Леонид Чернов
Профсоюз сумасшедших
Лирика
Владивосток
1924
Вам — грузчики
И Колумбы корабля
отплывущего в Индию Радости —
компасом эту книгу.
Профсоюз сумасшедших (Интродукция)
Друзьям — имажинистам:
Виктории Белаковской, Сергею Гончарову,
Иосифу Кричевскому, Георгию Филянскому.
'
Эй, — все, кому нудно в вонючей квартире
Чадить в этих днях, как грошовые свечи —
Давайте откроем
Единственный в Мире
Профсоюз Сумасшедших!
'
В этой жизни бездарной как мозг недоноска,
В неделях
Хрипящих как злой онанист —
Плевком — на огни из дешёвого воска,
И рёвом в Любовь — громовое Проснись!
'
И средь тех, что колбасами в буднях висели,
Чтоб валюту, вагоны и кожу ловить —
Мы в огненных розах
Свистим в карусели
Весёлой, бушующей, пьяной Любви.
'
И вместо того, чтоб блохой в Упродкоме
Сверлить головою
Отчётов свинец —
Голодные, юные — души знакомить
С жонглёрами тел и пасхальных сердец.
'
В этой жизни «нормальной», где тупость овечья,
Где в плесени дней — невозможная вонь, —
Мы,
Люди в цветах,
Конечно — сумасшедшие,
Которым повсюду «вон».
……………………………
Так давайте же к солнцу прямо чрез тучи,
Чтобы радугой в небо железные плечи,
Давайте откроем — весёлый, могучий —
Профсоюз Сумасшедших!
'
Декабрь 1922.
Украина.
Профсоюз сумасшедших (Второй крик)
Сгинь во мгле,
Пресвятая троица,
Мы смываем твой дикий грим!
На развалинах Мира строится
Межпланетный завтрашний Рим.
'
На макушках горного темени —
Шевелюра щетинных лесов.
Мы не знаем ни чисел ни времени
Закруживши веков колесо.
'
Так давайте же с нами в ногу,
Бунтари всех народов и стран!
Мы обратно вышвырнем богу
И Евангелие и Коран.
'
На бумаге, которую выбелил
Красной кровью безумный поэт —
Мы напишем Новую Библию
Пером из хвостов комет.
'
Мы,
Из дымов Земли пришедшие,
Разольющие бунтов поток, —
Мы конечно и есть сумасшедшие,
Для которых жизнь — кипяток.
'
Наши строчки — покойников мучить,
Наши песни — скорее бы сжечь их.
Пусть веками гремит наш гремучий
Профсоюз Сумасшедших!
'
Июнь 1923.
Ольдой.
Факультеты радости
Эдуарду Лескову
'
Красками дней торопливо малёваны —
Бешенным хохотом палим пищали
Мы — сумасшедшие клоуны
Осточертевших печалей.
'
Бубнами в днях в одиночку и парами
Каждому — лишь бы «ура» достиг!
Мы торговать золотыми товарами
Пенной искрящейся Радости.
'
Вы там!
Чего развели эпидемию
Нудно-рицинного зелья?
В каждой лавчонке у нас — академия
И факультеты Веселья.
'
Плюйте, орите и войте «распни их»! —
Вам бы — лишь блеском валют сиять.
Колосом Радости в солнечных нивах
Зреет для нас Революция.
'
Только с весенними нам по дороге,
Ленты улыбок — на галстук.
Нам всё равно — даже хмурому богу
Порцию солнца — пожалуйста!
'
В Мире запаянном, в Мире закованном
Бешенным хохотом палим в пищали
Мы — сумасшедшие клоуны
Осточертевших печалей!
'
Август 1923.
Владивосток.
Динамика жизнежелания
Каждый мускул — пружина.
Сердце — мой канонир.
Тело — машина.
Душа — целый Мир.
'
Мысль моя — бык на бойне.
Строчка — сплошная дрожь.
Вот теперь бы Миру спокойней
В дряблую спину нож!
'
И не я ли визжа вам сорвал очки
Чтобы в новые Солнца шли?
Но теперь я у Мира на палочке —
Как гигантский кровавый шашлык,
'
А любовницей мне Революция —
Долгожданного сына родить.
И не Ей ли семь лет
Мой салют сиял
На Земле
И звездой на груди?
'
Верю я — будет, будет!
Страсть моя — тысячи солнц!
Из сверкающей стали — груди,
Ноги —
Из золот и бронз.
'
Каждая строчка — семя
Тебя оплодотворить —
Чтоб Единственной между всеми
Мне желанного сына родить.
'
Ты — я.
Мускул — пружина.
Сердце — наш канонир.
Тело — машина.
Души — весь Мир.
'
Июль 1923.
Тихий Океан.
Последний бунт
Германии
'
Вынимайте из сна свои мордочки,
Вдохновенье не мерьте на фунт!
Разбивайте все двери и форточки,
Ниагарой вливайтесь в бунт!
'
Запевайте пропеллером песни,
Семивёрстный держите шаг!
Не сегодня-завтра воскреснет
Над Всемирьем кровавый флаг.
'
Так давайте же в ногу с вождями
Мы теченье Времён означать:
В красных днях — бунтарём беспощадным,
И любовником нежным в ночах.
'
Шире хохоты, бешеней Радость
Огневыми гирляндами в Мир!
Мы оркестром Вселенских парадов
Разодрать голубую ширь.
'
От Сатурна до Красной Пресни
Распылать запылавший мрак...
Не сегодня-завтра воскреснет
Над Всемирьем кровавый флаг.
'
Июнь 1923
Сибирь.
Каменоломня зорь
Ник. Костареву
'
Я швырнул своё сердце дрожаньям и бунтам,
Каждой ночью века — на весы.
Оттого-ль 10 лет
Из секунды в секунду
Над виском моим Кольт висит?
'
Мне смеяться Маратом под лицом Менестреля —
Сколько неб и ракет,
Сколько мечт и огней!..
Каждый клок моей кожи исстрелян
Ядовитыми пулями дней.
'
Как червяк
На крючок
Этой жизни насажен,
Под клещами какой-то железной руки
Злобно корчусь
Тараща
Глазищи
На сажень —
В половодье кровавой реки.
'
И когда истекал бурой кровью в закатах
Мной пробитый распухший солнца пузырь, —
Я взрывался в гремучих плакатах
Расшвырять в ваши души осколки грозы.
'
Но экватором словно вожжой опоясан
Шар земной как мясник и надут и горбат —
Мне прихлопнуть ко лбу этикетку паяца,
Ухмыляясь гнилыми зубами Карпат.
'
Скрежеща своим сердцем
Развернусь из консервной коробки,
Просвистя как пружина в стомильный свой рост —
Семицветить горящие строки
В запевающих ротиках звезд.
'
Июль 1923.
Амур.
Цветы Земли
Ждите, морские, земные дороги,
Скоро ногами мне вас расчесать!
Леонид Чернов.
'
Сегодня метнусь из своей берлоги
В великую Радость воскресшим Христом.
— Топчи нас! — кричат мне земные дороги,
И Мир предо мною —
Как письменный стол.
'
Под марши желудка (какая же музыка
Кроме этой поэту может играть?) —
Иду,
А в глазах Твоя жёлтая блузка
И огненных мыслей веселая рать.
'
Пропеллером вою — а там уже паника
На бирже печалей, тоски и гробов.
Смотри — я развесил на мачтах «Титаника»
Свою однодневную Радость — Любовь!
'
Влачащим печали я гаркаю: — Киньте их! —
Гирляндою Радости душу обвить!
Смотрите — какие невероятные Индии
Каждый день открываю в своей Любви!
'
Какое мне дело, что даже глаза на вес
Женщины тем и другим продают,
Если я в клочья паршивый свой занавес,
Прятавший в слякоти Радость мою!
'
А шарик земной — сплошную улыбку
Ртом Брамапутры швыряет в меня: —
Сердце, скорей похоронную скрипку
На кларнеты Веселья менять!
'
Будем голодными, юными, пьяными
Пулями Радости в сердце врагу:
Девушки, женщины, вейтесь лианами,
Пейте росу из цветов моих губ!
'
Ты ли Любовь мою в далях развесила?
Ты ль напоила огнями мой стих?..
