Корсар (СИ) [Геннадий Борчанинов] (fb2) читать онлайн

Annotation

Раньше меня звали Андрей Гринёв. Теперь меня называют Андре Грин. Капитан Андре Грин. Слухи о моих приключениях бродят по всему архипелагу, а моим именем пугают детей. У меня есть надёжный корабль, верная команда и каперский патент. И казалось бы, что может пойти не так?

Корсар

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Корсар

Глава 1

— Сколько-сколько? Да вы обалдели! Пошли отсюда, парни, — возмутился я.

Это был уже третий кабак в Бастере, из которого мы уходили трезвыми. Цены взлетели в разы, а я не был готов отдавать по несколько десятков ливров за кружку паршивого рома. Олоне — официально негодяй, худший на архипелаге. А вместе с ним — все трактирщики Тортуги. Это каким злодеем надо быть, чтобы требовать золотой луидор за бочку пива? Каждый наживается на бедных пиратах, как только может.

Мы отправились искать другое место. Везде было либо занято, так, что яблоку негде упасть, либо цены улетели куда-то за орбиту Сатурна и не думали возвращаться на Землю. Даже самые паршивые забегаловки взвинтили цены так, будто они получили по десятку мишленовских звёзд каждая, а свой вонючий ром подавали исключительно на золотой посуде королям и императорам.

Радовало одно, с моим патентом всё должно было решиться уже совсем скоро. Аудиенция у губернатора назначена на завтрашнее утро. Хорошо иметь знакомых в высшем обществе, особенно тех, кто тебе должен.

А в остальном Тортуга только разочаровывала. Конкретно меня, остальным-то всё нравилось. Ещё и присутствие в городе месье Леви давило на меня невидимым грузом, ведь я знал, что старый еврей не успокоится. Я бы вообще предпочёл не задерживаться в Бастере. Ладно хоть груз английских мушкетов успешно продали, новое оружие в любом случае будет пользоваться спросом.

Ещё мы продали «Ориона». Посоветовались, прикинули, что хоть с двумя кораблями могли бы больше дел провернуть, но пока не тянем. Проголосовали, решили оставить «Поцелуй Фортуны» себе, а шхуну продать, и на неё довольно быстро нашёлся покупатель, один из бывших офицеров Олоне, решивший отправиться в самостоятельное плавание. Продали по хорошей цене, и сделкой я был вполне доволен. Хоть что-то хорошее в этой череде неприятностей.

Наконец, мы пришли ещё в одну таверну, и там даже нашлись места. Не на всю команду, но и мы бродили по городу сравнительно небольшой компанией. Таверна звалась «Под Хромым Гусем», народа здесь тоже было изрядно, но уместились все.

— За что выпьем? — спросил Эмильен, когда мы уселись за стол и дорвались до алкоголя.

— За нашу удачу, конечно же! — воскликнул я.

— И чтобы она никогда нас не покидала! — поддержал Шон.

Остальные поддержали тост одобрительным гулом, чокнулись, выпили. Что для флибустьера важнее удачи? Да ничего, собственно. И раз уж мы захватили себе бригантину под именем «Поцелуй Фортуны», то, наверное, можно надеяться, что Фортуна будет к нам благосклонна.

Я осмотрелся по сторонам, таверна была небогатой, но вполне приличной. Не какой-нибудь там притон. По меркам Тортуги, конечно. В конце концов, следов крови или обломков мебели нигде не было видно, так что хозяева за порядком следят. Моряки с других кораблей пьянствовали за соседними столами, несколько шулеров, один другого краше, оживлённо резались в карты, местные девки привередливо глядели на возможных клиентов.

Это сейчас в Бастере кипит жизнь, и днём, и ночью, но как только флибустьеры снова уйдут в море, Бастер вновь станет сонным колониальным городком.

— Что будем делать дальше, капитан? — спросил меня Шон.

Я даже и не знал, что ответить. Я и сам не знал до конца.

— Сегодня будем пить, — твёрдо решил я. — А завтра уже посмотрим.

— Вот это я понимаю! — рассмеялся ирландец.

Но я всё-таки задумался над тем, что делать дальше. Конечно, всё будет зависеть от итогов встречи с Бертраном д`Ожероном, губернатором Тортуги, но даже независимо от исхода общий смысл оставался один, грабить награбленное. Испанцы грабят местное население, выжимая из несчастных индейцев все соки, мы грабим испанцев. Нас грабят местные торговцы и шлюхи. Все довольны, все счастливы.

Вообще, хотелось бы повторить то, что провернул Олоне в Маракайбо, хоть и несколько в меньших масштабах, потому как пять сотен человек мне ни за какие коврижки не набрать. Грабануть какой-нибудь городок, монастырь или поселение, куда со всех окрестностей стекается добро, должно быть гораздо выгоднее, чем охотиться в открытом море на одинокие корабли. Тем более, что испанцы поодиночке почти не ходят, а их торговцы всегда идут в сопровождении одного-двух военных кораблей. Пиратов боятся, и правильно делают.

Участвовать в боевых действиях мне точно не хотелось, меня здешние войнушки не трогают вовсе. Только лишняя головная боль. Да и я вообще не помнил, чтобы Франция воевала в колониях с Англией, а значит, эта заварушка долго не продлится. Вот с Испанией — да, с ней воевали все, кому не лень, грех не откусить кусок от престарелого гиганта.

Значит, будем, словно стервятник, курсировать по архипелагу, выискивая добычу, или, словно волк, отделять от стада какую-нибудь овечку пожирнее.

— Об чём задумался, кэп? — спросил Жорж.

Я вздрогнул, похоже, я и правда потерялся в мыслях.

— Да всё о том же, о делах, — признался я. — Хотя сам сказал, что пить будем. Значит, надо выпить!

Меня охотно поддержали, и я подумал, вот бы все мои решения встречали так же радостно.

— Олоне, болтают, полмиллиона экю из Маракайбо привёз, — сказал Шон.

Я нахмурился, но ничего не сказал, прикидывая, что наша добыча вместе с выручкой за проданный груз и шхуну едва-едва дотягивает до двадцати тысяч экю. Тоже немало, но по сравнению с их добычей — несчастные гроши. А не сравнивать я не мог, довольно болезненно воспринимая чужой успех, с которым не мог потягаться. Пока не мог.

— А я слышал, что миллион, — сказал Эмильен.

Жорж присвистнул, я нахмурился ещё больше. Остальные пираты заворчали, что это брехня и миллион экю с одного города собрать невозможно.

— Да и чёрт с ним, — сказал я. — Хоть два миллиона. Знаете, парни, что выгоднее, чем ограбить банк?

— Свой банк основать? — предположил Шон.

— Верно, — сказал я. — Верно, чёрт побери.

Мне вдруг вспомнились конспирологические теории про династию Морганов, якобы потомков того самого Генри Моргана, пирата, которые впоследствии стали одной из влиятельнейших финансовых династий и владельцев едва ли не половины мира. Вот уж кто сколотил состояние. Из безродного валлийца в губернаторы. Хотя сейчас Морган был всего лишь одним из многих английских приватиров, даже не адмиралом — обычным капитаном.

Было бы забавно ограбить Панаму раньше него. Пожалуй, это было бы интересно, хотя чёрт его знает, как тогда повернётся история. Может, Англия не станет владычицей морей и колониальной империей, а может, наоборот. От того, что в кузнице не было гвоздя, многое может поменяться. Одно я знал точно — если нам удастся ограбить какой-нибудь испанский город, можно будет покончить с карьерой пирата и дальше почивать на лаврах. Закапывать сокровища, спиваться на берегу, растить детей, или чем там ещё занимаются пираты в отставке.

— Нет, капитан, так дело не пойдёт! — воскликнул мой первый помощник. — Вот, пей! До дна!

Он протянул мне полную бутылку, а я уставился на Шона удивлённым взглядом.

— Сам говорил, потом всё, сегодня пьём! Вот, пей! — почти приказал он.

— Мне к д`Ожерону завтра, — возразил я.

— Д`Ожерон сам бывший буканьер, — сказал вдруг Эмильен. — Поймёт.

— Это он раньше был буканьер, а теперь он — губернатор, мать вашу, — проворчал я, но к бутылке всё-таки приложился.

Пожалуй, мне и в самом деле стоило расслабиться и не думать о делах. Я выпил, мерзкий, приторный ром прокатился огненным шаром по пищеводу, в голове зашумело. Сразу стало веселее. Теперь главное не перегнуть палку и не перепить, а то я знаю, как это бывает перед важными встречами и мероприятиями.

Но это всё будет завтра, а сегодня — реки алкоголя, верные друзья и веселье. Не такое роскошное, как у пиратов из эскадры Олоне, но всё же нам хватало с лихвой.

Глава 2

На этот раз я не напивался вдрызг, не крушил мебели и даже ни с кем не подрался. Культурно посидели. Но утром голова всё равно болела.

Пришлось встать пораньше, чтобы привести себя в порядок перед аудиенцией, вычистить костюм, шляпу и прочее. Не хватало ещё, чтобы меня приняли за оборванца. Первое впечатление можно произвести всего раз, и я хотел сделать это максимально хорошо. Так что я побрился, подровнял отросшие волосы, завязал их лентой в конский хвост, здесь так было модно, постриг ногти. Париков я не носил принципиально, лицо не пудрил, считая это уже перебором. Но вообще было забавно наблюдать местных модников, которые в моём времени выглядели бы жеманными участниками травести-шоу, а здесь считались вполне себе мужественными красавчиками в узких лосинах.

С мадам д`Эрве мы условились встретиться после завтрака возле резиденции губернатора, она пообещала провести меня внутрь и устроить аудиенцию. Я даже немного нервничал, понимая, что не знаю местного этикета и прочих придворных тонкостей. С другой стороны, мало кто из капитанов разбирается в том, какой вилкой едят устриц, а какой — рыбу, или видит разницу в глубине поклона.

Я отправился один, рассудив, что в этом деле спутники мне ни к чему.Утренний Бастер был малость потише, многие завалились спать после долгих попоек, но отовсюду по-прежнему доносилось пение, звуки музыки и смех. Разве что по улицам народ не шатался, и я без приключений дошёл до губернаторского поместья.

Мадам д`Эрве нигде не было видно, так что я остановился у крыльца и решил подождать, глазея пока на двухэтажное здание, увитое плющом и украшенное резными колоннами. Всё буквально кричало о том, что хозяин этого поместья богат. Ухоженный сад с редкими растениями, скульптуры и лепнина, позолота. И это снаружи, а внутри, наверное, богатств ещё больше, почти как в Эрмитаже. Возникла глупая мысль эту резиденцию обнести, но я тут же её отбросил, такого нам точно не простят, найдут хоть на краю света.

Наконец, к резиденции подошла карета, остановилась у крыльца. Я подошёл к ней, подождал, пока откроется дверца. Из кареты, придерживая подол платья, начала спускаться мадам д`Эрве, и я подал ей руку, чтобы помочь. Она оперлась на мою руку, вышла из кареты, взмахом руки отпустила извозчика. Я задержал её пальцы в руке чуть дольше необходимого.

— Вы сегодня необыкновенно обворожительны, — произнёс я, снял шляпу и учтиво поклонился.

— Вы мне льстите, капитан, — хихикнула она.

На этот раз она была без вуали, в маленькой шляпке и закрытом тёмно-коричневом платье, довольно простом и скромном.

— Простите меня, мадам… Но я должен признаться, что до сих пор так и не знаю вашего имени, — сказал я.

— Да? — удивилась она. — Флёр. Меня зовут Флёр-Селестин-Амели Тюрго, по мужу д`Эрве.

— Какое чудесное имя, — сказал я. — Позвольте и мне представиться. Андре Грин. Капитан славной бригантины «Поцелуй Фортуны».

Воспользовавшись моментом, я поцеловал её руку. Просто ещё одна учтивость, знак вежливости, но всё-таки она немного покраснела, я это заметил.

— Кхм… Пойдёмте? Нас, наверное, уже ждут, — сказала она.

— Ведите, мадам, — я пропустил её вперёд.

Ещё одна вежливость, позволяющая мне полюбоваться её фигурой.

Нас впустил внутрь негр в лакейском мундире, который выглядел богаче и ярче моего строгого чёрного костюма. На лице слуги будто бы застыло надменное выражение, но каких-либо высказываний лакей себе не позволил, держал всё при себе. Молча проводил нас в приёмную губернатора, к высоким закрытым дверям, за которыми находился непосредственно кабинет д`Ожерона.

— Ожидайте здесь, — на хорошем французском сказал негр и вошёл в кабинет.

Вдоль стен в приёмной стояли диванчики, но садиться я не стал, надеясь, что ожидание не продлится долго. Просто глазел по сторонам, как турист. Интерьеры чем-то смутно напоминали сожжённое мной поместье на Испаньоле.

Ждать пришлось минут пять, не больше.

— Прошу вас, — дверь открылась, и из неё показалась чёрная физиономия слуги.

Мы вошли. Просторный, светлый кабинет оказался куда скромнее, чем я ожидал. Говорят, жильё и домашнее животное обычно отражают характер своего владельца. Характер Бертрана д`Ожерона я затруднялся определить.

Сам губернатор сидел за рабочим столом, делая какие-то пометки в толстом журнале. Выглядел месье д`Ожерон представительным и солидным человеком, чёрные кудри спускались до плеч, над верхней губой топорщились небольшие усики. На вид он был чуть старше меня, может быть, лет на десять, но я видел, что он ещё в расцвете сил. Черты лица благородные, скулы волевые, безукоризненно выполняет служебный долг, беспощаден к врагам рейха. Нашего появления он словно и не заметил, продолжая работать с бумагами.

— Господин губернатор, — я снял шляпу и куртуазно поклонился, стараясь сделать всё правильно.

Мадам д`Эрве присела в реверансе. Губернатор поднял на нас взгляд, смотрел он открыто и прямо, внимательно меня изучая. Д`Ожерон отложил перо, встал со своего места, прошёл к нам, поцеловал руку моей спутнице. Повернулся ко мне, едва заметно кивнул.

— Бертран д`Ожерон де ла Буэр, к вашим услугам, — произнёс он.

— Андре Грин, капитан бригантины «Поцелуй Фортуны», — представился я.

— Вы искали встречи, — сказал губернатор, возвращаясь на своё место. — Чем могу быть полезен?

— Господин губернатор… — начал я.

— Только прошу, ближе к делу. У меня не так много времени. Я принял вас исключительно из уважения к мадам д`Эрве, — произнёс он и тепло улыбнулся. — Оставьтеэти ужимки, капитан, я же вижу, что вам ближе боцманская ругань, а не придворные витиеватости.

— Спасибо. Мне нужен каперский патент Франции, только и всего, — с облегчением выдохнул я.

Губернатор усмехнулся, вынул из стопки бумаг лист, озаглавленный LETTRE DE MARQUE. Яуспел заметить, что у него подобных листов целая пачка.

— Андре Грин… — пробормотал он себе под нос, вписывая моё имя в документ. — «Поцелуй Фортуны»…

Внизу Бертран д`Ожерон поставил размашистую подпись, капнул сургуча, поставил печать.

— Вы теперь представитель Его Величества, капитан, не забывайте об этом. Враги короны — ваши враги, — сказал губернатор, протягивая мне подписанный документ, на котором ещё не успел остыть сургуч.

Я не мог поверить, что всё прошло так легко и просто. Возможно, исключительно из-за протекции моей высокородной знакомой, но что-то мне подсказывало, что выдача каперских свидетельств тут поставлена на поток, а скупка награбленного здесь — легальный бизнес, приносящий казне весомую часть дохода.

— И всё? — удивился я. — Вы очень добры, месье…

— Добро вознаграждается, капитан, — сказал д`Ожерон. — Десять процентов, там указано.

Ну, это по-божески. Хотя, конечно, зависит от размеров добычи. Иногда было бы выгоднее уплатить в казну тысячу фунтов, как требовал английский патент.

— Премного благодарен, месье, — ещё раз поклонился я, как того требовал этикет.

— Это всё, или у вас есть ещё какое-то дело ко мне? — спросил губернатор.

Мне хотелось узнать о судьбе господина д`Эрве, но в присутствии его жены я посчитал это неуместным. Насколько я знал, мошенника посадили и он теперь ждал суда в одной из камер бастерского форта. Но это были лишь слухи, которые бродили по городу, подробностей и деталей я не знал.

— Нет, пожалуй, нет. То есть, это всё, — сказал я.

— А у вас, мадам? — спросил губернатор. — Может, у вас есть какая-нибудь просьба ко мне? Могу я исполнить ваше желание?

— Нет, месье, — улыбнулась она. — Всё, чего я хотела, так это вернуть дочь. И капитан её мне вернул.

— А, так это он, ваш рыцарь? — рассмеялся д`Ожерон. — Теперь всё ясно. И что, месье д`Эрве и впрямь сговорился с англичанином, как болтают в городе?

— Да, — сказал я, благодаря всех морских богов, что ещё не успел соскоблить имя Гилберта с английского патента. — С английским капером. Вот его патент.

Я протянул документ губернатору, тот пробежал глазами по строчкам. Читал без труда, знал не только французский, значит. Хитрый лис. И когда он его дочитал, то без сожаления порвал бумагу на мелкие клочки, насмешливо глядя мне в лицо. Я застыл в удивлении, наблюдая, как д`Ожерон выбрасывает обрывки в камин и ворошит кочергой остатки английского патента.

— Чтобы у вас не было соблазна послужить двум королям сразу, капитан, — улыбнулся губернатор. — И не говорите, что у вас и в мыслях такого не было. Я сам был буканьером. А вы теперь — французский корсар.

Глава 3

Мы вышли в приёмную, а я так и не мог поверить, что всё прошло настолько легко, а для губернатора даже рутинно и буднично. В мыслях-то я уже успел себе представить, как изо всех сил уговариваю д`Ожерона выдать мне патент, а тот увиливает, ломается и торгуется, а я использую весь арсенал дипломатических уловок и аргументов, чтобы заполучить корсарский патент. А вышло так, будто справку из деканата взял. Ну, буду знать. Похоже, тут патенты дают любому бродяге, так что надо было брать с собой половину команды.

— Вот… На этом всё, капитан? — произнесла вдруг мадам д`Эрве, потеребив пальцами подол платья.

— Позвольте хотя бы проводить вас до дома, миледи. На улицах сейчас небезопасно, — сказал я, особо ни на что не рассчитывая.

Она улыбнулась и взмахом ресниц дала понять, что согласна.

— У вас… Весьма необычные манеры. Я бы даже сказала, экстравагантные, — хихикнула она, когда мы спускались по крыльцу. — Откуда вы родом?

— Из Московского царства, — ответил я, не вдаваясь в подробности. В конце концов, город, откуда я родом, ещё даже не основали. — За полмира отсюда.

— О… Это многое объясняет… — протянула она. — Далеко же вас забросила судьба…

Видимо, решила, что за этим стоит какая-то романтическая история в духе рыцарских романов с лишением наследства, происками врагов и долгими приключениями на чужбине.

— О да, — вздохнул я, решив подыграть и изобразить таинственную романтическую натуру.

Какое-то время мы прошли молча, наслаждаясь пением птиц и утренней прохладой. Бастер по-прежнему был пуст и безлюден, а редкие прохожие не обращали на нас никакого внимания.

— А вы, миледи, как вы попали в Новый Свет? — спросил я.

— Моя семья разбогатела на торговле с колониями. Отец привёз меня сюда, когда я была ещё совсем ребёнком, — призналась она. — А кем были ваши родители?

Школьным учителем и водителем автобуса, но не буду же я это объяснять. Придётся выкручиваться.

— Множество поколений моих предков проливали кровь за своё Отечество, — произнёс я максимально расплывчато, но каждое слово было чистейшей правдой.

Я хоть и не увлекался генеалогией, но знал, что мои предки воевали и в русско-турецких, и в русско-японской, и в Первой Мировой, и в Гражданской (тут даже с обеих сторон). Про Великую Отечественную и говорить нечего, там все отметились. Один мой дядька прошёл Афганистан, другой побывал на обеих Чеченских, так что в моих словах не было ни грамма вранья.

— Это… Достойно уважения, месье… — осторожно произнесла мадам д`Эрве, видимо, приняв меня за дворянина.

По правде говоря, Гринин это одна из дворянских фамилий, но нет, все мои пращуры происходили из крестьян. Тем не менее, она была права, это достойно уважения.

— А я теперь буду проливать кровь во имя короля Франции, — улыбнулся я.

— Пусть лучше её проливают ваши враги, — обеспокоенно сказала она.

Я пожал плечами, справедливо полагая, что в этом вопросе всё зависит от удачи.

— Это уж как повезёт, — сказал я.

— Знаете, что мне не нравится в корсарах и флибустьерах? — спросила вдруг мадам д`Эрве, поджав губы. — Вы слишком много полагаетесь на удачу. И никогда не думаете о будущем.

Я едва не расхохотался в голос. Где-то я это уже слышал.

— О, я постоянно думаю о будущем, — произнёс я, сдерживая смех.

— И каким вы его видите? — строго спросила она.

Вот здесь она поставила меня в тупик. Рассказать ей про электричество, интернет и космические корабли, бороздящие просторы Большого театра? Вряд ли она это имела в виду. Лично моё будущее? С нашим ремеслом дожить до следующего утра это уже большая удача, большинство пиратов кончает жизнь довольно трагично и скоропостижно.

— Счастливым. В котором я умру в глубокой старости, в окружении детей и внуков, — сказал я, понимая, что с моим образом жизни я скорее буду застрелен в очередном сражении.

Пожалуй, нужно копить дублоны с луидорами и выходить на покой. Заниматься прогрессорством в масштабе отдельно взятого острова, например. Там уже можно будет и строить двигатели, и изобретать станки с командирской башенкой.

— К этой цели нужно идти, — сказала она, улыбнувшись каким-то своим мыслям, которых я не понял.

— Безусловно, — согласился я. — И я к ней иду. Всеми способами. Я всегда добиваюсь поставленной цели, миледи.

— Очень хорошее качество, — хихикнула она. — Я, пожалуй, тоже.

Мы подошли к поместью д`Эрве, и я даже пожалел, что оно находится так близко от губернаторского дома. Я бы с удовольствием прошёл с ней хоть на другую сторону острова, хоть до самой Испаньолы и далее.

Она остановилась у крыльца, посмотрела на меня из-под полуприкрытых ресниц.

— Мы пришли, — сказала она.

О, я заметил. Такие хоромы трудно не заметить. Тем более, что я здесь уже был буквально позавчера. Если роскошью и великолепием этот дом хоть и уступал губернаторскому, то ненамного.

— Жаль, что так быстро, — произнёс я. — Но я наслаждался каждым мгновением этой прогулки.

Мадам д`Эрве засмеялась, её прелестные щёки чуть порозовели.

— Да, мне тоже жаль покидать ваше общество, капитан. Но мне пора, — смущаясь и заламывая пальцы, произнесла она.

— Надеюсь, мы ещё встретимся, — я снял шляпу в изысканном поклоне и прикоснулся губами к её пальцами.

Пальцы оказались горячими, как угольки в костре, но мне не хотелось выпускать их из рук.

— Конечно! Вы всегда будете желанным гостем в нашем доме, капитан, — улыбнулась она. — Расскажете пару морских историй или что-нибудь о вашей Родине.

— Только гостем или я смею на что-то надеяться? — произнёс я.

Она тут же вырвала свою руку из моей ладони, будто прикоснулась к кипящему чайнику.

— Месье. Я — замужняя женщина. И я перед Богом клялась, что… — тихо протараторила она, но я её перебил.

— Ваш муж так не считает. Он вас не ценит и вообще хотел сбежать в Марсель. Он — мошенник и негодяй, который сейчас сидит в тюрьме, — так же тихо сказал я. — Разведитесь, и делу край.

— О, я была бы счастлива, если бы могла уйти от него! Но католическая церковь не признаёт разводов. Даже по такому поводу, — горько усмехнулась она.

Я понял, что на такое она не пойдёт, и убегать ни за что не станет. Что ж, если посмотреть на это с другой точки зрения, то это верность клятве и данному слову, исключительно хорошее и редкое качество. Тверда, как кремень. За это можно уважать, и за это она мне и нравилась. Избу на скаку остановит, и далее по тексту.

— Полагаю, есть способы, — хмыкнул я.

Уточнять, какие именно способы пришли мне в голову, я не стал, чтобы не пугать бедняжку Флёр кровавыми подробностями того, что может случиться в тюрьме. Не думаю, что она бы испугалась, но момент для них явно был неподходящий.

— Я буду счастлива увидеть вас вновь, капитан. Только ведите себя прилично, умоляю вас, — выдохнула она едва слышным шёпотом.

Я улыбнулся. Обернулся по сторонам, проверяя, нет ли чьих-нибудь любопытных глаз поблизости, убедился, что мы в безопасности, а затем сгрёб её в охапку и жадно поцеловал, чувствуя, как паровым молотом бьётся её сердце, так и норовя выпрыгнуть из груди. Она замерла, словно лань в свете фар, робко ответила на мой поцелуй и тут же отпихнула меня изо всех сил, а следом залепила пощёчину. В щёку словно ткнули горящим поленом.

— Что вы себе позволяете?! Вы, вы… — прошипела она, задыхаясь от возмущения. — Я знала, знала, что не надо с вами связываться! Вы пират и разбойник!

Её губы дрожали, кулачки были крепко сжаты, глаза метали молнии, и испепелили бы меня на месте, будь у мадам д`Эрве такая возможность. Но я видел, что это всё напускное, а глубоко внутри, в самых потаённых мечтах она жаждала продолжения. Что ж, я воин и потомок воинов, а значит, буду вести осаду до победного конца.

— Нет, миледи, — поклонился я, потирая щёку. — Я — корсар на службе французского короля.

Глава 4

Не самое приятное расставание вышло, но мне вроде как удалось загладить вину. Я пообещал, что мы встретимся снова и удалился, а милая Флёр взбежала по ступенькам и захлопнула дверь так, что с фасада едва не посыпалась штукатурка. Ну, это пройдёт. Надеюсь.

Теперь я шёл по улицам города, страшно довольный тем, что всё получилось. Или почти всё. Патент в кармане, груз продан, корабль готов отплыть хоть на Северный Полюс. Осталось уладить кое-какие дела на Тортуге, и можно снова отправляться в плавание.

На этом острове было два человека, чья смерть меня бы порадовала. Луи-Арман-Готье д`Эрве, но я надеялся, что его приговорят к смерти за государственную измену, и Исхак Леви, которого я бы с удовольствием прикончил лично. Для надёжности, конечно, стоило бы и господина д`Эрве придушить в камере, но, на мой взгляд, это было как-то низко. Даже для пирата. Он, конечно, заслуживал смерти, но пачкать руки попросту не хотелось.

Поэтому, первым делом я решил ненадолго записаться в антисемиты. Я понимал, что пришить торговца в городе это чуть посложнее, чем взять какое-нибудь корыто на абордаж, но план уже потихоньку рождался в голове. Всё должно пройти идеально, нас даже не должны заподозрить. Не хотелось бы попортить себе репутацию и сесть в соседнюю камеру с мерзавцем д`Эрве.

Леви не успокоится, он уже наверняка прознал о моём появлении в городе, да и слух про то, что я прибил его наёмников уже наверняка до него дошёл. Будем бить на упреждение, значит, нанесём превентивный удар. Почти что самооборона. Надо только посоветоваться с парнями.

Я отправился в таверну, в которой мы вчера отдыхали, надеясь застать моих офицеров там. Вряд ли они уже разбрелись по острову, скорее всего, спят или страдают с похмелья. Во всяком случае, обычно после наших попоек именно так и происходило.

Так произошло и на этот раз. Я вошёл в таверну, ночное веселье там уже поутихло, и только самые крепкие, два каких-то незнакомца, продолжали пить. Несколько человек спали, уткнувшись лицами в столы, прямо там, где их настигла последняя порция рома. Среди них я узнал Жоржа. Вряд ли он сумеет что-то подсказать, но я всё же отправился прямо к нему, в дальний угол таверны.

— Жорж, дружище, подъём, — я тихо толкнул его в плечо.

Тот промычал что-то невнятное. Сегодня во вторую смену, ага.

— Вставай говорю, Жорик, мать твою, — буркнул я.

Буканьер вдруг поднял на меня мутный расфокусированный взгляд, пытаясь хоть как-то собрать глаза в кучу.

— Вы… Оба… Чё надо… — промычал он, и я понял, что дальнейшее общение бесполезно. Лыка не вяжет.

Ладно, поищу кого-нибудь ещё. Но из моей команды здесь больше никого не было. Возможно, кто-то был в комнатах наверху, но это было никак не проверить.

— Эй! Капитан! — меня внезапно позвали те двое. Тон мне сразу не понравился, но слова не сулили ничего плохого. — Айда-ка, выпей с нами! Вдвоём скучно пить, а тут все уже готовые!

Я покосился на них, не имея ни малейшего желания присоединяться к их компании. Ещё и с утра, когда нам предстоял целый день разного рода хлопот.

— Благодарю за предложение, господа, но я вынужден отказаться, — произнёс я.

— Да? А тут болтали, что Чёрный Капитан хоть бочку рома выпить горазд, — хмыкнул один из них, долговязый, про себя я окрестил его Длинным. — Так и знал, что брешут.

Любопытное прозвище мне тут уже придумали. Ну, пусть будет.

— Как я тебе и говорил, — фыркнул второй, одноглазый, про себя я окрестил его Кривым. — Байки это всё. Кишка у него тонка с настоящими морскими волками пить!

Я хмыкнул, вперил в него злой взгляд исподлобья. Кишка тонка, как же.

— Морскими волками? Да вы скорее шавки подзаборные, — процедил я.

— Чо сказал?! — вскинулся Кривой, вскакивая из-за стола.

На столе загремела посуда, он его едва не опрокинул на своего дружка. К нам подскочила усталая трактирная девка, замахала каким-то грязным полотенцем.

— Месье, месье, не надо! Прошу, успокойтесь! — запричитала она.

— Я совершенно спокоен, мадемуазель, — сказал я. — Отойдите в сторонку, а то эти месье могут и вас зацепить ненароком.

— Ща я тебя успокою, сукин ты сын! — заревел Кривой.

Второй тоже поднялся, девка взвизгнула и резво отскочила в сторону. Накрытый стол они всё-таки опрокинули, вся их еда и алкоголь полетели наземь.

— Твою мать! — Длинный выругался и бешено уставился на меня, будто это я лишил их завтрака и выпивки.

Оба уже были пьяны, но не настолько, чтобы это могло им помешать в драке. Но достаточно, чтобы полезть в драку на меня. Ну, как учил меня Владимир Владимирович, если драки не избежать — бей первым.

Я схватил с соседнего стола пустую кружку, швырнул Длинному прямо в рыло. Кружка соприкоснулась с его паскудной физиономией, и тот сел на задницу от неожиданного удара. Кривой полез махать кулаками, выкрикивая оскорбления, от которых покраснел бы даже сапожник, сбил с меня шляпу. Шляпа улетела в лужу чьей-то блевотины. Мы оба вдруг замерли.

— Эх, шакал ты паршивый, — расстроенно произнёс я.

За шляпу было обиднее всего, и я тут же пробил Кривому в левый, отсутствующий глаз. Тот не успел заметить и отреагировать, схватился за повязку и завыл, будто я ударил ему по яйцам, а не по лицу.

Я, видимо, увлёкся и не заметил, как поднялся и подскочил ко мне второй, размахивая своими орангутаньими лапами. Удар пришёлся мне в скулу, я отшатнулся, из глаз посыпались искры. Длинный попытался закрепить успех, но я уже знал, чего ожидать, поднырнул под его руку и хорошенько пробил ему в печень. Пожалуй, самое слабое место у любого мужчины на архипелаге. Длинный согнулся и захрипел, я тут же добавил ему в ухо, и тот повалился на пол.

Тем временем уже очухался Кривой. Он вдруг полез в партер, приближаясь вплотную ко мне, что-то громко звякнуло и я почувствовал тупой тычок в брюхо. Я тут же оттолкнул Кривого, тот гадко ухмыльнулся. В руке у него блеснул нож, и я понял, что ещё жив только потому, что удар попал в пряжку ремня. Вот был бы славный конец для храброго корсара Андре Грина, подохнуть в обычной поножовщине.

— Ах ты мразь, — выдохнул я, извлекая из ножен палаш. — Щас я тебе второй глаз выколупаю.

Выражение радости на лице одноглазого вмиг потухло, а я почувствовал, как пережитый ужас трансформируется в нечеловеческую злобу, от которой шерсть на загривке встала дыбом, а кровь начала кипеть. Видимо, что-то такое всё же отразилось на моём лице.

— Ладно, погорячились мы слегка. Давай-ка всё уладим, капитан, — Кривой попытался дать заднюю, но после того, как он едва не вырезал мне аппендицит, мирного решения быть уже не могло.

— Защищайся, свинья, — процедил я.

Я мог зарубить его одним ударом, зарезать, как поросёнка, но злость кипела во мне настолько сильно, что я решил прикончить его медленно, чтобы Кривой мог испытать тот же самый ужас. Первым ударом я выбил нож из его руки. Кривой схватил колченогий табурет, пытаясь отбивать удары им, поймать клинок между ножек табурета и сломать его, но я был быстрее. Я наносил ему мелкие порезы один за другим, Кривой всё отступал и отступал, пока не оказался зажат в дальний угол. Как раз в тот, где спал Жорж.

В единственном глазу Кривого плескался страх, уродливой маской застывая на лице. Я вывернул табурет из его рук, замахнулся, чтобы нанести последний удар, но тут он рухнул на колени. Девчонка, которая была единственным свидетелем разыгравшейся сцены, завизжала от страха, и я помедлил с ударом.

— Пощады! — взмолился Кривой. — Прошу, не надо!

Но меня таким не разжалобить. Я уже собрался покончить с этим, как вдруг со своего места поднялся Жорж, промычал что-то непонятное и пустой кружкой зарядил Кривому в висок. Пришлось вложить палаш обратно в ножны.

— Кэп! — выдавил из себя Жорж. — Как… Как мы их, а?!

Я хмыкнул и потрогал пряжку ремня. На металле осталась явственная зазубрина, и по моей коже вновь пробежал холодок.

Глава 5

Я подождал, пока Жорж немного похмелится и придёт в себя, а потом мы вместе покинули эту несчастную таверну. Обошлось без смертоубийства, что меня даже немного радовало. Не думаю, что кто-то расстроился бы из-за пары местных забулдыг, и даже проблем с законом не возникло бы, но лишний грех на душу брать не хотелось.

— Где все наши? — спросил я, пока мы шли в сторону набережной.

— Дык… Хрен его знает, — пожал плечами Жорж.

— А тебя чего там оставили? — спросил я.

— Тоже… Хрен его знает, — протянул буканьер. — Добудиться, наверное, не смогли.

Шляпу пришлось оставить там, в таверне. К ней даже прикасаться не хотелось. И теперь на жаре довольно сильно напекало голову. Хоть уже была и осень, но солнце жарило ничуть не хуже. Тропик Рака, мать его растак. Я хоть и привык уже к местному климату, и к проливным дождям, и к палящему солнцу, но, как говорится, сибиряк это тот, кто тепло одевается. Бродить здесь без шляпы — рискованное занятие.

Пришлось зайти в лавку и раскошелиться на новую, непременно чёрную. Нашлась даже с чёрным пером какой-то неизвестной мне птицы, роскошным и длинным.

Мы вышли на пристань, прошлись по берегу в поисках нашей шлюпки. Никого не обнаружили. А из-за множества кораблей в гавани было трудно разглядеть наш.

— Куда они, чёрт возьми, подевались, — проворчал я.

— Кэп, смотри! Вон, «Орион» уходит! — вскинулся Жорж, пальцем указывая на удаляющуюся шхуну. — Вот падлы! Кинули нас!

— Жорж, мы его продали, — сказал я. — Пили вчера за это.

— Да? Ну ладно, — хмыкнул он таким тоном, будто мне не поверил.

Наконец, я увидел силуэт бригантины на воде. Нас тоже заметили и узнали, через пару минут за нами отправили шлюпку. Пришлось немного подождать, но это скорее, ждали нас.

Вся команда была уже на борту. Распухшие рожи выглядели сонными и злыми, но я видел, что они уже предвкушают новое дельце, на котором можно будет подзаработать и снова спустить все деньги на вино и шлюх.

— Капитан, — поприветствовал меня Шон. — Все на борту, четверо вчера пожелали уйти. Шестерых наняли взамен.

— Хорошо, — кивнул я. — Зови Клешню, зови боцмана, и пошли в каюту. Пошушукаемся.

Теперь-то я мог принимать в капитанской каюте гостей, и им даже не придётся стоять друг к другу вплотную. И мы могли даже сесть за стол, и мне не приходилось больше проситься в кают-компанию, чтобы поговорить о делах. Как большой босс, я теперь вызывал к себе.

— Предлагаю прищемить одного жида, — произнёс я, когда все трое вошли и Клешня закрыл за собой дверь.

— Я даже догадываюсь, какого именно, — фыркнул Шон. — Авантюра. Да и мстить за него будут, их знаешь сколько на островах? Они же все за одного.

— А мы никому не скажем, что это мы, — возразил я.

— Конкретные идеи есть? — спросил Клешня.

Я уселся в роскошное кресло и откинулся назад.

— Думаю, да, — сказал я. — Мы его самого выкрадем.

— И нам он на кой хрен? — хмыкнул Клешня.

— Выкуп? Эти не дадут, — отмахнулся Гайенн.

— Не. Я его прибить хочу, а заодно лавочку его вынесем, добра там изрядно, — сказал я.

— Я против, — сходу высказался Клешня. — Блудняк опять какой-то, опасно, да и на Тортуге никого не грабим, не принято.

— Христопродавца проучить всё-таки стоит. Да и прав капитан, добра там полные склады, — сказал Шон. — Главное, чтобы не увидел никто.

Боцман задумался, почесал седую щетину на шее.

— Если выгорит, то мы неплохо так наваримся. Особенно сейчас, когда у всех торгашей добыча из Маракайбо лежит. Если не выгорит, подохнем все до единого, — пожал плечами Гайенн.

— Будто когда-то бывало иначе, — хмыкнул я.

— И то верно, — проворчал он. — Я за.

— Вот и порешили. А ещё у меня хорошая новость, — сказал я. — Губернатор выписал мне патент.

— Действительно хорошая новость, — хохотнул Шон. — И ты после этого всё ещё хочешь обнести Леви?

— Да, — сказал я.

Клешня только вздохнул. Но я и без всяких слов прекрасно понимал, что он хочет сказать. Я бы на его месте и сам сказал.

— Но у меня есть план. И он сработает, — добавил я. — Нужны только лодки.

— Здесь это не проблема, — пожал плечами боцман. — На любой вкус. Сколько нужно?

— Пять-шесть. И наши шлюпки не подойдут. Отправьте кого-нибудь на поиски, денег я дам. Как найдут — пусть ждут на берегу. После заката выступаем. Я всё объясню, — сказал я.

План, как обычно, был прост. С одной стороны, конечно, всё осложнялось тем, что Бастер никогда не спит, с другой стороны, зато никто и внимания не обратит на моряков, прущих что-то по темноте. Охраны или солдат здесь всё равно не было, а простые горожане и заезжие флибустьеры не должны помешать.

В общем, за лодками отправили Эмильена и Гастона, плюс десяток гребцов, строго наказав никуда не разбредаться и ждать нас на берегу. А сами принялись ждать заката. Выходить раньше я не видел смысла.

Только когда солнце вновь утонуло в Мексиканском заливе, я приказал выдвигаться. Спустили шлюпку, вышли на берег. Малым составом, всего десять человек вместе со мной, этого будет достаточно. Остальные на бригантине потихоньку начали выходить с якорной стоянки. Я проводил «Поцелуй Фортуны» долгим взглядом, и только после этого мы по одиночке потянулись к дому еврея. Все лодки уже были на месте.

Дом Исхака Леви не выглядел неприступной крепостью. Но я не сомневался, что внутри он будет неплохо защищён. По прошлому визиту я примерно помнил интерьеры его лавки. Внизу лавка, вверху жилые комнаты. Двери крепкие, замки тоже, но и мы не пальцем деланы. Нет такого замка, который нельзя было бы вскрыть. Особенно, когда у тебя есть стальной ломик.

Но как известно, больше всего паролей уводят с помощью социальной инженерии, а не тупым перебором, так и здесь. Ломик был для плана «Б».

Изображая подвыпившего морячка, я пару раз прошёлся мимо лавки еврея. На втором этаже горел свет, двери и ворота склада, разумеется, были заперты. Исхак Леви всё-таки не был дураком. Да и мы явно не первые, кто хотел его раскулачить.

Я попытался вспомнить, как звали того чудака, который служил у него управляющим. Он как-то раз встречал нас на пристани, да и в дом Исхака Леви нас провожал именно он. Фурье? Фурмон? Фрей? Я хорошо помнил, что он был лысым, как коленка, липким и неприятным, а вот его фамилия напрочь вылетела из головы. Имя помнил, этого болвана звали Себастьяном, как краба из «Русалочки», потому и запомнилось. Ну, придётся импровизировать. Как обычно.

Парни затаились вдоль дороги, прячась в тенях, а я пошёл к чёрному ходу и забарабанил в дверь. Громко, настойчиво.

— Месье Леви! Месье Леви! —изменённым голосом начал я. — Это я, Себастьян! Месье Леви!

Через какое-то время за дверью послышались грузные шаги. Хорошо, что дверной глазок ещё не придумали.

— Фурнье?! — послышался возмущённый голос. — Ты белены объелся, мать твою? Чего тебе надо?!

— Месье Леви, беда! — прикрывая рот ладонью, чтобы он звучал ещё глуше, прокричал я. — Откройте, прошу вас!

— Поди прочь, болван! Где твои ключи?! — рявкнул еврей из-за двери. — Чего тебе надо?

— В этом и дело, месье! Я их потерял! — кое-как сдерживая смех, взвыл я.

— Так иди и ищи, бездельник проклятый! — Леви взревел так, что я едва не оглох.

— Откройте, прошу! Дайте хотя бы лампу, тут ничего не видно! Прошу вас, месье! — запричитал я.

— Ну, в этот раз тумаками ты не отделаешься, Фурнье! — гаркнул еврей, и я услышал, как щёлкают замки.

Щелчок взведённого курка прозвучал с ними в унисон. Дверь открылась, на пороге показался Исхак Леви в ночной рубашке и колпаке. Я тут же сунул ему под нос дуло пистолета. Он попытался захлопнуть дверь, но я это предвидел и толкнул её, всовывая сапог в дверной проём, а затем протиснулся сам.

Леви побледнел, видя перед собой только чёрное дуло и силуэт в темноте.

— Узнаёте меня, Леви? Андре Грин передаёт вам привет, — прошептал я и ткнул его стволом в жирный подбородок. — Откроешь пасть — пристрелю.

Глава 6

Мы прошли в лавку, следом по одному стали заходить флибустьеры. Я продолжал держать еврея на мушке, вжимая холодный ствол пистолета в его толстую рожу.

— Берите самое ценное, парни, — сказал я, глядя, как один из моих парней с задумчивым видом подкидывает на руке гирьки для весов. — Всё не утащим, поэтому будем выбирать, и да, поживее.

— Вам это с рук не сойдёт, — выдавил из себя Леви.

— Заткнись, — проворчал я. — Деньги где?

— Катись к дьяволу, — ответил он.

— Ты отправишься туда чуть раньше, христопродавец, — сказал я. — Жаль, что мы в городе, и тебе не получится вставить фитили промеж пальцев, чтобы ты соловьём запел.

Леви скривил презрительную рожу, и я огрел его рукоятью пистолета по голове. Толстяк пошатнулся, я сорвал с его головы колпак, сунул ему в пасть.

— Тибо, ну-ка, помоги его связать, — попросил я у ближайшего из пиратов.

Верёвку я предусмотрительно захватил с собой, знал, на что иду. Тибо ловко скрутил еврею руки за спиной, связал в локтях и запястьях, отдельной верёвкой закрепил кляп из его же засаленного колпака, связал ноги. Морские узлы просто так не развяжешь, только если твоя фамилия не Гудини.

Леви замычал, задёргался. Пришлось успокоить его ещё одним ударом.

— Лежи смирно, поганец, — прошипел я. — Никуда не уходи.

Нужно же было и мне пройтись по его лавке, посмотреть, чего там еврей прячет в своих закромах. Касса была уже пуста, кто-то из парней обнёс её первым делом, на полках с товарами, в принципе, тоже не было чего-то особо интересного. Всё самое вкусное должно быть припрятано наверху. Или по тайникам, в наличии которых я даже не сомневался.

Я прошёл по ступенькам наверх, в жилые комнаты, там тоже уже работали пираты, вынося ценности. Кто-то даже успел нацепить на себя шёлковый халат и толстую золотую цепь. В кабинете моё внимание привлёк обширный книжный шкаф, в котором стояли толстые гроссбухи. Один из гроссбухов лежал на столе, видимо, самый свежий. Это нам пригодится. В ящиках стола нашлись какие-то письма, я бегло просмотрел некоторые. Ничего интересного, обычная деловая переписка. На всякий случай простучал каждый ящик на предмет двойного дна, тоже ничего не обнаружил.

Вышел с одним только гроссбухом под мышкой, огляделся, пошёл в спальню, возможно, там найдётся что-нибудь. Навстречу попался Ален, потрясающий в воздухе золотым подсвечником-менорой.

— Глянь, капитан! Никакой он не христианин! — со странной смесью удивления и презрения воскликнул он.

— А ты думал? — хмыкнул я. — Давай, поторопи остальных.

В спальне тоже оказалось нечего делать, флибустьеры с деловитостью муравьёв выпотрошили всё, до чего могли дотянуться. Я не сумел бы сделать лучше. Поэтому я заглянул ещё в пару комнат и вернулся вниз с одним только гроссбухом.

Чем хорошо грабить торговые лавки — так это тем, что всю добычу сразу можно сложить в мешки, которые здесь были в достатке. Парни потихоньку начали перетаскивать награбленное добро в лодки.

— Кэп, а с этим что делать? — Гастон ткнул мычащего еврея носком сапога. — Прирежем?

— Не здесь. Тащим с собой, заверните только в парусину какую-нибудь, — сказал я.

— Да он тяжёлый, как боров! — возразил он.

— Гастон, — произнёс я.

— Ладно, понял… — вздохнул он. — Шарль, Рене, вы покрепче, возьмите его.

Еврея снова успокоили ударом в голову, завернули в широкий отрез парусины, обвязали верёвками, чтобы не выпутался ненароком, поднатужились, подняли и потащили, тихо ругаясь.

Я ещё раз прошёлся по всей лавке сверху донизу, понимая, что мы оставляем здесь целое богатство, но и всё забрать не сумеем, удручённо вздохнул, подождал, когда последний из пиратов, сгибаясь под тяжестью добычи, покинет лавку, и только после этого вышел сам, аккуратно прикрывая дверь.

Небо заволокло тяжёлыми тучами, луна если и показывалась в просветы между ними, то делала это крайне редко. Темно было, хоть глаз выколи. Никого на улице не было, только откуда-то издалека доносилась пьяная брань. В самый раз для нашего дельца. Пираты уже загрузили лодки доверху, и теперь ждали только меня.

— Отчаливаем, ребятки, — тихо приказал я, забираясь в каноэ.

Мы плыли сквозь темноту вдоль берега Тортуги, тихо и мирно, будто возвращаясь с прогулки. Только уключины мерно скрипели и плескалась вода. Бригантина должна ждать нас в условленном месте на западном мысе.

Месье Леви с удобством расположился на дне лодки, положив голову на мешок серебряных монет. Такая подушка для него была твердовата, наверное, но он не жаловался, только мычал что-то невнятное сквозь плотную парусину.

— Кэп, задохнётся еврейчик-то, — один из гребцов толкнул его ногой. — Получится, что зря пёрли его.

Резонно. Я разрезал парусину ножом, не особо церемонясь, но кляп вытаскивать не стал. Леви смотрел с нескрываемым ужасом, пытаясь вообразить свою дальнейшую судьбу. А вот не надо было убийц подсылать. Жил бы себе спокойно, ел бы кошерное.

Лодки протиснулись мимо стройных рядов чужих посудин, вышли на фарватер. Плыть было далековато, признаю, но так было безопаснее. Хотелось провернуть всё подальше от любопытных глаз.

«Поцелуй Фортуны» с полностью погашенными огнями ждал нас у западного берега, тёмным силуэтом покачиваясь на воде. Лодки мягко ткнулись в высокие борта, словно слепые щенята в поисках молока, пираты начали перегружать добычу, загромождая палубу мешками, тюками и свёртками. Свёрток с вяленым жидом тоже втащили наверх, сопровождая всё это действо сальными шуточками, в ответ на которые Леви мог только мычать.

Лодки отвели к берегу и бросили там, а когда вся команда вернулась на борт, мы подняли якорь, зажгли огни и отчалили во мрачную тьму, чтобы с рассветом быть уже где-нибудь у побережья Кубы.

Когда мы отошли от побережья, то собрались на палубе в тусклом свете ламп, чтобы посмотреть на добычу. И даже несмотря на то, что большая часть добра так и осталась в лавке, всё равно получилось изрядно. Одних только наличных денег аж три мешка, драгоценности, золото, ювелирка, шёлк, специи. Я видел, как блестят глаза у каждого из флибустьеров, а жадность сжимает сердце и давит на грудь. По всему выходило, что операция вышла даже прибыльнее, чем какой-нибудь абордаж.

— Надеюсь, никто ничего не утаил? — хохотнул я, оглядывая кучу добра на палубе. — Да, кое-что забыли.

Я подошёл к лежащему еврею, развернул парусину, сорвал здоровенный золотой крест с его груди, швырнул к остальному золоту. Перевернул его на живот, кое-как стянул кольца с посиневших пальцев.

— Кэп, зубы проверь, — послышался чей-то совет, пираты рассмеялись.

— Точно, — осклабился я.

Как только я развязал верёвку на его затылке, Исхак Леви с силой выплюнул кляп и разразился отборной площадной бранью. Пришлось привести его в чувство лёгкой пощёчиной.

— Вас всех повесят! Чтоб вы издохли, скоты! Свиньи! — шипел он.

Мы только посмеивались над его бессильной злобой.

— Откройте-ка рот, месье Леви, — я сжал его щёки пальцами, пытаясь рассмотреть наличие золотых зубов.

Леви попытался плюнуть в меня, но попал себе на голые колени. К его счастью, золотых зубов у него не оказалось, обойдёмся без стоматологических процедур.

— Вы неудачники, ясно вам?! — прошипел он. — Думаете, это много? Как бы не так! Ха! Вы об этом ещё пожалеете!

— Заткнись, — буркнул я.

Но он не затыкался.

— Будьте вы прокляты, мерзавцы! Будьте вы прокляты! — бешено вращая глазами, воскликнул он.

— Проклят будешь ты, мерзкий христопродавец, — сказал я. — Так бывает с теми, кто ссорится с капитаном Грином. Гастон, будь добр, принеси доску, пусть месье Леви прогуляется.

Шарль и Рене удивлённо переглянулись.

— Мы его что, зря тащили сюда? Даже не ради выкупа? — глухо произнёс Рене.

— Ты что?! Не зря! Это будет отличным зрелищем! Не ради выкупа, а из любви к искусству! — воскликнул я, извлекая палаш.

Еврея подняли за шиворот, разрезали путы на ногах. Гастон положил доску так, чтобы она наполовину свисала за борт, а я лёгкими уколами палаша погнал жида к ней.

— Пощадите, прошу! — вдруг взмолился он. — Деньги? У меня ещё много денег! У меня счёт в банке, я всё отдам, только пощадите! А склад? У меня склад на Тортуге, там тоже много всего! Прошу вас!

Я только уколол его в жирный бок, чтобы он двигался дальше. Видя, что на меня его уговоры не действуют, он повернулся к команде.

— Ваш капитан сумасшедший! Прошу, пощады, я заплачу каждому! Вам столько и не снилось! Только не убивайте, умоляю! — заверещал он.

— Давай прыгай! — крикнул Шон.

— Водичка тёплая! — хохотнул Жорж.

Я снова ткнул его палашом. Исхак Леви продвигался по доске маленькими шажочками, совсем крохотными, балансируя на грани падения.

— Не надо! Прошу ва-а-ас! — взвизгнул еврей, доска вместе с ним соскользнула в воду.

Исхак Леви камнем пошёл на дно. Со связанными за спиной руками особо не поплаваешь, а морским дьяволом на пенсии он точно не был. Я посмотрел на расходящиеся по воде круги.

— Туда и дорога, — произнёс я. — Мёртвые не болтают. И вы помалкивайте, парни. Никому ни слова.

Глава 7

Я знал, что рано или поздно кто-нибудь из пиратов всё равно проболтается. Нарочно или нет, по пьяни или на трезвую голову, неважно. Такое всегда всплывает наружу. Но чем позже это всплывёт, тем лучше, и я рассчитывал, что конкуренты месье Леви воспользуются его внезапным исчезновением. Я думаю, многие были в курсе, что Леви отправлял за мной охотников за головами, и легко поймут тонкий намёк, что со мной не стоит так шутить.

Мы поделили награбленное, и теперь «Поцелуй Фортуны» шёл на запад, к побережью Кубы, высматривая на горизонте возможную добычу. Настроение у всех было боевое, приподнятое, весёлые песни далеко разносились над сизыми волнами, даже несмотря на неприятный моросящий дождик.

Возле Кубы обычно постоянно курсировали испанские военные корабли, защищая торговые пути и поселения от пиратов. Испания могла себе позволить содержать целые флоты, занятые только этим, и ничем другим. А значит, могла поделиться с нами золотишком. Пусть лучше оно пойдёт нам, на наши бесполезные увеселения, а не на бесполезные увеселения испанских грандов.

Я, конечно, подозревал, что Куба огромная, но даже и не думал, что она настолько огромная. Зелёный берег казался бесконечно длинным. Мелкие прибрежные деревни испанских колонистов встречались довольно часто, но рыбацкие баркасы и скудные накопления их владельцев нас не интересовали. Мне хотелось чего-то более внушительного. Галеон, полный золотых слитков, и без охраны.

Но шансов на это было не больше, чем выиграть в лотерею миллион. Испанцы без охраны никогда не ходили.

