Торт от надоедливого соседа
Глава 1
– Моя квартира! Моя собственная квартира!
Я кружила по комнате в фееричном танго, трогала оклеенные смешными ромашками дешевенькие обои, вдыхала еще витавший в воздухе запах краски. Такой приятный аромат лакокрасочные изделия могут издавать только, если ими пахнут родимые батареи.
Правда квартирка совсем крохотная – студия: кухонный уголок на возвышении, два метра для дивана, встроенный шкаф, санузел совмещен, на балкончик можно поставить только одну ногу, вторую заносить уже и некуда. Но это мелочи, самое главное («Та-да-дам», – барабанная дробь) – своя квартира! Не всякая барышня в двадцать один год может похвастаться отдельным жильем. Ну, конечно, не сама студентка третьего курса заработала на «ячейку» в новостройке, мне купил ее папа.
Не спешите кривить лица в усмешке, я не мажорка, и даже вначале сильно упиралась и брать подарок не хотела, но мама грозно сказала: «Бери, дочка, хоть что-то от этого козла за столько лет!», а отчим проворчал: «Сколько можно ютиться всем в консервной банке». Так он обозвал доставшуюся матери от деда трешку, где, кроме нас троих, еще проживала моя десятилетняя сестра Маринка. В общем, я подумала – подумала и милостиво приняла подарок.
Папа в моей жизни появился внезапно. Вся наша семья, включая двоюродных и троюродных тетушек, неизменно поминала его всуе как «отца-беглеца», при этом сокрушенно качая головой. Так и представлялось в детском воображении – худой дядька в шортах с лампасами убегает в закат. Если я совершала какую-то оплошность (разбивала тарелку, промахивалась носками мимо бельевой корзины, прогуливала физру или еще там чего), самым суровым наказанием были презрительные слова: «Вся в отца». От этого оскорбления в груди холодело, и хотелось немедленно перемыть сто тарелок, вручную до дыр затереть сто носков и сто раз отжаться от облезлой скамейки спортзала, перед этим пробежав стометровку со скоростью Усейна Болта. Ну, вы меня поняли.
И вот год назад какой-то престарелый мужик, судя по аватарке лет этак под шестьдесят, стал упорно проситься в друзья. Тоже мне друг! «Маньяк», – подумала я и уже хотела бедолагу забанить, как тут мое внимание привлекли уши незнакомца. И это были, блин, мои несчастные уши! Эти слегка оттопыренные ушки, немного заостренные сверху, да еще и с удлиненной мочкой – беда всего моего детства, да что там детства – всей моей жизни. «Эльф», «ушастик», «лопоухая» – как только не изгалялись остряки-одноклассники. Нет, вы не подумайте ничего такого, милейшие люди, до сих пор общаемся, но соблазн постебаться «в младенчестве» слишком велик, закон природы. Со временем я отрастила густую шевелюру, с утра старательно накручивала на плойку каждый локон, чтобы только прикрыть это безобразие. Только тетя Женя, умильно разглядывая племяшку, может восхищенно ахнуть: «Какая ты у нас красавица, Василиса! Чудные ушки». Но ведь это тетя Женя, она и курносую Маринку величает «симпатулей». Теткам разве можно верить?
Так вот кто наделил меня этими «чудными» ушками, а я еще гадала, почему у сестры уши нормальные, а у меня эльфийские.
С отцом мы стали общаться, даже встречались вживую в кафешках. За годы разлуки он успел поменять то ли трех, то ли четырех жен, но не одна из этих, как он выразился, «весьма достойных женщин», не решилась завести от ясноглазого эльфа ребеночка. Это могла сделать только безумно влюбленная в него моя мать, да и то по молодости. Вот и выходило, что дело к старости, а я – его единственная кровиночка. Вообще-то (надеюсь мама не прочтет) он неплохой мужик, ну это так – мысли в сторону…
И вот я, почти аристократка, сижу на восьмом этаже, смотрю на гаснущий за крышами закат, на сверкающие инеем тополя, пью кофе и уплетаю конфеты. И тишина! Никто ни ворчит, ни ссорится, ни орет, ни прыгает тебе на шею: «Покатай!» (за Маринкой это водится). Да здравствуют одиночество и тишина! Ура!
Вот тут и раздался звонок в дверь: сначала робкий, как бы стесняющийся, потом второй – требовательный, настойчивый. Шаркая шлепанцами, я пошла проверять в глазок. Мама, сильно переживая по поводу моей ранней самостоятельности, прочла целую лекцию: о квартирных грабителях, ворах-форточниках, распространителях волшебных эликсиров и чудо-пылесосов, которые спят и видят, как вломиться в квартиру к наивной дурочке. С тревогой я посмотрела в кружок глазка. За дверью стоял парень в ковбойской рубахе в красно-черную клетку. На дворе февраль, значит это не распространитель. Конечно, может, он для маскировки куртку за углом оставил. «Дзинь», – незнакомец опять нажал на кнопку звонка. Ну и зачем так трезвонить? Случилось чего? Может, он снизу, и я его заливаю? Ладно открою, тем более в углу вон лежит монтировка, заботливо оставленная отчимом «на всякий случай».
Парень оказался смазливеньким: высокий, подтянутый, лет двадцати пяти (может и старше, кто ж их разберет), коротко стриженный шатен, но с прядью длинного чуба, правильные черты лица, густые бровки, голубенькие глазки, прямой нос, губы тоже ничего. Все портила маленькая испанская бородка. Ну, с чего они все думают, что вот этот непонятный кустик на подбородке – это, вау, как красиво? Ковбойская клетчатая рубаха была расстегнута, из-под нее торчала черная футболка, добавляли комплект драные на коленях джинсы и сланцы на голую ногу. Парень поджимал озябшие от подъездного сквозняка пальцы. «Навряд ли он ботинки и носки тоже за углом оставил. Точно сосед!» В руке, прижимая к груди, незнакомец держал что-то маленькое стеклянное.
Он стоял и молчал, сурово сдвинув мохнатые брови. Одна секунда, вторая, третья… девятнадцатая.
– Ну, и? – невежливо подбодрила я.
«С духом собирается, ругаться пришел. Может, у меня стояк потек, а я и не заметила?»
Парень продолжал молчать. «Немой, наверное, бедненький».
– Вам что-нибудь нужно? Соли? – ободряюще улыбнулась я, рассмотрев наконец в его руке солонку.
И тут парень заговорил, и он оказался совсем не немым, а очень даже наоборот. Я почувствовала, что меня буквально смывает словесным потоком:
– Да, мне бы соли немного. Кинулся супец сварить, уже картошку почистил, морковку настрогал, а соли нет. А я слышал сюда вещи днем таскали, а потом вижу девушка какая-то заходит. Ну, думаю, должна же у соседки соль быть, дай, думаю, позвоню. Звонил, звонил, а ты не открываешь. Наверное, уже спала? Хотя еще по времени-то рано, только восемь. Ну, мало ли, кто-то ведь рано спать ложится. Меня вот до двенадцати и подушкой к кровати не прибьешь, а другие – наоборот. Ты извини, если я тебя разбудил. Как-то я не подумал. А меня Олегом зовут? А тебя?
Он вопросительно уставился на меня, переводя дыхание.
– Василиса, – растерянно проговорила я.
– Василиса Прекрасная, как в сказке? – улыбнулся Олежек и уже набрал воздуха, чтобы лить на меня словеса дальше.
– Премудрая, это Елена Прекрасная, – перебила я его сердито. – Тебе соли? Давай, куда отсыпать?
– Вот, – протянул он граненую солонку, – а ты какую соль любишь? Я мелкую не люблю, все время пересаливаю, вот если крупный помол, сразу видно сколько сыпать. А ты квартиру снимаешь или родаки купили? – он с интересом стал заглядывать мне через плечо.
– Снимаю, – соврала я, вдруг брачный аферист какой, гоняется за невестами с приданым.
– А-а. А у меня своя, – парень горделиво приподнял подбородок с испанской бородкой, – ну, почти своя, так кредита немного выплатить осталось. А ты одна живешь?
«Ишь, интересуется. Наводчик. Сказать, что не одна, так в глазок все равно увидит, что вру».
– Одна. Но ко мне очень часто приезжают родители, отец, тетя Женя, подруги. «Кем еще запугать?»
– А отец от родителей отдельно приезжает? – усмехнулся Олег.
– Да, – резко бросила я, выхватила у него солонку и захлопнула дверь.
Сбегала на кухню, насыпала побольше соли, чтобы на долго хватило и вынесла с каменным выражением лица. Да, у меня каменная соль и каменное лицо.
– Ты обиделась? – виновато спросил Олег, неспеша забирать солонку.
– Нет, – соврала я.
– Я думал, ты оговорилась, хотел пошутить. Я иногда неудачно шучу, ты на меня не обижайся. Если надо будет прикрутить там чего-нибудь или передвинуть, лампочку вкрутить, проводку починить, ты не стесняйся, я умею. Хочешь, сейчас розетки проверю, – он бочком стал протискиваться к входному косяку. – У тебя отвертка есть?
А глазки опять через плечо мое в комнату – хлоп - хлоп.
– Не надо. Отчим уже все проверил, – поспешила я перекрыть его маневр, прижимаясь к дверному проему.
– Ну, все равно. Бывает, вроде бы все проверишь, а тут раз внезапно… У меня вот тоже такой случай был…
– Тебе в сланцах не холодно? – намекнула я, что пора бы уже и по квартирам расходится.
– Да. Как-то я, не подумав, без носков в тамбур вышел. В комнате жарища, а у тебя как, холодно? Я вот форточку на ночь открываю, а за отопление такие счета присылают. Спрашивается, на…, в смысле – зачем так топить? А ты еще за отопление не платила?
«Да забери ты уже свою солонку!» Я настойчиво протянула парню его вещицу.
– Спасибо. Ой, так много, потом отдам.
– Не надо, – поспешила я.
– А у тебя ушки красивые, – вдруг ляпнул Олег, глупо улыбаясь, и остатки моей вежливость сдуло подъездным сквозняком. Я силком всунула в руку соседа его чертову солонку и обиженно хлопнула дверью.
«Блин, я думала, он меня клеит, а он от скуки шутит неудачно. Надо было резинку снять». Зеркало в прихожей отразило расстроенное лицо и горящие уши. Надеюсь, он больше не придет. Уши у меня смешные, да на свою бы бороденку посмотрел. Дон Олегандро. Так и буду тебя звать – сосед дон Олегандро де Солический.
Я опять посмотрела на свои алеющие ушки, настроение было безнадежно испорченным. Пойду заем конфетами.
Глава 2
Мороз крепчал, хватал за нос, дергал окоченевшие пальцы, задувал под куртку. Я летела по нечищеной улице, кутаясь в широкий шарф. Телефон показывал двадцать тридцать. Кушать, хочу кушать! Мамочки, да как же есть хочется, а потом завалиться под теплый плед с планшетиком на коленках. Как-то доконали меня вконец сегодня эти дети, а ведь это только мой третий рабочий день. Кем я работаю? А вот видели, наверное, в торговых центрах игровые площадки: батуты там всякие, бассейны с пластмассовыми шариками, резиновые лошадки? В этих загончиках мамочки оставляют детишек, чтобы спокойно пройтись по магазинам или поболтать с подругами в кафешке. А видели там, у входа, сидит такая всегда печально-недовольная девица, с кислым видом продает билетики и ворчит, когда лезут обутыми на ковролин? Видели? Так вот, эта девица – я.