... Даже сгореть и погибнуть мне весело
В диких пожарах безумий моих!
'
Февраль 1923.
Плюнуть в лицо
Тёмною медью как церковь гремящий,
Пьяный от пряной всесветной ходьбы, —
Я — как послушный крокетный мячик
Под молотком судьбы.
'
Милая — милая!
Ты меня слышишь?
Фабричной сиреной мой рёв:
Снова Любви иглозубые мыши
Тёплыми рыльцами
В тёплую кровь.
'
Жадный как пламя,
Голодный Любовью,
Вечно-чужой серой своре мужчин —
Снова несу к Твоему изголовью
Много Любви и немного морщин.
'
Но теперь, когда весь я —
Сплошная осень,
Когда Ты для меня —
Как машине пар, Когда все говорят: —
Он теперь уже Тосин,
Когда Мартом смеётся беззубый Январь, —
'
Я —
Как стальной электрический молот
Самое сердце скуки бить,
Камень тоски как песчинка измолот
Единственным в Мире «Любить».
'
Вас, положительных, хохот мой дразнит,
Ну-ка, в футляры своих сюртуков!
Весь я — сплошной торжествующий праздник,
Красная метка средь чёрных листков.
'
Милые дети!
Позвольте мне туже вам
Петлю стихов, чтоб на землю слеза.
Тонко блеснуть бледнорозовым кружевом,
Сеткой поэз на бычачьи глаза.
'
А потом...
А потом засмеяться над вами —
Грудой застывших офраченных мяс,
Блёстким хохотом выть себе Вечную Память,
Чтоб не стыдно Миру за вас.
'
Слишком тонко щетинятся
Иглы наших кустарников,
Пятилетье мы пели пред злым дураком, —
И никто не додумался
Поколенью бездарников
Просто выстрелить в рожу весёлым плевком.
'
Мне от вас — пару брюк бы, вина, папиросу
Ну а вам? А вам от меня —
Не пора ли сюртук похоронных вопросов
На блестящее платье Любви
Обменять?
'
Впрочем... вы ведь свободны только в 12...
У вас ведь — котлеты, отчеты и нэп,
Вам ли теперь ерундой заниматься,
Если как блохи цены на хлеб?
'
А мы вам —
О розовых чашах женщин, —
Когда вам достаточно просто калош,
Женского мяса,
Модного френча,
А ночью с женой —
Официальная дрожь.
'
С шевелюрами Листа, с душою базарников,
Рельсы тупости в даль,
В свинохлев,
В Далеко...
Как я счастлив, что первый
Поколенью бездарников
В рожу выстрелил
Звучным
Веселым
Плевком!
'
Декабрь 1922.
Кременчуг.
Последнее предупреждение
Слёзы звёзд, небосвод из атласной материи,
А внизу на Земле — океанами кровь.
Перерезать бы дряхлому Миру артерии
И швырнуть эту падаль в ров.
'
И у старого бога добиться гарантии,
Чтобы в Новой Вселенной — сплошная весна.
А людей бы одеть в ярко-красные мантии,
В ризы бешенной Радости, Смеха и Сна!
'
Чтоб для них — ни Европ, ни Америк, ни Англий,
Чтобы травы для них не тонули в крови,
Чтоб для них мои песни — второе Евангелие у
Колоссальной Любви.
'
Наша каста поэтов — святое купечество —
За кредитки стихов Красотою звенеть.
Мы всегда в авангарде твоем, человечество,
Если ты на пути к вековечной весне.
'
Ну а если и дальше в слепой бухгалтерии
Колоссальными цифрами злобу и кровь, —
Мы разрежем проклятому Миру артерии
И швырнём эту падаль в ров.
'
Апрель 1928.
Одесса.
Метрополитены улыбок
Одураченный жизнью — пред смертью брошу
Обалделой Земле своей Радости глыбу.
Храпящему Миру в печальную рожу —
Метрополитены Улыбок!
'
В пасхальном набате жужжать и вертеться,
Жужжать и кружиться сплошной каруселью!
Поэты! Куда на Земле бы нам деться
С таким неземным необычным весельем?
'
Лязгаем Радостью, Смехом скрежещем,
Издеваемся злобно над скорбью столетий.
Хохотом квакаем в рупоры женщин —
Дьявольской Радости буйные дети!
'
Скорбь и тоску избирая мишенью,
Звонко швыряем Беспечия глыбы:
Мы уже знаем о близком крушении
Метрополитенов наших Улыбок.
'
Февраль 1923.
Эквилибристика образа
«Ярмарке Мечтателей».
'
Ночь — алмазный хлев, в котором мы доили
Вымя неба, где сосцы — в звезде.
В колокольнях сердца зазвонили
Мы — Пономари Страстей.
'
В букварях Любви —
Колумбы ижиц солнца,
Акробаты сумасшедших ласк.
Рундучки поэтов — захлебнуться бронзой
(Раненой луны бараний глаз).
'
Кардиналы Страсти — бешенств Аллилуйа,
Прожигатели ночных динамо-снов.
Мы — барышники смертельных поцелуев
И бродяги в царственный Любовь!
'
Мы — мошенники в своём Екклезиасте,
Мы в трактире мук
— Любви аукцион.
Мы — лабазники сверкающего Счастья
Открывать ликующий Притон!
'
На базаре дрожи — снов эквилибристы,
От заразы грёз —
Стихов презерватив.
Мы в Театре Бунтов — первые артисты,
Каждый с алой солнцой
Плещущей груди!
'
Но в вертепе звёздном мы плести монисто —
Дьявола и бога на одном кресте.
Мы — бродяги в Счастье, мы — имажинисты,
Спекулянты бешенств, дьяконы Страстей.
'
Апрель 1923.
Коллекция проклятий
1.
Первое — самое страшное — для
Отца моего, чтоб его душить:
В 99-м тела футляр
Он подарил для моей души.
'
В колыбели зелёных кометных лучей
Сердце моё золотило тьму.
Он сколотил клетку душе —
Первый «будь проклят» — ему.
2.
Вы,
Рублекопящие от зари до зари,
Вместо Любви — только дрожь с женой,
Жрущие звери, жизни цари,
Ты — миллионный — проклят мной.
'
Стихи для тебя — поллюции грамм,
Вулканы грудей — сладострастий слюна.
Вечный, Великий, Могучий Хам,
Тебе — мое жгучее На́!
3.
Вам, засвинившие очи Весны
За то, что нет котлет и калош,
Я — у жизни ворующий сны —
Третьих Проклятий синеющий нож.
4.
Вам, для которых Смерть — лакей
Гениальных людей — к чертям,
Вам, истерзавшие мысль в кулаке,
Четвертое Страшное — вам.
5.
Вам, жандармы морали густой
«То добро, ну а это — зло»,
Вам зеленеющий злобой стон: —
Несите хлам На слом.
6.
Моей Возлюбленной за боль и страсть
Изжевавшие жизнь мою,
За бездны, за муки, за дикую власть,
За сонный последний приют,
'
Моей Любимой за то, что люби́м,
За то, что мы в Мире вдвоём —
Шестое Проклятье, — и вместе с ним
«Да святится Имя Твоё».
'
Февраль 1923.
Женщина у меня в лапах
Солнечный шар рыжий —
В лузу заката
Тощей
Ночи
Киём.
Тучных громад грыжи
Вздулись над рощей,
Где мы вдвоём.
'
Наше знакомство скрежещет экспрессом
Дачным, который в пятницу.
Знайте —
Каждую женщину сжатую прессом,
В каждой слезинке распять несу.
'
Зазвеневши губами — распну Вас бесстонно
На кресте Революций Ваш ужас исплачу.
... Только Вам ведь сейчас выходить из вагона
И дворняжкой протиснуться
В мужнину дачу.
'
Ах, каким диссонансом это Ваше «не троньте»!
И какой ерундою «мне надо спешить»...
Только многие дни Ваш сиреневый зонтик
Мне разбойничьим присвистом
Сердце кружить.
'
И когда
Распахнувшись духами
Вы низко
Чётким шёпотом яростно мне запестрели —
Не услыша я понял, что Вы — коммунистка,
И что юность в подполье,
Что отец Ваш расстрелян.
'
Что супруг — офицер, контрразведчик и белый,
Но любовь в Ваше сердце — железную лапу.