Я прохаживался по палубе с подзорной трубой, то и дело разглядывая береговую линию в мутные линзы. Боцман и Мичман, порыкивая друг на друга, вдвоём трепали какую-то драную рубаху, матросы лазали по вантам, переучиваясь работать с прямыми парусами. Всё шло своим чередом. Андре-Луи пробежал по рее, как обезьяна, спустился на одних руках по вантам, спрыгнул на палубу. Я покосился на него, мальчишка где-то раздобыл чёрные бриджи и такую же чёрную рубашку, и теперь щеголял обновками, открыто мне подражая.

— Юнга! Иди сюда! — подозвал я.

Андре-Луи прямо на бегу поменял направление движения, подбежал ко мне, широко улыбаясь. Он теперь не был похож на того оборванца, тайком проникшего на наш корабль, регулярная кормёжка и работа на свежем воздухе сделали своё дело, худые щёки порозовели, кости начали обрастать мясом.

— Капитан? — чуть переведя дыхание, спросил он.

— Узнай у команды, бывал ли кто на Кубе, — приказал я. — Если кто был, отправляй ко мне.

— Есть! — бодро ответил мальчишка, тут же срываясь на лёгкий бег.

Меня не покидала идея высадиться и ограбить какой-нибудь маленький испанский городок, но лезть напролом, без какой-либо подготовки, было чревато. Морские патрули из Сантьяго-де-Куба или Гаваны могли нечаянно нагрянуть и порушить все планы. Значит, будем изобретать.

Вскоре мальчишка привёл троих, Алена, Шарля и голландца Петера. Честно говоря, я ожидал большего, но на безрыбье сойдёт и так. Матросы немного мялись, не зная, чего ожидать от внезапного вызова к капитану.

— Итак, вы бывали на Кубе? — без лишних прелюдий спросил я.

Все трое кивнули.

— Где, с кем и как? — спросил я, немного раздражаясь, что все ответы приходится тянуть клещами.

— С капитаном Дэвисом, за пресной водой заходили разок, — пожал плечами Ален. — Давненько было.

— Понятно, можешь идти, — сказал я.

Меня интересовало совсем не это.

— Н-на торговце в Сантьяго заходили, года три-четыре назад, — доложил Петер.

Уже лучше.

— В Пуэрто-как-то-там бывал, с капитаном Дюфуром… Капитан-то помер уж пару лет как, мы с ним много где бывали, — растёкся мыслью Шарль, и мне пришлось его направлять.

— Пуэрто-где? Точнее можешь сказать? Что делали там? — уточнил я.

На Кубе, да и вообще в испанских владениях этих «пуэрт» наберётся целый вагон и тележка в придачу.

— Не помню, кэп, где-то на севере, залив там ещё такой, бутылкой, — пожал плечами Шарль. — А делали ясно что, спалили всё к чертовой матери! Дюфур такой был мужик, чуть что, сразу это самое!

Да уж. Будь на месте Шарля кто поумнее, так, может, и удалось бы выведать что-нибудь. А так это было проблематично, Шарль умом не блистал и вряд ли что-то запомнил из того, что меня интересовало. Но попробовать стоит.

— Городок сожгли? — спросил я.

— Ага, — сказал он.

— А патруль быстро пришёл? — спросил я.

— Там не было, так только, ополченцы, мы их быстренько всех, чик! Из наших даже не убили никого, — вспоминал он.

— Нет, Шарль, морской патруль, морем, корабли, — уточнил я.

— А, эти? Ну, погонялись за нами, ага, — сказал Шарль. — Мы только погрузили всё, в море вышли, и вот они, здравствуйте.

Знать бы ещё, где этот Пуэрто-как-его-там, и откуда прибыл флот, из Гаваны, Сантьяго или откуда-то ещё. Надо посмотреть карты, хоть какая-то у меня в атласе должна быть.

— Не догнали? — хмыкнул я.

— Не! Мы против ветра дали, да через рифы, куда им, пахоруким! — с гордостью произнёс Шарль. — Добычи не то, чтоб много, но попировали с недельку так, выпить-то Дюфур любил, ага.

Ну, тоже неплохо. Надо подумать на досуге, как провернуть нечто подобное. Не думаю, что я чем-то хуже какого-то там капитана Дюфура, о котором я даже не слыхал. Тем более, что северное побережье Кубы изрезано будто рукой пьяного скульптора, обильно сдобрено коралловыми рифами и длинными песчаными косами, мелкими островками и лагунами, в которых легко затеряется бригантина, а какой-нибудь сорокапушечный галеон даже не сунется, чтобы не сесть на мель или не напороться на риф.

Но во многом именно поэтому северо-восток острова был заселён слабо. Испанцы тоже не дураки, и предпочитали селиться там, где будут хоть как-то защищены от буйной природы и нападений пиратов. Можно, конечно, попробовать сходить до материка, в земли будущей Мексики, но это было гораздо опаснее, да и я слабо представлял, что там можно найти, кроме кактусов, широких шляп и жёлтого фильтра. Кубинские посёлки выглядели как-то более привлекательно. Оттуда можно гораздо быстрее смыться в безопасные воды.

Я прошёл в каюту, уселся за стол, не переставая радоваться простору и роскоши, будто я пересел из дедовских «Жигулей» в турбовый «Кайен». Бригантина явно создавалась с умом и расчётом, это был современный, быстроходный и маневренный корабль. Возможно, наилучший для нашего ремесла.

Карты, собранные с миру по нитке, были не слишком подробными и точными, и карта Кубы, взятая с испанского пинаса, была такой же. Старая, вытертая на углах и в местах, где она складывалась, с пометками и подписями на испанском, без координатной сетки, зато с жирным пятном прямо поверх острова Пинос. На этой же карте была Ямайка, но меня она не интересовала.

Мне нужен был какой-нибудь относительно крупный посёлок, но не слишком крупный, чтобы мы могли без труда его захватить и удерживать несколько часов, без форта и гарнизона, где-нибудь вне узких бухт, в которых нас мог бы запереть подоспевший флот, не слишком близкий к Гаване или Сантьяго, чтобы подмога не подоспела раньше, чем мы оттуда смоемся.

На карте же далеко не все поселения были удостоены подписи или даже мелкого значка. Даже за то время, пока мы идём вдоль побережья, я видел три или четыре посёлка, хотя на карте не было ничего, кроме изрезанной береговой линии и схематичных изображений гор и холмов, чтобы было чем заполнить пустое пространство внутри острова. Карту явно перерисовывали с гораздо более старого оригинала. Да, это вам не спутниковые снимки.

В итоге единственным более-менее подходящим вариантом я счёл Тринидад, городок на южном побережье, достаточно далеко от Сантьяго и очень далеко от Гаваны. Ну, значит, попробуем наведаться туда, вот только сейчас мы шли у северного берега, а значит, придётся огибать остров. Поворачивать назад, чтобы пройти коротким путём мимо Сантьяго-де-Куба, я не хотел, а значит, придётся огибать остров целиком. Нормальные герои всегда идут в обход. Авось ещё и посудина какая встретится. Я ухмыльнулся, предвкушая будущую потеху.

Глава 8

Вскоре я понял, насколько ошибся, решив обогнуть остров с запада, но поворачивать назад было уже поздно. Я посчитал по карте, Куба оказалась ещё больше, чем я думал, западный путь оказался ровно в два раза длиннее, чем восточный. Лишняя тысяча километров это вам не поле перейти, однако. Ну, будем надеяться, что нам обязательно встретится одинокое судно с полным трюмом серебра.

Ещё и пришлось уйти мористее, чтобы не лавировать между рифов, а спокойно пройти мимо. Ну и близко к Гаване лучше не подбираться, от греха подальше. Мы пока не настолько обнаглели. Поэтому курс взяли на Флоридский пролив, хотя и сама Флорида тоже пока принадлежала испанской короне.

Я поделился своими соображениями насчёт будущего ограбления с Шоном. Была как раз его вахта, ирландец стоял за штурвалом, легко удерживая корабль на курсе.

— Тринидад, говоришь? — спросил он, когда я всё ему рассказал.

— Он самый. Как раз посерёдке острова, потом и уйти легко, прямо на юг, к Ямайке, а оттуда обратно на Испаньолу, — сказал я.

— Можно и на материк заглянуть, — предложил он.

— Можно, только там испанцев больше, — хмыкнул я. — Куда ты предлагаешь, в Кампече? Его постоянно разоряют, там, наверное, одни головёшки остались.

— Так там испанцев много или его жгут постоянно, ты уж определись, — хохотнул Шон. — Ну, я уже вижу, ты себе втемяшил, что надо Тринидад ограбить, спорить не стану.

Я поджал губы, сдерживая рвущуюся наружу колкость.

— Ты только представь, что у испанцев после Маракайбо творится, — продолжил Шон. — Всем губернаторам, всем комендантам, командирам пороху под хвост сыпанули.

— Само собой, — хмыкнул я. — Только я не думаю, что это нам помешает, там городок-то с гулькин хрен.

— И стоит ли возиться? — спросил ирландец. — Если там городок маленький, то какая с него добыча? Горшки да лохмотья?

— Конечно стоит возиться! Да даже если мы там всего одну ферму сожжём, уже результат будет, — настаивал я. — Быстро вы к хорошему привыкаете, мистер Келли.

— Пожалуй, — хмыкнул он.

— Привыкли, да, что в каждом трюме горы добра, а торговцы сами лапки кверху задирают? Расслабились, да? — произнёс я.

— Да когда это перед нами лапки задирали?! — горячо возразил Шон. — Каждый раз пальба!

— Это я так, образно, — сказал я.

— Ну, слушай, в городке-то могут и без боя сдаться, там чего, бабы и дети, мужиков-то немного поди, — задумчиво протянул Шон. — Сказать, мол, деньги на бочку, и никого не тронем, сами всё принесут.

— Вот видишь! — воскликнул я. — Я задницей чую, нормально всё пройдёт. Главное, сдёрнуть оттуда вовремя.

— Твои слова, да Богу бы в уши, — хмыкнул ирландец.

— На Бога надейся, а к берегу греби, — ответил я, хлопнул его по плечу и ушёл.

Дел на корабле хватало с лихвой. В первую очередь, нужно было перевязать и проверить всех раненых, выздоравливающих потихоньку после боя с англичанами. Это уже стало для меня рутиной, обычным делом, каждое утро я приходил на нижнюю палубу, где отдыхали матросы, и обходил каждого по очереди, интересуясь самочувствием и меняя повязки. Моряки сперва удивлялись подобной заботе, но потом попривыкли. Раньше никто из них и не подозревал, что ранение — это не обязательно ампутация и списание на берег. Да и выздоравливали у меня быстрее, чем обычно. Кто-то за спиной шептался про колдовство, но таких болтунов быстро стали ставить на место лёгкими оплеухами. Пусть колдовство, зато работает и лечит, а это главное.

Многие уже вставали на ноги, оправляясь от полученных ран. Таких я сразу озадачивал уходом за тяжело ранеными товарищами. Отказываться никто не смел, хотя я видел, насколько неохотно они на это идут. Почти выздоровел Кристоф, его рана затянулась тонкой бледной кожей, пока слишком нежной, чтобы терпеть сверху протез, поэтому он ходил, просто завязывая рукав ниже культи. Рука Муванги тоже почти зажила, но он среди раненых особо и не находился, предпочитая работать вместе со всеми остальными матросами. Йохан, раненый в грудь во время битвы на Грейт Берде, наконец-то пришёл в сознание, но вставать я ему пока запретил. Остальные тоже чувствовали себя неплохо. Жизнь потихоньку налаживалась.

Мы привыкали к новому кораблю, понемногу переделывая его под себя. Каждый день стучали молотки и топоры, продолжался ремонт, бригантину приводили в порядок после сражения и абордажа.

— Вижу парус! С правого борта! — крикнул сверху один из марсовых.

Я в этот момент находился на палубе, упражняясь с палашом и отрабатывая движения, которым меня научил Робер. Буканьер и в самом деле научил меня всему, что знал сам, а мне теперь оставалось только отточить своё умение хотя бы до приемлемого уровня.

— Приближается, в нашу сторону идёт! — крикнул марсовый.

Пришлось отложить занятие, сходить за подзорной трубой и прильнуть к окуляру, высматривая далёкий силуэт чужого парусника. Неизвестный бриг шёл нам наперерез, довольно быстро приближаясь, и мне это не понравилось.

— Всех наверх, парни, готовимся к бою, — приказал я. — Не нравится мне этот бриг.

Никаких флагов или опознавательных знаков на нём не имелось, на испанца он не был похож, шёл со стороны Багамских островов. Скорее всего, англичанин, ещё один джентльмен удачи. Было даже немного забавно оказаться вдруг с другой стороны, взглянуть на всё как жертва, а не как охотник.

Боцманский свисток прозвучал резко и пронзительно, матросы зашевелились, выбегая с нижней палубы. Тех, кто, по мнению Гайенна, бегал чересчур медленно, он подгонял тростью, нисколько не стесняясь и дополняя всё отборной трехсоставной руганью. Сейчас нужно было всё делать быстро, промедление даже одного из моряков могло грозить гибелью всей команде.

Канониры расчехляли пушки, подтаскивали порох и ядра, заряжали и готовились к залпу, внимательно вглядываясь в грязно-серые паруса вражеского брига.

— Чёрный флаг поднять! — приказал я.

Андре-Луи рванул к грот-мачте, ловко забрался по вантам наверх. Вскоре чёрное полотнище гордо реяло на ветру, череп и кости ясно сигнализировали о наших намерениях.

— Шон, четыре румба вправо! Встретим его, как полагается! Правый борт, готовьсь! — прорычал я.

Бриг был ещё слишком далеко для залпа, но к тому моменту, как мы повернём, он как раз окажется в пределах досягаемости.

Громыхнула одна из пушек правого борта, ядро просвистело над волнами и плюхнулось в воду. Больше, чем в кабельтове от приближающегося брига. Я вскинулся, высматривая, кто из канониров выстрелил без команды.

— Кто там такой нетерпеливый?! — прорычал я. — Месье Гайенн, всыпьте ему палкой!

Кто-то из молодых, не выдержали нервы. Боцман подскочил к нему, огрел по плечу, чтобы в следующий раз и мысли не возникло пальнуть раньше, чем ему прикажут. Морячок потупился, потёр ушибленное место, молча принялся перезаряжать пушку вместе с напарником.

Бриг начал поворачивать левее, чтобы не попасть под продольный залп. Если у него пушки мощнее наших, то, возможно, сможет достать нас бортовыми орудиями, но его пушки молчали. Я прильнул к подзорной трубе, высматривая хоть что-нибудь на борту противника. Видно было только пёструю команду, одетых, кто во что горазд, явно пираты. Никаких сомнений не осталось. Наверное, увидели одинокий парус вдалеке и решили, что это испанская бригантина спешит вернуться в Гавану. Ха-ха, не на того напали.

Лица, которые удавалось разглядеть в мутные линзы, были хмурыми и сердитыми, видимо, они уже осознали свою ошибку. Наверное, в тот момент, когда увидели наш чёрный флаг.

Мы разошлись правыми бортами, вне досягаемости пушек, английские пираты повернули обратно на север по широкой дуге, поджав хвосты. Меня так и подмывало броситься за ними в погоню, но что-то мне подсказывало, что добычи там никакой не будет, кроме самого корабля, а возвращаться в Бастер, чтобы продать приз, нам было не с руки.

— Пусть убегают, — махнул рукой я. — У них, кроме грязных портков, и взять-то нечего.

Флибустьеры засмеялись, засвистели, заулюлюкали, открыто насмехаясь над неудачливыми коллегами. Я смеялся тоже.

Глава 9

Саму Гавану, на всякий случай, обошли по широкой дуге, ночью, подальше от испанского флота и возможных неприятностей. Далёкий берег Флориды так и виднелся на севере тонкой полоской, и мне почему-то вспомнился Тони Монтана и его прибытие в США. Главное, не повторить его судьбу и не потерять голову от успехов. В нашем деле всё-таки необходимо всегда быть начеку, не упуская ничего из виду.

Несколько раз мы видели испанские конвои, курсирующие между Кубой и материком. Нападать я не рискнул, слишком уж много пушек получалось в сумме против одной нашей бригантины. Возможно, нам не стоило продавать «Ориона», а нужно было набрать команду и ходить эскадрой, чтобы нападать на подобные караваны, но я чувствовал, что оно того не стоит. Содержать два корабля всяко сложнее, чем один.

Прошли через Юкатанский пролив, повернули на восток. Теперь ветра дули, в основном, встречные, приходилось маневрировать гораздо больше, но бригантина и тут неплохо себя показала.

Удивительно, но на южном берегу мы почти не встречали поселений, в основном, виднелся только дикий зелёный берег, пляжи и холмы. Обогнули остров Пинос, и в самом деле густо поросший соснами, подошли чуть ближе к заболоченному берегу, потащились вдоль него. Будущий Остров Свободы в этом времени скорее был оплотом испанского владычества в этих морях, самым опасным местом для любого свободолюбивого пирата. Даже удивительно, как иронична бывает история.

До нужного места добирались ещё целый день, и тут выяснился неприятный факт. Карта меня обманула. По этой карте Тринидад находился на побережье острова, на самом же деле город виднелся на расстоянии четырёх-пяти километров вглубь суши. Ладно хоть берег здесь был пологий и плоский, и город можно было рассмотреть с корабля, забравшись на салинг. Досадно. Я, конечно, предполагал, что карта точностью не блещет, но не думал, что всё настолько плохо.

На берегу, конечно, виднелось несколько поместий, ферм и рыбацких деревушек, но добычи там явно будет немного. Да и если напасть на эти фермы, в городе точно поднимут тревогу и выставят ополчение, а всё наше преимущество — это внезапность.

Пришлось нагрянуть в кают-компанию, посоветоваться. Рубить сплеча и снова лезть в пекло, не разобравшись, мне как-то не хотелось.

Офицеры как раз сели обедать, и мне пришлось присоединиться. На этот раз на столе было какое-то мясное хрючево, не слишком аппетитное на вид и чем-то напоминающее пудинг.

— Кто готовил? — спросил я, брезгливо ковыряя его ложкой.

— Сегодня Кристоф на камбузе, — ответил Клешня. — Ну сойдёт, не так уж плохо.

Шон молча постучал сухарём об стол. Ланге, насупившись, вяло жевал.

— А где Доминик? У него как-то лучше выходило, — хмыкнул я.

— У Доминика обе руки на месте, он и в матросах пригодится, а Кристофа больше никуда не приткнёшь, — сказал Шон.

— Нет уж, верните Доминика, — произнёс я, наконец осмелившись попробовать эту стряпню.

Офицеры криво ухмыльнулись. Я, конечно, бывало, жрал стряпню и похуже, порой с содроганием вспоминая маисовые лепёшки и похлёбку в рабском бараке. Иногда они даже снились мне в редких ночных кошмарах. Но это не значит, что теперь я согласен жрать плохо приготовленную еду, когда у меня есть все возможности жрать хорошую.

— Как скажешь, кэп, — пожал плечами Шон.

В итоге я предпочёл грызть сухарь.

— Когда высаживаемся? — вдруг спросил Клешня, хотя я и не слова пока не говорил про Тринидад и его ограбление.

— Вот я и думаю, — сказал я. — Как-то не нравится мне вдруг этот Тринидад. А на карте нарисован на самом берегу. А до него ещё чапать и чапать.

— Дойдём, ерунда, — махнул рукой Герард Ланге. — Недалеко. Главное, форта и артиллерии нет. Даже стен нет.

Голландский пушкарь верил исключительно в силу артиллерии и пороха. Надо будет ему сказать, что пушки мы в этот раз не потащим.

— Издалека выглядит богато, — пожал плечами Шон. — Да и не такой он большой, чтобы отпор дать. Даже не обязательно по всему городу шарить, пару усадеб спалим, и делу край.

— Тогда надо только решить, где высаживаться. Дальше к востоку есть бухта удобная, но её запереть могут легко, если флот подоспеет, — сказал я. — Либо здесь, с западной стороны, тут пляж удобный, но не прикрытый.

— В бухте опасно будет, — хмыкнул Клешня.

— Я тоже так думаю, — согласился я.

— Везде опасно будет. А если ветер поднимется? Сейчас время года такое, что в любой момент, — Шон постучал костяшками пальцев по столу. — В бухте нас хотя бы с якоря не сорвёт, если что вдруг.

— Там и от лишних взглядов прикрыты будем, — добавил канонир.

Резонно. Я крепко задумался, пытаясь прикинуть, какой из вариантов для нас будет более выгодным и удобным. И всё-таки опасность оказаться в мышеловке пересилила.

— В бухте всё-таки опаснее, — сказал я.

Клешня осклабился и хрипло рассмеялся.

— Вход туда с восточной стороны, я правильно понимаю? Если из Сантьяго патруль пойдёт, то сразу увидит, выход из бухты перекроет и потопит нас, как котят в мешке, пока мы все на берегу торчим, — выдал неожиданную тираду Клешня.

Удивительно многословно для него, но, в целом, абсолютно верно. Даже и добавить нечего.

— Значит, пляж, без вариантов, — постановил я.

— Когда? — спросил Шон.

— На якорь встанем сейчас, высаживаемся ночью, перед рассветом в город придём, — сказал я. — Возьмём их тёпленькими, прямо в кроватках.

— Ха-ха! Ух, я бы какую-нибудь испаночку взял себе, прямо в кроватке! — хохотнул голландец.

— Это уж если успеешь, — хмыкнул я. — Мы там задерживаться не станем.

— Ему десяти секунд хватит, — мрачно пошутил Клешня. — Из которых пять секунд это юбку бабе задрать.

Мы заржали, Герард беззлобно ударил Клешню в плечо. Но если серьёзно, то я прекрасно понимал, какая судьба ждёт некоторых жительниц Тринидада. Лично я этого не одобрял, и многие это знали, хоть и считали очередной придурью капитана. Впрочем, удерживать кого-то или наказывать я не собирался. Но и поощрять не мог.

— Благодарю за приглашение на обед, — хмыкнул я, поднимаясь из-за стола.

Пираты засмеялись снова, видя, что к стряпне Кристофа я едва притронулся.

— Всегда рады, кэп. Заходи, если что, — сказал Шон.

— Пора вставать на якорь, глубина тут позволяет, — сказал я и вышел из кают-компании.

Мы курсировали вдоль берега в поисках подходящего места для высадки. Неподалёку обнаружилось устье какой-то реки, судя по всему, протекающей как раз мимо Тринидада, но зайти в него я не рискнул. Слишком мелко для бригантины, да и мутная вода свидетельствовала о том, что дно здесь илистое и на поворотах этой речушки вода давным-давно нанесла горы песка и грязи. Течение же было слишком сильным, чтобы подняться вверх по реке на шлюпке.

Да и заболоченные топкие берега доверия не внушали, совсем не факт, что мы сумеем высадиться где-то выше по течению с нужного берега. Поэтому я решил высаживаться здесь, на пляже, а эти пять километров пройти пешком. В конце концов, это не полсотни километров до Панамы через джунгли и пересечённую местность, а всего пять, причём я был уверен, что от города к побережью есть тропа, и наверняка не одна.

Встали на якорь неподалёку от устья, прямо напротив пологого каменистого пляжа. Бригантину, разумеется, заранее развернули носом к морю, чтобы в случае чего, как можно быстрее сдёрнуть отсюда в открытое море.

Теперь оставалось только ждать. Мне, как обычно, не сиделось на месте, а время тянулось ужасно медленно, как это всегда бывает во время ожидания или погони. Солнце, будто насмехаясь надо мной, висело над морем как приклеенное, даже и не думая садиться, пока я раз за разом прокручивал возможные варианты в голове. В конце концов, ограбление города это вам не леденец у ребёнка отобрать. Да и сражаться испанцы всё-таки умеют, так что, если дойдёт до драки на их условиях, вообще не факт, что полсотни пиратов сумеют превзойти испанскую пехоту. В храбрости моих флибустьеров я нисколько не сомневался, но мелкий червячок сомнения неприятно свербил где-то внутри.

Глава 10

Тёмная, безлунная тропическая ночь наступила резко и внезапно, как всегда. Только после этого я приказал свистать всех наверх и спускать шлюпки. На бригантине остались только пятеро раненых и Клешня в качестве старшего, все остальные рвались в бой, до зубов вооружаясь, проверяя мушкеты и пистоли и распихивая везде готовые заряды. Точили сабли, топоры и ножи, чтобы всё было в порядке и оружие не подвело в самый неподходящий момент.

Тактика у меня была простая, команду я разбил на тройки, полагая, что этого достаточно, чтобы вламываться в дома и вытаскивать из постелей сонных идальго. Лихо врываемся в город, берём заложников, собираем ценности, уматываем обратно на корабль. Должны уложиться в несколько часов, если всё пройдёт гладко. На всякий случай я дважды всех проинструктировал. На корабле, и когда мы высадились на берег.

— Дома не жечь! В домах наше с вами добро! — громко напомнил я, прохаживаясь по пляжу перед толпой флибустьеров. — Заходим аккуратно, но быстро, по трое, вытаскиваем заложников, требуем выкуп, жители сами выносят нам золото на блюдечке!

— Ага, — буркнул кто-то. — Свинцом угостят и ещё раз на блюдечке вынесут.

— Кто там пасть раскрыл?! — взвился я. — Эжен? А твой мушкет тебе на кой хрен? Комаров отгонять? Видишь кого с оружием — стреляй!

Пират буркнул что-то себе под нос, его сосед толкнул его локтем, мол, замолкни. Я продолжил.

— О чём я говорил? А, да. Золото приносят, сразу уходим! Все вместе, организованно! — сказал я.

Но я понимал, сколько ни талдычь, всё равно всё пойдёт не по плану. Гладко было на бумаге, как говорится.

— Все готовы? Выходим, — приказал я.

Мы покинули пляж, укрытый небольшой полосой леса, вышли на узкую тропинку, петляющую вдоль реки. Город впереди манил и звал, кое-где виднелись жёлтые огоньки, похожие на светлячков. Я самую малость нервничал, понимая, что полсотни пиратов это всё-таки маловато для такого города, как Тринидад. На первый взгляд он казался не таким уж большим, но по мере того, как мы приближались, я видел, что защитников там явно будет больше, чем нас. Пожалуй, стоило послать кого-нибудь на разведку. Ну или действовать быстро, не давая испанцам опомниться и собраться в кучу. А по одному мы их без труда перещёлкаем.

К долгим пешим переходам моряки явно были непривычны. Некоторые вскоре начали отставать, и только буканьеры, исходившие на своих двоих половину Испаньолы, ощущали себя прекрасно. Я бодро шагал впереди, в тройке со мной оказались Муванга и Жорж, которые тоже никаких проблем не ощущали, легко выдерживая заданный темп.

Шли тихо, молча, насколько это вообще было возможно в отряде из полусотни человек. Всё равно кто-то бряцал оружием, пыхтел, тихо переговаривался с другими. Потрескивали факелы, мерцая в темноте, хрустела галька под ногами.

Вскоре мы увидели окраины Тринидада. Обыкновенные трущобы, хижины, крытые сухим пальмовым листом, самым ценным предметом в которых будет какой-нибудь медный горшок или котёл. Кто-то из парней сунулся к хижинам.

— Нет! — зашипел я. — Идём дальше!

Никакого смысла грабить эти хибары я не видел, только поднимется тревога, и в респектабельных поместьях нас встретят не удивлённые матроны в ночных рубашках, а злые мужики с огнестрелом, топорами и шпагами. Разве оно нам надо? Нет, конечно.

Вскоре начались уже районы поприличнее, начали попадаться крепкие кирпичные двухэтажные дома, лавки, конторы. Впереди виднелась белая высокая церковь. Даже удивительно, что на улицах нам не повстречался ни один охранник. Тринидад оказался маленьким сонным городком, пожалуй, даже слишком сонным.

— Начинаем, парни! Тащите всех вон туда, в церковь, собирайте туда всех! — пистолетом указал я. — Пошумим! Как начнётся стрельба, шумим так, будто нас пять сотен!

Флибустьеры рассыпались на тройки, побежали к домам, выбивая двери и бесцеремонно вламываясь внутрь. Почти сразу послышались испуганные крики.

— Вождь, куда? — спросил Муванга, нервно сжимая топор.

Я хмыкнул, задумавшись на секунду.

— Туда! Подготовим церковь к встрече гостей, — сказал я. — Да и золотишко там наверняка есть.

Муванга улыбнулся, показав белые зубы. Да уж, от такой улыбки в темноте любой испанец тут же наложит в штаны.

Мы поспешили к белой каменной церкви, которая стояла на, своего рода, небольшой площади, с четырёх сторон окружённая домами на небольшом удалении от неё. Само собой, церковь оказалась заперта, ночью там никого не было.

— Руби дверь, Муванга, — приказал я.

Негр без всякого пиетета размахнулся и ударил топором. Деревянная дверь затрещала, Муванга ударил снова. Несколько сильных ударов, и дверь не выдержала, повисла на петлях. Мы вошли внутрь, в прохладную темноту. Жорж размашисто перекрестился.

— Красиво, — протянул Муванга.

Он, наверное, впервые в жизни видел католический храм изнутри. Высокий потолок, стрельчатые арки, витражи, запах ладана. Даже на меня этот храм производил впечатление, а на необразованного негра и подавно.

С улицы вновь послышались крики и плач. Скоро, пожалуй, появятся первые заложники, надо спешить. Я быстрым гулким шагом пронёсся по церкви, хватая всё золото, что только видел, потиры, кадило, распятия, прочую утварь. Никаких угрызений совести я не испытывал. Испанцы ещё накопают или отнимут у индейцев.

Муванга тоже хватал всё подряд, но он больше удивлялся богатству, лежащему просто так, безо всякой охраны. Жорж прочитал короткую молитву, решил, что потом просто исповедуется и отмолит грех, апотом присоединился к нам, хищно раздувая ноздри.

На улице загрохотали выстрелы, снова кто-то закричал. На пороге появился Гастон, толкнул внутрь какого-то деда, вошёл, по-хозяйски осматриваясь вокруг, вслед за ним потянулись и остальные, загоняя испанцев внутрь церкви, будто пастухи своё стадо. Церковь моментально наполнилась шумом и гамом, криком и плачем. Рыдали женщины, плакали дети, кто-то громко молился, пытаясь подбодрить себя. Испанцы набивались внутрь, как селёдки в бочку.

— Тихо! — рявкнул я.

Никакого эффекта это не принесло.

— Тихо! — повторил я ещё громче и выстрелил в потолок.

Выстрел прозвучал оглушительно громко, эхом прокатываясь по церкви. Повисла звенящая тишина, только снаружи продолжали греметь выстрелы.

— Так-то лучше, — хмыкнул я. — Город захвачен! Я назначаю за него выкуп в тридцать тысяч песо! Если выкуп не будет собран, то мы сожжём город! А церковь взорвём вместе с вами!

Напуганные испанцы зашептались, переводя мои слова тем, кто не знал французского, и обсуждая сумму между собой. Довольно крупную для такого городка, но я не сомневался, что такая сумма наберётся.

— Времени даю до полудня, — сказал я.

— Это невозможно! — воскликнул какой-то пожилой мужчина в белом колпаке и ночной рубашке.

Мне вдруг подумалось, что нужно было напасть днём, чтобы по одежде сразу было видно, кто есть кто, с кого можно взять выкуп, а кто не представляет интереса. В следующий раз буду знать.

— Не советую меня сердить, сеньор, — сказал я. — Я быстро начинаю злиться. А когда я злюсь, время бежит быстрее, понятно?

Он испуганно закивал и отошёл чуть назад, пытаясь слиться с толпой.

— Гастон! Жорж! Эжен! — позвал я. — Охраняйте этот сброд. Муванга, пойдём пройдёмся, посмотрим на городок. Не то мы пропустим всё веселье.

В крови бурлил адреналин, настроение было приподнятое и боевое. Я даже и не предполагал, что нам удастся захватить Тринидад так просто, даже без кровопролития и пальбы. Отдельных смельчаков, хватающихся за оружие, я в расчёт не принимал, я-то ожидал организованного сопротивления. Но испанцы попросту не успели ничего предпринять. С моими тройками НКВД разговор короткий.

Теперь можно было всласть пограбить опустевшие дома, пока флибустьеры продолжали загонять обезумевших от ужаса горожан в церковь, к остальным. Добыча будет на зависть всем, в этом я был уверен.

Глава 11

Тринидад вяло сопротивлялся. Едва мы с Мувангой вышли на улицу, как пуля просвистела мимо моего плеча и выбила каменную крошку из стены церкви. Какой-то испанец стрелял с крыши дома. Муванга в тот же момент вскинул мушкет, прошептал что-то и выстрелил. Наповал. Испанец выронил свой мушкет и свалился на площадь уже мёртвым.

— Что ты шептал такое? — спросил я.

Муванга деловито перезаряжал мушкет, забивая в ствол новую пулю.

— Духа мушкета просил убивать, — сообщил он.

— Хм. Так это же пуля убивает, а не дух оружия, — протянул я.

Негр просто глянул на меня, как на круглого дурака. Спорить и переубеждать расхотелось, пусть верит, во что хочет, если это помогает ему лучше стрелять. А выстрел и впрямь был хорош.

Пираты продолжали загонять несчастных горожан в церковь, вовсю орудуя прикладами мушкетов. Другие выносили из домов и хижин всяческие ценности, вываливая их прямо на улицу, из конюшен выводили мулов и лошадей, тут же навьючивая их добычей. Грабёж шёл полным ходом, пираты почти полностью завладели Тринидадом, застав всех врасплох.

Мы с Мувангой выбрали себе усадьбу побогаче, ещё никем не тронутую, выломали дверь, сунулись внутрь. Там нас уже поджидали. В роскошной гостиной мальчишка, возрастом чуть младше Андре-Луи, выставив огромный нож перед собой, закрывал от нас двух напуганных до полусмерти женщин. Я даже на секунду замешкался. Муванга оказался проворнее, прикладом мушкета ударил мальчика по рукам, нож упал, звякнул по паркету, испанец сунулся за ним, но тут же получил прикладом снова, на этот раз в грудь.

— Пошли! — приказал Муванга. — Живо!

Женщины взвизгнули, подхватили упавшего мальчика за руки, прижимая к себе. Пришлось выволакивать их силой.

— В церковь! Темпле! Да идите уже, мать вашу, рапидо! — подталкивая всех троих и мешая сразу несколько языков, ругался я.

Муванга тем временем поднялся на второй этаж, хватая всё, что он считал ценным. Бронзовые подсвечники, вазы, посуду, даже алебастровую скульптуру Афродиты он зачем-то сунул под мышку, так что его пришлось немного угомонить.

— Муванга, брось это всё, потом заберём! Потом, понятно тебе? — приказал я.

— Да, вождь, — расстроился он, прямо там же бросая всё награбленное.

Афродита упала на пол и разбилась, негр покосился на осколки и протяжно вздохнул. Я только хмыкнул, не понимая, чего он расстраивается, подобных скульптур мы сможем купить хоть целый вагон, но, с другой стороны, это была именно та самая, единственная. История вещи порой не менее важна, чем сама вещь.

Мы вернулись в церковь, в которой хозяйничал Шон, устроив целый конвейер по обыску, всех испанцев по очереди избавляли от ценностей, невзирая на внешний вид и социальный статус. С несчастных испанцев под угрозой смерти срывали кольца, серьги, браслеты, цепочки. Золото и серебро бросали в мешки, наполненные мешки уносили на улицу и навьючивали на мулов, орущих мулов потихоньку начинали перегонять к берегу. Процесс был отлажен, насколько возможно.

Троицу своих испанцев мы тоже втолкнули внутрь, в очередь, и я подошёл к Шону, который хмуро командовал обыском, сжимая в руке абордажную саблю. Пожалуй, местные от одного только его вида готовы были расстаться с ценностями.

— Ну как? — тихо спросил я.

— Тысяч на пятнадцать уже есть, — обронил ирландец. — Это только здесь.

Я присвистнул. Неплохой улов для такого городка, как Тринидад. А если посчитать ещё и награбленное в домах, и возможный выкуп за город, то сумма выходила вовсе космическая. Полмиллиона экю из Маракайбо уже не казались такими фантастическими.

— Наши потери? — спросил я.

— Пока двое, — ответил Шон.

— Понял, занимайтесь, — ответил я.

Пора было снова идти в город. Там по-прежнему щёлкали выстрелы, и где-то к востоку отсюда пальба переходила почти что в канонаду, не замолкая. Похоже, там было жарко, а значит, нужно было спешить на помощь. Я обвёл взглядом толпу.

— Эмильен! Жорж! Муванга! — позвал я. — Мушкеты заряжены?

— Обижаешь, кэп, — нахмурился Жорж.

— За мной, — приказал я. — Парням надо помочь.

Мы вышли, растягиваясь в цепь, лёгкой трусцой побежали по узким улочкам туда, где слышались звуки выстрелов и крики.

— Старая гвардия снова в деле, да? — мрачно хмыкнул Эмильен.

— Лучшие из лучших, — отозвался я.

Бой шёл за какое-то поместье, двухэтажное и просторное, и испанцы, засевшие внутри, отстреливались с балкона и из окон, не давая никому из наших даже высунуть нос. На земле уже лежал мёртвый флибустьер, один из голландцев. В полумраке его кровь на песке казалась чёрной. Остальные укрывались за невысокой изгородью, низко пригибая головы.

— Капитан! — взъерошенный Гастон подбежал к нам, низко пригибаясь.

С ним было ещё четверо, они стреляли из мушкетов по очереди в сторону поместья, особо даже не пытаясь целиться. Испанцы отсиживались в укрытиях, лишь изредка пытаясь пальнуть в ответ, видимо, уже начали экономить боеприпас. Здесь точно не помешал бы пулемёт. Всё сразу стало бы совсем иначе.

— Сколько их там? — спросил я.

— Человек семь… Шесть, одного точно подстрелили, — затараторил Гастон. — Суки, Вильяма подстрелили, сходу, мы даже подойти не успели, сразу же по укрытиям, давай тоже палить…

— Ну, тихо, тихо, я понял. Выкурить их не пробовали? — спросил я.

— Что? Нет, — ответил Гастон.

— Сейчас тогда, подожди минутку, — сказал я.

Я быстро осмотрелся, нашёл взглядом ближайшую конюшню, побежал туда. Разбуженные лошади испуганно ржали, но мне они были не интересны. Сено, вот что мне было нужно. Я взял целую охапку, выбежал на улицу. Гастон пристально глядел за моими действиями, остальные были заняты испанцами, перестреливаясь с защитниками усадьбы. Я взял пучок сена, обвязал его соломиной, чтобы он не развалился в полёте, подбросил на ладони. Это вам, конечно, не РДГ-2, и даже не серная шашка от клопов, но тлеть и дымить должно тоже неплохо.

Гастон быстро понял, чего я хочу, помог накрутить ещё подобных пучков. Высекли искру, подожгли один, раздули потихоньку. Белый густой дым повалил, будто из паровозной трубы.

— Задайте им жару, парни, я подберусь поближе! — воскликнул я.

Флибустьеры открыли огонь, стреляя один за другим и не давая испанцам высунуться, а я подбежал с тлеющим сеном и забросил его прямо на балкон усадьбы. Гастон забросил другую в распахнутое окно, а следом поджёг ещё один пучок и тоже забросил внутрь.

— Долго они там не просидят! — воскликнул я.

Несколько испанцев высунулись с мушкетами, но их тут же меткими выстрелами сняли наши буканьеры. Из окон начал валить серый дым, что-то громыхнуло внутри.

— Сейчас сено прогорит и рвём внутрь, возьмём их в сабли! — крикнул я.

Я вытянул из перевязи пистолет, взвёл курок, присел, укрывшись за изгородью. Но что-то пошло не так. Из окна вырвался всполох пламени, испанцы, кашляя и крича, полезли наружу. Некоторые даже без оружия, однако нам было всё равно, флибустьеры убивали всех подряд.

Из окна снова полыхнуло, дым превратился в чёрный, поднимаясь высоко вверх. Красное пламя лизнуло крышу, перекидываясь по балкам, что-то затрещало. Я, опустив руки, наблюдал, как богатую усадьбу, наверняка забитую предметами роскоши, безжалостно охватывает огонь. Да, в этот раз идея с дымом не сработала, вернее, сработала не так, как я хотел.

— Уходим, — мрачно произнёс я, глядя на пламя, пляшущее багровыми отсветами на крыше усадьбы.

— Кэп, может, успеем взять чего? — тоскливо спросил Гастон.

— Нет, — отрезал я. — Уходим. Сейчас и огонь дальше пойдёт.

Ветер как раз дул на запад. Этот пожар никто не будет тушить, будто нам больше делать нечего. Выпускать горожан из церкви я тоже не собирался. А значит, искры и пламя полетят дальше по крышам, сжирая один дом за другим. Досадно, но что поделать. А хуже всего то, что выкупа за город нам не видать.

Глава 12

Мы поспешили обратно к церкви, по дороге зазывая всех с собой. Нужно было сматывать удочки. Желательно полным составом.

Тринидаду, видимо, суждено было сгореть. Впрочем, я не слишком-то расстраивался, понимая, что ограбить каждый дом, отыскать все тайники и забрать все ценности у нас бы не получилось при всём желании. Ну а раз Тринидад я не съем, так хоть понадкусываю, и гори он синим пламенем. Судьба его жителей меня вообще не заботила.

— Собирайте всех, — приказал я. — Уходим к кораблю. Грузите мулов, гоните к берегу.

Из церкви никого не выпускали, мы только вынесли всё награбленное. Двери, выломанные Мувангой, пришлось подпереть какой-то телегой, но я знал, что долго они не продержатся, горожане выйдут оттуда почти сразу. Поэтому надо было спешить.

— Что случилось? Что за спешка? — спросил Шон, как только я объявил ему, что нам пора уходить.

— Выкупа за город не будет, — сказал я.

— Это почему? — нахмурился он.

— Потому что города не будет, — сказал я. — Там пожар начался. Поэтому уходим, и как можно скорее. Как и планировали изначально.

— Твою мать, — выдохнул Шон. — Всё как всегда.

Самым сложным здесь оказалось собрать всех флибустьеров, увлечённых грабежом и погромом. Тем более, что некоторые уже добрались до винных погребов и запасов сангрии, которую тут же принялись нещадно уничтожать целыми бутылками. Нескольких таких борцов с алкоголем даже пришлось погрузить на телегу вместе с ранеными. Троих мёртвых я приказал тоже забрать с собой, чтобы не оставлять их тела испанцам, не то их всех повесят уже мёртвых, будут глумиться, вымещать злобу, а этого никто из моих парней не заслуживал.

Мы выдвинулись в путь, только когда уже рассвело окончательно, а огонь перекинулся на другие дома, чёрным столбом поднимаясь над городом. Пираты ворчали, что мы уходим слишком рано, что ещё очень много добычи осталось в домах, но я боялся, как бы не стало слишком поздно. Я понимал, что могу навлечь на себя гнев команды таким решением. Но мы лишились нашего единственного преимущества, внезапности, и будет гораздо хуже, если мы все здесь поляжем.

Оставалось только надеяться, что награбленного хватит, чтобы каждый получил достойную долю, которой не стыдно будет похвастаться. Если не хватит, то будет очень неловко.

Я пытался отходить организованно, навьюченные мулы шли один за другим, телеги с награбленным и ранеными в середине колонны, стрелки с мушкетами прикрывали арьергард и фланги. Но людей было всё же маловато, да и пираты не привыкли ходить строем. Кому-то стало охота поболтать с соседом и он отошёл вперёд, кто-то не выдерживал темп ходьбы и поэтому отставал, кто-то просто отходил отлить в придорожные кусты, а потом догонял и шёл уже не на своём месте, а где-то позади. Поэтому колонна быстро вновь превратилась в толпу.

И именно поэтому нападение испанской конницы стало неожиданностью.

Сзади послышался конский топот, ржание, я развернулся, пытаясь разглядеть в поднятой пыли хоть что-нибудь, вытащил пистолет на всякий случай. Раздался истошный вопль кого-то из отставших, загремели выстрелы.

— К бою! — заорал я.

Если бы мы отступали как положено, чётким строем, а арьергард не рассыпался и не растянулся, мы бы сумели отогнать испанцев одним слитным залпом, даже не подпустив их к себе. А так получилось то, что получилось.

Одно хорошо, дорога шла вдоль топкого берега, а с другой стороны была прикрыта кустами, и обойти с флангов у испанцев не выйдет при всём желании.

— Телеги ставьте поперёк! В укрытие! — рявкнул я и со всех ног рванул назад, в хвост колонны.

Воздух вновь наполнился криками и пороховым дымом. Испанцы, к их чести, тут же сообразили, что нужно делать и выслали за нами погоню так быстро, как только смогли. Пусть это была не рыцарская конница и даже не кирасиры или рейтары в полном доспехе, а просто ополченцы на крестьянских лошадках, но у них всё же были копья, пистолеты и мушкетоны, а за счёт лихой внезапной атаки они сумели застать нас врасплох.

Я подбежал к арьергарду, из облака дыма на меня выскочил всадник с пистолетом. Вид несущейся на тебя лошади и впрямь ошеломляет, поэтому я вскинул свой пистоль и выстрелил первым, прежде, чем успел даже подумать об этом, разумеется, мимо. Испанец выстрелил тоже, с силой дёрнул за поводья, едва на разрывая бедной лошади рот, начал разворачиваться, и я выстрелил ему в спину, на этот раз удачно. Испуганная лошадь перешла на галоп, а мёртвый всадник болтался в седле, будто изломанная кукла.

Пираты разрозненными группками пытались отстреливаться, прижимаясь друг к дружке, испанцы вылетали из облаков дыма и поднятой пыли, подъезжая почти вплотную, чтобы разрядить свои пистоли и мушкетоны.

— Все сюда! Отходим! — кричал я, пытаясь дозваться до своих людей сквозь шум битвы.

Флибустьеры были почти на грани паники, пришлось буквально оттаскивать их за шиворот. Если на палубе корабля каждый из них был настоящим морским волком, безжалостным головорезом и убийцей, то на твёрдой земле, да против испанской кавалерии, они явно растерялись. Я хвалил всех морских богов, что мы шли не по открытой местности, а по берегу реки, и всадники попросту не могли нас окружить. Иначе карьера молодого перспективного корсара могла бы оборваться, едва начавшись.

Наконец, испанцев удалось отогнать, но я понимал, что это ненадолго. Короткая передышка, перегруппировка, и они снова бросятся на нас. Мы быстро собрали наших убитых и раненых, забросили на телеги и поспешили дальше. Берег звал и манил, и никогда ещё я так не радовался виду каменистого пляжа, по которому и пройтись-то было неприятно. «Поцелуй Фортуны» качался на волнах, ожидая, когда мы выйдем к нему.

— Грузите всё в шлюпки, живее! — орал я, быстрым шагом прохаживаясь мимо всей колонны. — Раненых в первую очередь! Телеги полукругом!

Я взял мушкет, ещё пятерых буканьеров заставил сделать то же самое, мы укрылись за телегой, выжидая, когда появятся испанцы. В том, что они появятся, я нисколько не сомневался. Но вылетать на пляж верхом они не стали, видимо, спешились где-то в отдалении и полезли через кусты, я заметил шевеление в придорожных зарослях. Пальнул наугад, раздался вопль, и тут испанцы, поняв, что их заметили, бросились в атаку.

— Огонь! — рявкнул я, едва ополченцы Тринидада высунулись из своих укрытий.

Первый залп просвистел над пляжем, будто серпом собирая чудовищный урожай, ополченцы валились наземь один за другим, но их было слишком много, а отступать им не позволяла знаменитая испанская гордость. Я поочерёдно разрядил все четыре пистолета в сторону врагов. Сердце колотилось, как бешеное.

Свистели пули, гремели выстрелы, первая шлюпка, нагруженная ранеными, ушла к бригантине, а мы остались охранять добычу, и раз уж грузить было пока некуда, все остальные тоже присоединились к сражению. Отстреливаться от испанцев всё же было безопаснее, чем грузить мешки под огнем.

Было жарко. Во рту стоял кислый привкус пороха, безумно хотелось пить, но всё это было некогда, времени оставалось ровно на то, чтобы перезарядить мушкет и снова пальнуть в сторону врага, надеясь, что сквозь завесу бело-серого дыма будет видно хотя бы одного, чтобы можно было надёжно прицелиться.

Испанцев явно набралось больше, чем нас, отомстить пиратам за пережитый ужас и унижение возжелали очень многие, но далеко не все они были профессиональными солдатами, привыкшими к грохоту мушкетов, пороховому дыму и видам смерти.

Шлюпка вернулась, флибустьеры вновь начали закидывать внутрь награбленное, низко пригибаясь, чтобы случайная пуля не поставила жирную точку в самом финале этого карнавала.

Я оглянулся на них, посмотрел, кто сидит на вёслах.

— Себадуку, скажи Клешне, пусть поверх голов залп из пушки дадут! — крикнул я.

Негр что-то прощёлкал и просвистел, а я вернулся к сражению, снова разряжая мушкет в сторону белого облака дыма.

Шлюпка снова ушла, выстрелы начали становиться всё реже. Пороховница была уже почти пуста, и я отчаянно надеялся, что остатков мне хватит на всё. Я был не единственным, у кого уже кончались припасы, флибустьеры делились друг с другом, некоторые уже сжимали в руках сабли, готовясь по первому зову броситься в рукопашную, но тут бригантина дала финальный аккорд, нестройным бортовым залпом постригая верхушки деревьев, под которыми укрывались испанцы. Этого, однако, оказалось достаточно.

Испанцы дрогнули и побежали.

Глава 13

Едва мы отошли от побережья Кубы, я приказал держать курс на юго-восток, а сам тут же принялся резать и шить, сам ещё не успев отойти от пережитого. Руки дрожали от усталости и стресса, и я даже позволил себе опрокинуть стопарик бренди, надеясь, что от этого они перестанут дрожать. Стало чуть легче, но ненамного.

В этой заварушке убитыми мы потеряли девятерых, ещё четверо оказались тяжело ранены, а легко раненых насчитали больше десятка. Я даже в какой-то момент пожалел, что вообще задумал этот налёт, мы едва не обломали себе зубы об этот городок. А если смотреть трезво, то это был полный провал. Да, мы взяли добычу, и вроде бы довольно неплохую, но при этом едва унесли ноги, а сам город сожгли самым нелепым образом. В общем, результат операции наводил уныние.

Так что бренди в этот вечер я допил целиком, заперевшись в каюте. День и правда выдался тяжёлым. Бригантиной управлять могли и без меня, моё присутствие, чтобы дойти до Тортуги, не требовалось, в способностях команды я был уверен на все сто, поэтому я предпочёл бездельничать и пить.

Как потом выяснилось, зря. Едва я прикончил остатки бренди, и в голове приятно зашумело, прогоняя тоскливые мысли, как в дверь каюты кто-то постучал.

— Кто?! — рявкнул я.

— Андре! Открой! Это я, Шон! — послышалось из-за двери.

Любого другого я бы, наверное, отправил восвояси, но не его. Пришлось встать, пройти к выходу, отчаянно сражаясь с удивительно сильной качкой, и открыть засов.

Ирландец вошёл, чуть прихрамывая, посмотрел на меня удивлённо.

— Ты чего это? — спросил он.

Пустые бутылки катались по полу вслед за каждым креном «Поцелуя Фортуны», периодически сталкиваясь и звеня.

— Устал, — сказал я.

Шон кивнул, задумавшись о чём-то своём, подошёл к моему столу, попытался вытряхнуть хоть каплю бренди из единственной оставшейся там бутылки. Не вышло.

— Пойдём, ребят похоронить надо, — мрачно сказал Шон.

Я, пошатываясь, прошёл к шкафу и вытащил оттуда Библию, на миг ощущая себя фельдкуратом Кацем. Грешновато.

На палубе лежали девять зашитых парусиновых саванов, и угрюмая пьяная тоска навалилась на меня с новой силой. Вся остальная команда была уже на палубе, с непокрытыми головами, стоически перенося мелкий противный дождик, будто нарочно моросящий именно в этот момент. Я тоже стянул шляпу с головы, поёжился, когда холодные капли начали стекать мне за шиворот, прошёлся вдоль ровного ряда усопших.

Раскрыл Библию, стараясь держать так, чтобы капли как можно меньше попадали на тонкую бумагу, полистал наугад, пытаясь отыскать подходящий кусок. Спьяну мелкие строчки, да ещё и на чужом мёртвом языке, воспринимались невероятно трудно, расплываясь в безликую мешанину букв.

— Иоанн, пять-двадцать четыре, — подсказал кто-то из моряков.

— Спасибо, — буркнул я, перелистывая до нужной главы.

В команде были и католики, и протестанты, и негры, которые вовсе не были христианами, но все были согласны, что заупокойная имеет силу, даже если проведена вот таким образом, в море, капитаном, по старой католической Библии. Других на корабле попросту не нашлось.

Я зачитал отрывок насколько сумел, ещё раз добавил в конце «аминь», захлопнул книгу, перекрестился. Мертвецов, зашитых в их же гамаки с ядром в ногах, начали выталкивать за борт по одному. Некоторые уходили на дно совсем беззвучно, некоторые с небольшим плеском, но в морскую могилу отправились все.

Мы ещё некоторое время постояли молча, а потом начали потихоньку возвращаться к своим делам. Корабль шёл где-то между Кубой и Ямайкой, по большой дуге обходя Сантьяго-де-Куба, в котором тоже базировались патрульные корабли испанцев, и я решил не вмешиваться, рассудив, что Клешня знает, что делает.

Нужно было подбить бухгалтерию, пересчитать добытое, но в пьяном виде заниматься этим будет довольно трудно. Поэтому я вернулся в каюту и снова заперся внутри. Немного посидел, заполняя судовой журнал, а потом завалился спать, надеясь, что завтра будет лучше.

Лучше не стало. Даже наоборот, меня настигло тяжкое похмелье, от которого голова трещала по швам, а при одной только мысли о завтраке желудок неприятно сжимался. Тёплая затхлая водичка показалась живительным нектаром, возвращая меня к жизни, воскрешая, как Лазаря.

Я кое-как привёл себя в порядок, оделся, вышел на палубу, с удивлением понимая, что время давно уже перевалило за полдень, а мы идём теперь через Наветренный пролив, разделяющий Испаньолу и Кубу, и довольно скоро подойдём к Тортуге. Земля виднелась на горизонте, возможно, к вечеру или ночью мы сможем увидеть огни Бастера.