От детских визгов и криков гудела голова, а что делать, коммуналку платить надо, продукты покупать – тоже. На стипендию не проживешь, не к родителям же бежать с протянутой рукой. Самостоятельность – значит самостоятельность.
Кстати, о продуктах: что можно быстро приготовить, чтобы вкусно, полезно, питательно, и еще на завтрак можно было бы разогреть? Сосиски? Вы серьезно? Пельмени? Ну, уже лучше, только магазинные, они такие гадкие. Что же тогда? Куриную печенку. Что значит – фу? Да, это самое вкусное, что может быть: поджарить на сковородочке с колечками лука, добавить ложечку сметанки, лавровый листик, протушить немного, и вуаля – готово, кушать подано. Лучший рецепт от тети Жени. Ой, в животе настойчиво заурчало, я завернула в супермаркет…
В нашей новенькой девятиэтажке во всех окнах горел уютный свет, и только мои два окошка печально зияли чернотой. Сейчас – сейчас, родимые, уже бегу. Я только хотела набрать код на домофоне, как дверь сама передо мной распахнулась и на улицу выскочил очаровательный золотистый спаниельчик. За ним неспешно выплыла дама элегантного возраста в норковой шубке и игривом меховом берете.
– О, девушка, вы же с восьмого этажа?
– Да, – растерянно проговорила я.
– Нина Павловна, – представилась дама, дружелюбно улыбаясь. – Мы с вами соседи.
– Василиса, – кивнула я в ответ.
– Ой, какое сказочное имя. А к вам сегодня, Василиса, молодой человек три раза заходил. Подойдет, постоит-постоит, позвонит пару раз, подождет и назад к себе уходит.
– Куда назад? – задала я глупый вопрос, уже зная ответ.
– Ну, к себе в квартиру. Это тот, что напротив вас живет. Вот еще не знаю, как его зовут.
– Олегандро, – ляпнула я со злости.
– Надо же? – выпучила мадам глаза. – Как только родители над бедными детишками не издеваются. Назвали, а парню вот теперь живи, – она сокрушенно покачала головой.
Тут ее нетерпеливая собачонка, собрав все молодые силы, рванула вдоль улицы, утаскивая за собой и элегантную хозяйку, а я отправилась к лифту.
«И чего ему опять надо? По ушам моим красивым соскучился?»
Предусмотрительно остановившись на седьмом этаже, я тенью, стараясь ступать на носочках, прокралась по лестнице и тамбуру к своей квартире, очень тихо провернула ключ в замочной скважине, просочилась сквозь узкую щелочку, чтобы не скрипеть дверью, и, наконец, оказалась дома. Свет в прихожей включать не стала, вдруг в глазок будет заметно, а прошла сразу в комнату, только там нажала кнопку выключателя и устало повалилась прямо в верхней одежде на диван. Благо, ругать за это некому.
Еще один экзамен и каникулы, останется только работа, все равно будет полегче. Ну все, это потом, а сейчас нечего валяться, печенка ждет!
Сковородочка попыхивала, чайник дарил ароматный запах липы. Я нетерпеливо бегала вокруг плиты. В дверь позвонили. Опять? Я на цыпочках подкралась к глазку: де Салический, кто же еще. Меня нет дома, можешь не названивать. Так же крадучись отступила в комнату. Звонок тренькнул еще пару раз (последний совсем уж печально) и безнадежно затих. Ушел, вот и хорошо. Как там печеночка? Готово. Сейчас немного остынет, постою пока у окошка, а то слюной сковородку закапаю.
Вид из моего окна замечательный, даже ночью: освещенное фонарями шоссе, со снующими туда-сюда машинами, прожектора затихшего детского сада, подмигивающие вывески супермаркета, еще незаселенные со спящими кранами новостройки, а там, вдалеке, засыпанный снегом парк, плавно перетекающий в лес, как-никак городская окраина. В воскресенье привезу от родителей свои лыжи и буду сбрасывать калории среди березок и сосенок, скользить по лыжне, старательно уменьшая объемы пятой точки. Надо сказать, что попа, вторая после ушей, моя «ахиллесова пята»: при сорок четвертом размере блузок, я с трудом втискиваюсь в джинсы сорок шестого размера. Ужас, да? Спасительные лыжи просто необходимы, и есть, само собой, надо поменьше. Вот сейчас налуплюсь печенки, а завтра диета.
Я взяла тарелку, приоткрыла крышку сковородки и… Опять дверной звонок. Да нет меня, нет, брожу где-то! Новый звонок, сильный такой, волевой. Опять крадусь к глазку. За дверью стоит Нина Павловна: уже без шубы и игривого берета, но зато в задорном халатике в крупный ананас. Однако какая я востребованная у соседей. Открою, может, ей плохо, помощь там какая старушке нужна. Поворачиваю ручку замка.
– Ну вот, я же говорила – она дома! – расплылась в улыбке соседка. – А ты заладил – не пришла да не пришла, – махнула она кому-то рукой.
Я проследила за ее жестом: прижавшись к стеночке, там скромненько стоял Олежик. Блин, вот я лопухнулась!
– Василиса, дорогая, представляешь, у Олегандры соль закончилась, а я на бессолевой диете, у меня от соли давление повышается. Ты уж одолжи мальчику, – дама элегантно крутнулась, сверкнув ананасами и скрылась за дверью, подмигнув нам на прощание.
– Как она меня назвала? – удивленно посмотрел ей вслед Олег.
– Как заслужил, так и назвала, – проворчала я. – Вчерашняя соль где?
– Так съел, – пожал плечами Олежка, протягивая мне знакомую солонку.
– Всю?
– Ну, не всю… рассыпал случайно… большую часть, – он виновато улыбнулся.
– Ладно, давай солонку.
В конце - концов, что мне соли жалко?
– Вот спасибо, – сразу оживился де Солический. – А я за это давай тебе розетки проверю, у меня, знаешь, одна искрила, сделали абы как, через одно место, а с электричеством шутки плохи.
Он решительно протиснулся в прихожую, слегка отстранив меня плечом. «Налетчик, – пронеслось в голове, – в одной банде со старушкой и спаниелем. Ну, ничего, пусть посмотрит, что самое дорогое у меня в квартире – это старый планшет-динозавр и французский бюстгальтер, подаренный на день рождения тетей Женей, он сейчас как раз мирно сохнет на батарее».
Глава 3
Олежик, мягко передвигаясь по квартире, колдовал над моими розетками и выключателями, из широкого кармана появлялись разные отверточки. Одна из них мне особенно понравилась, когда Олег тыкал ей куда-то в провода, на конце ручки зажигалась красненькая лампочка. Я бочком пристроилась к сковородке, из-под крышки шел тонкий дразнящий аромат. Как же есть хочется! И, похоже, не мне одной: де Солический, прикручивая последнюю розетку, глазами полными тоски посмотрел на плиту:
– Котле-е-ты? – пропел он.
– Нет, – отрезала я. «О, парень, да ты не налетчик, ты – халявщик».
– Мясо? – Олегандро нервно сглотнул.
– Печенка, куриная, – ехидно улыбнулась я (в этом месте обычно мои подруги делали «фу» и начинали рассуждать на тему, как такую гадость можно есть), – с тушеным луком – таким прозрачным и скользким, – добавила, чтобы наверняка.
– Моя любимая, вкусно, наверное, – теперь не только я, но и Олег очень нежным взглядом ласкал сковородку.
– Угощайся, – сдалась хозяйка, ну нельзя же выгнать голодного, он вон старался – розетки с места на место прикручивал.
– Ой, спасибо, – просиял Олегандро, срываясь к плите.
– Руки мыть! Ванная там, – сдвинув брови, указала я на дверь.
Парень послушно побрел выполнять приказ.
Я поставила на стол сковородку и две тарелки и начала накладывать дымящееся лакомство.
– Да я и из сковородки поесть могу, – крикнул мне Олег, выходя из ванной, – чего зря посуду мазать.
«Ну, из сковородки – так из сковородки». Я убрала вторую тарелку и тут же пожалела об этом. Вилка Олега так часто ныряла на дно, что стало понятно – заветного «на завтра» не будет. «Вот молотилка, хорошо я себе отдельно отложила, а так и голодной остаться можно».
– Вкуш-ш-но, – улыбался сосед, работая челюстями.
– А вот врачи говорят, быстро есть вредно, – намекнула я очень тактично.
– Да врут, – беспечно отмахнулся Олег, запихивая в рот последний кусок. – Может, чайку поставим? Да ты сиди, я сам.
И он по-хозяйски стал наполнять мой чайник водой из крана.
– А ты на кого учишься? – как бы невзначай бросил сосед через плечо.
– На философском, – ответила я как можно уверенней.
– На кого?
– На философском.
– А будешь кем, философом?
«Да как вы достали!» Сразу вспомнился брат отчима – дядя Коля: вот так же сидел у нас дома, работал вилкой, набивал брюхо мамкиными голубцами и философствовал: «Ох, Сергевна, и кем у вас дочка-то будет – Кантой или Гегелей. Га-га-га. С такой профессией ее нужно срочно замуж, или ноги с голоду протянет». Его родная дочурка Светка училась на экономе.
– Так кем? – не унимался Олегандро.
– Делопроизводителем я буду, отделение там такое есть, – недовольно буркнула я.
– А-а-а, – протянул мой гость, немного разочаровано, ему философиня нравилась, наверное, больше. – А чего так поздно с учебы пришла, вторая смена?
«Прямо допрос какой-то».
– Может, конфетки? – услужливо протянула я вазочку, рассказывать о себе мне не хотелось. Набьет сейчас себе рот и выспрашивать не сможет.
– Нет, я сладкого не люблю, лучше хлебушка с маслом, – Олег, словно свой собственный, распахнул холодильник, достал сливочное масло и начал намазывать на хлеб толстым пластом.
«Простота хуже воровства».
– У вас занятия так поздно заканчиваются?
– Работаю еще, – промямлила я неохотно.
– А кем?
– В игровом центре.
– А кем?
«На кого да кем: он что других вопросов не знает?»
– Наверное феей или эльфом, – улыбнулся де Солический.
«Вот ведь гад, жрет мою еду и еще на уши мои намекает!» Щеки загорелись от злости.
– Нет. Пираткой, рассказываю детишкам, как Френсис Дрейк наподдал испанцам, Олегандрам там всяким. Наглые больно были эти испанцы, вот по зубам и получили.
– Алехандро.
– Что?
– Я говорю, Алехандро – имя испанское, это то ли Александр, то ли Алексей по-нашему, но точно не Олег, – а не дурак, издевку-то поймал.
– Сам-то кем работаешь? – пошла я в наступление, видя, как он намазывает маслом второй кусок хлеба. А с виду худой, куда в него столько влезает?
– Киповец, – горделиво приосанился парень.
– На целлюлозном комбинате?
– Почему на целлюлозном? – не понял Олег.
– Ну, кипы бумаг с места на место таскаешь, – наивно захлопала я ресницами.
