Цена мести [Анна Кир] (fb2) читать онлайн

Анна Кир Цена мести

Пролог

Ника

Мама говорила ей: «всё будет хорошо». Не будет. Не после того вечера, когда ей было девятнадцать. Наверное, уже никогда.

Ника тушит свет — вместо свечей на праздничном торте и морщится, когда Светка гремит в своей комнате игрушками. Ей не хочется смотреть на её лицо. Ни утром, ни днём, ни вечером. В ней она видит его отражение: в голубых ярких глазах, носе картошкой и в мелких тёмных кудряшках.

Ей тяжело касаться дочери.

Доктор говорит, что это нормально, что это пройдёт.

Не проходит уже почти пять лет.

Нике исполнилось двадцать четыре сегодня. Тринадцатое сентября. Что может быть веселее, чем день рождения в пятницу тринадцатого. И провела она его на работе, стоя у кассы в магазине разливных напитков, под хохот весёлых ребят, недавно вылетевших из родительского гнезда, и разговоры пьяных работяг, стремящихся заглушить взрослые проблемы литром — другим «светлого нефильтрованного». Ох, если бы всё топилось в алкоголе. К сожалению, градус вопросы не решает, лишь усугубляет, отправляя здравый смысл на дно пластиковой тары до следующего рассвета, убитого очередным похмельем.

Мама говорила: «какой аборт, мы справимся, возьми академ». И она её послушалась, хотя черта с два они справлялись.

Валентине Ивановне стукнуло пятьдесят шесть, у неё проблемы с сердцем. Едва ли она способна помочь дочери с маленьким ребёнком. Едва ли может оплачивать визиты к психотерапевту дважды в неделю. Ника пропускает их уже четвёртый месяц.

Свистит старый чайник из нержавейки, она морщится, поднимаясь со стула, идёт выключать. Плита вычищена и блестит — мама заходила с утра остаться с внучкой, пока дочь впахивает на работе. Скоро и на это нельзя будет рассчитывать. Врачи говорят: всё сложно. На той неделе Ника выложила восемь тысяч за обследования. Результаты не утешали.

Скрипит дверь, Светка проходит тихонько в гостиную, точно это и не её дом вовсе. Ника скользит по ней равнодушным взглядом, наливает себе чёрный сладкий чай.

— Мам, завтра бабушка ведёт в сад? — спрашивает осторожно она, помня о переменчивости материнского настроения. Ника ведёт плечом и прикрывает веки.

— Ага, иди спать.

— Мам, — шепчет Светка, теребя край короткой облинявшей футболки, когда-то имевшей яркий зелёный цвет.

— Чего? — раздраженно говорит Ника, сожалея, что не закрылась сразу в комнате.

— С днём рождения.

Шуршит бумага, девочка тянет тетрадный лист с ярким рисунком. А ей пусто. Так пусто, что выть бы лютым волком. Внутри неё нет той любви, о которой пишут стихи. Она выгорела, выцвела до чёрно-белого альбома со старыми фото из девяностых. И таблетки не помогают.

— Иди спать, — выдыхает она устало, принимая подарок. Светка неловко улыбается, убегает, видимо, обрадовавшись даже такой малости.

Если подумать, раньше было куда хуже: Ника срывалась, не контролируя себя, могла днями не подходить к детской кроватке, не брать её на руки. Сейчас… сейчас есть лишь равнодушие. Может, она неправильная. Может, эмоциональный инвалид. Чёрт его знает.

Мама смотрит с осуждением, разговаривает, повторяя, как мантру: «всё будет хорошо».

Не будет. Мамочка, не будет ничего хорошо.

Есть кредит в банке на их однушку, пока живут у мамы и сдают ту за гроши, бешеные проценты и хреновая работа. Есть Андрей, который так и не сел. Суд решил, что он невиновен. Что она сама согласилась. Смешно. Ей хотелось хохотать от постановления. До икоты и сорванной в истерике глотки. Это потом она узнала, что папа — её папочка взял его деньги. Взял и не постеснялся поддержать лживую версию произошедшего, ей рот заткнуть. Мама с ним тогда и разошлась, не стерпев. Наконец-то. Тридцать лет терпела. Но решилась как-то поздно.

Ника потёрла воспалённые веки и глотнула горячий чай. Ничего не почувствовала. Совсем как вчера, дав согласие на предложение Дениса. Не руки и сердца, к счастью. С таким, как он, лучше не иметь близких отношений. Вообще никаких отношений не иметь.

Они появились по всему миру с года два назад, и существующий порядок изменился. Люди даже не поняли, когда такие, как он, заняли руководящие посты везде, куда смогли дотянуться. Кто-то называл их вампирами, кто-то заражёнными. Неважно, какого название, суть не меняется. Они опасны. Смертельно опасны.

— Ты хорошо подумала? — улыбается он, растянув пухлые губы.

Она прячет глаза, глянув на носки изношенных туфель, кивает.

— Знаешь, он не сядет, — говорит Ден, лениво растягивая слова. Ей в нос ударяет терпкий запах табачного дыма.

Ника поднимает на него безжизненный взгляд, оглядывает рубашку без складок и чёрные брюки, волосы, аккуратно уложенные, задерживается на тёмной радужке. Казалось, прямо поверх неё выскоблена стоимость его услуг. Как будто бы есть что-то, что она не смогла бы отдать за крах жизни Смирнова. Ей в самом деле насрать, какой будет цена. Хоть душа. Пусть забирает, она ей не нужна. Не после того, как измазалась в ртути, что уже течёт по венам вместо алой крови.

— Знаю.

Ден щурится, стучит подушечками пальцев по барной стойке.

— Подпиши здесь, — не просит, приказывает он коротко, великодушно придвигая к ней контракт, а другой рукой тушит сигарету.

Ника подписывает, вероятно, последний договор в своей жизни.

— Умница.

Она сглатывает ставшую густой слюну, что кислит на языке привкусом безысходности, и отворачивается, выходя за дверь. Та закрывается с хлопком, отрезая «прошлое» от «настоящего», озвучивая итог принятого решения.

Андрея Смирнова находят следующим утром в его же чёрненьком «Audi». Автомобильная авария, передоз, мгновенная смерть. Так говорит симпатичная ведущая на новостном канале.

Лучше бы он мучился. Ника бы посмотрела.

Мама охает, скосив на неё взгляд, а она не может сдержать улыбки.

Тем же вечером пишет Ден. Он хочет получить то, что причитается. И она идёт. Одевает дочь, закалывает светлые волосы в строгий пучок, надевает единственное в гардеробе приличное платье и идёт.

Домофон открывается быстро после короткого гудка. В квартире на двенадцатом прибрано и просторно. Обставлено помещение в старинной манере, будто выставка дорогого антиквариата, а не трёшка в центре. Ника игнорирует незнакомых людей, пробираясь вглубь гостиной. Он сидит в кресле у балкона, облокотившись на подлокотник, и выглядит как обычный мужчина, расслабленный бокалом — вторым виски со льдом. Но ей известно, что случится. Всегда случается: так или иначе.

— Ден, познакомься, Света, — представляет их она, ощущая волнение. Ей чудилось: она готова. Она сможет.

Но что-то идёт не так: когда мужская ладонь ложится на макушку ребёнка, когда его глаза наливаются багряным, когда Светка оборачивается на неё, смотря с непониманием.

Может быть, «что-то не так» случилось куда раньше. Когда она повстречала его. Или, когда решила, что сможет избавиться от пустоты после смерти Смирнова. Или, когда посчитала, что в её сердце нет места для дочери.

Она не помнит, как сжимает столовый нож и вонзает в широкую грудь. Не помнит, как хватает на руки Светку окровавленными руками и мчится прочь из этого места, пропитанного смертью и запахом металла. И, лишь выбежав из подъезда, оборачивается посмотреть вверх — на застеклённый панорамный балкон. Ден машет ей вполне живой и здоровый. Вибрирует телефон. Ника нервно смотрит на экран, едва удерживая дочь.

«Мы заключили контракт, Ника. Ты мне должна куда больше, чем душу».

Она должна ему её.

Глава 1

Ника

Такси несёт их по ночному городу, она прижимает к себе Светку так, будто от этого зависят их жизни.

Он просто отпустил, дал сбежать. Чего ради? Чтобы поиграться? Ника не знает, но обязательно разберётся позже. Ведь у неё не выйдет забыть. На ней теперь висят обязательства хлеще долга за невыплаченную ипотеку. А ведь недавно думалось: куда уж хуже? Всегда есть куда. И, если вам кажется, что всё паршиво, следует поразмыслить над этим ещё раз прежде, чем заключать сомнительную сделку.

Она оборачивается к дочери, перебирает тёмные кудряшки и едва сдерживает слёзы. Малышка слишком спокойна для той, кто с полчаса назад увидел заражённого воплоти. Не плачет, не жалуется. Смотрит лишь на собственные пальцы, теребя подол лёгкого платьица. Нике от этого тошно. Не должен ребёнок скрывать эмоции, не должен принимать произошедшее так легко. Слишком легко для той, кто был на волосок от смерти.

Она не уточняла, зачем Дену нужна её дочь, считала, что ей знать не нужно. Считала, так будет проще забыть или забыться. Может, и было бы. Может… если б она не нанесла ему ножевое прежде, чем скрыться за порогом апартаментов.

Чем обернется нарушение контракта? Кто его знает. Но она не собирается ждать, когда голодный пёс сцепит на её горле ощеренную пасть.

— Мам, а что это был за дядя? Он мне не понравился, — наконец, выдаёт Светка, поднимая на неё голубые глаза.

Ника не знает, что сказать. Потому что продала собственного ребёнка монстру за месть, которая того явно не стоила. Тогда ей казалось, что цена не может быть слишком высока, что она отдаст всё что угодно (и даже больше), лишь бы Смирнов оказался в преисподней, раз уж правосудие его не покарало. Но легче не стало. Бездна в районе сердца не уменьшилась, не перестала зудеть застарелым, но так и незажившим шрамом.

Почему материнский инстинкт не сработал раньше? Например, когда она выводила уверенным почерком свое имя под печатным текстом. Или, когда впервые подошла к кроватке? Когда, чёрт возьми, всё пошло не так?

— Мамин знакомый, малыш. Мы его больше не увидим, — отвечает она, уверенная в обратном. Он найдёт их, не спустит с рук выходку.

Серебристая «KIA» останавливается у серой пятиэтажки, Ника коротко благодарит водителя и выходит из такси. Светка больше ничего не спрашивает, идёт позади послушно, изредка зевая. Ника вспоминает, что дочь не ложилась этой ночью спать.

Дверь открывается со второго поворота ключа, но мама их не встречает. А ведь должна, ведь толком она ей ничего не объяснила, уезжая около одиннадцати вечера. Странным было и то, что Валентина, обыкновенно крайне дотошная до деталей, не задала ни единого вопроса. Ника понимает это только сейчас, когда, вероятно, уже поздно.

— Свет, подожди здесь, хорошо? — просит она, сжимая ладошки девочки в своих. — Я сейчас всё соберу, и мы поедем к тёте Марине в гости. Ладно? Ты же любишь тётю Марину, — голос её дрожит от волнения. Её тошнит от мысли, что могло произойти с мамой. Мамочка. Пусть она будет в порядке. Только на этот раз. Пожалуйста.

Светка кивает и садится на табурет в прихожей, разглядывая носки цветастых кед. Ника скоро оглядывает мамину двушку: признаков взлома не видно, вещи на своих местах. Скорее всего, мама ушла сама.

Она набирает её номер дрожащими руками, что кажется, вот-вот телефон выпадет из трясущихся ладоней. Не выпадает. На том конце провода идут короткие гудки, затем играет знакомая мелодия. После раздаётся такой родной голос:

— Ника?

Она шумно выдыхает, едва сдерживаясь, чтобы не зареветь прямо здесь, размазывая соль жидкую по лицу. И ощущает, как тугой узел в кишках исчезает.

— Мама! Где ты? Я не могу объяснить, но… мы должны уехать к Марине. Потом всё расскажу. Я должна тебя забрать. Скажи адрес, мы заедем на такси, — частит она, хоть дыхания едва ли хватает.

Мама смеётся добродушно, и по тону голоса Ника понимает, что она улыбается.

— Детка, я, конечно, слышала про предсвадебные волнения, но не до такой же степени. Успокойся. Я в больнице, Денис твой оплатил все счета, мне назначили операцию через неделю.

Дальше она ничего не слышит — сплошной шум на телеэкране во время помех. Он забрал маму. Вот почему отпустил, вот почему не отправил следом людей. Знал, что никуда беглянка не денется.

— Что? — давит из себя буквы, а те застревают в горле, став поперёк.

— Боже, милая, как прошло знакомство? Поздно, конечно, я переживала, но у него же работа такая. Прекрасный молодой человек, я рада за тебя. Наконец, занялась личной жизнью. И у Светы будет папа.

Ника сглатывает подступившую горькую желчь и шепчет тихое:

— Да.

— Что «да»? Как прошло? Он понравился Свете? — Ника чувствует, насколько ей не хватает дыхания, словно кислород выкачали из легких и заменили его на углекислый газ. Весь разом. — Ника?

— Хорошо прошло, мам, — слетает с губ почти на автомате, она слышит, как механически звучит её голос.

Светка, видимо, устав сидеть на одном месте, подходит и дёргает её за подол.

— Мам, ты скоро?

Она не знает, что ей сказать, ведь «скоро» равно «никогда».

***

Стрелки настенных часов указывают ровно пять сорок утра. Ника трёт виски и жалеет, что не может опрокинуть бокал — другой белого сухого. Ден прислал ей короткое смс с местом встречи, и она пока не знает, собирается ли идти. Как будто ей дали выбор. Как будто есть что-то, что может их спасти.

Светка сопит рядом на диване, свернувшись калачиком под пледом, а в ванной копает лоток их возрастной кот Имбирь. Он утробно урчит после, запрыгивая ей на колени, Ника погружает пальцы в мягкую густую шерсть.

У неё нет вариантов. Переезд, пожалуй, был глупой затеей. Что ему стоит отыскать их с имеющимися связями? Не прошло бы и пары дней, как сбежавших вернули бы обратно. Мама пока в безопасности, но, кто знает, надолго ли. До очередного отказа от обязательств? И как объяснить ей, что Денис — вовсе не добрый малый с солидным кошельком и заполненными до упора банковскими счетами. Для неё он является женихом дочери. Даже смешно. Только недавно она думала, что никогда не выйдет замуж. Выходит, всё же выйдет. Пусть и посмертно. Вряд ли Ден и вправду собрался окольцевать клиентку, нарушившую сделку. Ей в принципе непонятно, на кой ляд он разыграл весь этот спектакль. Мог просто отправить людей, а не строить непонятные планы.

Даже удивляет, насколько просто мама приняла в семью заражённого. Их боялись, восхваляли, порицали, ненавидели, обожали. Но никто и никогда не хотел бы связать с таким свою жизнь. Слишком много «но». Они возникли из ниоткуда. Ходили разные теории в интернете, поиском чего Ника и занялась, погрузившись в гугл с головой. Ранее её не то чтобы подобное не интересовало, пожалуй, было не до того, чтоб шерстить форумы. Работа, дом, ребенок, больницы. И всё по новой.

Говорили, что это результат неудачного эксперимента, говорили, что новые таблетки от рака сработали как-то не так… Много чего говорили. Но никто не знал правды. Вернее, те, кто знал, держали рты на замке.

Речь не о книжных вампирах, глотающих кровь литрами. Вовсе нет. Эти существа питались эмоциями, пожирали их, пока от человека не оставалась лишь пустая оболочка.

Ника думала, что с неё нечего взять. До недавних пор. Нет, её не заполнила огромная необъятная любовь к дочери разом, прорвав плотину, не делась никуда и пустота. Склеп в её душе лишь немного приоткрыли, впустив туда свежий воздух. Но и это уже прорыв. Так бы сказал лечащий врач. Врач, вообще, много чего говорил. Да всё без толку.

Последняя статья сообщала о том, что собственных чувств заражённые не имели, зато с лихвой компенсировали это поглощением чужих. То-то и оно, что в последний год люди в метро больше напоминали восковых безразличных ко всему кукол. И правительство ничего с этим поделать не могло. Из-за разросшегося влияния вампиров, из-за их связей, денег, да много из-за чего. Они залезли в верхушку в первую очередь. Таким темпом вскоре город станет похож на накрытый к обеду праздничный стол. Если, конечно, уже «не».

Её мучает мигрень, Ника идёт к кухонному шкафчику и достаёт знакомую упаковку обезболивающих таблеток. Глотает сразу две, чтоб наверняка. Вода течёт в горло, но не увлажняет. Его дерёт от сухости, будто при болезни ангиной. Будто высыпали в рот сотни маленьких осколков от хрустальной вазы, которую мама разбила на той неделе.

До встречи остаётся ещё шесть часов или около того, ей нужно хоть немного поспать. Светка останется с добродушной соседкой — старушкой Лилией, так ей будет хотя бы чуточку легче держать себя в руках. Ей страшно так, как давно уже не было. Страшно до тремора в острых коленках и учащённого сердцебиения где-то в висках.

Хуже того: короткий беспокойный сон, где Ден насмешливо смотрит на неё своими тёмными глазами, не помогает. Совсем. Она просыпается вся в поту, ощущая, как мерзко липнет к телу мокрая футболка с истёртым логотипом малоизвестной фирмы трикотажа.

Лилия Александровна забирает Светку в половину десятого. Охает, причитая о том, что девочке следует прикупить новые вещи, смотря на штанишки, из которых та явно выросла. Ника не спорит и обещает забрать дочь, как освободится.

— А с Валей что? — спрашивает старушка, заправляя за ухо седую прядь.

— Операция у неё. Простите, что так внезапно. Я помогу потом с огородом, — натянуто улыбается Ника, не желая вдаваться в подробности о появлении «жениха».

— Так у вас ж денег нет! — бестактно удивляется Лилия Александровна, поглядывая то на Светку, то на неё. А она отводит стыдливо глаза. Денег у неё и вправду нет.

— Дачу продали, — придуманное наспех оправдание звучит, пожалуй, не совсем плохо. Несмотря на то, что дачи у них никогда не водилось. — Мама все равно не ездит, здоровье, сами понимаете.

Старушка кивает и, наконец, отстает. А Ника треплет Светку по макушке, выходит из подъезда и садится в такси. Автомобиль тормозит у совершенно другого адреса, не того, где они были вчера. Из чего она делает вывод, что апартаменты не были личным жильём Дена.

На входе её встречает деловой мужчина в костюме. Он придирчиво оглядывает растянутое худи, кожанку, джинсы с кедами и совершает звонок, после чего её все же пускает. К сожалению. Наверное, она бы даже обрадовалась, если б развернули, это дало бы какую-никакую, но отсрочку.

Отсрочки не будет. Она понимает это, когда секретарша открывает перед ней дверь в его кабинет. Ден поднимает на неё острый взгляд совсем как во сне, уголки его губ едут в стороны в кривой дежурной улыбке.

— Здравствуй, Вероника.

Помещение обставлено минималистично: кроме большого письменного стола и пары стеллажей там ничего и нет. Серые стены, тёмный паркет. Он вновь смотрит на документы, ставит размашистую подпись, закрывает толстую папку и отодвигает в сторону. Её циклит на его длинных пальцах, которые в следующую минуту могут сойтись удавкой на её шее. Нике хочется выть, лишь бы скорее это закончилось. Чего тянуть? От неспешности его движений сводит желудок, подталкивая скромный завтрак из овсянки и кофе к горлу. Но когда Ден переключает внимание на неё, становится только хуже. Его взгляд вонзает дюжину иголок в её тело, вгоняя самую крупную под рёбра — точно в сердце. Акупунктура даёт обратный эффект: вместо терапевтического — летальный. Так ей кажется, когда пульс замирает на миг, чтобы через секунду пуститься вскачь снова.

Он прокручивает ручку в пальцах прежде, чем вынести виновной приговор, но Ника не в зале суда. Не будет смягчающих или присяжных. Да и там ей с лёгкой руки выдали бы минимум «десятку» за соучастие в убийстве.

— И что мне с тобой делать? — спрашивает он, расслабленно откидываясь на спинку кресла. Она закусывает губу и молчит, потому что вряд ли от неё ждут ответа. — Ника, Ника, вот скажи: что непонятного было в моём вопросе о взвешенности решения?

Глаза замирают на синем галстуке, затем поднимаются к идеально выбритому лицу. Она шумно сглатывает. Сейчас его радужка карего цвета, но совсем недавно была иной. Она помнит багряные капилляры, заполнившие белок, точно линзы надел или загнал шприцом кровь прямо в яблоко. Жуткое зрелище.

— Я не могу, — говорит она, сжимая — разжимая кулаки. Ника уже решила, что будет сопротивляться. Но что ему мешает убрать своенравную девицу, как недавно устранил Смирнова?

— Тебе было плевать на дочь. Что изменилось? — в бархатистом голосе звучит интерес, как заметная фальшивая нота в мелодии. Он весь соткан из фальши: не поймёшь, где — какая эмоция, потому что их попросту нет.

Он сцепляет пальцы меж собой и роняет на руки подбородок.

— Не знаю. Не знаю, Ден. Я? — она и вправду не знает. Даже поставь он прямо здесь детектор лжи, вряд ли смогла бы ответить. Вероятно, реальная опасность спровоцировала дремавший материнский инстинкт. В тот момент она ощущала лишь одно: необходимость защитить своего ребёнка любым путём. Если бы потребовалось, она бы вцепилась зубами ему в глотку и не остановилась, пока не добралась до сонной артерии.

Интересно, вампиры могут умереть, если им вскрыть горло?

— Вот и я не знаю, какого чёрта ты натворила, — цедит он, в тоне проскальзывает заметное раздражение. Его видно даже поверх ледяного безразличия. — Мне была нужна лишь твоя дочь. Она бы получила финансовое обеспечение в будущем, а ты свою месть. Как, кстати, чувствуется? Приятно? — он усмехается, пустота внутри неё протестующе собирается в тугой ком где-то в районе солнечного сплетения.

То, о чём он говорит, сбивает с толку. Деньги, будущее Светки? Она не верит. Заражённые не стесняются выбирать себе жертв, и у некоторых вкус особо извращённый, ведь эмоции детей самые яркие. Некто на форуме даже сравнивал их с дозой забористой травки.

— Я думала… станет легче, — говорит она, упуская первую часть речи. А Ден понимающе усмехается, подпирая щёку ладонью.

— Все так считают, но, думаю, теперь ты знаешь, что они ошибаются, — тянет он, прикрывая веки. Густые ресницы отбрасывают на загорелую кожу тень. И только сейчас она понимает, какой диссонанс испытывает, видя у вампира загар. Всё же продукты киноиндустрии сделали своё дело.

— Что за история со свадьбой? Зачем тебе мама? — смелеет Ника и хмурится, пока ждёт ответ. А он не торопится, улыбается задумчиво и лишь после долгих нескольких секунд поднимает взгляд.

— Я же говорил: ты натворила дел, — будто бы это хоть что-то объясняет. Ден закатывает глаза и, откинувшись в кресле, разжёвывает: — Ты, дорогуша, пырнула меня ножом. Прилюдно. Информация дошла до верхов. Как думаешь, что они хотят сделать с тобой, с вами за открытое нападение?

Он наблюдает, как она замирает с широко открытыми глазами. Ей кажется, что мужчина может услышать бешеное биение сердца. Оно сходит с ума, колотится в горле, не утихает.

— Отпустить? — шепчет она, осознавая, как глупо звучит. Голос срывается на последних буквах, точно ей опустили бетонную могильную плиту прямо на грудь.

Ден щурится, ухмыляется совсем невесело. Его окутывает аура силы, она почти физически ощутима грузом на хрупких плечах. Ей всё тяжелее находиться с ним в одном помещении. Хочется сбежать, да вот подошвы кед точно приклеились к полу, что не отодрать, как не старайся.

— Я заплачу, — выдавливает она, но вместо уверенности слышится мольба. Впрочем, чувствует она себя также паршиво, как, наверное, и выглядит. Жалко.

Он морщится, будто сожрал разом кислый лимон без сахара.

— Мне не требуются деньги, которых, кстати, у тебя и нет. Но, к твоему счастью, всё ещё нужна твоя дочь. А чтобы не возникло непредвиденных обстоятельств, ты будешь рядом с ней. И со мной, — сообщает, как режет, без намёка на возможную уступку.

— Зачем? — влага скапливается в уголках глаз, ей чудится, что еще немного, и она позорно разревётся. — Я не понимаю.

Желваки на его скулах дёргаются, видно, он крайне устал от их беседы. Ника замечает, насколько ему не нравится находиться рядом с ней.

— Ты не должна понимать, — спокойно отвечает он, поднимается с места и совершает звонок.

Ника скользит взглядом по широкой спине, стриженному затылку и уложенным тёмно-русым волосам. У неё дрожат руки.

— Я разве тебе это приказал, а, Илья? Что непонятного в: «быть на месте вовремя»? Чтоб стоял у входа через пять минут. Нет. Выполняй, — она ощущает, как меняется манера речи, когда он переключается на другого человека. Ей вовсе не нравится приказной тон. А ведь он и ей приказал, но точно уговаривал, не иначе.

Он поворачивается к ней лицом, не меняя жёсткого выражения.

— Спускайся. Тебя будет ждать мой человек. И чтоб не думала снова сбежать: Света в машине, — у неё краски сходят с лица, а искусанные от нервов губы сжимаются в тонкую полосу.

— Не смей, не смей угрожать мне жизнями мамы или дочери! — срывается она, ощущая, как саднит от напряжения горло.

Ден дёргает бровью и бросает краткое:

— О, Ника, я еще даже не начинал, — она едва держится, чтобы не закричать на него вновь. Но это ведь бесполезно, бессмысленно, как орать со скалы в воздух. Слова, которые не дадут ничего, кроме видимого и ложного облегчения. Временного.

Открывается позади дверь, когда он жмёт на кнопку.

— Уходи, — говорит, глядя, как она всё ещё стоит на месте недвижимой статуей, точно парализованная или калечная какая. — Проводите даму, — бросает он охране.

Ника приходит в себя, когда мужские ладони касаются плеч. Её как в ведро с дерьмом окунули. От шеи до лопаток бегут мурашки — стайкой ядовитых насекомых жалят кожу. Ден понимающе усмехается, глядя на её реакцию, ведь он, правда, понимает. От осознания этого становится совсем тошно.

— Я сама, — огрызается она, отталкивая чужие руки, и выходит из кабинета.

Глава 2

Ден

Он вдыхает терпкий дым, ощущая, как тот дерет глотку, выпускает наружу вместе с остатками поглощённых чувств. Пожранная вчерашним утром раздражительность кассирши выветривается, оставляя после себя чёрную бездонную дыру.

Макс усаживается в офисный стул напротив, смотрит над него исподлобья, потирая пальцем бровь.

— Что там с девчонкой? — спрашивает, оглядывая кабинет.

Ден морщится, вспоминая короткую беседу. Ника поступила глупо, выступив против него. И ладно бы они были наедине, так нет же, на встрече присутствовали шишки. Они всё видели. Чёрта с два он теперь может просто её отпустить. Сам облажался, не подумал о таком исходе. Но кто бы предполагал. Он был уверен, что она с лёгкостью откажется от нежеланной дочери, скинув её в чужие руки, в обмен на такую желанную месть. Теперь отец требует убрать всю семью. Он бы так и поступил, если б не Света. Блядь. Да если б люди с метеоритной пылью в венах валялись на дороге, ему бы не пришлось и сделку заключать.

— Упрямится, но это ненадолго, — натянуто улыбается он, стряхивая пепел.

— Уверен? На счёт контракта ты также думал, но, как видишь, план накрылся. Кстати, какого получить ножевое? Больно, наверное, — щерится Макс, Ден закатывает глаза.

— Не говори, что ты откусил кусочек от своего охранника, — его сопровождающий — тот ещё нервозный мужик, переживающий по поводу и без.

Друг смотрит ему в глаза, и Ден замечает такой знакомый живой блеск в обыкновенно стеклянных зрачках.

— Ооо… Твою мать, Макс. Какого…? Мы не жрём работников, они потом и повседневные-то дела с трудом выполняют.

— Я не буду извиняться. До кормушки добраться не успевал. А мы же не хотим, чтобы город преждевременно превратился в пустыню? — что верно, то верно. Если до приступа остаются считанные минуты, выбор невелик. В голодном состоянии любой из них способен опустошить человека до минусовой отметки. И, самое паршивое, после жертвы не восстанавливаются, остаются эмоциональными инвалидами навсегда. Наверное, это хуже смерти.

— Так не тяни до приступов. Если они узнают, разговорами не отделаешься, — отзывается Ден, придвигая к себе чашку кофе.

Макс фырчит и явно не воспринимает его слова всерьёз, хотя должен бы. Тех заражённых, кто выходил из-под контроля убирали без лишних церемоний. Никто не будет вести с ним задушевные беседы.

— Ты сменил тему. Так что, уверен на счет этой… ммм… Вероники, кажется? — ухмылка пропадает с его лица.

Ден делает большой глоток горячего напитка, совершенно не замечая горечи.

— Знаешь хоть одну нищую девицу с долгами, которая откажется быть окольцованной толстосумом? Если да, ткни пальцем, и я докажу обратное, — фарфор опускается на стеклянную поверхность стола, он утирает губы тыльной стороной ладони.

Макс цокает языком и шумно выдыхает.

— Твоя самоуверенность, знаешь, порой меня выводит. Что сделаешь, если реально откажется? В лаборатории уже подгоняют. И, кажется, отец вынюхивает, чем я занят вне рабочего времени.

Ден жмёт челюсти слишком сильно, настолько, что слышится зубной скрежет. Тот человек не должен ничего узнать. Если разнюхает, можно считать, их дни сочтены. Да и вряд ли им выроют нормальную могилу.

— Не откажется, — друг жмёт плечами, мол, делай, как считаешь нужным. — А что касается его внимания… Так переключи. Ты же это умеешь.

Он до сих пор помнит, как этот придурок взбесил папочку, устроив вампирскую вечеринку на его яхте. Они тогда только заразились и совершенно не контролировали внутренние желания. Взрослеть пришлось быстро. Либо так, либо на костёр. В свои двадцать пять Ден повидал многое. И ему не хотелось прожить остаток жизни так. Отца же всё устраивает, он не то что не собирается вести исследования по созданию вакцины, скорее наоборот, планирует выстроить собственную империю на человеческих костях. Едва ли его можно переубедить.

— Чтобы стать ещё более поганым сыном? Ну, нет. Он и так лишил меня наследства, выставив за порог, — да, лажал Макс не раз и не два. После того, как о его выходках затрубили в телевидении, папочка не стерпел позора. — Забавно, что его бизнес ведёшь ты, а не кровиночка. В курсе же, как он помешан на кровных узах.

Ден усмехается. Пожалуй, что да, забавно. Сдвинутый на собственной репутации и семье Дмитрий гонит отпрыска взашей, а на его место ставит обыкновенного сотрудника. Для тех, кто не в курсе подпольных дел компании, расклад вправду выглядит странно.

— Я не говорю творить полную херню, но ты можешь что-то придумать, я уверен.

— О! Как мило, ты ценишь мои возможности, — подтрунивает друг, вздернув брови. — Кстати о возможностях. Девчонка вполне ничего. Совместишь приятное с полезным?

Вряд ли это хорошая идея. Ника — эффектная, одна её охренительно узкая талия стоит внимания, но с учётом, как они начали, перспективы оставляют желать лучшего. Пока Ден находился под влиянием чувств кассирши, ему вовсе не казалось, что опрокинуть заносчивую суку на стол — плохая мысль. Он едва сдержался, когда она повысила тон. В груди клокотало отчаянное желание заткнуть её, возможно, угрозами, а, возможно, своим ртом. Но он стерпел. И не планировал идти на поводу навязанных питанием эмоций.

— Нет.

— Но ты об этом думал, — фыркает Макс, заметив секундную задержку в его ответе.

— На тебя слишком сильно влияет охранник, вали. Заходи, когда проветришься, — спокойно тянет Ден, кивком указывая на дверь.

— А еще мой отец — фея. Я не слепой, мужик, — бросает он прежде, чем подняться со стула, подхватить куртку и уйти.

Он жмёт губы и делает второй глоток уже остывшего кофе.

***

Ника

Илья оказывается высоким мужчиной около ста девяноста сантиметров ростом возрастом чуть за сорок. По его испуганному лицу видно, что он человек. И от этого Ника испытывает облегчение. Взаимодействие с заражёнными — штука выматывающая. Она бы не вынесла ещё и получаса обществе Дена.

Светка льнет к ней, облокотив кудрявую макушку на плечо, а она осторожно погружает пальцы ей в волосы.

Машина трогается с места и вскоре выезжает на шоссе.

— Мам, а куда мы едем? — тоненько пищит дочь, заглядывая в глаза. Ника сглатывает и молчит некоторое время, не зная, как объяснить.

— Милая, мы погостим у моего друга некоторое время, — как она будет заново «знакомить» её с Деном — вопрос ещё более существенный. Но она подумает об этом позже.

— А как же Имбирь?

— Мы как раз едем его забирать. Да ведь? — спрашивает она, переводя взгляд на зеркало заднего вида, где отражается часть лица водителя.

— Мне приказали не делать остановок, — отрезает Илья, даже не смотря на неё.

И Ника начинает нервничать. Забрали маму, потом дочь без её ведома, кота и вовсе хотят бросить на произвол судьбы. Она понижает голос до ядовитого шипения, предварительно закрыв уши Светки ладонями.

— Ей нужен кот. Что, лишите ребёнка и домашнего животного? Дену сами будете объяснять, почему она не хочет с ним говорить! — выстрел наугад, но, судя по услышанному разговору, вряд ли помощника посвятили в детали. Скорее всего, он знал лишь то, что должен довезти их обеих в целости и сохранности до места назначения.

— Ладно, — отвечает Илья, а она видит, как по его виску стекает капля пота. Если догадка верна, работает он здесь недолго. И таким темпом вскоре вовсе вылетит. Но это не её забота. — Я схожу. Скажете номер квартиры, сами останетесь в машине.

Она соглашается, радуясь маленькой победе. Возможно, потом предстоит объяснять Дену наличие шерстяного зверя в его жилище. Только возможно, ведь вряд ли он заметит.

Спустя добрых два часа, заехав в квартиру и собрав пробки, они всё же добираются до частного дома. Светка обнимает Имбиря, он недовольно мяукает, высунув морду из пледа, в который его закутал мужчина.

Строение оказывается внушительным, но куда меньше, чем она себе представляла. Ей казалось, что такие, как он, живут припеваючи в особняке размером со средневековый замок. А здесь всего три этажа, на первый взгляд, квадратов двести. Что же, видимо, кота он все-таки заметит.

Илья открывает кованые ворота, затем и входную дверь. Ника заходит внутрь, удерживая под руку дочь. Та смотрит, распахнув широко голубые глазищи, и, кажется, вот-вот закричит от восторга. Было чем восторгаться, но ей, в отличие от ребёнка, веселье не светит. Горло давит застрявший в нём ком, не позволяя дышать полной грудью. Остаётся верить, что у Дена слишком много дел, чтобы навестить их сегодня. Она не уверена, что выдержит ещё одну встречу.

— Я буду в гостевом. Если что нужно — обращайтесь, — говорит мужчина перед тем, как удалиться.

Ника механически кивает и закрывает за ним в спешке. Компания — не то, что ей нужно сейчас.

Если бы не Светка, она бы с радостью завернулась в кокон из одеял и провела в нём остаток дня. Внутри горит, плавится, разъедая нутро. Она не знает, чего ждать, не знает ровным счётом ничего, а он не соизволил объясниться, даже когда спрашивала. Так много «если» в голове. Если бы она не сосредоточилась на мести, если бы послушала маму, отпустила прошлое. Если бы не познакомилась с Деном. Тогда, возможно, всё было бы по-другому.

Но оно не будет. Увы.

— Я не оказываю услуги за «спасибо», — говорит он, вместе с отказом кромсая её надежды. Ника нервно теребит пальцами джинсовую ткань куртки и поднимает на него глаза.

— Ты сам написал мне на почту, — и это правда. Несколько месяцев назад ей пришло первое сообщение, затем ещё и ещё, пока их не накопилось с двадцать штук. — А теперь говоришь «нет»?

Ден морщится от музыки, ударяющей по ушам, и делает глоток энергетика со льдом. Он тянет руку к её лицу, из-за чего её передергивает.

— Вижу, ты решилась не просто так. Я знаю ситуацию, вот и написал. У тебя есть кое-что, что мне нужно, — он говорит, а она сжимается, ощущая, как мужские пальцы зарываются в волосы на затылке, руша причёску. Локоны рассыпаются по плечам светлыми волнами, когда он притягивает её ближе. Так, что в нос бьет аромат его свежего парфюма. Хвоя, бергамот и цитрусы. Она старается держаться, чтобы не вывернуться и не сбежать. Ей до сих пор сложно терпеть касания противоположного пола. Но от его решения зависит слишком многое. Дыхание чувствуется на коже у мочки уха, по шее бегут мурашки, скрываясь под воротом блузки. — Твоя дочь. Мне нужна Света, — он отстраняется, сохранив на лице непробиваемое спокойствие, и делает глоток, пока она силится собраться с мыслями. То, что он говорит, не укладывается в голове. — Подумай, решение скажешь позже.

Уходя, он уносит вместе с собой её надежду на месть. Последнюю веру в то, что Смирнов может ответить за то, что он сделал с ней. Ника видит его усмешку в кошмарах, помнит запах спирта и пота в ту ночь, то, как стонал, игнорируя крики. Сны мучают её через ночь или две, иногда чаще. Не помогают ни врачи, ни лекарства.

Когда Ден вышел на неё впервые, она не поверила. И лишь спустя время решилась. Устала просыпаться в слезах, не могла и дальше существовать в агонии, в страхе однажды сгореть до пепла. Она не заслужила того, что Андрей сделал с ней, вытравив всё живое из организма. Он, даже будучи далеко, причинял почти физическую боль тем, что остался внутри куском гнилой плоти на месте сердца.

Решение укрепляется чуть позже, растекаясь лидокаином по венам, мешаясь с алой кровью. Она знает, на что идёт.

Вернее, думала, что знает.

Глава 3

Ника

Примерно к одиннадцати вечера Ника успевает разложить вещи по полкам шкафа, накормить Светку и с трудом уговорить её лечь спать в незнакомом доме. Девочка совершенно не понимает, зачем они здесь, а мама не торопится объяснять. Она засыпает под урчание кота и сказку о принце, драконе и волшебнике. Примерно на двадцать шестой странице. История оказывается такой наивной, что впору хохотать, настолько глупо она звучит. Но Ника не смеётся, ведь, если её сердце очерствело, не значит, что можно ломать психику ребёнку. И всё же, отчего-то дочитывает до конца. На языке — много сахарного сиропа и ванили, слишком приторно, аж хрустит на зубах. Но ей кажется, что она должна попытаться понять, как смотрит на эту книжку Светка. Едва ли получается.

Для Ники уделять дочери время и внимание — ново. Если верить статьям психологов в интернете, к такому постепенно привыкаешь. Было бы хорошо. Ей придётся научиться общаться с ней, слушать её и слышать. При этом не переступая через себя. Труднореализуемая, но возможная задача.

Экран телефона светится, указывая пол второго ночи. Она поправляет одеяло Светки и выходит за дверь. Минутой позже раздаётся дверной хлопок. Ей не хочется спускаться, но разговор откладывать нельзя. За день она успела обдумать всё вдоль и поперёк, разобрав имеющиеся детали. Винтиков не хватало. И выдать их может лишь Ден.

Он выглядит уставшим и каким-то слишком простым в обыкновенной одежде. Она впервые видит его в чём-то кроме дорогого выглаженного костюма. Кожаная куртка ему к лицу. Он бросает её на банкетку, не утруждаясь дойти до вешалок, ерошит волосы, обращая аккуратную причёску в форменный беспорядок, что, чёрт возьми, тоже ему идёт. И ей от этого некомфортно.

Ника кашляет, привлекая к себе внимание, он поднимает взгляд на лестницу, как будто удивляется. Интересно, чему, ведь сам их сюда привёз.

— Уже поздно, — говорит, задерживая взгляд на её коротких домашних шортах чуть дольше, чем дозволяют приличия. Она моментально жалеет, что не надела штаны.

— Не спится, — голос немного хрипит, видимо, от нервов.

— Понимаю, — кивает он, разуваясь, и поправляет задравшийся рукав белой футболки без принта.

Она спускается вниз. Лестница кажется слишком длинной, хотя в ней едва ли насчитается сорок ступеней.

— Выбрала комнату самостоятельно? — спрашивает он, после чего ухмыляется. — Надеюсь, не мою. Находиться вместе даже там — точно перебор.

И тут Ника не удерживается от шпильки:

— Привыкай, порой такое случается, когда женишься, — от его кислого лица ей становится приятно. Удовлетворение от того, что сумела поддеть каменную статую, растекается внутри подобно глазури.

Ден быстро берет себя в руки.

— Ты что-то хотела? — его лицо вновь ничего не выражает.

Её это бесит. Серьёзно, самому не тошно?

Она давит раздражение, делая глубокий вдох полной грудью, подходит ближе. Он закрывает на секунду веки, а когда открывает, ведёт её в кухню — гостиную, движением руки веля следовать за собой.

— Я слушаю, — бросает Ден, усаживаясь на кожаный диван.

Ника опускается рядом. Она собиралась с духом весь прошедший день и сейчас может держаться спокойно. Спасибо, господи, и на этом. Начинать с истерики — дурной тон.

— Зачем тебе свадьба? Не в смысле вообще, а конкретно со мной. Это… это же даже звучит бредово, — хмурится она, почесывая ногтем запястье. — Я помню: тебе нужна Светка. Но…я? К чему? Что происходит? — она не высказывает вслух предположения, потому что боится, что они окажутся правдой. Удерживая мысли в себе, Ника способна прятать панику в глубине сознания.

Он прищёлкивает пальцами, заставляя переключить внимание с собственной кожи на его лицо.

— Я уже говорил. Так нужно, — она шумно выдыхает, закрывая глаза на миг.

— Это ничего не объясняет. Совсем. Ты же понимаешь? — о да, Ден понимает, оттого, кажется, забавляется ещё сильней.

— Ты слишком много думаешь. А это вредно. Не переживай, твоей дочери ничего не грозит. И тебе. И твоей матери. По крайней мере, пока ты делаешь то, что я говорю.

Боже. Она пыталась. Правда, пыталась. Но какой он невыносимый кретин!

— Ты такой козёл, — он усмехается, вздёргивает правую бровь, у неё дрожат губы. — Почему именно мы? Зачем? Как будто в городе мало одиноких матерей. Так какого хрена, Ден!?

Он приближается слишком неожиданно, зажимает ладонью рот. Нику воротит от близости. Она кусает его руку и поднимается в полный рост так резко, что кружится голова. Ден кривится, поднося к лицу пальцы с явственным следом от её зубов.

— Не смей меня трогать! — шепчет она, чувствуя, как пускает корни ядовитый плющ, обвивая каждую нервную клетку. Она прикрывает страх злостью в надежде, что он не заметит.

Замечает. Щурится, поднимаясь, отнимая у неё то малое превосходство, что осталось.

— Ты была в шаге от того, чтоб начать орать, а, как я понимаю, наверху спит ребёнок, — грубо пресекает он. И она замолкает, осознав, что в порыве совершенно забыла о сохранении тишины. И Ден, чтоб его, прав.

— Я не хотела. Но ты… Не знаю, как с тобой можно нормально разговаривать, — давит Ника, отводя разбитый взгляд. Когда он рядом, всё летит в тартарары, ничего не выходит нормально. По-человечески что ли. Ах да, он же не человек.

— Нет. Просто ты слишком много треплешься, — говорит он так спокойно, словно констатирует неоспоримый факт, она жмёт зубы сильнее.

— Я должна знать. Как ты не понимаешь? — вместо уверенной фразы вновь выходит какой-то жалобный скулёж. Ей не по себе от того, как звучит голос. — Хорошо. Предположим, я соглашусь. Но ты ведь знаешь, что не позволю себя трогать. Не говоря уже о…

Ден прерывает её быстрее, чем она успевает закончить речь:

— О, замолчи. Я понял, — его губы едут в стороны в натянутой улыбке. — Так ты об этом волнуешься? Малышка Ника не хочет, чтоб её лапали. Какая драма, — смеётся тихонько он, закатывая свои глаза, её трясёт вновь в желании в них вцепиться и выцарапать к чёртовойматери. — Твоя фобия совершенно не представляет проблемы. И меня не волнует, что там у тебя было с этим… как его? Ну, который жмур.

— Замолчи, — почти рычит Ника, ощущая, как напрягаются голосовые связки. Она не думала, что он посмеет так открыто говорить о её травмах. Он не имел права ворошить болезненное прошлое.

— Я покажу, — улыбается ублюдок, приближаясь.

Она пятится, пока не упирается ягодицами в обеденный стол. Ден кладет руки по обеим сторонам от неё и наклоняется — слишком близко. К горлу подкатывает желчь. Нику тошнит и трясёт от ужаса, пока не остаётся только оживший кошмар наяву. Глаза широко распахиваются, а пульс явно превышает норму ударов в минуту. Она не может сказать ни слова, не может закричать. Не может ничего. И это больше, чем просто паршиво.

***

Ден

После раскрытия существования заражённых, быстро находятся те, кто хочет поднять денег на продаже таких необходимых вампирам эмоций. Они не страшатся превратиться в бесчувственных пустых кукол, вероятно потому, что им нечего терять. Бедняки, наркоманы, шлюхи, бандиты и ещё черти кто. Не то чтобы Дену есть дело.

Он рассчитывает на то, что Ника с дочерью уже будут спать по его возвращению, оттого набирает Татьяне, планируя подкрепиться. Девушка берёт трубку после второго гудка и соглашается на встречу.