Наверное, было ещё рановато возвращаться туда, в Бастер, слухи об исчезновении месье Леви наверняка ещё не утихли, но нам нужны были люди, а многие бывалые флибустьеры наверняка уже пропили награбленное в Маракайбо и могут охотно присоединиться к нам. Да и продать добычу тоже было нужно, не забывая отстегнуть необходимую долю губернатору д`Ожерону, иначе он сильно обидится, а гневить его, честно говоря, было опасно. Поэтому курс мы держали именно на Тортугу, а не куда-то ещё.

Мелкий дождик продолжал моросить, иногда прекращаясь, чтобы через десять минут начаться снова, и мне вдруг вспомнился Петербург с его свинцово-серыми тучами и промозглыми ветрами. Внезапная тоска по Родине стиснула сердце будто острыми когтями. Я вдруг понял, как сильно я скучаю по русской речи и русским людям. А ещё понял, почему на чужбине люди склонны собираться в диаспоры. Мне даже это недоступно, я, наверное, единственный русский человек на всём архипелаге.

Можно, конечно, бросить всё, уплыть в Европу, попробовать легализоваться там, влететь в заварушку с Речью Посполитой, стать уважаемым боярином Грининым, но… Архаичная, древняя, патриархальная, посконная Русь меня не привлекала, при всём уважении к моим корням, а до реформ Петра ещё лет тридцать в лучшем случае. Да даже если я вдруг приеду и постараюсь эти реформы как-то ускорить, то вряд ли из этого что-то выйдет.

Это здесь я — капитан Грин, уважаемый человек, французский корсар. А там буду очередным безродным выскочкой, буду вынужден снова лезть наверх, протискиваясь между винтиков громоздкой и закостеневшей системы, играя исключительно по её правилам. Здесь, на свободных землях, далёких от правительств, указов и проверок, всё-таки чувствовалась свобода. Здесь каждый мог при определённой доле везения пробиться в высшее общество и обеспечить себе безбедную старость, а своим внукам — достойное будущее. Пожалуй, только это меня здесь и держало.

В Новом Свете возможностей всё-таки было гораздо больше, а по сравнению с моим временем жизнь была одинаково плохой и здесь, и в Европе. А если все варианты так себе, то придётся выбирать лучший из худших, а значит, оставаться здесь, в Америке. Возможно, уже пора было остепениться. Ещё пара удачных походов, ещё несколько ограбленных купцов, и денег уже хватит на то, чтобы переехать в какой-нибудь город будущих Соединённых Штатов, отгрохать поместье и жить припеваючи, потихоньку двигая прогресс какими-нибудь изобретениями, а в глубокой старости приехать в свежеотстроенный Санкт-Петербург и удивить молодого царя техническими новинками. Всё-таки Карибы для спокойной старости — место не слишком подходящее.

Но сначала до этого надо дожить. А чтобы дожить — надо вертеться кабанчиком, пробивать себе дорогу, огнём и мечом прокладывая себе путь наверх. Я всё это прекрасно понимал. И при всём этом я ощущал, что после неудачного ограбления Тринидада я раскис, расклеился. Довольно опасное состояние для пиратского капитана, но я ничего не мог с собой поделать. Возможно, в Бастере мне станет легче, после того, как мы продадим всё и поделим добычу. Во всяком случае, я на это очень сильно надеялся.

Глава 14

На этот раз в гавани Бастера стояло гораздо меньше кораблей, почти все уже снова вышли в море, трепать испанские и английские конвои, Остались лишь самые стойкие, причём некоторые из них стояли ровно на том же месте, что и неделю назад. Удивительное здоровье должно быть у этих пиратов, чтобы столько пить. Прямо-таки богатырское.

В том, что это именно пиратские корабли, а не торговцы или посыльные, я даже не сомневался, курьерам и перевозчикам столько пушек ни к чему.

Я лично встал за штурвал и провёл бригантину между песчаных банок, занимая свободное место на якорной стоянке. Не из недоверия к команде или желания произвести впечатление на кого-то, мне просто хотелось занять себя чем-нибудь полезным. Безделье меня уже утомило, и я старался каждую свободную минуту что-то делать, просто чтобы выбросить из головы все те неприятные мысли.

Теперь надо было только продать добычу, и это я тоже собирался сделать сам. Поэтому мы спустили шлюпку, я взял с собой Мувангу и Андре-Луи, и мы сошли на берег втроём, пока все остальные вытаскивали награбленное на палубу и готовили бригантину к разгрузке.

Бастер снова потихоньку превращался в относительно тихое место, многие бузотёры и дебоширы уже покинули порт, позволяя добропорядочным горожанам спокойно вздохнуть. Мы пошли по набережной втроём. Мелкий дождик закончился, вокруг от ласковых прикосновений солнца подсыхали лужи и грязь, чайки на крышах и перилах чистили перья, прохожие всё спешили куда-то. А я шёл, наслаждаясь тишиной. В этот раз я точно знал, куда идти, чтобы выгодно продать груз.

К моему удивлению, некоторые прохожие даже меня узнавали, снимая шляпы и вежливо раскланиваясь, и мне приходилось отвечать тем же самым. С некоторыми приходилось даже перекидываться несколькими вежливыми словами, что для меня было крайне непривычно. В моём времени такое как-то уже было не принято, все обычно спешат по делам, уткнувшись в телефоны или закрывшись от внешнего мира наушниками, а здесь — самое обычное дело зацепиться языками на улице и обменяться парочкой свежих новостей.

Лавка одного из местных торговцев, месье Бартоли, встретила меня просторным и светлым помещением, а сам хозяин прямо-таки лучился радушием. Он даже вышел ко мне навстречу и горячо пожал руку. Сам месье Бартоли оказался низеньким, крепко сбитым и плотным мужчиной в самом расцвете сил, румяным и жизнерадостным, как лабрадор. Если бы он отпустил длинную бороду, то сильно напоминал бы доброго волшебника, но я всё-таки видел, что за этой обманчивой внешностью скрывается прожжённый делец, который ни за что не упустит своей выгоды.

— Месье Грин, очень приятно с вами познакомиться! Оч-чень приятно! — улыбался он, и мне даже показалось, что торговец говорит это абсолютно искренне.

— Вас порекомендовали как надёжного человека, месье Бартоли, — сказал я.

— Оч-чень лестно это слышать, месье Грин! — расплылся в улыбке он. — Я так понимаю, у вас ко мне деловое предложение?

— Разумеется, — сказал я. — Нужно продать кое-какой груз. Много разного груза.

— Понимаю, понимаю! — закивал Бартоли. — Если с него отмыты следы крови, то я готов предложить вам самую лучшую цену. Всё-таки, вы оказали нам неоценимую услугу.

Я поперхнулся от неожиданности, закашлял в кулак.

— О чём это вы говорите, месье? — выдавил я.

Бартоли понимающе улыбнулся.

— Вы, капитан, словно греческий царь Александр, разрубили гордиев узел противоречий и интриг в местных деловых кругах, дали, так сказать, дорогу молодым, — иносказательно выразился он. — И многие вам за это благодарны. И лично я тоже.

— А многие, наверное, в ярости, — хмыкнул я.

— Даже если так, то они не посмеют что-то сделать. Во всяком случае, здесь. Перейдём к делам, месье? — произнёс купец.

— Да-да, конечно, — сказал я.

Обменять награбленные ценности дело нехитрое, гораздо сложнее сделать это по выгодной цене. Особенно, когда сдаёшь всё оптом, большой партией, и какие-нибудь золото и бриллианты сдавать приходилось просто по весу, не обращая внимания на тонкую работу, редкость и прочие параметры, поднимающие стоимость в разы. А у нас именно так и выходило, что большая часть награбленного это именно личные драгоценности, каждое из которых нужно было оценивать индивидуально.

Но даже при всём этом Бартоли действительно предложил мне отличную цену, почти не торгуясь. Кажется, таинственное исчезновение месье Леви здорово подстегнуло его бизнес, и он таким образом отплачивал добром за добро. А я и не против.

Я отправил Мувангу и Андре-Луи на бригантину, чтобы парни начали разгружать и таскать добро, а сам остался в лавке месье Бартоли, который пригласил меня отметить удачную сделку. Он лично проводил меня внутрь, в небольшую гостиную, и я ожидал увидеть там бутылки спиртного, но Бартоли выставил на стол небольшой фарфоровый сервиз.

— Вы когда-нибудь пробовали кофий, месье Грин? Чрезвычайно редкий напиток. И чрезвычайно дорогой, — с какой-то неподдельной гордостью произнёс купец. — Провезли через полмира, один мой знакомый венецианец купил его где-то у османов и умудрился привезти в Новый Свет, представляете? Присаживайтесь, капитан.

Ещё бы я его не пробовал. Да я этого кофе целые литры высадил, особенно в студенческие годы. Но лучше будет подыграть.

— Любопытно попробовать, — протянул я, усаживаясь в кресло.

Бартоли сам возился с джезвой и кофемолкой, сам сварил его, разлил по крохотным чашкам. Кофе оказался почти угольно-чёрным. Торговец уселся напротив, взял свою чашку в руки. Я отхлебнул немного, жалея, что сахара и молока нет и, скорее всего, не будет.

— Хотите разбогатеть, месье Бартоли? — будто невзначай, спросил я.

— Что? Вы что-то хотите мне предложить, капитан? — напрягся купец.

— Отправьте кого-нибудь выкрасть саженцы кофейного дерева и устройте плантацию где-нибудь здесь, на островах. Клянусь, через год вы станете самым богатым человеком на архипелаге, — сказал я, демонстративно приподнимая чашку.

Бартоли рассмеялся.

— Это не шутка, месье. Попомните мои слова, когда кто-нибудь вас опередит, — добавил я.

Кофе оказался крепким и бодрящим, но, само собой, доводилось пить и получше. Так или иначе, эта чашка кофе стала ещё одним мостиком для воспоминаний, хлынувших бурным потоком. Я даже на мгновение забыл, что сижу в полутёмной гостиной бастерского торговца на Тортуге семнадцатого века.

— Бодрит, верно? — улыбнулся купец. — Я нечасто угощаю кого-либо, но вас, месье Грин, я просто обязан был угостить.

— Благодарю вас, месье, — сказал я. — Рекомендую попробовать его с молоком, добавить самую капельку.

— Так вы уже пробовали! — Бартоли указал на меня пальцем.

— Московия — страна чудес, там всё есть, — пожал плечами я.

— Вот уж не ожидал, — хмыкнул он.

— А ещё он плохо влияет на сердце, так что лучше не злоупотреблять, — сказал я.

— Да, колотится после него, бывает, как бешеное, — хмыкнул он. — Вы непростой человек, месье Грин.

— И вы, наверное, позвали меня не просто так? — предположил я.

Ещё бы, обычных клиентов никто дорогущим кофием не поит. Даже в моём времени.

— Гм… Да. Я бы хотел предложить вам работу, — сказал он. — Сперва я сомневался, но теперь ясно вижу, что вы прекрасно для этого подойдёте.

— Какую? И почему именно я? В любой таверне десятки капитанов ищут работу, — сказал я.

— У вас уже есть… Определённая репутация, — сказал Бартоли. — И это при том, что в Бастере вы человек новый.

— Допустим, — сказал я, прекрасно понимая, что он имеет в виду.

— И это значит, что вы прекрасно справитесь с этой задачей. Нужно всего лишь сопроводить один из моих кораблей в Сен-Пьер. На Мартинику, — пояснил Бартоли.

— И всё? Почему именно я? С таким заданием справится абсолютно любой, — хмыкнул я, заглядывая в опустевшую чашку, по дну которой каталась кофейная гуща.

Форма и узоры кофейной гущи ни о чём мне не говорили, но предчувствие у меня было не самое хорошее.

— Не любой, — отрезал купец. — Испанцы сильно захотят его перехватить, прежде, чем корабль отправится в Старый Свет.

— Что же там такого? — спросил я.

— Это не имеет отношения к делу, месье, — сказал Бартоли.

Снаружи раздался глухой стук, похоже, мои парни вернулись с грузом, и торговец поднялся со своего места. Мне пришлось подняться тоже.

— Вернёмся к этому разговору чуть позже, капитан, — произнёс торговец, вдруг улыбнувшись. — Время делать деньги.

Глава 15

Флибустьеры начали заносить внутрь мешки с награбленным, Бартоли взвешивал и осматривал каждый предмет, после чего озвучивал и записывал стоимость в отдельный список. Я тоже записывал, во избежание будущих недоразумений. Процесс небыстрый, утомительный, очень легко упустить какую-нибудь мелочь, чего мне бы очень не хотелось. За каждую из этих мелочей уплачено кровью моих людей.

В итоге расхождение вышло на несколько луидоров, причём это я насчитал меньше, чем насчитал Бартоли. Спорить, само собой, я не стал, я же себе не враг. Торговец отсчитал несколько увесистых мешков золота, монеты приятно позвякивали, будто чудесные колокольчики на санях деда Мороза, везущего подарки.

— Приятно было познакомиться, месье Бартоли, — произнёс я, завершая сделку крепким рукопожатием.

— Взаимно, капитан. Заходите, как будет время, продолжим нашу беседу, — улыбнулся торговец.

— Обязательно, — сказал я.

Но сперва было нужно вернуться к команде и поделить всё по справедливости, а потом занести десятину губернатору.

Парни, сгибаясь под тяжестью золота, перешучивались и смеялись, будто и вовсе не замечая мешков за спиной. Да уж, когда таскаешь своё, родное, честно заработанное, тяжесть ощущается совсем иначе.

Мы вернулись на «Поцелуй Фортуны», где все остальные уже заждались, встречая нас на палубе с горящими от предвкушения глазами. Время делить добычу. На палубу вынесли стол с табуретом, и я лично уселся вновь пересчитывать золото, стараясь не обращать внимания на нетерпеливых глазеющих пиратов. Тишина повисла такая, что даже чайки замолкли, и только мерное поскрипывание такелажа да шумное дыхание моряков слышались на борту.

Некоторые сперва пытались шептаться, но их быстро затыкали соседи, мол, не сбивай капитана, не отвлекай. Правильно поделить — целое искусство. Чтобы никто не ушёл обиженным. Долю губернатору я отложил первым делом, в отдельный кошель, ещё и от себя пару ценных подарков добавил, неплохой перстень для самого д`Ожерона и рубиновую брошь для его женщины.

Затем доля на содержание корабля. Я громко объявлял обо всём, что отсчитывал из общей кассы, чтобы ни у кого не возникло и мысли, что я могу как-то обмануть или взять лишнее. Корабль, конечно, был в полном порядке, всё-таки, никаких артиллерийских дуэлей или абордажей не было, и ремонта ему не требовалось, но пусть лучше будет запас на будущее, чем потом мне вкладывать собственные деньги, закупая недостающие доски или канаты.

И только после этого то, чего все так долго ждали, я начал раздавать звонкую монету, по очереди приглашая каждого и отсчитывая положенную долю. Пираты скалили зубы, широко улыбаясь, бормотали какие-то благодарности, на ходу пересчитывая монеты. На каждого выходило около семисот песо, и это была отличная сумма даже для Тортуги. Офицерам, разумеется, досталось ещё больше, ну а мне, как капитану и корабельному врачу, полагалась самая большая доля, самую малость не дотянувшая до двух тысяч.

— Все свободны, господа, разрешаю сойти на берег, — произнёс я. — Вино само себя не выпьет.

Флибустьеры разразились радостными воплями, начали спускать шлюпку. О да, сейчас я был самым популярным и уважаемым человеком на корабле. Жаль, что это забывается быстрее, чем тает утренний туман. Потом, когда денежки начнут подходить к концу, а кошелёк вдруг покажет дно в самый неподходящий момент, они живо вспомнят, что злодей-капитан не позволил им ограбить весь Тринидад целиком, и тому подобное.

Я утащил деньги в свою каюту, и собственные, и корабельную долю, запер в сундуке. Взял только небольшую сумму на мелкие расходы, а остальное пусть лежит. В конце концов, я вроде как собрался копить на безбедную жизнь, так пусть эти испанские песо послужат хорошим начинанием. Каюту тоже запер на ключ, а потом вместе с ватагой флибустьеров сошёл на берег Бастера.

Но в бордели и таверны я даже не собирался, первым делом я пошёл к губернатору. Вернее, прямо в порту нанял извозчика и с комфортом доехал прямо до крыльца губернаторской резиденции. Пора уже соответствовать высокому статусу французского корсара. Да и заявиться на приём к губернатору с пыльными сапогами будет как-то не очень красиво.

Я расплатился с извозчиком, поднялся на крыльцо, поправил шейный платок, разгладил складки на костюме. Всё-таки нужно выглядеть представительно. Я вошёл внутрь, в просторный холл. Я примерно помнил, где находится кабинет губернатора, но меня тут же остановил слуга, дежуривший в холле. Он был одет в расшитую золотом ливрею, так что явно был здесь человеком далеко не последним.

— Добрый день, месье, — произнёс я, приподнимая шляпу.

— Вам назначено? — строго спросил он.

— Нет, месье, не назначено, — сказал я. — Мне, гм… Нужно уплатить в казну.

— Тогда вам нужно записаться на приём, — холодно произнёс он. — Ближайшая свободная дата у месье д`Ожерона через три с половиной недели. Ну, или…

Понятно. Намёк не просто жирный, он буквально вытекал из комнаты. А ссориться с такими людьми чревато. Мелкая власть их развращает, да и напеть губернатору какую-нибудь сказку для него ничего не стоит, так что вот этот тщедушный мерзавец запросто может испортить мне жизнь.

— Или что? — спросил я, но мне повезло.

Сверху загромыхали тяжёлые шаги, слуга вдруг вытянулся по струнке, а на лестнице появился сам губернатор, одетый по-дорожному, в широкополой шляпе, плаще и чёрных ботфортах. Он дал какие-то указания напоследок своемусекретарю, а потом повернулся и спустился к нам.

Я учтиво поклонился, снова снимая шляпу, д`Ожерон просто кивнул в ответ.

— Капитан Грин, — произнёс он.

— Совершенно верно, месье, — сказал я.

— И что же вас привело? Только быстро, я спешу, — сказал он.

— Обязательства перед короной, разумеется, — улыбнулся я.

— А! Понимаю! — рассмеялся губернатор. — Пойдёмте со мной.

Я ожидал, что мы сейчас поднимемся наверх, в кабинет, но нет, губернатор повёл меня на улицу, где его ожидала карета.

— Вы ведь, наверное, потом обратно в порт собирались? — поинтересовался д`Ожерон, глядя, как извозчик открывает ему дверцу. — Садитесь.

— Да, скорее всего, — сказал я.

На самом деле я собирался прогуляться до поместья мадам д`Эрве, нанести неожиданный визит, но раз уж губернатор приглашает меня прокатиться вместе с ним, то лучше не отказывать.

— И чем же вы меня порадуете, капитан? Какие новости? — спросил губернатор, устраиваясь на тесном сиденье.

Места внутри, к моему удивлению, оказалось чуть больше, чем в салоне «Оки», если развернуть сиденья лицом друг к другу. Но ехать внутри оказалось довольно приятно.

— Испанцы изволили поделиться с нами кое-какими ценностями, — сказал я, протягивая д`Ожерону кошель с его десятью процентами.

Тот подкинул его на ладони, оценивая вес. Кошель тянул на пару килограмм, а то и больше, и Бертран д`Ожерон удивлённо покачал головой. Он явно был доволен таким внезапным прибытком.

— Ну а это — от меня лично, — сказал я, доставая изящный золотой перстень и рубиновую брошь.

Перстень он принял, с улыбкой разглядывая филигранную работу неизвестного испанского мастера, а от броши отказался.

— Лучше подарите её вашей возлюбленной, капитан, — рассмеялся он.

— Боюсь, она не оценит и не примет такого подарка. Она замужем, — сказал я.

— Нет такой крепости, какой не смог бы взять французский корсар! — воинственно произнёс губернатор.

— Воистину, — сказал я. — Но католическая церковь не допускает разводов.

— Вызовите её мужа на дуэль, и дело с концом! — воскликнул губернатор.

— Это будет убийством. Да и о дуэли речи быть не может, её муж сейчас сидит в тюрьме, насколько я знаю, — сказал я.

— А-а-а! Вот оно что, — рассмеялся д`Ожерон. — Тогда верно, дуэли не бывать. Остаётся лишь надежда на правосудие.

— Которое на этом острове находится в ваших руках, месье, — сказал я.

Губернатор снова громко рассмеялся.

— Месье д`Эрве уважаемый человек. Но его вина не подлежит сомнению. Я подумаю, что можно сделать, капитан. А вот и порт, мы приехали. Рад был увидеться, месье Грин, надеюсь, вы и дальше будете преданно служить Франции и королю.

— Благодарю вас, месье, — произнёс я.

Карета остановилась на набережной, я вышел. Губернатор вышел тоже, мы ещё раз раскланялись, и он пошёл к какому-то почтовому пинассу, а я побрёл в обратную сторону, вверх по склону, к богатым поместьям и усадьбам. Д`Ожерон вновь вселил в меня надежду.

Глава 16

Прежде, чем идти собственно к дому Флёр, я купил у уличной торговки целую охапку цветов. Ле романти́к, все дела. В конце концов, расстались мы в прошлый раз не слишком тепло. Потом вспомнил про малышку Эллин, купил гостинец и ей тоже, какую-то сладость, уже у другой торговки.

Я шёл, раз за разом прокручивая в голове слова д`Ожерона. Про дуэль и всё остальное. Всё-таки стоило прикончить мерзавца ещё там, на островке, или выкинуть за борт где-нибудь подальше от берега. Но что сделано, то сделано, все мы так или иначе пожинаем плоды собственных ошибок. И я со своими ошибками всё равно разберусь, чего бы мне это ни стоило.

От губернаторской резиденции всё-таки было бы гораздо ближе, и мне пришлось добрых полчаса шагать в гору. Что ж, будем надеяться, я не зря проделал весь этот путь. Я подошёл к крыльцу, на котором в прошлую нашу встречу мадам д`Эрве залепила мне пощёчину, машинально потёр небритую щёку, поднялся по ступенькам. Здоровенный букет перекрывал мне весь обзор, и я просто постучал в дверь, ожидая, когда хоть кто-нибудь мне откроет.

Дверь тихо скрипнула и открылась, а из-за букета я так и не мог увидеть, кто именно стоит на пороге.

— Как это понимать, месье? — раздался голос дуэньи, из которого так и сочилась неприязнь.

— Прежде мне говорили, что в этом доме всегда будут мне рады, — так же холодно произнёс я.

— Ждите здесь, — буркнула она.

Будто у меня вообще был какой-то выбор. Пришлось ждать, пока она поднимется наверх по лестнице. Я старался не обращать внимания на пристальные взгляды слуг и горничных, которые будто невзначай проходили мимо, глазея на меня и мой огромный букет.

Наконец, по лестнице спустилась она, одетая в пышное платье, будто в облако шелка и кружева. За её спиной, будто тень, маячила дуэнья.

— Месье Грин, — холодно процедила мадам д`Эрве, остановившись на лестнице и крепко сжав перила.

— Мадам, — я поклонился со всей возможной куртуазностью, на какую только был способен.

— Ваш визит… Несколько неожиданный… — сказала она. — О подобном принято предупреждать заранее.

Я выпрямился, мы встретились взглядами, и она тут же смутилась, будто увидела или вспомнила что-то неприличное.

— Я ненадолго, я полагаю, — сказал я. — Хотелось лишь вновь увидеть вашу улыбку, мадам. Перед тем, как снова уйти в море.

По её лицу скользнула тень улыбки, но она быстро взяла себя в руки и снова напустила строгий вид. Я всё равно успел заметить, как блеснули её глаза.

— Надин! Будьте любезны, заберите цветы у капитана, поставьте их в вазу. В гостиной, — приказала одной из служанок она.

Дородная негритянка забрала у меня букет, пошла прочь, качая полными бёдрами. Я вдруг подумал, что не знаю, куда деть внезапно освободившиеся руки. Пришлось достать гостинец для девочки. Всё шло как-то не по плану, наперекосяк.

— А это — для малютки Эллин, — произнёс я. — Заморские сладости из далёкого Зимбабве.

Взгляд мадам д`Эрве чуть потеплел.

— Она спрашивала про вас, капитан, — наконец улыбнулась она. — Надин, унесите это гувернантке, пусть даст ей немного после ужина.

Служанка забрала у меня свёрток с конфетами, буркнула что-то тихо, пошла по лестнице наверх, так что обеим женщинам пришлось потесниться. Мадам д`Эрве наконец спустилась сюда, ближе ко мне, дуэнья так и осталась на середине лестницы, пристально следя за каждым моим движением.

— Что-то ещё, капитан? — спросила Флёр.

Я мог бы многое сказать, будь мы наедине, но проклятые правила приличия не давали замужней женщине такой возможности. Вернее, такая возможность была исчезающе редкой, и мне сегодня в этом плане явно не повезло.

— Нет, — сказал я. — Рад был убедиться, что у вас всё в порядке, мадам.

Мадам д`Эрве заметно расстроилась, но снова быстро нацепила маску благожелательного равнодушия.

— Ваше внимание льстит, месье, — произнесла она. — Я тоже рада, что вы остались целы и невредимы, капитан. С вашим ремеслом это непросто.

— О, я планирую с этим ремеслом покончить в самом скором времени, — сказал я.

— Но не сейчас, — сказала она.

— Не сейчас, — подтвердил я.

— Что ж, мы будем рады увидеть вас вновь, месье. Если вы обещаете вести себя прилично, — произнесла она.

— Клянусь, я буду самым учтивым и воспитанным гостем на свете, учтивей, чем при дворе короля, — я даже исполнил глубокий изящный поклон, придерживая эфес палаша.

— Вы смеётесь! — воскликнула Флёр.

— Ничуть, мадам, — сказал я.

Я поцеловал её руку, от чего она снова засмущалась, ещё раз раскланялся, надел шляпу и вышел. Результатами встречи я был скорее удовлетворён, но, вспоминая ухаживания из моего времени, становилось даже как-то тоскливо. Хотя я понимал, что здесь в целом всё происходит гораздо медленнее, чем в двадцать первом веке. Здесь мир ещё не успел так разогнаться, здесь никто не спешил и не торопил события. В чём-то это было даже интереснее. Как грозящее наказание порой страшнее самого наказания, так и томительное ожидание иногда приносит больше удовольствия, чем сам момент кульминации. Чем тернистее путь, тем слаще награда, и всё такое. Неплохой аутотренинг, чтобы не думать об упущенных моментах. Камею я так и не подарил.

Теперь нужно было найти в Бастере свою команду, разбредшуюся по тавернам, борделям и прочим притонам. Дело не менее сложное, чем завоевать сердце красавицы, потому как Бастер — город большой, по местным меркам, а команда у меня изрядно поредела и наверняка ходит везде одной небольшой кучкой.

Поэтому я решил начать с тех мест, где мы бывали раньше. Как собака возвращается на свою блевотину, так и пират возвращается на свою, туда, где щедро наливают и можно найти все доступные увеселения. Музыку, женщин, азартные игры, кулачные бои, и тому подобное. Вряд ли парни решат пробовать какие-то новые места.

Я пошёл знакомой дорогой, вниз к набережной, теперь уже не было необходимости разъезжать в каретах. Лучше начать от самой ближайшей к берегу таверны, она хоть и не самая лучшая на острове, но лень и желание поскорее напиться могли победить.

День был в самом разгаре, тут и там сновали прохожие, бродили компании подвыпивших моряков, шлюхи, укрываясь зонтиками от солнца, стайками выползали на свой промысел, нищие, кутаясь в лохмотья, протягивали грязные руки за подаянием. Я дал каждому понемногу, выслушивая сбивчивые благодарности.

— Капитан! Храни вас Господь! — склонился один из них, и я узнал безногого Грегори Кэбба на его тележке.

— Грегори, — хмыкнул я.

— О, вы меня помните, капитан! Храни вас Бог! — воскликнул нищий.

Такого забудешь. Тут, конечно, каждый первый попрошайка щеголял каким-нибудь увечьем, нарочито демонстрируя язвы, раны и культи, но Грегори выделялся даже среди них.

— Конечно помню, Грег. Что нового в городе? — спросил я.

— В-всякое болтают, — быстро пробормотал он.

— Например? — спросил я, начиная раздражаться от того, что из нищего приходится вытягивать информацию.

— Вы, говорят, жида местного выкрали недавно. И пытали, пока он все свои богатства вам не отдал, — оглядевшись по сторонам, рассказал Кэбб.

Занятно. Вроде и свидетелей не было, и из наших проболтаться никто не мог, а слух уже бродит. Да ещё и в таком, слегка дополненном варианте. Значит, кто-то видел. Ну, этого тоже можно было ожидать, Тортуга никогда не спит.

— Брехня, — сказал я. — Может, чего действительно интересного расскажешь?

— А чего? Хоть на мысль наведите, к-капитан, — пожал плечами нищий.

— Может, знаешь что-нибудь такое, что и мне следовало бы знать, — сказал я, перекатывая в пальцах монетку.

— Слыхал кой-чего, это верно, — закивал косматой головой Грегори. — Вас не удивит, но знание полезное, ей богу, ценное знание.

Я потянул из кошелька ещё одну монету, пристально глядя на нищего. По его равнодушному лицу понял, что вытащил мало, добавил ещё одну, протянул ему в грязную ладошку.

— Убить вас хочут, месье капитан, — шепнул Грегори. — Именно вас. Жидовское золотишко отнять.

Глава 17

Такому славному известию я нисколько не удивился. Вообще ни капли. Я бы скорее удивился, если бы моей смерти никто не хотел. Скоро желающим, наверное, придётся выстраиваться в очередь. Забавнее всего, конечно, это то, что убить меня хотят не за то, что я кому-то сильно насолил или кого-то оскорбил, а просто из-за того, что я якобы присвоил себе большую сумму денег. Месье Леви мы, конечно, неплохо раскулачили, но сумма там была совсем не та, что фигурировала в сплетнях и слухах.

И переубеждать общественность, само собой, бесполезно. Порой легче заставить человека поверить в самую абсурдную чушь, нежели в чём-то переубедить, а уж если речь идёт о деньгах, то здесь даже у самых стойких отключается критическое мышление.

— Спасибо за новости, Грегори, — хмыкнул я.

— Всегда рад, капитан, — во все десять зубов улыбнулся нищий. — Вы уж поаккуратней там.

Да уж, придётся смотреть в оба и держать ухо востро, учитывая, что место, которое я считал довольно безопасным для вольного флибустьера, вдруг резко стало враждебным. Желательно бы подыскать новую базу. Или вовсе её основать. А может, даже захватить у англичан или испанцев. Но это всё были фантазии, далёкие воздушные замки, рассыпающиеся от дуновения ветра.

Бригантина опять была плавучим госпиталем, и людей у меня было слишком мало, чтобы мечтать о чём-то подобном. Снова нужна была команда, свежая кровь, и я вдруг подумал, что набирать людей на Тортуге теперь будет довольно опрометчиво. Иначе я рискую взять на борт своего возможного убийцу, местный вариант Джона Сильвера или что-то в этом роде. А мне бы этого очень не хотелось.

— А моих ребят ты не видал, Грегори? — спросил я.

— Ну как же! Всей бандой прошли! А подал только один всего, и тот — пару денье! — закивал он. — Уж вы-то не в пример щедрей, капитан!

— Скажешь, куда они пошли — получишь ещё, — сказал я.

— Да я за так скажу. Вон туда пошли куда-то, а точнее не знаю, — указал нищий. — Песню горланили ещё. Про испанских девок. Часа полтора назад, наверное, не помню уже.

Я коротко усмехнулся.

— Ну, бывай, не хворай, — сказал я.

— Спаси Христос, — ответил калека.

В той стороне, куда указал Грегори, находился один из кабаков, в котором мы уже бывали. Я направился прямо туда. Ещё одна верноподданническая таверна с лилиями, коронами и всеми прочими атрибутами, символизирующими закон и порядок, и в которой при этом творятся довольно тёмные делишки, находящиеся далеко по ту сторону от этого самого закона. Но это всё были мелочи, главным было то, что хозяин там почти не разбавлял алкоголь и неплохо кормил. Всё остальное — ерунда.

Часть таверны была внутри деревянного здания, часть — снаружи, под навесом из пальмовых листьев. Там я их и нашёл, флибустьеры культурно выпивали, горланя похабные песенки. Здесь я насчитал полтора десятка своих людей, остальные были неизвестно где, но это уже что-то. Моё появление было встречено слитным одобрительным рёвом, мне тут же сунули в руки стакан рома, усадили за стол.

Я будто нырнул из спокойного провинциального Бастера в лихой и отчаянный параллельный Бастер с чадом кутежа и бесконечными гулянками. Мы выпили, потом ещё, и ещё, в голове зашумело, общее веселье захватило и меня тоже. Отовсюду слышался искренний смех, шутки, песни. Пираты развлекались, снимали стресс, позабыв о своём кровавом ремесле.

— Что нового, капитан? — спросил меня Эмильен.

Хотелось поделиться всеми новостями, возможно, даже спросить совета у бывалого буканьера, но рассказывать всё прямо здесь и сейчас, в оживлённой таверне, где у стен точно есть уши, я посчитал опрометчивым и глупым. Я был ещё не настолько пьян, чтобы выболтать всё, что у меня на уме.

— Всё по-старому, дружище, — улыбнулся я. — Видишь, пьём, отдыхаем. А у тебя?

— Ровно то же самое, — ухмыльнулся он.

— А где мистер Келли? Странно, что он не пьёт со всеми, — спросил я.

Эмильен махнул рукой в сторону другой части таверны, что находилась за деревянной стеной.

— Они там пьют. Новичков ещё набирать хотели, как обычно, — сказал он.

А вот это нам не надо. По крайней мере, здесь и сейчас.

— Пойду проведаю, кого они там вербуют, опять небось головорез на головорезе, — сказал я.

— А это разве плохо? — воскликнул кто-то из-за стола.

— Наоборот, очень хорошо! — рассмеялся я.

Я поднялся и прошёл внутрь, в мерцающий полумрак прокуренной таверны. Там происходило всё то же самое, что и снаружи, с одним небольшим отличием. Вместо песен звучали байки о наших похождениях, обильно приукрашенные замысловатыми выдумками.

— …а того испанца мы просто повесили! Сплясал на рее, понимаешь, да? А внизу — полный трюм какао! — распинался Шон, активно жестикулируя и размахивая стаканом.

— Про келаря расскажи, — произнёс я, приближаясь к его столу.

Все обернулись ко мне, и мои подчинённые, и местные забулдыги. Изучающие, любопытные взгляды

— А вот и наш капитан! — воскликнул Шон. — Я вам про него рассказывал! Ну что, хотите послужить под началом удачливого корсара?

Местные заворчали что-то вразнобой, но в целом звучало это скорее одобрительно, и можно было расценить как знак согласия. Вот только на этот раз я был против. Категорически. И хоть эти люди на вид казались бывалыми моряками и храбрыми бойцами, но я всё равно предпочёл бы набрать пополнение где-нибудь в другом месте, пусть даже оно будет целиком состоять из желторотых юнцов, не знающих, с какого конца взяться за саблю.

Паранойя? Возможно. Но лучше быть живым параноиком.

Шон протянул мне стакан, я выпил, чувствуя, как огненная вода горячим комком проваливается в брюхо.

— Здесь никого не набираем, — я наклонился к нему и шепнул на ухо. — Не спрашивай, просто никого не берём. Вообще на Тортуге.

Ирландец кивнул в недоумении, выпил, оскалился, перебарывая желание скривить лицо от вкуса дешёвого алкоголя.

— Утром жду всех на борту. Развлекайтесь, — сказал я, хлопнул Шона по плечу, кивнул остальным своим людям и вышел, не удостоив возможных новичков даже взглядом.

Я был пьян, но не настолько, чтобы это как-то повлияло на мою способность мыслить и общаться, так что я решил отправиться к месье Бартоли, поговорить о делах, которые он хотел мне предложить.

Как назло, купец оказался занят, беседуя с каким-то капитаном о поставках табака, так что мне снова пришлось ждать. Ладно хоть ждать пришлось не на улице под палящим солнцем, а в гостиной, где мы до этого пили кофе. На этот раз, увы, без самого кофе. Ждать пришлось по меньшей мере минут двадцать, разглядывая полки с фарфоровыми статуэтками и ёрзая в кресле.

— Прошу прощения, месье Грин, — произнёс торговец, разводя руками на пороге гостиной. — Дела.

— Понимаю, — сказал я, потому что и сам порой заставлял других ждать таким же образом.

Бартоли прошёл в гостиную, вальяжно расположился в кресле напротив.

— Вы хотели предложить мне работу, месье, — сказал я.

— Да. Проводить корабль до Сен-Пьера, — сказал он.

— Звучит довольно просто. Что насчёт оплаты? — я сразу взял быка за рога.

— Капитан Ладрон отдаст вам тысячу луидоров по прибытию в Сен-Пьер, — довольно равнодушно произнёс Бартоли.

Я попытался держать себя в руках, но не вышло.

— Сколько? — выдохнул я.

— Тысячу луидоров. Вам, лично в руки, — повторил торговец.

— Звучит заманчиво, но крайне сомнительно, — покачал головой я.

За обычное сопровождение столько не платят. Даже при том, что кто-то гарантированно хочет напасть на сопровождаемое корыто.

— На борту довольно дорогой груз, — пожал плечами торговец. — В первую очередь, для испанцев, у которых его отняли.

— А из Сен-Пьера он отправится во Францию, как я понимаю, уже не рискуя, что испанцы его перехватят, — сказал я.

— Именно так, месье, — кивнул Бартоли.

— Откуда и когда отправляется ваш корабль? Что это за судно? Кто командует? — сыпал вопросами я.

— Завтра в полдень, флейт «Дофин». Вы могли его видеть на якорной стоянке, в гавани. Командует капитан Ладрон, вы с ним знакомы? — сказал он.

Я помотал головой в ответ, раздумывая над предложением Бартоли. С одной стороны, тысяча луидоров золотом на дороге не валяются. С другой стороны, предложение выглядело довольно скверным и мутным. В итоге жадность победила.

— Я согласен. Ваш флейт доберётся до Сен-Пьера в целости и сохранности. Но есть пара условий. Эскадрой командую я, курс прокладываю я, мои приказы исполняются беспрекословно и в тот же момент. Если вас и капитана Ладрона это устроит…

— Его устроит, — перебил меня Бартоли. — И меня тоже. По рукам.

Глава 18

Капитан Ладрон оказался неопрятным пузатым пожилым мужичком, обильно потеющим на жаре. У него даже засаленный парик постоянно норовил сползти куда-то с головы, и Ладрону постоянно приходилось его поправлять. Бартоли представил нас друг другу, мы пожали руки, и мне пришлось украдкой вытирать мокрую после рукопожатия ладонь о штанину. В общем, первое впечатление оказалось не самым приятным.

Как я понял, капитан ходил на флейте, принадлежащем месье Бартоли, другими словами, был обычным наёмным капитаном торгового флота. Одним из тех, кого мы привыкли грабить, а не защищать.

— Рад знакомству, месье Грин, — учтиво, почти подобострастно произнёс капитан Ладрон, едва не сняв парик вместе с треуголкой.

— Взаимно, месье Ладрон, — соврал я.

Мы стояли втроём на пристани, глядя на флейт, качающийся на воде. Ладрон специально даже сошёл на берег, чтобы познакомиться со мной и получить дальнейшие инструкции от своего патрона. Месье Бартоли передал мои требования слово в слово, и капитан часто-часто заморгал, обдумывая перспективы.

— Да, да… Пожалуй, да, — вздохнул он. — Вы главный, капитан Грин.

— На флейте есть пушки? Что-то я не могу отсюда разглядеть, — хмыкнул я, вглядываясь в покатые борта «Дофина».

— Э-э-э… Ну да… — неуверенно протянул капитан.

— Ну что вы мямлите? Ответьте чётко, сколько пушек на флейте? На что мы можем рассчитывать, если вдруг на нас нападут? — холодно спросил я.

Ладрон всё меньше и меньше мне нравился, и эта затея в целом тоже, но раз уж я взялся за эту работу, то придётся довести дело до конца.

— Два фальконета, однофунтовых, на корме, — промямлил капитан.

Пукалки, которые нам ничем не помогут в случае серьёзной заварушки. Он бы ещё водяным пистолетиком вооружился, вот была бы потеха.

— Понятно, — хмыкнул я, не скрывая своего недовольства. — Значит, поэтому вам понадобилось сопровождение.

— Именно так, месье, — сказал Бартоли.

— Держитесь поближе к нам, месье Ладрон, и всё будет в порядке. Надеюсь, с парусами ваша команда умеет управляться, — сказал я.

— Да у меня лучшие марсовые на всём архипелаге! — вскинулся капитан.

Я в этом сильно сомневался, но спорить дальше не имел никакого желания. Мне хотелось как можно скорее довести этот беспомощный флейт до Мартиники, получить обещанные луидоры и навсегда забыть про это дело.

— Завтра в полдень выходим, как и собирались. Сперва зайдём в Пти-Гоав, — сказал я.

— Что? Зачем? Это совсем не по пути! — возразил Ладрон.

— Если вы отказываетесь подчиняться приказам уже сейчас, то, возможно, вам стоит найти другого сопровождающего, — произнёс я.

— Нет-нет! Просто это совсем в другую сторону… — потухшим голосом сказал капитан Ладрон.

— А значит, если испанцы вас ждут, то будут ждать у северного побережья, — пояснил я. — Месье Бартоли. Я знаю, что мы так не договаривались, но я хочу задаток.

Торговец покосился на своего подчинённого, посмотрел на меня, нахмурился.

— Выдайте капитану триста луидоров, месье Ладрон. Остальное в Сен-Пьере, — неохотно проскрипел он.

— У меня с собой столько нет… — промямлил капитан.

— Ну так идите на судно и возвращайтесь скорее! — раздражённо воскликнул Бартоли.

Ладрон неловко закивал, поспешил к шлюпке, едва не упал, перелезая через борт, приказал матросам отчаливать, да поживее. Шлюпка неторопливо начала переваливаться через волны, понемногу приближаясь к «Дофину».

— Это будет непросто, — хмыкнул я, провожая шлюпку взглядом.

— Поэтому я и сказал, что справится не каждый, — вздохнул торговец.

— Это ваш лучший капитан? — прямо спросил я.

— Единственный из оставшихся. Ладрон, возможно, не слишком ловкий малый, зато надёжный и исполнительный. В лепёшку расшибётся, но сделает, — ответил Бартоли. — Я очень сильно рассчитываю на эту авантюру. И на вас лично, месье Грин.

Я промолчал, не желая ничего на это отвечать. Пусть рассчитывает сколько угодно.

Ждать пришлось почти четверть часа, прежде, чем шлюпка вернулась обратно на берег. Ладрон, отчего-то запыхавшийся, быстрым шагом подошёл к нам и протянул увесистый мешок своему работодателю. Бартоли указал на меня, и капитан протянул мешок уже мне.

Я, нисколько не стесняясь, развязал тесёмки и заглянул внутрь. Там лежали три плотно набитых кошелька. Внушительная сумма.

— Так гораздо лучше, — сказал я.

— Остальное в Сен-Пьере, — сказал торговец.

— Разумеется. Месье Ладрон! Отчаливаем завтра в полдень, напоминаю. Будьте готовы, — сказал я.

— Да-да! Конечно! — закивал капитан, но что-то мне подсказывало, что напомнить ещё раз было совсем не лишним.

Мы распрощались. Бартоли ещё раз напомнил, как он на нас рассчитывает, видимо, пытаясь воззвать к моей совести, чтобы я постарался изо всех сил, и я уверил его, что всё будет в порядке, хотя на самом деле так не думал, предчувствие, особенно после знакомства с капитаном «Дофина», было не самое хорошее. Отказываться, впрочем, было уже поздно, а обманывать и бросать «Дофин» на произвол судьбы я не хотел, всё-таки, месье Бартоли казался мне неплохим человеком.

Все трое разошлись в разные стороны, Ладрон вернулся в шлюпку, Бартоли с важным видом зашагал к своей лавке. Я ещё немного постоял на пристани, а затем пошёл к нашей бригантине. За мной тоже выслали шлюпку, и вскоре я поднялся на борт «Поцелуя Фортуны», сейчас почти пустой и немноголюдный. Большая часть команды прохлаждалась на берегу, пропивая честно награбленные денежки, а на корабле остались только несколько легко раненых, те, кто вытянул короткую соломинку.

Но утром сюда должны вернуться и все остальные. Корабль был готов отчаливать в любой момент, свежие припасы, вода и порох закуплены, канаты просмолены, даже днище, в тёплых морях быстро зарастающее водорослями и ракушками, было ещё относительно чистым. Оставалось только дождаться флибустьеров.

Я быстро поужинал холодным мясом, оставшимся на камбузе, посидел немного, заполняя судовой журнал, выпил полбутылки портвейна в гордом одиночестве, размышляя над происходящим, и улёгся спать, строго наказав вахтенному разбудить меня, когда объявится остальная команда.

Побудка не состоялась, я сам проснулся раньше, чуть ли не на рассвете, а парни начали потихоньку возвращаться только после завтрака, небольшими группками подтягиваясь к берегу, а потом все вместе переправляясь на шлюпке. От каждого из них за километр несло перегаром, некоторых и вовсе несли под белы рученьки, бледные опухшие похмельные рожи живо рисовали картину переносимых ими страданий. Но самоходов не оказалось, на борт вернулись все до единого. Никакого пополнения, как я и просил, приводить не стали, хотя я не сомневался, что после рассказов Шона желающие точно появятся.

— Все на месте? — я оглядел команду после того, как шлюпка в очередной раз подошла к борту и ещё несколько пиратов присоединились к нам.

— Пёс его знает… Вроде бы, — хмуро сказал Шон, страдающий от похмелья.

— Ладно, сам пересчитаю, — хмыкнул я. — Водички с лимоном попей, полегчает.

— Ты ещё пить меня поучи, — буркнул ирландец.

Вроде бы все были на месте, ожидая дальнейших приказов, готовые в любой момент поднять паруса и отправиться к новым свершениям. Я отправил свободные вахты отдыхать, отсыпаться после бурной попойки, но так повезло не всем, да и толком отдохнуть у них всё равно не получится, Как бы нам всем не хотелось, но тяжёлая морская рутина сама себя не выполнит, тем более на паруснике. Увы, но мы ходим не на атомном ледоколе, чтобы можно было управлять огромной махиной с капитанского мостика, здесь нужна слаженная работа каждого члена команды даже для самых простых манёвров.

Время близилось к полудню. Флейт, стоявший на якоре чуть поодаль, тоже готовился к отплытию, я видел, как суетятся на нём матросы. Значит, и нам пора.

— Отчаливаем, братцы, — громко произнёс я. — Курс на Пти-Гоав.

Глава 19

Мы подняли якорь, поставили паруса, и свежий дневной бриз потянул нас прочь от приветливого берега Тортуги. «Дофин» последовал за нами, как приклеенный.

— Чего это он за нами привязался? — хмыкнул Шон, разглядывая пузатый силуэт грузового флейта.

— Я разве не говорил? Он идёт с нами, — ответил я, на секунду отвлекаясь от штурвала.

— Нет, не говорил, — хмуро ответил Шон. — И на кой хрен он нам сдался?

— Честная работа. Высокооплачиваемая, — ответил я. — Проведём его в Сен-Пьер, получим тысячу луидоров.

Ирландец только присвистнул.

— Это кто такой щедрый? — спросил он.

— Бартоли, — ответил я.

— Мутный он тип, — покачал головой Шон.

Я в ответ пожал плечами. Мне он таковым не показался. Да, торговец молчал как рыба, когда речь заходила про сопровождаемый груз, и вознаграждение было в разы выше обычного, но для меня это всё казалось вполне обычным делом. Не суй нос в чужие дела, целее будет.

Малость раздражало то, что «Дофин» полз, как черепаха, на своих прямых парусах, не поспевая за юркой и быстрой бригантиной, так что нам приходилось убавлять паруса. Но матросы на флейте явно знали своё дело, это было заметно по скорости всех манёвров, низкая скорость была не их виной, а зависела исключительно от мореходных качеств самого «Дофина».

Путешествие и так выходило не самым коротким, до Мартиники идти было изрядно, а теперь и вовсе грозило затянуться неприлично надолго. Особенно учитывая то, что мы пойдём вокруг Испаньолы, а не вдоль испанского берега. Нормальные герои всегда идут в обход.

Будь мы одни, то дошли бы, наверное, раза в полтора быстрее, но с «Дофином» на хвосте приходилось медлить, чтобы флейт не отстал и не потерялся. В конце концов, там наши луидоры, хотя сейчас я начал понимать, что мы могли потратить это время с куда большей пользой и выгодой. Ладно, в конце концов, это действительно честная работа, которая укрепит нашу репутацию, будем рассматривать дело с этой стороны. Добрая слава порой может быть выгодней, чем лишняя тысяча золотых дублонов.

Флибустьеры поначалу хищно поглядывали в сторону «Дофина», но потом более-менее привыкли. Мы, конечно, такие корабли привыкли грабить, а не защищать. На самом деле, даже мне порой приходила мысль развернуться бортом, дать продольный залп из всех орудий, а потом взять беспомощный флейт на абордаж, лично выпустить Ладрону кишки и поглядеть, что такого секретного везут в трюме, но эта мысль быстро разбивалась о понимание того, что такого манёвра на Тортуге мне уже не простят.

Еврея-то мне простили, скорее всего, только потому, что «честное общество» его до конца так и не приняло, и, даже приняв христианскую веру, Исхак Леви оставался там абсолютно чужим, мешая вести дела всем до единого. А вот наезда на порядочных французов никто не потерпит, и после такого меня будут ждать уже не бретёры в подворотне, а целая эскадра охотников за головами, злых и заряженных на успех кругленькой суммой.

— Может, лучше грабанём его? — вздохнул Шон, глядя, как переваливается с волны на волну пузатый корпус «Дофина».

Я готов был поклясться, что подобные мысли преследовали каждого из нас.

— Нельзя. Не простят, — сказал я. — Сам уже об этом думал.

— Что ж там такого ценного, что аж тысячу луидоров дают? — хмыкнул он риторически.

Ответа у меня не было, да и Шон ответа не ждал. Мне и самому было жуть как интересно.

— А ведь мы можем и эту тысячу забрать, и весь груз, — протянул ирландец. — Сдёрнуть потом куда-нибудь на Мадагаскар, и ищи ветра в поле.

— Найдут, не сомневайся, — отрезал я. — Да и мы теперь французские корсары, неловко выйдет.

— Да уж, неловко, — вздохнул он и отправился в кают-компанию, больше не говоря ни слова.

Мы как раз вошли в Наветренный пролив, вахтенный отбил восемь склянок. Пора менять вахту, и я передал штурвал зевающему Клешне. Тот тоже покосился на флейт, идущий за нами.

— Наш? — хмуро спросил он.

— Наш, — в тон ему произнёс я. — Держи на Пти-Гоав, к юго-юго-востоку.

— Понял, — сказал он.

Я же, хоть и отстоял целую вахту, спать не хотел, да и других необходимых дел было полно. Тех же раненых после посещения Тринидада было изрядно, в том числе и лежачих, поэтому я направился на нижнюю палубу, кликнув с собой Андре-Луи, который только что закончил драить шкафут. Парнишка тяжело вздохнул, но перечить мне не осмелился, тем более, что я тоже последние несколько часов не прохлаждался в каюте, а стоял за штурвалом.

— Капитан, а когда вы меня учить будете? — спросил он, пока мы спускались на нижнюю палубу.

И правда, совсем запамятовал. Всё было как-то не до этого, но теперь, во время долгого морского путешествия, думаю, времени будет хватать, чтобы научить мальчишку всему необходимому. Как минимум, хотя бы чтению.

— Не терпится? Хорошо, с ранеными закончим и пойдём грамоте учиться, — сказал я.

Андре-Луи простонал что-то невнятное, мол, зря он это вообще спросил, но я поспешил его подбодрить.

— Ничего, грамота это самое лёгкое. Потом ещё астрономия с физикой будут, вот там взвоешь, — я паскудно ухмыльнулся, вспоминая собственные школьные деньки. — Ну или можешь не учиться, и до конца жизни палубу драить. Хочешь палубу драить?

— Не хочу, — буркнул юнга. — Мы же пираты, на кой хрен вообще её драить?

— Так, — я резко остановился, развернулся и ткнул его пальцем в грудь. — Во-первых, мы теперь не пираты, а корсары. Это очень большая разница. Во-вторых, чистая палуба это значит, что ты не поскользнёшься на мокрой грязи и не свернёшь себе шею. В-третьих, и это самое главное, палубу надо драить, потому что я так сказал, понятно?

— Понятно… — протянул он. — Корсары, пираты, какая разница…

— Огромная, — я развернулся и пошёл дальше по лесенке. — Нас не повесят, если мы вдруг попадёмся. Ну, скорее всего. Это не точно. Во всяком случае, французы не повесят.

— А остальные повесят? — спросил он.

— Могут, — ответил я.

— Так себе разница, — фыркнул юнга.

Я только пожал плечами. Лучше хотя бы так прикрыть себе задницу, чем пиратствовать вовсе без патента.

Следующие пару часов мы только и делали, что меняли повязки да смотрели, как заживают раны. Работа для санитара, не для врача, хоть я и не был врачом в полном смысле слова. Так что перевязывал, в основном, Андре-Луи, а я только командовал, да пару раз вычистил гной из ран у некоторых парней. Местный климат вообще не способствовал хорошему заживлению, да и здоровью в целом, и неудивительно, что в Европе многие полагали, что отправка в дальние колонии почти равнозначна самоубийству. Вплоть до двадцатого века.

Ну а когда мы покончили с обходом раненых, то оба отправились в капитанскую каюту, где я вручил парнишке Библию и принялся на знакомом ему примере показывать буквы и слова. Педагогическим талантом я явно не обладал, но Андре-Луи делал успехи скорее даже вопреки моим попыткам его научить, просто чтобы доказать и мне, и самому себе, что он на это способен. И у него это получалось.

