КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

XVII. Аббат [Александр Башибузук] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Александр Башибузук XVII Аббат

Пролог

— Опять скрипит потертое седло…

Я про себя чертыхнулся и прогнал из головы надоедливую песенку. Обернулся и глянул на покачивающего в седле Саншо.

— Первым делом поднять все бумаги по доходам и расходам за последние пять лет… — бубнил себе под нос мой слуга.

Я невольно улыбнулся. Баск готовится вступить в должность эконома аббатства, которую я ему обещал. Ну что же, обещал — значит выполню, парень он тороватый и верный, так что от такого решения будет только польза.

К слову, он тоже принял постриг, причем добровольно. Вот же судьба коленца выкидывает? Когда меня занесло в тело шевалье де Бриенна, я даже в страшном сне не мог представить, что стану аббатом.

Да уж…

Впрочем, что случилось — то случилось. На самом деле не худший вариант. Спокойная, полная достатка жизнь, что еще надо чтобы встретить старость? Все интриги, заговоры, дуэли и прочую подобную хрень побоку. Хотя, почему-то мне кажется, что очередные выбрыки судьбы все еще впереди. Но не буду забегать вперед, а вдруг повезет?

Неожиданно вспомнилась недавняя встреча с моим старым знакомцем шевалье де Брасом. Я еще когда увидел его первый раз сразу понял, что он очень непростой человек, но все оказалось гораздо сложнее. Ладно с его похождениями, но откуда он знает русский язык? Причем, явно его современный вариант? Попаданец, как и я? Да уж, очень неожиданно. Впрочем, почему нет? Меня же зафитилило в средневековые ебеня, почему кого-то другого не могло?

Мелькнуло сожаление о том, что я не попытался выяснить это наверняка, но я сразу откинул все сомнения. Может показаться, что все попаданцы автоматически становятся друг другу если не братьями, то уж точно единомышленниками и соратниками, но на самом деле все совсем не так.

Во-первых, все люди разные и представление о своей жизни у них тоже разные. Мало ли что у него в голове?

Во-вторых — свою историю я не доверю никому. Это сейчас смертельно опасно, на минуточку, семнадцатый век на дворе. До сих пор людей на кострах жгут. И буде всплывет тайна о моем попадании, хлопот не оберешься, в лучшем случае признают бесноватым и сгноят в монастырском подвале, а в худшем, сами понимаете. Если случится еще раз встретиться, тогда и думать буду, а пока пусть едет по своим делам. А я по своим…

Я повертел головой по сторонам, нашел покосившийся каменный столб на перекрестке дорого и отдал команду.

— Думаю, пора переодеваться. Заодно перекусим и дождемся твоего братца.

— Как прикажете, святой отец… — Саншо с готовностью свернул на полянку возле дорожного знака.

— Чего? Как ты меня назвал? — я недоуменно на него уставился, но тут же вспомнил кто я есть сейчас и рассмеялся.

Ну да, все верно, я и есть сейчас святой отец, черт побери.

На опушке журчал небольшой ручеек, рядом с ним я и спешился. Привязал лошадь и несколько раз с наслаждением потянулся, а потом присел на замшелый валун.

Саншо быстро сгрузил поклажу с заводной лошадки, а потом расстелил походную скатерть и принялся сервировать обед.

Я немного понаблюдал, как он ловко пластает запеченную баранью ножку, а потом снова углубился в свои мысли.

Итак, нежданно-негаданно мне досталось во владение аббатство Руамон.

Судя по тому, что я знаю об этом аббатстве, кардинал сделал мне воистину королевский подарок.

Основал его еще в тринадцатом веке сам король Людовик VIII, но строительство началось уже при Людовике IX и тот выделил на его строительство внушительную сумму в сто тысяч ливров, почти две трети доходов монархии. Построили его в рекордные сроки, причем сам король участвовал в строительстве, таскал камни и мешал раствор. А когда аббатство построили, король определил его в качестве места упокоения членов королевской семьи умерших во младенчестве. А еще, щедро наделял землями. Так что владения у аббатства сейчас очень большие. Фактически вся земля вокруг города Аньер-сюр-Уаз, да и сам город принадлежит аббатству.

Звучит просто шикарно, но есть одно «но». Аббатство на нынешний момент находится в упадке. А еще, мне порекомендовали уделить особое внимание нравственной жизни монахов, которая требует особого надзора. То есть, как я подозреваю, работы непочатый край. Ну что же, придется наводить порядок. За мной не заржавеет.

Неожиданно неподалеку раздался разговор.

— Ну не скажи, — сварливо бурчали пронзительным тенором. — Девки у мадам Луизы отрабатывают до последнего денье. Вон вчера, Мария мне чуть мозги через хер не высосала.

— Но дорого! Дорого, святые угодники! — возразил ему хриплый бас. — Куда ломить такую цену? Нас они должны обслуживать бесплатно!

— Это точно! — согласно прошепелявил третий. — Доход с борделя кто получает? Правильно, наше аббатство…

Я насторожился. Какой доход с борделя? Какое аббатство?

— Вот только куда этот доход девается? — возмущенно проскрипел тенор. — Все в карман отцу Бонифацию идет. А нам что достается?

Из кустов на полянку выбрела живописная троица в замызганных серых рясах. Здоровенный небритый толстяк с узловатой дубиной, на которую опирался как на посох, длинный и худой, похожий на гориллу, с побитым оспой носатым лицом, тащивший на плече мешок и третий — маленький, широкоплечий коротышка, с шикарным фингалом под глазом и мясницким тесаком за веревкой, заменяющей пояс.

— Это кто здесь у нас? — прохрипел длинный, подозрительно уставившись на нас.

Саншо глянул на меня, но я отрицательно качнул головой, приказывая не форсировать события.

— Вы что здесь делаете? — задиристо поинтересовался коротышка. — Это наша земля!

— А значит, придется сделать взнос… — поигрывая дубиной, сделал вывод толстяк.

— В пользу кого взнос? — вежливо поинтересовался я.

— В пользу святой общины Руамон! — пафосно ответил коротышка. — А ну показывайте кошели! Живо! — он взмахнул тесаком.

— Пристало ли монахам заниматься обирательством добрых прохожих? — я улыбнулся, а сам чуть не расхохотался.

Охренеть и не встать, монахи моего аббатства грабят путников. Чувствую, с этим «королевским подарком», Ришелье сильно мне подкузьмил, скотина церковная.

— Это не обирательство, а пожертвование… — длинный задумался. — Добровольное пожертвование! Вот!

Я немного поколебался, решая, как поступить: сразу убить наглецов либо сначала покалечить.

Но так и ничего не решил, потому что послышался приближающийся топот копыт и к нам выехали шестеро всадников, тоже в монашеских рясах.

— Святой отец! — обрадованно воскликнул плоскомордый верзила. — Наконец мы вас догнали. А это еще кто? — он тронул своего жеребца и наехал на коротышку. — На первый взгляд монахи, но выглядят словно мы…

Остальные весело заржали, а у монахов-грабителей совсем наоборот, веселья и запала поубавилось.

Неожиданные визитеры выглядели жутковато, несмотря на свое монашеское облачение. Они еще больше были похожи на разбойников, чем стоящая передо мной троица.

Помня просьбу Саншо взять под крылышко его братца Мигеля и его архаровцев, я все-таки вымолил для них прощение, правда сначала устроил так, что их всех упекли в тюрьму люди прево. А уже потом я их вытащил, правда при условии пострига. Разбойнички сделали правильный выбор: в само деле, когда перед тобой маячит виселица, прийти к Богу совсем нетрудно.

А по итогу, забрал братву с собой в качестве силовой поддержки. Вот и пригодились.

— Вяжите их, — коротко приказал я.

— Да как вы смеете! — возмутился длинный. — Мы монахи святой обители Руамон! — но тут же заткнулся, при виде уткнувшегося ему в лоб ствола аркебузы.

— И мы монахи святой обители Руамон, — заржал Мигель. — И что с того? А этот достойный кавалер — настоятель сией обители, святой отец Антуан де Бриенн.

Я скромно поклонился.

— Господи помилуй… — синхронно ахнули незадачливые грабители и уже через несколько минут отправились связанные по рукам и ногам отдыхать в кусты.

Дальше мы славно перекусили, я переоделся в шелковую фиолетовую рясу, а потом отправились в чертово аббатство, куда очень скоро благополучно и прибыли.

Аббатство на первый взгляд внушало уважение, во всяком его стены и ворота, очень похожие на крепостные.

Но в эти ворота пришлось ломиться очень долго, никто открывать не собирался. Пришлось одному из людей Мигеля перелезть и открыть самому.

Меня встретил богатырский храп, доносившийся из сторожки рядом с воротами. Заглянув туда, я увидел тщедушного монашка сладко дремавшего в обнимку с кувшином вина.

— А-а-а!!! Не догоните, не догоните!.. — мимо с заливистым визгом промчалась голая сисястая девица, за которой по пятам прорысили еще пара в жопу бухих монахов.

— Бля… — мои эмоции выразились в коротком слове на родном и могучем.

— Мне здесь уже нравится! — загоготал Мигель, но тут же заткнулся при виде моего лица.

— Охо-хо, — печально вздохнул я. — Работы непочатый край. Начать и закончить.

Вот так примерно и началось мое вступление в должность аббата…

Глава 1

Ничего не помню из свой прошлой жизни, разрозненные обрывки не в счет, но, скорее всего, я имел какое-то отношение к армии. Почему? Да потому, что при виде жуткого бардака во вверенном мне подразделении меня чуть не разорвало от священного и праведного гнева.

А в голове сразу сложился план по устранению недостатков. Довольно примитивный, но очень эффективный план и до слез знакомый каждому строевому прапорщику. Все просто, катать квадратное, носить круглое, копать вот отсюда до рассвета и так далее и тому подобное. Просто великолепно прочищает мозги и приводит к повиновению. Как говорится: живи по уставу, завоюешь честь и славу. От хорошего солдата должно вонять дерьмом и потом, в противном случае в расположении начинается разброд и шатание. Сейчас в роли солдат выступают монахи, но сей факт ничего не меняет, к тому же разницы между ними почти нет.

— Только не убиваете никого, ваше преподобие… — обеспокоенно прошептал Саншо.

— Чего? — я вынырнул из размышлений и уставился на него.

— У вас просто такое лицо стало, — пояснил баск. — Обычно вы после такого кого-нибудь убиваете.

— Не беспокойся, пока не собираюсь, — буркнул я в ответ.

Мне и правда хотелось зарезать первого попавшегося под руку обитателя аббатства, но начинать свое правление с убийств не хотелось. Опять же, сан священника накладывал свои ограничения, так что теперь так просто шпагой не помашешь.

Я несколько раз глубоко вздохнул, сдерживая бешенство и обернулся к пленным монасям, которых сбросили с лошадей на землю.

Вся наглость из них уже испарилась, теперь они только испуганно пялились на меня и о сопротивлении даже не помышляли.

— Вы же понимаете, что для аббатства началась новая жизнь.

— Мы понимаем, ваша… — испуганно начал один из пленных, но тут же громко охнул и заткнулся, получив башмаком под ребра.

— Говорить только с разрешения его преподобия, — флегматично заметил Мигель, поигрывая дубиной.

Я кивком поблагодарил его и продолжил.

— И теперь вам предстоит решить, как жить и какое место занять в этой жизни. И хочу напомнить, что я обладаю в стенах этого аббатства абсолютной властью. Настолько абсолютной, что могу навечно заточить в темницу. А сейчас упрощу вопрос: так с кем вы?

— Его милость очень щедр к своим людям, — прогудел брат Саншо, для лучшего понимания сдобрив свои слова еще одним пинком. — Но строг, так что…

Пленные дружно закивали, говорить они предусмотрительно не осмеливались.

Я помедлил и милостиво разрешил.

— Говорите.

— С вами, преподобный отец!!! Мы с вами! Приказывайте.

— Прекрасно, а теперь вас развяжут, а вы покажете моим людям аббатство. Мигель — всех монахов сгоняйте в дормиторий[1] под охрану. Буйных усмирять, но не калечить. У сакристии[2] тоже поставь пост. Со мной оставишь двух своих, а ты… — я ткнул пальцем в пленного плоскомордого верзилу — покажешь мне дорогу в резиденцию аббата. И срочно сыщите мне местного приора, келаря и эконома.

— Отец Бонифаций упразднил должности приора, келаря и эконома, — быстро наябедничал кривоногий монах. — Прежнего эконома отца Фому он запер в темницу, потому что тот спрятал все отчетные документы и теперь сам распоряжается всем сам. Помогает ему его любовничек Тома из конверсов[3], редкостная скотина, ваше преподобие. Если кто ему не понравится, со свету сживет. Мы пробовали жаловаться в Сито, но там нашего аббата прикрывает тамошний эконом, потому что Фома платит ему.

Я всецело одобрил донос, тому что в монастыре процветает открытое мужеложество не особенно удивился, а потом приказал срочно разыскать прежнего эконома и представить оного пред мои светлые очи.

А сам направился в резиденцию местного аббата.

Падшие женщины и бухие монахи больше не попадались, монастырь словно вымер, но само аббатство даже понравилось. Старинная архитектура, большой парк, очень много зелени, ручейки и фонтанчики, тихо и уютно, правда все достаточно запущено. А еще аббатство поражало своими размерами, к примеру, только в один зал капитулов легко поместилась бы целая рота.

По пути я вдруг почувствовал просто божественный запах съестного и невольно покрутил головой в поисках его источника. Пахло чесночной бараньей похлебкой и еще чем-то очень вкусным.

Филя, то бишь пленный монашек Филлип тут же доложил, что запахи доносятся из поварни, что повар аббатства великий искусник, но слегка крутоват нравом. Настолько крут, что его даже аббат побивается и предпочитает с ним не связываться.

Я немедля сменил курс на поварню. Ну интересно же, кто там такой крутой.

И открывшаяся картинка не подкачала.

Огромная кухня просто сияла чистотой, а развешанные по стенам в тщательном порядке кастрюли и сковородки блестели аки золотые. Огромный котел весело булькал, источая умопомрачительные ароматы, а на вертелах подрумянивались каплуны.

Их живых душ наблюдался только невзрачный и хилый персонаж в белоснежном переднике и с шикарным фингалом под глазом. Он бодро шинковал лук и опасливо поглядывал в угол, где на лавке развалилась огромная туша в рясе. Туша по-богатырски храпела, а возле нее стоял впечатляющий черпак на длинной ручке.

— Кто такой? — я пальцем ткнул в хлипкого.

— Гастон… — всхлипнул персонаж и сразу прижал палец к губам. — Тише, умоляю, тише, если отец Гийом проснется, нам несдобровать…

— Кто это тебя?

Гастон с кислым видом опять покосился в угол.

— За что?

— Плохо снял пенку с бульона, тише, прошу вас, тише. Иначе он опять меня вздует…

Саншо презрительно усмехнулся и пнул ногой дремавшего монаха.

— Арргх… — шеф-повар по медвежьему зарычал и удивительно ловко для такой комплекции вскочил. — Меня, будить???

В полный рост повар оказался уж вовсе огромным, я вообще головой доставал ему только до груди, а его руки толщиной походили на кабаньи ляжки.

Мазнув по нам налитыми кровью глазками, он снова зарычал, черпак описал размашистую дугу.

Баск увернулся, а Филя не успел и с грохотом улетел на пол.

Вскочившему повару под подбородок сразу уперлось несколько клинков, тот бешено всхрапнул, перехватил свою импровизированную палицу, но наткнулся взглядом на меня и проревел:

— Ты кто такой, тысяча распутных монашек?

Я вежливо представился:

— Антуан де Бриенн, с сегодняшнего дня настоятель сего аббатства волей его высокопреосвященства кардинала Ришелье.

Отец Гийом шумно вздохнул, неожиданно отмяк лицом, а черпак пристроил на плече, словно мушкет.

— А-а-аа… — облегченно протянул он. — Господь услышал мои молитвы. Но учтите, ваше преподобие… — повар сурово нахмурился. — Провизией ведаю только я сам, меню устанавливаю тоже сам, а перед своим визитом на кухню меня следует уведомлять. В противном случае мы поссоримся. До остального мне дела нет, но только избавьте нашу обитель от присутствия падших женщин. Вам отдельный стол, обещаю, не стыдно будет пригласить самого короля.

Я улыбнулся и вместо ответа поинтересовался:

— Чем вы фаршируете каплунов? Чувствуется запах кориандра.

— Хлебный мякиш с травами! — отец Фома гордо задрал нос. — И кориандр, конечно! Но очень незначительных количествах, чтобы только оттенить аромат.

— Нам будет, что с вами обсудить в поварском искусстве, — я уважительно кивнул монаху и потопал на выход.

Ну хоть с поваром повезло. Конечно, персонаж колоритный, но, чувствую, мы с ним сработаемся.

По пути в резиденцию из дормитория донеслись шум, грохот и вопли. Похоже, там шел настоящий бой, но я только мстительно ухмыльнулся — Мигель и его братва свое дело крепко знают, а если кого помнут не в меру, так на то божья воля.

На входе в резиденцию, двухэтажном солидном особняке, нас попытался остановить какой-то монах, но тут же получил по морде и отправился к остальным пленным.

Из-за роскошной резной двери донесся приглушенный разговор.

— Ах, ваше преподобие, вам так идет эта сутана… — льстиво бубнил писклявый фальцет.

— Мне кажется она слишком свободна, — отвечал гнусавый баритон.

— Нет, что вы, что вы, ваше преподобие, она подчеркивает ваш стан, вы выглядите очень стройным…

— Ах ты мой милый лжец…

Саншо хрюкнул, сдерживая смех, архаровцы его брата кровожадно оскалились.

Я скрипнул зубами от злости и пинком открыл дверь.

Надо сказать, обстановке жилища местного аббата мог позавидовать даже сам король. Мебель из черного дерева, палисандровый паркет, искусная резьба, позолота, лепнина, шелк, гобелены и фарфоровая посуда, черт побери, чувствовалось, что хренов Бонифаций на себе ничуть не экономит.

Сам он вертелся перед зеркалом, а вокруг него вился паренек с завитыми волосами больше похожий на девку, а точнее на шлюху своей смазливой и похотливой физиономией.

А вот Бонифаций особой смазливостью не отличался: носатый, сутулый и очень похожий на Дуремара из советского фильма в исполнении замечательного актера Басова. Но Дуремар у Басова получился обаятельный, а Боня своим видом вызывал гадливость.

— Кто вы такие? — он недоуменно уставился на нас. — Кто вас пропустил? Вон, немедля вон! Эй, кто там, живо прогоните их!

— Пш, пш… — его подельник брезгливым жестом приказал нам убираться, словно прогонял тараканов или надоедливых мух.

Я вздохнул, шагнул к стоявшему в углу тяжелому канделябру, взвесил его в руке и удовлетворенно кивнул.

Особой нужды в крайних мерах уже не было, переход власти в обители фактически состоялся, но я абсолютно убежден в том, что конструктивный диалог получается только тогда, когда у твоего собеседника разбита морда, выбиты зубы и поломаны пальцы. Примерно в этом роде. К тому же мне предстояло узнать куда подевалась большая часть доходов аббатства за последние три года.

Через полторы минуты статус-кво был восстановлен. Прежний аббат, хлюпая разбитым носом и жалобно скуля просил о прощении, а его помощника вообще запинаали ногами под шоконку. Пардон, под кровать.

Но допрашивать их я не стал, проинспектировал монастырскую темницу, куда прежнее руководство и отправил, а сам приказал выгонять личный состав на плац, а точнее во двор, расположенный в клуатре[4].

Монастырской братии собралось около сорока человек, я чуть не прослезился от злости при виде этого живописного сброда. Несколько монахов были до того бухие, что их просто сложили в рядок.

С правого фланга Мигель зачем-то поставил строй четырех девок пониженной социальной ответственности. Надо сказать, весьма пригожих и аппетитных.

Я помолчал, обвел ласковым взглядом монастырскую братию и спокойно заявил.

— А теперь мы начинаем жить по-новому, поздравляю мои друзья…

Глава 2

— Все хорошее когда-нибудь заканчивается… — утирая рукавом сутаны слезы всхлипнул невысокий толстячок, стоявший в середине строя. — Не понимаю, чем я прогневал господа…

— Чувствую это только начало… — коренастый монах с разбойничьей рожей зло сплюнул, за что сразу получил древком алебарды по спине.

Роптание и причитание в строю мгновенно стихли.

«Даже не представляешь насколько ты прав… — я про себя улыбнулся. — Только начало, совершенно верно…»

На самом деле мне было глубоко плевать на царившее в монастыре моральное разложение, экономическая часть волновала гораздо больше, но доверие Ришелье стоило дорогого, а посему аббатству Руаямон в самые ближайшие сроки предстояло стать образцово-показательным религиозно-хозяйственным предприятием.

— Ах какой хорошенький… — одна из проституток, огненно-рыжая толстушка приподняла свои внушительные груди и дурашливо запищала: — Ваше преподобие, я хочу вам исповедаться!!!

— И я, и я!!! — Остальные шлюхи громко засмеялись, наперебой демонстрируя свои прелести.

Монахи угрюмо молчали, видимо уже приняв новую действительность.

Я немного помедлил, потом развернулся и пошел в резиденцию, по пути бросив:

— Девок отправить назад в бордель и передайте своей мадам, чтобы немедля явилась ко мне. Остальных пока запереть.

Вошел уже к себе в кабинет, провел рукой по столешнице инкрустированной серебром и присел в роскошное кресло.

Мелькнула мысль приказать привести свою резиденцию в более приличествующий священнику аскетический вид, но решение так и не принял, потому что заявился баск.

— Ваше преподобие? — Саншо почтительно поклонился. — Мы нашли прежнего эконома, но прежде чем явить его к вам, я приказал немного отмыть старика — он совсем завшивел. И еще… бедолага похоже немного не в себе.

— Хорошо, приведете его немного позже… — я ненадолго задумался. — С чего бы начать? Начнем, пожалуй, с обыска. Поможешь?

Следующее время мы увлекательно провели, досматривая логово смещенного аббата, а Саншо вдобавок составлял подробную опись найденного. Трофеи впечатляли: отец Бонифаций оказался настоящим сибаритом и гедонистом: золотая роскошная посуда, огромный гардероб полный нарядов, куча драгоценностей, некоторые из которых составили бы честь самой королеве, черт побери, нашлась даже впечатляющая коллекция изысканной порнографии, причем не только европейской, но и подлинной китайской с индийской.

Правда денег обнаружили всего ничего — около пятисот ливров, хотя по моим предварительным прикидкам Боня спер за время своего правления не меньше ста тысяч, а скорее всего гораздо больше. Перед вступлением в должность, я тщательно изучил в канцелярии кардинала список владений аббатства, которые должны были давать доход не менее пятидесяти тысяч ливров в год, за вычетом расходов на само аббатство, а Боня правил целых три года и за это время ни гроша не передал ни в Сито, где базировался верховный капитул Ордена цистерцианцев, ни в конгрегацию кардинала. Только недавняя продажа большого и роскошного отеля в Париже, которым владело аббатство, принесла около семидесяти пяти тысяч ливров, но и эти деньги канули в никуда. А еще, бесследно пропали королевские выплаты за то, что на его территории была расположена королевская усыпальница, а само аббатство не заплатило ни денье налогов, сославшись на убыточность.

В общем, Бонифаций изрядно нагреб, и я дал себе слово, что сделаю все, чтобы эти деньги найти.

К сожалению никаких записей: расписок, банковских чеков и прочего, позволяющего проследить судьбу спертого пока тоже не обнаружилось.

— Святая Магдалена! — Саншо быстро перекрестился, а левой рукой ткнул в картинку где переплелись в любовной схватке несколько мужчин и женщин. — Это как же они так ухитрились? Настоящие акробаты! Куда это они ее? Святая Мария, неужели…

— Не отвлекайся мой друг, — я его хлопнул по плечу. — Изучишь позже, а пока тащи ко мне эконома.

Отца Фому действительно притащили прямо в кресле, потому что эконом уже с трудом ходил.

Совсем ветхий старичок подслеповато таращился на меня и блаженно улыбался.

— Отче, я Антуан де Бриенн…

— Ась? — эконом приложил ладонь к уху. — Чего говорите?

— Я Антуан де Бриенн, новый аббат… — я понемногу начал выходить из себя.

— Куда? — старичок мелко затряс плешивой головенкой. — Нет, нет, никуда я не поеду…

Я с трудом подавил в себе желание снова взяться за канделябр.

— Отче, я новый аббат…

— Моя мать была достойной женщиной!

— Отче…

— А отец чванливым пьяницей!

— Дьявол…

— Моя кормилица…

— А по башке, старый хрыч?! — я не выдержал, вскочил и схватил канделябр. — Мне плевать на вашу матушку и отца! Я Антуан де Бриенн, новый аббат! И если вы не заговорите, мне придется…

— А где прежний мерзавец Бонифаций? — а глазах старика внезапно появилось осмысленное выражение.

— В темнице.

Брат Фома кольнул меня взглядом:

— А кто вас назначил сюда?

— Его высокопреосвященство кардинал Ришелье, — я подвинул к старику назначение. — Сами читайте! Моя задача навести в аббатстве порядок, и я наведу его, черт побери, даже если мне придется сгноить здесь всех!

— Матерь божья! — брат Фома быстро перекрестился. — Услышал Господь мои молитвы! Ваше преподобие, я готов служить!

Я облегченно вздохнул, бережно поставил канделябр на место и обратно сел за стол.

— Мне доложили, что вы спрятали всю отчетность за последнее время.

Брат Фома быстро закивал.

— Да, да, спрятал, но вот только куда? — монах озадаченно почесал лысину.

— Вот же старый осел! — ахнул Саншо, а я опять с интересом глянул на свое инструмент для экзекуций.

— Вспомнил! — через несколько томительных секунд старик стукнул себя ладонью по лбу. — Все вспомнил! Я закопал документы в саду, возле старой усыпальницы! Прямо у корней дуба, со стороны стены!

— Брат Саншо, за лопаты. А вы немедля рассказывайте все, а начните с того, зачем Бонифаций отправил вас в подвал…

Старичок откашлялся и вывалил на меня поток информации.

Если вкратце, почти все время своей преступной деятельности Боня мылил на одну руку с братом Фомой, а последний тщательно все документировал из врожденной скрупулезности. И одновременно вел финансовую отчетность самого аббатства — то есть все прибыли и убытки. Преступная деятельность заключалась в том, что Бонифаций попросту массово продавал или сдавал в аренду земли и угодья монастыря третьим лицам, мало того, совершенно не платил налоги и присваивал пожертвования, да и весь доход беззастенчиво отправлял себе в карман. И все ему сходило с рук, потому что Боню прикрывали в руководстве Ордена цистерцианцев, а у кардинала до аббатства не доходили руки.

Но потом отец Фома и Боня переругались на почве того, что последний… вот тут должны заиграть фанфары… присвоил себе принадлежащую тому шикарную коллекцию порнографии, о которой я уже упоминал.

Фома воспылал праведной яростью и спер всю отчетность: ведомости, договора, расписки и прочую документацию, вместе с личным дневником аббата, в котором он подробно фиксировал все, за что и был посажен в темницу на хлеб и воду. Уж не знаю, почему Фому вообще не уморили, но скорей всего только из-за того, что особой опасности в экономе Бонифаций не видел, потому что тот был надежно изолирован, к тому же живыми деньгами распоряжался исключительно сам Боня.

— Вы мне вернете мое сокровище!!! — по морщинистой щеке эконома скатилась слеза. — Молю, верните — это моя единственная радость, — он протянул ко мне дрожащие руки.

— Вы, о чем?

Догадавшись, о чем он ведет речь, я чертыхнулся и пообещал отдать порнуху.

Попытался у него выведать, что же было в бумагах, но старик опять начал впадать в маразм.

Но тут вернулся Саншо и заявил, что нихрена не нашел.

Пришлось тащить старикана в сад, где после двух часов поисков бумаги все-таки нашли.

Дальше я собирался лично провести инвентаризацию, но приперся повар с ужином и категорически потребовал оценить его мастерство.

Оценил и остался очень доволен, простецкий луковый супчик с крутонами и фаршированный каплун оказались выше всех похвал. Хорошо готовят многие, но наш повар имел настоящий талант — его стряпня попахивала гениальностью.

Брат Гийом все это время со своим бедолагой помощником стоял у стола, почтительно полупоклонившись с белоснежной салфеткой через руку.

Я похвалил повара и заодно сделал попытку решить одну кадровую проблему.

Дело в том, что штатное расписание монастыря помимо должностей аббата и эконома, подразумевает множество других: приора, ризничего, библиотекаря, елемозинария и прочих госпиталиев и инфермариев[5]. Все они важны и даже просто необходимы для нормального функционирования аббатства, потому что аббат лишь осуществляет общее руководство. А правильные кадры прямой залог успеха.

Экономом я назначил Саншо, а брат Гийом показался мне отличным кандидатом на должность келаря, то есть человека, который заведует всеми запасами монастыря. Очень важной должности, обладателю которой по Уставу Бенедикта Нурсийского[6], обязательному для всех монастырей, даже разрешалось пропускать ради радения по должности главную мессу и многие другие службы.

— Я доволен… — тихо и спокойно заявил я. — Рад, что питание братии находится в надежных руках. В дальнейшем вам придется демонстрировать свои великолепные умения не только нам, но и первым людям государства. А сейчас я хотел бы предложить вам место келаря нашего аббатства, но не уверен, сможете ли вы совмещать без ущерба делу.

— Смогу, ваше преподобие, — уверенно громыхнул великан. — Я уже совмещаю, а за кухней присмотрят мои помощники, они уже поднаторели в поварском искусстве. Но в необходимых случаях я буду сам надевать поварской колпак.

Он угрожающе покосился на своего помощника Гастона, тот сильно вздрогнул и машинально потер бланш под глазом.

Я удовлетворенно кивнул.

— В таком случае — решено. К исходу завтрашнего дня подадите мне подробный список всех наличествующих запасов и заявку на ежемесячное пополнение будет таковое понадобится. А также недельное меню по питанию. Есть какие-либо пожелания или просьбы?

— Ваше преподобие… — на жутковатой морде повара проявилось странное выражение. — Помилуйте, но есть просьба, есть…

— Излагайте.

— Давайте заведем козочек… — совершенно неожиданно для меня попросил громила. — Я умолял прежнего аббата, но он отказал.

— Козочек?

— Ага! Они такие прекрасные, красивенькие, пушистенькие, я сам возьму на себя уход за ними… — нежно, с придыханием просюсюкал брат Гийом. — А молоко, а шерсть!!! Это же прекрасно… — громила даже пустил слюну от умиления. — Это вам не грязные бараны, свиньи и коровы, козы божьи создания!

Я слегка охренел от неожиданности, но пообещал со временем выделить средства на закупку рогатой скотины.

«Вот уже подкузьмил мне чертов кардинал… — после того как повар убрался тоскливо подумал я. — Кадры, просто сказка. Бывший аббат — содомит, его эконом — любитель порнографии, а повар, похоже, козоеб. Что дальше? Некрофилов каких-нить мне еще не хватало…»

Саншо занялся изучением документации, а я спустился побеседовать с Бонифацием, но прежде мне провел экскурсию местный смотритель монастырских подвалов: безобидный и симпатичный старичок брат Люка, который, как мне уже успели доложить, в общих безобразиях не участвовал и смиренно влачил свою монастырскую долю.

Собственно, обширные подвальные помещения не были темницей в прямом смысле слова, но некоторая их часть использовалась именно для пенитенциарных целей еще с момента основания аббатства. И, как скоро выяснилось, не только для отсидок.

Несмотря на жару, внизу было очень зябко и сыро, к тому же, в подвалах все пропахло жутью, страданием и смертью: низкие сводчатые потолки, склизкая каменная кладка, полутьма, штабеля человеческих черепов и костей, ржавые цепи и решетки — меня даже начал бить нервный озноб.

— Здесь мы храним вино, ваше преподобие… — сгорбленный старичок бодро шлепал сандалиями по склизкому полу, неся фонарь в левой руке. — Здесь тоже, а там — камеры для провинившихся…

— А здесь что? — я заметил в полумраке окованную железом дверь в одном из коридоров.

— А там… — брат Люка пожал плечами. — Там камера дознания и комнаты смирения. Но эти помещения уже лет сто не используют.

Меня разобрало любопытство. Камера дознания понятно, а что за комнаты смирения?

— Открыть можете?

— Конечно, я там иногда убираюсь, — брат Люка снял с пояса связку ключей. — Вот только мне тяжеловато самому дверь открывать, разбухла от сырости…

Заскрежетал замок, Сопровождавший меня Мигель с подручным навалились и дверь с противным скрипом открылась.

Комната дознания оказалось банальной пытошной, с довольно разнообразным инструментарием: дыба, пытошные столы, испанские сапоги и прочая жуткая хрень. Причем все выглядело готовым к использованию.

— Ухаживаю по мере сил… — скромно потупился брат Люка. — А вдруг понадобится. Да и руки соскучились по делу. Насколько мне известно, в нашем аббатстве хотели устроить трибунал инквизиции, вот и соорудили камеру, но, увы, она не пригодилась.

Смотритель печально покивал, явно сожалея, что пытошная не нашла своего применения.

Я на него подозрительно покосился.

— А кем вы были в миру?

Старичок тоскливо вздохнул.

— Палачом, ваше преподобие в славном городе Лилле. Но я давно отошел от дел и нашел покой в смирении.

Я не стал комментировать его прежнюю профессию, но обязал старика и впредь ухаживать за камерой пыток. Действительно, я вдруг пригодится. Пытошная очень полезная штука, хотя бы просто для наглядного действия.

А вот дальше… дальше он мне показал эти самые камеры смирения, которые оказались…

Черт… даже не знаю, как назвать узкие выемки-пеналы в стенах, с кольцами для рук, ног и шеи, явно предназначенные для замуровывания живых людей. Догадаться было нетрудно, к тому же на их предназначение намекали аккуратно сложенные штабеля кирпичей рядом с ними.

И самое пакостное, три выемки уже были замурованы, правда явно десятки лет назад. А высеченные на них надписи уже стерло время.

На мой молчаливый вопрос бывший палач пояснил.

— Увы, ваше преподобие, не знаю кто там. Это случилось очень давно.

Меня от ужаса даже передернуло, и я поспешил свалить в более приятное место, но пообещал себе порыться в монастырской документации, чтобы разгадать загадку.

Перед встречей меня нашел Саншо уже частично разобравшийся в записях, но, когда я его выслушал, сразу пожалел, что сунул голову в это осиное гнездо. Проделок Бонифация хватило бы с лихвой на десять четвертований и парочку сожжений заживо. Да и хрен бы с ним, но посвященным во все это тоже светила смерть. К примеру, Боня финансировал недавний заговор против кардинала и короля. И это самое безобидное. Чернокнижие, приношение человеческих жертв, черт, я уже давно понял, что французская знать погрязла в свирепой порочности, но даже не подозревал, что настолько. Вдобавок во всей этой мерзости были замешаны такие люди, что цена моей жизни стремительно скатилась до минимума.

Я отвел Саншо в сторону и приказал спрятать чертовы бумаги после изучения куда подальше.

— И никому не слова. Понятно?

Баск быстро закивал и перекрестился.

Бонифаций уже отошел от испуга и активно сам стращал сторожа из братвы Мигеля.

Увидев меня, он презрительно зашипел:

— Вы уже мертвец! Да что вы себе позволяете? Безумец! Вы даже не понимаете во что ввязались! Вам конец. Немедленно освободите меня, я вам приказываю! Ришелье? Ха! Как только он узнает с кем я дружу, он сразу вас отдаст на растерзание!

Я сел перед камерой на предложенную братом Люка табуретку и молча задумался над выходом из положения, не обращая внимание на проклятие бывшего аббата.

Как вариант, можно было отдать полученную информацию кардиналу и надеяться на его защиту. Но так как в деле были замешаны высшая знать и даже лица из королевской семьи, этой защиты могло не хватить. Ради своих дел с королем Ришелье разменяет десяток таких как я и даже не поморщится. Все просто, Людовик не наказывает своих близких родственников.

Можно выпустить Боню и самому слиться куда подальше, но такой вариант мне не подходит по личным убеждениям.

Так ничего и не придумав, жестом выгнал всех из темницы, а сам шагнул к решетке и тихо заговорил с Бонифацием.

— Вы знаете, я обнаружил здесь очень любопытное местечко…

— Не заговаривайте мне зубы! — презрительно бросил бывший аббат. — О том, что вы сделали обязательно узнают мои друзья. Вы уже мертвец, мерзкий холодный труп!

— Вы видели ниши для замуровывания заживо за этой стеной?

Судя по тому, как Боня шарахнулся от меня, он их видел.

— Вы не посмеете!

Я обаятельно улыбнулся и пошел на выход, по пути бросив.

— Еще как посмею.

Дело шло к ночи, я сел составлять распорядок проведения молитв в монастыре, но сей нудный процесс мне быстро надоел.

— Мигель, выгоняй личный состав из казарм.

— Кого? — бывший бандит вытаращил на меня глаза. — Какой состав?

— Братию.

— Ага, понятно, пусть растрясут жирок, — громила довольно ощерился. — А зачем?

— В здоровом теле здоровый дух. Физические упражнения очень хорошо прогоняют нечестивые мысли из головы. И прихвати это… — я показал на свой инструмент для экзекуций.

Мигель захлопал глазами.

— А это зачем, ваше преподобие?

Я чуть не расхохотался, но сдержался и серьезно заявил:

— Сие оружие вложил мне в руки сам Господь для вразумления грешников.

— Святая Дева Мария! — бывший разбойник истово перекрестился и схватил канделябр. — Конечно ваше преподобие, конечно!

Глава 3

Первая ночевка в аббатстве прошла из рук вон скверно. В церковных радениях я вымотался как собака, но сразу заснуть так и не смог. В голове просто гудела орда мыслей: как навести порядок, сделать аббатство прибыльным хозяйством и как выпутаться из очередной кучи дерьма, куда я по своему обыкновению первым делом влез. А как только закрывал глаза появлялись обтянутые черной высохшей кожей скелеты и тянули ко мне с утробным воем и бренчанием ржавых цепей свои клешни.

В общем не выспался и проснулся злой как собака. Выгнал личный состав на зарядку, загонял до третьего пота, а потом еще щедрой рукой раздал строгих епитимий. Пятерых особо провинившихся отправил в холодную на хлеб и воду, а парочку отъявленных нарушителей лично благословил канделябром.

Дальше сам провел утреннюю мессу, коряво, но эмоционально. Потом обходил монастырь вместе с келарем и совершенно неожиданно обнаружил арсенал, просто забитый под потолок оружием и доспехами. Алебарды, шлемы, кирасы, аркебузы, мечи и топоры — снаряги с лихвой хватало чтобы вооружить до зубов три десятка человек. Ассортимент был слегка устаревшим и ржавым, но вполне еще пригодным.

Откуда и зачем все это взялось так и осталось неизвестным, но я особо не огорчился и решил со временем ввести в распорядок воинские упражнения, а пока отправил пару конверсов чистить найденное. Монахи и оружие? Сразу может показаться, что два этих понятия совершенно несовместимы, но на самом деле очень даже совместимы. Да, монахам запрещается проливать кровь и убивать, но этот запрет очень казуистичен. Временя рыцарских монашеских орденов уже давно прошли, но они существуют до сих пор. Признанный святым Бернард Клервосский в своем трактате «Новое воинство Христово» писал: «Нет для избравших воинскую жизнь задачи благороднее, чем рассекать язычников. Славно претерпеть смерть за Христа и не преступно убивать других за Него. Христов рыцарь убивает безгрешно и умирает со спокойной совестию. Умирая, он трудится для себя, убивая — для Христа. Убивающий язычника, он — не человекоубийца, а „злоубийца“». А если перефразировать — защищая себя, священнослужитель совершает благое дело. Все просто — посягнул на жизнь священника — пошел против церкви. Пошел против церкви — сразу стал «язычником», коего и угробить совершенно не грех.

Так что вооружив своих монахов — я ничуть не перечу канонам церкви.

К слову, как очень скоро выяснилось, Боня еще зарабатывал, сдавая своих послушников как рабсилу местным землевладельцам, но я эту порочную практику сразу прекратил и перенаправил высвободившийся людской ресурс на благоустройство самого аббатства.

Перекусив, сел за документы, проводить ревизию своих владений и слегка охренел от масштабов — почитай весь регион Аньер-сюр-Уаз принадлежал аббатству. Мельницы, виноградники, винодавильни, рыбные пруды, леса и поля, лесопилки, прочее движимое и недвижимое имущество, впечатляющих размеров сеньории, некоторые даже с правом взымать акцизные сборы — для того, чтобы обеспечить все это богатство рабочей силой, даже полка монахов было мало. Голова просто пухла от забот, к тому же, дело осложнялось еще тем, что, в своей прошлой жизни, скорее всего, никакого опыта управления хозяйственными объектами у меня не было. К счастью, подавляющая часть сиих объектов уже была сдана в аренду третьим лицам и просто приносила доход. А еще, я очень надеялся, что мне поможет Саншо, крепкий и умелый хозяйственник по натуре.

Из всего вороха забот самым незначительным был вопрос недоимок; некоторые арендодержатели тянули с оплатой или вовсе не платили, но я особо не огорчился — выбивать долги как раз проще всего, заодно и развлекусь от церковных радений.

Когда голова вконец разболелась, я отправился на свидание с Бонифацием, чтобы разговорить на предмет спрятанных денег. А для пущей сговорчивости предпринял некоторые меры.

Казалось бы, чего проще разговорить отдельно взятого мерзавца, особенно при наличии хорошо оборудованной камеры пыток. Но, увы, в моем нынешнем положении не все так просто. Пытать церковнослужителя нельзя, особенно другому церковнослужителю. То есть, вполне можно, но надо всегда помнить о «компре», которую могут использовать против меня. Поэтому пришлось импровизировать.

— Аve, María, grátia pléna; Dóminus técum; benedícta tu in muliéribu-uus… — хрипло тянул Мигель, держа на вытянутых руках распятие.

Следом за ним гуськом шли мы, а в арьегарде топали три послушника таща тачку с известковым раствором и инструментами.

Рясы с глухими клобуками, хриплый речитатив, эхо мерных шагов — со стороны процессия смотрелась жутковато, особенно в антураже и так жуткого подземелья.

— Что? Что это? — при виде нас валявшийся на гнилой соломе в своей клетке Бонифаций вскочил. — Зачем? Что вы собираетесь делать? Я никуда не пойду…

Мы выстроились молча передклеткой.

Смещенного с поста аббата забила дрожь, он стал сильно заикаться и повалился на колени.

— З-зачем известь, з-зачем? Г-господи, не надо, я м-молю-у-уу вас…

Я молча подал жест, Бонифация вытащили из клетки и заломив руки повели в помещения с нишами для замуровывания.

Послушники начали мешать раствор, а Мишель с Леоном принялись надевать на аббата цепи.

Я подождал, когда они закончат и подошел вплотную к Бонифацию.

— Я все скажу, все!!! — заныл тот, заливаясь слезами и слюнями. — Молю, не надо! У меня есть золото, много золота, я отдам все!

Я склонился к нему и тихо сказал:

— Нас не волнует корысть, мы заботимся только о вашей душе, сын мой…

И подал сигнал.

Очень скоро лег первый ряд кирпичей, следом второй. Кладка медленно и верно поднималась.

Бонифаций гнусаво завыл, из рта потекла слюна, он забился в нервном припадке и повис в зажимах.

Я понял, что могу переборщить и жестом отослал всех кроме Саншо.

— Говорите. Но помните, только полная откровенность спасет вас.

Бонифация прорвало, баск едва успевал записывать его исповедь.

А мое настроение становилось все мрачнее и мрачнее. Хрен с ними этими деньгами, потому что, судя по списку вовлеченных людей мне они скоро вообще не понадобятся. Брат короля, герцоги Суассонский и Бульонский, принц Конде, фавориты и фаворитки самого короля — почитай самые сливки знати.

И дело не в заговорах — Бонифаций в том числе возглавлял и прямо участвовал в настоящей мерзкой секте. Вернуть красоту искупавшись в крови младенцев, отравить соперницу, убить еще не рожденного ребенка, устроить охоту на людей в своих угодьях, насиловать детей…

Нет, конечно не все участвовали в этой мерзости, но все в той или иной мере были причастными.

Но не суть.

Получив искомое, я приказал замуровать аббата окончательно и любезно пояснил:

— Если вы меня не обманули, я прикажу немедля вас освободить.

— Есть еще тайник, есть, — истошно взвыл Бонифаций. — В подвале башни есть ниша, где лежит сундучок! И шкатулка, шкатулка в тайнике в моей спальне! Все, теперь я все сказал, клянусь Господом…

— Вот! — я кивнул, довольный своей предусмотрительностью.

Скажу сразу, все нашлось. Звонкой монеты оказалось около пятидесяти тысяч ливров, а еще вдобавок примерно половину этой суммы составляли золотые и серебряные слитки.

— Мы богаты, ваше преподобие! — возбуждённо захрипел Саншо. — Богаты! Святая Мария Компостельская, это же куча золота! Нам хватит на всю жизнь!

Но тут же умолк поймав мой взгляд.

— Мой друг, — спокойно сказал я. — Рано еще радоваться, к тому же эти деньги не наши. Но я обещаю тебе, скорее раньше, чем позже, мы будем получать годового дохода гораздо больше.

