Выход Силой 2 (СИ) [Андрей Дай] (fb2) читать онлайн

Выход Силой 2

Пролог

Андрей Дай

Выход Силой 2

Сага

Сказание о сильных и слабых.

И о том, как трудно отличить

Одних от других!

1148 год по Имперскому календарю

2763 год от основания Рима

Учитель продолжил сквозь меня смотреть, даже после того, как последние слова из древней саги были сказаны. Одним Богам ведомо, что Злотан Чеславович видел в серых сумерках за окном, и сколько он еще так просидит.

— Вот как-то так, — сказал я, чтоб привлечь внимание Богданова. В конце концов, я пришел к нему, дабы решить свои проблемы, а не раскрыть одну из главных тайн древности. Которая, к тому же, ни для кого из высших аристократов империи, тайной и не была.

— Опасные сведения, — растягивая гласные, выговорила Ксения. — Не думаю, что правящему дому понравится, если нечто в этом роде станет достоянием общественности.

— Пф, — фыркнул я. — Ты так говоришь, потому что не знаешь — известно ли это кому-либо другому. Так я тебе вот что скажу: подумай! Если даже у Летовых, в дикой Сибири, нашлось кому записать преданья старины глубокой, неужели у остальных потомков тех первых русов таких людей не было?

— Хельги Орвар — это ведь тот, кого История знает, как Вещего Олега? — показалось, как-то жалобно, спросил историк.

— Ну, да, — легким волевым усилием, погасив попытку дернуть плечом, согласился я. И улыбнулся собственной маленькой победе над коварным телом. — Он самый.

— Ваша… гм… летопись Летовых утверждает, что Хельги Стрела уже бывал в землях славян незадолго до «призвания», — откашлявшись, несколько раз моргнув и вытерев выступившие слезы, деловито продолжил учитель. — Где-нибудь остались сведения, каким именно образом это было проделано?

— Некоторым образом, — пришлось признать мне. — В изустных пересказах.

— Это как? — хихикнула девушка. — Явился призрак князя Ингемара, и поведал страшную тайну? Или эта весть передавалось из поколения полторы тысячи лет подряд? Такое, вообще, возможно?

— Мир полон чудес, — скривился я, скрывая удивление. Ткнув, что называется: пальцем в небо, Баженова попала точно в цель. — Поверь, может существовать этакое, что ты даже представить себе не можешь.

— Какие-нибудь… кхе-кхе… сведения, — вернул к себе мое внимание Богданов. — Что-то, чего можно было бы уточнить в известных письменных источниках. Имеется в виду именно этот, разведывательный, поход будущего князя-регента. Что-то вы можете сообщить?

— Прямо сейчас, пожалуй, что — нет, — я устал говорить несколько часов подряд. Хотел кушать, и получить, наконец, совет — как мне сдать ненавистный тест по истории. Но и разрушать только-только наметившуюся связь с Богдановым не хотелось. — В хранилище Рода полно свитков. Нужно посмотреть. Быть может, найдется что-то вам полезное. Боюсь только, что княжеская семья будет против того, чтоб я передавал вам оригиналы записей. Фотокопии или устный пересказ. Не более того.

— Не сочтите за труд, — слегка поклонился мне учитель. — Был бы весьма признателен… Что же касается вашего рассказа… Уверен, что вы достаточно точно передали содержание летописи, и в хранилище найдется письменное тому подтверждение… Но, все-таки! Ребята! Антон, Ксения! Давайте договоримся, что ничего из рассказанного дальше этого кабинета не уйдет. Никто не станет нас с вами преследовать за знание. Но если мы попробуем эти знания распространять…

— А я и говорю, — снова включила светскую львицу Ксения. — Опасные у тебя саги, Летов.

— Мы с коллегами предполагали, что старые аристократические семейства не просто так запрещают изучение их родовых летописей, — менторским тоном вместо меня ответил Богданов. — Выдвигалась версия, что хранящиеся в них данные могут в какой-то мере не совпадать с официальной легендой правящего дома. Раскрытие же истины, кроме несомненной пользы для исторической науки вообще, ни к какой пользе не привело бы. Опала, а то и враждебное отношение с провинившимся родом со стороны Рюриковичей, плюс смятение в умах подданных — слишком большая цена за нечто теперь уже эфемерное.

— Вы сами говорили, Злотан Чеславович, что прошлое — это корни настоящего, — вмешался я. Разговор о внутренних делах аристократов мне решительно не нравился. — Зная правде о том, как все действительно было, можно предположить, как обернутся события в сходных обстоятельствах.

— Ну, да-да, — поморщился учитель. — Я не отказываюсь от собственных слов. Поэтому вы, члены древних семейств, с малых лет слушаете саги о деяниях предков. Снова и снова, пока не выучите их почти наизусть. Верно?

— Никогда об этом не задумывался, — признался я. — Но, видимо, да. Раз я до сих пор помню наши изначальные летописи, хотя читали мне их еще в детстве.

— В детстве! — хмыкнул историк, и широко улыбнулся. — И вот, ты, Антон, знаешь: кого именно призвали княжить славянские волхвы. Какая тебе от этого польза? Ну, да. Рёрик Фрисландский, как оказалось, был коварнее царедворцев Восточного Рима. Да, возможно! Заметь! Я сказал: «возможно»! Потомки великого конунга унаследовали его свойства. И что тебе с того? Что лично для тебя поменялось?

— Буду готов к этому, если придется встретиться с членами правящего Дома? — вскинув бровь, спросил я. — Разве одного этого не достаточно?

— Ключевое слово: «если», — отмахнулся Богданов. — «Если», а не «когда», Антон. А ведь можешь и не встретиться? Ведь так? И тогда, вместо, признаю — важного, предупреждения от предков, мы получаем молодого человека, который не может понять: каким образом ему отвечать на вопросы простейшего теста по Истории Империи.

— Тем не менее, всем детям в старых семьях снова и снова читают древние манускрипты, — пробурчал я, под звонкий смех Баженовой. Она тоже не верила, что я могу когда-нибудь встретиться с потомками Рёрика Сокола.

— Ну, так и этому есть вполне логичное объяснение, — решил-таки добить меня учитель. — В летописях ведь рассказывается не только о коварстве врагов и предательстве бывших друзей. В первую очередь эти тексты составлялись ради восхваления героев, коими выступают именитые предки. Не так ли? Воспитывать в потомках гордость за род, приучить к мысли о его незыблемости в веках. Может быть, это главная цель? Может быть, для этого старые свитки, как ты говоришь: снова и снова, вытаскивают с полок тщательно охраняемых хранилищ?

— Не думал об этом, — признал я. — Раньше казалось, что именно так и должно быть.

— А я и не спорю, — показал розовые ладони учитель. — Именно так и должно. И это просто великолепно, что есть еще в нашей империи люди, не понаслышке знающие, что такое История. Что же касается твоего вопроса, Антон…

Богданов положил руки на стол и задумался.

— Здесь нет никакого секрета, молодой человек, — наконец, сказал он. — Но для вас, это может стать ценным жизненным уроком… Перед вами стоит выбор: я могу здесь и сейчас объяснить принципы формирования верных ответов в современных тестах, или дать вам несколько подсказок, благодаря которым, вы сами получите верное решение. И чтоб как-то стимулировать дополнительную нагрузку… Антон. Если вы сумеете сами найти ответ за оставшуюся неделю до контрольного теста, я, своей властью, этот тест сочту для вас пройденным с отличием. Ну, что? Берётесь?

Боги! Ну, за что опять? Это был вызов. А Летовы всегда их принимают.

— Конечно, берусь, — устало выдохнул я. — Но мне хотелось бы получить хотя бы направление поиска.

— Понимаешь… — начал было Злотан Чеславович, но тут взгляд его уперся в лицо Баженовой. — Гм… Ксения! Ты умная девочка, и должна понимать, что я не должен говорить такие вещи ученикам Лицея. Нам всем будет… неприятно общаться с жандармами, если им каким-либо образом станет известно…

— Я понимаю, — резко перебила учителя девушка. И, фыркнув, улыбнулась. — Я умею хранить тайны. Кроме того, как вассал его милости, могу просто отказаться отвечать на любые вопросы. Даже если задавать их станут сотрудники Имперской Безопасности.

— Даже так? — вскинул брови Богданов. — Это действительно несколько меняет дело… Так вот. Понимаешь, Антон. К сожалению, История всегда была первой жертвой пропаганды. В силу своей… скажем так: зыбкости. Определенной недосказанности. Неточности. Одни и те же события можно, в угоду политической необходимости, можно трактовать так или иначе. Часто — в совершенно противоположную сторону.

— Это понятно, — согласился я. Об этом мне старики-воспитатели говорили не раз.

— Прекрасно, что ты это понимаешь, — обрадовался учитель. — Но, как преподносимая обществу версия прошлого, зависит от нужд сегодняшнего дня, так и наоборот. Имея представление о том, как это было, довольно не сложно понять — в какую именно сторону сдвигается общественное мировоззрение. Более того, имея определенный опыт, легко определяется даже то, зачем это делается.

— Вот как? — сказал я только чтоб не молчать. Это был новый для меня опыт. Прежде не приходилось самому определять направление политики целого государства.

— Именно так, Антон. Именно так, — ткнул указательным пальцем в потолок Богданов. — И я хотел бы, чтоб ты сам, оценив усилия современной пропагандистской машины империи, определил как, и желательно — зачем это делается. Все необходимое: знание Истории, аналитический ум и желание, у тебя есть. Осталось только наполниться до краев собственно самой пропагандой, и…

Историк замолчал, с любопытством на меня взглянув. Я так понял, он хотел чтоб я продолжил его мысль. Жаль, что Ксения успела первой.

— Оценить внутреннюю политику Империи, — влезла девушка.

— Не только, — строго посмотрел на ее Богданов.

— События! — сказал я, сморщив нос. — Обстановка в мире. Взаимоотношения с соседями. Мне говорили, что к историческим прецедентам обращаются в первую очередь тогда, когда хотят что-то у кого-то отобрать.

— Верно, — выдохнул Злотан Чеславович. — Удивительно лаконичное объяснение. Я испытываю истинное наслаждение, общаясь с умными и понимающими людьми.

— Беда только в том, что я встречаю совсем мало пропаганды, — хмыкнул я.

— Ну, это не беда, — отмахнулся историк. — Достаточно будет несколько дней посмотреть телевизор, и это пройдет. Вы же помните? Большую часть информации об окружающем мире человек получает визуально. Поэтому и наибольшее влияние на наш мозг оказывают визуально получаемые известия. Телевизор — вот главное оружие пропаганды в наши дни! Новости, аналитические передачи, подбор сюжетов для сериалов и телефильмов. Поверьте, при всем многообразии телеканалов, государственную политику поддерживают они все. Независимые средства массовой информации в наше время — это миф. Если СМИ позиционирует себя, как независимое, значит, кукловод просто желает остаться в тени. Не более того, ребята. Не более того!

— Все понятно? Еще вопросы есть? — блеснул глазами Злотан Чеславович. — Нет? Ну тогда не смею вас больше задерживать…

И уже когда мы были в дверях, Богданов добавил:

— Антон? Не забудешь взглянуть старые свитки? Хельги Орвар и его разведывательный поход. Это важно.

1.Руна Логр

После праздника Масленицы. 1148 год

Месяц Aprilis юк

Префекту Имперской Безопасности

В Южно-Сибирском жандармском округе

Усилить контроль за действиями

подданного, принадлежащего

К дворянскому сословию

Летова, Антона-Альрика. Предпринять меры

по выяснению его социальной позиции и лояльности

правящему Дому Империи. Справку

с первичными данными предоставить в недельный срок.

Гранд-Легат ИБ.

Много раз слышал, что телевизор — это чудовище пожирающее время. Образно, конечно. На счастье, ни один набитый электроникой ящик еще не научился поглощать Силу. Пока все что он может, это заставить человека, позабыв про счет времени, «прилипнуть» к экрану.

У нас в усадьбе, конечно же, был телевизор. И не один. Но как-то так вышло, что привычки пялиться в него каждый вечер я не приобрел. Всегда хватало других дел. Тренировки, уроки, чтение книг, ну и Сеть — на зомбоящик уже не оставалось ресурсов организма. Не в ущерб же сну заниматься любимым делом городских лоботрясов?!

В моей комнате общежития тоже было это устройство. Но раньше мне и в голову не приходило тратить на его просмотр время. Которого, кстати, и без него ни на что не хватало. Только там, в Лицее, и только после получения задания от учителя, впервые в жизни окунулся с головой в яркий, разноцветный, этакий явно искусственный, не настоящий мир.

Погружение в пучину пропаганды начал с просмотра новостных программ. Быстро выяснил, что, кроме существующих каналов с общей репортерской направленностью, блоки, освещающие текущие события в стране и мире есть и на всех остальных. И что телестудии, словно бы соревнуясь за внимание зрителя, выпускают эти блоки в эфир практически в одно и то же время. А вот аналитические передачи, о которых Богданов упоминал, редко совмещаются. Создавалось впечатление, что, повинуясь неведомой и невидимой реке дирижера, таким образом организовывалось непрерывное давление на восприятие зрителя. Не помню, кто сказал: сто раз повторенная ложь, становится истиной. Вот и в телеящике то же самое. Разноликие «эксперты» на разные голоса повторяли, снова и снова, нечто, ради чего были наняты.

После нескольких часов блужданий по сотне с лишним каналов, выяснил, что вот так, сразу, нырять в это отвратительно воняющее море лжи и полуправды было ошибкой. Начинать нужно было с осознания общей ситуации. А еще одно открытие заставило и вовсе выключить телевизор. Оказалось, что новости подаются так, словно все телезрители уже в курсе подоплеки событий. Словно бы все подданные Императора, от детей до впавших в маразм стариков, только и делают, что следят за отношениями ведущих держав мира. Мне же, начинающему, больше половины новостных сюжетов показались совершенно непонятными. Хуже всего, что я уже не был уверен, что в этом водовороте смогу отыскать решение своей задачи за отпущенное время.

Конечно — нет. Я, даже в нашей провинции, в глуши, не был оторван от мира. Геополитические игры меня никогда особо не интересовали, но старики считали, что мое развитие должно было быть гармоничным. Политическая экономика, история отношений между наиболее значимыми государствами мира, причины и следствия тех или иных мировых событий — меня учили понимать, откуда что берется и для чего складывается. Единственное, все эти беседы были по большей части — общие. Теоретические. Ну и упор все-таки делался на интересы аристократических семей, их влияние на политику государств, и наоборот. Я почти наизусть помнил сто патрицианских семей Старого Рима, и двадцать четыре экзархов Константинопольских. Но объяснить суть претензий Нового Рима к Ирану, пару лет назад перекрывшему выход из Персидского залива константинопольским танкерам уже бы не взялся.

Этим миром уже много веков правил Рим. Сначала, до основания Константинополя, Старый. Потом, Вечный город и новый, Восточный Рим, разделили власть. И если у одного из пары случались какие-нибудь проблемы, немедленно возвышался второй.

К началу Темных Веков средневековья, когда Италийский полуостров оказался захвачен переселяющимися на запад племенами варваров, правители великих городов поняли, что удержать огромные территории, ранее включенные в гигантские империи, больше нет возможности. Никаких легионов не хватит, чтоб заткнуть все прорехи. Никаких денег в бюджете, никаких, даже самых могущественных чародеев. Никаких уловок — когда права римлян передавались далеким колониям.

Больше того — этого всего и не нужно было. Ибо главное — власть — можно было получить и другими способами. Потом историки назовут новый курс правящих элит римлян «цивилизационным влиянием». Варварские вожди, прожив пару месяцев в лоне цивилизации, с его водопроводом, теплой водой и гладиаторскими боями, больше не желали обретаться в деревянных, крытых соломой, избушках. А вместе с архитекторами, механиками и артефакторами в завоеванные пришельцами с востока провинции отправилась и римская культура.

Несколько сотен лет спустя ни одно из возникших варварских королевств не могло похвастаться полностью самостоятельной внешней политикой. Так или иначе, все они вращались вокруг одного из двух центров притяжения — Рима и Константинополя.

Глупо было бы думать, что правители двух держав всегда во всем друг друга поддерживали. Нет. Что уж говорить, даже между патрицианскими семействами всегда существовала тайная или явная конкуренция. А интриги, плетущиеся экзархами при дворе константинопольского Басилевса, вообще стали притчей во языцех. С «Византийским коварством» отлично знакомы все, граничащие с Восточным Римом, народы.

К концу третьего века по имперскому календарю, или — девятнадцатого, от основания Вечного города, картина мира окончательно сложилась. Обозначились сферы интересов и влияния. Определились пути развития. Наступило затишье, когда целых сто лет в Европе практически не лилась кровь в сраженьях. Зато потом громыхнуло на весь мир. Восток и Запад схватились в бойне, получившей название Первой Мировой войны. Продлившись всего год, противостояние окончательно разделило цивилизованный мир на два лагеря. На Восток — Константинополь со странами сателлитами, и Запад — Рим и его страны-доминионы.

С тех пор ничего не поменялось. Пролетели Вторая и Третья мировые войны. Менялись названия государств. С открытием паромагического движителя, планета стала меньше, и Европа смогла добраться до других континентов. Эпоха географических открытий спровоцировала самую жестокую, известную истории, бойню — войну за Проливы. Потом нашли применение нефти, и она стала «черным золотом». И собственно из-за цвета, и из-за цены, которой она доставалась. Взошла звезда Персии.

Нашей стране везло. Никому не нужный медвежий угол, ценный только яростью наемников и пушниной. Но этого было явно мало, чтоб привлекать алчные аппетиты властелинов Европы. А потом стало поздно. Великий конунг Атли Первый, завершив объединение разрозненных княжеств, объявил себя императором. А его армии втоптали в грязь устья Дуная войска Басилевса. Почти столетием спустя, дружины пограничного князя Старогородского пленили вторгшегося в пределы империи короля Галлов Дагоберта Третьего. Пока в Европе дрались два льва, на Востоке вырос и окреп руский дракон.

Сейчас у нас на дворе была середина двенадцатого века. Прогресс шагнул так далеко, что почти скрылся за горизонтом разумения среднестатистического гражданина. И мы, эти самые, средние, давным-давно привыкли при любом затруднении обращаться с вопросом к Сети, Великой и Могучей. Знавшей все, и обо всем. И даже если по какой-либо теме там не находилось официального ответа, всегда было чье-то мнение, к которому можно было прислушаться. Именно так я и поступил. В первую очередь меня, конечно же, интересовала оценка событий последнего времени, так или иначе затрагивавших Рускую Империю. Задал вопрос Сети, получил несколько тысяч ссылок на статьи, и выбрал из них самую понятную.

Автором выступал чрезвычайный и полномочный посол империи в Риме, ректор Дипломатической Академии при МИД Руской Империи, Годимир Благояров, и назывался материал: «Тенденции современных международных отношений и мирового развития к середине 12 века*». Написанная лаконичным, тезисным, языком, она больше походила на материал для доклада на какой-нибудь конференции, чем на материал, предназначенный для интересующихся обывателей.

/*Основано на статье Александра Яковенко. https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/comments/25-tendentsiy-sovremennykh-mezhdunarodnykh-otnosheniy-i-mirovogo-razvitiya/ очень рекомендую для понимания того, что вокруг нас в мире творится./

«1.Кризис пятивекового доминирования Рима, как культурно-цивилизационной концепции, — писал, перечисляя современные геополитические тенденции Годимир Воимирович. — в глобальной политике, экономике и финансах, а так же на уровне ценностей и идей. В настоящее время, можно говорить, что неформальная глобальная империя Рима (И Западный и Восточный) — это последняя попытка латинского мира к объединению под своей эгидой ведущих игроков на политической арене.

2.Кризис любых иерархических построений в международных отношениях, на смену которым приходят условно мягкие формы межгосударственного сотрудничества, основанные на общности интересов и стремлении их продвигать совместными усилиями. Они открыты и инклюзивны, обладают изменяемой геометрией и огромным потенциалом дальнейшего развития, идут от жизни. Они противостоят унаследованным из прошлого громоздким, с жесткой союзнической дисциплиной военно-политическим альянсам, создававшимся для ведения войн.

Это автор так изящно объяснил причину, по которой империя в настоящее время не имеет союзников и не является членом ни одного военно-политического объединения. Одна против всего мира, так сказать.

3. Формирование основания для полицентричного миропорядка. Появляются новые центры экономического роста и политического влияния на глобальном и региональном уровнях. Этот естественный процесс сопровождает упадок/распад глобальной гегемонии Рима, ставшей тормозом мирового развития.

И снова убедился, как автор, мастерски играя словами, выдает желаемое за действительное. Конечно, в угоду своему работодателю — правящему дому империи.

4. Многополярность носит цивилизационный характер, поскольку новые центры, будь то Китай, Руское государство, Ниппон, Индия, Египет, Иран и другие, носят отличный от Римской цивилизации, культурно-цивилизационный характер.

Вот это не понял. В мировоззрении современного человека, китайца ли, египтянина или индийца, при слове «цивилизация» возникает стойкий образ сверкающих белым мрамором дворцов Палатина. Все остальные, даже с пропадающей во тьме веков историей вроде Египта, тем не менее, сравниваются именно с Римом, а не наоборот. Простой пример. В нашей стране время от времени возникает мода на все латинское. Имена, названия должностей чиновников и звания в армии. Но, ни разу, за всю его многотысячелетнюю историю, в самом Риме моды на все славянское или скандинавское не отмечалось.

Я ни в коей мере не хочу принижать нашу культуру. Каждый народ, входящий в наше многонациональное государство, обладает корнями — обычаями, традициями — не менее богатыми и древними, чем тот же Рим. И — да. Русы и славяне, завоевав Сибирь и Дальний Восток, несли с собой цивилизацию. Однако же, наша традиция не подразумевает мессианства. Грубо говоря, никто никого насильно в цивилизацию не тащит. А вот Рим, что Старый, что Восточный — в точности наоборот. В тех странах, что образовались на прежде подчиненных Риму территориях, или ты принимаешь обычаи латинян, или проваливаешь за пределы. Вот про это и следующий пункт:

5. Таким образом, эмансипация мира от латинского доминирования сопровождается тем, что важнейшим фактором международных отношений и мирового развития становится реальность культурно-цивилизационного многообразия мира с его ценностными системами и моделями развития, которое подавлялось Римом на протяжении веков методами колониальной экспансии и неоколониализма.

6. Деглобализация означает кризис ведомой инвестиционными классами латинских стран глобализации, противоречия которой, привели к нынешнему кризису глобального управления. С одной стороны, глобализация привела к подъёму всего остального мира, с другой, вызвала кризис проримского общества — с отрывом космополитичных элит от остального населения, резким сокращением занятости, разрушением среднего класса, ростом неравенства, стагнацией потребительского спроса. Охранительная реакция латинских элит на деглобализацию, их стремление, во что бы то ни стало, сохранить своё доминирование усугубляют кризис глобального управления.

7. Одним из следствий деглобализации является регионализация глобальной политики — укрепление регионального уровня управления с соответствующими институтами и инструментами, включая поиск региональных решений региональных проблем, что как бы страхует мировое сообщество на время формирования нового миропорядка. Его отличительной чертой будет наличие сильных региональных кластеров. Самоизоляция Рима вполне отвечает этому общему тренду.

8. Деглобализация в условиях сопротивления Запада ведёт к фрагментации, в том числе торгово-экономической (интересы развития государств не могут ждать), и хаотизации. Последняя создает реальную угрозу для всех и настоятельно требует возобновления контактов и сотрудничества на прагматической основе всех заинтересованных государств.

9. Возрастает значение природных ресурсов, которые не только исчерпаемы, но и служат главным источником развития постколониальных государств. Очевидно, что время дешевых ресурсов прошло — это в том числе нравственно, поскольку уровень их потребления европейскими странами грозит планетарной катастрофой и попросту недостижим для остальных людей, проживающих на других континентах.

10. Деглобализация означает также необходимость базовой самодостаточности государств, особенно из числа ведущих, так как они могут стать объектом односторонних противоправных санкций. Наше Государство на протяжении целого ряда лет была вынуждена двигаться в этом направлении вследствие санкционного давления Рима, и потому в большей мере, чем остальные страны, продвинулась в этом направлении.

11. События последних лет свидетельствуют о том, что в отсутствие согласия между ведущими глобальными державами, имеющими противостоящие друг другу видения грядущего мира и миропорядка, вновь возросло значение фактора военной силы. Причём не только в поддержку дипломатии и своего внешнеполитического нарратива, но и в порядке обеспечения национальной безопасности и самого выживания государства.

А вот это уже было интересно. Много сотен лет, чуть ли не с момента образования империи, верховный правитель — конунг или император — обладали лишь ограниченными военными силами. В момент, когда стране грозила опасность, старые семьи — те, которые в странах латинского мира называют кланами — созывали вассалов, и спешили на помощь правящему дому. Теперь же, со слов не последнего в империи человека, упор будет делаться именно на имперские вооруженные силы. И выводы отсюда выходили весьма… противоречивые.

12. Силовое противостояние государств приобретает характер гибридной войны, включая «войну через подставных лиц» (proxy), санкционное давление, кибероперации и информационное противоборство. По сути, можно говорить о том, что прежде понималось под термином «косвенная агрессия». Внешне гибридная война служит заменой «большой войны», скажем, в той же Европе, но, как показывают события, она все равно балансирует на грани прямого вооруженного конфликта.

А вот и оправдание наращивания империей военных мускулов. «Балансировать на грани» с сотней дивизий куда приятнее, чем с непонятным и неопределенным по численности, и по качеству подготовки вассальным исполчением.

13. Нет сомнений в том, что готовность Рима к произвольному применению военной силы, снижает стимулы для выполнения государствами своих обязательств по ограничению привлечения в войска потентиков. Причина все та же — подрыв Римом международного правопорядка, основанного на общих для всех государств принципах и нормах. Будь то одностороннее реагирование, включая интервенции, в том числе «гуманитарные», освобождение от договорно закреплённых ограничений или претензия на монополию на некий «порядок, основанный на правилах», которые нигде не прописаны, но призваны подменить закреплённые в соответствующих коллективно принятых международных инструментах.

Тоже мне новость. Рим всегда, кроме краткого мига упадка в начале темного средневековья, диктовал «правила игры». Все уже давным-давно привыкли считать правильным — латинское. А все остальное — варварским и нецивилизованным. И единственное, что со времен легендарного вождя гуннов, Атиллы, еще как-то удерживало латинян в каких-то рамках — это наличие у соперников могучих одаренных.

14. На первый план практически для всех государств, включая пролатинские, выходят вопросы идентичности, истории и веры — это реакция на противоречивые следствия глобализации и разрушение того, что ещё осталось от традиционного общества.

Ого-го! А вот это, для понимающих людей, было уже не просто интересно, а чрезвычайно серьезно. «Противоречивые следствия глобализации» — это, скорее всего, снова изящно и иносказательно, автор закамуфлировал общее падение Веры в Богов, и как следствие — сокращение числа одаренных. Слишком много информации в свободном для любого человека доступе. Религии всего мира, обряды, традиции, обычаи. Все переплелось и перепуталось. Известен исторический прецедент, когда несколько лет назад, один из депутатов Императорской Думы, всерьез предлагал включить в календарь выходных и праздничных дней некоторые из римских. Объяснял это тем, что в стране уже есть множество людей, исповедующих латинскую религию и исправляющие их обычаи.

Силу даруют Боги. Это аксиома нигде и никогда не опровергнутая. Только Боги. И только те, что уже покровительствуют над твоим народом и родом. Переход в другое вероисповедание на несколько поколений исключал возможность обретения Силой. Как бы истово не молили новых Богов, как бы тщательно не соблюдали неофиты новые обычаи и традиции — исход один. Небожители не слышали чужих.

В одном из старых, вышедших в свет чуть ли не в начале века, номеров журнала «Вопросы Потентики» читал статью, где подробно рассматривался аспект агностики, как еще одной Веры. Является ли неверие в обитателей вышних сфер этакой своеобразной верой? Можно ли как-то, на основе физических законов, объяснить сотни тысяч описанных явлений Богов? И — главное — можно ли обрести могущество без посредничества Небожителей? На все три главных вопроса авторы материала ответили однозначным — нет!

Однако, в том старом журнале была и еще одна небольшая, но невероятно интересная статья. Она описывала влияние науки на умы обывателей. То явление, что раньше, сто — двести лет назад, могло быть только проявлением могущества магии, теперь, в век науки, даже простой человек может повторить техническими средствами. Полеты, сверхбыстрое перемещение по земной тверди, сокрушительное оружие, могущественная техника, способная за небольшой срок снести горы и проложить дороги.

Да, техника и технология сегодня — это сплав естественнонаучных исследований и магии. Но! То, что раньше было доступно единицам, сейчас — достояние многих. Люди больше не видят смысла стремиться к обретению личного могущества. Качество жизни будет достойным и без издевательств над собственным организмом.

Сейчас, полвека спустя, все еще сложнее. Появилось четкое разделение людей на творцов и пользователей. Меньшая часть, вгрызаясь в гранит науки ли, взывая к капризным Небожителям ли, создает все то, что теперь принято называть цивилизацией. И большая — аморфная масса людей, обслуживающая созданные творцами машины и устройства, стремящаяся к комфорту и стабильности. И парадокс заключается в том, что первая категория менее склонна блюсти древние традиции, и оказывать почести Богам, чем вторая.

С общим положением дел я более или менее разобрался. Настала очередь оценки текущих мировых событий. Честно пытался разобраться, искал — читал обзорные статьи и смотрел сохраненные в Сети аналитические передачи. И к исходу третьих суток своего исследования, сделал вывод: суета. Ничего действительно важного.

А вот общее… ну скажем, ощущение, для себя отметил. Большинство материалов, что в новостях, что в аналитике, подавалось так, словно весь мир вне пределов наших государственных границ сошел с ума. Будто бы там вертеп и содомия, и только мы, только наша страна, империя, словно айсберг — снежно-сияющий — торчит над этим морем тьмы. Это там, за гранью, сносили памятники павшим героям, извращенцы устраивали шествия по главным улицам столиц, сбросившие последние оковы человечности, оборзевшие от собственной безнаказанности потентики громили школы и захватывали в заложники студентов универсиумов. Это там, в другом мире — словно бы на другой планете — засуживали безвинных, и чествовали негодяев. Это они, подлые, забыли заветы предков и теперь глумятся на их костях.

Как же я раньше-то этого всего не замечал? Считал это нормальным. Полезным даже. Внушить народу собственную исключительность, противопоставить нормальную, спокойную жизнь под рукой императора разгулу и анархии. Прекратить века попыток копирования римского образа жизни, любования всем импортным. Разве это плохо?! Но не вот так же!

— Все люди разные, — сказал мне на последнем в усадьбе уроке древний эконом. — Одним по сердцу одно, другим — другое. Только кушать хотят все. Счастья детям — все. И любовь — она везде. А еще — Сила. Кто бы чего не говорил, Антонушко, но во всех странах чтут Богов, и везде обладающие Силой получают власть над теми, к кому Небожители не были так благосклонны. Они там могут не ходить в баню в laurdagr*, считать ворона помойной птицей, а голубя — вестником мира. Это все — тлен. Главное-то — там тоже маги получили Силу, а значит — любы своим небесным покровителям.

/*laurdagr — суббота. Дословно с др.сканд. — банный день./

— Мокошины вон жрецы, — как конь заржал воевода. — Вообще себя женщинами считают, а Силу Зимняя Владычица им все одно дает!

— Но как же, — попробовал спорить я, без особенной, впрочем, надежды на успех. — В Южных-то Америках. Там до сих пор Богам людей в жертву приносят. Это тоже нормально? Говорят, жрецы там сердца едят… Бр-р-р. Гадость.

— Гадость, — согласился эконом. — Отвратительная гадость. Только, когда иберийцы в эти самые Америки в восьмом веке приплыли, эти самые — людоедские жрецы пришельцам так наподдавали, что те насилу уплыть успели. Такая вот экономика у них вышла… Значит, злые там Боги, раз жизнями людей питаются. А местные приспособились обмен совершать: Свою личную Силу на чужие сердца разменивают.

— В Старой Уппсале, — хмыкнул в седые усы древний воин. — В стародавние времена, на Великом Дубе чужеземных пленников, в угоду Богам, вниз головами развешивали. И нашим, руским, Богам это по нраву было.

— Мы меняемся, — качнул гривой седых волос прежде не участвовавший в беседе чародей. — Боги меняются. Где люди жить устраиваются, туда и Богов своих селят. Так и получается, что в разных местах, разные Небожители. Мы, вот, своих аж с берегов северных морей привели.

С этим спорить было бессмысленно. Так я и привык думать: у разных народов разные покровители. Оттого и живут они по-разному. И относиться к этому в черно-белом свете: хорошо или плохо, нельзя. Да, многое из того, что привыкли, в угоду своим горним вышням, творить те же римские патриции, мне кажется отвратительным. Но не соглашаться с их высокой цивилизованностью и наличием среди их аристократии многочисленных и сильных потентиков — глупо.

Так-то понятно, зачем это делали наши доморощенные теледеятели. Что не говори, а уровень жизни в Европе куда как выше, чем в нашей огромной и не до конца обустроенной империи. Не будь этого постоянного давления на мозги людей, множество специалистов легко уехали бы в ту же Галлию или Британию. С другой стороны, границы ведь никто и не думал перекрывать. Наши ездят на Юг Европы отдыхать на золотых пляжах Средиземного моря. Встречаются там и с местными жителями, и с путешественниками из других стран. И если в голове стоит броня, если ты заведомо считаешь их всех ущербными извращенцами, ни о каком взаимопонимании не может идти и речи.

Самое печальное, что обнаружив и распознав одно из направлений государственной пропаганды, я ни на миг не приблизился к раскрытию тайны тестов по истории для сдачи имперских экзаменов. Нужно было искать дальше, но я был уже настолько сыт этим всем дерьмищем, что на телевизор взглянуть не мог без содрогания.

И тут, как нельзя лучше — нужно было срочно проветрить мозги — пригодился вызов в Имперский Суд. Начинались слушания по делу о признании меня князем, взамен пропавшему без вести десять лет назад Рутгеру. Ничего серьезного не ожидалось. По сути, это была рядовая рутина, потакание требованиям законодательства страны. Тем более что, кроме меня, туда же должны были явиться старики-воспитатели и, в качестве официального юридического представителя рода, Арон Давидович Капон. Не с этакой-то поддержкой было кого-то бояться. В конце концов, даже имперский судья — это всего лишь обычный государственный чиновник.

Ксению даже звать не стал с собой поехать. Во-первых, ее могли просто не пустить, а сидеть одной, ждать в коридоре, мало приятного. Во-вторых, были опасения, что, узнав — кто я на самом деле, отношение девушки ко мне изменится, и я лишусь друга. Человека, который может запросто хлопнуть по плечу, и посоветовать «не париться».

Лицейский стражник на воротах подозрительно на меня посмотрел, укоризненно покачал головой, и пробурчал что-то вроде: «лучше бы к экзаменам готовился, чем на свидания бегать». Но выпустил. И Слава Богам, потому как такси уже ждало.

Пока ехал, просмотрел еще раз копии документов, переданных Капонами в суд. Дворянский патент сразу пролистнул. Его я теперь постоянно с собой ношу. Чтоб не попадать больше в неприятности с городской полицией.

Собственно само заявление тоже просмотрел бегло. Его формулировки складывались долгими зимними вечерами мною, совместно со стариками-воспитателями, конечно. Ну, или наоборот: матерым, как древний волк — хранитель места Силы, экономом и мной. Эконом, кстати, кроме обширных знаний в экономических сферах, имел еще и юридическое образование. Правда, получено оно было так давно, что сейчас даже Кодекс Гражданских и Уголовных Уложений в империи уже другой. Так сказать, новой редакции. В которой, к слову, законы, касающиеся Удельных Княжеств, выделены в отдельный раздел.

Особо внимательно изучал собранные Капонами, при активной помощи непокорного редактора новостного портала «Сибирский Край», результаты повторного поиска пропавшего однажды летом, десять лет назад, князя Рутгера Летова. Ничего нового там не было. Иначе, с этакими-то новостями, адвокаты примчались бы в Лицей, а не переслали фотокопии через Сеть. Старые розыски — те, что совершались сразу после загадочного исчезновения не последнего в Берхольме человека — у меня тоже были с собой. Их к новому делу прикладывать не стали. Известили лишь, отдельным документом, что такое следствие проводилось, и что результат был аналогичным.

Нет достоверных сведений, что Рутгер Летов жив. Как и прямо противоположных — тоже нет. Летом одна тысяча сто тридцать восьмого года, во время традиционного губернаторского бала, мой отец повздорил с офицером расквартированного в Берхольме полка императорской армии. Закончилась ссора дуэлью. А вот чем завершился сам поединок — уже неизвестно. Пропали оба. И отец, и тот злосчастный офицер.

По странному стечению обстоятельств, ни у того, ни у другого секундантов не имелось. Мать, бывшую свидетельницей ссоры, я спрашивать не хотел, а больше поинтересоваться и не у кого было. В газетной вырезке тех лет упоминались несколько имен — так же присутствовавших на балу, и имевших собственное мнение о слишком кровожадных молодых дворянах. Какие-то совершенно неизвестные фамилии, словно выдуманные репортером для красивости слога.

Найдено и тщательно исследовано место проведения противоборства — пустырь, прилегающий к железному пути Братства Стали. Он и сейчас пуст и неухожен, словно бы и не было этих десяти лет активной городской застройки. И настолько же молчалив.

На этом собственно и все. Единственное, чего не было в переданных в суд документах: это выражения моей уверенности в том, что Рутгер жив. Во всяком случае, древний Ингемар, живущий у озера возле родового святилища, утверждал, что последнего князя Летова среди мертвых нет. И это неопровержимое свидетельство. Сомневаюсь, что на Земле найдется хоть одно еще одно существо, настолько же близкое к царству Хель.

Список прецедентов, составленный Ароном Давидовичем, внушал оптимизм. НЕ один десяток дел, рассмотренных имперскими судами за последние сто лет, с нужным нам вердиктом. Отдельно была предоставлена историческая справка о первом, известном в стране случае. Это был самый расцвет феодальной раздробленности. Начало шестого века. Шестнадцатилетний наследник Великокняжеского престола, княжич Вебранд, сын Вальгарда Второго, из потомков Рюрика, потребовал от собрания лучших людей Хольмгарда признать его действующим Великим князем. Причем всем было прекрасно известно, что сам Вальгард жив. Не совсем здоров, правда — прежде чем заточить несчастного князя в темницу, враги выжгли ему глаза. В историю, кстати, князь вошел под именем «Вальгард Темный».

Великий слепец пребывал в заточении уже двенадцать лет, и все это время осколками огромной прежде страны, по малолетству наследника, правил совет лучших людей. А Представители же побочных ветвей рода Рюрикова, увлеченно резали друг друга, в борьбе за престол. Юного княжича никто не воспринимал всерьез. И тут вдруг случилось почти невероятное. Во-первых, лучшие люди Великого Новгорода единогласно приговорили Вебранда к венцу. Во-вторых, у теперь уже Великого князя Вебранда Первого из ниоткуда появилась дружина. Не сборное ополчение, которое профессиональные вояки привыкли разгонять тумаками. О, нет! Это была небольшая, но богатая на истинных воинов армия. Способная на равных противостоять алчным родственникам.

С этого, в принципе, и началось в стране новое объединение земель. Ну и, по совместительству, создало прецедент, с которым ни один имперский судья просто был не в силах спорить. В конце концов,даже усомнившись в правомочности этакого Вебрандового поступка, можно было до конца жизни обзавестись пометкой в личном деле о неблагонадежности. Нынешний-то император, Тюрвальд Третий этого имени, как раз род свой от того наглого, заставившего с собой считаться, мальчишки ведет.

А еще, в первых абзацах даже самого нового, современного, Кодекса, черным по белому написано, что древние, изначальные законы и договора, заключенные между аристократами, имеют над всеми остальными преимущество. Это я к тому, что ни я, ни Капоны, в успехе нашего предприятия не сомневались. Ибо, даже если князь Рутгерт был жив, это ничего не меняло. Десять лет он не исполнял своих обязанностей. Десять лет наше княжество управлялось тремя стариками из далекой, запрятанной в самой глухой части Горного Алтая, усадьбы.

Настала пора это менять. Пришло время раздать долги, восстановить справедливость, и решить, наконец, правы ли были предки несколько раз спасавшие правящий род от неминуемого краха. Может быть, стоило дать им рухнуть, и посмотреть — вдруг на развалинах появится что-то более стоящее?

Впрочем, заглядывать так далеко я пока не решался даже в мыслях. Первым пунктом Великого Плана было получение мною титула. И, вместе с ним, права что-то менять.

— Берхольм и раньше был той еще ямой со змеями, — хихикал старый эконом. — А теперь, даже начни я рассказывать, ты, Антонушко, не поверишь. Такой вертеп, право слово. Дошло уже до того, что организованная преступность там вовсе исчезла. Не выдержала конкуренции с градской полицией. Представляешь? Теперь стражи порядка содержат дома терпимости, подпольные казино и торгуют наркотиками… И это только то, что на поверхности. Вот поедешь туда после Йоля в Лицей поступать, сам увидишь.

Я и увидел. На днях мне Ромашевич тетрадку передал, исписанную явно не детской рукой. Так там все в подробностях. Кто, что, где и в каких количествах. С десяток бравых полисменов на поездку в имперскую каторгу претендуют, а по некоторым и плаха плачет, дождаться не может. Эти, особенно предприимчивые блюстители, до торговли людьми додумались! Что с человечками делают после продажи, в труде, к которому явно отец Вышаты руку приложил, не указывалось. Но ведь вариантов не так уж и много, не так ли? Да и есть ли разница? Это в любом случае — мерзость. И с этим нужно кончать. Так что этот город ждали большие перемены.

И все изменения были бы возможны, только если Империя признает за мной право зваться князем Летовым. Оставалось лишь убедить судью. Ну, или, если тот найдет-таки причины мне отказать, обратиться напрямую к императору. Как у наследника княжества, у меня было на то право — испросить, и получить личную аудиенцию у Тюрвальда Третьего. Чего, кстати, совершенно бы не хотелось. Не в том смысле, что и он мог отказать. Это-то как раз врятли. А вот становиться обязанным главе царствующего дома — этого хотелось бы избежать. В конце концов, после того, как навел бы порядок дома, я планировал посетить столицу нашего царства-государства. С агрессивными намерениями, так сказать. И долг к правящей династии мог осуществление моих планов существенно усложнить.

В общем, признаюсь: входил в неприметное здание имперского суда под аккомпанемент боевых барабанов — бешено бьющегося от волнения сердца.

Судьей оказался старичок с пронзительно голубыми глазами и сеткой морщин в уголках глаз, как у человека любящего посмеяться. И охотно это практикующего. Этакий образец йольского нисси — невысокого, сухонького старичка, во тьме ночи разносящего детям подарки.

Улыбка у судьи была какая-то… растерянная. Словно бы он опасался нашу представительную банду больше, чем мы его. Словно бы это от нашего вердикта зависело — будет у этого города будущее, или он окончательно погрязнет во мраке беззакония.

А вот мужчина, что хорошо поставленным голосом принялся зачитывать суть дела — понятия не имею, как его должность называется — этот да. Этот выглядел и вел себя, как столичный вельможа. Мелькнула даже мысль, что это какой-то розыгрыш. Что старичок вот прямо сейчас встанет, вытащит швабру с тряпками из-под стола и примется натирать полы. А, пусть будет — секретарь, секретарь усядется во главе стола, и начнет задавать коварные вопросы.

Мелькнула, разом успокоив скачущее в груди сердце, и пропала. Чтец возрастом не вышел. Получить патент государственного судьи громадного, многомиллионного города в тридцать лет невозможно. Чиновники такого уровня — это старые, мудрые люди, многолетним безупречным трудом доказавшие, что могут представлять Закон Государства. И что часто дух закона важнее его буквы. Во всяком случае, пока еще не известен прецедент, чтоб вердикт регионального судьи оспорили в столице. Приговоренные к смертной казни и те: обращаются к императору с прошением о помиловании, а не с требованием отменить решение суда.

— Имеете что-то добавить к представленным документам? — любезно поинтересовался «дедушка» после того, как зычный секретарь закончил. И широко улыбнулся. Как бы предлагая вот прямо сейчас покаяться и приложить к не слишком пухлой стопке листков еще и чистосердечное признание. Естественно в том, как мы сообща князя убивали и куда тело спрятали.

— Нет, ваша честь, — не поддался на провокацию Капон.

— Хорошо, — вздохнул судья. — Эти я уже изучил. И у меня появился вопрос.

Как-то особенно коварно блеснув голубыми глазами, старик продолжил.

— Извините, Антон Рутгерович. Вы мне врятли на него ответите. Вопрос к вашим воспитателям, как к свидетелям печального события…

Старики, все трое, подобрались. Вроде ничего в их расслабленных позах не изменилось. Все те же умеющие себя ценить пожилые господа. Только я-то видел: внутри их нервы натянуты, как тетива.

— На будущий же день, как стало известно, что князь Рутгер не вернулся с дуэли. Наверняка вы сразу начали искать. Верно?

— Именно так, ваша честь, — спокойно ответил воевода.

— Собак по следу посылали?

— Да, — лаконично ответил матерый воин. — След ниоткуда начинался и нигде закончился. Князя Летова, живым или мертвым, увезли.

— И с тех пор о нем нет никаких известий?

— Нет.

— Хорошо, — кивнул судья. — Тогда вопрос к наследнику. Антон Рутгерович? Вам шестнадцать. Это возраст первого взросления. Отчего же вы не хотите подождать еще два года? В восемнадцать, будучи уже официально взрослым, Закон отнесся бы к вашей… гм… к вашему желанию принять титул отнесся бы более благосклонно.

— Мои воспитатели, ваша честь, — пояснил я. — Они, как вы видите, достаточно пожилые люди. Сейчас именно они, как могут, занимаются делами княжества. И пусть Боги даруют им здоровья и впредь этим заниматься. Однако же, нет никаких гарантий, что через месяц, или через год кто-нибудь из них не заболеет. Кто тогда станет заботиться о подданных моего отца?

— И вы так спокойно об этом говорите в их присутствии? — вскинул кучки бровей «дед».

— Они мне не устают об этом повторять едва ли не ежедневно. Почему бы мне не вернуть слова им обратно?

— Ну-да, ну-да, — покивал старый судья. — С каждым днем все труднее вставать с кровати… Знакомо… Ну чтож. Я узнал все, что хотел. О дате и времени следующего заседания имперского суда по вашему делу, вас известят.

— Что теперь? Арон Давидович? — спросил я, когда мы уже вышли на улицу города.

— Теперь только ждать, Антон Рутгерович, — развел руками адвокат. — Заслушивание свидетелей в данном деле не предусмотрено. По процессуалу, канцелярия суда сейчас должна подать запросы, касаемые вашего батюшки, в Министерство Внутренних Дел и в Жандармерию. И уже по результатам, принять вердикт.

— И каковы прогнозы? К моим выпускным экзаменам успеем?

— Полагаю, если не вскроются какие-то нам прежде неизвестные обстоятельства, да. Успеем. В имперском суде не принято затягивать рассмотрение дел, чтоб вытянуть мздой побольше денег из фигурантов.

— Отрадно слышать, молодой человек, — вклинился в разговор старый эконом. — Сообщите нам, если получится узнать что-то новое.

— Непременно, — обозначил поклон Капон. — Доброго дня, господа.

— О собаках я не знал, — сообщил я воспитателям, пока ждали когда подадут наш древний лимузин.

— Они все равно ничего не нашли, — дернул плечом и посмотрел на эконома воевода.

— Есть что-то еще, о чем мне не стали говорить? — повел я бровью. Они, эти престарелые прохиндеи, конечно, умели держать лицо. Но я слишком давно их знал, что не понимать, что они точно знают что-то еще. И скрывают.

— Нашли место, где пропали следы князя Рутгерта, — вскинул бесцветные глаза эконом. — Сняли слепки с отпечатков протектора автомобиля, который, как мы предполагаем, забрал тело.

— Тело? — вспыхнул я.

— Тело, — кивнул старик. — Скорее всего, в бессознательном состоянии. Иначе, князь вряд ли бы по доброй воле уселся в чужую машину.

— Машину нашли? — сели в лимузин. Диваны в пассажирском салоне стояли лицом друг к другу, но в сумерках глаза стариков разглядеть было сложно.

— Да, — после долгой паузы, ответил-таки воевода.

— И? — заторопил я с признаниями стариков.

— Это был авто патрульной службы Братства Стали.

— Эти-то тут каким боком? — удивился я.

— Этого нам не удалось выяснить, Антонушко, — мягко выговорил эконом. — Мы, с твоей матерью, решили не торопить события. Если бы похищение было совершено с целью выкупа, нас бы поставили в известность. Если князь куда-то отправился добровольно, мы считали — он должен был сам сообщить о своем решении.

— И не дождались ни того, ни другого, — констатировал очевидное я.

— Именно так, — тяжело вздохнул главный махинатор княжества. — Если твой отец и выходил на связь, то уж точно не с кем-либо из нас троих. Быть может, твоя мать знает дольше нашего, но имеет причины не сообщать об этом нам. Боги ей в том судьи…

— Могли бы и сами спросить, — хмыкнул я. И погрустнел. Подумалось, что придется теперь как-то выспрашивать об отце у женщины, которая меня будто вообще не замечала.

— Если судья дотошный попался, — вдруг проговорил воевода. — Может твоего дядю по матери, княжича Обдорского, на заседание пригласить.

— Тайшин-то тут причем?

— Так он у батюшки твоего секундантом должен был быть, — прихлопнул ладонями по коленкам старый воин.

— И почему не стал? — удивился я.

— Сказал, что дуэлянты его не оповестили о смене места проведения поединка. Изначально-то они в другом месте договорились встретиться. Водитель, который князя Рутгера отвозил, сказал, что маршрут прямо на ходу изменился.

— Как-то все странно, — поморщился я. — Такое чувство, что они специально все подстроили, чтоб скрыться. Отец прежде был знаком с тем офицером?

— В берхольмском гарнизоне и сейчас не так уж и много офицеров, — вздохнул эконом. — А тогда и того меньше было. И большинство из них — постоянные посетители светских салонов и балов. Думаю, не погрешу против истины, если предположу, что и князь Рутгер, и ротмистр Пайоловский неоднократно встречались до того злополучного бала у губернатора. Но в здешней нашей резиденции я ротмистра ни разу не встречал.

— Делаем вывод, — резюмировал я. — Знакомы были, но друзьями — вряд ли. Верно?

— Мы тоже так решили, Антонушко, — согласился эконом.

— Был ли офицер одаренным Богами, и, если был, то насколько сильным?

— Да где-то с князем вровень, — поморщил нос воевода. — Примерно верх синего уровня. Только князь Рутгер множество переплетений знал и мог использовать, а ротмистр — только те, что требовались по службе. В полку про него сказали: звезд с неба не хватал, и не семи пядей во лбу. Дворянство за потенцию получил, но ума развивать дар Боги вместе с силой не дали.

— В то время как, об отце все сходятся во мнении, что он был более умен, чем силен, — констатировал я. — И если там и была какая-то интрига, автором ее был, несомненно, князь, а не ротмистр.

— И к этой мысли мы тоже пришли, — тяжко выдохнул воевода. — Получается, что князь как-то обезвредил офицера, и, прихватив его тело, на машине объездного патруля Братства Стали, скрылся. Твоя мать, выждав год, через суд получила развод, и вышла замуж за господина Варгова. А тебя мы забрали в усадьбу.

— Твой отец, — чуточку наклонился вперед эконом. — Князь Рутгер, был тяжелым человеком. Разозлить его можно было любой мелочью, на которую ты, Антонушко, и внимания не обратишь. А в гневе, он ваш родовой дар вообще контролировать не мог. Так что не осуждай свою мать. Она, как и всякая женщина, прежде всего счастья себе искала. И от титула с радостью отказалась, лишь бы любить и быть любимой.

— И от титула, и от сына, — проговорил я себе под нос, и отвернулся к окну, чтоб старики не увидели, как заблестели мои, готовые пролиться слезами, глаза.

2.Руна Ур

После праздника Масленицы. 1148 год

Месяц Aprilis юк

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения, что поднадзорный А.Л. инициировал слушанье

По какому-то, важному для него, делу

В Берхольмском отделении имперского суда.

Подробности выясняются.

Светояр

Загадка тестов по истории отказывалась разгадываться. «Укажите основную причину призвания варягов». И варианты ответа: «Прервавшаяся прямая линия наследования словенского княжеского правления», «Раздор между руководителями приильменских племен», «Необходимость защиты приильменских славянских земель от внешней угрозы».

Варианта три, но выбрать нужно было только одно. Причем, мне, знающему, как все происходило в реальности, было очевидно, что все предложенные варианты верны. У современного учебника по Истории было свое видение проблемы. Но и там упоминались все три фактора.

Ксения, не задумываясь, выбрала третий вариант. И прокомментировала:

— А чего тут выбирать? Конунг Рюрик привел в Альдегьюборг больше сотни военных кораблей. Огромная, по тем временам, армия. И зачем ему вся эта орава, если не для защиты тех земель?

Боги! Разгадка пряталась в пометке «с сильной дружиной» из учебника. И что? Теперь мне нужно было высмотреть другие такие подсказки в остальных статьях? Да проще было выучить эту, тролль ее забери, книжку наизусть, чем отыскать в объемном труде невесть что.

— Да, ничего сложного, Антон, — улыбнулась девушка. — Просто выбираешь тот вариант, где правящая династия выглядит лучше всего. Ну, понимаешь? Мудрыми, сильными, честными… Попробуй еще…

Вздохнул, и взял в руки следующий листок из тех, что мы собрали у присутствующих на консультации по истории одноклассников. «Основная причина похода Вальдемара Великого в Норвегию». Варианты: «Рускому государству требовалась база на берегах Северного моря», «Конунги Вальдемар и Олаф Трюггвассон были назваными братьями и поклялись наследовать престолы друг друга, если не оставят наследников», «Необходимость противостояния с усиливающимся в то время королевством Галлов».

Это был легкий вопрос. И ответ на него — это второй вариант. Хотя, как и в предыдущем случае, все три предложенных были верны.

— Ну вот, — обрадовалась Баженова. — Видишь? Ничего сложного. Уж для тебя — тем более. С твоими-то знаниями…

— И все? — удивился я. — Просто самый выгодный для Рюриковичей вариант?

— Попробуй снова, — дернула плечиком девушка и улыбнулась. — Я всегда так выбираю.

Самое интересное, что Ксения ни на один вопрос, ни одного из тренировочных тестов не ответила неверно. О, нет. Историю она знала на высший бал. Но врятли помнила все фразы-подсказки из толстенного учебника.

Я вообще не азартный человек. Но тогда даже руки зачесались проверить версию девушки. А после, перепробовав с пару десятков вариантов, и практически везде, используя метод Баженовой, выбрав верные ответы, понял, что мне срочно нужно посмотреть телевизор. Было у меня подозрение, что и там я увижу абсолютно то же самое.

Впрочем, зобмоящик легко мог подождать до вечера. А вот отчет о проведенном расследовании Злотану Чеславовичу нужно было сдавать немедленно. Потому как срок, который он мне отвел на поиск разгадки, подходил к концу именно в этот день. И, признаюсь, если бы не подсказка Баженовой, и в голову бы не пришло, что все так просто.

И, кстати, брать девушку на встречу с учителем совершенно не следовало. Боялся, что Богданов мог заподозрить ее в помощи, и не засчитает сдачу проверочных тестов.

Начал было пытаться объяснять это Ксении, да она, выслушав пару первых слов моего лепета, заявила:

— Летов, иногда ты меня бесишь просто, этими своими дворянскими заморочками. Конечно, я и сама понимаю, что Злотан нас спалит в один миг, если заявимся к нему вместе. Иди уже, получай свой автомат по истории.

— Что получай? — вскинул я брови.

— Автомат, Летов. Автоматический зачет. Это простое слово, Антон. Его все знают.

— Я не все, — хмыкнул я. Девушка ежедневно при общении выдавала какое-нибудь очередное новое для меня слово из молодежного слэнга. Которое, конечно же, я просто обязан был знать, чтоб не выглядеть иноземцем в среде лицеистов. И которое, наверняка, сам не стану использовать.

— Иди уже. «Не все». Постарайся там с Богдановым не зацепиться языками…

— Тролли! — невольно воскликнул я. — Ваша образная речь, фрёкен Баженова, иногда ставит меня в тупик.

— Ну не в угол же, — невинно улыбнулась та.

Я промолчал. Знал уже, что ее не переговоришь. Последнее слово непременно останется за девушкой. Почему-то, для нее это было важно.

Вздохнул, и, оставив спутницу у окна в коридоре, вошел в учительскую. Можно было, конечно, поймать момент, когда учитель будет в какой-нибудь аудитории. Но тогда, скорее всего, разговор бы затянулся. А я хотел лишь отчитаться в успешном выполнении его задания, и отправиться заниматься своими делами. На тот же день было запланировано подписание договора с Воиславом Ромашевичем о совместной разработке прототипа и начале производства его мобильного пехотного доспеха.

— Я справился, Злотан Чеславович, — доложил я Богданову. В кабинете были и другие учителя, и уточнять подробности я не хотел. Не хватало еще заполучить запись в личном деле в жандармерии о неблагонадежности. Время ссоры с правящим домом империи еще не пришло.

— Уверен? — коварно улыбнулся историк.

— Тесты решаю, — улыбнулся и я. — На проверочных — ни одной ошибки.

— Рад, что не ошибся в тебе, Антон, — кивнул тот. — Считай, свой высший балл ты получил. Встретимся во время подготовки к имперским экзаменам. И еще… Не забудь о моей просьбе.

— Написал своим, — слегка поклонился я. — Обещали просмотреть бумаги, и сделать фотокопии.

— Спасибо, — обрадовался фанатик исторической науки. — Более тебя не задерживаю.

— До свиданья, Злотан Чеславович.

Удивительно, но учитель поверил мне на слово. Нет, в аристократической среде — это в порядке вещей. Но там, в Лицее, некоторые нерадивые ученики были готовы и не на такой обман, ради заветной записи в журнал. Так что преподаватели давно отучились доверять лицеистам. А Богданов — поверил. Что было, по меньшей мере, подозрительно. Если бы он еще вдруг начал бы обращаться ко мне на «вы», я бы точно решил, что учитель знает, кому именно довелось учиться в Первом Сибирском Лицее.

Успокоив вспыхнувшую вдруг паранойю, вышел. Настроение было отличнейшим. И даже вид Варнакова с прихлебателями, окружившими поджидавшую меня у окна Ксению, никак на меня не повлияло.

— Что, дворянская собачка? — донесся до меня звонкий голос золотого мальчика. — Поджидаешь хозяина?

И тут Баженова меня удивила. Я-то прежде думал, что девушка — обладательница острого язычка — за словом в карман не лезет. И способна адекватно ответить на любое хамство. А тут она сначала врезала Варнакову по печени. Потом только, когда он от боли согнулся в поясном поклоне, начала говорить.

— Знай свое место, холоп, — с этакой ленцой в голосе, заявила дочь наемников.