С Татьяной его знакомит Макс около недели назад. Она не желает становиться на учёт в «кормушке» папочки, но щедро делится собой вне её стен. Потому что оплата выше, пусть неофициальная торговля и несёт определённые риски. В кормушке за процессом питания наблюдают, не допуская бесконтрольного пожирания, за состоянием людей тщательно следят доктора. И по необходимости временно отстраняют тех, кто стоит у грани. По крайней мере, так обстоят дела на бумаге.

Они видятся в отеле: быстро обмениваются приветствиями, он отстёгивает несколько крупных купюр и приступает. Она замирает в его руках: открытая, послушная, согласная на всё и даже больше. Он этого не понимает. Как можно добровольно подвергать себя риску? Впрочем, неважно. Мысли разбегаются, когда впитывает её чувства, подмечая, как рябит эмоциональный фон, тускнеет. Обыкновенно он незаметен, но в процессе поглощения человека окутывает аура: яркая или не очень. Она и даёт понимание того, сколько осталось у того или иного индивида.

В питании есть свои плюсы и минусы. Из плюсов: возвращение эмоций, пусть и на короткий срок. Накрывает не моментально, а спустя примерно сутки они выветриваются. Из минусов: всё остальное. Бывает, в человеке преобладает злость, бывает, обида, бывает, страх. В Татьяне, в большинстве своём, похоть. Её в ней даже слишком много.

Конечно, сожранное не управляет заражённым целиком, это можно контролировать, решать: поддаваться или нет, игнорировать часть поглощённого коктейля. Но, как правило, лишённые возможности чувствовать вампиры, готовы даже к самым мерзким эмоциям, лишь бы испытать хоть что-то. Он в этом плане действует более разумно, за исключением первых часов, когда влияние особенно сильно.

Ден возвращается домой за полночь, ощущая себя живым, настоящим. Как будто бы человеком. И чертыхается про себя, понимая, что Ника не спит. Она встречает его в шортиках серого цвета и свободном коротком топе. Ноги у неё слишком стройные, а талия чересчур узкая.

Он начинает раздражаться по мере разговора, не в силах контролировать злость из-за недавней трапезы. Она словно провоцирует специально, тянет струны нервов, заливает их керосином и поджигает, чтобы посмотреть, как он сгорит. Не сгорает. Но вспыхивает моментально. Его не смущает её страх, не смущает и отвращение. Потому что девчонка, мать её, чересчур болтлива. Ей следует понимать, когда не нужно открывать свой маленький рот.

— Я покажу, — говорит, зажимая её у стола.

Ника смотрит пуганой мышью, оторопев. Не противится. Он знает, как это работает: ужас обгладывает её плоть, силясь добраться до костей.

Касается пальцами выступающих ключиц, зарывается носом в светлые волосы, дышит шумно, оставляет на макушке краткий поцелуй. Она дрожит, под его ладонью колотится её сердце.

— Посмотри на меня, — не просит, приказывает он.

Она поднимает на него широко распахнутые глаза. В них ничего не остаётся, кроме вязкого удушающего отчаяния.

Ден чувствует, как кровь приливает к глазам, как она трепыхается в его руках, а затем расслабляется постепенно, когда он дробит её фобию по частям, затягивая в себя. Её страх на вкус терпкий, отдаёт горечью полыни и ромом.

Целует, осторожно накрыв её губы своими. Ника не отвечает даже тогда, когда он проникает языком ей в рот. Не отвечает, но и не отталкивает. Он усиливает напор, прижимая девчонку к своему телу, высчитывает рёбра по одному, пробираясь рукой под маечку, которая кажется совершенно лишней на ней. Он бы предпочёл, чтоб одежды не было вовсе.

Его ведёт от её запаха. Ники становится слишком много. Он не понимает, когда неудачная шутка, издёвка становится чем-то большим. Когда он теряет контроль.

Может, пожалеет позже, обвинит во всём кипящие чужие чувства. Но это будет потом. Не сейчас. Не тогда, когда она тихонько хнычет ему в рот, неосознанно придвигаясь ещё ближе. Как будто бы есть куда. Видимо есть, потому что, когда её колено задевает пах, ему скручивает кишки от желания опрокинуть её на кожаный диван, на котором они недавно затеяли глупый спор.

Ему хочется услышать, как она стонет.

— Не надо, — просит Ника, когда он спускается к шее, ладонью накрывает обнажённую грудь. Она не носит бюстгальтер дома. И это её «не надо» севшим голосом звучит как «ещё». Потому что чувствует возбуждение на вкус. Он буквально в ней. В её душе. В голове. Понимает, что она лжёт.

— Помолчи хотя бы минуту, — говорит прежде, чем прикусить светлую кожу на её шее. И она слушается. Чёрт возьми, не ёрничает, не орёт, не заваливает кучей тупых вопросов.

— Пожалуйста, — тянет она, собираясь сморозить очередную глупость.

Он сминает её губы, подушечкой пальца задевает сосок. Не собирается дослушивать, что там «пожалуйста», ведь это может быть и «пожалуйста, ещё», и «пожалуйста, хватит». По его догадкам, пожалуй, второе.

Его кроет от того, как Ника выгибается навстречу рукам вопреки вялым попыткам сопротивления, как дышит часто-часто ему в рот, как радужку подергивает мутной плёнкой, а взгляд становится безумным. Наверное, у него сейчас такие же глаза.

Они точно сошли с ума. Оба. Одновременно.

— Блядь, — хрипит он, подхватывая её под ягодицы и усаживая на столешницу. Вжимается пахом в шортики, тянет волосы, сматывая в тугой жгут. — Никааа, — Ден втягивает губами мочку уха, обводит языком ушную раковину. Давление в джинсах становится невыносимым.

Девчонка царапает короткими ногтями кожу на его затылке, у него темнеет в глазах. Он не понимает, когда она стала такой податливой, когда сдалась. И это льёт ушат ледяной воды прямо на голову, выдергивает из наваждения, в котором ему казалось, что трахнуть Нику — хорошая идея.

***

Ника

Она взлетает по лестнице куда быстрее, чем спускалась с минут двадцать назад. Лицо пылает толи от гнева, толи от смущения, а, может, всё вместе. Ей настолько стыдно, что хочется провалиться под землю.

Боже, она же стонала, выгибаясь в его руках! И ей нравилось то, что он делает. Это же Ден… Ден, чтоб его собаки съели!

Ника не находит подходящего аргумента, оправдывающего её поведение. Разве что она чокнулась. Сдурела совсем от стресса и недостатка секса, видать, в последние пять лет. Да и какой секс, когда от одних касаний её воротит? Но в этот раз было по-другому. Сначала всё шло по знакомому сценарию: страх, тошнота, паника, тремор, ступор. Она понимает, что именно он сделал. Однако от этого не легче.

Ладно он. Но она? Почему позволила трогать себя? Потешила его эго. Наверняка теперь ублюдок будет припоминать позорную капитуляцию при каждом удобном случае.

Ника забирается в постель с ногами и долго смотрит в серую стену. В солнечном сплетении жжётся, тянет, сознание подло подбрасывает сцены произошедшего в гостиной.

Чёрт!

Он отстраняется так резко, что она теряет опору и покачивается, едва удерживая равновесие. Ей жарко, так жарко, что одежда кажется лишней и ненужной. Сердце ударяет в горле, в висках, низ живота пульсирует и сводит. Ей знакомо это чувство — давно забытое, но оставшееся в памяти. Ника бессознательно подаётся вперед, чтобы вернуть чужое присутствие, стать ближе к нему, как было совсем недавно, но Ден отходит ещё на шаг.

Она хмурится непонимающе, поднимая мутный взгляд на его лицо, наталкивается на кривую усмешку.

— Видишь? Не так плохо, как ты думала, верно? — она моргает раз или два, затем ощущает, как выбивает из лёгких воздух.

Он мог сделать с ней что угодно, приструнить любым способом. Но выбрал этот. И Ника возненавидела его за это в тот же миг.

— Ты… — открывает она рот и тут же кашляет, стыдливо отводя глаза, — её голос звучит слишком томно.

— Мне понравилось. Приходи, если захочешь повторить, — смеётся он, оправляя задранную и помятую её стараниями футболку.

Ей становится мерзко, точно опрокинули на голову ведро с помоями, не иначе.

— Пошёл ты! — огрызается она, соскакивая со стола. Пол оказывается чересчур холодным, но не остужает тело и душу.

— Доброй ночи, — бросает он ей вслед, когда она сбегает, как трусливая девчонка.

А ведь Ника и есть трусливая девчонка. Она не может выдержать его насмешек. Точно не сейчас. Возможно, позже. Когда туман выветрится из головы, тело перестанет быть таким горячим, когда пульсация в животе утихнет, а она сможет внятно формулировать свою речь.

Губы пылают, подбородок саднит, поцарапанный его отросшей щетиной. Нику воротит от самой себя настолько, что хочется кричать. Она открывает окно и высовывается наружу по плечи, но свежий вечерний воздух не освежает, хоть и обдувает алеющее лицо. Она чувствует тепло на кончиках ушей.

Ника не знает, что с ней, чёрт возьми, не так.

Она стоит так около часа, пока не устаёт спина, а после приходит к выводу, что, наверное, всё не так погано, как кажется на первый взгляд. Сколько не размышляй, каким бы мудаком Ден не был, отрицать его привлекательность глупо. Он точно не обделён женским вниманием с такими-то исходными. Вспомнить, как завистливо смотрели в её сторону девицы в баре во время их встреч. Добавить к этому его сущность и то, что он сделал во время их… общения. Ничего странного в том, что она поддалась. Стоит забыть, как ошибку или страшный сон, списать на усталость, подвешенное состояние, выбросить из головы и не вспоминать.

Ответы он ей так и не дал, что же, значит всё без толку, нет смысла устраивать ему скандалы, так она лишь ухудшит своё положение. Завтра предстоит рабочая смена, а Ника ещё даже не легла спать.

Она сворачивается калачиком под одеялом и засыпает только в районе пяти утра, а через три часа звонит будильник. В десять ей нужно быть на работе, два выходных подошли к концу.

Дом Дена находится почти на окраине, значит, придётся потратить час на дорогу, допустимые траты на такси и так уже превышены, сойдёт и автобус, затем пересядет на метро.

Ника расслабляется под прохладным душем, наносит простой макияж, замазывая обильные синяки под глазами, одевается и спускается вниз.

— Нет, ты неправильно делаешь, — возникает звонко Светка. Она видит две головы, склонившиеся над мозаикой. Подле них, обернув лапы хвостом, устроился Имбирь. — Это сюда, а не туда! — улыбается дочь, перекладывая пазл в другую часть картинки.

— О боже, да ты права! — восклицает Ден и треплет девочку по макушке.

Та хохочет заливисто, сбрасывая его ладонь.

Ей чудится, что они находятся где-то в параллельной вселенной, где Светка не боится его после их первой встречи, а он действительно проводит время с ребёнком. Ден и дети. Поразительно. Отчего-то ей сложно представить его отцом. Но вот он сидит вместе с её дочерью прямо на полу в домашних свободных штанах и складывает мозаику. На лице нет того выражения застывшей маски, а глаза карие сощурены от смеха. Вряд ли ей в ближайшее время доведётся увидеть нечто более странное.

Глава 4

Ден

Он провожает спину Ники, цепляясь взглядом за концы длинных волос, и делает себе чай. Горячий напиток кажется безвкусным, три ложки сахара ситуацию не исправляют, из-за чего он выливает остатки в раковину и идёт в комнату. Спит Ден от силы часа четыре. Эмоции девчонки его изнуряют: один за другим мучают кошмары, он просыпается в поту, а, когда засыпает, вновь видит это дерьмо, точно наяву, настолько эмоции яркие. Дену никогда не снились дурные сны. Ночь превращается в пытку, пока поглощённые чувства не ослабевают, и он, наконец, может сомкнуть веки без мыслей, что его жизнь — грёбанный ад.

Размыкает глаза он около восьми утра, встаёт без будильника. Ден сбрасывает лёгкое одеяло и поднимается, только после замечая сидящую на кровати девочку. Света хмурится, скрестив на груди ручки, смотрит на него молча. Настороженная, будто готовая к чему угодно, но ощущающая острую необходимость быть именно здесь.

Он удивлённо моргает, но держит себя в узде. Она важно кивает и говорит первой:

— Ты мне не нравишься, — обозначает малышка.

Ему смешно от того, что она вторая женщина в этом доме, кому он не по душе. Вся в мать.

— Почему? — улыбается он, присаживаясь рядом.

— Потому что страшный, — честно отвечает Света, вздёрнув острый подбородок. Она выглядит забавно, хотя наверняка храбрится и пытается казаться воинственной.

— И вовсе нет. Твоя мама не полюбила бы плохого человека, — врёт он, наблюдая, как лицо ребёнка вытягивается.

— Мама говорила, что ты просто знакомый, — с сомнением тянет девочка, а он незаметно подсаживается чуть ближе, сокращая расстояние меж ними.

— Мы тогда поругались, — парирует Ден, решив, что с перепадами настроения у Ники, такое объяснение вполне приемлемо.

— Мама бы мне рассказала, — уверенно заявляет Света и кивает своим мыслям.

Он улыбается, поражаясь её доверию к матери. Кого — кого, а Нику родителем года точно не назвать.

— Ника не была во мне уверена. Но я сделал твоей маме предложение, скоро мы станем семьёй. Поэтому вы и живёте у меня, — пока девочка не опомнилась, он тянет ей ладонь, намекая на рукопожатие. — Так что давай дружить.

Некоторое время она не реагирует, но потом будто что-то решает, прикрыв глаза, и кладёт свою ручку в его. Ладошка ребёнка слишком маленькая, он поражается разнице, ведь после смерти младшего брата совершенно позабыл, какого это — общаться с детьми. Ныне ему приходится иметь дело лишь с бесчеловечными заражёнными, с коллегами по работе, порой с наёмниками или военными.

Женьке исполнилось десять, когда его сбила машина. А больше у Дена никого и не было. Тот январь запомнился ему болью от утраты, одиночеством и слезами. Четырнадцатилетний подросток остался один. Родители их покинули куда раньше: мать ушла от болезни, а отец сидел за решёткой на пожизненном как шесть лет.

Света напоминает ему Женьку: такая же светлая и живая.

— А почему ты не с Никой? — спрашивает он, поглядывая на растрепавшийся высокий хвост. Замечает: из домашней одежды она выросла и делает про себя отметку, что стоит выделить им обеим сумму на необходимые расходы. Пусть брак только на бумаге, но он не может позволить жене и приёмной дочери ходить в обносках.

— Мама спит, — говорит Света, отводя взгляд.

— Мяу!

Пушистый рыжий кот запрыгивает на простыни, проскальзывает ему на колени, задевая шею хвостом. Ден вздёргивает брови.

— Это ещё что?

— Не «что», а «кто»! — возмущается девочка. — Его зовут Имбирь!

Его не предупреждали о живности, но раз ребёнку так спокойнее, то и ладно. Ден не заводил животных из-за нехватки времени, а не из-за неприязни к ним.

— Значит, Имибрь… Давай так, — понятливо усмехается Ден, отпуская её ладонь, — ты сейчас спустишь вниз и подождешь меня. А потом мы вместе поиграем. Ладно?

Голубые глаза девочки загораются при слове «поиграем», она кивает, слезает с его постели.

Он озаботился времяпровождением ребёнка ещё до заключения сделки, уверенный в том, что Ника согласится. Нанял няню, в чьих услугах, похоже, более нет нужды, отправил Илью за игрушками и подключил канал с мультиками. Когда Макс увидел это чудо, чуть с ума не сошёл от смеха. Ден тогда думал, что он не заткнётся никогда.

— Ладно, — соглашается малышка и скрывается за дверью.

Он ощущает облегчение от того, насколько легко всё прошло.

Сегодня у него выходной, и он рассчитывает съездить в несколько мест, забронировать подходящее для банкета. Их свадьба не должна вызвать сомнений, отец увидит всё своими глазами. Чем больше шишек узнает, тем лучше. Тогда никто не посмеет позариться на то, что принадлежит ему. А когда исследования закончатся, он их отпустит на все четыре стороны. Развод даст, откроет солидный счёт на имя Ники, мать её будет здорова. Думается, она даже обрадуется, что заключила контракт. Изначально он планировал найти Свете новую семью — нормальную, полноценную, но раз так сложилось, может, оно и к лучшему. Ребёнок останется с настоящей матерью. Судя по тому, как Ника разозлилась и испугалась в апартаментах, совершенно утратив рассудок, материнский инстинкт в ней, наконец, проснулся.

Ден идёт в душ, отрезвляет себя холодной водой, после чего просыпается окончательно. Накинув серые спортивные брюки и футболку, он берёт первую попавшуюся мозаику из вороха игрушек, купленных Ильёй, и спускается вниз. Света спокойно сидит на диване, ждёт, как велели. Отчего-то ему это не нравится. Женька был похож на неё внешне, но никогда не вёл себя настолько смирно. Он бы уже точно перевернул половину вещей в гостиной и вряд ли его смогло бы удержать простое замечание.

— Собираем замок! — оглашает громко он, замечая, как малышка подрывается на месте от его голоса. Она подбегает ураганом и протягивает ручки к цветастой коробке. Он отдаёт ей пазл и идёт делать кофе. Ему необходим кофеин после паршивой ночи, наполненной кошмарами. Спонсором этого дерьма выступила Ника. Ну, или его безрассудство. Питание перед возвращением домой точно вышло боком. Он ставит себе пометку больше так не делать. Последнее, что ему требуется — ещё больше испоганить их с Никой отношения.

Когда возвращается с чашкой, Света успевает распаковать мозаику и приступить к самой картинке, подобрав несколько подходящих частей. Опускается рядом и присоединяется, периодически комментируя процесс.

***

Ника

Светка оборачивается, когда она подходит тихонько, присаживаясь на корточки рядом, и поправляет её волосы. Ден, как выясняется в ту же секунду, точно не мастер делать косы: кудри путаются, пряди переплетаются меж собой кое-как, а резинка свободно болтается, непонятно, каким чудом удерживаясь в причёске.

— Доброго утра, — улыбается она, игнорируя внимательный мужской взгляд.

Ей проще от того, что вампиры в реальности — вовсе не сериальные, они не могут слышать лучше обычных людей, если верить автору статьи.

Дочь улыбается в ответ, повернув к ней голову, пазл выпадает из маленькой ладошки, когда девочка бросается в материнские объятия и звонко целует Нику в щёку.

— Мамочка! — она кладёт руки на детскую спину, оглаживая лопатки. — Ден сказал, что вы женитесь. А ты мне не говорила, — жмёт губы Светка, явно огорчённая этим фактом. Её обида жжётся сильнее кипятка, пролитого мимо кружки на оголённую кожу.

Нике неясно, когда «тот дядя» стал «Деном», но она спускает это на тормозах. Бросает на него недовольный взгляд. Она должна была сама сообщить новости ребёнку. В конце концов, кто он такой, чтобы вмешиваться?

Он жмёт плечами, с прищуром оценивает её внешний вид. Её передёргивает.

— Прости, детка, я не думала, что он решится так быстро, но зато у нас теперь такой красивый дом, — переключает её внимание Ника, отстраняясь. — Я рада, что вы поладили, — ей тяжело тянуть в стороны губы, но она старается, тая надежду на то, что дочь поверит. Ей хочется сказать правду, но кому от этого станет легче? Кому правда, вообще, сдалась? Возможно, Светка не простит за обман, когда всё вскроется, но то случится позже. И это ключевой фактор.

— Он — не мой папа, — решительно заявляет девочка, стреляя глазами в Дена.

Ника согласно кивает. Ещё не хватало, чтобы Никольский действительно им являлся. В их случае, лучше вообще никакого, чем заражённый или насильник. В графе родители, она папашу не указала тогда, не планирует этого делать и теперь. Хотя вряд ли он спросит.

— Я не прошу тебя его так называть. Вы можете дружить, — соглашается она, игриво щипая Светку за плечико.

Ребёнок хихикает и отскакивает в сторону. Ей греет душу то, что дочь, наконец, перестаёт быть слишком зажатой.

— А мы уже дружим! — извещает она, отчего Ника на секунду теряется.

Ден самодовольно усмехается, подмигивая Светке.

— Уже как несколько часов, соня, — мерным тоном подтверждает он, присоединяя очередной пазл к картинке. Имбирь тянет лапу, пытаясь стащить деталь, но попытку тут же пресекают, отсаживая его подальше. — Кстати, ты куда-то собралась? — спрашивает, задерживая взгляд на вороте её немного мятой белой блузки.

Ей становится некомфортно. Его присутствие всегда душит, надевает путы на хрупкие запястья, а потом они стягиваются, подавляя волю. Она сглатывает, заставляет себя посмотреть в тёмные глаза. Вчера они были мутными, подёрнутые возбуждением, а радужка практически сливалась со зрачком. Сейчас же в них не отражается ничего, пелена пропала, будто и не было вовсе.

— На работу, — наконец, отвечает она, от нервозности накручивая прядь распущенных волос на палец.

— Тебе не нужно, — отрезает он.

Она таращится, как на дурного. Возмущение скручивается в животе, разрастается, норовя вот-вот вырваться наружу. Ника бросает короткий взгляд на Светку, вернувшую своё внимание мозаике, а затем шепчет одними губами:

— Иди за мной!

Он выдыхает, поднимаясь, и следует за ней на кухню. Она включает электрический чайник, веря в то, что его шум заглушит их разговор.

Он садится на стул и опускает подбородок на сцепленные пальцы, упираясь локтями о столешницу, совсем как тогда в кабинете. Она усаживается напротив.

— У меня смена, Ден. Может, ты не знаешь, но мне нужно зарабатывать деньги, — давит она.

— Больше нет. Моя жена не станет ошиваться в подобном месте, — говорит уверенно.

Она закипает совсем как вода в кастрюле. Ещё немного — польётся через края, обжигая ладони. Не стал мужем, но приказы раздаёт, будто она — его рабыня. Что же будет дальше?!

— Ты не можешь принимать решения за меня. Это ненормально, понимаешь? Почему хотя бы не предупредил?

Он вздёргивает брови и кривит губы.

— Не думал, что нужно пояснять элементарные вещи.

Конечно, он не думал!

— Боже, с кем я говорю, — Ника закрывает веки и дышит носом, медленно вдыхая и выдыхая. Жмёт пальцы в кулаки до хруста костяшек, разжимает. — Взрослые люди, как правило, обсуждают проблемные вопросы, — наконец, тянет Ника, уже не особо рассчитывая на то, что получит адекватный ответ.

Он прищёлкивает пальцами и закусывает нижнюю губу.

— Как это сделала ты, обсудив с…ммм…бывшим ваши мелкие дрязги?

Раз. Два. Три. Ника не может досчитать до четырёх. Ей кажется, что разбитый нос был бы ему к лицу. Подойдет лучше галстука или кожаного ремня к брендовому костюму.

— Забудь. Тебя уже уволили задним числом, — она даже не находит в себе сил удивиться. Это же, мать его Ден. Ден не спрашивает разрешения, он просто делает, не заботясь о желаниях остальных. Дену насрать на её мнение или чувства. Потому что у него самого их нет. Зачем же утруждаться, беспокоясь о других? Это лишнее в его планах на день. — Мы едем смотреть зал для свадьбы. Не думал, что услуги няни всё-таки пригодятся, но Света устанет за день. Пусть останется здесь под присмотром. Я просмотрел несколько ресторанов, выбрал три. Для видимости необходимо явиться на осмотр лично, — он откидывается на спинку стула, почёсывает ногтем бровь.

Ей хочется, чтобы он этим самым ногтем свёз себе кожу до крови.

— Ты ведь привык получать то, что хочешь, верно? Но не всё можно купить, — шипит Ника, открывая глаза. Встречает коричневый на серый.

Ей до сих пор сложно произнести про себя «четыре».

Ден усмехается коротко и качает головой.

— Неужели? Думаю, можно. Ведь ты мне должна, а долги принято возвращать. Просто платить придётся не в денежном эквиваленте.

Ей не хочется вести диалог дальше, это бессмысленно, как долбиться в бетонную стену. Только себя калечить. Она поднимается, с силой отодвигая стул, тот едет ножками по паркету с мерзким звуком, на что Ден морщится, но не делает замечания.

— Будь готова через час. Я вызову няню.

Глава 5

Ника

Она проходит мимо него в обозначенное время, садится на заднее и хлопает громко дверью, чтоб мужское лицо перекосило. Лучше бы его перекосило по более весомой причине, но увы.

Ден забирает ключи у Ильи и занимает водительское место. Авто трогается в тишине.

Ника не разговаривает всю дорогу, а он врубает музыку так, что завести беседу не вышло бы при всём желании. Видимо, не её одну тяготит проездка. И ей совершенно непонятно, зачем он её затеял. Почему нельзя было выбрать зал самостоятельно, раз уж занялся? Ей плевать, где давать лживую клятву, которую она всё равно держать не намерена. Может, держать слово, вообще, не её конёк.

Они заезжают в два ресторана, где Ника безразлично оглядывает пространство и кивает головой. Ей, правда, всё равно. И, видимо, Дену тоже. Потому что на вопросы персонала он отвечает коротко, не давая никаких обещаний.

Третьим оказывается небольшое кафе: домик в старинном стиле, где ворота обвивает виноградник. Она заходит внутрь без энтузиазма, но с облегчением от того, что променад, наконец, закончится.

Заведение совершенно не подходит для крупной свадьбы, и она удивляется тому, что он запланировал осмотр. Но всё встаёт на свои места, когда они выходят через заднюю дверь. Огромная лужайка на берегу реки поражает. Взгляд цепляется за удивительную статую медведя, где вместо глаз сверкают два инкрустированных камня, рот приоткрывается, стоит увидеть шатёр. Ткань молочного оттенка развивается на его входе, привлекая внимание.

Ден рядом понимающе хмыкает. Она тут же старается принять безразличный вид. Выходит не очень. Если бы ей дали выбирать, пожалуй, настоящую свадьбу она бы провела здесь.

— Я так и думал, — комментирует он, подписывая договор с администратором.

Она жмёт недовольно губы. Будто бы уступить даже в подобном — уже зазорно.

— Теперь домой? — с облегчением выдыхает она, но, наткнувшись на его взгляд, хмурится.

— Нет. Сначала в магазин. Я знаю отличный. Потом… Не знаю, как ты, а я голодный.

— Так поешь в одиночестве, — отказывается от компании Ника, вновь веря в его благоразумность. И зря. Когда-нибудь жизнь научит её не тешить себя иллюзиями. Когда-нибудь. Не сегодня.

— Я буду есть, что захочу и с кем захочу. Сегодня ты идёшь со мной, — ей остаётся только сжать зубы покрепче, чтобы не закричать. Чтобы не вывести его на что-то подобное тому, что случилось вчера. Ей не нужны такие приключения. Вообще никакие приключения не нужны.

— Не отравись, — цедит Ника, про себя желая ему обратного. Если бы помер от куска стейка, ставшего поперек горла, ей это было бы только на руку. К сожалению, мечты и реальность слишком далеки друг от друга. Как параллели. Не пересекаются.

Путь проходит быстро. Она бы предпочла сразу отправиться домой. Светка осталась с приятной наружности женщиной, но всё же переживания не покидают. Зная сотрудницу лишь несколько минут, тяжело довериться полностью. Они увиделись перед уходом, но та сразу завоевала внимание дочери, словно они общались уже не раз. Может, то и отлично, хоть к чему-то Ден подошёл ответственно. Но её всё равно тянет назад, в дом.

Магазин оказывается детским, на что она выразительно вскидывает брови. Сложно предположить, что он задумался о вещах ребёнка. Но сомневаться сложно, когда продавщица протягивает каталог, где Ден скупает почти половину. И ей сложно сказать что-то против, потому что вещи Светке, вправду, нужны.

— Удивлён. Ты, оказывается, можешь не ворчать на меня дольше пяти минут, — хмыкает он, когда за ними закрывается дверь с характерным звоном.

Она ведёт плечами и говорит:

— Было бы куда проще сосуществовать, если бы ты всегда притворялся лапочкой, — Ден фыркает в ответ, перехватывая пакеты удобнее.

— Я, вообще, лапочка, просто ты об этом не знаешь, — она закатывает глаза. Если он — лапочка, то тигр — хомячок. — Тебе тоже нужно обновить гардероб. Я попросил знакомую, она заедет за тобой на днях.

Ника соглашается не потому что считает это хорошей идеей. Её предпочтения явно отличаются от предпочтений его знакомой. Но чему она научилась, так это тому, что, если Ден что-то там расписал в своей голове, то повлиять на решение почти невозможно, как не старайся.

— Господи, если бы ты всегда была такой тихой, я бы ходил в церковь, — комментирует он, забрасывая покупки в багажник. Она жмёт губы до тонкой полосы. Ей не кажется, что молчать — лучший выход, просто сейчас в разговоре нет жгучей необходимости. — Пошли есть, нам туда.

Место, куда он указал, находится на первом этаже высотки через дорогу, нет смысла заново парковать машину. Они добираются пешком. Ника идёт позади, разглядывая широкую спину. Сегодня на нём чёрное худи и джинсы, которые, чтоб их, сидят слишком хорошо, чтобы это было реально. Но он реален. И это дерьмово. Дерьмово и то, что она смеет думать о том, как и что на нём сидит, ведь это не её дело. Никогда не было. Не должно им быть.

Официант провожает их за столик у панорамного окна, откуда видно набережную и мост. Нике неловко в подобном месте. Одета не так, накрашена не профессиональным визажистом, с сумкой по скидке за тысячу за плечами. Ден же, напротив, как рыба в воде: быстро выбирает блюдо в меню, не смотря на цены.

Ника утыкается в лист, округляя глаза от баснословности сумм, и называет сотруднику первое попавшееся, где нулей чуточку меньше. Он цокает языком, и делает заказ за неё, отменяя, видимо, паршивый выбор.

Она смотрит в окно, когда рядом раздаются шаги, а затем и низкий, хорошо поставленный мужской голос:

— Рад тебя видеть сын, но лучше бы ты был без… спутницы.

Взгляд цепляется за носки блестящих классических туфель, после плавно скользит к жёсткому лицу с выраженными скулами, прямым длинным носом и коротко стриженной бородой. Она отводит глаза почти сразу, потому что выдержать холод на его радужке физически нереально. Ей кажется, что ещё немного контакта, и Никольский старший превратит её в глыбу изо льда, чтобы разбить в ту же минуту — в мелкую крошку.

— Доброго дня, отец, — сдержанно кивает Ден, отодвигая в сторону стакан с водой. Его встреча ничуть не смущает, он даже не выглядит ошарашенным, точно всё так, как и должно быть. И она начинает догадываться, что вся поездка затевалась ради этой минуты.

— Зайди ко мне, как поешь, — приказным тоном говорит мужчина, поправляя серебристый галстук. — Не задерживайся, у меня ещё встреча с партнёром через два часа.

Он уходит, у неё совершенно пропадает аппетит. Он не появляется даже тогда, когда официантка ставит на стол ароматные блюда. Салат вяжет на языке, хоть и не должен, а апельсиновый соус к утке дерёт горло. Ника водит вилкой по тарелке без энтузиазма, пока Ден неспешно расправляется со своим стейком и запечённым картофелем.

— Доедать не будешь? — спрашивает он и, получив отрицательный ответ, расплачивается наличными, укладывая деньги в тонкую кожаную счётницу, щедро добавляет к сумме несколько купюр.

Она морщится, отодвигая почти нетронутое второе в сторону. Он ведёт плечами и поднимается, следом подаёт ей руку, которую Ника предпочитает не заметить.

Лифт везёт их на верхний этаж. Она тем временем окончательно убеждается, что выбор ресторана был не случайным, а вполне осознанным. Каковы шансы наткнуться на такого занятого бизнесмена, как его папаша? Вряд ли это возможно, если только у Дена нет на руках его расписания. У него оно есть. Ника уже не сомневается.

Двери закрываются за спиной, отрезая их от спасительной свободы. И она понимает, что сбежать не получится. Ей придётся стоически перенести предстоящий разговор, который, вероятно, касается её, иначе к чему ей присутствовать?

Никольский старший сидит в кресле и выглядит напряжённым, как перетянутая струна: спина идеально прямая, будто позвоночник заменили на стальной прут, пронзительный строгий взгляд синих глаз и пальцы, сомкнутые на странице документа так, что вот-вот бумага может обратиться пылью.

Он не откладывает лист в сторону с их приходом, лишь оглядывает поверх с прищуром, брезгливо поджимая губы, когда дело доходит до неё.

— Отец, — начинает Ден, но мужчина поднимает ладонь вверх, заставляя его замолчать.

— Что за история с женитьбой? — чеканит слова он. — Это же та девка, что на тебя напала. Или я чего-то не понимаю?

Ника стоит позади и старается оставаться незаметной, боясь сделать не то что движение, даже громкий вдох. Ей чудится, что тогда Никольский старший испепелит её на месте, не оставив и следа.

— Ну, пары склонны ссориться, будто не знаешь, — легкомысленно замечает Ден, неопределённо взмахивая рукой.

— Если бы Катерина делала что-то подобное, она не стала бы моей женой, — отрезает мужчина. — Она — человек, не вампир. Но, думаю, ты и так это знаешь.

— Да. Ты сам говорил, что иметь супругу — человека сподручнее, — отзывается Ден.

Ника поражается, как он умудряется сохранять такое спокойствие. Ей хочется вылететь за дверь и никогда не возвращаться. Если раньше ей казалось, что он — чудовище без эмоций, то в сравнении со своим отцом, Ден лишь безобидный дворовый пёс, пусть и чумной. От чумы хотя бы существуют лекарство, а вот от неизлечимого вируса, что сидит в мозгу Никольского, — нет.

— Когда-то говорил, — легко соглашается его собеседник, оглаживая бороду. — Допустим. А ребёнок? Едва ли он твой, — его верхняя губа дёргается, когда речь заходит о Свете.

Ника сжимает кулаки крепко-крепко, чтобы не сморозить что-нибудь неуместное. Нужно держаться, о чём бы речь не зашла.

— Прости, что разочаровываю, но он, правда, мой, — огорошивает Ден одновременно и папочку, и её. Ника втягивает воздух ртом, давит удивлённый стон, проглатывая звук до того, как тот вылетит наружу. — Вечеринка, литр или больше виски, красивая девушка. Ну, ты знаешь, как получаются дети.

— Брешешь, — зло цедит Никольский старший, стреляя в неё глазами.

Она отводит взгляд, опуская его в пол.

Ден пальцами зачёсывает волосы назад и громко вздыхает, будто бы ему не впервой доказывать обратное. Будто он уже устал произносить настолько очевидную истину вслух.

— Можешь сделать ДНК-тест, я не возражаю, — и это звучит действительно убедительно. Она бы поверила, не знай реального положения вещей.

— Конечно, сделаю. Привезёшь образец. Завтра же. Если соврал, свадьбы не будет. Согласен? — мужчина откидывается в кресле и заметно расслабляется, кажется, уверенный в своих умозаключениях. Ника с ним солидарна. Она знает, что покажет исследование. Оттого совершенно не понимает, чего добивается Ден.

— Завтра занесу перед собранием. Можешь выбирать парадный костюм и радоваться внучке, — усмехается паршивец, и, не прощаясь, выходит вон, ухватив её за руку.

Ника волочется следом, еле-еле переставляя ватные ноги. До неё никак не доходит, как он собирается обмануть генетику. Это попросту невозможно, как дотянуться пальцами до луны на ночном небе или умертвить феникса. Что-то из ряда фантастики. А ещё она люто зла. Стоило решить, что он, наконец, подумал о ком-то кроме себя и выстроенных планах, как иллюзия тут же разбилась в дребезги о колкую правду. Нужно усвоить раз и навсегда: Ден никогда не делает ничего просто так.

***

Домой они едут молча. Тихая музыка не глушит роя мыслей, не глушит и обиду. Ника упрямо смотрит в кожаную обивку сидения, но то и дело возвращается глазами к его затылку. На двадцатой минуте Ден не выдерживает.

— Что? Если хочешь что-то сказать, давай. Я слушаю, — своими словами он спускает иллюзорный курок в её голове.

Она поворачивается, ловя его взгляд в зеркале.

— Ты это спланировал, — утверждение — не вопрос. Это слишком очевидно.

Уголок его губы едет в сторону, что выводит её окончательно.

— Не думал спросить моё мнение? Так, для справки, — повышает тон она, стискивая ткань джинсов в районе бёдер.

Он задумывается, отбивая ритм мелодии пальцами по рулю. Играет какая-то глупая песня. Она бы предпочла белый шум дебильному современному репу.

— Это лишнее. Да и к чему? Всё прекрасно закончилось, — она выдыхает воздух из лёгких со свистом, поражённо раскрыв рот. Где та линия её терпения, которую он не может пересечь? И есть ли она вообще.

— Прекрасно? — голос дрожит от эмоций, хоть Ника пытается говорить спокойно. — Это ты называешь «прекрасно»? Твой отец реально проведёт тест. Он не шутил. Или передумал жениться? Тогда мы можем уйти прямо по возвращению. Я буду только рада, — ей бы действительно расклад пришёлся по душе. Вот только, если бы он изменил своё мнение, она бы узнала первой. Не стал бы уж удерживать более ненужных людей. — Что за история со Светкой? Она — не твоя дочь или у меня провалы в памяти? В чём я очень сомневаюсь.

Он заворачивает во дворы, следует команде навигатора, объезжая пробки. Мурлычет тихонько под нос слова трека. И отвечает лишь спустя пару минут.

— Вы никуда не пойдёте. Всё будет в порядке. Я знаю, что делаю. Поверь, ты наденешь свадебное платье к концу этой недели, — его уверенности можно позавидовать, ведь только тест займёт дня три — четыре, а сегодня вторник. — Кстати, завтра я заберу Свету. Можешь поехать с нами, чтобы ей было спокойнее, — сообщает Ден, будто между делом. Словно эта информация — сущая мелочь.

Ника массирует виски и отворачивается к окну, где проносятся детские площадки и серые дома. Ей явно стоит пропить курс успокоительных таблеток. Если будет и дальше каждый раз так близко к сердцу воспринимать любой их диалог, вскоре слетит с катушек. Хочется верить, что этот процесс ещё обратим.

— Я поеду, — не то чтобы она горела желанием, но лучше так, чем отправить Светку с ним. Хотя бы сможет наблюдать и, если повезёт, узнает что-то полезное. В конце концов, ей до сих пор непонятно, на кой ему сдалась именно её дочь.

— Отлично. Раз так, пара — тройка анализов не повредит. Судя по записям, кровь ты не сдавала уже давно.

Ника хмурится, не совсем соображая, зачем ему её анализы. Причём тут, вообще, их медицинские карты, ведь, если он в курсе, когда она обращалась в больницу в последний раз, значит, изучил историю пациента. С учётом, как тяжело что-то нарыть в бесплатных клиниках, постарался он на славу, ну, или тот, кто за него эту работу выполнял. Ей знатно не фартило с больницами: то карточку потеряют, то база электронная слетит, и именно её результаты аннулируются. Помнится, с несколько лет назад пришлось дважды пересдавать мазок из носа: первый благополучно утратили в лаборатории.

— Грядёт апокалипсис, что ты так заботишься о нашем здоровье или просто мизофоб? — отшучивается она, всё ещё недоумевая. Сначала маме лечение оплатил, теперь это.

Ден ухмыляется и жмёт плечами.

— А похоже, что я боюсь испачкаться? — нет. Она ни разу не видела, чтобы он носил маску или мыл руки так часто, что те не успевали бы высохнуть. — Впрочем, неважно. Завтра сама увидишь.

Он останавливается на светофоре и открывает бардачок. Оборачивается и кладёт ей на колени маленькую чёрную коробочку, обвязанную белой лентой. Ника вопросительно вскидывает брови.

— Это что? — его пальцы задевают джинсовую ткань, кажется, что её прожигают. Насквозь. Несмотря на то, что касание длится долю секунды. Она сглатывает.

— Твоё кольцо. Моё уже на положенном месте, — отвечает он, демонстрируя безымянный с золотистым обручальным. — Мы должны выглядеть как нормальная пара.

Видимо, он задумался об этом ещё до встречи с отцом, только странно, что не отдал раньше. Но Нике в общем-то плевать.

Коробочка ложится в карман. Отчего-то она ощущается непомерной ношей, словно не сотня граммов картона и золота, а, как минимум, тонна.

Авто останавливается за воротами. Ника выходит наружу и застаёт Светку за игрой на улице. Дочь прячется за густорастущим розовым кустом и жмёт палец к губам, без слов упрашивая её не выдавать. Няня стоически делает вид, что не догадывается, где прячется девочка, обходя сад явно не в первый раз.

Ден смотрит на всё это дело не больше минуты, после чего скрывается за порогом дома.

— Нашла! — восклицает Ульяна, а Светка довольно визжит, когда женщина касается её плеча.

— Долго искала! — смеётся дочь и несётся к Нике прямо по газону. Она врезается головой ей в живот, кольцует руками талию.

— Потому что кое-кто отлично умеет прятаться, — хмыкает няня, приближаясь к ним. — С возвращением, — обращается она уже к ней, с улыбкой наблюдая за объятиями. — Света вела себя прекрасно. Мы уже пообедали и после игры планировали дневной сон.

Обыкновенно за дочерью следила мама, Ника же никогда не заморачивалась с расписанием Светки. И только сейчас она понимает, что понятия не имеет, сколько часов ребёнок должен спать днём, а во сколько укладываться вечером. Её никогда это не заботило: ляжет дочь в десять или двенадцать. Пожалуй, Ден верно поступил, наняв профессионала. Нужно будет попросить его оставить работницу, помощь не помешает. А она будет наблюдать и перенимать необходимое.

— Рада слышать, что вы поладили, — улыбается Ника, оглаживая ребёнка по щеке. Голубые глаза её сияют от счастья, и, кажется, она, наконец, ведёт себя соответственно своему возрасту.

Глава 6

Ника

Ден уводит Светку с час назад в другой кабинет, а её оставляет на молодого парня в белом халате. Георгий оказывается неразговорчивым и в большей степени молчит. Впрочем, её это устраивает.

Лаборант крутится вокруг, измеряя то давление, то температуру, то ещё что. Ника шипит сквозь зубы, когда из вены достают иглу. Её кровь теперь аж в пяти пробирках. Она не уточняет, зачем так много, потому что всё равно в медицинских терминах не разбирается.

— Мы закончили, — сухо сообщает он, убирая образцы в холодильник.

Она кивает и выдыхает с облегчением. Ника никогда не любила больницы.

До лаборатории они добирались с часа два слишним, затем спускались на лифте куда-то вниз, Ден трижды прикладывал к сканеру карту. Ключ считывался и панель загоралась зелёным огоньком, после чего двери открывались. Из всего увиденного она сделала вывод, что посторонним вход сюда воспрещён.

— Я могу пойти к дочери? — спрашивает она, парень кивает.

— Денис Дмитриевич не запрещал, значит, можете.

Ника прощается и выходит в коридор: длинный с множеством автоматических дверей, порой встречаются стёкла в стенах шириной метра три, через которые можно узреть врачей. Она отскакивает в сторону, когда в одном из таких видит вампиршу. Заражённая бросается прямо на перегородку, силясь до неё дотянуться. Не может. Но это Ника понимает не сразу. Сердце замирает в миг, когда лоб женщины соприкасается со стеклянной поверхностью. Глаза её мало похожи на человеческие: краснота заполнила белок и радужку, а вены на висках проступили так сильно, что их можно пересчитать. Она наносит себе удары один за другим, пока на лбу не проступает кровь. Мимо пробегает мужчина, явно спеша.

— Дура! — бормочет он себе под нос, но точно адресует ругательство ей. Затем останавливается и говорит уже в трубку: — У нас приступ, пришлите Аллу к номеру пятьдесят шесть. Нет. Мне неважно, ясно? Её опыт можно повторить, но, если она не явится сейчас, подопытная себе размажет черепушку! — видимо, ему отвечают согласием, потому что он расслабляется и сбрасывает вызов.

Ника ёжится под взглядом взбешённого вампира и вжимается в стену напротив. Незнакомец цокает языком.

— Боже, новенькая что ли? Тебя вообще не инструктировали? Нельзя провоцировать голодных подопытных. Нового сама ловить будешь, если эта убьётся? — она мотает головой и, наконец, может отвести глаза от вампира, который, кажется, действительно намерен себя искалечить.

— Нет, я не… — она прокашливается, потому как слышит, как хрипит голос, мысли путаются и ускользают. — Я не работаю здесь. Невеста Де… Дениса Дмитриевича, — исправляется Ника, рассудив, что здесь к Дену точно обращаются в вежливой форме.

Лицо мужчины тут же смягчается. Он понятливо кивает.

— О! Так вы — Вероника, следует полагать.

Она неловко улыбается и вновь вздрагивает от очередного удара головы о стекло. Доктор смеётся — не то чтобы весело.

— Приятно познакомиться, я — главный исследователь. И не пугайтесь так, здесь везде пуленепробиваемое стекло, — её это, правда, успокаивает. Стать ужином спятившего заражённого — хреновая перспектива.

— А вы…

— Юрий Александрович, очень приятно, — представляется мужчина, протянув ей руку. Нике не нужно отвечать, она жмёт широкую ладонь из воспитания, проигнорировать жест было бы неловко.

— Мне тоже приятно. Не подскажете, где найти Дениса и Свету? — спрашивает она, когда в комнату за стеклом входит женщина в сопровождении нескольких амбалов. Буйную быстро скручивают и вкалывают препарат из шприца, после чего она отключается, опадая безвольной куклой в их руках.

— О! Конечно. Я провожу, — легко соглашается Юрий, зачёсывая пальцами каштановые волосы назад. — Ваша дочь — наша надежда на лекарство. Как долго мы ждали! Уже почти отчаялись, что Денис сможет кого-нибудь найти. Метеоритная пыль в крови — это же надо. Мы не думали, что она ещё хоть где-то осталась, — воодушевлённо говорит он, активно жестикулируя.

