Жестокие намерения (ЛП) [Шивон Дэвис] (fb2) читать онлайн

Шивон Дэвис Жестокие намерения Серия: Элита Райдвилла № 1

Переводчик: Ирина Александровна

Редактор: Proua I

За обложку благодарим Александру Мандруеву

Пролог

Волны разбиваются о пустой берег, призывая невидимыми руками, и ноги несут меня к ледяной воде, словно кто-то тянет за веревочку. Внутри все оцепенело. Опустошенная. И я просто хочу положить конец этой шараде: моей так называемой жизни.

Я не помню ни одного раза за свои семнадцать лет, когда у меня была свобода воли: где бы каждый аспект жизни не контролировался и не был спланирован.

И с меня хватит.

Покончено с маской, когда у меня нет другого выбора, кроме как надеть ее.

Покончено с элитным дерьмом, в котором я вынуждена участвовать.

Покончено с этим монстром, который называет себя моим отцом.

Я хочу выбраться, и бурное море предлагает мне спасение. Я едва чувствую смертельно холодную воду, когда она кружится вокруг лодыжек, как соблазнительная ласка разрушительного любовника. Шелковый халат почти не защищает от пронизывающего ветра, треплющего длинные темные волосы вокруг лица, и мурашки бегут по обнаженной коже.

Я иду дальше в воду, несмотря на дрожь в теле, когда дикие волны бьют меня по икрам. Жуткий голос эхом отдается в голове, призывая остановиться.

Умоляя вернуться.

Умоляя не сдаваться.

Предполагаю, что мой мир вот-вот изменится. Но игнорирую этот насмешливый голос и поднимаю голову, рассматривая полумесяц в темном ночном небе, который отбрасывает странные тени на землю внизу. Я насторожилась от всплеска позади меня, а сердцебиение ускорилось из-за адреналина, текущего по венам, но не оборачиваюсь.

— Привет. Ты в порядке? — спрашивает глубокий мужской голос совсем рядом.

Я стою по колено в ледяной воде посреди ночи в крохотной одежде. Неужели, блядь, похоже, что я в порядке? Мое язвительное альтер-эго мысленно отвечает на вопрос, но я не произношу ни слова. Я не могу собраться с силами, чтобы заговорить или заботиться о том, что незнакомец думает обо мне.

Я просто хочу, чтобы он ушел и оставил меня в покое. По крайней мере, хотя бы последнее.

Но не тут-то было.

Он пробирается сквозь воду, темная фигура касается руки, когда незнакомец обходит меня, располагаясь прямо в поле зрения, так что кроме как смотреть на него выбора нет.

Вспышка тепла проникает в грудь, когда я смотрю в страстные карие глаза, такие глубокие, что кажутся черными. Сияние луны отбрасывает тень на его фигуру, подчеркивая мужскую красоту во всей красе. На нем низко висящие хлопчатобумажные шорты и больше ничего. Обнаженная грудь — впечатляющее произведение искусства, которое говорит о невероятной самоотдаче в тренажерном зале, а рельефный пресс кажется нарисованным. Но мое внимание привлекают татуировки на груди и предплечьях. Никто из парней в средней школе Райдвилл не посмел бы испачкать свою кожу чернилами. Это не соответствовало бы репутации, которую они так тщательно культивировали или планам несносных родителей на их будущее. Элите и в голову не пришло бы опуститься до чего-то столь провинциального.

Этот парень — загадка, и во мне загораются первые искры любопытства.

Я скольжу взглядом по восхитительному торсу, снова фокусируясь на лице. Он внимательно наблюдает за мной, поглощая пристальный взгляд, словно хочет погрузиться глубоко внутрь меня и понять. Мои пальцы зудят от желания пробежаться по тонкому слою щетины, украшающей его подбородок и линию скул, а также испортить укладку длинных сверху и подстриженных коротко с боков волос. Страстное желание исследовать точеные скулы и попробовать на вкус полные губы возникает из ниоткуда, напоминая мне, что я все еще очень жива.

Я не могла припомнить, такой сильной физической реакции на парня с первого взгляда. Дома никто так на меня не влиял, за исключением Трента, но от его взгляда у меня мурашки бегут по коже, а это полная противоположность нынешним чувствам.

Один взгляд этого незнакомца нагревает кровь и пробуждает желание глубоко в животе. Я склоняю голову набок, заинтригованная и возбужденная, и предыдущая самоубийственная миссия почти забыта.

Мы не разговариваем, просто смотрим друг на друга, и электрический ток заряжает небольшое пространство между нами. Мое тело выходит из полукоматозного состояния, и мне одновременно и жарко и холодно. Дрожь пробегает сквозь меня, и я обхватываю руками свое стройное тело, отчаянно пытаясь защититься от пронизывающего холодного воздуха, царапающего бледную кожу.

— Тебе нужно согреться, — протягивает руку незнакомец. — Пойдем со мной.

Я без колебаний беру его за руку, и мы идем по воде назад к берегу. Его мозолистая ладонь крепко касается моей кожи, посылая шквал огненных покалываний вверх и вниз по руке. Мы, молча, выходим из моря и идем по липкому песку к маленькой деревянной хижине неподалеку. Я не заметила ее раньше из-за особой сосредоточенности.

Тонкая струйка дыма выползает из узкой трубы, и я зачарованно наблюдаю за облачными спиралями, пока мы идем рука об руку к аккуратному деревянному строению. Вдалеке раскинувшийся особняк занимает лучшую территорию, недвижимость погружена в темноту в этот поздний час.

Он толкает дверь и отступает в сторону, позволяя мне войти первой. Порыв жара от ревущего открытого огня бьет мне в лицо, и тело расслабляется впервые за несколько дней. Хижина небольшая, но уютная и гостеприимная. В главной комнате находится компактная кухня с плитой, раковиной и длинной стойкой с тремя табуретками. Справа находится трехместный диван, расположенный перед журнальным столиком, и настенный телевизор над камином. Боковая комната предполагает спальню с собственной ванной комнатой. И это все пространство.

Моя спальня больше, чем вся эта хижина, но и вполовину не так привлекательна.

Яркий ковер, лежащий на лакированном деревянном полу, мягкий красочный набросок на диване и обилие ярких подушек создают комфортную, обжитую атмосферу. Старый книжный шкаф, втиснутый в угол между стеной и дверью, битком набит книгами, DVD-дисками и сувенирами, создающими домашнюю атмосферу. Единственный свет исходит от мерцающего пламени камина и старомодной лампы на кофейном столике.

Он закрывает дверь и подводит меня к огню. Я на автопилоте поднимаю ладони и наслаждаюсь обволакивающим холодную кожу теплом. Незнакомец обходит меня сзади, но я не оборачиваюсь. Я стою перед огнем, позволяя ему согреть замерзшие конечности и разрушить слой льда, окружающий мое сердце.

— Сядь, — командует он грубым голосом и накидывает одеяло мне на плечи.

Не говоря ни слова, я делаю как он говорит, подтягиваю колени к груди и смотрю на него. Он опускается передо мной, осторожно распрямляет мои ноги, кладет одну себе на колени и вытирает влажную кожу мягким голубым полотенцем. Мы смотрим друг на друга, пока он вытирает ступни и ноги, и возникшее ранее притяжение снова пульсирует между нами, создавая какую-то невидимую связь.

— Кажется, что я откуда-то тебя знаю, но не припомню, чтобы раньше видела, — в конце концов признаюсь я, обретая дар речи.

Он останавливается, положив руки мне на ноги и пронзает взглядом насыщенного шоколадного цвета.

— Знаю, — произносит он после нескольких секунд.

Когда он отбрасывает полотенце в сторону, я придвигаюсь ближе к нему, сажусь на колени, опираясь всем телом на лодыжки. Не отрывая от него взгляда, я протягиваю руку и касаюсь стриженой стороны головы, скольжу пальцами по бархатистым мягким волосам и обвожу край татуировки на черепе. На улице было слишком темно, чтобы заметить ее, но теперь я еще больше заинтригована этим неуловимым, горячим незнакомцем, который появился из ниоткуда, чтобы спасти меня. Татуировка в форме креста, и мне интересно, означает ли эта символика что-то личное. Все, что я знаю, это чертовски сексуально, и конечно же мое тело реагирует на него, выгибаясь ближе.

Он убирает руку со своей головы и прижимает легкий, как перышко, поцелуй к чувствительной коже на запястье, и это легкое прикосновение ощущается до кончиков пальцев ног. Его нежное прикосновение контрастирует с его резким взглядом. С рельефным прессом, выпуклыми бицепсами и, покрытой чернилами, загорелой кожей, он выглядит как типичный плохой мальчик, о котором предупреждают каждую девочку.

— Почему ты была там? — спрашивает он, не сводя с меня пристального взгляда.

Я могла бы солгать, но устала от этого.

Я устала говорить то, чего от меня ждут, и притворяться, кем я не являюсь.

— Не хотела больше чувствовать.

Наступает многозначительная пауза, пока он пристально смотрит на меня, без сомнения задаваясь вопросом, искренна ли я.

— Что бы ты сделала, если бы я тебя не заметил? — спрашивает он, все еще пытаясь разгадать меня.

Я пожимаю плечами.

— Скорее всего, продолжила идти. — Позволила бы морю забрать меня, как изначально и намеревалась, ускользнув от своего телохранителя Оскара и приехав сюда.

— Кто ты и как тебя зовут?

Я обхватываю ладонями его лицо, снова решаясь на правду.

— Я никто. Невидимка. Я существую только для того, чтобы подчиняться их командам.

Он слегка хмурит брови.

— Если у тебя неприятности. Если…

— Не надо. — Тут же прерываю его. — Я не хочу об этом говорить.

На несколько мгновений нас охватывает тишина.

— Чего ты хочешь? — спрашивает незнакомец соблазнительно низким голосом, и я не уверена, нарочно он это делает или нет.

— Хочу почувствовать что-то настоящее, — отвечаю я без колебаний. — Хочу освободиться от цепей, которые сковывают мое тело. Чувствовать, что контролирую ситуацию, даже если это всего лишь иллюзия.

Мой взгляд прикован к нему, и в воздухе снова потрескивает электричество. Своим взглядом он скользит вверх и вниз по моему телу, и, задерживаясь на груди, замечает твердые соски. Скользит глазами по моему рту, затем облизывает губы и впивается взглядом в меня, вызывая бабочки в груди, мое сердце бьется все быстрее и быстрее, а тело нагревается совершенно по-новому.

— Я могу помочь с этим.

На этот раз нет никаких сомнений в его намерениях, и мое сердце болит от желания. Я пристально смотрю на него, проецируя согласие и разрешение.

Медленно кивнув, он сажает меня к себе на колени и обнимает за талию.

— Ты уверена?

Я качаю головой.

— Пожалуйста, заставь меня почувствовать себя живой. Заставь почувствовать себя собой. Напомни мне, почему я должна жить.

Это безумие.

Я его не знаю.

Он меня не знает.

Но в этот момент у меня больше надежды, чем когда-либо за последние годы.

Медленно он приближает свое лицо и касается меня губами. Я закрываю глаза, и тело расслабляется от облегчения. Обвивая руками его шею, я наклоняю голову, когда он ласкает мой рот своими сочными губами. Его поцелуй нетороплив и полон поклонения. Его губы неторопливо и соблазнительно прижимаются к моим, и этот поцелуй не похож ни на один из тех, что я когда-либо испытывала раньше.

Поцелуи Трента обычно приправлены годами сдерживаемым гневом и агрессией. Его губы карают, и это заставляет чувствовать себя мертвой внутри. Нежные же поцелуи этого незнакомца распутывают узлы, которые обычно скручиваются у меня в животе, и пробиваются сквозь стены, запирающие мое сердце, позволяя теплу и удовольствию проникнуть в каждую частичку меня.

Я сливаю свои губы и тело с его, оседлав его бедра, и задыхаюсь, почувствовав твердую длину у самой мягкой части меня. Он мягко покачивает бедрами опытными, размеренными движениями, и вспышка желания пронзает меня, преодолевая логику, предупреждение и здравый смысл.

Я не должна делать это здесь с каким-то незнакомым парнем.

Это привело бы в ярость моего отца, моего брата-близнеца Дрю и моего жениха Трента, если бы они увидели меня, но эта мысль только подстегивает и укрепляет решимость.

Он встает, прижимая меня к себе, и я обхватываю его ногами за талию, пока он идет в спальню. Наши губы не размыкаются, когда он опускает меня на кровать, и мы постепенно сбрасываем нашу одежду.

Я впервые обнажена перед парнем. Трент неоднократно пытался раздеть меня, но мне нравится отказывать ему. Теперь же я раздвигаю ноги для красивого, сурового незнакомца, без намека на нервозность или уязвимость, и любуюсь великолепным телом, когда он достает презерватив из прикроватной тумбочки и раскатывает его по впечатляющей длине.

Мы не разговариваем, но слова излишни. Он устраивается между моих бедер, приближая горячий рот к киске, и я почти поднимаюсь с кровати, пока он пожирает меня языком и пальцами, быстро доводя до края. Ни один мужчина никогда не делал этого со мной раньше, и приятные ощущения, проходящие по телу, совершенно новы. Когда я прихожу в себя после лучшего оргазма в жизни, он забирается на меня, страстно целует, и ласкает маленькие груди. Огрубевшими пальцами щиплет соски, словно перебирает струны на гитаре, умело перекатывает их, пока они не становятся тугими вершинами, и вскоре я снова извиваюсь от желания.

Он встает у моего входа, останавливаясь, чтобы посмотреть на меня.

— Уверена, что хочешь этого? — спрашивает он, и еще один маленький кусочек откалывается от стен вокруг моего сердца.

Никто никогда не удосуживался спросить меня, что мне нужно или чего я хочу, и слезы наворачиваются на глаза от очевидной озабоченности в его глазах.

— Да. Я хочу сделать это с тобой.

Его взгляд прикован к мне, когда он медленно входит в меня и останавливается на полпути, проводя пальцами по щеке.

— Ты такая красивая. — Он подталкивает меня еще немного. — И такая тугая.

Он сжимает челюсть, и я могу сказать, что он проявляет осторожность. Затем он толкается еще немного, и я вздрагиваю от острой боли.

Он замирает с широко распахнутыми глазами и шок отражается на его лице.

— Ты девственница? — бормочет он.

Хитрая ухмылка скользит по моим губам.

— Я была.

— Черт. — Он наклоняется и целует меня так нежно, что мне хочется плакать. — Ты должна была сказать.

И ты бы передумал? Вряд ли.

Мысли о потере девственности с этим психом Трентом были одной из причин, по которой я сегодня вечером отправилась к морю. Я сдерживала его в течение многих лет, но с приближением свадьбы я знаю, что больше не смогу этого делать.

Отказать ему в этой победе только добавляет радости этому моменту.

Но это гораздо больше, чем желание превзойти Трента.

Я хочу отдать свое тело этому великолепному незнакомцу.

Насладиться единственной ночью, когда я могу взять что-то для себя до того, как вернуться в позолоченную клетку, в которой я живу.

— Это не имеет значения, — говорю я, подбадривающе приподнимая бедра. — Я хочу этого с тобой. Прямо здесь. Прямо сейчас. Уже давно ничто не имело такого большого смысла.

Он осматривает меня так долго, что я боюсь, что он передумает, но затем проникает в меня до конца, и я проглатываю крик боли. Он осыпает легкими поцелуями мою шею и ключицу, нежно разминает грудь, и медленно раскачивается взад и вперед.

— Я буду двигаться медленно, пока не перестанет болеть, — шепчет он прямо в мою разгоряченную кожу. — И, если ты хочешь, чтобы я остановился, я сделаю это.

— Я не хочу, чтобы ты останавливался, — говорю я, проводя пальцами по длинным темным прядям волос, которые теперь падают на сильный лоб. — Продолжай двигаться.

Затем он занимается со мной любовью, только ускоряя темп, когда я подтверждаю, что больше не больно. Но он и не был грубым, полностью внимательный к моим потребностям, и доводит меня до второго оргазма, достигнув собственной кульминации.

Несколько часов спустя я растянулась на его теплом теле, слушая успокаивающее биение сердца и наблюдая, как его грудь вздымается и опускается во сне, желая остаться здесь, в этой маленькой хижине с этим прекрасным незнакомцем, на вечность.

Но я знаю, что это всего лишь принятие желаемого за действительное. Фантазия, которую я не могу развеять. Приведение кого-либо в мою жизнь рискует их жизни, и это был бы плохой способ вознаградить этого человека, который подарил мне ночь, которой я буду дорожить все оставшееся время.

Хотя мне очень не хочется оставлять его в таком состоянии, это к лучшему.

Он не может узнать, кто я такая, или понимать последствия того, что мы только что сделали.

Неохотно я вылезаю из теплой постели и его жизни, чувствуя укол всепоглощающей печали, пока одеваюсь и готовлюсь оставить его позади. Во сне он выглядит умиротворенным, как татуированный ангел-хранитель, прибывающий в идеальный момент, чтобы помочь взглянуть на вещи в перспективе.

Если бы я довела дело до конца сегодня вечером, они бы победили, и я знаю, что моя покойная мать не хотела бы этого для меня.

Я сильнее этого.

Я могу быть пешкой в игре, в которую не хочу играть, но это не значит, что я не могу выиграть.

Мне нужно выработать стратегию.

Спланировать победу так, чтобы я могла избежать мучительного будущего, подстерегающего впереди.

Решимость разливается по венам, и я с обожанием улыбаюсь прекрасному мужчине, который дал мне гораздо больше, чем свое тело.

— Спасибо, — шепчу я, посылая ему воздушный поцелуй. Я бы хотела попробовать его губы на вкус в последний раз, но не хочу его будить. Будет лучше, если я уйду вот так.

Моя рука сжимает дверную ручку, когда я замечаю карандаш и блокнот на кофейном столике. Не останавливаясь, чтобы передумать, я отрываю полоску от конца чистой страницы и пишу короткую заметку.

Вероятно, ты даже не понимаешь этого, но сегодня вечером ты спас мне жизнь более чем одним способом. Ты напомнил мне, почему так важно выжить. Дал мне силы бороться за то, чего я хочу. И ты подарил мне драгоценное воспоминание, которое я буду хранить до последнего вздоха. Спасибо. Э.

Когда я закрываю дверь и направляюсь обратно к машине, возвращаясь к жизни, которую я презираю, я знаю, что буду переживать эту особенную ночь каждый день до конца жизни. Но я понятия не имела, что секс с этим незнакомцем приведет в движение определенные вещи. Вещи, которые нельзя было исправить. И я, конечно, понятия не имела, что возненавижу его и буду отчаянно ненавидеть за то, что отдала ему свою девственность.

Глава 1

— Убери от меня руки! — я отталкиваю Трента в широкие плечи на пару шагов назад.

— Дорогая, меня уже достала твоя фригидность, — последнее слово он произносит с явной насмешкой.

С эстетической точки зрения Трент великолепный парень: золотисто-светлые волосы, выразительные серо-голубые глаза, сильная мужественная челюсть, высокие скулы и впечатляющее тело, натренированное и сформированное во всех нужных местах. Но внешность не может компенсировать то, какой отвратительный он человек. Поверьте мне, я пыталась. Как только я поняла, что застряла с этим придурком, то сделала все возможное, чтобы выявить в нем лучшее. Но вы не можете извлечь то, чего не существует.

Трент не очень хороший парень.

Трент не порядочный парень.

Трент воплощает в себе все грехи общества, в котором мы живем и от чего я хочу убежать с криком.

Но я не контролирую свою жизнь, и нахожусь в этом ускоряющемся поезде, независимо от того, как сильно хочу спрыгнуть.

Он хватает меня за бедра и толкается очевидным возбуждением в живот. Я изо всех сил стараюсь подавить отвращение и соблазн нажать на его кнопки еще сильнее. Трент пьян, и я помню, что случилось в последний раз. Дрожь пробегает по позвоночнику при воспоминании о том, как он прижимал меня к кровати, сидя задницей на груди, и безжалостно трахал мой рот.

Как парень может выглядеть ангелом и в тоже время быть таким злым? Трент прижимается ко мне, лапает за грудь и пускает слюни на шею. На первый взгляд, его рот создан для поцелуев. Но как только он начинает говорить, то иллюзия разрушается ядом, извергающимся оттуда.

Трент — стереотипный богатый ребенок: избалованный, высокомерный и вкрадчивый. Ему все преподносили на серебряном блюде, и он просто плывет по жизни и думает, что его дерьмо не воняет. Почти все переступают через себя, чтобы дать ему все, что нужно. И особенно отряд женщин, которые борются за временное место в его постели, отчего его эго витает где-то на орбите. Вот почему Трент не может понять отсутствие интереса и презрение от меня, ведь мы помолвлены и планируем пойти к алтарю в следующем году.

— Остановись! — я толкаю его в грудь и, пытаясь удержать мерзкий рот как можно дальше от себя, угрожаю. — Мой отец дома, и стоит мне закричать он будет тут как тут.

Трент прищуривает глаза, и на лице появляется злобная усмешка.

— Ты забыла, что именно Дорогой папочка заключил нашу брачную сделку? Или о том, что он сделает все, чтобы она состоялась? — он делает шаг вперед, сокращая пространство между нами.

Я тыкаю пальцем в его твердую грудь.

— Но именно твой отец настаивал, чтобы я оставалась девственницей до нашей первой брачной ночи? — самодовольно ухмыляюсь я в ответ и вздергиваю подбородок. — Или он изменил правило, существовавшее несколько уже поколений, потому что ты не можешь держать свои цепкие руки при себе? Позвони одной из своих подружек по траху. Я уверена, что они будут более чем счастливы отсосать у тебя.

Трент ухмыляется, достает сотовый и подносит его к уху. Я складываю руки на груди, ожидая спектакля. Он действительно искренне думает, что мне не все равно? Срочная новость — плевать я хотела на все это дерьмо.

— Мне нужна твоя задница, — рявкает он в трубку, даже не пытаясь скрыть, что это не что иное, как секс по вызову. — Нет, Рошель. Я буквально имею в виду, что мне нужна твоя задница. Сегодня вечером я заполню все дыры, детка. Будь готова.

Мудак. Он знает, как я отношусь к этой суке. Стиснув зубы, я изо всех сил стараюсь сдержать свое раздражение. Я знаю, что Трент трахается со всеми подряд и много. Но, честно говоря, мне насрать. Я содрогаюсь при мысли о других вариантах, если бы у него не было подружек для траха. Брачное соглашение было составлено, когда мне было всего десять лет, и одним из условий Кристиана Монтгомери была моя девственность до первой брачной ночи. Но не смотря на это Трент изводил меня сексом в течение последних двух лет. Я скорее сдеру с себя кожу заживо, чем добровольно отдамся ему, поэтому и отбивалась от него все это время. Иногда я чувствую себя великодушной и отсасываю ему. Хотя чаще всего он просто берет то, что хочет.

Он эгоистичный ублюдок и не заботятся о моих потребностях, что обычно означает, что он трахает мой рот и заставляет глотать, в то время как он теребит мои сиськи, иногда заставляя их кровоточить. Если он пьян, то все гораздо хуже, так что у меня есть некоторое представление о том, что ждет Рошель, когда он приедет к ней домой. Но я не могу найти в себе сил для сочувствия. Рошель — мой самый заклятый враг в средней школе Райдвилл, и Трент знает, как сильно мы презираем друг друга, поэтому намеренно позвонил ей в моем присутствии.

Соблюдение приличий не подлежит обсуждению, если вы потомок одной из семей-основателей. Это то, что укоренилось в Тренте, Дрю, Чарли и во мне с тех пор, как мы были маленькими. И мой прекрасный отец пример для подражания: разъяренный мужчина-шлюха за закрытыми дверями и идеальный законопослушный гражданин на людях.

Все знают, что Трент трахается со мной, но при условии, что он будет осторожен, это разрешено. Дрю тоже помолвлен, но к своей невесте относится с уважением. А Чарли не опускается до того, чтобы спать со старшеклассницами. Однако если бы они захотели распутничать, их бы похлопали по спине.

Мы же с Джейн едва можем помочиться без того, чтобы кто-нибудь не дышал нам в затылок. Джейн Форд — моя лучшая подруга, единственная подруга, а также нареченная Дрю.

Мы с моим близнецом оба обречены на брак по договоренности, как только закончим школу спустя несколько недель после восемнадцатилетия, благодаря «деловым» сделкам нашего отца с другими элитными патриархами. Трент, тыкающий меня в это носом, не считается джентльменом. В основном, мне все равно. Но Рошель действует мне на нервы. Делает хитрые вылазки в нарушение кодекса. Бросает на меня непристойные взгляды, когда парни не смотрят, и по-детски разыгрывает. Например, запихивает разную хрень в шкафчик. Думает, что она важная персона, потому что Трент иногда ее трахает. Но иногда она все таки полезна. Как сейчас. Если Трент думает, что я передумаю, потому что он собирается трахнуть моего врага, то невероятно глуп.

— Выруби себя, жеребец, — говорю я, приятно улыбаясь ему. — И убедись, что ты одел резинку, прежде чем прикоснуться к кому-либо. Не хотела бы, чтобы ты подхватил венерическую болезнь.

Трент со смехом откидывает голову назад.

— Сильно ревнуешь?

Нет, определенно нет.

Он хватает меня за руку, притягивая к твердому телу.

— Я брошу эту сучку. Просто раздвинь эти красивые ножки красиво и широко, и позволь мне наполнить тебя.

Он покусывает мою нижнюю губу, проливая кровь.

— Я никогда добровольно не займусь с тобой сексом.

Я пытаюсь вырваться из объятий, но это бесполезно, потому что он слишком силен. Он мог бы легко одолеть меня, и это случалось слишком часто, чтобы сосчитать.

— Ты мне омерзителен. — Я пристально смотрю на него, наблюдая, как раздуваются его ноздри, когда он крепко сжимает мои плечи. — Тебе придется взять меня силой, если хочешь секса, потому что я никогда не облегчу тебе задачу.

Он впивается пальцами в мою плоть, причиняя боль, но я отказываюсь кричать или показать какие-либо признаки слабости.

— Ты так говоришь, как будто это меня остановит. — Он толкается мне в живот стояком, в то время как одной рукой скользит вниз и обхватывает ягодицу. Затем просовывает палец в щелку моей задницы через одежду, и я вздрагиваю. — Секс с ненавистью — это самое лучшее.

Его рот обрушивается на мой, но я сжимаю губы вместе, отказывая ему в доступе, отказываясь целовать его в ответ. Его поцелуй становится порочным, его рот наказывает, когда он кусает мои губы, проливая еще больше крови, но я не отступаю. Я привыкла к его игре. Когда он отстраняется, его взгляд полон ярости, он хватает меня за промежность, сильно сжимая, и боль пронзает мое лоно.

— Это мое. И ты будешь моей. Я разорву тебя на части, разорву на куски, пока сопротивление не станет бесполезным. — Он отталкивает меня с такой силой, что я теряю равновесие и падаю на пол.

Он вполне может выполнить эту угрозу, когда узнает, что я не осталась нетронутой, но я перейду этот мост, когда дойду до него.

Дрю врывается в мою спальню, толкая Трента в грудь, красивое лицо брата покраснело от ярости.

— Какого хрена, чувак? Сколько, бл*ть, раз я должен тебе повторять?! — кричит он и протягивает руку, помогая мне подняться на ноги. Мой близнец прижимает меня к себе в защитной позе, хмуро глядя на кровь, покрывающую мои губы. — Трент, завязывай или между нами все кончено. На этот раз я, бл*ть, серьезно говорю.

Трент бросает веселую усмешку в сторону Дрю.

— Ты так говоришь, как будто у тебя есть какой-то выбор в этом вопросе. Мы в этом на всю жизнь. Ты застрял со мной, нравится это тебе и твоей сучке-сестре или нет.

— Ты не можешь так разговаривать с Эбби. И я не позволю тебе этого.

Трент подходит к Дрю.

— Она моя, и могу делать с ней все, что захочу. Убирайся нах*й. Я не указываю тебе, что делать с Джейн.

— Потому что я отношусь к Джейн с уважением, — парирует Дрю, проводя рукой по своим темно-каштановым волосам.

Трент фыркает.

— Гребаный подкаблучник. То что ты хочешь привязать себя к одной и той же киске на всю жизнь, выше моего понимания. — Трент хлопает его по спине, качая головой. — Ты должен убить как можно больше цыплят, перед тем как остепенишься.

— Ух. — Я встаю перед воюющими мальчиками. — Ты отвратителен. Они любят друг друга, вот почему.

Для него это чуждая концепция, но я ненавижу, как Трент высокомерно себя ведет с моим братом. Как будто он заслуживает какой-то медали за то, что игрок.

— Иди, Трент. — Я толкаю его к двери. — Иди к своей шлюшке и трахни ее. Посмотрим, будет ли мне не все равно.

— Ты собираешься к Рошель? — спросил Дрю, приподнимая бровь.

— Твоя сестра, как обычно, не раздвигает ноги, а я весь горю. — Он подмигивает мне. — К счастью для Рошель.

— У нас было соглашение, — протестует Дрю, и я впервые слышу об этом. — И ты уже нарушаешь его.

— Ты решил, что я должен отпустить Рошель. В любом случае я не высказывал своего мнения. — Он неторопливо направляется к двери, и слой напряжения спадает с моих плеч. — Убеди свою драгоценную сестру быть покладистей, и я подумаю об этом.

Последние слова он бросает через плечо и уходит, шум его обуви эхом разносится по широкому коридору.

Дрю медленно поворачивается, быстро осматривая меня.

— Он причинил тебе боль в каком-нибудь другом месте? — спрашивает он, вытаскивая носовой платок из брюк и осторожно прикладывая его к моей губе.

Парни были на каком-то мероприятии в джентльменском клубе в центре города со своими отцами. Вот почему Дрю одет так, словно был на похоронах, и почему Трент пьяный в хлам. Я ненавижу то, как обращаются с женщинами в элитных социальных кругах, но иногда я рада, что мы отстранены от всего.

— Ты еще спрашиваешь? — хмыкаю я и закатываю короткие рукава платья до плеч, скользя пальцем по расцветшим на предплечьях синякам.

Трент никогда не оставляет следов на видном месте. Внешность и все такое. Еще кое-что общее с моим отцом. Это и очевидный общий психоген. К счастью, Дрю, похоже, избежал этой черты, хотя он такой же высокомерный и одержимый властью, как и Дорогой папочка, так что он определенно унаследовал часть своей ДНК. Мне нравится верить, что во мне больше от мамы.

Дрю потирает напряженное место между бровями.

— Он на взводе из-за предстоящей поездки.

На следующие выходные ребята уезжают в какой-то дерьмовый элитный тренировочный лагерь в Паркхерст, который они посещают несколько раз в год. Хотя ребята поступят в колледж после окончания средней школы в мае следующего года, каждый из них возьмет на себя определенную официальную ответственность в рамках семейного бизнеса, выполняя больше общественных обязательств, и эта месячная поездка в лагерь является частью их подготовки.

— Не оправдывайся за него, — говорю я, поворачиваясь и приподнимая волосы.

Дрю расстегивает мое платье, бросая теплые карие глаза на пол, когда я снимаю его и натягиваю шелковую ночную рубашку.

— Я этого не делаю. Ты не понимаешь, какое давление ложится на наши плечи.

Я поворачиваюсь к нему и бросаю на него полный гневом взгляд.

— Не говори мне о давлении! По крайней мере, у тебя будет карьера и жизнь! А какой выбор у меня?

— Тебе нужно с нетерпением ждать колледжа. Кристиан Монтгомери согласился, что ты можешь получить степень, а затем родить наследника.

— Я должна быть благодарна? — кричу я, даже несмотря на то, что срываюсь не на том человеке.

— Ты ни в чем не будешь нуждаться, Эбби. — Он нежно обхватывает мое лицо ладонями. — И вы с Трентом вместе сделаете прекрасных детей.

Я отталкиваю его, испытывая отвращение к повороту в нашем разговоре.

— Уходи, Дрю. Я не могу слышать это сегодня вечером.

Его черты искажает жесткая гримаса.

— Перестань быть такой плаксивой сукой, — огрызается он. — Ты знаешь, насколько важен союз с Монтгомери. Нам обоим предстоит сыграть свои роли.

Я откидываю шелковое покрывало на большой кровати с балдахином и забираюсь внутрь, желая, чтобы этот день поскорее закончился.

— Я знаю, Дрю. Я слышала это всю свою жизнь. Мне не нужно, чтобы и ты постоянно мне об этом напоминал.

— Конечно, я буду это делать, — говорит он, присаживаясь на край кровати, теряя свой мимолетный гнев. — В тебе слишком много от мамы, и я вижу, как сильно ты хочешь взбунтоваться. — Он укутывает меня одеялом, как делал это после смерти мамы, когда мне регулярно снились кошмары. За исключением того, что тогда он обычно забирался в постель рядом со мной. — Но ты не можешь, Эбби. Перестань бороться с Трентом. Дай ему то, что он хочет, и он изменится. Он просто хочет, чтобы ты любила его.

— Он просто хочет трахнуть меня, — парирую я.

— Неужели это так плохо?

— Его член прогнил насквозь, и от его прикосновений у меня мурашки бегут по коже, так что конечно же это было бы плохо. Может быть, если бы он не был так агрессивен со мной все время и, если бы уважал меня так, как ты уважаешь Джейн, все было бы по-другому. Но он этого не делает, и не будет делать.

Хотя семья Форд не входит в число семей-основателей, их уважают в высших эшелонах элитного общества, известного как внутренний круг, и наш отец стремился заключить официальный союз. А брак между обеими семьями обеспечит это. Отец Джейн также настаивал на пункте о девственности, но Дрю и Джейн страстно любят друг друга, и не могли ждать. В отличие от меня Джейн обожает своего отца и не хочет его разочаровывать, поэтому, хотя она уже спит с моим братом, ее отец этого не знает. Каждый раз, когда Джейн остается ночевать у меня, ее родители предполагают, что она остается со мной, но обычно она спит в постели Дрю. Мой отец активно поощряет это, потому что ему нравится давить на мистера Форда, а он сексуальный извращенец. Частная секс-комната в нашем подвале подтверждает это.

Когда я вижу брата и Джейн вместе, таких влюбленных друг в друга, как будто на планете больше никого не существует кроме них, я чувствую странный укол зависти. Если бы мы с Трентом были влюблены, я была бы счастлива пустить его в свою постель. Но я его чертовски ненавижу и никогда бы добровольно не переспала с ним.

— Просто не делай глупостей, сестренка. — Дрю целует меня в лоб. — Мы уже потеряли маму, и я не смог бы вынести и твою потерю.

— Не буду, — вру я, садясь и обнимая его. — Но и не буду боксерской грушей Трента.

— Впусти его, Эбби, — умоляет Дрю. — Это облегчит мою жизнь. И когда брат закрывает за собой дверь, я задаюсь вопросом, есть ли в его словах какая-то мудрость и не следует ли мне внести некоторые изменения в план.

Глава 2

— Не верится, что в пятницу ты уезжаешь на целый месяц. — Надувает губы Джейн, цепляясь за Дрю, когда мы идем от парковки к входным дверям в наш первый день в средней школе Райдвилл.

Это выпускной год. Наш последний год здесь, до того как мы закончим школу и переедем в кампус частного колледжа на другом конце города.

— Я буду скучать по тебе.

Дрю крепче обнимает ее за плечи.

— Я тоже буду скучать по тебе, детка.

Он нежно целует ее в макушку, и она тает, прижимаясь к нему.

— Ты будешь скучать по мне? — спрашивает Трент хриплым голосом, крепко держа меня за талию.

Раннее утреннее солнце отражается от массивного бриллианта на моем безымянном пальце, он гигантский черт тебя побери.

— Как будто я скучаю по снегу в чудесный летний день, — парирую я, зарабатывая мрачный хмурый взгляд в ответ. Дрю бросает на меня предупреждающий взгляд через плечо, и я вспоминаю обещание, которое дала себе прошлой ночью. Сдерживая желчь, я обнимаю Трента и мило улыбаюсь ему. — Это было подло с моей стороны. Прошу прощения. Конечно, я буду скучать по тебе.

Глаза Трента подозрительно сужаются, в то время как Чарли, также известный как Чарльз Бэррон Третий, хихикает.

— Твоим актерским навыкам не помешало бы немного освежиться, — дразнит Чарли, приглаживая рукой зачесанные назад иссиня-черные волосы.

— Я говорю об этом прямо и без игры, — шучу я, когда Трент впивается пальцами в мою плоть.

Толпа расступается, когда мы приближаемся к главному входу, и отступает в сторону, позволяя элите войти. Благоговейная тишина опускается, пока мы поднимаемся по ступенькам к дверям. Парни кивают нескольким из своего ближайшего окружения, проходя мимо. И когда мы достигаем верхней ступеньки, Рошель почти волшебным образом появляется, как нежеланное привидение, облизывает губы и расстегивает еще одну пуговицу на белой форменной рубашке, обнажая еще больше пышное декольте и улыбается Тренту.

— Привет, детка.

Дрю вырывается из объятий Джейн, отводя ее в сторону и пристально смотрит на Трента. Трент крепко обнимает меня, когда мы оказываемся лицом к лицу с девушкой, которую он трахал прошлой ночью.

— Как ты меня назвала? — спрашивает он тихим голосом, мышцы его челюсти сжимаются, от чего ее улыбка дрогнула. — И что заставляет тебя думать, что ты вообще можешь говорить со мной? — она заметно сглатывает, искоса поглядывая на Дрю и Чарли с умоляющим выражением на лице. — Не смотри на них. Они тебе не помогут. — Трент хватает ее за подбородок, удерживая другую руку на моей талии. — А теперь, ты хочешь что-нибудь сказать?

— Мне жаль, дет… Трент. Я просто подумала, что после прошлой ночи…

Трент отпускает меня, хватает ее за шею и заталкивает внутрь здания. Дрю, Джейн и Чарли следуют за нами, а толпа следует за ними.

— Позволь мне прояснить одну вещь, — рычит Трент, прижимая ее к стене. — Ты ничего не имеешь в виду и в мыслях. Ты дырка, которую можно трахнуть, когда мне скучно или я пьян, и даже в этом ты не очень хороша.

Глаза у Рошель расширяются, кожа становится голубовато-серой, когда Трент крепче сжимает ее шею и продолжает.

— Если ты еще раз проявишь неуважение ко мне или моей невесте на публике, как сейчас, я закопаю твою мерзкую задницу в лесу и позволю животным обглодать плоть с гниющих костей.

Трент усиливает давление, а затем отпускает. Слезы выступают у нее на глазах, и ее руки автоматически двигаются, чтобы успокоить больную шею.

— Ты — ничто. Ты грязь у меня под ногами. Не более. Поняла? — требует он, пронзая ее жестким взглядом.

Нижняя губа дрожит, когда она кивает, а во взгляде сквозит страх.

Вот почему в нашем обществе существуют правила и места. Именно поэтому элита редко уделяла время девушкам из низших эшелонов — тем, кто из новых денег. В течение трехсот лет наши семьи контролировали Райдвилл. Каждое поколение в подростковом возрасте безраздельно властвовало в средней школе. Это больше, чем традиция. В этих краях таков закон. Родители записывают сюда детей, полностью понимая иерархию.

Они знают историю наших семей. Мэннинг, Монтгомери, Андерсон и Бэррон основали Райдвилл на северном побережье Массачусетса еще в восемнадцатом веке. Город процветал, когда начатые четырьмя семьями предприятия развивались в геометрической прогрессии и превращались в многомиллиардные корпорации, которыми сегодня управляют наши отцы. Те же самые предприятия и корпорации, которые скоро унаследуют: Чарли, Дрю и Трент.

Рошель думала, что преодолела социальный барьер, и целая толпа нетерпеливых девушек выстроилась в очередь, чтобы встать на колени перед тремя самыми горячими парнями в школе.

Сегодня эта фантазия рушится. Трент ставит ее на место перед аудиторией не просто так, а чтобы научить других их законному месту в порядке вещей и устоях этого места.

Она знает, что лучше не приближаться к одному из избранных без вызова. Глупая девчонка. Мне не следовало бы ее жалеть, но я жалею. Я и раньше была в центре разъяренного Трента и его обидных слов, и не зря называю его психом. Трент не в себе. Он, несомненно, самый ущербный и самый испорченный из элиты.

Мне может не нравиться эта девушка и ее жалкие попытки запугать и унизить меня, но она оказала мне услугу. Пока Трент трахал ее, он оставил меня в покое, и я думаю, что должна ей за это. Но я не могу проявить сострадание к ней на публике, поэтому изображаю рычание на губах и бросаю уничижительный взгляд на ее тело.

— Прикройся, — шиплю я. — Твои синяки видны. Я думаю, Трент менее осмотрителен в том, чтобы не отмечать своих подружек для траха в очевидных местах.

Визг шин снаружи отвлекает наше внимание от Рошель. Трент, Дрю и Чарли обмениваются понимающими взглядами.

— Что? — спрашиваю я, гадая какую информацию они утаили от меня на этот раз, и краем глаза замечаю, как Рошель убегает со слезами на глазах.

— Я думал, твой отец все уладил и положил конец этой нелепости, — говорит Дрю, пристально глядя на Чарли.

— Положить конец чему? — мой вопрос снова остается без ответа, и кровь закипает в венах. Я подхожу к своему брату. — Эндрю. — Я упираю руки в бедра. — Чего я не знаю?

— Мы думали, что разобрались с проблемой, — загадочно говорит он.

— Никогда не доверяй гребаному Бэррону, чтобы он выполнил свою работу.

Трент усмехается Чарли, но тот слишком занят, нажимая кнопки на мобильном, чтобы заметить.

Шум толпы снаружи напоминает нам, что нужно разобраться с ситуацией. Дрю кидает полный кинжалами взгляд на людей, блокирующих вход, и они немедленно отходят в сторону, расчищая нам путь. Трент хватает меня за руку и тянет обратно через двойные двери.

Внимание толпы привлек ярко-красный «Феррари», припаркованный у обочины. Или, скорее, два горячих парня, сопровождающих его. Парень с растрепанными грязно-белокурыми волосами сидит на капоте, согнув колени, нагло курит косяк, стреляя взглядом «трахни меня» в пару девушек, таращащихся на него с открытыми ртами. Его красно-черный галстук свободно болтается на шее, белая рубашка помята, как будто он в ней спал, и на нем нет обязательного черного блейзера с красной отделкой и высоким гербом Райдвилла.

Второй же небрежно прислонился спиной к боку машины, его длинные ноги, обтянутые стандартными серыми форменными брюками, скрещены в лодыжках, излучая атмосферу человека, которому все равно. Но его острые глаза внимательно осматривают толпу, предполагая, что он лидер этой маленькой парочки. Он воплощение высокого, темноволосого и красивого мужчины с темно-каштановыми волосами, которые зачесаны в классическом стиле и подчеркивают лицо. Лицо, за которое модели готовы убить. Он весь в угловатых линиях и высоких скулах, с полными губами и густыми бровями. Легкая ухмылка приподнимает уголки рта, когда он наблюдает, как его друг флиртует со стайкой девушек, окружающих его. Бл*дь, позже им придется дорого заплатить за это.

Дрю и Чарли задерживаются на секунду, ожидая Трента и меня, и мы подходим к машине как команда. Это не первое наше родео, и мы знаем, что делать.

Трент выпячивает грудь, не сводя глаз стемноволосого парня.

— Тебе здесь не место, Хант. Так что забирай Лаудера и Маршалла, где бы он, черт возьми, ни прятался, и мчитесь обратно в Нью-Йорк, как хорошие маленькие миньоны.

Ухмылка растет на лице Ханта, когда он отталкивается от машины, выпрямляясь во весь рост. Кокетливое выражение лица Лаудера меняется, когда он спрыгивает с капота, приземляясь прямо перед Трентом. Хант подходит, чтобы встать рядом с ним, и они обмениваются каким-то невысказанным общением.

Лаудер затягивается косяком и глубоко вдыхает дым в легкие, его щеки вваливаются, когда он смотрит на Трента. Трент крепче сжимает мою руку, и в воздухе чувствуется напряжение. Толпа притихла, и можно было услышать, как упала булавка. Лаудер выпускает дым изо рта прямо в лицо Тренту, и мне не нужно смотреть на него, чтобы знать, что он в ярости. Знакомый мускусный аромат кружится вокруг меня, щекоча ноздри.

Ухмылка Ханта становится шире, и я пристально смотрю на него. Его проницательные карие глаза фокусируются на мне, и, черт возьми, этот парень-определение секса на ногах. Не такой сексуальный, как горячий незнакомец, которому я отдала свою V-карту, но близко. Он окидывает меня пристальным взглядом, и его медленное изучение моего тела похоже на чувственную ласку. Трент сжимает мою руку так сильно, что удивительно, как у меня еще остались какие-то ощущения в пальцах.

— Если ты не хочешь надеть мешок для трупов, я предлагаю тебе отвести свои гребаные глаза от моей невесты, — рычит Трент, агрессия просачивается в воздух.

Он ведет себя так с каждым парнем, который рискует посмотреть в мою сторону, и это главная причина, по которой у меня нет друзей-мужчин в этой школе, за исключением элиты. Даже парни из внутреннего круга боятся со мной разговаривать.

Голова Лаудера склоняется в сторону, и он тихо присвистывает. Его пронзительные голубые глаза почти смеются, когда он смотрит на меня. Он подмигивает, широко улыбаясь, демонстрируя набор подходящих ямочек и ослепительный набор жемчужно-белых зубов. С его взъерошенными волосами, потрясающими глазами и кокетливыми манерами он так же привлекателен, как и его приятель. Неудивительно, что девушки на обочине буквально выкручивают свои трусики. Единственная причина, по которой я не пускаю слюни, — это трое парней, стоящих по бокам от меня.

Я совершила ошибку, использовав парня младшего курса, чтобы попытаться доказать свою точку зрения Тренту. Я даже не целовала Фентона, просто немного флиртовала с ним, и он был достаточно глуп, чтобы пофлиртовать в ответ. Позже той ночью Трент избил его так сильно, что он оказался в больнице с несколькими сломанными ребрами, разбитой челюстью и тяжелым сотрясением мозга. Фентон так и не вернулся в школу, и я перестала пытаться преподать урок своему нежеланому жениху. Теперь я избегаю любого безрассудного флирта с парнями, чтобы защитить их.

Но Лаудер не в курсе.

— Трахни меня. — Он входит в мое пространство, абсолютно нарушая всяческие границы, обхватывая мою щеку супер быстрым движением. — Ты прекрасна.

— А ты выходишь за рамки дозволенного. — Я убираю его руку от лица, намеренно игнорируя маленькую искорку от его прикосновения. — Ты всегда прикасаешься к женщинам без их разрешения?

— Мне никогда не отказывали, — говорит он, снова делая затяжку косяка.

— Теперь да, — отвечает Трент вместо меня.

— Он всегда говорит за тебя? — спрашивает Хант, выгибая бровь.

— Я вполне могу говорить за себя. И вы слышали моего жениха. Вам здесь не рады. — Я пристально смотрю на них, непоколебимым взглядом. — Уходите.

— Черт. Я люблю властных женщин. Это чертовски заводит, — добавляет Лаудер, потирая рукой промежность.

— Если нам придется применить физическую силу, чтобы удалить вас отсюда, мы это сделаем, — говорит Дрю, делая шаг вперед и выхватывает косяк из пальцев Лаудера. Он бросает его за спину, чтобы один из его приспешников избавился от него. — И прекрати трахать мою сестру глазами.

— Эндрю Херст-Мэннинг, — говорит Хант, вздергивая подбородок и пристально глядя на моего брата. — Сын Майкла Херста, генерального директора и мажоритарного акционера Manning Motors, крупнейшего мирового производителя автомобилей, и Оливии Мэннинг, дочери легендарного Дэвиса Мэннинга, оба ныне покойные. Близнец Эбигейл Херст-Мэннинг, — продолжает он, бросая еще один взгляд в мою сторону, — которая станет Эбигейл Херст-Мэннинг Монтгомери после того, как выйдет замуж за Трента Монтгомери Вторым, после выпуска следующим летом. Ну как, я справляюсь?

— Меньше среднего, — вмешивается Чарли, заканчивая любой разговор по мобильному телефону, который вел. — Если вы рассчитываете произвести на нас впечатление с помощью простого поиска в «Гугле», вы жестоко ошибаетесь.

Чарли прав — всю эту информацию можно почерпнуть в Интернете. И все местные жители знают, что наше второе имя должно быть Херст, но из-за того, что имя Мэннинг имеет такой большой вес, в наших свидетельствах о рождении указано двуствольное имя.

Технически я Эбигейл Херст-Мэннинг, но все зовут меня Эбигейл Мэннинг. То же самое относится и к Дрю, и это то, что одобряет отец. Я часто задавался вопросом, почему он юридически не сменил свое имя.

— Говоришь как настоящий Бэррон, — отвечает Лаудер со злой улыбкой. — А выглядишь как стереотипный богатый придурок, которому нужно что-то доказать.

Он щелкает пальцами, оглядываясь назад.

— Ты. — Он указывает на кого-то. — Лови.

Он бросает ключи от машины, и они взлетают над нашими головами.

— Припаркуй мою малышку, и если с ней что-нибудь случится, виноват будешь ты.

Он показывает двумя пальцами на жалкого ублюдка, прежде чем схватить мою руку и поднести ее ко рту. Он подмигивает, целуя тыльную сторону моей руки, намеренно игнорируя пар, поднимающийся из ушей Трента.

— До встречи, о прекрасная. — Хант фыркает, качая головой. — Увидимся, придурки, — говорит Лаудер, толкая Трента в плечо, когда он пробивается сквозь элиту, делая шаги по два за раз.

— Это было забавно, — невозмутимо отвечает Хант, поправляя галстук и следуя за своим приятелем в школу.

— Что, черт возьми, происходит? — Трент кипит от гнева, посылая ядовитые флюиды в сторону Чарли.

На этот вопрос я бы тоже не возражала получить ответ.

Глава 3

— Пойдем и поговорим по дороге, — произносит Чарли. — Мы не можем опоздать на занятия в первый же день.

Я закатываю глаза, когда никто не смотрит. По Чарли и не скажешь, что показное совершенство истощает и его. Он самый сострадательный и внимательный из трех представителей мужской элиты, но так серьезно относится к своей роли. Каждое слетающее с его губ слово, действие и реакция тщательно взвешиваются. Чарли никогда не совершал поступков, которые могли бы опозорить элиту или имя Бэррона. Я редко видела его в гневе, и Чарли никогда не связывался ни с кем из школы, предпочитая девушек из колледжа.

Он единственный, кого не принуждают к браку по договоренности, потому что у него есть то, чего нет у всех нас, — родители, которые души не чают в нем и друг в друге. Его родители верят в любовь, и поэтому Чарли свободен выбрать на ком хочет жениться и главное когда. Это постоянное яблоко раздора между ними и Дорогим папочкой с Кристианом Монтгомери, не в последнюю очередь потому, что это демонстрирует пренебрежение традициями. Но Чарльз Бэррон, отец Чарли, любит раздвигать границы и бросать вызов старым правилам, не волнуясь, что это вызовет конфликт в рядах. Это не значит, что он отвечает перед отцом Трента или моим. Однако, если бы я была на его месте, то не стала бы противостоять этим двум ротвейлерам. Их преданность друг другу простирается так далеко, что если отец Чарли продолжит настаивать, то может оказаться в затруднительном положении.

Чарли во многом похож на своего отца. Он всегда прикроет мою спину, и также неоднократно вмешивался в споры как с Дрю, так и с Трентом. Но все свое Чарли держит при себе, и под харизматичным и приветливым фасадом скрывается тихий манипулятор. Глянув на Трента и Дрю, вы сразу понимаете что они из себя представляют. А Чарли, скорее, похож на тихих лебедей, которых мы изучали на биологии в прошлом году — все красивые и чистые, но как только на их территорию вторгаются, то сразу нападают. Я еще не видела, как Чарли нападает, но знаю, что он способен на это, и чувствую, что он самый жестокий из всех.

Дрю провел толпу в здание, и мы поднимаемся по ступенькам позади них.

— Твой отец сказал, что разберется с этим, так какого хрена они здесь? — рявкает Трент, у которого, как обычно, заканчиваются запасы терпения.

— Кто они такие? — вмешиваюсь я, игнорируя обжигающий взгляд Трента, брошенный в мою сторону.

— Сойер Хант и Джексон Лаудер, — подтверждает Чарли, засовывая руки в карманы, когда мы выходим в коридор.

Имена звучат знакомо. Я перебираю в уме известные детали, и когда кусочки головоломки складываются вместе, мои глаза расширяются от удивления.

— Отец Сойера владеет «Техксет», а отец Джексон — сумасшедший идиот, который владеет самой успешной в мире командой «Формулы Один», верно?

— Да, хотя Лаудер руководит кучей разных команд. Не только в «Формуле Один». С Кэмденом Маршаллом, возглавляющим их веселую банду воров, они считают себя новой денежной элитой, — усмехается Дрю, поджимая губы.

Ни для кого не секрет, что отношения между старой денежной элитой (прим.: аристократия, владеющая состоянием в течение нескольких поколений) Райдвилла и новой денежной элитой (прим.: денежная аристократия в первом поколении), переехавшей в этот район в более позднее время, мягко говоря, не лучшие и между ними мало теплых чувств. Лицемерие поразительно, но я отказалась от попыток применить логику к «нашему обществу» уже многие годы. То, что мой брат назвал их ворами, тоже не является просто комментарием. Все традиционалисты верят, что новая денежная элита стремится украсть их корону и статус и не остановится ни перед чем, чтобы прогнать их. Чтобы лишить их богатства и репутации. Оставить их ни с чем. И это не ограничивается только Райдвиллом. Я знаю, что по крайней мере несколько из конференций выходного дня, на которых ребята присутствовали в прошлом году, были организованы для укрепления связей с элитой старых денег из других штатов.

Я живу в извращенном мире, и это движущая сила моих планов побега. Я не хочу существовать в мире, где от женщин ожидают, что они будут красиво выглядеть и рожать детей, закрывая глаза на распутство своих мужей.

Где прогресс, упорный труд и решительность не одобряются, если только вы не принадлежите к элите старых денег.

Где власть и контроль являются главными устремлениями, и не имеет значения, кого вы растопчете по пути к вершине.

Где гнусные сделки, преступные деяния и действия без моральных ориентиров поощряются и приветствуются.

— Кстати, где этот придурок Маршалл? — напряженно спрашивает Трент.

— Не знаю, — отвечает Чарли. — Но он определенно где-то есть.

— И почему же? — требует Трент, резко останавливаясь у наших шкафчиков. — Я думал, Маршаллу нравится прятаться, как и его отцу-отшельнику.

Пока ребята разговаривают, мы с Джейн складываем лишние книги в шкафчики.

— Может, он выходит из своей скорлупы, или специально держится в тени. — Пожимая плечами, отвечает Чарли.

— Они не могут быть здесь, — сказал Дрю. — Мой отец будет в ярости, когда узнает, что твой не разобрался с этим, как обещал.

— Он собирался использовать это как рычаг, чтобы освободить нас на месяц для тренировочного лагеря, — хладнокровно отвечает Чарли.

Я не знаю, почему ребята должны посещать занятия во время учебного года, но раз в два года они ездили туда во время школьных каникул.

— Чушь собачья, — огрызается Трент. — Мы контролируем эту школу. Ее построили отцы-основатели, и наши огромные пожертвования наполняют казну.

— Это не единственная причина, — невозмутимо продолжает Чарли. — Лаудер подкупил директора Сэйерса местом в команде «Формулы-3» для его сына.

— Этот придурок все еще думает, что может участвовать в гонках профессионально? — спрашивает Дрю, выгибая бровь.

— Очевидно, — говорит Чарли. — Но суть сопротивления — Хантер Сойер. Он один из самых востребованных квотербеков.

— А после аварии Брэдли Норта, мы потеряли квотербека. — Трент потирает виски. — К черту все.

— Мы избавимся от них, когда вернемся из поездки, — говорит Чарли. — Сейчас нет смысла жаловаться и стонать.

— Мы не можем оставить Эбби разбираться с этим в одиночку, — говорит Трент, когда я закрываю шкафчик и присоединяюсь к нему. Его пальцы автоматически переплетаются с моими.

— Я разберусь, и к тому же у меня будет поддержка внутреннего круга (прим.: доверенные лица элиты).

— Мне это не нравится, — говорит Дрю, обнимая Джейн за плечи, когда мы идем в нашу классную комнату.

— Как же мне это не нравится, — признается Трент. — И, если этот ублюдок Лаудер еще раз тронет мою женщину пальцем, я сравняю его с землей.

Я твердо верю, что это все, что я для него значу.

Собственность.

Символ статуса.

Хорошенькая птичка, которую можно держать запертой в клетке.

Игрушка, с которой можно поиграть, когда у него будет настроение.

— Я могу отклонить любые непрошенные знаки внимания. А Оскар и Луи почти не отходят от меня. — За исключением тех случаев, когда я шантажом заставляю их оставить меня одну, но элите не нужно об этом знать.

— Твоим телохранителям запрещено находиться на территории школы, детка, — говорит Трент, останавливаясь перед дверью. — Тут ты наиболее уязвима.

— Спасибо за вотум доверия, — огрызаюсь я.

— Детка. — Он обхватывает мое лицо ладонями, беспокойство мелькает на его лице, что является большой редкостью.

Бывают краткие моменты, когда я вижу другую сторону Трента. Вспышки того маленького мальчика, которым он был раньше. Моменты, когда я верю, что он может быть способен что-то чувствовать. Но они так мимолетны, что я обычно забываю об их существовании.

Глядя на него сейчас, на прозрачный страх на красивом лице, было бы легко влюбиться в него. Но я никогда не забываю монстра, который живет внутри. Я не могу себе этого позволить. Не тогда, когда на карту поставлена моя жизнь.

— Я знаю, что ты можешь постоять за себя. Но эти ребята пришли сюда не без определенной цели. Они что-то замышляют, и мне не нравится оставлять тебя уязвимой.

Без предупреждения он целует меня. Обычно я отталкиваю его, когда он пытается проявить какую-либо близость. Но в новой игре решаю изменить ситуацию и целую в ответ, чувствуя его приятное удивление, когда не сопротивляюсь.

Конечно, Трент есть Трент. Он должен владеть моментом: хватает меня за задницу, прижимая вплотную к своему телу, втискивая язык мне в рот и пожирая меня. Чем дольше мы целуемся, тем тверже становится его член. Он полностью игнорирует нашу аудиторию, и, если бы он не был таким придурком, мне бы, наверное, это даже понравилось. Спустя несколько минут кто-то прочищает горло, и мы отрываемся друг от друга. Дрю дает Тренту подзатыльник.

— Это было чертовски отвратительно, и теперь я не могу этого развидеть.

Трент ухмыляется, хватая меня за грудь через рубашку, чтобы еще больше разозлить его. На этот раз я, не колеблясь, шлепаю его по руке.

— Ты такая свинья.

— Но я твоя свинья, — парирует он, покусывая мочку моего уха.

— Повезло мне. — Вместо того, чтобы как обычно использовать свой саркастический тон, я лучезарно ему улыбаюсь.

— Становится все более убедительным. — Чарли хихикает мне в ухо, и я тоже шлепаю его, вытаскивая лучшую подругу из объятий брата, и беру ее за руку.

— Проваливайте, неудачники. Мы уходим. — Я не жду их ответа, открываю дверь и втаскиваю Джейн внутрь вместе со мной.

Все утро горячей темой для сплетен являются две вещи: публичное разоблачение Рошель и прибытие новых парней. Заведение гудит от возбуждения, и я никогда не видела, чтобы кафетерий был так переполнен. Чед и Вентворт дежурят у дверей, следуя приказам элиты. Они не пускают внутрь бедолагу, которого заставили припарковать «Феррари» Джексона, и девушек, что флиртовали с ним этим утром. Они стоят там, спорят, плачут и топают ногами, в то время как болван послушно уходит, понимая, что нарушил свод правил, даже если это не его вина.

Парни отступают в сторону, чтобы позволить нам с Джейн войти, и уважительно кивают. Мы идем к нашему обычному столику, а Трент вскакивает, выдвигая для меня стул.

— Привет, дорогая. — Он улыбается, прежде чем чмокнуть меня в губы нехарактерным сладким жестом. — Садись. Я уже принес тебе обед.

Я часто моргаю и стою, как вкопанная, думая, что это не просто так. Возможно, у него проснулась совесть, и он сожалеет о случившемся с Рошель. В любом случае, я в любой день предпочту приятного Трента сварливому и сквернословящему.

Как всегда, Джейн садится рядом с Дрю, и они долго целуются, а Чарли сидит по другую сторону от меня, без компаньонки. Остальная часть нашего стола занята старшими членами внутреннего круга. Трент кладет руку на спинку моего стула, придвигаясь ближе. Я бросаю на него подозрительный взгляд.

— Почему ты такой милый?

— Я не думал, что быть милым со своей невестой преступление?

— А что насчет Рошель?

— Я знал, что ты ревнуешь. — Трент не может сдержать ухмылки.

Я закатываю глаза, накалываю вилкой кусочек курицы и засовываю его в рот, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

— Я покончил с ней. Даю тебе слово. — Он наклоняется ближе ко мне. — Ты знаешь, что ты единственная, кого я люблю и уважаю.

— Ты любишь меня? — я недоверчиво выгибаю бровь.

— Почему ты вообще сомневаешься в этом? — хмурится он.

— Потому что ты, кажется, ненавидишь меня больше, чем любишь.

— Я мог бы сказать тебе то же самое.

Он мог бы, и в моем случае это было бы правдой. Он проводит рукой по моим волосам, обхватывает меня за шею и притягивает к себе. Его губы касаются моих в мягком поцелуе, на который я никогда не верила, что он способен.

— Я больше не хочу с тобой ссориться, — шепчет он мне в губы. — И хочу, чтобы ты знала, что теперь я на сто процентов предан тебе. Других девушек не будет. Обещаю.

Последнее, что мне нужно, это чтобы его слова обернулись против меня, поэтому тщательно обдумываю свои.

— Рада это слышать, Трент. И я дам тебе слово, что тоже перестану бороться с тобой при одном условии.

— Каком?

— Ты уважаешь мое желание оставаться девственницей до нашей первой брачной ночи.

Мне нужно выиграть время. Все очень просто, вот так. Его кадык подскакивает к горлу.

— Я хочу уважать это и пытаюсь делать это. Знаю, что ты пытаешься соблюдать условия сделки, но, детка, у меня есть потребности.

Проглотив отвращение, я кладу руку ему на бедро и прижимаюсь губами к уху.

— Я могу позаботиться о твоих потребностях, если ты пообещаешь, что проникновение исключено.

Он обхватывает мое лицо большими ладонями, исследуя глаза в поисках правды. Я овладела искусством лгать мужчинам в лицо, так что для меня это не имеет большого значения.

— Согласен.

Он крепко целует меня, и я скольжу рукой выше, касаясь кончика члена. Он резко втягивает воздух и углубляет поцелуй.

— Трент. — Резкий тоном произнес Дрю, явно осуждая нас, и мы отдаляемся друг от друга. — Не время и не место, — добавляет он, когда звуки шума у двери достигают наших ушей. Мы оборачиваемся как один, не удивляясь, что Джексон и Сойер спорят с Чедом и Вентвортом. Дрю встает. — Я разберусь с этими ублюдками.

— Нет. Позволь мне. — Все трое парней смотрят на меня. — Я останусь единственным представителем элиты, пока вас не будет. Я буду за главного, так что лучше начать прямо сейчас. Или ты мне не доверяешь?

Дрю возвращается на свое место.

— Займись этим, сестренка. — Я показываю ему средний палец. Ну и что с того, что он родился на пятнадцать минут раньше меня?

Чарли улыбается и кивает, а я провожу руками по серой юбке.

— Ты справишься, дорогая. — Трент шлепает меня по заднице, когда я ухожу, и мне хочется замахнуться в ответ, но вместо этого я делаю глубокий вдох.

Каблуки громко стучат по деревянному полу, когда я быстрым шагом направляюсь к двери.

— Какие-то проблемы? — спрашиваю я, переводя взгляд с Чеда на Вентворта.

— Они отказываются уходить, — объясняет Чед.

— Вы можете впустить их. — Я одариваю Джексона и Сойера своей самой обезоруживающей улыбкой.

Казаться любезной — лучший способ контролировать этих подражателей. Игнорирование просто приведет к битве, и, несмотря на показную храбрость, я не уверена, что выиграю ее в одиночку.

— Но Трент сказал…

— Вы ставите под сомнение мои полномочия? — я оборвала Вентворта суровым взглядом.

— Нет, но…

Я толкаю его к стене, прижимая руку к его подбородку.

— Нет никаких «но». Единственный ответ — да, Эбигейл. Понял?

На его лбу выступили маленькие капельки пота.

— Да, Эбигейл.

Я отпустила его, поправила галстук и похлопала по щеке.

— Хороший мальчик.

Позади меня раздается громкий смешок, и я поворачиваюсь лицом к Джексону и Сойеру.

— Я сожалею об этом. — Я приглашаю их внутрь взмахом руки. — Это больше не повторится.

Сойер пристально смотрит на меня, пытаясь проникнуть в мысли, но я просто одариваю его еще одной ослепительной улыбкой. Джексон скользит ко мне сбоку, прижимаясь губами к уху.

— Так чертовски горячо, — шепчет он. — Мы должны как-нибудь сходить куда-нибудь.

— У меня есть жених.

— Твой жених-придурок-шлюха. Ты слишком хороша для него.

Я не могу не согласиться.

— Небольшой дружеский совет, джентльмены. — Я указываю пальцем на Сойера, жестом приглашая его подойти, он делает шаг вперед, не теряя зрительного контакта. — Все быстро пойдет наперекосяк, если ты не будешь соблюдать правила. Вы, кажется, хорошо информированы, и я уверена, что вы в курсе. Поверьте мне, это будет проще для всех, если вы будете придерживаться кодекса. — Я смотрю на Джексона. — Это означает, что не нужно проявлять неуважение ни к кому из элиты и не приставать ко мне.

— Я не играю по правилам, детка, — говорит Джексон, накручивая на палец прядь моих волос. — Я был рожден, чтобы нарушать их. — Он шевелит бровями, и легко понять, почему так много девушек поддаются его чарам.

Согласно мельнице сплетен, парней выгнали из их частной Нью-йоркской академии за участие в оргии с несколькими молодыми преподавательницами и наркотики.

— И я бы нарушил все правила ради тебя, — добавляет он, его теплое дыхание обдувает мое лицо.

— Меня это не интересует. — Я делаю шаг назад, чтобы рассеять туман в голове. Я думаю, у меня есть около десяти секунд, прежде чем появятся парни и возьмут управление на себя. Я не могу потерять лицо перед новичками. — И не говори, что я тебя не предупреждала.

Я разворачиваюсь на каблуках и, вздернув подбородок, шагаю обратно к нашему столику.

— Какого хрена, детка? — Трент предсказуемо шипит, когда я возвращаюсь на свое место.

— Не начинай, Трент. Я либо контролирую ситуацию, либо нет. — Мы встречаемся лицом к лицу, и за столом опускается зловещая тишина.

— Ты все контролируешь, — подтверждает Дрю. — Но я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Я думаю, что это умный ход, — вмешивается Чарли. — Держи своих врагов близко и все такое.

— Но не слишком близко, — язвит Трент.

— О, детка. Сильно ревнуешь? — мне нравится обращать его слова против него самого.

— Из-за этого придурка? — он смотрит на Джексона через плечо. — Чертовски маловероятно.

Глава 4

Я отправляюсь в уборную перед возобновлением дневных занятий и натыкаюсь на расстроенную Рошель. Подружки окружили ее, пытаясь утешить любым возможным способом. Все четыре головы поворачиваются стоит мне войти, но я игнорирую их, занимаясь делами и держа маску на месте, когда подхожу к раковине, чтобы вымыть руки.

С тех пор как я зашла, они не разговаривали, но точно знаю, что им есть что сказать. Я почти чувствую, впивающиеся мне в спину кинжалы, когда вытираю руки. Я оборачиваюсь и направляюсь к Рошель, испытывая отвращение к синякам, расползающимся по ее шее и выстилающим горло.

И это только те, что я вижу.

Трент — гребаное животное, и волна раскаяния бьет меня по лицу. Отправив его к ней прошлой ночью, я испытала облегчение, но теперь чувствую себя отчасти ответственной за эти отметины.

— Ты в порядке? — интересуюсь я.

— Как будто тебе не все равно! — огрызается она.

— Я знаю, что это не в первый раз. Почему ты продолжаешь возвращаться за добавкой?

— Потому что я люблю его!

Она толкает меня в грудь, но я окрепла после балета и еженедельных занятий с инструктором по самообороне, и едва вздрагиваю.

— Он никогда не полюбит тебя в ответ.

— Потому что ты думаешь, что он любит тебя? — усмехается она, оглядывая меня с ног до головы так же, как я оглядывал ее раньше.

— Потому что единственный человек, которого Трент любит, — это он сам.

— Как скажешь, сука. Ты жалкая и не можешь удовлетворять его достаточно долго, чтобы держать подальше от моей постели.

Я больше не могу позволять ей оскорблять меня. Если бы эта беседа была только между нами двумя, то могла бы рискнуть, но не с аудиторией. Схватив за руку, я заламываю запястье за спину и прижимаюсь прямо к лицуРошель, когда она морщится.

— Давай проясним одну вещь. Он был в твоей постели потому, что я разрешила. И я могу забрать это разрешение так же легко, как и дала его.

Ей не нужно знать, что Трент уже сам все решил.

— Похоже, ты заблуждаешься, и пришло время мне тебя просветить. Я принадлежу к элите. — Я сильнее выворачиваю ее запястье, и она вскрикивает от боли. Никто из ее так называемых друзей даже не пытается помочь, и я рада, что хотя бы некоторые девушки достаточно умны, чтобы подчиняться кодексу. — И эти правила тоже относятся ко мне. Я была снисходительна к тебе, но это закончится прямо здесь и сейчас.

У меня достаточно забот с новыми парнями, и мне нужно убедиться, что Рошель получит сообщение. Выкручивая ее запястье еще сильнее, я слышу хруст, когда ломается кость. Слезы текут из ее глаз, в то время как позади меня раздаются потрясенные вздохи.

— Еще раз перейдешь мне дорогу, и в итоге получишь не только сломанное запястье.

Я не жду ответа, перекидываю волосы через плечо и выхожу из уборной.

***

Остальная часть недели проходит без происшествий. Джексон и Сойер не высовываются и держатся от нас подальше. Я не настолько наивна, чтобы думать, что моя маленькая ободряющая речь сработала. Нет. Они выжидают своего часа. Ждут, когда появится Маршалл и когда ребята уедут, до того как сделать первый шаг. Я в этом уверена.

За обедом они занимают одно и то же место в кафетерии, всегда сидят сами по себе, но никто из нас не упускает из виду тайные взгляды, которые бросает на них большая часть женского населения.

Пятница — последний день ребят в школе перед поездкой длиною в месяц. Вчера вечером мы провели совещание у нас дома и обсудили планы в их отсутствие. Итак, мы ждем Сойера и Джексона за их столиком в кафетерии, по предварительной договоренности.

— Комитет по встрече? — Джексон хлопает себя ладонью по груди. — Для меня? Тебе не следовало этого делать.

— Ты всегда так драматизируешь? — спрашиваю я, складывая руки на груди.

— Всегда. Теперь тебе интересно, детка?

— Нет, даже если бы ты был последним парнем на Земле, и выживание человечества зависело от нас, — лгу я, потому что, честно говоря, если бы я была свободна трахаться с кем захочу, то он был бы одним из кандидатов.

— Ой, — невозмутимо произносит Сойер, источая смертельное очарование. — Я вижу, слухи о твоих когтях не беспочвенны.

— Хватит, — рычит Трент. — Мы хотим встретиться. После школы. Западная автостоянка. Не опаздывайте.

***

— Вы опоздали, — говорит Дрю, когда двое подражателей подходят к нам спустя десять минут после того, как парковка опустела.

— Что ты собираешься делать? — Джексон насмехается. — Пожалуешься на нас, выдашь письменный выговор?

— Может быть, Эбигейл сломает кому-то из нас кости, — добавляет Сойер, давая мне понять, что он слышал о Рошель.

— Не искушай меня, осел.

— Это также чертовски заводит меня, — добавляет Джексон, выпячивая бедра вперед.

— Есть ли что-нибудь, что тебя не заводит? — парирую я.

— Другие парни и Кардашьян, — выпаливает он, притворно дрожа. — Но, кроме этого, не так уж много.

— Мы не приглашали вас сюда на час комедии, — вмешивается Чарли. — Где Кэмден Маршалл?

— Почему ты хочешь это знать, и почему, черт возьми, мы должны тебе говорить? — едко отвечает Сойер.

— Если ты забыл, мы управляем этой школой, и нам не нужно давать объяснения, — сказал Дрю.

Джексон пожимает плечами, откидываясь на капот машины Трента, закуривая косяк.

— Ему нужно было заняться семейным дерьмом, но он будет здесь в понедельник. Что-нибудь еще, ваше высочество?

Я подавляю смешок. Сойер осторожно наблюдает за мной краем глаза, ничего не упуская, и это помогает устранить внезапный взрыв веселья.

— Мы на некоторое время уезжаем из штата, — говорит Трент.

— Мы уже получили памятку, — говорит Сойер, скрещивая руки на груди. — Паркхерст, верно?

— Что, черт возьми, ты знаешь о Паркхерсте, — требует Трент, прищурив глаза.

— Мы знаем достаточно. — Сойер выпрямляется, позволяя рукам упасть по бокам, когда напряжение разливается в воздухе.

Я слышала упоминания о тренировочном лагере для мужчин-представителей элиты, Паркхерсте, на протяжении многих лет, но не смогла узнать ничего о том, что это за лагерь и что там происходит. Никакое количество взяток не действует ни на одного из парней. Очевидно, они дали клятву не обсуждать это с посторонними, включая и женскую элиту. Это было основным источником напряженности между нами на протяжении многих лет, так что я понятия не имею, как Джексон и Сойер узнали об этом.

Чарли, Дрю и Трент обмениваются взглядами, но я не могу в этом разобраться. Джексон выглядит удивленным, в то время как Сойер находится в состоянии повышенной готовности, зная, что он нажал на кнопки, ожидая их реакции.

Дрю прочищает горло.

— Эбигейл контролирует ситуацию в наше отсутствие. — Он подходит прямо к Сойеру. — Если кто-нибудь из вас доставит ей неприятности, вы будете отвечать перед нами, когда мы вернемся.

— Дрожим и ссымся в наши ботинки, — бросает в ответ Джексон, полностью откидываясь на капот, выпуская в воздух круги дыма.

— Убирайся нах*й с моей машины, — рявкает Трент.

Джексон соскальзывает с машины и неторопливо направляется к Тренту, протягивая ему косяк.

— Тебе нужно остыть, чувак.

— Черт. Ты. — Трент отводит его руку в сторону.

— Говорил же тебе, чувак, что это не моя сцена. Я любитель киски, до мозга костей. — Он посылает дьявольский взгляд в мою сторону, и я не могу решить, храбрый он, глупый или просто ему насрать. — Тебе нужно чаще ездить на его члене, красавица. Может быть, тогда он, бл*дь, успокоится.

— Лаудер. — Сойер пристально смотрит на Джексона с предостерегающим выражением лица, и он поднимает одну ладонь в примирительном жесте.

— Я виноват. Эбигейл за главного. Не приставай к ней. Понял. — Джексон ухмыляется, и мне интересно, беспокоит ли что-нибудь этого парня.

— Мы закончили? — спрашивает Сойер.

— Передай сообщение своему приятелю Маршаллу, — добавляет Чарли, когда Трент берет меня за руку, направляя к машине.

— Наслаждайтесь отпуском, — говорит Сойер, четко произнося это слово, отчего у меня на затылке встают волосы. Затем они уходят, как будто у них нет никаких забот в этом мире.

***

— Я буду скучать по тебе, детка, — мурлычет Трент, застегивая штаны.

Я уж точно нет. Я не понимала, что удовлетворение потребностей Трента означает ежедневное опускание на колени, но делаю то, что должна, и нельзя отрицать, что теперь, когда я осыпаю его любовью, он более податлив,

— Я тоже. Эта неделя была хорошей, — вру я, обнимая его за шею и прижимаясь к нему всем телом, борясь с желчью, подступающей к горлу.

— Помни, что я сказал, — говорит он, просовывая руку под юбку и обхватывая голые ягодицы. — Мне нужны фотографии и видео. Ежедневно. Потребуется куча вариантов для фантазий при мастурбации.

Ублюдок.

— Я не забыла. — Но, если он думает, что я буду посылать ему откровенные фотографии, то явно бредит. Ни за что бы я не дала ему оружие, которое можно было бы в будущем использовать против меня. Ни единого шанса, даже в аду.

— Положись на парней, если нужно, — напоминает он мне. — Особенно Чед. Он сделает все, что потребуется.

— Перестань волноваться. У меня все под контролем, — говорю я с большей уверенностью, чем чувствую.

— Веди себя хорошо. — Он крепко целует меня, прижимая к себе, затем отпускает и выходит из комнаты.

Я плюхаюсь на кровать, вздыхая с облегчением. Один месяц свободы от минетов, наказывающих поцелуев и притворства. Я молча поднимаю кулак в воздух.

Тихие всхлипывания Джейн выводят меня из эйфорического настроения, и я приподнимаюсь на локтях, когда брат входит в мою спальню, держа под мышкой плачущую невесту.

Бедная Джейн. Не видеть Дрю в течение месяца-все равно что отрубить жизненно важную конечность. Эти двое связаны прочной нитью, так что ей будет трудно. Я вскакиваю и обнимаю брата одной рукой, потому что Джейн отказывается отпускать его.

— Я присмотрю за ней, — обещаю, целуя Дрю в щеку.

— Я знаю, что ты это сделаешь, — говорит он, целуя меня в макушку. — И позаботься о себе тоже. Мне нужны ежедневные отчеты.

Я киваю и вырываю подругу из его объятий. Дрю целует ее в последний раз, шепчет на ухо, а затем уходит, проводя рукой по волосам, его разочарование и беспокойство ощутимо.

— Тише, детка, — говорю я, обнимая Джейн. — Он не собирается уходить навсегда. Он вернется раньше, чем ты успеешь оглянуться.

— Ты можешь мне не говорить об этом. Я знаю, — хнычет она, вытирая горячие слезы, бегущие по лицу.

— Что сказать? — хмурюсь я.

— Что я жалкая. — Она слегка смеется, присаживаясь на край кровати, длинные светлые волосы падают прямыми линиями вокруг ее лица.

Я опускаюсь рядом с ней.

— Не делай этого. Не принижай себя. Ты любишь его и будешь скучать по нему. В этом нет ничего постыдного.

— Как ты думаешь, в том лагере есть девушки? — ее бледно-голубые глаза блестят от еще не пролитых слез.

Я качаю головой.

— Это тренировочный лагерь только для мужчин.

Хотя я уверена, что в учреждении есть женский персонал, и они, вероятно, приводят проституток и стриптизерш для тех, кто хочет трахаться, как Трент, но я не буду делиться своими теориями с Джейн, потому что это ее расстроит.

— Почему ты спрашиваешь?

Она смотрит на меня так, словно у меня выросло десять голов.

— Дрю привык к регулярному сексу, и мы никогда раньше не расставались так надолго. Что, если он поддастся искушению?

— Во-первых, фу. Во-вторых, мой брат боготворит землю, по которой ты ходишь, и он никогда тебе не изменял, так зачем ему начинать сейчас?

Неужели она не понимает, что в ее руках вся власть? Дрю влюблен в нее, и я, честно говоря, не думаю, что он поставит под угрозу то, что у них есть. И по причинам, которые я еще не выяснила, Дорогому папочке нужен этот союз с Фордами. Он ничего не делает без определенной цели, и он не женил бы Дрю, если бы не получил от этого что-то ценное. Я никогда не понимала, почему Дрю так жаждет одобрения нашего отца, поэтому он не сделает ничего, что может испортить эти отношения. Я в этом уверена.

— Я знаю, что он не стал бы намеренно изменять мне, — она закусывает губу. — Наверное, я веду себя глупо. Меня просто бесит, что мы не знаем, что там происходит. Что, если это более сложная версия секс-темницы твоего отца, и именно поэтому они утверждают, что ничего не могут нам сказать?

Я бы с удовольствием рассмеялся ей в лицо, но это вполне возможно. Я никогда не думала, что там происходит именно это, но кто сказал, что она не права?

— Может быть, так оно и есть, — говорю я, пожимая плечами. — Но мы никогда не узнаем, так что лучшее, что ты можешь сделать, это выбросить эту мысль из головы и сосредоточиться на факте, что мой брат глубоко любит тебя. Он не сделал бы ничего, что причинило бы тебе боль.

— Ты права, — говорит она, оживляясь. — И есть множество способов сохранить нашу сексуальную жизнь, даже если мы не делим одно и то же воздушное пространство.

Я толкаю ее локтем в ребра, и она с ворчанием падает с кровати.

— Ты это заслужила, — бормочу я. — Если ты не хочешь, чтобы меня вырвало, пожалуйста, перестань упоминать сексуальную жизнь моего брата.

Она хихикает, забирается обратно на кровать, и мы смотрим телевизор, пока она не уходит, и договариваемся встретиться завтра за ланчем в городе.

Я принимаю душ, переодеваюсь в пижаму и высовываю голову в коридор, говоря Луису, что я устала, собираюсь посмотреть телевизор и завалиться спать.

Его взгляд задерживается на моей груди без лифчика слишком долго, и я вижу, что некоторые вещи не изменились. Ты думаешь, жизнь его чему-то да научила. Но нет. Его склонность трахать малолеток — причина, по которой я могу улизнуть, когда мне это удобно, пока он на смене.