Парнишка вообще был довольно смышлёным малым, и, когда сам того хотел, то упрямо пёр к своей цели. Мне это нравилось, чем-то он мне напоминал самого себя много лет назад. С тем отличием, что мне не приходилось беспризорничать и проникать тайком на пиратский корабль, отчаявшись попасть туда легально.

— Достаточно на сегодня, молодец. — сказал я, когда юнга сумел прочитать, как Авраам родил Исаака.

Малец аж вспотел от натуги, да и в целом за сегодня он поработал неплохо, так что я решил немного его вознаградить. Я достал из шкафа бутылку сангрии, разбавил водой, налил ему стакан, положил на стол несколько свежих фруктов, купленных в Бастере. Долго упрашивать не пришлось, юнга, нисколько не стесняясь, принялся есть.

— А ты ведь мне так и не рассказал, откуда ты такой взялся, — хмыкнул я, усаживаясь напротив.

Андре-Луи настороженно глянул исподлобья, не прекращая жевать.

— А вам оно надо? — буркнул он.

— Должен же капитан знать, с кем на одном корабле ходит, — пожал плечами я.

— Сирота я, не знаю ни мамки, ни папки, — хмуро произнёс он. — Вором был, теперь пират, по мне виселица плачет.

Было заметно, что этот разговор даётся ему даже труднее, чем строчки из Библии. Он шумно отхлебнул разбавленного вина, пряча лицо в стакане, поморщился. Я понял, что выпытывать что-либо у него бессмысленно. Всё равно не скажет, наоборот, запрётся, как партизан.

— По нам по всем виселица плачет, — хмыкнул я. — Ну, ступай. Завтра снова на учёбу придёшь.

Глава 20

Пти-Гоав, к которому мы подошли уже вечером, обогнув с юга островок Гонаив в одноимённом заливе, оказался довольно крупным и обжитым поселением с удобной гаванью. Чуть дальше в глубине острова виднелся Гран-Гоав, своего рода город-спутник более известного собрата.

На подходе к Испаньоле мне вдруг вспомнились все мои злоключения на этом острове, месяцы рабства и скитаний по местным джунглям, и настроение резко упало. Задерживаться в Пти-Гоаве дольше необходимого я не хотел, поэтому на берег отправились только боцман и несколько матросов. Завербовать хотя бы несколько новых людей, да и делу край, отправимся дальше, до Мартиники путь не близкий.

«Дофин» подошёл борт к борту, так, что можно было бы легко перескочить с одной палубы на другую. Или взять его на абордаж, пока этот лопух-капитан щёлкает клювом. Флибустьеры неприязненно поглядывали на возвышающийся над нашей палубой борт «Дофина». Мне и самому было неприятно, ощущение было похоже на то, будто в переполненном лифте к вам прижался потный пузатый алкаш, воняющий табаком и перегаром. Но и отойти нельзя, мы уже бросили якорь.

Даже как-то странно, что Ладрон к нам так прижимается, гавань в Пти-Гоаве была весьма и весьма просторной. Ну, это его дело, но надо будет сказать капитану Ладрону, чтобы больше так не делал. С другой стороны, мы больше не собирались заходить ни в какие порты. Идём прямиком до Сен-Пьера, забираем денежки и расстаёмся добрыми друзьями.

Я бродил по шкафуту туда-обратно, не находя себе места от ожидания и постоянно вглядываясь то в огоньки Пти-Гоава, то в стремительно темнеющее небо. Боцмана не было уже довольно давно. Но загулять он всё-таки не должен был, не в его характере. Вот если бы я отправил одного Шона, тот мог бы и перебрать, поднимая кружечку за всякое новое знакомство, а Оливье Гайенн был твёрд, как скала.

Вынужденное безделье наводило тоску на всех, даже несмотря на то, что почти каждый только что гулял и веселился на Тортуге. На баке кто-то тонким голоском под аккомпанемент расстроенной скрипки пел песню про то, как парень уплыл далеко за семь морей, а девчонка его не дождалась. Да уж, темы для песен никогда не меняются, что сейчас, что триста лет спустя. Уверен, что и через две тысячи лет простые космодесантники будут петь про далёкую Землю и миллионы парсеков, отделяющие их от любимых девчонок, которые тоже будут внезапно выходить замуж.

Я стоял, опираясь локтями на планширь, слушая незамысловатые моряцкие песни и разглядывая гавань Пти-Гоава. Кроме нас, тут стояло на якоре ещё несколько кораблей, а на пляже теснились рыбацкие лодочки и баркасы, дожидаясь утра, чтобы снова выйти на промысел.

Вскоре, под самый закат, объявился и наш ловец человеков. Насколько я мог видеть, даже с некоторым уловом. Шлюпка с новобранцами подошла к борту, в тусклом свете ламп они начали забираться на палубу, озираясь по сторонам. Отребье, отбросы общества, это было видно в каждом из новоприбывших. Написано на лбах крупными буквами, и в своём времени я бы обошёл обладателей подобных рож десятой дорогой, но тут, увы, вынужден ими командовать.

— Наконец-то, — буркнул я, когда боцман последним забрался на палубу, и матросы талями начали поднимать шлюпку на борт.

— Ништо, задержались малость, — отмахнулся Гайенн. — Зато людей полторы дюжины набрал.

— За это хвалю, спасибо, — согласился я.

Людей постоянно не хватало. Ещё бы, с нашим-то занятием, когда в любой момент можно откиснуть от случайной пули, осколка, испанской шпаги или верёвки законника. Но и недостатка в желающих пополнить наши ряды не было. Заработок свободного флибустьера в разы превышал заработок от любой другой честной работы, и если ты был готов рискнуть собственной шкурой, то легко мог разбогатеть за один-два похода. И потом промотать целое состояние за один-два дня, но об этом вербовщики старались умалчивать, всё-таки, к этому никто не подталкивал, каждый пропивал всё добровольно.

— Становисьв одну шеренгу, орлы, — хмыкнул я.

Толкаясь и ругаясь, новички кое-как изобразили подобие строя, и я прошёлся вдоль кривой шеренги, заглядывая в лицо каждому из них. С таких впору писать плакаты «Их разыскивает милиция», боцман, кажется, вообще не смотрел, кого он набирает в команду. Один был жёлтым, как лимон, и сперва мне показалось, что это только в свете ламп, но потом я понял, что парень страдает от лихорадки. Другой был тощим, как скелет, а вдобавок ещё и косоглазым.

— В канониры пойдёшь, — буркнул я, проходя мимо него.

Другие были ещё краше. Не то индеец, не то полукровка, поперёк себя шире, с татуированной мордой, и я сразу вспомнил малолетних фанатов Моргенштерна. У другого на две руки приходилось всего шесть пальцев, значит, у Клешни появится помощник. Слава Богу, боцман хотя бы одноногих не приволок, только одноглазого. Сброд, настоящий сброд, сам бы я таких ни за какие коврижки на бригантину не взял, разве что если бы мы были в полном отчаянии, но даже так в команду попали бы явно не все.

— Значит так, — хмуро произнёс я. — Меня зовут капитан Грин, а вы на борту «Поцелуя Фортуны». Мы — французские корсары.

— Оливье нам сказал уже, — выкрикнул одноглазый.

— Кто это вякнул? Как тебя зовут, Циклоп? — рыкнул я, недовольный тем, что кто-то посмел меня перебить.

— Гийом Тексье, — с вызовом произнёс одноглазый. — Зачем нам это, капитан? Нам уже всё объяснили и рассказали.

— Затем, чтоб все поняли наверняка, — процедил я. — Вот ты понял, кудрявый?

Желтокожий парень клевал носом и шатался, едва стоя на ногах, и точно уж не слушал всё то, что я пытался донести.

— Что?.. — спросил он, с трудом поворачиваясь ко мне.

Я подошёл к боцману, который забивал трубку, сидя на зачехлённой пушке.

— Ты кого вообще набрал? — тихо спросил я.

Отвечать боцман не спешил, сперва он раскурил трубку и пыхнул дымом, зажав её в зубах.

— Желающих, — пожал плечами он.

Надо было всё-таки отправляться самому. Или посылать Шона. Или вообще идти прямо до Сен-Пьера с неполной командой, а уже там набирать людей. Всё было бы лучше, чем этот сброд в команде.

— Ладно… — выдохнул я, пытаясь успокоиться.

— Не кипятись, Андре, нормальные мужики, — сказал боцман мне в спину, когда я уже развернулся, возвращаясь к шеренге.

— Слушайте сюда! Правила на борту простые! Никаких драк, все конфликты решаются на берегу! Никаких азартных игр! Кража у своих карается смертью! Утаил добычу — смерть! Дезертирство — смерть или высадка на необитаемый остров! — объявил я, глядя на понурые пропитые рожи.

Настроение и у меня было понурым, совсем никудышным. Особенно когда, как я заметил, что за нами наблюдают с «Дофина», от этого стало совсем тошно. Но после того, как я ожёг любопытствующих злым взглядом, те поспешили убраться подальше.

Потом два матроса вынесли на палубу стол, Андре-Луи сходил за чернилами и бумагой, и каждый из новобранцев подписал наше шасс-парти. Вернее, подписал только один, желтомордый, а все остальные просто поставили крестики там, где я им указывал. Они по очереди подходили, называли свои имена, а я записывал их на бумаге. Так было проще и быстрее.

После того, как последний крестик оказался на бумаге, новобранцы в сопровождении боцмана отправились на нижнюю палубу, знакомиться с остальной командой, а я дождался, пока высохнут чернила, и унёс документ в свою каюту. Взаимоотношения новичков и старых флибустьеров меня не интересовали. Пусть вливаются в команду, даже такие люди могут пригодиться, на корабле почти всегда есть работа. А даже если работы нет, то палуба сама себя не надраит, а канаты не сплетутся. Сейчас Гайенн распределит их по разным вахтам, снова перемешивая состав, как бетономешалка перемешивает цемент, щебень, песок и воду в однородную массу. Так и новички с ветеранами должны стать одной командой.

Я лёг спать с надеждой, что завтра наступит новый день, который будет лучше, мы снова выйдем в море, но что-то мне подсказывало, что пока «Дофин» висит у нас на хвосте, лучше не будет.

Глава 21

Утром мы отчалили без всяких происшествий, если не считать за происшествие мелкий моросящий дождик, так и норовивший залезть холодной лапой за шиворот. Но это так, мелкая досадная неприятность, вроде москитов или камешка в сапоге. Главное, что со всем остальным был полный порядок.

Подняли якорь, поставили паруса, взяли курс прямо на запад, вдоль протяжённого берега, на котором высились горные склоны, укрытые зелёным покрывалом джунглей. «Дофин» продолжил следовать за нами, на этот раз идя почти наравне, попутный ветер позволял нам почти не сбавлять ход.

Теперь нужно было пройти Наветренный пролив, в котором нас тоже могли поджидать. И испанцы, и пираты, и вообще кто угодно. Поэтому я решил держаться поближе к берегу Испаньолы. Сомнительное решение, конечно. В многочисленных заливах и бухтах могли прятаться целые эскадры пиратов, но мы всё-таки находились возле французской части острова, и я сильно сомневался, что кто-то посмеет на нас напасть.

А после того, как пройдём Наветренный — выйдем дальше в море, прочь от всех островов и посёлков, и пойдём напрямик к Сен-Пьеру. Так будет безопаснее, хотя мы всё-таки будем пересекать несколько торговых путей, испанских и голландских. Нам путь предстоял совсем неблизкий, километров на триста дальше, чем если бы мы пошли вдоль северного берега Испаньолы. Но зато через безлюдную и пустынную местность, а значит, нас там вряд ли будут поджидать.

Собственно, нападения я не боялся, понимая, что «Поцелуй Фортуны» может отбиться от почти любого преследователя, а если не отбиться, то удрать. Но то бригантина, опасная, маленькая и юркая, как молодая щука. А вот флейт, беззубый и тихоходный, вообще ничего не сумеет сделать в бою, и поэтому вынужден был держаться к нам максимально близко, будто застенчивый ребёнок хватается за юбку матери. Ну а мы были вынуждены постоянно его ждать. И если вдруг нападение всё-таки произойдёт, то нам придётся вступать в бой, задерживая вероятного противника, пока «Дофин» будет улепётывать, сверкая пятками. Незавидная роль для нас, но другого выхода я не видел.

Мы, наконец, обогнули Испаньолу с запада, прошли мимо безымянного маленького островка между Испаньолой и Ямайкой, а затем круто повернули к юго-востоку. Впереди лежал бескрайний простор открытого моря, и мы смело отправились прямо туда, в синюю неизвестность.

Я, пожалуй, ни разу ещё за всё время, проведённое здесь, не отходил в море настолько, чтобы берег скрывался из вида. Всегда на горизонте маячила какая-нибудь земля, хотя бы в виде тонкой серой полоски. Теперь же впереди не было ничего, кроме синих волн и серого неба, сливающегося с морем в одно целое. Стало страшновато, но я надеялся, что мы сможем точно определить широту и скорректировать курс в нужный момент. В конце концов, у нас тут было два капитана и штурман, уж хоть кто-нибудь да сумеет.

Ветер вновь переменился, снова пришлось идти галсами, а значит, идти придётся ещё дольше. Я уже несколько раз успел пожалеть, что вообще согласился на эту работу, и не сомневался, что пожалею ещё. Время тянулось ужасно медленно, даже при том, что я сам регулярно стоял на вахте вместе со всеми, а периоды вынужденного безделья забивал обучением юнги, заботой о раненых и фехтованием.

Спустя два дня такого путешествия мы попали в штиль.

Сперва ветер становился всё слабей и слабей, едва наполняя наши паруса, так, что мы тоже тащились, как беременная черепаха, а потом он исчез вовсе. Паруса обвисли безжизненными тряпками.

На горизонте вокруг было только безмятежное море, на небе — ни облачка, и только «Дофин» в паре кабельтовых от нас нарушал целостность этого пейзажа. С такими же обвисшими парусами. Дневной зной вдруг показался чуть более палящим.

Матросы поглядывали то друг на друга, то на меня, то на боцмана, который ходил по шкафуту, тихонько что-то насвистывая и похлёстывая себя палкой по ноге.

— Месье Гайенн! — позвал я.

Старик обернулся, поправил обвисшую шляпу, заковылял на корму.

— Кличете ветер? — хмыкнул я, когда он подошёл ближе, так, чтобы можно было спокойно друг друга слышать.

— Маленько, — сказал он.

— Надолго штиль, как считаете? — спросил я, обмахиваясь шляпой от жары.

— Может и надолго, — пожал плечами боцман. — Как повезёт.

— Если в течение часа ветра так и не будет, то распорядитесь давать воду порциями, — скрепя сердце, произнёс я. — Пополам с ромом.

— Как скажете, кэп, — кивнул он. — Команде это не понравится.

— Ещё меньше ей понравится, когда вода закончится совсем, и мы начнём сходить с ума от жажды, — отрезал я.

— Больно уж вы перестраховываетесь, кэп, — хмыкнул боцман.

Я не стал ему рассказывать про все страшные истории, которые читал и слышал, как люди начинают пить морскую воду от жажды, а потом у них отказывают почки, и всё тому подобное. И содержание знаменитой песни пересказывать тоже не стал, надеясь, что до этого дело не дойдёт. Думаю, боцман и сам знал достаточно много похожих историй.

Через час ветер так и не появился. Почти неподвижная водная гладь походила на зеркало, красно-оранжевое в лучах заходящего солнца, и я счёл бы это безумно красивым, если бы не тот факт, что мы застряли в деревянных скорлупках вдали от любой суши.

Команде сообщили, что вода теперь выдаётся порциями, трижды в день. Поворчали, было заметно, что почти все с этим несогласны, но высказывать недовольство в открытую никто не стал. Пока порции не уменьшились до глоточка в день, а бочки с водой не закрыты на замок и к ним не приставлен вооружённый охранник, всё будет в порядке.

На «Дофине» спустили шлюпку, и я сперва думал, что Ладрон решил наведаться в гости, но нет. Флейт, к моему удивлению, взяли на буксир, и на вёслах медленно подтащили ближе к «Поцелую Фортуны». На этот раз, к моему облегчению, не вплотную, так что флейт не возвышался над нашим бортом, а покоился на воде метрах в десяти от нас. Можно было спокойно перекрикиваться друг с другом.

Я, впрочем, старался не обращать внимания на маячащий поблизости «Дофин», пытаясь заполнить тоскливое ожидание работой, а когда работа кончалась, то я переходил к долгим и изматывающим тренировкам, но вскоре от них пришлось отказаться. После нескольких часов фехтования жутко хотелось пить, а воды становилось всё меньше и меньше, тем более, что через пару дней штиля порции пришлось урезать.

Слава Богу, что ночью от перепада температур выпадала роса, которую я тут же приказал собирать тряпками. Жажда стала постоянным спутником каждого из нас, а меня всё чаще начали посещать мысли про то, какой бесславный конец будет, если мы подохнем здесь от жажды и зноя.

Матросы и офицеры тоже были недовольны. Безделье это воистину игрушка дьявола. Несколько раз на баке едва не вспыхнула драка, к счастью, каждый раз конфликт удавалось гасить до того, как он перерастёт во что-то большее.

Я пытался припомнить все морские суеверия насчёт призывания ветра, но, кроме свиста на борту, ничего не мог вспомнить, а боцман и так почти всё время тихо посвистывал, гуляя по палубе. В эти поверья верилось не особо, но моряки относились к ним с уважением и даже пиететом, и это отношение невольно передалось и мне. Однако, при всём уважении, моё терпение кончилось, и, в конце концов, я вышел на корму, повернулся лицом к морю и залихватски свистнул, распугивая чаек и заставляя каждого из присутствующих вздрогнуть от неожиданности.

Громкий и протяжный свист далеко пронёсся над зеркальной гладью воды. Я облизал пересохшие губы и свистнул ещё, резко, по-разбойничьи.

Боцман, подошедший сзади, тронул меня за плечо.

— Шторм накличете, капитан, — покачал он головой.

— Да хоть бы и шторм, — ответил я.

Хоть ураган. Я буду рад, если с неба упадёт хоть капля пресной воды, а ветер снова наполнит паруса и потащит нас к заветной Мартинике. Мне отчаянно хотелось поскорее добраться в Сен-Пьер, получить обещанные луидоры и распрощаться с Ладроном, «Дофином» и неприятной обязанностью его сопровождать.

Глава 22

И даже после этого шторма не случилось. Хотя жаркая безветренная погода стояла уже чудовищно долго, и массы испарённой воды непременно должны были собраться в громадную тучу, чтобы обрушиться вниз, возвращаясь туда, откуда пришли.

Порции воды пришлось урезать ещё, выдавая всего полпинты в день, и матросы откровенно роптали. Особенно новички, имевшие довольно смутное представление обо мне, и видящие, что всё, что им про меня рассказывали, как-то не очень вяжется с тем, что происходит. Ни себе, ни офицерам никаких поблажек не делалось, в этом плане абсолютно все были равны, кроме раненых. Раненые получали двойную норму, на этом мне всё-таки пришлось настоять.

Ещё через какое-то время с «Дофина» просигналили, что капитан Ладрон желает меня видеть. Лично я никакого желания общаться с ним не испытывал, но скука и любопытство победили, и я приказал спускать шлюпку.

На всякий случай я взял с собой Мувангу, и мы вдвоём перебрались на флейт. Меня проводили в капитанскую каюту, Муванге пришлось остаться снаружи, мол, не положено. Я шепнул ему, чтобы он постарался разузнать, что всё-таки находится в трюме «Дофина». Вряд ли у него получится, но вдруг.

Каюта капитана на флейте напомнила мне каюту «Ориона», такая же тесная и маленькая, всё полезное пространство использовалось для грузов, а о комфорте никто и думать не смел. Ладрон сидел за столом, что-то черкая на бумаге, и увидев моё появление, жестом пригласил меня сесть. Я уселся на колченогий табурет, заранее чувствуя раздражение и злость.

— У нас кончается вода, месье Грин, — сообщил он, облизывая растрескавшиеся губы.

— Выдавайте порциями, — хмыкнул я. — Причём здесь я? Вы хотели меня видеть, только чтобы сообщить это?

— Это ваша вина, — уставился на меня Ладрон.

Остро захотелось пробить ему в череп.

— Можете ещё обвинить меня в том, что солнце встаёт по утрам, месье Ладрон, — пожал плечами я, кое-как сдержав резкие слова, рвущиеся наружу.

— Если бы мы шли северным берегом, как и собирались, ничего этого бы не произошло, — заявил он.

— Если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой, — хмыкнул я.

— Всё смеётесь. Не смешно, — буркнул Ладрон. — Мы все умрём здесь по вашей вине.

— Вы моряк, Ладрон, или кисейная барышня? — фыркнул я. — Возьмите себя в руки, чёрт побери!

Он будто и не услышал моих слов.

— Я пишу письмо месье Бартоли, — сообщил он. — В котором подробно расскажу обо всём, что вы сделали не так. Вам это понятно?

Я расхохотался. Будто мне вообще было какое-то дело до мнения месье Бартоли.

— Много на себя берёте, Ладрон, — сквозь смех произнёс я.

— Я чувствую, что обязан это сделать, — заявил он.

— Вы забываетесь, Ладрон, — я встал, опираясь руками на его стол и нависая над ним. — Забываете про то, что я не только французский корсар, но ещё и бесчестный пират, и могу в два счёта захватить ваш флейт, а вас заставить плясать джигу, болтаясь на рее, вместе со всей остальной командой.

— Это угроза? — к моему удивлению, Ладрон спокойно поднял взгляд на меня. Наверное, смирился с тем, что погибнет от жажды.

— Это предупреждение, если вы вдруг забыли, о чём мы договаривались на берегу. В этой эскадре командую я, и если вам вздумалось поднять бунт, то и судить вас буду тоже я, судить как бунтовщика. А для них у меня одно наказание — смерть, — прорычал я.

— Прошу вас, капитан, покиньте мою каюту, — холодно произнёс Ладрон.

— С удовольствием, — точно таким же тоном ответил я. — Только не забывайте. Пока мы не дошли до Сен-Пьера — командую я.

Я вышел на палубу «Дофина», пристальным взглядом окидывая измученных зноем и жаждой матросов. Те напоминали сонных мух. У нас на бригантине ничего подобного не было, все старались держаться бодро, превозмогая трудности.

— Муванга! — позвал я. — Мы возвращаемся.

Негр подбежал ко мне, мы вместе спустились в шлюпку.

— Ну, чего увидел? — тихо спросил я, едва мы оттолкнулись вёслами от борта «Дофина».

— Я не поняль, трюм охрана стоит, — сказал он. — Мушкет держит, никого не пускает.

— Занятно, — хмыкнул я. — Интересно даже, что у него в трюме.

— Не знаю, — сказал Муванга. — Золото?

— Может и золото, — хмыкнул я.

Было бы неплохо это выяснить, Ладрон ни за что не скажет добровольно. Но случай может и не представиться.

Мы вернулись на бригантину, шлюпку втащили наверх, закрепили на положенном месте. Ветра так и не было. Где-то вдалеке, у самой линии горизонта, собирались белые облачка, но не более. Значит, там движение воздуха всё-таки было, и ветер был. Я повернулся туда и снова пронзительно свистнул.

Море подёрнулось лёгкой рябью, я почувствовал слабое мимолётное касание ветерка на щеке. По спине пробежал холодок.

— Ветер! — заорал я.

Флибустьеры радостно завопили, повскакивали со своих мест, принялись ставить паруса, натягивая их как можно сильнее, чтобы даже самый слабый ветерок мог их наполнить и повести бригантину вперёд. Матросы на «Дофине», разумеется, слышали всё, и тоже начали ставить свои паруса.

Настроение вмиг изменилось, все моментально стали бодры и веселы, будто и не провели столько времени на неподвижном корабле, страдая от жажды и жары. Я тоже чувствовал возбуждение, все нервы натянулись до предела, словно бы я был ребёнком в новогоднюю ночь и ждал, когда ко мне придёт дед Мороз. Оба корабля наконец-то снова двигались.

Но радость от долгожданного ветра омрачал тот факт, что на горизонте за кормой начинали сгущаться чёрные тучи, и боцман, кажется, оказался прав. Я всё-таки перестарался и накликал шторм.

— Крепите всё, скоро будет буря! — прокричал я. — Пустые бочки выносите на палубу!

Ветер крепчал, становился порывистым, но даже так он был долгожданным подарком судьбы, а измученные бездельем моряки охотно работали с парусами. Хотелось как можно скорее выбраться из этого пустынного и безлюдного моря, снова увидеть зелёные холмы здешних островов, ступить на твёрдую землю и хорошенько напиться в прямом и переносном смыслах.

Вскоре тучи сгустились и над нами, крупные тяжёлые капли забарабанили по палубе, а резкие порывы ветра едва не сдували шляпы и треуголки с моряков. Многие ловили дождевые капли ртами, охотно подставляя лица тёплому дождю. Как мало человеку нужно для счастья.

Быстро темнело, но не из-за того, что солнце садилось, а из-за того, что всё небо от края до края быстро затягивалось чёрными тучами. Сверкнула белая молния, но удар пришёлся куда-то далеко, гром, похожий на несколько пушечных залпов, раздался только спустя несколько секунд. Я вдруг подумал, что мы с нашими мачтами оказываемся идеальной мишенью для молнии, и было бы очень некстати, если одна из них ударит в корабль. Ладно хоть мачты и корпус не железные.

Высокие волны одна за одной разбивались о форштевень, разлетаясь на мириады брызг и прокатываясь по палубе, не успевая стекать в шпигаты. Вскоре даже ходить по палубе пришлось, держась за что-нибудь, чтобы тебя вдруг не сбило с ног очередной волной. Ладно хоть волны били не в борт, рискуя нас опрокинуть или смыть к чёртовой матери половину команды, а разбивались о нос.

«Дофин» ощутимо отставал, но мы не могли даже притормозить, не рискуя безопасностью «Поцелуя Фортуны», а для меня всё-таки моя команда была ценнее любых луидоров и таинственных грузов. Оставалось только надеяться, что флейт не потеряется в этой буре и не утонет.

Я лично стоял за штурвалом, удерживая бригантину носом к волне, подставляя лицо хлёстким струям дождя и порывистому ветру, и смеялся в лицо опасности. После стольких дней вынужденной остановки я был счастлив снова держать тяжёлый штурвал и вести «Поцелуй Фортуны» сквозь бурю и ветер.

Снова белой вспышкой сверкнула молния, оглушительный раскат прогремел сотней пушечных выстрелов.

— Глядите! «Дофин»! — сквозь завывание ветра до меня донёсся крик одного из матросов, и я невольно обернулся.

Молния ударила прямо в грот-мачту, дерево загорелось изнутри, один из штагов лопнул, мачта накренилась вместе с парусами. Несколько марсовых упали в воду, я чётко видел их маленькие фигурки, ясно понимая, что они обречены. Я боялся даже представить, что сейчас творится на «Дофине».

Штурвал резко дёрнуло, я едва сумел удержать корабль на курсе, и вынужден был оставить наблюдение за вверенным мне флейтом, переключаясь на более важное, на спасение наших собственных шкур. А обездвиженный и беспомощный «Дофин» так и остался болтаться на чёрных высоких волнах, будто бумажный кораблик, пущенный по бурному весеннему ручейку.

Глава 23

Спустя несколько часов шторм закончился столь же резко, как и начался. Вместо свистящего порывистого ветра задул лёгкий бриз, ласково треплющий волосы и уверенно наполняющий паруса. Именно тот ветер, которого мы так долго ждали.

И как только опасность миновала, я приказал поворачивать назад, на поиски «Дофина». После тяжёлой борьбы со стихией все были вымотаны, и я тоже, но и оставлять Ладрона на произвол судьбы мне не позволяла совесть. Всё-таки, я поручился, что доведу этот несчастный флейт до Мартиники.

Будь мы одни, я бы немедленно повернул на север, к Испаньоле и Пуэрто-Рико, набрать пресной воды, отдохнуть, привести корабль в порядок. Но мы были не одни, и «Дофин» мог именно в этот момент идти ко дну, надеясь только на наше возвращение, так что мне было нужно отправиться на его поиски хотя бы для собственного успокоения. И чтобы моя совесть перед месье Бартоли была чиста, мол, разметало штормом, пытались искать, не нашли, мои пардоны, на всё воля Божья.

Команда, впрочем, такому решению не обрадовалась. Пришлось даже напомнить им про деньги, которые мы получим, если приведём флейт в Сен-Пьер, и только после этого они, и то крайне неохотно, согласились повернуть назад. Я их заверил, что если в течение дня «Дофин» не найдётся, то мы пойдём за водой к ближайшему острову и там остановимся на ремонт. Такое решение устроило уже абсолютно всех.

Юнгу с подзорной трубой снова отправили на мачту, обозревать окрестные воды, но я, если честно, и не надеялся на результат. Проще было бы найти иголку в стоге сена. Бескрайний пустынный простор, где нет ничего, кроме искрящихся волн и ряби на воде, от которой начинают болеть глаза. Нас ещё и отнесло на добрый градус к югу, я перепроверил несколько раз и даже попросил Клешню измерить широту. А это больше сотни километров. Шторм разыгрался нешуточный, а «Дофина» могло унести совсем в другую сторону.

— Видно чего? — окликнул я, высоко задирая голову.

Мальчишка сидел на салинге с моей подзорной трубой и медленно осматривал горизонт.

— Нет, месье! — отозвался он.

— Увидишь чего, кричи сразу же! — ещё раз напутствовал я.

— Да, месье! — крикнул он.

Я даже и не надеялся, что «Дофин» покажется где-то на горизонте. Скорее всего, он ушёл на дно, пуская пузыри, и я по такому исходу даже не горевал, он успел мне изрядно надоесть за это время. Мы рыскали по открытому морю уже несколько часов, и я мысленно был готов уже отдать приказ об отходе, как с мачты донёсся звонкий голос Андре-Луи.

— Кажется, вижу! Четыре румба вправо! — закричал он. — Он без парусов!

Он ловко спустился на палубу, указал рукой в ту сторону. Я же, сколько ни вглядывался, пока не видел ничего.

— Вы слышали приказ, мистер Келли, поверните уже штурвал! — произнёс я.

Вскоре несчастный корпус «Дофина» оказался виден и с палубы, и зрелище это ужасало. Шторм нисколько его не щадил.

Половина моей команды прильнула к фальшборту, разглядывая повреждённый флейт, и мне даже пришлось растолкать нескольких, чтобы протиснуться и посмотреть самому. Ни одной уцелевшей мачты не осталось, видимо, падая, грот-мачта зацепила ещё и фок, и потянула за собой весь такелаж. Не повезло.

Матросы «Дофина» радостно вопили, завидев наше приближение, и я их прекрасно понимал, бедолаги, наверное, совсем уж отчаялись. А я размышлял, что нам вообще можно сделать и как поступить. Вряд ли это корыто дотянет хоть до какого-нибудь острова, даже на буксире.

Мы приблизились к «Дофину» почти вплотную и убрали паруса. Главное теперь случайно не стукнуть его при швартовке, не то этот флейт наверняка отправится в сундук к морскому дьяволу.

А швартоваться придётся, другого выхода я не видел. Пришвартоваться, перегрузить содержимое трюма на «Поцелуй Фортуны», забрать остатки команды и доставить всё на Мартинику, а дальше пусть уже делают что хотят.

На «Дофине» безостановочно работали помпы, не останавливаясь ни на секунду, доски местами разошлись настолько, что я не понимал, каким чудом вообще корабль держится на воде. Похоже, что исключительно за счёт морально-волевых.

Максимально аккуратно мы подтянули бригантину к высокому борту «Дофина», нам бросили сходни, и я поднялся на палубу, усеянную щепками и обрывками пеньки. Усталые, шатающиеся матросы глядели на меня с надеждой, будто бы я мог взмахом волшебной палочки починить их корыто.

— Где ваш капитан? — спросил я.

— Там, в каюте, — просипел один из моряков.

— Шон, дай этим беднягам воды! Два добровольца на помпу, месье Гайенн, назначьте двоих! — приказал я и направился в капитанскую каюту, где я не так давно имел не самый приятный разговор с месье Ладроном.

Капитан Ладрон был пьян. Он валялся на узком рундуке, балансируя на самом краю и одной рукой держась за пол.

— Ладрон! Вставайте! — резко приказал я.

— А? Сгинь… — протянул тот.

— Вставай, ты, пьяное животное! Ты угробил корабль! — рявкнул я.

— Подите прочь… Оставьте меня… — простонал он.

Мне остро захотелось дать ему пощёчину, чтобы привести в чувство, но я знал, что могу не сдержаться и ударить сильнее необходимого.

— Поосторожней с желаниями, Ладрон, они могут сбыться, — хмуро произнёс я. — Мы перегрузим всё на «Поцелуй Фортуны».

— Что? Месье Грин? — дошло до него наконец.

— А вы кого ожидали увидеть, деву Марию? — буркнул я. — Собирайтесь, надо перебираться на бригантину.

— Нет! Нет-нет! Никак нельзя, строго запрещено! — вскинулся Ладрон, поднимаясь на своём ложе и протирая глаза.

— Ваше корыто держится на воде одним лишь чудом, — сказал я.

— Мы его починим! Вы же теперь здесь! Починим и пойдём дальше! — протараторил он.

— Боюсь, у вас не выйдет, — хмыкнул я.

— Наш груз должен оставаться на «Дофине»! Это прямое указание месье Бартоли! — возразил капитан Ладрон.

— «Дофин» не дойдёт при всём желании. Уж поверьте, мне менее всего хочется брать вас и ваш груз к себе на борт, — хмуро сказал я.

— Если у нас нет другого выхода… — вздохнул он.

— Нет, — отрезал я. — Возьмите себя в руки, чёрт побери.

Ладрон, краснорожий, пьяный, кое-как встал со своего рундука, служившего ему постелью, отпер замок, принялся неловко рыться внутри, бормоча что-то себе под нос.

— Жду вас снаружи, — сказал я.

Я быстро вышел, окидывая разруху на палубе сосредоточенным взглядом. Флейт, разумеется, был гораздо грузоподъёмнее, чем наша бригантина, но, судя по его осадке, его трюм был заполнен не до конца. Нам же лучше.

— Перегружайте, — скомандовал я.

Матросы «Дофина» и мои флибустьеры начали спускаться вниз, а я уселся на пустую бочку, подумав вдруг, что лучше бы Андре-Луи ничего не увидел и мы вернулись бы на Тортугу.

Вскоре на палубу начали выносить заколоченные ящики без каких-либо опознавательных знаков или подписей. Либо контрабанда, либо ещё что-нибудь незаконное. Ни малейшего желания заглядывать внутрь ящиков у меня не было, хотя я понимал, что парней снедает любопытство.

— Тяжёлые, дьявол их раздери, — буркнул Гастон, на пару с Йоханом вытаскивающий один из ящиков. — Крепче держи!

Йохан, ещё не вполне выздоровевший после ранения, свою сторону ящика не удержал, и ладно хоть уронил не себе на ноги, а просто на палубу. Ящик треснул, голландец прошипел какое-то ругательство на родном языке.

— Нормально у вас всё? — крикнул я издалека.

— Нормально, кэп! — отозвался Йохан.

— Твою мать! — воскликнул Гастон, и я спрыгнул с бочки, готовый к любому исходу. — Кэп, смотри, это же…

— Золото, — хмыкнул я, подойдя поближе и тоже заглянув в разбитый ящик. — Индейское.

Золотые статуэтки нельзя было спутать больше ни с чем, индейскую работу трудно не узнать, европейцы такого не делают. Ольмеки, тольтеки, чучмеки, без разницы кто, я видел характерные узоры, оскаленные зубы, короны из перьев, завитушки и скуластые лица, которые точнее любого искусствоведа говорили мне, что это золото когда-то принадлежало местным аборигенам.

Глава 24

Теперь нежелание Ладрона переносить груз на «Поцелуй Фортуны» было яснее ясного, и вооружённая охрана, про которую говорил мне Муванга, перестала быть такой таинственной. Да и острое желание испанцев перехватить «Дофина» становилось понятным. Я бы тоже захватил этот несчастный безоружный флейт без лишних вопросов, зная, что его трюм набит золотом. Тысяча луидоров по сравнению с той выгодой, которую получит за него Бартоли в Европе — просто пыль. А золото ещё и в виде изделий, в моём времени любой коллекционер душу бы продал хотя бы за одно. Тем более, что в Европе всё это переплавят в безликие слитки.

— Тащите на бригантину, парни, поживее, — сказал я.

Йохан и Гастон переглянулись, кивнули и понесли тяжёлый ящик будто с удвоенными силами.

Да уж. Не было печали. Если в каждом из этих ящиков — золото, то у нас на борту окажется целое состояние. И которое всё равно принадлежит не нам. Портить отношения ещё и с месье Бартоли, портить свою репутацию и снова становиться вне закона мне совсем не хотелось, но команда… Команда не поймёт. Я видел, как сверкали глаза у всех, кто видел этот золотой блеск. Мысленно это золото уже принадлежит им. Да и я понимал, что вот оно — решение всех моих проблем, только руку протяни, несметное богатство, которое даст и титулы, и землю, и знакомства, и вообще всё, чего пожелает душа.

Вот только я знал пиратов и знал, что богатство, которое свалилось вот так внезапно, как снег на голову, до добра не доводит. Поэтому на душе у меня скребли кошки, и я хмуро продолжал наблюдать за погрузкой. Слух про золото уже прошёлся по кораблю быстрее, чем верховой пожар, и флибустьеры работали охотно и быстро, в отличие от команды «Дофина», которые теперь украдкой переглядывались, не зная, чего ждать дальше. Зато я знал. Если что вдруг, то все они пойдут на корм рыбам, свидетелей здесь принято убирать.

Ладрон наконец-то вышел на палубу, стараясь держаться прямо, с каким-то свёртком под мышкой и судовым журналом в руках. Вот его бы я с удовольствием заставил пройтись по доске, даже несмотря на содержимое трюма и всё остальное, просто он был мне максимально неприятен.Он тоскливо смотрел на разрушенный флейт, словно запоминал всё напоследок.

— Прошу на борт, месье Ладрон, — хмыкнул я, неприязненно глядя на него.

Он ничего не ответил, только скользнув по мне затравленным взглядом. Если раньше мы были более-менее равны, то теперь он становился полностью зависимым от меня и моей доброй воли и чуял, что ничего хорошего от этого ждать не стоит.

— Где мне расположиться? — обернулся он уже на сходнях.

— На баке, разумеется, — сказал я.

Размещения в собственную каюту или в кают-компанию он не заслуживал. Несколько дней потерпит и там, среди простой матросни. Я ожидал, что Ладрон попытается возразить, но он только вздохнул, опустил голову и пошёл куда сказано.

Слава богу, что флейт был загружен не полностью и мы быстро смогли перетащить содержимое его трюма на «Поцелуй Фортуны», который потихоньку просаживался в воде всё глубже и глубже. Заколоченные ящики расположили в самой глубине нашего трюма, запасы провизии и всё остальное забрали тоже, оставили только ненужную пеньку, остатки парусины и балласт. Личные вещи каждый из матросов взял с собой, и только после этого несчастного «Дофина» пустили на дно, проломив днище топорами.

Мы отвели бригантину чуть поодаль, несколько минут понаблюдали, как пузатый флейт с обломанными мачтами и разошедшимися досками погружается под воду, пуская пузыри и создавая маленькие водовороты. Крысы, жалобно пища, выскакивали на палубу, взбирались по остаткам рангоута как можно выше, спасаясь от гибели, вплавь пускались к «Поцелую Фортуны», как к единственному возможному источнику спасения, но для них это расстояние было слишком велико, и они тонули вместе со своим старым жилищем. Я заметил, как Ладрон украдкой смахивает пьяную слезу, вцепившись ладонями в планширь.

— Сколько вы прослужили на нём, Ладрон? — спросил я.

— Что? — мой голос будто выдернул его из каких-то грёз. — Шестнадцать лет. Из младших офицеров.

Солидный срок для моряка. И какая бесславная и страшная гибель для корабля.

Я хотел сказать, что мне жаль, но понял, что не хочу врать, и промолчал.

— Вам не понять, — он махнул рукой. — Вы на своих кораблях как наездники, захотел — поменял, не понравилось то — поменял на другой, это не устроило — поменял на ещё один. А для нас это дом. Больше, чем дом.

— Прекращайте рыдания, Ладрон. Возьмите себя в руки, — холодно ответил я.

Он в последний раз взглянул на тонущий флейт, от которого по воде расходились круги, развернулся на каблуках, и устремился на бак.

Мы наконец-то снова были в пути, свежий ветер гнал нашу бригантину на восток, к Мартинике, одной из самых старых колоний Франции на архипелаге и одному из важнейших форпостов на пути в Европу. И чем ближе мы приближались к Сен-Пьеру, тем мрачнее были мои мысли.

«Поцелуй Фортуны» по-прежнему шёл через пустынный и безлюдный участок Карибского моря, вдали от всех торговых путей и возможных пиратских гнёзд, шёл быстро и ходко, я не сомневался, что он сумеет уйти от любого преследователя, но на душе у меня всё равно было неспокойно. В первую очередь от того, что мы шли с перегрузом и в жуткой тесноте. Никогда ещё я не видел на своём корабле столько людей, более того, незнакомых людей, пусть даже они почтительно снимали шляпы при моём появлении на палубе и заискивающе улыбались.

Всякий раз, выходя из своей каюты, я неизменно встречал хотя бы одного нового человека, и всякий раз я задавал один и тот же вопрос на который слышал один и тот же ответ.

— Жак Перье, месье, я с «Дофина». Луи Бофор, месье, я с «Дофина». Жан Тестю, месье, я с «Дофина», — отвечали они, и менялось только имя, которое они называли.

Их, конечно, было меньше, чем флибустьеров, я бы не допустил численного перевеса не в свою пользу, пусть даже мы были вынужденными «друзьями», но их было достаточно, чтобы это напрягало и меня, и всех остальных.

Спустя пару дней такого путешествия ко мне в каюту постучали.

— Кто? — рявкнул я сквозь закрытую дверь.

— Свои, — раздался приглушённый голос Шона Келли.

— Заходи, — отозвался я.

Ирландец вошёл, откидывая чёрные пряди с изуродованного лица, за его спиной я увидел маячащего Клешню, который хмуро поглядывал на роскошную обстановку капитанской каюты.

— Слушаю вас, джентльмены, — сказал я, отрываясь от писанины и откладывая перо.

Клешня закрыл дверь за собой.

— Как бы тебе сказать, капитан… — протянул Шон.

— Говори как есть, — пожал плечами я.

— Зачем ты, месье капитан, с этими сосунками возишься? — хмыкнул Клешня.

Так-так. Ожидаемо.

— Затем, месье Клешня, чтобы высадить их на Мартинике, как и было обговорено, — в тон ему произнёс я.

— Чушь собачья, — фыркнул он.

— Жак, помолчи, — буркнул Шон, подняв вверх обе ладони.

— Да чёрта с два! — воскликнул Клешня. — Что это за новости?! Может, мы этим ублюдкам ещё и с собой в дорогу денег дадим? Может, мне им жену свою положить? Капитан, это не дело! Где это видано?!

— Тихо, — прорычал я, поднимая на штурмана тяжёлый взгляд.

Клешня заткнулся, но по его лицу было видно, что он ещё очень многое хочет высказать. Возможно, даже то, о чём может пожалеть, но его всё равно распирало от желания выплеснуть накопившееся недовольство.

— Ты, Клешня, не забыл, кто мы теперь такие? Мы, чёрт побери, французские корсары, с королевским патентом, — холодно произнёс я. — А они — французские подданные.

— Плевать, — заявил он. — Сегодня один патент, завтра другой, в чём проблема?

— Хочешь, чтобы за нами вся Тортуга сезон охоты открыла? — спросил я.

— С чего вдруг? Кто узнает-то? Концы в воду, и всё, мёртвые не болтают, — сказал он.

— И скольких ты готов убить? Этих, с «Дофина», ладно, допустим, все за борт шагнули, а из наших? Ставлю свою шляпу, спьяну хоть один, да проболтается, его убьёшь? — я засыпал его каверзными вопросами.

— Про жида не проболтались же, — хмыкнул он.

— Это ты так думаешь. Губернатор же откуда-то узнал и меня поздравил, — сказал я.

— Да и плевать, даже если проболтается кто, убью любого, — заявил он.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, Клешня, — сказал я. — Только я как раз думаю, как провернуть всё без лишней крови и в рамках закона, а вы мне, чёрт побери, мешаете!

Оба визитёра переглянулись, попятились к выходу, бормоча что-то несуразное.

— Ступайте, месье. И не надо лишней самодеятельности, она может быть наказуема, — сказал я на прощание.

Мои офицеры вышли, плотно закрывая дверь за собой, а я уронил лицо на руки, мучительно размышляя, как мне поступить.

Глава 25

Никаких хороших идей не было. Да и нехороших тоже. Вариантов, чтобы и рыбку съесть, и всё остальное, я попросту не видел.

Да, можно было сделать так, как хотел Клешня. Убить всех, поделить золото и исчезнуть, но меня, по очевидным причинам, такой вариант не устраивал.

Можно было довезти груз до Сен-Пьера, получить свои семьсот луидоров и уплыть восвояси, без денег, но с честью и осознанием выполненного долга. Вот только я понимал, что едва мы отойдём от берегов Мартиники, как ко мне в каюту нагрянет делегация недовольных матросов и живо заставит меня прогуляться за борт. Это в лучшем случае. В худшем случае они сперва поиздеваются, поджигая пятки или фитили между пальцев, и никакие прошлые заслуги меня не спасут.

В общем, куда ни кинь — всюду клин, и чем дольше я тянул с решением, тем ближе мы подходили к Мартинике, а чем ближе мы подходили к ней, тем злее поглядывала на меня команда. На меня и бывших матросов «Дофина». Лучше бы я и в самом деле оставил этот проклятый флейт на произвол судьбы. Так было бы лучше для всех, даже для Ладрона и его команды, ведь в руках пиратов их ждут мучения куда более страшные.

В конце концов, я поднялся из-за стола, взял лампу и пошёл на палубу, вновь сталкиваясь с незнакомыми матросами. Я направился в трюм, туда, где хранились те самые ящики. У нас на бригантине никакой охраны не требовалось, каждый знал, какое наказание ожидает за воровство у своих, а на корабле почти невозможно утаить что-либо от чужих любопытных взглядов, ты почти каждую минуту находишься на виду. Тем более сейчас, когда людей на «Поцелуе Фортуны» было почти вдвое больше обычного. Даже на гальюне приходилось соседствовать с кем-нибудь.

Я спустился во влажную темноту и прохладу трюма, заполненную бочками, ящиками и свёртками. Тусклый фонарь неохотно разгонял тьму, на самой границе света и тени что-то шебуршало и копошилось. Крысы обосновались и у нас. Я прошёл в самую глубину, где покоилось индейское золото, и мне почудилось на мгновение, будто я иду не в трюме корабля, а в глубоком склепе, и что во тьме копошатся не корабельные крысы, а неупокоенные мертвецы. Фонарь будто бы стал гореть ещё тусклее. Я аккуратно поправил фитиль.

Заколоченные ящики стояли друг на друге в несколько рядов, но я без труда нашёл тот, который Йохан с Гастоном уронили и расколошматили, выбитые доски никто так и не потрудился вернуть на место. Не знаю, что потянуло меня к этому ящику, возможно, мне казалось, что сам вид этих ящиков наведёт меня на мысль.

Я посветил фонарём вглубь ящика, золото блеснуло тёмно-жёлтым, словно глаза какого-то хищника. Повинуясь какому-то наитию, я сунул руку внутрь и достал первую попавшуюся статуэтку, в свете фонаря блеснули зубы и когти, и я едва не выронил её. Уродливый широкомордый ягуар с оскаленной пастью изготовился к прыжку, и я готов был поклясться, что видел эту же статуэтку там, на палубе, когда Гастон сломал ящик, только в тот момент этот ягуар был абсолютно спокоен. Я посветил внутрь ещё раз, пытаясь отыскать того,которого видел тогда, но тщетно. По затылку пробежал неприятный холодок, и я вернул статуэтку на место, прикрывая доской пролом в ящике.

Меня преследовало неприятное чувство, будто за мной следят, но я бы скорее списал это на мою извечную подругу-паранойю. Так или иначе, новых мыслей не появилось, и я поспешил обратно, почему-то ощущая себя вором на собственном корабле, вором, которого едва не поймали с поличным.

И не успел я подойти к выходу, как снаружи послышался истошный вопль.

— Капитан! Где капитан? Зовите капитана сюда, скорей! — закричал кто-то, и я перешёл на бег, выскакивая на палубу.

Под грот-мачтой в луже крови лежал переломанный матрос. Я растолкал собравшихся вокруг зевак, передал кому-то из них ненужный больше фонарь, присел на корточки рядом с пострадавшим. Это был Йохан. Он был жив, но я видел, что жить ему осталось недолго. Изо рта текла вялая струйка крови, обе ноги были сломаны, рана, которую я зашивал ему не так давно, снова открылась.

— Кэп… — простонал он, глядя мне в глаза. — Я ног не чувствую…

Я промолчал, понимая, что милосерднее всего будет добить несчастного голландца.

— Ты же врач, капитан! — воскликнул один из матросов. — Лечи его!

Я обернулся и покачал головой. Флибустьеры зашептались, некоторые поснимали шляпы, будто Йохан уже преставился.

— Что, не жилец я?.. — слабо улыбнулся голландец. — Обидно…

Он попытался усмехнуться, вместо этого поперхнулся, скривился от накатившей боли, снова застонал.

— Принесите его койку сюда, — приказал я.

— Да уж, не судьба мне золотишко это пропить… — скривился Йохан. — А я уж всё продумал, понимаешь, кэп?

— Тише, — сказал я. — Не трать силы.

— К чёрту. Всё равно помру, — возразил он. — Ног не чувствую. От пуза и ниже ничего не чувствую. Холодно.

Я не стал ничего отвечать, это было выше моих сил. С моими скромными познаниями нечего даже и пробовать. Тут и бригада квалифицированных хирургов, возможно, ничего бы не смогла поделать. Йохан уже был одной ногой в могиле.

Принесли гамак, разложили на палубе, и я столкнулся с тем, что не могу даже переложить раненого на гамак, не причинив ему вреда. Пришлось просить помощи у матросов, указывая каждому, что делать. Хотя я и так понимал, что мы сделаем только хуже, как бы мы ни старались.

— Аккуратно, одновременно, — сказал я, обхватывая Йохана за подмышки.

Мы приподняли его все вместе, положили на парусину, а потом подняли просто за углы гамака, и даже при таком идеальном исполнении Йохан не удержал стона.

— Куда? — спросил один из моих ассистентов.

Вариантов было немного. Либо на камбуз, оперировать и пытаться хоть как-то залатать его, с минимальным шансом на успех, либо на нижнюю палубу, оставлять его доживать последние часы в относительном покое. Снова непростая дилемма, снова решение на мне. Это начинало утомлять, но я взглянул на бледное лицо Йохана, на секунду задумался, чего хотел бы на его месте, понимая, что после таких травм даже в моём времени люди на всю жизнь остаются инвалидами.

— На камбуз, — приказал я. — Позовите Андре-Луи, скажите Доминику, чтоб кипятил побольше воды. Йохан, держись.

Как назло, единственного квалифицированного врача на «Дофине» во время шторма прибило падающей грота-реей, и я снова оставался единственным человеком на судне, который хоть немного смыслил в медицине. Если не считать Андре-Луи, который понемногу нахватался у меня всякого.

Мы спустились на камбуз, освободили стол. Йохан был ещё в сознании, и я заставил его выхлебать полную бутылку рома, что он с величайшим удовольствием и сделал.

— Помирать, так хоть навеселе, — простонал он, прежде чем осушить целую бутылку в несколько приёмов.

Я даже и не знал, с чего начать, поэтому дождался, пока Йохан допьёт ром и вырубится, и только потом принялся резать и шить. Можно сказать, что ему повезло, насколько это слово вообще применимо в данной ситуации, но он обошёлся без внутренних кровотечений и отделался только переломами. В любом случае, ходить он уже никогда не сможет.

Андре-Луи помогал мне уже не просто как принеси-подай, а как полноценный участник операции. Стыдно сказать, но я позволил ему гораздо больше, чем обычно, не из-за того, что он уже всё знал и умел, а из-за того, что не был вообще уверен в хорошем исходе. Но парень справлялся, и вполне неплохо, нам удалось вправить кости на обеих ногах, а затем он сам наложил шины. Я же тем временем занимался открывшейся раной, удаляя из неё всё, что могло привести к заражению. Йохан после бутылки рома и кровопотери мирно спал, лишь изредка рефлекторно дёргаясь от какой-нибудь внезапной боли.

Из головы у меня всё не выходил тот злобный оскал, что был изображён на ягуаровой морде. Может, именно из-за него всё и произошло. Может быть, это всё неспроста.

Глава 26

Провозились мы довольно долго, даже несмотря на то, что Йохан сегодня был единственным пациентом, а не как обычно это бывало. Когда всё закончилось, его перенесли на нижнюю палубу прямо в гамаке, а мы с Андре-Луи устало опустились на залитый кровью стол. Мы оба были вымотаны, сил и желания не было даже на то, чтоб разговаривать.

Тяжёлые мысли и плохое предчувствие меня так и не отпускали. И я догадывался, почему именно. Индейское, мать его, золото. Похоже, оно ещё никому не принесло счастья, ни испанцам, которые огнём и мечом проходили по индейским землям, ни флибустьерам, которые отбирали его у испанских купцов, ни команде «Дофина», которая должна была перевезти его в метрополию. И вероятнее всего, нам оно тоже не принесёт ничего хорошего. Вот только команде это вряд ли получится объяснить, даже на живых примерах. По-хорошему, надо бы от него как-то избавиться, и чем скорее, тем лучше.

Вот уж никогда не думал, что буду искать способы, как надёжно и безопасно избавиться от нескольких центнеров золота. Отчасти это было бы даже смешно, если бы не было так грустно и страшно. Да уж, не самая лучшая моя авантюра. Надо было верить своему предчувствию и не соглашаться вообще на эту работу, но лёгкие деньги поманили, и вот мы здесь, в полной заднице. Как всегда.

До Мартиники, слава Богу, было ещё несколько дней пути, так что небольшой запас времени у меня ещё оставался, хотя он и таял с каждой секундой.