Сам я по поводу золота совершенно не обольщался: как пришло, так и уйдет, тем более, с этих средств еще предстоит выплатить налоги короне и привести обитель в порядок. А вот то, что мы сами заработаем — уже совсем другое дело.

— Храни вас Господь, ваше преподобие! — впечатлительный баск даже пустил слезу и размашисто перекрестился. — Хрен с ними, с бабами! Я готов терпеть.

Настроение все еще хромало, и я решил его поднять. Как? Все просто — устроил досмотр жилищных помещений братии. Это очень весело, а судя по теплым ностальгическим ощущениям мне проходилось подобное делать и в прошлой жизни.

Сказано сделано, я осуществлял общее руководство и попутно беседовал с братией по поводу профпригодности и выяснял кто чем дышит, а досмотровая команда во главе с Мигелем свирепо шмонала кельи.

Предчувствие не обмануло, каких только «запретов» не нашлось в обиталищах монасей. Бухло, заточки, фривольная литература, порнография, гражданская одежда для самоволок, у одного даже обнаружили кружевную ночную рубашку, а у другого… простите за мой французский — костяной самотык! Да, да, член искусно вырезанный из слоновой кости, настоящее произведение искусства.

— Ни хрена себе?.. — изящно восхитился Мигель, помахивая хером словно палицей. — На мой похож, только чуть меньше!

Его дружки скептически скривились, находка по размерам подходила больше к жеребцу, а не человеку.

— Содомит! — обличающе ткнул пальцем в монаха Саншо и протянул мне канделябр, намекая что проступок должен быть наказан.

— Ваше? — Я перевел взгляд на хозяина кельи: маленького, кривоногого и плешивого несмотря на сравнительную молодость монаха по имени брат Ноэль. Внешне чем-то похожего на киношного Папу Карло.

— Ваше преподобие!!! — тот сразу упал на колени и залился слезами. — Не подумайте плохого, молю!

— Я уже подумал. Поспешите, иначе отправитесь на месяц в подвал.

— Я ювелир и резчик! — зачастил Ноэль. — У меня была мастерская в Сент-Оноре, меня все знали и уважали, было очень много заказов…

— Вы не пояснили причем здесь это, — перебил я его.

— У меня было очень много подобных заказов от дам! — всхлипнул Ноэль. — Поверьте, очень много. А этот вырезал потому что руки соскучились по работе! Я больше не буду, клянусь! Свидетель мне пресвятая Дева Мария!

Я слегка смягчился и поинтересовался как он оказался в монастыре.

— Жена, моя Иветта… — по щекам монаха снова полились слезы. — Она… она… обманула меня, связалась с этим проклятым Жилем. Я не смог перенести измену и совершил постриг…

Меня эта история не удивила. Жизнь жестокая штука и ломает людей беспощадно. Да, некоторые по велению сердца приходят в монашескую жизнь, но большинство отправляет в монастырь именно подобные жизненные неурядицы.

Немного поразмыслил, решил не наказывать брата Ноэля и пообещал ему, что его таланты пригодятся обители. Ну а как? Аббатство хозрасчетное предприятие, надо решать вопрос самоокупаемости. Устрою Ноэлю собственную мастерскую, пусть работает во славу церкви.

Мероприятие, как и планировалось, подняло настроение, заодно я выявил среди братии много полезных талантов. Портные, художники, печатники, даже нашелся один кружевник фламандец. Просто замечательно, все в кассу пойдут, всех обеспечу работой.

А заодно, путем опроса, я выявил ячейку бунтарей-зачинщиков, которые и толкали остальную братию на разброд и шатание.

Как уже говорил, я обладаю в аббатстве абсолютной властью, вплоть до того, что могу запроторить любого из братии в подвал навечно. Могу даже сжечь к херам, правда придется сначала формально согласовать сей момент с руководством.

Поэтому я сначала собирался решить вопрос кардинально, изъять зачинщиков из обращения дабы не смущали людей и засадить их на пару лет в темницу, но потом поразмыслил и передумал. Да, махать шашкой, а верней канделябром весело, эффективно и быстро, но разбрасываться дефицитным людским ресурсом не особо практично. К тому же, главный зачинщик брат Гаспар Дешамп был в миру оружейником.

Посему, прежде чем принять решения я дернул его на ковер к себе и задал вопрос: какого рожна, собственно, ему надо.

Им оказался тот самый монах с разбойничьей рожей, который схлопотал древком алебарды в первый день моего прибытия в аббатство.

Гаспар зло зыркнул на меня и смолчал.

— Вы же понимаете, что можете уже и не выйти из-за решетки? — спокойно поинтересовался я.

— Скучно… — скривился Дешамп.

— Но вас же никто не заставлял совершать постриг?

Гаспар хмыкнул.

— Так получилось…

— Вы были в миру оружейником?

— Был.

— Его работы славились, — подсказал присутствующий при разговоре Мигель. — Знатный был оружейник. Аркебузы и пистоли делал, богачи в очереди стояли. А потом что-то случилось, мастерскую забрали за долги, а он сам исчез.

— Что случилось?

Гаспар уныло махнул рукой.

— Все на баб спустил, влез в долги, а там…

Я положил перед ним один из своих чертежей.

— Такое сделаете?

Монах быстро глянул и криво усмехнулся.

— Сделаю. Делов-то.

— Хорошо, мастерскую и подмастерьев я вам организую, скучно не будет, обещаю. Но с одним условием, вести себя примерно и не подбивать других. Что еще? Что еще надо?

Гаспар утер нос рукавом сутаны и с вызовом бросил:

— Баб! И считайте, что я ваш с потрохами. Раз в неделю бабу вынь да положь. А без них хоть сейчас в подвал.

Я немного подумал и улыбнулся.

— Значит, договорились.

Ну а как? С людьми надо уметь договариваться.

В общем, день прошел занимательно и продуктивно.

А ближе к вечеру заявилась хозяйка подотчетного борделя на разборки.

— Ваше преподобие… — дама в роскошном фиолетовом платье присела в глубоком книксене.

Саншо громко сглотнул. У меня самого от будоражащего аромата духов хозяйки борделя часто забилось сердце.

Мадам Шарлотта Лианкло была уже далеко не молода, но сохранила свою величественную красоту: высокая и статная, она выглядела очень свежо и привлекательно, а легкая полнота очень шла ей. Белоснежная кожа, высокая грудь, очень умело подобранный макияж и одежда — ее внешности могла позавидовать любая молодая придворная красавица. Впрочем, мадам Шарлотте вряд ли было намного больше сорока лет, однако по нынешним временам такой возраст считался уже преддверием старости.

Но больше всего меня взволновали ее глаза. Огромные, темно-зеленого цвета, невинные и одновременно глубоко порочные, казалось, что она только глазами может изнасиловать.

Для того, чтобы сохранить хладнокровие, пришлось проявить силу воли. Допустив ее к руке, я сам сел за стол и, чтобы собраться с мыслями принялся перебирать бумаги.

Разговор первой начала Шарлотта.

— Ваше преподобие… — с легкой эротичной хрипотцой начала она. — Признаюсь, я с большим удивлением восприняла новость о том, что его преподобие Бонифаций отстранен от дел в аббатстве.

Я снова промолчал.

— Так как вы вызвали меня, стоит полагать, что участие вашего аббатства в делах моего заведения вам уже известно… — продолжила хозяйка борделя. — Смею заверить, что я всегда в срок и в полной мере выполняла свои обязательства и намерена подобным образом исполнять их впредь.

Я чертыхнулся про себя. Продолжать получать барыши с борделя выглядело очень заманчивым: лишний доход никогда не помешает ни мне не самому аббатству, тем более, на его благоустройство предстоят немалые расходы. Но есть одно жирное «но». Что-то мне подсказывает, что в самое ближайшее время меня будут пробовать устранить, для начала законными методами, так что жирная компра в виде спонсирования борделя церковнослужителем будет очень на руку «доброжелателям». А посему надо пораскинуть мозгами, как ухитрится сохранить доход и себя не подставить.

— Ваше преподобие… — мадам Лианкло приняла мое молчание за желание повысить отчисления. — Увы, я не могу сейчас платить больше. Но я сама и мои воспитанницы всегда к вашим услугам.

Саншо опять судорожно сглотнул.

— Впрочем… — хозяйка окинула меня пристальным взглядом. — У меня сыщутся для вас и прекрасные воспитанники.

Баск чуть не заржал, а я сурово сдвинул брови и сухо бросил:

— Ваши услуги нам больше не понадобятся.

— Но я не смогу вернуть вам сейчас ваши вложения в заведение, ваше преподобие!!! — экспрессивно всплеснула руками Шарлотта.

Я дождался пока в ее прекрасных глазах заплескается паника и сухо заговорил:

— Никто у вас не требует деньги, по крайней мере в ближайшее время. Выплаты нам по вложениям тоже пока прекратите. Но это не значит, что учета доходов не будет вестись и вы будете освобождены от выплат навсегда.

Хозяйка борделя удивленно вздернула бровь.

— Ваше преподобие?

— Мы оформим документально патронаж аббатства над вашим заведением. Главный мотив — наставление падших душ на путь истинный. Уверяю, вашей работе это не будет мешать. Но придется кое-что внешне изменить. Какие дни недели в вашей работе приносят самый меньший доход?

— Понедельник и вторник, — быстро ответила Шарлотта. — Но, ваше преподобие…

— Выслушайте меня сначала, — строго перебил я ее. — Так вот. В понедельник или во вторник, решайте сами, ваши воспитанницы будут совершать публичный ход во власяницах с пением псалмов к нашему ткацкому предприятию в городе, где будут отрабатывать целый день во славу Господа. В остальном все останется по-прежнему. Сами понимаете, подобное только поднимет репутацию вашего заведения. А в дальнейшем мы еще подумаем над расширением вашего предприятия. И да, будьте готовы, ваши девки… простите, воспитанницы в некоторых случаях могут нам пригодиться. Но не бесплатно, а с оплатой.

— Ваше преподобие, я согласна! — хозяйка борделя уважительно кивнула и с намеком предложила: — Могу ли я лично прямо сейчас вас отблагодарить?

— Как?

— Например, ртом! — Шарлотта быстро провела язычком по губам.

Мы с Саншо дружно переглянулись.

И отказались.

Монахи мы или где? Но ничего, вот обживется и тогда посмотрим.

Уже ночью вспомнил, что забыл приказать размуровать Бонифация.

Срочно исправился, но уже было поздно. Боня свихнулся, в буквальном смысле. Впал в полный кататонический ступор, ни на кого и не на что не реагировал, только гадил под себя, пускал слюни и мычал.

Да уж… некрасиво получилось. Если честно, мне немного стыдно.

А поутру прибыл гонец с приказом мне немедленно явиться пред светлые очи его высокопреосвященства кардинала Ришелье…

Глава 4

По правде говоря, вызов на ковер к кардиналу больше напоминал арест, так как за мной прибыл целый лейтенант роты его высокопреосвященства с пятеркой своих гвардейцев.

Впрочем, никто мне руки крутить не собирался, вели себя гвардейцы очень вежливо и почтительно, к тому же лейтенантом оказался мой давний знакомец де Болон, который уже меня арестовывал за дуэль с Офортом.

Правда он ничуть не прояснил столь спешный вызов, но я все равно слегка успокоился. Приказал до отвала накормить и напоить гвардейцев, быстро собрался, оставил вместо себя Саншо и выехал в Париж.

Дорогу нет нужды описывать, ничего интересного не случилось, да и само путешествие на лошади по пыльным дорогам довольно малоприятное занятие. Запас деликатесов и бочонок отличного вина несколько скрасили дорогу, но не более того, тем более я вина не пил, обходясь сидром. А он быстро стал теплым и неприятным на вкус.

В Париж мы прибыли глубоко ночью, я уже было понадеялся заночевать у маркизы дю Фаржи, но несмотря на позднее время мы сразу направились в резиденцию кардинала.

Правда сначала я встретился не с ним, а с отцом Жозефом. И первым его вопросом был:

— Почему, канделябр?

Я пожал плечами и спокойно ответил:

— Канделябр первый попался мне под руку.

Информированности монаха не удивился. В аббатстве пока обошлось без побегов, но при обители есть голубятня, предназначенная как раз для связи с вышестоящими инстанциями. Заведует ей хроменький и беспроблемный монашек брат Петр, вот он, скорей всего и доложился. Я специально его не трогал, то есть, не препятствовал связи, как раз на этот случай, чтобы кардинал и прочие не подумали, что я что-то скрываю. Но постарался сделать так, чтобы у голубятника не было доступа к информации о действительно серьезных делах. К примеру, о том, что мы замуровывали Боню и о том, что он свихнулся, Петруха не знал.

Капуцин хмыкнул.

— Допустим, но его почему-то носят за вами по всему монастырю.

Пришлось импровизировать, не могу же я признаться, что мне нравится лупасить нерадивую братию именно подсвечником.

— Битие палкой или плетью унижает, а канделябр несколько поднимает самооценку наказуемого, отче, что положительно влияет на процесс воспитания.

Вот тут я первый раз с момента я увидел и услышал, как отец Жозеф засмеялся. Впрочем, сей смех выглядел очень похожим на поросячье хрюканье и продлился всего мгновение. Капуцин мгновенно вернул себе каменную физиономию и сухо поинтересовался.

— А без побоев никак нельзя обойтись?

Я с сожалением вздохнул и твердо ответил:

— Увы, отче, никак. Слишком все запущено. Вы мне вверили аббатство, и я намерен привести его в порядок, чего бы мне этого не стоило.

— Нас пока все устраивает, — небрежно отмахнулся монах. — Продолжайте по своему разумению.

А вот тут я насторожился. Тогда какого хрена меня вызвали? Честно говоря, я думал, что претензии возникли именно к моему стилю руководства, а тут такой поворот. Никаких вопросов о состоянии дел в аббатстве, о планах тоже не спрашивает. Дьявол, прямо чувствую, что эта история начинает дурно смердеть.

И поспешил прибегнуть к последнему козырю.

— Прошу прощение, отче, но я привез… — и поставил тяжеленный мешок на стол к капуцину. — Здесь частичное возмещение долгов аббатства пред короной и матерью нашей католической церковью. Пока всего десять тысяч ливров, но в дальнейшем, мы погасим все долги и выйдем в прибыль.

Отец Жозеф явно удивился.

— Откуда эти деньги? — он кольнул меня взглядом.

— Изыскал внутренние резервы, отче. Как выяснилось, прежний аббат придерживал выплаты в свою пользу и мне удалось эти деньги найти.

Капуцин перевел взгляд с меня на потрескивающую свечу в шандале на столе, немного помедлил и тихо сказал, почему-то обращаясь именно к свече.

— Вы меня не перестаете удивлять. Похвально, похвально, но пока придержите это золото, оно вам в ближайшее время понадобится. По возможности, выплаты возобновите в следующем году, а пока приложите все силы для восстановления аббатства.

Подозрения оправдались, я окончательно понял, что ничем хорошим встреча с отцом Жозефом для меня не закончится. Да какого черта ему от меня надо?

— Нас беспокоит сейчас совсем другое, — продолжил говорить капуцин. — С момента принятия вами аббатства буквально градом посыпались требования вас оттуда убрать, и что удивительно, требуют не только лица из конгрегации цистерцианцев, но и персоны из высшей знати государства. Причем просьбами засыпали не только нас, но и его величество. Насколько я понимаю, ничего ужасного вы еще не успели натворить, так в чем же дело? Вы не могли бы мне сами пояснить, чем ваша персона вызвала столь резкое неприятие у такого количества людей?

Пришлось соврать:

— Теряюсь в догадках, падре.

На самом деле, возникший переполох не остался для меня загадкой. Все предельно просто. Я вступил в должность, прежний аббат исчез, его влиятельные подельники поняли, что дело пахнет керосином и начали волноваться. И волнение не беспочвенное, буде всплывет вся мерзость, головы полетят как журавли по весне. К тому же, замешаны очень большие люди, фактически первые люди в государстве. Понятно, что, пытаясь устранить меня они просто перестраховываются, но легче от этого не становится. Может сдать к чертовой матери всех и вся кардиналу?

Но поразмыслив, решил погодить. Просто почувствовал, что еще не время.

Так и не добившись ничего, капуцин посоветовал мне поберечься.

— Пока вы в Париже, за вами тайно присмотрят. Тайно на тот случай, если ваши недоброжелатели решат вас устранить буквально, возможно удастся проследить к кому идут ниточки и выяснить, в чем, собственно, причина. Но советую тоже проявить благоразумие. В аббатстве своей безопасностью займетесь сами, а для помощи, я отряжу вам два десятка своих людей. Они монахи, но обучены обращению с оружием. Этого будет достаточно?

Я заверил, что достаточно и пользуясь случаем, выпросил еще человеческого ресурса и профильных специалистов из числа монашеской братии. Работать кому-то же надо? А у меня планы на бурное экономическое развитие.

А вот дальше…

Дальше прояснилась истинная причина моего вызова.

И у меня немедленно появилось стойкое желание бросить все и немедленно сбежать в Америку или еще куда подальше, к примеру, в Россию. Да куда угодно, лишь бы подальше от Франции.

Но сначала капуцин зашел очень издалека.

— Увы, нынешнее положение дел в королевской семье не способствует спокойствию в государстве… — рассуждал он, расхаживая по комнате. — Появление наследника сняло бы очень много вопросов, как среди знати, так и среди простолюдинов…

Я сразу не понял, к чему он ведет и просто молча кивал в знак согласия.

По слухам, проблема в том, что король чрезмерно увлекся очередным своим фаворитом Сен-Симоном и совершенно не жалует спальню Анны Австрийской. Но какое мне до этого дело? Совать свою голову в это осиное гнездо я точно не собираюсь. Давно решил держаться подальше от интриг. Мне бы где-то сыскать полсотни крепких монахов в качестве рабсилы — вот это совсем другое дело.

— Как уверяют королевские лекари, никаких естественных препятствий для появления наследников нет, а посему… — продолжал нудить отец Жозеф. — А посему было решено положиться на волю Господа…

«Говорит, что приставит ко мне тайно людей… — я думал совсем о другом. — На живца половить хочет, собака сутулая. Ну что же, пусть попробует. Я высовываться не собираюсь — приехал под охраной и уеду под охраной, а в аббатстве как-то уже сам разберусь. Посты по периметру, строгий пропускной режим, приготовление еды под особый контроль, при мне постоянная охрана — думаю, все получится. Хотя опасно, очень опасно. Эти твари не успокоятся пока меня не угробят. А если самому выйти на них и попробовать объяснить, что от меня проблем не будет? Хорошая мысль, но для начала, надо бы привести в чувство Боню, чтобы он стал посредником…»

— Его величество отправится в паломничество в аббатство Фонтевро, а ее величество в ваше аббатство…

Меня словно током шарахнуло, следующие слова капуцина я услышал, словно через подушку.

— Где проведут неделю в неусыпных молениях.

— Какого… — гаркнул я, не сдержавшись, но вовремя заткнулся.

Королева? Ко мне? Какого черта! Этого еще не хватало, мать ее за ногу! Кучка извращенцев, пытающаяся меня сместить — это только цветочки, настоящие ягодки — вот этот визит королевы. Это же полная жопа! Хрен с ней, с Анькой, дело в том, что король, как та собака на сене, сам королеву не сожительствует и другим не дает. Ревнивый до ужаса, малейшее подозрение и все, здравствуй Гревская площадь, здравствуй палач и эшафот. А тут еще сама Анна Австрийская по словам Мадлен неровно ко мне дышит. Не так на меня глянет, тут же какая-то сука из ее свиты стуканет мужу и все, пропал Антоха де Бриенн.

— Что «какое»? — отец Жозеф подозрительно на меня уставился.

— Какой благочестивый замысел… — едва шевеля губами от злости выдавил я из себя. — Простите, падре, а кто решил, что королева совершит паломничество именно в мое аббатство? Возможно для ее величества более приличествующей будет женская обитель?

— Мы, решили! — сухо отрезал капуцин. — Сие в интересах государства. Мы уверены в вас и в том, что вы сумеете принять королеву должным образом. К слову, от ее величества возражений тоже не поступило. В целом, его величество король одобрил паломничество в вашу обитель, но прежде чем принять окончательно решение, желает встретиться с вами.

В ответ я только вздохнул, потому что на языке вертелись исключительно слова и термины из обсценной лексики. Проще говоря одни матюги.

Это судьба или карма, мать ее, по-другому и не скажешь. Только порадовался спокойной жизни и на тебе.

Попробовал еще раз отбояриться, намекнул, что неразумно отправлять королеву в Руаямон, когда на аббата начали охоту, но хренов капуцин ничего слышать не хотел.

— С королевой прибудет большая охрана из гвардейцев роты его преосвященства, к тому же, ваши недоброжелатели, поняв, что их величества благоволят к вам, скорее всего откажутся от своих преступных намерений… — он прихлопнул по столу рукой. — Не понимаю причины вашего беспокойства. После посещения ее величеством вашей обители, к вам потянется огромный поток паломников. Приток паломников — это огромная прибыль и та рабочая сила, на отсутствие которой вы жалуетесь. Не сомневаюсь, король то же не оставит вас своими милостями.

Я уныло кивнул. Так-то оно так, но, черт побери, страшно же.

— Эту ночь ради вашей же безопасности вы проведете здесь, к тому же… — На лице монаха проявилась ехидная гримасса. — Не огорчайтесь, маркиза дю Фаржи будет всю неделю занята при королеве, — капуцин ухмыльнулся. — А завтра король встретится с вами. Пока ступайте, вас проводят…

Горбатый монах проводил меня в мою комнату — келью размером со школьный пенал с жестким топчаном с постельным бельем из мешковины. Ужином даже никто и не подумал накормить.

Заснуть не получилось вовсе, так и лежал с открытыми глазами, ломая голову над тем, зачем кардинал и отец Жозеф собираются провернуть гребанную комбинацию со мной и королевой. В том, что это тщательно спланированный план сомневаться не приходилось. Вот только смысл комбинации постоянно ускользал.

Ну не верю я, хоть тресни капуцину в его байки о том, что меня выбрали исключительно из-за моей надежности. Таких надежных в их распоряжении хоть пруд пруди.

Сама королева настояла на аббатстве Руаямон? Такое возможно, опять же, Мадлен могла ей подсказать, чтобы самой встретится со мной. Как рабочий вариант — вполне. Вот только почему-то мне кажется, что все гораздо хитрей и сложней.

Ходят слухи, что кардинал с Анной Австрийской на ножах, причем под этими слухами есть некоторые основания. Тогда что? А если Ришелье решил ответить взаимностью и попробовать подставить королеву? Вот тут-то на сцену и выхожу я. Королю нашепчут, что его жена связалась с пригожим аббатом, предоставят какие-то косвенные доказательства и дело в шляпе. Государь разбираться особо не будет, говорил же, что Людовик ревнивый до умопомраченья. Королеву в монастырь на законных основаниях, а меня к палачу, потому что отработанный материал не жалко. А на дыбе я признаюсь, что вдобавок к королеве еще и кобыл сношал. Ришелье в профите!

— Дьявол… — от ужасной догадки я даже встал и зашагал по камере. — Не может же быть!

К сожалению, никакого другого варианта в голову не приходило.

Утром кривой монашек, тот самый, что при первой моей встрече с капуцином передавал мне деньги, притащил миску с жиденькой кашей и кусок хлеба.

А еще…

Власяницу и вериги. Да-да, самую настоящую власяницу, сплетенную из конского волоса и сраные железные вериги, да еще с шипами.

И властно скомандовал:

— Живо переодевайтесь!

Я и так был злой как собака, а посему без слов ткнул костяшками пальцев кривому в солнечное сплетение.

Тот засипел словно проколотая шина, сел на пол, а потом попытался на четвереньках сбежать из кельи, но не успел и отхватил еще пинка. От увечий его спас отец Жозеф.

К счастью, отчитывать не стал и спокойно объяснил, что мой внешний вид должен вызвать у короля доверие.

— А сейчас я не вызываю доверия, да? — огрызнулся я.

— У нас да, вызываете, — монах раздраженно поморщился. — В нашем доверии не сомневайтесь, иначе мы не поручили бы вам столь важное дело. Но вы слишком пригожи и молоды, а его величество должен быть спокоен, доверяя вам свою супругу.

Пришлось смириться, черт бы побрал.

Гребанная власяница немилосердно колола тело, железяки брякали при каждом шаге, обувь и вовсе отобрали, пришлось топать босиком. Зато теперь я своим видом являл образцового религиозного фанатика. Злая до крайности, отощавшая морда и покрасневшие от недосыпания глаза еще больше подчеркивали сходство. Отец Жозеф было собрался приказать обстричь мне волосы, но патлы удалось отстоять.

Дальше произошел короткий инструктаж, после чего меня отвезли в Лувр.

— Вы очень изменились, ваше преподобие, мне даже страшно становится… — сопровождавший меня де Болон всю дорогу ржал надо мной, а я с трудом сдерживался, чтобы не дать ему в морду.

В Лувр меня завели с заднего двора, а дальше последовала встреча с Ришелье.

С того момента как мы последний раз с ним виделись, кардинал почти не изменился. То же нервное породистое лицо, ухоженная бородка и уставшие проницательные глаза. Разве что болезненная худоба стала заметней.

— Ваше высокопреосвященство… — я немного замешкался, не сообразив, как приветствовать кардинала. Придворный поклон в исполнении священника смотрелся бы очень неуместно и странно, а как обращаться, будучи самому в сане священника попросту не знал.

Так и не поприветствовал вовсе.

Но Ришелье никак не прореагировал на нарушение церковного этикета.

Немного помолчав и пристально разглядев меня, он удовлетворенно кивнул и сухо бросил:

— Я понимаю, вы беспокоитесь. Не стану вас утешать, но хочу, чтобы вы знали — мы полностью удовлетворены всем, что вы делаете. Мне уже доложили о ваших… как бы это сказать… — он неожиданно улыбнулся. — О начале вашей службы в аббатстве. Мы впечатлены и считаем, что вас ждет блестящее будущее. Лично мне импонирует ваша решительность и преданность делу. А сейчас…

Кардинал провел еще один короткий инструктаж, после чего произошла моя встреча с его величеством Людовиком тринадцатым этого имени, королем Франции. Причем он сам пришел в кабинет к кардиналу.

Невысокий и щуплый, с длинным носом и острым подбородком, какой-то весь неказистый, одетый в небесно-голубой атласный костюм, король буквально вбежал и с раздражением уставился на Ришелье, не обратив на меня никакого внимания.

— Ну же? — он нетерпеливо топнул ногой. — Мы с Сен-Симоном скоро отправляемся на псарню! Не заставляйте нас ждать.

— Ваше величество, — кардинал глубоко поклонился. — Позвольте представить вам аббата Антуана де Бриенна, настоятеля аббатства Руаямон.

Король наморщил лоб, видимо что-то вспоминая и ткнул в меня пальцем.

— Я вас знаю! Вы убили того великолепного вепря на моей охоте!

У меня душа ушла в пятки, ведь именно тогда он разгневался на то, что я прикоснулся к королеве, когда выносил ее из шатра на руках.

— В прошлом, шевалье де Бриенн в высшей степени достойный кавалер, — рассказывал Ришелье, — он не раз доказывал свою верность короне, проявляя исключительную доблесть и незаурядный ум, но предпочел славе и земным радостям служение Господу…

Я на всякий случай еще раз поклонился, брякнув своими веригами.

Король повел себе довольно странно, он отмахнулся от кардинала, схватил мою руку, поцеловал ее, а потом потащил к креслу, сел рядом и принялся возбужденно тараторить.

— Вы достойны примера! Какое мужество и смирение! Не каждый найдет в себе силы отринуть подобный греховный соблазн! Женская красота всего лишь нечестивый обман, отказаться от нее легко, но мужская гораздо сильней, ибо она настоящая, истинная красота! Вам, наверное, пришлось очень трудно? Посещают ли вас до сих пор греховные мысли? Трудно ли сдерживать себя? Я по себе знаю, насколько это тяжело, потому что вокруг очень много красивых кавалеров. Вериги? Да, да, только уязвляя свою плоть можно отринуть соблазн! Я горжусь вами!

Я в упор не понимал, о чем ведет речь Людовик, но послушно кивал, соглашаясь с ним и нес совершенную дичь в ответ.

— Вера надежная преграда соблазнам, Господь всемогущ, он не оставит истинных верующих…

Закончилась встреча так же внезапно и сумбурно.

Людовик вскочил, бурно заявил, что верит мне и убежал.

Кардинал улыбнулся.

— Поздравляю вас, аббат. Вы понравились королю. Королева отправится в паломничество именно в ваше аббатство.

Я поклонился в ответ и настороженно поинтересовался:

— Ваше высокопреосвященство, а о каких моих соблазнах говорил его величество король?

Кардинал очень серьезно ответил:

— Насколько нам известно, король почему-то убежден в том, что вы решительно отринули мирскую жизнь именно потому, что почувствовали в себе греховную тягу к мужчинам. Увы, почему он так решил, нам пока неведомо, но мы приложим все силы чтобы узнать. Впрочем, сами понимаете, это нам помогло. Советую умерить свой гнев, ибо интересы государства превыше всего.

Вот честно, даже не знаю, как я удержался от того, чтобы не вырвать гребанному Ришелье кадык…

Глава 5

В тот же день, я попытался вырваться в город, для того, чтобы заняться закупками необходимого для аббатства, но мне тактично запретили. Видимо Ришелье и отец Жозеф, всерьез отнеслись к грозящей мне опасности и не хотели рисковать своими планами. Впрочем, капуцин предоставил своего эконома и тот пообещал все закупить и доставить в Руаямон. А еще он, по моей просьбе, выделил своего легиста — сухенького, но еще бодрого старичка брата Мишеля.

Смысла оставаться дальше в Париже не было, и я отправился назад в аббатство в сопровождении выделенных мне капуцином «боевых» монахов и оного легиста.

Надо сказать, сопровождение действительно больше походило на солдат, чем, собственно, на монахов.

Строевая выправка, удивительная молчаливость и слаженность, они даже на лошадях ехали строем. Оружия с собой монахи прихватили целый воз: мушкеты, алебарды, шпаги и топоры, правда путешествовали только с массивными, окованными железом посохами.

Руководил монахами-боевиками брат Игнатий, широченный и кривоногий коротышка, со свирепой мордой, с крючковатым, мясистым носом на ней.

Он сразу доложился, что поступает в мое полное распоряжение и готовы выполнять любые приказы. Даже каблуками щелкнул как образцовый вояка.

— Любые? — переспросил я.

— Любые, — отрубил монах, кровожадно ощерившись и сверкнув маленькими, налитыми кровью глазками. Мол, только приказывай, а за нами не постоит.

— Что от меня требуется?

Брат Игнатий почесал затылок и кратко отрапортовал:

— Еда, кров и место для молитв. Все.

Я порадовался тому, что он не потребовал сотню еретиков на расправу и пообещал, что все будет.

Дорога назад в аббатство получилась скучной, брат Игнатий особой разговорчивостью не отличался, а рядом со мной постоянно торчала пара бодигардов, которые тоже как в рот воды набрали. С легистом разговаривать смысла не было, он взял с собой кучу толстенных книг и на привалах от них не отрывался, а когда отрывался, от его мудреных выражений у меня скулы сводило.

Хотя, меня самого на разговоры не особо тянуло: по большей части я ломал голову над тем, как предотвратить визит королевы в аббатство. Правда более ничего толкового, чем сбежать самому куда подальше, так и не придумал. Обида на то, что какая-то сука выставила меня перед королем заднеприводным не прошла, но слегка притупилась. Пусть Луи думает, а немного попозже я сделаю все, чтобы он поменял свое мнение. А пустившего слух я рано или поздно найду и тогда он сам поменяет ориентацию.

Та и доехал до обители.

Несмотря на мое кратковременно отсутствие монастырь несколько изменился. На входах и выходах торчали вооруженные аркебузами постовые. А остальная братия в поте лица трудилась: подкрашивали, штукатурили, драли травку и прочими другими немудреными способами благоустраивали расположение. Очень, знаете, умиротворяющая для отдельно взятого руководителя картинка. Младшее руководящее звено бдит, личный состав занят — благодать!

Но как скоро выяснилось, спокойствием в аббатстве даже не пахло.

Оказывается, в мое отсутствие пытались украсть прежнего настоятеля Бонифация.

— Ночью пришли… — виновато докладывал Саншо, баюкая замотанную тряпкой руку и болезненно морщась. — Впятером, просочились незамеченными, обошли патруль и сразу под башню, к входу к подвалам. Там на посту стоял Тома, его зарезали…

Я жестом приказал ему помолчать и обернулся к брату Игнатию.

— Обойдите обитель, посмотрите сами, где расставить посты и как наладить охрану. Действуйте по своему усмотрению. Ты… — я посмотрел на Мигеля, — дай своего человека, показать им все. А ты, брат Саншо, потом разместишь людей и поставишь их на довольствие.

Брат Игнатий молча кивнул и ушел, за ним похромал Мигель. Судя по потрепанному внешнему виду соратников — им пришлось ночью не сладко. Помимо повязки на руке у баска была разбита физиономия, его брат волочил за собой ногу, а один из людей Мигеля, Симон, вообще выглядел, словно его переехала телега.

— Это кто? — покосился вслед боевому монаху Саншо.

— Дальше что случилось? — я проигнорировал его вопрос.

— Я же говорю… — баск обиженно хлюпнул расквашенным носом. — Тома зарезали, сняли с него ключи, спустились в подвал, а там уже придушили Франсуа — он сторожил внутри. Но… — он опять замолчал и заговорил только после того, как я показал ему кулак. — В общем… все бы у них получилось, если бы не Бонифаций. Он уходить с ними не захотел…

— И что? — гаркнул я, потеряв терпение.

— Вцепился в клетку и такой ор поднял, что хоть святых выноси. Увы, ваше преподобие, сам не знаю почему… — баск развел руками. — Дурак же, а может ему понравилось у нас в темнице. А пока они возились, Мигель пришел со сменой, а потом я и остальные подоспели. Их подвала мы их уже не выпустили. Матерые попались, сдаваться не захотели, пришлось рубиться. Всех положили, но и нам досталось. У Мигеля всего двое на ногах осталось — Симон и Пьер, остальные… — Саншо провел ребром ладони по горлу. — Если бы не брат Гастон и брат Гаспар…

— А что Бонифаций? — машинально поинтересовался я.

— А что он? — баск хмыкнул. — Как и прежде, гадит под себя, мычит и жрет как рота гвардейцев. Но по виду довольный.

— Тысяча распутных монашек! — зло ругнулся я. — И как теперь разобраться, кто их послал?

— Так можно же распытать, ваше преподобие! — вскинулся Саншо. — Совсем забыл вам сказать. Одного-то мы взяли живьем! Слегка помяли, но так-то целехонький. Злющий и верткий страсть, это он Жюля на шпагу надел, как каплуна на вертел и мне руку проткнул. Его наш повар брат Гастон черпаком своим приласкал. Часа три лежал как мертвый, думали уже не очнется, но в аккурат пред вашим приездом пришел в себя.

Я едва сдержался, чтобы не выругаться матом.

— Так какого дьявола ты молчал? Ладно, дальше!

— По виду благородный, сейчас сидит в клетке, рядом в Бонифацием, — продолжил баск. — Пробовали распытать, но молчит, только глазами зыркает. Мы решили до вашего приезда его особо не трогать.

Я зачем-то поискал глазами канделябр, не нашел его, встал и приказал Саншо.

— Веди.

Первым в подвале в глаза бросился Боня. Экс-аббат очень качественно изображал из себя собаку: лакал воду из миски, заливисто лаял, грыз прутья решетки и пытался задирать ногу, чтобы помочиться в угол. При этом, судя по довольной морде, он действительно был совершено счастлив.

Пленник, совсем наоборот, забившись угол подальше от своего буйного соседа, угрюмо косился на него и особым настроением не блистал.

Выглядел он совершенно обычно для этого времени. Вряд ли намного старше меня возрастом, худой и жилистый, чем-то похожий на орленка профилем, но пригожий, как и я похожий на херувимчика. Слипшиеся в сосульки грязные волосы длиной до плеч, худая морда и давно не стриженная бородка. Одет был тоже стандартно, короткая, неопределенного цвета, замусоленная куртка, широкие штаны и сапоги.

К слову, он вполне мог быть дворянином. Давно прошли времена, когда принадлежность к благородному сословию являлось гарантией более-менее приличного благосостояния. Сейчас есть отдельная категория дворян, в подавляющем числе являющаяся младшими сыновьями, которым при наследовании имущества и владений рода не достается ровным счетом ничего. И которым приходится как-то выживать. Небольшому количеству удается поступить на военную службу, некоторые находят себе покровителя, а остальные, банально не чураются вообще ничего, лишь бы прокормиться хоть как-нибудь. В том числе не брезгуют откровенным разбоем.

Увидев меня, пленник зло зыркнул и опустил голову.

Задача предо мной стояла совершено простая, разговорить пленного большого труда не составляло: дыба, раскаленные клещи — и все, только успевай записывать. Исключения есть, но они только подтверждают правило. В любом случае, получение нужных ответов — это всего лишь вопрос времени.

Но… но мне отчего-то стало жалко парня, и я решил попробовать договориться по-хорошему. По большому счету он такой же как я — я тоже приехал в Париж в надежде на счастливую звезду. Все отличие в том, что мне повезло, а ему нет.

— Я аббат Антуан де Бриенн, впрочем, скорее всего, вы сами знаете, кто с вами говорит, — я подошел вплотную к решетке. — Теперь ваша очередь представиться.

Пленник молчал.

— Ваше преподобие… — Саншо подал мне шпагу в потертых ножнах. — Это его…

Я аккуратно втащил клинок.

Надо же, настоящий раритет. Работа и металл неплохие, но конструкция архаичная: уже не меч, но еще не современная шпага. Клинок сточенный, кожа на ножнах потрескалась, сразу ясно, что оружию несколько десятков лет, если не больше.

Сейчас такие уже вышли из употребления, понятно, что парню досталась по наследству, а заменить на что-то новое не удосужился из-за нехватки денег, а может просто чтит память предков.

Попробовал расшифровать полустертый вензель на клинке, но не смог.

— Это мое! Не смейте трогать! — пленник яростно бросился на решетку.

Я передал эспаду Саншо, а потом присел в кресло напротив клетки. Немного помолчал и начал говорить ровным, спокойным тоном.

— Можете не отвечать мне, все-равно, я примерно знаю вашу историю.

Парень в клетке не ответил.

— К тому времени как вы повзрослели, ваш род уже растерял владения, а когда умер ваш отец, уцелевшие крохи достались вашим братьям, а вам пришлось довольствоваться только вот этим клинком и письмами отца к своим бывшим соратникам. Вы отправились в Париж, в надежде завевать славу и богатства, но рекомендательные письма почему-то не сработали, никто не захотел вам помогать. И вот, когда вы уже успели заложить все свои ценные вещи, даже своего коня и задолжать трактирщику за постой, к вам в таверне подсел незнакомый дворянин и предложил поучаствовать в одном прибыльном дельце. И вы согласились…

— Все так, но он умер… — неожиданно отозвался парень. — Мой жеребец Роланд умер… от старости. Но откуда вы все знаете?

Я доброжелательно улыбнулся:

— Просто ваша история как две капли воды похожа на мою. Но мне повезло в отличие от вас.

— Что вы от меня хотите? — пленник настороженно посмотрел на меня.

— Думаю, для начала вам придется представиться.

— Я Анри Д`Арамиц… — парень встал и с достоинством поклонился, после чего, гордо, с вызовом улыбнулся, обводя взглядом темницу. — Что теперь, ваше преподобие?

Мне фамилия пленника показалась очень знакомой, но сразу вспомнить где я ее слышал не получилось.

— Вы должны понимать, что вляпались в очень неприятную ситуацию, — я тоже встал и подошел к клетке. — Вы напали на обитель и убили слугу божьего…

— Это слуга божий дрался как опытный наемник, — проворчал Д`Арамиц и показал дыру в своем колете. — Мне просто повезло, что он поскользнулся и не убил меня первым.

— Наемники тоже могут быть слугами божьими, —мягко возразил я. — Но вернемся к делу, вы сами понимаете, что вам грозит за ваше преступление. В лучшем случае, пожизненное заключение, а в худшем — эшафот.

— А всегда отвечаю за себя! — задрал нос парень, но тут же сбавил тон и внимательно посмотрел на меня. — Но насколько я понимаю, вы хотите что-то мне предложить?

— Вы умны, — я одобрительно кивнул. — Да, хочу предложить вам свое покровительство. Право слово, мне будет жалко, если ваша история закончится так и не начавшись.

— Покровительство? — Д`Арамиц не смог сдержать удивления.

— Да, покровительство. С вашими способностями и умом, при моих связях и деньгах, вы очень быстро возьмете от жизни все что вам положено. Но для начала расскажите мне кто вас нанял и для чего нанял.

Парень погрустнел, но решительно заявил.

— Я все расскажу! Увы, я не знаю, как зовут человека, который меня нанял, но его друзья называли его Графом. Хотя я уверен, что это его прозвище, а не титул.

Я от неожиданности вздрогнул и выматерился по-русски:

— Растудыть кубыть наперекосяк!!!

— Китайский язык!!! — восхищенно сообщил Саншо своему брату.

Я покосился на них, жестом приказал убираться из темницы, а потом вернул свое внимание на Анри Д`Арамица.

В отличие от фамилии пленника, прозвище Базена де Барруа я прекрасно помнил. Еще бы не помнить урода, который попортил мне столько крови, а в завершение, вообще чуть не прикончил. Вот теперь действительно придется поберечься, потому что эта собака сутулая противник не из слабых. Да что же такое?! Прямо как в сказке, чем дальше, тем страшнее!

— Шрам на виске, в виде буквы «Z», на левой руке нет мизинца, взгляд пустой, словно у мертвеца, говорит с ярко выраженным бретонским акцентом?

— Да! — Анри быстро кивнул. — И еще свежий рваный шрам на щеке. Вы его знаете?

Вместо ответа я только выругался про себя и приказал парню.

— Рассказывайте все! Сколько вам обещали заплатить, какова была цель нападения, где вас наняли на работу, в общем, все!

Понукать парня не пришлось, о подробно выложил все что знал. Наняли его в Париже, обещали пятьдесят ливров, задачей было забрать Бонифация из обители, под предлогом того, что корыстные и коварные церковники удерживали без причин кристально честного и доброго человека. Сам Граф очень ожидаемо на дело не пошел и должен был ждать в ближайшем к аббатству населенном пункте, а точнее в Пьерле.

Я немного помолчал, обдумывая услышанное, а потом снял замок с клетки где сидел парень.

— Итак, ваша задача вернуться в поселок и сообщить, что похищение не удалось, при этом опишите, во что превратился Бонифаций. Расскажите, что ваших сообщников убили, а вам удалось спрятаться. При этом вы невольно подслушали меня, когда я недоумевал, кому мог понадобится этот умалишенный идиот.

Я показал на Бонифация. Экс-аббат тут же радостно осклабился и бурно нагадил в штаны.

По темнице поплыл густой смрад дерьма, Д`Арамиц вздрогнул и закрыл нос ладонью, а я только поморщился и добавил.

— И что, я готов отдать его кому угодно бесплатно, лишь бы избавиться от обузы. После встречи с Графом выждете время, вернетесь ко мне и сообщите, как прошла встреча. И предупреждаю, ведите себя очень осмотрительно, он очень опасный и коварный человек.

— Я все сделаю так как вы сказали, ваше преподобие! — Анри поклонился.

Я достал кошель и передал ему двадцать экю.

— Это вам, как говорят китайцы, для поддержания штанов.

Парень недоверчиво посмотрел на монеты в своей ладони и осторожно поинтересовался:

— Возможно, мне стоит его убить для вас?

— Даже не пытайтесь, он слишком опасен, а вы мне нужны живым. Итак, вы свободны. Я прикажу вам дать лошадь. Скажете если спросят, что украли ее в аббатстве.

Анри растерянно улыбнулся:

— Ваше преподобие, я даже не знаю, как отблагодарить вас за вашу доброту и щедрость.

— Отблагодарите своей верностью! — отрезал я. — Не смею задерживать.

Соратники восприняли свободу Д`Арамица без особого одобрения, но вслух перечить не осмелились. Я же совершенно не сомневался в своем поступке. Искалечить паренька и выведать все достаточно легко, но не очень разумно, а так получается интересная комбинация. Да, шансов на ее успешное завершение не очень много, но, в любом случае, я ничего не теряю. К тому же, чувствую, что этот паренек мне в дальнейшем пригодится.

Д`Арамиц… где же я эту фамилию слышал? Гребанная память…

Дальше я обошел с отцом Игнатием аббатство, одобрил его план по защите, проследил, чтобы боевых монахов устроили на постой, выделил приезжему легисту помещение, обеспечил ему доступ к архивам, поставил задачи, а потом собрал соратников у себя.

И про себя посмеиваясь сообщил приятную новость:

— К нам едет ее величество королева.

Судя по недоверчивым мордам присутствующие мне не поверили, а Саншо громко сглотнул и глуповато улыбаясь, переспросил:

— Э-ээ… ваше преподобие, осмелюсь спросить, какая королева?