Только так Вы сумели
Информацию нашему штабу.
'
Прошуршала — И стихла.
И взглядом месила
Словно липкое тесто — мой шалый покой.
Осторожно спросила:
— А Вы кто такой?.
'
— Разорвите
Все нити,
Все пута,
Все цепи!
Развернитесь душой словно парусом в бред!
И вгрызайтесь
В мой
Вой,
Рёв,
Стенанья
И лепет,
Потому что я — ваш поэт!
'
В алый хохот знамён
И в декрет Совнаркома
Я вплету вашу боль, как в причёску цветок.
Я лечу вас на площадь из маленьких комнат,
Ваш последний поэт и пророк!
'
Вас промок пульный дождь в этих громах орудий
Героинями в кожаных куртках густой.
Пусть я первый венчать ваши юные груди
Ярко-алой моей Звездой!
'
Июль 1923.
Лян-чи-хэ.
Убийство
Туман —
Кисель молочный в глотке улиц.
И в жести луж —
Фонариков опухшие глаза.
Завесы тьмы шурша сомкнулись,
Чтоб душу
Жёстким языком тоски лизать,
'
Тревожно каркая
Мигали сонных пятна.
Ночными птицами слетало с белых губ:
— Кошмар...
— Убит...
А в оловяной луже внятно
Шептал хихи
Кая ехи
Дно тих
Ий труп.
'
Бесшумный шелест: —
Ах, какая прелесть...
Кто?! Кто сказал?! — Налитый кровью рот.
Завыла мать.
А ночь сомкнула челюсть
И чёрным вороном шарахнулась вперед.
'
И солнце дёрнется рассветом в серой вате
И раздерёт лучом пугливой ночи плащ.
А им вползти в уют своих кроватей
И зло шептать,
Что жизнь — палач,
'
Но ни один испуганный мерзавец
Не будет знать перед своим концом,
Что мне всю жизнь носить в груди пылающую зависть
К тому, кто с дыркой в черепе
Хихикал нам в лицо.
'
Март 1923.
Леонид Чернов
Автопортрет
'
От 26-ти до 32-х лет
В своём пламенном свинцовом полёте,
Где бездарное с солнечным скрещено,
Где каждый мужчина — поэт,
Где героиня — каждая женщина, —
Вы многих ещё найдете...
Вы многими вновь забредите —
И сердце завоет, звеня.
Вы узнаете гениальных поэтов,
Блестящих художников встретите,
Но никогда не найдёте
Меня...
'
Леонид Чернов — весёлый грешник,
Влюблённый в колючки акаций,
Променявший весенние черешни
На страсти изумительных вселенских комбинаций!
'
Парижи, Нью-Йорки, Берлины!
Не судите его слишком строго:
Он создал из бледной картины
Пылающий факел восторгов.
'
У него миллионы трепещущих душ,
И он схватил самую лучшую,
10 лет как невесту лелеял,
Написал на ней «Мулен Руж»,
И швырнул её плавать над тучею —
Прямо в руки кометы Галлея.
'
И когда она свою вынула
И на её место вставила душу Леонида Чернова, —
40 миллионов звезд хлынуло
Сиять над Богородицей новой!
'
А Леонид Чернов золото жил
Тянул и тянул в бархатном мраке.
20 лет со всем Миром жил
В гражданском браке.
…………………….....
Но 33-й весне вы всё равно ответите
За страстность мелодии спетой,
За право гореть и менять...
Вы узнаете гениальных поэтов,
Блестящих художников встретите,
Но
Никогда
Не найдете
Меня...
'
1921-я весна.
Женщины
Наши женщины
Ездят верхом и стреляют из пушек!
Наши женщины —
Винтят пропеллер в стоцветную твердь.
Командиры дредноутов, кино- и радио-уши —
Наши женщины с нами —
И в жизнь и на смерть!
'
Им, стальным —
Все равно — к пулемету ли, к швейной машине.
Днём — железо,
Ночами — бесстыдная дрожь.
Наши женщины
Красные губы и взгляды пружинят, —
Одинаково ловко —
Винтовка,
Влюблённость
И нож.
'
Ваши женщины
Самкой разрыхлились в сладкое тесто,
«В шумных платьях муаровых» —
Клочья и плесень души.
... Слышишь крик мой, Невеста?
Приходи. Взвейся в страсть.
Задуши.
'
Пусть они — источённые бромом —
Швыряют на свет паралитиков.
Белый яд кокаина
В гостиных
Сожрать их насквозь.
Всё для нас драгоценность —
И Любовь, и война, и политика,
И прибивший Тебя в моё сердце гвоздь.
'
Наши женщины —
Петь,
Жечь Любовью
И кашлять из пушек!
В монопланах и фабриках —
Строить, любить,
Голодать и звенеть!
Распахните над Миром певучие души
На путях к заповедной Весне.
'
Никогда
Вы никем
Никаким не увенчаны,
Но отныне, сметая окурки грехов —
Я взвиваю вас, новые женщины,
Алым флагом
Над бурей моих стихов.
'
Июль 1923.
Квадрат решётки
Поэма.
Отрывки.
ПРЕОБРАЖЕНИЕ.
…… Уважаемые собратья!
Люди,
Ювелиры чудесных бесплодий!
Я — накануне великого краха.
В единый фокус хотел собрать я
Свою любовь к вековечной Свободе,
Но боюсь — загорится бумага.
'
......... Удивительное дело!
Думаю, что неспроста
Сегодня в тёмном проходе на меня глядело
Лицо Иисуса Христа.
'
Уважаемый Коллега!
Ты думаешь, что Твоя Голгофа,
Трагедия Твоего Места Лобного —
Наивысшая искупительная необъятность?
Ошибаешься! Ничего подобного!
Твоя трагедия перед трагедией Леонида Чернова —
Только маленькая неприятность.
'
………. Впрочем,
Разве вы поймёте,
Вы, — привыкшие к мыслительной жвачке?
Ведь мои мысли —
Свинец в пулемёте,
Ружейный огонь
Пачками.
'
....... Пылай — пылай, зарево глаз!
Гори — гори, моя голова!
Потей, мозг, в сумасшедшей работе.
Сегодня в первый раз
Я сказал огневые слова: —
Я — абсолютно свободен.
МИР — НАШ!
Мир — на вулкане.
Мир — я сам.
Мир — моей души мистерия.
Крикну, прикажу глазам,
И вот —
Предо мной разостлалась прерия.
'
…….. А утром — пьяный своей душой,
Взорванный воздухом пьяным, —
Совершу сумасшедший стомильный прыжок,
В девственный лес,
К сонным лианам!
'
Мне странно думать, что есть тоска.
Самому богу равен по силе я.
Как возлюбленного будет меня ласкать
Полная солнца Бразилия.
'
Мыльный пузырь мои жалкие цепи.
Мозг мой — безумье пилота.
Я разрушил чугунные скрепы,
Здравствуй, моя Свобода!
'
Каждой букашке отныне жить!
В целой Вселенной — ни одного гробика.
Смотрите, как бодро корабль мой бежит
В объятья стоцветного тропика.
'
Безумным восторгом
Взметнется свисток его,
Сотни улыбок вспыхнут на звездах
Сейчас я у тропика, завтра я в Токио,
Ночью — в Париже,
Вечером — в воздух!
'
Тело моё — в гениальной новелле.
Птицы — всё могут!
Ночью звенит мой певучий пропеллер —
Сердце.
К звездным сверканиям, к богу!..
... Просто не верится...
'
..... Цезарем в старый Рим!
— Северный полюс?
— Есть!
Сказкам братьев Гримм
Чудовищная месть.
'
Солнцу — мой первый крик.
Второй — тротуарным тумбам,
Взлезшим на берег.
Сейчас я вместе с Колумбом
БАЛ ГЕНИАЛЬНЫХ.
Оснастил белопарусный бриг —
В путь
К миллиардам Америк!
'
Путь Океана. Измерь его.
В блесках — обрывки веков!
Вместе с хохочущим Блерио
Средь облаков.
'
Здравствуй, Шопэн!
Как поживаешь? Сыграй мне.
Знаю твой плен.
— Камнем их! Камнем!