Парень закатился раскатистым хохотом. И чего я такого смешного сказала? Вот вы знаете, кто такой киповец?
– Я слесарь контрольно-измерительных приборов, ну что-то вроде электрика, только лучше.
– А-а-а.
«Так бы и сказал – слесарь. Так нет же, надо выпендриться».
– Я на севере под Сургутом работаю, по вахтам. Три месяца на газораспределительной станции, а два дома.
– И, наверное, скоро опять уезжаешь? – спросила я с надеждой в голосе.
– Почему уезжаю, я только в воскресенье прилетел.
«Вот засада».
А дальше на меня полилась лавина воспоминаний о крайнем севере: про то, как два олуха у них со станции ушли за грибами и заплутали, как их искали три дня, а те одними грибами и ягодами питались, а потом большие начальники всем надавали по макушке, включая инженера по технике безопасности, и тот запретил выходить за территорию; про любопытных медведей, которые все время околачиваются неподалеку (вот интересно, как они тех бедолаг не сожрали); про северное сияние и морозы, и оленью колбасу (которую обещал мне привезти в следующий раз, не уверена, что буду есть несчастных оленей, это все-таки не курицы). Олег все говорил и говорил, говорил и говорил. Печенка она, знаете ли, силушки предает, на целую лекцию энергии хватит. В начале я вежливо кивала и чего-то там поддакивала, потом стала клевать носом…
Проснулась я утром на своем диванчике, заботливо укрытая пледом. Олега не было. Вот сказочник, Ганс Христиан, усыпил. Бюстгальтер мой дорогой цел, планшетик тоже на месте. Консультация в восемь сорок, как бы не опоздать.
Глава 4
Весь день как примерная студентка я грызла гранит науки, загружая в себя тонны информации. «Завтра последний экзамен», – твердила я как заклинание, а глаза все время косились на граненную солонку, оставленную Олегом на столе. Вот интересно: он специально ее забыл или по рассеянности? И если позвонит в дверь, открывать или нет?
Дверной звонок молчал, зато веселыми соловьиными трелями протренькал сотовый. Я бросила беглый взгляд на экран и… глазам своим не поверила: «Олегандро» сияла издевательская надпись. «Ну, это уж слишком! Он еще и в телефон мой пялился!»
– Да! – гневно крикнула я в трубку.
– Привет, Василиса, – полился голос, полный добродушия. – Извини, я без твоего разрешения там тебе свой номер вбил, но я больше никуда не лазил, честное слово, даже фотки не смотрел.
– Еще бы ты и фотки посмотрел! Тебя не учили, что по чужим вещам лазить не хорошо?
«Надо было пароль ставить!»
– Учили, мне так стыдно, честное слово, стыдно. Я, как-то не подумав, случайно, я тебя перетаскивать на диван стал, а он у тебя из кармана выпал, ну я поднял, а оно как-то само собой получилось, и теперь мне очень стыдно, – ну прямо само раскаянье, – а можно, я за солонкой приду?
– Я сама принесу.
Мы люди не гордые и отнести можем, так надежней будет.
– Да я и сам…
Чего он там сам, я не расслышала, отключив телефон, схватила солонку, подсыпав туда побольше соли (так, что она через края щедро сыпалась на пол), сунула ноги в шлепанцы и полетела к двери. Работать надо на опережение и добежать до его квартиры раньше, чем он до моей. Суну солонку, и свободна.
В тамбуре было пусто. Ура, я первая! Уверенно и зло нажимаю на Солический звонок. Дверь открывает смущенный Олег. Ой, а щечки то красные, неужто и впрямь стыдно?
– Вот, – протягиваю его добро, – бери и не забывай больше, – хмурю брови.
– Вась, а ты сегодня кушать уже готовила? – этак мягко спрашивает Солический, упорно не желая брать солонку.
«Ишь ты, халявщик! Повадился! Я что, так на лохушку похожа?»
– Нет, не готовила! И готовить не собираюсь! – победно посмотрела я на соседа.
– Вот и отлично! – вдруг просиял Олег. – А мне тут мамка пельменей привезла, домашних, хороших. А я на радостях как-то много наварил, пропадут, если сейчас не съесть. Пойдем, ужинать.
– Нет, спасибо. Я не голодна, – начала я пятиться назад.
– Ну, пожалуйста, – умоляюще сложил руки Олег, – приставать не буду, просто поедим.
«Ладно, он ведь вчера мою печенку трескал, ну не мою, а куриную, и есть у меня и вправду нечего, проучила весь день».
– Корми, – шагнула я в квартиру Олежки.
Такая же студия, как и у меня, только обставлена побогаче: приятный ногам ворсистый ковер, большой диван (а не мое крохотное полу-кресло), широкая плазма на стене, кухонный уголок миленького зелененького цвета. Чистота не идеальная, но и свинарником не назовешь. Быстрым жестом футболиста Олег отправил под диван валявшиеся посредине комнаты носки. Интересно, сколько у него уже там пар пылится? Ну, да у меня ведь тоже нижнее белье на батарее сохло. Как говорится: один – один.
На столе дымилась гора ароматных пельменей. Рядом стоял тортик «Наполеон», его нахальные кремовые бока сразу притянули мой взгляд.
– Торт тоже мама тебе одному купила, чтобы сынуля поправлялся? – ехидно приподняла я бровь.
– Да нет, мама знает, что я сладкого не люблю. Это я тебе за вчерашнюю печенку купил.
«Намекает, что я толстуха, без сладкого жить не могу».
– Торты не ем, я на диете, – с большим трудом выдавила я.
– Даже кусочек? – расстроился Олег.
– Даже кусочек, – расстроилась я еще больше. Эх, «Наполеончик»!
– Странные вы, девчонки, – пожал плечами Олегандро, – ветром сдувает, а все про какую-то диету поют. – Ладно, давай садиться, пельмени стынут. Они очень диетические, чистая свинина.
И мы начали есть. Пельмени и вправду оказались очень, ну очень-очень вкусные. А еще у Олежки был набор интересных разноцветных специй в маленьких пиалочках – порошки: розовые, желтые, алые, коричневые. Если поочередно окунать в них пельмени, получишь разные необычные оттенки ощущений: то обжигающие горло, то нежно-сладкие, то с приятной кислинкой. Трапеза была похожа на завораживающий шаманский ритуал, мы с Олегом улыбались друг другу, делились впечатлениями. И Олег стал казаться вполне себе милым, пока все не испортил лобовым вопросом:
– А почему у тебя парня нет?
Я отложила вилку с наколотым пельменем, есть расхотелось. Можно, конечно, наврать с три короба, мол, с чего ты взял, что нету, уехал в дальнюю командировку, ушел в армию, уплыл в Антарктиду. Но нести эту чушь не хотелось.
– А зачем? – спокойно посмотрела в голубые глаза.
– Ну, как зачем? – растерялся Олег. – Чтобы был.
– А зачем?
– Ну, зачем девчонкам парень – чтобы любил, рядом был?
– А зачем? – сегодня я увлекалась навязчивым вопросом.
– Чтобы потом мужем стал, детишки там, все такое…
– А потом, когда эти детишки начнут писаться, орать по ночам, болеть, чтобы он сказал: «Извини, любимая, я не готов», и пропал лет этак на двадцать. А если и не пропал, так еще хуже: «А куда ты потратила триста рублей? А зачем тебе вторая помада, у тебя уже есть одна помада, у тебя же не два рта? А деньги, знаешь ли, на дереве не растут». Или все будет вроде бы замечательно, а потом он просто перестанет отвечать на твои звонки и эсемески, а ты будешь все звонить и звонить, как дура, и только когда он выбросит тебя из друзей, то до тебя наконец дойдет, как до утки на десятые сутки. А потом ты его встретишь случайно на улице, а этот козел тебе, как ни в чем не бывало, скажет с этакой усмешкой: «Привет!»
Слезы стали противно щекотать ресницы, еще немного и покатятся. Только не это! Не хватало еще расплакаться перед Солическим.
– Не все же козлы, как этот твой, есть и нормальные парни, – Олег сверлил меня глазами.
– А ты никогда козлом не был? – я тоже пристально на него посмотрела.
– Был… пару раз.
– Вот видишь! – я отвернулась к окну.
– Все по молодости ищут. Хватаешь, глядишь, а это не то, не твое.
– Так рассмотри вначале, прежде чем хватать.
– Так, пока не схватишь, не рассмотришь.
– Я и говорю, лучше одной. А то вторым сортом или браком как-то быть не хочется.
– Ну, знаешь! – вдруг разозлился Олег. – Можно подумать, ты парней никогда не отшивала. Почему, если девушка пацана кидает, так это она правильно сделала, так ему козлу и надо, а если он ее бросил, так все равно: «Вот, козел!»
– Так мы же слабые, – как-то неуверенно промямлила я. «Как бы ему по жестче ответить?»
– Вы слабые? Да вы веревки из нас, козлов, вьете.
Я набрала воздуха парировать, но тут входная дверь громко хлопнула, кто-то с шумом ввалился в квартиру, в прихожей раздались веселые мужские голоса. А ведь Олег не закрылся на замок…
Глава 5
– Рожков, твою ж мать, ты чего трубку не берешь? Где этот страшно недоступный абонент? – в комнату ввалились два абсолютно одинаковых круглолицых, плотно-сшитых амбала.
Близнецы – две большие громогласные горы, с крупными носами, такими же крупными мясистыми ушами, шеями, руками и уже намечающимися животами. Та гора, что побольше, зашумела на Олега:
– Глядите, сидит он, пельмешки жрет! Там Леха уже столик застолбил, а этот вместо того, чтоб… – тут он заметил меня, тихо вжавшуюся в стену. – Оба-на, русалка! – гора глупо заулыбался.
Дело в том, что я распустила волосы (ну, чтобы не давать повода Олегу лишний раз припоминать мои «красивые» ушки) и из вежливости сняла в прихожей тапочки, в которых шастала по подъезду, и теперь сидела босая, сверкая белыми пятками.
– Артем, – гора протянул мне руку, – а это брат мой, Антоха.
– Василиса, – пожала я большую ладонь.
– Ого, да тут точно сказка. А мы еще думаем, что за ерунда с Олегой: то он после перелета не отошел, то у него голова разболелась, то животом мается, болезный наш. А он тут русалок на пельмени ловит.
– Ну хватит уже стебаться, – покраснел Олег.
– Василиса, – подал голос Антон, также как брат широко улыбаясь, – вы же отпустите своего парня с нами ненадолго в спорт-бар, Реал Мадрид играет.
– Конечно-конечно, – я стала подниматься, чтобы уйти.
– Сидеть! – прикрикнул на меня Олег. – Парни, на два слова.
Он сгреб в охапку обоих здоровяков и потащил в прихожую.
– Пацаны, вы что, ох… – долетело гневное ругательство.
«Мало того, что орет, так еще и матерщинник!»
– А чего такого? Она же у тебя живет, придешь ночью, все успеете, – хохотнул кто-то из братьев.
– Темыч, валите.
– Ладно, дай хоть с Василисой попрощаемся.
– Нечего с ней прощаться, идите уже, – щелкнул замок.