Ника закрывает рукой рот и сглатывает густую слюну, потому что хоть что-то начинает проясняться, но едва ли ей проще от мысли, что Светка станет подопытным кроликом.

— Стойте. Тот самый метеорит?

Около трёх лет назад в Сибири приземлился космический объект. Не слишком крупный, но достаточный для того, чтобы оставить в лесах здоровенный кратер почти с два километра в диаметре. В интернете ходили ролики о том, что территорию оцепили и охраняют двадцать четыре часа в сутки. Туда ездили учёные, говорили даже, что нашли в составе какое-то вещество, которое может перевернуть существующую медицину. А примерно спустя полгода появились первые вампиры. Ника никогда не думала, что это связано.

Мужчина округляет глаза, запал его исчезает, как не было.

— Я думал, что Денис Дмитриевич вам рассказал. Видимо, нет. Спросите лучше у него.

Вот и всё, пропал её информатор. Стоило промолчать в надежде на то, что он выдаст больше. Увы, слишком поздно сожалеть.

— Понимаю, — её не удивит, если Ден уволит сотрудника за излишнюю болтливость. Но одновременно с тем такой шанс может больше не подвернуться, оттого она решает проявить настойчивость и останавливается. Юрий замедляет шаг. — Простите, я, правда, понимаю, но мне нужно знать. Это моя дочь. Пожалуйста, — просит Ника, стараясь выглядеть как можно более жалостливо. — Денис ничего не говорит, ничего не объясняет, вдруг её ждёт то же, что и ту женщину. Или меня. Или нас обеих, — от представленного ей становится дурно.

Юрий громко вздыхает и, подойдя ближе, укладывает ладонь на её плечо. Хлопает легонько несколько раз.

— Это не в моей компетенции. Мы будем брать анализы, но ничего опасного. Не переживайте, — не похоже, что он врёт. Кажется, мужчина искренне сочувствует ей, но не намерен рассказывать что-то ещё.

— Спасибо, — шепчет Ника.

Он разворачивается и шагает по коридору, рассчитывая, что она последует за ним. Она стоит несколько секунд прежде, чем двинуться с места.

Что же, по крайней мере, их обеих не бросят в клетку со стеклом в половину стены. Могло быть куда хуже.

***

Ден

Он считал, что придётся настойчиво уговаривать Свету сдать анализы, но девочка послушно села на стул и протянула доктору руку с первого раза, когда её попросили. Даже не пикнула. Ему подумалось, что стоит после купить ей что-то кроме одежды за такую покладистость. На его памяти дети обыкновенно более капризны.

— Что там? — спрашивает он у Андрея. Мужчина оборачивается и закусывает губу.

— Пока сложно сказать. Мне необходимо три — четыре дня на исследования, затем позвоню. Образцы крови Вероники отдадут сразу, так что сообщу оба результата в понедельник.

Он знает, что у сотрудника предстоит выходной, тот и так, как и большинство здешних работников, вкалывает сверхурочно. Не говоря уже о дополнительном риске. Если отец узнает их с Максом планы, пиши пропало. Разговоров точно не предвидится. От них попросту избавятся. А заодно и от всех людей, имеющих с ними общее дело.

— Хорошо, набери с одноразового, — не дожидается ответа, потому как знает: Андрей не нарушит протокол. Это в его интересах. Никто не хочет сгнить заживо. К тому же, в исследовательский центр Макс набрал только тех, кто заслуживает доверия.

— А где мама? — спрашивает Света, подняв на него глаза.

Ден треплет её по волосам и заставляет себя улыбнуться. С каждым часом ему всё труднее проявлять чувства, их становится меньше и меньше, они угасают, словно пламя костра, в который вовремя не подкинули дров.

— Скоро придёт, — помяни чёрта, как говорится. Буквально спустя пару минут раздаётся звук подтверждённого доступа, внутрь заходят Юрий с Никой. Как она с ним пересеклась — вопрос вторичный, в конце концов, лаборатория не такая уж и крупная.

— Мама! — кричит девочка, бросаясь к ней.

Он решает обсудить с Юрием дисциплинарные темы позже. Мог не знать, ведь для всех присутствующих в здании Ника — его будущая жена.

Было бы куда проще, если бы не пришлось разыгрывать этот фарс, но тогда отец не спустил бы с рук нападение на одного из заражённых, к тому же, на приёмного сына. Брак — залог минимального вмешательства в жизнь и личное пространство. Вероятно, папаша не смирится так просто, есть шанс, что даже проведёт дополнительную генетическую экспертизу, но тогда это уже не будет важно. Вряд ли он решится сразу же. В конце концов, Ден никогда ранее его не подводил, в отличие от Макса. Он верит ему и в него. И зря. Но об этом узнает куда позже. Желательно, никогда, но на подобный исход надежда мизерная.

— И не больно ничего, правда? — бормочет Ника, оглядывая дочь так, будто её здесь истязали, а не пару — тройку анализов взяли.

— Немножко, — честно отвечает Света, бросая короткий взгляд на пластырь поверх проколотой вены. — Но я терпела! Я — молодец, правда? — расплывается она в улыбке, глядя на мать. Ника спешно кивает.

— Ты — умница, Светка. Такая у меня умница, — она смеётся, ему чудится, что он попал куда-то в параллельную вселенную, где такие картины действительно существуют. Что есть в мире что-то кроме хладных трупов, угроз, убийств, жажды денег и лицемерия.

Но, вероятно, ему лишь кажется.

— Мам, а дядя Андрей дал мне конфетку, — хвастается ребёнок, демонстрируя развёрнутый фантик.

— Ты сказала «спасибо»? — наигранно серьёзно говорит Ника, а он щурится, разглядывая её длинные пальцы, сжатые на бумажке. На безымянном поблёскивает обручальное кольцо с одним камнем посередине. Он выбрал то, что, как ему казалось, ей подойдёт. Золото с миниатюрным серым алмазом. Возьми что дешевле, его бы заклевали на любой из предстоящих встреч. Не в прямом смысле, конечно, но лишние слухи не нужны. А Ника вряд ли понимает, какую сумму он выложил в ювелирном всего сутки назад.

Девушка откидывает волосы с лица и облизывает нижнюю губу. Ден отводит взгляд. Она всё ещё видится ему привлекательной. Сложно отрицать, что Ника — его типаж. Однако чувства Татьяны почти сошли на нет, вскоре он вновь проголодается. И лучше ему в тот момент находиться как можно дальше от дома.

— Сказала, — смущённо отвечает Света, поглядывая то на него, то себе под ноги. Он чётко помнит, что Андрея она не поблагодарила.

Ден хмыкает себе под нос, осознавая, что даже у детей есть дурные черты. Нет ни одного человека, который никогда не врёт. Тем не менее, ребёнка не выдаёт. Он ещё помнит, как Женька обижался, стоило что-то разболтать, потом брат с ним днями не разговаривал.

Ника щурится, но не комментирует их игру в гляделки. Кажется, вполне понимает, что Света обманывает. Не спешит раскрывать их совместную ложь.

Раздаётся знакомый звук открывающейся двери, Ден удивлённо вскидывает брови. Макс сегодня не планировал появляться здесь.

— Как-то тухло у вас, — тянет брат, рассматривая кабинет. Останавливается на Нике, не стесняясь задержаться на бёдрах и груди куда дольше, чем может позволить себе друг жениха. И цокает языком. — Ничего плохого не имею ввиду, но ты не думал приодеть невесту?

Ника жмёт губы и фыркает. Ден равнодушно ведёт плечами.

— Это не вечеринка, Макс. Ты адресом ошибся?

Зелень в его радужке слишком яркая для того, кто должен контролировать аппетит. Он ел куда чаще, чем следовало. Макс никогда не заботился о том, чтобы следовать установленному правилу компании. Не изменял себе и сейчас. По блестящим глазам Ден легко делает вывод о том, что товарищ подкрепился час или два назад, и сейчас эмоции хлещут из него, как из фонтана.

— Не будь занудой, — смеётся он и подходит к ним ближе. — Так что там с результатами? Долго ждать?

— В понедельник будут, — коротко передаёт информацию Ден, утирая рот тыльной стороной ладони.

— Тогда нам есть, что отпраздновать! — воодушевляется Макс, а ему тошно от его радостной рожи. Нашёл, что праздновать. Ещё даже непонятно, есть ли пыль в крови Светы в настоящий момент. Может, давно вышла из организма, как и у остальных, кто тогда сделал злополучную прививку.

С прививки всё и началось. Вместе с малой дозой вируса вводилась и пыль, являющаяся чем-то вроде мощного стимулятора организма, что должно было продлить время памяти о патогене. Сначала её укололи богатым слоям населения, кто готов платить за шанс оставаться здоровым, а затем вакцина пошла в массы. Как итог: одни всё равно заболевали, становясь вампирами спустя несколько месяцев после исцеления, вторые же избежали вируса, оставшись людьми, а пыль, являющаяся частью вакцины, вывелась из организма. Света — редкое исключение, и, как думают их учёные, ключ к лекарству уходит корнями к тому самому космическому веществу. Проблема в том, что на конечном этапе эксперимента оно закончилось, а новые образцы взять было неоткуда.

— Раз уж пришёл, отвези девочек домой, — бросает он ему, — у меня важная встреча.

— Зануда, — поддевает его брат. — А ты считаешь, я смогу?

Он выдыхает, вновь оценивая его состояние. Сможет. Макс ответственный, хоть и любит валять дурака. Или притворяться дебилом. Кому, как угодно. От наследства открестился с таким счастливым видом, словно ему золотое яблоко на блюде поднесли. И именно он с полгода назад решил выступить против отца, преподнеся Дену какой — никакой план. Поди разбери, что в башке у сумасбродного творится.

— Ты же не пил, за руль сядешь, — констатирует факт. Он знает, как выглядит брат пьяным. И сейчас уверен, что тот даже не пригубил.

Макс театрально вздыхает, будто для него это крайне обременительно, прежде, чем согласиться.

— Что ж, дамы, прошу за мной. Не кабриолет, но доедем с комфортом.

***

Ника

Чуть позже Максим галантно открывает дверцу белой «audi» сначала перед Светкой, затем перед ней. А она вежливо поощряет благодарностью. Отчества не знает, оттого обращается просто по имени. Он веселится, отмачивая очередную шутку под её неловкую улыбку.

Салон ощущается чересчур тесным: потому что дочь сразу засыпает, положив голову на её колени, а друг Дена оказывается слишком настоящим каким-то. Он похож на того, кто чувствует. И оттого выводит её из равновесия.

Для Ники все заражённые — каменные изваяния автоматически, потому что привыкла их такими видеть, что вживую, что на телеэкранах. Пусть Никольский порой и вёл себя неожиданно импульсивно, этому было объяснение.

И в этот раз она предпочитает списать эмоциональное поведение нового знакомого на недавний приём «пищи».

Мужчина убавляет музыку, видит, что Света уснула и, затормозив на светофоре, оборачивается.

— И как тебе жить с таким занудой, как Ден? — насмешливо интересуется он, поигрывая бровями.

Она теряется, раскрыв рот для ответа, не знает, что сказать. Это же его товарищ, в конце концов! Жаловаться на Дена ему — совсем уж странно.

— Да не трусь, господи, не собираюсь я ему потом всё пересказывать, — пытается подбодрить Максим, явно намеренный вывести Нику на разговор. Зачем ему с ней вести задушевные беседы — тоже непонятно. Вряд ли он испытывает недостаток общения.

— Нормально, — ёмко выдаёт она, когда загорается зелёный. Пусть «нормально» — точно неподходящее слово для описания их взаимоотношений.

— Если под «нормально» ты подразумеваешь: «о, как он меня раздражает» или «боже, какой придурок», то я понимаю, — хмыкает себе под нос он. — Не знаю, как ты его терпишь. Ещё не достал со своим: «я прав всегда и во всём»?

Нике некомфортно от того, как он пытается сблизиться. Она не верит в искренность слов. Ей куда больше б пришлось по душе, если бы они ехали в абсолютной тишине. Это как, когда попадается излишне болтливый таксист, что хочется воткнуть кляп прямо ему в рот, чтобы замолк хоть на секунду.

— Это не то… — она сбивается, осознавая, что отрицанием или оправданиями всё равно ничего не добьётся, и переводит тему. — Я хотела сказать: твой друг знает, как ты хаешь его за спиной?

Максим тихонько смеётся и взмахивает свободной от руля рукой.

— Я тебя умоляю, мисс подозрительность, мы с ним знакомы много лет. Тебе порой стоит открывать «Википедию». Он мой младшенький. Папочка решил, что одного ребёнка в семье маловато и приютил ещё. Так уж вышло, что мы на тот момент уже дружили. И я не хаю, я шучу. Вероника, ты знаешь слово «шутка»?

Ей нечего ответить, потому что понимает, что знает о Никольских крайне мало. О заражённых прочитала, а вот о семейке позабыла, хоть, наверное, информация о них имела примерно тот же уровень важности, что и статьи про вампиров.

— Нелегко вам приходится, — бестолково отзывается Ника, не вкладывая во фразу какой-то сторонний смысл. — Так в этом дело: обида?

— Не то чтобы, Шерлок. Изучи вопрос на днях. Я никогда не хотел кресло отца. Слишком много обязанностей, а я предпочитаю более…, — он прерывается на миг и завершает фразу, — свободный образ жизни.

Она округляет глаза, ловя его взгляд во время очередной короткой остановки.

— Даже так… Выходит, Ден занял первое место в очереди наследования. И ничуть не завидуете?

Максим облизывает обветренные губы и широко улыбается.

— Тому, что он пашет, как папа Карло, и получает выговоры за любой косяк? Точно нет. И давай уже на «ты», у нас не такая большая разница в возрасте.

Ника помнит, что Дену двадцать восемь ещё с первого пункта в контракте. А вот о возрасте Максима не имеет ни малейшего понятия. Но он едва ли выглядит многим старше брата.

— Если настаиваешь, — жмёт плечами она, потому что, по большому счёту, ей без разницы. — А как же деньги, недвижимость? — ей непонятно, как можно не обижаться, когда тебя лишили всего, передав сундук с сокровищами постороннему.

— Я не дурак, Вероника. У меня свои счета, свой бизнес, который не требует максимальной отдачи и не занимает всё моё личное время.

— О, — тянет она, — наверное, здорово.

— Да, здорово, — отзывается Максим, и замолкает.

Она думает о своём, перебирая волосы Светки, уткнувшейся носом ей в живот, мужчина тоже притих, обратив внимание на дорогу. Получается, он не всегда такой назойливый, и, может, вправду желает наладить контакт с невестой брата. Пусть и фальшивой. Сегодня стало очевидно: они будут пересекаться, хотят того или нет. Тогда действительно нужно поддержать хотя бы видимость дружелюбия, ведь он — часть семьи. К тому же, ей не помешает общаться с кем-то кроме Дена, присутствие которого никогда не влияет на её ментальное здоровье благотворно. Плохо ли позволить себе хоть чуточку расслабиться? Максим не похож на плохого парня, пусть и является заражённым.

Машина останавливается у ворот дома, внутрь не заезжает. Их встречает Илья, внимательно осматривая приезжих через лобовое, а, когда видит Никольского, расслабляется и скрывается из виду.

— Приехали, — сообщает Максим очевидное, — довёз в целости и сохранности, так Дену и передай.

Ника видит смешинки в его зелёных глазах, когда он открывает ей дверь, и тут же отводит взгляд, потому что в горле пересыхает от проявления излишнего внимания.

— Я могла и сама, — тихо говорит она и смотрит на Светку, которая до сих пор крепко спит.

— Мне нетрудно, — отмахивается он, а затем хмурится. — Не буди, я отнесу. Где её комната?

Она ощущает благодарность и тепло, возможно потому, что давно к ней никто не был добр просто так.

— Третья слева, второй этаж.

Он понятливо кивает и поднимает девочку на руки, осторожно укладывая её голову себе на плечо. Ей отчего-то думается, что вот он непременно будет прекрасным отцом своим детям.

Хоть один из братьев пытается оставаться человеком.

Ворота открываются автоматически. Видимо, Илья увидел по камерам, что они собираются войти. Ника забегает вперёд и поворачивает ключ в замке, чтобы распахнуть дверь до того, как её нагонит Максим со Светкой в качестве ноши.

— Спасибо, — благодарит одними губами он, не издав ни звука, и проходит внутрь первым.

Дочь не просыпается ни тогда, когда они поднимаются наверх, ни тогда, когда её укладывают в постель, ни даже тогда, когда оставляют одну, закрыв комнату с тихим хлопком.

Ника поглядывает на широкую мужскую спину по мере того, как приближается последняя ступенька. Становится как-то неудобно отпускать его вот так просто. Ей чудится, что обыкновенного «спасибо» маловато.

Максим оборачивается, тянет руки вверх, гнётся, разминая спину.

— Братский долг выполнен, пожалуй, мне пора, — говорит он и, заприметив замешательство на её лице, спрашивает: — Всё нормально?

Она выдыхает, отводя взгляд.

— Нормально, но отпускать тебя просто так…, — бормочет Ника, силясь придумать, что она может дать кроме благодарности. — Может, чаю? Или ты предпочитаешь кофе?

Он хохочет совсем негромко, с её губ тоже слетает едва слышный смех. Обстановка разряжается, а неловкость исчезает, рассеиваясь в воздухе. Отчего-то изначально показавшийся ей назойливым, теперь Максим не вызывает ничего, кроме тепла. Бывают такие люди: знакомы вы всего ничего, а к себе располагают. И не хочется искать подвох. Потому что, как правило, в них его и нет.

— Чёрт с ним, давай. Я всё равно никуда не спешу.

Они проходят на кухню, Ника по пути уточняет:

— Так кофе или чай?

— Чай. Три ложки сахара. Ты, наверное, не в курсе, но в машинке Дена сварить кофе — та ещё проблема, — Ника поднимает брови, округляет глаза. Ей недавно так не показалось. Он замечает её удивление и поясняет: — Ломается из разу в раз. Я уже даже не помню, как часто он её чинит.

— Ааа, — тянет, заливая воду в чайник. Пока тот закипает, они усаживаются за стол. — Бутерброд?

Он мотает головой, отказываясь, а она жмёт плечами.

— Без шуток. Как ты? С Деном бывает… сложно, — Ника задумывается, стоит ли высказывать вслух мысли. Максим показался ей открытым и сочувствующим, может, именно он что-то ей объяснит. Нельзя же вечность пребывать в неведении.

Она крутит светлую прядь на палец и закусывает нижнюю губу.

— Как ты и сказал: сложно. Я знаю, что вы хотите что-то найти в крови Светы, судя по тому, что и у меня брали анализы, рассчитываете не на неё одну. И я не в курсе, как долго это продлится, — начинает Ника, замечая на себе его внимательный взгляд. — Кроме того, не понимаю: к чему Дену вся эта возня, — она взмахивает руками, силясь показать масштаб этой самой «возни». — Моя мама, я, Светка. Ну, ты знаешь, чем он занимается. Зачем столько усилий? — наконец, давит из себя, намекая на незаконную деятельность жениха. Он мог похитить её дочь, мог не заключать тот контракт. Да много чего мог. Но почему-то не сделал.

И Максим понимает, что конкретно она имеет ввиду.

— Ты его за неисправимого ублюдка держишь? — хмыкает он, откидываясь на спинку стула. — Он не стал бы. Да и, к тому же, отец после того инцидента довольно… напряжён. Ден не желает привлекать его внимание лишний раз. А после свадьбы и признания отцовства куда проще держать рядом вас обеих. Понимаешь?

— Я уже ничего не понимаю, — признаётся Ника и слышит звук отключения чайника. Пока она опускает заварку в кипяток, Максим не замолкает.

— Вероника, всё не так погано, ну? Твоя мать получает лучшее лечение, она снова будет здорова. Ты живёшь в таком доме. Не сомневайся, зная Дена, он точно решит ваши денежные проблемы. Статус супруги любого из Никольских — это как угодно, но не плохо.

Он, пожалуй, прав, если поразмыслить. Их жизнь была не то чтобы такой, за что стоило цепляться. Вероятно, от контракта она получит больше, чем могла представить. Но если бы всё прошло гладко… если бы.

— Почему ваш отец против лекарства? Это же… это решение всех проблем, — бормочет она, ставя перед ним кружку.

Максим отпивает и высовывает язык, обжигаясь. От такой непосредственности Ника коротко усмехается. Всё же он — полная противоположность своего брата.

— Ты его не знаешь. Этот старикан сделает всё, чтобы удержать влияние и существующее положение вещей. Кормушка приносит деньги, а вампиры платят за питание щедро, — с недовольством отвечает он. — Потому я и решился выступить против него. Так не должно быть. Мир не должен быть таким. Люди всегда убивали людей, но, господи, то, что происходит после заражения — ненормально, — странно слышать такое от одного из вампиров, но ведь не оспоришь.

— И много времени займут исследования? — шепчет Ника, почти не надеясь на малый срок, однако Максим её вновь обнадёживает.

— Я собрал людей до того, как Ден к нам присоединился. Боялся к нему обращаться: он — хороший сын, он не подводит папочку. Но… у меня заканчивались средства, а отец стал творить совсем уж беспредел, — он замечает её приоткрытый рот, но перебивает, — нет, не скажу, не спрашивай. Я и так уже многое выболтал. Не вздумай проговориться Дену, он не поощрит мою общительность, — Ника смыкает губы. Она благодарна уже за то, что он ей выложил куда больше за этот час, чем женищок за всё время. — В общей сложности, если результаты прошлых экспериментов верны, нам потребуется неделя или две на изготовление первых образцов, ещё пара месяцев на испытания и… считай, ты — вольная птаха. Это с учётом, что у Светы найдут пыль.

— Ха, — выдыхает она с облегчением. Если повезёт, они станут свободны через два месяца или около того.

Раздаётся звонок, Максим берёт трубку и какое-то время напряжённо молчит, ероша русые волосы, после чего отключается и поднимается из-за стола, аккуратно задвигая стул.

— Прости, кажется, моё свободное время больше не моё и не свободное.

Она понимающе улыбается.

— Чай всё равно уже остыл, — он усмехается, кивая. И Нике даже как-то грустно так быстро прощаться.

Глава 7

Ника

Воскресенье наступает чересчур быстро, она даже не успевает сосчитать пролетевшие в суматохе дни. Максим тогда покидает её почти сразу. Потом они не встречаются из-за занятости: он пропадает в лаборатории днями напролёт, судя по смс, что не забывает стабильно отправлять ей трижды в сутки. Ей хочется спросить, откуда он узнал её номер, но она этого почему-то не делает.

Ден приставляет к ней упомянутую на днях знакомую, а к Светке после их короткого, но ёмкого разговора, Ульяну.

Ксюша оказывается той ещё стервой, не забывает упомянуть о том, какие у Ники плохие манеры, что вкуса совсем нет, и, вообще, быть рядом с Денисом должна более достойная пассия. Следует полагать, предлагает она на это место себя.

— Обидно, что не ты замуж за него выходишь? — говорит Ника в намерении прекратить нескончаемый поток придирок. — Так не нервничай, другого подцепишь. Вон какая старательная, — хмыкает она, намекая на то, как Ксюша старается привлечь к себе внимание Дена. То нагнётся, оттопырив зад, мол ремешок туфли поправить, то посмотрит томно из-под густых ресниц, то ещё что. Её не перестаёт удивлять её наглость.

Странно, что Никольский так ответственно подошёл к выбору няни для Светки, а вот её душевным спокойствием пренебрёг. Хотя… как будто это случается впервые. Когда его волновало её внутреннее состояние?

Ксения поджимает губы, ёрзает на пуфике и вздергивает тонкий носик.

— И что он в тебе нашёл? С месяц назад я не сомневалась в его вкусе, — ядовито цедит она и отрицательно мотает головой, когда сотрудница предлагает нежно-розовый оттенок теней. — Вы с ума сошли? Она как дешёвка будет с этим цветом, да ещё и шиммер слишком крупный! Подберите другой, — с чем не поспоришь, обязанности свои девица выполняла. И справлялась с ними на «ура».

Женщина испуганно дёргается всем телом, перелистывает страницу каталога.

— С месяц назад он не знал, что у него есть дочь, — фыркает Ника, понимая, что аргумент не самый удачный, но, по крайней мере, он может сбить с неё спесь.

— Просто повезло. Хотя я до сих пор не понимаю, зачем ему брак. Он говорил, что не планирует жениться, — задумчиво тянет Ксюша и морщится.

Ника понимает, что здесь замешена не только зависть, но и нечто личное.

— Вы спали, — бросает она догадку, как собаке застарелую кость.

Девица идёт алыми пятнами.

— Не твоё дело, — зло огрызается та, поспешно переключаясь на косметику.

Удовлетворение от того, что смогла её задеть до сих пор растекается в теле приятной истомой. И Нике не совсем понятно, отчего конкретно ей тепло: от того, что смогла заткнуть завистницу, или от того, что ей было мерзко представлять, как они с Деном спят в одной постели. Она предпочитает склониться к первому, потому что второе звучит совсем уж абсурдно. С чего бы ей переживать о том, с кем и когда он развлекается?

Вчера они созвонились с мамой: на свадьбу она не сможет прийти, так как находится на лечении. Доктора дают хорошие прогнозы, что не может не радовать. Да и мама приободрилась, щебетала пожелания в трубку, не остановить. Ей даже пришлось придумать несуществующие дела, чтобы оборвать беседу. Приятно слышать родной голос, но не тогда, когда обсуждается только предстоящий брак. Она точно с ума сошла со своими советами. Как с цепи от радости за дочь сорвалась. Вот расстроится, верно, после развода.

А разводу быть. Ден сообщил ещё с дня три назад. Настолько безапелляционно это прозвучало, что у неё отлегло. Даже дышать выходит теперь как-то проще, а предсвадебная суета перестала казаться каторгой.

— Вероника, пора, — доносится до неё как сквозь стену, и Ника не сразу соображает, что обращаются к ней. — Ника! — вновь зовёт мужской голос. Она поворачивает голову: в дверном проёме стоит Максим. На нём нет костюма, всё те же джинсы и футболка. Разве что пиджак накинул. — Я понимаю, волнение и всё такое, но ты нужна нам у алтаря. Какая свадьба без невесты?

Она улыбается рассеянно. Сложно смириться с тем, что белое платье на ней настоящее, что это действительно происходит.

— Прости, задумалась.

Он хмыкает и протягивает ей ладонь. Ника вкладывает в неё свою, после чего перехватывает его под локоть, когда они выходят на поляну, где и состоится выездная регистрация.

— Отлично выглядишь, — делает комплимент Максим, скосив взгляд. В его глазах пляшут черти, и ей отчего-то хочется хохотать. — Нет, правда. Если б на месте жениха был не бесчувственный сухарь, думаю, он бы уронил челюсть.

Смех всё же срывается с губ: звонкий и мелодичный, как колокольчик. Он одобрительно улыбается.

— Спасибо, — в который раз благодарит она его, ощущая искры веселья внутри. И это как нельзя кстати, потому что в следующий момент смотрит вперёд и теряется от обращённого к ним внимания. Кратковременная радость обрывается, не успев захватить целиком.

Ден стоит у арки, обрамлённой цветами. Красивый, как дьявол, что у неё пересыхает во рту, а сердце делает кульбит. Скулы его эти точёные, пухлые губы и тёмные глаза — омуты. Как не пропасть? Пусть даже и на миг.

Кто заявляет, что внешность не имеет значения — ошибаются. Возможно, в чём-то они правы, но, когда человек преступно привлекателен, невозможно игнорировать этот факт.

— Расслабься, — советует Максим, ободряюще похлопывая её по руке. Она судорожно сглатывает.

Позади жениха место занял Никольский старший. Суровый и недовольный происходящим. По его лицу легко понять, что он предпочёл бы иную невесту. Однако, как ни посмотри, а он проиграл. У Дена вышло надурить отца, хотя Ника и не понимала, как, пока Максим не рассказал, что у него есть друзья среди приближённых папаши.

Она переставляет налившиеся свинцом ноги и идёт по кладке в надежде на то, что не зацепится каблуком и не упадёт, позорно споткнувшись. К счастью, обходится.

Церемония проходит как в тумане, пока не объявляют:

— Жених, можете поцеловать невесту, — и здесь её накрывает паника. Она поднимается из живота, зародившись в районе пупка, захватывает сознание, грозясь утопить в липком страхе.

Ден наклоняется ближе, отодвигает фату и шепчет:

— Ты повторяешься, — его голос звучит низко, у неё бегут мурашки по спине, тело прошибает озноб. Головой Ника понимает, что ничего ужасного не случится. По крайней мере того, что не происходило раньше. Но ей не легче.

— Ты снова…? — спрашивает она, не зная куда спрятать глаза.

Он кладёт ладонь ей на щёку, тем самым частично перекрывая гостям обзор.

— Как будто я этого хочу. Ты не оставляешь мне выбора, — отрезает он, в тоне слышится недовольство. Как будто бы и правда не желает лезть в её голову и душу.

— Не надо, — просит Ника, пытаясь собраться. Ей всё ещё мерзко и страшно, но мысль о том, что он снова заберёт часть неё пугает сильнее. — Я справлюсь.

Ден усмехается коротко и качает головой.

— Место для экспериментов неподходящее. Но позже мы обязательно попробуем, чтобы мне не пришлось делать это каждый раз.

Её аж потряхивает при мысли, что он сделает это снова. Она не позволит! Больше нет.

— Если ты посмеешь, — шипит, ощущая, как едкая злоба перекрывает испуг, как выплескивается через края, заливая всё окружающее пространство. — Я самолично расскажу о твоих интригах.

Он поджимает губы, а тёмные глаза узятся до двух щелей. Она понимает, что спокойствие его — напускное. Ден больше, чем просто в ярости. Меж ними трещит воздух, ей колет кончики пальцев.

— Угрожать мне — не твоя лучшая идея, верно? — его пальцы оглаживают шею, пока не охватывают скулу, фиксируя положение головы. — Но я понял. Когда будешь трястись от ужаса, не забудь, что сама об этом попросила.

Она скашивает взгляд на Светку, сидящую на стульчике в первом ряду. Дочь, заметив её внимание, вскидывает ручки и машет, на что Ника скупо улыбается, ощущая, как почва уходит из-под ног, когда дыхание Дена чувствуется у её лица. Она смотрит на него и пропадает, проваливаясь в черноту расширенных зрачков. Они не имеют дна, она падает всё глубже, пока вязкая тьма не затягивает в этот омут целиком и не остаётся ничего, кроме черноты вокруг. Она практически осязаема, кажется, протяни ладонь — сможешь коснуться. Но этого не происходит.

Люди вокруг кричат «горько»: кто-то сдержанно, а кто-то вроде Максима — от всей широкой души. Редкие гости, как Ксения или Никольский старший, молча наблюдают, держа эмоции при себе. А вокруг неё время точно замедлилось: губы Дена по миллиметру приближаются, накаляя воздух, что обжигает носоглотку и лёгкие. С поцелуем Нику тошнит, желчь скапливается в горле плотным комом и движется выше. Она прилагает усилия, чтобы не отскочить, не оттолкнуть его от себя подальше. Как можно дальше. Он чересчур близко. Так близко, что ноги подкашиваются, а сердце бьется в клети рёбер пойманной птахой, лишённой свободы.

Подушечки его пальцев гладят щеки, язык обводит нижнюю губу, затем верхнюю и вновь проникает в рот, щекоча нёбо. Ей хочется вскрикнуть, когда зубы задевают нежную слизистую, но она молчит. Пальцы сжимаются на его рубашке, комкают ткань, стремительно сводя усилия ателье к нулю. Но так ей проще: сосредоточиться на чём-то ином, скрыть тремор рук от присутствующих. Не от него, он и так всё понимает. Знает куда больше, чем она бы дозволила, будь на то её воля.

Она делает глубокий вдох, когда Ден, наконец, отстраняется. Ника улыбается механически, контролирует дыхание, потому что кислорода чрезвычайно мало. Его почти нет. Он сжимает её руку в своей, словно подбадривает, но эффект выходит обратный. Ногти впиваются в кожу на свободной от хватки ладони и боль немного, но отрезвляет, даёт толчок, чтобы двигаться, избавиться от звенящей пустоты в сознании, чтобы появилось хоть что-то. Что-то кроме когтей, царапающий грудину.

Светка бежит к ней и обнимает крепко — крепко, а она наклоняется и целует её в щеку, не боясь оставить след от светлой помады. То, что случилось — самое дискомфортное, дальше — проще.

Весь банкет она сидит за столом молодожёнов вместе с дочерью и Деном, пока последний не исчезает, отвлечённый очередным звонком по работе. Она кивает на поздравления, холодно отвечает на автомате, когда задают тот или иной вопрос.

Когда Илья с Ульяной подходят известить об окончании празднества, Ника чувствует себя настолько разбитой, что готова уснуть прямо по дороге в отель. Ей с самого начала было известно о том, что эту ночь со Светкой им предстоит провести раздельно. Новоиспечённый муж настоял, объяснив, что иное положение вещей покажется отцу странным. Няне обещали заплатить по двойному тарифу за сутки вместо привычных двенадцати часов днём.

— Гости расходятся, пройдёмте, — говорит Илья, на что она ничего не отвечает, поднимается только и обнимает дочь, разодетую в пышное бежевое платье, совсем как у её любимых сказочных принцесс.

— Доброй ночи, милая, — устало улыбается Ника, пытаясь казаться хоть немного весёлой, какой, пожалуй, и должна быть невеста. — Побудешь сегодня с Ульяной, а завтра мы с Деном вернемся домой.

Светка уныло опускает голову, но понятливо кивает.

— Утром? — спрашивает она, с надеждой вглядываясь в лицо матери.

— Утром. Ты и моргнуть не успеешь. Приедем до того, как проснёшься, — обнадёживает её Ника, нежно касаясь пухлой детской щеки.

— Хорошо, — серьёзно бормочет Светка и берёт няню за руку.

Она смотрит им вслед несколько минут, пока спинка дочери не скрывается за дверью, после чего задумчиво оглядывает закрытую бутылку вина за их столом, и, не смотря на осуждающий взгляд Ильи, сжимает пальцы на горлышке. Ден всё равно куда-то запропастился, да и он обещал не трогать её ночью. Так почему нет? Хотя бы это она может себе позволить.

Едут они под спокойную музыку. Ника открывает гостиничный номер ключ-картой и сразу же скидывает неудобные туфли на высоком каблуке. Удивительно, что она пережила в них целый день. Ещё более удивительно, что ни разу не споткнулась во время первого танца. Снимать платье оказывается сродни тому, как сбрасывать тяжеленые доспехи. Присутствовать на собственной свадьбе — как побывать на войне: столько завистливых, злых, недовольных взглядов ей не приходилось ловить никогда. К тому же, в такой короткий срок.

Тёплый душ расслабляет, она стонет, ощущая, как струи стекают по ноющим мышцам, смывают и физическую, и моральную усталость.

Когда она выходит в комнату в махровом халате, Ден сидит на диване, напряжённо вглядываясь в документы. И её отчего-то забавляет тот факт, что он их притащил даже на брачное ложе. Конечно, у них ничего не будет, но оттого ситуация не перестаёт быть уморительной.

Он лишь дёргает бровью, когда Ника, сыскав штопор в одном из ящиков, откупоривает бутыль.

— Мне тоже налей, — бросает краткое, на что она закатывает глаза, но не спорит.

Он более не отвлекается, а она цедит белое полусладкое, положив ладонь прямо на оконное стекло. Панорамный вид впечатляет, ей ни разу ранее не доводилось оставаться в подобном месте.

Отель состоит из тридцати пяти этажей, их номер находится на предпоследнем. Снизу пролетают машины, сливаясь в единый поток из светящихся огней. Их свет притягивает взгляд, а мысли испаряются, смазываясь.

Ден закуривает прямо в помещении, она морщится от запаха и старается дышать реже. Дым проникает в лёгкие, остаётся там до поры до времени. Когда-нибудь он выветрится, как и этот мужчина из её жизни несколько позже.

— Можешь не курить в номере? Есть балкон, — тянет она, задерживая взгляд на его оголённых руках с проступающими на смуглой коже венами.

Он отрывается от бумаг и демонстративно затягивается.

— Боже, кому я это говорю, — фыркает она, после чего допивает свой бокал. Алкоголь растекается по организму слишком быстро, вероятно оттого, что давно не пила, творит с ней нечто ужасное, вселяя смелость, которой и в помине нет. — Затуши ещё о… что это? Отчёт?

— Кто-то залил в себя слишком много. Ядом не подавись, — равнодушно отвечает он, переворачивая лист.

Ей служит помехой табачный запах, он щекочет ноздри, Нике хочется чихать, из-за чего она раздражается всё сильней.

— Ден, научись уважать других хоть немного, — говорит она и зачем-то подходит ближе. Сцепляет руки на груди в попытке выглядеть больше, чем есть на самом деле. В попытке добавить словам веса. Судя по насмешливому выражению на его лице, выходит погано.

— Кто бы говорил. Обыкновенно мне не мешают работать. Иди в постель.

Кто знает, что на неё находит, может, бес вселился или ещё какая гадость из преисподней. Но Ника подаётся вперёд, выхватывает сигарету из пальцев и демонстративно тушит её о пепельницу. Ден закрывает веки, а она не отодвигается, хотя стоило бы. Ой стоило бы.

— Ника, — низко произносит он, дробя её имя, выделяя согласные, — иди в постель, — от холода в его голосе можно вмиг заледенеть. Она замирает, моргает раз или два, а затем они встречаются взглядами. — Я не буду повторять снова.

Секунду или две идёт игра в гляделки. Будто она может одержать верх… Ника сникает и сглатывает, нервно оглаживая пальцами пояс халата. Не слушается. Потому что градус внутри неё нашёптывает дурное, потому что ей хочется знать, что случится после этого «снова».

***

Ден

Всё идёт не так. Отцовские шавки сидят на хвосте, с него не слезая, глядишь, вот-вот сцепят ощеренные пасти на загривке, не выпустят. Он не понимает, откуда они берут информацию, но очевидно, у них есть источник. Кто-то из работников лаборатории. Нет! Тогда папаша быстро бы их прикрыл. Может, спонсоры? Чёрт. Они близко. Слишком близко, нельзя позволить старому хрычу вмешаться.

Уже завтра он узнает результаты. От них и зависит будущее: города, мира, что важнее, его собственное. Ден уже решил принять лекарство одним из первых. Общество потребует результатов, а подпольных подопытных едва ли можно предъявить как доказательство успеха.

Он уезжает со свадьбы раньше положенного, ссылаясь на встречу с партнёрами, которую нельзя отменить. И возвращается к фальшивой жене уже после часу ночи. Девчонка выглядит совсем молодо со встрепанными мокрыми волосами, вьющимися на концах, без макияжа и в огромном махровом халате совсем не по размеру. Он бы даже над ней подшутил, если бы не забитая проблемами голова.

Виски трещат, когда он в третий раз вникает в документ, а Ника всё болтает, вываливая на него свои глупые претензии. Ему сейчас не до её капризов. Но она переходит черту.

Он чувствует от неё аромат геля для душа с чем-то фруктовым и лёгкий запах вина, когда она подаётся ближе, чтобы выхватить сигарету. Ден сжимает челюсти, прикрывая веки, предупреждает, надеясь, что до неё дойдёт. Не доходит.

Она старается выглядеть воинственно, однако не тянет на амазонку. Не тянет даже не стерву. Он замечает приоткрытый рот, часто вздымающуюся грудь и сумасшедший блеск в глазах. И расслабляется, чувствуя, как приходит понимание. Ника ждёт. Ждёт того, что между ними уже происходило. Его это удивляет. Может, дело в том, что у неё не возникло отрицательных эмоций во время их первого поцелуя, может, ещё в чём. Но факт таков, что он знает, чего она хочет.

Поднимается, становясь на ноги. Девчонка словно приросла к полу. Зрачки её расширяются, когда он делает шаг, сокращая расстояние меж ними. Ден склоняется, обдавая её ухо горячим дыханием. Ему приятно. Приятно, что она капитулировала. Это было ожидаемо, но он не рассчитывал на скорый результат, ведь даже не старался.

Ведёт подушечками пальцев по её шее, оглаживает ключицы. Ника не подаётся навстречу, но и не предпринимает попыток к побегу. Она дышит через раз, будто с каждым касанием он выбивает из неё воздух.

Ден приближает своё лицо к её, ждёт, пока девчонка закроет веки. А затем отстраняется.

Хриплый смех срывается с губ. Она дёргается от звука, будто ей влепили пощёчину. На её радужке тоже отражается понимание. И страх. Но наэтот раз Ника боится вовсе не его касаний. Она боится себя.

Он тянет губы в усмешке и трёт пальцами лоб.

— Иди спать.

Её лицо вмиг краснеет, щёки пылают, а уши горят. Он смотрит сверху вниз, напоминая, кто из них двоих в выигрыше. Кто из них имеет право голоса. Она резко отворачивается и идёт к кровати. Ден забавляется, наблюдая за её реакцией, ощущая удовлетворение от того, что хотя бы сегодня она не станет его больше доставать.

Ложится он ближе к четырём и просыпается немногим позже от её стонов. Ника дрожит, завернувшись в одеяло, трясётся осиновым листом на ветви. Халат съехал во время её метаний, а лоб покрылся испариной. Он выдыхает и садится, потирая воспалённые от недосыпа глаза.

Она кричит севшим голосом, дёргаясь во сне. И он осознаёт, почему девчонка предпочла спать отдельно от дочери. Вряд ли ребёнку пойдёт на пользу видеть мать в подобном состоянии.

Ден укладывает ладонь на её рёбра и легонько толкает, но она не просыпается. Он выдыхает с раздражением и повторяет движение. Ника вздрагивает, разлепляя мутные глаза, и отшатывается в сторону. В её взгляде нет узнавания: в нём ничего нет, кроме всепоглощающего страха.

— Эй, это я, — говорит он, но она лишь плотнее прислоняется к спинке кровати, прижимая к груди края пододеяльника. — Чёрт, Ника! Это я, Ден.

Он теряется, когда видит текущие по щекам слезы. Ден не любит женские слёзы, потому что не знает, что с ними делать. Обыкновенно можно отмахнуться и уйти, проигнорировать, сделать вид, что это его не касается. Но сейчас он с ней в одной комнате, в одном номере и не может просто сбежать.

— Посмотри на меня, давай же, ну, — шепчет, осторожно касаясь ладонью её плеча, боясь сделать хуже прикосновением, но и не в силах оставаться в стороне. — Посмотри, — повторяет, ловя её затравленный взгляд.

И она смотрит. Он видит испуганного загнанного зверя, попавшего в капкан. Отчего-то испытывает нечто похожее на сочувствие.

— Ден? — хрипло произносит она, смаргивая влагу с ресниц.

Он кивает дважды, проводит от плеча к локтю, затем по кисти, пока не доходит до сжатых на одеяле пальцев, разжимает их по одному.

— Да, это я. Иди сюда, — она вздрагивает вновь, но слушается, с опаской укладываясь ему под бок. Её всё ещё потрясывает, но это уже не напоминает агонию в лихорадке, скорее, является остаточной побочкой от кошмара.

Он укрывает их обоих, прижимает озябшее женское тело к своему и утыкается ей в затылок носом. Ника пахнет пережитым ужасом, вином и яблоком. Он наконец-то понимает, что за аромат был у геля для душа.

— Прости, — бормочет она рассеянно, поджимая к животу ноги.

Он дышит ею и понимает, что что-то в этот конкретный миг идёт не так. Что его реакция — неправильная, ненормальная для него конкретно. Ему должно быть плевать на её состояние, ведь Ника всего лишь временный элемент в его жизни.

— Я не хотела тебя разбудить.

Ден убирает ладонь с её живота, пристраивая руку на подушке выше женской головы и прокашливается.

— Часто у тебя так? — он пропускает мимо ушей нелепые извинения, потому что в них нет нужды. Ей незачем извиняться за то, в чём она не виновата.

Девчонка дышит часто — часто ртом, а когда дыхание выравнивается, отвечает:

— Бывает.

Он хмыкает себе под нос, но больше не спрашивает. Раз не хочет говорить, значит и не скажет. Нет смысла давить. Он бы посоветовал ей обратиться к специалисту, пропить курс успокоительных и витаминов для нормализации сна, но вряд ли она послушает. Да и, откровенно говоря, ему не должно быть до этого дела.

— Больше ты не будешь пить, — ультимативно говорит он, а она не спорит, молчит, прислоняясь острыми лопатками к его груди. Он хмыкает, передвигая голову выше так, что подбородок теперь упирается в её макушку. — Спи, — Ника вяло ворочается в попытке отодвинуться, но в итоге остаётся на месте, а спустя полчаса он, наконец, слышит её сопение. Сам же более не может сомкнуть глаз.

Глава 8

Ника

Официанты снуют мимо, разнося заказы. Она делает глоток карамельного латте и переводит взгляд к окну. Светку снова забрали с самого утра, а её звонки игнорировались. Ника понимает, что ничего дурного с ней не случится за кратковременную поездку: возьмут кровь, да и только. Но на душе всё равно неспокойно. Её пугает, как легко Ден расположил к себе девочку. Она ластится к нему, тянется, словно действительно доверяет. Вероятно, это происходит потому, что Никольский преображается рядом с ней, обращясь из ледышки добрым малым. Будто уже имел опыт общения с детьми. Он находит нужные слова, чтобы её обрадовать или подбодрить. Нику, действительно, это напрягает. Он исчезнет из их жизни, Светке придётся его потерять, оттого и плохо, что она к нему привязалась.

В кафе на Успенского довольно многолюдно, она уже успевает пожалеть, что зашла сюда. Хотелось обдумать всё в тихой обстановке. Едва ли заведение обладает таковой. Но её привлекло занятное оформление в стиле старинной библиотеки: на входе стояли книжные стеллажи, а полки полнились работами классиков. Она ещё помнила, как в школьные годы проводила свободное время, уходя в выдуманные миры. Хорошее было время. Беспечное.

