Ира объяснила ему общий принцип, мужчина надолго задумался и усмехнулся.

— У вас хорошее воображение, но шить, как видно, вы не умеете.

Ира покраснела.

— Есть такое. Меня не учили.

— Ничего. Я умею. Вещь несложная, и смастерить труда не составит. У нас есть всё необходимое. К тому же, чтобы крепления не пережимали, дополнительно ничего делать не нужно. Переместим потники^[6] со спины на брюхо, одеяло ещё подложить. В вашей поклаже достаточно толстых тканей. Можно временно сшить всё это вместе. Звери даже не почувствуют ремней. А сами ремни можно изготовить не из кожи, а из жил фыза и волокна сибельника. Крепкие, гибкие и не жёсткие при этом.

— Мне ничего не говорят эти названия.

— Вам достаточно знать, что они выдержат, и у нас приличное количество готовых ремней и полотен.

— Остаётся только один вопрос. Цена? Что вы хотите за вашу помощь?

Цефен переглянулся с одним из мужчин, наблюдавшим за их разговором и не пытавшимся скрыть, что внимательно слушает. Прерывая затянувшуюся паузу, он встал и подошёл к ним.

— Ириан, наша жена водила вас к Древу душ. Вы знаете, как трудно нам строить отношения. Так почему вы и ваш нир-за-хар задаёте подобный вопрос, когда сумели принести гармонию в наш дом?

Ира уставилась на мужчину, ничего не понимая. Цефен усмехнулся.

— За границей Руин-Ло власть монет так оплела всем разум, что вы разучились слышать. Старший муж говорит, что вы ничего не должны нам. Наша семья не возьмёт с вас платы. И не успеет взойти завтра Литта, как у вас будет всё необходимое.

Ира не знала, что сказать.

— Кажется, кто-то недавно пенял мне, что я не умею благодарить, — съехидничал Варн. — Подсказать?

Ира опомнилась, и слова благодарности, перемежавшиеся со счастливыми улыбками и поклонами, начали сыпаться, пока Варн не остановил этот поток. Она была счастлива, что казавшаяся безумной идея обретала материальные черты. Неужели получится?

В этот момент из домика выползла Енна, и её появление погасило Ирину улыбку. И тут же вернуло на место, когда она рассмотрела «бензиновые» разводы. Всклокоченная, непричёсанная, смазанная-размазанная — на такую Енну даже злиться было трудно. Та, заметив Иру, вздёрнула нос и отвернулась, сделав вид, что нашла что-то чрезвычайно важное в досках у крыльца.

— Еля тоже с трудом благодарит, — со вздохом сказал старший муж шаманки, но в его голосе явно проскакивала нежность. — И с ещё большим трудом признаёт ошибки. Думаю, будет уместно, если мы извинимся за неё перед вами обоими. Надеемся, что наша помощь в какой-то мере искупит всё то, через что вам пришлось пройти. А сейчас извините, нам нужно пожелать ей светлого утра и завершить все обряды. Ведь вчера наш четвёртый супруг наконец-то окончательно вошёл в семью.

С этими словами он приобнял Цефена, в очередной раз покрасневшего, и повёл в сторону домика. Остальные мужья увязались за ними, сияя улыбками и хлопая его по плечам.

— Никогда мне этого не понять, — сказала Ира, провожая их взглядом. — И как они умудряются не ревновать?

— А кто тебе сказал, что они не ревнуют? — удивился Варн. — Всё как у всех. Ревность знакома даже родным по крови. Детёныши ревнуют мать, мужья — супругу к малышне. Они просто приняли друг друга, прошли через притирку и ссоры и поняли, что им ничто не помешает быть рядом. И тебя, кстати, смущает не то, как они уживаются, а то, как у них хватает сил друг на друга. Ты почему-то считаешь, что испытывать разные чувства, неодинаковые по силе, — преступление.

— А разве нет? Если кого-то любишь больше, разве другой не будет в обиде? У нас дома у некоторых народов даже прописано в законе: если больше одной жены, то будь добр, и время подели одинаково, и подарки, и внимание. Чтобы никого не обидеть.

— Странно такое слышать. Все разные. Кто-то любит тишину и одиночество и не обрадуется такому разделению, предпочтя видеть желанного редко, но в самые нужные моменты. Кому-то будет не хватать внимания. Как можно загнать такие вещи в клетку?

— Просто чувствам, им же не прикажешь. Они могут и остывать со временем, а союз — это надолго. И действительно, может не хватать сил на всех сразу. Вот тогда и помогают эти правила, чтобы никто не чувствовал себя обиженным. У одного из народов нашего мира^[7] есть легенда о прекрасном боге Луны, Чандре, который взял в жёны двадцать семь сестёр, но в итоге любил только одну из них. По закону он должен был уделять внимание всем жёнам и любить их одинаково, но он видел только прекрасную Рохини.

— И что? — Варн наклонил голову, выражая искреннее любопытство.

— Что, что. Папаша девушек облагодетельствовал зятя чахоточным проклятьем, тот чуть на тот свет не уехал в своей колеснице. Ну, там боги вмешались, спасли, конечно, но с тех пор Чандра-Луна меняет свою форму на небосклоне — здоровье уже не то, и ведёт себя с жёнами как положено.

— Я б на месте папаши ещё б и по лбу заехал, — оскалился Варн. — Безразличие и отсутствие чувства долга по отношению к тому, кого взял под крыло, это совершенно не то же самое, что попытка подстроиться под чужой характер и дать избраннику необходимые тишину и одиночество. Безответственный этот ваш Чандра. Хватает сил на одну, так и брал бы одну, а то ишь! Двадцать семь.

— Ну, божественные заморочки, статус, все дела. А что ваш порядок говорит на этот счёт? Как у вас? Или то, что ты сказал мне раньше, что с кем инстинкт велит, с тем и… не разбирая, — это ты буквально имел в виду?

— И это тоже. У нас есть и пары, и долгие союзы, но в большинстве своём мы всегда вели свободный образ жизни. Пока не случилось проклятия. А сейчас уже неважно. На зов тела ответил, хорошо время провёл, и ладно.

— А как же дети? Как им объяснять, что у родителя может быть много…

— Никак. Когда детёныш становится зрелым, а у нас это быстро, его принимает в свои ряды семья. Вся семья. От прогрызающих скорлупу до сложивших крылья. И уже без разницы, кто твой родитель. Ведь он тоже часть семьи, и выше этого ничего нет. Хотя связь с теми, кто подарил нам жизнь, не исчезает до самого её конца, давая нам чувствовать тепло привязанности и необходимость прийти на помощь вовремя. Ну а связь родителя с детёнышем вообще ярче круга равновесия светил, хотя за дитя кого-то из семьи вступится любой нир-за-хар.

— Ясно. И всё-таки мне наше понятнее.

— Когда двое?

— Да. У меня дома сейчас достаточно свободные законы и выбирать пару можно столько, сколько считаешь нужным. Но лично моё мнение, если уж выбрал, то старайся строить совместную жизнь изо всех сил.

— Что-то в этом есть, — сказал Варн, обдумав её слова. — Чара, когда выбрала себе моего брата, тоже говорила что-то подобное. Они уже давно живут вместе, хотя в первые циклы их даже разнимать приходилось. У обоих характеры, будто живой огонь по телу течёт вместо крови. Они её друг у друга не только образно, но и буквально попили. Но Чара всегда была рассудительной, и в итоге они нашли себя друг в друге.

— Да, твоя невестка очень мудрая жен… то есть самка, — сказала Ира, про себя в очередной раз подивившись порядкам ящеров. — Она мне понравилась. Ладно, раз с перевозкой зверей решили, расскажи мне про влари.Альтариэн и Каю сказали, что ваша семья с ними на короткой ноге и За ты хорошо знаешь. Какие они?

Варн уселся на траву, явно показывая, что разговор будет долгим.

— Влари — создания, не похожие ни на одно существо в Рахидэтели. Я не берусь описывать их облик, потому что какие бы слова ни подобрал, они не создадут в твоей голове нужной картинки. А мысленный образ не передаст и сотой доли впечатлений. Удивительные пальцы и глаза, способные видеть невозможное. Их законы и принципы не предусматривают ни заключения в тюрьму, ни смертной казни. У подгорников очень ценятся труд и знания. Один из законов Карража, который обязан соблюдать ставленник Каменной Империи, — это давать убежище учёным и ремесленникам. Каждого попросившего защиты проверяют влари. И если существо действительно способно создать нечто удивительное руками или придумать что-то новое, то Карраж становится для него самым безопасным местом во всех Низинах. Что бы существо ни совершило за его пределами, пока его разум и руки творят, ни один судья или стражник не дотянет до него лапы. Также в Карраже нашли прибежище многие из амелуток, что выносили для нас детёнышей. Семья рядом, пойди только пальцем тронь — головы пооткусываем! Стража города не вмешивается в нашу месть — это тоже одна из договорённостей с подгорниками.

— А какие у влари обычаи? После сквирри, наверное, меня уже ничем не удивишь, но…

— Удивишь. Но это лучше видеть своими глазами. У влари нет семей.

— Как нет?!

— А вот так. Посмотришь. Кстати, твою любовь к живности они не поймут. Так что копытного и раковину оставь лучше вашим одарённым. Влари воспринимают неразумных животных исключительно как часть природы и её циклов. Родился, вырос, дал потомство, стал пищей другому животному или почвой под лапой. Они их воспринимают исключительно как нечто полезное, но не более того.

— Как ресурс?

— Именно. Так что домашних зверушек в Каменной Империи ты не встретишь.

— Семьи нет, питомцев нет. Чем же они живут? Что любят?

— Кристаллы и драгоценные камни. Готовы часами любоваться. Умения. Ремёсла. Учёность. Их пальцы не знают отдыха, постоянно что-то делают. И чем интереснее и новее задумка, тем счастливее влари. Труд для них — святое дело. А лентяи воспринимаются как преступники. Равно как и рабовладельцы, кто использует чужой труд, чтобы самому освободиться от работы. На твоём месте, разговаривая с За, я бы начал с того, что рабы на Мрекском болоте — вынужденная мера из-за нехватки рук, а не почитание лености. Если сумеешь это объяснить, то есть шанс, что влари пересмотрят своё отношение к дайна-ви и помогут выйти из порочного круга, куда те себя загнали. Что ещё влари любят… О! Грибы!

— Грибы? — Ира удивлённо распахнула глаза. — Надеюсь, не крухи?

Варн широко оскалился. «Поучить бы его улыбаться. А то всех жителей в Карраже напугает». Ящер насупился и убрал улыбку.

— Ну учи, кто мешает. А насчёт грибов: у них растут пещерные. Любимая еда влари. И только попробуй скривить нос, когда будут угощать.

— Они что, невкусные?

— Вонючие. И на вид, как дно у лужи, что взвод солдат сапогами месил.

Ира сглотнула. К этому определённо стоило морально подготовиться.

— Заодно приготовься к тому, что в Каменной Империи тебя ждут не самые изысканные ароматы и не самые изумительные пейзажи, а дышать местами можно только в специальном щитке на лице, если не хочешь, чтобы вся душащая и лишающая дыхания пыль попала внутрь. Такой щиток дадут при входе. И самое главное — нельзя показывать неприятия. Никто гостя не выгонит, но чем больше ты будешь кривиться, глядя на то, как работают влари, тем меньше шансов найти с ними общий язык.

— А почему я должна кривиться? Ты пока не рассказал ничего удивительного. Техника безопасности и обстановка наверняка не отличаются от наших фабрик. Меня другое беспокоит.

— Что?

— Смогу ли вообще войти в пещеры.

— А разве это проблема?

Ира вздохнула и рассказала Варну о клаустрофобии.

— А ты ещё не заметила? — задал он вопрос, блестя цветами смеха и превосходства. — Горы — наш дом. А ты — моя небесная сестра. Ты не можешь бояться гор и того, что под ними. Ты уже давно здорова.

Сердце сделало «ба-бам!» и на мгновенье замерло. Неожиданно. Теперь понятно, почему её даже не кольнуло во время лазания по дереву с душами. И вот сейчас, представляя, как ходит по узким коридорам в пещерах, она не испытывала ничего, кроме любопытства.

— Тебе понравятся горы, — сказал Варн тепло, не делая секрета из того, что внимательно следил за её состоянием.

— Хорошо, — кивнула Ира предвкушая.

Они покинули Руин-Ло, гружённые под завязку. Семья Енны не ударила в грязь лицом, и шлейки вышли прочными, не хуже промышленных. Равно как и намордники для урусов и накладки на глаза, призванные снизить панику от нахождения на высоте. Доваль признался, что одновременно внушать спокойствие двум лисам и шестнадцати архи, будучи замурованным в скорлупке, он не в состоянии, но обещал сделать так, чтобы они позволили надеть на себя приспособления и лучше себя чувствовали по прилёте.

Прощание вышло тёплым. Сквирри искренне осыпали их пожеланиями доброго пути и ласкали животных. Две симпатичные девушки, к изумлению Иры, смачно поцеловали Терри-ти на прощание, нимало не стыдясь того, что вокруг толпа народа. Тот тоже не страдал скромностью и с жаром ответил обеим. Видя Ирин ошарашенный вид, Линно-ри пояснил:

— Он ещё не связан узами.

— Узами? В смысле семейными?

— Да. Ему не трудно отплатить теплом за гостеприимство.

«Отплатить теплом» — Ира уже слышала это словосочетание от Лэтте-ри. Да, дайна-ви очень ценили доброе отношение. Очень. Но сразу две…

— Для нас это обычное явление, — Линно-ри словно прочёл её мысли. — Грехом не считается. Была бы взаимность.

— И как давно у вас такой обычай? — поинтересовался стоявший рядом Альтариэн, с трудом сдерживая неприятие.

— С тех пор как нам не оставили выбора, — резко ответил дайна-ви, но быстро взял себя в руки. — Первая семья с двумя жёнами появилась на втором поколении на Болоте. С двумя мужьями — на третьем. А обычай платы теплом тому, кто поделился им с тобой, закрепили в законе на пятом, хотя мало кто осуждал за такое и ранее.

— То есть вам хватило каких-то сотни лет, чтобы отречься от Кодекса семьи.

— «Каких-то» говорят те, для кого этих лет бесчисленное множество впереди. А те, чей каждый день может стать последним, употребляют слово «целых».

Герцог ещё раз посмотрел на Терри-ти и его новых подруг, уже другими глазами. Нет, всё ещё неодобрительными, но уже — другими.

Девушки-сквирри светились счастьем, и, зная подоплёку такой радости, Ира понимала, что в их руки попал очень ценный подарок. Тот, у кого одна душа.

Енна тоже пришла проститься, надувшись, как мышка на крупу. Старший муж приобнял, что-то шепнул ей на ухо, и она, тяжело вздохнув, пошла к Ире. Все вокруг притихли. Ира тоже начала было дуться, но мгновенно перестала, когда Варн передал ей прямо в мозг картинку, как они выглядят со стороны. Ира тряхнула головой, прогоняя видение, и скосила глаза. Отряд смотрит на то, как она себя поведёт, а Енна для своих авторитет, и рядом её семья. А они надули щёки, как дети малые, не поделившие совочек. Вот-вот начнут высказывать претензии, словно склочные бабы на рынке. И как это будет выглядеть? Уж точно непрезентабельно, и авторитета не добавит.

«Спасибо, Варн», — бросила Ира в пространство. Этот детский сад пора заканчивать. Они взрослые люди и уже разобрались меж собой. Ира пошла навстречу, не заставляя шаманку преодолевать весь путь в одиночку.

— Так. Мы сейчас пропускаем всю долгую заготовленную речь, говорим только одно слово «извини» друг другу и обнимаем друг дружку по-сестрински. Как вам мой план, связующая души?

Та дёрнулась, подняла бровь. Минуту думала и внезапно расхохоталась.

— Извини, вестница. Правда. Конечности великого! А я ведь полночи не спала, думая, что сказать сейчас.

— Избавь. Обе хороши. Меня тоже извини. Так что, обниматься будем?

Её заключили в объятье. Очень короткое, пропахшее потом, ароматом прошедших супружеских ночей, оставившее на камзоле несколько пятен от потёков краски.

— Спасибо за Цефена, — шепнула Енна, — и спасибо, что не таишь злобы. Старший муж… объяснил, что я была не права, распоряжаясь судьбой того, кто тебе дорог.

Ира посмотрела на мужчину, он чуть усмехнулся. Как трудно под краской различить возраст! Но почему-то сейчас казалось, что он старший не только в значении «главный среди мужей».

— Как твои подруги?

— Лучше. Ваши одарённые предложили помощь. Мы и сами хорошие лекари, слава Великому, но их сила иная и оказалась к месту. Голова, конечно, болит у обеих, до конца снять не удалось, но ваш Длань Хараны говорит, что это затянется не больше, чем на декаду. И на том спасибо.

— Тебе тоже спасибо.

— За что? За помощь с ремешками для зверей? Так это вон Аррику и Цефену говори, — она кивнула на старшего и младшего мужей.

— Нет, я не о том. Знаешь, много чего случилось, второго раза бы не хотелось. Но если бы не произошло то, что произошло, мы с Варном никогда не нашли общего языка. Понимаешь?

Шаманка усмехнулась, глянув на Цефена, и промолчала. А что ещё скажешь? Ира отвлеклась от связующей и подошла к её мужьям.

— Аррик, спасибо вам и вашей семье. Я очень рада, что познакомилась с вами, — она протянула руку. — У нас в таких случаях принято пожимать руки. Не откажете?

Аррик улыбнулся и с удовольствием пожал. Ира пожала руки и остальным мужьям Енны, а Цефена от души поздравила с вхождением в семью. Тот покраснел даже через грим.

Разошлись с лёгким сердцем. Сквирри проводили их до границы Руин-Ло, где уже в помине не было тумана, зато стеной стоял ливень. Никто не удивился причудам погоды, видно, так оно и надо. Прежде чем ступить под сплошную воду, отряд как следует утеплился. Животные недовольно ворчали и фыркали, прекрасно чуя, что их сейчас заставят мыться.

Ира смотрела на стену дождя и думала. Странная поездка. Она до сих пор пребывала в прострации от пережитого и узнанного. Вопросы копились, нарастая как снежный ком. Для чего Низз приказал показать ей Древо душ? Как сквирри умудрились не перессориться с другими народами при их раздражающих проверках и привычке тыкать копьём в знакомых? Как бывшие строгие амелуту смогли создать традиции, подобные тем, что она увидела? А ещё мучила нестыковка. Как можно просто взять и уйти из-под надзора богов, в которых веришь, которые так близко? Почему Сёстры не вмешиваются? И влари, к которым едут сейчас, тоже поступили так же — просто отказались поклоняться богиням, которые их создали! Во что же они в таком случае верят? В кого? Или кому? И опять же, разве за подобные поступки не положен божественный гнев? Странно всё это. Совершенно не как в книжках. А ведь запоминать и оценивать надо всё, что видишь и узнаёшь. Ведь где-то всё ещё болтается тот самый «косяк», который предстоит исправить. И не факт, что это будет ситуация на Мрекском болоте.

Ира сильно почесала переносицу, прогоняя терзающие мысли, и, уже сидя в седле, оглянулась.

Да, она ожидала этого. В глубине леса, позади множества деревьев, скрываясь за толстыми стволами, шевелилось тело Низза. Он не хотел показываться даже своим, но всё равно приполз проститься.

«До свиданья! Не грусти».

«Сил тебе для пути. Не волнуйся. Я помню».

И начал отползать в гущу леса.

Глава 6

Скорлупки

Непогода, когда от неё некуда прятаться, способна круто менять планы. Затяжной ливень превратил их уже проторённый путь из пяти дней в десять. Сыро. Мокро. Душно. Холодно. Впервые ощутив, как влажный студёный воздух залез под камзол, Ира в панике оглянулась на дайна-ви. Зима в минус тридцать не так бьёт по здоровью, как влажность осени при пятнадцати градусах и ветре. Так как же?

Дайна-ви продемонстрировали ей шнурки на шее, на которых болталось по небольшому кристаллу цвета молока, излучающих нежное кремовое сияние.

— Что это?

— Подарок ведьм. Матушка настояла, чтобы мы взяли их с собой, — сказал Терри-ти. — А мы, дурни, ещё сопротивлялись, думали, что не пригодятся.

Линно-ри посмотрел на него с явным неодобрением, но в итоге признал:

— Она была права. Хотя мы искренне верили, что они не понадобятся нам летом, а до зимы… Откровенно говоря, дожить не мечтали. Если бы послушали твою матушку, то той холодной ночи не случилось. Надо было надеть их раньше. Коли свидишься, передай ей поклон и спроси, чем оплатить долг за жизнь.

— Говори за себя, Лин. Лично я ещё как мечтаю увидеть дом! И ни на миг не переставал это делать. А матушке передам.

— А что эти кулоны делают? — спросила Ира, с любопытством рассматривая острые грани и неровные сколы.

— Мирят тепло с холодом. Без них путешествовать на Север небезопасно. А для нас это лишний шанс увидеть завтрашний день, — ответил ей Терри-ти.

— Одно плохо, — сказал Лэтте-ри, — они не вечны.

— А надолго хватает?

— Три декады, если использовать непрерывно. Они тают, соприкасаясь с телом. В тепле в них нет необходимости, но учитывая, что осень уже в своём праве…

Он поглубже закутался в капюшон.

«Что ж. Значит, быстрый способ перемещаться изыскали кстати», — подумала Ира, тоже зябко кутаясь. — Надеюсь, в Карраже достаточно очагов и каминов в гостиницах». Холодную ночь и её последствия вспоминать не хотелось. Да, в будущем Доваль не откажет в помощи. Не после всего. Да, есть эти странные кристаллы. Но даже эти обнадёживающие факты не спасали. Стоило только вспомнить, и создавалось впечатление, что душа ухнула в зиму. В худшем смысле этого сравнения.

Отряд стал целостнее. Нет, о дружбе речи не шло, но границы размылись. Задать вопрос, получить ответ, поинтересоваться — раньше на всё это требовались усилия. Теперь же подобные вещи делались легко, хоть и не часто.

Поездки сначала в Каро-Эль-Тан, а после в Руин-Ло никого не оставили прежним. И амелуту, и эйуна, и дайна-ви приобрели какой-то странный отпечаток во взглядах. Словно заново увидели друг друга и теперь не знали, что с этим делать. Кому-то эта перемена далась легко, а кто-то, например, Изаниэн переносил её тяжело и со скрипом.

До традиции пока было далеко, но уже сложилась привычка у костра предрассудки откладывать. Появилось желание говорить и узнавать. Спрашивать на худой конец. Лавина прорвалась как-то вечером, когда Изаниэн, пряча любопытные глаза, попросил Иру рассказать о своём мире. Она поначалу растерялась, а потом слово за слово… В какой-то момент она почувствовала присутствие за своими плечами и, обернувшись, икнула, увидев весь отряд без исключения. Кто-то сидел прямо на земле, кто-то стоял, но слушали с нескрываемым вниманием.

На следующий день она не осталась в долгу, начав задавать вопросы про Рахидэтель, её законы и обычаи. Скользких тем старалась избегать, хорошо помня, что такие разговоры подчас кончаются на ножах. Для них ещё будет время. Когда очередной рассказчик выдыхался, наступала тишина и можно было услышать, как варятся мысли в головах и скрипят извилины. Каждая минута делала их ближе и понятнее друг другу. Не как эйуна, дайна-ви, нир-за-хар или амелуту, а как каждую личность в отдельности.

Сегодня, сидя под общим навесом, окружённые тёплыми тушами урусов, обсуждали рахидэтельские флору и фауну. Варн, источающий жар, расположился поодаль, поближе к эйуна и дайна-ви. Достаточно близко, чтобы тепло доходило до всех солдат, но так, чтобы внезапный приступ брезгливости не побеспокоил амелуту. Сбившись в кучу на поваленных деревьях и обрубках пней, укрытых шкурами, защищая от порывов ветра костёр и уклоняясь от дыма, мужчины сменяли один охотничий рассказ за другим. Тема казалась неиссякаемой. Расходиться стали уже сильно за полночь, да и то потому, что утром надо было снова выдвигаться в путь.

Ира осталась у костра вместе с Лэтте-ри. Весь вечер он не сводил с неё глаз, да и она понимала, что разговор назрел и откладывать его дальше просто нельзя. Варн на прощанье бросил в «эфир» яркое: «Помни, жалеть не будешь». Она горько усмехнулась: «А от страданий не уберечься, да?» — «Да», — резануло в ответ.

Лэтте-ри присел рядом с ней прямо на землю, подстелив полы тяжёлого болотного плаща. Некоторое время смотрел на костёр.

— Ты решила? — спросил, не оборачиваясь, впервые обращаясь к ней так, безо всяких уважительных оборотов и «вы».

Ира сначала смутилась, но взяла себя в руки. Лишнее это всё, если они собрались говорить. А вот на слова сил уже не нашлось, хотя ответить очень хотелось.

Странно. Дома такие разговоры, среди ровесников, давались легко. Хоп! И вы уже встречаетесь. И расстаётесь, пусть и на эмоциях, но так же. Несерьёзно. А вот когда всё всерьёз, отнимается язык и самые простые слова тянешь из горла, как спасатель упавшего с обрыва. Только отпусти, и оно упадёт обратно в нутро, и уже не будет второго шанса. Поняв, что на голос положиться не в состоянии, она доверилась телу. Жестам. Они оба к ним привычны. Робко протянула руку, и Лэтте-ри переплёл с ней пальцы, не сводя глаз с огня. Весь мир сосредоточился на сплетённых светлой и серой ладонях и пляшущим по ним рыжим отблескам костра.

— Боишься? — спросил Лэтте-ри.

— Безумно, — вырвалось само собой.

— Я тоже.

Сердце кололо чувство, у которого есть мощь, но нет будущего. Ира боялась довериться этому чувству, позволить себе даже его крупицу, потому что должна будет уйти. Лэтте-ри, наоборот, решил нырнуть в него головой, как всегда делали дайна-ви, отрезая себе обратную дорогу и запрещая мысли о том, чем всё закончится.

Оба понимали, что им придётся принять решение. Ответить на вопрос «как?». На что будут похожи отношения, у которых уже пройдена точка невозврата. Игнорировать то, что связало их вместе, нельзя. Принять — приняли. Но дальше — что?

— Я вернусь домой, — высказала Ира самое наболевшее.

— Буду тосковать, — тихо ответил Лэтте-ри.

Ира с хладнокровием садиста препарировала собственные чувства, чтобы облечь в слова страхи, которые терзают уже сейчас. Они не смогут идти дальше, если не проговорят их вслух.

— Лэтте-ри, прос…ти, — переход на «ты» дался с усилием. — Я не знаю как… ты видишь наши отношения, но мне хочется попросить об одолжении.

— Слушаю.

— Я уйду. Может, завтра. Может, через год. Ты останешься здесь, и… жизнь продолжится. Рано или поздно мы оба станем друг для друга воспоминанием. Хотелось бы, чтобы оно было без пятен. Знаю, что я проблемная. Может, со временем решишь, что тебе такая не нужна. Но пусть будет без лжи. Если решишь уйти, поймёшь, что не по силам, — скажи. И пусть это эгоизм, но пока ты хочешь быть рядом, мне хотелось бы, чтобы… никого больше не было. Знаю, что у вас принято иначе и что две женщины в семье — нормально. Но я верности до гроба тоже не прошу. Я лишь прошу, чтобы то, что будет, стало самым… — голос дрогнул.

Лэтте-ри поднялся с земли и сел рядом с ней, обнимая рукой за плечи, укутывая в плащ.

— Честность за честность. Я тоже, как ты говоришь, проблемный.

Ира подняла голову и увидела, что он даже не смотрит на неё, снова уставившись на костёр, будто ничего более важного не существовало в этой жизни. Рука на её плече чуть напряглась, и она осознала, что слова, что последуют за этим признанием, будут глубоко личными.

— В то утро, в шатре, когда я предлагал отплатить теплом, мною двигал искренний порыв. Но… признаться, я даже не уверен, что смог бы. Многие годы я страдал душевным недугом, лишившим меня способности быть с женщиной. Исцелился не так давно. И до сих пор не уверен до конца, что смогу подарить женщине то, что может каждый мужчина.

Ира ошарашенно уставилась на него, стараясь осознать сказанное. И горько рассмеялась, утерев набежавшую слезу.

— Наверное, вы моя судьба в этом мире, Лэтте-ри. Я как раз недавно объясняла Варну, что одна из вещей, которых панически боюсь, это оставить в Рахидэтели такой след, как ребёнок. Оставить сиротой. В моём мире есть средства уберечься от зачатия и… более худшие способы. Не хочу озвучивать. А у вас Первый Божественный Закон, о котором столько наслышана. И может, то, что всё так, как есть… наверное, вам… тебе неприятно это слышать, но я не считаю эту проблему — проблемой. Наоборот. Всё, что у нас есть, — взаимно. Мне этого хватает.

Лэтте-ри вздрогнул и, наконец, оторвался от костра. Ира сама ощутила себя этим костром, так пристально он на неё смотрел.

— Обидела, да? Прости, знаю, что для мужчин это очень важно, но…

Он прикрыл ей рот, как тогда утром, и держал до тех пор, пока не понял, что она не собирается продолжать начатую фразу. И было в его взгляде что-то такое, что Ира поняла, что заканчивать её категорически нельзя.

— Рабовладелец. Палач. Солдат. Убийца. Почти… не мужчина. Отмахнувшись от всего этого, не пожалеешь?

— Уже не жалею. А ты не пожалеешь, связавшись с той, что не знает, куда её забросит завтра?

— Я буду с тобой, — пожал он плечами, — а дети… Общие дети рождаются у низинников и ведьм. Амелутки могут дать детёныша ящерам силой проклятья, но никогда не рожали их перевёртышам. Сквирри ласковы с любым, кто захочет, но общих детей не родилось даже в союзе с народом, из которого они вышли. Смотря на их пример, я не уверен, что могут быть общие дети у нас и прародителей. И об общих детях потомков Первых и «образа творцов» мне тоже не доводилось слышать. Законы Хараны тому причиной или традиции — знать дано только Сёстрам.

Тишина. Ира не могла точно сказать, что эти слова сделали больше, — расстроили или успокоили. Её хватило только на итог.

— Рискнём?

— Рискнём.

— Значит… вместе?

— Вместе.

Странный диалог из обрывочных фраз никто не смог бы назвать признанием. Перекрёсток, где их пути разойдутся, подводил жирную черту под чувствами. Они не имели права надеяться на «умерли в один день». И даже на «долго». И всё же в этот важный для обоих миг Лэтте-ри и Ира не позволили себе даже первого поцелуя. Они только стремительно прильнули друг к другу, обнявшись, впервые ощущая жажду прикосновения так остро. Первый осознанный тактильный контакт, зоны комфорта, слившиеся в одну. Стоит разорвать объятие, и на его месте останется пустота, которую ничем не заполнить. Ира подняла голову и руками коснулась лица Лэтте-ри, изучая. Собравшись с духом, пробежалась пальцами по ушам, которые всегда втайне мечтала пощупать. Они оказались бархатистыми, покрытыми мелкими волосками. Лэтте-ри тоже смотрел на неё, будто запоминая. Провёл рукой по волосам, погладил косу. Потом притянул к себе, прижав к груди и зарывшись носом ей в шею. Она обняла его и, глядя поверх его макушки на костёр, послала куда-то ввысь мольбу, понять которую могли только они вдвоём: «Пусть у нас будет завтрашний день. Пожалуйста!»

* * *

Терри-ти нашёл Рах-на-Варна вдали от лагеря. Костяные гребни и крылья, окружённые сумраком, могли бы напугать неподготовленного зрителя, но за время пути Терри-ти успел пообвыкнуться с внешностью вожака нир-за-хар. Дайна-ви привело сюда чутьё, которое дома всегда помогало отличать тех, кому нельзя оставаться одному. А оно стучало колотушкой, что на Болоте использовали, чтобы подать сигнал тревоги, стоило увидеть, что друг и вестница решили, наконец, поговорить. Нет, им обоим сейчас советчик нужен, как ваге перья, но вот ящер… Мимика часто предавала его последнее время, и Тер увидел.

А сейчас ещё и услышал. Резкий звук, скрежет, что предупреждал не приближаться. Свет лун осветил поляну, и он заметил когти, что безжалостно терзали кору дерева, которому не повезло оказаться рядом с ящером. Цветные всполохи без какой-либо упорядоченности гуляли по шкуре, но в темноте цветов не разглядишь, потому глаза дайна-ви видели сотни переливающихся оттенков серого.

Естественно, вещатель заметил его приход и поднял морду. В темноте блеснули клыки, по шкуре прополз особенно яркий перелив, но Тера это не испугало. Он стоял напротив, открытый, как перед богами. Скрывать ему было нечего.

Варн читал его, дёргался, царапал кору и скалился. Ни словом, ни мыслью не касался нарушителя покоя, но что-то сидевшее внутри не давало просто рыкнуть и прогнать. И в итоге он сдался. Перестал терзать ни в чём не повинный ствол, встал, опустив крылья, побрёл к ближайшему поваленному дереву и растянулся рядом. Терри-ти присел на краешек.

— Если хоть что-то обронишь про «поступил правильно»… — с угрозой прошипел Варн.

— Я был бы счастлив, если бы было иначе, — перебил его Тер.

— Ты не рад, что именно твой друг получил вестницу?

— Нет. И ты знаешь почему, — подхватить общение без высокого слога оказалось легко.

— Зря ты так о ней.

— Мне потом врачевать нанесённые раны. Ты же знаешь, что такое лечить близких?

— Лечить. Спасать. Терять. Зрелость даётся высокой ценой. А ты, значит, врачуешь души? До такого даже эйуна с их лéкарством и одарённые не додумались. Разве можно исцелить рану, которую не видишь?

— Когда душа болит, её легко почувствовать, — пожал плечами Терри-ти, давая понять, что для него данное утверждение очевидно и не нуждается в доказательствах.

Варн покосился на собеседника.

— И что же почувствовал ты, раз потащился за мной?

— Одну дурно пахнущую черту. Вместо «поступаю честно» и «поступаю по совести» — «поступаю по-взрослому».

Ящер отвернулся.

— Ты хоть представляешь, сколько мне циклов? — спросил он, в очередной раз скрипнув когтями по дереву.

— Даже пытаться угадать не берусь.

— Мне было больше тысячи, когда ваш первый предок сдох от болезни.

Терри-ти вскинул брови в изумлении.

— Ты помнишь начало той войны?!

— Достаточно для матёрого, не так ли? Не первое разочарование, не последнее. Так что ты зря следил за мной, как дэф за бесхозным стадом. Я не нуждаюсь в жалости и сочувствии. Те, в ком есть зверь, не обладают привычкой запирать разум в моменте разочарования, они идут дальше. И живут дальше.

Терри-ти сунул в рот травинку и некоторое время буравил Варна взглядом.

— Перевёртыши каждый год приходят на наше болото. Я видел и общался со всеми стаями. С разумными раввами, со вспыльчивыми сая и с горо, что пожирают себе подобных. Я видел не раз, как зверь брал верх над разумом. Вы другие. Ваш разум также сильно подвержен инстинктам, но вы ближе нам, чем перевёртыши. И я не верю, что в твоём прошлом не было моментов, что вызывали бы чёрную печаль. Просто ваш уклад хранит вас. Ваша семья. Ваше единство. Вещание. Ты никогда не был один.

— Ты первый, кто открыто назвал нас разумными. Низинники обычно приравнивают к зверью, что населяет леса, — Варн неестественно криво усмехнулся.

— Мы дайна-ви. И у нас уже давно всё не как у… Зрелость всем даётся нелегко.

В темноте глаза ящера блеснули зеленью, но Терри-ти продолжал держать собеседника взглядом. И сильный вожак не выдержал.

— Детёнышей потерял. Самца. Потом ещё. Самочку.

Терри-ти встал и, пошарив в темноте по земле, притащил несколько толстых веток.

— Поможешь? — он протянул одну Варну.

Через несколько минут заполыхал костёр. Дайна-ви и нир-за-хар молча следили за огненными всполохами. Когда Терри-ти протянул Варну ещё одно сырое полено, тот начал говорить, и дайна-ви подбросив топлива в огонь, замер, внимательно слушая.

Ночь обещала быть долгой.

Сегодня было пасмурно, но дождь перестал. На горизонте маячила туча, которая к ночи должна догнать их ливнем, если ветер не переменится, но с самого утра на голову не упало ни капли. Продрогший и озябший отряд двигался с упорством, но без энтузиазма. На топливе из слова «надо». Кристаллы дайна-ви стали таять быстрее, и Ира, зная об этом, нет-нет, да поглядывала наверх, мечтая поскорее разглядеть силуэты нир-за-хар.

Они появились неожиданно. Тёмные точки скользнули из облаков и начали стремительно падать. Варна переполнило ликование при виде сородичей. Ира недалеко ушла от него в этом чувстве, подхваченная общими эмоциями, как смерчем. Потом радость сменилась волнением, когда она пересчитала вновь прибывших. Двадцать восемь. Двадцать восемь гигантских ящеров. К счастью, они не стали приземляться в старшей форме, а сбросили личину, уронив тяжёлые скорлупки, отпустив их в свободное падение недалеко от земли. Падая, те ударялись друг о друга с глухим звуком. Отряд подался назад, чтобы ненароком не попасть под громоздкие приспособления, успокаивая животных.

Скорлупки вида оказались страшненького. Грубо обработанные, цвета посеревшей глины, совершенно никакой эстетики. Отверстия для воздуха размером с мужской кулак, причём создавалось впечатление, что их именно так и делали — прошибали с кулака, не заботясь об обработке сколов и неровностей. Крышки, тоже дырявые, и неровные держатели со следами когтей.

Когда все чаши оказались на земле, на неё следом пали ящеры, буквально взрываясь цветовыми фейерверками при виде вожака. Ирино сознание стало затапливать их радостью и преклонением, и Варн весьма грубо набросил на него щит. Как крышку на кусок торта, чтобы докучливая оса не успела до него добраться. Ира благодарно улыбнулась. Его одного-то хватало, чтобы эмоции били через край, а тут двадцать восемь…

Самцы. Самки. Все матёрые — слово «зрелые» как-то не очень подходило к их облику. Амелуту невольно пятились подальше от такого скопления, и никто их не обвинил в трусости. Ира осталась стоять рядом с Варном и чувствовала, как постепенно внимание нир-за-хар переключается на неё.

«Вожак, значит, это правда?» — провещала одна из самок.

«Мы сочувствуем», — вторил ей самец.

«Чара рассказала, что ты пытался сделать для семьи и какова оказалась цена».

«Сочувствуем».

«Сочувствуем».

«Сочув…»

На очередном витке вещания Варн рыкнул на сородичей, и те попятились, ощутив его гнев.

«Прости! Мы понимаем, что инстинкт требует защищать эту амелутку».

«Прости!»

— В круг! — рявкнул Варн на родном языке.

По ящерам проползла цветная волна удивления, они дёрнулись, по шкурам плеснуло зелёной краской. Слово вожака. Приказ, которого нельзя ослушаться. Ира ощутила, как против воли сдерживают вещание ящеры, хотя в воздухе так и витало: «что случилось?», «почему ты злишься?», «что не так?»

Беспрекословно подчинившись, они начали искрить все разом, меняя обличье на младшее и усаживаясь на земле, беря друг друга за руки.

«Подожди немного. Мне нужно всё им объяснить», — провещал Варн и послал волну извинения за поведение сородичей. Ира вздохнула. Ну конечно. Кто она для них? Мелкая человечишка, посадившая на цепь их вожака и без разрешения которой он не может идти туда, куда вздумается. Варна они послушают, но вряд ли будут рады помогать «бесхвостым». Варн ободряюще потрепал её по плечу и присоединился к кругу.

Молчала шкура. Молчал «эфир». А потом по Варну поползли голубые полосы и малиновые пятна, вещание стало совершенно нечитаемым, потому что лилось от ящера к ящеру. По мере того как они «слушали», их шкуры начинали переливаться. Это напоминало рисование ребёнка, который не использует кисть, а выливает краску прямо из банки на бумагу. Одну, вторую, третью… Пятна сливаются, полосы смешиваются, и всё это, как в ускоренной съёмке. Щит, что Варн набросил на неё, берёг сознание от набирающей силу волны, которую она своими человеческими мозгами без подготовки наверняка не выдержала бы. На чешуе уже была такая каша из пятен, что для «перевода» не хватало обретённой при братании способности.

А вожак всё вещал и вещал. Ира не вмешивалась в диалог, но примерно представляла, о чём он рассказывает. Проскакивающие всплески серого — беспомощность, и далёкие отголоски холода на шкуре выдавали страшные моменты, через которые пришлось пройти её ящеру.

Да, теперь это легко было принять. Её. Её ящеру. Так же, как он принял, что она его наездница.

Когда Варн закончил, лица поднялись как одно. Щит затрещал, не выдержав такого внимания, и Иру затопила благодарность. Настолько щемящая, настолько единая, что пролилась влагой на щёки. Варн чуть подвинулся и протянул ей руку. Она сделала пару шагов, не уверенная, что хочет приближаться к настолько мощному источнику эмоций. Не была уверена, что устоит.

«Не бойся», — прилетело не только от вожака.

Ира подала руку. Варн потянул её ближе, принуждая сесть справа от него, а самка с другой стороны тоже подставила ладонь. Смятение и страх не успели тронуть сознание, когда мощная волна вещания смела все преграды и полилась в разум, не встречая препятствий.

Как и в тот раз, сразу после братания, личность смыло, она стала «не только собой». Но сейчас во всём этом действе не было насилия. Смешение. Её разум очутился там, где его ждали, принимали, рассматривали, удивлялись, поддерживали, благодарили, оценивали, изучали. Что угодно, но не принуждали. Желания отгородиться не возникло совершенно, наоборот, её саму затопило любопытство. Сознание потянулось к ящерам, вызвав у тех ничем не прикрытое изумление. Но никто не гнал и не препятствовал ей знакомиться и узнавать. Она с непосредственностью ребёнка тыкалась в каждый разум с желанием понять, с кем имеет дело. И ответы цепочкой вливались в сознание.

«Семья».

«Варн. Твой ящер».

«Я его подруга детства».

«А со мной он дрался на первом поединке».

«Я учил его летать».

«Посмотри на неё. Она спасла ему жизнь. А я её отец».

«Я дальняя кровь».

«Мы вместе сражались».

«Мы пережили страшное».

«Я одна из тех, с кем был общий полёт. Да, любовница, так говорят у вас».

«Я тоже».

«Я давал имя его дочери».

«Я учил его сына сражаться».

«Мы вместе победили охотников за шкурами».

«Я дрался с ним за право быть вожаком».

«Он — семья моей семьи».

«Я тот, кто врачевал его раны».

«Я самка-воспитательница его детей».

«Он мой воспитатель».

«Он мой учитель».

«Он мой вожак».

«И мой вожак».

«Я тот, кто сражается в его крыле».

«Он близкий друг моего отца».

«У нас одна самка-воспитательница».

«Мы разделили первую охоту».

«Мы дрались за одну самку».

«Мы разделили первый полёт».

«Он спас мне жизнь».

«Мы семья».

«Твоя семья».

«Ты Ириан».

«Мы слышим тебя!»

«Скажи нам, кто ты?»

Мысль о том, что у неё может быть другая семья, вызвала такую глубокую тоску, что Ира взвыла, не способная контролировать эмоции, когда они так открыты для других. Её тут же накрыли несколько щитов, волна поддержки не дала сознанию скатиться куда-то вниз, в трясину холодного одиночества.

«Мы слышим!» — лилось со всех сторон.

«Ты часть нас».

«Мы семья того, чей ты наездник!»

«Не бойся!»

«Не отнимем».

«Не заменим».

«Твоя семья — наша семья».

Дышать стало легче.

По телу, ощутимые физически, гуляли чужие мысли, не давая упасть. «Кисточка» снова бегала по сознанию, Варн помог поставить защиту и потихоньку выводил её из круга, помогая выстроить привычный защитный бастион. Почему-то именно сейчас не хотелось делать его совсем колючим. Так. Закрыть душевные тайны, и ладно будет. Ну их, иголки эти.

Когда всё кончилось, ящеры поднялись на ноги, а Варн с самкой помогли Ире встать. Нир-за-хар давали ей возможность переварить только что испытанное и осознать его. Получалось с усилием, но одно она понимала точно: её приняли. Позволили увидеть то, что почти никому не показывают. Семья Варна, его соратники, друзья, родня и даже любовницы приняли её как свою. Не важно, в каком качестве. Ира не чувствовала ни грамма фальши, ни грамма ревности или неприятия, как было вначале. Какими бы словами ни говорил с сородичами вожак, какие смеси эмоций ни вливал, этого хватило, чтобы в один миг превратить их, недовольных и недоверчивых, в друзей. Это было так непривычно, так странно и непонятно, что мешало принять. Как не могла она раньше понять традиции сквирри, которые огрызаются даже на знакомых, так и сейчас не могла осознать, как можно в одно мгновенье пустить столь близко кого-то чужого.