– Ой, подождите, мальчики! – сорвалась я с места, хватая коробку с «Наполеоном». – Это вам, – протянула я торт Артему, – компенсация за Олега.
– Не весь! – перехватил коробку Солический. – Сейчас кусок отрежу, остальное забирайте.
Он унес торт обратно в комнату.
– Мировой парень, правильно выбрала, – подмигнул мне Артемка. – В субботу хоккей, наши играют, мы билеты уже купили, очень дорогие. Ты уж отпусти Олегу на матч.
– Так я и сегодня отпускала, он сам не идет, – пожала я плечами.
Олег вынес отощавшего «Наполеона».
– Классная девчонка, – похлопали братья моего соседа по плечу и скрылись с тортиком за дверью.
– Ох, Васька, спасибо, что подыграла, – Олег стер со лба воображаемый пот. – Боялся, упираться станешь, мол, он мне не парень, сосед. Тогда бы точно в бар утащили.
– А что плохого в баре? – хмуро улыбнулась я. – Ты алкоголик завязанный?
– С ума сошла, нет, конечно. Ты видела этих шкафов, и Леха такой же. Пиво ведрами могут в себя заливать и хоть бы хны, а у меня такое похмелье потом, голова лопается.
«Так вот он зачем меня на пельмени позвал, чтобы от дружков отделаться», – я как-то подрасстроилась, ну так, самую малость.
– Я тоже пойду, у меня завтра экзамен, – стала ногой нащупывать свои тапки.
– Ну уж нет. Пока торт не съешь, не выйдешь, – Олег скрестил руки на груди, загораживая проход. – Видел я, какими влюбленными глазами ты на этого Наполеона смотрела. Если бы на меня так девушка глянула, я бы по потолку от радости бегал.
– Ну, если только малюсенький кусочек. – замялась я.
– Так там и остался маленький кусочек, щедрая ты наша.
Маленький кусочек оказался огромным кусищем. Я разрезала его на пополам:
– Ты тоже отдувайся, – сунула я Олегу под нос тарелку.
Солический принялся мучить свой кусок, а мой голубчик как-то сам собой пошел: тесто слоеное, такое тоненькое мягонькое, крем нежный, во рту тает. Ну, как тут не есть.
– А ты матом ругаешься? – вспомнила я разговор в прихожей.
– Я? Да ну, нет… никогда… иногда, но редко… очень редко. А что я ругался? И что я сказал?
– Я вот матом не ругаюсь, поэтому не могу тебе передать, что ты сказал.
Последняя крошка исчезла с тарелки, и вправду маловато. Олег пододвинул ко мне свой кусок, я начала невольно соскабливать крем и оттуда.
– Да ешь уже и мой. Чего ты там скребешься? Значит, парень тебе не нужен, и муж тоже.
«Опять завел эту песню!»
Я набила рот тортом, чтобы не отвечать. Видишь, жую, чего пристал?
– Но одной ведь скучно. Вот и тортик не с кем покушать.
– Тортик и одной можно есть. У меня, например, тетя Женя никогда замужем не была и прекрасно тортики одна кушает, ну или нас с Маринкой зовет. Маринка – это сестра моя младшая. И знаешь, тетя всегда энергичная, жизнерадостная, полмира объездила. А мама только в Геленджике-то и была, и на даче в Березовке. Ей все время некогда, у нее слово «надо» на первом месте: надо одеть, надо обуть, надо покормить, надо, чтобы муж был как у всех. Вот этот дядя Слава и нарисовался, потому что надо. Мне иногда кажется, что она нас с Маринкой любит, потому что надо своих детей любить. А тетя Женя, она свободна от всяких надо, она легко по жизни идет, ей весело.
И чего меня опять понесло душу перед ним выворачивать? Уходить домой надо, а то снова какие-то слезы навязчивые подступают.
– Малая ты еще, ничего не понимаешь, – грустно улыбнулся Олег (тоже мне старичок), – веселая, не значит счастливая. Может, твоя заваленная проблемами матушка в сто раз счастливее этой свободной тети Жени. И вообще, не во всех семьях так живут. Мои вот родители тридцатник уже вместе прожили, я даже ни разу не видел, чтобы они поссорились, так поспорят иногда, помогают друг другу.
– А ты на меня сегодня кричал, – вдруг вспомнилось мне.
– Я на тебя? – удивился Олег.
– Да, ты крикнул – сидеть, как Тузику.
– А ты на меня тоже тогда прикрикнула: «Живо руки мыть!», я чуть в ванну не полез целиком намыливаться. Так что – один-один.
Мы расхохотались.
– Ладно, мне правда пора, – я решительно встала из-за стола.
– Ну, раз тебе парень не нужен, а я, между прочим, набиваюсь, если ты не заметила, то давай пока хотя бы друзьями побудем. Идет? – и опять меня своими голубыми глазищами сверлить.
– Идет, – я отчего-то покраснела.
– А друзья иногда в щечку целуются? – очень мягко проворковал Олег.
– Вот этого точно не надо, – отмахнулась я, смеясь – знаем мы, в романах читали: сначала в щечку, потом девять месяцев и коляска.
– Блин, это где ж такие интересные романы пишут, дай почитать?
– В другой раз.
С большим трудом и набитым желудком я вырвалась домой. Вот и зашла на секунду, солонку отдать, а завтра-то экзамен!
В первую пятерку мне попасть не удалось, не обладаю я пробивными способностями. Обычно группа буквально толкает в дверь: «Иди, Колоскова, ты же отличница, а мы посмотрим, как принимать будет». Но в этот раз «на амбразуру» никто кидать меня не собирался: то ли экономика показалась всем легким предметом (деньги считать каждый умеет), то ли подействовал слух, что пятидесятилетний Михалыч – человек одинокий, никуда не спешащий, и особенно душевно любит поговорить с двоечниками, идущими в задних рядах. Не попала я и во вторую пятерку, и в третью, и даже, пытаясь уже войти в дверь с четвертой компанией, была оттеснена Толиком Галкиным, который вдохновенно брехал, что ему срочно надо из школы забрать сестру (видела я его сестру дзюдоистку, такая сама кого хочешь заберет). В общем, попала я в аудиторию в последних рядах.
Заметно подуставший Михалыч щедрым жестом указал мне россыпь билетов. «Ценные бумаги и их виды», – да неплохо. Я села строчить убористым почерком: акции, облигации, векселя, фьючерсы… Исписав два листа, добавила на всякий случай про биржу, котировки, «быков» и «медведей», ну, мало ли, вдруг пригодится. С немного дрожащими руками села отвечать, открыла было рот, но тут у препода зазвонил телефон. Размякший и расплывшийся на кресле Михалыч вдруг встрепенулся, приосанился: «Алло, – улыбнулся он кому-то в трубку, – уже заканчиваю. Сейчас буду».
– Пять устроит? – раскрыл он мою зачетку.
– Устроит, – мне стало обидно от такого пренебрежения, я ведь готова!
– Ну, так беги домой, Рожкова. Видишь, уже темнеет.
– Я Колоскова, – покраснела я как августовский помидор.
– Сегодня Колоскова, завтра, может быть, Рожкова, за вами, девицами, не успеешь, – подмигнул мне Михалыч. – Остальные, подходим с зачетками!
Уставшая и измученная я ехала в лифте на свой восьмой этаж, голова раскалывалась. Никакой радости от того, что сессия за плечами пока не ощущалось. У моей двери стоял Олег. Я как-то даже и не удивилась.
– Гляжу в окно, идешь под фонарями вся какая-то кислая. Не сдала?
И как он разглядел с такой высоты?
– Сдала, – выдавила я еле слышно.
– На три? – качнул головой Олег.
– Почему на три? – чуть встрепенулась. – На пять.
– А чего ж такое похоронное настроение?
– Устала.
– Ну, пошли тогда диетическую картошку на сале есть, – он как маленького ребенка взял меня за руку и повел к себе.
– А чего в ней диетического? – не сопротивляясь поплелась я за ним.
– Такая вкусная, что только, как налупятся, тогда про диеты и вспоминают.
– Ой, мне такую не надо!
– Надо, надо.
Уже третий вечер мы ужинаем вместе, какая-то традиция. Олега опять понесло вспоминать про север, я заметила, что под эти байки мне очень хорошо спится, и с трудом боролась с дремотой. «Не спать, не спать, Василиса! Не дома».
– А ты всегда так пятеркам радуешься? – вдруг спросил Солический, оборвав себя на полуслове.
– А ты отличником когда-нибудь был?
– Был… в первом классе.
– Значит не был, – хмыкнула я. – Отличник – это такой несчастный ботан, для которого пятерка – обычное дело (как-то и радоваться глупо), а четверка – катастрофа. Потому что, если ты получишь четверку, будешь месяца три выслушивать: «Представляете, даже Колоскова на четыре сдала», «А мне на халяву пять поставили, а Колосковой четыре», «Блин, Колоскова, а ты что на пять не смогла?» ну и т.д. И даже преподы: «Голубушка, а от чего это у вас во-втором семестре четыре стоит?»
– Да вам, отличникам, за вредность молоко надо давать, – улыбнулся Олег.
– Ну, или картошечкой на сале подкармливать. Можно, я пойду. Мне завтра на работу к девяти, а еще вечером с девчонками сдачу сессии собирались отметить.
– Много не пей, – Олег встал проводить меня.
– Чего, чая? Боишься, опозорюсь – до туалета не добегу.
– А, вы еще не по-взрослому?
– Ну, тебя взрослого вчера в бар приглашали. Как-то ты не пошел.
Я подхватила сумку, сняла с вешалки куртку. Олег явно чего-то ждал, он стоял у стеночки, заложив руки за спину и поглядывая на меня из-под взъерошенного чуба. И чего он ждет?
– Спасибо, было вкусно, – улыбнулась я как можно теплее.
– И все? – разочарованно протянул он. – Я даже побрился.
Такой толстый намек. Ладно, картошка и вправду очень вкусная была. Я встала на цыпочки и быстро чмокнула его в левую щеку.
– У меня, между прочим, две щеки, – обиженно выпятил он губу.
– Не боишься, разозлюсь и засос поставлю?
– Буду ходить – хвастаться.
Я бережно поцеловала его во вторую щеку, она была горячей.
– У тебя не температура? Дай лоб потрогаю, – коснулась рукой лба. – Не поняла. Наклонись, – подтянув к себе за уши, коснулась губами. – Да нет, холодный. Ну, все – «всем сестрам по серьгам», я побежала.
– А девять месяцев там, коляска? – Олег стоял какой-то смирный, притихший.
– Обойдешься, – выпорхнула, захлопнув за собой дверь.
«И не стыдно, Васька, ты же с ним заигрываешь?» – шептал злой голос разума. «Вот еще, ничего такого», – отмахивалась я, пытаясь обмануть бдительную совесть.
Глава 6
– Галкин, ты чего к столу принес? – Катюха уперла руки в бока, наступая на бедного Толика.
– Я-а? – проблеял он.
– Ты-ты, или ты здесь другого Галкина видишь? – рыжие Катькины кудряшки грозно шевелились как волосы Горгоны, не предвещая парню ничего доброго. – Васька запекла окорочка, Олечка купила тортик, Ленчик салатик сварганила, я – сам видишь, – она повела рукой в сторону стола, где стоял «совсем не чай». А ты? Опять на халяву пришел жрать?!