Ей приносят салат, Ника вежливо улыбается сотруднице и вдыхает аромат блюда. Пахнет печёной курицей и кисло-сладким соусом. Живот, в котором с утра не было ничего, кроме одного маленького йогурта, громко урчит. Она подцепляет вилкой зелёный лист и отправляет в рот.

— Вероника? — раздаётся знакомый голос.

Она поднимает глаза и видит Ксению. Девушка мнётся, остановившись возле её столика. Явно задумала завести беседу. Ника спешно проглатывает еду, которая в её присутствии вдруг перестаёт казаться восхитительной.

— Здравствуй, — говорит она, заправляя за ухо светлую прядь.

Ксюша жмёт губы, закусывает нижнюю, руки её скрещены на груди. По позе и выражению лица прослеживается, что она чувствует себя не в своей тарелке.

— Да, привет. Я хотела бы… извиниться. Думаю, повела себя грубо.

Ника хмыкает и окидывает её холодным взглядом, неосознанно перенимая манеру Дена держаться в малоприятном обществе.

— Правда? Мне казалось, что ты была в шаге от того, чтобы от ревности вырвать мне волосы, — собеседница сглатывает, переступает с ноги на ногу, высокие каблуки в тот момент громко цокают по плитке.

— Д-да, может быть. Мне жаль. Правда, жаль. Мы могли бы начать сначала?

Кофе стекает по горлу, согревая тело. Погода выдалась прохладной для поздней весны, и Ника замерзла, пока гуляла по городу.

— Если ты хочешь подружиться, уже несколько поздно. Не думаешь? — говорит несколько раздражённо, осматривая свои короткие ногти без покрытия. В контрасте с длинными ухоженными Ксюши они выглядят нелепо.

Девушка садится напротив, не дождавшись приглашения, и наклоняется вперёд, опершись на локти.

— Соглашусь, мы начали не с того. Но я — дочь компании-партнёра Никольских. Нам придётся взаимодействовать, хотим того или нет. Не лучше ли хоть сколько поладить? — резонно замечает она.

Ника ковыряет кусочек курицы, размазывая соус по тарелке, и смотрит в её глаза. У неё нет желания водить дружбу с одной из бывших Дена, но слова звучат разумно.

— И ты больше не будешь ко мне цепляться? — она вопросительно вздёргивает брови, выражая сомнение.

Ксюша откидывается на спинку стула и ведёт плечами.

— Я импульсивна, но не глупа. Ещё раз прошу прощения за произошедший… казус, — цедит она, одновременно с тем подзывая официантку.

Пока делает заказ, они общаются, обсуждая всякие глупости: то погоду, то книги, то вышедшие новые фильмы. Оказывается, Ника многое не смотрела. Не до того оказалось в нынешней ситуации. Девушка — не такой плохой собеседник. И, не смотря на капризность, проявленную ранее, вполне может быть приятной.

— Давай, я тебя подвезу, — предлагает Ксюша, расплачиваясь за них обеих, не смотря на предложение разделить счёт.

Ника смотрит на унылое пасмурное небо в окне, на крупные капли дождя, стекающие по стеклу, и соглашается. Как правило, её возит Илья, но сегодня водителя как след простыл. Он не сыскался ни в гостевом домике, ни на участке.

Белая иномарка останавливается у офисного здания. Ника хмурится, не понимая, что они забыли в фирме Никольских и подбирается, чуя неладное.

— Мне нужно забрать файлы, отец просил, — сообщает девушка. — Боже, как будто мне больше нечем заняться. Есть же брат, он наследник, так почему кататься должна я? Потому что этот придурок забыл одну папку? Ты не представляешь, как это бесит, — морщится она, с раздражением стуча ногтями по панели.

— Могла бы сказать мне заранее об остановках.

— Прости, пожалуйста. Только вспомнила. Подождёшь в холле? Это на пять минут. Я мигом! И потом сразу подкину до дома, — неловко улыбается Ксюша, теребя кончик высокого хвоста. — Меня папа убьёт, если не сделаю. Он второй день просит, — добавляет она, понизив голос.

Ника вздыхает.

— Ладно. Но только быстро.

Ей не нравится вся эта ситуация, интуиция кричит о подвохе, но, глядя на вполне искреннюю растерянность Ксюши, она решает пойти на уступку. Они же решили попробовать поладить, значит, нужно вести себя сдержанно.

Они проходят охрану без заминок, девушка исчезает в лифте, а Ника садится на сидение и ждёт. Проходят установленные пять минут, затем ещё пять, а затем ещё. Она почти умудряется задремать и вздрагивает, когда её накрывает тень.

— Долго ты, — бормочет, потирая слипающиеся глаза.

— Пройдите за мной, вас ожидают, — звучит мужской низкий голос. И, конечно, он не принадлежит хитрой стерве. А то, что она именно стерва, сомнений не остаётся, когда её провожают в уже знакомый кабинет Никольского старшего.

Охранник остаётся у закрытых дверей, отрезая путь отхода. Отец Дена стоит у стола спиной к ней и выглядит напряжённым. Это ощущается по накалённому воздуху вокруг. Её пронзает его взгляд, когда оборачивается, смотрит, как на нечто несуразное, по нелепому стечению обстоятельств, оказавшееся в одной комнате с ним.

И она ёжится, ощущая пронизывающий тело холод. Не тот, когда работает кондиционер, и легко простудиться. Ей чудится, что от одного только разговора с ним можно подцепить что-то похлеще обыкновенного ОРВИ.

— Ты, — говорит он, ни одна мышца на лице не дёргается. Словно весь вылеплен из цемента: застывшего и непоколебимого. — Не знаю, что ты сделала с моим сыном, как именно его надурила. Он слишком умён, чтобы допустить случайную беременность. Но это его решение, хоть и глупое, — он оглядывает её с ног до головы, задерживаясь на смешных зелёных кедах, хмыкает. — Сколько?

Ника приоткрывает от удивления рот.

— Что? — давит она, не совсем понимая, о чём идёт речь.

— Так ты ещё и дура? — с пренебрежением отзывается Никольский, поправляя массивные металлические часы на запястье. — Сколько денег ты хочешь за развод?

Она сглатывает, от волнения подступает тошнота. Салат грозится выйти наружу в неизменном виде.

— Подумай хорошенько. Я разузнал: денег у тебя нет, вот и уцепилась за возможность. Верно? Даже если сын любит тебя сейчас, это не значит, что в будущем ничего не изменится. Ты же знаешь, кто мы такие. Чувства вампира — очень…непостоянны, — он берёт со стола рамку с фото. Ника не видит, что там изображено. — В нашем обществе тебя не примут, ты столкнёшься с завистью, осуждением. Если думаешь, что давление на свадьбе — самое неприятное, то ошибаешься. Ты — человек. Не выдержишь. Это сломает тебя рано или поздно. И, что самое важное, сломает твою дочь, — он выделяет слово, будто очередной раз акцентируя внимания на том, что никогда не признает внучку. — Кроме того, ваш брак не пойдёт на пользу Денису. Он его смягчит. А мягкотелым слабакам нет места в нашем мире. Ты его погубишь, — он подходит ближе. — Если же откажешься, что ж… есть много способов. Я смогу что-нибудь придумать, — угроза ясна, он не собирается мириться с её присутствием в семье.

Можно упереться рогами и отказаться, сохранив гордость. Но зачем? Их с Деном пути всё равно разойдутся совсем скоро. А погибнуть в аварии или попасться наёмному убийце не очень хочется. Она принимает решение почти мгновенно, ведь ничего не теряет в случае заключения этого тайного соглашения. Очередного.

Видимо, мужчина списывает её дрожащие руки на волнение, оттого довольно щерится, чем нагоняет на неё ещё больший ужас.

— Хорошо, — голос подводит, но так даже лучше. Так он поверит, что она испугалась, что приняла близко к сердцу сказанное. — Но я не могу сейчас. Через полтора месяца. Дайте мне полтора месяца, — мысли мечутся, когда она пытается придумать подходящую причину для установления конкретного срока. — Если я брошу его слишком внезапно, он поймёт, — наконец, говорит Ника, не отводя взгляда.

Никольский отходит к окну и замирает.

— Меня устраивает. Так сколько?

Какую бы сумму не назвала, он наверняка одобрит любую. Лишь бы избавиться от помехи.

— Тридцать миллионов, — выдаёт она совсем уж баснословную для себя цифру. Но мужчина не ведёт и бровью, будто для него тридцать миллионов — сущая мелочь.

— Я открою счёт на твоё имя, снимешь после развода. Если не сдержишь слово, пеняй на себя, — он садится в кресло и кивает охраннику. — Проводи девушку.

Она испытывает облегчение, когда покидает здание. Естественно, машины Ксюши на парковке уже нет. Девчонка обозлилась и таким образом, видимо, решила отомстить. Не сдаётся и тогда, когда мужчина, который ей интересен, женился на другой. Ника бы даже присвистнула, поразившись её вредности, если бы не до сих пор трясущиеся поджилки. Выходит, всё, что она наболтала в кафе, не более, чем лапша на уши: длинная такая, толстая, переваренная. И ей смешно от того, что повелась. Мамочка ошибалась, когда говорила, что нужно искать во всех людях хорошее. Потому что в некоторых этого хорошего — кот наплакал. Настолько ничтожно мало, что не разглядеть и под лупой.

***

Дмитрий

Он даже не удивляется, насколько легко всё проходит. Изначально Дмитрий желал от неё попросту избавиться. Но сын бы не оставил ситуацию просто так. Мальчишка не лишён мозгов, у него хватит смелости сунуть нос, куда не следует, и сил, чтобы на него выйти. А ему не нужны проблемы внутри семьи, их и так хватает. Он даже думал, что Вероника причастна, однако, проведя расследование, понял ошибочность предположения. Девчонка из самых низов: ни связей, ни мотива. Она глупа для той, кто способен крутить дела за его спиной. И Денис из-за неё теряет хватку. То, что он до сих пор не преподнёс ему голову предателя, уже показатель. Дела говорят громче слов.

— Что узнали? — спрашивает он, глядя на парня исподлобья, стоит дверям за девчонкой закрыться.

— Ничего существенно, к сожалению. Они, словно крысы, сколько не ставим капканы, почти никто не попадается. А те, кого словили, несут полный бред. Не думаю, что им известно что-то важное, — докладывает Василий.

Дмитрий щурится. Он давненько учуял: у них завелся вредитель, но никак не рассчитывал на то, что это кто-то из приближённых. Для начала было бы прекрасно разузнать, что именно они планируют провернуть. Вряд ли предатель работает один.

Глава 9

Ника

У неё возникает стойкое чувство, что с той ночи в отеле Ден её избегает: уходит до их пробуждения, а возвращается уже после полуночи. И, судя по внимательным взглядам Ильи, именно он держит его в курсе их графика. Ей, пожалуй, так даже проще. Нет необходимости стыдливо прятать глаза, что-то говорить или лишний раз думать о произошедшем. Она до сих пор не понимает, что было в её дурной пьяной голове в момент, когда решила, что хочет его прикосновений. Ластилась к его рукам, как охочая до ласки кошка. Это и не решение по сути, скорее — мимолётный порыв: глупый и необдуманный.

Ника не желает признаваться в том, что он вызывает в ней что-то кроме липких приступов отчаяния, хотя, если бы поразмыслила ещё немного, возможно… Нет! Она не может думать об этом, тем более, когда будущее настолько туманно. Кроме того, он застал её в неприглядном состоянии, а ей не хотелось объяснять, что оно улучшилось в сравнении с тем, что творилось год назад. Кошмары становились реже и реже. И она надеялась, что вскоре исчезнут совсем.

Светка стала куда эмоциональнее за эти три недели, Ульяна вечно увлекала её играми, попутно оказывая помощь в их взаимодействии, за что она крайне благодарна этой милой женщине. А на днях они съездили навестить маму. Она очень обрадовалась визиту и проболтала с ними три с лишним часа, пока их не выпроводил персонал.

Честно признаться, Ника поняла, насколько по ней скучала, только тогда, когда вошла в палату. Мамочка выглядела лучше прежнего, но у её постели стояла капельница, а доктор вежливо проинформировал о течении дел. Операцию назначили на следующую среду, прогнозы дали положительные, однако риск есть всегда, особенно, когда речь идёт о воздействии на сердечный клапан. Всё же с сердцем шутить — себе дороже. Ника едва не расплакалась во время прощания.

Тем же днём её предупредили о скором мероприятии, на котором она должна присутствовать. Странно оказалось получить такое известие от Максима, а не его брата, но она отмахнулась, решив, что идти не обязана, раз он не сообщил лично. Макс тогда пошутил на счёт этого, сказав что-то вроде: «раз этот придурок слишком занят чтобы тебя информировать, можешь пойти со мной». Кроме шуток, ей действительно присутствовать не хотелось. Вновь ощущать на себе множество взглядов… Увольте! Никольский старший абсолютно прав: её сожрёт их окружение, обглодает до костей. Лучше останется дома со Светкой. Светские рауты — не её формат празднеств. Она не понимает, кому они вообще могут прийтись по душе: сборище разодетых лицемеров.

Ника бестолково макает заварку в кипяток и понимает, что чай невозможно пить, ведь он почти чёрного цвета. Она вздыхает и выливает неудавшийся напиток в раковину.

Утром понедельника Ден пообещал им съездить в парк развлечений, да так и пропал. Из-за чего Ника вознамерилась сегодня перебороть неловкость и дождаться его во что бы то ни стало. Правда, что она как ребёнок малый? Не школьница уже, взрослая, пора бы и перестать придавать незначительным происшествиям значение. Так она своё поведение в отеле и называет: «происшествие». Коротко, точно, по делу. Большего и не нужно.

По сути, ничего страшного в том, что обещание он нарушил, нет, но это для неё. Дочь же очень расстроилась, ведь ей никогда не доводилось кататься на каруселях. Ника была слишком занята для таких поездок, слишком безразлична к ней и окружающим, за что винила себя до сих пор. Конечно, проснувшиеся материнские чувства приносили и уйму проблем, но они одновременно с тем вызывали тёплый трепет в районе сердца, как ровный огонёк: мягкий и спокойный.

Раздаётся хлопок входной двери и мягкие шаги, Ника вздрагивает от звуков и собирается с мыслями. Она не станет ругаться, не станет напоминать о случившемся, просто мягко намекнёт на то, что клятвы, данные детям, нужно держать. Да и результаты анализов должны быть уже известны. Даже странно, что Максим ничего не сказал на этот счёт, обыкновенно его сложно заткнуть, но в данном случае он болтал о чём угодно, кроме дела.

С такими намерениями она поднимается из-за стола, но не успевает сделать и шага, замирает. Потому что с Деном что-то не так. И что-то не так — это мягко сказано. Его белая футболка окрашена алым, а лицо так бледно, словно на кожу нанесли слишком светлую пудру или белила. Челюсти плотно сжаты, а взгляд мутный — мутный, будто вот — вот свалится в обморок. Она никогда не видела его таким. И лучше бы не пришлось.

— Эй, — шепчет она, придя в себя от потрясения, — Ден… Ден! — громче говорит Ника.

Он не реагирует, точно её слова — пустой шум. Следует мимо, делает шаг, второй, третий, а затем падает навзничь прямо на пол. Она ахает испуганно, не понимая, что делать, как быть. Что, чёрт возьми, она вообще может?

— Максим! Точно, точно, всё будет нормально, — бормочет, усаживаясь рядом с Деном, ощупывает карманы шорт в поисках мобильного. Находит быстро, но пальцы не слушаются, они дрожат, что телефон едва не выпадает из рук. Наконец, получается выбрать нужный контакт, идут гудки. — Ну же, ну! Бери трубку! — и он берёт.

— Боже, Вероника! Ты что, решила признаться мне… — чуть сонно говорит он весёлым привычным тоном, но она его прерывает.

— Ден… — выстанывает Ника имя его брата и своего временного супруга. — Он вернулся раненный. Я не знаю, но так не должно быть. Он не излечивается! — ещё немного и у неё покатятся слёзы, пелена застлала глаза.

Мужчина на том конце провода шумно выдыхает.

— Погоди, не части. Сколько повреждений? Какие? И на кой хрен этот придурок пошёл в дом, — почти рычит Максим.

Она судорожно икает, задирая испорченную футболку Дена. На его теле почти нет ни ссадин, ни отверстий, лишь одно практически затянувшееся немного кровоточащее пятно.

— Одна. Здесь одна рана, Макс. Но крови много, видимо, остальное зажило, — облегчённо выдыхает она.

— Слушай меня внимательно. Уходи оттуда. Бери дочь и уходи! Куда угодно, — она моргает, совершенно потерянная, не понимающая, что происходит и почему он просит её бежать. Голос из динамиков не стихает. — Дьявол! Живо, Ника! У тебя почти нет времени.

Пальцы Дена дёргаются, она видит, как распахиваются его веки.

Ника всё ещё не понимает, почему Макс говорит ей уходить.

***

Ден

Водитель на переднем тихо ругается, когда глохнет авто. В очередной раз, второй за сегодня. Ден хмурится и откладывает папку с документами в сторону. Поломка машины сейчас совершенно не к месту. После тяжёлого дня на фирме он сразу отправился в лабораторию, где и проторчал семь с лишним часов.

Они делали успехи. В крови Светы пыль осталась в неизменном виде, в котором и присутствовала в вакцине, Юрий с неделю назад приступил к созданию лекарства. А вот у Ники её состав претерпел изменения. Учёные недоумевали, как подобное могло произойти, потому как тесты показали, что частицы похожи на те, что содержатся в организме заражённого. Им требуется больше времени, чтобы понять, почему она не обратилась.

Подобный поворот он не предвидел. Возможно, она тоже ненормальна, как и вампиры, возможно, вирус лишь спит в ней до поры до времени. Но… он же самолично питался ею. Как такое возможно? Ответов ему пока никто не дал.

Ден открывает окно и закуривает, когда Гриша залезает под капот. Они встали на объездной по дороге к дому, в такое время здесь обычно никого не встретишь. Кругом глушь, берёзовый лесок по обеим сторонам и болото. Оттого он удивляется, услышав звук мотора. Поворачивает голову вправо — в глаза бьёт свет фар со встречки. Ветер обдувает лицо. Как в замедленной съемке едет вниз пассажирское стекло, дуло пистолета смотрит прямо ему в лицо. Сигарета выпадает из одеревеневших пальцев. Грохочет выстрел, затем ещё один. Слух улавливает звук падения тела на асфальт. Он вскрикивает, зажимая рану на горле, отстраняется от окна, кашляет слюной и кровью. Артерию не задело, но потребуется минута или две, чтобы пуля вышла сама. Времени доставать её нет, да и не то чтобы он умеет.

Визжат тормоза. Выползает через противоположную дверь и скатывается в кювет. Одежда сразу же промокает от скопившейся там воды. Ден ощущает вкус металла в глотке, сплёвывает. Ему нужно быть быстрее, нужно выйти из потасовки живым. Нельзя умирать. Не тогда, когда наметился такой прогресс. Когда у него появился шанс на нормальную жизнь.

Их оказывается трое. Он узнает всех: мужчины давно работают на отца. Он пересекался с ним в обед, тот точно не знал, кто стоит за заговором. Хотя ему интересно и то, как папаша выведал о существовании каких-либо планов. А он находился в курсе дел. Обобщённо, конечно. Знай, что они создают лекарство, живо подключил бы все свои связи, а не поручал подобное нескольким ребятам.

— Никольский охренеет, — хрипло говорит один, шаркая подошвами тяжёлых ботинок. — Первый сынок — транжира без мозгов, второй — предатель.

— Заткнись, Стас, сейчас не до того. Нужно его поймать. Будьте настороже, он один из «этих», — сипло обрывает его другой, перезаряжая пушку.

— Да ладно тебе. Из «этих», ну и пусть. Они тоже смертны. Живо черепушку раскрою, — хмыкает Стас. Ден слышит его приближающиеся шаги.

— Трепло, — отзывается третий, — если не помнишь, крысёныш может за себя постоять. Его натаскивали хлеще нашего.

— Завалитесь оба, ничего не слышу.

Наступает тишина. Ден ползком передвигается и перекатывается под авто. У него нет оружия, только сила вампира. И тут он жалеет, что с заражением им не досталось никакой сверх мощи, разве что регенерация и возможность вытягивать чувства. Раздаётся выстрел, когда он резко поднимается на ноги, ставит подсечку, укладывая противника на лопатки. Наносит удар по запястью, выбивая пистолет, тот выпадает из хватки. Мужчина не успевает сказать ни слова, когда дуло холодит ему висок, глаза расширяются в понимании, а затем застывают навсегда. По коже вниз стекает алая струя с пробитого черепа.

— Блядь! — орёт Стас. — Сукин ты сын! Шувалов! Живо ко мне! — очередная пуля попадает в бок, затем ещё одна чуть левее. Он не успевает отскочить.

У Дена адски болят внутренности. У него нет возможности сойтись с ними в честном рукопашном, да и вряд ли он бы одолел сразу двоих. Выбора нет, перекатывается через капот прямо на наставленную пушку. Руку пробивает насквозь, однако ему везёт, у оппонента заканчиваются патроны. Он перехватывает его ладонь, пока тот не сориентировался, встречает кулак лицом, ощущая, как с характерным хрустом ломается нос. Солёная жижа заполняет рот, он стискивает зубы и тянется к чужой ауре, выжирает её в ноль. Когда так быстро вытягиваешь эмоции, человек сходит с ума, выгорает, от него не остаётся ничего, кроме пустой оболочки.

Остаётся последний.

Ему сложно дышать, пробито лёгкое, воздух с хрипами вырывается наружу. Кислорода не хватает. Организм не успевает исцеляться, ресурс ограничен, даже не смотря на недавнее питание.

— Доигрался, ублюдок, — хмыкает Шувалов, неспешно приближаясь. Он не успел помочь товарищам, но не выглядит расстроенным. Кажется, им всем плевать друг на друга. — Они были идиотами, но я рад, знаешь, мне достанется вся сумма вознаграждения. Может, Никольский добавит пару нулей, когда узнает, кто плёл интриги за его спиной. Что думаешь?

Ден сгибается пополам, дышит часто — часто и коротко, концентрируясь на чём угодно, кроме боли. Поднимает взгляд на мужчину и буквально выплёвывает слова:

— Кто донёс? Я же всё равно сдохну, так скажи имя.

Шувалов усмехается, когда он делает шаг навстречу, тут же отступает.

— Но-но, умник. Я в курсе про дальность ваших способностей. Не приближайся, — Ден, ослушавшись, шагает вновь, пуля тут же попадает в бедро. Он вскрикивает. — Я предупреждал.

Неприятель садится на капот, поглядывая на него сверху вниз. Когда ноги перестают держать, тяжёлое тело оседает вниз, колени холодит асфальт.

— Я не знаю, кто. Если бы знал, всё равно не сказал. Последнее слово? Может, что передашь сучке — жене? Я обязательно к ней наведаюсь. Красивая, знаешь. Мы хорошо проведём время.

Ден вздёргивает голову, встречаясь с ним взглядом. Внутри него поднимается чужая — его ярость, выжигая внутренности, стоит представить ужас Ники, если тот действительно посмеет. А сомнений, что посмеет, нет. У подобных людей мораль своя — больная, искажённая. Он моргает, силясь сосредоточиться, отогнать цветные мушки — пятна перед взором, но это почти не помогает.

— Не смей. Только попробуй, я…

— Что ты? Ты уже труп, парень, — издевается мужчина, вытягивает руку с пистолетом, примеряясь. Стон срывается с губ, когда очередная порция свинца оказывается в грудной клетке. — Больно, да? Мне тоже было больно, когда твой папаша выпил моего сына. Потому что тот попался под руку не в тот момент. Если повезёт, ему твоя смерть досадит.

Досадит — подходящее слово. Отец не расстроится, больно ему тоже не будет. Если они с Максом сохранили остатки человечности, он давно её растерял, растратил.

Ему не понять мотивов наёмника. Почему он продолжает работать на отца, не смотря на инцидент в прошлом? Или месть не так важна? У таких, как он, всё измеряется в денежном эквиваленте. За пачку купюр продадут и себя, и мать родную.

— Давай уже, — обречённо тянет Ден, ощущая, как стекает по подбородку кровь, смешенная со слюной и грязью.

— Ага. Прощай, Никольский, — дуло смотрит прямо в лицо. Он видит его очень размыто. Грохочет выстрел, но боли нет. Ничего не происходит. Шувалов падает под колёса бездыханным.

— Денис Дмитриевич, простите, я отключился от боли. Денис Дмитриевич! — голос Гриши зовёт его, но становится всё более тихим, пока не исчезает совсем.

***

Ден

Сердце бьётся медленно, разгоняя по венам кровь. Слюна во рту слишком вязкая и густая. Он ощущает пульсацию в висках и голод. Дикий, настоящий, необузданный. Истинный голод. Он пробирается под кожу, щекочет нервы, раздирает плоть. Ему нужно есть. Больше. Пока не заполнит необъятную бездну внутри.

— Денис Дмитриевич, мы приехали. Вы дома. Илья отъехал по вашему поручению, но я сейчас наберу Максиму. Он кого-нибудь пришлёт, — говорит человек. — Денис Дмитриевич? — его рот открывается, зрачки ширятся, когда понимает, что происходит. — Нет, вы не в себе! Нет, прошу…

Ден не прислушивается к его мольбам. Ему всё равно. Он пьёт, пока не остаётся опустошённый сосуд. Но едва ли это приносит удовлетворение.

Мало. Ему нужно ещё.

Девчонка смотрит на него и улыбается, обрадовавшись невесть чему. От неё пахнет чем-то знакомым, он тянется, желая ощутить на вкус. В её взгляде отражается испуг и осознание, когда кровь приливает к его глазам. Она отшатывается, а он поднимается и делает шаг, затем снова, пока не зажимает её меж холодильником и собой. Её аромат пробивается в ноздри, лёгкие, он там остаётся, разжигая аппетит. Он цепляет подбородок пальцами, запрокинув её голову вверх, и шумно вдыхает.

— Отпусти. Ден, — просит она, а он не понимает. Ничего не понимает. И не хочет пытаться. Он обязан узнать, что у неё внутри. Почувствовать, как растечётся девичий ужас по языку, насытит, заполнив пустоту. И он вновь станет цельным, живым. — Ты не можешь. Пожалуйста.

Её пальцы смыкаются на вороте его футболки, перемещаются на шею, гладят, точно успокаивая. Он смотрит в её глаза и видит что-то ещё, кроме паники. Жертвенный агнец так не выглядит. Не должен. Это неправильно. Она должна бояться: смерти, предстоящего сумасшествия, его. Но почему-то запах страха становится всё слабее, пока не рассеивается. Жидкая соль стекает по её щекам, падает каплями на его запястья.

— Ты мне не обещал, но я знаю, что не посмеешь. Ты — не монстр. Послушай меня, — умоляет она жалобно, ему песнью ложится на слух нежный голос.

Но это ничего не меняет. Ни её просьбы, ни прикосновения. Он заберёт из неё всё, до чего сможет дотянуться.

Ден не церемонится более — врывается в чужое сознание, готовясь встретить сопротивление, как бывает порой. Но его нет. Ни стен, ни щита. Ничего. Будто она сдалась, сама открылась. Бери, если хочешь. Бери да не подавись. Он и не давится. Глотает жадно, впиваясь иллюзорными когтями в её душу. Сладкая. В ней есть испуг за него, за себя, за девочку с тёмными кудряшками, есть горечь смирения, терпкое сожаление и совсем немного желания. Чего? Жизни? Будущего? Оно переменчиво, едва уловимо, ложится остротой перца чили поперёк горла.

Конец близко. Цвет её серых глаз меркнет, теряется осознанность, пульс учащается, бьётся под его ладонями на шее всё быстрее и быстрее. Ещё чуть-чуть. Он врывается глубже, нащупывает нить, чтобы перерезать, оборвать. Она не рвётся. Пружинит под пальцами, тянется. Тусклая совсем, тонкая, но гибкая, сделана из кевлара. Лезвие её не берёт.

Радужка зеркалит его отражение, мутнеет. Тучи окрашивает в алый цвет.

Он кашляет, поперхнувшись, потому что вкус вдруг меняется, будто поглощает чистый спирт, а не воду. Сознание вспыхивает разом, горит, залитое бензином.

Ден отступает на шаг, затем ещё и ещё. А она идёт следом, тянет к нему свои руки тонкие. Волосы рассыпались по плечам золотистой дымкой. Бледная, точно сама смерть. Безучастная. Тоже голодная. Она даёт ему себя, но забирает больше. Без спроса вырывает само сердце, оставляя его биться на своих ладонях. И он задыхается, потому что нечем больше дышать. Угарный газ заполняет лёгкие.

Её пальцы, испачканные в его крови, трогают его щёку. Голова покачивается из стороны в сторону, а во взгляде он не видит ничего.

Безумные. Оба. Поглощённые жаждой, что сильней любых других желаний.

Её губы шевелятся, но с них не слетает ни звука. Он считывает по ним своё имя.

Она даёт ему сделать глоток кислорода, глоток остаточных эмоций, а затем вновь жрёт сама. Пока не становится поровну (ненадолго). Нацеленная вырвать из него само естество, изломать до состояния, когда уже невозможно будет починить — исправить, опустошает ауру. Ему чудится ореол вокруг неё. И он чёрного цвета.

— Вашу мать, — раздаётся мужской голос.

Ден заторможено поворачивает голову, чувствует укол в районе лопаток. Девчонка покачивается и падает на пол, прикрывая веки. В её горле торчит дротик. Связь меж ними обрывается.

Глава 10

Ника

В горле сухо, её мучает жажда. Ника слышит раздражающий писк, он режет уши. Такой звук ей знаком, он сопровождает больных в клиниках. Она резко открывает глаза и тут же жалеет — свет режет, бьёт по зрению, заставляя щуриться. Он слишком яркий, его чересчур много. В вене торчит игла, от неё тянется трубка к капельнице. Комната, где находится, довольно маленькая: кроме её кровати там и нет ничего, разве что пара стульев. Подобную обстановку ей доводилось видеть: так выглядело большинство помещений в лаборатории Никольских. Звучит продолжительный громкий сигнал, она морщится. А спустя пару минут распахивается дверь.

Макс широко улыбается с порога, а за его спиной маячит хмурый Ден. Выглядит он куда лучше, чем прошедшей ночью, здоровый цвет лица вернулся к нему. Парень теперь не напоминает живой труп.

— Доброго утра, спящая красавица! — здоровается Максим и садится рядом с её постелью. — Как самочувствие?

Ника морщится от головной боли, потирая висок свободной от иглы рукой.

— Бывало и лучше. Что произошло? — она пытается вспомнить, что было после того, как Ден очнулся, но удаётся с трудом. При попытках затылок раскалывается. Отрывки всплывают не разом, постепенно, появляясь без определённой последовательности.

— Ты в порядке? — Макс трогает её плечо, легонько сжимая.

— Нормально, — сквозь зубы цедит девушка, утирая ладонью выступивший на лбу пот.

— Что последнее помнишь? — спрашивает муженёк, скрестив на груди руки.

Она пытается продраться сквозь туман в мозгу, но картинка не желает складываться воедино.

— Как ты вернулся домой весь в ранах, затем пришёл в себя. Глаза — красные, ты… напал на меня? — при попытке продвинуться через тернии дальше, мигрень усиливается, и Ника охает, закусив губу.

— Чёрт. Ты помнишь совсем малость, но я даже завидую, — невесело усмехается он.

— Света! Что с моей дочерью? — подбирается она, поднимая на него тяжёлый взгляд. — И что с мамой? Была операция? Как она?

— Полегче. Твоя мама цела, операция прошла успешно, сейчас она восстанавливается. Всё в порядке. Света с Ульяной, я отправил их и кота в загородный дом. Там безопаснее.

— Она видела, как ты…? — Ника ощущает облегчение, что ребёнка не коснулось произошедшее, но одновременно с тем и беспокойство. Повезло и с мамой: вмешательство в организм не каждый раз проходит бесследно, не всегда итог положительный. Могли возникнуть осложнения, благо, обошлось.

Он отрицательно мотает головой.

— Нет, даже не проснулась. Я тоже отключился. Макс вовремя подоспел.

— Да если бы не я, она бы раздробила тебе голову, поджарила, как на гриле, — как-то слишком задорно говорит его брат, подмигивая ей.

Ден жмёт челюсти, на скулах играют желваки.

— В каком смысле? — она совершенно не понимает, о чём идёт речь.

— Ну, он пытался сожрать тебя, но тебе это не очень понравилось.

Ника жмёт пальцами край одеяла и хмурится.

— Я не понимаю. Объясните, — ей надоело находиться в неведении. Изначально казалось, что так даже лучше: знание бывает опасным. Но, чем больше времени проходит, тем сложнее закрывать глаза на происходящее.

Мужчины переглядываются меж собой, будто принимая решение, и, видимо, достигают безмолвного соглашения.

— Лекарство готово. В крови Светы нашли то, что искали. Но твои анализы — это нечто. Юрий такого раньше не видел. Пыль внутри тебя изменила свойства. По всем показателям ты должна быть заражена, — хмыкает Макс.

Ден поворачивает к нему голову, вздёргивая брови.

— Она не выглядит так, словно только узнала о пыли, — в его голосе слышится осуждение, на что Максим ведёт плечами.

— Господи, всё равно бы пронюхала. А от тебя не дождёшься, — фыркает он, видимо, вовсе не сожалея. Ден вздыхает и закатывает глаза.

У Ники в голове не укалывается, о чём они, ведь симптоматика у вампиров одна, сложно спутать их с человеком.

— Но почему я не… — она не знает, как верно сформулировать мысль, но Макс понимает.

— Мы не знаем. Я просил тебя бежать тогда, потому что, когда мы получаем сильные повреждения, голод накатывает с двойной силой, в такие моменты мы не то что бы разумны. Брат напал на тебя и точно сожрал бы. Но, жму руку, ты отвесила ему лещей, — вновь веселится он, а Ден прожигает его злым взглядом. — Без обид, братишка. Но это правда.

— Я ничего не помню, — говорит она, разглядывая кончики пальцев. — Что это значит?

— Юрий сказал: твой организм изменился. У тебя нет симптомов. Не болеешь сама, но являешься носителем. Однако при угрозе из-за вашего прямого контакта частицы пыли активизировались, ты стала такой же, как мы. Правда, временно. Последние результаты показали норму. То есть, то, что было до приступа. Поздравляю с частичным вступлением в клуб, — усмехается он. — Впрочем, ты реально долго спала. Видимо, телу сложно приспособиться.

— Сколько дней? — раз мамина операция прошла, значит, более трёх. — Говоришь: я напала на Дена? — поражается она, переводя взгляд то на одного Никольского, то на другого.

Ден недовольно жмёт губы и кивает.

— Пять. Сегодня пятница. Кроме того, ты кое-что сделала с ним. Ничего не замечаешь? — Макс выглядит так, будто вот-вот прыснет.

Она смотрит на мужа, вглядываясь в лицо. И осознаёт, о чём идёт речь. Не обратила внимания сразу, потому что было как-то не до того, но сейчас отчётливо видит, что он очень эмоционален в сравнении с тем, как ведёт себя обычно.

— Питался недавно?

Он склоняет голову вбок, щерясь.

— Если бы, — всё же не удерживается Максим. Смех срывается с его губ и стихает лишь спустя пару минут.

— Он теперь такой же, как ты. Не вампир, не человек. Забавное стечение обстоятельств, не находите?

Ден не выглядит так, будто с ним согласен. Скорее, напоминает выброшенную на берег рыбу, того, кто потерял опору под ногами.

— Хватит злорадствовать, — обрывает он весельчака. — Это очень не вовремя. Отец легко заметит перемены. Нельзя дальше тянуть. У нас нет времени на испытания, нужно действовать.

— Посмотрите на него. Думает лишь о деле. Как будто подменили, честное слово. Он от твоей постели не отх…, — договорить ему не дают. Резкий удар ботинка о лодыжку прерывает очередную шутку.

Ника неловко улыбается. Переживал, значит, за неё. Может, действительно, что-то переменится теперь, когда он способен на собственные чувства. То, что Никольский способен волноваться о ком-либо, действительно поражает.

— Не время твоих игр, Макс. Когда приступим?

Максим потирает подбородок, глаза его поблёскивают.

— Через неделю состоится приём. Будут все приближённые папочки. Подходящий момент, не считаешь?

Ден задумывается на мгновение.

— Да, отлично. Приедем отдельно. Ты займёшься напитками, как планировали. Я дам дозу отцу.

Она вскидывает руку и морщится от укола в висках.

— А приём вовнутрь разве сработает? Я думала, лекарство нужно вводить внутривенно или внутримышечно. Обычно это так.

Макс самодовольно вздёргивает подбородок.

— Обыкновенно — да, но Юрий — чёртов гений. Он создал два варианта, второй более концентрированный и его можно принимать орально. Действует медленнее, но не менее эффективен.

— До сих пор поражаюсь, почему он согласился сесть с тобой в одну лодку, — поддевает брата Ден.

— Потому что я обаятелен, красив, умён?

— А ещё очень скромен, — фырчит Ника.

Ей тепло на душе от их ребяческих перепалок. Когда они ругаются меж собой, создаётся обманчивое чувство, будто всё несерьёзно. Будто затеяли игру в песочнице, а все эти разговоры о лекарстве, свержении Николького старшего с пьедестала — не более, чем шутка. Но это не шутка. Туманное будущее становится всё ближе, грозясь вот-вот утопить их под собой, снести, словно цунами.

Нике хочется оттянуть решающий момент, чтобы ложное ощущение спокойствия продлилось чуточку дольше.

— Кто на тебя напал? — говорит девушка, заправляя за ухо сальную прядь. Ей безумно хочется принять душ, в конце концов, почти неделя в горизонтальном положении без сознания не проходит бесследно. Всё тело чешется, а мышцы ноют.

Ден отводит взгляд, некоторое время смотрит в стену. Максим делает вид, что обсуждение его более не касается. Видимо, предпочитает не вмешиваться на этот раз.

— Люди отца. Именно по этой причине Свете небезопасно находиться подле нас. Пусть побудет с Ульяной, пока всё не закончится.

Она закусывает губу и кивает. Оно и понятно. Раз их отец вышел на след, кто знает, как дело обернётся. Оставаться рядом с братьями становится реально опасно.

— Он знает? — сухость до сих пор дерёт горло, из-за чего голос звучит сипло. Ника прокашливается.

— О нашей причастности — нет. Парни Макса прибрались, трупы не найдут, да и следы перестрелки замели, — вздох облегчения сам вырывается изо рта. Кто знает, на что способен вампир с такой властью и силой, как Никольский старший. У неё нет желания проверять границы его мощи. — Но мы не должны расслабляться. Он поймал троих наших. Ребята ничего не знают, однако стоит удвоить меры предосторожности.

— Легко сказать, — недовольно ворчит Максим, закидывая ногу на ногу. — Не ты лезешь в это дерьмо с головой. И не твои люди идут на риск.

Ден щерится, оборачиваясь к брату. Насмешка отражается на его лице.

— Не ной. Осталось немного. Скоро мы закончим. И как ты представляешь иноеположение? Я не могу привлечь никого из подчинённых кроме Ильи и Гриши, остальные верны отцу. Гриша недавно стал недееспособным. Припоминаешь?

— Как будто я в этом виноват. Ты сорвался. Давай не перекладывать ответственность, ладно? — огрызается Максим.

Ника чувствует себя не в своей тарелке. Это уже не похоже на дружескую перепалку. Кажется, не смотря на полное доверие, меж ними есть обиды. Ничего удивительного. Ей изначально не верилось в идеальное взаимопонимание в такой-то семье.

— Если не забыл, все исследования финансируются мной, так что вклад равнозначен.

Она кривится. Их спор выглядит глупо.

— Вы ещё вцепитесь друг другу в глотки. Может, хватит?

Макс отбивает ритм пальцами по колену, что выдаёт нервозность, Ден же наоборот выглядит невозмутимым. Ей бы так и показалось, если бы не знала его прежнего. Лёд идёт трещинами, маска обрела изъяны. Она трещит, грозясь вот-вот рассыпаться.

— Научи этого кретина быть благодарным, а? — Максим поднимается со стула и, не прощаясь, выходит в коридор. Ника выдыхает. Мужской разговор на повышенных тонах порядком её утомил.

— Угомонится, — спокойно тянет Ден. Он вовсе не напоминает того, кто озабочен произошедшим. Ему будто бы плевать. Но по напряжённым мышцам Ника понимает, насколько ему не всё равно.

— Обязательно было ругаться? Вы же семья, единственные друг у друга остались. Ваш отец… — она запинается, не осмеливаясь продолжать. Вряд ли ему приятна эта тема.

Но он удивляет. Жмёт плечами и расслабляется, будто в голове щёлкнул переключатель.

— Наш отец — говнюк. Я знаю. Ты права. Мы с Максом давно знакомы. Не переживай, — он усмехается, — нашу дружбу не разрушит небольшой конфликт.

Она молчит, не решаясь озвучить догадку. Ей кажется, что Ден недооценивает человеческие чувства, потому как пока ещё к ним не привык. Но обида может засесть так глубоко, что со временем отравит весь организм. С подобным отношением он рано или поздно потеряет брата.

— Как твои раны? — спрашивает она, меняя тему на относительно нейтральную. Он встаёт на ноги, потягивается, вытянув руки к потолку, футболка его задирается, оголяя нижнюю часть живота. Ни крови, ни шрамов Ника там не видит.

— Зажили все, кроме одной. Я же теперь вроде как человек. Видимо, это случилось прежде, чем регенерация справилась с последней. Пришлось наложить пару швов, но это мелочи.

— Мелочи? — она округляет глаза и моргает несколько раз прежде, чем продолжить. — В тебя стреляли! Они вышли на тебя. А что будет, если Дмитрий возьмётся всерьёз? Он же вмиг вас раскусит.

Её удивляет, почему этого не произошло до сих пор, ведь у Никольского старшего явно больше возможностей, чем у сыновей.

Ден поправляет джинсы, переводит взгляд на неё.

— Не раскусит. Я знаю его. Слишком самовлюблён, слишком уверен в окружении, чтоб заподозрить масштаб предстоящего. Если и разберётся, будет уже поздно.

Она поражается его уверенности в плане. Будто ни на секунду не сомневается в успехе. И в этом он похож на отца сильнее, чем думает.

— Хорошо бы, — бубнит Ника, потирая лоб. Мигрень сошла на нет почти сразу, как она перестала пытаться вспомнить. — Мне можно будет навестить маму? — наверняка она переживает. Дочь пропала, не звонит, не пишет. Нужно дать о себе знать.

Он кладёт ладони в карманы куртки.

— Позвонить можно, а вот ездить нежелательно. Кто знает, не подозревает ли тебя отец. Он способен манипулировать через родственников, не сомневайся.

Она хмыкает.

— Прямо как ты, верно?

Ден сводит брови к переносице, но не комментирует её замечание.

— Поправляйся. Ты нужна мне на следующей неделе. Вечеринка предстоит масштабная. Нужно купить подходящий наряд.

Она кряхтит, подавившись слюной.

— В смысле? А тех, что ты уже купил не хватит? — с Ксенией они обошли весь торговый центр, так что теперь в её гардеробной больше вещей, чем было во всей прошлой жизни.

— Повседневное не подойдёт, — отрезает он. А Ника в который раз дивится их образу жизни. Ей невдомёк, почему, к примеру, синее длинное платье не подходит.

— Как скажешь, — соглашается она, утомившись от беседы. Ей не хочется с ним ругаться. — Мне точно нужно там присутствовать? — спрашивает скорее для галочки, особо не питая надежд.

— Нужно, ты же моя супруга, — бросает Ден.

Она прикрывает тяжёлые веки. Её безумно клонит в сон.

— Я так скучаю по Светке, — зачем-то сообщает она, затем широко зевает.

Раздаются шаги, она открывает глаза, лениво следя за его приближением. Он усмехается и поправляет одеяло, кутая её почти до шеи. У Ники нет сил ни на удивление, ни на колкие реплики.

— С ней всё будет хорошо, — сознание утягивает куда-то далеко — далеко. И уже сквозь дрёму она слышит то, что, верно, ей показалось: — И с тобой. Обещаю.

Глава 11

Ника

Находиться в больничной койке неприятно, Юрий заходит трижды в день, чтобы взять кровь на анализ. К счастью, показатели стабильны. Он повторно сообщает ей о том, что её случай, правда, удивителен. Структура частиц пыли менялась около восьми раз за срок, пока она спала. Её случай уникален по-своему. И требует особенного подхода. Пока учёный не разобрался в чём дело, но он воодушевлён предстоящими исследованиями, а, значит, шанс есть.

— А лекарство сработает на мне? — спрашивает Ника сегодня в обед, когда ей разрешают снять больничную одежду и вернуться домой.

Юрий поправляет очки, окидывая её взглядом.

— Я не знаю, как оно повлияет. Всё же, мы это ещё не изучили. Дай месяц, может, чуть больше. Я разберусь.

Всю жизнь являться носителем — дурная перспектива. Конечно, лучше так, чем быть полноценной заражённой, но хорошего мало. Когда вся канитель завершится, ей хочется просто забыть о произошедшем, как о страшном сне, оборвать связи с Никольскими, может, взять маму и уехать куда подальше. Новый город, новое начало.

— Но, может, всё-таки…?

Доктор отрицательно мотает головой, лицо его сосредоточено и серьёзно.

— Нет. Опасно. Даже не пытайся меня уговорить, я не стану рисковать здоровьем пациента, — и это смешно оттого, что подопытных они не жалеют. Ника помнит состояние женщины, которую довелось увидеть в одной из камер.

— Ясно. Я поняла, — недовольно бросает она, закрывая за собой дверь.

