Жаркий зимний день, градусов двадцать тепла. Снаружи купола, скорее всего, минус двадцать. Автобус вез меня за город, где мы должны были встретиться. У нас есть одно место…
Знаете, случается такое, что не можешь сказать чего-то важного, вот и со мной случилось. «И как теперь сказать», — думал я, выезжая за купол. Поездка была мучительно долгой, но не могла быть бесконечной, и я приехал. Она уже была на месте. Увидев ее, я вздрогнул. И как ей это сказать?..
— Ты какой-то бледный
Я не мог сказать сразу, решил подождать наилучшего момента, хотя и знал, что такового нет. После двух часов прогулки нам стало холодно. Мы стояли на остановке, когда автобус выехал из-за угла. Дальше тянуть нельзя было. Смотря на нее, я выпалил давно заготовленную фразу. Подъехавший автобус ожидал пассажиров. Посмотрев на меня влажными глазами, она спросила сколько мне осталось.
Ответив, я остался один, присел на скамейку под навесом остановки. На снегу, у меня под ногами, лежали три ягоды рябины. На куртке таял снег, а вот от оставшегося на мне взгляда избавиться сложнее.
Вечером я вернулся обратно в город, но идти домой не представлялось возможным, я не хотел пока что тревожить ее и поехал к своему знакомому.
Много отвлеченных мыслей приходило в голову во время поездки. Когда надо обдумать что-то важное, мозг начинает отводить тебя в сторону. Так, я пытался подумать о произошедшем, а вместо этого начал думать, как жилось раньше на земле. Пытался представить себе, что такое деньги, личный автомобиль. Ничего не удавалось. Как сложно все это представить. Неужели люди раньше убивали друг друга, оскорбляли? Как это может быть? Сейчас это выглядит нелепо. Столько жизней было загублено в бесполезных конфликтах.
Дверь открылась, я увидел удивленное лицо моего товарища, по которому я понял: он меня не ждал. Но через секунду его лицо приняло радушное выражение, и я зашел. Последовал диалог: я объяснил ему причину своего внезапного визита.
— Три дня. Зачем люди это делают? Все написано, все сказано, все сделано. Нельзя привнести в культуру ничего нового, даже ценой собственной жизни. Тем более в 16 лет.
— Я понимаю, что это пошло и банально, это уже миллион раз существовало, и вместе с тем я не имею права не сказать об этом, потому что это естественное желание. Оно сильней, чем желание жить.
Это было старое небольшое здание. Когда-то оно называлось 1703, но времена, когда у заведений были имена прошли, как и времена самих заведения. Теперь оно выступало местом для встречи людей, объединенных общими интересами. Собрания такого рода я никогда не посещал, будучи по натуре своей человеком нелюдимым.
Несколько столов, барная стойка, оставленная только для создания антуража; алкоголь не пили уже давно. Тусклый свет, тоже для антуража, падал в центр комнаты и угасал по пути к углам помещения.
Войдя, я увидел все вышеперечисленное. За столом сидело три человека, рядом с каждым стоял граненый стакан. Два с водой, один с соком. Заметив нас, они начали здороваться. Через час разговор коснулся неприятной для меня темы.
— Человечество, общими своими усилиями, решило, что каждое произведение творец должен создавать как в последний раз, — начал человек, сидящий с соком. — Звучит логично, вполне. Но человеческая психика такого обмана не принимает. Как это? Я творю, я ведь знаю, что и дальше буду творить. Тут уже никакой не в последний раз.
Опять эти разговоры… Закон приняли давно, а споры все еще идут.
— И какой выход мы нашли? Убивать… Написал картину — пулю в лоб. Поэзия — петля, будьте добры, — он отпил с бокала. — Вот вам и последний раз. Закон принят уже, — звук пролетающего самолета заглушил последние слова оратора. — В общем, стали ли публикуемые книги содержательней? Вдохновляет ли новая музыка?
— Компьютеры умнее нас, — вмешался в разговор известный всему городу человек, который сидел напротив меня. — Они сделали предложение не для уменьшения популяции человеческой расы. Сколько людей отдает свою жизнь за искусство в год? Пятьдесят человек, а нас четыре миллиарда.
Два самолета пролетев, прервали речь на несколько минут.
— Делегировав почти все обязанности роботам и искусственному интеллекту, человек остался с огромным количеством ничем не занятого времени. Все ринулись в искусство, сколько в те годы творили люди: картины, книги, музыка, стихи — все низкого качества. Ничем не рискуя, они создавали низкопробный контент, в котором тонули истинные шедевры. «Закон об публикации ценой жизни» принимался с целью уменьшить количество контента, с чем и справился: аналитики говорят об уменьшение в сорок раз.
— Теперь публикуются только безумцы, — заметил любитель сока.
— Кстати, о безумцах, — выпалил мой знакомый и рассказал о моей ситуации.
— Глупо, однако, — сказал один из сидящих напротив, допивший свой сок.
Известный во всем городе, Роберт Стах, посмотрел на меня. Он мог