– А я вот, – Толик начал деловито хлопать себя по бокам, потом радостно улыбнулся и вынул из кармана помятую и разломанную надвое шоколадку.
– Это что? – еще немного и богатырша Катюха схватит беднягу за шиворот.
– Как что? Десерт, – Галкин гордо положил плитку на стол.
– Вот это десерт, – Катька подняла Олин торт за красные ленточки, – а это – «хочу пожрать на халяву». Пулей в магазин, фрукты покупать!
– Девчонки, ну правда денег нет. Я в следующий раз, честно к восьмому марта. Ну, когда я вас обманывал?
– Да постоянно, – хмыкнула подруга.
– Оставь его, – хитро прищуриваясь, вступилась я за прощелыгу Толяна, – мы с него другим возьмем.
В моей руке опасно сверкнул нож.
– Девчонки, вы чего? – попятился Галкин к двери.
– Картошку будешь чистить, – всучила я ему инструмент.
Толик растерянно покрутил нож в руках.
– А от картошки толстеют, – пустил он в ход последнюю уловку.
– Работай, Галкин, работай, – похлопала его по спине Катюха. – Разбаловали мы его, девки. Один петух в курятнике.
Толик действительно был единственным парнем в группе и беззастенчиво этим пользовался.
Наконец, все было готово, стол накрыт, ароматная картошечка дымилась в центре. Мы тесным коллективом отмечали в одном флаконе и сессию, и мое новоселье. На диванчике разместились хрупкая Оля и по-спортивному сбитая Катька (она с сестрой тщедушного Толика ходила в одну секцию), мы с дюймовочкой Леной уселись на стульях, для втесавшегося в нашу дамскую компанию Галкина пододвинули тумбочку.
– Мужик, открывай, – протянула Катька Толику «не чай».
– Чего там открывать…
Десять минут мы с тоской смотрели как бедный Галкин воевал с пробкой. На столе уже валялись: погнутый новенький штопор и моя любимая вилка с изуродованными зубцами, вторую Толик доламывал.
– Я лучше ножом, – потянул он руку.
– Нет! – вскрикнула я. – Аптечки у меня пока нет.
– Ну, все! Пошла я по соседям, – хлопнула по коленям Катька.
– Не надо по соседям! – я побледнела, а потом резко покраснела.
– Да ладно, дело-то житейское. Что тут на весь подъезд рядом ни одного мужика нормального нет? – при этих словах Катька красноречиво глянула на Толяна.
– Нет. Здесь только старушка Нина Павловна, ей сын квартиру купил, а другие еще не заселены…
И тут за стеной раздался звук дрели, Олегандро вздумалось что-то там посверлить, один вечер посидеть тихо не может.
– А говоришь – никто не живет, – обрадовалась Катька, – не старушка же там сверлит. Я сейчас.
И она, выхватив «не чай» из хилых Толькиных рук, побежала в тамбур. Мы затихли, ожидая чем все закончится. Дрель смолкла. «Может, пронесет, откроет и не придет. Вон у него дела, сверлить нужно».
– Девчонки, знакомьтесь, это Олег, – радостно сообщила Катюха, легонечко вталкивая Солического в квартиру. – Представляете, дрелью открыл. У него и тортик с собой, «Наполеончик» целый. Не-то что некоторые, – она показала Галкину язык.
– Здравствуй, Ва-си-ли-са, – очень громко и на распев проговорил Олег, зло сверкая глазами. Обиделся, что сразу не пригласила, я же вчера сказала – сессию идем отмечать, а вот, что в моей квартире, добавить как-то позабыла.
– О, так вы знакомы, – изумилась Катька.
– Здравствуй, Олег, а я думала, ты на хоккее, – ну надо же как-то выкручиваться.
– Хоккей завтра, – надулся Солический, окидывая Галкина недобрым взглядом.
– Ой, давайте уже садиться. Есть хочется, – разрядила обстановку белокурая фея Олечка.
– Садись, Олег, – виновато уступила я свое место.
Олег с таким же угрюмым выражением лица плюхнулся на стул, приземлив «Наполеона» рядом с картошкой. Ясное дело, для меня купил, а я вот – редиска…Так, а где же теперь мне присесть, может, на подлокотник дивана возле Оли?
– Васька, можешь ко мне на коленки, – хихикнул Галкин, – у меня не острые, удобно будет.
Я хотела ответить Толяну, мол, перебьешься, но огромная рука Олегандро обхватила за талию и усадила на колени к себе. Девчонки хихикнули, Ленка что-то зашептала Оле на ухо.
– Может, в свою квартиру за стулом сходишь? – зашипела я на Олега.
– Да нет, мне и так удобно.
Удобно ему, а мне вот как-то не очень. Хотя про удобно он тоже соврал. Краем глаза я заметила, что вначале Олег собирался взять окорочок рукой, но потом увидел, что все, и даже Толян, ковыряют мясо вилкой и ножом, и с легким вздохом потянулся за вилкой. Переложить ее в левую руку и взять нож Олег не мог, так как левой рукой он уже придерживал меня, хотя падать я не собиралась. Его вилка тыкалась в сочное мясо, но никак не хотела поддевать волокно. Прямо сказка «Лиса и журавль».
– Что-то я курицу не очень люблю, подай лучше салатик, – смирился Олежек.
– А кем вы работаете? – поинтересовалась у Олега Лена.
– Я.., – и смолк.
Я легонечко толкнула его в бок – молчит, зараза.
– Олег какой-то там крутой электрик по бумагам, он под Сургутом работает, – начала я вместо Солического.
– Ой, как интересно, – всплеснула руками Лена. – Расскажите, что-нибудь про север. Вы северное сияние видели?
– Да, – и опять смолк.
– А оленей?
Молчит.
– В виде колбасы оленей точно видел, – пошутила я.
Да где же этот болтун, куда подевался? Я опять слегка подтолкнула, мол, рассказывай. Тишина.
– Ой, у них там столько интересного бывает. Представляете, Олег настоящего медведя видел. Правда, Олег?
– Ну, да.
«Пенек».
– Так вы с Василисой соседи? – улыбнулась Оля, откидывая за спину белокурые локоны.
– Да, – опять коротко ответил Олежик. «Фонтан красноречия, уж и не знаю, как заткнуть».
– Просто соседи или непросто соседи? – подмигнула Катюха.
– Я ее парень, – спокойненько так выдал Олег.
Наверное, не только у девчонок, но и у меня было такое удивленное выражение лица, что Галкин ехидно ляпнул:
– Вась, а ты сама-то в курсе, что его девушка?
Вот и что отвечать: «Нет, врет, никакая я не его девушка. А на коленках у него просто так сижу». Представляю, что этот трепло Толик всему курсу будет в красках рассказывать: «А знаете, что у Колосковой на новоселье было, там какой-то тип завалился в квартиру и…»
– Конечно, знаю, – я приобняла Олега за шею, и этот нахал тут же положил руку мне на бедро. Я резко стряхнула ее, но увидев взгляд Толика с прищуром, быстренько вернула на место. Рука принялась гладить, ерзая по платью. Я незаметно, как мне показалось, больно ущипнула Олега за спину, не помогло.
– Ой, как интересно? – опять всплеснула ручками Лена. – А мы, ее лучшие подруги, даже и не знали, что у нее парень есть, – в голосе Дюймовочки скользила обида.
– Вот-вот, – пальцами по столу постучала Катюха.
– Так она, наверное, опасается, что отобьем, – Оля опять тряхнула белокурыми прядями, гордо вскидывая носик.
– Мы со вчерашнего дня… вечера парень и девушка, не успела еще рассказать, – начала я оправдываться раскаивающимся голосом. – Думала посидим, чайку попьем, тортик поедим, я и расскажу.
– Да, со вчерашнего вечера, – подтвердил Олег. – Схватила меня за уши и ну давай целовать, пришлось в невесты брать.
Однокурсники (и даже Галкин) застыли с открытыми ртами, в мой имидж великой скромницы рассказ Олежика совсем не вписывался.
Сказать, что я покраснела – это ничего не сказать. Щеки пылали. Я опять зло ущипнула Олега.
– А-у-у, вот видите, и сейчас пристает.
– Лучше бы ты про север так вдохновенно вещал, – прошептала я.
– Им то зачем про север? Им туда не ехать. Салатика мне подложи.
Тут у Олега в кармане зазвонил телефон.
– Алло. Я у Василисы, квартира напротив. Можно, пацаны мои зайдут? – спросил Олег отчего-то не у хозяйки квартиры, а у Катюхи.
– Еще мальчики? Конечно, – счастливо заулыбалась подруга.
Только за полночь мне удалось вытолкать всю компанию. Всех, кроме Олега, он остался мыть посуду. Еще долго под окнами раздавались крики, хохот, Катюха с Артемом целовались под фонарем, или это был Антон, Галкин вился вокруг Олечки. Помахав в окна другого подъезда (они с чего-то решили, что там моя квартира) все дружно зашагали в сторону остановки ловить такси. Двор притих.
– И что это было? – гневно кинула я полотенце в Олега.
– Я не знал, что они придут. Ну, не выгонять же пацанов. Вон как все хорошо сложилось.
– Я не про это. Какой парень, какая девушка, какие поцелуи? Куда тебя понесло?
– Ну, поцелуи-то были, – Олег, отвернувшись, добросовестно драил тарелки.
– Зачем ты это сказал?
– Случайно вырвалось. Ты моего «Наполеона» есть не стала, лопала только этот, – он кивнул в сторону Олькиного торта, – а мой намного вкуснее.
– Этот йогуртовый, диетический, а от твоего ни в одни джинсы потом не влезешь. И вообще, ты мне зубы не заговаривай, чего тебя понесло?
– Я тебя от этого хмыря приставучего спасал.
– Ой, глядите, спаситель униженных и оскорбленных, – хлопнула я в ладоши, – не иначе Олегандро Зоррович с испанской бородкой. Чего меня от Галкина спасать, подзатыльник отвесила, и отстал, ему не привыкать? А теперь мне девчонкам все объяснять придется, вот стыдно-то будет, они поверили.
– Так и не объясняй, проблема-то.
Олег закрыл кран и вытер руки полотенцем.
– Врать подругам? – нахмурила я брови еще сильнее.
– У тебя сегодня очень хорошо получалось, – хмыкнул Олег и начал двигать тумбочку на место.
– И вообще, ты меня лапал. За это в Америке сажают.
– Ну, во-первых, мы не в Америке, а во-вторых, – в его глазах плясали чертенята, – показал бы я тебе, что значит «лапал», да боюсь, по морде получу. Я, кстати, завтра с хоккея приду весь такой сильно радостный, звонить в дверь стану, так ты не открывай.
– Так ты еще на радостях и буйный бываешь?
– Не знаю, какой я там бываю, но лучше не открывай, а то потом недели две дуться будешь.
– Я гляжу, ты такой уверенный, уже заранее «радостный», а если ваши проиграют?
– Смеешься, с воронежским «Бураном» играем. Ох, Васька, не смыслишь ты в хоккее.
– Ну-ну.
Кому на хоккей, а кому на работу во вторую смену.