— Ну-ну, — сокрушенно воскликнул я, входя в круг ошарашенных неожиданной агрессией парней. — Не стоило так кланяться. Можно было просто поздороваться… Никак не уймешься, мастерок?

Спутники согнутого в три погибели парня загоготали было моей незамысловатой шутке. Но тут же закрыли рты, стоило предводителю начать говорить.

— Ты чего, Баженова?! — прохрипел вновь научившийся говорить мастерок. — Только силой и можешь отвечать?

— Сила — это власть, Варнаков, — потрепав сына городского мэра по голове, покровительственно проговорила Ксения. — Забыл? Теперь будешь гнуть спину при любой попытке наезда…

— Вас это тоже касается, — с явной угрозой, заявила Баженова мастерковским прихлебателям. — Будем воспитывать в вас почтительность через боль.

— Я вас больше не задерживаю, — взмахнул я рукой.

— Аукнутся кошке мышкины слезки, — громко прошептал Варнаков прежде чем убраться по добру, по здорову.

— Ты, Варнаков, совсем страх потерял? — прорычала Ксения уже в спину догоняющего свиту парня. Снова этот ее пунктик, что последнее слово должно оставаться за ней.

— Заболбал, — пояснила, досадливо морщась, девушка в ответ на мой немой вопрос. — Все никак не успокоится.

— Интересно, в кого он такой? — задумчиво вопросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. — В отца или в мать?

Подумалось вдруг, что если Варнаков-младший схож характером со старшим, некоторые наши предприятия могут затянуться. И могут привести к пролитой крови. Просто так такие люди, наворованное не отдают.

— Ладно, — улыбнулась Баженова. — Как сходил-то? Принял Богданов мою версию?

— А я особо не рассказывал. Просто сообщил, что решил задачу. И все.

— И он поверил? — не поверила Ксения. Она, как и я, слишком хорошо знала лицейские обычаи. — Удивительно.

— Да-да, я тоже в шоке, — удачно ввернул я очередное ксенино слэнговое словечко. — Поверил сразу.

— Ему явно от тебя что-то нужно, — вынесла вердикт девушка. — Я слышала, наш Богданов одно время был ординатором* Берхольмского музея истории княжества.

/*ordinator — (лат.) — организатор, руководитель.

— Бывал я в том музее, — поморщился я. — Жалкое зрелище. И непонятно куда княжеские деньги уходят. Бюджет у них, почти как у столичных музеев.

— Так подскажи своим, — пожала плечами девушка. — Пусть разберутся, куда деньги деваются. И экспонатов туда добавят. Наверняка по кладовкам можно много чего насобирать. И Богданова туда начальником, чтоб не скучал.

— Хорошая идея, — засмеялся я. — Ну, что? Поехали?

— Я тебе нужна? — вдруг совершенно серьезно спросила Ксения.

— Ромашевичам будет спокойнее в твоем присутствии, — дернул бровью я, не понимая, чего это на нее нашло.

— А тебе? Тебе я нужна? — продолжала напирать Баженова. — А то таскаюсь следом за тобой, как… Как собачка.

Сложный вопрос. С одной стороны, не будь у меня вассала в качестве довеска, не приходилось бы изворачиваться, когда нужно было заняться делом, о котором Баженовой пока знать не следовало. С другой — у меня никогда прежде не было друга. Да даже просто сверстника, с которым можно было бы обсудить те же новинки музыки или кино. В усадьбе я вообще был единственным несовершеннолетним. Откуда бы им, этим сверстникам взяться? Так что, когда в моей жизни появилась Ксения, я стал… Я стал нормальным?! И готов был сражаться с кем угодно за эту свою нормальность.

— Да, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Ты мне нужна.

— Такси вызвал? — невинно хлопнув глазками и довольно улыбнувшись, как ни в чем не бывало проложила Ксения. — Тебе же нужно успеть зверя покормить вечером.

Однажды она напросилась пойти вместе со мной на берег реки к старому причалу. Любопытно ей стало, как морского змея кормят Силой. Естественно, близко она не подходила, чтоб не вызвать агрессию молодого дракона. Но и того, что увидела, ей хватило на несколько дней восторгов.

Признаться, опасался, что девушка не выдержит, и поделится впечатлениями с родными или с кем-нибудь из обширной женской компании одноклассников. Слава Богам, у Баженовой хватило силы воли, сохранить это событие в секрете. Единственно — дулась на меня пару дней за то, что заранее не сообщил об уровне потенции.

— Мог бы и похвастаться, что светлый, — больно ткнув меня пальцем в печень, заявила она, когда дракон скрылся в реке.

— Нашла чем хвастаться, — и не подумав оправдываться, заявил я. Хотя душа пела и плясала в ликовании. Еще бы! Впервые в жизни у меня получилось так ограничить выход Силы, чтоб руки не сияли, как полная Луна, а едва-едва светились. И потом, когда заканчивал «кормление», сумел плавно сузить поток энергии, а не оборвать его бешеный выброс.

И, не знаю — связаны эти два факта или нет, но в ее присутствии контроль Силы получался почти идеальным. Ну, или ежевечерние тренировки сказались. Одним Богам ведомо — что из двух вариантов истинно.

Тем не менее, с тех пор Ксения неизменно сопровождала меня, когда отправлялся кормить зверя. В качестве талисмана удачи. Искушать Судьбу я не хотел, а успех следовало закрепить. Чтоб потом, когда я стану переплетать руны в заклинаниях, контроль получался сам собой. Без этого вот чудовищного — до темных кругов в глазах — напряжения всего организма.

Незнаю по какой причине, но вызывать наемную машину у девушки тоже получалось гораздо лучше чем у меня. Вроде одинаковые приложения на близких по качеству устройствах. И жали мы одинаковые кнопки. Адреса указывали одни и те же. Но мне приходилось долго ждать, пока найдется свободный от других заказов водитель, а к Ксении чуть ли не очередь выстраивалась. И тут поневоле начнешь задумываться, что она приколдовывает потихоньку. Ну, или фамилия Баженова для таксистов более предпочтительна, чем Летов.

Давным-давно, еще до Масленицы, предлагал Ксении официальную должность моего секретаря, с соответствующим вознаграждением. Просто так деньги у меня брать девушка отказалась категорически, а так, не особенно утруждаясь, она могла, наконец, приобретать себе одежду и аксессуары, соответствующие статусу члена моей свиты. И вот, после заключения контракта с наемным отрядом, в котором, в качестве офицеров, работали ее родители, пропала последняя преграда и для Ксении.

Съездили с ней в Имперский Банк, завели для девушки счет. Капоны предоставили не особенно сложный договор найма, и, в присутствии ее родителей и моего эконома, бумаги подписали. И в тот же день я радостно свалил на Баженову ответственное дело — организовывать нам с ней транспорт, когда мы куда-то собирались ехать вместе.

Ромашевичи ждали нас в небольшой конторке местного, квартального юриста — мастера на все руки. Он и иски в суд для страждущих готовил, и экспертизу трудовых соглашений проводил, и посредником в выкупе у полицейских задержанных за небольшие правонарушения выступал. Специалистом он был так себе: звезд с неба не хватал, но для местных, которые его считали своим защитником, и того малого было достаточно. Во всяком случае, Воислав Ромашевич в конторке чувствовал себя достаточно уверенно.

— С текстом ознакомились? — после взаимных расшаркиваний, по-деловому, поинтересовался двоюродный брат Арона Давидовича Капона — специалист по производственному праву, Юзеф Абрамович Капон. — Сторонам все понятно? Есть необходимость в каких-либо пояснениях?

— Пф, — фыркнул туземный юрисконсульт. И с видом бывалого, вальяжно выговорил. — Нам все понятно.

— Да, — согласился я. — Пояснения не требуются.

Честно говоря, мне пришлось изрядно напрячь Сеть, чтоб расшифровать непонятные понятия, сплошь и рядом использующиеся в тексте договора. Хотелось сразу во всем разобраться, чтоб потом, когда на свет полезут всякие нюансы, не удивляться. Потом, не постеснялся и уточнил особенно заковыристые места у Капонов. А вот потрудился ли сделать нечто подобное туземный юрист, я понятия не имел. Да и знать не хотел. Обманывать Ромашевича я не собирался.

— Стороны согласны со всеми пунктами? Есть ли необходимость каких-либо изменений? — не унимался Капон. Профессионал, как не крути. В самом низу последнего листа договора размещались строки, где прямо указывалось, что стороны учли все пожелания друг друга, согласны со всеми пунктами и не имеют причин опротестовать в суде данное соглашение. И две строчки пунктиром для подписей — моей и Воислава. Одна из важнейших частей контракта! Не будь там этих слов, нечистоплотные господа в один миг нашли бы повод оспорить только что подписанное в суде. С выплатой компенсации проигравшей стороной, естественно.

— Итак, — Юзеф Абрамович прищурился, и принялся читать весь документ от начала до конца. — Антон-Альрик Летов, и Воислав Велеславович Ромашевич, договорились о следующем…

Все сделать быстро, как я рассчитывал, не вышло. Юристы они такие: все у них должно быть сделано по закону. Положено озвучить перед подписанием многостраничное произведение изворотливого ума, значит, оно будет озвучено. А я-то, глупый, рассчитывал в тот же день еще успеть посетить выкупленный Капонами довольно крупный автосервис. Ну, теперь уже бывший. Оборудованный, если верить техническому описанию, подъемниками и станочным парком.

С автосервисом интересная история приключилась. Построил его предприимчивый дядька, который, как позже оказалось, собирался не так помогать страждущим автолюбителям, как заниматься разбором угнанных авто. Городские жулики, прямым ходом, гнали аппараты к заветным воротам, где машина быстро и профессионально превращалась в набор запчастей. Которые, в свою очередь, за полцены, охотно брали хозяева других автосервисов. Невостребованные детали сдавались в металлолом.

Схема исправно работала много лет, пока не пропала машина кого-то из городских Мастеров. Тут уж полиция рыла землю носом. И в итоге нашла. Предприимчивый автослесарь отправился на каторгу, а его супруга поспешила избавиться от станции, которая без криминального довеска, прибыли почти не приносила.

Нас — меня и Ромашевичей — воровская репутация заведения не смущала. Ремонтировать автомобили мы не собирались, а для разработки и производства небольших партий пехотного мобильного доспеха комплекс зданий подходил почти идеально. Оставалось добавить пару чертежных столов, и набрать персонал. И если с рабочими руками ни какой проблемы не существовало, в Сети было огромное количество объявлений от ищущих работу горожан, то с инженерно-техническим персоналом все оказалось сложнее.

Нужны были инженеры узких специальностей: гидравлики, механики, электронщики. Да еще не абы-какие, а заинтересованные поучаствовать в деле создания нового вида оружия. И при этом еще и умеющие держать язык за зубами. Набирать таких по объявлению — это тоже самое, что сразу слить всю информацию с чертежами в Сеть.

А по знакомству специалистов и вовсе не найти. Хуже всего, что, даже при наличии таких знакомств, грамотные инженеры уже были заняты работой где-либо. И чтоб сорвать человека с должности, нужно было предложить ему нечто особенное.

Высокое жалование, место жительства, интересная работа. Все это организовать было не особенно сложно, при наличии денежных средств. И они у меня даже были. А вскоре, летом, я надеялся, должен был появиться и постоянный серьезный источник доходов. Оставалось дело за малым: нужен был человек, который бы занялся всем этим. Управляющий этим новым моим предприятием.

— Даже не знаю чем тебе помочь, — признался эконом, когда мы уже выходили, подписав документы, из тесной конторки местечкового юрисконсульта. — Я и сам-то не особенно верю в успех твоего гаражного начинания, и старики, мне подобные, тоже не поверят. А тебе человек увлеченный, готовый стены лбом пробивать, требуется.

— Согласен, — поощрил я воспитателя. Чувствовал, что он еще не все сказал.

— Мой тебе совет: поговори с опекуном, — придержал меня за локоть старик возле открытой дверцы старого лимузина. Он торопился обратно в отель, а мы с Ромашевичами еще хотели пройтись до купленного недавно автосервиса. Хоть одним глазом взглянуть, как говорится. — Олеф Бодружич давно служит. И должность у него такая… Множество народу имеет в знакомцах. Может и найдется какой офицер в отставке, мечтавший о мобильном доспехе, да так его и не надевавший. И с хозяйственной жилкой. Так Варгову и скажи. Мол, чтоб хозяйственный был, и смог все тут в порядке содержать.

— Спасибо за совет, — искренне обрадовался я. О такой помощи от опекуна я и не подумал. Как и о том, впрочем, что отставной военный в качестве управляющего, подойдет наилучшим образом.

— Для того советники и нужны, чтоб советовать, — поклонился мне старик, и поспешил скрыться в пахнувшей кожей глубине пассажирского салона.

Дождались пока лимузин не скроется за поворотом, да и пошли в сторону будущего центра разработки МПД. Капон отправился с нами. Глава рода, Зерах Моимович, назначил Юзефа Абрамовича ответственным за все мои сделки, касающиеся промышленности. Так что и автосервис выкупал у хозяйки тоже он. Хотя и признался сразу, что на самом объекте ему так и не удалось еще побывать.

— В контракте на покупку особенно оговорено, что если комплекс зданий не соответствует его техническому описанию и заключению кадастрового специалиста, то мы вправе требовать компенсации, либо полностью отказаться от сделки, — пояснил Капон. Кстати, совершенно не похожий на подтянутого и даже щеголеватого двоюродного брата — Арона Давидовича.

Идти было не так уж и далеко. Меньше версты. Но больше половины. Саженей триста. Когда-то давно, еще до того, как город расстроился до этих мест, здесь была деревенька под названием Ковалево. Это на славянском. На сканди — Сметби. А огроменный овраг, к которому притулился Ромащевический гаражный самострой, назывался Ковалев Лог. Smedsravin на сканди.

Автосервис, который купили Капоны, тоже располагался возле этого лога. Только чуть ближе к жилым домам, чем гаражные лабиринты. И почти на всем пути к сервису вдоль дороги был тротуар. Не особенно широкий — не как на проспектах — но вполне достаточный, чтоб идти по нему вдвоем, плечом к плечу.

Как-то сама собой, наша компания выстроилась этакой атакующей «свиньей». Впереди Капон. Следом я с Ксенией под ручку. И сзади двое широченных в плечах Ромашевича — Вышата с Воиславом. Наш изобретатель, кстати, после подписания бумаг как-то расслабился. Поверил, что ли, что все это взаправду. Без обмана. Возбудился даже. И всю дорогу что-то этакое втолковывал племяннику, размахивая руками и выкрикивая непредназначенные для ушей девушки фразеологизмы.

Минут двадцать неспешного шага и мы почти на месте. Оставалось обогнуть стеклянный кубик гепермаркета, чтоб нашим глазам открылись три бело-зеленых блока с большими, гаражными подъемными воротами. Причем, цеха было три, а с улицы было видно только двое ворот. Чтоб увидеть третьи, пришлось обойти комплекс — они выходили в неприметный переулок. Мы все, знающие о криминальном прошлом этого заведения, этому открытию ничуть не удивились.

— Ого, — обрадовался Воислав. — Здоровенные какие ангары. Поди на три подъемника каждый?

— В этих двух по три, — обрадовался юрист. — А в том, третьем — четыре. Между корпусами… Вот это, с большими окнами. Это офис директора и специально оборудованное складское помещение.

— Так это все теперь наше? — удивился изобретатель. — Я думал, только один из цехов.

— Все, — подтвердил я. — Один из блоков вам под опыты. А в двух других потом станем производить небольшие партии изделия.

— На вырост, значит, — серьезность физиономии старшего Ромашевича плохо сочеталась с горящими радостью дорвавшегося до сладкого малыша. — Все сразу предусмотрели.

— Именно так, уважаемый Воислав. Именно так.

Вышата успел подергать ручки выходящих на парадную сторону входных дверей. Но успеха не добился. Юзеф Абрамович уже взялся было за телефон, чтоб вызвать к комплексу бывшую хозяйку с ключами и приемопередаточными актами, да не успел. Калитка в левых въездных воротах отворилась, оттуда выглянул перепачканный в смазке парнишка лет четырнадцати-пятнадцати, взглянул на нашу компанию недобро и выдал:

— Че надо?

— Эм… Молодой человек, — культурно начал Капон. — В некотором роде, вы видите перед собой хозяев этого помещения. Так что, это у нас к вам законный вопрос: что вы тут делаете?

— Да ты гонишь, старик, — криво усмехнулся незнакомец. — То так я хозяина не знаю. Так что вали отсюда, пока цел. А то не посмотрим на твои седины… И кодлу свою с собой не забудь…

— Что такое «кодла», — тихо поинтересовался я у своего консультанта, у Ксении.

— Что-то вроде компании, — дернула она плечиком. — У воров, вроде как бы — подельники.

— То есть, это не особенно уважительное по отношению к нам понятие?

— Ну да, — хихикнула девушка. — Не особенно.

— Слышь, пацан, — рыкнул из-за наших спин Вышата. — Я те сча уши оборву. Будет еще вошь какая-то мне тут угрожать…

Парнишка мигом скрылся в калитке, но уже через минуту — мы даже переглянуться не успели — ворота, словно занавес в театре, стали открываться. И там, за ними, на «сцене», нашим взорам открылся вид заставленного мотоциклами в разной степени разобранности цеха. И на обитателей этого мотоцарства: около трех десятков подростков, от тринадцати до восемнадцати — очень не по-доброму на нас взирающих.

— Мне вызвать полицию, ваша милость? — деловито поинтересовался юрист, и продемонстрировал приготовленную трубку телефона.

— Зачем? — удивился я.

— Чтоб они очистили помещение, — вскинул брови Капон. — В конце концов, им за это жалование платят. Подозреваю, сами, эти молодые люди пределы вашей собственности покинуть откажутся.

— Ну, иди, оборви мне уши, — засмеялся, разглядев наши удивленные лица, чумазый подросток. — Будем посмотреть, чьи еще на месте останутся, а чьи оторвутся.

— Кто такие? Чего пришли? — грозно воскликнул парень постарше. Пробираясь вперед, он легко расталкивал толпу крепкими плечами.

— Это ведь «Алтай»? — распознав, наконец, в сильно переделанном аппарате обычный, производившийся в Биборге мотоцикл. — Здорово получилось!

У нас в усадьбе был один «Алтай». На нем конюх ездил в Улалай на почту или в магазины. Ну и меня немного учил, несмотря на прямой запрет стариков воспитателей. Они считали, что двухколесный транспорт невместен для потомка древнего рода.

А вот мне нравилось. С огромным удовольствием помогал конюху ремонтировать капризную машину, разглядывал в Сети изображения других моделей, подороже и помощнее. Мечтал, что потом, когда стану полновластным хозяином княжества, обязательно обзаведусь каким-нибудь БМВ или даже Бугатти. Для души. Не на приемы же на этом двухколесном чуде ездить?!

Но эти парни сумели так переделать классику, что не будь я близко знаком с самой распространенной моделью в княжестве, никогда бы не узнал в этом, с виду — породистом, звере трудягу «Алтай».

— Ха! — выкрикнул кто-то из толпы. — Карась, с тебя пиво! Тыж говорил, что его теперь родная мама не узнает. А тут даже не мама. Тут хлыщ какой-то залетный…

— Ты че? Глухой? — подойдя почти вплотную, и глядя на меня сверху вниз, рыкнул местный главарь. — Че приперлись?

— Посмотреть, как тут что, пришли, — краешками губ улыбнулся я. — Есть возражения?

— Посмотрели? — продолжил туземец. — За посмотреть мы деньги берем. Выворачивай карманы…

— А то что? — пуще прежнего разулыбался я. Парень был явно силен. И, судя по тому, как двигался, телом своим владел на достаточно высоком уровне. Но бойцом не был. Иначе никогда бы не подошел так близко к незнакомому человеку.

— Ребят, зря вы так, — прогудел Вышата от входа.

— Испугался, Мешок? — обрадовался чумазый. — Уши отрывать передумал?

— Я его знаю, — выкрикнул кто-то из подростков. — Это Вышата Ромашевич. У него папан в полиции служит. А сам, поди, за папиной спиной, вообще страх потерял.

— Ща мы ему поможем найти пропажу, — весело пообещал чумазый.

— Да я о вас же беспокоюсь, — печально выговорил Ромашевич-младший. — Потом не говорите, что я вас не предупреждал.

— Если кто тут вконец оборзел, так это блондинчик вот этот, — сквозь зубы процедил лидер. — Ты чё, хлыщ? Заговоренным себя считаешь?

— Хочешь проверить? — хмыкнул я и отвернулся. Там стояло еще одно чудо. Чопер, весь в хроме и коже, чьим «папой» наверняка был обычный «Урал». И если бы не головки цилиндров с характерной проточкой оребрения, никогда бы не узнал в этом аппарате исходную модель.

А еще, мне было жутко интересно: станет ли местный предводитель бить в спину. При движении парень издавал достаточно много шума, чтобы я был уверен в своей способности вовремя среагировать.

— Как же меня бесят такие… — он не уточнил: какие. Схватил меня за плечо — видимо в попытке развернуть к себе лицом — и отвел руку для удара.

— Антон! — крикнула Ксения, и шагнула вперед мне на помощь.

А я так даже обрадовался. Насколько же просто вот так, кулаком, решать все дела! Не уговаривать, не плести тонкие интриги, не надеяться на решения каких-то чужих людей! Сжать кулак, и по-простому, двинуть им в лицо. И снова, и снова. Пока тот не рухнет на колени, зажимая кровоточащий нос руками и громко скуля от страха. И не будет готов на все, что мне было бы угодно.

Пропустил удар туземца над плечом, и ввинтил левый кулак ему в печень. Это больно. Многие даже сознание теряют от шока. Но боль приходит не сразу. Секунду, или две, враг еще пытается что-то делать. Пробует ударить даже. А потом приходит она. В какой-то миг, мир вокруг темнеет, сжимается до размеров одного тебя. Даже не всего — небольшого участка тела, где, сметая все преграды силы воли, словно взрыв, распухает боль.

Парень согнулся, прикрывая правый бок. А я уже крепко держал его за воротник куртки, не давая рухнуть коленями на испачканный какой-то черно-масляной жижей пол. Потому, что лидер не должен ни перед кем стоять на коленях. Потому, что он не ударил в спину. Маленькая, никому не заметная, но греющая душу любезность для человека, обладающего честью.

— Видишь? — сказал я негромко почти на самое ухо, парню. — Не все можно решить силой. Потому что легко можно встретить того, кто окажется сильнее.

Остальные — наверное, с три десятка молодых, здоровых ребят — молча стояли, глазели на морщившегося от боли главаря. Но не вмешивались. И, судя по глазам, не потому что не хотели. Желающих ринуться на подмогу хватало. Но видимо не в их традициях было вмешиваться впоединок один на один.

— Чего не добил? — лениво поинтересовалась Баженова.

— Разве он враг? — удивился я. — Человек просто неправильно оценил ситуацию, и принял неверное решение. Чтож теперь? Ему кости ломать за это?

— А ты кто таков будешь-то? — прозвучал, наконец, глас разума в этом, наполненном гордостью и злобой, ангаре.

— Я — новый хозяин этого автосервиса, — улыбнулся я. — А вот, что все вы тут делаете — это большой вопрос.

— Че? И бумага есть, что ты новый хозяин? — решился все-таки уточнить чумазый.

— Несомненно, — согласился я. — Но я, все же, хотел бы услышать ответ на мой вопрос. Кто вы? И что здесь делаете? Мне говорили, что автосервис давно не работает.

— Трейда Втораковна пустила, — звонко выкрикнул кто-то из толпы. — Чтоб мы тут за всем присматривали. И пока она не скажет, мы отсюда не уйдем.

— Вот как? — удивился я. Общий настрой у парней продолжал быть боевым. Даже не смотря на явное и быстрое поражение их предводителя. — У вас есть два варианта: Либо вы смотрите бумаги, связываетесь с бывшей хозяйкой, и я даю вам время, чтоб собраться и уйти. Либо продолжаете…

— Борзеть, — влезла Ксения. — Продолжите борзеть, мы с Антоном выкинем вас на улицу силой.

— Ты тоже чтоль будешь это… Выкидывать? — оскалился чумазый. — Викидывалки-то хватит?

— Еще останется, — крутанув шеей для разогрева мышц, грозно заверила мальчишку Баженова. — Вы только с виду грозные. А на самом деле — обычная дворовая пехота. Пять минут — от силы. И вы все станете по полу валяться и мамочек звать. А мы даже вспотеть не успеем.

— Есть еще третий вариант, — через силу разогнулся справившийся с болью предводитель. — Вы нас учите правильно драться, а мы потом вас здесь защищаем. Ну и ангар остается за нами.

— Ты считаешь, мне есть от кого защищаться? — надменно выговорил я. — Или здесь банд больше чем одна? Ты на это намекаешь?

— Мы не банда, — поморщился парень. — Мы сквад байкеров. Почти, как семья. Понял?

— Не очень, — признался я. — И я пока не вижу, куда мог бы вас… ваш сквад применить.

— Может, уже познакомимся? — окончательно распрямился главарь байкерской банды. — Меня зовут Дивислав Желанов. Для друзей — Солдат. Можешь и ты так меня звать. А тебя?

— Секунду, — хмыкнул я, вытаскивая из внутреннего кармана пальто телефон, и набирая номер Омссона. — Господин Ормссон? Да, я. Здравствуйте. Дивислав Желанов. Хотелось бы знать о нем по-больше. Да. Спасибо. Да встречи.

— Обращайся к нему «ваша милость», — громким шепотом посоветовал Солдату Вышата Ромашевич.

Желанов слегка побледнел. И его можно было понять. Одно дело, когда кулачные разборки учиняют равные по сословию. И совершенно другое, когда простолюдин нападает с кулаками на дворянина. Мало того, что имперский Кодекс прямо разделял права и обязанности тех и других, так еще и возможности у каждой из этих категорий подданных были совершенно разные. Излишне, на мой взгляд, мелочный, затаивший обиду, злопамятный аристократ легко мог устроить наглому простолюдину поездку на каторгу. А тот, в ответ, мог лишь жалобу подать в имперский суд. Естественно, без гарантий, что вердикт будет положительным.

— Антон Летов, — просто сказал я. — Можешь звать меня «ваша милость», или господин Летов. И, как ты уже, должно быть понял: никакой вашей защиты мне совершенно не нужно. Учить высокому искусству боя уличных забияк, я тоже не намерен. Хотите стать сильнее — идите в имперскую армию или наемники…

Пришлось прерваться, не договорив. В руке завибрировал телефон: на экране значилось «Кнут Ормссон». Это означало, чтоДивислав Желанов был достаточно известной личностью, чтоб собрать о нем первоначальные сведения было не особенно трудно. Для профессионала в своем деле, конечно.

Ормссон не подвел. Информации было не много, но, впрочем, вполне достаточно, чтоб делать какие-то выводы. И принимать решение.

Выслушав главного стражника Лицея, снова, который уже раз, убедился, что мир наполнен простыми историями. Ничто не берется ниоткуда, а одно немедленно вызывает к жизни другое. И на первый взгляд, даже воле Богов в нашем, человеческом, обществе нет места.

Отец бывшей хозяйки автосервиса был большим поклонником двухколесного транспорта. Причем, той его части, что имела мощный мотор и скоростемер с трехзначными значениями. А будучи еще и учителем трудового воспитания в местной, логовской, общеобразовательной государственной школе, смог передать свое увлечение и детям окраины столицы Южной Сибири. Нашел меценатов, и при их поддержке, организовал при школе клуб любителей мотоциклов. Пару раз воспитанники клуба даже занимали призовые места в юношеских соревнованиях по мотогонкам.

Потом этого человека не стало. И вскоре после этого, на каторгу отправился скупщик краденных авто — муж хозяйки. Автосервис и раньше не пользовался большой популярностью у автолюбителей. Потому и прибыли с него, после осуждения хозяина, практически не было. Большие просторные и отлично оборудованные ангары опустели, и женщина легко согласилась пустить на временное пребывание оставшийся без руководителя местный мотоклуб. Денег ребята не просили, зато умудрялись как-то сами оплачивать счета всего комплекса за энергию и водоснабжение.

Ормссон сумел разгадать и эту страшную тайну.

— Летом пацаны конвои контрабандистов по Чуйскому тракту сопровождают, — совершенно ровным, без малейшего признака его к этому отношения, констатировал Кнут. — Дорожная полиция склонна оказывать повышенное внимание барражирующим по тракту байкерам. Таким образом, идущий следом трейлер с контрафактным товаром, этого внимания оказывается лишен.

А в холодное время года, парни — те из них, кто был одаренным Богами, сдавали энергию в пункты приема. Техномагических артефактов в стране все больше и больше. Потенцию легко можно преобразовать в любую иную энергию, в то время как обратное превращение совершить пока ни у кого еще не вышло. Магическую энергию охотно принимали в массе мест, а пустые накопители так мало стоили, что их раздавали любому желающему бесплатно. С дюжину таких изделий, горкой, валялось поблизости, на одном из передвижных верстаков.

Ормссон особенно подчеркнул это обстоятельство. Как и то, что по статистике, количество одаренных, способных перемещать Силу из собственного тела в кристалл-накопитель, то есть — как минимум оранжевый уровень — среди простолюдинов не превышает одного на десять тысяч человек. А в одном подростковом объединении таких «магов» было четверо. И это не могло быть совпадением. Чем-то старый учитель приглянулся Богам, что к его воспитанникам у Небожителей было этакое лояльное отношение.

— Так вот, — продолжил я, спрятав телефон. — Хотите стать сильнее — идите в имперскую армию или наемники. Если к силе нужны еще и уважение и почет, попробуйте попасть в княжескую дружину.

— Да кто же нас возьмет? — выкрикнул кто-то. Но этот комментарий я, легким движением руки, отмел в сторону.

— Я не договорил, — поморщился я. — В скором времени, уже этим летом, начинается набор в дружину. Рассматриваться будут все здоровые совершеннолетние кандидаты, имеющие подданство империи, и проживающие на территории княжества. Одаренным, конечно же, преимущество. Никто не собирается спорить с волей Богов. Если интересно, я оставлю вашему… гм… Солдату свой номер телефона. Когда набор начнется, вас оповестят.

Проявлений бурного восторга я не увидел, но местный главарь решительно протянул руку, стоило мне достать стопку визиток. Выходило, что не зря я половину утра занимался разделением слипшихся краской картонных карточек.

— Второе, — продолжил я. — Я сочувствую вашей утрате. Господин Новомиров был прекрасным человеком, и дело, которое он начал должно продолжаться. Вам следует найти взрослого, здравомыслящего человека, и предложить ему возглавить ваш клуб официально. Естественно, он будет получать жалование, а клуб некоторую материальную и финансовую помощь.

— Хренасе, вы с улицы зашли, — размазав грязь по лицу, обалдело выговорил чумазый паренек.

— Не ругайся при его милости, — шыкнул на него Ромашевич.

— Ой, — совершенно по детски, испугался тот. — Извините. Само вырвалось.

— Третье, — улыбнулся я. И заметил, что теперь уже абсолютно все слушают меня очень и очень внимательно. — Вы, ваш клуб пока остается здесь. Позже, когда мы начнем расширять производство, вам придется переехать. Помещение вам будет предоставлено.

— Бесплатно? — деловито уточнил чумазый.

— Безвозмездно, — выговорила Ксения. — Ты же слышал его милость. Его род берет вас под свое покровительство. Я верно говорю, Антон Рутгерович?

— Все верно, — слегка поклонился я. — Но пока, это заслуга покойного господина Новомирова. Не ваша. Рекомендую, кстати, и клуб свой именовать в его честь. Сами вы пока ничем столь же значимым не проявили.

— А может, это вы нам тут болт в ухо вкручиваете, чтоб живыми и здоровыми отсюда выйти? — зло выкрикнул парень из заднего ряда. — Сейчас выйдите за ворота, да и ну смеяться над простофилями с Ковалева лога.

Едва удержался от того, чтоб раздраженно не дернуть плечом. Кто их придумал — эти обезьяньи ужимки?!

На глаза снова попалась кучка дешевых накопителей энергии. Секунду раздумывал: стоило ли раскрывать часть своих секретов перед таким скоплением чужих людей? Решил — почему нет? Особенно если снова получилось бы совладать с безумием штормового моря собственной Силы, и не показать лишнего. Взглянул, для собственного успокоения, на девушку-талисман. Напомнил себе, что в ее присутствии точно получится, и сгреб накопители в горсть.

Оставался пустяк — вовремя остановиться и не испортить кристаллы. Теоретически, они должны были выдерживать достаточно большой поток энергии. А практически, никто никогда не давал их в руки потентикам моего уровня.

Вдох-выдох. Руки привычно обожгло изнутри. Жар потек по венам, словно расплавленное золото, выплескиваясь через поры кожи тонюсенькими белыми волосинками. Ладони светились, как ртутные лампы дневного света, и это был сигнал для меня, что пора заканчивать. Еще немного Силы, и не особенно вместительные кристаллы могли и полопаться от переполнения прямо у меня в кулаке.

— Готово, — громко шепнула Ксения, внимательно следящая за процессом. Естественно, я никогда не делился с ней своей проблемой — отвратительным контролем дара Богов. Но не заметить, с каким напряжением мне дается простейший процесс плавного выброса сырой Силы, мог разве что слепой.

— Это аванс, — стряхивая прилипшие к ладоням камешки обратно на верстак, проговорил я. — И еще. В остальные помещения комплекса у вас отныне вход закрыт. Вам совершенно незачем знать, чем именно там будут заниматься мои люди. Это понятно?

— Да, ваша светлость, — склонил голову Дивислав. — Мы с парнями вообще не любопытные.

— Это хорошо, — пристально посмотрела на парня Баженова. — Значит, сработаемся. Я стану проверять.

Осматривать комплекс отправились уже в сопровождении одного из малолетних байкеров. Ориентировались ребята там отлично. Раз бывшая хозяйка приютила их с условием присмотреть за пустующими ангарами, службу они несли исправно. Оказывается, даже ночевали в цехах по очереди. Чтоб и ночью ничего не пропало.

— Народ у нас такой, — хмыкнул Солдат. — Спать не могут, если узнают, что где-то что-то плохо лежит.

Надолго, впрочем, экскурсия не затянулась. Нам с девушкой пора было возвращаться в Лицей, подходило время кормить питомца. А Ромашевичи заторопились домой. У них на тот вечер запланирован был семейный праздник по случаю заключения судьбоносного документа.

— По какой цене теперь энергия? — поинтересовался я у Ксении уже в салоне такси. — На сколько я им там накачал?

— Хорошо получилось, — кивнула та. — Я уж подумала, все-таки придется сломать парочке самых дерзких ноги. И сломать тебе всю игру.

— Игру? — дернул я бровью. — Что ты имеешь в виду?

— Ой, только не надо делать вид… Невинный такой, — девушка изобразила рукой нечто этакое. Воздушное. — Я внимательно за тобой наблюдала, так что видела, как у тебя глаза заблестели, когда ты толпу этих парнишек увидел. Сразу поняла: сейчас начнешь их обрабатывать.

— Я все еще не понимаю, о чем ты?

— Я дочь наемников, — вздохнула Ксения, и начала объяснять. Очень издалека. — И видела не один десяток контрактов. Поверь, прекрасно понимаю, что ни один здравомыслящий человек, никогда не наймет отряд навсегда. Во-первых, это дорого. Во-вторых, не очень надежно. Какими бы прекрасными не были отношения между нанимателем и наемником, последний всегда найдет причину не продлять контракт, если где-то его ждет более выгодные условия.

— Логично, — фыркнув носом, согласился я.

— Конечно — логично, — тоже фыркнула Баженова. — Потому что так всегда и бывает. И ничего тут не поделаешь. Поэтому люди и создают собственные боевые отряды. Охранные предприятия — у купцов и промышленников. Дружины у дворян. Не суть важно, как именно это будет называться. Имеет значение только то, ради чего люди собирают умелых бойцов. Снаряжают их, выплачивают им жалование. Страховки всякие… Ну ты понял…

— Понял, — снова согласился я. — Это тоже не дешево, но хотя бы, есть какая-то гарантия, что люди не уйдут к кому-то другому, кто больше платит.

— Угу, — кивнула девушка, тут же сдула упавшую на глаза челку, и улыбнулась. — Я вас вычислила. Вы что-то затеваете. Что-то серьезное и большое по времени.

— Вы — это кто? — все же уточнил я. — «Вы» — понятие растяжимое.

— Вы — Летовы! И не ври мне, что ничего про это не знаешь. Я сразу пойму. Ты так и не научился лгать с честными глазами.

— Хорошо. Не буду.

— Ага! — обрадовалась Ксения. — Я знала! Ха!

— А причем тут эти байкерята с окраин? И про игру — я тоже недопонял.

— Да как же?! — даже как-то растерялась миг назад торжествующая девушка. — Это же очевидно. Вы там что-то затеваете, и вам понадобятся люди. Много людей. Армия.

— Дружина, — поправил я. — И не особенно много. Триста человек — это максимум, который Летовы могут иметь в дружине официально.

— Пф, — снова фыркнула Баженова. — Так это официально! А реально — сколько угодно. На сколько денег хватит.

— Поясни? — заинтересовался я.

— Механики, обслуживающие боевую технику — они члены дружины, или нет? — коварно поинтересовалась Баженова. — Медики, интенданты, наставники в учебном центре? Курсанты этого самого Центра? Охранники ЧОПов на принадлежащих Роду предприятиях? Не станет же дружина сторожить ворота какого-нибудь завода. Верно?

— Ну, да. Дружина — это лучшие из лучших.

— Да, понятно, — отмахнулась, сверкая глазами девушка. — А откуда их, лучших, забирают? С кем сравнивают? А те, кто еще лучше лучших — эти как называются?

— Ektemanns*, — уверенно сказал я.

/*ektemann — (сканди) — истинный, идеальный, воин. Тоже, что витязь у славян./

— Свита они называются, — покачала головой дочь наемников. — Неужели кто-то догадается витязей сравнивать с обычными солдатами!? Тем более, что богатырей очень и очень немного.

— Это точно, — вздохнул я. — Я вот только одного знаю. Да и тот уже не молод.

— Воевода, — тряхнула челкой Ксения. — Матерый воин. И ничего он не старый. Ну, не на столько старый, чтоб не справиться с китайцами.

— Причем тут китайцы? — удивился я. Удивился, потому, что пора было уже привыкнуть к манере Баженовой, хаотично менять тему разговора. А я все никак не мог приноровиться. Изощренный путь ассоциаций в ее голове, как по мне, никак не укладывался в законы человеческой логики.

— Это что? — сделала большие глаза девушка. — Большой секрет?

— Подробности, — тяжело вздохнув, потребовал я.

— Это только мои догадки, — шепотом, чтоб ни единого слова не попало в уши водителя такси, почти в самое мое ухо, выдала начинающая разведчица. От нее приятно пахло, ее волосы щекотали ухо, а в плечо уперлось одно из двух мягких полушарий груди. Мысли так и норовили свернуть на волнующие ощущения. Приходилось то и дело одергивать самого себя, чтоб вообще не потерять нить повествования.

— Отряд в пять тысяч штыков — это уже небольшая армия, — продолжила Ксения. — С такой силой можно и княжество небольшое завоевать, если десяток нормальных потентиков добавить. Вот я и стала выискивать цель, куда можно было бы применить такую мощь. И решила, что соседи пока могут спать спокойно.

— У-у? — чуточку отстранившись, сумел взглянуть на Баженову. Зря, наверное. Вблизи ее глаза казались еще больше. Сердце, невесть от чего, застучало в боевые барабаны.

— Проверила, — кивнула та. — Ни к кому из соседей у Летовых нет никаких территориальных претензий. Ни с кем не враждуют, и уже лет сто не ссорились…

Подумал, что сто лет для старых аристократических семейств — не срок. Иногда воздаяние за грехи предков приходило и триста лет спустя.

— А потом поисковик Сети подсказал, что на юге есть, оказывается, еще и китайский Алтай! Понял? Алтайские князья позволяют каким-то циням владеть частью Алтая! Это ли не унизительно?!

— Нашему императору, — хихикнул я. — Принадлежит только часть Евразии. Не находишь это унизительным для империи?

— Кстати — да! — засмеялась Баженова. Когда она улыбалась, была чудо как хороша. — Намекаешь, что с Тюрвальдом ваши планы согласованны? Что там, Антон?! Скажи. Я умею хранить тайны. Что там, а? Золото? Драгоценные камни? Нет? Серебро! Точно! Там серебро, да?

— Ход твоих мыслей просто поражает, — вздохнул я.

— Не, ну а что? Монгольские кланы слабы и малочисленны. Это все знают. Потом, Летовых в Китае отлично знают и опасаются. Так что велика вероятность, что и император не станет спешить с военной помощью монголам. Городок там один всего. Как раз для полицейской акции на отряд в пять тысяч человек… А в горах, наверняка, куча полезных ископаемых…

— Заманчивое предложение, — согласился я. — Жаль только: логистика подкачала. Дорогу туда строить очень долго и дорого. Так что удержать Монгольский Алтай будет труднее, чем захватить.

— Но если там много серебра, то есть смысл? — не сдавалась доморощенный стратег. — Царя металлов ведь можно и дирижаблями возить. Все окупится.

— Я обужу эту идею с воеводой, — улыбнувшись, согласился я. — А ты пока, если вдруг кто-то будет интересоваться, зачем Летовым сильно увеличенный отряд «Перуничей», намекай на монгольский Алтай. Хорошо?

— Заранее напугать врага, — обрадовалась дочь наемников. — Уж им-то точно донесут.

— Вот именно, — стараясь держать лицо серьезным, воскликнул я. — Именно, что: донесут!

3.Руна Хагалл

После Брандблота. 1148 год

Месяц Maius ю.к.

Ваше высокопревосходительство.

Сим спешу сообщить, что

Поднадзорный А.Л., в присутствии

Временных управляющих княжеством,

В ночь с 30-го апреля ю.к. на 1-е мая ю.к.

Совершил ритуальное жертвоприношение в качестве верховного жреца.

Светояр

Я, конечно же, знал технологию. Не раз и не два видел, как это делал старый эконом в усадьбе. Неоднократно представлял, как сделал бы это сам. Думал даже, что смог бы это сделать лучше. Быстрее и легче перехватить горло жертвенному барану, направить струю черной крови в специальный, ведущий прямо в центр яростно полыхающего пламени, желобок. Сказать нужные слова на старом языке. Чего проще?!

Бьющий в ритме твоей души барабан, рваные черные тени от беснующегося пламени костра, тяжелый запах крови, и Боги, внимательно глядящие сверху будто бы в самое сердце. Каждый раз одно и то же. Даже нож тот же, привезенный из усадьбы. Старый, кованный, и невероятно острый.

Никто и никогда не говорил, что процесс буквально вытягивает из тела силу. Что нужно уметь ее как-то дозировать, чтоб после, когда освежеванную тушу уже наденут на вертел и пристроят над багровыми углями, еще и раздать соратникам прожарившиеся куски. И чтоб руки не дрожали. Потому что — сильный вождь, это сильный год. Это хороший урожай на полях, удача в походе и боящиеся шалить ниссе. Что еще нужно доброму бонду, как не туго набитые мешки в амбарах, золото в сундуках и мир в семье?!

Их таких — важных — жертвоприношений всего два в году. Первое на Йоль. Второе — Брандблот*, перед весенним севом. Перед летними плаваниями. Перед жизнью и смертью. И тому и другому каждый честный рус будет рад. И то и другое должно быть выполнено правильно. И чтоб Боги не мешали, не путали нити слепым норнам, не напускали ненужный дождь, и не злили духов, следует оказывать им, Небожителям, почтение.

/*Брандблот — буквально — огненное жертвоприношение в ночь с 30 апреля на 1 мая. Ритуальное сжигание крови и мяса жертвенного животного, как платы Богам за хорошие всходы на полях и удачу в сражениях и охоте./

У славян в ту ночь тоже праздник. Они славят пришествие на престол мира доброго Живы. Хотя тоже жгут костры, но мясо или кровь в огонь не бросают. Все-таки славяне больше земледельцы, чем охотники. Вместо этого, они «подсказывают» только-только проснувшемуся после зимней спячки Богу, как должны выглядеть настоящие весенние деревья. Наряжают голые ветки какого-нибудь куста лентами и бумажными цветами. Водят свои хороводы…

Впрочем, хороводы — это признак любого их праздника. Говорят раньше, век или даже два назад, юношам и девушкам нельзя было касаться друг друга. Говорят, за нарушение этого обычая могли и из деревни изгнать. И только на праздники, во время хороводов, молодые люди могли подержаться за руки.

Признаться, не особенно этому верю. Во всяком случае, никакого разумного объяснения возникновению такого запрета в голову не приходит. А у славян все не просто так. Все со значением. Выходит, и у этого странного обычая смысл какой-то должен быть. Не простой же контроль целомудрия проповедовали злобные старцы?!

У русов с этим всегда было куда как проще. Но у нас и девственность никогда не считалась непременным условием для свадебного обряда. В старых сагах не раз и не два описывался случай, когда одна из дочерей бонда охотно следовала на ложе с заезжим героем-молодцом. Рожала от него детей, а потом спокойно выходила замуж за старшего сына соседа. И всех все устраивало.

Ну у нас и традиции празднования важных дней в году значительно проще. Есть четкая установка: что должно обязательно произойти. Кто что делает и зачем. Но чтоб у каждого было свое место в обряде, свои слова в песне и свой, особенный, венок на голове — этого нет, и не было никогда. За этими изысками к латинянам. Славяне, конечно, тоже те еще затейники. Но и они до римского формализма не дотягивают.

Впрочем, какое мне дело до римлян?! Мне и моих забот хватает. Ночной блот как-то уж слишком сильно меня утомил. А представляю, что бы было, если бы на церемонии присутствовали не два десятка человек, а тысячи! Меня бы, как лимон, выдавили до дна? Старики надо мной потом посмеивались. Говорили, что это от того я так много сил отдал, что много ее у меня, этой Силы. Мол, кому много Богами дано, от того Они и требуют помногу.

Так или иначе, но утренняя встреча с бывшим сослуживцем опекуна прошла как-то странно. Я откровенно тормозил — как не преминула бы выразиться Ксения, и за себя и за меня отдувался Варгов. Благо общую ситуацию я ему подробно обрисовал, еще когда просил о помощи в поисках нормального ответственного управляющего в бывший автосервис. Боюсь, у майора интендантской службы в отставке, Ролло Сванссона Фродда, служившего прежде в ремонтных механических мастерских Берхольмского гарнизона, могло создаться впечатление, что предприятии вообще принадлежит Олефу Бодружевичу. А я — так. Поставлен, чтоб набраться умений в управлении небольшим заводиком. Студент.

Мне это не нравилось, а вот Ролло Сванович — как его Варгов называл, оставил вполне приятное впечатление. Этакий военный хомяк, у которого зимой снега не выпросишь, но подопечное подразделение снабжается целиком, полностью и вовремя. Хозяйственный дядька, одним словом. Именно то, что нужно. Чтоб на поводу не шел у изобретателя с горящими энтузиазмом глазами. Ну и чтоб Воислав Ромашевич сразу к порядку привыкал. Хочешь получить какую-то деталь для экспериментов, обоснуй документально.

Мало по малу, разговор двух снабженцев, немало лет прослуживших в одном гарнизоне, свелся на темы «а помнишь». Имена, слэнговые названия подразделений и особенности характеров неведомых господ, меня совершенно не интересовали. Едва не задремал, усилием воли вновь и вновь расклеивая слипающиеся веки. Следовало, наверное, перенести встречу на другой день. Дать себе время выспаться, восполнить вдруг, за несколько ритуальных движений, опустевший резерв. А я с чего-то решил, что железный. Что смогу. Выдержу.

Пообещал себе никогда больше так не делать. На важные встречи нужно являться полностью готовым. Ко всему. В том числе, и к конфликту. В первую очередь — к конфликту. А какой из меня был боец, если я голоса двух матерых дядек сквозь шум в ушах слышал, и сквозь туман в глазах видел?

Еле дождался, когда воодушевленный новым, перспективным местом службы, Ролло Сванович откланяется, и уедет. Условились с ним созвониться, и договориться, вместе съездить в автокомплекс. Негоже будет, если новый управляющий заявиться сам по себе, без меня. Ромашевич, конечно, не выглядит агрессивным. Но — здоровенный, как и все остальные в семье. Попадешься под горячую руку, может за порог выкинуть.

Не меня, естественно. А вообще. Да в любом случае, конфликты мне в коллективе без надобности. Мне нужно, чтоб изобретатель, в кратчайшие сроки довел до ума свой прототип, специально обученные люди создали комплект технологических карт, и мы начали производство. Пока, небольшую партию. Исключительно для нужд моей личной дружины. А там, после испытаний в полевых условиях, и когда все «детские болячки» прототипа будут выявлены и устранены, глядишь, и на продажу станем делать. Конструкция более чем перспективная.

Показал ТТХ ромашевического изделия воеводе. Тот долго разглядывал таблицы, и выдал вердикт:

— Снаряды к гаубице подтаскивать — еще куда ни что. А так… Детская игрушка.

— А если добавить брони, а в манипуляторы по крупнокалиберному пулемету добавить? Тут масса покоя почти тонна. Отдачу можно в расчет не принимать. Мобильность, относительная защищенность и невероятная огневая мощь. Я бы такой поиграл, — засмеялся я. — Эта штука, как пулеметный дзот, только двигающийся. Представляешь?

— Что-то не вижу тут характеристик бронирования, и скорости в снаряженном состоянии, — прищурился старик на, отложенные было в сторону, листы распечаток.

— А ты впиши сам, что считаешь нужным. Изделие в стадии прототипа. Воислав изменит мощность приводов, если для его варианта окажутся слабыми.

— Я подумаю, — всерьез озадачился старый воин. — Такого ведь ни у кого пока нет?

— Не-а, — хихикнул я. — Мне-то на глаза случайно попал. Так что, пока мы сами не наиграемся, это только наши игрушки.

— Так-то оно так, — не поддержал старик мое веселье. — Только, Антонушко, каждому орудию имеется свое место в бою. Запусти вот этот твой мобильный доспех в плотную городскую застройку, и потеряешь и чудную игрушку, и воина, что в ней будет. Тут над боевым применением думать надо, а ты мне пока даже основные параметры дать не готов. Вот изладит твой Воислав прототип, тогда и посмотрим.

— Но ты, все же, подумай над применением, — ощутив серьезность момента, решил-таки оставить за собой последнее слово я. — И над теми параметрами ТТХ, что были бы предпочтительными. Накажу Ромашевичу к ним стремиться.

Виделся я с изобретателем достаточно часто. Персонал опытного производства даже близко еще не был укомплектован. Если сварщика и к нему в пару — слесаря удалось найти сразу, то столы, за которыми должны были трудиться чертежники и инженера все так же пустовали.

Да что там говорить, закупками необходимого сырья и то некому было заниматься. Ксения выискивала в Сети поставщиков, а мы с Вышатой Ромашевичем, как могли, организовывали закупку. Пару раз, когда требовались особенно специфические детали, вроде гидроприводов, особых шлангов, выдерживающих высокое давление или ударопрочных подшипников, приходилось обращаться за помощью к Шелтран-шану. Он, понятное дело, в этом тоже разбирался не лучше нас. Но у него было полно людей, кому это можно было поручить. В конце концов, как оказалось, в горной технике гидравлика применялась широко, специалисты у шорского княжича нашлись, и нужные штуковины мы заполучили.

В Лицее вовсю шла подготовка к выпускным экзаменам. И если меня, как прилежного, успевающего по всем предметам, ученика особенно не трогали, то за одноклассников учителя взялись серьезно. Не считая уроков гимнастики и потентиковедения, я почти их и не видел. Ребят разбили по группам и целыми днями натаскивали на решение тестов. Да еще и на дом задавали. Традиции — это дело такое. Умри, но исполни. Сказано, что в Лицее традиционно высокий уровень образования, значит, изволь соответствовать.

С одной стороны, эта чуть ли не круглосуточная занятость одноклассников была мне на руку. Мог ездить куда хочу, не выдумывая каких-то отговорок. С другой, чувствовалось уже приближение порога, выйдя за который, мы все, практически мгновенно станем совершенно чужими людьми. Меня бросало в настроении от нетерпения — скорее бы сбросить с плеч эту школьную обузу, и заняться действительно серьезными вещами. До тихой грусти. Было даже жаль, что явился в Берхольм так поздно, и не успел с головой окунуться в тихое бурление лицейской жизни. Особенно не сдружился ни с кем, кроме Ксении. Не участвовал в общих делах и праздниках.

Слава Богам, особенно рефлексировать времени не было. То одно, то другое. Снова вызывали в имперский суд, оглашали результаты, полученные по запросу из ИСБ и жандармерии. Предсказуемо, никаких известий о текущем месте проживания и роде деятельности его милости, князя Летова, у государственных служащих не нашлось.

Кстати, я, когда пройду тестирование на понециал, а суд примет-таки решение о признании меня князем, стану сиятельным. Ну, или его сиятельством, если угодно. Четвертым в истории династии. Первым был основатель, конунг Ингемар, вторым его сын Фроуд, а третьим безграничную Силу от Богов получил тот мой предок, что построил Лицей в Берхольме, и у которого этот самый Берхольм сбежал в личные коллективные вассалы императора. То есть, получил самоуправление согласно Хольмгардского права.

Отец был его милостью, потому что потенцией даже до светлости не дотягивал. Ирония Судьбы: древний эконом и вот уже полвека бессменный управляющий княжеством — его светлость, а князь был всего лишь милостью. Воевода — тоже его милость, но он еще и воинский ранг ektemann имеет, сиятельному мне до овладения искусством применения переплетений в бою еще очень и очень далеко. Такая вот у нас чехарда получается.

Второе заседание суда тоже ничем окончилось. Теперь суд должен был оповестить широкую общественность о том, что на оспариваемый титул появился претендент, и если в течении определенного законом срока отец не явится в любое государственное присутствие, тем самым подтвердив свое намерение и дальше оставаться правящим князем, суд вынесет нужное нам решение. Существовал еще вариант, что кто-то из дальних родственников вдруг решит рискнуть, и заявит свои претензии. Но вероятность такого выверта была исчезающее мала. Ближайшими родичами, имеющими право претендовать на престол в случае, если со мной что-то случится, были потомки моего воспитателя — старого эконома. А тот выразился вполне определенно:

— Выпорю засранцев, — рыкнул он в ответ на предупреждение Капона.

У прадеда было два сына. Старший стал князем, и моим дедом, а младший, ярл Гус Летов, собрав дружину, отбил у киргизов часть степи к западу от Алтайских гор, и поселился там. Признав себя, и всех своих потомков, вассалами старшего брата, конечно. Так в степном Алтае появился городок Гуселетов, а граница с беспокойными степными аборигенами оказалась надежно прикрыта.

Эконом доводился Гусу младшим сыном. И так уж вышло, что после гибели старших братьев, именно ему пришлось возглавить западный херад княжества. Власть на земле он давным-давно передал потомкам, оставаясь, тем не менее, старейшиной рода Гуселетовых.

Были и другие потомки предков, когда-то давно отпочковавшиеся от главной семьи. Те и вовсе уже никаких, даже воображаемых, прав на княжеский престол не имели. Да, признаться, не всех из них и отингирами*-то можно было назвать. Отдельные личности за прошедшие столетия и дворянства умудрились лишиться.

/*отингир (otingir) богатый и знатный человек. Обычно, потомок князей или ярлов./

По древней традиции, моя мать, если бы не отказалась от титула, и осталась с нами в усадьбе, была бы полноправной княгиней. А я бы так и оставался наследником и княжичем.

Больше того, ее прямые родственники — братья и племянники — автоматически принимались бы законом и обычаем за наследников престола нашего княжества второй очереди. То есть, случись чего со мной, кто-то один из рода Тайшиных мог стать Летовым. Прямая линия Рода, идущая от конунга Ингемара, прервалась бы, но княжество не осталось бы без хозяина.

Однако случилось то, что случилось. Снежана Летова, бывшая до замужества княжной Обдорской, официально, пред людьми и Богами у двух лип Берхольмского Хофа отреклась от всех титулов. А месяц спустя, вышла замуж повторно. За майора интендантской службы. Простого, без титула, дворянина Варгова.

Представляю, как бесились Тайшины. Из претендентов, одним махом превратиться в дальних родственников, никаких прав на юг Сибири не имеющих. Думается мне, они сгоряча и наговорили матери много чего неприятного. Откуда-то же взялась эта ее неприкрытая ненависть к родне с севера.

Нужно еще сказать, что Обдорским крупно не повезло. Их земли располагаются в устье Великой реки Оби, у самого полярного океана. Пятьсот лет назад, там добывали горы мехов и Тайшины жили припеваючи. Одно время были полностью независимыми от империи, успешно отражая все попытки Великих князей присоединить непокорных к державе. Выписывали в свою столицу под названием Пулноват-Вош европейских архитекторов и строителей. Зазывали туземных князьков перейти под их руку.

Потом зверя стало меньше, да и спрос на меха сильно упал, когда к империи присоединили огромные территории на Востоке. А сто пятьдесят лет назад, после окончания грандиозного строительства Братством Стали железной магистрали от Хольмгарда до Тихого океана, Обдорское княжество и вовсе оказалось на периферии страны. На краю земли. На берегу никому ненужного, холодного и неприветливого Ледяного моря.

В прошлом веке на берегах Оби, севернее Томбургского княжества, нашли нефть и газ. Тут-то и обнаружилось удивительное обстоятельство: во всех княжествах вокруг Обдорского, углеводороды были. А в самом Обдорском — нет. Ни капли. Словно бы Боги наказали Тайшиных за чрезмерную гордыню. Главное, у всех соседей нефть была, а у Обдорских — нет.

Конечно, Пулноват-Вош, удачно расположенный на мысу в устье большой реки, использовался нефтедобытчиками в качестве базы для изысканий. В летнюю навигацию туда доставляли десятки миллионов пудов различных грузов, а позже, зимними трассами, все это развозили по окрестностям. Ремонт дирижаблей, мощный торговый речной порт, какая-никакая промышленность, делали город столицей всего севера Сибири. Но все равно, такого изобилия средств, какое дает нефтяная труба, у Тайшиных не было.

Одно время они даже пытались приторговывать голосом в Совете Князей. Потом закон изменился. Голос стал обладать так называемым — политическим весом, величина которого зависела от количества постоянно проживающего на землях княжества населения. Крайний Север никогда многолюдностью не отличался. Очень уж неприветливая там природа. Две трети года просто зима, и одна треть — потепление, похожее на весну на Юге. Так что и с политическими акциями у родственников ничего не вышло.

Старый эконом рассказывал, что у Обдорских теперь новое развлечение. Хотят, совместно с Братством Стали, организовать строительство стального пути в Пулноват-Вош. Напрямую, через Васюганские болота, или через север Урала — не суть важно. Главное, чтоб путь был, и по нему можно было доставлять грузы круглый год, а не только летом, как по реке.

В общем, не самая богатая, знатная и политически значимая семейка в стране. Не будь отец сраженным красотой Снежаны Тайшиной, союз князя Летова и княжны Обдорской наверняка бы не состоялся. У наших родов абсолютно отсутствовали общие интересы.