Вещание очень сильно меняет мировосприятие. После него обычное общение кажется медленным и насквозь фальшивым. Пока разберёшься, кто перед тобой, можешь уже наделать ошибок.

Тишина стала тяготить, и самка, что всё ещё помогала ей стоять, «самка-воспитательница его детей», проговорила на всеобщем:

— Мы поможем, Ириан. Хотя, признаться, когда прилетел зов вожака с приказом доставить ни много ни мало полтора десятка скорлупок, мы было подумали, что он соблазнил целый амелутский подпольный дом удовольствий на вынашивание наших детёнышей. Кто бы мог подумать, что речь пойдёт о самцах.

— Речь идёт о полёте, — резко вставил барон Бирет откуда-то со спины. — И мы тоже не рады, что придётся передвигаться подобным способом!

— Пригаси свой огонь, знатный амелуту, — почти прорычал один из самцов. — Вожак объяснил нам вашу беду. Ради той, что приняла его и защитила его разум, мы отвезём вас хоть в центр Камнеграни. Но мы не обязаны выслушивать грубость, особенно когда не можем ответить когтем в глотку. С нас хватит и ваших мыслей.

Ира обернулась к барону и умоляюще на него посмотрела, мечтая, чтобы он не развивал ссоры. Каю пятился от ящеров всё дальше, а его лицо выражало непрекращающуюся борьбу с собственным состоянием. Брезгливость брала верх. За командиром отступали и солдаты. Лишь эйуна и дайна-ви оставались на месте и во все глаза рассматривали приспособления, которые в скором времени предстоит использовать в качестве средства передвижения.

Варн, сдав Иру самке, осмотрел скорлупки и удовлетворённо выдохнул.

— Надёжные. Выдержат и двух-трёх самцов в полном военном облачении. Вяжите ваши шлейки на животных и выдвигаемся. До Веззской пустоши путь неблизкий, до ночи успеем пролететь какую-то часть.

Нир-за-хар снова сменили облик и принялись стаскивать скорлупки в одно место и придавать им устойчивое положение. Солдаты отогнали архи и урусов подальше, и началась работа по рассёдлыванию и обвязыванию. Доваль стоял в центре, периодически перемещаясь между животными и успокаивая их. Архи нервничали, но позволили надеть на себя незнакомую конструкцию и наложить шоры^[8] на глаза. Их сквирри изготовили крупнее обычных и придали форму, позволяющую закрыть обзор со всех сторон.

А вот белоснежные лисы тяжело переносили потерю зрения и попытку накинуть на них путы. Малька уже не таясь рычал, а Рэгу вздыбил шерсть от загривка до хвоста. Не помогала даже магия. Только минут двадцать спустя Линно-ри удалось «уговорить» их, защёлкав ритмы до боли в суставах.

Некоторые скорлупки определили под багаж. Они оказались столь вместительными, что в них ушли и вещи, и палатки, и даже запасы, полученные торговлей со сквирри. Потом пришла очередь солдат.

Эйуна залезли первыми, по двое. Убедившись, что они крепко сидят внутри, ящеры накинули сверху крышки. Ира подумала, как хорошо, что она так вовремя избавилась от клаустрофобии. Раньше её бы скрутило только от попытки представить, как оказывается на большой высоте в этой трясущейся «переноске». Когда пришла очередь амелуту, нир-за-хар отошли подальше, чтобы дать им возможность устроиться. Людям было плохо. Лица уже зелёные, будто приступ морской болезни начал развиваться заранее. А ведь полёт продлится не один час…

Когда на амелуту опустились крышки, остались только дайна-ви и Ира, которая считала своим долгом проследить за погрузкой перед тем, как сесть на спину Варну. Ей не нравилось лицо Лэтте-ри. Губы сжались в полоску, а серая кожа лица утратила цвет. Он, замерев, смотрел на скорлупки. Ира уже хотела было поинтересоваться, в чём дело, но её и открывшего было рот Варна опередил Терри-ти:

— Мы не видели Рахидэтели три тысячи лет. Может, посмотрим сверху?

— Посмотрим? — дёрнулся Лэтте-ри.

— Ну да. Без крышек. Обвяжемся покрепче и поглядим, как изменился мир. Нам не помешает нанести новые рисунки на наши карты…

— Это возможно? — спросил Лэтте-ри Варна, бросив на него напряжённый взгляд.

— Достаточно попросить, — кивнул Варн, и Ире внезапно показалось, что они общаются мысленно за рамками этого вежливого диалога. Она явно ощущалаволны вещания, но Варн сделал что-то с этим потоком, в результате чего Ира не могла услышать, что именно было сказано приватно для Лэтте-ри. «Научиться бы такой штуке, — думала она, — а то, кто посильнее, сразу в мозг лезет, и вещание на всю округу, будто громкую связь включила».

Крышку от последней скорлупки нир-за-хар без жалости выкинули и подождали, пока дайна-ви извлекут из багажа верёвку и привяжутся покрепче к центральной оси конструкции.

Ящеры заискрили все разом, съедая пространство, заслоняя горизонт. Заметались звери, но им не дали вдоволь напиться паникой и поднимали в воздух первыми. Ящерам было неудобно, парение над ограниченным пространством давалось им с трудом, и стоило схватить груз, как они взмывали вверх, чтобы поскорее оказаться в родной стихии. Это общее желание затронуло сознание Иры, вызвав тоску по небесам, но она заставляла себя стоять и ждать.

Ящеры старались. Скорлупы с солдатами двигали медленно, выравнивая, и поднимались не спеша, постепенно набирая высоту. Ира различила стон из амелутских скорлупок. Дайна-ви пережили взлёт легче всех. Она видела, как, держась одной рукой за центральный столб, они склонились над краем, разглядывая стремительно удаляющуюся землю. Ящер, что вёз их, чуть тряхнул скорлупку, и в эфир упало недовольство. Дайна-ви тут же перестроились и теперь выглядывали с разных сторон, не допуская крена стенок. Высоты они не боялись, и не нужно было быть вещателем, чтобы чувствовать, как их захватывает полёт.

Ира и Варн взлетели последними. Нир-за-хар сгрудились вокруг вожака, образуя узкий неровный клин.

«Домой. В Тизамские горы»! — затопило всех вещание вожака, и Пустоту заполнил восторг его сородичей.

К вечеру они выбрали заброшенное непаханое поле в качестве места для посадки. Нир-за-хар, аккуратно уложив скорлупки и сняв крышки, отлетали подальше.

Из скорлупок амелуту тянуло запахом рвотных масс. Вид у вывалившихся из них мужчин был таков, что Ира уже готова была бежать извиняться за свои дурацкие идеи, которые довели их до подобного состояния.

«Не смей! — раздался в голове голос вожака. — Не роняй их гордость ещё ниже. Они солдаты. И для них всё это тоже битва».

Ира застыла. Было до боли неприятно осознавать, что она причина мучений каждого. Да, не она наложила проклятье. Но она заставила проходить через борьбу с брезгливостью и полётом одновременно.

Амелуту ни на кого не смотрели. Барон отдал короткий приказ, и один из солдат поплёлся в сторону опушки на краю поля.

«Тут недалеко речка. Поищет родник и хороший спуск к воде. Не мешай».

И правда, вскоре солдат вернулся, и все амелуту последовали за ним не оборачиваясь. Остался только Доваль, бросившийся к животным, которые переживали сильнейший стресс. Архи, едва коснувшись копытами земли, начали дёргать ремни, мечтая вырваться из пут, и одарённому стоило больших сил угомонить их. Закончив, он упал на колени, сбросил камзол и начал яростно мять мышцы рук, закусывая губу.

Урусы же не подпустили к себе никого. Они бросались на лапы ящеров, что несли их, и бесились ещё сильнее оттого, что их когти не причиняли им особого вреда. Одарённый беспомощно поднял на них глаза.

— Северные… Я не пробьюсь через их волю, пока они в такой ярости, — сказал он Линно-ри.

Дайна-ви кивнул и полез за пазуху, извлекая уже знакомую Ире свистульку, которой он отдавал команды белому рау. Прикрыв руками отверстия, Линно-ри заиграл мелодию. Она напоминала частушку, только звук был настолько высоким и противным, что воспринимался сродни пенопласту по стеклу. Скривились все. На урусов эта «мелодия» произвела практически магическое действие, заставив успокоиться. Но вид у лис был такой, словно налакались наркотиков. Видимо, это состояние, наверняка ни разу не полезное, было объяснением того, что дайна-ви обычно использовали иные способы договориться со зверьми. Лисы вяло и всё ещё недовольно махали хвостами, но позволили подойти и снять часть амуниции. Линно-ри не стал снимать её до конца, справедливо полагая, что надеть по новой будет нелёгким мероприятием. Успокоившиеся звери оказались более подвержены магии Доваля, и уставший капитан, приведя их в чувство окончательно, поспешил за сослуживцами.

Варн попросил нир-за-хар отнести амелутские скорлупки к водоёму и почистить, что они без возражений выполнили.

Потихоньку разгорался костёр, вырастали треугольнички палаток, плавно подступили сумерки. Терри-ти о чём-то оживлённо беседовал с одним из ящеров помоложе. Не прошло и пяти минут, как он забрался в ближайшую скорлупку и они взлетели.

«Что это было?» — спросила Ира Варна.

«Не знаю. Ему зачем-то понадобилось ближайшее болото. Не вслушивался. Не волнуйся, это недалеко».

Терри-ти с ящером вернулись уже в темноте. Уверенно сдвинув на жерди котелки с ужином, он начал готовить большую порцию остро пахнущего отвара из принесённой с болота травы.

— Ты думаешь, поможет? — скептически сдвинул бровь Линно-ри.

— Ты сам сегодня почувствовал, как ведёт голову на большой высоте. Даже предполагать не берусь, каково ощущать это, будучи запечатанным в сосуды, — он обернулся к остальным солдатам. — Это варево, которому меня матушка научила. Облегчает путешествие в горах. Если я правильно понял причину недуга большинства, то оно при полёте тоже будет полезно. А вам и вашим людям… — он неуверенно посмотрел на барона. — Проклятье я с вас не сниму, но может, будет легче, если хоть головой маяться не будете?

Предложение вызвало тишину и недоверчивые взгляды на варево.

— Ты. Предлагаешь. Помощь. Нам? — уточнил барон, практически чеканя каждую букву.

Терри-ти развернулся в его сторону.

— Я могу назвать сотни причин, почему мне не нужно этого делать. И они будут правильными, честными и справедливыми. Могу перелить настой во фляги и убрать в наши сумки. Не пропадёт. Задаю один вопрос: мне так поступить?

Эйуна отказались. А вот амелуту смотрели на всплывающие пузырьки так же, как певец в Ризме на одарённых, что предложили помочь справиться с «пыткой совестью». Барон протянул флягу. Не все последовали его примеру, а он не стал принуждать своих людей или как-то осуждать тех, кто принял, подобно ему, помощь у давнего врага. Остатки Терри-ти бережно перелил во фляги дайна-ви.

На вторые сутки уже ни один амелуту не отказался от напитка. Им не стало легче, полёт пополам с брезгливостью всё ещё придавал их лицам бледно-зелёный оттенок, но сил справляться с желудком хватало, за что они были благодарны. Это чувство выражалось резко упавшим количеством обидных слов. Если раньше каждое неправильное, с их точки зрения, высказывание или поступок дайна-ви обязательно встречали грубый словесный отклик, то теперь его заменяли прикушенные вовремя губы и тишина. Не та, что злопамятная, а та, что «могу и промолчать».

Ящеры в общение «бесхвостых» не лезли и после посиделок в кругу к Ире не подходили. Это напоминало слежку из-за угла. Они не скрывали любопытства, и лояльного отношения, но будто считали, что основное её время должно быть отдано вожаку. Варн на подобное махал лапой, а его наездница все свободные минуты проводила среди дайна-ви.

С той ночи у них с Лэтте-ри не было и мгновения, чтобы перемолвиться словом, потому что его брат вспомнил о данном обещании.

Когда Линно-ри подошёл к Ире с дубинкой в руках, она испытала азарт и предвкушение: её будут учить защищаться! Но первый же урок выбил эти чувства из неё в буквальном смысле слова.

Учитель её не щадил. Вся та нагрузка, которую ей приходилось испытывать до этого, оказалась блёклой тенью по сравнению с уроками Линно-ри. Хватило получаса, чтобы понять, что этот день и эти уроки она запомнит на всю жизнь. И радовалась только одному — что ушли подальше от остальных и их занятий никто не видел.

Линно-ри продемонстрировал ей скорость: показал, как держать руки, защищая глаза, и велел резко обернуться и применить навык на практике. Ира сделала как просили, начала было поднимать руки в защитном движении, но не успела: кулак Линно-ри точно впечатался ей в нижнее веко. От второго удара в соседний глаз сберегло лишь то, что руки она всё-таки выставила.

— Медленно, — сказал дайна-ви. — В полную силу удар — и лежишь на земле.

На ты Линно-ри перешёл сразу, будто подчёркивая, что он тут учитель, а она всего лишь неразумная ученица.

Утирая злые слёзы со щеки, Ира снова встала в стойку. «А это не в полную силу?!»

Ей показали мощь телесную, отправив в полёт до ближайшего дерева. Показали ловкость, скрутив руку за спиной неуловимым движением. Показали ледяное спокойствие, с которым надавили на болевую точку в районе плеча.

— А теперь, — сказал Линно-ри, не обращающий никакого внимания на её слёзы, — возьми палку и напади на меня. Я тоже возьму дубинку, но не буду атаковать, только защищаться. Попробуй попасть.

К этому моменту Ира уже горела от стыда, злилась, чувствовала себя униженной. Это совершенно не напоминало уроки, которые она себе воображала. Бросить всё к чёртовой бабушке не позволяли только упрямство и осознание, что, если сдастся, это будет ещё унизительнее. Ведь она сама его попросила.

Подняв палку руками, на которых уже наливались синяки, она попыталась дотянуться ею до Линно-ри. Он легко отводил удары, а она боялась даже приблизиться к нему после всего, что он ей продемонстрировал. Так продолжалось несколько минут, а потом дайна-ви резко бросился к ней, одной рукой хватая за воротник и притягивая, а второй выставляя свою дубинку так, что она практически упиралась Ире в нос.

— Это не кусок дерева. Это меч. И именно это — расстояние, на котором идёт бой. Недостаточно быстра, недостаточно сильна, недостаточно ловка, недостаточно собранна или зла, и жизнь обрывается. И будет уже всё равно, что получены ссадины, синяки и увечья. Ты боишься меня, боишься сделать больно, боишься испытать боль. И то, и другое, и третье — путь к поражению. А поражение — путь на Мост. Бояться противника уже бесполезно, когда он напал. Ты не будешь спрашивать у каждого, по силам ли он тебе. А они не спросят, достаточно ли ты умелый боец, чтобы сражаться с ними на равных. Если напали — защищаешь жизнь, выворачиваешься наизнанку, рвёшь жилы. Или ты — или тебя. Время для страха пройдено, когда начался бой. Бояться боли естественно. Но сломанная рука лучше выбитого глаза. А выбитый глаз лучше отрубленной головы. Если чтобы защитить голову, нужно под меч подставить кисть — значит, это цена, которую ты платишь за жизнь. Если, конечно, не успеешь изыскать иного способа. Ты не хотела поднимать руку на моего брата и выбрала меня учителем. Я принял эту роль. И не буду щадить. То, что ты ощутила сегодня, — нежное поглаживание по сравнению с настоящей битвой. А они будут, если не передумаешь учиться. Так что реши для себя, стою ли я твоей заботы. На сегодня всё.

Сон не шёл. Ира вжалась в стенку палатки, прикусив зубами край шерстяного одеяла, глуша злые слёзы. Стыдно. Обидно. Такая слабая! И Линно-ри тоже хорош! Разве он не видит, что она взяла оружие в руки впервые в жизни?! Неужели нельзя поласковее и попроще?! Что, трудно было показать пару приёмов и подождать, пока она привыкнет? Бить-то зачем было?! Она подула на пальцы, которым сегодня досталось. Они опухли и явно говорили о том, что никакого «завтра» в их занятиях не будет. К утру они станут такими, что она не сможет сомкнуть их на дубинке. Синяк под глазом ныл, а те, что на руках, давали о себе знать, стоило неудачно повернуться.

Когда наступила темнота, Лэтте-ри и Терри-ти протиснулись в палатку. Ира вжалась в стенку, понимая, что если Лэтте-ри сейчас её обнимет, то она просто разрыдается и наговорит много нелестных слов о его брате. Но он, словно чувствуя, а может, и зная наверняка, не стал этого делать. Одну руку он положил под голову, а вторую оставил поверх одеяла. И только подбородок аккуратно пристроил у неё на макушке. «Знай, я здесь». Ира не смогла сдержать всхлипа и снова прикусила зубами ткань.

Сон был неспокойный. Боль, то тут, то там проскакивающая по телу, вырывала из тёмных и мрачных сновидений. Не до конца, ровно чтобы ощутить дискомфорт и снова — в серую пучину неясных образов. Окончательно разбудил ввинтившийся в мозг поток вещания.

«Ир. Ира! Проснись!»

«Да, Варн. Что случилось? Ещё не утро…»

«Вылезай! Ты должна это послушать!»

Ира удивилась, выкрутилась из одеяла, охнула от боли и с неохотой выкатилась во влажность утра, судорожно неработающими пальцами застёгивая сапоги. Второпях промочила пятки в росе и не успевших впитаться в землю остатках ночного дождя. Зубы стукнули от холода, но она заставила себя собраться.

«Быстрее! Прямо. К костру, потом по той тропинке… Нет! Левее! Ещё прямо, теперь не останавливайся!»

Но Ира уже и без комментариев слышала то, о чём говорил Варн. Она пока не разбирала слов, но уже то, что не кто-нибудь, а Доваль говорил на повышенных тонах, заставило её прибавить шаг.

«Стой! Вот за это дерево».

Ира навострила уши и распахнула глаза, поняв, о чём идёт речь.

— Ты не пойдёшь к ней, одарённый! — говорил Линно-ри, не обращая внимания на Доваля, который тыкал ему в лицо истекающие зелёными струями пальцы.

— И кто меня остановит?! Ты хоть понимаешь, на кого поднял руку?!

— На того, кто сам меня об этом попросил.

— Она попросила тебя научить, а не избить!

— Как ты предлагаешь учить кого-то военному делу, не нанося повреждений?

— Как все учат! Постепенно! И она…

— Сколько ей зим? — перебил его Линно-ри.

— Двадцать одна, — ответил Доваль и сам на себя разозлился за такую поспешность. — Да какое это имеет значение?!

— Если бы её тело эти двадцать одну зиму принадлежало мне как наставнику, то я сумел бы подготовить и его, и разум к тому, что предстоит. У меня этих зим не было. Она попросила научить, и я учу, как всегда учат в подобных случаях. Через память тела. Через боль, что заставляет не забывать и не повторять ошибок. И если к утру она не передумает учиться дальше, то буду продолжать идти по этому пути как по самому простому.

— Избивая на каждой тренировке?! Женщину?! Да я бы и матёрого бойца к тебе в ученики не пустил после такого!

Линно-ри вздохнул и облокотился на ствол дерева, складывая руки на груди.

— Я знаю, что она женщина. Не наша женщина. Потому всё ещё сложнее. Говоря честно, мне плевать, решит ли она завтра вернуться к урокам или так и останется, подобно вашим жёнам-амелуткам, не способной поднять на свою защиту даже ножа, которым режут хлеб. Она вернула мне брата. Если единственным способом её защитить станет прикрыть телом — прикрою. Но именно с этой просьбой она пришла ко мне. Не стать солдатом или воином, нет. Да и не смогла бы. Она пришла с просьбой научить защищаться так, чтобы никому не пришлось рисковать своей жизнью ради неё. Это её право и её желание. И этому я научить могу. Но без боли никак. Если быстро. И решать будет сама, надо это ей или нет.

Доваль опустил плечи и руки. С ногтей сполз очередной зелёный ручеёк.

— Зачем быстро? Почему так настаиваешь на этом? — спросил он тише, так что Ира с трудом разобрала.

— Вестникам рады не все. Всё, чему учу, может понадобиться уже завтра. Ты ведь тоже солдат, одарённый, и понимаешь, о чём я говорю.

Доваль отвернулся в сторону. В свете зелёных вспышек Ира видела, как он кусает губы. Линно-ри молчал, глядя на всё это, а после медленно произнёс:

— Завтра, если она согласится продолжить учёбу, убери ссадины и синяки с лица — в Карраже они будут лишними. И исцели пальцы. Я ей их отбил, за ночь опухнут. От урока не будет толка, если не сможет сжать палку как полагается. Если откажется — поступай, как велит твой долг одарённого.

Доваль не выдержал и со злобным рыком стукнул кулаком по ближайшему дереву. Зелёные ручейки обняли ствол, и из него полезли ветки, распускаясь листьями и цветами, которые тут же начинали дрожать на промозглом осеннем ветру. Капитан взвыл и опустился на колено, хватаясь за руку. Когда боль немного отпустила, он поднял голову и увидел протянутую ладонь. Несколько долгих минут смотрел на неё, как на змею, но в итоге схватился и рывком поднялся.

— Я буду лечить ей лицо, не спрашивая твоего разрешения, дайна-ви. Она женщина и не будет носить на нём следы сражений! Я сказал!

Линно-ри поджал губы, но, подумав, кивнул.

Утром совершенно не выспавшаяся Ира закинула в «багажную» скорлупку к прочему своему скарбу толстую палку.

Глава 7

У ворот Карража

Веззская пустошь встретила их запахом сгнившего сена. Несколько брошенных стогов стояли печально и одиноко, вдали друг от друга. Иру Варн аккуратно уложил на один из них: после столь долгого перелёта её поясница взрывалась болью, ноги с трудом сводились, а попа чувствовала себя чугунной.

Нир-за-хар не стали задерживаться, понимая, что их присутствие не доставляет удовольствия амелуту. Они тепло попрощались с Ирой, которая от шквала их эмоций чувствовала себя как во время гормонального сдвига, вроде ПМС, когда готов рыдать над сопливым детским мультиком и истерически хохотать от любой проделки домашних питомцев. Даже помощь Варна не смогла защитить от искренности его семьи.

Перед их отлётом он подозвал к себе двух самцов и велел отнести весточку ставленнику Карража и императору За об их скором приезде.

Альтариэн удивился:

— Мы уже послали весть. Конечно, птица не ваше семейство, но она успеет предупредить о нашем прибытии.

Варн смерил эйуна взглядом, пробирающим до костей.

— Птицы — это ваше дело. Карраж не Анаэрлен. Там наше слово стоит многого. Мою наездницу теперь охраняет семья. А ваш маркиз прекрасно осознаёт, что бывает с теми, кто поднимает лапу на того, кого защищают нир-за-хар.

— Вожак, вы считаете, что ставленник Карража способен поднять руку на вестницу? Или на тех, кто ходит под благословением Карающей? — герцог позволил себе скепсис.

— С каких это пор упреждающий укус считается лишним, зеленоглазый?

Альтариэн неопределённо пожал плечами, соглашаясь с очевидным. Нахмурился каким-то своим мыслям. Варн повторил его движение бровями.

— Вот поэтому я и послал своих.

Тракт, на который они выехали, встретил их редкими путешественниками и зажиточными деревнями. Они старались ехать быстро, не дав разглядеть под тяжёлыми плащами и капюшонами дайна-ви и женщину верхом. Но уже недалеко от города, возле ближайшей к нему придорожной станции, им преградил путь отряд эйуна, возглавляемый пожилым воином со знаками различия виконта. Солдаты были вооружены, под плащами виднелся блеск кольчуги.

Увидев их, герцог притормозил своего архи и коротко проговорил:

— Виконт Саланталь. Личная гвардия ставленника.

Барон чуть нахмурился и тоже придержал поводья.

Архи медленно двигались вперёд, Ира чувствовала, как искрило в воздухе. Что принесёт эта встреча?

Они встали в пяти шагах друг от друга, барон и герцог с высоты седла разглядывали пеших воинов. Те, в свою очередь, внимательно осмотрели отряд. Мороз бежал по коже от этого внимания. Казалось, что глубокая тень от ткани капюшона, падающая на лицо, не преграда и солдаты точно знают, что у прибывших путников есть нечто запретное или неправильное.

Однако вспышки не последовало. Командир отряда поднял подбородок, отсалютовал.

— Карраж рад приветствовать Свет Леллы. Я виконт Саланталь, послан ставленником сообщить, что мы получили вести о вашей миссии и для нас большая честь приветствовать на этих землях вестника, которого вы сопровождаете.

Герцог помолчал.

— Я помню вас, виконт. И действительно прибыл в Карраж по делу. Однако… весть долетела так быстро… Кто её принёс?

— Сиятельный тану не поскупился на сообщение, переданное при помощи одарённых ввиду особых событий. Насколько мне известно, столица также поставлена в известность. А вчера в ночь один из нир-за-хар, — воин чуть скривился, поглядывая на Варна, — вломился прямо в окно спальни его сиятельства, чтобы сообщить, что вы прибываете в Карраж раньше всяческих ожиданий. Мне приказано выехать вам навстречу, обеспечить охрану и сопроводить в город.

— Ясно. В таком случае пошлите гонца сообщить, что я сопровождаю вестницу, — он выделил последний слог, — госпожу Ириан, трёх переговорщиков народа дайна-ви, которыми получено защитное слово Карающей. Также с нами советник его величества Варина Раслинга Каю Бирет и вожак нир-за-хар Рах-На-Варн — небесный брат вестницы. Мы прибыли засвидетельствовать своё почтение ставленнику и просить аудиенции у его императорского величества За XVI.

Отряд откинул капюшоны, и Ира поторопилась последовать всеобщему примеру.

Надо отдать должное виконту, лицо он держать умел, хотя глаза словно заледенели при виде дайна-ви. Он некоторое время рассматривал их, вцепившись рукой в рукоять меча, но тот так и не был вынут из ножен.

— Нас предупредили, — сказал он коротко и сухо добавил: — В Карраже известно о возможном прибытии переговорщиков. Сиятельный тану оставил строжайший приказ не поднимать оружия, а глашатаи уже с декаду трубят на всех площадях и по округе, оглашая волю Карающей, — он кивнул за спину, где возле дорожной станции уже стягивались зеваки, но никто не делал попытки напасть.

— Я рад это слышать. Госпожа Ириан, позвольте заметить, что виконт Саланталь, насколько мне помнится, родился в Карраже, и вряд ли кто-то, кроме него, так хорошо знает город. Если пожелаете после визита осмотреть окрестности, могу его рекомендовать.

Ира заставила себя спокойно выслушать эту речь, лишь немного сжав поводья. Герцог и барон настаивали, что её статус требует подчёркивания прилюдно, а «девочка за чужими спинами» должна остаться на Веззской пустоши. Ира не владеет титулами и званиями или навыками бойца, что так ценятся ставленником и его людьми. И лишь её родина, никому не известная Земля, может добавить веса в глазах строгого городского начальника. Эйуна относились к землянам с уважением, но не так фанатично, как амелуту, которых создали с их кальки. Да, они знали, что даже боги не вмешиваются в их поступки, но люди для них оставались людьми, и нужно было ещё доказать, что ты чего-то стоишь.

Она проглотила неприязнь к слову «госпожа», на обязательном употреблении которого настаивали её учителя и, искренне улыбнувшись, ответила:

— С большим удовольствием! Если господина виконта не призовёт служба и он сможет выделить время, было бы замечательно!

Вот теперь всё внимание офицера было приковано к ней. Виконт будто складывал в голове пазл, у которого кусочки вроде вот они, но совершенно непонятно, как соединить картинку. Рыжий архи. Штаны. Без покрывала. Странная причёска. Глаза воина выхватывали детали, Ира прямо чувствовала, как «отрываются» куски, и заново ощутить себя целостной смогла далеко не сразу.

Солдата выручил этикет, доведённый до автоматизма, позволяющий не теряться в любой странной ситуации.

— Большая честь. Карраж рад приветствовать вестни…цу Изнанки, — запнулся он, но быстро взял себя в руки и кивнул в сторону дорожной станции: — Разрешите проводить.

Постоялый двор встретил их цепким вниманием зевак. Устроив своих зверей в стойлах, солдаты направились прямиком в трактир. Там они заняли несколько столов, стоявших недалеко друг от друга. Виконт поспешил к хозяину и что-то зашептал ему на ухо. Варн, сославшись на голод, оставил их, улетев на охоту, едва убедившись, что ни встреченные солдаты, ни постояльцы не имеют в мыслях нападать.

«Насторожены и напуганы, — пояснил он Ире. — Слово Карающей удержит их на расстоянии, но тёплого отношения не жди. Кстати, ваш виконт не раз бывал на болоте. Ему есть что припомнить».

Ира шёпотом поделилась новостями с герцогом и бароном.

— Хм… я начинаю видеть пользу в том, что среди нас есть ящер, — задумчиво пробормотал Альтариэн, чуть расслабившись и позволяя себе отвлечься от сканирования взглядом каждого в трактире. — Удобно.

— Кому как, — криво улыбнулся барон.

К ним подошёл хозяин заведения, абсолютно седой амелуту с красной банданой на волосах, делающей его похожим на бывалого пирата. Посыпались заказы. Продрогшие во время долгого пути воины решили налечь на горячий напиток вроде вина с приличной дозой сахарных шаров и кислым фруктом пафа, сезон сбора урожая которого как раз недавно закончился. Этот слабоалкогольный коктейль Ире уже доводилось пробовать в пути, но холодным. Что не мешало ему прогревать до самого нутра. Говорят, горячий, только с огня он был божественно вкусен, в чём она и собиралась убедиться прямо сейчас.

Хозяин на лету запоминал количество кружек, порций горячего мяса и похлёбки, не забывая орать на не шибко расторопных мальчиков, не то поварят, не то слуг на побегушках. Привычная его деятельность прервалась, только когда он разглядел, что вместо эйуна за одним из столов сидят дайна-ви. Словно ткнулся в невидимую стену.

Молчание затянулось. Обслуживать жителей болот трактирщик не спешил. Ира нахмурилась.

— Переговорщики дайна-ви давно не пробовали еду Низин, — проговорила она, привлекая внимание хозяина. — Поставьте им то же, что и остальным, только погорячее.

Хозяин хотел было возмутиться, но виконт снова что-то зашептал ему на ухо, и тот вздрогнул.

— Д-да. Конечно. Да, госпожа вестница. Только простите мне моё беспокойство, но чем эти… то есть… расплачиваться будут?

Ира смутилась. Всю дорогу дайна-ви были на самообеспечении, добывая еду и всё необходимое. Она даже не поинтересовалась, есть ли у них вообще деньги! А при их «экономической ситуации», если так можно сказать о Мрекском болоте, у мужчин совсем могло не оказаться денежных знаков! Откуда их брать? Вряд ли у захваченных рабов их было много, а с собой таскать средства платежа им было без надобности: в их планы не входило распивать вино по трактирам. Но прежде чем она смогла придумать ответ, Линно-ри сунул руку под плащ, и по столу покатился камешек, диаметром в фалангу, разбрасывающий вокруг фиолетовые искры.

Глаза трактирщика расширились при виде камня.

— Это же камаф!

— Хватит на две комнаты с растопленными очагами, горячий ужин, плотный завтрак и свежее мясо для наших урусов? — не оборачиваясь, спросил Линно-ри.

Вместо ответа хозяин сгрёб со стола камень, стараясь не поднимать головы. Но и без того было ясно, что он старается скрыть сияние алчности на своём лице.

— Магори! — рявкнул он кому-то из мальчишек. — Растопи огонь в двух спальнях на третьем этаже! Живо! Да побыстрее, лодырь!

Сунув камень за пазуху, он отёр тряпкой жирные руки и как ни в чём не бывало продолжил принимать заказы. Многие в трактире сверлили взглядами ворот его рубахи, вот-вот прожгут в ней дыру.

— А что такое камаф? — поинтересовалась Ира.

— Очень редкий камень. Его жилы можно найти только в Северных горах, — барон подозрительно щурился, глядя на Линно-ри. — Но что-то я не припомню, чтобы ведьмы когда-либо давали кому разрешение на добычу. Если только…

— Только, — отрезал Линно-ри, прерывая дальнейшие домыслы.

Барон снова смерил дайна-ви взглядом.

— Не понять мне вкуса женщин, — пробормотал он так, что его могли услышать только те, кто сидел с ним за одним столом.

После пира, которым ощущался сейчас обычный трактирный обед, Ира начала зевать. Дорога вымотала, и жутко хотелось просто растянуться хотя бы на часок в горизонтальное положение. Желательно на чём-то ровном, без впивающихся под рёбра камней и веток, и без сквозняка, гуляющего по земле.

Угадав её желание, Лэтте-ри встал и кивнул в сторону лестницы. Как выяснилось, одна из комнат, оплаченных её учителем по фехтованию, предназначалась ей.

— Мы будем за стенкой и услышим, если что случится, — сказал Лэтте-ри, открывая дверь. В комнате уже успели жарко натопить, и Ира с явным облегчением стянула плащ.

— Спасибо вам всем… Мне неловко, что пришлось платить и за меня тоже. У меня есть деньги, но я даже не знаю, сколько стоит эта комната.

— Не думай об этом.

— Но твой брат отдал такой дорогой камень!

— Дома он нам без надобности. Просто безделушка. Лин сунул горсть в карман, памятуя об алчности амелуту. Мизерный шанс, что в случае плена удастся подкупить стражу.

Ира в очередной раз подивилась предусмотрительности дайна-ви. Такая тщательная подготовка! Раз шанс, два шанс, три шанс… Не пренебрегая мелочами. Их сборы в опасный путь напоминали ей низание из бусин ожерелья. Дотошно и скрупулёзно. Не удивительно, что при таком отношении судьба идёт им навстречу.

Она ещё раз огляделась. Широкая кровать звала прилечь, удручало только то, что ближайшие сутки, да и вообще неизвестно, сколько времени, придётся провести в одиночестве. Это даже не нужно было объяснять. Сейчас от слов незнакомых людей слишком много зависит. Дайна-ви гости в Карраже незваные, враги, а ей придётся говорить и от их лица тоже. Каждый жест и поступок будут оценивать разного рода высокопоставленные лица, придётся зарабатывать репутацию. Демонстрировать, что они с Лэтте-ри уже не просто попутчики, пока преждевременно. Потому она радовалась возможности находиться хотя бы через стенку.

Лэтте-ри собрался было уходить, но развернулся.

— В ближайшее время… — он запнулся, подбирая слова.

— Я понимаю, — не дала она ему закончить, досадливо поджимая губу. — Здесь придётся смотреть по сторонам. Не поговоришь толком.

Он кивнул и поднял руки.

— У нас есть жест на такой случай. Когда видишь, но не можешь быть рядом.

Он выставил вперёд кулак и поставил на него пальцы правой руки, сложив из них букву «Л».

— На земле.

Разжал кулак, развернул руку ладонью вверх, снова поставив на неё импровизированные ножки.

— На Мосту.

Перевернул «Л» вверх ногами.

— Тепло.

Приложил пальцы к груди.

— От сердца.

Развернул левую ладонь ребром, поднёс её поближе к глазам, направив кончики пальцев в Ирину сторону, и резко провёл по ней перевёрнутой «буквой».

— Шлю тебе.

Ира почувствовала, как загораются щёки.

— Как… как красиво… — только и смогла выговорить она, пытаясь вспомнить, а есть у неё дома нечто подобное. Но ничего, кроме воздушного поцелуя да «перекрестить на дорожку», в голову не приходило и совершенно не могло сравниться по силе и эмоциональности с этими жестами. А что такое тепло для дайна-ви, что значит поделиться им…

— Спасибо, Лэтте-ри. У меня не найдётся ничего подобного в ответ. У нас нет жеста на такой случай. Я могу только повторить… — закончила она почти шёпотом и не в состоянии поднять глаза, глядя на дощатый пол, повторила несложные жесты. Лишь на последнем из них нашла в себе силы поднять лицо, будто подтверждая, что действительно готова делиться в ответ, а не просто повторяет незнакомые знаки.

Лэтте-ри следил за её руками, и когда они безвольно упали вдоль тела, сглотнув, кивнул.

— У меня другой обычай, — пробормотала Ира смущённо, — но это вот… Искренне. Я действительно так чувствую.

— Знаю, — тихо ответил Лэтте-ри и, ещё раз кивнув, вышел из комнаты.

Иру разбудила служанка, закутанная в плотное серое покрывало. Судя по речи, порывистости движений и яркому любопытному взгляду, перед ней была девочка-подросток. Скорее всего, кто-то из дочек или родственниц хозяина трактира. Девушка предложила помочь с туалетом и протянула ей небольшой сложенный вчетверо листок бумаги. Она держала его так, будто это не бумага вовсе, а раскалённый уголёк, который почему-то категорически нельзя ронять.

Ира развернула бумагу и усмехнулась, узнав почерк Альтариэна. Ну да. Герцог не забывал о своём обещании учить, а как это можно сделать лучше, чем на практике? В записке было всего несколько коротких предложений:

«Аудиенция сегодня. Наденьте платье. Варн договорился. Император примет».

И хотя предложения были простые по структуре, Ире пришлось потратить около десяти минут, чтобы сложить разбегающиеся перед глазами чёрточки в буквы, а затем в слова.

Ну, платье так платье. Интересно, как отнесётся Смага к езде боком?

Вид одежды вызвал у девушки-служанки шоковое состояние. Приходилось постоянно одёргивать её, когда она в очередной раз залипала, глядя на открытые рукава, отрез по талии и непривычно оформленный перед со шнуровкой. С волосами тоже пришлось повозиться, собирая их в красивую причёску, на сей раз на основе хвоста.

Девушка уточнила, куда подать завтрак, и, получив в ответ просьбу принести еду в комнату, ушла.

Надо было собраться с мыслями.

«Варн, ты здесь?» — послала она зов в пространство.

«Здесь, — донеслось откуда-то слева. Приглушённо и тихо. — На сеновале. Прийти не могу, ваша обслуга потом будет с нужным местом обниматься. Чувствительные они тут. Постоянная близость семьи изматывает, а моих родичей вокруг Карража и внутри него немало».

«Ясно. Спросить хотела. А ты с Дри-н-та-э-це-лем знаком?»

«Конечно. Тяжёлый характер. Твёрдый, как скалы Надвратного пика. Упёртый. Не сдвинешь. И авторитетов у него мало. Тану, его мать, да некоторое число старых друзей по службе. К слову, вашего зеленоглазого он таковым не считает».

«Если это не личная тайна Альтариэна… Я заметила ещё в Каро-Эль-Тане, что у него не то чтобы много… ммм… последователей. Не знаешь в чём причина?»

«Как не знать! Он вырос не в Рахидэтели. Его мамка отправила за границу, в один из пустынных форпостов. Он и прожил там прилично, считай, всё детство и часть юности. Места дикие, край жестокий, но… в чём-то красивый. А когда войны поутихли, его вернули обратно и прямо к родне, поближе к престолу».

«И как это связано с тем, что его не…»

«Что значит как? А… ясно. Не знаешь. Для эйуна мало уметь хорошо драться. Надо лить кровь, отстаивая честь, своё мнение, жертвовать за народ. Без этого ты никто. А он иной битвы не знал, кроме как с пустынными зверьми. Даже ни одному ритту за всё детство морды не порезал. Их старшим и наставникам до тени, что барханный армарган, которых он похоронил в песок не одного и не двоих, стоит в бою дюжину солдат. Какой от его смерти толк для чести или народа? Примерно так. И это не секрет. Об этом шепчутся все кому не лень. Он, конечно, своё наверстал, в дуэлях кулаки стесал и клыки недовольным поотшибал. Но те, кому тёплая лёжка у лап тану Кальтаэна спать спокойно не даёт, не упускают возможности напомнить, что он первую кровь не ради великих целей проливал, а удобрял ею песок Пустыни».

«И Дрин-та-э-цель тоже того же мнения?»

«Да. Он, конечно, будет строить из себя сторонника правил и строго следовать кодексам, но если возникнет шанс выбрать между прямым приказом Альтариэна и его пренебрежением, то он использует его при любой возможности. И фыркал с высоты гор на то, что тот Свет Леллы, регент по сути».

«Регент?!»

«Если тану так и не выберет себе наследника или не заведёт самки, чтобы произвести того на свет, то на престол взойдёт твой дружок герцог. Это Большая тройка: Свет Лару — тану, Свет Леллы — его ближайший советник, регент, наставник наследника, и свет Литты — наследник или наследница престола. Если последнего нет, то власть переходит к регенту. Насколько я знаю, среди окружения тану полно хороших вояк, но того, что можно назвать вожаком… Мамка его — да. Зеленоглазый — да. Ставленник Карража тоже неплох, но он уже сросся с городом и его обычаями, которые в некоторой степени идут вразрез с кодексами эйуна. Здесь основной закон — закон влари. Шанс, что Дринтаэцеля могут принять как правителя эйуна, мизерный. Это тоже пятно на шкуре, как и пустынное прошлое Альтариэна. С тем лишь отличием, что опыт сидения на карражском стуле для важных особ, с точки зрения эйуна, хотя бы считается почётным. Кто ещё… Самка у них была. Не помню, как звали. Не то Винелия, не то Ванария. Кусачая, вздорная, но тоже вожак милостью Сестёр. Сгинула около пяти десятков циклов назад, насколько я знаю. Ну и ещё двое-трое почтенных воинов из ближней свиты королевы-матери. Но тану выбрал братика. Говорят, всучил ему регентский титул, едва тот набрал нужное по кодексу число дуэлей и битв. В принципе, выбор неплохой. Но наблюдать за их со ставленником перепалкой будет забавно».

«Спасибо, Варн. Я обдумаю то, что ты рассказал. Ты хорошо полетал? Поел нормально?»

В ответ прилетело фырканье, будто Варн оскорбился предположением, что его охота могла оказаться неудачной.

«Кстати, Ира».

«А?»

«Альтариэн прекрасно знает о том, что шепчут у него за спиной. Не добавляй ещё один голос к этому гвалту. И по-хорошему… Не давай распускать в твоём присутствии языки на его счёт. Ты уходящая в небо. Можешь и рыкнуть разок. Вроде, пока были у сквирри, научилась это делать».

Вместе с последней фразой в голову влилась добрая усмешка, и Ира тоже послала в ответ смешок.

«Хорошо. Я поняла. Попробую. Спасибо, Варн».

«Обращайся».

Оборвав вещание, Ира задумалась. Порычать, да? Если говорить по совести, ей понравилось. Пусть гнев и не свойственен ей изначально, но защищать то, что дорого, без страха, не сомневаясь, сейчас казалось таким правильным и естественным. Попытки вступиться за дорогих людей делались ещё на Болоте. Спонтанно. В те моменты она не оценивала собственные слабости, возможность или невозможность, просто ныряла в ситуацию, ощущая кипящий адреналин в крови. Но теперь, вооружённая гневом ящериц, их уверенностью в том, что защищать близких — это единственно правильное поведение, Ира чувствовала, что сможет делать это осознанно, а не под влиянием момента. В отряде она всё ещё была грузом, но груз научился кусаться. Все они, и эйуна, и дайна-ви, и амелуту, и нир-за-хар, ворчащие друг на друга и зачастую не способные понять, стали своими. Если придётся рыкнуть, она рыкнет. Альтариэн и Каю — её учителя и добрые советчики. И никто не скажет про них плохого слова в её присутствии. Лишь бы правильных слов хватило…

Карраж встречал их перешёптыванием зевак, бряцанием доспехов, оттесняющих их солдат, пируэтами пары десятков нир-за-хар в небесах и туманом, скрывающим горизонт. А выше него — горы.

Ира впервые видела их вживую так близко. Их неясные очертания она начала различать, поднимаясь в небо с Варном, задолго до того, как их увидели её пешие спутники. Чем ближе, тем яснее становились горные контуры, тем явственнее проступало их величие. И настал момент, когда они загородили горизонт даже для стоявших на земле. Снег на вершинах лежал редкими точками, оттеняя склоны ровного мшистого цвета, периодически перемежавшиеся с серым голым камнем.

— Тизамские горы, — пояснил Варн. — Наш дом. Если двигаться вдоль них на север, то достигнешь разлома, который зовут Тихоструйным ущельем. По имени реки Тихоструйки, текущей по его дну. Коварная речка. Вода кажется спокойной, но плавать там не стоит. Глубокая, тёмная. Тихоструйное ущелье отделяет Тизамские горы, где живём мы и влари, от Лакских гор на северо-западе, где обосновались харасса и их прихвостни авери. А уже они плавно переходят в Северные горы, что служат границей между Рахидэтелью и Туманным пределом на севере. Там живут ведьмы.