Я заметила какой он извращенец и спланировала западню: пригласила пару девушек из внутреннего круга на одну ночь с ночевкой, устроив так, чтобы обе девушки ясно выразили свой интерес. Луис не настолько стар. Думаю, лет двадцати пяти-тридцати, и он симпатичный, если вам нравятся парни с коротко стриженными волосами, упаковкой из шести кубиков и небольшим количеством серого вещества. Я выбрала двух девушек, которым нравятся парни постарше, зная, что они будут в восторге и готовы принять вызов.

Честно говоря, это было все равно что кормить конфетами невинного ребенка.

Даже проще, чем я предполагала.

Луи был так занят, трахая их, что не заметил, как я фотографирую из тайника в шкафу. Теперь я размахиваю этими снимками над его головой всякий раз, когда мне это нужно. Обе девушки не достигли совершеннолетия, так что он не только потеряет работу, но и отправится в тюрьму. Теперь он ненавидит меня до глубины души, но мне все равно, если он закрывает глаза на все что я делаю и когда мне это нужно.

Луис — подлец, и я не чувствую себя виноватой за то, что подставила его, потому что он этого заслуживает, но я ненавидела шантажировать Оскара.

Оскар — самый приятный из двух назначенных мне телохранителей. Ему за сорок, он женат, у него двое детей, и он набожный семьянин. Эта работа значит для него многое, она приносит много преимуществ для здоровья и образования его детей, и он не будет подвергать это опасности.

Итак, я знаю, что он никогда не расскажет подробности о той ночи после похорон моей тети, когда я улизнула, вернувшись только ранним утром. Он не знает, куда я сбегала. Что я была на грани того, чтобы покончить с жизнью, пока горячий незнакомец не спас меня. Или что я отдала ему свою драгоценную девственность. Но он знает, что потерять меня из виду на шесть часов — это наказуемое преступление, вот почему я сейчас держу его за яйца. Мне это не нравится, но я делаю то, что должна.

Заперев дверь спальни изнутри и включив телевизор на полную громкость, я сменила пижаму на черные узкие джинсы, черную майку и легкую черную толстовку с капюшоном. Я зашнуровываю кроссовки, убираю волосы в конский хвост и натягиваю капюшон на голову, прежде чем исчезнуть в секретном туннеле за стеной.

Я обнаружила туннель по чистой случайности четырнадцать месяцев назад. Я набросилась на стену в приступе ярости после жестокого спора с папой, нажимая при этом на скрытый рычаг и наблюдая, со слезами, высыхающими на щеках, как деревянная обшивка отодвигается, открывая набор крутых лестниц.

Теперь я спускаюсь по лестнице, дорожка передо мной автоматически загорается, когда моя нога касается нижней ступеньки. Панель закрывается за мной, и я целеустремленно иду по гранитному полу.

Я была заинтригована, когда впервые сделала это открытие, потому что ожидала увидеть пыльный, влажный, ветхий старый туннель с паутиной, плесенью и осыпающимися стенами, потому что наш дом был построен в восемнадцатом веке. Но сразу стало очевидно, что этот туннель был более современным дополнением с чистыми каменными стенами, гранитным полом, автоматическим освещением и электронными запирающими механизмами.

Наш роскошный особняк принадлежал семье Мэннингов на протяжении многих поколений, перешел к маме после того, как ее отец умер, когда мы были детьми. Единственной оставшейся в живых родственницей мамы была ее сестра Женевьева, но она отказалась от семейного бизнеса, как только окончила колледж, взяла свой трастовый фонд и переехала в Алабаму, где управляла собственной сетью цветочных магазинов, пока не скончалась пять месяцев назад.

Таким образом, ответственность за поддержание семейных традиций Мэннинга легла на маму.

Как и у меня, я знаю, что у нее не было особого выбора.

Ее брак с моим отцом был необычным, потому что его семья не занимала такого же положения. Мама умерла, когда мне было семь, так что я так и не узнала от нее всей истории, и я провела годы, задаваясь вопросом, почему дедушка выбрал Майкла Херста ей в мужья. Я знаю, что их брак не был счастливым, и я до сих пор помню, как слышала крики матери, когда этот ублюдок избивал ее, но так много вопросов осталось без ответа.

Например, кто построил этот туннель и зачем?

Тетя Женевьева кое-что рассказала мне на смертном одре. Передала веру в то, что мой отец организовал автомобильную аварию, унесшую жизнь моей матери. Она уговаривала меня уйти. Выйти наружу. В ужасе от того, что меня ждет та же участь. Ее теории и смерть заставили меня броситься в море той ночью, и мне стыдно признаться в этом даже самой себе, потому что она доверилась мне, не чтобы покончить со мной. Причинить боль. Она сделала это, чтобы спасти меня. И если бы я покончила с собой той ночью, я бы посмеялась над ее доверием.

Я наклоняюсь перед дверью, отрываю камень от стены и достаю коробку,которую я там спрятала. Я набираю код на цифровой клавиатуре, и крышка открывается. Достав одноразовый телефон, я набираю сообщение Ксавьеру, подтверждающее, что я буду на месте назначения через двадцать минут. Застегивая сотовый в кармане толстовки, я беру немного наличных и пистолет, проверяю, на предохранителе ли он, засовываю его за пояс брюк и выхожу в темную ночь.

Глава 5

После приятного обеда с Джейн на следующий день я возвращаюсь домой, ругаясь себе под нос, когда замечаю знакомые серебристые и черные машины, припаркованные перед входом.

Отец Трента, как несносный богатый придурок, у которого больше денег, чем здравого смысла, водит «Majestic S70» — самый популярный автомобиль «Мэннинг Мотор». Отец Чарли же, к большому отвращению моего отца, настаивает на серебристом «Bentley». Я испытываю тайный трепет от его непослушания, и мне нравится, что он бросает вызов традициям разными способами. Не поймите меня неправильно, Чарльз чтит старые традиции, но всегда ищет способы модернизировать наследие, и, если бы это зависело от него, большинство древних архаичных правил было бы отброшено.

Я вздыхаю, подходя к дому, надеясь, что их планы не изменились. Я предполагала, что отцы уже уехали в Паркхерст, и мне не терпелось несколько дней не видеть Дорогого папочку. Иметь дом в полном распоряжении — это всего лишь иллюзия свободы, но я беру победы там, где могу их получить.

Я ступаю в мраморный вестибюль, тихо закрывая за собой тяжелую дверь из красного дерева. И, стуча каблуками-шпильками по полу, сразу же направляюсь в кабинет отца, глубоко задумавшись.

Теперь у меня есть возможность сбежать благодаря небольшому наследству, которое тетя Женевьева оставила мне в тайне от отца. Конечно же есть припрятанные в разных местах наличные, но большая часть, оставленных мне, миллионов надежно лежит на оффшорном счете, который она открыла на мое имя. А, благодаря связям Ксавье, у меня есть поддельное удостоверение личности и другие необходимые документы, надежно спрятанные в ящике в туннеле.

Но я не настолько наивна, чтобы думать, что могу исчезнуть без следа. Я верю, что отец подстроил смерть матери, потому что она пыталась сбежать и планировала забрать меня и Дрю с собой. У меня есть смутные воспоминания, как незадолго до смерти она говорила, что мы переезжаем в новый дом.

Знаю, что, если бы я исчезла, отец сделал бы все возможное, чтобы найти меня. Я отказываюсь оглядываться через плечо всю оставшуюся жизнь, поэтому нужно обезопасить себя. Нужно шантажом заставить отца отпустить меня, поэтому я использую любую возможность разузнать хоть что-то.

Отцы все еще здесь, а это означает, что что-то произошло, и я хочу знать, что именно.

Я останавливаюсь перед большим зеркалом инкрустированным золотом, наношу блеск для губ и провожу расческой по волосам. Затем я провожу руками по облегающему красному платью, тщательно проверяя отражение, убеждаясь, что я выгляжу женственно и изысканно.

Отец не разрешает мне ходить по городу, если я не одета соответствующим образом, и я давно перестала бунтовать против этого.

У меня есть битвы поважнее.

Довольная своим внешним видом, я решительно стучу в дверь кабинета и, не дожидаясь приглашения, захожу внутрь.

Трое мужчин поднимают головы, когда я вхожу в комнату. Чарльз Бэррон старший, тепло улыбается мне. Папа хмурится, а Кристиан Монтгомери, мой будущий тесть, раздевает меня глазами так, что тело пробирает неприятная дрожь. Гребаный подонок.

— Что я тебе говорил о том, чтобы врываться сюда? — рявкает отец, взбалтывая янтарную жидкость в стакане в руке.

— Я постучала, — хлопаю ресницами с самым невинным выражением лица.

— Чего ты хочешь, Эбигейл? — вздыхает он.

— Я хотела напомнить тебе о балетном концерте в следующую пятницу. Ты ведь успеешь на него?

Отец наклоняется вперед в кресле, пристально глядя на меня.

— Я буду там. Я когда-нибудь пропускал хоть одно выступление?

Нет, но ты ходишь на них не потому, что хочешь подбодрить меня или гордишься мной. Ты там, потому что этого от тебя ждут.

— Ладно. Счастливого пути, отец.

Я киваю отцам Чарли и Трента.

— Мистер Бэррон. Мистер Монтгомери.

Когда я выхожу из комнаты, я оставляю дверь слегка приоткрытой, не настолько, чтобы они заметили, но достаточно, чтобы я могла подслушать все, что они скажут.

— С каждым днем она становится все больше похожа на Оливию, — говорит Бэррон.

— Не напоминай мне, — рычит мой отец.

— Мой сын — счастливый человек, — добавляет Монтгомери.

— Нам нужно закончить это дело и отправляться в путь, — говорит мой отец.

— Мы можем использовать это в наших интересах, — спокойно произносит Бэррон. — Они пришли к нам. Они на нашей территории. Мы можем контролировать, как это будет происходить.

— Время не могло быть еще хуже, — огрызается мой отец.

— Это сделано намеренно, — соглашается Монтгомери. — Она сможет с этим справиться?

— Она крепче и жестче, чем кажется.

— Все женщины слабы, особенно хорошенькие, — отвечает осел Монтгомери.

— Это будет хороший тест, — предполагает Бэррон.

— Возможно, — соглашается мой отец. — Но в любом случае выбора нет. Если дела пойдут плохо, наши сыновья наведут порядок, когда вернутся.

— Итак, мы договорились, — говорит Бэррон. — Мы не будем вмешиваться.

— На данный момент, — добавляет Монтгомери.

Скрип стульев предупреждает меня о надвигающейся опасности, и я снимаю туфли и бегу по коридору босиком в спальню.

Я неловко сгибаю руки, изо всех сил пытаясь застегнуть молнию на платье на спине, когда дверь неожиданно распахивается. Паника тяжелым грузом давит мне на грудь, когда я оказываюсь лицом к лицу с будущим тестем. Оскар стоит в дверном проеме позади него, почти не пытаясь скрыть гнев.

— Ты не против? — говорит Кристиан Монтгомери, отталкивая телохранителя и захлопывая дверь у него перед носом.

— Почему ты здесь? — я выпрямляюсь, упираю руки в бедра, отказываясь поддаваться страху.

— Я хотел напомнить тебе, что ты принадлежишь моему сыну.

Он обходит меня и становится за спиной, откидывает волосы в сторону и без приглашения вцепляется пальцами в молнию. Мурашки бегут по коже, и холодок пробегает по спине. Теплое дыхание обдувает мой затылок, и желчь наполняет рот. Требуется огромное усилие, чтобы не дрожать физически. Или блевать.

— Я все прекрасно помню. Вы не даете мне об этом забыть.

Я бы хотела, но это слишком часто бросается мне в лицо, чтобы когда-нибудь забыть.

— Держись подальше от Маршалла, Лаудера и Ханта, — добавляет он, медленно расстегивая молнию.

— Не знаю, на что ты намекаешь, но я никогда не давала Тренту повода сомневаться в моей лояльности, и я не собираюсь начинать сейчас.

Я вздрагиваю и отчаянно пытаюсь обуздать панику, когда его пальцы касаются обнаженной кожи спины.

Отец Трента всегда смотрел на меня неподобающим образом.

Говорил вещи, которые могли быть неверно истолкованы.

Но он никогда не прикасался ко мне — до сих пор.

Я делаю шаг вперед, нуждаясь в расстоянии, но он скользит рукой по моему животу, крепко сжимает мой локоть, удерживая обе руки, и притягивает обратно к своей груди. Тошнота подступает к горлу, когда я чувствую, как свидетельство его возбуждения давит на меня сзади.

— Эти трое попытаются добраться до нас через тебя, — говорит он слишком близко к моему уху, свободной рукой движется вверх по моему телу и обхватывает грудь.

— Убери от меня свои руки!

Я пытаюсь вырваться из хватки, но он крепче сжимает мой локоть, впиваясь пальцами в кожу, и я знаю, что он оставит следы.

— Это принадлежит моему сыну.

Желудок кисло сжимается, пока он ласкает мою грудь.

Как и я.

Я слышу невысказанные слова, поднимающие панику на совершенно новую вызывающую сердечные заболевания территорию. Отец Трента отпускает грудь, двигается вниз, и я закрываю глаза, когда он обхватывает мою киску через платье.

— Как и эта девственная пизда. Смотри, чтобы так и оставалось.

Потираясь носом о шею, он вдыхает.

— Ты пахнешь так же восхитительно, как и твоя мать.

Он проводит языком по шее, и одинокая слеза стекает из уголка одного глаза, когда новые ужасы всплывают на поверхность.

— Интересно, на вкус и на ощупь ты такая же, как она, — шепчет он мне на ухо, проводя рукой взад и вперед по моей промежности.

— Убери от меня свои руки. Ваш сын не обрадуется, когда я расскажу ему об этом.

Ненавижу, как дрожит мой голос, но телом овладел ужас.

— Ты ни слова не скажешь Тренту, — говорит мой отец.

Он входит в комнату, будто нет ничего необычного в том, что его дочь-подросток подвергается жестокому обращению со стороны его лучшего друга. Голова Оскара опущена, плечи опущены, он стоит в коридоре, и я знаю, что он хочет вмешаться.

— Ты не сделаешь ничего, что подвергнет риску свадьбу или эту семью, потому что тебе не понравятся последствия. — Выглядя скучающим, он игнорирует меня, пристально глядя на своего друга. — Мы уходим.

Я почти падаю в обморок от облегчения, когда Кристиан отпускает меня, отступаю от него и вытираю слезы, чтобы он не заметил.

— Помни, что я сказал, — предупреждает Монтгомери, нагло поправляя эрекцию в штанах. — Держись подальше от этих придурков. Это приказ.

— И не делай ничего, что может опорочить элиту, — добавляет мой отец. — Прояви себя, и мы сможем обсудить вопрос о том, чтобы дать тебе больше ответственности.

Я поднимаю подбородок и придаю лицу уверенное выражение.

— Я справлюсь с этим, отец.

Без дальнейших слов они оба выходят из комнаты, и я жду тридцать секунд, прежде чем упасть на пол и позволить тихим слезам катится по лицу.

Оскар в мгновение ока оказывается рядом со мной и вытирает слезы салфеткой.

— Прости, — шепчет он.

— Не беспокойся, — шепчу я в ответ. — Ты не можешь вмешиваться. Они убьют тебя или выместят это на твоей семье.

Я подслушала достаточно разговоров, чтобы знать, что мой отец и его сообщники не гнушаются похищениями, пытками, убийствами и изнасилованиями.

— Дрю нужно сделать больше для твоей защиты, — шепчет он.

— Как? — пожимаю плечами. — Его руки так же связаны.

Оскар качает головой.

— Дрю-будущий лидер «Мэннинг Моторс», и твой отец готовил его всю жизнь, чтобы занять достойное место в элите. Он мог бы выдвинуть требования, и твой отец согласился бы с ними.

Очень в этом сомневаюсь, но я не в настроении спорить. Я просто хочу стереть последние несколько минут из своей памяти и забыть, что это вообще произошло.

— Я не могу рассказать Дрю о произошедшем, потому что он расскажет Тренту, а тот взбесится.

Или, может быть, я больше боюсь, что он этого не сделает. Что он полностью рассчитывает разделить меня со своим отцом, как только мы поженимся и будем жить в доме Монтгомери. Мать Трента является алкоголичкой-затворницей не без причины.

Его детство было ничуть не легче нашего, и я знаю, что во многом это связано с тем, что его мать развалилась на части, когда скоропостижно потеряла двух лучших подруг. Миссис Андерсон покончила с собой, а затем несколько месяцев спустя моя мать погибла в автомобильной катастрофе, оставив Сильвию без ее ближайших друзей. Элизабет Бэррон, мама Чарли, была приезжей, и у нее никогда не было такой же связи, как у трех других женщин, которые выросли вместе.

У меня болит голова, и я больше не могу думать об этом. Мне нужно проветрить голову, и есть только две вещи, которые мне подходят, — танцы и бег. Я выбираю последнее, поднимаясь на ноги.

— Мне нужно убраться отсюда, — говорю я Оскару, снимая тяжелый бриллиант с безымянного пальца и пряча его в ящик прикроватной тумбочки, где он будет оставаться, пока я не буду вынуждена снова его надеть.

Я уже чувствую себя легче.

— Я подготовлю машину, пока ты переодеваешься.

— Спасибо.

Он нежно целует меня в макушку, и слезы щиплют мне глаза. Он проявил ко мне больше любви и сострадания, чем мой собственный отец, и мне интересно, каково это — расти в окружении любви. Иметь отца, который защищает тебя, вместо того чтобы постоянно бросать тебя на съедение волкам.

***

Я бегу вдоль уединенного пляжа, все быстрее и быстрее передвигая конечности, избавляясь от страха и цепляясь за гнев.

К черту Кристиана Монтгомери.

К черту его сына.

И к черту моего отца.

Они не возьмут надо мной верх.

Они не будут контролировать меня всю жизнь.

Я выберусь отсюда.

И они не остановят меня.

С меня пот льется градом, когда я, наконец, плюхаюсь на землю, ложусь на травянистые дюны и пытаюсь выровнять дыхание. Через пару минут я сажусь, достаю из рюкзака бутылку с водой и жадно пью из нее, даже если вода на данном этапе теплая. Я срываю с себя майку для бега, вытираю ею лоб и струйку пота, стекающую между грудей, а затем выливаю остатки воды на голову, наслаждаясь струйками жидкости, стекающими по лицу, по спортивному лифчику и на разгоряченный торс. Я снова ложусь и закрываю глаза, ощущая лицом тепло от угасающих лучей вечернего солнца.

Море всегда манило меня. Может потому, что пребывание на пляже — одно из немногих оставшихся у меня воспоминаний о матери.

Я все еще вижу ее мысленным взором: длинные волнистые темные локоны, подпрыгивающие повсюду, когда мы вместе мчались к морю. Ее радостный смех, когда мы с Дрю зарыли ее в песок. Ее теплые руки на моей коже, когда она наносила солнцезащитный крем. Безопасность ее рук, когда она вытирала меня насухо полотенцем.

Мама любила пляж, и мы проводили здесь большую часть лета. Думаю, именно поэтому это мое любимое место для бега. Поэтому меня тянет сюда всякий раз, когда мне грустно. Потому что это напоминает мне о ней. Потому что здесь я чувствую себя ближе к ней.

— Пенни за твои мысли, красавица, — говорит глубокий голос, и я резко открываю глаза при звуке приближающихся шагов.

Я сажусь, прищурив глаза, когда Джексон Лаудер подбегает ко мне. Он топлес, одет в черные шорты для бега, которые обтягивают подтянутые бедра, и тугой пресс напрягается во время бега.

— Ты выглядишь так, словно на твоих плечах все заботы мира, — говорит он, опускаясь рядом со мной.

— Я просто думала о маме, — честно признаюсь я.

Его глаза изучают мои.

— Мне жаль, — тихо произносит он.

Он знает. Конечно. Хант явно занимался не только фундаментальными исследованиями.

— Она умерла давным-давно.

Я пожимаю плечами, как будто с этим легче жить. Это правда, что со временем становится легче, но я никогда не перестаю скучать по ней. Не проходит и дня, чтобы я не думала о ней. Где я не задаюсь вопросом, какой была бы наша жизнь, если бы она все еще была здесь. Если бы ей удалось сбежать с нами.

Но мои мечты и шаткая иллюзия разрушительны.

— Никакая мера времени никогда полностью не притупляет боль, — тихо отвечает он.

Как бы мне ни хотелось признавать, но он прав. Я смотрю на него, стараясь не пялиться на великолепное тело и не поддаваться соблазну мерцающих голубых глаз.

— Кого ты потерял?

На его челюсти напрягается мускул.

— Моя сестра. Она была убита четыре года назад.

Оказывается, у нас есть что-то общие.

— Это ужасно. Мне очень жаль.

Он достает зажигалку и сверток из кармана брюк, и мгновенно поджигает. Джексон делает долгую затяжку, а затем предлагает мне. Учитывая его склонность к сигаретам, предполагаю, что это косяк. Я никогда не курила и не принимала никаких наркотиков. Это запрещено, и элита — мои вечные тени на любых вечеринках, которые мы посещаем, и следят, чтобы я не потакала своему любопытству и желаниям.

Но сейчас здесь никого нет. Оскар ждет в машине, и даже если бы он был рядом, то не смог бы меня остановить. Я не слишком задумываюсь, забирая косяк у Джексона, и игнорирую покалывание, пробегающее по моей руке, когда наши пальцы соприкасаются. Я глубоко вдыхаю, дым заполняет мои легкие, прежде чем закашляться от чего на глазах выступают слезы.

Джексон усмехается, забирая косяк обратно.

— Конечно же, это твой первый раз.

Он глубоко затягивается и передает его обратно мне.

— Жить в золотой клетке, должно быть, скучно.

Я делаю еще одну затяжку, закашливаюсь, но не так сильно, как в прошлый раз.

— Ты понятия не имеешь, — бормочу я, возвращая косяк ему.

Стянув резинку с волос, я провожу руками по волосам. Я знаю, что неразумно открываться кому-либо из них, но сегодня я чувствую себя бунтаркой после произошедшего. Отец Трента сказал мне держаться подальше от новых парней, и это мой способ пойти ему наперекор.

Джексон странно смотрит на меня, но ничего не говорит, и мы передаем косяк туда-сюда в уютной тишине. Не требуется много времени, чтобы приятный туман затуманил мой разум, притупил чувства и расслабил конечности. Я плюхаюсь обратно на землю, ухмыляясь ничему особенному, и двигаю руками и ногами туда-сюда, как морская звезда, хихикая про себя.

— Я думаю, что кто-то под кайфом, — дразнит Джексон, наклоняясь ко мне и улыбаясь.

— Я чувствую себя великолепно!

Я продолжаю двигать ногами туда-сюда, как в детстве, когда мы с Дрю часами играли в эту игру на песке, удовлетворенно вздыхая.

— Мне следует чаще курить травку.

Джексон фыркает, затягиваясь еще раз, не сводя с меня глаз.

— Кто вообще так делает? — интересуюсь я. — Выходит на пробежку, а потом курит косяк?

Я подпрыгиваю, раскачиваясь в воображаемом ритме, напевая себе под нос, и отрабатываю некоторые из балетных движений.

— Я делаю все возможное, чтобы заглушить реальность, — глухо произносит он. — Бегать, курить, трахаться, участвовать в гонках.

Он ухмыляется, когда я теряю равновесие на песке и падаю.

Я убираю спутанные волосы с лица, хихикая и извиваясь на песке, и удивляюсь, почему в этом штате травка все еще считается незаконным веществом для тех, кому меньше двадцати одного года. Все, что заставляет вас чувствовать себя так хорошо, должно быть в свободном доступе.

— Тебе следует больше смеяться, — говорит Джексон, угрожающе приближаясь, когда он убирает мои спутанные волосы за уши. — Ты выглядишь еще красивее, когда улыбаешься.

Он проводит большим пальцем по моей нижней губе, и у меня перехватывает дыхание. Хихиканье прекращается, и более сильные эмоции берут верх, пока мы смотрим друг на друга, в воздухе вокруг нас гудит электричество. Моя грудь вздымается, и рой бабочек вторгается в живот, когда я чувствую его прикосновение каждой частичкой себя. Джексон опускает свой взгляд на мой рот и просовывает большой палец между губами.

Я виню травку в том, что делаю дальше.

Мой язык вырывается наружу, пробуя на вкус его большой палец, мягкими движениями касаясь кожи. Он издает низкий стон и обрушивается губами на мои. В мгновение ока мы целуемся так, как будто никогда раньше никого не целовали. Его губы вызывающие, требовательные и голодные, когда он пирует на моих губах, и я отвечаю тем же, что и получаю. Он притягивает меня к своему горячему телу, хватает за задницу и прижимает мои бедра к своим, вдавливая в меня твердую длину, заставляя стонать у его рта. Мои руки движутся по собственной воле, исследуя рельефные линии его обнаженной груди и спины, пока наши рты лихорадочно пожирают друг друга. Звезды взрываются за закрытыми веками, когда его язык проникает в мой рот, облизывая и посасывая, пока он прижимается ко мне бедрами так, что сердце пульсирует от желания.

— Мисс Эбигейл.

Я вскрикиваю от неожиданности, и отрываю рот от Джексона, когда резкий тон Оскара с грохотом возвращает меня на Землю. Я отползаю от Джексона и его дерзкого, понимающего выражения лица, кокетливых глаз и припухших губ, когда реальность того, что я только что сделала, бьет меня по лицу.

— Черт.

Я поднимаюсь на ноги, в то время как Оскар забирает мой рюкзак и сброшенный топ для бега, глядя на Джексона с плохо скрываемым отвращением.

— Увидимся в школе в понедельник, красавица, — говорит Джексон, подмигивая, когда встает. — Я буду с нетерпением ждать нашей встречи.

Глава 6

— Ладно, что тебя так сильно взбесило? — спрашивает Джейн, когда я влетаю к ней в спальню на следующий день.

Я почти ничего не рассказывала, звоня с домашнего телефона, так как знаю, что он прослушивается, но моя лучшая подруга прекрасно читает мое настроение и уже знает, что что-то не так.

— Я сделала кое-что в высшей степени глупое.

Меряя шагами ее комнату, я протаптывая линию на плюшевом ковре.

— Что?

Джейн встает передо мной, берет за руки и ведет к дивану. На большом экране на паузе стоит «Ривердейл», и я закатываю глаза, не удивляясь. Она пристрастилась к этому шоу, но все попытки и меня заставить его смотреть — провалились.

— Я целовалась с Джексоном Лаудером, — выпаливаю я.

Она потрясенно уставилась на меня широко раскрытыми глазами и разинув рот, как у рыбы, вытащенной из воды.

— Скажи что-нибудь, — умоляю я.

Уголки ее рта приподнимаются.

— Он хорошо целуется?

Я стону.

— Потрясающе.

Я скольжу пальцами по губам, и все мое тело покалывает, когда вспоминаю ощущение его губ и рук на мне.

— Но сосредоточься! — толкаю ее в плечо. — Что мне теперь делать? Они предупредили меня, чтобы я держалась подальше от этих парней. Моя работа — держать их в узде, а не целовать!

— Может быть, поцелуи помогут держать их в узде.

У меня отвисла челюсть от подобного заявления.

— Кто ты такая и что ты сделала с моей лучшей подругой?

Она хихикает.

— Я не могу продолжать целовать Джексона, — протестую я. — Это была чудовищная ошибка, и Трент выйдет из себя, если узнает. Но как мне заставить Джексона молчать, не будучи ему чем-то обязанной? — я опускаю голову на руки. — И больше никогда не буду курить травку.

— Ты курила косяк? — кричит Джейн.

Я киваю.

— Это был эпический кошмарный день.

Я рассказываю ей все, что произошло с отцом Трента, и как столкнулась с Джексоном на пляже.

— Боже мой, Эбби. Тебе следовало сразу приехать сюда! Я не могу поверить, что отец Трента сделал это, а твой отец позволил ему!

— Они постоянно вытворяют такую хренотень. — Я окидываю ее серьезным взглядом. — Это мир, в котором тебя насильно выдают замуж.

Я ворочалась во сне, съедаемая мыслями, потому что понимаю, что оставлю ее одну с этим дерьмом, и тогда ей понадобится вся ее сообразительность, если она хочет выжить в браке с элитой.

— Ты должна сказать Дрю. Он знает, что делать.

Я качаю головой.

— Нет. Ты не можешь рассказать Дрю, и мне нужно, чтобы ты пообещала мне это.

Она морщит нос.

— Ты знаешь, что мне не нравится хранить секреты от твоего брата, Эбби, но ты моя лучшая подруга, так что, если ты действительно не хочешь, чтобы он знал, я не скажу ему.

— Спасибо. — Я беру ее руки в свои. — Я знаю, что ты любишь моего брата и хочешь выйти за него замуж, но этот мир порочен и зол, и тебе нужно подготовиться к этому.

— Теперь ты пугаешь меня.

— Хорошо, — я сжимаю ее руки. — Я говорю тебе это потому, что ты должна быть напугана. Они нехорошие люди, Джей. То, что Кристиан Монтгомери сделал в моей комнате, даже не берется в учет и игнорируется, потому что это детская игра по сравнению с их обычным дерьмом. Они не случайно являются одними из самых богатых, могущественных и влиятельных людей в стране. Они подкупали, манипулировали, злоупотребляли и запугивали на своем пути к вершине, и у них нет морального компаса. Никакой совести. За исключением отца Чарли. Я не думаю, что он такой уж плохой, но и хорошим его тоже нельзя назвать. Он ничего не делает, чтобы остановить это.

— Я не совсем невежественна, Эбби. Я знаю, что они не ангелы.

— Они воплощение дьявола, Джейн. Никогда не забывай об этом.

***

Я подъезжаю к дому Джейн рано утром в понедельник, и она забирается в мою машину с шофером, плюхаясь рядом со мной.

— Ты готова?

— Нет. Но я решила, что буду притворяться, будто этого никогда не было. Отрицание — это мое новое любимое слово. Если Джексон что-нибудь упомянет, я буду отрицать, отрицать, отрицать, пока не посинею.

Оскар — единственный другой свидетель, и он не предаст мое доверие, поэтому отрицание кажется единственным выбором. Я не буду просить Джексона молчать и тогда в итоге не буду ему обязана. Вероятно, это то, чего он хочет или ожидает. И на случай, если это не сработает, у меня уже есть Ксавье, который занимается делом, изучает их прошлое, чтобы посмотреть, какие скелеты он обнаружит.

В нашем мире использование слабости является ключевым инструментом выживания. Вот почему я уже заплатила Ксавье небольшое состояние, чтобы найти что-то, что я смогу использовать против своего отца и элиты. Я дам ему еще больше денег, если он найдет компромат и на новых парней. Я заплатила за срочную работу, потому что информация нужна мне уже сейчас. Мне необходимо что-то в арсенале, что поможет пережить этот месяц.

— Если повезет, он будет слишком занят, приветствуя опоздавшего, чтобы сосредоточиться на тебе.

— Надеюсь, Кэмден Маршалл послужит подходящим отвлекающим фактором, но я бы не стала задерживать дыхание по этому поводу.

— Интересно, какой он из себя? — она размышляет, лениво глядя в окно.

— Я провела большую часть прошлой ночи в поисках информации о нем. Но, как ни странно, в интернете нет ни одной его фотографии или его семьи.

— Дрю сказал, что они известны своей замкнутостью.

— По-видимому, это так, судя по сайтам сплетен. У отца Кэмдена есть контракт с компанией отца Сойера «Техксет» — команда технических специалистов двадцать четыре часа в сутки занимается поиском и удалением всех изображений и любого сомнительного онлайн-контента. Я едва смогла узнать о нем что-либо, кроме того, что его отец Уэсли Маршалл — владелец фармацевтической компании под названием «Фемерст» и очень уважаемый филантроп, и он познакомился с Сойером и Хантом, когда они все поступили в частную нью-йоркскую школу пару лет назад.

— Держу пари, он горячий, — размышляет Джейн, когда наш водитель подъезжает ко входу в среднюю школу Райдвилл.

— Конечно, он горячий. Мне не нужна фотография, чтобы подтвердить это. Горячие, богатые придурки всегда держатся вместе. Нам как никому другому должно быть об этом известно.

В зеркале заднего вида я замечаю Оскара, борющегося с улыбкой.

— Только не целуй его, — шепчет Джейн, выражение ее лица наполовину серьезное, наполовину озорное.

— Не волнуйся. Я и близко не подойду к Кэмдену Маршаллу. Поверь мне на этот счет.

***

— Он определенно горячий, — говорит Джейн, когда мы входим в кафетерий в обеденное время. На этот раз Вентворт дежурит у дверей вместе с Генри, и они кивают нам, когда мы проходим мимо. — Мистеру Флемингу пришлось несколько раз сделать выговор Рошель и ее дивам во время занятий английской литературой, потому что они продолжали падать в обморок из-за него. По-видимому, Шелтон на уроке всемирной истории, начала рассказывать какой новенький сексуально привлекательный.

— Предсказуемо.

Чад жестом приглашает меня за наш обычный столик.

— У меня уже подготовлен обед для вас, дамы, — говорит он, выдвигая стул для меня, а затем для Джейн.

— Спасибо тебе, Чед. Это мило и заботливо.

— Подлиза, — безрассудно бормочет кто-то с другого конца стола.

— Я думаю, тебе нравится, когда тебя обслуживают, не так ли… — говорит слишком знакомый голос рядом с ухом, и я резко втягиваю воздух, когда Джексон опускает руки на стол, заключая меня в клетку сильных рук. Он прижимается теплым телом к моей спине, согревая при соприкосновении.

Это дерьмо не может происходить прямо сейчас, поэтому я с силой врезаю локтем ему в живот, нанося резкий удар по краю грудной клетки, зная, что это выведет его из себя. Он теряет равновесие и отступает назад, когда из его рта вырывается громкий звук. Я встаю и поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хант хватает Джексона за локоть, удерживая его от падения.

— Не очень-то по-женски, красавица, — хрипит Джексон, его дыхание немного прерывистое.

— Ты это заслужил.

Я сверлю его взглядом, говорящим: веди себя умно и закрой свой рот.

— У тебя серьезные проблемы с управлением гневом, — говорит Хант, пристально смотря на меня.

— Не притворяйся, что знаешь меня, когда это не так.

— Думаю, что я…

Я делаю шаг в сторону Джексона, предупреждая его взглядом, и он замолкает на полуслове.

— Закрой свой рот, — шиплю я ему в лицо.

— О чем? — спрашивает глубокий, богатый голос позади меня.

Его соблазнительный тон проникает глубоко внутрь меня, вытягивая воспоминания на передний план моего сознания. Мою кожу покалывает, а живот делает странное сальто.

Ни за что, бл*ть. Нет!

Я боюсь обернуться.

Боюсь взглянуть правде в глаза. Боюсь, что это не просто глюк, а реальность.

Потому что я узнала бы этот голос где угодно.

Несмотря на то, что мы почти не разговаривали, каждый аспект той ночи запечатлелся в моем мозгу.

Этого не может быть.

Мое сердцебиение учащается, дыхание становится затрудненным, а в груди порхают бабочки.

Я медленно поворачиваюсь, пытаясь подготовиться к неизбежному, но ничто не могло защитить меня от видения передо мной.

Страстные карие глаза мрачно вспыхивают, когда он смотрит на меня, и холодное, бесстрастное лицо находится за миллион миль от более мягкого, сострадательного взгляда, с которым я была знакома. Рукава белой рубашки закатаны до локтей, демонстрируя чернила на руках, как визитную карточку. У него такая же прическа: волосы коротко остриженны с обеих сторон, с самой длинной частью сверху, уложенной влево. Татуировка в виде черепа, по которой я несколько раз провела пальцами, насмехается надо мной, когда я почти гибну под его ненавистным взглядом. Опасность и сила исходят от него волнами, и вся комната замолкает, когда они, затаив дыхание, наблюдают за нашим обменом репликами.

— Ты Кэмден Маршалл, — шепчу я, изо всех сил пытаясь дышать, несмотря на панику, бушующую внутри меня.

— Да, Эбигейл, — выплевывает он мое имя, будто ему больно произносить его. — И нам нужно поговорить.

Глава 7

— Следуй за мной, — говорю я, гордясь тем, что мой голос не дрожит.

Не выдавая тревоги, пробегающей по моему телу. Кто-то там наверху точно любит надо мной издеваться.

— Я пойду с тобой, — предлагает Чад, материализуясь рядом со мной.

— В этом нет необходимости.

Ни за что на свете я не хочу, чтобы он или кто-либо из его ближайшего окружения находился рядом, чтобы подслушивать.

— Но Трент сказал…

— Трента здесь нет, — огрызаюсь я. — Позаботься о Джейн. Я скоро вернусь.

Я разворачиваюсь на каблуках и выхожу из кафетерия, не потрудившись проверить, следуют ли они за мной. Я иду в главную аудиторию. Никто не отваживается заходить туда в обеденное время, и это самое уединенное место для разговоров.

— Вау, притормози, красавица, — говорит Джексон, дергая меня за локоть.

— Перестань прикасаться ко мне. — отталкиваю его я.

— Это не то, что ты… — он замолкает, когда я бросаю на него свой самый ядовитый взгляд и злюсь, видя довольную усмешку на лице. — Ты тренируешь страшные, злые лица в зеркале перед тем, как придешь в школу? Потому что, должен сказать, твое злое лицо нуждается в доработке.

Я показываю ему средний палец. Да, это ребячество. Но он просто невыносим.

— Так тебе понятнее?

Он запрокидывает голову и смеется.

— Джексон, — предупреждает Кэмден, когда мы подходим ко входу в аудиторию.

Я протискиваюсь через двойные двери, держа спину прямой, а голову поднятой, спускаясь по лестнице, желая, чтобы сбившийся пульс успокоился, мне нужна холодная голова, чтобы справиться с этой ситуацией. Остановившись, подойдя к подиуму, я оборачиваюсь, складываю руки перед собой и сжимаю губы в нейтральную линию, когда они неторопливо приближаются ко мне.

Джексон сверкает фирменной дерьмовой ухмылкой. Школьная форма измята, как будто он никогда ее не гладит, галстук отсутствует, а несколько верхних пуговиц рубашки расстегнуты, открывая вид на загорелую кожу, с которой, к сожалению, знакомы мои руки.

Сойер ничего не выдает, держась уверенно, когда приближается. В отличие от Джексона, его форма свежевыглажена, рубашка застегнута на все пуговицы, а галстук завязан ровно. На его голове нет ни одного неуместного волоска, и он излучает спокойную уверенность в своих силах.

Мой взгляд скользит по парню, которого я изо всех сил пыталась выбросить из головы с той роковой ночи на пляже. Кэмден как электрический шар ненавистной энергии, когда приближается ко мне, даже не пытаясь скрыть отвращение. Он злобно смотрит на меня, его рот скривился в усмешке, но это не умаляет его сексуальности.

Это только заставляет хотеть его еще больше.

Память совсем не воздала ему должное, и я ненавижу, что тело мурлычет от желания, а рот жаждет еще раз ощутить еще вкус.

Я сглатываю комок эмоций, застрявший у меня в горле. Противоречивые эмоции проносятся сквозь меня.

Открытие, что я отдала девственность врагу, одновременно пугает и возбуждает меня. Это еще больше похоже на «Трахни себя» для Трента, но это также означает, что у меня будут еще большие проблемы, если он узнает. Я планирую быть очень далеко от средней школы Райдвилл до запланированного дня свадьбы, но появление здесь Кэмдена означает, что я больше не единственный обладатель этого секрета, и это большая гребаная проблема.

Наряду с тем фактом, что он смотрит на меня так, словно я второе пришествие антихриста.

Увидев меня, он не был шокирован, а это значит, что уже знал, кто я, но он не знал об этом той ночью, когда мы встретились, потому что я сомневаюсь, что та ночь вообще случилась бы, хотя, кто знает.

Если только он не спланировал это заранее?

Желудок сжимается, когда эта мысль приходит в голову, но я отбрасываю ее в сторону. Это не могло быть преднамеренно. Я не планировала ехать на тот пляж той ночью.

Это должно быть совпадением.

Хреновое совпадение, но тем не менее совпадение.

Но это не значит, что он не знал, кто я такая, и не воспринимал мою девственность как какую-то извращенную форму контроля или мести.

Тошнота подступает к горлу, когда мозг пытается разобраться в этом.

И хотя я полагаю, что его отвращение вызвано соперничеством между его видом и моим, я не могу избавиться от чувства отверженности, которое переполняет тело, или от противного внутреннего голоса, который говорит, что он сожалеет о произошедшем. Что для него это значило не так много, как для меня.

— Почему ты ненавидишь меня? — спрашиваю я, когда они останавливаются передо мной, глядя Кэмдену прямо в глаза.

— Если тебе нужно спрашивать, ты еще глупее, чем кажешься.

Его голос лишен эмоций, в отличие от наполненного ненавистью взгляда. Слова проникают глубоко, вскрывая старые раны, и я мгновенно защищаюсь.

— Иди на х*й. — Уголки моих губ изгибаются. — О, моя вина. Я уже сделала это, и это ни в коем случае не было запоминающимся, — вру я.

Глаза Джексона широко распахиваются, а рот открывается, в то время как острый, как бритва, взгляд Сойера мгновенно падает на Кэмдена.

— О чем она говорит? — спрашивает Сойер.

Я молча пинаю себя под зад за ошибку. Я предположила, что его приятели знали, и хотела отбросить то, что у нас было, прежде чем он опередит меня. Но, судя по их реакции, Джексон и Сойер не знали.

Так что, может быть, это не было частью какого-то плана, потому что, если бы это было так, разве его друзья не были бы в этом замешаны?

Фу. Я подавила своенравные мысли. Я могу проанализировать это позже. Прямо сейчас мне нужно сыграть свою партию чисто, и, возможно, я только что усугубила ситуацию. Мне нужно сосредоточиться, потому что теперь они трое знают мой секрет, и я должна найти способ заставить их замолчать.

Челюсть Кэмдена напряжена, и он не отводит глаз от моего лица, отвечая другу.

— Она та девушка с пляжа.

Теперь настала очередь Сойера выглядеть удивленным.

— Тебе нравится трахаться на пляжах, красавица? — Джексон нагло лыбится, подмигивая мне.

— Я была под кайфом, — говорю я сквозь стиснутые зубы.

Кэмден перестает пялиться на меня достаточно долго, чтобы уставиться на Джексона. Напряжение разливается в воздухе.

— Не хочешь уточнить?

Джексон ухмыляется, и мои руки сжимаются в кулаки по бокам.

— Она была со мной в субботу вечером. И она бы прыгнула на мой член, если бы ее телохранитель не помешал.

— Ты первый поцеловал меня! — протестую я.

— Ты поцеловала меня в ответ!

Мои кулаки зудят от желания стереть эту самодовольную ухмылку с его лица.

— Я не знала, что делала!

— Так вот почему я нашел тебя по колено в море, посреди ночи, а соски торчали сквозь шелковый халат? — рычит Кэмден прямо мне в лицо. — Ты тогда тоже был под кайфом? Или это была какая-то жалкая попытка покончить с твоей жалкой жизнью?

— Моя жизнь не жалкая, — вру я, делая шаг назад, ударяясь икрами о край подиума.

— В записке, которую ты мне оставила, говорится об обратном. — Он достает из кармана скомканный листок, разворачивает его и сует мне в лицо. Прежде чем я успеваю схватить его, Сойер выхватывает листок из руки Кэмдена. Джексон наклоняется через его плечо, и они оба читают ее, пока мы с Кэмденом стоим лицом к лицу, прожигая друг друга взглядом.

— О, ты подарил ей драгоценное воспоминание, Кэм, — дразнит Джексон, хлопая приятеля по спине. — И как это было для тебя?

— Ничего особенного, даже меньше, чем ничего, — холодно отвечает Кэм, тем самым проделывая дыру в моем сердце. — Я не трахаю девственниц, и не просто так. Они совершенно не знают, что делать.

Мои щеки вспыхивают, когда Джексон и Сойер хихикают.

— Я должен был просто оставить тебя в море и оказать миру услугу.

Боль пронзает мою грудь, затрудняя дыхание.

Что за придурок говорит такое тому, кто был склонен к самоубийству?

— Это была ошибка. Мы оба можем согласиться с этим. Нет необходимости в этих воспоминаниях. — Я протискиваюсь мимо него, отчаянно желая выбраться отсюда, прежде чем скажу что-то, о чем пожалею.

— Кто, черт возьми, сказал, что ты можешь уйти? — рявкает Кэм, хватая меня за руку и останавливая.

Тепло просачивается от его кожи к моей, восхитительная дрожь пробегает вверх и вниз по рукам, и я ненавижу то, как тело с таким энтузиазмом реагирует на его прикосновения. Я пытаюсь вырваться из его хватки, но она крепка, и чем больше я сопротивляюсь, тем сильнее он сжимает мой локоть.

— Ой.

Я вздрагиваю, когда его ладонь давит на нежную кожу.

Он задирает рукав моей куртки и рубашки, проводя пальцем по существующим отметинам на бледной коже.

— Ты это сделал? — спрашивает он Джексона, его лицо и голос безразличны.

— Нет, — отвечает он, протягивая букву «Т». — Ставлю все деньги на придурковатого жениха.

— Кто это с тобой сделал? — спрашивает Кэм.

— Какого хрена тебя это волнует? — выплевываю я.

— Я не знаю. Речь идет о сборе информации.

Я заливаюсь смехом, все еще пытаясь вырвать у него свою руку.

— И какого черта я должна помогать тебе с этим?

Дерзкая усмешка украшает его рот.

— Ты поможешь. Поверь мне. Ты будешь делать в точности то, что мы скажем.

— Ты бредишь.

— А ты глупая, наивная девчонка, которая думает, что может играть в высшей лиге.

— Ты не можешь появляться здесь и указывать мне, что делать. Я принадлежу к элите. Я говорю тебе, что делать.

Они все покатываются со смеху, и жар ползет по моей шее и щекам. Хотя я ненавижу насилие, потому что знаю, что так правит элита, я больше не буду стоять здесь и позволять им унижать меня.

Мне надоело притворяться милой.

Свободной рукой я тянусь между нами и хватаю его за причиндалы, сжимаю их изо всех сил, гарантируя, что вонзаю свои длинные, ухоженные ногти в плоть. Его хватка на моем локте мгновенно ослабевает, и он издает гортанный рев, ругаясь, когда отшатывается назад, схватившись за промежность. Я использую отвлечение, чтобы проскочить мимо Джексона и Сойера, взбираясь по ступенькам так быстро, как только могу.

— Остановите ее!

Кэм задыхается, в его голосе слышится боль, и я улыбаюсь про себя, ускоряя шаг.

Моя ладонь опускается на дверь как раз в тот момент, когда меня дергают обратно. Я кричу, но чья-то рука закрывает мне рот, когда меня одновременно прижимают к теплой груди. Джексон поднимается по лестнице, направляясь к нам, пока я мечусь в объятиях Сойера.

— Прекрати, бл*ть, двигаться, — скрипит зубами Сойер, спускаясь по лестнице, и я сильно кусаю его за руку. — Твою мать! — кричит он, отдергивая руку, почти теряя хватку, но быстро приходит в себя. — Эта сука укусила меня!

Рука на моей талии напрягается, когда он рычит мне в ухо.

Джексон усмехается.

— Я же говорил тебе, что она была дерзкой.

— Хватай ее за ноги, — инструктирует Сойер.

— Нет!

Я поднимаю ноги вверх, толкая их в живот Джексона, прежде чем он сможет схватить меня.

Слава Богу за балет и его способность укреплять икры.

Выражение лица Джексона комично, когда он шатается, его руки размахивают, когда он изо всех сил пытается сохранить равновесие.

Сойеру нужно сделать выбор.

Бросить меня или позволь другу рискнуть получить травму.

Я падаю, как мешок с картошкой, мои ботинки разлетаются в разные стороны, когда Сойер тянется к Джексону, в самый последний момент сжимая рубашку, останавливая его и удерживая.

Не обращая внимания на боль, рикошетом проносящуюся по позвоночнику, я отползаю, вскакиваю на ноги и во второй раз бегу к двери. Адреналин бурлит в венах при звуке бегущих шагов позади меня. Я задыхаюсь, когда протискиваюсь через двойные двери в пустой коридор, думая, что я на свободе, когда меня внезапно дергают за волосы.

Крик вырывается из горла, когда жгучая боль опаляет кожу головы. Меня тащат обратно в аудиторию за волосы, и слезы текут из глаз, когда меня прижимают к стене. Лицо Кэма — маска страшной агрессии, когда его рука сжимается вокруг моего горла, и я отрываюсь от земли. Я вцепляюсь в руку,паникуя, пытаясь набрать в легкие достаточно воздуха. Стена дребезжит, когда он трясет меня, крепче сжимая шею и прижимаясь своим телом вплотную к моему.

— Давай проясним одну вещь, Эбигейл. Ты принадлежишь нам. Ты наша, и мы можем делать с тобой все, что захотим.

Он прижимается своим тазом к моему, гарантируя, что я почувствую его твердеющую длину, и меня должно тошнить от того, что это его заводит.

Но я тоже возбуждена.

Похоже, я еще более облажалась, чем думала.

— Еще раз выкинешь такое дерьмо, и я сверну тебе шею.

Он впивается пальцами мне в шею, они как острые иглы, и в моих глазах вспыхивают черные точки.

— Кэм, она синеет.

Сойер бесстрастно смотрит на меня, когда говорит, но я замечаю намек на беспокойство в его тоне. Хотя, вероятно, это больше направлено на друга, чем на меня.

— Чувак. — Джексон дергает его за руку. — Хватит.

На этот раз ухмыляющийся, кокетливый взгляд стерт с его лица.

— Мы должны придерживаться плана.

Кэм смотрит на меня в последний раз, прежде чем отпустить.

— У нас новый план, — говорит он, потирая руки о перед серых штанов, будто ему противно.

Я падаю на землю, почти не чувствуя боли, когда моя задница ударяется о пол, слишком занятая всасыванием столь необходимого воздуха, чтобы должным образом ощутить этот нежелательный удар.

Он наклоняется передо мной, вытирая большими пальцами мои глаза, его кожа испачкана размазанной тушью.

— Ты в полном беспорядке. Приведи себя в порядок, сейчас же.

Он стоит, нависая надо мной, как будто думает, что он какой-то бог. Я поднимаю руку и показываю ему средний палец, потому что у меня слишком болит горло, чтобы осыпать его оскорблениями.

— Это мило, что ты думаешь, что у тебя здесь есть хоть какой-то контроль.

Он снова дергает меня за волосы, и я вскрикиваю.

— Поздравляю, детка, ты наша новая игрушка.

Джексон прислоняется к стене, его глаза загораются пониманием.

— Я не чья-то игрушка, — хриплю я, съеживаясь от того, как хрипло звучит мой голос.

— О, но это так, — отвечает Кэм со злой улыбкой. — Ты будешь делать то, что мы хотим, когда мы этого захотим, потому что, если ты этого не сделаешь, я скажу твоему отцу и жениху, что ты уже отдала девственность мне.

— Ты не можешь! — Я с трудом поднимаюсь на ноги. — Они убьют меня!

Отец задушит меня голыми руками, если я разрушу сделку, которую он заключил с отцом Трента.

Кэм запускает руку в мои волосы, сжимая их в кулак и заставляя голову откинуться назад под неудобным углом. Я сдерживаю всхлип. Он прижимается своим лицом к моему, его губы кривятся в отвращении, когда его пристальный взгляд скользит по мне.

— Я выгляжу так, будто мне не все равно?

Мое сердце колотится в груди, и я ненавижу, что его злобные слова и резкие взгляды причиняют мне такую боль.

Ненавижу, что он запятнал единственное хорошее воспоминание, которое у меня было.

Ненавижу, это, как и все остальное в моей жизни, потому что — это все одна гигантская ложь.

Глава 8

Парни ждут у моего шкафчика после последнего урока, и мои руки автоматически сжимаются в кулаки.

— Чего они хотят? — шепчет Джейн, выглядя испуганной.

— Я не знаю, и мне все равно, — вру я, поднимая подбородок и вызывающе глядя в их сторону.

— Привет, красавица, — говорит Джексон, подмигивая, когда я останавливаюсь перед шкафчиком.

— Отвали, Джексон.

Ненавижу, как хрипло я говорю, и я весь день уклонялась от вопросов по этому поводу. Я толкаю его локтем в ребра, отпихивая в сторону, открываю шкафчик и беру нужные мне книги. Сойер стоит по другую сторону от Джейн, настороженно глядя на нее, и я почти чувствую ее страх отсюда.

— Перестань на нее смотреть, — огрызаюсь я.

Кэм захлопывает мой шкафчик, прежде чем я успеваю подготовиться, и прищемляет мне указательный палец.

— Ублюдок! — кричу я, роняя книги, когда боль пронзает руку.

Джексон падает на землю, поднимая их, в то время как я бросаю на Кэма ядовитый взгляд. Я сознаю, что мы собрали толпу, и студенты, толпящиеся в коридоре, горят желанием узнать, что происходит.

— Похоже, ты не получила сообщение раньше, — продолжает Кэм, его взгляд на мгновение опускается к моим губам. — Ты не указываешь нам, что делать… Мы. Владеем. Тобой.

Джейн бормочет что-то позади меня, и я подготавливаю целую автоматную очередь из множества ругательств, когда теплая рука заползает мне под юбку, проводит по бедру, и я визжу. Я отскакиваю, застигнутый врасплох, и натыкаюсь на Джейн.

— Убери от меня свои руки! — рявкаю на Джексона.

Он поднимается на ноги с притворно невинным выражением на лице, когда протягивает мне книги.

— О, да ладно тебе, мы оба знаем, как сильно ты любишь чувствовать мои руки на себе.

Он говорит это слишком громко, нарочно, и все нетерпеливые свидетели прислушиваются. Некоторые записывают на телефон.

Я спокойно передаю книги Джейн. Затем мило улыбаюсь Джексону и бью его по лицу. Его голова откидывается назад, и из носа брызжет кровь, маленькие пятна падают на нас с Кэмом.

Джексон хватается за шкафчики, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах, шок отражается на великолепном лице. Кэм выглядит потрясенный на долю секунды, но быстро приходит в себя. Если бы взгляды могли убивать, я была бы уже на глубине десяти футов. Меня охватывает прилив гордости. Я рада, что у меня хватило ума брать еженедельные уроки самообороны и что я знаю, как нанести достойный удар. Но я также знаю, когда нужно сделать несколько шагов назад и отступить.

И пришло время уходить.

— Пойдем.

Я забираю книги у Джейн, хватаю ее за локоть и увожу, прежде чем Кэм решит ударить меня в ответ. Потрясенный смех Джексона преследует нас, когда я почти выволакиваю Джейн из здания и спускаюсь к ожидающей нас машине. Я запихиваю ее внутрь и забираюсь сзади, очень быстро захлопывая дверь.

— Давай выбираться отсюда.

Водитель включает передачу, и мы скользим вперед. Оскар поворачивается на пассажирском сиденье и, нахмурившись, оглядывает меня.

— Почему у тебя на рубашке пятна крови?

— Я только что ударила надоедливого мальчишку.

Он удивленно приподнимает бровь.

— Это был бы не тот же самый надоедливый мальчишка с пляжа, не так ли?

Веселье быстро исчезает с его лица, подтверждая, что он точно знает, кто такой Джексон.

— Да.

У него есть некоторые проблемы с личным пространством, но я думаю, что теперь он получил сообщение.

— Если он беспокоит тебя…

— Все в порядке, и я могу с ним справиться.

Оскар смотрит на меня, казалось, целую вечность, и я встречаю его вызывающий взгляд. Наконец он вздыхает, качает головой и бормочет себе под нос:

— Женщины.

Колено Джейн нервно дергается, и я понимаю, что нам нужно поговорить наедине.

— Сначала мы отвезем мисс Форд домой, Джереми, — говорю я своему постоянному водителю. — И мы хотели бы немного уединения, пожалуйста.

— Как пожелаете, мисс Эбигейл.

Джейн придерживает язык до тех пор, пока не будет поднят экран конфиденциальности, а затем она взрывается.

— Боже мой, Эбби! — визжит она. — Я не могу поверить, что ты ударила его!

— Он меня лапал. И он это заслужил.

— Он извращенец, — тут же соглашается она, — хотя и очень горячий.

Я откидываю голову на подголовник.

— С этими ребятами будут проблемы, — признаюсь я. — Мне нужно придумать способ манипулировать ими.

И у меня мало времени, чтобы тратить его впустую.

Оба наших телефона звонят, и Джейн выхватывает свой, задыхаясь, когда проводит пальцем по экрану айфона.

— Кто-то только что загрузил видео из коридора в интернет, — подтверждает она мои подозрения, — и оно уже набрало двести просмотров.

— Дай-ка я посмотрю.

Я выхватываю телефон у нее из рук, изучая профиль, но это явно псевдоним. Если бы ребята были здесь, никто бы не посмел это выложить. Я ненавижу, что это только первый день, а люди уже нарушают правила. По крайней мере, ребята увидят, что я беру ситуацию под контроль. Даже если это всего лишь фасад. Джексон, Кэм и Сойер держат меня в затруднительном положении, и они это знают.

Машина сворачивает на подъездную дорожку к дому Джейн. Она смотрит на меня, грызя кончик ногтя, что ясно говорит мне о том, что она нервничает.

— Ты бы сказала мне, если бы происходило что-то еще, не так ли? — нерешительно спрашивает она.

— Конечно.

Я ненавижу, что лгу ей, но я не могу никому рассказать, что они держат топор в качестве страшного секрета над моей головой.

— Что я скажу Дрю, когда он позвонит?

— Если он спросит, скажи ему правду.

Машина останавливается, и водитель выходит, придерживая дверь Джейн открытой. Она обнимает меня.

— Наслаждайся репетицией и позвони мне позже.

Джереми едет в центр города, высаживая меня перед театром, в котором мы репетируем на этой неделе. Оскар идет со мной, стоит у раздевалки, пока я снимаю форму и переодеваюсь в трико, колготки и балетные туфли. Я расчесываю волосы, убираю их в аккуратный пучок, раскачиваю голову из стороны в сторону, пытаясь избавиться от стресса, который проник в каждую мышцу, связку и ткань после разборок во время обеда.

Мама была потрясающей танцовщицей, и она записала меня в балетные классы, когда мне было три года. Я сразу же увлеклась этим и с тех пор посещаю еженедельные занятия. Танец был моим спасителем в трудные времена и отдушиной, чтобы дать выход всему, когда давление и разочарования в жизни становятся слишком сильными.

Мне это так нужно прямо сейчас.

Я вхожу в аудиторию, целую мадам в обе щеки, а затем разминаюсь, пока она объясняет, какие сцены мы репетируем сегодня. Наш концерт «Лебединое озеро» состоится здесь в пятницу вечером, и на этой неделе мы в последний раз прогоняем все сцены.

Музыка заиграла, когда она позвала нас на позицию. На этот раз я в главной роли, играю трагическую Одетту, и я скольжу к центру сцены, поднимаю руки вверх и наклоняю голову, держась ровно до того, как мне подадут сигнал.

Театр исчезает, когда я танцую, кружась и поворачиваясь, мое тело движется естественно с отработанной легкостью. Музыка преследует, и она проникает глубоко внутрь меня, соединяясь с душой. Я отпустила ее. Позволяя эмоциям сцены охватить меня, перенося меня в другое место и время, и я больше не здесь, меня больше не мучают заботы, когда тело плывет по сцене, а конечности излучают страсть и тоску, когда я живу и дышу Одеттой.

Когда музыка заканчивается, я медленно возвращаюсь в исходную позицию, моя грудь вздымается, а лоб покрыт каплями пота, и я чувствую, что кто-то присоединился к мадам в аплодисментах.

— Belle. Merveilleux (прим.: с франц. «Прекрасно. Чудесно»).

Мадам целует меня в обе щеки, пока я смотрю на ряды сидений, желчь наполняет рот, когда глаза останавливаются на другом хлопающем человеке.

Джексон стоит, громко хлопая в ладоши, и подмигивает мне. Сойер и Кэмден все еще сидят на своих местах, уставившись на сцену с нейтральным выражением лица.

Как, черт возьми, они узнали, что я буду здесь?

И как они смеют вторгаться в мое личное пространство. Я с тревогой осматриваю театр в поисках Оскара, когда аплодисменты Джексона стихают. Он стоит у края сцены, хмурясь и не сводя глаз с мальчиков.

— Ты их знаешь? — спрашивает Лиам, шепча мне на ухо.

— Они новенькие из моей школы, — говорю я своему партнеру по танцам. Лиам учится на предпоследнем курсе университета Райдвилл, и он хороший парень. Мы танцевали вместе много лет, и он самый близкий мне друг мужского пола, кроме Ксавье.

— Почему они здесь?

— Потому что им нравится мучить меня.

Лиам приподнимает бровь в удивлении.

— Или у них есть желание умереть.

Он здесь вырос, так что он это понимает.

— И это тоже, — соглашаюсь я. — Не то, чтобы их это волновало.

Заставляя себя игнорировать парней, я заканчиваю репетицию, но я на взводе, и мадам это замечает.

Я переодеваюсь в рекордно короткие сроки и выбегаю из примерочной в узких джинсах, бледно-розовой шелковой блузке и черных балетных туфлях. Папа сдерет с меня шкуру живьем, если увидит меня в таком виде за пределами дома, но его здесь нет, чтобы орать и жаловаться. Оскар кладет руку мне на плечо, сопровождая через театр, не сводя глаз с парней в поисках признаков их присутствия.

Мы выходим наружу, в угасающий дневной свет, и вот они. Прислонившись к стене, в ожидании меня. Джексон курит травку, шокирует ужасом, а двое других держат позы, которым позавидовали бы восковые модели в музее мадам Тюссо.

Они следят за каждым моим шагом с расчетливой интенсивностью, и паника клокочет у меня в горле. Оскар прищуривается, глядя на них, когда мы проходим мимо, но я продолжаю смотреть прямо перед собой. Впрочем, это не имеет значения, потому что я чувствую, как их глаза прожигают дыру в моей спине всю дорогу до машины, и каждое нервное окончание на теле находится в состоянии повышенной готовности. Я выдыхаю, как только меня надежно запихивают в машину, и впервые радуюсь, что у меня есть телохранитель и шофер.

Два часа спустя я все еще нервничаю, растянувшись на кровати и делая домашнее задание, мое внимание разбито вдребезги. Я в сотый раз проверяю одноразовый мобильник, но от Ксавье по-прежнему нет ответа.

Громкий стук привлекает мое внимание, и я закрываю книгу, засовываю телефон под одеяло, и подхожу к двери.

— Мисс Эбигейл, — говорит, наша экономка, миссис Бэнкс, когда я открываю ей дверь. — Твои друзья внизу. Я сопроводила их в гостиную цвета бургундского вина. Мне приготовить кофе?

Джейн — единственная подруга, которая заходит, и мне не нужно быть гением, чтобы понять, кто здесь.

— Никакого кофе! — шиплю я, пробегая мимо нее босиком. — Они не пробудут здесь достаточно долго, чтобы выпить его.

Я задыхаюсь к тому времени, как добираюсь до официальной гостиной. Я ворвалась в лакированные двери красного дерева, из ушей у меня валил пар.

Джексон стоит у мраморного камина, потягиваясь, и тычет пальцем в набитую голову лося. Кэмден развалился на коричневом кожаном диване, закинув ногу на ногу, как будто он хозяин этого места.

— Какого черта ты делаешь, и как вы сюда попали?

Такого бы никогда не случилось при Оскаре, но Луис — ленивое дерьмо, которое напрашивается на то, чтобы ему надрали задницу. Держу пари, он на кухне набивает морду домашним печеньем с орехами пекан или трахается с одной из младших горничных в прачечной.

— Я не могу поверить, что ты живешь здесь. Это место чертовски жуткое, — заявляет Джексон, все еще тыча пальцем в лося, когда его глаза скользят по комнате.

Я не возрождаюсь от комментариев. Не то чтобы я не была согласной с ним. Большая часть мебели в нашем доме — фамильные реликвии, и, поскольку отец так сосредоточен на поддержании традиций, он ни черта не хочет менять. Вся деревянная мебель в этой комнате орехового дерева, сочетающаяся с темными деревянными панелями, покрывающими стены и потолок. Мезонин с его гнетущими перилами отбрасывает тени на нижний этаж, делая комнату более мрачной.

Богато украшенная люстра в центре комнаты не обеспечивает достаточного освещения, а света от ламп, расположенных на множестве столов, недостаточно, чтобы осветить пространство. Тяжелые шторы цвета морских водорослей свисают прямыми линиями с единственного окна в комнате, блокируя большую часть естественного света. Единственная особенность, которая мне нравится в комнате, — это ковер с бордовым и золотым узором, который украшает большую часть пола.

Возвращаясь в настоящий момент, я тычу пальцем в воздух, свирепо глядя на них.

— Убирайтесь к чертовой матери.

— Твой язык ужасен для кого-то, очевидно, хорошо воспитанного, — говорит Кэмден, со скучающим видом изучая свои ногти.

— И мне плевать на то, что ты думаешь, — говорю я.

Шагаю к телефону на стене, нажимая кнопку вызова кухни. На звонок немедленно отвечает незнакомый женский голос.

— Где, черт возьми, Луис? — огрызаюсь я.

Наблюдаю, как Джексон ходит по комнате, будто принадлежит этому месту. Кэмден встает, прищурив глаза, и направляется прямиком ко мне.

— Ну, так найди его! — рычу я в трубку. — И я хочу поговорить со службой безопасности. Попросите охранника, дежурившего у ворот, подойти к дому.

Кэмден вырывает телефон у меня из рук, с грохотом кладет его обратно в держатель и тащит меня к дивану. По крайней мере, на этот раз не за волосы.

Он вызывает Джексона легким движением головы, и тот прекращает свое любопытное изучение комнаты, направляясь к нам с кривой усмешкой. Кэмден толкает меня на диван, садится рядом со мной, и большой рукой сжимает мое бедро, чтобы удержать на месте. Прежде чем я успеваю оттолкнуть его, Джексон садится с другой стороны от меня, его рука движется к другому моему бедру. Обе их ноги прижаты к моим, их торсы источают тепло и мужские феромоны, когда они заключают меня в клетку своих тел.

Я ненавижу шквал бабочек, вторгающихся в грудь, и жар, который скапливается между бедрами, быстро распространяясь вверх. Я могла бы вырваться из их лап, если бы захотела. Но я этого не делаю. И мне любопытно посмотреть, что они собираются делать дальше, поэтому я сижу спокойно, позволяя им поверить, что они поймали меня в ловушку. Кэмден проводит носом вверх и вниз по моей шее, глубоко вдыхая, когда рука Джексона ползет выше по моему бедру.

— Как так получается, что кто-то такой уродливый внутри выглядит и пахнет так красиво снаружи, — шепчет Кэм.

Он высовывает язык, чтобы облизать линию от моего уха до ключицы. Я не могу контролировать дрожь, которая пробегает по телу, и Джексон хихикает, его пальцы медленно приближаются к вершине моих бедер.

— Я могла бы спросить тебя о том же самом, — отвечаю я.

— Уродливый — недостаточно сильное слово, чтобы объяснить, какой я под этой внешностью, — вкрадчиво говорит Кэм, выдергивая резинку из моих волос и оттягивая голову назад одним плавным движением.

— Попробуй еще раз. Злой. Извращенный, — добавляет Джексон, — и ты все равно не была бы так близка к правде.

Он скользит рукой вверх по моему телу, касаясь нижней части груди.

— Мы твой худший кошмар, детка.

Кэм рисует круги большим пальцем на внутренней стороне моего бедра, и у меня перехватывает дыхание.

— Чего ты хочешь? — хриплю я, изо всех сил стараясь сохранить контроль. Голова понимает, что эти парни — мои смертельные враги, но тело отказывается подчиняться заведомо верной и заложенной программе.

— Твое полное подчинение, — говорит Кэм, покусывая мочку моего уха.

— Да, но этого не произойдет, — усмехаюсь я.

— Твое тело говорит об обратном, — говорит Джексон, обхватывая одну грудь и разминая ее поверх тонкого шелкового материала.

Я двигаю рукой, чтобы отмахнуться от него, но он сжимает ее, когда Кэм отталкивает мою другую руку своим телом, лишая меня возможности двигаться. Теперь я по-настоящему заперта в клетке, и я сомневаюсь, что смогла бы освободиться, если бы захотела. Проклятье!

— Власть элиты над старшей школой Райдвилл сейчас заканчивается, — говорит Кэм, наблюдая, как Джексон ласкает мое тело. — И ты поможешь нам это сделать.

— Почему?

— У нас есть свои причины.

— Если вы хотите моего сотрудничества, вам нужно будет поделиться этими причинами.

Уголки рта Кэма приподнимаются, когда его глаза следят за рукой Джексона, когда она движется к другой груди. Становится трудно сосредоточиться с тем, как умело его пальцы дразнят мои соски.

— Ты чертовски тупая, — насмехается Кэм. — Раз ты все еще не понимаешь этого. У тебя нет права голоса.

Он достает свой сотовый, проводит по нему пальцем и протягивает.

Вся кровь отливает от моего лица, когда я читаю отсканированную копию соглашения между моим отцом и Трентом.

— Как ты это достал?

Даже я не видела настоящих документов.

— Это тебя не касается.

— Какого черта ты делаешь? — спрашивает Сойер, входя в комнату, вспышка раздражения пересекает его идеальное лицо.

— Играю с нашей блестящей новой игрушкой, — отвечает Джексон, хватая обе мои груди в свои руки и сильно сжимая их.

Я отмахиваюсь от его рук, теперь одна из моих рук свободна.

— В твоих мечтах, придурок. — огрызаюсь я, пристально глядя на него.

— О, не волнуйся, у тебя уже есть главная роль в моих мечтах. А теперь я добавил твое изображение в папку фантазий при мастурбации. — Он прижимается губами к моему уху. — Из-за трико мой член так чертовски встал.

— Ты отвратителен.

Я пытаюсь отодвинуться от него, но это только прижимает меня ближе к Кэмдену, что ничуть не лучше.

— Отпусти ее, — говорит Сойер, поджимая губы и глядя на своих друзей.

— Эй, где, черт возьми, ты был? — спрашиваю я, вскакивая, когда Кэм и Джексон встают.

— Комната для маленьких мальчиков, — невозмутимо произносит Сойер, засовывая руки в карманы джинсов.

Я смотрю с подозрением, сужаю глаза.

— Чушь собачья.

— Такой дерьмовый рот, — говорит Кэм, качая головой.

— Я выясню, чем ты занимался. — Они не знают, что у моего отца есть камеры, скрытые по всем коридорам, некоторым жилым помещениям и внешней части дома.

— Развлеки себя, милая, — говорит Сойер с самодовольной ухмылкой.

— Завтра ты пригласишь нас за свой столик на обед, — говорит Кэм, когда трое парней быстро двигаются, заключая меня в круг.

Волосы встают дыбом у меня на затылке, когда я стою в клетке из трех накаченных и сексуальных тел, и я ненавижу чувствовать себя карликом в их удушающем присутствии. Тепло волнами исходит от них, и они излучают атмосферу «не связывайся с нами», которая одинаково пугает и возбуждает.

— Не переходи нам дорогу. Не отбрасывай тень. Или ты пожалеешь.

Кэм машет мобильником перед моим лицом, и я получаю сообщение громко и ясно.

Я по-королевски облажалась. Дерьмо!

Глава 9

Отчитав Луиса и посоветовав миссис Бэнкс и охраннику у ворот внести парней в список запрещенных, я отпустила их и направилась в главный центр камер видеонаблюдения в задней части дома.

Открыв замок, я проскальзываю внутрь и убедившись, что меня никто не видит, сажусь за стол и взламываю систему, как учил Ксавье. Я просматриваю записи с камер за последний час, отслеживая движения парней с того момента, как они вошли в дом.

Я наблюдаю, как Сойер пытается открыть кабинет отца, и ухмыляюсь недовольству на его лице, когда он понимает, что дверь заперта на висячий замок. Я быстро перематываю запись, пока он бежит наверх мимо закрытых дверей, направляясь прямиком в мою спальню. Нажимаю на паузу, откидываюсь на спинку стула и рассеянно провожу пальцами по нижней губе, пытаясь понять откуда, черт возьми, он знает планировку особняка.

Кто, черт возьми, эти парни и зачем они приехали в Райдвилл?

Поставив локти на стол, я нажимаю кнопку воспроизведения и с нарастающим беспокойством наблюдаю, как Сойер прокрадывается в мою спальню. В спальнях нет камер, так что я понятия не имею, что он там делал. Но до того, как отправиться и узнать это, я слушаю трансляцию из бордовой гостиной, но Кэмден и Джексон не разговаривают, словно знают, что камеры фиксируют каждое их слово.

Если это так, то почему Сойер не беспокоился, что его поймают? Они хотят, чтобы я знала?

Ничего из этого не складывается. Погрузившись в мысли, я стираю запись рыскающего по дому Сойера, запираю дверь и иду в свою спальню. Я переворачиваю комнату вверх дном: исследую каждый квадратный дюйм, вытаскиваю мебель, проверяю под кроватью, роюсь в гардеробной и осматриваю содержимое ванной комнаты. Открытый ящик с нижним бельем и несколько пропавших трусиков — единственное доказательство, которое я могу найти.

Неужели Сойер серьезно вломился в мою комнату, чтобы украсть трусики? И если да, то почему?

***

Наступает вторник, а я так и не приблизилась к обнаружению ответов. Ксавье игнорирует меня, и я на взводе, озадаченная действиями парней в моем доме. Утренние занятия пролетают слишком быстро, и не успеваю я опомниться, как наступает обед.

Это была беспокойная ночь: я ворочалась и размышляла, что мне делать. Есть два варианта.

Подчинится и пригласить их сесть за наш столик, доказав, что я их послушная сучка.

Или блефовать и выиграть время, пока я пытаюсь нарыть компромат, который могу использовать против них.

Они пока не будут использовать то, что у них есть на меня, тем самым потеряв рычаги влияния. Поэтому полагаю, что у меня есть некоторая свобода действий попытаться выяснить в чем заключается их игра. Это рискованно и может иметь неприятные последствия, но я должна попытаться. Я не могу капитулировать при первой же угрозе, поэтому игнорирую раздраженные взгляды, когда они входят в кафетерий, и притворяюсь, что не вижу их.

— Они пялятся на тебя, и все это заметили. — Шепчет Джейн мне на ухо, и я отстраняюсь от Чеда с другой стороны. Он надоел мне до слез с какой-то глупой историей о первокурснице.

Сохраняя нейтральное выражение лица, я поднимаю подбородок и смотрю на их столик. Обжигающий взгляд Кэма прожигает меня насквозь, и его глаза сужаются в безмолвной команде. Я смотрю на него в ответ и вызывающе вскидываю голову, давая ему понять, что не отступлю. Мы пристально смотрим друг на друга, бросая друг другу безмолвные оскорбления, когда в комнате воцаряется выжидательная тишина. Мой сотовый звонит, но я игнорирую его, продолжая сражаться со своим врагом. Джейн хватает его, читая сообщение.

— Это от Сойера, — шепчет она. — Тут говорится о «последнем шансе», что бы это ни значило.

Сердце колотится в груди, а ладони становятся потными, когда ужас подкрадывается ко мне. Они что-то задумали. Я нутром это чую, но сейчас не могу отступить. Я должна довести это до конца.

— Дай-ка. — Джейн кладет сотовый мне на ладонь, и я быстро набираю ответ.

Иди к черту.

Я возвращаю свое внимание к их столику и наблюдаю, как Джексон фыркает от смеха, а Сойер и Кэм обмениваются короткими горячими репликами. То как Сойер почти умоляюще смотрит мне в глаза, сбивает с толку, но они, вероятно, именно этого и хотят. Запудрить мне мозги и вызвать нежелательные эмоции.

Все это часть стратегии, и я на это не куплюсь.

Кэм тянется через стол, хватает сотовый Сойера и, ухмыляясь мне, нажимает кнопку.

По комнате разносится хор оповещающих сигналов, и все тянутся к телефонам. Кровь приливает к голове, и жар заливает тело, заставляя меня чувствовать себя неловко, но я сохраняю вызывающее выражение лица. Меня окружают потрясенные вздохи, но я отказываюсь смотреть на свой телефон. Я не хочу знать, какой метод они использовали, чтобы унизить меня. Ведь именно это они и сделали.

— Боже мой. Эбби. — С выражение крайнего ужаса на лице Джейн вцепилась в мою руку. Все головы за нашим столом поворачиваются ко мне.

— Какого хрена? — Чед поворачивается ко мне. — Что это, черт возьми, Эбигейл? Трент сойдет с ума.

Сделав глубокий вдох, я открываю мобильный и проверяю сообщение, которое они разослали всей школе. Краска отливает от лица, когда я смотрю на изображение на экране. Это со вчерашнего вечера. Я топлес. Стою перед кроватью в одних красных кружевных стрингах, чищу зубы и смотрю телевизор.

Черт побери.

Они установили чертову камеру где-то в моей комнате!

Желудок сжимается при мысли, что все видели меня полуобнаженной, и на душе становится тревожно. Сердце бешено колотится, а руки становятся липкими, пока я борюсь с тошнотворным ощущением, кисло бурлящим в животе. Ярость сочетается со смущением, когда я изо всех сил пытаюсь сохранить самообладание. Но я никому не позволю увидеть, как расстроена. И тем более не собираюсь проливать перед ними слезы. Я мастер скрывать истинные чувства, поэтому сдерживаю эмоции. Я разберусь с ними позже.

К черту новую элиту.

Они не сломят меня.

Изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, я встаю, расправляю плечи и медленно иду к их столику. Джексон сцепляет руки за головой, развалившись в кресле с ухмылкой на лице, и наблюдает, как я приближаюсь. Сойер скрывает свою реакцию, а Камден как обычно сердито смотрит на меня. Подойдя к ним, я кладу ладони на стол, заглушая нарастающую во мне ярость.

— Ты знаешь, что это означает войну

— Мы принимаем твое поражение, — холодно отвечает Кэм.

Этого никогда не произойдет, но, может быть, лучше позволить им думать, что я сдалась.

— Я презираю тебя, — говорю я, пронзая его полным ненависти взглядом. — И когда я закончу с тобой ты пожалеешь, что родился на свет.

— Твои угрозы жалки, и мы оба знаем, что ты слабачка. Что ты будешь делать? Ждать пока твой засранец брат и твой засранец жених не вернутся, чтобы отомстить за твою честь? — Он небрежно проводит кончиком пальца по краю кофейной чашки, одновременно выгибая бровь, тем самым бросая мне вызов.

Мои руки, как говорится, связаны, и у меня больше нет выбора. Как бы я ни ненавидела отца, он мастер манипуляции и придерживается старой пословицы: держи своих друзей близко, а врагов еще ближе.

Мне нужно взять с него пример.

Я выпрямляюсь, широко улыбаюсь и готовлюсь проглотить подступившую желчь.

— Вы приглашены сесть за наш столик.

Кэм встает и большим пальцем размазывает мой блеск для губ.

— Видишь это было несложно, не так ли?

Я отмахиваюсь от его руки, скрипя зубами, разворачиваюсь и направляюсь обратно к нашему столику. Единственные свободных места принадлежат Тренту, Дрю и Чарли, и внутренний круг таращится, когда Сойер, Джексон и Кэмден опускаются на стулья с самодовольными ухмылками на лицах.

— Что происходит? — спрашивает Чед, его лицо краснеет от негодования.

— Мы приветствуем новичков, так что если для тебя это проблема, то уходя, смотри, чтоб дверь тебя не зашибла.

— Чем они тебя шантажируют? — спрашивает он тихим голосом, и я кладу руку ему на бедро, затыкая.

— Я проявляю гостеприимство. Вот и все. — Я сверлю его понимающим взглядом, и он заметно отступает с коротким кивком. Возможно, Чед сможет быть чем-то полезен, пока ребята не вернутся домой.

— Вы трупы, когда элита вернется, — говорит Вентворт трем парням, которые ухмыляются так, будто их дерьмо не пахнет.

— Неужели? — отвечает Сойер. — Мы приняли приглашение от одного из них посидеть здесь? Так что, я так не думаю.

— Мы все знаем, что это вы отправили видео, — говорит Чед, складывая руки на груди и бросая им вызов.

— И я хотел бы знать, как ты его получил. — Подозрительный взгляд Вентворта мечется между мной и ними, его намек кристально ясен, и он действует мне на нервы.

— На что именно ты намекаешь? — спрашиваю я, мысленно считая до десяти.

— Трента не было всего пару дней, а ты уже изменяешь ему.

Я бью его по лицу.

— Собирай свои вещи и проваливай. Ты больше не в элите.

— Ты не можешь меня выгнать.

— Вот в этом ты ошибаешься, я могу, и я это делаю. Уходи, пока я снова не дала тебе пощечину. Только на этот раз я не буду сдерживаться.

— Чертова шлюха. — Его стул с грохотом падает на пол, когда он уходит с отпечатком ладони на щеке.

Я бросаю взгляд на оставшуюся команду за нашим столом.

— Если кому-то еще есть что сказать, сейчас самое время.

Все отворачиваются, находя пол странно завораживающим.

— Я знаю, что ты не сделала ничего плохого, — говорит Чед, искренне кивая. — И я знаю, что за этим стоят они.

Он посылает в них кинжалы, пальцами болезненно сжимая край стула. Джексон смеется, проводя пальцем по мобильнику.

— Это бесценно. Я не могу поверить, что ты показываешь на нас пальцем, когда явный виновник.

Брови Чеда хмурятся.