'
А когда целомудренная ночь
Соберёт облака
В чернильную груду, —
Попрошу в сомненьях моих помочь
Эдиссона, Софокла и Будду.
'
Весёлый народ!
Летим!
Соберу их — и буду
Шутить.
'
А когда лучами рельс
Расползётся в подвалы тьма, —
Придёт старикашка Уэлльс,
Ленин, Маяковский и Александр Дюма.
'
Эй, все великие, кто был и есть!
Уважаемые товарищи! Закатим бал.
— Леонид Чернов. Имею честь.
Всех вас до единого в себя впитал,
Как сказку.
'
В пляску, гениальные!
В пляску!
— Эс-та-та! Эс-та-та! Эс-та-та!..
Вальс.
Оркестр.
Закружило.
На всем земном шаре нет места,
Которое бы нам не служило.
'
Солнце экватора.
Небо Италии.
Музыка Сирии.
Сонной Сахары истерики.
Лава Везувьего кратера.
Сибирские дали.
Реки безмерной Америки.
'
Всё в нас.
Мы во всём!
Шире, Вселенная, шире!
Жадными губами жадно сосём
Красоту окрылённого Мира.
'
Тысячи вдохновеннейших лир:
Пушкины,
Блоки,
Бетховены,
Бруты...
Такого бала не видал
Мир
С первой своей минуты!
'
Плавься — плавься, бешеное Солнце!
Люди!
В цепь всемирного хоровода!
Негры, европейцы, малайцы, японцы!
Свобода!
Свобода!!
Своб…
КАК ЭТО ПРИШЛО.
Это пришло в один из вечеров...
Незаметно, вкрадчиво, вздорно...
Скрипки оркестра отчаянно плакали,
Когда я, Леонид Чернов,
Был на спектакле
В полутьме неряшливой уборной.
'
……… Взметнулись красные нити.
Распахнулась хрустальная дверца.
Звоните,
Звоните,
Любовные звоны сердца!
'
Забе́гали,
Засуетились по лицу красные пятна.
Сердце стучало
За салютом салют.
И стало до ужаса понятно:
— ... Люблю.
'
Здравствуй, Возлюбленная!
Ты думаешь —
Мы не вместе?
'Ты думаешь —
Ты далеко от меня?
Каждый миг Тебе, моей Невесте,
Миллион поцелуев моих отнять.
'
Распустить по ветру золотые волосы,
Развеять платьев шуршащих панно.
Каждый звук Твоего голоса
Пью,
Как драгоценное вино.
'
Слух мой мучительно ловит,
Где простучал Твой каблук фут.
В каждом Твоём слове
Перецелую каждую букву.
'
....... Ты — электричество.
Я — электричество.
Сжатые в страсть, мы— сияние.
В пространствах мирового величества
Вершится наше слияние.
'
И когда разольёт нежность
По земному лицу Заря, —
Нашу Любовь — в безбрежность,
Как динамитный заряд!..............
……………………………
1921-я весна.
Карусель сердец
В этой жизни, построенной с точностью ватера,
Слишком сильно мы любим, чтоб можно вдвоём.
А Любовь копошится ножом оператора
В деревянеющем сердце моём.
'
Пусть ещё бы надела мне сладкую маску,
Пропитав хлороформом легенд и баллад, —
А то начинила мне сердце сказкой
И швырнула в помойку, как мёртвых котят.
'
В каждом дне (фаршированном болью) не верится,
Что на роже Земли
Загораются сны.
Нафталином Любви пересыпать бы сердце
И во сне ожидать настоящей весны.
'
Ну а как? —
Если сердце — гимназист-непоседа —
Всюду жадно суёт любопытный свой нос,
Если бойким мальчишкою сердце поэта —
В карусель сумасшествий,
Кричаний
И грёз.
'
Вейся в свист, серпантин обжигающих нервов!
Конфетти из сердец,
В карнавале кружись!
Пусть весёлый поэт захихикает первый,
Что задохлась от вони «нормальная» жизнь!
'
Ветер — вечный союзник — целует нам волосы,
Солнце — путь нам сиренью, как добрый отец.
Засвисти,
Завизжи от экватора к полюсу,
Карусель сумасшедших сердец!
'
Январь 1923.
Динамо-сердце
Песнь песней
Опыт динамизма скульптуры.
'
Тебе, спалившей моноплан моей кровати,
Чтоб заживо-горящим авиаторам —
Нам к Вечности лететь,
Тебе в Евангельи страстей — «Вторая Богоматерь,
Единая в Любви среди людей».
'
Звеня трепещет тела Твоего динамо,
В электро-стул на казнь меня, преступника, влача.
А я проводку губ —
На раскалённый мрамор,
Благословляя смерть и Палача.
'
В Твоём бушующем Великом Океане тела
Моей подводной лодки перископ.
И вдруг —
Комета губ Твоих
Над грудью просвистела,
И капитана — белым метеором в лоб.
'
Но на холмах грудей — рубиновые вышки —
Беспроволочный радио сердец.
И телеграфом губ — отчаянные вспышки: —
... Корабль... огне.....крушение.... конец...
'
И захлебнувшись кипятке Твоих дрожаний,
Я мёртвым был всю ночь,
Которая как миг.
А утром — Твой живот, аэродром желаний,
Где каждый день —
Бипланы губ моих.
'
И богомольцы рук молитвенно и бодро —
Крутым изгибам пламенных основ,
Туда где Альтами трепещущие бёдра —
Червоной радугой
Следы моих зубов.
'
А дальше —
Алой кровью поцелуев отпечаток,
Где прячется ночей моих тоска,
Верблюдом губ
Господню Гробу пяток,
Чтоб там возжечь, рыдая, свечку языка.
'
Прожектор глаз моих и губ мотоциклеты
В лучах волос Твоих — как в зарослях челнок.
Через китайский фарфор чашечек коленных —
Христом Скорбящим
В Мраморное Море ног.
'
И электро-магниты наших переносиц
Не удержать ни зверю ни врагу.
Язык мой, как горящий броненосец,
Спасенья ищет в гавани Твоих скользящих губ.
'
И там, где от затылка меж лопаток
От шеи вниз
Спины Твоей шоссе —
Автомобилю губ моих лететь как вихрь и падать
И над волнами бёдер в воздухе висеть.
'
Какой же бог мне предназначил муки —
Взобраться санкам губ
На горы снежных плеч?
Но там как змеи жаждущие руки,
И мне на них
Сгоревшим солнцем лечь.
'
Взбешённый сплетнями и шамканьем базара
Себя к Тебе
Гвоздями слёз прибить, —
Чтоб в этом Мире все, не исключая комиссаров,
Умели боль растить
И так как я Любить.
'
В Голгофах Страсти жизнь моя висела,
Но знаю —
Из груди Твоей мне высосать Весну, —
И на кресте Твоего жаждущего тела
Себя, Христа,
Гвоздями мук распну.
'
Декабрь 1922.
Украина.
Любить
Трилогия.
1. МЕСЯЦ-ФОНАРЩИК.
Прыгнет месяц-апаш в небесную синюю чащу,
Серебром белых тучек размечет свою шевелюру,
Золотым фонарём хулиганя помашет, —
А людские сердца — любви увертюру.
'
И еще не успеет любовь
Из гробов
Набухающих (радостью) почек
Треснуть в день, распирая улыбками мрак, —
А уже два свидетеля,
Ломаной змейкою росчерк —
И уже сфабрикован Брак.
'
В ту же ночь — его страсти голодной собака
В золотую помойку, откуда наследник потом.
А на утро ей — женщине — глупо заплакать
И бояться в отцовский дом.
'
А на утро —
В окошко истерзанный ночью платочек,
За столом в Губпродкоме —
Огрызок щемящих страстей.
Неизбежный обед, под кроватью какой-то горшочек,
И они — фабриканты пищащих детей.
'
И опять прыгнет месяц-фонарщик
В небесную синюю чащу,
Зафутболит мячом золотого огня, —
Но супругам обиженный что он расскажет?
Разве только — пелёнки менять...
2. БЕЗ ДВУСПАЛЬНОЙ КРОВАТИ.
Мещанин без подтяжек
Провинцией в доску пропревший,
Обнаглевший, актёрски-невежливый трус,
Оцилиндренный жулик
В последней игре прогоревший:
— Если деньги — женюсь.