Ну, не считая Берхольма. В некотором роде. В городе постоянно проживает не так много представителей высшей аристократии. Вернее сказать: совсем не много. Хватит пальцев одной руки. И то, если принять главного имперского чиновника региона — губернатора — за аристократа, кем бы он ни был в действительности. Все-таки определенный отпечаток должность на человека наносит. А губернатор, как бы находясь под сенью правящего рода, и сам становится на ступеньку выше, чем того заслуживает по праву рождения.

А вот Тайшины прежде в Берхольме жили чуть ли не постоянно. У них даже особняк был в пригороде, который получила мать в качестве приданого. И который теперь достался мне.

С юридической стороны, Капоны давно все приготовили для выселения арендаторов из моей новой собственности. Им даже выдумывать ничего не пришлось: смена владельца подразумевала перезаключение договора аренды. И я его, естественно, подписывать не намеревался.

Тем не менее, организаторы загородного гольф-клуба оказались ребятами ушлыми. И какими-то… упертыми что ли. Вместо того чтоб собрать вещи и съехать, вдруг потребовали встречи с новым хозяином. Юристы предположили, что для того, чтоб попытаться переубедить и подписать-таки новый договор аренды. Мне и самому было интересно взглянуть на усадьбу. Ну и на странных людей, решивших поспорить с Законом империи. Согласовали дату и время Капоны. Мне только и оставалось, что вовремя выйти из ворот Лицея и сесть в машину.

По дороге, с удивлением, узнал, что лето почти наступило. В городе это как-то мимо глаз попадало. Город вообще как бы вне времен года. Как славяне говорят: весной и летом одним цветом. Стекло, бетон, асфальт. Небо — и то не отовсюду разглядеть можно. А вот стоило выехать из-под серой шапки городского смога, как в глаза прямо-таки бросилась оживающая природа. Пронзительное голубое небо, почти распустившиеся листья, цветущая и оглушительно пахнущая черемуха. И птицы, целые толпы птиц, неустанно орущие какие-то, одним им понятные, песни.

И именно под их веселую суету по меня дошло, наконец, что срок вышел. Что осталось всего ничего до сдачи мной выпускных экзаменов, и начала реализации Большого Плана. Что всего несколько дней, пара недель — не больше — и город вздрогнет от перемен, а у меня еще очень не скоро появится время, на то чтоб полюбоваться небом, травой и птицами.

Вообще-то, слева от центрального здания особняка имелся крытый навес над обширной парковкой, куда, как я знал, служащие отгоняли автомобили посетителей клуба. А тут, прямо у парадных дверей, затрудняя подъезд, стояло сразу несколько больших, черных, блестящих хромированными деталями джипов иностранных марок. Этакие эталонные аппараты для людей, страдающих отсутствием социальной значимости. Желающие хоть таким вот, замысловатым, образом продемонстрировать невесть кому наличие власти или влияния. Наш старый лимузин на фоне блистающих солнечными зайчиками автоштуковин смотрелся старым дворецким в дверях древнего замка, встречающих пестро разодетую публику.

— О-хо-хо, Антонушко, — внимательно рассмотрев затрудняющие проезд автомобили, развеселился вдруг воевода. Взял старика с собой, чтоб, на обратном пути заехать в бывший автосервис, познакомить, наконец, матерого воина с изобретателем энтузиастом. — Об этой стороне бизнеса в Берхольме мы как-то не подумали.

— Ты о чем? — дернул я бровью. — Какой-то особый вид бизнеса?

— Ну, да, — хмыкнул седой воевода. — Теневой. Проще говоря: организованная преступность.

— Я думал, в этом городе эту роль играет полиция, — удивился я.

— Не без этого, — согласился тот. — Но это не отменяет наличия преступных сообществ, так сказать: классического типа. Уголовники, торговля запрещенными веществами, сутенерство, подпольные игровые дома или даже — бойцовские арены.

— И что? Думаешь, полицейские чины этим не занимаются?

— Уверен, что без их покровительства не обходятся. Но организовать — это одно, а получать мзду за лояльное отношение — совершенно иное. Все-таки сотрудники местного правоохранительного органа знают законы, и на каторгу не стремятся.

— А эти, — я легким наклоном головы указал на черные джипы. — Совсем больные на голову?

— Эти и на каторге выживут, — широко улыбнулся старик. — Как они сами утверждают: тюрьма — их дом родной.

— Странные люди, — улыбнулся и я. — Ну да Боги им судьи. Здесь-то им чего надо?

— Видимо и здесь у них есть свой интерес, — предположил воевода. — Так что, готовься Антонушко. Сейчас тебя станут пугать.

— Вот как? — еще больше удивился я. — Чем же, интересно?

— Понимаешь, — крутанул кистью матерый воин. — У обывателей сложилось впечатление о членах преступных сообществ, как о некой силе из тени. Невидимой, неожиданной, и от этого — страшной. Ну, вроде: сунет в толпе нож в спину наркоман какой-нибудь, и даже убегать не станет. Наркотики ему потом и в тюрьму доставят. По их, воровским каналам. А тебе уже будет все равно. Ты уже в ином мире. Вроде того…

— Нас с тобой это тоже касается? — поинтересовался я. В конце концов, старый воин столько сил потратил на то, чтоб пробудить у меня чувство опасности, что пристальный взгляд готовящегося убивать человека я, наверное, шагов с десяти ощутил бы. О воине в ранге ektemann и говорить не приходится. Эти люди вообще практически неуязвимы.

— Нас, — старый почесал нос. — Пожалуй, что и нет. А вот родные твои… мать с отчимом, сестры — эти да. Этим что-то может угрожать.

— И что теперь? — фыркнул я. — Позволим какой-то твари глумиться над собой?

— Боги не поймут, — вздохнул воевода. — Боги любят кровь.

— Пусть только дадут повод, — оскалился я. — Будет много крови во славу Богов!

— И позвони ка тыОрмссону. Пусть проверит номера этих авто. Кто такие, где живут, чем дышат. Стар я стал по притонам этих варнаков потом вылавливать…

— Рассказывай, — засмеялся я, припоминая тяжелую руку ветерана. — Мне бы таких старый еще с десяток, я бы всю страну к верху дном перевернул.

— И перевернешь, Антонушко, — легонько, даже как-то ласково, похлопал меня по плечу воевода. — Перевернешь. Коли на то нужда будет. Пошли что ли?

Из-за зеленых насаждений медленно выкатился автомобиль Капонов. Обычная серая рабочая лошадка. Без всякой вычурности и показного лоска. Хотя уж кто-кто, а эти могли себе позволить машины и гораздо дороже.

— Присмотришь за юристом, если что, — вроде бы как приказал я, с просящими нотками в голосе. Судя по количеству джипов, противников могло оказаться десятка полтора. А я был не настолько уверен в своих способностях в суматохе боя уберечь еще и почти постороннего человека.

— Легко, — кивнул старый воин. И продолжил уже адвокату. Вместо приветствия. — В случае чего, падай на пол, любезнейший. И ползи куда-нибудь в угол.

— Все настолько серьезно? — подслеповато сощурился тот, разглядывая большие черные авто. — Может быть вызвать…

— Кого? — хмыкнул я. — Полицию? Жандармов? Так еще ничего не случилось. Скажут: вот как вас убьют, так и обращайтесь…

— Но нельзя же вот так, взять и пойти внутрь, зная, что там может случиться что-то плохое.

— Почему плохое? — сделал удивленное лицо воевода. — Очень даже хорошее. Силовое решение трудного вопроса. Все, как мы с Антоном любим.

— Я все же, прошу прощения за смелость, решусь позвонить. Хотя бы старейшине, — неожиданно твердо заявил юрист.

— Как тебе будет угодно, — оскалился старик. — А мы пока пойдем. Раньше начнем, раньше закончим. Антонушко, ты бы пальто свое в машине оставил бы, что ли. Вещь дорогая. Обидно будет, коли испортится.

— Согласен, — едва удержался, чтоб не кивнуть. Пальто мне нравилось. Пачкать, или того пуще — рвать его мне не хотелось.

Мы со старым воспитателем не успели даже дойти до стеклянных парадных дверей особняка, как адвокат бегом нас догнал.

— Зерах Моимович сказал, что все мы, вся семья Капонов, вручили в ваши руки свои жизни и благополучие. И что мы не должны из-за всяких пустяков подрывать ваше доверие ко всему Роду.

— Хорошо сказал, — кивнул воевода. — Мудрый человек. Но ты, мил человек, все одно — поберегись. Это не твоя война.

— За меня не беспокойтесь, — печально вздохнул юрист. — Делайте, что считаете нужным.

— Молодец, Антон, — похвалил старик, открывая мне двери. — Хороших вассалов приобрел. Побольше бы таких.

— Да. Повезло, что они сами изъявили желание.

— Наша Цилечка учится в одной группе с дочерью уважаемого Злотана Чеславовича…

— Нашего… лицейского учителя? — имен у славян великое множество. Встретить людей с одинаковыми — довольно сложно. А чтоб еще и отчества совпадали, такое вообще великая редкость.

— Таки, да. Тиша у него слабая одаренная, но Боги дали ей способность видеть Силу других людей. И она таки увидела ее в этом молодом господине. Девочки очень дружны и не имеют секретов друг от друга. А уж когда господин пришел в наш дом, и показал истинное величие Летовых, мы не могли отказаться от такой возможности.

— Боги, — сделал страдальческое лицо я. — Думал в большом городе, где меня никто не знает, можно немного побыть простым школьником. А оказалось, что Берхольм просто огромная деревня, и все про всех известно.

— Так оно и есть, ваша светлость, — серьезным тоном подтвердил опасения адвокат. — Никого не интересуют только совсем никчемные люди. А вы рождены, чтоб быть на виду.

На этой позитивной ноте мы и вошли в зал, где, должно быть, после игр на свежем воздухе, члены клуба отдыхали за чашечкой чая. Ну, или что у них тут принято пить?!

Походило это помещение на общий зал дорогого ресторана. Единственное что, вместо стульев были пышные кожаные диваны. В которых, кстати, и расположились те полтора десятка крепких ребят из экипажей черных джипов. За крайним же столиком нас поджидали два разительно отличавшихся друг от друга человека. Первый — классический бухгалтер, сутулый, щуплый и в очках. И второй — здоровяк, лысая, как коленка, голова которого словно бы вырастала прямо из туловища. Минуя шею, так сказать. Широченные плечи, обилие золотых перстней на пальцах — сосисках, и дорогой, но сильно измятый костюм. Мощные надбровные дуги и сломанные уши — явные признаки бурной молодости в нескончаемых сражениях.

Второй был опасен. Сам по себе. Даже не принимая во внимание более дюжины рядовых бойцов за его спиной. А учитывая массу его тела, сомневаюсь, что смог бы победить его в бою один на один. Без применения Дара, конечно.

На счастье, других, столь же опасных, в его отряде больше не было. Обычные бойцы. Скорее — массовка, чем реальная сила. Их я совершенно не опасался. Хотя и подозревал, что у кого-то из них может быть с собой огнестрельное оружие, которое, конечно же, способно было обернуть ситуацию в другую сторону.

Капон поздоровался. Один за нас всех. Мы с воеводой даже кивать в знак приветствия не стали. Глупо желать притащившему целую орду боевиков человеку здоровья и благополучия. Тем более в пяти минутах до драки.

Что интересно: управляющего загородным клубом адвокат нам представил. А вот человека без шеи — нет. Словно бы его тут и вовсе не было.

— Не вижу повода для нашей личной встречи, — вытолкнул я сквозь зубы, устроившись на краешке слишком мягкого, как по мне, дивана. — Но по просьбе достопочтенного Капона, готов вас выслушать.

— Вы должно быть плохо себе представляете, что такое гольф-клуб, — начал «бухгалтер». — Это не только помещение и персонал. Главное здесь — это поле, которое весьма и весьма не дешевое удовольствие. Обустройство даже одной квадратной сажени обходится в двести гривен. А здесь у нас семь десятин! Только на это у нас ушло более трех миллионов гривен. Понимаете? А еще — благоустройство территории, косметический ремонт и многое, многое другое. Аренда собственно земли и зданий особняка малая и незначительная часть наших расходов…

— Сочувствую, — улыбнулся я краешками губ. — Но при чем тут я? Я же не тороплюсь поделиться с вами своими проблемами.

— Просто я пытаюсь вам объяснить, что гольф-клуб не может просто так переехать куда-то еще, — поморщился управляющий. — Это долгое и весьма дорогостоящее мероприятие. Вы же требуете освободить помещения буквально завтра.

— Я все еще не понимаю, почему должен входить в ваше положение, — дернул я бровью. — Это моя собственность. И я не желаю иметь в собственности загородный… гм… клуб. У меня на эти помещения и земли совсем другие планы. Или вы намекаете, что я должен еще и оплатить ваш переезд? Так этого не будет. Разве уважаемый Капон не донес до вас эту простую мысль?

— Мы бы хотели, чтоб вы еще раз поразмыслили на счет продления договора аренды, — быстро выговорил «бухгалтер», и взглянул на быковатого спутника.

— Что ты тут себе цену набиваешь, — странным, каким-то шелестящим, голосом воскликнул представитель силовой поддержки. — Ведешь себя так, будто бы ты бессмертный. Что тебе там? Десять процентов к аренде накинуть? Пятнадцать?

— А ты, собственно, кто? — холодно взглянул я на быка.

— К-как кто? — аж заикаться начал управляющий. — Это господин Мартынов.

— И что? — хмыкнул я. — Ну, Мартынов. Я что? Должен знать всех жителей княжества поименно? Мартынов, ты кто?

— Это мафиози, — прошептал Капон, наклонившись мне к уху. Весь разговор, он так и не сел, продолжая оставаться за моей спиной. — Ночные клубы, дома терпимости, подпольные казино.

— Это должно меня как-то волновать? — громко спросил я адвоката. — Пока я вижу перед собой лишь невоспитанного человека, не боящегося угрожать дворянину.

— У дворян тоже могут поломаться ручки — ножки, — чуточку наклонил бритую голову бандит. — Смекаешь?

— О! — обрадовался я. Все равно, мы с воеводой знали, что эта встреча закончится грандиозной дракой. — Давай, попробуй. Учти только, что при угрозе жизни или здоровью, я право имею даже жизни лишать. Это официальное предупреждение. В присутствии свидетелей, так сказать. Сам-то тоже не бессмертный. Смекаешь?

— Накажите мальчика, — после секундной паузы приказал Мартынов. — Только, чтоб смог потом бумаги подписать…

И началось. Всегда так. Слова — слова — слова, а потом словно взрыв: мельтешение тел и лиц. Сражение, где все просто и понятно. Вот свои, там враги. И нужно чтоб первых осталось на ногах больше, чем вторых. Жаль, что в жизни так далеко не всегда.

Они, верно, думали, что стану покорно сидеть на диване, и ждать, пока мне надерут уши. А я сразу прыгнул вперед. Перекатом преодолел столик, и оказался прямо в середине толпы подорвавшихся исполнить приказ громил. Все, как я люблю.

Первого помню. Я ему коленом в челюсть влетел, и больше этот человек в той драке не участвовал. Вообще, все люди разные. Вес, толщина подкожной жировой прокладки, болевой порог. То, что свалит с ног одного, другого может не заставить даже пошатнуться. Но челюсть — это универсально. Хороший, правильный удар в нужное место челюсти проймет любого.

От второго пришлось уклоняться. Удар в коленку, заход за спину и удар по затылку кулаком, сверху вниз. Даже смотреть не стал, что с ним сталось. Не до того стало. Парни были явно не новички в драке, и перешли, наконец, в активное состояние. Ну, или приняли мысль, что легко не будет.

Маневрировал. Бил не сильно — чтоб без замаха — но старался попадать в самые уязвимые места. Пах, горло, суставы. Никогда не понимал спортивные виды единоборств. В чем смысл? Принять эффектные позы и потрогать друг друга защитными приспособлениями? Максимум, что грозит — кратковременная потеря сознания. Толи дело честное сражение, где побеждает не только самый умелый и отважный, но и тот, кого Боги наделили Удачей. Потому что и ektemann может оступиться…

Хотя, нет. Эти не могут. Пока скакал между диванами и столиками, несколько раз оказывался лицом к схватившимся между собой воеводе и Мартыновым. Бандиту даже с помощью еще пары соратников приходилось тяжело. Старый воин, с каким-то, прямо таки — звериным чутьем, избегал подсечек и коварных, неожиданных ударов изподтишка. Успевая, при этом, и сам обильно раздавать увесистые плюхи не ожидавшим такой прыти злодеям.

Мне порвали костюм. Его было так жаль, что я просто рассвирепел. До этого момента еще как-то контролировал битву. Успевал смотреть на старика и даже на укрывшегося в углу адвоката. А вот потом — нет. Багряная пелена в глазах, сладкая боль в разбитых костяшках и вопли врагов. Славно, что не было с собой холодного оружия. Думается, в пылу сражения, очень у многих бандюганов в тот день сократилось бы количество конечностей.

Кажется, я что-то орал. Или пел. А еще, Капон рассказывал, что у меня в какой-то момент засветились руки. Прямо от плеча до кончиков пальцев. Рукавов, ни на пиджаке, ни на рубашке, к тому моменту у меня уже не сохранилось, и видно было прекрасно. Он говорит, в этот момент боевики стали меня избегать. Ну, то есть перестали наскакивать в попытках ударить или опрокинуть. И что, будто бы, тогда я сам принялся бегать за ними по всему не маленькому залу. И даже, как-то походя, пробегая мимо, отправил в нокаут самого Мартынова.

Спасибо Богам, что вовсе не лишили меня разума, и оставили способность отличать своих от чужих. Некрасиво бы вышло, если бы я еще и на воеводу напал…

Потом стало отпускать. И отпустило вовсе, когда оказалось, что кроме нас с тяжело дышащим воеводой, на своих ногах в зале больше никого нет.

— Лют ты в гневе, Антонушко, — выговорил, наконец, старый воин. И тут же перешел на dansk tunga. Этот древний язык, по нынешним временам, мало кто понимал. — Все ли помнишь, что в битве было?

— Нет, — резко пнув начавшего трепыхаться бандита, выдохнул я. — Все, как в красной пелене было. Теперь только в себя вернулся.

— Скверно, — качнул седой головой воевода. — Скверно, если в тебе берсерк просыпается. Что хорошо для волка Одина, плохо для хёвдинга.

— Прежде такого не бывало, — вяло возразил я. И самому не хотелось превращаться в алчущего сражений и крови полузверя. О берсерках выдумано множество саг, но ни в одной из них ничем хорошим для волка Отца дело не закончилось.

— Другой раз будешь жертвоприношение Небожителям делать, проси для себя разума в пире кровавом. Одноглазый тебе благоволит. Должен услышать, — посоветовал старик и кивнул сам себе.

Прежде, когда русы еще разделялись на разных имен племена, даны считали, что те, кто наделен был силой до светлого уровня, были одарены милостью Богов. А светлые и сиятельные — отмечены благоволением. Старый датский язык — весьма конкретен. Там нет, как, например, у славян, слов одинаково звучащих, но разное значащих. И если живший на главном перекрестке Европы народ говорил «милость», то именно это и имелось в виду. Вроде как: на, не плачь. Точно, как и с благоволением: возьми, и помни — мы за тобой следим. Так что воевода дал стоящий совет. Тем более что во время Брандблота и вовсе позабыл что-то попросить у Небожителей лично для себя.

— Я взял на себя смелость, — Капон решил, что разговор закончен, и ему можно вклиниться. — И позвонил в жандармерию. Сообщил о нападении бандитов на лиц дворянского сословия. Они уже на пути сюда.

— Хорошо, — разрешил сомнения инициативного адвоката я. — Тогда встретьте их, и обрисуйте ситуацию. Нам нужно привести себя в порядок.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, — поклонился тот. И управляющий клубом тоже поклонился. Причем, гораздо ниже Капона. Вот что за люди? Эту бы почтительность да до драки, так ее, быть может, и не было бы.

— Камеры наблюдения! — пробасил воевода щуплому «бухгалтеру». — Даже не пытайтесь удалить записи. Накажу.

И в этот момент случилось сразу два события. Одновременно.

От входных дверей зала раздался выстрел, а я, пребольно стукнувшись бедром об угол лежащего на боку столика, рухнул на пол. Еще секундой спустя, последний бандит, сполз по двери вниз с сосулькой в глазу. Воевода, отчего-то решив, что пуля все-таки достигла цели, и я ранен, или вовсе — убит, вынес приговор, и немедля привел его в исполнение.

— Дерьмо тролля, — прорычал я, растирая пострадавшую часть тела. — Больно-то как.

— Жив, — облегченно выдохнул старик. — Куда попал? Эй, там?! Аптечку! Быстро!

— Все хорошо, старый, — успокаивающе поднял я руку. — Он промахнулся.

Тем не менее, от внимательного осматривания и даже — местами — ощупывания, это меня не избавило. Признаться, прежде вообще ни разу не видел воеводу таким бледным.

— Да, все в порядке, — остановил я суетящегося старого воина. И добавил тихо, чтоб слышал только он. — Амулет. Меня будто ладонью с пути пули смахнуло.

— Не очень-то на него полагайся, — проворчал седой здоровяк.

— Это понятно, — поморщился я. — Откуда этот стрелок вообще взялся?

— Наверняка в машине своих дожидался, — влез со своим мнением адвокат. — Явился сам посмотреть…

Я посмотрел на воеводу, а тот на меня. И мы оба промолчали. Ни он, ни я не догадались заглянуть внутрь припаркованных автомобилей. Решили, что все экипажи дожидаются нас внутри здания. Благо, этот, теперь уже покойник, сейчас пришел, а не пятью минутами раньше, когда мы по залу скакали. Со своим пистолетиком много дел мог наворотить.

Потом стали слышны сирены спешащей на подмогу «кавалерии», и уже очень скоро в зал ворвались несколько боевиков со штурмовыми винтовками в руках. На шлемах, груди и спинах яркие надписи «жандармерия», чтоб мы случайно не решили, что это новую порцию злодеев подвезли.

Успел забрать из машины пальто. Не прилично было встречать государевых людей в разорванном пиджаке. Слава Богам, с нами был один из Капонов. Сразу перевел все внимание дознавателей на себя, в пару емких предложений обрисовал обстановку, напомнил о камерах видеонаблюдения, и тем избавил нас с воеводой от общения с недоверчивыми жандармами.

Естественно, что ни в какой автосервис мы в тот день уже не попали. Пока жандармы все оформили, пока дождались специальные грузовые авто для перевозки большого количества арестованных, пока этих самых арестованных привели в состояние идти своими ногами… В общем, наступил вечер, и пришлось мне, как был, в драной одежде, отправляться в общежитие.

Откуда следующим утром меня и забрал воевода. Лимузин подъехал прямо ко входу. Удивительное дело, но лицейская стража и пальцем не пошевелила, чтоб как-то воспрепятствовать старому воину въехать на территорию кампуса. И никаких пропусков или разрешений от Ормссона не понадобилось. Княжеского герба на дверцах и в тех местах, где у всех прочих обывателей, должен был бы находиться номер государственной регистрации транспортного средства, оказалось более чем достаточно. Впрочем, ни секунды не сомневаюсь, что, появись такая нужда, Кнут не выписал бы постоянный допуск моему автомобилю. В конце концов, Ормссон уже без пяти минут мой служащий.

Ксения в тот день была записана на четыре консультации сразу, и компанию мне составить не могла. Пришлось отправляться за покупками вдвоем с воеводой. Рубашки у меня еще оставались, а вот кроме лицейского форменного пиджака, ничего надеть не нашлось. Не в парадном же кафтане — «чиньскаго шелку, расшитый серебром» — по окраинам города мотаться.

Признаться, и раньше знал, что к хорошему быстро привыкаешь. Но на себе ощутил только тогда, когда обзавелся приличествующей молодому аристократу одеждой. Легкая, приятная на ощупь и удобная. Все, как я люблю. Потому и не сопротивлялся даже для вида, когда воевода предложил проехаться по портным и заказать мне новый полный комплект. Несколько брюк, дюжину рубашек, три или даже четыре костюма, включая летний. Обувь. Перчатки. Платки, в конце концов.

Думал, поедем туда же, где мы с Баженовой уже были. Полагал, что в Берхольме обитает не так много людей, которые в состоянии истратить серьезную сумму на тряпки. И, логично было предположить, что и соответствующих магазинов, тоже не так много. Ну, пусть — десяток. Но нет. Лимузин въехал в узкий проулок, практически его закупорив. Мы вышли, и тут же открылась ничем не примечательная — без каких-либо вывесок — дверь открылась, и нас пригласили пройти внутрь.

Необычное место, и процесс покупок был… необычным. Во-первых, никто меня и не подумал обмерять, или хотя бы поинтересоваться моими размерами. Какой-то плюгавый тип в кепке пристально на меня взглянул, кивнул сам себе, пробурчал какую-то абракадабру, и исчез.

Потом несколько молодых людей, зачем-то все время меняясь, приносили нам с воеводой на оценку по куску тканей, книги с пуговицами, и даже катушки с нитками. Я мало что понимал, и поэтому молчал. Воевода выглядел серьезным и сосредоточенным, но, судя по всему, хотя бы понимал что происходит. Поэтому он в основном и принимал решения. Мне и оставалось только, что отвечать на прямые вопросы.

— Черный или темно-синий?

— Синий.

— Белый, топленое молоко или светло-серый?

— Серый…

И так далее, и в том же духе. От выбора ювелирных изделий старый воин меня решительно избавил.

— Не заставляйте меня смеяться, — заявил он. — Молодой господин не нуждается в этой… продукции массового производства.

И пояснил, стоило только очередному консультанту скрыться:

— Твои предки снабдили тебя богатейшим выбором изделий из благородных металлов. Потом, сам посмотришь.

— Сокровища Рода? — хмыкнул я. — Почему их не продали, когда… было очень нужно?

— Не мы собирали, не нам и продавать, — буркнул воевода, и отвлекся на следующего парнишку, явившегося с просьбой сделать выбор.

Все про все, в этом странном месте мы провели чуть больше часа. И когда последний молодой человек вместо выбора, предложил нам счет, я был, мягко говоря, удивлен. Комплект одежды должен был обойтись мне едва ли не дороже, чем покупка бывшего автосервиса в Ковалевом Логу.

— Надо, Антонушко. Надо, — заметил воевода мои сомнения. — Встречают-то по одежке…

— Как только все будет готово, заказ будет вам доставлен, — по-своему истолковал мои раздумья консультант.

«Ну, хоть на доставке сэкономим», — подумал я, доставая банковскую карту. Денег было жалко до слез.

4.Руна Каун

Неделя после Брандблота. 1148 год

Месяц Maius ю.к.

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения, что поднадзорный А.Л.

ныне находится в состоянии конфликта с теневыми

Структурами Берхольма.

В отсутствие у поднадзорного сколько-нибудь значимых силовых структур,

прогнозирую катастрофический разгром

и, возможно, принуждение поднадзорного

к выплатам непосильного долга.

Светояр

Его высокопревосходительству

Гранд-легату ИБ от директора Сибирского депортамента МВД.

Дружище, что у вас там на Алтае происходит?

Мне стало известно, что местные ОПГ до того оборзели,

что посмели объявить войну одному из местных дворянских родов.

Добрался воевода, наконец-таки, до автосервиса. Познакомил его с Воиславом Ромашевичем, и потерял соратника. Образно говоря, конечно, потерял. Встретились, как говорится, два одиночества. Один, имею в виду изобретателя, теоретик. Второй матерый практик. И оба — фанаты всего, что может с наивысшей эффективностью уничтожать живую силу и технику противника.

В общем, зацепились языками эти два человека, заспорили. Да так, что уже на второй минуте беседы, я вовсе перестал понимать, о чем идет речь. Вроде слова знакомые, славянские, а смысл какой-то уж совсем чудной. Непонятный. Так что на пятой минуте, я решил что лишний на этом празднике мобильного оружия, и потихоньку, не прощаясь, ушел.

Тем более что малолетние байкеры нашли, наконец, формального руководителя своего клуба, и приглашали в свой ангар на знакомство. Сопровождающие мне не требовались, драться я там ни с кем не собирался, потому освободившееся время решил-таки потратить на неожиданный довесок к будущему заводику по производству МПД.

В те цеха, где творил Ромашевич дисциплинированные мотохулиганы не лезли, но с Ролло Свановичем познакомились. Ну и своей бедой поделились. Не забыли упомянуть и мое обещание взять над ними шефство, если они вменяемого взрослого на роль руководителя мотоклуба найдут. Господин Фродд, судя по всему, беспокойным соседством был не особенно обрадован. Не мудрено, что решил им помочь с прицелом на то, что это как-то приблизит момент переезда байкеров в другое помещение.

У кандидата на руководящую роль была говорящая фамилия Фострин. Звали его Орислав Огнеславович, но это было обычное для славян имя. Ничем особо не примечательное. А вот фамилию ему Боги дали многозначительную. Fostre — так в прежние времена на берегах Варяжского моря называли рабов, рожденных от рабов. Да, у форстре был более высокий статус, чем у рядовых трелей. Рабы, рожденные, выросшие и воспитанные в хозяйстве собственника нередко становились бритами — старшими, надзирателями. Что, впрочем, не мешало им все равно находиться в самом низу иерархической лестницы. Где-то между трелями и карлами. Последние, в отличие от фостре, были уже свободными людьми, но ничем существенно не отличались. Так же, не будучи ни умелыми воинами, ни землевладельцами, не участвовали в тингах. А живя, по большей части, в усадьбах бондов, точно так же были вынуждены подчиняться хозяину. Всего и отличий — нож на поясе, которого у рабов, естественно, быть не могло.

А Фострин — это, получается, потомок рожденных в неволе рабов. Я как услышал, первое о чем подумал: интересно, каких Богов славит этот человек? Северных, приведенных в эти земли руссами, или все-таки славянских? Имя-то у фостринга — славянское.

Спрашивать, понятное дело, не стал. Любопытство любопытством, но лезть в чужую жизнь я не хотел. По мне довольно было и того, что большую часть жизни Орислав Огнеславович отслужил в имперских вооруженных силах. Последние десять лет в качестве сержанта мотоциклетного взвода роты связи. То есть с техникой и дисциплиной был знаком не понаслышке. Если еще и с молодыми разгильдяями найдет общий язык, так большего и желать грех.

У Фострина было такое лицо, словно бы он постоянно испытывал приступы боли. Вечно вздернутая верхняя губа, сжатые зубы и суровый взгляд из-под нахмуренных бровей. Еще он был высоким и поджарым, как степной волк. Добавить к этому оборудованный многочисленными карманами военный комбинезон механика, и в итоге получишь человека, одного присутствия которого было достаточно, чтоб мото-вольница юных любителей двухколесной техники начала вести себя… потише. Во всяком случае, парни начали следить за тем, что и кому говорили. А не выплескивали в воздух все, что в голове набралось.

Еще на обширной асфальтированной площадке, перед по летнему распахнутыми воротами ангара, появился военный, выкрашенный в зеленый цвет, и судя по количеству видимых цилиндров двигателя, очень мощный мотоцикл. Скорее всего — списанный и выкупленный отставным сержантом. Спрашивать я не стал. К чему лишние слова, если и так все понятно? Ну не угнал же хмурый дядька машину из армейского гаража!

— Фост, — лаконично представился Фострин. Причем выговорил прозвище так, что сразу и не скажешь: то ли фёст, то есть первый на фриза, толи фрост, что на том же языке означает мороз.

— Позывной? — уточнил я, пожимая руку кандидату.

— Точно.

— Мои пожелания ребята передали?

— Точно.

— Подходит?

— Точно, — не стал себе изменять сержант.

— Отлично, — обрадовался я. Влияние взрослого на орду юных хулиганов я уже успел оценить. — Поручу юристам подыскать новое вам помещение.

Нашел глазами Дивислава Желанова и добавил уже специально для него:

— Не откажусь от помощи. Если знаете какое-то подходящее место, которое можно выкупить, дело сладится быстрее.

— Мы с парнями подумаем, — серьезно воспринял задание Солдат.

— Есть пожелания, предложения?

— Бензин, — краткость сестра таланта. Одним словом Фост сумел передать все сразу. И пожелания и предложение. Хе-хе.

— Своей нефти у меня нет, — пошутил я. — А вот средства на покупку — выделю. Устроит?

— Точно.

— Тысячи хватит? На месяц, — пару часов назад я оставил в непонятном ателье в сто раз больше, и было все еще немного стыдно за этакую не особенно оправданную растрату.

— Лучше две, — улыбнулся в тридцать три зуба Солдат.

— Почему лучше?

— Вдруг надо, а у нас нету, — засмеялся ушлый парень.

— Хорошо, — улыбнулся я. — Пусть будет две. На алкоголь и девочек не тратить. Это целевой взнос. Я проверю.

— На все остальное мы сами заработаем, — легкомысленно отмахнулся лидер мотохулиганов. И, после явных ломок в душе, добавил. — Ваша светлость.

— Надеюсь, без глупостей, — взглянул я прямо к глаза Желанову. — Станете вести себя прилично, позволю разместить на воротах клуба мой герб.

— А какой он? — тут же выкрикнул знакомый задорный мальчишеский голос. — Ваш герб?

— Красивый, — хмыкнул я. — Вам придется по нраву.

Разговаривать больше было не о чем. Оставалось только уведомить Ролло Свансоновича, что его протеже принят, и что жалование тот будет получать в кассе бывшего автосервиса, вместе с остальными работниками опытного производства. Во всяко случае, пока. Больше-то все равно негде. Не самому же мне возить раз в месяц деньги отставному сержанту. Так слишком много чести. Невместно.

Оставил лимузин «прилипшему» к новым игрушкам воеводе, вызвал такси и уехал. Не потому что куда-то торопился. А только чтоб все-таки не сдаться напору своих желаний и не попросить у юных мотоциклистов один из их аппаратов, и не прокатиться по окрестностям. Признаюсь: так хотелось, что глаза сам собой на переделанные в модные, байкерски-аристократичные чёперы бывшие «Алтаи» и «Уралы» соскальзывал.

Почитал, кстати, в Сети о наших, имперских байкерах. Государство относилось к новому увлечению своих подданных с настороженностью, но ни в каких особо опасных правонарушениях многочисленные клубы пока не отмечались. В Европе, а особенно в Североамериканских колониях, там — да. Там мотоциклисты считались чуть ли не основными торговцами запрещенными видами оружия, участвовали в контрабанде наркотических средств, и в организации нелегальных боев без правил. О похождениях бравых укротителях механических «коней» снимали фильмы, писали книги и пели песни. Европа не изменяла себе: с помощью негативного явления ушлые люди делали кассовые сборы.

В империи наркоторговцев казнили, даже не пытаясь «перевоспитать» в тюрьмах. Торговля практически любым оружием была разрешена, а подпольные единоборства проигрывали официальным битвам на арене.Доморощенным байкерам только и оставалось, что кататься толпами по ночным улицам, соблазнять девиц скрипом кожаных сидений могучих машин, и петь песни о романтике долгих дорог.

Как говориться: каждому свое. Нравится людям в дребезги рвать ночную тишину шумом мощных моторов, так почему нет? Как по мне, так лучше так, чем спиваться, или прозябать на диванах перед телевизором. Любая деятельность лучше ее отсутствия.

Мне, конечно, тоже нравились мотоциклы. Об «Алтае», на котором конюх ездил в близлежащий городок на почту, я уже говорил. И о том, что сам не раз рулил этим механизмом. Но чтоб мчаться по трассе за горизонт, легко обходя даже самые быстрые автомобили — о таком я мог только мечтать. Мечтать, разглядывать каталоги мото-производителей и утешать себя мыслью, что однажды, когда стану полноправным князем, приобрету железного друга и оторвусь, наконец, по полной.

Вечером, традиционно, отправился кормить питомца. Тот уже стал приходить сам, заранее, и поджидал меня под старым пирсом, изображая едва-едва торчащую из воды корягу. Как-то само собой вышло, что передача Силы из процесса приручения дракона превратилась в тренировку моих собственных выпускных каналов. Сначала только в присутствии Ксении, которой не стремился пока демонстрировать реальную свою потенцию. Потом и без нее. Через полыхающие пламенем жилы, через боль до слез и прокушенных губ, но я добился вменяемого, хоть как-то контролируемого выхода Силы. А не так, как раньше: что любое рунное переплетенье, в один миг налившись целым океаном энергии, выдавало совершенно непредсказуемый результат. От полыхающего на версту вперед леса, до разлома в скале, в которой мог укрыться, по словам воеводы, целый кавалерийский полк.

Однако переходить к чародейству я пока не спешил. Во-первых, и в Лицее и во всей Империи существовал запрет на занятие магией лицам, не достигшим совершеннолетия. А во-вторых, в моем случае это следовало делать под присмотром опытного одаренного. Прогресс в управлении стихией у меня был, как говорится: очевиден, но зная свои возможности и бушующий внутри океан Силы, хотел дополнительного контроля со стороны.

Слава Богам, что послали мне молодого дракона, а не какого-нибудь волка или тигра. Это морскому змею и океана энергии мало.Так что даже если бы я не удержал поток в узде, и плеснул чрезмерно, это бы волшебное существо не убило бы. А вот волка наверняка просто разорвало бы на десять тысяч маленьких волчат.

Тем не менее, я все-таки старался во время кормлений не терять концентрации, и напитывать энергетическую систему чудесного зверя постепенно. Это, кстати, здорово прочищало мозги. Думать о чем-то еще, кроме управления потоками, не получалось. И выходило в точности, как с мышцами: хочешь отдохнуть, смени вид деятельности. На несколько минут я полностью отрешался от всего окружающего мира. От забот и хлопот, от не реализованных желаний и несбывшихся мечтаний. А главное, от почти неподъемного Долга, который, не смотря ни на что, здорово давил.

Почти весь следующий день провел в жандармерии. Вежливый офицер позвонил с самого утра, и пригласил на беседу по поводу свершившегося в бывшей обдоринской усадьбе битве. Усадьба, кстати, имела собственное, много раз упомянавшееся в документах, название: Рябчинские пруды. Так себе имя, если честно. Никаких прудов я там разглядеть не успел, а рябчиков — маленьких, сереньких диких курочек — вовсе не уважал. Почему-то их мясо считается деликатесом, но и это мнение я тоже не разделял. А значит, название будет изменено. Жаль только, что ничего подходящего в голову не приходило.

В общем, позвали меня в имперскую безопасность, где прошлый раз обращались вежливо, и даже взяли на себя труд полностью избавить меня от домогательств коррумпированной городской полиции. Так что и теперь никаких каверз не ждал, потому и никого из Капонов брать с собой не стал. А зря. Первый же вопрос дознавателя показал, что дальнейшее общение без адвоката просто невозможно.

— Итак, — строго глядя на меня, заявил жандарм. — Записи видеонаблюдения показали отчетливо, что первый удар нанесли именно вы, молодой человек. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Оправдываться я и не подумал. Наверняка камеры записывали не только изображение, но и звук. То есть жандармам известно, и что мы предупреждали Мартынова о своей принадлежности к дворянскому сословию, и что именно глава преступной группировки отдал приказ о начале бойни. Тем не менее, дознаватель предпочел это не учитывать, сходу обвинив меня в противоправных действиях.

Мило улыбнувшись хмурому офицеру, я неторопливо достал телефон, и набрал номер Арона Давидовича.

— Прошу простить, если не вовремя, — любезно сказал я. — Однако ваше присутствие требуется в здании городского жандармского управления. Один из их офицеров пытается обвинить меня в том, чего я не совершал.

— Это… что значит? — полыхнул злобой дознаватель.

— Это значит, что общение мы продолжим в присутствии моего адвоката, — дернув бровью, как мог спокойно выговорил я. И спрятал телефон. Отбирать его никто не стал. В конце концов, это вообще было бы произволом. Я не задержан, не арестован и мне не предъявлено никакого обвинения, чтоб лишать священного права на коммуникацию. Уж что-что, а законы империи, касающиеся прав лиц причисленных к дворянству, я знал назубок.

Ждать долго не пришлось. Посидел в коридоре, обменялся сообщениями с воеводой, который, после посещения бывшего автосервиса, развил бурную деятельность. Во-первых, оценив перспективы нового вида оружия, он озаботился забором. И не просто чем-то вроде прямоугольников из крашеной сетки, а бетонной стеной с колючей проволокой по верху. Плюс к тому еще вышки с прожекторами по углам, домик охраны у массивных стальных ворот и собственно — сама охрана. Пока, за неимением дружины, из наемников. «Что это за военное производство, — написал седой вояка. — Проходной двор. Любой может вломиться и вызнать все секреты!»

Во-вторых, истинный воин насел на эконома, чтоб тот форсировал процесс создания юридического лица. Организации, которую я как раз, до получения сколько-нибудь рабочей версии доспеха, не торопился оформлять. А вот воевода считал в точности наоборот. «Какие, к троллям, должностные инструкции и режим секретности, — сокрушался он. — Если предприятие вообще как бы не существует?»

Резон в словах старика был, и я не стал спорить. Кольнуло чуть-чуть, что мною найденный и приласканный изобретатель уплывает в другие руки. Утешало только, что руки не чужие, а совсем даже свои. Да и не могу я сам присматривать за всем княжеским хозяйством. Воспитатели в один голос советовали научиться делегировать полномочия, а не кидаться все делать самому. Вот с бывшего автосервиса и начал.

Еще, признаться, грела мысль, что дело, начавшееся как каприз увлекшегося завиральной идеей юноши, вдруг превратилось в прорывное, значимое для будущей дружины и княжества, предприятие. А кто именно будет шефствовать над будущим заводиком — я сам, или кто-то из моих людей — не суть важно. Затеял-то все это я! Так вот и вышло, что встречал я спешащего с озабоченным лицом Капона с улыбкой на лице.

Ничуть не удивился тому, что Арон Давидович был уже в курсе проблемы. Без подробностей, конечно. Но о том, как именно проходила встреча в загородном клубе, имел представление. Мне и оставалось только дословно передать заявление жандармского дознавателя, и выразить уверенность в том, что опытный адвокат сумеет обернуть ситуацию к пользе для меня и рода.

— Полагаю, что вы, ваша светлость, столкнулись с проявлением излишнего служебного рвения, — дипломатично высказался Капон. — Не удивлюсь, что встретившись с явным противодействием, офицер не станет усугублять ситуацию. Поэтому, думаю, поводов для волнений пока нет.

А я, кстати, и не волновался. Поход на очередное слушание в имперский суд и то вызывал больше эмоций. Все-таки от вердикта зависело очень многое. Здесь же, в жандармерии, я знал, что правда за мной. И что, даже при самом негативном развитии событий, это никак на моей дальнейшей жизни не отразится.

— Прежде чем вы начнете задавать вопросы моему клиенту, — деловито начал Арон, по хозяйски расположившись за столиком у стены в кабинете дознавателя. Жандарму ситуация совершенно не нравилась, но адвокат имел право, и этим пользовался. — Хотелось бы выяснить: в качестве кого мой клиент был вызван в жандармское управление?

— То есть как, в качестве кого? — процедил офицер. — Что это значит?

Капон пристально посмотрел на чиновника, чуточку улыбнулся, и продолжил.

— И повторите, будьте так любезны, ваше имя и должность. И чтоб вы поняли; мы намерены обратиться к вашему руководству по поводу вашей, уважаемый, профессиональной пригодности для государственной службы.

— Я не обязан представляться… — рыкнул сотрудник имперской безопасности.

— Ошибаетесь, — вскинул брови Капон. — Право на тайну имени и должности не распространяется на дознавателей, как и на сотрудников жандармерии, осуществляющих следственные действия.

— Это что? Диктофон? — вскипел офицер. — Я запрещаю вам записывать!

— Угу… угу.., — неопределенно пробурчал Арон, быстро поднял телефон и сфотографировал жандарма. — Пойдемте, ваша светлость. У меня достаточно доказательств, чтоб отправить этого человека сторожить автостоянки.

Это, видимо, стало последней каплей. Уже через секунду в кабинет ворвались двое вооруженных огнестрельным оружием бойцов. По всей видимости, вызванных дознавателем с помощью какой-то скрытой кнопки.

Ворвались и замерли на пороге. Я сидел на стуле, перед столом жандарма — руки на коленях. Капон, за столиком, на котором разложил свои бумаги, у стены. Ситуация совершенно не выглядела угрожающей.

— Здравствуйте, господа, — жизнерадостно воскликнул Арон Давидович. — Вы как раз вовремя. Я бы хотел обсудить с руководителем этого господина некоторые вопросы. Проводите меня, будьте так любезны… Ваша светлость, ни слова в мое отсутствие.

Полагаю, ничего серьезного в документах адвоката не содержалось. Не удивлюсь даже, если и выложил-то Капон их больше для антуража, чем по необходимости. А вот телефон, он успел ловко сунуть в карман. И в один миг выскочил из кабинета.

А я чувствовал себя, как на представлении в цирке. Честно говоря, слабо верилось в то, что жандармский дознаватель действительно такой недалекий тугодум, каким хотел казаться. Но, как бы то ни было, развлекался я, наблюдая этот юридический цирк, от души.

Капон вернулся довольно быстро. Я не успел заскучать, разглядывая делающего вид, будто изучает документы, жандарма. Адвокат же привел с собой еще одного безопасника. В мундире центуриона, кажется. Никогда не был силен во всех этих звездочках, нашивках и шевронах.

— Центурион Драгович, — прямо с порога представился новый персонаж нашей постановки. — Дальнейшая беседа будет проходить в моем присутствии.

Дознаватель, который, кстати, встретил центуриона стоя по стойке смирно, тихо выпустил воздух через сжатые зубы, сел и впился в меня взглядом.

— Повторяю вопрос, — сделал замученный вид дознаватель. — Записи видеонаблюдения показали отчетливо, что первый удар нанесли именно вы, молодой человек. Как вы можете это объяснить?

— Система видеонаблюдения в загородном гольфклубе установлена самой современной системы, — улыбнулся Капон. Я даже в уме формировать ответ не начал, как адвокат уже включился. — Кроме изображения, записывает так же и звук. На записи отчетливо слышно, кто именно подал сигнал к началу противоборства.

— Хорошо, — скривился дознаватель. — Тогда, как вы можете объяснить применение магии? Запись, на которую вы так отчаянно ссылаетесь, отчетливо показала светящиеся… гм… конечности господина Летова.

О! А вот это было уже серьезно. Понятное дело, максимум что мне грозило, это штраф. Но потом, после завершения дел в Берхольме, я планировал отправиться учиться в столичную Академию Потентики. И вот там, с отметкой о несанкционированном применении Силы, у меня могли начаться проблемы.

— И что? — тупо спросил Капон, сделав недоумевающее лицо. — Ну, применял. В чем проблема? Не могли бы вы выразиться как-то… более конкретно?

Я удивился. Центурион, хоть и держал каменное лицо, но наверняка тоже удивился. А уж как удивился дознаватель — не словом сказать, ни пером описать.

— То есть подтвержденный факт нарушения вашим клиентом имперского закона, вас нисколько не беспокоит? — уточнил центурион.

— Э-э-э… Видите ли, — щелкнул пальцами адвокат. — Все дело в том, что применение Силы было. А вот нарушения закона я в этом не усматриваю. И готов доказать это в суде.

— Не поделитесь своими доводами?

— Охотно, господин центурион. Охотно. Все дело в том, что закон прямо ограничивает применение потенциальных энергий в общественных местах. К другим локациям, как то: безлюдная местность, а особенно к личные владения, такие требования уже неприменимы. В конце концов, многие дети получают милость Богов в весьма раннем возрасте. Стихийные всплески, или неосознанное применение Силы, в этом случае, практически не поддаются контролю.

— Не вижу связи с нашим случаем, — нахмурился центурион.

— Загородный спортивный клуб и есть общественное место, — угрюмо добавил дознаватель. — И магические практики на его территории — серьезное правонарушение.

— Ой, ну что вы, — отмахнулся Арон Давидович от жандарма, как от назойливоймухи. — Усадьба «Рябчинские пруды» является собственностью Антона Рутгеровича. Чему есть документальное подтверждение. А вот клуб, о котором вы упомянули, находится там незаконно. И это тоже легко проверить. Выходит, его светлость, в тот злосчастный день, находился, так сказать, у себя дома. И волен был использовать Силу в случае необходимости.

Взгляд, который бросил центурион на дознавателя, мог бы прожечь в том дыру, добавь офицер в мундире туда толику потенции. А вот дознаватель выглядел слегка растерянно.

— Теперь прошу взглянуть на ситуацию с точки зрения моего клиента, — продолжал забивать гвозди в гроб следователя Капон. — Вместо неукоснительного исполнения закона, некие бандиты нападают на его светлость. А жандармский дознаватель, призванный защищать лучшее сословие государства от происков не отличающихся добропорядочностью простолюдинов, обвиняет господина Летова в каких-то надуманных правонарушениях. Не кроется ли в этих событиях злой умысел, господа? Нельзя ли проследить связь, между подозрительно неосведомленным офицером и излишне дерзким представителем теневой власти города? Ведь мы с вами, господа, прекрасно себе представляем, кем именно является господин Мартынов на самом деле…

— Тем не менее, никакой связи здесь нет, — жестко остановил словоизвержение адвоката центурион. — Не более чем небольшое недоразумение, вызванное поверхностно, и в недостаточном объеме, собранной информацией. Рабочий процесс.

— В клубе — да, — прокашлявшись, но все равно с некоторой хрипотцой в голосе, вдруг высказал дознаватель. — Но у нас есть сведения, что ваш клиент оперировал Силой не только в собственной усадьбе.

— Вот как? — удивился Капон, и мазнул взглядом по моему лицу. — И где же еще?

— В границах кампуса Первого Сибирского Лицея, — выкладывая на стол фотографии, почти торжествующе, припечатал жандарм. На снимках действительно было видно, и мое лицо, и светящиеся от Силы руки. А вот дракон на отпечатках вышел плохо. Просто какая-то темная масса. — Чем не только нарушил законы империи, но и внутренние правила учебного заведения.

— А вы знаете, офицер, — ринулся Арон Давидович на мою защиту. — Что и земли, на которых расположен Лицей, являются собственностью семьи Летовых?

— Арон Давидович, — остановил я адвоката, успев самому себе удивиться. Странно, но я все еще не испытывал и капли сомнений, или волнения. — Это не важно. Здесь другое. Могу я надеяться, что сведения, которыми я сейчас с вами поделюсь, не покинут эту комнату? В конце концов, господа, я могу просто отговориться тайной Рода, и раскрыть суть событий, только по требованию суда. И подозреваю, что мы выиграем этот суд.

— Давайте попробуем, — осторожно согласился центурион. Матерый дядька. Понял уже, что так просто нас с Капоном не съесть.

— Вот это темное пятно на фотографиях. Знаете, что это?

— Просветите нас, молодой человек, — едва заметно улыбнулся офицер.

— Это дракон, — просто сказал я.

— Что? — сделал вид, будто не расслышал центурион. — Вы сказали — дракон?

— Именно, — подтвердил я. — Молодой морской змей, повинный в тех инцидентах с восставшими мертвецами, что случились в городе в конце зимы.

— И то, что драугры больше не подымались… — начал догадываться жандарм.

— Да, — согласился я. — С тех пор, как я начал подкармливать дракона собственной Силой, ему больше нет нужды поднимать мертвых. Я даю ему много больше, чем те крохи энергии, что он получал из тел драугров.

— Мой клиент защитил город, — торжествующе вскричал Капон. — Вы все еще хотите предъявить ему обвинение?

Дознаватель выглядел растерянным. И даже — жалким. Стал каким-то маленьким, скукожившимся. Словно Капон последними своими словами выдернул из бравого жандарма хребет. Стержень, на котором все держалось. А вот центурион — наоборот. Будто бы даже воодушевился. Я не удивился бы, узнай, что эти двое, перед допросом, поспорили — удастся ли привлечь к ответственности разшалившегося Летова, и тот, что в мундире, поставил на меня.

— Нам нужно уведомить руководство, — наконец принял решение центурион. — Ваша светлость, господин Капон. Господа, извольте подождать в коридоре.

Нас в Ароном проводили в крошечный, две на две сажени, не больше, атриум с несколькими удобными креслами, и столиком, заваленным глянцевыми журналами. На лестничной площадке, неподалеку, встал на страже вооруженный охранник, а наши «мучители» торопливо поднялись выше. Судя по привычке руководства выбирать кабинеты поближе к крыше, дознаватели спешили поделиться вестью с начальством.

— Антон Рутгерович, ваша светлость, молю, — адвокат действительно взмолился. И даже руки заломил от усердия. — Расскажите. Какой он?

— Кто? — удивился, было, я, но тут же догадался. — Дракон? Вы о нем?

— Да-да, — отчего-то вдруг перейдя на шепот, дважны кивнул Арон Давидович. — Дракон. Какой он?

Жестом фокусника, я добыл телефон из кармана, быстро пролистал страницы до нужной, вызвал фотографию на экран и передал устройство Капону. Снимок был не особенно великого качества — волшебных существ вообще довольно сложно фотографировать на обычные, не изготовленные специально, устройства. Да и Ксения, которой я поручил заснять момент, когда змей только вышел из реки, и только тянулся ноздрями к моей руке, далеко не профессионал. Тем не менее, основные детали разобрать было можно.

Здоровенная — в мой рост — голова, на могучей, конем выгнутой шее. Маленькие передние лапы с перепонками между пятью пальцами. Блестевшая причудливыми узорами в свете садящегося солнца шкура. Огромные желтые глаза с вертикальным зрачком. В Сети гуляет множество изображений драконов. Они вообще достаточно распространенная тема для украшения всевозможных построек по всему миру. Гигантские волшебные животные есть и на барельефах храмов Америки, и вырезанными из дерева — в странах юго-восточной Азии, и, конечно же, в Европе. Особенно, на берегах Северного моря.

А вот фотографий — ничтожно мало. Да и те — не более чем мутные образы, случайно пойманные снимавшими что-то совершенно другое людьми. Мой, тоже не блиставший качеством, снимок, тем не менее, выделялся. Разница, как говорится, была очевидна. Зверь был совсем близко, не торопился ускользнуть от излишнего внимания, и был по настоящему живым.

— Бог мой, — выговорил адвокат. — Он прекрасен.

— Он еще маленький, — тоном специалиста заявил я. — Подросток. Просто заблудившийся в океане ребенок. Выдели бы вы, Арон Давидович, взрослого, матерого зверя. Вот где действительно уместны восторженные речи.

— Хотел бы я…

— Все возможно, — улыбнулся я. — Быть может, вам даже удастся его погладить. Приручить морского змея не просто. Но я, заветами предков, знаю, как это делается.

— А какой он? — Капон перебрал пальцами. — На ощупь.

— Теплый, — припоминая ощущения, сказал я. — Шелковистый. Не мягкий, но и не твердый, как камень. Упругий. И еще, внутри него бушует пламя.

— Да? — прикоснувшийся к сказке юрист, выглядел восторженным мальчишкой. Боги! Да я чувствовал себя стариком рядом с ним. — Это тоже можно ощутить?

— Нет, — хмыкнул я своим мыслям. — Это из родовых саг. Один из моих предков скормил приговоренного к смерти преступника дракону. Ну, беднягу просто обвязали веревкой и скинули с корабля, и его проглотил дракон. Веревка, когда ее вытянули, выглядела так, словно побывала в пламени кузнечного горна. Это так удивило предка, что он распорядился увековечить это событие в саге.

— Для меня… гм… для всех нас, всей нашей семьи, огромная честь служить вам, ваша светлость, — наконец выдал Капон. — Мы тоже ведем свой род испокон веков. Но никогда не забываем, что когда родоначальник Рода привел свой караван сюда, на Алтай, ваши предки, Антон Рутгерович, жили здесь уже не один век.

— Ну, не так уж и долго, — решил немного сбавить пафос я. — Двести, или триста лет. Не больше. Первого Капона ведь привел с собой Свенельд? Я не ошибаюсь?

— Да-да, ваша светлость. Именно так. Моя семья была частью полона, доставшегося князю Свенельду по ряду с Великим Князем Свентъярфом после разгрома каганата Кхазар.

— Это было давно, — засмеялся я. — Вы давно уже такие же алтайцы, как и я. Наша Родина здесь, Арон Давидович. Как, когда и откуда бы мы сюда не пришли.

— Истинно так, Антон Рутгерович, — охотно поддержал мое веселье Капон.

Охранник с лестничной площадки дернул рукой к уху, сказал сам себе какие-то слова, и направился к нам с адвокатом.

— Пойдемте, я вас провожу, — сказал он. Довольно дружелюбным тоном, что внушало определенный оптимизм. — Гранд-легат ждет.

— О! — невольно вырвалось у Капона. Однако — опытный адвокат — быстро взял себя в руки, и выражение лица сменилось на умеренно восторженное. — Сам гранд-легат!

— Да, пойдем, — хмыкнул я, поднимаясь.

На третьем, последнем в этом здании, этаже пришлось идти длиннющим коридором. И шагая вслед за ведущим нас охранником, подумал, что едва ли дознаватели шли быстрее нас. Это означало, либо что у местного начальника настолько светлая голова, раз он за считанные минуты после доклада подчиненных успел принять решение. Либо же, что мое дело и без того уже лежало на столе. В принципе, было плевать. Что то, что то — вполне меня устраивало. Однако при втором варианте возникал вопрос: с чего это у жандармов такое пристальное ко мне внимание? А не присматривает ли имперская служба безопасности за мной, как за наследником княжеского престола? По своему желанию они это делают, или поручил кто? Учитывая прямое подчинение службы императору, даже понятно кто именно…

Никаких выводов не делал. Слишком мало было информации. И слишком непонятно ко мне отношение всесильной конторы. Но и сам факт… раздражал. Особенно, если вдруг выяснится, что жандармам поручено всячески мешать моим планам. Эти — да. Эти могли.

— Его высокопревосходительство ждет, — подтвердил слова охранника бравый адъютант в приемной. — Проходите.

В кабинете местного жандармского начальника можно было бы снимать сериал о тяжелых буднях ИСБ. Вся обстановка: мебель, книжные шкафы с рядами томов Имперского Кодекса Законов, огромный старый письменный стол с пачками серых, с завязками, папок. Даже человек за столом — здоровенный, лысый как биллиардный шар, мужчина. Классика детективного жанра — господа за работой на страже державы.

— Ваша светлость, — указал мне на ближайший к столу стул Капон. Сам Арон устроился подальше, в кресле у стеночки. Традиционно.

Я сел. Дверь за спиной закрылась. Стало вдруг так тихо, что не то что бы муха, казалось можно услышать шелест пыли оседавшей на разложенные по столу бумаги. Легат молчал, почти не мигая разглядывая меня. А я смотрел на него. Выискивал, согласно учению Баженовой, признаки. Хоть какие-нибудь. Хотелось понять главное: кто он? Враг или друг?

Пауза затягивалась. Но ни я, ни Капон не торопились заговаривать первыми. Этот фокус древнее, чем бивни мамонтов, которые время от времени вымывает из земли в северных княжествах. Нарушивший таинство тишины, автоматически станет просителем. Причем, не важно: сам пришел в этот кабинет, или под конвоем меня привели. Так что я был готов молчать сколь угодно долго.

Но не пришлось. Легат вдруг улыбнулся — безволосое гладкое лицо вдруг смялось, исчертилось тысячами морщин — и спросил:

— Как ты его назвал?