— Что? — бормочет он, выглядя и звуча озадаченно.

— Посмотри сам. Тебе даже не хватило ума замести следы. — Джексон тычет мобильником в лицо Чеду.

Кадык Чеда подпрыгивает, а лицо бледнеет, когда он смотрит на экран.

— Дай я угадаю, — говорю я, барабаня ногтями по столу. — Там указано, что видео пришло с твоей личной электронной почты?

— Клянусь, я его не посылал.

— Я знаю, что ты этого не делал, так что расслабься. Я позабочусь, чтобы элита была проинформирована.

— Неужели ничтожество решило разоблачить себя? — говорит Рошель плаксивым, раздражающим голосом, с которым я слишком хорошо знакома, и скользит к столу, обнимая Кэмдена сзади одной рукой. Другая ее рука пристегнута, поддерживая запястье, которое теперь в гипсе.

— Привет, детка, — говорит Кэм, усаживая ее к себе на колени.

Рот наполняется желчью, но я сохраняю самообладание, скрывая отвращение.

Глаза Рошель злобно сверкают, когда ее взгляд опускается на мою грудь.

— Боже, имея столько денег ты могла бы, по крайней мере, сделать себе сиськи. Неудивительно, что Трент пошел налево. Ни один парень не хочет девушку с маленькой грудью. — Она выставляет вперед пышное декольте. — Им нужно за что-то ухватиться.

Гнев обрушивается на меня со всех сторон. Кэм усмехается и скользит рукой вверх по ее телу, чтобы обхватить левую грудь.

— Я не могу не согласиться, милая, и у тебя лучшие сиськи в городе.

Я мило улыбаюсь им, собирая остатки обеда.

— Думаю, в скором времени ты обнаружишь, что большинство парней в школе согласны с тобой. — Я стою с подносом на столе передо мной, сосредоточившись на девушке, от которой, кажется, не могу избавиться. — Для человека, который является таким сторонником косметической хирургии, я удивлена, что ты еще не воспользовалась вагинопластикой.

Я бросаю на нее фальшивый сочувственный взгляд и продолжаю.

— Из того, что я слышала, ты отчаянно в этом нуждаешься. — Я прищуриваюсь, мысленно добавляя Рошель в свой черный список. — Особенно, если ты планируешь сохранить корону Королевы Шлюхи. Ни один парень не захочет трахать девушку с отвисшей пиздой.

Я отправляю контакт на ее мобильный, и он звонит у нее в кармане.

— Я слышала, что доктор Ганнинг превосходен. — По крайней мере, так настаивает отец каждый раз, когда пытается заставить меня назначить операцию по увеличению груди. — Искренняя улыбка расплывается на моих губах, когда ее щеки краснеют, и она брызгает слюной. — Всегда пожалуйста.

Я покровительственно глажу ее по голове, и гнев практически сочится из ее пор.

Не дожидаясь ответа, я хватаю поднос и ухожу, а в ушах у меня звенит громкий смех Джексона.

Глава 10

Я все еще злюсь, вернувшись позже тем же вечером домой. По дороге я написала Роберту, попросив его встретиться на сеансе через час. Я полна сдержанной ярости, которую нужно срочно выплеснуть. Но прежде всего: необходимо найти и ликвидировать установленную Сойером камеру.

Я вхожу в свою спальню, достаю из-под матраса одноразовый телефон, потому что они его уже видели, и закрываюсь в ванной с включенным душем, молясь, чтобы здесь не было камеры. Когда Ксавье не берет трубку после первого звонка, я продолжаю звонить, пока он не отвечает.

— Черт возьми, как раз вовремя, — огрызаюсь я. — Я пишу и звоню тебе со вчерашнего дня. Нам нужно встретиться.

— Я не в твоем личном распоряжении, дорогая. И не личная маленькая собачка, — отвечает он, зевая. — И у некоторых из нас есть жизнь вне кокона.

— С тем авансом, который я тебе заплатила, позволю себе не согласиться.

— Что у тебя? — его покорный вздох эхом разносится по линии.

— Как бы я могла обнаружить, установленную кем-то, скрытую камеру в спальне?

На несколько мгновений меня встречает тишина.

— Черт. — Видимо теперь я завладела его вниманием. — Ладно. Датчик обнаружения — самый быстрый способ, но я предполагаю, что у тебя его нет.

— Да ты просто гений, — думаю у Оскара или главы службы безопасности был бы такой. Но я не хочу, чтобы отец узнал, поэтому у меня нет выбора, кроме как сделать это в одиночку. — Дай мне хоть какие-то идеи, которыми я могу воспользоваться.

— Лучше всего спрятать камеру в настенных розетках или за телевизором. Сначала проверь там, и, если ничего не найдешь, можешь выключить свет в комнате и поискать любые красные или зеленые мигающие огни. — Мой телефон вибрирует, и я открываю сообщение от Ксавье. — Установи это приложение для обнаружения скрытых камер на свой iPhone и просканируй комнату, на случай если все остальное не сработает. Он будет светиться красным, когда ты найдешь хоть одну скрытую камеру.

— Иногда ты действительно выводишь меня из себя, — признаю я, даже если и благодарна за его преступный ум.

— Ты наняла меня из-за того, что я фрик, дорогая, — дразнит он, и я закатываю глаза, хотя он меня не видит.

— Спасибо, Ксавье.

— И оставь камеру себе. Я могу отследить источник. — Я уже знаю источник, но доказательство этого может оказаться полезным.

В Массачусетсе незаконно записывать кого-либо без их разрешения, и это может дать мне рычаги, в которых я нуждаюсь.

— Ладно. Встретимся сегодня в десять вечера. Я жду новостей, так что не опаздывай. — Вешаю трубку до того, как он успевает возразить, кладу телефон в карман куртки, выключаю душ и возвращаюсь в спальню.

Я не утруждаю себя проверкой комнаты, не задергиваю шторы и не выключаю свет, вместо этого загружаю приложение на свой обычный iPhone, полагая, что оно может пригодиться. Я сканирую комнату мобильником, мысленно поднимаю кулак в воздух, когда красное свечение исходит из настенной розетки прямо за дверью. Я направляюсь в гараж, нахожу маленькую отвертку в ящике с инструментами Дрю, возвращаюсь в комнату и отвинчиваю переднюю часть розетки.

— Попался. — Показываю язык, надеясь, что новая элита увидит это, затем отрываю маленький круглый серебряный чип, запечатываю в конверт и кладу его в ящик прикроватной тумбочки.

Я тщательно осматриваю спальню и ванную на случай, если там есть еще камеры, но, похоже, Но от звонка Трента мое жизнерадостное настроение мгновенно портится. Как правило, он не звонит, находясь в Паркхерсте, так что для этого есть только одна причина. Держу пари, этот засранец Вентворт нажаловался. Хотя, вполне возможно, что ребята тоже получили сообщение, или они проверили школьные онлайн-доски. Игнорировать его не получится, так как он будет просто безжалостно названивать, поэтому я неохотно беру трубку.

Меня встречают криками и шквалом оскорблений, и каждый раз, когда я пытаюсь вмешаться, он перебивает меня, поэтому я вешаю трубку. Бросаю мобильник на кровать и натягиваю штаны для йоги и лифчик. Отправляюсь в ванну, снимаю макияж и собираю волосы в конский хвост, в то время как мобильный продолжает звонить и пищать на кровати. Я бросаю на него беглый взгляд, когда выхожу за дверь, и останавливаюсь, когда вижу красивое лицо брата, смотрящее на меня. Я отвечаю на звонок Дрю, выхожу из спальни предварительно заперев ее.

Это не похоже на меня — запирать свою комнату снаружи, но я больше не рискую.

— Что там происходит, Эбби? — спрашивает Дрю, пока я иду, прижимая телефон к уху.

— Новая элита что-то замышляет, но я с этим справляюсь.

— Это не то, на что похоже, — говорит он, в то время как Трент продолжает бушевать и кричать на заднем плане. — Трент жаждет крови.

А когда это не так?

— Что, вероятно, является одной из причин, по которой они это сделали.

— Как они получили эти видео?

Я вздыхаю, зная, что он собирается разорвать меня на части за то, что я не сказала ему, что они появились здесь вчера без предупреждения. Я быстро ввожу его в курс дела, стараясь быть как можно более краткой.

— И ты уверена, что там была только одна камера? — спрашивает он с недоверием, впитывая всю полученную информацию от меня.

— Уверена. — Я сбегаю вниз по главной лестнице, машу Роберту, когда он входит в парадную дверь.

— Мне не нравится, что ты тусуешься с ними, даже если это отчасти имеет смысл. Знание своего врага имеет решающее значение для того, чтобы оставаться впереди игры, но меня беспокоит восприятие. Если остальная часть школы увидит, что ты ведешь себя с ними по-дружески, это изменит динамику власти.

— Это только временно, и я думаю, что нам нужно посмотреть, как все сложится. Это будет хорошим испытанием на верность.

— Я слышал, что Вентворт уже потерпел неудачу.

— Этот крысиный ублюдок. — Поджав губы, я останавливаюсь у двери в библиотеку и движением руки указываю Роберту идти вперед. — Дай мне пять минут, — одними губами говорю я ему, прежде чем проскользнуть в темную комнату.

Я не утруждаю себя включением света, тихо прохожу по большой комнате, скользя пальцами по корешкам тысяч книг, выстроившихся на полках от пола до потолка, которые окружают комнату с обеих сторон. Единственное освещение исходит от окна в крыше над головой, но оно так высоко, что только струйки света достигают комнаты внизу.

— Дай мне телефон! — слышу, как на другом конце провода Трент взревел от нетерпения, а затем его полный отвращения голос рявкает на меня практически оглушая. — Я, блядь, не могу в это поверить!

— Подтяни свои штанишки, — протягиваю я. — И перестань кричать, или я снова повешу трубку.

— Вся школа видела тебя практически голой! — рычит он. — Как, черт возьми, ты думала, я отреагирую на все это дерьмо?!

— Ну, ты просил несколько фотографий обнаженной натуры. — Я не должна намеренно насмехаться над ним, тем более что он ежедневно присылает фото члена с просьбой ответить взаимностью.

— Не дави на меня, бля*ь, Эбигейл!

Он такой чертовски предсказуемый.

— Это мое тело, и если я могу справиться со всем этим, то и ты сможешь.

— Твое тело только для моих глаз, — рычит он.

На этот раз я определенно согласна. Лучше бы я никогда не подпускала Кэмдена Маршалла к себе близко.

— Не то, чтобы я просила об этом. Прибереги свой гнев до того момента, когда вернешься, и направь его в нужное русло.

— О, не волнуйся, детка. Эти придурки заплатят.

— И именно поэтому я должна быть вовлечена, делая вид что играю в их игру. — Дрю включил меня на громкую связь, пока я объясняла, что происходит, поэтому я знаю, что все трое слушают.

— Мне все равно это не нравится, но будь осторожна, — говорит Трент, больше не крича. — Мы все еще не знаем их планов, и ясно, что они намерены добраться до нас через тебя, так что будь осторожна.

— Всегда. А теперь мне пора идти. Меня ждет Роберт.

— Хорошо. Оставайся в безопасности. Люблю тебя, детка.

От шока я чуть не роняю сотовый. Трент признается в любви только когда мы на публике, и это часть шарады. Он сказал это уже дважды меньше чем за неделю, и это полная чушь. Он ненавидит меня так же сильно, как я ненавижу его. Итак, его собственничество выходит на первый план: он искренне беспокоится, что я собьюсь с пути, или тоже играет в какую-то игру.

— Пока, — выпаливаю я, не желая отвечать на фальшивые чувства, заканчиваю разговор и иду в наш крытый спортзал, пытаясь понять Трента и раскрыть его мотивы.

***

Я выползаю из туннеля, как всегда оглядываясь по сторонам и убеждаясь, что вокруг никого нет. Но в лесу пугающе тихо, единственным звуком является легкий шелест листьев и слабый свист ночного ветерка.

Я оглядываюсь на дом вдалеке, нависающий над землей, как какой-то ужасный великан. Фасад из красного кирпича едва виден с задней стороны здания, скрытый за раскидистыми лозами плюща. Темнота скрывает задние окна, единственная яркость, исходящая от наружного освещения, освещает дорожку, которая проходит вокруг главного дома, направляя охранников, которые патрулируют территорию ночью.

Я получаю извращенное удовольствие от того, что регулярно сбегаю, и никто об этом не догадывается.

Я целеустремленно иду к старому заброшенному сараю, забираю свой Kawasaki Ninja 300 и шлем и бесшумно толкаю мотоцикл последнюю милю через лес.

Тот, кто построил туннель до меня — а мне нравится представлять, что это была моя мать, — спланировал его до совершенства. Ни у кого нет причин приходить на эту сторону нашей обширной собственности, и кто-то заблокировал старый задний вход много лет назад. Грязь и мусор разбросаны по тому, что осталось от подъездной дорожки из серого камня, а старые ржавые железные ворота давно заколочены. Но в последнее время кто-то обновил замок на деревянной боковой двери, и я лезу в маленькую настенную коробку, достаю ключ и отпираю дверь.

Я осторожно вывожу мотоцикл, прислоняю его к стене и закрываю дверь, чтобы убедиться, что она надежно закреплена. Затем я надеваю шлем, сажусь на заднее сиденье и запускаю двигатель, по венам несется адреналин когда я выезжаю на пустую дорогу, которая огибает дальнюю сторону нашего поместья.

Я всегда с нетерпением жду этой поездки, наслаждаясь возможностью забыть реальность и впитать иллюзию свободы, упиваясь ветром, хлещущим вокруг тела, когда я проезжаю мимо обширных полей и открытых дорог. Я придерживаюсь менее оживленных проселочных дорог и соблюдаю ограничения скорости, стараясь не делать ничего, что могло бы привлечь ко мне внимание. Отец бы взорвался, если бы увидел меня в черных кожаных штанах на этом мотоцикле, и эта мысль никогда не перестает вызывать улыбку на лице.

***

Я выключаю двигатель и прохожу последние двести метров до заброшенного склада, который Ксавье использует в качестве выездной базы. Я стою у двойных дверей из гофрированного железа с облупленной краской, высовываю язык в камеру над головой, посмеиваюсь, когда двери открываются, и я завожу мотоцикл внутрь.

Припарковав его, я иду в заднюю часть здания, где, как я знаю, меня ждет Ксавье.

— Добро пожаловать, соучастник преступления, — шутит он, как всегда, когда я вхожу в запечатанную комнату. Дверь автоматически закрывается за мной с легким щелчком. Вы бы никогда не догадались, что это место существует, судя по обветшалому внешнему виду, но Ксавье не пожалел средств на обустройство своего высокотехнологичного логова. — Присаживайся, — говорит он, не глядя на меня, пока его пальцы летают по клавиатуре.

— Мне нравятся твои волосы, — говорю я, рассматривая шипастые голубые пики, прорастающие из его макушки. Ксавье — хамелеон, и ему нравится экспериментировать со своим стилем.

Он поднимает голову, ухмыляясь и демонстрируя новый пирсинг в левой брови.

— Мне нравятся тату, — язвительно замечает он, и я хмурюсь, когда устремляю свой взгляд к застывшему изображению на экране — тому, как я стою топлес в спальне.

— Пожалуйста, избавься от этого.

— Твое желание для меня закон. — Он нажимает пару кнопок на клавиатуре, и экран гаснет. — Я удалил все следы, — коротко добавляет он. — И, если кто-нибудь попытается загрузить его снова, я получу уведомление, и программа, которую я только что внедрил, удалит исходный файл и заразит систему отправителя новейшим троянским вирусом. — Он откидывается назад, шевеля игриво бровями. — Всегда пожалуйста.

— Спасибо. И как ты вообще узнал? — я собиралась попросить его сделать именно это, но он опередил меня. Не то чтобы я сильно удивлена. Он один из лучших хакеров в этой стране, не без причины.

— Ты упомянула скрытую камеру, и не потребовалось много времени, чтобы собрать все воедино.

— И, ты отследил источник?

Он качает головой.

— Кто бы это ни сделал, он знал, что делает. Они использовали учетную запись поддельной электронной почты, чтобы замести следы, и оттуда триангулировали ее по непрерывному циклу. Я мог бы пойти по следу, но он никуда не приведет.

— Это был Сойер Хант или кто-то из компании его отца. — Мне не нужны доказательства, чтобы знать это.

Он медленно кивает, поворачиваясь на стуле.

— Почему эти чуваки держат тебя на прицеле?

— Я надеялась, что ты сможешь мне это сказать.

Он закатывает рукава черной толстовки до локтей, демонстрируя впечатляющие чернила, покрывающие обе руки.

— Я еще не нашел ничего, что ты могла бы использовать. Тебе нужно дать мне больше времени, малышка.

— У меня нет времени. Эти ублюдки шантажируют меня.

— С помощью чего? Какие у них рычаги давления? — его язык скользит по кольцу в губе, когда он выгибает бровь.

— Я не могу сказать. — Никто из моего круга не знает, что произошло между мной и Кэмденом Маршаллом, и я хочу, чтобы так и оставалось. В последнее время я думала довериться Ксавье, но не доверяю ему на все сто, даже если он, кажется, на моей стороне. Но мучительное сомнение подсказывает, что если я могу купить его лояльность наличными, то и любой другой может это сделать.

Мои слова вызывают у него недовольство. Его взгляд становится жестким, а губы сжаты в тонкую линию.

— Я бы рассказала, если бы могла, — добавляю я, намеренно смягчая свой тон и хватая его за руку.

— Этот долбаный мир, когда ты никому не доверяешь, — тихо говорит он, выводя файл на экран.

— Так и есть, — соглашаюсь я, наклоняясь вперед. — Что это такое?

— Кое-какое дерьмо я раскопал на Маршаллов, но ты была права. У них жесткий контроль над этими материалами, и было нелегко собрать то немногое, что я обнаружил.

— Расскажи мне больше. — Я снимаю куртку, вешаю ее на спинку стула, пристально смотрю на Ксавье, когда замечаю, что его взгляд прикован к моей груди. — Серьезно? Тебе даже сиськи не нравятся. Он хмыкает и пожимает плечами.

— Я мог бы увлечься тобой. Это идеальные горсти, и они выглядели красиво.

— Эмм, спасибо? — говорю я, прежде чем покачать головой. — Это странно. Забудь о моих сиськах и расскажи мне, что ты нашел.

— Итак, мы знаем, что отец Кэмдена — Уэсли Маршалл, генеральный директор «Фемерст» и печально известный затворник, который почти не выходит из своего офиса или поместья в Алабаме. Он женился на возлюбленной детства, и у них родился один ребенок, Кэмден Эверетт Маршалл. Кэмден учился на дому до тех пор, пока два года назад родители не записали его в Академию Западного Лориана в Нью-Йорке, где он познакомился с Сойером Хантом и Джексоном Лаудером. Средства массовой информации устроили настоящий праздник, так как Кэмдена не видели на публике с тех пор, как он был совсем ребенком. Трио быстро сделало себе имя в качестве плейбоев академии, а также они часто общались с другими богатыми детьми в Нью-Йорке. Сайты сплетен и частные блоги переполнены рассказами об их выходках, но физических доказательств нет. Никаких фотографий. Никаких свидетельств очевидцев. — Он нажимает другую кнопку на клавиатуре, и экран меняется. — Вот тебе зернышки, мой молодой цыпленок. Однажды копы арестовали Лаудера за незаконные уличные гонки, и СМИ об этом прознали.

Я прижимаю нос ближе к экрану, замечая кокетливую самодовольную ухмылку на лице Джексона, когда его ведут в полицейский участок со скованными за спиной руками.

— Я обнаружил это в старом архивном файле на одном из серверов медиакорпораций, — продолжает Ксавье. — Но в течение двадцати четырех часов после того, как история впервые просочилась в сеть, все ее следы были удалены, все исчезло, все обвинения были сняты, и всем средствам массовой информации были выданы запретительные приказы сообщать о чем-либо, связанном с инцидентом.

— Они очень влиятельны. У них определенно много власти, — размышляю я, интуитивно зная, что их появление здесь — это какая-то игра для захвата полного контроля.

Мой отец планирует полное мировое господство, и если новая элита готовится бросить ему вызов за контроль, это может многое прояснить и объяснить, почему дети некоторых из самых влиятельных людей в Америке сегодня внезапно появились в Райдвилле. Чем больше я думаю о разговоре, который подслушала в кабинете отца, тем больше убеждаюсь, что они говорили о Джексоне, Сойере и Камдене.

— Не так уж и сильно, как твой отец и его долбанные приятели, — добавляет Ксавье. — Но они наступают им буквально на пятки.

— Что-нибудь еще? — спрашиваю я, посмотрев на часы. Уже поздно, и мне нужно ехать обратно.

— Да, я нашел один интересный лакомый кусочек. — Он распечатывает старую черно-белую фотографию и протягивает ее мне. — Я нашел это на сайте местного исторического общества совершенно случайно. Узнаешь кого-нибудь?

Я прищуриваюсь на размытое фото, мои глаза широко распахиваются.

— Это мой отец с отцами Трента и Чарли, — подтверждаю я, указывая на трех мальчиков в конце, одетых в форму средней школы Райдвилл. Они были очень молоды, когда фото было сделано, им всего по пятнадцать или около того, по крайней мере я так думаю. — О Боже мой. — Я зажимаю рот рукой, и комок размером с валун встает у меня в горле. — Это моя мама, — шепотом произношу я.

Ксавье сжимает мое плечо.

— Да, а это Уэсли Маршалл, стоящий рядом с ней, — говорит он, указывая на долговязого парня в очках. — Это Аттикус Андерсон, — продолжает он, тыча в фотографию кончиком пальца. Парень, который когда-то был одним из ближайших друзей моего отца, положил руку маме на плечо и улыбнулся девушке впереди.

— А это Эмма Андерсон, — вмешалась я, мгновенно узнав ее. Она была лучшей подругой моей матери и постоянно жила в нашем доме, пока росла. Пока они не поссорились, когда нам с Дрю было четыре или пять лет. Эмма умерла примерно за шесть месяцев до смерти моей матери, и я никогда не забуду ее мучительные крики, когда она рыдала, буквально рассыпаясь от душевной боли ночь за ночью, тоскуя по своему потерянному другу.

— Нет. — Глаза Ксавье загораются. — Это Эмма Маршалл.

Мои брови сошлись на переносице.

— Что?

— Эмма Андерсон была Эммой Маршалл до того, как вышла замуж за Аттикуса. Уэсли Маршалл был ее братом. Так что это означает…

— Эмма Андерсон была тетей Кэмдена Маршалла. — Ксавье кивает головой. — Ты думаешь, это как-то связано с их появлением?

Ксавье пожимает плечами.

— Это ты у нас детектив. Я всего лишь наемный лакей, который выкапывает грязь, но я бы проследил за каждой зацепкой, и что-то подсказывает мне, что это очень пикантная и полезная зацепка.

Глава 11

На следующий день в школе я слишком уставшая и не перестаю зевать.

— Не выспалась? Это все твои сексуальные похождения. Наверстываешь упущенное? — Рошель усмехается с другого конца стола, сидя у Кэмдена на коленях, пока я вынуждена просидеть с ней еще один невыносимый обед.

— Кто-то же должен развлекать твоих клиентов теперь, когда стало известно о твоей распутной пиз*е, — парирую я, и от моих слов Джейн чуть не подавилась содовой.

— Вам двоим надо сразиться на ринге, — шутит Джексон, наклоняясь ко мне. — Или заняться борьбой в грязи голышом. Это было бы так горячо. Бля*ь, у меня встает только от одной мысли об этом.

Я закатываю глаза, когда он хватает мою руку и тянет ее к своей промежности, прижимая ладонь к выпуклости в штанах.

— Ты мерзок. — шикаю я, отдергивая руку.

И, похоже, постоянно возбужден.

— О, неужели маленькая девственница боится члена? — Кэмден усмехается, вызывая несколько смешков у собравшейся аудитории.

— Может, твоя шлюха научит меня нескольким трюкам, — огрызаюсь я в ответ.

Рошель, быстро словно супергерой, слетает с колен Кэма. Она перелезает через стол, с грохотом сбрасывая тарелки на пол, дергает меня за рубашку и бьет головой. Вместе со стулом я шумно падаю на пол. Боль пронзает позвоночник, и мир начинает вращаться. Черные пятна мелькают перед глазами, когда что-то давит на верхнюю часть тела. Рошель гипсом бьет меня по щеке, посылая осколки боли по всему телу.

Гнев нарастает во мне, как цунами, череп пульсирует, а зрение затуманено, но я не буду лежать здесь, как боксерская груша. Инстинктивно я размахиваю сжатым кулаком, и испытываю удовлетворение соприкасаясь с ее челюстью. Рошель визжит, и я снова замахиваюсь, желая превратить ее лицо в кровавое месиво, когда она отстраняется от меня, и давление на мою грудь ослабевает.

— Детка, ты не выиграешь, если твой противник практически в коме, — говорит Кэм, и я заставляю себя открыть глаза при звуке его голоса.

— Я не в коме, — огрызаюсь я, желая, чтобы затуманенное зрение пришло в норму.

Он аккуратно отталкивает Рошель к Джексону, пристально глядя на меня темными глазами, его взгляд опускается ниже.

— Красивые трусики, но мне больше люблю кружевные красные стринги.

Я автоматически показываю ему средний палец, а потом изо всех сил пытаюсь сесть без посторонней помощи. Чада и Джейн удерживают Сойер и переметнувшийся на другую сторону придурок Вентворт, который появился из той дыры, в которую я велела ему залезть. Я опускаю юбку, обхватив руками пульсирующую голову, и с трудом поднимаюсь на ноги. Никому не разрешается помочь мне, и я вынуждена схватиться за ногу Кэма, чтобы встать. Учитель маячит на задворках толпы вокруг нашего стола.

— Я провожу вас в кабинет медсестры, — говорит он, осторожно поглядывая на Кэмдена.

— В этом нет необходимости, — отвечает Кэм. — Я провожу мисс Мэннинг.

— Нет, — выдавливаю я, пытаясь игнорировать боль, проносящуюся по черепу. — Я не хочу идти с ним.

— Проваливай, — произносит Кэм, пристально глядя на учителя, и я в ужасе наблюдаю, как тот уходит после короткого внутреннего спора.

Что, черт возьми, здесь происходит? Почему люди слушают их и откровенно игнорируют вековые правила?

Кэм хватает меня за локоть, бесцеремонно выдергивая из комнаты. Люди автоматически расступаются с нашего пути в коридоре, шепчутся и показывают пальцами, пока Кэм тащит меня в кабинет медсестры.

— О боже, — говорит тихая седовласая медсестра, когда мы входим в ее кабинет. Она откладывает книгу и спрашивает. — Что случилось?

— Две суки подрались, — объясняет Кэм, бросая мне вызов.

Он хотел увидеть, стану ли я отрицать и препираться. Это скорее нападение, учитывая, что пострадала только я, но ни за что не буду вдаваться в подробности, потому что ему нравится нажимать на мои кнопки. Медсестра бросает в мою сторону неодобрительный взгляд, но ничего не говорит, похлопывая по кровати и жестом предлагая мне забраться наверх.

— Скажи, чтобы он ушел, — говорю я, отказываясь смотреть на него.

— Я никуда не собираюсь, милая.

Медсестра переводит взгляд с меня на него, она явно в замешательстве.

— Ты должен выйти, — говорит она, но в ее голосе нет убежденности. — Это против правил ХИППА (прим.: правила защиты и приватности конфиденциальной информации о пациенте).

Кэм ухмыляется.

— А школьный совет знает, чем ты занимаешься в свободное время, Мэрилин? — Он выгибает бровь, и медсестра бледнеет. — Я так и думал. Продолжай.

— Убирайся, нах*р, — шиплю я и морщусь от новой волны боли в затылке. Меня не волнует, какое дер*мо у него есть на медсестру. Я просто хочу, чтобы он убрался из этой комнаты.

— Она сильно ударилась головой, — говорит Кэм, игнорируя меня.

— Дай мне посмотреть, милая.

Медсестра осторожно прощупывает затылок и лоб, измеряет температуру и кровяное давление, а затем объявляет, что у меня возможно легкое сотрясение мозга, и мне следует отправиться домой и отдохнуть до конца дня.

— У тебя есть какое-нибудь обезболивающее? — спрашиваю я, изо всех сил пытаясь открыть глаза под резким светом верхнего освещения.

Она протягивает немного Тайленола, и я проглатываю его с водой. Она уже пишет отчет, когда я выхожу из комнаты, откровенно игнорируя Кэма, следующего за мной.

— Ты идешь не в ту сторону, — говорит он.

— Я прекрасно ориентируюсь в школе.

— Выход вон там.

— И без тебя знаю, — хмыкаю я и пронзаю его обжигающим взглядом. — Но я никуда не ухожу.

— У тебя может быть сотрясение мозга.

— У меня просто сильно болит голова, и какого хрена тебя это волнует?

— Не волнует, но ты мне нужна полностью функциональной. По крайней мере, на данный момент.

— Зачем? — резко останавливаюсь я и поворачиваюсь к нему лицом.

— А вот это ты должна выяснить сама.

Он скрещивает руки на груди, и я борюсь с желанием поглазеть, как его бицепсы выпирают от движения. Это не похоже на мои воспоминания о том, каково было пробегать руками по каждому дюйму его упругого, накаченного тела. Его ухмылка говорит, что он знает о моих мыслях, и я прищуриваюсь, глядя на него.

— О, я это выясню. Будь в этом уверен. У меня есть способы и средства.

На его челюсти играют желваки, и мое сердцебиение ускоряется, когда он наклоняется ближе ко мне:

— Как тебе удалось так быстро обнаружить камеру? И какие еще секреты ты скрываешь, Эбби?

— Разве ты не слышал о Google? — я смотрю в его темно-карие глаза, впервые замечая крошечные золотые искорки и ненавидя то, как сильно я хочу утонуть в их гипнотических глубинах.

— Ты бы не включала душ, чтобы скрыть свой поиск в Интернете. — Его теплое дыхание обдувает мое лицо, вызывая покалывание по всей коже. Он прижимает свой восхитительный рот к моему уху, и дрожь пробегает по моему телу. — Мы знаем, что тебе кто-то помог, и мы выясним, кто это был.

Я отступаю назад, злорадствуя, когда снова показываю ему фак прямо в лицо.

— Трахни себя, придурок. Посмотрим, будет ли мне не все равно, что вы собираетесь делать дальше.

***

Каким-то образом я пережила остаток дня и падаю в машину после окончания школы, сворачиваясь в клубок и мечтая о своей постели. Джейн отклоняет десять миллионов вопросов Оскара, возвращаясь ко мне домой и помогая мне лечь спать. Она просит у миссис Бэнкс еще обезболивающих таблеток, осторожно втирает крем с арникой в опухшую шишку у меня на лбу и множество синяков, растекающихся по спине, и сообщает Дрю о случившемся с Рошель, когда он звонит за обычной ежедневной информацией.

На следующее утро меня рано разбудил ее тихий храп, я, тихонько посмеиваясь про себя, на цыпочках вылезаю из кровати и иду в ванную. Хотя спина пульсирует, а шишка на лбу болит, голова ясная, и я благодарна, что у меня все-таки нет сотрясения. Я выхожу из ванной после душа и обнаруживаю, что Джейн уже проснулась.

— Спасибо, что присмотрела за мной прошлой ночью.

— Ты практически моя сестра, — говорит она, вскакивая с постели. — Где еще я должна была быть?

Я притягиваю ее в объятия.

— Я надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю, — шепчу я. — Как я благодарна тебе за то, что ты есть в моей жизни. Что бы ни случилось, никогда не забывай об этом.

— То же самое, чика, — говорит она, обнимая меня в ответ, а затем отодвигает меня на расстояние вытянутой руки. — Как ты себя чувствуешь сегодня?

— Голова в порядке. Спина похуже, но буду жить. Я просто приму еще пару таблеток после завтрака, и все будет в отлично.

— Дай мне посмотреть, — нехотя поворачиваюсь к ней спиной, и она ахает. — Эта гребаная сука заплатит.

Я молчу и не подаю вида. Джейн понятия не имеет что моя спина уже была в плохом состоянии из-за дерьма, которое приключилось в тот день в театре, с теми придурками.

— Я уже ломала ей запястье, так что, думаю, мы квиты. — Я сбрасываю полотенце, достаю из ящика чистое нижнее белье и надеваю его. — Кроме того, когда Трент вернется, он взбесится от того, что вытворяла ее задница. Тем более, когда узнает, как уютно ей было с нашим врагом.

— Она не единственная такая. Что в этом такого?

— Я не знаю, но я полна решимости выяснить.

***

— Почему сегодня они сидят там? — спрашиваю я Чада, сидя за нашим обычным столиком в кафетерии и глядя на Кэма, Джексона и Сойера.

Они сидят во главе длинного стола напротив нас. Пустые места рядом с ними быстро заполняются. Откровенные подхалимки с добрыми глазами, которых я до некоторой степени понимаю. Вентворт тоже там, потому что я отшвырнула его в сторону, а он всегда был хнычущим идиотом, у которого мало что было между ушами. Сойер наш новый квотербек, и понятно почему черлидерши и спортсмены примкнули к ним. Но несколько перебежчиков из числа внутреннего круга я не могу понять. Почему все так откровенно игнорируют правила ради кучки новичков.

— Я слышала, что они подкупают людей, — говорит Джейн, слизывая греческий йогурт с тыльной стороны ложки.

— С помощью чего?

— Они обещают нарушить кодекс, положить конец правлению элиты в школе и дать всем свободу делать и говорить, что им заблагорассудится, — вмешивается Чад.

— Неужели все так несчастны?

Я знаю, что людям не нравится подчиняться кодексу, который действовал веками, и они ненавидят склоняться перед высокомерием элиты, но нельзя отрицать, что в школе все идет гладко, благодаря строгим правилам.

Драки вспыхивают редко, а нарушения на занятиях минимальны, потому что их не терпят. Все преданно поддерживают футбольную команду и все внеклассные мероприятия, потому что, если элита говорит вам быть там, вы идете или сталкиваетесь с последствиями. Вечеринки спланированы до совершенства, и все предлагаемые напитки и наркотики получены из надежных источников и наилучшего качества.

Я сама ненавижу традиции, и устала ходить по коридорам с парнями, которые ведут себя так, будто они выше всех остальных, но даже я должна признать, что школа — более приятный опыт, когда все придерживаются правил.

— Иногда люди предпочитают перемены. — пожимает плечами Чад.

— Это не то, что происходит сейчас, — говорит Джейн, понижая голос и наклоняясь ближе к нам. — Я подслушала, как несколько девушек разговаривали в ванной. Они покупают преданность крутыми вещами.

Мои брови поднимаются, а голос сочится недоверием.

— Все в этой школе богаты, и нет ничего, что нельзя было бы купить за их деньги.

— Они предлагают ранний доступ к новейшему мобильному телефону xNet6. А Джексон планирует провести гоночный день на частной трассе отца в Нью-Йорке, где он обещает всем, что они смогут прокатиться на официальных командных автомобилях.

— Ух ты. Это подкуп в лучшем его проявлении. Неужели у них нет стыда? — фыркаю я.

— Это новые деньги, Эбигейл, — говорит Чад, и на его лице появляется выражение отвращения. — Конечно, у них нет стыда. Вот что они делают. Разбрасываются своими деньгами и своим статусом. Это так грубо.

Я смотрю на Чада свежим взглядом, улыбка расплывается на лице, когда в голове появляется идея.

— Ты мне нравишься, Чад. Теперь я понимаю, почему парни доверяют тебе. — Он краснеет, проводя рукой по светло-каштановым волосам, и это так мило. Я наклоняюсь к нему, когда план обретает форму в голове. — Мне нужно, чтобы ты собрал группу из пяти или шести человек. Только тех, кому доверил бы свою жизнь. Ты сможешь это организовать к этим выходным?

Мне понадобится несколько дней, чтобы привести свой план в действие. Заставить маятник качнуться. Всего пару дней.

— Безусловно. — Широкая улыбка играет на его полных губах. — Что ты собираешься делать?

Я бросаю уничтожающий взгляд на стол напротив, встречаясь взглядом с Кэмом. Хотя эта шлюха снова сидит на его коленях и лапает его, взгляд парня твердо прикован к моему.

— Новая элита может использовать взятки, чтобы купить себе путь к вершине, но старая элита прибегает к шантажу, чтобы получить то, что они хотят, и мы сейчас не остановимся. — Мой взгляд мечется между Джейн и Чедом. — Мы раскроем компромат на каждого перебежчика и используем это, чтобы вернуть их на нашу сторону.

Потому что мне крышка, если я позволю всему устрою рухнуть и превратиться в ад, а приехав парни скажут «мы же тебе говорили», этому не бывать.

Кэмден Маршалл не удастся одержать надо мной верх.

Он вот-вот узнает, что происходит, когда ты осмеливаешься пересечь дорогу Мэннингу.

Глава 12

Последняя репетиция постановки балета закончилась, и я вышла из театра в темную ночь в полном одиночестве. Оскар, когда я видела его в последний раз, спешил из театра с прижатым к уху мобильником. И именно в этот момент меня хватают сзади и надевают что-то черное на голову, полностью скрывая зрение.

Мою попытку закричать, заглушает большая рука на губах. Кто-то мясистой рукой обхватывает меня за талию и прижимает к твердому торсу. Кровь стучит в ушах, адреналин бежит по венам, а сердце бешено колотится в груди. До того, как я успеваю применить что-нибудь из самообороны, мне связывают ноги и руки, и паника подступает к горлу. Меня грубо перекидывают через плечо, удерживая на месте рукой на бедрах.

Я стараюсь успокоиться и пытаюсь использовать другие чувства, чтобы уловить звуки. Но с давящей на грудь паникой и белым шумом в ушах трудно сосредоточиться. В итоге я сосредотачиваюсь на дыхании и делаю глубокие вдохи и выдохи, чтобы оставаться спокойной.

Дверца машины с грохотом открывается и закрывается. Произносимые шепотом слова находятся вне досягаемости моего, итак, затрудненного слуха, а затем меня швыряют в замкнутое пространство. Я подтягиваю колени к груди, когда громкий хлопок пугает меня. Еще больше дверей открывается и закрывается, и когда тихий гул двигателя оживает, я понимаю, что заперта в багажнике. Мое тело болтается из стороны в сторону, и я поднимаю руки и вытягиваю ноги, насколько могу, с болезненными привязками, врезающимися в запястья и лодыжки, проверяя, насколько велико пространство. Ответ — совсем не велико, что усиливает мое разочарование и страх.

Как, черт возьми, это произошло, и куда исчез Оскар? На него тоже устроили засаду? И кто эти люди?

Список врагов отца очень длинный, и куча людей похитили бы меня ради выкупа. Хотя, если бы они знали моего отца, то поняли бы тщетность этого плана. Отец скорее заплатил бы, чтобы меня не возвращали. По крайней мере, до тех пор, пока я не должна буду пройти по проходу к свадебному алтарю.

Но, если бы пришлось делать ставки, я бы поставила на новую элиту. Это попахивает тем, что они пытаются запугать меня, сильнее доказывая в чей я власти, а я, черт возьми, не собираюсь играть им на руку.

Не знаю, как долго мы едем, но этого достаточно, чтобы в багажнике стало жарко. Пряди волос прилипают ко лбу под тяжелой тканевой сумкой, закрывающей лицо. Кружевная майка прилипает к влажной спине, а кожа горит под теплой толстовкой. Запястья и лодыжки болят, потому что подонок связал их слишком туго.

Я уничтожу этих ублюдков.

Когда я закончу с ними, они пожалеют, что еще не сдохли.

Всю поездку я цепляюсь за гнев, отказываясь рассматривать какой-либо другой сценарий, кроме того, что это работа Кэмдена, Сойера и Джексона.

При резком повороте я ударяюсь о заднюю стенку багажника и вскрикиваю от проносящейся по спине боли. Я стискиваю зубы и пытаюсь не обращать внимания на пульсацию в позвоночнике, когда машина замедляет ход. Грудь вздымается, когда паника снова поднимает голову, и я начинаю глубоко дышать, чтобы оставаться собранной.

Щелчок, сопровождаемый звуком ботинок, подтверждает, что кто-то открыл багажник. Крепкие руки хватают меня за плечи и вытаскивают. Мои ноги протестуют, их сводит судорогой, отчего я прижимаюсь к теплому телу.

— Бля*ь. Ее запястья кровоточат, — говорит знакомый голос, и ярость, как атакующий бык, пронзает меня.

— Едва ли, — отвечает Кэм Сойеру, а затем добавляет. — Ты уже подготовил пленку?

— Да, — огрызается он, и я чувствую некоторое напряжение между ними.

Они стягивают мешок с моей головы, и кто-то убирает спутанные, потные волосы со лба.

— Черт, она в ужасном состоянии, — говорит Джексон.

— Чего ты ожидал, бросая меня в багажник? — огрызаюсь я, моргая и открывая глаза.

— Дай мне кусачки, — говорит Кэм, игнорируя меня.

Он берет их у Джексона и зажимает пластиковые стяжки, впивающиеся в разорванную, окровавленную кожу на моих запястьях. Облегчение наступает мгновенно, но ненадолго. Кэм расстегивает молнию на моей толстовке, стягивает ее с окоченевших рук и бросает Сойеру. Он окидывает кружевную шелковую майку расчетливым взглядом, я затем стягивает ее вниз за подол, обнажая большую часть декольте.

Лицо пылает от возмущения, из-за рта вырывается множество ругательств, когда он опускает руки в чашечки лифчика и перекатывает соски между большими и указательными пальцами. Я шлепаю его по рукам, но Джексон быстро реагирует и заламывает мои руки за спину, давя на чувствительную кожу запястий, заставляя меня вскрикнуть.

— Я бы этого не делал, — говорит Джексон, и Кэм бросает на него мрачный взгляд через мое плечо.

— Убери от меня свои гребаные руки, — гаркаю я. — Или я закричу.

— Давай, милая, — говорит он, пристально глядя на меня и продолжая пощипывать соски.

Я ненавижу, как они сразу же встают по стойке смирно, но мое тело еще не поняло, что он враг.

— Мы на пустой парковке, — добавляет Кэм, призывая меня осмотреть окрестности. — Тебя никто не услышит.

— Чего ты хочешь? И что ты сделал с телохранителем и водителем?

— Мы устроили диверсию в вашем доме, чтобы отвлечь их. И выложили полосу шипов на дороге, чтобы задержать Джереми на обратном пути, — говорит Сойер, не отрываясь от ноутбука, на котором он яростно печатает.

— Давайте просто скажем, что Оскар немного вздремнул, и оставим все как есть, — с усмешкой подтверждает Джексон.

— Если ты причинил ему боль, я убью тебя, — кричу я, в ужасе от того, что они могли с ним сделать.

Только из-за долгой репетиции Оскар работал сегодня допоздна. Обычно в это время он был бы дома со своей семьей, и я ненавижу, что он замешан в этом.

От моего внимания не ускользнуло, что парни знают имена и проявили должную осмотрительность. Они каждый раз на два шага опережают меня, и это необходимо исправить.

— Это не сработает, — говорит Кэм, убирая руки. — Дай мне сумку.

Джексон отпускает мои запястья, и я толкаю Кэма в грудь, забывая, что ноги все еще связаны. Я падаю на каменный пол и сильно прикусываю нижнюю губу от новой волны боли в копчике. Слезы щиплют мне глаза, но я отказываюсь их выпускать.

— Черт. — Я резко втягиваю воздух, когда Кэм опускается на землю и разрывает связывающие мои ноги путы.

— Это твоя вина. — Он приподнимает меня за локти под мом свирепым взглядом и добавляет Джексону, забирая у него черную сумку от Гуччи. — Подержи ее.

— Эй! Это мое! — протестую я, когда Джексон обнимает меня сзади за талию.

— Золотая звезда для богатой сучки, — огрызается Кэм, расстегивая сумку и изучая содержимое.

— Вы гребаные придурки. Все вы, — шиплю я, наблюдая, как он достает вещи из моего шкафа. Похоже, Сойер украл не только трусики.

— Это должно сработать, — говорит Кэм, ухмыляясь, когда он встает прямо с черным бюстгальтером пуш-ап, висящим на кончиках его пальцев.

— Я этого не надену. — Я сглатываю комок, застрявший у меня в горле и пронзаю его ядовитым взглядом.

— Никто тебя об этом не просил, — парирует он, ухмыляясь.

— Руки вверх, красавица, — говорит Джексон мне на ухо и я бью его локтем по ребрам.

— Черт, — он морщится, отпускает меня и проводит рукой по грудной клетке.

Кэм тянет меня к себе за локоть.

— Разве твой отец не учил тебя, что леди не пристало драться?

— Я не леди, — выдавливаю я, пытаясь вырваться из хватки.

— Это я уже понял. — Кэм поворачивает голову к Сойеру. — Все ли там готово, потому что ей нужен стимул к сотрудничеству. У меня уже кончилось терпение.

— Все готово.

Кэм швыряет мой лифчик Джексону и тащит меня туда, где Сойер поставил ноутбук на капот «лендровера».

— Смотри, — требует Кэм, больно сжимая мой подбородок и заставляя смотреть на экран.

Сойер нажимает кнопку воспроизведения, и вся кровь отливает от моего лица, когда начинается запись. Джейн в своей спальне, голая по пояс на кровати и широко раздвинув ноги, ублажает себя. Меня подташнивает, и я не могу скрыть выражение ужаса на лице. Ее мобильный телефон прислонен к двум пушистым подушкам в конце кровати, и я не сомневаюсь, что мой брат смотрел или она записывала, чтобы отправить ему. Она выкрикивает имя Дрю, погружая в себя два пальца и выгибая спину над кроватью, тихие всхлипы вырываются изо рта, когда она доводит себя до исступления. Я зажмуриваюсь, не желая осквернять свою подругу больше, чем это сделали они. Это такое масштабное вторжение в ее личную жизнь, и я в равной степени возмущена и испытываю отвращение.

— Выключи это, — рявкаю я, но они игнорируют меня, и я вынуждена слушать, как она кончает.

— Я дрочил на это по меньшей мере пять раз, — говорит Джексон мне на ухо. — И мне нравится, что она включила это в свой ежедневный ночной распорядок. Она определенно скучает по твоему брату и так сексуально расстроена, что мне, возможно, придется заняться ею самому.

— Ты, бля*ь, оставь ее в покое! Это не имеет никакого отношения к Джейн, — кричу я и срывающимся голосом добавляю. — Пожалуйста. Я сделаю все, что ты захочешь. Просто оставь ее в покое.

— Открой глаза, — инструктирует Кэм, и я резко открываю глаза, когда Сойер милосердно выключает видео. — Теперь мы привлекли твое внимание?

— Ты уже завладел моим вниманием. Разве недостаточно было знать, что я не девственница?

— Это, похоже, недостаточно мотивировало тебя, поэтому мы импровизировали. — Кэм качает головой. — Ты не хотела следовать указаниям, и нам пришлось пойти на это. Это все твоя вина.

От его слов у меня скрутило желудок.

— Пока ты сотрудничаешь, — продолжает Кэм, — это видео никто не увидит. Пересеки нам дорогу, и мы не просто поделимся этим с нашими одноклассниками. Мы разместим это по всему Интернету, и она в одночасье станет печально известной по всем неправильным причинам.

— Откуда мне знать, что ты не обманешь меня?

Кэм ухмыляется, и мне хочется разбить ему лицо молотком, чтобы он выглядел таким же уродливым снаружи, как и внутри.

— Тебе просто придется довериться нам.

— Между ворами нет чести, — шиплю я.

— Тебе ли не знать, — мгновенно парирует он.

Что, черт возьми, это значит?

Выражение чистой ненависти на его лице заставляет меня инстинктивно отступить назад.

— Мы даем тебе слово, что запись не будет опубликована, если ты сделаешь то, что мы скажем, — говорит Сойер, бросая предостерегающий взгляд в сторону Кэма.

— Что это значит?

— Разденься для начала. — Взгляд Джексона останавливается на моих сиськах. — Я умирал от желания увидеть твои сиськи поближе и лично.

— Ты не можешь быть серьезным? — выпаливаю я от подступающей к горлу паники, и глазами умоляю Сойера, кажется, что только у него есть хоть капля порядочности и самообладания.

— Тебе нужно сыграть роль соблазнительницы, а этот наряд и сиськи, — говорит Кэм, размахивая руками перед моей грудью, — не прокатят.

Острая боль пронзает сердце, но я отбрасываю чувства сторону. Я выполню все, что они от меня хотят. Игра изменилась, и для защиты Джейн я сделаю все. Она не виновата, что втянута в это. Вина полностью на мне, и моя работа — следить за тем, чтобы видео никогда не вышло в эфир. Это уничтожило бы мою лучшую подругу и, скорее всего, заставило бы Дрю совершить убийство. Я, конечно, была не против покончить с кем-нибудь из этих придурков, но предпочла бы, чтобы мой брат не попал в тюрьму.

— Хорошо. — Я задираю майку, швыряю ее в лицо Кэму, и говорю усмехающемуся Джексону. — Дай мне лифчик.

— Нет. — Кэм бросает топ на землю, выхватывая пуш-ап у Джексона. — Не ты устанавливаешь здесь правила.

Я нигде не устанавливаю правил, но это не поможет, поэтому сжимаю губы.

Кэм движется, как охотник, заманивающий в ловушку свою добычу. Свободной рукой он одним умелым движением расстегивает тонкий кружевной лифчик, стягивая бретельки с рук, пока он не спадает, оставляя меня топлесс.

Я покраснела от ощущения на себе горячих взглядов, но продолжаю смотреть вперед сквозь этого ублюдка, не давая им удовольствия узнать, насколько я унижена. Прохладные пальцы касаются одного соска, и мой живот скручивается.

— Не трогай ее, — говорит Кэм, отмахиваясь от руки Джексона.

— Да ладно тебе, чувак. Ты должен ее трахнуть. По крайней мере, позволь мне пососать эти восхитительные сиськи.

— Как я уже сказал, я буду единственным, кто прикоснется к ней. Ты не можешь себя контролировать.

— Это чушь собачья, и ты это знаешь. Ты тоже не можешь скрыть свой стояк. Я, бля*ь, вижу выпуклость на твоих джинсах.

Прохладный воздух кружится вокруг моей обнаженной груди, и чем дольше это продолжается, тем сильнее я закипаю.

— Просто надень на нее этот чертов лифчик, — разочарованно говорит Сойер. — Нам есть чем заняться, если только гормоны полностью не уничтожили функции твоего мозга.

— Не разговаривай со мной этим гребаным поучительным тоном, — рычит Кэм на друга и приподнимает мой подбородок. — Смотри на меня.

Я сжимаю челюсть так сильно, что боюсь, как бы она не сломалась. Он сверлит меня взглядом, когда снова щиплет мои соски. Сойер вздыхает, но не успевает что-либо сказать.

— Нам практически не с чем работать, так что нужна небольшая подготовка. — говорит он Сойеру.

Из-за сильного желания причинить Кэму боль я сжимаю кулаки по бокам. Не сводя с меня глаз, он опускает голову, посасывая сначала один сосок, а затем другой своим грязным, но таким горячим ртом.

— Я помню, как тебе понравилось это в прошлый раз, — говорит он, проводя языком по соскам по одному за раз.

Громкие стоны эхом отдаются на пустой парковке, и я резко поворачиваю голову в их сторону. Джексон держит член в руке и отчаянно надрачивает, глядя, как его друг сосет мою грудь.

— Вы — гребаные извращенцы.

— Ты должна гордиться, красавица, — ворчит Джексон, облизывая губы и поглаживая себя все быстрее. — Немногие девушки могут заставить меня кончить, не прикасаясь к ним.

Первобытный рев вырывается из него и глаза закатываются от удовольствия, когда он разбрызгивает сперму по всему асфальту, доводя свое освобождение до завершения.

На челюсти Сойера напрягается мускул, но это единственный признак того, что он зол.

— Тебе это нравится, детка? — говорит Кэм, наконец отрывая голову от моих сисек. — Хочешь, чтобы его член был внутри тебя? — Он больно сжимает мой подбородок. — Или ты все еще мечтаешь о моем?

— Единственное место, где ты появляешься, — это мои кошмары.

— Туше, милая. — Он скользит лямками пуш-апа вверх по одной руке, а затем по другой, вызывая легкую дрожь, когда его пальцы касаются чувствительной кожи, и застегивает его. Затем он залезает в каждую чашечку, укладывая груди, пока они не выглядят удовлетворительно, и мое унижение завершается. — Брось мне красный топ и туфли на каблуках.

— Поторопись, мать твою. — Протягивает их ему Сойер.

Кэм игнорирует друга и медленно надевает красную майку через мою голову. Затем он опускается на колени, снимает балетки по одной за раз и надевает черные туфли на каблуках Prada. Его прикосновения мягкие, а взгляд сосредоточенный. Никто ничего не говорит, пока он осторожно очищает мои запястья, накладывает пластыри, а затем надевает два золотых браслета. Кэм промокает мое лицо салфеткой, вытирая любые влажные пятна, а затем достает мою косметичку из сумочки, добавляя румяна на щеки и нанося блеск на губы. Двое других парней наблюдают за происходящим с каким-то нездоровым восхищением. Затем он проводит пальцами по моим волосам, взбивая их, и приятное тепло разливается по всей коже головы.

Я ненавижу его волшебные пальцы.

Пальцы, которые заводят меня едва прикасаясь.

Но в этот момент я ненавижу себя еще больше.

Потому что, как только он убирает от меня руки, мне хочется плакать.

Как я могу ненавидеть его и все еще хотеть?

Почему я ревную его к Рошель? Это потому, что она каждый день сидит у него на коленях?

Он полный придурок, и я не хочу, чтобы он привлекал меня, но химия неоспорима.

— Где ты научился этому? — с интересом спрашивает Сойер.

— Я шпионил за девушкой старшего брата, когда она собиралась в его комнате. — Ухмыляется Кэм.

— Полагаю, с твоим членом в руке, — предсказуемо говорит Джексон.

Кэм только шире ухмыляется, не подтверждая и не отрицая обвинения. Он проводит большими пальцами по моим щекам, посылая крошечные мурашки по всему телу, и соски мгновенно приветствуют его.

— К черту это, — снова стонет Джексон. — Ее соски торчат сквозь топ.

Кэм опускает взгляд, и самодовольная улыбка расплывается на его губах.

— Таков был план.

— У меня снова встал.

— Это твоя, бля*ь, проблема, — говорит Сойер. — И ты больше не будешь дрочить. Пора ехать.

— Куда ехать? — спрашиваю я, пытаясь успокоиться, но это трудно, потому что Кэм придвинулся еще ближе ко мне, и тепло его тела творит странные вещи с моими внутренностями.

— Время для шоу, детка. — Его взгляд скользит по моим губам. Мое сердце колотится в груди, и жар наполняет сердце, когда мои взгляд опускается на его губы. Кэм быстро отшатывается, словно только сейчас осознал, как близко он стоит ко мне и как пристально смотрит на мой рот.Когда он поднимает свой взгляд снова, чтобы встретиться со мной взглядом, я вижу всю ту же холодную и суровую маску безразличия, которая искажает его красивое лицо. — Садись в машину и делай все, что мы скажем, или твоя подруга заплатит за твое непослушание.

Я забираюсь на заднее сиденье, и он садится рядом со мной, в то время как Сойер садится за руль, а Джексон на пассажирском рядом с ним. Сойер заводит машину и жмет по газам, оставляя за нами след из пыли.

— Кто-нибудь собирается объяснить, что происходит?

Кэм хлопает рукой по моему бедру, и я подпрыгиваю от неожиданного контакта.

— Мы едем в офис твоего отца, и ты нас туда проведешь.

Глава 13

Я хочу знать, что они задумали, но нет смысла задавать этот вопрос.

— Что, никаких глупых вопросов? — интересуется Кэм, в удивлении приподнимая брови.

— Зачем утруждать себя, если знаю, что не получу ответа?

— Возможно, ты не так глупа, как кажешься.

— Пошел ты, придурок. — Я смотрю в окно, не желая смотреть ни на кого из них.

— Из всего, что я сказал или сделал, это беспокоит тебя больше всего, не так ли? — задумчиво произносит Кэм. — Тебе не нравится, когда твой интеллект подвергается сомнению.

— И почему это тебя так удивляет? — огрызаюсь я, сердито глядя на него.

— В твоем мире это не должно иметь значения. Разве женщинам недостаточно просто быть ухоженными, красивыми и блестящими куклами, а также раздвигать ноги, пресмыкаться перед мужем и держать язык за зубами?

— Только потому, что этого от меня ждут, не значит, что мне это нравится.

Он долго смотрит на меня, и я не отвожу взгляд, бросая ему вызов с абсолютно нейтральным выражением лица.

— Почему? — спрашивает он после затяжной тишины.

— А теперь, кто из нас самый тупой.

Его челюсть сжимается, а глаза темнеют почти до черноты.

— Мы на месте.

Сойер поворачивает машину на парковку за углом от штаб-квартиры корпорации «Мэннинг Моторс».

— Вот как это будет происходить, — говорит Кэм, и весь намек на гнев сменяется серьезным выражением лица. — Ты должна соблазнить дежурного охранника, отвлечь его, снять его карточку безопасности и передать нам.

— Как, черт возьми, я должна это сделать?

Меня охватывает возмущение и паника. Они, наверное, не в своем уме, раз заставляют меня делать что-то подобное.

— Насколько я помню, у тебя были некоторые навыки соблазнения, так что просто поработай с над ним немного. — Кэм проводит рукой по небритой челюсти, пока я пытаюсь прожечь дыру в его черепе. — И если вдруг нужна дополнительная мотивация, то представь, как смутится бедняжка Джейн, если весь мир увидит, как она мастурбирует по видеосвязи для своего элитного бойфренда.

— Мне не нужна дополнительная мотивация. Ты позаботился об этом. — Я прищуриваюсь, глядя на него. — Что ты планируешь делать с записями с камер наблюдения? Если мой отец узнает, что я была здесь, он захочет знать, почему.

— Мы это предусмотрели, — подтверждает Сойер. — Тебе не нужно беспокоиться о том, что тебя обнаружат.

— Хорошо. — Тяжелый вздох срывается с моих губ. — Давайте просто покончим с этим и закончим наше незапланированное рандеву.

— Это еще не все, — говорит Сойер, поворачиваясь на сиденье. — Нам нужно около двадцати минут, так что ты должна все это время отвлекать парня.

Я вскидываю руки в воздух.

— Ты, должно быть, шутишь надо мной. Как, черт возьми, я смогу отвлекать его так долго?

— Ты красивая девушка, — говорит Джексон. — Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.

— Я не буду трахаться с одним из служащих моего отца! — взвизгиваю я от раздражения и злости.

— Никто этого и не говорил, — холодно отвечает Кэм. — Я уверен, что ты придумаешь какой-нибудь другой способ отвлечь его.

— Станцуй для него, — предлагает Джексон. — Или сделай массаж. Есть много способов размахивать лакомствами, не давая попробовать.

— Боже, спасибо за эти замечательные предложения.

— В любое время, красавица. — Подмигивает он.

Фу.

— Нам нужно закончить до конца его смены. Ты справишься? — спрашивает Сойер, пристально глядя на меня.

— Справлюсь, — неуверенно произношу я, лихорадочно роясь в мозгу в поисках вариантов для отвлечения охранника.

Мы останавливаемся перед зданием, как раз вне поля зрения стеклянных входных дверей, и скрыты от камеры, осматривающей пустую парковку.

— Бери, — говорит Сойер, протягивая мне маленькое черное устройство. — Нажми эту кнопку, когда мы сможем безопасно войти. Когда он снова завибрирует в кармане, у тебя будет всего три минуты, чтобы отвлечь его, пока мы будем уходить.

Я бормочу себе под нос, вылезая из машины. В последнюю секунду Кэм хватает меня за руку и тянет назад.

— Не импровизируй, Эбигейл. Помни о последствиях.

Я выдергиваю руку из его хватки.

— Мне не нужны постоянные напоминания. Я получила сообщение громко и ясно, так что просто заткнись уже. — Я кладу руки на бедра. — Я сыграю свою роль. А вы не задерживайтесь слишком долго. Давайте, просто покончим со всем этим.

Он коротко кивает мне. Я захлопываю дверь, придаю объем волосам и стягиваю топ как можно ниже, чтобы девочки были полностью выставлены напоказ. Беспокойство поселилось в груди, но я улыбаюсь и иду к входной двери с высоко поднятой головой, прямой спиной и выпяченными сиськами.

Дежурный охранник поднимает глаза на стук каблуков по мраморному полу. На вид ему лет двадцать пять, у него широкие плечи, крепкое телосложение, светло-песочные волосы и темно-синие глаза, в которых вспыхивает интерес, когда он окидывает меня взглядом.

Я проглатываю отвращение, удерживая улыбку на лице, и наклоняюсь над прилавком, чтобы убедиться, что этот придурок смотрит на мое декольте. Мой взгляд скользит по бейджу с именем, приколотому к нагрудному карману форменной рубашки.

— Привет, Джед. Ты знаешь, кто я такая? — хлопаю я ресницами и закусываю нижнюю губу.

— Конечно, мисс Мэннинг. — Прочищает он горло, неохотно отводя взгляд от моих сисек. — Что я могу для вас сделать?

— Знаю, что уже поздно, — говорю я, обходя стойку и усаживаясь задницей на край стола, наклоняюсь ближе и убеждаюсь, что ему все хорошо видно. — Надеюсь, что это не проблема, — умело имитируя хриплый голос, прижимаю сиськи к его груди и шепчу на ухо. — Я проходила мимо, и это напомнило мне, что мне нужна одна маленькая услуга.

Его глаза прикованы к моему декольте, и я осторожно опускаю руку, медленно отстегивая его значок безопасности с пояса брюк.

— Услуга? — он задыхается, его глаза излучают возбуждение.

Я вскакиваю, обхожу стойку, бросаю карточку на пол и наклоняюсь, чтобы посмотреть на него. Его разочарованный взгляд встречается с моим, и я думаю, что это может быть проще, чем ожидалось.

— У меня есть одно задание для школы, — говорю я, накручивая прядь волос. — Я надеялась, что смогу взять у тебя интервью о твоей роли в «Мэннинг Моторс». Поможешь?

Его взгляд мрачнеет, и мне вдруг стало интересно, какую услугу, по его мнению, я собиралась попросить.

— Это займет всего около двадцати минут, и я была бы тебе так признательна. — Снова выгибаюсь в спине для того, чтобы этот извращенец лучше рассмотрел мое декольте. — Я замолвлю словечко перед своим отцом.

Он оживляется при этих словах.

— Конечно. Я был бы рад помочь.

— Ты такой милый, Джед. И я действительно ценю твою помощь. — Я подхожу к нему, медленно наклоняюсь и целую в щеку. — Можешь проводить меня в одну из боковых комнат, чтобы я могла захватить кое-какие принадлежности?

— На самом деле мне запрещено покидать рабочие место, мисс.

Я перебрасываю волосы через плечо и беру его мускулистую руку.

— Мы отойдем максимум на три минуты. — Я улыбаюсь, оглядываясь через плечо. — Это место похоже на кладбище. Никто не узнает.

Сжимаю его руку, намеренно облизывая губы, и он вскакивает со стула.

— Следуй за мной.

Он одаривает меня обезоруживающей улыбкой, и, по правде говоря, он довольно горяч для парня постарше. Ух.

Я засовываю руку в карман джинсов и нажимаю маленькую кнопку на устройстве, которое дал мне Сойер, пока Джед провожает меня в ближайший конференц-зал. Я трачу как можно больше времени, открывая и закрывая шкафы, размахивая задницей в воздухе и наклоняясь, обязательно убеждаюсь, что даю Джеду достаточно зрелища. По прошествии четырех минут я решаю, что путь свободен, и возвращаюсь в вестибюль с ручкой, блокнотом и бутылкой воды. Джед несет стул, ставя его рядом со своим, и я проверяю время на больших часах, подвешенных на стене в вестибюле, и тогда сразу же начинаю фальшивое интервью.

Джеду нравится звук собственного голоса, и несколько тщательно подобранных вопросов заставляют его болтать о своей очень важной роли в компании Дорогого папочки. Я строчу заметки, пока он говорит, поглядывая на часы и игнорируя неприятный привкус желчи во рту каждый раз, когда он косится на мои сиськи. Он становится смелее, придвигается ближе, прижимается своим бедром к моему и якобы случайно, но все же нарочно касается рукой моей груди. Я ничего не говорю и посылаю ему кокетливые взгляды, в то время мысленно призывая парней, черт возьми, поторопиться. У меня заканчиваются вопросы, и я все больше волнуюсь, по мере того как медленно идет время, и почти падаю в обморок от облегчения, когда устройство вибрирует в кармане.

— Я хотела бы вернуться к одному из ваших предыдущих ответов, — говорю я, притворяясь, что просматриваю заметки. — Ты сказал, что ночные смены наносят ущерб здоровью и сну, и в рамках моего предложения я хотела бы предложить некоторые меры, которые компания может применить для борьбы и устранением этих симптомов. — Я встаю, становлюсь позади него, кладу руки ему на плечи. — Закрой глаза.

— Что ты делаешь?

— Массаж, чтобы помочь расслабить мышцы. Тебе нужно откинуть голову назад и закрыть глаза. Позволь мне снять напряжение, распространяющееся от плеч вниз по спине. — Я провожу пальцами по его щеке, и он повинуется без дальнейших колебаний. — Правильно, Джед. Именно так. А теперь держи глаза закрытыми, пока я не скажу тебе открыть их.

Сглотнув желчь, я разминаю его мускулистые плечи, сильно вдавливая большие пальцы и вращая ими круговыми движениями. Голова Сойера появляется из-за угла, и я взглядом призываю его поторопиться, и именно тогда Джед издает громкий стон, от которого у меня скручивает живот. Трое парней босиком на цыпочках пересекают вестибюль, держа обувь в руках, а я сильнее разминаю мышцы Джеда, пытаясь игнорировать растущую выпуклость в его штанах. Ребята едва выскользнули за дверь, как Джед начинает действовать: хватает меня за талию, сажает к себе на колени и обрушивает свой рот на мой.

— Джед! Какого черта!

Я пытаюсь встать, но он крепко обхватывает меня, удерживая на месте, и утыкается лицом мне в грудь.

— Отъе*ись! — рычу я.

— Я знаю, что это была просто уловка, — говорит он, глядя на меня из-под прикрытых век. — Если ты хотела трахнуться, детка, нужно было только попросить. Я знал, что ты проверяла меня в прошлом месяце, когда была здесь.

Несколько недель назад мне пришлось занести отцу кое-какие бумаги, но я даже не помню, чтобы видела Джеда, не говоря уже о том, чтобы проверить его. Этот парень настолько самонадеян, что это не смешно. Он прижимает очевидную эрекцию ко мне и облизывает линию на моей груди. Я уже готовлюсь врезать ему, как входная дверь распахивается, и Кэм бросается к нам через вестибюль. Глаза Джеда расширяются в тревоге, и он автоматически ослабляет хватку на моей талии. Я слезаю с его колен, и Кэм защитным рефлексом притягивает меня к себе. Он пристально смотрит на стояк Джеда, натянувшего переднюю часть штанов молодого охранника.

— Ты посмел лапать мою женщину?

— Что? Нет! — Джед немедленно начинает все отрицать, встает со стула и поднимает руки в примирительном жесте. — Она просто брала у меня интервью. Вот и все.

— Детка. — Кэм обхватывает меня руками за талию, прижимая к своей теплой груди. — Он прикасался к тебе?

— Да, но он заплатит за это, как только я скажу папе.

— Ах ты, маленькая сучка, — рявкает Джед. — Ты все время вешалась на меня, флиртовала!

— Я ничего такого не делала, — фыркаю я. — С какой это радости я буду вешаться на тебя или флиртовать, когда у меня такой горячий жених?

Я уверена, что Джед знает, что я занята, как и большинство сотрудников компании моего отца, но я сомневаюсь, что он знает, кто такой Трент или как он выглядит, потому что не вращается в наших кругах, так что это кажется идеальное замыливание глаз. Обвиваю руками шею Кэма, пожирая его глазами и прикусывая нижнюю губу, надеясь, что он подыграет. Его глаза мрачно вспыхивают, а руки опускаются ниже, обхватывая мою задницу. Электричество потрескивает между нами, и я почти забываю, что мы притворяемся.

— Она моя, — шипит Кэм, бросая злобный взгляд на Джеда. — И никто не прикоснется к тому, что принадлежит мне, не заплатив за это кровью.

— О, дорогой.

Хлопаю своего подставного жениха по груди и делаю вид что сгораю от любви к нему.

— Забудь об этом. Оно того не стоит. К утру его уволят.

— Как будто твой молокосос справится со мной, — усмехается Джед, «тыча пальцем в зверя».

— Ты что, полный идиот? — нараспев произношу я, вырываясь из объятий Кэма и указывая на него. — Он бы раздавил тебя, и ты это знаешь, сученыш.

— Я увлекаюсь ММА, — говорит Джед, указывая пальцами на Кэма. — Давай посмотрим из чего ты сделан, придурок.

— С большим удовольствием размажу тебе лицо. — Кэм снимает куртку и передает ее мне.

Я отступаю в сторону, зная, что вмешиваться бессмысленно. Парни кружат друг вокруг друга, а затем Джед бросается на Кэма со сжатым кулаком. Кэм отклоняет выпад, поворачивается и толкает Джеда ногой в спину, заставляя того рухнуть на землю. Джед стонет и приподнимается на локтях. Но не успевает подняться на ноги, как Кэм укладывает его на спину и, оседлав, бьет его по лицу и верхней части туловища ударом за ударом. В ММА или нет, Джед не сравнится со всей сдерживаемой агрессией, которая бурлит в Кэме. Кровь брызгает в разные стороны. Кости трещат и ломаются. Раздаются крики. И вот тогда я решаю вмешаться.

— Хватит, — говорю я, нависая над Кэмом. — Если, конечно, ты не хочешь, чтобы тебя обвинили в убийстве.

Он перестает бить Джеда, откидывается на пятки и вытирает вспотевший лоб тыльной стороной ладони, тяжело дыша. Я протягиваю ему руку, помогая подняться, и мы выходим оттуда, не говоря ни слова и не оглядываясь назад.

— Серьезно, что это, черт возьми, было? — взревел Сойер, как только мы садимся на заднее сиденье. На этот раз Джексон сидит за рулем, а Сойер держит открытый ноутбук на коленях.

— Он прикасался к ней без разрешения.

Будто в этом есть что-то новое.

— Ты прикасаешься к ней без разрешения! — кричит Сойер. Шины визжат, когда Джексон мчится прочь от здания.

— Ей нравится, когда я прикасаюсь к ней, — отвечает он, самодовольно пожимая плечами, осматривая порезанные костяшки пальцев.

— Ты чертовски самоуверен. — фыркаю я. — В какой параллельной вселенной я наслаждалась тем, как ты грубо обращался со мной?

— Не вешай мне лапшу на уши, милая, — растягивает он слова, ухмыляясь. — Мы оба знаем, что ты заводишься от всего этого грубого дерьма.

Впервые в жизни я теряю дар речи, потому что не могу поверить в высокомерие этого парня. И я также ненавижу, что он прав.

— Я не понимаю тебя, Кэм. — Сойер качает головой. — Это… Это не то, о чем мы договаривались. — Он проводит рукой по волосам, и это первый раз, когда я вижу Сойера таким взволнованным. — Он видел твое гребаное лицо и может опознать тебя!

— Ты напрасно паникуешь. Камеры все еще не работают, так что они ничего не засняли. Остынь, черт возьми. — Кэм развалился на сиденье, скрестив лодыжки.

— Ты только что избил парня до полусмерти и думаешь, он никому ничего потом не расскажет? — хмыкает Сойер.

— Он не станет этого делать, — вмешиваюсь я. — Он будет слишком смущен, чтобы признать, что старшеклассник взял над ним верх.

— Ты не можешь знать этого наверняка.

— Я хорошо разбираюсь в людях, но, если тебе от этого станет легче, я позвоню отцу, когда вернусь домой. Объясню, что брала интервью у одного из его охранников для школьного задания, а он напал на меня, и мой друг пришел мне на помощь. Скажу ему, что я работала в паре с Чадом, и это он был со мной. Отец надерет тому ублюдку задницу, потому что простолюдинам не пристало прикасаться к элите.

И это чистая правда. Дорогой папочка позволял своему лучшему другу-мудаку домогаться меня, а Тренту лапать, но да поможет Бог, какому-нибудь нормальному и обычному мужчине, посмевшему хотя бы пальцем тронуть меня.

Сойер и Кэмден недоверчиво смотрят на меня, а Джексон ухмыляется через зеркало.

— Что?

— Не только красивое личико, — бормочет Джексон, когда Сойер сверлит меня взглядом, и если бы я не знала лучше, я бы подумала, что в его взгляде был намек на восхищение.

— Это должно сработать, — говорит Кэм. — Сделай это.

Он смотрит в окно, и я по-детски корчу лицо. Он мог бы, по крайней мере, сказать спасибо. Придурок. Джексон усмехается, замечая выражение моего лица в зеркале, и я показываю ему язык, откидываю голову назад и закрываю глаза. Некоторое время спустя я чувствую на себе прожигающий взгляд Кэма. Кажется, что он пытается проделать им дыру в моей голове, поэтому открываю глаза и смотрю на него.

— Если тебе есть что сказать, говори.

— Что ты имела в виду под простолюдином?

— Ничего.

Он продолжает смотреть на меня, и я смотрю в ответ с абсолютно пустым выражением лица. Джексон снова хихикает.

— Ты мне нравишься, — признается он. — Ты мне очень нравишься.

— Думаю, твой член уже подтвердил это, — бормочет Сойер, яростно печатая на клавиатуре.

Кэм посылает кинжалы в спину Джексона, но тот молчит. Это не первый намек на дискурс в этой группе, и мне интересно узнать больше. У Сойера есть какие-то претензии к парням, и Кэмдену не нравится, что Джексон флиртует со мной. И я не забыла загадочный комментарий Кэма о старшем брате ранее. Я убираю все эти полезные крупицы информации и смотрю в окно, пряча самодовольную улыбку.

В конце концов, если вы держите своих врагов близко, это приносит дивиденды.

Глава 14

Направляясь на следующее раннее утро к Джейн, я все еще обдумываю информацию, которую собрала прошлой ночью. Не знаю почему ребята совали нос в дела моего отца, но в долгосрочной перспективе их планы могут быть полезны, особенно, если они намерены его уничтожить. Так что быть в данный момент на их стороне крайне важно, даже если придется поклониться им в ноги и унизиться на глазах всей школы.

Когда я прихожу, Джейн все еще в душе, но ее мама позволяет мне подняться в спальню и подождать там. На этот раз я нахожу секретную камеру в телевизионной розетке и с самодовольной ухмылкой отключаю устройство, извлекая его и кладя в карман, чтобы отдать Ксавье на выходных.

Я только что закончила обследовать остальную часть комнаты, убеждаясь, что она чистая, когда появляется Джейн, окутанная слоем пара.

— О, мой Бог! — кричит она, хлопая себя рукой по груди. — Ты напугала меня до чертиков!!!

— Прости, детка. Твоя мама позволила мне подняться.

— Ты сегодня рано, — говорит она, сбрасывая полотенце, и идет в гардеробную чтобы одеться.

— Я плохо спала, поэтому решила пойти в школу пораньше.

— Нервничаешь из-за сегодняшнего шоу?

— Определенно.

Хотя это лишь частично правда. Мой мозг отказывался отключаться после вчерашнего похищения и вылазки со взломом. Сон то и дело ускользал от меня в течение всей ночи, по мере того как все больше и больше вопросов всплывало в моем сверх активном уме. Я выживаю на огромных чашках черного кофе, адреналине и обезболивающих, заглушающих боль в спине. Будет чудом, если сегодня я выступлю безупречно. Но «Лебединое озеро» сейчас волнует меня меньше всего.

Я размышляла стоит ли рассказывать Джейн о записи, но колеблюсь в этом решении. Инстинктивно, я хочу оградить ее от правды, потому что знаю, что это ее расстроит и смутит. Другая же сторона мозга твердит, что скрывать неправильно. Это было вторжением в частную жизнь, и она имеет право знать о существовании записи. Если все примет нежеланный оборот и это выйдет наружу, она должна, по крайней мере, быть готова. И именно эта мысль побуждает меня поступить правильно.

— Посиди со мной, — говорю я, похлопывая по месту на кровати рядом со мной. — Мне нужно тебе рассказать кое-что важное.

***

За обедом посреди моего приглушенного разговора с Чедом, Кэм выкрикивает мое имя на всю столовую. Вспомнив их рычаги воздействия, я стискиваю зубы, поднимаю голову и бесстрастно смотрю на него. Он щелкает пальцами, жестикулируя мне с выражением «иди сюда».

Мы с Джейн обмениваемся взглядами. Она все еще заметно расстроена, но я не жалею, что рассказала ей. Она заслуживала знать, а еще это объяснило мое поведение. Дрю был в ярости, когда узнал, что они сделали, но, по крайней мере, понимает, почему я теперь играю по их правилам. Чарли тоже, и меня удивило, как он разозлился на то, что они заставили меня сделать прошлой ночью. Трент, как и следовало ожидать, не видел в этом ничего особенного, но все равно публично поддержит Дрю в этом вопросе.

Я бы не хотела оказаться на месте новой элиты, когда Дрю вернется, потому что он жаждет крови.

— Ненавижу, — шепчет Джейн, стреляя кинжалами в сторону стола новой элиты. — Ненавижу, что они используют меня, чтобы добраться до тебя.

— Это не твоя вина, — говорю я тихим голосом. Вина скользит по моим венам, потому что она не знает, что у них есть и другие рычаги давления. — Если бы это было не твое видео, они бы нашли другой способ.

Я посылаю ей ободряющую улыбку, делаю глубокий вдох и встаю. Я чувствую, как две пары глаз приклеились к моей спине, когда я иду к столу, который новая элита теперь присвоила себе. Шлюха устроилась у Кэмдена на коленях. Снова. И скользит здоровой рукой по его груди вверх и вниз, когда она утыкается носом в шею. Я ежедневно во время обеденного перерыва украдкой наблюдала за ними, кажется он доволен тем, что позволяет использовать свои колени в качестве личного кресла, но никогда не прикасается к ней и отклоняет каждую попытку поцеловать его.

Я не зря потратила годы, наблюдая за поведением людей, чтобы не прочитать нужные мне знаки. Этим он хочет разозлить меня. Я уверена, что у него нет к ней настоящего интереса. Не то чтобы от этого было легче наблюдать за этим фарсом, но сейчас время шоу, поэтому, надев маску серьезности и уверенности, игнорирую ее блуждающую руку.

— Да? — выгибаю я бровь.

— Приготовь мне поднос.

— Что?

— Ты тупая и плоскогрудая? — насмехается Рошель, обвивая руками шею Кэма и прижимаясь лицом к его левой щеке.

— Единственная тупая сука здесь ты, — парирую я. — Не так давно ты признавалась в любви моему жениху и если думаешь, что Трент оставит это предательство без внимания, ты еще глупее, чем я думала.

Просто чтобы позлить ее, я наклоняюсь к свободному уху Кэм и шепчу:

— Она определенно наслаждается моими объедками.

Его глаза сужаются до щелочек, когда он отталкивает меня назад.

— Возьми мой гребаный обед и побыстрее.

Думаю, что то чувство товарищества, которое я чувствовала прошлой ночью, было просто иллюзией, потому что сегодня он еще больший мудак чем обычно. Я хочу выцарапать ему глаза, и, возможно, мой взгляд передает это желание, потому что Джексон хихикает, переводя искрящийся озорством взгляд между нами.

— Король высказался, — говорит он и, вставая, протягивает мне руку, отчего на челюсти Кэма играют желваки. — Лучше не заставляй его ждать.

Интересно, бодались ли они раньше из-за девушки, потому что Джексону, похоже, нравится злить его. Я не из тех, кто упускает возможность разозлить Кэма, поэтому беру Джексона под руку, улыбаясь ему, как будто он повесил луну на небо для меня, и когда он ведет меня к роскошному буфету самообслуживания моя улыбка горит также ярко.

— Что любит есть его величество? — спрашиваю я, осматривая ряды изысканно приготовленных кулинарных блюд. Наш кафетерий в любой день мог бы соперничать с рестораном, отмеченным звездой Мишлен.

— Выбери мясо и не ошибешься, — отвечает он, и я немедленно направляюсь в вегетарианский отдел.

— Ты просто не можешь не ворошить дерьмо. — Ухмыляется Джексон.

— Что? — я бросаю ему притворно невинное лицо. — Если бы у него особые диетические требования, то должен быть более конкретным.

Я кладу на поднос блюдо из морской капусты, ужин с артишоками и десертом из экзотических фруктов, в то время как у Джексона текут слюнки, когда он кладет стейк на свой поднос. Я быстро перевожу взгляд на часы, не торопясь, бросаю кубики льда в стакан и добавляю бутылку воды на поднос Кэма.

— Готов? — я наклоняю голову в сторону Джексона.

— Черт возьми, да. Я не пропущу это.

Я мило улыбаюсь, когда подхожу к Кэму, осторожно ставя поднос перед ним.

— Ваш обед, сэр. — Я делаю реверанс, потому что у меня всегда была склонность к драматизму.

— Что это, черт возьми, такое?

Кэм поднимает большой лист капусты, хмуро глядя на него, как будто он нанес ему какое-то личное оскорбление.

— Морская капуста, — подсказываю я.

— Я не буду это есть. — Отодвигает он поднос.

— В нем много клетчатки, белков и витаминов, и это естественное противовоспалительное средство. Думаю, тебе это пригодится после вчерашней тренировки.