— Наша, королева, — гаркнул я. — Ее величество королева Франции Анна, супруга его величества Людовика XIII. И я намерен драть вас, не вынимая, до тех самых пор, пока обитель не будет блестеть как у кота яйца!

— Святая дева Мария! — ахнул повар. — Я буду готовить для помазанников Божьих! Дождался!

И от избытка чувств гигант грохнулся в обморок.

Глава 6

— Выше, держать выше!!! — рычал брат Игнатий. — Перехвати древко, ублюдок! Во-от!!! Прямым, коли!

Монахи сделали недружный выпад.

Игнатий остервенело захрипел и принялся охаживать братию палкой.

— А защищаться кто будет, собаки? Кто, я спрашиваю? Сделал выпад — сразу защитись! Положили оружие, десять кругов! Живо, живо!!!

Погоняемые пинками братия живо сбилась в походный ордер и бодро затрусила по внутреннему периметру клуатра.

Старшая возрастная группа и прочие увечные, в это время в сторонке занималась легкой физической подготовкой под руководством одного из боевых монахов Игнатия.

Я удовлетворенно кинул, отошел от окна и вернулся за стол.

Работа по перестройке аббатства потихоньку идет, но, чтобы добиться хоть какой-то эффективности пришлось сильно перекроить классический монастырский распорядок дня.

По классическому наставлению первое пробуждение в обители происходит в половину первого ночи — монахи идут на всенощную, а в половину третьего опять ложатся спать. В четыре часа утра — утренняя, в четыре тридцать снова сон, до подъема в шесть. В шесть тридцать — первый канонический час — все собираются в зале капитула, где после мессы, чтения из устава или Евангелия; происходит обсуждение административных вопросов, а также проводится обвинительный капитул: монахи признаются в собственных нарушениях и обвиняют в них других братьев. В семь тридцать еще одна месса, дальше до девяти индивидуальные молитвы, в десять тридцать служба третьего часа и еще одна месса, а еще через пару часов снова служба…

И вот так целые сутки, черт бы побрал эти наставления. А когда работать, я спрашиваю? На работу и физические упражнения вообще времени нет. А если умудриться их втиснуть в этот распорядок, то моя братия за сутки вообще ни разу не присядет.

Пришлось решительно заняться реформаторством — сократить мессы, заменив их физическим трудом и прочими полезными процедурами. А индивидуальные молитвы разрешил проводить прямо на рабочем месте. Фактически, я ничего не нарушил, потому что, исходя из того же наставления, аббат имел право устанавливать распорядок по своему усмотрению, учитывая фактические реалии.

И дело сразу пошло на лад. Братия потихоньку втягивалась, попытки жаловаться и бежать из расположения тоже почти сошли на нет.

Внешне аббатство так же потихоньку хорошело — я выписал из Парижа бригаду каменщиков и нанял местных жителей, присланное кардиналом пополнение личного состава тоже пришлось к делу.

Бабахнул колокол. Я отпил из кружки травяного отвара и снова подошел к окну.

Несколько штрафников, погоняемые палками, еще наматывали круги, а остальные прямо на плацу отдыхали и молились перед приемом пищи. Из-под арки показалась тележка с завтраком, которую бодро тянул решительно ставший на путь исправления фаворит прежнего аббата.

Вопросу питания я уделил особое внимание. При прежнем аббате все питались как Господь на душу пошлет: бунтарский актив жрал, когда хотел и что хотел, как не в себя, остальные ели по возможности, фактически довольствовались объедками.

Пришлось вмешаться.

По уставу Бенедикта братии предписывалось вкушать пищу всего один раз в день, но при таких нагрузках как у меня, при подобной практике, на особую производительность труда не стоило надеяться, мало того, мои монахи быстро протянули бы ноги.

Посему было введено трехразовое полноценное питание. Утром личный состав получал хороший ломоть хлеба с куском сыра и кружку густого, но очень слабоалкогольного пива. В обед на первое — жирную похлебку на мясе, на второе кашу с порцией мяса из похлебки и тоже кружку хмельного, но уже не пива, а разведенного с водой вина. На ужин подавали кусок пирога с тем же пивом. А еще я ввел в рацион разнообразные салаты, варенья и соленья. По постным пятницам мясо заменялось рыбой.

И практика сработала — у монасей поднялось настроение, и они стали работать гораздо живее. Нет, ну нужно же как-то стимулировать народец?

После завтра и водных процедур братия отправилась на работы, а я направился инспектировать вверенное подразделение. И первым делом занялся самым актуальным — безопасностью.

С момента нападения прошла неделя, больше попыток не было, но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Обход вместе с братом Игнатием обнадежил. На территории аббатства было организовано два контрольно-пропускных пункта, где круглосуточно стояли усиленные, вооруженные посты. Помимо того, территорию постоянно обходили патрули. Основу охраны составляли боевые монахи брата Игнатия, но к службе уже начали привлекать наиболее способных из постоянной братии. Воинская повинность никакого отторжения у личного состава не вызвала: монахи с охотой шли в караул, потому что караульным полагалась усиленная пайка, к тому же их не привлекали к остальным работам.

Щелей, через которые мог проскочить потенциальный злоумышленник еще хватало, но дело обстояло уже гораздо лучше, чем раньше. К тому же, из Парижа вчера прибыло два десятка щенков породы басерон — очень способных к караульной службе французских пастушьих овчарок. Когда псины заматереют, вопрос безопасности периметра будет окончательно решен.

После проверки караула я как раз и направился на псарню.

— Прошу, ваше преподобие, — брат Франсуа, в миру служивший лесником и назначенный мной псарем взял из корзины смешного косолапого щенка и подал мне.

Я особенным собаколюбием никогда не страдал и сразу передал его Игнатию.

Щен немедленно залился визгливым лаем и попытался цапнуть командира боевых монахов за палец, а когда не получилось, ссыканул тому на сутану.

— Ишь какой… — свирепая рожа Игнатия неожиданно расплылась в счастливой улыбке.

Я усмехнулся, улыбка у боевого монаха вышла уж вовсе страхолюдной, больше похожей на оскал.

И предложил ему:

— Берите его себе.

— Мне? — опешил Игнатий. — Ваше преподобие, но…

— Берите, берите, я разрешаю.

— Ваше преподобие! — монах вдруг упал на колени, так и держа щенка в руке. — Я ваш… ваш слуга! Только прикажите! Я назову его Быком!!!

Я слегка опешил от такой реакции. Надо же, думал, что у этого громилы вместо сердца кусок камня. Ну что же, получилось неожиданно, но на одного лично мне преданного человека стало больше.

Дальше инспектировал производственные подразделения: сыроварню, где уже выставляли на вызревание первую партию сыров, рыбный цех, где солили рыбу по моему рецепту, следом посетил цех где поставили на засолку сало и мясо — тоже по моему методу.

Хоть убей не помню, кем я был в прошлой жизни, но вот передовые по нынешним временам рецепты консервирования и производства продукции из меня просто фонтаном бьют. Если соединить все это с моей явной склонностью к военному порядку, получается довольно странное сочетание. Кем же я был? Ну да Господь с ним, вреда пока никакого, все идет только на пользу.

Добьюсь полного обеспечения аббатства своей продукцией, а там и до продажи излишков доберемся — все пойдет в копилочку. Богу — богово, но и благосостоянии забывать не стоит.

Отдельное внимание уделил винному цеху, на который у меня были особые планы. С сырьем никаких проблем нет, в собственности аббатства огромное количество виноградников по обеим берегам реки Уаз, притока Сены. Все они отданы в аренду, но в арендную плату входит как поставка самого вина, так и винограда в совершенно избыточных для аббатства количествах.

Так вот, прогрессорствовать в самом виноделии я не стал, вино здесь и так великолепное, а вот с крепкими напитками, с которыми во Франции, да и в остальном мире, пока все скверно, решил поэкспериментировать. Да, есть арманьяк, есть первые попытки делать коньяк, но напитки пока очень далеки от их современных версий.

Так почему бы нам не попробовать поправить дело? Виноградная водка, тот же коньяк и арманьяк, наливки на основе спирта, к тому же в округе полно яблочных садов, пшеницы и ржи. А значит дело не станет и за другими благородными напитками. В том числе за вискарем, кальвадосом и старкой. Насколько мне известно, никто пока патентами арманьяк и коньяк не защищал, а посему, кто первый встал того и тапки. Уже розданы задания мастерам, а значит скоро появятся передовые перегонные кубы и пойдет процесс двойной дистилляции. По нынешнему уровню развития техники вполне посильная задача.

А мы, как только получим первую продукцию, сразу все запатентуем. Ничего личного, только бизнес.

А еще, я сделал первые шаги к производству бальзамического уксуса. Ничего сложного: сырья просто огромное количество, так почему упускать возможность? Сейчас его доставляют из Италии, стоимость фантастическая, секрет производства держат в тайне, а у нас будет свой.

В общем, все очень и очень неплохо.

И самое главное, королева задерживается с паломничеством, есть большие шансы на то, что она совсем не приедет.

По завершении инспекции пригнали стадо коз к бурной радости повара и келаря в одном лице, брата Гастона.

Ну что же, значит появится молоко, творог и сыр, к тому же, душевное равновесие полезного человека тоже дорого стоит.

Вернулся к себе в резиденцию, немного поработал с документами, а потом тяжело вздохнул и печально сказал, обращаясь к распятию на стене.

— Скучно…

Вроде все идет прекрасно: приступы мигрени прошли, королева не спешит со своим паломничеством, опять же трансформация аббатства налицо, скоро прибудут ткани с фурнитурой и оборудование для оружейной мастерской и обитель станет вдобавок ко всему законодателем в швейной и оружейной моде, но, черт побери, мне все-равно чего-то не хватает.

Хотя почему «чего-то», как раз совершенно ясно чего не хватает. Ну не для меня эта спокойная и размеренная жизнь. Не мое это — радоваться отлаженному хозяйству и спокойно богатеть. Черт… вон и верный слуга Саншо носится в мыле как бешенный жеребец, даже с хозяином словечком перемолвится некогда. И дам рядом не наблюдается. И на дуэль никого не вызовешь. Что бы такого учудить?

Побродил по кабинету, взял шпагу, сделал несколько выпадов, а потом от скуки написал речовку для скандирования братией во время бега, использовав для нее веселую песенку из моей прошлой жизни, очень кстати всплывшую в памяти.

— Ну а что? Петь будут на русском языке, никто и не поймет… — я улыбнулся, встал и пафосно продекламировал перед зеркалом. — Расскажу я вам историю ребята, привели ко мне трех миленьких девчат, они были все как ихха мать, а ихха мать была известна блядь! Ну хорошо же!

Спохватился, покосился на распятие с Иисусом и извиняющеся пробормотал.

— Прости Господи, просто мне скучно.

И тут…

Тут Иисус мне подмигнул.

Меня словно током шарахнуло.

Клянусь своей сутаной, он мне точно подмигнул!

С перепугу я зажмурился, потер лицо ладонями, а когда снова открыл глаза, от наваждения даже следа не осталось — распятие оставалось обычным распятием.

Я быстро стал на колени и искренне помолился, дабы искупить вину, но тут…

В общем, очень скоро скуки и благостной, размеренной жизни резко поубавилось. А если точнее, наступила сплошная жопа! В прямом и переносном смысле.

На лестнице раздался топот, следом в кабинет влетел запыхавшийся Саншо.

— Ваше преподобие… — Раздалось утробное урчание, баск хрюкнул и со стоном схватился за живот.

— Саншо? — я сначала ничего не понял. — Что случилось?

Урчание повторилось, в кабинете отчетливо пахнуло дерьмом, эконом второй рукой схватился за задницу и проревел что-то нечленораздельное.

— Аухр, Господи…

— Да что такое? — вспылил я.

Урчание перешло в глухой рокот, засмердело гораздо сильней, а Саншо с причитанием выбежал из кабинета.

— Ничего не пойму… — я открыл окно, чтобы проветрить кабинет и вышел во двор.

— Господи помилуй, Господи помилуй… — мимо меня в сторону общественных нужников пронесся брат Игнатий, что характерно, тоже держась за живот. Следом за ним с веселым лаем прогалопировал его щенок.

А еще через несколько секунд, в ту же сторону, брякая кирасами, пронеслась дежурная смена с КПП.

— Ой, ой… — из библиотеки вынырнул брат Тома, лихорадочно завертел головой, ругнулся и метнулся в кусты.

Я понемногу начал догадываться, что случилось. Подозрение полностью подтвердились, когда я начал подходить к нужникам — там уже собралась большая часть братии. Мест на всех не хватало и большинство остервенело гадили где попало.

Попытался найти повара, но он торчал в уборной и наотрез отказался выходить, правда дистанционно категорически отказался признать свою вину.

— Не выйду, ваше преподобие! Ни за что! О-о-о-о!!! Я сейчас сдохну… нет моей вины, продукты свежие, а если найду кто пакость сотворил, сам порву напополам! О! Матерь Господня…

— Убью, нахрен! — искренне пообещал я ему и пошел чинить расследование.

Через несколько минут нашелся монах, которого поносная напасть миновала, потом сыскалось еще трое. После быстрого, но жесткого допроса, мне стало ясно, что повара со своей стряпней не причем, а коллективный дрыщ пробил только тех, кто пил за завтраком пиво.

Последующий анализ произошедшего был несложным. Пиво нам доставлял из города, очень солидный, богобоязненный и ответственный владелец пивоварни Базен Шамо, с продукцией которого до сих пор никаких накладок не случалось.

Но прежде чем взяться за него, я решил пройтись на всякий случай по низам, то бишь, по тем, что занимался пивом в обители.

Бледный как смерть брат Иаков, ответственный за хмельное в аббатстве, как подкошенный упал на колени.

— Ваше преподобие, клянусь Господом нашим…

Я поморщился от вони и тихо сообщил монаху:

— Лучше признайся, иначе сидеть тебе в подвале до конца жизни. А до того, как ты подохнешь, я лично тебя кастрирую. Брат Игнатий…

Зеленый как гоблин предводитель боевых монахов вложил мне в руку мясницкий тесак.

— Ну, пес смердящий! Почему сам не пил пиво?

— Не люблю я его… — взвыл Иаков. — Помилуйте…

Меня он не убедил, но прежде чем чинить расправу, я решил проверить его хозяйство. И на складе винной продукции сразу наткнулся взглядом на помощника Иакова, конверса Патрика — плюгавого и увечного паренька.

Патрик весело и нечленораздельно мыча себе под нос, бодро что-то бодяжил в котле, размешивая варево палкой.

— Ты что делаешь, скотина?

— Пиво валю!!! — Патрик довольно осклабился. — Ох и пиво будет! Поплобуйте…

Он зачерпнул кружкой варево и протянул мне.

От жуткого смрада меня чуть не вырвало.

Брат Игнатий кровожадно зарычал.

— Матерь божья… — Иаков схватился за сердце. — Куда ты это дерьмо добавил?

— Плохого пива много! — конверс ткнул рукой в бочки. — Моего пива мало… — он показал на свой котел. — Я ласбавлю, тепель все пиво будет холосее!

— Убью!!! — боевой монах замахнулся алебардой, но я его остановил и задал вопрос Иакову.

— Раньше он пробовал что-то испортить?

— Нет, ваше преподобие, нет, клянусь! — замотал головой начальник винного подвала. — Он убогий, но смирный, даже не знаю, что на него нашло.

— А ты где был? Почему не присматривал за ним?

— Спа-а-ал…

Дальше пошел в дело канделябр.

Как я и заподозрил, дело обстояло несколько сложней, «улучшить» пиво надоумил слабоумного фаворит прежнего аббата.

А потом, воспользовавшись суматохой, уже успел сбежать из обители.

К счастью, «сортирная» суматоха скоро пошла на убыль, до смерти никто не отравился.

Приняв меры к розыску диверсанта, я щедро насыпал епитимий, а после возвращения в свою резиденцию, упал на колени перед распятием и горячо помолился, прося Господа больше не наказывать за богохульство.

Но не помогло.

Ближе к вечеру в дверь кабинета неожиданно постучались. Подумав, что это Саншо, я разрешил войти, но вместо баска появился незнакомый мне монах: щуплый, сгорбленный и хромой.

— Вы кто? — я на всякий случай взялся за заряженный пистоль, лежавший у меня под столешницей на специальной полочке.

Монах откинул клобук, выпрямился и оказался…

Анри Д`Арамиц.

Правда он несколько изменился с того момента как мы расстались. Волосы он вымыл, аккуратно постриг и даже завил, усики, бородка клинышком — в темнице он был похож на дикого зверька, а сейчас выглядел как настоящий херувимчик, несколько другого типажа чем я, но все-таки немного похоже.

И тут я вспомнил, где слышал его фамилию.

Черт! Арамис же!!! Д`Артаньян, Портос, Атос и Арамис! Бессмертное творение Александра Дюма. Вот только у Дюма Арамис — это прозвище, но его реальным прототипом как раз был Анри Д`Арамиц!

Ну нихрена себе история коленца выкидывает! Уж кого-кого, но Арамиса я точно не ожидал встретить.

— Ваше преподобие… — Анри манерно и вежливо поклонился. — Прошу прощения, за неожиданный визит…

— Прошу, — я показал ему на кресло, напротив себя. — Как вы проникли в обитель?

— Прошел вместе с обозом, который привез сюда строительные материалы и провизию, — спокойно ответил Арамис. — Ваша охрана бдительна и выглядит внушительно, но мне удалось усыпить их бдительность. Еще раз прошу прощения, ваше преподобие…

Я заверил его в том, что не гневаюсь, а сам себе пообещал содрать три шкуры с постовых.

— Вина?

— Я воздержан в питие и в прочих слабостях, — вежливо отказался парень. — Вы почти верно рассказали о моем прошлом, за исключением того, что меня с детства готовили на постриг. И я сбежал из семьи, чтобы его избегнуть.

— Почему вы решили избегнуть пострига?

— Увы, я пока не готов, ваше преподобие. Но, возможно, в дальнейшем, я уйду из мирской жизни… — осторожно ответил Д`Арамиц.

Я кивнул. Парень мне нравился своей сдержанностью и умом.

— Если у вас возникнет такое желание, я окажу вам содействие. Но вернемся к нашим делам. Вам удалось встретится с Графом?

— Да, ваше преподобие. Но мне пришлось два дня ждать с ним встречи. Этот человек очень острожен. К счастью, мне удалось его убедить в своей надежности.

— Как он среагировал на известие, что аббат Бонифаций свихнулся и я готов его отдать, чтобы избавится от обузы?

— Никак, ваше преподобие. Но он дал мне денег и велел ждать встречи с ним с ближайшее время. Судя по всему, он опять что-то затевает. И еще… по обрывкам его разговора с неизвестным мужчиной, который мне удалось подслушать, Граф отправился на встречу с каким-то очень влиятельным лицом. Это лицо, вероятней всего и стоит за нападением на вашу обитель. И этот человек, имеет герцогский титул.

Известие меня особенно не обрадовало: еще герцогов мне во врагах не хватало. Впрочем, утешал тот факт, что мне удалось внедрить своего человека в круг противников. Пусть пока на низовом уровне, но все же.

Я еще немного поговорил с Арамисом, потом наделил его еще маленькой толикой денег и отпустил.

Вот как это называется? Неприятности и прочие пакости прямо в очередь становятся.

Но на этом ничего не закончилось.

Уже в темноте примчался гонец с известием о том, что завтра ее величество королева Франции Анна все-таки отбывает в нашу обитель.

А в свете последних событий, я уже ничего хорошего от этого визита не ждал. Даже страшно представить, что об обители мог подумать король, если бы «поносная» атака случилась бы во время визита королевы. Обошлось, да, но что-то мне подсказывает, это только первый «звоночек».

Глава 7

— Ваше преподобие!!! Личный состав к осмотру готов! — брат Мигель браво вытянулся.

Я молча кивнул и медленно пошел вдоль строя монахов. Смотр проводился уже в третий раз за последние три часа. Но сейчас, похоже, все недочеты все таки были устранены. Братия опрятна, выбрита, в свежих сутанах, опоясывающие вервия завязаны на один лад, монаси бодро едят глазами начальство — в общем, сойдет.

Не став свирепствовать, я распустил личный состав.

— Всех запереть в дормитории под строгой охраной, кроме занятых на неотложных работах…

После чего в сопровождении Саншо и начальника боевых монахов брата Игнатия отправился обходить территорию обители.

К приезду королевы аббатство, простите за мой французский, сияло как у кота яйца. Все что возможно, было покрашено, подштукатурено, отремонтировано и выравнено под ниточку. Осталось только дождаться королеву, но первым приехал…

Ла Шене.

Да-да, Шарль Эме, сеньор де Ла Шене, камергер короля, столь блестяще отображенный в советском фильме «Три мушкетера». Вот только в фильме он показан как забавный и обаятельный, но в реальности он ничуть не походил на свой кинематографический прототип.

Внешне Ла Шене выглядел одновременно, как блестящий кавалер, дамский угодник и солдафон, но дело не во внешности.

Грубый, жесткий и хитрый, умный и коварный, абсолютно преданный королю и до фанатизма подозрительный к тем, кто не пришелся ему по нраву — камергера короля опасались все, в тому числе и сам кардинал.

С ним я встречался только мельком, но прекрасно зная его репутацию, несколько встревожился.

Ла Шене спрыгнул с коня, нарочито недоверчиво смерил меня взглядом с ног до головы и вместо приветствия грубо проворчал. — Вы не похожи на всех этих святош… — потом он покосился на монастырскую охрану и удивленно добавил. — А ваши монахи на монахов…

Рассыпаться в учтивости я тоже не собрался и без капельки почтения поинтересовался:

— Чем обязан?

— Мне предписано осмотреть обитель и у меня устное послание для вас от государя… — камергер обернулся к швейцарцам из своего сопровождения и резко махнул рукой. — Оставайтесь пока здесь…

— Прошу, — я сделал шаг в сторону.

— Где ваши монахи? — Ла Шене с любопытством завертел головой.

— Я их приказал запереть, — спокойно ответил я.

— Зачем? — камергер резко остановился, брякнув шпорами.

— Я считаю, что монах должен быть постоянно чем-то занят под строгим присмотром, — любезно пояснил я. — А когда ему нечем заняться, лучше его запереть в четырех стенах, чтобы ничего не сломал и не нанес себе вреда…

В этот момент из ниши на втором этаже клуатра по пояс высунулся один из монахов, видимо поглазеть на гостя, но потерял равновесие и с приглушенным воплем вывалился прямо в клумбу на улице.

— Видите, — я показал на него. — Прямо дети малые.

Ла Шене вытаращил на меня глаза, но потом оглушительно заражал, а когда отсмеялся, уже гораздо более теплее поинтересовался:

— Вы не служили в армии?

— Служил с двенадцати лет. Я прошел всю фландрскую компанию, завершилась служба осадой Бреды.

Камергер уважительно покивал.

— Хочу признаться, изначально я относился к вам предвзято. Но вы мое недоверие развеяли. Итак, прошу показать мне помещения, где будет находится ее величество во время паломничества. Король просил меня передать вам, чтобы королева и ее свита не пользовалась никакими лишними благами. Никакой роскоши, никаких поблажек, его величество специально это специально отметил.

Я молча кивнул и провел камергера в дом для конверсов, откуда уже выселил обитателей. Обиталище скоромней нельзя было придумать: похожая на пенал келья, с незастекленной щелью вместо окна, узенькая жесткая кровать, столик, табуретка и ночной горшок. На кровати уже лежало монашеское женское облачение из грубой шерсти. Обуви паломникам не полагалось вообще, а рацион ограничивался лишь хлебом и водой.

Я и без короля сам решил принять супругу Луи как можно суровей, чтобы избежать обвинений в излишней мягкости. Ничего страшного, потерпит, зато ко мне претензий будет меньше.

Ла Шене место для королевы остался доволен, обеспечением внутренней охраны тоже.

Он прошелся вдоль строя боевых монахов и резко скомандовал:

— На караул!!!

Алебарды синхронно взлетели на плечо.

— Молодцы! — камергер молодцевато подкрутил ус. — Вы меня радуете все больше и больше! Я доложу королю, что аббатство готово к приему королевы! А теперь, покажите, чем вы кормите гостей. — он подмигнул мне и, понизив голос, добавил. — Не паломников, конечно…

Вот к этой части проверки я был готов гораздо лучше, чем к всему остальному. Как уже говорил, почти все что связано с моей прошлой жизнью, напрочь стерлось из памяти, кроме тех моментов, что связаны с кулинарией. И я постарался эти знания реализовать и передать своему повару. К счастью, мне повезло с братом Гастоном — он впитывал новое как морская губка, а за продуктами дело не стало. Да, картошки и помидоров нет, но, можно и без них вполне обойтись.

Сегодня меню состояло исключительно из блюд грузинской кухни. Суп-чихиртма, сациви, шашлык, хинкали, хачапури трех видов, разнообразные соуса и прочие кавказские вкусности.

Поначалу камергер короля отнесся с легким недоверием к незнакомой еде, но очень скоро…

В общем. еды хватило бы на взвод голодных солдат, но, дьявол, он сожрал все! А потом, сыто рыгнув, потребовал:

— Если вы меня не пригласите отведать ваших волшебных яств еще раз, считайте, что нажили непримиримого врага! Проклятье! Это было божественно! Прованская кухня? Бургундская? Или все-таки Бретань? Нет, это ни на что не похоже!

Я пожал плечами.

— Мой повар сам изобретает рецепты. К слову… как вы отнесетесь к идее устроить дегустацию его творений при дворе?

— Великолепно! Я это устрою! — Ла Шене бурно одобрил мою задумку.

Мы еще немного поговорили, камергер дал мне несколько толковых советов по общению со свитой королевы, а потом убыл назад в Париж.

Результатами его визита я остался доволен. Да, формально мне благоволят кардинал и сам король, но еще один покровитель из высшей знати не помешает, тем более сам камергер его величества. Пока у меня отношения с ним больше приятельские, но после гребанного паломничества начнут воплощаться мои генеральные бизнес прожекты и попробуем поймать Ла Шене в экономические силки. Небольшая доля в предприятии там, доля сям и так далее и тому подобное.

На визите камергера гости не закончились, только он убыл, как в обитель приперлась…

Делегация из обители Сито, места базирования верховной конгрегации Ордена Цистерианцев, которую возглавлял целый клаустральный приор[7] отец Мавр и два его помощника инспектора.

Намерения делегации для меня не остались загадкой, понятное дело: любыми способами накопать на меня компру для того, чтобы сместить.

На воротах их естественно тормознули, и братья с ходу устроили скандал.

— Что вы себе позволяете?!! — орал как резанный невысокий толстячок, с красной, объемистой рожей. — Немедля вызовите сюда вашего аббата! Я отец Мавр, клаустральный приор аббатства Сито. Вы у меня еще попляшете!

— Безобразие! — вторили инспектора: длинный и худой как скелет жердяй и кривоногий, плешивый коротышка.

Плешивый попробовал оттолкнуть одного из караульных монахов, но тут же получил древком алебарды в грудь и сел на задницу, судорожно пытаясь втянуть в себя воздух.

Я подошел к ним и вежливо поинтересовался:

— Что случилось?

— Так это вы? — приор гневно запыхтел. — Вы аббат? Я отец Мавр Фабер, клаустральный приор аббатства Сито! Мы прибыли с генеральной инспекцией. Немедленно прикажите пропустить нас…

— Мне некогда, братья, — мягко прервал я его. — Я прикажу вас покормить и идите себе с миром.

— Что-оо? — взвился брат Мавр. — Да что вы себе позволяете?! До конца проверки вы отстраняетесь от должности! Вы обвиняетесь в богохульстве, самоуправстве, злостном нарушении Устава Ордена и незаконном лишении свободы брата Бонифация…

Я ненадолго задумался, решая, как поступить с инспекторами. Не то, чтобы мне было полностью плевать на вышестоящую инстанцию, но на период визита королевы они ничего не могли мне сделать. Вообще ничего.

Может пинками под зад погнать?

Поразмыслив, я все-таки решил отказаться от кардинальных мер.

— Хорошо, следуйте за мной.

— Немедленно предоставьте мне брата Бонифация! — шипел приор. — Вы слишком зарвались! Вы не понимаете, кому перешли дорогу!

Я не отвечал и привел ревизоров к входу в подвалы.

— Это куда? — брат Фабер завертел головой. — Зачем? Вы что, шутки шутить вздумали?

— Вы же просили явить вам брата Бонифация? — я дружелюбно улыбнулся. — Прошу, я проведу вас к нему.

— Но… — забеспокоился приор. — Но…

Я подал знак одному из боевых монахов. Последовавший тычок в спину намекнул ревизору, что от приглашения отказываться не стоит.

Гости притихли и гуськом послушно спустились в подземелье.

Бонифаций со вчерашнего дня вел себя примерно, но при виде ревизоров неожиданно возбудился, пал на четвереньки и злобно завыл.

— Что с ним? — брат Мавр испуганно отшатнулся. — Что вы с ним сделали? Это… это возмутительно!

— У вас будет время с ним пообщаться, — любезно пояснил я. — Брат Лука, откройте эту клетку…

Гости попробовали сопротивляться, но их не особо церемонясь пинками загнали в камеру.

Грустный, полный сожаления вздох в моем исполнении вышел на славу.

— Я же говорил, что мне некогда, потому что с минуты на минуту в обитель прибудет королева. Не переживайте, вас будут кормить и по ночам выводить на прогулку. А после того, как ее величество она вернется в Париж, мы поговорим с вами о ревизии.

— К-какая к-королева… — приор от изумления даже начал заикаться. — К-куда? С-сюда?

— Ее величество, королева Франции, — я улыбнулся. — До свидания, мои друзья…

Когда мы вышли из подвалов Саншо обеспокоенно поинтересовался:

— А не слишком, ваше преподобие? Вряд ли в Сито одобрят такое решение.

Я улыбнулся.

— Нет, не слишком, мой друг. В самый раз. Если паломничество пройдет благополучно, нам никто не страшен. Но если нет… тогда нам останется только вовремя сбежать… — тут я заметил, что Саншо с братом, как-то уж слишком опрятны: выбриты, волосы прилизаны, чистые рясы, а Мигель даже постриг ногти на ногах. — Не понял? Вы что это удумали?

— Ваше преподобие… — смущенно замялся бывший разбойник. — Дамы все-таки в гости… вы только не подумайте, мы если что, только по служанкам пройдемся…

— Видел? — я сунул ему кулак под нос. — Не дай Господь! Лично бубенцы обрежу.

— Упаси Господь! — Саншо и Мигель дружно перекрестились.

— Смотрите у меня.

Осталось только дождаться Анну Австрийскую.

Но перед ее появлением примчались еще гости: два лейтенанта, де Болон и де Виваро соответственно. Вот только они представляли две разные службы: роту гвардии его высокопреосвященства и роту мушкетеров его величества. Как скоро выяснилось, обоим кавалерам со своими людьми предстояло обеспечивать безопасность королевы во время паломничества. Не знаю, кто так решил, но это решение выглядело абсолютно идиотским. Лейтенанты уже смотрели друг на друга волком.

Я быстро показал им объект охраны и пояснил:

— Вы обеспечиваете внешнюю охрану. Ни один ваш человек в обитель даже шагу не сделает. С меня — еда и вино, в любых достаточных количествах, с вас — совсем немногое — удержите своих людей от ссор.

— Вы мне будете указывать? — вспыхнул Шарль де Виваро. — Мне предписано…

— Вы хотите поспорить с указанием короля? — я его резко перебил. — Хорошо, я умываю руки и отказываюсь принять королеву.

— Не слишком ли вы заносчивы для святоши? — презрительно скривился мушкетер.

Я не выдержал и прямо в лицо ему процедил:

— Этот святоша, в любое для вас удобное время с удовольствием перережет вам глотку! Ваше слово!

Не знаю, чем бы закончилась стычка, но де Болон взял под локоть Виваро, отвел его в сторону и что-то несколько минут вполголоса ему втолковывал.

А после того, как он закончил, у мушкетера сильно поубавилось спеси.

— Ваше преподобие… — Виваро подчеркнуто официально поклонился. — Признаю, я проявил неуважение к вам, за что готов принести извинения. Впрочем, если вам будет угодно, я готов дать удовлетворение в любой удобной для вас форме.

— Мы вернемся к этому разговору позже, лейтенант, — я ответил легким кивком. — А сейчас сосредоточимся на службе короне.

А сам, после разговора послал гонца в город к хозяйке подотчетного борделя мадам Луизе.

— Передай ей, чтобы через три часа все ее девки вместе с ней были здесь. Гарантирую двойную оплату.

Зачем? Сам не знаю, что-то подсказывает, что поступил правильно. Одновременно уверен, ни мушкетеры, ни гвардейцы от падших фемин не откажутся.

Потянулось томительное ожидание. К тому моменту, как приехал кортеж королевы, я от усталости и нервного напряжения уже едва стоял на ногах. Черт бы побрал короля, королеву и самого Ришелье вместе с отцом Жозефом.

Уже к сумеркам, кортеж ее величества королевы Франции Анны Австрийской все-таки добрался до обители.

Роскошные кареты, возки попроще, многочисленная охрана из мушкетеров короля и гвардейцев кардинала — со стороны было похоже, что возле аббатства остановилась небольшая армия.

Но в аббатство пропустили только королеву вместе с немногочисленной свитой. Служанкам было предписано всего лишь помочь ее величеству переодеться в монашеское облачение, после чего немедленно покинуть обитель.

Первая вошла Анна Австрийская, в длинном плаще из коричневого муара с капюшоном — оттого совершенно не похожая на королеву.

Следом за ней следовала гофмейстерина, dame d'honneur, Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан, маркиза де Сенесе — несмотря на, возраст все еще привлекательная стройная дама, которой очень шла ее легкая полнота.

Дальше шли фрейлины: Луиза-Анжелика де Ла Файет и Мария де Отфор, совсем еще молодые симпатичные дамы, которых молва без особых причин нарекала фаворитками короля.

Последней вошла та дама, которая для меня была желанней все королев Европы вместе взятых — Мадлена де Силли, маркиза дю Фаржи, dame d'atour, хранительница гардероба и драгоценностей королевы.

На ее печальном личике было прописано глубокое смирение, но глаза…

В глазах было столько страсти и похоти, что я обеспокоился, что у меня…

В общем, у меня встал. К счастью, свободная сутана вполне скрыла сей факт.

Дам я встречал во внутреннем дворике.

Весь день небо закрывали свинцовые тучи, но в момент встречи, сквозь них неожиданно прорвался луч света и упал прямо на меня.

Я развел руки и мертвым, безжизненным голосом сказал:

— Прошу в нашу обитель, дамы!

Не знаю, как все это со стороны смотрелось, но Саншо потом говорил, что я был похож на ангела господня.

Может и врал пройдоха, правда королева со свитой пялилась на меня словно так и было.

А вот дальше, дальше все пошло несколько не по плану.

Известие о том, что необходимо переодеться в монашеское облачение дамы восприняли в штыки. Как вскоре выяснилось, они привезли с собой специально сшитые для паломничества шелковые сутаны.

А когда я сослался на специальное распоряжение его величества Луи, принялись фыркать, словно кошки. Старательней всех свое недовольство демонстрировали моя Мадлена и обе фрейлины.

Бардак прекратила сама королева, приказав всем переодеться. Дальше служанок удалили с территории, а я лично отвел дам в церковь и сам провел вечернюю мессу.

На обратном пути в кельи, Мадлена выбрала момент и шепнула мне:

— Если ты меня не изнасилуешь сегодня, я прикажу тебя отравить…

На тот свет я не спешил, посему горячо согласился с предложением, к тому же, для воссоединения любящих сердец все уже было приготовлено.

Следующая вспышка гнева последовала, когда я привел женщин к месту ночлега.

— Вы издеваетесь над нами? — прошипела мне в лицо Анжелика де Ла Файет. — Вы нас с кем-то перепутали? Мало того, что я хожу босиком как простолюдинка, так мне еще предстоит здесь ночевать? Я пожалуюсь его величеству!

Судя по гневным выражениям на мордашках, остальные полностью ее поддерживали. Вот только по лицу королевы я ничего не понял — она выглядела абсолютно спокойной.

— Любовь к Господу есмь смирение… — я благостно улыбнулся.

На дверях келий защелкали замки, после чего я прямым ходом отправился в узенькую галерею, проходящую вдоль жилых помещений. Не знаю, как, но неизвестный мне строитель устроил так, что из галереи было прекрасно любой шорох в кельях.

А тут как раз паломницам подали ужин: ломоть хлеба и кружку воды.

Да уж, наслушаться пришлось вдоволь. Дам я поселил в кельях по одному, но они без проблем могли переговариваться.

— Каков мерзавец!!! — шипела Анжелика де Ла Файет. — Меня, кормить хлебом и водой? Уж будьте уверены, я найду что нашептать государю.

— Да бросьте, дамы, — со смешком возражала гофмейстерина. — Ничего с вами не станется. Немного похудеть не помешает. Зато он, красив как бог!

— И тяготеет к мужчинам! — язвительно засмеялась Мария де Отфор.

— Значит, негодяй и преступник! — присоединилась к ней баронесса дю Фаржи. — Это преступление, скрывать от женщин такую красоту. Я было тоже разинула на него свой ротик, но пришлось отступиться. Какое разочарование…

«Я тебе покажу разочарование…» — про себя пообещал я.

Королева реагировала очень скупо, почти не говорила и выражала свои эмоции короткими смешками и фразами.

— Я сейчас все устрою! — заявила де Отфор. — Ей, кто там, быстро принеси нам сыра и вина!

— И мяса! — поддакнула Анжелика де Ла Файет. — Я отдамся за куриную ножку!

— И я! — хохотнула гофмейстерина.

Саншо рядом напрягся и просительно на меня посмотрел.

— Ваше преподобие. Покормим девочек?

Я ему молча показал кулак.

Увы, дам постигла неудача, коридор караулил глухонемой монах.

Я еще наслушался немало «приятного», но в итоге дамы все-таки улеглись.

Я подождал еще немного и открыл потайную дверцу в келью Мадлены.

— Ты!!! — приглушенно пискнула она, но я прикрыл ей ладонью рот и проводил к себе.

Но первым делом, маркиза ринулась к накрытому столу.

— Прости!!! — Мадлена остервенело оторвала ногу у каплуна и впилась в нее зубами. — Пожалуйста, прости!!! Просто я голодна как собака.

Я слегка огорчился, но простил.

В самом деле, все женщины одинаковы…

Глава 8

— Господи… — вздохнула Мадлен, со сладким стоном закинув ногу мне на бедро. — Как же я соскучилась за тобой…

Я молчал, перебирая ее локоны.

— Ты почему молчишь? — обиженно пискнула маркиза. — Скажи что-нибудь? Хотя… — она вдруг лукаво улыбнулась. — Просто молчи, так лучше!

Она чмокнула меня в щеку, вскочила и пошлепала босыми ногами к столу. Лунный свет осветил ее фигуру, окрасив кожу в серебристый цвет и сразу сделав Мадлен похожей на призрачную волшебницу.

Я прислушался к себе и с удивлением понял, что не чувствую к ней ровным счетом ничего, кроме желания. Хотя во время разлуки очень скучал и даже стал подумывать, что влюбился.

«Так даже лучше… — сделал вывод. — Когда ходишь по лезвию ножа, не до глупых привязанностей. Но любит ли она меня? Сильно сомневаюсь…»

— Что это? — маркиза сунула палец в соусницу, облизала его и страстно застонала. — Оу… это просто божественно! Твой повал настоящий ангел. Ты знаешь, во мне живут две разные женщины. И одна из них всегда хочет есть…

Она схватила ложку и принялась уплетать за обе щеки майонез, который я заново изобрел, а мой келарь и повар в одном лице мастерски воплотил в жизнь. Делов-то, оливкового масла хоть ковшом черпай, остальное тоже в избыточном ассортименте. Вкусно, дешево и практично.

— А вторая женщина?

— Вторая? — Мадлен рассмеялась. — Вторая… вторая всегда хочет любви!

— Не самое плохое сочетание.

Я тоже встал и подошел к окну.

Со стороны палаток гвардейцев и мушкетеров доносился жизнерадостный мужской гогот и веселые визги питомиц мадам Луизы. Судя по всему, охрана неплохо проводила время.

— Кто подал идею устроить паломничество именно в мое аббатство? — я скользнул ладонью по бедру Мадлен.

— Это я, — маркиза прижалась ко мне. — Но моя идея очень понравилась Анне. Она просто без ума от тебя. Я думала, что этот мерзавец кардинал будет против, но он неожиданно согласился и даже сам уговорил короля.

— А этот слух…

— О том, что ты склонен к мужчинам? Это не я, клянусь! — маркиза быстро замотала головой. — Но получилось же отлично? Анна так хотела тебя увидеть! А король очень ревнивый!

Я сразу понял, что слух распустила именно она. Желание свернуть красивую голову маркизе было очень сильным, но мне удалось справиться. Хрен с ним, лишь бы в печь не сажали. Этот гребанный слух может мне еще помочь, если Луи что-нибудь наплетут о времяпровождении ее величества в аббатстве.

— Не хочешь увидится с Анной? — маркиза потянула меня за руку к постели.

— Я и так ее буду видеть каждый день на протяжении недели.

— Глупенький… — Мадлен пристально посмотрела на меня. — Увидеться… здесь… — она провела рукой по простыне.

— С ума сошла? — я ошарашенно на нее посмотрел. — Нет. Это то же самое, что просто самому вспороть себе глотку.

— Ты ничего не понимаешь! — вспыхнула Мадлен. — Анна очень несчастна.

— Я здесь совершенно не причем. — я с трудом удержался, чтобы не прогнать пинками Мадлен обратно в келью.

— Бездушный! — маркиза зло отвернулась от меня.

— Я не могу понять, ты так просто делишься мной?

— Анна мне больше, чем подруга. Я ревную тебя, очень, но, ради нее готова уступить.

— Ради подруги готова меня отправить под топор палача. Прекрасно.

— Анне нужен ребенок… — тихо и печально сказала Мадлен. — Он упрочит ее положение при дворе. Дитя успокоит государство, и угомонит заговорщиков. Но что делать, если король не хочет спасть с королевой? А редкие случаи воссоединения в постели не дают никакого результата. Если появится ребенок — это устроит всех. Но хорошо, хорошо… — она экспрессивно всплеснула руками. — Не хочешь — не надо. Так даже лучше, мне не придется рвать на себе волосы от злости.

— Я рад, что мы поняли друг друга. Но скоро ночная месса…

— Ооо-о! — Мадлен потрясла кулачками. — Я уже ненавижу твой монастырь. Но хорошо, хорошо. Зато этой ночью мы снова встретимся и меня буду радовать злые физиономии этих дурочек.

— Они настолько глупы?

— Они исключительно глупы! — маркиза сдернула свою сутану с кресла. — Анжелика только строит из себя великосветскую диву, но на самом деле обычная шлюха. А Мария строит глазки королю, а на самом деле готова отдаться любому за щедрую плату. Хотя бы малую толику порядочности имеет только Катрин, но и она руководствуется только своими интересами. И мечтает отдаться ослу!

— Правда?

— Чистая правда! — расхохоталась маркиза. — Она обожает огромные члены. Мерзкие твари все до одной. К счастью, Анна все это прекрасно понимает, кто у нее в свите.

— Исчерпывающе… — я невольно улыбнулся.

— Гофмейстерина только выглядит чопорной недотрогой: она уже переимела в своем имении всех конюхов… — Маркиза снова принялась рассказывать про своих товарок из свиты королевы, но я ее почти не слушал, пытаясь разобраться, зачем Мадлен пытается свести меня с королевой.

Вариант ее искренних переживаний о подруге даже не рассматривал. Слишком маркиза коварна и самолюбива, да и не принято в высшем свете руководствоваться благими намерениями.

Забота о государстве? Ведь наследник действительно разрядит обстановку во Франции. Звучит совсем смешно. Вероятней всего, Мадлен на Францию плевать с высокой колокольни.

Что тогда?

Если Анна упрочит свое положение при короле — это значит, атоматически возвысится Мадлен. Версия вполне рабочая, хотя, для амбиций маркизы, как-то мелковато.

Черт!!! Я чуть не выругался от догадки. А если… если Мод таким образом просто решила взять королеву на крючок? Три тысячи порочных монашек! Компромат железный, маркиза таким образом получит безграничную власть и влияние! Причем не только на Анну Австрийскую, но и на короля. А я? Я для нее всего лишь инструмент. Ежели вздумаю трепыхаться после того как исполню свой долг — просто исчезну. Мое везение не безграничное, если зададутся целью убить, рано или поздно обязательно отправят на тот свет. Дело осложняется еще тем, что падре Жозеф и кардинал тоже заинтересованы в визите королевы в аббатство. А значит, они могут подозревать о планах Мадлен и используют мою вероятную связь с королевой в своих целях. В каких? Что тут непонятного — уберут Анну из Лувра, а меня как пешку без малейшего зазрения совести устранят руками короля.

Догадка совершенно испортила настроение. Я еще думал обсудить с маркизой компрометирующие материалы, которые получил от Бонифация, но резко передумал и отправил ее обратно в камеру.

А сам провел ночную мессу и принялся выяснять, что случилось плохого за ночь, потому что чувствовал спинным мозгом — без происшествий не обойдется.

Предчувствия не обманули.

К счастью, в самой обители обошлось без тяжелых последствий.