— Кого? Дракона? — дернул я бровью. — Хёгги. Нисси, что живут в Лицее думали будто он тот самый, легендарный Нидхёгг, что поедает трупы злодеев. Когда я впервые подманил его, оказалось, что это всего лишь молодой морской змей. Так он стал Хёгги.

— Значит, Рославский все-таки был прав, — кивнул сам себе жандарм. — Однако он так и не смог объяснить причину, по которой мертвые перестали вдруг восставать из могил. Предполагал, что детеныш волшебного зверя просто вернулся в океан. А оказывается…

Легат не договорил, спрятав рот за сложенными домиком пальцами.

— Вопрос к господину Капону, — четко выговаривая слова на сканди, сказал начальник местного ИБ. — Лицей. Территория кампуса действительно находится в собственности семьи Летовых?

— Видите ли, господин Ауд, — вернулся из мира собственных мыслей адвокат. — Дело в том, что…

— Не нужно, — жестко перебил Капона легат. — Просто да, или нет.

— Да, ваше высокопревосходительство.

— И этому есть подтверждающие документы?

— Истинно так, ваше высокопревосходительство.

— Отлично. Тогда мне не за что наказывать вас, Антон. Вы были в своем праве. Дело будет закрыто. И в связи с тем, что ваши… опыты по приручению зачарованного существа избавили город от нашествия агрессивной нечисти, стану ходатайствовать о вашем награждении.

— Спасибо, — осторожно улыбнулся я. — Но я не ради награды…

— Это понятно, — отмахнулся легат со старинной фамилией. — Тем не менее, факт есть факт. И с ним не поспоришь… Что же касается инцидента в загородном клубе… Смею вас уверить, Мартынов вас больше не побеспокоит. Это не значит, что определенные круги в городе не станут предпринимать каких-либо усилий…

Он снова оборвал фразу на середине. И снова спрятался за пальцами.

— Мы не сможем защитить тебя, Антон, от всех бандитов города, — наконец, выдал он. — Да, думаю, ты бы этого и не желал?! Верно? Молодой человек, дворянин, охраняемый жандармами… Станут сплетничать, выдумают какую-нибудь чушь, и сами же в нее поверят…

— Справлюсь, — выговорил я, поморщившись. Воевать со всем преступным миром многомиллионного города совершенно не хотелось. Лишняя забота, лишние расходы и непредсказуемый результат. С другой стороны, как-то решать эту проблему было нужно.

— Но мы станем за тобой присматривать, — снова улыбнулся Ауд. — И если обыватели не пострадают, закроем глаза на… многое. Это понятно?

— Отчетливо, — глядя прямо в глаза легата, отрапортовал я. Такие обещания — а что это было такое, если не обязательство не вмешиваться в войну, если мирные жители не пострадают? — дорогого стоят. — Я свободен?

— Конечно, — дернул бровями Ауд. — Дознаватели прояснили для себя некоторые моменты произошедших событий. Благодарю за…

Как, интересно, его подчиненные понимают, если он может вот так вот, на полуслове, замолчать? Представляю, как он предложение руки и сердца девушке делал. Хи-хи.

Признаться, я понятия не имел: женат ли вообще гранд-легат ИСБ Халлстейн Ауд, и есть ли у него дети. Учитывая, что род Аудов в державе уже более девятисот лет, но особой многочисленностью похвастаться не может, и Халлстейн должен оставить потомков. Если конечно он придерживается общепринятых моральных норм старой аристократии: Род в первую очередь, интересы страны — во вторую.

Впрочем, по большому счету меня это никак не касалось. Не один и даже не пять родов из числа пришедших с Рюриком, или переехавших во времена князя Вальдемара, русов уже прекратили существование. Далеко ходить не надо. Я сам являюсь последним представителем рода, и если, по какой-то причине, не смогу оставить потомства, княжество окончательно станет частью империи. На правах удельного княжества в прямом подчинении правящей династии. Древнейший в державе, самый первый ряд именно это и оговаривал: конунг конунгов получал оставшиеся без хозяина земли.

Естественно, я такого будущего не желал. И бесславно и бесследно сдохнуть в глупом противостоянии с организованной преступностью Берхольма не собирался. С вконец оборзевшими бандитами нужно было что-то решать, и особенно с этим не затягивать. Поэтому, убедившись прежде, что старики-воспитатели в полном составе находятся в своей гостинице, распрощавшись с Капоном, отправился за советом.

Старый город не особенно большой. Да, прямо скажем: маленький. Остров Забока, едва ли не четверть которого занимает Лицей, Нижний Город со старой, основанной еще Свенельдом, крепостью, несколько улиц вдоль Великой реки до старой пристани, холм со священным дубом, и еще чуть-чуть — три улицы, вытянувшиеся вдоль Пограничной реки в сторону Шаринского моста. Вот и все. Это потом, после строительства Братством Стали железной дороги, и принятия Берхольмом хольмгардского права, город расползся в разные стороны. Даже заливные луга в излучине Пограничной застроили. Не говоря уж о высокой, южной части.

Местное управление ИСБ, как и большинство государственных учреждений, располагалось в Старом городе. И гостиница, где жили мои старики — тоже. Десять минут, не слишком торопясь, и я на месте. По дороге и успел только позвонить Ормссону, поручить собрать информацию по всем основным персонажам преступного мира. И он, и я прекрасно понимали, что информация — это едва ли не главный фактор успеха в войне. В конце концов, могло так оказаться, что не со всеми из подпольных воротил вообще придется конфликтовать. У Мартынова наверняка были конкуренты. И вот их-то как раз все произошедшее должно было более чем устраивать.

Понятное дело, за десять минут у Кнута собрать сведения не получилось. Да и старые прохиндеи сразу говорить о делах отказались. Время было обеденное, так что пришлось составить им компанию, и посетить гостиничный ресторан. Может и к лучшему. На сытый желудок и мысли в голове стали сытыми и ленивыми. А не как раньше — голодными и злыми. Желание немедленно бежать, огнем и мечем искоренять и наносить порядок, пропало.

Старики вкушали яства неторопливо. Тщательно пережевывали и обильно запивали напитками. Никакого спиртного, исключительно соки. Конечно — натуральные. Выбравшись из нашего медвежьего угла, они вообще здорово изменили повадки. Вместо жестких, но заботливых и даже предупредительных древних развалин, за одним со мной столиком в ресторане сидели представительного вида господа. Прямо-таки излучающие флюиды власти и достатка. Глядя на них, и самому хотелось выглядеть подобающе. Ну, или хотя бы не суетиться лишний раз.

— Человеку своему уже наказ дал, чтоб сведения собирал? — как бы между прочим поинтересовался воевода.

— Конечно, — выждав полминуты, сказал я. — Информации много. Не думаю, что у Кнута получится собрать ее быстро.

— Не надо быстро, — качнул стаканом эконом. — Главное, чтоб было достоверно. Не красиво выйдет, если князь накажет непричастных.

— Согласен, — степенно кивнул чародей. — Если будут лишние подробности, это тоже неплохо. Решим, как использовать.

— Не плохо бы этих злыдней как-то к делу приспособить, — ни к кому конкретно не обращаясь, выговорил вдруг воевода. — Совсем изжить все одно не получится. Свинья грязь всегда найдет.

— О, мой старый друг! — дернул седыми бровями эконом. — Ты ли это? А как же «покрошить в капусту» или «развешать тварей на дубе»?

— И покрошить, и развешать, — оскалил удивительно крепкие, для его-то возраста, зубы старый воин. — Чтоб при одной мысли о недовольстве князя под себя ходить начали. А остальных, кто выживет, к службе приставить. Я так мыслю.

— Дань собирать, чтоб не смели из-под веника вылезать, — даже как-то мечтательно проговорил эконом.

— Грязные деньги, — поморщился я. — Вместно ли мне с таких золотом брать?

— Ну, Антонушко, не за все можно с княжьего счета платить, — немедленно перешел на менторский тон старый Гуселетов. — Надобны и иные источники иметь. Взятки там, или подкупить кого. Пронырливого шпиона отблагодарить того же…

— Логично, — вынужден был признать я.

Двенадцатый век на дворе. Золотые монеты в кожаном кошеле не в моде. Сейчас все дела перечислениями из банка в банк делаются. И отследить источник оплаты никакого труда не составляет. Наличие «черного», не ассоциирующегося с князем и княжеством счета здорово развязывает руки. Это мы уже обсуждали, и даже осуществили на практике, заняв у шорского зайсана Ашина Улушхана несколько десятков миллионов гривен. В счет его ежегодных вассальных отчислений, конечно. Но факт оставался фактом: у нас на руках была сумма, необходимая и достаточная для осуществления первого этапа Большого Плана. И о существовании этого фонда, кроме нас с Улушханом, больше никто не знал.

— Ну вот и решили, — снял салфетку с воротника эконом. — Теперь можно и отдохнуть.

— Как решили? — удивился я. — А практическое исполнение? Как все это проделывать станем? Не так-то и просто…

— А чего тут сложного? — делано удивился воевода. — Будет у тебя дружина. Пойдете, да и сделаете самым главным варнакам больно. Парочку — на дуб. А остальным мы свое предложение сделаем.

— От которого они не смогут отказаться, — подмигнул мне чародей.

— Дружина, — фыркнул я. — Где ее взять? Когда еще люди у меня появятся?!

— Известия по приютам разосланы, — пожал плечами единственный мой истинный воин. — Мальчики уже звонят, интересуются.

— Мы из Капонов девчушку сметливую на телефон посадили, — продолжил эконом. — Она пока на звонки отвечает, да желающим пройти тестирование дату назначает.

— Сотня хотя бы наберется, — перехватил воевода. — На базу «Перуничей» их вывезем, да посмотрим, кто чего стоит. Тех, кто остаться решится, наемники и обучать станут. Есть уже такая договоренность. Пока — только основам. А после, уж и я за них примусь.

— Вот как? — растерялся я, и почувствовал, что закипаю. — А мне почему ничего не говорили? Снова забыли?

— Так, а нечего еще говорить, — развел руками чародей. — Ребятки еще только вопросы задают. Интересуются. Пока имперские экзамены не сданы, никто никуда не торопится записываться. Тестирование на потенцию, опять же. Ежели в ком скрытый дар найдут, так такому особенно рады будут. Такому уже и выбирать можно будет: в армию императора идти, или в дружину княжескую.

— Вот и выходит, что пока выпускные экзамены по всей державе не пройдут, и говорить не о чем, — дополнил эконом. — Мы покаместь только подмогли тебе, как могли. А далее ты уж сам… Княжьей рукой…

И смахнул, злодей, слезу умиления. Не получалось у меня долго на стариков сердиться. Не было у меня никого их ближе. Иной раз даже забывал, что эти люди мне даже не родственники, не то, что родные деды. Ну, и умом понимал, что все их действия в первую очередь на благо рода и княжества.

Хотя, да. Было немного обидно, что старцы даже о важных делах не спешили меня в известность ставить. Будто пользовались мной, как блестящей привлекательной оберткой для горького лекарства. Будто я все еще сопливый пацан, с головой полной мифами и сказочными персонажами, а не серьезный молодой человек, имеющий свое мнение и понимание того, как и что нужно делать.

Понимал, как добиться уважения и научить принимать мои решения. Нужны реальные свершения. Деятельность, приносящая пользу. Вот вроде того же опытного производства МПД, после посещения которого отношение воеводы ко мне немного, но изменилось. А если предприятие будет иметь еще и коммерческий успех, думаю, и эконом примет меня в серьез.

— Полагаю, тебе нужно посетить одно место, — негромко проговорил я, слегка наклонившись к чародею. — Скину на твой телефон адрес. Говорят, там работает талантливый парень. Зачаровывает всякое разное. Ты ведь жаловался, что хорошего ученика трудно найти? Почему бы тебе не взглянуть на этого любителя?

И улыбнулся. Надо же, как вовремя вспомнились слова Йоргена Магниссона, стирсмана «Воинов Ветра», рассказавшего о втором клубе любителей средневековья. И о пареньке, наносившем руны на скованные вручную мечи. И пусть я там, у этих кузнецов, ни разу не был, это не означает, что старый, матерый зачарователь не может их посетить. Ему и повод выдумывать не нужно. Резчиков рун теперь во всей Сибири по пальцам одной руки можно пересчитать. Должны же они, в конце концов, знать друг друга по именам.

В Лицей меня отвезли на лимузине. Пусть он древний, и не такой блестящий, как современные автомобили, зато — я точно это знал — собран полностью вручную. Полвека назад, когда конвейеры только запустили, а о роботах еще даже не мечтали, многое делали руками. Но наша машина и тут особенная. Металл кузова и стекла зачарованы, сиденья оббиты натуральной кожей зубров и не повредятся, даже если усесться в полном латном доспехе. В двигателе тоже что-то существенно изменено. А вид… А что вид? Брутальная классика. Сейчас такое уже и не купишь, ни за какие деньги.

Но хотелось-то мотоцикл. Всю дорогу, а из-за габаритов, двигается наш авто аккуратно и неторопливо, смотрел с телефона каталоги производителей. Вроде бы как — выбирал. Читал отзывы и аналитические статьи. Изучал отчеты пилотов-испытателей и профессиональных мотогонщиков. Сравнивал. Понимал, конечно, что пока не увижу, не пойму правильность выбора. Это как боевой конь, которого не глядя на зубы и копыта, не выбирают.

Вечером кормил дракона. И плевать хотел и на тихо шелестящее следящее устройство над рекой, и на соглядатаев, делающих вид будто прогуливаются по узкому пляжу холодной, все еще несущей одинокие льдины, реки. Мне можно. Это мой дракон, я на своей земле, и волен делать все, что считаю нужным.

А потом, когда стану князем, стану так же поступать везде на своих землях. Потому что право имею.

5.Руна Сол

Трибогов день 1148 год

Конец месяца Maius ю.к.

Ваше Императорское Величество

Сим удостоверяю, что вверенный

Мне корпус сибирской жандармской

Стражи ИСБ приведен в полную

Готовность к выявлению и контролю

Одаренных Богами молодых людей.

Операция традиционно назначена

На Трибогов день (22 маюса).

Гранд-легат Халлстейн Ауд

Время — забавная штука. Вот кажется вроде только вчера ты сидел под вялым фикусом в атриуме жандармерии, скучал и развлекал адвоката сказками о морском змее. А сегодня, вдруг выясняешь, что пролетели дни и недели, и пришла пора сдать, наконец, имперские выпускные экзамены. Как еще, за делами и заботами, удалось узнать, когда, куда и во сколько по времени являться нужно — понятия не имею. Как-то само собой вышло.

Нет, разумеется, я знал, что дата назначается централизованно, и обычно привязана к славянскому празднику Трибогова дня. Поди только, догадайся: который из майских дней нужный?! Это ведь праздник славян, не русов. Мне бы свои праздники в памяти удержать, не то чтоб еще и чужие. Тем более что у славянских племен знаменательных дней в году множество. Причем, у каждого — разное количество. Слышал, на западе, у лужичан и ляхов, Трибогов день называют Трояновым, да и в триглав входят не Сварог, Перун и Велес, а какие-то другие Боги. Потому и дата экзамена привязывается все-таки к дате, а не к празднику.

У восточных племен — кривичей, словен, вятичей и северян — на Трибога мальчиков посвящали в воинов. А у дреговичей, полян, радимичей, волынян и уличан — поминали предков и обновляли обереги от бродячих душ неприкаянных покойников. Так что, как говорится: выбирайте на вкус.

Ах, да! Древляне еще в этот день опахивали веси защитным кругом. Хорваты и тиверцы возжигали солнечный огонь для очищения женщин и девушек перед свадьбой или деторождением. Поморяне и чехи с моравами — гадали на судьбу и предназначение…

Много славян. И племен у них много. А еще ведь многочисленные чудские племена за тысячелетия соседства кое-чего набрались, творчески переработали и в свои традиции включили. О сибирцах — вообще не говорю. У этих, чем дальше на север, тем чудеснее. Все-таки у выходцев из скандинавии с этим попроще. И праздников меньше, и смысл не так сильно разнится. Отличия, конечно, есть. По ним только и понять можно: кто именно и откуда родом его предки были. Свевы это, даны или вообще какие-нибудь готы с Острова. И язык практически один и тот же, и нравы, и обычаи. Потому, наверное, русы тысячу лет этими бескрайними землями правили, а не славяне, что за столько времени даже о такой ерунде сговориться не могут.

У нас в княжестве и вовсе — вавилонское многоязычие. Предки отовсюду народ тащили. В полон брали, рабов на рынках у кхазар скупали, добрым словом сманивали, беженцев принимали. И всех свободными арендаторами на землю садили. Это я еще о Утяте, от которой огромный род Утичичей пошел, не рассказывал. Вот где дружба народов! Утята — бойкая бабенка — всех сирот вокруг себя собирала, и детьми своими называла. Ей вообще, в принципе, все равно было какого рода-племени человечек. Видела, что пропадет без участия, и действовала. Свенельд из последнего западного похода большой караван привел. Матерый воин был. В некоторых землях его именем детей пугали. А и он Утяту опасался. Все, что баба с огромным сердцем ни попросит, исполнял.

А может и он сирот жалел. В Хольгарде старшего сына потерял. Переживал.

Потому, наверное, у нас на Трибога делают все сразу. И плугом черту пашут, и огни жгут, и пацанов в мужчины посвящают. Удивительное для славян единодушие…

Впрочем, лет уже, наверное, сто, как древние обычаи подменяются имперской традицией назначать на этот день выпускные экзамены. Четыре часа на подготовку. Три вопроса на каждый из семи предметов. Ну и тест на потенцию, как вишенка на торте.

Собственно экзамена совершенно не боялся. Секрет правильных ответов по истории раскрыт, а остальные дисциплины, в большинстве своей, относятся к точным наукам — там неоднозначные, зависящие от политической конъюнктуры, задачи не в чести. А вот определение мощности Силы невольно вызывает трепет. Умом-то понимаю, что зря волнуюсь, что ревущий постоянным штормом океан энергии в груди не дает сомневаться в результате. Но все равно волнуюсь.

Что интересно, когда судья в имперском суде неделю назад зачитывал свой вердикт, так не нервничал. Конечно, было бы досадно, если бы решение оказалось не таким, каким ждали. Но и только. Своего можно было добиться различными путями, уже говорил об этом. Ну, пришлось бы унять спесь, и поклониться императору. Так, поди, не переломился бы.

Хотя, конечно, рад был, когда старенький добрый судья объявил, что по истечении по закону положенного срока в десять дней, государство признает меня полноправным князем и властелином Алтайского княжества и главой рода Летовых. Арон Давидович пояснил потом, что срок дается на обжалование решения. Но тут же успокоил. Сказал, что если уже претенденты себя не проявили, то уже вряд ли и проявят.

Только этого мало. Мне, как князю, требовалось еще и себя показать. Продемонстрировать недругам, что обладаю правом не только по писаному закону, но и по праву Сильного. Чтоб недруг думали, прежде чем открыто недовольство свое выказывать, когда непопулярные меры начну предпринимать.

Было опасение, что спать не смогу, мыслями и тревогами самого себя изводя. А — нет. Пролистал конспекты и учебники, освежил кое-что в памяти, да и уснул сном младенца. Дергаться и переживать только уже в Лицее начал, когда напутственное слово — поток высокопарных лозунгов и призывов чтить традиции — директора Малковица слушал. Да и то не долго. Потом пришлось отчаянно трусившую Баженову успокаивать. Невесть с чего девушка решила, что от волнения все поперезабыла, и на экзамене непременно опростоволосится. Это я с казарменно-наемнического сленга на славянский перевел. Так-то она куда красочней выразилась.

— Сдурела? — довольно грубо встряхнул я Ксению. — Включай мозг. Ты самая умная ученица в классе. Если ты не сдашь, то остальные и подавно провалятся.

— Правда? — закусила губу та.

— Истинная, — подтвердил я. — Да и не будет там ничего нового. Те же самые тесты, только другими словами. Рутина.

— А…

— Все будет хорошо, если того захотеть, — перефразировал я знаменитые слова знаменитого военачальника*.

/*Гаю Юлию Цезарю приписываются слова — его ответ на сообщение гадателей об отсутствии сердца у жертвенного бычка. Гадание делалось в ночь перед переходом армии Цезаря через реку Рубикон. «Все будет хорошо, если я того захочу, — сказал полководец. — А что у скотины нет сердца, так ничего удивительного в том нет»!/

— У этих, которые станут работы проверять, — наморщила носик Ксения. — Тоже сердец нет.

— Собачья работа, — хмыкнул я. — Каракули наши разбирать. А их еще и обзывают всячески. Не бойся. Все будет хорошо. Мы с тобой сдадим. На Вышату нашего посмотри. Вот кому бы следовало беспокоиться, а он спокоен, как скала!

— Да, — легкомысленно отмахнулась Баженова. — Ему-то чего переживать? Натянут как-нибудь ему на удовлетворительную оценку. Традиционно высокое качество обучения же. Не станут же они из-за пустяков статистику портить.

— Логично, — признал я. — Тем более что между «сдал» и «не сдал» очень тонкая грань.

— Вот-вот, — хихикнула девушка. — Ромашевич на многое и не претендует.

— Ну, все. Пошли. Удачи, дева щита, — подмигнул я соратнице, когда учителя открыли проход в экзаменационную аудиторию.

— И тебе удачи, твоя милость.

Знакомый класс, одноклассники, вдруг ставшие непривычно серьезными и сосредоточенными. Преподаватели и еще несколько незнакомых господ в проходах между партами, как символ крушения надежд для тех, кто намерен был воспользоваться шпаргалками. Шелест листьев заглядывающих в открытые окна деревьев и щебет птиц, сливающийся в нескончаемый писк.

Странно устроена человеческая память. По истечении часа, после того, как сдал заполненные листы с тестами, не смог вспомнить ни вопросы, ни ответы, которые собственноручно писал. Словно бы мозг стер неприятные воспоминания. Хотя, повторюсь: совершенно не волновался.

Но все. Выпустил из рук тоненькую стопочку листов, вышло время, и ничего изменить уже нельзя. Дополнить, или хотя бы вычеркнуть заведомо неправильный ответ. Четыре часа, которые отделили лицейскую беззаботность юности, от взрослой жизни молодого человека. И ничего не изменить…

Результаты обещали вывесить на доску объявлений утром следующего дня. Проверкой занимается целая комиссия в присутствии чиновника министерства образования. Всех не подкупишь, не договоришься и не разжалобишь. Оценка будет максимально объективна.

Попросили не расходиться далеко, и ни в коем случае не покидать территорию кампуса. Давался час на то, чтоб перевести дух и покушать, а потом нас ждала еще и церемония определения потенции. Как по мне, так куда более волнующая процедура, чем банальные тесты по семи предметам сразу. В конце концов, хоть был и достаточно высокого мнения о качестве своих знаний, на оценки мне плевать.

Одна из привилегий старых дворянских родов — поступление в любое высшее учебное заведение без экзаменов и вне зависимости от результатов имперского испытания. Достаточно успеть до начала учебного года поставить в известность ректорат о своем желании. А в столичный Академиум так и вовсе — мог поступить явочным порядком. То есть явиться в любое удобное время, и обязаны были принять.

К слову сказать, Академиум был не совсем ВУЗом. Нет, он, как и все остальные, выдавал выпускникам документы, преподаватели ставили студентам оценки, и, вроде бы, даже изредка случались экзамены. И все-таки было одно существенное отличие: туда нельзя было попасть тем молодым людям, кого Боги не отметили своей милостью. Без Силы там нечего было делать.

Вообще, Хольмгардский Академиум изначально был… в некотором роде тюрьмой. Была такая раньше традиция — отправлять ко двору Великого князя детей в качестве заложников. Естественно, если родители выказывали правящему дому покорность, или хотя бы — лояльность, князь обязан был следить за воспитанниками. Кормить, заботиться о здоровье, прививать какие-то знания. В конце концов, молодые люди в будущем могли стать членами свиты наследника великокняжеского престола, и в интересах родителя было, чтоб соратники детей соответствовали статусу.

Потом традиция заложников канула в Лету, а Академиум стал придворной школой. Ну и, в какой-то мере, малым светом. Этаким вялотекущим, бесконечным салоном, где новое поколение аристократов не так постигало науки, как знакомилось между собой. Притирались. Ну и, в какой-то мере, учились контролю своего дара. Император приглашал туда нескольких мастеров, готовых помочь молодежи в магическом искусстве. Ни о каком принуждении не могло быть и речи. Каждый род до сих пор свято хранит древние способы управления Силой, и методы подготовки к этому.

Чему-то обучать централизованно в Академиуме начали только с тех пор, как один из императоров издал закон о наделении дворянскими привилегиями простолюдинов, обладающих сильным даром. Это был шокирующий удар для старых родов. Государь, впервые за многие тысячи лет человеческой истории, возвел в ранг закона утверждение о равенстве людей одаренных Богами. Происхождение перестало быть единственным достаточным условием для поступления в Академиум.

Представляю, как это тогда — лет двести назад — было воспринято! Наверняка, многие рода воздержались от отправления детей в скандальный ВУЗ. Как, больше чем уверен, что были и те, кто с восторгом воспринял нововведение. Еще бы! Государство любезно берет на себя обязанность по сбору одаренных, и доставке их в одно место — в столицу. Помочь на первых порах талантливым простолюдинам, прикрыть от недовольства высокородных снобов, подружиться. И заполучить на службу сильных магов. Что может быть лучше?

Конечно, Академиум вынужден был измениться. Появились учебные дисциплины и экзамены. Но до сих пор, обязательны они только для тех, кто получил дворянство за уровень Силы, а не по праву рождения. Для всех остальных, обучение в Академиуме — факультативно. По желанию, иными словами. Тем не менее, там сильнейшие в стране преподаватели по магическим дисциплинам, обширнейшая библиотека и невероятный подбор артефактов.

О начале тестов на потенцию обещали объявить по внутреннему лицейскому радио. Так что я со спокойной душой отправился в столовую. По дороге позвонил старикам, отчитался в сдаче экзамена. Оценок, понятно дело, еще не знал, но был уверен, что они вполне адекватно отображают знания. В конце концов, когда-то же это должно было закончиться. Я имею в виду уроки, домашнее задание, Лицей…

Уже в столовой ответил на звонок Ормссона. Кнут поздравил с окончанием важной вехи в жизни каждого человека, и намекнул, что с нетерпением ждет, когда назначу дату принесения клятвы. Проверял, а не передумал ли я брать его на должность начальника службы безопасности княжества. Причин сомневаться в этом человеке у меня не было, так что просто подтвердил достигнутые ранее договоренности.

И, кстати, как-то упустил из внимания, что во время разговора Ормссон несколько раз назвал меня его сиятельством. А когда информация все-таки добралась до расслабившегося после экзамена мозга, меня аж током насквозь пробило. Откуда он знает?! Как он узнал? Кто выдал?

Дракона я продолжал прикармливать энергией, но в процессе старался не превышать «светлый» уровень потенции. Как вспомню, какой ценой это поначалу давалось, потеть начинаю от ужаса. Сам себе удивляюсь: как сумел выдержать эту Хелеву боль?! В вены словно толченого стекла изнутри насыпали. Руки, от плеч до кончиков пальцев, пылали так, будто в доменную печь их сунул. Источник в груди бесновался, уговаривая мозг сдаться, и пропустить полностью весь поток…

С этой стороны главный Лицейский страж ничего бы не нарыл. В этом был полностью уверен. Что еще? В гольф-клубе почти не контролировал выплеск Силы. Там — да. Там мог и засветиться. Но ведь внимание жандармов на той записи с камер ничего не привлекло. Да и как, какими путями Кнут смог бы раздобыть записи?! В то, что ИСБ добровольно поделилась информацией, совершенно не верил. Не та контора, чтоб распространять секреты направо и налево. Эти скорее наоборот, как те хомяки, тащат все в гнездо.

Из того, что суд признал меня князем, тайны не делал. Да и не смог бы: имперский суд — организация публичная. Если слушание не было признано закрытым, ход слушаний и результаты публикуются в печати. В специализированном издании, предназначенном в первую очередь для юристов и юриспруденцией интересующихся, но, тем не менее, совершенно открытом. Ну так и что с того? Сиятельная потенция давала право претендовать на княжеский титул, но титул не делал хозяина сиятельным. Далеко ходить не надо, полный титул отца звучал: его милость, удельный князь Алтайский, Рутгер Летов. Милость, а не сиятельство. Потенцией на сиятельный статус не вышел.

Мог ли Ормссон брякнуть это «сиятельство» из лести? Тоже вряд ли. Не такой он человек, чтоб этими словесными кружевами пытаться мне голову запудрить. Вот в то, что Кнут таким образом мне на что-то намекал, легко поверю. Вопрос: на что? Где и прокололся, и кто еще мог об этом узнать?

Что-то ел, и даже, кажется, чем-то запивал. Мозги кипели, пытаясь обнаружить причину. И не находили. Нужно было встречаться со специалистом по безопасности лично, и задавать вопросы.

Набрал его номер, и даже не удивился, когда Ормссон поднял трубку на втором гудке.

— Вы у себя? — вежливо поинтересовался я. — Есть пара вопросов.

Кабинет главы Лицейской стражи, как и помещения всех остальных руководителей администрации учебного заведения, находился в самом старом, первом, здании. Во дворце. Столовая — в одноэтажной пристройке, между первым и вторым учебными корпусами. Пять минут не особенно торопясь, и не отвлекаясь на разговоры с возбужденными прошедшим испытанием одноклассниками.

Правда, на краткую беседу с Ксенией пришлось задержаться. Девушку ждала пара открытий, которые могли внести некий раскол в наши отношения. Я это отчетливо осознавал, и не собирался пускать на самотек.

— Я уже поел, — выслушав сбивчивую речь о возможных ошибках в ответах, сказал я. — Вызвали к Ормссону. Как освобожусь, позвоню. Нужно поговорить, перед тестом на потенцию.

— Мед поэзии сегодня снова в меню столовки отсутствует, — засмеялась Баженова. — Оттарабанил, будто телеграмму диктовал.

— Извини, — улыбнулся. — Нужно торопиться.

— Беги уже, — махнула рукой Ксения. — Потом расскажешь, чего колдун хотел от тебя.

— Ага.

Может, это было и не вежливо, но стучаться я не стал. Рассудил, что Кнут, в ожидании моего визита, вряд ли станет собрать у себя подчиненных и затевать совещание. Впрочем, как и ожидалось, Ормссон в кабинете был один.

— Ты несколько раз обратился ко мне «ваше сиятельство», — сразу, без долгих прелюдий, спросил я. — Я хочу знать: почему?

— А как бы я еще смог узнать ваш истинный уровень владения Силой? — развел руками мужчина.

— Зачем тебе это знать? Я имею в виду: почему сейчас? Через час об этом итак станет известно всем вокруг.

— Мы не так часто разговариваем… — Ормссон снова развел руками. У меня даже возникло чувство, будто бы даже — в растерянности. — Простите, ваше сиятельство. Рефлекс. Кто-то внутри меня постоянно требует знать больше всех остальных.

— Полезный сосед, — хмыкнул я. — Для твоей профессиональной деятельности.

— Пожалуй, — не очень натурально засмеялся Кнут.

— Однако, я тобой не доволен, — припечатал я. — Некоторые вещи лучше вовсе не знать, чем пытаться таким вот способом, добраться до истины. Ну, или, в крайнем случае, мог бы прямо спросить.

— Прошу меня простить, — склонил голову безопасник. — Больше такое не повторится.

— Надеюсь, — сказал я, показывая этим, что прощаю оплошность. На первый раз.

— И все-таки? — не удержал любопытство в узде Ормссон, когда я уже взялся за ручку двери. — Я верно вычислил вас?

— Час. Всего один час нужно потерпеть, — поморщился я. — Но если тебя станут спрашивать, дозволяю говорить, будто знал это давным-давно.

— Спасибо, ваше сиятельство, — проговорил одними губами Кнут. Я ему кивнул, и вышел. Нужно было успеть еще хоть как-то подготовить Ксению к грядущему потрясению.

Одна из лекционных аудиторий, где должна была пройти церемония, уже был открыт. Я написал сообщение девушке, что буду ждать ее там, и разместился на одном из верхних ярусов. Помещение было достаточно большим, чтобы весь наш класс разместился с огромным запасом. Так что была обоснованная надежда, что нам удастся поговорить, не привлекая внимания.

Вскоре Баженова присоединилась ко мне. В принципе, никто не говорил, что в аудитории, во время процесса определения потенции, должна стоять мертвая тишина. Учителя упомянули лишь, что громкие возгласы могут сбить одноклассникам концентрацию, и тест может затянуться. Тем не менее, я планировал завершить разговор до начала церемонии, и потому был слегка раздосадован, когда Ксения, уткнувшись в экран телефона, затеяла переписываться с кем-то через Сеть.

— Нам нужно поговорить, — не вытерпел я. И закрыл светящийся экран ладонью. — Это подождет.

— Звучит угрожающе, — попыталась пошутить девушка, и ловким движением руки, вывернула телефон из-под препятствия. — Ты удивительно серьезен, для сдавшего имперские экзамены старшеклассника.

— Этот экзамен для меня важнее.

— Пф, — фыркнула Ксения. — Простая формальность.

— В любом случае, не удивляйся тому, что вскоре произойдет, — я нащупал, наконец, правильную линию поведения. — Поверь, я не мог посвятить тебя во все секреты раньше. Но сейчас, одна из моих тайн исчезнет. И мне бы не хотелось, чтоб ты почувствовала себя обманутой.

— Умеешь ты заинтриговать, — вскинула брови Баженова. — Что же такое должно случиться, о чем я не могла даже догадываться? Не подскажешь? Просто намекни. Мне хочется догадаться самой…

— Ты не совсем верно оценила уровень нашего Лицея, — криво улыбнулся я. — Уже четыре поколения наследников в семье Летовых обучалось в этом учебном заведении.

— Это намек?

— Довольно прозрачный, — подтвердил я.

— Еще скажи, что ты… — начала девушка, и вдруг закрыла рот ладонями. — Ты?

— Четвертый, — подтвердил я. — Только пока — это страшная тайна.

— Почему? Зачем? Зачем это? — Баженова, судя по отголоскам эмоций на лице, и верила, и не хотела этому верить.

— Нас ждут великие дела, дева щита, — глядя прямо в глаза, заявил я. Вышло как-то излишне пафосно, но я имел на это право. — И я бы хотел, чтоб ты и дальше была рядом. Кроме тебя, у меня больше нет друзей…

— И все это время, ты скрывал…

— Но очень много врагов. Думаешь, они дали бы мне спокойно доучиться? Выбор был между правдой, которая не принесла бы пользы ни тебе, ни мне. И молчанием, которое дало три спокойных месяца.

— А я-то, как дура, гадала…

— Ты не дура, — строго сказал я. — Среди моих друзей нет дураков. Ты сделала выводы, не зная обо всех нюансах здешней жизни. А я не стал тебя разубеждать. Боялся…

— Боялся он, — шмыгнула носом Ксения. — Не сочиняй.

— Боялся, — кивнул я, и даже не стал ругать себя за то, что пошел на поводу у инстинктов. — Как бы изменилось твое отношение ко мне, если бы я не скрывал правды? Что бы если ты испугалась, и…

— Да уж, — выговорила девушка, и, вдруг, хихикнула. — Вспомнила, каким ты был, когда только заявился в наш Лицей. Княжич, тоже мне…

— Каким?

— Диким, — уже не скрываясь засмеялась Баженова. — Провинциалом, сбежавшим из какого-то медвежьего угла. Еще и одевался, как… Будто, в перешитое из вещей старших родственников.

— Да я таким и остался, — заразился я весельем Баженовой. — Только тряпками обзавелся новыми.

— А вдруг — нет? — снова неожиданно нахмурилась Ксения. — Что, если это сейчас ты вроде как извиняешься передо мной. А потом интересы рода утащат тебя в неведомые дали, и ты забудешь школьных друзей?

— Если это вдруг когда-нибудь и случится, школьные друзья к тому времени, станут уже дворянами и землевладельцами, — развел я руками. — Так что, если не будет желания последовать за мной в неведомые дали, скучать не придется.

— Ну уж нет, — ткнула в меня пальчиком девушка. — Так просто ты от меня не избавишься. Я хочу лично увидеть, как ты станешь встряхивать этот мир. Ты ведь это намерен делать?

— О, да, — разулыбался я. — Этот мир точно ждут потрясения. Ну, этот город — точно!

Из коридора донесся сигнал оповещения, а после и объявление о том, что через пять минут, начнется тестирование. Члены комиссии уже входили в аудиторию, и рассаживались за столом у доски. Прямо перед ними, на отдельной — совершенно банальной — тумбочке тускло поблескивал шар, выточенный из кварца. За тысячелетия потентики так и не выдумали ничего технологичнее обычного природного материала. Единственное, от оправы, на которой шар покоился, отходила широкая медная полоса манопровода. Излишки Силы, как нам объяснили на маговедении, будут слиты в Лицейский накопитель, и потом использованы, на нужды учебного заведения. Вроде последнего подарка от одаренных для любимого Лицея.

Одноклассники засуетились. Те из них, кто еще не успел найти себе подходящее место в огромной комнате, торопливо плюхнулись там, где застал сигнал. Пусть для большинства этот тест ничего в жизни не менял, все-таки церемония была частью традиции. Последний урок в долгой Лицейской жизни. Опять же: если не себя показать, так хоть на людей посмотреть. Так, кажется, говорят славяне?

— Внимание! — постучав прежде карандашом по стеклянному графину, зычно выкрикнул Рославский. Как, в некотором роде — специалист по всему магическому, именно Ратимир Ратиборович был назначен главой комиссии на испытаниях по потенции. — Господа! Мы начинаем.

Последние шепотки и шуршание одежды стихло. Старшеклассники, которых от порога взрослой жизни отделяли считанные часы, приготовились к занимательному зрелищу.

— Итак! — продолжил «медведь». — Сегодня, в Трибогов день, одна тысяча сто сорок восьмого года, в присутствии правомочной комиссии, в Первом Сибирском Лицее проводятся испытания потенции. Согласно имперскому Закону, тестироваться будут все выпускники старшего класса. К шару подойдут даже те, кто считает, что никак не отмечен милостью Небожителей, или кому, в силу семейных традиций и обычаев, это делать не следует.

Легкий шум в классе. Что-то подобное Рославский уже озвучивал на последнем своем уроке. Но тогда это не звучало так жестко и категорично. Закон в империи выше традиций, но старые ряды и соглашения признаются более значимыми, чем даже уложения Кодекса. Не сомневаюсь, некоторые семьи имеют полное право не участвовать в этих развлечениях для обывателей, и проходят тестирование кулуарно. Если хорошенько покопаться в древних свитках, не сомневаюсь: я и для себя отыскал бы такое послабление. Только это не совпадало с моими планами. Согласно Великому Плану, я должен был выйти из безвестности ярко. Так, чтоб это сразу разошлось в народе. И ничего лучше, чем испытание на уровень Силы, и придумать было нельзя. Выход Силой — это так символично!

— Вызывать станем по одному. По фамилиям. В порядке, установленном предками для старших руских рун.

И это тоже было ожидаемо. На самом деле, и существовало-то всего два варианта: латинский алфавит, или рунная таблица. И если бы в империи снова была мода на все римское, победила бы латиница. Но в чести были деяния предков, русы — защитники славян, и эпоха морских походов. Значит — руны.

Буквы латинского алфавита — это графическое отображение звуков, а руны — по большей части — глифы — знаки-понятия, более близкие к иероглифам египтян, чем к греко-римской записи звуков. Тем не менее, это не означает, что рунами нельзя записывать звуки. В конце концов, даже в самой большой таблице, в старшем футарке, понятий в сотни тысяч раз меньше, чем вещей, что нас окружает.

В старшем футарке — полной таблице рун — двадцать четыре знака. В алфавите римлян — двадцать шесть. Так что, по большому счету, разницы не было никакой. Единственное, в латинице «L» двенадцатая. В первой трети. А в футарке — двадцать первая. И в моих интересах было выйти на испытание в конце, а не в начале. Хотя бы уже потому, что последнее лучше запоминается.

— Тот из вас, чья фамилия будет названа, выходит сюда. Встает сюда, накладывает руку на шар, и изо всех сил старается выплеснуть максимум энергии. После того, как комиссия засвидетельствует результат, испытуемый может быть свободным. Остаться, и наблюдать за испытаниями других, так же не возбраняется… Если не вопросов, то мы готовы начать.

Краткая, секунд на десять, пауза, и Ратимир Ратиборович выкрикивает первую фамилию. На «Ф». Потому, что футарк — это шесть первых знаков рунной грамоты.

Первые четверо так и не смогли из себя выдавить ни капли Силы, и под смех класса, вернулись на свои места. Уходить никто и не подумал. Зрелище само себя не посмотрит.

— Ромашевич! — сверившись со списком, объявил «медведь», и Вышата, осторожно, старясь не свернуть по дороге мебель, прошел к шару.

— Давай, великий маг! — выкрикнул с места Варнаков, и его свита дружно засмеялась.

— Ха, — выдохнул, словно бы собирался вбить кварцевый шар в тумбочку, Вышеслав, и накрыл его рукой. И спустя два удара сердца, индикатор тускло засветился красным. Едва-едва. Не прикрой его Ромашевич от света из окон, быть может, никто бы и не заметил.

— Красный, — воскликнула Ксения.

— Красный уровень, — подтвердил Рославский. — Господин Ромашевич, примите наши поздравления. Вы отмечены милостью Богов.

— Молодец, Вышеслав, — вырвалось у меня. Новость была неожиданной, но весьма приятной. Пусть великим воином Ромашевичу-младшему было не стать, но даже самый низший из уровней потенции давал человеку очень и очень многое.

Кто-то из одноклассников даже принялся аплодировать. Многие, и мы с Ксенией, его поддержали. Покрасневший от смущения Вышата еще минуты три раскланивался на все четыре стороны, пока его не прогнал со «сцены» Ратимир Ратиборович. Здоровяк, в один миг приобретший некоторую даже степенность, основательность, пробрался узковатыми для него проходами, и уселся возле нас с Баженовой.

Кеназ, Гебо, Вуньо, Хагал, Наутис, Исс — как бы не пыжились обладатели фамилий начинающихся на эти звуки, как бы не напрягали то, чего не имели, шар презрительно безмолвствовал. Милость Богов в дефиците. По статистике, которую раз в год приводит журнал «Современная Потентика», даром от Небожителей обладает менее одной сотой процента населения империи. Один на десять тысяч. Наверняка найдутся школы, где в этот день ни один из выпускников так и не смог заставить шар засветиться.

Варнаков стартельно делал вид, что ничего от куска кварца и не ждал. А вот я бы не удивился, узнав, что у потомка мэра города все-таки какие-нибудь Силы бы нашлись. Уж кто-кто, а Советники миллионного города могли себе позволить обзавестись талантом заряженного магией серебра.

Йера, Эйвас, Перт, Альгис, Соул, Тейваз. Мимо.

— Баженова. Мельникова — приготовься.

Между рунами «бъяркан» и «маннас» есть еще «эйвас». Но на «Э» ни у кого в классе фамилия не начиналась.

Ксения пронеслась по классу, как комета. Два удара сердца, и девушка уже наложила руку на потеплевший от прикосновений кварц.

— Зелень, — констатировал «медведь». — Поздравляю, сударыня. Насколько мне известно, ваши матушка с батюшкой обладают точно такой же потенцией?

— Да, Ратимир Ратиборович, — звонко ответила Баженова.

— Ваши дети, при сохранении уровня Силы, получат личное дворянство, — слегка поклонился учитель. — А при его превышении, и наследуемое.

— Я знаю, — ничуть не смутившись, — заявила Ксения, и, почему-то, посмотрела на меня.

— Мельникова. Летов, приготовься.

Кромешная дева, милостью своей покровительницы — Марены, заставила шар светиться голубым. Тоже вполне ожидаемо. Жрицы славянских богов редко обходились без их милости. Иначе бы так не стремились оправлять обряды и приносить жертвы. В конце концов, хоть славяне и считали себя внуками Дажбога, но никакого особенного страха перед Богами не испытывали. Особенно теперь, в век науки и прогресса. Нет, люди продолжали изредка гибнуть от молний, погибали по разным причинам в лесах и тонули в водах. Но больше никому не приходило в голову утверждать, что все они лишились жизни по воле Небожителей.

Человечество — вообще довольно хрупкий вид. Достаточно Удаче на миг отвернуться от человека, чтоб тот оступился и свернул шею. У всех Богов мира глаз не хватит, чтоб присматривать за каждым.

— Летов. Дорогин, приготовиться.

Встал и пошел. Как бы ни была аудитория огромна, путь к доске — это всего минута жизни. Крошечный срок, отделяющий вчерашнюю спокойную жизнь обычного лицеиста, от забот и волнений завтрашнего дня.

— В накопителе еще много места? — решил озаботиться я.

— Да, не переживай, — улыбнулся Рославский. — В любом случае, тебя не в чем будет обвинить.

Теоретически, крупные стационарные накопители довольно трудно разрушить. Даже при максимальном заполнении энергией, они просто перестают ее впитывать. А вот маговоды — те да. Те могут оплавиться.

Но я и не переживал. Как раз наоборот. Бушующий океан внутри, словно почувствовав, что сейчас все препоны пропадут, и можно будет развернуться в полную мощь, наполнял меня чем-то близким к экстазу. Свобода от непрерывного контроля. Крылья всемогущества. Ощущение озабоченного взгляда Богов, будто бы опасающихся, что могу перевернуть с ног на уши весь мир.

— Ладно, — согласился я, ослабляя контроль и притрагиваясь кончиками пальцев к шару. Хорошо, что вспомнил о необходимости закрыть глаза. Мало приятного смотреть с расстояния вытянутой руки на стоваттную лампу. Сияние Силы пробивалось даже сквозь закрытые веки.

А вот члены высокой комиссии такого коварства от меня не ждали. Да, наверное, никто не ждал. Кроме Ормссона, но ему по долгу службы положено больше других знать. А так, по сведениям из все того же журнала об одаренных и для одаренных, высшую потенцию демонстрировал один человек из тридцати миллионов. Вероятность обнаружить такого в третьесортном Лицее на краю империи исчезающе мала. Значит, весть об этом событии, уже несколько часов спустя, распространится по всему городу. А к исходу суток дойдет и до столицы. Сиятельных князей в державе и двух десятков не наберется. Со мной, в том числе.

— Хватит! Хватит! — закричал «медведь», и я сразу прервал поток энергии. Краткая вспышка боли — как всегда, когда рвешь руками оголенный электропровод под напряжением.

— Сплавился? — участливо поинтересовался я в полной тишине. — Энерговод сплавился? Тролли! Так и знал, что что-нибудь сломаю.

Первым встал Ромашевич. Его огромную фигуру трудно было не заметить. Как и то, как низко он склонился в поклоне. Второй подскочила улыбающаяся от уха до уха Ксения. Эта кланялась не так усердно, но пример подала отчетливый. Одноклассники принялись вскакивать целыми стайками, и выражения лиц у всех было, скажем так: ошарашенное. Еще бы. Не каждый день своими глазами, а не с экрана телевизора, видишь одного из высших аристократов страны. Князей, вместе с членами их семей, в империи едва ли больше четырехсот человек наберется. При условии, что княжеств ровно девяносто.

— Ваше сиятельство, — поспешил последовать примеру выпускников Рославский.

— Ваше сиятельство, — на разные голоса повторили остальные члены комиссии, признавая мое право повелевать.

А вот оставшегося сидеть Варнакова, я успел разглядеть. Он пытался спрятаться за спинами своих свитских, но амфитеатром расположенные парты это ему сделать не позволили. Разглядел и запомнил. Счет к его семье существенно увеличился.

— Изволите сесть на место, ваше сиятельство? — вежливо поинтересовался учитель. — У нас остался еще один претендент.

— Конечно, — кашлянув в кулак, так же вежливо ответил я. — Спасибо.

Дорогин уже стоял возле шара, но дотрагиваться, пока я не сел на свое место рядом с Ксенией, не спешил.

— Можно? — громким шепотом спросил он. — Провод-то отвалился…

— Да, конечно, — разрешил Ратимир Ратиборович, улыбнувшись. — Даже если сможешь расплавить этот камень, мы в претензии не будем.

Два сиятельных в одном классе — это из области фантастики. Вероятность исчисляется миллиардными долями процента. Впрочем, одноклассник и красного свечения не добился. Этот парень вообще был обычным школьником. Ни в какую группировку не входил. Не двоечник, но и не ботаник. Середнячек. Кажется, сын какого-то инженера с городской верфи.

— Внимание, господам одаренным! — громко сказал учитель, когда Дорогин сел за свою парту. — Ваше сиятельство! Господа, прошу вас задержаться. Грамоты, подтверждающие вашу потенцию будут готовы буквально через несколько минут… Всем остальным — спасибо. Все свободны.

Торопиться сегодня было уже не куда. Вечером намечался традиционный выпускной бал, а завтра нужно было забрать документ с проставленными оценками за экзамен, собирать вещи и съезжать из общежития. Наше обучение в Лицее на этом было закончено.

Впрочем, даже из здания выйти не успел, как меня догнал посыльный от директора Малковица. В принципе, мне ничего от этого человека нужно не было. И чем-то ему обязанным я себя не чувствовал. Даже полгода учебы оплачены, хотя, как уже говорил, Лицей находился на моей земле, и мог считаться собственностью семьи.

И все-таки, пошел. Время до начала бала было еще полно. Ксения убежала наряжаться — обещали устроить групповое фото на память, и девушка заявила, что должна выглядеть на документе соответствующе. Вышата зачем-то потащился было за мной следом, что-то лопоча о великой чести и прочей подобной чепухе. Так что посещение кабинета директора было отличным поводом избавиться на время от навязчивого Ромашевича.

— Ваше сиятельство, — вскричал Малковиц, стоило мне только прикрыть за собой дверь. — Как я рад! Это такая честь! Я завтра же… Нет! Сегодня! Да! Сегодня закажу ваш бюст для установки в холле главного здания Лицея.

— Зачем? — удивился я, будучи несколько растерянным этакой-то экспрессией.

— Как же?! Как же! Все должны знать, что у нас, в нашем замечательном Лицее, так богатом на традиции, обучался сиятельный князь Летов!

— Насколько мне известно, — дипломатично попробовал я отговорить директора от не совсем обдуманного решения. — Я четвертый наследник княжества, закончивший Первый Лицей. И прежде руководство заведением не проявляло такого восторга по этому поводу. Так давайте и впредь блюсти эту славную традицию.

— Ах, ваше сиятельство, — снова вспыхнул Малковиц. — Все эти полгода, что вы делали честь обучаться в нашем Лицее, мы, вся администрация, истово хранили эту тайну. Учителям было строжайше наказано никак не выделять вас среди остальных учащихся, как вы того и хотели. Однако…

— И закончим на этом, — улыбнулся я, все еще пытаясь понять, что может означать словосочетание «истово хранили». — Вы отлично справились со своей работой, и можете и впредь пользоваться особым расположением правящей в нашем княжестве династии. Но ни о каком бюсте не может быть и речи. Довольно будет и того, что в ближайшее время Лицей будет атакован целой армией представителей средств массовой информации…

— Конечно, ваше сиятельство, — согнул спину директор, и понизил тон до доверительного громкого шепота. — Я все понял. Все будет исполнено, ваше сиятельство. Мы построим вам памятник на страницах печатных изданий!

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — саркастично сказал я. — Можете не стесняться. Они все равно понапридумывают массу несуществующих подробностей.

На этом странное посещение директора и закончилось. Причем, Малковиц, если я правильно понял выражение его светящегося от счастья лица, с чего-то решил, что получил от меня прямое задание — подать журналистам мое обучение в Лицее с наилучшей стороны.

Решил, что нет ни какого смысла пытаться директора разубеждать. Сиятельных магов мало даже в нашей огромной империи. Появление еще одного непременно должно было вызвать интерес СМИ. Не трудно было предсказать, что особенно ушлые проберутся и в Лицей. Велика вероятность, что и кто-то из одноклассников изъявит желание что-нибудь сказать. Пройдя через несколько рук, правда будет вывернута наизнанку. В зависимости от предпочтений хозяина, расставятся акценты. Информационные пробелы заполнятся выдумками, и результат выплеснется на голову обывателей. И если в одних изданиях, более или менее лояльно относящихся в Летовым, событие будет освещаться в положительном ключе, то в другом — чьи хозяева могут почувствовать угрозу в сместившемся векторе Силы — в прямо противоположном ключе. Потом, внимательный человек из числа подчиненных Кнута Ормссона, тщательно изучит результаты и сделает выводы. И мы узнаем, наконец, кто мне в этом городе больше всех не рад.

Слава Богам, Ромашевич меня не дождался. Так-то его отлично мог понять: ему трудно понять как себя вести в моем присутствии. С одной стороны, вроде — одноклассник. С другой, сиятельный князь, который все еще может и передумать, брать простоватого здоровяка к себе на службу.

И это было очень грустное открытие для меня. Мне казалось, что за все эти месяцы, что просидел за соседней партой, не дал ни единого повода сомневаться в данном мной слове.

А еще, по дороге в общежитие, глядя на то, как все пялятся на меня, и как замолкают разговоры, когда подхожу ближе, поймал себя на мысли, что не хочу идти на выпускной бал. Было подозрение, что и там все будет тоже самое.

Своим в классе за полгода я так и не стал. Ни с кем особо не контактировал, кроме Ксении, конечно. Ну, и Вышатой Ромашевичем, в какой-то степени. Не успел поучаствовать ни в каких совместных мероприятиях. Так, просто был в одном с ними всеми в одном помещении, вечно занятый своими, сильно отличными от остальных, делами и заботами. И к чему было ходить? Портить и так не особенно хорошее настроение?

И уже практически решил остаться в комнате, когда вдруг обнаружил себя полностью одетым и готовым к выходу. Игры разума — не иначе. Получается, подсознание лучше меня знало, чего хочу на самом деле?

Ну, раз уж собрался, не дело было раздеваться. Покорился нитями Судьбы, как сказали бы авторы саг. Принял свой путь. Да и, признаться, стало сильно любопытно взглянуть на лица кое-кого из одноклассников. Омыть свою грусть в их печали, ха-ха.

Написала Баженова. Сообщила, что тоже практически готова, и предложила пойти вместе. Согласился и назначил встречу у дверей ее общежития. Днем было уже по-летнему тепло, и только ночами температура слегка опускалась, напоминая, что лето по-настоящему еще не наступило. Можно было спокойно подождать девушку, если даже ей придется слегка задержаться.

Впрочем, до ночи оставаться на балу я и не собирался. Сделать общее фото на память, выслушать речь директора, перекусить чем-нибудь вкусненьким — это да. Танцевать, особенно быстрые, современные танцы — не было желания совершенно.

Баженова застала меня в не самом подходящем для праздника расположении духа. Стоя возле дверей женского общежития, ощущал себя тропической обезьяной, в клетке, привезенной в провинциальный городок. От острых взоров так и шныряющих мимо девушек и девочек было не спрятаться, не скрыться. Оставалось только, как та выставленная на всеобщее обозрение тварь, делать равнодушный вид и топорщить разноцветный мех.

— Ой, что-то я не подумала, — разглядев выражение моего лица, засмеялась Ксения. — Тебе, твое сиятельство, поди, не вместно девушку у крыльца ждать?

— Почему ты так решила? — дернул бровью я. — Еще одно сериальное клише?

— Не, — пуще прежнего развеселилась дочь наемников. — Просто у тебя такое лицо было… Будто ты держишься из последних сил.

— Ну, да, — признался я. — Мне и без этих твоих, соседок, внимания слишком много оказывают. А что на балу будет? Обдумывал даже, чтоб не ходить.

— Пф, — фыркнула Ксения. — Хочешь, чтоб бал переехал к тебе в комнату? Малковиц же первым побежал бы узнавать: что такого случилось, что его ненаглядный князь не соизволил явиться на собственный выпускной бал. Ты сегодня звезда! Смирись.

— Есть у меня подозрение, что звездой мне быть еще довольно долго, — поморщился я.

— Конечно, — поспешила «утешить» меня «добрая» подруга. — А как ты хотел? Молодой, не женатый, сиятельный князь! Вот увидишь, как вокруг тебя толпы девчушек начнут увиваться. Фан-клуб организуют. Под окнами твое имя станут скандировать. А где яркое проявление интереса, там и журналюги. Подглядывать станут, фотографировать в щелочку в неприглядном виде, каждое твое слово со всех сторон обсасывать.

— Одно радует, — с совершенно не радостным видом, попробовал пошутить я. — Всплеск интереса должен подстегнуть экономику княжества.

— О, да, — вспыхнула восторгом девушка. — Точно! Фоточки твои в каждом киоске, куколки. Футболки и кепки с твоим изображением. Кто-то здорово на тебе наживется, мой князь!

— Пусть только посмеют, — прорычал, чувствуя, как бешенным драконом, поднимает голову Сила внутри меня. — Кровью захлебнуться. Я не сушеная картошка, чтоб на каждом заборе висеть.

— Ты про чипсы, что ли? — залилась смехом Ксения. — Точно! А еще есть прохладительные напитки, и печенье! Пожалуй мне, мой князь, право на использование твоего изображения в коммерческих целях! Прибыль пополам!

— Договорились, — хмыкнул я. Кровь русов взывала получать прибыль в любой ситуации. Для нас, что доход от торговли, что военные трофеи — всего лишь показатель удачливости. И если был шанс извлечь прибыток с чего-то неприятного, значит, это необходимо было сделать.

— Что, серьезно? — удивилась Ксения. — Правда, можно?

— Даже нужно, — подтвердил я. — Дождемся появления фан-клуба, и сразу начнем торговать моим лицом. Сам-то я не могу. Сама понимаешь. А вот ты — легко. Пока это можно будет продавать, нужно продавать. Мне денег много нужно. У меня большие планы.

— Светлые Боги, — девушка прижала ладошку к губам. — Да я за месяц миллионершей сделаюсь. Летов, скажи что шутишь.

— Не-не, — засмеялся я. — Все серьезно. Не хочется самой этим заниматься, найми за долю малую специалистов. Есть же специально обученные люди, понимающие толк в распродаже чужой популярности?

— Ты имеешь в виду рекламные агентства? Ну, да. Есть такие.

— Ну вот. Выбери контору посерьезнее, и предложи им сотрудничество. С них поиск покупателей, с тебя право на использование. Счет, куда мою долю переводить, я тебе на телефон перекину.

— Ахренеть, ты простой, — покачала девушка головой. — Прикинь, я такая с улицы выливаюсь в агентство, и говорю…

— Я дам тебе официальную бумагу, — кивнул я, уже все для себя решив. — Могу и с юристами помочь, чтоб не посмели тебя обмануть, и мне потом не пришлось идти их всех наказывать. Услуги адвокатов за твой счет.

— Договорились, твое сиятельство, — скривилась Баженова. И протянула ладошку для рукопожатия. — Спасибо. Я прям не ожидала такой подарок… Но мозги у тебя работают… Как кассовый аппарат.

— Ого, Баженова, — отстранился я, чтоб посмотреть на девушку целиком. — Это был комплимент или лесть? Кстати, отлично выглядишь.

Длинное, до пят, вечернее платье из странной, меняющей расцветку в зависимости от угла зрения, ткани, действительно очень ей подходило. Замысловатая прическа, вечерний макияж и струящаяся, бликующая ткань делали Ксению чудо какой хорошенькой.