Её подвозит Илья. Дома тихо, ей очень не хватает Светкиного смеха и объятий, того, как смешно она морщится, когда обижена, как подрагивают во сне её ресницы. Однако Ден ясно дал понять, что ребёнку не место в доме, когда происходит переворот. Он рассказал о нападении, наверное, верно сделал, ведь иначе Ника бы не смирилась с отсутствием дочери.

Она переодевается в домашние вещи, желудок голодно урчит. Всё её больничное питание оставляло желать лучшего. Организм требовал чего-то более существенного, чем овсяная каша или суп.

Холодильник пустует. Она роется в шкафах и находит хлопья. Лучше б это был здоровенный стейк, но имеем, что имеем.

— Вообще-то в городе работает доставка, — раздаётся позади голос Дена. Ника ведёт плечом.

— Я знаю, мне не пять, — огрызается она.

Обдумав случившееся, девушка в полной мере осознала то, что могла погибнуть. Осталось бы только тело без души. Как он может вести себя, будто ничего не было? Будто не он пытался её убить.

— А капризничаешь, будто да, — усмехается он.

Ника с грохотом отставляет тарелку и оборачивается. На нём чёрные спортивные брюки и жёлтая футболка, волосы встрёпаны, торчат в разные стороны. Он выглядит так, будто только проснулся. И ей странно видеть на его лице сменяющие друг друга эмоции от заинтересованности до раздражения.

— Давай ты сделаешь вид, будто меня здесь нет, ладно? Скоро всё закончится. Не вижу смысла притворяться, словно тебе есть дело, — говорит она, не пытаясь смягчить удар. Ей не нужна его забота. Она лишь путает, внушает то, чего нет. Ей не нравятся чувства внутри, не нравится, что одно его присутствие вносит в её голову путаницу, а живот тянет, точно в преддверии чего-то хорошего, чего-то, что заставит её трепетать в ожидании.

Он облизывает губы и делает шаг навстречу.

— Ты снова это делаешь.

— Ха? — выдыхает она, сжимая кулаки.

— Выводишь меня. Прекрати, твои истерики уже достали, — говорит он, потирая пальцами лоб. — Я рассказал. Тайн больше нет. Ты же этого хотела, верно?

Он имеет одну примечательную способность — превращать её в нестабильную психопатку, готовую взорваться в любой момент. Сейчас это и происходит. Она чувствует, как спокойствие испаряется, исчезает, а на замену ему приходит нечто чёрное и вязкое.

— Не говори мне, когда я должна замолчать. Технически рассказал Максим. Ставлю тысячу: это было его решение, не твоё, — она почти на сто процентов уверена, не зря же Ден так долго молчал.

Его кадык дёргается, когда он сглатывает, а взгляд становится острым и ядовитым.

— Нравится с ним общаться, да? Максим, Максим, Максим. Что, уйдёшь к нему, как разведёмся? — цедит он. Слова, приправленные злобой, больно бьют под дых.

— Он по крайней мере остаётся человеком. Нормальным, способным на сочувствие. А ты — человек, а, Ден? — ей неясно, почему они, вообще, об этом разговаривают. Будто действительно женаты, будто меж ними когда-то было место для искренности.

— Так вали, — холодно бросает он, приблизившись к ней на расстояние вытянутой руки. Выплёвывает слова на выдохе, точно нет ничего проще. — Только не забудь, как просила меня о большем. Что, не помнишь?

Ооо, она помнит, хотя лучше бы, действительно, забыла, как и своё нападение на него в целях самозащиты. Вампирский припадок хранить в памяти было бы приятнее.

Она бьёт его по щеке. Сильно. Наотмашь. Раздаётся шлепок и наступает звенящая тишина. Он поворачивает голову, на коже алеет след. Ей кажется, что вот-вот его глаза подёрнет красная пелена, но из-за недавнего чудесного исцеления этого не происходит. Он ставит руку поверх её головы, нагибается медленно, секунда превращается в десять. Их губы почти соприкасаются. Слюны во рту скапливается слишком много, а сердце учащает ритм. Ей бы пригнуться, ускользнуть и сбежать. Это было бы логично. Но логика рядом с ним постоянно сбоит. Её просто не существует.

— Никогда. Никогда больше не смей, — низко давит он. Их носы соприкасаются, бешеный пульс колотится в висках, в горле. От его близости крутит живот. — Поняла?

Взгляд скользит по его оголённым ключицам, напряжённой линии челюсти. Ника дрожит, но вовсе не от страха, хотя так было бы правильно. Что-то изменилось с той ночи в отеле и перевернулось с ног на голову, когда он пришёл израненный. Что-то с ними теперь конкретно не так. А было ли хоть раз «так»? Вряд ли.

Когда всё началось? Когда он обнимал её после ночного кошмара, когда утирал солёные слёзы? Или раньше? Она не может понять, да и не желает.

— А то что? — с вызовом говорит Ника, но вместо спокойного голоса выходит какой-то хрип.

Его глаза сверкают каменьями, темнота в них сгущается, патокой окутывая её сознание. И расстояние, недавно казавшееся близким, теперь ощущается иначе.

Он рывком притягивает её к своему телу, буквально впечатывая. Поясница ударяется о столешницу. Пальцы зарываются в его волосы, сжимают русые пряди. Она замечает, что они мягкие, шелковистые. От него приятно пахнет, словно только недавно принимал душ.

Ден стонет ей в рот, закусывая губу, проникает внутрь, проводит по нёбу, переплетает свой язык с её. Вспыхивает искра, в мгновение обращаясь лесным пожаром, от которого нет спасения. Их некому тушить. И незачем. Они сгорят на этом костре вместе.

В солнечном сплетении порхают мотыльки. Они обязательно дотлеют до серого пепла, как сигарета в его пальцах. Но это случится позже. А сейчас он настойчиво жмётся к ней, стараясь стать ещё ближе.

Она сдавленно стонет, когда влажный язык скользит по ушной раковине, горячее дыхание обжигает шею. Её руки блуждают по его спине, плечам.

Кто-то из них должен остановить это сумасшествие! Они же обязательно пожалеют. Но у Ники не остаётся сил на сопротивление. Мысли разлетаются в разные стороны: неуловимые, недосягаемые. Она не может ухватить ни одну.

— Ден, — скулит она, запрокидывая голову, когда он доходит до ключиц.

— М? — не отвлекаясь от поцелуев отзывается он. У неё по рукам бегут мурашки, когда он легонько закусывает кожу на оголённом плече.

— Мы должны остановиться, — наконец, говорит она на выдохе. Это чертовски сложно, когда мозги плавятся, а слова формировать почти невозможно.

Он отстраняется, смотрит в глаза. Они у него тёмные, мутные, зрачки — необъятные бездны. Она видит в них возбуждение, желание обладать. У неё вяжет в горле, дышать становится трудно.

— Тебе не нравится? — почти мурчит он низким вибрирующим тоном, от которого всё внутри переворачивается, сердце делает кульбит. Ей кажется, что оно не выдержит. Выдерживает. Греется, раскаляя тело, обращая кровь в кипяток.

— Да, — как-то слишком тихо тянет девушка.

Ден усмехается в своей привычной манере. И она понимает: его кривая улыбка отпечаталась в её памяти, наверное, навсегда. От неё ноет под рёбрами, за ними растекается нежданная щенячья нежность.

— А так тоже не нравится? — ехидно шепчет он в ямку у правой ключицы, касается кратко губами и втягивает кожу, чтобы после отпустить.

Ей приятно. Больше, чем просто приятно. Это сложно описать, сложно и представить. Ника осознаёт, что, пожалуй, нет смысла отрицать свою к нему симпатию. Да, он — тот ещё козёл, но его действия, совершённые намеренно, никогда не вели к дурным последствиям в отношении неё.

— Нравится, — тоненько пищит она, поддаваясь напору.

Он поднимает её, ухватив под бёдра, и усаживает на столешницу.

— Знакомо, да? — хмыкает, намекая на их первый контакт.

Ника бы рассмеялась, если б находила ситуацию забавной. Но сейчас ей не до смеха. Она пылает, ей жарко. Одежда кажется лишней на теле: его и её.

Притягивает его к себе за ткань футболки, смело встречаясь взглядом. Она уверена: у неё тоже ненормальные глаза, подёрнутые дымкой. Ей не хочется вести с ним светские беседы, не хочется скандалить.

— Заткнись, — почти рычит ему в губы, закусывая пухлую нижнюю. Он толкается, вжимаясь пахом меж её ног. И домашние штаны перестают быть тонкими, ей чудится, что они словно зимние, служат препятствием, мешают.

Ей колет вдоль позвоночника острое желание трогать его везде, прикоснуться к затянувшимся ранам, провести по вискам, скулам, очертить подбородок, чувствуя кончиками пальцев гладкость выбритых щёк. Дрожь бьёт колени, они бы обязательно подкосились, если бы она продолжала стоять на полу. Его руки держат крепко, он снимает с неё верх, отбрасывая вниз. И её колотит, но вовсе не от холода. Ей жарко, его огонь проникает в неё заблаговременно, достигает мышц и костей, а самое главное — разума.

Она гладит его лицо, обводит кончиком пальца напряжённую челюсть, подушечкой ласкает губы, чтобы после накрыть их своими губами. Целовать, пока не закончится в лёгких кислород.

Ей ранее не знакома была страсть, с первым парнем всё произошло по обоюдному согласию, но снедающее безумие обошло стороной. С Андреем… она не желает об этом вспоминать. И теперь нечто новое растекается по жилам, лентами опоясывает гортань. Она задыхается не от страха.

Ден смотрит на её голую грудь голодными глазами, она закидывает свои ноги ему на бёдра. Он опускает голову, тёмно-русые пряди щекочут кожу. Втягивает сосок, обводит языком по кругу, выпускает. И так со следующим.

Ника цепляется пальцами за его волосы, ласкает шею, царапая короткими ноготками. Дышит часто, резко, прямо, как и он. Им обоим не хватает воздуха. Он меж ними разрежен, будто на вершине горы. И ей всё мало.

Он снимает с неё штаны, раздевается сам медленно, неспешно. Она пожирает его взглядом, спускаясь от горла к поросли волос у полоски трусов. Облизывает пересохшие губы. Ден смотрит на неё изучающе, задерживаясь на лице и талии. Губы его припухли и покраснели от поцелуев, а на шее обозначилась алая отметина. Ника идёт пятнами от смущения, понимая, кто оставил засос. Она не хотела, само получилось. Но ей нравится, как это выглядит на нём. Словно знак принадлежности, напоминание.

— Красивая, — говорит он. Голос ложится на слух мёдом, распаляет ещё сильней, хотя от неё и так вскоре останутся лишь угли. — Ты очень красивая, Ника.

Ден приближается неспешно. Обманчиво расслабленный, глаза сощурены, будто только пробудился ото сна. Но она знает: то далеко от правды. Он выглядит, как морская гладь, затихшая перед природной катастрофой. Опускает ладонь на её бедро, оглаживает, прислоняется торсом. Ника подаётся навстречу. Она жадная, ей нужно больше. Больше ласк, укусов, поцелуев.

Цепляет зубами кожу на его шее вблизи уха, отпускает и зализывает. Он напрягается всем телом, сквозь ткань трусиков чувствуется его возбуждение. Член давит, упираясь в промежность. Она подаётся вперёд, потираясь о него, на что Ден отзывается громким свистящим выдохом сквозь стиснутые зубы.

— Тише, не спеши, — шепчет хрипло, утыкаясь подбородком в её макушку. А сам пальцами по спине проводит, едва касаясь подушечками позвонков. Она скулит, придвигаясь к самому краю столешницы, но он отодвигает её обратно одним толчком. — Я хочу, чтобы ты была готова. Ещё рано, — посмеивается, целуя в щеку, прочерчивая дорожку от скулы к шее.

И как не видит? Она готова. Потряхивает всю от похоти, что зрение плывёт, а лоно саднит и пульсирует, живот тянет, узел внутри становится всё плотней.

— Пожалуйста, — просит, заглядывая в глаза. Грудь при движении покачивается на весу, привлекая его взгляд. Поволока становится плотнее.

Она слышит визг поломанных тормозов.

Дышит им, поглощая через рот вместе со слюной чужое желание. Его так много, что можно сойти с ума. Оно затрагивает каждый нерв, выворачивая наизнанку. Она касается его везде, куда дотягивается. И всё равно этого недостаточно.

Ден стягивает её трусы-шортики, те повисают на ступне. Ведёт пальцами по животу, пупку, ниже, накрывает чувствительный бугорок. Она запрокидывает голову, теряя связь с реальностью. Не понимает уже, где его губы, а где руки.

Она не знала, что может быть настолько остро, ярко, чувственно. Что холодный мужчина, которого знает, способен на страсть. Он доказывает это в ту же секунду. Обводит клитор массирующими мягкими движениями, пока не выбивает стон: громкий, протяжный.

Ника не узнаёт собственный голос, настолько пошло звучит: гортанно и низко. Она подумает об этом позже, не тогда, когда фаланга проскальзывает внутрь, растягивая стенки. Проникает одна, затем вторая. Пальцы у него длинные с заметными выступающими костяшками. Она сжимается вокруг них, ощущая каждый миллиметр, подаётся навстречу. Глубже, жёстче, сильнее. От едкого удовольствия лишается рассудка. Глаза закатываются, что непонятно: где пол, где потолок.

Он вытаскивает пальцы, подносит ко рту. Она смотрит на то, как его язык скользит вдоль, слизывая влагу. Это по-своему сексуально, притягательно, что у неё судорогой сводит внутренности.

Остаётся буквально шаг до того, как она начнёт умолять. Его губы обводят рёбра, целуя каждое, делая остановку там, где колотится безумное сердце. Оно вот-вот прорвётся сквозь кожу, Ден совершенно точно слышит сумасшедший стук. Глядит снизу-вверх — Ника задыхается. У неё кружится голова, пульсирует в висках, а на кончиках пальцев трещат маленькие молнии. Их так много, что впору потерять сознание, как трогательные барышни в средние века. Аритмия точно её погубит. Рано или поздно.

Зрительный контакт не прерывается. Он будто зачаровал её. Она следит, как его макушка опускается всё ниже. Касания обжигают бок, затем живот и внутреннюю сторону бедра. Он берёт её за лодыжки, придвигает ближе. Дыхание опаляет клитор, его мягко обводит язык. Ника уже не ласкает его волосы, она в шаге от того, чтобы сорваться: сжимает пряди в кулак, натягивая. Мокрые звуки заполняют кухню, где совсем недавно она собиралась приготовить себе поесть.

— Хватит, — бормочет, в противовес просьбе, сжимая его голову меж коленей.

Конечно, он не слушает. Становится всё невыносимей, пока эйфория не взрывается внутри, разнося по всему телу импульсы. Она кричит, не сдерживаясь, не думая об охране снаружи дома, которая наверняка услышит.

Ден поднимается во весь рост. Она скользит по нему рассредоточенным взглядом. Расслабленная недавним оргазмом, опустошённая. Видит, как он взбудоражен.

Ника сводит ноги и выдыхает. Он склоняется, целует нежно в висок, движется к губам, затягивая в очередную авантюру.

Узел в животе не расслабляется, хотя она думала, что станет легче после разрядки. Однако ей всё ещё его мало. Слишком мало. Она никогда не представляла, что может быть так. Оно было.

Её лихорадит, ей хочется почувствовать его в себе, ей это необходимо. Он не улыбается больше, вовсе нет. Черты лица заострились, на шее она замечает пульсирующую вену.

— Не могу, — цедит, оставляя поцелуй-укус на плече. Ника не чувствует боли, не чувствует ничего, кроме разъедающего желания. Оно слишком велико, чтобы отвлекаться на что-то иное. — Не могу больше, Ника-аа, — его имя его голосом дробит её по частям. И у неё нет желания собирать себя обратно. К чему?

Может, это слишком дерзко, оттого её щёки без того алые, краснеют пуще прежнего. Она разводит колени, притягивая его так, что их плоть соприкасается.

— Так давай, — бормочет, еле связывая буквы воедино, потому что мозги напоминают жидкое желе. — Давай, Ден, пожааа-алуйста, — выдыхает ему в губы и целует, сплетая их языки.

Он толкается осторожно, а ей не нужно осторожно. Ей до остроты дерёт желание ощутить его целиком. Ника двигает бёдрами навстречу необдуманно резко, ему срывает крышу. Он становится всё напористее, вбиваясь в её тело. Она слышит влажные шлепки вперемешку с их всхлипами — стонами.

— Ещё, — хрипит ему на ухо, не замечая, где его пот, где её. Это совсем неважно.

Лоно вокруг него сжимается, она чувствует каждую вену, сжимая его внутри себя. Дискомфорт не исчезает полностью, ведь у неё так долго никого не было, но похоть сильнее. Ника вообще не помнит, чтобы хоть кого-то хотела настолько неистово.

Прикусывает сосок, зализывая тут же, а её выгибает, током бьёт, пронзая до кончиков пальцев ног. Он вбивается всё быстрее, быстрее и быстрее, пока она не достигает пика. Выгибается в пояснице, запрокинув голову, дышит часто, вздымая грудь. Он вколачивается глубже, выбивая гортанные стоны, уткнувшись носом ей в шею, пока не замирает, вздрагивая несколько раз.

Они оба потные, измождённые, но расслабленные и довольные. Ника не знает, чего ждать дальше. Через секунду, минуту или две. Она не может собрать мысли в нечто связное, то, с чем можно будет работать. Оттого растекается в его руках, ощущая, как плоть всё ещё пульсирует, а сердце не может выровнять ритм.

Глава 12

Ника

Она лениво потягивается, выпутываясь из сетей его рук, перекатывается на живот, сбрасывает одеяло, правда, тут же возвращает его на место, вспомнив о наготе. За вечер и ночь они, как безумные, занимались сексом трижды, из-за чего у неё дрожат ноги и саднит лоно.

Ника закусывает губу, тихонько стонет, закрывая ладонями глаза. Ощущает, как горит от смущения лицо. Что они натворили? Что натворила она? Всё было просто ещё сутки назад, а теперь запуталось, как клубок украденных котом нитей.

Она поворачивает голову, изучая лицо Дена. Он выглядит умиротворённым, расслабленным. Спит, закинув руку на подушку. Если б он всегда был таким, их взаимодействие не напоминало бы американские горки. Её тянет коснуться его кожи, убрать с век спадающие пряди, но она останавливает себя на половине пути.

Ступни касаются пола, утреннее солнце слепит, проникая через закрытое окно. Стараясь не шуметь, она осматривает пол, но не находит своих вещей, поздно вспоминая, что те остались на кухне там же, где всё началось.

Футболка в ящике находится почти сразу, доходит ей практически до колен.

На цыпочках крадётся мимо постели в надежде избежать неловкого разговора, оборачивается в последний раз и натыкается на сощуренные карие глаза. Он с насмешкой смотрит на то, как она пытается улизнуть.

— Бросаешь одного, не попрощавшись? — хмыкает он, усаживаясь. Одеяло спадает, оголяя торс, Ника сглатывает.

— Мы живём в одном доме, — фырчит она, стараясь скрыть смущение. Получается паршиво, потому что предательские щёки тут же алеют вместе с ушами. Чёрт бы побрал генетику. Это наследственное, из-за светлой кожи пунцовые пятна видно ещё сильнее.

— Иди ко мне, — усмехается он, похлопывая рядом по простыне.

Ника закатывает глаза.

— Извращенец. Нам нужно есть. И мне необходимо позвонить Светке, — отрезает она. Футболка перестаёт казаться длинной, мужской взгляд будто проникает под неё, сканируя.

— Вчера тебе всё нравилось, — хмыкает он, поднимаясь на ноги.

Она отступает к выходу, чуя неладное. Слишком уж хитрые у него глаза. Ден движется плавно, медленно, но вдруг срывается с места и перехватывает её за талию под громкий непроизвольный визг.

— Придурок! — брыкается Ника, силясь вырваться. Он целует её шею, зарывается носом в копну светлых спутанных волос. — Нет. Ден, нет! Отвали! — ругается она с перерывом на дурацкий смех.

Он забирается пальцами под ткань, ведёт подушечками по животу, провоцируя уже знакомое тянущее чувство. Дурные мотыльки машут крыльями, совершенно не слушая разум. Их становится больше, чем вчера. И это пугает.

— Нет? — мурчит он в ухо, выпуская изо рта горячий воздух, дует легонько, вызывая ворох мурашек по спине.

Ника выдыхает шумно через рот, тая в его объятиях. Коленки дрожат, подкашиваются, она облокачивается на него, с усилием опускает затылок на широкую грудь.

— Нет, — говорит уже твёрже, собираясь с духом. — Мне нужно в душ. И у меня кончились силы, дай передохнуть, — желудок, будто подтверждая, жалобно урчит.

Он хохочет едва слышно, поцелуем ласкает висок. Тянется к губам, но она отворачивается, уклоняясь.

— «Нет» значит «нет», мы даже не чистили зубы, — ладони исчезают с её тела, тут же становится как-то холодно, ощущение уюта испаряется, как не бывало.

— Понял, заноза, — отвечает Ден, отодвигаясь.

Она честно пытается не смотреть, как он одевается, что даётся с трудом. Ей действительно нужен отдых, тело не выдержит ещё один такой марафон в скором времени. Хотя, по его виду не скажешь, что расстроился. Выглядит чрезвычайно довольным собой. Больше, чем обычно.

— Я пойду первой, — неловко бормочет она, переминаясь. Он кивает, с улыбкой исчезая за дверью. Нике сложно не отметить: она ему идёт. Не кривая усмешка, а именно улыбка. Пожалуй, та впервые со дня их знакомства появилась на его лице.

Вода остужает кожу и голову. Она специально включает прохладную. Подставляет макушку, капли стекают по волосам вниз, пока не скрываются в стоке. Аромат его шампуня щекочет ноздри, кажется, она без того пропахла им вся, целиком, безвозвратно.

Всё произошло как-то чересчур быстро, ей необходимо время на размышления. Как теперь быть? Что делать? Предстоит ли в будущем развод или меж ними происходит что-то серьёзнее, чем секс без обязательств?

После двадцати минут под отрезвляющими струями, она решает, что это всё не так уж важно в преддверии грядущих событий. Им бы разобраться с Никольским старшим, а уж что там будет дальше — разберутся.

Прислушавшись к себе, Ника понимает: будет больно и сложно (когда с ним было легко?). Она каким-то непостижимым образом умудрилась влюбиться в такого невыносимого типа, как Денис. Лучше б в душу запал Макс, он куда больше подходит на роль примерного супруга. Но едва ли сердцу можно приказать. Эти чувства засели в ней крепко, теплятся ровным огоньком, не желая тухнуть, сколько пламя не заливай. Момент, когда можно было их сокрыть за семью замками упущен. Просто так есть. Теперь это её реальность.

Она подсушивает волосы полотенцем и прокрадывается к себе в комнату, надеясь переодеться без отвлекающих факторов. Благо, получается. Ей сейчас необходимо побыть одной.

Набирает номер Ульяны, на той стороне идут длинные гудки, спустя секунд тридцать отвечает женский голос. Няня передаёт трубку Светке, ей становится легче, когда слышит дочь, волнение развеивается.

— Привет, мам. Ты когда вернёшься? — спрашивает малышка, на заднем фоне звучит мелодия знакомого мультфильма. Его крутили одно время по ТВ.

— Привет, Свет. Скоро. Мы должны немного поработать, как закончим, обязательно за тобой приедем, — обещает она, а у самой сердце щемит от тоски. Ей интересно, когда полное безразличие и отрицание сменились трепетным беспокойством. Будто не она избегала ребёнка прошедшие годы. Даже удивительно, что дочь так легко идёт на контакт. То к лучшему, значит, не слишком поздно всё исправить.

— Правда? А что вы делаете?

— Правда. Кое-что важное, мы заработаем много денег и купим тебе самые лучшие краски, — говорит Ника, припоминая, что Светка всегда любила рисовать. Пусть, пока её художества далеки от совершенства, но ей явно это по душе. Позже следует отдать её в художественную школу.

Раздаётся громкий писк, нечто среднее между смехом и визгом. Она глупо улыбается, удерживая мобильный у уха.

— Мам, — шепчет тонкий голосок, — Ульяна какая-то странная. Плачет много, — жалуется тихо, видимо, надеясь, что её не услышат.

Конечно, странная. Они все точно с катушек слетели. По-разному. Если их затея провалится, причастные взойдут на эшафот без исключений. Никольский старший найдёт, от него не спрячешься. Ей даже от его сына сбежать не удалось.

— Она переживает за нас, малыш, всё хорошо, просто Ульяна очень чувствительная. А ты сильная, правда? Ты же нас поддержишь? — пытается подбодрить, придав тону уверенности.

— Сильная, — звонко выдаёт Светка. — Я уже большая!

Конечно, большая, пять исполнилось. И она вновь пропустила её день рождения. И ведь молчит, ни слова в упрёк не сказала, хоть не в курсе, что на этот раз Ника не пришла не по собственному желанию. Сложно оказаться подле неё, когда лежишь на больничной койке.

— Взрослая! — посмеивается она. — С Днём рождения, солнышко, — глаза увлажняются против воли.

— Тебя не было, — обвиняет дочь. Её тянет оправдаться, но всё то, что приходит в голову, прозвучит не так, лишь ухудшит ситуацию. Правда же в их случае — плохой выход. Ей в последнюю очередь нужно, чтобы Света переживала.

— Прости, пожалуйста, мы были очень заняты. Денис взял выходной ради свадьбы, нам пришлось много работать. Но мы обязательно отметим позже, — выдаёт на одном дыхании, комкая края домашней кофты.

Некоторое время стоит тишина.

— Ладно. Когда ты приедешь? — ей нечем клясться, что это случится в ближайшее время, потому что сама не уверена в положительном итоге их безумного предприятия.

— Я… — её прерывает движение сбоку. Ден стоит, опершись о косяк, смотрит внимательно, вслушиваясь. Чёрт знает, сколько он там уши греет. Нике становится некомфортно. Она ёжится.

— Скажи, что будем через неделю, — едва слышно советует он, задерживая взгляд на её губах. Она сглатывает ставшую комом слюну.

— Через неделю, Свет.

— Через не-де-лю! — задумчиво произносит дочь, дробя последнее слово по слогам. — Ой, мам, тут серия новая. Про утяток. Я пойду, — Ника открывает рот, но ничего сказать не успевает, Светка бросает трубку.

Ей смешно от такой непосредственности. Так тянулась к ней, чтобы сейчас предпочесть мультфильм. Однако так даже лучше. Дальше последовало бы больше вопросов, а ей нечего ей ответить.

Она опускает телефон на постель, усаживается, поджав под себя ноги, встречается с Деном глазами. Вновь поражается, какие они у него невероятные: в нынешнем освещении светло-шоколадные, отливают на солнце золотом. Её удивляет такой оттенок, потому что ранее никогда не замечала, не обращала внимания, сосредоточенная на его гнетущей ауре. Теперь она у него вовсе не гнетущая, скорее, наоборот.

Капли воды стекают по его русым прядям, по щекам, шее, исчезая за тканью. Она благодарит небеса за то, что он соизволил одеться. Вид его обнажённого торса совершенно точно дурно влияет на её способность ясно мыслить.

— Нравлюсь? — хмыкает он, подмигивая.

Она моргает, не зная, как реагировать на его игривое настроение. Подобное поведение ему несвойственно, по крайней мере, ранее он не проявлял эту сторону, предпочитая властность и отстранённость.

Ведёт плечом, выдыхает.

— Ты невыносим, знаешь? — говорит она совсем не то, что вертится в мыслях. Он понимает, как делал это всегда. Как-то обидно: так легко читает её сознание и без вампирских штучек.

— Значит, нравлюсь, — склабится довольно, демонстрируя белые ровные зубы, растягивая пухлые губы в улыбке. Её одолевает неловкость при воспоминании о том, где недавно были эти самые губы. — Ты вроде хотела есть. Пойдём, я заказал доставку, привезут через минут двадцать, пока можем сделать кофе, — он задумывается, на мгновение прерываясь, а после продолжает, — или тебе чай?

Забавно, ведь он вправду понятия не имеет, что она предпочитает. Нике известна его любовь к кофе, а вот ему разузнать не довелось.

— Чай. Чёрный с двумя ложками сахара, — отвечает она, обнаруживая его волнение по тому, как дёргается кадык, когда сглатывает слюну, по положению рук, сцепленных за спиной. Её удивляет факт, что он способен переживать. Недавно всё было иначе. Придётся научиться взаимодействовать с такой вот его эмоциональной версией.

Он кивает, выходит вон, а затем до неё доносится громкое:

— Идёшь? — ей так тепло на душе, от его баритона в груди трепещет. Наконец, жизнь налаживается. Но, наверное, не стоит к этому привыкать. Как известно, всё хорошее рано или поздно имеет свойство заканчиваться.

Она спускается по лестнице, глядит на его широкую спину, как шаманит что-то с кофейной машиной, ругается приглушённо, не разобрать. Легко догадаться: техника вновь сбоит. Ника фыркает себе под нос, как по ней, куда проще сварить напиток в турке. По старинке оно надёжнее. Однако Ден точно с ней не согласится, может, время своё бережёт, может, просто не хочет возиться.

Красивый, бес, даже взлохмаченный после ванных процедур. И вихры идут ему больше, чем деловая укладка. Ей не по нраву его обыкновенно зализанные с помощью специального средства волосы.

Она приближается незаметно, поддавшись порыву, обнимает сзади, укладывая щёку на выступающие лопатки. Он чертыхается и поворачивается вполоборота.

— Ты бы так не подкрадывалась, могу не узнать. Реакция, сама понимаешь.

Ника пробирается прохладными ладонями под его футболку, останавливаясь на горячем животе. Ден чуть заметно вздрагивает. Она и не ведала, что ему не по душе холод. Как странно: ледяной айсберг не терпит зиму.

— Боишься замёрзнуть? — фыркает, потираясь лбом о ткань. И чувствует его расслабляющиеся мышцы.

— Слышала о контрасте температур? Это нормальная реакция организма.

— Сломалась? — спрашивает очевидное, по сути, ей не нужен ответ.

— Снова. Нужно купить другую, — говорит так серьёзно, словно неисправная кофемашина — главная его жизненная проблема.

Она не выдерживает, прыскает от смеха. Он звенит колокольчиками, переливаясь. Ден высвобождается, чтобы стать лицом к лицу, кольцует её своими руками, слоняется и прикусывает кончик носа.

— Ай! — пищит Ника, пытаясь уклониться.

— Будешь знать, как издеваться, — ей не хочется пояснять, что никакая это не издёвка, всплеск эмоций от всплывших в памяти будущих сложностей, не более. Не хочется рушить такой момент. Ей чудится, будто он может не повториться. Будто их время ограничено чем-то или кем-то. Оно может истечь в любой миг.

— Я не понимаю. Неужели так плохо один раз попить чай? — он смотрит на неё, как на дурочку, словно глупость сморозила, не иначе.

— А так плохо вместо чая пить чёрный несладкий кофе? — усмехается, явно намекая на то, что их вкусы различны.

Она поглаживает кончик носа в месте укуса, морщится и кладёт голову на его плечо. Ден молчит, опершись подбородком о её макушку. Так они замирают недвижимые на минуту или две. Оба осознают: речь вовсе не о напитках. Всё куда глубже. Если копнуть, она уверена, они настолько непохожи, что в списке интересов не совпадёт ни один. И ей, о боже, всё равно. Лишь бы он и дальше оставался рядом, стоял вот так, сжимая крепко и бережно, лишь бы в его глазах вновь не блеснули осколки колотых льдин.

— С твоей мамой всё хорошо. Я узнавал. Её перевезли в другую больницу, подправили документы. Отец не отследит, — шепчет, похлопывая её по пояснице.

Ника выдыхает шумно, ощущая облегчение. Ей погано, потому что с их вчерашним безумством она упустила целый день. Вместо того, чтобы кувыркаться, могла бы набрать матери. А вот он не забыл, позаботился заранее.

— С-спасибо, — сбивчиво благодарит, а в горле щекочет. Глаза щиплет. Она коротко втягивает носом воздух. — Правда, спасибо. Я должна с ней поговорить, — у них с мамой не всё было гладко, одно её долгое сожительство с отцом чего стоит, что говорить о давлении в вопросе беременности в их… обстоятельствах. Конечно, можно заострить внимание на том, что материнские чувства в ней по итогу всё же проснулись, но… если бы нет? Что тогда? Ещё один несчастный, нелюбимый ребёнок? Порой аборт — необходимость. Сложное решение, которое необходимо принять. Не то что она собралась ворошить прошлое, однако маму за то не простит. Сейчас Светка — всё для неё, но когда-то ведь было иначе. Ника помнит своё горькое отчаянье, залегшее в самом существе, гложущее изнутри, снедающее разум.

Ден остро чувствует её напряжение, целует легонько в висок, в скулу, смыкает их губы в практически невинном поцелуе. Отстраняется, берёт в ладони обе щеки, смотрит прямо в глаза, ищет там что-то, будто пытается проникнуть в саму суть. Не спрашивает, всё ли нормально, потому что знает, это абсурдный вопрос.

— Пожалуйста. Ты хочешь поехать по магазинам? Или в парк? Без Светы на этот раз, но ещё успеется, — он прокашливается, видимо, испытывая неловкость.

Она смотрит на него, гоня прочь негативные мысли, кивает.

— Давай. А можно и туда, и туда? — усмехается, копируя его манеру.

— Конечно. Осилишь? — оглядывает, пытаясь сыскать в ней признаки усталости.

Ника переминается с ноги на ногу, оценивая своё состояние. Мышцы ноют, как после длительных физических нагрузок, но не настолько сильно, чтобы отказаться от прогулки. К тому же, погода выдалась на диво чудесная.

— Осилю. Если что, мы остановимся отдохнуть где-нибудь в кафе, — его глаза светятся, в них ей мерещатся восхитительные искры. При одном взгляде сердце начинает сжиматься, желание коснуться, убрать не дающую ей покоя с самого утра прядь, невыносимо. Она поднимает руку, зачёсывает его волосы пальцами назад, чтобы те не закрывали длинные ресницы с карими омутами под ними. Ден улыбается.

— Мне стоит постричься?

Она задумчиво перебирает вихры, а затем мотает головой.

— Нет. И так отлично, — ему идёт абсолютно всё, просто что-то ей нравится больше, а что-то меньше. Отрасти патлы до лопаток, всё равно останется неотразим. Нельзя же быть настолько идеальным! Странно, как она этого раньше не замечала? Может, просто не желала. Или боялась погрязнуть в нём, ведь то, что она чувствует, действительно устрашает. Это похоже на пожар и наводнение сразу. Одно затихает на мгновение, чтобы разразилось другое. Замкнутая петля, не иначе.

Глава 13

Ника

До салона они добираются меньше, чем за час. Их встречает девушка в униформе. Глядит на Нику, растягивая губы в профессиональной улыбке, затем смотрит на Дена, склоняется в полупоклоне, намерено демонстрируя декольте. Он хмыкает, не задерживаясь на оголённом участке груди дольше секунды, сканирует. Её всё равно от этого передёргивает. Точно для него нормально относиться к женщинам, как к товару на прилавке. Кто-то достоин его внимания, кто-то нет. Возможно, она остро реагирует. Не хотелось бы чихвостить его сейчас, когда у них всё только наладилось. Потому жмёт губы и проходит вперёд, не обращая внимания на застывшую сотрудницу.

— Нам нужна вся новая коллекция, — звучит его бархатистый голос. Девушка вздрагивает, вытянувшись по струнке.

Это, получается, на него все так реагируют? Потому что он не ведёт и бровью, словно привык наблюдать подобное каждый день.

Ника садится на диванчик, приносят каталог. Никольский со знанием дела листает страницы.

— Нам вот это, это, это и это. И несите всё с пятой модели по восемнадцатую, — распоряжается он, не удосужившись уточнить её мнение. Хотя… когда он спрашивал? Она не спорит, в моде он явно сведущ лучше неё. Им всё же придётся посетить светский раут, нужно соответствовать.

— Сейчас, — суетится сотрудница, на чьём бейдже значится «Диана». Она оправляет юбку, шествует на каблуках в соседнее помещение. Поразительно, как, вообще, держится на высокой шпильке весь день. У Ники и в кедах-то ноги устают.

— А не слишком много? — удивляется, потому что, если подсчитать, платьев выходит около тридцати с лишним. Пока примерит, коньки отбросит от изнеможения. Шоппинг — точно не её конёк.

Ден усмехается, она сглатывает. Ненавидит, когда он так делает, сразу хочется вытянуть белый флаг.

— Ничуть. Подберём модель, цвет, сделаем заказ, как раз успеют к пятнице.

— Так быстро? — до пятницы остаётся три дня. Неужто успеют? Обыкновенное ателье за такую работу не взялось бы, слишком уж сжатые сроки.

— Не за безделье я столько плачу, — жмёт он плечами, будто всё происходящее — само собой разумеющееся.

Она закатывает глаза: кичиться состоянием — совсем уж лишнее. Будто ей неизвестно, каковы его счета.

Он откидывается на спинку диванчика, вытягивает ноги. И она отмечает, насколько разительно отличается их обувь. У него — вычищенная классическая, у неё — спортивная и явно поношенная. Естественно, имелись туфли, подобранные Ксюшей, но надевать их на длительную прогулку было бы самоубийством.

— Скажи, что мы возьмём одно, — тянет она, рассматривая одежду на витрине. Ей кажется, что тряпки не могут столько стоить. Но они могут. Это она поняла ещё с первого похода в торговый центр по его указке. Ей некомфортно принимать такие дорогие вещи. Было тогда, а сейчас тем более. Ощущение, словно извлекает выгоду из их отношений.

Он вздёргивает бровь.

— Если ты сменишь наряд несколько раз за вечер, у гостей возникнут вопросы.

Она облегченно выдыхает. Слава богу, он не намерен скупить здесь всё. Её бы это обременило. Он и так слишком многое для них сделал. Вылечил маму — ей бы ни в жизнь не хватило средств, хоть на три работы устройся; оплатилих ипотеку — как узнала недавно от Макса; нанял Ульяну, от которой Ника пребывала в совершенном восторге, как и дочь.

До неё слишком долго доходило, что то, что он делал, никогда не причиняло вреда. Да, был груб, неуважителен, однако даже на их сомнительную сделку имел достойную причину. До сих пор кажется странным: её месть ценой в ребёнка. Смерть одного за какие-то анализы. Она так и не спросила, что он собирался делать со Светой после… конечно, в случае, если бы она действительно исполнила обязательства.

— Я всё подготовила. Проходите, — говорит Диана, обращаясь к Дену, хотя платья предназначены не для него. Одна только картинка, где он стоит в одном из творений дизайнеров, уморительна.

Он поднимается, протягивает Нике ладонь. Она кладёт в неё свою, не удерживается и бросает колкий взгляд на наглую девицу. У той на лице не дёргается ни одна мышца. Может, решила, что привёл в магазин одну из своих любовниц. Самое обидное, в таком случае она близка к истине, ведь они так и не определили формат их… связи.

Они проходят в примерочную, которая напоминает таковую в последнюю очередь. Комната достаточно просторная прямоугольной формы, а на противоположной от входа стене висит здоровенное зеркало с подсветкой.

— Не беспокойте нас, — приказывает Ден. Она ёжится от его холодного тона. В последний раз слышала его не так давно, но уже успела позабыть, ведь его пыл оказался ярче. Последнее, чего бы ей хотелось — вновь прочувствовать это на себе. Она помнит, как он умеет давить одним присутствием: позой, аурой, выражением лица. Такое не выбросишь из памяти.

Сбоку расположены вешалки, а на них рядом висят подготовленные платья. Одно краше другого. Ника в последний раз видела подобное многообразие перед выпускным, а то было давненько.

Он подходит сзади. Она сначала ощущает его близость нутром, только потом пальцы касаются шеи, отодвигая волосы. Дышит ей на ухо, оставляет короткий поцелуй на затылке.

— Которое примеришь первым? — хрипло выдыхает он, а ей становится дурно от нахлынувших эмоций. Их слишком много: льются через края. Кровь в венах бурлит, закипая от того, как он задал простой вопрос, из-за чего она не сразу находится с ответом.

— Вон то синее? — пищит Ника, не узнавая собственный голос. Она не то что не выбирала, указала на первое попавшееся. Последнее, о чём сейчас может думать — платья, ведь Ден стоит позади неё слишком близко. И слишком далеко.

— Уверена? — спрашивает, а сам ведёт носом по её коже. Мелкие волоски на руках стают дыбом, сердце ухает, стремительно падая в живот.

Она делает над собой усилие прежде, чем отстраниться. Ден садится в мягкое на вид кресло для ожидания.

— Конечно.

Наряд оказывается достаточно вычурным: верх напоминает блузу с рюшами, а низ едва ли достигает длины «мини».

— Ты собираешься отвернуться? — сдавленно бормочет она, стряхивая несуществующую пыль с синих джинс.

— Мне и так замечательно, — отзывается подлец, скрещивая на груди руки. — Да брось, после вчерашнего тебе не должно быть дела.

Но ей есть! То, что он видел её тело во время их общего помешательства, ещё не значит, что ему позволено наблюдать в любой момент. Чёрт бы его побрал! Нужно же понимать, когда стоит уступить. Но, видимо, понятие «стыд» ему не знакомо, как и «приличия».

Нику берёт нечто среднее между злостью, азартом и упрямством. Она вздёргивает подбородок, отходит к мягкому ковру, скидывает обувь, ступая на мягкий ворс, а затем раздевается. Медленно стягивает вещь за вещью. Правда, в процессе выясняется, что сексуально снимать джинсы — та ещё задача. Спотыкается о штанину, чуть не падая. Под конец она раздражена и сконфужена. На Дена не смотрит, боится увидеть насмешку, ведь даже простой трюк из фильмов ей не удался. А казалось, так всё просто.

Ткань струится по телу, практически не ощущается, укутывает невесомостью. Она смотрит в зеркало, замечает, как алеют щёки. Такую длину ей не доводилось носить раньше. Юбку хочется одёрнуть, а лучше пришить туда кусок аналогичного шёлка сантиметров в двадцать.

В отражении видит его лицо: заострившееся и напряжённое. Желваки ходят на скулах, руки сжались на обивке. Она замирает, встречаясь с ним взглядом. Он жрёт её, словно и нет на ней слоя ткани, словно предстала обнажённой.

Кадык дёргается, когда он сглатывает.

— Не подходит, следующее.

Она медленно кивает, точно в замедленной съемке. Не отводя от него глаз, снимает с себя вещь, та ворохом падает к ступням. Он поднимается, долго перебирает вешалки, пока она ощущает себя перетянутым канатом, завязанным в несколько узлов. Меж ними метра три, но воздух тяжёл, еле проникает в лёгкие.

Ден останавливается на А-силуэте до пят, передаёт его ей, специально касаясь своими пальцами её, оставляет на запястье почти неощутимую ласку: до боли короткую и мимолётную. Ей могло бы показаться, если бы не ткань в её руках.

Ника надевает его быстро, и выясняется, что оно не такое уж и простецкое. Материал переливается при движении, становясь то чёрным, то серебристым, грудь закрыта целиком, а вот вырез на спине полностью открывает лопатки.

Он убирает её волосы, перекидывая на правую сторону, склоняется, касаясь губами шеи. Глядит на отражение, пожирая её реакцию, впитывая в себя каждую увиденную эмоцию. И ей перестаёт казаться, что перед ней всё ещё человек, а не монстр. Но ей всё равно. Лишь бы не прекращал.

Он не останавливается: оглаживает бедро, вжимает её ягодицы в свой пах. Она физически ощущает его возбуждение, насколько сильно он её хочет прямо сейчас. И это желание не требуется озвучивать. Его можно увидеть, коснуться. Словно оно материально — трещит, накаляется, разогревая их обоих.

Он кладёт пальцы на её плечо, едва касаясь, спускается к локтевому сгибу по оголённому участку, переходит на живот. Невесомость прикосновений делает лишь хуже. Её знобит, скручивает всю от едкой необходимости стать ещё ближе, снять дурацкие лишние наряды.

Ника как-то совсем быстро забывает о том, что ей нужен отдых после предыдущих похождений.

Он целует её висок, отодвигая передние пряди, дышит глубоко и громко, утыкаясь носом в волосы. Смотрит в глаза через зеркальную поверхность, растягивая губы в улыбке.

— Прости, я не планировал, но не могу удержаться, — шепчет хрипло, а она видит, как расширяются его зрачки, когда она подаётся назад, облокачиваясь спиной о его грудь. Там быстро, рвано стучит его сердце. И её шальное вторит в такт.

Глядит на отражение, где и её зрачки практически заполнили радужку. От возбуждения аж потряхивает, им мало друг друга, словно не будет другого момента, а то, что у них есть могут отобрать, не спросив.

— Ден, — тянет Ника, оборачиваясь. Тянет и поднимается на носочки, своими губами легонько мазнув по его губам.

Ему как крышу срывает. Пальцами цепляет волосы на затылке, заставляя запрокинуть голову вверх, стонет ей в рот, погружая внутрь язык, скользя по нёбу, зубам, сплетая с её языком. Ремень расстёгивает, шагая вперёд, пока она не упирается лопатками в холодное зеркало.

— Я не хотел так, не хотел, Нии-ика, — его голос срывается на её имени, будто ему сложно разговаривать. Будто нет на то сил.

— Я хочу, — выдыхает она, суматошно водя ладонями по его рубашке в поиске пуговиц. Отыскав верхнюю, пытается просунуть в петельку, да пальцы не слушаются, трясутся, как трясётся она вся. — Хочу тебя сейчас, — не выдерживает, потому что чёрт бы побрал того, кто придумал пуговицы. Дёргает на себя, срывая одну. Та падает и катится по полу.

Он усмехается ей в губы, вновь сминает. Жадно, неистово, охочий до спасительной воды, где вместо — её слюна.

— Нет, — говорит он решительно, но не отстраняется, не отходит. Смотрит только мутным взглядом, а она не понимает, как это «нет». Как он может отказать в такой момент?