Один из братии ошарашил другого скамьей, а пострадавший вылил на агрессора ведро нечистот. Расследование показало, что они поспорили на теологическую тему, поэтому я ограничился лишь легкой епитимьей и занесением в грудную клетку нарушителям строгого порицания.

Еще парочка монасей упилась до положения риз, каким-то образом раздобыв вина, а Бонифаций в подвале укусил на палец одного из ревизоров.

На этом по милости Господа и ограничилось.

А вот за пределами обители все обстояло гораздо хуже.

Мушкетеры и гвардейцы ожидаемо погрызлись на почве распределения шлюх по отрядам: за ночь состоялось три дуэли и маленькое коллективное побоище. К счастью, обошлось без трупов и тяжелых ранений. Но это далеко не все. К утру люди короля и кардинала каким-то загадочным образом помирились и решительно атаковали обоз королевы, то бишь всех этих служанок, камеристок и прочий женский обслуживающий персонал. Оные почему-то отказались сдаваться на милость победителей и устроили активную оборону, к которой на их стороне из чувства солидарности присоединились падшие воспитанницы мадам Луизы. Схватка вышла громкой и жаркой, но по какой-то случайности тоже обошлось без серьезных увечий: синяки и расцарапанные морды не в счет.

Пришлось дернуть к себе на ковер командирский состав.

Де Баллон и Де Виваро стояли предо мной с пунцовыми повинными рожами и покаянно молчали.

— Я все понимаю, господа, но… — я покачал головой. — Вы представляете, как отреагируют его величество и его высокопреосвященство, если до них дойдет слух о случившемся? Вам поручили безопасность королевы, а вы как отнеслись к высочайшему доверию? Боюсь, дело не ограничится простой отставкой.

— А его величество и его преосвященство узнают, ваше преподобие? — осторожно поинтересовался Де Баллон.

Де Виваро с надеждой посмотрел на меня. Судя по всему, этот вопрос его тоже очень интересовал.

Я еще раз качнул головой и не ответил, чтобы потянуть время.

— Наша вина бесспорна… — продолжил лейтенант гвардейцев. — Однако… — он быстро покосился на своего коллегу. — Однако, обошлось без трупов. Легкораненые уже принесли друг другу извинения, а раны не помешают им нести службу. Ручаюсь, мои люди будут немы как рыбы и впредь не позволят себе ничего подобного.

— Мои люди тоже! — лейтенант мушкетеров вытянулся и щелкнул каблуками.

— Вы гарантируете? — я провел по ним тяжелым взглядом.

— Клянемся честью! — дружно гаркнули кавалеры.

— А как быть с обслугой королевы?

— Мы берем этот вопрос на себя, — пообещал де Болон. — Ручаюсь, они останутся довольны.

Я вместо ответа с демонстративным сомнением вздохнул.

Лейтенанты поняли, что находятся на волоске и дружно назвались моими должниками.

— Ваше преподобие, мы умеем быть признательными! Поверьте, вы не пожалеете, что приняли нашу дружбу и наши шпаги!

Я немного поразмыслил и смилостивился. В самом деле, я несу ответственность только за королеву, а остальное не имеет ко мне никакого отношения. Всплывет история, да и пусть, а на нет и суда нет. Два лейтенанта гвардии короля и кардинала в должниках тоже на дороге не валяются. Может и пригодятся.

— Что до девочек мадам Луизы…

— Мы оплатим все расходы сами!

В общем, простил и пообещал не закладывать.

Вот что за жизнь? До момента моего положения в сан, все шло пристойно: опасно, кроваво, но пристойно: тот случай, когда я залез с головой под юбки королеве не в счет.

Но с момента принятия аббатства, начался какой-то жуткий бардак. Уже непонятно: смеяться или плакать. Что дальше? Даже представить страшно.

Разобравшись с лейтенантами, я в перерывах между мессами и молениями принялся расследовать одно смутное подозрение.

Дело в том, что на утренней мессе обе фрейлины выглядели вполне ожидаемо: измученными, голодными и злыми как собаки. По королеве ничего нельзя было понять, а вот гофмейстерина ее величества Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан…

На ней голод и ночь на жесткой койке вообще никак не сказались, гофмейстерина походила на довольную и сытую кошку, при этом еще плотоядно поглядывала на моих верных ближников Саншо и Мигеля.

Сами понимаете, после характеристик Мадлены у меня сразу закралось подозрение в отношении оной дамы. Опять же, кому как не мне знать своих оболтусов-слуг.

И первым же делом проинспектировал келью гофмейстерины.

— Дьявол! — подозрения немедленно воплотились в железные доказательства. Под кроватью нашелся пустой кувшинчик из-под вина и останки печеной бараньей ноги.

Дернув братьев к себе, я немного посмотрел на их невинные морды, а потом двинул Мигеля под дых.

— Свихнулись, ублюдки?

— Ваше преподобие… — Саншо шарахнулся к стене. — Помилуйте, но я не понимаю…

— За что, ваше преподобие? — прохрипел с пола его братец. — Невиноватые мы! Я точно ни в чем не виноватый!

— За что? — я рассвирепел так, что начал искать взглядом, что-нибудь острое. — За что, мерзавцы? Сыновья ослицы, мать вашу! Вы понимаете, что натворили?

Братья дружно рухнули на колени и повинно повесили головы.

— Идиоты! Это же гофмейстерина ее величества! Она только моргнет и вас четвертуют на Гревской площади! А что скажут обо мне? Господи, дай мне силы! Если кто-нибудь узнает, вас ничто не спасет.

— Она сама… — прохрипел Мигель, закрыв морду локтем. — Кто кого еще отымел…

— Сегодня звала еще… — всхлипнул Саншо. — Ваше преподобие, помилуйте…

Я несколько раз глубоко втянул воздух, чтобы успокоится, после чего налил себе сидра и поинтересовался:

— Эти сучки фрейлины видели?

— Не-а! — братья замотали головами. — Все уже спали, а мы ее отвели к себе…

После короткого, но жесткого допроса суть произошедшего прояснилась. Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан банально оболванила этих оболтусов: они ее вывели из кельи, накормили от пуза, а потом гофмейстерина неистово употребила обоих одновременно по назначению. Затем прихватила с собой провизии и убралась к себе, назначив следующее свидание на следующую ночь.

По словам идиотов, никто ничего не заметил, остальные уже спали.

— Я вас сейчас сам кастрирую! — я схватил нож для резки бумаги со стола, но потом неохотно вернул его обратно. — Пошли нахрен, скоты!

— А как, насчет сегодняшней ночи? — опасливо поинтересовался Саншо.

— Вон, скоты похотливые!

Прогнав братцев, я надолго задумался. Да уж, если дело пойдет так дальше, инфаркт или инсульт мне обеспечен. Жизнь до получения во владения аббатства по сравнению с творящимся сейчас выглядит как детские шалости.

Я спохватился и внимательно осмотрел себя в зеркале. К счастью, седых волос не обнаружилось.

Немного успокоился и снова задумался.

Dame d'honneur, Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан, маркиза де Сенесе — человек короля. Прежняя гофмейстерина мадам де Ла Флот-Отрив была человеком кардинала, но ее Анне удалось убрать. А если… а если подцепить Машу-Катю на крючок? Такой агент влияния точно не помешает. Правда, одно дело подцепить на крючок, а совсем другое удержать. Хотя, почему бы не попробовать?

Поставив себе задачу, я занялся делами аббатства и своими именитыми паломниками, а процесс вербовки назначил на вечернюю исповедь.

Но еще до вечера, пришлось принять неожиданного гостя, при виде которого я слегка охренел.

Ко мне прибыл мой прежний наставник в деле вхождения в парижский высший свет, шевалье Артемон дю Марбо.

Само его явления меня не особо удивило — гораздо больше удивила его внешность.

Из великолепного кавалера шевалье превратился в жуткого оборванца, мало того, над глазом Артемона сиял роскошный фингал, верхняя губа распухла как вареник, а левое ухо походило на ухо Чебурашки. Знать бы еще кто это такой.

— Матерь божья! — я искренне ахнул. — Что с вами случилось, мой друг?

— Не спрашивайте… — горестно всхлипнул Артемон. — Судьба изменчива…

— И все-таки?

— Началось все с того… — печально вздохнул шевалье. — Что герцог Эгиенский попросил меня научить играть на флейте его фаворитку, малышку Аннет.

— И вы научили? — я едва не расхохотался. — Но не на той флейте, разумеется.

— Грязные инсинуации! — вяло отмахнулся Артемон. — Но, черт побери, сам не знаю почему, герцог приревновал меня к ней! И вместо того, чтобы вызвать на дуэль, как подобает благородному человеку, приказал избить меня своим слугам. Господи, они меня чуть не убили…

— Скажите спасибо, что не убили, — серьезно посоветовал я. — Право слово, вам не позавидуешь. Такого врага не пожелаешь никому. Но вы же могли обратиться к вашему покровителю отцу Жозефу за защитой?

Артемон грустно кивнул.

— Я и обратился.

— И что он ответил?

— Посоветовал, как можно быстрее бежать, — шевалье устало провел ладонью по лицу. — К вам.

— Ко мне? — я вытаращил на него глаза.

— Да, к вам. Сказал при этом, что вы найдете способ меня защитить. И вот я здесь. Для того чтобы выбраться из Парижа пришлось переодеться в лохмотья. Если бы вы знали, как я страдаю.

По щеке Артемона прокатилась слезинка.

От такой подлости я чуть сам не двинул по морде Артемону. Вот же сука, этот отец Жозеф! Три тысячи пьяных монахов! Мало мне своих неприятностей? А теперь придется защищать этого бедолагу от самого герцога Эгиенского, который, на минуточку, по-другому зовется Генрих II Бурбон-Конде…

Но поразмыслив, все-таки решил оставить несчастного Артемона у себя. Как говорят: семь бед один ответ.

— Я попробую вас защитить, дружище. Чем вы можете быть полезным обители?

Артемон радостно отрапортовал:

— Я закончил Сорбонну по факультету теологии и богословия. Мой друг, я так вам благодарен!

В общем, принял, в качестве послушника.

Вечером началась исповедь. Фрейлины скулили, заливались слезами, выли и кокетливо признавались в мелких грешках. А вот Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан, маркиза де Сенесе, dame d'honneur королевы…

Никакого раскаяния, ни притворного, ни искреннего, в ней даже не чувствовалось.

— Мои грехи очень долго перечислять, ваше преподобие… — со смешком заявила она. — Так что предлагаю вам отпустить мне их скопом. Так вы сэкономите и свое и мое время.

— Речь не самих грехах, а в искреннем раскаянии, дочь моя.

— Я раскаиваюсь, ваше преподобие, правда, искренне раскаиваюсь, — в ее голове скользнула откровенная издевка.

Я резко отрыл окошко на перегородке исповедальни.

— Насколько я понимаю, вы хотите поговорить о случившемся сегодня ночью? — Гофмейстерина лукаво улыбнулась, но ее глаза, глаза опытной хищницы оставались совершенно холодными.

— Именно, дочь моя. Вы понимаете…

— Я все понимаю, — мягко оборвала она меня. — Я вдова, ваше преподобие, моя жизнь подходит к закату. И я буду брать от этой жизни все что захочу, когда захочу и кого захочу. Меня трудно испугать. И я на вашей стороне. Думаю, вам не помешает надежный друг среди окружения королевы?

Я несколько удивился такой прямоте и холодно поинтересовался:

— И что же от меня требуется?

— Пустяки… — Мари-Катрин пристально на меня посмотрела. — Предоставьте в мое полное распоряжение на время паломничества этих ваших великолепных самцов. Обещаю, все будет выглядеть пристойно, я очень хорошая актриса и исполню роль раскаивающейся паломницы достойно.

— Vade in pace, дочь моя. Иди и больше не греши. Что до указанных божьих агнцев, они навестят вас сегодня.

Я принял предложение. Каких-либо других вариантов у меня особо и не оставалось. Ну что же, количество «друзей» стремительно растет. А сама гофмейстерина в качестве агента влияния явно не помешает.

Морды Саншо и Мигеля просто сияли, а я ломал себе голову над тем, как себя вести с Мадлен и, все-таки, решил не рвать с ней отношения. Ночное свидание тоже не отменил, чтобы не насторожить. Опять же, молодой организм требовал женщину со страшной силой.

Ночью, после того, как баски уволокли Мари-Катрин на очередную случку, а фрейлины заснули, я открыл потайную дверцу в келью маркизы, молча взял ее за руку и повел за собой.

А уже в своей резиденции, без лишних слов, опер об стену, задрал сутану и резко вошел в нее.

Мод не сопротивлялась, что дико возбудило меня и я, в буквальном смысле изнасиловал маркизу. Впрочем, она отвечала такой же страстью.

А уже когда дело дошло до логического завершения, капюшон с Мадлен спал, и я неожиданно увидел, что…

Что Мадлен почему-то стала блондинкой.

В лунном свете ее волосы отливали золотом.

Резко развернул ее к себе и неожиданно сообразил, что…

Что предо мной ее величество королева Франции Анна Австрийская.

Каким образом она оказалась в келье Мадлен дю Фаржи, я так и не понял, потому что от дикого ужаса хлопнулся в обморок…

Глава 9

Сознание я потерял всего на мгновение, но все-таки успел брякнуться на пол.

Когда отрыл глаза, увидел, что королева стоит, прижав ладони к щекам и ошарашенно смотрит на меня.

Вот тут и пришлось решать, что делать дальше.

Первым желанием было выскочить в окно и свалить как можно подальше.

Но бежать показалось мне совсем уж постыдным, а дальше…

Дальше я нашел ничего лучше, чем встать и склониться в придворном поклоне.

— Ваше величество…

В ответ ждал чего угодно: истерики, вспышки гнева, попыток меня убить, но…

Но ее величество королева Франции Анна просто присела в ответном реверансе, словно ничего не случилось.

Комизм и идиотизм ситуации просто зашкаливал. Особенно учитываю то, что одна из сторон была королевской крови, за несанкционированное, даже простое прикосновение к которой, могли запросто отрубить голову.

Ага, сначала страстно трахнулись, а потом раскланялись. Смешно так, что плакать хочется.

Видимо на почве нервного стресса, я чуть не заржал и даже прикусил губу, чтобы сдержаться.

Королева тоже прониклась и прыснула, но успела зажать себе ладонью рот.

А вот дальше…

Дальше она ринулась ко мне и впилась страстным поцелуем в губы.

Через мгновение мы очутились в постели.

Мозги отчаянно протестовали, я сам осознавал, что совершаю страшную глупость, но одновременно понимал, что отказ гораздо быстрее приведет меня на плаху.

Три тысячи распутных монашек, это было какое-то безумие. Мадлен дю Фаржи была изощренной и страстной любовницей, но королева без всяких изысков бурно отдавалась мне так, словно последний раз в жизни.

А когда мы совершенно выбились из сил и смогли оторваться друг от друга, Анна почему-то тихо зарыдала, размазывая слезы по щекам.

Я взял со стола кинжал, подошел к кровати, стал на одно колено и протянул его королеве.

— Ваше величество, моя жизнь в ваших руках. Одно ваше слово, и я себя убью…

— Бросьте… — она слабо улыбнулась сквозь слезы. — Почему, никому даже в голову не приходит, что королева такая же женщина, как и все остальные?

— Но вы плачете…

— Я плачу от счастья… — всхлипнула Анна. — От счастья, которого была лишена долгие годы…

И опять зарыдала.

Что делать дальше я совершенно не представлял, потому встал, набрал на поднос еды и положил его перед королевой.

И в который раз угадал: рыдания мгновенно прекратились, королева поудобней устроилась на подушках и принялась с завидным аппетитом, совершенно не по-королевски, поглощать еду.

Я взял бокал с сидром, примостился на краешке кровати и просто смотрел. Анна не была красавицей, но сейчас выглядела очень миленькой и даже внешне нравилась мне. К тому же, бурный секс сближает, как ни крути.

Страх и злость уже прошли, я успокоился и прикидывал, как половчее обратить ситуацию в свою пользу. Да, все очень скверно, но королева довольна, а значит, свидание с палачом откладывается. Из обители слух не выберется, Анна очень осторожна и никогда не проболтается, остается только что-то решить с Мадлен дю Фаржи. С ней тоже все очень сложно, но решений очень много. Нет человека — нет проблемы. Не помню кто сказал, но полностью согласен.

— А как же пост? А что скажет строгий аббат? — королева лукаво на меня покосилась.

— Аббат скажет, что отпускает вам сразу все грехи, — я улыбнулся.

— Это божественно!!! — Анна отправила в рот полную ложку оливье. — Вку-ушно! Что это?

— Салат, ваше величество. Запеченное филе перепелок, раковые шейки, свежие огурцы, трюфеля, два разных соуса, словом, немного того, немного сего. Я изобрел его сам, но пока еще никак не назвал. Вы не будете возражать, если я назову его в вашу честь: «Анной»?

— Королева не возражает, — Анна довольно кивнула, со вздохом глянула на пустой поднос, отпила вина из бокала и притворно строгим голосом поинтересовалась у меня. — Итак, насколько я поняла, вы приняли меня за другую?

Врать я не собирался, хотя точно знал, что Анна сейчас просто кокетничает и сама сознательно пошла на встречу со мной.

— Рискую навлечь на себя ваш гнев, но так и есть.

— И что? — королева наморщила носик. — Вы ко мне совершенно равнодушны?

Вот тут говорить правду уже было смертельно опасно.

— Любовь к вам живет в моем сердце еще с того момента, как я увиделся с вами на охоте, но мне приходилось ее тщательно скрывать.

Анна удовлетворенно кивнула.

— Я разделяю ваши чувства, Антуан, но вы должны дать мне клятву, что случившееся останется только между нами.

— Клянусь Господом, что даже под пыткой я не выдам вас.

Честно говоря, я не особо был уверен в своей способности молчать на дыбе, но пообещал охотно. Что мне еще оставалось? Только надеяться на то, что как только дыбой запахнет, мне удастся сбежать.

— Я вам верю, — королева отпила еще глоток и задумчиво посмотрела на меня. — Мы должны быть очень осторожны. Дамы из моей свиты… — она неприязненно поморщилась. — Им нельзя доверять.

— Обещаю, я сделаю все, чтобы они ничего не заподозрили, — я набрался смелости и осторожно поинтересовался: — Но как вы оказались в келье маркизы дю Фаржи?

Анна улыбнулась:

— Мы просто поменялись комнатами с ней, а ваши недотепы монахи ничего не заподозрили.

— То есть…

— Да, — резко ответила королева. — Я хотела с вами увидится. Но… — она смущенно улыбнулась. — Но точно не ожидала, что встреча начнется так… бурно…

— Вы жалеете?

Королева пристально на меня посмотрела и тихо ответила:

— Нет, я ни о чем не жалею. И никогда не буду жалеть. Желаю видеть вас каждую ночь моего пребывания в аббатстве.

Я не вставая поклонился.

— Ваше желание для меня закон. Но… получается, маркиза дю Фаржи обо всем знает?

— Знает… — раздраженно бросила Анна. — Вы опасаетесь ее ревности? Не стоит. Я тоже не собираюсь вас ревновать к ней.

— Дело не в ревности.

— Вы о ее способности держать язык за зубами? — королева с превосходством усмехнулась. — Я в ней совершенно уверена. Мадлен умна и понимает, что, предав огласке нашу тайну, потеряет гораздо больше, чем приобретет.

Я в этом, как раз, очень сильно сомневался, но тему пока решил не продолжать.

Мы еще немного поболтали, а потом я отвел ее величество в келью, напоследок целомудренно чмокнув в щечку.

Судя по всему, никто отсутствия королевы не заметил: баски еще где-то шалили с гофмейстериной, фрейлины спали, а Мадлен…

По поводу маркизы я решил в самое ближайшее время что-то придумать, но сначала откровенно поговорить с ней.

До утра так и не смог заснуть, сказалось нервное перенапряжение. К счастью, ночь прошла без неожиданностей: никто не пытался проникнуть в аббатство, подопечные монаси никак не навредили ни себе ни окружающей действительности, а гвардейцы и мушкетеры если и пытались убить друг друга, то делали это без шума и свидетелей.

Случай поговорить с Мадленой представился во время исповеди. Разговор начала сама маркиза.

— Судя по счастливым глазам королевы у вас все получилось? — в голосе Мадлен проскользнула откровенная ирония. — И не рассказывай, что она просто исповедовалась тебе всю ночь.

Я резко открыл окошко в стенке исповедальни.

— Что? — маркиза состроила невинную рожицу.

— Зачем ты это сделала?

— Я всегда получаю то, что хочу! — с лица Мадлен сразу пропала дурашливость, а голосе звякнули металлические нотки.

— Ничего не имею против… — я с трудом подавил желание прямо на месте перерезать маркизе глотку. — Какова твоя цель? Только не надо рассказывать, что ты это сделала ради дружеской симпатии к подруге.

— Я и не собираюсь… — цинично ухмыльнулась Мадлен.

На ее прекрасном лице на мгновение проступила жутковатая гримасса. У меня даже пробежали ледяные мурашки по спине.

— Так что тебе надо?

— Знаешь, за что я тебя полюбила? — Мадлена странно ухмыльнулась. — Я тебя полюбила не за красоту. А за то, что ты не стал прикидываться предо мной влюбленным дуралеем. Ты умен, хитер и циничен — именно это мне нравится в тебе больше всего. Я сама такая и полюбила, потому что почувствовала тебя достойным себя. Но никогда не пытайся подчинить меня себе.

— Спасибо за комплимент. Но ты не ответила на мой вопрос.

— Тебе не о чем беспокоиться, — сухо бросила маркиза. — Королева родит наследника, на тебя обрушится волна милостей, которыми ты правильно воспользуешься, в королевстве прекратится смута, а мои чувства к тебе ничуть не изменятся. Большего тебе знать пока не стоит. Позже ты поймешь все сам. Возможно поймешь. Но хочу, чтобы ты знал, я прекрасно понимаю то, что ты обязательно попытаешься убрать меня из игры. Так вот, искренне советую, даже не пытайся. Если со мной что-нибудь случится — это погубит не только королеву, но и тебя.

Черт его знает, как я умудрился сдержаться, маркизу от смерти отделяло всего лишь мгновение. Но все-таки сдержался.

Мадлен удовлетворенно кивнула.

— Я всегда была уверена в твоем благоразумии. Я отпускаю тебя на время паломничества. Приложи все усилия, чтобы Анна забеременела. И еще, придумай как подцепить этих дурочек-фрейлин на крючок. Возможно таким образом, как ты подцепил на крючок Мари-Катрин. Нам нужно их полная предсказуемость и повиновение.

— Нам?

— Нам, — серьезно и уверенно подтвердила маркиза. — Мы играем с тобой на одной стороне, Антуан. Позже ты это сам поймешь. Еще раз, я не собираюсь причинять вреда ни тебе ни королеве. Пойми это и прими.

На этом разговор закончился.

С планами устранить маркизу дю Фаржи пришлось повременить. Я совершенно не сомневался в том, что она успела предпринять предосторожности. Какие? Тут все просто. Даже простое письмо с описаниями случившегося, попавшее в руки короля после ее смерти, будет стоит мне жизни.

Ну что же, придется пока сыграть в полное послушание, а там посмотрим. Но если выпадет случай ее устранить, я им воспользуюсь даже не раздумывая. А пока пусть все идет своим чередом. Просто отдалиться от нее? Ну уж нет. В любом случае, она трахается гораздо лучше, чем подавляющее большинство знакомых мне женщин, в том числе королевы. Хотя… искренняя страсть Анны подкупает.

Все пошло своим чередом.

Поблажек я не давал никому, но, в отличие от фрейлин, Мадлен, Анна и гофмейстерина стоически выносили тяготы паломничества. А вот Луизу-Анжелику де Ла Файет и Марию де Отфор, я довел до настоящей нервной истерики своей фанатичностью.

Во честно, какие-то они хиленькие. Всего лишь заставил молиться на коленях пару часов, да отходил щадяще вервием для пущей доходчивости. А что будет, когда дело дойдет до вериг с шипами?

Как их взять на крючок, так и не придумал, но еще до вечера решение пришло само по себе.

Но сначала в обитель опять снова проскользнул Анри Д`Арамиц.

Я его принял и ворчливо буркнул:

— Как вам это удается? Я скоро прикажу вывесить ваш портрет на въезде.

— Ваше преподобие… — Арамис без объяснений поклонился. — Я просто стараюсь быть незаметным.

— В некоторых случаях это полезно. Итак, насколько я понимаю, вы появились, не потому, что соскучились за мной.

Анри еще раз поклонился.

— Вы проницательны, ваше преподобие. Так случилось, что мне стало известно имя того лица, на которое работает известный вам человек со шрамом. Я предполагал, что он носит титул герцога и мои предположения частично подтвердились. Он не только герцог, но еще и принц.

— Кто он?

Арамис немного помедлил и спокойно сказал.

— Это Генрих II де Бурбон-Конде, третий принц Конде, первый герцог Морморанси и третий герцог Эгиенский.

Я чудом умудрился не вздрогнуть и одновременно понял, что в записях Бонифация этот человек обозначался буквой «Г». Прежний аббат поставлял для него юных мальчиков и девочек, а точнее, скупал их у бедных селян. Правда это случалось всего три раза.

Сразу стало понятно, почему Генрих опасается меня. Он сейчас с королем не в лучших отношениях и буде тому станет известно о преступных занятиях, отношения могут перерасти в полную опалу, в самом лучшем случае. Луи крайне религиозен и не потерпит подобного даже у своих родственников.

Но на фоне уже случившегося, я воспринял известие относительно спокойно. Возможно потому, что хуже положения уже не мог представить. Ну принц, ну герцог, ну родственник короля, все равно два раза умереть не получится. По сравнению со связью с королевой — это вообще пустяки. Я и так практически смертник.

— Как вы узнали об этом?

— Я сопровождал известного вам человека к данной особе. О чем они говорили, я не знаю, но точно уверен, что он встречался с принцем.

Я промолчал, обдумывая свое положение.

Арамис немного подождал и тактично напомнил о себе.

— Мне было поручено втереться к вам в доверие. Для этого, мне передали фальшивые бумаги свидетельствующие, что я клирик из аббатства в Нормандии и переведен к вам.

— Для чего втереться в доверие? — я пристально посмотрел на Анри. — Какая цель?

— Просто пока наблюдать и докладывать и происходящем в аббатстве. И выяснить состояние прежнего аббата.

Я встал и прошелся по кабинету.

— Я благодарен вам. Но хочу искренне предупредить, что вы стали на очень опасный путь. Если заподозрят, что вы играете двойную игру — вы немедленно умрете. В любом случае, вас рано или поздно попробуют устранить. И я хочу предоставить возможность, пока не поздно, уйти в сторону. Не стоит стыдиться — это разумный поступок, в любом случае, я поучаствую в вашей судьбе. Просто выберите направление своей карьеры.

— Ваше преподобие… — Арамис встал и с изящным достоинством поклонился мне. — Я благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Но… но от вашего великодушного предложения откажусь. Я с вами до самого конца этой истории.

— Объяснитесь.

Я примерно понимал, почему он отказался, но решил причину узнать от него самого.

— Ваше преподобие… — Д`Арамиц вежливо склонил голову. — Вы немногим старше меня, но я чувствую к вам настоящую сыновью почтительность. Именно вы не дали мне скатиться на самое дно, именно вы дали мне цель в жизни и заставили почувствовать в себе уверенность. Бросив вас в такой момент, я буду чувствовать себя предателем. Прошу, примите мой помощь…

Я перевел для себя его спич несколько по-другому. Парень умен и хитер, он прекрасно понимает, что получит со мной гораздо больше, чем без меня. Вот и решил рискнуть. Ну что же, похвальное стремление.

— Как вы видите свою судьбу? Кем бы вы хотели стать и чего хотели добиться?

— Я раньше хотел стать мушкетером короля… — несколько смущенно ответил Анри. — Потом я хотел служить в гвардии его высокопреосвященства. А сейчас… сейчас не знаю, ваше преподобие.

— Хорошо, о вашем будущем мы поговорим позже, а сейчас я принимаю вашу службу… — я сделал паузу, потому что мне неожиданно пришла в голову забавная идея. — И у меня будет для вас задание. Вы знаете, кто сейчас находится в обители?

— Да, ваше преподобие. Ее величество королева со свитой.

— Так вот, я вам поручаю взять опеку над ее фрейлинами.

— В чем будет заключаться опека? — осторожно поинтересовался Арамис.

— Вам предстоит сделать все, чтобы нахождение фрейлин в обители нельзя было назвать благочестивым.

— Насколько?

— Насколько возможно. Без ограничений. Мне надо, чтобы вы соблазнили их в буквальном смысле.

Парень немного помедлил и спокойно согласился:

— Я попробую, ваше преподобие. Хотя мне пока приходилось применять свое умение соблазнять только на пастушках и дочери кабатчика в нашей деревне.

— Думаю, вы справитесь. Я создал для этого все условия. И не стесняйтесь в методах.

Вот так я нашел крючок для этих глупых и спесивых девчонок. Арамис займется фрейлинами, dame d'honneur, Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан, маркизой де Сенесе, уже успешно занимаются мои оболтусы Саншо и Мигель, а я возьму на себя его величество королеву Анну.

По итогу, все должны остаться довольны. Маркиза дю Фаржи остается без пары, да и хрен на нее, на змею эдакую.

Я невольно улыбнулся, почувствовав, что при мыслях о королеве у меня сразу встал окаянный отросток.

Ну в самом же деле, ведь окормление страждущих богоугодное дело.

Живем дальше, три тысячи распутных монашек!

Именно это мне сказал Саншо, и я с ним совершенно согласен.

Глава 10

За перипетиями визита королевы я несколько упустил свою работу по становлению аббатства, как процветающей религиозно-хозяйственной единицы. Королева гостила у нас всего три дня, но даже такого промедления я не мог, а точнее, не захотел допустить. К тому же, очень кстати, к утру разродился итогами ревизии бухгалтер.

Как выяснилось, он нарыл более чем достаточно оснований, чтобы разорвать добрую половину арендных договоров и договоров продажи. По разным причинам, аббатство недополучало ежегодной прибыли более чем на шестьдесят тысяч ливров в год.

Разобраться с большей частью недоимок сразу на месте не представлялось возможным — фигуранты находились далеко, но кое-что мне приглянулось для решения вопроса немедленно.

При прежнем руководстве аббатства были отданы в аренду две большие сеньории, приносящие по пятьдесят тысяч ливров годового дохода каждая.

Договор на аренду истек еще год назад и возобновлен не был, мало того, еще до истечения договора скопились грандиозные недоимки в пользу обители.

На эти владения я заглядывался еще давно, потому, что на них были расположены большие сельскохозяйственные угодья по обеим сторонам одного из притоков Сены. И я планировал их использовать для одного из своих коммерческих прожектов. А именно…

Для выращивания табака. Звучит несерьезно, однако, при правильном развитии, табачок принесет аббатству просто золотые горы. Табак сейчас стремительно завоевывает Францию, среди знати курить модно и престижно, даже дамы демонстративно пускают дымок из трубочек. Бытует мнение, что табак универсальное лечебное средство. Им лечат все, от мигрени до геморроя. Но, централизованно его на родине Александра Дюма на данный момент никто не выращивает, в основном задорого покупают импортный. А почва возле реки как нельзя лучше подходит для этой культуры.

Так почему бы и нет? Закончится паломничество, выбью у кардинала и короля эксклюзивный патент, а дальше дело техники. Один шажок к успеху я уже сделал. А точнее, его сделали мои мастера.

Я отодвинул от себя бумаги и посмотрел на кальян, стоявший на столике. Серебро, стекло отличного качества, изысканная чеканка, тонкая работа — бульбулятор смотрелся просто шикарно. Никаких усилий для продвижения конструкции в массы прилагать не придется, падкая на модные новшества высшая знать сама все сделает.

Чем не статья дохода? А дальше, помимо выращивания табака, освоим производство эксклюзивных трубок, сигар и пахитос.

Дело осталось за малым, изъять сеньории в пользу аббатства и начинать подготовку к производству. И да, конечно же, вернуть недоимки по арендным выплатам.

Понятно дело, можно дождаться окончания паломничества, но сейчас при мне уникальный административный ресурс — мушкетеры его величества и гвардейцы его высокопреосвященства. Да и самому до чертиков надоело сидеть в обители.

Сеньориями на правах аренды формально владел местный крупный землевладелец, Пьер Буаселье, простолюдин по происхождению, но купивший себе дворянство. И его место обитания, как раз находилась буквально в шаговой доступности — всего лишь два часа верхом.

Немного подумав, я вызвал лейтенантов к себе на совещание, изложил задачу и подкрепил вескими доводами.

— Моя признательность помимо всего остального будет щедро выражена в финансовом плане.

Выглядели де Болон и де Виваро довольно скверно и потаскано. Опухшие морды, красные глаза, словом, они собой прямо олицетворяли красочные последствия запоя. Что особо и неудивительно, доблестные кавалеры за три дня выжрали двухмесячный запас вина целого аббатства.

Но предложение нашли в их лице живой отклик, что тоже не стало для меня откровением: несмотря на жалование, лейтенанты бедны как церковные мыши.

Де Болон переглянулся с де Виваро и хрипло поинтересовался:

— Ваше преподобие… мы, конечно, готовы вам помочь вам, но…

— Но, каким образом, дела аббатства касаются нас? — закончил за него лейтенант гвардии кардинала. — Что мы скажем, если наши прямые командиры потребуют объяснений? Поймите, мы не отказываемся и с радостью поможем вам, но…

Он замолчал.

— Его высокопреосвященство, кардинал Ришелье является администратором аббатства Руаямон, — пафосно ответил я. — Следовательно, преступление против аббатства — это преступление против его высокопреосвященства! К тому же… — я перевел взгляд на де Виваро. — Во время присутствия ее величества в обители, все поползновения на благосостояние аббатства — являются преступлениями против короны. И вообще, если у кого-либо возникнут вопросы — переадресуйте их ко мне. Будьте уверены, я отвечу на них.

— Мы полностью удовлетворены! — быстро заявили кавалеры. — Когда выступаем и сколько брать с собой людей?

— Думаю, вместе с вами, по пять шпаг с каждого отряда хватит. И пусть обязательно наденут форменные плащи…

Сборы много времени не заняли, аббатство я оставил на Саншо, паломницам ничего не объяснял, а с собой в качестве легиста взял Артемона дю Марбо.

Переодеваться в цивильное платье не стал, оправился прямо в сутане, но прихватил с собой пистоли и шпагу.

Дьявол! Как же я соскучился по всему этому!

Поместью Буаселье мог позавидовать любой среднестатистический граф или маркиз. Облицованный белоснежным мрамором двухэтажный особняк, колонны, статуи, черт побери, по тропинкам роскошного парка даже прогуливались павлины.

При виде всего этого великолепия, я разозлился как собака. Жируйте, не вопрос, но только не на украденные у меня деньги. Если в начале поездки планировал обойтись с новоиспеченным сеньором более-менее гуманно, конечно, в зависимости от его сговорчивости, то сейчас благостность мыслей сразу испарилась.

В общем, в поместье мы ввалились как во вражескую крепость: с гиканьем, пальбой из пистолей и прочими веселыми эффектами. Перепуганные слуги разбежались, как стадо баранов. Мушкетеры с гвардейцами рассосались по поместью и уже через пару минут притащили ко мне толстенького мужичка в домашнем халате и очень похожую на него даму в пеньюаре и чепце.

— Да что вы себе позволяете?!! — Буаселье заорал, надувая щеки. — Это разбой, это грабеж! Я так этого не оставлю!

Его женушка оказалась более сообразительной и попыталась утихомирить мужа, но тот еене послушал.

— Вы хоть знаете, какие у меня покровители! Кто вы такие? — надсаживался хозяин поместья.

— Лейтенант роты гвардии его величества, — сухо представился де Болон. Следом в тон ему представился ди Виваро.

— Ап… — Буаселье громко захлопнул рот и смертельно побледнел.

— Я настоятель аббатства Руаямон, — вежливо сообщил я.

В соседней комнате раздался грохот и звон посуды, следом заверещала служанка. Гвардейцы и мушкетеры вели себя в поместье как во взятом неприятельском городе.

— Н-но… н-но… — Буаселье начал отчаянно заикаться. — Но, ч-что…

— Вы хотите поинтересоваться причиной моего визита? — спокойно уточнил я.

Буржуа быстро закивал.

— Прошу, — я кивнул Артемону дю Марбо.

Тот солидно кивнул и хорошо поставленным голосом зачитал немалый список прегрешений неудавшегося арендатора.

Я дождался, когда он закончит и доброжелательно дополнил:

— Присовокупите ко всему этому государственную измену.

Де Виваро и де Болон одновременно скорчили свирепые рожи и потянули шпаги из ножен. Получилось эпично и страшновато, хотя мы сцену не репетировали.

Буаселье закатил глаза и попробовал брякнуться в обморок, но тычок прикладом мушкета живо вселил в него жизнь.

Его жена очень талантливо сделала вид, что вообще не знает своего мужа.

— Вы получали от меня письма, предписывающие вам немедленно явиться в аббатство? — я встал и сделал шаг к буржуа.

Письма я не писал, но интересовался очень убедительно.

Буаселье жалобно замямлил.

— Письма? Да, но я плачу, исправно плачу…

Я вышел из себя и рявкнул по-русски:

— Кому, собака сутулая?

Артемон немедленно объяснил лейтенантам:

— Китайский язык!

Ди Виваро и де Болон уважительно закивали, а арендатор перепугался еще больше.

Я спохватился и перешел на французский:

— Кому вы платите?

— В Сито! — взвыл Буаселье. — Эконому аббатства Сито!

— Сколько?

Пузан, дробно стуча зубами, озвучил сумму в три раза меньшую, чем реальные выплаты по аренде.

— Правда, чистая правда, ваше преподобие! — зарыдал толстяк. — Так мне приказал прежний аббат. Что мне сделать, чтобы загладить вину? Молю вас! Я не замышлял ничего плохого против короны!

— Для начала, вернуть полностью недоимку.

Дальше началась торговля, но недолгая, через десять минут передо мной лег на стол увесистый мешок с золотом на сумму сорок тысяч экю.

Артемон тщательно зафиксировал показания Буаселье, а сумму оформил, как добровольный возврат украденного.

Следом я изъял все документы на сеньории, Де Виваро и де Болон получили по тысяче ливров, еще столько я выдал их людям, а перепуганного насмерть бывшего арендатора мы прихватили с собой, для профилактической отсидки в монастырских подвалах.

Настроение сразу поднялось, перед уходом, я шепнул его жене.

— Мужа вы увидите еще не скоро, искренне советую, заведите себе на время его отсутствия любовника.

— Уже… — быстро кивнула жена и моментально покраснела.

Таким образом первая акция по экспроприации награбленного закончилась полным успехом. Однако, я не особо обольщался, дальше предстояла длительная кропотливая работа, потому что остальные недоимщики были гораздо серьезней чем этот прохиндей.

Последствий особо не опасался, успешное паломничество королевы спишет все. К тому же, кардинал дал мне полный карт-бланш на восстановления аббатства в своих правах. А если что-то пойдет не так, беспредел в поместье Буаселье на фоне остальных прегрешений смотрится уж вовсе незначительно. Семь бед один ответ, лучше не скажешь.

В аббатство возвращаться не хотелось, но пришлось. К счастью, за время моего отсутствия ничего экстраординарного не случилось. Кроме того, что…

Кроме того, что Арамис, в некотором роде, выполнил мое поручение.

Почему только в «некотором роде»? Все просто, слишком уж своеобразно он это сделал.

— Аа-а-а, мерзкий аббатишка!!! — Луиза-Анжелика де Ла Файет погрозила мне кулачком, пьяненько покачнулась и едва не шлепнулась на пол кельи.

Ее коллега по свите королевы Мария де Отфор в это время исполняла замысловатые па, задрав подол сутаны едва ли не до пояса и одновременно хлебая вино прямо из кувшина.

По полу были разбросаны объедки, кости и пустые бутылки. Арамис с глупым выражением на лице забился в угол, тоже, судя по всему, мертвецки пьяный.

Фрейлины уже лыка не вязали, но собрались и дружно обрушили на меня поток площадной брани.

Изъяснялись они неловко и сбивчиво, чувствовалось, что девушки в деле нецензурных выражений новички, но энтузиазм подкупал.

— Прелестно! — восхитился Артемон.

Саншо и Мигель просто молча крестились.

— Мерзкий кусок протухшей ослиной печенки!!! — изящно выразилась Луиза-Анжелика и довольно заржала.

— М-да… — у меня просто не нашлось слов.

Немного подумав, я приказал удалить Арамиса и привел полюбоваться на дебоширок гофмейстерину и саму королеву.

Особо эффектной сцены не случилось, Мари-Катрин де Ларошфуко-Рандан принялась властно и умело приводить фрейлин в порядок, Мадлена откровенно забавлялась, а королева удостоила их только презрительным выражением на лице.

После беседы с Арамисом причина загула прояснилась. Как он не старался, дамы соблазняться не хотели, тогда он решил их просто напоить и случайно нажрался вместе с ними.

Ругать и наказывать я его не стал. В самом деле, не за что, парень старался как мог. К тому же, даже этой попойки с головой хватит для полной компрометации фрейлин. А завтра, когда они проспятся, я постараюсь по полной воспользоваться ситуацией.

Уже у себя в кабинете подошел к распятию и горячо попросил:

— Господи! Прости мя грешного! Токмо за обитель радею! Нет во мне корысти и гордыни! Волей твоей иду…

Молился на всякий случай, а случаи, как известно, разные бывают.

Молился на русском, но Господь всемогущ, значит языками должен владеть.

После вечернего развода, Артемон мне заявил:

— Уже при первой встрече с вами, я понял, что вы незаурядный, разносторонний человек. Вы одновременно блестящий кавалер, прекрасный пастырь, умудренный жизнью мудрец и ученый, а еще… — он немного смутился. — Простите за мою откровенность, но иногда в вас проглядывает настоящий разбойник. Как это у вас получается?

— Сам не знаю, мой друг, — соврал я. — Сам не знаю.

Ну не могу же я ему признаться, что верчусь как уж на сковородке, потому что очень хочу жить. А кто я такой на самом деле мне самому непонятно.

— Его преподобие отличался мудростью с самого детства! — влез в разговор Саншо. — Помню он надул жабу засунув ей соломинку в жопу, так вот… — но увидев мой взгляд, зачастил. — Все, все, ухожу, ухожу, ваше преподобие…

— Жабу через соломинку? — заинтересовался Артемон.

Пришлось выгнать и его.

Ну что за люди? А жаба как-то из моих воспоминаний стерлась.

Ночь прошла штатно, а утром, предо мной на коленях валялись две фрейлины, а я с каменной мордой изображал из себя сурового, но справедливого судью.

— Ваше преподобие… — заливаясь слезами, горячо молила Анжелика де Ла Файет. — Простите…

— Простите, — хлюпала носом Мария де Отфор. — Если его величество узнает…

И они дружно взвыли, заламывая руки:

— Простите!!!

Вдобавок ко всему: судя по припухшим бледным личикам их мучало дикое похмелье. Что добавляло трагизма и искренности в сцену.

Сначала я думал разнести их до заикания, чтобы неповадно было, но потом передумал. Как ни крути, я настоящий добряк.

Улыбнулся улыбкой доброго пастыря и мягко ответил:

— Дети мои, мой долг не карать, а находить отклик в душах… — аккуратно поднял с колен фрейлин и повел их к столу.

После чего налил испанской виноградной водки в маленькие рюмочки и подвинул их к девушкам.

— Ваше преподобие?! — фрейлины шарахнулись от водки, как черт от ладана.

— Пейте, дети мои, — мягко настоял я. — Я разрешаю. Вам сразу станет лучше. И больше не грешите. А я позабочусь, чтобы эта история не коснулась лишних ушей. Господь милостив, но всегда все помнит…

Они меня тоже прекрасно поняли.

Вот так я и посадил на крючок почти весь состав свиты ее величества королевы. Все бы хорошо, вот только при этом я сам умудрился сеть на крючок маркизы дю Фаржи.

Последние дни паломничества пролетели очень быстро.

Последняя встреча с Анной вышла неожиданно трогательной.

Я старательно промывал ей волосы ромашковым настоем, а королева сидела в корыте с горячей водой и тихонько плакала.

— Господи! — неожиданно воскликнула она. — Я вас люблю!

Я промолчал, потому что не нашел подходящих слов. А еще мне было немного стыдно, потому что никакой любви к ней у меня и в помине не было.

— Я чувствую, что во мне появилась новая жизнь… — она провела ладошкой по своему животу и доверчиво прижалась к моей руке щекой. — Не веришь? Женщины такое чувствуют. И я хочу, чтобы ты знал: он никогда не узнает, кто его настоящий отец, но…

— Почему «он»? — ляпнул я от растерянности. — Может это будет девочка?

— Молчи! — строго приказала Анна. — Это будет мальчик! Он никогда не узнает, кто его настоящий отец, но в его сердце всегда будет признательность к тебе. И в моем сердце…

Честно говоря, я отнесся к ее словам скептически. Чувствует она, видите ли. Не королева, а какой-то ходячий средневековый аппарат УЗИ. Дьявол с ним, пусть даже она забеременела, но в нынешнее время одно дело зачать, а совершенно другое благополучно выносить и родить. И вырастить. Потому что двое из трех младенцев не доживают даже до пяти лет. А она еще о какой-то признательности твердит. Сегодня признательна, а завтра прикажет отравить, чтобы убрать опасного свидетеля. Святые ангелы и распутные девки, за что мне это? Вечно вляпаюсь, как не в дерьмо, так в партию.