'
Длинноногий студент, искалеченный римским правом,
Идеальный бездарник, лизака научных блюд, —
Подбоченясь в кафе громогласно и браво:
— Я женюсь — потому что люблю.
'
Ну, а я?
Как мне думать об этом браке
С той, что в сердце — хирурга ножом, —
Если даже чернилами плакать
Страшно ночами об имени Твоем.
'
Мне 6 только губ электрическим током
К алым рубинам грудных куполов.
Мне бы молчанья — долго и много,
Мне бы — из клетки любовных стихов.
'
Милая — милая!
Ты думаешь — легка мне
Мысль о понедельниках Любви моей? —
Сердце букашкой под мельничным камнем
Серой громады придущих дней.
'
И пока не прокрались — облезлые, старые
Будней коты
Птиц Любви задушить —
Смычок Твоего имени неслыханные арии
На скрипке моей души.
'
И — честное слово — не нужно истерик,
Рычаний, взвизгов и медных труб.
В поисках новых, незнанных Америк
В океан Твоего тела
Корабли моих губ.
'
3. ПОТОМУ ЧТО ЛЮБЛЮ.
Когда канцелярщик, прогнивший входящими,
Гнилью чернил — скуки итог, —
До любви ли ему, одуренному чащами
Леса балансов и треска тревог?
'
Когда инженер — иглы зданий в небо,
Врач — рыцарь смерти — на страже гробов, —
Им бы вина, комфорта, хлеба, —
На черта тогда им душа и любовь?
'
Когда тихий поэт в поэзном смерче,
Так что воздух огнём и больно дышать, —
Призрак любви в отдаленность заверчен
И колючею мухой только мешать.
'
Но зато когда по чёрному бархату — свечи,
Когда лодка луны — облака в рассвет —
Посмотрите, какими огнями засвечен
Канцелярщик — врач — инженер — поэт!
'
Покрывало их — звездоблёсков полог,
Ложе у них — поцелуи трав,
Знамя Любви — сумасшедший астролог
На подушках любовных прав.
'
А днём Любовь — боль зубная,
И альков у неё — хлеб.
Но каждый рассвет — милая, знаю —
Вдовьей ночи прозрачный креп.
'
И когда едва касаясь губами
Пьяных букв, Твоё имя ночью шепчу —
Только в эту минуту я слышу меж нами
Любовных узлов золотую парчу.
'
И когда моих рук обезумевший Цельсий
На солнцах груди твоей плюс 100, —
Твоё тело экспрессом на губ моих рельсы
В сжигающий будни Восток.
'
И когда на трещащей лодке кровати
Извиваясь в волнах кипятка — к нулю, —
На Твоих
И моих губ
Кровавом закате —
Не женюсь — потому что люблю.
'
Август 1922.
Махудрам.
Первая конструкция Москвы
Эти пятна огней и реклам по Арбату —
Словно язвы
На теле ночной синевы.
Я тащусь
Этой пущей
Верблюдом горбатым
В цепком капкане Москвы.
'
Я трублю паровозным гудком этих строчек
Прямо в уши разорванных болью дней.
Красной молнией бунтов
Чернильные ночи
Разостлались над скукой моей.
'
И всегда мне проклятое «бы» и «почти»
В этом грязном дырявом корыте-ль нести?
Знаю,
Что свет самой тусклой мечты
Ярче ярчайшей действительности.
'
И окончив работу — желудок наполнить —
Зажигаю огни своих глаз на Тверской,
И швыряю снопы фиолетовых молний,
Убивая тоску тоской.
'
И топча каблуком своей славы цветы,
Рысаков моей юности взмылить —
Потому что огни самой тусклой мечты
Ярче ярчайшей были.
'
И в душе моей пятна реклам по Арбату —
Словно трели бича на спине синевы.
Возвещая
Час пятый —
Умираю
Распятый
На перекрестках Москвы.
'
Июнь 1923. Москва.
Вторая конструкция Москвы
Есть ли такие Голгофы,
На которых ещё не висел я?
Леонид Чернов.
'
Утопая в кипучей моче,
Где скрежещет огнями Арбат —
По изъезженным кочкам ночей
Расшвырялся по свету набат.
'
Пусть исступлённых стихов коса
Сбрить эту оспу спрессованных пней...
Мне ли, поэту, окурки сосать
Испепелённых дней?
'
Мне ли для юности строить гробы
Словно голодный индус,
Если на чёрном столе судьбы
Бит моей жизни туз?
'
И суждено ль мне средь грома «распни»
Вспенив стихов кипяток —
Вымыть прогорклые дни
Как носовой платок?
'
Распахнувшись рекламой
О хламе
Мострест
Над потухшей кометой своей головы —
Добровольцем полезу на крест
Всех перекрестков Москвы.
'
Лишь бы земной
Измотавшийся Шар
Нежно притиснуть к груди
Лишь бы со мной
Вселенский пожар
Новых людей родить!
'
Дальше — хоть рельсы,
Хоть кожу виска,
Браунинг, пулей целуй.
Лишь бы бельё этих дней полоскать
Ядом поэзных струй...
'
Июнь 1923.
Москва.
Чертополохи земли
Хорошо вам, серенькие, тихенькие,
Каждый день на службах в жвачку слов влезать.
Вечерами — порцию Чехова и Киплинга
И жену покорную нехотя лизать.
'
Хорошо вам, люди серой масти! Вам мигнут десятки
парой жёлтых глаз —
И рассветом маленького счастья
Вам сверкает раскалённый час.
'
За сиденье в канцелярии вы купите
Дров, кровать,
И для неё — жену.
И ночами будете умильно губы те сосать,
Что раскрылись в первую весну.
'
Хорошо вам.
Ну а мне-то как же
В этих днях найти заветное кольцо,
Если каждый день морщинкой мажет
Потускневшее как зеркало лицо?
'
Если в топи дней
Загруз по горло весь я,
И до новых маков мне едва ль дожить.
Ах, какая сумасшедшая профессия —
Перед каждым олухом открыть врата души!
'
Петь и знать,
Что песни (мои дети) — только ворох
Никому ненужных черканных бумаг.
Жить, любить и знать, что очень,
Очень скоро
Всё равно мне соскочить с ума.
'
Но не все ещё сонеты
Перепеты,
И не всю Любовь швырнул Земле поэт.
... Хорошо нам, граждане-поэты,
Покупать за кровь ботинки и обед!
'
Март 1923.
Тайфун сердца
Опыт динамичной статики.
'
Третью ночь
Нашим бешенством пляшут бесстыдные очи,
Очумелым тайфуном у сердца —
Набаты и взрывы,
И лязги и стук.
Пусть для других это — вкусный постельный кусочек,
Для меня — Магдалина, пришедшая ночью к Христу.
'
Соскочивши с ума, мы у жизни легенду украли,
Цепи с ночи сорвали,
Блеснули уйти в Навсегда.
В серых сукнах недель
Менестрель
С гениальной актрисой сыграли
Перевитый огнями безумный последний спектакль.
'
Разве важно, что я — Дон-Кихот и игрушечный рыцарь?
Я же знаю, что стоит мне в Мир прокричать —
Сотням девушек пальцы кусать
И в истерике биться
От пылающей зависти к нашим угарным ночам.
'
Наши крики плетутся призывным узором фазановым,
Раскалённая сталь наших тел —
Ни стоять, ни лежать, ни сидеть.
И когда опустился шурша примелькавшийся занавес,
Вместо нас —
Только пепел сгоревших живыми людей.
'
Вы ушли как и те...
Как десятки, как сотни, как тысячи...
Будет снова мне сердце кровавить весна.
Но резцом Вашей страсти на многие месяцы высечен
На надгробии сердца кроваво-уродливый знак.
'
Вы ушли —
И усталые стуки реже.
И какое мне в эту минуту до гибнущих в буре Европ,
Если только что Я, понимаете — Я пережил
Новый всемирный потоп?
'
От махрового цвета души — обгорелые клочья,
Даже пепел
Танцующий ветер раздул.
... Пусть для других это — только постельный кусочек,
Для меня —
Магдалина, пришедшая ночью к Христу.
'
Март 1923.
Кременчуг.
Охотничья аналогия
Золотые щупальцы лунного шарика
Бороздят мою голову пятнами снов.