— Нет? — спрашивает едва слышно, еле шевеля языком. Коленки подкашиваются, в горле стаёт ком.

— Нет, — повторяет, ехидно кривя свои красивые губы. — У меня есть идея получше. Не хочу, чтобы ты завтра весь день не могла встать, — напоследок хмыкает он до того, как разворачивает её лицом к зеркалу, заставляя опереться о поверхность руками.

Задирает юбку, верх спускает, что он висит на талии, бельё тоже не щадит. Она чувствует холод обнажённой грудью, соски набухают, сжимаясь в маленькие горошины. Охает, когда он надавливает на поясницу, заставляя прогнуться. Проскальзывает пальцами между ног, ведёт по половым губам, размазывая влагу. Усмехается довольно, закусывает кожу у шейных позвонков, а затем проводит по месту укуса языком, зализывая.

Ника тихонько стонет, подаваясь навстречу пальцам, но он фиксирует её свободной рукой, не давая двинуться.

— Шш, подожди, — урчит ей на ухо, а у неё от его голоса внутренности переворачиваются. Хочется, чтобы взял прямо здесь. И плевать, если придётся сутки проваляться в постели.

Так и стоит: голая, возбуждённая, податливая, как пластилин. Бери и лепи, что угодно. Он лепит, обводя чувствительную точку круговыми движениями, затем трёт, сжимает. И всё по новой. Её бьют импульсы, когда сразу несколько фаланг оказываются внутри, стенки вокруг сжимаются, ей кажется, что он совершенно точно ощущает их пульсацию.

Она хнычет тихонько, когда он входит слишком резко. Ден замедляет темп, выходит, вновь возвращаясь к клитору. Остаётся совсем немного до конечной, узел в самом низу становится плотнее и плотнее, её глаза закатываются, а взор мутнеет. Отражение уже не различить, Ника опускает щёку на запотевшее от дыхания зеркало, приоткрывая рот. Но ей не дают сорваться в самую бездну. Он удерживает на краю, заставляя балансировать. Как только кажется, что вот-вот, убирает подушечки с плоти, но вводит внутрь, дразня поступательными движениями, растягивая.

— Пожалуйста, — она готова расплакаться, настолько остро ощущается необходимость разрядки. Лоно колет, ей чудится, что ещё немного и её просто разорвёт от дикой невыносимой похоти.

Он чувствует это, прижимается сзади, упираясь пахом в её ягодицы, рукой охватывает шею, заставляя смотреть. И Ника видит, насколько похабна представшая картина. Его пальцы, блестящие от её влаги, массируют низ живота, гладят рёбра, зажимают розовый сосок. Он пощипывает один, затем другой, вновь спускается к бёдрам. Она смотрит на своё безумное выражение лица, потерянные громадные зрачки, затем на его лицо. Такой же сошедший с ума, потерявший себя в ней или наоборот. Толкается раз, два, выскальзывает, когда она откидывается затылком на его плечо. Гладит клитор, пуская мелкие электрические импульсы по телу, пока её не накрывает волной. Она взрывается, подрагивая в его руках, пружина сжимается и разжимается разом, эйфория наполняет организм. Колени подкашиваются, но он удерживает на весу расслабленное тело.

Ника приходит в себя спустя какое-то время и с удивлением обнаруживает их обоих сидящими в кресле. Ден удерживает её на коленях, заботливо накрыв пиджаком. Заметив, что пришла в себя, ухмыляется довольно, но она видит то самое безумство в его глазах. Он дал ей то, чего она хотела, но сам остался ни с чем. И ей из-за этого неловко.

— Берём это наряд, он тебе подходит, — говорит он, поглаживая её затылок.

Она кивает и прячет горящее лицо на его груди.

Что странно, от неё он действительно ничего не требует и не просит, не смотря на явное возбуждение. Её не покидает чувство незавершённости, словно чего-то не хватает, не смотря на достижение пика.

Ника выскальзывает из его объятий, целует медленно и неспешно, смакуя. От него пахнет свежими духами, мятной жвачкой и совсем немного потом. Её ведёт от его взгляда, когда опускается на колени меж его ног. Возится с ширинкой дольше, чем рассчитывала, от волнения расстегнуть молнию выходит не с первого раза.

Он останавливает её руки, сжимая пальцы в своих, потирает фаланги.

— Ты не должна, — выдыхает подрагивающим голосом. Она улыбается коротко, опуская густые светлые ресницы, скрыв собственные шальные глаза.

— Не должна, — подтверждает и отводит его ладонь. Правда ведь ничего ему не должна. Сама поражается смелости, возникшей из ниоткуда, притупившей стыдливость. Ей ноет под кожей желание доставить удовольствие и ему, увидеть, как подрагивает от прикосновений, теряет самообладание, отпускает контроль.

Справляется с ширинкой со второй попытки, проводит по его плоти, натянувшей ткань трусов. Спускает бельё вниз и сглатывает. Его член прямо перед её лицом. Ласкает подушечками, проводя от головки до основания. Он твёрдый и горячий с проступающими венами на бархатистой коже.

Взгляд поднимает, оценивая реакцию. Ден наблюдает с прищуром, напрягается, когда проводит по всей длине.

Она боялась, ждала, что вот-вот появится страх, отвращение, вернется с удвоенной силой, точно никогда не покидало. Но этого не происходит. Внутри неё всё сильней разгораются любопытство, гложущий интерес и предвкушение.

Он шумно втягивает воздух ртом, когда она осторожно облизывает плоть, вбирает в себя, расслабляя горло. Неумело и неловко, ей не доводилось делать такие вещи раньше. Не было желания. А сейчас оно пронизывает сознание.

Ника наращивает темп, помогая себе рукой, придерживая у основания. Он зарывается пальцами в её волосы, сжимает пряди крепко, однако не причиняет боли. Толкается внутрь её рта, двинув бёдрами. Она давится, не в состоянии принять его целиком. Он понимает, замирает, она отодвигается, восстанавливая дыхание. Тонкая нить слюны тянется от головки до её губ. Обводит языком, охватывая плоть, втягивает в себя, вспоминая его круговые движения пальцами, то, как именно и что он с ней творил. И от этого сходит с ума. Поднимает взгляд, видит его закатившиеся глаза, то, как приоткрыт рот, у него вырывается гортанный стон. И ей настолько хорошо от представшей картины, что непривычное давление в глотке перестаёт ощущаться дискомфортным.

Он шипит, стоит зубам задеть нежную кожу.

— Осторожнее, — цедит, поглаживая подушечками её шею, направляет, заставляя взять глубже. Ника опускает голову, проводит по длине рукой. Сверху доносится очередной стон, а на языке появляется странный незнакомый вкус.

Сглатывает, выпуская пульсирующий член, утирает губы тыльной стороной ладони и глядит на него расслабленного и опустошённого.

— Прости, — сипло шепчет он спустя некоторое время. — Попросить для тебя воды?

Она усмехается, подивившись его заботе. Вряд ли изначально планировал кончить ей в рот.

Он оправляет одежду, застёгивает брюки, притягивает её к себе, целомудренно целуя в щёку. Эта нежность приятно контрастирует с угасающим пламенем внутри.

— Не нужно. Но предупреждай в следующий раз, — ей понравилось, но вкус не то чтобы оказался приятным. На будущее не помешало бы заранее обговаривать такие моменты.

— О, мы повторим? — спрашивает, а на шоколадной радужке пляшут смешинки.

— Придурок, — Ника как-то слишком лениво бьёт его кулаком по плечу.

Он мягко проводит пальцами от её шеи до поясницы. Она растекается, чувствуя, что вот-вот расплавится от полученных эмоций.

Ден терпеливо ждёт, когда она оденется, а затем расплачивается за покупку.

Когда они уходят, она замечает завистливый взгляд сотрудницы. Та щурится, провождая их к выходу. Ника поджимает губы и, поддавшись соблазну, сплетает свои пальцы с пальцами Никольского. Он вздёргивает бровь, затем, проследив, понятливо фыркает, но ничего не говорит. И она за это благодарна.

Глава 14

Ден

Он смотрит на неё и не понимает, как так всё обернулось. За какие-то несколько дней их отношения изменились кардинально, девчонка спрятала свои колючки, стала ласковой и податливой в его руках. Сейчас Ден мог бы похвастаться перед Максом, что оказался прав. Она сдалась, перестала трепыхаться. Но ему кажется, что происходит нечто большее. Это уже не просто интрижка, не разовый секс. Он ни с кем не испытывал такого возбуждения, казалось, оно заполняло его целиком, разум отказывал, а сердце сходило с ума. Один её взгляд из-под ресниц заставлял его крышу слетать. И ничего с этим не сделаешь. Он пытался, правда, пытался. Но стоило ей раздеться в примерочной, как все аргументы перестали быть существенными, а планы рухнули.

Ника его удивила, решившись на минет. Чёрт, он сразу понял, что она в этом неопытна, ему не было дела. Её вид, стоящей перед ним на коленях, сжимающей мягкими губами его член, погружал в безумство. Настолько, что он готов был кончить, как мальчишка, по истечению минуты.

Её ревность полилась бальзамом на душу. Ему отчего-то стало так приятно, что захотелось поддразнить, но он удержался. Вряд ли она спустила бы заигрывания с рук, пусть те и являлись бы лишь издёвкой.

— Красиво, — говорит она мелодичным голосом, ласкающим его слух. Смотрит вниз, когда достигают вершины колеса обозрения.

— Красиво, — соглашается он, имея ввиду вовсе не вид на город. Безусловно, тот прекрасен этим вечером, повсюду светятся огни вывесок и фонарей. Но девчонка перед ним с блестящими живыми глазами — куда привлекательнее всего остального.

Боже, он тронулся умом. Макс бы засмеял. Слишком много внимания той, от кого сам же планировал избавиться по возможности. Теперь же их предстоящий развод висел над его головой дамокловым мечом. Он не уверен в том, чего хочет. В конце концов, слишком многое переменилось в последнее время, перевернулось с ног на голову. Да и Нику он знает сколько? Месяц или чуть больше?

— Ден, — тихонько бормочет она, проводя пальцами по стеклу. Её волосы красиво отливают в искусственном освещении, воспринимаются практически белыми, не золотыми, как обычно.

— М? — он задерживает взгляд на её шее, где темнеют пятна, оставленные им.

Она мнётся, постукивая подушечками по поверхности, явно сомневаясь, стоит ли спрашивать. И он её подталкивает.

— Что ты хотела?

Ника поднимает на него серые глаза.

— Не подумай ничего, мне просто любопытно. Что бы ты сделал со Светой, если бы я тогда… ты понимаешь, — на её лице он видит волнение и искренний интерес.

Вытягивает ноги, касаясь подошвами носков её кед, отворачивается.

— Думал подыскать новую семью, как всё закончится, — отвечает честно, потому что так и планировал поступить. — Позволь задать встречный вопрос. Что ты тогда вбила в свою маленькую симпатичную голову, что решила меня зарезать? — усмехается он, вновь встречаясь с ней взглядом.

Её щёки кроет румянец, она кладёт руки на колени, сжимая ткань джинс.

— Я… в интернете всякое пишут. Мало ли зачем вам нужны дети, — запинаясь, отвечает она.

Он хохочет заливисто, закрыв веки ладонью. Какая же нелепость! Выходит, она посчитала, что он способен сделать Свету калекой на всю предстоящую жизнь. Затихает также внезапно.

— Ты реально думаешь: я способен сожрать ребёнка? — хмыкает, облокотившись на спинку сидения. Она жмёт плечами.

— Тогда я была слишком напугана. О вампирах известно не так много. Что мне оставалось? — разгорячённо оправдывается Ника. Теперь краснеют уже кончики её ушей. И он находит это очаровательным.

— Спросить? — забавляется, подначивая. Девчонка всегда так мило злится.

— Ага. «Уважаемый заражённый, вы собираетесь отужинать моей дочерью»? Как ты себе это представляешь? — фыркает она, неожиданно успокаиваясь. — Не издевайся.

Пожалуй, она теперь знает его куда лучше, научилась распознавать, когда шутит. Даже грустно, что это случилось так скоро.

— Не удержался, — тянет он.

Она затихает ненадолго прежде, чем продолжить. И он отчего-то не испытывает дискомфорта от того, что она лезет в его прошлое, голову, жизнь. Странно. Как правило, его раздражают личные вопросы.

— У тебя есть семья? — говорит она, стрельнув глазами. — Я не про Никольских. Ну, настоящая семья.

Бестактно с её стороны, хотя, если посмотреть под другим углом, он выяснил про неё всё, даже самые грязные детали. А вот ей известен мизер и совершенно ничего существенного.

— Была когда-то, — холодно цедит, не желая вспоминать. — Младший брат чуть старше Светы.

Ника моргает, её глаза распахиваются, словно поняла нечто важное.

— Тот мальчик на фото в твоей комнате, — он хмурится, а затем понимает: в его спальне действительно стоит в рамке совместное фото с Женькой. Забыл, нужно убрать его подальше. — Почему…

Ден поджимает губы, останавливая её почти сразу, даёт осознать: разговор зашёл не в то русло.

— Он умер. Давно. И больше мы не будем это обсуждать. Ясно?

Она вздрагивает и кивает спешно.

— Извини. Я не знала, — едва слышно просит прощения девчонка, точно испытывая вину. И хорошо, он не желает, чтобы она копалась в этой теме. Всё давно в прошлом, незачем его ворошить. Как вынимать бельё из корзины для стирки. Ковырнула старые раны, зашитые так криво, что они не зажили до сих пор.

— Забудь, — он изучает её поджатые губы, правильные черты лица. Ника выглядит молодо, встреть её случайно в переулке, вряд ли предположил бы, что у неё есть дочь. — Нервничаешь? — конечно, это нормально, когда предстоит войти в логово врага. У него самого уже нет сил на переживания, выгорел что ли напрочь. Он думал, будет невозможно не выдать себя отцу, но притворство не вызвало трудностей. Маска так плотно приросла, что уже стала привычной. Ему не нужно прилагать усилий, чтобы её удержать. И даже проницательный Дмитрий потерпел поражение, не заподозрил, не увидел, что им безусловно на руку.

Кабинку покачивает, Ника вздрагивает. Он хмурится, замечая её стиснутые кулаки. То, что она боится высоты оказывается для него сюрпризом.

— Да, — не врёт, признаётся честно, смотря ему прямо в глаза. Пальцами перебирает, обдумывая следующие слова. — Как думаешь, всё пройдёт гладко? Многое может измениться, — он понимает, что она имеет в виду. Люди изменчивы, как и обстоятельства. Те, кто сегодня на их стороне, завтра могут предать.

— Наши не подведут, у них уже нет выбора. Даже если придут к отцу с повинной, крышка гроба — последнее, что им доведётся увидеть, — прощение не входит в приоритеты Никольского старшего, так он и возвысился в своё время, шёл по головам. Отчасти верно поступал, в мире крупного бизнеса иначе не продвинешься. — Всем хочется жить. Поздно сдавать назад.

Пожалуй, она только сейчас осознаёт, в какую передрягу попала. И Дену ничуть не стыдно, что втянул её в это дерьмо. Он многим рискует ради достижения результата. Если выбирать между их туманными отношениями и благополучным для людей будущим, выбор очевиден. Он пожертвует чем или кем угодно для достижения цели: Никой, её матерью, Светой, Максом или самим собой.

— Компания станет твоей, — замечает она, прислоняясь лбом к стеклу, — или вы объединитесь с Максом?

Он думал об этом, но решил отложить решение на «потом». Оно ныне вторично, не так важно, кто станет во главе фирмы, главное, свергнуть папашу. Там разберутся. Он уже предвидит, как затрещат виски от назойливых юристов. В лучшем случае у отца не останется вариантов, придётся отпустить поводья.

— Не факт, мы не собираемся убивать отца. Он продолжит жить с мыслями о том, что натворил, — то, что известно Нике — далеко не вся правда.

«Кормушка» считается безопасной для людей, желающих заработать таким способом, но всё далеко не так чисто и просто, как можно предположить. Добровольцев не хватало, вампиров становилось всё больше. Нужно было искать выход. И его нашли. На нижнем этаже здания проживали детдомовцы, наркоманы, бездомные, все, кого удалось заманить, у кого нет родных и друзей. Им не дали выбора, кроме как погибнуть в этих стенах. А после опустошения выпускали на волю. Только какой толк в свободе для сломанной игрушки? Ей она не нужна, ей ничего более не нужно. Там за душой нет ни желаний, ни страхов, ни будущего. Пустота.

— Но он же… что, если он воссоздаст ту вакцину? — нервничает Ника, закусывая костяшку указательного пальца.

Он коротко и невесело усмехается.

— Не создаст. Пыли больше нет, а о Свете и тебе знаем лишь мы, — кажется, её это мало обнадёживает. Девчонка жмурится, облизывает губы.

— Можно же извлечь её из крови заражённого, как это сделали вы, — неуверенно цедит она.

Он обсуждал подобный вариант с Юрием, однако их уверенность основывалась на том, что извлекать будет не из кого. На вечеринке всё закончится. А после учёный доработает лекарство под Нику и Свету.

— Не переживай. Я справлюсь. Мы справимся, — обещает он, вовсе неуверенный в клятве. Стоит ли хоть что-то прогнозировать? Если они облажаются, всё пойдёт прахом. Причём их собственным и не в переносном смысле.

Она вдыхает глубоко, что вздымается грудь. Он замечает, насколько они уже близко к земле, поднимается первым.

— Ден, — едва слышно останавливает она, хватаясь за его ладонь. Он оборачивается. Она выглядит взволнованно, точно обрекает себя на что-то собственноручно. — Я, ты… что между нами?

Его губы кривятся, потому что и сам не знает, что между ними происходит. Не уверен, что хочет разбираться. Пока ему нравится: она, их страсть, эмоции. Но, возможно, всё исчезнет, как не бывало. Вероятно, он просто нагоняет то, что упустил за прошедшие годы. Сейчас любые чувства могут чудиться ему сильными, настоящими. Он легко способен поддаться им, не удержавшись от соблазна, а потом… потом выяснится, что это не более, чем «пшик».

Он ступает наружу, ведя её за собой за руку.

— Поговорим об этом дома, — тон не терпит возражений. Ника понуро следует за ним к выходу из парка. Их прогулка на этом подходит к концу. Ему колет желание сказать что-то ещё, он даже открывает рот, распахивая перед ней дверь машины, но в последний момент передумывает.

Дорога проходит в тишине. Ника, утомившись, засыпает. Он проезжает через ворота, нажав кнопку на автоматическом пульте. Останавливается, вынимает ключ из зажигания. Фары гаснут, погружая двор во тьму. Сумрак укрывает сад. Ден не озаботился в своё время установкой дополнительного освещения.

Охраны не видно, но он знает, что они здесь. Сам приказал.

Девчонка ворочается, голова её опущенная наклоняется вбок. Он вздыхает и всё же будит её касанием к плечу. Она вздрагивает, пробудившись, оглядывает салон осоловелыми глазами, теряясь.

— С добрым утром, — фыркает он, укладывая руки на руль, поворачивается в её сторону.

Ника потирает веки.

— Приехали? — спрашивает очевидное, потому он не отвечает. Она осматривается, хмурится, сдвинув брови. — Долго ждал перед тем, как растолкал?

— Даже не знаю, — ехидничает, размышляя, что она может купиться, ведь когда они трогались от парка, солнце ещё не зашло. — Час или два.

Она охает, охватывая щёки ладонями, суетится, бросая на него потерянный взгляд.

— Зачем же? Сразу бы тормошил. Чего у дома сидеть, — бормочет чуть севшим спросонья голосом.

Он усмехается, отбивая пальцами знакомый ритм. Кажется, из песни, крутящейся по радио.

— Пойдём внутрь, нужно лечь пораньше, завтра придётся заехать в лабораторию, взять несколько доз лекарства. Нашлось несколько желающих испробовать его на себе.

Она зевает, вытягивая руки вверх. Ден скользит по натянутой на груди ткани, по открытой шее, заставляет себя оторвать взгляд. Им стоит выспаться наперёд, ему есть что обдумать и без их сегодняшнего разговора, который ещё предстоит закончить. Как бы не хотелось его отложить, сделав вид, что тема не поднималась, но обсуждать всё равно придётся. В их случае лучше рано.

Загорается свет внутри, заливая прихожую и гостиную. Он разувается, сбрасывая обувь. Ника стонет, снимая кеды. У основания её пятки он видит свежую мозоль. Знал бы, что она не привыкла столько ходить, не тащил бы на пешую прогулку.

— У тебя есть пластырь? — спрашивает, наблюдая, как она садится на пуф, закидывает ногу на колено, растирает ступню.

— Да. Светка часто ранилась раньше. Я привыкла их носить, — улыбается тоскливо, чуть приподнимая уголки губ. — Мама вечно закупала новые, хотя старые не успевали закончиться, — хмыкает она, ногтем ковыряя вздувшуюся кожу. — Чёрт, мне же нужно надеть каблуки в пятницу, верно?

Он предлагает ей руку в знак помощи, но она отказывается, поднимаясь самостоятельно. Роется в сумке некоторое время, пока не достаёт упаковку бактерицидных лейкопластырей. Клеит один на ранку. Ден вздёргивает бровь, когда замечает на нём смешной детский рисунок.

— Что, — огрызается Ника, — никогда таких не видел? — он посмеивается, демонстрируя белые ровные зубы под её раздражённое ворчание. — Туфли обуть придётся. Босой было бы удобно, но остальные не оценят, — девчонка снова вздыхает, словно на её плечи обрушилась бетонная плита. Его забавляют её переживания, ведь речь идёт о какой-то обуви, хотя они все могут лишиться на вечеринке жизней. Может, у неё такой способ побега из реальности. — Не хочу там находиться, — печально произносит она, извлекает из кармана резинку и заделывает волосы в хвост.

— Не обсуждается. Отец что-нибудь заподозрит, если моей жены не будет рядом, — она едва заметно вздрагивает на слове «жена».

Их фиктивный брак вскоре предстоит разорвать, а он пока не решил, стоит ли её отпускать.

Ден идёт к дивану. С кухней теперь имеются определённые ассоциации, их уже не стереть. Споры, поцелуи, секс. Он с радостью бы предпочёл подобное времяпровождение беседе, но Ника настроена добиться ответа. Она садится на мягкую поверхность, скрещивает руки на груди и глядит на него во все глаза, ожидая.

— Так что… м? — девчонка запинается, мнётся, не зная, как подступиться, и он решается начать первым.

— Я не могу ничего тебе пообещать, — признаётся, отступая на шаг, когда видит разочарование на её лице. Отступает, чтобы не сорвалась клятва с губ, которую сдержать, вероятно, не сумеет. — Я помнил, как чувствовать, только потому что питался другими. Если ты считаешь, что это схоже с тем, что обычно испытывает человек, то ошибаешься.

— Я понимаю… — она подаётся вперёд, пытаясь поймать его за руку, он вновь отступает и жёстко ухмыляется.

— Нет. Не понимаешь, — возможно, то, что он сейчас скажет, слишком жестоко по отношению к ней, но чёрта с два он станет врать. — Ничего не было, только пустота и голод, желание завладеть чужим. Потому многие из нас больные на голову, причиняют страдания другим ради того, чтобы увидеть отклик. Любой.

— Но ты никогда не… я не видела, чтобы ты был таким.

Ему хочется смеяться от того, насколько она наивна, насколько нелепы её мысли. Конечно, он «не такой», раз пригрел её в постели, но истина в том, что он был. Первые годы после заражения. Всем им сносит башню саднящая за грудиной пустота. Ты пытаешься её заполнить чем угодно: ужасом, болью, печалью, любовью, тоской… Всё равно, по большому счёту. Но фишка в том, что этого всегда мало.

— Да ладно? А как же попытка тебя сожрать? Или не считается? Тогда ты слепа, — хмыкает Ден, наблюдая за сменяющими друг друга эмоциями на её лице. Вот из кого бы не вышло притворщицы. — Не стану отрицать, между нами есть «что-то», но я не уверен, что это не следствие человеческого восприятия. Всё кажется острее, ярче, чем есть на самом деле. Но оно может исчезнуть. Ясно?

Её потряхивало секунду назад, голова была опущена, а тут вздёргивает подбородок, смотрит снизу-вверх, словно услышала то, что хотела, увидела надежду.

Глупая. Какая же она глупая!

Поднимается, наступает на него, пока меж ними не остаётся сантиметров десять. Их глаза встречаются: бетонная крошка на дроблёный горький шоколад.

— Значит, сейчас я тебе нравлюсь? — пальчиками перебирает по ткани, останавливается на вороте, на себя тянет, оставляя поцелуй возле уголка губ. Так близко, что дыхание сбивается, а сердце стучит под её ладонью. — Этого достаточно, — рубит Ника, а следом отступает.

— Сейчас да, — говорит он, понимая, что нет смысла её разубеждать. Она выглядела такой уверенной, когда приняла решение, что вряд ли он её отговорит. — Ты пожалеешь.

Она улыбается грустно, остановившись на первой ступеньке по пути наверх.

— Лучше так, чем даже не пытаться. Доброй ночи, Ден.

Он остаётся на первом этаже. Ему есть, чем занять голову. Делами, способными заглушить странный трепет за рёбрами. Он набирает Максу, решая уточнить, как обстоят дела.

Глава 15

Ника

Пиликание аппаратуры раздражает. Она вздрагивает, когда игла входит под кожу. Юрий решил взять дополнительные анализы, раз уж они заехали. Он улыбается ободряюще, Ника смотрит, как алая кровь заполняет пробирку. Ватка со спиртом опускается на прокол, запах бьёт в ноздри, она от него морщится.

— Вот и всё, — он отходит, укладывая образец в нечто похожее на переносной холодильник. — Не вижу вашу дочь, — расстроенно произносит, заглядывая ей в глаза. Излом носогубных складок, морщины на его лбу вблизи видны особенно сильно.

— Осталась с няней, — вежливо отвечает она, зажимая место ранки.

Ден не церемонится, ему не терпится покинуть мрачные стены здания. Находиться здесь действительно неприятно, периодически слышны крики запертых подопытных. Обыкновенно они спят, но порой выходят из-под контроля. Тогда врачи вкалывают бедолагам дозу препаратов. И всё по новой.

— Лекарство готово? — спрашивает он, сдвинув брови.

Юрий посмеивается, постукивая подушечкой указательного пальца по наручным часам.

— Не сомневайтесь. Как просили: сто пять доз за вычетом тех трёх, которые вы забираете, — он разворачивается обратно к контейнеру, достаёт оттуда шприцы, наполненные полупрозрачной жидкостью, отливающую голубым. — Прошу.

Ника выбрасывает вату в урну, бросая мимолётный взгляд на исколотые вены. Кожу укрывают мелкие синяки.

— Вы все молодцы, — облегчённо выдыхает Ден, забирая препарат.

— Не более двух часов вне холода, иначе толку от укола будет не больше, чем от витаминов, — предупреждает доктор, захлопывая крышку.

— Понял. Макс здесь?

— Он у подопытного номер семь. Вчера ввели образец.

Губы Дена едва заметно дёргаются, сжимаются, а по напряжению скул можно судить, что челюсти его плотно стиснуты.

— Почему я ничего не знаю?

Юрий испуганно бегает глазами, не задерживаясь надолго на чём-то одном, сглатывает.

— Как же… Мы думали, вы в курсе.

— Чёрт! Мы же рассчитывали: времени на эксперименты не хватит.

Ника припоминает что-то подобное. Кажется, о сроках заходила речь, когда она только очнулась. Но ей неясно, отчего Ден так расстроился, ведь раз успели, это хорошо, верно? Более понятный исход, предсказуемая реакция организма.

— Оно действует быстрее, чем я предполагал. Время до обратного процесса — меньше минуты, если внутривенно. При оральном приёме — около пяти. Но это может меняться в зависимости от индивидуальных особенностей конкретного человека. Я…

— Идём, — обрывает его Никольский, подхватывая со стула кожаную куртку.

Ника подскакивает, спеша успеть за ним до того, как закроется автоматическая дверь. Он идёт широкими шагами, ей приходится сорваться на бег, чтобы не потерять его маячащую метрах в шести от неё спину. Они трижды сворачивают вправо, затем поднимаются на другой этаж, влево, вновь вправо. Показывается знакомое огромное окно. Она боится заглядывать туда, в прошлый раз представшая картина ей не понравилась.

Ден отпирает замок ключ-картой, оборачивается к ней, будто только вспомнил о её присутствии.

— Остаёшься? — вздёргивает брови, ожидая. И, судя по напряжённой фигуре, долго ждать он не планирует, так что она решается.

— Нет, я с тобой, — отрезает, подныривая ему под руку.

В комнате стоит койка в самом углу. Помещение похоже на её прошлую палату разве что без капельниц. На постели лежит мужчина средних лет, глаза его закрыты, из чего Ника делает вывод, что он без сознания. На табурете вблизи примостился Макс, изучающий толстую папку с документами. Когда они вторгаются, он не сразу переключает внимание с бумаг.

— Какого хрена? — говорит Ден, она слышит опасные ноты в его голосе.

— Какого хрена я пытаюсь избежать ненужных последствий? Даже не знаю, — лениво отзывается Макс, откладывая кипу на простыни.

— Ты мне не сказал, мы вчера обсуждали детали, — тон пропитан ядом, недовольство грозит выплеснуться наружу. Ника осторожно сжимает рукав пиджака мужа, что замечает его брат. Он едва заметно усмехается. — Вижу, вы всё-таки поладили.

Она открывает рот, чтобы сказать хоть что-то, но не успевает.

— Не твоё дело. Отвечай на вопрос, он у меня один. Сейчас нельзя действовать опрометчиво. Запасы не бесконечны. Что случится, если дозы не хватит на отца?

— Даже не знаа-аю, — тянет Макс, явно планируя вывести брата из себя.

— Максим! — шипит возмущённо она. Он отмахивается.

— Ладно, ты-то не ори, — вздыхает, взъерошив короткие волосы. — Нам хватит. Я не идиот. А тебе не помешало бы успокоиться и включить мозги. Не знаю, чем ты сейчас занят, но вижу, что не нашей общей проблемой, — при этих словах он многозначительно смотрит на Нику, из-за чего ей становится некомфортно. Она ёжится, испытывая толику вины, ведь в последние дни Ден и вправду не посещал работу. — Алексей Еховски, сорок три года от роду. Как видишь, больше не вампир. Побочных эффектов Юрий не увидел, так что всё прошло отлично. Исцелим папину свиту, себя, разбогатеем, как создатели лекарства. Круто, верно? — излишне весело и вдохновлённо вещает он, активно жестикулируя. Ника в который раз поражается его развитой мимике, ведь он до сих пор является заражённым. И откуда столько берётся? Не похоже на притворство.

Пальцы мужчины на кровати дёргаются, он постанывает и открывает глаза. Она не видит там ни жажды, ни безумия. Он выглядит полностью здоровым. Ни намёка на алые отблески.

— О! С добрым утром! — улыбается Макс, поворачивается и обращается уже к ним: — Заканчивайте бардак. Всё в порядке, я не испорчу план. Давайте, валите, если не хотите сами ему объяснять последние три недели.

Ден цокает, недовольный обсуждением, однако не спорит. Ника рада, потому что время для ругани неподходящее. Они следуют к выходу, когда вслед доносится:

— А, совсем забыл. Звонила Ксюха, жалуется, что ты трубки не берёшь, — на предложение связаться со знакомой он получает оскал.

Она ощущает облегчение, ведь совсем не желает, чтобы он общался с этой стервой.

— Мне не до её нытья.

Макс качает головой, взгляд его становится печальным.

— Перезвони ей. Это вроде как важно. Не похоже, чтобы она нагнетала. Просто переживает.

Они выходят вон, но Нику не покидает ощущение, что об этой Ксюше ей известно не всё. Далеко не всё. Дочь партнёра, бывшая любовница? Вряд ли бы Никольский так переживал или акцентировал на просьбе внимание, если бы там не лежало нечто большее.

Кашель срывается с губ. Она скрывает за ним неловкость будущего вопроса.

— Ден, — обращается к нему, глядя на гладкий подбородок, щёки, выделяющиеся острые скулы.

— Что? — хмурится он, не ожидая ничего хорошего.

— Кто она для тебя? — ей не то чтобы важно, в конце концов, он выразил свою позицию, но вдруг и правда что-то стоящее, а он упустит из-за банальной боязни её обидеть. — Я имею ввиду, может, стоит последовать совету Макса?

Он вздыхает, потирая висок, бросает на неё короткий задумчивый взгляд.

— Наши родители дружны. Бизнес — сложная штука. Особенно бизнес таких масштабов. Мы были в одной компании все трое. Раньше, — повисает молчание.

— Набери. Вдруг у неё информация по делу или вашему отцу, — жмёт плечами она, пытаясь скрыть то, как ей неприятна тема или сам факт их предстоящего общения.

— Хорошо, — фыркает он, замечая её состояние. Она ожидает в дополнение ехидный комментарий, но этого не происходит.

На парковку они выходят скорым шагом. Он открывает ей дверь, ждёт, пока сядет. Она приземляется на мягкое сиденье.

— Только не сожри меня потом ревностью, — усмехается Ден, отрезая её от себя смесью металла и стекла.

Он достаёт телефон, некоторое время роется в поисках нужного контакта, подносит мобильный к уху. А она думает, правильно ли поступила, настояв.

Ника нервно отбивает по панели, ожидая. Его озадаченный вид, когда оказывается в салоне, её расслабляет, решение оказалось верным. Раз их семьи близки, утечка данных у Никольского старшего возможна. И лучше это станет известно раньше, в их случае медлить — сродни вывесить белый флаг досрочно.

— Что там? — спрашивает она, поглядывая на сеть голубоватых вен на его запястье.

Он перебирает пальцами по рулю, заворачивая на перекрёстке, сигналит особо обнаглевшему гонщику, дерзнувшему обогнать их прямо там.

— Она слышала один разговор. Я должен убедиться, — говорит безразлично, будто бы ему нет дела. Но она видит скрытое волнение. В гуляющих желваках, потухшем взгляде, где на дне уже можно рассмотреть кубики льда — хрустальное крошево в чёрных зрачках.

— Всё нормально? — она опускает голову, в кой-то веке жалея, что радио отключено.

Мимо проносятся улицы. Знакомая местность. По этой дороге она когда-то ездила в универ. Как же давно то было.

— Скоро узнаю, — бесцветно отвечает Ден, выруливая на шоссе.

Изучает его лицо, шею, закусывает губу. Он потрясающе красив. Красив и далёк. Ей не верится, что меж ними есть искра, что этот мужчина может быть таким страстным, горячим, ласковым или нежным в зависимости от ситуации. И он же способен изломать её сердце на тысячу частей, если пожелает. Ему даже не придётся стараться: «ты мне больше не нужна» — достаточно, чтобы сравнять её с пылью под его ногами. Люди имеют свойство уходить из жизни, это происходит постоянно. Кто-то врывается в привычный поток, кто-то его покидает. То совершенно нормально. Ника не имеет привычки цепляться за знакомых. Но она не выдержит, если он исчезнет. Чувство, что тогда от неё не останется и пепла не покидает. Она настолько в нём увязла… Пути назад просто не существует, его обрубили, за спиной осталась лишь пропасть без дна. Рухнешь — воротиться не сумеешь.

— Что она здесь делает? — удивляется, когда они останавливаются у здания фирмы. Ксюша стоит у главного входа, опершись о дверь своей иномарки. Как всегда, одета с иголочки. Узнаёт их автомобиль, улыбается, шагает навстречу на высоченных каблуках. И как в них передвигается? Там шпилька сантиметров двенадцать. Правда, радость омрачается, стоит заметить Нику.

— Понятия не имею, — недовольно говорит Ден. — Подождёшь здесь или внутри? Я быстро. Отец уже должен был уехать на встречу.

Ей в последнюю очередь хочется идти на территорию компании. Дурные ассоциации. Не дай бог встретит Никольского старшего, кто его знает, вдруг задержался.

— Я останусь тут, — он кивает, раздаётся хлопок. Приближается к Ксюше. Их разговор совсем недолгий. Девушка меняется в лице, точно ей кислит на языке сок лайма. Следует к машине, оборачивается перед тем, как в нейскрыться, смиряет Нику самодовольным взглядом. Ей не нравится то, что мелькает в этих глазах. Словно она знает что-то, что неизвестно ей. И это «что-то» вряд ли несёт добро.

Вскоре истекают обещанные пять минут, затем десять, пятнадцать, полчаса. Она успевает прокрутить всё радио от и до, а Дена не видно. В груди разрастается волнение: сначала едва ощутимое, а после оно заполняет её целиком. Инстинкт кричит, требует сорваться следом. Она вцепляется в кожу сидения возле ягодиц, непроизвольно вгоняя ногти в материал. Он мог пострадать, попасться папаше, девица легко могла их подставить или сдать, будучи в курсе заговора.

Макс, конечно, болтун, но не стал бы так рисковать. Верно?

Когда Ника накручивает себя до пульсирующей боли в висках, его фигура показывается на выходе. Облегчение греет сознание, он цел, невредим, возвращается к ней. И только когда опускается рядом, она понимает, что что-то не так. От него веет арктическим холодом, маска вернулась на лицо, словно никогда его не покидала. Она надеялась больше не увидеть его таким. Не злым, нет. О! Лучше бы он злился, ругался, кричал. Но он пуст. Как мертвец, которому не о чем волноваться, нечего чувствовать, нечего терять. Ему снова всё равно.

Она тянет пальцы к его руке у коробки передач, он сбрасывает её ладонь. Черты заостряются, на радужке практически чёрной не разглядеть эмоций.

— Ден, — тихонько говорит она, заглядывая ему в глаза. Не смотрит на неё, вперёд только, сосредоточил внимание на дороге. Хоть бы секунду ей уделил. — Денис, — зовёт Ника полным именем. Не отвечает, сжимает челюсти плотнее, ей кажется, ещё немного и услышит скрежет зубов. — Что случилось? Отец? Это он, да?

— Замолчи.

Она вздрагивает, но не слушается.

— Поговори со мной. Пожалуйста, — жалобно выскуливает последнее слово, сжимая кулаки. — Мы решим, обязательно решим. Я прошу…

Добивается своего — он оборачивается. На чёрном мелькает раздражение, боль, обида, ярость, а после вновь пустота. Необъятная, густая. Проникает в её ноздри, лёгкие, мешая дышать.

— Закрой свой рот. Ещё слово и я выброшу тебя, суку, из машины, — не угроза, обещание. Так не грозятся убить, так дают клятву.

Сердце колотится, грозясь оглушить. Она не понимает, что происходит, почему он это говорит. Замолкает, видит: Ден на грани. До взрыва остаётся один щелчок зажигалки, провода уже накалены.

Делает шумной вдох через рот, силясь подавить панику. Не выходит. Она верила, что всё у них наладится, смогут, преодолеют проблемы внешние и внутренние. Что такого он мог выяснить, раз то вмиг сгубило недавнее тепло?

Она лелеет надежду на лучшее, пока они добираются до дома. Ден тронулся умом, если решил доехать за полчаса или угробить их к чертям собачьим. Он давит газ в пол, стрелка на спидометре стремится к ста шестидесяти. Ника суматошно хватается за ремень безопасности, позабыв о том, что застегнула его ещё в самом начале. У неё в горле образуется ком, растёт, пока не появляется тошнота от нахлынувших нервов.

Когда подъезжают к ограде, он резко даёт по тормозам, раздаётся громкий визг, от которого звенит в ушах. Дышит медленно, глубоко, закрыв веки. Она выходит первой, боясь оставаться с ним наедине в таком состоянии. Останавливается у входной двери, переминается с ноги на ногу и садится на ступеньку. Внутрь всё равно без ключа не попадёт.

Он приближается спустя минут сорок. Остывший, похожий на каменное изваяние. Бросает на неё короткий взгляд, от которого разом дохнут её мотыльки, их крылья обмерзают, не могут поддерживать полёт.

— Даю тебе четверть часа. Собирай вещи и уходи, — говорит спокойно, точно давно спланировал. Точно не было у них ничего. Ни поцелуев, ни стонов, ни нежных объятий.

Глаза увлажняются, но она не станет реветь. Не тогда, когда неясно, из-за чего он переменился. Поднимается, стараясь успокоить близостью, ласковым голосом, да хоть чем, но он отстраняется, отбивая её протянутую руку.

— Объясни, — собираясь с духом, шипит она, терпя давящее ощущение в глотке. — Я имею право знать, за что ты так со мной. Что изменилось?

Он усмехается невесело, судорога проходит по лицу, кадык дёргается.

— Если скажешь ещё что-либо, клянусь, я прикажу ребятам выставить тебя с голым задом. Где мать и дочь знаешь. Убирайся, — проходит мимо, словно они незнакомцы. Нить внутри неё натягивается и рвётся, мотыльки опадают иссохшими трупами к ступням. Её знобит.

Вот и всё, вот и нет у неё ничего. Или не было никогда. Он позволил находиться рядом, греться от его горячего тела, тёмной души. Захотел — приласкал, захотел — выбросил. Не лгал, когда заявлял, что тоже монстр. Монстр, как все они. И таковым его делал вовсе не вирус. Таковым он сам себя слепил.

Глава 16

Ника

В маминой квартире пусто, не слышно ни причитаний, ни детского смеха. Она не звонит Светке, потому что боится позорно разреветься в трубку, да и нет смысла её забирать пока заварушка не закончится. Ей в последнюю очередь хочется подвергать опасности дочь.

Ника поднимается с постели ближе к полудню четверга. У неё серые мешки под глазами, опухшие веки от пролитых слёз. Плакать уже не можется, слизистая иссохла. Её удивляет, как в организме ещё есть вода, неужто не вылилась вся, стекая по щекам на простыни? Она забывает есть, забывает пить. У неё в голове — мешанина из вопросов, на которые ответов нет. Что-то в здании компании случилось. И это «что-то» в корне изменило Дена, его к ней отношение.

Сначала ей кажется, что он обязательно остынет и перезвонит, хотя бы смс напишет. Но этого не происходит ни через час, ни через два, ни почти через сутки. Своё слово он назад брать не планирует.

Ей щемит за рёбрами, раздирает когтями нутро. То, что когда-то было мотыльками собирается из праха ломанных надежд в тварь, грызущую жилы. Она сворачивается плотным клубком, формирует образ, чтобы ползти по венам, достигнуть сердца, исколов плоть сталью чешуи. Чешуйки занозами вонзаются в артерии, в кровь проникает металлическая крошка. Та серебристыми частицами смешивается с алым, отравляя изнутри.

Она знала: будет больно. Но не думала, что это произойдёт так скоро. Что он перегорит старой лампочкой в подъезде, которую заменить некому.

Её пульс успокаивается, по горлу в желудок стекает горячий чай. Ника не замечает, как обжигает язык. Она далека мыслями от старой кухоньки. Там, с ним, всё ещё в машине. Всё ещё не может сделать ничего. Ничего, что могло бы поумерить его пыл.

Как бы погано не было, ей придётся подняться со дна бездны за его спиной, потому что это сейчас больно, душу рвёт на куски. А спустя полгода она прозреет, выяснится, что бездна — всего лишь яма на тропе, ведущей в будущее. Так часто получается: ты думаешь, что экзамен или очередное расставание трагичны, когда по сути то лишь кочка на жизненном пути.

Бутерброд не лезет, пускай желудок уже скручивает от голода. Ника без энтузиазма пережёвывает хлеб с сыром, глотает, едва не давясь. Экран мобильного мигает, она подносит к уху телефон.

— Да, Макс, — голос хрипит, мозги похожи на вязкую субстанцию из-за недосыпа и истерики.

— Ты в порядке? — взволнованно интересуется он, точно замечая неладное.

Она усмехается. До «в порядке» ей далеко, где уж там.

— Ден меня выгнал, — сухо контактирует факт, помешивая ложкой остывающий чай.

Он кашляет на том конце провода, видимо, чем-то подавившись. Ника бы даже улыбнулась, если бы нашла в себе силы.

— Что значит выгнал? Погоди. Ты, наверное, что-то не так поняла.

Ей приятно его беспокойство.

— Макс, а как можно по-другому понять слова: «убирайся вон из моего дома»? — дома, жизни, сердца, души. Он выбросил её отовсюду, избавился, оставив догнивать, разлагаться на обочине. Глядишь, позже воротится посмотреть, не сдохла ли под гнётом глупых чувств.

— У вас же… всё было нормально вчера. Что изменилось? — ох, Макс, Макс, ей бы тоже хотелось знать.

— Если бы находилась в курсе дел, может, нам бы удалось обсудить, но он н-не рассказал, — говорит, запинаясь, потому что сложно вести об этом речь, тяжело произносить вслух то, что страшно прокручивать в голове. Сцена без того заела пластинкой. Лучше бы память сбоила старым царапанным диском, проку было бы больше. По крайней мере, для её нервной системы.

— Выходит, ты не у брата?

Она фыркает, звеня металлом о фарфор кружки.

— Выходит, что нет. Вам придётся справиться на вечеринке без меня, — неудачно шутит, закусывая розовую губу до крови.

— Что случилось? — шепчет он участливо.

Ника забирает волосы в хвост, ставит на громкую.

— Я настояла, чтобы он всё-таки поговорил с Ксюшей, — морщится она. — Поговорил. Из компании вернулся другим. Я не знаю, что он увидел или услышал, — чёрт, чёрт, чёрт! Слёзы всё-таки текут по побледневшей коже, которую уже саднит от избытка соли.

— Ты что, плачешь? Блядь. Ника, не реви. Я сейчас буду. Скажи адрес.

Она мажет влагу по лицу, всхлипывает.

— Н-не надо, — звучит слишком жалко.

— Не спорь. Мы что-нибудь обязательно придумаем. Ты сможешь с ним объясниться, я устрою встречу.