В общем, ни на что хорошее я даже близко не надеялся. Хотя, если честно, было немного жалко расставаться с королевой.

Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления…

Глава 11

— Из меня словно сердце вырвали… — кислая морда Саншо олицетворяла собой искреннее горе.

— Какая женщина… — его братец Мигель всхлипнул и утер рукавом слезинку на морде. — Она уехала, но обещала вернуться…

Я хотел шугнуть братьев за лишнюю впечатлительность, но не стал, самому немного не по себе.

Проклятье, сам не знаю, что со мной происходит, но чувствую себя отвратительно, словно потерял, что-то очень ценное для меня.

Королева не красавица, обычная серенькая мышка: мордашка круглая, носик картошечкой, подбородок остренький, неплохо сложена, но слегка полновата, в делах любви абсолютно невежественная, в общем, ничего особенного, но, черт побери, Анна каким-то загадочным образом запала мне в сердце. Нет, любовь здесь не причем, я ее точно не люблю, просто…

Даже не знаю, как сказать.

«Чего думать? Потому что ты до нее никогда не спал с королевами, — неожиданно подсказала самая трезвая честь моего рассудка. — Королевский венец сразу делает из женщин восхитительных прелестниц, если они даже приблизительно не такие. Гребанная магия, не иначе…»

— Иди ты к черту… — шепотом послал я сам себя и стал дожидаться, когда королевская процессия наконец свалит из аббатства.

Процесс отбытия ее величества смотрелся эпично, но несколько странновато. Анна и свита с лицами как на похоронах, выстроенные повзводно монахи с ошалело-восхищенными мордами, бьющиеся в экстазе местные жители, неведомым образом прознавшие о королеве и как вишенка на торте, чуть поодаль, машущие своими чепчиками падшие прелестницы из борделя мадам Луизы вместе со своей хозяйкой. Но эти, в основном провожали браво гарцующих гвардейцев и мушкетеров, которых ободрали как липку за время паломничества.

Неожиданно раздался несколько истеричный вопль:

— Господи помилуй, ваше величество!!! У-у-ууу, Христа ради, подождите…

Я даже вздрогнул, предполагая какой-то очередной пиздец, простите за мой французский.

Но источником причитаний оказался мой повар и кастелян в одном лице, брат Гастон. Громила несся, спотыкаясь к карете королевы неся на вытянутых руках…

Козленка.

Гвардейцы и мушкетеры сомкнули строй, лязгнули шпаги, но Анна властно приказала расступиться.

— Ваше величество!!! — он брякнулся на колени и протянул королеве юное парнокопытное. — Возьмите, молим, на память. Ой… он обкакался, какая прелесть…

Я машинально перекрестился. Вот как это назвать? Идиотизм чистой воды, впрочем, как всегда со мной в последнее время. Я что, притягиваю к себе упоротых мудаков?

Королева неожиданно улыбнулась, взяла козленка, поцеловала его в пушистый лобик, а повар удостоился от нее одобрительного кивка и по своему обыкновению брякнулся в обморок.

Толпа взвыла в восхищении, на дарителя никто не обращал внимания, королева села в карету и вскоре колеса затарахтели об камни на дороге.

Я провел их взглядом, еще раз перекрестился и выдохнул.

Проводили, хвала Деве Марии, чтоб им ни камня, ни колдобины на дороге.

Немного подумал и отдал команду строить личный состав в дворике клуатра, используемого как плац.

Помедлил, прошелся вдоль строя, а потом тихо сказал.

— Хвала господу, мы справились. А посему, сегодня… винная порция не ограничена, а мессы заменяются личными молениями. Пейте сколько влезет, собаки сутулые. Брат Гастон, открыть винные погреба…

После секундного замешательства братия взорвалась ликующим ревом:

— Виват, его преподобию!

Я обернулся к брату Игнатию.

Некоторое время я думал, что начальник боевых монахов не имеет никаких слабостей — эдакий стойкий оловянный солдатик. Но как недавно выяснилось, ошибался. Игнатий оказался бытовым алкоголиком. Сначала он усердно молился, видимо испрашивая разрешения от Господа, а потом в течении дня усердно нажирался. На следующий день делал перерыв и снова нырял в объятия Бахуса. И так постоянно. Ну что тут скажешь, слабость как слабость, все мы люди. Справедливости ради, эта слабость никак не влияет на выполнение служебных обязанностей.

— Мое разрешение касается и ваших людей, но с вас никто ваши обязанности не снимает. Справитесь?

Боевой монах алчно сглотнул и свистящим шепотом пообещал:

— Мышь не проскользнет, ваше преподобие!

Я развернулся и молча пошел к себе в резиденцию. Сел в кресло и со странной тоской провел взглядом по кабинету. Тяжелый стол из эбенового дерева, несколько массивных кресел, стены закрыты панелями: на них скромное распятие, несколько гобеленов на религиозную тематику и мое оружие. В углу большой камин с фигурной кованой решеткой. Доставшие по наследству статуэтки обнаженных ангелочков и прочую фривольную лабуду, я приказал убрать, сейчас из изваяний осталась только каменное изваяние в натуральную величину девы Марии с младенцем на руках.

В итоге получилось вполне скромно, правда мрачновато.

Еще раз зачем-то вздохнув, я перевел взгляд на аккуратные стопочки монет на столе. Вчерашняя экспроприация имела неожиданный дополнительный эффект — сегодня поутру ко мне заявилась толпа местных арендаторов и исправно погасила недоимки, вдобавок с радостью согласились перезаключить договора. Видимо пошел слушок, что аббат скор на расправу и действует прямо от имени короля и кардинала — сказалось присутствие мушкетеров и гвардейцев.

Приятно, хотя работы еще непочатый край, главная схватка предстоит с гораздо могущественными людьми. Забрать положенные денежки с них будет куда, как трудней.

Вздохнув, я приказал притащить из темницы ревизоров из Сито, что было немедленно исполнено.

Монаси за эти дни заметно раздобрели, что не особо не удивило — их кормили как на убой в качестве некоторой компенсации за лишение свободы.

Встретил я их молчаливым тяжелым взглядом.

Клаустральный приор отец Мавр заметно занервничал, остальные уткнулись глазами в пол.

Я немного подождал и доброжелательно извинился:

— Прошу простить меня братья, сами понимаете, присутствие королевы в обители накладывало на меня определенные обязательства и сильно стесняло в свободном времени. Надеюсь, вы не претерпели стеснений?

— Нет, нет, что вы, ваше преподобие! — часто закивал брат Мавр с раболепной мордой. — Никаких претензий, мы все понимаем.

— А что вы еще понимаете? — лязгнул я голосом.

Монахи даже отшатнулись, но я смягчился.

— Передайте главе капитула, что я выражаю ему глубокое почтение и уверяю в своей преданности. При первой же возможности, я упомяну его заслуги пред Орденом в беседе с его высокопреосвященством и его величеством.

Прозвучало это четко и понятно: я принимаю его главенство, но буде опять вздумает совать мне палки в колеса — настучу кардиналу и королю.

Ревизоры все прекрасно поняли и рассыпались в уверениях, что исполнят поручение, как должно.

В общем, снабдил братию щедро провизией и деньгами на дорогу и отпустил с Богом. Понятное дело, религиозная мафия из Сито так просто не успокоится в своих кознях, но хотя бы поумерит свой пыл. А я за это время подготовлю план, как заткнуть их раз и навсегда: компромата для этого хватает с головой.

Вынырнув из мыслей, я почувствовал, что мне очень хочется выпить: от желания даже свело скулы.

Поддавшись слабости, достал из шкафчика стеклянную бутылку в серебряной оправе и вытащил плотно притертую пробку. По кабинету сразу поплыл густой ароматный запах вишни.

Я страдальчески вздохнул. Мигрени уже прошли, но вполне может статься, как только тяпну песярик, все начнется заново.

— Оно мне надо? — задумался вслух и сам себе ответил: — А вдруг, не начнется?

Налил в рюмочку, залпом выпил и замер в ожидании.

Но вместо головной боли по телу прошла приятная горячая волна.

Я улыбнулся и пошел спать.

За неделю гребанного паломничества умаялся как ломовая лошадь. Днем гребанные молитвы и гребаные насущные заботы, а ночью в поте лица трудился на королеве: поспать удавалось всего пару часов за сутки.

Поудобней устроился, проверил пистоль под подушкой, удовлетворенно глянул на шпагу рядом с кроватью и закрыл глаза.

Мысли сразу свернули на возможные последствия визита Аньки.

В аббатстве все прошло без сучка и задоринки, ночные бдения с королевой остались для всех без исключения за кадром. По прибытию в Париж, дамы из свиты ее величества, обязательно нажалуются королю на жестокость и прочие притеснения, которые они претерпели в аббатстве. Да и сама королева хвалить меня не станет, мы с ней специально этого оговорили. Что все очень на руку, потому что король специально меня предупреждал, чтобы никакого снисхождения не было.

А дальше? Дальше, чем черт не шутит, королева действительно может забеременеть. А вот на этот случай, было бы очень хорошо, чтобы Луи отметился в спальне жены сразу после ее прибытия. Тут я уже бессилен, но Мадлен обещала, что устроит свидание. Каким образом, даже не представляю, остается только надеяться, что у нее получится. Иначе как объяснять беременность Анны? Остается только непорочное зачатие, но это как-то уже слишком — вряд ли поверят и живо отделят мне башку от тела, а попутно все остальные выступающие части.

Обдумав все, я с чистой совестью заснул и сразу провалился в очень странный сон…

Совершенно четкая картинка, просторная. светлая комната, манекены, шпаги и прочий холодняк в стойках у стен, а на самих стенах плакаты с упражнениями для боя холодным оружием.

Светловолосый мальчуган лет десяти возрастом, в тренировочном костюме для фехтования с короткой шпагой в руке стоит в атакующей позиции.

— Вот так, так и так! — он бросается вперед, совершает несколько ударов, а потом горделиво салютует клинком. — Ну как?

— Плохо! Очень плохо! — в сцене появился новый персонаж, худощавый мужчина, тоже в фехтовальном костюме. — Отвратительно Луи, отвратительно, считайте, что вы уже мертвы!

Его красивое лицо немного портило злое, недовольное выражение.

— Но я же скоро стану королем! — своенравно бросил мальчик. — Кто посмеет меня убить?

— Еще как посмеют! — насмешливо ухмыльнулся тренер. — И будут сметь постоянно.

— А моя охрана? — упорствовал парнишка.

— На охрану надейся, а сам не плошай! — властно заявил тренер. — Вы должны уметь защищать себя! В позицию! Живо! Выше руку, выше! — он щелкнул своей рапирой плашмя по предплечью ученика. — Вот так!

Несмотря на то, что мальчик назвал себя королем, в голосе мужчины не прослеживалось абсолютно никакого почтения.

Занятие продолжились, тренер безжалостно гонял ученика, но тот послушно все исполнял, правда иногда своенравно роптал. Но в этом нарочитом своенравии все-равно чувствовалось глубокое уважение.

— Вот! Уже лучше! — наконец, довольно воскликнул мужчина. — Но все равно пока недостаточно. Теперь отработаем «длинную стойку».

— А охота? — недовольно протянул юный король. — Мы же хотели сегодня еще пострелять куропаток?

— Успеем! — рыкнул тренер. — Еще раз…

Но занятиям помешала стремительно вошедшая в зал миловидная женщина в усыпанном драгоценностями платье.

— Ваше величество, — тренер и ученик немедленно склонились в поклоне.

— Ваше преосвященство, — мягко улыбнулась женщина и присела в легком книксене. — К сожалению, я вынуждена забрать сына…

— Но мама!!! — мальчик гневно топнул ногой. — Мы еще на охоту собрались.

— Идите, — мужчина подтолкнул парнишку к королеве. — Король не принадлежит себе…

Вот тут я и проснулся, потому что опознал всех участников сцены.

Тренер — это я! Повзрослевший, но вполне узнаваемый. Вот только непонятно, откуда у меня на лице взялся жутковатый шрам на скуле, уходящий к уху. Женщина — ее величество королева Анна Австрийская. Ставшая взрослее и совершенно неожиданно красивее. А мальчик…

— Луи XIV? — в замешательстве пробормотал я. — Неужели? Черт, да он даже немного смахивает на меня. Так что? Из аббата я перепрофилировался в учителя фехтования? Стоп! Она обратилась ко мне: ваше преосвященство? Я — епископ? А что с Луи под номером тринадцать?

От догадки меня бросило в холодный пот. Честно говоря, я совершенно не собирался делать церковную карьеру. Особенно при королевской семье. Нахрена мне постоянные интриги и сраная политика? Вон Ришелье живет как на минном поле, поговаривают, что бедолага спит всего три часа в день.

Будущее у меня ассоциировалось всего лишь с достатком, то есть, я просто планировал разбогатеть и отойти от всех дел. А тут…

— Да ну нахрен! — в сердцах выругался я. — А оно мне все надо?

Впрочем, я быстро себя успокоил. Сон, всего лишь сон. Мало ли что приснится, особенно на фоне последних событий. Насколько помню, ни один мой сон в личности Антуана де Бриенна не исполнился. Так что есть надежда.

Смело тяпнул еще вишнёвки, заснул опять, а поутру уже не вспоминал про сон.

Последующие три недели никто нас не беспокоил, про меня и аббатство словно забыли. Я уже стал подумывать, что обошлось без наследника. Чертовы высокопоставленные недруги тоже себя никак не проявляли, и я получил возможность сосредоточится на прогрессорстве.

Заработал швейный цех, а подготовка новой модной коллекции одежды подходила к завершению. Наперед я не забегал, но коллекция обещала произвести настоящий фурор среди столичных модников. От себя я почти ничего не выдумывал, а просто перепрыгнул в моде к середине восемнадцатого века. Гораздо удобней и практичней чем носят сейчас. Зачем мне все это надо? Все просто, на саму моду мне плевать, дело в барышах.

Ну да Бог с ней, модой этой. Мои производственные мастерские наконец начали выдавать образцы передовой продукции.

Да, всего лишь опытные образы, но это уже гигантский прогресс.

К примеру…

Я поджег от свечи лучинку и поднес ее к фитилю. Вспыхнул почти бесцветный яркий огонек. Я подкрутил фитиль и надел стеклянную колбу.

В кабинете сразу стало гораздо светлей.

Вот! Лампа для освещения. Основание-резервуар отлили из бронзы, фитиль с механизмом регулирования, стеклянная колба и отражатель, тоже из бронзы. Топливо — спирт, который у меня тоже начали уже гнать. Сущее вундерваффе, потому что сейчас в основном помещения освещают свечами. Да, дорого, особенно стеклянная колба, но лампа как раз и предназначена для состоятельных слоев населения. Берем патент и зарабатываем деньги. И не обязательно самому утраивать промышленно производство — нанимаем мастерскую на стороне и пожинаем плоды.

Я довольно улыбнулся, встал и глянул через окно на обитель. На улице моросил противный дождь. Я недовольно поморщился, но потом накинул плащ и потопал инспектировать подотчетное хозяйство.

И первым делом направился в оружейную мастерскую, где дело шло не так быстро, как хотелось бы.

Я обеспечил своего оружейника всем необходимым, выделил квалифицированных помощников в достаточном количестве, но процесс все равно тормозил. Что особо и не удивительно, механизация труда почитай отсутствует. Как делают сейчас качественные стволы для мушкетов? Жуткая морока: сначала сваривают железную полосу в трубку на заготовке, а затем, вручную, центрируют на специальной приспособе и доводят внутреннюю и внешнюю соосность напильниками и развертками. А с нарезным участком ствола по моей задумке вообще все сложно. Но первые рабочие образцы я уже испытал, а брат Гаспар пообещал сегодня предоставить уже готовые изделия.

Оружейник как раз распекал своих помощников: а именно, банально лупасил послушников испорченным стволом. Я не стал вмешиваться и принялся дожидаться у входа, когда экзекуция закончится. Битие определяет сознание, никуда не денешься.

— Ваше преподобие! — брат Гаспар отбросил в сторону железяку, нырнул к себе в подсобку и вынес длинный сверток. — Вот! — он жестом фокусника развернул ряднину.

На столе лежал комплект из двух пистолетов и короткого карабина.

Взял карабин и примерился к плечу.

Внешне все выглядело очень пристойно: Тщательное качество подгонки, современное ложе, кремневый замок, сверловка «парадокс», калибр примерно соответствует современному охотничьему двадцатому, скромная, но изысканная инкрустация. Правда меня в первую очередь интересовал не внешний вид, а рабочие качества.

— Испытать можно?

— Конечно, ваше преподобие, — обиделся оружейник и послал помощника за принадлежностями.

Я взял из коробки пулю и внимательно ее осмотрел. Прогрессорство в чистом виде: та самая пуля Минье: позади коническая выемка, в которую вставляется коническая железная чашечка, не доходящая до дна выемки. При выстреле чашечка расширяет пулю, которая своими стенками врезается в нарезы.

Насыпал пороха в ствол, вогнал пулю, поставил курок на предохранительный взвод, подсыпал из пороховницы на затравку, закрыл крышку полки, взвел курок и прицелился в дверной проем…

— Ваше преподобие. помилуйте!!! — появившийся в мастерской Саншо нырнул в сторону и закрыл голову руками.

— Какого дьявола? — недовольно рыкнул я.

— Приехали… — ошарашено выдохнул баск. — За вами приехали…

— Кто? — я чуть не пристрелил его от злости.

Как очень скоро выяснилось, моя спокойная жизнь закончилась. Кардинал прислал за мной гонцов с приказом немедленно явиться пред его ясные очи.

И как в прошлый раз выяснить причину вызова не удалось.

Пришлось спешно собираться и переть в славный город Париж, чтобы ему пусто было.

И как в прошлый раз, перед кардиналом меня принял отец Жозеф.

Старик недовольно поморщился и нехотя сообщил:

— Королева понесла.

А потом последовал вопрос.

— Вы ничего не хотите мне сказать по этому поводу?

Глава 12

Королева понесла?

То бишь, выражаясь современным языком, забеременела?

Да ну нахер!!!

Известие шарахнуло мне по мозгам не хуже кувалды. Да, я предполагал, что королева может забеременеть, но относился к этому, мягко говоря, не особо серьезно, почти убедив себя, что ничего не получится.

И от крайнего охренения тупо переспросил:

— Кого и куда понесла?

Отец Жозеф посмотрел на меня как на идиота, встал, подошел вплотную и едва сдерживая раздражение процедил.

— Его величество, королева Франции Анна в тягости. Надеюсь, вы понимаете, что это значит? Вы ничего не хотите мне пояснить по этому поводу?

Тут я уже полностью пришел в себя и четко отрапортовал:

— Я могу лишь возблагодарить Господа за то, что он внял нашим молитвам и усердию.

— Усердию? — у капуцина начала подергиваться бровь.

— Усердию его величества в спальне королевы, — спокойно продолжил я.

— Вы! — монах ткнул в меня пальцем, но тут же взял себя в руки и уже спокойно сказал:

— Поверьте, не никакой нужды строить из себя недалекого человека. Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. Я вам не враг, а союзник. Мы оба служим на благо Франции.

Я уже понял, в чем причина наездов. Капуцин далеко не дурак и прекрасно понимает, что я действительно могу быть причастен к беременности королевы, а сказочки о том, что аббат Антуан де Бриенн сочувствует любителям мужчин, не имеют под собой никаких оснований. А еще он прекрасно понимает, что теперь я могу взлететь очень высоко и выбиться из-под его опеки, то бишь, попробовать сыграть свою партию. Предупредить такой вариант событий могут достоверные компрометирующие материалы, но вот незадача — компромата на меня нет. Вот и пытается взять с наскока, а вдруг расслаблюсь и расколюсь.

Ну что же, я все понимаю, но признаваться ни в чем не собираюсь. Тем более, мне никто пока суставы не ломает, а когда свидание с палачом станет неминуемым, тогда и посмотрим.

— Я не понимаю, о чем вы, святой отец.

— Вы стали на очень скользкую дорогу, сын мой…

Вот тут я не смог сдержаться, а точнее, не захотел и в тон капуцину жестко ответил:

— Я не схожу со скользкой дороги весь последний год, в основном благодаря вам, святой отец. Задавайте прямые вопросы и получите прямые ответы. Мне была поставлена задача принять ее величество для паломничества, насколько у меня хорошо получилось, судить не мне, но я сделал все, чтобы исполнить волю его высокопреосвященства, вашу волю и волю его величества.

— У вас получилось, — отец Жозеф смягчил тон. — Мы вас ни в чем не обвиняем, но вы должны понимать сложность вашего положения. Мы всего лишь стараемся вас уберечь от опасности.

— Я все понимаю.

Монах кивнул резко сменил тему.

— После возвращения королевы на вас обрушился шквал жалоб, даже ее величество упоминала вас в нелицеприятном тоне. Вы действительно морили дам из ее свиты голодом?

Он с удивлением вздернул бровь.

Я пожал плечами.

— Только усмирение плоти ведет к истинному покаянию. Питание паломниц ничем не отличалось от питания братьев моей обители. Мне самому вполне хватает куска хлеба и миски вареных зерен злаков…

Я про себя улыбнулся и мысленно продолжил фразу.

«А еще мне хватает всего лишь печеного каплуна, бараньей ножки, котлет из рубленной телятины, пяти-семи сортов сыра, свежих овощей и фруктов и так далее и тому подобное. Но вам об этом знать, святой отец, совершенно ни к чему…»

Капуцин склонил голову и уважительно заметил:

— Его величество остался глух к жалобам дам. А ваши действия, совсем наоборот, вызвали у короля полное одобрение. У него даже возникло желание отправлять дам королевского двора к вам ежегодно.

Я с трудом удержался, чтобы не перекреститься. Чтобы у тебя на языке прыщ выскочил венценосный ты мудачина. Нахрена мне надо эта морока? Я только за визит королевы отощал как тот гугенот из Ля-Рошели. А тут каждый год этих дурочек принимать.

— А известие о том, что королева в тягости, привело его в абсолютный восторг, — рассказывал монах, не спуская с меня глаз. — Его величество даже приказал немедленно доставить вас к нему, чтобы лично высказать свою признательность. Вас ждет блестящее будущее, Антуан…

«Значит, Луи все-таки отмечался в спальне супруги, — с облегчением отметил я. — Красавчик, просто молодчага, искренне одобряю…»

— Но… — отец Жозеф сделал долгую паузу, чем немного перепугал меня. — Но, к сожалению, неотложные государственные дела помешали его встречи с вами…

В кабинете появился невзрачный и незаметный монашек, капуцин жестом попросил меня подождать и вышел, а когда он вернулся, по лицу отца Жозефа я сразу понял, что мое блестящее будущее несколько откладывается.

«Опять? Что еще? Да сколько можно, козлы позорные? — для описания ситуации у меня уже не осталось цензурных слов. — Собаки сутулые, пидорасы в сутанах, хер вам в дышло…»

— Король обязательно примет вас, — сухо и деловито заявил отец Жозеф. — А пока государство нуждается в ваших талантах.

— Святой отец? — не переставая материться про себя, я склонил голову.

— Корона в опасности, заговорщики покусились на святое, к счастью, заговор был вовремя вскрыт… — чеканил капуцин. — Ваша задача немедленно арестовать сиих людей… — он положил на стол лист бумаги исписанный витиеватым почерком. — А это приказ на арест подписанный его величеством и его высокопреосвященством… — на стол лег футляр, запечатанный большой восковой печатью с королевскими лилиями.

Я счел нужным попытаться отказаться. Приказы приказами, но как бы потом из меня не сделали козла отпущения. От всех этих заговоров и интриг надо держаться подальше. Сегодня арестовываешь какого-нибудь герцога, завтра этот герцог опять ходит в фаворитах его величества, а ты маршируешь в Бастилию.

— Падре, прошу простить меня, но хочу напомнить, что я человек духовного звания. Приемлемо ли…

— Приемлемо! — отрезал капуцин. — В данном случае имеет значение лишь ваша незыблемая верность короне, остальное неважно. Ваша задача осуществить надзор за выполнением приказа, так как у нас есть опасения, что к заговорщикам по ряду причин могут отнестись снисходительно.

«То есть, вы не доверяете даже исполнителям… — сделал вывод я. — Ну что же, вполне предусмотрительно и понятно. Интересно, кого мы будем арестовывать?»

Взял со стола список фигурантов, мельком просмотрел его и сразу же испытал легкое очумение. Потому что на первой же строчке, наткнулся на фамилию Мишеля де Марийяка, хранителя королевской печати, а вторым шел его брат — маршал Франции Луи де Марийяк. Третьей была герцогиня де Шеврез. То бишь, арестовывать придется едва ли не первых людей государства. Весело, аж обхохочешься. А где Гастон Орлеанский? Опять вышел сухим из воды?

— Этих людей может не оказаться там, где указано, — пояснил капуцин. — Но в случае если вы их заметите, они должны быть арестованы живыми или мертвыми.

— Герцогиня де Шеврез? — я посмотрел на монаха. — Что делать с ней? Тоже убить?

— Я все уже вам сказал, — сухо заметил капуцин. — Все указанные люди должны быть арестованы живыми или мертвыми. И еще… — он недовольно поморщился. — Нежелательно, чтобы вы лично применяли силу, но, если придется, оставьте сомнения, мы отпустим вам грехи. Но будьте осторожны, эти люди сделаю все, чтобы избежать ареста. У вас собой… — он еще раз состроил брезгливую гримассу. — Все что вам необходимо? Гражданская одежда, оружие? Если нет, я могу приказать своим людям найти для вас что-нибудь подходящее.

Я сухо отказался:

— Все необходимое у меня с собой. Мне нужна всего лишь комната, чтобы переодеться.

Все сомнения отошли далеко на второй план. Ну что же, отбояриться не получилось, значит предстоит как можно тщательней выполнить приказ.

Комнату мне предоставили. С собой в Париж я взял только Арамиса и теперь решил привлечь парня к выполнению задания. Еще одна проверка не помешает, а там посмотрим.

— Переодевайтесь и вооружайтесь.

— Ваше преподобие? — Анри вопросительно посмотрел на меня. — Что нам предстоит?

— Нам предстоит выполнить приказ, — отрезал я. — Остальное узнаете по ходу дела.

Анри Д`Арамиц молча кивнул и принялся быстро распаковывать седельные сумки.

Я тоже сосредоточился на экипировке.

Все свое ношу при себе. Жизнь уже давно научила меня иметь при себе все необходимое, чтобы защитить свою жизнь.

Тонкая, стальная кольчуга прямо на рубаху, сверху плотный стеганный колет. От пистолетной или мушкетной пули не спасет, но от прямого удара шпаги или кинжала вполне может. Было бы неплохо под кольчугу какой-нить поддоспешник, но я сразу стану очень объемным, а значит сойдет и так.

На руки перчатки из тонкой и прочной воловьей кожи с длинными крагами, они помогут предотвратить повреждение кистей и предплечий, которые во время рубки очень уязвимы. Широкий и толстый пояс из дубленой кожи — дополнительная защита живота. Высокие сапоги ботфорты с голенищами из плотной кожи тоже не только дань моде.

На голову широкополую шляпу с одним фазаньим пером, на плечи свободный шерстяной плащ — не только на случай непогоды — он вдобавок отлично скрадывает силуэт.

С оружием тоже у меня все в полном порядке. Комплект из шпаги и даги, с которым я приехал в Париж, за пояс два пистоля новой конструкции — их я успел испытать в дороге и остался доволен. Из пятнадцати выстрелов лишь только раз у одного из них случилась осечка: просто великолепный по нынешним временам результат. Точность тоже отличная — за полтора десятка шагов я стабильно попадал в дупло размером с суповую тарелку.

Но это еще не все: в кобурах при седле еще находятся стволы: новый карабин, который я уже успел окрестить «Помелом» и два моих драгунских колесцовых пистолета с длинными стволами. Карабин тоже успел испытать, но с ним выходило несколько хуже, чем с новыми пистолями. Пулей он почему-то бил сильно левей от места прицеливания, зато картечью, прямо на загляденье — прямо по месту, кучно и резко.

— Ваше преподобие… — Арамис неожиданно поклонился мне. — Я вынужден признаться вам…

Он уже тоже успел переодеться и выглядел очень похожим на меня, за исключением того, что за поясом у него торчала рукоятка всего одного пистолета.

— Что еще? — я угрюмо посмотрел на него, уже свыкнувшись с тем, что от своих людей стоит ожидать любых, даже самых идиотских вводных.

— Я вынужден признаться, что… — Анри состроил скорбную рожу. — Я сначала принял вас за человека, который… — он замялся.

— Который не привык держать в руках оружие? — я усмехнулся. — Теперь вы изменили свое мнение?

— Да, ваше преподобие! — парень еще раз глубоко поклонился. — Прошу простить меня за недоверие.

— Пустяки. У нас есть еще несколько минут, так что советую еще раз осмотреть пистолеты. Что до предстоящего дела: вам предстоит находиться рядом со мной и неукоснительно исполнять мои приказы. Не более того.

— Любые приказы, ваше преподобие? — уточнил Д`Арамиц.

— Любые приказы.

Он в ответ просто молча поклонился.

Через несколько минут мы вышли во двор. Несмотря на необычайно теплую погоду для ноября, сегодня с неба лил мерзкий ледяной дождь, а небо затянули плотные свинцовые тучи. Изредка сквозь плотную завесу прорывалась луна, освещая все вокруг мертвенно-бледным светом, отчего все вокруг казалось таким же серым и неуютным, а резиденция кардинала походила на огромного, чудовищно изломанного великана.

Во дворе нас уже ждало три десятка гвардейцев роты его высокопреосвященства в полном вооружении: в кирасах, капеллинах и с мушкетами.

Гвардейцами командовал мой старый знакомый лейтенант де Болон.

— Вы… — он отшатнулся, узнав меня. — Проклятье, вы меняете свое обличье так часто, что я не успеваю привыкнуть. Ну что же, я рад, что нам придется действовать вместе.

Я искренне поприветствовал его.

— Я тоже рад, лейтенант? Адрес вам известен?

— Да, площадь Вогезов. По пути к нам присоединится отряд городских стражников. Но они не знают, где и кого придется арестовывать. Впрочем, — он немного помедлил. — Я тоже пока этого не знаю.

— Все узнаете на месте. Мушкеты заряжены? В таком случае, в путь.

Уже через несколько секунд копыта лошадей зачавкали по грязи.

Сам я особых сложностей в выполнении приказа не усматривал: выделенных сил должно было хватить с головой. Однако, при этом понимал, что восемь из десяти дворян предпочтут эшафоту умереть с клинком в руке.

Париж словно вымер, редкие прохожие быстро прятались в подворотни. Несмотря на ветер, городской смрад из-за сырости воспринимался еще тяжелей. Мне невыносимо захотелось сбежать подальше от города, но пришлось ограничится только платком на лице.

— Я знаю, этот особняк! — встревожился Арамис, когда мы въехали на площадь. — Вон там, во дворе, я ожидал известного вам человека со шрамом на щеке. Но он появился не из главных ворот, значит где-то есть тайный ход!

Я подозвал к себе сержанта городской стражи.

— Быстро оцепите весь особняк с его двором. Задерживать всех, кто попытается сбежать. Если попытаются сопротивляться — убивайте. Приказ его величества короля Франции!

Бравый пожилой усач стукнул кулаком по кирасе и убежал.

Но только мы начали рассредоточиваться перед домом, как ворота распахнулись и на площадь с грохотом колес по мостовой вырвалась карета, запряженная четверкой лошадей. Одного гвардейца снесло с ног и отбросило в сторону, третьего с жутким хрустом передавило пополам.

Я вырвал карабин из кобуры, щелкнул курком, но прицелится не успел, один из стражников ловко сунул алебарду в колесо.

Карета накренилась, встала на дыбы и рухнула на задний мост, кучер кубарем покатился по грязи и врезался в каменную тумбу.

Гвардейцы ринулись к ней, но из окошка с громким хлопком вырвался сноп огня.

— Пли! — скомандовал де Болон.

Громыхнули мушкеты, от кареты полетели куски дерева, кто-то внутри жалобно запричитал:

— Я сдаюсь, сдаюсь! Помогите, мой брат ранен…

Жалобы не помогли, саданул еще несколько выстрелов и причитания в карете стихли.

«Ну почему все через жопу… — с тоской подумал я. — Где я — там всегда сплошной бардак? Не иначе прокляли…»

Сдаваться обитатели дома не собирались, навстречу гвардейцам захлопали выстрелы. Впрочем, численное преимущество нападающих быстро сказалось.

Я подождал пока защитников опрокинут, спрыгнул с седла и с пистолетами в руках быстрым шагом вошел во двор. Арамис как привязанный следовал за мной.

Схватка сместилась в особняк, оттуда доносились вопли и скрежет оружия.

Я покрутил головой, вспомнил о возможном секретном ходе и подошел к одному из раненых, с хриплыми стонами пытающемуся уползти.

— Куда пошли хозяева? Ответишь, будет жить! — и для пущей доходчивости наступил каблуком ему на раздробленную ногу.

Тот истошно взвыл и отчаянно замотал головой.

— Не знаю, помилуйте Христа ради! Нам приказали только вас отвлечь.

— Неправильный ответ…

Следующего пинка хватило, раненый выдал секретный ход в каретном сарае, через который можно было выбраться на соседнюю улицу.

Я сразу ринулся туда и успел заметить, как в неприметную дверцу кто-то заходит.

Один из гвардейцев сунулся за ними, но ему навстречу хлестнули сразу три пистолетных выстрела, и он опрокинулся навзничь.

У меня мелькнула мысль послать Анри вперед, но, все-таки, я полез туда первым. Все просто: жалко пацана, может и вырастет из него тот самый знаменитый Арамис.

Протиснулся в узенькую щель, свернул в проход, потом в другой, выскочил на улицу и успел заметить трех кавалеров, сопровождающих даму в плаще с капюшоном.

Они тоже меня увидели.

— Помогите герцогине! — один из них, стройный, худощавый дворянин невысокого роста подтолкнул другого вслед женщине, а сам вышел мне навстречу. Третий — огромный и тучный здоровяк в кирасе стал рядом с ним.

Дама с сопровождающим скрылась за углом.

— Я барон де Пьемон! — начал худощавый, но я не был намерен обмениваться любезностями. Поступил приказ — надо его выполнять, остальное все побоку. Ты бы еще раскланялся, придурок…

Курок с зажатым в нем кремнем выбил снопы искр из полки. Пистолет дернулся, из ствола вырвался узкий язык пламени.

Де Пьемон с сиплым выдохом схватился за грудь и завалился на бок. А вот вторым выстрелом, я всего лишь зацепил громиле ногу.

Тот взревел словно раненый медведь, ринулся вперед, но бабахнул колесцовый карамультук Арамиса, и здоровяк с лязгом уткнулся мордой в грязь.

— Вперед! — я побежал дальше и нос к носу столкнулся с третим кавалером.

И этот кавалер оказался тем самым Базеном де Барруа, по кличке Граф.

И первым же выпадом, он чуть не отправил меня на тот свет — клинок пропорол колет под мышкой.

Второй раз ударить я уже не дал, швырнул ему в лицо незаряженный пистоль, который, зачем-то все еще держал в руке. К сожалению, не попал, но заставил отшатнуться и тем самым выиграл несколько секунд.

— Херувимчик! — Граф радостно осклабился. — Теперь ты от меня уже не уйдешь.

— Живо за ней… — я отступил на несколько шагов, отмахнул Арамису и выхватил дагу из-за пояса.

Анри послушно прошмыгнул мимо графа. Тот было пытался преградить ему путь, но Арамис ловко ускользнул. Базен успел чиркнуть Арамиса шпагой, но на скорости последнего это не сказалось.

Опознал ли его де Барруа или нет, было совершенно непонятно, но меня сейчас этот вопрос занимал меньше всего.

В мозгах клокотала сплошная холодная ярость.

Де Барруа яростно зарычал и бросился в атаку…

Глава 13

Звонко лязгнули клинки: я отбил два подряд удара, сам проверил оборону Барруа быстрым и коротким выпадом, а потом пошел приставными шагами вокруг него против часовой стрелки, направляя шпагу правой рукой кончиком клинка в лицо Графу, а левую с дагой держа у своего бока.

Прошлый раз мне пришлось туго, не спорю, но тогда я едва держался на ногах от дикой головной боли. Но сейчас, совсем наоборот, я полностью контролировал свой разум и тело. И не собирался давать ему не малейшего шанса.

— Ты уже труп, Херувимчик… — Барруа попытался сбить меня с направления, а когда не получилось, выплеснул из себя шквал ударов.

Я почти не контратаковал, в основном сбивал его с темпа и ждал удобного момента. И этот момент скоро представился.

Этому приему Антуана де Бриенна научил его учитель Иниго Торрес Эччеверия. Довольно простой, но очень подлый и невероятно трудный в исполнении, потому, что существует большой шанс самому быть убитым, а исполнение сильно зависит от самого противника: его стойки, длины рук, манеры фехтования и даже размера чашки на клинке.

В случае его правильного исполнения, визави мгновенно терял возможность продолжения поединка, мало того, утрачивал навсегда способность работать той рукой в которой держал клинок.

Ни у Антуана, ни у меня прием еще ни разу не получался до конца, но сейчас Барон сделал все, чтобы это случилось в первый раз.

Он атаковал, сильно вытянув руку вперед и подавшись всем телом вслед за ней. Такой маневр на первый взгляд выглядел приемлемы, он действительно едва не достал меня.

Но, как говорят, «едва» не считается.

Я на отшаге, то есть, отступая, с поворотом своего корпуса, сопроводил его клинок своим в сторону, а потом вывернул руку и резко хлестнул кончиком шпаги Барруа по запястью.

От невероятного напряжения у меня самого чуть не лопнули сухожилия, но я все-таки попал!

Глухо хрустнуло, Граф заверещал как заяц и выронил шпагу.

У меня все внутри буквально завопило от радости, но добить Барруа я не смог, потому что поскользнулся и упал на колено.

Чертова парижская грязь!

Машинально защитился дагой, но ублюдок Граф даже не помышлял оо нападении.

Он…

Он просто сбежал: юркнул в подворотню и скрылся во тьме.

— Проклятье!!! — я вскочил и зашипел от острой боли. С желанием догнать урода пришлось немедленно расстаться, потому что каждое движение свирепо отдавалось в колене.

Еще несколько мгновений ушло на проклятья, потом я подобрал шпагу Барона со своим пистолетом и поковылял за Арамисом, который, теоретически уже должен был задержать даму. А точнее, герцогиню де Шеврез. В том, что это она, я почти не сомневался.

Анри Д`Арамиц нашелся очень быстро, он сидел прямо в грязи прислонившись спиной к стене и пытался стереть ладонями кровь с физиономии.

Я пошарил вокруг взглядом, герцогини в обозримом окружающем пространстве не нашел и зло гаркнул.

— Какого черта?

— Ваше преподобие… — виновато мазнул по мне взглядом и сразу опустил голову. — Я подвел вас…

— Это я и так вижу! — я даже отступил на шаг, чтобы не порешить пацана от злости. — Рассказывайте! Как это случилось?

— Я ее догнал и предложил сдаться… — Арамис горестно вздохнул.

— И что?

— Она сдалась, а я предложил руку, чтобы довести ее к вам…

— Тысяча распутных монахов! Или вы поторопитесь со своим рассказом или я сам вас убью!

— А она… — испуганно зачастил парень. — А она… ударила меня чем-то по голове! А когда я пришел в себя, ее уже не было рядом. Простите, я подвел вас. Кто я после этого…

— Лопух! — сухо сообщил я ему на русском языке, развернулся и пошел назад.

— Это по-китайски? — мямлил Анри мне в спину. — А как перевести на французский язык? Я понимаю, что ничего для меня хорошего, но все-таки?

Я резко развернулся и ткнул пальцем в его грудь.

— Забудьте! Никакой дамы не было, и вы никого не преследовали! Мы догоняли тех двух дворян, которых все-таки догнали и убили из пистолетов. Понятно? Забудьте навсегда. Это вопрос нашей жизни или смерти.

— Все понятно, ваше преподобие! — Арамис с серьезной мордой поклонился. — Простите… а что с вашим противником? Мне показалось, что он меня не узнал. Я специально прикрывал лицо полой шляпы.

— Я его ранил, но он сбежал. Но вам лучше пока не показываться ему на глаза.

Мы вернулись к телам барона де Пьемона и его подельника. К удивлению, громила еще был жив и пытался уползти. Я посмотрел на Анри Д`Арамица, тот все правильно понял, не стал играться в благородство и ударом шпаги добил его.

Да, не очень красиво, но выхода другого нет, нам не нужны свидетели, которые сопровождали клятую герцогиню. Черт его знает, как среагирует король, когда узнает, что мы ее упустили, так что, лучше ему по этому поводу не докладывать ничего.

«А пацан все-таки хорош, никаких соплей — приказали, убил не раздумывая, — думал я. — Что до Шеврез… ну, со всяким может случится. К тому же герцогиня по слухам настоящий гений коварства. Хотя случай выглядит довольно странным. Анри резкий как понос, а тут дал себя двинуть по башке изнеженной дворянке из высшего света. Хотя, в этой жизни еще и не такое случается».

Схватка в особняке уже закончилась, стражники и гвардейцы перебили почти всех обороняющихся, правда сами при этом сами потеряли шесть человек. В плен попал хранитель королевской печати де Марийяк и еще несколько дворян калибром поменьше. Брат хранителя печати, маршал де Марийяк погиб в карете, это именно он пытался отстреливаться.

Я места себе не находил от злости, хотя понимал, что приказ арестовать всех, живыми или мертвыми формально выполнен. А про де Барруа и герцогиню решил не докладывать. Благо, хранитель королевской печати при экспресс допросе ни словом о них не обмолвился. По его словам, они только приехали и ни с кем не успели повидаться. Остальные пленные сообщили, что в доме было несколько женщин, но кто они — неизвестно.

И да, внезапный арест не получился, потому что заговорщиков предупредили. Кто — осталось неизвестным, прибежал какой-то простолюдин. Проводить дознание я не стал: пусть люди кардинала сами разбираются. Мне и своих забот хватает.

К счастью, боль в колене немного утихла, я уже почти не хромал, что до Графа… Да, очень скверно поучилось, но, я почему-то уверен, что мы с ним очень скоро снова встретимся.

Пленных отвезли в Бастилию, а сам я вернулся к отцу Жозефу, где подробно изложил результаты операции.

Думал, что капуцин выпишет мне по первое число, ведь операция по захвату была проведена из рук вон безобразно, но, к моему удивлению, падре остался довольным и даже, впервые за все наше общение, предложил мне кресло.

— Вы как должно исполнили поручение! — с отрешенным видом смотря на тлеющие поленья в камине говорил монах. — Несомненно, его высокопреосвященство и его величество будет довольным вами, но прислушайтесь к моим словам: ваша стезя — это духовный путь! Священники — это не только пастыри, они администраторы, которые составляют основу государства.

«Иди ты в задницу, старый хрыч», — любезно поблагодарил я его, гадая, какого хрена он все не отпускает меня.

Время уже шло к утру, я от усталости едва держался на ногах и больше всего на свете хотел лишь одного — завалиться в постель.

— В вас я заметил божью искру! — строго сообщил капуцин. — Это большая редкость для нашего времени.

Я все еще не понимал, к чему он клонит и дежурно кивал.

— Я не провидец, — со странными жутковатыми огоньками в глазах заявил отец Жозеф, — но, все идет к тому, что вы войдете в королевское окружение. Может показаться, что большего для себя нельзя пожелать, однако, вы созданы для гораздо более великих дел…

Капуцин прервался, когда в кабинет вошел служка и заговорил только после того, как он закончил сервировать стол и вышел.

— Вино, вино, — монах взял в руки маленькую глиняную бутылочку и наполнил из нее почти черные от старости деревянные стопки. — Я не понимаю, что люди находят в вине, истинный напиток сильных — это… — он прервался и с намеком посмотрел на меня. — Впрочем, я знаю, что вы предпочитаете сидр и могу приказать принести его для вас…

Воздух наполнился ароматом испанской крепкой виноградной водки — орухо.

Я взял в руки стопку, немного помедлил и спокойно ответил:

— Вы правы, отче, я предпочитаю сидр любому другому напитку, однако, иногда, очень редко, все-таки позволяю себе рюмочку-другую аguardiente de orujo. Да, это слабость, но я не претендую на лавры абсолютного аскета. А еще, я уже наладил производство этого напитка у себя в аббатстве. Будьте уверены, даже в Кантабрии, на родине этой амброзии, ничего подобного не производят…

— Пришлете мне бочонок для дегустации!!! — быстро распорядился монах и лихо опрокинул в себя стопку: зажмурился, открыл глаза и с просветлевшим лицом, с легкой хрипотцой в голосе заговорил: — Я договорюсь, чтобы вас приняли сразу на бакалавриат теологического факультета Сорбонны, а после его окончания не станет дело и за защитой диссертации. Ученое звание значительно упростит вам дальнейшую карьеру. Было бы совершенно неразумно ограничивать ваш потенциал аббатством…

«Дальнейшую карьеру? — озадачился я. — А куда дальше? — и ахнул от догадки. — Неужто епископство? Но это далеко не так просто, как может показаться. Сейчас во Франции епископов по представлению самого короля утверждают в Ватикане, кроме того, есть обязательный возрастной ценз, а мне исполнится всего лишь двадцать лет. Впрочем, все эти вопросы решаемы. Но с какого хрена старикан так расщедрился?..»