Глава 7
Люблю, воткнувшись лбом в прохладное стекло, смотреть на вечерний город. Сначала все бурлит, спешит, суетится, толкая друг друга, проносятся пешеходы, автомобили мчатся на огромной скорости – домой, быстрее домой после тяжелого трудового дня: к столу, пледу, теплому чаю. И вот постепенно улицы пустеют, а вместо плотного потока транспорта, устало подмигивая фонарям, едут лишь редкие машины. Все становится каким-то нереальным, сказочным. Город накрывает благостная тишина, и слышно только, как ветер раскачивает верхушки деревьев, да в соседнем дворе пискляво кричит сигнализация.
Первый вечер без Олега. Интересно, во сколько он сегодня явится и на своих ли ногах, и сегодня ли? Да какое мне дело, что у меня своих забот нет? Вон мама позвонила, завтра после обеда приедут с Маринкой в гости, лыжи сами притащат, из вещей что-то. Сестру нужно выгулять в кино, давно обещаю, мама нагрянет конечно же с ревизией, проверить, как ее несобранная дочь ведет хозяйство.
Надо лечь пораньше спать, чтобы завтра успеть до их приезда: заполнить холодильник провизией, сварить настоящий, а не какой-то там пакетный суп, прибраться до слепящей чистоты, перегладить горку белья, что третий день пылится в тазике. Короче, не ударить в грязь лицом перед требовательной комиссией. Да где же этот Олег, одиннадцать?
Легла, пытаюсь заснуть, прислушиваюсь к каждому шороху в подъезде. Полдвенадцатого, встала, хожу по комнате. Вот мы даже и не целовались по-настоящему, а у меня ощущение, что я уже неделю замужем. Нет одиночество гораздо лучше, а то будешь так всю жизнь по окнам бегать, ненаглядного «на рогах» высматривать. Двенадцать, на улице мороз. Говорят, пьяные часто насмерть замерзают, лягут в сугроб поспать, и все. Хватаю телефон, нажимаю «Олегандро», тут же сбрасываю – подожду еще. Нет, надо звонить! Опять нажимаю веселенькую надпись. Долго идут гудки: абонент доступен, но не берет, гад, трубку. Гудки, гудки, гудки.
– Алло, Василиса? Леха, Василиса звонит! – наконец-то радостный голос в трубке (слишком радостный).
– Олег, ты где?
– Васька, а наши так прос…, так проиграли, шесть – один. Это ты наколдовала вчера. А ты за «Буран» случайно не болеешь? У тебя бабушка не в Воронеже живет? А мы тут с пацанами с горя ужрались. Вась, а ты почувствовала, что у меня горе?!
– Олег, где ты? – пытаюсь достучаться до его сознания.
– Леха, где мы? Говорит – на мосту.
– На каком мосту? – руки начинают холодеть. – Вы через Волгу, что ли, идете? Немедленно назад разворачивайтесь, вам в другую сторону!
– В какую сторону?
– Олег возьми такси, поезжай домой.
– А где его взять? Здесь мост.
– По телефону вызови, у тебя что, денег нет? Ты к дому подъезжай, скажи девушка сейчас вынесет и мне набирай, я спущусь. Ты меня слышишь?
– Вась, ты такая добрая.
– И шапку надень.
– А ты что меня видишь?
– Все, отключаюсь. Вызывай такси!
«Пенек». Жду. Ровно полпервого звонок:
– Я подъехал.
– Бегу.
Начинаю копаться в сумке, сколько берут таксисты ночью: триста, пятьсот? Хватаю пятисотку, ключи, накидываю куртку, ныряю в сапоги (застегну в лифте). Кабинка едет медленно. Таксист за простой сейчас накинет. Растрепанная выбегаю из подъезда, на низеньком заборчике возле порога без шапки, слегка покачиваясь, сидит Олег.
– Таксист где? – оглядываюсь.
– Уехал.
– Без денег?
– Почему без денег, я ему заплатил.
– Ты же сказал, у тебя денег на такси нет.
– Я такого не говорил.
«Вот зараза!»
– А шапка где?
- С моста упала. Леха предлагал за ней слазить, но тут таксист подъехал.
– Какой хороший таксист. Домой пошли, встать сможешь? – дергаю его за рукав.
– Смогу. Да я трезвый… почти.
Молча едем в лифте. Олег глупо улыбается, разглядывая меня мутными глазами. Я бы тоже поухмылялась, вид у меня тот еще: лохматая девица в пуховике поверх банного халата, голые ноги в расстегнутых зимних сапогах, да, я их так и не застегнула. Наконец-то двери открываются на нашем этаже.
– Спокойной ночи, – не оборачиваясь спешу к своей квартире.
– Вась, подожди, – догоняет Олег.
– Иди спать, – поворачиваю ключ в замке.
– Вась, подожди, мне сказать тебе что-то нужно.
– Завтра скажешь, – на показ зеваю в кулак.
– Вась, мне сейчас нужно сказать, пока я малость подшофе.
Я замерла: «Неужели в любви признаваться будет?»
– Знаешь, Василиса, у тебя такой красивый… такой красивый…красивый…
«Что у меня может быть «красивым»: нос, лоб, подбородок, овал лица, волос, голос, может зуб (спасибо брекетам в восьмом классе)?»
– Вась, у тебя такой красивый зад.
– Что? – наверное мои глаза сейчас стали очень большими.
– Зад. Вот ты вчера обиделась, что я мало разговаривал, а думаешь легко чего-то там сообразить, когда у тебя прямо колени горят. А когда ты вот, как сейчас, слегка наклоняешься, чтобы дверь ключом открыть, так у меня…
– Извращенец, – я попыталась проскользнуть в квартиру, но не тут-то было, Олег надавил рукой на дверь, и та перестала поддаваться несмотря на мои яростные рывки.
– Вась, ты обиделась? И глаза у тебя тоже очень красивые, и волосы там очень даже. Ой, Вась, гляди, воробей залетел, – он показал, куда-то в сторону, и я как полная идиотка повелась, стала вертеть головой:
– Где?
Никто не ответил, Олег сгреб меня в охапку, и я почувствовала на своих губах мужские требовательные и теплые губы. Правая нога оторвалась от земли, теперь с полом меня связывали только кончики пальцев левой, голова устроилась в сгибе локтя ухажера, сердце бешено колотилось то ли от того, что мы сейчас точно оба рухнем на бетонный пол, то ли еще от чего-то. О-ё-ёй, Василиса!
Тот, другой, целовался умело, как по писанному, всегда не оставляло ощущение, что он проштудировал ни одно пособие для пикаперов, и от этого было неуютно и даже местами противно.
Олежик на какие-то там правила не заморачивался. Вначале он спешил, брал напором, словно воровал на соседней даче сливы, потом приметив, что девушка не сопротивляется и даже немного (ну самую малость) отвечает, успокоился, стал более нежным. Время шло, а мы все целовались и целовались. Я обняла его за шею, конечно же, чтобы не упасть, я ведь в воздухе вишу, а зачем же еще обниматься? Наконец он, не разжимая объятий, поставил меня на пол, чмокнул за ушком и совсем тихо зашептал: «Василечек, русалочка моя, как я тебя… хочу».
«Хочу?!» Я резко оттолкнула Олега. А где же «Люблю»? Он всего лишь хочет, а я наивная дурочка уже и растаяла.
– Проспись! – обиженно крикнула и исчезла за дверью.
Вытирая быстро нахлынувшие слезы, посмотрела в глазок: Олег потоптался немного, вздохнул и, совсем не шатаясь, твердым шагом пошел к себе, на прощание громко хлопнув дверью. Хочет он, я, может, жизни спокойной хочу, так кто ж мне дает. Бабник! Ведь знала, что так будет, ведь зарок себе давала гнать взашей, а сама... Дура.
Я повалилась на диван, проревелась всласть и, наверное, быстро уснула. А на губах так и горел поцелуй.
Утром по привычке вскочила в семь, вот скажите – зачем так рано, можно было бы еще часика два-три поваляться? Ах да, мама с Маринкой к трем приедут, а у меня дел непочатый край. Закинула стираться в машинку постельное белье, пролетела по всем поверхностям с влажной тряпкой, пробежалась с пылесосом (особенно долго ковырялась возле общей стены с Олегом, а ничего, ему полезно с утра бодрые звуки послушать, кто-то вот трудится, а не в постели с отходняком лежит). Так, какой суп сварить? Маринка любит лапшу, но это слишком легко, я же хотела маму поразить, может, борщ? Нет, пока не потяну. Гречневый – самое то! Ой, а гречка закончилась, сварю рисовый, но сестра его терпеть не может. Все-таки лапша, а что добавлю туда морковочки, зелени, маслица подсолнечного, чтобы блестела. Тоже ведь не тяп-ляп.
Слазила в холодильник за курицей, поставила кастрюлю на плиту. Стиральная машинка пропикала, мол, принимай хозяюшка работу.
К девяти утра совсем расцвело, день обещал быть солнечным, с крыш по-весеннему капало. В город с южным ветром пришла оттепель. Отлично, пристрою пододеяльник и наволочки на балконе, если вдвое свернуть и бочком повесить, поместится.
Из-за тени, отбрасываемой домом, с нашей стороны было еще мрачновато и сыро, но вдалеке парк уже купался в солнечном свете. Срочно лыжи, а то такими темпами скоро и снег растает. Я засмотрелась на горизонт, только бы не думать про этого Олегандро, и все нормально будет.
– Привет, – совсем рядом раздался знакомый голос, – слышу, ты на балкон вышла.
Немного помятый Олег, в трико, но с голым торсом, стоял на соседнем балконе и растирал виски снегом.
Кто придумал такую дурацкую конструкцию балконов, есть же лоджии закрытые, вышел воздухом подышать, и никто тебя не видит, а здесь как на ладони? Мельтешат тут всякие, фигурами хвастаются.
– Простудишься, – буркнула я, деловито развешивая белье.
– Плюс пять, чего тут простужаться.
«Ах ты Боже мой, мы же северяне». Я не ответила, продолжая свое очень важное дело.
– Вась, а ты что-то надутая? Я к тебе вчера приходил?
«Он не помнит?!»
– Приходил.
Последняя наволочка осталась, и можно уходить.
– Приставал? – Олег хитро прищурил один глаз.
– Нет, – соврала я.
– Ну и дурак.
Я невольно улыбнулась.
– Вась, а чем у тебя так вкусно пахнет? Суп?
«Вот на завтрак и не надейся. Соседи только здороваются, а едят у себя дома».
– Курица варится.
– С похмелья курица говорят…
– Олег, ты извини, мне некогда с тобой разговаривать, ко мне мама с сестрой должны приехать, дел много.
И, не дожидаясь его ответа, зашла в квартиру. Плохо, конечно, поступила, надо было если не супа, так хотя бы цитрамон предложить. Не помнит он ничего. Так это и хорошо, можно остаться друзьями, нет лучше просто добрыми соседями, добрыми и далекими. «Привет» и «до свидания» – идеальный вариант.