А в душе моей розовой — Южная Африка,
И я—
Охотник на глупых слонов.
'
Увешанный с пяток до носа оружием,
На лошадь — как в лодку весёлый моряк.
А луна оплетёт серебреющим кружевом
Эластичный (как женские груди) мрак.
'
Встречу тигра ль, слона или точку колибри —
Эта ночь в меня дышит
Чудесами
Чудес.
Туда, где бритвой культуры выбрит
Для железной дороги девственный лес!
'
Из кадильницы далей
Мне ладаном,
Ладаном
Задышал огнегрудый циклоп-паровоз.
А на фраке небес — луною залатанном —
Муравьи голубые испуганных звёзд.
'
И вдруг — кинолентой — шумы, скакания!
Кашель ружей!
Упал карабин!
Под конём!
И над клеткой груди — чьей-то пулею раненый —
Слон уж лапу занес, обдавая огнём.
'
И слоновые глазки горят, как бенгальские свечи,
Предвещая, что хрустнет коробкой от спичек
Хоровод моих будущих дней.
Как же мне проклинать тебя, жизнь и судьба сумасшедшая,
Что свою стопудовую лапу
Ты так часто заносишь над грудью моей?
'
Январь 1923.
Золотой кипяток
Этот сон — как ночь.
Эта ночь — как сон
Зацвела, чтоб меня душить.
Кто же я? — сумасшедший Поксон?
Гариссон
На экране твоей души?
'
А секунды летели расплавленным оловом
В нервы и в сердце, —
А сердце в крови.
И футбольным мячом я швырнул свою голову
В золотой кипяток Любви.
'
Разъярённые мысли (монопланы в аварии) —
Вверх ногами Шекспира, Ницше, Дюма.
Выкипал золотой кипяток в самоваре,
И сереющим пледом
Тьма.
'
Фиолетовый нож невиданных молний
Полоснул небосвод моей головы
(Пронырнувшая мышь).
Громы, штормы и волны.
Взрыв!
... И ТИШЬ.
Гробовая могильная тишь.
'
И конец.
И один...
Вы, конечно, уйдёте
В одинокое, скользко-больное Вчера.
И никто не поймёт, что на Вашей,
Вот именно — Вашей звенящей неслыханной ноте
Оборвались умолкнуть мои вечера.
'
Март 1923.
Предвечерие.
Королева Экрана
Почему Вы не едете в Москву, заграницу?
Почему живёте в глуши?
Из письма ко мне.
'
Много раз уже Вены, Нью-Йорки, Берлины
Завыванием труб меня звали, маня:
— Не пора ль
Пастораль Азиатской картины
На гременье блестящих культур обменять?
'
Мир бесился, что я так бездумно, так рано
Свою душу швырнул в азиатскую степь.
Мне бы быть королём мирового экрана,
А не виснуть полжизни Христом на кресте.
'
Я бы мог в монопланах, моторах, экспрессах,
В мягких лапах авто — серебриться вперёд.
Только знаю —
Дрессированный тигр прогресса
В тот же миг азиатское сердце сожрёт.
'
Только здесь, в голубой допотопной обители
Хищным лапам прогресса меня не сдушить.
Так позвольте же быть мне его укротителем
В этих девственных чащах дикарской души.
'
В Бостоне, в Бомбее и в строчках Корана,
В костюмах Пакэна, как в струях огня,
Ночами скользит Королева экрана
И ищет кого-то,
Конечно — меня.
'
И в блесках моноклей скучающих фраков
Она Магдалиною отражена.
И режет глазами завесы из мрака
Стотысячный раз — уже чья-то жена.
'
Но то́лпы в цилиндрах
Слезинок не видели.
Не всё ли равно ей — Иван иль Артур?
Я знаю —
Она истерзалась по мне,
Укротителе
Грозного тигра гремящих культур.
'
Февраль 1923.
Глушь.
Мальчишка в сочельник
Сегодня вспыхнуть ёлочным свечам в могилах
Огнями стареньких
Забытых детских сказок. —
И мне, мальчишке, о благих и злобных силах
Словами страшного
Наивного рассказа.
'
Сегодня в комнатке души — я старенький отшельник
Смывать обман и ложь,
Чтоб снова настежь дверца.
Разбивши корку лет, волчком пустить в сочельник
Десятилетнее танцующее сердце.
'
Я знал, что здесь,
Где пахнут мёдом шишки,
Под коркой лжи, измен и боли злого волка —
Смеется Лёлька,
Солнечный мальчишка, —
И каждый год
В лачуге сердца — ёлка.
'
И каждый год дворец тоски его разрушен,
Огни свечей — как пальцы жалящего перца.
Но в тёмных
ветках — вместо блещущих игрушек —
Пылающее собственное сердце.
'
Он целый вечер поросёнком возле ёлки
Визжащим пажем тоненькой кузины.
... Но слишком больно в душу мне зелёные иголки
Знакомым ароматом пахнущих слезинок.
…………………………
И только ночью —
В узенькой трепещущей постели
Мне корчиться
И выть как волк до света
О том, что я — большой,
Что у меня — усы, долги и «цели»,
Что это всё —
Рождественский кошмар поэта.
'
Сочельник 1922.
24 года
Тучи красною шалью
Над лесами Твоими.
Душу пчелою жалит
Твое чёрноземное имя.
'
24 года
В чёрном предсмертном гриме
В дикую власть Тебе отдан
Плакал слезами Твоими.
'
Пил я с девчонками кофе
В залах большого веселья...
Есть ли такие Голгофы,
На которых ещё не висел я?
'
Только что, только что завтрак,
И уже моей жизни ужин.
Ни сегодня ни завтра
Я никому не нужен.
'
Только Восток мой новый
Знает, что в год из года
Мне, Леониду Чернову,
Плакать у чёрного входа.
'
Знает мой Друг небесный,
Что скоро народятся люди,
Для которых цветы мои — песни
Огненной Библией будут.
'
А сейчас мои чёткие строфы
Прозвенят меня в муках веселья —
Искать невозможной Голгофы,
На которой еще не висел я.
'
Май 1923.
Бантик в бурьяне
Памяти Натали Волошиновой (†).
'
Стуки сердца — закоренелые грешники,
Рецидивисты девических мук.
Весною в жизни —
Сплошные подснежники,
А душа —
Ароматный луг.
'
На ковре веснопраздников — фиалки и лилии,
А садовник — малюсенький грех.
Голубые конвертики —
Ручейки легкокрылые,
Где журча кувыркается смех.
'
Каждый взгляд — Ниагара, куда как с разбега
Самоцветы улыбок в ресничных лучах
... Мне всю жизнь по прочитанным строчкам бегать,
Электрическим молотом
В юность стучать.
'
А потом
На эстраду степей —
Лето.
Визгом солнца Любовь —
В комфорта гамак.
И в душе — теплотою грудей согретый
Любовных безумий багровый мак.
'
И от зноя кусаний, от крика бессилий,
От пламени бёдер, от вулканов в крови —
В душе увядают фиалки и лилии
Хрустальных улыбок
Робкой Любви.
'
А потом — Балериною осени ладан,
В паутину туманов — солнце-буян.
Каждый день тоской о весне залатан,
А на площади сердца —
Сплошной бурьян.
'
Барабаны души,
Бейте в смерть, барабаньте,
Всё равно мне ковра весны не соткать.
Но смотрите —
В бурьяне лихорадочный бантик
Не хотящего в смерть цветка.
'
Я помню — весною его потеряла
Гимназисточка с красным ртом.
Я —
Шерлоком по лугу души, а она уверяла,
Что найдём мы его
Потом...
'
И вот я нашёл...
Но косматые ночи
Поседели снегами в алмазной глуши.
А я — как Любовь — запоздалый цветочек
В парники моей души.
'
И я знаю:
От зноя кричащих бессилий,
И от белых осенних туманов в крови —
В душе отцветают фиалки и лилии
Хрустальных улыбок
И первой Любви...
'
Сентябрь 1922.
Томление духа
Всё суета сует
И томление духа.
Соломон.
'
Сплетались и рвались взгляды.
Слова свистели как плети.
Хрустя скрежетали зубы
И грудь обжигала грудь.