Горы давили своим величием и авторитетом. Совершенно не хотелось оказаться рядом, когда, как выражалась О-Мариф, «задрожит земля под тобой или на соседнем пике». И всё же глаза возвращались к ним снова и снова. Было ли это влиянием тёплых чувств Варна, который искренне любил свой дом, или естественной тягой к природе, Ира не знала. Горы были столь прекрасны, что перетягивали на себя внимание, несмотря на то, что город, к которому они подъезжали, тоже стоил того, чтобы его как следует рассмотреть.

Первое, что бросалось в глаза, — огромный шпиль высокого здания. Прямой как стрела, он, казалось, готов был в любую секунду сорваться с крыши и вспороть небеса острым концом.

— Это и есть Собор, учебное заведение и кладезь науки одарённых, — сказал барон с нескрываемой гордостью.

— И влари не возражают, что учебное заведение для наделённых волшебством находится у них под боком? Вы же говорили, что они не любят тех, на ком благословение Сестёр, — уточнила Ира, не способная отвести глаз от шпиля.

— Не любят. Но с десятка два поколений назад один из ставленников, тогда ещё амелуту, сумел убедить влари, что умение обращаться с магией — это тоже вид творчества и работы над собой, которая к тому же несёт пользу многим другим. Влари подписали разрешение на постройку Собора с обязательством никогда не допускать одарённых в Каменную Империю. Сами они также никогда не посещают Собора, хотя и интересуются книгами, которые одарённые пишут, и совершенно не брезгуют продавать учёному совету необходимые им запасы пишущих средств, бумаги и машины, что позволяют изготавливать печатные хранилища знаний в необходимыхколичествах. Одно плохо: повторить такие машины мы не способны. Если выходят из строя даже из-за самой маленькой поломки — приходится покупать новые. Хотя иногда влари и идут навстречу, снижая цену, если старую машину возвращаешь им.

— Неужели не нашлось ни одного способного мастера?

— Нет. Повторить машины влари не может никто.

Эта новость несколько остудила пыл Иры, если не сказать напугала. Что такого сложного в печатном станке? Да ещё в старинном. Чай не принтер, при наличии даже поломанного механизма можно собрать новый. Такое простое устройство! Хороший столяр запросто изготовит детали и соберёт вместе, а железные запчасти сделает любой рукастый кузнец. Что за технологию используют влари, что её не смогли повторить? Может, её знания и не будут иметь такой ценности, как она рассчитывает…

Город приближался. Солдаты Саланталя хранили молчание, и грань между почётным караулом и конвоем с каждым шагом становилась всё размытее. Они не скрывали, что не спускают глаз с жителей болот, лишь изредка отворачивались, когда Альтариэн обращал на это внимание. Ира ехала боком, стараясь не упасть, вцепившись окоченевшими пальцами в верёвку. Поверх платья был накинут плащ, его широкие полы скрывали шокирующий наряд, но о езде по-мужски речи даже не шло. Доваль потратил уйму времени, чтобы убедить свободолюбивого Смагу ехать без выкрутасов и нести «неправильно» сидевшую всадницу безопасно и плавно.

Вот и ворота.

Карраж казался неприступным. Позади него высилась гора, а сам он стоял на огромном каменистом холме у её подножья. Если поднять глаза чуть выше, то можно увидеть широкую дорогу, уходящую к вершине: город имел два выхода. Однако обойти кругом и ударить со спины было так же невозможно, как убежать с Мрекского болота. Практически вертикальные откосы справа и слева от городской стены казались естественным её продолжением, и мысли приставить к ним лестницу ради штурма даже не возникало — головокружительная высота. Единственный способ попасть в город — в лоб. Через ворота в три человеческих роста, по подъёмному мосту, через обрыв, который даже не требовалось наполнять водой: неудачный шаг с краю, и каменистая почва примет неосторожного.

У моста на почтенном расстоянии стояла толпа зевак, теснимая солдатами. Деревенские жители с округи, в основном амелуту, но некоторое количество эйуна самого разного ранга вряд ли сильно уступали им в численности. Бряцание железа и цокот копыт по вымощенной булыжниками дороге не прерывали ни разговор, ни шёпот.

«Не в гости едем, а на казнь», — поёжилась Ира.

Им не стали препятствовать ступить на мост. Вытянувшись в линию по двое, они пересекали его, держась на безопасном расстоянии от краёв. Близость пропасти заставляла Ирино сердце биться чаще. Не от страха, нет, ведь страх высоты нынче был ей неведом. Скорее наоборот, хотелось почувствовать, каково это — пролететь над пропастью. Стараясь отвлечься от этих самоубийственных идей, Ира подняла глаза вверх и увидела над воротами красивый герб на причудливо изогнутом по краям щите. Холмик с воткнутым в него мечом, пространство до горизонта и встающее солнце. А выше надпись, которую не смогла прочитать, поскольку знаки были незнакомы.

— Простите, господин виконт, это герб города? — обратилась она к ехавшему рядом с ней Саланталю. — Нет, госпожа вестница. Ворота Карража венчает герб народа, из которого происходит действующий ставленник.

— То есть это герб эйуна?

— Да. Меч означает военную стезю, на которую мы ступаем, едва научившись ходить. Холм — это и могилы предков, и напоминание о том, что даже самая длинная жизнь имеет конец. Меч, воткнутый в него, означает самую желанную смерть — в бою. Поле за холмом — чистый мир в самом начале творения, пустота без разума, из которой вышли все мы и которую собственными глазами видели наши прародители. А также пустыня, что почти осталась от Рахидэтели после восстания Первых. Наказ не повторять ошибок. Восход первой звезды — честь, что как луч должна озарять наш жизненный путь, и тот, за кем мы следуем, — наш тану, Свет Лару, приказ которого не подлежит обсуждению. Девиз, начертанный на гербе: «Мы помним». Это вся наша история и наш образ жизни.

«Вот тебе и краткая экскурсия в геральдику», — Ира не скрывала, что впечатлена объяснением.

— Каю, — обратилась она к едущему впереди барону, чуть не прикусив язык, потому что забыла о необходимости соблюдать формальное общение. — То есть, господин барон, а какой герб у амелуту?

Тот чуть притормозил архи и поехал рядом с ними.

— Наш герб хоть и проще в смыслах и не имеет столь многих подтекстов, но весьма нагляден. Это голубое поле — твердь небес, надежда на завтрашний день. Мост Маяры, на который мы все рано или поздно вступим, прожив нашу краткую жизнь. И три дороги, которыми способен пойти человек: меч — военный путь, защита ближнего; колос — дорога земли, работа на её благо и на благо всех вокруг; и ладонь одарённого — путь духовный. Наш девиз: «С честью до Моста». Короткая жизнь, которую надо прожить как дóлжно.

Ворота казались всё выше и выше с каждым шагом. Широкая и глубокая арка под ними разбила цокот копыт эхом, который оборвался, стоило им въехать внутрь.

Город замер. Буквально секунду назад слышались голоса, перешёптывания и стук отдалённых молоточков, но стоило ступить за ворота, как он пропал подобно миражу. Саланталь тормознул у самых ворот, о чём-то тихо переговорив с мужчиной-амелуту, обладавшим лицом знатного чиновника, а тот, в свою очередь, шепнул что-то писцу, сидевшему рядом за низким и неудобным столом. Им подали наспех нацарапанную бумагу. Формальности были улажены, и они тронулись дальше.

Ира поглубже зарылась в капюшон и запахнула плащ. Сейчас совершенно не хотелось привлекать лишнего внимания, но толпа, казалось, и не замечала странной всадницы, целиком и полностью отдав своё внимание дайна-ви. В толпе совсем не было детей, разве что изредка мелькали подростки-эйуна, маленькие солдаты при старших наставниках. Скорее всего, напуганные амелутки сейчас сидят по домам, не отпуская своих чад от покрывала. Внезапно Доваль пришпорил своего архи и выехал вперёд.

— Канаш! Дружище! — воскликнул он и направил животное в сторону одетого в чёрные одеяния мужчины.

От его вида у Иры мороз пополз по коже. Точно такой же человек стоял на помосте в Ризме, перед тем как уступить место палачу.

— Какими судьбами?! Ты же в Гая был… — Доваль осёкся и машинально затормозил архи.

Мужчина поднял на него абсолютно пустые глаза. На губах гуляла блаженная улыбка, а по подбородку неспешно текла слюна. Несколько мгновений Доваль стоял замерев, а после медленно слез с седла, и Ира увидела, как по его щекам поползли слёзы.

— Как же ты так… дружище… — сдавленно проговорил он.

Он подошёл было к мужчине, но тот, словно не заметив его, прошёл мимо прямо к Смаге. Улыбнувшись, как ребёнок, увидевший конфетку, он поднял к небесам абсолютно счастливые глаза и, пустив слюну ещё раз, обнял того за шею, а после сделал шаг и неожиданно погладил Иру по ноге. Та вся сжалась, абсолютно не зная, как общаться с сумасшедшим, но оттолкнуть или отстраниться от этого странного человека с глазами маленького мальчика не смогла.

— Госпожа всё-таки обнимет Печального принца. Ты рада? — спросил он твёрдо. Ребёнок, демонстрирующий игрушку из своих запасов, наверное, спросил бы так же. Не сомневаясь в положительном ответе, искренне веря, что весь мир должен склониться в восторге от вида его сокровища. Невозможно не ответить.

— К-конечно, — выдавила она из себя.

И снова улыбка, способная озарить мир.

Доваль тихо подошёл сзади, обнял сумасшедшего, прильнувшего к нему, как дитя к отцу, и, дёрнув головой в сторону, безуспешно стараясь скрыть почти рыдания, собрал волю в кулак, чтобы голос звучал ровно.

— Господин барон, разрешите я…

— Разрешаю, капитан, — сказал Каю резко. Он тоже с трудом сдерживал эмоции. — Я вас не ограничиваю во времени.

— Я вернусь к вечеру, — кивнул Доваль и аккуратно потянул мужчину, засунувшего большой палец в рот и принявшегося его сосать, прочь.

Толпа расступалась, смотрела сочувственно.

— Простите за эту сцену, Ириан, — тихо сказал подъехавший Вакку, у которого глаза тоже были на мокром месте, — Доваль сегодня потерял очень близкого друга. Эх, если бы не дар…

Встретившись с Ириным абсолютно ничего не понимающим взглядом, он постарался взять себя в руки и пояснил:

— У каждой богини своя плата. Канаш — Голос Маяры. Они те, кто провожают души покойных в последний путь, слышат посмертные желания, облегчают груз вины, помогают пройти по Мосту и приблизиться к Чертогу. Но столь частое общение с миром мёртвых не проходит даром. Их цена — рассудок. Сначала миражи наяву. Потом кошмары. И в конце концов — это. Мы видели Канаша несколько месяцев назад, он был, — Вакку всхлипнул и прикусил губу. — Видимо, пока нас не было… Таких всегда привозят в Карраж… тут Приютный Дом, где такие, как он… Мы знали, что это когда-то случится… Но не думали… — говорить дальше одарённый не смог.

Ира не знала, что сказать. Да, человек жив, но для Вакку и Доваля он уже мёртв. Обычное «соболезную» прозвучит сухим, как песок, и столь же не к месту. Она протянула руку и сжала ладонь Вакку, который тут же вцепился в её пальцы мёртвой хваткой. Ему не сразу удалось успокоиться, он успел искусать губы до крови. Утерев рот, он отстранился и тронул архи. Дальше ехали в молчании, Ира только услышала, как Саланталь совершенно искренне проговорил барону:

— Сочувствую утрате ваших солдат.

Глава 8

Ставленник

После сцены на дороге уже никто не обращал внимания на зевак и тем более не рассматривал достопримечательности. К дворцу ставленника они прибыли, едва ли заметив, как это произошло. Спроси кто, Ира даже не смогла бы описать внешний вид здания.

У входа их ждали несколько подростков, исполнявших роль не то пажей, не то оруженосцев. Они помогли придержать архи, с любопытством косились на Смагу и урусов. Саланталь что-то шепнул одному из них, и тот как ошпаренный понёсся к дверям дворца, быстро затараторив что-то застывшим церемониймейстерам. Небольшая привязь с кормушками, полными сена и чистой воды, стояла чуть в стороне, и они потратили время, чтобы с удобствами устроить животных. Для урусов слуга принёс несколько кусков чуть заветревшегося мяса.

Во дворце у них приняли верхнюю одежду, держась с достоинством, будто каждый день привечают врагов народа и вестников. Только Ира вцепилась в свой плащ, чтобы не околеть в платье окончательно. Им навстречу вышел старик-амелуту в строгом костюме и с осанкой мачты корабля.

— Ставленник Карража готов принять вас и ваших спутников сей минут, — с расстановкой сказал он, поочерёдно осматривая гостей. — Он настоятельно просит согласиться на встречу в узком кругу и засвидетельствовать своё гостеприимство вам, Свет Леллы, вам, господин барон, и вам, госпожа вестница. Остальные ваши спутники пока могут расположиться в гостевых покоях и отдохнуть с дороги. Большой пир с аудиенцией состоится завтра вечером. Извольте, я провожу.

Альтариэн чуть прищурил глаза, но в итоге кивнул.

Старик повёл их к огромной лестнице. Ира последний раз кинула взгляд на удаляющихся спутников и попутно отметила, что Варн куда-то делся. Пошарив в эфире и убедившись, что чувствует его присутствие, она успокоилась. После Руин-Ло такие проверки вошли в привычку. Тишина предвещала беду, но сейчас всё было хорошо. Скорее всего, ящер умотал общаться с родичами, вряд ли он, не признающий титулов, захотел бы присутствовать на официальной встрече.

Ира постаралась собраться, но на душе было тускло. Она глубоко сочувствовала Вакку и Довалю. Страшно это… вот так. Её глаза поначалу бесцельно блуждали по стенам, сложенным из строгого серого камня, под стать её настроению, но новое место постепенно отвлекло от мрачных мыслей, и она смогла его оценить.

Ира не знала, кем являлся архитектор, что строил здание дворца, но готова была поспорить на деньги, что эйуна. Он лишь немногим отличался от казармы. Потолки повыше, окна поширше, а в остальном камень, острые углы и серость. Сделать его достойным высокого титула жилища правителя города пытались. На деревянных дверях и воротах разместили кованые украшения в традиции амелуту. Пол был выстлан мозаикой разных оттенков серого и чёрного, перемежавшейся металлическими медальонами, создающими эффект декоративной плитки. На окнах хоть и блёклые, но витражи. Цветными пятнами — портреты на стенах. И мебель, сплошь из дерева самых тёплых оттенков — не очень успешная попытка согреть холодный интерьер. Самое приятное впечатление, как ни странно, произвёл пыльный ковёр цвета перезревшей сливы, бежавший дорожкой по лестнице. У него был высокий ворс, и замёрзшая Ира всерьёз рассматривала перспективу запустить в него заледеневшие пятки, и плевать на пыль, что поднималась при каждом шаге.

Рабочий кабинет ставленника находился на третьем этаже в конце показавшегося бесконечным коридора. Большая комната встретила их распахнутым окном, сквозняком, поколебавшим бумаги на столе и скинувшим пару штук на пол, жарко натопленным камином и ещё одним пушистым ковром, на сей раз чисто убранным.

За тяжёлым, как монолит, столом сидел пожилой эйуна, поднявшийся при их появлении. У него был крайне домашний вид. Шерстяная туника крупной вязки, тёплый шарф, кожаный пояс, толстые штаны и сапоги на меху. Выглядел он статно и бодро, но такая закутанность выдавала в нём человека, которому возраст диктует свои правила общения с погодой.

За его спиной стоял солдат, не уступавший ему в возрасте, а чуть подальше, привалившись к раме окна, причина сквозняка — Варн собственной персоной. Который, судя по всему, не стал утруждать себя ни подъёмом по лестнице, ни уточнением, ждут ли его вообще. Ира изогнула бровь. В голове были лишь две картинки, как ящер мог попасть в комнату: влететь в незакрытое окно или постучать в него и напроситься. Скорее всего, второе, поскольку тепло, стремительно убывающее из комнаты, заставляло ставленника ёжиться, и, надо полагать, он не враг самому себе — оставлять в такую погоду окна нараспашку. Варн усмехнулся её мыслям и плечом толкнул тяжёлую раму, закрывая окно и одним этим действием показывая, что покидать помещение в ближайшее время не планирует. Но ближе не подошёл, даже сделал шаг назад, чтобы облегчить состояние Каю, которому его присутствие доставляло ощутимые неудобства.

Ставленник дёрнул плечом, услышав хлопок рамы, но ни взглядом, ни жестом не выразил недовольства самоуправством.

— Карраж рад приветствовать Свет Леллы, — прозвучал в тишине спокойный выверенный голос. — Вы тоже, уважаемый советник, всегда желанный гость в этих стенах. Мы рады оказать вам гостеприимство и примем со всем радушием.

А вот поклон дался ставленнику с трудом. Он ни секунды лишней не захотел замереть в этой позе и снова выпрямился, принимая вид хозяина, который вправе решить, пустить бездомного погреться или нет.

— Мы тоже рады встрече, Дринтаэцель, — сказал Альтариэн, поискав глазами, куда бы кинуть перчатки, и не найдя, подошёл и положил на стол прямо рядом с документами. — Признаться, путь был не из лёгких. Мы приехали засвидетельствовать своё почтение его императорскому величеству За. Он согласился принять нас только через два дня, потому пока спешить некуда. Мы с удовольствием воспользуемся карражским гостеприимством. Надеюсь, в кладовых ещё не истощились запасы пафа? Я помню, что дворцовый повар виртуозно готовит глиф.

Ставленник замер.

— Вы уже успели получить разрешение на посещение Каменной Империи?

— А чего тянуть? — Варн чуть осклабился. — Моя небесная сестра торопится, так что За согласился оказать… как это у вас… любезность, во! И выделил время.

— Небесная сестра?

— Гонцы совсем подошвы постирали и не успели добежать, или вино в трактирах по дороге отшибло им память? — нахмурился Альтариэн. — Я велел тебе доложить, что мы сопровождаем вестницу. И да, Рах-на-Варн её небесный брат. Позволь представить. Госпожа Ириан.

Альтариэн подал ей руку и вывел чуть вперёд из-за спины барона, за которой она до сего момента пряталась, стараясь стать незаметной. Словно желая усилить произведённый эффект, он жестом предложил забрать у неё плащ, коротко кивнув на жаркий камин. Оставшись в парадном платье, Ира поправила юбку одним движением и нервно присела в неглубоком реверансе.

— Рада познакомиться, господин… ставленник, — она всё же не рискнула пока произнести имя, боясь, что на нервах опять перепутает буквы местами, хотя зубрила его последние дни до стёртого языка.

Тот словно преобразился. Поклон на сей раз вышел полным изящества. Он обернулся, позвонил в лежащий на столе колокольчик, и уже через пару мгновений в кабинет вошли слуги, несущие несколько удобных кресел. Ставленник лично усадил Иру и словно позабыл о других гостях, предоставив им самим заботиться о собственном комфорте.

— Добро пожаловать в Карраж, госпожа вестница! Удивительное событие! Счастлив быть его свидетелем. И прошу вас, давайте отложим высокие манеры, зовите по имени.

«А может, оставим как есть?» — мысленно скривилась Ира и, разве что не помолившись об успехе операции, выдавила:

— Спасибо, Дрин…таэцель, — всё-таки запнулась и покраснела. — Простите, я, как у вас говорят, милостью Сестёр, только недавно обрела дар связной речи. Ваши имена для меня пока ещё слишком сложны.

— Вы можете не переживать, — чуть улыбнулся он. — Когда мы узнали о вашем скором визите, то были готовы даже к тому, что понадобится толмач. Познакомьтесь! Это Длань Илаэры Балтариэн. Он готовился помогать мне переводить ваши слова, но вижу, вы не нуждаетесь в его услугах.

Ира почувствовала, как дрогнули пальцы, и судорожно начала закрывать сознание. Маг-практик с силой верховной богини. Умеющий узнавать и выуживать правду. Он не просто так здесь. Так же, как не просто так была Мерини в свите короля. Может, именно поэтому гонцы, что должны были сообщить об их визите, так внезапно «забыли» тот факт, что Варна и её связывает братание. Они не могли не знать, что этот обряд дал им взаимное понимание речи. А есть понимание — зачем переводчик? Но ставленнику понадобилось под благовидным предлогом протащить в эту комнату одарённого. Она почувствовала, как чуть задрожал воздух. Ей не понравилось это ощущение, что-то в нём было смутно знакомое, неприятное. Не «пальцы», а что-то более мощное.

— Не волнуйся, — сказал Варн вслух, и её окутало тепло его эмоций. — То, что ты чувствуешь, это щиты. Ставленник без них даже спать не ложится, всё боится, что мы его государственные тайны подсмотрим. Будто семья спит и видит, как бы до них добраться. Нужны они нам, как в горах песчаные дюны! Его защита строилась силой Илаэры, потому и ощущается так непривычно. Отличается от того, что делаем мы, и той брони, что я поставил на твоё сознание.

Молчание затянулось. Дринтаэцель никак не прореагировал на то, что о нём говорили в третьем лице. Давно общаясь с ящерами, знал, что им на его титулы плевать с высокой колокольни. Но словно подобрался изнутри. А одарённый, едва услышав, что Ира что-то там чувствует, серьёзно напрягся. Воздух вокруг ставленника стал плотнее, а сама она ощутила, как нечто ткнулось в её щит и скользнуло, как капля по стеклу, не способная пробиться внутрь. Варн только усмехнулся и «погладил» её по сознанию.

«Хватит когтями по нервам водить. Успокойся. Этот одарённый не доберётся до твоих мыслей. Сил не хватит против нас двоих. А на ломку щитов он не пойдёт — это причиняет боль и будет расценено твоими дружками как нападение». И уже вслух, одарённому:

— Не старайся. Такой щит, как ты выстроил, она снесёт. И что-то мне подсказывает, что после Руин-Ло даже время ослабит эту способность ненамного. Прочесть не прочтёт, но вот на эмоциях убрать преграду может. Так что для здоровья всех будет полезнее, если вы и дальше будете общаться, соблюдая этот ваш этикет.

— Госпожа вестница, как вас угораздило связать себя братанием с этим созданием? — поморщился ставленник, усаживаясь в свободное кресло. — И, простите, вы сказали Руин-Ло?

— Мы только что оттуда, — барон чуть усмехнулся.

— Но как?! Послание Света Лару говорило, что вы совсем недавно покинули Каро-Эль-Тан!

Барон бросил предостерегающий взгляд на Варна. Не надо было читать их мысленный диалог, чтобы понять, что он всё ещё яростно против упоминания скорлупок и его людей в одном предложении.

— Милостью Сестёр, волею Видящей и Сияющей. Да и у госпожи вестницы потрясающий талант находить помощь там, где никому не пришло бы в голову, — перехватывая слово, расплывчато пояснил Альтариэн. — После Каро-Эль-Тана мы успели побывать в Руин-Ло, иметь весьма… далеко идущую беседу со связующей души Енной, выразить свои добрые намерения Великому Низзу и доехать до Карража по дороге на Мрекское болото.

— За столь короткий срок? Удивительно! Надеюсь, вы поведаете мне о столь волшебном способе передвигаться? Понимаю! Не сейчас! Вы устали с дороги, время для долгих историй ещё будет. Но вот что мне действительно хотелось бы знать безотлагательно, каковы ваши дальнейшие планы и в каком… качестве прибыли сюда рабовладельцы. Слово Карающей свято, но для того, чтобы заключить под стражу, меча можно и не поднимать, — он перевёл потяжелевший взгляд на Альтариэна.

— Слово Карающей ясно даёт дайна-ви, прибывшим с нами, право говорить от лица их общины. И уж точно не предполагает заключения в темницу тех, на ком её благословение, — резко ответил тот. — Они прибыли сюда в качестве переговорщиков. Госпожа вестница также взяла их под полог гостеприимства, воспользовавшись правом судьи каравана. А это право было положено на неё Великой Матерью.

— Надеюсь, на такой шаг были весьма серьёзные причины. И о чём же нарушившие кодексы желают говорить с нами?

Это «с нами» резануло Ирин слух. Конечно, ставленник имел в виду «с нами — народом эйуна». Но уж больно часто слышала она эту фразу в совершенно другом контексте. «Мы — Варин Раслинг». «Мы — король всякого человека». Намеренно ли Дринтаэцель так построил фразу, она не знала, но ощущение, что их считают пришедшими не вовремя, не ко двору, глубоко сидело внутри. И на самом деле очень захотелось рыкнуть.

— Простите, господин ставленник, — опередила она герцога, — но дайна-ви приехали к его императорскому величеству За. Мы попутчики. Так получилось. А его светлость и господин барон сказали, что Карраж, лежащий по дороге в Каменную Империю, стоит того, чтобы его увидеть. После посещения Колыбели я подумала, что будет правильным, если я пока попутешествую и посмотрю на ситуацию своими глазами. Потому никто из нас не знает, о чём конкретно будут договариваться дайна-ви с За. Об их целях вам лучше расспросить их самих.

Дринтаэцель со всей силы упёр подушечки пальцев в подлокотники кресла. В центре ногтей от силы нажима образовались бескровные пятна.

— Значит, наш прекрасный город — лишь одно из мест по дороге? Ну что ж, я рад, что он стоит того, чтобы затормозить на пути к вашей цели, которая, как всегда у вестников, важна и неотложна. Но надеюсь, вы выкроите в своих плотных планах время, чтобы его осмотреть со всем тщанием, и примете приглашение на завтрашний пир, устроенный хоть и наспех, но в вашу честь. Не каждый день в Карраж ступает творец.

«Оскорблённое достоинство пополам с показным гостеприимством, разбавить собственными взглядами на жизнь и не пойми какими видами на эту встречу. Варн, я права?»

«Настолько, что я бояться начинаю. Это тоже по зрачку определила?»

«Нет. Пальцы».

«Хм… Что-то мне кажется, ты сейчас его добивать будешь?»

«Да ну тебя! Зачем так грубо? Вежливость — наше всё!»

— Спасибо, господин ставленник! Безусловно, мы примем приглашение и осмотрим Карраж. Сверху, я думаю, начнём, да, Варн? Только переоденусь, а то в платье летать холодно. А после можно и погулять. Мне рекомендовали виконта, что сопровождал нас сюда, в качестве того, кто может показать город. Если вы, конечно, не возражаете.

Ставленник посмотрел на ящера и чуть скривился.

— Карраж — приют многим существам. И небо принадлежит семье нир-за-хар. Но я рад, что нашёлся хоть кто-то, кто решил спросить разрешения. Хотя бы для вида. Саланталь проводит вас, только скажите ему, когда изволите… налетаться.

— Спасибо вам!

— Пока не за что. Госпожа вестница, а давно ли вы прибыли в нашу страну?

— Больше года назад по вашему исчислению. Около восьми месяцев провела на Мрекском болоте, потом около полугода в городе Ризме и дальше в дороге. Каро-Эль-Тан, Руин-Ло, теперь вот — Карраж.

— В послании сиятельного тану не было сказано о цели вашего путешествия. Мы знаем, что вы сопровождаете дайна-ви, и вы сами упомянули, что планируете вновь вернуться на Болото. Могу я узнать причину?

«Нет!» — хотелось крикнуть Ире. Она переглянулась с Альтариэном и Каю, ища в них поддержки. Если уж тану не рассказал ставленнику всего, то значит, эта информация такова, что пока стоит оставить её при себе. Будь она сейчас в Ризме, Мерини с её «пальцами» не дала бы ей соврать, но одарённый эйуна, который, кстати, опять ткнулся в её щит аккуратным прикосновением, такой возможностью не владел. Кажется, пора перестать маяться вопросом, ошиблась ли она, приняв братание от Варна. Что бы она сейчас без него делала?

— Я знаю, что на Мрекском болоте тяжело жить. И скорее всего, именно это место — цель моего прибытия к вам. Сейчас моё дело смотреть и учиться. Окончательного решения, как помочь, у меня ещё нет. Я слышала, что Подгорная Империя полна чудес. Поскольку моя родина идёт по похожему пути развития, захотелось сравнить и узнать возможности.

Расплывчато. Почти правда. Без деталей.

— Что ж. Многие вестники выбирали именно этот путь. Путешествие. Хотя, признаться, ваш маршрут не вселяет в меня радости. Но волю Карающей я выполню. Завтра мы ждём всех вас на празднике. И дайна-ви тоже, хотя, видят Сёстры, многим гостям это дастся тяжело. Гроза военная не сразу покидает небеса.

— Мы это понимаем, Дринтаэцель, — сказал Альтариэн. — Потому буду признателен, если ты доведёшь до сведения всех присутствующих, что они — молодая раса.

Ставленник вскинулся.

— Что?!

— Тридцать поколений. Вот сколько у них прошло со времён войны. Перед нами не наши преступники. А их далёкие потомки. Которые уже давно живут по иным законам.

Дринтаэцель некоторое время переваривал эту новость. Затем он и одарённый обменялись ошарашенными взглядами.

— Что ж… Это многое меняет. Хотя в моей свите есть и те, кто собственной волей принимал участие в карательных налётах. Боюсь, для них уже нет разницы. Они дрались с ныне живущими. Им есть что вспомнить. И смерть друзей, и собственные раны.

— Но тебе же не сложно будет сделать так, чтобы их было как можно меньше на пиру?

— Я могу. Но приказывать не буду. Пусть решают сами. И в своих солдатах я уверен, — он насмешливо улыбнулся. — Они выполнят приказ, даже если прикажу подносить рабовладельцам глиф во время пира.

— Таких крайностей не надо, — насмешку Альтариэн пропустил мимо ушей.

— Госпожа вестница, а чем мы могли бы развлечь вас на пиру? — вдруг спросил ставленник. — Закон гостеприимства обязывает меня утолить скуку моих гостей. А может, вы сами чем-то порадуете наше общество?

Ира растерялась. Чем развлечь… Хороший вопрос. Так, спокойно, не ломаться. Это их бал и их правила. Хех. Что бы такое изобразить… Песенку про доброго жука^[9] выдать? А собственно, почему бы и не да?

— Харана говорила, что вашему народу нет равных в пении и музыке. Мне доводилось слышать только одного из ваших одарённых. Фаль… виконт. Длань Лайоли.

— Фальятоэн? Он прекрасный певец! Вам повезло.

— Не очень. Нет, сначала повезло, он с друзьями выступал на площади в Ризме. Но, увы, впечатление немного подпортила «Пытка совестью», которую ему пришлось применить во время открытого суда.

Ставленник побледнел и посочувствовал почти искренне:

— После такого и правда захочется хороших песен. Что ж, я позову лучших наших музыкантов!

— Отлично. В ответ я тоже попробую что-нибудь спеть. Спасибо Лайоли, теперь я это умею.

— Вы одарённая?!

— Нет. Просто научилась петь.

Ей показалось или Дринтаэцель вздохнул с облегчением?

— Хорошая музыка никогда не бывает лишней. Она утоляет печаль и зажигает сердца. Прекрасный выбор! Сейчас в городе гостят несколько известных музыкантов, они тотчас получат приглашение.

— Простите моё любопытство, но среди них будут…

— Одарённые? Нет. Это просто музыканты и певцы. Сила Видящей очень нестабильна, может выплеснуться в любую песню, потому просить выступать в помещении одарённых — большой риск. Хотя их предостаточно среди учеников и наставников Собора, если вас интересует кто-то конкретно.

«Верю насчёт риска. Ещё как верю! И как стёкла красиво сыпятся, тоже насмотрелась».

— Нет! Спасибо.

— Что ж, в таком случае я хотел бы пожелать вам приятного отдыха. Единственно, попросил бы передать вашим подопечным, чтобы они постарались не покидать дворца. В городе много горячих голов.

— Порядок так и не удалось навести? — уточнил Альтариэн, глядя на полки с книгами.

Дринтаэцель снова сжал подлокотник кресла.

— Карраж не казарма. Амелуту, влари, перевёртыши, нир-за-хар… Порядок установлен, но вы понимаете, Свет Леллы, что для беспорядка хватит одного зачинщика.

— Всё так плохо?

— Нет. Но предосторожность никогда не бывает лишней, когда в город ступает враг. Мне не нужны публичные казни несдержавшихся. Спасибо стенам Собора, но Дланей и Голосов Карающей в городе предостаточно. Отступник проживёт недолго после нарушения запрета. А после придётся объясняться с влари, почему средь бела дня по улице разгуливают убийцы из числа благословлённых Сёстрами.

— Что ж. Согласен. И предлагаю на сём закончить с формальностями, госпожа устала.

— Да-да. Вас проводят в ваши покои. К сожалению, прислужниц во дворце нет, но я пошлю в город срочно привести служанок, и они помогут вам с вашим платьем.

— Спасибо, не нужно, — ответила Ира, задетая тем, что ставленник решил, будто она, подобно амелуткам, не сумеет одеться без помощи. — Я сама могу о себе позаботиться.

— В таком случае жду вас завтра, — он подал Ире руку и проводил до дверей. У самого порога они снова раскланялись и, сопровождаемые слугами, пошли к своим комнатам.

— Чтоб этого ящера тень увела! — ругнулся Балтариэн, когда гости ушли.

— Как я понимаю, тебе не удалось? — спросил Дринтаэцель, усаживаясь за стол и поправляя стопки разлетевшихся бумаг. Разочарованным он не выглядел.

— Нет. На девчонке её собственный, дарованный братанием щит. Недавний. А сверху купол, выставленный вожаком. Если б тронул, пришлось бы объяснять Свету Леллы, что мы не имели намерения напасть.

— Объяснять этому мальчишке я бы так и так ничего не стал, — нахмурился ставленник. — И что, совсем ничего прочесть не удалось?

— Нет. Но житейское чутьё подсказывает, что говорит она весьма поверхностно и совсем не всё. Стоило намекнуть, что я одарённый Илаэрой, как она закуталась в броню, будто я пригрозил ей смертью.

— То, что не договаривает, это и так ясно. Зачем же им в Империю…

Балтариэн пожал плечами.

— Каменная Империя полна чудес. Редко какой творец не удостаивал её посещением, если только дар не обретал и не лишался права входа. Эта вестница любопытна.

— Я бы согласился, что дело только в этом, не таскай она за собой дайна-ви.

— Ваше сиятельство, никто и никогда не получал от влари оружия. И дайна-ви не будут первыми, даже если приведут с собой десять творцов!

— Я знаю это. Проблема в том, что мы не имеем представления, что именно изменит вестница вокруг себя. Каковы её возможности и куда направлены стремления.

— Мне кажется или вас мало волнует, что она взяла дайна-ви под покровительство?

— Не кажется. Если воля Сестёр и высшего Закона такова, что сотня-другая-третья нищих болотных бродяг уже столькими поколениями получила по заслугам и должна быть помилована, значит, не нам перечить воле высших сил. Это меньшее зло. Вестница погуляет по нашим краям, сделает своё дело, и мы снова сможем вернуться к спокойной жизни. А какое в ней место займут помилованные — уже не та проблема, над которой стоит ломать голову. Она решаема. Загвоздка в том, что вестники непредсказуемы. И очевидное не всегда становится реальностью.

— На неё может иметь виды ящер. Я не силён в языке переливов, даже дар не всегда помогает в нём разобраться. Но слишком долго живу рядом с ними, чтобы увидеть, что в его отношении проскакивает явное и ничем не прикрытое покровительство. И было ли на вашей памяти, чтобы кто-то из семьи представлял интересы женщины, которая не носит их дитя? А явление в окне вашей спальни весьма показательно.

— Возможно. Если в Рахидэтель явилась женщина, которая должна выполнить роль, уготованную ей природой, тогда всё ещё проще. Вопрос только в том, что за дитя выйдет из её утробы. Всё-таки вожак… Но нир-за-хар — головная боль привычная. Вряд ли очередной детёныш доставит проблем, даже если вылупится каким-то особенным. Это племя не имеет намерения участвовать в судьбах Низин, а что улучшится или ухудшится внутри семьи с появлением сына или дочери вожака, нас уже не касается. Хотя вестницу в этом случае жаль. Мне доводилось видеть амелуток, что носили яйца ящеров. Неприятное зрелище. Цена, что нир-за-хар платят отступницам амелутского закона, полностью соответствует услуге, что они оказывают.

— Ваше сиятельство, простите за вопрос, но вы действительно решили пустить события своим ходом или…

— Конечно, нет. Просто пока не вижу беды. Свет Лару отдал правильные приказы. В конце концов, кто может спорить с волей Сестёр? К тому же творец прибыл… прибыла одна. А значит, и вклад её будет невелик. В Рахидэтели сейчас нет такой беды, чтобы потребовалось вмешательство более чем одного вестника, как было в приход Близнецов. Вряд ли руки амелутки выкроят что-то глобальное. Просит о милосердии? Выслушаем. Будем хорошими хозяевами. Развлечём на пиру. И даже послушаем, что скажут выкидыши Болота. Но это совершенно не значит, что мы обязаны идти им навстречу в том, что нам не выгодно. Карающая велела не поднимать меча. Но не приказывала переиначивать под них существующий порядок. К тому же пир — это всегда непредсказуемое событие. У нас ещё будет шанс указать нашим гостям их место.

— Каковы будут распоряжения?

— Проявить радушие. В рамках, разумеется. Дланей или Голосов Рити, как я понимаю, в Карраже сейчас нет?

— Наших нет. Из своих, кроме меня и четырёх Дланей Хараны при Приютном доме и Лазарете, сейчас вообще никого.

— Досадно. До сих пор не понимаю, в чём провинились мы перед Сёстрами, что у нас не рождаются одарённые так, как у амелуту. Впрочем, это вопрос не дня сегодняшнего. В таком случае сделай, что сможешь, сам. Или в тягость?

— Пока не нарушаю сёстриного слова, могу всё, что прикажете.

— В таком случае понаблюдай за нашими гостями. Вдруг что узнаешь.

— Слушаюсь. Да, и вот ещё. Соглядатаи с утра донесли. Вы хотели узнать маршрут нир-за-хар, внезапно покинувших город. Они путешествовали вдали от постов, но примерно солдаты смогли прикинуть. И взгляните на вот это свидетельство. Думаю, будет любопытно.

Ставленник склонился над бумагой и внезапно расхохотался.

— Очень вовремя. Спасибо, Балтариэн. С новостями сразу ко мне в любое время.

Одарённый поклонился.

Оставшись один, ставленник некоторое время постукивал по столу ногтями, а после достал бумагу и набросал несколько строк.

Глава 9

Вид сверху

Вымотанная дорогой и официальной встречей, Ира отрубилась, едва прилегла на кровать, не раздевшись, не разувшись, не осмотревшись. Ночью, когда сон внезапно ушёл, незнакомая комната напугала. От погасшего камина тянуло скупым теплом. Скинув лишнюю одежду и стянув с кровати простынь, которую наверняка успела запачкать ботинками, она огляделась, давая глазам привыкнуть к темноте. Сундук нашёлся быстро, как и свежая рубаха.

Натянув сапоги, она выглянула в коридор. Высокие стены, давно не чищенные окна и темень на лестницах не внушали доверия. Заблудиться — как нечего делать, так что с «попить водички» придётся подождать до утра. Внезапно потянуло резким сквозняком, и Ира, бросив взгляд в ту сторону, откуда он прилетел, заметила приоткрытую дверь. Неуверенно сделав несколько шагов, она обнаружила, что та выходит на балкон. Уже подорвавшись закрыть её наглухо, увидела стоящую у перил тёмную фигуру.

— Лэтте-ри?

Он обернулся, быстро пробежав взглядом по рубахе, раскрыл полы плаща. И Ира скользнула в объятия, стараясь не потревожить кристалл, что висел у дайна-ви на груди и защищал от смертоносного влияния ночного холода.

Какое-то время они молча смотрели на спящий город, погружённый практически в абсолютный мрак. Луны плотно закрыты тучами, редко какое окно освещал светильник. Шпиль Собора светился странным розово-фиолетовым светом, привлекая внимание и не отпуская. На башнях горели небольшие сигнальные огни. Горы, укутанные мглой, давили на сознание, но страха не было. Словно старшие и куда более мудрые товарищи взирали сверху на играющих в песочнице детей.

— Они не принимают нас всерьёз, — разорвала Ира молчание. — Для них это всё… несущественно. Он улыбался, а смотрел так, будто мы бродяги, внезапно потревожившие покой посреди ночи.

Ей не надо было объяснять, о ком именно говорит.

Лэтте-ри уместил подбородок у неё на макушке, спрятав её закоченевшие пальцы в своих ладонях, и тихо ответил:

— Ожидаемо.

— Я боюсь, что из-за моей затеи мы теряем время. Надо было сразу лететь на Болото. Прямо режет это ощущение. Там же сейчас… Осень.

— Только итог покажет, напрасно всё было или нет. Несколько месяцев назад у нас впереди был только Мост.

— Сколько погибнет от холода, пока мы тут… красотами любуемся?

— Лишь те, кому предначертано. Не зажигай раньше времени погребального костра по живым.

— Я… боюсь не оправдать доверия. Что если ошиблась?

— Все ошибаются.

— Но цена!.. Сёстры уверены, что я что-то там могу. А я вот нет. Совсем нет. Дурь в голову ударила, а все и послушали.

— Ты уже смогла. Мы живы. Прошли в Руин-Ло, узнали способ спастись от холода. Тану, королева-мать, Свет Леллы и остальные начали осознавать нас как молодую расу. Мы в Карраже и не в плену. Хватит сомневаться. Не трать на это силы. Они понадобятся, когда наступит завтра.

Некоторое время Ира боролась с неуверенностью пополам со смущением. Так и хотелось что-то сказать, но язык не повернулся обесценить то, что для других было дорого. Хотя в её глазах собственные поступки не казались чем-то существенным. Каждый бы смог. Наверное.

— Завтра пир… — пробормотала она, наконец, — мне почему-то подвох чувствуется. Не знаю, откуда это ощущение.

— Раз чувствуешь — доверяй. Уверен, что ставленник не упустит возможности задать неудобные вопросы и сказать слова, которые при зрителях придётся проглотить. Лин весь вечер нотации читал. Он лучше всех нас владеет этими тонкостями.

— Интересно. А он этим тонкостям… специально учился?

— Мы соседствуем с Северными горами, где живёт народ ведьм. У нас с ними давние договорённости, а Лин — посол между Общиной и Кланом.

Глаза у Иры стали круглые-круглые. Ничего себе! Вот уж не ожидала, что младший брат Лэтте-ри занимает такую высокую должность, всегда воспринимала его ведомым. Он ведь реально младше и ни разу не показал, что может быть кем-то, кроме отличного бойца!

— Да уж… тогда ему, конечно, виднее.

Она обернулась и увидела, что Лэтте-ри едва заметно улыбается с оттенком гордости. Очень яркая эмоция.

Говорить не хотелось. Все тревоги имели весьма смутный силуэт, и их пока не получалось облекать в слова. А для прочих бесед они им давно не были нужны.

Огни разгорались то тут, то там. Гасли и зажигались окна. Жизнь в Карраже ночью лишь приглушалась, но не затихала насовсем. Где-то слышались голоса, нестройность которых намекала на горячительное времяпрепровождение обладателей, где-то раздавались строгие команды стражи. Большой город. Его настроение мало изменилось спустя эпохи. Красивая обёртка, слово welcome и душа торговца, вручающего бесполезные сувениры. Пока так. Поменяется ли что-тозавтра, найдут ли они хоть одну отзывчивую душу там, внизу, среди городских площадей или так и останутся незваными гостями? Станет ли пир праздником или очередной проверкой на вшивость?

Ира двинулась, прижимаясь теснее, прячась от холода, а Лэтте-ри крепче сжал руки. И возможно, впервые за всё это время она почувствовала, что, может, и есть он — мизерный шанс, что справится. Ведь теперь не одна. Завтра будет завтра, а сейчас хотелось украсть у ночи минутку слабости, возможность не принимать решений и не бояться за собственный выбор.

Лишь долгое время спустя дайна-ви непререкаемым жестом увёл Иру с балкона: холодно и сон жизненно необходим. Проводив до дверей спальни, Лэтте-ри потратил минуту, чтобы заправить ей за уши растрёпанные ветром волосы. Пальцы его были напряжены, будто он собирался с духом, чтобы что-то сказать.

И сказал.

— Завтра ты поедешь смотреть город. Как бы ни сложилось, не сближайся с Саланталем.

— Почему?

— Мы его знаем.

Продрогнув до костей в холодной комнате за ночь, Ира выползла наружу, гремя зубами, как кастаньетами. Наткнулась на ожидавшую служанку-амелутку: ставленник всё-таки прислал помощницу. Поджав губы, Ира была вынуждена улыбнуться — ну не обижать же женщину. Как выяснилось из краткого, но содержательного разговора, она приходилась племянницей замковому повару, который жил поблизости со всей своей многочисленной роднёй. Среди них ставленнику не составило труда найти временное сопровождение для гостьи. Её помощь оказалась кстати, ибо замок женщина знала как свои пять пальцев.

Завтракать пришлось в одиночку. Все остальные уже успели поесть и разбрелись по своим делам. Огромная зала, где ей накрыли, не внушала уюту сердцу. Каждый стук столовых приборов разлетался эхом, напоминая, что она сейчас одна. Кусок в горло в такой обстановке не лез, потому приходилось буквально заставлять себя заботиться об энергетическом снабжении организма — день предстоял не из лёгких.