В конце концов, после короткого отдыха я вышел на палубу, окидывая взглядом хмурые и сосредоточенные лица матросов. Каждый прекрасно понимал, что на месте Йохана мог бы оказаться любой из них. Хотя, на самом деле, было даже удивительно, что первое падение произошло только сейчас, я ожидал его гораздо раньше. На шхуне не приходилось так часто лазать наверх, в отличие от «Поцелуя Фортуны» с его прямыми парусами на фок-мачте, с которыми нужно было постоянно работать на высоте.

— Вижу парус! — пролетел над палубой звонкий голос вперёдсмотрящего.

Все моментально оживились, это был первый корабль за долгое время, показавшийся на горизонте, а это значило, что мы наконец выходим из этих пустынных вод. А вот враждебный он или дружелюбный — пока сказать было нельзя. Мы шли прямо к нему, наши курсы пересекались, так что встречи, если курс мы не изменим, не избежать.

— Сбавьте ход, господа, — приказал я.

С полным трюмом золота лучше не стоит нарываться на неприятности. Они, эти неприятности, скорее всего, найдут нас сами.

Мы зарифили несколько парусов, а я продолжил наблюдение за незнакомым кораблем через подзорную трубу. Ясно видно было только три мачты с прямыми парусами, корпус пока увидеть не получалось, как и каких-либо вымпелов, определяющих государственную принадлежность судна.

Я немного нервничал. Не факт, что мы сумеем оторваться от него в случае погони, с нашим-то перегрузом. Возможно, лучше будет попробовать вовсе уклониться от встречи. На том корабле нас тоже давно заметили, и, видимо, ждали, что мы предпримем.

— Мистер Келли, давайте-ка на три румба правее, — сказал я.

Самую малость изменить курс, повернуть и пройти у него за кормой. И разойтись, как в море корабли. Я внимательно наблюдал за каждым его манёвром, и как только «Поцелуй Фортуны» повернул, на грот-мачте незнакомца взвился белый флаг с лилиями. Французы. Можно немного выдохнуть. Самую малость выдохнуть, ведь с нашим грузом расслабляться нельзя ни на минуту.

— Поднимите флаг тоже, — приказал я.

— Наш? — спросил кто-то из матросов.

— Французский, дурья башка! — рявкнул я.

Вот было бы неловко поднять чёрный флаг в тот момент, когда мы, наоборот, хотим избежать встречи. А это я наконец сумел разглядеть незнакомый корабль во всей красе, и готов был спорить, что это не просто торговец или посыльный, это французский военный галеон, и кто знает, как бы он отреагировал на чёрный флаг.

Белый флаг с жёлтыми лилиями Бурбонов взвился на мачте. На галеоне тоже могли разглядеть нас во всей красе, и трудно было не узнать в нашей бригантине корсарское или пиратское судно. Патрулям и вспомогательным судам в этой части моря делать было нечего.

Я даже скрестил пальцы в отчаянной надежде, что галеон не заинтересуется нашим кораблём, мысленно приказывая ему просто уходить. Он и в самом деле не предпринимал никаких попыток выйти на перехват или просигналить нам какой-нибудь приказ, а просто шёл своей дорогой, будто величественный кит.

Только когда мы максимально сблизились, практически до пары кабельтовых, на галеоне бухнула пушка.

Я вздрогнул, ожидая свиста картечи или книппелей, разрывающих такелаж и разбивающих наш корпус в щепки и пыль, или даже плеска ядер, недолетевших или перелетевших из-за нерадивости или неудачи артиллеристов, но ничего из этого не произошло. Галеон просто приветствовал нас и французское знамя на нашей мачте.

— Дадим ответный салют? — крикнул мне Герард Ланге.

— Да, командуйте, — сказал я.

— Заряжайте, обезьяны безрукие! — рявкнул артиллерист.

Пара флибустьеров кинулась заряжать одно из бортовых орудий. Порох и пыж, ничего более, дать холостой залп, салютуя случайно встреченному соотечественнику. Я представил вдруг, как какой-нибудь болван заряжает вместо холостого залпа ядро или книппель и мы вместо приветствия атакуем этот галеон. А потом он топит нас ответным залпом из всех орудий. Вот будет умора.

Но вместо этого просто прогремел взрыв.

Бригантину тряхнуло, меня оглушило, я непонимающе схватился за планширь, диким взглядом озираясь по сторонам и пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь плотную завесу дыма и пыли. В ушах, будто набитых ватой, звенело, до меня донёсся чей-то далёкий вопль. Время будто замедлилось и тут же побежало снова.

— А-а-а-а-а! — дикий, полный искренней боли стон заполнил всё пространство вокруг.

— Пушку разорвало! — прозвучал другой вопль.

— Пожар! — заорал третий.

Я встрепенулся, кинулся туда, в гущу дымовой завесы. Под ногами хрустели щепки, сломанные доски, несколько раз пришлось перешагнуть через раненых. Просмоленные доски там, где находилась одна из наших пушек, горели. Началась суматоха, кто-то пытался сбить пламя обрывком парусинового чехла, который тоже начал тлеть.

— На помпу, живо! Выводите сюда! — заорал я. — Сбивайте пламя! Топоры! Где топоры?!

Несколько матросов побежали к помпе, начали качать забортную воду, заливая огонь морской водой, остальные принялись сбивать пламя чем попало, не давая распространяться огню. Пожар на корабле, пожалуй, самое страшное, что только может случиться. Всё просмолено, всё из дерева, пеньки и парусины, и корабль может вспыхнуть, как спичка, сгореть за считанные секунды. Особенно, когда огонь достигнет крюйт-камеры и воспламенит порох.

Проклятый галеон с его салютом, будь он неладен. Если выживем — никаких больше салютов. Пушки только для битвы. Для приветствий — флажки, и ничего иного.

Пламя понемногу сбивали и заливали водой, наконец, пожар удалось потушить, но разрушения были по-настоящему пугающими. Взрыв словно вырвал целый кусок из корпуса бригантины, и даже в морских боях «Поцелуй Фортуны» подобных повреждений не получал.

Троих убило взрывом на месте, и их обезображенные трупы почти невозможно было узнать, но я помнил, кто находился на том посту. Гастон, Фелипе и Герард Ланге. Ещё нескольких побило осколками и щепками, пятеро были серьёзно ранены, и нам с Андре-Луи снова прибавилось неприятной работы.

Самое жуткое в этом было то, что я понимал, из-за чего всё это произошло. И помнил, что именно Гастон уронил тот ящик, а теперь именно он заряжал этот холостой залп.

А галеон, как ни в чём не бывало, продолжил свой путь, превращаясь потихоньку в белую точку на горизонте.

Глава 27

«Поцелуй Фортуны» остался на плаву, и даже все повреждения легко устранялись прямо в море, но запах мокрой гари, казалось, пропитал всё судно от киля до клотика, и нигде от него было не укрыться. Будто бы он напоминал о произошедшем, вселяя в нас неприятное чувство досады.

Команда плотников стучала топорами, заделывая дыры в корпусе, разбирая пострадавшие части и меняя обгорелые доски на свежие. Только запах никуда не девался, и погибшие, завёрнутые в парусину, лежали на палубе как безмолвное напоминание. Я, как лев в клетке, ходил от бушприта до кормы и обратно, не в силах успокоиться. Слишком много совпадений, слишком много нехороших происшествий, чтобы посчитать их случайностью.

Так я своему помощнику и заявил, когда мы закончили починку, а мертвецов, как полагается, похоронили в море.

— Это всё не случайность, — безапелляционно заявил я, едва мы вошли в кают-компанию.

— Всякое бывает, — пожал плечами Шон, но без особой уверенности.

— Бывает, но это уже перебор, — сказал я. — Люди гибнут. Калечатся. Это всё не просто так.

— И в чём, по-твоему, дело? — спросил он.

— В золоте, в чём же ещё, — фыркнул я. — Не факт, что мы вообще хоть куда-то дойдём, пока оно у нас на борту.

— Чушь, — произнёс Клешня.

— Ещё слово, Жак, и я вышибу тебе мозги, я не шучу, — прошипел я. — Прошу пока по-хорошему, заткнись.

Клешня вскинул брови, хмыкнул и вышел прочь, чтобы не испытывать ни моё, ни своё терпение.

— И что ты предлагаешь, Андре? — спросил Шон, когда наш штурман закрыл за собой дверь.

— Пока ничего. Избавиться от этого золота, и чем скорее, тем лучше, — сказал я. — Но если случится ещё хоть что-нибудь неожиданное, я прикажу бросить его за борт, чего бы мне это ни стоило.

Шон покачал головой.

— Команда тебе не простит, — сказал он.

— Знаю, — сказал я.

— Ты хоть уверен? Что это всё… Из-за него? Может, это и в самом деле просто череда неудач? — произнёс ирландец.

— Нет, не уверен, — признался я. — Но что-то мне подсказывает, что так оно и есть. Слыхал про индейские проклятия?

— Байки разные ходят, — пожал плечами Шон.

— Может, это именно оно и есть, — предположил я.

— Тогда, наверное, надо священника позвать, — хмыкнул ирландец.

— Чтобы он помахал кадилом и потребовал десятину? Я и сам так помахать могу, — фыркнул я. — Не думаю, что это поможет.

— Не богохульствуй, — нахмурился Шон.

— Да и где мы здесь найдём священника? Только в городе, а туда ещё надо дойти, тем более, что мы всё равно там с этим золотом должны расстаться, — сказал я.

Скептик и циник во мне говорили, что это всё пустые суеверия, дикарские предрассудки, что так не бывает. С другой стороны, я вспоминал, как вообще попал сюда, в семнадцатый век, и что такого тоже не бывает, но оно всё же случилось.

— Знаешь, дружище, по всему выходит, что это золото никому ещё добра не принесло. «Дофин», вон, вообще затопить пришлось, ты вот часто видал, чтобы молнией мачту поджигало? — сказал я. — Йохан с Гастоном тогда ящик уронили как раз, один теперь калека на всю жизнь, другой вообще в могиле. Да и пожар этот…

— Главное, не торопи события, — сказал Шон. — Ладрона бы этого порасспросить хоть.

— Даже видеть этого придурка не хочу, — буркнул я. — Он меня раздражает.

— Ой! Я же тебя терплю как-то! — хохотнул ирландец.

Я рассмеялся. Впрочем, в его словах, как всегда, был резон. Было бы не лишним узнать, что вообще происходило на «Дофине» до того, как молния в мачту стала кульминацией его пути, а топоры флибустьеров этот путь довершили. Может, там тоже началась чёрная полоса ровно после того момента, как золото погрузили в трюм. А ещё лучше будет расспросить простых матросов, которые часто знают и видят больше, чем капитан, носа не кажущий из каюты. Уверен, и на нашей бригантине происходит много такого, о чём я даже представления не имею.

— Я поспрашиваю, — сказал я. — И у Ладрона, и у остальных. Но мнение моё вряд ли поменяется.

— Хотя бы так, — пожал плечами Шон.

Наверное, зря я отправил капитана Ладрона на бак, к простым матросам, когда на бригантине пустовала пассажирская каюта, но мне казалось, что ему не повредит немного общения с простым народом. А теперь он наверняка запитал на меня смертельную обиду.

Я кивнул Шону, оставил «Поцелуй Фортуны» под его управлением, а сам отправился на нижнюю палубу, забитую народом и бездельничающими матросами с «Дофина». Само собой, и я, и боцман периодически пытались их озадачить какой-нибудь работой, но почти всегда безуспешно.

Нижняя палуба и сейчас походила на оживлённую площадь, народ хаотично сновал туда-сюда, ладно хоть авторитет капитана здесь уважали и передо мной почтительно расступались. Хотя бы не приходилось никого расталкивать локтями. Я пытался найти капитана Ладрона, но в такой толчее это было непросто.

— Месье Ладрон! — позвал я, протискиваясь между качающихся гамаков.

Плотно висящие рядом друг с другом гамаки напоминали какую-то инопланетную яйцекладку, раскачиваясь в такт с кораблём.

— Он там, капитан, — указал один из его людей.

Я поблагодарил и пошёл прямо к нему. Ладрон снова был пьян. Он лежал в гамаке, раздобыв где-то бутылку креплёного вина, и тихо напевал грустную песню про мать, которая навсегда рассталась с сыном-моряком.

— Месье Ладрон! — снова окликнул я, подойдя ближе к нему, и тот встрепенулся, заслышав свою фамилию.

Пришлось позвать снова.

Ладрон промычал что-то невнятное, и я понял, что он не просто пьян. Он был мертвецки пьян. Поганое животное.

— Ладрон, черти вас раздери, где вы раздобыли это?! — прорычал я.

— М-моё, — промычал он.

Но я что-то не мог припомнить, чтобы он уносил из своей каюты какие-либо бутылки. Ладно, не так уж это важно.

— Ну-ка, говорите, случались у вас в последнее время на «Дофине» несчастные случаи? — спросил я, даже не надеясь на вменяемый ответ.

Ладрон почесал нос, едва не выколов себе глаз грязным пальцем, будто припоминая всё, что происходило на борту «Дофина».

— Не-а, — помотал головой он.

Понятно. Значит, всё-таки это моя паранойя и богатое воображение, а золото на самом деле никаким образом не причастно.

— Ну как это, месье капитан?! — воскликнул один из его матросов из другого гамака. — А как же Манфред? Бенуа? Жан-Клод?

— Кто? — протянул капитан Ладрон.

— Спи давай, болван, — буркнул я и повернулся к тому матросу. — Ну-ка, расскажи мне про них.

— Манфреда на брашпиль едва не намотало, руку раздробил, — начал перечислять моряк. — Бенуа полез марселя ставить, сорвался неудачно…

— Разбился? — предположил я.

— Куда там! Ещё хуже! — воскликнул матрос, приподнимаясь в гамаке, явно радостный от того, что на него обратили внимание и после долгого безделья он сейчас хоть как-то полезен. — В такелаже запутался и удавился!

Я демонстративно перекрестился, поминая душу несчастного Бенуа. Наверное, самая нелепая и обидная смерть для марсового, целые дни проводящего на верхотуре.

— А что Жан-Клод? — спросил я. Порвал, небось, сухожилия, садясь на шпагат между двумя мачтами.

— За борт вывалился во время шторма, волной смыло, — произнёс матрос. — Там вообще шторм-то… Ну, вы видели, наверное…

Ещё как видели. Сложно было не заметить, как молния, будто из ниоткуда, прорезает небо белой извилистой стрелой и бьёт аккурат в мачту несчастного флейта, словно кара Господня. Месть за какое-нибудь боцманское богохульство, вроде «разрази меня гром». Разразил.

— И это всё после того, как вы груз на борт приняли? — уточнил я.

— Истинно так, месье, — подтвердил матрос. — До этого сколько лет плавали, так самое плохое, что могло быть, так это чирьи. Или цинга. Ей богу, лучше бы цинга, чем вот так вот…

Что ж, вот и подтверждение теории. А если из двух независимых источников приходит одна и та же информация, то это, конечно, ещё не аксиома, но как минимум уже повод задуматься. Это уже точно не случайное совпадение. А значит, от груза необходимо избавляться как можно скорее.

Глава 28

Понемногу мы подбирались к Наветренным островам и на горизонте наконец-то замаячила земля, поначалу тонкой серой полоской над горизонтом, а затем стало видно и далёкие склоны. Всё чаще в небе стали попадаться различные морские птицы, пронзительно и резко крича над нашими головами.

Они и до этого пролетали, но теперь, по мере приближения к суше, их становилось всё больше и больше. Значит, и земля уже рядом. А я всё ещё не придумал, куда девать это вонючее золото.

Самое плохое здесь было то, что про золото знал уже абсолютно каждый, и каждый имел на него свои виды. Даже бывшие матросы «Дофина», наслушавшись историй о бравых флибустьерских похождениях, теперь грезили о том, как потратят вверенное им богатство, хотя имели на него не больше прав, чем мы сами.

Их, конечно, пытались образумить более стойкие товарищи, но, в основном, без особых результатов. Люди словно обезумели. Но в этом даже был плюс лично для меня, чем больше на борту ослеплённых жадностью матросов «Дофина», тем проще мне будет их обмануть. На дурака не нужен нож. Я вспомнил песенку, вспомнил сказку про Буратино, и у меня-таки родилась идея, как можно всё грамотно организовать.

Но для начала я созвал своих офицеров, чтобы всё с ними обсудить, такие дела в одиночку не делаются, мне определённо понадобится помощь. Мы, как обычно, собрались в кают-компании малым составом. Я, Шон, Клешня и боцман.

— Ну? — буркнул Клешня, когда я закрыл дверь за всеми нами.

— Загну, — отозвался я. — Кажется, я придумал, как всё провернуть.

— Не томи, — попросил Шон.

— Нам надо его закопать, — сказал я.

Боцман вопросительно изогнул бровь, Клешня фыркнул, всем своим видом показывая презрение.

— У кого-то есть другие варианты? — хмыкнул я.

— Я уже предлагал всех порешить, — сказал Клешня.

— Объясни, кэп, — сказал боцман.

Я широко улыбнулся, будто только и ждал этого вопроса.

— Половина команды «Дофина» теперь только и грезит о богатстве, — произнёс я. — Мы уболтаем их поделить всё между нами, прикопаем клад где-нибудь на необитаемом островке, а потом высадим их на Мартинике, якобы как жертв кораблекрушения.

— А потом вернёмся и заберём всё без них, — заключил Шон.

— Соображаешь, — улыбнулся я.

— Много мороки. Проще порешить, — хмуро сказал Клешня.

— Некоторых, может, и придётся, — сказал я. — Но согласись, это вызовет подозрения, если мы вернёмся совершенно одни. А так они подтвердят нашу легенду. Даже много врать не придётся. Попали в шторм, флейт затонул. Мы подобрали кого смогли.

— Мы же с ними делиться не станем? — спросил Клешня. — Хрен им китовый, а не золото.

— Не станем, — успокоил его я.

— Тогда они нас заложат, как только поймут, что их надули, — произнёс Шон. — А поймут быстро.

— Да, но… Думаю, они уже ничего с этим не смогут сделать, — улыбнулся я. — А мы будем далеко и при деньгах.

— Меня устраивает, — сказал Клешня.

— Меня тоже, — сказал Шон.

— Я как все, — пожал плечами боцман.

Я оглядел собравшихся, ухмыльнулся ещё раз, предвкушая решение всех моих проблем.

— Значит, решено. Господа, этот разговор только между нами. Лучше будет, чтобы никто, даже наши парни, даже самые проверенные, ничего не подозревали. Иначе всё может пойти насмарку, — сказал я. — Теперь дело за малым. Сделать всё красиво, чтобы комар носу не подточил.

— Сделаем, — ответил боцман.

Я приподнял шляпу и вышел из кают-компании, впервые за долгое время ощущая спокойствие. Тревога ушла. Даже понимая трезвым умом, что перегруженный корабль, воняя гарью, идёт через открытое море и рискует не добраться до пункта назначения, я был спокоен. Я выбрал путь, сделал первый шаг, а всё остальное теперь буду решать по ходу дела, не распыляясь на сомнения и бесполезные колебания. А если что-то пойдёт не так — мои парни помогут и поддержат.

Нужно было решить, что делать с теми, кто откажется делить сокровища. Такие наверняка будут, и я безмерно уважал их стойкость и верность долгу, но как раз они и станут главной помехой. И снова решение пришло простое и изящное. Ими займутся их же сослуживцы. Мало того, что наши руки останутся чистыми, так ещё и повязанные кровью матросы точно не станут болтать. Подлость? Определённо. Но в подобных делах сложно остаться чистеньким. Я бы даже сказал, что это невозможно.

Даже у меня руки давно уже были по локоть в крови, хотя я старался держаться подальше от убийств невинных, пыток, немотивированного насилия и прочих военных преступлений. Не могу сказать, чтобы меня как-то мучила совесть по этому поводу, но я прекрасно осознавал, что успел натворить всякого вплоть до высшей меры наказания.

На палубе до моего слуха донёсся обрывок разговора между несколькими матросами «Дофина», которые постоянно тёрлись на баке, изнывая от безделья. Меня они не видели и не успели заметить, поэтому и говорили спокойно.

— …тяжко грузить. Я ж сперва вообще думал, кирпичи, тяжеленные ящики-то, — тихо рассказывал один из них.

Золото, на борту теперь почти все разговоры были только о золоте. Словно других тем больше не существовало, а людей резко перестало интересовать всё, кроме него.

— Так я и говорил, ценное что-то, иначе зачем нам этих в сопровождение дали, — хмыкнул другой.

Я встал у планширя, разглядывая чаек, летящих вслед за кораблём. Даже удивительно, насколько белыми были их крылья, безо всяких следов нефти, дыма и пластикового мусора.

— Я вообще думал, что нас они же и грабанут, — усмехнулся третий.

Так, пожалуй, было бы проще всего. Если бы я не собирался остепениться, а мог бы рвануть в какие-нибудь другие моря.

— Грабанут? Да куда там… Вот нам бы эту посудину захватить… Вместе с грузом, — понизив голос, произнёс первый. — И на Мадагаскар. Или в Европу.

Ну, это уже ни в какие ворота. Я кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Так, значит, вы платите мне за гостеприимство и спасение ваших никчёмных шкур, месье? — произнёс я.

Матросы резко повернулись, застыли в ужасе, завидев моё внезапное появление, как обычно, в чёрном костюме, с палашом и пистолетами. Они не могли выдавить ни слова, даже банальных извинений ждать было тщетно.

— Вы знаете, как в этих морях поступают с пиратами? — криво улыбнулся я. — Их казнят через повешение. Вооружённый захват судна в открытом море, то бишь, пиратство, карается смертью.

Похоже, я переборщил с эффектностью. Матросы побледнели так, будто я их уже приговорил.

— Но если у вас хватило смелости планировать подобный трюк на нашей бригантине, то вы явно не из трусливых, господа. Мне бы такие парни пригодились в команде. А может быть, даже в команде второго корабля, — демонстративно почёсывая щетину на подбородке, произнёс я.

Они поняли, что я не собираюсь убивать их на месте за произнесённые слова, их бледность немного схлынула.

— Простите, месье капитан… Месье Грин, то есть, простите, капитан Грин… — проблеял первый.

— Минуту назад ты был смелее, моряк, — сказал я.

Со стороны моих парней, ставших невольными свидетелями этой сцены, послышались смешки.

— Но это ничего, — продолжил я. — Вы, наверное, прознали про груз? Хотели бы себе часть?

Матросы неуверенно переглянулись, на лицах ясно была написана напряжённая работа мысли. Они искали подвох, который, само собой, был, но не там, где они ожидали.

— Да, месье, — твёрдо сказал второй.

— Вот такие уверенные в себе мужчины как раз заслуживают бороздить моря в моей эскадре, — хмыкнул я.

Грубая лесть. Я бы с такими даже в одном поле не присел. Люди как раз того рода, что набрал боцман в Пти-Гоаве, гнилые душонки.

— И что нам для этого нужно делать? — спросил он.

— Для начала отыщите всех, кто тоже хотел бы себе долю сокровищ, — улыбнулся я. — И мы разбогатеем все вместе. Клянусь, мы будем богаче самого короля, или я не капитан Грин.

Глава 29

Само собой, новость о том, что капитан всё-таки решил присвоить золотишко и поделить на всех, распространилась среди обеих команд быстрее лесного пожара. На что я, собственно, и рассчитывал.

Практически все не скрывали своей радости, тут и там мелкими компаниями шептались моряки, предвкушая звон монет в своих кошельках. Но среди наших попутчиков были и недовольные, впрочем, они не осмеливались выступить открыто, понимая, что после такого выступления их просто тихонько придушат на нижней палубе.

И в тот же день в дверь моей каюты постучали.

— Да, войдите, — сказал я, ожидая увидеть кого угодно, но только не капитана Ладрона.

Я ожидал от него решительного натиска, что он набросится на меня ястребом, обвиняя во всех возможных и невозможных грехах, но он только мялся на пороге, даже не решаясь войти.

— Чего вы хотели, месье? — я поднял на него взгляд, отрываясь от атласа с картами.

— Гм… Мне стало известно, что…

— Войдите и закройте дверь, месье Ладрон, — я перебил его на полуслове, и он тотчас же подчинился.

— Мне стало известно, что вы намерены присвоить себе золото господина Бартоли, — тихо сказал он.

— А вы, значит, намерены этому помешать? — хмыкнул я.

Он снова замялся, часто заморгал, глазки его блеснули, забегали по сторонам, и я понял, что он пришёл не за этим.

— Я слышал, что вы обещаете долю каждому, — сказал он.

Я откинулся на стуле назад и расхохотался. Наверное, этого тоже стоило ожидать.

— Допустим, — сказал я.

— Это бесчестно, — заявил он. — Хотите потом убежать с архипелага? Месье Бартоли вас всё равно найдёт. Я давно с ним работаю и о многом наслышан.

Понятно. Печётся о собственной безопасности.

— Вы знали, что в этих ящиках, месье? — спросил я.

— Да. Знали только я и мой помощник, упокой Господь его душу, — произнёс Ладрон.

— Наверное, и сами подумывали случайно потерять пару ящиков во время разгрузки? — улыбнулся я.

Ладрон усмехнулся.

— Я не хочу, чтобы меня потом обглодали крабы, когда об этом узнает месье Бартоли. А он узнает, — покачал головой он.

— Вы, наверное, думаете, что я намереваюсь прийти в Бастер и начать там сорить деньгами напропалую, вместе с моими людьми? Вы плохо меня знаете, месье Ладрон, — хохотнул я.

— Значит, у вас есть план, — сказал он.

— Прекращайте ходить вокруг да около, Ладрон, вы отвлекаете меня от работы, — раздражённо произнёс я.

— Если у вас есть надёжный план, то я тоже хочу долю от этого золота, — выпалил он.

— А жареных гвоздей не хочешь? — тихо хмыкнул я.

— Что? — вскинулся Ладрон.

— Хорошо, будет вам доля. Но потом. Вы уговорите своих моряков, золото мы надёжно спрячем, а потом вернёмся за ним все вместе и поделим. Когда всё уляжется и все поверят, что «Дофин» затонул вместе с грузом, — сказал я. — К тому времени никаких проблем быть уже не должно.

— Вы напишете расписку, месье Грин, — заявил он.

— И оставлю вам вещественное доказательство? Вы в самом деле такой дурак или только пытаетесь им казаться? — сказал я.

Ладрон набычился, покраснел, пытаясь сдержать гнев. Он широко раздувал ноздри в попытках успокоиться.

— Мне надоели ваши оскорбления, месье, — прошипел он.

Я пожал плечами, демонстрируя полнейшее безразличие.

— Можете вызвать меня на дуэль, — сказал я. — Только в таком случае вы получите два дюйма стали, а не золото.

— Только это меня и удерживает, — выпалил он.

— Значит, вы всё-таки благоразумный человек, — заметил я. — Никаких расписок, никаких документов, никаких свидетельств, вы должны понимать, что это будет опасно для всех нас.

— И какие могут быть гарантии? — фыркнул Ладрон.

— А разве у вас есть выбор? — произнёс я.

Ладрон скривился, понимая, что выбора у него и в самом деле нет. Либо плясать полностью под мою дудку, либо отправиться на корм рыбам.

— Если вы попытаетесь нас обмануть, клянусь, я этого просто так не оставлю, — пригрозил он.

С тем же успехом он мог угрожать крокодилу, засунув голову в его пасть.

— Вы уверены, что вся ваша команда согласится? — спросил я.

Если да, то повязать их кровью уже не получится, и это выбивалось из моего первоначального плана.

— Все хотят разбогатеть, — пожал плечами Ладрон. — Я уверен, что если бы они знали о золоте раньше, то вспыхнул бы мятеж. А раз уж не можешь чему-то противостоять, то надо это возглавить.

Надо же, капитан Ладрон, оказывается, не такой уж и дурак, раз это понимает.

— Значит, идите и уговаривайте своих людей, капитан, — сказал я. — А я пока подготовлю всё остальное.

— Не вздумайте нас обмануть, капитан Грин, — напоследок, уже на пороге, заявил Ладрон, а я в ответ только кивнул.

Он ушёл, а я снова остался в каюте один, корпеть над картами и координатами. Карибское море изобиловало островами, обитаемыми и не очень, и, раз уж я хотел закопать сокровища на одном из них, то он должен соответствовать всем моим требованиям. В первую очередь, быть необитаемым и достаточно большим, чтобы не уходить целиком под воду во время штормов. И ещё желательно, чтобы он находился подальше от торговых путей.

А ещё хотелось сделать так, чтобы координаты этого острова никто больше не знал. Наши координаты, в принципе, и сейчас знали только Клешня и я, но координаты острова захотят знать почти все.

Моё внимание привлекло крохотное пятнышко на карте архипелага, примерно в двух сотнях километров западнее Гваделупы. Сначала мне показалось, что это просто грязь на пергаменте, но приглядевшись чуть лучше, я заметил маленькую надпись Isla de Avesрядом с ним. Мы, в принципе, шли не так уж далеко от него, и можно было бы проверить этот островок. Что-то мне подсказывало, что ни одной живой души на острове мы не увидим, а значит, он мог бы нам прекрасно подойти.

Значит, курс на остров Авес. Нужно всего-то повернуть чуть севернее.

Я записал координаты острова отдельно, чтобы не забыть, хотя их нетрудно было и просто запомнить, а затем, повинуясь какому-то порыву, взял перочинный ножик и аккуратно соскоблил его с карты. Он наверняка на многих картах даже не значился в силу своей отдалённости, малых размеров и потому что нахрен никому не был нужен. Как раз то, что нам необходимо.

Затем я проложил курс, вышел на палубу и приказал Шону поворачивать. Тот отсалютовал шляпой, круто заложил штурвал и разразился отборной семиэтажной бранью, приказывая марсовым брасопить реи. «Поцелуй Фортуны» начал неспешно поворачиваться, уваливаясь к ветру, матросы бодро лазали по вантам, охотно исполняя приказы. Всегда бы так. Сейчас на корабле не было ни одного ленивого или нерадивого матроса, каждый знал, что скоро будет богат, сказочно богат, и ему больше не придётся тянуть брасы, жрать червивые сухари и спать в душной тесноте нижней палубы. Нужно было только немного ещё поднажать, а там всё будет, и поэтому каждый выполнял свои обязанности с удвоенным старанием. Индейское золото висело перед нами, как морковка перед глупым осликом.

И, пожалуй, на борту только я задумывался о том, что будет дальше, когда (и если) мы это золото сплавим куда-нибудь ещё. Если вообще останемся живы. Нет, многие мечтали о том, чтобы сколотить свои собственные команды, купить корабли, остепениться, жениться, или перебраться обратно в Старый Свет, но это были фантазии и грёзы. Я думал о том, как быть с легализацией этого богатства. И как вообще избежать действия проклятия, которое неизбежно затронет каждого из нас. Теперь я в это проклятье верил.

Хотя и не видел в этом повод, чтобы отказываться от золота и избавляться от него просто так. Во всяком случае, пока что. Я мысленно поставил себе заметку, что необходимо найти специалиста по здешним колдунствам, такие наверняка есть, особенно среди индейцев, и только после консультации с ним возвращаться за сокровищами. Иначе мы все рискуем закончить очень печально и быстро. Главное, не нарваться на какого-нибудь шарлатана. За шарлатана и я мог бы сойти, пользуясь знаниями из будущего.

Глава 30

Долгожданный остров Авес оказался маленьким плоским клочком суши, по площади не превышающим три футбольных поля, а по форме напоминающим бумеранг. Над островом кружили бесчисленные чайки и бакланы, своими воплями заглушая все остальные звуки, а на поверхности не было ничего, кроме песка, небольшого количества травы и лежащего повсюду птичьего гуано.

Подойти достаточно близко мы не могли, опасаясь крепко засесть на мель, пологий берег ещё довольно долго продолжался под водой, а вытянуть нагруженный корабль у нас бы точно не вышло. Лучше не рисковать и бросить якорь где-нибудь подальше, не то этот островок вдруг станет обитаемым, но очень ненадолго. Я был абсолютно уверен, что на нём нет никаких источников пресной воды.

Накануне я запретил Клешне сверять координаты, и все измерения проводил самостоятельно. Тот, конечно, на такое недоверие обиделся, но виду не подавал. Зато я мог быть уверен, что местоположение острова буду знать только я, а все остальные смогут только догадываться.

«Поцелуй Фортуны» подошёл так близко к берегу, как только позволяла глубина, и я рассмотрел островок в подзорную трубу. Без неё почти ничего не было видно. Судя по всему, Авес подходил для нашей цели.

— Спускайте шлюпку, господа, — приказал я. — Эмильен, Муванга, со мной, остальные пока здесь. Сходим прогуляемся.

Шлюпку спустили на воду тотчас же, и мы перебрались в неё.

— Шон! Пока начинайте вытаскивать груз на палубу! — напоследок прокричал я.

Я заметил непонимающие выражения на лицах моряков, но приказ есть приказ, и золото начали потихоньку вытаскивать наверх, а мы направились к берегу.

На жёлтый, рыхлый песок раз за разом накатывал прибой, то размывая берег, то выбрасывая на него ил и жухлые водоросли. Шлюпка проскрежетала килем по песку, и мы втроём ступили на твёрдую землю. Вестибулярный аппарат заново привыкал к отсутствию качки, а я оглядывал нехитрый пейзаж, довольно скудный и однообразный для Карибского архипелага.

Под сапогами хрустело гуано, непуганые птицы даже и не думали разлетаться или вообще как-то реагировать на вторжение, взлетая только когда мы почти наступали на них. Практически как городские голуби. Больше никакой живности на острове видно не было.

— Муванга, можешь пока пособирать яйца, — предложил я. — Пожрём хоть нормально.

Негр кивнул и отправился разорять птичьи гнёзда, а мы с Эмильеном шли по острову, разглядывая окрестности. Остров просматривался насквозь, на все четыре стороны. Довольно неприветливое и тоскливое место, если говорить прямо. Здесь и делать-то обычному моряку нечего, нет ни живности, ни воды, а значит, сюда вряд ли кто-то заглянет случайно, так что остров Авес идеально подходил для нашей цели. Мы поднялись на самое высокое место, поросшее редкой травой.

Если копать, то только здесь. Все другие места как-то не вызывали доверия, выглядели безликими и одинаковыми, и мы рисковали оказаться в положении белки, зарывшей орехи на зиму, и не сумевшей найти их по весне. А тут, в единственном подобном месте, ошибка будет исключена. Редкая, с проплешинами, трава, местами жёлтая, выглядела словно последние волосики на голове университетского профессора. Ветра, то и дело проносящиеся над островом, не давали расти больше ничему, ни пальмам, ни деревьям.

— Будем копать здесь, — уперев руки в бока, произнёс я.

Эмильен задумчиво оглядел выбранное место.

— Низковато. Выкопаем, вода в яме выступит, — хмыкнул он.

— Золото не гниёт, — отмахнулся я. — Ничего страшного.

— Ящикисгниют, — сказал буканьер.

— Да и чёрт с ними, — сказал я. — Айда обратно.

Мы пошли обратно к шлюпке, по пути к нам присоединился Муванга, держа в широких ладонях добрую дюжину пятнистых яиц. Не деликатес, но тоже сойдёт, тем более после долгой вынужденной диеты.

Бригантина, качающаяся на прибрежном мелководье, со стороны выглядела изрядно потрёпанной и прямо-таки просилась на ремонт. Мысленно я пообещал ей, что как только мы доберёмся до тихой и спокойной гавани, то сразу же отремонтируем всё, что только можно. По-хорошему, нужно было ещё и очистить днище, но это вовсе задержка на несколько недель в какой-нибудь укромной бухте, где нам придётся вытаскивать корабль на берег, отчищать и заново смолить. Это могло и подождать, а вот ремонт откладывать было нельзя.

Шлюпка мягко ткнулась в борт «Поцелуя Фортуны», будто телёнок к материнскому вымени, матросы бросили швартовы.

— Грузите ящики в шлюпку, — приказал я.

— Зачем это? — воскликнул один из новеньких из Пти-Гоава. — Там же наше золото!

— Вот именно. Грузите, а не болтайте, — сказал я.

— Нет, правда, мы что, оставим его здесь?! — воскликнул другой матрос.

— Оставим. Ненадолго, пока не уляжется шум. Кончайте болтать, выполняйте приказ, господа, — я почувствовал, что начинаю выходить из себя.

Матросы что-то тихо ворчали, но принялись крепить тали и потихоньку опускать ящики. Придётся сделать несколько рейсов, но спешить всё равно было некуда.

Вместе с ящиками спустили ещё и лопаты с заступами. К нашей троице присоединились ещё Себадуку и Шон, в общем, я взял только самых проверенных, тех, кого знал дольше всех. На перегруженной шлюпке мы отправились к острову.

— Главное, чтобы они сейчас с якоря не снялись, — тихо буркнул Шон. — Там золота ещё столько, что на каждого хватит. Оставят нас тут, будем потом сырых бакланов обсасывать.

Я обернулся и снова посмотрел на бригантину. Подозрение неприятно зашевелилось где-то под ложечкой, но я постарался его подавить.

— Не должны, — хмыкнул я.

— Столько золота кому хошь голову вскружит, — заметил Эмильен.

— Моя не знай, куда столько, — сказал Себадуку.

— Тоже, — сказал Муванга.

— Вот видишь, не всем, — сказал я.

По правде говоря, я и сам с трудом представлял, на что вообще можно потратить такое богатство. Безвкусные золотые унитазы ещё не придумали. Но человек такая скотина, что ему всегда мало, так что никому не хотелось упускать ни грамма золота.

Мы впятером принялись перетаскивать ящики и инструмент вглубь острова, а затем я лично взялся за лопату и начал копать рыхлый песок.

— Снова трудимся, как в старые добрые, да? — хохотнул Шон, вонзая вторую лопату в землю.

— И не говори, — усмехнулся я. — Разве что надсмотрщиков нет.

— Как же хорошо… Без них… Работается… — откидывая землю, выдохнул Шон.

Яму копать было нужно широкую и глубокую, и мы периодически менялись, чтобы передохнуть. Шутка ли, такое количество ящиков зарыть это вам не выгребную яму на даче выкопать, а нам ведь было нужно ещё и замаскировать будущий схрон. Эмильен и Себадуку на шлюпке курсировали между берегом и бригантиной, перетаскивая золото на берег, потом мы подтаскивали его ближе к яме. Ящиков было слишком много, яма выходила большая, и провозились мы до самой ночи, но зато результатом я оказался удовлетворён полностью.

Сокровища упрятали надёжно, лишний грунт разровняли и разбросали по округе, и теперь почти ничего не свидетельствовало о том, что здесь что-то зарыто. Спустя неделю-другую природа не оставит никаких следов того, что здесь вообще копали. Но лично я это место ни с чем не спутаю.

В конце концов я закинул лопату на плечо, по-хозяйски оглядел небольшой холмик, повернулся к своим соратникам. Они тоже стояли, устало глядя на выполненную работу.

— Надеюсь, все понимают, что об этом лучше не болтать? Даже у нас на борту, — сказал я.

— Да, кэп, — сказал Эмильен.

— Да, вождь, — сказали Муванга и Себадуку.

— Нем как могила, — произнёс Шон. — Надолго мы их сюда упрятали?

— Пока не знаю. Пока история с флейтом не утихнет, — сказал я.

— Парням это не понравится, — хмыкнул он. — Они-то хотят золото уже сейчас.

— Ещё меньше им понравится, когда Бартоли возьмёт нас за жопу, — сказал я. — А он возьмёт, если мы не будем осторожны. Постарайтесь это до всех донести, друзья мои.

Глава 31

Мы вернулись на «Поцелуй Фортуны», втащили шлюпку на борт и я приказал отчаливать. Бригантина снялась с якоря, и мы взяли курс на юго-восток, к Наветренным островам.

Наконец-то всё было спокойно, никаких больше происшествий и несчастных случаев, никаких признаков, что на борту что-то не так. Всё снова было как обычно.

Чем ближе мы подходили к гряде Наветренных островов, довольно давно и густо заселённых, тем чаще на горизонте виднелись чужие паруса, но я принял твёрдое решение избегать всех нежелательных встреч. Пусть даже в трюме у нас было пусто, как в брюхе у нищего, и даже взять с нас было нечего, всё равно лучше не попадаться. Коллеги-пираты могут, например, взять нас в плен и продать на какую-нибудь плантацию, а снова копать землю я был готов, только если в ней зарыт клад.

Вскоре на горизонте из тумана выплыли горные склоны, чем-то напоминающие тёмно-зелёную овчину, и я приказал править к берегу. У нас снова заканчивалась пресная вода, а здесь наверняка есть источники, в которых можно её набрать. Да и было бы неплохо отправить кого-нибудь из буканьеров на охоту, размоченные сухари на завтрак, обед и ужин изрядно поднадоели абсолютно всем, даже самым неприхотливым из нас.

Можно было бы, конечно, немного потерпеть и дойти до Сен-Пьера, чтобы уже там набрать и воды, и свежего провианта, но там это всё придётся делать за деньги. Я же, хоть и был теперь довольно богат, от халявы отказываться не спешил.

Как назло, ни одной удобной бухты с этой стороны острова не было видно, и меня по темечку стукнуло осознание того, что я всё-таки ошибся в расчётах, и мы вышли не к Мартинике, как я хотел, а к Доминике. Берег у неё был крайне неудобным для высадки, отвесные склоны и скалы нависали над линией прибоя, лишь изредка превращаясь в узкие каменистые пляжи. Впрочем, от мысли высадиться и поохотиться я отказываться не стал, наоборот, этот остров был менее обжитым, а значит, должен изобиловать дичью. Мы повернули к югу и пошли вдоль берега.

Остров выглядел довольно гористым, склоны, заросшие тропическим лесом, казались почти непроходимыми, но гулять по местным горам и скакать по скалам нам и не нужно. Я искал устье какой-нибудь реки, чтобы высадиться возле него, подняться по течению и набрать воды, иначе нам снова придётся выдавать её порциями.

Через какое-то время нашлось и устье. Неширокая речка, почти полностью скрытая под кронами деревьев, несла свои мутные воды в Карибское море, выбрасывая тонны ила и песка.

— Встанем здесь, — приказал я. — Время поохотиться.

Сейчас, когда всё золото покоилось в ухоронке на далёком острове Авес, команда уже не испытывала того энтузиазма. Но есть и пить хотели все, так что с этим приказом никто спорить не стал, мы бросили якорь в устье безымянной реки, спустили шлюпку и прошли на вёслах вверх по течению, пока вода не стала достаточно чистой. По местным меркам, конечно. Один из берегов был обрывистым и крутым, зато другой берег, хоть и был сплошь заросшим, оказался достаточно пологим, чтобы можно было на нём высадиться.

Добровольцев на охоту вызвалось много, так, что даже пришлось бросать жребий, все соскучились по охотничьему азарту и запаху крови. Лично я не рвался бродить по здешним джунглям, но большинству, видимо, не терпелось покинуть тесный корабль и вновь ощутить себя один на один с природой.

Пустые бочки тщательно вымыли, хотя от скверного запаха избавиться так и не удалось, и только после этого в них набрали свежей воды и подняли обратно на борт «Поцелуя Фортуны». Я, честно говоря, побаивался пить эту воду сырой, но выбирать особо не приходилось. Даже ром, которым можно было бы её разбавить, почти закончился, так что придётся кипятить эту, если не хочется провести сутки-другие, вывесив задницу за борт, потому что гальюны будут заняты такими же бедолагами. Я твёрдо решил в Сен-Пьере заменить её хотя бы на колодезную.

Разумеется, наполнить все бочки сразу не представлялось возможным, и шлюпка, высадив охотников, курсировала между бригантиной и берегом, где эти самые бочки наполнять было удобнее всего. Я, чтобы не сидеть без дела, сам правил шлюпкой, поглядывая по сторонам и любуясь дикой природой Доминики.

В джунглях зазвучали первые выстрелы, эхом прокатываясь по долине реки, и я довольно ухмыльнулся. Буканьеры нашли свою добычу, значит, на ужин у нас будет свежатинка.

Ещё несколько бочек выволокли на берег, и тут выстрел громыхнул совсем рядом, выбивая фонтанчик щепок из борта шлюпки. Я вскинулся, затем инстинктивно пригнулся, бешеным взглядом выискивая противника. Стреляли с утёса на противоположном берегу.

— К бою! — рявкнул я.

Мы, само собой, шли вооружёнными, разумно полагая, что на незнакомой местности лучше не щёлкать клювом, и все вскинули свои мушкеты и пистоли, тоже пытаясь отыскать стрелявших. Я тоже выхватил пистолет и взвёл курок, осторожно выглядывая из-за борта шлюпки. В одну из наших бочек воткнулась короткая стрела с ярким оперением.

— Это карибы! — воскликнул один из наших.

Стало ясно, почему этот остров до сих пор почти не заселён. Нет, любое из колониальных государств могло в считанные дни пройтись по всей Доминике огнём и мечом, но если у здешних индейцев совсем нечего брать, а их воинственность превосходит все разумные пределы, то не очень-то и нужно.

— Вон они! — крикнул Жерар Дюбуа.

Почти каждый из флибустьеров посчитал своим долгом пальнуть, и грохот мушкетных выстрелов один за другим пронёсся над рекой будто скатывающаяся лавина. Всё затянуло едким дымом, пули выбивали каменную крошку из утёсов. Послышалось несколько вскриков, видимо, кто-то всё же попал, с утёса вновь несколько раз пальнули в ответ.

Что-то просвистело совсем рядом, несколько стрел воткнулись в борт шлюпки, я наугад выстрелил куда-то в сторону врага. Индейцы верещали что-то на своём языке, пираты сыпали проклятиями и бранью. Суматоха и хаос. Нападение и в самом деле застало нас врасплох, но дикарям не хватало выучки и дисциплины, чтобы на равных соперничать с европейцами. Тактика примитивных засад это было самое большее, на что они способны. Даже заняв господствующую высоту, индейцы не сумели воспользоваться преимуществом.

Мы вытянули шлюпку на берег, укрылись за её бортом и за вытащенными бочками, отстреливаясь от аборигенов, которые периодически высовывались из-за камней чтобы выстрелить из своих луков или древних трофейных мушкетов. А уходить нам было нельзя, бросать охотников здесь это значило обречь их на судьбу гораздо более худшую, чем смерть. Не уверен, что местные индейцы вообще употребляли человечину, но исключать такую возможность всё равно не стоило. Да и даже если и не ели, то в пытках и различного рода забавах с пленными они явно знали толк. Благородными дикарями они были только в сказках Диснея и романтической литературе.

Самое сложное здесь было в том, что индейцы стреляли с другого берега реки, и подойти к ним, чтобы ударить врукопашную, или зайти с фланга мы попросту не могли. Можно было только отстреливаться, тщательно выцеливая каждую разукрашенную дикарскую морду. Ладно хоть на охоту в джунгли отправились не самые меткие, а те, кто вытянул жребий, и среди нас хватало снайперов, которые могли с такого расстояния попадать точно в цель.

Ещё нам помогал ветер, дующий с моря и быстро разгоняющий пороховой дым, так что можно было видеть, в кого ты стреляешь. Вскоре, впрочем, индейцы прокричали что-то напоследок и с их стороны стрельба прекратилась. Аборигены ушли вглубь острова, не то за подкреплением, не то просто поняли, что им не победить. Мы же остались на берегу, зализывать раны и ждать наших буканьеров с добычей. Надеюсь, они ни в какую засаду не попали.

Глава 32

Только потом я подумал, что нужно было договориться о каком-нибудь сигнале, по которому все бы вернулись. Жорж первым выбрался из зарослей, держа на одном плече мушкет, а на другом — убитую дикую козу.

— У вас тут что за пальба случилась? Я уж думал, вы тут друг друга попереубивали, — сказал он, глядя на нас, ощетинившихся мушкетами на все четыре стороны.

— Карибы напали, — ответил ему Ален.

— Ты-то там, в джунглях, не видал? — спросил я.

— Следы только, — хмыкнул Жорж. — Босые. Чего это они на вас?

— Рожи наши не понравились, — буркнул Доминик.

— Жорж, давай в шлюпку клади, Доминик, ты с ним, шуруйте на борт, начинайте пока, мы тут остальных подождём, — приказал я, и тут же мне в голову пришла идея. — Клешне скажите, пусть холостым из пушки даст, чтобы все тоже вернулись. Чёрт с этой дичью, валить отсюда пора. Шлюпку потом сразу сюда, обратно.

— Как скажешь, кэп, — сказал Жорж.

Вдвоём с коком они вытолкнули шлюпку обратно в воду, запрыгнули сами и без особых усилий погребли вниз по течению. У нас же из укрытий остались только дырявые бочки, пробитые выстрелами карибов. Мы отошли чуть ближе к джунглям, укрываясь под деревьями.

Спустя какое-то время раздался пушечный выстрел, и это уж точно должно было окончательно спугнуть аборигенов. На этот раз пушка вроде бы отработала штатно, без нареканий. Просто громкий хлопок холостого выстрела. Видимо, эффект индейского золота окончательно выветрился.

Густые заросли незнакомых растений, в которых мы схоронились, оказались убежищем не только для нас, но и для тысяч букашек, муравьёв, комаров и мошек, нещадно атаковавших нас безо всякого стеснения. Один за другим звучали хлопки, тихое ворчание и брань. Я тоже то и дело убивал какого-нибудь надоедливого москита, аплодируя жужжащему оркестру. Доминика оказалась на редкость неприятным местечком.

— Надо грязь мазать. Грязь не едят, — посоветовал Муванга, жестами показывая, как мажет открытые места глиной или чем-то подобным.

— Да мы уже скоро свалим, — буркнул я. — Надеюсь.

Остальных буканьеров пока было не видно и не слышно, так что нам в любом случае нужно было ждать, пока не придёт последний из них. Если наших охотников, конечно, не сожрали местные комары или индейцы. Оба варианта так себе.

Где-то в отдалении громыхнул ещё один выстрел, эхом прокатившийся по долине. Мы замерли в мучительном томлении, было неясно, стрельба эта была по зверю или по противнику. Спустя три-четыре минуты следующего выстрела не произошло, значит, по добыче.

Эмильен вернулся из джунглей с пустыми руками, выйдя к берегу чуть с другой стороны и спускаясь вниз по течению. Сперва он обнаружил обломки бочек со следами пуль и стрел, настороженно огляделся по сторонам. Я тихонько свистнул из кустов. Буканьер вскинул мушкет, но, слава Богу, выстрелить не успел.

— Эй! Мы здесь, — воскликнул Ален, и Эмильен вместо ответа аккуратно вернул взведённый курок на место.

— От индейцев прячетесь? — хмыкнул он.

— От них, — сказал я. — Где остальные?

В ответ буканьер только пожал плечами, перехватывая мушкет за ремень. В наши заросли он просочился ловко и умело, так, что даже ни одна ветка не колыхнулась.

Скрип уключин и плеск воды дали понять, что возвращается шлюпка с «Поцелуя Фортуны». Индейское каноэ звучало бы совсем не так. Ещё и негромкий разговор флибустьеров далеко разносился над водой.

— Дрянное место…

— Зря попёрлись сюда, могли бы и до Мартиники дотянуть, там хотя бы стрелять не станут…

— Только ножом пырнут, ха-ха!

Я уже и сам начал жалеть, что решил зайти на Доминику, мы прекрасно могли бы обойтись и без неё. Но что сделано, то сделано. Ещё один буканьер вышел из леса с тушей козы на плече, махнул рукой парням в шлюпке. Те причалили к берегу, растерянно поглядывая по сторонам и выискивая нас. Или хотя бы наши тела. Мы дали знать, где находимся. Тушу, истекающую кровью, закинули в шлюпку.

Последний из охотников вышел с какой-то птицей, напоминающей куропатку, и мы наконец-то покинули надоевшие заросли. Все наконец-то были в сборе, можно было возвращаться на бригантину. На этот раз плыли, ощетинившись мушкетами во все стороны, но эта мера предосторожности не понадобилась, индейцы так и не появились.

«Поцелуй Фортуны» по-прежнему стоял в устье реки. Величественный силуэт бригантины покачивался на морских волнах, ожидая нашего возвращения, а парни налегали на вёсла изо всех сил, чтобы поскорее оказаться на борту родного корабля. Но намётанный глаз моряка видел, что вид у нашей бригантины довольно помятый и скорбный, тут и там бледными пятнами виднелись заплаты из свежих досок, потрёпанный такелаж просил о скорейшей замене, грязно-серые паруса пестрели заплатами и грубыми швами. Корабль явно соскучился по сухому доку и продолжительному ремонту.

Шлюпку подняли, скучавшие прежде матросы наконец-то занялись делом, готовя корабль к отплытию. Задерживаться у берегов этого негостеприимного островка дольше необходимого я не хотел.

Мы снялись с якоря, развернулись и под всеми парусами отправились дальше на юг вдоль берега. Я посматривал в подзорную трубу на местные скалы и утёсы, покрытые тропическим лесом, парни на палубе свежевали дичь, из-за чего вся бригантина вновь провоняла кровью и потрохами, живо напоминая мне об абордажных схватках. Слава Богу, индейцы даже не сумели никого ранить, зато припугнуть у них неплохо получилось.

Чуть погодя мы увидели на горизонте парус, а затем ещё один и ещё. Рыбацкие баркасы и лодки, вышедшие на промысел, курсировали вдоль побережья вслед за косяками рыбы, и у меня мелькнула злая и глупая мыслишка потопить их все, которую я тут же отогнал.

А через какое-то время на берегу, который незаметно от всех превратился в довольно неплохой пляж, выросли хижины и домики. Твою мать. И стоило ли вообще высаживаться на реке, если здесь есть посёлок?

— Лубьер, — произнёс боцман, глядя, как я скрежещу зубами на этот деревенский пейзаж. — Райский уголок, муж двоюродной племянницы здесь поселился.

— Дыра, — критически заметил я, осматривая хибары в подзорную трубу.

На весь посёлок были только пара капитальных строений из дерева и камня. Всё остальное пространство занимали рыбацкие хижины.

— Глубже, чем в дьяволовой заднице, — согласился боцман.

— Значит, ты знал, что здесь есть колония? — хмыкнул я.

— Ну да, — сказал он.

— И не сказал, — проворчал я.

Старый боцман только пожал плечами.