Все бурлило во мне. Покоя и так не было, а после встречи на балконах так и вовсе в голове какая-то неразбериха началась. А, может быть, в этом пьяном «хочу» хотя бы десять, ну или даже пять процентов «люблю»? У кого же спросить? Маме звонить нельзя, недослушав, поднимет панику и приедет собирать домой мои чемоданы. Может, Катьке?
– Кать, привет.
– Вась, воскресенье, девять утра, – очень сонный голос сигналил недовольством.
– Ой, так рано, я случайно. А ты спала?
– Нет, с гантелями для утяжеления бегала. Спасла, конечно.
– Один вопрос, и я отстану.
– Валяй.
– Кать, – я замялась.
– Ну?
– Если парень говорит «хочу», это может означать и «люблю», или только «хочу».
– Ты про своего тихоню?
– Ну нет, просто, чисто теоретически.
– Какая разница, лишь бы зарплата хорошая.
– Это ты так сейчас шутишь?
– Нет, это я так сейчас сплю. Чего ты у него сама не спросишь?
– Боюсь.
– Пока будешь бояться, уведут. Олька, видела, как по нему слюни пускала?
– Больно нужен тот, которого так легко увести. Ладно, Кать, извини.
– И тебе сладких снов, – Катюха отключилась.
Вот зачем я ей звонила, стало только хуже. Теперь еще и ревновать буду.
Позвоню любимой тете, сразу надо было тете Жене звонить.
Бодренько схватила телефон, нажала вызов, пошли гудки и тут я поняла, что с тетей Женей на эту тему говорит не смогу. Что же делать? Отключусь, все равно увидит пропущенный звонок.
– Алло, Василиса? – голос у тетки был очень взволнованным. – Родная, что случилось?
– Да ничего, ничего не случилось, – кинулась я успокаивать. – Что я просто так не могу позвонить?
– В девять утра, ну, наверное, можешь. Так живо выкладывай, что у тебя произошло? – обмануть тетю Женю довольно сложно.
– Я лапшу варю, мама с Маринкой должны приехать, а что туда нужно класть, чтобы бульон такой желтенький был?
– А-а, – на том конце связи облегченно выдохнули, – куркуму клади. Я тебе специи дарила, там есть такая, желтенькая. Только не перебухай, горчить будет.
– Теть, а можно от племянницы очень бестактный вопрос?
– Валяй, уже поняла, что куркума – прикрытие.
– Теть Жень, а почему ты такая красивая, хорошая, замуж не вышла? – выдала я, сама не ожидая от себя.
В трубке затихло. Я уже горячо раскаивалась, что спросила.
– Он погиб, – прилетело ко мне.
И опять тишина, но я чувствую, она плачет.
– Прости меня, я у вас с мамой такая дурочка.
– Просто генералам иногда хочется поиграть в войнушку, он был солдатиком. Так бывает.
– Теть Жень, ну не плачь, я не хотела, – мне было жутко стыдно.
– Да нет, все нормально. Твоя мама пыталась наладить мою личную жизнь, и он, наверное, простил бы меня, конечно, простил бы, но как я… Теперь я старая, а он остался молодым, смотрит на меня оттуда…
Дальше были только рыдания. Я отключилась, пусть выплачется. А я вчера ревела из-за такой ерунды. А если с Олегом что-то случится? Вот раз, и нет его в моей жизни.
Я кинулась к двери, пролетела через тамбур, как сумасшедшая стала жать на звонок.
– Вась, что-то случилось?! – на меня смотрели голубые обеспокоенные глаза.
– Завтракать пошли.
Глава 8
Олег быстро работал ложкой.
– Блин, вкусно. Умеешь ты, Васька, готовить.
– Это не блин, это лапша.
– А сама чего не ешь? А то подозрительно, – Олежик сузил глаза.
– Боишься, за вчерашнее отравлю.
– Не боюсь, но опасаюсь. На балконе чуть взглядом не убила.
– Рассола налить? – я поставила на стол большую банку с огурцами.
– Ну, ты меня совсем за алкаша держишь. Огурчик съем, не откажусь, а воды мне не надо. Садись, давай «рубать» вместе.
Я налила и себе. Мы ели и играли в гляделки: бросали друг на друга украдкой вороватые взгляды.
– Вась, а я вчера тебя сильно обидел? – у Олега покраснели уши.
Я почувствовала, как под пышной шевелюрой мои эльфийские ушки тоже запылали.
– Да так, – неопределенно пожала плечами.
– А что я такого сделал? – почти шепотом произнес Олег.
Рассказать? Набрала побольше воздуха и выдала:
– Ты сказал, что у меня большая попа.
– Не говорил я такого! Я, наоборот, сказал, что… – и тут Олегандро осекся, заметив, как я медленно беру за ручку сковородку, верчу, примеряюсь.
– Не помнит, значит, он ничего? – угрожающе переложида увесистую вещицу с руки на руку.
– Ну, спасибо за угощение. Я, пожалуй, пойду, – Олег так торопливо вскочил из-за стола, что опрокинул стул, быстро его поднял и заспешил к двери.
– Эх, жалко, скалки пока нет, а сковородка-то дорогая, тетя Женя подарила, еще эмаль обобью, – я перегородила проход, отрезая прохвосту пути отступления.
– Да, сковородки нынче делают почем зря, чуть-что и эмаль откололась. Ой, Вась, смотри, белье на балконе ветром уносит!
Но второй раз я на этот трюк покупаться не собиралась, да пусть уносит, а Олегандре этой я по его пятой точке чем-нибудь да приложусь. Не помнит он?! Откладываю сковородку.
– И это правильно. Сковородки, чтобы жарить печенку там, мясо.
– Я тебя не сковородкой, я тебя сейчас тапкой как таракана.
Не сводя пристального взгляда с жертвы, медленно снимаю шлепок.
– Вась, ты чего? – Олег отгородился столом. –Да меня даже мама не била.
– Это она зря.
«Как же его достать?»
– А ты же домой собирался, чего же не идешь? – я слегка подвинулась, сделав вид, что пропускаю, но он не пошевелился.
– Вась, не стыдно? У человека похмелье, а она его по квартире тапками гоняет.
– А ему полезно, чтобы меру знал, – мне кажется, я очень злобно ухмыльнулась.
– Вась, я сдаюсь. Пропусти меня, пожалуйста.
– Да кто ж тебя держит? Иди, – я сделала руками «скатертью дорогу», указав тапкой на дверь.
– Шлепок надень.
– Мой шлепок, хочу надеваю, хочу в руке верчу.
– Ну, верти.
Олег бочком-бочком начал продвигаться к коридору. Когда мы поравнялись, я сделала рывок, но Олежик, резко нагнувшись, с неожиданной прытью поднырнул под моей рукой и вырвался из комнаты. Я бросилась за ним. Он должен был замешкаться, отпирая замок, однако какая-то растяпа забыла закрыть входную дверь, путь на свободу для Солического оказался открыт.
Но Олег не воспользовался шансом, он вдруг резко развернулся и пошел на меня. Ой! Кто кого ловит? Тапка выпала из руки, я поспешно отступила назад. Олег хищно улыбнулся, я испуганно пискнула, по телу побежали мурашки. Он протянул мне руку.
– Повторим, как вчера? – услышала легкую хрипотцу.
Я положила свою ладошку на его широкую ладонь, он дернул меня к себе, и мы стали жарко целоваться.
– Не помнит он, – все-таки слегка оттаскала его за уши.
– Василечек, у тебя суп на плите не варится? – деловито выдал Олег.
– Нет, я его выключила.
– А утюг не включен, машинка не стирает?
– Нет, а что? – опять эти чертенята в голубых глазах.
– А ключи от квартиры где?
– Вон на гвоздике висят.
– В карман клади.
– А зачем? – едва слышно спросила я.
– Воровать тебя буду, – так же в тон тихо ответил Олег и рывком забросил меня на плечо.
– Ой! – взвизгнула я. – А зачем?
– Я гляжу, это твой любимый вопрос. Диван здесь крохотный, для гномов, а я у тебя совсем не гном. Так что ко мне.
И понес добычу в берлогу.
В своей прихожей Олег бережно поставил меня на ноги, и мы снова начали целоваться. Вот тут я и узнала, что в его понимании «лапать». Да, если бы он так меня приобнял позавчера, точно бы по морде схлопотал. Но теперь Олег был моим парнем по-настоящему, а не на показ, и я таяла в его горячих руках, и вырываться совсем не хотелось. В какой-то момент мы все же потеряли равновесие. Чувствуя, что падаю, я схватилась за что-то рукой, это оказалась куртка Олега, мирно висевшая на вешалке. Вместе с курткой, срываясь со стены, к нашим ногам упала и сама полка с крючками.
– Упс! – виновато посмотрела я на Олежика.
– И то верно, нечего в коридоре жаться, когда есть большой диван.
И опять я полетела по воздуху.
С тем, другим, мне никак не удавалось перебороть стыдливость, расслабиться, это липкое чувство пересиливало все – страсть, желание, любопытство. Может, со временем я бы и преодолела себя, но ждать он не стал, ушел по-английски.
С Олегом все по-другому: голова легкая, дыхание перехватывает, тело отвечает на чужой порыв. Я и робкая, и отчаянно смелая, скромная и страстная. Словно лечу на санках по крутому склону, и не страшно, потому что знаю, крепкие руки обязательно подхватят. А злые голоса где-то в подсознании нашептывают: «Меньше недели знакомы, а все ему позволила, решит, что доступная и бросит»; «Он уже понял, что ты неопытная, наскучишь ему быстро»; «А ты заметила, что у него резинки-то не было. Знаешь, чем это может закончиться? Что ты там про коляску пела?» Но все эти причитания разбивались о мою любовь. Да, кажется, я уже влюбилась по самые уши. А он?
Я лежала на груди Олега и слушала, прижав ухо, как ритмично бьется его сердце: тук, тук, тук. Сочувственно спросила:
– Тяжело? Может, я рядом лягу?
– Нет! – Олег поспешно прижал к себе. – Лежи так, мне хорошо. Надо позвонить твоим хозяевам, что ты с квартиры съезжаешь. Вечером вещи начнем перетаскивать.
– Каким хозяевам? – не поняла я.
– Ну, у которых ты квартиру снимаешь. Чего деньги зря выбрасывать, здесь места хватит. Вон там в углу твой шкаф можно поставить, я уже замерял, влезет.
– Когда замерял?
– Позавчера, как ты у меня на коленях посидела.
– Как оказывается опасно на твоих коленях сидеть, из своей собственной квартиры вытолкают.
– Какой собственной? – Олег скинул меня на диван, теперь он сурово возвышался надо мной.
– Ну, я тебе тогда соврала. Это моя квартира, мне ее папа подарил.
– Я надеюсь, хоть папа не миллионер? – обиженно буркнул Олег.
– Нет, просто папа.
– Тогда общей дверью тамбур перегородим. Будет двушка.
– Не слишком ли быстро все, ты меня плохо знаешь? – спросила и замерла. Что ответит?
– Много соли есть вредно, если каждый день буду по солонке съедать, долго не протяну, – с очень серьезным лицом ответил Олег. – А ты без солонки не пускаешь.
Мы рассмеялись, он опять уложил меня к себе на грудь, поцеловал в макушку. Вот сейчас нужно спросить самое заветное, что кружится и кружится на языке.
– Олег… – и замолчала.