Предостережение Лэтте-ри о личности гида тоже не добавляло спокойствия. «Знаем». Не так уж сложно догадаться, в каком именно качестве дайна-ви знаком этот эйуна. Альтариэн, рекомендуя его, ориентировался на навыки проводника. Знал ли он о военном прошлом виконта? Скорее всего, да. Но очевидно, не считал этот факт его биографии определяющим или серьёзно полагался на солдатскую дисциплину. У Иры не было причин сомневаться в выборе герцога, но…

Она решила не отступать от спонтанно изложенных планов и перед экскурсией присмотреться к городу сверху. Навестив Смагу и выдав тому щедрую порцию ласки, Ира послала зов с просьбой о встрече.

Варн примчался быстро, расточая вокруг видимые только им двоим радость и предвкушение. Ящер обожал горы и готов был со всем миром делиться этим чувством. Только вряд ли до сего дня мог найти кого-то, кроме семьи, кто оценил бы этот восторг. Превращение стремительное, чудом не снёс хвостом несколько каменных клумб с парадной лестницы. Ира едва успела схватиться, как он поднялся в воздух. Впервые испугалась: земля была слишком близко, навернулась бы, и никакие навыки не спасли от тяжких телесных. На её ворчание вожак даже внимания не обратил, стрелой набирая высоту, не растрачивая время на парение или воздушные фигуры. Карраж уменьшался на глазах. Он уже не интересовал ни ящера, ни Иру.

Горы…

Варн отлетел чуть подальше, чтобы Ира могла полностью оценить картину. Отвесные скалы, головокружительной высоты ущелья, тонкие, едва заметные чёрные ниточки проторённых дорог. Выше, выше, выше… Но на самую высоту Варн её не понёс.

«Тебе сейчас нужна вся твоя духовная сила на ближайшие дни. А моя семья… сама видела. Затопят чувствами, долго отходить будешь. Но живём мы во-о-он там. Видишь дорогу, что идёт от Западных ворот Карража? Сейчас покажу вход в Империю, подлетим поближе. А на самой вершине — мой дом. Сразу за Надвратным пиком. Там плато. Надеюсь, что когда-нибудь у нас будет время слетать туда».

И Ира почувствовала: надеется. Он искренне мечтает показать ей дом. А пока метнулся, круто снижаясь, следуя за петляющей нитью дороги, облетая гору. Вход в Империю открылся внезапно, за очередным поворотом. И тут же шокировал, подавил разум.

Огромные каменные ворота. Строительными лесами тут явно не обошлось, и не факт, что подъёмными кранами. Как могли построить что-то столь громадное? С помощью чего? Вход обрамляли статуи в виде уродливых существ с острыми ушами, корчащихся в судороге. На их шеях — широкие ошейники. Эта уродливая, но с филигранной точностью выполненная скульптурная группа внушала ужас. Не так она представляла себе вход в Империю творчества и мастерства.

«Это Первые. Те, которые восстали против живых. Напоминание всем ныне существующим об обещании, что дали влари, положив последний камень в их тюрьме. Не следовать заветам Сестёр. Влари поклялись защищать порядок и никогда не становиться сообщниками войны. Однако помня, что жизнью своей обязаны Фирре, дали обет не отрекаться от долга перед родительницей и стать защитой живым, не разделяя народов и племён. Они не продают оружия, не снабжают ни армии, ни одиночек. Но их страна его полна. Они дали слово использовать его на благо Рахидэтели и для защиты своего дома. В древности несколько раз находились желающие захватить Каменную Империю, но влари пересчитали клыки обидчикам так, что даже у их потомков озноб по хребту ползёт при мысли, что могут зазвучать боевые барабаны подгорников».

Ещё раз осмотрев скульптурную группу, Ира поёжилась. Загадка строительства Ворот может стать почище истории пирамид в Египте. Ведь до сих пор раз за разом подвергается сомнениям официальная версия из учебника. Влари… Кто же вы такие?

Варн меж тем развернулся обратно. Но к городу не полетел, а сделав крутой крюк вокруг горы, внезапно сбросил личину старшего облика, поймал Иру на руки и подлетел к уступу, на который в здравом уме никто бы не полез. Площадка была достаточно широка, чтобы сесть, вытянув ноги. Позади возвышалась гора острых булыжников, а выше — отвесная скала, столь ровная, что самостоятельно и без оборудования по ней взобраться не представлялось возможным. Такой же обрыв, но куда глубже, зиял под уступом, на котором они, лишённые страха высоты, присели отдохнуть.

Голова кружилась. От полёта, от пейзажа, от собственной смелости и красоты вокруг. Варн не переставая источал тепло: летать в плаще глупо и неудобно, а осенняя погода уже старательно лезла во все щели под одежду.

«Нравится?»

«А то ты не чувствуешь? — хмыкнула Ира. — И дай догадаюсь, на эту смотровую площадку только вы можете попасть?»

«Любой, кто умеет летать. Но это не смотровая площадка. Видишь? — он указал на камни. — Ничего тебе не напоминает?»

Ира присмотрелась, и её передёрнуло.

«Это… похоже на туннель. Тут был обвал, да?»

«Туннель. Но обвала не было, мы сами его заложили. Когда-то у влари здесь была огромная отдушина. Тут постоянно витала в воздухе какая-то гадость — пыль, копоть, что-то чадящее. Пахло, не дай вдохнуть! И эта дрянь оседала на шкуре, смешивалась с влагой и с трудом отмывалась. Ну и нашлась стайка детёнышей, влекомых шалостью. Это ж надо! Цвет шкуры сменить, да ещё на такой неброский, в охоте, мол, полезно. Перемазались. Почти цветом с камнями слились. А потом решили по туннелю пройти, секреты влари подглядеть. В общем, по детству столько делов наворотили, поломали уйму всего. Да и самих чуть живых вытащили — все глотки забило этим дымом, дышали через два рыка на третий. Им потом даже от влари влетело, при их-то миролюбии! В общем, совместно порешили лаз завалить. Влари отдушину в другое место вывели, да и защиту повесили — ни одному нир-за-хар не пробить. А тут теперь просто место отдыха. Низинникам не понять, а нам нравится».

«И я понимаю почему. Спасибо».

Город они всё же посмотрели. Сверху казалось, что это огромный жук с округлым панцирем из стен и лапками-башнями карабкается в гору. Несколько ярусов, каждый выше предыдущего, и «рог» Собора впереди на «мордочке». На верхних площадках массивных башен можно было разместить куда больше одного дозорного. Да что одного — и десяток поставь, толпиться им не придётся! Стены такие широкие, что легко могла проехать телега. Бойницы странной вытянутой, похожей на глаз формы не поддавались исчислению. Если за каждой спрятать стрелка и попросить высунуть стрелу, город превратится в дикобраза. По стенам через равные промежутки разбросаны противоосадные приспособления. Жутко было ощущать, что всё это — не музейный экспонат. Особенно неприятно поразили стационарные очаги и огромные котлы над ними, от которых к стенам шли широкие желоба. Даже представлять не хотелось, какие жидкости могли там вариться и как использоваться.

В противовес массивному окружению, внутри город, за редким исключением, казался лёгким. Строений в духе эйуна было немного, а радостные и тёплые домики амелуту легко справлялись с разгоном серости и мрачности. Заботливыми руками жителей были разбиты сады, клумбы в кадках и газоны меж каменных мощёных дорожек и лестниц. Сейчас деревья, в силу сезона, стояли голые, а клумбы пустовали, но легко можно представить, как роскошно всё это кропотливо выращенное будет смотреться весной. Карраж напоминал моллюска — твёрдый, жёсткий, с трудом открывающийся панцирь снаружи и мягкое, нежное тело внутри. И Собор — жемчужина на этом ложе, переливающаяся всеми цветами радуги. Ира про себя усмехнулась. Сравнение «и в темноте будешь светиться», обычно применимое к радиации, тут было очень к месту, хотя речь шла о волшебстве. Очень хотелось узнать про столп амелутской науки волшебства поближе, но не соваться же в одиночку. Варн уловил её мысль.

«Я нашёл тебе подмогу», — сказал он, уходя в головокружительный вираж вниз. Ира вцепилась мёртвой хваткой в гребень — её чуть не сдуло потоком. Искры от смены облика лишили видимости, недолгое падение в пустоту, и её хватают, встряхивают и подвешивают в воздухе в двадцати сантиметрах над землёй, прямо перед носом у резко затормозившего Вакку.

«Он абсолютно свободен до вечера», — усмехнулся Варн.

«У тебя совесть, вообще, есть?!» — возмутилась Ира бесцеремонности ящера.

«Не-а. Нам известно значение этого слова и его смысл, но у нас такой части натуры нет. Если совершили ошибку — испытываем горечь осознания. И если платить некому и отчитываться не перед кем, то живём дальше, извлекая уроки. Даже «неостановимое покаяние» на нас действует не так, как на вас. Оно заваливает воспоминаниями, заставляя чувствовать себя слабым и неопытным, как детёныш, но мучиться — нет. Такого не бывает».

С этими словами он отпустил её руки, и она чуть не свалилась прямо под ноги одарённому. Варн улетел, ответив на возмущённый всплеск эмоций Иры весёлой усмешкой и сообщением, что ему надо проведать семью.

— Светлого дня, мэтр Вакку, — неловко начала она, возвращая внимание одарённому.

С ним ей приходилось общаться нечасто. Поначалу как-то общих тем не было, потом она откровенно боялась, зная о его способности насылать холод. Затем уже барон с герцогом берегли от тесного общения. Знали, что Вакку Римс охоч до новых знаний, не жалеет сил и не стесняется в средствах, чтобы их добыть. Хотя, видимо, сейчас лучше него никто ей не поможет, но для начала о важном:

— Как там капитан? С ним всё хорошо?

— И вам светлого дня, — ответил Вакку, — Довалю лучше. Но после посещения Приютного дома сам не свой. Вчера вернулся к службе, но утром господин барон выгнал его приводить себя в порядок. Велел без осмотра Дланей Илаэры не возвращаться. Сейчас он в трактире душу отводит. Не волнуйтесь, он сильный. И ответственный. Напьётся, проспится, сходит к лекарям и на пир явится.

— Может, не стоит… Всё-таки такое горе…

— Мы солдаты, Ириан. Нам не впервой терять близких, — серьёзно ответил одарённый и перевёл разговор. — Простите, но вы что-то хотели? Или вожак неудачно выбрал место для вашего приземления? — он не скрывал волны брезгливости в голосе, но с лицом ему удалось совладать.

— Хотела. Варн сказал, что вы свободны…

— Для чего?

— Я хотела посмотреть Собор. Можно? Или туда не…

Ира поняла, что попала. На неё смотрели горящие глаза фанатика, который через секунду уже без всякой деликатности тащил её за руку в гору. К огромной лестнице, ведущей к воротам Собора.

Глава 10

Ахубад

По своему внутреннему устройству Собор Карража напоминал библиотеку Каро-Эль-Тана: лестницы, этажи, арки и пролёты. Море книг, свитков и картин. Но внешне само здание было ýже и намного выше, имело несколько пристроек разной этажности, соединённых с ним широкими галереями, балконы и цветное оформление каждого мало-мальски значимого элемента.

Ира с Вакку пролетели мимо ворот, у которых их даже ради проформы не остановила стража, и пока поднимались по длинной лестнице парадного крыльца, одарённый успел тыкнуть в каждую пристройку пальцем, обозначив их предназначение:

— Ложа наставников, общежитие, архив, библиотека, оранжерея, зверинец, лазарет.

И первое место, куда Вакку потащил Иру, была Ложа.

На них оборачивались, но не останавливали. По пути встречалось множество людей, от детей до стариков, женщины и девочки с открытыми лицами. Хотя солдатского варианта формы не носил никто, рубах и шаровар предостаточно. В основном зелёных оттенков, выдававших в их обладательницах последовательниц Хараны. Лишь однажды им встретилась солдатка-амелутка. Красный цвет — адептка Фирры. Несколько наград кучкующимся кружком на груди. А вот смотреть на саму женщину страшно. Закатанные по локоть рукава обнажали кожу, изувеченную шрамами. От лица Ира отвела глаза, едва увидела. Да. Этой женщине вряд ли когда-нибудь светит счастливое замужество. И вот уж когда покрывало оказалось бы к месту.

Вакку заметил её взгляд.

— Первый раз все пугаются. Это их цена, — шёпотом сказал он, когда они отошли подальше. — Редко кто из повелевающих огнём остаётся в том облике, в котором пришёл на свет.

— А как же тот одарённый… в Ризме? — она припомнила молодого мага, что чуть не спалил обеденный стол.

— Молод ещё. Не применял огня в бою. До первого настоящего боя. До первого павшего от его руки.

— Но как же… Он ведь выполняет волю своей богини!

— Выполняя волю Фирры, вольно или невольно нарушаешь Первый Божественный Закон. Пока тобой движет правое желание защитить или выполнить долг — отдача невелика. Но стоит дать себя захватить горячке боя, и цена увеличивается в разы. Убийства ради убийства Карающая не прощает. Такие раны, оставленные ею на теле ради урока, не может снять ни один одарённый. Эта наша сестра ещё не самый страшный пример того, к чему приводит потеря контроля над силой огня. Хорошо, что женщин среди них рождается ничтожно мало. Единицы. Ни к чему им носить на теле следы сражений. Но на всё воля Карающей. Да простит она меня за искреннее «увы» в данном конкретном случае.

Протолкнуть в горло вставший ком потребовало практически осознанного контроля над мышцами. В голове пойманным воробушком бился вопрос, но Ира сжала зубы, чтобы не задать его вслух. Не после вчерашней сцены у ворот города. Но Вакку и без слов понял её.

— Илаэра — головная боль вплоть до многодневной мигрени; Харана — боль телесная, без верхнего порога; Фирра — повреждение кожных покровов, несводимые шрамы и тоже — боль; Маяра — рассудок; Рити — перекрытое дыхание; Лайоли — сердце, голосовые ткани и неспособность переносить резкую смену погоды.

— А Зейша? — с трудом спросила Ира.

— У Многоликой нет ни одного последователя. На наше счастье.

— Как это нет?

— А зачем они владычице теней?

Ира не успела задать уточняющего вопроса по поводу очевидных для Вакку, но совсем непонятных для неё моментов. Их беготня по коридорам успешно завершилась у массивной двери светлого дерева, которая поддалась толчку одарённого так, будто была сделана из картона. Он буквально впихнул Иру в комнату, где находился статный старик. Своим появлением они оторвали его от созерцания пейзажа за окном.

Ира распахнула глаза, едва узнала его. Нет, лично представлены не были, и поводов для знакомства не нашлось, но она точно видела его в Ризме на том злополучном приёме! Тот день так прочно отпечатался в памяти, что первую семёрку увиденных на своём веку волшебников она запомнила отлично.

— Наставник! — радостно поприветствовал того Вакку, скинув сразу десяток лет возраста с лица. Искренне, задорно. Как мог приветствовать сын родителя, вернувшись из долгого путешествия.

— Как знал, что найду вас здесь!

— Вакку, мальчик мой, наконец-то нашёл время! Я уж думал, и не забежишь. Слухами о ваших с Довалем нынешних делах весь Карраж пропитался. Подумал было, что и минуты не найдёшь, умчишься не поздоровавшись, — с укором произнёс старик, и, Ира глазам своим не поверила, пятидесятилетний Вакку сконфуженно притих и покраснел, как на первом свидании.

— Да как я мог, наставник! — пробубнил он, и старик рассмеялся.

— Да так же, как и всегда. А где Доваль?

Вакку сразу посерьёзнел.

— С Канашем.

И они оба снова постарели на глазах. Старик тихо произнёс:

— Ты приведи его потом. Среди молодняка есть парочка весьма серьёзных Дланей Великой Матери. Поручусь за них. Не брезгуйте осмотром.

— Да, наставник. Понимаю.

— А ты, собственно, с чем, точнее, с кем… О! Госпожа чужеземка! Или теперь правильнее «госпожа вестница»? Светлого дня! Большая честь!

Ира скованно поклонилась, стараясь всеми силами сделать вид, что её уши не слышали произошедшего на глазах весьма личного разговора:

— И вам светлого дня. И нет. Правильнее Ириан. И никак иначе! — и она с трудом выдавила из себя улыбку. — А вы…

— Ириан, позвольте представить моего наставника Мику Рохана, он Длань Рити.

Вакку прямо сиял гордостью, представляя своего учителя. Тот лишь закатил глаза к потолку от подобной восторженности.

— Очень приятно, господин Рохан, — сказала Ира.

— Неправильно! Мэтр Рохан. Никаких «господинов»!

Он подошёл, положил ладони ей на плечи и принялся внимательно рассматривать. Его руки не светились, постороннего вмешательства Ира не ощущала, да и лицо у старика было доброе. Потому она дала ему возможность себя рассматривать столько, сколько ему было надо. В итоге он усмехнулся.

— А прав был советник Сиверн. Совершённые вами деяния действительно идут вразрез с нашими законами.

— Советник?

— Вы его, наверное, не знаете. Отец её величества Фальтэ — Дравик Сиверн. Тогда в Ризме мы все сломали головы над наказом Великой Матери поставить вас судьёй в караване. Но всё к лучшему! Теперь нам известна воля Сестёр, а уж кому она не по нраву, пусть учатся смирению.

— И вы, мэтр Рохан, тоже считаете, что я совершила плохой поступок?

— Плохой? Что вы! Милосердие никогда не было и не будет плохим поступком! А остановленное сражение — великое благо. Мы, одарённые, знаем это как никто другой. Для нас каждое из них — череда плат за использование дара вопреки Первому Божественному Закону. Нам не дают о нём забыть. И я обязательно появлюсь сегодня на пире, чтобы своими глазами увидеть тех, кого благословила Карающая.

И он снова тепло улыбнулся. Ира чуть расслабилась. Старик ей нравился.

— Простите, а полюбопытствовать можно?

— Конечно!

— В Каро-Эль-Тане мне сказали, что в Рахидэтели есть те, кто может быстро передвигаться. У меня такой проблемы, спасибо Рах-на-Варну, сейчас нет, но я не могу не спросить, каким образом вы успели так быстро доехать от Ризмы до Карража. На чём?

Мику улыбнулся ещё шире, как и Вакку, который затараторил:

— Способ наставника вам не подойдёт, Ириан. Да и зачем он вам теперь, когда есть возможность летать? А если и правда интересно, то Сияющая благословила наставника за его труды на поле брани, во время которых он сумел ни разу не нарушить Божественный Закон! Войскам противника вред нанёс немалый, но никто не погиб от его руки! Мэтр Рохан, он…

— Вакку, — укоризненно посмотрел на разошедшегося ученика Микку. Тот прикусил язык и постарался снова придать себе солидный вид, весьма безуспешно.

— О том, чьи труды были праведны, решать только Великочтимой на Мосту. Но да… Как-то обнаружил, что когда делаю так, то вообще не чувствую ни упадка сил, ни отдачи.

И волшебник требовательно уставился на собственные ботинки. Те, подчиняясь неслышному приказу, быстро покрылись льдом по всей подошве, а после лёд разросся на небольшом участке пола. И старик толкнулся ногой. Ира глазом моргнуть не успела, как он пронёсся мимо неё, вокруг стола и кресла, будто на роликах! Причём умудрялся при этом сохранять солидный вид, держа руки за спиной, а спину ровно. Ботинки скользили по ледовой дорожке, которая на глазах стремительно вырастала прямо перед ними и исчезала, стоило проехать. Весьма профессионально тормознув разворотом на девяносто градусов, мэтр Рохан щёлкнул пальцем, заставляя лёд исчезнуть, и подмигнул ей.

Ире всё больше и больше нравились эти люди. Настолько простые, настолько умеющие радоваться мелочам! Настолько легко впадающие в детство! И как она могла их бояться раньше?

Сделав несколько глубоких вдохов, — полноценной отдачи и правда не случилось, но дышать одарённый стал чаще, — мэтр всё-таки поинтересовался у Вакку причиной их визита. Услышав о желании Иры осмотреть Собор, снова покосился на ученика.

— Ты б ещё нашу гостью дышать пылью в архив повёл! Что интересного в Ложе? Здесь окромя бумаг и скучных разговоров вы не найдёте ничего завлекательного. Может, хотите посмотреть на тренировочные бои кого-то из Дланей? Или, например, лабораторию? Хотя нет, там сегодня огневики работают — от печали подальше! Наш Зимний сад? Или Комнату творимой красоты? Или…

— А зверинец…Зверинец можно?

Теперь ухмыльнулся уже Вакку, провёдший в её обществе не один день. Он совсем не удивился, что фанатка животных попросилась именно туда, и на самом деле он мог бы повести её сразу, но просто не удержался, чтобы не познакомить поближе с наставником. Да и сам он давно его не видел. У мэтра возраст уже не маленький, встречи нечасты, носимые службой из одного конца страны в другой, пересекаются они редко. Годы всё более начинали напоминать Вакку о себе, что уж говорить о наставнике! Очень боязно становилось на сердце, когда он думал о том, что однажды приедет и окажется на месте Доваля. Разве что не у ворот Приютного дома, а на Церемонии светильников, провожая того в последнюю дорогу. Раньше он и правда мог запамятовать поздороваться, но чем больше годы брали своё, тем более ответственным и педантичным становился в этом вопросе ученик. Хотя наставник по старой памяти всё ещё пенял ему за беспечность.

— Конечно! — ответил меж тем Микку. — Только надо зайти к ключникам и выдать вам защиту. Многие животные зверинца опасны. Пойдёмте! Я провожу вас.

В обществе мэтра Рохана их маленькая группа привлекала куда больше внимания. Все встречные спешили поздороваться, кто-то на ходу пытался решать насущные вопросы. Пару раз мэтр останавливался, чтобы черкануть автограф на наспех принесённых документах. И да. Это снова была ручка.

В обители ключников их встретили с любопытством, но никто не полез с расспросами. Полная женщина в классическом весьма скромном наряде амелутки без покрывала выдала Ире перчатки до локтя из кожи и металла, накладку на шею, не поймёшь — не то ошейник, не то воротник, всучила в руки шлем с прозрачной пластиной спереди и плащ, щедро ушитый металлическими бляшками. Вакку забрал у Иры весь этот груз.

— Их прямо сейчас надевать не обязательно, — объяснил он, видя её ошарашенное лицо. — Мы ещё не знаем, какие именно вольеры пойдём смотреть. Но я скажу, если понадобится.

Крытая галерея с широкими и высокими окнами, которые давали прочную защиту от непогоды и совершенно не мешали любоваться пейзажем за окном, привела их к трёхэтажной пристройке. Попетляв по коридорам, они попали в огромную залу. Потолок располагался как раз на высоте последнего этажа. Несколько гигантских светильников, дающих яркий, почти режущий свет, медленно покачивались, надёжно удерживаемые грубыми цепями.

Вольеры. Клетки. Аквариумы. Банки и пробирки. Животные.

Будто московский зоопарк уместили в одной комнате. От насекомых, ползающих в закрытых колбах, которые рядами стояли на столах и полках, до поистине гигантского… наверное, всё-таки головастика… или тритона, плавающего в аквариуме до потолка прямо напротив них. Уши резало птичьими криками. Некоторые животные заметались по вольерам, а кто-то лишь слегка поднял голову при виде новых людей.

Вокруг сновали последователи Хараны, мелькали вспышки творимой магии. Зверей успокаивали, кормили, чистили вольеры и осматривали. Некоторые такие сценки вызывали дрожь по позвоночнику и стойкую ассоциацию, что люди входят в клетку к голодным, совершенно не приручённым тиграм.

К ним подошёл сотрудник заведения, поздоровался с Микку и Вакку и уже готов был тащить по их просьбе Иру по залу, устраивая наиподробнейшую экскурсию. Но она не двинулась с места.

— Ириан, что с вами? — спросил Вакку взволнованно, когда Ира не отреагировала на ладонь, которой помахали прямо у неё перед лицом.

Она не нашлась со словами, погружённая в странное чувство и ощущая зов, очень похожий на вещание. Тихое, еле заметное, но настойчивое, как писк комара. И источником его был не Варн или кто-то из его родичей. Ира ошарашенно замерла осознавая. Источник находился… в её кармане.

Куплетик нагревался. Она чувствовала это сквозь рубаху. Он плавно набирал температуру, но не так, как обычно, — неумолимо и прямолинейно, а толчками. Туда-обратно. Туда-обратно. Это до жути напоминало биение сердца, только не дрожью мышц, а ударами тепла. В какой-то момент Ира рванула камзол и взяла его в руки. Раковина «запела», издав крик раненого кита.

В ответ на эту «песню», аквариум дрогнул от таранного удара «головастика». Он ударился, сделал несколько кругов у самой передней стенки и замер, уткнувшись в неё мордой. Длинное тело извивалось позади него, дрожали плавники, но морда оставалась неподвижной, пристально изучая их с той стороны стекла.

— Эта рыба с озера Чагъери… Да? — Ира не сомневалась в выводах, подсказанных чутьём, просто что-то надо было сказать вслух, чтобы разорвать ошеломлённую тишину.

— Это не рыба, — хрипло ответил ей сотрудник зверинца, — Ахубад. Чудовище, одно из тех, что населяет его. Откуда вы знаете о них, госпожа вестница?

Ира сглотнула.

— А я и не знаю, — она перевела взгляд на раковину, — он знает.

Она погладила створки подушечками пальцев, и раковина снова издала плач кита.

Ахубад не шелохнулся, лишь хвост стал биться яростнее, разгоняя толщу воды.

— Что вы имеете в виду?

Ира не ответила. Прижав раковину к груди, она прошла прямо к аквариуму. Пока она приближалась, ахубад, чертя мордой невидимую линию, опустился ниже, и его уродливые очертания оказались прямо напротив её лица.

Недотритон не являлся ни красивым, ни милым, ни занимательным зверем. Смотреть на него неприятно. В отличие от Низза, да простит он за сравнение, в нём не чувствовалось разума. Это было именно животное, из тех, от которых стараешься убраться подальше, едва увидишь. Так почему она стоит практически вплотную к стеклу и чувствует такую непередаваемую тоску на сердце? Пальцы снова коснулись раковины, и в голове мелькнула догадка.

Эмпатия! Раковина считывает эмоции вокруг, создавая из них песню. Но кто сказал, что это работает в один конец? Может, сейчас раковина, встретив «соотечественника», делится их общими эмоциями? Ведь откуда-то Ира знает, что они вышли из одного водоёма? Откуда, если впервые в жизни видит ахубада и ни разу не была на озере Чагъери?! Просто раковина знает. Забавный питомец, да? Музыкальная шкатулочка?

— Откуда он у вас? — спросила она подошедших одарённых, не сводя глаз с поистине жуткого создания.

— Чудом. Его мелким выловили. Случайно. Это первый ахубад, который попал в руки наших учёных. Мы надеялись выяснить неизвестные доселе тайны озера и найти надёжное средство защиты от этих зверей.

— Нашли?

— Увы.

— Так почему он ещё здесь?

Ире собственный вопрос показался странным. Разве кто-нибудь будет отпускать животное из зоопарка только потому, что завершены все исследования и проведены все наблюдения? Но что-то внутри сложило мысль именно в такие слова. И чувствовалось, что они не принадлежат ей. Словно кто-то её устами задал вопрос: «Вы получили что хотели. Зачем продолжаете мучить?»

Да что же это такое?! Откуда эти мысли?! Накатил липкий страх. Опять оказаться под властью непонятных сил, опять не контролировать эмоции и чувства!

«Варн!» — паника вылилась в странную реакцию: хлоп! — и её словно накрыло крышкой. Будто она наспех накинула одеяло на голову, чтобы не видеть ничего страшного вокруг. Как ребёнок, что боится монстров под кроватью. Куплетик взвыл белугой, а ахубад раскрыл пасть, полную зубов, напугав Иру до помертвения. По той стороне стекла скользнул длиннющий язык в крупную пупырышку с тонкими отростками-жгутиками.

Вокруг заискрили вспышки: одарённые опомнились, кто-то приложил руки к стеклу, посылая волшебное течение сквозь него в воду. Живительный свет окутывал монстра, но он не двигался с места. Всё так же прилип к стенке аквариума, водя по нему языком.

Ира не могла отвести от него взгляд. Чего же ты хочешь?!

Вломившегося в двери Варна Ира не увидела, а почувствовала. Послышались рассерженные возгласы — он сбил кого-то. Секунда, и лапа обернулась вокруг её грудной клетки и оттащила подальше, что вызвало ещё один тоскливый плач раковины. Амелуту шарахнулись в сторону, стараясь убраться подальше от нир-за-хар, оставляя ящера и его наездницу вдвоём.

«Что происходит?! Что ты тут опять устроила, самка! На минуту оставить нельзя!» — Варн был рассержен, ощущая, как её страх гуляет и по его чешуе тоже.

«Варн, он вещает! Я слышу его! Но как-то странно… Ему что-то надо, но я не могу понять, что именно!»

«Вещает?! Это же просто зверь. Они не могут вещать! И отойди подальше! Эта тварь опасна. Именно такие порвали крылья Марну!»

Ира захлебнулась гневом ящера и ужасом. Такие же создания ранили сына вожака?! Сглотнула ком в горле. И начала дёргать пальцами, потому что Куплетик раскалился на максимум. Это чувствовалось почти угрозой, на грани. Словно он предупреждал, что если она не подойдёт к аквариуму, то дальше будет только больнее.

Аккуратно выпутавшись из объятия, она вернулась к стеклу. Варн не остановил её, полный изумления.

«Это же… похоже на наш Круг…» — донеслась до неё мысль.

Она вспомнила, как ящеры сидели, держась за руки, и как мысли стали одни на всех. Проникновение с желанием помочь, узнать и приблизиться. Получается, что раковина хочет именно этого? Круга? Связать, рассказать, донести?

Она неуверенно подняла руку и коснулась стекла. Ахубад убрал язык и закрыл пасть, спустившись ещё ниже, прямо к её ладони.

Иру снова терзала тоска. Множество слов, но языка она не понимала. Ей говорили, но она не способна была перевести. Тоскливый плач Куплетика вторил её бессилию.

«Варн…» — позвала она.

Никто, кроме него, не мог помочь понять. Она лишь придаток, проводник чужой силы. Вещание доступно ей в урезанном варианте — лишь то, что досталось от братания. Только нир-за-хар в их кругу мог сделать это странное общение понятным. Но она не могла настаивать. Он помнит, он злится. Его потеря слишком велика. Требовать, настаивать было бы низко.

Минуты шли. Плач раковины заставлял дёргаться всех одарённых, подошедших посмотреть на невиданное зрелище. У них горели глаза, но резкий жест Микку Рохана прервал всякие попытки задать вопросы.

Внезапно Ириной ладони, поверх надрывающегося моллюска коснулась когтистая лапа. Круг резко замкнулся, и вещание, как стихия, поднялось волной. Она всё ещё не понимала ни слова, но чувствовала, что Варн погружён в диалог и знает значение каждой набегающей волны.

Разорвал «разговор» не он. Ахубад извернулся и, уйдя в бросок, поплыл к центру аквариума и завертелся там, сложившись в непрерывно движущийся клубок.

Варн убрал руку.

— Он и правда просто зверь. Он общается не вещанием, а какой-то… оборванной его формой. А эта твоя музыкальная штуковина способна слышать эти волны и откликаться на них. Он…

— Что он хотел?

Варн сжал кулаки. Его взгляд пронзал толщу воды, такой резкий, что лишний раз порадуешься, что среди его нечеловеческих навыков нет умения превращать в камень, подобно горгоне Медузе. Он несколько раз открыл и закрыл рот, чуть приподняв губы, так что блеснули клыки, резко выдохнул. По шкуре поползло раздражение. Ответил, выделяя почти каждое слово, будто старался не забыть везде поставить ударение.

— Домой. В нём заложен какой-то совершенно дикий инстинкт защиты. Такой разве что у самки по отношению к детёнышам бывает! Этот инстинкт развивается вместе со взрослением и требует выхода. Защита территории. Защита чего-то на этой территории. Его корёжит от невозможности подчиниться этому инстинкту. Он вырос в ящике и ни разу в жизни не имел возможности поддаться этому чувству. Защитить.

— А что он должен защищать? — спросил стоявший рядом последователь Хараны.

— А тени его знает. Что-то из озера. Может, свою стаю, может, свою самку, может, просто озеро как таковое. Говорю же — это не язык! Он не мыслит разумно. Не облекает желания в слова. В нём говорит зверь, и я понимаю его только потому, что сам тоже имею в себе Зверя. Вам лучше прикончить его.

Ира дёрнулась от макушки до пальцев ног.

— Что ты такое говоришь, Варн?!

— Он умирает. Инстинкт пожирает его изнутри. Он у вас ведь уже бросался на собственный хвост? — спросил он одарённых.

— Да, седмицы две назад, — ответили ему. — Еле успокоили.

— Это только первый шаг. Скоро он начнёт беситься, с каждым разом причиняя себе всё больший и больший вред. Пока сам не прервёт свою жизнь. Уже начал. Он должен либо исполнить то, для чего рождён, либо сдохнуть. Второе милосерднее, особенно если сделаете это быстро.

Ира дрожащими пальцами прижала к себе раковину. Только сейчас она присмотрелась к хвосту ахубада и различила на нём рваные полосы, едва затянувшиеся и выделявшиеся белёсыми нездоровыми краями. И это только начало. В голове вертелся только один вопрос. Тот самый, который очень хотелось задать. Но она понимала, что не сможет. Не при Варне, который и так пошёл навстречу, несмотря на своё горе. Да и не рыбку это в другой аквариум пересадить. Щека стала мокрой. Надо уйти. Надо, пока они не сделали…

Её кто-то тронул за руку. Она обернулась и увидела незнакомую женщину среднего возраста с приятным лицом. Её мозолистая рука, покрытая мелкими шрамами, нежно коснулась стекла.

— Могу я поговорить с ним? — спросила она и кивнула на раковину. — Или что вы там делаете, чтобы общаться. Хочу попробовать передать ему послание.

Ира утёрла щёку рукавом и кивнула. Что уж теперь… Она взяла одарённую за руку и нырнула в состояние готовности принять любое сообщение. Не вещала сама, но снова, как тогда в ратуше, стала проводником. Почему-то это оказалось так просто.

Раковина нагрелась, и ахубад, внезапно прекратив вертеться вокруг своей оси, снова приплыл к стенке. По рукам женщины, по Ириным рукам, по раковине потекла светящаяся волна. Как речка, зависшая в воздухе. Она обернулась вокруг морды «головастика», но тот не обратил внимания. Вещание лилось и лилось, пока одарённая не приложила ладонь к стеклу. Уродливая морда подплыла поближе и ткнулась в стенку в этом же месте. Лупоглазые шары белков серого цвета потемнели и покрылись едва заметными трещинами.

Одарённая опустила руку и тут же принялась разминать её, морщась от боли.

— Он не тронет разумных, пока не доберётся. Уберите заслонку!

Её приказ приняли как руководство к немедленному действию несколько мужчин, бросившихся оббегать аквариум. Через минуту звук трущихся друг о друга цепей и давно не смазанного механизма проехался по ушам, причинив почти физические мучения.

На дне аквариума тронулся тонкий слой грунта и, присыпанный песком, показался квадратный люк, медленно отъезжающий в сторону. А следом за ним с места сдвинулась проржавевшая решётка. Потоки воды устремились заполнить свободное пространство. Ахубада затягивало в образовавшуюся воронку, но его мощи хватало, чтобы сопротивляться течению. Стоило люку открыться полностью, а решётке освободить проход, как он слился с водой и в одно мгновение исчез в трубе.

Ошарашенная Ира дёрнулась к стеклу.

— Куда он?!

— По трубам в подземные каналы. Там — подземными реками и озёрами до наземных водоёмов. А они все ведут к Чагъери. Домой.

Варн, изрядно почерневший, бросил на одарённую недовольный взгляд.

— Эта тварь не скажет спасибо. Да, она, по воле твоего дара, не тронет разумных, пока не доберётся до дома. Но после, может, уже кто-то из твоих друзей поляжет на Озере от его клыков.

— Священна любая жизнь, — просто ответила женщина. — Неужели, вожак нир-за-хар, ты думал, что мы поднимем нож на того, кого выращивали с молодых клыков?

— Дрянное создание вы вырастили, — бросил он и, развернувшись, покинул зверинец.

Иру полоснуло его эмоциями, моментально убив всю радость от хорошего окончания истории с томящейся в неволе зверушкой. Больно. Как ножом под рёбра. Может, и выживешь, но прямо сейчас хочется просто лезть на стенку.

— Простите, мэтр Рохан, Вакку, но…

— Мы понимаем, — просто сказал Микку, проследив за её взглядом. — Бремя братания. Не будем задерживать. Спасибо, что раскрыли нам глаза на мучения этого создания. Если захотите в другой раз прийти, двери всегда открыты. Вас проводят к выходу.

Он махнул кому-то, и Иру вывели под руку, а она даже не обратила внимания, кто был её спутником.

Варн пошёл ей навстречу, переступив через себя. Это нельзя оставить без благодарности. Но как ответить взаимностью, она не знала. А ещё понимала, что пока они в Карраже, не найдёт в себе сил снова зайти в зверинец.

Глава 11

Рынок

Ира спустилась по ступеням Собора и замерла. Прямо сейчас ничего не хотелось. Только встать вот так, чуть отойдя с дороги, уставиться глазами на вершину горы и ни о чём не думать. Знакомство с ахубадом слопало все эмоции. Даже любопытства касательно её необычного питомца, которого она до сего момента считала начисто лишённым собственной воли, не осталось. Разве что добрая усмешка, что её могла заставить что-то делать ракушка. Сейчас Куплетик, лёжа в кармане, не отсвечивал, снова став температуры окружающей среды.

Что её кто-то окликает, услышала не сразу. С неохотой выходя из состояния созерцания, Ира оглянулась на Саланталя. Воин стоял, держа под уздцы двух осёдланных архи. Он выглядел как человек, на которого возложили Задачу и требуют отчёта к вечеру. Что ж. Не подводить же.

Ира тихо поздоровалась, а воин, ответив взаимностью, протянул ей поводья.

Архи оказался послушным. Конечно, на Смаге привычнее, но чтобы вернуться за ним, потребуется время, а вечером ещё предстоит пережить приём у Дринтаэцеля. Силы нынче ресурс, который лучше не разбазаривать. Тем более что Карраж, в отличие от Ризмы, был действительно большим городом в Ирином понимании этого слова, а не тем, что принято считать таковым, глядя со средневековой колокольни.

Поначалу ехали молча. Про Собор Саланталь говорить ничего не стал, прозорливо догадавшись, что до него это уже успели сделать. Но с какой же любовью и гордостью он рассказывал обо всём остальном! Создавалось ощущение, что он знал не просто каждую улицу или памятник, но и то, чьими руками посажена каждая клумба, помнил имя каждого жителя.

Постепенно от житейских рассказов он перешёл к настоящей экскурсии. Рукой в перчатке махнул чуть вправо и направил туда архи.

— В Карраже самыми значимыми строениями являются Дворец ставленника и Собор, — говорил он твёрдым и тихим голосом. — Первый вы ещё сегодня увидите во всём великолепии на приёме, а Собор успели посмотреть без меня. Приютный дом и лазарет — печальные места для посещения, а военные укрепления нашего города, скорее всего, будут неинтересны такому далёкому от войны человеку, как вы. Я наслышан, что вы весьма не любите демонстрации военного искусства. Потому предлагаю сразу же посетить место, которое является негласной драгоценностью города.

Ира вопросительно подняла бровь, и Саланталь чуть усмехнулся:

— Рынок.

Крохотную насмешку удалось различить с первого раза.

— Почему именно рынок? Чем он такой особенный?

— Особенный — обилием товаров, которые продаются исключительно в Карраже. А почему… Простите мою догадку, госпожа вестница, но мне почему-то кажется, что вы, как и прочие амелутки, не откажете себе в удовольствии пройтись по торговым рядам. Во всяком случае, ни одна состоятельная дама не упустит возможности поглядеть на атрибуты женственности.

Это он сейчас так намекнул, что у неё денег должно быть много? Или, наоборот, издевается на тему того, что нет ни гроша? Или думает, что её не заинтересует ничего, кроме тряпок и побрякушек? Шопинг, конечно, штука прикольная, но она не относится к тем, кто считает его мероприятием. Так, зайти за необходимым. С другой стороны, всё ведь зависит от точки зрения. И рынок — это не только тряпки.

— Я не отношусь к состоятельным дамам, господин виконт. А кормить глаза просто так и тратить на это время не обучена. К тому же вечером ещё предстоит присутствовать на приёме. Однако рынок готова посмотреть. Можно построить наш маршрут так, чтобы он пролегал между рядами, где продаются товары из Каменной Империи? Меня интересуют механизмы и приспособления, способные продемонстрировать научные достижения этого народа.

Саланталь приподнял бровь, но уверенно кивнул. Они свернули на узкую улочку между домами, потом на другую, потом объехали небольшую башню, нырнули в переулок… Много раз срезав путь по одному Саланталю ведомому маршруту, они выехали на рыночную площадь аккурат между двух торговых шатров.

Вокруг толпились люди. Возникло желание спешиться, чтобы, не дай бог, кого-нибудь не сбить, но Саланталь уверенно тронул поводья, и толпа расступилась, как море перед Моисеем. Форма гвардейца волшебным образом действовала на простых покупателей. Гомон налетал волнами. Шумно зазывали в свои лавки торговцы, потом накатывала тишина, стоило встречным увидеть, кто плетётся позади эйуна. Как только они проезжали мимо, громкий говор начинал преследовать по пятам.

Проехав три или четыре ряда, Саланталь остановился возле деревянной привязи, спешился и подал Ире знак сделать то же самое. Оставив архи, они пошли вдоль прилавков. Поначалу что-то рассматривать казалось невозможным. Шепотки за спиной заставляли утыкать взгляд в подножные камни. Но Саланталь не торопился, просто шёл подобно ледоколу среди толпы, а Ира семенила за ним, как кораблик, затерявшийся во льдах и теперь спешащий к родной земле. Вид виконта отгонял зевак не хуже спущенных с поводка моса. И в конце концов, Ире удалось расслабиться и приступить к осмотру научных достижений Империи.

Торговали здесь привычные ей амелуту, что расстроило, поскольку она мечтала увидеть влари лично. Но пока этим можно было пренебречь.

Беглая оценка оставила в голове два чётких вывода: механика и оптика. Именно на эти разделы физики опирались принципы действия удивительных по своей красоте поделок. Подзорная труба, механические игрушки, оптические иллюзии на основе линз, помещённые в шкатулки, — местная разновидность сувениров, часовые механизмы — редкость и баснословно дорогой товар. Различные приспособления для домашнего обихода были настолько дотошно выполнены, что до гордого звания «бытовая техника» им оставалось совсем немного. Цены, конечно…

Более тщательный осмотр добавил к навыкам влари «ювелирное дело», хотя это вполне ожидаемо после карты прапрадеда Латнерии. Но если тогда, в библиотеке, можно было подумать, что этот шедевр создан избранной группой мастеров, то после осмотра рынка стало ясно, что влари не делают разницы между машинкой для взбивания масла и заказом от королевской фамилии. И то и другое не только было надёжным, но и изумляло красотой.

Ещё один навык — химия. Правда, на каком-то зачаточном и бытовом уровне. Составов для мойки-чистки-полировки было предостаточно. Стоили они по-разному — от копеечной цены до той, что способна потягаться с эликсирами сквирри.

Из необычного во всех этих товарах Ира выделила две изумившие её вещи. В нескольких приборах, в которых ей, с лёгкой руки торговцев, удалось глянуть в нутро, было использовано некое подобие проводов с гуляющими по ним искрами. Ни о какой изоляции их друг от друга речи не шло. Они примыкали впритык, да так плотно, что по своему виду напоминали изящно вытканную материю. Да и при рассматривании каждого проводка отдельно становилось ясно, что он не цельный, а сплетён из тончайших нитей, не толще волоса. Цвета проводов колебались от самых светлых, почти белых оттенков, до густо-шоколадных. Энергия, или что это такое было, гуляла по плетению, ничем не сдерживаемая, и, в отличие от электричества, не стремилась сделать больно потянувшемуся в нутро механизма незадачливому пользователю. Во всяком случае, торговцы смело тыкали пальцами в начинку приборов, а Ира, пересилив первый страх и попробовав повторить за ними, ощутила только лёгкую щекотку.