— Если бы мне нужен был совет по питанию, то нанял бы гребаного диетолога. Принеси мне стейк. Сейчас же.

Я оглядываюсь через плечо, подавляя довольную ухмылку.

— О боже. Уже слишком поздно. Буфет закрыт.

Его ноздри раздуваются, и я поворачиваюсь, чтобы уйти, когда Рошель шепчет ему что-то на ухо.

— Вернись, бля*ь, сюда, — рявкает он.

Мне так сильно хочется послать его, но в поле зрения появляется встревоженное лицо Джейн, и я знаю, что не могу так рисковать. Вся столовая наблюдает за этой сценой, никто даже не притворяется, что не зациклен на драме, разворачивающейся у них на глазах.

— Я предупреждал тебя. Перейдешь мне дорогу, и будут последствия. — Он сажает самодовольную Рошель к себе на колени. — На колени. — Он указывает рядом со своим стулом. — Прямо сюда. Склонив голову, и ты не будешь говорить и не пошевелишь ни единым мускулом, пока я не разрешу.

— Кэмден. — В тоне Сойера звучит молчаливое предупреждение, которое Кэм игнорирует.

— На колени, сука, — говорит шлюха, практически подпрыгивая на коленях.

— Серьезно? Вот как ты отплатил мне за прошлую ночь?

— О чем, черт возьми, она говорит? — спрашивает Рошель, и выражение превосходства исчезает с ее губ.

— Похоже, у тебя сложилось неправильное представление о том, что происходит, — говорит Кэм ледяным голосом. — Мы не друзья. Или союзники. Ты служишь определенной цели. — Он небрежно пожимает плечами, но они все равно напряжены, так что он не одурачит меня. — Не хочешь сотрудничать. Посмотрим, будет ли мне не все равно. Не я буду тем, кто заплатит.

Мои кулаки сжимаются в кулаки, и слезы наворачиваются на глаза. Это заходит слишком далеко. Если я это сделаю, то потеряю всякое уважение. Я уже чувствую тяжесть потрясенных взглядов из внутреннего круга. Даже знать, что мои ребята уничтожат новую элиту, вернувшись, — слабое утешение.

— На колени. — Кэм достает сотовый, его палец парит над экраном.

Его пронзительные глаза сверлят меня, и я потрясена глубиной ненависти в них.

Почему он так сильно меня ненавидит?

Я ничего не сделала, чтобы заслужить этого.

— Сейчас.

Он подносит палец ближе к кнопке отправки, и я опускаюсь на колени. Потрясенные вздохи и приглушенный шепот окружают меня со всех сторон, когда я склоняю голову, мои щеки пылают от гнева и унижения.

Рошель хихикает, и клянусь, тут же, что прикончу ее, как должна была сделать несколько месяцев назад. Но я пыталась дать ей презумпцию невиновности и спасти эту тупую суку. Но на этом мое терпение исчерпало себя. Ей нравится втыкать нож в мое уязвленное тело, и видит бог я не буду чувствовать ни капли вины, когда разрушу ее жизнь.

— Хорошая девочка, — говорит Кэм, гладя меня по голове, как собаку. Слезы снова щиплют мои глаза, и я ненавижу себя за то, какой уязвимой себя чувствую.

— Пока ты там, внизу, — шутит Джексон, вызывая взрыв смеха за столом, и я так сильно стискиваю зубы, что боюсь, что в итоге у меня онемеет челюсть.

Приближаются шаги.

— Вставай, Эбби, — требует Джейн, кладя руку мне на плечо, и огрызается на парней. — Вы не имеете права этого делать.

— Давай вставай, Эбигейл. — Чед протягивает мне руку, чтобы помочь подняться, но я качаю головой.

— Просто уходи, — умоляю я глазами. — Вот как это должно быть прямо сейчас.

Я посылаю безмолвное сообщение, и на его челюсти сильно сжимаются, когда он с большой неохотой соглашается со мной.

— Нет. — Джейн наклоняется ко мне. — Ты не обязана этого делать. Мы найдем способ обойти это.

— Доверься мне, — говорю я одними губами. — Я знаю, что делаю.

Ее измученный взгляд останавливается на мне, и она пристально смотрит на меня, а затем кивает. Встав, она сердито смотрит на Кэма и Рошель.

— Вы все заплатите за это.

— Я в ужасе, — невозмутимо говорит Кэм, ковыряясь в еде на тарелке.

Опустив голову, я благодарна, что мне не нужно смотреть, как они смеются над моим унижением. Джейн и Чед отказываются уходить, стоя позади меня, и их тихая поддержка — единственное, что помогает мне пройти через унижение. Я вынуждена слушать несущественную болтовню за столом, пока они обедают, и чем дольше я стою на коленях, тем больше закипаю и тщательнее планирую их падение, каждого из них. Джексон в какой-то момент встает на стул, насвистывая пока не привлекает внимание кафетерия, и приглашает всех на вечеринку у себя сегодня вечером. Сойер не произносит ни слова во время всего испытания и заканчивает свой обед очень быстро, уходя, не попрощавшись. Я знаю, что он ушел по скрипу его стула, когда он с грохотом откинул его назад. Постепенно в кафетерии становится пусто.

— Из тебя получился отличный раб, — снисходительно произносит Кэм, снова гладя меня по голове. — Урок вот-вот начнется. Вставай.

Рошель хихикает, когда я встаю, и Джейн шипит на нее. Боль пронзает грудь, как миллион крошечных ножей, вонзающихся одновременно, но это только укрепляет решимость действовать с достоинством.

— Смейся пока можешь, — говорю я с угрозой, мои губы растягиваться в презрительной ухмылке и глаза посылают тысячу кинжалов.

Я дрожу от ярости, мои кулаки сжаты так сильно, что кожа белеет, а на лице играют желваки. Я уничтожу ее, потому что уверена: это она предложила Кэму унизить меня таким способом. Рошель бледнеет и смотрит на Кэма в поисках поддержки и защиты, но он, как всегда, смотрит только мне в глаза. Уголки моих губ приподнимаются.

— Не смотри на него. Он не хочет и не может тебе помочь. Ты сама вырыла себе могилу, и я сомневаюсь, что кто-нибудь будет оплакивать твою потерю.

Вместе с Джейн и Чедом я выхожу из кафетерия с высоко поднятой головой, отказываясь давать им еще какие-либо победы сегодня.

Глава 15

Отец не пришел на балет, и я была искренне потрясена. Он не пропускал ни одного из моих выступлений, и я могу только предположить, что происходящее в Паркхерсте, достаточно серьезно, чтобы его задержать. Но шоу продолжается, и я полностью забываю о нем, позволяя всему уйти, и погружаюсь в музык, танцуя от всего сердца. Я даже почти не отвлекаюсь на зрителей. Мои мысли перенеслись в волшебное место, и я Одетт, делаю пируэты и кружусь, танцуя с элегантностью и уравновешенностью, потому что именно я командую сценой.

Я полна сдерживаемых эмоций и позволяю им подпитывать меня, направляя целым вихрем чувств, легко скользя по сцене. Я все очень остро чувствую. Радость и страдания Одетт, ее страсть и горе, надежду и отчаяние. Поскольку Лиам, играя роль принца, защищает меня от злого колдуна, мне интересно, кто защитит меня от парня, который манипулировал мной и так легко околдовал.

Возвращаясь в раздевалку после нашего второго выхода, я так устала, но чувствую себя легче. Улыбка играет на моих губах, когда я посылаю воображаемый поцелуй небесам, молча благодаря мою прекрасную маму за то, что она познакомила меня с танцами. Это было моим спасением на стольких невообразимых этапах жизни, и я нуждалась в этом сегодня вечером.

Улыбка сползает с моих губ, когда я обнаруживаю большой букет роз с сопроводительной запиской с извинениями от моего отца. Но я знаю, что они просто для вида. Ему на самом деле все равно, что он подвел меня. Его волнует только общественное восприятие.

Но я не дочь своего отца. Мне наплевать, что обо мне думает публика. Я только притворяюсь, что меня это беспокоит, продолжая разыгрывать шараду достаточно долго, чтобы спланировать побег. Однако сегодня мое терпение на пределе, поэтому я с огромным удовольствием выбрасываю записку и цветы в мусорное ведро на глазах у коллег-танцоров.

Я сама приехала сюда сегодня вечером и отпустила Оскара после окончания представления. Он пришел со своей женой и двумя дочерьми, и я позировала им для фотографий за кулисами.

Он хотел подождать и проводить меня домой, так как технически был на дежурстве, и очень нервничал после того, как попал в засаду прошлой ночью. Он думает, что какой-то хулиган вырубил его на несколько часов, и я не просветила его, что это совершенно не так. Несмотря на его громкие протесты, я настояла, чтобы он уехал с семьей. Когда это не сработало, я прибегла к своему обычному шантажу, и он покинул театр, хотя по его лицу и взгляду можно было понять, что он был очень зол и недоволен.

Быть все время в сопровождении телохранителей утомительно, и сегодня, больше, чем в любой другой день, мне нужно побыть одной.

Джейн и ее семья тоже пришли, и она пыталась убедить меня переночевать у нее, но я просто хочу пойти домой, переодеться в пижаму, съесть бельгийское мороженое с шоколадом и в сотый раз посмотреть фильм «Крестный отец».

Я с нетерпением жду всего этого насилия и убийств и буду представлять лицо Кэмдена Маршалла вместо каждой жертвы, которую увижу на экране.

Я прощаюсь с другими танцорами и в одиночестве выхожу на парковку. Я щелкаю брелоком, на моем «Impress FX17» вспыхивают огни и свет падает на фигуру в темной одежде, слоняющуюся у машины. Мое сердцебиение мгновенно учащается, и я лезу в сумочку за перцовым баллончиком, который всегда держу там. Незнакомец выходит на свет, и я понимаю кто это.

Из горла вырывается рычание, когда я сокращаю расстояние между нами.

— С меня хватит тебя на сегодня, — рявкаю я, едва сдерживая ярость. — Проваливай, Кэм.

— Я думал, ты выкована из более прочной стали. Видимо я ошибся, — холодно отвечает он.

Я намеренно не отвечаю, пристально глядя на него и представляя все различные способы, которыми могла бы его пытать.

Он стягивает капюшон с головы, входя в мое личное пространство. Его грудь касается моей, а во взгляде мерцает вызов, наполняя мое тело смесью необузданного желания и неприкрытого гнева. В голове вспыхивают слова Трента о сексе с ненавистью, и хотя мне не хочется соглашаться ни с чем, что может сказать мой придурок-жених, в этот момент я бы ничего так не хотела, как дать пощечину, ударить и пнуть идеальное лицо Кэмдена Маршалла, пока он не истечет кровью, а затем взять его член как сувенир. Я отхожу от него, как только эта мысль приходит мне в голову, и в ужасе, что он приводит меня в бешенство и возбуждает одновременно. Он немедленно сокращает расстояние между нами, проводя кончиком пальца по моей обнаженной ключице, вызывая жгучее покалывание, от которого у меня сводит пальцы ног.

— Чем больше ты сопротивляешься, тем больше я наслаждаюсь этим, — шепчет он, прижимаясь губами к моему уху. — Так что продолжай бороться, милая. Ничто так не заводит меня как твоя борьба.

— Пошел ты, Кэм. — Я отталкиваю его, подхожу к машине и забираюсь внутрь. Пассажирская дверь открывается, и он проскальзывает внутрь. — Какого черта ты делаешь?

— Еду с тобой. Если только ты уже знаешь дорогу к дому Лаудера? — он осматривает салон машины, словно подумывает о покупке.

— Нет, и еще раз нет. Убирайся.

— Заставь меня. — Он одаривает меня сексуальной, кривой усмешкой, и это только больше меня бесит.

Выуживая перцовый баллончик из сумочки, я открываю крышку и направляю его ему в лицо. Но он реагирует быстро, и я не успеваю опомниться, как Кэм прижимает меня к сиденью, обхватив пальцами руку в попытке вырвать баллончик, пока я стараюсь надавить на него. Мы боремся несколько минут: я пытаюсь распылить газ у него перед лицом, а Кэм завладеть баллончиком. Наши тела постоянно соприкасаются, и жар исходит от него гипнотическими волнами, угрожая моей концентрации и силе в дальнейшей борьбе. Я роняю спрей, когда он впивается пальцами в мои все еще чувствительные запястья, и вскрикиваю от боли. Открыв окно, он выбрасывает баллончик наружу. Я разразилась целой вереницей ругательств, когда он оседлал меня, обхватив мое тело с обеих сторон мощными бедрами. Я борюсь с ним, пытаюсь оттолкнуть, но он неподвижный, твердый блок мышц, и я издаю разочарованный крик.

— Я могу делать это всю ночь, так что не стесняйтесь, продолжай бороться со мной.

Сопротивляясь ему, я поднимаю свободную руку с намерением дать пощечину, но он хватает меня обеими руками за голову и наваливается всем телом. Грудь поднимается и опускается, когда жар и похоть обрушиваются на меня, и мои соски превращаются в пули под тонким лифчиком. Он слегка поворачивается, устраиваясь удобнее при этом держа меня в неподвижном состоянии, и расслабляется, пока не садится мне на колени, его голодные взгляда впивается в мою грудь. Я резко втягиваю воздух, когда чувствую, как его член прижимается к моей сердцевине, и закрываю глаза, желая сделать то же самое со своими бедрами.

Я ненавижу его.

Я ненавижу его.

Я ненавижу его.

Он причинил мне боль.

Унизил меня.

Лапал меня.

Я не хочу набрасываться на член.

Я продолжаю повторять это снова и снова в своей голове, желая, чтобы Кэм отвалил от меня, но в то же время я словно онемела и не могу озвучить простую просьбу, отпустить меня. Я серьезно не в себе, когда дело касается этого парня, и ничего хорошего из этого не выйдет.

Легкий стон срывается с моих губ, когда его горячий рот касается чувствительной кожи прямо под моим ухом. Я задерживаю дыхание, когда он проводит губами вверх и вниз по шее, глубоко вдыхая, в то время как хватка на запястьях ослабевает, и он прижимается бедрами к моим. Еще один всхлип вылетает из моего рта, и я проклинаю свои бурлящие гормоны. Я хочу оттолкнуть этого мудака и отказать ему в том, чего он хочет, но я также хочу притянуть его ближе и позволить делать разные грешные вещи с моим телом, потому что жажду его, а это полный пиздец. Моя киска пульсирует от желания и дергается, когда он медленно толкается в меня.

— Как так получается, что я жажду того, что ненавижу больше всего? — шепчет он. — Как ты заставляешь меня хотеть тебя, когда я тебя презираю?

— Если ты найдешь ответ, пожалуйста, просвети меня, — прохрипела я, не открывая глаз.

— Открой глаза, Эбигейл.

Мое имя соблазнительно слетает с его языка, делая забавные вещи с моими внутренностями. Он целует меня в подбородок, и я на грани самовозгорания. Я моргаю, открываю глаза и смотрю на красивое лицо. Он так близко, что у меня нет другого выбора. Конфликт бушует в его взгляде, и я полностью понимаю эти чувства.

— Я думаю, что ты была послана на эту Землю исключительно для того, чтобы мучить меня, — шепчет он, отпуская мои запястья и запуская руки в мои волосы. — Мне нужно, чтобы ты ненавидела меня.

— О, поверь мне, я уже пересекла эту финишную черту.

— Этого даже близко недостаточно, — шепчет он, целуя уголок моих губ.

— Чего ты хочешь от меня, Кэм? — шепчу я в ответ.

Он целует другой уголок моего рта, и платье прилипает к коже, тело пылает от жидкой похоти, а лоно пульсирует от сильной потребности.

— Все, Эбигейл. Я собираюсь забрать все.

Прежде чем я успеваю ответить, он прижимается своими губами к моим, обхватывая голову большими ладонями и берет под контроль наш поцелуй.

Хотя называть это поцелуем — все равно что называть Ferrari обычной машиной.

Этот поцелуй-Роллс-Ройс поцелуев.

Это утверждение.

Клеймо.

Вторжение.

Обещание.

Нападение.

Вызов.

Наказание.

Награда.

И сотни других вещей.

Он пожирает мои губы с неистовой потребностью, погружая язык в мой рот и прижимаясь бедрами к моим. Каждое нервное окончание и клетка в моем теле сверхчувствительны, и я тону в Кэмдене Маршалле, одновременно ненавидя и любя его. Мои пальцы скользят по его затылку, одаривая нежной лаской. Затем я впиваюсь ногтями в кожу головы, проводя ими вверх и вниз по остриженным бокам, и он рычит мне в рот, крепче сжимая мою голову, когда его карающие губы оставляют синяки на моих. У меня кружится голова, и я тону в его грубых поцелуях, жадных прикосновениях и ощущении горячего тела, прижатого к моему. Дьявол на плече насмехается надо мной, чтобы я брала, брала, брала, в то время как ангел в ухе умоляет меня оттолкнуть его.

Внутри я кричу.

Измученная и возбужденная.

Одновременно запутанная и ясно осознающая что делаю.

Я накалена до предела, мое тело достигло пика, когда мы вцепились друг в друга, прижимаясь телами сквозь одежду, отчаянно пытаясь сблизиться и в то же время сохранить расстояние между нами. Я кричу ему в рот, запрокидываю голову и яростно дергаюсь, когда самый безумный, самый взрывной оргазм пронзает меня с неистовой интенсивностью. Он хмыкает мне в ухо, тяжело дыша, и кожу головы покалывает, когда он сильно дергает за пряди волос, покачиваясь на мне с закрытыми глазами.

Я не могу быть уверена на сто процентов, но думаю, что он тоже только что кончил.

Мое дыхание приходит в норму, сердце бьется в умеренном ритме, и тяжелое облако опускается на меня сосознанием того, что мы только что сделали.

Не верю, что это не очередная часть какой-то безумной игры, в которую он играет, и я только что поддалась.

Снова.

После того, как он обошелся со мной сегодня, целоваться с ним — это последнее, что я должна делать.

Мне тошно, и я не могу ненавидеть себя больше, чем сейчас.

— Слезь с меня.

Он без возражений забирается на пассажирское сиденье, и я щиплю себя за переносицу, ведя внутреннюю борьбу, когда бросаю незаметный взгляд в его сторону. Он выглядит так же взбешенным этой странной химией, которую мы разделяем, и я рада, что не одна такая.

В воздухе витает напряжение, и мне хочется ударить руками по рулю и кричать, пока легкие не начнут кровоточить. Но я не доставлю ему такого удовольствия, поэтому заставляю себя успокоиться.

— Поезжай, — выпаливает он.

— Я не пойду на твою вечеринку.

Мне нужно убраться от него как можно дальше.

— У меня есть для тебя одно слово, чтобы передумать. — Он наклоняет голову, глядя на меня со своей обычной ненавистной маской на лице. — Джейн.

Это гарантирует, что я выполню его приказ, и меня тошнит, когда я завожу двигатель и вывожу машину с парковки. Он вводит координаты в систему GPS автомобиля, и никто из нас не разговаривает, казалось бы, целую вечность.

— Это ничего не значило, — в конце концов говорит он.

— Меньше, чем ничего, — соглашаюсь я, останавливаясь, когда добираюсь до окраины города и выезжаю на открытую дорогу.

Я наблюдаю за ним, исподтишка, краем глаза, он осматривает каждый квадратный дюйм машины, проводя пальцами по блестящей приборной панели с неохотным восхищением в глазах.

— Нравится? — спрашиваю я, когда невыносимая тишина становится почти удушающей.

— Отвратительно, — выплевывает он, и я издаю смешок.

— Ну, это понятно. — Его невысказанный вопрос повисает в воздухе. — Я помогала разрабатывать эту машину. Мой отец хотел создать автомобиль, который понравится молодым, богатым, светским девушкам, и пару лет назад он привлек меня к работе с командой дизайнеров.

Я бы никогда не призналась в этом отцу, но мне действительно понравился проект. Он собрал удивительно творческую команду, с которой приятно было работать. Они не относились ко мне как к дочери владельца компании. А также не смотрели на меня свысока и не судили меня как очередную избалованный богатую девочку подростка.

Они ценили мое мнение.

Бросали вызов моим идеям.

Расширили мой творческий кругозор.

— Итак, само собой разумеется, что тебе это не понравится. — Я бросила на него быстрый взгляд.

За исключением того, что знаю: он чувствует совершенно противоположное.

Я думаю, что у него такие же отношения любви-ненависти с моей машиной, как и со мной.

Нас снова охватывает тишина, и я на мгновение подумываю включить музыку, но предпочитаю неловкую тишину, так как она напоминает мне, что он мой враг. Что-то, о чем я, кажется, забываю каждый раз, когда он прикасается ко мне.

— Зачем ты это делаешь? — вкрадчиво спрашивает он после затянувшейся тишины.

— Что именно делаю?

— Все это элитное дерьмо.

— Почему ты это делаешь? — бросаю я в ответ.

— У меня есть причины. Веские, — отвечает он, отвернувшись, чтобы я не видела его лица. Но я могу разглядеть его отражение в окне и замечаю ненависть, вспыхивающую в его взгляде, сочащуюся, как расплавленная лава.

— Как и у меня, — говорю я.

Его телефон вибрирует, он быстро смотрит на него, и на его лице появляется озадаченное выражение. Сотовый продолжает вибрировать, пока он смотрит на него. В последнюю секунду Кэм отвечает на звонок.

— Привет. — Он отводит взгляд и снова смотрит в окно. — Я знаю. Мне жаль, что меня там не было. — Его тон понизился, и отражение в окне показывает, что черты его лица смягчились, и он выглядит немного грустным. — Я обещаю, что приеду в следующий раз. — Он бросает на меня быстрый взгляд, а затем снова отворачивается. — Я действительно не могу сейчас говорить. — Он замолкает на несколько секунд. — Да, я тоже скучаю по тебе, — тихо говорит он, и заканчивает разговор.

Я умираю от желания узнать из-за кого у него такое странное выражение, но понимаю, что лучше не спрашивать.

— Здесь поверни налево, — командует он спустя пару минут.

Я сворачиваю на открытую подъездную дорожку, обсаженную высокими деревьями с обеих сторон. Мы поворачиваем за поворот, и в поле зрения появляется впечатляющее современное здание. Весь дом освещен, словно сегодня Четвертое июля, и с мигающими огнями, грохочущей музыкой, которую я слышу через окна машины, и людьми, спотыкающимися на лужайке с пивными бутылками в руках, он выглядит как квинтэссенция дома для вечеринок.

Собственность простирается на двух уровнях и построена из вишневого дерева и стекла с угловой крышей и стеклянным и серебряным балконом, охватывающим весь верхний уровень. Машины беспорядочно припаркованы на усыпанной гравием площадке перед домом, и я съезжаю на обочину, немного дальше. Я хочу убедиться, что меня не зажали и я смогу сбежать, когда мне это понадобится.

Мы выходим из машины и молча входим в дом бок о бок. Ритмичные удары и разноцветные стробоскопические огни струятся через открытую дверь, когда мы входим в широкое фойе с винтовой стеклянной лестницей по обе стороны. Полосы освещения промышленного типа удлиняют потолок над головой, а дубовые паркетные полы под ногами потрескались, придавая резкий, современный вид.

Я следую за Кэмом в огромную кухню, состоящую из глянцевых белых шкафов и приборов из нержавеющей стали, и наблюдаю, как он направляется прямиком к холодильнику.

— Пива? — предлагает он, протягивая мне охлажденную бутылку.

— Я пас, — качаю я головой. Ни за что не стану употреблять алкоголь в логове дьявола. Мне нужно оставаться начеку. Теперь, когда я здесь, то решила, что могу воспользоваться возможностью и немного порыскать в поисках информации. — Где родители Лаудера? — спрашиваю я, когда он закрывает дверь бедром, открывая крышку на своем пиве.

— В Нью-Йорке.

— Он живет здесь один?

Он подносит бутылку ко рту, обхватывает великолепными губами горлышко и жадно пьет. То, как работает его горло, когда он глотает, до смешного сексуально, и я отворачиваюсь, чтобы не быть пойманной на пускании слюней, глядя в окно на впечатляющее открытое пространство.

Отдельные баскетбольные и теннисные корты расположены по обе стороны, окружая утилитарный сад с обильными зонами отдыха. Между садом и домом расположен великолепный бассейн, окруженный обширным внутренним двориком, заставленным шезлонгами, занятыми блудными парами.

Это место переполнено детьми, которых я знаю по школе. Мальчики и девочки кричат и визжат, совершая прыжки в огромный бассейн, разбрызгивая воду повсюду. Нахмурив брови, я окидываю взглядом собравшуюся команду. По крайней мере, некоторые из внутреннего круга здесь.

Предательские ублюдки.

Ребятам будет неприятно это слышать.

— Мы втроем живем здесь, — признает Кэм, в перерыве между глотанием пива. — И если ты собираешься что-то вынюхивать, можешь забыть об этом. Мы заперли наши спальни.

— Что навело тебя на эту мысль? — поддразниваю я, ухмыляясь, потому что такая мелочь, как замок, не удержит меня снаружи.

— Я начинаю понимать, как работает твой ум, и это пустая трата времени. Кроме того, я привел тебя сюда не для того, чтобы помочь твоим планам.

— Зачем ты привел меня сюда?

Он жестом приглашает меня следовать за ним, и я иду рядом, когда мы выходим из другой двери, не той, в которую вошли. Мы входим в большое жилое пространство, которое видимо обустроено как танцпол. Диджей крутит музыку из импровизированной кабинки в верхней части комнаты, и вздымающиеся тела толкаются и скрежещут, когда удары пульсируют в пространстве.

Я замечаю все больше знакомых лиц.

Лица, которых здесь быть не должно.

Некоторые из них убегают, пресмыкаясь, бросая извинения через плечо, пока выбегают из этого места. Однако, что более тревожно, так это то, что большинству, похоже, все равно, что я их заметила. Более раннее унижение Кэма уничтожило все уважение, которым я до сих пор пользовалась и имела, что добавляет причины, по которым мне нужно держаться за свою ненависть крепче.

Кэм протискивается через комнату в длинный коридор. Стоны и крики просачиваются из закрытых дверей, когда мы проходим, и мой разум, бесполезно, вызывает в воображении образы Кэма, нависающего надо мной в моей машине.

Он наш враг. Никогда не забывай.

Он взбегает по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и я иду следом за ним. Остановившись у первой двери, к которой мы подходим, на верхней площадке лестницы, он стучит три раза.

Джексон распахивает дверь, ухмыляясь, изучая пытливым взглядом мое тело в черно-золотом платье с подходящими каблуками. Я ожидала, что мой отец появится на шоу, поэтому я принесла подходящую одежду, одобренную папой, чтобы переодеться, но я вряд ли была готова к вечеринке.

— Если ты хотела быть похожей на сексуальную секретаршу, — говорит он, отступая в сторону, чтобы позволить нам войти. — Ты попала в точку.

Я показываю ему язык, когда Джексон захлопывает дверь, хватает меня за руку и прижимает к ней.

— В следующий раз, когда ты это сделаешь, я буду пожирать твой язык и губы, пока у тебя не закружится голова.

— Обещания, обещания, — мурлычу я, выскальзывая из-под его руки.

— Черт, — бормочет он сзади. — Твоя задница выглядит горячо в этом платье.

— Дай угадаю, — закатываю я глаза и бросаю через плечо. — У тебя встал.

— Как ты догадалась? — смеется он, запрокинув голову.

— Если вы двое закончили флиртовать, — огрызается Кэм. — У нас есть дела, которыми нужно заняться.

— Раздражает, не так ли? — язвительно замечает Джексон, и теперь моя очередь смеяться.

— О, ты даже не представляешь как.

Игнорируя Кэма и Джексона, я занимаю место за столом рядом с Сойером.

Комната представляет собой своего рода домашний кабинет со встроенными стеллажами, письменным столом и сейфом. Этот шестиместный стол занимает центральное место в комнате, перед большим окном от пола до потолка, из которого открывается прекрасный вид на разврат, происходящий снаружи.

Несколько девушек теперь топлесс в бассейне, что делает их привлекательными для внимательной мужской аудитории, многие из них, опустив руки спереди на шорты, поглаживают свои члены. В другом, более затененном углу бассейна пары занимаются сексом, не заботясь о том, что у них есть зрители.

— Завидуешь, красавица? — спрашивает Джексон, заметив, на чем сосредоточено мое внимание.

— Вряд ли, — усмехаюсь я, наклоняясь вперед на своем месте. — Чего ты хочешь от меня, предполагаю, что ты привел меня сюда не на вечеринку?

— Все верно. — произносит Сойер, поворачивая ноутбук так, чтобы он был обращен ко мне. На экране открыта учетная запись для входа в систему «Manning Motors». — Нам нужно, чтобы ты помогла нам узнать пароль твоего отца.

Глава 16

— И почему ты думаешь, что знаю пароль? Я женщина, а значит мой отец не делиться со мной тем, что имеет отношение к бизнесу.

— Но ведь ты знаешь важные для него даты, например, дни рождения и юбилеи, или другие личные данные, — добавляет Сойер. — Люди, обычно, это используют для пароля.

Я тут же прыскаю от смеха: это настолько абсурдная мысль, что сложно не смеяться в голос. Парни пялятся на меня, словно мне пора на экскурсию в Психоленд.

— Мы сказали что-то смешное? — тут же спрашивает Кэм, сексуальным, но очень злым голосом.

— Да, — коротко отвечаю, быстро вытирая слезы с глаз от истерического смеха. — Кажется, вы принимаете моего отца за нормального человека. За человека. Вы ожидаете, что он будет вести себя, как любой другой бизнесмен с семьей, когда на самом деле он не такой.

Кэм и Сойер обмениваются странными взглядами.

— Тогда кто он?

— Он безжалостный монстр, которого не волнует ничего, кроме богатства, власти и статуса. Он, скорее всего, использует что-то случайное и безличное в качестве пароля.

Мысли об отце меня очень нервируют.

— А как насчет его подружки для секс-утех? — спрашивает Кэм. — Как ее зовут или когда у нее день рождения?

— Они так же взаимозаменяемы, как погода, и у него редко бывает только одна женщина. Я сомневаюсь, что он даже знает их имена.

— И откуда ты все это знаешь?

Джексон откидывается на спинку стула, заложив руки за голову. Я обвожу помещение взглядом и также откидываюсь на спинку стула, чувствуя будто вся тяжесть мира лежит у меня на плечах. А во рту привкус горечи.

— Утонченность — это не совсем его конек. Он превратил подвал в нашем доме в секс-притон, и большую часть ночей проводит там со своими друзьями и множеством проституток и стриптизерш.

От мысли, что твориться в моем собственном доме я вздрагиваю от омерзения.

— Черт. Мы можем поменяться отцами? — шутит Джексон.

— Я бы поменялась в мгновение ока; хотя, если слухи верны, твой отец тоже не совсем святой.

— Да, это так. Но мама ни за что не позволила бы ему построить секс-комнату в нашем доме, даже если бы у них был открытый брак.

— Мы можем сосредоточиться? — Сойер пододвигает ко мне лист бумаги и ручку. — Напиши каждый день рождения, годовщину, памятную дату и все, что, по твоему мнению, может подойти.

— Это пустая трата времени. Это не сработает.

— Сделай мне одолжение.

Я пожимаю плечами и начинаю записывать, хотя не врала, что это бессмысленно.

Ксавьер регулярно пытается взломать домашний и офисный компьютеры отца, но не может пройти через брандмауэр, и мы безуспешно перепробовали всевозможные способы вычисления пароля, которые только смогли придумать. Компьютеры отца защищены так же хорошо, как сейф в его кабинете — прочный и непроницаемый.

— Что еще это может быть? — спрашивает Кэм, расхаживая по комнате.

Он ни разу не присел, и я почти вижу, как в его голове крутятся шестеренки. Он взволнован. И неизвестно из-за чего, то ли из-за недавно произошедшего между нами, то ли из-за проблемы с паролем.

— Я. Не. Знаю. — Произношу я практически по слогам и складываю руки на груди.

Положив ладони на стол по обе стороны от меня, Кэм наклоняется:

— Или, может быть, ты знаешь, но просто не говоришь.

— В любом случае, чего ты добиваешься?

Злобная ухмылка расползается по его губам, когда он приближает свое лицо к моему:

— Ответов и доказательств.

— Ну, это сужает круг поисков, — саркастически протягиваю я.

— Мы закончили? Мне нужно покурить травки и потрахаться, — вмешивается в разговор Джексон, вскакивая с мобильником в руке. — Может, Эбби сможет обдумать все варианты ночью.

— А лучше все выходные, — говорит Сойер, закрывая ноутбук и складывая лист бумаги, когда мой сотовый звонит в сумочке.

Достав его, я подавляю стон, увидев имя Трента на экране. Мне приходит в голову идея, и я отвечаю на звонок, до того как передумаю.

— Привет, детка, — мурлычу я. — Я так сильно скучаю по тебе.

На другом конце провода меня вначале встречает полная тишина.

— Эбби, это ты? — спрашивает Трент, в тоне ясно слышится замешательство.

И я понимаю почему. Я чаще бросаю оскорбления, чем говорю ласковые слова.

— Я на вечеринке у Лаудера, — продолжаю я, игнорируя вопрос. — Это полный отстой.

Джексон ухмыляется, быстрым движением притягивая меня к себе, чего я не ожидала.

— Я могу исправить это, детка, — насмехается он соблазнительным голосом, достаточно громким, чтобы Трент услышал. — Тебе нужно только попросить, и я покажу тебе ночь, которую ты запомнишь.

Он сжимает мою задницу, и я отталкиваю его, показывая средний палец, пока Трент кричит на другом конце провода.

— Детка, он нарочно ведет себя как осел. Расслабься, я смотрю только на тебя. — И в этот самый момент мой взгляд падает на Кэма, когда лгу своему жениху. — Никто другой даже близко не подходит к тому, чтобы соответствовать. Никто другой не воспламеняет мое тело так, как ты.

Ложь с легкостью слетает с моего языка и удивительно, что я не задыхаюсь от этих предательских слов. Но они оказывают желаемый эффект, и я вижу, как Кэм вылетает из комнаты, а я остаюсь с самодовольной улыбкой на лице.

Джексон разочарованно качает головой, произнося шепотом:

— Ты ничему так и не научилась, — а затем идет следом за Кэмом обратно на вечеринку.

— Я ухожу, — говорю я Тренту. — Я перезвоню тебе. — быстро вешаю трубку, прежде чем он успевает возразить.

— Я провожу тебя на улицу, — говорит Сойер, когда я убираю мобильник обратно в сумочку.

— Ты имеешь в виду, убедишься, что я покину этот дом и вернусь к себе. — Я смотрю, как он запирает ноутбук в верхнем ящике стола. — Не то, чтобы я планировала вломиться в твой офис или установить скрытую камеру в твоей спальне, — добавляю я более резким тоном.

— Если ты ждешь, что я извинюсь, — говорит он, кладя руку мне на поясницу и выводя на улицу. — Ты будешь ждать вечно. Я не извиняюсь.

— Ух ты. Мне жаль женщину, которая окажется с тобой.

Он пожимает плечами, молча ведя меня вниз по лестнице, а потом через парадную дверь дома.

— Дай мне свой телефон, — говорю я, останавливаясь у входа протягивая ладонь. Он выгибает бровь, а я закатываю глаза. — Добавлю свой номер, и отправлю себе сообщение, так чтобы у меня был твой номер. Таким образом, я смогу написать, если что-нибудь вспомню в выходные.

Он кладет мобильник мне на ладонь, и я, не торопясь, добавляю свои данные и отправляю себе быстрое сообщение. Мой телефон звонит в сумочке, и я с улыбкой возвращаю Сойеру его.

— Готово.

— Спокойной ночи, Эбигейл. — Он разворачивается на каблуках, останавливаясь в дверях. — И маленький совет. — Его глаза проникают в мои, как лазерные лучи. — Не дави на него. Просто делай, как он говорит, и тогда всем будет легче.

Что он задумал? Почему его должно волновать, легко мне или нет?

— Принято к сведению.

Вздергиваю подбородок и ухожу, направляясь к машине. Он смотрит, как я забираюсь внутрь, и исчезает из виду. Я сажусь за руль, не заводя двигатель, и немедленно перезваниваю Тренту.

— Что, черт возьми, происходит на самом деле?! — рычит он. — Вентворт прислал мне позорное видео с обеда. Какого хрена ты сделала что-то подобное?

— Ты знаешь почему! — шиплю я. — Если я не подчинюсь, он опубликует видео с Джейн.

— Так позволь ему! — огрызается он. — Она не твоя ответственность.

— Она моя лучшая подруга, и я не скормлю ее акулам! Если мне придется каждый день преклонять колени у его ног, пока я их не поквитаюсь с ними, я сделаю это, чтобы защитить ее.

— Я, бля*ь, убью этого гребаного ублюдка голыми руками за то, что он так неуважительно к тебе относится.

Забавно, то, что Трент поступал со мной так же неуважительно, но видимо ничего страшного, если унижения я буду терпеть именно от него.

— Рошель подговорила его на это, — огрызаюсь я. — Итак, добавь ее в свой список убийств. Хотя, к тому времени, как я закончу с ней, она, вероятно, будет умолять тебя прекратить ее страдания.

— Что ты планируешь?

— Что-то что преподаст этой суке жизненный урок раз и навсегда. И заманит перебежчиков обратно в нашу сеть. К тому времени, как ты вернешься, внутренний круг будет на нашей стороне, и ты сможешь сам назначить наказания.

От его мрачного смешка у меня по рукам бегут мурашки, и не очень хорошие.

— Вот почему мы идеально подходим друг другу. Все будет по-другому, когда я вернусь домой.

Я поверю в это, когда увижу.

— Мне нужно идти. Я хочу прокрасться обратно в дом и немного порыскать.

— Черт, детка, ты как все мои эротические мечты в одном флаконе. Я тверд, как кирпич. Свяжись со мной по фэйстайм, когда вернешься домой. Мне нужно увидеть тебя голой.

В твоих мечтах придурок.

— Я позвоню тебе позже, — вру я, заканчивая разговор.

Сбрасываю каблуки в пользу балеток, вешаю сумку поперек тела и выхожу из машины. Крадясь вокруг задней части дома, я держусь поближе к стенам и проскальзываю внутрь через незапертую боковую дверь, оказываясь в прачечной. Единственный выход — через кухню, и я приоткрываю дверь, осматривая местность, радуясь, что никого из новой элиты не видно.

Высоко подняв подбородок, я прохожу по комнате, как будто мне там самое место, и никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Избегая комнаты, где все танцуют, я иду по заднему коридору, который не видела раньше, потому что он кажется более тихим и мрачным.

Я уже на полпути по длинному коридору, до моих ушей доносятся стоны и крики, и я останавливаюсь, размышляя, не стоит ли мне вернуться и рискнуть подняться по главной лестнице. Я прижимаюсь спиной к стене и шум становиться громче. Он доносится из соседней комнаты, дверь которой слегка приоткрыта, позволяя очевидным звукам траха просачиваться в коридор. Если бы я была азартной женщиной, то поставила бы на то, что в той комнате был Джексон. Но по множеству звуков ясно, что внутри не одна пара. С шумом крови в ушах я рискую и украдкой бросаю взгляд, мгновенно жалея, что сделала это.

Комната наводнена обнаженными телами, занятыми всевозможными сексуальными действиями. Я не ханжа. Я много раз слышала, как Дрю и Джейн занимались этим, видела, как пары трахались на вечеринках раньше, слышала рассказы о выходках Трента, читала свою изрядную долю эротики и даже время от времени смотрела порно с моим женихом, но я не видела ничего подобного раньше, во плоти, и я нахожусь в странном состоянии шокированного возбуждения.

У меня нет полного обзора с этого ракурса, но я вижу достаточно.

Секс втроем.

Вчетвером.

Парень на парне.

Девушка на девушке.

Все слишком увлечены этим, чтобы даже заметить, как я таращусь.

Затем мой взгляд падает на Джексона, и вся кровь отливает от моего лица.

Он голый и трахает сзади такую же голую Рошель, ласкает ее массивные сиськи и хрюкает, когда жестко входит в нее. Свободной рукой он трогает девушку, лежащую на спине на полу с широко расставленными и согнутыми в коленях ногами. Я узнаю в ней одну из команды Рошель. Она одна из тех девушек, которые были с ней в ванной в тот день, когда я сломала ей запястье.

Но не Джексон заставляет меня кипеть от злости.

Кэм сидит на диване в расстегнутой рубашке, демонстрируя мускулистое тело и впечатляющие чернила на груди. Его ноги раздвинуты, джинсы спущены до лодыжек, глаза закрыты, одна рука на затылке Рошель, а та сосет его член. Он не издает ни звука, и единственная мышца, которой он двигает, находится между его бедер, когда засовывает член ей в рот, крепко удерживая ее голову на месте, заставляя взять его всего. Острая боль пронзает сердце, словно тысячи булавочных уколов и грязный комок эмоций застревает у меня в горле, когда я смотрю, как Рошель отсасывает Кэму, пока Джексон трахает ее сзади.

Я отвожу взгляд и стиснув зубы, сглатывая желчь, смешанную с ревностью. Я заставляю себя двигаться, переставляя одну ногу за другой, пытаясь стереть из памяти образы того, чему я только что стала свидетелем.

Боль и гнев текут по венам, и это смертельная комбинация. Я стремительно ухожу, сжав кулаки и нуждаясь в большей дистанции между мной и этой комнатой. Я прячу беспорядочные эмоции в коробку, запирая ее, чтобы проанализировать позже, пока сосредотачиваюсь на текущей задаче. Теперь я еще более решительно настроена поставить их всех на колени.

К черту Кэмдена Маршалла.

Черт бы его побрал в ад и обратно.

Я иду по коридору до конца, подходя к черной лестнице, которой должен пользоваться персонал. Бесшумно и быстро поднимаюсь, материализуясь в другом конце верхнего коридора. Здесь тихо, но я все еще осторожна и проверяю каждую дверь. Их по пять с каждой стороны коридора. Большинство из них — гостевые спальни. Одна из них — комната, в которой мы только что были. Три другие двери заперты, и мне не нужно быть гением, чтобы понять, что это личные спальни парней.

Я достаю набор отмычек из сумки и умело открываю замок, оглядываясь по сторонам, прежде чем прокрасться в первую комнату. Включив фонарик, я осматриваюсь с открытым ртом.

Похоже, здесь вырвало мусоропровод.

Кровать не застелена, повсюду разбросана одежда, как и пустые коробки из-под пиццы конкурируют со смятыми банками из-под содовой и выброшенными пивными бутылками за драгоценное пространство на полу. Мои ноздри подергиваются от неприятного запаха в воздухе, и я борюсь с желанием распахнуть окна и проветрить помещение.

Эта комната — свинарник, и я ухмыляюсь, мгновенно узнав работу Джексона. Неудивительно, что он всегда выглядит так, будто только что вылез из постели и поднял с пола его мятую форму. Осторожно переступаю через какой-то сомнительный мусор на ковре, направляясь к столу.

Таблички и награды беспорядочно выставлены на верхней полке, рядом с фотографиями со знаменитостями, подтверждающими, что Джексон является опытным гонщиком и имеет хорошие связи. Это неудивительно, учитывая, кто его отец, но я думала, что он больше увлекается уличными гонками, основываясь на исследованиях, которые обнаружил Ксавьер.

Я выдвигаю ящики, осматриваю содержимое, но там нет ничего интересного.

Затем я осматриваю его прикроватный столик, и мой желудок скручивается при виде его тайника с секс-игрушками и различных пустых упаковок от презервативов. Большая коробка с Дюрексом наполовину пуста, и воспоминания о сцене внизу мелькают в памяти. Сердито захлопнув ящик, я подпрыгиваю, осознавая, что, возможно, только что испортила всю свою шпионскую игру. Я жду пару минут, и кровяное давление успокаивается, когда никто не врывается в комнату.

Я освещаю фонариком единственные предметы на столе: две фотографии в рамках.

На первом Джексон в мягком комбинезоне, прислонившись к борту гоночной машины, злобно ухмыляется, обнимая пожилого мужчину, в котором я узнаю его отца. На второй фотографии он с девушкой, которая выглядит как его точная копия. Сестра, я полагаю. Он упомянул, что она была убита. Я быстро фотографирую это, а затем выбираюсь из комнаты, осторожно закрывая ее за собой.

Замечая черную кожаную куртку Кэма, висящую на спинке стула, когда проскальзываю в соседнюю комнату, я понимаю, что попала в беду. Эта комната намного опрятнее, чем я ожидала. Хотя, после беспорядка в комнате Джексона, любая другая комната выглядела бы стерильной.

Большая кровать размера «king-size» украшена черным шелковым одеялом и подушками в тон. Два глянцевых черных столика по обе стороны кровати не преподносят мне особых сюрпризов. Необходимая коробка с презервативами не открыта, но я не могу сказать, хороший это знак или нет.

Не задерживаясь, продолжаю исследовать комнату, листая стопку журналов и газет на кофейном столике. Большой настенный телевизор занимает много пространства перед широким черным кожаным диваном. Игровая приставка, контроллеры и другие игровые принадлежности аккуратно сложены на устройстве под телевизором. На окружающих стенах висят плакаты, показывающие, что Кэм является поклонником ММА и мотоциклов.

Я открываю и закрываю ящики его стола, роюсь в бумагах на его полках, потрясенная, обнаружив аккуратно написанные и помеченные учебные заметки. Ноутбук защищен паролем, от которого мало пользы, но я фотографирую наклейку внизу с деталями устройства в надежде, что Ксавье в какой-то момент сможет взломать его.

Фотография на средней полке привлекает мое внимание, и я делаю снимок, рассматривая ее. Сразу же узнаю Кэма, Джексона и Сойера в центре снимка. Никто из них не так высок и не так сложен, как сейчас, и, судя по детским лицам, они очень юные, что вызывает тревогу, потому что исследования Ксавье показали, что они знают друг друга всего пару лет, что явно не так.

Я бросаю взгляд на трех других парней на фотографии, задаваясь вопросом, кто они такие. Все они темненькие, с похожими чертами лица, но ни один из них мне не знаком. Один из парней выглядит старше, но двое других выглядят намного моложе.

Блокнот для рисования на столе привлекает мое внимание следующим, и у меня отвисает челюсть, когда я листаю страницы. На большинстве рисунков изображена красивая темноволосая пожилая женщина. Некоторые из них — пейзажи. Некоторые являются неодушевленными предметами, такими как удивительно подробный рисунок пивных бутылок в ведерке со льдом на столе.

Некоторые из них — мои.

Мое сердце колотится в груди, когда глаза скользят по рисунку меня в его постели. Я лежу на животе, укрывшись одеялом до пояса. Спина обнажена, а волосы разметались веером. Выражение моего лица умиротворенное, а губы сложены в довольную улыбку, даже во сне. Я понятия не имела, что он нарисовал меня той ночью, и мое сердце колотится от безымянных эмоций.

Набросок меня в море в шелковом халате с водой, кружащейся вокруг ног, и руками, крепко обхватившими тело, вызывает такую сильную боль, какой я не испытывала с той ночи. Вы не можете видеть лицо, потому что оно нарисовано сзади, но чувство безнадежности, отчаяния и страдания просачивается со страницы, и одинокая слеза скатывается из глаз.

У меня болит сердце, вспоминая, какой одинокой я была в ту ночь. Если бы Кэма там не было, если бы он не вытащил меня из воды, я содрогаюсь при мысли о том, что могло бы произойти. В ту ночь мой разум был в темном месте, и я потеряла все свои силы.

Кэмден Маршалл — самая большая заноза в моей заднице, но я никогда не забуду, что он сделал для меня в ту ночь.

Я рассматриваю последний рисунок, я на сцене в трико, и боль в груди ослабевает. Я провожу кончиком пальца по каждой линии, которую он нарисовал, и меня поражает внимание к деталям. Он уловил все, когда я была в середине танца, на острых носках, с поднятыми вверх руками, демонстрируя все эмоции на лице. Я знаю, что у него не было с собой этого блокнота в тот вечер, когда они сорвали мою репетицию, поэтому он нарисовал это по памяти. Смотрю на рисунок еще несколько минут, удивляясь тому, как он видит меня, и знаю, что заглянула в его душу.

Он может внешне ненавидеть меня, но что-то внутри него тянется ко мне так же, как меня тянет к нему.

Он видит меня. Он действительно видит меня так, как не видят немногие люди.

Он исключительно талантлив, и у него есть настоящий дар запечатлевать человеческую сущность. Я закрываю блокнот, возвращаю его на место и выполняю последнее сканирование стола. Мой взгляд падает на серебряную шкатулку, прислоненную к стене, и вспышка красного шелка мгновенно захватывает внимание. Я поднимаю крышку, все более мягкие эмоции исчезают, когда я обнаруживаю свое украденное нижнее белье. Кровь закипает, и вот так просто я снова начинаю ненавидеть его.

Быстро засовываю трусики в сумочку, закрываю крышку коробки и ставлю ее на место. Я знаю, что придет время, когда он обнаружит, что они пропали, и соберет все воедино, но мне все равно. Я понятия не имею, что он планировал с ними сделать, но это моя маленькая победа. Один сувенир я урвала у него из-под носа. Думаю, я в предвкушении, приятно думать о том как он будет бушевать, когда он узнает, что я была в комнате без его разрешения.

Давайте посмотрим, как ему понравится вторжение в частную жизнь.

Мне жаль только, что у меня нет собственной скрытой камеры в моем маленьком шпионском наборе, иначе я бы полностью поменялась с ним ролями. Делаю мысленную пометку спросить Ксавье, не может ли он достать что-нибудь для меня для дальнейшего использования.

До того как уйти, я роюсь в его шкафу и натыкаюсь на, задвинутую в угол, сумку на полу. Я освещаю ее фонариком, и когда расстегиваю молнию, мои глаза расширяются, увидев окровавленные джинсы и пачку денег, перевязанную резинкой. Я не хочу прикасаться ко всему этому и оставлять отпечатки пальцев, поэтому не могу сосчитать, сколько там, но похоже, по меньшей мере на несколько тысяч долларов.

Это открытие совершенно не является не успокаивает мои нервы, поскольку множество объяснений роятся у меня в голове. В чем бы он ни был замешан, это опасно, и я решаю, что пришло время сматываться и бежать.

Я открываю дверь, как раз собираясь выскользнуть из комнаты Кэма, когда приближаются шаги, заставляя меня вернуться обратно внутрь. Я оставляю крошечную щель открытой, чтобы определить, кто это, молясь, чтобы это были не Кэм и Рошель, проводящие вечеринку в более уединенной обстановке.

С колотящимся в груди сердцем я пытаюсь сообразить, хватит ли у меня времени спрятаться в шкафу, но уже слишком поздно. Шаги останавливаются у комнаты напротив — офиса, в котором мы были раньше. Длинная тень падает на дверь Кэма, и я задерживаю дыхание.

— Я сказал ему, — скрипит зубами Сойер. — Что, черт возьми, еще ты хочешь, чтобы я сделал?! — Я не могу определить, находится ли он с кем-то, кого не вижу, или разговаривает по телефону.

— Он знает, — говорит он после нескольких секунд молчания, и я делаю вывод, что он говорит по мобильному, потому что я слышу только одну сторону разговора. — Это странно, — продолжает он. — Он странно ведет себя с ней. О ней.

Он вздыхает, и стена дребезжит, когда он прислоняется к ней спиной.

— Он одержим, и это движет его поведением, а не тем, что мы ему сказали. Он отклоняется от плана, и чем дольше это продолжается, тем более распущенным и не контролируемым он становится.

Он отталкивается от стены, и я наблюдаю, как он вставляет ключ в дверь офиса.

— Ну, тогда ты, бля*ь, попробуй, — шипит он в трубку, прежде чем исчезнуть в комнате, захлопнув за собой дверь.

Я жду пару минут, чтобы убедиться, что путь свободен, и выскальзываю в коридор, медленно закрыв дверь Кэма, чтобы не шуметь.

Я решаю отказаться от слежки в комнате Сойера, потому что это слишком рискованно, и он с наименьшей вероятностью оставит что-нибудь валяться, чтобы я могла найти, так что на цыпочках тихо подкрадываюсь к лестнице. И уже нахожусь на третьей ступеньке, когда дверь офиса распахивается позади меня, и Сойер выходит в коридор.

— Я перезвоню тебе, — говорит он, и я тихо ругаюсь себе под нос.

Черт. Дерьмо. Бля*ь.

— Ты не хочешь рассказать мне, какого черта ты тут делаешь, Эбигейл?

Глава 17

Я облизываю пересохшие губы, придаю лицу растерянное выражение и поворачиваюсь к нему.

— Я была уже на полпути по подъездной дорожке, но мне захотелось пописать, и поэтому вернулась.

— Я что, похож на идиота? — прищуривается он, глядя на меня.

Он действительно ждет ответа?

— Что? — одариваю его невинной улыбкой, хлопая ресницами и прикусывая губу. — Ты мне не веришь?

Он сверлит меня явно подозрительным взглядом, а я смотрю на него, сохраняя приятное, невинное выражение лица.

— Давай поговорим. — Он указывает на третью запертую дверь в спальню. — Там.

Я, молча, следую за ним в его комнату и подавляя усмешку, взглядом сканируя пространство, когда он включает свет.

Бинго! Все именно так как я и предполагала.

Стерильно и лишено какой-либо индивидуальности.

Темно-синее стеганое одеяло на массивной кровати выглядит свежевыстиранным. Два деревянных столика с лампами стоят по обе стороны кровати. Там есть большой шкаф, письменный стол с верхними полками, как в двух других комнатах, и кожаное кресло с откидной спинкой, стоящее перед гигантским телевизором.

Но это все.

Здесь нет никаких украшений или личных вещей.

Никаких видных и памятных предметов у него на столе.

Никаких фотографий в рамках или плакатов на стенах.

Никаких трофеев или окровавленной одежды.

Это не дает никакого ключа к разгадке загадочного Сойера Ханта.

— Нашла что-то интересное? — он приподнимает бровь, наблюдая, как я осматриваю его комнату.

— Именно такой я и ожидала увидеть твою комнату.

— Неужели, и что ты видишь?

— Прекрасно обставлена, но ничего не выдает. — Я выдерживаю его пристальный взгляд. — Очень похожа на своего владельца.

— А как бы ты описала спальни Лаудера и Маршалла?

— Сначала я должна их увидеть, чтобы высказать свое мнение. — Улыбаюсь я, хлопая ресницами.

С легкой улыбкой на губах он садится на край кровати и похлопывает по месту рядом с собой.

— Присядь.

Он снимает шелковый галстук, аккуратно складывает его и кладет на кровать, затем закатывает рукава синей рубашки на пуговицах до локтей. Я сажусь рядом, кладя набитую разной всячиной сумку с другой стороны от меня. Его взгляд останавливается на сумке, и я ожидаю, что он схватит ее, чтобы изучить содержимое, но он этого не делает.

Положив руки поверх черных брюк, он слегка наклоняется вперед, но смотрит мне прямо в глаза. Это его любимый метод общения, как будто он всегда готов к допросу, и я могу представить, что когда-нибудь он будет работать на ЦРУ или ФБР.

— Ты не совсем одет для вечеринки, — выпаливаю я, осознавая, что наши бедра соприкасаются.

— Аналогично, — мгновенно отвечает он, на секунду взглядом исследуя мое тело.

— Я оделась бы соответствующим образом, если бы знала, что приду сюда. Ты же живешь здесь, но одет, словно был на совещании.

— Ранее у меня была встреча, и не было ни времени, ни желания переодеваться.

— После окончания школы ты будешь работать в бизнесе своего отца? — спрашиваю я, задаваясь вопросом, не поэтому ли он одет так, будто только что провел день в офисе.

— После окончания Стэнфорда.

— Ты это выбрал или именно этого ожидают от тебя?

— Оба варианта. Я бы никогда не взял на себя обязательства, которые бы не хотел.

— Тебе повезло, что у тебя есть выбор.

Наступает многозначительная пауза, и он пристально смотрит на меня.

— Выбор есть всегда. Даже если тебе так не кажется.

— Почему это звучит как какое-то скрытое послание? — спрашиваю я, инстинктивно наклоняясь ближе к нему. Возможно, я ошибалась в своих суждениях. Раньше Сойер меньше всего представлял для меня интереса и казался скучным зазнайкой, но чувствую, что это потому, что он не открывает всех своих карт. В этом отношении он очень похож на Чарли, и они также разделяют прагматическое чувство долга.

Он придвигается ближе ко мне, и его карие глаза сегодня скорее зеленые, чем карие, с маленькими золотистыми крапинками, возвышающими их от обычных до необычных. На таком близком расстоянии я также могу разглядеть едва заметные веснушки на носу и щеках, и держу пари, что он был восхитительно милым маленьким мальчиком. Его пряный одеколон окутывает меня, и я расслабляюсь, что опасно, потому что он не меньший хищник, чем два других придурка.

— Может, так оно и есть. — Он заправляет выбившуюся прядь волос мне за ухо, впиваясь своим пристальным взглядом в мой.

Бабочки разлетаются в груди, когда его пронзительный взгляд делает со мной забавные вещи. Когда мы так близко, его напор становится менее пугающим и каким-то более интимным.

— Это какой-то новый хитроумный план? Тактики унижения Кэмдена недостаточно?

Он качает головой.

— Я говорю правду, и Кэм делает то, что, по его мнению, должен, но на самом деле он не такой.

— Да. Конечно. — Фыркаю я.

— Его реакция на тебя глубоко укоренилась, но он находится в сильном конфликте чувств.

— В каком смысле конфликте чувств?

Он проводит кончиком пальца по моей линии подбородка, и я резко втягиваю воздух, когда его электризующее прикосновение обостряет все мои чувства.

— Он привык ненавидеть тебя, — признается он более мягким тоном, его взгляд фиксируется на моих губах.

Я не уверена, было ли это признание преднамеренным или незапланированным, и понятия не имею, является ли оно искренним, но не хочу терять эту связь или что бы, черт возьми, ни происходило между нами прямо сейчас. Особенно, если это даст мне ответы, в которых я нуждаюсь. Медленно поднимаю руку, легко пробегая пальцами по шелковистым прядям его темно-каштановых волос.

— Почему? — шепчу я. — Почему он так сильно меня ненавидит?

Сойер проводит большим пальцем по моей нижней губе, и в этот момент я едва дышу. Нерешительность мелькает в его глазах, но я знаю, что не стоит давить на него. Итак, я жду, проводя пальцами по его волосам, пока он продолжает водить большим пальцем по моей губе, глядя на рот.

— Ты когда-нибудь задумывалась о том, что, возможно, мы на одной стороне?

Мое сердце колотится в груди, страх ограничивает доступ кислорода, пока я размышляю, раскрыли ли они мой секрет.

— Что ты имеешь в виду?

— Может быть, мы…

— Какого хрена? — первобытный рев Кэма отражается от стен, и я подпрыгиваю, когда дверь в спальню сильно хлопает о стену.

Он стоит там, как нечестивое видение, источая опасность и агрессию из каждой поры, и его властное присутствие поглощает весь кислород в комнате. Джинсы обтягивают стройные бедра, рубашка все еще расстегнута, демонстрируя красивое тело, на которое невозможно не пялиться.

Сила нашего притяжения в этот момент неоспорима, и наши взгляды встречаются, словно притянуты какой-то магнитной силой.

Сойер медленно убирает большой палец от моего рта и встает, нарочно поправляя штаны, приподнимает бровь и ухмыляется своему другу.

— Ты перебиваешь, — холодно говорит он, его взгляд устремляется на меня, нарушая противостояние с Кэмом.

Кэм входит в комнату, ноздри раздуваются, а взгляд горит от ярости.

— Что она делает в твоей спальне? Я думал, она, бля*ь, ушла!

Он говорит так, словно меня нет в комнате, пялится на своего друга, откровенно игнорируя меня, и это просто еще одна форма запугивания, ненависти и неуважения.

Ладно, к черту это дерьмо.

На сегодня с меня хватит.

Я хватаю свою сумочку и встаю.

— Я вернулась, придурок, — тыкаю пальцем в его лицо и рычу в ответ. — И ты мог бы это заметить, если бы не был занят другими делами.

Вид того, как Рошель отсасывает ему, с болезненной ясностью воскресают в моем сознании, и я пристально смотрю на него, вкладывая в выражение лица каждую унцию ненависти в сердце.

Жестокая улыбка приподнимает уголки его рта, когда он понимает о чем я. Мне хочется причинить ему боль: до крови царапать ногтями плоть, оторвать яйца и скормить акулам, кусать, шлепать и бить, пока он не превратится в грязную, разбитую мякоть у моих ног.

Жажда причинить боль не похожа ни на что, что я чувствовала раньше, и это говорит о многом, потому что я помолвлена с Трентоми регулярно хочу надрать ему задницу.

Но насилие — это не выход, поэтому я делаю лучшее, что могу в данный момент.

Потянувшись, я обвиваю руками шею Сойера, застав его врасплох, и целую. Это жесткий, страстный поцелуй. Он пронизан всеми ядовитыми эмоциями, гноящимися внутри меня. Если он и возражает, то не подает виду и без колебаний целует меня в ответ.

Отстраняясь, я провожу рукой по его груди и улыбаюсь, словно мой мир начинается и заканчивается с ним.

— Спасибо. За беседы и…

Я позволяю этому повиснуть в воздухе, радуясь, что он не разоблачает мой блеф, задаваясь вопросом, может быть, мы на одной стороне.

Я бросаю уничтожающий взгляд на Кэма и намеренно задеваю его плечом, выходя из спальни Сойера, взволнованная, сердитая, и разочарованная. По выражению лица Кэма было понятно, что сцена свидетелем которой он стал, взбесила его и я надолго запомню искаженное болью выражение красивого лица. Я знаю, что он накажет меня за эту выходку, но сейчас считаю это победой.

***

— Девочка, ты играешь с огнем. Ты уверена в своих действиях? — спрашивает Джейн на следующее утро во время нашей прогулки по пляжу после завтрака.

— Да. Нет. Не знаю. — Тяжело вздыхая, поднимаю камень и скольжу им по поверхности воды. Легкий ветерок развевает мои волосы по плечам, когда мы продолжаем идти.

— Что, если они расскажут Тренту? Он с ума сойдет, и у тебя настанут плохие времена. — Она пристально смотрит на меня с обеспокоенным выражением лица. — И тогда он начнет еще большую войну с новыми парнями. Не то чтобы я была против этого. Я ненавижу этих придурков за то, что они сделали со мной. То, что они продолжают делать с тобой. Но я не хочу, чтобы ты страдала еще больше, чем сейчас.

— Если они что-нибудь скажут Тренту, я совру, чтобы выбраться из этой ситуации. Он знает, что они что-то вынюхивают, так что не потребуется много времени, чтобы убедить его в обмане. Единственным свидетелем того случая с Джексоном был Оскар, а он никогда бы не сдал меня. Я целовалась с Кэмом в своей машине на пустой парковке, и я поцеловала Сойера в его комнате. Даже если бы Кэм подтвердил это, Трент ожидал бы этого и не счел бы это правдоподобным.

— Я все еще не могу поверить, что ты поцеловала всех троих.

— Я этого не планировала и, действительно, ненавижу их. — Бурчу я, бросая еще один камень в море. — Я действительно не думала об этом.

Кроме, может быть, Сойера. Я кое-что заметила в нем прошлой ночью и не думаю, что он также плох, как другие.

— Но они тебя все равно привлекают.

Я думаю об этом несколько мгновений, пока мы идем, улыбаясь пожилой паре, выгуливающей свою собаку, когда они проходят мимо, держась за руки.

Мне на самом деле не нравятся Сойер или Джексон. Конечно, они горячие парни, и это может быть весело, но в этом нет ничего глубокого. Ни один из них не разжигает ад в моем теле, не погружает мой разум в полный хаос и не заставляет сердце бешено биться, как это делает Кэм.

Я ненавижу то, что меня так влечет к нему.

Что химия, между нами, так сильно ощутима.

Что я не могу перестать думать о нем.

И меня беспокоит, что это говорит обо мне, потому что он издевался надо мной, лапал и унижал публично.

И все же я по-прежнему жажду его прикосновений.

Страстно желаю снова почувствовать, как его тело движется напротив и внутри моего.

Я ненавижу то, как сильно хочу его.

И как сильно меня тошнило и расстраивало то, что я увидела прошлой ночью.

Я никогда особо не злилась и не мучала себя размышлениями о прикосновениях Рошель к Тренту, но большую часть прошлой ночи я провела, свернувшись калачиком и обнимая подушку, ощущая, пронзающую мою грудь, боль от ее с Кэмом образов в моей голове. Я ненавижу, как интимно она прикасалась к нему, и мучила себя, представляя, что еще произошло после того, как я ушла.

Он поменялся местами с Джексоном и тоже трахнул ее?

Или трахнул другую девушку?

Трахнул их обеих?

Меня тошнит от этой мысли, и какой же больной сукой это делает меня?

Возможно, во мне больше от моего отца, чем мне хотелось верить, потому что он бы кайфовал от этого.

— Ты выглядишь обеспокоенной, — говорит Джейн, беря меня под руку.

— Ты думаешь, я такая же ненормальная, как мой отец?

— Что? — она резко останавливается, заставляя меня повернуться к ней лицом. — Нет! Ты совсем не похожа на этого монстра.

— Тогда почему я так сильно хочу Кэмдена Маршалла? Как я должна ненавидеть его за все, что он сделал, но в тоже время хотеть его прикосновений?

Я качаю головой, ненавидя это замешательство. Я хотела бы рассказать ей, что именно с ним потеряла девственность, но боюсь. Я знаю, что, если бы я попросила ее скрыть это от моего брата, она бы так и сделала, но с моей стороны было бы нечестно просить ее об этом, и я боюсь, что это аукнется мне в будущем. Последствиям всегда есть место быть.

Ей лучше ничего не знать. И надеюсь, что когда это выйдет наружу, я буду за миллион миль отсюда. Она будет первой кого мой отец будет допрашивать. А в это момент я хочу, чтобы она посмотрела ему в глаза и сказала, что не знала, и чтобы это было правдой, тогда он не выместит свой гнев на нее.

Поэтому, как бы мне ни хотелось довериться своему лучшему другу, я ничего ей не расскажу.

— Ты не можешь изменить того, в кого влюбляешься. Точно так же, как ты не можешь заставить себя чувствовать что-то к Тренту.

Я вновь обнимаю ее за плечи, притягивая к себе.

— Если бы все было так просто.

Глава 18

— Я принесла подарки, — плюхаясь на стул рядом с Ксавьер, говорю я и протягиваю ему кофе и пончик.

— Благодарю. Умираю с голоду. Я занимаюсь этим уже несколько часов.

Я целую его в щеку:

— Спасибо. Я ценю твою помощь и самоотдачу.

— Нам все еще нужны материалы для двух конвертов.

— Вот почему я здесь, — весело отвечаю я, потягивая свой кофе. — Дай мне поработать.

— Я настроил твое рабочее место, и все готово к работе. — Он указывает на экран прямо передо мной. — Но расскажи мне о других материалах, которые я должен исследовать.

Я показываю ему фотографии, которые нашла в спальнях парней прошлой ночью, спрашивая, может ли он опознать других мальчиков по фотографии и точно выяснить, что случилось с сестрой Джексона.

— Есть еще кое-что, — я допиваю свой кофе и выбрасываю пустой бумажный стаканчик в мусорное ведро. — Кэмден проговорился кое о чем. Он упомянул, что у него был старший брат, но, по твоим словам, он был единственным ребенком.

— Это задокументировано. Он единственный ребенок в семье. — Кивает Ксавьер.

— В этом нет никакого смысла. Зачем бы ему говорить, что у него есть старший брат, если это не так?

— Может быть, у него был двоюродный брат или лучший друг, который жил с ними, и он считал его братом? — задумчиво произносит Ксавьер.

— Или, возможно, был еще один ребенок, но он умер? — предполагаю я. — И почему весь мир думает, что ребята встретились только два года назад в академии, когда эта фотография показывает, что они знают друг друга намного дольше?

Он проводит рукой по щетине на подбородке.

— Это озадачивает, но мы докопаемся до сути. Оставь это мне. — Он поджимает губы и хмурится. — Я добавлю это к длинному списку вещей, которые должен сделать для тебя.

Я толкаю его локтем в ребра.

— Я очень хорошо плачу тебе за это.

— Это действительно так.

— И я твой любимый клиент.

— Такими темпами ты будешь моим единственным клиентом, — бормочет он, стуча по клавиатуре. — Выпускной год дает жару, а из-за работы на тебя у меня не будет много свободного времени перед экзаменами.

Ксавьер не здешний, и он переехал в Бостон только три года назад после окончания средней школы. Он учится в университете Райдвилла на полную стипендию, благодаря своему занудному техническому мозгу.

— Ты должна считать себя особенной.

— С тобой я уже это делаю. — Я снова чмокаю его в щеку. — И я знаю, что ты тайно любишь меня, — поддразниваю я.

— Если бы я увлекался цыпочками, ты бы была той самой. — Подмигивает он, и мы смеемся.

Он показывает мне, где находятся файлы, и я просматриваю их, пока не нахожу несколько подсказок. Идя по их следам, я собираю доказательства, затем распечатываю их и кладу в конверты, тщательно записывая имена снаружи.

Ксавье был занят завершением своей презентации, и он вручает мне флешку, когда я уже готова уйти.

— Просто подключи ее к своему ноутбуку и введи пароль, который я отправлю на твой мобильный. При любых вопросах звони.

— Спасибо за это, я так и сделаю. — Обнимаю я его.

Я двигаюсь, чтобы высвободиться из его объятий, но он продолжает держать меня, глядя на меня с обеспокоенным выражением на лице. Серебряное кольцо в его брови поблескивает, отражая свет.

— Ты бы сказала мне, если бы была в опасности, верно?

Я одариваю его веселой улыбкой.

— Я каждый день в опасности, Ксавьер. Ты ведь знаешь, кто мой отец, и на что способны его соратники. Что ждет меня, если я соглашусь на свадьбу с Трентом. — Я кладу ладонь на его щеку. — Вот почему я заключила с тобой сделку. Вот почему ты пытаешься найти что-то, чем я могу шантажировать своего отца, чтобы он оставил меня в покое, как только я покину Райдвилл.

— Ты можешь уйти прямо сейчас. Я могу сделать так, чтобы это произошло. С моими навыками и связями я могу спрятать тебя и обеспечить твою безопасность.

— Мне так хочется в это верить, но моя мать пыталась сбежать и заплатила за это своей жизнью. Я должна учится на ее ошибках. Единственный способ обеспечить свою безопасность — это иметь что-то на отца. Что-то, что может погубить его. Даже тогда он все еще может выследить меня, но это страховка, и, по крайней мере, выиграет мне немного времени. — Я целую его в лоб. — Я люблю тебя за то, что ты так заботишься обо мне, но не могу уйти, пока у нас не будет чем его шантажировать.

— Я беспокоюсь, что у нас мало времени.

Я громко выдыхаю, вырываясь из его объятий.

— Я знаю. Я постоянно чувствую, что к моей спине привязана бомба с часовым механизмом.

— И мне не нравится эта новая элита. У меня плохое предчувствие, что они сделают дерьмовую ситуацию еще более дерьмовее. Они уже все усугубляют.

Я снова обхватываю его лицо ладонями.

— Вот почему мы найдем то, что можно использовать против них. — Я опускаю руки, вытаскивая сотовый. — Чуть не забыла тебе сказать. Прошлой ночью я установила чип на мобильный. Я сейчас отправлю тебе его номер.

— Клево! — он сотрясает воздух кулаком. — Я загружу запись наблюдения прямо сейчас.

Я облокачиваюсь о край длинного стола.

— Что именно это нам даст?

— Доступ ко всем его текстам и сообщениям, и мы можем прослушивать прямые звонки. Я также смогу отслеживать всю активность на его мобильном: что он просматривает, приложения, которые он использует, и так далее.

На моих губах расплывается широчайшая ухмылка.

— Будем надеяться, что мы получим что-нибудь и как можно быстрее. Ситуация в школе выходит из-под контроля.

— Это должно помочь, — говорит он, указывая на пять конвертов в моей руке.

— Так и будет. Но это только часть проблемы. Мне нужно избавиться от этих парней до того, как они опубликуют запись.

Ксавьер знает, что они используют Джейн, чтобы манипулировать мной. Но я до сих пор не рассказала ему о потере статуса девственницы и о том, что Кэм использует это, чтобы заставить меня действовать.

— Я работаю над взломом их систем, но это оказывается сложной задачей, потому что все зашифровано и скрыто за крутыми брандмауэрами благодаря новейшему вредоносному программному обеспечению «Техксет», но продолжу в том же духе. Обещаю.

Подойдя к нему, целую его в макушку.

— Я верю в тебя и твои безумные навыки. Позвоню тебе позже, чтобы рассказать, как все прошло.

— У тебя все получится, малышка, — говорит он, посылая мне воздушный поцелуй, а затем снова утыкается в свой компьютер.

***

— Что это? — спрашивает Чад, уставившись на конверт со своим именем на нем.

— Для начала было бы неплохо всем присесть, — говорю я, махнув рукой в сторону диванов.

Оскар помог мне обустроить этот импровизированный офис в одной из старых гостиных, которыми мы больше не пользуемся. Мы отодвинули громоздкие диваны в угол, чтобы освободить место для столов и стульев, которые я заказала. Большой экран привинчен к стене над богато украшенным камином, и на каждой рабочем месте есть МакБук Про, принтер, канцелярские принадлежности, бутылки с водой и закуски. После оперативно-розыскных действий очень хочется есть, особенно с таким количеством тестостерона в воздухе.

— Не открывайте их пока, — говорю я четырем мальчикам и двум девочкам. Я попросила Чада найти небольшую, заслуживающую доверия группу, лояльную элите, и он выполнил мою просьбу.

Вот почему я ненавистно отдавать ему конверт, но не хочу рисковать. Слишком многое поставлено на карту.

Когда они все рассаживаются, я сажусь на подлокотник одного дивана, лицом к ним.

— Большое вам спасибо за то, что пришли сюда сегодня и согласились помочь, даже если не знаете, о чем идет речь. Я ценю вашу преданность и поддержку.

Я прочищаю горло, оглядывая каждого человека.

— То, о чем я прошу вас, незаконно, но могу вас заверить: никто не узнает, что это связано с вами, если только кто-нибудь в этой комнате не будет визжать как свинья. — Я вглядываюсь в глаза Чада, умоляя его понять. — В этих конвертах страховка и принесет всем нам взаимную пользу: так я буду уверена, что все, происходящее в этой комнате, не выйдет за ее пределы.

Я кладу руки на колени.

— Некоторые члены внутреннего круга и другие в школе, похоже, забыли свое место. Забыли о важности соблюдения правил и традиций, которые годами управляли школой Райдвилл. Новая элита вызывает волны и смуту, и мы должны остановить их. С ними я разберусь сама, но вы поможете мне восстановить контроль, авторитет и порядок в школе.

— Как? — спрашивает симпатичная девушка с милой прической эльфа цвета клубничный блонд.

— Ты ведь Эмили? — уточняю я, узнав ее по уроку всемирной истории. О ней я знаю только то, что она тихая, очень умная и держится особняком.

Она мне уже нравится.

Она кивает.

— У каждого человека есть секреты, — говорю я, вставая и медленно расхаживая. — Секреты — это слабости, и мы собираемся использовать эти слабости, чтобы одержать верх.

— Мы будем шпионить за людьми? — заинтересованно спрашивает Адам Витте.

— Да. Я дам каждому из вас список имен, и ваша задача: взломать их частные и школьные сети и раскопать всю грязь. Интернет-исследования также чрезвычайно полезны. Особенно, если секреты носят скорее семейный характер. Нам нужно найти чем можно было бы им угрожать, хотя бы один грязный секрет.

— Это пустые угрозы, или ты планируешь довести дело до конца? — обеспокоенно спрашивает Чад, и я понимаю почему.

— Я доведу дело до конца, если меня проигнорируют или бросят вызов, но у меня есть план. В назидание остальным я брошу под поезд нескольких в качестве наглядного подтверждения, и этого в сочетании с доказательствами, которые мы обнаружим, должно быть достаточно, чтобы напугать остальных, чтобы они даже не думали переступить черту.

— Это звучит грязно и мстительно, — говорит девушка с огненно-рыжими волосами. — И мне это не очень нравится.

— Это не месть. Это выживание, и теперь ты в нем участвуешь. Отступать нельзя.

Напряженная тишина пронизывает воздух, и пришло время подтвердить их преданность.

— Откройте ваши конверты. Не торопитесь, изучая содержимое, — добавляю я, направляясь к кофейному столику в верхней части комнаты и заваривая свежий чайник.

Чад вскакивает, его лицо краснеет, он приближается ко мне с явным страхом, запечатленным на его лице.

— Могу я поговорить с тобой снаружи? — я ставлю свою чашку с кофе и следую за ним в коридор. — Как, черт возьми, ты раздобыла это? — спрашивает он, встряхивая скомканные бумаги между сжатыми кулаками.

— Я взломала твой компьютер и скачала фотографии с жесткого диска. Это действительно было совсем нетрудно. Нужно быть осторожнее, если не хочешь, чтобы кто-то еще узнал.

— Этот файл был защищен паролем!

— У нас есть программное обеспечение, которое расшифровывает большинство паролей. Только системы с высокотехнологичными технологиями безопасны.

Его грудь вздымается, в глазах мерцает боль, и чувство вины давит на меня.

— Чад. — Я подхожу ближе, глядя ему прямо в глаза. — Я никому не скажу. Я знаю, что ты не предашь меня, так что эта информация никогда не увидит свет. Обещаю.

— Так зачем же тогда это делать? — хрипит он, теперь заметно дрожа.

— Потому что я ставлю себя на кон, и мне нужна страховка. В этом нет ничего личного. Ты же знаешь, что в нашем мире именно так все устроено.

— Пожалуйста, не говори Тренту, Дрю или Чарли. Они уважают меня и…

Я беру его дрожащие руки в свои.

— Дрю и Чарли уважали бы тебя даже узнав, что ты гей, но Трент — гомофобный мудак, который погубит тебя. Я знаю это так же хорошо, как и ты. Я никому не скажу. Вопреки мнению большинства людей мне не нравится причинять боль другим. Клянусь, тебе нечего бояться, если ты не будешь мне перечить.

Он качает головой, и воздух со свистом вырывается у него изо рта.

— Хорошо.

— Чад, — я обхватываю его голову, заставляя смотреть на меня. — Я клянусь, что дальше этого дело не пойдет. Ты можешь доверять мне. Но могу ли я доверять тебе?

— Клянусь своей жизнью, Эбигейл.

Искренность сочится из его слов и выражения лица, и я верю ему. Я киваю, улыбаясь.

— Итак, у нас все в порядке?

— Да, у нас все хорошо. — Он тоже улыбается, и его плечи заметно расслабляются.

— Тогда пошли. У нас есть работа, которую нужно сделать.

Остальных потрясло то, как легко я раскрыла скелеты в их шкафах, но если кто-то и колебался раньше, то не сейчас.

Я проигрываю, составленную Ксавьером, презентацию с пошаговыми инструкциями онлайн-расследования, объясняющую основные методы взлома и работу установленного им программного обеспечения, и все сосредоточенно и внимательно смотрят.

Удержание людей пресловутым шантажом срабатывает каждый раз.

Это всегда заставляет меня чувствовать себя никчемным куском дерьма, потому что прибегать к манипуляциям и шантажу — стратегия моего отца, и я ненавижу, что вынуждена использовать эту тактику.

Но сейчас все серьезнее, на кону моя жизнь, поэтому я делаю то, что должна.

Мы работаем допоздна, добиваясь больших успехов, и когда я заканчиваю в десять вечера, почти треть конвертов уже готова.

Я переселяю всех в домик у бассейна, который намного современнее и намного удобнее, чем главный дом.

Я убедила Дорогого папочку обновить его в прошлом году после того, как не смогла убедить модернизировать мавзолей, в котором мы живем. Он отказывается что-либо менять в доме, извергая обычную традиционную чушь. Я знаю, глядя на старые фотоальбомы, что нынешний дизайн существует уже много веков, и это видно.

Если бы он разрешил, то я бы жила здесь, но отец каждый раз отказывал в моей просьбе.

Я осматриваю роскошную обстановку, пока готовлю напитки для всех, и меня переполняет гордость. Я наняла компанию по дизайну интерьера Алекс Кеннеди, чтобы заняться ремонтом, и получила настоящее удовольствие от встречи с ней во плоти, объяснив, что мама была большой поклонницей бренда одежды Кеннеди, когда была жива. Каждый раз, когда я прихожу сюда, на моем лице появляется искренняя улыбка от мыслей о том, как сильно маме понравилось бы то, что Алекс сделала с этим местом. Тут повсюду чувствуется ее фирменный стиль.

Мы делаем перерыв, пока смотрим фильм и едим пиццу, и я не могу вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя такой непринужденной.

Я молча спрашиваю себя, почему же так долго держала этих людей на расстоянии вытянутой руки. Как часть внутреннего круга, даже отец не стал бы открыто критиковать меня за то, что я общаюсь с ними; хотя он бы подвел черту под любой близкой дружбой, потому что, по его мнению, их семьи уступают основной элите даже с их богатством и социальным положением.

Мы повторяем этот процесс по сбору информации и на следующий день, а так же пару вечеров на этой неделе после школы, и к вечеру четверга у нас все готово.

А теперь пришло время шоу.

Глава 19

В течение недели я приносила обед Кэму и каждый раз хотелось воткнуть ему вилку в глаз из-за ухмылки, словно он гребаный член королевской семьи, когда я ставила поднос перед ним. И каждый раз эта сучка Рошель сидела у него на коленях.

Мне не терпится стереть ее самодовольную, высокомерную ухмылку. В эти выходные мы с ребятами обсудим план действий, который будет активирован в понедельник утром. А до тех пор я веду себя как преданный раб, даже если это постепенно разрушает мою душу.