— Должна соответствовать, — хмыкнула та, но тут же смутилась. Щечки слегка порозовели. — Но спасибо.

— С первого миллиона, закажи себе ювелирные изделия, — с улыбкой посоветовал я. Даже это ее смущение выглядело очень мило. — Я бы подарил, но ты же не примешь?

— Нет, — решительно подтвердила она.

— Значит, будешь сама себе покупать. Денег будет много. Это я тебе обещаю.

Мыли в голове улетали в дальнюю даль целыми центуриями и манипулами, складываясь в легион. Голова и правда работала, как кассовый аппарат, выдавая идеи по активному продвижению на рынок изображения наглого выскочки — вышедшего из ниоткуда сразу в князья с помощью Силы. И выпускной бал больше не казался зоопарком, где я должен был стать единственным экспонатом. Нет. Все изменилось. Последнее школьное мероприятие должно было стать стартовой площадкой нового, нашего с Ксенией, предприятия. Стоя на пороге, держа своего первого вассала под руку, наслаждаясь ее ароматом, я высчитывал, как могу сделать лицо первого в княжестве человека еще более привлекательным товаром.

Давным-давно, тысячу лет назад, суровые жители холодных и неуютных Скандинавских скал, на утлых лодочках отправились покорять мир. Силой оружия или торговлей, водя дружбу с одними и убивая других, они увековечили название своего ремесла. Сейчас, века спустя, викинг — это торговая марка, название продукта вроде каких-нибудь туфлей или печенья, а не морской разбойник, заставлявший сердца сжиматься от страха. Я намерен был повернуть историю вспять. Сначала стать торговой маркой, а потом нести ужас в жилы врагов. Потому что в Вальхалле полно свободных мест!

6.Руна Дэг

После Трибогова дня 1148 год

Начало месяца Iunius ю.к.

Вы что там, совсем работать разучились? Почему я узнаю о

Сиятельной потенции поднадзорного

Из СМИ, а не от вас?

Не разочаровывайте меня.

Выясните его дальнейшие планы.

В полиции Берхольма служило более девяти тысяч человек. Почти десять. Еще бы два десятка человек, и было бы десять. Среднее годовое жалование — тридцать пять тысяч гривен. По мнению Статистического Комитета МВД империи, такой уровень доходов на семью автоматически переводит ее в средний класс. Это я к тому, что заработные платы полицейским были назначены достаточно высокие. Как славяне говорят: грех жаловаться.

Тем не менее, это не помешало большей части личного состава полиции столицы Сибири, организовать и осуществлять всевозможные криминальные схемы. Коррупция, рэкет, крышевание уличных банд, торговля оружием и наркотическими веществами. Дорожная полиция вообще откровенно грабила на дорогах. За мзду можно было снабдить правами на управление автомобилем кого угодно, включая новорожденного ребенка.

Даже секретари и бухгалтера получали свой кусок криминального пирога. Приписки, завышение закупочных цен, списание и дальнейшая продажа имущества. Материально-техническое оснащение полиции оплачивал муниципалитет, но это никого не смущало. Система получения денег с использованием служебного положения не подразумевала снисхождений.

От подробностей, тщательно расписанных — поименно, с адресами и названиями — в обычной, ученической, «толстой», тетради, аккуратным, каллиграфическим почерком, волосы по всему телу начинали шевелиться. Отец Вышаты Ромашевича, исполняя мой наказ, подошел к делу более чем ответственно. Скрупулезно. Как бухгалтер или счетовод. Все про всех своих сослуживцев. Включая самого себя.

Добыть полный список сотрудников полиции города, считавшейся как бы частью княжьей дружины, для нас было плёвым делом. Минута на запрос через Сеть, и еще пара, чтоб скачать файл. А вот процесс совмещения списка с тетрадкой затянулся на целую неделю. Но оно того стоило. Нельзя карать всех поголовно, и правых и виноватых. Мы не Боги, чтоб видеть правду в душах людей. И не жандармы, чтоб эту правду просто знать. Для нас, для меня было важно не ошибиться.

Из девяти тысяч девятисот восьмидесяти полицейских не были упомянуты в тетради Ромашевича менее тридцати человек. Двадцать семь, если быть точным. И это открытие вызывало ярость. Менее одного процента честных людей из числа тех, кто по роду службы, обязан был защищать простых людей от засилья криминала.

Ежегодно из казны княжества на жалование полицейским тратилось около пятисот миллионов гривен. Триста пятьдесят — только для Берхольма. После исчезновения князя Рутгера две трети вассалов перестали платить княжью долю налогов, не говоря уже о щитовых и прочих выплатах. Кроме полицейских, на балансе было еще масса других социально значимых направлений, вроде больниц, музеев, дорожного хозяйства княжеского уровня или того же Лицея. Естественно, денег ни на что серьезное не хватало. Да чего уж там, вообще ни на что не хватало. Старики все эти десять лет только и могли, что латать совсем уж очевидные дыры, и обещать. Не грозить. Нет. Обещать Справедливость, что, в принципе, и звучало, как угроза.

На исходе весны Берхольмская полиция должна была получить на свои счета очередной транш. Жалование на все лето. На три месяца. Восемьдесят семь миллионов, триста двадцать пять тысяч гривен. Но не получило. И одной из причин тому было, что на территории моей новой усадьбы в пригороде нашлась липовая аллея.

Листья липы по форме напоминают сердце. Предкам было этого обстоятельства довольно, чтоб признать за деревом некую исключительность. Именно из-за листьев, липа стала третьим, после ясеня и дуба, священным деревом.

Липовыми дровами славяне зажигают истинный огонь, из липы вырезают изображения домовых защитников — пащуров — именитых предков, должных присматривать за потомками из Светлого Ирия, мира Богов.

У нас, у русов, липа — это дерево Рига. Под этим «сердечным» деревом Бог правосудия и справедливости читает в сердцах людей, и выносит вердикты. Предки считали, что под липой не получится сказать неправду, без опасения вызвать гнев Богов. Поэтому и тинг — собрание свободных людей — предпочитали проводить под сенью этого дерева.

В Сибири, липа не самое распространенное дерево. Южнее, в Бибю или чуть юго-западнее, у Гуселетовых и Утячичей, дерево охотно растет, если его посадить. Но и там диких липовых рощ не найти. В Берхольме же, самой северной точке княжества, обнаружить такую драгоценность в непосредственной близости от места проживания было приятно. И очень полезно. Потому что ритуал восшествия на престол тоже должен был совершиться под липой.

Ничего особенного затевать не стали. И никаких гостей звать тоже. Только липы, старики, Ксения и я. Ну и Вышата Ромашевич, конечно. Он, с глазами выброшенной на мороз собаки, явился на следующий же день, как я заселился в наспех отремонтированную усадьбу. И остался. Потому что показал свою верность и полезность. А еще, потому что привез тетрадку, от корки до корки исписанную четким, каллиграфическим почерком.

Еще была видеокамера. Из новых, из тех, что записывает изображение не на толстенную кассету, а на флэшку, которую охотно читает любой компьютер. Это было важно. Запись, хоть она и получилась довольно длинной, целиком, никак не правя и не обрезая, выложили в Сеть.

— Я, Антон-Альрик Летов, — сказал я, после сигнала о включении камеры, стоя под липой. — Правом, данным мне кровью и Силой, принимаю венец власти над княжеством Алтайским. В одной руке держу меч, в другой кольца, и несу я с собой — справедливость!

— Я, светлый лендерман* Эйлейв Гуселетов, свидетельствую, — торжественно провозгласил эконом.

/*лендермен (lenderman) — крупный землевладелец и человек, ответственный за сбор податей с определенной территории./

— Я, ярл и княжий воевода, ektemann Хьярвард Гарди, свидетельствую, — после малюсенькой паузы, не менее пафосно, заявил воевода.

— Я, светлый Бо Хальфальв, кудесник и чародей, свидетельствую, — взглянул прямо в объектив камеры последний мой воспитатель.

— Я, Вышеслав Ромашевич, свободный человек, свидетельствую, — отчаянно волнуясь и краснея, все-таки смог выговорить Вышата.

— И да помогут мне Фрейр, Ньёрд и всемогущий Ас, — подвел итог и завершил ритуал я.

— Как-то обыденно все прошло. Словно ничего особо и не поменялось, — пожаловался старикам, убедившись, что камера выключена, и запись не придется переделывать. — Самым сложным было — не отводить глаз от камеры.

— Ну, так и Слава Богам, — прикоснулся к серебряному подобию молота Тора на шейной подвеске воевода.

— И хорошо все, и славно, ваше сиятельство — подтвердил эконом. — Это ломать все, да крушить выходит громко и заметно. А по настоящему хорошие, правильные, вещи и делаются этак вот. Обыденно.

И не поспоришь. Но ожидалось чего-то большего. Не прилета Валькирий, или фанфар с Небес конечно, но хотя бы чего-нибудь такого, о чем потом можно будет вспомнить. Но потом Ксения с экономом и воеводой отправилась выкладывать запись в Сеть, а я с чародеем пошел в свой кабинет. Нужно было подобрать правильные и понятные всем и каждому формулировки для первого моего указа в качестве правителя княжества.

«Узрев положение дел в Берхольмском подразделении княжеской полиции, и не желая, чтоб своими разгульными действиями, нечестивые бросали тень на мое честное имя, сим, я, Антон-Альрик Летов, сиятельный удельный князь Алтайский, повелеваю более не считать Берхолмскую полицию княжьими людьми», — написали мы. Потом Вышата перенес этот текст на лист дорогущей бумаги — почерк у него оказался ничуть не хуже, чем у родителя — подписи и печать. Оставалось только сфотографировать документ и разослать изображение в городской Совет Мастеров, в полицию и в СМИ.

— Письма честным полицейским готовы? — поинтересовался я, наблюдая, как чародей присыпает блестящие чернила тончайшим песком и убирает указ в папочку с моим гербом. — Не хотелось бы их потерять. Остальные меня не интересуют. Да и им, скорее всего, город заплатит.

— Да, ваше сиятельство, — радостно улыбаясь, слегка поклонился старый воспитатель. — Отправим по назначению прямо сегодня же.

— А что с дружиной? Кто-то уже изъявил желание?

— Об этом лучше доложит воевода, — снова скрипнул суставами старик. — Я не особенно внимательно слежу за воинскими делами.

— Что вы все, как не родные стали, — вырвалось у меня. — Кланяетесь по сто раз на дню, сиятельностью этой тычите… Давно ли хворостиной по лопухам меня гоняли?

— Вам, ваше сиятельство, следует к этому привыкать, — слава Богам, больше напрягать изношенный организм и кланяться седой чародей не стал. — Вы, наконец, заняли то положение, которого достойны. Вот эта стопка папок, кстати, личные дела тех ваших верных подданных, кого можно было бы назначить руководителями городских округов. А эта — кандидаты на командные должности в полиции. В вашей власти выбрать любого из них. Еще, вас ждут материалы по тем вашим, ваше сиятельство, вассалам, кто не посчитал себя обязанным в полном объеме исполнять обязанности. На Мидсумар, как вы помните, назначен общий сбор, во время которого вассальные клятвы могут быть обновлены или отменены…

— Да-да, я помню. Ступай. Мне нужно поработать, — поспешил я выпроводить чародея, пока он еще чем-нибудь не озадачил.

В принципе, все верно. Князь должен до самых мельчайших деталей знать свое хозяйство. И в усадьбе на берегу Драконьего озера эконом не мало мне успел рассказать. Но тогда это все выглядело каким-то нереальным. Воображаемым. Как игра в компьютере. Страты, на которые делится население. Состояние дорог, и их пропускная способность. Уровень преступности и процент раскрываемости преступлений. Безработица и дефицит лиц с определенными профессиями. Учебные заведения. Уровень обучения и количество выпускаемых специалистов. Экономика. Политика. В какой-то мере — теология. Обряды и традиции народов, населяющих мои земли. Нюансы культурных отличий. Влияние языков, на которых говорят в том или ином месте, на характер человека. История. Как, кто, когда и почему здесь, на Юге Сибири, появился.

Отдельная большущая тема: полезные ископаемые. Алтай богат, и предки за тысячелетие не успели выгрести даже процента от общих запасов. Железо, свинец, ртуть, уголь, цинк и медь, золото и конечно — серебро. У меня есть все, и даже еще чуточку больше. На каком-то ручье юга Чуйской степи, например, недавно нашли изумруды.

Серебро! Официально считается, что активно разрабатываемое три века подряд Змеиногорское месторождение выработано полностью, и больше на Алтае благороднейшего из металлов больше нет. Зато полно золота, которое Летовы ни кому не позволяют трогать. И оба утверждения правда лишь отчасти. Да, в Змеиногорских шахтах больше нечего делать. Но металл чародеев есть еще в нескольких местах. Жаль только, что начать строить там шахты и перерабатывающие фабрики сразу не получится. Они весьма отдаленны от обжитых территорий, и там совершенно нет необходимой инфраструктуры. Дорог, электроэнергии, связи. Все это нужно создавать, и на все это нужны огромные капиталовложения.

С золотом все проще. И его тоже много. Есть и рассыпное — легко извлекаемое, и рудное, с добычей которого придется повозиться. И находятся месторождения хоть и в местах заповедных, но не особенно далеких. Построить несколько десятков верст дороги все-таки куда как проще, чем пробить тысячекилометровый путь с самого севера княжества, до самого юга. Но и на это нужны деньги, и не малые.

Мы обязательно займемся всем этим. Построим дороги, электростанции и шахты. Появятся на моей земле новые поселки, или даже города. Дадим работу и уверенность в завтрашнем дне сотням тысяч людей. Нужно только раздать долги и забрать мое по праву. Вернуть на Алтай справедливость и веру в закон.

Князь должен знать свою землю от и до. Однако это не значит, что он может всеми делами заниматься единолично. Может в каком-нибудь небольшом и не слишком населенномкняжестве это вполне осуществимо. Но точно не в нашем. Двадцать шесть миллионов жителей и территория, размерами соперничающая с некоторыми европейскими странами. Тысячи вассалов, десятки тысяч арендаторов. О количестве народов, представители которых у нас проживают, я вообще имею только примерное представление. И не имею ни малейшего желания в этот вопрос углубляться.

В конце концов, на что мне довольно существенный штат чиновников с приличных размеров жалованием? Во втором по величине городе княжества, в Бибю, располагались даже некие подобия министерств, занимающиеся контролем и управлением основными направлениями жизнедеятельности. На мне — только принятие важных, можно сказать: судьбоносных, решений. Но и их вдруг навалилось столько, что я целыми днями только тем и занимался, что перебирал бумажки.

Благо, хоть на прием пищи меня отрывали. Старики, конечно, меня испытывали, подкидывая все новые и новые задачи. Но и кормить не забывали.

— Что там по дружине? — поинтересовался я у воеводы за обедом. — Много уже заявок?

— Сто тридцать две, — отрапортовал старый воин. — Через несколько дней начнут прибывать в Берхольм. У «Перуничей» в пригороде неплохо оборудованный центр подготовки есть. Прогоним кандидатов через курс новика. Кто-то отсеется…

— Держи меня в курсе, ладно?

— Непременно, ваше сиятельство.

— Да, что не так-то? — вспыхнул я. — Что вы все заладили с этим сиятельством? Чем я провинился-то?

— Да им просто нравится, — поспешила меня успокоить Ксения. — Сам не видишь что ли? Они же, как сытые коты, аж жмурятся от счастья, когда тебя титулуют.

Эконом бросил быстрый взгляд на разоблачившую их девушку, и улыбнулся.

— Десять долгих лет у Алтайской земли не было хозяина, — развел Гуселетов руками. — Мы-то что? Мы только и могли, Антонушко, что видимость поддерживать. А теперь у нас есть ты. Вот и радуемся. Ты уж не серчай на нас, старых, что невольно тебя переживать заставили.

— Хорошо, — отложил я приборы, и промокнул губы салфеткой. — Я планировал численность дружины в пределах тридцати — пятидесяти человек. А заявок больше сотни. Думаешь, столько людей отсеется?

— Выберем лучших, — кивнул воевода. И не стал сиятельством величать. Хотя и собирался — я же видел. — Остальных тоже не бросим, к делу пристроим. Численность полиции тоже нужно будет увеличивать. По хорошему-то туда лучше отставников набирать. Но и молодежь найдем как использовать.

— После отсева, я бы хотел со своей дружиной провести какое-то время. Посмотреть на них, познакомиться, в разных мелочах испытать. Есть идеи, как это лучше сделать?

— Сюда их нужно везти, — вздохнул эконом. — Чтоб полдня их Хьярвард учил, а вторую половину как последний круг стражи чтоб были. Чтоб сразу привыкали службу нести.

— Дороговато на полсотни-то будет, — вдруг выдал свое мнение чародей. — Это же лицо князя будет. Им все самое лучшее нужно будет покупать. Броню там, оружие…

— Ни чего, не обеднеем, — нахмурился воевода. — Его сиятельство в Мидсумар вассалов встряхнет хорошенько, деньги и появятся.

— А ежели кто из них упрется? Опять наемников звать, да из логовищ злыдней выжигать?

— Не посмеют. Ныне у нас природный сиятельный князь есть. Ни по закону, ни по обычаю за ними правды нет.

— А коли посмеют? — хитрющая Ксения даже словечек у стариков нахваталась, чтоб на одном с ними языке разговаривать. Это поначалу древние дядьки на девушку и внимания почти не обращали. А теперь, вроде, признали за моим первым вассалом право иметь собственное мнение.

— Давить будем, — прорычал воевода, сжимая кулаки. — Так давить, чтоб другим неповадно было.

— Ни у кого из ландбоар* нет своей дружины, — с покровительственными нотками в голосе пояснил эконом. — Даже у Утячичей, хотя это большой и уважаемый род. У некоторых вассалов есть десятка по два мужичья с дубьем, чтоб воров гонять. Давно уже. Сотни две лет как, никто кроме князя на Алтае не держит у себя воинов. Потому щитовые сборы и должны платить, чтоб войско князя их защищало.

/* Ландбоар (landboar) — крестьяне, наниматели земли./

— От кого защищало? — сделав невинные глазки, поинтересовалась Баженова.

— От врагов, девочка. От любых врагов, — блеснул глазами старый воин.

— Ясно, — качнула головой девушка. Вроде согласилась, а языком тела выразила сомнение. И все это поняли. Вот как это у нее получается?

— Понимаешь, Ксения, — изображая из себя классического сериального аристократа, надменного и пресыщенного жизнью, начал объяснять я. — Вассалы не берутся из ниоткуда. Кто-то когда-то оказал значимую услугу нашему Роду. Или проявил себя в сражении. Или просто оказался в нужное время в нужном месте. Но каждый из них, прежде чем получить земельный надел, подписал с Летовыми договор, с определенными условиями.

— Пф, — фыркнула девушка. — Бумажка. Их и сейчас-то не заставишь соблюдать, если нарушить окажется дешевле. Уж мне-то наши по-рассказывали…

— Ну, да, — скривился я. — Время от времени нужно напоминать, что нерадивым может больно прилететь по голове. Эти вот, которые десять лет отказывались платить, заявляя, что, мол, нет князя — нет денег, не первые, и даже не сотые. Всегда находился тупой придурок, решивший, будто у нас не хватит смелости сжечь его дом, вместе с ним самим, слугами и домочадцами. И каждый раз, новый князь Летов вынужден идти и жечь. Потому что давным-давно кто-то из предков дал землю не тому человеку.

— Или тому, — хмыкнул Гуселетов. — А вот его потомки — уже не те.

— Или так, — согласился. — Но факт остается фактом: нам нужно будет пойти и убить их всех. И мы… Я. Буду в своем праве, и не нарушу ни единого Закона. Но!

— Ага-ага, — обрадовалась Баженова. — Так и знала, что есть какое-то «но».

— Да-а-а, — отмахнулся. — Не такое уж и серьезное, это «но». Так, небольшое дополнение к репутации. Видишь ли. Договор нарушают нерадивые вассалы, а отморозками считают нас, Летовых.

— Ну, так конечно, — всплеснула руками дочь наемников. — Где это видано? В двенадцатом веке пойти и сжечь толпу народа! Это что? Нормально по твоему?

— А что не так? — пробасил воевода. — Не невинных же людишек.

— А просто согнать с земли? — с сарказмом в голосе выдала вариант Ксения. — Не убивать, а просто выгнать?

— Так остальные бояться перестанут, — удивился старый воин. — Такое начнется, небо с овчинку покажется.

— Во-от, — обрадовалась девушка. — В этом все дело! Вот поэтому я и спросила: от кого защищать? От каких-таких врагов? А ответ очевиден: от вас самих! Вот от кого!

— Ну и это тоже, — согласился я. — В том числе. Налоги и щитовые выплаты, это, если хочешь, материальное воплощение лояльности действующей власти. И если с этой стороны посмотреть на нерадивых вассалов, то выходит, что они — бунтовщики. Разве можно прощать злодеев и проходимцев? Что тогда скажут соседи? Он со своими вассалами справиться не может, значит, он слаб! А давай кА откусим у него немного землицы. Все равно он ничего сделать не сможет.

— Бей своих, чтоб чужие боялись? — снова фыркнула Баженова.

— Чужие тоже получат свое, когда до них дело дойдет, — мрачно пообещал я. — Нужно сначала дома порядок навести.

— Сжечь парочку недовольных… — подсказала Ксения.

— Сжечь, — согласился я. — Ты правда считаешь, что нам это нравится? Что мы рады, что есть сразу несколько семей, кого можно уничтожить? Так вот! Это не так. Ни мне, ни моим воспитателям это не по душе. Было бы куда лучше, если бы люди не пытались определять предел нашего терпения, и не прикрывались бы словами от собственного долга. Поверь, всем в княжестве было бы лучше.

— Но… — попыталась что-то сказать девушка, но я ее перебил.

— Но и говорить, будто мы относимся к необходимости уничтожать нерадивых и излишне наглых вассалов, как к чему-то экстраординарному, тоже нельзя. Это обыденное, и даже — житейское дело. Если мои подданные перестанут платить, в княжестве станет очень неуютно жить. Развалятся здания и дороги. Перестанут работать школы и больницы, а поселки превратятся в бандитские вертепы. И, конечно, ни о каком развитии не может идти и речи. Те, кто считает, будто у меня в казне сундуки ломятся от злата и серебра, смотрят слишком много сериалов.

— Ага, — тряхнула гривой темно-русых волос Ксения. — Но смотрят все на императорские уделы. Там-то люди не платят дополнительных княжеских налогов. И, наверняка, ни кому и в голову не приходит отказываться переводить в казну положенные отчисления.

— Предлагаешь пожертвовать Алтай правящей фамилии? — резко отреагировал старый эконом. — Только потому, что кое-кто нарывается на неприятности, и нам следует их наказать?

— Есть же земли, не входящие в удел императора. С прямым государственным управлением. Аристократия получает свои выплаты, и не вмешивается в управление. Там назначенные государем губернаторы…

— Временные люди? — совсем уж зло рыкнул Гуселетов. — Сама-то понимаешь, чего говоришь? С каких это пор временные управленцы лучше хозяина? Да они о том только и грезят, чтоб карманы свои набить. И побыстрее. Потому что в любой момент могут лишиться чина и должности, а кушать хочется всегда. Такие и повадились мзду с людишек собирать, да землю грабить. Леса вырубать да продавать, рыбу магией глушить, зверя в лесу выводить…

— У всего должен быть хозяин, девочка, — подвел итог воевода. — Такой, чтоб знал — все чего достигнет, все что улучшит и выстроит, достанется потомкам.

— Ну, ладно-ладно, — подняла лапки к верху Баженова. — Чего накинулись-то? Сжечь, так сжечь. Надеюсь, вы знаете что делаете. Просто людей жалко. Они всего лишь пожадничали денег, а вы лишаете их жизни.

— Мне их тоже жаль, — легко согласился я. — Мне кажется, что рисковать жизнью ради горсти гривен — по меньшей мере, глупо.

В общем, не особенно позитивный у нас обед получился. Да еще стопка папок — досье на вассальные рода, отказывавшиеся платить в отсутствие князя, показалась слишком уж большой. И что-то мне не верилось, что столько взрослых, умеющих думать и успешно руководить семейным предприятием, людей вдруг, ни с того ни с сего решили покончить жизнь самоубийством. Ну ни у одних же у нас в архиве собраны документы? Не одни же мы знаем о том, какая судьба ожидает предателей и бунтовщиков?

Легко бы принял и понял, если бы нарушителями вассального договора была пара родов. Все может случиться. Бывает, что и древние рода беднеют. В семейных летописях много раз упоминались фамилии, по тем или иным причинам лишившиеся дворянского статуса. Однако я не припомню такого, чтоб сразу несколько десятков, прежде вполне лояльных князю, вассалов вдруг решили, что ничего никому не должны.

У явления должно было найтись объяснение. И если оно не очевидно, значит, просто мы плохо искали. Сговор или даже заговор? Банальное отсутствие денег? Какие-то юридические тонкости договоров, дающие им надежду на победу в суде?

Да какой, к троллям, суд?! Неужели они не знали, что никакого суда не будет? Что просто придет злой Летов, в компании с недобрым старым ярлом Гарди, и убьет всех?

Никогда не считал себя азартным человеком. Жизнь почти в нищете приучила очень нервно относиться к чрезмерным тратам, и даже мысль о том, чтоб просто так отдать что-то, в погоне за эфемерным выигрышем, казалась бредом воспаленного сознания. Победа ради победы тоже казалась не особенно привлекательной концепцией. Возможно, ей обзаводятся во время детских игр со сверстниками, но и этого я был лишен.

Тем не менее, легкое нервное возбуждение, которое обычно испытывал, пытаясь найти решение интересной задачи, тоже, наверное, можно было назвать азартом. Тем более что неудобные вопросы Ксении действительно затронули что-то в душе. Идея сжечь врага не вызывала какого-то внутреннего неприятия или даже, не дай Боги, отторжения. Просто необходимая для благополучия рода работа. Не меньше, но и не больше. Но одно дело убить врага, и совершенно другое — невинного человека. И мне следовало четко для себя понять: так ли виноваты передо мной неверные вассалы, или у них были веские причины для нарушения древних договоренностей.

Папок было много. Тридцать три, если быть точным. И это действительно было примерно две третьих от общего числа подчиненных Летовым семейств. Слава Богам, что по площади земель, а значит — и размеру выплат, все они даже до половины не дотягивали. Но все равно. Это было много. Куда больше, чем княжество могло себе позволить.

Первое, что я сделал, это расчертил схему родственных связей всех нерадивых. Логично было предположить, что эти семьи как-то связаны между собой. И самая очевидная связь — родственная. Вариант, при котором кто-то очень рисковый, но не особенно умный каким-то образом сумел убедить в неповиновении остальных, представлялся мне самым возможным.

И, да. Связи нашлись. Алтайское княжество достаточно велико для империи, но и у меня, как и в остальной Сибири, количество дворян довольно ограниченно. За сотни лет многие семьи успели обзавестись родственными связями. Тем не менее, чего-то необычного не было. Ничего такого, вроде одного главы рода, чьи дочери оказались бы замужем за наследниками остальных.

Сравнение финансовых показателей тоже не дал результата. Кто-то был побогаче, другие слегка беднее, но ни кто из них не бедствовал. Все держались в крепких середняках. Единственное что, земли части непокорных сгрудились на севере княжества. В основном, вдоль железной дороги, почти двести лет назад выстроенной через всю страну Братством Стали. Понятное дело, не использовать такой козырь было бы глупо, и многие занимались вопросами логистики. У части имелись вполне современные транспортные хабы, где товары с кораблей или привезенные автотранспортом, перегружались в вагоны. Или наоборот. В условиях современности — выгодное дело.

К Братству Стали у меня и без вассалов были вопросы. Так что этот факт я в голове отметил. Хотя все еще не видел причин, побуждающие, прежде вполне лояльные семейства, к открытому неповиновению.

Когда-то, давным-давно, само появление Братства здорово всколыхнуло империю. Четыре сиятельных потентика, к слову сказать — простолюдина, отказались от княжения, попросив взамен эксклюзивное право строить в стране железные дороги. В мире бум стальных магистралей только начинался, и Держава не собиралась отставать. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтоб понять все выгоды и приобретения для страны от развитой сети всепогодного пути. Потому никто и не удивился, когда такое право Братство получило.

Сейчас, две сотни лет спустя, имена этих четверых известны всем и каждому. Для аристократов это пример, как магия может приносить колоссальные прибыли. Для простолюдинов — как талант может пробить дорогу на самый верх. И в то же время, в стране нет человека, который бы не завидовал наследникам тех четверых. Гигантский монополист, с колоссальными оборотами давно уже преобразован в акционерное общество. Ценные бумаги легко купить, и получать раз в год дивиденды, приобщившись, таким образом, к стальной сокровищнице. Но ведь большая-то часть, контрольный пакет, все еще находилась в руках кучки людей, чья единственная заслуга — родиться в нужной семье.

Кстати говоря, организация действительно много сделала для развития страны. Всесезонная дорога, связав крупные города, подтолкнула торговлю на недостижимые прежде высоты. В малообжитые районы страны поехали сотни тысяч переселенцев. Расцвели города. Наличие стальной дороги, позволяющей быстро перемещать войска на огромные расстояния, позволило сократить армию. Сделать ее более профессиональной и оснащенной по последнему слову техники.

Кроме того, четверо сиятельных, сразу отказавшись от простого копирования заграничных достижений, здорово продвинули отечественную артефакторику. «Песнь Льда и Пламени» — назвал изобретенный в Братстве самодвижущийся маготехнический механизм поэт позапрошлого века. Стальная пуля, в чреве которой магический лед, после встречи с магическим же пламенем, обращался в пар. Огромные — гораздо выше человеческого роста — колеса локомотива, и длиннющий хвост из тяжело нагруженных вагонов почти на сто лет стали символом достижений науки и прогресса.

Маготехника дала толчок и потентике. Были разработаны многочисленные плетения и узоры, позволяющие даже одаренным низкого ранга — от желтого и выше — контролировать процессы внутри могучего механизма. Теория тонких воздействий Силой вообще теперь считается величайшим открытием того столетия. Ей в обязательном порядке учат студентов в магических техникумах Братства.

Полторы сотни лет назад, стальной путь дошел до Берхольма. Товары из-за Урала и из Европы хлынули в столицу Сибири. За считанные годы город увеличил население до полумиллиона, что было одним из условий позволяющих населенному пункту принять Хартию Хольмгардского права, и отделиться от княжества. Естественно, сразу нашлись желающие, сумевшие, в тайне от князя, собрать документы и обратиться в имперскую канцелярию. Технически, предок мог что-нибудь сделать, чтоб этого не допустить. Но так уж вышло, что демонстративно убивать представителей торговой верхушки города было уже нельзя, а повлиять на решение императора было уже невозможно. Князь к тому моменту уже был в опале.

Единственное что мог предок сделать — это окружить быстро росший город-предатель двойным кругом арендаторов, и составить основу плана, который мы со стариками теперь и начали реализовывать.

Время шло. Железная дорога ушла далеко на восток, достигнув Великого Океана. Появились многочисленные ответвления от главного направления, в том числе одно из Берхольма на север, в Томбург. В Салаирском княжестве нашли золото. Через город хлынули толпы золотоискателей и отряды торговцев, готовых снабдить поисковиков всем необходимым. Поселению нужно было пространство для роста, и Совет Мастеров стал поглядывать на окружающие город земли арендаторов.

Эта земля не продавалась, ибо принадлежала княжескому роду напрямую. Но можно было выкупить право на аренду. Что мастера и начали делать. И если первых лет двадцать-тридцать они еще хотя бы аренду платили, то потом, успокоенные княжеской апатией, даже это делать перестали. Богатейшие жители Берхольма выкупали договора, тут же застраивали их домами, и Совет немедленно включал новые районы в черту города. Об истинном хозяине земель и думать забыли.

Постепенно, с ростом стоимости земли в центральной части мегаполиса, жилые строения в Старом городе сносили, заменяя их офисными, торговыми или административными. И когда жителей Берхольма в границах полуторавековой давности стало меньше пятисот тысяч, пришло время для возмездия.

Оставалось только что-то решить с вассалами.

В досье, собранных стариками на непокорных, в том числе, указывалась и причина отказа платить. Разбираться с такими вещами, по традиции и старому закону, должен был лично сеньор. Князь. А у нас, после исчезновения князя Рутгера, десять лет на троне никого не было. И если целью некоторых нерадивых было всего лишь получить отсрочку, они добились своего. Многие годы никто не мог им ничего сделать.

Семьи, занимающиеся транспортной логистикой, указали причину точно и четко: после пропажи князя, Братство Стали больше не предоставляет вассалам скидку на услуги по грузоперевозке. По договору, между Алтаем и Братством, за выделение земли под железный путь, все ущемленные рода должны были получить немного более низкие цены, чем все остальные. Используя это преимущество, придорожные вассалы сколотили состояния. И когда его лишились, почувствовали себя обманутыми. Никаких юридических отношений между вассалами и Братством не существовало, и потерявшие доходы семьи не могли предъявить претензии напрямую виновникам. Но и старики-воспитатели, как временные управляющие княжеством, тоже не имели такого права. Ситуация застыла на десятилетие.

В вассальном договоре ни одним словом не упоминалось, что выплаты как-то связаны со стоимостью грузоперевозок. В принципе, все восемь занимающихся логистикой семей, провинились, и их нужно было наказывать. Или уж, во всяком случае, не делать вид, будто ничего не было. С другой стороны, и Братству спускать такой выверт было нельзя. Но ведь это только восемь из тридцати трех. С другими все было не так очевидно.

Вот взять, например, богатый — в самом верху списка среднего уровня — род Плотниковых. Для них все началось лет триста назад, когда их предок — каретник — сумел за одну ночь починить сломанную карету князя Летова. И, видимо, очень уж куда-то мой предок торопился, что высоко оценил работу мастера. Каретник стал дворянином Каретниковым, вассалом и получил лен прямо там, где были его мастерские, вдоль главной дороги княжества. Место оказалось бойкое. Новоявленный дворянин быстро выстроил там и кузницу с трактиром, и торговые ряды. Деревенька быстро превратилась в село, а потом и в городок.

В вассальном договоре с Каретниковыми присутствовала фраза «сиятельный князь Алтайский». Этого факта оказалось достаточно, чтоб нынешний глава рода смог решиться отказаться от выплат. Мол, договор был между предком и одаренным ранга сиятельный, а не с князем. И раз не можете предъявить его сиятельство, значит, и исправлять все пункты соглашения не обязательно.

Такой вот, отрыжка тролля, прохиндей. И этого господина, который мне совсем не господин, нужно было наказывать в обязательном порядке. Вот только идти и убивать хитромудрого, и всю его семью в придачу, я не хотел. Бить всегда нужно было по самому больному месту. Иначе битье не пойдет впрок. Поэтому, на первой странице досье сделал пометку: «штраф, все, за десять лет, вдвойне». И пусть попробует не отдать. Уничтожу. Деньги пока еще и для меня тоже больное место.

Сразу десяток вассалов, ни как вроде бы между собой не связанных, отписались нежеланием платить щитовые, так как у князя нет дружины. Но эти хоть налоги не задерживали. «Вернуть долг. Наказать. Отправить аудиторов». Уж очень скромными мне показались суммы отчислений. Не может такого быть при таком высоком денежном обороте.

Пара семей просило снизить процент отчислений, жалуясь на бедность. И при этом не платили и ногаты. Причем, прошение поступило в канцелярию князя еще при отце. Резолюции Рутгера на документе не было, значит, и разрешения им никто не давал. «Наказать».

Один род в принципе, по договору, имел право вообще ничего не отдавать в княжескую казну. Давным-давно этот вассал располагался на границе княжества, и должен был содержать небольшую дружину для защиты от нападений диких киргизов. С тех пор граница ушла далеко на запад. Алтаю больше никто с той стороны не угрожал, и глава прежде порубежного рода стал делать отчисления наравне со всеми остальными. А вот его потомки вдруг вспомнили древний ряд, и, ссылаясь на свои привилегии, платежи остановили. «Судить», — написал я. Предложу им оборонять свои земли от моей дружины. А если окажется, что сделать этого не сумеют, лишу их лена за бессилие.

Разные семьи, разные причины. Что-то выглядело, как правда. Иногда хитрозадость была очевидна. А общее послевкусие говорило об одном: ни один из них больше не верил, что власть в княжестве окрепнет. Они вели себя так, словно знали: пройдет совсем немного времени, и Алтай станет очередным уделом под прямым управлением императорской фамилии.

Поймав мысль, пришлось зажать себе рот ладонями. Для верности, обеими сразу. Чтоб не заорать на весь дом одновременно, восторгаясь собственной догадливости, и от ужаса. В голове будто бы что-то щелкнуло, и картинка сложилась. Разные события, случившиеся со мной и княжеством, прежде не воспринимавшиеся как-то связанными, вдруг заняли места в этом гигантском пазле.

Справившись с чувствами и усмирив взревевший от ярости океан Силы в груди, схватил лист бумаги, и торопливо, не обращая внимания на почерк, написал идею. И расслабленно откинулся в кресле. Даже если я прав, если этот огромный, растянутый по времени на десяток лет, заговор против княжества и семьи Летовых, действительно существует, катастрофа не должна была произойти в ближайшее время. Для успеха злодеям нужно было, чтоб определенные условия совпали, и этого, Слава Богам, пока не произошло.

Еще, у меня в мозгу бился панический вопрос: кому теперь я могу доверять? Не участвует ли кто-нибудь из моих стариков во всем этом, играя на стороне неведомого врага? Довольно сложно разрушить исправно работающий административный механизм, действуя только снаружи. Изнутри гораздо проще. А Ксения? Мог ли кто-нибудь каким-то невероятным образом подвести девушку ко мне? Просчитать реакции, предсказать результат? Вложить в ее уста нужные слова, призванные посеять в моей душе сомнения?

Сердце гулко билось об ребра. Признаюсь, никогда прежде не испытывал такого невероятного волнения. Пальцы дрожали так, что я едва-едва смог попасть в нужные кнопки телефона.

— Кнут? — спросил я Ормссона, стараясь голосом не выдавать бушевавших внутри чувств. — Скажи. Ты проверял семью Баженовых?

— Поверхностно, — признался начальник безопасности рода. — Заняться углубленно?

— Есть подозрения? — мне и самому нужно было малейшее подозрение, чтоб в тот же миг выслать Ксению из особняка.

— Нет. Никаких. Но особенно глубоко мои люди и не копали. Проверить?

— Пока не надо, — выдохнул я. — Я скажу, если это понадобится сделать. Извини, что отвлек от дел.

Второй вопрос: смогу ли я каким-нибудь образом понять, что девушка лжет, если задам прямой вопрос? О, я старательно отгонял даже мысль о том, что кто-то из стариков может оказаться предателем. И в то же время, четко осознавал, что смог бы это пережить. По сути, они мне даже не родственники. Что, если Баженова — мой первый вассал — окажется врагом, это ударит меня куда сильнее.

Волоски по всему телу встали дыбом. Я почувствовал, как неприятно давит на тело одежда. И как громко скрипят сжатые до предела зубы. Пришлось несколько раз подряд глубоко вздохнуть, прежде чем набрать номер Ксении.

— Вы закончили? — процедил я. — У меня к тебе важное и срочное дело.

Узнал, что ролик о моем домашнем ритуале вступления на княжеский престол уже выложен в Сеть, и что девушка вполне может уделить мне время. Назначил встречу у дверей особняка. Уж что-что, а учитывать возможность наличия в моем кабинете подслушивающих устройств, я давно научился.

— Ты как-то необычно выглядишь, — едва увидев меня, озаботилась девушка. — Ты не заболел?

— Нет, — рыкнул я, и схватил ее за локоть. — Пойдем. Нужно поговорить.

— Знаешь, — морщась от боли — похоже я слишком сильно надавил пальцами — выговорила она, неуклюже пытаясь подстроиться под мой широкий шаг. — С этой фразы в сериалах начинаются неприятности.

— Хоть в чем-то они правы, — угрюмо выдохнул я. И развернул ее к себе лицом. — Скажи честно: никто не приказывал тебе сблизиться со мной?

— У-у-у, княже, — покачала Ксения головой. — Похоже, вместе с короной, ты примерил на голову и паранойю.

— Ответь. Да или нет?

— Конечно, нет! Ты меня обидеть хочешь? — вспыхнула та и, распахнув глаза, взглянула на меня.

— Я не знаю, кому могу верить, — вдруг, сам от себя не ожидая, признался я.

— Да что случилось-то?

— Скажи, — все еще сомневаясь, спросил я. — С чего ты решила, что в императорском уделе людям лучше живется, чем в княжеских землях?

— А, — успокоилась Баженова. — Ты все о том…

— Ответь, пожалуйста.

— Ой, да брось. Это все знают, — легкомысленно отмахнулась было Ксения, и задумалась. — По телевизору… Да, отовсюду…

— Угу, — мрачно согласился я. — В том-то и дело, что отовсюду. Мы с тобой искали следы пропаганды, помнишь? Вот это она и есть. Отовсюду. И даже ты — веришь.

— Да что случилось-то? — скривилась девушка.

— Пойдем, присядем где-нибудь, — позвал я. — Разговор долгий будет.

Скамеек, оставшихся в усадьбе от гольф-клуба, было много. Не все посетители приезжали сюда только ради игры. Многие назначали здесь, в первую очередь, деловые встречи. Во всяком случае, такие, где просто необходимо обойтись без чужих, любопытных ушей.

— Знаешь, — начал я рассказ, когда мы нашли подходящее место и уселись. — Я последний в главной ветви рода. Стоит мне умереть, и не так-то и просто будет найти достаточно близкого родича, кто мог бы занять престол. Да, думаю, у него и шанса не будет. По древнему, Изначальному Ряду, в случае смерти последнего наследника удельного княжества, земли получает император. И этот закон уже не раз применялся. В стране больше не осталось удельных князей. Понимаешь? Только я и Тюрвальд.

— Ого, — вспыхнула глазами Баженова. — Фигасе! Это что? Так почетно?

— Почетно? Нет. Дело в другом. Просто, по тому же договору, удельное княжество — это как бы не совсем часть империи. Скорее — интегрированный в экономику союзник, чем подданный. Понимаешь? Я даже армию имею право свою собственную иметь, и законы, отличающиеся от имперского кодекса, принимать. А, в принципе, даже отделиться полностью.

— Отделиться? — еще раз удивилась Ксения. — Стать отдельной страной? Что? Реально?

— Абсолютно, — шею свело. Тело хотело кивнуть, а разум запрещал. — Отметить для подданных имперские налоги, собрать свою армию, ввести таможенные тарифы. Было бы трудно в первое время, потребовалось бы отделить граждан империи от моих. Но, в принципе, это реально.

— А-фи-геть! — по слогам выговорила девушка. — Так вот чего ты задмал…

— Нет-нет, — отмахнулся я. — Это чисто теоретическая возможность. Не думаю, что от этого стало бы лучше. Это я тебе, как пример моих возможностей, привел. Но это я знаю, что полное отделение ни к чему хорошему не приведет, а вот правящая династия может думать по другому. Понимаешь? Они там, в Хольгарде, думают, что каждый удельный князь — потенциальный сепаратист. Отсюда и давление это на мозги обывателей. Если все будут знать, что под рукой императора живется лучше, им и в голову не придет поддержать князя, буде он станет пытаться отделиться.

— Логично.

— Угу. Логично. И еще логичней — просто разорвать прямую линию наследования. Убрать наглого мальчишку, и забрать последний осколок древнего договора. Ну или хотя бы — отлучить его от власти.

— Это как? Ну, убить — это понятно. Отравить, или подстроить несчастный случай для профессионалов не проблема. А отлучить — это как?

— Спасибо, — хмыкнул я. — Утешила.

— Ай, да брось, Антон. Хотели бы тебя грохнуть, давно бы уже грохнули. Там, в этой вашей провинциальной усадьбе, у тролля за пазухой, так еще и проще. Никто бы ничего и не узнал. Были люди, да пропали. Так что, уйми паранойю. Прямо сейчас никто тебя убивать не будет.

— Порадовала, — криво улыбнулся я. — Но я тоже так думаю. Все-таки людей, даже в мыслях, не отделяющих Алтай от семьи Летовых, у нас еще слишком много. Опозорить, отлучить от престола — это будет куда как эффективней.

— В вашей аристократической кухне и такое возможно?

— Ты не поверишь. За многие тысячелетия, что Сильные у власти, чего только не было. А уж когда вассалы единогласно отказывались признавать слишком зарвавшегося человека сеньором — даже не один раз. Однажды в Европе герцог лишился короны, покинув поле боя. Ему показалось, что битва проиграна, и он, бросив вассалов, отступил. А те, сумев-таки победить, сговорились и лишили его титула. За трусость и предательство. Так-то вот.

— А тебя есть за что? Ты первый день князь. Ничего худого сделать еще не успел…

— Это только так кажется. На самом деле, при большом желании, даже эту, берхольмскую, горе-полицию можно мне в вину поставить. До сегодняшнего дня они ведь моей внутренней стражей считались. Представь, если бы вчера, например, размеры коррумпированности и слияния с криминальными структурами стали достоянием общественности? Никого бы не волновало, что я еще не совсем был князем. Решение суда вступило в силу, империя меня признала, значит — виновен. А сейчас — да. Сейчас уже поздно. Кукловод упустил шанс измарать меня в этой грязи.

— Думаешь, это все чей-то злой умысел?

Вопрос был, что называется: не в бровь, а в глаз. Вот как объяснить всю сложившуюся в уме схему, учитывая, что единственное на что могу опираться — это мои умозаключения.

— Не знаю, — все-таки пришлось признать мне. — Очень на то похоже. Смотри сама.

— Ну, удиви меня, твое сиятельство.

— У меня в кабинете собраны досье на всех вассалов, кто, по каким-либо причинам, отказывается делать положенные выплаты в княжескую казну. Их много. Чуть меньше двух третей от общего количества.

— Ого.

— Да. Ого. Хорошо, что по общей площади земель, это даже не половина.

— Все равно — много.

— Мне тоже так показалось. И я решил попробовать выявить закономерности. Ну, понять, что именно подвигло их на такие действия. Подумал, что не могли прежде вполне лояльные подданные, ни с того, ни с чего, вдруг, удариться в оппозицию к сюзерену.

— Нашел?

— Нет, — развел я руками. — Они не родственники, не связаны экономически и каждый объясняет свое решение разными причинами. Зачастую, совершенно надуманными. Понимаешь? Да, тролли! Как объяснить-то? В общем, вместо того, чтоб просто заявить, мол, не хотим платить, отговариваются какой-то ерундой. Словно вообще не верят, что княжеский престол на Алтае просуществует еще хотя бы несколько лет. И что их вообще будет кому наказывать.

— Но прямо об этом никто не говорит? Верно?

— Ну, да. Но! — заторопился я, разглядев на лице девушки саркастическую улыбку. — Тут я вспомнил того типа. Помнишь? Бубнилку, который обыскивал мою комнату в общежитии, и которого мы с тобой ловили в старом сарае.

— Да, помню, — хихикнула Ксения. — А потом нас всех поймал Ормссон.

— Точно. Так вот. Этот самый Ормссон выяснил, что Бубнилка работал на господина из столицы, к которому все обращаются «ваше высокопревосходительство». Ни фамилии, ни места работы этого «превосходительства» Бубнилка не знает.

— Или Ормссон не смог выпытать, — дернула плечами дочь наемников.

— Или так, — не стал спорить я. — Просто запомним эти сведения. Хорошо?

— Угу. Запомнили.

— Теперь вернемся к Берхольму. Скажи, тебя не смущает тот факт, что полиция Берхольма продажна, как проститутка, занимается рэкетом и криминальными схемами, а никто их не трогает? Нет, я понимаю, что Совет Мастеров эта ситуация более чем устраивает. Но, поверь, долго такую ситуацию в тайне не сохранить. Всегда найдется кто-то настырный, кто добьется приезда инспекции из имперского МВД. Ну, или хотя бы напишет заявление жандармам. А у нас в Берхольме полиция грабит горожан много лет, и никому нет до этого дела.

— Я думала, раз полиция считалась твоей внутренней стражей, их никто и тронуть не смеет.

— Это не так. Они считались моими людьми, получали у меня жалование, но действовали только в рамках имперского закона «О полиции». И министерство внутренних дел обязано за этим внимательно следить.

— Ну, тогда — это действительно странно. Этакое-то «шило» в мешке не утаишь.

— Вот и меня это удивляло. А вот если вспомнить о существовании господина «его высокопревосходительство», то уже не так-то все и странно. Мог ли этот высокий столичный чин таким вот замысловатым образом устраивать мне ловушку? Представь: молодой князь вступает на престол, и неделей спустя, на всю страну грохочет скандал — полиция многомиллионного города — личная стража Алтайского князя — оказывается бандой преступников!

— Ну, да, — согласилась Ксения. — Трудно будет отмыться от грязи, что СМИ выльют на голову. И даже, если расследование покажет твою непричастность, повод «подсказать» жадным вассалам появится.

— Вот именно! Кто-то, вроде шорского зайсана Улушхана, или Гуселетовых с запада, может и не подпишутся, а вот все остальные — легко. Землями их одаривали в такой седой древности, что там даже капли благодарности к Летовым не осталось. А тут такой шикарный вариант: подписать коллективное письмо императору, и избавиться от опасного мальчика. Да еще «все знают», что в императорском уделе люди живут хорошо…

— Же-е-есть, — протянула Баженова. — Вот это кино!

— Это не кино, — зло выдохнул я. — Это коварная многоходовая интрига. И она вряд ли была бы осуществима, если нет своего человека в моем ближайшем окружении.

— Фигасе! И что делать?

— Вопрос вопросов! Хотел бы я знать, что делать. А главное: кому верить?

— Да, уж, — пискнула Ксения, и глубоко задумалась.

— По ходу, Ормссон тут точно не причем, — не очень уверенно начала она, пять минут спустя. — Прикинь. Заслать много лет назад человека работать в страже Лицея, что бы он теперь смог пролезть в твое окружение. Прямо хитроумный Локи получается, а не простой человек. Хоть и генерал.

— С другой стороны, Кнут все это время был здесь, в Берхольме. Кому, как не ему видеть, во что превращается городская полиция?!

— Ну, видит. И что дальше? Если у них «крыша» на самом верху, что бы он сделал?

— Да я не о том. Мог ли он как-то участвовать в развращении полицейских? Ну, способствовать их криминализации?

— Капец, ты умные слова иногда выдаешь, — хихикнула Баженова. — Ты это прекращай. Князь простым и понятным должен быть. А не заучкой какой-то…

— Ха, — оскалился я. — Эти умные слова теперь из телевизора потоком льются.

— Ага, — и не думала спорить девушка. — И все сразу понимают: врут! Так что решил с колдуном? Выбирай. Кому-то же нужно верить. Ты теперь слишком на виду, чтоб за подозрительными соратниками следить.

— Хорошо, — решился я. — Езжай прямо сейчас к Ормссону. Расскажешь все, что я тебе рассказал. Пусть начинает проверять всех вокруг меня.

— И стариков? — тяжело вздохнула Ксения.

— Их тоже, — нахмурился я.

7.Руна Отил

Мидсумар 1148 год

Вторая половина месяца Iunius ю.к.

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения, что

На Мидсумар поднадзорным А.Л

Назначен большой прием для вассалов

И арендаторов. В свете последних событий, предполагается, что будут

Озвучены какие-то важные решения.

Светояр

Технически, праздник середины лета, мидсумар, приходился совсем не на середину. Правильнее было бы назвать его серединой года, но предки не заморачивались пустяками. Месяц туда, месяц сюда — когда путешествие на лодке через океан могло продолжаться по полгода, точная календарная дата не имела такого уж большого значения.

Хотя, если исходить из нужд простого, среднестатистического бонда*, мидсумар, в какой-то мере, действительно был важной вехой. Животные принесли приплод, поля вспаханы и засеяны. И перед первым сенокосом появился первый, самый сладкий, период относительного отдыха.

/*Бонд — землевладелец. Важный базовый слой населения Древней Скандинавии. Бонд владел одалем (odal) — землёй, передававшейся по наследству. С концом эпохи викингов понятие наследственной земли исчезает. Бонд мог как обрабатывать землю сам (с помощью рабов или свободных работников, хускарлов), так и отдавать её в аренду за плату (обычно 10% стоимости земли в год)./

Не мудрено, что именно на мидсумар назначались тинги*, когда вольные люди съезжались чтоб выслушать касающиеся всей округи новости, принять важные решения и договориться с соседями о многом.

/*Тинг — древнескандинавское и германское народное собрание (съезд), состоящее из свободных мужчин страны или области./

В том числе, о том, кто есть кто. Кто слабый, кто сильный и какие, в связи с этим, у них будут отношения. Выяснялось, статус каждого человека и его важность для общины в целом. Понятное дело, процесс выяснения сопровождался пирами и застольями, поединками и соревнованиями в различных умениях.

На счастье, никаких особенных жертвоприношений в этот день делать не нужно было. Припоминая, как тяжело мне дался ритуал на Огенный Блот, опасался, что вовсе сдохну, призывая благополучие для стольких людей сразу. О Богах, конечно не забыли. Просто восхваляли их, так сказать, опосредованно. Через мед поэзии — словесные поединки скальдов, с присуждением вполне вещественных призов.

Когда скандинавские и русские конунги стали князьями, традицию подхватили владельцы обширных земель. На мидсумар обычно назначаются общие съезды вассалов, подтверждение древних клятв и заключение новых вассальных договоров. Ну и раздача «колец», конечно. Каждому по делам его.

Еще, на мидсумар приходился ежегодный, даваемый императорским наместником в Западной Сибири, губернаторский летний бал. Но это вечером. А днем, в моей новой усадьбе, прошел большой прием. Впервые в жизни, я выступал в качестве сюзерена для более чем четырех десятков вассальных семей, представленных главами родов, или первыми наследниками. Ни кто открыто проявлять неуважение, и отправить менее значимого человека, не рискнул. Оно и понятно. СМИ активно выставляли меня парнем резким, и склонным к агрессии, припоминая и расправу с Варнаковскими прихвостнями у ворот Лицея, и даже нагло публикуя неизвестно откуда взявшиеся фотографии избиения членов военно-патриотического клуба. Естественно, без указания, что тот поединок был учебным. Капоны открыто возмущались, и обещали существенно пополнить мою казну, после окончания судов о нанесении вреда моей чести и достоинству.

Признаться, не сразу решил: стоит ли вообще затевать эти суды. В конце концов, закон на моей стороне, и даже если бы я отправился лично выжечь рассадники порочащих меня сведений, с пониманием бы к этому отнесся. Другой вопрос, что бы предприняла городская полиция, и без того на меня обиженная за прекращение финансирования? Потом решил: Капонам не помешает утвердиться в умах горожан в качестве моих официальных представителей по всем, касающимся юриспруденции, вопросам. А, значит — суды. Опять же, денег много не бывает. У меня в голове столько проектов по развитию княжества, что сколько не дай, все мало будет.

Полицию, кстати, как и ожидалось, взял на баланс город. Не знаю и знать не хочу о чем Совет Мастеров думал, но после смены хозяина, так называемые правоохранители старые делишки не бросили. Я этому только рад был. Во-первых, потому что теперь меня и вовсе не в чем упрекнуть было. А во-вторых, счет к городу-предателю только увеличился. После определенной идеологической обработки, теперь и рядовые горожанеподдерживать клику зарвавшихся богачей перестали.

Эти «мастера» на мидсумар тоже в мой особняк явились. В полном составе. Потому что, кроме вассалов, я позвал и арендаторов. Из крупнейших, конечно. Семьи, возделывавшие пару десятин пашни у тролля за пазухой, и смысла-то большого приглашать не было. Да, подозреваю, они бы и не поехали. Чтоб добраться, следовало деньги на дорогу потратить. А откуда они у скромного земледельца?

Ровно в полдень двери в большой зал усадьбы, тот самый, где мы с воеводой воевали с Мартыноскими бандитами, открылись, и дорогих гостей пригласили входить. После ремнота помещение изменилось не особенно сильно. Делать своим городским представительством особняк навсегда я не планировал. Маловат он для всех хотелок. В планах было выстроить в центре Берхольма небоскреб, этажей этак в тридцать-сорок. И верхние ярусы оставить за собой, в качестве жилища. В одном здании и все службы с департаментами удобно бы разместились, и оборонять его, в случае чего, проще.

Но это так. Дело далекого будущего. А пока из зала просто убрали всю мебель, кроме одного кресла на небольшом возвышении — для меня. Да еще добавили целые гроздья видеокамер. Все мероприятие будет сниматься и записываться, чтоб после, специально обученные люди по реакции людей смогли определить лояльность каждого из приглашенных.

Естественно, украсили немного. Знамена с гербами развесили. Временную платформу, на которой мой «трон» установлен был, коврами застелили. И на этом решили остановиться. Мнимым богатством пыль в глаза пускать и пытаться еще как-то украсить помещение не стали заморачиваться. Те, кто в курсе реального финансового положения Летовых, все равно бы не обманулись, а для остальных и того, что было достаточно.

Очень не хватало дружины. Хотя бы десятка человек в современной броне и с оружием. Само их присутствие здорово бы добавило веса моим словам. Но парни, набранные по объявлениям из детских приютов и по окраинам Берхольма, все еще проходили курс новика на базе «Перуничей», а наемников как не наряжай, все равно суть видно будет. Тем не менее, первичный досмотр и внешний периметр охранения наемники все-таки осуществляли. Мало ли. Вдруг среди приглашенных нашелся бы безумец, решивший пожертвовать собой ради мнимой свободы княжества от гнета княжеского престола.

Внутри же ответственность принимали мы с воеводой. Ну и, в какой-то мере, люди Ормссона. В случае каких-нибудь подозрительных шевелений в толпе, нам с ярлом должны были немедленно подать сигнал. А дальше в дело бы вступили высшие Силы.

— Рад приветствовать своих верных вассалов и честных арендаторов, лендрманов, бондов и ландбоаров у себя дома, — громко начал я, когда все люди вошли, и даже усели разбиться на кучки: горожане отдельно, соседи со своими. Интересно, что те из вассалов, кто чувствовал свою вину, инкстиктивно отделились. Решил, что это хороший знак. — Сегодня, в день этого светлого праздника, по заветам предков, закону русов и обычаям Алтая, мы воздадим каждому. Добром за добро, злом за зло. Сегодня я стану вершить суд, дабы восторжествовала справедливость. И да помогут мне в том Риг, Фрейр и верховный Ас!

Я уселся на кресло, и положил ногу на ногу так, что лодыжка легла на колено. Поза спокойствия и уверенности в себе. Когда придет время, я ее сменю на ту, которая будет больше подходить к обстановке.

— Ашин Улушхан, — зычным гласом выкрикнул Вышата Ромашевич. Ему бы с волнением научиться справляться, цены бы парню не было. Голосище у него, как у рога Хеймдаля*.

/*Рог Хеймдаля — в скандинавской традиции волшебный рог (музыкальный инструмент), которым бог Хеймдаль — страж границ, должен подать сигнал о начале Рагнарока./

Шорский зайсан был крупнейшим по площади земель вассалом. А если считать и подконтрольных Ашину малых князцов, так выходило, что чуть ли не четверть Алтая была под его рукой. Жаль только, что территории все так же, как и сто лет назад, были малообжиты. На огромных территориях жило менее десяти процентов моих подданных. О природных богатствах и насыщенности недр полезными ископаемыми я вообще молчу. Тут Ашинам и Урал позавидовал бы.