— Это же не колония, это богом забытая дыра, — произнёс он.

— Но мы же могли набрать воды здесь. И еды тоже, — сказал я.

— Я забыл, — покаянно ответил старик.

Злиться на него было без толку. По виду посёлка было понятно, что такое райское местечко проще простого вылетит из головы, и даже не факт, что здешние колонисты доживут до следующего Рождества.

Зато я на все лады клял свою собственную нетерпеливость, ведь если бы я подождал ещё буквально пару-тройку часов, мы могли бы бросить якорь здесь и набрать провизии без лишней мороки. Теперь заходить в этот самый Лубьер нам было уже без надобности.

Рыбаки, зная, что брать с них нечего, нисколько не боялись нашего появления, тем более, что эта земля считалась французской, а на нашей корме реял французский вымпел, и не обращали на нас никакого внимания. Было видно, что мы тоже просто идём мимо, и не остановимся, чтобы прикупить свежей рыбы, а значит, даже приближаться не стоит.

Ну и хрен с ними, с рыбаками, колонистами, индейцами, Лубьером и всей Доминикой сразу. Наше знакомство с этим островом как-то сразу не задалось. Будем надеяться, что на следующем всё пройдёт в разы лучше. Хотя что-то мне подсказывало, что расставание с Ладроном и его людьми пройдёт не так гладко, как мне бы хотелось, от взаимных подозрений и недоверия никуда не деться. Тем более, что недоверие будет совсем не беспочвенным. Делиться золотом с ним и его людьми я даже и не думал. А он это наверняка понимал.

Глава 33

Чем ближе мы подходили к Мартинике, тем больше нервничали мы все. Вновь обострилась вражда между двумя командами, да и в целом атмосфера на корабле стала тяжёлой и мрачной. До мордобоя и поножовщины, конечно, пока не дошло, но было довольно близко к этому. Нужно было как можно скорее высадить команду «Дофина», во избежание неприятных казусов.

Перед тем, как подойти к Сен-Пьеру, я приказал выбрать из наших запасов и поставить наиболее драные паруса, чтобы создать правильное впечатление у жителей города. Наверняка Бартоли имеет там свои глаза и уши, и наш потрёпанный бледный вид послужит ещё одним подтверждением того факта, что мы попали в шторм, чудом одолев стихию, с которой «Дофин» не справился.

Берег Мартиники показался на траверзе сразу после завтрака, как раз самое время, чтобы зайти в гавань Сен-Пьера, будучи у всех на виду. Несколько торговых кораблей прошли в отдалении от нас, чуть мористее, у самого берега тоже курсировали рыбацкие лодки, и после абсолютно пустого моря, где на километры вокруг не было ни души, мне вдруг показалось, будто мы выехали на оживлённую трассу или спустились в метро в час пик. Куда ни глянь — везде мелькали чужие паруса, а на берегу, где парусов не было, виднелись дома, усадьбы и плантации, кардинально отличающиеся видом от дикого берега Доминики.

В самой гавани тоже было тесновато, десятки кораблей стояли на якоре, самые разные, от маленьких и юрких шлюпов до неповоротливых военных галеонов. Лодки и каноэ сновали туда-сюда, и гавань Сен-Пьера своей суетой вообще напоминала мне муравейник, в который ткнули горящей палкой. Нам кое-как удалось найти свободное место, чтобы встать на якорь. К борту «Поцелуя Фортуны» тут же устремились местные торгаши, предлагая свежие фрукты, но нам было не до них. У нас и денег-то особо не было, одни пропили всё ещё на Тортуге, другие были вынуждены оставить всё на «Дофине», да и вообще все рассчитывали тратить золото, закопанное теперь на необитаемом островке посреди моря, и не думали, что в ближайшее время им вообще придётся в чём-то нуждаться.

Прежде, чем сойти на берег, я вызвал всех наверх, на палубу, и своих флибустьеров, и бывшую команду «Дофина», и офицеров, и даже Ладрона. Все собрались на палубе шумной толпой, громко переговариваясь и поглядывая в сторону берега, на котором их должны были ждать выпивка и доступные женщины, а будут ждать только работа и полунищее существование. Вернее, полунищее существование будет ждать только команду «Дофина», мы-то быстро отсюда свинтим в закат.

— Тихо! — прикрикнул я, когда последний из моряков поднялся на палубу. — Слушайте все! Мы попали в шторм! «Дофин» затонул где-то в открытом море! Всем понятно?

Толпа зашумела, невпопад кивая. Ну, вроде все всё поняли. А тем, кто не понял, товарищи популярно объяснят.

— Спускайте шлюпку, — приказал я. — Месье Ладрон, вы и ваши люди сойдёте на берег первыми.

— Я подожду вас на берегу, капитан, — холодно произнёс он.

— Ваше право, — пожал плечами я.

Сен-Пьер тоже выглядел достаточно оживлённым городом, настоящим деловым центром французского Нового Света, и я даже как-то пожалел, что не удосужился зайти сюда раньше. Да, здесь можно было бы провернуть пару-тройку выгодных сделок, гораздо успешнее, чем в Бастере или Мариго.

В несколько заходов мы перебрались на берег Мартиники. Благо, у меня в заначке были деньги, так что я мог починить корабль и пополнить припасы за свой счёт. Даже команде хватило подкинуть немного на выпивку, так что мои матросы радостно ускакали в ближайшую таверну выпить за моё здоровье, а Ладрон со своими людьми хмуро ждал меня на пристани, видимо, в надежде вызнать у меня хоть что-то.

— Что дальше, капитан? — прямо спросил Ладрон, когда я соизволил подойти к ним.

— По-хорошему, вы должны заплатить мне семьсот луидоров, но так и быть, я их вам прощаю, — сказал я.

— Что?! — вскинулся он.

— Вы доставлены на Мартинику, месье, — напомнил я условия контракта. — Как договаривались? Тысяча луидоров по прибытию в Сен-Пьер. Три сотни вперёд, остальное здесь.

Ладрон начал бледнеть от ярости, его люди тоже хмуро глядели на меня, и я поспешил разрядить обстановку.

— Шутка, Ладрон. Успокойтесь, — сказал я.

— Ваши шуточки мне уже… — сквозь зубы процедил он, но я его перебил прежде, чем он успел сказануть какую-нибудь глупость.

— Я буду шутить, пока вы даёте мне поводы, Ладрон, — сказал я. — Вы в Сен-Пьере, что вам ещё нужно? Ступайте туда, куда послал вас месье Бартоли, объясняйтесь, что попали в шторм, что всё плохо. Посыпайте голову пеплом, и всё прочее. А я исчезну из виду на какое-то время, чтобы появиться на Тортуге и объясниться уже лично с месье Бартоли. Что вам неясно?

Ладрон скривил лицо, поправил сползший парик.

— Стало быть, вы оставляете нас здесь, на Мартинике? — буркнул он.

— Разумеется! — воскликнул я.

— А как же…

— Как только наступит время, я за вами вернусь, — солгал я.

— И какие гарантии, что вы вообще вернётесь, а не…

— Гарантии? Моё слово и есть гарантия. Спросите кого угодно на архипелаге, и вам скажут, что капитан Грин — человек чести, — надменно произнёс я.

Его матросы зашушукались между собой. До меня доносились обрывки фраз, «болтали», «честный», «не верьте», «пират», и тому подобное. Я, нацепив на себя маску показного равнодушия, стоял и ждал, пока они соизволят вынести вердикт. Результат меня и в самом деле не слишком интересовал, от него зависело только то, как мы расстанемся, по-плохому или по-хорошему.

— Месье Ладрон, — сказал я. — Напомню вам, я — корсар на службе короля Франции, а не какой-нибудь там пират без чести и совести.

— Будь вы хоть трижды корсар, я вам не верю, — сказал он, и его тронул за плечо один из его людей.

— Капитан, выбора-то у нас нету, — тихо буркнул матрос. — Пущай на Библии клянётся, а потом катится хоть на все четыре стороны.

— Как долго вы будете шляться по морям, месье? — нисколько не скрывая неприязни, спросил Ладрон.

— Месяц, может быть, два, — ответил я. — Клянусь, по истечению этого срока я прибуду обратно в Сен-Пьер и заберу вас отсюда. Даю вам слово.

— Месяц, не больше, — выдавил Ладрон. — А потом мы…

— Тише, Ладрон! Следите за своим языком! Разве вы болтун? Я начинаю сомневаться в вашей способности хранить тайны, — сказал я.

— Если вы не вернётесь вовремя, тайное станет явным, и на вас откроют охоту, я об этом позабочусь лично, — сказал он.

— Я уже поклялся, месье Ладрон, — высокопарно заявил я. — Мне пора. Увидимся через месяц.

Мы холодно попрощались, и я оставил их, беспомощных и потерянных, на пристани, а сам отправился решать накопившиеся вопросы. Дел и в самом деле накопилось по горло, с одним только ремонтом мороки будет явно не на один день, а ведь нужно было ещё и закупить припасы, и всё остальное. Так что лучше не терять времени на пустые споры с теми, кто стал для меня бесполезен.

Я пошёл по набережной Сен-Пьера, внимательно поглядывая по сторонам в поисках нужных мне локаций. Сен-Пьер оказался весьма симпатичным городом, хотя однотипный колониальный стиль в здешней архитектуре мне порядком надоел. Хотя выглядел он всё ещё лучше серых панельных коробок в средней полосе России. Прохожие суетливо спешили по своим делам, нищие протягивали скрюченные пальцы за милостыней, степенные дамы в пышных платьях, делающих их похожими на нахохлившихся воробьёв, стайками ходили по набережной, стараясь держаться подальше от размалёванных шлюх. Моряки расслабленно бродили небольшими группами, торговцы перекрикивали друг друга, зазывая к себе покупателей громкими обещаниями.

Самый обычный портовый город в разгар рабочего дня. И всё же Бастер по необъяснимой причине нравился мне гораздо больше. Когда много путешествуешь по разным городам, невольно сравниваешь их между собой, и не всегда это сравнение рационально. Все города чем-то похожи, и все в чём-то отличаются, и порой как раз из этих различий, невидимых на первый взгляд, и складывается впечатление. Сен-Пьер производил как раз впечатление не самое приятное, ощущаясь скорее холодным деловым центром, где тебе готовы перегрызть глотку за лишний процент прибыли. В таком можно делать дела, но жить лучше в каком-нибудь тихом и приятном месте, подальше от всей этой суеты.

Глава 34

До самого вечера я мотался по разным конторам и лавкам, закупая всё необходимое для «Поцелуя Фортуны», до хрипоты спорил и торговался, поражаясь жадности местных купцов, и решал различные бытовые вопросики, мечтая поскорее уплыть отсюда. Например, за починку бригантины мне выкатили такой ценник, что я развернулся и молча ушёл, справедливо рассудив, что проще будет починиться самостоятельно, просто закупив необходимые материалы. И мне пришлось мотаться ещё по нескольким местам, договариваясь о покупке досок, пеньки и прочего. С ограниченным бюджетом как-то не очень приятно ходить на шопинг.

Ну а к вечеру, окончательно устав от торговых дел, я поспешил присоединиться к своей команде, всё это время отдыхавшей в таверне. Ей богу, лучше два раза сходить на абордаж, чем ещё хоть раз заняться торгашеством. Вот уж точно не моё. Я знал многих людей, испытывающих искреннее удовольствие от хорошего торга и кипятком писающих от запаха прибыли, но лично мне всегда это претило. Не настолько, чтобы вообще избегать подобных дел, но достаточно сильно, чтобы заниматься этим пореже, как какой-нибудь неприятной обязанностью вроде выноса мусора.

Таверна с нехитрым названием «Пьяный гусь», встретила меня привычным смрадом перегара, табачного дыма и немытого моряцкого тела. Вот не могли же выбрать место поприличнее. Несколько шумных компаний галдели за длинными столами, в углу какой-то бедолага-музыкант насиловал скрипку, жалобные завывания которой были слышны даже на улице. Мои флибустьеры сегодня гуляли скромно, почти даже уныло, поглядывая на веселящихся соседей с какой-то хмурой завистью. Меня заметили, вяло поприветствовали, подвинулись, уступая мне место на лавке, и я уселся за грязный выщербленный стол.

— Чего такие хмурые? — спросил я.

— А сам как думаешь? — буркнул Клешня, здоровой рукой вращая пустую кружку на столе.

— Эй, мадмуазель! Принеси-ка нам выпить! — я взмахом руки привлёк внимание усталой помятой девки в сальном переднике.

Таверна и в самом деле была настоящей дырой. Девка, шаркая ногами, швырнула на стол пустую кружку и кувшин, забрала грязную посуду, заковыляла на кухню. Жорж не упустил возможности ущипнуть её за тощий зад, та шлёпнула его по руке, даже не обернувшись.

— Ну и дыра, — произнёс я.

— Зато дёшево, — сказал Шон.

Налили, выпили. Местный ром оказался разбавленным и слабым.

— От попутчиков я избавился, насчёт припасов договорился, — сообщил я.

— Завтра идём обратно? — поспешили узнать флибустьеры, радостно переглядываясь.

— Завтра грузим всё на корабль, потом уходим чиниться, — сказал я. — В таком состоянии нам пока лучше никуда не встревать. Местные слишком дорого берут за ремонт, так что сделаем всё сами.

Пираты разом погрустнели, понимая, что вместо долгожданного золота и последующего кутежа их ждёт только тяжёлая работа, скудная кормёжка и никакого веселья.

— Как отремонтируемся — пойдём на дело, — я немного подсластил пилюлю, но без особого успеха.

— А когда… Ну, ты понял, — спросил Жорж.

— Ещё рано, — пожал плечами я. — «Дофин» пока у всех на слуху.

Флибустьеры поникли, молча выпили ещё. Спорить со мной было бесполезно, это все понимали.

Музыкант в углу снова начал пилить на скрипке какую-то жалобную незатейливую мелодию, и я поморщился от резкого звука. Хотя остальным вроде даже нравилось. Но я всё-таки не стерпел, поднялся из-за стола и пошёл к скрипачу.

— Друг, не мог бы ты помолчать? — вполне себе дружелюбно спросил я, уставившись на музыканта тяжёлым взглядом.

Мой слух, больше привычный к ритмичным мелодиям конца девяностых и начала нулевых, отказывался воспринимать это скрипичное мяуканье. Классическую музыку я, конечно, тоже уважал, но здесь играла не классика, а какое-то дерьмо. Скрипач не обратил на меня внимания, продолжая елозить смычком по струнам.

— Эй, земляк, прекращай, говорю, — повторил я чуть громче.

Не удивлюсь, если этот оборванец оглох от собственной игры. Я бы точно оглох, если бы мне пришлось слушать это изо дня в день, а тем более, играть самому.

— Слышь, моряк, отвали, — буркнул музыкант, не отрываясь от игры.

— Отстань от него, мы слушаем! — раздался вскукарек от соседнего стола.

— Я тебе смычок в гузно запихаю сейчас, — предупредил я, и только после этого музыкант затих, вскинув подбородок с потешным видом оскорблённой невинности.

Таверну наполнил возмущённый гул, на который я не обращал никакого внимания. Пусть ворчат, лишь бы не слышать этих отвратительных звуков.

— Так-то лучше, — произнёс я, строго посмотрел на скрипача и вернулся за стол.

За столом парни встретили меня удивлёнными взглядами. Я выпил с ними, наслаждаясь благословенной тишиной. Пожалуй, по уровню отвратности этот скрипач превосходил даже хиты мамбл-рэпа и детские песенки из китайских плюшевых игрушек. Вместе взятые.

— Ты чего так взъелся на него? — спросил меня Шон. — Музыка как музыка.

— Лучше уж пьяные песни слушать, чем такую музыку, — сказал я.

Я, честно говоря, ждал, что кто-нибудь из посетителей возмутится, потребует у скрипача продолжать во что бы то ни стало, начнётся конфликт, мордобой, поножовщина и смертоубийство, но музыкант просто собрал пожитки и с гордым видом удалился, погасив конфликт в зародыше. Пусть лучше выводит свои рулады в другой таверне.

— Вот взял и обидел музыканта, — посетовал Клешня.

— Художника обидеть может каждый… — тихо вздохнул я. — Ну в самом же деле, невозможно это слушать.

— Ты просто дикарь, московит, — хохотнул Шон. — У вас там небось такого не видали никогда.

Знал бы ты, друг мой, сколько всего можно повидать через интернет, ты бы наверняка взял свои слова назад. На меня вдруг накатил приступ ностальгии и информационного голода, каких у меня давно не случалось. Всё же человеку из цифровой эпохи трудновато находиться в обществе, где новость полугодовой давности считается ещё свежей. Тем более в Новом Свете, куда всё доходит с запозданием.

— Что нового на островах? Успели уже разузнать чего, или просто пьянствовали? — спросил я.

— Да особо ничего, всякая чушь, — пожал плечами Шон. — Про Тринидад болтали, да про войну. Война так и идёт, кончится чёрт знает когда, англичашки и не думают сдаваться пока.

— Как получат хорошенько по носу, так и сдадутся, — буркнул я.

— Дай то Бог, — хмыкнул Шон.

— Будь уверен, — сказал я.

— Нам-то что? С одними помиримся, других воевать пойдём, — сказал Клешня. — Да и вообще, был бы только повод. Мне главное, чтобы в трюме у них пошарить можно было.

Даже и не поспоришь. Но вообще, пьяные разговоры о политике я обычно терпеть не мог, потому что они часто перерастали в споры и ругань. Как там было? Джентльмены не говорят о женщинах, религии и политике, что-то вроде того.

— Куда капитан скажет, тех и пойдём воевать, — польстил мне Жорж.

Команда поддержала его слова одобрительным гулом, и мы выпили снова. Было даже малость неловко, но как-то отнекиваться и портить момент я не стал, просто выпил вместе со всеми остальными.

В голове зашумело, даже такой, слабый ром при должном количестве неплохо бил по мозгам. Не настолько, чтобы упасть лицом на стол или ползать, как младенец, но достаточно, чтобы было весело. Такие посиделки всё же полезны, в здешних условиях не так-то много способов снять стресс, неизбежно накапливающийся у каждого из нас.

— Знать бы ещё, куда отправит нас капитан, — хмыкнул Клешня.

Я бы и сам не отказался от послезнания такого рода, оно было бы всяко полезнее, чем умение ездить на автомобиле или навык составления таблиц в эксельке.

— Если бы капитан знал, он бы сказал, — засмеялся я. — Наверное, туда, где можно ограбить какого-нибудь простофилю!

— Ты, наверное, имел в виду врага короны, — поправил меня Шон, зная, что нас могут слышать те, кому лишнее слышать нельзя.

— Конечно! Какого-нибудь врага короны с полным трюмом серебра или жемчуга, — воскликнул я, и мы выпили снова, на этот раз за будущую добычу.

Добычу, которая, несомненно, будет ещё богаче, чем закопанные на Авесе сокровища.

Глава 35

Следующее утро прошло в заботах и хлопотах, особенно неприятных из-за лёгкого похмелья и головной боли, раскалывающей голову при каждом резком звуке, которых в порту было предостаточно. Но всё необходимое погрузили на «Поцелуй Фортуны» довольно быстро, пусть даже нам и пришлось обойти несколько складов и лавок.

Задерживаться на Мартинике нам было ни к чему, и даже для ремонта я хотел отойти подальше, к какому-нибудь пустынному берегу, например, к той же Доминике, чтобы убраться прочь от любопытных глаз, которых здесь тоже было полно. Например, я то и дело замечал слоняющихся по пристани и мучающихся от безделья матросов «Дофина», или нищих, глазеющих на все приходящие и уходящие суда.

В итоге, когда всё было готово, мы вернулись на бригантину, подняли якорь и поспешили убраться отсюда. «Поцелуй Фортуны» протиснулся через заполненную кораблями гавань, повернул к северу и пошёл вдоль берега уже знакомым путём. К вечеру мы будем на Доминике, а там встанем на ремонт. С одной стороны, конечно, хотелось остановиться где-нибудь в безлюдной бухте, но я понимал, что это чревато ещё одним нападением местных карибов. Значит, встанем возле посёлка, местные барышни будут счастливы, пираты тоже.

Удивительно, но с выходом в море настроение, которое ещё вчера у всех было паршивым, резко поднялось. Видимо, Сен-Пьер на всех нас действовал как-то угнетающе, а вот небольшое морское путешествие, привычное и знакомое, наоборот, бодрило и придавало уверенности. Свежий ветер в парусах и солёные брызги из-под форштевня каждого наводили на боевой лад.

Ремонт начали, не отходя от кассы, прямо на ходу, и на корабле снова стучали топоры и молотки под вялую ругань старшего плотника. Работы предстояло изрядно, всё-таки взрыв на борту и пожар бесследно не проходят, но с деревом всё-таки было гораздо проще. Не знаю, что бы я делал, будь «Поцелуй Фортуны» металлическим утюгом-броненосцем.

Драные паруса, само собой, поснимали, едва скрылся из виду Сен-Пьер, а на их место водрузили новые. Старые пойдут на койки матросам и чехлы для пушек, всё пригодится, даже самый мелкий клочок. Здесь, в этой эпохе, ещё не принято бездумно выбрасывать то, что ещё может послужить. Да и делать старались на совесть, на века, в отличие от современных мне поделок, разваливающихся по окончанию гарантийного срока, чтобы потребитель шёл и покупал новое.

Бригантина, отнятая у английского капера, во всём меня только радовала. По всем параметрам это был превосходный корабль, самое то для нашего промысла, быстрый, маневренный. Нам надо было только привести его в надлежащее состояние, чтобы снова можно было отправляться на дело. Всё остальное было уже готово. Припасов достаточно, чтобы дойти хоть до Европы, полный штат команды настоящих морских волков, все обучены, злы и готовы к любой неожиданности.

Берег Доминики было видно издалека, почти что от самого Сен-Пьера, погода стояла на удивление ясная и солнечная для этого времени года, и ничего не мешало нам заниматься починкой бригантины. Я, впрочем, почти не принимал участия, предоставив нашему плотнику Дюбуа карт-бланш и возможность принимать любые решения, не согласовывая со мной. Я всё равно ничего не смыслил в судостроении, в отличие от местных моряков.

Я, впрочем, тоже не бездельничал, а занимался полезными делами, снова обучая Андре-Луи урезанной школьной программе. Парнишка быстро схватывал, понимая, что другой возможности научиться чему-то не будет, а знания наверняка пригодятся. Сам тянулся к знаниям, в отличие от современных лоботрясов. Вот только в самый разгар урока нас снова отвлекли.

— Капитан, там парус на горизонте! — вахтенный постучал и крикнул из-за двери каюты.

Пришлось оставить юнгу в каюте, решать задачки, а самому идти и разбираться, в чём дело.

— Ну и что? — хмыкнул я, выйдя на палубу. — Тут сколько портов рядом, кораблей, как мух на лепёшке.

— Так этот за нами прётся, — сказал матрос. — Уже пару часов.

class="book">— Что за корабль? — спросил я, извлекая подзорную трубу из футляра. — Чей?

— Непонятно, — пожал плечами матрос.

— Ладно, сейчас разберёмся, — буркнул я, поднимаясь на корму.

Нас преследовал какой-то бриг без флага или каких-нибудь опознавательных знаков. Держался примерно на одном и том же расстоянии, то ли из-за того, что не мог идти ещё быстрее, то ли намеренно. Но в подзорную трубу было видно, что нас тоже пристально разглядывают. Стало немного не по себе, неприятное ощущение пробежало вдоль позвоночника.

Нет, мы могли бы принять бой, если это кто-то враждебный, но «Поцелуй Фортуны» ещё не был готов. Возможно, кто-то в гавани Сен-Пьера увидел наш скорбный вид и решил, что мы представляем собой лёгкую добычу. Наивное дурачьё. Даже в таком состоянии бригантина может неплохо огрызнуться.

— Ну и чего вам надо? — риторически вздохнул я, вглядываясь в обводы незнакомого корабля.

— По хлебалу получить захотели, — отозвался Шон, стоящий за штурвалом.

— Похоже на то, — согласился я. — Ты в гавани их не видал, случаем?

— Вроде нет. Там много кого было, мог и не заметить, или внимания не обратить, — сказал ирландец.

— Вот и я не припомню. Но выглядит так, будто от самого Сен-Пьера за нами тащится, — сказал я. — Дюбуа! Заканчивайте на сегодня. Крепите всё, похоже, будет бой.

— Есть! — отозвался плотник, прохаживающийся по палубе. — Слышали, чего капитан сказал? Нам, похоже, сейчас другой работёнки подвезут.

— Чёрный флаг поднять! — приказал я. — Может, сам смоется.

Чёрное полотнище с белым черепом взвилось над мачтой, развернулось на ветру. Я пристально наблюдал за вражеским бригом. В том, что он вражеский, я уже нисколько не сомневался. На бриге только прибавили парусов.

— Свистать всех наверх, заряжайте пушки, выдавайте оружие. Похоже, кто-то хочет огрести по наглой английской морде, — сказал я.

— Думаешь, англичане? — спросил Шон.

— Скорее всего, — пожал плечами я. — Испанцы сюда не суются. А союзнички вряд ли стали бы нас преследовать, они бы скорее задержали нас прямо в порту.

— Логично, — признал Шон.

Отдыхающие вахты подняли, бригантину стали готовить к бою, закрепляя всё, что не приколочено. Неизвестный враг понемногу начинал догонять, и мне было несколько непривычно находиться в роли жертвы, а не охотника. Ну ничего, скоро всё поменяется.

Бриг даже не пытался ничего просигналить флажками, просто бульдозером пёр на нас, очевидно, с самыми недобрыми намерениями. Как только он оказался в зоне досягаемости наших пушек, я приказал открыть огонь, и ретирадные орудия выплюнули по ядру каждое. Одно ядро плеснуло где-то чуть левее, второе сбило бригу носовую фигуру в виде какой-то хищной птицы, и флибустьеры радостно завопили, празднуя удачный выстрел.

В ответ выстрелили тоже, но, похоже, пушки на бриге были послабей наших, или канониры пожалели пороху, но оба ядра упали в воду далеко за нашей кормой. Значит, у нас было явное преимущество, и я ожидал, что капитан брига оставит эту дурацкую затею, но наше попадание их, наверное, только раззадорило. Меня бы подобный жест точно бы только разозлил.

Поэтому корабль упрямо плёлся за нами, метр за метром сокращая дистанцию. Наши пушкари стабильно, как часы с кукушкой, каждые две минуты вколачивали ядра в противника, тот тоже начал огрызаться, как только подобрался чуть ближе. На излёте и наши, и его ядра особой опасности для кораблей не представляли, так что самым опасным было бы, если ядро попадёт в человека. Или если какая-нибудь щепка выбьет кому-нибудь глаз.

Но так не могло продолжаться бесконечно, и пора было уже переходить к решительным действиям.

— Мистер Келли! Поворачивайте корабль! Встретим его из всех орудий, — приказал я. — Правый борт! Готовьсь! Цельсь! Пли!

Глава 36

«Поцелуй Фортуны» начал поворот, и на бриге это заметили. Чтобы не подставляться под продольный залп, который мог за одно мгновение снести им весь такелаж, капитан брига тоже приказал поворачивать, подставляя нам свой правый борт. Артиллерийский залп прогремел над волнами, несколько ядер врезались в корпус брига, вздымая фонтаны пыли и щепок, чей-то истошный вопль напомнил мне вой раненого зверя. Сейчас полетит ответка.

— Ложись! — заорал я, падая и прижимаясь щекой к начищенной палубе.

Канониры противника пальнули каждый по очереди, из-за чего залп вышел смазанным и как будто чуть менее мощным. Но и без того ядра, пролетая над нашей палубой, собирали свой урожай, высекая кучу щепок и осколков. Свист ядер, крики раненых, треск дерева и рвущихся канатов заполнили всё вокруг, началась суматоха, время будто замедлилось. В ушах звенело от постоянной пальбы.

Два корабля кружили друг против друга в своеобразном вальсе, медленном и вальяжном с виду, но всё равно опасном и смертоносном, поливая противника огнём из всех орудий, как только это становилось возможным.

Шон стоял за штурвалом, мастерски управляя бригантиной и даже не кланяясь летящим ядрам и осколкам, в отличие от меня и всех остальных. Я был рядом с ним, наблюдая за вражеским бригом и отдавая приказы нашим канонирам, пока он командовал марсовыми. Во время боя это не так-то просто.

— Кэп, иди вниз! Раненых подлатать надо! — крикнул он. — Мы тут справимся!

Над головами снова просвистело ядро, и я невольно втянул голову в плечи, хотя понимал, что это ничем не поможет, если оно всё-таки меня заденет. Я видел, что бывает, когда пушечное ядро пролетает сквозь человека.

— Юнга! — проорал я. — Дуй на камбуз, принимай раненых!

Мальчишка, в принципе, был готов к самостоятельной практике, основные принципы я ему давно уже объяснил.

— Я? Один?! — воскликнул малец, который до этого помогал марсовым управляться с парусами.

— Да! Давай бегом! Вы двое, да, вы! Раненых уносите вниз! — распорядился я.

Мне не хотелось пропускать всё действие, штопая неудачливых флибустьеров. Андре-Луи уже способен справиться сам, я в этом не сомневался, а мои навыки пригодятся и здесь, наверху.

— Правый борт, огонь! — рявкнул я.

Противник как раз удачно подставился только что отстрелявшимся бортом и был фактически беспомощен, никак не успевая перезарядить пушки. Слитный залп ударил ему в борт, сквозь клубы белого порохового дыма начали тянуться струйки чёрного. Что-то у него на борту всё-таки загорелось, и я довольно осклабился.

— Заряжайте картечь! Шон, подойди поближе к нему! — прокричал я. — Готовьте багры!

Канониры принялись вместо ядер заталкивать в стволы пушек мешки с крупной дробью, Шон заложил штурвал направо, реи обрасопили, за высоким фальшбортом затаилась абордажная команда с баграми и кошками, мушкетёры готовились дать залп сразу же после картечного, как только вражеская команда поднимет головы и вылезет из укрытий. Вся команда «Поцелуя Фортуны» действовала чётко и слаженно, каждый знал, что и где ему делать. Я почувствовал гордость за своих парней.

— Давай… Ещё ближе… — сквозь зубы цедил я, напряжённо вглядываясь в приближающийся силуэт корабля, затянутый дымом.

В дыму мелькнуло несколько вспышек.

— Ложись! — рявкнул я одновременно с вражеским залпом, и в наш корпус снова ударило несколько ядер, выламывая свежие доски и прошивая насквозь переборки.

Мы подошли достаточно близко, чтобы наконец воздать по заслугам этому негодяю.

— Картечью! Огонь! — проревел я, вкладывая в этот приказ всю свою злобу и ненависть, будто это могло как-то помочь нашим артиллеристам.

Картечный залп жужжащей свинцовой тучей пронёсся над палубой вражеского брига, снова послышались вопли раненых. Следом высунулись из укрытия наши буканьеры, выцеливая противника, затрещали мушкетные выстрелы.

— На абордаж! — крикнул я, вытаскивая палаш и указывая им в сторону затянутого дымом брига.

Мой вопль слитным рёвом поддержали полсотни разъярённых флибустьеров, вселяя ужас в сердца врагов, кошки полетели к бригу, цепляясь за ванты и штаги, Корабли стали подтягивать друг к другу, команда брига пыталась отстреливаться, рубить канаты, но кошек забросили больше, чем они успели обрубить.

Два корабля столкнулись с грохотом и треском, сплетаясь в объятиях ближе, чем юные любовники, такелаж перепутался настолько, что расцепить его просто так уже не выйдет.

— Вперёд! — заорал я, вскочил на планширь и перепрыгнул на палубу вражеского судна, выхватывая пистолет и сходу стреляя в одного из матросов противника.

— ¡Mierda! ¡Ven aqui! — крикнул кто-то из матросов брига, и тут же добавил ещё несколько бранных слов на испанском. Вот оно что. Надеюсь, несколько испанцев из моей команды ничего не будут иметь против убийства соотечественников.

Флибустьеры, потрясая оружием и выкрикивая проклятья, перескакивали на борт испанского брига. Зазвенела сталь, захлопали выстрелы. Испанцы отчаянно сопротивлялись, на деле доказывая свою славу превосходных солдат, но флибустьеры всё-таки понемногу теснили их назад.

На меня выскочил какой-то прыткий пылкий юноша в кружевной рубахе и со шпагой в руке, что-то пафосно выкрикнул на испанском в духе «защищайся, подлый пират», и тут же упал замертво с простреленной головой. Я не зря таскаю с собой две пары пистолетов. И да, я и на самом деле подлый пират. Жизнь заставила.

Скрестить клинки мне всё же пришлось, выхватить другой пистолет я попросту не успел, как на меня с абордажной саблей вылетел матрос в парусиновой куртке и бандане, пытаясь зарубить меня, словно я был неподвижной берёзовой чуркой. Я, разумеется, ушёл с линии удара, на всякий случай подставляя клинок, чтобы матрос не мог резко изменить направление удара и полоснуть меня в бок. Сталь проскрежетала о сталь, матрос приблизился, обдав меня гнилостным кариозным дыханием, а я в ответ с силой боднул его головой в нос. Хрупкие кости затрещали, испанец отшатнулся, зажмурившись от боли, и я полоснул его палашом по горлу, тут же отпихивая его назад ударом ноги.

На палубе испанского брига творилась настоящая вакханалия, бойня, кровавая баня. Разъярённые флибустьеры наседали на отчаянно сопротивляющихся испанцев, которые даже и не думали сдаваться, понимая, что в плену их ждёт только мучительная медленная смерть. А вот не надо было на нас нападать. Хотя я был бы не против, если бы испанцы решили сложить оружие. Можно было бы даже подарить им быструю смерть.

Но испанцы продолжали сражаться, даже когда их всех оттеснили на бак и они остались в меньшинстве. Похвальное упорство, за которое их можно было даже уважать. Но в итоге я приказал просто расстрелять их из мушкетов. Совсем не по-рыцарски, не благородно и не честно, зато эффективно. Терять своих людей из-за глупых понятий чести, когда противник тоже не стал бы им следовать, мне казалось максимально дурацким поступком. Уж лучше расстрелять испанцев издалека, а за мнимое бесчестье мне никто и слова не скажет. В команде так точно, а на мнение остальных мне было с высокой колокольни плевать.

Последних сопротивляющихся испанцев расстреляли, флибустьеры принялись добивать раненых, но я быстро пресёк это дело, разрешив добивать только совсем тяжёлых. Мне нужна была информация, кто это и зачем они напали на нашу бригантину, а разговаривать с мёртвыми я пока не научился. Вместо этого всех раненых обезоружили, связали и заперли пока в крюйт-камеру. Потом поговорим.

Наших раненых, которых тоже было изрядно, перетаскивали на борт «Поцелуя Фортуны», на стол к юнге, а те, кто остался цел и невредим, начали обшаривать бриг на предмет спрятанных ценностей. Никакого груза в трюме всё равно не оказалось, кроме припасов и расходников. Бриг шёл именно за нами, намереваясь поживиться нашим грузом, не иначе.

Глава 37

Испанского капитана найти, увы, не удалось. Вернее, мы нашли его останки, нашпигованные картечью. А жаль, мне бы очень хотелось с ним пообщаться наедине.

Бриг сейчас представлял собой жалкое зрелище, залитая кровью палуба напоминала скотобойню, чёрными пятнами сажи выделялись горелые доски. Повсюду валялись щепки и прочий мусор. Пираты деловито выбрасывали за борт мёртвых испанцев. Я прошёлся, цепким взглядом отмечая разные мелкие детали, спустился вниз, расстроенно поглядел на пустой трюм, сходил до капитанской каюты. Та оказалась заперта, но против лома нет приёма, и я легко попал внутрь.

Обстановка скромная, почти спартанская, каюта довольно тесная. Похоже, строители подумали, что капитану много места ни к чему. Я даже порадовался, что на нашей бригантине не так. Судовой журнал почему-то валялся на полу, на столе расплескались чернила, тёмными пятнами въедаясь в поверхность стола. Знал бы я испанский, может, и понял бы чего, а так я просто полистал несколько страниц в поисках знакомых слов. Всё-таки надо заняться пробелами в своём образовании.

Ничего особо интересного в каюте я так и не нашёл. Личные вещи капитана, немного денег, одежда. Я всё-таки ожидал куда более богатый улов. В конце концов, «Поцелуй Фортуны» тоже пострадал в бою, а добыча не покроет даже расходы на ремонт. Снова придётся потрошить собственную заначку. Как-то даже смешно, закопать целое состояние на необитаемом острове, чтобы потом выскребать из кошелька последнюю мелочь. А ведь ещё покалеченным в бою нужно выплатить неплохую такую сумму.

Мысли вновь вернулись к зарытым сокровищам. Испанцы точно работали по наводке, но кто их навёл? Ладрон мог, но вряд ли успел бы. Я даже пожалел, что оставил его в живых, мерзавец наверняка уже ищет корабль, чтобы с лопатами отправиться на Авес. Ладно хоть координат он не знает. А испанцы, скорее всего, ждали где-то поблизости. Только они ждали беззащитный флейт, а не пиратскую бригантину с пушками и злой абордажной командой. И в Сен-Пьере у них наверняка были свои люди, видевшие наше прибытие. И на Тортуге тоже. Вот они и рассудили, что раз уж мы вышли из Бастера вдвоём, а до пункта назначения добрался только один корабль, то и золото будет на нём. Почти угадали.

Скорее всего, этот бриг и должен был поджидать нас на пути возле Испаньолы.Либо это просто подстраховка, а по дороге сюда нас поджидал кто-нибудь более мощный и опасный. Какой-нибудь испанский военный галеон, всё же добыча того стоила.

Я не спеша вышел на палубу. Обозлённые флибустьеры, не найдя добычи, выводили оставшихся испанцев наверх, вести допрос с пристрастием. Пленных поставили на колени в одну шеренгу, их осталось не так много, всего полтора десятка. Остальные испанцы уже кормили местных рыб. Хотелось порасспрашивать их насчёт золота, преследования и их нанимателей, но по внешности было ясно, что это простые матросы, парни с нижней палубы, и знают они не больше, чем случайные прохожие. Поэтому я просто оставил их на потеху команде.

Парни у меня были суровые. Обветренные, просоленные. Никаких колебаний или угрызений совести. Первому из пленных демонстративно вспороли брюхо, и только потом стали спрашивать. Как-то оно легче спрашивается, убедительнее, когда рядом валяется труп, смердящий кровью и потрохами, который всего секунду назад надменно и дерзко смотрел на своих пленителей.

Вопросы задавал Клешня, в основном сам, изредка прибегая к помощи переводчика. Словарного запаса, чтобы спросить, где деньги и может ли кто дать выкуп, хватало даже у меня. Я безмолвно наблюдал, прислонившись плечом к бизани, Клешня обернулся ко мне, быстро спросил взглядом. Я еле заметно кивнул в ответ, продолжай, мол. Я тоже никаких сентиментальных чувств к этим испанцам не испытывал.

Один из пленных что-то быстро забормотал, прося пощады. Мартинез, один из наших испанцев, перевёл в общих чертах. Ни денег, ни выкупа у этого пленного не было, и Клешня тут же полоснул его ножом по горлу, а трое пиратов выбросили тело за борт, как бесполезный груз. В глазах у Клешни не было никакого азарта, злости или возбуждения, только холодная деловитость, и это, наверное, пугало пленных испанцев сильнее всего. Хотя остальные флибустьеры кровожадно шутили и смеялись, наперебой предлагая всё новые и новые способы заставить пленников говорить. Некоторые способы удивили даже меня.

Испанцы смекнули, что все, кто не сочинит сказку про спрятанный горшок с золотом, отправятся за борт, и каждый теперь живо рассказывал про богатых родственников в Старом Свете, про ухоронку в каком-нибудь далёком порту Мэйна, про приданое своей жены и тому подобное. Истории звучали самые разные и самые фантастические, но сходились в одном. Не убивайте меня прямо сейчас, и я заплачу любые деньги. Я прекрасно понимал, что почти все эти истории — полная чушь, но больше с расправой флибустьеры не спешили.

Кое у кого деньги были на корабле, но суммы, разумеется, были небольшие. Кажется, если бы мы прошлись по закоулкам Сен-Пьера, снимая шапки и сшибая мелочь с прохожих, и то заработали бы больше.

Почему-то пираты начали спрашивать по второму разу, и вскоре я понял, зачем. Тех, кого ловили на мелких несоответствиях в наспех придуманной легенде, подвергали уже допросу третьей степени. Резали пальцы, лицо, поджигали пятки. Потом убивали и бросали за борт, пока остальные пленники, позеленевшие от страха, молча наблюдали за экзекуциями.

Для меня было даже удивительно, что испанцы, так ожесточённо сопротивлявшиеся абордажу, теперь не предпринимали никаких попыток напасть или спастись, прыгнув за борт, а молча сидели, как безропотные овечки. Вся их воля к сопротивлению вдруг закончилась. Кто-то молился шёпотом, кто-то смотрел в одну точку, кто-то ждал очереди, озираясь по сторонам, но никто не выглядел готовым к борьбе за жизнь. Как по мне, лучше было бы напасть на кого-нибудь и погибнуть от пули или клинка, а не ждать, когда тебя забьют насмерть или истыкают ножами потехи ради. Но я понимал, что это я сейчас так думаю, и кто знает, как бы повёл себя я в подобной ситуации. Наверное, постарался бы вовсе не даться живьём.

Горка ценностей на палубе оказалась смехотворно маленькой. Ну да, не всё коту Масленица. Я как-то уже привык к хорошей добыче, и невольно сравнивал всё с ней. В любом случае, даже груз кирпичей или птичьего гуано был бы лучше пустого, как барабан, трюма. Но оптимизма я старался не терять. В конце концов, одно дело, когда ты выбираешь добычу, и совсем другое, когда она сама нападает на тебя.

Из пленных испанцев осталось всего четверо запуганных и забитых матроса, которые пообещали за себя выкуп и смогли хоть как-то убедить недоверчивого Клешню. Ещё одного пленника отпустили по моему приказу, чтобы он собственно передал весточку о необходимости выкупа. Ну и рассказал всем о пиратском милосердии, конечно. Он и сам понимал, что ему несказанно повезло. Ему дали пообщаться с соотечественниками, с брига спустили шлюпку, дали чуть припасов в дорогу и отпустили на все четыре стороны. До берега недалеко, несколько часов активной гребли, и моряк будет уже в порту. Враждебном, но всё-таки в порту, а не в лапах у пиратов. Погрёб он отсюда, словно олимпийский чемпион. Оно и понятно.

Оставшихся бедолаг загнали в трюм «Поцелуя Фортуны», потом забрали с брига всё, что имело хоть какую-то ценность, расцепили корабли, пробили испанцу днище и поспешили уйти отсюда. Снова ремонтировать корабль, и Дюбуа громко матерился на испанских канониров, которые подкинули ему работёнки.

Я же немного поглядел на тонущего испанца, который пускал пузыри и закручивал водовороты, поглазел на снующих вокруг акул, приплывших на запах крови. Санитары моря, мать их. Такие же, как и мы.

Глава 38

Очень скоро мы подошли к Доминике, поделили скудную добычу с испанского брига и занялись ремонтом в спокойной дружелюбной атмосфере крохотного провинциального городка. Местные поначалу держались настороженно и даже враждебно, но узнав, что мы — французские корсары, постепенно оттаяли. Им просто повезло, что в их посёлке был всего один кабак, и громить единственный мы как-то стеснялись, понимая, что останемся без выпивки. Да и денег было не так много, чтобы кутить напропалую. Здесь мы не кутили, здесь мы занимались делом, потихоньку приводя «Поцелуй Фортуны» в порядок.

Но чем дольше мы сидели в этой глуши, тем чаще вспыхивали ссоры и конфликты, да и вообще было заметно, что парни начинают нервничать. Сплошная работа, никакого безделья, бедняга Джек не знает веселья. До топоров, драк и кровопролития пока не доходило, но уже опасно граничило с этим.

И всё чаще я слышал обрывки разговоров про золото. Золото то, золото сё. Флибустьеры строили планы, догадки, несколько раз пытались выспрашивать у меня, когда мы за ним отправимся, на что я неизменно отвечал, что не раньше, чем закончим ремонт бригантины. Шторм и сражение с испанцами здорово повредили наше судно.

Ладно хоть работа мало-помалу подходила к завершению. По-хорошему, нужно было вообще вытаскивать «Поцелуй Фортуны» на берег и заново смолить, но мы пока решили обойтись без этого. Ещё походит.

И вот, в один из дней ко мне постучал Жерар Дюбуа. Плотник вошёл, снял шляпу с высокой тульей, неловко чуть поклонился, преодолевая смущение, которого я не понимал.

— Завтра будем готовы выдвигаться, капитан, — сообщил он.

— Всё готово? Всё починено? — спросил я, отрываясь от книжки.

— Мелочи остались, — почесал голову плотник. — До завтра как раз успеем.

— Превосходно. Отличная работа, Жерар, — сказал я.

— Спасибо, месье, — буркнул он. — Мы ведь сразу туда? Ну, за золотом?

— Каким золотом, Жерар? Поменьше болтайте, забудьте вообще это слово, пока мы в порту, — недовольно произнёс я.

Я бы не удивился, если весь Лубьер уже в курсе наших намерений. Пьянство не дружит с секретами. А в местном кабаке побывали уже почти все из команды.

— Понял, месье, извините, месье, — Дюбуа вновь неловко поклонился, пригладил волосы, кашлянул. — В общем, завтра будем готовы, месье.

— Я понял, спасибо. Ступайте, — сказал я.

Плотник нахлобучил шляпу на голову, попятился и вышел, бормоча какие-то извинения. Дверь он аккуратно закрыл за собой, а я вновь погрузился в раздумья. Отсюда, с Доминики нам вряд ли кто-то сядет на хвост, бригантина была вообще самым большим кораблём во всей гавани, все остальные были рыбацкими лодочками и курьерскими пакетботами. Поджидать нас у Авеса тоже вряд ли кто-то станет, Ладрон, скорее всего, так и не разгадал координаты острова. Но во мне снова тихим навязчивым солитером копошилась паранойя, которая, с одной стороны, требовала как можно скорее возвращаться на остров и забирать золото, пока его не забрал кто-то ещё, а с другой стороны, хотела держаться от этих сокровищ как можно дальше. Проклятие всё ещё не давало мне покоя.

Был, конечно, один надёжный способ, к которому я не хотел прибегать. Переплавить все эти зловещие фигурки в слитки. Или нарубить и раздать всем на вес. Но так они, во-первых, здорово потеряют в цене, а во-вторых, мне не хотелось уничтожать культурное наследие, возможно, исчезнувшего народа, за которое любой коллекционер спустя годы будет готов душу продать.

Так что нужно искать кого-нибудь, кто мог бы с этим подсказать. Среди команды тоже бродили слухи о проклятии, но все единогласно решили, что уж они-то как-нибудь справятся. Бросят свою долю в святую воду или сделают щедрое пожертвование церкви, несколько человек из пти-гоавского пополнения болтали про каких-то знакомых колдунов. На удивление единодушно рассуждали негры, которые рассчитывали найти местного шамана и как-нибудь умилостивить незнакомых духов, и таким образом избежать проклятия. Ну а я до сих пор не мог определиться.

Было немного боязно забирать сокровища просто так. Атеист и скептик из меня как-то выветрились за то время, что я провёл здесь. Да и не могла вся та чертовщина быть простым совпадением.

На следующий день всю команду собрали и я объявил, что мы снова выходим в плавание. В ответ пираты радостно загалдели, каждый был счастлив снова пойти на дело. Особенно понимая, что совсем скоро мы будем богаты.

Бригантину загрузили провизией, купленной в Лубьере, на этот раз мы даже приобрели у местных несколько коз, чтобы у нас было свежее мясо. Мичман и Боцман гавкали на них и гоняли по нижней палубе, не переставая, так что собак даже пришлось выгнать наверх. Бочки, на этот раз вымытые и целые, наполнили колодезной водой вместо мутной речной жижи, запасы сухарей и прочих продуктов пополнили тоже. Местные были только рады, и я понимал, что они неплохо на нас наварились, хотя это всё равно оказалось дешевле, чем закупаться на какой-нибудь Тортуге.

Наконец, мы подняли паруса и свежий ветер понёс нас на север. Я всё-таки решил не идти за сокровищами сразу, а сначала попытаться разузнать хоть что-то про местные проклятия и индейские сокровища. Может статься, что мы далеко не первые подобные счастливчики. Для начала хотя бы на Гваделупу, может, тамошний батюшка сумеет чего-нибудь подсказать. Да и отплатить ему за спасение не помешает. Пусть даже он возьмёт церковную десятину, оставшегося нам всё равно хватит с лихвой.

Да и добраться до Авеса от берегов Гваделупы будет чуть проще, они примерно на одной широте, и шанс проплыть мимо острова резко уменьшается. Было бы обидно рвануть напрямик к нему, промахнуться на пару десятков миль и уплыть снова в открытое море. С местными приборами для навигации такое вполне могло произойти.

Так что курс мы взяли на Гваделупу, благо, до неё отсюда было рукой подать. Матросы немного удивились, это было заметно, но лишних вопросов никто задавать не стал. На север так на север. Все знали, что наш остров сокровищ находится где-то на северо-западе, так что если мы не идём в обратную сторону, то всё в порядке. Капитан знает, что делает.

И на корабле снова началась размеренная рутинная морская жизнь, серая и невзрачная. Даже скучная, если бы у меня не было запаса книг, занятий по фехтованию, уроков и вахт. Ну и периодически меня приглашали отужинать в кают-компании, распить бутылку-другую вина в обществе офицеров. Пиратская демократия такая, формально все равны, но некоторые всё-таки равнее. Как и везде.

В этот вечер меня тоже позвали. Я отказывать не стал, прихватил из собственных запасов бутылку бренди и заявился в кают-компанию аккурат к назначенному времени. Шон в это время стоял на вахте, так что ужинать пришлось с Клешнёй, Гайенном и Дюбуа. И если Дюбуа продолжал держаться подчёркнуто вежливо, откровенно меня побаиваясь, то боцман и штурман глядели открыто и смело прямо в лицо.

Стол сегодня был накрыт весьма неплохо, по меркам нашей кают-компании, разумеется. Жареная индейка с картофелем, свежие местные фрукты, вино, на четверых (пятерых, если считать Шона, который после вахты вернётся) очень даже неплохо. Я выставил туда же бутылку бренди, поздоровался, хотя все уже несколько раз виделись за сегодня, уселся за стол, отрезал себе ломоть мяса. Такие посиделки неплохо расслабляли.

Но сегодня атмосфера за столом была какой-то напряжённой. Какое-то неясное молчание, переглядывания, неловкие моменты, по которым сразу видно, что здесь что-то не так. А если в коллективе что-то не так, то моя обязанность, как капитана, с этим разобраться.

— В чём дело, джентльмены? — прямо спросил я.

— От Ладрона мы избавились. Корабль починили. Всё готово. Команда ждёт, не дождётся, — на удивление многословно и холодно произнёс Клешня. — Почему на север? Опять пытаешься кого-то надуть, кэп? Может быть, нас?

Этого ещё не хватало.

Глава 39

Я хлопнул стаканом по столу, расплескивая дешёвую сангрию, и уставился на Клешню, как Ленин на буржуазию. С языка так и рвались оскорбления и брань, но я понимал, что сейчас они неуместны. Сейчас лучше будет тщательно подбирать каждое слово.

— Жак… Если бы я хотел вас надуть, то сделал бы это после того, как мы откопаем всё, что там зарыли, — процедил я, держась на самой грани, чтобы не сорваться на рык.

— Если этот придурок Ладрон нас опередит… — тихо произнёс боцман, сознательно не договаривая, что произойдёт в таком случае.

— То я найду его и порежу на ремни, — сказал я. — Он не знает, где оно зарыто.

— Много ли островов в той стороне? Раз-два, и обчёлся, — фыркнул Клешня. — Сходи на каждый, по виду узнаешь, вот тебе и нужный остров. А там уже при желании его хоть весь можно перепахать.

Я опрокинул вино себе в глотку. В чём-то Клешня, конечно, был прав, но и признавать его правоту не хотелось, раз уж я решил сначала попытаться снять проклятие.

— Ну откопаем мы всё, и опять начнётся, — буркнул я. — Штиль, шторм, увечья, смерти и всё остальное.

— Зато при деньгах будем, — возразил Клешня, буравя меня злым взглядом.

— Мёртвому деньги ни к чему, — пожал плечами я. — Или ты не заметил, что всё как рукой сняло, когда мы их закопали? То-то же. Не слыхал, что на баке болтают?

— Слыхал, — фыркнул он.

— Сейчас другое болтают, — проскрипел боцман. — Что капитан опять чего-то мудрит. А золото освятить надо, и делу край.

Я поморщился, почему-то не желая даже слышать за столом это слово и старательно обходя его в разговоре. Так, наверное, и возникает воровской жаргон, защитной бронёй эвфемизмов нарастая на не самые приятные слова и понятия.

— А вы как думаете, куда мы сейчас идём, чёрт побери? — прошипел я.

Боцман пожал плечами, Дюбуа покосился на старика и повторил жест. Клешня побарабанил пальцами здоровой руки по столу.

— На север. А там пёс его знает, чего ты опять удумал, — сказал штурман.

— На Гваделупу мы идём, есть у меня там знакомый священник, — сообщил я. — Так что отставить панику.

Я прищурился и жёстко посмотрел на каждого из присутствующих. Дюбуа сразу съёжился, схватил стакан, делая вид, что пьёт, Гайенн и Клешня молча переглянулись, но по их виду тоже было понятно, что кризис миновал. Гваделупа всё же была не так далеко от наших сокровищ, и задержка ещё в пару дней погоды не сделает.

Можно было наконец-то спокойно поужинать, не отвлекаясь на глупые перепалки, и я демонстративно принялся за еду. Всё успело уже остыть, пока мы спорили, но Доминик умел готовить вкусно, и даже в остывшем виде индейка оставалась сносной. Некоторое время мы провели, молча поглощая ужин.

— А всё-таки, ну его к дьяволу, это пиратство, — вдруг сказал боцман, прикончив остатки ужина. — Остепенюсь. Таверну открою.

— Ты же готовить не умеешь, пень старый, — хмыкнул Клешня.