Губы дрожат, её потряхивает, как при ознобе в лихорадку. Она не уверена, чего желает в самом деле. Чтобы её оставили в покое или успокоили, сжав в крепких объятиях. Лучше бы это были руки Дена.

Боже! Везде он: в голове, теле, сознании. Его так много, что даже жутко.

— Хорошо?

Она со сдавленным стоном утирает сопливый шелушащийся нос, прочищает горло и отвечает:

— Хорошо.

Никольский заезжает спустя тридцать минут, выглядит таким взмыленным, будто бросил все дела и примчался. Ей неловко от того, что он так торопился. Он видит её потрёпанный вид, ведь даже слой косметики не помог скрыть следы бессонной ночи, тон не справился с синяками.

Перед выходом она оторопела от отражения в зеркале, та девица с потухшим взором не могла быть ею, но она была. Следы от поцелуев из фиолетовых стали жёлто-коричневыми, ей захотелось замазать и их. Удержалась, отдав предпочтение водолазке с высоким горлом вместо футболки.

— Прости, — извиняется не пойми за что Макс в самом конце маршрута. Они останавливаются у высотки в двадцать этажей.

Она качает головой.

— Тебе не за что просить прощения, — кому бы не помешало, так это его брату. Чего толку лгать, простила бы, всё простила: и грубость, и новые шрамы. Они зудят, сокрытые под мышцами, сухожилиями, костями. Они в её душе.

— Я никогда бы не подумал, что он может так поступить, — голову опускает, волосы падают на зелёные глаза.

Ника кладёт ладонь ему на плечо, надеясь приободрить, хотя здесь именно ей больше всего нужна поддержка.

— Это не твоя вина, — повторяет она то же, что и себе раз за разом в безуспешных попытках перестать оправдывать действия Дена.

Макс вздыхает, с шумом выпуская изо рта воздух.

Они поднимаются на двенадцатый в его квартиру. Вполне добротная студия, такая стоит целое состояние из-за местоположения.

— Чай, кофе, вино? — предлагает он, подходя к балкону.

— Я похожа на того, кто нуждается в утреннике? — беззлобно язвит она, забираясь на диван с ногами.

Он хохочет тихо, наконец, теряя озабоченный вид, плечи расправляет, вытягиваясь в росте. Становится похожим на самого себя. Такого Максима она знает, таким он ей понравился.

— Тогда это для вас, — улыбаясь, говорит он, протягивая откупоренную бутылку. — Как правильно, кстати, мадам или мадмуазель?

Теперь смешно уже ей, ведь именно по его части — разбираться в подобных вещах. Задумывается, потому что, кто знает, кто она ныне. Кольцо не покидало пальца, а в паспорте нет штампа о разводе. Юридически, получается, до сих пор мадам.

— Давай просто по имени, ладно? — хмыкает, делает большой глоток прямо из горла под улюлюканье Никольского.

— Как скажешь, — он похож на вечно неунывающего ребёнка в данный момент. Её радует, что выбралась из маминой хрущёвки, иначе так бы и продолжала жалеть себя, ощущая, как разваливается на части.

Алкоголь даёт в голову моментально, притупляя саднящее чувство в груди. Он растекается по организму анестезией, не латая, лишь закрепляя на свежих ранах бинты, которые позже обязательно слетят, ведь запаять дыру в сердце попросту невозможно.

Вино вяжет на языке, Ника глотает, не обращая внимания на то, как капля стекает по подбородку на светлую ткань одежды. Макс замечания не делает, стоит напротив, опершись о стол, болтает свой креплёный напиток в бокале. Кубики льда то и дело ударяются о стекло, издавая соответствующий звук.

Градус — прекрасный дижестив к разбитому сердцу. Лепит заплатку на ссадину, которую, правда, всё равно придётся потом отодрать, ведь утопить горе на дне бутылки — не её сокровенное желание. Но сегодня, только сегодня она позволит себе быть слабой, чтобы завтра разлепить глаза и сделать хоть что-то.

— Ты пойдёшь на праздник со мной, — она давится, едва не сплёвывая вино на обивку. — Что? Отличная идея. Он не станет выдворять тебя при гостях. Прекрасная возможность поговорить.

С одной стороны, он прав, разумно. Но есть ли толк навязывать общество тому, кто тебя видеть не желает?

— С чего ты взял, что он захочет вести диалог? — утирает губы тыльной стороной ладони, смотрит на Макса грустными глазами.

— Ты будешь с ним мириться или нет? Если нет, я не стану рисковать. Мне за такую самодеятельность точно от него прилетит, — ворчит он, отпивая треть содержимого бокала.

Она понятия не имеет, стоит ли пытаться, можно ли там что-нибудь починить. Вдруг они изначально были поломанным механизмом с заводским браком. Однако не попытаться нельзя, ей нужно знать, что сделала всё возможное со своей стороны.

— Буду.

Он приближается, щипает её пальцами за покрасневший от раздражения нос, из-за чего Ника взвизгивает.

— Идиот! — кричит она, отталкивая его ладонь.

— Во-от, теперь ты больше походишь на живого человека. Я не собираюсь болтать с трупом, — усмехается, присаживаясь рядом.

— Тфоя инифиафива, — гнусавит она, потирая кончик.

Он жмёт плечами, подтверждая её правоту.

— Не смог бросить даму в беде, — улыбается широко, заражая неуместным весельем. Возможно, к лучшему. Ей не помешает немного взбодриться, а то самой от себя тошно. — Так что, есть наряд?

Был, однако вряд ли Ден его забрал, в конце концов, в этом более нет нужды. К чему ему женское платье?

— Мы заказывали, должны управиться к сегодняшнему вечеру. Думаю, оно так и останется на складе.

Он прикасается краем своего бокала к её: «звяк».

— На тебе оно будет смотреться куда лучше. Я попрошу ребят. Останешься сегодня у меня, начало в четыре. Проснёмся пораньше, отвезу тебя к знакомой, она поможет с приготовлениями.

Брови Ники ползут на лоб. Одно дело — приехать в гости и совсем другое — ночевать. Может, он забыл, но обычно так делать не принято.

— Я поеду домой, — отказывается от гостеприимства она, делая глоток. — Не хочу тревожить, к тому же кровать у тебя одна.

— Посплю на диване, — фыркает он, жестикулируя. — Ника, тебе нельзя оставаться наедине с собой, расклеишься. Мы же друзья. Друзья должны помогать друг другу. Ну? — он улыбается, как умеет: широко, искренне. В уголках глаз виднеются мелкие морщинки.

И она сдаётся, не находя аргумента «против». Порой ей кажется, что он ненастоящий. Слишком добрый, внимательный, заботливый. Таких людей ей раньше встречать не доводилось.

— Ладно. Но на диване лягу я.

Они разговаривают ни о чём практически до двенадцати ночи. Макс откупоривает пачку, она смотрит на сигарету в его пальцах, ловя себя на мысли о его брате, когда тот втягивает дым, в затем выпускает наружу, отравляя воздух вокруг себя, отравляя их обоих.

— Дай мне, — просит едва слышно, протягивая ладонь.

Он смиряет её странным взглядом, но делится, поджигает. Ника затягивается и тут же кашляет, чуть не выплёвывая лёгкие. Он смеётся громко, закрывая ладонью часть лица.

— Как вы употребляете эту дрянь? — отплёвываясь от послевкусия, рычит она, туша несчастную сигарету о пепельницу. — Невозможно же. На вкус как дерьмо.

— Поверь, влияет на организм тоже дерьмово, — соглашается через смех он. — Никого из курильщиков это не останавливает.

— Почему? — хмурится она, поглядывая на седые кольца, поднимающиеся к потолку.

Он вмиг становится серьёзнее, подбирается, смешинки исчезают с радужки, как не было. Нике перемена не по душе.

— А почему ты выбрала его? Почему Ден? — спрашивает, в голосе она слышит не присущую ему ноту. Ей кажется, что для него важен ответ. — Вокруг много хороших парней. По-настоящему хороших. Ты же боялась его. Когда всё изменилось?

Если бы она знала, когда. Задавалась этим вопросом не единожды, но так и не нашла отправную точку.

Смотрит вниз на огни города, на фары пролетающих внизу машин, затем вверх — на серые плотные тучи.

— Когда мои мозги отказали. Может, я реально дура. Без понятия, — шепчет она, растирая подушечки пальцев друг о дружку. Рациональных причин влюбляться в Дена нет и не было, это просто произошло, как начинается гроза в дождь или кипяток оставляет ожоги. — Не поверишь, но я сама бы рада не испытывать этого, просто отключить, — криво улыбается, встречая его внимательный взгляд. — Жаль, такое невозможно. По крайней мере, для меня.

Она бы не отказалась на месяц или два остаться без чувств, однако у неё нет и шанса. Даже вампирский вирус и тот мутировал в организме, не оставив ей надежды.

— Ты его любишь, — констатирует он, затягивается.

— Не могу назвать то, что ощущаю, любовью. Любовь — это о другом, а у нас какая-то больная привязанность, — тянет она, проталкивая ком в глотке вином. — Ненормально раз за разом душить близкого человека. Тогда какой же это близкий, раз тебе его не жаль? — а Дену безусловно не было её жаль, когда переступал через окоченевшее тело, оставленное в склепе её разума им же.

Руки Макса подрагивают. Она подаётся к нему, обеспокоенная состоянием друга.

— Ты в порядке? — спрашивает, глядя на него, попадает в капкан, расставленный умело, зацикливаясь на светлых прожилках в его пьяных глазах.

Он наклоняется, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Я не в порядке, — говорит, вместе с дымом выдыхая что-то знакомое, что-то такое, что есть и в ней самой. Имя этому «боль». Ему больно. — Неужели не заметила? Тогда ты и вправду дура, — кривится Никольский, опуская взгляд на её губы.

И всё встаёт на свои места: его забота, внимание, сочувствие. Ника понимает, насколько была слепа. Он влюблён в неё, фальшивую жену сводного брата.

— Макс, я… — она знает, его нечем утешить, ведь любая её фраза нанесёт ему удар. Не летальный, но этого и не требуется, чтобы человек сломался.

— О, не надо. Я понимаю. Правда, понимаю, — щурится он, сжирая эмоции на её лице. — Выполни просьбу. Обещаю, она будет последней. Больше ничего не нужно.

Она вздрагивает, поднимая руки к груди, не может перестать смотреть и искать намёк на то, что всё это — нелепая шутка, пусть поиски и бессмысленны.

— Какую?

— Поцелуй меня. Один поцелуй. И я больше не подниму эту тему. Никогда.

Она не успевает сказать хоть что-то, его губы накрывают её. Это не похоже на то, как было с Деном. Макс точно хочет испить её до дна: кусает, вбивается языком в рот, ударяясь зубами о её зубы. Зло, отчаянно, жадно. Сигарета выпадает, сверкает огоньком уже на асфальте, тухнет.

Он не прикасается и пальцем, хоть всё его тело бьёт дрожь. Держит расстояние, смакуя момент. Облизывает её нижнюю губу, затем верхнюю, замирает, дышит часто — часто, прислоняется своим лбом к её.

— Спокойной ночи, Ника. Иди спать. Завтра разбужу, — когда отстраняется, становится прежним, как будто ей привиделся порыв.

Но она знает, что случилось. И впервые в жизни её совесть спит. Нет зудящей мысли о неправильности произошедшего. Им обоим это было нужно: ей, чтобы забыться; ему, чтобы отпустить. Секундное помешательство, помноженное на искалеченные одинокие сердца. — Давай, тут холодно. Постельное бельё возьми в шкафу.

Он улыбается, но улыбка эта состоит из фальши, Ника может видеть сквозь паутину лжи, сотканную ради её блага. И, наверное, ей чуточку жаль, что не способна ответить взаимностью. В конце концов, Макс достоин честности. А она, верно, действительно глупа, раз предпочла ему его брата.

Глава 17

Ден

Зал загородного дома наполнен нелюдями, заражённых так много, что ему сложно держать себя в руках. Кажется, вот-вот кто-то из них его обнаружит, раскроет обман и весь план накроется медным тазом.

Время близится к четырём, вскоре настанет ключевой момент папиной речи, именно тогда всё решится. Макс набрал с час назад, сообщив, что его люди на позициях.

Мимо проходит блондинка в синем платье, его потряхивает. Всю ночь пытался выбросить из тяжёлой головы обманщицу. Ника оказалась затаившейся змеёй на его груди. Чёрт знает, когда бы укусила. Не поверил сначала, когда увидел документы о счёте на её имя, но они, как выяснилось, подлинные. Сомнений нет, отец перечислял ей деньги уже некоторое время. Странно, почему она их не раскрыла, может, решила усидеть на двух стульях. В любом случае, ему повезло, что передумала их сдавать. Мотивы неважны, факт предательства на лицо. И чего не хватало? Финансово он её поддержал, о семье позаботился. Чтоб её. И ведь смотрела на него своими блядскими серыми глазами, такими светлыми и невинными, выдавала ложь порционно, которая патокой проникала в его сознание, преображаясь там в истину. А он верил, влюблённый дурак. Блядь. Верил ей. Девочка оказалась не невинной овечкой, а платье её — вовсе не белым, испачкано в мазуте по рукава. Он был близок к тому, чтобы отравиться ядом с её уст.

Наверное, стоит позже поблагодарить за информацию Ксюшу. Если бы не она, он бы и не узнал. Так и оставил бы суку подле себя, не ведая о её двуличности.

— Чего один? Я тут тебе кое-кого привёл, — раздаётся голос Макса. — Только не кипятись. Вы поговорите немного, думаю, тебе стоит выслушать.

Ден оборачивается. Рядом стоит брат, он отступает в сторону, из-за его спины выглядывает её лицо. Он напрягается моментально, ощущая, как по телу проходит ярость вперемешку с болью. Добралась до него и здесь. Зачем вернулась? Будто неясно выразился в прошлый раз.

— Нам не о чем разговаривать, — говорит холодно, в ушах нарастает шум. Он не может позволить себе сорваться. Не здесь.

Ника шагает к нему, выглядит потрясающе, всё такая же невероятная в платье, которое они подбирали вместе. Но, присмотревшись, он замечает покрасневшие белки глаз, припухлость на веках. Ревела. Взгляд потухший умоляющий на него бросает, раскрывает пухлые розовые губы, которые ему хочется зашить нитью из её же волос. Раскрывает, чтобы что? Вновь скормить очередную ложку-другую лжи? Ему достаточно. Лучше бы молчала, исчезла из его жизни, не бередила душу, не внушала то, чего нет. Тогда он мог бы представить, что её не было вовсе. Ни в прошлом, ни в настоящем.

— Хотя бы скажи, в чём дело. Что случилось? — тянет тоненько она, стараясь не привлекать внимание гостей.

Он сжимает челюсти, подбирается, усмехается криво, выливая на неё дозу презрения, чтобы прочувствовала, какого это — оставаться в дураках.

— Честная Вероника. Я почти поверил, — хмыкает он, потирая пальцами шею.

Макс исчезает в толпе, оставляя их наедине. Ника сразу теряется без поддержки его брата.

— Я не понимаю. Если ты не скажешь, я не смогу ничего поделать. Дай хотя бы шанс, — шипит она, цедя слова сквозь зубы. — Всё было нормально до твоего похода в компанию, до звонка этой…

— Ксюши, — подсказывает он, с удовольствием наблюдая за её метаниями, за тем, как искажается лицо при имени знакомой. Он бы ударил сильнее, если бы мог, если бы хватило времени. Но его нет. Ему сейчас не до неё.

— Ты привык рубить с плеча, но подумай головой, пожалуйста. Всё не может закончиться так, — она почти плачет, в уголках глаз скопились невыплаканные слёзы. Он давит в себе желание податься вперёд, утешить, успокоить, потому что это будет пустой тратой драгоценных секунд. Обратный отсчёт запущен.

Закрывает веки, погружаясь во тьму, сердце успокаивается в груди, дыхание становится глубоким и ровным. Он подходит к ней, опускает ладонь на плечо, нагибается к уху.

— Всё закончилось тогда, когда ты взяла деньги отца, — чувствует, как она вздрагивает, как говорит что-то, но он уже не слушает. Проходит мимо, оставляя её позади, не рядом. Там, где ей и место.

Выбрасывает из мыслей, сосредотачиваясь, следует к небольшой сцене на противоположной стороне зала. Перед ним расступаются люди, склоняют головы в приветствии, он растягивает губы в фальшивой улыбке. Всё здесь фальшивка, никогда правдой не являлось. Вампиры лебезили перед Никольскими, заискивали, лизали зад, если приходилось. Настоящего в них не найти ни грамма.

Отец поправляет галстук, смиряет его взглядом, не увидев жены, довольно кивает сам себе.

— Без супруги. Смотрю, поступил разумно, — говорит, оглядывая присутствующих. Народу так много, что Нику он не замечает.

Ден равнодушно отвечает:

— Ты прав, нужно было прислушаться, — на что получает добродушное похлопывание по лопаткам. Видимо, новость пришлась ему по душе. — Поднимайся, все ждут, — вправду, в помещении воцарилась тишина, разговоры стихли.

— Идёшь со мной, — не просит, приказывает отец, ступая по лестнице.

Они этого ожидали, давно ходили слухи о передаче части акций преемнику. На то и рассчитывали, вблизи проще провернуть задуманное. Пока произносит речь, отвлечётся, он ему доверяет, не увидит подвоха, расслабится.

Идёт по пятам, останавливается по правую руку, бросая короткий взгляд на поднос. Он не заморачивался, пусть по плану должен был подмешать лекарство сейчас, сделал это заранее в оба бокала, чтобы наверняка. Ему-то пить необязательно.

Мужчина поднимает фужер.

— Приветствую на своём юбилее. Фирма растёт, нас становится всё больше. Однажды мы поставим на колени тех, кто не считался с заражёнными, тех, кто смотрел свысока. Мы построили Империю, которую нужно не только удержать в руках, но и расширить. Я обещал…

У Дена пульсирует вена у нижнего века, холодный пот стекает по спине. Чем меньше песчинок остаётся в верхнем отсеке часов, тем сильнее его одолевает волнение. Наконец, тост завершается. Никольский опустошает бокал до дна, разбивает о пол, раздаются аплодисменты. Пока тот пил, он думал, что не может дышать, настолько разросся ком в глотке. Однако вот, всё прошло, как по маслу. Зря себя накручивал, зря переживал.

С центра слышится визг, затем снова и снова, начинается паника.

— Что происх… — отец давится, кашляет, сгибаясь пополам. Багряная густая жижа из его рта стекает вниз прямо на мрамор. — Ты, — шипит он, когда тело начинают бить судороги.

А он стоит, приросший к месту, не в силах пошевелиться, не понимающий, какого хрена творится. Лекарство действовало по-другому. Оно не убивало, лишь исцеляло. Окидывает взглядом зал: часть людей лежит безжизненными пластами, трупов становится всё больше, другая же часть не выглядит паникующей. Будто они знают, что происходит, будто так и должно быть.

Отец вздрагивает последний раз прежде, чем затихнуть. Его глаза тухнут, замирая в одной точке навсегда.

«Хлоп, хлоп, хлоп». Публика подхватывает, звук поражает его слух. Макс, широко улыбаясь, выступает из толпы. Опускается перед папашей на колени, кладёт палец на артерию на шее, после вытирает его о штанину брюк.

— Веселья тебе в аду, отец, — выдыхает он, выпрямляясь. Смеётся, заметив замешательство Дена. — Выглядишь неважно, братец. Не понравился спектакль? Это ничего. Тебе и не должен.

Он не узнаёт брата. Тот не посмел бы, он любил семью. По-своему, но любил. Его улыбка кажется ему безумной. Нормальный человек не должен радоваться чужой смерти. Ему доводилось убивать, это не приносит ни счастья, ни наслаждения.

— Почему? План был другим…

Макс закатывает глаза, артистично затыкая уши.

— План, план, план. Он не был твоим. И он сработал, — зелёная радужка отливает желтизной, словно на ней налёт ржавчины. Руки опускает по швам. — Ты потерял отца, своё место, женщину. Нравится? Знаешь, мне — очень.

Он глохнет на несколько секунд, теряется в пространстве, пол уходит из-под ног. Говорит, не слыша себя.

— Что ты наделал… Он же твой отец.

Лицо Макса искажается, будто его ударили в солнечное сплетение, дышит часто, сжимая челюсти.

— Вот именно, — шипит он, подходя ближе, — мой. Не твой. Но почему я должен любить того, кому на меня насрать? Не находишь несправедливым, что он отдал в твои руки то, что принадлежит мне? Деньги, власть, силу. Все выбирают тебя, несчастного безродного оборванца. Даже Ника выбрала тебя, — при этих словах он отстраняется, поправляя костюм. — Но мы это исправим. Всё исправим. Компания уже моя, счета, кресло директора. Осталась женщина, верно? Как легко ты поверил в её предательство, стоило всего лишь подсказать Ксюхе в каком направлении двигаться.

— Что? — шепчет Ден, отступая на шаг, покачивается. Макс для него был товарищем, затем стал братом, они всегда ладили и никогда друг другу не врали. Так он думал.

— Я случайно узнал: отец надавил на неё, чтобы развелась. Сам знаешь, ему отказать невозможно. Она просто не хотела выйти из кабинета вперёд ногами. Но ты её не послушал. Я знал, что не послушаешь. Ты никого не прощаешь, не даёшь и минуты на оправдания. Какого это: отказаться от любящей тебя женщины? — хмыкает он, склоняет голову вбок, будто ему и вправду интересно. — Мне понравилось её целовать. Она вкусная. Я заберу её себе. Не возражаешь? Ах да, ты теперь не имеешь на это права.

Его мир рушится, колени подкашиваются, он оседает на пол подле трупа отца. Везде враньё, его так много, что впору захлебнуться. Увы, он продолжает жить, дышать, пока виски разрывает мигрень. Всё не так. Не может быть…

— Уведите, — бросает Макс охране. Его подхватывают, заламывают руки, толкают в спину, чтобы двигался. Ноги ватные не желают гнуться, в голове образовывается вакуум. Он оглядывает лица людей, теряет в них себя. За горло хватается, пытаясь восстановить дыхание. Не выходит до определённого момента. Её видит. Маневрирует меж гостями в попытке добраться, меж ними около двадцати метров. Это действует на него отрезвляюще.

Рвётся из хватки ребят, но не тут-то было, мужики крепкие. Брат его знает, как облупленного, не даст и шанса.

Она приближается, губы поджаты, руки удерживают платье, чтобы не мешалось, причёска растрепалась, а с виска стекает капля пота. Глядит то на него, то на Макса широко распахнутыми глазами, сбрасывает туфли, не заботясь более о внешнем виде, в секунду преодолевает расстояние, зажимает его щёки руками.

— Отпустите! Что вы творите? Зачем?! — кричит она, надрывая горло. Ему хочется сказать, зачем, но не может, не отошёл от шокирующего предательства. Ловит только её прикосновения ласковые, аромат вдыхает, когда волосы длинные покачиваются в такт движениям головы. Уверенная, нежданно обретшая силу воли, силу противиться тому, кто может стереть в пепел и её.

Мужики отталкивают в сторону, девчонка падает на пол, подскакивает тут же. Радужка мутная — мутная, серебро потемнело, как тучи перед предстоящей бурей.

— Успокойся, Ника. Денис убил отца. Он должен понести наказание, — говорит Макс, подходя к его женщине, помогая ей встать.

Ден шипит, дёргается, за что получает кулаком в живот, сгибается пополам, выплёвывая лёгкие, заходится в кашле. Ему бы орать, защищая свою честь, но едва ли она поверит. Не после того, как выдворил её за порог, обвинив во всех грехах. Тех, которые она не совершала.

— Нет. Нет-нет-нет. Это бред! — шепчет она, пытаясь поймать его опущенный взгляд. Он замечает едкую усмешку брата. Как бы не желал сдёрнуть её с него сейчас, не выйдет. Придётся подождать. Что же, ждать он умеет лучше прочих. — Он не мог!

Ладонь лживого ублюдка опускается на её плечо, массирует легонько. Ника сбрасывает, явно нервничая от касаний.

— Дай мне минуту. Я хочу с ним поговорить.

Зачем ей это? Чтобы ещё сильней разочароваться? Он проявил слабость. Считал, что отец здесь — слабое звено, ошибся. Им крутили, как хотели, грамотно переставляя по шахматной доске.

— Минута, — соглашается Макс, видимо, зная, что он ничего не скажет.

Ден жмёт зубы до хруста челюсти.

Она ловит его взгляд, подходит так близко, что ему щемит за рёбрами, словно в её руках сжимается — бьётся его сердце. Словно в её руках — его жизнь.

— Скажи, что ты этого не делал, — просит, нежно трогая скулу, проводя от неё до шеи.

Он щерится, демонстрируя хищный оскал.

— А что это решит? — выплёвывает, пытаясь её оттолкнуть. Чтоб ушла, отвернулась, осталась там, где его больше нет. В безопасности. Если станет на его сторону, им одна дорога — в прелую землю. Он уверен, Макс лишь прикрылся наказанием, дабы убрать его кандидатуру позже, когда всё уляжется.

Её пальцы дрожат, губу закусывает, ища что-то внутри него. И, чёрт её дери, находит, потому что вздёргивает подбородок, наклоняется, говоря так тихо, что вряд ли кто кроме него может услышать.

— Ты можешь.

Он удивлённо вскидывает брови.

— Что?

Её дыхание обдаёт его ухо, пуская по коже ворох мурашек.

— Можешь быть слабым, можешь сказать мне честно. Я справлюсь, не переломлюсь. Хватит делать из меня жертву. Я ею была. Но не теперь. Поверь, я знаю, о чём говорю, — он шумно выдыхает.

Она отстраняется, смотрит на него несколько секунд. И он сдаётся, капитулируя. Потому что видит. Ника — не та, какой он её нашёл. Уже не та. Всё ещё хрупкая, но посмей разбить, тронуть осколки — режет ровными срезами, что не зашить сразу.

— Будь осторожна, — единственное, что произносит. И скашивает глаза себе за спину, туда, где стоит Макс.

Она сглатывает, трясётся вся, не в силах поверить, но не смотрит, куда он указал. Понимает риски. Умная девочка.

— Ника, — торопит брат, намекая на окончание их краткой беседы.

Она кивает коротко, целует его в губы так болезненно медленно, отчаянно, что впору сдохнуть на месте. Он по-другому привык, иначе: страстно, яростно, грубо, жёстко. А от её поцелуя внутренности переворачиваются. Он горчит на языке привкусом полыни.

Когда отходит, он некоторое время не открывает век. Стоит сгорбленный с заломанными руками и понимает: не может её потерять. Потому что кроме Ники… блядь, кроме трепетной, до ужаса честной Ники у него никого не осталось. Ему до оскомины осточертели обязанности, что взваливал приёмный отец, мерзкие лицемерные улыбки коллег, приёмы, бизнес. Пошло оно. Если ему удастся выбраться… Только если… С этим будет покончено. Никаких вампиров, никаких незаконных дел. Ему осточертело так жить. Девчонка показала, что может быть нормально, не извращённо. Что не всякий пытается вскрыть тебе горло. И ему этого достаточно, чтобы ей поверить. На сей раз по-настоящему.

Глава 18

Ника

Её запирают в том самом загородном доме без права выезда. Она сбилась со счёта на семнадцатом звонке Светке. Ни она, ни Ульяна не берут трубки. Но с мамой… хотя бы с мамой всё хорошо, она стремительно идёт на поправку. Ника пытается найти Макса, чтобы поговорить, однако он мастерски её избегает, не попадаясь на глаза. Охрана упрямо молчит, повторяя снова и снова одно и то же: «Не положено, вам приказано оставаться здесь». Кем приказано, догадаться не трудно. Кроме Максима Никольских с властью в руках не осталось. Дена увезли чёрт знает куда, чёрт знает зачем, дальнейшая его судьба ей неизвестна.

Сначала она паникует, впадает в апатию, сжираемая отчаяньем, страхом за жизни близких и собственную. После наступает отрицание. Как он мог так поступить? Это же её добрый и заботливый друг. К концу следующей недели приходит осознание: всё вполне логично. С чего она вообще решила, что эмоции Макса были настоящими? Он легко мог обвести её вокруг пальца, притвориться тем, кем не является. У неё и в прошлом не выходило читать людей, как книги. Разборчивость, видимо, врождённое качество, не присущее ей.

Впервые со злополучной вечеринки они видятся только к среде. Он приглашает её на ужин, о чём извещает через домработницу. Женщина провожает её до террасы. Ника не утруждает себя сменить найденные в шкафу отведённой ей спальни спортивные штаны с мужской футболкой, которая явно ей велика. Выдыхает через рот, приосанивается, готовясь ко встрече. И всё равно ощущает себя потерянной, когда встречается с ним взглядом.

Макс, словно другой человек. Вроде и улыбка та же, блеск в глазах не потух. Она глядит через розовые очки, плёнка на них истерлась, потеряла цвет, став прозрачной. Ей больше ничто не мешает узреть истину. А она проста: мужчина перед ней — отцеубийца, поглощённый обидой, завистью, злостью. В нём нет доброты, нет и сожалений. Ему плевать, сколько осталось жить брату, сколько осталось до оглашения приговора. Плевать, что доказательства убийства фальсифицированы им же.

Она ему верила, повелась на лживые речи. Интересно, хоть что-то из того было правдой?

— Привет, — он салютует бокалом, откидываясь на спинку стула. — Присаживайся.

Ника выбирает место напротив. Столик слишком маленький для компании, но его хватает для них двоих. На стекле уместились две тарелки с салатом, её фужер уже наполнили вином. Пить ей не хочется, однако делает глоток под его внимательным взглядом, едва не давясь. Белое полусладкое стаёт поперёк горла.

Он подпирает щёку ладонью, поглядывает на неё из-под опущенных густых ресниц. Она не может понять, чего ему не хватало. Семья, друзья, бизнес, деньги, потрясающая внешность. Стоило бы ему поманить, любая с радостью метнулась бы в объятия. Он мог бы постараться наладить отношения с отцом, откровенно высказать накопленное брату, но вместо того предпочёл скрывать истинные чувства. Тьма копилась, отравляя организм изнутри, пока не стало поздно что-то менять.

— Выглядишь неважно. Мне доложили: ты плохо питаешься, — потому что запер её в комнате, забрал самое дорогое. Кусок в глотку не лез.

— Я не могу дозвониться до Светы, — подчёркнуто резко отвечает она. — Ульяна не отвечает, а Ден… сам знаешь, где Ден.

Макс хохочет тем самым непринуждённым смехом, который раньше казался ей заразительным. Теперь же он режет слух.

— С ней всё в порядке. Я увёз её в безопасное место, а вместо Ульяны приставил более надёжного человека.

Она сжимает пальцами колени под столом, что полумесяцы ногтей точно останутся на коже, не смотря на преграду в виде ткани. Как же, не надёжного, а своего, так точнее. Решил, что одного возлюбленного мало, дочь — стимул куда существеннее. Только вот зачем это ему?

— Дай мне с ней поговорить, — спокойно произносит она, гордясь тем, что голос не дрогнул, не сорвался на жалобный скулёж, как бывало раньше.

Он дёргает левой бровью, ухмыляется, затем делает внушительный глоток.

— Будете ли вы общаться зависит только от тебя, — отставляет бокал, ковыряет вилкой куриное филе в салате.

— Что всё это значит? — ещё с пару дней назад она решила притвориться дурочкой. Если прознает, что она в курсе правды, избавится, не пожалеет. У него с покойным папашей больше общего, чем он считал.

— Знаю, я тебе не безразличен. Почувствовал во время поцелуя, — тянет, забрасывает кусочек в рот, жует, глотает. — Я люблю тебя, Ника. Не так, как брат, а нормально. Ты сама заявляла, что не любишь его, что у вас… как это? Созависимость? — вертит вилкой в воздухе, очерчивая круг. — Я всего лишь хочу, чтобы ты была со мной. Ты заслуживаешь стать счастливой. Я смогу обеспечить это и тебе, и твоей дочери. Хорошенько подумай до того, как дать ответ. Сейчас ты на эмоциях, но поразмысли о будущем. Нужно ли тебе переживать об участи убийцы? Понимаю, ты не ожидала такого от Дена. Никто не ожидал.

Она почти давится, прикладывает все силы, чтобы удержать на лице растерянное выражение. Взаимодействие с мужем многому её научило. Привыкший к открытости Макс не замечает заминки.

— Я не могу так сразу, понимаешь? Мне нужно время, чтобы смириться, забыть, — шепчет она, добавляя надлома в тон. Получается. — Ты — хороший парень, мой друг.

Он кривится при слове «друг», будто оно вызывает у него отвращение.

— По-моему мы выяснили, что мы кто угодно, но не друзья, — утирается салфеткой, поднимается, нависает над ней, опершись руками о столешницу. — Советую думать быстрее, иначе я не могу гарантировать, что ты увидишь дочь когда-либо, — низко рокочет, с каждой секундой глубже вонзая в её грудь иллюзорный кинжал. Она не рассчитывала, что будет так тяжело, больно. Его предательство ударило точно в цель. Его ложь — не только его. Теперь она принадлежит им обоим. Жестокость порождает жестокость, особенно, когда иного выхода просто нет. Ей придётся примерить на себя личину монстра, чтобы спасти других и спастись самой. И, кто знает, может быть, она сядет лучше самого нарядного платья.

Взгляд отводит, чтобы не выдать смятения, судорожно ищет опору под ногами.

— Ты обещал, — тихо говорит, поднимая глаза, смотрит в его зелень с вызовом.

Он хмурится, склоняет голову вправо, вздёргивает бровь. Дует прохладный осенний ветер, ероша её светлые волосы, они блестят в закатных солнечных лучах.

— Обещал?

— Что тот раз окажется последним, что больше не поднимешь тему, — повторяет его же клятву, следя за реакцией. Её не покидает ощущение, что шагает по тонкому льду, вот-вот может оступиться, он пойдёт трещинами и лопнет под ботинками, а она погрузится в воду, пойдёт якорем ко дну, захлебнётся.

Мужские губы трогает натянутая улыбка, она ему к лицу, по крайней мере, не выглядит фальшивой.

— Выходит, я солгал, — хмыкает он, теряя угрожающий вид, опускается обратно на сидение.

Это не секрет. Она удивилась бы, сдержи он обещание. В нём столько обманчивого сладкого дурмана, что впору надеть защитную маску, чтобы не задохнуться им ненароком, находясь поблизости.

— Тогда где истина? Сам заявлял: мне нужен хороший парень. Ты — хороший? — фыркает она, вздёргивая бровь. — Сомневаюсь. Лжецы относятся к другой категории.

Он подливает себе вина, цепляет прибором веточку руколы.

— Где-то посередине. Я лучше брата, ты в этом убедилась, — скорее, убедилась в обратном. Ника ухмыляется, едва не выдавая себя с потрохами, спешит сменить выражение на нейтральное. — Ложь бывает и во благо.

У неё формируется идея, отдающая безумством, присущим кому-угодно, но не ей. Она никогда не была ни смелой, ни сумасшедшей, ни коварной. Но, кажется, всему в этом мире свойственны перемены, даже тем, кому они неприятны.

Заправляет локон за ухо, теребит кончик прядки, губу облизывает, вспоминая, как вела себя Ксюша, когда пересекалась с Деном. Если хоть в чувствах Макс не соврал, у неё может получиться.Влюблённые люди глупы, ослеплены трепетом, восторгом, когда объект любви находится рядом.

— Что с нами случилось? — спрашивает, поднимая взгляд, смотря открыто и пронзительно, давя в себе страх, загоняя его в самую глубину сознания. — Почему Ден так поступил? Почему я встретила не тебя в начале? — сглатывает, надеясь, что волнение он спишет на другие эмоции, не увидит то, что она пытается скрыть. — Если бы это был ты, всё было бы иначе, мне не пришлось бы пережить такое…

Он её изучает, глядит, точно привороженный. Передумав есть, сбрасывает зелень обратно в тарелку.

— С нами пока всё в порядке, — отвечает, прочистив горло. — Пока у меня есть силы ждать. Но я не отличаюсь терпением. Семейная черта, — усмехается невесело, давая понять: ему самому подобное не по душе. Будто не способен от этого избавиться. И снова врёт. Звучит настолько неубедительно, что впору рассмеяться.

— Вдруг он вернётся? За мной. Я же его предала, — обнимает себя руками, словно ей холодно, словно невидимая броня способна её защитить. Закрывает веки, заставляет себя поёжиться, как нельзя кстати приходится холодный воздух, стоит сосредоточиться на нём, как по коже ползут мурашки, а мелкие волоски стают дыбом.

Он перегибается через стол, оглаживает её по предплечью в попытке успокоить. Получается обратный эффект, её воротит от его касаний, хочется убраться прочь тут же, но она терпит, сцепив зубы. Удивительно, почему на него раньше не возникало такой реакции, на Дена была… Вероятно, потому что в нём Ника не распознала угрозы.

— Ты в безопасности, он до тебя не доберётся, — страстно выдыхает Макс, не убирая прохладных пальцев.

Она открывает глаза, ей не приходится притворяться напуганной, тело и сознание реагируют инстинктивно лёгким тремором, увлажнившейся слизистой. Её потряхивает.

— Он мож-жет, — тянет она, срываясь на хрип. — Это же он! Как ты не понимаешь?! — давит из себя крик, сбрасывая его ладонь, ударяет по столешнице. Бац. Бокал разбивается вдребезги, осколки разлетаются по полу.

Спектакль кажется бесконечным, будто ей придётся до гроба играть отведённую роль, которую она получить не желала.

Лицо Макса искажается, иллюзия беспечности спадает. Он смотрит на блестящее стекло, на разлитое вино, на неё, дышащую часто и коротко.

— Он не придёт, Ника. Ты слышишь меня? У него не выйдет, я всё учёл, — давай, давай же, говори, чёрт тебя дери. Ты обязан! Не зря же она так старалась, не зря терпела близкий контакт. Подаётся к ней, снова накрывает рукой её руку. — Он в лаборатории. Ты же знаешь, как она защищена. Ключ-карта только у меня. Всё хорошо, тебе не о чем волноваться.

Её заполняет облегчение, его так много, что спрятать невозможно. Однако то к лучшему, ведь Никольский принимает монету за подлинную, списывая на облегчение от отступившей угрозы нападения. О, как он ошибается. Ей предстоит зайти дальше. Ради свободы Ника готова на многое. Она не отступит, не сдастся.

— Спасибо, — плачет, не в силах удержать слёзы. Они катятся по щекам, подбородку, капают на ткань футболки. Напряжение её не покидает, сердце каменеет, оно окаменело ещё в тот миг, когда увидела Дена — разбитого и сгорбленного. Он не был слабым, не был хрупким, но по нему поступок брата ударил куда сильнее, чем по ней. Она не представляет, как ему сейчас тяжело. Потерять двух членов семьи разом…

Макс выдыхает, не подозревая о её думах, протягивает чистую салфетку.

— Всё хорошо. Утрись, — произносит он, слава богу, отпуская её ладонь.

Она всхлипывает, принимает помощь, сморкается шумно, не заботясь о том, будет ли ему приятен звук.

— Когда состоится суд? — успокоившись, задаёт вопрос Ника.

Погода стремительно портится, точно считывая её состояние, тучи сгущаются, грозясь пролить на их макушки скопленные запасы воды. Вдалеке ударяет молния, расколов небо пополам. И это странно, потому что только недавно ярко светило солнце.

Он не реагирует некоторое время, пережёвывает мясо, болтая напиток в фужере.

— В конце следующей недели, полагаю. Хотя, если ты считаешь, что его осудят по закону, то ошибаешься. Я позабочусь о том, чтобы он тебя не потревожил, — запивает пищу, осушая до дна. — Полагаю, ты поймёшь моё нежелание полагаться на правосудие, система работает отвратительно.

Ника едва удерживается, чтобы не вздрогнуть из-за ненароком упомянутого прошлого. Чёрт знает, намеренно или нет, но он затронул ту тему, которую не стоит поднимать. Правда, информацию она тоже получила. Трудно не проявить больше интереса, чем должно, оттого делает вид, словно увлеклась ужином.

— А, вот как… Замечательно, — сухо цедит, отправляя в рот курицу. Вкуса не ощущает, в его присутствии ей всё чудится пресным.

— Наконец-то ты ешь, я переживал об отсутствии аппетита, — переживал, как же. Удивительно, что она способна глотать, не давясь, в присутствии того, кто ей угрожал жизнью дочери и возлюбленного.

— Я нервничала, — объясняется честно, тут не нужны уловки.

Он втягивает носом влажный воздух, откладывает вилку в сторону, обозначив окончание трапезы.

— Не хочешь прогуляться? Завтра. Примерно в это же время. Там и озвучишь решение, — забавно, в самом деле. Дал ей время, которое исчислялось по секундам. Словно так легко изменить зову сердца, полюбить другого вопреки.

Встаёт, оправляя костюм. Нику поражает, что он ходит в нём и дома. Ден всегда переодевался во что-то удобное.

— Здесь чудесный сад, — кивает в сторону. Она следует взглядом в указанном направлении, пусть ей и плевать, красив сад или же нет. — Вкус у отца был отменный.

— Хорошо, — тоже поднимается, желая скорее избавиться от его общества, оно её тяготит, напоминает о том, как легко обмануть или обмануться, насколько прогнившими могут быть люди. Трупный яд травит и её.

То, как легко он рассуждает об отце, шокирует. Яснее слов демонстрирует тьму, которую он скрывает за семью замками, надеясь, что никто не заметит. И она благодарна прозрению, ведь будь иначе, не доверься ей Ден, вероятно, поверила бы его словам.

— Тогда до завтра? — говорит он, заглядывая в её глаза, приближается, запечатлев на щеке невесомый поцелуй.

Её воротит, сжимает кулаки крепко, удерживаясь на месте. Нужно переждать, отстраниться от происходящего, будто это происходит не с ней.

— До завтра, — эхом повторяет она механически, прячась за каскадом спадающих на лицо волос, слушает его отдаляющиеся шаги. И лишь когда они стихают, в её лёгкие врывается кислород.

Глава 19

Ника

Пульс замирает, когда его ладони пробираются под одежду. Она леденеет вся от макушки до пят, покрывается инеем, он отливает на серебристой радужке, отражая его зелень, точно зеркальная гладь. Она не знает, что он видит в её чёрных зрачках, слышит ли отчаянье в прерывистых вдохах меж поцелуями. Понимает ли, чего ей стоит податливость.

Его слишком много на ней: прикосновения, ласки, мокрый язык во рту. От вкуса его слюны её тошнит, желчь подкатывает к горлу. Простыни промокли от её холодного пота. Он списывает дрожь на возбуждение, она считает про себя до сотни. Цифры заканчиваются слишком быстро, их недостаточно для успокоения.

— Ты в порядке? — говорит он, задыхаясь. Отклоняется, становясь на колени, опершись руками по обе стороны от неё.

Ей далеко до «в порядке», ей далеко даже до обыкновенного «нормально». Однако улыбается, растягивая губы, будто всё хорошо, будто так надо, будто то, что происходит меж ними — правильно. Хотя правильного в том ни на грош.

— Да, иди сюда, — протягивает к нему кисти тоненькие — веточки. Жаль, касание не способно убить, обратить человека в пепел. Она была бы счастлива. Пусть и всего на миг. Из него вышла бы замечательная скульптура.

Подтянутое тело не влечёт. Его крепкий торс давит её к кровати, ощущается плитой из гранита, разве что не могильной, но близко к тому. На похоронах, пожалуй, спокойнее. На похоронах не приходится жертвовать собой во благо будущего.

— Ты очень красивая, — повторяет он. Снова, снова и снова. Пока слова не заедают пластинкой в её голове голосом его брата. — Спасибо. Ты не пожалеешь.

Не пожалеет. У неё нет выбора, если хочет спасти себя, Дена, Светку. Это ничего. Она несколько лет как испачкана тем, кто теперь лежит в земле. Ей почти не больно. Почти не страшно. И неважно, что сердце сбоит, а внутри рассыпается прахом ещё одна частица её души. Душа — не главное, жизнь — ценнее. Три жизни зависят от неё, потеря гордости — минимальная плата. Она временна. Гордость можно вернуть, а что до чести… у неё её не осталось. Бесы с честью, её у неё отобрали давно.

— Никааа, — стонет низко Макс ей на ухо, зарываясь носом в волосы.

Она оглаживает его по широким плечам, жёстко впивается ногтями в кожу на спине, раздирая. Ей хочется оставить на нём шрамы. Хотя бы физические. Алые полосы кровоточат, но он не обращает внимания, увлечённый ею, поглощённый их близостью. Он не видит истину.

Переворачивает её на живот, её пальцы сжимают простынь, пачкая её в чужой нелюбимой крови. Футболку задирает, оглаживает рёбра, целует мягко меж лопаток. Ника закусывает щёку изнутри, ощущая металл и соль вперемешку.

Она снова закрывает глаза, начиная отсчёт с нуля.

***

Этой ночью не удаётся сомкнуть глаз. План приходит сам собой, остаётся лишь собраться с духом. Ей кажется, стоит уснуть, как кошмар наяву продолжится во сне, обрастёт новыми ужасающими деталями. Непонятно, что из этого хуже. Быть может, когда голова коснётся подушки, её решимость испарится, она вновь станет слабой маленькой девочкой, нуждающейся в чужой защите.

Её некому защитить. Она обязана справиться. Шанс всего один, больше такого не представится. Макс расслабился, избавившись от помехи в виде брата. Он ослеплён победой и влюблён в неё. Иного пути, кроме как воспользоваться его чувствами, у неё нет. Как бы гадко не было, ей придётся поступиться принципами.

Баночка рецептурного препарата находится там же, где она её оставила. Специально положила в сумку, вспомнив о таблетках. Они помогли усмирить панику при встрече с Деном на вечеринке, а теперь помогут усыпить другого мужчину. Она надеется. Неизвестно, какая дозировка потребуется вампиру. Но она рассчитывает на отсутствие совместимости с алкоголем, который так любит употреблять Максим.