Однако, по-хорошему, первым следовало вызвать не его, а главу рода Гуселетовых. Во-первых, как моих ближайших родичей, а во-вторых, потому, что он был единственным светлым потентиком среди вассалов. Но старый эконом — а именно он и был главой большой и достаточно богатой семьи — сам предложил отдать приоритет шорцу. В качестве благодарности за вовремя оказанную помощь. Такие вещи нельзя забывать!

— Приветствую тебя, Улушхан, — улыбнулся я невысокому, крепко сбитому человеку, который ни лицом, ни повадками, ни одеждой на туземных жителей похож не был. Совершенно европейское лицо. — Благодарю, за все, что ты сделал для моего рода. За оказанную помощь, дарую тебе освобождение от всех выплат в княжескую казну сроком на десять лет.

Признание заслуги было поощрением, а освобождение от налогов — не более чем выполнением прежде достигнутых договоренностей. За те самые шестьдесят миллионов гривен, которые его сын, Шелтран-шан, привез мне на банковской карте. По сильно округленным расчетам, и не учитывая новые предприятия, которые могут появиться у шорцев в этот срок, сумма всех отчислений как раз и вышла бы примерно такая. Ну, плюс-минус пять или десять миллионов. Для бюджета княжества — сущая ерунда. Для активно развивающего добычу полезных ископаемых зайсана — весьма существенная сумма. Кроме того, я обещал выстроить на его землях металлургический комбинат, и от своих слов не намерен был отказываться.

По толпе собравшихся в зале людей пробежала волна шепотков. Чуткие камеры, для которых не было «мертвых» зон, наверняка считали движения губ, и опытные специалисты уже занимались расшифровкой сказанного.

— Светлый лендерман Эулейв Гуселетов, — громко выкрикнул Вышата.

Тут я встал, и шагнул с помоста навстречу старому эконому. И плевать на «невместно» и на «тако же».

— Спасибо тебе за все, — приобняв прежде седого воспитателя, сказал я. — Тебе, и всему твоему роду. Мне во век не расплатиться с тобой за все, что ты уже для меня сделал. Но я даже не знаю, чем тебя отблагодарить. У тебя и без моего участия есть все, о чем только может мечтать настоящий рус.

— Живи счастливо, — растроганно произнес Эулейв. — Роди детей, сделай наши земли процветающими. Верни нам гордость! О том только мечтаю.

— Обещаю, — согласился я.

Тщательно отрежессированная и отрепетированная сцена, но получилось неплохо. Потом мы еще дважды повторили нечто подобное со старыми воеводой и чародеем. Пафос на таких мероприятиях только приветствуется. Настраивает, так сказать, толпу на нужный лад. Ну и придает вес словам мальчика на троне.

Список был длинным. Не со всеми получалось даже перекинуться парой фраз, не то чтоб обстоятельно поговорить. Верные долгу вассалы и арендаторы шли один за другим, получая на то, что и без того обязаны были делать, незначительные преференции. Пока очередь не дошла, наконец, до провинившихся. И начали мы с тех, кто виноват был меньше остальных.

— Ты просил отца уменьшить для твоего рода бремя княжеских налогов и щитовых выплат, — констатировал я, глядя на неуверенно себя чувствовавшего мужчину. Вряд ли он писал то прошение. На момент пропажи князя Рутгера, этому вассалу было лет пятнадцать, не больше. — Верно?

— Да, ваше сиятельство. Но…

— Но тебе никто не ответил, и ты решил действовать вопреки старому договору. Так?

— Нет, ваше сиятельство, — поклонился он. А вот не нужно мне тут этих вот «но». Теперь, что бы он ни сказал, все равно будет казаться, что оправдывается. — Мы чтим старый договор, но финансовое положение рода на тот период было таково, что…

— Теперь ваше положение улучшилось? — любезно поинтересовался я.

— Да, ваше сиятельство. Теперь мы твердо стоим на ногах.

— И как давно это произошло? Нужно полагать, твой отец передал тебе старшинство не в самое трудное для рода время?

— Да, ваше сиятельство. Уже лет пять, как у нас все хорошо.

На самом деле у этого рода дела пошли в гору сразу после того, как они перестали делать выплаты в казну. Хватило этого небольшого толчка, чтоб выправить ситуацию. Но говорить о том, что знаю, не стал. Иногда лучше пожертвовать тем, чего и без того нет, чем лишиться возможности и впредь отслеживать жизнь вассального рода.

— Пять? Отлично. Рад за ваш род. Тогда, слушай мое решение: С сего дня вы продолжите честно и полностью исполнять обязанности, возложенные на вас старым договором. А, кроме того, вернете мне все, что задолжали за… шесть последних лет. Равными долями, ежемесячно, на протяжении шести лет. Это и будет вашим наказанием за проступок.

Следующим был представитель семьи, будто бы охраняющей границу, которая давным-давно от них переехала далеко на запад.

— Я даю вам выбор, — сразу, даже не став слушать жалких оправданий, заявил я. — Либо вы платите, как все, и старый договор будет изменен. Конечно, в качестве наказания, вернете все, чего казна княжества недосчиталась.

— Либо? — нахально поинтересовался первый наследник рода, и не подумав меня титуловать.

— Либо, если ты все-таки настаиваешь на соблюдении старого договора, завтра ваши земли подвергнутся атаке. Коварный враг проник в самое сердце княжества, а, благодаря таким как ты, считающим себя самыми умными, остановить его оказалось некому. Если у вас не найдется достаточной для обороны дружины, все члены твоей семьи умрут. Я понятно объясняю?

— Вполне, — процедил тот. Подумал и принял решение. — Я выбираю первый вариант, ваше сиятельство. И прошу снисхождения. Позволь рассрочку.

— Нет, — отрезал я. — Никакого снисхождения. Погасить все задолженности в течении месяца. Иначе лишитесь земли. Основатель вашего рода получил одаль* за доблесть, и наверняка ныне пирует в Вальхалле рядом с моими предками. И ему должно быть стыдно за вас, его потомков.

/*одаль (odal) — земля, передающаяся по наследству./

Порадовал старейшина Утячичей, явившийся в особняк вместе с внучатым племянником, Добружкой. Признаться, был рад увидеть бывшего соседа по общежитию. На радостях, пожаловал этому роду вдвое большую скидку на аренду земель, чем собирался. Не на всегда, на время, и не очень большую. Но расселился богатый, а главное — верный род на обширной территории. Так что, им и два процента — это существенная сумма.

Удивил один из тех арендаторов, кого предок расселил по землям, окружающим Берхольм. По большей части угодья ему достались лесистые — кусок соснового бора по гребню холма, с востока прикрывающего старый город. Договор не позволял арендатору вырубать мачтовые деревья, и, к вящему моему удивлению, он это соглашение свято чтил. Кусок леса остался целым, превратившись в огроменный, заставленный аттракционами, Центральный городской парк.

Парк городским только назывался, оставаясь, по сути, частью моих, но арендованных ушлым родом, земель. А то, что семья смогла из никчемной территории еще и прибыль получать, так честь им за это и хвала.

— Я так понимаю, лишиться договора ты не хочешь? — улыбаясь, спросил я.

— Истинно так, ваше сиятельство, — склонил голову вполне, с виду, преуспевающий бизнесмен. — Парк уже век, как кормит всю нашу семью. И каждый день, садясь за уставленный яствами стол, мы благодарим за это Богов и вашего уважаемого предка.

— Чтож, — задумался я. — У меня нет оснований, чтоб разорвать с тобой старый договор. Но есть желание отблагодарить твою семью за честь и верность. Предлагаю тебе дать мне клятву в качестве вассала, и получить городской парк в лен.

— Примем это предложение, как честь великую, ваше сиятельство, — в пояс поклонился арендатор. Еще бы ему не благодарить. Вассалом князя может быть только дворянин. Оммаж автоматически возводил бывшего арендатора в дворянское сословие. Да еще, в придачу, закрепить за семьей землю, находящуюся прямо в самом центре огромного мегаполиса. Я могу, конечно, запретить ему и впредь вырубать древний, реликтовый, бор, но, думаю, этого делать и не придется. В конце концов, ему самому не выгодно превращать парк в еще один, застроенный бетонно-стекляными коробками, микрорайон города.

Думать и предполагать я мог что угодно. Как говорят славяне: человек предполагает, а Боги располагают. Вот и я все-таки пришел к мысли, что не хочу полагаться на здравый смысл нового вассала, и прямо указал бывшему арендатору на недопустимость уничтожения даже малой части деревьев. Хочет там что-то серьезное построить, пусть приходит с проектом. Посмотрим, оценим, и примем решение. Это же условие было включено в вассальный договор. Во избежание непониманий в будущем, так сказать.

С теми проштрафившимися вассалами, которые напирали на отсутствие в княжестве княжеской дружины и придержали щитовые выплаты, тоже, слава Богам, быстро все решилось. Ромашевич вызвал их к трону всех сразу. Оптом. И вердикт я озвучивал им так же, коллективно.

— Вы, господа, должно быть запамятовали, что, до недавних пор, все десять тысяч полицейских Берхольма считались княжеской стражей? — мягко укорил я мнущихся предо мной взрослых мужчин. — Может так и вышло, что из-за вас, из-за вашей жадности, полиция эта стала… тем, чем стала. И этим лишилась моего покровительства.

— Виноваты, ваше сиятельство, — склонил голову самый старший по возрасту из провинившихся, которому остальные, промолчав, как бы делегировали полномочия говорить от их имени. — Повинную голову меч не сечет…

— Верно, — хмыкнул я. — Так оно и есть. И так нам дедами заповедано. А потому, все, чего должны — вернете. И впредь не советую испытывать пределы моего терпения. Я — Летов. И что один Летов дал, то другой может и забрать.

Жаль, что с логистическими магнатами такой простоты не вышло. Эти, сидящие на Великом Стальном пути, господа, окончательно отринули заветы предков, и превратились в банальных торговцев.

— Я имею большие планы по развитию транспортной отрасли в княжестве, — по-доброму начал я. — И договор с Братством Стали обязательно будет возобновлен. Естественно, все, имеющие землю вдоль дороги, получат свои преференции. Однако! Кто вам сказал, что одно как-то связано с другим? Где, в каком документе, писано, что ваши налоги зависят от доброй воли Братства? Кто дал вам одаль? Князь Летов, или какой-нибудь мещанин из администрации Западносибирского отделения имперских железных дорог? Отвечайте, когда вас спрашивают!

Ни один из них даже глаза от смущения не потрудился спрятать. Стояли плотной группой, пялились прямо на меня, и ни капли вины за собой не чувствовали. Взбесили. Дар в груди шевельнулся, и тоненькие серые язычки отмены энергий потекли с рук по креслу, помосту, паркету…

— Ваш достопочтенный предок… — начал говорить один из логистов. Но не те слова подобрал. Потому что к дворянину нельзя обращаться «достопочтенный». Это слово показывает высшую степень уважения по отношению к мещанину, ремесленнику, настоящему мастеру своего дела. К успешному купцу, в конце концов. Но никак не к дворянину.

— Имя? — прорычал я, накрывая группу людей родовым даром. — Скажи мне свое имя, достопочтенный.

Дядька, раза этак в три меня старше, прямо-таки побагровел. Играть словами я тоже умею, и только что указал, что лишил его права принадлежать к дворянскому сословию.

— Я… — проблеял он. — Я ваш вассал, Летмасов… Ваше сиятельство.

— Уже нет, — поморщился я, усилием воли загоняя дар обратно. — Мне не нужен такой вассал. Ты теперь — просто человек. У тебя есть сутки, чтоб собрать вещи, и покинуть пределы княжества.

— Н-но…

— Уберите из зала постороннего, — повинуясь моему сигналу, провозгласил Вышата. Пришлось ждать, пока пара наемников не выведет лишнего человека из особняка. Документы об изгнании будут готовы как раз к тому моменту, как этот, словоохотливый, успеет собрать нажитое многовековым трудом, и станет готов к переезду. Прощать неуважение я не собирался никому.

— У вас, пока еще — вассалов, есть, что сказать в свое оправдание? — продолжил давить я на оставшихся логистов. — Незаменимыми себя почувствовали? Исключительными? Так я вам объясню, что сделаю, когда все вы откажется признавать меня своим сюзереном, и выедете за пределы княжества. Я просто объединю все ваши предприятия в одно, и назначу директора. Я понятно объясняю? Вы — клещи. Присосались к железной дороге, и пьете кровь у честных людей, заставляя платить за доступ к терминалам погрузки-разгрузки. Еще и бунтовать вздумали?!

— Мы все вернем, ваше сиятельство, — быстро ввернул самый сообразительный, когда я сделал паузу, чтоб набрать в грудь воздуха. Особо испуганным он не выглядел, но перспективы, судя по всему, оценил достаточно точно.

— Нисколько не сомневаюсь, — отрезал я, наклоняясь в кресле вперед. Поза угрожающая, но именно это мне тогда и было нужно. — Вернете. В десятикратном размере. Без рассрочки. И для княжеских товаров ваши расценки станут меньше вдвое. Это понятно?

Вышата дождался, когда логисты вернутся на свои места в зале — я никого не отпускал, и те, чьи дела княжий суд в моем лице, уже рассмотрел, оставались наслаждаться зрелищем — и подал мне стакан с водой. Стоило мне его забрать, как здоровяк поклонился, и прошептал на грани слышимости:

— Все готово.

Прикрыл глаза, задержал веки на полсекунды, показывая, что сведения принял. И вальяжно повел рукой.

— Вызывай следующего. Кто там у нас?

— Каретников, — спокойно пояснил Ромашевич, и добавил уже более громко. — Его милость, господин Каретников.

— Я собственно, ваше сиятельство, уже все понял, — улыбнулся мне потомок мастера.

— У меня к тебе вопрос, — скривился я. — Скажи мне, Каретников: чем сиятельный князь по твоему отличается от князя — его милость?

— Ну как же, — развел руками тот. — Это же всем известно. Сиятельный, ваше сиятельство, это маг великой Силы. А его милость — это просто князь. По крови.

— Угу, — протянул я. — Выходит так, что ты волен сам себе князей определять?! Этот, сиятельный — значит мне князь. А тот, по крови, уже получается — нет. Или я ошибаюсь?

— Да, нет, — как дурачок продолжил скалиться этот тип. — Не так. Просто в старом договоре же прямо прописано, что мол, сиятельный князь Летов дарует мне…

— Ну, так ты добился своего, — теперь пришла моя пора улыбаться. — Я, сиятельный князь Летов, по праву Силы и крови, забираю у тебя все, что мой предок тебе даровал. Поздравляю. Теперь ты волен сам выбирать себе князей. Я же свой выбор сделал. Такие вассалы мне без надобности. И подданных таких мне тоже не нужно. Не желаю знать, что где-то на моей земле живет такой… Сутки тебе на сборы. К исходу третьих суток чтоб и духу твоего на моей земле не было.

— За что? — взвыл Каретников. — Я же только старый договор внимательно прочитал…

— Главное в старой бумаге — это то, что подвешено снизу, на шнурке. Я имею в виду печать, если ты не понял. И этой печати совершенно все равно, чьей рукой она была сделана; его сиятельства, или его милости. Пшел вон.

Настроение портилось. Впервые засомневался, что мы решили оставить самые сложные дела на конец. Все-таки, когда что-то даришь, вроде как сам удовольствие получаешь. Видно Боги, таким замысловатым образом, подсказывают, что одобряют наши действия. А где-то там, наверху, какой-нибудь колоссальный суперкомпьютер перекидывает единички параметра «удача» от одного жителя земли, к другому…

— Вышеслав? Вызывай этих… почтенных.

Ромашевич развернул скрученный в трубочку лист бумаги, прокашлялся, привлекая внимание начавших переговариваться вассалов, и громко и четко выкрикнул имена членов городского Совета Мастеров.

— Мне стало известно, что все вы, в разное время, приобрели договора на аренду моей земли, — мрачно начал я, пристально глядя на и не подумавших поклониться горожан.

— Ну, и? — криво усмехнулся один из мастеров.

— А потом грубо эти самые договора нарушили.

— Подай на нас в суд, мальчик, — продолжил наглеть словоохотливый богач.

— Ты, видно, что-то спутал, мужик, — фыркнул я. — Это моя земля, и я на ней суд. Здесь и сейчас, я, по праву крови и Силы, князь Летов, за многочисленные нарушения и неоплату арендной платы, разрываю с вами договора аренды. В сию же минуту, верные мне войска, возьмут мою землю под контроль.

— Ты не посмеешь! — взвился другой мастер. Судя по явно коротковатым ногам — сам мэр Берхольма, Варнаков-старший.

— Приказ уже отдан, — лениво процедил я. — Более того, в этот же миг моими юристами подан иск в имперский суд по возмещению мне потерь, вызванных нарушениями арендных договоров. Кто из вас Золотарев?

— Золотов, — автоматически поправил меня самый щуплый из упитанных горожан.

На самом деле, еще прадед этого человека озаботился сменой фамилии. Посчитал ее недостаточно звучной для одного из богатейших семей Берхольма. Впрочем, смена имени никак не повлияла на род деятельности семейной фирмы. Она, как не трудно догадаться, занималась вывозом и утилизацией твердых бытовых отходов. Город рос, увеличивалось население и территорий для складирования мусора требовалось все больше и больше. Княжество категорически отказывалось принимать городскую грязь у себя. Пришлось Золотовым выкупать права аренды всяких неудобий, вроде логов и оврагов. По хорошему, ничего страшного в этом не было бы, если бы прижимистые мусорщики не экономили на экологии. Да, большая часть отходов сжигалась. Да, наполненные по края овраги засыпались землей — вроде как рекультивировались. Все согласно имперскому закону. Только никаких мер по защите мест захоронений от попадания грунтовых вод не предпринималось. В результате, на окраинах Берхольма легко и просто было найти родники, вокруг которых было не найти ничего живого.

— Данные экспертизы мест складирования отходов будут приложены к искам. Подозреваю, что в отношении вас и у имперского правосудия появятся вопросы.

— Да он просто блефует, — выкрикнул кто-то из богатеев. — Сколько ты хочешь, мальчик, чтоб избавить нас от этого циркового представления? Миллион? Два?

— Ты кто таков, мужик? — любезно поинтересовался.

— Красулин. Что? Три миллиона?

— Красулин… — сделал вид, будто задумался я. — Текстильные и швейные фабрики? Верно?

— Да, это все знают.

— Слив отходов, минуя очистные сооружения. Слишком низкие трубы котельных, как причина повышения ПДВ* в трех районах города. Все верно? С вас один миллиард, сто два миллиона гривен. Касса вот у его светлости. Надумаете бежать, бегите. Вашей собственности вполне довольно, чтоб удовлетворить мои претензии. Следующий.

/*Предельно допустимый выброс (ПДВ) — норматив предельно допустимого выброса вредного (загрязняющего) вещества в атмосферный воздух, который устанавливается для стационарного источника загрязнения атмосферного воздуха с учетом технических нормативов выбросов и фонового загрязнения атмосферного воздуха при условии непревышения данным источником гигиенических и экологических нормативов качества атмосферного воздуха, предельно допустимых (критических) нагрузок на экологические системы, других экологических нормативов./

Боги! Они, как дети в начальной школе, стали по очереди называть свои имена, и вызнавать у меня суть и цену претензии. Похоже, ни один из мастеров в возможность отстоять свою точку зрения в имперском суде не верил. Один Варнаков только кривил морду, и молчал.

А мне хотелось бросить всю эту орду на стариков-воспитателей, и рвануть в город. Там в это время проходило все самое интересное. Туда, в те районы города, которые выросли на землях арендаторов, входили подразделения наемников. Берхольмской полиции, по понятным причинам, я не доверял, а потому, одной из главных задач «Перуничей» было вытеснение дискредитировавших себя стражей закона с моей земли. Пусть в Старом городе порядки свои наводят. Если конечно не передерутся между собой. На территорию города времен получения грамоты Хольмгардского права десяти тысяч правоохранителей явно много, а мне мздоимцы и грабители в качестве стражи не нужны.

Городским мастерам раздали грамоты с моим указом о прекращении действия договоров аренды, и выпроводили из зала.

Мельникова вызвали последним. Арендатор он честный. Ни разу даже задержки не допустил с оплатой, не то, чтоб вообще «забыть» перевести средства. Его кусок земли вдоль Пограничной, и начинался сразу к югу заИзлучиной, что возле Шаринского моста. Брал земли в аренду еще его пра-прадед для строительства первой на Алтае магомеханической мельницы. Зерна в княжестве всегда выращивали много. Хватало и самим, и соседей, что ниже по течению Оби, кормили. До самого Обдорского княжества, в устье, баржи доходят.

Теперь вот Мельников испросил дозволенья дополнить арендный договор разрешением строить на тех землях не только мельницы с элеваторами, но и жилые дома. Сотрудников у Мельникова много, и ему хотелось бы самых нужных специалистов еще и дешевым жильем к себе привязывать.

Прошение купец и промышленник давно прислал. Еще года два назад. Только решать некому было. Разрешил. Только условие поставил: чтоб жилье, ни по площади занимаемой земли, ни по квадратуре за планку в тридцать процентов от производственных зданий не выходили. Лично купцу принадлежащий и мне не подконтрольный район города мне не нужен был.

Вторую просьбу мукомольный магнат только что озвучил. Приглядел он еще один участок, на берег Великой реки выходящий. Готов был право аренды у нынешнего арендатора выкупить, но просил изменить предназначение арендуемой земли.

Оно, это предназначение, в каждом договоре прописывается в обязательном порядке. И его нарушение — считается достаточным поводом для разрыва договора. Вот городские мастера выкупали контракты на территории сельхоз назначения, и застраивали жилыми домами. А после, решением Совета, включали землю в городскую черту и считали, что всех обманули. Только это не так. И имперский суд это уже не один раз подтвердил. Были уже в стране прецеденты. Так что и «моим» обидчикам ничего в суде не светило. А учитывая, что старый эконом, и его предшественники на этом посту, исправно, ежемесячно, отправляли новым арендаторам требования по оплате, этих хитрецов еще и штраф огроменный ждал.

Ну, Мельников-то умный. Он решил сразу все бумаги правильно оформить, чтоб потом вдруг всей собственности не лишиться. Имелось у него желание выстроить на берегу Оби новейший речной порт. С терминалами загрузки муки в плавучие емкости. Чтоб не в мешках муку по воде возить, а в герметично запечатываемых цистернах. Вроде тех, в которых по железной дороге цемент возят.

Тут у воеводы вопросы возникли. Спросил купца, имеется ли возможность, в кроме мучных, иметь в порту еще один причал. Такой, чтоб для погрузки живой силы и военной техники на баржи подходил.

— Добавить проблемой не станет, — не задумываясь и на секунду, ответил Мельников. — Только содержать его в ногаточку встанет. А если моей это заботой мыслите, так, по правде, ваше сиятельство, ваша милость, скидку на аренду земли бы мне...

Договор аренды обычно на сто лет заключается. С продлением, если стороны не изъявили желание документ разорвать. Этот купец умел далеко в будущее планировать. Это сейчас перевозка войск по реке довольно актуальна. А что через сотню лет будет — никто не знает. Будет тогда причал нужен, или нет, большой вопрос. А скидка никуда не денется.

Впрочем, я не возражал и против скидки. Княжеский причал найдем, как применить. Там где солдаты смогут грузиться, и любые другие люди пройдут. А где военная техника — там и подавно. Пригодится.

После Мельникова мне оставалось лишь сказать несколько слов, и этим завершить сложное и важное и для меня и для княжества мероприятие. Жаль только, что на этом тот долгий день не завершился.

В соседнем помещении — малом зале приемов — дожидались жаждавшие общения с молодым князем журналисты. Готовили свои камеры бригады четырех телеканалов, а изъявивших желание по-присутствовать на пресс-конференции представителей печатных и сетевых изданий вообще десятками считали. Даже от столичных редакций заявки были. Не думаю, что внутренние дела Алтая кого-то особенно сильно волновали в Хольмгарде. Скорее всего их интересовала моя конкретно личность. Все-таки не так часто в империи появляются сиятельные потентики. В какой-то мере, магов Великой Силы вообще можно считать стратегическим ресурсом страны. Не знаю, как с этим дела обстоят у остальных отечественных сиятельных, а вот я, с моим уровнем контроля дара, точно был оружием массового поражения.

После городских мастеров, результат общения с которыми не поддавался прогнозу, перспектива встречи с журналистами никакого волнения не вызывала. В конце концов, те издания, на которые Капоны уже подали иски, на пресс-конференцию не были допущены. А с остальными тоже можно было после разобраться. Не думаю, что кто-нибудь из них рискнул бы ссориться с кем-то из высшей аристократии империи. Последние века — время торжества науки и прогресса — конечно, здорово встряхнули старые патриархальные обычаи. Но, как бы то ни было, сословное устройство общества так никто и не отменил.

— Его сиятельство, удельный князь Алтая, Антон-Альрик Летов, — громогласно — мне отлично было слышно из-за закрытых дверей — провозгласил Вышата. — Господа журналисты! Всем молча слушать речь его сиятельства. Когда наступит время вопросов, вас известят. Встать!

Ромашевич-младший дорвался до власти. Пусть это была всего лишь тень моего могущества. Сила глашатая на площади, озвучивавшего указ князя. Но тем не менее, парень быстро вошел во вкус.

— Добрый день, господа, — учтиво поздоровался я, быстрым шагом входя в малый зал, и занимая место на еще одном кресле, изображавшем княжий трон. — Итак, мы собрали вас с тем, чтоб известить о принятых мною решениях. Не далее часа назад, мной был подписан указ о прекращении действия арендных договоров земель, ныне занятых девятью из двенадцати районов города Берхольма. Естественно, у меня были на то основания. Для вас подготовлены все материалы, и будут розданы всем желающим составить собственное мнение о свершившемся событии.

Кроме того, извещаю вас, что на вернувшихся под мою руку территориях, городская полиция, скомпрометировавшая себя откровенно противоправными действиями, прекращает свои полномочия. Уже сейчас там все находится под контролем верных мне воинских подразделений. В течении недели контроль перейдет к княжеской алтайской полиции. Смею надеяться, что маргинальная часть населения города не станет испытывать моего терпения, и не решит воспользоваться временем относительного безвластия. Все противоправные действия кого бы то ни было будут пресекаться максимально жестко. Мародерства, или, не дай Боги — беспорядков я не допущу.

На этом у меня все. Готов ответить на ваши вопросы.

— Некоторое время назад… — сразу подскочил один из журналистов. Так быстро, что эхо моего голоса еще гуляло по залу.

— Представьтесь, прежде чем задать вопрос! — громыхнул Ромашевич.

— Сетевая газета «Последние Вести», спецкор Жданов. Некоторое время назад…

— Обращайтесь к его сиятельству, как положено, — продолжил давить Вышата. — Или я прикажу вывести вас из зала!

— Простите, — ничуть не смутившись, поклонился корреспондент. — Ваше сиятельство, некоторое время назад вы публично отказали городской полиции Берхольма в своем покровительстве. Хотелось бы знать, чем именно было вызвано такое ваше, ваше сиятельство, решение?

— У меня есть сведения, что большинство нынешней полиции Берхольма активно участвуют в коррупционных и откровенно противоправных действиях, — спокойно ответил я. — В мои обязанности не входит проведение расследований в городе Хольмгардского права. А потому, я, после уведомления соответствующих имперских служб, отказался от опеки над городской полицией. Полагаю, мздоимство и рэкет, в которых подозревают этих, так сказать, стражей Закона, не появились там в тот самый миг, как я принял на себя ответственность за землю предков. И намерен внимательно следить за ходом расследования, чтоб выяснить, кто именно, и преследуя какую цель, много лет прикрывал все это непотребство. Не удивлюсь, если выяснится, что нити ведут на самый верх…

В вариантах ответов, которые обсуждались со стариками-воспитателями, этой вставки про неведомого кукловода, не звучало. Но я еще тогда решил непременно нечто подобное заявить. Без чинов и имен, естественно. Подумалось, что и в таком виде намека будет достаточно, чтоб показать мою осведомленность о деталях плана по моей дискредитации. С другой стороны, если вдруг — это все только моя паранойя, и никакого заговора нет, подтолкнуть имперское МВД к более активным действиям тоже будет не лишним.

Пока отвечал, обратил внимание, что операторы телекомпаний, прежде скучавшие возле установленных на треноги камер, теперь ползали на коленях у платформы с моим креслом. Если бы не знал, что таким образом снимают крупные планы, и губы, произносящие особенно важные вещи — чтоб потом говорящий не смог отказаться от своих слов, решил бы, что эти типы замышляют что-то недоброе.

— Телекомпания «Четвертый Канал», спецкорреспондент Халло. Ваше сиятельство, скажите? Вы сейчас прямо указали на его высокопревосходительство, господина министра Внутренних Дел, Холмогорского?

— Не нужно приписывать мне собственные мысли, господин Халло, — поморщился я. — Я сказал только то, что сказал. И ничего более.

— Новостной портал «Сибирский Край», корреспондент Кастына. Ваше сиятельство, что теперь будет с городом?

— А что с ним может случиться? — удивился я. — Велизар Велиславович, сами посудите. Там постоянно живет и работает более шести миллионов человек. Не начну же я сносить их дома и предприятия только потому, что у города нечистый на руку Совет Мастеров?! Имперский закон гласит, что строения всегда повторяют судьбу земли, на которой стоят. Ныне я вернул свою собственность. Землю. В ближайшие дни, специально обученные люди, проведут кадастровую оценку строений и инженерных коммуникаций. И после этого, всем жильцам будут предоставлены новые расценки коммунальных платежей. По прогнозам, они, скорее всего, будут ниже прошлых, вплоть до двадцати-двадцати пяти процентов. Все время, что в подконтрольных мне районах Берхольма будет вестись переучет, никаких платежей делать не требуется. Это будет небольшим бонусом горожанам за доставленное им беспокойство. Я ответил на ваш вопрос, Велизар Велиславович.

— Спасибо за подробности, ваше сиятельство, — поклонился седовласый, представительного вида, господин. До того дня видеть знаменитого местного журналиста мне не доводилось. — Но хотелось бы знать: останется ли в Берхольме Хольгардское право?

Вот у человека голова работает! Попал в яблочко со второго выстрела! С трудом заставил лицо не выказывать акулам пера собственных эмоций.

— У вас есть какие-то сомнения? — вскинул бровь. Пусть сам попробует ответить на свой вопрос. Мы ни к чему такому не готовились, и я не знал — стоило ли приоткрывать планы теперь, или попробовать спрятать истину за потоком слов?

— У каждого они появятся, кто видел статистику, — широко улыбнулся Кастына. — По последней переписи населения, в Старом городе и на Забоке проживает менее двухсот тысяч человек. Что существенно меньше ограничения для получения грамоты Хольмгардского права. И раз вы уже вернули себе контроль над большей частью Берхольма, логично предположить, что на этом вы, ваше сиятельство, не остановитесь…

— Гм, — прочистил я горло, и непроизвольно почесал кончик носа. — Интересная идея. Я подумаю. И, кстати, как вы считаете: полный возврат города под прямое княжеское управление — это хорошо или плохо?

— Для кого, ваше сиятельство? Плохо для одних, хорошо для других.

— Я так понимаю, вы намекаете на Совет Мастеров и всех остальных, обычных горожан?

— В том, числе, ваше сиятельство.

— Значит, тем более — у меня есть повод задуматься. Следующий.

— Газета «Сибирь», корреспондент Татарский. Скажите, ваше сиятельство, какие ваши дальнейшие планы?

— Планов много, уважаемый. Не хотите как-то конкретизировать вопрос?

— Это и был общий вопрос, ваше сиятельство, — коварно выдал этот тип. — Обывателю хотелось бы знать, что еще можно ждать от вашего сиятельства.

— Простой обыватель, не связанный с криминалом, может ничего не опасаться. Моей первой задачей является укрепление власти князя на Алтае. В первую очередь мне нужно вернуть свое. То, что нечистоплотные дельцы пытались отобрать у Летовых за те десять лет, что княжество жило без князя. И считаю справедливым, если эти мною не уважаемые господа, поделятся неправедно нажитыми богатствами. Поверьте, господин Татарский. У меня достаточно сил, чтоб заставить считаться со своим мнением. Следующий.

— Телеканал «Домохозяйка», корреспондент Лада Хусмор. Ваше сиятельство, раз имперское правосудие признало ваши права на княжеский престол, значит поиски князя Рутгера не увенчались успехом?

— Именно так, — дернул я бровью. — У вас есть какая-то информация? Я готов щедро за нее вознаградить.

— Простите, ваше сиятельство. Но нет. Я хотела спросить другое. Скажите, ваше сиятельство: вы самый юный князь в империи, и при этом не имеете близких родственников старшего возраста, которые обычно занимаются подбором невест. Каким образом вы станете искать себе пару?

— Ах, вот вы о чем, — фыркнул я, расслабляясь. — Ваших зрительниц интересует — есть ли у них шанс? Чтож. Вы правы. Старших родичей у меня нет. И мне придется обходиться самому. Но дело в том, что мы, Летовы, никогда не занимались высокородной селекцией. И не искали выгод от удачной женитьбы на девушках из знатных или богатых семей. И знатности и богатства нам не занимать… Я, как и все мои предки, намерен жениться не иначе, как по любви. Так что — да. Шанс есть. Хоть и не очень большой.

— Это так романтично, ваше сиятельство. Спасибо.

— Пожалуйста, — улыбнулся я. — Следующий вопрос.

— Сетевой Информканал «Тайга-24», журналист Акридус. Ваше сиятельство, первая же встреча с одним из криминальных королей Берхольма закончилась полным разгромом преступной группировки. Теперь, когда большая часть города в ваших руках, намереваетесь ли вы полностью очистить город от засилья криминала?

— Это весьма обширная тема, господин Акридус. Достойная болшого и подробного интервью. Запишитесь у моего секретаря, фрёкен Баженовой. Мы с вами встретимся и все подробно обсудим. Сейчас же могу сказать лишь одно: на моей земле только один князь. И это я. Никаких других князей, королей или, не дай Боги — падишахов, на Алтае нет, и не будет. Господам криминальным авторитетам нужно решить для себя лишь одно: готовы они склонить передо мной голову, или предпочтут гордо умереть.

— Это угроза, ваше сиятельство?

— Угроза? Нет, что вы. Это констатация факта. Я не беру взяток, и не участвую в криминальных схемах. Со мной будет трудно, но возможно, договориться, и совсем невозможно купить. Но у тех, кто не собирается сдохнуть в подворотне, найдутся аргументы. Я думаю, глупые люди на городском дне не выживают.

Не знаю, поняли меня или нет. Понадеялся только, что хватит ума передать мои слова дословно. А уж те, коту мои слова предназначались, разберутся. На общем информационном фоне — город теперь практически в моих руках, и отдавать его какому-то мутному Совету Мастеров я не собираюсь — бонзам подпольного мира нужно выбирать на чьей они стороне. Старой «крыши», которая их теперь ни от чего защитить не в силах, или на моей. Впрочем, подозреваю, решение не появится сразу. С готовыми мать родную продать за горсть золота мастерами бандиты легко общий язык находили, а вот как с молодым да ранним князем получится — одни Боги знают.

Не исключался нами и силовой метод решения княжеской проблемы. Тут ведь все просто: не станет меня, последнего в роду, и некому будет и городских богатеев, как Ксения говорит: кошмарить, и бандитам некого будет бояться. Сами собой заглохнут иски в имперском суде — княжество, это то, что принадлежит князю, а не какой-то, абстрактный, кусок земли. Хотя, в империи и существуют некоторые территории, все еще называющиеся княжествами, но управляющиеся назначенным правящей семьей наместником. В первую очередь те, удельные, которые достались императору по первому уговору, как лишившиеся наследников. Но и такие есть, где аристократическая семья жива и здравствует. Просто не правит. Но и там каждый кусочек земли имеет своего хозяина — прямого вассала императора.

Алтай, как последнее удельное княжество, в случае моей кончины, ждет первый вариант. Предок, Ингемар Свинец, тоже древний первый договор заключал. С одной стороны, опасное это дело — жить постоянно под пристальным вниманием государевых людей, так и норовящих выслужится, изжить княжескую династию, и привести удел к прямому императорскому управлению. С другой, не зря в Кодексе Законов империи раздел, касающийся удельных княжеств как бы не для общего доступа. Это, чтоб в головах обывателей не появилась подлая мыслишка, что без империи жить стало бы намного легче. А такой вариант — полное отделение — вполне возможен. Изначально, первым договором и закреплялось, что государство русов — это конфедерация самовластных удельных княжеств. Глава же государства, конунг конунгов, просто первый среди равных. Вот так вот. И думается мне, будь текст соглашения более чем тысячелетней давности хоть немного другой, попробуй Рюрик Фрисландский хоть чуточку ограничить власть соратников, создать империю у него бы не вышло. Вольнолюбивые морские короли могли признать существование старшего брата, но не господина и повелителя.

Получается я, мое княжество, моя семья — последний осколок того первого уговора. Последнее напоминание Рюриковичам, что их власть в стране не совсем абсолютна. И на пути к идеалу всего один юный, резкий парень. Которого было бы проще простого махнуть с игровой доски легким движением руки, кабы не сиятельный уровень потенции и люди, успевшие мне присягнуть.

Потому, надеяться, что все наши начинания пройдут бескровно, никто и не надеялся. Устрой на меня, те же городские мастера, успешное покушение, их даже наказывать по полной не станут. Найдут какого-нибудь козла отпущения, а истинных виновников может еще и наградят. Вот только любая попытка покуситься на мою жизнь и здоровье и мнеразвяжет руки. Кровь за кровь. Ударом на удар. И весь вопрос вдруг сжимается до простого: готов ли ты разменять свою жизнь, в обмен на жизнь юного князя?

Больше интересных вопросов не прозвучало. Спрашивали еще много. Уточняли. Один, особенно настырный, все пытался вырвать из моих уст прямые обвинения должностных лиц городской полиции. Провоцировал, но своего не добился. Я — суд и судья в Алтае. Но подчиняющаяся Совету городская полиция — это не мои люди. Определять степень вины каждого из них должен городской суд. На худой конец — имперский. Мои же, даже подкрепленные документальными доказательствами, слова, подходят под определение «клевета». Стоило мне брякнуть что-нибудь такое в отношении должностного лица, и иск в суд гарантирован.

Много спрашивали обо мне и семье. Какой-то придурок рискнул задать вопрос о моих отношениях с матерью. Даже отвечать не стал. Просто приказал, чтоб выкинули придурка на улицу. Я им что? Кинозвезда, в грязном белье которой только ленивый еще не порылся?

8.Руна Отил

Мидсумар 1148 год

Вторая половина месяца Iunius ю.к.

Продолжение долгого дня.

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения, что

На Мидсумар поднадзорный А.Л

Посетил традиционный Летний

Губернаторский бал.

В ходе которого имел долгую

Беседу с государевым наместником

Господином Ивлевым.

Светояр

На контролируемых наемниками улицах Берхольма было малолюдно. Сопротивления «Перуничи» не встретили никакого, но план войсковой полицейской операции предусматривал таковую, и к применению силы мы были готовы. На каждом значимом перекрестке кортеж встречал блокпост — несколько оборудованных пулеметами легковых автомобилей при поддержке минимум одной единицы техники с тяжелым вооружением. А на границе с подконтрольным Совету Старым городом нас и вовсе встретили несколько бронетранспортеров.

Город выглядел так, словно только что был завоеван. Не для того, чтоб пограбить, а насовсем. Поэтому военные держались настороже, но на каждое и любое шевеление не стреляли, и обывателей не грабили. Наоборот, покушения на мародерство пресекалось быстро, и жестко. Некоторых особенно непонятливых просто расстреляли.

Полицию разоружили, и из полицейских участков выгнали. Арсеналы охранялись. Перемещение по улицам частного автотранспорта было временно приостановлено. Автовладельцев вежливо разворачивали обратно в гаражи и на парковочные места. Кроме военных, по моей части Берхольма разрешалось ездить только сотрудникам экстренных служб. Магазины, аптеки, больницы работали как обычно, но подвоз товаров в лавки тоже пока запретили.

По городским телеканалам почти непрерывным потоком шли разглагольствования каких-то личностей на тему того, как в городе все плохо, и как много бед я уже натворил. Ни единое высказывание видеорядом не подтверждалось, да и неоткуда было взяться этому видеоряду. Съемочные группы враждебных СМИ мимо блокпостов просочиться не смогли.

В противовес голословным утверждениям, мы, на официальном сайте в Сети, в режиме он-лайн вывели данные с полицейских камер видеонаблюдения. Любой, кому это было интересно, мог посмотреть, что реально происходит на улицах.

Приятной неожиданностью стала поддержка со стороны всеми уважаемого новостного канала «Сибирский Край». Костына организовал через Сеть даже прием заявлений горожан о правонарушениях, допущенных оккупационными войсками. Ну и на портале «Края» тоже демонстрировались виды улиц города. Добровольных помощников, что сняли на телефон видео из окна, и отправили в Сеть, было предостаточно. Попутно журналисты портала рассказывали какой из телеканалов кому из городских бонз принадлежит, и какие конкретно у молодого князя к этим людям претензии.

Саженях в ста за последним блокпостом «Перуничей» кортеж остановила полиция. Впрочем, ненадолго. Ничего нам предъявить они не смогли, и препятствовать свободному проезду не имели права. Старый Гуселетов предложил им или освободить путь, или объяснить губернатору, по какой причине аристократ не смог посетить ежегодный Губернаторский Летний бал. И пообещал, вызвать жандармерию, если они посмеют препятствовать свободному проезду.

В Старом городе пришлось сделать крюк. Ашин Улушхан с наследником изъявили желание прибыть в Губернаторский Дом со мною вместе. Продемонстрировать, так сказать, единство высшей аристократии Алтая. Я не возражал. Хоть кортеж и включал, кроме нашего старого лимузина, еще четыре больших трофейных джипа с охраной, все равно выглядел до неприличия маленьким. Еще четыре автомобиля — два новейших лимузина и две машины с охраной — сделали размер каравана приемлемым.

Нападения до бала мы не ждали. Не так-то это и просто за какие-то считанные часы найти исполнителей, и организовать грамотное, с расчетом на успех, покушение. Но на всякий случай, даже у гостиницы, где поджидали шорцев, никого близко к машинам не подпускали. Ормссон заявил, что на то, чтоб засунуть под днище автомобиля мину ума много не нужно. И этот вариант самый простой в исполнении. Потому охрана была настороже.

Но никто даже подходить не пытался. Для меня этот губернаторский бал был первым выходом в свет, а для новой княжеской дружины — первое боевое задание. Дружина — это конечно универсальное воинское подразделение. Но охрана первого лица, все-таки основная задача.

К слову сказать, ни одного законченного прототипа своего пехотного доспеха Ромащевич так пока и не создал. Иначе мы бы их обязательно к этой вылазке «в тыл врага» применили. Но и в обычных, современных доспехах и с оружием из последней линейки одного из оружейных концернов, бойцы выглядели достаточно грозно. Пусть даже мы все прекрасно понимали, что выучки на настоящее боестолкновение у парней не хватит, и воспользоваться навороченным обмундированием на все сто они не смогут. Но пока довольно было и нужного вида. В конце концов, за закрытыми непрозрачными забралами было не видно, что дружинники такие же безусые юнцы, как и я сам.

Воевода еще броневик для дружины требовал. Что-нибудь не такое большое, как бронетранспортер или БМП, но вместительное, и куда можно было бы установить пулемет, и погрузить минимум полдюжины бойцов в броне.

— А ну как скопом навалятся? — возмущался он. — Что делать будем?

— Колдовать, — огрызался в ответ эконом. — Антонушка вон в одного может армию прихлопнуть, если места хватит. А там и мы подсобим.

Цена вопроса была не малая. Подходящая машина, созданная для сил специального назначения МВД империи, от производителя стоила семьсот тысяч гривен. Плюс доставка. Плюс обслуживание и пулемет. В общем — дорого. А Сила уже бурлила в венах, и была как бы бесплатной. Тем более что и с гальдром*, после того, как стал подкармливать морского змея, у меня стало заметно лучше. Во всяком случае, руны послушно сплетались, и не взрывались драконьим огнем при попытке напитать их Силой.

/*Гальдр — древнескандинавский термин для обозначения, как магического заклинания или заговора, так и вообще всей магической практики./

Место кормления дракона, кстати, удалось переместить в другое место. Поближе к усадьбе. Все-таки мотаться каждый вечер на остров Забока к старому пирсу, было довольно трудоемко и долго по времени. А отпускать магического зверя и вовсе нельзя было. Не раз и не два уже звучало, что по-хорошему, нужно змея отправить на Драконье озеро, в окрестности родового гнезда. Но, как это сделать технически, пока так и не придумали.

Так вот, переплетенья у меня стали получаться. И это воодушевляло. Единственное, что было пока не особенно хорошо — это сила заклинаний. Я все еще весьма и весьма посредственно умел дозировать количество закачиваемой в плетенье Силы. И от того, выходили они, то слабенькие, как у зеленого уровня, или какие-то чудовищные по мощи. Вне категорий. Простейший щит от кинетических атак мог получиться то малюсеньким баклером, то монументальной толстенной плитой в пятьдесят сажен длинной, которую и гаубичный снаряд не сразу возьмет.

Про атакующие плетенья я и вовсе молчу. Попробовал как-то на днях самый часто применяемый в имперской армии факел пламени фиолетового уровня. Теперь газон жалко. Проплешина от особняка и до леса получилась. И широкая, гадина. Так просто не спрячешь. Да я тлеющую траву еще «руками великана» решил потушить. Ну и хлопнул несколько раз. Думал все окна в особняке повылетят. Но, вроде, обошлось. Только Гуселетов с остальными стариками мне это заклинание не раз еще припомнил. Словно у меня, и без их подталкиваний, работать над контролем стимула нет.

От гостиницы до Губернаторского Дома совсем близко. Минут десять или пятнадцать пешком. Наш кортеж примерно столько же ехал. В Старом городе поток машин никто, кроме правил дорожного движения, не ограничивал. Время близилось к вечеру. И хоть большая часть горожан в этот день свои авто из гаражей не выгоняли, на выходящих к Крепостной площади улицах встречались затруднения.

Ворота были предусмотрительно распахнуты, слуги губернатора умело руководили подъезжающими и отъезжающими кавалькадами, так что уже скоро мы с Ксенией и Эулейвом Гуселетовым входили в старый дворец, прежде принадлежащий нашему роду.

Со зданием, и прилегающей, к дворцу землей вышла какая-то мутная история. Как-то так вышло, что первые, после получения от императора грамоты Хольмгардского права, городские мастера обнародовали документ именно со ступеней монументальной лестницы нашего городского обиталища. И первое заседание Совета тоже почему-то прошло в этом дворце. Но потом сюда въехал государев наместник со своей канцелярией, а Совет Мастеров переехал в городскую ратушу.

Семейные летописи не открывают секрета — причем тут первый совет городского самоуправления и наш род. А наши архивы не содержат документа, подтверждающего передачу прав кому бы то ни было, на Берхольмский городской особняк. Создавалось такое ощущение, что предок просто о чем-то договорился на словах с предавшими его городскими купцами, да так все и бросил. С тех пор, и до князя Рутгера, ни один Летов в Берхольме подолгу не жил. Слава Богам, у нас достаточно собственности в других населенных пунктах княжества. Единственное что: пассажирский вокзал Братства Стали имеется только в Берхольме. Потому, если желаешь куда-то ехать железной дорогой, от краткого посещения города не отвертишься.

И вот я, второй после отца, не только живу в предавшем нас городе, так еще и на бал поехал в отнятый у нашего рода особняк.

— Удельный князь Алтайский, сиятельный Антон-Альрик Летов, со свитой! — провозгласили у высоких парадных дверей в бальный зал, и я, с Ксенией под руку, и со старым экономом сзади, вошел.

— Ваше сиятельство, — склонил голову губернатор Ивлев. — Для меня честь принимать вас у себя. Позвольте представить вам мою супругу, Белолюбу Белославовну.

— Здравствуйте Хотемир Тихомирович, — выговорил я сложное для привыкшего к сканди руса отчество. — Белолюба Белославовна.

— Проходите, Антон Рутгерович. Располагайтесь. Чуть позже мы еще подойдем к вам.

Это в порядке вещей. Это нормально. Кем бы ни был гость — хоть самим императором — первой обязанностью хозяина лично встретить каждого приглашенного гостя. Ну или хотя бы оставить кого-то из близких родичей делать это за себя. Ивлев был из служивых дворян. То есть — считался полноправным дворянином только пока служил императору. Ни его родственники, ни, подозреваю, супруга к правящему сословию по рождению не принадлежали. И если бы на входе стоял кто-то из них, я мог, с полным на то основанием, посчитать себя оскорбленным, и покинуть это мероприятие. Учитывая, что Ивлев все-таки был назначен исправлять должность губернатора именным указом императора, это бы выглядело, как намеренно выказанное пренебрежение со стороны правящей семьи.

— Улушхан, — между тем, успел поприветствовать шорского зайсана губернатор. — Добро пожаловать. Рад видеть вас, и вашего наследника в здравии…

— Пойду, обменяюсь любезностями со старыми знакомцами, — предупредил меня старый эконом, прежде чем исчезнуть в толпе приглашенных.

— Куда пойдем? — осведомился я у Ксении. — Хочешь чего-нибудь съесть или выпить?

— Выпить? — удивилась девушка. — Я думала у вас, у аристократов, развлечения более…

— Утонченные? — хмыкнул я. — Да нет. Все как у всех. Танцы, выпивка, вкусняшки. Тем более, мы сюда не развлекаться приехали.

— Поделишься? — заинтересовалась Баженова. — Нужно знать, что к чему. Чтоб не выглядеть дурой. Или это тоже секрет?

— Да ну, — отмахнулся я. — Какой секрет. Лицом буду торговать. Демонстрировать уверенность в себе. Показывать, что знаю что делаю. Еще объяснять.

— Будут интересоваться?

— Думаю, да. Мы сейчас основные делатели новостей в регионе. И, в какой-то мере, во всей империи. Так что, думаю, станут спрашивать. У многих в городе коммерческие интересы. Многие с мастерами связаны. Кто-то им что-то поставляет, кто-то у них что-то покупает. Банкиры им деньги ссужают. А тут появился я, и все идет троллю под хвост.

— На дуэль не станут нарываться? — деловито поинтересовалась дочь наемников, и с сомнением взглянула на свое длинное — в пол — вечернее платье.

— Это вряд ли. Об сиятельного только самоубиваться хорошо. Какой уж тут Суд Богов. А вот тебя могут попробовать задеть.

— Буду бить. Руками. Больно. Я девушка. Мне можно.

— Не спорю, — согласился я. — Вино, шампанское, сок?

— Шампанское, — выбрала, забавно сморщив носик Ксения. — Люблю пузырики.

— Не налегай только, — на всякий случай уточнил я. Так-то до сих пор она показала себя в высшей степени благоразумной фрёкен. — Тут везде камеры. Стоит пошатнуться, как на всю Сибирь разнесут, что спутница князя напилась, как наемница.

— Так пузырики же, — вскинула брови девушка. — Пропадут.

— Возьмем новые. Не обязательно допивать до дна.

— Ясно, — смешно пробасила, уже носом в бокал, Баженова. И тут же поморщилась. — Фу, какая кислятина.

— Да. Напиток на любителя. Не будь в нем пузырьков, редкостная гадость.

Поставить невкусное шампанское на стол не успел. В нам подходила первая за вечер пара, желающая переговорить. Избавиться от бокалов на их глазах означало бы, что я не намерен оставаться на месте, и собираюсь отправиться бродить по залу. Хотя, многие и делали это с напитками в руках, но так гласил негласный бальный этикет.

— Антон Рутгерович, — слегка поклонился невысокий коренастый блондин с серо-голубыми, цвета весеннего льда, глазами. — Сударыня. Позвольте представиться: Хладомир Стужевич Тайшин, князь Обдорский.

— Здравия вам, Хладомир Стужевич, — отзеркалил я поклон старшему брату собственной матери. — Позвольте представить вам мою спутницу, ее милость Ксению Пересветовну Баженову.

— Моего сына, — кивнул князь, обозначив, что услышал. — Княжича Пургана, вы, должно быть, не помните? Вам было годика два, когда он родился.

— К сожалению, нет, — еще раз слегка склонил я голову. Только теперь в направлении молодого, лет четырнадцати, парнишки. Такого же блондина, только субтильного телосложения, как и его отец. — Будем снова знакомы, кузен.

— Как поживает ваша матушка? — продолжил светскую беседу дядя. — Здоровы ли сестры?

— Все хорошо, благодаренье Богам. Надеюсь и в вашей семье все хорошо?

— Удовлетворительно, — улыбнулся одними губами родственник. — Нашлась бы на наших землях хоть какая, завалящая, нефть или газ, было бы вообще хорошо.

— У меня этого добра тоже нет, — пошутил я. — Ничего. Как-то живем.

— У вас, Антон Рутгерович, есть железная дорога. Чем не труба? Я слышал, у вас возникли какие-то разногласия с Братством Стали?

— О, не беспокойтесь. Ничего такого, что могло бы повлиять на мои дела. В конце концов, это их стальной путь лежит на моей земле, а не наоборот.

— Рад, что вы полностью осознаете все выгоды своего положения, — вроде как сделал комплимент старый — ему явно было уже за сорок — князь. — Когда надумаете всерьез поспорить с Братством, дайте знать. Будем следить за новостями, и болеть за вас. Зная подход Летовых к выбору способа решения проблем, смею предположить, что зрелище будет захватывающим.

— Только, если инициатива будет исходить от меня, — снова поклонился я. — Прошу нас простить. Нам нужно поговорить с губернатором…

— Да-да, конечно, — вернул поклон дядя. — Господин Ивлев, должно быть, переживает за этот город. Совсем недавно он говаривал, что уже считает Берхольм своей новой Родиной…

— Капец, вы инопланетяне, — поделилась Ксения, когда мы отошли от родственников достаточно далеко. — Расшифруешь, о чем вы говорили?

— Капец, Ксения! Ну, это-то совсем просто. Сначала он спросил, поддерживаю ли я связи с матерью. Я ответил, что конечно. Потом он, зная о наших проблемах с Братством Стали, предложил провернуть аферу на бирже. Если хорошенько надавить на Братство, и они сразу не сдадут назад, их акции здорово просядут в цене. Имея информацию о начале разборок, можно здорово заработать. Причем, если с его стороны это еще можно как-то назвать инсайдерскими данными и блокировать сделки, то с нашей — это не более чем еще один инструмент давления на владельцев железных дорог. Вот он и предложил воспользоваться его финансовыми накоплениями, если у меня в том будет нужда. За определенный процент, конечно.

— Да ладно, — не поверила девушка. — Вы говорили совсем о другом. А в конце так и вовсе о губернаторе, а не о Стальных.

— Ну, да. В конце дядя порекомендовал мне не трогать вольности города, если не хочу поссориться с Рюриковичами.

— А ты промолчал.

— Конечно, — с важным видом согласился я. — Не мог же я ему прямо в глаза заявить, что мои отношения с правящей династией — это совершенно не его дело. И что даже намекать на них не очень прилично. Все-таки какой-никакой, а родственник.

— Что-то я не заметила, чтоб этот родич как-то принимал участие в твоей жизни, — фыркнула Баженова. — Эти твои, старики-воспитатели, и те, как к родному к тебе относятся. А он только сейчас выполз.

— Тайшиных вполне бы устроило, если бы меня вообще в детстве медведь какой-нибудь задрал, — прошептал я. — У них был бы реальный шанс заполучить Алтайский престол. А теперь, как ты говоришь: их поезд ушел.

— То есть, они нам совсем не друзья?

— У нас пока нет друзей, — не удержался и кивнул я. — Старые связи ослабли, а новых я еще не успел сделать. Так что пока мы сами за себя. Ну, или одни против всех, если хочешь.

— Да плевать, — легкомысленно отмахнулась Ксения. — Что так, что этак. Прорвемся!

— Несомненно.

Тем временем мы, неспешно сделав почти полный круг по залу, вышли, наконец, к тому месту, где губернатор Ивлев готовился огласить начало традиционного летнего бала.

— Дорогие гости, — усиленный магией голос государева наместника доносился до самых дальних углов зала. — Друзья. Позвольте выразить счастье видеть вас всех в этот вечер здесь у меня. Вновь, традиционно, на Летний бал были приглашены все самые значимые люди юга Сибири. Впервые у нас его сиятельство, князь Алтайский со свитой. Прошу любить и жаловать…

Легонько ему поклонился. А он продолжил перечислять имена наиболее значимых гостей, давая время этим людям каким-нибудь образом себя обозначить. Кстати сказать, ни одного из городских мастеров, или членов их семей в зале не оказалось. Но наместник сделал вид, будто так и надо.

— За сим объявляю Летний губернаторский бал открытым, — закончил Ивлев свою речь.

Оркестр заиграл вальс, губернатор лихо подхватил свою дородную супругу и, подавая пример остальным гостям, повел ее в танце.

— Потанцуем? — предложил я Ксении.

— Я не умею, — прошептала она. — Эти ваши танцы… Они такие сложные.

— Найми себе учителя танцев, — посоветовал я. — Пригодится.

С чего-то я решил, что Баженова будет мне достойной спутницей на балу, и даже не поинтересовался у девушки: умеет ли она танцевать. По идее, начинает бал всегда хозяин со своей парой. Но следующими должны были быть мы с Ксенией. Конечно, ничего страшного не произойдет, если я вообще не стану выходить на танцевальное поле. Главное, чтоб это потом не было воспринято обществом, как признак возникших между мной и представителем императора разногласий.

На счастье, спутница шорского наследника, Шелтран-шана не подвела, и парень повел хорошенькую, улыбающуюся блондинку. Следом за ними центр зала очень быстро заполнился кружащимися в вальсе парами.

— Сударыня, — капитан имперской армии возник перед нами внезапно, словно из-под земли. — Позвольте пригласить вас на танец?

— Она сегодня не танцует, капитан, — холодно процедил я.

— Штабс-капитан, — поправил меня офицер.

— Это ничего не меняет.

— Я дерусь, штабс-капитан, — на показ, осмотрев военного с ног до головы, улыбнулась Ксения. — А вы? Вы умеете драться?

— Позвольте откланяться, — щелкнул каблуками капитан. — Прошу прощения за беспокойство.

Исчез он тоже быстро. Какая-то секунда, и этот тип скрылся в толпе народа. Редкостный талант. Даже завидно стало.

— Что-то случилось, ваше сиятельство? — озабоченно поинтересовался разгоряченный танцами Ивлев. — Вы не стали танцевать…

— Мы, в некотором роде, здесь по делу, ваше превосходительство, — поспешил я развеять тревоги имперского чиновника. — Сами понимаете — такие дела закрутились. Не до развлечений.

— Да-да, понимаю, — слегка смутился губернатор. — Я как раз искал случая с вами поговорить.

Ивлев показал ладонью удобный, оборудованный мягкой мебелью, и, самое главное — никем не занятый уголок.