– Аюшки? Чего заволновалась?
Сейчас самый удобный момент, спрашивай, дуреха, чего мнешься?
– Я у тебя кое-что спросить хочу. Ты не мог бы мне честно ответить, для меня это очень важно?
– Сколько у меня баб до тебя было? – напрягся Олег.
– Сдались мне твои бабы, только попробуй мне что-то подобное рассказать, тапка вон в уголке валяется.
– Ревнивица моя, – он еще крепче обнял меня, – о чем тогда?
– Скажи, а ты… правда видел, что мое белье с балкона улетело?
Вот и не смогла, будь что будет.
– Ну, если честно, то нет.
Я шутливо надула губки.
– И уже раскаиваюсь, посмотри в мои честные глаза, – он широко выкатил голубые глазищи. – Видишь в них раскаянье?
– Не совсем.
– А яичница в качестве жеста раскаянья не подойдет? Давай пожарю, а то три часа, уже и есть охота.
– Сколько?! – меня как ветром сдуло с Олега. – Мама, Маринка сейчас приедут. Кино в четыре! Может, уже приехали, у мамы ключ есть.
– Ну, так пошли знакомиться, – он встал следом за мной.
– Ты голышом собрался идти? Думаю, мама не оценит.
– Я сейчас оденусь.
– Нет, давай подождем, я их подготовлю там немного. Они еще от моего переезда не отошли. А где моя одежда?
– Везде, – виновато втянул плечи Олег.
И это была правда, мы расшвыряли все куда ни попадя. Самая дорогая вещь из моей квартиры, например, была обнаружена на холодильнике. Побегав по комнате, нам удалось найти все кроме одного носка (красивый такой, с рюшками). Очевидно, его позвали в гости под диван носки Олега.
– Я приподниму, а ты рукой пошарь, – Олежик ухватился за край.
– Некогда, я побежала.
– Подожди, – он страстно поцеловал меня на прощанье. – До вечера.
– До вечера, – чмокнула его в щеку и выбежала на лестничную клетку.
У своей двери я посмотрела на ноги: одна в носке, а другая в шлепке. Ну и видок! Надеюсь, мама еще не приехала.
– И где ты бродишь? – услышала я грозный окрик с порога. «Ой, мамочки!»
Глава 9
В прихожей я сразу же споткнулась об лыжи, они с грохотом повалились на пол, погребая под собой одинокий шлепок. Мама с Маринкой, одинаково скрестив руки на груди, сурово взирали на растрепанную недотепу.
– И где ты бродишь?
– Мы в кино опоздаем! Сорок минут осталось! – подражая матушкиной интонации, вторила сестра.
– Все, бегу, только переоденусь. Да я быстро!
Я, как мне показалось, очень незаметно скинула шлепок и, бочком огибая моих суровых барышень, просочилась к шкафу: джинсы вот, свитер здесь, носки тоже. Метнулась к ванной переодеться.
– Так, где ты была в одном носке? – припечатало меня в спину.
– Ой, правда, мам, у нее один носок! – и малая туда же.
– Я?
И где я была в одном носке? Где может бродить девица с голой ногой? Неужели на лифте каталась?
– А я у соседки была… Нины Павловны, чай пили... У нее такой песик забавный взял и стащил с меня носок.
– Спаниель? – мама ехидно подняла бровь.
– Да, спаниель, – радостно закивала я, не почувствовав подвоха.
– А Нина Павловна – это такая моложавая старушечка, она как раз нам навстречу со своим спаниелем выходила, минут двадцать назад.
Вот я лоханулась, так лоханулась. Соображай, Василиса, ты же Премудрая.
– Нет, это ее подруга была, у нее тоже спаниель. Вот они как на меня накинулись и давай носок драть.
– Кто? Старушки? – хмыкнула мама.
Сестра хихикнула, прикрываясь ладошкой.
– Песики, конечно.
Я скрылась в спасительной ванной. Щеки алели, уши алели, даже шея пятнами пошла. Вот до чего брехня родителям доводит (аристократическое слово «ложь» сюда явно не подходило).
– Мам, – услышала я Маринкин шепот, – она вместо того, чтобы с женихами гулять, уже со старушками чай пьет. Так мы ее замуж никогда не выдадим.
Что ответила мама, я не расслышала, да и некогда подслушивать, кино не ждет. За пять минут собралась, и вот мы с сестрой в прихожей застегиваем сапоги.
– А почему на столе две тарелки? – новая атака.
– И ложки две, – конечно же вставила Маринка (предательница).
– Тарелки?
Следственный комитет рыдает без внештатного сотрудника Галины Сергеевны.
– Так это я вчера ела и сегодня поела.
– Слышала, мама, она посуду не моет, а ты меня заставляешь! Пусть мне папа тоже квартиру купит.
– Одной уже купили: ходит в гости в одном носке, посуду не моет, белье не гладит, и запах такой странный в комнате стоит, – мама как хорошая гончая втянула ноздрями воздух, – специфический такой запах, как…
– Как от папы второго января, – подсказала Маринка.
Вот что за сестра-то такая, а еще в кино ее веди?!
– Я не пила, – спешно отпираю замок.
– Ты-то, может, и не пила, – и голос такой «добрый».
– Мы ушли, – выталкиваю сестру, захлопываю дверь. Уф-ф-ф. Никогда не знала, что врать так трудно.
За стеной Олега работает дрель: вешалку назад цепляет. Улыбаюсь.
– Вась, ты чего? Пошли, – дергает за рукав сестра.
На улице уже стояла непроглядная темень, когда мы с «нагулянной» Маринкой вышли на своей остановке. А Олег мне так и не позвонил. Правильно, чего мне звонить, я же в кино. Хотя мог бы и эсемесочку прислать, или смайлик там какой. Было как-то обидно. Мама тоже отчего-то ни разу не позвонила, так на нее не похоже. Может, ждет, что у нас совесть проснется и мы сами сообщим, где бродим? Надо звонить. Я похлопала по карманам и только тут поняла, что телефона нет, да я его и не брала, он на столе рядом с немытыми тарелками остался.
– Марин, звони маме, что мы уже идем.
– У меня телефона нет.
– Как, и у тебя?
– А зачем, чтобы мама сто раз позвонила: не покупайте газировку, не ешьте попкорн, не отравитесь гамбургерами, чем мы там еще «травануться» можем?
– Пиццей.
– Во-во, а в мороженном этот, как его? Вась, ну подскажи, кто в мороженном живет?
– Стафилококк.
– Он самый, – Маринка торжествующе подняла вверх указательный палец.
– Бежим тогда, а то мама там с ума сходит.
Мои окошки тревожно светились, а в Олежкиных было темно. Спит? Ушел? А звонил ли?
– Кто такой Олегандро?! – мама брезгливо двумя пальцами держала мой телефон. – Он позвонил девять раз.
– Девять? Ты ему ответила?
«Девять раз! Скучает или случилось что-то?»
– Не имею привычки лазить по чужим телефонам, – мама была раздражена, нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего.
– Во-во, она только по моей странице в ВК шарит, – подтвердила Маринка. – Это Васькин жених, – доверительно подмигнула она маме. – Да-да, она втюрилась: большое ведро попкорна мне купила, сережечки миньончиками, и сама себе улыбается как дурочка.
– И кто он? – мама положила телефон на стол, но, когда я потянулась к нему, тут же накрыла смартфончик ладонью. – Испанец? Португалец?
– Мексиканец, – выдала сестра.
– Бразилец, – продолжила я цепочку.
– Ой, как здорово! – захлопала в ладоши Маринка. – Васька за него замуж выйдет и уедет жить в Бразилию, а я к ней на каникулах ездить буду, в Тихом океане купаться!
– Во-первых летать, во-вторых, в Атлантическом, учи географию, – не удержалась я от замечания.
– А у нас такого предмета еще нет, – тут же отбила выпад сестра.
– Как в Бразилию?! – мы разом повернули голову в сторону мамы, она стала белой как меловая стена.
– Мам, да ты не так все поняла, – я уже сообразила, что шутка не удалась.
– Марина, какие каникулы, это же другой конец света?! Туда билет в одну сторону, как моя годовая зарплата. Мы же Василису теперь только через экран этот дурацкий видеть будем: «Привет. Пока», – по щеке у мамы побежала слеза.
– Мам, ты чего, я же пошутила, – но меня уже никто не слушал.
– У тети Вали из второго подъезда дочь замуж в Америку вышла, так она внуков уже пять лет не видела, да и увидит, толку-то, они по-русски не разговаривают. Вася, а как же мы? А кто тебе лыжи будет привозить, пирожки и борщ в баночке, ты же готовить его не умеешь?
– В Бразилии лето, там лыжи не нужны, – вклинилась Маринка, и тут же, взглянув на мать, осеклась. До сестрицы, видать, тоже стало доходить, что до Бразилии, это не до центра прошвырнуться по хорошей погоде, со слезами она кинулась маме на шею. Вид у моих барышень был, словно они уже сажают меня в поезд с огромной надписью: «Васюки – Рио-де-Жанейро».
– Ну, вы чего? Да я же…
– Его надо уговорить в России остаться, – перебила меня мама, – а что, у нас тоже очень жарко бывает.
– В августе две недели, – поддакнула Маринка.
– Вот-вот, у Василисы и жилплощадь своя имеется, а ананасы можно и в банках покупать. Верно?
– Мам, какие ананасы? Причем здесь Бразилия? – начала я решительно, но тут мой сотовый снова зазвонил.
– Опять он! - мама отшвырнула телефон, словно ей сунули гранату с выдернутой чекой. Хорошо упал на диванчик, а то бы разбился.
– Алло, Олег! – отозвалась я на звонок, громко проговаривая имя.
Мама встрепенулась, Маринка в голос заржала.
– Наконец-то! – выдохнул Олег. – Ты чего трубку не берешь?
– Я телефон дома забыла, мы только пришли.
– А мне какая-то тетка последний раз вместо тебя ответила: «Донт джингал-белз ин зет». Представляешь?
– Представляю, это мама так шутит.
Мама суетливо стала вытирать и без того чистую скатерть.
– Я возле полки с зеленым горошком стою, может, завтра «Оливье» настрогаем?
– Давай, – улыбаюсь.
– А что туда еще нужно?
– На «Оливье»? Да все есть, яйца только закончились.
– У меня в холодильнике целая клетка из деревни.
– Мам, он «Оливье» знает, вряд ли бразилец, – громко зашептала Маринка уже заметно успокоившейся матушке, – но ты, мам, не расслабляйся, может он с Сахалина, это тоже далеко.
– Судя по одному носку, он из соседней квартиры. Теряю чутье, – вздохнула мама.
– Олег, ты подожди, я сейчас на балкон выйду, – накидываю куртку, бессовестно показываю Маринке язык.
На улице умиротворяюще спокойно, в лицо сыростью дышит оттепель.
– Олег.
– Да, любимая.
– Как?
Любимая! ЛЮБИМАЯ!
– Ну и, чего молчим? – улыбнулся Олежик. Как я поняла по телефону, что улыбнулся? Да кто его знает.
– Как придешь домой, приходи чай пить.
– А торт сильно диетический брать?
– «Наполеона» тащи.
Оглавление
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