'
А ты балериной чёрной
В каком-то кошмарном балете
Забилась в подвалы печали
И дико прервала игру.
'
Тонкой рукой дилетантки
Сердце как скрипку мучить,
Чёрным огнём твоих взглядов
Красные слезы сушить.
'
И вдруг, раскалённо крикнув,
Ты разорвала тучи —
Струнные нервы арфы
Нервные струны души.
'
Ты распахнула сердце
Визгам и лязгам конок,
В пледы тоски завернувшись.
Прыгнула в ночь — не моя.
'
А в мышеловке улиц
Плакал бездомный ребёнок —
И всем, даже мне показалось,
Что это рыдаю я.
'
И мне уже странно верить,
Что в океанах жизни
В море томленья духа
Есть пароход Любви.
'
Сердце-маяк застонет,
Треснувший колокол взвизгнет,
И пароход забьется
В красных волнах крови.
'
Дёрнутся в небе ракеты —
Молний секундный танец,
В чёрном экране ночи
Вспышку уронит Борей.
'
И я начинаю верить,
Что Любовь — «Летучий Голландец»,
Просто — корабль-призрак,
Вечный скиталец морей.
'
Март 1923.
Последний концерт
Отуманенный облачной дымкою,
В иглах страсти, в терновом венце,
Я иду к вам, иду невидимкою,
Чтобы петь последний концерт.
'
Уже многие нити порваны
На душе у бродяги в Любовь.
Закружились бездомные вороны
У истлевших любовных гробов.
'
И какие пути мне назначены?
Пить ли ласки арктических стуж? —
Околеть ли у дымных прачечных
Человечьих надорванных душ?..
'
И теперь, отрываясь с кровью
Закружиться в земном колесе —
Выдираю сердце коровье
И швыряю над Миром висеть.
'
Вихревой каруселью заверчен,
В иглах страсти, в терновом венце —
Я,
Предвидя тайфуны и смерчи,
Объявляю последний концерт.
'
Апрель 1923.
После шторма страстей
Гению художницы Виктории Белаковской
(Петроград).
'
Всё равно — так или иначе
После каждого шторма страстей
Мой корабль долго-долго чинится
В пристань души Твоей.
'
И когда от полночных бешенств
Парус в клочья и руль в куски —
Путь мой всегда намечен
В светлую гавань тоски.
'
Окровавлен Любовью прежней
Пью покой на Твоём плече.
Я всегда сумасшедший грешник
У престола Твоих очей.
'
Растерзавши меня у колонны
Те уходят, печаль затая.
Только Ты чудотворной иконой
Остаешься во мгле сиять.
'
И когда моё сердце — кратер,
Моя вера сильна и чиста: —
Ты придешь, Ты придешь, Богоматерь,
Чтобы снять меня с креста.
'
Апрель 1923.
Я хочу есть
Трагический примитив.
'
Небывалый случай!
Спешите! Недорого!
'
Открываю лавчонку — «Поэтическая Обитель».
Громадный выбор творческих восторгов!
Не теряйте случая!
Купите,
Купите!..
'
«Воскресшие Радости».
«Искание Счастья».
Спешите, покупайте за пол цены!
Для вас — за бесценок.
Валитесь! Налазьте!
За фунтик ржаного —
Бессмертные сны!
'
Первая Любовь — немного дороже,
Но зато — какая сила,
Какая мощь!
200 кусков — купите! — ложе,
Где провёл я с Музою первую ночь.
'
Я не смеюсь — совершенно серьезно:
Пуд вдохновенья — 300 кусков.
Покупайте! Покупайте, пока не поздно,
Самые свежие нервы и кровь!
'
Сахарин?
— Не имеется.
Брюки?
— Не держим.
Не хотите ли лучше мой череп, надкостницу?
Есть самый лучший поэтический стержень.
Продаю вдохновенье —
Оптом и в розницу.
'
Для Вас — пол-лимончика Тоска о Небе.
(Почтенные граждане, не довольно ли ржать?)
Полпуда крупы — За «Кометный Трепет»!
Нужно ж поэту любить и жрать.
'
Подходите!
Купите
Творческие муки
Совсем задаром — пуд пшена.
Вчера только съел
Последние брюки,
Теперь на прилавке —
Тоска.... и жена.
'
Золотые десятки?
Яблоки?
— Скисли!
Простите, не держим.
Зато — на вес:
Сумасшедшие взлёты гениальной мысли,
Гремучий огонь
Гениальных поэз.
'
Хотите? — чёрт с вами! — 5 фунтов хлеба, —
Забирайте оптом:
«Динамо-любовь»,
«Квадрат решетки»,
«Дьявол на небе»
— Самые свежие нервы и кровь'...
'
Не хочешь, мерзавец?
Не нужно, грабитель?
Проваливай, падаль, подальше ржать!!
Гремя матерщиной,
Закрою обитель —
И снова сегодня
Не буду жрать!
'
Пойду в конуру
От голода пухнуть
сердце сжигать на всемирной тоске.
Но слушай, мерзавец:
— Душе не протухнуть,
Пока не почувствую сталь на виске!
…………………………………
.... А в голову молотом —
За сутками сутки,
Но мне ли захныкать,
Мне ль зарыдать?
Поцелую на камне следы проститутки
И брошу:
— Нам
Нечего больше продать...
'
Июль 1922
Украина.
Предсмертная поэма
Тамаре Жевченко.
Отрывки.
ГЛАВА I.
.... О, где я возьму эти лица
Улыбкой возжегшие твердь?
Какими словами молиться
Тебе, осиянная Смерть?
'
Сочащихся трупов вагоны
В гниющий алтарь я сожму
И нежно расставлю иконы:
Холеру, Сыпняк и Чуму.
'
Тоской о Невесте расколот —
Завою грозою слова
И буду Тебе, хриплый Голод,
Костлявую кисть целовать.
'
Холерный! Сапной! Сифилитик!
Разлейте свой гной-фимиам,
Европе носы провалите
И жертвуйте трупы на храм.
'
А я — озарённый и грубый —
В века — биллионы зараз!
И жадно притисну я губы
К цветам ваших липнущих язв.
'
И мертвое тело на тело
Всё выше и выше вали!
Нам нужно, чтоб к богу взлетела
Хрипящая песня Земли.
……………………….
... Провалившимся ртом грозите,
Зажигайте огнем лица, —
Зловонием язв заразите,
Заразите Его, Подлеца!..
…………………….
ГЛАВА II.
....Прольется ль солёная влага
В пожары всесветных горнил?
Но кто-нибудь должен заплакать
Кровавой слезою чернил!
'
... А если — сражённый — лягу
У клозета Времен умирать —
Кто прольет драгоценную влагу
С острия моего пера?
'
Ты окна своего не откроешь,
Дирижабль Твоих дней — вперёд,
И отравою слез не напоишь
Мой засохший зияющий рот.
'
Но знай: даже чумным трупом
Буду в рожу Любви хрипеть
И выть в колоссальный рупор
Гимны и Славу Тебе.
'
С провалившейся грудью и носом,
Сплошной окровавленный струп —
Довлачу ли по жизни откосам
До бессмертья Любви своей труп?
'
Но буду то резче, то глуше
Хрипеть, завывать и трубить,
Реветь в равнодушные уши
О вечной свободе Любви.
'
О Святая! С какими словами
У Твоих каблуков умереть?
О какой Сумасшедшей Драме
Лебединую песню пропеть?..
……………………….
... Я не знаю, есть ли звуки,
Которые меня заглушат?
Какие не стиснутся руки?
Какая не взвоет душа?
'
Какие столетья мимо —
Не дрогнув даже — пройдут,
Чтоб славить несмятое Имя
В танце веков и минут.
……………………….
В молнии, в громы снова —
Эти крики сумасшедший поэт!
А Леонида Чернова
Не было с вами — и нет.
'
Июль 1922.
Смерть Леонида Чернова
Прорыв во времени.
'
Играйте пошленькие вальсы,
Польку, канкан завойте, стеня!
Судорожно скрючились пальцы.
Я иду... Молитесь за меня.
'
С кровью и мясом выгрызу
Из тела земного язву моей души.
Верхом на метле — к Сириусу
Душу на солнце менять!...
... Я сам себя задушил.
Молитесь за меня.