Отгадка пришло быстро.

Все просто, капуцин понял, что меня не сдержать в узде силой и теперь перешел к плюшкам. Если, действительно, Луи меня приблизит, то Жозеф получит еще одного своего человека в окружении короля. Хитро и мудро, право мне уж совсем не улыбается записываться в студиозусы. Хотя, все это пока лишь слова и домыслы. Так, пока старикан в духе, надо попробовать вытянуть из него все что можно…

— Падре, благодарю вас за доброту, я несомненно последую вашему совету, но сейчас мен заботят более приземленные и насущные дела. Основа церкви — вера и паства, церковь должна заботиться о людях, а люди понимать, что окружены неусыпной заботой. В том числе и мы должны думать и о благосостоянии своих сынов и дочерей. Речь о моем коммерческом прожекте. Табак!..

Я подробно изложил коммерческий план.

К счастью, капуцин одобрил мою задумку и пообещал поспособствовать получению лицензии на производство.

Мы еще немного поговорили, а потом я выбрал момент для того, чтобы провентилировать варианты для использования имеющихся в моем распоряжении компрометирующих материалов.

— Вся беда нашего времени в том, что сильные мира сего, в том числе церковные иерархи ставят себя выше законов божьих и человеческих…

Отец Жозеф сразу стал похож на охотничью собаку.

— Зная вас, я не сомневаюсь, что вы уже имеете на руках свидетельства злоупотреблений?

Я немного поколебался и вломил капуцину по самые уши святош из Сито. Исходил при этом из самых простых соображений: эти черти никогда не угомонятся в своих попытках подсидеть меня. Жить на минном поле мне не улыбается, так что лучше упредить удар и самому решить вопрос окончательно.

К моему удивлению, отец Жозеф отреагировал довольно прохладно, а если точнее, абсолютно без эмоций.

Он немного помолчал и пообещал подумать над вопросом.

— Дело обстоит гораздо сложнее, чем кажется, даже при наличии серьезных доказательств. Некоторые упомянутые вами лица являются креатурами из Ватикана, а папский престол очень ревниво относиться к посягательствам на его права и влияние. Дело осложняется еще тем, что нельзя допустить, чтобы подозрения пали на вас — в таком случае, вы сразу станете для престола нежелательным лицом…

На этом вопрос пока снялся с повестки.

Не знаю, чего или кого ждал капуцин, но вскоре мне предоставили вполне комфортабельное помещение для ночлега, с отличной кроватью и тюфяком.

Я оккупировал кровать, а Арамис не чинясь улегся прямо на попону, расстеленную на полу.

Несмотря на позднее время и сильную усталость, заснуть сразу не получилось, в голове вертелась сплошная чехарда мыслей.

А потом, мне вовсе стало не до сна.

Потому что сопевший как младенец Анри Д`Арамиц, заговорил во сне.

— Моя шпага и сердце принадлежат вам, ваша светлость…

— Чего? — от неожиданности я приподнялся на локте и уставился на скрутившегося в калачик парня.

— Бегите, я все устрою… — горячо бормотал тот, подергивая левой ногой.

— Благочестивые девственницы! — в голове забрезжило подозрение. — Ах ты, щенок!!!

Все же понятно! Обращение — ваша светлость — обращение к герцогу или герцогине. Герцогине, Карл!!! Гребанная де Шеврез! Отпустил, таки, стервец! Ну все, карачун тебе, Церетели!

Первым желанием было прибить мерзавца. Я даже потянулся к стоявшему в углу комнаты канделябру. Но немного поразмыслив, я остыл и решил подождать до утра, то есть, дать парню шанс. Утром сам признается — еще подумаю, что делать, если нет, то и суда нет — прообраз Арамиса закончит свой путь так и не добившись ничего. Просто… просто у паренька огромный потенциал и будет жалко, если он не оправдает мои надежды…

Надо ли говорить, что до утра я так и не заснул?

Утром притащили сносный завтрак и теплую воду для умывания. Я молчал, ничем не выдавая своего подозрения, а Анри с утра выглядел неважно и старался не встречаться со мной глазами.

Тянулось время, я уже начал подумывать, что он так ни в чем и не признается, но ошибся.

— Ваше преподобие… — чувствовалось, что он заставляет себя говорить.

— Выйдем сын мой на воздух, — я ему подал знак следовать за мной.

Я побаивался, что нас могу подслушивать, поэтому вышел во двор, под предлогом позаботится о своих лошадях.

Там Арамис немного помялся и со стыдом в голосе признался.

— Я обманул вас, ваше преподобие…

— Я знаю, сын мой.

— Но как? — вскинулся, Анри, но потом пристыженно пробормотал. — Ваша проницательность…

— Речь не о проницательности, мой друг. Меня сейчас в первую очередь интересует, зачем вы это сделали? Не бойтесь открыть душу, я в любом случае прощу вас.

Для себя я уже решил, в случае если его ответ не удовлетворит меня, на словах простить Арамиса, чтобы не насторожить, а по возвращению попросту приказать удавить.

— Она красива и обворожительна… — на лице Анри проявилось мечтательное выражение. — Но я руководствовался другими мотивами. Герцогиня де Шеврез на свободе позволит нам приблизиться к сердцу заговора.

— И как же вы проследите за ней? — я недоверчиво покачал головой.

— Она назначила мне встречу, — скромно признался парень. — Да, шансов на то, что она искренна почти нет, но… мне кажется, что все получится…

— А если Граф узнал вас? — решение убить парня у меня только укрепилось. — А он, несомненно, входит в круг ее общения.

— Но находясь рядом с вами, я выполнял его приказ! — резонно возразил Д’Арамиц. — И отпустив герцогиню, я только сильней завоюю его доверие. Возможно я глуп, ваше преподобие…

— Щенок… — пробурчал я. — Вы еще слишком неопытны, чтобы играться в такие игры.

В общем, устроил ему грандиозный нагоняй, но с отправкой на тот свет решил погодить. Черт его знает, возможно и сработает.

В общем, пока вопрос снялся с повестки.

А потом…

Потом отец Жозеф повез меня в карете…

В Лувр!

Для чего, он не сказал. Я предполагал, что мне предстоит встретится с кардиналом, но Ришелье в момент нашего прибытия, как раз садился в карету.

И рядом с ним, я заметил своего старого знакомого — шевалье де Браса. С которым я уже несколько раз встречал при довольно загадочных обстоятельствах.

Его появление сильно озадачило меня. Все очень странно: сначала сидит в Бастилии в соседней со мной камере, а потом катается в одной карете с его высокопреосвященством?

Впрочем, очень скоро мне стало не до этого шевалье.

Оказалось, что меня притащили к Лувр для встречи с его величеством, королем Франции Луи тринадцатым этого имени.

— Вы! — на лицо короля набежала непонятная гримасса. — Вы!

Вот тут я сильно струхнул. Черт его знает, что в голове у этого венценосного мудака.

А дальше…

Дальше он ринулся ко мне и упал на колени…

Глава 14

От неожиданности я сделал шаг назад. В самом деле, тут кто хочешь перепугается. Шикарный кабинет: сплошное золото, лепнина, великолепной работы резная мебель и король на коленях у моих ног. Какой-то сюрреализм, мать его. Особенно на фоне известных событий с королевой.

— Вы святой! — почти выкрикнул Луи, чем еще больше меня перепугал.

И принялся пылко целовать мои руки.

— Вы проводник воли Господа!

— Мы благодарны вам!

— Ваша святость прольется благодатью!

Проклятье…

Тут надо сразу отметить: никаких внятных свидетельств причастности его величества к лицам нетрадиционной ориентации попросту нет, даже с натяжкой: Луи крайне религиозен и суров к любым проявлениям половой распущенности. Однако, весьма пылок в изъявлении чувств к своим фаворитам и, в меньшей степени, к фавориткам. То есть, дальше поцелуев рук и обнимашек дело не идет. Вот и думай, что хочешь.

Справедливости ради никакого сексуального подтекста в этих лобызаниях не присутствовало, король просто горячо благодарил меня в присущем ему своеобразном стиле.

Я все это прекрасно понимал, но оттого гадливое чувство никуда не делось. И сразу же постарался сие действие прекратить.

— На все воля Господня! — сухо буркнул и вежливо, но настойчиво поднял короля с колен. — А я всего лишь скромный слуга матери нашей католической церкви.

И как назло, в этот момент, ушибленное колено снова дало о себе знать, боль была настолько острая, что с трудом получилось удержать в себе ругательства.

Луи заметил мою бледную морду, бурно всполошился и принялся, в буквальном смысле, ощупывать меня:

— Вы больны? Моего лекаря сюда немедленно! Эй, кто там! Это ранение? Что у вас болит? Кто? Кто осмелился?

Пришлось срочно объясняться.

— Все в порядке, ваше величество. Вчера я участвовал в задержании заговорщиков и просто поскользнулся. Немного покоя и все пройдет.

Но реакция оказалась прямо противоположной той, на которую я рассчитывал.

— Что? — гневно завопил король. — Вы? Вы сами задерживали этих мерзавцев? Кто посмел вас подвергнуть опасности? Неужели не нашлось других верных людей? Это неслыханно! Вас же могли убить! Кто вас послал? Назовите мне имя!

Я выматерил себя за болтливость и принялся спешно поправлять ситуацию.

— Увы, сын мой, мое присутствие при задержании заговорщиков было необходимо. У китайцев есть пословица… — я через паузу продекламировал по-русски: — доверяй, но проверяй. Что значит: даже самые верные люди порой нуждаются в надзоре. Увы, человек слаб и падок на соблазны.

Король слегка успокоился, но строго настрого запретил мне подвергать свою жизнь опасности. С чем я про себя охотно согласился. Вот честно, надоело до чертиков ходить по лезвию ножа. Еще бы убедить кардинала с Жориком ставить меня в покое и будет вообще все отлично.

Побаивался, что его величество возжелает узнать подробности задержания, так сказать, от очевидца, но он напрочь проигнорировал эту тему, словно ему было глубоко плевать на заговорщиков.

А дальше, Людовик принялся общаться со мной на религиозные темы, да с таким знанием дела, что пару раз загнал меня в тупик, потому что я сам особыми знаниями не обладал. Просто не успел нахвататься, ведь назначение аббатом прошло спонтанно.

К счастью, выручила импровизация.

В процессе Луи разнервничался, я уже стал побаиваться, что он впадет в религиозную истерику, но…

Но тут в кабинет вошла ее величество королева Франции Анна Австрийская.

Вошла мелкими шагами, вся такая чопорно-величественная и ослепительно красивая. Как уже говорил, в реальности королева не отличается особой красотой, но мой разум все сам услужливо додумал и представил. Все просто, банальные нюансы мужской психологии, для нас мужиков королевский венец даже из дурнушки делает богиню.

— Ваше величество, мы беседуем с нашим добрым другом аббатом Антуаном де Бриенном… — король подскочил к королеве, взял ее под руку и подвел ко мне. — Нам бы хотелось, чтобы вы присутствовали при нашем общении.

Анна с каменным выражением на лице присела в легком реверансе и приложилась к моей руке.

А я пребывал в глубоком охренении, сиречь, полном когнитивном диссонансе. В самом деле, даже в страшном сне не мог представить при въезде в Париж, что пройдет каких-то пару месяцев и мне буду лобызать длань сами короли. Не говоря уже о том, что я принимал непосредственное участие к продолжению королевского рода. Какой-то сюрреализм, иначе и не скажешь.

— Нам известно… — продолжал Людовик, обращаясь к жене, — что ваше пребывание в аббатстве Руаямон было сопряжено с вашим недовольством, однако, вы должны понимать, что покаяние должно быть истинным и строгим, ибо только наше смирение угодно Господу. И ваше усердие привело к милости Господней…

И посмотрел на меня, видимо, чтобы я продолжил.

Я чертыхнулся про себя и принялся по крохам собирать свои знания по теме:

— Господь милостив и любвеобилен к чадам своим! Но Господь не входит в сердце человеческое, пока оно полностью не очистится покаянием, а очищение возможно лишь при полном смирении…

Нес совершеннейшую чушь, как по мне, но каждой слово находило в короле живой отклик — на его морде даже начало проявляться фанатическое выражение.

Ну что тут скажешь: взрослый, умный, умный и расчетливый человек и на тебе.

Раньше бы я удивился, а сейчас все примерно понятно. Надо исходить из того, что на дворе семнадцатый, еще крайне дремучий век, вдобавок Луи глубоко религиозен. Как он не старался, заделать наследника женушке не получалось. А тут на тебе, королева съездила в паломничество, усердно помолилась и немедленно зачала. Не иначе чудо господне, я никто иной, как проводник сего чуда. К тому же, люди имеют весьма странное свойство создавать для себя кумиров. И короли не исключение. Впрочем, обольщаться не стоит, стоит мне хотя бы немного оступиться, и он точно с такой же убежденностью отправит меня на плаху. Как уже говорил, время дремучее и жестокое.

А вот королева…

Анна так и сидела со скучающе-надменным личиком, однако в ее глазах горел такой огонь, что у меня, простите за мой французский, даже привстал.

Речь понемногу свернула на семейные обязанности: тут я слегка воспрял, так как успел немного изучить вопрос с точки зрения религии и выдал настоящую проповедь.

— Как должны мужья любить своих жен, как свои тела: любящий свою жену, любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и костей Его. Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви. Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя! Но…

Я строго зыркнул взглядом на королеву:

— Но жена да боится своего мужа!

Король в точности повторил мой взгляд: мол, слышала, что святой человек говорит?

И Анна неожиданно мне подыграла. Поговаривали, что в быту, ее величество в отношениях с мужем не отличалась особой покорностью: не стеснялась перечить и даже повышать голос на помазанника божьего.

А сейчас, она со смиренной мордочкой и слезами на глазах упала на колени и припала к руке мужа.

Луи даже несколько растерялся и глянул на меня: типа, это то, что я вижу?

Я ответил мудрым и всепрощающим кивком.

В общем, получилось просто замечательно. Но итог этой мизансцены несколько меня озадачил.

— Мы желаем назначить вас духовником его величества! — пафосно заявил Луи.

Королева молча поклонилась, соглашаясь с королем.

Вот тут пришло время охренеть мне. Да что за хрень творится! Как не стараюсь вырваться из этого гребаного болота, но оно все больше и больше меня затягивает! Не хочу!

И немедленно постарался отбояриться.

— Ваше желание закон для меня, но, увы, сын мой, дела аббатства делают почти невозможным мое постоянное присутствие при дворе.

Людовик недовольно нахмурился, но Анна положила руку на его ладонь и хмурое выражение на королевской морде быстро разгладилось.

— Его преподобию нет необходимости постоянно присутствовать при дворе, — вкрадчиво заявила королева, — а я могу время от времени совершать паломничество в его обитель. В любом случае, вы всегда вольны при необходимости призвать его к нам…

И это сработало.

Король кивнул, встал и, расхаживая по кабинету, заговорил не терпящим возражений тоном.

— Мы желаем принять вас в кавалеры ордена Святого Михаила[8]! Мы немедленно дадим указание начать подготовку к инициации.

Дальше больше: король пообещал пожертвование моему аббатству в размере двухсот тысяч ливров, а вдобавок возжелал подобрать и предоставить в мое личное пользование владения, правда пока не упомянул: сколько и какие.

В общем, плюшки посыпались ливнем, что не могло не радовать. Но, черт побери, мой образ сурового и аскетичного аббата, как назло, предполагал категоричный отказ от всех мирских радостей.

Я и попытался отказываться, но наткнулся на неожиданно резкую и суровый отповедь от королевской четы.

— Ваша скромность известна, ваше преподобие… — недовольно нахмурился король. — Но мы находим ее чрезмерной.

— Ее величество имеет право награждать по своему усмотрению кого пожелает и когда пожелает, — отчеканила Анна в тон мужу.

Луи с благодарность посмотрел на жену и кивнул.

Пришлось заткнуться.

А потом королевская чета в моем сопровождении вышла к придворным.

Ослепительный свет свечей, блеск драгоценностей и густой аромат парфюмерии, густо разбавленный смрадом пота и нечистот. Три тысячи распутных монашек — в зале пахло словно в дешевом борделе.

Гулкий ропот мгновенно стих, наступила мертвая тишина.

Король обвел угрюмым взглядом своих придворных и скучным тоном отчеканил:

— Мы желаем представить вам нашего духовника аббата Антуана де Бриенна…

У меня сразу закружилась голова, а от завистливых взглядов и приторно любезных рож даже начало тошнить.

Особенно запомнилась наполненная незамутненной ненавистью морда королевского фаворита Клода де Сен-Симона. В отличие от остальных, этот даже не скрывал своей злости.

К счастью, король сразу ушел и жестом приказал идти мне за собой.

Уже в своем кабинете он сухо сообщил:

— Возвращайтесь пока к себе, ваше преподобие. Но знайте, я буду всегда рад видеть вас…

Приветливость и почтительность полностью исчезли из голоса короля. Чувствовалось, что он никого не хочет видеть.

Впрочем, мое желание полностью совпало с королевским. Я отдал бы многое, чтобы как можно скорей сбежать из этого позолоченного хлева, набитого расфуфыренными баранами.

На этом аудиенция закончилась.

Я облегченно вздохнул и припустил прочь.

Уже на выходе из дворца меня перехватил какой-то королевский чиновник и заверил, что пожертвование его величества с самое ближайшее время будет доставлено в аббатство.

А дальше я опять попал в руки отца Жозефа.

На его молчаливый вопрос последовал сухой ответ:

— Возможно меня представят к кавалерству ордена Святого Михаила, возможно король сделает щедрое пожертвование аббатству Руаямон и возможно мне подарят пару сеньорий. Королевская чета находится в согласии, задержанием заговорщиков его величество не интересовался, но гневался, когда узнал, что я участвовал в подавлении смуты. И да, прошу прошения, упустил: меня уже назначили личным духовником королевской семьи, при этом от сана аббата почему-то не отстранили. И самое последнее: моя верность вам ничуть не поколебалась. Сии возможные и явные милости меня больше тяготят, чем радуют.

Монах выждал несколько секунд, удовлетворенно кивнул и вкрадчиво заговорил:

— Возможно, наша опека покажется вам чрезмерной, но она продиктована исключительно заботой о вас…

Я очень тактично прервал его.

— Мне не кажется, отче. Я всеv полностью удовлетворен, разве что, кроме лишней публичности среди придворной знати.

— Это сопутствующее зло, — лицемерно вздохнул капуцин. — Но я уверен, вы справитесь, сын мой. Мерзкому сброду в окружении его величества уже давно требуется строгий пастырь.

Я молча откланялся, но окончательно свалить не получилось, потому что после капуцина мне предстояло встретиться еще и с кардиналом.

Принял он меня в своем мрачном кабинете, с неизменной дымчатой кошкой на коленях.

— Ваше высокопреосвященство…

Ришелье поприветствовал меня легким кивком и показал на кресло напротив себя.

Кошка пискнула и немедленно перебралась уже ко мне на колени.

На бледном, изможденном лице кардинала проявилась неожиданно доброжелательная улыбка и он тихо заговорил усталым, надтреснутым голосом.

— Ее зовут Сумиз. У нее есть родная сестричка — Руби. У меня тринадцать котов… — он сделал паузу, словно приглашая меня ответить.

— А у меня тринадцать собак, — я аккуратно почесал кошечку за ушком. — Но кошка всего одна. Я ее назвал Бестия. Правда, я не вполне уверен, что она у меня есть. Потому что она всегда приходит и уходит только когда ей захочется. Мне даже кажется, что это не я ее завел, а она меня.

Кардинал поощрительно кивнул и резко сменил тему.

— Поздравляю, вы произвели очень хорошее впечатление на государя. Мой вам совет — немедленно отправляйтесь к себе в аббатство и отдохните как следует, потому что очень скоро события понесутся вскачь и вам станет не до отдыха.

— Ваше высокопреосвященство? — я вопросительно посмотрел на кардинала. Его последняя фраза сильно меня насторожила.

— Не торопите события, — спокойно посоветовал Ришелье. — Вы со всем справитесь. Каким-то удивительным образом вы всегда находите верный путь. Найдете и в этот раз. Но я хочу, чтобы вы знали — моя поддержка всегда с вами.

«Поддержка на словах — это хорошо, — посетовал я про себя. — Но не помешала бы и бумага, в стиле: „То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказу и на благо государства“. А вообще, как все уж непонятно…»

Однако никаких пояснений и писем от кардинала не последовало, мы еще немного поговорили на отвлеченные темы, а потом он дал понять, что аудиенция закончена. А напоследок еще больше удивил меня.

Когда я уже был на пороге, он тихо сказал.

— Если со мной что-нибудь случится — позаботьтесь о моих кошках, Антуан…

Я не нашелся, что ответить и просто поклонился.

Встреча с Ришелье принесла громадное количество вопросов и не одного ответа.

Что значит, события понесутся вскачь?

Что значит, мне будет не до отдыха?

А кошки? Кардинал готовится к смерти? Да, сразу видно, что болен, да, очень уставший, но умирающим он точно не выглядит. Черт… ясно одно, у него на меня большие планы. Вот только какие?

Впрочем, пренебрегать советами его высокопреосвященства я не стал, решил несколько хозяйственных дел в Париже и немедленно отправился восвояси вместе с Арамисом.

Ехал полностью погрузившись в мысли, пытался проанализировать случившееся. Арамис тоже молчал.

Уже за стенами Парижа, в обычный фоновый дорожный шум вплелись звуки яростной схватки.

Я неохотно вынырнул из мыслей и увидел, что возле придорожной корчмы несколько непонятных типов увлеченно колотят палками какого-то парня — судя по внешнему виду — дворянина, правда обедневшего.

— Я вас всех убью мерзавцы! — рычал басом тот, размахивая кулаками, словно ветряная мельница. — Негодяи! Чернь! Свиньи!

Несмотря на количество нападавших, сдаваться дворянин не собирался, однако ему приходилось туго.

— Ваше преподобие? — Арамис вопросительно на меня посмотрел.

Я немного поколебался, повернул коня и без лишних слов достал пистоль из больстера — седельной кобуры.

Нападающих словно ветром сдуло.

Дворянин утер рукавом, разбитый нос, отряхнул пыль с полинялого колета, экспрессивно поклонился и прогудел густым басом:

— Благодарю за помощь, отче! Разрешите представиться! Я Исаак де Порто!

Я недоуменно на него уставился. Фамилия прямо намекала на то, что оный дворянин может оказаться прототипом того самого знаменитого Портоса. Да и выглядел он вполне соответствующе. Румяная обширная морда, широченные плечи, руки толщиной с мое бедро, однако…

Однако, Исаак де Порто, даже при моем невысоком росте, едва доставал мне головой до груди…

Глава 15

Честно говоря, наш новый знакомый был больше похож на молодого гнома, чем на знаменитого персонажа «Трех мушкетеров».

Мясистый нос, широкая жизнерадостная морда, буйные патлы, весь какой-то квадратный, вдобавок коротышка — чем не гном?

— Антуан де Бриенн, — сухо представился я и нехотя, больше из вежливости, задал вопрос. — Кто эти люди и почему они на вас напали?

— О! Ваше преподобие… — коротышка сокрушенно всплеснул руками. — Их подговорил… — Исаак запнулся и принялся сбивчиво объяснять. — Все дело в том… что я несколько задолжал хозяину корчмы… временные финансовые трудности, понимаете…

Я слушал в пол уха, потому что шевалье рассказывал вполне банальную и обычную для этого времени историю. Ничего особого, парень приехал за славой и богатством в Париж, но не сложилось. Таких историй вагон и маленькая тележка. Вон, Арамис, тому живой пример. Но этот, в отличие от других, хотя бы попал в хорошие руки.

— Я приехал с круглой суммой денег в кошельке и с рекомендательными письмами к моему дальнему родственнику, Жану-Арману дю Пейре, граф де Тревилю, — с грустной мордой рассказывал Портос. — Однако… — он тяжело вздохнул. — Моя попытка вложить деньги в выгодное предприятие провалилась, я нарвался на мошенников, а господин де Тревиль, увы, таковых родственников не вспомнил…

Я переглянулся с Арамисом, который, по его словам, тоже приходился де Тревилю дальним родственником и которого, точно так же, капитан королевских мушкетеров не пожелал принять, ограничившись оговоркой: я таких родичей и знать не знаю.

Тоже ничего удивительного: Жан-Арман дю Пейре, граф де Тревиль, в реальности сильно отличался от своего персонажа в изложении Александра Дюма. Человеколюбием он совсем не страдал и гнал своих родственничков: как мнимых, так и реальных, помойной метлой подальше от своего крыльца.

— И вот… — пока я думал, Портос добрался к финалу своей истории. — Меня банально одурачили! Я остался без гроша в кармане, без лошади и даже без пожитков. А тут еще этот каналья кабатчик, перестал верить моему честному слову дворянина и натравил на меня свою чернь! Но! — крепыш широко улыбнулся. — Я жив и здоров, а значит, у меня все еще впереди! Благодарю вас, господа, за участие!

Я вздохнул.

В общем, никакого отторжения Исаак де Порто у меня не вызывал. Впрочем, особой приязни тоже. Так вот, первым моим желанием было дать парню денег и поехать дальше. Обычное сочувствие к попавшему в беду коллеге по сословию. Но немного поразмыслив, решил несколько расширить свою помощь. Все дело в фамилии нового знакомого: Арамис у меня уже есть, если Исаак правильно проявит себя — появится Портос. А там, глядишь, найдутся и д`Артаньян с Атосом. Так и сделаю бульварное чтиво папаши Дюма явью. Ладно, заодно проверю парня…

— Каковы ваши планы на ближайшие несколько дней?

— Никаких! — жизнерадостно осклабившись, коротышка манерно поклонился.

— В таком случае… — сухо сообщил я. — Я хотел бы предложить вам сопроводить нас к аббатству Руаямон.

— Я согласен, согласен, ваше преподобие! — недослушав меня, радостно заорал Портос и умчался в корчму.

— Я видел его около дома графа де Тревиля, ваше преподобие! — улыбнулся Арамис. — Похоже, этот шевалье не врет. Но, судя по всему, его кредитор вздумал взяться за нас… — он показал взглядом на державшуюся чуть поодаль толпу вооруженных дрекольем простолюдинов во главе с толстым мужичком в красном колпаке на плешивой башке.

— Этот прощелыга!.. — поймав мой взгляд, яростно заорал плешивый. — Водил меня за нос целый месяц! Клянусь своим колпаком, пока он не заплатит, я его не выпущу! Где это видано, жрать и пить бесплатно? А ест он как тысяча гвардейцев! А еще, он… он… — хозяин харчевни начал заикаться от ярости. — Он приставал к моей добропорядочной жене! К счастью, она верна мне как… как…

Буржуа не смог подобрать слово и просто ткнул пальцем в небо, видимо призывая в свидетели высшие силы.

Добропорядочная жена, румяная и миловидная толстуха, в это время кокетливо строила нам глазки из окна второго этажа харчевни.

Я жестом подозвал кабатчика к себе и бросил ему золотую монету в половину экю.

Тот ловко поймал монету, быстро попробовал на зуб и яростно завопил:

— Но этого мало! Этот прощелыга сожрал минимум на луидор!

— Прокляну, — ласково пообещал я, вытащил карабин из кобуры и положил его поперек седельной луки.

Сопровождение хозяина харчевни испуганно подалось назад.

— Черт с вами, проклятые святоши! — кабатчик немного поколебался и обреченно сплюнул. — Но, если этот коротышка, хотя бы еще раз осмелится перетупить мой порог, клянусь своим колпаком, я его лично надену на вертел, как каплуна.

Толпа начала рассасываться, а из корчмы показался Портос, очень предусмотрительно по широкой дуге оббежал своих «доброжелателей», добрался до нас и отрапортовал:

— Я готов, ваше преподобие!

Я чуть не заржал, оттого, что прообраз знаменитого Портоса выглядел несколько комично. Пожитков пр нем не оказалось вовсе, зато он зачем-то прихватил с собой мятый бронзовый тазик, а под мышкой у него торчал здоровенный рейтшверт, то есть, рейтарская шпага, больше походящая на эспадон[9], длиной едва ли не больше самого владельца.

Увидев, что я смотрю на тазик, Портос сильно смутился, мазнул взглядом по харчевне и украдкой выбросил таз в кусты.

Я в очередной раз вздохнул и показал на нашу заводную лошадь.

— Садитесь.

Исаак де Порто быстро укоротил стремена и ловко запрыгнул в седло. Справедливости ради, несмотря на невысокий рост, смотрелся он на ней вполне органично.

К счастью, как очень скоро выяснилось, новый знакомец, оказался на диво болтливым и юморным. К счастью, оттого, что настроение у меня не блистало, а его болтовня позволяла отвлечься от тяжелых дум.

— Мои род ведет свое начало из Португалии… — рассказывал Портос. — Мой прапрадед, владел там серебряными шахтами, однако к рождению моего деда они начали иссякать. Тогда мои предки начали искать благополучия в выгодной женитьбе! Но и здесь им не очень везло — мало того, что жены оказались страшными как гугеноты, так еще они наотрез отказывались умирать!

Арамис улыбнулся, судя по всему, наш новый товарищ ему нравился.

«Еврей? — думал я. — Не то, чтобы имя совсем характерное, сейчас и коренные христиане так детей называют, но все-таки намекает. Все достаточно просто, далекие предки были евреями, потом приняли христианство и купили дворянство, а иудейское прошлое забылось. Имеет ли это какое-то значение для меня? Ровным счетом никакого. Процент мудаков среди абсолютного большинства наций примерно одинаков. Французы, немцы, бритты, поляки… хотя нет, поляков я почему-то недолюбливаю. Правда, хрен его знает почему…»

— В каждой женщине есть своя прелесть! — увлеченно разглагольствовал наш новый знакомый, зачем-то активно ерзая в седле. — И ничего страшного, что эта прелесть заключается всего лишь в сундучке с монетами или баронском титуле!

Мы все невольно рассмеялись. Ничего сверхординарного для этого времени. Нынешние дворяне в удачном барке не видят ничего зазорного.

Неожиданно позади послышался топот лошадиных копыт.

Почувствовав неладное, я развернул жеребца мордой к приближающемуся грохоту, выхватил карабин, взвел курок и отдал команду:

— Пистолеты, господа!

Арамис исполнил приказ дословно, а Портос, за неимением огнестрельного оружия выхватил свой двуручник и выставил его вперед как пику.

На поляну вылетело несколько всадников, головной вздыбил коня и закричал:

— Мир, господа! Мир! Мы не причиним вам вреда!

Я опустил ствол.

— Не стрелять.

Главный, молодой дворянин в черном колете, соскочил с коня, быстро поклонился и прерывающимся голосом представился:

— Я Франсуа-Арман де Дюпоне… племянник маркизы дю Фаржи! Мне предписано передать вам приглашение маркизы! — Он еще раз поклонился. — Мадлена де Силли, маркиза дю Фаржи приглашает аббата Антуана де Бриенна нанести визит в ее имение.

Злость от выходки Мадлены еще не прошла, поэтому первой мыслю было послать ее племянника куда подальше.

Племянник видимо это почувствовал и быстро затараторил.

— Увы, маркиза дю Фаржи чрезвычайно занята службой при ее величестве и имеет возможность принять вас только сегодня. Она собирается поговорить с вами о очень важных вещах!

Я про себя ругнулся.

«Вот же сучка! И как она узнала, что я еду назад в аббатство? Хотя, ничего удивительного, свой человек на городских воротах, а дальше дело техники. Ну и что делать? Вопросы к этой змее давно назрели, но вот возможности их задать пока не представлялось…»

Немного поразмыслив, я кивнул.

— Я принимаю приглашение, но я не один.

Племянник исполнил очередной поклон.

— Маркиза будет рада принять всех ваших спутников.

— Хорошо…

Путь в имение Малены был недолог, благо оно находилось по пути в аббатство Руаямон. Уже через час, я спрыгнул с седла возле особняка и передал повод слуге.

— Ну ни хрена себе… — отчетливо пробурчал Портос, восхищенно вертя башкой. — Кажется я попал в рай. А у этой маркизы нет случайно старшей вдовой сестры?

Он с Арамисом было сунулся за мной, но де Дюпоне их перехватил:

— Прошу следовать за мной, господа.

Я прошел мраморный портик в античном стиле, где меня перехватил майордом и провел в будуар маркизы.

С момента моего последнего визита к Мадлен ничего не изменилось. Шикарная обстановка в восточном стиле, на стене портрет маркизы в полный рост в костюме для верховой езды, с охотничьей шпагой в левой руке и правой на загривке собаки, больше похожей на дьявола во плоти, мягкий полумрак и дразнящий аромат жасмина.

Мадлен стояла у окна в черном парчовом халате. Услышав звук моих шагов, она, не оборачиваясь, хриплым голосом прошептала:

— Я хочу, чтобы ты взял меня таким как ты сейчас: потным, пыльным и дурно пахнущим! Возьми меня, как дикий зверь!

Халат соскользнул с плеч, она уперла руки о стену и пригнулась.

Черт… я собирался устроить Мадлен сцену, потребовать ответы на вопросы, но все намерения непонятно куда подевались.

Да уж… вся беда мужчин в том, что они порой думают не той головой. И я тому не исключение. Ну хороша же, чертовка! А у меня после королевы еще никого не было.

Рывком сбросил сутану через голову и шагнул вперед.

Ладонь звонко впечаталась в округлую, белоснежную ягодицу. Я намотал волосы на руку и резко дернул их на себя, словно осаживая кобылицу.

В воздухе прошелестел страстный стон…

Три тысячи грешных праведников! Это было великолепно! Безумство продолжалось до глубокой ночи, оторваться от Мадлен я смог лишь только тогда, когда не осталось даже капельки сил.

Встал, пошатываясь добрался до столика, налил себе в бокал сидра и невольно замер, поймав взглядом прекрасное обнаженное тело маркизы, раскинувшейся в живописном беспорядке смятых простыней.

— Ох! Охо-хошеньки! — она сладко потянулась, словно огромная кошка. — Я так соскучилась по тебе! Была бы моя воля, я бы тебя приковала к своей кровати!

Я подавил внезапно вспыхнувшее желание и грубо поинтересовался:

— Может ты сейчас объяснишь, зачем ты это устроила?

— Вы, о чем, ваша светлость? — маркиза приподнялась на локте и стрельнула в меня лукавым взглядом.

— Ты ничего не перепутала? — я немного ошалел от того, что Мод обратилась ко мне, как к герцогу. Не как к герцогу королевской крови, но, все-равно, по сравнению с моим настоящим положением в дворянской иерархической лестнице, непомерно высоко.

— Для тебя по приказанию короля уже собирают владения из доступных выморочных земель… — буднично пояснила маркиза. — Вдобавок Луи даже приказал немедленно выкупить все необходимые участки у нынешних хозяев, чтобы владений хватило для признания полноценного герцогства. Бедолага Клод Сен-Симон вне себя от ярости, так как он рассчитывал, что герцогство достанется ему. На твоем месте, я бы не поворачивалась к нему спиной. Этот смазливый бездельник коварен и подл, как портовая шлюха.

Новость проехала по мне, как паровой каток.

Чего? Герцогство? Я рассчитывал получить от Луи всего лишь какую-нибудь завалящую сеньорию, на крайний случай захудалую баронию, но никак не целое герцогство. Как-то это совсем уж слишком. Чем выше взберешься, тем больней падать. К такому подарку автоматически прилагаются обязанности, а они могут оказаться вовсе уж малоприятными. Мало ли что в голове у короля? Он умеет быть очень непредсказуемым. Опять же, вместе с герцогством я получу кучу завистников, которые наперебой начнут строить козни. Охо-хо, чем дальше в лес, тем толще гугеноты…

— Думаю, ты вступишь во владение как раз в канун рождения наследника, — продолжила Мадлен. — Король очарован тобой…

Я ее резко перебил.

— Ты все еще не ответила на мой вопрос: зачем тебе это?

На лице Мадлены проявилось злое и упрямое выражение.

— Я не люблю отвечать на пустые вопросы! — фыркнула она. — Ты уже сам все понял. Что здесь непонятного? Рождение ребенка упрочит положение королевы! И мое положение при дворе, соответственно. Король слаб, мнителен и подвержен болезням. Если ты думаешь, что недавний заговор последний — то сильно ошибаешься. Главные заговорщики остались на свободе. И как только с королем, что-то случится, они снова накинутся на его трон словно волки на овец. А мы с тобой сможем защитить королеву и удержать в государстве порядок…

«Честолюбие… — зло подумал я. — Все дело в гребанном честолюбии. Защита Анны Австрийской всего лишь предлог, маркиза готовится взять всю власть в свои руки, стать эдакой серой королевой. А я при ней должен исполнять роль серого кардинала. А оно мне надо? Твою же мать!..»

И снова прервал Мадлен.

— Для того, чтобы сохранять порядок в государстве есть кардинал Ришелье.

Маркиза зашипела как змея:

— Этот мерзавец!

— Может быть он и мерзавец, но со своими обязанностями пока справляется неплохо. И не потерпит посягательств на свое место.

Мадлен раздраженно поморщилась и заговорила уже спокойным тоном.

— Не спорю, Ришелье находится на своем месте. Я его ненавижу, но отдаю ему должное. Однако, кардинал не вечен. Он очень болезненен и его конец может наступить очень скоро. И мы с тобой должны быть готовы взять управление страной в свои руки.

Я вздохнул, но смолчал. Честолюбие неплохое качество, но это качество способно очень быстро свести в могилу. И что мне делать?

Из сада неожиданно послышался задорный писк.

Я подошел к окну и успел заметить, как по саду промчалась какая-то девушка. А следом за ней, пыхтя как паровоз и ломая кусты сирени, протопал Исаак де Порто.

— Я приказала окружить твоих спутников всем доступным радушием и комфортом… — Мадлена прижалась к моей спине всем телом. — Они останутся довольными. Но я хочу, чтобы ты остался доволен мной…

— Я доволен… — тихо ответил я и резко сменил тему. — Ты знаешь, что герцогиню де Шеврез людям кардинала не удалось задержать?

— Знаю, — Мадлен сразу стала серьезной. — Эта змея сбежала. И пока она на свободе, королева не будет в безопасности. И мы не будем в безопасности. Я скоро узнаю, где она прячется.

— И что? — я обернулся к маркизе.

— И ты ее убьёшь! — в глазах Мадлен сверкнул зловещий огонек.

— Возможно, будет проще сдать ее кардиналу или королю?

— Нет! — воскликнула маркиза. — Она снова выйдет сухой из воды. Эта змея должна умереть!

Глава 16

Изначально я планировал остаться в имении Мадлен всего на ночь, но в планы пришлось внести коррективы.

Да, недоверие к маркизе никуда не делось, но ее с лихвой компенсировала страсть — мы просто не смогли оторваться друг от друга.

Я молча злился на себя за слабость, а Портос с Арамисом только радовались — им по приказанию Мадлен создали просто райские условия. Море вина, горы еды и податливые служанки — что можно придумать лучше для пацанов?

Не знаю, сколько бы мы проторчали у маркизы, но через сутки идиллию нарушила ее величество королева Франции Анна — она прислала гонца с приказанием Мадлен немедленно вернуться ко двору. Уж не знаю, может почувствовала, что я кувыркаюсь с ее формальной соперницей или просто так совпало, но факт остается фактом — постельные забавы пришлось резко прервать.

— Это она специально! — зло шипела Мадлен. — Мерзавка! Ох, с каким бы я удовольствием отхлестала ее по щекам!

— Ты же говорила, что не ревнуешь ее ко мне, — я застегнул пряжки на перевязи и мельком глянул на себя в зеркало. Сначала хотел отправится в дорогу в церковном облачении, но потом передумал, потому что какое-то странное предчувствие подсказывало, что оружие может понадобиться.

— Это другое! — воскликнула маркиза. — Совсем другое! Хотя… — она смущенно улыбнулась и прижалась ко мне. — Ты прав, я тебя страшно ревную…

— Успокойся, вряд ли мне еще раз придется с ней остаться наедине.

— Если придется — ты сделаешь это! — строго приказала маркиза. — А ревность… не переживай, я умею держать себя в руках. И я приготовила тебе сюрприз!

Сюрпризом оказался белоснежный жеребец-трехлетка арабской породы — удивительно красивый, словно целиком выточенный из мрамора. Довеском к презенту шел комплект упряжи из тисненой испанской кожи.

Анри и Исаак тоже не остались без презентов — им достались великолепные андалузские жеребцы, тоже с седлами и всем необходимым, отчего парни сияли как отполированные луидоры.

Как уже говорил, дорогие подарки от дам кавалерам в нынешнее время вполне себе нормальное явление; я и не собирался строить из себя недотрогу, но Мадлен подумала, что я злюсь из-за моего хмурого лица, потащила к себе, упала на колени и принялась «уговаривать» принять подарок.

В общем, пришлось еще задержаться на половину часа.

Выехали мы к полдню, но подарки я попросил доставить в аббатство, потому что не привыкшие к нам лошади могли доставить хлопот в дороге.

С утра моросил мелкий, но густой дождь, дороги сразу превратились в сплошное болото. А когда дождь закончился — все вокруг укрыл сплошной туман. Густой до такой степени, что в этой молочной взвеси с трудом угадывался даже хвост кобылы Портоса, вызвавшегося ехать в авангарде.

К счастью, его постоянная болтовня служила нам с Арамисом отличным маяком.

— Охо-хо! — воодушевленно бухтел Исаак. — Я словно у мамы родной побывал. Отличная кормежка! Просто великолепная! Вино тоже недурное. Вы случайно не собираетесь снова в гости к своей знакомой, ваше преподобие? Очень уж мне полюбилось у нее. А эта служанка Луиза! Охо-хо, у меня все дыбится, как ее вспоминаю. Ну скажите, Анри! Ведь на ней вы тоже отметились…

— Я бы не стал столь откровенно высказываться о женщине… — сдержанно ответил Арамис. — Хотя да, ее достоинства очень… очень воодушевляют.

— Да бросьте! — хохотнул Портос. — Между друзьями не должно быть недомолвок. — Женщины! — снов принялся разглагольствовать коротышка. — Как говорил мой отец: женщина слабое беззащитное существо, от которого невозможно спастись! А мама говорила: есть два способа командовать женщинами, но их никто не знает. Гага-га… — он оглушительно заржал. — Ох и боялся ее мой папаша!

— Женщина непобедима в умении сдаваться! — поддакнул Арамис.

Я молчал, полностью погруженный в свои мысли.

Туман вокруг неожиданно вызвал странное воспоминание, почти неотличимое от яви.

Облепленные пудовыми комьями грязи, скрученные бечевкой, растоптанные башмаки.

Кишевшая насекомыми, почти сгнившая одежонка.

По грязному лицу стекают капельки воды, на голове болтается ржавый морион[10], а в руках древко с грязным флажком.

Смрад мертвечины и паленого трута.

Вокруг в клочьях точно такого же тумана бредут заросшие как звери солдаты, прикрывая полами тлеющие фитили на аркебузах.

А мое сердце разрывается от ликующей щенячьей радости.

Я Антуан де Бриенн, знаменосец испанской наемной бандеры[11]!

Нам наконец выдали жалование!

И плевать, что мы последний раз нормально ели целый месяц назад, а впереди равелины[12] с пушками.

Бреда должна пасть, потому что ее атакует знаменитая испанская пехота!

По спине пробежали мурашки, но я неожиданно улыбнулся. Несмотря на жуткие ощущения, воспоминания настоящего Антуана де Бриенна все-равно было приятным.

«Из песни слов не выкинешь… — подумал я. — Жутковатое детство было у Антохи. Хорошо, что я попал в него уже после войны. В той атаке к равелину добралась едва ли треть наемников, но укрепление они все-таки взяли, а Антоху удостоил похвалы сам командующий испанской армии во Фландрии генерал-капитан герцог Абмрозио Спинола…»

Портос с Арамисом наконец заткнулись, наступила мягкая и липкая тишина, разбавленная только чавканьем копыт по грязи.

Неожиданно свозь запах сырости, донесся едва ощутимый, но противный и едкий смрад…

Очень знакомый смрад тлеющих фитилей!

Еще ничего толком не сообразив, я ударил шпорами коня и заорал:

— Вперед, вперед!!!

Жеребец возмущенно взвизгнул, резко рванул вперед и в этот момент по ушам ударил оглушительный грохот, а туман разорвали два длинных языка пламени.

Через пару десятков метров жеребец поскользнулся, я не удержался в седле и кубарем покатился по грязи.

— Сука… — забарахтался, стал на колени и выставил наугад вперед шпагу.

— Здесь, здесь он!!! — из тумана проявился смазанный силуэт и на полном ходу налетел на клинок.

Меня едва снова не опрокинуло на землю.

— Ты… ты… — хрипел неизвестный, обдавая смрадом гнилых зубов и судорожно суча ногами по грязи. — Убью-ууу…

Я ударом плеча сбросил его со клинка, вскочил и резко отмахнулся шпагой от еще одного бандита с аркебузой в руках. Не достал его, но заставил отскочить.