— Присядем?

— Охотно, — согласился я и поспешил усадить Ксению. Пока она сидела, пригласить ее кому бы то ни было на танец, будет дурным тоном. — Итак? О чем вы хотели поговорить, Хотемир Тихомирович?

— Вы знаете, Антон Рутгерович, — начал Ивлев. — Не далее, как сегодня, я приказал провести первичную экспертизу той недвижимости, которую я, как государев наместник, и моя канцелярия занимает в Берхольме. И что же я узнаю?!

Я вскинул бровь, улыбнулся и промолчал. В конце концов, этим непоняткам с городским особняком в Берхольме не одна сотня лет. Так что я совершенно не верил историям о внезапных «экспертизах».

— Каково же было мое удивление, Антон Рутгерович, когда я узнал, что переданное нам Советом Мастеров здание городу никогда не принадлежало! Нет ни единого документа, которым бы ваши уважаемые предки передали права на этот комплекс зданий кому бы то ни было. Быть может, в архиве вашего рода вам встречалось что-то?

— Нет, ваше превосходительство. И у нас ничего такого нет. Городские старшины нагло присвоили себе то, что им не принадлежит.

— Каково?! — вспыхнул чиновник. — Выходит, что все эти годы слуги императора пользовались уворованным имуществом?

— Выходит, что так, — снова улыбнулся я.

— Но вы-то? Вы сами, ваше сиятельство. Ваш батюшка… Никогда, ни единым словом, ни мне, ни моим предшественникам на этом посту… Ни слова в укор.

— Государевы люди ничего у рода Летовых не крали, — пояснил я. — За что мы стали бы вас укорять? Единственное, за то, что поверили наглым ворам и мошенникам?

— Вы правы, ваше сиятельство, — как-то поник губернатор. — Мои предшественники… да и, к стыду своему вынужден признать, и я тоже… Мы были просто очарованы этими нечистоплотными людьми. Но я не намерен это так оставлять. Решительно не намерен!

— Что вы предлагаете, Хотемир Тихомирович? — заинтересовался я.

— Что вы скажете, Антон Рутгерович, если я предложу вам выкупить эти здания у вашего рода? Завтра же отправлю рапорт по инстанции, и смею надеяться, уже вскоре императорским казначейством будут выделены необходимые средства.

— Хорошо, — легко согласился я. — Это будет наилучшим выходом из нашей непростой ситуации. Пусть соответствующие специалисты свяжутся с его светлостью, господином Гуселетовым, моим министром финансов, и обсудят сделку. Я передам ему ваше предложение.

— Отлично, — сверкнул глазами губернатор. — Искренне рад, что мы договорились. Признаться, думал, что вы можете быть против такого варианта решения проблемы.

— Отчего же? В умах горожан это здание давно уже Губернаторский Дом, а не усадьба Летовых. Отчего же мне держаться за старые камни? У меня есть единственное условие.

— Да-да, слушаю вас, ваше сиятельство. Все, что в моих силах.

— Это не вызовет никаких затруднений, Хотемир Тихомирович. Я только хотел бы забрать кое-какую свою собственность. Ну и… попросить, чтоб служащие вашей канцелярии, по мере сил, ухаживали за местом упокоения моего славного родича, княжича Свенельда.

— О, не сомневайтесь. Крипта, где покоятся останки знаменитого воеводы трех Великих Князей, и сейчас уже объект культурного наследия. И находится под охраной империи.

— Вот как? — удивился я. — Неожиданно.

— Да-да. Так что, ваше сиятельство, не беспокойтесь. Крипта не останется без пригляда.

— Отлично, — улыбнулся я. — Значит, остается забрать кое-какое имущество, и последние преграды для переуступки вам особняка окончательно падут.

— Это что-то крупное? — осторожно поинтересовался Ивлев. — Когда вы планируете… гм… изъять вашу собственность?

— О, не волнуйтесь. Это совсем небольшая вещь, которую я хотел забрать прямо сегодняшним вечером. Да, вот прямо сейчас, если ходите. Нужно будет только предупредить Улушхана, чтоб приготовил приличистующий предмету футляр.

— Очень интересно, — блеснул глазами губернатор. — Я могу присутствовать при… скажем так: изъятии? Сами понимаете, ваше сиятельство, в здании располагается канцелярия. Масса совершенно секретных документов…

— Конечно, Хотемир Тихомирович. Идемте вместе, — слегка поклонился я. — Фрёкен Баженова? Вы бывали когда-нибудь в крипте воеводы Свенельда? Не составите ли мне компанию?

— Охотно, Антон Рутгерович, — тряхнула челкой девушка. — Видела в Сети изображения места упокоения, но бывать не довелось…

Днем уже было по-летнему жарко. А вот ночью еще прохладно. Крипта древнего воеводы располагается в самом углу расположенного за «спиной» особняка парка, и чтоб Ксения не замерзла по дороге, пришлось отдать ей свой камзол «фрязскаго сукна» с вышитыми серебряной нитью гербами Алтайского княжества. Чуть больше фунта волшебного металла ушло, между прочим.

Сам остался в просторной, слегка большеватой, рубашке «циньскаго шелка». Вышивка была и на ней, но только по воротнику и обшлагам рукавов. И без гербов. Исключительно черты и резы, нанесенные по схеме старого зачарователя. В купе с татуированными на руки рунами и древним амулетом, на мне была одна из самых непробиваемых магических защит, какие только возможно сделать человеческими руками и Силой.

Парк был слабо освещен. Никто не рассчитывал, что гости Губернаторского Дома в тот вечер надумают вдруг посетить скромное, сложенное из дикого камня, строение в самом углу территории. Ксения зажгла на ладони скромненький огонек — зеленый уровень потенции на большее и не способен. Я же напитал руки так, что они светились. Будто бы собирался покормить дракона. Тем не менее, этого хватило, чтоб добраться до крипты, и не убиться об тут и там выступающие из парковых дорожек корней старых деревьев.

— Ваше сиятельство, — уважительно, как показалось, посматривая на сияние моих рук, воскликнул губернатор. — Сию же минуту принесут фонари. Я уже отдал распоряжение.

«Светить» мне было совершенно не трудно, расход Силы был минимальный, но спорить не стал. Фонари, так фонари. Парк, более или менее содержащийся в порядке, был достаточно красив, чтоб им любоваться.

— Красиво тут, — озвучила мои мысли девушка. — Не жаль будет продавать?

— Ничуть, — качнул я головой. — Здесь случилось столько всякого нехорошего для нашей семьи, что даже вспоминать об этом не доставляет удовольствия. Как вы, славяне, говорите? С глаз долой — из сердца вон?

— А могила? — махнула ладошкой Баженова в сторону дверей крипты. — Разве можно бросать могилы предков?

— А там ее и нет, — шепнул я, склонившись к самому ее маленькому круглому ушку. — Свенельда по нашему обычаю сожгли в корабле, а прах река унесла в океан. Здесь только саркофаг, который построили спустя пару сотен лет.

— Ого, — распахнула глаза Ксения. — Не боишься мне такое рассказывать? Вдруг проболтаюсь, и разрушу пару научных гипотез маститых историков?

— Я тебе верю, — снова шепнул я.

Руки жгло. Впрочем, довольно терпимо. Видимо сказалась постоянная практика кормления, когда достаточно большой объем Силы пропихивал через сжатые концентрацией каналы. Рукам было жарко. А вот плечи и спина подмерзали.

— Ну, где там? — прикрикнул я на Ивлева.

— Несут, ваше сиятельство. Уже несут.

Можно было и не говорить. На дорожках парка уже видно было несколько зачарованных, светящихся ровным золотым светом, сфер. Довольно дорогое, кстати, приспособление. Постоянно освещать помещения такими штуками никто бы не стал. Исчерченное славянскими узорами стекло — это даже не полцены. Гораздо дороже покупать накопители Силы, которые светильники поглощали в невероятных количествах.

Дверь в крипту традиционно не запиралась. Да на ней даже простого засова не предусматривалось. На каменной плите у порога совсем не было грязи, и петли оказались хорошо смазанными — еще один признак того, что за местом кто-то постоянно следил.

Один из слуг пошел вперед, держа светящийся шар высоко над головой. Проход был узким, а старые ступени достаточно вышеркаными, чтоб такая любезность была более чем к месту. Не хватало еще грохнуться там…

Тем не менее, Ксения цепко держалась за мою руку. Не думаю, что отлично тренированная дочь наемников действительно боялась упасть. Скорее, просто слегка нервничала. Все-таки не часто юные девушки посещают подземные гробницы легендарных воинов.

Проход не был длинным. Десяток ступеней, не больше. Уже очень скоро мы вышли в квадратную залу, по центру которой стоял белый, украшенный барельефами саркофаг. На верхней крышке, как на палубе драккара, лежала гипсовая статуя второго сына Ингемара Свинца — Свенельда, с гипсовым же мечом на груди. Семейные хроники не содержат сведений — имеется ли у этой фигуры портретное сходство с реальным воеводой трех Великих Князей. Но, зная, что крипта была выстроена несколько сот лет спустя после гибели Свенельда, думаю, что вряд ли. Да и материал подкачал. Задумай мои далекие предки действительно создать нечто для увековечивания памяти легендарного воина, выбрали бы что-то более благородное и долговечное. Хотя бы тот же мрамор. Уж чего-чего, а поделочного камня на Алтае хватает. Для самого саркофага же вон какую глыбу нашли.

— Вы уверены, ваше сиятельство, — громким шепотом, будто бы боясь потревожить сон почившего, осведомился Ивлев. — Как сами видите, здесь больше ничего нет.

— Это только так кажется, — улыбнулся я, и подошел вплотную к статуе. — Найдите мне камешек. Подойдет даже не слишком большой.

Ксения, не задавая глупых вопросов, нагнулась и подобрала с пола первый попавшийся булыжник с кулак величиной. Все-таки постройке почти тысяча лет, успело нападать со стен и потолка всякого разного.

— Что вы… — начал было спрашивать губернатор, но не договорил. Я уже успел ударить камнем по крестовине меча на груди статуи.

— Что вы делаете? — вскричал-таки пораженный чиновник.

— Забираю свое, — любезно пояснил я, продолжая колотить по гипсу. Да так, что осколки, сверкая в свете магических фонарей, разлетались в разные стороны.

И уже скоро, в тех местах оружия, где оболочки уже не осталось, стало видно настоящий, стальной меч. О, мне не было нужды его разглядывать. Я так много раз слышал его описание, что мог его повторить в мельчайших деталях. Широкое лезвие каролингского типа, с вытравленной подписью «ульфбрет» на одной стороне, и цепью проступающих из самого металла рун. Одноручный эфес, сделанный из стерлингового сплава — девяносто два с половиной процента чистого серебра, остальное — медь. Идеально, для того, что привык насыщать оружие собственной Силой. Растительные узоры на гарде. Драконья голова на массивном яблоке.

— Что это? — потрясенным шепотом выговорил императорский наместник.

— Меч-кладинец, — фыркнул я. — Что же еще?

И взял меч в руку. Прошедшие века совершенно не сказались на сохранности легендарного оружия. Боги, да он даже заточку лезвия сохранил в полной мере!

Подал чуточку Силы в рукоять. Немного. Только для того, чтоб на стали проступили багровые знаки рун.

— Благодарю, старый воин, что сохранил Грам для меня, — прокаркал я на древне-датском. — Пришла пора снова применить древнее оружие.

— Грам, — вычленила из малопонятной ей речи Ксения. — Божечки! Меч Сигурда!

— Вроде того, — поморщился я.

Многие века в школах империи, на ряду с многим, изучаются саги русов. Задаются домашние задания, на уроках чертятся схемы родственных отношений основных героев эпоса северного народа. Не обходят вниманием и сразу несколько историй о Сигмунде Бертиссоне из рода Вёльсунгов. И обычно, учитывая, что на ряду с самим Сигмундом, не мало строк там посвящается его волшебному мечу Граму, эти саги хорошо запоминаются. И все равно, стоит кому-то увидеть оружие со светящимися прямо из глубины металла рунами, сразу начинают кричать: «Грам». Боги! Меч Сигмунда принес к ним в дом сам Отец Богов. Принес, и воткнул в ствол растущей прямо в центре пиршественного зала яблони. Сказал, что мол только настоящий герой будет обладать самым лучшим из мечей на свете. И нет ни единого слова о том, что Грам был создан кем-то из людей.

Потом — да. Потом, в битве с самим Одином, меч раскололся на осколки, и только Сигурд Сигмундссон смог восстановить зачарованное оружие. Восстановить, а не создать заново. Парень воспитывался в семье кузнеца Регина, который и подговорил молодого человека убить дракона-оборотня Фафнира, и завладеть его богатствами. Сигурд согласился, но потребовал оружие божественной мощи. После нескольких попыток, Регин все-таки смог перековать осколки меча Сигмунда, и восстановить Грам.

По легенде, много сотен лет спустя, Ингемар Свинец, блуждая по пустошам Фарерских островов, провалился в древний склеп, где и обрел меч-кладинец — Грам. И с тех пор, он хранится в семье Летовых. Никто никогда не говорил, что клинок снова перековывали, или хотя бы восстанавливали. Так откуда на клинке взялось клеймо «ульфбрет»?

«Ульф», как не трудно догадаться — это слово похоже звучит на большинстве германских языках — это «волк». «Берт» — от древнего слова «сияющий» — популярного в сагах кеннинга для подаренной человеку Богами Силы. Самый близкий по смыслу перевод будет: волк Силы. Что тоже часто используется, как иносказание для обозначения истинных воинов — ektemann. Вот так-то вот. Оружие для настоящего героя, вот что значит это клеймо! Не мудрено, что на протяжении сотни с хвостиком лет, во многих местах Европы, ковались другие мечи с таким же знаком.

Обратный путь в Губернаторский Дом походил на торжественную процессию. Ксения, с распахнутыми во всю ширь глазами, Ивлев с видом, будто обнаружение в крипте древнего артефакта — это его личная заслуга. Полная супруга императорского чиновника успела организовать слуг, и они, снабженные источниками света, словно почетный караул стояли через каждые пять шагов вдоль всей парковой дорожки. Ну и я, с едва-едва светящимся клинком на плече. Единственный, кто не испытывал к железяке ни капли пиетета.

В бальном зале наше явление вызвало невнятный, но громкий гул голосов и многочисленные вспышки — гости торопились сфотографировать легендарное оружие. Прежде, достоверных изображений, нигде, кроме наших архивов, не существовало. Встречал даже в Сети разглагольствования какого-то диванного эксперта, прямо заявлявшего, что Грам — не более чем качественно зачарованный римский кавалерийский меч — спата. Мол, кто же еще мог произвести на свет этакое ультимативное оружие, как не самые лучшие буквально во всем жители Апеннинского полуострова?! И у этого мнения, к вящему моему удивлению, нашлось достаточно много сторонников.

Тяжелый, обшитый изнутри пластинами свинца, ящик Улушхан и Шелтран-шан держали вдвоем. И открыли, еда я подошел. Сам сундук был, конечно, много моложе меча. Но и его изготовили давным-давно. Прямо перед тем, как надежно спрятать Грам в крипте павшего воеводы. И все эти сотни лет, вместилище хранилось в сокровищнице нашего рода. Пустым.

— Благодарю за теплый прием, ваше превосходительство, — едва-едва поклонился я Ивлеву. — Пусть ваши люди свяжутся с моим министром экономики, его светлостью, господином Гуселетовым. И обсудят сделку. Сейчас же мне нужно ехать. Дела, знаете ли…

— О, не стоит меня благодарить, ваше сиятельство, — взмахнул руками губернатор. — Это я вас благодарю. Признаться, даже предположить не мог, что когда-нибудь увижу настолько… легендарную вещь.

Ивлев, да и остальные гости, зачем-то высыпали на высокое крыльцо дворца, возле которого уже поджидали наши автомобили. Шорцы передали сундук на миг мелькнувшему в салоне лимузина Ормссону, и отправились к своим новеньким блестящим машинам. Я же, усадив прежде Ксению и старого эконома, обернулся и взмахнул рукой, приветствуя столпившийся народ.

— Долгих лет князю Летову! — крикнул какой-то подхалим. Но — удивительное дело — большинство с готовностью подхватило: — Долгие лета!

Я еще раз взмахнул рукой, и скрылся в машине.

— Я могу взглянуть, ваше сиятельство? — почему-то шепотом поинтересовался начальник службы безопасности.

— Да-да, конечно, — улыбнулся я. — Я же вам обещал, что это произойдет.

— Боги! Он прекрасен, — восхищенно протянул Кнут.

— Это просто инструмент, господин Ормссон, — строго выговорил Гуселетов. — Не более того. Рассказывайте.

— Конечно, — отвлекся Ормссон, захлопывая крышку. — Мы проверили весь маршрут. Нападение будет на перекрестке улиц Старой и Крепостной. Гранатометчик и пара стрелков уже на позициях. Мои люди так же готовы.

— Их нужно взять живыми, — ткнул длинным пальцем в безопасника старый эконом. — Любой ценой. Мы должны предоставить жандармам доказательства.

— Не извольте беспокоиться, ваша светлость, — коротко кивнул Кнут. — Люди проинструктированы и готовы действовать.

— Ты, Антонушко, не торопись в атаку бежать, — нахмурил кустистые брови старик. — Солдат у нам много, а ты — один. Вот как изловим душегубов, и говорить заставим, тогда будет твое время.

— Я помню, — улыбнулся я, откидываясь на спинку дивана. День был длинным, трудным, и все никак не мог закончиться.

По дороге на бал наш кортеж сопровождало шесть больших, доставшихся в качестве трофеев после битвы в гольф-клубе, черных джипов с дружинниками. На обратном пути их стало на два меньше. Часть бойцов уже выдвинулись на позиции, откуда они должны будут атаковать отправленных по мою душу убийц. И взять их живыми.

— Есть данные о том, кто именно заказчик покушения? — стараясь говорить нарочито спокойно, поинтересовался я. Довольно трудно, кстати, казаться расслабленным и уверенным в себе, когда в кровь уже хлынула изрядная доза адреналина.

О, я был полностью уверен в том, что магическая защита старого лимузина сумеет легко отразить снаряд, выпущенный из реактивного гранатомета. В конце концов, это не примитивная свинцовая пуля, ни как на Силу не реагирующая. Это сложное изделие, заключенное в корпус из жести — материала не смевшего спорить с волей искусного зачарователя. Однако одно дело знать это теоретически, и совсем другое — ехать в железной коробке на колесах под прицелом системы наведения высокотехнологичного устройства.

— Нет, ваше сиятельство, — развел руками Ормссон. — У меня не вышло ввести своих агентов в ближайшее окружение городских мастеров. Слишком мало было времени на подготовку.

— К троллям, — прорычал, сверкнув блеклыми глазами, Гуселетов. — Для нас без разницы кто именно. Важен только сам факт покушения.

Я помнил план, и поэтому не стал спорить со стариком. Нам нужен был повод. И мы его получили бы. Так или иначе. Даже на тот случай, если ни один из двенадцати членов городского Совета, не решился бы попытаться исправить все одним ударом, у нас было решение. В конце концов, кроме официальных правителей, Берхольм имел еще и теневых. Которые тоже были не в восторге от происходящих в княжестве изменений. Спровоцировать любого из сотен рядовых «торпед» хотя бы на выстрел в мою сторону, легче легкого.

Машины проехали площадь, и вывернули на Крепостную улицу. До места, где должно было произойти покушение, оставалось два квартала.

Праздничный день, теплый летний вечер — на улицах было полно людей. По дорогам Старого города катилось довольно много авто. Недостаточно, чтоб собрать даже символические пробки у перекрестков, но и не позволяющих кортежу сильно увеличить скорость. Да плюс еще сами светофоры. Не знаю, чем руководствуются те люди, что настраивают время смены сигналов, но кажется, что красный загорается именно в тот момент, когда нужно проехать именно нам.

Один квартал.

Гуселетов отложил рацию и принялся разминать ладони. Силы у его светлости было много, но он использовал классический северный стиль управления магией. Гальдр. Переплести нужные руны, пропеть их названия, наполнить энергией и указать цель. Мощно, но достаточно долго. Когда помогаешь себе руками, выходит быстрее.

На удивление, перекресток Старой и Крепостной встретил нас зеленым сигналом дорожного обломщика. Мы даже не притормозили, и я уже было подумал, что Ормссон ошибся, как водитель лимузина крикнул:

— Ракета!

— Нападение, — скороговоркой, под аккомпанемент взорвавшейся от удара в ближайшее здание ракеты, забормотал в рацию Ормссон. — Дружине, защитить князя!

Старое авто остановилось, напрочь перегородив узкие улицы. Рядом застыли черные джипы с распахнутыми дверцами. Охрана уже успела покинуть машины, и живым щитом прикрывала лимузин.

— Сиди здесь, — рыкнул Гуселетов, одним рывком выпрыгивая на брусчатку. — Вот ты где?! Держи, отрыжка тролля!

Связка рун блеснули льдом, и унеслось в сторону распахнутого окна на втором этаже. Судя по всему,огонь по кортежу велся именно оттуда.

— Цель нейтрализована, — долгую минуту спустя доложила оставшаяся лежать на диване после выхода старика рация.

— Удерживайте. Иду, — прокаркал Ормссон, и тоже выскочил из машины.

— А мы чего? — удивленно вскинула на меня глаза Ксения. — Так и останемся сидеть?

— А мы, фрёкен Баженова, станем звонить в жандармерию, — улыбнулся я, разжимая стиснутые до боли зубы.

Набрать заранее записанный в память телефона номер дело пары секунд. Еще минута ушла на то, чтоб четко и ясно описать произошедшее дежурному городского отделения императорской жандармерии. Мне любезно посоветовали не волноваться, и сообщили, что оперативная группа уже выехала. Больше меня в защищенной утробе старого автомобиля ничто не удерживало.

— Пошли. Посмотрим на злодеев, — весело воскликнул я, открывая толстую, бронированную дверцу.

Гранатометчика и двоих стрелков уже притащили к машинам. Судя по кровавому следу, полосой тянущейся следом за одним из злоумышленников, источников информации о заказчике у нас осталось только два.

— Мои люди не пострадали? — уточнил я у Ормссона.

— Один из дружинников легко ранен, — поморщился тот. — Молодые парни, горячие. Ворвались в квартиру на азарте, и нарвались на профессионалов. Если бы не его светлость, был бы не один раненный, а четыре трупа.

— Никто и не собирался отправлять необученных людей без поддержки, — ответил я. — Нам с ними еще учиться и учиться.

— Точно так, ваше сиятельство, — непонятно на какую мою фразу среагировал специалист по безопасности.

— Жандармы уже в пути, — поделился я с соратниками, когда Гуселетов, на ходу пытавшийся отряхнуть чем-то запачканные штанины, все-таки подошел ближе. — Будем ждать, или спросим что-нибудь у злыдней сами?

— Спросим, Антонушко, — зловещим, каким-то шелестящим, голосом заявил старый эконом. — Обязательно спросим. Кишки на березу намотаем, но спросим. И будем в своем праве.

— Кто послал? — рыкнул в лицо гранатометчику Ормссон. — Говоришь, и едешь с жандармами в тюрьму. Молчишь, и мы забираем тебя с собой.

— Ты, мил человек, — подключился старик, еще несколько минут назад так вдаривший льдом в распахнутое окно, что ворвавшимся в квартиру дружинникам оставалось только забрать обмороженных убийц. — Молчи. Крепись и молчи. А у нас в подвале, потом, запоешь. Так запоешь, что кровь вскипит…

— Золотов, — вытолкнул сквозь зубы душегуб. Довольно сложно проталкивать через глотку слова, когда голова до предела оттянута назад. Но у безликого дружинника был явно адреналиновый отходняк, и он не намерен был упустить контроль над пленным. — Ы-ы-ы. Золотов, Риг мне в свидетель. Шестьсот тысяч сулил, если князь живым с перекрестка не уйдет.

— Мусорщик? — удивился Гуселетов. — Неожиданно.

— При всем уважении, ваша светлость, — негромко проговорил Ормссон. — Но я не думаю, что глава рода Золотовых рискнул бы пойти на подобное, без поддержки остальных Советников.

— Хотя, если бы дело выгорело, он мог бы получить прибавку к политическому весу, — возразил старик.

Я слушал их разговор со все возрастающим интересом. Не то, чтоб я совсем не разбирался в хитросплетениях политической жизни Берхольма. Но и специалистом бы себя не назвал. В конце концов, нужно либо всю жизнь прожить в этом проклятом городе, либо десятки лет следить за действиями Советников, чтоб начать понимать малейшие нюансы внутренних взаимоотношений.

— Легко назову еще пару фамилий, которые выиграли бы от удавшегося покушения куда больше, — двинул еще один аргумент начальник СБ. — Я бы скорее предположил, ваша светлость, что мусорщика искусственно подставляют. Хотя бы на тот случай, если покушение сорвется.

— Разве душегубы действовали как-то непрофессионально? — уточнил старый эконом. — Как их вообще нашли?

— В Старом городе не так много путей, по которым может двигаться колонна автомобилей, покидающая Губернаторский Дом. Этот перекресток одно из двух узких мест. Его не миновать. Мы проверяли все квартиры с выходящими сюда окнами. Ночью еще достаточно прохладно, чтоб ложиться спать с открытыми окнами. А вот выстрелить сквозь стекло и попасть точно в цель сможет далеко не каждый. Когда они распахнули створки, мы поняли, что нашли то, что искали.

— Остроумно, — похлопал по плечу Ормссона Гуселетов. — Молодцы. Второе узкое место проверили? Мастера могли организовать не одно покушение, а два независимых.

— Да, ваша светлость. Проверили. Если там и была засада, то она никак себя не проявила. А после шума, что эти здесь устроили, профи уже наверняка давно покинули приготовленное место.

— Сопутствующие потери были? — вспомнив подходящее слово, поинтересовался я. — Ракета детонировала об жилой дом?

— Нет, ваше сиятельство. Здесь довольно мало жилых строений. Это здание, — Ормссон махнул рукой в сторону черного пятна на стене дома. — Небольшой офисный центр. Небольшие и не особенно преуспевающие конторки по торговле всяким разным товаром. Праздничный день. Почти ночь. Кроме сторожей, там и нет никого.

К палитре красок — красный, желтый, зеленый — от неустанно помигивающего светофора, добавились синие отблески приближающихся жандармских автомобилей. Старик, некоторое время назад парой чар нейтрализовавший группу опытных убийц, кивнул мне, сгорбился, изображая немощь, и сел в лимузин. Приходила пора мне выйти на сцену.

9.Руна Дагаз

После Мидсумар 1148 год

Вторая половина месяца Iunius ю.к.

Ваше высокопревосходительство!

Сим довожу до вашего сведения, что

На Мидсумар поднадзорный А.Л

Извлек из тайника интересующий

Вас артефакт. Изображение А. прилагаю.

Светояр

Ночь после Мидсумар самая короткая в году. Вот вроде бы только-только мы уехали с губернаторского бала, а уже и полночь миновала, и на востоке горизонт посветлел.

Отчаянно хотелось спать. В глаза словно кто-то песка насыпал. Ксения смеялась, и обзывала меня вампиром с красными глазами. И не было никакой возможности прикорнуть хотя бы на полчасика. Хотя бы на заднем сидении старого лимузина. Да, подмышка тролля, я и на кучу старых листьев под деревом был согласен.

Наемные убийцы, которых удалось захватить живыми после покушения, после инъекции сыворотки правды, готовы были выдать все, о чем их спрашивали дознаватели жандармов. Но, конечно же, не могли выдать то, чего не ведали. Нанимал их человек, представившийся доверенным лицом члена Совета мастеров Берхольма, Золотова. Обещали шестьсот тысяч гривен на троих. Половину выдали авансом. Имперские специалисты проверили счета, куда средства действительно были зачислены. Источником поступлений оказалась маленькая, с момента своего основания не знавшая таких гигантских оборотов, фирмочка. Удобное прикрытие для тех, кто тщательно охранял свое инкогнито. Несомненно, пройдет какое-то время, и опытные следователи смогут проследить весь путь грязных денег, но тогда, в ночь после Мидсумара, и того, что удалось узнать было достаточно, чтоб мы могли действовать, не оглядываясь на имперских правоохранителей.

Мы в своем праве. Покушение на высшего имперского аристократа — коронное преступление. Попытка убийства действующего повелителя удела — прямой путь на плаху. И у меня, у князя Алтайского, было преимущественное право на воздаяние. И никто, никакой закон или обычай, не смели вставать у меня на пути.

К полуночи городской дом Золотовых был полностью окружен «Перуничами». Не будь с нами в качестве наблюдателей за соблюдением законности офицеров жандармерии, сразу бы и штурм начался. Но пришлось тратить время на переговоры. Предлагать членам семьи злодея помилование в обмен на выдачу мне человека, ответственного за организацию покушения. Торговаться я не собирался, хотя мне и предлагали голову «доверенного лица» и миллиард гривен в качестве виры. Зачем? Золотовские деньги и так вскоре станут моими, а поважать врагов эфемерностью наказания я не намеревался.

«Если бы этот чудак не нанял убийц сам, их пришлось бы организовать нам», — проговорился Гуселетов. Суды судами, а показательная расправа над привыкшим считать себя неподсудным городским советником — это знак. И проверка. В первую очередь — не сложно было догадаться — для меня. Старики устроили очередной урок: сможет ли, не дрогнет ли рука, хватит ли воли и решимости?

Урок выходил так себе. К тому моменту, как горизонт на востоке посветлел, я готов был убивать. Устал. Был раздражен, и зол. Бесили эти хороводы с переговорами, жандармами, всюду сующими свои носы, и брюзжанием старых прохиндеев. Хотелось уже размазать тварей по стенам их же дома, принять душ и лечь поспать.

Штурм начался как-то хаотично. На самом деле, никто уже никогда и не скажет, что заставило одного из вооруженных охранников последнего оплота Золотовых выстрелить в сторону блокирующих здание наемников. Никто не пострадал, но этот выстрел, словно сорвав тормоза, послужил сигналом к атаке.

— Вперед! — выкрикнул я, передергивая затвор штурмовой винтовки.

Признаться, у Ксении это же действие получилось куда как более гармоничным. Но оно и понятно. Девушка была знакома с излюбленным оружием наемников с самого детства, а я в руки взял-то его впервые в жизни неделю назад.

В комбинезоне с подвернутыми штанинами и рукавами, Баженова выглядела презабавнейше. Только никто не смеялся. Потому что она не только умело стреляла куда-то вперед, но еще и умудрялась держать при этом щит перед нашим отрядом.

Весь выходивший на улицу фасад здания вспыхнул мигающими огоньками ответного огня. Пули звонко хлопали в полусферу щита, чертили узоры на асфальте подъездных дорожек, чвякали о сырую землю газонов. Но, слава Богам, пока не трогали нас — дюжину безликих в шлемах моих дружинников, меня самого и Ксению.

— Двери! — воскликнула девушка. — Нужно их сломать.

— С радостью, — прорычал я.

О, ломать я умел! Единственное, что умел делать с абсолютной эффективностью. Здесь не требовалось запредельной концентрации, или каких-то особенных умений. Только Сила, и мощь, которых у меня хоть отбавляй. Нужные руны сами собой сложились в нужное плетение, энергия хлынула туда, куда ей и полагалось попасть, и конструкт рванул вперед, даже не дождавшись повелительного жеста. Здоровенный, призрачный кулак так долбанул по зданию в районе дверей, что обрушились не только двери — даже стены осыпались вниз, словно бы сложенные из детских кубиков.

— Силен! — звонко крикнула Баженова, расстреливая какие-то мечущиеся в рваном свете фигуры у подножия парадной лестницы.

Какие-то люди, обгоняя нас, рванули внутрь здания. Кто-то командным голосом раздавал команды. Зазвучали взрывы забрасываемых в помещения гранат.

— Цел? — хлопнул по плечу невесть откуда вынырнувший старый воевода. — Что встал? Вперед. Их там еще полно!

Снова бегу вперед. Снова передо мной щит Ксении, а с боков несколько безымянных бойцов. Все стреляют. Я тоже палю в ответ на любое движение впереди. Пахло сгоревшим порохом и кровью. На ступенях лестницы скользко от крови, но трупов не видно.

— Сверху! — предупреждает один из дружинников, и мы все оборачиваемся к новым врагам. Снова бью всей мощью, на какую только способен. Рушится крыша, толстенные балки лавиной сносят засевших на верхней площадке стрелков. Мы смеемся и рвемся наверх, стреляя во все, что похоже на людей.

— Граната! — кричит Ксения, и щитом отбрасывает совсем не выглядевший опасным шарик обратно в тот дверной проем, откуда он вылетел. Грохает. Звуков вокруг становится меньше. Будто бы мир вокруг вдруг попадает под воду, и мы все теперь рыбы. Винтовка щелкает, и отказывается делать очередной выстрел. Благо, я не один, и по врагу есть кому палить.

Бежим по длинному коридору, заглядывая в каждую дверь. На удивление, этаж почти пуст. Почти ни кого не встречаем до самого конца.

— Дай сюда, — решительно командует дочь наемников, снимая гранату из разгрузки ближайшего дружинника. И тут же рвет кольцо, и закидывает кругляш в комнату за последними дверьми на этаже.

Меняю магазин, передергиваю затвор. Ксения обновляет щит, а один из моих бойцов рывком распахивает двери. Врываемся. И видим только несколько трупов, и копошащегося у стены Золотова. Не задумываясь и на миг, создаю призрачный кулак и размазываю врага о стену. Та не выдерживает, и вылетает наружу, засыпая нас всех пылью и какой-то трухой.

Победа.

Все еще кто-то куда-то бежал. Иногда слышались одиночные выстрелы, а с почти обвалившейся крыши сыпались куски кровли. Старый воевода зычно отдавал команды разошедшимся по зданию отрядам. Но это уже ничего не значило. Мы уже победили.

— Ты как? — спросил я девушку, устраиваясь рядом на полу у стены. В бывшем кабинете Золотова было полно мебели, имелись и кресла и мягкие диваны. Но мы с Ксенией выбрали все-таки грязный, засыпанный обвалившейся штукатуркой, пол.

— Пф, — фыркнула Баженова. — Мне-то чего сделается?

— Мало ли, — развел я руками. И замолчал. Устал, и подходящих слов не находилось.

Поймал себя на мысли, что даже вот так — на грязном полу — сидеть очень хорошо. И никому от меня ничего не нужно. Нет нужды кому-то что-то объяснять, кого-то уговаривать, кем-то командовать. Просто сидеть рядом с боевой подругой, и молчать.

— Ты хоть видел, в кого мы стреляли? — хихикнула дочь наемников. И тут же прижала чумазую ладошку ко рту. — Ой. А если там были дети?

— Перестань, — вяло отмахнулся я. — Какие дети?! Когда вокруг дома собирается толпа вооруженных мужчин, нормальные люди прячут женщин и детей в подвал.

— Нормальные люди не нанимают убийц, — без большого, в прочем, энтузиазма, заспорила Ксения. — Леший его знает, чего у него в голове было. Теперь уже не спросишь.

— Ага, — согласился я. — Не спросишь. Что-то я погорячился…

— Погорячился он, — снова фыркнула она. — Да ты просто монстр какой-то. Весь дом им разломал. Чего этой своей… родовой способностью не пользовался? Можно же было из просто повязать всех…

— Не знаю, — дернул я плечом. — Устал, наверное. Только и думал, что по-быстрому сломать тут все и закончить на этом.

— Молодец, — протянула Ксения. — Ты добился своего. Гора трупов…

— Ай, — махнул я на нее рукой. — То так это все невинные овечки были. Один душегубов на нас натравил, другие ни с того, ни с сего стрелять начали.

— Да, не-не, — затараторила девушка. — Это я от нервов. Сижу вот, и глаза боюсь закрыть. Вдруг снова эту твою кляксу кровавую увижу… Жуть.

— Ты мне жизнь спасла, — вдруг вспомнил я. — Спасибо.

— Пф, — кивнула она. — Обращайся, если чего.

— Непременно, — хмыкнул я. — Пошли что ли? Попробуем в машине подремать. Здесь еще долго будут все обыскивать. Разбираться. Жандармы по-набегут.

— Пошли.

Баженова, используя мое плечо в качестве опоры, встала, и, слегка пошатываясь, пошагала в сторону парадной лестницы. Ну и я, повесив обе винтовки на шею, следом.

— …Перекрыть вокзалы и основные выезды из города. Поставить посты у каждого из домой, принадлежащих мастерам, — втолковывал Гуселетов гранд-легату ИСБ Халлстейну Ауду в разгромленном холле огромного дома.

— Вам не кажется, ваша светлость, что этонесколько чрезмерная мера, — кривился главный жандарм Алтая. — Выдвинутые им обвинения, конечно, достаточно серьезны. Но это не повод полагать, что Советники непременно кинуться бежать.

— Мы не боимся того, что они сбегут, генерал, — рычал старый эконом. — Мы опасаемся новых покушений на князя. Один раз член Совета Мастеров уже имел такую глупость. Вы, своим бездействием, подтолкнете остальных к радикальному решению проблемы. И…

— И что? — рявкнул в ответ жандарм. — Вы их тоже всех убьете?

— Непременно, — засмеялся древний прохиндей. — Обязательно. Всенепременно. И кончится это тем, что вам некого будет судить.

— Домашний арест требует решения суда, — пошел на попятную генерал. — А для ввода патрулей на вокзалы и организацию блокпостов на дорогах санкция самого императора.

— Но представление-то должны подавать следственные органы. Не я, не князь, а вы, ваше высокопревосходительство!

Я не стал вмешиваться. Гуселетов продолжал кошмарить городской совет, и моего участия там не требовалось. Как не нужна была моя помощь и воеводе, что-то втолковывающему десятку моей дружины.

Помог Ксении забраться на мягкий удобный диван в лимузине, и отошел к багажнику сложить пока не требовавшееся оружие. А когда вернулся, девушка уже спала. Восток полыхал встающим солнцем, окрестные дома казались черными, обгорелыми развалинами — день в городе, который уже никогда не будет прежним, только начинался.

Проснулся около трех пополудни в собственной спальне, на втором этаже усадьбы. С явным вкусом извести на языке, и с клочьями воспоминаний о сне, в котором я довожу, так и не соизволившую проснуться, Ксению до ее покоев, а потом, позабыв хотя бы умыться, иду к себе и падаю в постель.

Злобное зеркало показало существование вероятности, что сон был не совсем сном. Во всяком случае, богатые разводы сажи и остатков штукатурки с лица хоть и утратили насыщенность, но полностью никуда не делись.

Хорош я был, нечего сказать. Чуть больше суток без отдыха, и я стал вырубаться прямо на ходу. Бросил подчиненных — спавших не больше моего — доделывать начатое, а сам сбежал в усадьбу. И даже не подумал поинтересоваться итогами: кто-то ведь мог быть ранен, или даже убит в том сумбурном бою!

Поплелся в санузел. Чистить зубы, мыться и продолжать самого себя изводить злобными мыслями. Надел свежую одежду и, с видом приговоренного на казнь, отправился в столовую. Мысли мыслями, а кушать хотелось жутко.

Вышату Ромашевича встретил уже на лестнице вниз. Даже предположить не мог, что буду так рад его видеть. Даже настроение немного улучшилось. Уж кто-кто, а этот здоровяк точно не стал бы мне выговаривать за позорное бегство из разгромленного дома Золотовых.

— О! Ваше сиятельство! — гаркнул бугай во всю мощь своих безразмерных легких. — Вы уже встали?! Сейчас распоряжусь на счет обеда…

— Тише ты, — простонал я. — Баженову разбудишь.

— Да, она уже с час как на ногах, — засмеялся Вышата. — Ей его милость, воевода Гарди поручил перечень истраченных боеприпасов и утерянного оборудования составлять.

— Вот как? — вяло отреагировал я. — Что еще нового?

— Каретниковы все-таки решили уехать, — гордо выдал Ромашевич.

— Ну да. Я сам их выгнал.

— Да, ваше сиятельство. Только они по-первой бузить собирались. А ноне, как про Золотовых стало всем известно, решились съезжать.

— Ясно, — усаживаясь за стол, выговорил я. — Что еще нового? Что в телевизоре говорят про наш штурм?

— Так они тепереча…

— Теперь, — машинально поправил я.

— Ну, да. Теперь. Они теперь опасаются гадости-то про ваше сиятельство говорить. Нашелся вроде как свидетель, который утверждает, будто вы, ваше сиятельство, сами, с горсткой дружинников, и дом Золотовым разломали, и всех в доме порешили…

— У нас как? — глядя на черную струю кофе, льющуюся в мою чашку, спросил я. — Потери большие?

Ромашевич пошелестел бумагами, и выдал:

— Дружина. Двое погибших, шестнадцать ранены. Из них, двое тяжело. Уже в больнице. Состояние стабильно тяжелое, но доктора дают положительный прогноз. «Перуничи». Двое ранены. Насколько тяжело, командование наемников не уточняет. От них поступил запрос о дальнейшем увеличении численности, ваше сиятельство.

— Что это значит?

— Командиры «Перуничей», ваше сиятельство, утверждают, что при имеющихся сейчас в их распоряжении пяти тысячах бойцов, контроль над интересующей нас территорией города сохранить невозможно. Даже наемникам требуется отдыхать, ваше сиятельство.

— Никто и не думал, что они роботы, — кривовато усмехнулся я. — Предполагалось, что в течении трех или четырех дней полиция нашей части Берхольма будет сформирована, и нужда в целой армии наемников отпадет. Что изменилось теперь?

— Полицейские чины, переведенные из полицейских подразделений других поселений княжества, прибывают, ваше сиятельство. Но организация полноценной службы далека даже до приемлемого уровня…

— Вышата?! — удивился я. — Ты чей-то рапорт читаешь?

— Ну, да, — смутился здоровяк.

— Я и смотрю, что ты как-то… — хотел сказать «умно», но передумал обижать слугу. — Иначе как-то начал выражаться. Ладно. Продолжай.

— Господин Ногаев, назначенный вашим сиятельством префектом Берхольмской полиции, докладывает, что даже после полного комплектования, ему понадобиться, как минимум одна — две недели на ознакомление личного состава с оперативной обстановкой.

— Логично, — согласился я. — Такого гадюшника, как в Берхольме, больше нигде нет.

— Так же господин Ногаев, уже получивший предварительные данные о состоянии организованной преступности, просит вашего, ваше сиятельство, разрешения на использование дружины и наемников для проведения арестов. Его превосходительство, господин префект, предполагает, что городских авторитетов и их банды следует брать всех одновременно. А на операцию такого масштаба у него не достаточно специалистов.

— Ладно, — промокнув губы салфеткой, решил я. — Нужды господина Ногаева мы выяснили. Давай вернемся к наемникам. Что они предлагают?

— Командование «Перуничей», ваше сиятельство, информирует нас, что сразу несколько небольших наемных отрядов изъявили желание поучаствовать в полицейской акции. Под управлением вашего сиятельства и с координацией действий с «Перуничами», конечно. Сообщается, что общая численность наемного контингента может достичь шести с половиной или семи тысяч профессиональных бойцов. Это позволит и совершать ротацию на существующих блокпостах, и, при необходимости, проводить силовые акции.

— Угу, — фыркнул я. — Заработал сам, дай заработать и приятелю…

— Его милость, воевода Хьярвард Гарди оставил пометку на рапорте, что лишние бойцы нам сейчас лишними не будут.

— Его милости и пара дополнительных дивизий, нисколько не помешают, — согласился я. — Его светлость, господин Гуселетов оставил какую-либо информацию о дополнительных поступлениях в казну?

— Только предварительные прогнозы, ваше сиятельство, — отыскав нужный лист в стопке, доложил Вышеслав. — Но он так же оставил пометку на рапорте «Перуничей».

— Цитируй, — вздохнул я.

— «Деньги есть». Писано его рукой, ваше сиятельство.

— Вот как? — старики опять что-то мутили. Но, слава Богам, хотя бы окончательное решение оставили за мной. Надоело быть маленьким ребенком, которого седые прохиндеи бесконечно поучают. — Свяжись с руководством наемников, и передай, что я санкционирую увеличение численности за счет найма дополнительных отрядов. Пусть составят краткую справку по каждому подразделению. Сильные стороны, слабости… Нас в первую очередь интересуют специалисты по силовым захватам и штурмам. Копии справки отправишь господину префекту. Пусть выберет нужных.

— Записал, ваше сиятельство, — отчитался здоровяк, закончив карябать буквы карандашом в блокноте.

— Молодец, — похвалил я старательного бывшего одноклассника. — Теперь огласи предварительные прогнозы по поступлениям в казну.

— Его светлость, господин Эулейв Гуселетов составил справку, согласно которой, при полном расчете ваших, ваше сиятельство, вассалов, казна увеличится на четыреста одиннадцать миллионов гривен.

— Мало, — поморщился я. — Есть ли расчет по поступлениям от городских мастеров?

— Нет, ваше сиятельство, — тяжело вздохнул Ромашевич, и уткнулся в свои бумаги. — По искам, поданным адвокатским домом Капонов в имперский суд, мы испрашиваем более миллиарда гривен в качестве штрафов и в возмещение ущерба по нарушенным арендным договорам. Кроме того, требуется оценка экологического вреда, нанесенного предприятиями советников. Исправление вреда так же ляжет на нарушителей. Точных цифр ни его светлость, ни господин Капон не называют.

— Ясно, — сказал я. В принципе, Вышата не сказал ничего нового. Все, что касалось исков и выплат членов Совета Мастеров, обговаривалось нами не один раз. Единственное, что изменилось — это мастеров стало на одного меньше.

— Золотовские трофеи уже успели оценить? — у старого Гуселетова не так много подчиненных, чтоб за те несколько часов, что я спал, успеть полностью оприходовать богатое «наследство» поверженного врага. Но хоть что-то же они могли сделать?! Хотя бы добыть справку о состоянии счетов в банках. Оставлять хоть что-то мнимым или явным наследникам провинившегося рода мы не собирались.

— Оценка еще ведется, ваше сиятельство, — поклонился Вышата. — Запросы в банки разосланы, но ответов мы еще не получили. Известно лишь, что кредитные учреждения ныне проверяют законность наших требований.

— Ну-ну, — хмыкнул я. — Проверяльщики… Что там от Золотовых-то осталось?

— Вот… — Ромашевич снова взялся перекладывать бумаги. — Вот рапорт его милости, воеводы Хьярварда Гарди. Согласно этому документу, в ходе штурма особняка Золотовых, были уничтожены сорок восемь охранников. Двое в тяжелом состоянии доставлены в городскую больницу. Кроме того, убиты Золотов и все члены его семьи…

— Все? — неверяще выдохнул я. — Включая женщин и детей?

— Все, ваше сиятельство, — бодро отрапортовал Вышеслав. — Господин воевода докладывает, что, в связи с ожесточенным сопротивлением, штурм велся по принципу: «сначала входит граната, потом люди». По окончании сражения, выживших членов семьи советника не обнаружено.

— Нормально мы повоевали, — хрипло выговорил я, припоминая суматоху боя. Бег, пот, заливающий глаза, вонь сгоревшего пороха и стрельбу на любое движение впереди. И снова бег… — Среди дружинников… гм… Много, кто решил уйти?

— Ни одного, ваше сиятельство, — какой-то чересчур бодрый голос Ромашевича начал раздражать. — Его милость, господин воевода отмечает достаточно высокую эффективность даже столь слабо обученной дружины. Говорит, мол, люди восхищены вашей личной Силой, ваше сиятельство. И преисполнены оптимизмом.

— Вырезали всю семью, от мала до велика, и еще преисполнены, — задумчиво выговорил я, борясь с так и норовившим выйти бутербродом. Тем же путем, как зашел. — Боги! Что мы наделали?!

— Устранили угрозу, — прорычал, врываясь в малую столовую, воевода. — Только так и надо делать. Теперь там некому мстить.

— Ай, — отмахнулся я. — Да никто бы и не посмел…

— Теперь и не посмеет, Антонушко. Не после того, как ты двумя ударами им весь дом разломал. Слышал уже про Каретниковых? Тролльи дети бунтовать думали, а теперь вещички собирают и из княжества бежать собираются.

— Ну, да…

— Да, Антонушко! Да! Чем потом бегать по всему княжеству, то тут, то там злодеев отлавливая, лучше уж вот так. Одним ударом и врага уничтожили, и Силу твою показали. Ну и дружину кровью с тобой связали. А о сопутствующих потерях не думай. Нет в том твоей вины. О том пусть теперь Золотов в Йотунхейме хвастается — как за твоей шкурой охотников посылал, да сам стриженным ушел. И баб своих туда же спровадил.

— Взявший в руки меч, должен быть готов умереть, — возвышенным тоном воскликнул Ромашевич.

— Молодец, Вышата, — хлопнул здоровяка по плечу воевода. — Верно все понимаешь. А ты, князь, настоящим русом себя показал. Четь тебе и хвала. Все правильно сделал.

— Сейчас по телевизорам раздуют, — скривился я. — Кровавым убийцей обзовут.

— А нас, истинных русов, кровью не напугать, — засмеялся старый воин. — Каждый из нас готов убивать. И ты, Антон, такой же. Помни об этом.

Гарди был прав. Ни в одной культуре мира месть, убийства и поединки не превозносились так высоко, как в руской. Саги наполнены кровью по самые края. Предки с таким упоением резали друг друга и ближайших соседей, что странно как эти земли не обезлюдели вовсе. С другой стороны, каждый нормальный герой саг старался щадить женщин и детей. Бывали, конечно, и исключения, но в основном — мужчины сражались, бабы сидели по домам. А не «сначала граната, потом бойцы». Гранате, вообще все равно кого убивать. А вот мне — нет.

— Да я помню. Но если бы догадался родовым даром там всех придавить, лишних смертей бы не было.

— Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, — ткнул в меня узловатым пальцем воевода. — А так даже лучше получилось. Сдали жандармам тела, и закрыли тему. Никаких мстителей или вдруг возникших ниоткуда наследников… И собирай вещи, боец. Завтра едешь с дружиной на тренировочную базу. Будете взаимодействие отрабатывать.

С громким треском рухнули последние мои иллюзии, будто бы я сам из себя что-то представляю. Старики и не подумали прекратить мною помыкать, хоть и с большим пафосом водрузили на голову княжескую корону.

Удивительно, но обидно не было. За полгода, проведенных в Лицее, не успел привыкнуть быть самому себе хозяином. А в усадьбе на Драконьем озере именно так все и было — важные вещи решали старики, отводя мне чисто представительские функции. Живое знамя, если хотите. Последний в роду. Да еще и несовершеннолетний. Пусть титул действующего князя и подразумевал полную эмансипацию, но ведь древних воспитателей за месяц не переделаешь.

Да и, нужно быть честным перед самим собой, пусть меня и готовили к княжескому престолу с самого сопливого детства, каких-то сил великих править без подсказки опытных советников, я за собой не чувствовал. Просто, нельзя объять необъятное. Знать все, разбираться во всех вопросах, чувствовать людей так, чтоб легко отличать хороших людей от плохих. Продумывать все на десять ходов вперед. Не может это все делать один человек. Простой человек. Не гений. Я.

Умом понимал, что придется. Что старики не вечны, и наступит момент, когда все они, один за другим, уйдут из Мидгарда. Что нужно уже сейчас среди ровесников искать нужных людей. Привлекать их к себе. Привязывать. Сплетать судьбы.

Нужно время. Несколько лет форы, которые позволили бы выбрать и испытать кандидатов. Обучить их под руководством стариков. Подготовить к работе. И самому подготовиться. Принять, обжиться с мыслью, что от меня теперь зависят миллионы простых граждан. Их жизнь, смерть и благополучие. От одного меня. И каждая моя ошибка, просчет или даже простая недоработка выльется в чью-то гибель. Вот что мне стоило воспользоваться даром нашего рода, и придавить полем без энергии защитников дома Золотовых?! Ни-че-го! А не верный выбор привел к смерти всю семью мятежного советника. И теперь их кровь на мне. Ну, и на главе рода Золотовых, который имел глупость поссориться с представителем высшей аристократии, и не озаботился безопасностью членов собственной семьи.

— Слышал уже? — выкрикнула с каким-то надломом в голосе Ксения, врываясь в столовую. — Знаешь? Эти твои солдатики чего натворили?!

— Чему твои «Перуничи» научили, то и натворили, — отмел я обвинения от дружины. — Чем ожесточенней сопротивление, тем сильнее удар.

— Ты говорил, они спрячут семьи в подвал, — продолжила обвинение девушка, словно не слыша моих аргументов.

— Я говорил, что все нормальные люди так делают.

Нет, я и не думал как-то оправдывать совершенное. Но и переваливать вину на дружинников, месяц назад впервые взявших в руки оружие, тоже не собирался. Моя вина, моя ошибка, и мне, когда придет время, за нее отвечать перед Богами.

— А теперь выходит, что наемники виноваты! Ну, конечно. Во всем всегда виноваты наемники…

— Что ты говоришь? — удивился я. — С чего ты взяла, что я в чем-то обвиняю «Перуничей»?

— А кто тогда? Не хочешь же ты сказать…

— Я и говорю. Я во всем виноват.

— Что?

— Я. Во всем. Виноват, — максимально членораздельно выдал я. — Эти смерти на мне одном.

— Но… Почему?

— Потому что я туда привел всех этих людей. Тебя, стариков, наемников, парней — месяц как из приюта, и сразу в это вот все. Все туда пришли моей волей. Значит на мне и ответственность. Не объяснил, чего хочу. Не уточнил. Мы и сами с тобой рвались вперед, как сумасшедшие. Стреляли во все, что двигалось. Но у нас хотя бы был твой щит. А у остальных что? Только азарт и страх.

— И ты так спокойно это все говоришь? Словно бы тебя это почти не касается.

— А что ты от меня хотела? Слез? Истерики? — разозлился я. — Что сделано, то сделано. Ты сама говоришь: фарш невозможно прокрутить назад. Никто кроме Богов не может оживить мертвых. Нам остается только признать ошибку и сделать выводы, чтоб впредь такого себе не позволять.

— Но и не так же… — прошипела в ответ девушка. — Как механизм какой-то. Как робот. Словно в тебе вообще нет сердца.

— Вот сейчас было обидно, — рыкнул я. — Ты вообще кто такая, что считаешь, будто имеешь право на меня кричать?!

— Я кто такая? — полыхнула щеками Ксения. — Я кто такая? Я твой единственный друг. А ты — чурбан железный! Вот ты кто!

Баженова, снова, в который уже раз оставив за собой последнее слово, взмахнула юбкой и скрылась. Оставив меня в компании с недоумением и легкой злостью.

— Кхе-кхе, — обозначил свое присутствие воевода. — Огонь девка. Теперь тебе придется извиняться.

— За что? — силой воли удержав лицо, чтоб не вскрикнуть от неожиданности, спросил я. — Я вроде ничего ей обидного не говорил.

— А, это не важно, — скалясь во все тридцать три зуба, заявил старик. — Они такие все… Сейчас добежит до своих покоев. По дороге выдумает гору всего, что ты думал, но не сказал. А потом еще и поверит сама себе, что ты это говорил. И будет обижаться уже всерьез. И не перестанет, пока не извинишься.

— И это она еще называет меня инопланетянином, — покачал я головой. — Они точно такие все, или встречаются еще… ну с человеческой логикой в голове?

— Встречаются, — пуще прежнего засмеялся седой воин. — Только ты их как девушек воспринимать не будешь. Потому как это не нормально. Нормальные — они такие вот, как наша Ксюша.

— Обалдеть.

— Ай, да брось, Антоша. На самом деле тебе еще с ней повезло. Иные бы еще до вашего разговора, невесть что сами себе выдумали, и обиделись. А ты ходи и думай — за что. Гы-гы-гы…

— Гы-гы, — передразнил я воеводу. — Что ты там говорил о тренировках с дружиной? Точно завтра выезжаем, или можно уже сегодня отправиться?

— А-ха-ха-хах, — аж прослезился древний воспитатель. — Отступление, тоже важный в жизни маневр. Можно и сегодня… А парней уже завтра завезем…

Раньше меня воспитатели так не баловали. Так что я удивился, но вида не показал. Не дай Боги, воевода передумал бы, и пришлось бы оставаться в одном доме с невесть за сто на меня обидевшейся Баженовой. В своем собственном доме…

Учебная база — это конечно громко сказано. Обычный полевой лагерь со сделанной подручными средствами полосой препятствий. Из плюсов: на у меня же арендованном наемниками участке земли имелась небольшая речка, в которой можно было купаться, и кусок девственно нетронутого леса. Из минусов: сопка с узеньким пешеходным маршрутом на самый верх, местными инструкторами называемый «димедрол». В смысле — снотворное на ночь, которое «прописывали» желающим поболтать в палатке после отбоя.

Еще на учебной базе имелось стрельбище — расчищенная от кустарника площадка с полверсты длинной и вдвое уже шириной. В качестве пулеприемника приспособили крутой склон той самой, «димедрольной» сопки. Оружие, все то время, что не использовалось курсантами, хранилось в передвижной, на базе грузовика, оружейке. Так что и тут у проверяющих, коли они бы туда вдруг явились, никаким претензий быть не могло. Сержанты из числа матерых «перуничей» с сожалением в голосе рассказывали, что хороший солдат с оружием не расстается. Но идею, что сто с лишним вчерашних школьников станет таскаться по окрестностям со штурмовыми винтовками наперевес, зарубил уже воевода.

— Нужно же уметь отличать мух от котлет, — ярился старый воин. — Одно дело, когда бойцы на операцию выезжают. Там без оружия никак нельзя. И другое, когда они по глупости и малолетству, стволами играться начнут. Тут уж следи не следи, а кого-нибудь точно убьют. Эти штуки для того и выдуманы. Докажут делами, что люди серьезные, и им можно доверять — другое дело будет…

Ко мне мои же дружинники отнеслись подчеркнуто уважительно. Постоянно и ежесекундно за нами там никто, конечно же, не следил — это вообще в принципе нереально, уследить за более чем сотней молодых парней. Но и в то время, когда сержантов и близко не наблюдалось, меня не пытались как-то поддеть или проверить на прочность.

Особенно те ребята, в одном отряде с которыми, мы штурмовали дом Золотовых. Нет, сиятельством через слово никто не утомлял, держались просто, и звали по имени или «княже». Но уважение чувствовалось.

Особенно после того, как мы с инструктором по рукопашному бою вдоволь поваляли друг друга по песочку. Тот, вообще-то был заведомо уведомлен, что учили меня с пяти лет и лучшие из лучших. Только поверить все не мог. А мне и в радость. Руками или даже с любым не стреляющим оружием в руках у меня много лучше получалось, чем с тем же огнестрелом или контролем Силы. Да чего уж: с мечом в руках я был неудержим и смертоносен. А стрелял в лучшем случае на хорошо.

А! Забавно было увидеть выражение лиц сержантов, когда я первым же вечером, после ужина, отправился к реке.

— Далеко шагаешь, курсант? — эти внаглую не хамили, но и держались куда более независимо, чем дружинники.

— Иду дракона кормить, господин сержант, — браво отчитался я.

— Угу, — скривился тот. — Это теперь так называется? Отхожее место расположено в другой стороне, курсант. В нашем лагере драконов положено «кормить» там.

— К счастью, господин сержант, дракон живет в реке. И он голоден.