'
Под маской смешка не заметили
Мою багровую трагедию.
Всё равно!
Те ли, эти ли?
— Лишний прыщик на рожу столетию.
'
Смерть — это хорошо.
Ничего печального, ничего смешного.
Человек — разбитый горшок.
Даже для идиота не ново.
4 1/2 пуда испорченного мяса —
Всё что осталось от Леонида Чернова.
'
А если под польку и вальсы
10 лет сердце воет стеня?!
Конец.
Скрючились пальцы.
Я иду...
Молитесь за меня.
'
1921-я весна.
Самосожжение
Этими стихами
сжигаю себя Сегодняшнего,
приветствую себя Завтрашнего.
1.
Обожжённый Сахарой страстей
Среди знойных песчаных гор —
Проклинаю пути к Звезде,
По которым я шёл до сих пор.
'
В лабиринте любовных стен
Проклиная вулканы газет —
Не хочу Христом на кресте
Одураченным богом висеть.
'
Я свяжу ускользнувшую нить,
И словами этих стихов
Мне у Мира сегодня купить
Искупленье великих грехов.
'
Я пришёл к грозовой полосе,
Где засеяны бунтом поля...
Я ведь спица в Твоём колесе,
Обновленная кровью Земля.
2.
И на красном костре этих строк
Хохоча панихиду пою:
Я сегодня безжалостно сжёг
Облысевшую душу мою.
'
Вырываю сердца куски,
Разрушаю всё, что любил.
Я Голгофой великой Тоски
У Земли искупленье купил.
'
Я провижу Твои пути,
И не мой ли там зов гремит:
— Приюти меня, Мать, на груди,
Блудного сына прими!
'
На ухабах Твоих дорог
Я Твой первый пророк
И поэт.
Я Твой новый сигнальный гудок,
Паровоз обновленных лет.
3.
Как Возлюбленной песен цветы
Нёс — и звал Тебя странно — Любовь...
Это Ты, это только Ты,
Мать-Земля, освятившая кровь.
'
Небоскрёбы — и дым лучин...
Кабаре — и будней груз...
В океанах каких пучин
Мне искать Твою душу, Русь?
'
Много, много будет потерь,
Но глухая душа сожжена.
Знаю, Милая, знаю: — Теперь
Мы навеки — муж и жена.
'
Май 1923
Одесса
Стрелы бури
Сила, громадная сила
Таится во мне!
'
Окропи меня стрелами бури,
Осиянный завтрашний день.
Золотую сигару курит
Предзакатная синяя тень.
'
Окропи меня стрелами бури,
Дай мне счастье всосаться в века.
Пусть несутся небесные куры
Золотыми мячами в Закат.
'
Мне немного, немного надо,
Моё счастье — в бурьян, за плетень.
Мне на каждом ухабе падать
По дороге в Завтрашний День.
'
Я с судьбой неучтив и дерзок,
Но раскрыв как коробку грудь —
Я последним кусочком сердца
Окроплю Твой победный путь.
'
Это я прокричал Тебе волю,
Запылавшая кровью Земля.
Это я экватор и полюс
Приволок на Твои поля.
'
Безнадежно влюблён в Твои ночи,
Революций багровый хребет,
Я от первой до смертной строчки —
Всегда Тебе о Тебе.
'
Май 1923.
Одесса.
Рождество радости
Закружи меня, солнце, в вихре
Золотых воскресений Твоих!
В зацветающем Радостью Мире
Иоанном Предтечей мой стих.
'
Русь беременной женщиной бродит
По руинам вчерашних камней,
Не сегодня-завтра родит
Долгожданного сына мне.
'
Спеленает пелёнками радуг
На углях заревого костра.
Солнце, солнце! Ты наш декоратор,
Приготовь нам постель из трав.
'
Плавься, плавься калёными визгами,
Зацелуй наши злые уста.
Мы поделимся белыми ризами
Не хотящего в смерть Христа.
'
Пусть увидят-узнают мудрые,
Как в печали Твоей растворюсь —
О Невеста моя златокудрая,
Разорвавшая тучи Русь.
'
Май 1923
Мир не скит
Дженни Райт.
'
Нами смяты, нами смяты
Одеяла серых будней.
Я наполнил, я наполнил
Грудь земную молоком!
В сотый раз Тобой распятый
Ожидаю День мой Судный —
Синий веер наших молний
Вышить лунным серебром.
'
Скрежет верфей, рёв моторов —
И вечерни тихих далей.
Нью-Иорки — и избушки.
Сны — и взрывы. Мир не скит!
Только слишком, слишком скоро
Я сражен ружейной сталью,
Я оплёван кашлем пушек
Вековой земной тоски.
'
Если ж нужно мне Любовью
Окропить цветы и всходы,
Чтоб беременная волей
Разрешилася Земля, —
Я рвану из сердца с кровью
Язвы счастья и невзгоды
И дождём голгофных болей
Оболью Твои поля.
'
Не грусти, не плачь, Невеста...
Если смерть — так значит надо.
На путях земных бродяге
Много слёз и много встреч.
Мир не скит! В нем много места
Чтоб летать и чтобы падать
И отравленной собакой
У Твоей кровати лечь.
'
Май 1923.
Сон о кометном знаке
Ты заплакала кровавыми дождями,
Бедная Земля.
Злой тоски железными клещами
Щёк Твоих поля.
'
Разменяла Ты двурогий месяц
На копейки звёзд —
Оттого веками люди месят
Золотой навоз.
'
Оттого поэт печали нижет
В ожерелье строк.
Оттого я каждый вечер вижу
Новый Твой Восток.
'
Как же мне скучающим и косным
К алым всходам трав,
Если Ты в своём неверьи грозном —
Новый Голиаф?
'
Как же мне в Тебе не раствориться,
Как вода в вазон, —
Если третий год мне тот же снится
Сумасшедший сон?
'
Сотни лет в алмазных чашах бродит
Твой кометный Знак.
Солнцем сеян — в алых нивах всходит
Долгожданный злак.
'
Он придёт, в чернильных тучах воя,
Разорвёт туман,
И целительной водой омоет
Кровь священных ран.
'
Май 1923.
А всё-таки она вертится!..
Сергею Есенину
А. Мариенгофу
Вадиму Шершеневичу.
'
На канатах стихов
Разлохмаченно-грязных,
Как бурлак задыхаясь грузней и трудней,
Я тащу на какой-то чудовищный праздник
Эту серую барку подмоченных дней.
'
Эти жёсткие рифмы мозоли натерли
На нетронутом теле
Дремучей
Души.
От взрывов созвучий,
От копоти в горле
Слишком больно дышать,
Слишком трудно мне жить.
'
Ну а всё же я верю в чудовищный праздник
В колоссальные солнца во взглядах людей
И что скоро чрез горы столетий напрасных
Мне в великую Радость снарядом влететь.
'
Только каждой секунде всё выше и выше
Разлохмаченный крик моих вздувшихся вен: —
Никаким механическим поршнем не выжать
Из цилиндра души эту веру в День!..
'
1928-я зима.
______________________________
Автор — Леонид Чернов.
Художник — Павел Любарский.
Фотограф — П. П. Быков.
Издание — Примкомпомгол.
Тираж 2500.
Оглавление
Профсоюз сумасшедших
Профсоюз сумасшедших (Интродукция)
Профсоюз сумасшедших (Второй крик)
Факультеты радости
Динамика жизнежелания
Последний бунт
Каменоломня зорь
Цветы Земли
Плюнуть в лицо
Последнее предупреждение
Метрополитены улыбок
Эквилибристика образа
Коллекция проклятий
Женщина у меня в лапах
Убийство
Леонид Чернов
Женщины
Квадрат решётки
Карусель сердец
Динамо-сердце
Песнь песней
Любить
Первая конструкция Москвы
Вторая конструкция Москвы
Чертополохи земли
Тайфун сердца
Охотничья аналогия
Золотой кипяток
Королева Экрана
Мальчишка в сочельник
24 года
Бантик в бурьяне
Томление духа
Последний концерт
После шторма страстей
Я хочу есть
Предсмертная поэма
Смерть Леонида Чернова
Самосожжение
Стрелы бури
Рождество радости
Мир не скит
Сон о кометном знаке
А всё-таки она вертится!..