Тот грязно выругался с сильным испанским акцентом и вскинул аркебузу.

У меня кровь застыла в жилах: ударить первым я не успевал, а на кончике курка тлел красный огонек фитиля.

Но вместо выстрела раздалось лишь звонкое щелканье.

Бандит заполошно заорал и схватился за палаш, но еще одной возможности я ему не дал — острие шпаги с хрустом и чавканьем впилось неизвестному в глазницу.

Я вырвал шпагу, отскочил на несколько шагов, присел и быстро проверил затравки на пистолетах, попутно оглядываясь и прислушиваясь.

Сквозь туман ничего не было видно, но где-то неподалеку лязгало железо и отчаянно ревел португальские матюги Портос, Арамиса вовсе не было слышно, а ко мне приближался быстрый топот.

Я зачем-то кивнул, шагнул в сторону и присел:

— Чертов туман! Алонсо, где тебя носит, за мной, паршивый осел… — в белесой завесе проявилась еще одна фигура, говорящая по-испански. — С остальными и без нас справятся, меня интересует только этот Cabron! Мне платят только за него!

Сразу стало ясно, что это не банальные нападение разбойников, а меня им заказали.

Рядом с ним через пару секунд появился еще один человек с алебардой. Меня они пока не видели, но шли точно в мою сторону.

Этот гнусавый и одновременно хриплый голос показался очень знакомым. Я быстро порылся в памяти, но как не старался, так и не опознал его.

Тем временем, бандиты приблизились совсем близко, я уже чувствовал ядрено шибавший в нос запах застарелого пота.

Особой надежды на пистолеты не было, потому что обновить затравки пороха на полках я так и не успел, но немного поколебавшись все-таки прицелился.

Щелкнул спусковой крючок, из ствола с грохотом вырвался сноп пламени; еще до того, как все вокруг окутало облако дыма, я увидел, как бандит с алебардой опрокинулся на спину.

Второй согнулся и нырнул в сторону, я повел за ним стволом, но…

Но зажатый винтом кремень в курке только выбил бесполезный снопик искр.

Главарь вытянул в мою сторону руку с длинным пистолетом, но и у него впустую лишь зажужжал колесцовый замок.

Тогда он отбросил пистоль и свободной правой рукой выхватил дагу из-за пояса. В левой он держал длинную шпагу.

Я поступил точно так же и осторожно пошел вокруг противника против часовой стрелки, чтобы его запутать.

— Ты не похож на святошу… — прохрипел бандит, проверяя меня короткими и быстрыми, фальшивыми выпадами.

И тут я его узнал…

Левша! Узкое и вытянутое лицо! Похожий на клюв орла горбатый нос! Левая бровь изогнута из-за рваного шрама, уходящего к виску…

Черт…

Это был Пабло Мендоса, по кличке Воробей. Мой друг детства, с которым мы сошлись в наемной роте. Я служил знаменосцем, а он барабанщиком. Именно с ним мы делили кусок хлеба, именно с ним, дрожали от холода, укрываясь рваной попоной, именно с ним мы купили в складчину свою первую шлюху. После окончания Фламандских войн наши дороги разошлись, но я мельком слышал, что он тоже подался в братство бретеров и убийц.

— Воробей?

— Проклятье?! — Мендоса отпрянул назад и ошеломленно прошептал: — Антонио? Но… но я не знал, что мне заказали тебя, я думал, что речь идет о каком-то зарвавшемся святоше…

— Еще не поздно решить вопрос миром, дружище… — я немного опустил шпагу. — Просто назови кто меня тебе заказал и уходи. Клянусь, я не буду преследовать тебя…

— Антонио, Антонио… — Пабло криво усмехнулся. — Ты же знаешь, теперь дороги назад нет, я взял задаток…

Он кинулся вперед и нанес два быстрых и сильных выпада, а когда я их отбил, отскочил назад и снова начал готовить атаку.

Воробей всегда был скверным фехтовальщиком, в детстве я побеждал его в пяти поединках из пяти, повзрослев он стал сильнее и хитрее, но…

Но уже через пару секунд упал на колени, зажимая обеими руками хлещущую из горла кровь.

— Кто, Воробей, кто тебя меня заказал? — я отбросил ногой его шпагу и присел рядом. — Облегчи свою душу, назови заказчика…

— Ты… — наемник поперхнулся кровью. — Ты… всегда… был умнее меня Антонио…

— Назови имя!

— Это… — глаза Пабло стали тускнеть. — Я не знаю, кто… но… возможно, она женщина…

Он повалился боком в грязь, несколько раз дернулся и умер.

— Проклятье!!! — заорал я от дикой злости.

Но быстро пришел в себя и пошел в сторону, откуда доносились странные причитания Портоса.

— Господи!!! — плаксиво ревел парень. — Моя драгоценная задница!!! Уйди! Не прикасайся ко мне! О, как же жжет! Я умираю…

Туман стал быстро редеть и через пару минут мне открылось довольно забавное зрелище.

На небольшой полянке валялось три трупа, в одном из них торчала, медленно покачиваясь, огромная рейтарская шпага Портоса. Сам Исаак, торчал посередине со спущенными штанами и отчаянно выгибаясь, пытался на посмотреть на свою жопу, простите за мой французский.

Арамис вертелся вокруг, но Портос постоянно крутился, избегая становиться тылом к нему и гневно причитал:

— Вы что, специалист по ранениям в задницу? Не стоит меня уговаривать, я точно знаю, что ранение смертельно… у-у-ууу…

— Мне кажется, вы слегка преувеличиваете.

— Что? Моя смерть будет на вашей совести. Какая адская боль!

Я немного понаблюдал за зрелищем, а потом вышел к ним.

— О! — мое появление вызвало у Портоса новый шквал причитаний. — Ваше преподобие, мне очень жаль… помолитесь о моей душе…

Арамис едва сдерживал хохот, но молчал.

Я бесцеремонно поймал Исаака за рукав, развернул к себе спиной, а потом облегченно про себя выругался — «смертельное» ранение оказалось слегка кровоточащей, но неглубокой ссадиной на левой ягодице.

— Ничего страшного. Одевайтесь.

— Вы уверены, ваше преподобие? — озадачился коротышка. — Может, на всякий случай, отпустите мне грехи?

Я смолчал, но Исаак все понял по моему лицу, широко улыбнулся и принялся бодро подтягивать штаны.

— Обошлось, слава Господу нашему! Но вы же видели, я сражался как лев!

Сражался он действительно неплохо. Они с Арамисом завалили троих наемников, а точнее: двоих прибил Портос, а третьего Арамис.

Таким образом схватка закончилась нашей полной победой: царапина на заднице Портоса не в счет. Вот только языка взять не получилось: если кто из наемников и остался в живых, то он уже давно успел сбежать, а искать его в этом гребаном тумане было занятием для полных идиотов или клинических оптимистов. Впрочем, я уже точно знал, кто меня заказал. Воробей сказал, это сделала женщина. Соответственно, никто иной кроме герцогини де Шеврез, это сделать не мог.

Ну что тут скажешь. Вернусь в аббатство: настучу кардиналу на нее, а там, возможно, Мадлен разузнает где эта змея прячется. И придется, что-то решать. Одно ясно, мы с герцогиней на этом свете вместе не уживемся. Хотя как-то претит убивать женщину. Но посмотрим.

Дальше мы долго искали своих лошадей и нашли их только когда туман рассеялся: к счастью, наши с Арамисом жеребцы оказались целыми и невредимыми, а вот Исааку де Порто опять не повезло — его кобылу подстрелили и ее пришлось добить.

Оставшуюся дорогу к аббатству мы проделали без приключений. В родной обители за время моего отсутствия ничего страшного не случилось: так, банальные мелочи: кто-то упился, кто-то подрался, кто-то протащил тайком шлюху. Монахи они ведь как малые дети, без присмотра обязательно что-то натворят. Но Саншо и Мигель твердо держали бразды правления.

Я облегчением снова нырнул в работу. После гребанного Парижа и гребанного королевского двора родная обитель показалась мне сущим раем.

Портос удивительным образом очень органично вписался в монастырскую жизнь. Он добровольно вызвался помогать Саншо в деле обеспечения аббатства, попутно помогал оружейнику и повару: в общем, пришелся ко двору. Вот только мэтр Гастон все время ворчал: что этот коротышка жрет и пьет, словно целая Ла-Рошель. Впрочем, Исаак и с ним умудрялся ладить.

В общем, кадровым приобретением я остался доволен. Как уже говорил, осталось найти д`Артаньяна с Атосом и будет полный комплект.

Первая неделя пролетела незаметно, я уже почти забыл герцогиню де Шеврез, но очень скоро события снова понеслись вскачь.

Сначала сходил на явку Арамис и принес паршивую новость — де Барруа, с которым я дрался в Париже, отделался всего лишь сильным ушибом запястья — его спас обшлаг перчатки из твердой кожи. С герцогиней Анри не виделся, но она в благодарность за свое спасение передала ему шикарный перстень. А еще… а еще, ему поручили меня отравить, для чего вручили пузырек с ядом.

Весело? Просто обхохочешься.

Дальше больше. Вместе с подарками от Мадлен доставили ее письмо ко мне, в котором она указывала место где прячется Мария де Шеврез. И этим местом оказалась одна из резиденций под Парижем маршала Франции герцога Анри де Морморанси — хорошо укрепленный замок, который даже с армией и тяжелыми осадными орудиями было взять проблематично.

Я немедленно написал Ришелье, надеясь на его поддержку. Но еще до того, как он ответил, в аббатстве появился неожиданный гость.

И этим гостем оказался мой старый знакомый.

Шевалье де Брасс.

И как чуть позже выяснилось, именно он привез ответ кардинала.

Глава 17

Орлиный профиль, черные, слегка вьющиеся волосы, упрямый подбородок и умные, проницательные глаза. Де Брасс ничуть не изменился с момента нашей последней встречи. Разве что стал более поджарым и повзрослевшим.

А еще, в его глазах прямо читалось понимание того, что мы собратья по неожиданному вояжу в Средневековье.

Во избежание ошибки, я устроил небольшую гастрономическую проверку, которую любой житель современной России прошел бы с легкостью.

И де Брасс ее прошел — ни борщ, ни сало, не холодец с пельменями — вопросов у него не вызвали. Мало того, он уплетал с большим аппетитом, чувствовалось, что коллега очень соскучился по привычной еде.

Но, точно так же, как и я, он прояснять ситуацию первым не собирался, поэтому пришлось немного ускорить опознание.

После того, как мы утолили первый голод, я жестом удалил прислугу, подлил нам в стопки водки и спокойно поинтересовался, перейдя на русский язык.

— Думаю, пришло самое время задать вопрос, какими судьбами вы оказались в семнадцатом веке?

Де Брасс наколол на вилку пельмень, макнул его в плошку с перченным уксусом и точно так же невозмутимо ответил:

— Увы, если бы я знал. Очнулся — а вокруг загаженный Париж. О своем настоящем прошлом почти ничего не помню. Мало того, из памяти выпало почти все, что связано с новым обличьем. Прорываются какие-то обрывки воспоминаний, но полная картинка толком не просматривается. К счастью, события почти сразу понесли меня по волнам, но не сказал бы, что выжить было легко. А как прошло в вашем случае?

— Примерно так же… — я приподнял стопку. — Прошлая память тоже пропала, за исключением немногих навыков и умений, однако мне повезло хотя бы в том, что память де Бриенна осталась при мне. А вдобавок к ней, досталось много неприятных постэффектов, в виде головной боли и периодических потерь сознания. И самое пакостное, появилась почти полная непереносимость алкоголя.

Шевалье сочувственно кивнул и с улыбкой провел взглядом по саду, где мы ужинали.

— Печально, ваше преподобие. Однако, в остальном, надо признать, вы неплохо устроились. Хотя и мне грех жаловаться. Кстати… — он достал из-за пазухи конверт и передал мне. — Мне получено его высокопреосвященством доставить для вас письмо…

Я разорвал конверт и начал читать письмо, написанное каллиграфическим почерком кардинала.

«Мой добрый друг, мы рады, что Вы с честью вышли из возложенных на вас Господом испытаний и уверяем, что приложим все силы для того, чтобы в дальнейшем избавить Вас и Францию от невзгод. Интересующая Вас особа сейчас находится в замке Виларсо, но, к сожалению, в данное время наши интересы на нее не распространяются, но мы оставляем за Вами и одобряем любое решение в ее отношении, однако, предполагаем, что Вы подойдете к вопросу деликатно, ибо оказывающие ей поддержку лица, являются добрыми слугами его величества и действуют, искренне заблуждаясь…»

«Сука! — ругнулся я про себя, расшифровав витиеватые выражения кардинала. — Сука в красной мантии. Все просто. Делай что хочешь, но де Шеврез должна быть нейтрализована. Вдобавок, грохни ее лучше на стороне, чтобы не пугать герцога де Монморанси. Но угробить ее предстоит только своими силами, потому что по каким-то загадочным причинам Ришелье не собирается устранять ее официально. Хоть бы какой-нить ордер на арест предоставил, собака сутулая…»

Наградив кардинала еще парочкой ядовитых эпитетов, я снова взялся за письмо.

«Искренне рекомендуем Вам шевалье де Браса, как в высшей степени способного, надежного и верного нам человека. Одновременно уведомляем, что шевалье может быть единомышленником с вами в отношении упомянутой выше особы. Все необходимые насущные расходы будут нами Вам возмещены…»

Отдельно кардинал намекал, что в скором времени мои способности понадобятся короне, поэтому с герцогиней стоит поспешить.

В общем, с одной стороны, Ришелье помог, подтвердив, что Мария де Шеврез находится в замке Виларсо и дав неофициальную санкцию на ее устранение, а с другой стороны, все крайне осложнил.

— Какие-то сложности? — заметил де Брас.

— Как всегда, — спокойно ответил я. — Вы сами не понаслышке знаете, что с таким покровителем как у нас, о спокойной жизни стоит забыть. Однако, ничего особенного. Позвольте поинтересоваться вашим ближайшими планами?

— У меня их нет, — пожал плечами коллега по попаданию. — Я устал от Парижа и намеревался немного попутешествовать, к тому же оме намерение совпало с желанием его высокопреосвященства передать вам письмо.

— Мое аббатство к вашим услугам. Можете пользоваться моим гостеприимством столь долго, сколько вам понадобится. У нас здесь отличная охота и рыбалка, окрестности очень живописны, а близлежащем городе неплохой бордель.

— Не премину воспользоваться, — де Брас поклонился. — Вы забыли упомянуть еду. Кормят у вас великолепно.

Мы еще немного поговорили, нашли общий язык, но сблизиться не получилось. Де Брасс четко держал дистанцию и не собирался открывать душу, хотя я тоже особо не старался.

Впрочем, ничего удивительного: да, мы коллеги, да, мы русские, да, мы из одного времени, но это не повод становиться друзьями. Время сейчас жестокое и коварное, для того чтобы доверять друг другу, всего этого мало. Мы оба выжили только благодаря осторожности. Поживем — посмотрим.

После обеда, я приказал выделить гостю апартаменты для проживания, а сам уединился у себя в кабинете, чтобы обдумать ситуацию.

Плеснул себе сидра, подбросил в камин поленьев и глубоко задумался.

С одной стороны — все достаточно просто.

За покушением за мной стоит герцогиня, лежка Марии де Шеврез известна, кардинал намекает, что дело только за мной, а если ее не угробить, на последнем покушении дело не остановится. Словом, бери да делай.

А с другой стороны — все очень сложно.

Официального ордера на арест герцогини де Шеврез нет, прямого приказа ее ликвидировать почему-то тоже не поступило, вдобавок Ришелье намекнул, что дело стоит обтяпать тихо и на стороне, чтобы не беспокоить герцога де Монморанси. А Машка сидит за стенами замка, который и с пушками взять нелегко.

— А еще, мать его… — пробормотал я вслух. — У меня кадровый голод, в распоряжении всего несколько человек: Арамис, Портос, Саншо и его братец Мигель с одним подручным. Мягко говоря, маловато для штурма замка. А если… — я снова замолчал. — А если привлечь, де Браса? Так-то ему это нахрен не надо, но кардинал намекнул, что у него свои счеты с герцогиней де Шеврез. Может и согласится, но и с ним сил не хватит. Охо-хо, мне бы роту гвардейцев, так где ее взять? А есть еще очень большой шанс на то, что на меня потом спустят всех собак за произвол и самоуправство. Ну и что делать? Замок недалеко, всего день пути верхом. Решать надо быстро, потому что герцогиня может запутать следы. Может как-нибудь ее выманить и грохнуть за пределами замка? Но как? Арамиса задействовать?

Ничего путного в голову не шло, я промучился до самого вечера, а за ужином решил еще раз переговорить с Франсуа де Брасом.

— Насколько мне известно, вы в каком-то смысле знакомы с герцогиней де Шеврез?

Шевалье несколько холодно посмотрел на меня.

— Можно и так сказать, но я не понимаю, в чем ваш интерес?

— Все просто, — спокойно ответил я. — По ее приказу, пару дней назад меня пытались убить. И я уверен, будут пытаться еще.

— Я не удивлен… — Франсуа поклонился мне. — Прошу прощения за резкость, Антуан. Увы, любое упоминание этой особы мне неприятно по примерно таким же причинам, как и вам. Она тоже пыталась отнять у меня жизнь. Но продолжайте, я понимаю, что вы задали этот вопрос не из праздного любопытства.

Он внимательно на меня посмотрел.

Я встал, подошел к окну, помедлил, потом развернулся к гостю и тихо сказал:

— Все просто: пока она жива, нам угрожает опасность. А его высокопреосвященство отдал решение по герцогине на мое усмотрение.

— Вы не от него узнали о моей связи с Марией де Шеврез? — быстро поинтересовался шевалье.

— От него.

По лицу де Браса пробежала злая гримасса.

— В таком случае, я не удивлен в том, что он посчитал нужным свести нас. Ненавижу, когда мной играют, как шахматной фигурой. — Он налил себе вина и одним глотком осушил бокал. — Хорошо, какие ваши предложения, Антуан?

Я немного помедлил с ответом.

— Пока меня интересует только ваше принципиальное согласие на участие в возможной операции. Настаивать я не хочу и не буду, но, возможно у меня получится вас как-то заинтересовать? Что вас интересует? Деньги? Правда сомневаюсь, что в деньгах у вас есть нужда. Что тогда?

Франсуа криво улыбнулся.

— Деньги меня сейчас интересуют глубоко во вторую очередь. Меня сейчас гораздо больше привлекает благополучная и спокойная жизнь в прибыльном баронстве или сеньории, чем участие в сомнительных интригах нашего патрона. Однако, я понимаю, что отсидеться в кустах не получится, а Ришелье меня сюда отправил не зря. У вас есть идея, как избавиться от этой сучки?

— Пока нет, — признался я. — Она находится недалеко, но в замке под надежной охраной. Возможно получится ее выманить, но способа я еще не придумал. К тому же, у меня при себе мало надежных людей. Если точнее, всего пятеро вместе со мной. К слову… мне посчастливилось встретить Арамиса и Портос, а вернее, Анри д`Арамица и Исаака де Порто.

— Тех самых? — Франсуа удивленно вздернул бровь. — Если не ошибаюсь, прототипы которых использовал Дюма?

— Да, тех самых. Осталось только найти Атоса и д`Артаньяна и будет полный комплект.

— С д`Артаньяном я вас опередил! — захохотал де Брас. — Правда он несколько другой, чем у Дюма. А вот Атоса еще не встречал. К черту! Давайте напьемся, а поутру уже решим, как быть с Машкой.

— Напьемся? — я с сожалением вздохнул. — Говорил же, с алкоголем у меня напряженные отношения. Но я сейчас предоставлю вам отличных собутыльников. Скорей всего, с д`Артаньяном вы уже пили, теперь попробуйте с его подельниками Арамисом и Портосом. А я поддержу присутствием.

— Зовите! — махнул рукой Франсуа.

Мы все переместились в сад, где мэтр Гастон лично разжег мангал и принялся за шашлыки. Я в деле общей попойки участвовал только с сидром, а вот остальные ударили по вину.

Вечер прошел на славу, мы славно повеселились, попутно де Брас преподал Исааку и Арамису несколько уроков фехтования и во всех учебных схватках разгромил парней наголову. Фехтовать он умел, ничего не скажешь, причем великолепно: хладнокровие сочеталось с удивительной быстротой и отличной техникой.

А дальше, кавалеры дружно отправились в бордель. Без меня, естественно.

Но у меня, наконец, сложилось некоторый план.

И по утру, я сразу приступил к его исполнению.

— Немедленно отправляйтесь к своим друзьям и сообщите, что исполнили приказание и отравили меня.

Арамис ошарашенно вытаращил глаза.

— Но, ваше преподобие…

Я досадливо поморщился.

— Что вам непонятно? Я действительно притворюсь больным. А дальше мы посмотрим какой они сделают следующий шаг. Теперь обговорим детали…

После того, как я отпустил его, Франсуа одобрительно кивнул.

— Думаете, герцогиня покинет замок?

— Не исключено. Она падка на смазливых парнишек.

— Что есть — то есть, — де Брас улыбнулся. — Признаюсь, в свое время я сам был несколько очарован ей. Но ее коварству и хитрости позавидует сам дьявол. К счастью, по воле случая, у меня отрылись глаза раньше, чем она отправила меня на тот свет. К слову, как вы видите свое будущее?

— Примерно так же, как и вы, — я пожал плечами. — Все эти интриги надоели до чертиков. Но, увы, от меня мало что зависит. Одно ясно, я постараюсь сделать все, чтобы вырваться из-под опеки.

— Сами станете кукловодом? — голос шевалье стал очень серьезным.

Я немного помедлил и уклончиво ответил.

— Никогда не говори никогда. Но между ролью куклы и ролью кукловода, я однозначно выберу последнюю.

Де Брас.

Потянулось томительное ожидание. Чертов Арамис к вечеру не явился, я уже стал подозревать, что его использовали и уже ликвидировали за ненадобностью. Между мной и де Брасом лед потихоньку начал таять. Он оказался вполне нормальны парнем, простым и понятным. Но мы негласно установили правила: разговаривали только на актуальные темы, а наше прошлое и работу на Ришелье исключили из общения.

Анри д`Арамиц явился только к исходу следующего дня. Я его сразу затащил к себе в кабинет.

— Рассказывайте!

Парень скользнул взглядом по де Брасу.

— Смелее, этот кавалер находится с нами в одной лодке.

— Я виделся с герцогиней де Шеврез! — выпалил с мечтательным выражением на лице Арамис. — Она… она… — он замолчал.

— Она очаровательна? — сухо переспросил де Брас. — Не так ли?

— Я не считаю нужным обсуждать достоинства этой дамы с вами! — неожиданно ощетинился Арамис.

Франсуа усмехнулся.

— Вы когда-нибудь интересовались пауками, молодой человек? — в голосе де Браса проскользнула издевка.

— Причем здесь пауки? — Арамис посмотрел на меня, словно искал поддержки, но я смолчал.

— Я вам расскажу про один вид пауков, — спокойно продолжил Франсуа. — У этого вида, самок называют Черными вдовами. Называют так, потому их самки, после спаривания с самцами, их съедают. Так вот, молодой человек, упомянутая вами дама — самая настоящая Черная вдова. Сейчас, я не дам за вашу жизнь даже паршивого гроша! Она всегда уничтожает использованных мужчин. Живой пример перед вами. Я просто чудом остался жив.

Арамис вздрогнул.

Я его подбодрил.

— Оставьте сомнения, мой друг.

— Простите… — парень поклонился. — У меня не было причин не доверять вам. Вы все рассчитали правильно, ваше преподобие. После того, как я сообщил, что задание выполнено, меня не наградили, сославшись на необходимость дождаться пока вы умрете. А задержался я потому, что со мной захотела поговорить герцогиня де Шеврез. Вчера вечером я с ней встретился и провел с ней… — он замялся. — Провел с ней ночь. Мне кажется, я завоевал ее доверие. К сожалению, она уже уехала, но она назначила мне следующую встречу. Она произойдет через неделю. Подразумевается, что вы к этому времени уже умрете.

— Где?

Арамис назвал место, в половине дня пути от аббатства.

— Сколько с ней было людей?

— Около пятнадцати хорошо вооруженных кавалеров. Руководил ими ваш знакомый Базен де Барруа.

— Хорошо…

После того, как я отпустил Анри, мы переглянулись с де Брасом.

— Если не использовать этот шанс, другого может и не представиться.

Франсуа досадливо потер подбородок.

— Вы правы. Антуан. Только не пойму, почему бездействует Ришелье.

Я ненадолго задумался и сухо ответил:

— Он как всегда пытается загребать жар чужими руками. Но сейчас речь идет о наших жизнях.

— Надо действовать! — де Брас решительно прихлопнул рукой по столу. — Однако, у нас маловато людей для такой операция, хотя… — он зачем-то улыбнулся. — Я знаю того, кто нам поможет… — и на мой молчаливый вопрос ответил. — Похоже, нам не обойтись без д’Артаньяна. Я передам ему письмо, если он все еще в Париже, то обязательно откликнется. Если нет… попробуем обойтись своими силами.

Почти сразу же началась подготовка к операции. Я установил строгий пропускной режим в аббатстве, одновременно пошли слухи о том, что мое состояние здоровья быстро ухудшается. Попутно, мы успели провести рекогносцировку на предполагаемом маршруте де Шеврез и выбрали подходящее место.

А за день до встречи Арамиса с герцогиней, в аббатство приехал шевалье Шарль д`Артаньян.

Кто вам приходит в голову при упоминании этого персонажа?

Правильно, конечно, замечательный актер Михаил Боярский.

Пред нами предстал молодой тощий пацанчик, смуглый, носатый и патлатый, типичный гасконец — реальный д`Артаньян ни капли не был на него похож, но, черт побери, Боярскому удивительно точно удалось передать его… как бы это сказать правильно… его внутренний мир.

Словом, парень мне очень понравился и одновременно удивил.

На его заводной лошади висели большие и тяжелый мешки, а когда мы поинтересовались, что это такое он пожал плечами и спокойно ответил.

— Как что? Конечно, бомбы. Мы же будем что-то взрывать, господа?

Глава 18

Попытка свести Арамиса и Портоса с д’Артаньяном закончилась примерно так же как у папаши Дюма — горячие гасконские парни разругались вдрызг. И меня это особенно не удивило, с момента появления гасконца все стремительно шло к этому. Портос и Арамис неплохо поладили между собой, они даже подружились в каком-то смысле, но гостя дружно встретили в штыки. Впрочем, сам д’Артаньян тоже сделал все, чтобы нарваться на дуэль. Из него так и сквозило презрительным превосходством к моим парням.

К счастью, мы с де Брасом находились неподалеку и вовремя услышали скандал.

— Ха! Дворяне? Интересно, вы знаете с какого конца браться за шпагу? — язвительно интересовался д’Артаньян.

— Что? — возмущенно ревел Портос. — Еще одно слово, и я задам вам трепку!

— Зададите трепку? А сутана не помешает? — гаденько хихикнул будущий маршал Франции.

— Вы наглец! — холодно отчеканил Арамис. — Я, шевалье Анри д’Арамиц вызываю вас!

— Я первый вызываю его! — возмутился Исаак.

— Но он оскорбил меня первым!

— Нет, меня!

— Забавно, забавно, на чем будем драться? — заржал д’Артаньян. — На распятиях? Впрочем, мне все равно. Не ссорьтесь, господа, я дам удовлетворение вам обоим сразу! Сильно сомневаюсь, что изнеженные монахи смогут мне чем-то повредить. Главное, сами не порежьтесь.

— Не громко ли сказано?

— Сказано человеком, который привык лицом к лицу встречать опасность!

— Еще бы! — глумливо заметил Портос. — Свой тыл вы не покажете никому!

Подметил он очень верно, д’Артаньян заявился в аббатство расфранченный до невозможности, в богатой перевязи, однако, по каким-то причинам шитой золотом только спереди, отчего тот не снимал плащ.

— Вы… — задохнулся от возмущения гасконец и выпалил. — Я вам обоим обрежу уши!

Мы с Франсуа переглянулись и одновременно улыбнулись.

— Что и следовало ожидать. Пора вмешаться? — хмыкнул де Брас. — Жалко будет, если они друг друга поубивают.

Я согласно качнул головой, и мы поспешили к месту ссоры.

Красные как раки, будущие персонажи Александра Дюма, сверлили друг друга гневными взглядами и осыпали язвительными насмешками, драка могла вспыхнуть с секунды на секунду.

При виде нас они заткнулись и дружно приняли гордый и невозмутимый вид.

— Господа? В чем причина ссоры?

— Мы… — Д’Артаньян запнулся. — Мы…

— Мы поспорили на тему святого писания от Матфея, господа… — Арамис невозмутимо поклонился. — Просим прощения, за беспокойство, но уверяю, инцидент уже исчерпан.

Портос с д’Артаньяном закивали.

Я немного помолчал, решая с чего начать разговор, после чего спокойно поинтересовался.

— Прекрасно, что вы поладили, господа, нопозвольте мне задать вам вопрос: что вы считаете ответственностью?

Вопрос загнал троицу в тупик. Было отчетливо видно, что они не знают, как ответить. Первым очень ожидаемо справился с замешательством Арамис.

— Ответственность и верность для меня равны! Ответственность, это когда ты ставишь долг превыше своих желаний!

Анри задрал нос, гордый своей сообразительностью.

Портос и д’Артаньян зачем-то переглянулись и дружно кивнули, при этом оба выглядели как нашкодившие школьники у директора школы.

— Прекрасно, — я поощрительно улыбнулся. — А теперь скажите, что есть долг, в вашем понимании.

— Долг! — пылко воскликнул д’Артаньян. — Это… это… — и вдруг стушевался. — Долг перед родиной… э-ээ…

— Долг — это обязательство! — перебил его Портос и тоже замялся. — Перед… перед, кем-то…

— Господа… — я сочувственно воздохнул. — Я не сомневаюсь, вы прекрасно все понимаете, но не можете объяснить. Ну что же, я попробую вам помочь… — и подозвал д’Артаньяна. — Шевалье, прошу пройти за мной…

После чего знаком попросил де Брасса заняться вразумлением остальных молодых кавалеров.

Несмотря на слякотную, мерзкую зиму, погода с утра на удивление удалась. В деревьях весело щебетали воробьи, весело журчал фонтанчик, сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучики, расцвечивая барельефы на каменных стенах замысловатыми мозаиками.

Свое аббатство я недолюбливал, меня оно тяготило совей мрачностью, но сегодня, совершенно неожиданно, я впервые почувствовал его своим домом, отчего почти постоянно мрачное настроение неожиданно пропало.

Я старательно изображал дряхлого старца, сильно сутулясь и шаркая ногами, но искренне забавлялся ситуацией, с трудом удерживаясь от улыбки, а молодой гасконец, совсем наоборот, топал позади меня с кислой и недовольной мордой, видимо в предвкушении выволочки. И он первым начал разговор.

— Ваше преподобие… — ворчливо забурчал он. — Я воспитан в уважении к матери нашей католической церкви, мой добрый друг шевалье де Брас, сказал много хороших слов в ваш адрес, но я не намерен выслушивать нравоучения от какого-то монаха…

— Зачем вы здесь? — я резко развернулся, отчего гасконец столкнулся со мной, хотел отскочить назад, но я удержал его за колет.

— Что? Зачем… — он в ужасе скосил глаза вниз, на приставленный к его паху клинок стилета.

— Вы молоды и самонадеянны! — резко бросил я. — Всего чего вы достигли в жизни — вы достигли благодаря своему другу Франсуа де Брассу. И сейчас, вы все еще живы только благодаря ему. Этот «какой-то» монах отправил в ад столько людей, сколько вы даже представить не можете. Когда вы еще игрались в куклы, я в вашем возрасте со знаменем в руке штурмовал Бреду. Я понимаю порывы молодости, сам был таким, но не понимаю глупость и фанфаронство. Вы своими необдуманными действиями ставите под угрозу безопасность короля и кардинала. Не заставляйте меня разочароваться в вас. Пора взрослеть, шевалье!

Думал гасконец продолжить быковать, но, надо отдать ему должное д’Артаньян мгновенно сделал выводы, отошел на шаг и склонился в почтительном поклоне.

— Прошу простить меня, ваше преподобие. Я умею, хочу и буду учиться, но… — он виновато улыбнулся. — Частенько мне очень сложно сдерживать свои… — он пожал плечами. — Как вы сказали, порывы молодости.

Я улыбнулся и хлопнул его по плечу.

— Я верб в вас, шевалье. Все у вас получится. Вы завоюете славу и станете… — я прервался и убежденно сказал. — Вы станете маршалом Франции.

— Ваше преподобие! — д’Артаньян расплылся в доверчивой, детской улыбке. — Вы… так… считаете? Маршалом Франции? Правда?

— Я это знаю. А теперь, идем, покажете мне свои бомбы.

Бомбы оказались обычными бочонками с порохом, но вот со взрывателем гасконец намудрил.

— Фитиль ненадежен! — гордо докладывал он. — И может выдать нашу позицию. Я придумал использовать пистолетный замок! Он взводится, после чего достаточно дернуть за бечевку. Искра воспламенит порох и вуаля!

Я поощрительно кивнул.

— Превосходно. Оригинальная задумка. А как вы разместите саму мину? Ведь надо ее разместить так, чтобы и ее не заметили.

— Э-эээ… — озадачился д’Артаньян. — Можно ее закопать?

— А как тогда с бечевкой? Ведь земля будет препятствовать ее движению? К тому же она должна быть достаточного размера, чтобы вы сами не пострадали от взрыва. Не так ли?

Гасконец несколько сник.

Я не стал его еще сильней вгонять в растерянность, взял свинцовый карандаш с бумагой и преподал гасконцу несколько уроков минно-взрывного дела.

— Ваша идея с веревкой неплохая. Если закапываешь мину, для движения бечевки можно использовать обычную трубку. Есть еще вариант, но он сложней и дороже. Для того, чтобы спустить спусковой крючок пистолетного замка, можно применить часовой механизм. Устройство довольно просто, смотрите, вот так и так. Теперь еще по подземному размещению мины. Землю стоит утрамбовывать как можно плотнее, тогда взрыв будет сильней. А если сверху разместить щебенку или камни, а сам шурф сделать наклонным — камни выступят как поражающие элементы, и они полетят в нужном направлении. Помимо вашего способа поджога заряда, можно использовать химический взрыватель. Он тоже довольно прост, но о нем мы поговорим позже. А вот это… назовем эту конструкцию, скажем… терочный запал…

Как уже не раз говорил, с памятью у меня совсем плохо. Нихрена толком про себя не помню, но, к счастью, кое-какие знания и умения всплывают, в том числе в части минно-взрывного дела. Все примитивно и одновременно сложно, но вполне употребимо для нынешнего развития техники. Самому продвигать мне недосуг и незачем, а вот так, передав знания — почему бы нет. Очень хочется верить, что д’Артаньян использует знания с толком.

Гасконец оказался благодарным слушателем и к концу занятия признал меня своим учителем и вообще, настоящим гуру!

Но настоящий сюрприз я приготовил ему к концу нашей беседы.

Служка притащил полный комплект монашеского одеяния, положил, поклонился и исчез.

— Ваше преподобие? — в глазах будущего маршала Франции плеснулась паника. — Это то, что я вижу? Матерь божья, нет и еще раз нет. Чтобы я, да никогда…

— Надо, шевалье, надо… — я его мягко оборвал. — Долг перед Родиной превыше всего. Вашего перевоплощения требует интересы государства. Смелее, шевалье, смелее, в самом деле, я же вам предлагаю не женское платье.

В общем, д’Артаньяна я вернул уже как монаха.

Де Брас тоже не терял время зря. Уж не знаю, как он вразумлял моих парней, но Арамис и Портос выглядели смиренными овечками.

При виде д’Артаньяна в сутане Портос торжествующе осклабился, но Анри ткнул его кулаком в бок и тот живо заткнулся.

Гасконец со смиренной мордой подошел к ним и смешно загнусавил:

— Смейтесь надо мной, братья мои, смейтесь над моей гордыней и глупостью… — он лукаво стрельнул на меня глазами и весело заржал. — Смейтесь, но только не бейте. А вы не знаете, монахам можно вина? Проклятье, как неудобно, ветер холодит задницу…

Тут уже захохотали все. Троица обнялась, взаимно извинилась, над этом инцидент исчерпал себя.

Два дня прошли в подготовке, а дальше пришло время выезжать на место засады. Поехали под видом монахов, по легенде, в паломничество по святым местам.

Мне по пути постоянно приходилось выслушивать нытье и скорбные сетования Саншо и Мигеля. Эти головорезы успели так омонашиться, что любое посягательство на их размеренную жизнь казалось братьям настоящим святотатством.

— Зачем, ваше преподобие? Зачем? — скулил Мигель. — Жили же как люди и вот опять…

— Живи и радуйся жизни, — вторил ему Саншо. — Вкусно ели, сладко спали, богатели, черт побери, в конце концов. У меня очень скверные предчувствия, очень скверные, ваше преподобия…

В общем, они достали меня до такой степени, что пришлось прикрикнуть.

— Быстро заткнулись. Если не сделать это, наша жизнь быстро превратится в ад. Только смерть этой мерзавки позволит нам дальше жить спокойно в аббатстве. Дуралеи, я забочусь о вас в первую очередь.

Братья прониклись и горячо заявили:

— Если так, то конечно, ваше преподобие. Только покажите ее нам, голыми руками разорвем эту сучку.

Наступила тишина, но ненадолго, потому что пришлось объясняться с Арамисом.

— Ваше преподобие, простите, но мне хотелось бы узнать, как вы собираетесь поступить к известной нам дамой. Я понимаю, что она сам дьявол в женском обличье, но убивать женщину без суда и следствия? По меньшей мере, это не приличествует дворянину.

Вот тут пришлось несколько озадачиться. Изначально я собирался ее банально отправить в ад, а теперь решимость несколько поколебалась. Смерть — это очень просто. Если, к примеру, засадить ее ко мне в подвалы и вдумчиво допросить — то это принесет гораздо больше пользы. Вдобавок, есть вариант интересной игры с заговорщиками. А когда выжму ее досуха, можно и подумать, что дальше делать.

— Успокойтесь, шевалье. У меня нет намерения ее убивать.

Отбоярившись от Арамиса, я поделился соображениями с де Брасом.

Но как оказалось, тот не был столь благородно настроен.

— Поверьте, Антуан… — хмуро цедил он. — Убийство сразу снимет с нас все проблемы. Спрячем тело и забудем все как страшный сон. Как говорится: нет тела — нет дела. Играть с ней — это то же самое, что играть с шулером. Она с легкостью облапошит нас. Поверьте, мне. Хотя… — он раздраженно повел бровью, — Поступайте как знаете. Но дальше, все проблемы с Марией де Шеврез падут на вас, а я умываю руки.

В общем, в общем, я решил поступить по ситуации. А ситуации, как известно, бывают разные. Получится взять в плен — возьму, придется убить — убью и не поморщусь.

К месту засады добрались благополучно и не привлекая внимания.

Изначально, я планировал простое и быстрое нападение: перестрелять конвой из мушкетов с пистолетами, оставшихся добить клинками, на этом все, но наш гасконский маньяк-пироман, в буквальном смысле упал на колени и взмолился. Очень уж хотелось ему опробовать свою адскую машинку.

После долгих раздумий я согласился, потому что не очень верил в то, что мина вообще взорвется.

Бочонок с порохом закопали посередине дороги, шнур пропустили через несколько мушкетных стволов, которые тоже закопали. Сами спрятались в рощицах по обеим сторонам дороги, а Мигеля я отослал на сотню метров вперед, наблюдать за дорогой.

К сожалению, точно времени появления конвоя нам не было известно, поэтому приходилось рассчитывать только на везение. При худших раскладах сидеть в засаде пришлось бы целый день, а может и не один.

Время потянулось как резина, по дороге тянулись редкие крестьянские телеги и пешеходы, а чертовой герцогини все не было. К счастью, по рощицам никто не шастал и нас не замечали. Пока не замечали.

День шел к вечеру, я уже почти отчаялся, вдобавок промок и замерз как собака. Де Брас полностью разделял мои чувства и только и делал, что матерился как сапожник, правда по-французски. Настроение товарищам слегка поднимали ударные дозы самогона, а я, лишенный гребанной судьбой этой радости, злился еще больше.

Но провидение в очередной раз выручило, к исходу дня прибежал запыхавшийся Мигель и сообщил, что конвой с каретой герцогини появился. А скоро послушался грохот колес кареты и стук подков лошадей.

Сухо щелкнули курки карабина и пистолетов, сердце от напряжения почти перестало стучать.

Шум быстро приближался.

Наконец, показалась переваливающаяся с боку на бок на колдобинах карета. Впереди ехало два сплошь замызганных грязью всадника, еще шестеро сзади.

Я прицелился в головных: при везении, картечь могла срезать обоих. Лежавшие рядом Саншо и Мигель тоже приложились к своим мушкетам. По уговору, в карету никто не должен был стрелять, первые выстрелы доставались только сопровождению. А мину д’Артаньян должен был взорвать впереди процессии.

— Какого черта… — зло прошептал я. — Давай, гребаный гасконский болван!

Но взрыва все не случалось. Я еще раз чертыхнулся и выстрелил. Обеих всадников вынесло из седла. Захлопали частые мушкетные выстрелы: бешено заржали лошади.

И тут…

Шарахнуло так, что у меня чуть не вышибло перепонки. Грязь, комья земли и клубы дыма изверглись, как из жерла вулкана.

Правда…

Правда взрыв случился прямо под каретой, которая буквально взлетела в воздух, но упала уже кусками.

— Твою же мать!!! — заорал я в бешенстве. — Убью гребанного маньяка!!!

Все очень быстро закончилось. Оставшихся в живых конвоиров побило разлетевшимися кусками кареты.

— Я не знаю почему… — жалобно лепетал гасконец. — Я дергал, дергал, а она почему-то не взрывалась. Я и перестал дергать. А потом как… как взорвалась. Честное благородное слово, я она сама…

У меня от злости отнялся дар речи.

Повинуясь жесту, Мигель нырнул в обломки и вытащил за волосы жутко измочаленное женское тело в залитом кровью платье.

К счастью, лицо у женщины по странной случайности сохранилось не поврежденным.

Сам я никогда не видел герцогиню де Шеврез, поэтому вопросительно посмотрел на де Браса.

Шевалье в очередной раз выругался, сплюнул в грязь и сухо сказал.

— Это не она. Это одна из ее служанок.

Никаких других женских трупов найти не удалось.

Глава 19

Каких-либо свидетельств, проясняющих настоящее местонахождение герцогини де Шеврез среди обломков и на трупах найти не удалось.

Назад возвращались совершенно другим путем. На первой же остановке Арамис подошел ко мне и стал на колено.

Все молчали, в ветках деревьев посвистывал ветер, одинокая ворона кружилась в небе, ее отрывистое, мерзкое карканье еще сильней нагнетало напряжение.

— Ваше преподобие… — тихо и спокойно заговорил Анри д’Арамиц. — Я не имею ничего общего со случившимся, чему порукой являю Господа нашего. Однако я понимаю, что вы имеете основание сомневаться в моих словах и вверяю свою судьбу в ваши руки.

Он протянул на вытянутых руках мне свою шпагу.

Я ждал этого момента, хотя при этом прекрасно понимал, что Арамис совершенно не виноват в случившемся. Если бы он предупредил герцогиню, то не стал бы оставаться среди нас, так как не надо быть семи пядей в уме, чтобы понимать, что все подозрения упадут на него.

К тому же, Анри сам был искренне ошарашен случившимся. Он неплохой актер, но так сыграть очень трудно.

Все просто, герцогиня или раскусила его, или просто перестраховалась на всякий случай и отправила, как приманку по маршруту свою служанку.

Обычная здравая предусмотрительность, было бы глупо ожидать от нее чего-то другого.

И она выиграла: одним действием выявила шпиона в своем окружении, раскусила мои планы и осталась жива.

Ну что тут сделаешь: такого умного, коварного и опасного противника следует уважать. А заодно, теперь придется получше позаботиться о своей безопасности, потому что ответный удар не заставит себя ждать.

Я шагнул к Арамису, приобнял его за плечи и поднял с колена.

— Я вас ни в чем не виню, шевалье.

При этом, обвел всех присутствующих взглядом, словно предупреждая о том, что им тоже не стоит возлагать на Анри напраслину.

— Вы мудры как Соломон, ваше преподобие! — с чувством брякнул мне Портос и крепко обнял Арамиса.

К нему присоединился д’Артаньян. Этого пироманьяка сильно тронул тот момент, что вместо настоящей цели он угробил невинную женщину. Однако, уже через несколько минут он об этом совершенно забыл.

Де Брас подошел ко мне.

— Я тоже сильно сомневался в том, что ваш человек предатель. Мария де Шеврез просто перехитрила нас. Что дальше?

Я тяжело вздохнул.

— Что дальше? Вернемся в аббатство. Вы же со своим другом, вольны в поступках. Более у меня к вам пока нет никаких предложений.

Франсуа кивнул.

— Раз так, после возвращения я продолжу свой путь. Но оставлю вам свой адрес для писем. Можете надеяться на меня и мою шпагу. В любом случае, нам еще обязательно предстоит встретиться, так как сильно сомневаюсь в том, что наш патрон оставит нас в покое.