— Ну пойдем, посмотрим на твоего дракона, — хохотнул, так мне и не поверивший наемник. По дороге он еще и друзей своих позвал. Мне было плевать. Я — князь Летов, и у меня есть питомец. Дракон. Никакой тайны я из этого больше не делал.

Были конечно небольшие сомнения, что молодой морской змей сумеет быстро найти дорогу в эту, совсем не крупную, речушку. В семейных летописях утверждалось, что из моря Северного, вслед за конунгом Ингемаром, в Сибирь, пришло аж два дракона. Каким образом эти волшебные звери перемещались между реками — история умалчивала. В летописи описывались места, где чуть ли не по сотне верст приходилось лодьи перетаскивать, чтоб в нужный водоем попасть. И каждый раз драконы встречали уставших людей.

Вот и я на нечто подобное надеялся. Тоже думал, что раз мы с Хёгги связаны узами Силы, то и мой питомец найдет способ переместиться. Ингемару свою пару даже звать нужды не было. Они словно сами вперед людей знали, где именно будет точка встречи. Так что и я, в качестве научного эксперимента, звать, как делал это обычно — опуская накачанные Силой руки в воду — не стал.

Впрочем, и не понадобилось. Змей уже нетерпеливо ждал в ближайшем омуте, взбивая своими маневрами воду в серо-зеленую пену. Увидел меня на берегу, остановил мельтешение бесконечно длинного тела и поднял голову. Сажени на полторы над водой. Этакий столб с шипами в разные стороны, увенчанный страшенной зубастой головой.

Видел, что дракон рад меня видеть, но к самому берегу подтягиваться не торопился. Косил огромным фиолетовым глазом на обалдевших сержантов.

— Иди сюда, мой хороший, — позвал я, вытягивая накачанную Силой руку. — Проголодался, маленький…

— Нихрена себе, малышок, — вякнул кто-то из наемников.

— Он еще совсем юн, — доброжелательно пояснил я. — Еще растет. Ему нужно хорошо питаться.

— Как мы теперь тут купаться-то станем? — озаботился другой «перунич». — Мы же ему на один укус.

— Мы наемниками не питаемся, — прикоснулся я к теплой шелковистой шкуре на морде змея. — Мы любим магию кушать. Нам ее много надо…

— Не боишься, парень, что эта тварь тебя досуха высосет?

— Даже если он сумеет поглотить море энергии сразу, у меня останется еще целый океан. Для друга не жалко.

Мальчишки из ближайшей деревеньки повадились пробираться в учебный лагерь. Гильзы клянчили, или еще чего-нибудь из военного имущества. Могли и прибрать чего, если плохо лежало. И остановить это нашествие было практически невозможно. Сухопутный периметр еще худо-бедно охранялся, а вот берег реки, заросший кустарником, уже практически не контролировался. Пацаны переплывали ручей, и пробирались одним им известными тропками прямо в расположение. Потом в воде поселился дракон. Это я знал, что морское волшебное животное людьми не питается, а юным разведчикам и диверсантам хватило и грозного вида.

Через несколько дней, когда и инструктора и дружинники вдоволь наснимали зверя на телефоны, ажиотаж спал. Так что я продолжал по вечерам подкармливать дракона в гордом одиночестве.

Кстати говоря, шум зверя совершенно не пугал. Ни выстрелы, ни вопли атакующих временные укрепления дружинников, ни топот тяжелых мобильных пехотных доспехов, пару штук которых привез Воислав Ромашевич на испытания и выискивание недоработок.

Ну что сказать, МПД внушали уважение. Высокие, почти в полторы сажени, тяжеленные бандуры, покрытые угловатыми броневыми листами стальные големы. В правом манипуляторе был установлен крупнокалиберный пулемет, а в левом — гранатомет. Прицеливание осуществляется с помощью электронной системы слежения. Метчик цели выводится на визор в шлем оператора. Соответственно, куда «наездник» головой повернет, туда и стволы следуют.

Вообще, машина вышла на любителя. Не особенно быстрая — бегать в МПД можно, но не долго, аккумулятор слишком быстро теряет заряд. С маневренностью тоже не слава Богам. Этакий танк на двух ногах, в сто пудов весом. Причем, верхняя, подвижная, часть туловища оказалась тяжелее нижней — той, где ноги и привода для движения. От этого, при поворотам при быстрой ходьбе, из-за инерции, всю машину ощутимо заносило. Не так чтобы сильно, но вполне ощутимо.

А вот устойчивость у Ромашевича вышло сделать феноменальную. В броню стреляли из всех видов легкого пехотного оружия, и даже из базуки. Толкали машинами, сбрасывали с обрыва, топили в реке. Но, пока у голема было две целых ноги, уронить его было не реально.

Повеселились. И я сам, и дружина в полном составе, и сержанты — все попробовали управлять этим танком. Мне вот не зашло, у наемников получалось получше, но все равно не так хорошо, как у некоторых измоих бойцов. У шестерых. Именно они и продолжили испытательную программу, тщательно расписанную воеводой Гарди.

В итоге, изобретатель с парой помощников, прямо в лагере, оба прототипа разобрали, и составили дефектовку деталей и механизмов. Прежде чем принимать новую машину на вооружение в мою дружину, нужно было понять, насколько техника надежна, и как часто ей будет требоваться техническое обслуживание. Еще я внес свою пару ногат, попросил изобретателя придать новой технике надлежащий вид. А не как сейчас — кривые сварные швы, вместо стопоров поворотной части скелета, прихвачены два куска стального уголка, а броня и вовсе прикручена к раме болтами. Еще бы на клёпки посадили, как сто лет назад. А краска! Вместо привычного серо-зеленого, эти устройства были выкрашены серой грунтовкой. В военном лагере смотрелось это просто дико.

— Хорошая вещь всегда красива, — внушал я Воиславу. — Моим людям это устройство будет жизнь спасать, и весь вид доспеха должен внушать мысль о воплощенной мощи и технологическом превосходстве. Не можете сами придать МПД надлежащий вид, наймите художника.

— Да есть уже один, — замялся изобретатель. — Парнишка из мотоциклистов, ваше сиятельство. Рисует он здорово, конечно. Но я пока не хотел тратить средства на…

— Пришлите фотографии, — приказал я. — Посмотрю. Если что-то выберу, вы измените внешний вид изделия в соответствии.

— Ну, — потянулся Ромашевич пятерней к затылку. — Я с этими новыми телефонами не особенно дружу… Вышату попрошу. Он сделает, ваше сиятельство.

Целую декаду мы развлекались с испытаниями МПД. На это время тренировки были по упрощенной форме. Сержанты особо не зверствовали, понимая, что все внимание курсантов приковано к серым големам, и военная наука в возбужденных новинкой мозгах не задержится. Но стоило фургону Воислава Ромашевича скрыться за поворотом, «перуничи» взялись за нас всерьез.

И начали они с реорганизации.

Давным-давно, в эпоху славных морских походов нордманов, экипаж корабля состоял из воинов-гребцов, которые, скажем так: были слегка не равны при разделе трофеев. Начать хотя бы с того, что половина всегда отходила хозяину корабля. Драккар — это весьма дорогостоящая сложная конструкция, требующая скрупулезного ухода. Материалы для ремонта, да и просто для поддержания корабля в рабочем состоянии, стоили не мало, и на это, еще до начала плавания, экипаж договаривался выделять часть добычи.

Понятное дело, что хозяин судна был еще и капитаном. И в том случае, если он исполнял чисто представительские функции, и в мореплавании не разбирался, появлялась необходимость в наличии на драккаре скирмана — рулевого. Главного во время морской части похода. А если капитан и воином был посредственным, назначался форинг — военный командир отряда. И скирман и форинг получали по десятой части добытого.

Главную, самую боеспособную часть экипажа составляли хольды — опытные и хорошо вооруженные и экипированные воины. В бою, в строю их место было в первом ряду. Они первыми встречали врага, и от их выучки зачастую зависел исход схватки. Все хольды корабля претендовали еще на две десятых часть трофеев. Оставшиеся десять процентов делились на дренгов — молодых, еще никак себя не проявивших бойцов.

Но кроме принципа распределения относительно честно заполученных доходов, в экипаже существовало деление еще и на фелаги. Это древнее слово в переводе с древне датского, означает братство. На самом деле, предки подразумевали под этим термином скорее нечто, напоминающее семью. Во-первых, в фелаги обычно объединялись родственники или соседи. Отправиться на другой берег огромного холодного моря — достаточно смелая мысль. Сделать это в компании с людьми, которых знаешь с рождения гораздо проще, чем пытаться влиться в уже существующий коллектив.

Во-вторых, фелаги организовывались вокруг опытных путешественников. Один, или несколько матерых викингов, собирали соседскую молодежь, и вели за собой убивать каких-нибудь галлов или бриттов. Тренировали, помогали советом, учили всему, что сами знали. Заботились и опекали. В бою присматривали за своими. Численность объединения никто не регулировал. Весь экипаж мог быть «братьями» и родней. Очень часто, после первого раздела добычи, внутри фелаги все снова ссыпалось в кучу, и перераспределялось. Мало ли. Вдруг кому нужно было сестру замуж выдавать, а приданого родители не собрали. «Братство» сбрасывалось, девицу пропивали… гм… выдавали, и шли искать новой Удачи. Материальные ценности были больше мерилом мастерства и удачи, чем средством к существованию.

Со временем, у русов в славянских землях, фелаги преобразовались в некое подобие самого маленького в войске подразделения. Примерно с седьмого или восьмого века по имперскому календарю принято считать, что фелаги — это полудюжина воинов. Идеальное количество и для боевых действий, и в бытовом смысле. Шесть человек легко умещается у костра, например. И одного, удобного к перевозке, котла как раз хватает накормить такую группу воинов. Какие-то принципы «братства» еще присутствовали, но без участия хольдов.

С появлением огнестрельного оружия, и развитием специализированных воинских подразделений, существование фелаги позволяло сделать хирд более универсальным. Вроде того: две фелаги застрельщиков, шесть — стрелков линии, две — конные разведчики… И так далее, и тому подобное.

Нечто в этом роде актуально и сейчас для небольших дружин. В императорской армии фелаги — тупо самое маленькое подразделение. Во взводе четыре фелаги. И четыре сержанта — командира отделений. Никакого дополнительного смысла такое деление не несет.

В княжеском хирде, где требуется универсальность для решения широчайшего круга задач, разделение на «братства» имеет уже более утилитарную цель. Потому что нельзя знать и уметь все. У одного что-то получается лучше, что-то хуже. Один — прирожденный стрелок, другой с детства за рулем, третий и вовсе не видит жизни за пределами компьютерного монитора. А мне, княжеству, нужны все они. И первый, и второй, и третий…

Одна фелаги — будущих операторов МПД — уже с воинской профессией определилась. Как раз шесть человек, показавших в управлении этим бронированным экзоскелетом наилучшие результаты. Их, как и вообще всех, конечно же, будут учить и грамотному перемещению в бою, и стрельбе, и чтению тактической карты. Но основной упор все-таки будет делаться на поддержке подразделения тяжелым оружием мобильного доспеха. Пусть до Ромашевича в армиях мира такого «зверя», как МПД, раньше и вовсе не было, но это не означает, что не существовало принципов огневой поддержки.

Лучшие стрелки были выделены в фелаги снайперов. Тоже нужная профессия. Не поспоришь. И, судя по довольным мордам парней, они и сами не против. «Отличный стрелок — это диагноз», — заявил как-то старый воевода. Не возьмусь спорить. У меня с этим делом выходит не ахти, как хорошо.

Два отделения выделили на разведчиков. И три — водителей всевозможных транспортных средств. В число первых попали самые жилистые и выносливые, во вторые — любители повозиться с железками. Одно отделение из трех специально выделили, как исключительно техническое. Разглядев среди «водил» знакомое по мотоклубу лицо, ничуть не удивился. Видно Норны плетут его судьбу металлическими нитями.

Сразу всех предупредили, что распределение первичное, и только на время тренировок. Что буде у кого проявится какой-нибудь талант, перейти будет не сложно. И сразу десять отделений зачислили в штурмовую пехоту. Понятное дело, что эти шесть десятков человек не станут бездельничать, если штурмовать будет некого. Мне нужно и усадьбу «Рябчинские пруды» охранять, и в обеспечении безопасности перемещений первых лиц княжества участвовать.

Отдельно пока выделили потентиков. Их, если меня не брать в расчет, пять человек набралось. Уровни не слишком большие, но простейший щит любой из них в состоянии был сделать и поддерживать. Этих будет учить лично воевода. Правда, в приватном разговоре, Гарди честно признал, что толк выйдет только из одного. Да и то, если не будет лениться.

— У мальчика тактический дар, — в полголоса поведал старик. — Такое бывает. Вообще, видение поля боя, и умение оказываться именно в том месте, где ты нужен больше всего, приходит с опытом ко всем. А этот, видно, таким уродился. Не будет изображать из себя дохлого тролля, далеко сможет пойти.

— Не рановато ты себе замену начал готовить? — разгадал я суть этой «рекламной акции».

— В самый раз, княже. Пока науки в башку наберет, пока силу почувствует. Победит несколько раз и проиграет. Проигрывать тоже нужно уметь…

— Ясно, — расслабился я. — Лет через двадцать может выйти неплохой форинг.

— Дай-то Боги, — согласился седой воин. — С лидерами в этой толпе пока тяжело. Видно, самые лучшие ушли к императору.

Одна фелаги стала у нас связистами и специалистами информационной сферы. Новое, кстати, слово в военной науке — электронная борьба и ведение информационных войн. Лишить противника связи, в идеале — лишить оперативного командования. Выплеснуть в Сеть кучу разнонаправленной информации, запутывая, дезориентируя врага. Передать свое видение правды, заставить неприятельских солдат сомневаться, лишить воли к победе. Пользы от шестерки информационных богатырей может оказаться как бы ни больше, чем от шести отделений штурмовиков.

В три оставшиеся группы собрали середнячков. Не тех, что ни рыба не мясо, а таких, у которых всё получается по крайней мере на хорошо. И стрелять могут, и двигаются осмысленно, и, в случае крайней нужды, могут сесть за руль авто. Эти восемнадцать человек добровольно согласились стать моим ближним защитным кругом. И дали дополнительную клятву при необходимости закрыть князя собственным телом. Рунные цепи, связанные с зачарованным амулетом, способны уберечь от многого. Но не от всего. Далеко не от всего. Я, конечно, и сам по себе кое-чего стою, как боец. Но вот глаз на затылке не имею, и чувствовать пространство вокруг, как это легко делают истинные воины — ektemanns — пока не умею.

Интересное совпадение: почти все из этих восемнадцати, имели школьные оценки выше средних. То есть и с мозгами у этих парей все в порядке. Это особенно важно, потому как именно они теперь будут постоянно где-то рядом. Первые собеседники, спутники — куда бы я ни решил отправиться, и лица моего княжества.

10.Руна Эваз

После Мидсумар 1148 год

Месяц Iulius ю.к.

Светояру.

Выясните дальнейшие планы

Подналзорного. В случае если А.Л.

имеет намерение посетить столицу,

разработайте детали операции

по недопущению сего.

Сидел на поляне в лесу, никого не трогал, строгал ножом палку. Было скучно.

Признаться, я не великий резчик по дереву, и занятие это мне совершенно не нравилось. Другое дело, по условиям военной игры, у меня, как главной цели, которую один из отрядов должен был уничтожить для победы, должна была быть одна единица холодного оружия. Я выбрал нож. Из милости. Окажись в руках что-нибудь длиннее, меч например, у нападавших не осталось бы и шанса.

В принципе, не будь игры и игровых условий, ко мне никто и близко бы не стал подходить. Пристрелили бы издалека, да и все. Руны и амулет, может, и спасли бы от одного — двух пуль, но не от сотен, выпущенных из нескольких десятков стволов.

И что-то нападение задерживалось. Если верить часам на телефоне, сидел я уже больше двух часов, а из леса ни единого звука. Сколько не вслушивался. Шуршали на ветру листья деревьев, чирикали птицы, громко сорвалась и упала оземь сухая ветка. Ни шагов, ни бряцанья оружия, ни приглушенных команд временных командиров. Просто лес, в обыденной его жизни.

Ждать надоело очень быстро. Привык, что в военном лагере мы были постоянно чем-то заняты. Постоянно что-то делали, чему-то учились или тренировались. И тут такое. Сидеть, и ничего не делать на солнечной поляне в лесу, было просто невыносимо.

Первый час еще более или менее. Читал новости в Сети. Переписывался со стариками и с Капонами. Вызнавал новости. Все шло хорошо и моего участия не требовалось. И это тоже было невыносимо осознавать. Княжество отлично жило и без моего вмешательства. Перемещаемые с других территорий полицейские, постепенно брали мою часть города под контроль. Ни один из оставшихся в живых советников Берхольма, кстати, так и не посмел оспорить мой захват девяти районов города в суде. Все-таки я был в своем праве, и любой закон — и Божий и человечий — был на моей стороне.

Городской Совет резко уменьшил штат своей полиции. С десяти тысяч до полутора. Но, думаю, и это еще не окончательная цифра. На три самых маленьких, и практически не заселенных района и полторы тысячи — много.

Сокращенные сотрудники повалили в мои участки в попытках устроиться. И их брали, если не находили фамилии кандидата в списках, составленных по мотивам заветной тетрадки. Пока удалось вернуть не более трех десятков «старых» специалистов.

Против всех замаранных были возбуждены уголовные дела. И, когда штат будет полностью сформирован, дознавателям предстоит много работы. Так уж получилось, что наиболее насыщенными криминальными точками оказались именно окраинные районы. Мои. И я не намерен был это терпеть. Мой Берхольм должен стать самым безопасным городом в империи. Все несогласные с этим постулатом — заплатят. Так или иначе.

Капон отчитался, что имперский суд относится к нам весьма благожелательно. Это по искам к нерадивым арендаторам. По поводу экологических преступлений советников, суд распорядился провести независимое расследование силами специальных государственных служб. Не городских. Имперских. Эти молчать не станут. И их почти невозможно подкупить. Император весьма болезненно относится к изменам своих людей. А коррупция — это и есть государственная измена.

Слушания назначены на конец месяца. Но уже сейчас, по представлению регионального отделения жандармерии, счета городских мастеров арестованы, перемещение самих подсудимых и членов их семей по империи временно ограниченны. Сами советники сидят под домашним арестом. Гуселетову все-таки удалось убедить гранд-легата, тот установил надзор за мастерами, и уже день спустя, жандармам пришлось предотвращать три подряд попытки советников покинуть город.

Как-то слишком легко. Давным-давно, когда старые воспитатели начали посвящать меня в детали Плана, мне почему-то казалось, что возвращение Берхольма под руку Алтайского князя будет более тяжелым. Трудным. Кровавым. Потому древним советникам не приходилось подталкивать меня, принуждать, уговаривать тренироваться и учиться усердно. С полной отдачей. Я готовил себя к войне, а вышла какая-то заварушка.

Ну не считать же чем-то серьезным это глупейшее покушение после губернаторского бала. Как уже говорилось, если бы не инициатива одного, ныне мертвого, городского мастера, нечто подобное пришлось бы нам самим организовывать. И не факт, что получилось бы сработать так же чисто. Правдоподобно. Так, что даже профессионально недоверчивые жандармы прониклись.

Штурм еще этот, троллячья отрыжка! Ни единого слова в упрек, ни одно СМИ империи в нашу сторону так и не прозвучало. Простолюдин организовал нападение на представителя высшей аристократии. На хозяина окрестных земель! На князя! И все. Я в своем праве. И если для удовлетворения моих претензий потребовалось вырезать всю до единого семью простолюдина, значит, так тому и быть. Впредь другим будет наука.

Удивительно. Я и раньше, еще когда в первый раз изучал содержание Кодекса Законов империи, касающихся прав и обязанностей привилегированного класса, отмечал, что фактически все жители моих земель являются моей собственностью. Нет, рабство в стране официально отменено уже лет этак шестьсот назад. Никто, даже сам император, не может купить или продать живого человека. А вот принудить что-то делать, или заставить не делать чего-либо — проще простого. Или лишить кого-то жизни. Или организовать такую «жизнь», что врагу не пожелаешь.

И при всем при этом — активно пропагандируется счастливая, обеспеченная жизнь простых людей в личном домене правящей династии. Ото всюду, со страниц газет и журналов, из материалов Сети или с экрана телевизора, раз за разом повторяется сказка о равенстве всех имперских подданных перед Законом. Умалчивается только, что для меня, например, и для того же Вышеслава Ромашевича законы будут разными. Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Вот главный закон государства!

И еще, мне было решительно непонятно: чего так долго тянули с этим городом мои предки?! Отец? Дед? Ведь не вчера же настолько подорожала земля в центре Берхольма, что проживать в трех старых районах стало по карману только очень богатым людям. И в торгово-административные, застроенные преимущественно офисами и государственными учреждениями, эти районы превратились тоже давно. Не вчера городские мастера начали застраивать земли, право на аренду которых выкупали у первых арендаторов. По крайней мере, лет сто назад начали. Еще при деде. Так почему не начали возвращать свое тогда? Чего ждали?

Или вопрос стоит не так? Чего опасались? И почему теперь нашим со стариками действиям никто и не думает мешать? Что изменилось? Не может же быть все дело в уровне Силы?

Отец был слабым потентиком. Фиолетовый уровень — это тоже не мало, но все-таки недостаточно для древнего аристократического рода. Начиная с основателя, Ингемара Древнего, я только четвертый из Летовых сиятельный князь. Остальные, кроме князя Рутгера, именовались светлыми. Их светлостями.

На самом деле, разница не слишком большая. Все известные человечеству переплетенья рун, заклинания бриттов или знаки галлов, не говоря уж о словоформах римлян, вполне доступны для светлого уровня потенции. Единственное отличие в количестве внутренней, единовременно доступной энергии. У светлых она, рано или поздно, но кончается. У сиятельных — никогда. Потому что, даже черпая Океан ложкой, размером с море, понадобится целая жизнь, чтоб вычерпать его до дна.

Дед был светлым. Причем, если пользоваться современной расширенной классификацией, его Сила не превышала первую треть светлого уровня. То есть, едва-едва превышала фиолетовый.

Сам я деда живым не застал. Но по рассказам воспитателей, легко могу себе представить ярость и разочарование князя, не способного воплотить что-нибудь действительно мощное с помощью личной Силы. Никому не известно с чего предок решил, что употребление серебра в огромных дозах способно прорвать установленные Богами пределы. Он ел и пил только из серебряной посуды, обвешался изделиями из благородного металла с ног до ушей, приказывал добавлять в пищу серебро истертое в порошок. Кончилось это все плачевно.

Аргирия — отравление соединениями колдовского металла. Его кожа посерела. Он почти ослеп и харкал кровью. Стал забывать имена окружающих и заговариваться. А потом умер. Отцу было семнадцать, когда он взошел на трон Алтайского князя.

Но причем тут Берхольм? Чтоб скопить деньги, нанять наемников и отобрать свои земли у зарвавшихся городских богатеев, нужно быть князем. Но не обязательно — магом. Почему тогда не приступили к исполнению Плана, мне решительно не было понятно.

Десять лет мне внушали, что у Летовых полно врагов. Городские мастера, ворующие наши земли. Соседи, так и норовящие откусить часть. Великий Стальной путь проходил по самой северной границе Алтая. И от нас же начинался тупиковый маршрут в Томбург. С запада, и с востока располагается достаточно иных княжеств, у которых нет доступа к главной транспортной магистрали Сибири. Только через Алтай. Берхольм и окрестности — лакомыйкусочек, от которого мало кто откажется.

Казалось бы: десять лет княжество существовало без князя. Самое подходящее время, чтоб предъявить права на примыкающие к железной дороге земли. Но — нет. Ни единой попытки. Алтай вообще никто не трогал. Старики объясняли это древним договором — изначальным соглашением — согласно которому претендовать на удельное княжество, при отсутствии наследника, может только император. Соответственно, и попытки нарушить территориальную целостность удела равноценно прямому пренебрежению священного права правящего рода. Тем не менее, воспитатели упорно снова и снова повторяли, как заклинание, что соседи — враги, и от них не стоит ждать чего-либо хорошего.

Только и после явления меня в качестве правящего князя, тоже ничего не изменилось. Никто войну не объявлял, и вассалов не подговаривал переметнуться. Полное игнорирование.

Сразу несколько старых аристократических семей, из списка далекого предка. Некоторые представители этих фамилий занимают в империи не малые должности. Да и сами рода — достаточно богаты и влиятельны чтоб, при желании, доставить мне массу неприятностей. Где они? В их интересах делать все возможное, чтоб Летовы не вернули себе прежнее положение. Но никакого противодействия я лично не ощущал. Уж эти-то люди могут организовать и успешное покушение на мою жизнь, и агрессивную информационную атаку, дискредитирующую молодого князя в глазах общественности и Света. Могут, но не делают. Почему? Что, или кто оберегает меня от серьезных противников?

Император? Он — да. Он может. Только зачем ему это? Отношения между Летовыми и Рюриковичами не простые и запутанные. Несколько первых сотен лет государства, которое начал строить Рюрик Фрисландец, наш род активно вмешивался в политику. Помогал, по мере сил правящей династии. Вспомнить хотя бы того же Свенельда, второго сына Ингемара Древнего. Свенельд, отправился с дружиной на запад, с заданием послужить князю князей, добыть себе славу, набить мошну, и вернуться на Алтай с новыми людьми.

И кто теперь сможет сказать, что он не выполнил отцов наказ? Воевода трех Великих князей, участник двух походов на Восточный Рим, пестун Великого Свентьярфа, покорителя хазар. Чем не слава?! Свою казну воевода привез на пятидесяти вьючных лошадях. А всего в караване было более пятнадцати тысяч человек, из которых только тысяча — дружина. Остальные — члены семей воинов, свободные крестьяне и рабы. И знаменитая бойкая баба Утята, за время похода собравшая вокруг себя несколько десятков сирот. Родоначальница славного рода Утятичей.

Поле Свенельда, предки отметились в западном походе Вольдемара Великого, присоединившего к державе Ютландию и земли западной ветви славян. Их имена нигде, кроме семейных летописей, не отметились, но и они изрядно пополнили и родовую сокровищницу, и население княжества.

Рауд Летов — еще один предок, сумевший пробраться на страницы учебников истории. Именно он привел к стенам Хольмгарда свою дружину, ставшую основой для победоносной армии объединителя земель, Великого князя Вебранда. Именно Рауд стоял за правым плечом шестнадцатилетнего наследника великокняжеского престола, когда тот требовал от лучших людей столицы признать его князем при живом отце.

Кстати говоря, подпись Великого князя Вебранда имеется на одном любопытном, но мало кому известном документе. Который гласит, что в случае, если князь Алтайский будет чем-то обижен потомками Рюрика, и решит отделить свои земли от государства, древнее соглашение, дающее правящей династии права наследовать удельные земли, так же будет лишено силы. Так что, по большому счету, Алтай в империи ничего, кроме воли Летовых, не держит.

Потом империя стала расширяться. В первую очередь, на восток. Отряды охочих людей, при поддержке Алтая, достаточно быстро покорили бесконечные пространства Сибири, Восточной Сибири, Дальнего Востока… Не будь на полпути к Великому Океану нашего княжества, процесс мог затянуться на несколько столетий. А с нами, уже сто лет спустя, первые корабли новых викингов вышли в восточные моря. Ниппон, Корея и Китай — пришла их пора содрогнуться от ярости северных людей. Правящий дом активно способствовал Восточному походу, но без нашей поддержки, второй эпохи викингов могло и не быть. Не мудрено, что Летовы были приняты и обласканы во дворцах Хольмгарда.

Отношения стали портиться лет двести назад. Слишком много завистников, слишком много было у предков влияния и спеси. И кровожадности. Смывать любую обиду кровью обидчиков — не самая лучшая традиция для просвещенного времени. Когда иные плели интриги, Летовы убивали. Какому государю понравится, когда дворянство — опора государства — вырезается, как бараны?!

Летовы попали в опалу. Предку, тому самому, что построил Лицей и Губернаторский Дом, запретили появляться в Хольмгарде. И… все. Никаких других санкций не последовало. С тех пор Рюриковичи были отдельно, Летовы отдельно. И друг друга никак не касались.

Больше того, прадед проигнорировал призывы императора, когда тот обращался к дворянам страны. Империя вела тяжелую войну с Галлией, и в армии ценен был каждый одаренный. На Алтае потентиков было полно, но всем им предок прямо запретил участвовать в делах империи. Официально, из-за опасности, которую представляла собирающаяся у южных границ княжества китайская армия. Которая, к слову, тогда так и не решилась перейти рубеж. Прадед был третьим сиятельным князем Летовым, и был в состоянии в одиночку разогнать толпу плохо обученных воинов.

Постепенно в головах имперской аристократии сложилось мнение, что Летовы, все поголовно — Алтайские затворники. Что, дескать, нас вполне устраивает это «сидение в провинции», и большего нам и не нужно. Посмотрим, что они скажут, когда я приеду в Хольмгард!

И вот, кстати! Прадед был сиятельным князем. Почему он не привел План к исполнению? Что ему мешало? Война, в которой полыхала половина Европы? Так она всего пять лет длилась. Дольше потом последствия разгребали. Вопрос, на который воспитатели не горят желанием мне отвечать.

Как бы то ни было, правящая династия вряд ли стала бы вмешиваться в ситуацию на Алтае. В их интересах вообще прикрыть глаза на то, как меня станут убивать. Никто никогда не делал секрета из существования древнего, изначального соглашения. За, без малого, полтора тысячелетия, Рюриковичи не раз апеллировали к этому документу, накладывая лапу на удельные княжества, лишившиеся прямых наследников. Не постеснялись бы и в случае моей гибели. И даже тайна места хранения легендарного меча-кладинца их бы не остановила. В век, когда на полях сражений властвуют большие калибры и тактические ракеты, древняя зачарованная железяка — не более чем красивая сказка. Символ, без которого легко можно обойтись.

Странно еще, что не нашлось отчаянного человека, который бы организовал бы мне череду покушений, в попытке выслужиться перед государем. Этот, пока мне неизвестный «его высокопревосходительство» не в счет. Он только сведения собирает, и в решительных действиях пока не замечен. Ну, или мы ему основной план существенно испортили, а запасной он пока только готовит. Возможно и такое.

В общем, пусть друзей, или хотя бы союзников я пока вокруг себя не вижу, но и с врагами как-то не густо. Или недоброжелатели пока никак себя не проявили. А это настораживало. Складывалось ощущение, что мне просто пока позволяют наводить на Алтае порядок. Например, для того, чтоб не пачкать руки самим. И вот потом, навалятся все скопом. И императорские лизоблюды, и старые аристократические семьи из того списка, и соседи…

Отбросил многострадальную палку в сторону — все равно ничего путнего не выходило — сунул штык-нож в ножны, и с наслаждением потянулся. Дурацкая военная игра затягивалась, а живот уже несколько раз требовал закинуть в него очередную порцию топлива. Думалось тоже не особо. Вновь и вновь вспоминать список врагов утомляло. Да и смысла большого не имело. Придет и их время. Дайте только немножечко времени, чтоб на ноги встать…

Потоптался на месте, присел-встал пару раз, разминая ноги. И пошел искать своих запропавших «защитничков». Решил, что с меня хватит этих троллячьих военных игрищ. Хотелось что-то делать. Куда-нибудь торопиться, преодолевать, с кем-нибудь сражаться. А не вот это вот все. Военный лагерь в компании дружины — это здорово. Но ведь у нас не война, и нам завтра не в поход. Это у хирдманов основная задача, кроме собственно службы, неустанно поднимать свой профессиональный уровень. У князей слегка иная стезя.

Но едва сделав пару шагов, услышал осторожные шаги слева, из леса. Подумал, что это кому-то из атакующих все-таки удалось прорваться через заслон, и приготовился к драке. И даже слегка удивился, разглядев среди кустарника пестрые, разноцветные одежды. А потом и силуэт, который совсем не походил на мускулистого, здорового воина.

— Антон, — как-то потрясающе легко, не затронув ни одной ветки или листика, протиснулась на поляну Баженова. — Вот ты где.

— Ксения? — разглядев характерную походку, воскликнул я. — Какими судьбами?

— Ай, — отмахнулась девушка. — Сам же подарил мне права на твои изображения. Я съездила в одно агентство, во второе, третье. Вроде слушают, улыбаются и молчат. Ну я им копии грамоты, что ты выписал, оставила, на всякий случай. Думала, может когда-нибудь, и заинтересуются… Ты в лагерь? Вояки твои уже пообедали…

— Вот как? — снова удивился я. Главным образом тому, что парни посмели оставить меня одного в лесу, и отправились на базу.

— Ты говорил, — Баженова пристроилась сбоку. — Сказал, что я стану миллионершей.

— Угу, — думая совершенно о другом, и не думал отказываться я.

— А я такой дурой себя чувствовала, когда из тех агентств выходила. Представляла, как эти люди смеются за спиной. Как бегут звонить друзьям и родственникам, чтоб поделиться свежим приколом…

— Понятно.

— А пару дней назад они начали мне названивать. Одни, потом сразу другие. Третьи даже своего менеджера отправили на авто, чтоб меня в их офис доставить. Только я с ним не поехала. Его светлость не советовал. Сказал, чтоб я выслушала, чего они там мне предлагать станут, но без кого-нибудь из Капонов на встречи не ездила. И разрешил лимузин ваш древний использовать. Кстати, я тут передачу по телевизору смотрела, про старые авто. Знаешь, сколько ваш раритет стоит?

— Угу.

— Прикинь, — легонько стукнула меня по плечу девушка. — А я понятия не имела, что он дороже четырех современных от того же производителя. Типа, автомобиль — легенда.

— Ну, да.

— Короче. Поехала я по рекламщикам. Денек потерпела, чтоб они там помучались, договорилась с адвокатом, уселась в машину, которая дороже моей жизни раз в десять, и покатила. Ты меня слушаешь, вообще?

— Конечно.

— Ага. Так вот. Там мне сразу стали бумаги всякие подсовывать. Расписывать, как они все здорово сделают, и как я на этом много заработаю. А адвокат только на цифры глянул, и говорит. Мол, чтоб я даже не думала эти глупости подписывать. И что обязательно доведет до его сиятельства сумму, в которое его изображение эти отважные люди оценили.

— Ха, — проняло меня. — Какой молодец! А кто из Капонов с тобой ездил?

— Старенький такой, — обрадовалась проявлению моего внимания девушка.И полезла в телефон, чтоб прочесть мне имя своего юридического консультанта. — Авирам Зерахович. Ему, наверное, лет пятьдесят уже.

— По отчеству судя, это сын их старейшины, — поделился я догадкой. — Молодцы. Серьезно к делу отнеслись. Сразу матерого отправили.

— Ага, — засмеялась Ксения. — Ты бы видел, как они там забегали. Мы вроде как уходить собрались, так даже ихний директор…

— Их директор, — машинально поправил я.

— Ну, я так и сказала. Ты чем слушал?

— Ладно-ладно. Прости. Продолжай.

— Ты иногда таким нудным становишься.

— Да я всегда такой. Просто ты это не всегда замечаешь.

— Это ты про меня что ли? Это я не всегда замечаю? Ничё не перепутал?

— Это была шутка.

— Так себе шутка. Не смешная.

— А я и не клоун, чтоб всех смешить.

— Ну да. Ты…

— Баженова. Мы сейчас опять поссоримся, — я остановился и ткнул девушке в живот пальцем. — А я ведь так обрадовался, когда тебя увидел. Мне тебя не хватало.

— Правда?

— Зачем мне врать?

— Может, опять не смешно шутишь?

— Ксения?! Лучше рассказывай дальше. Директор побежал уговаривать вас остаться. Кричал, что его люди ошиблись в количестве нулей, и они будут наказаны…

— А ты откуда знаешь? Отправил кого-то за мной следить?

Я мог бы ей сказать, что Ормссон, по долгу службы, присматривает за всеми, кто попал в мой ближний круг. И в смысле возможной измены, и в качестве сбережения жизни. Но не стал. Подозревал, что ей это не понравится, и она начнет бегать от негласной охраны.

— Это было логичным продолжением твоего рассказа, — подобрал я нужные слова. — Многие временные руководители поступают схожим образом. Нанятые директора, назначенные управляющие… Ну, ты поняла. Так чем это все закончилось?

— Да, дальше не интересно было, — отмахнулась дочь наемников. — В договор включили пункт о том, что ты можешь отказаться от фотосессии, если такое использование твоего изображения может затронуть честь и достоинство. Ну, и все. Подписали бумаги, да и поехали ко вторым. Там Авирам Зерахович свой фокус повторил, и снова внесли изменения в текст и подписали. А у третьих адвокату и вмешиваться не пришлось. Там в соглашении и нужный пункт был, и цена вполне адекватная значилась…

— Интересно, — действительно заинтересовался я. — Они с первыми обменялись информацией, или сами догадались? Ты не спрашивала?

— Говорят — сами. Объяснили, что уже работали с аристократами, и понимают специфику.

— Хорошо. Рекомендую присмотреться к последнему агентству. И если все пройдет хорошо, впредь работать в основном с ними.

— Авирам Зерахович тоже так сказал. Потом уже. В машине. Объяснил, что и соглашение у третьих самое проработанное, и обхождение соответствует нашему высокому статусу.

— Молодцы, — похвалил я и девушку и адвоката сразу. — Когда нужно будет приехать фотографироваться?

— Так уже, — засмеялась Ксения. — Три бригады. Ты бы видел их морды, когда до них дошло, что они не единственные. В лагерь их охрана не пропустила, так они у КПП остались ждать. Испереживались все, что могут до ночи в город не успеть вернуться…

— Да, плевать, — отмахнулся я. — Подождут. Поедут ночью. Я есть хочу, и душ бы не мешало принять. Все остальное — потом.

— Я примерно так и предполагала, — продолжила веселиться Баженова.

— Интересно, а эти… Третьи твои… Они тоже нервничают?

— Не-а. Эти не особо. Они сразу, как приехали стали тенты ставить, и мангалы разжигать. Будто на отдых приехали, а не работать.

— Одно другому не мешает, — хмыкнул я. — Просто понимают, что князь не станет к ним бежать, теряя обувь. Матерые.

Оставил гостью у здоровенной палатки, в которой располагалась столовая, зашел к себе за сменной одеждой и убежал в душ. Благо там, в середине дня, очереди не было. Потом, набросив китель на плечи — было жарко, а так ветерок приятно тело обдувал — отправился кушать.

По идее, время обеда прошло. Но спорить и что-то доказывать мне не стали, накормили. Разносолов там, в принципе, никогда не держали. За то пища была сытная, и ее было много. Активно двигавшимся парням нужно было много калорий.

Пока ел, Ксения прихлебывала чай, и развлекала меня рассказами о какой-то ерунде. О том, как новая дорожная полиция города устроила охоту на автомобили оборудованные спецсигналами. По закону, оборудовать ими машину имели право только экстренные службы, княжеская дружина и оперативные группы имперских спецслужб. Даже у военных такого права не имелось. Они-то как раз наоборот, должны были передвигаться по городу на сниженной скорости.

Понятное дело, возможность игнорировать большую часть имперских правил дорожного движения широко покупалась и продавалась коррумпированной «старой» полицией. Большие черные джипы с мигалками — были привычной частью городского пейзажа. Пока большая часть Берхольма не вернулась под руку Алтайского князя. Мне такие «хозяева жизни» не были нужны. Мой старый друг и учитель вождения — конюх из усадьбы — не раз говаривал, что если бы все ездили по правилам, пробок на дорогах бы вообще не было.

Ксения рассказывала весело. Как эти, низко летящие, мигающие болиды, останавливали, а оказавших сопротивление, или осмеливающихся угрожать пилотов грузили, и везли в камеры временного заключения. Девушка не имела представления, что с этими людьми делали дальше. А вот я — точно знал. Еще дед издал указ, что все штрафы, назначенные за не серьезные, административные правонарушения, идут в фонд содержания княжеской полиции. Премии, доплаты к пенсиям для ветеранов, содержание домов отдыха и санаториев для правоохранителей — все оплачивалось именно из этого источника.

Делиться деталями с Баженовой я конечно не стал. Во-первых, не хотелось прерывать ее историю, вызывающую приступы смеха у назначенных в наряд по кухне дружинников. Подробности сцен задержания особо упорствующих богатеев, были забавны, и я, как и все остальные, с удовольствием внимал. А во-вторых, какая дочери наемников разница, куда деваются деньги? Главное, что потребность в справедливости, присущая в той или иной степени всем славянам, уже была удовлетворена. «Блатные», как назвала девушка людей, купивших право использования спецсигналов, лишились преимущества.

Парни наперебой требовавшие, чтоб Ксения приезжала в лагерь почаще, остались в большой палатке, а мы отправились, наконец, к понаехавшим. «Торговать лицом». Моя одноклассница была богата на меткие словосочетания.

Насколько продуманно отнеслись представители третьего агентства к процессу запечатления мгновений, настолько же бестолково все остальные. Суета, постоянные споры и скандалы с выяснением отношений.

У третьих же мне сходу предложили присесть в удобное раскладное креслице, снабдили запотевшим стаканом с соком, и предложили задуматься о чем-то величественном. Злодеи. Там так здорово пахло жаренным мясом, что думы снова и снова возвращались к симпатичным кускам шашлыка. Впрочем, читать мысли никто так и не научился. Фотографа вполне устроило и то, что я просто пялился куда-то в сторону горизонта.

Честно говоря, не так себе это все представлял. Думал, меня нарядят в какие-нибудь одежды, или дадут в руки некий продукт, который нужно рекламировать. Ничего подобного.

— Ваше сиятельство, будьте любезны, подойдите сюда.

Встаю, иду. Чуть пригибаюсь, выходя из-под тента. И постоянно слышу непрерывное чириканье затвора фотокамеры.

— Ваше сиятельство, извольте взглянуть на наших коллег-неудачников.

Улыбаюсь и, приложив ко лбу ладонь — козырек от солнца — разглядываю панически мечущихся по поляне конкурентов. Стрекот камеры.

— Ваше сиятельство!

Резко оборачиваюсь, от чего изрядно отросшие волосы вспыхивают в лучах светила ореолом вокруг головы. Теперь уже два аппарата ловят момент.

— Ваше сиятельство, прошу меня простить за назойливость, но не могли бы вы исторгнуть частичку Силы рукой?

— Так пойдет? — улыбаюсь, и заставляю ладонь светиться. Сила, словно неосязаемый факел, вьется над рукой.

— Великолепно, ваше сиятельство! Вот мы подготовили… Просим нас извинить. Копия конечно далека от эталона, но люди поймут…

Мне подают нечто действительно напоминающее меч-кладинец. Издалека, в сумерках, мало кто смог бы отличить. Смеюсь под привычные звуки работы фотоаппаратов, и укладываю подделку на предплечье. У фотографов новый приступ. Снизу, сбоку, прямо. Пара специалистов бегает вокруг меня, выискивая самый лучший ракурс, самую выгодную освещенность. Всего один нужный момент.

— Мы закончили, ваше сиятельство, — кланяется менеджер. — С минуты на минуту мясо будет готово. Не побрезгуйте угощением, ваше сиятельство!

Вроде обедал не так давно. Но разве можно устоять, когда такие ароматы!? Есть в службе князем свои плюсы!

— Вы совсем оборзели? — отвлек меня от поедания отлично приготовленного кушанья возглас Ксении. Секундой спустя до ушей донесся звук, который обычно сопровождает разбивающийся об асфальт арбуз. А еще, так звучит трескающийся череп.

Я вскочил, и помчался в сторону шума, на ходу вытирая губы бумажной салфеткой. Воображение рисовало ужасающие картины: Баженова над трупом чем-то ей не понравившегося сотрудника рекламного агентства…

Все оказалось не таким страшным. Экзекуции подверглась лишь фотокамера. Сам незадачливый — имевший наглость попытаться снять то, как я ем — фотограф обнаружился живым. С быстро темнеющим синяком под глазом — да. Но, слава Богам, не труп.

— Что вы себе позволяете?! — вопил незнакомый толстяк, тыкая пальцем в нос Ксении. — Вы даже представить себе не можете, сколько стоит профессиональная фотокамера! Я это так не оставлю! Вы за все мне заплатите!

— Кхе-кхе, — прочистил я горло. — Ты кто, убогий?

И тут же повернулся в девушке:

— Зови дежурную группу. Этого взять. Он должен поведать нам, кто его надоумил собирать на меня компромат.

— Да, ваше сиятельство, — улыбнулась, в миг повеселевшая Баженова. Развернулась, и побежала в сторону КПП. — Сию минуту.

— Весь отснятый сегодня материал уже готов к просмотру, ваше сиятельство, — поклонился руководитель съемочной группы третьих. — Я ручаюсь, что ничего вас порочащего он не содержит.

— К вам нет претензий, — коротко кивнул я. — А вот ты, пузан, дело иное! Это твой человек? Не ты ли приказал ему ловить момент?

Громко топоча солдатскими берцами, прибежали дружинники. И верно по дороге парни уже получили первоначальные инструкции от Ксении. Потому что, ни секунды не сомневаясь, оба подозрительных персонажа были уложены лицами в землю.

— Двое здесь. Глаз с этих двоих не спускать. Остальные, за мной!

Следовало выяснить, с чем эти наглые рекламщики ко мне приехали. И вообще, те ли они, за кого себя выдавали.

К сожалению, навыками оперативного дознания я не обладаю. Но мне это и не нужно. Ормссону я сразу позвонил. Пока Ксения бегала за подмогой. В двух словах обрисовал ситуацию, и потребовал прибытия в военный лагерь специалистов. Второй звонок был Капонам. Мне требовалась консультация по правовым вопросам. Следовало знать границы допустимости действий. Еще не хватало, чтоб, не сумев подловить меня в непотребном виде, эти «фотографы» потом в суд на меня подали. Старейшина, Зерах Моимович, пообещал прислатьконсультанта. От города до лагеря всего-то час на машине. Оставалось продержаться совсем немного.

Съемочную группу, к которой принадлежал пойманный на горячем фотограф, застали в процессе сворачивания. Сотрудники суматошно забрасывали в машины какие-то вещи, не дожидаясь своего, по логике вещей — руководителя. Один из признаков, кстати, того, что реально у них всем заправляли совсем другие люди.

— Слушаем все меня, — гаркнул я во всю силу легких. — Никто никуда не поедет, пока я не разрешу. Разговоры запрещены. Всем сесть и молчать. Непричастные будут вскоре отпущены. Виновные будут наказаны!

Один из вооруженных дружинников остался рядом со мной, а остальные, словно волки в овечье стадо, вломились прямо в центр беспорядочно перемещающегося народа. Остановить панику и рассадить подозрительных им сразу не удалось, хоть они и старались.

Ситуация значительно улучшилась, когда с базы прибыло подкрепление. Пусть у парней оружия с собой не оказалось, зато была решимость применить силу и добиться выполнения моих приказов.

Через двадцать минут, наконец, наступила тишина. Ксения принесла пару раскладных кресел, любезно одолженных у третьих. Так что явившийся позже всех воевода застал нас с девушкой принимающими солнечные ванны.

— Ваше сиятельство, — чуточку качнул старый воин головой. — Специально обученные люди уже близко. Вашего личного контроля ситуация больше не требует.

— Очень хорошо, — хмыкнул я. — Значит, пойду дальше торговать лицом.

Вторая группа рекламщиков, в полном составе, была немало удивлена моим визитом. К ним у меня пока никаких претензий не было. Но и они, без лишней суеты и спешки, сворачивали временную «студию». Видимо решили, что князь, занятый разборками с недобросовестными фотографами, уже не сможет выполнить свою часть сделки.

— Я всегда держу свое слово, — немного пафоса не помешает. — Давайте приступим. Пока моя служба безопасности выясняет все подробности произошедшего, я в вашем распоряжении.

Ну, что сказать? Гонора у профессиональных продвигателей торговли поубавилось, и работать с ними быть может было и не так удобно и приятно, как с третьими, но тоже довольно не плохо. Этих пейзажи Сибири не устраивали, и они быстренько восстановили было свернутые ширмы с изображениями типичного уличного кафе. Расставили столики, подправили макияж изображавших официантов статистов и вежливо попросили меня надеть приготовленные одежды. Ничего, что могло бы умалить мое достоинство. Обычная рубашка поло, обычные светлые летние брюки, классические солнцезащитные очки…

Из прицепа выкатили, и установили многим знакомую передвижную витрину с мороженным. Жаль только, в креманке оказались не настоящие, политые шоколадным сиропом, шарики ледяного лакомства, а искусно сделанные, искусственные, подделки. Я бы от порции летних сладостей не отказался бы.

В общем, был несколько разочарован непредусмотрительностью спецов по рекламе, не подумавших о том, чтоб угостить главное действующее лицо. Но терять лицо, и как-то выражать свое недовольство, не стал. Зачем? Просто договор с ними не будет продлен, и всего делов.

Честно принимал разные позы. Поднимал руку с ложкой, в которой, опять-таки, был муляж мороженного. Делал вид, будто общаюсь с симпатичной будто бы официанткой. Любой, кто внимательно бы взглянул на ее ухоженные руки и лицо, никогда в жизни бы не поверил, что эта дамочка пошла бы работать в уличную кафешку. Наверняка, какая-нибудь восходящая звезда с телевидения, или актриса театра. Причем, что называется: «в процессе поиска высокого покровителя». То-то мне так настырно улыбалась, выгодные позы принимала и глазками стреляла. Было забавно.

Напоследок, уведомил менеджера съемочной группы, что перед отъездом им необходимо будет предъявить моим людям отснятый материал. И если окажется, что среди «случайных» снимков затесалось нечто, способное послужить дискредитации первого лица княжества, банкротством агентства они не отделаются. Я, желая благополучия своему первому вассалу, согласен был торговать физиономией. Но не честью и достоинством.

Благо, прогресс налицо. Даже профессионалами, съемка уже давным-давно ведется на цифру. Сбросить снимки на съемный носитель, и предоставить к осмотру — дело двух минут. Пока я отвлекался на актрисульку, люди Ормссона успели, и приехать, и людей начать допрашивать, и ко мне вооруженного спецтехникой специалиста прислать.

Думал, Ормссон отправит людей, да и все. А, нет. Он и сам нашелся в компании незнакомца из Капонов. Высокие, монгольские скулы и печальные иудейские глаза, ошибиться было невозможно.

— Настолько все серьезно? — выразил я свое удивление, подходя ближе.

— Более чем, — поклонился Кнут. — Это рекламное агентство вообще не зарегистрировано в Империи. Директор Берхольмского офиса пытался скрыться. Пришлось поделиться информацией с жандармами, чтоб и они могли слегка приоткрыть нам глаза на эту странную организацию.

— Что удалось выяснить? — заинтересовался я.

— Следы ведут в Рим, княже, — поморщился Ормссон. — Туда наши руки не дотянуться.

— Жаль, — скривился я. — Хотелось бы взглянуть в глаза человеку, заказавшему фото перемазанного кетчупом Алтайского князя.

— Мы полагаем, ваше сиятельство, — подключился к разговору Капон. — Что никто кроме вас и не узнал бы, что это именно томатный соус. Легкая компьютерная обработка, и вот уже весь мир взирает на юного имперского сиятельного, не брезгующего пить кровь своих подданных.

— Бред какой-то.

— Чем страшнее ложь, тем легче в нее станут верить, — припечатал глава службы безопасности. — Вы, ваше сиятельство, знатно подставились под удар, позволив вашим соратникам продавать ваши изображения.

— Хотя, с другой стороны, — у юристов всегда в голове несколько «сторон»? — Если будет поставлена такая цель, заполучить ваши снимки — не сложно. Если это не было случайностью, и имеет место быть целенаправленная компания по вашей дискредитации, мы очень скоро об этом узнаем. Пусть скандал и не будет таким громким.

— Поясните, — потребовал я.

— Изменение фотографии будет слишком заметным, чтоб об этом не стало известно практически сразу. Одно дело слегка поправить цветовую гамму, и совершенно другое — внести концептуальные правки. Мировая Сеть переполнена всевозможной компьютерной графикой. И отличать поделки от подделок научились достаточно хорошо.

— И что мне теперь? Запереться в усадьбе и бояться людям на глаза показываться? — хмыкнул я. — Чтоб меня ненароком ни кто не сфотографировал.

— Это в любом случае невозможно, Антон Рутгерович, — успокоил меня Ормссон. — Вы публичный человек, и должны быть постоянно на глазах обывателей.

— Возможно вам, ваше сиятельство, наоборот следует быть более открытым? — предположил Капон. — Общаться больше с журналистами. Давать интервью, посетить несколько телестудий. Если народ будет знать вас лучше, он меньше станет верить во всякие небылицы.

— Вы тоже с этим согласны, господин Ормссон? — холодно поинтересовался я. Мне эта идея совершенно не нравилась. Судя по «честности» имперского телевидения, журналисты — такой народишко: чего не знают, то приврут.

— Да, ваше сиятельство, — кивнул Кнут. — Больше того. Следует создать персональную страницу в разделе княжества и завести аккаунты в социальных сетях. Сейчас, пока преобразования в княжестве у всех на слуху, есть отличная возможность создать у обывателей нужный ваш образ. После, останется лишь его поддерживать реальными делами.

— Боги! — вырвалось у меня. — Как еще и на это мне найти время?

— Полагаю, ваше сиятельство, — криво усмехнулся Ормссон. — Ваши бывшие одноклассники с удовольствием вам в этом помогут. Госпожа Баженова весьма подкована во всех тонкостях работы Сетевых ресурсов.

— Троллячье дерьмо, — прошептал я. — Ну почему предки не занялись этим Планом в те времена, когда Сети еще не существовало?

— Ответ очевиден, ваше сиятельство, — подхватывая меня под локоть, и отводя в сторону от навострившего уши Капона, так же негромко поспешил рассеять мое невежество Кнут. Капоны, конечно, как и сам Ормссон, знали, в части их касающихся, о существовании некоего главного Плана по возвышению Алтайского княжества. Глава службы безопасности, при его-то аналитическом складе ума, мог и вычислить, по уже свершившемуся, общее направление. А вот Слуг рода — Капонов — во все детали никто посвящать не торопился. Доверие тоже нужно заслужить.

— Ответ очевиден, Антон Рутгерович, — повторил Кнут, когда мы, по его мнению, удалились достаточно далеко для конфиденциального разговора. — Во времена ваших уважаемых предков, Алтай еще не находился в таком кризисе, как сейчас. Соответственно…

— С чего вы так решили? — не слишком вежливо потребовал я подробностей.

— Сейчас, как и прежде, как и сто лет назад, — тяжело вздохнув, принялся «разжевывать» мне Ормссон. — Основным источником доходов Алтайских князей были сборы с арендаторов, территориальные налоги — не слишком обременительные, кстати — и «щитовые» выплаты. Прежде этого было более чем достаточно, чтоб обеспечивать благополучную жизнь и правящему роду, и многочисленным служащим. И городской страже, и дружине, и прочим чиновникам, без которых управление обширными территориями было бы невозможно.

— Это понятно, — поморщился я. Экономику княжества я знал не хуже Ормссона. — Хватало еще и на строительство сети шоссейных дорог, и на многое другое.

— Именно так, ваше сиятельство, — кивнул Кнут. — Однако, со временем, направлений, куда требовались вливания из казны, становилось все больше, а источник дохода оставался неизменным. Кардинально выросла численность населений, что повлекло за собой необходимость адекватно увеличить число чиновников и полиции…

— Да-да, — отмахнулся я. — А еще империя требует, чтоб мы содержали еще и социальные структуры. Приюты, больницы для бедных и тому подобное.

— Ну, вот, — развел руками начальник СБ. — Даже заполучив в свои руки крупнейший мегаполис в Западной Сибири, бюджет княжества все равно остается дефицитным. Без существенных изменений, княжество не может обойтись. Сейчас, или никогда, ваше сиятельство. Только так.

С огромным трудом удержался от того, чтоб не хлопнуть себя ладонью по лбу. Все же было очевидным. Больше того! Если не мог включиться собственный мозг, старый Гуселетов не раз и не два указывал мне на то же самое. Может быть, не так лаконично и жестко. С помощью цифр и графиков, за которыми, как известно, людей не видно. Но вывод-то можно было сделать.

Было стыдно. Хорош князь, который не смог уложить в голове даже такие простейшие вещи. Простейшие, но жизненно важные для Алтая.

Мышцы на лице свело от того, с какой силой я сжал зубы. Никогда прежде мне не приходилось прилагать таких усилий, чтоб выражение лица не выдало бушевавшие внутри эмоции. Никто кроме меня не должен был знать, что князь Алтайский легкомысленный болванчик, выполняющий указания древних воспитателей, и не умеющий самостоятельно даже сложить два и два.

И самое печальное во всем этом было то, что вся нужная для выводов информация у меня была. Вся. Полностью. И ее было куда больше, чем те крохи, которыми оперировал, и на основании которых Ормссон вычислил главную часть Плана.

И в тот самый миг я торжественно поклялся себе самому начать-таки пользоваться собственными мозгами, а не лепетать невесть кому невесть что. Лучше взять какое-то время на раздумья, чем выказывать собственную тупость. Искать информацию самому, а не ограничиваться рапортами и докладами подчиненных. Знать максимум из возможного. Быть может, и не начать разбираться во всех без исключения сферах жизни родной земли, но хотя бы иметь о них собственное представление.

— Все вскоре сильно изменится, — преодолевая сопротивление непослушных челюстей, выговорил я. — В том числе, и дефицит бюджета.

— Таков План, ваше сиятельство? — заинтересовался начальник СБ.

— Таков план, — легко согласился я.

Если быть честным, это только часть плана. Начальный его этап. Вернуть отторгнутые вороватыми купцами земли истинному владельцу — мне — это, конечно, хорошо и правильно. Этот город следовало поставить на место. Хотя бы в качестве воздаяния за совершенное горожанами две сотни лет назад предательство. И вернуть в крупнейший населенный пункт Западной Сибири закон и порядок — тоже достойное деяние. Но главная цель всех этих Берхольмских приключений — это деньги.

Мне, для начала реализации следующего пункта обширнейшего Плана, требовалась огромная куча денег. И единственное место, кроме кредита в имперском банке под залог родовых земель, где я относительно законно мог заполучить изрядную прибавку к казне — это мошна бывших городских советников. Того, что уже удалось изъять из «закромов» скоропостижно скончавшейся семьи Золотовых, мало. Хоть это и сотни миллионов, но все равно — мало.

Нужны были миллиарды! Минимум — три. Еще лучше — пять. И тогда, после реализации следующего пункта, гривны в казну потекут рекой. Что, в свою очередь, позволит приступить к следующей стадии…

Снова, и снова. Пока уровень благосостояния жителей моей земли не станет выше тех, какие декларирует правящая династия на территориях прямого правления Рюриковичей. Рабочие места, дешевизна жизни и высокие доходы. Закон, порядок и уверенность в завтрашнем дне — рецепт успеха незамысловат, но всегда действует безотказно. Значит, получится и у меня.

Конец второй книги

Новосибирск 2023

Оглавление

Пролог

1.Руна Логр

2.Руна Ур

3.Руна Хагалл

4.Руна Каун

5.Руна Сол

6.Руна Дэг

7.Руна Отил

8.Руна Отил

9.Руна Дагаз

10.Руна Эваз