На встречу собирается, макияж не наносит, он всё равно позже размажется либо от её слёз, либо в следствии страсти Никольского. Долго выбирает платье из шкафа, которые, видимо, заведомо купил Макс. Останавливается на коротком траурно-чёрном с закрытым декольте. Её задача сегодня — выглядеть неотразимо, однако не слишком доступно. Чёрный ей идёт, отлично подходит к внутреннему состоянию.

Он ожидает её у выхода из здания. Оглядывает восхищённо, задерживаясь на открытых стройных ногах. Ника давит из себя улыбку. Та выходит вполне сносной, кажется, у неё получается всё лучше и лучше, хотя вряд ли это тот навык, которым стоит гордиться.

— Долго стоишь? — говорит она, отбрасывая волосы за спину.

— Совсем нет, — он взмахивает рукой, протягивает ей ладонь. Она не колеблется ни секунды.

Сад, действительно, хорош. Больше похож на городской парк по площади. Каких тут только растений нет. Наверное, она бы впечатлилась, если бы не эмоциональное напряжение. Не спасло даже заранее выпитое успокоительное, ему требуется больше времени для воздействия. Постепенно сознание погружается в спасительный вакуум, чувства исчезают, впадая в анабиоз.

— Как спалось? — интересуется он, останавливаясь у фонтана. Мелкие капли воды попадают на кожу и одежду. Ника смотрит на рябящую гладь.

— Отлично, — врёт она, не испытывая мук совести.

Он смеётся довольно, сжимая её пальцы в своих.

— Я старался, подбирал комнату. Твоя — самая светлая.

Как будто это может перекрыть факт заточения. Золотая клетка — тоже клетка. Какая разница из чего сделаны её прутья?

Вечер можно было бы принять за летний, после вчерашней грозы случилось потепление. Однако опавшие прелые листья кричали об ошибочности суждения.

— Спасибо. Она замечательная, — фразы слетают с языка, хотя она предпочла бы молчать. Ника точно находится далеко отсюда, не в своём теле.

Жмёт его пальцы в ответ, глядит снизу-вверх, вскинув голову. Он выглядит также, как и неделю назад, также, как две или три. Добрый, внимательный, заботливый. Но всё это — ложь, он соткан из неё. Странно, как сам ещё не запутался в сплетённых нитях?

— Ты подумала? — он напрягается, готовый к отказу, зелень становится тёмной, словно болотная тина.

Она выжидает, теребя край платья, одёргивает его, имитируя нервозность, по крайней мере то, как сама её запомнила.

— Да. Я согласна. Но как быть с браком? — глаз не отводит, сканирует каждое движение. Мышцы на его лице расслабляются.

Макс улыбается широко, видимо, на сей раз искренне. Но, боже, как ей плевать на его чёртову искренность! Он может засунуть её себе в зад вместе с больной, извращённой любовью.

— А что с ним? Ты скоро станешь вдовой. А потом мы распишемся. Не думаю, что ты хочешь грандиозный праздник. Или я ошибаюсь? Если хочешь, скажи. Мне несложно устроить, — болтает, окрылённый её согласием.

Ему невдомёк, что никакой свадьбы не будет. Она скорее отрежет себе палец, чем позволит ему надеть на себя обручальное кольцо.

— Нет, лучше скромно, поужинаем вдвоём, — тихо отвечает, наблюдая за падающим с ветви листом за его плечом.

— Ты выглядишь уставшей, — хмурится он, всё-таки подмечая круги под нижними веками.

Она хохочет, переступая с ноги на ногу.

— Ты тоже. Мы многое пережили. Думаю, нормально иметь проблемы со сном. Но всё позади, да? Мне уже лучше, — он понимающе кивает, обнимает, прижимая к себе. Она утыкается носом в его пиджак, резко пахнущий одеколоном.

— Да, позади, — отстраняется, оглаживает её щёку. Его отпечатки выжигают плоть, оставляя иллюзорные чёрные язвы. Она дышит носом, закрывает глаза, подаваясь навстречу ладони.

Он целует её сначала осторожно, будто страшась спугнуть, но, не встретив сопротивления, смелеет, проникает языком в рот.

А ей… ей уже всё равно.

***

Ей чудится, что прошло уже несколько часов, пусть они пришли в комнату всего с минут тридцать назад. Пока Макс находится в душе, она подмешивает в вино препарат, вскрыв сразу с двадцать капсул. Дозировка превышает норму в десять раз, этого хватит, чтобы убить обычного человека. Но Никольский заражён, уверенности, что на него хоть как-то подействует, нет.

Конечно же, он предлагает бокал и ей, на что Ника отказывается, отговорившись кое-как. По ней, оправдание в духе шутки: «я не хочу напиться и забыть нашу первую ночь», — глупое. Но главное, срабатывает. Он поддерживает её веселье, рассказывая неуместную историю из детства. Она хохочет невпопад. Будто ей нужно знать, откуда идут его травмы, будто это что-то может изменить.

Он задирает платье, оглаживая обнажённое бедро. Она жалеет, что не надела колготки. Так ему пришлось бы провозиться дольше. Одежды на мужчине становится всё меньше, а она, не смотря на действие лекарства, ощущает пробивающийся через воздвигнутый щит холодный ужас. Он тянет свои тощие длинные пальцы, смыкает их на горле, затягивая петлю. Броня сыплется, брони попросту не существует в реальности. Она хрупка, как её кости, не имеет ни веса, ни смысла. Её на ней нет.

— Моя, — шепчет Макс, выдыхая горячий воздух, что раскалённым паром жжёт шею.

Его — на краткое мгновенье. Время аренды ограничено.

— Твоя, — послушно говорит она в подушку, чувствуя облегчение от того, что не приходится смотреть на его лицо. Так проще, когда не видишь. Можно представить, что ты далеко — далеко, где-то, где нет ни измятых шёлковых простыней, ни терпко пахнущего мужчины. Что происходящее — всего лишь плохой сон, который закончится с пробуждением по утру, Светка улыбнётся, звонко смеясь, а Ден вновь оскалится на очередную её колкость.

— Я не верил, что ты поймёшь, что согласишься. Знала бы, как много это для меня значит, — дёргает застёжку, молния едет вниз, оголяя спину. Тут же становится боязно. Сквозняк задувает ещё и в душу, бередя калечное сердце. Она совершенно точно простынет, застудится до агонии, которая предстоит, когда препарат выведется из крови.

— Но я тут, с тобой, — Ника не понимает, к чему эти разговоры. Что ему стоит заткнуться? Пусть делает запланированное. Или не делает вовсе.

— Я люблю тебя, — признание остаётся без ответа. Он в нём не нуждается, уверенный в том, что взаимность близка. Но до неё расстояние куда больше, чем меж галактиками.

Она досчитывает до сотни в четвёртый раз, когда Макс покачивается.

— Что ты… — понимает. Поздно. Опадает на неё бессознательный, беззащитный, давит весом.

У неё не сразу выходит выбраться. Ею движет расчёт, когда возвращает платье на место, когда методично обыскивает его спальню, не забыв проверить вещи, в которых он был при встрече. Удивляется, сыскав карту в кармане брюк. Он совсем не верил в то, что она способна на обман. Что же, его ошибка.

Взгляд влечёт столовый нож на подоконнике, она не помнит, как сжимает на рукоятке пальцы. Помешательство, не иначе. Подходит к постели, ведомая чем-то очень густым, тёмным, гложущим нутро. Это он виноват. Он всё испортил, он трогал её пару минут назад. И зашёл бы дальше, если бы не таблетки. Манипулировал, ссылаясь на Светку, хотел убить Дена. Убил бы, кабы она ничего не сделала.

Лезвие сверкает в тусклом свете. Ника видит своё отражение на его поверхности. И пугается. Роняет на пол, раздаётся звон металла. Она отворачивается, зажимая ладонью рот.

— Не буду, — она не такая, как Макс, не станет чудовищем из-за личных обид, хотя он, вероятно, заслуживает смерти. Или чего-то хуже, чем смерть.

Воспоминания о прошлом ошибочном выборе её не покинули. Правду тогда сказал Ден. От мести легче не становится. Грех приходится нести, он останется с ней с пометкой «пожизненно», напоминая о себе трещащими от тяжести ноши позвонками.

— Гореть тебе в аду, — шипит она, хватает его телефон с тумбочки, набирая в рабочий чат сообщение: «Еду по делам, присмотрите за девчонкой, она в моей комнате». По крайней мере, так её выпустят, за тонировкой всё равно водителя не видать.

Когда они шли наверх, она отметила, что Никольский отослал охрану прочь. Вновь оступился. Ей пришлось бы лезть через окно, чтобы сбежать. А так во время прогулки заметила въезд в гараж. К нему несложно пробраться из этой комнаты.

Плутать пришлось недолго, вскоре она спускается в тёмное помещение, свет зажигается, реагируя на движение. Она насчитывает двенадцать разных авто. Бежит к ближайшему, дёргает, дверь поддаётся. И ей вновь везёт: ключи в зажигании. До лаборатории придётся добираться по памяти, остаётся верить в то, что она успеет до того, как Макс очнётся и отправит за ней людей. А пока… пока удача на её стороне. Остаётся верить, что так будет и впредь.

Наконец, пригождаются полученные в восемнадцать права. Отец тогда оплатил, да вот машину ей не купили, денег не хватило. Папочка предпочёл вложиться в очередную хреновую бизнес-идею. Двигатель урчит, когда она поворачивает ключ, жмёт педаль газа, радуясь, что Никольский старший, судя по всему, предпочитал автомат. Вряд ли она справилась бы с механикой спустя столько лет.

Автомобиль трогается с места, ворота, реагируя, поднимаются, открывая вид на асфальтированную дорогу, ведущую к свободе.

Глава 20

Ден

В комнате всё та же койка, белые стены, белый потолок. Его уже тошнит от этого цвета. Макс приезжает через день, иногда два, напоминает о себе в тот момент, когда ему кажется, что ещё немного и сдохнет от голода. Голодать ему никогда не доводилось, даже в те времена, когда приходилось обеспечивать себя и брата самостоятельно без подачек Никольских, даже когда потерял Женьку, погряз в тусовках, сомнительных компаниях, выпивке.

Желудок громко урчит, напоминая о том, что пищи в него не поступало более двадцати четырёх часов. Хотя бы за временем можно следить по настенным, будь иначе, он бы давно запутался, ведь тут неясно, когда день, а когда ночь.

Макс издевался, раскладывая их прошлое по сценам, проигрывая заново с другой стороны: новой, незнакомой ему. То, что Дену чудилось добротой оборачивалось корыстью, то, что считал дружеской поддержкой — долгосрочной манипуляцией. В их отношениях не было ничего настоящего, того, за что стоило бы уцепиться, оправдав убийство. Он и сам не безгрешен, смог бы простить, смог бы и забыть, спустить с рук. Но фишка в том, что прощать нечего. Брату это попросту не нужно. Он не нуждается ни в его милости, ни в понимании. Он не оставит от него и пепла, развеет по ветру ещё до смерти. Сотрёт досрочно из жизни. Будто его в ней и не было.

Пищит замок, дверь открывается. Он не готов к встрече, не находит сил поднять голову. Сидит, облокотившись о стену, с закрытыми глазами, догадываясь, кто посетитель. Оттого его потряхивает, когда слышит совсем иной голос.

— Ден… Боже, Ден! — шепчет девчонка. Подбегает, шлёпая босыми ступнями по полу, опускается на колени совсем как тогда, в зале. Ладошками трогает всего и везде, проверяя, цел ли, не пострадал ли.

Он разлепляет веки, глядя на неё. Не верит. Как она сюда попала? Очередная шутка Макса?

— Что ты… — сипло говорит, прищуриваясь.

Ника смеётся через слёзы, бросается ему на шею, повисая ношей на груди. Жмётся к нему, всхлипывает часто, шмыгая носом. Совсем по-детски, так некрасиво.

— Я боялась, что не успею, боялась, что он сделал с тобой нечто ужасное, — сбивчиво бормочет она, тихонько хныча на ухо. — Нам нужно уходить. Сейчас же. Времени нет, скоро его люди сюда доберутся.

Он хмурится, заставляет себя собраться, начать анализировать её слова. Макс отправит погоню, значит, она сбежала. Усмехается криво, когда она отстраняется. Давит желание обнять, стиснуть так крепко, как только может. От него наверняка несёт, как от чумного. Не мылся больше недели.

— Пошли, — поднимается на ноги, те подводят, слабость в конечностях ощущается как после затяжной болезни.

Они пробираются к лифту без препятствий. Им повезло: брат настолько параноик, что выставил прочь всю охрану, а карту оставил себе. Однако их могут ожидать снаружи.

— Есть вероятность засады. Я пойду первым, — ультимативно заявляет он, заставив её поперхнуться.

Вздёргивает высоко подбородок, смотря нагло и уверенно прямо на него. У неё был иной взгляд раньше, что-то в ней точно изменилось, словно переломилось пополам, сгорело и восстало в ином обличии.

— Не пущу. Ты — человек, не вампир. Привыкай. Пуля почти гарантирует летальный исход.

— Что ты предлагаешь? — хмыкает он, морщась от ломоты в мышцах.

Она усмехается, доставая из сумки телефон, переворачивает несколько раз, пока он не выдыхает шумно через рот.

— Это же Макса. Как? — Ника поджимает губы, он замечает её дрожащие на экране пальцы.

— Не спрашивай, ладно? Я не хочу возвращаться к тому моменту и мысленно, не то что озвучивать. Зато мы можем проверить камеры.

Он вспоминает, что сам не единожды проверял их при ней со своего мобильного, однажды случайно обмолвившись о том, что такое же приложение стоит и у брата.

— У тебя хорошая память, — подмечает, смотря на картинку на дисплее. Вокруг здания чисто, нет ни души.

— Не жалуюсь.

Его гложет желание спросить, что произошло, отчего у неё синяки залегли под нижними веками, а тело при упоминании Макса беспокоит тремор, но сдерживается, решив оставить выяснение правды на потом. В конце концов, это ничего не изменит. Она права, у них нет времени.

Они выходят к парковке, Ден быстро отметает идею сесть на авто покойного отца. Все машины фирмы легко отследить. Попутку в столь поздний час тоже не поймаешь.

— Предлагаешь идти пешком? Тогда нас изловят быстрее, чем встанет солнце, — нервничает она, огрызаясь.

Он демонстративно извлекает из кармана ключи от рабочего универсала.

— Про эту он вспомнит не сразу, в городе возьмём другую в аренду, — кто бы мог подумать, что та нелепая покупка, которую с превеликим удовольствием высмеял Макс, пригодится где-то, кроме тайных перевозок компонентов и оборудования.

Водительское сидение занимает сам, пресекая споры на корню. Конечно, он измотан, голоден, однако опыта у него куда больше, чем у девчонки, которая со сдачи экзамена ГАИ впервые вдавила педаль газа. Странно, что, вообще, сумела сюда добраться.

Она молчит, наблюдая за тьмой по ту сторону окна, он набирает скорость.

— У него Света, — тихо цедит Ника. Он слышит обречённость в голосе, тоску, к ним примешивается заметная доза злости. — Ты знаешь, где он мог её спрятать?

Ден ударяет по панели, сжимая челюсти. Он и помыслить не мог, что брат зайдёт так далеко, что он способен на воздействие через ребёнка. Взвешивает, перебирает в памяти все места, где они когда-либо бывали. Бинго. Имеется одно подходящее: офисное здание, где когда-то они планировали открыть своё агентство.

— Догадываюсь, — конечно, он может ошибаться. Им остаётся лишь молиться, чтобы Фортуна не повернулась к ним задом из-за сменившегося настроения. — Нам на окраину, тут недалеко. Сейчас нет пробок, через двадцать минут будем.

Она закусывает губу, опуская затылок на подголовник.

— Что нам делать потом? У него связи, деньги, влияние. Что с нами случится? Как сбежать?

Он возвращался к подобным размышлениям вновь и вновь, благо часов в сутках предостаточно. И пришёл к выводу, что не оставит предательство просто так. Макс должен ответить.

— Тебе — ничего. Я увезу вас со Светой в деревню. Там наши с Женькой родители отдыхали, — она вздёргивает брови, смотря на него уставшими глазами. И он осознаёт, что раньше не называл имени родного брата, избегая темы. — Тот мальчик с фото, — поясняет, на что Ника понятливо кивает. — Заберу, когда закончу.

— Что закончишь? — невесело улыбается она. — Как тогда? — намекает на их контракт, на собственную ошибку. Что же, дорогая, ему не впервой. Он не даст ей утопнуть в его болоте.

— Это моё дело, не твоё. Я тебя в это втянул, должен нести ответственность. Не переживай, остались те, кто на моей стороне. Они помогут, — ухмыляется, потому что в данную секунду сможет назвать с десяток фамилий тех, кто терпеть Макса не может. Нерадивого отпрыска Никольского старшего много кто ненавидел из-за халатности в бизнесе. Думается, дело не только в ней.

— Уверен, что получится? — с сомнением говорит она, буравя его взглядом.

Дену хочется коснуться её, утешить, сказать так много, но он знает, что может не вернуться.

— Я, в отличие от некоторых, исполняю свою часть сделки, — глухо смеётся он, отшучиваясь. Ей не стоит вникать в детали. Она должна выбраться невредимой, чего бы ему это не стоило.

Забавно, в самом деле, потому что совсем недавно он также рассуждал о вечеринке, на которой всё должно было перемениться. И переменилось, увы так, как никто не ждал.

Вскоре они добираются. Улочка погружена во тьму, фонарей на окраине практически нет, а луна предпочитает спрятаться за хмурые тучи. Подъезжая, он замечает горящий свет на втором этаже. Не ошибся. Вряд ли кто мог находиться здесь кроме подручного Макса и Светы. Они с братом выкупили недвижимость ещё с пару лет назад, но до реализации идеи руки не дошли, не до того было с делами фирмы. Посторонним сюда не попасть, код от замка знают только они двое.

Он тормозит метров за сто пятьдесят, глушит мотор, выключает фары. Им не нужно, чтобы их заметили преждевременно.

— Подожди внутри, — просит Ден, выходя наружу. Прохладный ветер обдувает лицо, ветви деревьев по бокам от дороги качаются, шумят жёлто-зелёной листвой.

Слышит, как закрывается дверь с другой стороны, жмёт зубы.

— Почему ты не можешь послушаться? — бросает он, оборачиваясь. Девчонка смотрит прямо. Она совершенно не похожа на ту потерянную незнакомку в баре при их первой встрече, добровольно отказавшуюся от дочери. Теперь готова идти за ней в самое пекло.

— Как когда ты приказал уйти из дома? Когда не желал признаваться в невиновности в убийстве отца? Что из этого? — шипит Ника, явно намеренная стоять на своём. — Нет. Там мой ребёнок. И я пойду вместе с тобой.

Он выдыхает, жмёт губы и кивает. Только время на спор потратят, Свету могут перевезти из-за побега её матери, и они её уже не достанут.

— Только осторожно, — командует, смиряя её суровым взглядом. И ведь нравится. Даже такая нравится: упрямая, гнущая свою линию. — Следуешь за мной, не шумишь, крик не поднимаешь, что бы ни случилось. Ясно?

— Ясно, — отвечает тихо. Стоит ему отвернуться, за пальцы ловит, останавливая, шепчет вдогонку: — Береги себя.

У него ухает в груди сердце, его щемит, разрывая на куски. Если они выберутся из заварушки живыми, если всё получится… он никогда не отпустит двух таких разных женщин. Они стали для него тем, за что можно уцепиться, чтобы не пойти ко дну, тем, чего достаточно, чтобы жить с мыслями о будущем, а не сожалениями о прошлом.

— За меня не переживай, — оглаживает её ладонь, отпускает.

Они заходят внутрь без проблем. Удивительно, как Макс, с его желанием всё контролировать, не сменил код. Он замирает у лестницы, рукой указывает оставаться внизу. Ему нужно проверить. Делает шаг, второй, поднимается по ступеням. Поворачивает за угол к той комнате, в которой присутствовало освещение. Толкает легонько, оставляя щель. Петли не скрипят, спасибо и на этом. Он видит женщину, та сидит в кресле вполоборота к нему, листает страницы книги. Светы он не замечает. Её тут либо нет, либо она не попадает в поле зрения. Отодвигается немного, доски под ногами прогибаются, раздаётся треск. Женщина поднимает голову, передние пряди колыхаются при движении, открывая её лицо. Он её знает. Та самая Татьяна, с которой его познакомил брат.

Таиться больше нет смысла. Ден настигает её в несколько секунд, что она не успевает сориентироваться, роняет книгу, когда он нависает сверху. В её глазах мелькает испуг. Правильно. Она должна бояться. Предавать его — неверный выбор. Хотя… они никогда не были особенно близки. Он всего лишь платил ей за питание.

— Денис? — визгливо вскрикивает она, пытаясь подняться, но он опускает её обратно давлением руки на плечо.

Ухмыляется криво, склонив голову вбок, щурится, словно примеряясь.

— Ты забрала кое-что моё, — говорит он, щёлкает костяшками пальцев. Татьяну передёргивает от каждого щелчка, будто хрустят её, а не его суставы.

— Не понимаю, — стенает она, пряча взгляд. Врёт. Точно видно, что врёт. И к чему? Здание мало, его обыск займёт от силы минут десять.

— Думаю, понимаешь. Ты можешь сказать, или я узнаю сам после того, как ты уже не сможешь произнести и слова, — угрозы — то, что работало всегда. Почти безотказно. Главное знать, на что давить. В её случае всё просто: жизнь. Жизнью многие дорожат, особенно собственной.

Он слышит шаги позади, не реагирует. Татьяна с силой сжимает пальцы на обивке, словно готовится бежать. Но он-то знает, что человек позади — не её спасение.

— Я нашла её, пойдём, — тихо зовёт Ника, голос пропитан облегчением.

— Если оставим всё так, доложит. Ступайте к машине первыми, — у них нет иного выбора, кроме как избавиться от женщины. Отпустят — и Макс узнает об их местоположении. Скорее всего, он уже догадался о его побеге из лаборатории, если не дурак, проверил её первым делом.

Девчонка вновь не слушается. Чёрт бы её побрал! Подходит, дёргает за рукав, привлекая внимание. Он смотрит на неё, на заспанную Свету рядом, сжимающую материнскую ладонь.

— Пожалуйста, — умоляет не лишать человека жизни. Господи, даже такого, как Татьяна.

— Она же участвовала в… этом, — рычит он, в последний момент проглотив слово «похищение». Вряд ли ребёнок понял, что случилось. Подумаешь, одну няню сменила другая.

Ника качает головой. Мольба отражается на её радужке.

— Она могла бы немного поспать, — предлагает она, губу закусывает, смотрит на женщину. — Этого достаточно, чтобы мы успели отсюда убраться.

Он мечется не дольше минуты. Не сводит с неё взгляда, вдруг передумает, вдруг обрушит сдерживаемый гнев на соучастницу, как сделала подобное когда-то. Но этого не происходит. Она остаётся непоколебима.

— Будь по-твоему. Идите.

Когда девочки покидают комнату, Татьяна глядит на него затравленным зверьком, боясь пошевелиться.

— Будет немного больно. Тебе следует их благодарить. Я не ограничился бы бессознательным состоянием, — ребро ладони опускается на её шею, туда, где находится сонная артерия, веки женщины закрываются, а тело обмякает. Он сдержал слово, пусть внутри аж трясло. Она заслужила наказание посерьёзнее. Однако на то право Ники, это было её решение.

Спускается вниз с ощущением незавершённости, меняет выражение лица на более мягкое, завидев Нику со Светой. Они стоят, обнявшись, составляя единое целое, так и должны выглядеть мать и дочь.

Замирает на некоторое время, боясь их побеспокоить, настолько счастливыми они выглядят, воссоединившись. Но время утекает сквозь пальцы, у них на путь до деревни от силы час, а ещё необходимо сменить автомобиль.

Ника поднимает взгляд, словно почувствовав его присутствие, улыбается благодарно: широко и искренне, как умеет только она. Он сдержанно кивает.

— Пора, — командует, усаживаясь на водительское.

Когда две его женщины занимают места позади, трогается, забив в навигаторе салон, где можно арендовать машину. За дополнительную плату ему отдадут её без паспортных данных. Пригождалось пару лет назад, когда им с братом стреляло в голову ускользнуть из-под контроля отца и развеяться. Остаётся надеяться, что Серёга до сих пор имеет привычку ночевать прямо в офисе.

Глава 21

Ника

Сквозняк задувает в щели меж деревянной рамой и оконным стеклом. Она ёжится, закутывает понадёжнее Светку. Дочь сопит, видя десятый сон. Её сморило сразу после их долгого разговора. Нике вновь пришлось ей соврать. Не могла же она рассказать правду. Такая истина ребёнку ни к чему.

Поднимается с постели. Пора бы затопить печь. Ден помог, объяснил в первую ночь, но с его ухода прошло больше суток, вестей не поступало. Она лелеяла надежду на то, что ему удастся закончить «дела» быстро, но, кажется, что-то пошло не по плану. Он хотел застать Макса врасплох, в короткое время собрав его недоброжелателей, и явиться в компанию с поддержкой противников брата. Могло ли что-то сорваться? Что угодно, если подумать. В последние месяцы в её жизни нет ничего стабильного. Даже любовь — и та не без проблем.

На улице похолодало. Такое чувство, будто день или два назад ей померещилось потепление. Осень укрыла листву позолотой, трава пожухла, а небо окрасилось в серый цвет. К счастью, ей удалось сыскать тёплые вещи в покосившемся старом шкафу. Избушка, куда их привезли, находилась в маленькой деревушке километрах в пятидесяти от города. Тут оказалось шесть домов. И все пустовали. Как объяснил Ден, большинство отдыхающих приезжало только летом в дачный сезон, постоянных жителей же не было вовсе.

Запас дров, что в спешке нарубил Никольский, подходил к концу. Он сложил их в небольшом сарае, если пройти за дом и ещё метров пятьдесят от забора. По его рассказу раньше тут сажали картошку, ныне же территория поросла травой. Сорняки не пощадили когда-то ухоженный огород.

Она с усилием дёргает на себя дверь, та поддаётся с третьего раза, распахивается со скрипом, покачиваясь на проржавевших петлях. Ника вздыхает, набирает щепу и поленья, сколько убирается в руки. Готовится уже вернуться, как за завыванием ветра слышится звук мотора. Он стихает, а она, позабыв об изначальной цели, бросает ношу на землю.

Вернулся! Ден вернулся! Не мог её оставить, он слово дал. Сдержал, выходит, справился.

Бежит, спотыкается, падает в грязь, пачкая штаны в коленях, поднимается и вновь бежит. Не показалось. У крыльца припаркован белый внедорожник.

Она влетает в избу вихрем, ощущая переполняющий её восторг и облегчение. Цел! Живой!

Да только встречает её совсем другой человек. Тот, кого она бы видеть не желала вовсе.

Замирает, едва затормозив, глаза округляет от шока. Эмоции сменяются, калейдоскопом отражаясь на лице.

Макс не смеётся, не ухмыляется, как делал это раньше. Его черты заострились, став суровыми, угрожающими. Его аура напоминает ей ауру Дена в их первые встречи. Такой же жёсткий, давящий одним присутствием, желающий погнуть волю другого.

— Как? — только и может выдавить из себя она. Он ведь не знал об этом месте. Как он их нашёл?

Он выгибает левую бровь, вынимает руки из карманов брюк, таких же чистых, как обычно. Будто на знатный приём явился, а не в захолустье.

— Даже машину сменили, какие молодцы. Да вот ты, маленькая воровка, кое-что забыла, — надменно тянет он, качая головой. — Например, выбросить украденное. Не думала, что я могу отследить собственный телефон? — усмешка возвращается к нему, но совсем иная, не такая, как раньше, в ней нет ни капли веселья. — Ты — ещё понятно. Но Ден? Серьёзно? Чем он забил свою голову, что отупел? Ах да, наверное, тобой. И что, при ребёнке не постеснялись? — издевается, развернувшись в сторону Светы.

Ника медленно движется к дочери, но Макс направляет на неё пистолет, поворачивается обратно.

— Нет уж, ты останешься стоять на месте, лживая сука, — рявкает он, переводит дуло на Светку.

Ей становится дурно, голова кружится, а в горле жжёт.

— Не смей, — шипит она, делая ещё шаг. — Только не её. Меня пристрели, если хочешь, — думает лихорадочно, но не может найти выхода из ситуации. Вновь на обман он не купится, разве что сам захочет обмануться.

— Да? — отзывается лениво, бросая на неё взгляд. — Почему? Если она умрёт, тебе будет погано.

У неё слезятся глаза, их заволакивает дымка. Дьявол бы его побрал! Неужто можно быть такой сволочью? Она до последнего верила, что он прогнил не до конца, что осталось в нём что-то человеческое, что-то, что оправдало бы её выбор отступить тогда, бросить клятый нож и просто уйти.

— Ты не сделаешь этого. Ты — не плохой человек, — сглатывает ком, не давая себе заплакать. Не сейчас. Нельзя. — Мы же… мы были близки, — тоненько говорит она, приближаясь вновь, сокращая расстояние меж ними.

Он щерится по-звериному, обнажая белые ровные зубы, снимает с предохранителя.

— Стой, кому говорю! — Светка на постели вздрагивает от громкого звука, но не просыпается. И слава богу. Здесь хватает одной паникующей женщины. — Ты! — цедит он, подходя вплотную, прислоняя дуло ниже челюсти под подбородком, металл больно упирается в кожу, холодит. — Ты знала о том, что я чувствую. Знала, что я тебя любил. Пообещала и обманула. А я не терплю, когда меня обманывают.

Она видит вздувшуюся вену у его виска, каплю пота, стекающую по шее, едва заметно подрагивающие пальцы. Глядит своими глазами в его: зелёные — зелёные, как летняя трава, с жёлтыми редкими прожилками. Рукой охватывает его ладонь, сильнее вжимает пистолет в своё горло, замечая, как его взгляд меняется, как в нём отражается испуг и что-то ещё кроме злости.

— Стреляй, — говорит отстранённо, с той с самой уверенностью в тоне, от которой стынет кровь в жилах. Его ресницы опускаются, отбрасывая тень. — Стреляй, чтоб тебя! — уже с яростью выдыхает Ника, впиваясь ногтями в кожу на его запястье.

— Сука! — ругается Макс, отбрасывая пистолет, тот отлетает в угол и ударяется о бревенчатую стену. На неё смотрит с безумством, с отчаяньем, которое, кажется, разрывает его душу пополам. — Как я тебя ненавижу, — бросает он хриплым надломленным голосом. И целует. В губы впивается, сминая. Жестоко, властно, обречённо, как утопающий делает последний глоток воздуха перед тем, как пойти ко дну.

В ней поднимается вихрь протеста, изнутри тянется нечто густое, тёмное, скалит пасть, пробиваясь наружу. Нике знакомо это чувство. Она помнит его с прошлого раза. Не сдерживается, отпирает клетку собственными руками, выпуская монстра на волю. Все они — монстры, в каждом человеке живёт монстр. В ней тоже. И сейчас она не намерена сажать его на цепь. Он ей нужен, он — часть неё: неотъемлемая, вечная. Необходим для защиты себя и близких, ведь стоит Максу опомниться, он непременно погубит их обеих, а затем доберётся до мамы и до Дена, если уже «не».

Тварь проникает в его сознание, ломая барьеры на своём пути, круша их острыми клыками, вгрызаясь глубже, пока не добирается до самого сокровенного, того, что делает из него личность. Она жрёт, испивая до дна, пока ничего не останется, пока пустота не укутает его в свои объятия.

Его чувства проходят через неё разрядами: от горькой ненависти, вяжущей зависти, обиды до сладости мёда влюблённости, острой страсти, щемящей нежности и тоски. Ника, наконец, понимает, что он не врал хоть в чём-то. Жаль, не нашёл иной путь, всё могло быть по-другому. Он мог быть другим. Но не был. И это его осознанный выбор.

Отталкивает её, отстраняясь, но слишком поздно. Ей не нужен огнестрел, чтобы его добить. Не нужен и нож. Она способна разобрать его по частям, что не сложишь обратно. И эта мощь необъятна, она управляет ею, не наоборот.

Макс меняется в лице, отшатываясь, запинается, оседая на пол. Ника склоняется над ним, укладывая ладонь на щёку, до последнего не прерывает зрительный контакт. Он пытается противиться, оказать сопротивление ответным вторжением, но ничего не выходит. Она держит щиты крепко, инстинктивно понимая, что необходимо.

— Я жалею, что тебя полюбил, — шепчет он, выдыхая вместе со словами последние эмоции. Она мешкает всего миг до того, как оборвать нить, опустошить сосуд окончательно. Искра в зелени гаснет, взгляд становится стеклянным, как у куклы.

Ника осознает, что больше не сможет стать прежней. Макс теперь внутри неё, его эмоции — часть её эмоций. Их слишком много, от них трещат — раскалываются виски, будто по ним ударяют молотом. Она скулит, сжимаясь в дрожащий комок подле него, запускает пальцы в светлые волосы. Не чувствует, как её подхватывают чужие руки, как родной голос успокаивает, точно убаюкивая. Её потряхивает, бросает то в холод, то в жар, а сознание крошится и вновь собирается в единое целое.

— Ника, посмотри на меня. Ника! — зовёт Ден издалека. — Успокойся, просто отдели его чувства от своих. Давай же, — просит он отчаянно, стонет протяжно, — Ника, прошу. Ты нужна Свете. Нужна мне…

***

Ден

В первую очередь он связывается с Ксюшей. Она обязана знать местоположение Макса, если учитывать, что они до сих пор близки. Их дружба началась задолго до того, как он появился в жизни брата. Девчонка долго мнётся, пока не выдаёт информацию под давлением. Он знает, что ейсказать, чтобы добиться ответа. Любовь из любого сотворит безумца, так произошло и с ней. Ден давно знал о её чувствах, даже рассматривал вариант возможной женитьбы: подходящая партия, по мнению отца. Да не сложилось у них. Со временем терпеть её капризы вместе с тяжёлым характером становилось всё труднее. А потом появилась Ника.

Набирает компаньону с одноразового мобильного, договаривается о встрече. Они быстро согласуют детали, собирая вокруг единомышленников в рекордно-короткий срок.

Вот только Макса в компании не оказывается. Усилия потрачены зря.

— Ты ошибся, — раздражённо говорит партнёр, убирая пистолет в кобуру. — Теперь он узнает о нашем предательстве. Что прикажешь делать?

Он жмёт виски, силясь найти выход, понять, что произошло. Не мог же брат узнать заранее о готовящейся атаке. Если только…

— Ждите здесь, — выдыхает он. — Я к информатору. Вернусь, как уточню детали.

Кроме Ксюши сдать их было некому.

Она открывает с первого звонка. На её лице грустное выражение, которое при его виде меняется на насмешливое.

— Ты опоздал. Думала, приедешь быстрее, — хмыкает, опираясь плечом о дверной косяк.

Ден замечает морщины на её лбу, осунувшиеся щёки, словно морила себя голодом с неделю.

— Где он? — произносит спокойно. Это спокойствие обманчиво. Он жмёт кулаки, чтобы не сбросить на неё всю скопившуюся злость.

Ксюша поджимает губы, склонив голову, как бы размышляя, стоит ли раскрывать карты. У него иссякает терпение. Наступает на неё, заставляя отодвинуться дальше по коридору, склоняется, сузив глаза.

— Либо ты говоришь по-хорошему, либо… Поверь, ты не захочешь узнать, что тогда произойдёт, — у него нет желания воздействовать на неё физически, вероятно, и не придётся, есть кое-что, что может разрушить её привычную жизнь без того. Такова была часть его работы — собирать компромат на сотрудников, компаньонов, конкурентов. Отец держал их в узде постоянно, не страшась ножа в спину. Что смешно, ему это не помогло.

Она хохочет, закрывая ладонями лицо, затихает внезапно, отнимает руки, те виснут вдоль тела.

— Ксюш, мне нужно знать. Где Макс? — гнёт свою линию он, нависая над ней.

— У твоей девки, — она криво улыбается, поднимая на него взгляд.

Его подбрасывает, внутренности скручивает от ужаса.

— Ха… ха-ха-ха, — смеётся Ксюша, покачиваясь. Она точно двинулась. Всегда отличалась импульсивностью, но такое…

У него нет времени с ней разбираться. Обязательно займётся позже, после того, как помешает брату уничтожить то единственное, что ему дорого. Разворачивается, сбегает вниз по лестнице. Вслед звучит громкий женский крик:

— Всё равно не успеешь! Он убьёт её! Эта потаскуха сдохнет!.. — не слушает, что там орёт потом. Ему не до того.

В машину садится, жмёт педаль газа, разгоняясь до ста сорока, превышая максимально разрешённую. Лишь бы появиться в нужный момент, лишь бы приехать раньше Макса. Что он с ней сотворит за побег? За то, что ушла, бросила. Он уже не знает, что у брата в голове, может, никогда и не знал.

К забору подъезжает, едва успевая затормозить, из-под колёс летят комья грязи. На ручник не ставит, позабыв обо всём, кроме единственной мысли: «она в порядке, прошу…». Дверь распахнутую настежь видит, потряхивает всего.

Делает шаг, ещё один, покачивается, хватаясь за стену. Ника лежит на полу, свернувшись калачиком, поджимает ноги грязные к груди. Макс рядом совсем, глядит в потолок бестолково, будто ему плевать на происходящее вокруг. Ден срывается, опускается рядом, охватывает руками её голову, укладывает к себе на колени. Он быстро смекает, что произошло. Она дрожит и стонет, хватаясь за волосы, словно хочет вырвать все разом.

— Ника, посмотри на меня. Ника! — зовёт он. — Успокойся, просто отдели его чувства от своих. Давай же, — просит отчаянно, — Ника, прошу. Ты нужна Свете. Нужна мне…

Нужна, как вода или кислород. Стала той, без кого он не видит будущее. К чёрту то будущее, где её нет. Нить, что их связала, не разорвать.

— Ты — умная девочка, справишься. Отдели их, — шепчет, повторяя, как молитву, перебирает прядки, мешает её пальцам себе вредить. Если бы мог, он бы забрал эту ношу, переложив на собственные плечи. Увы, не может. Больше нет. Он ведь практически обычный человек без способностей.

Ему не хватает дыхания, воздух с трудом проникает в лёгкие, чтобы тотчас их покинуть, выходит изо рта со свистом.

Ника раскрывает веки, глядит на него и только на него. До тех пор, пока взгляд не становится осознанным. Моргает, её губы сжимаются в тонкую линию, а по щекам текут слезы.

— Ты пришёл, — шепчет она.

Его топит облегчение. Оно необъятно, заполняет целиком. Наклоняется, касается её лба коротким целомудренным поцелуем.

— Я вернулся, — вернулся, несмотря на то, что могло быть уже поздно. Она справилась без него. Она — живая. Остальное неважно.

— Я думала… думала, он нас пристрелит, — хнычет Ника. Её голос раздаётся вперемешку с рыданиями. — Он бы смог. А ты… ты пропал. Я считала, что он… тебя…

Ден утирает мокрые дорожки с её кожи, подушечками обводит углы челюсти.

— Тише. Всё уже закончилось, — смотрит на Макса, который напоминает безвольную статую без души. Она не оставила от него ничего, кроме пустоты. Пожалуй, так лучше. Он бы точно его убил. Просто потому что тот не оставил бы ему выбора. Сбоку на кровати ворочается Света. — Тише, Света спит, — напоминает он. Странно, как ребёнок не проснулся, как же она устала, что не среагировала на шум?

Ника всхлипывает, шмыгает громко носом, садится с его помощью. Её глаза покраснели и опухли. Он обнимает её, укладывает подбородок на девичью макушку.

— У нас всё будет хорошо.

Она цепляется за его одежду, сжимает, пачкает ткань в соплях и солёной воде. Ему безразлично, вещи можно сменить.

— Он точно не причинит нам вреда? — тянет она с сомнением, обдавая его шею горячим дыханием.

— Точно, — Макс больше никому не причинит вреда. — Мы в безопасности.

Эпилог

Здание психиатрической частной клиники в весёлых жёлтых тонах возвышается аж на пять этажей. Ника поправляет одеяло на Жене. Весной всё ещё холодно, солнце уже греет, а ветер коварен, пятимесячному ребёнку легко простыть. Он улыбается, тянет к ней свои ручки, глядит отцовскими тёмными глазами в обрамлении светлых ресниц. Сын унаследовал от него черты лица, от неё же достался только цвет волос.

— Мам, а когда Женя вырастет? — спрашивает дочь, заглядывая в коляску.

— Ты оглянуться не успеешь, — говорит она, вспоминая, что ещё совсем недавно Светка сама была вот таким вот маленьким человечком.

— А как скоро папа вернётся? — помнится, Ден очень удивился, впервые услышав «папа» звонким голосом. Его вытянувшееся лицо ей запомнится, наверное, на всю жизнь.

Она вздыхает: не прошло и двадцати минут, как он скрылся за дверьми клиники, а ребёнок заскучал. Никольский всегда находил выход её не иссякающей энергии: то в игры зазывал, то книжки вслух зачитывал. У неё до сих пор не выходило надолго занимать старшую.

Прошло уже пять с половиной лет с того вечера в деревенской избе. Ден долго её успокаивал, потом они разбудили Светку и поехали в город, домой. Позже позвонила Ульяна и вернула им Имбиря. Никакого развода не случилось, хотя она до последнего ожидала решения не в свою пользу. Как же он разозлился, услышав вопрос. Кольцо осталось на её пальце, многим позже она забеременела.

Её поразило, насколько трепетным и нежным может быть мужчина, ожидающий рождения сына. Едва ли пылинки с неё не сдувал, везде отправлял с водителем и никогда в одиночку.

Дела фирмы пришлось брать в руки, хотел он того или нет. Разбирался с ними долго, на всё ушло около года. Что говорить про исцеление всех заражённых, кого смогли отыскать. Конечно, и ныне вампиры оставались на улицах, те, кто прятался, скрывая сущность. Их ловили до сих пор. Однако фирма лелеяла надежду рано или поздно покончить с этой заразой. Деньги же, заработанные на «Кормушке», её муж с лёгкой руки пустил на благотворительность. Ксюшу, причастную к нападению на неё, родители лишили наследства, узнав о её махинациях со счетами. Подумать только, воровать у семьи… Конечно, Ден мог поступить с ней жёстче, но, поддавшись уговорам Ники, обошёлся сливом информации матери с отцом.

— Простите, пришлось договариваться о продлении ухода за ним, — Ден прокашливается, почёсывает шею. — Заскучали?

С самого начала они решили: Максу место в больнице, ведь он позабыл абсолютно всё. Неспособный чувствовать, узнать кого-либо из присутствующих… печальная участь. Порой у него случались моменты просветления, но они были слишком коротки. Как постановил суд: недееспособный. Сиделки своё дело знали, а им он в доме ни к чему. Нику при одной мысли выворачивало. Она его не навещала, её потряхивало всякий раз в его присутствии.

Можно заявлять что-угодно о прощении, но есть вещи, которые простить невозможно.

— Всё нормально, — улыбается она, встречая взгляд Дена.

— А вот и нет! — фыркает Светка на отцовский манер. — Вы обещали поехать в парк.

— Не капризничай, — усмехается он, привычно трепля её по волосам.

Дочь хмурится, сбрасывая его руку.

— Мама мне волосы уложила.

— Причёску тебе уже растрепал ветер, — бессовестно замечает он, дёргая её за каштановую прядь. Прав, конечно, хотя мог бы и промолчать.

Светка поджимает губы.

— Ничего не растрепал. Ма, дай расчёску.

Ника жмёт плечами, роется в сумке.

— Держи.

Толку от этого всё равно никакого, через минут пять воздушные порывы вновь картину испортят.

Светка вошла в подростковый период, с каждым годом её характер становился всё вреднее. Ден же не упускал возможности её подначить. Единственным человеком с железным терпением оказалась её мама. У той всегда хватало сил и времени, не говоря уже о способности закончить спор ещё до его начала, умело сменив тему. С операции мама, в принципе, стала гораздо активнее, в том месяце вообще записалась на фитнес.

— Как Женька? — интересуется он, смотря на укутанного малыша.

Сын, узнав отца, издаёт смешной звук.

— Хорошо, — говорит Ника. — Боже, да тебя не было всего ничего. Что могло случиться? — она закатывает глаза, толкает коляску к машине.

— Что угодно, — серьёзно отвечает он, сдвинув брови.

И так из раза в раз. Её уже пугает чрезмерная опека. Может, прошлое так сказалось, потому что она не замечала за ним подобного при знакомстве.

— Брось! Ты сведёшь меня с ума.

— Мы едем или как? — кричит Светка, быстрее всех занявшая место на заднем сидении их внедорожника.

Ника фыркает, толкая Дена локтем в бок. Берёт на руки Женьку, набирающего вес с поразительной скоростью.

— В парк?

— Ага. Поехали, там перекусим. Свете очень понравилось тематическое кафе.

Он кривится, припоминая место. Конечно, посещать заведения с детским оформлением не то чтобы ему нравилось. Ден среди стен, разукрашенных мультяшными персонажами, смотрелся нелепо, надет на нём костюм или же свитер с джинсами.

— Не делай из этого трагедию, — смеётся она.

— Когда она перерастёт фанатизм по героям мультиков?

— Пап, я всё слышу! — возмущается Светка из открытого окна.

Он цокает языком, складывает коляску, загружает в багажник.

Автомобиль трогается с места, оставляя жёлтые больничные стены позади, как когда-то они оставили пережитое.

Грехи не покинут их, как и монстры, несмотря на то, что оба теперь обыкновенные люди. Грехи — часть души, их нужно перекрывать хорошими поступками, но забывать — никогда.

Ника смотрит на его профиль, прижимает сына к груди, за спиной шуршит Светка пачкой чипсов.

Она счастлива простым человеческим счастьем. И никто у неё не сможет это отобрать.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Эпилог