Это была первая поставившая Иру в тупик технология, ибо она совершенно не понимала, как это работает и для чего в приборах подобные детали. Подумала было на магию, но вовремя вспомнила, что влари всячески от неё открещиваются. Расспрашивать Саланталя посчитала бесперспективным, так как все вокруг только и делали, что разводили руками перед изобретениями подгорников. Что ж. Может, удастся разговорить кого-то более знающего, когда доедут до Империи…

А вторая необычная технология бросалась в глаза и без всяких осмотров внутренностей. Кристаллы. Переливающиеся, переплетающиеся светом и искрами в оптике. Демонстрирующие запертые в шкатулках картины, потрясающей красоты иллюзии и заставляющие украшения играть переливами даже без стороннего освещения. В мультфильме про аленький цветочек Иру всегда изумляло свечение золотого венца, предназначенного в дар старшей дочери купца. Но никогда в жизни не могла она представить, что этот эффект можно повторить в реальности! Стоило торговцу сорвать ткань, которой украшения были прикрыты в ожидании покупателей, и окружающие замирали, сражённые красотой и неповторимым мастерством.

Всё осмотренное не приводило к ответу на вопрос, что же такого сложного может быть в печатном станке. Он работает на этом необычном недоэлектричестве? Его нутро полно «проводов»? Но зачем такие сложности? Ведь технология печатного станка проста как валенок. Это как велосипед — один раз додуматься, а дальше уже жить без него не можешь. Но по всему выходило, что продаваемые влари на сторону вещи, скорее всего, содержали в себе эти непонятные детали. И там, где могли бы справиться обычный столяр с кузнецом на пару, покупатели, радовавшиеся новой облегчающей труд вещи, были вынуждены мириться с необходимостью использовать сервисные услуги подгорников. И платить за них звонкую монету или любую другую валюту. Монополия как она есть. И даже если когда-то умельцы найдут способ сделать аналоги из подручных средств, наверняка влари выкинут на рынок ещё не одно изобретение. Ну не дураки же они, в самом деле, сразу показывать всё, что у них припрятано. Бережёного бог бережёт, а технологии штука такая… Атом в мирных целях.

Больше сюрпризов осмотр рынка не принёс, и, сверившись с положением светил, Ира сочла, что у неё есть немного времени на обед в каком-нибудь трактире, а после нужно собираться обратно во дворец.

Саланталь, проводив её до ближайшего заведения, шикнул кому надо, чтобы накрыли на стол, и, не слушая Ириных возражений, кинул хозяину полный кошель.

— Приказ ставленника, — коротко прокомментировал он. — Вы гость нашего города и его лично.

Ира могла только пожать плечами, убрав внутрь поднявшееся раздражение. Деньги — ресурс пока не восполняемый, потому разбрасываться ими в угоду гордости не следовало.

Кормили недурно. Мясо, правда, прожарили на вкус гвардейца — с кровью, но Ира уже некоторое время не обращала на подобные мелочи внимания и под его в очередной раз поднявшуюся бровь с аппетитом слопала стейк с красными прожилками.

Пряча глаза за двузубцем, который успешно заменял рахидэтельцам вилку, она рассматривала Саланталя, будто пытаясь заглянуть ему в нутро, прочитать. Естественно, вещание молчало, а визуальный осмотр не выдавал ничего такого, что могло бы вызвать настороженность или чувство опасности. И только «мы его знаем», произнесённое Лэтте-ри ночью, заставляло её удерживать общительную натуру от задушевного разговора.

Вообще, мозг Иры с трудом оценивал солдат. Её представление об этой прослойке населения опиралось на то, что узнано дома, в современности. И что самое неприятное — не лично. Сейчас она и сама осознавала, насколько романтичными и наивными были её знания. Что значит «отслужил в армии»? Потратил один-три года на тренировки, обучение и физкультуру. Научился держать в руках оружие, освоил ОБЖ и проникся командным духом. Повзрослел, возмужал, отрастил мускулы где надо, привык не обсуждать чужое решение. Школа для мальчиков. Классы, которые окончатся через определённый период, после чего корочка и обычная, как у всех, жизнь. Семья, работа, карьера… Если захотелось большего, тогда контракт. Это уже серьёзно, это уже профессия. Но таких людей в её окружении не было, они воспринимались как герои книг, которые где-то там блюдут покой Родины и граждан. И есть среди них те, кому не повезло. Кто знает войну по-настоящему. Опять же где-то там, на большом шарике, на маленьких кусочках суши, зовущихся горячими точками. Люди, воспринять которых не получалось, как и осознать, что где-то есть война, пока ты мирно пьёшь чай и ходишь в институт.

Здесь солдаты были настоящими. И всё в ней противилось этой мысли. Совместить в голове образ Лэтте-ри, каким видела его она, с образом солдата, который убивает не думая, не получалось от слова «совсем». И всё же это знание, хотела она того или нет, постепенно проникало в душу.

Всё вокруг дышало войной. Оружие обнажалось легко, без мгновения задумчивости перед этим однозначным жестом. Никого не удивить ни смертью, ни кровью. «Мы его знаем», — говорил Лэтте-ри. И вопрос лишь в том, сколько смертей от руки Саланталя успели увидеть дайна-ви? Сколько выжило и дотянуло до того момента, чтобы сообщить его имя оставшимся в живых? А сколько его гвардейцев пало от шейба-плети? Сколько стало жертвами мечей и арбалетов? Эти образы никак не вязались со знакомыми. Не шли тем, кто раз за разом брался её защищать. И её задумчивый гид никак не походил на убийцу.

Ира запила мысли горячим настоем из трав и, снова оглядев попутчика, заметила у него на внутренней стороне запястья правой руки витиеватый рисунок, похожий на скрещённые молнии. Он был выполнен коричневой краской и в чём-то походил на татуировку. Любопытство не порок, а молчание затянулось.

— Простите, господин виконт, не будет ли с моей стороны невежливым, если я спрошу, что означает рисунок на вашем запястье? — Она кивнула на его правую руку.

— Я женат, — просто ответил гвардеец, отложив столовые приборы. — Вы разве не видели такого знака прежде?

— Нет. В моём окружении никто такие не носит. Ну, может, я проглядела что.

— Это ритуальный несводимый рисунок. Его накладывают при оглашении брачного союза. У моей супруги такой же, только перевёрнутый. Она сейчас у нас дома в Пьеле, воспитывает дочь, пока я несу службу при ставленнике.

— Поздравляю! Дочка — это здорово! Значит, эти картинки как наши кольца? У нас на свадьбу жених и невеста обмениваются обручальными кольцами, которые потом никогда не снимают. А у вас значит, татуировки… рисунки несводимые.

— Да. И кстати, — он поморщился, — вы действительно проглядели, госпожа вестница. Эйуна в вашем отряде, и правда, брачным союзом не связаны, но вот один из… дайна-ви, — он с трудом выдавил из себя это слово, в последний момент заменив им желающую сорваться с губ грубость, — носит такой знак. Белобрысый. Только у него не рисунок, а шрам. Но он и без того выглядит уродцем, обнажая то, насколько они запятнали наши обычаи.

Ира проглотила резкий ответ. Это легко удалось, поскольку новость о том, что молоденького Линно-ри где-то на болоте ждёт жена, заставила непрошеные слова замереть в горле. Не слишком ли молод он для брака? Хотя кто знает, во сколько у них принято жениться.

— А что не так с его знаком? И может, вы ошиблись? Вы не видели, сколько шрамов у них на теле… Возможно, это просто один из них?

Саланталь зло усмехнулся.

— Ни одному эйуна не придёт в голову нарушить чистоту брачного союза и супружеского ложа, пустив на него третьего! Или третью. А изгибы эти не узнать невозможно. Это знак семьи. И у него их три. А не два.

У Иры глаз дёрнулся от этой новости. Нет, она уже слышала, что дайна-ви, как и сквирри, практикуют полигамию, но вот так узнать… Да и тон её собеседника не оставлял равнодушной. Хотелось ответить резко. Защитить. Но нельзя ссориться. С трудом она нашла в себе достаточно тактичные слова, чтобы постоять за тех, кого уже некоторое время про себя называла друзьями.

— Господин виконт, вы ничего не знаете об их обычаях. Ничего. Никто из вас уже много лет не задаёт им вопросов. Эти шрамы могут значить что угодно. Брак. Количество братьев и сестёр. Число погибших товарищей. И даже скольких ваших солдат он отправил на тот свет… на Ту сторону. Не надо хмуриться. Я не имею мысли оскорбить. Просто вы, и правда, не знаете. Хотя я не исключаю возможности, что можете оказаться правы. Никто за болотом не знает, чем дайна-ви живут. Ни того, что есть сейчас, ни того, что стало причиной. И в Каро-Эль-Тане сама Илаэра сказала всем, что не судит их за обычаи и что… всё с ними нормально. Мне довелось лично это услышать, и, думаю, вам стоит принять к сведению слова вашей богини. А сейчас извините, нам лучше вернуться во дворец. Скоро приём, мне надо подготовиться. Спасибо за ваши истории. Вы действительно потрясающий рассказчик.

Глава 12

Пир

Удобное время для приёма, с точки зрения ставленника, — вечер, плавно переходящий в ночь. Cумерки уже вот-вот готовы были уступить место чернильной темноте, когда двери залы распахнулись перед Светом Леллы и теми, чьи интересы он представлял. Подготовка к мероприятию оказалась недолгой, многое из того, что надо было знать, герцог и барон объяснили ей ещё в дороге. Её также успели предупредить, что народу планируется немногим больше, чем уйма, ибо многие жаждут увидеть необычный отряд собственными глазами. Варн участвовать в мероприятии наотрез отказался, не желая устраивать несварение гостям-амелуту.

«Позовёшь, если что», — коротко бросил он, пообещав держаться поблизости. Ира знала — будет держаться. Но точно так же знала, что вожак ещё не отошёл от посещения зверинца.

Признаться, она ожидала увидеть мрачную залу, вроде той, где пришлось завтракать, и тяжёлую атмосферу. И потому, когда церемониймейстеры объявили об их прибытии и открыли двери, её сначала ослепило яркое сияние. Она стояла под руку с герцогом на возвышении, вниз сбегала лестница с резными перилами, по которой стелился идеально вычищенный ковёр. Внизу простиралась широкая зала округлой формы с занавешенными тяжёлыми бархатными портьерами окнами, белоснежным полом, выложенным фигурной плиткой. C высоченных потолков свисали многоярусные люстры с шарообразными плафонами, в которых искрились и переливались лампочки. Прищурившись, Ира признала работу влари, один из приборов, что ей буквально днём пытались всучить на рынке. От плафонов исходил яркий холодный свет, периодически менявший едва заметные оттенки.

Длинные столы выстроились рядами у стен и вмещали тех самых «немногим больше, чем уйма» гостей. Как и в Ризме, ковёр продолжал «бежать» вперёд, пока не утыкался в места для хозяина праздника и его приближённых. Центр зала оставался пустым, намекая, что его можно использовать для танцев или показательных выступлений. Слева, под самым потолком, на балкончике расположился небольшой оркестр.

Дринтаэцель поднялся со своего места, обошёл стол и отправился им навстречу. Альтариэн снова подал Ире руку и медленно стал спускаться с лестницы.

Сегодня и герцог, и барон превзошли сами себя. Несмотря на вроде бы радостный повод для мероприятия, оба выбрали своим цветом на этот вечер чёрный. Но какой! Каю, который и так не вылезал из мрачных нарядов, сменил практичную походную ткань на дорогой бархат с бордовой отделкой и мелкими завитками золотой канители. Толстый плащ с мехом добавлял ему важности, а походке тяжести. Чисто выбритое лицо смотрелось непривычно после дорожной щетины, сразу сбрасывая ему без малого пять лет. Верный солдатский меч в удобных ножнах заменило массивное церемониальное оружие, отделанное драгоценными камнями по самый кончик рукояти. Вес камушков и прочих декоративностей не уступал весу самого оружия. Чёрная, смазанная до зеркального эффекта кожа высоких сапог, крупный драгоценный медальон на массивной цепи из начищенного до сияния металла и прочие знаки отличия вокруг обеих ключиц. Рядом с Ирой, по левую руку шёл не один из лидеров разношёрстной команды, а голос короля амелуту.

Альтариэн же… Его преображение Ира сравнила с вышивкой. Роскошной вышивкой, на которую потратили не один год, но чуть примятой, с торчащими во все стороны нитками по краям канвы и узелками на обратной стороне. И вот эту изящную тряпочку натянули, вставили в дорогую раму, прикрыли лучшим музейным стеклом и подсветили лампочкой. Вышитое полотно превратилось в картину, от которой не хотелось отводить взгляда.

Герцог где-то успел раздобыть роскошный выглаженный и отпаренный до последней складки чёрный камзол с затейливо украшенными обшлагами, золотыми петлями и всё той же дорогущей вышивкой. Волосы Альтариэна сегодня поднимали вверх невидимые заколки, создававшие высокий хвост с затейливыми переплетениями, а металлический зажим в совершенно мужском стиле удерживал тяжёлую копну на отведённом ей месте. Завершающим штрихом стала изящная диадема, символ власти регента.

За ними шли дайна-ви. Так и не сменившие походных камзолов, но потратившие несколько часов на чистку, стирку и штопку, они выглядели серым пятном в разноцветье окружающего блеска. Но пятно это смотрелось строго, стильно и элегантно.

Сейчас, когда каждый в зале изучал чужаков и нарушителей привычного хода вещей, Ира чувствовала себя так, будто она Золушка, идущая под руку с принцем. Только в мыслях никак не могут успокоиться тараканы и решить, что же она забыла: чечевицу перебрать или кофе намолоть. Она практически цеплялась за руку герцога, чтобы не упасть с широких и непривычно низких ступеней.

Альтариэн и Каю успешно перетягивали на себя внимание, создавая эффект стены, благодаря чему ей удалось выровнять дыхание и поверить, пусть и ненадолго, что ничего страшного на этом приёме не случится. Она пока не смела употреблять громкие слова. Но рядом были те, кто не хотел давать её в обиду. Причины далеко не всех ей были так открыты и понятны, как долг за жизнь дайна-ви или чувства Лэтте-ри, но почему-то в тёмный умысел не верилось ещё со времён Каро-Эль-Тана.

И где-то там, на парапете крыши дворца, сидел Варн. Не так уж и далеко улетел, как думала Ира, чувствуя его мрачное настроение. Он там. На крыше. И прилетит, если она позовёт.

Барон перед самым выходом проинструктировал, что на пиршестве ей, как почётной гостье, придётся сидеть за одним столом со ставленником и другими влиятельными людьми. Прочие члены отряда должны занять место согласно своему рангу, а дайна-ви — посольский стол, специально предназначенный для переговорщиков.

Состав пиршественной залы был ожидаем — амелуту и эйуна. На вопрос, будут ли на празднике представители других рас, барон ответил отрицательно. Существа со звериной ипостасью подобными мероприятиями не интересовались, или, если говорить точнее — не понимали, будучи далёкими от политики. Инакомыслящие — а к ним Каю относил всех, кто не поклонялся Сёстрам, то есть сквирри и, как внезапно выяснилось, ведьм, — не интересовались судьбой Низин, ведя обособленный образ жизни. Влари были исключением из этого правила. В Карраже царствовал их закон, потому приглашение обязательно посылалось. А вот прийти или нет — решали сами подгорные жители. Для них на краю стола отводились почётные места без намёка на стулья. Авери, как голос воли народа харасса, не покидавшего гор, тоже всегда получали приглашение, если оказывались в городе. Но так же, как и влари, имели право не прийти. Авери пользовались глубоким уважением жителей Низин, даже амелуту, несмотря на историю с проклятьем. Причина крылась в глубочайшем почитании этим народом закона гостеприимства и помощи любому попавшему в беду в Лакских горах. Да и «крышу» их тоже уважали. Хотя в данном случае между страхом и уважением легко ставился знак равенства.

Хозяином праздника был ставленник, а иногда и ставленница. Помощником или помощницей по старой традиции становился представитель народа Низин, который был лишён должности. Вот и сейчас роль хозяйки играла амелутка. Ира улыбнулась знакомому лицу. Это была одарённая из Собора, отпустившая на волю ахубада. Каю, чуть усмехнувшись, шёпотом сообщил, что это одна из высокопоставленных служительниц Хараны, член Ложи Наставников и давний соперник ставленника в дискуссиях.

Мику Рохан, как и обещал, тоже был здесь и занимал место за хозяйским столом. Он тепло улыбался пришедшим и, пожалуй, был единственным, кто не хмурился при появлении дайна-ви.

Балтариэн сидел за столом с прочими одарёнными не столь высокого ранга, но Ире совершенно не понравилась близость его места к посольскому столу. Предупредить дайна-ви о его даре она уже не имеет возможности.

Поклон, который Дринтаэцель, встретивший их в середине зала, изобразил, был не чета тому, что они видели в его кабинете. По всем правилам, должной длительности и с выражением покорности всего существа. Ложью несло издали, и совершенно не нужна опытность в интригах, чтобы понять, что сейчас он играет на публику, позволяя своим солдатам увидеть это искусство двуличности.

— Карраж приветствует Свет Леллы, да озарит он ступени престола, и меч его будет тому защитой.

— Свет Леллы приветствует ставленника Карража, да будет легка его ноша на этом посту. Мы благодарим за приглашение, ваше сиятельство.

— Благодарю. Я приветствую вас, госпожа Ириан, и вас, господин барон. Вы все желанные гости Карража. И во исполнение воли Карающей я также приветствую переговорщиков от общины дайна-ви с Мрекского болота. Как верный последователь сестриного слова и ставленник этого города, я объявляю о вашей неприкосновенности в его стенах. Позвольте узнать ваши имена.

Дайна-ви переглянулись и представились согласно рангу.

— Щит рассвета Лэтте-ри.

— Младший страж Линно-ри.

— Младший страж Терри-ти.

Ставленник задумчиво оглядел всю троицу.

— Позволите узнать, что означает ваше звание, уважаемый Лэтте-ри? — слово «господин», которое, как уже знала Ира из уроков этикета, было уместно и, вообще-то, даже требовалось в данном случае, ставленник проглотил.

— Не вижу причин, почему должен отказать вам, уважаемый Дринтаэцель, — не остался в долгу Лэтте-ри. — Щитами рассвета в нашей общине называют тех, кто обладает особыми, полезными для других навыками и достаточно зрел, чтобы самостоятельно отвечать за вверенный участок работы.

— Необычное название!

— В память о героях, которые, благодаря изворотливому уму, помогли нам отступить вглубь Топи, когда наш народ решил пересечь Болото впервые. Они сохранили многие жизни, прикрыв тот отход.

— А каков же ваш особый дар, если позволите нам полюбопытствовать?

— Руковожу добычей полезных ресурсов из глубин Топи.

— Получается, вы сейчас не военный, а командующий обеспечением?

— У нас нет такого разделения. Каждый и солдат, и работающий на выживание народа. Это одновременные бремя и долг. Независимо от титула. Хотя мы уже давно употребляем слово «звание», но вам так будет понятнее.

— Благодарю за разъяснение, — чуть поджал губу Дринтаэцель. — А ваши сопровождающие, как я понимаю, вместе с тем и телохранители? Мне удивительно, что с такой важной миссией, как поездка в Каро-Эль-Тан, вам дали всего лишь младших стражей. Нам сообщали, что ваша миссия чрезвычайно важна для вашей общины.

«Это он так аккуратно спросил: “Вас настолько мало, что не нашлось послать кого получше”? Так, что ли?» — нахмурилась про себя Ира и почти уверилась в собственных выводах, глядя на хищный прищур ставленника.

— У нас говорят: «Нет тыла крепче семьи, нет надёжней руки, чем рука друга». Мой младший брат Линно-ри и тепло души Терри-ти — самые надёжные соратники, каких я мог желать.

— И даже опыт ваших более зрелых соратников, а я уверен, что таких немало, не убедил вас в… необычности вашего выбора?

— У нашего народа другие понятия о правильном выборе, ваше сиятельство, — вступил в разговор Линно-ри. Удивлённый взгляд ставленника метался между братьями, видимо, ожидая, что старший одёрнет младшего за нарушение субординации. Но Лэтте-ри молчал, а Линно-ри спокойно продолжил:

— Мы можем долго стоять тут, рассуждая о правильности и неправильности, но здесь и сейчас нас уже рассудил результат. Не так ли?

Дринтаэцель осторожно кивнул, тряхнул седой шевелюрой, будто отмахиваясь от чего-то, и снова обвёл их группу взглядом.

— Вы правы, уважаемый гость. И как не любопытно мне продолжить беседу, но я прослыву плохим хозяином, если мы продолжим её стоя. Вас проводят за посольский стол, прошу! Свет Леллы, вы и ваша спутница, окажите честь и займите почётные места. Только… Ваша светлость, не сочтите за дерзость один момент. Господин советник, нижайше прошу простить меня, что не задал вам этого вопроса ранее, но вы частый и желанный гость Карража, потому я стал жертвой привычки. В каком качестве вы прибыли сегодня на торжество, господин барон? Обычно ваше почётное кресло за посольским столом, но сегодня…

И ставленник сделал многозначительную паузу.

«Гостеприимный и суетливый хозяин, мать вашу! А вот и первая ловушка. Вот надо ему обязательно испоганить праздник!» — кипела Ира про себя.

Тонко. Очень. Формально Каю обладал не столь высоким титулом, чтобы претендовать на место среди маркизов, герцогов и прочих. Всего лишь барон. Должность советника, вручённая королём амелуту, не добавляла ему званий. Ценность для престола и крепкая дружба с монархом людей была внутренним делом амелуту и на официальном «международном» приёме не имели силы. Место барона было среди равных, но чтобы подчеркнуть важность советника в любых переговорах и случайно не оскорбить его августейшего молочного брата, Каю сажали за посольский стол, давая понять тем самым, что принимают его как голос короля. Но сегодня там место для дайна-ви — давних врагов и амелуту, и эйуна. Нет, Ира не сомневалась, что после всего случившегося с ними в пути Каю и сядет, и посидит, и даже, чем чёрт не шутит, беседу светскую поддержит. Но как это будет смотреться со стороны? Кем он станет в глазах окружающих?

Но прежде чем ситуация успела накалиться, за спиной у ставленника возникла ухмыляющаяся тень.

— Дринтаэцель, окажите мне милость, — сказала хозяйка вечера, не сводя глаз с барона.

— Я весь внимание, защитница веры.

— Господин барон столь редкий гость в наших краях и столь занят, служа его величеству, что я прошу вас позволить мне совместить должное и приятное. Надеюсь, господин советник не откажет мне в просьбе и разделит со мной радость праздника. Я приглашаю его составить мне душевную компанию за столом ради приятной беседы и обсуждения буквально парочки незначительных вопросов.

«En garde»!^[10] — сказал её взгляд, адресованный ставленнику. Но то ли ловушка была не главной в списке подготовленных, то ли «дуэль» именно сейчас оказалась не к месту — Дринтаэцель уступил, коротко кивнув и сделав приглашающий жест.

Барон подал одарённой руку, и Ира услышала тихий шёпот за спиной:

— Марша, мне казалось, что задача благословлённых Сёстрами — изучать волшебные течения.

— Так мы этим и занимаемся, дорогой Каю.

— М-да? А мне почудилось, что тебя последнее время интересует течение запасов из королевской казны в казну Собора.

— Ты, как всегда, проницателен, — Ира услышала тихий смешок. — Значит, у нас будет весьма продуктивная и приятная для обеих сторон беседа.

Каю тяжело вздохнул сквозь улыбку.

Вот как? Они знакомы? Хотя чему удивляться? Все мало-мальски влиятельные люди должны знать друг друга. А подобные вечера испокон веков были местом, где завязывались сделки, налаживались связи. Судя по цепкой хватке одарённой, она не в первый раз выбивает для Собора дополнительное финансирование. Что ж… может, для казны этот разговор и принесёт убытки, но ситуацию вмешательство Марши спасло. Хотя судя по ухмыляющемуся лицу ставленника, понятно, что он прекрасно осведомлён, о чём поведут диалог гость и хозяйка бала, и эта маленькая подлянка советнику короля устраивает его не меньше, чем неприятная ситуация, способная разгореться в скандал буквально минуту назад.

И всё же пока можно ненадолго выдохнуть. И готовиться к следующей подножке.

Однако ставленник решил разворачивать интригу постепенно. Когда слуги рассадили гостей на их места, за столом потекла неспешная и ни к чему не обязывающая светская беседа. Обмен новостями, упоминание множества незнакомых имён, торговые дела… Ира молча сидела между ставленником и герцогом, периодически обмениваясь испуганными взглядами со знакомыми и боясь сделать что-то неправильно, сидя на самом видном месте. О поддержании беседы с её стороны речи не шло.

Одно радовало, что столовый этикет был предельно простым и можно было заедать стресс, не рискуя опростоволоситься, перепутав салатную ложку с десертной. К еде тут относились с должным почитанием и какой-то простой и искренней любовью. Кормили вкусно, не жалели добавки, а всё разнообразие столовых приборов ограничивалось ложкой и вилкой, которые периодически меняли на чистые исключительно из тех соображений, чтобы не есть одним и тем же прибором мало совместимые по вкусу блюда. В кубках не переводились соки и кисели, а хмельные напитки употреблялись умеренно. Ира не одна налегала на еду — этим не брезговал никто в зале, даже особо важные лица. Периодически слышались похвалы поварам и стряпухам, а ставленник улыбался, будто это его личная заслуга. Хотя, может, он и отсыпет премию тем виртуозам поварского дела, кто сегодня отличился.

За окном уже совсем стемнело, гости насытились, пришло время увеселений.

Дринтаэцель не соврал. Музыканты, приглашённые на пир, оказались настоящими мастерами своего дела. Все до единого — эйуна. Конечно, до одарённого из Ризмы им далеко, но то, что слух у них, как выражалась Харана, абсолютный, сомневаться не приходилось.

Потом пришло время оркестра. По залу полилась весёлая ритмичная музыка. Амелуту, среди которых были и Каю с Маршей, влились в круг танцующих. В мелодии чувствовались искристая радость сальтареллы, ирландские мотивы и протяжность старинных баллад. Она будоражила кровь и вызывала радость. Танцоры, стоя друг напротив друга, то сходились в центре, то выстраивались в широкий хоровод, почти разрывая руки, то кружились, чётко отбивая ритм ногами.

— Танец трёх светил, — пояснил Ире Альтариэн. — Амелутское восхваление могущества Сестёр, управляющих их движением. Его танцуют на особо важных мероприятиях и весной во время ритуалов.

Потом последовал танец эйуна, больше напоминавший учения по строевой подготовке. Три ряда танцоров под звуки быстрого марша сходились, расходились, менялись местами, разбивались на пары, и всё это так чеканя шаг, что он отлетал эхом от сводов зала.

— Надеюсь, парных танцев не предвидится… — прошептала себе под нос Ира, опасаясь ударить в грязь лицом, так как не владела этим навыком и совершенно искренне опасалась отдавить ноги возможному партнёру.

Ставленник услышал её бормотание.

— Парные танцы? — переспросил он. — А что это такое?

Ира уставилась на него, не понимая вопроса.

— Ну… парный танец. Когда танцуют двое.

Дринтаэцель почесал подбородок.

— Всего два танцора? Хм… таких танцев нет ни у кого в Рахидэтели. Хотя, признаться, не поручусь за сквирри и ваших подопечных, — он кивнул в сторону посольского стола. — Все народы Низин танцуют, собираясь большим числом, по особым случаям. Ах, да! Разве что несущие в себе зверя исполняют что-то подобное… но я бы не назвал эти… движения… танцем, который можно исполнить на празднике в приличном обществе.

И он вопросительно приподнял бровь, словно давая Ире возможность согласиться или опровергнуть то, что вестники танцуют исключительно неприличные танцы. «Вот и кто тянул за язык…»

— Танцы, подобные вашим, у нас остались в прошлом. Сейчас их можно увидеть только на празднествах, посвящённых истории. Наш мир огромен. И у каждого народа во все времена были свои танцы. Лишь позже, с развитием торговли, люди стали исследовать культуру друг друга, учиться. Поначалу танцы делились на те, что для простого народа, и те, что для знати. В наше время такого разделения уже нет. Каждый может интересоваться танцами разных стран или слоёв общества, изучать их. Все они очень разные. Есть те, что исполняют в одиночку, есть парные, когда мужчина обнимает женщину за талию. Они очень нежные и красивые, а иногда огненно-страстные. Есть… — Ира некоторое время подбирала слова, — есть танцы, задача которых прославлять возможности человеческого тела. Они даже танец не всегда напоминают. Больше похоже на боевое искусство под музыку. А есть такие, что демонстрируют красоту и пластику тел. Если я правильно поняла вас, то танцы перевёртышей из Рахидэтели могут быть на них похожи.

— И у вас можно научиться любому танцу?

— Да. Абсолютно. Школы есть. Но никто не мешает учиться самостоятельно. Есть люди, которые очень хорошо чувствуют музыку и танцуют, используя собственное воображение.

— А вы где-то учились?

— Нет. Самоучка. Да и была на диско… в смысле, на танцевальном вечере очень давно.

Хотя это мягко сказано. В институте она вообще не баловала себя походами на танцы, занимаясь учёбой вплотную. Последняя дискотека — выпускной в школе. Но музыка всегда настраивала её на позитивный лад, потому потанцевать в собственной комнате перед зеркалом под любимый плейлист — не регулярное, но частое занятие.

Впервые Ира увидела у ставленника такое неприкрытое любопытство. Без двойного дна. Какими бы ни были его планы, от которых, она уверена, он ни на каплю не отказался, потребность приоткрыть завесу тайны мира вестников манила его не меньше. Потому последовавшая деликатная просьба её не удивила:

— Ириан, вы обещали порадовать нас пением, но… танец, подобного которому ещё не видели в Рахидэтели, мог бы стать не меньшим украшением сегодняшнего вечера.

Ира несколько минут обдумывала. Придётся учитывать платье в пол, а разнообразие возможных движений сократить, помня о строгости местных правил, бёдрами уж точно придётся крутить поскромнее. Чувствуя дух авантюры в груди и играющий в крови хмельной напиток, который всё-таки сегодня попробовала, Ира решилась. Она попросила у ставленника разрешения послушать некоторое количество отрывков мелодий Рахидэтели, прося отдать предпочтение ритмичным произведениям среднего темпа.

Музыканты с энтузиазмом выполнили просьбу. Первые две композиции по настроению были похожи на хоровод амелуту, потом шёл марш, сразу же мысленно отброшенный за специфичностью, а четвёртая мелодия заставила Иру резко посмотреть на балкон, узнавая ритм. Это произведение с трудом сравнивалось с современной, знакомой версией, но если представить, что звучал мотив, оставшийся на страницах истории, да ещё приправленный деревенским колоритом, то он вполне мог быть предшественником всем знакомого танца. Но это точно на потом. Для него нужны двое. А вот пятая мелодия — то, что нужно! В меру быстрая, чёткий ритм, весёлый мотив без налёта пафоса или мрачности. Что-то такое ирландское, старинное, приправленное французской песенкой про Волка, Лису и Ласку^[11], танцующих у дерева.

Закрыв глаза, Ира погрузилась в музыку, представляя, как это могло бы выглядеть. Улыбка, и она кивает ставленнику, утверждая выбор. К центру зала её сопровождала тишина. Все до единого столовые приборы оказались на столах, были отодвинуты кубки и тарелки. Ей бы испугаться, но брошенный случайно взгляд в окно, где в углу торчала вверх ногами морда Варна, чуть не заставил её рассмеяться в голос. С ящера слетело всё его плохое настроение. Сейчас он подобно летучей мыши сполз с крыши, повис вниз головой, вцепившись в раму окна лапами, и заглядывал в залу.

«Мне тоже интересно!» — бросил он ей, и она украдкой улыбнулась, стараясь, чтобы никто не заметил её повышенного внимания к зрителю на окне. Переглядка сняла напряжение, и она махнула рукой музыкантам, прикрывая глаза.

Говорят, что выйти на сцену — страшно. Правду говорят. Но даже самый трясущийся человек закрывает глаза и представляет себя то на троне в окружении внимающих придворных, то под софитами с микрофоном, то у костра душой компании с гитарой. Тянет сцена. Каждого тянет. Выйти, и чтобы все ахнули. А на деле дрожат колени и отнимается язык. Может, у профессионалов на этот счёт свои рецепты, целая книжка, но у Иры их было всего два. «Среди кого» и «для кого». Среди друзей на дискотеке забывались и страхи, и комплексы. А тут…

Она просто сделала первый шаг. Музыка полилась в уши, адреналин согрел вены, а чувство проказы, подогретое разговором с подглядывающим ящером, заполнило сердце до краёв. Хитро улыбнувшись, Ира открыла глаза и пошла за музыкой. В её распоряжении был весь зал, но она двигалась на пространстве, которое едва ли перекрывало восемь плиток под ногами. Повороты вслед за убыстряющимся ритмом заставляли юбку кружиться. Не имея возможности показать пластику ногами, она переключилась на руки и тянулась за ними, словно пытаясь поймать бабочку в полёте.

Она танцевала для друзей. Для тех, кто не бросил. Для тех, кто помог и научил. Танец-искорка, танец-ласка, танец-спасибо. Всё то, что она могла вложить в движение соответственно своим любительским способностям. Впервые за последние полтора года, которые казались целой жизнью. Искренность так увлекла её, что под конец она совсем забыла об условностях. Это её танец. Не рахидэтельский.

Так пусть видят.

Она окончила его, скользнув мыском туфли по полу перед собой, откинула руки за спину, оставив их свисать поникшими веточками, прогнулась назад, уставившись в потолок. На душе было легко, показалось, что даже люстра подмигнула ей лампочкой. Глубокая тишина, последовавшая за последней нотой, не сбила настроения и не испугала. Выпрямившись, она поправила юбку и прошла к столу, пока ещё не собираясь садиться на место. Не знала, заставят петь или ограничатся одним выступлением.

— Я смогла удовлетворить ваше любопытство, ваше сиятельство? — спросила она у ставленника.

Тот резко сглотнул и кивнул.

— Более чем, — прозвучало после паузы. — Такого действительно никто из нас прежде не видел.

— Рада, что вам понравилось.

«Ещё как понравилось! — провещал Варн каким-то не своим голосом, — Даже этот его одарённый пасть раскрыл. Про щиты забыл. Так что ставленник сейчас искренен. Клык дам. Кстати, а такие пляски у вас только на празднества раздают или просто так посмотреть тоже можно?»

«А тебе зачем?»

«Понравилось», — честно ответил он.

Ира бросила взгляд на окно, которое уже было пустым, чуть покраснела и переключилась обратно на хозяина вечера.

— Ваше сиятельство, извините, а ещё ведь петь надо, да?

— После такого выступления мне кажется, что пение будет… Хочется осознать увиденное. Всё это так необычно, — задумчиво произнёс он и приглашающим жестом указал Ире на её место.

Она ещё раз улыбнулась и начала уже было обходить стол, когда в спину ей прилетел вопрос.

— Госпожа Ириан, но может, те, кого вы волею Сестёр взяли под опеку, согласятся выступить на нашем празднестве. Хотя я не настаиваю, ведь они тут в роли… переговорщиков и по правилам могут не соблюдать наши законы.

Ира замерла. Он хочет, чтобы дайна-ви выступали? С чего бы вдруг, ведь он не скрывает неприятия! И почему такое ударение на слове «наши»? Хочет подчеркнуть, что дайна-ви отступники настолько, что им и закон не писан?

Её взгляд против воли метнулся к посольскому столу. Лэтте-ри вцепился в столешницу до белых костяшек, Линно-ри поджал губы, а Терри-ти уставился на Дринтаэцеля, широко распахнув глаза.

— Ваше сиятельство, но они же не способны! — подал голос кто-то из приближённых ставленника, чтобы ещё помнить, как того зовут.

Ира резко обернулась. Что?

— Что вы имеете в виду?

Ира чувствовала в этом обвинении куда больше, чем просто утверждение об отсутствии музыкальных способностей, но никто не спешил её просветить.

— Я объясню, Ириан, — сказалАльтариэн громко, но опустив глаза. — У эйуна есть… традиция. Скорее всего, на ваш взгляд, она покажется жестокой. Если военный трибунал приговаривает нашего преступника к казни или он попадает в плен и должен быть казнён, то… Умереть можно по-разному. Мы считаем, что есть смерть позорная, есть та, что сохраняет лицо. Мы принимаем приговор без стенаний, не говорим последних слов и не боимся класть голову на плаху. А ночь перед казнью сильный духом эйуна проводит в пении.

— В пении? Но зачем?

— Смертник, что не боится своей последней ночи, не тратит её на страх и сожаления, — это воин, сохранивший честь. А поющий последнюю песнь эйуна всегда наводит ужас на врага, потому что никто не способен остаться спокойным, видя подобную храбрость. У нас говорят так.

— А… при чём здесь…

— С того момента, как Ландариэль и Раметрия увели свой народ на Мрекское болото, никто и никогда не слышал, чтобы пленные… дайна-ви пели последнюю песню. Среди солдат до сих пор гуляют слухи, что сама Лайоли лишила их музыкального дара, свойственного любому из нашего народа. За отступление от Кодексов. Слухи эти достаточно популярны, хотя у самой Видящей никто, конечно, не спрашивал. Однако… — он запнулся, но всё же договорил, — после всего, что я увидел и услышал на пороге Колыбели, готов принять, что это просто слухи, а нежелание исполнить последнюю песню — следствие изменившихся традиций новой молодой расы.

Терри-ти дёрнулся было высказаться, хотя Линно-ри попытался удержать его на месте, положив руку на плечо, но его опередила Ира.

— Естественно, это ложь!

Герцог резко поднял голову. Затылок защекотало вниманием. Промелькнула паническая мысль, что опять лезет не в своё дело. Мало ли какие причины у дайна-ви скрывать свои таланты. Но сейчас все вокруг ждали её объяснений, и она, глубоко вздохнув, тихо произнесла:

— Я слышала, как поют дайна-ви. За весь народ судить не берусь, но то, что слышать довелось, оставило воспоминания на всю жизнь. Я не знаю их языка, а тогда и на всеобщем пары слов связать не могла, потому не скажу, про что были те песни, но они… помогли мне выжить. И жить дальше. Я никогда не слышала ничего подобного, ничего, способного так внушать мужество!

Тишина длилась долго. Когда она осмелилась поднять глаза, герцог и ставленник выглядели растерянными, как и прочие эйуна. Видимо, власть слухов над их умами была не столь незначительной, как они пытались показать. Пристыженно она посмотрела на дайна-ви, но ни тени недовольства не заметила на их лицах. Терри-ти так вообще сиял торжеством.

Неожиданно Лэтте-ри встал из-за стола, приблизился и, положив руку ей на плечо, спросил Альтариэна:

— Есть цавга?

Герцог, едва усмехнувшись, кивнул и, пробежав глазами по свисающим, как гирлянда с балкона, любопытным музыкантам, махнул рукой одному из них. Тот исчез за балконной дверью и скоро появился из двери для слуг, прижимая к себе свой инструмент так крепко, будто его сейчас отберут насовсем. Но ослушаться не посмел и по кивку ставленника протянул его дайна-ви.

Этот струнный инструмент отличался от того, что использовал одарённый в Ризме, был крупнее. Ира слабо разбиралась в разновидностях гитар, но ближе всего эта походила на классическую, разве что струн пять, а не шесть или семь. По-честному, она бы не отличила лютню от мандолины, но что-то родное угадывалось в этой плавно изогнутой деке. Слуги по кивку ставленника подтащили поближе высокую лавку, Лэтте-ри, ни на кого не обращая внимания, устроился на ней и, аккуратно уложив на коленях «гитару», тронул струны, проверяя настройку. Чуть подкрутил колки и заиграл.

Под своды зала полилась знакомая Ире песня. Та самая, что он часто пел, когда она пребывала в беспамятстве и выздоравливала в лазарете. Сильный баритон отскакивал от стен и потолка, вливаясь в уши собравшихся, невольно заставляя сердца биться чаще. Она услышала знакомые и незнакомые одновременно слова, и её глаза закрылись сами собой. Песня на языке дайна-ви. Теперь уже точно. Это не резкий всеобщий, и не испытание для языка и горла вроде речи эйуна. Сколько воспоминаний связано с этой мелодией! Плавная и тягучая, как река с водоворотами, чистая и свежая, как первое утро зимы. Защемило сердце. Картины прошлого, осознание ценности жизни, первые победы и поражения, первая борьба, первые отношения… Восприятие сердцем, а не разумом.

А музыка… Самое поэтичное выражение, обозначающее виртуозное владение гитарой, которое когда-либо слышала Ира, звучало как «гитара плакала». Но теперь, когда с непривычной для её слуха музыкой сплёлся голос Лэтте-ри, на память моментально пришла строка из другой песни. «Пой, моя гитара, пой! Как люблю я голос твой!»^[12]. Гитара не играла и не плакала. В умелых руках она обрела собственную жизнь, свой голос, который благодарно присоединился к баритону дайна-ви, сливаясь с ним в один шедевр.

К поющему Лэтте-ри, погружённому в игру с головой, подошёл Терри-ти и присел у его ног прямо на пол, положив сложенные, слегка дрожащие руки ему на колени. На следующем куплете голосов стало уже два, и зал перестал дышать. Робкий и слегка дрожащий, полный искреннего чувства голос Терри-ти украсил ровное и сильное исполнение Лэтте-ри, как морозный узор окна.

В зале, не стало врагов и союзников. Здесь властвовала Музыка, что не знает границ, потому с лёгкостью разрывает их. И когда прозвучало последнее слово, оно повисло в воздухе среди глубочайшей тишины, чтобы обрушиться вниз вместе с потоком разорвавших её рукоплесканий.

Долго не стихающие, они замолкали постепенно и внезапно. Людям и эйуна потребовалось время, чтобы вспомнить, кто перед ними пел. А вспомнив, они обрывали улыбки. Восторженность стекала с лиц, руки замирали, и в ошеломлённых взглядах начинал плескаться только один вопрос: «Как так могло выйти?!»

Лэтте-ри и Терри-ти поднялись и замерли, не ожидая такой реакции от публики и откровенно не зная, что с этим делать. Привычно окаменели лицом, словно стараясь поглубже спрятать эмоции.

Альтариэн пришёл в себя первым. Он встал и произнёс ровным голосом:

— Дайна-ви, сегодня мы получили подтверждение, что Видящая не карала ваш народ. Перед её лицом я беру назад свои слова, приношу извинения за своё неверие и, как и принято в таких случаях, склоняюсь перед талантом её последователей.

— Я не одарённый, ваша светлость, — Лэтте-ри впервые обратился к Альтариэну так.

— Нет на свете музыканта, не хранимого Лайоли. С даром или без, но то, что мы слышали, — это шедевр, создать и исполнить который не всякому по силам. Видящая не простит тому, кто, будучи свидетелем в этом зале сегодня, посмеет после очернить талант ваш и вашего народа.

Последние слова он произнёс с едва заметным нажимом, заставляя гостей осознать, что дело серьёзно, прошёлся взглядом по столам, будто хотел запомнить все лица.

— И всё же… — подал голос ставленник, — как так вышло, что наши потомки забыли обычай последней песни?

— Смена приоритетов, — рубанул словами Линно-ри, не поднимаясь из-за стола.

— Такая же, как и с брачным законом? — уточнил Альтариэн.

— Нет, ваша светлость. Брачный закон был изменён ради выживания. Не измени мы его, сейчас нас не было бы на картах. Отказ от обычая последней песни — дань нашей гордости. Признание нового имени. Эйуна поют, чтобы доказать свою верность законам чести перед лицом других. Мы не эйуна. Уже многие поколения. Дайна-ви не нужно кому-то что-то доказывать. Весь наш образ жизни и есть доказательство. Смерть для нас — долгожданный покой и встреча с ушедшими раньше близкими, многие из которых уходят до срока. Если Сёстры дают нам время осознать, что восхождение на Мост неотвратимо, то последние мгновения наполнены ожиданием встречи, а не страхом. Нам нет нужды петь, чтобы побороть его в себе.

— Что значит «побороть в себе», дайна-ви? Уж не хочешь ли ты обвинить нас в трусости? — спросил кто-то из ветеранов.

— «Страх есть инстинкт, позволяющий сохранять дарованное Сёстрами, и, как и прочие дары, не может быть отвергнут. Но осознавший сей дар, поднявшийся над ним и нашедший волю среди собственных духовных линий становится не добычей, но охотником. Умелый охотник станет победителем». Кодекс младших чинов, глава «О душевном состоянии воина». Ничего же не путаю? Наша традиция отличается от вашей, но суть одна. Страх дарован Хараной любой твари. Служит защитой и подсказкой. Просто наши обычаи породили разные способы подняться над ним.

— Для тех, кто не признаёт себя эйуна, вы слишком хорошо знаете наш закон, — сказал ставленник.

— То, что живём на Болоте, не означает, что мы неграмотные и отстали от жизни. Я сумею процитировать любой из ваших Кодексов с любой главы. Разве что могу не знать поправок, внесённых Хранителями истории за последние три тысячи лет. Но нам рассказывали, что такие поправки редки даже в вашем восприятии времени. Мы знаем законы амелуту, обычаи перевёртышей и ритуальный этикет ведьм. У нас не считается пустой тратой времени изучение чужих традиций. Тем более тех, что были нашей историей.