Сойер, как обычно, держится отчужденно, а Джексон флиртует. В остальном, парни залегли на дно, и я тоже не высовываюсь и притворяюсь, что не замечаю, как почти все перешли на сторону нашего врага и как им нравится дразнить меня, когда они становятся храбрее в отсутствие парней.

Я с удовольствием посмотрю, как они на четвереньках приползут обратно.

Троица ждет меня у моего шкафчика, в пятницу после уроков, в окружении обожающих фанаток, восхищающихся каждому их слову. Жалко видеть, как эти девушки бросаются на них с полным отсутствием стыда, самоконтроля или самоуважения.

Я проталкиваюсь сквозь толпу, игнорируя парней, пока мы с Джейн достаем книги из наших шкафчиков. Не глядя в их сторону, я беру за руку лучшую подругу и пытаюсь уйти, но кто-то хватает меня за куртку сзади и отшвыривает назад. Сумка с книгами соскальзывает с плеча на пол, и я неуверенно покачиваюсь на каблуках, но чья-то рука обхватывает меня за талию и прижимает к твердой груди.

— Осторожнее, красавица. Не хочу, чтобы ты упала и испортила это милое личико.

Я отталкиваю руку Джексона и разворачиваюсь.

— О, ты думаешь, я красивая? — хлопаю я ресницами и нарочито надуваю губы. — Я тоже думаю, что ты симпатичный, — и, намеренно делая паузу на мгновение, с лукавой улыбкой добавляю. — Чертовски отвратителен.

— Ну, мы оба знаем, что это откровенная ложь. — Он вторгается в мое личное пространство и, покусывая мочку моего уха, произносит. — Ты не считала отвратительным мой язык внутри твоего рта или мои руки на твоих ягодицах.

Краем глаза я замечаю хмурое выражение Рошель и не могу удержаться, и не подразнить ее. Положив ладони Джексону на грудь, я шепчу ему на ухо.

— Я имела в виду тот факт, что ты засунул свой большой член в обвисшую пизду этой шл*хи. — Я отступаю назад, качая головой. — Тьфу. Я думала, что ты более разборчив, но это…

Он прижимает меня к себе, ухмыляясь, как маньяк.

— Если бы я не знал тебя лучше, то решил бы, что ты ревнуешь. Но это не может быть правдой, потому что ты помолвлена с любовью всей своей жизни.

Он приподнимает бровь, понимающе ухмыляясь, и я отталкиваю его, зная, что пришло время закончить этот разговор, пока он не стал еще более неприятным. Я беру свою сумку у Джейн, когда она обеспокоенно смотрит на меня, кладет руку мне на бедро и смотрит на парней «поторопись» взглядом.

— Оставьте нас, — приказывает фанаткам Кэм, и они разлетаются, как пыль на ветру, но не раньше, чем бросят на меня уничтожающие взгляды.

Рошель не сдвинулась с места, взяла Кэма под руку и показала мне язык, как будто ей снова шесть лет. Кэм поворачивается к ней с ледяным взглядом.

— Ты что, оглохла? — рычит он своим подлым, грубым тоном, который никогда не перестает подогревать мою кровь и возбуждать желание.

Я все еще переклинивает, когда дело касается него.

Она вздрагивает, самодовольная ухмылка медленно исчезает с ее лица.

— Конечно же, твои слова не касаются и меня тоже?

— Ты действуешь мне на нервы. — Рычит он на Рошель и отбрасывает ее руку.

— Проваливай, — говорит Джексон, пренебрежительно щелкая пальцами. — Ты никому не нужна.

— А она значит нужна? — кипит она, тыча в меня пальцем сотрясая воздух.

Кэм хватает ее за подбородок.

— Кто сказал, что ты можешь что-то требовать от нас или допрашивать?

Джексон заходит ей за спину, и она оказывается в ловушке между придурками, в плохом смысле этого слова.

— Ты должна открывать этот рот только чтобы отсосать, — говорит Джексон. — В противном случае, держи рот на замке, а мнение при себе.

Во мне бушует сильное желание сказать «я же говорила», но беру листок из книги Сойера и принимаю незаинтересованный вид.

— У меня есть планы, так что говори, что тебе нужно, или я уйду, — говорю я, глядя на Кэма.

Он отпускает лицо Рошель и отходит от нее, не оглядываясь.

— Ты пойдешь с нами.

Кэм берет меня за локоть и подталкивает вперед.

— Я тоже иду, — подхватывает Джейн, посылая враждебные флюиды всем трем мальчикам.

— Нет! — я оглядываюсь на нее через плечо. — Бери машину и едь домой. Я напишу Оскару и позвоню тебе позже.

— Эбби. Пожалуйста.

— А теперь беги, милашка, — говорит Джексон, сжимая ее талию. — Я уверен, что у тебя тоже есть планы. — Он шевелит бровями, и в его глазах появляется озорной блеск. — Например, горячий, голый секс по телефону с твоим женихом.

Вся краска отливает от моего лица, когда я бросаю на Джексона полный враждебности взгляд. Джейн краснеет, как пожарная машина, вызывая этим его смех.

— Ты придурок, — огрызаюсь я.

— Ты уже это говорила.

Этот идиот подмигивает, кладя руку на поясницу Джейн и подталкивая ее вперед.

— Со мной все будет в порядке, — успокаиваю я ее, когда мы подходим к двери. — Просто уходи.

Целую ее в щеку, легонько подталкивая к машине, ожидающей у подножия лестницы.

Кэм снова пытается взять меня за локоть, но я отхожу в сторону.

— Прекрати меня лапать, если не хочешь, чтобы мой телохранитель надрал твою тупую задницу. — Я упираю руки в бедра, бросая ему вызов. — Кстати, куда ты меня ведешь?

— Сюрприз, — нараспев произносит Джексон и шлепает меня по заднице, с усмешкой глядя на Оскара. Мой телохранитель уже вышел из машины и недоуменно хмурится.

— Дайте мне минуту, чтобы все исправить. — Вздыхаю я.

— Подгоню машину, — говорит Сойер, спускаясь по ступенькам.

Широко улыбаясь, я иду навстречу Оскару.

— Мне нужно закончить групповое задание с ребятами. Я попрошу одного из них отвезти меня домой после.

— Все в порядке, мисс Эбигейл? — спрашивает он, сердито глядя на Кэма и Джексона через мое плечо.

— Все в порядке. Перестань волноваться. Просто убедись, что Джейн доберется домой в целости и сохранности.

Он проводит рукой по затылку:

— Твой отец убьет меня, если узнает, что ты общаешься с новой элитой.

— Его здесь нет, и он не узнает. Это один из тех случаев, на который ты не должен обращать внимания, Оскар. — Его одолевает нерешительность. — Поверь мне. Пожалуйста. У меня все под контролем, и Дрю в курсе всей ситуации.

— Позвони мне, если что-нибудь случится. И будь осторожна. Я не доверяю этим маленьким панкам.

Значит, нас двое, приятель. Я целую его в щеку.

— Они не причинят мне вреда, — вру я. — Так что перестань волноваться.

Сойер останавливает свой «лендровер» у обочины, и я машу Оскару, садясь в машину. Кэм сидит спереди, а Джексон садится сзади слишком близко ко мне, явно нарушая личное пространство и чувство комфорта. Но это часть его образа действий, и не двигаюсь, не желая давать ему преимуществ, я итак уже слабачка в их глазах.

— Ты слишком дружелюбна с прислугой, — поддразнивает он. — Ты трахаешься с ним?

— Ты невероятен. Он старше моего отца! — я бросаю на него полный отвращения взгляд и бью локтем в бок. — И я не использую секс в качестве инструмента обмена. В отличие от некоторых.

— И все же, ты держишь его в узде, — говорит Кэм, поворачиваясь на своем месте. — Если ты не используешь свое тело, как ты им манипулируешь?

Я складываю руки на груди и ухмыляюсь ему:

— Это знаю только я, ну а ты должен выяснить.

— Наша маленькая девственница хранит еще больше секретов, — насмехается он.

— Перестань называть меня так, когда знаешь, что это неправда.

— Мне любопытно, — говорит он, проводя рукой по своей татуировке в виде черепа. — Ты трахалась с кем-нибудь после меня?

— Разве тебе не хотелось бы это знать, — хохоча, протягиваю я.

— Вот поэтому я и спросил. — Он приподнимает бровь, ожидая ответа.

— О, ты беспокоишься, что не соответствуешь требованиям.

На его лице появляется высокомерная ухмылка.

— Мы оба знаем, что я, бля*ь, перевернул твой мир. — Он облизывает губы, и я ненавижу то, как мои глаза жадно следят за движением. — Мне просто интересно, правдивы ли слухи.

— Хорошо, я вся во внимании, — говорю я, наклоняясь вперед. — Какие слухи?

— Что ты трахаешься со стариком Трента за его спиной, — отвечает Джексон.

— Фу, я скорее умру, чем прикоснусь к этому подонку, — шиплю я.

Содрогаюсь, когда мой желудок одновременно скручивается в болезненные узлы. На челюсти Кэма заиграли желваки, когда он уставился на меня своим пронзительным голубым взглядом, а Сойер, нахмурившись, смотрит на меня в зеркало заднего вида. Ярость медленно разгорается в венах, когда я думаю о всем дерьме, которое люди распространяют обо мне.

— Дай угадаю, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Слух пустила эта сука?

— Она точно ненавидит тебя, — усмехается Джексон.

— Поверь мне, это чувство взаимно.

Любое чувство вины испаряется. Рошель заслуживает того, что бы получить по заслугами, и я не могу дождаться понедельника, когда увижу как рухнет весь ее мир.

Сойер подъезжает к закусочной в центре города, глушит двигатель и выходит. Он открывает мне дверь и под хохот Джексона протягивает руку. Я беру его теплую руку, позволяя ему помочь мне.

— Спасибо.

Он улыбается, и улыбка достигает глаз. Чудеса никогда не прекратятся.

Мы занимаем кабинку в задней части закусочной, и Кэм садится рядом со мной, в то время как Сойер и Джексон садятся напротив нас. После того, как официантка приняла наш заказ, мы приступаем к делу.

— Я все еще не могу взломать пароль твоего отца, — говорит Сойер, понизив голос. — Ты должна дать мне больше информации для работы.

— Я отправила тебе сотни вариантов и не понимаю, что еще могу сделать.

У Ксавьера есть огромный файл опробованных паролей, и я каждый день отправляю их Сойеру, чтобы они не доставали меня.

Никто не произносит ни слова, пока официантка ставит наши напитки и бесстыдно разглядывает парней.

И я ее понимаю.

Они чертовски горячие, и на них трудно не пускать слюни.

Даже я изо всех сил пытаюсь сдерживать эмоции, но, по крайней мере, девочка, постарайся так не палится!

— Очень бы помогло, если бы я знала, что ты ищешь, — говорю я, делая глоток газированной воды.

— Мы хотим обыскать его компьютер, и нам нужен доступ к его домашнему офису, — говорит Сойер, намеренно расплывчато.

Я качаю головой.

— С этим я не могу тебе помочь. У него камеры по всему кабинету, и он все запирает в сейф. — Я знаю, потому что уже обыскала это место сверху донизу, и он не оставил ничего компрометирующего.

— Ты знаешь, как изменить запись, чтобы скрыть наши следы, — говорит Сойер, и мои паучьи чувства в полной боевой готовности.

Откуда он это знает, или он просто предполагает?

— Даже если я затащу тебя туда, ты ничего не найдешь. Он не настолько глуп, чтобы оставлять важные вещи валяться где попало.

Кэм тяжело вздыхает, тревожно постукивая ногой по полу.

— Нам нужно хоть что-нибудь, потому что эти поиски занимают слишком много времени.

— Опять же, если бы вы сказали мне, что ищете, я могла бы предложить более полезные идеи, — огрызаюсь я.

Кэм стучит сжатым кулаком по столу.

— Это становится утомительным, и никто из нас не купится на игру беспомощной маленькой девочки.

— Я не притворяюсь, — я пристально смотрю ему в глаза. — Похоже, вы сильно недооценили моего отца. Вы понятия не имеете, с чем столкнулись. Никто из вас. — Я позволила своему взгляду скользнуть между ними. — Что бы вы ни задумали, что бы вы ни планировали, вам нужно улучшить свою игру, потому что ваша текущая стратегия слишком слаба и несущественна.

***

— В этих шкафах хранятся все микрофильмы по годам, классифицированные по местным и национальным новостям, — объясняет услужливый работник единственной библиотеки нашего города, показывая мне ряд за рядом картотечных шкафов, которые занимают заднюю часть здания из красного кирпича. — Выберите слайд, который вам нужна и поднесите к одному из этих аппаратов. В инструкции, прикрепленной сбоку, объясняется, как загрузить пленку и перемещаться по изображениям.

— Хорошо, спасибо. Думаю, что справлюсь.

— Я Мэри. Позови меня, если столкнешься с трудностями, Эбигейл.

— Так и сделаю. Еще раз спасибо, что уделили мне время.

Она оставляет меня одну в этой пустой секции библиотеки, и я иду по рядам, пока не дохожу до восьмидесятых годов девятнадцатого века, решив начать оттуда. Я пробегаю пальцами по коробкам с файлами, пока не натыкаюсь на коробку с надписью тысяча девятьсот восемьдесят седьмой, беру ее с собой, сажусь за аппарат и загружаю пленку в соответствии с инструкциями.

Требуется час, чтобы найти статью из «Газетт», в которой была фотография найденная Ксавьером в интернете, — ту, на которой мои родители были с отцами Трента и Чарли, Аттикусом Андерсоном, Эммой и Уэсли Маршаллом.

В статье говорится о ежегодном дне спорта в средней школе Райдвилл и семейном барбекю, включая упоминание об отцах-основателях и их преемниках, но в ней нет ничего полезного, и моя надежда рушится. Я провожу еще час, беспорядочно просматривая различные микрофильмы, пока не выключаю аппарат и не сажусь поудобнее, чтобы подумать.

Я и не предполагала, что там будет так много информации, которую нужно будет изучить. Я легко могла бы провести годы своей жизни тут, не имея ничего, что можно было бы показать. Я грызу кончик ручки, обдумывая идеи.

Мне нужен более структурированный план исследований.

Тот, который, скорее всего, даст результаты в кратчайшие сроки. Достав блокнот и ручку из сумки, я начинаю составлять список.

Старая Элита — Родители:

Майкл Херст

Оливия Херст — Мэннинг (скончалась)

Кристиан Монтгомери

Сильвия Монтгомери (урожденная Флеминг)

Чарльз Бэррон II

Элизабет Бэррон (урожденная Дэшер)

Аттикус Андерсон

Эмма Андерсон (урожденная Маршалл — скончалась)

Новая элита — родители:

Уэсли Маршалл

Рут Маршалл (урожденная Уинстон)

Итан Хант

Ава Хант (урожденная Синнотт)

Трэвис Лаудер

Лорена Лаудер (урожденная Вергара)

У новой элиты есть некоторые разногласия с моим отцом — это совершенно очевидно, — и, учитывая насколько они все взаимосвязаны, имеет смысл покопаться в прошлом наших родителей.

Интуиция подсказывает мне, что ответы, которые я ищу, лежат там, и я научилась прислушиваться к этому разумному внутреннему голосу, поэтому сосредотачиваюсь на четырех семьях-основателях и Маршаллах, потому что все они связаны с Райдвиллом. Я не уверена, какую роль играют Ханты и Лаудеры, но на данный момент я оставлю их напоследок.

Но с чего именно начать?

Я размышляю еще немного, а затем сосредотачиваюсь на рождениях, браках и смертях в качестве логической отправной точки чтобы связать все воедино.

Я знаю, что мой отец родился в тысяча девятьсот семьдесят втором году, а моя мать-годом позже, поэтому имеет смысл сосредоточиться на этих двух годах, поскольку они все вместе учились в школе, так что они, должно быть, родились в этот период.

Мэри снова приходит мне на помощь, вытаскивая две огромные пыльные старые книги в кожаных переплетах и таща их в свой кабинет, чтобы я могла их просмотреть. Похоже, она купилась на мою ложь, что это исследование для задания по истории, и не особо беспокоится, когда я открываю свой iPad, чтобы печатать заметки.

Чтобы просмотреть бухгалтерские книги, требуется несколько часов, но к закрытию библиотеки у меня есть список дат рождения, имен родителей и бабушек и дедушек, и, хотя это может быть полным тупиком, по крайней мере, это похоже на какое-то начало.

К сожалению, библиотека не работает по воскресеньям, так что мне придется подождать до следующих выходных, чтобы вернуться и просмотреть записи о браке и смерти. Все они были отсканированы с тысяча девятьсот девяностого года, так что поиск по микрофильмам должен быть проще и быстрее.

Я бросаю сумку на заднее сиденье машины и впервые за несколько часов включаю два своих телефона. Я отключила и тот, и другой, чтобы не отвлекаться, поэтому сейчас вижу множество пропущенных звонков и сообщений от Ксавьера. Я сижу в машине на пустой парковке возле библиотеки и перезваниваю ему.

— Как раз вовремя, черт возьми! Я звонил тебе без остановки.

— Где пожар? — спросила я.

— Я перехватил сообщение от Ханта Маршаллу. Сегодня вечером что-то происходит, и я думаю, мы должны это проверить.

— Мы? — спрашиваю я недоверчивым голосом, потому что Ксавьер снова и снова давал понять, что ему удобнее всего за ширмой, а не за полевой работой, как он любит это называть.

— Да, мы. Они идут в сеть, и я не позволю тебе пойти туда одной.

— Что это еще за сеть?

— Подпольный бойцовский клуб в Марбее, печально известный незаконными боями. Богатые придурки с глубокими карманами делают большие ставки, и поскольку это незаконно, это слишком кроваво и порочно. Толпа сумасшедшая, и это не редкость, когда даже среди зрителей вспыхивают драки. Ад замерзнет, прежде чем я позволю тебе приблизиться к этому месту на милю в одиночку.

— Хорошо, я поняла твою точку зрения и принимаю ее. Во сколько мне за тобой заехать?

— Все это незаконное дер*мо начинается поздно, так что заедешь за мной примерно в десять тридцать.

— Это свидание, — весело прощебетала я.

Глава 20

— Я не сяду на эту штуку, — ворчит Ксавьер, скрещивая руки на груди и глядя на мой любимый мотоцикл. — Это гребаная смертельная ловушка.

— Ты бы так не говорил, если бы когда-нибудь ездил на таком, — отвечаю я, протягивая ему шлем. — Потому что ощущение ветра, кружащегося вокруг тебя, и возбуждение, когда твое тело движется как одно целое с мотоциклом, не похоже ни на что, что ты когда-либо испытывал в жизни. Честно говоря, это самый большой кайф.

— Что тут смешного? — его все еще не убежденный вид, вызывает у меня смех.

— Ты, — размахиваю руками перед его лицом. — Снаружи ты дикий, безрассудный панк с синими волосами, татуировками и пирсингом, но на самом деле ты большой, мягкотелый хлюпик.

Он показывает мне средний палец.

— Полегче с хлюпиком, пожалуйста. — Он тычет пальцем на свой живот. — Детка, этот пресс твердый как скала.

— Поверю тебе на слово, — с ухмылкой произношу я. — А сейчас, ты собираешься продолжать вести себя как ребенок или будешь мужиком?

— Я сяду на этот инструмент смертников, только не нужно меня оскорблять, — он притворно надувает губы.

— Просто садись на мотоцикл и прекрати ныть.

Закатываю глаза от его нерешительности и собираю волосы в конский хвост, надевая шлем.

***

Ксавьер так крепко обнимает меня за талию, что это чудо, что я все еще дышу, но, по крайней мере, он не кричит и не требует слезть.

Когда мы выезжаем на главную улицу Марбея, он направляет меня к береговой линии, а затем мы едем по череде узких проселочных дорог, удаляясь все дальше от жилых районов города. Проезжаем огромные, пустые поля, лишенные всяких признаков жизни, пока не подходим к перекрестку, и он указывает мне на извилистую, ухабистую дорогу слева, окруженную с обеих сторон лиственным лесом. Наши тела постоянно сталкиваются пока я осторожно еду по пересеченной местности. Ксавьер дергает меня за локоть, показывая, что нужно остановиться.

— Припаркуйся за тем деревом, — инструктирует он, соскальзывая и протягивая мне шлем.

Я встречаюсь с ним после того, как спрятала мотоцикл и шлемы подальше от любопытных глаз, засунув руки в карманы рваных, обтягивающих черных джинсов после того, как натянула капюшон черной толстовки на молнии на голову.

— Что? — спрашиваю я, чувствуя на себе изучающий взгляд.

— Не думаю, что когда-либо видел тебя такой неряшливой, — ухмыляется он. — Выглядишь сексуально.

— Это не входило в намерения, — фыркаю я. — Я хочу слиться с толпой. Последнее, что мне нужно, это чтобы ребята нашли меня здесь.

— Ты впишешься, и мы будем держаться в стороне, наблюдая из тени. Что бы ни случилось, не отходи от меня. Если тебе нужно отлить, иди в лес прямо сейчас.

Я пронзаю его острым взглядом.

— Если ты думаешь, что я когда-нибудь буду мочиться на публике, то ты меня совсем не знаешь. Все в порядке, но, если бы это было не так, то просто потерпела бы.

— Ты такая супер крутая, — хихикает он.

Теперь моя очередь показать ему палец.

Мы идем быстро, но тихо, и мое беспокойство растет, когда мы выходим с лесной тропинки на широкое открытое пространство, загроможденное дорогими автомобилями, внедорожниками и несколькими грузовиками невероятных размеров, которые можно спокойно назвать монстрами.

Музыка гремит с большого склада неподалеку. Крыша из гофрированного железа слегка дрожит, когда ритмы буквально сотрясают это место. Я приподнимаю бровь, глядя на Ксавьер, гадая, идем ли мы на бой или на рейв.

— Опусти голову и говорить буду я, — тут же произносит он, когда мы подходим к двери.

Я делаю, как он сказал, не обращая внимания на глаза-бусинки двух здоровенных парней, охраняющих вход. Оба похожи на головорезов с огромными мышцами на руках, бритыми головами, тоннами чернил покрывающие их тела и пистолетами, пристегнутыми к бедрам.

— Подними капюшон, — приказывает один гортанным голосом, и я снимаю его, поднимая подбородок с большей уверенностью, чем чувствую, когда смотрю на него.

— Это лицо слишком красивое, чтобыего прятать, — ухмыляется он и взглядом скользит вверх и вниз по моему телу. — И мы редко видим женщин на таких мероприятиях.

Игнорируя дикое желание ответить самыми непристойными словами, я сжимаю губы, позволяя ему ощутить свое превосходство.

Ксавьер вручает два билета другому парню, и он сканирует их на портативном устройстве, защелкивает красные ленты на наших запястьях и отступает в сторону, позволяя войти. Я выдыхаю и снова натягиваю капюшон.

— Распусти волосы, — шепчет Ксавьер, — и натяни сильнее капюшон, чтобы не привлекать внимания по всем неправильным причинам.

Я снимаю резинку для волос, позволяя волнистым локонам упасть вокруг лица, а затем свободно накрываю голову капюшоном. Ксавьер одобрительно кивает, берет меня за руку и втягивает в комнату.

Большое открытое пространство забито до самых стропил, и сильный жар бьет мне в лицо. На двух верхних балконах разместились ряды богатых придурков в дорогих костюмах, напыщенно стоящих с напитками в руках и обозревающих толпу внизу. Здесь, внизу, все стоят, покачивая головами в такт рок-гимнам, отскакивающим от стен, и потягивают пиво, сгрудившись вокруг большого приподнятого кольца в центре комнаты.

Свет в толпе тускнеет, и прожекторы освещают ринг, когда Ксавьер крепче сжимает мою руку, уводя нас в дальний конец комнаты в пустое пространство прямо под лестницей. Отсюда мы можем видеть эту сторону толпы и ринг, но это не лучшее место, так как мы не окружены, но надеюсь, мы останемся относительно скрытыми.

Громкий рев разносится по помещению, когда на ринге появляется мужчина в серых брюках и белой рубашке на пуговицах, закатанной до локтей. Он кричит в микрофон, громкий голос гремит по всему пещерообразному пространству, пока он собирает толпу для первого боя.

Я осматриваю толпу в поисках каких-либо признаков парней, но не могу найти их в тускло освещенном переполненном пространстве.

— Здесь мы никогда их не найдем, — кричу я на ухо Ксавьеру.

Он что-то вкладывает мне в руку.

— Я осмотрю комнату. Ты останешься здесь. Держи голову опущенной и не двигайся с этого места. Если кто-нибудь пристанет, нажми кнопку, и я сразу вернусь.

Я киваю, и он ускользает, когда первые два бойца выходят на ринг.

Я наблюдаю за этой ненормальной демонстрацией с каким-то извращенным любопытством все время, пока Ксавьера нет рядом. Никто даже не замечает меня. Они все слишком поглощены борьбой.

Варварская толпа кричит ободряюще, бросает оскорбления и размахивает кулаками в воздухе, пока кровавая драка продолжается раунд за раундом: два парня выбивают дерьмо друг из друга, кулаки летят, повсюду брызжет кровь. И даже когда они оба падают, то сразу же вскакивают на ноги, стремясь продолжить бой.

Ксавьер возвращается, когда один из соперников лежит без сознания на земле, тем самым ознаменовав конец боя. Шум толпы оглушает при объявлении победителя.

— Ну? — спрашиваю я, протягивая ему устройство.

Он качает головой:

— Я никого не заметил, но, думаю, что понял почему, — говорит он, засовывая устройство в карман джинсов, когда следующие два бойца выходят на ринг.

Время, кажется, замедляется, когда я смотрю, как мужчины выходят на ринг, и мой пульс учащается, а глаза впитывают вид обнаженной груди Кэма, когда он неподвижно стоит по одну сторону канатов, оценивая глазами противника, который похоже так же неконтролируемый и безрассудный.

Его соперник не сутулится. Он не такой высокий, как Кэм, но его плечи шире, и он коренастее. Бритая голова, холодные глаза и жесткое лицо кричат о жестокости, и адреналин бежит по венам, когда меня охватывает беспрецедентный страх.

— Твою мать. Этот парень выглядит таким диким. Он уничтожит Кэма.

— Ты, кажется, волнуешься. — Ксавьер приподнимает бровь, ожидая ответа, но я игнорирую его. Мои чувства к Кэмдену Маршаллу — это куча дерьма эпических масштабов. Те, которые я еще сама не понимаю в полной мере. — Я подслушал разговор пары парней. Похоже, Кэм что-то вроде легенды на подпольной сцене нью-йоркских боев, и его присутствие здесь сегодня вызывает бурный восторг. На этот бой уже поставлено более трехсот тысяч, и предполагаю, что в последнюю минуту будет сильное волнение.

— Ты серьезно?

— Как сердечный приступ, — язвительно замечает он. — Я слышал о боях, в которых было убито более миллиона человек. Это всего лишь мелочь на карманные расходы для богатых придурков.

Я задерживаю дыхание, наблюдая, как Кэм стоит в центре ринга, не двигая ни единым мускулом. Другой парень перепрыгивает с ноги на ногу, крутит шеей из стороны в сторону и каждые несколько секунд ударяет руками в перчатках, рыча в сторону Кэма.

Кэм похож на статую. Твердый и устойчивый как скала. Непоколебимый. С каменным лицом. Только его темные, встревоженные глаза выдают тот факт, что он настороже.

Когда звонит гонг и начинается бой, противник бросается на Кэма, и я наблюдаю, как он танцует по рингу, избегая удара, не делая никаких движений, чтобы ударить парня.

В том, как Кэм двигает своим мощным, мускулистым телом, есть какая-то элегантность. Яростная решимость отразилась на его лице. Соперник издает громкий рев, когда толпа освистывает, требуя действий. Требуя крови.

Дела быстро идут в гору. У меня перехватывает дыхание, когда Кэм бьет парня кулаком в лицо, и тот отшатывается назад, падая на веревки, из носа у него хлещет кровь. Кэм, с выражением гнева и агрессии на лице, надвигается на противника со скоростью ниндзя, нанося удар за ударом по всему телу.

Каждый удар рассчитан.

Кэмден излучает опасность и силу, и да поможет мне Бог, но сейчас я так сильно возбуждена, что хочется броситься на ринг и взобраться по нему, как обезьяна-паук.

— Черт, — шепчет Ксавьер мне на ухо. — Пожалуйста, скажи мне, что ты так же возбуждена, как и я.

— Виновна по всем пунктам, — хриплю я, не сводя глаз с Кэма.

Он притягателен, и та же энергия притягивает меня к нему, даже несмотря на расстояние, разделяющее нас.

Коренастый парень приходит в себя и, вслепую размахивая кулаками, вскользь попадает по челюсти Кэма, заставляя того отступить. И понеслось, они бросаются друг на друга со всей силой.

Толпа сходит с ума. Из громкоговорителей продолжают доноситься удары, и энергия в воздухе наэлектризована. Я вообще не согласна с этим дерьмом, но начинаю понимать притяжение, вызывающее привыкание.

Парни продолжают избивать друг друга, и удивительно, как противник Кэма может видеть сквозь кровь, заливающую ему глаза из ужасной раны на лбу.

Губа Кэма рассечена, из нее сочится кровь, а левый глаз опух, но он выглядит так, будто может выдержать еще сотню раундов. Следующий удар прижимает противника к земле, а затем Кэм оказывается сверху, оседлав его, и бьет кулаками по лицу и груди. Он не останавливается, бьет парня снова и снова, даже когда очевидно, что тот больше не встанет и победа за Кэмом.

Это ужасающее проявление неприкрытой агрессии, от которого у меня дыбом встают волосы на затылке.

В конце концов, какие-то парни стягивают Кэма с противника, и рефери поднимая его руку в воздух, подтверждая победу.

Только тогда я замечаю Джексона и Сойера, выходящих на ринг и забирающих оттуда потного, окровавленного и покрытого синяками Кэма.

— У этого чувака серьезно с головой не все в порядке, — произносит Ксавьер, сильнее натягивая на меня капюшон. — Думаю, мы увидели достаточно. Давай убираться отсюда к чертовой матери.

Я не спорю, позволяя ему проложить путь сквозь толпу, таща меня за руку, пока я все обдумываю и раскладываю по полочкам в голове.

Теперь я понимаю, откуда взялись окровавленные джинсы и пачка наличных в шкафчике Кэма. Хотя сегодняшняя демонстрация была пугающей, в сексуально, странно возбуждающей манере, приятно знать, что он не убийца. Не то чтобы я когда-то по-настоящему верила в это, но такая мысль приходила мне в голову.

Кэм не показал мне ничего из своего истинного «я» с тех пор, как приехал в город. Он осмотрительный, ничего не выдает, и это меня беспокоит. Он доволен игрой насмешливого, настороженного хулигана, и эту роль он играет в совершенстве. Но я подозревала, что это прикрытие, потому что не этого парня я встретила на пляже много месяцев назад. И сегодня вечером я увидела его другую сторону. Сторону, которая полностью расходится с милым парнем, который претендовал на мою девственность.

Сегодня вечером я стала свидетелем его боли. Его глубоко укоренившившегося гнева. Самоистязания, которое разрывает его на части изнутри. Я не знаю причин, но отчасти это многое объясняет и в то же время нет.

Мне следовало бы еще больше бояться его.

Но все совсем наоборот.

Это, наоборот, еще больше разжигает мое любопытство.

— Черт. Этот чувак просто сумасшедший ублюдок и чертовски сексуален, — говорит Ксавьер, когда мы выходим на улицу, пробираясь между рядами машин. — Но полный псих. — Он останавливается, кладя руки мне на плечи. — Я не хочу, чтобы ты была рядом с ним. У него не все в порядке с головой.

Не удивлена, что Ксавьер заметил то же самое, что и я. Он изучает людей так же, как и я. Мы с ним в каком-то похожи смысле.

— Знаю, — соглашаюсь я. — Но разве все мы не психи в какой-то степени?

Он изучает мое лицо, смотря прямо мне в глаза:

— Черт. Он тебе нравится, не так ли?

Я киваю, потому что нет смысла отрицать. Я играю в эту игру сама с собой с тех пор, как он появился в городе, и пришло время признаться.

— Я не хочу этого, но он что-то делает со мной, — отвечаю и нервно покусываю нижнюю губу. — Он… он заставляет меня чувствовать себя живой. Заставляет меня чувствовать так много, и это волнует меня так же сильно, как и пугает.

— Девочка, — он качает головой, ухмыляется, берет меня за руку, и мы снова идем. — Ты еще больше облажалась, нежели я.

— Не знала, что мы соревнуемся, — шучу я. — И думала, что ты всегда знал, какая я развалина.

— Красивая, умная, обалденная развалина, — поправляет он, улыбаясь.

— Мне так повезло в тот день, когда я встретила тебя, — говорю я, дергая его, чтобы остановить.

Он запрокидывает голову и смеется.

— Ты что, шутишь? Ты хотела удалить мою печень и съесть ее с бобами фава и хорошим кьянти.

— Ботаник, — передразниваю я, смеясь над его ссылкой на фильм, когда мы продолжаем идти. — Возможно, поначалу это было правдой, но это было до того, как я узнала тебя получше. Кроме Джейн, ты мой единственный друг, и надеюсь, ты знаешь, что значишь для меня больше, чем то, за что я тебе плачу.

— И за что же это? — спрашивает жесткий голос, когда меня отрывают от Ксавьера и тащат в сторону.

Глава 21

— Отпусти меня! — я пытаюсь избавиться от руки, обхватившей меня сзади за талию.

— Прекрати драться, и я возможно сделаю это, — рычит Кэм.

— Убери от нее свои гребаные руки, — кричит Ксавьер, и я поднимаю глаза, чтобы увидеть, как его удерживает Сойер.

— Сюда, — кричит Джексон с того места, где стоит мотоцикл.

— Я могу ходить без посторонней помощи, — огрызаюсь я, когда Кэм ведет нас вперед, все еще прижимая руку к моему животу.

— Так гораздо веселее, — шепчет он мне на ухо, прижимаясь пахом к моей заднице. Тело оживает от ощущения его эрекции, и перестаю спорить. Он беззвучно усмехается. — Да, именно так я и думал.

Я пытаюсь ударить его и скрежещу зубами, когда не получается этого сделать.

— Осторожнее, детка, — бормочет он, — ты же не хочешь разозлить меня после драки.

Когда мы добираемся до Джексона, Кэм крепче обнимает меня, свободной рукой стягивает капюшон, откидывает волосы в сторону и утыкается носом в шею. Крошечный всхлип срывается с губ, до того как я успеваю его остановить. Джексон бросает на меня самодовольный взгляд, в то время как Ксавьер выглядит так, словно хочет оторвать голову Кэму. Что опасно, потому что после того, чему мы только что стали свидетелями, Ксавьер никак не сможет сразиться с ним и рассчитывать на победу.

— Я сказал, убери от нее руки, придурок.

Ксавьер храбро продвигается вперед, пытаясь вырваться из рук Сойера, но тот возвышается над ним, да и в ширину он по крайней мере вдвое больше.

— Нет.

Тон Кэма не допускает возражений, а затем он наклоняется и проводит кончиком языка вверх и вниз по шее, а затем посасывает чувствительное место между шеей и ключицей. Ноги превращаются в желе, и я падаю в объятия Кэма, ненавидя свою реакцию и бессильная помешать ему. Стояк впивается в задницу, и мое тело замирает при мысли о том, что он собирается делать дальше.

— Мне нравится прикасаться к ней, — добавляет он, просовывая одну руку под толстовку и майку, поглаживая кожу на животе. Его прикосновение подобно клейму на моей плоти, и я сильно прикусываю губу, чтобы сдержать стоны от удовольствия.

— О, черт возьми, это красиво, — говорит Джексон, обхватывая выпуклость в промежности. — А теперь посмотри, что ты наделал.

— Эбби, что, черт возьми, здесь происходит? — спрашивает Ксавьер, его растерянный взгляд мечется, между нами.

— Кто он для тебя? — скрипит зубами Кэм. Слова пропитаны ядом, когда его рука движется дальше вверх по животу.

— Он мой друг, — тяжело дышу я, слишком возбужденная, чтобы чувствовать какое-либо смущение из-за очевидного возбуждения.

— Друзья с привилегиями? — со смешком спрашивает Джексон.

Мы с Ксавьером оба смеемся над этим, и Сойер закатывает глаза.

— Вы, два придурка, слишком одержимы ею, чтобы распознать правду, даже если она прямо перед вами.

Джексон нахмурился, пристально посмотрел на Ксавьера и ухмыльнулся.

— Мог бы догадаться, что ты унюхаешь гомика, чувак, — произносит он, и Сойер показывает ему средний палец, одновременно отпуская Ксавьера.

— Подожди секунду, — тут же выдергиваю руку Кэма из-под моей одежды и отступаю от него, уставившись на Сойера. — Ты гей?

Почему я не заметила этого?

Сойер сердито смотрит на Джексона за то, что тот выпустил кота из мешка.

— Если бы я знала, то никогда бы не поцеловала тебя. Прости.

— Что? — Ксавьер кричит в тот же момент, когда Сойер говорит: — Я би.

— Ну, тогда беру свои слова обратно, — отвечаю я, глядя на Кэма сквозь прикрытые веки. — Я не жалею, что поцеловала тебя, — и облизывая губы, добавляю… — Это был хороший поцелуй.

— Ты что, совсем с ума сошла? — спрашивает Ксавьер, размахивая руками. — Ты не можешь ходить и целоваться с парнями. Особенно с такими как он!

— Думаю, сейчас не самое подходящее время упоминать, что и мы целовались, — добавляет Джексон, выпуская в воздух круги дыма. — Или что она отдала Кэму свою девственность.

Смертельная тишина приветствует это заявление, и я могла бы с радостью придушить Джексона, пока он не посинеет.

— Что? — с растерянным видом его взгляд бегает между нами. — Ты слышал ее. Он ее лучший друг. Он уже знает.

Ксавьер подходит ко мне, в его взгляде вспыхивают боль и гнев.

— Это правда?

— Мне жаль, — переборов нахлынувшую панику, произношу я.

— Почему ты мне не сказала?

— Ты знаешь почему. — Я тянусь к нему, но он отступает, и что-то тяжелое давит мне на грудь. — Пожалуйста, Ксавьер. Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо другой. Включая Джейн. Но я никому не могла рассказать об этом. Больше никто не знает.

— Они знают! — огрызается он.

— Я не знала, кто он такой, когда спала с ним! Или что он придурок, который рассказывает всем о своих похождениях. — Я бросаю злобный взгляд в сторону Кэма.

— Я никому не рассказывал об этом, — говорит Кэм. — Это все на твоей совести.

— Теперь все это имеет гораздо больше смысла, — добавляет Ксавьер, его гнев перенаправляется. — Именно этим они тебя и шантажируют. — Он смотрит на Кэма без малейшего признака страха. — Если узнаю, что ты принуждал ее, то делом всей моей жизни будет заставить тебя за это.

— Нет, Ксавьер. — Я оттаскиваю его назад, прежде чем Кэм ударит его. — Все совсем не так. Ну, в основном не так, — добавляю я, вспоминая времена, когда он лапал меня без разрешения.

Но я только обманываю себя. Если бы он попросил, я бы позволила ему, потому что у него есть нездоровая власть надо мной, которую не могу объяснить.

— Что, черт возьми, это значит? — Ксавьер кладет руки мне на бедра, притягивая ближе к себе.

— Это значит, что это не твое чертово дело, — рычит Кэм. — И убери от нее свои руки, пока я тебя не заставил.

— Прошу прощения? — кричу я вырываюсь из объятий Ксавьера, свирепо глядя на Кэма. — Ты не имеешь права решать, кто может прикасается ко мне.

— Хочешь снова нести эту чушь? — говорит он низким, глубоким голосом, от которого у меня бегут мурашки по всему телу.

Он входит в мое пространство, и я отступаю, но он снова сокращает расстояние, и мы играем в эту маленькую игру, где он двигается, а я отступаю, пока не врезаюсь спиной в дерево и не оказываюсь в клетке сильных рук.

— Я жду.

— Можешь ждать сколько тебе влезет, потому что у меня нет привычки повторяться. Особенно не для придурков, которые запугивают и думают, что могут помыкать мной и принуждать к подчинению.

— О, детка. Мы оба знаем, что мне не пришлось бы принуждать тебя ни к чему. — Он прижимается всем телом ко мне, и я молча молюсь о силе, которой знаю у меня нет, но так отчаянно нужна.

— Оставь меня в покое, — тихо говорю я, и Джексон хихикает.

— Заставь меня. Потому что, милая, я могу заниматься этим всю ночь.

Он покусывает мое ухо, и ощущение боли, смешанной с удовольствием, распространяется по всему телу, уничтожая все логические мысли, которые были в голове.

— Помнишь, что я сказал? Борьба только сильнее заводит меня, — шепчет он мне в лицо, его теплое дыхание вводит меня в оцепенение, когда он направляет и надавливает членом в мой таз. — И я всегда чертовски возбужден после драки.

— Ненавижу тебя, — шепчу я, скользя руками по голому и скользкому от пота торсу.

— Я тебя тоже ненавижу, — шепчет он в ответ, грубо хватая меня за шею и притягивая мой рот к своему.

Он атакует меня поцелуем за поцелуем, оставляя синяки, высасывая сущность из темного скрытого места внутри меня. Я царапаю его спину, впиваюсь ногтями в его кожу, и я знаю, что у него точно после этого пойдет кровь. Его язык проникает в мой рот, облизывает меня всю, и я едва могу дышать от того, как он пожирает меня. Мои соски такие твердые, что могут резать стекло, и я уверена, что он чувствует, как тугие бутоны прижимаются к его груди даже через толстовку.

Схватив меня за запястья, он поднимает их над головой, трет членом по киске, и я кричу ему в рот. Когда он тянет меня за волосы, оттягивая шею назад, я вздрагиваю от острой боли, исходящей от головы, поднимаю одну ногу и обхватываюсь ею вокруг его талии, потираясь о него в отчаянной попытке ослабить почти невыносимое трение, поднимающееся внутри меня. Я так близка к тому, чтобы умолять его наполнить меня, когда прочищение горла прорывается сквозь сексуальный туман в голове, и я вспоминаю, что мы не одни.

Твою ж мать.

Я моргаю, открывая глаза, поворачиваю голову набок, отталкивая губы Кэма.

— Убирайся. Отстань от меня, — выдавливаю я более решительным тоном, толкая его в грудь.

— Это было так чертовски горячо и возбуждающе, — говорит Джексон, а затем добавляет. — Я снова дрочил. — Кэм отталкивает меня со злорадной ухмылкой. — Ты собираешься установить мировой рекорд, красавица? — спрашивает Джексон, в перерыве между тем, как затянуться косяком. — Потому что это уже второй раз, когда я кончаю без твоего непосредственного прикосновения. Это настоящий талант.

— Заткнись, Лаудер. Просто, нахрен, заткнись — Говорит Сойер, пощипывая переносицу. — И ты! — Он пристально смотрит на Кэма. — Прими решение, черт возьми, потому что ты сводишь меня с ума.

Кэм возвышается перед своим другом, сталкиваясь с ним лицо к лицу.

— Не дави на меня, бля*ь. — Он толкает Сойера, но его широкие плечи едва двигаются. — И не забывай, кто тут главный.

Я задавалась вопросом, кто был главным — Кэм или Сойер, и это отвечает по крайней мере на один из моих вопросов. Я не знаю, почему Кэм намеренно позволяет всем думать, что Сойер контролирует ситуацию, когда теперь я знаю, что это не так.

— Встретимся у нас дома, — говорит Кэм, беря меня за локоть. — И не смей отмахнуться и проигнорировать нас, потому что тогда мы просто нанесем еще один небольшой визит Чейзу Мэннингу.

Я отдергиваю руку:

— Хорошо.

— И ты тоже, я хочу, чтобы ты был с ней. — Он указывает на Ксавьера.

— А я хочу уничтожить Хозиера, но это всего лишь несбыточная мечта.

Хитрая усмешка приподнимает уголки рта Кэма.

— Не хотелось, чтобы Эбигейл заплатила за твое нежелание сотрудничать. Я уже скучаю по ее виду на коленях у моих ног.

Я кривлюсь от отвращения и прохожу мимо него к мотоциклу, поднимаю наши шлемы и протягиваю один Ксавьеру.

— Нужно убраться отсюда, пока я не оказалась в суде по обвинению в убийстве, — шиплю я, собирая волосы в беспорядочный пучок, до того как надеть шлем. Я сажусь на мотоцикл и завожу двигатель, нетерпеливо махнув Ксавьеру.

— О, черт, — говорит Джексон, опускаясь на колени. — Убей меня сейчас. — Он посылает мне воздушный поцелуй. — Это так чертовски горячо.

Мне интересно, неужели травка, которую он курит, стерла несколько клеток мозга, или он просто думает о сексе двадцать четыре часа в сутки.

Сойер весело усмехается, но Кэм выглядит так, будто хочет задушить меня голыми руками.

В чем, черт возьми, его проблема сейчас?

Наверное, долго не кончал. Я ухмыляюсь, когда эта мысль приходит мне в голову.

Ксавьер забирается на мотоцикл, обвивается вокруг меня, как коала, и я снова завожу двигатель, нажимаю ногой на педаль и выезжаю оттуда, разбрызгивая кусочки грязи и листового мусора.

Мы прибываем в дом раньше ребят. Они заперли ворота, поэтому я паркую мотоцикл, и мы оба садимся на землю, ожидая, когда те появятся. Мы обсуждаем стратегии предстоящего разговора, обсуждая плюсы и минусы, пока не договоримся.

— Что происходит между тобой и теми парнями? — интересуется Ксавьер. — И на этот раз никакой чуши или сокрытия правды.

— Я не могла рассказать тебе о потере девственности, и скрыла еще кое-какое дерьмо, потому что боялась, что ты штурмом возьмешь школу Райдвилл и столкнешься с парнями.

— Мне больно, что ты не доверилась мне, — признается он. — Я думал, мы друзья.

Я поворачиваюсь к нему, умоляя взглядом.

— Мы друзья. Пожалуйста, не позволяй этому встать, между нами. Я все расскажу тебе, но ты должен пообещать, что не будешь никому мстить и бросаться с кулаками. Лучший способ отомстить им — это то, что мы уже запланировали.

Я рассказываю ему, как все произошло, начиная с той первой встречи с Кэмом в Алабаме, когда он был просто красивым незнакомцем, и Ксавьер внимательно слушает.

Мне приятно снять этот груз с души.

Затем я объясняю, какое дерьмо произошло с тех пор, как начались занятия в школе. Кое-что из этого он знает, но большую часть я скрыла от него, потому что знала, какой будет его реакция. Он поднимается на ноги, расхаживает, стиснув зубы, и в его взгляде мерцает жажда убийства, особенно когда я заканчиваю историю.

— Я, бля*ь, так и знал! — он сжимает кулаки. — Они гребаные придурки.

— Это не имеет значения, — встав, произношу я.

— Еще как, черт возьми! Они не могут так с тобой поступать!

— Они уже сделали это, но все изменится, — пожимаю я плечами.

— Как? — он хватает меня за плечи. — Если узнают, что ты больше не девственница, то твой отец буквально убьет тебя, и я знаю, что ты не бросишь Джейн на съедение волкам.

— Вот почему мы найдем, чем их шантажировать! Я знаю, что там что-то есть, и мы раскопаем это и похороним этих ублюдков.

— Ты уверена, что это то, чего ты хочешь? Отношения между тобой и Маршаллом кажутся… напряженными, и не похоже, что ты хорошо владеешь собой рядом с ним.

— Может я его соблазняю, — обиженно заявляю я.

— Так ты это делаешь?

— Нет, — вздыхаю я, потирая затылок. — Я же говорила тебе, что облажалась.

— Я не понимал, что все настолько плохо.

Тихое урчание двигателя привлекает мое внимание, и я смотрю через его плечи на приближающийся автомобиль.

— Они здесь. И помни. — Я прищуриваюсь. — Ты обещал. Мы сделаем это, по-моему.

Его единственным ответом было — запрыгнуть обратно на мотоцикл, когда ворота автоматически открываются, и мы следуем за «лендровером» Сойера по подъездной дорожке.

Как только мы паркуемся, Ксавьер бросается на Кэма, и я закатываю глаза, бормоча ругательства себе под нос.

Вот тебе и все обещания и сдержанность.

Он тычет кулаком в лицо Кэму, а я стою с открытым ртом.

— Это за нападение на нее и унижение в школе. И если ты, бля*ь, еще раз прикоснешься к ней без разрешения, я прикончу тебя. — Он прижимается грудью к Кэму. — Клянусь тебе.

Кэм удивляет меня, поворачиваясь и входя в дом, не произнеся ни слова и не ударив его в ответ.

Мы следуем за Сойером через дверь в широкий вестибюль и входим в большое жилое помещение, которое служило центром вечеринок, когда я была здесь в последний раз.

Массивный кремовый кожаный диван является основным центром в комнате, вокруг которого сосредоточена вся остальная мебель. Кэм плюхается в одно из кожаных кресел, небрежно перекинув ногу через подлокотник. Ноги и верхняя часть тела обнажены, а верхняя пуговица джинсов расстегнута. Губа в крови, щека и глаз опухли, и слабый намек на синяки уже появляется на подбородке и поперек грудной клетки, но он все еще самый сексуальный парень, которого я когда-либо видела, и мое либидо пробуждается с удовольствием.

Гребаные гормоны.

Сойер падает на диван, жестом приглашая нас сесть рядом с ним. Джексон заходит в комнату со стороны кухни, глотает воду и предлагает нам по бутылке. Он сидит, скрестив ноги, на полу перед диваном и подмигивает мне. Игнорируя его ненормальную, кокетливую задницу, я делаю глоток воды, ожидая начала допроса.

— Кто ты, и откуда знаешь Эбигейл? — спрашивает Сойер Ксавьера, видимо он не собирался ходить вокруг да около и сразу задал нужный вопрос.

Мы уже обсуждали это, и я не вижу ничего плохого в том, чтобы честно ответить на вопрос. Если мы соврем об очевидных вещах, они поймают нас, потому что у Сойера тоже есть технические навыки. И я не хочу, чтобы все это обернулось против Ксавьера.

— Меня зовут Ксавьер Дэниелс. Я учусь на последнем курсе Университета Райдвилл, изучаю информатику. И я встретил Эбби, когда взломал ее компьютер и попытался вымогать у нее деньги.

Кэм садится прямее.

— Это правда?

— Да, — отвечаю, кивая.

— Как же тогда вы двое стали друзьями? — хмурится Сойер.

— Потому что она появилась на встрече с моими деньгами и заряженным пистолетом. Когда она прижала дуло к моему виску, я чуть не обосрался, но потом она сделала мне предложение, от которого я не смог отказаться. — Ухмыляется Ксавьер.

— Какого рода предложение? — Кэм кладет руки на колени, полностью погруженный в разговор.

Ксавье смотрит на меня, молча общаясь глазами, убеждаясь, что я все еще готова сделать это. Конечно, это рискованно. Я знаю это. Но в то же время думаю, что потенциальный выигрыш перевешивает риск, поэтому я готова пойти на это. Я киваю, давая ему понять, что все в порядке.

Ксавьер смотрит на троих парней.

— Она попросила меня найти компромат на отца, который мы могли бы использовать для шантажа.

Глава 22

В комнате можно было услышать, как падает булавка, и выражения лиц парней были весьма комичными. Сойер выглядит глубоко задумавшимся, Кэм настороженным, а Джексон странно самодовольным.

— Почему ты хочешь его шантажировать? — спрашивает Кэм с серьезным выражением лица.

— А как ты думаешь, почему? — с усмешкой произнесла я.

— Не знаю. Вот почему и спросил.

Я вздыхаю и, пытаясь размять затекшие мышцы шеи, поворачиваю голову из стороны в сторону. Парни, словно ястребы, следят за каждым моим движением, и я вытираю свои липкие ладони о джинсы.

— Ненавижу его, — произношу я. — Он ужасный человек, паршивый муж и отец. Он бил мою мать и не заботился о сокрытии этого. После ее смерти он ничего не сделал, чтобы помочь мне и брату. Нам было по семь лет, и мы потеряли единственного настоящего родителя, которого когда-либо знали. Он оставил нас горевать в одиночестве, работая долгие часы и распутничая в своей сексуальной темнице, в то время как армия платной помощи воспитывала нас.

Я сглатываю болезненный комок в горле, пока все четверо парней внимательно слушают, и продолжаю:

— Он получает удовольствие от издевательств над людьми, особенно над женщинами. Считает всех женщин слабыми, и ему нравится контролировать меня: говорить, что надеть, что делать, с кем я могу тусоваться. Настаивает на том, чтобы меня повсюду возили и сопровождали, и что бы телохранители дышали мне в затылок. У меня нет свободы. Никакого контроля над моей собственной жизнью. Единственная причина, по которой он держит меня рядом, это то, что так он сможет выдать меня замуж за Трента и наладить прочные рабочие отношения с этим придурком Кристианом Монтгомери.

— И что? — подталкивает Кэм.

— И я не пешка, которую можно использовать в какую бы гнусную игру он ни играл! — шиплю я. — И я едва могу выносить Трента. Мне физически плохо, только от мысли о том, чтобы выйти за него замуж.

— Но я думал «что ты любила его и ужасно скучала по нему».

Его высокомерная ухмылка выводит меня из себя, но я с таким же успехом могу выложить все на стол.

— Возможно, я сказала это, чтобы разозлить тебя. — Я пожимаю плечами. — Подумаешь, большое дело.

Его самодовольная ухмылка становиться еще больше.

— О, пожалуйста, не будь столь напыщенным. Последние две недели ты напоказ выставлял эту шлюху. И все знают, ты позволял ей сидеть у себя на коленях только, чтобы разозлить меня и привлечь внимание.

— Поверь мне, я извлекал выгоду. — он одаривает меня кривой усмешкой.

— Поверь мне, я знаю, — у меня скручивает внутренности от воспоминаний, и я сжимаю кулаки, прикусывая внутреннюю сторону рта. — Я видела, как она отсасывала тебе, пока твой друг-наркоман трахал ее. Надеюсь, что оба ваших члена сгниют и отвалятся.

Джексон разражается смехом, падает обратно на пол и хватается за живот, как будто ему больно.

— Он под кайфом, — говорит Ксавьер и подталкивает Джексона, чтобы тот сел, — и мне действительно нужно немного этого дерьма.

— Мы можем сосредоточиться на разговоре, — раздраженно спрашивает Сойер. — Зачем ты нам это рассказываешь?

Я подтягиваю колени к подбородку.

— Во-первых, вы спросили. Во-вторых, ты упомянул, что мы могли бы быть на одной стороне, и оказался прав. Я подумала, что нам пора перестать ходить вокруг да около и выложить карты на стол. — Он кивает, поощряя меня продолжать. — Вы ненавидите моего отца. Я с вами солидарна. Вы хотите откапать на него какой-то компромат. Я тоже жажду этого. Вы пытаетесь получить доступ к его файлам, и мы также потратили на это последние пять месяцев. Ни одна из наших групп не делает достаточно, но, возможно, если мы объединим силы, мы сможем добиться успеха.

— Откуда нам знать, что это не ловушка? — спрашивает Кэм, морщинки беспокойства прорезают его лоб.

— Ты не знаешь. Думаю, тебе просто придется довериться мне.

Мне нравится отвечать его же словами. Он хмурится, мгновенно устанавливая связь.

— Это совсем не обнадеживает.

— Послушай, придурок, — вмешивается Ксавьер. — Эбигейл рискует гораздо больше, чем ты. У тебя есть жирнющий компромат, и ты даже не представляешь насколько сильно она может пострадать из-за него. Этого должно быть достаточно чтобы довериться ей. Она не обязана была все рассказывать тебе, но сделала это.

— Откуда нам знать, что у тебя на нас нет ничего?

— Потому что, я бы уже использовала, если бы у меня было хоть что-то.

— Как ты узнала о бое сегодня вечером? — спрашивает Кэм, глядя на меня сверху вниз.

Я испытываю сильное искушение сказать, что просто совпадение, но пользы от этого не будет. Я знаю, что должна признаться.

— Прошлой ночью я имплантировала отслеживающее устройство на мобильный Сойера, и Ксавьер перехватил твои сообщения.

Взгляд, который Кэм бросает в сторону Сойера, — это не что иное, как чистое зло.

Но Сойер на самом деле улыбается.

Самая большая гребаная улыбка, которую я когда-либо видела, и все его тело сотрясается от смеха, глубокие смешки эхом разносятся по комнате.

— Ух ты. Никто никогда не делал этого со мной. — Говорит он, когда приходит в себя, и со злым умыслом в глазах добавляет. — Я так впечатлен «что готов тебя поцеловать».

— Прошу, попробуй это сделать. — Рычит Кэм.

Джексон и Ксавьер передают друг другу косяк, наблюдая за нами с совершенно разными выражениями.

— Ты слишком легко заводишься, когда дело касается нее, и это большая, бля*ь, проблема, — признается Сойер, и все следы юмора исчезают.

— Почему ты постоянно повторяешь это? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

— Потому что это так, — вмешивается Джексон. — Между вами очень горячая химия. И я предлагаю вам тра*аться до посинения, пока не избавитесь от этого.

— Полезен, как всегда, — говорю я с изрядной долей сарказма.

— Пойдем, — произносит Кэм, протягивая руку.

— Что? — бормочу я.

Он закатывает глаза, и это даже выглядит сексуально. Фу. Я потираю напряженное место между бровями.

Теперь я говорю, как Белла Свон, мечтающая об Эдварде Каллене. Он хотел высосать ее кровь, и я думаю, что Кэмден Маршалл высосал бы меня досуха, если бы я позволила ему, так что это довольно подходящее сравнение.

— Я хочу поговорить с тобой. Вот и все. — Я настороженно смотрю на него, неуверенная, разумно ли оставаться с ним наедине, когда я не контролирую свое тело и либидо рядом с ним. — И мне нужно привести себя в порядок. Я не прикоснусь к тебе. Обещаю.

— Иди с ним, — говорит Сойер и бросает на Кэма предупреждающий взгляд. — Ты в безопасности.

Я встаю, но не беру его за руку, следуя за ним из комнаты, вверх по лестнице и в его спальню. Она снова заперта, и я задаюсь вопросом, это просто привычка или они подозрительны по какой-то причине.

Мы заходим внутрь, и он входит в ванную комнату, не произнося ни слова. Я следую за ним и забирая аптечку из его рук.

— Сядь на унитаз, — инструктирую я, и, к удивлению, он подчиняется.

Я мою и вытираю руки, а затем вынимаю принадлежности из аптечки. Я прижимаю стерильную марлю к бутылочке с йодом, а затем осторожно промокаю его губу. Она перестала кровоточить, но покрыта коркой, и я уверена, что до сих пор болит, хотя вы бы не поняли этого по его стоической реакции.

— Предполагаю, что ты привык к этому, — говорю я, тщательно вытирая губу. Он пристально смотрит на меня, но не реагирует на мои слова. — Хорошо.

Я бросаю окровавленную марлю в мусорное ведро, беру еще один кусок и смачиваю йодом. Затем я очищаю область вокруг глаза и опухшую скулу, перед тем, как нежно осмотреть пальцами ушибленную линию подбородка.

— Как долго ты участвуешь в боях? — спрашиваю я, осторожно ощупывая пальцами ушибленную кожу вдоль грудной клетки.

— Некоторое время, — шипя, произносит он, и я убираю руку.

— Прости.

Он берет меня за руку, потирая большим пальцем круги на тыльной стороне запястья.

— Ты не сделала ничего плохого, так что не извиняйся.

— Почему ты дерешься?

Я продолжаю осматривать его, стараясь не обращать внимания на мягкое тепло, поднимающееся по руке от его прикосновения.

— Почему кто-то делает то, что ему нравится? — пожимает он плечами.

— Тебе нравится выбивать дерьмо из других? — я глажу поврежденное лицо свободной рукой. — Чувствуешь боль?

Его взгляд впиваются в мой, и на несколько мгновений воцаряется тишина, а затем он медленно кивает.

— Ты сказала мне в ту ночь, когда мы встретились, что хочешь почувствовать что-то настоящее. Чтобы не чувствовать себя под контролем. Чтобы чувствовать себя живой. — Я киваю, вспоминая тот день. — Иногда мне тоже нужно все это почувствовать.

— И бои помогают тебе?

— Да. — Он подносит мое запястье ко рту и целует чувствительную кожу.

На секунду я закрываю глаза.

— В ту ночь, ты знал кем я была?

В воздухе повисает напряженная тишина.

— Нет, — в конце концов признается он, глядя мне прямо в глаза. — Я узнал, кто ты такая, только несколько месяцев спустя.

Возможно, я покажусь полной дурой, но я ему верю.

— Почему ты ненавидишь моего отца?

Он отпускает мою руку, и холодная, жесткая пелена застилает темные глаза. Он сильно сжимает челюсть.

— Это разговор, который нам нужно провести с остальными. — Он встает и идет в свою спальню, как будто несет на плечах тяжесть всего мира. — Мне нужно понять, почему ты думаешь, что должна шантажировать собственного отца.

— Почему это имеет значение?

Он падает на кровать, прислоняясь спиной к изголовью, и я забираюсь рядом с ним.

— Сделай мне одолжение. И уважь мое любопытство.

Я откидываюсь назад и закрываю глаза.

— Всю свою жизнь я играла роль, притворяясь кем-то другим, и мне это надоело. Мысли о том, чтобы исполнять эту роль всю оставшуюся жизнь, сильно угнетают меня.

— Так вот почему ты была в море той ночью? Ты хотела покончить с жизнью?

Я открываю глаза и поворачиваюсь к нему лицом.

— Да, хотя это не было преднамеренным. Это была скорее спонтанная реакция, даже если она назревала в течение нескольких дней.

— Тогда почему? И почему ты была в Алабаме?

— Моя тетя только что скончалась. У нее был рак, — объясняю я со слезами на глазах. — Она единственная, кто когда-либо по-настоящему понимал меня и в каком аду я жила. Она восстала против этой жизни и сбежала. Она выбрала другой путь, следовала своим страстям, но никогда полностью не оставляла ту жизнь позади, потому что это не та жизнь, от которой ты когда-либо полностью избавишься.

Вот почему я так сосредоточена на шантаже отца, потому что это единственный способ по-настоящему освободиться.

— Она была последней связью с матерью. Единственный родственник, кроме Дрю, который любил меня без всяких намерений. Ее потеря опустошила меня. — Я держу при себе то, что она рассказала на смертном одре.

Он молчит несколько долгих минут, а я смотрю в потолок, задаваясь вопросом, к чему все это ведет.

— И чего же ты хочешь от жизни? — его голос звучит устало и приглушенно.

— Я не совсем уверена, за исключением того, что я хочу быть свободной, чтобы делать свой собственный выбор. — Я снова смотрю на него. — Я не хочу быть трофейной… женой. Стоять в сторонке и красиво выглядеть, пока муж трахает других женщин за моей спиной. Я не хочу терпеть жестокие слова и руки, притворяясь, что все замечательно. И я определенно не хочу рожать детей в определенные сроки, оговоренные в деловом контракте. — Я качаю головой. — Я скорее умру, чем буду жить такой жизнью.

— Тогда просто уходи. Я уверен, что у тебя есть трастовый фонд, — выплевывает он, его отвращение очевидно, и я этого не понимаю.

— Да он у меня есть, но почему это проблема для тебя?

— Я этого и не говорил.

— Тебе не нужно было.

Я сажусь немного прямее, внимательно изучая его лицо.

— Не смотри на меня так, — огрызается он.

— Как например?

— Как будто ты жалеешь меня.

Мой рот открывается и закрывается несколько раз, прежде чем я нахожу нужные слова.

— С чего бы мне тебя жалеть? Я просто пытаюсь понять, почему ты злишься. Твой отец богат, и я уверена, что у тебя тоже есть трастовый фонд, или он хочет, чтобы ты сам прокладывал себе путь в жизни? И должна сказать, что, если он это сделает, то чертовски его уважаю.

Он фыркает, его глаза сверкают, когда он сердито смотрит на меня.

— Ну конечно ты бы так и сказала! Потому что ты не знаешь, каково это-жить в бедности.

— А ты знаешь? — чувствую, как мой лоб сморщился, когда я смотрю на него. Я понятия не имею, о чем, черт возьми, он говорит.

Его грудь вздымается и опускается, и он стискивает зубы. Без предупреждения он вскакивает.

— Я больше не хочу об этом говорить.

Капризный ублюдок.

— Хорошо. — Я соскальзываю с кровати. — О чем ты хочешь поговорить?

— Мне больше не нужно ничего говорить. Я услышал достаточно. — У него громко урчит в животе, и я хмурюсь.

— Когда ты в последний раз ел?

— Что?

От моего вопроса на его лице появляется озадаченное выражение.

— Когда ты в последний раз нормально ел?

Я знаю, сколько еды требуется парням, а Кэм только что потратил тонну энергии, так что он, вероятно, умирает с голоду.

— Несколько часов назад. Я перехвачу что-нибудь после душа. — Пожимает он плечами.

— Я приготовлю что-нибудь, пока ты будешь принимать душ.

— Зачем тебе это делать? — подозрительно спрашивает он, до конца расстегивая джинсы.

— Боишься, что я тебя отравлю? — издеваюсь я, упирая руки в бедра.

— Эта мысль приходила мне в голову и не один раз.

На моих губах появляется коварная ухмылка.

— Если бы я хотела убить тебя, то делала бы это очень медленно. Наслаждаясь тем, что мучаю тебя и убедилась бы в твоих страданиях. Я предлагаю что-нибудь приготовить тебе, потому что чем скорее мы здесь закончим, тем скорее я смогу вернуться домой.

Мой взгляд не покидает его лица, когда он сбрасывает джинсы, стоя передо мной в обтягивающих боксерах, которые никак не скрывают гигантский стояк, которым он без стеснения щеголяет.

— Хочешь сбежать от меня, да?

Он понижает голос, подходя ко мне, и мой пульс учащается.

— Конечно. Не то чтобы мне нравилось твое общество.

Он хватает меня за затылок и притягивает к себе. Его член дергается напротив меня, и я закрываю губы, чтобы избежать неловкой утечки в виде стона.

— Может быть, Джексон прав, — шепчет он, посылая мурашки по моей коже. — Может быть, нам нужно выбросить эту странную химию из нашей системы.

Я ныряю под его руку, до того как сделаю что-то, о чем пожалею.

Что-то вроде, дать свое согласие или подтверждение его слов.

— Этого больше никогда не повторится.

— Думаю, я просто представлю, как твоя тугая киска обнимает мой член, пока я буду вдуше, — небрежно говорит он, и у меня пересыхает во рту, когда он спускает боксеры по ногам и сжимает твердую длину в руке. — Или представляю, как ты стоишь на коленях, наслаждаясь моим членом, — добавляет он с радостной улыбкой, когда замечает мой дискомфорт.

Я беру себя в руки, расправляю плечи и поднимаю голову.

— Делай и мечтай о чем хочешь, потому что это самое близкое, что ты когда-либо сможешь сделать со мной снова.

***

Я не могу выбросить из головы образ впечатляющего члена Кэма, и это чудо, что мне удалось подать съедобную еду. Все остальные объявили о том, что голодны, когда услышали, что я готовлю для Кэма, и в итоге я приготовила стейки и салаты для всех четверых парней.

— Это так чертовски вкусно, — бормочет Джексон с наполовину набитым ртом. — Теперь я еще больше убежден, что ты должна стать новой подружкой Маршалла по траху. Ты можешь остаться и все время готовить для нас.

Я шлепаю его по затылку.

— Этого не произойдет. Почему бы тебе не попросить его нынешнюю подружку по траху приготовить для тебя… хотя я сомневаюсь, что у Рошель есть кулинарные навыки.

— Говоря о кулинарных навыках, — быстро вмешивается Сойер, — где ты научилась так готовить? Разве у вас нет наемной прислуги?

— Миссис Дженкинс заведует кухней, и она научила меня готовить. Когда мама была жива, мы делали кексы, печенье и другую выпечку, и мне нравилось проводить с ней это время. Когда она умерла, а папа и Дрю уезжали в Паркхерст, мне нравилось проводить время с миссис Дженкинс. Я чувствовала себя менее одинокой.

Безразлично пожимаю плечами, но щеки пылают от смущения, и я мгновенно сожалею о своей маленькой вспышке.

— Напомни мне поблагодарить ее, — говорит Джексон, одаривая меня мягкой искренней улыбкой. — Потому что она тебя всему отлично обучила.

— Это всего лишь стейк и салат, — бормочу я, чувствуя себя неловко от похвалы.

Я встаю и убираюсь на кухне, пока мальчики едят в тишине. Я удивляюсь, когда Кэм убирает тарелки, ополаскивает и аккуратно складывает их в посудомоечную машину.

Мы остаемся на кухне, Сойер и Кэм варят кофе, пока Джексон направляется в ванную.

— Ты в порядке? — шепчет Ксавьер, сжимая мою руку под столом.

— Да, — шепчу я в ответ. — Хотя было бы лучше, если бы мы могли просто закончить все это и уйти. Они проникают мне под кожу.

— Это было интересно, — признается он, кивая головой.

— О чем вы двое шепчетесь? — спрашивает Кэм, глядя на наши переплетенные пальцы прищуренными глазами. Вспышка раздражения и что-то более темное мелькает в его глазах, но это исчезает прежде, чем я успеваю это расшифровать.

— Ничего важного, — говорю я, принимая от него кружку. Наши пальцы соприкасаются, и это похоже на то, как будто меня ударило током. Если мы будем работать как единая команда, я, честно говоря, не знаю, как долго смогу сопротивляться искушению.

Когда все рассаживаются, я снова задаю свой вопрос.

— Почему ты ненавидишь моего отца и что ты пытаешься найти?

Трое парней обмениваются взглядами, и между ними происходит какое-то молчаливое общение. Мы с Ксавьером обмениваемся понимающими взглядами, задаваясь вопросом, сколько правды они расскажут. Может быть много причин, по которым они имеют зуб на моего отца, но я предполагаю, что это как-то связано с его деловыми отношениями.

Я просто не могу ошибиться сильнее.

— Само собой разумеется, — говорит Сойер, — что бы мы ни обсуждали, это конфиденциально, и это остается между всеми нами.

— Конечно, — соглашаюсь я. — И мы ожидаем, что вы также сохраните все что услышали от нас. Нам всем есть что терять.

Сойер кивает Кэму.

Кэм опирается локтями на стол с гневом во взгляде.

— Твой отец убил мою… тетю, и я хочу заставить его заплатить.

Глава 23

Я на мгновение онемела, но быстро обрела дар речи.

— Ты говоришь об Эмме Андерсон? — хмурясь, произношу я, мой взгляд мечется между парнями. — Разве она не покончила с собой?

— Твой отец инсценировал так, чтобы это выглядело как самоубийство.

— Откуда ты знаешь?

Не то чтобы я оспаривала, что Дорогой папочка достаточно чудовищен, чтобы сделать что-то подобное, но даже для него это кажется слишком.

— Тетя, о которой ты упоминала наверху. Это Женевьева? — спрашивает Кэм, и я киваю. — Она знала моего отца со времен школы Райдвилл, и попросила о встрече незадолго до смерти. По ее словам, твоя мать считала, что Майкл убил Эмму. — Он с трудом сглатывает, его кадык подпрыгивает в горле. — Очевидно, у твоей мамы были доказательства, подтверждающие это, но она умерла, прежде чем смогла их использовать.

— Какие доказательства? — в замешательстве произнесла я.

С бешено колотящимся сердцем в груди, я задаюсь вопросом, не по этой ли причине отец убил маму. Другая возможность заключается в том, что тетя Женевьева потеряла контроль над разумом в преддверии смерти. Но, на самом деле, я не верю в это. Она казалась в здравом уме. Если бы это был любой другой мужчина и в любом другом месте, я бы с большим подозрением отнеслась к заявлениям тети на смертном одре. Сказать мне, что мой отец убил мою мать, и сказать отцу Кэма, что он убил его сестру, кажется слишком случайным совпадением.

Но интуиция подсказывает мне, что это правда.

И что мы, возможно, наконец-то, чего-то добьемся.

— Она нашла рецепт на лекарство, которое использовали, чтобы покончить с ма… ее жизнью. Его выписал врач твоего отца, а не семейный врач Эммы Андерсон, который лечил ее всю жизнь. И у нее были доказательства, что Херст заплатил за это.

Он сжимает костяшки пальцев так сильно, что кожа становится белой, и на его челюсти постоянно подергивается мышца. Он неподвижно сидит в кресле, как будто каждая косточка и сухожилие в его теле туго натянуты.

— И где это доказательство сейчас?

— Оно у твоего отца, — спокойно отвечает Сойер.

— И из-за этого он убил маму, — делаю вывод я, ссутулившись в кресле, как будто попутный ветер сбил мои паруса. Я думала, он убил ее из-за плана сбежать. А может быть, и по этой причине тоже.

— Ты знала? — спрашивает Кэм.

— Когда мы с Дрю стали старше, мы заподозрили, что он что-то сделал, потому что оба помним, как плакали под одеялом, в ужасе, когда были маленькими, слушая мамины крики, когда он бил ее. Он приходил в ярость по малейшему поводу, и в этом всегда была виновата мама. — Странный всхлип срывается с моих губ, и я закрываю глаза, чтобы прогнать воспоминания. — Но только когда тетя Женевьева сказала мне, что, по ее мнению, отец подстроил автомобильную аварию, я начала все больше думать об этом.

— А как насчет твоего брата? — спрашивает Джексон. — Что он думает обо всем этом?

Я проглатываю комок в горле.

— Дрю тоже ненавидит отца, но… он хочет взять на себя семейный бизнес, и знает, что отец должен быть на его стороне, так что…

Я не могу сформулировать это, поэтому перестаю говорить.

— Он счастлив притвориться, что этого никогда не было, — рычит Кэм, смотря на меня почерневшим от гнева взглядом.

Я не хочу жаловаться на брата, когда его здесь нет, чтобы защитить себя. Мы достаточно ссорились из-за этого на протяжении многих лет, и я не собираюсь обсуждать это с группой парней, которым не доверяю, поэтому игнорирую предположение Кэма и сжимаю руку Ксавьера под столом.

— Мы с Ксавьером пытались доказать причастность отца, но все улики указывают, что это был несчастный случай.

— Потому что твой отец подкупил местные власти, — говорит Кэм. — Они все у него в кармане, и вы не можете доверять ни одной из обнаруженных вами бумаг. Все это сфабриковано. Точно так же, как сообщения о самоубийстве моей тети.

Он почти задыхается от слов, и я протягиваю руку, чтобы взять его. Он переводит взгляд на колено, где моя рука лежит поверх его, и делает глубокий вдох. Когда он поднимает голову, выражение чистой ненависти на его лице приводит меня в замешательство. Я быстро убираю руку, но отказываюсь отступать от горячего взгляда.

— Ты винишь меня в поступках моего отца? Так вот почему ты меня ненавидишь?

— Я презираю в тебе все. Мне не нужны предосудительные поступки твоего отца, чтобы убедить меня в этом.

Сильная боль пронзает мою грудь, но он не получает последнего слова.

— Ты думаешь, что знаешь меня, но это не так. Ты ничего обо мне не знаешь!

Он вскакивает, стул с грохотом падает на кафельный пол.

— Я знаю, что ты ни в чем не нуждалась в своей жизни! — кричит он. — Ты росла в этом жутком особняке, любой твоей прихоти потакали, и ты купалась в деньгах. Ты и твой брат игнорируете все, что сделал твой отец. Все, что вы делаете! Посещаете модные ужины, ходите на балет и спектакли, притворяетесь, что не монстры, маскирующиеся под претенциозных придурков!

Слюна вылетает у него изо рта, и все его тело готово к атаке.

— Пошел ты, — я вскакиваю со своего места. — Я не останусь здесь, чтобы со мной так разговаривали.

Особенно не после того, как чуть раньше выложила все начистоту, а теперь он бросает это мне в лицо.

— Делай то, что у тебя получается лучше всего, милая. — Кэм вторгается в мое личное пространство, утыкаясь лицом в мое. Прямо сейчас я понятия не имею, кто он такой. Я думала, что сегодня вечером мы добились некоторого прогресса, но ошибалась. — Притворись, что ничего не происходит.

Ксавьер вскакивает, готовый врезать Кэму, но я держу его за руку, предупреждая, чтобы он держался подальше. Сойер встает, тянет меня за собой, защищая от злобного взгляда Кэма, который приятно удивляет меня.

— Тебе нужно успокоиться и вспомнить общую картину.

— К черту это дерьмо. Я не могу этого сделать, — говорит он, прежде чем вылететь из кухни.

— На самом деле это не о тебе, — говорит Сойер, поворачиваясь ко мне лицом. — Ты просто легкая мишень.

— Чушь собачья. — Я качаю головой. — Ты сказал мне, что он приучен ненавидеть меня. И это именно то, что было!

— Трудно избавиться от заблуждений, в которые ты верил всю свою жизнь, — говорит Сойер.

— Итак, ты говоришь, что Маршаллы ненавидят меня и моего брата, потому что мы выросли богатыми и притворялись, что наш отец не убивал его тетю и нашу мать? — мой тон повышается на пару октав. — Ты слышишь, как нелепо это звучит? И чертовски лицемерно, потому что его семья также богата, как и моя.

Сейчас я злюсь, и мне нужно уйти подальше от этого места и от этих парней.

— Мы уходим, Ксавьер.

— Я не хотел, чтобы эта ночь закончилась так. — Вздыхает Сойер. — Можем ли мы согласиться, что у нас есть точки соприкосновения, и встретиться снова, чтобы обсудить, как объединить наши усилия?

— При одном условии. — заявляю я, складывая руки на груди и бросаю вызов своим самым натренированным холодным взглядом.

— При каком условии?

— В понедельник в школе вы ни во что не вмешиваетесь. Вы позволите всему произойти так, как должно.

— Что произойдет в понедельник? — недоумевая, спрашивает Джексон.

— Все возвращается к своему законному порядку.

— Мы не будем вмешиваться, если это не касается нас. — Хмурясь, произносит Сойер.

— Это не будет касаться вас.

Когда я их уничтожу, это будет гораздо более сложный план.

— Тогда договорились. Делай то, что должна.

— Я с нетерпением жду этого шоу. — Усмехается Джексон.

Я посылаю ему натянутую улыбку.

— Проведи как можно больше времени со своей подружкой для траха, потому что ее больше не будет рядом, — с натянутой улыбкой произношу я.

Он пожимает плечами:

— В любом случае, я с ней покончил. У Рошель отличная голова, но она плаксивая сучка. Здесь еще много кисок, которые жаждут моего внимания.

— Говоришь как настоящий мужчина-шлю*а, — говорю я, идя к выходу.

Сойер провожает нас с Ксавьером до входной двери, и я ставлю последнее условие.

— И передай этому засранцу, что с этого момента он сам носит себе обеды.

***

— Всем все ясно? — спрашиваю я в последний раз, прежде чем мы войдем в здание школы и приведем наш план в действие.

— Кристально, — говорит Чед. — Мы справимся и не подведем тебя.

Я поворачиваюсь к нашей маленькой разношерстной команде.

— Спасибо. Я не смогла бы сделать это без вас, и я этого не забуду. — Моя улыбка искренняя и полна благодарности. — А теперь давайте восстановим контроль.

Мы разделились, закончив обходы с хорошим запасом времени, чтобы смогли наблюдать за происходящим.

Постепенно школьные коридоры заполняются по мере прибытия учеников, все обмениваются озадаченными взглядами, когда замечают конверты, приклеенные скотчем к шкафчикам.

Крики и вздохи раздаются то тут, то там, когда они открывают конверты, и гордость переполняет меня.

Невероятно, сколько секретов мы раскрыли, и никто не был застрахован от их утечки. Не парень, чей отец трахается с местным священником. Не девушка с сомнительным наследием, чьи родители заплатили щедрую премию своей горничной-латиноамериканке, прежде чем она уехала из города семнадцать лет назад. И, конечно, не семья, скрывающая тот факт, что на их банковском счете намного меньше нулей, чем они утверждают.

— У тебя чертовски крепкие нервы, — говорит покрасневший от гнева Вентворт, тыча конвертом мне в лицо. — И, если ты думаешь, что этот маленький трюк вернет всех на твою сторону, ты еще более жалкая, чем я думал.

Я выпрямляюсь, и Чед придвигается ближе ко мне.

— Если ты думаешь, что я это несерьезно и шучу над тобой. Продолжай в том же духе, если хочешь рискнуть.

У Вентворта мало что есть между ушами, и я рассчитываю, что он раскроет мой блеф. Мне будет так же приятно, что бы он был показательным примером, как и уничтожение Рошель.

— Все знают, что ты маленькая сучка Кэма. Он взбесится, когда узнает об этом дерьме.

— Я бы на это не рассчитывала. Но ты можешь рискнуть. Пожалуйста, сделай это.

Весь его вид говорит, что Вентворт хочет ударить меня, но даже он не настолько глуп. Ругаясь, он срывается с места, и я с нетерпением жду, когда больше никогда не увижу это уродливое лицо.

Я забираюсь на стул возле кабинета медсестры, сложив ладони рупором у рта.

— Слушайте все сюда, — кричу я, мой голос разносится по коридору. Вся болтовня стихает, и на это место опускается тишина. — Ваш маленький отпуск закончился. Порядок восстановлен и вступает в силу немедленно. Каждый из вас знает правила. Соблюдайте их или расплачивайтесь, последствия неповиновения вам гарантированы. И если вы думаете, что я блефую, то это не так. Если вы решите проигнорировать меня или взять на слабо, я распространю содержимое ваших конвертов повсюду. Повинуйтесь, и вам не нужно будет бояться возмездия от меня или другой элиты, когда они вернутся.