— Мне и не надо. Другие будут готовить, а я буду только наливать и пить, — возразил боцман.

— Так можно и в чужой таверне сидеть, — вдруг сказал Дюбуа.

— В чужой надо самому платить, а тут мне платить будут, — привёл железобетонный аргумент старик Гайенн.

Мы рассмеялись.

— А я вот нихрена не умею, кроме как на корабле ходить и пиратствовать, — признался Клешня. — На берегу мне делать нечего.

— Я бы, может, мастерскую открыл, — сказал Дюбуа.

— Стулья делать? — хмыкнул боцман.

— Нет… — замялся плотник. — Всё подряд. Может, даже корабли там, лодки…

— А ты, капитан? Чем бы занялся? — спросил боцман.

Я крепко задумался, почёсывая небритую шею. В последнее время я всё чаще понимал, что пора завязывать с морским разбоем, но особо не думал о том, что будет дальше.

— Не знаю, — признался я. — Надо сперва до этого момента дожить, а там кривая выведет.

Все как-то разом помрачнели. Пожалуй, не стоило этого говорить. С нашим ремеслом каждый день может стать последним, и во многом поэтому пираты, заходя в порт, кутили, как в последний раз, но лучше об этом лишний раз не напоминать.

— Значит, надо выпить за спокойную старость, — я разлил по стаканам бренди.

— Мне лучше нескучная старость, — буркнул Клешня, но выпил вместе со всеми.

Мы посидели ещё немного, неспешно поглощая остатки ужина и алкоголя и перебрасываясь ничего не значащими фразочками. Атмосфера из напряжённой и недружелюбной окончательно превратилась в дружескую, я списывал это на действие вина и бренди, даже мрачное лицо Клешни изредка пересекала кривая усмешка. Пусть лучше так, нежели собачиться по любому поводу и ждать, пока кто-нибудь затеет дворцовый переворот.

В конце концов, когда мы прикончили последнюю бутылку сангрии, я распрощался со всеми и вышел в ночную прохладу. На палубе всё было спокойно. Поскрипывал такелаж, негромко переговаривались усталые матросы, мерцали фонари, разгоняя густую морскую темноту. Огромное звёздное небо, словно посыпанное сахарной пудрой, раскинулось от горизонта до горизонта, а прямо по курсу сияла яркая Полярная звезда.

К утру должны будем подойти к Гваделупе. Я не слишком-то хотел там появляться, особенно, вспоминая, как я там накуролесил не так давно, но всё же я не думал, что тамошние власти смогут мне что-нибудь предъявить. Убийство пятерых человек, само собой, дело наказуемое, но доказать мою виновность они уже не смогут, только если святой отец не презрел тайну исповеди и не выдал меня властям. В этом я сильно сомневался. Скорее всего, трупы через какое-то время повесили на местных бродяг.

Но определённые опасения имелись. Агентство Пинкертона и Интерпол ещё не придумали, да и подобные головорезы это не добропорядочные граждане, так что пыл местных законников давно должен был угаснуть. А вот если на Гваделупе есть родственники или друзья покойного месье Леви, то они могут и затаить обиду. В этот раз лучше не слоняться по переулкам и подворотням.

Я поднялся на корму, где за штурвалом стоял Шон. Ирландец зевал и потирал глаза, держа штурвал одной рукой.

— Что, пьянствовали опять? — буркнул он, скользнув по мне хмурым взглядом.

— Что, завидно? — спросил я.

— Ага, — ответил он.

— Сменишься скоро, — сказал я.

— Так одному уже неинтересно будет, — отмахнулся он.

Я пожал плечами, отошёл и уставился на белесую кильватерную струю, поблескивающую в свете кормового фонаря.

— Ты бы что со своей долей сделал? — спросил я, вспоминая недавний разговор с остальными офицерами.

— Пропил бы, чего с ней ещё делать, — не оборачиваясь, ответил Шон. — А что?

— Да ничего, — произнёс я.

Разговор как-то не клеился. Мы помолчали какое-то время, вслушиваясь в плеск воды и скрипы корабля.

— Когда забирать пойдём? — задал Шон тот же вопрос, что и остальные члены команды.

— Как разберёмся, что делать с проклятием, — тихо сказал я. — Надеюсь, сделаем это на Гваделупе.

Шон хмыкнул и тихо буркнул что-то на ирландском.

— Бартоли захочет своё вернуть, — сказал он.

Я вздохнул, вспоминая этого добродушного с виду мужичка, который на самом деле был настоящей акулой местного бизнеса. А мы, по сравнению с ним, так, мелкие рыбёшки, пусть даже зубастые.

— Разберёмся, — произнёс я.

— Так же, как с жидом? — усмехнулся Шон.

— Если понадобится, то да, — сказал я, понимая, что в случае с Бартоли это будет очень непросто.

— Страшный ты человек, Андре, — произнёс Шон.

— Не я такой. Жизнь такая, — ответил я, понимая, насколько фальшиво и избито звучит это оправдание.

Но в какой-то степени это и в самом деле было так. Не попади я сюда, на Карибы, в рабство и на пиратский корабль, у меня и мысли бы подобной не возникло, наоборот, я всю жизнь держался как можно дальше от криминала. Но раз уж так повернулась судьба, то делать нечего. Надо идти до конца во всём. Даже если это подразумевает убийства, грабежи, разбой и прочие статьи уголовного кодекса. По-другому здесь не выжить.

Глава 40

Вахтенный матрос разбудил меня за полчаса до рассвета, и я еле сдержался, чтобы не послать его к чёртовой матери. Но я сам просил разбудить меня, когда мы приблизимся к Гваделупе, во-первых, и парень сделал это максимально вежливо и тактично, без резких криков, литья воды и прочих варварских методов, во-вторых. Так или иначе, я был злым и сонным, и все предусмотрительно старались держаться от меня подальше.

Я натянул бельё, чёрные бриджи, шерстяные длинные гетры, сапоги, втиснулся в камзол, повязал шейный платок, собрал отросшие волосы в хвост. Я был несказанно рад, что мне не нужно носить парик, на здешней жаре в парике и шляпе можно сдохнуть. Расправил на шляпе перо, стряхнул налипшие пылинки и грязь, нахлобучил на голову, посмотрелся в зеркало. Вид у меня был грозный и лихой. По местным меркам, само собой. Это вСанкт-Петербурге двадцать первого века со мной будут хотеть сфотографироваться, как с ручной обезьянкой или двойником Петра Великого, а тут, завидев мою хмурую рожу, пистолеты и палаш на поясе, меня будут обходить стороной. Чего я, собственно, и добивался.

Огни Бас-Тера в предрассветных сумерках казались далёкими светлячками, тусклым мерцанием указывая нам путь. Я малость нервничал, глядя на приближающиеся крыши, но старался не подавать виду.

Пока мы подошли к стоянке, бросили якорь и спустили шлюпку, уже рассвело. Горожане спешили открывать конторы и лавки, усталые невыспавшиеся работяги брели по набережной. Только местный бомонд спал без задних ног, да большинство ночного люда, вроде местных шлюх. Эти появятся, дай Бог, к обеду. Но мне не были интересны ни шлюхи, ни местные торгаши, ни докеры или конторские, я рассчитывал быстро сходить до церкви, пообщаться со святым отцом и вернуться на корабль. Задерживаться на острове было бы глупо и вредно.

Большую свиту брать с собой я тоже не стал, хотя желающие прогуляться по городу имелись. Взял только Мувангу и Хорхе Гарсию. Первый хотя бы ознакомится с культурой белых людей, второй был со мной здесь в прошлый раз. Сойти на берег всей командой означало задержаться здесь гораздо дольше, чем нужно, поэтому флибустьеры остались на корабле, а на их недовольное ворчание я не обращал никакого внимания. Без денег всё равно на берегу делать нечего, только влипать в неприятности, а это я прекрасно умел делать сам.

Шлюпка прошуршала по пологому дну, и мы втроём выбрались на берег Бас-Тера. Пара матросов осталась сторожить шлюпку и ждать нашего возвращения, а мы поднялись к набережной, внимательно поглядывая по сторонам. Размеренная колониальная жизнь шла своим чередом. На нас изредка поглядывали, но не больше обычного, и вскоре я расслабился, понимая, что никто не собирается хватать меня и тащить в управу по обвинению в убийстве. Мы пошли знакомой дорогой, избегая тесных переулков.

Муванга, хоть и бывал уже в больших городах, глазел на прохожих, двухэтажные дома и конторы, стараясь при этом не отставать от нас. Мы же целенаправленно шли к церкви. Сегодня был вторник, обычный день, и церковь должна была быть пуста, так что я рассчитывал спокойно поговорить со священником наедине. Ну и вернуть позаимствованные рясы, которые я утром обнаружил на дне сундука, пока одевался.

В церкви мы обнаружили только одинокого служку, который подметал проходы между скамейками. Мы остановились на пороге, служка поднял на нас испуганный взгляд, не зная, чего от нас ожидать. Видок у нас, конечно, был довольно пугающий.

Я снял шляпу, зажал под мышкой и пошёл к нему, Муванга и Хорхе уселись на последнем ряду, разглядывая витражи и мрачно-возвышенное убранство собора.

— Кхм… — кашлянул я, не зная, как правильно обратиться к церковному служке.

На святого отца он не тянул, мальчишка был младше меня раза в два-три.

— М-месье? Чем… Чем могу помочь? — сбивчиво спросил он, откровенно меня побаиваясь.

— Мне нужно поговорить со святым отцом, — сказал я.

— Отец Стефан уехал соборовать месье Лемана, — немного успокоился парень.

— Давно? — спросил я, понимая, что это может затянуться надолго.

— Ночью, — ответил служка.

Католики ездят только к умирающим, так что был шанс, что месье Леман уже преставился, а отец Стефан едет обратно, так что я решил подождать.

— Спасибо. Мы подождём, — сообщил я.

Я уселся на лавку рядом с Мувангой и Хорхе. Обстановка храма умиротворяла, едва уловимый запах ладана напоминал мне о православных церквях, куда более красочных и величественных. Мы тихо сидели, погружённые каждый в собственные мысли, Хорхе прикрыл глаза, Муванга озирался, не в силах поверить, что человек способен вообще построить подобное. В душе он так и остался дикарём.

А мне вспоминались долгие часы ожидания в больничных очередях, бюрократических учреждениях и на остановках общественного транспорта. Там ожидание можно было скрасить хоть как-нибудь, гоняя чертей в телефоне или почитывая очередное развлекательное чтиво, а здесь… Сиди и жди. Даже с парнями-то не поболтать, обстановка не располагает.

Ждать пришлось около часа, хотя по ощущению времени прошло гораздо больше. Священник, всё тот же самый немолодой мужчина, усталой походкой вошёл в церковь. Муванга заметил его первый, толкнул меня под руку, я встрепенулся, озираясь по сторонам. Святой отец прошёл мимо, я поднялся и поспешил за ним.

— Святой отец! — окликнул я, и тот остановился.

— Капитан? — повернулся он. — Снова на исповедь?

Я усмехнулся.

— На этот раз моя совестьчиста, — сказал я.

Священник недоверчиво улыбнулся, но ничего не сказал.

— Мне нужен ваш совет, святой отец. А ещё я принёс ваши рясы, — сказал я.

— Значит, помнил обо мне. И о Боге, — сделал вывод священник. — Ступай за мной.

Мы вновь пошли по коридорам, но на этот раз мне не приходилось держать его на прицеле. Та же скромная келья встретила нас уже не спартанским убранством, а небольшим беспорядком, остатками ужина на столе и разобранной постелью.

— Прошу прощения, меня сегодня подняли посреди ночи, — вдруг произнёс священник.

Мне вдруг стало немного неловко, будто я заглянул не в его неубранную келью, а застал его в женской бане посреди процесса. Я протянул ему одолженные рясы, отец Стефан положил их на сундук.

— Вам, кажется, нужен был совет, капитан? — спросил он.

Теперь я уже как-то сомневался, стоит ли посвящать его в эту тайну. Священник будто сейчас открылся мне немного с другой стороны, я увидел, что он точно такой же человек, как и все мы, из плоти и крови, со своими желаниями и стремлениями.

— Что вы знаете о местных проклятиях? — спросил я.

— Суеверие это грех, сын мой, — произнёс священник.

Да, этого стоило ожидать. Церковь не признаёт ничего подобного.

— Всё в руках Господа, — с непоколебимой уверенностью добавил отец Стефан, и все мои дальнейшие вопросы отпали сами собой, потому что я заранее знал, что он ответит.

— Спасибо, святой отец, — сказал я, понимая, что ничего нового уже не услышу.

— Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печётся о вас. Благоразумны будьте и бдительны, потому как враг ваш, диавол, аки лев рыкающий, ходит в поисках жертвы, — по памяти процитировал священник. — Противостойте ему твёрдою верой.

Другого рецепта отец Стефан предложить мне не мог. Идти на Гаити и искать какого-нибудь колдуна мне тоже претило, да и команда не поймёт ещё одной задержки и наверняка поднимет бунт. Придётся делать так, как указал святой отец, хоть я и не мог похвалиться твёрдостью веры.

— Благословите, святой отец, — попросил я.

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа, — перекрестил меня священник. — Аминь.

— Аминь, — отозвался я.

Спокойнее не стало. Но, может, получится убедить команду, что отец Стефан благословил меня на поиски сокровищ. Может быть, их вера окажется достаточно твёрдой и защитит нас всех.

Глава 41

Из церкви я вышел, всеми силами изображая уверенность в предстоящем деле. Муванга и Хорхе следовали за мной.

— Что сказал? — попытался выведать Гарсия.

— Нормально всё будет, — успокоил я. — Я теперь знаю, что делать.

Хорхе покивал и умолк. Потом перескажет всё любопытствующим, слух пробежит по команде, и все успокоятся. Муванга же до сих пор шёл, погружённый в какие-то свои тягостные мысли.

— Ты чего такой смурной? — спросил я.

— Понял теперь. Бели человек дух сильный, много помощи даёт, бели человек тоже сильный. Хорошо почитают, — невпопад произнёс негр.

Видимо, нашел причины, почему его племя живёт в нищете, пока белые люди вкусно кушают, пьют огненную воду и вообще хорошо себя чувствуют. Несомненно, это христианский бог, рядом с которым боги его племени это просто пшик.

— Можно и тебя окрестить, — сказал Хорхе. — Будет и тебе помогать.

— Предки обидятся, — вздохнул Муванга.

— Предки поймут, — сказал я. — Можешь потом с отцом Стефаном поговорить, он тебе расскажет, что к чему.

Негр как-то странно повёл плечами, не давая чёткого ответа, но я видел, что он, в принципе, был готов принять крещение. В конце концов, он был здесь один-одинёшенек после того, как оба его брата погибли.

Мы вышли на набережную, запруженную народом, отыскали нашу шлюпку. Скучающие матросы курили трубки, поглядывая на местных барышень.

— Всё в порядке, кэп? — спросил один из них.

— В полном, Луи, в полнейшем, — нарочито бодро отозвался я. — Собираемся и уходим отсюда.

— Опять небось пришили кого, — хохотнул другой, выбивая трубку.

— Пока ещё нет. Но если кто-то будет много болтать… — ровным тоном произнёс я, и матрос поспешил заняться делом.

Шлюпку вытолкнули в море, мы запрыгнули внутрь, уселись на банках. Уключины мерно заскрипели, мы стали пробираться через якорную стоянку, лавируя между чужими кораблями и лодками. На якоре здесь стояло довольно много судов, французских и голландских, самых разных, в том числе, несколько торговых, которые уже сами собой приковывали мой взгляд. Я вдруг понял, что рассматриваю их исключительно с точки зрения пирата, как добычу, более или менее выгодную. Стало немного не по себе, и я принялся разглядывать военные суда, видимо, прибывшие из Европы. Вот они нам пока не по зубам.

Только если брать их нахрапом, а не хитростью. Хитростью можно взять абсолютно любое корыто. Кажется, где-то я слышал байку о том, как один капитан с двумя десятками людей подплыл на баркасе к испанскому галеону. Испанец не обратил на него внимания, мол, это просто рыбаки, что этот баркас может сделать, и был, в принципе, прав, на баркасе против галеона делать нечего. Но пираты подошли вплотную и взяли этот галеон на абордаж, застав команду врасплох, хотя испанцев было в четыре раза больше. Поучительная байка, на самом деле. Во-первых, никогда не недооценивай своего противника, и во-вторых, дерзость и храбрость вознаграждаются.

Но я теперь надеялся, что нам больше не придётся захватывать корабли, брать кого-то на абордаж и вступать в артиллерийские дуэли. Мы откопаем золото, поделим его и будем счастливо жить до конца своих дней, тихо и мирно. Во всяком случае, мы в это верили.

Шлюпка подошла к борту «Поцелуя Фортуны», мы по очереди забрались наверх. Испытывающие взгляды матросов были прикованы к нам, и я криво ухмыльнулся, показывая, что всё идёт по плану.

— Всё, как надо, парни, — произнёс я. — Готовьте корабль к отплытию.

Пираты одобрительно заворчали, начали расходиться по местам, поднимать якорь и ставить стаксель, чтобы аккуратно и неспешно выбраться из гавани. Я посмотрел, как парни затаскивают шлюпку наверх, немного даже им помог, потом спустился вниз, лично проинспектировал трюм и нижнюю палубу, зашёл к отдыхающим и раненым, проведал пленных испанцев. Почувствовал себя депутатом, который во время предвыборной кампании перед телекамерами сажает одну-единственную яблоньку, чтобы потом, когда камеру выключат, снова передать всё помощникам.

На корабле был полный порядок. Никто даже не попытался тайком протащить на борт местных шлюх или «случайно» выбить днище у бочки с ромом. Даже раненые выздоравливали все, как один, ну чисто идиллия, сказка. Из неучтённых пассажиров были только крысы, но на них потихоньку начинали охотиться Мичман и Боцман, то и дело гоняясь вдвоём за какой-нибудь одной несчастной корабельной крысой.

В общем, размеренная корабельная жизнь потихоньку шла своим чередом. Гваделупу, ко всеобщей радости, мы покинули буквально в течение часа, и курс взяли прямо на запад, к острову Авес. Вряд ли за этот срок Ладрон сумел найти себе корабль, а более того, найти остров, координаты которого он знать не мог. Так что мы шли к своей цели с твёрдой верой в успех нашего начинания. Иначе и быть не могло.

И пока мы миля за милей отдалялись от Бас-Тера и Гваделупы, флибустьеры дрожали от нетерпения, предвкушая сладостный момент, когда они наконец смогут подержать свою долю добычи в руках. После нескольких недель безденежья фантазии о несметном богатстве захватили всех, принимая самые причудливые и вычурные формы. А я тем временем думал, как легализовать сокровища, наверняка знакомые не только испанцам. Был шанс, и немалый, что на Тортуге любой торговец, завидев эти статуэтки и украшения, тут же маякнет месье Бартоли, а тот, образно говоря, отправит тяжёлую кавалерию. В способностях Бартоли испортить жизнь любому пиратскому капитану я нисколько не сомневался. Особенно тому, кто залез в его кошелёк.

Значит, выход был всего один, сбагрить золото куда подальше. Обменять на полновесную монету где-нибудь вдали от Тортуги и вообще французских колоний. Испанские, разумеется, отпадали сами собой, там вместо монет нам предложат только верёвку и услуги палача. Английские колонии сейчас тоже были враждебными, да и спонсировать англичанку, и без того наживающуюся на пиратстве, мне претило. Оставались только голландцы, к которым у меня никаких вопросов не было. А это значит, что мы пойдём на Кюрасао.

Достаточно большая колония, чтобы у тамошних купцов хватило денег, и достаточно далекая от Тортуги, чтобы можно было провернуть все сделки тайком от Бартоли. Конечно, все местные торговцы связь поддерживают так или иначе, но пока информация дойдёт до Тортуги, всё золото уже осядет по частным коллекциям, сундукам и шкатулкам, а мы, нагруженные звонкой монетой, исчезнем в чаде кутежа.

А потом можно будет и на Тортугу зайти. Не разбрасываясь деньгами и не привлекая внимания. Пришить Ладрона, пришить Бартоли и уйти наконец в отставку. Жестоко, цинично, но другого выхода я не видел, пока эти двое живы, то спокойной жизни мне не видать.

Мечты, мечты. Я захлопнул книжку, с которой сидел, скорее чтоб занять руки, чем реально читая, бросил на стол, поднялся, нацепил шляпу, вышел на палубу. Гваделупа уже превращалась в серую дымку за кормой «Поцелуя Фортуны», а впереди пока виднелось только синее море, поблескивающее в лучах вечернего солнца. Где-то там ждали своего часа зарытые сокровища. Главное теперь было не повторить судьбу Долговязого Джона Сильвера.

Я прошёлся по кораблю, цепким взглядом отмечая каждого из флибустьеров, постоял немного на баке. Да, пожалуй, пора завязывать с пиратской карьерой, монотонная морская жизнь изрядно поднадоела за это время. Ещё одно дело, и хватит с меня. Но зарекаться, само собой, рано, потому что может ещё случиться всякое, никто не знает, как повернётся жизнь. Мне вдруг вспомнились все эти клише из старых боевиков, где полицейскому остаётся ещё одно дело до пенсии, а на следующий день его подстреливают бандиты, которым обязательно надо мстить. Что ж, будем надеяться, что у нас всё пройдёт гладко. Хотя я понимал, что гладко бывает только на бумаге.

Глава 42

Попутный ветер тащил бригантину к цели, наполняя все паруса. «Поцелуй Фортуны» привычно разрезал волны форштевнем, морские птицы летели вслед за нами, выкрикивая свои резкие вопли. Если я правильно рассчитал курс, то Авес должен быть где-то впереди, и вперёдсмотрящий жадно вглядывался в пустынный горизонт, ни на секунду не отрывая взгляда. Но пока что море оставалось пустым и только волны искрили на солнце, да лёгкая дымка на горизонте, там, где небо сливалось с океаном, туманила взор.

Как говорится, ничего не предвещало.

— Вижу парус! — заорал вперёдсмотрящий, и мы все встрепенулись.

— Где? — рявкнул Шон из-за штурвала.

— Прямо по курсу! — отозвался матрос.

Другой матрос полез на ванты, чтобы лучше рассмотреть неизвестный корабль и узнать, куда он движется. Я чертыхнулся, достал подзорную трубу, подошёл к бушприту. Вперёдсмотрящий указал рукой, куда глядеть, и я прислонился к окуляру.

Это был галеон, без флага или каких-то опознавательных знаков. Испанской постройки, но все мы понимали, что это ничего не значит, идти на нём может кто угодно. А сразу за ним виднелась узкая полоска земли, и мы, кажется, поймали кого-то на горячем.

— Твою в душу… — выдохнул я. — Они от острова идут! Парни, нельзя их упускать!

Команда оживилась, озлобилась, матросы забегали, поднимая дополнительные паруса. На галеоне нас, кажется, тоже заметили.

— Свистать всех наверх! Чёрный флаг поднять! — приказал я.

— А я тебе говорил, — прошипел Клешня, специально пробегая мимо меня.

— Заткнись, — рыкнул я, снова прикладываясь к подзорной трубе.

Галеон начал разворачиваться к нам задом и поднимать ещё паруса, надеясь удрать от нас при попутном ветре. Вот только ему придётся огибать Авес, и на этом манёвре он потеряет драгоценные минуты, за которые мы выйдем на расстояние пушечного выстрела. Если ветер не переменится, конечно же.

Лица флибустьеров были злы и сосредоточены, каждый занял своё место, бригантина была готова к сражению в считанные минуты. Теперь оставалось только догнать противника, но и с этим проблем не должно было быть, после ремонта «Поцелуй Фортуны» вновь стал юрким и быстрым, как дикая кошка.

Чёрный флаг с черепом и костями развевался над мачтой, как грозное предупреждение всем, кто посмел встать на нашем пути, но на галеоне этому предупреждению не вняли. Улепётывали со всех ног, рассчитывая, что мы не догоним. Галеон мог бы принять бой, пушек и команды на нём было более чем достаточно, но почему-то он решил убегать, и это наводило на мысль, что наше золото покоится где-то в его трюме. Другие объяснения не требовались.

Ну а мы хищно смотрели на мощный и опасный корабль, который, в принципе, мог потопить нашу бригантину одним удачным залпом, но который предпочёл убегать прочь в открытое море. И ни у кого не оставалось сомнений, что на галеоне сидят мерзавцы, похитившие наши сокровища.

Авес обогнули с юга, и пока мы шли мимо, я пытался разглядеть, что происходит там, на острове, но кроме птичьих гнёзд, редкой травы и залежей гуано, не разглядел ничего. Ладно, в данный момент есть дела поважнее.

Я, как загнанный лев, бродил по палубе, проверяя и поправляя нерадивых, на мой взгляд, флибустьеров, раз за разом проверял пушки и порох, не обращая внимания на усталые взгляды канониров, которым до смерти надоел капитан, лезущий в их работу. Первый залп должен быть идеальным. Перед первым залпом есть время отмерить нужное количество пороха, подобрать самое гладкое ядро, хорошенько прицелиться, примериться к качке, ткнуть запальником точно по команде. Это потом, в пылу битвы, на всё это уже не остаётся времени, и все стреляют как попало и чем попало, лишь бы бахало и летело в сторону противника. А первый выстрел можно и нужно делать максимально точным.

«Поцелуй Фортуны» как раз подошёл достаточно близко, чтобы выстрелить из погонных орудий. Я наконец сумел разглядеть название галеона — «Мария». То есть, с равным шансом на нём могли быть как испанцы, так и французы с англичанами. Пожалуй, самое нейтральное название из всех, какие только могли быть.

— Погонными! Огонь! — рявкнул я, не отрываясь от наблюдения.

Две пушки бахнули одна за другой, оба ядра врезались в корму галеона, не нанося особых повреждений, но зато красноречиво демонстрируя серьёзность наших намерений.

— Ща ответит, — буркнул кто-то из моряков, и оказался прав.

Четыре кормовых пушки «Марии» выстрелили в ответ, разрозненно и не слишком точно. Одно из ядер ударило куда-то под бушприт, остальные не долетели, ухнув в морскую пучину с негромким плеском.

— Ах ты, паскуда, — прошипел я.

Хотелось повернуть бригантину бортом и вдарить из всех орудий, но это было рискованно. Если мы потеряем время на развороте и «Мария» успеет выйти из-под обстрела, то вся погоня пойдёт псу под хвост. Нужно было ждать момента, попытаться поймать его на продольный залп, но нетерпение, охватившее каждого из нас, бурлило в крови и не давало спокойно ждать.

Две наши пушки снова пальнули, на этот раз чуть менее удачно, одно из ядер сломало фальшборт и понеслось дальше, второе упало в воду чуть левее от галеона. Первый выстрел всегда самый верный. Но перестреливаться с галеоном — дело гиблое, надо брать его на абордаж, другого выхода нет. Мы же хотим забрать своё, а не отправить «Марию» на дно.

Попутный ветер гнал нас обоих в открытое море, благоприятствуя скорее галеону с его комплектом прямых парусов, чем нам, но и мы не отставали. Мы всё равно молили всех морских богов, чтобы ветер переменился, так нам было бы проще догнать его. С попутным ветром расстояние между нами сокращалось чересчур медленно. Пушки бахали одна за другой, по готовности, наши канониры будто соревновались в скорострельности. Но не в меткости. Ядра чаще били в морскую гладь, в кильватерную струю галеона, проносились вдоль бортов, перелетали над его палубой. Галеон огрызался, тоже не слишком метко.

В конце концов, у меня закончилось терпение.

— Шон, поворачивай! Левый борт, готовь к залпу! — приказал я.

— Рано! Далеко они ещё! — возразил боцман. — Уйдут, сволочи!

— Поворачивай! — прорычал я. — Право руля, черти вас раздери!

Я вцепился одной рукой в планширь, так, что побелели костяшки, и напряжённо вглядывался в силуэт галеона. Бригантина начала поворот, медленный и неторопливый, и от этого напряжение терзало ещё сильнее. «Мария», завидев наш манёвр, тоже начала поворот, чтобы не попасть под продольный залп, и я хищно улыбнулся. Теперь не уйдёт.

И как только появилась возможность, пушки левого борта открыли беглый огонь. Повернуться и подставить свой борт «Мария» не успела, и наши ядра ударили ей в корму и часть правого борта, проносясь над палубой, дырявя паруса и разбивая корпус. Конечно, высокая кормовая надстройка во многом защитила матросов галеона, но и без того удар получился сокрушительным. Щепки и осколки летели во все стороны, марсовые падали вниз с истошными воплями, громко стонали раненые, так, что слышно было даже на нашем корабле. Я прищурился и оценил повреждения галеона, когда дым немного рассеялся, и «Мария» вновь показалась на свет.

— Давай обратно! Нельзя подставляться под борта! — крикнул я. — Он сейчас будет поворачивать!

Удачный бортовой залп галеона мог потопить нас, как котят в мешке, и я надеялся уклониться от ответных выстрелов. Пора было брать это корыто на абордаж, но для этого нужно подойти вплотную, довольно сильно рискуя.

— Правый борт, заряжай книппели! — приказал я.

Оставим их без парусов, а потом интеллигентно подойдём сзади, как подобает джентльменам.

Бригантина повернула, чтобы снова поймать его на продольный залп. Теперь галеон уже не мог вертеться ужом, хотя очень пытался. Пушки правого борта ударили почти одновременно, слитным залпом, книппели просвистели над его палубой, сбивая такелаж, разрывая паруса и ломая мачты.

Возбуждённые, взведённые до предела пираты нетерпеливо ждали, пока мы подойдём достаточно близко, чтобы забросить кошки. С галеона пытались отстреливаться, порой даже успешно, но все мы понимали, что нас это не остановит.

— На абордаж! — прорычал я, вытягивая пистолет.

Кровь кипела в жилах, сердце гулко стучало, и вокруг больше ничего не осталось. Только я, мои пистолеты и враг, которого надо уничтожить во что бы то ни стало.

Глава 43

Гремели выстрелы, едкий пороховой дым застилал глаза и забивал ноздри, заполошные крики матросов галеона пронеслись по округе вместе с воплями раненых и разъярёнными боевыми кличами флибустьеров. Два корабля сцепились в объятиях, из которых выйдет только один.

Галеон был выше, гораздо выше, чем «Поцелуй Фортуны», но это было для него слишком недолгим преимуществом. Мы подошли к его корме, и плотностью огня противник похвастать не мог, тем более, что наши мушкетёры без устали поливали его свинцом, подавляя любые попытки к сопротивлению. Но нам, абордажной команде, в любом случае придётся карабкаться наверх по верёвкам и разбитой корме.

— Вперёд, чёрт вас побери! Первому, кто заберётся, двойная доля с этого корыта! — проревел я, пистолетом указывая на возвышающуюся над нами надстройку галеона, и флибустьеры чуть ли не наперегонки бросились карабкаться наверх.

Я тоже направился следом, но не слишком спешил, галантно пропуская более мотивированных членов команды вперёд. Мои головорезы карабкались вверх с помощью заброшенных кошек, пока их прикрывали мушкетными выстрелами самые меткие из нас. Всё равно падали то один, то другой, кто-то в воду, кто-то обратно на палубу, убитые и раненые. Защитники «Марии» знали, что лучше бы им удержать эту высоту.

— Не пускайте их! Джек! Рубите канаты! Стреляйте, живее! — доносились встревоженные голоса сверху. Англичане.

Это было как минимум странно, но на размышления времени не было, нужно было драться, и драться как можно яростней, и я тоже полез наверх. Флибустьеры уже дрались там, слышались крики, выстрелы и звон оружия. Я вскарабкался по разбитым доскам, перескочил через липкий фальшборт, уже залитый чьей-то кровью, сходу пальнул из пистолета в какого-то широкоплечего англичанина, выхватил палаш и зарубил матроса, который плохонькой саблей пытался перепилить верёвку на заброшенной кошке. Его кровь, горячая и солёная, брызнула мне в лицо, словно бы я раздавил перезрелый помидор. Я вдруг расхохотался от этой мысли.

Англичане рубились отчаянно, изо всех сил сдерживая наш натиск, но по верёвкам, от которых мы уже сумели их оттеснить, лезли всё новые и новые пираты. Я рубил и колол, стрелял и бил, с яростью берсерка врезаясь в жидкие ряды противника плечом к плечу со своими товарищами.

— Ладрон! — ревел я, словно бешеный тур. — Выходи сюда, плешивая мразь! Я буду тебя убивать!

Но Ладрон не показывался, пытаясь сберечь свою трусливую шкуру. Вместо него на палубе сражались англичане. Дюйм за дюймом мы теснили их назад, к носу галеона, оставляя за спиной только трупы. Не щадили никого, и даже тех, кто бросал оружие или пытался сдаться, убивали на месте. За своё золото флибустьеры дрались с поистине звериной жестокостью.

На меня с перекошенной харей выскочил татуированный амбал, размахивая абордажным топором, и мне пришлось отскочить назад, едва не лишившись головы. Топор просвистел рядом с моим лицом, мне чудом удалось избежать удара. Я рубанул наотмашь, амбал принял удар на рукоятку топора. Я как раз на это и рассчитывал, в последний момент доворачивая клинок так, чтобы он проскользил вдоль всей деревяшки, срезая пальцы англичанина. Брызнула кровь, обрубки полетели на палубу, и я тут жеприкончил его уколом в грудь.

Мы вырвались на шкафут, англичанам приходилось отступать всё дальше и дальше, сдержать они нас не могли. Капитан галеона выскочил напротив меня, в одной рубахе, без шляпы, зато со шпагой, и ожёг меня злым ненавидящим взглядом.

— Какого дьявола вы захватили наше судно?! — прорычал он.

— Заткнись и дерись! — в тон ему ответил я, взмахивая палашом.

Я сделал знак своим флибустьерам, что с этим товарищем расправлюсь сам, и они тут же выбрали себе другие цели, ну а я скрестил клинки с английским капитаном. Тот оказался довольно неплохим фехтовальщиком, умело отбивая мои выпады и контратакуя из самых неожиданных позиций.

— Я знаю вас, капитан Грин! — прошипел он мне в лицо, когда мы вновь сблизились в клинче. — Вы — известный мерзавец!

— Вот как, — хмыкнул я, с силой отталкивая англичанина. — Ну а я тебя не знаю!

Он пытался меня измотать, заставить гоняться за ним по всей палубе, но не понимал, что время играет против него.

— Где Ладрон?! Где этот сукин сын? — прорычал я, когда противник вновь ушёл из-под удара, и мне окончательно надоело с ним возиться.

— Кто? — фыркнул капитан. — Понятия не имею, о ком ты говоришь!

— Не надо врать! Хотя бы перед смертью! — воскликнул я.

— Я не лгу даже такой сволочи, как ты! — прошипел капитан, и я понял, что он действительно не лжёт.

Вот что называется, ошибочка вышла. Но отступать уже поздно. Галеон почти взят. Осталось подавить последние очаги сопротивления, и всё. Жаль, что все пистолеты я успел разрядить за время боя, можно было бы довершить эту дуэль красивым выстрелом в лицо, но нет, теперь придётся вспоминать все пройденные уроки фехтования. Я рубил и колол, уходил от выпадов, уклонялся и входил в клинч, но ни он, ни я так и не могли нанести смертельного удара.

Возможно, мою руку удерживало осознание того, что мы напали совсем не на того. Возможно, мне просто не хватало умения. Несколько раз мы, конечно, друг друга достали, обоюдно, но это были всего лишь порезы и царапины. Чаще клинки звенели, скрежетали друг о друга, и мы расходились, чтобы в следующее мгновение снова броситься в очередную атаку, столь же неуспешную.

Но я всё же теснил его к баку, раз за разом приближаясь к цели, и мой тяжёлый палаш несколько раз почти настиг его. Мы оба начали уставать, ошибаться, и английский капитан ошибся первым. Он не ожидал, что я схвачу левой рукой вымбовку, валявшуюся на палубе, и запущу в него, а следом наброшусь с палашом. Добрая шотландская сталь развалила капитана от плеча до пуза, он умер почти мгновенно. Его шпага покатилась по палубе и я остановил её ногой. Всё было кончено.

Пираты добивали раненых, некоторые англичане пытались сдаться в плен, хоть как-то вымолить себе жизнь, но озлобленные флибустьеры убивали всех подряд. Покушение на их золото каралось безжалостно.

Галеон и сам по себе выходил отличной добычей. Мы ещё ни разу не захватывали подобный корабль, вот что с людьми делает правильная мотивация. Но я, затаив дыхание, ждал, что произойдёт, когда они поймут, что золота на корабле всё-таки нет, и Ладрона нет, а золото так и лежит, закопанное на острове Авес.

Пока пираты шумно праздновали победу, я в сопровождении Муванги и Доминика спустился в трюм. Наверняка здесь найдётся что-нибудь интересное. Не золото инков, само собой, но хотя бы груз какао или копры, который можно будет выгодно продать. Тёмный, затхлый трюм встретил нас копошением крыс и стойким запахом гнильцы. Галеону давно пора было на покой. Ящики и мешки, аккуратно сложенные вдоль бортов, принайтованные друг к другу, скрывались в темноте.

Муванга шёл с фонарём, тусклым и мерцающим, Доминик брёл за ним, вглядываясь во мрак с абордажной саблей в руках. Я шёл последним, заглядывая во все ёмкости и не находя ничего интересного. Морские сухари каменной твёрдости, которых и у нас было достаточно, некоторое количество овощей и фруктов, прочие припасы, питьевая вода, порох в бочках, специи, табак, просушенный и утрамбованный, коричневатый сахар кусками, в общем, всего понемногу.

Больше всего меня удивил ящик, который я вскрыл одним из последних. Я сорвал крышку с помощью широкого ножа, внутри блеснуло золото, и я уже подумал, что мы всё-таки не ошиблись, но нет. Внутри оказались золотые слитки, немного, всего несколько штук. Я расхохотался в голос, и мой смех гулким эхом прокатился по трюму, заставив Мувангу вздрогнуть от испуга, хотя всего полчаса назад он храбро дрался против англичан.

— Это не тот корабль, — объявил я, нисколько не пытаясь сдержать усмешку. — Но и так добыча неплохая, грузим всё на «Поцелуй Фортуны» и возвращаемся на Авес. Здесь мы только теряем время.

Глава 44

Когда эйфория победы прошла, а трупы англичан отправились на корм акулам, мы ещё раз прошлись по галеону, подводя итоги. Корабль принадлежал английскому приватиру, и возле Авеса оказался случайно. К нашему золоту он не имел никакого отношения, так что, можно сказать, просто попал под горячую руку.

А ещё, как бы цинично это не звучало, но каждому из выживших банально достанется больше золота. Не только того, что закопано на острове, но и того, что находилось на «Марии». Лично меня добыча с этого галеона более чем устраивала.

Корабли расцепили, подвели борт к борту, чтобы удобнее было перегружать добро, флибустьеры хмуро начали опустошать трюм галеона. Брали только самое ценное, понимая, что всё на бригантину попросту не войдёт, тем более, что нужно ещё и оставить место под сокровища. А пересаживаться на неповоротливую и медленную «Марию» ради лишних пары тысяч песо я не хотел. Можно было бы выделить призовую команду, прийти в порт на двух кораблях, но людей, чтобы довести оба корабля на Кюрасао и не упасть потом от изнеможения, не хватало.

Поэтому флибустьеры понемногу грузили добычу к нам, а я без особого интереса порылся в капитанской каюте, в кают-компании и в пассажирской. Из всего, что там нашлось, более-менее приличной добычей оказалось только испанское вино, которое я тоже приказал тащить к нам на борт. А потом вышел на палубу галеона, наблюдать за погрузкой.

Трупы убрали, но тёмные пятна крови виднелись тут и там, глубоко въедаясь в дерево вместе с тошнотворными запахами вываленных потрохов. Можно сказать, я уже привык к подобному зрелищу.

— Ты — чёртов мясник, Грин, — произнёс Клешня, подходя ко мне в компании ещё пары человек.

Я нехотя повернулся к нему. Так, похоже, Клешню пора убирать.

— Что ты сказал, Клешня? — спросил я. — Рекомендую выбирать слова тщательнее.

— То, что ты слышал, — произнёс он и добавил. — Месье капитан. Ты видел, сколько наших положили?

Вот этого я ещё не успел сделать, надо было бы сходить и посмотреть. Ещё и Андре-Луи наверняка там зашивается, не справляясь с потоком раненых.

— Не строй из себя гуманиста, Клешня, — фыркнул я. — Сам же небось радуешься, что тебе теперь большая доля достанется.

Штурман дёрнулся, как от пощёчины, зло прищурился, отвернулся и ушёл на «Поцелуй Фортуны», не говоря больше ни слова.

А нашей команды и в самом деле положили едва ли не два десятка, и неизвестно ещё, сколько раненых не доживут до следующего утра. Неприятно, конечно. Клешне всё-таки было в чём меня упрекнуть. Но это не значит, что Клешня мог разговаривать таким тоном и в таких выражениях.

Но этот разговор видели и слышали многие, а значит, шепотки пойдут наверняка. Я тоже перешёл на бригантину, скользнул взглядом по ровному ряду завёрнутых в парусину тел. Как ни прискорбно, но такое уж наше ремесло, и я с тем же шансом мог оказаться среди них, зашитый в парусиновую койку.

Флибустьеры заканчивали погрузку, затаскивая в наш трюм последние ящики и мешки, теперь можно было возвращаться на остров.

— Топите это корыто, — приказал я, когда все переместились на бригантину.

— Ну вот, а могли бы приз взять, не так уж он и пострадал… — протянул кто-то в толпе.

— Топите, я сказал, — рыкнул я, жутко раздражаясь от того, что мне приходится повторять приказ.

Двое пиратов с топорами забежали по сходням на «Марию», а спустя несколько минут вернулись обратно.

— Дело сделано, — отрапортовал один, закинув топор на плечо.

— Всё, уходим. Сокровища сами себя не откопают, — произнёс я.

Ограбленный галеон начал уходить под воду, а на «Поцелуе Фортуны» начали ставить паруса. Хотелось поскорее уже откопать золото, погрузить на корабль, поделить и уйти на покой. Чем скорее, тем лучше.

«Мария» ушла под воду удивительно быстро для такого большого корабля. Мы даже не успели отойти далеко, а на месте галеона теперь были только круги на воде, обломки досок, пустые бочки и крысы, цепляющиеся из последних сил за всё, что могло плыть.

Ну а я переоделся в чистое и спустился на камбуз, возле которого до сих пор ждали своей очереди раненые, истекая кровью. Завидев меня, они немного оживились, но я взмахом руки дал понять, что подождать всё равно придётся.

На камбузе усталый мальчишка зашивал раненого, Бог знает какого по счёту за сегодня.

— Ха, да у тебя руки по локоть в крови, как у настоящего пирата! — пошутил я, но малец шутки не оценил.

— Не хочу быть врачом, — простонал он.

— А они не хотят остаться без рук или ног, — возразил я, и раненый на столе часто закивал. — И если мы возьмём врачом кого-то другого, любого дегенерата с ножовкой, то поверь мне, очень скоро калек на этом корабле будет больше, чем здоровых людей.

Я тоже чувствовал дикую усталость после абордажа и прочего, но всё равно скинул камзол, закатал рукава, помыл руки и принялся за работу вместе с ним. Вдвоём дело, само собой, пошло гораздо быстрее.

— Белое к белому, жёлтое к жёлтому, красное к красному, — напомнил я ещё раз на всякий случай.

Да и флибустьеры, хоть и знали, что юнга теперь многое умеет сам, всё равно больше доверяли мне, подсознательно делая выбор в пользу старшего врача, и в целом теперь гораздо спокойнее вели себя на операционном столе. Весь их опыт говорил о том, что подобные раны неизбежно заканчиваются ампутацией и списанием на берег, но на «Поцелуе Фортуны» теперь было иначе, и это многие понимали. А нужно было всего лишь дезинфицировать раны, а потом держать их в чистоте. Не всегда это, конечно, помогало, но в большинстве случаев — да. Всё-таки и здоровье в этом плане у местных головорезов было по-настоящему бычьим.

Вскоре непрерывный поток раненых начал потихоньку иссякать. Я не сомневался, что колотые, рубленые, резаные и стреляные раны будут сегодня сниться и мне, и Андре-Луи. Последним к нам пришёл Эмильен со сломанным ребром, и я наложил тугую повязку, заодно показав юнге, что делать в таких случаях.

— Капитан, а вы этому всему где научились? — спросил парнишка, пытаясь в тазике оттереть руки от въевшейся крови.

Я пожал плечами.

— Жизнь научила, — хмыкнул я, вспоминая курсы ОБЖ и уроки первой помощи в автошколе. — А так-то я ни петь, ни рисовать.

— Понятно, — протянул юнга.

Усталость накатила на меня с новой силой, и я потянулся всем телом, пытаясь прогнать тяжесть во всём теле. По сравнению с обычным днём на плантации это, конечно, сущий пустяк, но я давно уже отвык от подобного. Хотелось развалиться на кровати в своей каюте, осушить бутылку портвейна и забыться крепким сном без сновидений, чтобы проснуться уже возле Авеса. Но нет, нужно было ещё похоронить наших мертвецов. Так что я похрустел всем, чем сумел, разминая усталые мускулы, кое-как вымыл руки, накинул камзол и пошёл на палубу. Юнга пошёл следом за мной.

Погибшие так и лежали на палубе, завёрнутые в парусину, и я достал из кармана маленькую Библию, а затем оглянулся по сторонам в поисках боцмана. Тот задумчиво жевал табак, сидя на толстом мотке каната.

— Давай всех наверх, — приказал я.

Старик кивнул, сунул в рот свисток, болтавшийся на шнурке у него на шее. Пронзительный свист резанул по ушам, наверняка не только мне, но и всем тем, кто устраивался отдыхать после тяжёлого дня. Я живо представил ворчание и брань на нижней палубе.

Но вскоре все начали выходить на палубу, вопросительно глядя на меня, на боцмана и на вахтенного. Я кивнул в сторону усопших, и моряки начали строиться у противоположного борта, снимая банданы и шляпы. Два раза объяснять не приходилось.

Когда вся команда выстроилась на палубе, я тоже снял шляпу и вышел перед строем. Раскрыл Библию, на нужном месте у меня лежала закладка, зачитал несколько строк про жизнь вечную и переход от смерти в жизнь, сказал «аминь», и погибших пиратов по одному начали отправлять за борт. Я хмурым взглядом провожал каждого, понимая, как сильно поредела команда после этого сражения.

Глава 45

Мы снова приближались к заветному острову, и на этот раз никаких посторонних кораблей возле Авеса не крутилось. Никто не будет мешать. Всех и каждого снова охватило нетерпение, и мы на всех парусах неслись к этому клочку суши. Даже отдыхающая вахта бродила наверху, жадно вглядываясь в узкую полоску земли и кружащих над ней морских птиц.

Даже лопаты и заступы уже закинули в шлюпку. А я, как пессимист и параноик, думал, что будет, если кто-то нас всё-таки опередил. Вот будет хохма, если мы высадимся, выкопаем яму в нужном месте, а там не окажется ничего, кроме сырого песка. В той же яме меня и закопают, особо не церемонясь. Я ожидал любого подвоха, даже такого.

Вообще стоит быть поосторожнее, особенно, когда золото перекочует в наш трюм. Крышу сорвать может любому. Когда речь идёт о подобных суммах, жадность может пересилить любые клятвы и узы, наплевать на все договорённости и прошлые отношения. И чем ближе мы подходили к Авесу, тем больше параноидальных мыслей меня преследовало. Я вспомнил и про Бартоли, который наверняка рвёт и мечет, и про Ладрона, который наверняка сдал нас кому только можно. В общем, я изрядно нервничал, а если говорить по-простому, то я трусил. Впрочем, я старался никому не показывать своих настоящих чувств, пряча их под насмешливой снисходительной улыбкой. Но как только я заходил в каюту и закрывал дверь, тяжёлые мысли гулким набатом звенели в голове.

— Паруса убрать! Полезайте живее, крысы вы сухопутные, ети вашу мать! — из-за закрытой двери раздался зычный голос боцмана. — Шкоты трави, обезьяны косорукие! Крепи давай, чего ты смотришь на меня, как петух с жёрдочки?!

Старик своё дело знал на все сто процентов. А ещё, раз уж вахтенный решил убирать паруса и вставать на якорь, то мы, получается, прибыли на место. Я оделся, подпоясался, привёл себя в порядок. На всякий случай проверил и перезарядил пистолеты, посмотрел, как палаш выходит из ножен. Предательства на берегу я опасался меньше всего, но ничего исключать нельзя. На Бога надейся, а порох проверяй.

В дверь постучали.

— Иду! — отозвался я.

Глянув напоследок в маленькое зеркало на стене, я вышел на палубу и яркое полуденное солнце ударило меня по глазам. Остров Авес плоской кляксой покоился на лазурной воде совсем рядом, а птицы, его единственные обитатели, истошно вопили, пролетая над нашими мачтами.

— Спускайте шлюпку, — приказал я. — Пятеро добровольцев со мной, остальные отдыхать. Вахта, глядите, чтобы никто в гости не заявился. Если кто появится — сигнальте холостым из пушки.

На этот раз со мной отправились Муванга, Клешня, Жан-Поль, Доминик и Шарль Косой, из пти-гоавского пополнения. Выбор на самом деле был невелик, многие были ранены или стояли на вахте, а мне нужны были здоровые и дюжие бойцы, чтобы таскать тяжёлые ящики. Избранная пятёрка улыбалась, предвкушая блеск золота, и даже вечно хмурый Клешня позволил себе скалить зубы в паскудной ухмылке.

Мы спустились в качающуюся на волнах шлюпку, Муванга и Косой молча взялись за вёсла. Прибой, накатывающий на пологий берег, здорово помогал им грести.

— Ты чего это весь при параде, капитан? — спросил Жан-Поль, глядя на мои пистолеты.

— Птичек местных испугался небось, — хмыкнул Клешня, снова проявляя неуважение.

— Будешь болтать, Клешня, сам станешь местным. Только ненадолго. Через пару дней от жажды помрёшь, и всё, — холодным ровным тоном произнёс я, так, чтобы он понял, что я не шучу.

— Да ладно тебе, кэп, не обижайся, — буркнул он, зыркнув исподлобья.

Захотелось сказать, что делают с обиженными, но я не стал. Не хватало ещё запустить новый тренд и стать прогрессором ещё и в этих делах. Здесь такая практика не одобрялась, хотя я порой слышал про сожительство некоторых моряков друг с другом, а то и с корабельными животными. Но чаще всего моряки пользовались услугами портовых шлюх, благо, в порты мы заходили довольно часто.

Шлюпка прошелестела по дну, вздымая в воде целые тучи песка, и остановилась на берегу Авеса. Крохотный островок казался точно таким же, как и в прошлый раз. Точно так же белыми кучами поблескивало гуано, садились и взлетали морские птицы, а песок хрустел под сапогами, как свежевыпавший снег.

— Берите лопаты и за мной, — приказал я.

Ошибиться было нельзя, сокровища мы зарыли в самом высоком месте острова, да и Муванга, присутствовавший и в прошлый раз, тоже помнил место. Мы прошлись по Авесу, и я удовлетворённо кивал, глядя, как ветра и дожди замели все следы человеческого присутствия. Кое-где даже начала пробиваться молодая травка. А значит, Ладрон всё-таки не добрался до золота, оставшись с носом.

— Копайте здесь, господа, — указал я, а сам уселся на камень и закурил, доставая деревянные чётки, подаренные мне священником.

Лопаты вгрызлись в рыхлый грунт. Работали в охотку, с небывалым усердием, и, пожалуй, даже я мог бы присоединиться, но не забирать же лопату у кого-то из товарищей, когда они и сами не прочь поработать. Поэтому я курил, поглядывая на чужую работу, как известно, на одну из вещей, на которые можно смотреть бесконечно.

— Глубоко зарыли? — спросил Косой.

— Да, — ответил Муванга, как один из тех, кто, собственно, и закапывал золото.

Наконец, лопата Клешни ткнулась во что-то твёрдое, и он победоносно расхохотался, а потом голыми руками принялся откидывать мокрую землю. В яме показался один из наших ящиков.

— Во-о-от ты где, родимый, — ухмыльнулся Клешня.

— А ты думал, что там будет? Гробы с мёртвыми врагами короны? — хмыкнул я, даже не отрывая задницы от насиженного места.

— Зная тебя, кэп, можно было ожидать всего, что угодно, — таким же тоном ответил штурман.

Я пожал плечами в ответ, спорить тут было не с чем. Завидев первые результаты, парни начали копать ещё интенсивнее, и грязные, измазанные землёй ящики один за другим начали выходить на свет. Жан-Поль с Косым попробовали извлечь один из ящиков, но утрамбованная земля крепко их держала, и им пришлось копать вокруг.

— Пупок не надорви, — брякнул я Косому, который для такой работы был всё-таки чересчур тощим.

— Да иди ты, кэп, — огрызнулся Косой. — Вот взял бы и сам попробовал.

— Слышь, сынок, — я даже поднялся со своего камня. — Я эти ящики сам сюда все перетаскал. Муванга не даст соврать.

class="book">— Ага, — подтвердил Муванга.

— Ну и молодец, — буркнул Косой, снова отворачиваясь к ящикам.

— Кончай болтать, Косой, давай за работу, — рыкнул я. — И вообще, что-то мы долго уже возимся.

Я спустился к ним в яму, дёрнул тяжёлый ящик, который крайне неохотно выходил из земли, приподнял, потащил по склону наверх, пропахивая глубокую борозду в рыхлом грунте. Вслед за мной парни начали вытаскивать и другие ящики.

Настроение после такой беседы резко упало, несмотря на то, что золото снова вернулось к нам. Тревожный звоночек, если даже такое отребье, как Косой, позволяет себе подобные выпады в мою сторону. Значит, и в остальной команде несомненно найдутся похожие товарищи.

— Ну, попёрли, что ли, — хмыкнул я, когда все ящики наконец-то оказались вытащены из ямы.

Закапывать разрытую яму никто не стал, у нас и других дел было полно. Всё равно на необитаемом острове в неё никто не упадёт и ногу не сломает, и ладно.

Так что мы, грязные и чумазые, понесли эти ящики обратно к берегу. Золото приятно оттягивало руки, и несмотря на то, что нам пришлось сделать несколько ходок, мы ничуть не расстроились.