— Но для чего вам подобная осведомлённость? — спросил барон, в данный момент похожий на хищника, напавшего на след. До сего мига дайна-ви почти не говорили о себе и своём народе, и сейчас Каю запоминал каждое слово. — Зачем рабовладельцам знать обычаи рабов?

Линно-ри позволил себе паузу, тщательно обдумывая ответ. В его словах не было ни обвинений, ни оправданий, ни попытки надавить на совесть. Только факты, изложенные тоном, ярко говорящим, что сказанное — видение мира. Точка зрения, которая управляет жизнью.

— Господин советник, я не буду спорить о причинах. Вы уже наслышаны, что все наши поступки продиктованы выживанием. Равно как не буду спорить, кто виноват в том, что мы поставлены в положение, вынуждающее нас принимать подобные решения. И вы, и мы одинаково хорошо знаем историю, но те, кто её творил, в большинстве своём уже ответили жизнью. Есть то, что есть. Будем ли мы рады избавиться от клейма рабовладельца? Да. Мы чтим Кодекс Фирры. И именно поэтому никогда — никогда! — не воспринимали пленных как вещь или скот. Они наши руки и способ увидеть завтра. Да, им пришлось влиться в наш уклад и смириться с некоторыми отступлениями от собственного обычая. После того как одному умнику пришло в голову сделать из женских серёг оружие и успешно убить с помощью него несколько стражников, мы не даём пленницам их носить. Но если женщины уходят в Чертог, то хоронят их в серьгах. В их серьгах. По обычаям амелуту, зажигая светильник, а не по-нашему, в огне и земле. Наши пленные знают — мы поддерживаем порядок и послушание любой ценой, и да, шейба-плеть применяется как способ наказать за особо тяжёлые проступки. Но мы не бросим никого умирать, не оставим одних перед лицом опасности. Госпожа вестница может подтвердить мои слова — она видела наш образ жизни.

Ира сглотнула от обрушившегося на неё внимания, но молчать не стала.

— Да. Я могу это подтвердить. Когда в… — она пощёлкала пальцами, вспоминая термин, — во время пояса Рити на болоте сошёл с ума сая, многих сильных рабов позвали помогать его ловить, а солдаты защищали женщин и стариков. Никто не прикасается к пленным женщинам. Да и меня бы сейчас не было в живых, если бы Лэтте-ри не вернулся за мной в осыпающуюся пещеру во время обвала.

По залу прошёл недоверчивый гул. Кто-то порывался высказаться, но их одёргивали соседи либо взгляд вышестоящих. Ясно, что никому не стало легче от сказанных слов. Слишком глубока ненависть, слишком долгое время она поддерживалась взаимной местью.

— Воля Сестёр — признать вас, ваши обычаи и сохранить жизнь. Мне пока с трудом видится, как возможно первое и второе, но это вопрос не сегодняшнего вечера и, возможно, не одной сотни дней. Вы тоже потомки Первых, как и мы, но я не вижу в вас желания вернуться. Ваш народ в принципе рассматривает возможность принять старый Кодекс? — спросил ставленник.

— Мы не готовы принять вас, так же как и вы нас, — ответил Линно-ри. — Разницу уже не стереть. Ваш девиз «Мы помним». А мы — молодая раса. Мы помнить не можем. Только знать и изучать. Наш девиз — «Завтра будет», начертанный на полотне дня Поминовения. Вы боретесь за стабильность и с трудом принимаете перемены. Я сомневаюсь, что за три тысячи лет в Кодексы было внесено больше двух-трёх новых абзацев, не говоря о новых главах. Мы живём будущим, боремся за завтра, потому преобразования, что меняют жизнь к лучшему, принимаем легко и с охотой. Ни вы, ни мы не сможем вернуться к изначальному. Вы — эйуна. Мы — дайна-ви. «Победившие боль». Перемена обычая — цена этой победы.

— Кроме того, если вы готовы принять наш возврат к Кодексу, вам придётся… действительно принять, — подал голос молчавший до того Терри-ти.

Иру передёрнуло. Впервые она видела его, вечно любопытного и отзывчивого, таким серьёзным. Он будто разом растерял всю свою эмоциональность, уподобившись прочим дайна-ви.

— О чём вы говорите, юноша?

— Я не юноша, ваше сиятельство. Уже давно. У нас знаки зрелости наносят задолго до первой сотни.

— Мне трудно осознать ваши слова, учитывая, что видят мои глаза, но… хорошо. Принимаю. Так что именно вы имеете в виду?

— Возвращение нас к Кодексу означало бы, что не только мы живём по этим правилам, но и вы подчиняетесь им касательно нас. Однако вы не станете этого делать. И я мог бы легко это доказать, но захотите ли вы, чтобы я оказался прав здесь и сейчас?

Ставленник бросил взгляд на Балтариэна, тот чуть побледнел. Что бы ни задумал Терри-ти, он был уверен в своих словах. Да, одарённый не мог читать его мыслей, но то, как спокойно Терри-ти ждал ответа, как напряглись его спутники, как сжалась рука Лэтте-ри на его плече, — всё говорило о том, что дайна-ви задумал что-то, что взорвёт этот зал. Здесь и сейчас.

И ставленник молчал. Это было решение, подобное тому, что принимал Варин Раслинг о «пытке совестью». Легко было бы игнорировать подобную провокацию, сидя в кабинетах, но перед лицом толпы и своё лицо приходилось держать. Дайна-ви уже не раз удивляли окружение. Нищие — они бросают камафы вместо монет. Отрезанные от внешнего мира — знают законы не хуже тех, кто их написал. Рабовладельцы — не забывают, что их рабы живые и имеют собственную волю. Шкатулки с противоречиями. И судя по всему, сейчас вскроется очередное. Медленно, словно выверяя каждый шаг на льду, ставленник поддался на провокацию, хищно раздув ноздри, ища подвох и способ снова оказаться на твёрдой земле.

— Я сомневаюсь в этом, но мне любопытно, что же такого мы бы не могли выполнить по отношению к… таким же потомкам Первых, как и мы сами.

— Мы — молодая раса. Наш возраст и зрелость исчисляются иначе. Вам бы пришлось привыкнуть к этой разнице. Признать меня и других подобных мне дайна-ви достигшими зрелости. У вас и сейчас рвётся с языка слово «юноша». Но по нашим законам я не просто вырос, я стал мужчиной. Принял клеймение, знал женщин, прошёл не одну битву без наставника, некоторыми вылазками руководил сам. Мне доверяют душевное здоровье как младшие стражи, так и наставники. А значит — зрелый. Или, как любят выражаться перевёртыши, — матёрый.

— Допустим.

— А значит, по вашему Кодексу я достаточно зрел, чтобы требовать удовлетворения моей мести. Ваш закон не оставляет выбора, обязывая вступить со мной в бой убийцу моих родичей! Я доказал свои слова. Потому что сомневаюсь, что вы дали бы добро на поединок, признав меня равным, а дуэль — дуэлью справедливости.

Лэтте-ри дёрнул друга на себя, хватая за плечи и с едва сдерживаемым ужасом вглядываясь в глаза. И побледнел, столкнувшись с непрошибаемым упрямством.

— Дуэль справедливости? — Дринтаэцель не счёл нужным скрывать скепсис. — Старинная традиция поединка, где достойного и правого определяет его исход? Битва насмерть, кровью смывающая обиду и оскорбления?

— Да. Та самая дуэль, исход которой приравнивается к суду Великой Матери. Или этот обычай уже остался в прошлом за три тысячи лет?

— Нет. Он до сих пор начертан в дуэльном Кодексе. Но уже многие годы мне не доводилось слышать о состоявшихся дуэлях справедливости. И от кого же вам хотелось бы получить удовлетворение? — ставленник обвёл глазами зал, отмечая про себя усмешки соотечественников, которые не верили, что молодому мужчине придёт в голову вызвать кого-то на смертельный поединок.

— А вы готовы признать, что я имею право вызова?

— Это сложный вопрос… и мне хотелось бы знать, кто…

— Я готов признать право вызова, — как гром средь ясного неба вклинился в диалог Альтариэн, повышая голос, чтобы услышал каждый.

Почти все в эту минуту усомнились в надёжности собственного слуха.

Герцог медленно поднялся со своего места, аккуратно сдвинул кубок и, уперев пальцы в столешницу, произнёс:

— Я, Свет Леллы, голос тану Кальтаэна, готов признать право вызова для дайна-ви Терри-ти по отношению к любому эйуна достаточного возраста. Поездка в Каро-Эль-Тан дала мне некоторое представление об обычаях наших… потомков. Они ставят на теле метки зрелости, и я могу свидетельствовать, что все трое присутствующих на нашем пиру дайна-ви носят их. Мне также довелось увидеть их в бою. Не вижу причин для отказа.

— Но ведь это означает признать эти отбросы равными! — сорвался пожилой эйуна из ближней свиты ставленника. Неужели… ваша светлость, — он буквально выплюнул этот титул, — пойдёт на подобный шаг? В былое время за такое сразу бы…

— Что «сразу бы»? — нахмурился Альтариэн, осаживая того взглядом, но старик оказался с характером.

— Трибунал. С обвинением в предательстве!

— В былые времена, возможно, так и было бы. Но нынче есть Сестрино слово и воля Карающей. Которая не только взяла молодую расу под защиту, но и объявила многие поступки той войны преступлением перед её вечно закрытыми глазами. Сожжение при Аварте одно из них.

Старик посерел. Видимо, с этим событием в его семье было связано что-то страшное. Шепотки набирали громкость, будто рой, собирающийся покинуть улей.

— И сейчас мы можем обвинять друг друга сколько угодно, но это грызня заключённых за тюремными стенами. Ибо в её глазах мы виновны. Мы. Преступники.

Его собеседник сжал кулаки. Ставленник дотянулся до него через стул и тронул за рукав, привлекая внимание и покачивая головой. Старик глубоко вздохнул и наклонил голову, пряча полыхающую ненависть от зрителей под неровно постриженной чёлкой. И Ира, которая наблюдала эту перепалку вблизи, не могла бы поручиться, кого упёртый старик ненавидит больше — дайна-ви или герцога.

— Противоречия между нашими народами уже столь глубоки, что либо их предстоит принять, либо уповать на божий суд, — продолжил меж тем Альтариэн. — Великая Мать и Карающая рассудят исход поединка. Потому я признаю право Терри-ти на вызов! Условий ставлю лишь два: этот пир посвящён исключительному событию — приезду в Карраж вестницы. Мне бы не хотелось, чтобы сей праздник был омрачён исходом дуэли. Посему противники могут выбрать любой день, кроме сегодняшнего. И любое оружие, кроме шейба-плети. Терри-ти, вас устраивают эти условия?

Дайна-ви смотрел на герцога ошеломлённым взглядом, который через мгновенье налился такой непередаваемой благодарностью, будто ему предложили мешок поруха размером с ворота Карража в дар, а не право на смертный бой.

— Согласен, — хрипло сказал он. — Конечно, согласен!

— Тогда назовите нам имя того, у кого требуете удовлетворения.

— У убийцы моего отца, его матери и моей подруги детства. У того, кого в нашей общине зовут Приходящей Топью. Я вызываю на дуэль справедливости виконта Саланталя!

Глава 13

Дуэль

В дверь настойчиво постучали.

Ира глубоко вздохнула, вжала пальцы в раму окна и, не оборачиваясь, крикнула:

— Входите!

Голос подвёл, сорвавшись на последнем слоге. Она услышала скрип открывшейся и тут же — хлопок закрывшейся двери. Стук набоек на подошвах сапог вколотил несколько новых гвоздей в её и без того разыгравшуюся мигрень, пока вошедший подходил сзади.

— Вы ненавидите меня за моё решение, не так ли? — тихо спросил Альтариэн.

Ира резко выдохнула, не оборачиваясь, прошла к кровати и села. У неё не хватало сил смотреть, и рта бы не раскрывала, будь на то её воля, но она понимала, что говорить придётся.

— Не понимаю. Совсем не понимаю, — прошептала она. — Зачем? Зачем это вам? Зачем это им? Неужели мало было смертей?!

Гул в ушах нарастал. Он поселился там ещё со вчерашнего вечера. Начался вызовом на дуэль, ударившим молотком по сердцу, продолжился воплями подскочивших гостей… Она плохо помнила. Пиру пришлось закруглиться, и их всех проводили по комнатам, но что было дальше, мозг посчитал неважным и стёр из хранилища памяти.

Сегодня утром пришлось учиться дышать заново. Осознавать. А оно никак не хотело умещаться в голове. Кто ей сообщил о том, что дуэль состоится сегодня вечером, она тоже не помнила.

Сегодня. Уже сегодня. Один из двоих. До смерти.

Альтариэн сел рядом на кровать, снял диадему, которую надевал на какой-то экстренный совет, и, положив её рядом, повернулся к Ире.

— Это нужно всем нам. И дайна-ви в первую очередь.

— Вам так хочется, чтобы они погибли?! Нельзя убить, а на дуэль он вроде как сам вызвался?! Слово Сестёр не нарушено, «я — не я, и хата не моя»!

— Нет. Ириан. Мне жаль, что вы так думаете. Но я понимаю, откуда могут быть такие мысли. Как вы считаете, что сейчас удерживает руки сотен подданных Света Лару и короля амелуту от убийства врагов?

— Наказ Сестёр.

— А если завтра дайна-ви прогневят их? Будет ли что-то удерживать?

Ира резко вздохнула. Вопрос был риторическим, потому она не стала тратить силы на ответ.

— Ириан, вы не понимаете. Не принимаете. Но не слепы. Вы были на вчерашнем приёме и видели отношение. «Отбросы». «Мусор». Каждый не побежит в Каро-Эль-Тан проникаться божественным словом. Смертным, всем смертным, хочется стабильности, и привычка — то, что приходится выдирать с корнем. Сейчас кого-то держит слово Сестёр. Кого-то — приказ вышестоящих. А кто-то трясётся за шкуру и не желает быть поджаренным гневом Карающей. Но если завтра ситуация поменяется, уже ничто не остановит ни первых, ни вторых, ни третьих. Ненависть — самый мощный из толкачей.

— И… что поменяется? Что поменяется, если умрёт один из вас или один из дайна-ви?! Снова. Разве очередная смерть остановит эту цепочку? Она же…

— Не остановит. Но заставит слышать.

— Что слышать, Альтариэн?! Что?! Похоронный колокол?!

— Ириан… когда-то я был на месте Терри-ти. Просто послушайте. Я вырос не в Анаэрлене и не в каком-то другом из наших городов.

— Рядом с Пустыней. Мне говорили.

— Да. Рядом с Пустыней. Это жуткое место, по мнению тех, кто живёт под покровительством Сестёр. Кровавые ритуалы риттов у кого угодно вызовут тошноту, огромные пространства без капли воды напугают самого бывалого путешественника, а монстры тех мест… — он отодвинул ворот камзола, открывая шрам на шее. — Я там жил. И не знал лучшего учителя, чем Пустыня. И первое, чему она учит, — умение слышать. Когда вокруг тебя огромные пространства песка, крик о помощи теряет смысл. Попытка кричать стремительно отбирает силы и убивает не хуже любого вида оружия. Тишина учит слышать. Самого себя. Своё тело. Каждый ток крови. Каждую мысль. Душу. Каждый шорох вокруг. Крупинки песка шуршат по-разному, когда вдалеке начинает плясать песчаная дева, когда ползёт под барханами армарган, когда близится буря. Я знаю каждую из этих песен. И потому, вернувшись в Анаэрлен, чувствовал себя так, будто нахожусь среди толпы глухих. Глухих, которые громко кричат, а потому ничего не слышат. Мои слова тоже утонули в этом крике. Ни один урок, который преподала мне Пустыня, не оказался значимым в глазах военных наставников. «Кровь за народ». А я ни разу не вступил в схватку. Пустыня научила меня узнавать противника, прежде чем поднимать оружие. Отличать мираж и красивую картинку от реальности. А за неприглядностью стоптанной сапогами лужи видеть капли влаги — путь к спасению и жизни. И потому, когда меня спросили, почему я ни разу не участвовал в отражении набегов риттов на форпосты, промолчал. Скрыл тот факт, что владею языком врага. Что пил с ними из одного бурдюка воду, что в Пустыне драгоценнее камафов. Что видел богиню Тари и её кровавый суд, что знаю до последнего движения ножа, как приносить жестокую жертву, чтобы усмирить гнев песчаной девы. Обо всём этом знает только брат. Единственный, кто услышал, единственный, кто счёл мой опыт достойным внимания. Теперь знаете и вы. Надеюсь, могу рассчитывать на ваше молчание?

— Да… можете. Поэтому вы не убили дайна-ви?

— Одна из причин. Не могу сказать, что не имел такого желания. Не могу утверждать, что долг солдата не шептал мне так поступить. Но последовал правилу узнавать противника: чем он дышит, чем живёт. И после ни разу не пожалел об этом. Как не пожалел, что узнал обычаи риттов, на многое открывшие глаза. Дайна-ви своими поступками и традициями вызывают моё искреннее недоумение, но общая дорога научила видеть в них не только врагов. Честность. Сила. Крепкое плечо. Узы солдатского братства. Ответственность. Потому я дал согласие на дуэль. Сейчас их не слышат. Не признают, что они имеют право на собственный голос. Понимаю, вам тяжело признать поединок до смерти имеющим хороший смысл, но эйуна всегда говорили на языке крови. Дайна-ви это знают. Это понятный язык для нас, и заговорить на нём — быть услышанным.

— Я… плохо понимаю связь. Почему вы сказали, что были на месте Терри-ти?

— Я умею читать язык ран. Настоящих ран, которых не касались ладони одарённых. Тот бой, что чуть не стоил мне жизни, — он снова тронул ворот, — я вёл не один. Армарганы — бич всей Пустыни. Когда они выходят на охоту, враги прикрывают друг другу спину. После того сражения моё тело могло остаться в песках. Но обычай риттов гласит, что бой с армарганом заканчивается, лишь когда умирающий испустит последний вздох, а выживший доберётся до своих. А до тех пор разделившие бой воины считаются братьями по оружию и обязаны заботиться друг о друге. Я стоял у Моста несколько дней и лишь благодаря этому обычаю не пошёл считать его ступени. У риттов нет великолепных лекарских инструментов влари, чудодейственных мазей сквирри, одарённых. Их лечение всегда грубо, всегда больно. Они не знают жалости, кромсая тело, будто оно не имеет для них значения. Несколько дней и несколько ночей я умирал на руках у одного из их солдат, имеющего представление, как лечить. Именно так: имеющего представление. Не лекаря. Совершенно не раздумывающего перед тем, как в очередной раз вскрыть мою рану, чтобы выпустить оттуда всё лишнее и опасное. Рана, залеченная на поле боя. Нить, отделяющая жизнь от Чертога. Юный на вид дайна-ви Терри-ти, равно как и его соратники, знают, что это такое. Мне повезло, подобное лечение испытал лишь однажды. У них же почти каждый шрам — память о подобном событии. Глядя на них троих тогда, у озера в Заповедном лесу, я невольно считал и сбивался со счёта, пытаясь уложить в голове, сколько раз каждый из них стоял у подножия Моста. На приёме Терри-ти упомянул перевёртышей. Сказал, что те называют их «матёрые». А полузвери этим словом не бросаются.

— Так… вы считаете, что у Терри-ти есть шансы на победу? — тихо спросила Ира.

— Более чем. Но правдиво будет сказать, что шансы равны. Если уж дайна-ви зовут Саланталя Приходящей Топью… Они оба матёрые.

— А можно… хотя нет. Дурацкий вопрос.

— Задавайте.

— А кого будете поддерживать вы? За кого болеть?

— Какое меткое слово. «Болеть». Но неуместное в моём случае. Потому что ни за кого. Моя победа уже в том, что поединок состоится. И я прослежу, чтобы этому ничто не помешало. Его исход не важен. Если победит дайна-ви — их начнут слышать и воспримут всерьёз. За эйуна, во всяком случае, готов поручиться. Язык крови нам родной. Если победит Саланталь, важным останется сам факт дуэли. То, что за дайна-ви признали право требовать удовлетворения. Право взывать к справедливости, божьему суду и законам предков. То есть нас. Это первый шаг к тому, чтобы мой народ осознал, что далеко не всё, что случилось в прошлом, — абсолютные правда и справедливость.

— А ваша-то в чём польза, Альтариэн? Почему приняли всё это так близко к сердцу? Почему вмешались?

— То, что преступления совершала моя мать, не снимает с меня ответственности. Ошибки должны быть исправлены. Я же говорю. Язык крови родной нам. И уз родства в том числе.

— Поговорка «Дети не в ответе за грехи отцов» у вас не работает, да?

— Смерть взимает долги. И моя мать уже заплатила. Я не в ответе за её преступления. Но в ответе за тех, кто идёт за мной, кого взял под свою руку, кому присягаю на верность. Живые живут среди живых и в ответе за то, что происходит сейчас. За тех, кто вокруг, за тех, кто доверился. У меня есть возможность исправить зло, что она причинила. Я не имею права остаться в стороне.

— «Если тебе доверились, иду вместе со всеми — уже не ответ», да?

— Где вы это слышали?

— Енна.

— Да. Уже не ответ.

Безусловно, нужный разговор. Не то чтобы Ира прониклась всей этой политикой и признала смертельный поединок решением проблемы. Разве можно осознать, что для других это важно настолько, чтобы не пожалеть жизни?.. Непонятно. Совсем. Как перебинтованная ножка китаянки. Как кольца на шее туземки. Но нужно ли Терри-ти прямо сейчас её понимание? Её дотошность? Паника? Нет. Ему хватит того, что она уяснила: для каждого дайна-ви это не игра. Не то, от чего отмахнёшься. Этим они живут, каким бы неправильным ни казалась такая позиция с соседней колокольни.

Словно откликаясь на её мысли, Альтариэн проговорил, вставая с кровати и собираясь уходить:

— До вечера осталось не так много времени. Возможно, вы захотите провести его с ними. Поговорить. Не хороните живых, как мёртвых. Но и не упускайте шанса, который после может не представиться. Кстати, о шансах. Не хочу давать ложных надежд, но иногда дуэли справедливости заканчиваются не только смертью одного.

— Обоих?

— Бывает и такое. Но я не о данном случае. Этот поединок длится до тех пор, пока оба стоят на ногах. Добить лежачего — право его противника, которым можно не воспользоваться. Если один лёг, но не добит, или оба легли, но ещё живы, то по старинной традиции распорядитель поединка, а им в этот раз буду я, открывает заслонку клепсидры.

— Водяные часы? Механизм для измерения времени?

— Да. Тот, кто останется жив, когда истечёт вода, считается помилованным волею Сестёр. Его или их уносят с поля боя. И когда раненый переступает эту черту, ему оказывается помощь лекарей. Саланталю маркиз уже выделил одного из наших одарённых. Ириан, дуэль справедливости — обычай эйуна. Потому одарённым из свиты барона Бирета, в частности, капитану Накарту, будет отказано в праве оказать помощь после поединка. А среди наших нет тех, кто согласился бы протянуть руку дайна-ви. Но вы — вестница. Исключение из этого правила. Дайна-ви сейчас под вашей рукой. Если найдёте в себе силы присутствовать при бое и не вмешиваться в его ход, то после сможете попытаться помочь. Вашим запасам белого эликсира после визита в Руин-Ло может позавидовать лазарет Карража. Вы можете отказаться. Мы поймём. Но если вам нужны надежда и причастность, осознание, что сделали всё, что смогли, — найдите в себе волю прийти на дуэль.

Варн улетел рано утром. Ира не спрашивала о причинах, мало ли их может быть? Потому удивилась, найдя его в комнате дайна-ви. Тут Ира находилась впервые и сразу обратила внимание на небольшой размер помещения. Или так чувствовалось из-за количества народу? Или нир-за-хар, воспользовавшийся высотой потолков, решил совсем съесть пространство своим средним обличьем? Тесно. И именно эта теснота стала причиной того, что она напоролась на колючие ветки, которые держал ящер.

По его лапам тихо текла кровь. Ира подорвалась было за аптечкой, но Варн схватил её за плечо.

— Не суетись! — рыкнул он. — Царапина. Заживёт скоро.

— Зачем ты притащил сюда это?! — Ира уже забыла, зачем пришла, вид крови после последних часов совсем выбил из колеи.

— Тер попросил.

Ира подняла глаза на Терри-ти.

— Это ритуальное растение, — пояснил он, не посчитав нужным скрывать мрачность голоса. — Надеюсь, что применять его не придётся.

— Ритуаль… ное? — Ира сглотнула.

— Ракута. Цветок Маяры. У нас свои обычаи прощания. Ещё раз повторюсь, надеюсь, что применять его не придётся.

— Ты вызвал на дуэль Приходящую Топь.

Линно-ри до этого момента сжимал пальцами раму открытого окна. Холод гулял по комнате, ничем не сдерживаемый, но на щеках брата Лэтте-ри цвёл серо-розовый румянец, будто он только что вернулся с жаркой пробежки. В районе груди между переплетениями шнуровки переливались кремовые блики. Ира поняла, что кристаллы, что берегут для дайна-ви тепло, сейчас работают на износ, и ринулась к окну, захлопывая его. Когда младший дайна-ви обернулся, Ира вздрогнула. Спокойные глаза. Спокойная поза. Но даже дар вещания не открыл бы мыслей лучше.

«Вызвал», — отвечали глаза Терри-ти.

«Ты погибнешь!» — сжимались губы Линно-ри.

«На всё воля Сестёр».

«Зачем?!»

«А ты бы как поступил?»

«…»

«Так же».

«Так же. Прости».

— Ириан, вы что-то хотели? — спросил Терри-ти с усилием, отвлекаясь от переглядок.

— Да… Ко мне заходил Альтариэн. Он сказал, что если поединок кончится, а кто-то… вы… ещё будете живы, то я могу побыть вашим лекарем. Белый эликсир. И помочь… — голос сорвался на шёпот, ей было тяжело даже представлять, что Терри-ти будет лежать весь в крови, а ей придётся на это смотреть.

— Вам не обязательно приходить на поединок, Ириан. Не знаю, зачем это понадобилось герцогу, но вам достаточно передать то количество лекарства, что посчитаете нужным, Лэту или Лину. Они будут моими свидетелями и обо всём позаботятся. Вам не надо видеть то, что там будет происходить. Вы непривычны к такому. Ни к чему это.

«Как же хочется кивнуть».

— Нет, Терри-ти. Спасибо, но… я пойду. Иначе до конца жизни не смогу простить себя за трусость. Не знаю, чем смогу помочь, но хочу быть уверена, что сделала всё, что можно.

Дайна-ви подошёл и положил руки ей на плечи.

— Спасибо, Ириан. Для меня это много значит. Тогда у меня будет личная просьба. Позже скажу. Уделите мне немного времени?

«Это что, будет… последнее желание?!»

— Конечно, — ответила она еле слышно, закрывая рот ладонью, чтобы не расплакаться. Терри-ти успокаивающе похлопал её по плечу и развернулся к мрачному ящеру.

— Варн, спасибо за ракуту, — сказал он.

У того поблёкли краски, когда передавал ветки, на которых место пустого не было от иголок. Рука Терри-ти тут же окрасилась алым. Левая. Правую, рабочую, он берёг. Ей предстоит сжимать оружие.

Осознание, предчувствие и страх набатом разбивали тишину. Никто не говорил ни слова, но она буквально кричала.

Лэтте-ри мог напугать кого угодно своей бледностью, делавшей его похожим на восставшего из могилы. Прямо как для фильмов гримируют. Только живьём. Реальный. Ира не удержалась от жеста, ей было плевать, кто и что подумает. Подошла и схватила его за руку. Они одновременно сжали пальцы, хрустнули костяшки. Под кожей лопались мелкие сосуды, обещая оставить после себя на память долгоиграющие синяки.

Линно-ри уставился в одну точку. Несколько глубоких вдохов, и он внезапно сорвал с шеи волшебный кулон, протянул его Терри-ти. Кристалл сильно уменьшился в размере с тех пор, как дайна-ви впервые демонстрировали их Ире.

— Наденешь его мне на шею, когда вернёшься с победой, — резко проговорил младший страж и дёрнул на себя руку друга, насильно вкладывая в неё дар. Тот побледнел.

— У тебя же семья…

— Будет лишний повод отправить на Мост Приходящую Топь, — перебил Линно-ри, — а у меня… — тихо добавил он, — лишняя уверенность, что случайности не вмешаются в ход дуэли. Осенний вечер убивает внезапно.

— Послушайся его, лекарь душ, — сказал внезапно Варн. — Мне тоже не хочется, чтобы тебя подрали в поединке. А за мелкого не беспокойся. Для нас законы эйуна как до перевёртышей Надвратный пик. Никто не рыкнет из-за моего присутствия. Дерись так, чтобы у врага сердце в лапы стукало, а с твоим другом я теплом поделюсь. Не сдохнет, не переживай.

— Спасибо, — сказал Терри-ти, осторожно надевая кулон на шею. — Тебе я тоже, получается, должен.

— Главное, чтобы, как у вас говорят, долги с тебя не Великочтимая взимала. Дерись! Я ненавижу ракуту, но с превеликим удовольствием утоплю эти дрова в ближайшем болоте после. После того как всё кончится.

— Спасибо. Я ценю, что ты нашёл в себе желание понять наш обычай.

— Да понабрался тут от всяких, — бросил ящер взгляд на Иру. — Но знаешь, вы и правда какие-то неправильные бесхвостые. С вами разговаривать можно, в отличие от остальных. Так что выходи победителем. А то кто ещё вечерами будет мне в голову лезть да душу пытаться врачевать?

Терри-ти кивнул, едва заметно и очень тепло улыбнувшись. Ира ощутила, как непроизвольная волна вещания скользнула от ящера к Терри-ти и тут же накрыла собственные мысли «заглушкой». Это ощущалось настолько личным, что она закрылась, чтобы избежать искушения узнать, когда и почему Варн и Терри-ти успели сблизиться.

— Осталось решить только одну проблему, — проговорил Терри-ти, бросая взгляд на окно. Тучи сегодня заволакивали небо, но периодически среди них проглядывали диски трёх светил. Местным жителям этой малости хватало, чтобы примерно прикинуть который час.

— Какую? — тихо спросила Ира, не желая и секунды лишней находиться в тишине. Проблема? Это хорошо! Это действие. Это работа. Движение. Это возможность думать о чём угодно, кроме…

— Оружие. Шейба-плеть запрещена условиями поединка, арбалет тоже. Мы с… Саланталем сошлись на мече в одну руку и на числе кинжалов, не более трёх. Проблема в том, что вряд ли карражский рынок примет меня радушно.

— А почему вы не одолжите меч у Линно-ри? — спросила Ира. Очевидно же, почему нет?

Терри-ти замялся и ответил:

— Лет десять назад я повредил запястье. Всё зажило и работает, я умею и могу владеть мечом, но… Есть одна сложность. Вес. Дома у меня меч, подаренный матушкой, из алазия. Металла, что добывается в Северных горах. Из него ведьмы делают свои летучие диски. Алазий лёгкий, но при этом имеет прочность, присущую металлам, из которых принято делать оружие. Будь у меня мой меч, вопрос бы не стоял, но его тут нет. Левой рукой я могу работать, тренировался, но тем мастерством, что необходимо для поединка с Приходящей Топью, похвастаться не могу.

— Можно заменить мечом из вларийской стали, — сказал Лэтте-ри, чуть ослабляя хватку на Ириной руке. — Мы в Карраже. Влари не продают оружия, но металл, который ими добывается, местные мастера приспособили для военных нужд и без их участия. Я уточнял у барона Бирета, такой меч будет стоить семь камафов не меньше фаланги.

— Такая покупка почти полностью истощит наши запасы, — Терри-ти не спорил, а лишь констатировал очевидное.

— Мы не по трактирам ехали рассиживаться.

— Тогда остаётся дело за малым. Пойти и купить. Сомневаюсь, что торговцы продадут что-либо, даже если у них прилавок будет ломиться от мечей из вларийской стали.

— Продадут, — барон зашёл в комнату не поздоровавшись. Окинул взглядом бледные лица, ветки ракуты, мрачного ящера и ворот Терри-ти, из которого были видны шнурки талисманов.

— Ириан, вы приняли решение? — спросил он с порога.

— Да. Я приду.

— Хорошо. Слух о дуэли вызвал волнения в городе. Все взбудоражены, с утра в Собор ломились фанатики, требуя от Голосов Сестёр немедленно выдать их волю касательно «противоестественного» поединка. Даже среди дисциплинированных эйуна нашлись те, кому новость ударила по голове. Марша и мэтр Рохан успокоили толпу, пообещав прислать свидетелей дуэли из числа одарённых, чтобы исключить незаконное использование волшебных течений и огласить волю Сестёр, коли таковая будет явлена. Дринтаэцель оказался… удивлён… назовём это так, буйством толпы. С его лёгкого слова, чтоб ему подавиться, поединок объявлен публичным, а проходить будет на тренировочной арене в стенах Собора. Желающих поглазеть полно. И поскольку их несколько больше, чем могут вместить трибуны арены, был выпущен приказ — явиться зрителями дуэли между одним из тех, на ком защитное слово Карающей, и лучшим из мечников гвардии ставленника всем почитаемым жителям города. Знать. Звёзды с небосклона карражского Собора. Высшее командование и старшие командиры военных. Старшие ремесленники и мастера. Главы гильдий. Судьи и представители Казначейства. В общем, все, чьё слово имеет хоть какой-то вес. Посланоприглашение За и его совету. Даже к перевёртышам с утра наведались, но среди них не нашлось желающих.

— Ко мне тоже совались, — нехотя сказал Варн. — Сам я буду, и может, кто-то из семьи подтянется. Я могу запретить, если это помешает. Но сам приду. Обещал.

— Наоборот. Лучше, если ваша семья пришлёт самых матёрых. Если уж Дринтаэцель задумал устроить балаган из дела чести, то будет неплохо, если вторую сторону поддержит кто-то помимо нашего разношёрстного отряда, половину которого уже успели записать в предатели короны слухи и пересуды.

— Хорошо. Сделаю.

— Мне всё равно, сколько народу будет на поединке, — сказал Терри-ти. — Это дело лишь моё и Приходящей Топи. Мне не важно, у скольких зрителей на глазах я вырву у него сердце. А если не удастся, то единственное, что будет волновать: те, кого я хочу видеть в такой момент, — рядом.

— Это уже не только твоё дело, Тер, — сказал Линно-ри, с усилием выдавливая из себя слова. — Ты борешься не только за честь своей семьи и проливаешь кровь не только ради мести. Ты дерёшься за наше право взывать к правосудию. Твоя победа уже в том, что поединок состоится. Хотел ты того или нет, но сейчас всё именно так. Мне… больно думать, что твоя смерть принесёт кому-то пользу. Но это случится независимо от моего желания. Потому сделай милость, не заставляй меня сообщать твоей матери, что ценой нашей возможности опираться на закон стала твоя жизнь.

— Да. Так и есть, — проворчал барон, — Свет Леллы расстарался, чтобы это событие имело вес. Вы бы его на совете у ставленника слышали! Кстати, то, о чём я говорил. Мику Рохан тоже вставил своё слово. Опыта у него в речах — дай Великая Мать каждому! Он призвал горожан к смирению перед волей Сестёр. Выставил поединок чуть ли не возможностью увидеть чудеса божественной мощи и учебником по военному искусству. Так что в городе найдётся достаточно ушлых продавцов, кто будет готов продать оружие вам и Саланталю, чтобы потом говорить, что именно его меч или нож были выбраны для столь знаменательного события. Но для похода на рынок я бы охрану прихватил.

— Нет необходимости, — сказал Варн. — Я с ним схожу.

— Хорошо. Не думаю, что найдутся желающие злить вашу семью, покушаясь на вожака. К тому же ваших над городом сейчас много.

— Насколько всё плохо с настроениями толпы, господин барон? — спросил Линно-ри. — Такая напряжённость может загореться, как сухая труха от одной искры огнива.

— Стража выполняет свой долг и рыщет по улицам. Не думаю, что проблемы возникнут. Беспорядки Дринтаэцелю не нужны — ему потом перед влари ответ держать, так что на его людей тут можно рассчитывать. Наш приезд и так разворошил это гнездо больше нужного. Ставленник проследит за порядком, но сразу после дуэли из города надо уезжать независимо от результата. Разве что… отдать скорбный долг — веская причина остаться. Но хоронить живых как мёртвых — последнее дело. А вот проверять терпение ставленника на прочность точно не стоит. Сейчас он сделает всё, чтобы событие прошло гладко, но будет рад избавиться от нас после.

— Ясно. Спасибо, что предупредили, господин барон.

— Все под волей Сестриной ходим. Терри-ти.

— Да?

— Постарайтесь выжить. Уж не знаю, как там ваша матушка, но мне совершенно не хочется сообщать вашему… Старшему, что один из его послов мёртв.

— Смерть привычна на Болоте. Старший-среди-Отцов не будет спрашивать с вас за моё решение.

— Вам виднее. А я проверять не хочу.

— Я понял.

С рынка Терри-ти и Варн вернулись мрачные, но довольные собой. На поясе Терри-ти висели ножны, из которых торчала неброская рукоять меча. Демонстрируя его Лэтте-ри и Линно-ри, он приложил лезвие плашмя к сгибу руки. Вдоль острия побежал солнечный зайчик. Он был тусклым, под стать сезону за окном, и отливал фиолетовым, словно пришёл в этот мир из потустороннего.

Вларийская сталь выглядела для Иры, как и прочие металлы, — тяжёлой и мощной. Но когда Терри-ти протянул ей меч, она поняла, что с лёгкостью способна его поднять, и даже сделала несколько пробных взмахов. Линно-ри свои уроки буквально вбил ей в руки, потому сейчас, сжимая рукоять, она держала её именно так, как нужно, — не пережимая и не тратя силы, чрезмерно напрягая мышцы, но и не расслабленно, чтобы не выбил потенциальный противник. Как ни мрачен был повод покупки, она не могла не восхититься мастерством, с которым изготовили оружие. И чёрт возьми, как же удобно он ложился в руку!

Видимо, Терри-ти обуревали схожие чувства, когда он принимал меч обратно. Он сделал два-три взмаха, проверяя работу запястья, и удовлетворённо выдохнул.

— Чуть тяжелее, чем алазиевый, но удобный.

— Не хочешь потренироваться? — спросил его Лэтте-ри. — Ты уже не один месяц не держал в руках меча, предпочитая арбалет.

— Этих месяцев не хватит, чтобы выбить из моих рук навыков, что вложили наставники. А перед испытанием пытаться надышаться впрок — дело гиблое. Но ты прав, размяться надо. Чуть позже. Лин, Варн, вы простите мою бестактность, но я хотел бы сказать пару слов наставнику и Ириан наедине.

Они не ответили, молча выйдя за дверь, подчиняясь тому, чьё слово приравнивалось к последнему желанию.

Терри-ти отошёл к окну, оглядывая город. Лэтте-ри сел на скамью. Ира судорожно мяла пальцы, не смея дыхнуть лишний раз. Ей казалось, что звук дыханья слишком громок для этой комнаты и может потревожить замершего, как статуя самому себе, дайна-ви.

Терри-ти оборачивался медленно, словно собираясь с силами.

— Мне сегодня многое простительно. Потому, извини, наставник, но я считаю важным высказаться.

Лэтте-ри кивнул.

— Не тебе. Тебе — после. Ей.

Он повернулся к Ире и сглотнул.

— Ириан, я знаю, что вас связывает с моим наставником и теплом жизни. Лэт для меня роднее семьи и друг, посланный Сёстрами. Не буду желать вам счастья, поскольку знаю, чем всё закончится. И это заставляет моё нутро болеть. Я… не хотел бы для родного мне существа такой судьбы — разделить путь с вестницей. Тем более что может случиться так, что меня не окажется рядом, чтобы исцелить чёрную печаль, что, скорее всего, поразит его с вашим уходом. Я многое могу оставить с лёгким сердцем в этой жизни, уйдя на Мост. Знаю, что о матушке позаботятся её родные, что Лина поддержит семья, что у каждого из сослуживцев, что захотят почтить меня обрядом памяти на ветке ракуты, кто-то есть. И лишь Лэт вызывает во мне чувство незавершённого дела. Ириан, я не слепой. И вижу, что как бы разум ни твердил, что эти чувства растить не стоит, они уже есть и рвутся к светилам. Не мне стоять на пути. Я не знаю, что чувствуете вы и как давно. Какие шаги привели вас к моему наставнику. Но точно знаю, когда свой выбор сделал он. Свидетельство его решения сейчас на вас.

Ира сглотнула и скосила глаза вниз. На ней? О чём он?

— Вам никогда не приходила в голову мысль, что у облачения, подаренного вам, была другая владелица?

Она нашла в себе силы на кивок.

— Если вы отодвинете ворот, то увидите на нём вышитый вензель с буквами нашего языка. Это имя. Линам-ша. Так звали мать Лэтте-ри. По нашей традиции одежду матери дарят той, кого хотят назвать женой.

Ира резко вдохнула накалившийся воздух.

— Скорее всего, тогда этот подарок не нёс в себе подобного смысла, — продолжил Терри-ти. — Вас слишком связало то, что произошло под землёй. Но я много лет знаю наставника. Любой его поступок пропитан искренностью, даже если мотивы не всегда понятны ему самому. Моя просьба проста — берегите эту искренность. Лэт мало говорит, но я уверен, что именно вы сможете разобраться, что скрывается за молчанием. В вашем кубке налито время. И его не много. Я прошу вас обоих — пейте до дна! Чтобы после ни одного мгновения не было отдано сожалениям, что была потеряна хоть капля! Неважно, как назовёте друг друга. Не важно, что друг другу сумеете подарить и сумеете ли вообще. Не теряйте времени. Его нельзя ни восполнить, ни обратить.

Мгновения тягучими каплями наполняли воздух, как влажность пещеры Утёса. Каждое из них хотелось сопроводить действием. Словами. Но какими? «Спасибо»? «Обещаю»? «Постараюсь»? «Сделаю»? «Как пожелаешь»? Они ведь тяжёлые, эти слова. Вот прямо сейчас каждое из них весит как бетонная плита. И на каждой — ответственность. Нет, Ира совсем не против. Она к этому готовилась. Но сделать шаг, когда показали размер груза, так тяжело. Он ещё не лёг на плечи, но от одного вида ломит спину. И Терри-ти понял. Он подошёл вплотную и обнял. Как старший брат сестру, как друг — подругу. И Ира не могла не ответить ему взаимностью. Обняла, ещё живого, ещё здорового. Так много хотелось пожелать и сказать! Не умирай! Живи! Возвращайся с победой! Куда мы все без тебя?!

Но она просто ревела, разжимая потихоньку жгут под сердцем. А после сорвалась на рваную, полную всхлипов речь:

— У меня… эликсира… как в лазарете… Я… весь… вы только… пожалуйста! Дотяните… Я всё дам… только… дойдите! Дождитесь!

— На всё воля…

— Нет! Нет! У нас… по-другому… На бога… богиню… надейся… сам… не плошай. Не надо…

Терри-ти задумался, а после отстранил её от себя.

— Я понял. Спасибо. Ириан, мне жаль, что я взвалил на вас такой груз, но Лэта мне больше оставить не на кого.

Шмыгнув носом и посмотрев Терри-ти в глаза, Ира открыла рот и…

— Спасибо. Обещаю! Постараюсь! Сделаю! Как пожелаешь!

Он снова её приобнял.

— У вас мало времени. Но можно мне попросить несколько минут для себя?

Ей оставалось только кивнуть. Позже. Они с Лэтте-ри могут поговорить позже. А вот Терри-ти… Она плотно прикрыла дверь.

— Зачем ты повесил на неё этот груз? — спросил Лэтте-ри.

Он не осуждал, не защищал, не спорил. В другое время — возможно, да. Но не сейчас. Не тогда, когда смотрит в глаза тому, кого, возможно, видит последние часы.

— Ириан не хватает решительности. Пока она лишь ведомая, хотя и старается учиться всему, до чего дотягивается. Храбрость рождается из желания и способности брать на себя ответственность. Она бы осознала это. Позже. С тем путём, что ей уготован, — быстрее, чем могло бы быть. Но пока она решается, пить ваше время она будет крохотными каплями. Мне бы этого не хотелось.

— А про одежду? У меня тогда и мыслей не было.

— А теперь?

— Есть.

— Вот и не спорь. Ей сопровождать тебя на Болото. Она должна знать, почему на неё будут смотреть так.

Лэтте-ри подумал и согласно кивнул. Понял. Принял.

— Ты больше всех из нас троих мечтал вернуться домой, — он говорил, совершенно не пряча тоски. — Даже Лин, которого ждёт семья, не верил так, как ты.

— И сейчас мечтаю. Знаешь, нашу вестницу приходится учить самым элементарным вещам, будто она ребёнок, ещё не достигший зрелости. Но есть одна вещь, которой нам стоит поучиться у неё.

— Какой?