Я окидываю взглядом свою аудиторию, замечая слезы, красные лица, полные ярости и жалкого ужаса.

— А теперь идите в класс, пока не опоздали.

Чед помогает мне спуститься, когда знакомый смех щекочет мои барабанные перепонки.

— Хорошая речь, красавица, — говорит Джексон, подмигивая.

— Я все еще могу рассчитывать на ваше сотрудничество? — спрашиваю я Сойера.

— Безусловно. Мы все на борту.

Я знаю, что это было направлено на Кэма, и мне нужна уверенность. Я пристально смотрю на него, стараясь не вздрагивать от пятнистых синяков на лице и опухшего пурпурно-синего месива вокруг глаза.

— А его высочество знает, что я больше не его боксерская груша и девочка на побегушках?

— Он сказал, что мы на борту, не так ли? — скрипит зубами Кэм. — Я даю тебе свое слово.

— Как будто это что-то значит. — Фыркаю я.

— Я не собираюсь снова обсуждать это с тобой.

Он уходит, не дожидаясь своих друзей.

— О боже. Я что-то не то сказала?

— Непослушная, Эбигейл. Очень непослушная. И ты знаешь, что он заставит тебя заплатить, — говорит Джексон.

Хотя я знаю, что он имел в виду это как угрозу, все, о чем я думаю, это о множестве восхитительных способов, которыми этот мудак может заставить меня страдать, и я уже начинаю мысленный отсчет в голове.

Утренние занятия проходят гладко, но не все следуют правилам, это было предсказуемо, поэтому я выполняю следующий этап плана, как только все рассядутся в кафетерии в обеденное время. Почти все, кто покинул внутренний круг, вернулись в нашу секцию, и я тепло приветствую их, замечая, как они заметно расслабляются. Вряд ли они знают, что я оставляю их наказание на усмотрение мальчиков, когда они вернутся. Мы ни в коем случае не можем заставить их думать, что они могут игнорировать правила без каких-либо последствий.

— Готова? — спрашивает Чед, его палец парит над кнопкой на своем iPad.

— Сделай это.

Сотовые телефоны быстро звенят по комнате, и я улыбаюсь, когда все открывают групповое сообщение, которое мы только что отправили.

— Ты гребаная шлю*а! — восклицает Рошель, вскакивая и подбегая ко мне, за ней следуют Джексон, Сойер и Кэм.

Чед и несколько парней останавливают ее, прежде чем она подходит ко мне.

— Ты грязная шлю*а! — кричит она, пытаясь вырваться из рук парней, которые удерживают ее, потому что сейчас она хочет моей смерти.

— Прекрати красть мои реплики, Рошель, или мне следует называть тебя Честити. — Я хихикаю. — О, ирония судьбы. — Я хожу вокруг нее, пока стоны Честити, эхом разносятся по комнате. — Я знала, что ты шлю*а, но не предполагала, что ты занимаешься проституцией за деньги. Я думала, ты раздвигаешь ноги бесплатно.

Я качаю головой, цокая языком.

— И как честный член этого сообщества, я сообщила твоему работодателю, что ты несовершеннолетняя. — Ее ноздри раздуваются от гнева, и это только подстегивает меня. — Так что, к сожалению, тебя уволили. — Я бросаю на нее притворно извиняющийся взгляд. — Но потом я задумалась и задалась вопросом, что могло заставить старшеклассницу раздеться и совершать половые акты на камеру, чтобы случайные извращенцы пускали на нее слюни и не только? Это не могло быть потому, что ей нужны деньги. Не тогда, когда ее отец — старший биржевой маклер в одной из крупнейших биржевых фирм Массачусетса.

Я хожу вокруг нее, осознавая, что моя плененная аудитория… ну, та половина, которая еще не приклеилась к шоу на своих телефонах, — и у меня определенно есть склонность к драматизму. Большой экран спускается с потолка, и я протягиваю руку за пультом дистанционного управления. Чед кладет его мне на ладонь, и я улыбаюсь Рошель, ничуть не сожалея.

Джексон ухмыляется, более чем наслаждаясь шоу, и я посылаю ему воздушный поцелуй.

— Представьте мое удивление, — продолжаю я, — когда я обнаружила, что тебя собираются выгнать из школы за неуплату.

Я кружу вокруг нее, как охотник, преследующий свою добычу, и включаю телевизор, на время останавливая его. Слезы катятся по ее лицу, когда она видит своего отца на экране, и крошечная вспышка раскаяния вспыхивает в груди, но я продолжаю, вспоминая все то, что она сделала со мной.

Не я делаю этого с ней.

Она сделала это сама с собой.

Если бы она не начала войну, я бы не вышла с оружием в руках, чтобы защищаться. А в войне между нами все средства хороши.

— Тогда я поняла, почему ты раздевалась перед камерой и занималась с клиентами сексом за спиной своего работодателя. — Я смотрю на телефон, произнося следующие слова. — Неудивительно, что ребята в школе жаловались на то, какая ты распущенная. Будем надеяться, что, тра*ая тебя, они надевали презерватив, или сразу же обратятся к врачу в надежде что с ними все в порядке.

— Тебе это с рук не сойдет, — всхлипывает она.

— О, я думаю, ты поймешь, что так и будет. — Я наклоняюсь ближе. — И твой бывший босс действительно недоволен тобой. Разве ты не знала, что встречи с клиентами для секса были нарушением твоего контракта, не говоря уже о нарушении закона, — я бросаю взгляд на часы Tag Heuer на своем запястье. — Копы нанесут ему визит прямо сейчас.

Этот подонок заслуживает этого, и мне кажется, что я сделала что-то хорошее, прикрыв его лавочку.

— Сразу после того, как они передадут твоего никчемного отца федералам. Я нажимаю на воспроизведение в новостной ленте CNN, наблюдая, как все ее тело содрогается, когда репортер подтверждает, что они арестовали ее отца по нескольким обвинениям в мошенничестве и растрате.

Похоже, он заключал какие-то сомнительные сделки на стороне, а когда они прогорели, он занял средства у компании, в которой работал, и только для того, чтобы погрязнуть в еще большую долговую яму, когда продолжал крупно проигрывать.

Он не только обанкротил собственную семью, но и уничтожил сотни пенсионных и инвестиционных фондов, причинив трудности и страдания нескольким семьям.

— Я надеюсь, что они запрут его в тюрьме и выбросят ключ. Он заслуживает того, чтобы умереть там, потому что он разрушил сотни семей из-за чистой жадности.

Она смотрит на меня остекленевшими глазами.

— Что, больше никаких оскорблений? — я стою перед ней, и она сломлена. — Так не должно было быть, но ты не оставила мне выбора.

Часть ее огня возвращается, и она плюет мне в лицо. Я даю ей пощечину, всего один раз, но этого достаточно, чтобы доказать свою точку зрения.

Взяв у Чеда салфетку, я осторожно вытираю слюну с лица.

— Чед проводит тебя на улицу, где тебя ждет машина, чтобы отвезти домой, — спокойно говорю я. — Пока мы разговариваем, дом опечатывают, но банк заверил меня, что твоя семья может оставить одежду и некоторые основные вещи. Надеюсь, ты переедешь на ферму бабушки и дедушки по материнской линии в Огайо. — Я шевелю пальцами у нее перед лицом. — Давай попрощаемся сейчас. Я бы сказала, что буду скучать, но это было бы просто ложью.

Я поворачиваюсь к ней спиной, выключаю экран, прежде чем прицелиться в Вентворта.

Я жду, пока Чед и остальные уведут Рошель, а затем отправляю следующее групповое сообщение. Телефоны звенят по комнате во второй раз, и Джексон хихикает, явно наслаждаясь драмой.

Я загружаю видео на большой экран, и звуки секса эхом разносятся по комнате.

— Сильнее, Вентворт, — задыхается женщина средних лет, когда он держит ее лицом вниз над столом, одновременно врезаясь в нее сзади.

— Тебе это нравится, не так ли, грязная сука, — кричит он, толкаясь в нее сильнее, пот стекает по его лицу. — Что бы подумал твой сын, если бы узнал, что ты позволила мне трахнуть тебя, как грязную, изменяющую шлю*у, какой ты и являешься?

— Ты гребаный ублюдок!

Элайджа Лантисс перепрыгивает через стол, хватает Вентворта за шею, и они оба падают на пол кубарем, сплетая конечности и размахивая кулаками. Дерево разлетается в щепки, когда стул, на котором он сидел, разваливается на части. Я замечаю заместителя директора, спешащего ко мне с лицом, похожим на гром, и останавливаю запись, нажимая кнопку, чтобы убрать экран.

Школьное начальство знает свое место, и они намеренно закрывают глаза на большую часть нашего дерьма, но они обычно звонят нашим отцам, если мы переходим черту. Я ожидала вмешательства, а Дрю уже уладил все с отцом. Я не уверена, какую ложь он придумал, но все, что меня волнует, это то, что отец поддержит меня, когда позвонит директор.

Вице-президент отступает, когда видит, что я выключила видео, предостерегающе взглянув на меня раз, прежде чем выйти из помещения, оставив мальчиков избивать друг друга на полу.

Все больше возмущенных криков раздается по мере того, как запись, отправленная на все мобильные телефоны, проходит через изображения Вентворта, трахающего матерей нескольких своих друзей. Это превращается в кровавую баню, когда все больше мальчиков присоединяются к рукопашной схватке. Я подхожу ближе, а новая элита держится поближе ко мне.

— Хватит, — командую я властным голосом, когда избиения становятся односторонними.

Я хочу, чтобы он был в сознании, когда мы подойдем к подготовленному мной финалу.

Кэм и Джексон отрывают парней от Вентворта, отбрасывают их в сторону и предупреждают, чтобы они держались подальше.

Вентворт стонет, сплевывая кровь и пару выбитых зубов на пол.

— Ты тупая пи*да, — шипит он, садясь на полу и впиваясь в меня злым взглядом. Кровь хлещет из его носа и сочится из многочисленных порезов на губах. Оба глаза уже заплыли, а его рубашка порвана и залита кровью.

— Я ведь предупреждала тебя, но ты всегда был высокомерным идиотом. — Он пытается подняться на ноги. — Наверняка ты не нацеливался на матерей своих друзей, не записывал, как трахаешься с ними, и не рассчитывал, что это сойдет тебе с рук?

Он покачивается на ногах, хватаясь за спинку стула, чтобы удержаться в вертикальном положении.

— Взлом чьего-то компьютера является незаконным, и я буду преследовать тебя за это. Я натравлю на тебя полицию и адвокатов.

Я подхожу на шаг ближе, окидывая его уничижительным взглядом.

— Тебе нужно научиться держать свой глупый рот на замке, потому что все, что он делает, это загоняет тебя в еще более глубокую яму. — Я скрещиваю руки на груди и улыбаюсь ему. — Я отправила копию этой записи твоим родителям, а также каждому из мужей тех женщин. И я не удивлюсь, если снаружи тебя будет ждать разъяренная толпа.

Улыбка сползает с моего лица, и я наклоняюсь к его уху, не желая разглашать это массам, но только потому, что я защищаю его сестру.

— Я нашла файл с записями твоей сестры. Ты больной ублюдок, и ты поплатишься за то, что сделал с ней.

Его перепачканное кровью лицо бледнеет.

— Что ты сделала? — заикается он.

— Эти видео я тоже отправила твоим родителям, а копии начальнику полиции.

Громкий рев вырывается из его рта, и он обхватывает руками мое горло, прежде чем я успеваю его остановить. Он сильно сжимает пальцы, его налитые кровью глаза вылезают из орбит, когда он пытается задушить меня. Он почти сразу же отрывается от меня, и я отшатываюсь, делая глубокие вдохи, наблюдая, как Кэм несколько раз бьет Вентворта, пока он не падает без сознания на пол.

— Ты в порядке?

Сойер кладет руку мне на поясницу, когда Чед снова появляется в кафетерии. Кэм смотрит на мою шею, и я замечаю мимолетную вспышку вины во взгляде, прежде чем она исчезает.

— Что случилось? — спрашивает Чед, переводя взгляд с меня на окровавленное, избитое тело Вентворта распластанное на полу.

— Тот придурок пытался задушить ее, — говорит Сойер, и глаза Чеда становятся огромными.

— Я в порядке. — успокаиваю его, поднимаю ладонь вверх. — Кэм оттащил его, прежде чем он смог причинить какой-либо существенный вред.

Суматоха у двери привлекает наше внимание, и мы наблюдаем, как команда полицейских пробивается сквозь толпу, направляясь прямиком к нам.

Я провожу рукой по форме, держа плечи прямо, излучая уверенность, в то время как Кэм переходит на другую сторону от меня, и мы пятеро выстраиваемся в очередь, чтобы предстать перед властями.

Глава 24

После разборок в школе все возвращается на круги своя. Порядок восстановлен, и Новая элита снова сидит за своим столом в одиночестве. Занятия больше не прерываются, и директор даже не обратил внимания на стычку в кафетерии и поддержал нашу версию событий происшедших в столовой, а также отказался связываться с отцом для обсуждения моего поведения.

Рошель с семьей уехала из города, а Вентворт сидит за решеткой в ожидании суда.

Жизнь — временно — хороша.

— Ты хорошо справилась, сестренка, — говорит Дрю по телефону в пятницу вечером, пока я готовлюсь улизнуть, чтобы встретиться с парнями. — Я горжусь тобой.

Я закатываю глаза, хотя он меня не видит.

— Здесь нечем гордиться.

— Конечно, я горжусь тобой и проделанной работой. Ты в одночасье разобралась с незаконным секс-бизнесом, разоблачила махинации отца Рошель до того, как он разорил еще больше людей, и посадила насильника в тюрьму. Вот чем я горжусь. А не восстановлением контроля в школе. У нас и, помимо этого, куча забот, с которыми надо будет разобраться по возвращению.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, натягивая кожаные штаны.

— Не могу обсуждать.

— Конечно же, кто я такая чтобы говорить со мной об этом. Дерьмо Шейди Паркхерста. Поняла. — Фыркаю я.

— Как Джейн? — спрашивает он, намеренно меняя тему.

— С ней все хорошо. Счастлива, что я получила запись от новой элиты, и они больше не угрожают разоблачить ее.

Меня удивило, когда Кэм передал ту запись в понедельник вечером, но Сойер заверил меня, что это проявление доброй воли и начинать рабочие отношения лучше без использования угроз и принуждения.

— Бля*ь, спасибо, но я все равно надеру им задницы. И мне не нравится, что ты притворяешься, будто заключила с ними союз. Ты рискуешь быть разоблаченной.

— Они ничего мне не сделают, — говорю я, пытаясь заглушить вину.

Дрю думает, что с элитой заключено соглашение, согласно которому они освобождаются от соблюдения правил, если не мешают нашему контролю. Он думает, что я притворяюсь, чтобы держать тех в узде, пока парни не вернутся и не раздавят их. Если бы он знал, что все это часть плана, то был бы сильно разочарован во мне.

Дрю давно выбрал сторону, и, хотя ненавижу, что мы в противоположных командах, я не могу упускать из виду свои долгосрочные цели и перспективы. Как не крути у него в отличии от меня будет совершенно другая жизнь.

Мысли о том, чтобы уехать отсюда, оставить Дрю позади, всегда вызывают слезы на глазах, но мы хотим от жизни разных вещей, и я не могу найти никакого способа решить наши проблемы оставаясь здесь. Я только надеюсь, что со временем, когда Дрю получит полный контроль над "Мэннинг Моторс", а отец больше не будет обладать такой властью как сейчас, мы сможем все исправить и восстановить наши отношения.

И у него ведь есть Джейн.

Это не значит, что я оставляю его совсем одного. Я доверяю подруге позаботиться о брате после того, как сбегу.

— Мне нужно идти. — Я слышу голоса на заднем плане. — Люблю тебя, и передай Джейн, что ее я тоже люблю. Не могу дождаться встречи на следующей неделе.

— Я тоже тебя люблю, — прохрипела я сквозь беспорядочный комок эмоций, застрявший у меня в горле.

***

Я опаздываю и прихожу на встречу последней.

— Ты опоздала, — зло шипит Кэм когда я вхожу в гостиную.

— А ты все еще ведешь себя так, будто у тебя в заднице гигантская палка, — парирую я.

— Проблемы? — спрашивает Сойер.

— Пришлось устроить диверсию, чтобы телохранитель не увидел, как я выхожу, — признаюсь, бросая шлем и кожаную куртку на подлокотник дивана.

Ночами Луис действует мне на нервы. Он почти не стоит на страже в коридоре возле моей комнаты, предпочитая тайком протащить свою последнюю подружку для тра*а на территорию дома. Проблема в том, что он привел ее в одно из неиспользуемых наружных зданий на краю сада, и это слишком близко к тому месту, где я выхожу в лес из туннеля. Я наткнулась на них в начале недели и чуть не попалась. Поэтому сегодня вечером отправила вирус в систему камер, рассчитанный на воздействие как раз перед тем, как планировала уйти, зная, что его позовут на помощь, и я смогу уйти, не опасаясь разоблачения.

— Привет. — Ксавьер притягивает меня в объятия и целует в макушку. — Не обращай внимания на Ворчуна Макгрампи. Я пришел перед тобой.

— Чертовски сексуально выглядишь, красавица, — говорит Джексон, вынимая из кармана косяк и окидывая взглядом обтягивающую черную кружевную майку, облегающие черные кожаные брюки и черные ботинки на танкетке.

Сойер выхватывает у него косяк.

— Мне нужно, чтобы ты был начеку и все клетки мозга функционировали. Перестань приставать к ней, выводя тем самым Маршалла из себя. Меня тошнит постоянно быть третейским судьей.

— О, вы двое все еще ссоритесь из-за меня? — ухмыляюсь я, присаживаясь на подлокотник дивана.

— Не льсти себе, — протягивает Кэм, плюхаясь в кресло с откидной спинкой. — Ты просто еще одна киска. Ничего особенного. И это не первый раз, когда мы с Лаудером приударяем за одной и той же женщиной.

— Попробуй сказать это тому, кто в это верит, придурок, — говорит Ксавьер, садясь рядом со мной и посылая злобный взгляд в сторону Кэма.

— И это именно то, о чем я говорю. — Сойер вздыхает, раздраженно разводя руками. — Мы не добьемся прогресса, если все будут язвить друг другу, так что просто прекрати и сосредоточься.

— Вам удалось найти эксперта, который мог бы посоветовать нам, как лучше всего открыть сейф? — спрашивает Кэм Ксавьера, сразу переходя к делу.

— Я связался с одним парнем, но все еще проверяю его учетные данные.

— У нас мало времени, — отвечает Кэм. — Они вернутся на следующей неделе.

— Они не вернутся до позднего вечера пятницы, — подтверждаю я. — Так что у нас есть целая неделя.

— Почему бы нам самим не попробовать вскрыть сейф? — предлагает Джексон.

— Потому что мы с Ксавьером уже пробовали это. Попытка взломать код, даже с использованием высокотехнологичного программного обеспечения, все равно дает нам список комбинаций, которые слишком длинный для тестирования. И код состоит из определенных материалов, которые означают, что он практически непроницаем. Кроме того, попытка проникнуть в него была бы грязной и слишком заметной, наделала бы слишком много шума, и служба безопасности поймала бы нас. К тому же, отец тогда узнал бы, что кто-то пытался взломать сейф.

— Нам нужен элемент неожиданности с доказательствами, — соглашается Сойер. — Херст не должен знать, что мы копались в сейфе и скопировали содержимое.

— Это кажется тупиковой идеей. — Джексон нетерпеливо постукивает ногой по деревянному полу. — Я не понимаю, как мы вообще сможем попасть в этот сейф.

— У профессиональных преступников есть инструменты, которые позволят нам взломать код сейфа, но их номера нет телефонном справочнике, — отвечает Ксавьер. — И мне нужно проверять всех парней, которых я нахожу в Интернете, потому что Херст, Монтгомери и Бэррон в сговоре со многими из них. Договориться с одним из их контактов, поставить под угрозу наши планы и потерять элемент неожиданности — последнее чего мы хотим.

— Вот почему я думаю, что нам будет трудно провернуть это в течение следующей недели, — говорит Кэм. — Необходимо больше времени для планирования. Спешка чревата ошибками и последствиями.

— Послушайте. — Я кладу локти на колени и подпираю подбородок руками. — Будет легче осуществить это, пока отец и элита в отъезде, но, если придется делать это после их возвращения, так тому и быть. Я придумаю способ вытащить их из дома, чтобы вы, ребята, могли работать без риска быть обнаруженными.

— И в любом случае нам все равно придется заняться охранной, — добавляет Ксавьер.

— Это не проблема. Оскар у меня под каблуком, и, используя его, я отвлеку внимание остальных. И манипулируя каналом камеры, накладывая пустое изображение коридора, замаскируем наши передвижения.

И если все полетит к чертям, я могу вытащить их, используя инфраструктуру туннеля, но не упоминаю об этом. Я все еще не доверяю этим парням настолько, насколько мне бы хотелось.

Следующий день провожу в библиотеке, копаясь в записях и на этот раз просматривая все новостные статьи, которые могу найти о самоубийстве Эммы Андерсон. Я спросила Кэма, почему мой отец убил его тетю, и он как обычно что-то выкрикнул в ответ, но чувствую, что он знает больше, чем говорит.

Боже, неужели этому придурку так тяжело поделиться информацией?

Я вспоминаю миссис Андерсон с нежностью, хотя мне было всего четыре или пять лет, когда я видела ее в последний раз. До того, как она поссорилась с моей мамой, они были лучшими подругами, и мы проводили много времени с ней и мальчиками Андерсонов.

Я была немного влюблена в Маверика Андерсона, но он едва знал о моем существовании. Он был на четыре года, и ему нравилось мучить меня и заставлять плакать. Помню, как однажды он погнался за мной вокруг бассейна, когда мы были у них дома, и я упала на камни во внутреннем дворике и порезала колено. Миссис Андерсон отправила мальчика в его комнату и отвела меня на кухню, чтобы привести в порядок, пока мама смотрела, как остальные хулиганы прыгают в бассейн. Она дала мне ванильное мороженое с клубникой и клубничным сиропом, и помню, как подумала, что это самое вкусное, что я когда-либо ела. Мама была строга с угощениями, разрешая нам есть конфеты только по субботам, и миссис Андерсон заставила меня пообещать держать это в секрете.

И я никогда никому не рассказывала об этом.

Даже Дрю, а мы тогда все друг другу рассказали. Но он был лучшим другом Кайдена Андерсона, и я боялась, что он проболтается. Я не хотела, чтобы это дошло до его мамы, потому что не хотела ее огорчать.

В итоге это был последний раз, когда мы все тусовались вместе. Потому что потом наши мамы почему-то перестали общаться, а несколько лет спустя Эмму нашли мертвой от передозировки таблетками. Двоим ее младшим сыновьям на момент ее смерти было всего один и два года соответственно, и я помню, непрерывно плачущего ребенка и как вся паства была в слезах.

Мама была безутешна.

А потом, шесть месяцев спустя, она тоже умерла.

Я читаю каждую статью, которую только могу отыскать, и все они говорят одно и то же.

Она покончила с собой.

Никаких подозрений и предположений что это не так.

Дело закрыто.

После этого, если верить отчетам, Аттикус Андерсон был безутешен и сокрушен. Он потерял свой бизнес, затем дом и перевез семью из Райдвилла.

Интересно, они переехали, чтобы быть с Кэмом и его семьей? Если старший брат, о котором случайно упомянул Кэм, один из его двоюродных братьев? Я полагаю, это имело бы смысл. Если бы Аттикус Андерсон потерял все, разве он не обратился бы за помощью к семье?

Хочется обсудить все с Кэмом, но он вряд ли добровольно поделится какой-либо информацией. Плюс, если он узнает, что я копалась в старых записях, то, вероятно, разозлится и пошлет меня ко всем чертям. Так что я должна все правильно рассчитать, найти возможность небрежно вставить это в разговор и посмотреть, смогу ли раскрыть больше информации.

После библиотеки я ненадолго заглядываю к Джейн, ужинаю с ее семьей, а затем возвращаюсь домой. Еще час провожу, танцуя в домашней студии, работая до седьмого пота, скользя по полированному полу под микс мелодий на мобильном. Танцуя, я думаю лучше всего, и хотя балет мой самый любимый стиль танцы, мне также нравится и современный танец.

Вопрос Кэма о том, что я хочу делать со своей жизнью, крутился в голове всю неделю. Я была так сосредоточена на планировании побега и его осуществлении, что почти не задумывалась о дальнейших действиях, когда буду свободна и вольна делать собственный выбор.

Я хочу танцевать. Может быть, на Бродвее или в Вест-Энде в Лондоне. Еще хочу путешествовать. Исследовать разные континенты и культуры, расширяя кругозор. Или, возможно, преподавать. У меня академический склад ума, и я одна из тех странных детей, которым нравится школа. Возможно, это потому, что благодаря постоянным занятиям я могла вырваться из дома подальше от отца, но мне нравится думать, что дело не только в этом. Определенно хочу поступить в колледж. И я уже провела небольшое исследование Джульярдской школы. Попасть туда было бы воплощением мечты.

Но. на сегодня, это может быть только приятным сном.

Пока не стоит особо мечтать об этом.

Нет, пока я не буду знать, что свободна принимать собственные жизненные решения.

Все по-прежнему висит на волоске.

***

Воскресенье мы с Джейн проводим на пляже. Хотя сейчас конец сентября, эти выходные были не по сезону теплыми, и, вероятно, это будет последняя возможность насладиться такой погодой. Мы плаваем, болтаем, слушаем музыку и делимся едой для пикника, которую приготовила для нас миссис Дженкинс. И ушли мы только поняв, что пляж уже пуст, и когда наши животы заурчали, требуя еще еды. Я натягиваю облегающее бедра золотое пляжное платье без бретелек поверх черно-золотого бикини и засовываю ноги в шлепанцы от Гуччи, конечно после того, как стряхнула песок с ног.

Мы идем по травянистой тропинке, когда я замечаю одинокую фигуру, склонившуюся над рисунком в блокноте, сидящую на вершине одной из дюн.

Голова Кэма была опущена и на его лице застыло выражение ужасной сосредоточенности: рука летает по странице, запястье умело поворачивается, пальцы размазывают рисунок. Все его тело кажется расслабленным, что происходит весьма редко особенно в моем присутствии, и я сразу понимаю, что рисование для него то же, что танцы для меня.

Воспоминания о набросках, которые я рассматривала в его комнате, всплывают в памяти, и небольшое беспокойство щекочет разум. Джейн замечает, что я на что-то отвлеклась, и поворачивает голову в том же направлении.

— Разве это не…

Кэм резко поднимает голову, будто почувствовав наше присутствие и взгляды. Кадык подпрыгивает в горле, пока он прожигает меня интенсивным взглядом. На нем бейсболка задом наперед, он голый по пояс, только на ногах шорты цвета хаки и кроссовки, а блокнот для рисования балансирует на согнутых коленях.

Мы с Джейн переглядываемся, проходя мимо него. Кэм не здоровается, как и я с ним. Электричество кружится вокруг, зажигая воздух, между нами, обостряя чувства. Все крошечные волоски у меня на затылке встают дыбом, а в груди порхают бабочки. Честно говоря, это странное влечение между нами выходит из-под контроля.

— Божечки, какое сексуально напряжение, — шутит Джейн, как только мы отошли за пределы слышимости, размахивая руками перед лицом. — Если хочешь, то можешь остаться с ним. Я дойду до домой сама.

— Я не брошу тебя. — бурчу я и беру ее под руку. — Особенно из-за такого придурка, как Кэмден Маршалл.

— И нежелание признавать влечение между вами явно помогает тебе в последние дни, — остроумно замечает она.

— Держусь на волоске, — признаюсь я.

— Ты уверена, что не хочешь воспользоваться преимуществом, пока Трент не вернулся и не дышит тебе в затылок?

— Фу, — съеживаюсь от отвращения и прикусываю внутреннюю сторону щеки. — Пожалуйста, не напоминай мне. Последние несколько недель без него и отца были блаженством. Трент будет в бешенстве, я отказалась посылать ему непристойные фотографии, и к тому же вешаю трубку каждый раз, когда он пытается начать секс по телефону.

— Тем больше причин, почему ты должна забраться на этого красавчика, как на дерево, покаможешь.

Я резко останавливаюсь.

— Кто ты такая и что ты сделала с моей лучшей подругой?

— Просто хочу, чтобы ты хваталась за счастье там, где можешь. — Мягко улыбается она. — И я ненавижу, что ты вынуждена быть с кем-то, кого не любишь.

— Забудь о любви. Мне Трент даже не нравится, — напоминаю я ей.

— Именно поэтому ты должна быть с Кэмом, пока можешь.

— Но он мне тоже не нравится. — Мой взгляд дрогнул, когда я посмотрела на подругу, но все равно озвучила, то, что должна была. — И тебе он тоже не должен нравиться, не после того, что они с тобой сделали.

— Мне ненавистна мысль, что они видели меня такой, но ничего не могу с этим поделать. — Она пожимает плечами. — Это выживание наиболее приспособленных, и не похоже, что наши парни не делали подобного дерьма на протяжении многих лет.

— Верно, но это никогда не делалось за наш счет.

— Если ты пытаешься сменить тему, это не сработает. — Она ухмыляется, когда я шутливо толкаю ее локтем. — Тебе не обязательно любить его, чтобы целоваться, и очевидно, что вы двое страстно любите друг друга, и это, — добавляет она, беря меня под руку и таща вперед к парковке, — это то, над чем ты должна работать. Если Трент увидит, как вы двое пялитесь друг на друга в кафетерии, когда думаете, что никто не смотрит, вам не поздоровится. Тебе в первую очередь.

— Я не думала, что это так очевидно.

— Когда вы двое находитесь в одном помещении, летят искры, и уверена, что не единственная, кто это заметил.

— Просто отлично, — стону я, вздыхая. — Еще одна вещь, о которой я должна беспокоиться.

***

Сначала мы высаживаем Джейн и отправляемся в древнее чудовище, которое я называю домом.

— Когда ушел Оскар? — спрашиваю я Луиса, хмурясь, когда вижу, что все еще не получила ответа на сообщение, которое я отправила ему двадцать минут назад.

— Не знаю. Около двух часов назад? — пожимает плечами Луис.

Я закатываю глаза. Честно говоря, не знаю, как он все еще работает на моего отца. Он менее чем бесполезен. Все, что он мог мне сказать, когда я вернулась к машине… пораженная, обнаружив, что вместо Оскара меня ждет он и Джереми, — это то, что тот уехал домой, чтобы разобраться с какой-то семейной проблемой. Не колеблясь, я немедленно отправила сообщение Оскару с вопросом, могу ли чем-нибудь помочь.

Я убираю сотовый, когда мы сворачиваем на нашу подъездную дорожку, прислоняюсь лицом к окну и клянусь лелеять последнюю неделю свободы, прежде чем все вернутся.

Но когда мы дом показался за поворотом, я замечаю ряд машин, припаркованных перед входом, желудок сжимается от разочарования.

Они вернулись домой раньше.

Дерьмо.

Это испортит отношения с парнями. Полагаю, это означает, что мы переходим к плану Б.

Используя сумку, как защиту, я быстро набираю сообщение на одноразовом мобильном Ксавьеру, что мой отец вернулся раньше, и прошу передать сообщение новой элите. Затем я быстро убираю телефон в потайной карман сумки, нацепляю на лицо фальшивую счастливую улыбку и выхожу из машины, чтобы поприветствовать контролирующего ублюдка.

Глава 25

— Что, черт возьми, на тебе надето? — рявкает отец со своего места в вестибюле. Он прислонился к мраморному столу, как будто ждал меня.

И тебе тоже привет.

— Пляжная одежда. — Тупица. — Я была на пляже с Джейн весь день.

— Ты выглядишь, как типичная шлюха.

Его ноздри раздуваются, и он немного краснеет.

Плохо, что я надеюсь, что это из-за плохого здоровья? Например, неизлечимая болезнь сердца или рак легких четвертой стадии?

— Это то, что все носят на пляж. — Сжимаю я кулаки.

— Ты не все! — огрызается он в ответ.

Отталкиваясь от стола, он направляется ко мне с тикающим мускулом на челюсти. В его глазах мерцает холодная угроза, и этот взгляд я видела бесчисленное количество раз прежде. Паника подступает к горлу.

— Ты знаешь правила. Выглядеть и вести себя респектабельно, на публике, всегда. Пляж не является исключением.

Хочу послать его нах*й, но он чем-то разозлен, и я не хочу давать ему еще больше повода наброситься на меня. Поэтому прикусываю язык и говорю то, что ему нужно услышать.

— Мне очень жаль, отец. Этого больше не повторится.

Он хватает меня за руку и тащит по коридору в свой кабинет. Ногти впиваются в руку, причиняя мне боль, но я знаю, что лучше не упоминать об этом, поэтому проглатываю боль, пытаясь успокоиться, когда уровень адреналина повышается в крови, а в ушах звенят тревожные колокольчики.

Когда он заталкивает меня кабинет, и я вижу там Дрю, Трента, Чарли, мистера Бэррона и этого подонка Кристиана Монтгомери, которые явно ждали нас, моя паника достигает новых высот.

Это не хорошо.

— Что происходит? — спрашиваю я, вытаращив глаза от испуга на Дрю. Он слегка качает головой, давая понять, что он в таком же неведении, как и я.

Я подпрыгиваю, когда дверь захлопывается, пугая меня.

— Это то, что я хотел бы знать, — рычит отец, хватая листок бумаги со стола и направляясь ко мне. Взгляд безумен, вены на шее вздулись, и он выглядит так будто готов взорваться.

Страх заползает мне под кожу, с давящим чувством оседает у меня в груди. Я отступаю, пока не упираюсь в стену, бросая панические взгляды на Дрю через плечо отца. Дрю и Чарли стоят неподвижно, их брови озабоченно нахмурены, в то время как Трент наблюдает с любопытством. Мистер Бэррон, отец Чарли, неловко переминается с ноги на ногу, потирая затылок явно показывая, что ему не комфортно. Отец Трента ухмыляется, почти злорадствуя над тем, что сейчас произойдет.

— Что бы ты ни думал, что я сделала, ты ошибаешься, — выпаливаю, ненавидя дрожь в голосе. Я предполагаю, что они узнали что-то о дер*ме, которое происходило в их отсутствие, и они недовольны тем, как я справилась с этим.

Или, может быть, они были в сговоре с отцом Рошель или отцом Вентворта, и я должна была посоветоваться с ними, прежде чем потопить тех и убрать из города.

— И я все исправлю. Клянусь.

— Я хотел бы знать, как, черт возьми, ты собираешься восстановить девственную плеву!! — рычит отец, и вся кровь отливает от моего лица. Дрю выпрямляется, бросая на меня озадаченный взгляд, в то время как Чарли смотрит в пол, пряча лицо от посторонних глаз. На этот раз Трент выглядит смущенным.

Нет, пожалуйста, Боже, нет. Он не мог этого узнать.

Он сует бумагу мне в лицо.

— Кто-то отправил это Кристиану, — заявляет он, пока я пытаюсь сосредоточиться на чтении слов на странице, но зрение затуманено, так как паника проносится по телу с беспрецедентной скоростью. У меня подгибаются ноги, и я хватаюсь за стену, чтобы не упасть.

— Читай. Это, — требует отец. — Читай. Громче. Или я выведу тебя на улицу и сию же секунду всажу пулю тебе в череп.

Сдерживая желчь, я облизала пересохшие губы и прочитала слова, набранные крупным жирным шрифтом.

ЭБИГЕЙЛ МЭННИНГ — ЛЖИВАЯ МАЛЕНЬКАЯ ШЛЮШКА.

ОНА УЖЕ РАЗДВИНУЛА НОГИ, И ЭТО ШУТКА НАД ТОБОЙ И ТВОИМ СЫНОМ.

Вот и все, что там сказано. Это похоже на одно из тех писем с шантажом, которые вы видите в криминальных сериалах, за исключением того, что в этом письме не требуется никакого выкупа. Это просто решает мою судьбу.

— Это неправда, — выпаливаю я в полной панике, не подумав об этом. — Когда бы это случилось? Я все время окружена парнями или телохранителями. И Джереми возит меня почти везде. Тот, кто послал это, издевается над тобой. Вероятно, это ученик из школы, и это их больной способ отомстить мне за эту неделю.

Сердце колотится так быстро, что я боюсь, что нахожусь на грани сердечного приступа: ладони скользкие, а лоб усеян маленькими капельками пота.

Отец больно сжимает мой подбородок.

— Если ты лжешь мне, ты пожалеешь.

— Я не лгу, — вру, молча молясь о божественном вмешательстве. Умоляя его поверить мне и бросить это, хотя знаю, что это противоречит образу мыслей отца.

Он отпускает подбородок и отступает назад, внимательно изучая лицо. Я пытаюсь уверенно выдержать его взгляд с уверенностью, но это сложно, когда все тело дрожит.

В тот момент, когда самодовольная ухмылка приподнимает уголки его рта, я понимаю, что облажалась.

— Это легко проверить, — говорит он убийственным тоном, притягивая меня к себе и таща через комнату. Он швыряет меня через стол, удерживая лицо одной мясистой ладонью, в то время как другой дергает тонкое пляжное платье. — Трент, сынок, иди сюда.

Сердце бешено колотится, а дыхание затруднено. Я даже чувствую запах своего страха. Отец крепче прижимает мою щеку к столу, но из-за шока почти не чувствую боли, когда он срывает с меня трусики от бикини перед всеми. Прохладный воздух кружится вокруг обнаженных ягодиц, и я хочу провалиться сквозь землю.

— Отец, яс — страдальческий взгляд Дрю встречается с моим, когда он пытается вмешаться. Чарли резко дергает головой в сторону своего отца, но я не вижу выражения его лица.

— Ты смеешь перебивать меня, Эндрю?! — мой отец рычит на моего близнеца. — Это бизнес. Именно то, с чем мы вас учим иметь дело. Если не справишься с этим, то знаешь, где дверь. Но не жди, что я поддержу тебя, если ты уйдешь.

— Папа, пожалуйста, — всхлипываю я, не стесняясь умолять, если это спасет меня от нового унижения.

Кристиан Монтгомери облизывает губы, когда его взгляд перебегает с моего лица на голую задницу. Тошнота подступает к горлу при виде растущей выпуклости в его штанах.

Большая ладонь отца шлепает меня по заднице, и я вскрикиваю, когда жгучая боль обжигает кожу.

— Закрой рот и раздвинь ноги, Эбигейл, и я сделаю это быстро.

— Майкл, обязательно ли делать это здесь? Вы могли бы, провести обследование наедине, — говорит мистер Бэррон, и я могла бы поцеловать его за попытку урезонить отца, хотя знаю, что это бесполезно. И он, и его сын отводят глаза, только заставляя меня уважать их еще больше.

— Держись подальше от этого, Чарльз. Я не указываю тебе, как обращаться с твоими детьми, так что не лезь в мои дела.

— Трент, сынок, ты единственный, кто может это сделать, — говорит отец, изо всех сил стараясь сохранить ровный тон. Я могу сказать, что он кипит. — Засунь в нее пальцы, парень! — рявкает он, приподнимая меня за талию так, чтобы задница была под лучшим углом. Из меня вырывается громкий всхлип, когда он грубо раздвигает мои ноги и командует. — Пощупай, цела ли ее девственная плева.

Я никогда не позволяла Тренту прикасаться ко мне там, внизу, потому что мысль о его интимных прикосновениях ко мне, вызывает дрожь страха. И я никогда не думала, что первый раз, когда он будет ласкать меня, будет таким.

Слезы свободно катятся из глаз, когда Трент погружает палец в меня, толкая его вверх, насколько это возможно, и ощупывая вокруг, делая унижение невыносимым. Зазубренный край ногтя разрывает меня изнутри, но я прикусываю губу, решив больше не издавать ни звука. Тихие слезы продолжают литься из глаз, и что-то внутри меня разбивается на мелкие осколки. Боль в груди такая сильная, что кажется, будто я не могу дышать.

Дрю не сводит с меня взгляда, на его лице написано извинение. Оба Бэррона продолжают смотреть в пол, но это мало что меняет. Они все еще находятся в комнате, чтобы засвидетельствовать мое унижение.

— Каков вердикт? — спрашивает отец.

— Я… я не знаю, — говорит Трент. — Она очень тугая.

— Наклонись и загляни в нее, — приказывает отец.

Мою лоно широко раскрывают. Я больше не могу сдерживать крики, и открыто рыдаю. Дрю молча умоляет меня держать себя в руках, но я не в силах больше это делать. Это худшее оскорбление в жизни. Вторжение, которое я никогда не переживу. Я не могу поверить, что Дрю позволяет это. Что его неудачная попытка вмешательства была всем, что он предпринял, прежде чем принять это как неизбежное. Если бы мы поменялся ролями, я бы скорее кричала благим матом, чем позволила отцу унизить моего близнеца.

— Что я должен искать? — Трент спрашивает так, как будто он никогда раньше не видел влагалища.

— Если ее девственная плева цела, то отверстие должно быть покрыто тонким слоем кожи с небольшим отверстием.

Либо отец погуглил это до того, как я вернулась домой, либо это для него не впервые. Я склонна полагать, что это все же последний вариант.

— Я не вижу ничего подобного, — говорит Трент, используя пальцы, чтобы шире раскрыть влагалище, исследуя складки, убеждаясь в тщательности проделанной работы.

Я хочу умереть. Свернуться в клубок и перестать существовать.

Мне следовало просто признаться, а не лгать.

По крайней мере, я могла бы быть избавлена от этого унижения.

Громкий стук в дверь заставляет сердцебиение ускориться до уровня сердечного приступа, когда мысли о том, что он запланировал дальше, вихрем проносятся в сломленном сознании.

— Входи, — зовет отец, как будто в кабинете нет его почти восемнадцатилетней дочери, распростертой на столе с выставленными напоказ задницей и киской.

— Ах, доктор Каммингс, — говорит он, наконец убирая руку с моей головы. — Спасибо, что пришли так быстро. К тому же в воскресенье. Я ценю это.

Дрю, наконец, двигается, натягивает платье на мою голую задницу и помогает подняться. Я шлепаю его по рукам, обхватывая свое дрожащее тело. Я избегаю смотреть на Трента, не желая видеть самодовольное выражение на лице. Слезы продолжают струиться по щекам, и я не в силах остановить их. Острая боль пронзает грудь, и сдавленный комок застревает в горле, когда самая сильная боль атакует меня со всех сторон.

— Я всегда в вашем распоряжении, мистер Херст, — монотонно говорит доктор. — Это она?

— Да. — Отец жестко тянет меня за руку. — Мне нужно ваше профессиональное мнение о том, цела ли ее девственная плева.

Этот гребаный ублюдок.

Я свирепо смотрю на него.

Он уже вызвал врача, так что это было чистое шоу. Способ доказать отцу Трента, что он серьезно относится к этому обвинению. Способ наказать меня за преступление. Еще одно средство, чтобы попытаться сломить меня.

— Мне нужна отдельная комната с кроватью, — говорит доктор.

— Я попрошу Луиса отвести вас в ее спальню. Вы можете осмотреть ее там.

Я почти ожидаю, что отец отправит всех с нами, но он позволяет мне уйти с доктором наедине.

— Не выпускай ее из виду, — говорит он Луису, и мудак кивает со злорадной улыбкой.

Я оглядываюсь через плечо на Дрю, умоляя его сделать что-нибудь, но он опускает голову, и я понимаю, что сама должна с этим справляться. Чарли, наконец, поднимает голову и смотрит на меня. Слезы в его глазах почти уничтожают меня, но я отчаянно пытаюсь запереть все чувства внутри, пока не смогу выпустить их на волю, когда останусь одна.

Доктор холоден и недружелюбен, веля мне лечь на спину на кровать, согнуть колени и широко раздвинуть ноги. Луис облизывает губы, наблюдая за происходящим с порога. Этот засранец мог бы легко ждать за дверью, но ему нравится видеть мои страдания. Можно было бы попросить доктора отослать его, но у меня чувство, что просьба останется без внимания, и я не доставлю Луису удовольствия, показывая, что это меня нервирует.

Зажмуриваюсь, когда доктор вводит в меня палец в перчатке, и мое разрушение завершает полный круг. Он светит маленьким фонариком во влагалище, и еще больше слез вытекает из уголков глаз.

Закончив, он нависает надо мной со стальным взглядом.

— Ты должна спуститься со мной вниз.

— Сначала мне нужно в ванную, — говорю я, и он кивает.

— Только быстро. — Язвительно и небрежно произносит врач.

Я вытаскиваю трусики из корзины для белья в ванной и натягиваю их, а затем сердито смахиваю горячие слезы, бегущие по щекам. Я промокаю глаза и вытираю влажную кожу, поправляю волосы и чищу зубы, прежде чем выйти и присоединиться к ухмыляющемуся Луису и бессердечному доктору.

— Каково ваше профессиональное мнение? — спрашивает мой отец, как только мы возвращаемся в его кабинет.

— Она не девственница, — хладнокровно заявляет доктор, подписывая мне смертный приговор.

— Спасибо, доктор Каммингс, это все.

Луис провожает доктора, и в ту секунду, когда дверь закрывается, Трент летит через комнату, хватая меня за горло.

— Ты гребаная, лживая, изменяющая шлю*а! — выплевывает он, во взгляде горит ярость и негодование.

— Убери от нее свои грязные руки, — говорит Дрю, хватая Трента за локоть и пытаясь оттащить его назад.

— Я, бля*ь, убью тебя, шлю*а!

Он крепче сжимает мое горло, ограничивая подачу кислорода. Мышцы его шеи напрягаются, и чистый жидкий яд выливается из взгляда, когда он продолжает сжимать меня.

Мои веки трепещут, черные волны омывают сетчатку.

— Сделай это, — хриплю я, пока Дрю и Чарли пытаются оторвать руки Трента от меня, но хватка крепка, и он не сдается.

Мистер Бэррон печально качает головой, а Кристиан Монтгомери выглядит так, словно хочет присоединиться к сыну и задушить меня. Он больше не пялится на меня с желанием, так что это, по крайней мере, один положительный результат от этого эпического скопления.

— Трент, мне нужно, чтобы ты отпустил Эбигейл, — говорит мой отец. — Я разберусь с этим.

— Она, бля*ь, моя невеста, — рычит он.

— Она моя дочь. — Оправдывается перед ним отец. — Отпусти ее.

— Сынок, отпусти ее, — говорит мистер Монтгомери.

Трент мгновенно бросает меня. Я падаю на пол, хватая ртом воздух, потирая больную шею, пока из глаз текут слезы. Прежде чем я успеваю отдышаться, отец поднимает меня и грубо швыряет на стул, который он поставил в центре комнаты. Он привязывает мои запястья и лодыжки к подлокотникам и ножкам стула, и я задаюсь вопросом, какое новое унижение он приготовил для меня.

Меня пробивает ледяным холодом, заменяя всю кровь в венах, и защитный слой смыкается вокруг сердца, запечатывая все теплое и человечное за ним. Слезы высыхают, прежние мучительные эмоции сменяются сердитым оцепенением, за которое я цепляюсь.

Отец стоит передо мной, едва скрывая свою ярость.

— Я задам тебе несколько вопросов, и мне нужны ответы. Откажешь, и я изобью тебя до полусмерти.

Я складываю губы в нейтральное выражение и бесстрастно смотрю на него. Если он думает, что я расскажу хоть что-то, то он сумасшедший. Я предпринимаю последнюю отчаянную попытку изменить свою судьбу, даже если надежды на успех мало.

— Отец, клянусь тебе, я девственница. Я могла бы порвать девственную плеву, танцуя или катаясь верхом. Хорошо известно, что это может произойти несколькими способами. Спросите у доктора. Он не может сказать со стопроцентной уверенностью, что я не девственница.

Отец на мгновение задумывается, и я почти вижу, как крутятся колесики в его мозгу. Я даю ему выход, если он решит ухватиться хоть за один из этих вариантов.

Но отец Трента на это не купился. Кровавый ублюдок.

— Прекрати. — Ноздри Кристиана раздуваются, когда он подходит ко мне. — Просто перестань врать. Если ты посмеешь проявить неуважение ко мне и моему сыну, то самое меньшее, что ты можешь сделать — это признаться в своих грехах.

— Так же, как ты признаешься в своих? — фыркаю я.

Его удар настолько сильный, что моя голова болезненно откидывается назад, и создается чувство, что она оторвалась от шеи.

— Я хочу знать правду, — требует он, бросая на моего отца взгляд, который говорит, что игра окончена, и мне нет смысла пытаться придерживаться своего заявления о невиновности. Даже если бы я была чиста, они бы мне не поверили.

Новая волна гнева омывает лицо отца, когда он наклоняется ко мне:

— С кем у тебя был секс?

Несмотря на то, что, похоже, новая элита нарушила нашу сделку и скормила меня акулам, раскрытие имени Кэма приведет отца в еще большую ярость, и это все, что меня сейчас волнует. Если он думает, что унижение и избиение дадут ему ответы, то сильно ошибается.

— Не скажу, — шиплю я, зарабатывая еще одну пощечину.

— Я хочу знать имя.

Положив ладони по обе стороны от меня, на подлокотники стула, он наклоняется, приближая свое угрожающее лицо к моему.

— Пошел. Ты.

Мой голос звучит отстраненно, когда слова слетают с губ.

Голова откидывается назад, когда он дважды бьет меня по лицу. Щупальца боли исходят от носа, стреляя злыми осколками по всему лицу.

— Скольких мужчин ты впустила в свою предательскую пиз*у?

Я ухмыляюсь, слизывая струйку крови, стекающую на губу из распухшего носа.

Он бьет меня в живот, и я задыхаюсь, хватая ртом воздух, когда режущая боль рикошетом проходит сквозь верхнюю часть туловища.

— Когда это случилось? — он продолжает орать на меня и избивать.

— Я никогда тебе ничего не скажу, — произношу я, тяжело дыша, все еще пытаясь выровнять сбившееся дыхание, на этот раз заработав удар по ребрам. Мучительная боль сотрясает грудную клетку, и я вскрикиваю.

Схватив меня за подбородок, он рычит:

— Кто это был?

Глаза на выкате, ноздри раздуваются, а страшное, мрачное выражение на лице обещает мир боли.

У меня болит все тело, но вместе с болью появляется определенное чувство облегчения. Теперь все на моих условиях. Если он хочет, то может избивать до тех пор, пока я не перестану дышать. Но я никогда не раскрою подробности.

— Кто это был? — он снова бьет меня по лицу. — Отвечай мне, тупая шлю*а!

Плюнув ему в лицо, я полностью вывела его из себя. Когда он садится верхом на стул, на меня обрушивается дождь ударов.

На заднем плане от стен отражаются голоса, но я не могу разобрать, кто это или что говорят.

Мы падаем на пол, стул подо мной разлетается на куски, весь вес отцовского тяжелого тела давит на меня. Большие руки смыкаются на моем и без того израненном горле, и последнее, что я слышу, прежде чем отключиться, это как Дрю умоляет отца остановиться.

Глава 26

Каждая косточка в теле болит, когда я, наконец, прихожу в себя, открывая глаза погруженная в темноту своей спальни.

Дрю спит в кресле рядом с кроватью, одежда помята, а хмурое выражение портит красивое лицо даже во сне. Я вытягиваю одну руку из-под одеяла, скользя пальцами по крышке прикроватной тумбочки в поисках мобильного, и всхлипываю, когда пульсирующая боль распространяется от спины через плечо вверх по руке.

Дрю резко просыпается, его взгляд дикий и настороженный.

— Ты проснулась, — бормочет он все еще сонным голосом. — Как ты себя чувствуешь?

— А как ты думаешь? — с шипением отвечаю я, и очередная волна боли бьет с новой силой, когда события прошлой ночи всплывают в памяти.

Раскаяние омывает его лицо.

— Эбби, — шепчет он, сдерживая слезы. — Мне так жаль.

Продолжаю искать мобильный, и он осторожно вкладывает его мне в руку. Прижимаю телефон к груди и пытаюсь приподняться на кровати, но боль во всем теле мучительна, и я вскрикиваю. Дрю придвигается ближе, и я съеживаюсь, не желая, чтобы он находился рядом со мной. Печаль застилает его влажные глаза.

— Я не причиню тебе вреда, — пропитанным болью шепотом произносит он. — Позволь мне помочь.

— Помощь мне была нужна прошлой ночью, но ты ничего не сделал.

Я шмыгаю носом, игнорируя боль, пытаясь сесть ровно.

Он опускает голову от стыда.

— Я подвел тебя, и, пока жив, никогда не прощу себя за это.

— Я бы никогда не позволила ему сделать это с тобой, — всхлипываю я, снова морщась, когда очередная волна боли проходит через все мое тело.

Дрю высыпает две таблетки из коробки на столе, протягивая их мне со стаканом воды.

— Я попросил доктора вернуться. Он перевязал ушибленные ребра и прописал эти сильные обезболивающие. Он говорит, что у тебя, скорее всего, сотрясение мозга и тебе нужен постельный режим.

— Как ты мог позволить ему прикасаться ко мне снова, пока я была без сознания?! — зло шиплю я, чувствуя себя так, словно на меня снова напали.

Лицо Дрю вытягивается.

— Все твое тело избито и изрезано, ты потеряла сознание. Я был чертовски напуган и должен был что-то сделать! — он проводит рукой по пятичасовой щетине на подбородке. — Мне больше некому было позвонить, и я был в панике. Я оставался в комнате все время, пока он был здесь.

— Боже, от этого я чувствую себя гораздо лучше. — Я не отвожу от него пристального обиженного взгляда. — Ты так же все время находился в кабинете отца, и это не помешало ему подвергнуть меня насилию!

Он опускается на колени, слезы катятся по его лицу.

— Мы не знали, Эбби! Они оторвали нас от тренировок и сказали, что мы должны вернуться пораньше, но никто из нас не знал, почему. Мы были совершенно ошеломлены, когда это произошло. Я был в шоке. Не знал, как это остановить.

— Ты едва ли даже пытался, — с шипением отвечаю я, почти болезненно сжимая сотовый. — Ты позволил Тренту сделать это со мной, — рыдания вырываются, а слезы струятся по моему лицу. — Ты позволил отцу унизить меня. Ты даже не пришел сюда, когда доктор осматривал меня в первый раз, а этот засранец Луис сидел в первом ряду и лицезрел мое унижение.

— Он что? — рычит Дрю, и я, прищурившись, смотрю на него.

— Прибереги свое негодование и злость для кого-то другого, Дрю. Ты чертовски опоздал! — шмыгая носом, я бросаю взгляд на сотовый, проверяя время. — Ты можешь позвонить Джейн и попросить ее приехать сюда?

— Что ты делаешь? — спрашивает он, когда я откидываю одеяло, осторожно спуская ноги с кровати. Нет ни одной части тела, которая не испытывала бы некоторого уровня боли.

— А на что это похоже? Собираюсь в школу.

— Ты не пойдешь в школу. — строго произносит он, но во взгляде читается какая-то неуверенность. Я бы засмеялась. Если бы у меня все так не болело. — Тебе нужно отдохнуть.

Мой свирепый взгляд опаляет его. Если бы взглядом можно было убить, он бы уже был мертв.

— Я не останусь здесь одна с отцом. Я иду в школу.

— Я останусь с тобой дома, — предлагает он.

— Что заставляет тебя думать, что я хочу остаться здесь с тобой? Ты не лучше него.

Он морщится от сказанных мной слов, но я не чувствую ни капли раскаяния.

Он стоял в стороне и ничего не делал.

Я никогда его не прощу.

Никогда.

— Тогда я попрошу Джейн остаться с тобой. Пожалуйста, Эбби. У тебя сотрясение мозга. Это очень серьезно.

— То, что случилось со мной, было серьезно, но это просто проигнорируют, не так ли?

Он стискивает челюсти.

— Я не знаю, что произойдет. Вчера вечером отец отправился к Монтгомери, чтобы попытаться спасти ваш брак. Трент вылетел отсюда, готовый взорваться. — Он проводит рукой по волосам. — Все договоренности в подвешенном состоянии. Буквально висят на волоске.

— Если сделка будет расторгнута, и я буду освобождена от обязательства выйти замуж за этого придурка, то из этого, по крайней мере, выйдет что-то хорошее. — Я встаю, мгновенно охваченная шквалом боли, и хлопаю рукой по столу, чтобы устоять на ногах.

Дрю нежно заводит руку мне за спину, помогая успокоиться.

— Ты едва можешь даже ходить. Пожалуйста, Э, Пожалуйста, вернись в постель.

— Нет. — Стискиваю зубы, заставляя ноги двигаться. — Я буду в порядке, как только лекарство подействует, мне нужно пописать и принять душ.

Я заставляю Дрю покинуть ванную комнату после того, как он помогает мне войти и включает душ. Я смотрю на свое отражение в зеркале с растущим ужасом.

Нос сломан, губа порвана там, где я, должно быть, прикусила ее, и разноцветные синяки покрывают щеки и одну сторону челюсти. Стиснув зубы, чтобы сдержать боль, мне удается снять ночную рубашку, с недоверием глядя на мириады синяков, покрывающих все тело. Вокруг талии и грудной клетки обмотана толстая белая повязка, поврежденная кожа с синяками выглядит отвратительно. Небольшие порезы и ссадины покрывают руки и голени. Я предполагаю, что осколки стула, должно быть, врезались в кожу, пока я лежала на полу, а отец избивал меня до полусмерти.

Меня переполняет гнев, и я клянусь отомстить, медленно двигаясь в сторону душа. Каждый шаг боль проносится по всему телу, выбивая из меня дух.

Отец заплатит за это.

Как и Трент.

А Дрю для меня все равно что мертв после его бездействия.

Я тяжело дышу, ступая под теплую воду, и сдерживаю крики, когда вода жалит избитое тело.

Я впитываю боль.

Цепляюсь за нее.

Позволяю ей проникнуть глубоко в мою сущность.

Я хочу запомнить это чувство.

Боль.

Унижение.

Ярость и разочарование.

Я хочу, чтобы это подпитывало мою месть. Использовать это, чтобы уничтожить новую элиту, потому что это предательство заходит глубже, чем на кожу. Это глубоко в душе.

Они единственные, кто знал. Единственные, кто мог так поступить со мной.

Я просто не понимаю, почему. Или почему сейчас?

В этом мало смысла.

Нет, если только они не придумали способ проникнуть в сейф отца без меня.

Но, может быть, с самого начала дело было не в этом.

Может быть, все, что они говорили и делали, было уловкой.

Есть только один верный способ выяснить это. Мне нужно добраться до школы и встретиться с ними лицом к лицу.

***

— Я знаю, что ты злишься на Дрю. И я тоже, — говорит Джейн, помогая мне выйти из дома и сесть в машину. — Но я не могу не согласиться с ним, что это безумие. Ты в агонии, Эбби. Тебе нужно оставаться в постели.

— Перестань бороться со мной и просто помоги сделать это, — огрызаюсь я с нулевым терпением.

Ее покрасневшие глаза снова наполняются слезами. Когда она пришла, чтобы помочь мне одеться, то разрыдалась от одного моего вида. Дрю рассказал ей, что случилось, и она в ярости на него за то, что тот не защитил меня. Я ожидала гнева, когда она узнает о моем статусе не девственницы, но Джейн ничего не сказала. Пока что. Похоже, что она дала мне отсрочку из-за нынешнего хрупкого состояния, и я знаю, что в какой-то момент она захочет поговорить об этом.

— Я бы хотела побыть наедине с подругой, пожалуйста, Джереми, — прошу я, как только мы садимся, не в силах выносить самодовольное, злобное лицо Луиса по дороге в школу.

Я все еще ничего не слышала об Оскаре, и беспокоюсь, что отец что-то с ним сделал. По крайней мере, сегодня утром я была избавлена от тяжелого испытания — встречи с донором спермы. По словам Дрю, он так и не вернулся прошлой ночью, так что, очевидно, остался на ночь у Монтгомери.

Мы с Джейн казалось целую вечность сидим в тишине. Я тупо смотрю в окно, едва замечая мелькающие особняки и поля, поглощенная планами мести.

На лице тонны косметики, которая немного скрывает увечья — я мало что смогла сделать с распухшим носом, — и я застегнула рубашку до шеи, чтобы следы от пальцев Трента не были видны. А носки до колен, прикрывают царапины на ногах.

Снаружи я выгляжу почти идеально.

Внутри я разбита на миллион зазубренных осколков.

— Эбби, — шепчет Джейн, когда мы практически подъезжаем к школе.

— Да. — Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Мне так жаль, что это случилось с тобой. — Слезы катятся по ее щекам. — Я всегда знала, что твой отец был монстром, но не могу поверить, что он на самом деле сделал это. — Она сжимает мои руки в своих. — Родители должны лелеять и защищать детей. Не причинять боль и не насиловать.

Она снова открыто рыдает, и я вытираю ее слезы подушечками больших пальцев.

— Я уже давно перестала в это верить, и всегда знала, на что он был способен. Мне повезло, что я все еще жива.

Но я не знаю, надолго ли.

— Не говори так! — кричит она.

— Это правда, Джейн. Если он расторгнет сделку с Кристианом Монтгомери, он вполне может убить меня. Ему нужен набор навыков компании Монтгомери, чтобы запустить автомобильную программу «Мэннинг Мотор» с автоматическим приводом. Исследовательская группа Кристиана — ведущие эксперты в области робототехники, и на сегодняшний день они оба вложили значительные средства в этот проект.

— Вот почему Кристиан не откажется, — говорит Джейн, пытаясь успокоить меня.

— Разница в том, что Кристиан владеет интеллектуальной собственностью, — говорю я, передавая то, что Дрю ранее сказал мне по секрету. — Это становится общим только после того, как я выйду замуж за Трента. Если брак не состоится, Кристиану не составит труда найти нового производителя автомобилей для партнерства. Мой отец явно рискует из-за этого проекта, не говоря уже о доле рынка, когда появятся новости. Если Кристиан станет партнером конкурирующего бренда, «Мэннинг Мотор» больше не будет владеть титулом крупнейшего и самого успешного производителя автомобилей в мире, и за это отец убьет меня голыми руками.

— Бля*ь.

— Да. Можно так сказать.

— Мы приехали, мисс Эбигейл, — говорит Джереми через звуковую систему.

Через минуту дверь распахивается, и Джереми помогает мне выйти из машины. К счастью, обезболивающие таблетки подействовали, и, хотя у меня все еще болит все тело, я могу, по крайней мере, не спеша передвигать одну ногу перед другой.

Дрю и Чарли ждут нас у подножия лестницы. Толпы учеников окружают их, приветствуя, как давно потерянных воинов, возвращающихся с битвы.

Теперь все это кажется таким глупым.

Все правила и битва за восстановление контроля.

Мой взгляд на мир снова накренился вокруг своей оси, и я изо всех сил пытаюсь найти новое равновесие.

Дрю подходит ко мне, намеренно игнорируя злобный взгляд, который его девушка посылает в его сторону.

Я уверена, что это было не то возвращение домой, которое они планировали.

Он пытается обнять меня за плечи, но я останавливаю его злобным взглядом.

— Время защищать меня было прошлой ночью. Ты опоздал.

— Эбби, пожалуйста.

Несчастное выражение его лица никак не влияет на мою решимость, потому что новая «я» тверже сердцем.

— Просто оставь меня в покое, Дрю. Что касается меня, то у меня нет брата.

Я иду вперед, оставляя его позади с Джейн. Позади меня раздаются глухие шаги, и пряный одеколон Чарли кружится в воздухе. Я делаю вид что не признала его, но он заставляет меня взять его за руку, когда мы выходим в коридор, он обегает меня и останавливается прямо у меня на пути.

— Можем поговорить?

— Мне нечего тебе сказать. — По правде говоря, я не виню Чарли так же сильно, как Дрю. Он мне не брат. Хотя я считаю его близким другом, и как мой друг, он должен был что-то предпринять. Его отец пытался вмешаться, но они все позволили этому случиться, и мне так надоело, что все боятся противостоять моему отцу. Я ценю, что он не смотрел на то, что со мной делали. То, что он помог сдержать Трента и помог Дрю оттащить отца от меня в конце, но это не меняет факта, что он не остановил это.

И другая правда в том, что трудно смотреть ему в лицо, зная, что он знает, что произошло прошлой ночью в той комнате.

Мне стыдно и неловко.

— Это справедливо, и я это заслужил. Мы все этого заслуживаем. — Слезы застилают его глаза. — Он не имел права так поступать с тобой. И Монтгомери такие же плохие, как твой отец. — У меня в горле образуется комок, когда он поднимает руку, осторожно обхватывая мое лицо. — Ты слишком красива, слишком хороша от природы, и слишком сильна, и храбра, чтобы позволить им уничтожить тебя. Мы с папой хотели вмешаться, Эбби, но не смогли. — Его глаза молят о понимании, которым я не обладаю. — И мы остались только на тот случай, если он зайдет слишком далеко. Тогда бы мы вмешались, будь прокляты последствия.

— Какие последствия?

— Ты многого не знаешь, Эбби. Вещи, которые я хотел бы тебе рассказать, но это опасно для всех нас. Просто знай, мне плохо из-за того, что я подвел тебя прошлой ночью. Это было непростительно, но клянусь здесь и сейчас, что никогда больше не подведу тебя. — На его лице появляется решительное выражение. — И начну с того, чтобы заставить их заплатить за содеянное.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что покончил со всеми этими дерьмовыми элитными правилами и предписаниями. Я никогда не соглашался со всей этой затеей с браком по договоренности, и чертовски уверен, что не согласен с черствым стилем воспитания твоего отца. Он не может так поступить с тобой и выйти сухим из воды. Мы, бля*ь, заставим его заплатить. Я еще не знаю как, но это произойдет.

Впервые за несколько часов на моих губах играет легкая улыбка.

Это то, что мне нужно было услышать от Дрю.

Знать, что он наконец-то встал на мою сторону.

Но все, что предложил мой брат — это слабые оправдания и бессмысленные извинения.

— Я могу на тебя рассчитывать? — спрашиваю его серьезным тоном и прожигая взглядом.

— Полностью. — Он медленно заключает меня в нежные объятия. — Я здесь ради тебя, Эбби. Ты больше не одна.

Глава 27

Поддержка Чарли укрепила мою уверенность в своих силах, а он даже не подозревал, как сильно я нуждалась в его поддержке. Я едва ли обращала внимание на занятия, по кругу гоняя мысли в голове.

Я все еще не могу понять на чьей стороне новая элита. Джексон как обычно флиртовал на уроке математики, и казалось, что он действительно понятия не имеет о произошедшем. Он не бросал на меня настороженные взгляды и не проверял больше, чем обычно, да и стал бы он это делать, если бы знал, какую они сбросили бомбу? Я уже попросила Ксавьера написать им, что отец вернулся домой раньше, прежде чем все пошло наперекосяк. Так что, если это они отправили письмо, то знали бы, почему он вернулся раньше, разве они не проверили бы на наличие признаков конфронтации?

Если только Кэм не сделал это в одиночку.

Он ненавидит меня достаточно сильно, чтобы сделать это.

Но я возвращаюсь к тому же вопросу: почему?

И вот тогда мне в голову приходит еще одна неприятная мысль.

Что, если это были не они?

Ксавьер тоже знал обо всем. Теоретически он мог отправить письмо, хотя я не хочу в это верить. Но мой разум в полном раздрае, и я не знаю чему верить или кому могу доверять.

И тогда есть третья возможность. Что это кто-то, кого я не знаю. Я видела, как легко раскрывать секреты и вторгаться в частную жизнь людей в Интернете.

Мог ли кто-то из врагов отца раскрыть мою тайну? Кто-то наблюдал за нами? Подслушал наш разговор? Или я слишком много думаю об этом, и истина заключается в том, что новая элита выставила меня полной дурой?

Я потираю пульсирующие виски, призывая разум успокоиться, по крайней мере, до тех пор, пока не наступит время обеда, и я не оценю их реакцию.

Я знаю, как хочу это разыграть.

Дрю и Трент будут недовольны.

Отец, если узнает, снова врежет мне.

Но мне надоело играть в их дурацкие игры.

Отец надавил на меня, и теперь он узнает, как я даю отпор. Мне больше нечего терять.

Туалет пуст, когда я захожу внутрь через несколько минут после того, как прозвенел звонок на обед. Я запираю дверь, достаю из сумки салфетки для макияжа и стираю все следы толстого слоя тонального крема, маскирующего раны. Расстегиваю несколько верхних пуговиц на рубашке, засовываю галстук в сумку и завязываю длинные волосы в гладкий конский хвост, чтобы синяки были полностью видны.

Я выгляжу так, словно проиграла бой с полуприцепом.

Но в том-то и дело.

Сделав ободряющий вдох, я бросаю последний взгляд в зеркало, молча поддерживая себя, и выхожу из ванной, направляясь в кафетерий.

Коридоры пусты. Единственный звук — постукивание моих ботинок. Шум доносится из оживленного кафетерия в коридор, когда я стою, вцепившись в ручку двери, кровь стучит в ушах, а бабочки порхают у меня в груди.

У меня пересыхает во рту, когда я открываю двери и вхожу в переполненную комнату.

Сначала никто ничего не замечает.

Я направляюсь к столу новой элиты с высоко поднятой головой. Раздается несколько потрясенных вздохов, когда люди постепенно обращают на меня внимание. Вокруг меня вспыхивают короткие вспышки, когда люди фотографируют на мобильные. И в комнате воцаряется мертвая тишина, когда я резко останавливаюсь у стола новой элиты, с громким стуком роняя сумку с книгами на стул.

Парни перестают разговаривать и есть, глядя на меня снизу вверх. Сойер несколько раз моргает, на его лице появляется выражение ужаса. Кривая усмешка Джексона мгновенно сползает с его лица, и он поворачивается в сторону элиты. Кэма сжимает руки в крепкие кулаки на столе, когда скользит взглядом по моей покрытой синяками коже. Огонь горит в его глазах, и он держится неподвижно, на лице страшная маска сдерживаемой агрессии.

— Что, черт возьми, произошло? — спрашивает Кэм.

— Ты скажи мне.

Я изучаю их лица в поисках подсказок, но вижу только неподдельный шок и гнев.

— Не понимаю, — сдавленно произносит Сойер хмуря брови. — Почему мы должны об этом знать?

У меня нет времени, чтобы тратить его на всякую чушь. Положив ладони на стол, я наклоняюсь.

— Ты отправил отцу Трента письмо, в котором сообщил ему, что я больше не девственница?

Потрясенные глаза Сойера встречаются с моими.

— Нет! Черт возьми, нет. — Он понижает голос. — Зачем нам это делать, когда мы работаем вместе?

— Твой отец сделал это с тобой? — спрашивает Кэм низким, угрожающим тоном.

— Мой отец и Трент, — говорю я громче, не заботясь о том, кто слышит.

— Гребаные ублюдки, — отзывается Джексон отрывистым голосом.

Тень маячит по обе стороны от меня, и я, морщусь от боли в спине, выпрямляюсь.

— Эбби, что ты делаешь? — задает вопрос Дрю, беря меня за руку.

— Узнаю у врага, не их ли это рук дело, — утверждаю я, кивком приветствуя Чарли.

Я намеренно сделала это публично по нескольким причинам, и это одна из них.

— И это так? — спрашивает Дрю, хмурясь, когда я убираю его руку.

Краем глаза замечаю, что Трент сердито смотрит в нашем направлении. У него впервые на коленях сидит миниатюрная блондинка. Не то чтобы меня это волновало.

Я покончила с Трентом.

Если мой отец уладит дела с его отцом, я решила, что просто возьму свои деньги и поддельное удостоверение личности и исчезну. Я буду беспокоиться о своей защите не раньше, чем когда он придет за мной.

— Нет. — Сойер резко встает со своего места. — Мы не имеем к этому никакого отношения.

Кэм буквально перепрыгивает через стол, с грохотом опрокидывая тарелки на землю. Он хватает Дрю за шею и диким взглядом смотрит на моего брата.

— Ты позволил им сделать это с ней?

— Ты не понимаешь. — Пытается он оправдаться. — Я не мог остановить это.

Кэм отталкивает его, и Дрю падает задницей на пол.

— Ты прав. Я не понимаю. — Кэм бросает ядовитый взгляд через плечо наТрента. — Потому что, если бы он сделал это с моей сестрой, то был бы сейчас под шестью футами земли.

Дрю поднимается на ноги, странно глядя на Кэма. Затем его взгляд сужается, ноздри раздуваются, и он замахивается кулаком на Кэма и рыча, бьет того по лицу.

— Это за то, что ты шпионил за моей невестой.

Кэм отклоняет, хватая Дрю за запястье и удерживая его.

— Ты не имеешь права на это. Не после того, как подвел Эбби. — Он оглядывается через плечо на Трента. — И ты все еще общаешься с этим придурком.

— Трент заплатит за причиненную Эбби боль, — говорит Чарли. — Обещаю.

— Ты был там? — спрашивает Сойер, выглядя слегка смущенным.

Чарли коротко кивает.

— Как, черт возьми, это произошло, — рычит Кэм, выплескивая весь свой гнев в сторону Чарли, и теперь я в замешательстве.

— Вот дер*мо, — восклицает Дрю, оглядываясь назад.

Я оборачиваюсь и вижу, как Трент неторопливо идет к нам, таща за собой маленькую блондинку и изображая фальшивую браваду, чтобы скрыть ярость, бурлящую под поверхностью. Как будто у него есть на это какое-то право.

Я та, кого унизили и изнасиловали.

Он не может выплеснуть свой гнев мне в лицо.

Дрю и Чарли стоят по обе стороны от меня, когда Джексон обходит стол, чтобы встать рядом с Кэмом и Сойером, сразу за мной.

Взгляд Трента медленно перемещается между нами.

— Бэррон, Мэннинг, — говорит он, кивая в знак приветствия парням. — Шлю*а, — кипит он, впиваясь в меня убийственным взглядом.

— Маленький член, — отвечаю я, радуясь, что наконец-то играю в эту игру.

Требуется много самообладания, чтобы не броситься на него и не вцепиться когтями в лицо. Смотреть на Трента всегда было трудно, но сейчас меня тошнит только от одного его вида. Особенно, когда я вспоминаю, как он без колебаний подчинился приказам моего отца.

Он отрывисто смеется:

— Забавно. Я думаю, что большинство цыпочек в этой комнате могут подтвердить обратное.

Девчонка рядом с ним хихикает, и я закатываю глаза.

— И у тебя хватает наглости называть шлю*ой меня.

— Если бы ты не была такой фригидной сукой, мне бы не пришлось искать кого-то другого, — усмехается он, и игрушка у него под мышкой снова хихикает.

— Погоди, я думала, что я шлю*а. Теперь еще и фригидна? — выгибаю бровь. — Ты уж реши, а то я совсем запуталась.

Его ноздри раздуваются, и я подхожу на шаг ближе.

— Я помогу тебе, — произношу, стараясь, чтобы голос был достаточно громким, и все кто рядом услышали. — У меня есть стандарты, поэтому хочу, чтобы твой член, зараженный венерическими заболеваниями, не приближался ко мне. Черт, я даже смотреть на тебя не могу, — прищуриваюсь и пристально смотрю на него. — И теперь я могу добавить «сексуальный преступник» к списку слов, которые я использую, чтобы описать тебя… Я не забуду включить это в свой полицейский отчет.

Трент смеется, и я поднимаю руку, готовая дать ему пощечину, но Чарли обхватывает пальцами мое запястье и оттягивает назад.

— Он того не стоит.

— Чарли, ты забыл за какую команду ты играешь или думаешь, что у тебя наконец-то появился шанс залезть к ней в трусики? — Трент выплевывает все это Чарли в лицо. — Поверь мне, с ней слишком много мороки. — В его глазах появляется озорной блеск. — И после того, как прошлой ночью запустил пальцы в ее влагалище, я могу подтвердить, что в ее киске нет ничего особенного. Она была такой тугой, что я задаюсь вопросом, может она действительно повредила свою девственную плеву, катаясь на велосипеде или что-то в этом роде.

Блондинка снова хихикает, и у меня официально заканчивается терпение.

— Чед! — кричу я, жестом указывая ему перед собой. Он рядом со мной за наносекунду. — Пожалуйста, вынеси мусор.

— С удовольствием, Эбигейл, — он поворачивается к блондинке. — Не усложняй это больше, чем должно быть.

Она смеется, прижимаясь к Тренту, но он слишком увлечен разговором, чтобы тратить время на отвлечения. Он отталкивает ее, даже не взглянув. Ее плаксивый голос сверлит мой больной череп, когда Чед уводит ее прочь.

— Как я уже говорил, — прежде чем кто-то еще успевает вставить слово. — Я предполагаю, что она все еще девственница. Не то, чтобы кто-то поверил в это сейчас. — Он посылает самодовольную ухмылку в мою сторону. — Хреново быть тобой.

Я мило улыбаюсь ему.

— Хреново быть тобой. Не хотелось бы рушить твой напыщенный мирок, но я повредила свою девственную плеву не катаясь на велосипеде, а сделала это традиционным способом, — облизнув нижнюю губу, усмехнулась я. — У меня был секс с парнем, который сотрясал мой мир всю ночь напролет, и это было в миллион раз лучше, чем могло бы быть с тобой. — Я бросаю на него насмешливый взгляд. — Я выбрала парня, который знал, как позаботиться о моих потребностях, — и недолго думая толкаю его в грудь. — А не такой эгоистичный гребаный придурок, как ты, который дрочит и убегает, не обращая внимания на потребности своей возлюбленной.

— Ты врешь. Ты не сделала этого, — шипит он сквозь стиснутые зубы.

Я одариваю его самой широкой улыбкой.

— О, именно так и сделала. Снова, и снова, и снова, — произношу я, растягивая слова. — И на следующий день, когда тело восхитительно болело, я прокрутила это в уме и рассмеялась при мысли, что обдурила тебя, — моя ухмылка становится еще шире. — Я смеялась над тобой в течение нескольких месяцев, Трент, потому что все это время ты пытался пробраться в мою постель, думая, что будешь первым, когда другой парень уже опередил тебя.

— Неудачник! — кричу я, сложив руки рупором у рта, и он бросается на меня, но на этот раз я готова дать отпор.

Адреналин временно заглушает боль в теле, придавая сил руке, и я наношу удар прямо ему в нос. Трент застигнут врасплох, спотыкается о стул, неуклюже падает на пол, и, не думая об ответных ударах, я мгновенно оказываюсь на нем, нанося удары по лицу и груди, дергая за волосы и проводя ногтями по лицу. Сильные руки отрывают меня от Трента, и я мечусь, дрыгая ногами, надеясь, что смогу попасть ему по яйцам.

— Уведи ее отсюда, — говорит Дрю, передавая меня Чарли. — Я разберусь с Трентом.

Чарли прижимает меня к своей груди, когда весь задор в спешке покидает меня. Я кладу голову ему на плечо, встречаясь взглядом с Кэмом, пока Чарли выносит меня из переполненного молчаливого кафетерия. Я ожидаю увидеть самодовольное выражение на лице после комплиментов, которыми я только что его осыпала. Но вместо этого появляется противоречивое выражение, и на меня смотрит множество разных эмоций. Маска сброшена, и он хочет, чтобы я поняла, что он показывает мне что-то настоящее. Он ни на секунду не сводит с меня взгляда, и между нами проносятся невысказанные слова, и я без тени сомнения знаю, что Кэмден Маршалл не писал этого письма.

Я бы поставила на это свою жизнь.

Но если за всем этим стоит не новая элита, то кто же? И что они выиграют, раскрыв мою тайну?

Глава 28

К середине дня я уже валюсь с ног. Во время противостояния в кафетерии я израсходовала все свои дополнительные резервы. В сочетании с тем, что я забыла взять с собой обезболивающее, и мое тело болит как сука, я быстро угасаю.

Учитель гундосит, и я кладу голову на стол, пытаясь заглушить его голос и стрелы боли, пронзающие голову. Чем дольше он говорит, тем хуже я себя чувствую. Жар исходит от ушибленных ребер, обжигая под униформой. От пота рубашка прилипает к спине, а влажные завитки волос вьются вокруг лба. Тошнота подступает к горлу, желудок сильно сжимается, и я боюсь, что меня сейчас стошнит.

Я вскакиваю, опасно покачиваясь, хватаю сумку с книгами и, пошатываясь, выхожу из кабинета, игнорируя вопросы учителя. Дверь с грохотом ударяется о стену, когда я выхожу в пустой коридор, зажимая рот рукой, в то время как мое тело сотрясается.

Я даже не могу закричать, когда меня неожиданно притягивает к теплому телу, и пара крепких рук скользит под бедрами.

— Я держу тебя, — говорит Кэм, спеша со мной на руках к ближайшему туалету.

Он едва успевает затащить меня в ближайшую кабинку, когда я выблевываю содержимое своего скудного обеда в унитаз. Тело продолжает отвергать все, что у меня есть в животе, пока не останется ничего, что можно было бы изгнать. Ребра пульсируют, голова, кажется, раскалывается на части, и я в настоящей агонии, сгораю, как будто все мое тело охвачено пламенем.

Я прислоняюсь к задней стенке кабинки, пока Кэм приглушенным голосом говорит по телефону, его обеспокоенные взгляд блуждает по моему лицу. Я пытаюсь снять куртку, но руки не слушаются, болтаясь по бокам каждый раз, когда я возобновляю тщетные попытки.

Кэм заканчивает разговор, кладет телефон в карман и присаживается на корточки передо мной.

— Где у тебя болит? — спрашивает он, пристально глядя мне в глаза.

— Везде, — прохрипела я, зажмурившись, когда ослепляющая боль пронзила голову. — Слишком жарко, — бормочу я, слабо пытаясь снова снять куртку.