Величественный силуэт бригантины покачивался вдали от берега, пусть она и была несколько потрёпанной после боя с «Марией». Теперь я не собирался ввязываться ни в какие стычки, ну их к чёрту, всё, что мне было нужно — просто довезти золото до Кюрасао, обменять на звонкую монету, по сути, на такое же золото, а потом вернуться в Бастер и уйти на покой богатым человеком. Сражения и абордажи в этом никак не могли больше помочь.

Вот только, кажется, стычки нашли меня раньше. Пушка на «Поцелуе Фортуны» расцвела огненным цветком и резко громыхнула холостым выстрелом, докладывая, что где-то на горизонте объявился чужой корабль. И вряд ли это очередной случайный попутчик.

Глава 46

С одной стороны, я радовался, что мы успели откопать сокровища и погрузить их в шлюпку. С другой, лучше бы этот корабль не появлялся вовсе.

— Гребите быстрее, — приказал я. — Не нравится мне это всё.

— Не видать никого, — хмыкнул Клешня, осматривая горизонт.

— Нашим там виднее, — произнёс Доминик.

Флибустьеры налегли на вёсла ещё активнее, изо всех сил стараясь подойти к бригантине как можно скорее. Плыть обратно оказалось гораздо труднее, нагруженная шлюпка низко сидела в воде, а волны и ветер так и норовили выбросить нас назад, на берег Авеса.

Погано. Очень погано. Я тоже поглядывал по сторонам, пытаясь разглядеть незваных гостей, и, в конце концов, всё-таки заметил белое пятнышко паруса с восточной стороны. Парус стремительно приближался. Жаль, что моя подзорная труба осталась в каюте, так можно было бы разглядеть его ещё лучше.

— Вон он, собака, — процедил я. — Гребите, не отвлекайтесь.

Наконец-то мы подошли к бригантине вплотную, нам скинули тали, и я оставил матросов грузить золото и поднимать шлюпку, а сам взобрался на борт, сходу выслушивая доклад вахтенного.

— Увидели парус, кэп, сперва думали, показалось, потом нет, сюда приближаться стал, — рассказал Ален. — Ну и пальнули. Мало ли кто там.

— Всё правильно сделали, молодцы, — сказал я. — Юнга! Сбегай-ка за моей трубой.

Андре-Луи метнулся кабанчиком, и я приложился глазом к исцарапанной линзе. Это был французский корвет, однозначно, пушек на двадцать, может даже больше, а ещё он на всех парусах летел сюда.

— Вот на кой ты мне здесь нужен… — буркнул я, вглядываясь в плоский корпус незнакомца, на котором, словно белые муравьи, копошились матросы. — Парни, долго вам ещё?

— Нет, скоро уже! — отозвался кто-то из флибустьеров.

— Как закончите, снимаемся с якоря! Надо валить отсюда, пока не поздно, — сказал я.

— Удрать хочешь? — прозвучал рядом голос боцмана.

— Хочу, — ответил я, не отрывая взгляда от приближающегося корвета. — Маловато нас, второго боя не выдержим.

Старик жестом попросил у меня подзорную трубу, посмотрел сам, покачал головой.

— Не выйдет, кэп. Быстро идут они. Догонят, как пить дать, — проскрипел он.

— Ждать, как покорная овечка, я тоже не собираюсь, — раздражённо процедил я, забирая оптику.

Я прошёлся по бригантине, машинально отмечая тут и там повреждённые после предыдущей схватки места, посмотрел на напряжённые лица матросов, готовых к любому исходу. Они, кажется, до конца ещё не понимали, в какой мы заднице.

Корвет наверняка идёт с полной командой и полным боезапасом, а у нас добрая половина команды ранена так или иначе. Пушек на корвете явно больше, но если они целенаправленно идут по нашу душу (а я нисколько не сомневался, что так оно и было), то топить наш корабль они не будут, постараются просто захватить. В честном бою у нас не было никаких шансов.

Я снова прильнул к подзорной трубе, рассматривая гостей. На носу корвета, у самого бушприта, я разглядел знакомую фигуру в парике. Ладрон, дьявол его раздери. Уже достаточно близко для пушечного выстрела, но стрелять они не торопились. А мои парни только-только заканчивали погрузку и начинали затаскивать шлюпку на борт.

— Всех, кто может сражаться, наверх, — скрипнув зубами, приказал я. — Поверните к ним правым бортом, все орудия к бою. И поднимайте уже чёртов якорь!

— Все и так наверху, Андре, — донёсся до меня голос Шона, и я оглянулся.

Шон тоже пострадал во время абордажа, он был ранен в правую руку, которая теперь безвольно висела в косынке. Он стоял ещё с десятком раненых, с теми, кто нашёл в себе силы сражаться. И, глядя на эту горстку людей, на это жалкое воинство, до меня докатилось осознание того, насколько всё плохо.

— Ладно. Правым бортом. Орудия к бою, — приказал я и вновь уставился на приближающийся корвет.

Ощущение было такое, будто он решил пойти на таран, и тут мне в голову пришла идея.

— Муванга! — позвал я. — Живо сюда!

Негр выбежал из трюма, и я подробно пояснил ему свой замысел.

— Будет сделано, вождь! — кивнул он и снова убежал вниз, по дороге забирая с собой ещё нескольких матросов.

Бригантина наконец развернулась бортом к преследователю и легла в дрейф, оскалившись пушками, словно загнанная в угол крыса.

— Грин! — донёсся крик с вражеского корабля. — Ты подлец и мерзавец! Думал, я тебя не найду?! Думал, я тебя не поймаю?!

— Месье Ладрон! — крикнул я в ответ, глядя, как корвет тоже разворачивается бортом к нам.

На корвете пушек было всё-таки побольше.

— Я же просил вас дождаться моего возвращения, капитан Ладрон! — крикнул я.

— Не держи меня за дурака, Грин!

Я нахмурился. Нужно было потянуть время.

— Обойдёмся без кровопролития, месье Ладрон! Я поклялся не топить французские корабли! — воскликнул я.

На какое-то время повисла тишина, напряжённая и тревожная. Лишь бы ничья рука не дёрнулась, лишь бы ни у кого не сдали нервы. А они могли, запросто. И тогда начнётся бойня, из которой мы выйдем только вперёд ногами.

— Где золото, Грин? — крикнул француз.

— Золото у меня на борту! — ответил я.

— Даю вам шанс убраться отсюда живыми! Не тебе, Грин, только твоей команде! — крикнул Ладрон. — Грузи всё в шлюпку и греби сюда, команда может быть свободна! А ты в Бастер отправишься в цепях!

— Дай мне полчаса на сборы! — крикнул я. — И поклянись на Библии, что отпустишь команду!

— Богом клянусь! — откликнулся Ладрон. — Твоя команда может катиться на все четыре стороны!

— Что?! — выдохнул Шон.

— Нет, что за дела, — воскликнул Клешня. — Кэп, ты никуда не идёшь, золото остаётся у нас!

— Тише, мать вашу, — хмуро произнёс я. — Делайте так, как я сказал. Ждите здесь.

Клешня загородил мне путь, выставив перед собой изуродованную руку.

— Ты никуда не идёшь, капитан! Золото наше! — изменившись в лице, прорычал он.

— Ты слишком много стал себе позволять, Жак, — произнёс я.

Я выхватил нож, несколько раз ударил Клешню в горло и оставил умирать на глазах у изумлённой команды, а сам пошёл вниз, в трюм.

В трюме Муванга, кажется, как раз заканчивал с моим поручением.

— Всё готово? — спросил я.

— Да, вождь. Всё, как ты сказал, — отрапортовал Муванга.

— Отлично. Тащим на палубу, — приказал я.

— Опять? Обратно? — вздохнул Жан-Поль.

Я не стал ничего отвечать, просто взялся за ящик с одной стороны, дождался, пока кто-нибудь возьмётся с другой, и потащил его наверх. Муванга покосился на труп штурмана, который пока никто даже и не думал убирать, мы поставили ящик возле борта и пошли за следующим, пропустив вперёд Жана-Поля с другим ящиком.

— Шлюпку спускайте, — приказал я напоследок.

Матросы застыли.

— Спускайте живее, focail baltai! — встрепенулся Шон. — Вы что, не слышали, что капитан приказал?

Вскоре все ящики вытащили на палубу. Комья прилипшей земли растряслись вокруг, утоптались ногами, и я недовольно взглянул на всю эту грязь.

— Палубу отдраить, — хмуро произнёс я. — Потом проверю.

Пираты были подавлены, многие переглядывались, шептались, некоторые старались на меня вовсе не смотреть лишний раз. Все слышали, что сказал Ладрон. Команда может быть свободна.

— Ты уверен? — спросил меня Шон, когда матросы начали грузить ящики в шлюпку.

— Лучше быть бедными, но живыми, друг мой, — ухмыльнулся я. — Увидимся.

Я снял перевязь с пистолетами, снял пояс с ножнами, протянул всё это юнге, чувствуя себя без них буквально голым, ещё раз оглядел остатки команды. Жаль, конечно, что всё получилось именно так, и мне пришлось положить в бессмысленном абордаже едва ли не половину своих людей, но мы все свято верили, что наше золото именно там, на том галеоне, и ни у кого не возникло сомнений, что мы обязаны его взять любой ценой. А цена оказалась слишком высока, настолько, что мне теперь приходится идти на такой позорный шаг.

— Бывайте, братцы, — улыбнулся я, спускаясь в шлюпку, заставленную ящиками. — Скоро вернусь.

Глава 47

Я изрядно нервничал, налегая на вёсла, но других вариантов решить проблему более-менее бескровно не видел. Рискованно, конечно, ведь если что-то пойдёт не так, то я погибну первым, но я грёб, потому что другого выхода не видел. Только так.

Спиной я чувствовал напряжённые взгляды моей команды и ожидающие взгляды матросов корвета. Время будто застыло. Чтобы хоть немного успокоиться, я принялся насвистывать какую-то беззаботную песенку из будущего. Борт французского корвета понемногу приближался.

— Я даже удивлён, Грин! Ты оказался умнее, чем я думал! — раздался насмешливый голос Ладрона. Его матросы расхохотались.

Я не ответил. Вступать в перепалку с ним будет ниже моего достоинства. Я ровно и глубоко дышал, молча налегая на вёсла.

— Я даже походатайствую перед месье Бартоли, чтобы тебе подарили быструю смерть! — крикнул Ладрон.

Ха-ха.

Моя шлюпка почти подошла к корвету, десятки глаз пристально следили за каждым моим движением. Возле борта уже болтались сброшенные тросы, за которые я, видимо, должен был закрепить ящики. Я вытащил вёсла из воды, инерция продолжала тащить меня к борту, схватил один из тросов и зацепил за вант-путенс. Теперь-то шлюпка никуда не денется.

— Эй! Ты что делаешь? К ящику крепи! — воскликнул один из матросов.

— Ладрон! Передавай привет де Валю и Гилберту! — крикнул я, чиркнул огнивом о железную пряжку сапога, высек целый сноп искр, набрал полную грудь воздуха и щучкой нырнул за борт, стараясь погрузиться как можно глубже.

Рвануло так, что ударная волна закрутила меня в воде, чуть не выбив из груди весь запас воздуха, я на мгновение потерял ориентацию, запаниковал, но тут же взял себя в руки и поплыл как можно дальше, насколько смогу. Если корвет загорелся (а он загорелся наверняка), то будет ещё один взрыв, когда пламя дойдёт до крюйт-камеры, и лучше бы в этот момент находиться где-нибудь подальше.

Так что я плыл изо всех сил, хотя лёгкие уже горели огнём, а желание всплыть и вдохнуть пересиливало почти всё на свете. Перед глазами поползли разноцветные круги, дальше терпеть было уже нельзя. Я поплыл наверх, неуклюже всплывая на поверхность и хватая ртом воздух вперемешку с морской водой. Позади горел французский корвет, зрелище завораживающее и жуткое, но в чём-то даже красивое. Пламя вздымалось почти до самых небес.

Я улёгся на воду, немного переводя дух. Надеюсь, парни меня заметят. Иначе придётся вплавь добираться до Авеса и куковать там, ожидая неприятной кончины, которую я обещал Клешне.

Огонь добрался до крюйт-камеры, раздался взрыв, и корвет снова скрылся в облаке кроваво-красного пламени. На всякий случай я снова нырнул, но в этот раз взрывная волна лишь немного толкнула меня в спину. Я уплыл достаточно далеко. Для профессионального пловца, конечно, результат посредственный, но для меня — едва ли не олимпийский рекорд. Самое главное, что я остался жив после этого заплыва.

На мгновение мелькнула мысль, что меня могут попросту бросить, ведь золото на бригантине, опасности больше нет, а капитан, вероятно, погиб во взрыве, но вскоре я увидел, что на «Поцелуе Фортуны» ставят парус и идут в мою сторону. Я поплыл навстречу, бултыхаясь на высоких волнах и чувствуя, что сил может и не хватить. Периодически я отдыхал, переворачиваясь на спину и отдаваясь на волю стихии, но этих мгновений отдыха, само собой, не хватало, чтобы набраться сил по-настоящему. Иногда грёб, лёжа на спине, но на высоких волнах это получалось не очень хорошо, и волны часто хлестали по лицу, заставляя меня переворачиваться, хватать воздух ртом и отфыркиваться.

Корвет продолжал гореть, выстреливая вверх снопами красных искр, дым клубился над водой, расстилаясь над волнами. Ладно хоть ветер успевал его развеивать прежде, чем дым добирался до меня. Вот была бы хохма, задохнуться от пожара и утонуть одновременно.

«Поцелуй Фортуны» приближался нависающей громадой, медленно и угрожающе, словно асфальтоукладчик.

— Капитан! Ты живой там? — крикнул кто-то сверху, из-за бьющих в глаза лучей солнца я не сумел разглядеть, кто именно.

— Пока да! — отозвался я, высунувшись из воды. — В дрейф ложитесь!

— Подожди, скинем что-нибудь! Трап сюда, живее! — раздался голос, в котором явно слышалось облегчение.

С подветренного борта скинули трап, я подплыл ближе, вцепился в него клещом, понимая, что подняться наверх самостоятельно уже не осилю.

— Тяните! — попросил я.

Меня втащили на борт бригантины, и я кулём рухнул на палубу, пытаясь отдышаться. Вокруг столпились флибустьеры, загораживая мне солнце, и я неопределённо помахал рукой, разгоняя их от себя. Мне нужно было всего лишь несколько минут, чтобы передохнуть.

Шон присел рядом со мной на корточки, и я покосился на него, тяжело дыша.

— Страшный ты человек, Андре, — тихо произнёс он.

Я усмехнулся в ответ.

— Я уж думал, вы отсюда сразу же сдёрнете, — выдохнул я. — Думал, бросите меня.

Шон подскочил, крестясь.

— Боже упаси! Ты бы нас всех нашёл потом и убил по одному, я же тебя знаю! — воскликнул он.

— Но мыслишки-то были, — хохотнул я.

— Перестань! — воскликнул он.

Я расхохотался, закашлялся и снова расхохотался. Да, пожалуй, он был прав. Я бы в лепёшку разбился, но нашёл бы и покарал всех, если бы они меня тут бросили. К счастью, не придётся.

— Валим отсюда, парни, — произнёс я. — И поскорее. Курс прямо на юг.

Два раза повторять не пришлось. Матросы принялись ставить паруса и разворачивать корабль, а я кое-как поднялся и заковылял к своей каюте, чувствуя, как болят все мускулы в теле, все до единого. Ну его к чёрту, повторять нечто подобное ещё раз я точно бы не решился.

В каюте на вешалке висели мои пистолеты и палаш, и я бережно снял их, с ощущением, будто встретил старых друзей. Всё же мне не хотелось утратить своё оружие, к которому я прикипел всей душой.

Немного передохнув в каюте, переодевшись в сухое и наспех перекусив, я вышел обратно на палубу, краем глаза замечая уважительные взгляды пиратов. Нужно было спуститься в трюм, проверить наше золотишко. Я сунул руку в карман, нащупал там деревянные чётки отца Стефана. Надо же, а про них я совсем забыл.

Я прошёл в трюм, где золото, переложенное в пустые мешки и бочки, спокойно ожидало своего часа. Всё же я немного нервничал, вспоминая все несчастья, произошедшие за то короткое время, пока мы шли от Тортуги до Авеса, но потом вспоминал слова священника и немного успокаивался. Чётки в руке придавали мне уверенности и отвлекали от ненужных мыслей.

Муванга всё сделал в точности, как я говорил, переложил золото в бочки из-под пороха, а сам порох пересыпал в ящики. Я заглянул в один из мешков, золото блеснуло в полутьме, достал оттуда фигурку какого-то танцующего идола. Идол улыбался, застыв в небрежной причудливой позе с цветами в руках, и я положил его обратно. Никаких плохих предчувствий, странных ощущений или мистических переживаний я не получил, поэтому просто хмыкнул и прикрыл мешок, расслабленно выдыхая.

Теперь оставалось только увезти всё это добро на Кюрасао, выгодно продать тамошним купцам и поделить. Лишь бы на Кюрасао хватило наличных денег, чтобы выкупить всю нашу добычу, долговые расписки принимать я не собирался ни в коем случае. А других мест поблизости, чтобы сбагрить явно криминальное золото, я не знал.

Ну а потом останется лишь разделаться с Бартоли и зажить спокойной жизнью местного богача, посещая балы и светские приёмы, и выезжая на охоту с высокопоставленными чиновниками и дворянами. Несколько скучновато, конечно, после насыщенной жизни морского разбойника, зато куда безопаснее. Во всяком случае, я на это надеялся. А если мирная жизнь мне всё-таки наскучит, то я всегда могу купить корабль, набрать команду и вновь уйти в море.

Глава 48

Самым поганым в путешествии до Кюрасао оказалось то, что мы оказались полностью беззащитными. Не только потому что добрая половина команды так или иначе была ранена, но ещё и потому что Муванга оставил нас вообще без пороха.

Мы, конечно, наскребли какие-то остатки, попытались просушить на палубе отсыревший, и, в принципе, для пары мушкетных залпов его бы хватило, но наши пушки остались без него. А вкупе с целым состоянием в нашем трюме идти через половину Карибов безоружными оказалось крайне тревожно.

Ещё и курс я сначала задал неправильный, прямо на юг, хотя Кюрасао лежал на добрых пять сотен километров западнее, а на юге была Маргарита, и мне срочно пришлось проводить расчёты и исправлять свою ошибку. Раньше с этим мог помочь Клешня, но теперь он кормил крабов у побережья Авеса, а других штурманов на корабле не было.

К слову, за убийство Клешни мне так никто ничего и не сказал. Не осмелились, понимая, что Клешня и в самом деле был не прав, а будь всё так, как хотел он, то сейчас у побережья Авеса лежали бы все до единого, а не только Клешня.

Но до Кюрасао мы добрались без происшествий. Шепотки о проклятии быстро сменились слухами о том, что капитан его как-то снял, и команда успокоилась, а правильный настрой всегда идёт только в плюс.

Мы всеми силами избегали ненужных встреч, удирая от каждого встречного паруса, неважно, будь то военный галеон испанцев или беззащитная рыбацкая лодка, я счёл нужным перестраховаться. А кто попытается обвинить меня в трусости, пусть скажет мне это в лицо.

Через несколько дней вожделенный остров показался впереди, и мы подняли французский флаг. В отличие от Наветренных островов Кюрасао оказался достаточно равнинным и пологим, со множеством бухт и гаваней, но многие из них были закрыты рифами. Мы обогнули остров с западной стороны и прошли вдоль берега до самого Виллемстада, который раскинулся на двух сторонах залива, а тесный проход в естественную гавань был защищён каменным фортом. Неплохое место, если не обращать внимания на опасную близость к испанскому Мэйну.

Да и городок здесь больше торговый, деловой, а не пиратский, и подходящего торговца ещё придётся поискать. Достаточно богатого, чтобы у него хватило денег заплатить за наше золото, и достаточно нечистого на руку, чтобы вообще согласиться его купить.

Мы подошли ко входу в гавань, дождались своей очереди, прошли внутрь, глазея на красные черепичные крыши, белые церкви и богатые особняки, расположившиеся с обеих сторон. Виллемстад чем-то неуловимо напоминал мне Санкт-Петербург. Не без труда мы нашли свободное место в гуще и толчее других кораблей, бросили якорь. Теперь нужно было перебраться на берег, но наша шлюпка сгорела вместе с корветом.

К счастью, весь берег и все причалы были запружены лодками, а местные лодочники, ровно как таксисты у аэропорта, наперебой предлагали свои услуги всем желающим. Не только таким как мы, нерадивым морякам без собственных шлюпок, но и местным жителям, бесконечно снующим с одного берега на другой. Никаких мостов через канал не было, даже наплавного, а обходить вокруг залива было нереально далеко. Наверное, что-то похожее и хотел сделать Пётр, когда заставлял всех передвигаться по Петербургу на лодках.

Так что я помахал рукой одному из скучающих лодочников, позвал толмачом одного из наших голландцев, Якоба, и дождался, пока лодка подойдёт к нашему борту.

— Добрый день, минхер! — помахал нам лодочник в плотной куртке и высокой шляпе. — Чем могу служить?

— Перевезти нас на берег, разумеется! — раздражённо ответил я.

— Прошу на борт! Вам на какой берег? — спросил он.

— На тот, где есть торговцы-оптовики, которые не задают лишних вопросов, — буркнул я.

— Значит, надо в Схарло, — заключил он.

Чем-то этот лодочник мне заранее не нравился, и я быстро понял, чем именно. Слишком уж он напоминал мне наших таксистов с их назойливыми беседами, очень важным мнением по каждому вопросу и непрошеными советами. Ещё и Якоб всю дорогу болтал с ним неизвестно о чём, и я побаивался, что он сболтнет что-нибудь лишнее. Потом, правда, я понял, что лодочник просто делился с ним новостями, а болтать моряки так или иначе всё равно будут, едва сойдут на берег, так что я немного успокоился.

Схарло оказался довольно приятным и респектабельным районом. Двух— и трёхэтажные дома, конторы, магазины, уличные лавки. Вот только на многих зданиях тут и там я замечал шестиконечные звёзды и орнаменты в виде подсвечников. Удивительно было видеть еврейский квартал здесь, на островах, и, тем более, в этом времени, но сомнений быть не могло, это именно он.

Внутри шевельнулось неприятное воспоминание о том, как уходит под воду месье Леви, но я постарался его отогнать и забыть. Здесь, на Кюрасао, могли быть его родственники или деловые партнёры, но шанс повстречать их стремился к нулю, особенно, если соблюдать необходимую осторожность.

— Вон там, минхер Круз, к нему обратиться можете, — советовал лодочник, пока мы плыли вдоль берега. — Или, вон, лавка минхера Коэна, хоть он и жаден изрядно, но вопросов задавать не будет.

— Давай к берегу, а там мы уже решим, — сказал я.

Я расплатился за услуги и мы сошли на берег. Сперва я хотел нанять его на весь день, шлюпки-то у нас всё равно не было, но потом подумал, что проще будет купить новую шлюпку, всё равно она была нужна.

Договариваться насчёт выгодной сделки я решил в первую очередь с минхером Крузом. Во многом из-за фамилии, но в первую очередь из-за рекомендации лодочника. Да и лавка у него с виду была несколько богаче, чем у остальных, а исключительно честными методами так не выйдет, значит, минхер Круз сможет легко закрыть глаза на сомнительное происхождение золота и прочего груза.

Так что вместе с Якобом мы вошли в просторную светлую контору, в которой несколько клерков вяло переписывали какие-то бухгалтерские книги, время от времени перекидываясь ничего не значащими фразами.

— Добрый день, — поздоровался я, снимая шляпу. — Меня зовут капитан Бонапарт, я хотел бы поговорить с минхером Крузом.

Якоб покосился на меня, но перевёл всё точь-в-точь, как я сказал. Раскрывать настоящее имя я не спешил, чувствуя, что слава пирата и головореза здесь явно ни к чему.

Клерки так же вяло переглянулись, явно не желая общаться, но в итоге один всё же поднял на меня взгляд.

— Минхер Круз не принимает. Он занят, — произнёс он.

— Настолько занят, что откажется от сделки на миллион песо? — скривился я.

Клерки переглянулись снова.

— Ждите здесь, минхер, — произнёс один из них, поднялся и пошёл куда-то вверх по лестнице.

Я кивнул и принялся разглядывать обстановку конторы, весьма и весьма представительную. Похоже, у месье Круза явно хватит наличности, чтобы оплатить всё. Вскоре клерк спустился вниз.

— Прошу за мной, — сказал он на французском, так что Якоба пришлось оставить внизу.

Минхер Круз оказался едва ли не карикатурным евреем, весь в чёрном, с длинными чёрными волосами и бородой, крючковатым носом и проницательным взглядом. Клерк представил меня, откланялся и оставил нас наедине в небольшом кабинете.

— Миллион песо? — фыркнул торговец, тоже на французском. — Или вы решили просто произвести впечатление?

— А к вам часто приходят заключать сделки на подобные суммы? — спросил я, машинально отмечая, что мне в голову тут же приходят схемы, как его половчее ограбить. Если для него миллион песо и в самом деле какая-то мелочь, сам Бог велел попытаться его разуть.

— Нет, — произнёс Круз. — Вот мне и стало интересно, у кого хватает наглости заявлять о подобных суммах во всеуслышание. Никогда не слыхал о вас, капитан Бонапарт.

— Я не ищу славы, минхер Круз, я ищу выгодной сделки. У меня есть некоторое количество золотых безделушек и прочих ценностей, которые я хотел бы продать без лишней огласки, — заявил я.

— Некоторое количество? — хмыкнул еврей.

— Скажем, около тысячи фунтов, — приблизительно назвал я, укоряя себя за то, что так и не удосужился взвесить или посчитать добычу.

Еврей застыл, ухватив себя за бороду.

— Думаю, мы сумеем договориться, — выдавил он.

Глава 49

Торговались долго, всё-таки речь шла о фантастических суммах. Насчёт миллиона песо я, конечно, несколько погорячился, но сумма уверенно приближалась к нему. Можно было выбить с минхера Круза ещё больше, но наглеть чересчур сильно я не стал, всё-таки сделка оказывалась выгодной для нас обоих, а не только для него. Даже с учётом того, что Круз предложил цену гораздо ниже рыночной.

Частично даже пришлось согласиться на бартер, закупив у него припасы и порох, потому что еврей заявил, что не располагает такой суммой наличных, но в итоге мы всё-таки пришли к соглашению, хоть и не сразу. Более того, мне пришлось даже возвращаться на корабль, уносить всю добычу в контору Круза и торговаться уже более предметно. Еврей бился как лев, отчаянно торгуясь за каждый грош выгоды, но и я не желал уступать.

В итоге мы всё же договорились, и оба даже остались довольны сделкой. Круз отправился занимать деньги у друзей и соседей, а я отправил Якоба за помощью. Вдвоём всю наличность мы попросту не утащим, да и охрана не помешает. Я всё ждал подвоха, но вскоре Круз вернулся с недостающей суммой и мы принялись считать, едва ли не так же долго, как и торговались. Утомительно. Настолько, что я бы лучше ещё раз повторил свой заплыв.

Но, когда всё закончилось и мы, довольные сделкой, пожали друг другу руки, я наконец осознал, что мы теперь по-настоящему богаты.

— Отметим? — осклабился Шон, когда мы, нагруженные, как ишаки, вышли из конторы минхера Круза.

— Нет. Сначала всё унесём на корабль и поделим, — отрезал я.

— Резонно, — вздохнул ирландец. — За раз даже столько и не пропить.

Вереница пиратов под вооружённой охраной брела к гавани, а я всё ожидал подвоха. Лично я бы просто так не отпустил никого и обязательно попытался бы вернуть свои денежки, но еврей, кажется, оказался приличным человеком. На берегу я просто купил у местного лодочника его корыто, мы загрузились в него и поплыли к бригантине. Пока всё шло гладко.

— Никто не возражает, если золотишко я пока закрою на ключ? — спросил я у команды, когда мы поднялись на борт.

Хоть все и знали, что воровство строго каралось, предосторожность не помешает. Крышу может снести любому. И делить ещё рано, чтобы исключить саму возможность конфликтов.

— Нет, кэп, — ответили флибустьеры, и я закрыл всё золото в пассажирской каюте.

— А теперь отметим? — спросил Шон.

— На Тортуге отметим, — отрезал я. — Дома.

Все разом приуныли, и я всё же немного сжалился.

— Но двойную порцию рома сегодня заслужили все, — добавил я. — Всё готово? Отчаливаем отсюда поскорее.

— Опять ты кого-то обжулил? — хмыкнул боцман.

— Не совсем, — ухмыльнулся я. — Просто мне тут не нравится.

Мы хоть и французские корсары, но местные власти запросто могут испортить нам жизнь, особенно если минхер Круз вдруг решит заявить о том, что мы его, например, ограбили. Местный форт надёжно перекрывал вход и выход из гавани, так что лучше бы нам поспешить и убраться отсюда.

Так что мы подняли якорь, поставили стаксель и аккуратно вышли в открытое море, после чего подняли остальные паруса и взяли курс прямо на север. До Тортуги ещё плыть и плыть, и мне очень хотелось добраться туда без приключений. Только когда побитые ветром скалы Кюрасао скрылись за туманом, я смог вздохнуть спокойно. Никакого преследования не было, но я всё равно приказал глядеть в оба и докладывать о каждом увиденном парусе.

Встревать в какие-либо стычки, когда у нас на борту лежит годовой бюджет какого-нибудь Сомали, я считал опасным, вредным и глупым. Так что даже если на пути нам попадётся какой-нибудь беззащитный пинасс, который задерёт лапки кверху, едва завидев наш парус, я не буду его атаковать. Всех денег не заработаешь, а потерять уже награбленное золото можно в один момент.

Поэтому мы на всех парусах шли в сторону Испаньолы, вернее, к проливу Мона, между Испаньолой и Пуэрто-Рико, старательно избегая ненужных встреч. Команда изнемогала от предвкушения грандиозной попойки и крестового похода по всем кабакам и борделям Бастера, а я мучительно раздумывал, что делать с месье Бартоли. Никакой ясности не было. Я даже не знал, в курсе он про золото или нет, отправил ему Ладрон весточку или не отправил, за чей счёт была эта экспедиция на корвете, и что вообще он думал на этот счёт.

Даже было немного жаль, что корвет пришлось просто спалить вместе со всей его командой, я бы непременно задал Ладрону парочку вопросов. А теперь приходится гадать, поедая себя самого бесконечными сомнениями. Придётся, как обычно, действовать по обстоятельствам, а в таком деле это чревато.

На подходе к Испаньоле выяснилось, что пролив кишит испанскими кораблями, как бродячая собака — блохами, и я решил огибать Испаньолу с запада, растягивая наше путешествие ещё дольше. Поэтому мы повернули, ушли мористее и пошли вдоль берега, всё время держа остров в поле зрения. Главное было благополучно миновать Санто-Доминго и уйти ко французской стороне. Там уже можно будет не опасаться, хотя расслабляться в любом случае рано.

Горы Испаньолы на траверзе напоминали мне о тех временах, когда я копал землю на сахарной плантации, подыхая от жары, москитов и скудной жратвы. Теперь я сам мог купить хоть десять плантаций, но при одной только мысли о запахе тростника, полях и сельском хозяйстве меня начинало потряхивать. А парни наперебой делились планами и мыслями о том, как распорядятся внезапным богатством. Кто-то хотел вернуться в Старый Свет, кто-то планировал жениться и заняться собственным делом, несколько самых отчаянных решили приобрести свои собственные корабли и пиратствовать дальше. И, когда мы наконец-то обогнули мыс Даме-Марие и вышли в залив Гонаив, полностью безопасный для французских судов, то я решил наконец-то поделить добычу.

На палубу вынесли стол, мешки с золотом, я взял перо и чернила из каюты, уселся перед вожделеющей толпой и принялся заново пересчитывать деньги, записывая всё в гроссбух. Деньги любят счёт.

Первым делом, под недовольные возгласы команды, я выделил положенную губернатору долю, которая даже сама по себе могла посоперничать с неплохой добычей с какого-нибудь галеона.

— Андре! Мы же это золото не захватывали, мы его откопали, что за дела? — воскликнул Шон, и я признал его правоту.

— Значит, делимся только добычей с галеона, — заключил я, и все радостно поддержали это решение.

Пришлось пересчитывать всё заново. Теперь д`Ожерону причитались сущие гроши по сравнению с предыдущей суммой, но, в целом, его доля тоже могла называться солидной. Затем, испросив общего согласия, я выделил на содержание корабля две сотни дублонов, что тоже было каплей в море.

Ну а потом мы начали, собственно, делить добычу, и первыми свою долю получили раненые и покалеченные, сверх того получая выплату за увечья. Каждый подходил по одному, забирал деньги и ставил крестик в гроссбухе за то, что получил, ровно напротив своего имени и суммы. Точно как в бухгалтерии. Потом свои деньги получали все остальные, причём свою долю врача я отдал Андре-Луи, потому что юнга почти полностью обходился с ранеными сам.

В конце концов, я расписался за свою долю, которую забирал последним. Цифра в сорок тысяч заставила меня усмехнуться, вспоминая свои прежние расчётные листы из бухгалтерии, но то были рубли, а теперь это французские золотые луидоры с профилем Короля-Солнца.

Я закрыл свою долю в сундук в капитанской каюте, некоторые из пиратов сдали свои деньги на хранение мне, не слишком-то доверяя теперь своим товарищам. Многие зашивали монеты по тайникам в одежде, в пояса и сапоги, прятали любыми способами, в том числе и от самих себя.

— Забуду про них и не пропью! Будет, на что выпить потом! — пояснил мне один из флибустьеров, когда я спросил, зачем он зашивает золото в свой кушак.

Вскоре почти все гремели и звенели при ходьбе, словно ходячие кошельки, но я знал, что очень скоро почти все из них избавятся от заработанных денег самыми нелепыми и дурацкими способами.

Глава 50

Бастер появился на горизонте, словно старый друг, которого мы все давно не видели. Знакомая гавань, забитая судами, знакомый проход между песчаными банками, всё было привычно и вызывало только тёплые чувства. Не только у меня. Многих ждали на берегу жёны и подруги, старые знакомые и собутыльники, так что почти все улыбались, завидев крыши из пальмовых листьев и вымощенную булыжником набережную.

Я лично встал за штурвал, заводя корабль в гавань через узкий проход, защищённый пушками форта, и, когда мы добрались до якорной стоянки, отдал приказ бросить якорь. Кинули жребий, кто останется на корабле, пока остальные будут отдыхать на суше, такая участь выпала боцману и ещё троим морякам. Старик особо не расстроился, только пожал плечами, зато остальные заметно приуныли.

Мы всё равно не спешили сходить на берег. Пока одно, потом другое, закончили готовить корабль к стоянке, я выдал всем желающим под роспись их золото, которое лежало у меня на сохранении, потом ещё многих пришлось ждать, потому что матросы одевались во всё самое лучшее, что только у них было. Как на праздник, хотя, по сути, это и был для них праздник, лучше Рождества и Пасхи вместе взятых.

Пёстрые, разодетые в шелка флибустьеры внушали своим видом уважение и зависть, издалека было понятно, что это идут удачливые пираты. На берегу уже собрались зеваки, попрошайки и шлюхи, сходу пытаясь увязаться за компанией флибустьеров. Кто-то щедро подавал ради спасения своей души, другие тут же хватали понравившихся девок, третьи шли прямиком к уличным торговкам, закупая всякие лакомства себе и подругам. Я же решил пока с ними не идти, меня ждали дела.

Нужно было зайти к губернатору, отнести положенную долю, поэтому я нанял извозчика прямо здесь же, в порту, и на карете, со всеми удобствами, доехал до резиденции д`Ожерона.

Внутри меня встретил всё тот же слуга в ливрее, и я заметил, как мелькнуло узнавание в его глазах.

— Добрый день, месье, — произнёс я.

— Добрый день, капитан, — кивнул он. — Месье д`Ожерон сегодня отсутствует, отбыл на Испаньолу по делам.

Я прищурился, глядя на этого шельмеца, но слуга выглядел спокойным и уверенным, всем видом показывая, что так и есть на самом деле. Губернатора нет. Значит, и его доля подождёт.

— В таком случае я откланиваюсь, — приподнял шляпу я.

— Что-нибудь передать месье губернатору? — напоследок спросил слуга.

— Передайте, что заходил капитан Грин, — сказал я. — Всего доброго.

Я вышел и остановился на крыльце резиденции. Хотелось нанести визит мадам д`Эрве, благо, здесь идти совсем недалеко, но приходить без подарка я не решился, а дел ещё было полно, так что и этот визит пришлось отложить. Извозчик покуривал трубку неподалёку, так что я снова нанял его и поехал обратно в порт. В первую очередь мне нужен был надёжный юрист и ростовщик, а такие в Бастере точно были. Если где-то крутятся большие деньги, то и эти товарищи тут как тут.

Извозчик, разумеется, все нужные места знал и без лишних вопросов отвёз меня к местным банкирам, а за отдельную плату даже согласился подождать меня.

На входе здоровенный охранник скользнул по мне подозрительным взглядом, но остановить и обезоружить не посмел, и я вошёл в довольно тесное и неприятное помещение, больше похожее на переговорку в СИЗО, а не на светлые и просторные банки моего времени. За широкой стойкой, спрятавшись за кованой решёткой, сидел близорукий клерк, похожий на крысу. Он поднял на меня равнодушный взгляд.

— Чем могу помочь? — проскрипел он.

— Я хочу отдать деньги в рост. Тридцать девять тысяч луидоров, — произнёс я, и клерк моментально оживился, будто гончая, почуявшая зверя.

— Да, да, разумеется! На какой срок? — едва ли не облизываясь от предвкушения, спросил клерк.

Я вдруг ощутил настолько сильное отвращение и разочарование, что едва не пристрелил его прямо здесь. Будто и в самом деле увидел жирную крысу, которая наживалась на чужой крови, а ведь каждая монета из нашей добычи, можно сказать, оплачена кровью моих людей.

— Нет, я, пожалуй, вложу их в какое-нибудь более прибыльное дело, — пробормотал я, приподнял шляпу и поспешил уйти, не обращая внимания на просьбы и мольбы ростовщика.

Безумно хотелось бросить всё и пойти присоединиться к празднующей команде. Погрузиться всем своим существом в чад кутежа, пить и отдыхать до тех пор, пока позволяет здоровье и даже после этого. Но я пока не мог себе позволить такого времяпровождения. Пока неясно, что с Бартоли, то расслабляться нельзя ни на минуту. По-хорошему, нужно было пойти к нему в контору и попытаться выяснить хоть что-нибудь, но я откровенно трусил. Есть совсем неиллюзорный шанс войти туда и уже не выйти, так что я оттягивал этот момент, как только мог.

Так что я отпустил извозчика и прошёлся пешком по Бастеру. Зашёл и пообедал в одной из более респектабельных местных таверн, ни в чём себе не отказывая, поглядел на ассортимент уличных торговцев, прогулялся по набережной, поглядывая на корабли и «Поцелуй Фортуны», на котором пока что хранилось всё моё богатство, с которым я даже и не знал, как поступить. Обычным пиратам легко, пропил, промотал за пару дней, и снова в море, а я так не мог.

Я не сомневался, что многие из моей команды именно так и поступят. Слышал даже байку, что один моряк здесь, на Тортуге, пропил за неделю шесть тысяч дукатов, а потом ещё и мало того, что влез в долги, так и не смог их выплатить, после чего попал в долговое рабство. К тем же людям, с которыми и пил всё это время. Здесь подобных историй было полно. Пираты проматывали целые состояния, а богатели от этого совсем другие люди. Совсем не те, кто рисковал за эти деньги своей головой.

— Месье! Подайте Христа ради! — раздался знакомый голос неподалёку.

Чуть поодаль от остальных попрошаек катался Грегори Кэбб, выпрашивая себе на хлеб и выпивку. Завидев меня, он широко ухмыльнулся и поехал в мою сторону, неуклюже отталкиваясь двумя палками, которые при желании можно было бы использовать как небольшие дубинки.

— Грегори, — произнёс я.

— Капитан! — воскликнул нищий.

Я протянул ему луидор, и тот моментально спрятал его где-то в складках своего тряпья.

— Что нового на Тортуге, дружище? — спросил я.

Грегори от такого обращения натурально просиял.

— Смотря что вас интересует, капитан, — произнёс он.

— Слухи, сплетни, новости, — пожал плечами я. — Может, моё имя мелькало где.

— Всякое болтают, — протянул он. — Сегодня слышал, мол, вы, капитан, целый караван золота абордажем взяли.

— Брешут, — отмахнулся я.

class="book">Нищий оглянулся по сторонам, проверяя, нет ли поблизости лишних ушей.

— А ещё говорили, что вы корабль месье Ладрона специально на рифы завели, и он из-за вас потонул, — немного заискивающим тоном поведал нищий.

Я в ответ громко хмыкнул. Значит, Бартоли точно в курсе событий. Но то, какую искажённую форму приняла эта сплетня, немного удивляло.

— Ищут меня небось? — спросил я.

— Так чего вас искать-то, вот он вы, вернулись же сюда, значит, брехня это всё, — не понял Грегори. — А то, что флейт утоп, так всякое бывает.

— Да, бывает, — хмыкнул я.

Но вообще, ход его мысли навёл меня на идею. Что можно всё-таки сходить к Бартоли и попытаться его убедить именно в моей версии событий. Выдать ему всю правду, лишь немного прикрывая её небольшими щепотками лжи. Всё равно Ладрон мёртв и не сможет рассказать, как всё было на самом деле. Рассказать, как мы попали в шторм, из которого «Дофин» уже не смог выйти, а мы чудом смогли спасти его команду, но не груз. В какой-то степени так оно и было.

— Что ещё расскажешь? — спросил я, протягивая нищему ещё один луидор за его труды.

Грегори комично пожал плечами, запустил пятерню в лохматую бороду, почесал, растряхивая повсюду вшей и грязь.

— Ну, может, вам интересно будет… Д`Эрве повесили всё-таки, — пробормотал он. — Ну, вы же с мадам… Ну, эт самое, вы поняли…

Я почувствовал, как у меня камень свалился с души. Но, с другой стороны, если даже нищие знают о наших с ней отношениях и моих попытках завоевать её, то и мои враги тоже знают. А это уже изрядно меня тревожило.

Глава 51

Грегори Кэбб получил ещё один луидор, на который мог бы жить припеваючи целый месяц, и укатил прочь, пожелав мне удачи. Да уж, удача мне точно понадобится. Ну а я собрался с духом и, гордо подняв голову, отправился в контору месье Бартоли. В конце концов, не все проблемы можно решать насилием. Здесь можно обойтись и простым мошенничеством.

Но на всякий случай я зашёл в тёмную подворотню и тщательно проверил каждый из своих пистолетов. Вид у меня с этими пистолетами был довольно угрожающий, и пока я возился с насыпкой пороха, какой-то пьяница забрёл в эту подворотню в поисках, где бы отлить, увидел меня, икнул и поспешил скрыться, миролюбиво выставляя руки перед собой, чем изрядно меня повеселил. Напоследок я проверил свой палаш, он будто сам выпрыгивал из ножен, готовый к драке. Эта проверка меня немного успокоила и я отправился дальше. Контора была уже близко.

Знакомая дверь с неприметной вывеской звякнула колокольчиками, оповещая владельца о том, что у него новый посетитель. Просторная и светлая лавка теперь казалась мне враждебной и мрачной, и я машинально отмечал, где можно будет укрыться, как лучше отступать, а откуда могут прибыть вооружённые молодчики с саблями и пистолетами. Я остановился на пороге.

Месье Бартоли пересчитывал какие-то товары на полке, спиной к двери, и пока меня не видел, и меня снова посетило малодушное желание сбежать, которое я тут же подавил.

— Да-да, входите, — не оборачиваясь, произнёс торговец. — Только быстро, я скоро закрываюсь.

— Добрый вечер, месье Бартоли, — произнёс я, натягивая маску притворного дружелюбия.

Купец обернулся, удивлённо вскинул брови, но тут же овладел собой.

— Капитан Грин? Неожиданно, — хмыкнул он. — И что же привело вас ко мне? Неужели вы выполнили свою работу и пришли, чтобы отчитаться?

Он глядел на меня с подозрительным прищуром, будто ждал от меня какого-нибудь фокуса.

— Нет, просто заглянул на чашечку кофе, — произнёс я. — И да, нужно же отчитаться о проделанной работе, даже если её результат не достигнут.

Бартоли скривился.

— Я вас внимательно слушаю, капитан, — сказал он.

На этот раз он не выходил из-за стойки, будто прятался, и не приглашал меня в гостиную. Я просто прошёл вперёд, к его стойке.

— Мы вышли из Бастера вместе с месье Ладроном, и я принял решение сначала идти на Пти-Гоав, мне нужны были люди. А потом я хотел обогнуть Испаньолу с запада, чтобы пройти подальше от всех испанских владений, — рассказал я.

— Разумно, — заметил Бартоли.

— И после этого в открытом море южнее Испаньолы мы попали в полосу штиля, а потом нас разметало штормом, — говорил я чистейшую правду.

Бартоли кивнул, жестом показывая мне продолжать.

— Когда буря утихла, я отправился на поиски «Дофина», но нашёл только нескольких выживших, отчаянно цеплявшихся за обломки. Мы спасли их, а потом пошли на Мартинику, — рассказал я.

— Мне рассказали совсем другое, — хмыкнул торговец. — Что вы захватили груз и пытаетесь теперь меня обдурить.

— Я даже понятия не имею, что было на том флейте, — пожал плечами я.

— Там было золото, — произнёс Бартоли, внимательно следя за моей реакцией. — Много золота.

Я замер в притворном изумлении, но уже видел, что Бартоли мне не верит, и мой спектакль бесполезен. Я всё равно решил его продолжать.

— Если бы я знал, что там было золото, то не позволил бы «Дофину» утонуть. А если бы захватил его, то никогда больше не появился бы на Тортуге, — твёрдо произнёс я.

— Какая самоуверенная и наглая ложь, — покачал головой торговец.

— Можете мне не верить, месье, но так оно и есть, — надменно процедил я.

— Да, очень жаль, что так вышло, — вздохнул Бартоли. — Я возлагал на вас большие надежды, капитан. Охрана!

Значит, без кровопролития не обойтись. Впрочем, я ожидал подобного исхода событий.

Из какой-то подсобки тотчас же вывалились четверо вооружённых мужиков, а сам Бартоли нырнул за стойку, укрываясь от возможных выстрелов.

— Это пират и грабитель! — воскликнул Бартоли. — Убейте его!

Я успел выхватить только палаш, понимая, насколько глупым было моё решение прийти сюда в одиночку. Наверное, самым глупым в жизни. А ещё я понял, зачем Бартоли такое просторное помещение. Чтобы его охранники могли окружать незадачливых грабителей. Один из них сразу ринулся к выходу, чтобы не дать мне уйти, трое других медленно приближались, внимательно следя за движениями моего палаша. Вооружены они были кто чем горазд, у одного была шпага, два других приближались с короткими сабельками, четвёртый был вооружён венецианской скьявоной.

Я отбивался палашом изо всех сил, но меня умело теснили, пытаясь зажать в угол, хотя я двигался по всей лавке, порхая по заветам Мухаммеда Али. Клинки мелькали с нечеловеческой скоростью. Охранники лыбились и смеялись, нападая одновременно с нескольких сторон, откровенно издеваясь надо мной, а я только и мог, что защищаться, пытаясь отбить их бесконечные удары. Это привело меня в ярость.

Кое-как мне удалось достать пистолет, взвести курок и выстрелить в одного из них. Голова взорвалась, словно гнилая дыня, но проще от этого не стало, теперь охранники тоже бились изо всех сил, а мне не хватало времени, чтобы извлечь другой пистолет из перевязи. Вся моя энергия уходила на то, чтобы вовремя подставлять клинок под удары. Я чувствовал, как десятки мелких порезов жжёт, словно огнём, но дрался, стиснув зубы, бился как лев, как загнанная в угол крыса. Отчаянно, беспощадно, бесчестно. Любыми способами.

— Да убейте вы его уже! — воскликнул Бартоли, и его прихвостни бросились в ещё одну атаку.

Мне удалось перейти в контратаку и воткнуть острие палаша прямо в морду одного из охранников, кровь и мозг брызнули из-под клинка. Двое оставшихся хмуро переглянулись, а я наконец сумел вытащить второй пистолет и пальнуть. Остался только один, со шпагой, самый ловкий из них. А я уже чувствовал, что выдыхаюсь.

Мы снова скрестили клинки. Охранник бился изо всех сил, понимая, что живым из этой схватки выйдет только один. А мои силы постепенно таяли. И я решился на отчаянный шаг, бросаясь в последнюю безрассудную атаку. Отбить её или уклониться он не успел, и мой палаш развалил его от плеча и до середины груди, но и я чувствовал, что он меня достал. Я опустил неверящий взгляд вниз. Его шпага вошла мне в живот чуть ниже левого подреберья, и я едва сумел устоять на ногах. Необычайная слабость прокатилась по всему телу, коленки подогнулись, я пошатнулся, рукой достал из себя шпагу, удивляясь, как легко она выходит, зажал рану ладонью. Вот и мои потроха намотали на клинок. Как нелепо.

Сзади послышался шум, Бартоли вскочил из-за стойки и побежал к двери, но я достал пистолет и взвёл курок. Громкий щелчок заставил его остановиться.

— Стой на месте, — хрипло выдавил я.

— Нет, прошу, не на… — он попытался вымолить у меня прощение, но его голос потонул в звуке выстрела.

Мёртвое тело рухнуло у двери, и я просто перешагнул его. Хотелось только одного, глотнуть свежего воздуха, я даже стянул шейный платок и зажал им рану, как обычной тряпкой. Я вышел на улицу, вечерний Бастер светился огнями фонарей и свечей, одна часть города как раз только начинала веселиться, другая ложилась спать.

Слабость так и накатывала волнами, вызывая огромное желание лечь и свернуться в позе эмбриона, но я изо всех сил старался удержаться на ногах. Хуже всего было то, что я не знал, что делать. До корабля мне не добраться, да и всё равно на нём нет никого, кто мог бы мне помочь. Местным коновалам я не доверил бы даже вырезать вросший ноготь, что уж говорить о подобных ранениях. Так что я просто побрёл куда глаза глядят, шатаясь и пачкая кровью стены домов.

Мне вспомнился вдруг Обонга, которого испанцы так же ранили в брюхо, и то, как мучительно он умирал. Стало страшно и очень обидно. Как всё невовремя. Стоило только мне разбогатеть и собраться на покой, как я сам же подставился по глупости. Кровь так и не останавливалась, текла и текла, медленно напитывая тряпку. Захотелось пить. Ещё больше хотелось упасть, но я продолжал идти шаг за шагом, зная, что если сдамся и упаду, то больше не встану, и мой холодный труп оберут до нитки местные бродяги.

Я шёл, вспоминая всё, что произошло со мной здесь, на Карибах, и всё, что было до этого. Лицо своего отца, улыбку матери, первую любовь. Рабство, побег, реки крови, пороховой дым, абордажи и кутежи. Я не жалел ни о чём, понимая, что хоть и наломал немало дров, но по-другому не смог бы. Не смог бы смириться с рабской участью, не смог бы жить здесь мирной жизнью, не смог бы убежать от Бартоли, поджав хвост и больше не появляясь на Тортуге. Единственной моей ошибкой, которую я хотел бы исправить, было то, что я отправился к нему в контору один. И то, что не повидал мадам д`Эрве перед тем, как уйти на очередное рискованное мероприятие.

Вдруг я понял, где нахожусь. Это был квартал резиденций, где жили самые богатые из горожан. Ноги сами принесли меня сюда. Я решил зайти к Флёр напоследок. Хотя бы ещё раз увидеть.

Слава Богу, на крыльце были перила, и я сумел подняться по невысокой лестнице. Хоть и измазал их все липкой тёмной кровью. Дверь была закрыта, хотя свет внутри горел, и я постучал. А потом, не дождавшись ответа, постучал ещё, опираясь на дверной косяк.

Дверь приоткрылась, мадам д`Эрве, полностью в чёрном, удивлённо смотрела на меня. Я слабо улыбнулся.

— Капитан? — выдохнула она.

— Мадам… — едва слышным шёпотом произнёс я.

— Что с вами? Вы ранены? — всполошилась она.

Я кивнул. Дверь распахнулась настежь, вдова схватила меня за локоть, почти насильно втащила в дом.

— Боже мой! Вы ранены! — воскликнула она. — Боже мой! Луиза! Луиза, беги за доктором! Срочно!

Её дуэнья спустилась по лестнице, встревоженная и растрёпанная, быстро кивнула, накинула какой-то плащ и выбежала на улицу. Флёр проводила меня в гостиную и усадила на стул. Кровь капала на дорогой паркет, и мне стало неловко.

— Не надо… Не стоит… Не надо доктора, — слабо возразил я, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза.

— Не спорьте! — строго воскликнула она. — Эллин! Что ты здесь делаешь, живо вернись к себе!

Я открыл глаза и посмотрел на девочку, стоявшую в дверном проходе. Она была явно испугана, и я попытался ей улыбнуться. Боль снова обожгла внутренности, и вместо улыбки получилась странная гримаса.

— Капитан, вы слышите меня? Капитан! — я вдруг понял, что Флёр трясёт меня за плечи.

— Зовите меня Андре, — попросил я.

— Андре! Не вздумайте умирать, слышите? — потребовала она.

— Мне, наверное, не стоило приходить, — прошептал я, но мадам д`Эрве почему-то расплакалась.

— Не говорите так! Даже не думайте! — жёстко произнесла она. — Не закрывайте глаза, Андре, доктор скоро придёт! Он живёт совсем рядом, я отправила Луизу за ним!

— Улыбнитесь, Флёр. Я пришёл только за этим, — сказал я.

Она исполнила просьбу. Слёзы на заплаканном раскрасневшемся лице блестели, как жемчуг.

— В жизни не видел ничего прекраснее, — признался я, и она расплакалась снова.

— Только не закрывайте глаза, Андре, — взмолилась она.

— Не буду, — пообещал я, хотя мне очень хотелось.

А я всегда держал своё слово. Даже если и был пиратом.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/269293