— Жить в мире, где не способен увидеть собственного Бога, и иметь в себе силу верить… Не растерять веру в чудо и божественное вмешательство, не имея явного знамения… Мы ищем силы внутри самих себя, но я даже представить боюсь, насколько глубже надо копать, чтобы достать до того дна, откуда черпают свою веру вестники. И сейчас, перед поединком с Приходящей Топью я не хочу полагаться на случай. И доверять судьбу азартной игре тоже. Я вернусь домой.

Лэтте-ри не ответил, хотя по глазам его Терри-ти прочитал сотни «а если…». Но Лэт не посмел их высказать. Не сегодня. Тер вздохнул, подошёл и обнял его за плечи.

— Но если так случится, что от меня уже ничего не будет зависеть и Сестрина воля отправит на Мост… обещай мне две вещи.

— К…какие?

— Не вози мой прах на Кладбище. Ни Утёса, ни Долины, ни на Север. Ты помнишь то дерево, где учил меня добывать яд болотного веретёнца?

Лэтте-ри кивнул, не отнимая лба от его шнуровки, и обнял, цепляясь пальцами за ткань камзола.

— Собери прах в пиалу, что мастер Раян-ги для лекарств использует. Помнишь, есть у него такие… с крышкой. Думаю, он не откажет тебе в подарке, хотя обычно трясётся над каждой своей склянкой. Затопи её под тем деревом в Топи. Если духу моему когда-то Великочтимая позволит вновь увидеть дом, хочу начинать путь по родной земле не среди могил. Сделаешь?

Кивок. Дрожь.

— И пообещай мне ещё кое-что, Лэт.

Терри-ти дождался, когда тот поднимет взгляд. Чуть влажный. Из последних сил.

— Пообещай, что снова возьмёшь учеников.

Лэтте-ри вскинулся, но сегодня сила была не на его стороне, и Терри-ти заставил его снова сесть.

— Я…

— Сможешь! Тот мальчишка, Ринни-то. Он будет следующим. Самым-самым. Как и те, что придут за ним. Ты можешь подарить твёрдую землю среди Топи многим. Обещай, что не бросишь ни одного из них. Обещай, что дашь им это! Обещай, что останешься тем талантливым наставником, который сумел вытащить мою душу к светилам!

Лэтте-ри сжался. Он знал, каков будет этот путь. Снова и снова. Как у наставника Дарно-то. Смотреть, учить, гордиться. Радоваться, когда никто не видит. И провожать на Мост. Дорога учителя. Дарить шанс на новый день, давать знания, чтобы его прожить, и знать, что рано или поздно произойдёт что-то. Где не хватит. Где всё бесполезно. Как у него при обвале — стихия, с которой не поспорить в одиночку. Как у Тера, когда не можешь не вызвать на дуэль противника сильнее себя. Потому что должен.

А ещё он знал, что не посмеет отказать. Терри-ти был лучом Лару для всех в Долине, хоть редко кто признавал это на словах. Не позволять себе высказываться о непривычном для многих поведении, молчание, порой было лучшей наградой для того, кто лечил души, не требуя ничего взамен. С его уходом выполнять эту роль будет некому. Тер переложил на Ириан груз ответственности за Лэтте-ри. А ему на плечи кладёт ответственность за тех, кто остался в Долине. За тех, кому нужна твердыня среди Топи.

Лэтте-ри сжал ткань до белых костяшек.

— Клянусь, — тихо сказал он. — Всё будет, как ты сказал. Только…

— Верь, наставник. А я сделаю всё, что смогу, и даже больше.

Он почувствовал дрожь под руками. И знал, как поступить. Не знал Терри-ти только одного: что сказанная им фраза вызовет в наставнике, помимо душевной бури, яркое воспоминание. Ринни-то, собирающегося с силами, чтобы отпустить в неизвестность обретённую подругу. Тогда он, хозяин Утёса, взрослый, стоял рядом и нашёл единственно верные слова. А сейчас сам был на месте этого мальчишки.

— Лэт. Я никому не скажу.

Арена при Соборе, в масштабе сравнимая с цирком, величиной не отличалась. Разве что побольше раза в два, овальная, да крыша отсутствовала, позволяя погоде вносить свои коррективы в сражение. Мест в зале было от силы человек на пятьсот. На высоту в два человеческих роста подняты зрительские места и ложи для особо важных гостей. Хватило трёх рядов скамеек по периметру, чтобы вместить всех особо важных лиц Карража.

В разных концах арены на высоких постаментах были расположены места для свидетелей и врачей со стороны дуэлянтов. Ограждение высотой по грудь мешало им свалиться с высоты в запале переживаний за своего претендента, а прочные каменные ступени спускались прямо туда. На песок. Позади — спасительная дверь. За ней небольшой коридор, ведущий к лекарским кельям. Для тех, кому посчастливится выжить.

Сейчас они впятером: дайна-ви, Ира и Варн, сидели на скамейках и ждали начала. Вожак был прав — никто не рискнул его отчитывать за присутствие, и сейчас он сидел вплотную к Линно-ри, выполняя обещание и грея его вместо волшебного кулона. На стены арены то тут, то там приземлялись нир-за-хар, посылали приветствие вожаку и замирали, не сводя цветных глаз с их маленькой группы.

Терри-ти уставился на другой конец арены, где на точно таком же постаменте сидел его будущий противник. Лэтте-ри где-то полчаса назад попросил у Терри-ти его кинжалы, которые тот приобрёл в довесок к мечу, и теперь точил их до состояния волоса.

Ира старалась вжаться в стену и сделать вид, что её тут нет. Но даже её неброский облик сегодня не мог избавить от жгучего внимания толпы. Барон посоветовал одеться не так, как привыкла. С высоты трибун её обычный наряд, который снимала исключительно стирки ради, сливался с формой других дайна-ви и автоматически создавал иллюзию, что она одна из них. Парадное платье для дуэли неуместно. Потому Ира вытряхнула из багажа рубахи и штаны, что в своё время приказал купить для неё Дэкин Равил, и сейчас походила не то на мальчишку с рынка, не то на дочь деревьев в изгнании.

В руках приятной тяжестью лежала крынка с плотно закупоренной крышкой, изукрашенная цветными пятнами, сразу выдающими происхождение из Руин-Ло. Когда днём Марша и мэтр Рохан зашли поздороваться и увидели этот сосуд, доверху наполненный ароматной субстанцией, их глаза стали размером с донышко этой самой крынки. Наверное, они многое хотели сказать, но под Ириным взглядом «только вякните что-то про “дорого” или про того, кому оно предназначено…» — смолчали.

Ей предложили оставить крынку в келье, уже убранной, с застеленной кроватью и с дожидающимися наготове чистой водой, перевязочными материалами, аптечкой и ещё многими необходимыми вещами. Но она не захотела. Счёт может идти на секунды. Она не будет ждать, пока раненого, она так надеялась, что только раненого, Терри-ти доволокут до кельи. Она выльет на него всю крынку, если хоть на секунду заметит, что до комнатушки он не дотянет. С последствиями нарушений последуэльных правил можно разобраться позже.

На удивление тихо. Никаких громогласных выкриков, объявлений, что какая-то очередная шишка притащилась ради хлеба и зрелищ, никаких букмекерских контор, ставок или беснующейся толпы. Чинно и мирно. Не Колизей. Словно в театре, где дают нашумевшую трагедию.

Группу одарённых, присланных от Собора, возглавляла Марша. Днём она не поскупилась на ворчание в адрес эйуна и ставленника в частности. Арена принадлежала Собору: тут проводились тренировочные бои для одарённых, оттачивающих боевые заклинания. Но эти битвы никогда не оканчивались смертью. А на несчастные случаи всегда находилась группа Дланей Хараны, готовых помочь по первому зову. Но если Карражем правил ставленник от эйуна, то ради сохранения дружеских отношений с высшим руководством города Собор регулярно шёл на уступки, предоставляя площадку для дуэлей. Благословлённым Сёстрами сама идея смертельных поединков была глубоко чужда, но ради поддержания отношений на это шли.

В ложу поднимались хозяин города, Альтариэн, Мику Рохан и ещё несколько эйуна немаленького звания. Клепсидра из толстого стекла, находящаяся там же, в ложе, заставляла замирать взгляд. Она была почти по грудь герцогу, широкой и наполненной водой на две трети. Дно прикрывала заслонка с длинной цепочкой, а резные столбики из дерева удерживали широкий конус на высокой подставке.

Когда все расселись, нечаянные шепотки смолкли. Из-за кресел в ложе показалась молодая женщина-амелутка без покрывала. Её руки замелькали в воздухе, творя сноп искр, которые бесконечно появлялись из источника в центре и исчезали, коснувшись земли. Закончив, она оставила своё творение болтаться в воздухе, поклонилась и исчезла позади кресел.

Альтариэн поднялся, подошёл к искрящемуся фонтану и погрузил в него руку.

— Господа свидетели, — сказал он. Сказал спокойно и негромко, но его голос разнёсся по залу, словно герцог взял в руки микрофон. «Вольный голос» — так, кажется, называлось это явление на языке одарённых. За долгие дни пути Вакку и Доваль иногда поминали способности своих коллег. Девушка, что сотворила волшебный усилитель звука, оказалась служительницей Лайоли, адепты которой могли не только виртуозно владеть музыкой, но и придавать голосу силу.

— Да, именно так я называю каждого из вас сегодня. Каждый из вас, занявший место в этом зале, — свидетель! Карающая своею волей объявила неприкосновенными дайна-ви, взяв их под свою руку. Молодую расу. Выжившую. За тридцать поколений создавшую собственные закон и историю. Дайна-ви. Не эйуна, — герцог выдержал паузу и заговорил чуть тише: — Нам всем трудно это принять. Мы, привыкшие помнить, с трудом осознаём, что перед нами не наши военные преступники, а их далёкие потомки. С трудом верим, что ни одного из тех, кого мы ненавидели или презирали, уже нет в живых. И продолжаем бороться с теми, кто никогда не начинал той войны. С детьми, по сути. Глядя на ситуацию так, я понимаю гнев Поборницы совести. Но не все слышали её слово. Не все верят и не все видят. Сегодняшнее событие может стать ещё одним свидетельством воли Сестёр, — он снова заговорил громче. — Молодая раса иначе считает время. Дайна-ви достигают зрелости раньше первой сотни. И я сегодня выступаю свидетелем, что выглядящий юношей поединщик с их стороны имеет право вызова. Законы эйуна и законы дайна-ви давно не одно и то же. Распутать узлы, завязанные войной и взаимной ненавистью, невозможно за один день. И сегодняшнее событие — первый шаг на пути к этому. Дайна-ви не следуют Кодексам, эйуна не знакомы традиции наших потомков. Но два воина, чей закон разнится, могут опираться на тот, что един для всех, хоть раз в жизни поднявших оружие. Кодекс Фирры. Который гласит, что каждый, кто сердцем, рукой и разумом своим стоит за народ свой, имеет право поднять оружие в защиту своей чести и бросить вызов любому оскорбившему или совершившему преступление против его народа и семьи! Честный поединок при свидетелях в защиту доброго имени рода не считается нарушением Первого Божественного закона, а исход его приравнивается к суду Сестёр.

Он сделал паузу, обводя взглядом зал, давая осознать каждое из слов, и чётко подгадал момент, когда внутреннее осознание зрителями сказанного поспешило вслед за набираемым в грудь воздухом, чтобы обратиться недовольным ропотом. Альтариэн опередил зарождающиеся шепотки, продолжив излагать правила поединка.

— Сегодняшний поединок будет вестись не по правилам Дуэльного Кодекса эйуна, а по Кодексу Фирры, изложенному в священных текстах. Эти правила разъяснил поединщикам достопочтенный мэтр Мику Рохан, Длань Рити, член Ложи наставников Собора.

Мику встал и чуть кивнул, приветствуя публику. По залу пронеслось несколько приветственных хлопков, быстро оборвавшихся за неуместностью.

— Дуэль ведётся до смерти одного из противников, их обоих, до положения, когда один выстоявший помилует упавшего, не способного подняться, или когда оба они станут не в состоянии поднять оружия. В последнем случае решать исход будет Сестрина воля путём отсчёта времени на клепсидре. По истечении воды свидетели будут иметь право унести раненых с арены и предпринять все возможные попытки для сохранения им жизни. В случае если выживет только один — он признаётся победителем. Если оба — исходом становится ничья и слово каждого из них считается верным. Если оба уйдут на Мост — долги возьмёт Великочтимая. Допустимым оружием признан меч в одну руку, весом и размером удобный для владельца, и до трёх кинжалов или метательных ножей размером не более полутора ладоней. Также утверждено членом Ложи наставников Маршей Фарант использование предметов, содержащих в себе волшебные течения. Для бойца от эйуна — подвеска с пыльцой румши, изготовленная в Руин-Ло. Использование подвески обосновано ожогом дыхательных тканей, который поединщик получил при посещении Каменной Империи. Для бойца от дайна-ви — кулоны, изготовленные руками ведьм. Использование кулонов обосновано особенностью строения тела поединщика, уязвимого перед внешним холодом. Дуэлянтам запрещено предпринимать попытки лишить противника этих предметов. Первая же попытка будет расценена как нарушение Кодекса Фирры и приведёт к признанию нарушителя проигравшим.

Только сейчас до Иры начало доходить, сколь много за последние часы сделал Альтариэн. Она не до конца понимала его мотивов, но поступки, сотканные из сотен мелочей, говорили лучше несказанных слов. Сколько сил надо было потратить, чтобы в короткий срок убедить закостеневшую консервативную знать принять нужные правила игры! Ведись бой по законам эйуна, наверняка нашлось бы много подводных камней, что мешали бы Терри-ти выиграть, но в ход пошёл священный текст — единый для всех. Ира, за неумением, ни разу не читала его, но одно знала точно: во всём Кодексе Фирры ключевым является единственное слово — честный. Честный бой, честные правила, уравненные силы противников. Даже использование волшебных амулетов, нивелирующих физические недостатки, герцог успел согласовать! Поединок опыта и навыков, а не слабостей и недостатков здоровья. Получивший ожёг лёгких Саланталь будет драться в полную силу своего дыхания, но и Терри-ти никто не заставит снять амулетов, отсутствие которых сделает его главным противником погоду. Только теперь Ира поняла, почему Каю так восхищался выступлением герцога перед знатью города. Добиться честного поединка для давнего врага — это сколь же ювелирно подобранные аргументы пришлось использовать! Наверняка и её присутствие на этом событии не в качестве праздного зрителя было обеспечено благодаря его протекции.

Между тем Альтариэн продолжал свою речь, подойдя к самой сути.

— Сегодня на этой арене вызывающим встанет дайна-ви Терри-ти, родом с Мрекского болота, имеющий звание младшего стража согласно военному правилу, принятому у его народа. Достигший зрелости, имеющий право вызова. Я, Свет Леллы Альтариэн, подтверждаю это право. Его свидетелями выступают его наставник Лэтте-ри, имеющий звание Щита рассвета, и младший страж Линно-ри. Все трое в понимании нашего народа связаны узами боевого братства. Лекарем со стороны вызывающего выступает вестница Изнанки Ириан. За отсутствием дара у госпожи вестницы, согласовано использование ею рядовых средств для излечения ранений и белого эликсира, подаренного ей лично Владыкой Низзом, в количестве, которое она сама пожелает употребить. Дайна-ви Терри-ти требует удовлетворения, обвиняя принимающего вызов виконта Саланталя, в убийстве без оснований своего отца, матери отца и подруги детства. Так как все трое упомянутых не являются военными преступниками в глазах Карающей в силу смены поколений, и погибли, защищая территорию, которую дайна-ви считают домом по праву военной удачи и приложенного труда, то убиенные признаны нами погибшими невинно, — он поднял руку, останавливая поднимающийся как волна ропот. — Правильно ли мы рассудили, признав этот факт, решит исход поединка, приравненного к суду Сестёр. Противником дайна-ви Терри-ти выступает боец личной гвардии ставленника Карража Дринтаэцеля — виконт Саланталь. Ветеран многих битв, не раз отмеченный высшим военным командованием и самим Светом Лару Кальтаэном.

Трибуны взорвались приветствиями. Ира скосила глаза на Терри-ти. Каково ему будет драться, ощущая, что в этом море лиц лишь несколько желают ему выжить?

«Для него это важно?» — внезапно провещал Варн.

«Конечно. Ведь каждый его промах будет встречен радостью, равно как и рана, и…»

«Я понял».

Ира ощутила, как волна вещания улетела куда-то вверх и в сторону, накрывая, словно куполом, арену.

«Мы не умеем выражать поддержку изгибами туловища и движением лиц. А цветные вспышки ничего бесхвостым не скажут. Как думаешь, боевого клича хватит?» — спросил вожак на полном серьёзе.

У Иры сердце сжалось.

«Вы… поддержите?»

«Этот бесхвостый за те дни, что мы общались, сумел сделать так, что у меня душа болеть перестала. Я раньше и не чувствовал, что она у меня болит. Так привык. Осознал, только когда прошлое перестало кромсать шкуру. Семья знает об этом. Был Круг. Рассказал. Поверь, за нашим рыком он не услышит, что кто-то радуется его промахам».

«А… одарённые… они не будут против? Вы же вещатели. Они не воспротивятся вашему присутствию, если увидят, что вы на его стороне? Ну… что можете ему мысленно подсказать или как-то…»

«Не путай нашу семью, наездников и других бесхвостых. Вспомни себя до братания. Как замирала, стоило “погрузить в воду”, “утопить”. Саланталь матёрый. Ему мгновения хватит, чтобы заметить отвлёкшегося противника и нанести удар. Исключено. Одарённые знают об этой особенности. И если сегодня они, как ты выражаешься, “болеют” не за Терри-ти, то будут только рады, если кто-то из нас допустит такую оплошность и попытается ему помочь. Я даже щит сегодня поставил лишний, чтобы избежать искушения помочь вещанием, и весь молодняк разогнал от арены на саги, чтобы не полезли умничать. Сегодня тут только старшие».

«Варн… спасибо!»

В ответ прилетела эмоциональная волна, синоним слова «крепись».

Меж тем овации стали затихать, и Альтариэн снова взял слово.

— Со стороны вызываемого свидетелями выступают его ученики, бойцы личной гвардии ставленника Карража — Лалэнтиль и Ирантосээль, связанные с ним узами боевого братства. Лекарем призван Длань Хараны, светило лечебных наук нашего народа и один из смотрителей лазарета Карража Митаринтэль.

Снова раздались овации.

«Светило науки, значит, притащили…» — с горечью подумала Ира. Может ли её мазь сравниться по мощи с чудесными руками одарённых? Успеет ли? Хватит ли? Понадобится ли? Последний вопрос она мысленно рвала на тряпки, за эти минуты научившись невозможному — раздумывать мысли обратно, отрубать, отрешаться, забывать неуместное вплоть до принудительной амнезии. Нет такого вопроса в её лексиконе! Сегодня нет.

— Итак, господа свидетели! Каждый из вас присутствует при исключительном событии! Война с жителями Мрекского болота длилась три тысячи лет для нас и тридцать поколений — для них. И возможно, не меньше потребуется, чтобы размотать клубок противоречий, законов, мести и ненависти. И сегодня каждый из вас присутствует при первом шаге на этом пути! Вам предстоит рассказать всё, что увидите, тем, кто стоит под вашей рукой. Поведать не только в Карраже, но и на любой земле об исходе сегодняшней дуэли. Именно поэтому вы здесь. Смотрите. Запоминайте. Думайте. И да хранят нас Сёстры от будущих ошибок! Начать поединок!

Альтариэн резко убрал руку из искрящегося сгустка, и он, потеряв способность сопротивляться гравитации, пал на пол ложи, уменьшаясь и исчезая.

За командой последовала пауза. Саланталь подошёл сказать что-то своим свидетелям, принял из рук одного из них меч, поправил ворот и повязку на седых волосах. Его разговор был кратким. Похлопав по плечам своих сослуживцев, он спокойно спустился по лестнице на песок арены. Зал сопровождал подбадривающими воплями весь путь Саланталя до её центра. Он не размахивал руками в приветствии, но вздёрнул подбородок и повёл взглядом, словно здороваясь с каждым зрителем на расстоянии. И на каждый взгляд получил в ответ искреннюю поддержку, которая распрямила его плечи. И только тогда он уделил внимание будущему противнику.

Терри-ти снял перевязь, передал её Лэтте-ри, обнажив меч, забрал у него ножи. Один сунул в ножны на поясе, два других, покороче и поуже, вставил в сапоги. Они ни слова не сказали друг другу. Обнял каждого, не стесняясь, одной рукой. Ире и Варну тоже досталось объятий. Их вернули сторицей, ибо слова сейчас не значили ровным счётом ничего. Линно-ри дёрнулся поправить ворот друга, чтобы шнурки кулонов легли ровно и не мешали. Терри-ти отвернулся, изобразил молитвенный пасс рукой, не на публику и не удачи ради, а для себя, словно призывая богов быть свидетелями его поступков. Не медля лишнего мгновения, он спустился по лестнице.

Терри-ти не успел сделать и шага, как раздался рёв, заставивший дёрнуться всех без исключения, а его самого обернуться и вскинуть меч против потенциальной опасности. Но её не было. На стенах арены бесновались нир-за-хар, переливаясь, как новогодние ёлки. Их шкуры пошли искрами, будто вот-вот начнут менять обличье, но этого не произошло, только рык стал мощнее. Ошеломлённый Терри-ти уставился на Варна и, видимо, получил разъяснение, потому что в следующий миг его лицо озарилось улыбкой. Широкой улыбкой, какую вряд ли видел кто-то из его народа. Она освещала его лицо, пока он шёл к центру арены, преследуемый воплем Линно-ри: «Только попробуй не вернуться!», криком Лэтте-ри: «Ты вернёшься домой! Помнишь?!» и не сдержавшей эмоций Иры: «Удачи! У вас получится! Слышите?!»

Оглушённая публика заткнулась, не посмев выкрикнуть ни слова недовольства приветствием неугодного соперника.

Встав друг напротив друга, Саланталь и Терри-ти замерли, каждый изучая и рассматривая неприятеля. Никакого дополнительного приказа не последовало, ведь поединок уже начался. Ира не сразу сообразила, что демонстрация поддержки была, по сути, первым ударом — по моральному состоянию противника. И вышла ничья.

Секунду, когда начался бой, зрители пропустили. Вот бойцы стоят, словно статуи, и вдруг уже звучит первый удар встретившихся мечей. Удар! Блок! Назад! И снова замерли. И вот уже следующее плавное движение навстречу. Удар! Отвод! Назад! Их было несколько, таких волн. Туда, обратно, туда, обратно. Ещё не дуэль в полную силу, а изучение возможностей. Сильные и слабые стороны вскрывались не только для противников, но и для зрителей. Саланталь, имеющий более тяжёлое оружие, вовсю этим пользовался, блокируя удары и дожимая их весом, заставляя Терри-ти прикладывать дополнительные усилия для контроля своего лёгкого меча. Но зато проигрывал молодому дайна-ви в скорости. Ира, привыкшая видеть того на колене с арбалетом, была поражена ловкостью, с которой он двигался, подчас на мгновение опережая смертоносный клинок.

Бойцы кружили друг напротив друга, не тратя времени и силы на позирование или чтобы покрасоваться. Первые волны-знакомства закончились очень быстро. И противники, прощупав физические возможности друг друга, сплелись в настоящей дуэли.

У Иры горело горло — забывала дышать. Настоящий бой против того, что узнано на уроках по самообороне, не шёл ни в какое сравнение. Жизнь истончалась на глазах, становясь ниточкой, которую могло оборвать одно движение.

Дуэлянты стали всё чаще и чаще сцепляться в бою на ближнем расстоянии. А Ира смотрела и никак не могла выкинуть из головы страшное слово «клинч». Его она услышала как-то от сокурсника, увлекающегося боксом. Состояние, когда противники вцепляются друг в друга, захват, из которого трудно выйти без последствий. Сейчас она раз за разом наблюдала его версию на мечах, хоть и не знала, как принято называть подобный приём. Уже несколько раз она была свидетелем сшибки между Саланталем и Терри-ти, когда меч буквально на волос отделял жизнь от смерти. То одного, то другого.

Минуты текли вместе с потом. Утирать его с глаз они начали практически одновременно. Картина поединка снова поменялась. В ход пошли финты^[13] и сложные приёмы. Оба бойца пускали их в ход очень скупо, но старались вывести противника на применение сложных атак или защит. Чтобы выяснить, а знает ли тот, другой, очередной выверт и сможет ли что-нибудь этому противопоставить. Чем больше приёмов использовалось, тем напряжённее замирал зал. Ведь когда-то у кого-то из бойцов ложных выпадов окажется на один больше или сработает комбинация, на которую не найдётся защиты…

Но пока превосходства не показал никто из них. Дуэлянты не обращали внимания на публику, погружённые друг в друга, но чем больше минут проходило, тем явственнее становился шёпот. Всё больше зрителей осознавало — они равны. Перед их кумиром достойный противник, и то, чего они ожидали, — быстрой победы — не случилось.

Их дёргало. Сидевшие поначалу ровно и степенно, они начали подскакивать на местах, вцепляться в сиденья, вскрикивать. Нир-за-хар на стенах тоже не оставались равнодушными — краски беспокойства, взрывы переживаний плясали по шкурам. Хвосты метались, откалывая целые куски штукатурки и царапая нехитрую роспись. Строительная пыль сыпалась на головы задним рядам, но никто не обращал на это внимания.

— Ему слишком жарко, — прошептал Линно-ри сквозь зубы. — Кулоны не выдержат долго при такой разнице между внешним холодом и внутренним огнём.

— Сколько? — спросил Лэтте-ри, не сводя глаз с арены, и побледнел, не получив ответа.

— А та штука у виконта, она конечная? — спросила Ира тихо.

— Нет, — так же тихо ответил ей Варн. — Это просто пахучая смесь, пары которой постоянно поднимаются силой волшебного течения. Пока он ей дышит, не страдают повреждённые ткани. Запаса может хватать даже на годовой цикл, и я не думаю, что Саланталь забыл пролететь по рынку, перед тем как прийти сюда, если этой вонючести у него оставалось мало, да и к тому же…

Варн не договорил. Трибуны взревели, приветствуя первую кровь.

Саланталь выбрал для поединка короткие и, как теперь понимала Ира, метательные ножи. И один из них пошёл в ход. Чётко, без киношных эффектных вращений, по прямой. Порезал одежду, застрял. Чудо, что не в живот, а только сбоку. Судя по прошившей Терри-ти дрожи, пострадала не только одежда. Он отскочил, рванул нож из ткани и едва отбил следующую атаку Саланталя.

Успел!

Одну, вторую, третью — они градом сыпались, заставляя Терри-ти постоянно вращаться, нагибаться, раз за разом напрягая раненый бок. По губам дайна-ви текла кровь — он даже не замечал, что прикусывает их. Он понял, чего добивается противник, и спешно выстроил защиту повреждённой стороны. Невольно открывая другую.

Всё происходило с такой скоростью, что суть манёвра доходила до Иры с запозданием. Озарение настигло её, когда Саланталю оставалось последнее движение. Он ловко увёл Терри-ти в защиту и сложным финтом нанёс удар в незащищённый бок. Вскрик виконта потонул в рёве толпы, которая не сразу поняла, что произошло.

Терри-ти встретил удар, парировав его метательным кинжалом Саланталя, который всё ещё не выпустил из руки, встретив меч углом рукоятки. Изо всех сил толкнул противника от себя, дожимая, перехватывая оба оружия, заставляя блокировать меч в какой-то совершенно неудобной позиции, толкаясь ногами, скользя по песку. Вынудил противника сопротивляться, а после внезапно отпустил, заставив двигаться по инерции, и делая шаг назад, с силой полоснул лезвием по напряжённой руке виконта. По локтевому сгибу.

Виконт взвыл сквозь зубы, рванулся и изо всей силы толкнул Терри-ти. Тот неловко покачнулся и упал, хватаясь за бок, отпуская кинжал из ослабевших пальцев. С рукава Саланталя струёй лилась кровь, промачивая камзол и падая на песок. Он воспользовался свободными секундами, пока Терри-ти поднимался с земли, и прижав руку к телу, согнул её, вцепился в ворот двумя пальцами, будто сросся с ним. Неловко выхватил второй кинжал и сжал рукоять в сгибе раненого локтя, остриём наружу.

— Боже… — прошептала Ира. — Это же…

— Они сейчас не чувствуют боли, — голос Линно-ри дрожал. — Но нет боли не означает, что нет раны.

Саланталь будто озверел. Он набросился на Терри-ти, едва успевшего подняться, атакуя не только мечом, но и локтем, в котором был зажат нож.

Удар. Удар. Удар. Терри-ти отступает, стараясь прикрыть раненый бок. Всё по кругу. В какой-то момент раненая рука виконта виснет плетью, кинжал падает на песок. Из пореза продолжает хлестать кровь. Видно, что Терри-ти тоже ведёт, его движения неловки, словно бок частично онемел.

Последний «клинч», рывок и тут же назад.

Этот кадр навсегда останется у Иры в памяти и не один год будет сниться. Картинка в деталях, ей казалось, что она видит каждую каплю пота, каждую мурашку, хотя, конечно, не могла с такого расстояния. Резкий удар в лицо рукояткой меча, в нос, кровь по лицу, заливая губы. Падение. Саланталь пытается добить, но у него подкашиваются ноги, кажется, теряет сознание и падает на Терри-ти. Меч начинает выпадать из ослабевших пальцев, но инерция и вес владельца делают своё дело. Он проходит по и без того раненому боку, скользя, разрывая одежду. Не видно, достиг ли цели. Падают вместе. Голова эйуна с размаху впечатывается в лоб дайна-ви. Упав, никто из них не поднимается.

Секунда. Другая.

«Вода, что б тебя тени… Да теки же!» — Варн сносит хвостом ограду постамента.

Все взгляды прикованы к воде, что потоком льётся на песок. Альтариэн сжимает в кулаке заслонку. Выдернул, едва головы бойцов коснулись арены.

Зал ждёт, тишина рвёт нервы в клочья.

Свидетели срываются с места, едва последняя капля целует песчинки.

Они грубы. Дайна-ви, успевшие первыми, стаскивают Саланталя и почти откидывают от своего друга, их тут же пинают подоспевшие эйуна. Стычки не следует — счёт идёт на секунды. Оружие одним движением вырывается из раны, Линно-ри зажимает бок, и они с Лэтте-ри бегут.

Время, пока бессознательного Терри-ти тащат к помосту, кажется Ире вечностью. Она уже держится за крышку крынки, но Варн грубо хватает её, освобождая проход дайна-ви, а после заталкивает следом в дверь.

«Не смей! Слышишь! Он жизни не пожалел за законное решение — нарушишь их правила хоть в букве, и его поступок станет ничем! Не смей!»

«Он умрёт! Умрёт, понимаешь ты?!»

Варн не отвечает, но уже на полпути к келье Ира слышит удар, будто что-то упало на закрывшуюся за спиной дверь, а следом скрежет когтей по дереву и камню.

Едва уложив раненого — она верит из последних сил, что только раненого, — на постель, дайна-випокидают помещение, оставив Иру с Терри-ти один на один.

Глава 14

Церемония светильников

Браха Ловин уже давно не пользовался собственным именем. Предпочитал подобострастное Лютокопыт или просто — Лют. Развалившись в кресле, широко расставив ноги, прижимая ладонь, измазанную в порошке диввы, к носу, он читал послание, стараясь сфокусировать разбегающиеся знаки перед глазами.

Без толку.

— Пошла прочь! — он толкнул коленом дочь деревьев, что до сего момента старалась над тем, чтобы вызвать у его тела хоть толику интереса. Женщина испуганно пискнула, откинула назад копну длинных волос, надула пухлые блестящие губы ровным кружком и на всякий случай отшатнулась ещё дальше — не дай Сёстры прилетит вдогонку удар щедро подкованного металлом сапога, который иначе как копытом и не называли. Поняв, что Лют не шутит, она в одно движение прикрыла полную грудь рубашкой и унеслась из комнаты, не забыв аккуратно, да-да, главное, очень аккуратно, прикрыть за собой дверь. За порчу имущества Лютокопыта в его собственном логове можно было лишиться в лучшем случае рук.

Мужчина усмехнулся ей вслед. Он не боялся, что пойдут слухи о его мужской несостоятельности, — Лют платил достаточно хозяину притона, где работала эта красотка, чтобы она использовала язык исключительно для того, за что он заплатил, и ни крохой более. Боялась она обоих одинаково — и хозяина, и покупателя, так что за сохранность тайны об этих несвоевременных осечках можно было не волноваться. Да и не осечки это вовсе. Лютокопыт был честен с собой и признавал, что способен думать только одной головой одновременно. Если важная мысль овладевала сознанием, то похоть уступала место холодному расчёту.

Лют ещё раз вдохнул порошок диввы. Пахнет невкусно, но для такого, как он, привыкшего жить среди разложения и смрада, не отличается какой-то особенно ужасной нотой. Главное, что средство стоящее. Когда одним из твоих дел является продажа травы-дурманки и ей подобных баснословно дорогих средств затуманивания сознания, поневоле нанюхаешься, надышишься и, как тени заведут, и наглотаться можешь. Дивва же приводила сознание в порядок, возвращала остроту зрению, чуткость — слуху. Стоила дорого, караваны в Руин-Ло тоже не дешёвое удовольствие, но здравый ум дороже. Идиоты и скупердяи в подполье Гаи не выживали. А Люту жизнь нравилась.

Он ещё раз повертел в руках письмо, доставленное птицей.

Неожиданно.

Вот от кого не ждал весточки, так это от Дэста Краскоморды. Да он ещё и с братцем. И какая же личинка ужалила обоих, что они вспомнили о дыре, откуда с таким трудом вырвались? Добровольно вернуться? Бред. Значит, есть повод. Значит, есть кто-то, кто заставил. Или… кому не смогли отказать. А такой человек во всей Рахидэтели только один.

Что же понадобилось от бандита с самого дна клоаки советнику его величества? Соглядатаи у Люта спят на драгоценностях, пользуют самых умелых девок и пьют самый сладкий глиф. Тех, кто недостоин подобного вознаграждения, находят в сточных канавах. Не задерживаются те, кто не умеет работать. Потому он многое знает о бароне Бирете и не стал вмешиваться, когда тот забрал из-под его руки двух братьев. Палача и смертника. И думается ему, что его невмешательство было замечено. Иногда щедрость приносит больше, чем попытка зацепиться за принцип.

Дождался.

Каю Бирету что-то от него нужно. Но что? У Лютокопыта всего три дельца. Вряд ли барону нужны девки. Ему вон в жёны приготовили сестрёнку короля. Бабы шепчут, слухачи собирают, что девка сочная, сладкая. Да и не было у него никогда проблем с бабами, чтобы за это ещё и платить. Ведьмы до сих пор слюни пускают, стоит ему изредка заехать в горы. И это несмотря на лысеющую голову и берущий своё возраст.

Дурман? Бред лихорадочного. Этот тип ценит ясный разум крепче доброго имени. Врагов если только травить, но для этого не нужно присылать Краскоморду с братом. Мелкой сошки через третью руку хватило бы, чтобы сделать покупку. Никто бы и не узнал. Даже сам владелец дела. Ему и не интересно, кто ушёл на Мост благодаря его товару.

Едут те, чью историю он знает. Кого знает в лицо. И знает, от кого едут. Остаётся только один вариант — оружие. Лют старался вспомнить разом все слухи и сплетни последних месяцев. Где та брешь, которую нужно закрывать оружием?

То, что на Рахидэтель свалился вестник, — уже не сплетня, а новость. Из слухов, ещё не подтверждённых его людьми, — вестница. Сама такая возможность удивляла Лютокопыта. Что полезного может сделать баба? Но со счетов не скидывал. Бабы бывают разные. Против девок эйуна, сквирри или, не заведи тени, ведьм он бы и сам не вышел без оружия. Так что если слухи подтвердятся… Надо выдать пинка кому следует. Эти вести первостепенной важности.

Ещё одна уже новость — дайна-ви вылезли с болота. И взяты под покровительство Карающей и вестницей. Если причина обращения барона Бирета состоит именно в том, чтобы залезть в это варево — пусть ищет другого дурака. Идти против промысла Сестёр. Ха! Ха-ха! Нет. Он слишком любил жизнь. Но вот узнать о потребностях изгоев — обязательно. Новый заказчик — это всегда кстати.

Ещё один слушок — советник короля и регент эйуна теперь сопровождают вестницу. Допустим. И в чём тогда подвох?

Против кого ищут оружие амелуту? И главное — какого оружия? Он знал вкусы и предпочтения всех сторон. Скромный бизнес Люта приносил совсем нескромные барыши. И почему? А потому, что в отличие от покупателей, он совершенно не заморачивался понятиями чести. Не при его делах. Нет. Он верил только в собственное честное слово, репутацию которого растил годами. Слово Лютокопыта было сравнимо ценностью с камафами. Сказал — поставит в срок, значит, поставит. Сказал — пустит кишки, значит, пустит. Сказал — добудет, значит, добудет. А вот вопрос, для кого и как скоро… Если одна сторона заказывала гору железок, почему бы не предложить второй выгодную партию? Ничего личного. Просто деньги.

Лютокопыт смял послание и кинул его в очаг к едва стынущим углям. Понаблюдал, как бумага сжалась, потемнела и вспыхнула. Присев на колени, он отёр руки о штаны, завязал до сих пор расстёгнутый пояс, не отрывая глаз от огня. Медленно положил сухое полено, гипнотизируя разгорающееся пламя. События дня сегодняшнего — тот же разгорающийся костёр. Пламя жизни и её пороков. Лют обожал, когда оно начинало обжигать. Горячее пламя событий заменяла прохлада металла и звон монет.

Узнать. Понять. Выполнить заказ. А после…

Он оскалился. Сторон не одна. И не две. У него найдётся несколько давних знакомых, кто заинтересуется и материалом, и предметом, и вестями.

Ничего личного.

* * *

Перед сутками после дуэли померк даже обвал. Разве могло чувство, что жизнь ниточкой висит на кончиках твоих пальцев, сравниться с мыслью, что от тебя ничего не зависит? С тягуче капающим временем, обволакивающим ситуацию, где всё посильное делается рутинно и не требует большого ума.

Сейчас в лекарской келье Ира до конца осознала, на что подписалась. Оговорка Доваля. Кажется, это было так давно. «Поможет везде, где не задеты внутренние органы».

Белый эликсир, волшебное снадобье, баснословно дорогое лекарство. Он практически под пальцами срастил тот ужас, что оставил после себя меч Саланталя. Чего стоило проталкивать белёсую субстанцию вглубь порезов пальцами, Ира предпочитала не вспоминать. Не хотела помнить, как расползались раны, зловеще освещаемые комнатными фонариками, когда она старалась аккуратно свести их в ровную линию. Как мутило от вида крови, лимфы и прочих смешавшихся жидкостей. Как проступало обнажившееся мясо. Как усилием воли заставила себя оставаться в сознании, аккуратно отлепляя прилипшую ткань камзола, чтобы тут же лечить и замазывать, останавливая кровотечение. Как раскрывала рот и щедро мазала бледные губы и обволакивала эликсиром язык в надежде, что судорожное сглатывание спросонок отправит лекарство прямиком в желудок. И как текло оно вместе со слюной по подбородку. Как обрабатывала синяки на лице, которые почти сразу исчезли. Как боялась прикасаться к носу, опухшему и синему. Как смывала кровь, которой казалось так много… И как это не помогало.

Что-то повреждено внутри. Белый эликсир, как и руки одарённых, был не всесилен. Можно срастить рану. Но не вырастить отрезанную руку, не сотворить из ничего лишние литры крови. Что-то повредилось необратимо. И с каждым часом Ира осознавала, что она никто. Девочка с крыночкой. А тут нужен был врач. Настоящий врач, который по симптомам может определить, что не так. Она же даже толком не помнила, какие органы находятся с раненого бока.

Терри-ти очнулся на следующий день после дуэли, уже далеко за полдень. Бледный, тяжело дышащий, сразу осознал боль и рухнул обратно на подушки, едва поспешив подняться. Сглотнул, скривился, чуть не сплюнул лекарство с щедро вымазанного языка, но Ира зажала ему рот, заставив проглотить.

Начались часы ухода за немощным. Обмыть, обтереть, напоить, вынести ночной горшок и отворачиваться, когда его используют. Несколько раз пришлось мыть полы, потому что у Терри-ти совсем слабо работали руки.

Первое время он молчал. Будто осознавал жизнь и себя в ней заново. Словно до конца не верил, что смог остаться на этой стороне. И первым вопросом уже ближе к вечеру стал только один:

— Приходящая Топь… жив?

Ответа на него Ира не знала. Последуэльные правила не запрещали ей покидать кельи, но пока она делала это бегом, за чистыми простынями, тряпками и горячей водой, даже не перекидываясь словом с Лэтте-ри и Линно-ри, что по очереди дежурили под дверью. У неё был «свой» раненый, потому она старалась не забивать голову судьбой его соперника.

Пойти спросить? Хотя можно и по-другому.

— Подождите секундочку, — попросила она, приложив пальцы к вискам — так ей было легче настроиться.

«Варн. Варн, ответь!»

«Как он?!»

«Пришёл в сознание. Плохо. Начал говорить. Просит узнать про…»

«Мёртв».

«… что?!»

«Это было ожидаемо».

«Погоди… я не понимаю, ведь он ему только руку ранил!»

«Именно. Руку. Кровяные нити перерезал. Пока текла вода из клепсидры, он потерял слишком много крови. Его даже до кельи донести не успели».

Ирин взгляд сказал Терри-ти больше, чем слова. Он устало откинулся на подушки, прикрыл глаза и выдохнул, как показалось Ире, с облегчением.

А вот она его совсем не чувствовала. Картинки из памяти обросли пониманием. Терри-ти нанёс смертельный удар раньше, и Саланталь из последних сил пытался утащить его за собой. Пережатая рукояткой ножа рана, рука, повисшая как плеть, потеря сознания прямо в процессе битвы. И кровь, текущая без остановки на песок. Не успели.

Ноги ослабли, она опустилась на скамью и с силой потёрла щёки, чтобы справиться с неуместным.

— Оставьте, Ириан, — тихо проговорил Терри-ти. Продолжил медленно, с придыханием. — Это не ваша война. Я не осужу вас за посмертный плач по нашему врагу. Для вас он таковым не был.

Ира отвернулась. Терри-ти даже в таком состоянии оставался великодушным. Что было бы, если бы они его потеряли? Ведь такого, как он… Стоп! Этого не случилось. Слава Сёстрам и всем известным богам. Она не будет тревожить его своим плачем. Но почему же так тошно?

Стараясь отвлечься, Ира скормила ему ещё одну ложку снадобья и наблюдала, как дрожит кадык, пока он борется с жутким вкусом. Осмотрела тело. Её криворукость стала причиной того, что кожа срослась слегка неровно, образуя шрамы на левой стороне. Но это были мелочи по сравнению с участком горящей кожи на боку. У Терри-ти кратковременно поднималась температура, так и не переросшая в сильно повышенную или лихорадку. Но горячая кожа, общая слабость и болезненность места ранения чётко говорили, что лечению ещё далеко не конец.

И спросить не у кого.

Последуэльные требования были несложными, но весьма жёсткими к нарушителям. Они допускали только одного человека у постели раненого — лекаря. Он мог лечить и ухаживать, приказывать слугам доставать все необходимые средства и материалы, вовремя поставлять чистое бельё и горячую воду. Советоваться не возбранялось, лекарь мог покидать келью, изучать справочные материалы библиотеки. Но ему категорически запрещалось использовать иные средства лечения, кроме предписанных правилами. В её случае список был широк — все бытовые методы лечения, к которым относилось всё не волшебное, что можно достать на рынке, и белый эликсир. Категорически нельзя использовать магию, так как сама она ей не владела. За соблюдением этого правила следили свидетели со стороны Саланталя, беззвучно обливая ненавистью убийцу их соратника и всех, кто ему помогал.

Лэтте-ри и Линно-ри вменялось в обязанность обеспечение безопасности Терри-ти, чтобы исключить вмешательство проигравшей стороны в выздоровление победителя. Хотя таковым раненый пока не являлся — победу ещё не огласили. Прежде он должен был поправиться. Ира всё порывалась точнить, когда же произойдёт это самое оглашение, но множество забот оттягивали этот момент.

Она мечтала хоть с кем-то посоветоваться, но не знала, как воспримут её желание получить консультацию у одарённого, а не у простого лекаря. Кроме Доваля, «своих» врачей в её окружении не было, а прочим, сторонним, — не доверяла. Пришлось пойти на мухлёж. У Варна она нашла живое желание поддержать затею, с оговоркой, что они постараются сохранить видимость строгого соблюдения правил дуэли. Чтобы никому не пришло в голову, что Терри-ти не достоин своей победы. Сам Варн тоже старался быть на виду у наблюдателей поединка, но много ли найдётся вещей, что остановят мысль?