— Можно мне? — спрашивает он самым мягким тоном.

Я заставляю себя открыть глаза. Я едва могу собраться с силами, чтобы кивнуть, но взгляд передает разрешение.

Нежными руками он снимает с куртку и рубашку, оставляя меня в одном лифчике, а затем снова подхватывает меня на руки. Толкающее движение его тела убаюкивает меня, и я кладу голову ему на плечо и руками свободно обвиваю шею.

— Спи, детка, — бормочет он. — Я позабочусь о тебе.

И второй раз менее чем за двадцать четыре часа я теряю сознание.

Когда я просыпаюсь, то нахожусь в незнакомой кровати, покрытой черными шелковыми простынями, которые кажутся невероятно мягкими под ноющим телом.

— Эбигейл, — произносит незнакомый голос, и я резко дергаюсь в попытке отпрянуть от незнакомца, примостившегося на краю кровати.

— Эй, все в порядке, — говорит Кэм, появляясь, с другой стороны, от меня. — Он здесь, чтобы помочь тебе.

— Кто ты? — спрашиваю я, всхлипывая от протеста больных конечностей, когда сажусь. Я все еще в одном лифчике, и кто-то — скорее всего, Кэм — снял с меня юбку, носки и туфли, оставив в белых шелковых трусиках.

— Мой двоюродный брат, — выпаливает Кэм, глядя на симпатичного темноволосого парня со странным выражением лица.

— Я учусь в Гарварде на врача, — говорит кузен. — Кэм попросил меня зайти и проверить тебя.

— Я в порядке. Просто немного болит и мне нужно поспать, — бормочу я.

— Это не то, что сказал врач, который осматривал тебя прошлой ночью, — спокойно опровергает он мою ложь, его голубые глаза бросают мне вызов начать спор.

— Ты говорил с этим придурком? — спрашиваю я, и он хихикает.

— Не совсем так.

— Я взломал систему доктора и вытащил отчет, — подтверждает Сойер, и я подпрыгиваю от звука его глубокого голоса.

Я оглядываю тускло освещенную комнату и вижу, что он сидит верхом на стуле. Я быстро осматривают пространство, и признаюсь честно удивлена увиденным.

— Я в твоей спальне? — спрашиваю я Кэма, и он моргает, глядя на меня.

— Где еще ты могла быть? — говорит он, глядя на меня так, словно я сошла с ума, потому что спрашиваю нечто подобное.

— В одной из гостевых комнат?

— Ты остаешься здесь, и точка, — рычит он.

Я слишком устала и измучена, чтобы спорить, поэтому ничего не говорю, принимая это, даже если я этого на самом деле не понимаю. Думаю, Кэм еще не понял, что тайник с трусиками пропал, и он не знает, что я вломилась в его комнату и кое-что разнюхала.

Фирменный смешок Джексона разносится по комнате.

— Все ли здесь? — спрашиваю я, прищурившись, чтобы разглядеть его фигуру в темной комнате.

Джексон поворачивается в игровом кресле в конце комнаты с игровым контроллером в руке.

— Мы беспокоились о тебе, красавица, и хотели убедиться, что с тобой все в порядке.

— Почему я в твоем доме? — спрашиваю я, когда дверь открывается и входит знакомое лицо.

— Мы решили, что это самое безопасное место для тебя, на данный момент, — говорит Чарли, наклоняясь надо мной и целуя в лоб. Я не пропускаю хмурый взгляд, который Кэм бросает в его сторону, или то, как сердце радуется очевидному собственничеству и малой доли ревности.

— И тебя это устраивает? — недоверчиво спрашиваю я.

— Для тебя небезопасно возвращаться домой. Твой отец вышел на тропу войны. Очевидно, прошлой ночью переговоры сорвались, и, по словам Дрю, он похож на льва в клетке. Он в доме, пытается успокоить его.

— И где, по мнению моего отца, я нахожусь?

Чарли садится на край кровати, заправляя мне волосы за уши.

— Он считает, что ты остановилась у меня. — Он прикладывает палец к моим губам, когда я открываю рот, чтобы заговорить. — Не волнуйся. Я уладил все со своими родителями. Если твой отец спросит, ты выздоравливаешь у нас. Я сказал отцу, что ты с надежными друзьями, и он не станет совать нос не в свое дело.

Я выгибаю бровь.

— Надежными друзья? — произношу я и тут же перевожу взгляд на Кэма, отчего он хмурится еще сильнее.

— С большой натяжкой, но я поговорил с ребятами, и они заверили меня, что не причинят тебе вреда. Они позаботятся о тебе.

Чарли пристально смотрит на Кэма, а Кэм посылает ему в ответ такой же подозрительный взгляд.

— Лучше, чем это сделали вы, придурки, — бросает вызов Кэм.

Чарли встает, его тело напряжено.

— Бля*ь, не дави на меня, Маршалл. Ты и так катаешься по тонкому льду. Мы знаем, как вы обращались с ней в наше отсутствие.

Он находится в двух секундах от того, чтобы оторвать голову Кэма от плеч.

— Это временное перемирие. — Чарли подходит к нему. — И если ты повредишь хоть один волос на ее голове, я выбью из тебя все дерьмо.

— Я бы с удовольствием посмотрел на твои попытки. — Ухмыляется Кэм.

— Отойди, Бэррон, — говорит Дрю, входя в комнату, держа Джейн за руку. — Мы договорились. Не порть все к чертям собачьим.

Я в недоумении встречаюсь взглядом с братом.

— Так что, теперь вы все друзья?

— Линии были проведены, Э.

Дрю целует меня в макушку, занимая место, которое освободил Чарли. В комнате становится тяжело дышать из-за такого количества тел в пространстве.

— И новая элита согласилась помочь. Тебе нужна защита, и они могут ее предложить. Ты не можешь вернуться домой. Я никогда не видел отца таким расстроенным. Это небезопасно, и я в ужасе от того, что он может сделать, особенно если Монтгомери расторгнет их соглашение.

Он бросает быстрый взгляд на Чарли через плечо, и они обмениваются встревоженными взглядами.

— Трент не захочет иметь с тобой ничего общего после сегодняшнего, — продолжает он. — Подстрекать его таким образом было неразумно.

— Не начинай, Дрю, — огрызается Джейн. — Трент уже давно ждал этого. — Она складывает руки на груди. — Скатертью дорога. Он гребаный псих, и ты не должен хотеть, чтобы он был где-то рядом с Эбби.

— Я бы никогда не вернулась после того, что он сделал со мной, — шиплю я. — Ему повезло, что я ранена, иначе его член был бы отделен от тела.

Даже мысль об этом ублюдке приводит меня в ярость.

— Тебе повезло, что мы не преследуем твою задницу, — говорит Джексон, подходя к кровати, бросив свою игру. — Как ты мог стоять в стороне и смотреть на происходившее?

Меня начинает тошнить, если вначале его реплика была мне не понятно, то сейчас все становится на места.

— Неужели все знают? — шепчу я, смущение ползет по моей коже.

Первоначальная тишина приветствует меня, и у меня есть ответ. Я опускаю голову на подушку, не в силах смотреть всем в лицо, зная, что они посвящены во все факты.

— Эй. — Джейн ложится рядом, прижимаясь ко мне всем телом. — Посмотри на меня.

Я смаргиваю слезы, вглядываясь в обеспокоенные глаза лучшей подруги.

— Тебе нечего стыдиться. Ты единственный невинный во всем этом.

Она бросает острый взгляд на Чарли и Дрю, ясно давая понять, что имеет в виду.

Прочищение горла прорывается сквозь напряжение в воздухе.

— Хорошо, я думаю, вам всем пора уходить. Мне нужно позаботиться об Эбигейл, и я не могу этого сделать, когда вы здесь, — авторитетно заявляет кузен Кэма.

— Я остаюсь, — заявляет Дрю.

— Нет. — Джейн опережает меня. Она целует меня в щеку, прежде чем спрыгнуть с кровати. — Эбби не нужна аудитория.

Остальные выходят из комнаты, один за другим, но Кэм не делает ни малейшего движения.

— Вон, — говорит Дрю, настороженно глядя на него и тыча пальцем в сторону двери.

— Кэм остается, — коротко отзываюсь я, не хочу оставаться наедине с незнакомцем, даже если он кажется милым, и Кэм-единственный, рядом с кем я не чувствую себя неловко.

Пойди разберись.

— Почему он может остаться, а я нет?! — резко спрашивает Дрю.

— Потому что он не стоял в стороне, пока они унижали меня, бездействуя! — кричу я.

— Я сказал, что сожалею.

— Извинение не исправит все волшебным образом, Дрю. Ты мой брат. Мой близнец. Единственная настоящая семья, которая у меня есть. Ты должен всегда прикрывать мою спину. И ты. Ничего. Не сделал.

Его грудь вздымается, и он выглядит так, словно вот-вот заплачет. И все же это ничего не меняет.

Гнев все еще кипит в моих венах. Я отвожу глаза, не в силах больше смотреть на брата, и мой взгляд мгновенно находит взгляд Кэма. Он пристально смотрит на меня, и мне кажется, что я впервые вижу настоящего его. Его глаза выдают сочувствие, уважение и так много других вещей, которые я не могу понять.

Низкое рычание вырывается из Дрю, и я вижу, как в его мозгу выстраиваются кусочки в единое целое.

— Это был он, не так ли? — выпаливает он, пристально смотря на Кэма. — Я, бля*ь, не могу в это поверить!

— О чем он говорит? — спрашивает двоюродный брат Кэма.

— Ни о чем, — отвечаем мы с Кэмом в унисон, обмениваясь заговорщицким взглядом.

— Это был не Кэм, — говорю я, ненавидя себя за то, что лгу брату в лицо, но правда в том, что я больше ему не доверяю. Не доверяю никому из них. — Он приехал сюда всего несколько недель назад, и я сказала тебе, что это случилось несколько месяцев назад.

Дрю долго, не моргая, смотрит на меня, не двигаясь, что с тем же успехом мог бы превратиться в камень. Наконец, он приходит в себя.

— Если я узнаю, что ты лжешь мне…

— Я и не собиралась, — лгу, перебивая его. — И тебе нужно идти. У меня все болит, и мне нужны обезболивающие.

— Я вернусь позже. Звони в любое время, днем или ночью, если я тебе понадоблюсь.

Конечно я решаю не отвечать ему, потому что сейчас Дрю — последний человек, на которого я бы могла положиться.

— Люблю тебя, — говорит он с порога, тон и выражение лица выдают страх и обреченность.

Он знает, что все испортил.

Что он мог потерять меня навсегда. Что скорее всего он уже потерял меня.

Он ждет моего обычного ответа, и страх на его лице растет с каждым мгновением тишины.

— Я тоже тебя люблю, — в конце концов отвечаю я, почти задыхаясь от комка в горле.

Я могу быть разочарована и зла на него, но всегда буду любить своего брата. Так долго были только он и я, и хотя я никогда не забуду, как он подвел меня, когда я нуждалась в нем больше всего, это не умаляет моей любви.

Дрю закрывает за собой дверь, оставляя меня наедине с Кэмом и его кузеном.

— Ты можешь хотя бы присесть, — говорю я, глядя на Кэма. — Ты заставляешь меня нервничать, нависая надо мной с этим вечным хмурым выражением на лице.

Его двоюродный брат пытается заглушить смех кашлем, но это никого не обманет. Мы уже все слышали. Кэм хватает стул у стола и придвигает его к кровати.

— Счастлива?

— Дико, — невозмутимо отвечаю я, вздрагивая, когда прохладные пальцы в перчатках неожиданно касаются внутренней стороны руки.

— Прости. Я не хотел, тебя так напугать, — произносит парень. — Я просто хочу поставить катетер и капельницу, так как это самый быстрый способ введения морфия.

— Как это попало к тебе в руки? — спрашиваю я.

Он постукивает себя по носу, улыбаясь.

— Есть не так много вещей, которые вы не можете приобрести с помощью правильных контактов и наличных. — Верно. На наблюдаю за этим всю свою жизнь. — У тебя раньше были какие-нибудь проблемы с медицинскими препаратами? — спрашивает он, и я качаю головой. — Хорошо. Я сделаю это быстро и безболезненно. И, кстати, я Маверик, хотя все зовут меня Рик.

— Маверик Андерсон? — спрашиваю я, наблюдая, как он протирает мою руку и накладывает жгут.

Его глаза на секунду вспыхивают, смотря на Кэма.

— Да. Ты помнишь меня?

Я киваю, морщась от небольшого укола в том месте, где игла касается кожи.

— Ты дергал меня за волосы и пытался потопить в бассейне.

Кэм фыркает, закатывая глаза на своего двоюродного брата, и я автоматически ищу фотографию в рамке, которую заметила, когда рылась в комнате Кэма раньше, но ее нет. Глядя сейчас на Маверика, я почти уверена, что он был одним из парней на фотографии.

— Как поживают твои три брата? — спрашиваю я, гадая, заглотнет ли он наживку.

— У них все хорошо, — загадочно отвечает Рик, вынимая иглу, вставляя трубку в катетер, который ведет к сумке, приподнятой на подставке рядом с кроватью. — Я передам им привет от тебя, — добавляет он, прикладывая пластырь к руке, чтобы тот удерживал катетер с иглой. Он щелкает по трубке, наблюдая, чтобы убедиться, что лекарство проходит через нее.

— Будь уж так добр, — бормочу я, глубже погружаясь в кровать. Прохладная жидкость просачивается в вены, и с моих губ срывается удовлетворенный вздох.

— Не займет много времени, чтобы лекарство подействовало, и после уже не будешь чувствовать сильной боли. Важно регулярно питаться и много спать, — добавляет Маверик. — Я буду чередовать капельницы, но ты все равно должна пить много воды.

— Спасибо, и ты прощен. — Он прекращает то, что делает, глядя на меня с кривой усмешкой. — За то, что мучил меня в детстве, — добавляю я.

— Ты знаешь, что я делал это только потому, что втайне был немного влюблен в тебя. — Его взгляд озорно блестит и он забавно приподнимает одну бровь, будто подмигивает ею.

— Возможно, я тоже была немного влюблена в тебя, — бормочу я, улыбаясь.

Он наклоняется ближе и, бросая косой взгляд на Кэма, говорит:

— Теперь, когда ты совсем взрослая, ты еще сексуальнее. Мне кажется, я чувствую, что могу снова увлечься тобою.

Кэм громко прочищает горло, бормоча себе под нос «придурок», и я смеюсь, мгновенно всхлипывая, когда боль пронзает грудную клетку.

— Черт. Не смеши меня. Это слишком больно.

— Тебе нужно, чтобы я осмотрел твои ребра? — спрашивает Маверик, все следы кокетства исчезли.

— Этот мудак док перевязал их тугими бинтами, так что я думаю, что пока все в порядке.

— У тебе еще где-нибудь болит? — тихо спрашивает он.

Это так неловко, но мне нужно исцелиться, потому что чем дольше я бездействую, тем больше рискую.

— У меня немного болит внизу, — шепчу я. — Он поцарапал меня ногтем…

Кэм встает и расхаживает по комнате, засунув костяшки пальцев в рот.

— От этого время лучший целитель, — говорит Маверик, пристально наблюдая за Кэмом. — Но теплые ванны тоже помогут. И никакого секса какое-то время.

— Ага, даже не нужно убеждать и повторять дважды. Именно из-за секса с твоим кузеном я влипла в эту кровавую историю, — бормочу я. Шок отражается на лице Маверика, и Кэм перестает расхаживать. — Упс. Разве он не упомянул об этом? — Кэм заметно напрягся, на челюсти играют желваки. Я подавляю зевок, когда мои веки тяжелеют. — Я думала, парни хвастаются подобными вещами.

— Ну, Кэм не рассказывал о своих любовных похождениях, — отрывисто говорит Маверик, собирая сумку. — Что немного странно, — добавляет он, когда я впадаю в беспамятство. — Потому что обычно это не так.

Это последнее, что я слышу, прежде чем погрузиться в мирные, темные глубины.

Глава 29

Некоторое время спустя мой сон нарушает тихий шорох, и я чувствую, что в комнате кто-то есть.

— Кэм? — со стоном произношу я.

Пытаюсь открыть глаза, но они не слушаются. От окружающей меня жуткой тишины крошечные волоски на затылке встают дыбом. Я пытаюсь пошевелить головой, заставить себя проснуться, но темные щупальца затягивают обратно в глубокую и неспокойную бездну.

***

— Эбби, — мягкий голос ласкает слух, когда кто-то очень нежно касается моей щеки. — Эбби, проснись. Тебе нужно поесть.

Я моргаю и смотрю в теплые янтарно-карие глаза в крапинку. Зевая, я сажусь прямо и поправляю одеяло на коленях. Кэм ставит, наполненный едой, поднос на стол. Два разных вида яичницы, бекон, тосты, вафли и огромная миска, нарезанных, свежих фруктов с горшком греческого йогурта.

— Не знал, что тебе нравится, поэтому взял всего понемногу, — говорит он и плюхается в кресло у кровати.

— Ты сам все это сделал? — удивленно спрашиваю я.

Он застенчиво кивает, и мне странно видеть его таким. Сегодня он одет небрежно в серые спортивные штаны и облегающую белую футболку и выглядит еще сексуальнее, чем когда-либо.

— Спасибо, — смущенно произношу я.

Заправляю волосы за уши и попробую яичницу. Она очень вкусная и прекрасно приготовлена. Легкая и пушистая, так как мне нравится.

— Это очень вкусно, — бормочу я с набитым ртом, накалывая на вилку еще немного еды. — Хочешь? — спрашиваю я в перерыве между едой. — Мне с этим одной не справиться.

— Я уже поел, и ты не обязана съедать все.

Пока я ем, нас охватывает тишина, и странно находиться в этой обстановке с Кэмом, когда никто из нас не травит другого.

— Где все? — интересуюсь я, ковыряясь в вазе с фруктами.

— Лаудер и Хант пошли в школу. Мы решили, что это будет выглядеть подозрительно, если все мы будем отсутствовать. Они пустят слух, что я уехал на пару дней В Нью-Йорк, навестить отца, так что могу оставаться здесь с тобой.

— Ты не обязан этого делать, — протестую я, потягивая апельсиновый сок. — Я уверена, что прекрасно справлюсь и сама.

Он спокойно смотрит на меня несколько секунд.

— Ты всегда отталкиваешь людей, когда они пытаются помочь?

Пожимаю плечами.

— С тех пор как умерла мама, я научилась полагаться только на себя. За исключением Дрю и Джейн, а в последнее время и Ксавьера, не было никого, кому было бы не все равно.

Он мог думать что хочет, но я не искала сочувствия. Просто констатировала голые факты.

— Насчет Ксавьера. — произносит Кэм наклоняясь вперед, и тут же древесный, цитрусовый запах щекочет ноздри.

Кожу покалывает, но ничего не меняет того, что я тут же внутренне сжалась и ощутила необходимость защититься.

— Что насчет него? — мой тон намеренно резок, когда я отставляю поднос в сторону.

— Ты не думала, что это он мог предать тебя?

— Нет, — вру я. — И тебя я все еще не исключила из своего списка подозреваемых.

Я вру, потому что в значительной степени исключила его из этого уравнения, но намек на виновность Ксавьера, раздражает, даже если у самой были небольшие сомнения.

— Я этого не делал. Мы этого не делали. — Он сверлит меня серьезным взглядом. — Я знаю, что угрожал этим, но никогда бы не довел дело до конца.

Я верю ему, потому что вижу правду, написанную на его лице.

— Тогда зачем вообще угрожал мне?

— Мне нужен был рычаг для манипулирования, и это был самый очевидный вариант.

— Поэтому, чтобы прижать отца тебе нужна была моя помощь? — он кивает, но у меня все еще возникает ощущение, что у меня нет полной картины. — Почему бы просто не попросить меня об этом?

— Мы не знали, что ты его ненавидишь, и что у тебя были свои причины желать его уничтожения.

Я обдумываю слова Кэма, и все вроде складывается, но не могу избавиться от чувства, что мне не хватает чего-то жизненно важного. Что-то находится прямо перед носом, но я этого не вижу.

— В любом случае, все было напрасно, сомневаюсь, что теперь смогу еще чем-то помочь. Мне, вероятно, придется уехать из города, прежде чем отец убьет меня за то, что я нарушила его планы.

— Мы не позволим этого, и ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно.

— Зачем тебе это?

Опустив голову так чтобы, я не видела его лица, Кэм молчит несколько минут.

— Потому что это правильно. Потому что мы недооценили тебя. Потому что ты не враг?

Не знаю утверждает он это или просто рассуждает вслух.

— Ты был полным придурком по отношению ко мне. Почему я должна верить хоть одному слову, которое сейчас вылетает из твоих уст?

— Не должна, — говорит он, удивляя меня. — И я не ожидаю этого, но мы докажем тебе все на деле. Обещаю.

Я лежу на спине, уставившись в потолок, и удивляюсь, когда моя жизнь превратилась в такое захватывающее зрелище.

— Начнем с того, чтобы выяснить, кто это сделал, — добавляет он.

Я поворачиваюсь на бок, подсовывая руку под лицо.

— Не думаю, что это Ксавьер.

— Но? — спрашивает он, приподнимая бровь.

— Но я научилась в своем окружении никому полностью не доверять.

Тяжело вздыхаю, и сердце колотится при мысли, что Ксавьер может стоять за этим.

— Не расстраивайся, — говорит Кэм, словно может читать мои мысли. — Сомневатся разумно, и пока мы его не допросим, ты не можешь знать наверняка, что это был не он.

— Что значит «мы»? — тут же встрепенулась я, принимая сидячее положение, игнорируя боль, которую вызывает это движение, и, прищурившись, смотрю на него. — С Ксавьером поговорю я. Он мой связной. Мой друг.

— Только не надо себя накручивать, — произносит Кэм, закатывая глаза. — Мы знали, что ты захочешь присутствовать при допросе, вот почему он придет сюда сегодня вечером. Мы можем поджарить его задницу вместе.

— Нет. — Я качаю головой. — Я поговорю с ним наедине. Если допрашивать его будете вы, то он просто б не скажет вам ни слова.

— Господи, ты чертовски упрямая.

— Не тебе об этом говорить и упрекать тем более меня, — парирую я.

Бормоча себе под нос, он качает головой.

— Отлично. Сначала с ним поговоришь ты, но, если не добьешься ответов, мы возьмем это на себя.

— Согласна. Видишь было не так уж сложно, не так ли? — я мило улыбаюсь ему и смеюсь, когда он показывает мне средний палец.

— Когда ты закончишь есть, я приготовлю тебе ванну.

— Уже, — говорю я, бросая взгляд на поднос с недоеденной едой. — Извини, но у меня нет особого аппетита.

— Все в порядке. — Он проводит рукой по волосам. — Оставайся на месте и не двигайся. — С этим напутствием он топает в ванную комнату.

Схватив свою сумку с пола у кровати, я роюсь в ее содержимом, извлекаю сотовый и достаю одну из противозачаточных таблеток. Проглатываю ее с остатками апельсинового сока, просматривая сообщения и пропущенные звонки, ругаясь, когда замечаю все оскорбительные смс от Трента.

— Что там? — спрашивает Кэм, прислонившись к дверному проему ванной.

— Трент ведет себя как обычный псих, — коротко отвечаю, откидывая одеяло, и свешиваю ноги с кровати, постанывая от боли во всем теле.

— Выпей, — Кэм вытряхивает две таблетки из пузырька. — Рику пришлось вернуться в Гарвард, и он не доверяет Лаудеру, чтобы оставить запасные пакеты с морфием, поэтому вместо этого выписал рецепт. Он сказал принимать по две таблетки каждые четыре-шесть часов.

Я принимаю таблетки, не обращая внимания на трепет сердца и покалывания на коже при соприкосновении наших пальцев. Кэм протягивает мне бутылку воды и не сводит с меня взгляда, пока я проглатываю таблетки и запиваю их. Его взгляд на мгновение скользит по моим голым ногам, и я почти забыла, что была раздета. Горячий взгляд блуждает по всей длине ног, и между бедер пульсирует потребность, сильная и тяжелая.

— Почему он не доверяет Джексону в вопросе с морфием? — выпаливаю я, нуждаясь в отвлечении от растущего заряда в воздухе.

Кэм одаривает меня одной из своих фирменных ухмылок.

— Разве ты не заметила у него склонности к употреблению наркотиков? Джексону нравится бродить по жизни в блаженном состоянии оцепенения. Никто из нас не доверяет ему в этом плане, он мог бы прокрасться внутрь и попытался выкачать немного морфия, пока ты спала.

Слова пробуждают воспоминания, и я задаюсь вопросом, не Джексона ли я слышала, в комнате ранним утром. Я не говорю об этом Кэму, делая мысленную заметку позже спросить у Джексона.

— От каких кошмаров он убегает? — спрашиваю я, пытаясь встать.

Ребра протестуют, и я вскрикиваю от боли. Кэм осторожно поднимает меня, как будто мой вес для него не существенный, и ощущение его кожи на моих ногах поднимает желание на новый уровень.

С этим парнем я в полной жопе. Особенно если он продолжит так будет хорошо себя вести со мной.

— Смерть сестры, — тихо произносит Кэм, входя в ванную и ставя меня на прохладный пол. Пар с ароматом жасмина наполняет комнату. — Тебе нужна помощь, чтобы раздеться? — спрашивает он, и я качаю головой.

— Думаю с этим я справлюсь, — вру я, задаваясь вопросом, насколько темнее моя душа после всей той лжи, которую я сказала в последнее время.

Он поворачивается лицом к двери и прислоняется к стене.

— Я не буду смотреть, но не уйду на случай, если понадоблюсь тебе.

От заботы на глазах проступают слезы, и если я и раньше считала, что из-за этого парня у меня в голове все перепуталось, то сейчас там просто хаос. Думаю, мне больше нравилось, когда он был жесток и намеренно причинял боль, потому что знала, где нахожусь и как действовать. Теперь все пошло наперекосяк, и я ненавижу чувствовать себя такой запутанной и слабой.

Стягиваю майку через голову и бросаю ее на пол, а затем склоняю голову, задаваясь вопросом, как снять повязку, чтобы искупаться. Я протягиваю руку за спину, но не могу дотянуться.

— Мне нужна помощь с повязкой.

Кэм поворачивается и идет ко мне, не сводя взгляда с лица. Откинув растрепанные волосы в сторону, он снимает фиксатор повязки и разматывает бинт, касаясь своими руками моих. Тепло разливается по всему телу и ползет вверх по шее, когда воспоминания роятся в моем сознании.

Я помню его руки, блуждающие по моим изгибам, губы, скользящие по чувствительной коже, ощущение члена, когда он входит в меня, и ноги подгибаются подо мной.

— Ого. Ты в порядке? — спрашивает он глубоким, грубым голосом, обхватывая меня за талию. Я была так погружена в мысли, что даже не заметила, как он полностью снял повязку.

— В порядке, — прохрипела я, сопротивляясь желанию прижаться к нему, и тихо спрашиваю. — Не мог бы ты расстегнуть лифчик?

Пальцы касаются кожи, когда Кэм ловко расстегивает застежку, позволяя бретелькам соскользнуть с плеч. Я позволяю тому упасть на пол и, чтобы не намок ногой отбрасываю в сторону. Положив одну руку на край ванны, пытаюсь стянуть трусики, но ребра пульсируют от боли, когда я наклоняюсь, и это уже слишком для меня.

— Я не буду смотреть, — опережая мою просьбу помочь, произносит Кэм и встает за мной.

Он смотрит в сторону, цепляет трусики большими пальцами и стягивает их вниз по ногам, оставляя меня с голой задницей. Кэм не в первый раз видит меня голой, но я вся в синяках и порезах, и не хочу, чтобы он видел меня такой.

Он встает, продолжая отводить взгляд, и на моих глазах снова выступают слезы.

Бля*ь.

Я застряла в эмоциональном водовороте, сердце разрывается от эмоций.

— Все в порядке, — говорит он, видя мое замешательство. — Я держу тебя.

Одним махом он поднимает меня и осторожно опускает в воду. Конечности мгновенно расслабляются, а тело сразу успокаивается. Кэм хватает маленькое полотенцы, чтобы вытереть намокшие руки, и выходит из ванной, не говоря ни слова. Он возвращается через несколько секунд с резинкой для волос, опускается на колени рядом с ванной и проводит пальцами по волосам. Ощущение оргазмическое, и я закрываю глаза, прислонившись к краю ванны, пока он собирает мои волосы в беспорядочный пучок на макушке.

— Хочешь, чтобы я остался? — спрашивает он опасно низким голосом, и я открываю глаза.

Он пробегает взглядом по моему телу, от чего мое сердцебиение ускоряется. Несмотря на заметную выпуклость в штанах, его взгляд концентрируется на широких синяках, разбросанных по ребрам и животу. В глазах явно читается раскаленный до красна гнев. Даже если он возбужден мой вид его приводит в бешенство.

— Ты должен уйти, — шепчу я, потому что чем дольше он остается, тем больше я рискую умолять его раздеться и забраться ко мне.

Без предупреждения он опускает голову, прижимаясь нежнейшими поцелуями к моим губам.

И это все.

Все, что он не сказал.

Все, что я чувствую.

И я понимаю, как глубоко увязла в этом всем.

Его губы отрываются от моих, и Кэм обхватывает мое лицо ладонями, заглядывая глубоко в глаза, выражение его лица решительное и искреннее.

— Им не сойдет это с рук, Эбби. Я позабочусь, чтобы ублюдки заплатили за то, что ни с тобой сделали.

***

Я просыпаюсь несколько часов спустя, зеваю и потягиваюсь в постели. После теплой ванны я почти сразу же уснула. Смотрю на Кэма, крепко спящего в кресле: он лежит на боку, подложив руки под голову, и во сне выглядит таким юным и умиротворенным. Страстное желание заползти в его объятия охватывает с полной силой, хотя я практически смирилась и больше этому не удивляюсь. Внутренняя реакция на него была почти мгновенной.

Даже когда Кэм вел себя со мной как мерзкий придурок, я все равно не упустила бы возможности наброситься на него.

Альбом для рисования лежит у него на коленях, и я ничего не могу с собой поделать, а точнее с любопытством. Осторожными движениями я подползаю, поднимаю его и, прислонившись спиной к подголовнику, листаю альбом, пропуская те рисунки, которые уже видела, просматривая более поздние работы.

С улыбкой на губах, скольжу пальцем по изображению Джексона и Сойера. Он поймал их в нужный момент, ни у одного нет обычных масок напыщенности и безразличия. Их головы склонены близко друг к другу, тела расслаблены, как будто они глубоко погружены в беседу. В руке у Сойера бутылка пива, в то время как Джексон с улыбкой держит косяк.

Не те улыбки, которыми он печально известен в школе. А настоящая, честная и искренняя, которая освещает все лицо, подчеркивая, насколько он красив со своими растрепанными светлыми волосами, высокими скулами и пухлыми губами. Сойер потерял бесстрастное лицо, которое он носит, как боевую броню, и его улыбка — хотя и не такая широкая, как у Джексона, но радостная и лишена всяких забот. Он выглядит не таким серьезным, как обычно, и его учтивый, мрачный взгляд сияет на странице.

Черт, Кэм талантливый художник. Я никогда не видела работ, которые бы так оживляли людей. У меня замирает сердце, когда я всматриваюсь в каждую деталь последних двух рисунков.

На обоих изображениях я, и, зная, что он все еще рисует меня, испытываю необычайный трепет. Это значит, что он думает обо мне так же сильно, как и я о нем, и если мне нужно еще какое-то доказательство, что Кэм чувствует то же притяжение, что и я, то вот оно.

Первый рисунок — это день на пляже. Я лежу на полотенце, опираясь на локти, и, запрокинув голову, смеюсь. Волосы каскадом ниспадают по спине, и он запечатлел каждый нюанс моего тела и выражения лица. Восхитительная работа, и, судя по вниманию к деталям, очевидно, что в тот день он некоторое время наблюдал за нами. При этой мысли меня охватывает возбуждение, но я заставляю себя не поддаваться чувствам.

Он дерьмово относился ко мне, и я все еще не доверяю ему.

Но это не значит, что я вышвырну его из постели.

Вздыхая о своей слабости перед бушующими гормонами, я переворачиваю страницу и смотрю на последний рисунок: я сплю в его постели, волосы разметались по подушке, одна рука под подбородком. Он еще не закончен, и Кэм явно делал наброски совершенно недавно, но я уже могу сказать, что это будет эпично. То, как он затеняет и очерчивает мое лицо, показывает глубину его мастерства, и мне интересно, знает ли кто-нибудь, что он умеет так рисовать.

— Разве тебя не учили, что подглядывать невежливо? — говорит он сонным тоном, напугав меня до смерти.

— Тебя кто-то учил этому? — бросаю я в ответ.

— Ты не должна была его увидеть. — Он протягивает руку за блокнотом, и я неохотно отдаю его.

— Ты такой талантливый, Кэм. Вау. Я… я потрясена. Они действительно хороши.

Краска заливает его щеки, и от удивления у меня падает челюсть. Святые угодники.

Неужели этот крутой придурок только что покраснел от моего комплимента?

— Они личные. Я никому их не показываю.

Его тон грубоват, но он не рявкает на меня, как обычно, когда злится, так что я считаю это прогрессом.

— Почему ты рисовал меня?

Он небрежно пожимает плечами.

— Было скучно, и ты была тут. — Он смотрит на меня так, словно смотрит сквозь меня. — Не придавай этому большого значения.

Я уверена, что это ложь, но слова все равно причиняют боль.

Прямо сейчас я больше не могу этого терпеть, и не хочу больше смотреть на раздражающе идеальное лицо.

— Я услышала тебя громко и ясно, — с натянутой улыбкой я продолжаю: — Знаешь, сейчас я чувствую себя намного лучше. Тебе не нужно все время нянчилась со мной, так что можешь уходить.

Требуется усилие быть вежливой в этот момент.

— Я никуда не собираюсь уходить.

— Это не просьба, — свирепый взгляд должен как минимум показать мою точку зрения в этом вопросе. — Убирайся. Я хочу побыть одна.

— Это моя комната. — Выгибает он бровь, провоцируя меня на спор.

Я отбрасываю одеяло и выползаю с другой стороны кровати.

— Отлично. Я найду другое место для ночлега. Уверена, Джексон не будет возражать, если я разделю с ним постель.

— Возвращайся в гребаную кровать. Я уйду. — Рыча, вскакивает Кэм.

Я поворачиваюсь к нему спиной, чтобы он не видел моей самодовольной ухмылки.

Да, он может пытаться бороться с этим.

Притворяться, что ему насрать, но снова и снова он доказывает, что это не так.

Кислое настроение улетучивается так же быстро, как и появилось, и я с довольной улыбкой проскальзываю обратно под одеяло.

Дверь тихо закрывается за ним, и я смотрю в потолок, желая понять, почему меня так привлекает этот угрюмый ублюдок, и удивляюсь, почему Кэм все время меняет свое поведение рядом со мной, когда он внезапно снова появляется в проеме.

— Мне нравится рисовать людей, потому что человеческая природа очаровывает меня, — объясняет он. — Я рисую людей в своей жизни, потому что хочуувековечить их на этих страницах. Хочу запечатлеть определенные воспоминания, чтобы, оглядываясь назад, всегда помнить их так, как я хочу их помнить. Бывает так, что я рисую незнакомцев. Тех, кто меня заинтриговал, кто выделяется своей индивидуальностью или причудливостью. И меня особенно привлекают те, кто является загадкой. Те люди, чья внутренняя красота излучается из каждой их поры, как путеводная звезда. Вот почему я это делаю. — Он отталкивается от дверного проема, пронзая меня взглядом словно лазерными лучами. — Возможно, теперь ты поймешь почему являешься моей последней музой.

Глава 30

— Я хладнокровно убью этих ублюдков, — говорит Ксавьер, нежно обнимая меня, словно я сломаюсь. — И я мог бы убить их уже только за то, что они не позвонили мне сразу же, как узнали о произошедшем.

Он бросает на Джексона, Кэма и Сойера убийственный взгляд, которые также смотрят на него в ответ.

— Проходи в гостиную, — я беру его за руку. — Ребята дадут нам поговорить наедине.

Бросаю предупреждающий взгляд на трех амигос, убеждаясь, что они не нарушат своего обещания. Они отказались пустить Ксавьера в спальню, поэтому мы пошли на компромисс — беседа состоится в гостинной. Таким образом, они будут рядом, если им понадобится броситься на мою защиту.

Их слова. Не мои.

Я все еще сильно надеюсь, что Ксавьер невиновен. Я не хочу верить в его вину, но в моей голове есть доля сомнения из-за того, как мы познакомились. И тот факт, что он только недавно узнал правду.

Выбор времени либо случаен, либо преднамерен.

Я собираюсь это выяснить.

Я намеренно сажусь в любимое кресло Кэма, так что Ксавьер вынужден в одиночестве сидеть.

— Если бы я знал, то пришел бы раньше, — объясняет Ксавьер, опершись локтями о бедра. — Мне так жаль, что это случилось с тобой, дорогая. Они гребаные животные. — Его кадык подпрыгивает в горле, и он проводит рукой по своим недавно окрашенным фиолетовым волосам. — Насколько тебе больно?

— Я вся в синяках, и они чертовски болят. У меня легкое сотрясение мозга, но могло быть и хуже. — Он открывает рот, чтобы возразить, но я его останавливаю. — В какой-то момент отец пригрозил всадить мне пулю в голову.

— Черт, — качает он головой. — Он действительно бессердечный сукин сын.

— Ты это сделал? — выпаливаю я. Тактичность никогда не была моей сильной стороной. — Ты послал записку Кристиану Монтгомери?

— Что?

Он слегка улыбается, изучая мое лицо и пытаясь понять, серьезна ли я.

— Не хочется думать, что ты мог сделать что-то подобное, но кто-то послал эту записку, и список подозреваемых довольно мал.

Гнев искажает его лицо, когда он вскакивает на ноги.

— Как ты могла вообще подумать об этом!? — кричит он, тыча пальцем в воздух. — Конечно, я ее не посылал! Я бы никогда не сделал ничего, что причинило бы тебе боль. — Он шагает, сильно дергая себя за кончики волос. — Они подговорили тебя на это, не так ли?!

Я неловко поднимаюсь на ноги и подхожу к нему.

— Ксавьер, посмотри на меня. — Его лицо излучает боль, и я чувствую себя самой большой сукой. — Я просто пытаюсь разобраться во всем. Парни были первыми подозреваемыми, но это не они, поэтому я должна была спросить и тебя. Я знаю, что ты злишься, и у тебя есть на это полное право, но мне нужно разобраться, что происходит, а это значит, что мне нужно, чтобы ты посмотрел мне в глаза и сказал это в лицо.

Он обхватывает мое лицо ладонями, заставляя себя успокоиться.

— Я не предавал тебя. Клянусь. — Ксавьер прижимается своим лбом к моему. — Сначала я бы причинил боль себе, и только затем тебе.

Я обнимаю его за талию, на глаза наворачиваются слезы облегчения.

— Я верю тебе. — Ксавьер заметно расслабляется, и я ненавижу, что расстроила его. — Мне жаль. Пожалуйста, не ненавидь меня.

— Даже если бы я захотел, тебя невозможно ненавидеть. Тебя слишком легко полюбить.

Я кладу голову ему на грудь, притягивая ближе.

— У новой элиты, похоже, не было никаких проблем с этим, — бормочу я ему в рубашку.

— Все уже в прошлом, красавица, — говорит Джексон с большей нежностью чем я могла ожидать от него. Когда он заходит в комнату в одних черных спортивных штанах, то забирает меня из объятий Ксавьера и заключает в свои. — И сейчас мы не ненавидим тебя. — Он смотрит через мое плечо, его взгляд озорно блестит. — Я бы сказал, что некоторые из нас даже любят тебя.

— Перестань ворошить осиное гнездо, — говорит Сойер, входя в комнату с очень угрюмым Кэмом.

— Он просто ничего не может с собой поделать. — С облегчением вздыхаю, пытаясь высвободиться из объятий Джексона.

Моя щека прижата к теплой обнаженной груди, и мне неловко. Джексон осторожно проводит рукой по спине, а затем хватает меня за задницу в явной попытке подразнить Кэма.

— Джексон, — мой тон не допускает возражений. — Убери руку с моей задницы.

Он пару раз похлопывает меня по попке и отпускает, ухмыляясь Кэму. Кэм не отвечает на это с тем же чувством юмора, вместо этого он показывает другу средний палец.

— Вы еще большие придурки, чем я думал, — говорит Ксавьер, тихо кипя от гнева. — Я знаю, что это вы посеяли семена сомнения в ее красивой голове, и все можете валить нахрен.

— Мы должны были убедиться, — произносит Кэм, стоя перед камином и засунув руки в карманы джинсов. — Вот почему Сойер и Джексон ворвались на твой склад сегодня утром.

— Что вы сделали? — Ксавьер брызгает слюной, его лицо приобретает нездоровый оттенок красного.

— Расслабься, чувак. — Сойер хлопает его по спине. — Наш поиск не выявил никаких улик, так что вы вне подозрений.

— Это переходит все границы. — Ксавьер жестикулирует между собой и Сойером. — От одного хакера к другому, ты отстой. По-крупному. И не думай, что я это забуду. Если что-то пропало или испортилось, я приду за тобой.

— Остынь на хрен, — говорит Кэм. — Твои вещи в порядке.

— Ты у меня в черном списке, — Ксавьер указывает на Джексона. — Ты тоже, красавчик.

— Что ты, черт возьми, сделал со своими волосами? — спрашивает Джексон, по-видимому, только сейчас заметив это. Он проводит рукой по груди, и мой взгляд следят за этим движением, как будто у них есть собственное мнение.

Ксавьер склоняет голову набок.

— Тебе это не нравится?

— Как тебе угодно, чувак, — говорит Джексон, выпуская клубы дыма в воздух.

— Когда, черт возьми, кто-нибудь собирался рассказать мне об этом? — они понятия не имеют как я раздражена что они все еще продолжают манипулировать мной. Разъяренный Кэм заставил столкнуться меня лицом к лицу с Ксавьером, когда они уже все знали наверняка. Гребаные говн*ки.

— Успокойся, принцесса, — говорит Кэм. — Все зависит от меры необходимости. — Он наклоняется ближе к моему уху. — А тебе не нужно этого было знать. — Я киплю от гнева и уже собираюсь оторвать ему яйца, когда он шепчет: — К твоему сведению. Ты выглядишь чертовски сексуально в этих штанах для йоги. — Он осторожно толкает мое бедро тазом, задевая меня растущей эрекцией. — И сердитая Эбигейл заводит меня так, как ты не поверишь.

Он многозначительно шевелит бровями, прежде чем отойти в сторону, оставляя меня смущенной и возбужденной.

— Ты все еще придурок, — ворчу я.

— И ношу этот ярлык с гордостью.

Кэм отсалютовал мне, и я жажду поцеловать самодовольную ухмылку на его губах. Вместо этого я использую, уже испытанную, стратегию отвлечения внимания — сосредоточиться на чем-то несексуальном. Что-то, что гарантированно снизит сексуальное напряжение на ступеньку или десять.

— Ладно, но нам нужно серьезно поговорить о произошедшем. Если это не вы сдали меня, то кто же это сделал?

Все мгновенно успокаиваются.

— Это должен быть один из врагов твоего отца, — говорит Ксавьер. — Хотя то, как мы сузим список, выше моего понимания. У твоего отца врагов больше, чем у Гитлера.

— В любом случае, действительно ли имеет значение, кто за этим стоит? — спрашивает Сойер. — Ущерб уже нанесен.

— Это имеет значение, если они планируют что-то еще.

— У тебя есть еще скелеты в шкафу, красавица? — спрашивает Джексон.

— Как будто я бы тебе рассказала, — хмыкаю я, изо всех сил стараясь не пялиться на его впечатляющий пресс. — Но в какой-то степени я согласна с Сойером. Попытка найти виновника будет почти невозможной, и мы не можем упускать из виду нашу цель. Сейчас, больше, чем когда-либо, я хочу пригвоздить отца к стене.

— Тогда мы придерживаемся плана, — говорит Джексон, пожимая плечами, как будто это не имеет большого значения. Его тугой пресс приподнимается при движении, и мой взгляд жадно впитывает зрелище.

Кэм рычит, и все головы поворачиваются к нему.

— Надень гребаную рубашку, пока глаза Эбигейл не перенапряглись, — огрызается он на Джексона. — И, если ты посмеешь шутить, я изобью тебя к чертовой матери и буду наслаждаться каждой секундой, — добавляет он, разминая костяшки пальцев.

— Ух ты. Кому-то нужно потрахаться. — Джексон делает непристойный жест рукой и пальцем, пятясь из комнаты. — Быстрее поправляйся, красавица, — добавляет он, и Кэм делает шаг в его сторону. — Просто предложение. — Джексон посылает мне воздушный поцелуй, а затем выходит.

Вскоре после этого разговор заканчивается, и Ксавьер подтверждает, что он перешел к переговорам с экспертом по взлому сейфов.

Кэм заказывает пиццу, и мы все смотрим боевик в гостиной. Я лежу на диване, положив голову на колени Ксавьера, к явному отвращению Кэма, и засыпаю с самодовольной улыбкой на лице.

Следующие пару дней следуют по той же схеме, и к вечеру четверга я изо всех сил стараюсь выбраться из дома и что-нибудь сделать. Я брожу в поисках парней и нахожу их вместе с Дрю и Чарли в гостиной.

— Что происходит? — я смотрю на них с некоторой долей подозрения.

— Ничего, — говорит Дрю, приклеивая фальшивую улыбку на лицо.

Между нами все еще напряженные отношения, хотя он заглядывает каждый день и отправляет несколько сообщений, проверяя меня.

— Чушь собачья. Что происходит?

— Тебе не о чем беспокоить твою хорошенькую миленькую голову, — говорит Кэм, сворачивая большой лист бумаги, над которым они корпели.

— Можешь ли ты быть еще более оскорбительным или более банальным? — фыркаю я. — Хотя кого я, черт возьми, обманываю. Мы ведь говорим о тебе. — Я закатываю глаза к потолку. — Ты такой же стереотипный, как и они.

— Продолжай в том же духе, детка, — говорит Кэм, ласковое обращение заслужило едкий взгляд моего брата. — Ты помнишь, что я сказал о Сердитой Эбигейл? Что ж, Нахальная Эбигейл производит тот же эффект.

Мои взгляд сам по себе опускается вниз, и Кэм даже не пытается скрыть стояк, упирающийся в промежность джинсов. Дрю встает, указывая между мной и Кэмом.

— Этого не произойдет. Наше соглашение не распространяется на то, что ты трахаешься с моей сестрой.

— Не будь таким подлым. — Я шлепаю Дрю по затылку и мило улыбаюсь. — Теперь я свободна как птица, а это значит, что могу трахаться с кем захочу. У тебя нет права голоса.

— Я устал от бессмысленных трахов, — говорит Джексон, обнимая меня сзади за талию. Откидывая мои волосы в сторону, он целует обнаженное плечо, и дрожь пробегает по всему телу. — Я всецело за свободную любовь.

— Он не выполняет нужных обязательств, — огрызается Дрю, потирая место между бровями. — Хант, ты остаешься. Похоже, ты единственный, кто способен держать свои руки подальше от моей сестры.

— Верно, — говорит Сойер, и я замечаю злой блеск в его взгляде, прежде чем он добавляет. — Это у нее проблемы с тем, чтобы держать свои губы подальше от моих.

— Лучше бы это была чертова шутка. — Дрю в разочаровании щелкает челюстью.

— Боже, брат, — качаю головой пряча улыбку. — Я думаю, мне нужно поговорить со своей лучшей подругой, потому что тебе нужно потрахаться, жеребец. Ты напряжен.

— Почему, черт возьми, каждый наш серьезный разговор заканчивается обсуждением секса? — вмешивается Ксавьер. — Я люблю трахаться так же, как и любой другой парень, но сейчас неподходящее время для обсуждений. — Он потирает руки. — У нас реально нет на это времени. Так что, пошевеливайтесь.

— Лаудер остается, — говорит Кэм Дрю. — И он будет держать свои руки при себе. — Кэм сверлит его взглядом, и Джексон поднимает ладони вверх.

— Черт, вы все такие напряженные. Это была просто шутка. Я буду вести себя наилучшим образом. Слово скаута.

— Вы все еще не сказали мне, куда идете и что будете делать? — кричу я, когда они направляются к двери.

— Мы идем гулять, — говорит Кэм.

— За гамбургерами, — добавляет Дрю.

— А потом мы могли бы сходить в кино, — добавляет Ксавьер.

— Она не должна покидать твоего поля зрения, — говорит Сойер, посылая Джексону злой взгляд.

— Прости, — говорит Чарли, целуя меня в голову. — Мы расскажем тебе все, когда вернемся.

Я поднимаю средний палец вверх.

— Я вас всех ненавижу! — кричу я им вслед, раздраженно топая ногой.

— Святое дерьмо, — восклицает Джексон, посмеиваясь. — Ты только что топнула ногой и имела наглость сказать Кэму, что он клише? — молчу, уставившись на него самым неприятным взглядом, он хмыкает. — Я не считал тебя топтуном.

— Иногда ситуации требуют этого, — раздраженно кричу на него, быстро разворачиваюсь на каблуках и направляюсь на кухню.

— Перестань вертеть передо мной своей попкой, — говорит он, пока я стою, зарывшись головой в холодильник в поисках мороженого. Он подходит ко мне, с прикованным к моей заднице взглядом. — Если только ты не хочешь, чтобы я сорвал эти штаны и трахнул тебя сзади. — Он многозначительно покачивает бедрами.

— Тебе не можешь флиртовать со мной. Помнишь? — я достаю шоколадное мороженое и открываю крышку, облизывая губы.

— И я не следую правилам. Помнишь? — ухмыляется он, придвигаясь так близко, что его грудь касается моей. — Они действительно не должны были оставлять нас одних. Кто знает, что я могу натворить?

Я отталкиваю его и достаю из ящика две ложки.

— Хорошая попытка, Казанова, но это не сработает, — хватаю его за руку и тащу за собой. — Мы будем есть мороженое, пока ты рассказываешь мне, что на самом деле происходит.

— Мы могли бы раздеться и съесть это с друг у друга, — предлагает Джексон, когда мы в спальне Кэма, сидим, скрестив ноги, на кровати друг перед другом, опуская ложки в мороженное.

— Ты когда-нибудь делал это? — спрашиваю я с искренним любопытством.

— Вроде того, — загадочно говорит он.

— Как ты умудрился вроде как съесть мороженое с тела цыпочки?

Взгляд Джексона темнеет.

— Однажды я вылизал, покрытую мороженным, киску цыпочки. Было жарко. — Хихикает он. — Ну, для меня это было жарко. Наверное, ей было холодно. — Он хмурится, думая об этом. — Нет, она определенно была увлечена этим. Самое сладкое, что я когда-либо пробовал.

— Уже жалею, что спросила. — Я бросаю в него подушку.

— Я бы предложил тебе испытать это блаженство, но ценю свою жизнь.

— Хватит тянуть время, жеребец. Что происходит?

— Ребята будут допрашивать и пытать чувака-взломщика сейфов, чтобы узнать, заслуживает ли он доверия, — небрежно бросает он, и я от неожиданности брызгаю шоколадным мороженым на черные шелковые простыни.

— Что за херня? — спрашиваю я, выплевывая оставшиеся кусочки мороженого на кровать Кэма.

— О, Боже мой. Видела бы ты свое лицо. Похоже, кто-то чуть не наделал в штаны. — Джексон сотрясается от смеха, хватает коробку с салфетками с прикроватной тумбочки и протягивает их мне.

— Кому пришла в голову эта безрассудная идея? — фыркаю я, вытирая рот. — Подожди. Дай угадаю. Это был Мальчик-Боец-Неандерталец.

— На самом деле, это была идея Чарли Бэррона.

— Ни за что. Чарли не такой.

Джексон бросает на меня недоверчивый взгляд.

— Ты ведь знаешь, чем они занимаются в Паркхерсте, верно?

Я качаю головой.

— Могу только догадываться и предполагать, потому что парни говорят полную чушь о том, что там происходит. А я не дура и понимаю, что они мне лгут.

Джексон наклоняется ближе с блеском в глазах.

— До нас дошли слухи, что это прикрытие для элитной сектантской организации. Они должны пройти все эти безумные, опасные посвящения, чтобы попасть в нее. Включая убийство людей.

Мне хотелось бы отрицать все это, потому что нечто подобное больше похоже на сценарий для Голливуда, но я не какая-то наивная маленькая богатая девочка. Я знаю, насколько безжалостный мой отец и его сообщники, так что в это не так уж трудно поверить.

— Это… У меня нет слов. — И это действительно лишает слов, а эмоции взлетают до невиданных высот, не находя выход. Я могу представить Трента чувствующего себя как дома где-то в таком месте, но не брата и Чарли.

— Да. Это действительно какое-то хреновое дерьмо. — Джексон достает косяк из кармана.

— Есть ли моменты когда ты не куришь травку?

Он на секунду задумывается об этом:

— Во время сна?

Я снова шлепаю его подушкой и сталкиваю на пол, пока меняю простыни на кровати Кэма. Затем мы ложимся на спину, бок о бок, опираясь на подушки, пока говорим о всякой ерунде и передаем косяк взад и вперед. Когда мы под кайфом, Джексон решает, что было бы забавно посмотреть порно, и мы катаемся по дому, смеясь над тем, насколько все это постановочно и дрянно.

Не помню, как заснула, но проснулась я ранним утром, от того, что кровать сильно трясло.

— Ой! — стонет Джексон, его голос отяжелел от сна. — Какого хрена ты делаешь?

— Какого хрена ты с ней спишь?

— Господи. Хант прав. Ты настоящий гребаный псих, когда дело касается Эбби.

Я тру уставшие глаза, несколько раз моргая, чтобы убедиться, что вижу все правильно. Кэм держит Джексона в головном захвате, и выглядит так, будто хочет разорвать того на куски.

— Ты слишком остро реагируешь, Кэм, — заявляю я, соскальзывая с кровати. — Мы оба все еще одеты и всего лишь лежали на кровати. Мы просто заснули.

В этот самый момент громкий стон эхом разносится по комнате. На экране телевизора женщина трахается в переулке с двумя горячими полицейскими с большими «палками».

— Да, офицер. Я была очень плохой девочкой. Накажи меня, — мурлычет она, постанывая, когда он шлепает ее по заднице членом.

— Какого хрена, на самом деле? ― говорит Кэм, уставившись широко раскрытыми глазами в телевизор.

Я расхохотался, потому что это так комично. Могу предположить, что Джексон тоже бы рассмеялся, если бы его лицо не приобрело пугающий оттенок синего.

— Отпусти его, Кэм, пока он не задохнулся. — Я включаю свет как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джексон падает на колени, хватая ртом воздух.

— Тебе повезло, что я люблю тебя как брата, чувак, — пыхтит он.

— Я мог бы сказать то же самое. — Кэм поднимает его на ноги. — Ты как?

Джексон хлопает его по спине.

— Я в порядке, псих. — Он подмигивает мне, прежде чем пристально посмотреть на Кэма. — И ради всего святого, сделай что-то с дерьмом, которое ты выплескиваешь на всех.

Глава 31

— Этого больше не повторится, — рычит Кэм, стягивая рубашку через голову, комкая ее и бросая в корзину для белья.

— Отвали и не пытайся указывать мне, что делать.

Я упираю руки в бедра и пристально смотрю на него. Он подходит ко мне, наклоняясь ближе.

— Мы оба знаем, что ты моя, так что перестань пытаться вывести меня из себя.

От этих слов я чуть не уронила челюсть на пол, а сердце замерло, но затем в мыслях всплывают все его выходки, и это напомнило мне какой он жестокий и высокомерный засранец. Кэм ухмыляется, уходя в ванную, и я слышу, как сразу же включается душ.

Через несколько минут звук выключаемого душа вырывает меня из размышлений, и я топаю в ванную. Кэм, с обернутым вокруг бедер полотенцем и каплями воды, стекающими по его влажной коже, стоит у раковины и держит руку под краном, морщась, когда вода каскадом стекает по его разбитым костяшкам пальцев.

— Дай посмотреть.

Протискиваюсь внутрь, стараясь не пускать слюни на полуобнаженное тело и притворяясь, что не возбуждена до предела, когда беру его за руку, поднимая ее для более пристального осмотра.

— И другую, — заявляю я, взяв обе его руки для тщательного осмотра, до крови разорванной, кожи. — Дай угадаю, сегодня роль главного мудака играл ты?

Я опускаю обе руки под воду, осторожно очищая их.

— На самом деле, эта честь принадлежала твоему брату. — Он слегка морщится. — И я еще думал, что это у меня проблемы с управлением гневом.

Прежние слова Джексона всплывают в памяти, и я задаюсь вопросом, насколько хорошо знаю своего брата и Чарли. Трент такой высокомерный ублюдок, что ни от кого не скрывает, кто он такой.

Но неужели брат и его друг скрывали, кто они такие? Что на самом деле происходит в Паркхерсте и насколько сильно мне следует бояться их?

— Ну и каков вердикт? — спрашиваю я, вытирая его руки насухо полотенцем.

— Подозреваемый. Парень обосрался, и это не внушает особого доверия.

— Итак, мы вернулись к началу?

Мной овладевает разочарование, когда я наношу антисептический крем на поврежденную кожу.

— Мы обдумываем варианты. — Он приподнимает мой подбородок одним пальцем. — Мы разберемся с этим. Обещаю.

Час спустя я все еще бодрствую, слушая, как Кэм ворочается в кресле, а мой разум отказывается отключаться. Я вскакиваю, отбрасывая одеяло на пустую сторону кровати.

— Это нелепо. Нам через пару часов в школу, и никто из нас не выспится. Просто ложись уже в постель.

Он, должно быть, устал, проводя последние три ночи в этом кресле. Что абсолютно нелепо, учитывая количество свободных кроватей в доме. Но Кэм отказывается оставлять меня одну в комнате, и должна признать, что рядом с ним я чувствую себя в большей безопасности.

Я ожидаю ожесточенного спора с его стороны, но Кэм молча скользит под одеяло и поворачивается на бок лицом ко мне. Мы смотрим друг на друга, даже не предпринимая попыток уснуть. Уверена, что Кэм должен слышать звук моего сердцебиения. Я упиваюсь тем, как он прекрасен вблизи. Почти слишком красивый, чтобы быть настоящим. Его глаза похожи на гигантские лужи жидкого шоколада, и я ныряю прямо в них.

Электричество кружится вокруг нас, и каждая часть моего тела покалывает в ожидании. Его взгляд опускаются к моему рту, и я облизываю губы. Я сглатываю напряжение в воздухе, молча умоляя его сделать шаг.

Чем дольше мы смотрим друг на друга, тем более горячим становится мое тело, пока я внутренне не начинаю кричать, тело болит и нуждается, а губы взывают к нему.

В конце концов, мы оба движемся как одно целое, погружаясь друг в друга, как будто какая-то невидимая сила одновременно притягивает нас и сталкивает. Кэм обхватывает меня за талию, и наши губы сталкиваются в обжигающе-горячем поцелуе, от которого у меня сводит пальцы ног. Он притягивает меня вплотную к себе, удерживая ладонью за поясницу, и наклоняя голову, углубляет поцелуй. Наши языки переплетаются, и я пожираю его, как будто он сочное шоколадное мороженое, которое я ела раньше.

Снова попробовав его и вспомнив все, я больше не могу отрицать своих чувств к нему.

Неважно, насколько Кэм мне противен, в ту первую ночь он проник мне под кожу, и я не могу его выкинуть, хотя очень пыталась.

В отчаянии от нужды я прижимаюсь своими бедрами к его, и чувствую, как эрекция давит на меня сквозь штаны и пижамные шорты. Кэм издает стон, и я задыхаюсь и извиваюсь, а кожа зудит от необузданного желания.

Когда он отстраняется, мы оба дышим с трудом. Тонкая майка прилипла к спине, и моя нога просунута между его ног. Кэм обхватывает мое лицо и нежно целует, что сводит с ума сильнее, чем поцелуи полные страсти.

— Спи, детка.

Он притягивает меня ближе к своей груди, и я позволяю сильному ритму его сердца быстро усыпить меня. На следующее утро, полностью одетый, но с влажными после душа волосами, Кэм будит меня поцелуем в губы.

— Пора вставать, принцесса. Если только ты не передумала насчет школы?

— Конечно, нет, — говорю я, зевая.

— Я приготовлю завтрак, пока ты принимаешь душ. Не задерживайся.

Все время, пока нахожусь в душе, я не могу сдержать кривой ухмылки, но прежде, чем спуститься на кухню, прячу все следы радости и веселья, надевая маску обыденности.

Во время завтра парни молчат, но это не неловко.

Мы выходим из дома, но Кэм тянет меня обратно в дверной проем, обнимает, оставляет на губах долгий поцелуй.

— А это еще за что?

— Две причины, — говорит Кэм, беря меня за руку и активируя сигнализацию. — Первая, ты моя, и никто не прикасается к тебе, кроме меня.

Пока он закрывает входную дверь, я закатываю глаза, хотя сердце чуть ли не делает сальто от счастья.

— А вторая?

— Если кто-нибудь будет тебя сегодня задевать, то я немедленно хочу об этом узнать. Именно ко мне ты обращаешься за помощью. Понятно?

Он открывает дверь на заднее сиденье, обхватывает меня за бедра и осторожно приподнимает, затем обходит машину с другой стороны и садится рядом со мной.

— Ответь мне, — требует Кэм. — И пристегни ремень безопасности.

Я поднимаю средний палец вверх, одновременно улыбаясь ему и застегивая ремень. Он посылает мне один из своих сулящих смерть взглядов, которые никогда не казались мне угрожающими.

— Я поняла, и не нужно изображать из себя пещерного человека. Я расскажу тебе, если что-нибудь случится.

— Хорошая девочка.

Уже открываю рот, чтобы высказать несколько ругательств, но он наклоняется и затыкает меня поцелуем.

— Если ты будешь целовать ее каждый раз, когда она дерзит тебе, то для других действий не останется времени. — Усмехается Джексон.

— Вообще не беспокоюсь насчет этого, — Кэм самодовольно улыбается в ответ, и Джексон смеется громче.

— Если вы собираетесь продолжать в том же духе, то в школе вы должны быть скрытными, — говорит Сойер, глядя на нас в зеркало заднего вида, когда он выводит машину с подъездной дорожки на дорогу.

Хорошее настроение Кэма испаряется, когда он наклоняется вперед, кладя руки на спинку водительского сиденья.

— Я что, похож на гребаного идиота? Мы оба понимаем необходимость осторожности. — Он откидывается назад, переплетая свои пальцы с моими. — Мы справимся.

За время поездки никто больше не произнес ни слова, но эта тишина дружелюбна и расслаблена.

Когда мы приезжаем в школу, Чарли ждет нас на парковке открывает мою дверь, помогая выйти.

— Где Дрю?

— С Трентом.

— Какого хрена?

— Расслабься, Эбби. Это все часть плана. — Чарли смотрит поверх моей головы. — Разве ты не ввел ее в курс дела?

— Не было времени, — холодно отвечает Кэм.

— У тебя было время поцеловать меня! — рявкаю я, толкая его в грудь. — Мог бы найти время и для того, чтобы все рассказать.

Чарли выгибает бровь, но ничего не говорит, берет меня за руку и идет ко входу.

— Дрю нужно держаться поближе к твоему отцу и Тренту, чтобы мы знали, что происходит. Что касается ситуации с Трентом, то я на твоей стороне, а Дрю на его.

— Отлично, — ворчу я. — Теперь он будет таким самодовольным и высокомерным, думая, что настроил моего близнеца против меня.

— Кому какое дело, что думает этот придурок, — говорит Кэм, подходя к нам. — И, если тебе дорога твоя жизнь, то отпустишь ее руку, — добавляет он, бросая на Чарли злобный взгляд, прежде чем обратить все внимание на меня. — Какую часть того, что тебя больше никто не касается, ты не поняла?

— Какую часть того, чтобы отвалить, пытаясь указывать мне, что делать, ты не понял?

— Люди пялятся, — говорит Сойер, незаметно протискиваясь, между нами. — И Чарли должен продолжать держать ее за руку. Это отвлечет внимание.

Кэм выглядит так, будто хочет вдавить Сойера в землю, но ничего не говорит, идя впереди нас с разочарованием, сочащимся из всех пор.

— Уверена, что знаешь во что ввязываешься, Эбби? — спрашивает Чарли, как только мы подходим к ступенькам.

— Нет, — честно признаюсь я. — Но я заплатила за билет на этом сумасшедшем поезде, так что должна посмотреть, куда он меня привезет.

Утренние занятия тянутся целую вечность, чему не способствуют шепотки и тычки пальцами, которые следуют за мной повсюду. У меня одно занятие с Трентом и Дрю, а у сплетников выходной, так как мы все намеренно игнорируем друг друга. На экране телефона появляется очередное сообщение с извинениями от Дрю, на которое я не отвечаю.

Я знаю, что он делает это для меня.

Но я не знаю, то ли это просто попытка вернуть мое расположение, то ли он действительно делает то, что нужно, в интересах моей безопасности.

Дрю предстоит пройти долгий путь, чтобы доказать мне свою преданность.

Это единственное, что я знаю наверняка.

Обед — это весело. Нет.

Разделение между старой элитой полностью нарушило баланс сил.

Мы с Чарли сидим за столом новой элиты, к нам присоединились некоторые члены внутреннего круга, но большинство встало на сторону Трента и Дрю, что меня не удивляет. Чед садится рядом со мной, и я сжимаю его руку, едва вздрагивая от пинка, который Кэм дает мне под столом.

— Я действительно ценю твою поддержку, — говорю я. — Знаю, что это было нелегко.

Чед был одним из самых преданных приспешников Трента на протяжении многих лет.

— Он облегчил мне задачу, — говорит он, бросая непристойный взгляд в сторону Трента. — В ту минуту, как он прикоснулся к тебе без разрешения, он потерял мою преданность.

Никто, кроме новой и старой элиты, не знает точно, что произошло в прошлое воскресенье вечером, но в понедельник в кафетерии я сказала достаточно, чтобы они поняли суть.

Не то чтобы это вызвало большую симпатию ко мне или ослабило женский интерес к моему бывшему жениху.

На случай, если есть какие-то сомнения, я вернула Трэнту ужасное обручальное кольцо в конверте, который Чарли отдал тому после первого урока. Дрю забрал его из моей спальни, когда собирал вещи. Слухи быстро распространились, и теперь у девушек идет пена изо рта от перспективы занять мое место. Это почти заставляет меня потерять веру в женскую солидарность.

Джейн выглядит несчастной, сидя рядом с Дрю и ковыряясь в салате, и я ненавижу, что она попала под перекрестный огонь. Это первый раз, когда она по-настоящему чувствует, каково это-быть частью этой жизни.

Когда у тебя отняли возможность выбора.

Быть вынужденным делать то, чего не хочешь.

Я никогда не хотела, чтобы она испытала это, но это неизбежно.

Я иду в туалет после обеда, когда кто-то дергает меня за руку и втягивает в пустой класс. Только я собираюсь закричать, как мне зажимают рот ладонью, и теплое дыхание Кэма обдувает мое ухо.

— Это я.

— Какого черта?! — вырываюсь из его хватки и толкаю в грудь. — Ты пытаешься довести меня до инфаркта?

— Прости, — бормочет Кэм, но в голосе нет ни капли искренности и сожаления, когда он трется носом о мою шею. — Мне нужно было увидеть тебя.

— Почему? — я мгновенно настораживаюсь и пытаюсь разглядеть в правду в его глазах. — Что-то случилось?

— Мне просто нужно было это сделать, — говорит он и прижимается поцелуем к моим губам.

Он наслаждается им, когда запирает дверь и опускает жалюзи. Затем он разворачивает нас, прижимая меня к стене, и я таю в его объятиях. Кэм прижимается ко мне бедрами, вырывая тем самым из меня стон, пока мы пожираем друг друга губами и языками. Он целует меня так, словно никогда не верил, что сможет сделать это снова, и у меня едва хватает времени, чтобы набрать воздуха в легкие, но я не жалуюсь.

Целовать его — это то, от чего я никогда не устану.

Кэм поцелуями перемещается от моего рта к уху, и покусывает мочку, когда хватает одну ногу, закидывая ее на свое бедро и обнимая меня за талию. Звезды взрываются у меня перед глазами, и я хватаю его за нижнюю часть рубашки, вытаскивая ее из брюк, чтобы скользнуть руками под нее.

Ощущая теплую кожу под пальцами, я медленно продвигаюсь вверх по спине, и он вздрагивает от моего прикосновения, проводя губами вниз по шее, расстегивая мою рубашку, чтобы он мог поцеловать ключицу. Я прижимаюсь к нему, когда пульсация между ног становится все более настойчивой.

У меня перехватывает дыхание, когда Кэм скользит рукой мне под юбку, медленно танцуя пальцами по бедру, и вскрикиваю, когда его рука касается моих влажных трусиков.

— Тебе все еще больно? — шепчет он мне на ухо.

— Нет. Все хорошо. — Я тяжело дышу.

Он поднимает голову, соблазнительный взгляд целиком поглощает меня, а губы блестят от наших горячих поцелуев.

— Хочу, чтобы ты кончила.

Я с энтузиазмом качаю головой, и уголки его губ приподнимаются. Его рот снова опускается на мой, в то же время Кэм сдвигает мои трусики в сторону, просовывая один палец внутрь меня.

— Черт, детка. Ты такая мокрая.

— Еще. Быстрее, — требую я, бесстыдно оседлав палец.

Он вставляет второй палец и двигает им вверх и вниз внутри меня, в то время как большим пальцем рисует круги на чувствительном клиторе. Я закусываю губу, сдерживая стоны, когда толкаюсь в его руку, тяжело дыша.

Давление нарастает, все усиливаясь и усиливаясь, и когда Кэм сгибает пальцы внутри меня, ударяя по точке G, а большим пальцем давит на клитор, я взрываюсь в красочном взрыве ощущений, мои конечности обмякают, когда самые удивительные волны удовольствия быстро накатывают на меня. Он продолжает двигать пальцами, пока я не падаю на него, удовлетворенная и безумно счастливая.

Медленно Кэм вынимает пальцы и, поднеся их ко рту, медленно облизывает.

Это одна из самых горячих вещей, которые я когда-либо видела, и у меня пересохло во рту, а трусики — полная противоположность. Это чертовски грязно, и мне хочется забраться на его тело, как обезьянке.

— Я мог бы пристраститься к этому вкусу, — мурлычет он, его голос сочится похотью.

Я провожу рукой по промежутку между нашими телами, обхватывая стояк.

— Хочу попробовать тебя на вкус, — говорю я, присаживаясь на корточки, но Кэм останавливает меня, поднимает обратно и обнимает за талию.

— Обязательно воспользуюсь твоим предложением, но в другой раз. — Он целует меня так нежно, что мне хочется плакать. — Мы уже опаздываем.

Кэм шлепает меня по заднице, когда я выскальзываю из комнаты первой, и коварный смех преследует меня всю дорогу до класса.

Я предлагаю приготовить ужин для парней, как только мы вернемся домой после школы, но они настаивают, чтобы я отдохнула, заказав еду в моем любимом тайском заведении, и кто я такая, чтобы спорить с тремя властными великолепными парнями?

Чарли появляется позже, когда мы с Кэмом бездельничаем в гостиной, споря о том, что смотреть по телевизору. Джексон отправился на пробежку, а Сойер на футбольной тренировке.

— Ты рано, — говорит Кэм, даже не поднимая головы, чтобы посмотреть на Чарли.

— Я хотел поговорить с Эбби до того, как приедут остальные.

— У нас будет собрание? — спрашиваю я, пригвоздив Кэма обвиняющим взглядом. Он ни словом не обмолвился о том, что кто-то придет.

— Да. Нам нужно обсудить дальнейшие действия. — Чарли садится рядом со мной на диван, выражение его лица смягчается, когда он поворачивается ко мне. — Трент пришел ко мне домой, требуя встречи с тобой.

От напряжения у меня скручивает внутренности.

— Чего он хотел?

— Не знаю. Он не сказал, но как обычно вел себя как полный мудак, кричал на папу, угрожал.

— Он подозревает, что живу не там?

— Не думаю, но нужно быть более осторожными. Считаю, что с этого момента привозить тебя в школу и из школы должен я. — Он бросает взгляд на Кэма, нет это не просто взгляд это больше похожу на молчаливый вызов.

Кэм наклоняется вперед в кресле с покорным и несчастным выражением на лице.

— Ненавижу соглашаться со всем, что исходит из твоих уст, но не буду подвергать Эбби опасности. — Он смотрит на меня. — Это также означает, что ты должна оставаться в доме. Иначе это слишком рискованно.

— Я не могу все время сидеть взаперти. Я сойду с ума от волнения.

— Это не будет происходить вечно, — говорит Чарли, мгновенно соглашаясь. — Просто пока мы не разберемся со всем.

— Отец не позволит мне оставаться у тебя бесконечно. Особенно, если узнает, что я встала на сторону новой элиты.

— Сейчас он сам по себе, так что закроет глаза на это, и пока не будет создавать ненужных проблем. Он все еще в ссоре с Кристианом из-за их сделки, и знает, что за то, как он обращался с тобой, мой отец испытывает к нему отвращение.

— Пока. — Мой обеспокоенный взгляд мечется между двумя парнями.

— Это дает нам немного времени, — говорит Кэм, раскрывая объятия. — Иди сюда.

Я охотно сворачиваясь калачиком у него на коленях, где и остаюсь, в то время как мы болтаем и бесцельно смотрим телевизор, пока не раздается звонок в дверь, сигнализирующий о прибытии остальных. Я сползаю с его колен, счастливая, когда на его лице появляется хмурое выражение.

— Я не полностью доверяю своему брату, — признаюсь я.

— Не могу не согласиться с Эбби, — говорит Чарли, что меня очень удивляет. — Дрю в последнее время ведет себя странно.

Я хмурюсь, смотря на Чарли, и задаюсь вопросом: какое именно поведение Дрю он считает странным и почему.

Глава 32

— Почему я не могу поехать? — негодую я после окончания встречи, шагая по кругу в спальне Кэма. — Находится мне здесь небезопасно, так что поездка в Нью-Йорк имеет смысл.

— Эбби, мы не доверяем этому парню, и парни могут попасть в ловушку. Он согласился научить их взламывать сейфы, и мы заплатили ему небольшое состояние за аренду оборудования, но это не значит, что он не продаст нас тому, кто заплатит больше. Эта поездка чревата рисками, и никто из нас не хочет, чтобы ты подвергалась опасности. Наш приоритет — обеспечить твою безопасность и поэтому, в эти выходные ты останешься здесь со мной.

Я достаю запасной комплект постельного белья из шкафа, когда Кэм подходит ко мне со спины и прижимается всем телом. Ненавижу то, как сильно мне хочется растаять в его объятиях, но я достаточно расстроена, чтобы устоять перед соблазном.

— Посмотри на положительные стороны, — шепчет он, утыкаясь носом в мою шею. — В течение всех выходных здесь только мы вдвоем.

Я поворачиваюсь, свирепо глядя на него.

— Если ты считаешь, что это успокоит меня, то подумай еще раз. — Я прищуриваюсь, убеждаясь, что он понял мое сообщение. — Я ненавижу, когда со мной нянчатся, и это совершенно несправедливо. Ты должен был заступиться за меня.

— Именно это я и сделал. Я не виноват, что ты ведешь себя неразумно.

— Ну тогда испытай на себе эту неразумность. Ты спишь на полу! — я со злостью пихаю в него подушки и одеяла.

На следующее утро, проснувшись после комфортного сна и обнаружив Кэма, свернувшегося в кресле под неудобным углом с наполовину накинутым одеялом, я чувствую себя слегка перегнувшей палку со своей местью. Но потом вспоминаю все то дерьмо, которое он на меня вывалил, и все сочувствие испаряется.

Я на кухне, доедаю яичницу с беконом, когда входит Кэм, потирая затылок.

— Все уже ушли?

— Да, — указываю на записку, оставленную на столешнице. — Когда я спустилась, они уже уехали.

— Пахнет чем-то вкусным. — Он прислоняется спиной к кухонному шкафчику, принюхиваясь.

— Так и было, — я нахально ухмыляюсь, запихивая в рот последний кусочек бекона и злорадно похлопывая себя по набитому животу.

— А мне оставила? — спрашивает он, оглядываясь по сторонам, и моя ухмылка становится еще шире.

— Я не твоя рабыня, — и добавляю, указывая на холодильник. — Ни в чем себе не отказывай, чемпион.

Его взгляд темнеет, но Кэм не произносит ни слова, просто швыряет коробки на столешницу и делает себе завтрак. Требуется колоссальное усилие, чтобы не пялиться на его обнаженную грудь, пока он готовит. Чернила на теле завораживают меня, и я задаюсь вопросом, есть ли у рисунков какое-то особое значение. Мой взгляд останавливается на V-образных мышцах пресса, и я автоматически облизываю губы. Теперь я понимаю, почему он так фанатичен насчет своих ежедневных двухчасовых тренировок в современном домашнем тренажерном зале в подвале, неудивительно, что его тело так хорошо развито.

Боже, он серьезно относится к своей физической форме.

— Видишь что-то, что тебе нравится, детка? — спрашивает он самодовольным тоном, и я показываю ему язык.

— Просто смотрела в пустоту, — пожимаю плечами, поднимаясь со своей тарелкой и желая ответить его же словами, добавляю. — Не ищи в этом скрытый смысл.

Я кладу пустую тарелку и грязное столовое серебро в раковину, чтобы ополоснуть их, и вскрикиваю, когда Кэм хватает меня и притягивает к себе. Утренний стояк впивается в задницу, мгновенно пробуждая и возбуждая меня.

— Думаю, тебе нравится выводить меня из себя, — рычит он мне на ухо.

— Так же как и тебе, — парирую я, кладя руки на стойку.

— Меня заводит в тебе абсолютно все. Благодаря тебе у меня постоянный стояк с тех пор, как я приехал в Райдвилл. — Он толкается в меня, имитируя секс, и от этого у меня подгибаются ноги.

— А как насчет Рошель? — огрызаюсь я, и образ того, как она отсасывает ему, внезапно возникает в голове. — Из-за нее тоже был постоянный стояк или ты просто трахал ее? — я снова толкаю его локтем в живот, отталкивая от себя.

— Я должен был по-настоящему разозлить тебя, — говорит он немного запыхавшимся голосом, — удар был явно лишним, и думаю, что заслужил это, но это не значит, что я не зол на тебя.

Я визжу, когда меня неожиданно поднимают. Кэм кладет меня на стойку, раздвигает мои ноги и устраивается между ними. Он сжимает мои бедра, серьезно глядя мне в лицо.

— Постоянная головная боль была единственной вещью, что мне давала Рошель, и я не трахал ее.

— Лжец, — фыркаю я, желчь поднимается к горлу, и отвожу взгляд. — Я видела твою маленькую оргию.

Кэм хватает мое лицо, заставляя смотреть на него.

— У меня была минутное помутнение рассудка, и тогда я единожды позволил ей отсосать мне. В любом случае, тогда была твоя вина, ты разозлила меня своим милым разговором с Трентом. — Его взгляд темнеет. — Но я больше никогда не позволял ей прикасаться к моему члену. Я даже ни разу не целовал ее. Все это было притворством, чтобы разозлить тебя.

— Ты позволял ей лапать тебя и говорить мне гадости каждый день за обедом. — Сквозь стиснутые зубы произношу я, прищурившись на него, а он еще крепче сжимает мой подбородок.

— Ты многого не понимаешь, Эбби. Вещи, которые я хочу тебе рассказать, но не могу. Еще нет. — Его кадык подпрыгивает в горле. — У меня нет оснований просить доверять мне, и ты умна, поэтому я знаю, что ты не доверяешь, но я прошу дать мне шанс.

— Какого рода шанс?

— Шанс доказать, что парень, которого ты встретила на пляже в Алабаме, и есть настоящий я.

— Почему?

— Что «почему»?

— Почему ты хочешь получить шанс? Я тебе даже не нравлюсь.

— О, ты мне нравишься, и я думаю, ты уже знаешь это. — Ухмыляется он и толкается в меня бедрами.

— То, что ты хочешь меня, не значит, что я тебе нравлюсь. Секс и подобное в этом отношении не то же самое, что секс и любовь.

Кэм проводит большим пальцем по моей щеке, посылая шквал покалываний по коже.

— Я докажу тебе это. — Он впивается в меня взглядом и кажется искренним. — И я сожалею о том дер*ме, которое натворил. Ты совершенно не такая, как я думал.

— Что это вообще значит?

Чем больше он говорит, тем сильнее я запутываюсь в своих мыслях и суждениях. Это все так сбивает с толку.

— Скоро все это обретет смысл. Обещаю. — Вздыхает Кэм, проводя рукой по своим взъерошенным волосам.

Он наклоняется, целует меня, и я нежно провожу ногтями по коротко подстриженным волосам.

— У него есть какой-то особый смысл? — спрашиваю я, проводя кончиком пальца по кресту, нарисованному чернилами на его черепе.

— Это напоминание.

Я выгибаю бровь, вглядываясь глубоко в его прекрасные глаза.

— Напоминание о чем?

— Что мы все, так или иначе, подвергаемся травле.

***

Мы проводим весь день в саду, к большому отвращению Кэма я надираю ему задницу в теннис, и после обеда прохлаждаемся в бассейне. День пасмурный, но температура все еще достаточно теплая, чтобы купаться.

— Ты хороший пловец, — замечаю я, когда мы плывем вдоль бассейна бок о бок.

— В детстве я много времени проводил в воде.