Ира задала свои вопросы вожаку, тот вещанием передал их одному из семьи ящеров, тот — другому, и вот уже совершенно посторонний нир-за-хар выискивает Доваля в толпе, погружает в вещание, чтобы незримым для чужих глаз попросить о консультации. Потом Ира варит принесённые ей по первому требованию травы. Нерасторопность слуг, посланных на рынок, быстро излечил Альтариэн несколькими брошенными вскользь фразами, а Варн просил одного из ящеров «ненавязчиво» постоять над душой закупщика. «Ты, сестрица, расварику от вечерницы едва отличаешь, мало ли что там тебе закупят!»

От себя Ира тоже добавила список покупок, вычленив из памяти всё, что знала о потере крови. Диета, прописанная когда-то Лоппи ей самой, точно не будет лишней, плюс сладкое, печёнка и аккуратно приготовленные сердца. Гемоглобин, железо. Хоть это помнила. В очередной раз била себя по голове, что дома так и не нашлось времени изучить действительно важные вещи.

На следующий день Терри-ти стало несколько лучше. Не настолько, чтобы встать с постели, но уже достаточно, чтобы недолго поддерживать беседу. После он вырубался, и Ира сжимала кулаки за то, чтобы проверенное временем правило «сон — лучшее лекарство» сработало и здесь.

И всё же её не отпускало ощущение, что приложенных усилий недостаточно. Последний булыжник на чашу этого вывода упал, когда Ира в очередной раз осматривала бок. Дайна-ви ни на каплю не набрал веса за всё время их путешествия. И в очередной раз вздрагивая от вида едва прикрытых кожей рёбер, она замерла, ткнувшись в них взглядом. Чем-то смущал её рисунок из костяных полос. Вопрос для Доваля удалось сформулировать не сразу.

«Спросите у капитана, сколько у амелуту пар рёбер».

Они, конечно, «образ творцов», но Ирины знания по этому вопросу ограничивались исключительно легендой о Еве, сделанной из ребра Адама. А цифра нужна была точная.

«Двенадцать», — был ответ.

Попросив Терри-ти потерпеть, Ира провела рукой по боку, надавливая и считая. Не забыла и те, что не выходят спереди и находятся только со спины. Пересчитала два раза.

Шестнадцать. Вывод: другая анатомия. Отличная от человеческой. Приехали.

Впору, конечно, в очередной раз поплакать над собственной дуростью — догадаться было можно ещё после Каро-Эль-Тана, где показывали эволюционную лестницу. Но привычка мерить двуногих по себе в очередной раз замылила глаза на реальное положение вещей.

Нужен врач. И не просто врач, а знающий чужую анатомию!

Просьбу принести литературу из библиотеки Собора восприняли со скепсисом. Языка букв Ира всё ещё не знала и молилась, чтобы нашлись хотя бы атласы с картинками, но… Одарённые — не рентгеновский аппарат. Схемы, которые рисовали те из них, кто умел держать в руке карандаш, напоминали смазанное фото. Ведь именно так они «видели» своим магическим зрением, именно так чувствовали руками. И не все, кто «видел» руками, мог перенести это на бумагу. Картинки пестрели исправлениями, а статьи в книгах в основном касались амелуту. У эйуна была своя медицинская практика, свои одарённые, потому и знаний накопилось немного. А мораль рахидэтельцев, основанная на основных божественных законах, не предполагала вскрытия трупов в научных целях. Ира даже из интереса заикаться об этом не стала, прекрасно представляя, как на такое могли отреагировать.

Окончательно поняв, что дальше проку от неё будет мало, Ира утвердилась в мысли, что должна решать то, что может решить, а не пытаться изображать из себя ту, кем не является. И для начала надо закончить с формальностями.

Она запросила аудиенции у распорядителя дуэли. Альтариэн встретил её и Линно-ри на арене вместе со свидетелями противоположной стороны и Мику Роханом. Ира набрала воздуха, поздоровалась и начала с того, что выразила соболезнования проигравшей стороне. Как она и думала, её слова не восприняли всерьёз. Проглотив ком в горле, она поинтересовалась у Альтариэна, когда состоятся похороны.

— Сегодня осеннее равнокружие. Городские власти приняли решение приурочить похороны к этому событию, чтобы почтить память того, кто выступил за честь народа. Тело виконта извлекут из ледника после заката Литты. Будет устроено прощание в Холодной зале для его сослуживцев и учеников. А торжественное шествие по улицам города и Церемония светильников пройдёт, когда Пояс Рити засияет на небосводе. Ириан… вы что, хотите пойти?!

— Хочу, — сказала она, проигнорировав, как вздрогнули свидетели. — Виконт… Мы не успели познакомиться толком… Альтариэн, я знаю, что для вас дуэль — способ решить проблему, но для меня она была и остаётся способом убийства. Не представляю, каков размер ненависти, что связала его с дайна-ви… Но знаю, что по нему в Анаэрлене плачет жена, а его дочь стала сиротой. Я никогда не смогу сказать, что это правильно. Это не моя война. Я просто мечтаю, чтобы никому не пришлось умирать. Помогала там, где могла, потому что больше никто помочь не захотел. Так позвольте мне попрощаться с тем, кто не сделал мне лично ничего плохого!

— Но…

— Даже Терри-ти сказал, что не осудит.

Мужчины помолчали, переваривая сказанное. Ира понимала, что, возможно, ее поступок сочтут очередной блажью. Это не важно.

— Я подберу вам охрану, — сказал Альтариэн тоном, не терпящим возражений. Прощание вам лучше не посещать, сослуживцы виконта вряд ли будут рады вас видеть в такой миг. А для посещения Церемонии, я оплачу для вас комнату, выходящую окнами на место действия. Так безопаснее.

— Как пожелаете. Доверяю вам в этом вопросе. Но я, собственно, пришла не за этим. Скажите, ваша светлость, чтобы дуэль официально считалась завершённой, а Терри-ти был объявлен победителем, что нужно?

— Его жизнь вне опасности?

— Я пока на этот вопрос не отвечу. Мне ещё нужно время. И если я тут лекарь, а вам надо завершить какие-то формальности, то мне надо знать об этом, чтобы давать добро на перемещения и прочее… Ведь о его состоянии сейчас сужу я.

— Справедливо. Мэтр объяснит вам.

— На самом деле всё просто, — сказал Мику Рохан. — Когда он достаточно поправится, то должен при свидетелях с обеих сторон пройти путь от кельи до арены самостоятельно, не имея права принять чью-либо помощь. Выйти на её центр и простоять там ещё один цикл клепсидры. Если ему это удастся, то победа считается безоговорочной и распорядитель дуэли объявляет его победителем.

— Минутку! Главное — дойти и простоять. Правильно? То есть не имеет значения, нужна ли ему дальнейшая помощь лекаря или нет?

— Именно так. Если ему это удастся, то дальше уже не важно, кто и как будет заботиться о его здоровье — хоть весь Карражский лазарет. Если здоровье позволит ему выполнить условие, а после ухудшится и приведёт к печальным последствиям, то всё равно уже никто не сможет забрать у него славы победителя.

«Сдалась ему эта слава после», — чуть не рыкнула Ира.

Хорошо. Ясно. Первый шаг: поставить на ноги. Второй — Доваль. Если что-то пойдёт не так… Внезапно её посетило озарение. Есть существо, что может помочь! Но как доставить его сюда? Да и не побежит он по первому слову. Нужно просить Варна.

Ира связалась с ним, едва вернулась в келью. Объяснение не заняло и нескольких предложений. Она ощутила, как ящер изнутри зажёгся от желания действовать.

«Меня не будет несколько дней. Жди и не делай глупостей! Поступай, как задумала. Выхаживай. Но запомни — поспешишь, раньше времени выпустишь, не убережёшь — лапы пооткусываю и не посмотрю, что сестра! Он матёрый боец, но гордость толкает и на более глупые поступки. Проследи, чтобы не ломился сквозь кусты раньше срока».

Про «пооткусываю» не шутит.

«Прослежу!»

Варн улетел не попрощавшись.

Ира взялась за лечение с удвоенным энтузиазмом. Эликсира было ещё достаточно, и она замазывала горящий бок с щедростью кондитера, украшающего торт кремом, ненадолго сбивая локальную температуру. У Терри-ти находились силы на возражения — он считал, что она слишком сильно тратит средство. Кроме тупой, приступами, боли в боку, он ничего не чувствовал. После втираний они ненадолго утихали, а потом начинались по новой. Иру интересовал вопрос, не вызывает ли частый приём снадобья привыкания у организма. С помощью принесённых по первому требованию песочных часов она замерила частоту приёма лекарства. Каждый раз безболезненное время всё укорачивалось. Если так пойдёт и дальше, то скоро обезболивающий эффект сойдёт на нет, а лечебный… да кто ж его знает?!

Терри-ти принял информацию, крепко сжав зубы.

— Я понимаю, о чём вы. Установите время и не используйте чаще. Я потерплю.

Видать, не так слаба боль, как он пытается показать. Ира примерно прикинула, насколько укоротилось время с начала приёма. Посему выходило, что на час минимум.

— Терри-ти. Я запрещаю вам терпеть! Мне нужно знать, что происходит. Я не лекарь с многолетним опытом! И ваши попытки сдержать боль только мешают мне! Я не вижу, на что обращать внимание! Хочу, чтобы вы явно показывали, что вам больно! И где.

Чтобы понять, когда его можно выпустить из постели, она должна знать реальное положение вещей. Сколько действует лекарство и насколько время действия сравнимо с циклом клепсидры. Допускать Терри-ти до испытания можно, только будучи уверенной в его способности дойти и стоять положенные минуты. Желательно не на одной силе воли.

Дайна-ви побледнел, услышав требование. Дёрнулся. Потянулся к камзолу и вынул из петель ремень.

— Вы — увидите. Но я не хочу, чтобы слышали… — он кивнул на дверь.

Плохо. Очень плохо. Ей предстоит наблюдать, как его корячит по постели в попытке не заорать. Значит, он уже скрытничает, терпя от приёма до приёма. Чтобы не слышали свои.

Поздним вечером за ней зашли солдаты-эйуна из её отряда, чтобы проводить на похороны. Они постучали, и Ира бросилась за крынкой: намазать больное место. Следующий приём эликсира должен был состояться часа через два — два с половиной. Ремень лежал у Терри-ти под рукой. Ира всерьёз раздумывала о том, чтобы отказаться от похода на Церемонию. Оставлять его одного в свете последних часов не хотелось. Первая же попытка действовать по новому графику лечения оставила на ремне чёткие отпечатки зубов.

Терри-ти, видя её нерешительность, произнёс:

— Ириан, убедитесь, что Приходящую Топь зарыли поглубже. Я хочу быть уверен.

Только глупец не просчитал бы интриги. Ира наклонилась и с чувством обняла его.

— Спасибо. Спасибо вам. Постарайтесь потерпеть. Я не буду задерживаться, вернусь сразу же!

Терри-ти улыбнулся, поняв, что его задумку разгадали.

— Потерплю. И ещё, — он помрачнел, — я не лукавил. И действительно хочу быть уверен.

Комната, куда Иру привели под покровом сумерек, была крохотной, скупо обставленной, но высокая скамейка, которую она тут же подвинула к окну, имела место. Она не снимала капюшона, не желая быть узнанной случайным зрителем, хотя с трудом верилось, что у кого-то из тех, кто сейчас был на улице, возникнет желание поднимать голову к неприметному маленькому окну. Таких зрителей, как она, счастливых обладателей удобно расположенных комнатушек, было множество, и все они выглядывали из-за рам, стараясь рассмотреть то место, откуда должна была появиться процессия.

Дорога вела на небольшую площадь, где обычно проводили церемонию. После неё гроб заколачивали, укладывали на телегу, запряжённую двумя широкоспинными тяжеловозами чугари тёмной масти, и вывозили за пределы города на кладбище. Телега совершала свой скорбный путь в сопровождении слуг Маяры, а гроб опускался в землю без взгляда посторонних. Для родных и близких, по рахидэтельским обычаям, всё заканчивалось на церемонии. После шёл скорбный пир, некий аналог поминок, судя по описанию, но у Иры не было желания присутствовать на нём, чтобы оценить разницу.

Луны уже почти сложились в идеальное кольцо. В этом году сильная облачность мешала сполна насладиться зрелищем. Может, оно и правильно.

Толпа внизу колыхалась, шепталась, молилась и прижимала к груди светильники, пока ещё не зажжённые. Стража разъезжала верхом, рассыпая предупреждения, а солдаты внутри толпы, строясь рядами и квадратами, теснили людей, заставляя держать дистанцию. Когда светильники зажгутся, пожарная безопасность окажется на плечах хранителей правопорядка.

Первый огонёк. Второй, третий, пятый. На дорогу будто выплёскивали светлячков из банки. Показались стройные шеренги солдат, которые сопровождали несомый на плечах гроб. Они шли очень медленно, каждый нёс по светильнику. При их приближении свои светильники зажигала уже толпа, будто подсвечивая взлётную полосу для того, кто должен вот-вот отправиться на небеса. И чем ближе приближалась процессия, тем ярче горела площадь, пока от огней не зарябило в глазах. Озарились окна, казалось, весь Карраж утонул в огнях. Будто читая желание толпы, погода прояснилась, порыв ветра поколебал фитильки и сдвинул тучи на небосводе. Пояс Рити засиял во всём своём великолепии, и народ единодушно ахнул. Молитвы говорили и пели уже практически в полный голос, но умолкали, стоило покойнику оказаться рядом.

У невысокого помоста, буквально в три ступеньки, стояли слуги Маяры. Все как один в чёрном, с молитвенно сложенными крест-накрест ладонями, ждущие своей очереди принять на себя заботу о безвременно ушедшем.

Когда процессия подошла к дому, в котором находилась Ира, она невольно высунулась из окна, стараясь запомнить этот миг.

Саланталь утопал в белом цвете. Его обрядили в длинную, до пят сорочку с высоким воротом, а ноги прикрыли шитым золотом платом. На лбу лежал сложенный вдвое платок с письменами. Волосы срезаны по уши. На скрещённых на животе руках уложен венок из ракуты, щедро присыпанный алыми лепестками и осенними листьями. На шее — медальон. По правую руку — меч. По левую — длинная тканевая полоса, сложенная в несколько раз, с нашитыми на неё многочисленными наградами. Форма, обычная одежда и прочие свойственные живым вещи остались здесь, в мире материальном, на тот свет уходили в одной рубашке. Но военная слава, зарабатываемая годами, осталась с ветераном эйуна до последнего вздоха. Лицо его сохранило следы последнего отчаянного рывка, во всяком случае, так казалось со стороны. Чуть перекошено, губы сжаты. И главное — это был именно труп. В этом мире мёртвому не делали макияжа, он представал перед близкими в естественном виде. С пятнами, синевой. И возможно, именно поэтому так старались максимально закрыть тело со всех сторон, оставляя только лицо, и то не полностью.

Ира прикрыла рот рукой, почувствовав ледяной страх, пробирающий до самого желудка.

Внезапно позади раздался звук открываемой двери. Осторожно заглянув, толкнув её плечом, зашёл Альтариэн. В одной руке он нёс кувшин, от которого поднимался пар, а во второй большую кружку. Он прошёл в комнату, поставил всё на край скамьи и плотно прикрыл за собой дверь. Налил в кружку глиф и протянул его Ире.

— Вам это необходимо. Пейте осторожно, он крепче того, к которому вы привыкли.

Игнорировать совет Ира не стала, тем более что у неё действительно было желание взять и напиться. Глиф устремился к желудку, наполняя организм теплом. Градусы сразу ударили по мозгу, разжав пружины. Обняв пальцами кружку, она снова обернулась к окну, когда тело Саланталя как раз вносили на помост. Очень хотелось выговориться.

— Я никогда не видела смерть так близко… — прошептала она. — Только смерть домашних питомцев. А как попала к вам, она меня будто преследует. Сначала Трудяга. Дайна-ви на болоте. Утонул в топи, когда обрушилась скала. Так быстро. Раз — и его не осталось. Вообще ничего. Не похоронишь. Холмик на том месте. С листиками. Потом раненый из числа пострадавших. Я даже не знаю, как его звали. Помню только запах жжёный. Ото всех несло костром. Сейчас понимаю — хоронили так. По обычаю. Тогда — только догадывалась. Казнь в Ризме. Знаете, вот забыла уже лицо того судьи, а кости… кости торчащие и как нога падала — помню. И всё бы пережила… наверное… не знаю, может, и привыкнуть… нет, не привыкнуть, но осознать, что так бывает… могла бы. Но их я не знала. А с Саланталем успела поговорить. Лэтте-ри предупреждал — не надо. Не послушала. Уши развесила. А он про Карраж так рассказывал! Каждую улочку знал. За ним по толпе шла, а он как ледокол в ледяных морях — курс для следом идущего корабля прокладывал. Семья у него… А сейчас он… там. И Терри-ти мог бы там быть. А лежит в лазарете. И думает, небось: «Сдох. Наконец-то». Потому что у него тоже родные… Разве… можно вот к этому… привыкнуть?!

Альтариэн подлил ей глифа в кружку.

— Можно. Увы. И достаточно быстро. Когда лик Маяры ходит по пятам, привыкаешь. Сначала смотреть. Потом прикасаться. Потом существовать, слыша её дыхание. Кто-то в беспечности своей начинает думать, что везуч и смерть его не тронет. Кто-то учится нести её другим. Кто-то защищает от её дыханья третьих, не боясь, что ускоряет встречу с владычицей Чертога. Но какую бы форму ни приняла привычка — пока хватает сил плакать по ушедшим хотя бы внутри, потому что бывает, слёзы пересыхают, мы остаёмся сами собой. Разумными. Не зверьми.

— Имеющие в себе зверя тоже тоскуют по ушедшим, — возразила Ира, вспомнив боль Варна по детям.

— Я понял, о чём вы. Но я имел в виду неразумных зверей. Хотя и среди разумных есть те, кто ходит по тонкой нити, отделяющей звериное равнодушие от того, что вы зовёте человечностью. Не люблю это слово. Будто оно придумано только для одного вида созданий.

Ира чуть пожала плечами. Не знала, что добавить или как ответить. Глазами, подёрнутыми хмельной поволокой, снова оглядела площадь. Гроб стоял на возвышении, на скошенной подставке, которая чуть приподнимала переднюю часть над толпой. Подходили эйуна и, кажется, рассказывали о жизни и подвигах усопшего. Толпа периодически ахала или взволнованно замирала. В общей сложности доброе слово сказали с десяток военных. Потом вышел музыкант с цавгой, и над молчаливой площадью полился нежный, довольно юный голос, разливая нотами в воздухе грусть и тоску. Пока Альтариэн не сунул ей в руки платок, Ира даже не поняла, что плачет.

После смолкнувшей песни пришла очередь слуг Маяры. Один из них встал в изголовье гроба и положил пальцы на виски виконта. Гроб окутало сизое туманное облако.

— Что он делает?

— Это называется «последний разговор». Одарённые Маяры знают смерть лучше других, даже то, чего не замечают живые. Они объясняли, что когда смерть смотрит в лицо, у любого возникает неимоверное желание говорить. Даже если он осознаёт это в последний миг, как обрывается жизнь. В миг смерти время будто течёт иначе. Эти слова сейчас и пытается услышать тот, кто работает над телом. Последние желания, последние надежды. И если они не несут вреда другим, то завтра утром этот одарённый запишет «последний разговор» и пошлёт весть тем, кому были предназначены слова. Наши традиции запрещают препятствовать этой переписке. За попытку прочесть последнюю волю покойного тем, кому она не предназначена, по закону очень тяжёлое наказание. «Последний разговор» успокаивает бунт отделяющейся от оболочки души, вселяет спокойствие и даёт силы вступить на Мост и начать свой путь к Чертогу с осознанием поставленной в жизни точки. Мне не раз доводилось читать такие письма. Признания. Послания. Напутствия. Предостережения. И даже проклятья. Единственное, чего никогда не передадут одарённые, — это того, что может навредить живым. А слова — просто слова.

— Какие же вы счастливые… — проговорила Ира тихо. Герцог смотрел непонимающе, и она пояснила: — Доподлинно знаете, что ждёт за чертой, можете с точностью до слова услышать последнюю волю родных.

Герцог молча сжал её плечо.

Магия «последнего разговора» угасла, и солдаты взялись за крышку гроба. Ира, верная обещанию, проследила, как в абсолютной тишине, заставляя её вздрагивать от каждого удара, восемь гвоздей заняли полагающееся им место. С последним ударом светильники погасли. Их накрыли крышками практически в одно движение. Вся толпа. Площадь погрузилась в ночь, и лишь Пояс Рити, сиявший на небосводе, не давал окончательно утонуть во тьме.

Ира направилась к двери.

— Церемония ещё не вся, — сказал Альтариэн. Просто сказал. Без каких-либо эмоций.

— Я попрощалась. Сейчас меня ждут живые.

Она не собиралась оправдываться и на самом деле спешила. Процессия слишком медленно передвигалась по дороге, время уходило, а Терри-ти там один.

— Ириан, — остановил её герцог, когда она уже взялась за ручку.

— Да?

— Запомните то, что сейчас сказали. К смерти можно привыкнуть. Но не всем это дано и, главное — не всем надо. Кто-то тонет в горе и тоске по близким, забывая, что те уже поручены заботам Маяры и ждут часа, когда вы снова будете вместе. И у них — всё время мира. О мёртвых позаботятся высшие силы. А живые нужны живым.

Десять дней. Чёртова декада. Поначалу Терри-ти крепился. А Ира, чувствуя себя просто ужасно, вела записи, буквально по минуте фиксируя графики боли, крайние зоны, пики, амплитуды. И уже имела приличную статистику, несмотря на то, что пациент так и не избавился от привычки терпеть. Он уже садился. Вернее, она заставляла его сидеть. Вертеться с боку на бок. Двигаться, разминаться. Вспомнила всё, что знала о массаже, и мяла, мяла… Не далее как вчера он смог целую минуту простоять на ногах, однако упал обратно. Не сумев вовремя схватиться за ремень, вцепился зубами в собственную руку до крови, но не успел сдержать вопля.

Лэтте-ри и Линно-ри прижали Иру к стенке, стоило выйти из комнаты. Выслушав её, вынужденную рассказать правду под испепеляющим взглядом обоих братьев, дайна-ви надолго заперлись в соседней пустой келье. Оттуда слышались глухие удары.

— Слышали? — тихо спросил Терри-ти, когда она вернулась.

— Да.

Ничего не сказал. Только откинулся на подушку и, сжав зубы, тихо застонал.

Когда она с опаской выглянула в коридор, её уже ждали.

— Рассказывай! — приказал Лэтте-ри, и она впервые почувствовала, что он едва сдерживает злость. И злится именно на неё, за скрытность. Взгляд удалось выдержать. Её не мучило чувство вины, ведь они все стараются ради одной цели. Каждый борется со своей стороны, делает всё, чтобы этот ужас закончился.

— Идёмте, — кивнула она в сторону келий и толкнула дверь той, что находилась через две от комнаты Терри-ти.

— Чтобы завершить поединок победой, нужно выйти на арену, — сказала она, едва закрылась дверь. — Самому. Без помощи. При свидетелях. Простоять цикл клепсидры. После этого его здоровьем может заняться кто угодно. Я не лекарь! У него болит вот тут, — она тронула бок. — Эликсир не берёт, но ненадолго снимает боль. Чем чаще пользуешь, тем меньше срок между приступами. А он геройствует! Не говорит, когда ему больно. Мы договорились. Он глушит боль ремнём. Чтобы вы не знали. А я вижу, что происходит, — она сглотнула. — Если он выдержит испытание, то после им сможет заняться капитан Накарт. А пока я должна знать о его состоянии без прикрас, чтобы он не подох от собственного героизма!

— Где именно болит? — спросил Линно-ри хриплым шёпотом и рванул камзол, обнажая бок. — Показывайте! Только точно!

Ира, почти не глядя, ткнула пальцем.

— Я не знаю, что повреждено.

— Семя, — тихо сказал Лэтте-ри, прикрыв глаза.

— Что?

— Остаток Первой болезни. Небольшой… кусок тканей, нити от которого распространены по всему нашему телу.

— Почему же Терри-ти не сказал мне?! — она взвилась на месте. Они знают?! И он тоже знает — уверена!

— Потому что это в духе Тера, он решил никого не беспокоить! Скорее всего, подумал, что если не помогло сразу, то ничего уже не поможет. Чтобы работать с семенем, нужны особые знания и инструменты. Вы, что очевидно, не умеете и не знаете. И мы не умеем, — стукнул кулаком по стене Линно-ри.

— Семя. Хорошо. Ясно. Как помочь?

— Никак. В Долине только Мастер Раян-ги да двое его учеников умеют обращаться с семенем. Это кровавая и очень сложная работа. Ну, или нужен одарённый. Не уверен.

Ира задумалась.

С одной стороны, это обнадёживало. Тот, что выходил когда-то её и Лэтте-ри, знает, что делать, значит, всё не так страшно. Доваль наверняка сумеет помочь своими волшебными руками. Главное, дотянуть. И дойти. И простоять.

— Движение с повреждённым семенем…

— Причиняет боль, но не смертельно. Оно будто постоянно напоминает, что нуждается в покое и лечении. Тело может двигаться свободно, но от боли можно упасть в беспамятстве.

— А само зажить может?

— Не знаю. На болоте важны каждые рабочие руки, потому никто столько не валялся в кровати, чтобы был шанс узнать. И судя по тому, что прошла уже декада, заживление может продолжаться очень долго.

Боль. Просто боль. Ира защёлкала пальцами, стараясь поймать ускользающую мысль.

— Это похоже на то, как работает нервная система. Боль — сигнал — информация. Боль… её же можно приглушить! Если тело здорово, а этот ваш инородный предмет — просто источник боли, то может, попробовать другие обезболивающие?

— Например?

— А трав у вас никаких на этот случай нет?

— С собой — нет. На рынке… можно поискать, но если даже белый эликсир не берёт, вряд ли можно надеяться, что помогут обычные травы или что смогут сохранить состояние безболезненности дольше.

— Алкоголь? В смысле, веселящие напитки?

— Можно. Но их потребно столько, что вряд ли после этого Тер будет способен стоять или куда-то идти без помощи.

Тогда остаётся крайнее средство.

Какая там, говорите, статья? Но иного выхода она не видела. Да и как посмотреть. Ведь то, что в одном количестве яд, в другом — лекарство. Вопрос лишь — сколько. И надо правильно объяснить, что она хочет.

— Скажите, вам что-нибудь говорит название «трава-дурманка»?

— Конечно. Но зачем вам приманка сновидений?

— Приманка?

— Если мы говорим об одной и той же траве, то это дурное средство. Оно вызывает видения того, чего нет на самом деле. Столь сладкие, что употребившие эту траву в пищу хотят раз за разом её пробовать. Привыкают и погружаются в эти видения насовсем. Потому и зовут приманкой сновидений. Не приведи Сёстры её наесться! Отказаться очень тяжело, — лицо Линно-ри не выражало ничего хорошего.

— Мне не нужна эта трава. Мне нужно объяснить вам то, что я хочу. У меня на родине составы из веществ, подобных этой вашей траве, вызывающие привычку, видения, чувства или, наоборот, отнимающие их, заменяющие кошмарами, называют наркотиками. Это страшное средство, согласна! Но среди них есть те, что в малых дозах становятся лекарством. Их нельзя употреблять без разрешения врача. Лекаря. Среди них есть такие, что помогают снять тяжелейшие боли или уснуть, если сам не способен из-за тяжёлой болезни. Мне надо знать, есть ли у вас нечто похожее.

— Чага! — одновременно ответили братья.

— Тот порошок, что вы пьёте перед сном и которым кормили меня?

Ире стало нехорошо от этой мысли. Если они употребляют её регулярно… Но сама она не испытывала желания наесться этой гадости снова, а ведь принимала немаленькую дозу.

— Да. У Тера осталась последняя порция.

— А она… не вызывает привычки?

— Нет. Она вымочена вживоягоде. Потому мы и пьём её так спокойно. Чистый порошок из чаги способен наделать беды, но не приготовленный.

— Тот, что у вас, может послужить обезболивающим средством? Можно приготовить раствор, чтобы не провалиться в сон, а просто приглушить боль?

— Да. Он затуманивает сознание, наводит марево перед глазами, расслабляет члены, притупляет слух. Потом приходит сон. Как я понимаю, вы хотите найти такую порцию, чтобы продержаться на грани? Надо попробовать. Ходить и стоять будет можно. Но вот снимет ли боль… не знаю. Может, Мастер Раян-ги и ведает, влияет ли чага на боли от повреждённого cемени, но мы нет. Вот только, сколько надо порошка, чтобы добиться такого состояния и проверить? Лэт, ты знаешь?

— Узнаем, — твёрдо сказал тот. — Принеси камзол Тера.

Проверяли на себе. По крупинке. По очереди. Пока, наконец, не была получена крошечная доза, которая держала на грани сна. Пришла очередь Терри-ти. Учитывая, как сильно разбавляли порошок чаги, ещё оставалось достаточно на несколько попыток. Сначала в чистом виде. Иру на эмоциях вынесло из кельи.

— Работает! Действует! На cемя это ваше — действует!

Потом сразу после эликсира. Потом вместе. Корректировка дозы. Контрольный, с прогулкой по комнате. Порошка оставалось на два раза. Ира носилась с чашкой, где хранила эти заветные крохи, как с сокровищем, не рискуя лишний раз на них дыхнуть. И не дай бог чихнуть или уронить.

Уведомить Альтариэна, попросить присутствия Доваля рядом. За сутки до испытания она силком отправила Терри-ти спать. Ниточка между явью и сном от порошка и так слишком тонка, чтобы истончать её до состояния, когда он уснёт прямо на арене.

На знаменательное событие собралась толпа, выстроившаяся вдоль стен. Одарённые, знать, солдаты. Ставленник. Во избежание неприятностей он лично отдал приказ сдать оружие всем, кто входил на арену, желая быть свидетелем окончания дуэли, не побрезговал и обыском. Дринтаэцель стоял мрачный, будто сердцем чувствовал, что правда нынче не на стороне его народа.

Просчитано было всё до минуты, но Ира не дышала, пока текла вода. И осела на песок вместе с последними каплями.

Победа!

Лэтте-ри и Линно-ри бросились к другу, не слушая, как Альтариэн «властью, данной мне» объявляет победителя, подтверждает правду его слов, провозглашает «знаменательность дня» и в очередной раз призывает всех раскрыть глаза пошире, включить мозги и запомнить произошедшее как следует.

Терри-ти выглядел пьяным, вот-вот свалится, но ему вовремя подставили крепкие плечи. Доваль растолкал зрителей, шарахнувшихся от его рук, которые по локоть светились искрами и обтекались салатовыми струями магии. За ним следовали барон и Вакку — наконец-то они могли снова влезть в гущу событий, теперь, когда всё закончилось.

Одарённый приказал раздеть Терри-ти по пояс и занялся своим делом. Ира впервые видела его таким. Обычно отголоски боли начинали проявляться сразу с началом лечения, пальцы дрожали, кривились губы. Но сейчас Доваль лечил, будто в радость. Что-то искал, осматривал, убирал шрамы, без разбора стирая и старые и новые, а руки оставались спокойными, плечи не дёргались. И расстроил его только сам результат работы.

— Я не понимаю, что это такое, — растерянно забормотал он, поначалу себе под нос. — Похоже на болевую паутину, которая есть в любом теле. Ту, что переносит знания о поражениях хозяину тела. Но сейчас она сама источник боли.

— Разве раньше, когда вы лечили Терри-ти, этой паутины не было? — спросила Ира.

— Была! Но… Простите, Ириан, я тогда… не сильно горел желанием помогать и потому старался закончить всё побыстрее. И если честно, принял эту…

— Семя, — подсказал Линно-ри.

— Это семя за часть болевой паутины.

— Вы можете что-то с ним сделать?

— Нет. Вернее, могу попробовать приглушить боль. Пережать «паутинки». Правда не со всеми получится. Но само семя… я никогда не видел ничего подобного! Нужно понимать, как оно работает, прежде чем вмешиваться. А это не один день исследований.

— Тогда делайте что можете, Доваль.

— А дальше?

«А дальше наше дело», — раздалось вдруг у неё в голове.

— Варн!

Зрители вжались в стенки. На арену опустились ящеры. Варн, Крац, которого Ира не ожидала, но, оказалось, была рада видеть, и незнакомый самец. В лапах они держали необычной формы скорлупку, по форме напоминающую глубокую советскую чугунную ванну с ручками. Без крышки и шеста. Этакий казан гигантских размеров. Натуральная кастрюля.

Со старшими на песок опустились моментально сменившие облик ящерята.

Ира не смогла сдержать восторга. Детёнышей нир-за-хар она видела впервые. Они переливались, как дискошары, переглядывались, вели оживлённую цветовую беседу. Самец и самочка. Оба кислотно-зелёного оттенка, без полос или пятен, если не считать разговорного перелива. Волосы ещё не успели отрасти и прилипали к лицам, сочившимся влагой.

— Вожак, — Альтариэн с удивлением рассматривал необычную скорлупку, — что вы задумали?

— Отправить его домой.

Даже Терри-ти сбросил с себя морок чаги.

— Что?!

— Дома ему смогут помочь, — как глупым, объяснял Варн очевидные вещи. — Мы сделали скорлупку, в которой удобно лежать. Притащите плащ потеплее, шкуру какую-нибудь и его вещи. Крац и Рыж понесут скорлупку, а молодняк… да не суетитесь вы! — рыкнул он на разошедшихся и виляющих хвостами от осознания собственной значимости детёнышей. — Молодняк поможет выровнять скорлупку в полёте — им проще управляться в ограниченном пространстве. До болота долетят, там покажешь дорогу, — сказал он уже Терри-ти.

На осознание ушло несколько секунд. Потом Линно-ри сорвался в сторону келий, а Лэтте-ри осадил Терри-ти, уже порывавшегося возражать.

— Кроме Мастера, никто не справится с семенем! Ты сам это знаешь. Передашь всё, что увидел и узнал, то, что не вместили письма. Скажешь, что живы и делаем всё, чтобы вернуться. Как поправишься, поможешь на добыче тепла. Сделаешь?

Вдох-выдох, а Терри-ти так ничего не сказал. Потом ещё раз набрал воздуха в лёгкие, но снова оборвал себя. Развернулся к Ире.

— Ириан, могу я просить…

— Можно и не просить, — перебила его Ира. — Подождите здесь.

И поспешила за Линно-ри. По дороге столкнулась с ним, уже бегущим обратно, тащившим тяжёлый плащ, одеяло и дорожную сумку. Ей же нужна была только одна вещь.

Когда Ира протянула уже на две трети опустошённую крынку Терри-ти, тот вскинул руку, но она упрямо всучила её. Развернулась к ящерам.

— Крац, будь добр, проследи, чтобы он не пропускал приёмы лекарства. Он знает, когда нужно. Лезть в голову и проверять разрешаю! — она постаралась проявить суровость, зная, что её пациент будет стараться терпеть и делать вид, что всё нормально. — Терри-ти, если к прилёту на Болото в этой посуде что-то останется, передайте остатки вашему лекарю. Он найдёт им лучшее применение.

По лицу Тера было видно, что он и сам бы нашёл составу лучшее применение, например, не стал бы тратить лишний раз, но глянул на безэмоциональную морду Краца и промолчал. Принял сосуд дрожащими руками, прижал к груди.

— Ириан…

— Проехали, — оборвала она его.

Они с Линно-ри в четыре руки устелили скорлупку. Варн отбрыкнулся от возражений больного тихим рыком и на руках перенёс его в транспортное средство.

— Лететь аккуратно. Передать из лап в лапы… — напутствовал он нир-за-хар. — Кто у вас вожак?

— Владыка Арай-ди.

— Вот ему. Давайте, тащите, что там у него ещё из вещей, и полетели! Крац, на болоте… там сам решай. Чара и брат справляются, так что можешь задержаться, если возникнет необходимость. Проследи, чтобы этот, — он качнул скорлупку, будто люльку, — попал в лапы к лекарю.

— Сделаем.

— Спасибо, — сказал Лэтте-ри, но Варн только махнул лапой.

— Ну что стоим? Взлетаем! — снова повысил он голос, и нир-за-хар усыпали песок искрами, поднимаясь в воздух.

Когда их силуэты скрылись в облаках, барон первым нарушил долгую тишину.

— Всё кончилось. Госпожа Ириан, думаю, нам больше нет причин задерживаться в Карраже. Всё дóлжное исполнено. Предлагаю не тратить время и выдвинуться в путь. Его императорское величество За принял наши объяснения и позволил посетить Империю позже оговорённого срока ввиду последних событий, но не стоит заставлять его ждать.

— Да. Вы правы, — Ира всё ещё не сводила взгляда с облаков, с трудом понимая, что чувствует в этот миг. — Давайте собираться и поедем, чем раньше, тем лучше.

— «Поедем»? — ставленник изобразил удивление. — Мне показалось, у вас есть более быстрые способы передвигаться… То, как прибыли сюда. По воздуху. В скорлупках, — и он многозначительно поднял взгляд вслед улетевшим ящерам.

Каю и Альтариэн дёрнулись от его слов.

«Пронюхал всё-таки». И хотя Ире казалось странным, что такая информация воспринимается как-то по-особенному, но наблюдая за тем, как кривились лица в толпе, она осознавала, что такое простое решение действительно было пятном на репутации. Как ни странно звучало для неё. И пока герцог и барон подбирали слова, думая, чем ответить на этот публичный выпад, от которого уже не отмоешься, Ира решила бить наверняка. Варну улетело резкое вещание: «Подыграй!»

— Думаю, мы поедем обычным способом, — сказала она ставленнику. — Опробовать авиационные способы перемещения было интересно и волнительно, но нир-за-хар не архи, а разумный народ, и никаких договорённостей на использование силы их крыльев пока не достигнуто. Возможно, мы вернёмся к этому вопросу позже.

Понявший задумку Иры Варн мысленно осклабился и выдал:

— Ну, как показало наше путешествие, для семьи это несложно. Мы могли бы обменивать полёт с тяжестью на что-то полезное. Не часто. Не подлости ради, не для войны. Мирные намерения того, кто готов платить, легко проверяются вещанием. Надо только подумать, что именно может быть нам полезно. Например, у вас, — он ткнул когтем в дайна-ви, — есть камафы, которые мы можем выгодно обменивать у влари. Так что подумать можно. Как ты там говорила, у вас это называется?

— Авиация. Перемещение по воздуху. Правда, у нас машины, но у вас пока технологии не позволяют летать и налаживать воздушные пути. Но за неимением…

— Да, возможно. По дороге обсудим.

«Ир, останови нашу беседу. А то ставленник сейчас оплывать начнёт, как свечка. А твои старшие друзья еле сдерживают хохот. На лица посмотри».

— Да, конечно, по дороге, — Ира перевела взгляд на герцога и барона и сама еле сдержала улыбку. У ставленника теперь много поводов для размышлений. И вообще, почему о таком простом решении никто не подумал раньше?

«Потому что мы почти ни в чём не нуждаемся. В нас есть зверь, и живём мы просто и без излишков, по законам Хараны. Им нечего нам предложить. Про камафы это я так, на ходу придумал. Нам вполне хватает того, что дают родные горы, чтобы ещё и в чужие лезть. Но да, влари бы от камафов не отказались. Для них это ценность, а ведьмы их просто так не отдают. Так что я был честен в своих словах».

— Мы тогда прикажем отряду собираться, — сказал Каю, подводя итог этим нелёгким во всех смыслах дням. — Предлагаю не ждать и выехать уже завтра. До ночи успеем достигнуть Мижева перевала.

Дринтаэцель стоял, прислонившись к стене опустевшей арены, держа в руках ножны своего кинжала и водя по ним пальцами, словно пересчитывая детали узора. Балтариэн молча наблюдал за ним, ожидая распоряжений и выставив максимально крепкий купол. Он уже практически прирос к правителю Карража, даже во сне не опуская его щитов. Головная боль настолько перманентная, что его бы шокировало скорее её отсутствие, чем очередная игла в висок. Однако сегодня её было заметно больше. Присутствие вещателей требовало дополнительного контроля, и недолгое нахождение рядом с нир-за-хар выпило силы Балтариэна.

— Вы говорили, ящеров не интересуют судьбы низинных жителей, — позволил он себе высказаться. Слишком давно и верно служил, ему позволялись подобные вольности.

Дринтаэцель замер и сжал ножны до белёсых пятен на руках.

— Говорил. Но как оказалось, это уже история. А-ви-ян-ция. Безвозмездная помощь. И отправил он от своего имени не кого-то, а свою верную лапу Зав-ва-Краца! Они приветствовали мальчишку на дуэли, будто своего. Да и то, что вестница так резво начала разбираться в лекарственных составах Рахидэтели, вряд ли простое совпадение. Не слишком ли много… — и он оборвал сам себя.

— Мы можем потребовать, чтобы Ириан прошла проверку под заклятием правды. Если вы уверены, что она нарушила правила дуэли, я проведу её лично. И никакие щиты в этом случае…

— Нам не нужна правда, Балтариэн. Нам нужны знания. А вся эта ситуация вскрыла куда больше нового, будучи разыгранной в пользу вестницы и её последователей, чем могла бы, цепляйся мы за букву закона. Мы получили многое, даже проиграв. Саланталь, прими его Великочтимая, даже своей смертью послужил нашему народу. И теперь мне нужно, чтобы ты как можно скорее выехал в Анаэрлен и доставил послание.

«Нужно». Не «едешь». Значит, не прямой приказ и его можно уточнить:

— Может, я полезнее здесь? Слуг Илаэры из числа эйуна сейчас нет в городе. А Мику Рохан собирается в нашу столицу по делам, и он будет там всяко раньше меня с его способностью «бегущего льда».

— Нет. То, что я напишу, надо передать из рук в руки.

— Понял. Вы думаете, что есть необходимость ускорить события?

— Это решать не мне. Но чаши весов уже начали крениться. Нужно предупредить.

— Я выезжаю, как только проводим Свет Леллы и вестницу.

— Согласен. Выполняй.

Конец 4й книги.

Продолжение следует…

notes

Примечания

1

Скво — жена, женщина в индейском племени, вообще индианка.

2

Нить Ариадны. Выражение произошло из мифов об афинском герое Тесее, убившем чудовище Минотавра. Афиняне обязаны были каждый год отправлять на Крит семь юношей и семь девушек на съедение Минотавру, обитавшему в лабиринте. Совершить подвиг Тесею помогла дочь критского царя Ариадна, давшая ему меч и клубок ниток. Когда Тесея и других обречённых отвели в лабиринт, он привязал у входа конец нитки и пошёл, постепенно разматывая клубок. Убив Минотавра, Тесей по нитке нашёл обратный путь. Иносказательно: способ выйти из затруднительного положения, ключ к решению трудной проблемы и т. п.

3

Шаи-Хулуд — песчаные черви из цикла научно-фантастических романов американского писателя Фрэнка Герберта. Уникальные животные, существовавшие лишь на планете Арракис. Шаи-Хулуд — кремнийорганическая форма жизни. Черви состояли из нескольких сотен сегментов, каждый из которых обладал своей собственной примитивной нервной системой. Имели огромные размеры: крупнейшие особи достигали 400 метров в длину и 40 метров в диаметре. В пасти у них располагались сотни зубов.

4

5

«Мимино» — советский трагикомедийный художественный фильм.

6

Потник — в современном конном мире используется слово «вальтрап». Стёганая подкладка под седло, предназначенная для защиты спины лошади от перегрева и сохранения её сухой, а также для защиты седла от едкого конного пота и препятствия его скольжению.

7

«…у одного из народов нашего мира есть легенда о прекрасном боге Луны…» — индийская легенда.

8

Шоры — (наглазники, щитки) — специальные пластины, надеваемые на морду лошади, закрывающие ей обзор по бокам. Используются для ограничения области зрения лошади.

9

«Добрый жук» — детская песня, написанная А. Спадавеккиа на слова Е. Шварца. Прозвучала впервые в кинофильме «Золушка» 1947 года. По фильму, король попросил Золушку исполнить что-нибудь на балу в качестве фанта. Она остановила свой выбор на детской песенке, от которой «просто становится весело на душе».

10

En garde — фр. настороже, осторожно. Термин используется в фехтовании и обозначает состояние боевой готовности. Команда en garde от тренера — занять позицию для боя. В литературе часто используется как аналог выражений «к барьеру!», «защищайтесь!» при описании дуэлей.

11

Ai vist lo lop, lo rainard, la lèbre (окс., фр. J'ai vu le loup, le renard, le lièvre/la belette, рус. Я видел волка, лису, зайца/ласку) — окситанская и французская народная песня, исполняющаяся от лица случайного свидетеля того, как в лесу плясали волк, лиса и, в зависимости от версии, заяц, ласка или жаворонок.

12

«Пой, моя гитара, пой» — одна из самых популярных песен известного певца, автора и композитора Юрия Лозы.

13

Финт (от итал. finta — притворство) — термин в спорте для обозначения ложного выпада.