— Тебе, наверное, было одиноко расти единственным ребенком. — Я закидываю наживку, затаив дыхание, и ожидаю попадется ли Кэм на крючок.

Он отплывает в сторону и кладет руки на выступ, спиной ко мне.

— Я справился, и у меня были Рик и ребята.

Кэм поворачивается, вытягивая руки за спиной и давая тем самым лучший обзор на его пресс и бицепсы, и я знаю, что у меня отвисает челюсть. Он чертовски горяч, и я не могу не пялиться, когда вся эта обнаженная кожа соблазняет меня.

— Иди сюда. — В его взгляде вспыхивает похоть, когда я подплываю к нему. Он проводит большим пальцем по моему рту и ухмыляется. — У тебя тут слюнки потекли.

— Осел, — толкаю его в грудь.

— Думаю, мы уже выяснили это. — Он опускает руки в воду, притягивая меня к себе. — И все же, ты здесь.

— С тобой, я становлюсь идиоткой, — честно признаюсь, скользя руками по его мокрой груди.

— И почему это так? — спрашивает Кэм, играя с завязками на трусиках бикини.

— Потому что гормоны каждый раз берут верх над мозгом.

— Если это поможет, я не могу выбросить тебя из головы с тех пор, как мы встретились.

— Почему? — я наклоняю голову в сторону, когда он скользит рукой по моим ягодицам.

— Ты интригуешь меня, и никогда не делаешь и не говоришь того, чего я ожидаю. Также ты не принимаешь «нет» в качестве ответа. — Кэм покусывает мочку моего уха. — Твоя сила и боевой дух — самые сексуальные вещи в тебе. Мне нравился каждый раз, когда ты боролась со мной.

— Ты очень помог мне с этим, — говорю я, скользя рукой вниз между нашими телами, чтобы погладить твердую длину сквозь плавки.

— Правда?

— Той ночью, — я сглатываю, вспоминая, как далеко тогда зашли мои мысли, — я почти разочаровалась в жизни. — Мой взгляд останавливаются на нем, когда Кэм обхватывает ладонями мои голые ягодицы и проводит большими пальцами по обнаженной плоти.

— Знаю, — шепчет он, скользя горячими поцелуями вверх и вниз по моей челюсти. — Ты хотела почувствовать что-то настоящее. Чувствовать, что контролируешь ситуацию, даже если это была всего лишь иллюзия.

— Ты помнишь. — Я просовываю руки под пояс его шорт, и он резко втягивает воздух.

— Я помню о той ночи абсолютно все. — Кэм целует меня в уголок рта. — Помню, какой потерянной ты выглядела. Какими мертвыми были твои глаза, пока ты не забилась подо мной от многочисленных оргазмов и не ожила. — Он целует меня в другой уголок рта. — Я помню, как невероятно было чувствовать себя внутри тебя.

Он лижет дорожку вверх по моей шее, и я стону, когда между бедер пульсирует сильная потребность.

— Какой влажной и тесной ты была. — Я прижалась к нему тазом, проводя большим пальцем по преэякуляту на головке. Он прикусывает мою нижнюю губу и посасывает ее, пожирая меня взглядом. — Как чутко твое тела отзывалось на мои ласки, и я поигрываю в памяти каждую секунду нашей встречи ежедневно пока дрочу в душе, думая о тебе.

Кэм направляет руку к киске и скользит двумя пальцами внутрь меня.

— О, Боже. — Я кладу голову ему на плечо и сильнее сжимаю член, двигая рукой вверх и вниз. — Боже, как приятно, — шепчу я, когда он сгибает пальцы внутри меня, и, подняв голову, крепко целую и шепотом добавляю. — Но этого недостаточно. Я хочу, чтобы ты снова был во мне. Трахни меня, Кэм. Трахни меня, так как ты сделал это той ночью на пляже.

На этот раз он не спрашивает, уверена ли я, просто срывает с меня верх бикини и опускает рот к моим сморщенным соскам. Я провожу руками по телу Кэма, пока он трахает меня пальцами и жадно поглощает мои груди, и наши совместные взаимные стоны уносятся ветром.

— Они идеальны, — бормочет он, облизывая, покусывая и посасывая их, прежде чем обхватить обеими руками, и я вскрикиваю от потери пальцев внутри себя. — И мне жаль, если ты когда-нибудь считала иначе. Все это было частью шоу.

— Давай не будем сейчас об этом, — невозмутимо говорю я, глядя на него и вспоминая, как он насмехался надо мной за то, что у меня маленькие сиськи. — Если только ты не хочешь, чтобы я передумала.

Я визжу, когда он поднимает меня и сажает на холодный выступ. Он стягивает трусики от бикини вниз, заставляя их плавать рядом с топом.

— Слишком поздно, принцесса.

Кэм усаживает меня на край бассейна и с дикой ухмылкой раздвигает мои бедра, наклоняется к киске, и я мысленно молю его не останавливался. Я хватаю Кэма за волосы, дергаю за темные пряди, пока горячий язык проникает в меня, в то время как пальцы играют с клитором. Когда он закидывает мои ноги себе на плечи, я выгибаю спину и раздвигаю их как можно шире, чтобы предоставить Кэму больший доступ. Он погружает свои пальцы в меня и сгибает их, пока языком кружит вокруг клитора, и я взрываюсь, двигая бедрами и выкрикивая его имя, когда наступает мой кульминационный момент.

Я едва успеваю прийти в себя, как Кэм тащит меня обратно в бассейн, шорты присоединяются к вечеринке плавающей одежды, и притягивает меня к своему пульсирующему члену.

— Ты ведь принимаешь таблетки? — спрашивает он, и я киваю.

— Я строго к этому отношусь и ни с кем не была после тебя.

— Я тоже, — признается он, удивляя меня. — И я чист, иначе бы не делал этого. — Грубо обернув мои ноги вокруг своей талии, Кэм врезается в меня одним быстрым толчком, и я вскрикиваю, когда он заполняет меня. — Детка, держись крепче, потому что это не будет нежно.

Я хватаю его за плечи и крепче обхватываю ногами талию, пока он входит и выходит из меня. Откинув голову назад, я стону от нарастающего внутри давления.

— Поцелуй меня, — выдыхает Кэм, и я мгновенно подчиняюсь, наклоняясь к его губам. Наши языки сплетаются, а тела сталкиваются, и вскоре мы оба кричим, одновременно кончая.

Я падаю на него, мои конечности похожи на разжиженное желе. Кэм трется носом о мои мокрые волосы, проводя рукой вверх и вниз по спине.

— Ты в порядке?

— Великолепно, — бормочу сонным голосом, и почти чувствую, как его губы расползаются в улыбке.

Мы вместе принимаем душ, намереваясь привести себя в порядок, но заканчиваем тем, что предаемся второму раунду, прежде чем упасть в клубок конечностей в постель, участвуя в третьем и четвертом раундах.

Я просыпаюсь немного позже с восхитительной болью в тех местах, в которых я и не подозревала, что может болеть. За окном опустилась ночь, и полумесяц в небе напоминает мне о ночи, когда я впервые встретила Кэма.

— Ты голодна? — спрашивает он, соблазнительный голос посылает мурашки по всему моему телу. Я смотрю на него с улыбкой на лице, сидящего в своем обычном кресле.

— Умираю с голоду, — признаюсь я, глядя на него из-под полуопущенных век. — Но не в обычном понимании голода, — откидываю одеяло в сторону, похлопывая по пустому месту рядом с собой. — Возвращайся в постель.

Он улыбается широкой искренней улыбкой, которая достигает его глаз, и это похоже на удар в тысячи вольт.

— Что? — спрашивает он, хмурясь, изучая мое лицо и откладывая блокнот в сторону.

— Тебе следует почаще улыбаться, — тихо признаю я, когда он заползает ко мне. — А может, и нет. — Я надуваю губы, думая о том, сколько еще поклонниц приобрел бы Кэм, если бы так улыбался в школе. — Только мне, — я заставляю его лечь и сажусь верхом на бедра. — Обещай, что будешь улыбаться только мне, и я позволю тебе совратить меня.

— Почему ты думаешь, что у тебя есть выбор в этом вопросе? — он притягивает меня к себе и страстно целует. — Ты моя, Эбби.

Кэм проводит рукой по изгибу моей задницы, прослеживая путь вверх по позвоночнику, прежде чем обхватить меня за шею.

— Я могу делать с тобой все, что мне заблагорассудится. — Он крепче сжимает мою шею, так что это совсем не больно, но передает послание. — Моя, чтобы целовать. — Он прижимается горячими губами к моим. — Моя, чтобы заниматься оральный сексом, и моя, чтобы трахаться.

Схватив меня за бедра, Кэм насаживает меня на член, и я скольжу плавно вниз по твердой как камень длине. Я скачу на нем, подпрыгивая вверх и вниз, с покачивающимися в такт движениям грудями.

— Но я обязательно подарю тебе свои улыбки, — добавляет он, проводя руками по моему телу и перекатывая соски между пальцами. — Когда ты их заработаешь.

Злая ухмылка скрывает намерения Кэма, когда он переворачивает меня, утыкает головой в подушку и поднимает мою задницу в воздух. Затем он врезается в меня снова и снова, и все логические мысли вылетают у меня из головы.

Только гораздо позже я вспоминаю, что Кэм никогда не говорил, что принадлежит мне.

Глава 33

В течение следующего месяца Джексон, Сойер, Чарли и Дрю каждые выходные ездили в Нью-Йорк, чтобы завершить обучение, а мы с Кэмом в это время трахались везде, где только могли в доме.

Как будто внутри моего тела щелкнул выключатель, и я не могла насытиться им.

Сейчас мы живем вместе во всех смыслах этого слова, и ничто никогда не казалось более естественным или более правильным. Я никогда не думала, что мне понравиться засыпать и просыпаться рядом с парнем, потому что единственным возможным для этого парнем был Трент, и я скорее отрежу грудь, чем разделю постель с этим придурком.

Я привыкла к комфортной рутине в доме, и мне нравится жить с ребятами. Но, как бы мы ни сблизились, я все еще в неведении относительно большей части их планов, и они все еще держат меня на расстоянии вытянутой руки.

Особенно Кэм.

Он говорит мне, что это его способ защитить меня, но я называю это полной ерундой.

Каждый раз, когда я затрагиваю тему его детства, Кэм замолкает. Единственное, что он мне рассказал так это как встретил Джексона и Сойера, когда ему было десять. Факт, который не широко известен. Или тот факт, что его детство было трудным. Но он не вдавался в подробности, и с той небольшой информацией о нем в Интернете, я в полном недоумении кто Кэмден Маршалл на самом деле.

Наблюдательный незнакомец, который нежно занимался со мной любовью в ту ночь на пляже и проблески которого я вижу временами? Или он холодный хулиган, который грубо трахает меня с ненавистью, иногда все еще видимой в его глазах?

У меня нет ответов на эти вопросы, и это беспокоит меня, потому что с каждым днем я влюбляюсь в него все сильнее.

Наши самые горячие споры касаются его истинных целей. Кэм продолжает настаивать на том, что именно желание доказать убийство тети привело его сюда, но я ему не верю, и он это знает.

Интуиция подсказывает мне, что за этим кроется нечто большее, и Ксавьер согласен со мной. Это постоянный источник напряженности между мной и Кэмом и не способствует ослаблению недоверия между нами.

Мои перепады настроения сменяются как сумасшедшие. Я понимаю, что с каждым разом когда он украдкой целует меня в школе или обнимает на диване, или наблюдает за мной как охранник в классе балета, или борется в Джексоном, когда тот называет Кэма подкаблучником, или когда глубоко погружается в меня по ночам, не отрывая своего взгляда от моего, или когда с непревзойденной страстью исследует мое тело, я все сильнее влюбляюсь в него и вверяю ему свое сердце. Свою жизнь.

Но когда он уклоняется от ответов и ускользает посреди ночи, чтобы позвонить, а также отказывается разглашать подробности своего прошлого и настоящую причину, по которой приехал в Райдвилл, я чувствую себя влюбленной дурой, и что, по сути, я ни в чем не могу ему доверять. Особенно свое сердце.

Сидеть взаперти все свободное время тоже не помогает, даже если я согласна, что это к лучшему. Я ужасно скучаю по Джейн, но кроме того странного визита я ее не видела. Дрю и Джейн осмотрительны на случай, если за ними следят люди отца.

Ксавьер — мое единственное спасение. Он заходит всякий раз, когда у него есть свободное время, и даже навещал Мэри в библиотеке, подхватывая мои кропотливые исследования. Пока безрезультатно, но, по крайней мере, я чувствую, что хоть что-то делается.

Трент регулярно посылает мне оскорбительные сообщения и ежедневно разгуливает по школе с новой девушкой, буквально высасывая ее лицо, как будто это расстроит меня, но мне все равно. Однако он не предпринял никаких ответных действий, и это меня беспокоит, как и бездействие моего отца.

Дрю говорит, что дружба между ним и Кристианом подходит к концу и что это только вопрос времени, когда сделка официально будет закрыта, поэтому я не понимаю, почему он не пришел за мной.

Родители Чарли продолжают лгать от моего имени, и я благодарна им, но даже это вызывает у меня подозрения. Никто ничего не делает по доброте душевной. Нет, если только в этом нет какой-то выгоды для них.

— Лаудер останется с тобой, ― говорит Кэм, пристегивая пистолет к поясу на талии. ― Но на этот раз никакого порно.

— Мне стоит знать об этом? — приподняв бровь, спрашивает Дрю.

Брат до сих пор в неведении относительно наших отношений, хотя уверена, что у него есть подозрения. Мы словно собаки во время течки и хотя изо всех сил стараемся это скрыть, уверена, он нашел какие-то зацепки.

— Скорее всего нет.

Сойер убеждается, что пистолет на предохранителе и засовывает его за пояс.

— Ненавижу оставаться в стороне, — дуюсь я.

Надоело, что все считают меня каким-то драгоценным грузом, нуждающегося в защите. Я бы улизнула и последовала за ними, навлекая тем самым неприятности на Джексона. Это также могло отвлечь остальных, и они могли бы совершить роковую ошибку. Сегодня многое поставлено на карту, и они, по крайней мере, позволили мне участвовать в планировании.

Именно я предложила привлечь своего телохранителя Оскара на нашу сторону. Он пару недель провел с семьей: кто-то сбил его младшую дочь с велосипеда, и она некоторое время была в больнице. Но сейчас он вернулся к работе и засыпал Дрю вопросами обо мне. Я отправила Оскару текстовое сообщение с одноразового мобильника, подтвердив, что я в порядке и остаюсь у Чарли. Он не купился на это и сказал об этом Дрю. Дрю воспользовался возможностью, чтобы попросить его о помощи в создании отвлекающего маневра сегодня вечером. Оскар целенаправленно попросил не сообщать ему о планах, согласившись помочь исключительно ради меня.

Дрю уговорил Трента организовать последнюю отчаянную попытку решения проблемы. Они ужинают с обоими отцами в джентльменском клубе в центре города, и Чарли следит за ними снаружи, и в это же время Кэм, Сойер и Ксавьер взламывают сейф моего отца.

Из-за напряженных отношений с Монтгомери отец берет с собой большую часть своей охраны, оставляя в доме только Оскара, Луиса и двух других охранников. Луис будет, как всегда, трахаться со своей последней подружкой, так что Оскару нужно будет отвлечь только двух других. Он дал нам максимум один час, что сложно, но выполнимо.

— Никто не сможет сосредоточиться должным образом, если ты будешь там. Вместо задания они будут беспокоиться о тебе. — Безуспешно попытался успокоить меня Дрю.

— Я могу помочь. Один час — это очень мало. Я знаю, как остановить передачу видео с камеры, имплантировать поддельные кадры, а затем восстановить трансляцию, когда мы будем готовы к работе. Я могу быть весьма полезной.

— Ксавьер все предусмотрел. — Дрю покровительственно целует меня в щеку, и я отталкиваю его. Он все еще в моем «дерьмовом» списке и знает это.

— Возможно, для взлома сейфа вам понадобиться Ксавьер, ― продолжаю я настаивать на своем. ― По вашим же словам это требует мастерства, а вы прошли только ускоренный курс. Если Сойер не сможет взломать код, Ксавьеру придется вмешаться. Кто тогда позаботится о камерах?

— Я за считанные секунды имплантирую поддельный канал, и, если не вернусь, чтобы повторно активировать систему, то взломаю ее и сделаю это удаленно. ― Ксавьер обхватывает мое лицо ладонями, бросая на меня извиняющийся взгляд. ― Я знаю, что тебе это не нравится. И мы знаем, насколько ты способная. Но твой отец ― сумасшедший психопат, который уже выразил намерение убить тебя. Ты не можешь находиться где-либо рядом с этим домом. Рядом с этим ублюдком. Если он узнает, что мы взломали его сейф, будет лучше, если он не сможет связать тебя с этим всем.

— Давай, детка. ― Джексон берет меня под руку. ― Пусть они рискуют своими жизнями, а мы останемся здесь и будем есть мороженое, ― в его взгляде появляется озорной блеск, и шевеля бровями усмехаясь, добавляет. ― Голыми.

— Он шутит, ― поспешно произношу я и толкаю его локтем в ребра, опасаясь, что Кэм врежет тому кулаком в лицо и выдаст наши отношения. ― Ну, насчет обнаженной части. Не о мороженом. Я собираюсь съесть целую кучу мороженого с шоколадной помадкой, потому что делаю так всегда, когда злюсь, а сейчас я очень зла.

— Да ты что. Мы бы никогда не догадались, ― невозмутимо говорит Кэм, и я бросаю в его сторону хмурый взгляд.

— Откажи ему в сексе сегодня вечером, ― шепчет Джексон мне на ухо. ― И, может быть, в следующий раз он будет бороться за то, чтобы ты пошла.

Я хмыкаю, когда Дрю приближается.

— Скоро все это закончится, и тогда ты сможешь вернуться домой, ― говорит брат, будто я с нетерпение жду этого.

Жизнь здесь была глотком свежего воздуха, и я не спешу уезжать.

— Не хочу, чтобы ты возвращалась домой, ― бормочет Кэм, притягивая меня ближе к себе после того, как Дрю ушел.

— Тогда тебе следует больше поддерживать меня.

— Разве я о многом прошу: всего лишь быть чутка более зрелой? — вздыхая, он отпускает меня.

— Пошел ты. — Его слова действуют на меня, как красная тряпка на быка. — Я достаточно зрелая. Хотела бы я посмотреть, как ты справишься с тем, что тебя отодвинули на второй план.

Он проводит рукой по, покрытому щетиной, подбородку.

— Это опасно, детка. Мы берем с собой оружие не просто для развлечения. Если телохранители вернутся и обнаружат нас, то без колебаний откроют огонь.

— Я знаю, как обращаться с оружием, ― тычу пальцем ему в грудь. ― И это еще один способ, которым я могла бы помочь, но нет, вы должны запереть принцессу в ее башне из слоновой кости, пока она не умрет от скуки.

— Конечно же, ты знаешь, как обращаться с оружием. — Усмехается Джексон.

— Мой отец привел меня на стрельбище, как только это было разрешено.

— О, да? ― Кэм посылает мне дерзкую улыбку. ― Не хочешь заключить небольшое пари?

— Что ты имеешь в виду, пещерный человек? — я тут же заглатываю наживку, хотя поминаю, что он делает это, чтобы отвлечь меня.

— Соревнование по стрельбе на заднем дворе. Ты и я. До пяти побед. Тот, кто окажется ближе всех к цели, победит.

— Я в деле, ― не могу удержаться от широкой ухмылки и, потянувшись, целую его. ― Ты будешь повержен.

***

— Если бы мне не надо было уходить, то потребовал бы реванша, ― дуется Кэм, и на этот раз он не притворяется. Он чертовски обожает соревноваться и ненавидит проигрывать. Особенно девушкам.

— Я и в следующий раз тебя обыграю.

— Черт возьми, девочка. Это было горячо. Бросай пещерного человека и приходи ко мне в постель, ― шутит Джексон, проводя пальцами по моим волосам.

— К несчастью для тебя, я пристрастилась к этому мудаку и не смогла бы бросить его, даже если бы захотела.

— О, ты говоришь самые милые вещи. ― Саркастический протяжный тон Кэма соответствует его мрачному настроению, когда он отталкивает Джексона и заключает меня в объятия. ― Веди себя прилично, пока меня не будет.

— Да, папочка.

Он крепко зажмуривает глаза:

— Мой запас терпения уже на исходе, и я действительно не хочу ссориться с тобой перед отъездом.

— Я не подстрекаю, ― мило улыбаюсь ему и целую в губы и, желая еще глубже вонзить нож в спину, потому что, да, временами, я веду себя, как ребенок, добавляю. ― Я выиграла.

— Хотелось бы мне знать, как ты умудрилась пять раз попасть точно в центр мишени, ― говорит Кэм, недоверчиво качая головой и отступая.

— Это было легко, ― кричу ему вслед. ― Я просто представила твое лицо и каждый раз попадала в яблочко.

***

Следующие пару тревожных часов я расхаживаю туда-сюда в спальне Кэма, сгрызая ногти до крови и каждые несколько минут поглядывая на часы. Услышав, как открывается входная дверь, я выбегаю из комнаты и, скользя как на коньках, спускаюсь по лестнице. Я почти падаю от облегчения, увидев всех невредимыми.

— Ну? ― спрашиваю я, бросаясь в объятия Кэма.

— Мы сделали это.

— Клево, чуваки. ― Джексон дает им пять.

— И вы нашли доказательства?

— Похоже, их там и не было, — осунувшись, произнес Кэм.

— Черт, ― разочарованно вздыхаю я.

— Но Кэм сделал копию всех документов в сейфе, и возможно там что-то важное. Надо только проверить, ― добавляет Сойер.

Кэм выполнял обязанности копировщика, поскольку не обучался взлому сейфов.

— Давай сделаем это сейчас. Где они?

— Мы спрятали все в безопасном месте, ― говорит Сойер, и я хмурюсь.

— Почему?

— Здесь твой отец будет искать в первую очередь, если узнает, что сейф был взломан, ― холодно отвечает Кэм. ― Так что, пока мы будем хранить документы в другом месте.

В моей голове звенят тревожные колокольчики.

— Где? ― спрашиваю я, с выражением «не связывайся со мной».

— Тебе лучше не знать, ― говорит он, надевая холодную, равнодушную маску.

— Прошу прощения? — я сверлю его холодным взглядом.

— Если твой отец начнет задавать вопросы, по крайней мере, ты не будешь лгать, говоря, что не знаешь. ― Он проводит рукой по щетине на подбородке. ― Эбби, не спорь со мной из-за этого.

Он протискивается мимо меня на кухню, и я спешу за ним.

— Дрю согласился с этим планом? ― требую я, взглядом всаживая кинжалы ему в затылок, когда он открывает холодильник и берет несколько бутылок пива.

— Дрю там не было, и мы только в последнюю минуту сочли необходимым внести некоторые изменения.

— Чушь собачья. Я тебе не верю. Это какая-то уловка.

— Я просил тебе доверять мне, так сделай это. — Он пожимает плечами, что приводит меня в бешенство.

Красная дымка застилает глаза, и я сжимаю кулаки.

— Ты выглядишь напряженной. Выпей пива, ― говорит он, пододвигая мне одно, чертовски хорошо зная, что это только еще больше разозлит меня.

Прямо сейчас я понятия не имею, кто тот парень, с которым я сплю, и мурашки бегут по моим рукам вверх и вниз. Не сводя глаз с Кэма, я беру пиво и бросаю его в стену, наблюдая, как стекло разбивается на мелкие кусочки, а пиво разливается повсюду.

— Очень зрело. — Натянуто улыбается мне Кэм, но я показываю ему средний палец и выхожу из комнаты, а Ксавьер следует за мной по пятам.

— Подожди, ― говорит Ксавьер.

— Что? Ты тоже участвовал в этом плане?

— Нет. — Он качает головой, осторожно оглядываясь через плечо. — Мы разошлись тогда по своим позициям. Чарли пришел за мной, а они вдвоем ушли сами по себе. Я понятия не имел об их плане, пока мы не встретились снаружи, и они не сказали, что спрятали документы. Твой брат сойдет с ума, когда услышит об этом. Мы должны были скопировать записи и дать ему копию, но они этого не сделали.

— Они что-то замышляют. ― Я постукиваю пальцем по губе. ― Но что?

— Я не знаю, но выясню.

— Ты единственный человек, которому я доверяю, ― шепчу я. ― Ты и Чарли.

— В этом я с тобой согласен, ― шепчет он в ответ.

Я прижимаюсь губами к его уху, оглядываясь через плечо, но парни не слушают; они слишком заняты спором между собой на кухне, и с каждым словом их голоса становятся все громче.

— Когда я поднимусь наверх, вернись туда и скажи, что я в плохом настроении, и чтобы они оставили меня в покое и дали выпустить пар. Затем поезжай в переулок сбоку от дома и жди меня.

— Что ты собираешься делать?

— Я больше не буду делить постель с этим лжецом. Я останусь у Джейн на некоторое время.

— Разумно ли это? ― озабоченно нахмурился Ксавьер.

— Это намного безопаснее, чем оставаться здесь.

Он думает об этом несколько секунд.

— Ладно. Иди, я подожду тебя снаружи.

Я спешу в комнату Кэма и запираю дверь. Затем ношусь по комнате, хватая одежду и туалетные принадлежности и запихивая их в сумку, которую принес мне Дрю. К счастью, я не распаковала и половины своего барахла, так что не потребуется много времени, чтобы все упаковать. Я собираю волосы в конский хвост и переодеваюсь в толстовку, штаны для йоги и кроссовки. Будучи готовой уйти, я в последний раз окидываю комнату долгим взглядом и испытываю внезапную острую боль из-за воспоминаний, связанных с этим местом. Здесь у меня было много счастливых моментов с Кэмом, но теперь я задаюсь вопросом, было ли что-то из этого настоящим. А может я просто хотела верить в это.

Я тихо открываю французские двери, выхожу на балкон и на цыпочках иду вдоль балкона, пока не добираюсь до боковой части дома, затем закидываю сумку на плечи и спускаюсь по трубе. Коснувшись ногами земли, я убегаю прочь, не оглядываясь.

Глава 34

— Он оставил еще несколько сообщений, ― говорит Джейн на следующий день, просматривая мой мобильный телефон.

— Мне все равно.

Я переворачиваюсь на бок, желая, чтобы это было правдой. Полночи я рассказывала Джейн об произошедшем за последние несколько недель между мной и Кэмом, в том числе о том, что чувствую себя использованной.

— Ты уверена, что он просто играл с тобой? ― спрашивает она, бросая сотовый на кровать. ― Если бы это было так, то он не беспокоился бы о том, где ты, и не появился бы тут первым делом.

— Дело не в том, заботится он или нет. Речь идет о контроле. Единственная причина почему он так хочет меня найти — я все еще нужна ему для чего-то. Слава Богу, я пробралась сюда вчера ночью, и твоя мама не знает, что я здесь; иначе бы она никогда не смогла убедительно солгать ему.

— И спасибо Ксавьеру за его безумные технические навыки. Если бы он не перенаправил сигнал мобильного, уверена, что Сойер уже отследил бы тебя.

— От Дрю есть какие-нибудь новости? ― спрашиваю я, гадая, закончил ли он наказывать парней за их двойную игру.

— Только что написал мне. Он, Чарли и Ксавьер отсиживаются у Чарли, пытаясь выяснить, где новая элита могла спрятать документы. По его словам, они отказываются что-либо передавать.

— Думаю, что в понедельник в школе будет очень весело, ― шучу я. ― Будем рисовать новые линии на песке. ― Я бросаю взгляд на время. ― Нужно выходить, если я хочу прийти на прием вовремя. Ты уверена, что сможешь отвезти меня к врачу?

— Конечно, ― она хватает ключи. ― Поехали.

***

Час спустя я, в оцепенении, спотыкаясь, выхожу из здания. Слезы застилают мне глаза, а из горла вырываются сдавленные рыдания, когда я просматриваю пропущенные звонки и сообщения Кэма. Паника в его голосе кажется настоящей, но я не знаю, что думать или кому доверять.

Поглощенная своими мыслями, я бреду к месту, где припарковалась Джейн, и не обращаю внимание на окружающих, когда чья-то рука зажимает мне рот и влажная тряпка прижимается к губам. Паника подступает к горлу, пока меня, волоча ноги по земле, тащат назад. Противник одной рукой крепко обнимает меня за талию, а другой плотно прижимает ткань ко рту, чтобы я не могла дышать.

Последнее, что я запоминаю — это сладко пахнущее варево, а затем отключаюсь.

***

Проснувшись, я понятия не имею сколько сейчас времени. Темнота заливает комнату, и становится ясно, что прошло уже несколько часов. Я сажусь, протирая затуманенные глаза, и матерюсь, узнавая знакомую обстановку своей спальни.

Все на своих местах с тех пор, как я сбежала отсюда пять недель назад. Сумерки вторгаются в мое личное пространство, и я, пошатываясь, прохожу мимо открытого окна в ванную. Вернувшись в комнату, я задергиваю шторы, хватаю сумку и безуспешно ищу мобильный, потому что мой гребаный отец забрал его. Слава богу, на телефоне установлен сканер сетчатки глаза и код доступа.

Высокомерная улыбка скользит по моим губам, когда я открываю потайной карман в сумке и достаю оттуда одноразовый телефон. Батарея разряжена, и у меня нет зарядного устройства, поэтому мне требуется немного времени, чтобы набрать сообщение Дрю и Джейн, объясняя, что произошло. Затем открываю сообщение, которое Ксавьер отправил два часа назад.

Я выяснил кое-что, что тебе нужно знать о Кэмдене Маршалле. Встретимся на складе в девять. Мне нужно показать тебе это лично.

Сейчас почти девять, так что я пишу ему, что уже в пути. Я проверяю дверь спальни, но она заперта, в чем нет ничего удивительного. Но, чтобы выбраться наружу, она мне и не нужна. Я тепло одеваюсь и направляюсь в секретный туннель.

Я выхожу в лес, дрожа от преследующих звуков уханья совы, раздающихся вокруг меня и поднимающих все крошечные волоски на руках. Я бегу к сараю, чтобы забрать мотоцикл, кровь стучит у меня в ушах.

Я открываю дверь и кричу, когда сталкиваюсь с Луисом, направившим на меня пистолет.

— Куда-то собралась? — усмехается он и заставляет меня отступить на несколько шагов.

— О, боже мой. Ты напугал меня. ― В попытке уклонится от ответа на вопрос, потому что Луис не особо-то и сообразительный, я хлопаю себя рукой по груди и хихикаю. ― Что ты здесь делаешь?

— Попытка флиртовать со мной не сработает, ― говорит он и, грубо схватив меня за руку, добавляет. ― У меня слишком хорошая память. И ты пожалеешь о том дне, когда вздумала шантажировать меня. ― Он тащит меня обратно через лес. ― Скажи мне, как ты выбралась из дома, и я буду умолять твоего отца о снисхождении.

— Да пошел ты.

— С радостью, ― рычит он, дергая меня сильнее. ― Я мечтал о твоей тугой розовой кис*е с тех пор, как доктор разрешил мне бесплатный осмотр, но даже я не настолько глуп.

К счастью, он молчит всю оставшуюся часть пути до дома, и я не сопротивляюсь, потому что не верю, что он не выстрелит в меня.

Он открывает заднюю дверь и, тыча пистолетом мне в спину, заставляет войти в дом.

— Посмотрите, кого я нашел при попытке к бегству, ― говорит он, заталкивая меня в кабинет моего отца. ― И у нее было это при себе.

Он достает мой одноразовый мобильник из кармана. Мой отец встает из-за стола и, попыхивая сигарой, подходит ко мне. Забрав у Луиса мобильник, он проводит пальцем по экрану.

— Какой тут код?

— Пошел Ты.

Я лучше умру, чем скажу ему код, и не позволю ему найти какую-либо связь с Ксавьером. Он поднимает руку, чтобы дать мне пощечину, когда мистер Бэррон заговаривает.

— Майкл, не надо. Ты не можешь оставлять следы на ее лице. Это будет выглядеть подозрительно.

Я пристально смотрю на отца Чарли, гадая, с чего это вдруг он решил вмешаться, какую сделку они заключили или это его какой-то новый хитроумный план.

Знал ли мой отец, что я не была в его доме все это время?

Не думаю, он бы ни за что не оставил меня с новой элитой, если бы знал, что я там. Так что я этого не понимаю. За спиной моего отца Чарльз Бэррон-старший одними губами просит меня ничего не говорить. Я держу язык за зубами, но только до тех пор, пока у меня не будет времени все обдумать.

— Ты прав, ― фыркает отец. ― Ты разочаровываешь меня, дочь. ― Он хватает меня за подбородок, и я вижу, каких усилий ему стоит быть нежным. ― Но теперь у тебя есть способ искупить свою вину.

— Как? — с подозрением спрашиваю я.

— Завтра все станет известно. А пока ты останешься в своей комнате. Не убегай снова, потому что у тебя ничего не получится. ― Он смотрит на Луиса. ― Отведи ее наверх и проследи, чтобы она оставалась на месте.

Луис пытается взять меня за локоть, но я пихаю его под ребра и наслаждаюсь гримасой на лице.

— Я могу подняться наверх без грубого обращения. ― Я вздергиваю подбородок и бесстрастно глядя на отца, лгу. ― И без возражений сделаю все, что ты хочешь, как только скажешь ему оставаться за пределами моей комнаты.

Острый взгляд моего отца метнулся к Луису.

— Я не прикасался к ней, босс, ― хрипит Луис. ― Она просто пытается создать проблемы.

Я уверенно смотрю на своего отца.

— Он оставался в комнате во время осмотра доктором, и сказал, что ему понравилось шоу. Также, по его словам, он хочет трахнуть меня, так что извините, если я не доверяю ему в этом вопросе.

Отец несколько минут изучает мое лицо, а затем берет телефон и звонит начальнику службы безопасности.

— Я хочу, чтобы другой охранник присматривал за моей дочерью по ночам, ― рявкает он в трубку. ― Отлично. Сейчас же пришлите Марио в мой кабинет.

Его бы не беспокоило, если бы это был кто-то из его богатых друзей-извращенцев, подлизывающихся ко мне, но Луис ― сотрудник. Простолюдин. Самый низкий из низших в глазах отца, и я знала, что он будет против того, чтобы тот смотрел на меня с вожделением.

В некотором смысле он совершенно предсказуем.

Но меня беспокоит все то, когда он таким не является.

— А ты, ― он указывает на Луиса. ― Тебе повезло, что я тебя не увольняю. Моя дочь под запретом. С этого момента ты в подчинении у моего сына.

— Без проблем, босс, ― говорит он сквозь стиснутые зубы, и я подавляю радостную улыбку.

Однако на следующий день вся радость и злорадство стерлось с моего лица. Меня заперли в комнате, где не было ничего, кроме электронной книги, телевизора и моего охваченного паникой разума, чтобы составить компанию. Ксавьер, должно быть, думает, что я его подвела, а Дрю даже не пытался ломиться в двери, хотя должен был знать, что происходит.

Теперь он навсегда в моем черном списке.

Ранним вечером открывается дверь, и я встаю с кровати. Беспокойство усиливается, когда в комнату входят незнакомые женщина и мужчина.

— Кто вы?

— Я Ава, а это Джордж, ― говорит великолепная рыжеволосая женщина, в то время как худощавый мужчина с зачесанными назад светлыми волосами порхает пальцами передо мной. ― Мы здесь, чтобы сделать тебе прическу и макияж.

— По какому случаю? ― спрашиваю я, мои нервы мгновенно напрягаются.

— О, мы поклялись хранить эту тайну, ― отзывается Ава с сияющей улыбкой, как будто это какой-то замечательный большой сюрприз.

Пока они подготавливают меня, мой разум неустанно работает, а паника с каждой секундой поднимается на новые высоты. Когда они заканчивают восхищаться тем, как великолепно я выгляжу, Ава исчезает на несколько минут и затем появляется с красным платье без бретелек. Платье потрясающее, с оборкой на груди, и оно заканчивается чуть выше колен, демонстрируя стройные ноги, обутые в великолепные черные туфли на каблуках от Джимми Чу.

— Твой отец сказал, чтобы ты не надевала никаких украшений и спустилась к нему в кабинет, когда будешь готова. — Ава целует меня в щеку. — От тебя захватывает дух. Желаю тебе чудесной ночи!

Я смотрю на свое отражение в зеркале, признавая, что они проделали отличную работу. Макияж выглядит естественно, хотя видно, что он есть. Глаза обведены тонким слоем черной подводки и туши для ресниц, и она накрасила губы нюдовой помадой с большим количеством блеска сверху. Ава пыталась убедить меня на красный цвет губ, но это слишком банально. Джордж уложил мои волосы мягкими упругими волнами, которые каскадом ниспадают мне на спину.

Я могла бы наслаждаться ощущением на миллион долларов, если бы не была так встревожена. Я почти ожидала, что они вручат мне белое свадебное платье, и вздохнула с облегчением, когда этого не произошло, но это только немного успокоило нервы.

Отец что-то замышляет, и чутье подсказывает, что мне это ни капельки не понравится.

Я сильно взвинчена, выходя из своей спальни с сумочкой в руке. Марио идет рядом со мной, не говоря ни слова.

Мы только что вошли в длинный коридор, ведущий в кабинет отца, когда отчетливый звук выстрелов снаружи останавливает нас обоих. Марио приглушенным шепотом говорит в микрофон и кивает головой, как будто человек, с другой стороны, может его видеть.

— Оставайтесь здесь, мисс Эбигейл. Я ненадолго. ― Ботинки издают громкий звук, пока он бежит к задней части дома.

Из ближайшей двери вырывается рука, и меня затаскивают в ванную, прежде чем я успеваю закричать. Кэм прикрывает мой рот мозолистой ладонью.

— Не кричи. У нас мало времени.

Я отстраняюсь от него.

— Какого черта ты здесь делаешь? ― огрызаюсь я, настороженно глядя на него.

Его взгляд темнеет, и эм набрасывается на меня так быстро, что я не успеваю опередить его движение, и я вздрагиваю, когда его губы прижимаются к моим.

Кажется, прошли недели, а не дни с нашего последнего поцелуя, и мое тело мгновенно забывает, что я не доверяю ему, тая в объятиях. Когда разум, наконец, проясняется, я отталкиваю его, ненавидя то, как сильно я скучала по нему и как сильно хотела бы, чтобы все было по-другому.

— Ты больше не можешь этого делать. Нет, если только ты здесь не для того, чтобы сказать мне правду.

— Я пытался связаться с тобой с тех пор, как ты убежала, чтобы рассказать тебе все.

— Отец похитил меня и запер в комнате без сотового. Я пыталась убежать, но телохранитель поймал меня и вернул обратно.

— Черт. Я не знал и сходил с ума от беспокойства. ― Он потирает затылок, и впервые за все время Кэмден Маршалл выглядит испуганным. ― Я не должен был отталкивать тебя, и хочу все исправить. Ты заслуживаешь знать правду. ― Он гладит меня по щеке. ― Я хотел поговорить с тобой до того, как все это произошло, но сейчас у нас нет времени.

Он заключает меня в объятия, крепко прижимая к себе. Я зажмуриваюсь, отчаянно желая поверить ему, но так растеряна.

— Я не хотел, чтобы ты вот так узнала, и это моя вина, потому что был напуган. ― Он приподнимает мой подбородок, коротко чмокая меня в губы. ― Ты услышишь кое-что, что тебя сильно шокирует, но, пожалуйста, дайте мне шанс объяснить. Пойдем сегодня вечером ко мне домой, и ты сможешь спросить меня о чем захочешь. Я расскажу тебе все.

Шум снаружи пугает нас обоих.

Он выпускает меня из своих объятий.

— Тебе лучше вернуться.

— Это ты сделал? ― спрашиваю я, когда приходит осознание.

Он кивает.

— Нам нужно было их отвлечь, чтобы я мог остаться с тобой наедине. ― Его губы обрушиваются на мои в жестоком требовании, и он обнимает меня, прижимая к себе. ― Ты выглядишь такой красивой, ― говорит он задыхающимся голосом, его взгляд блуждает по каждому моему изгибу, когда он подталкивает меня к двери. В последнюю секунду он берет меня за руку, останавливая. ― Ты для меня все, Эбби, ― выдыхает он. ― Не забывай. И неважно, что ты услышишь, знай все, что произошло между нами реально.

У меня нет времени ответить, потому что Марио выкрикивает мое имя, поэтому я выскакиваю из ванной, не произнося ни слова и даже не оглядываясь на Кэма, закрываю за собой дверь.

— Мне нужно было пописать, ― произношу я, вытаскивая блеск для губ из сумочки и подкрашивая рот. ― Все в порядке? ― спрашиваю я, пока мы идем.

— Ложная тревога, ― говорит он. ― Какие-то идиоты запустили фейерверк в задней части сада, но они убежали прежде, чем мы смогли их задержать.

Держу пари, это была идея Джексона, и я нарочно кашляю, чтобы скрыть смех. Марио немногословен, и мы больше не разговариваем, пока он провожает меня в кабинет отца. Он открывает мне дверь и затем уходит.

— Чарли? ― спрашиваю я, выгибая бровь, когда делаю шаг к другу.

Не ожидала увидеть его здесь, но благодарна за любое дружеское присутствие. Он выглядит потрясающе, одетый в строгий, приталенный черный костюм с ослепительно белой рубашкой на пуговицах и красным шелковым галстуком. Волосы зачесаны назад, открывая красивое лицо, а челюсть чисто выбрита.

Помимо нас в комнате — его родители и младшая сестра, мой отец, а также Джейн и Дрю. Джейн пронзает меня печальным взглядом, и становится ясно, что она знает, что происходит. Боль от предательства пронзает меня, когда я к списку других, от которых я страдала, но сейчас у меня нет времени разбираться с этим. Мне нужно выяснить, что происходит.

Оба отца пьют скотч, в то время как миссис Бэррон держит в руке бокал шампанского. Она ставит его на стол и бросается ко мне с коробкой в руке.

— Эбигейл, дорогая, ты великолепно выглядишь. ― Она лучезарно улыбается Чарли, в то время как я продолжаю стрелять в него взглядом «какого хрена». ― И они идеально подойдут, ― добавляет она, доставая из коробки потрясающее бриллиантовое колье и соответствующий браслет. ― Чарльз. ― Она бросает взгляд на своего сына. ― Застегни ожерелье на Эбигейл.

Такое чувство, будто я нахожусь вне тела.Словно меня на самом деле здесь нет, и я парю над всеми, наблюдая за происходящим. Я поднимаю волосы на автопилоте, и Чарли закрепляет ожерелье на месте, его теплые пальцы касаются моего затылка.

Мама Чарли целует меня в щеку.

— Я так рада за вас, ― визжит она, прежде чем вернуться к своему шампанскому. Отец Чарли кивает ему.

— Что, черт возьми, происходит? ― шепчу я, прищурившись, глядя на Чарли.

— Ты доверяешь мне, Эбби?

— Ну, это сложный вопрос.

Я поджимаю губы, замечая хмурый взгляд отца в мою сторону.

Чарли притягивает меня к себе, кладет руку на поясницу и прижимается губами к уху.

— Просто следуй моему примеру. Я обещаю, что прикрою твою спину. ― Он целует меня в висок, и я мгновенно настороже. ― Улыбнись, как будто тебе приятно то, что я говорю, ― шепчет он. ― Быстрее, пока твой отец не вмешался.

Я натягиваю на лицо самую широкую улыбку, глядя на Чарли, когда он нежно гладит меня по лицу, и отец отступает, хмурое выражение на его лице разглаживается.

Что, бля*ь, происходит?

— Я позже расскажу тебе обо всем, обещаю, ― добавляет он, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в щеку. ― Пока просто подыграй.

— Пора, ― говорит отец, забирая пустые стаканы у мистера и миссис Бэррон. ― Пойдемте.

Чарли предлагает мне руку. Его мать смотрит на нас с обожанием, и я понимаю, что она думает, что мы пара. Я сглатываю нарастающую панику, клокочущую в горле, когда мы следуем за всеми из комнаты и спускаемся в бальный зал.

Пока мама была жива, она устраивала в этой комнате роскошные вечеринки по дням рождения, юбилеям и на Рождество, но с момента ее смерти эта комната почти не использовалась.

Я вхожу в бальный зал впервые за много лет, стараясь не таращиться по сторонам. В какой-то момент отец отремонтировал эту комнату и, по-видимому, не жалел средств. Ослепительные люстры сверкают над глянцевыми полами из твердых пород дерева. Богато украшенные золотые и красные бархатные шторы украшают каждое окно, дополняя, покрытые хрустящими белыми и золотыми скатертями, элегантные круглые столы с красивыми центральными украшениями из ароматных лилий.

Комната переполнена семьями из элиты и внутренних кругов, а также деловыми партнерами моего отца.

Раздаются аплодисменты, мой отец ведет нашу маленькую группу через комнату, пожимая руки и фальшиво улыбаясь, проходя мимо доброжелателей. Я сохраняю яркую улыбку на лице, несмотря на нервную дрожь в теле от ожидания. Чарли крепче обнимает меня, успокаивая уверенной улыбкой.

Отец поднимается на недавно построенную сцену в задней части зала, и мы все следуем его примеру. Мы стоим позади него, пока он постукивает по микрофону на трибуне, убеждаясь, что он работает. Толпа затихает, когда они поворачиваются к нам лицом.

— Спасибо вам всем за то, что приехали так быстро. Я рад, что вы смогли быть здесь с нами сегодня вечером поэтому совершенно особому случаю. ― Он оглядывается через плечо на нас с Чарли, и мое кровяное давление взлетает до небес. ― Я знаю, что в моем приглашении говорилось, что это вечеринка, но на самом деле это гораздо большее. Я хотел бы попросить Чарльза Бэррона Третьего и мою дочь выйти вперед. Он протягивает мне руку, с обожанием улыбаясь, словно самый гордый отец во вселенной.

— Просто держи себя в руках, ― напоминает мне Чарли, направляя меня вперед.

Следующие несколько минут происходят как в замедленной съемке. Толпа ахает, когда Чарли опускается передо мной на колено, протягивая маленькую черную коробочку. Он открывает крышку, и большое круглое кольцо с бриллиантом сверкает и переливается передо мной.

У меня от шока отвисает челюсть. Теперь я понимаю, почему Чарли не рассказал мне всю историю еще в кабинете. Он хотел, чтобы мое выражение лица выглядело соответственно удивленным, и он уже достаточно хорошо меня знает: я бы ни за что не поднялась на эту сцену, не крича о кровавом убийстве, если бы я знала, что меня ожидает.

— Эбигейл Эвелин Херст-Мэннинг. Ты была в моей жизни столько, сколько я себя помню, но ты больше, чем просто один из моих лучших друзей. Ты та, кем я восхищался и уважал в течение очень долгого времени. Кто-то, кто уже является неотъемлемой частью моей семьи. Совсем недавно я понял, насколько глубоки мои чувства.

Он каким-то волшебным способной заставляет чтобы слезы застыли в его глазах, и мне хочется крикнуть: «Кто-нибудь, дайте этому человеку Оскар», но, естественно, я держу эти мысли при себе.

— Думаю, что я всегда был влюблен в тебя, ― продолжает он, ― но слишком боялся признаться в этом даже самому себе.

Я должна отдать должное Чарли. Он разыгрывает спектакль всей своей жизни. Когда он смотрит на меня обожающими, полными любви глазами, даже я почти верю в это. Но я знаю лучше. Это План Б моего отца, хотя я в замешательстве.

Хоть брак по договоренности с Чарли и продолжает элитную родословную, это чертовски вредит бизнесу моего отца, потому что отец Чарли — банкир. Он владеет одной из старейших и наиболее авторитетных банковских фирм штата, но моему отцу не нужны деньги для его программы автоматического вождения автомобилей. Ему нужны технические знания, а союз с Бэрронами не дает ему этого. Так что я в замешательстве, почему он согласен с этим.

Что я упускаю из виду?

Шум суматохи в дальнем конце комнаты отвлекает меня, но я не могу отвести взгляда от делающего мне предложения Чарли.

— Я люблю тебя, Эбби, и хочу провести остаток своей жизни, делая тебя счастливой. Не окажешь ли ты мне огромную честь, согласившись стать моей женой?

Глава 35

Приглушенный шепот просачивается сквозь толпу, когда кто-то кричит:

— Отвали от меня!

Я вскидываю голову и вижу Кэма на другом конце переполненной комнаты. Сойер, Джексон и Маверик удерживают его. Его взгляд полон замешательства, гнева и боли. Привлекая внимание, Чарли дергает меня за запястье, глазами умоляя придерживаться плана и доверять ему, и я отбрасываю все мысли о Кэме, облизываю пересохшие губы и улыбаюсь мужчине, стоящему передо мной на одном колене.

— Для меня было бы честью выйти за тебя, ― послушно отвечаю я, и толпа разражается восторженными аплодисментами.

Чарли встает, одаривая еще одной обожающей улыбкой, и надевает кольцо мне на палец.

Краем глаза я замечаю, как Трент смотрит на нас, даже когда какая-то брюнетка прижимается к нему.

— Это должно казаться реальным, ― шепчет Чарли, притягивая меня ближе к себе. Обхватив затылок, он притягивает мой рот к своему. Он крепко прижимает меня к твердому телу, держа одну руку на пояснице, а другую на шее, и страстно целует.

Я благодарна, что он не засовывает язык мне в рот, потому что это было бы уже чересчур, но в тоже время он не сдерживается, и, черт возьми, Чарли Бэррон умеет целоваться.

Должно быть, это все из-за практики с девушками из колледжа, потому что с трудом замечаю, когда он отрывает свои губы от моих.

Толпа улюлюкает и кричит, а отец ухмыляется, как кот, объевшийся сливой. Родители Чарли приближаются, обнимая нас и громко поздравляя, все это время я нахожусь в оцепенении, гадая, где Кэм и почему здесь новая элита. Мой отец никак не мог их пригласить, так что они, должно быть, заявились без приглашения.

— Поздравляю, Эбигейл, ― говорит отец, целомудренно целуя меня в щеку. ― Я надеюсь, ты будешь очень счастлива. Чарльз будет отличным мужем, ― и шепотом на ухо добавляет. ― И, если ты каким-либо способом испортишь это соглашение, то присоединишься к своей матери в аду.

Чарли берет меня под руку, как будто он услышал всех этих ужасных слов, и я цепляюсь за него, дрожа от очень реального страха.

Дорогой папочка не понимает, что я уже испортила его планы, и понятия не имею, что мне делать.

Дрю и Джейн следующие, и требуется колоссальная сила воли, чтобы не зашипеть и не плюнуть в моего брата.

— Ты окончательно в моем черном списке, ― произношу я, с улыбкой принимая его поздравления.

— Я делал все только для твоей защиты, ― говорит он, возвращая вымученную улыбку. ― И ты увидишь это со временем.

— Прости, ― шепчет Джейн, заключая меня в объятия, и мы обе демонстрируем огромную фальшивую улыбку. ― Я хотела все рассказать, но Дрю не подпускал меня к тебе.

— Мы поговорим позже, возможно, ― говорю я, прежде чем позволить Чарли оттащить меня.

— По шкале от одного до десяти, насколько ты зла? ― спрашивает он.

— О, ― говорю я, улыбаясь ему, как будто он повесил луну. ― Около сотни.

— Что все это значит? ― слышу слова моего отца, и оглядываюсь на него через плечо. Его лицо медленно теряет цвет, когда он пристально смотрит на что-то или кого-то в толпе.

— Черт. ― Чарли ставит меня перед собой, обнимая за талию, пока я наблюдаю, как смутно знакомые высокий мужчина в сером костюме в тонкую полоску и, следующий за ним, долговязый мужчина в затемненных очках продвигаются сквозь толпу. Позади них Кэм, Джексон, Сойер и Маверик с двумя другими темноволосыми мальчиками, которые выглядят моложе.

— Что, черт возьми, происходит? ― спрашиваю я, откидываясь назад, чтобы посмотреть на Чарли. ― И почему эти люди кажутся знакомыми?

— Парень, возглавляющий эту толпу, Аттикус Андерсон, а человек, стоящий за ним, его шурин, Уэсли Маршалл. Полагаю, мы узнаем настоящую причину, по которой новая элита появилась в городе.

— Охрана! ― кричит отец в микрофон. ― Очистите комнату. Ребята, вечеринка окончена. Спасибо, что пришли, и будьте осторожны, возвращаясь домой. ― Он жестом «Подойди сюда» указывает на, стоящих в стороне, Марио и Луиса, когда Аттикус Андерсон поднимается на подиум и выхватывает микрофон из руки отца.

— Не торопитесь расходиться, ― говорит он, его голос разносится по комнате. ― Некоторые из вас наверняка помнят меня. Я Аттикус Андерсон. Потомок одного из первых отцов-основателей, и думаю, вы захотите услышать, что я хочу рассказать.

Кэм поднимается на сцену, наклоняется к Аттикусу и что-то шепчет ему на ухо. Челюсть Кэма напряжена, когда он говорит, его суровый взгляд все время прикован ко мне.

Другие парни подходят к ним сзади, и мой отец ощетинивается, когда шеренга вооруженных людей встает в защиту с одной стороны. Я замечаю выпуклость пистолетов, пристегнутых к их поясам или засунутых за пояс брюк, и от дурного предчувствия у меня покалывает кожу. Марио и Луис тянутся к своим пистолетам, но отец качает головой.

Некоторые мужчины и женщины в толпе остановились, оборачиваясь, чтобы послушать, но люди отца безжалостно выталкивают людей из бального зала, нравится им это или нет.

— Все, что ты запланировал, должно произойти без зрителей, Аттикус, ― говорит отец, забирая у него микрофон и передавая его Марио.

Аттикус пожимает плечами, довольная улыбка украшает его губы.

— Они все равно скоро узнают, ― загадочно говорит он. ― И все главные игроки здесь. ― Он кивает отцу Чарли, прежде чем устремить холодный взгляд на Кристиана Монтгомери.

Во всей этой суматохе я не заметила, как он и Трент вышли на сцену. Девушки Трента нигде не видно, так что я предполагаю, что он отправил ее домой, потому что это элитный бизнес, и она не имеет права здесь находиться.

Широкие двери бального зала с лязгом захлопнулись, и ряд охранников отца выстроился перед входом, блокируя выход.

— Черт, ― шепчет Чарли мне на ухо. — Добром это не закончится.

Взгляд Кэма опускается на, обнимающие меня за талию, руки Чарли, и я испытываю желание вырваться из его объятий, но мне отчаянно нужна его сила, поэтому остаюсь на месте, даже если это расстраивает моего любовника.

— Мы оба знаем, что ты собираешься сказать, ― добавляет Кристиан, занимая место рядом с моим отцом. ― И пустые слова ничего не значат.

— Слова не пусты там, где есть доказательства, ― говорит Уэсли Маршалл, отец Кэма, он впервые заговорил.

— Чушь собачья, ― говорит мой отец. ― У тебя ничего нет.

— У нас есть содержимое вашего сейфа, ― говорит Аттикус, ― и какое это было откровение.

Мой отец смеется, но это невесело.

— Хорошая попытка, но я на это не куплюсь. Мой сейф непроницаем.

— Только потому, что мы хотели, чтобы ты так считал. ― Аттикус пристально смотрит на нервного Дрю. ― Если ты мне не веришь, то спроси своего сына. Он был в этом замешан.

Мускул сжимается на челюсти Дрю, и мое дыхание становится прерывистым. Хоть брат и в моем черном списке, но я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. Я обращаю умоляющий взгляд на Кэма, но он все еще смотрит на меня так, словно хочет задушить.

Отец пристально смотрит на Дрю, видя правду в каплях пота, усеивающих его лоб, и испуганном взгляде. Вся кровь отливает от лица моего отца, и он недостаточно быстро скрывает свою панику.

— Я долго ждал этого дня, Майкл. ― Аттикус ухмыляется, замечая это, и подходит прямо к моему отцу без малейшего следа страха. ― Ты отнял у меня все, и теперь я отплачу тебе тем же. ― Затем он поворачивается к Кристиану Монтгомери. ― И твой день расплаты тоже настанет.

Аттикус оборачивается, посылая сочувственную улыбку в сторону Джексона, когда он протягивает руку. Уэсли Маршалл протягивает ему большой коричневый конверт, и Аттикус машет им перед призрачно-белым лицом отца.

— Женевьева пришла навестить меня перед смертью, потому что твоя жена доверилась ей незадолго до смерти. Ты знал, что у Оливии были доказательства того, что ты убил мою жену? Именно поэтому ты устроил автомобильную аварию? Или это было, когда ты понял, что убил не ту женщину? Что любовь всей моей жизни все еще была на этой Земле и планировала сбежать со мной?

— Что? ― спрашивает Маверик, делая шаг вперед с озадаченным выражением на лице.

Аттикус подходит к сыну и кладет руку ему на плечо.

— Прости, что я не был до конца правдив, сынок. ― Он смотрит туда, где Кэм встал рядом с двумя младшими мальчиками. Один из них явно расстроен, борется со слезами, и Кэм кладет руку ему на плечо. ― Мне жаль, что кому-то из вас, мальчики, приходится это слышать, но ничего хорошего не выйдет из сокрытия правды. Все в этой комнате вот-вот усвоят этот урок.

Он подходит к расстроенному мальчику.

— Я любил твою мать, сынок, но она не была любовью всей моей жизни. Эмма всегда знала, что Оливия Мэннинг была единственной для меня, и, если бы у Оливии был выбор, она бы вышла за меня замуж, но глупая элитная чушь и этот коварный мудак, стоящий там, встали на нашем пути.

В голове крутится куча вопросов, и я не упущу возможность найти ответы.

— Моя мать любила тебя в ответ? ― спрашиваю я.

Аттикус поворачивается ко мне, когда отец рявкает на меня, чтобы я закрыла рот. Я игнорирую его, благодарная охранникам Андерсона за то, что они наставили на него оружие и что он не может остановить меня, не превратив все в кровавую баню. Ему наплевать на большинство людей в этой комнате, но я уверена, что он не рискнет причинить вред своему единственному наследнику мужского пола, Дрю, даже зная о его предательстве.

— Эбигейл, моя дорогая. ― Аттикус делает шаг ко мне со смешной улыбкой на лице, и я замечаю, как напрягается плечо Кэма. ― Твоя мать любила меня. Мы были влюблены с детства, и нам было суждено пожениться, пока твой отец не положил глаз на «Мэннинг Моторс» и твою мать. Он намеренно соблазнил Оливию и обрюхатил ее, чтобы увести от меня. Мое сердце было разбито, но жизнь продолжается, поэтому я женился на Эмме. Она была лучшей подругой Оливии, и я знал, что она всегда была тайно влюблена в меня. Поначалу это был хороший брак, и первые несколько лет, между нами, все было хорошо.

Он проводит рукой по волосам, поворачиваясь на полпути к своим мальчикам с извинением в глазах.

— Пока Оливия не пришла ко мне за помощью. Майкл избивал ее и даже стоял рядом и смотрел, как этот монстр насиловал ее. ― Он смотрит на Кристиана, и у меня скручивает живот. ― Оливия боялась за свою и вашу жизнь. ― Его взгляд мечется между мной и Дрю. ― И я не мог бросить ее, когда она нуждалась во мне.

Чарли крепче обнимает меня за талию, и я обхватываю его за руку, сильнее прижимаясь к нему, готовясь к бомбам, которые, как я знаю, Аттикус планирует сбросить.

— После того, как мы связали свои жизни с другими партнерами, мы держались на расстоянии друг от друга, но наши чувства никогда не менялись. У нас начался роман…

— Вот почему они перестали быть друзьями, ― вмешалась я, все кусочки складывались в моей голове. ― Ваша жена узнала об этом, не так ли?

Он кивает.

— Да. Эмма умоляла меня держаться подальше от твоей матери, и, какое-то время, я это делал. Но я никогда не мог ни в чем отказать Оливии, и мы снова начали встречаться, но на этот раз были более скрытными. По крайней мере, мы так думали. ― Он свирепо смотрит на моего отца. ― Ты хочешь взять на себя эту часть истории, или мне продолжать?

— Я рад, что ты употребил это слово, потому что все это чушь собачья, ― кипит мой отец, сжимая и разжимая кулаки.

— Ну же, Майкл. ― Аттикус храбро хлопает отца по спине. ― По крайней мере, имей смелость признаться в своей роли в этой всей истории. Женевьева дала мне доказательство, подтверждающее, что ты убил Эмму. Ты заплатил за эти таблетки от ее имени и насильно запихнул их ей в глотку. Скажи мне, ты оставался там и смотрел, как ее жизненная сила иссякает?

— Ты еб*нный убийца! ― Кэм бросается на моего отца, но Луис встает перед ним, прижимая дуло пистолета к груди Кэма.

Я вырываюсь из объятий Чарли и бегу к Кэму, пытаясь оттащить его назад. Луис ― непредсказуемая горячая голова, и не исключено, что он намеренно застрелит Кэма, чтобы развязать войну.

— Он того не стоит. ― Я тяну Кэма за руку. ― Пожалуйста, Кэм. Отойди.

— Он убил мою мать! ― кричит он, показывая все эмоции на лице.

— Что? ― я заикаюсь, когда Чарли делает шаг вперед и тянет меня назад.

— Он действительно не рассказал тебе, не так ли? ― говорит Аттикус, переводя взгляд с меня на Кэма. ― Кэмден Маршалл — это не его настоящее имя.

Аттикус смотрит на Уэсли, и его тон смягчается.

― Кэмден Маршалл был сыном Уэсли. Он умер, когда ему было два года. ― Уэсли опускает голову, и его плечи вздымаются, а Аттикус продолжает. ― Мой шурин известен своей скрытностью, и он скрывал новости от средств массовой информации. Когда мне понадобилась помощь, Уэсли вмешался и позволил нам использовать личность его сына для сокрытия Кайдена, чтобы он мог вернуться в Райдвилл и сделать все необходимое.

— Я, бля*ь, так и знал! ― Дрю делает шаг вперед, тыча пальцем в сторону Кэма. ― Поэтому мне, бля*ь, казалось, что я знаю тебя. Как ты мог молчать об этом? Ты был моим лучшим другом!

— Пока нам не исполнилось пять, — невозмутимо говорит Кэм-Кайден.

— Ты мог бы, по крайней мере, сказать моей сестре! ― шипит Дрю, шагая вперед и прижимаясь грудью к Кайдену, подтверждая, что он знал обо мне и о нем все это время.

— Хорошо. ― Аттикус отталкивает их друг от друга. ― Здесь мы немного продвинулись вперед. Отойди, сынок. ― Маверик тянет Кайдена назад, и я смотрю на парня, в которого влюблена, задаваясь вопросом, правда ли то, что он мне сказал или показал.

Аттикус обхватывает ладонями мое лицо, привлекая внимание.

— Не трогай ее, ― говорит Кайден, и мы встречаемся взглядами впервые с тех пор, как правда была раскрыта. Я многое вижу на его лице, но не знаю, чему верить.

Я не могу поверить, что спала с Кайденом Андерсоном, и не знала этого.

Я должна была уловить связь, когда увидела фотографию в его комнате, или когда он вскользь упомянул старшего брата, или когда я встретила Маверика. Кайден и Дрю были вместе, когда мы были маленькими, и, хотя многие из этих воспоминаний сейчас туманны, Кайден когда-то был большой частью моей жизни.

Я не могу поверить, что он скрывал от меня свою настоящую личность. Боль пронзает грудь, и его предательство глубоко ранит. Я тону в этих чувствах, и Чарли сейчас мой единственный якорь. Единственный человек в этой комнате, которому я доверяю. Я отвожу взгляд от Кайдена, потому что не хочу, чтобы он видел, как я убита горем.

— Кайден. — Аттикус бросает предупреждающий взгляд в сторону сына, и тот замолкает, но парню не нравится, что ему делают выговор на глазах у всех. Вена, вздувшаяся у него на шее, и свирепый взгляд явно это демонстрируют. — Как я уже говорил, Эбигейл, мы с твоей матерью снова были вместе, но твой отец узнал об этом, и именно тогда, в наказание, забрал у меня мою жену. Оливия была в отчаянии.

— Я помню, ― шепчу. ― Она все время плакала.

Мне было всего семь, но я никогда не забуду ее слез.

— Она винила себя, как и я. ― На его челюсти появляется мышца. ― Но Эмма ушла, и я не мог вернуть ее, поэтому мои приоритеты изменились. Я знал, что должен был вытащить вас всех из этого дома, подальше от этого гребанного убийцы, — он рычит на моего отца, ― и мне нужно было найти новый дом для мальчиков. Тот, который не напоминал им ежедневно о том, что они потеряли.

Аттикус потирает рукой грудь.

— Мы все спланировали заранее: собирались забрать всех вас, детей, и уехать за границу, но сначала нам нужно было похоронить ублюдка. Посадить его в тюрьму за убийство Эммы было единственным способом по-настоящему освободиться, поэтому Оливия получила необходимые нам доказательства, мы купили недвижимость во Франции и забронировали рейсы в один конец.

Он снова странно смотрит на меня, и на этот раз я читаю выражение его лица. Он разрывается между эмоциями. Как будто одна часть его ненавидит меня, а другая часть проявляет сочувствие.

— Мы бы преуспели, если бы ты не спутала наши все планы.

— Я? ― резко перевожу взгляд с Кайдена на его отца. ― Что я сделала? Я ничего не знала о тебе и моей матери! Это первый раз, когда я это слышу.

— Ты подслушала, как твоя мать говорила со мной по телефону о новом доме. Ты выболтала это своему отцу, и он собрал нужные кусочки информации и сложил все вместе.

Ледяной холод пробирает меня до костей.

― Ты была катализатором, который разрушил мою жизнь, ― добавляет он. ― Я потерял все: бизнес, богатство, дом, репутацию, жену. Женщину, с которой я планировал состариться. Мое здравомыслие.

— Она была всего лишь ребенком, папа, ― вмешивается Кайден. — Это была не ее вина.

— Теперь я это понимаю, ― тихо говорит он, пока я наблюдаю, как Луис медленно отступает со сцены, его взгляд метнулся к боковой двери. Что, черт возьми, он задумал?

— И ты поможешь все исправить, ― загадочно произносит Аттикус.

— Что ты сделала, маленькая сучка? ― кричит мой отец.

— Не смей так разговаривать с Эбби. ― Кайден пристально смотрит на моего отца.

— Пошел ты, сопляк.

Мой отец с отвращением смотрит на его татуировки, и внезапно я не могу дождаться, когда он услышит мои новости.

Он точно отречется от меня.

Или так, или похоронит меня на глубине десяти футов.

— Я отправил записку Кристиану, ― говорит Аттикус, и на лице Кайдена отражается шок. Аттикус улыбается моему отцу. ― Мне нужно было отвлечь тебя, чтобы ты не заметил, что происходит прямо у тебя под носом.

— Я не знал, ― выпаливает Кайден, глядя на меня умоляющим взглядом, словно это искупает вину и нанесенный ущерб.

Чем больше я слышу, тем больше убеждаюсь, что все, что с нами произошло, было частью стратегии. Я пристально смотрю на него, крепче сжимая руку Чарли.

— У нас есть копии документов, которые вы с Кристианом подделали, чтобы меня вышвырнули из правления моей собственной компании, ― продолжает Аттикус, подходя прямо к Кристиану и моему отцу. — Это заняло у меня годы, но с помощью Уэса у меня достаточно денег, чтобы похоронить тебя вместе с доказательствами, доказывающими, что ты организовал убийство Эммы, ― добавляет он, многозначительно глядя на моего отца.

— Это никогда не пройдет в суде, ― говорит отец с фальшивой бравадой.

— И мы будем годами втягивать вас в юридические споры, ― добавляет Кристиан, его голос сочится высокомерием. Трент стоит рядом со своим отцом, ухмыляясь.

— Мы даже лучше связаны, чем были много лет назад, ― мой отец отталкивает Аттикуса. ― Так что делай, что хочешь. Это ни к чему не приведет. Мы все равно победим. ― Он делает шаг вперед, отталкивая Аттикуса.

Продолжая обнимать меня, Чарли отступает к краю сцены.

― Скоро ситуация станет ужасной, ― шепчет он мне на ухо. ― Когда я скажу тебе «беги», ты побежишь к задней двери и убираешься отсюда к чертовой матери. Оскар охраняет эту точку выхода, и он проследит, чтобы тебя доставили в безопасное место.

Аттикус улыбается.

— Так и думал, что ты это скажешь, вот почему у меня есть страховка. Ты научил меня этому, Майкл. Наверное, я должен сказать спасибо.

— Хорошо, я слушаю, ― говорит мой отец, не выглядя слишком обеспокоенным, теперь он думает, что его задница прикрыта, потому что у него так много полицейских, адвокатов и судей в заднем кармане.

— У нас есть копия завещания Оливии. Я не знал, что она изменила его как раз перед тем, как мы планировали сбежать. Я знаю, что это была не та версия, которая была представлена при официальном оглашении завещания, но предполагаю, что немногие знают о существовании нового завещания.

Мой отец выглядит так, словно вот-вот упадет в обморок, и я молча поддерживаю Аттикуса, хотя в тоже время проклинаю его, потому что он не был добр ко мне.

— И я уверен, что ни один из ваших детей не знает условий.

— Я мог бы знать, ― говорит Дрю, ― если бы твой засранец-сын предоставил мне копию документов, как обещал.

— Это было необходимо, сынок, ― говорит Аттикус, пытаясь успокоить Дрю.

— Что говорится в завещании? ― требовательно спрашиваю я.

Аттикус злорадно смотрит на моего отца, когда тот поворачивается ко мне.

— В случае смерти вашей матери все семейные акции «Мэннинг Моторс» переходят к ее оставшимся в живых детям, как только им исполнится восемнадцать.

Дрю и я встречаемся взглядами, одинаково удивлены таким исходом.

— Мелким шрифтом было одно предостережение, которое адвокат, консультировавший ее, упустил из виду. Это старое семейное завещание, которое было изменено, и он, должно быть, не заметил. Если бы твоя мать была жива, она бы возненавидела, что пропустила это, потому что это единственный пункт, который определил ее судьбу. ― Он касается моей щеки. ― Она была бы в ужасе, если бы узнала, что тебя тоже принуждают к браку по договоренности.

Он смотрит на Чарли, но в его глазах нет злобы.

— Если ты выйдешь замуж, ― продолжает он, снова сосредотачиваясь на мне. ― Все твои акции переходят к твоему мужу.

Я бросаю взгляд на отца и вижу правду, которую он пытается скрыть.

— Ты сукин сын, ― рычу я. — Вот почему ты пытался заставить меня выйти замуж! Все для того, чтобы ты мог держаться за свою драгоценную компанию!

Должно быть, он боялся, что настоящее завещание станет достоянием общественности, и подстраховался. Очевидно, это было частью сделки с Монтгомери. Он явно договорился о чем-то с Кристианом, а это означало, что Трент продаст ему свои акции, чтобы отец мог сохранить контроль. Похоже, что то же самое происходит сейчас. Я пытаюсь вырваться из объятий Чарли, но его хватка крепка, и все мои попытки безрезультатны.

Ирония в том, что, если бы отец попросил акции в обмен на мою свободу, я бы с готовностью согласилась.

Но не сейчас.

Теперь я хочу забрать у него все.

Я снимаю с пальца обручальное кольцо и бросаю его в лицо отцу.

— Ты можешь оставить это себе, так как сейчас оно мне не понадобится.

— Осторожно, ― шепчет Чарли мне на ухо. ― Игра еще не закончена.

Я заставлю себя успокоиться, потому что знаю, что он прав.

— Ты заплатишь за это, ― говорит мой отец Аттикусу злым, тихим голосом.

— Ты здесь не командуешь, ― огрызается Аттикус.

— Я не понимаю, каким образом это дает тебе возможность диктовать свои условия, ― говорит Кристиан.

Я с любопытством смотрю на отца Чарли, потому что он не сказал ни слова. Он хладнокровно наблюдает за всем происходящим, защищая маму и сестру Чарли, ничего не упуская.

— В этом вся прелесть нашего плана.

Меня на мгновение отвлекает звук настойчивого шепота. Маверик отчаянно что-то говорит на ухо Кайдену, дико жестикулируя руками. Именно поэтому я вижу, как на лице Кайдена появляется выражение ужаса.

— В завещании есть еще один пункт. ― Аттикус потирает руки и смотрит на меня. ― Акции Эбигейл в «Мэннинг Моторс» в конечном счете станут моими, как только она выйдет замуж за моего сына.

У меня все замирает внутри, когда я вижу, как он достает что-то из внутреннего кармана куртки. Тошнота подступает к моему горлу, когда приходит осознание.

Я резко поворачиваю голову в сторону Кайдена, и непрошеные слезы катятся по лицу. У него вообще нет никаких эмоций. Боль сжимает мое сердце тисками, и я задаюсь вопросом, возможно ли физически разорвать сердце, потому что именно так оно сейчас и ощущается..

— С меня хватит, ― говорит мой отец. ― Охрана.

Единодушный щелчок оружия эхом разносится по комнате, когда охранники отца стягиваются со всех углов с поднятым оружием. Люди Аттикуса окружают сцену по периметру, направляя оружие на приближающихся охранников, и у меня перехватывает дыхание.

— Приготовься, ― шепчет Чарли мне на ухо.

— Отзови своих людей, ― холодно отвечает Аттикус. ― Твоей дочери не нужен этот стресс. Если только ты не хочешь, чтобы тебя привлекли к ответственности, если что-нибудь случится с нашим внуком.

Глава 36

— Что ты, бля*ь, наделала?! ― рычит мой отец.

— Твоя дочь была в отношениях с моим сыном за твоей спиной. Знаешь, ― он постукивает пальцем по подбородку, ― Возможно даже влюблены друг в друга. ― Он подмигивает мне, протягивая распечатку моему отцу. — Это в некотором роде поэтично. Немного похоже на повторение истории. Только на этот раз Кайден будет тем, кто получит девушку. В завещании говорится, что Эбигейл лишится своих акций в случае незапланированной беременности, если она не выйдет замуж за отца ребенка.

У меня подкашиваются ноги, но Чарли удерживает меня в вертикальном положении. Если то, что говорит Аттикус, правда, и я хочу держать свои акции подальше от своего отца, то должна выйти замуж за Кайдена, только тогда я передам бразды правления его отцу. Но если я не выйду за него замуж, победит мой отец.

Будь я проклята, если сделаю это, и будь я проклята, если не сделаю.

Аттикус задумчиво смотрит на меня.

— Ты так похожа на Оливию, и такая же красивая, как и она. Мой сын — счастливый человек.

Отец бросает один взгляд на страницу в своей руке и комкает ее в кулаке. Я уверена, что это копия документа, который получила вчера утром на приеме у врача, подтверждающего, что я на третьей неделе беременности.

— Шлю*а! ― кричит Трент, когда Кристиан удерживает его с самодовольной ухмылкой. ― И спать с врагом, чтобы отомстить своему отцу — жалко. Я рад, что мы расстались.

Я отгородилась от Трента, мысленно отмахиваясь от него, как от назойливой мухи вместо того, чтобы сделать замечания насчет его неверности.

Еще больше слез вытекает из моих глаз, когда я с недоверием смотрю на Кайдена.

Я не хотела, чтобы это было правдой.

Хотелось верить, что это был несчастный случай, но, по крайней мере, теперь я точно знаю, как забеременела.

Он намеренно саботировал мои противозачаточные средства, а я была глупой сукой, которая трахалась с ним, при малейшем его желании.

Я была такой наивной, веря, что он что-то чувствует ко мне. Мне следовало бы знать лучше после всего того дерьма, что он со мной сделал. Это просто была другая форма издевательств, и теперь невинный ребенок попал в эту смесь.

Я клянусь добиться возмездия. Я не знаю, как и когда, но однажды я заставлю Кайдена Андерсона заплатить за все предательства и унижения.

Шок отражается на лицах Сойера и Джексона, и я рада узнать, что, по крайней мере, они не участвовали в части плана, касающейся беременности. Отец Чарли сдерживает Дрю, и он выкрикивает всевозможные угрозы в адрес Кайдена с другой стороны сцены. Медленно Чарли снова двигает нас, маленький шажок за раз.

— Я готов заключить сделку, ― говорит Аттикус. ― Я не стану лишать тебя всего, как ты сделал это со мной. Я дам тебе достаточно, чтобы наслаждаться разумным уровнем жизни.

— Если ты думаешь, что я буду заключать сделку с такими, как ты, то действительно совсем меня не знаешь, ― говорит мой отец.

Злая ухмылка расплывается на его лице, когда он быстро вытаскивает пистолет из-за спины своих брюк и стреляет Аттикусу в грудь.

Начинается бедлам, когда все на сцене — за исключением женщин — достают оружие и начинают стрелять. Джейн кричит, когда пули свистят над нашими головами.

— Эбби! ― кричит Кайден, беспорядочно стреляя из пистолета и одновременно толкая двух своих младших братьев через другую сторону сцены к телохранителям своего отца. Он выглядит противоречивым, когда переводит взгляд с них на меня.

— Беги сейчас же, Эбби, ― говорит Чарли, загораживая Кайдену вид, прикрывая меня своим телом. Он подталкивает меня ко Дрю, одновременно набирая девять-один-один на мобильном.

— Не дай ничему случиться с Кайденом, ― умоляю я, вцепившись в его руку.

Ненавижу его и планирую отомстить, но я твердо решила, что ребенок не должен пострадать из-за моих ошибок. Кайден все еще отец моего ребенка, и я не хочу, чтобы мой сын или дочь росли, не имея в своей жизни обоих родителей. Я знаю, каково это, и не пожелала бы такого никому.

— Не волнуйся. Он знает, как позаботиться о себе, но я буду присматривать за ним, ― уверяет меня Чарли.

— Я люблю вас обоих, ― говорит Дрю, подталкивая меня и Джейн к ступенькам сбоку сцены. ― Идите в безопасное место.

Я хочу поспорить. Схватить пистолет и вступить в бой.

Но не могу.

Потому что ребенок, растущий во мне, невинен, и моя работа — защищать его или ее. Неважно, как он был зачат или что он уже пешка в презренной игре, которую ведут наши отцы, я уже люблю его и сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить его.

— Будьте в безопасности, ― кричу я Дрю и Чарли.

Беру Джейн за руку. Мы бежим вниз по ступенькам, прижимаясь спиной к стене позади матери и сестры Чарли, когда мы медленно выходим из комнаты.

Все слишком заняты стрельбой по врагу, чтобы заметить наше бегство. Некоторые охранники дерутся на кулаках, использовав все патроны. Несколько человек лежат на земле. Некоторые неподвижны. Другие лежат в лужах крови, которые становятся все больше.

— Быстро, ― говорит Оскар, бросаясь мне навстречу, когда Бенджамин, еще один охранник, выводит Бэрронов в безопасное место. ― Тебе нужно убираться отсюда.

— Эбби! ― Отчаянный крик Кайдена раздается позади меня, когда Оскар выводит нас в коридор, закрывая за нами дверь.

— Нам нужно разделиться. ― Оскар кивает на Бенджамина, когда мы бежим. ― Возьмите миссис Бэррон, ее дочь и Джейн и отвезите их в резиденцию Бэрронов. Мне нужно увезти мисс Эбигейл как можно дальше отсюда.

Я хочу остаться с Джейн, но я доверяю Оскару. Мы быстро обнимаемся.

— Если что-нибудь случится с тобой или Дрю, я умру, ― рыдает Джейн, снова обнимая меня. ― Не рискуй, Эбби.

— Обещаю, что не буду. Это больше не только я, ― говорю я, кладя руку на живот.

Я знаю, что она умирает от желания поговорить со мной об этом, но сейчас не время.

— Иди. Я позвоню, как только смогу.

Бенджамин выводит их троих из передней части дома, в то время как Оскар выводит меня через черный ход.

— Моя машина спрятана в лесу, ― говорит он. ― Ты в состоянии бежать?

Я срываю сандалии Джимми Чу со своих ног и выбрасываю их.

— Теперь да.

Мы бежим по траве, и я надеюсь, что охранники слишком заняты, чтобы заметить нас. Я напрягаюсь сильнее, чем когда-либо, чтобы не отставать от Оскара. Я так тяжело дышу, что не слышу шагов, преследующих нас, до последней минуты.

— Кто-то бежит за нами! ― я тяжело дышу.

— Беги, Эбби. ― Оскар бросает мне ключи. ― Продолжай бежать и не оглядывайся. Неважно, что ты услышишь.

Слезы текут по моему лицу, пока я продолжаю бежать, а Оскар отстает. Кровь пульсирует в венах, и пот струится по спине, когда я бегу, спасая свою жизнь. Позади меня раздаются звуки борьбы, но я не останавливаюсь.

Даже когда раздается выстрел.

Адреналин бурлит во мне, рыдания сотрясают мое тело, но я продолжаю бежать, воодушевленная новой жизнью, зависящей от меня.

Я вбегаю в лес, едва ощущая боль от бега босиком по мусору на земле. Топот преследующих меня шагов подстегивает меня, и я бегу быстрее, вытирая слезы с глаз, и молюсь так, как никогда раньше этого не делала.

Машина Оскара появляется в поле моего зрения как раз в тот момент, когда кто-то прыгает на меня сзади.

Я тяжело падаю, приземляясь на живот, и кричу о помощи, когда твердое тело прижимает меня к земле, вдавливая мое лицо в грязную землю. Я вскрикиваю от боли, когда острая боль пронзает плечо. Веки тяжелеют, а конечности вяло двигаются, когда то, что он мне ввел, быстро проникает в кровоток.

— Не причиняй вреда моему ребенку, ― всхлипываю я, прежде чем провалится во тьму.

Оглавление

Шивон Дэвис Жестокие намерения Серия: Элита Райдвилла № 1

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36