Дальше, для маскировки мы переоделись и разделились на три группы, после чего продолжили путь в аббатство, куда благополучно и прибыли.

Де Брас и д’Артаньян уехали, а я с головой окунулся в дела аббатства, так как, никаких новых идей по нейтрализации герцогини де Шеврез в голову не приходило.

Долго думал над тем, как отрапортовать кардиналу Ришелье о случившемся, но по итогу просто отправил ему короткую записку, где завуалированно доложил, что занимаюсь известным ему делом, на этом и ограничился. В ответ кардинал ничего не написал, что полностью меня устроило.

Через день в условленном месте появилось письмо, в котором Арамиса приглашали на встречу. Сначала я категорически запретил ему ехать, так как прекрасно понимал, он уже не вернется. Однако Анри проявил неожиданное упорство.

— Ваше преподобие… — он поклонился. — Это наш единственный шанс получить хоть какую-то зацепку.

— Вас убьют, — резко оборвал я его. — Хватит лишней бравады. Вас уже раскрыли.

— Ваше преподобие… — Анри упрямо нахмурился. — Я буду осторожен, очень осторожен. Я уже придумал, как оправдаться.

— А мы его прикроем! — воскликнул присутствующий на встрече Портос.

— Что вы придумали? — я проигнорировал комментарий Исаака.

— Я сообщу, что вы имеете своего информатора в окружении Марии де Шеврез и это он сообщил вам маршрут движения герцогини. А я пытался вам препятствовать, но, к сожалению, у меня ничего не получилось.

— Думаете, вам поверят? — я скептически на него посмотрел. — Еще раз, не стоит считать себя умней противника.

— Я постараюсь быть очень убедительным! — улыбнулся Арамис.

— А мы его прикроем! — снова влез Портос.

— В любом случае, меня не станут сразу убивать, — продолжил гнуть свою линию Анри. — А если попытаются, вы меня спасете. Возьмем пленного, разговорим и получим новые сведения. Даже если эти сведения не окажутся полезными, мы ничего не теряем. Молю вас, ваше преподобие. Стоит попробовать.

Оба пацана принялись меня наперебой уговаривать.

— Чертовы девственные монашки!!! — Я в голос выматерился. — Совсем свихнулись, что ли? В рай торопитесь?

В мальцах играет идиотский юношеский оптимизм, им кажется, что они бессмертные. А я, несмотря на свою юную мордашку, уже поживший мужик и прекрасно понимаю, что смерть всегда за порогом.

Черт, однако, какой-то смысл в предложении парня все-таки есть.

Как уже говорил, никаких идей по нейтрализации гребаной герцогини у меня нет и не предвидится, а идея штурмовать замок герцога Монморанси отпадает сразу, в связи с ее полной несостоятельностью. Так может попробовать? Понятное дело, очень опасно, смертельно опасно, однако, сейчас даже просто жить тоже не самое безопасное дело. Герцогиню надо убирать, в противном случае, придется жить как на иголках.

В общем, после долгих обсуждений и уговоров, я согласился.

Встреча была назначена в придорожной таверне «Бык и Лев» неподалеку от Пон-Сюр-Суаза, там же, где проходили прошлые свидания. По плану, Арамис идет на встречу, а мы с Портосом, прибыв загодя и по-отдельности, сидим в зале, как досужие путешественники и ждем, чем все закончится. В случае, если Анри будет грозить опасность — опасность устраняем и по возможности берем языка. Никого больше к операции я не стал привлекать, потому что большое количество чужих людей, ни с того ни сего появившихся в таверне, могло вызвать подозрение.

Вот так, все по-идиотски просто и так же глупо.

В процессе подготовки пришлось решить довольно сложную проблему. Портосу маскироваться под кого-либо не было никакой нужды, он еще нигде не засветился, а вот я уже примелькался, где только можно.

Попытки сменить имидж ни к чему не привели, моя морда херувима просматривалась очень четко. Но тут мне пришел на помощь брат Саншо Мигель. Как выяснилось, этот головорез за годы своей разбойничьей деятельности, на диво навострился менять обличье.

— Когда судили Франса и Гастона Шило, моих дружков, я пришел к ним на суд, и никто меня не узнал! — бахвалился баск, колдуя надо мной. — Сделаем все в лучшем виде! Потерпите чуток… вот, вот, а теперь, пока будет сохнуть, займемся волосами…

Он принялся размешивать палочкой в банке какую-то подозрительную субстанцию, похожую на гуталин.

— Ты туда лошадиного помета намешал? — гаркнул я, скривившись от отвращения. — Не дай Господь, испортишь мне волосы — самолично кастрирую!

— Помилуйте, лучше, чем прежде будут… — Мигель испуганно шарахнулся в сторону. — Тут все хорошее, сажа, сало, травки, еще кое-что…

— И голова эльфа… — зачем-то буркнул я.

— Какого эльфа? — вытаращился на меня баск.

— Никакого. Работай, бездельник.

После того, как он закончил, я глянул в зеркало и чуть не ахнул от удивления.

Херувимчик исчез, а вместо него появился подозрительный тип, крайне неприятной наружности. На левой щеке у меня появился грубый, рваный шрам, от уголка рта до самого уха, отчего всю морду перекосило. А волосы приобрели какой-то странный пегий оттенок, выглядели как будто их не мыли как минимум год и стали почему-то прямыми.

Я притронулся пальцем к шраму пальцем. Даже вблизи он казался настоящим.

— Это ты чем сделал?

— Клей столярный, — блаженно улыбнулся баск. — Правда, хорошо получилось?

— Получилось, получилось…

Я состроил сам себе рожу, скривился от отвращения, похвалил гримера и отправился к себе переодеваться.

Порыжелые от старости, растоптанные сапоги, вылинявший, штопаный колет, помятая шляпа и моя старая шпага завершили маскарад. Пистолеты я спрятал за пояс и прикрыл плащом. Думал поддеть под одежду кольчугу, но потом отдал ее Анри, чтобы хотя бы немного обезопасить его. Жалко будет, если мальчишка сгинет.

Теперь я выглядел как полунищий благородный проходимец, шатающийся в поисках хоть какого-то заработка: коих во Франции хватало с избытком.

Портоса мы отправили вперед, чуть позже выехал сам я, а Арамис должен был отправлять последним.

Перед расставанием Анри подробно мне описал внутреннее устройство таверны.

— Прошлые разы, я встречался со связным в общем зале, а потом мы уходили в комнату на втором этаже. Скорее всего, сейчас произойдет точно так же. Еще раз, ваше преподобие, я не думаю, что меня сразу начнут убивать, поэтому не спешите меня спасать.

Я кивнул, а сам решил вмешаться, как только парня уведут наверх.

Таверна «Бык и Лев» ничем не отличалась от тысяч подобных по всей Франции. Замызганные окна, полумрак, заплеванные склизкие полы, закопченный чадом сальных свечей потолок, немудрящая мебель и мерзкий смрад из жуткой смеси кислого вина и прогорклого жира.

Количество посетителей не впечатляло: несколько пьянчужек уныло потягивали вино, парочка спала прямо за столами, да несколько путешественников коротали время за игрой в кости.

Несколько из них, вполне подходили на роль соглядатаев, но я не стал обращать на них внимания, решив разбираться с проблемами по мере их поступления.

Портос нашелся в углу: он тискал двух потасканных шлюшек, заливался вином и орал скабрезности — то есть, вполне органично вписался в окружающую обстановку.

На меня никто не обратил особого внимания: только кабатчик, худющий плешивый мужичок, мазнул небрежным взглядом.

Я проигнорировал подавальщицу в засаленном фартуке и прошел прямо к стойке.

Глухо звякнула мелкая монетка об стойку.

— Кувшин вина подешевле…

Пренебрежительная мина хозяина таверны засвидетельствовала, что маскарад удался — меня определенно приняли за безденежного прощелыгу.

— Садитесь, сейчас принесут… — проскрипел хозяин и потерял ко мне всякий интерес.

Через несколько минут жирная тетка с густыми усиками на верней губе небрежно брякнула предо мной глиняный кувшин и деревянную кружку.

К счастью, сидр оказался качественным и холодным, я с наслаждением промочил горло, закутался в плащ и прислонился к стенке, сделав вид, что дремлю.

— О-оо! Будьте уверены, дамы, я найду свое место в Париже!!! — пьяненько разглагольствовал Портос. — У меня есть письмо, к очень важному господину! — он ткнул пальцем в потолок. — Он не оставит меня без помощи! И деньжат матушка отсыпала! Пьем!

На него начали заинтересованно поглядывать подозрительные личности.

«Талантливый, оболтус… — одобрительно подумал я. — Актер, кабы не хуже Арамиса…»

Как только я вспомнил Анри, как он появился на пороге общего зала. На встречу он отправился под видом монаха и выглядел в этом обличье очень естественно.

Не подходя к стойке, он пересел в зал и сел возле окна.

— Эй! — гаркнул хозяин. — Сидеть без заказа нельзя, закажи что-нибудь…

Но тут же осекся, увидев, как один из играющих в кости, коротышка с кривыми ногами, встал и сел рядом возле Арамиса.

О чем они начали разговаривать я не слышал, но с виду разговор проходил вполне мирно и спокойно.

Через минуту кривоногий встал и потопал к лестнице, Арамис пошел с ним. Через мгновение, туда же потрусила подавальщица с полным подносом еды и вина.

«Ну… — скомандовал я сам себе. — Пора…»

Выждал несколько секунд и встал.

Когда пересекал зал, один из посетителей сорвался с места и ринулся ко мне, но его, как заправский игрок в регби, перехватил на полпути Портос и с жутким хрустом шмякнул об стену.

Вскочило еще двое, но после того, как я обвел зал стволом пистолета и приложил палец к губам, охотно вернули седалища на табуретки.

Кабатчик несколько раз моргнул и нырнул под стойку.

— За мной…

— Какого черта… — на втором этаже навстречу выметнулся еще один кавалер, но тут же осел на пол со стилетом между ребрами.

Я обтер клинок об его колет и провел взглядом по коридору.

— Вроде здесь, ваше преподобие… — шепнул Портос, ткнув пальцем.

О том, что он угадал с комнатой, подтвердили звуки ударов и глухой ропот доносящийся из-за двери.

Я молча кивнул в ответ.

Исаак набычился и могучим пинком вышиб хлипкую дверцу.

Картинка открылась очень характерная и ожидаемая, Арамис валялся на полу, а двое персонажей, увлеченно спутывали его веревками, попутно щедро награждая тумаками.

Третий, в отличие от своих подельников, смотревшийся, как настоящий дворянин, руководил процессом.

На мгновение повисла пауза.

— На пол, мордой вниз… — спокойно и тихо скомандовал я и указал место пистолетами. — Живо, мать вашу…

Портос состроил зверскую рожу и продублировал движение своими пистолями.

Пеленавшие Арамиса покосились на дворянина и быстро закивали.

А кавалер…

Черт, я не ожидал от него такой прыти.

Он, мать его за ногу, просто рыбкой нырнул в окно.

— Сука… — я ринулся обратно в коридор, попутно приказав Исааку пеленать остальных.

Но, как очень скоро выяснилось, спешить не было нужды.

Полет дворянина закончился…

Закончился на высоком колу, непонятно зачем торчавшем под окнами.

Меня даже передернуло от жуткого зрелища.

Сбежавший насадил себя словно на вертел. Заостренная деревяшка вошла ему в пах и вышла под мышкой. Под ним уже образовалась целая лужа крови, но каким-то странным образом, прыгун еще оставался живым. Он пускал кровавые пузыри изо рта, тряс конечностями, прерывисто сипел и пожирал меня ненавидящим взглядом.

— Куда? — я подскочил к нему. — Куда вы должны были отвезти пленника? Скажите и я облегчу вашу участь.

— Ты… — захрипел он, ощерив окровавленные губы в жутком оскале. — Ты уже не успеешь… — он сильно закашлялся. — Уже все предрешено. Ты… уже потерял… но еще не знаешь… — кавалер недоговорил, забился в конвульсиях и умер.

— Твою мать! — с чувством выругался я, быстро обыскал труп и вернулся к остальным пленным, которых Портос уже связал.

Кабатчик было удумал возбухать, но фраза «Именем короля» быстро все поставила на места.

Арамис к счастью счастливо обошелся, несколько синяков и расквашенный нос не в счет.

Экспресс-допрос пленных я провел очень быстро и эффективно. Злость и острый клинок в руках порой показывают просто великолепные результаты. Впрочем, клиенты особенно не запирались.

Как показал один из них, они должны были доставить клиента в одно место неподалеку, где сдать на руки другой команде.

— Кто тот, что выпрыгнул в окно?

— Мы не знаем… — пленный отчаянно замотал головой. — Но тот, второй, называл его мессиром.

— Опиши второго. Живо!

Портос показал ему свой кулачище.

— Высокий… — застучал пленник гнилыми зубами, с ужасом смотря на Исаака. — На щеке шрам. Он со своими людьми должен на встретить.

Для меня все сразу стало ясно. Барруа, мать твою, как же без него!

— А еще… — захлюпал расквашенным носом второй. — Я слышал, что та особа, к которой должны были доставить священника. Она… вроде это женщина… в общем, она лично хотела отрезать ему… бубенцы… ну, яйца, то есть…

Арамис сильно побледнел и упал бы, если бы не поддержавший его Портос.

— Матерь божья…

Я ободряюще хлопнул его по плечу.

— Не стоит расстраиваться. Ваши драгоценные бубенцы еще при вас. А теперь, живо собирайтесь. Нам предстоит встретится с одним моим старым знакомым. Что с этими? Глупый вопрос…

Арамис с Портосом кивнули и достали кинжалы.

Глава 20

— Покажешь нам место, где вы должны были передать священника.

— Д-да, господа… — отчаянно закивал последний из пленных, с ужасом смотря на трупы своих товарищей. — Я все покажу, только… — он судорожно вздохнул. — Только не убивайте, молю…

Жюля Лерма, так он себя назвал, отчаянно трясло, он стучал зубами, изо рта на подбородок текли слюни.

Я поморщился от отвращения и решил все-таки оставить пленному жизнь, хотя так и подмывало перерезать ему глотку. Место встречи он описал подробно, но никто из нас там еще не бывал, так что не мудрено и заблудиться. А до спутниковых навигаторов еще как минимум триста лет или около того.

Но отправиться сразу не получилось, потому что, в таверну ввалились стражники, которых вызвал хозяин харчевни.

Арамис и Портос покосились на меня, а кабатчик злорадно ощерился и затараторил:

— Убили! Напали и убили невинных и порядочных людей. Всех перерезали, живорезы! Сами смотрите! А еще одного доброго человека на кол посадили. Матерь господня! Берите их всех, господин сержант!

— Стоять на месте! Бросить оружие, мерзавцы! — браво скомандовал усатый сержант.

Стражники неохотно взяли алебарды наизготовку. Связываться с до зубов вооруженными противниками им явно не хотелось.

Я выругался про себя и прибегнул к универсальной формуле.

— Именем короля! Дело государственной важности!

Усач недоверчиво ухмыльнулся.

— Ты мне зубы не заговаривай! Живо бросил пистоль, грязный разбойник!

По его сигналу один из его подчиненных шагнул вперед, приставил кончик алебарды к моей груди и грозно пообещал:

— Сейчас как ткну, сволочь!

Обезвредить служивых особого труда не составляло, огнестрельного оружия при них не было, а мы успели перезарядить пистолеты. Однако ссориться с представителями закона в мои планы не входило. Понятное дело, отмажусь, даже если устрою геноцид, все-таки духовник королевской четы, но вина этих болезных лишь только в том, что они оказались в ненужное время в ненужном месте.

Подавив злость, я демонстративно убрал пистолеты за пояс и подозвал сержанта к себе.

— Я сейчас предъявлю вам свои полномочия.

Тот поколебался, но повиновался.

Я его ухватил за грудки, дернул к себе и прошипел.

— Не узнаешь меня, собака бешенная?

После паломничества королевы в аббатство, в городке меня почитали чуть ли не за святого, впрочем, боялись не меньше. Особенно после последней проповеди в городской церкви, когда я прилюдно отлупил до полусмерти распятием пару местных чиновников.

Служака уставился на меня, озадаченно наморщил лоб и вдруг ахнул:

— Ваше преподобие! Но как…

Его подчиненные, было, сунулись к нам, но он погрозил им кулаком, и стражники мигом опустили алебарды.

— Вот так, — отрезал я. — Дела государственной важности. Эти заговорщики пытались нас убить… — после чего достал из-за пазухи письмо Ришелье и продемонстрировал его подпись. — Видите, кто подписал? Его высокопреосвященство кардинал Ришелье!

Служака мигом принял строевую стойку.

— Служу Франции и его высокопреосвященству! Приказывайте, ваше преподобие!

— Соберите трупы и доставьте к городскому прево. Этого… — я показал взглядом на хозяина харчевни. — За решетку, позже я сам допрошу его. Верю, вы справитесь с поручением… — я достал из кошеля два экю и вложил монеты в руку сержанту.

Тот просиял и рыкнул своим солдатам.

— Хватайте каналью! Я уже давно подозревал, что он разбавляет вино!

Хозяин таверны что-то возмущенно заблеял, но его огрели по загривку древком алебарды и заткнули пасть какой-то тряпкой.

Таким незатейливым методом инцидент был исчерпан, а мы помчались к месту, где должны были предать Арамиса для последующей кастрации.

Думал взять с собой подмогу, но потом отказался — с Базеном Барруа всего двое, и нас трое, так что справимся.

Пленник рулил небольшим возком, Портос для присмотра сидел рядом с ним на облучке, а и я и Арамис ехали верхом.

Ветер в лицо, мелькающие деревья и буханье сердца в такт чавканью копыт в грязи. А еще дикая ненависть в сердце и странная ожидание чего-то непоправимого и страшного.

— Что он имел в виду? — бормотал я себе под нос. — Что предрешено? Что я потерял, но еще не знаю о этом? Что я не смогу предотвратить? Твою же мать, когда люди сдыхают, они обычно не врут. Что эта сука уже успела натворить? Или все-таки бредил?

Ответ так и не нашелся.

Ближе к вечеру мы добрались до места. План был простой, подъезжаем к месту в том же порядке, вероятней всего нас не опознают, так как возок приметный, а все путешественники верхом выглядят сейчас примерно одинаково: плащ, шляпа и морда закутанная платком. А дальше… дальше один залп все решит. А если не решит — будем действовать по обстоятельствам.

Были подозрения, что Жюль врет, но он не обманул, возле древней, полуразрушенной часовни стояла карета и несколько привязанных лошадей. А еще через мгновение на дорогу вышли трое, среди которых выделялся своим ростом Базен де Барруа.

На успех операции я не надеялся, прекрасно помня, что у меня ничего по плану в последнее время не получалось.

Но, три тысячи девственных и распутных монашек, нас подпустили практически вплотную. Осталось только всех убить…

Пистолеты легким шелестом выскользнули из кобур.

Время замедлилось: курки сорвались с боевого взвода, зажатые в них кремни выбили снопы искр, полыхнула затравка…

Грохот! Длинные языки пламени!

Арамис и Портос пальнули вместе со мной, практически залпом.

Двух спутников Барруа практически разорвало на куски: мягкие свинцовые пули при удачном попадании на таком расстоянии не оставляют шансов, куда бы они не попали.

Но…

Базен де Барруа по кличке «Граф» каким-то загадочным образом остался цел и невредим.

Он юркнул за лошадь и ловко вскочил в седло.

— Сука!!! — взревел я, вырвал карабин из седельной кобуры, но, как назло, мой жеребец заартачился и встал на дыбы.

А когда я с ним справился, лошадь Графа уже мелькала среди старых дубов в придорожной рощице.

— Вперед, вперед! — я пригнулся и пришпорил скакуна.

Тот взвизгнул от боли и рванул с места длинным прыжком.

Ветка больно хлестнула по лицу, деревья замелькали вокруг, словно окружающую действительность запустили в ускоренном темпе.

А еще через секунду сраная судьба снова встала на мою сторону.

Смазанный в сумерках и оттого похожий на кентавра силуэт Графа вдруг исчез: до меня донесся хрип его лошади, грохот и вопль Барруа — судя по всему, его скакун обо что-то запнулся и вместе с седоком полетел на землю.

— Тебе конец… — злорадно прошептал я и придержал жеребца, но…

Уже через секунду сам вылетел из седла. Скорее всего, с ним случилось то же самое, что с лошадью Графа.

Мощный удар выбил весь воздух из груди, все вокруг лихорадочно завертелось, но дикая злость помогла остаться в сознании. Я вскочил и вырвал шпагу из ножен.

Быстро огляделся, заметил движение и ринулся за мелькнувшим в кустах Барруа.

Навстречу бабахнул выстрел, на мгновение разогнавший темноту.

Пуля свистнула над самым ухом, но я в запале погони даже не пригнулся и в прыжке, вытянув вперед руку с клинком, все-таки достал Барруа.

Базен болезненно вскрикнул, припал на левую ногу, ударил в ответ, но его клинок только вспорол мой плащ.

— Херувимчик… — он успел отпрянуть назад и мерзко захохотал. — Я знал, что мы еще встретимся. Но ты уже проиграл…

Я уже полностью пришел в себя, выбрал момент, обманул его простеньким финтом и коротким выпадом пробил защиту.

Еще один болезненный вопль, но Граф опять остался на ногах и снова отскочил на несколько шагов.

— Ты… — от злобы и боли он захлебнулся. — Ты…

Следующим выпадом я достал его в левое бедро.

Мог спокойно убить, но специально изменил направление удара, чтобы взять в плен и поговорить по душам.

Схватка уже должна была закончиться, Граф сильно шатался, хрипло, со свистом дышал и едва держал в руке свою шпагу.

Но, совершенно странным образом, в следующий момент разразился таким вихрем ударов, что я пожалел о своем великодушии и перешел в глухую защиту.

Впрочем, почти сразу он поскользнулся и мой клинок с глухим, мерзким хрустом вонзился ему в солнечное сплетение.

Шпага Базена выскользнула у него из руки и громко звякнула об камень, он сипло вздохнул и кулем свалился на землю.

Я зачем-то отсалютовал клинком и стал на одно колено рядом с ним.

— Мы… — раздался сбивчивый горячечный шепот. — Мы… могли стать друзьями с вами… но, чертова судьба… хочу, чтобы ты знал… все уже случилось, ты не успеешь…

— Что, мать твою? Говори? — я вздёрнул его с земли. — Куда я не успею? К кому, я не успею, говори…

Но в ответ услышал только бульканье — изо рта Графа хлынул фонтан крови, а через несколько секунд он забился в предсмертных конвульсиях.

Я видел много смертей, но такой жуткой и мерзкой агонии еще не встречал.

Базен Барруа буквально сдыхал, долго, отвратительно и мучительно. Он скрипел зубами, хрипел и пускал слюни, а его тело выкручивали жуткие, до хруста костей конвульсии.

Черт… я даже занес клинок, чтобы окончить его мучения, но что-то все-таки помешало закончить этот отвратительный спектакль.

Так и стоял рядом, оцепенев, словно превратился в каменную статую.

— Матерь божья! — ахнул, подбежавший ко мне Портос. — Его… его словно что-то держит на этом свете.

— Он просто изо всех сил цепляется за жизнь, — тихо заметил Арамис. — Потому что понимает на том свете — его место в аду.

— Мне бабушка рассказывала, что так трудно умирают ведьмы, если не успели передать кому-то свое адское ремесло… — Портос содрогнулся. — Поможем ему? Это будет по-христиански. — Он глянул на меня и послушно пожал плечами. — Нет, так нет, ваше преподобие…

Меня теологические тонкости и побасенки заботили меньше всего, потому что в голове все вертелся предсмертный бред Графа и его подельника.

Что уже случилось, мать его за ногу? Куда я не успею?

К тому времени, как Барруа все-таки сдох, я так ничего и не сообразил, но отвратительное предчувствие чуть меня не убило. Зато в голову пришла мысль, как выманить герцогиню из замка. Правда, для этого требовалось участие его высокопреосявященства.

У Графа в кошеле нашлось пятьсот экю, видимо плата первой группе. Но, как и в первом случае, ничего полезного в плане информации. Деньги я отдал Анри с Исааком и постарался сразу выбросить из памяти Барруа. Было — прошло, теперь эта тварь точно мертва.

— Что будем делать с ним? — Портос притащил пленного Жюля.

— Мессир! — бледный как смерть парень упал на колени. — Молю, пощадите. Я сегодня же уберусь домой в Пикардию! Клянусь Девой Марией!!!

Я скользнул по нему взглядом. По логике от свидетелей надо избавляться, но… убивать сегодня больше никого не хотелось.

Достал из кошелька несколько монет и бросил перед ним на землю.

— Ты останешься в живых, но если еще раз попадешься мне на глаза, позавидуешь мертвым. Уходим…

Дальше мы вернулись в аббатство, а утром следующего дня, я намеревался отправиться в Париж, чтобы встретится с отцом Жозефом и кардиналом. Но прежде, случилось довольно странное событие.

Предыдущий аббат неожиданно пришел в себя, а я воспользовался моментом, чтобы окончательно расшифровать его записки.

К моему удивлению, он не стал противиться и рассказал все, что знал. Для меня открылась полная картина и эта картина могла… как бы это сказать правильно… в общем, я заполучил такие компрометирующие материалы на высшую знать Франции, что при желании и удачном стечении обстоятельств, мог перевернуть в королевстве все с ног на голову. Впрочем, с такой же легкостью обладание этими сведениями могло отправить меня на тот свет.

А посему, пускать их в ход я пока не собирался.

В качестве награды я пообещал аббату слегка улучшить его положение и отправился в Париж.

Аудиенцию в кардинала удалось получить очень быстро, как только я назвал себя, меня сразу препроводили в кабинет Ришелье.

— Ваше высокопреосвященство…

— Очень хорошо, что вы приехали, — кардинал показал на кресло около камина. — Мы уже говорили, что вы имеете удивительный талант оказываться в нужном месте и в нужное время. Я как раз писал вам письмо… — он взглядом показал на стол. — Но делами мы займемся чуть позже, а сейчас просто немного поболтаем. Вы знаете, король вновь сблизился с королевой и я склонен относить сие к вашим заслугам. Кстати… совсем забыл, ваше награждение орденом Святого Михаила уже практически решено, думаю, в самое ближайшее время оно состоится. Прекрасно, молодой человек, просто прекрасно. В вашем возрасте, я даже и думать не смел… — он посмотрел на меня внимательно. — Вижу, вас что-то печалит? Ну что же, тогда перейдем к делу. Насколько мне известно, вы владеете испанским языком как своим родным?

— Да, ваше высокопреосвященство.

— Великолепно. Скоро в Испанию отправится делегация для ведения переговоров, которую возглавит наш общий друг отец Жозеф. Вы отправитесь с ним. Пора вам попробовать большую политику на вкус. Уверяю, вам понравится. Политика подобна шахматной партии…

Известие меня никак не огорчило, впрочем, не обрадовало тоже. Испания так Испания, плевать. Хотя бы немного отвлекусь.

Мы обсудили политическую расстановку в Европе, а потом, наконец, я получил возможностьдоложить кардиналу о последних событиях.

Он внимательно выслушал и спокойно заметил:

— Вы проделали большую работу Антуан, но на этом придется ограничиться. Выбросите из головы известную вам особу. Вы предназначение состоит не в том, чтобы лично гоняться за заговорщиками по лесам и дорогам.

— Ваше высокопреосвященство? — я недоумением посмотрел на него. — Но герцогиня де Шеврез не оставит свои замыслы. Пока она на свободе нам всем грозит опасность.

— Мы недавно имели беседу с его величеством в отношение упомянутой вами особы… — мягко прервал меня кардинал. — И его вновь величество остался холоден к нашим доводам. Как вы думаете, почему ей так долго все сходит с рук? Падают головы, а она отделывается всего лишь недолгим изгнанием. Ответ довольно прост. Его величество благоволит к ее бывшему мужу, герцогу де Шеврез, который, всегда заступается за свою жену по непонятным для меня причинам. Так случилось и в этот раз. И пытаться каким либо образом нарушить эту практику пока неразумно. Посему оставьте пока эту особу в покое. И не даже не пытайтесь убедить короля в обратном. Но, я хочу уверить вас, что мы никогда ничего не забываем. Возмездие неотвратимо и, рано или поздно настигнет всех, кто его заслужил.

Я от злости едва не прикусил губу. Но не стал пытаться переубедить кардинала. Ладно, придет время, эта сука заплатит за все. А пока… пока, пусть все идет как идет.

У кардинала пришлось проторчать весь вечер.

А когда пришло время задуматься о ночлеге, Арамис заметил:

— Вы плохо выглядите ваше преподобие. Вам не помешало бы отдохнуть несколько деньков у вашей знакомой маркизы.

— И нам! — хохотнул Портос.

Меня словно молнией ударило. Все сразу стало на свои места.

Черт, черт, черт!!! Маркиза дю Фаржи! Моя единственная слабость. Ударь по ней, сразу попадешь по мне. И проклятая герцогиня де Шеврез это прекрасно знает. Твою же мать…

Сердце сжалось в предчувствии беды, я пришпорил жеребца и на ходу бросил:

— За мной…

По пути в поместье Мадлен я едва не загнал лошадь. Да, черт побери, я не люблю ее. Но…

Просто мысль о том, что герцогиня де Шеврез могла причинить ей вред, сводит меня с ума.

Влетел в поместье галопом, слетел на ходу с лошади, ринулся к дому и заорал на горничную, выскочившую навстречу:

— Где твоя хозяйка?

Девушка испуганно зачастила:

— Она у себя… но госпоже нездоровится…

— Проклятье… — зарычал я. — В сторону!

Глава 21

— Проклятье, что с тобой?!! — заорал я.

— Ничего… — маркиза покачнулась. — Ничего страшного, просто недомогание…

Я едва успел подхватить ее.

— Говори! Тебя отравили?

— Что? — возмущенно пискнула Мадлен. — Нет, конечно, нет… просто…

Вдруг раздалось утробное бульканье, маркиза запнулась, схватилась за живот, вырвалась и побежала к себе.

— Какого черта? — я собрался припустить за ней, но мажордом поймал меня за руку.

— Ваше преподобие, простите…

— Убью, нахрен! Что здесь происходит? — я приставил к его горлу кинжал. — Говори, мать твою!

Оливье отшатнулся от меня, прикрылся локтем и перепугано просипел:

— Что в том удивительного, что женщина при расстройстве желудка не хочет видеть своего любовника? Простите… не убивайте меня, пожалуйста…

— Бля… — изящно выразился я на родном и могучем. — А я думал… думал… — и от избытка чувств счастливо захохотал.

Вот честно, чуть не пустился в пляс от радости. Расстройство желудка? На господибожемой! В наше время, время от времени, простите за тавтологию, дристают все, даже его величество король Франции Людовик тринадцатый этого имени. Три тысячи беременных девственниц! Да на здоровье!

— Я все слышу, мерзавец!!! — из будуара донесся возмущенный голос Мадлен. — Пошел вон, скотина! Смеяться надо мной в такую минуту… никогда не прощу… О-о-ооо!!! У меня сейчас вырвет дно…

Последнюю фразу она сформулировала несколько по-другому, но в смысловом значении звучало именно так.

Я зажал себе ладонью рот и сквозь пальцы тихо приказал мажордому.

— Готовьте мне комнату, ванну и ужин. И поищите хорошей испанской водки. Помнится, я присылал вам бочонок из аббатства. И позаботьтесь об этих шалопаях, то есть, моих друзьях. А с ее милостью я все решу.

Оливье манерно поклонился, а потом состроил виноватую рожу и тихо поинтересовался:

— Еще раз простите, ваше преподобие, но… могу ли я сообщить вам еще кое-что, без шанса быть зарезанным?

— Валяй… — я едва опять не расхохотался, но вовремя сдержал себя.

— Ваше преподобие, — мажордом понизил голос до минимума. — Есть еще одно важное обстоятельство. Муж госпожи… словом, он ненадолго вернулся из Испании и сейчас находится здесь…

Вот тут я серьезно озадачился.

Муж — это… как бы сказать правильней… Словом, муж — это довольно хреновенько и может быть чревато серьезными проблемами.

С одной стороны, время сейчас весьма фривольное, даже существует такое понятие, как официальный фаворит или фаворитка. Дамы и кавалеры из высшей знати порой имеют целый штат любовниц и, соответственно, любовников. Ничего необычного, все в порядке вещей.

А с другой… при всей свободе нравов, порой случаются досадные инциденты. Любовные дела она такие, сложные. В общем, порой, возобладает банальная ревность, которая рождает… дикие скандалы, дуэли и трупы…

Ну и как поступить? Понятное дело, муженька Мадлены, я не боюсь ни в каких смыслах. Моего влияния при дворе и владения клинком вполне хватит, чтобы отбиться от любого вероятного ревнивца. Но, черт побери, это сложности, которые чреваты скандалами, а скандалы при моей репутации стоит строго настрого избегать. Как среагирует Луи на мое участие в любовном скандале? Особенно будучи убежденным в моей святости? Вот то-то. А не отправиться ли мне восвояси?

В общем, я решил проявить благоразумие, но через несколько мгновений стало поздно, потому что в коридоре появился пожилой, здоровенный и пузатый мужик в распахнутом домашнем халате.

Надо сказать, маркиз дю Фаржи мало был похож на дипломата и, несмотря на возраст, выглядел вполне дееспособным: саженые плечи, могучая грудь и руки толщиной с хорошее такое бревно.

— Что здесь твориться? — заорал он. — Кого это принесло… — его налитые кровью глаза остановились на мне, после чего он шумно выдохнул: — Вы?

Я спокойно поклонился и начал прикидывать, как вывести его из строя без крови.

Мужик повел взглядом по сторонам, словно ища подходящее для смертоубийство орудие, а потом…

Потом спокойно бросил:

— Прошу следовать за мной…

И потопал к лестнице, шумно отдуваясь.

Я мысленно перекрестился и пошел за ним. Ну а что еще оставалось делать? Конечно, можно было сбежать, но это как-то уж совсем не по-джентльменски.

Привел он меня в кабинет, обставленный неожиданно строго и даже аскетично. В камине тлели поленья, в простой плошке горела свеча, на большом столе белела россыпь бумаг и стоял графин с вином и недопитый бокал.

Маркиз обернулся и исподлобья прострелил меня взглядом.

В кабинете повисла тишина.

Я немного помедлил, еще раз сухо поклонился и тихо представился.

— Антуан де Бриенн, настоятель аббатства Руаямон.

— Я знаю, кто вы… — не особо вежливо рыкнул муж Мадлен, а потом вдруг отмяк лицом и вполне приветливо сказал: — Думаю, вы тоже знаете кто я, так что обойдемся без официоза. Вина?

Вот тут я охренел еще больше. Уж чего-чего, а такого я точно не ожидал.

В бокалы с музыкальным журчанием пролились алые струйки.

Маркиз поприветствовал меня бокалом, выхлебал его одним глотком, сел в затрещавшее под его весом кресло и взглядом показал на такое же напротив.

Я тоже неспешно присел, устроив шпагу на коленях.

— Начнем с того, что я все знаю! — начал маркиз дю Фаржи, пристально рассматривая меня. — И не стоит прикрываться своей сутаной…

— Я и не собираюсь, — с легкой улыбкой ответил я.

— Это очень хорошо, — кивнул сам себе муж Мадлен. — Больше всего я ценю в людях честность и прямолинейность, потому что в жизни редко встречаюсь с этими качествами. Итак, сразу вас предупрежу: я не собираюсь устраивать никаких сцен, трагедий, либо скандалов. Увы, я реалист и понимаю, что случившееся было всего лишь делом времени. Я по долгу службы постоянно нахожусь в Испании, а моя жена по тем же причинам подле королевы. Так что, сами понимаете…

Он ненадолго прервался и снова наполнил себе бокал.

— Вы знаете? — он задумчиво посмотрел сквозь хрусталь на огонек свечи. — Я даже рад, что моя жена выбрала вас, а не… — Маркиз улыбнулся. — Пустого красивого щеголя, который тянул бы из нее мои деньги.

— А вы уверены, что я не буду делать этого? — спокойно поинтересовался я.

— Уверен, — отрезал маркиз. — Уж в чем, в чем, а в людях я умею разбираться. К тому же… — он усмехнулся, — я первым делом навел о вас справки. А мои источники весьма информированы.

Я просто пожал плечами и сделал еще один маленький глоток вина.

— К тому же… — маркиз еще раз кивнул. — Моя жена имеет авантюрный склад характера, а вы способны удержать ее от порывистых, неосторожных поступков. Но я вынужден задать вам вопрос.

— Прошу, я отвечу на все ваши вопросы, — я не вставая вежливо склонил голову. Несмотря на идиотизм ситуации, муженек Мод мне нравился своей простотой и умом.

— Насколько у вас серьезно с Мадленой? — резко бросил маркиз.

Я ненадолго задумался и честно ответил:

— Я никогда не был склонен привязываться к женщинам, но, судя по всему, в данном случае, все очень серьезно.

Маркиз дю Фаржи зачем-то еще раз кивнул:

— Я с вами согласен, моя жена необыкновенная женщина. Но вернемся к насущным делам. Я прибыл ненадолго, для консультаций с его величеством и его высокопреосвященством. И вскоре отбуду назад в Испанию. И не собираюсь вам мешать. Однако, пока я во Франции, прошу избегать появления вместе, чтобы не плодить досужие слухи, на которые я буду вынужден реагировать, чтобы защитить свою честь.

Он поморщился.

— Люди мерзкие существа, а сборище бездельников при дворе даже мерзкими не назовешь.

— Полностью с вами согласен, ваша милость. Не переживайте, я почти постоянно нахожусь в своем аббатстве, а когда выбираюсь ко двору… скажем, в моих интересах избегать появления с женщинами, потому что с недавних пор, я духовник королевской четы. К слову… я тоже в скором времени покину Францию с дипломатической миссией.

Я пожал плечами.

— В составе делегации? — догадался маркиз и снова одобрительно закивал. — Похвально, молодой человек, похвально. Мне уже не раз говорили, что вы отличаетесь удивительной рациональностью, умом…

«И сообразительностью… — дополнил я его про себя. — А еще редким качеством постоянно вляпываться в какое-нибудь дерьмо…»

— В таком случае! — обрадовано воскликнул маркиз. — В таком случае, займемся полезным делом. Я преподам вам несколько уроков! Уверяю, вам обязательно пригодится. Вы говорите по-испански? Отлично, так даже будет лучше! Вы думаете, что реальную опасность для Франции представляют Габсбурги, собравшиеся реформировать свою власть над Германией? И вы правы, но здесь есть несколько любопытных моментов. Обратим свое внимание на немецких протестантских князей! Да, мы преследуем гугенотов во Франции, но протестанты в Германии наши потенциальные союзники! Потому что их поражение резко усилит Габсбургов. И этого ни в коем случае допустить нельзя! А из личностей, я посоветовал бы обратить вам внимание на главнокомандующего имперскими войсками герцога Фриладнского и Мекленбургского Альбрехта фон Валленштайна! Всякий, кто хочет ослабить Габсбургов должен постараться вывести этого человека из игры. Потому что император обязан своими победами лично ему…

— Устранить? — я задумался. — Звучит достаточно просто. Однако, насколько я понимаю, речь не идет об убийстве. Устранить с политической арены? Способов достаточно много.

— Именно! Вы мыслите в правильном направлении.

Вот так, потенциальная дуэль, совершенно неожиданно преобразовалась в политические уроки.

Как уже говорил, ничего подобного я не ожидал. Совершенно неожиданным образом, муж Мадлен оказался мировым мужиком, вдобавок прекрасным учителем. Во всяком случае политическую ситуацию в Европе он препарировал как заправский хирург и дал мне много полезных советов. В общем, мы прекрасно провели время, поняли друг друга и даже, кажется, немного подружились в каком-то смысле.

Два дня пролетели быстро, я отлично отдохнул и почерпнул щедрую толику дипломатической мудрости от маркиза. Побаивался, что Мадлен подхватила какую-то пакостную инфекционную заразу, но ей стало лучше. Однако… за это время она ни разу не показалась мне на глаза. Так и не простила за то, что я застал ее, фактически на горшке. Ну что тут скажешь… в самом деле, я не в обиде. Думаю, со временем отойдет.

Назад в аббатство отправиться не получилось, меня прямо из поместья дю Фаржи дернули обратно к кардиналу, в его загородный дом в Рюэле, у которого, вдобавок, в обществе падре Жозефа я провел увлекательную неделю.

Черт… если бы знал, сразу бы свалил к себе. Ну, сами посудите…

Хрен с ним, что мне выделили для проживания маленькую каморку, где кроме стола, стула и дощатого топчана нихрена не было. Это все цветочки.

Подъем в четыре часа утра…

Дальше час созерцательной молитвы на коленях. Как выражался, чертов капуцин: предназначенной для подтверждения непоколебимого намерения, уничижения и преклонения.

Следующий час проводился в словесных медитациях о каком-либо из божественных совершенств. В шесть начиналась работа: Жорик разбирал корреспонденцию в моем присутствии, а я писал ответы под его диктовку. Я не упомянул завтрак, потому что… его не было!!! В девять начинались аудиенции, в которых я играл роль секретаря. В полдень еще одна молитва, потом еще прием посетителей.

Обед… черт… тарелка супа и каши! Мясо только вареное…

Дальше мы с ним гуляли по саду в любую погоду, где он наставлял меня.

Дальше опять возвращались к работе: все эти политические меморандумы, письма к агентам за границей, рекомендации королю и прочее и прочее.

Потом опять молитва!

Ужин, справедливости ради, был немного вкусней и разнообразней, а после него мы отправлялись к кардиналу, с которым мы обсуждали государственные дела.

Проклятье! Насколько я понял: эти два мужика в сутанах, просто устроили мне своеобразный курс молодого бойца.

Да, согласен, все это было очень полезно, я приобрел гигантский опыт, но, черт побери, все это было настолько нудно, что у меня прямо скулы сводило.

Но справился: судя по всему, Ришелье и его подельник остались мной довольны.

А дальше… дальше, меня наградили орденом Святого Михаила.

Это было, несколько забавно. Но не более того.

С вечера меня заперли в келье, предварительно заставив переодеться во власяницу. Предполагалось что я проведу ночь в молениях, но я на них забил и мирно продремал до утра.

А утром произошла сама церемония.

Куча придворных с завистливо-приторными мордами…

Король с мрачной рожей…

Он возложил мне на плечи синий плащ, я преклонил колено, а дальше у меня на шее появилась массивная цепь с орденом Святого Михаила, представлявший собой мальтийский крест с королевскими лилиями и изображение святого покровителя по центру.

На этом все закончилось.

Король был явно не в духе, поэтому церемонию сократили до минимума.

Но случилось еще кое-что…

После награждения меня отвели к его величеству.

— Мой друг… — Луи едва заметно улыбнулся и взял со стола большую шкатулку. — Это самое меньшее, что мы можем для вас сделать.

— Ваше величество?.. — честно говоря, я подумал, что король решил мне подкинуть еще деньжат.

— Отныне вы герцог де Бриенн… — кисло продолжил король Франции и сунул шкатулку мне в руки. — Герцогство пока находится под государственным управлением, но вскоре начнется его передача вам…

Я слегка охренел, попробовал поклониться, но Луи мне не дал.

— Пустое, мой друг, пустое… — от выражения на его морде могло скиснуть молоко.

Я слегка поразмыслил и решил в ответ немного поднять настроение королю.

— Простите, ваше величество, а у вас здесь найдутся бокалы?

— Зачем? — Луи недоуменно посмотрел на меня.

— У китайцев есть традиция, ваше величество, — я достал фляжку. — Суть ее я объясню, так сказать, в процессе…

На морде венценосца начал проявляться интерес и он приказал притащить тару.

— Они говорят, «сбрызнуть», ваше величество… — я набулькал водки на два пальца в выточенный из целого куска горного хрусталя бокал.

— Но я не хочу пить, — запротестовал Луи. — Может капельку вина?

— Надо, ваше величество, надо! Это как идти в бой: сначала волнение, а потом восторг. Повторяйте за мной…

Я брякнул своим бокалом об его и залпом выпил, с ужасом представляя, какую вскоре заработаю мигрень.

Король тоже глотнул, глаза у него полезли на лоб, он покраснел и засипел.

Я быстро подсунул ему ломтик зимней груши.

— Во-от, ваше величество. Но ритуал надо продолжить. Как говорят китайцы, между первой и второй перерывчик небольшой.

Вторая пошла легче. Щеки у короля порозовели, а в глазах появилось даже некое умиротворение.

— Вы знаете… — сипло заявил он. — В этом что-то есть. Что это за напиток?

— Этот секретный напиток, ваше величество, производят мои монахи, он просто пропитан благочестием и святостью.

— Ну раз так… — Луи быстро закивал. — Что дальше?

— А дальше… — я хмыкнул. — Еще по одной и пойдем, опробуем в сад пистолеты и карабин новой конструкции.

— Новой конструкции? Великолепно, наливайте! — храбро махнул рукой король.

В общем, все получилось как нельзя лучше, от меланхолии короля даже следа не осталось. Правда я заработал дикую мигрень, а Луи оказался несколько буен во хмелю и едва не пристрелил Ля Шене. Но, «едва» не считается, не правда ли?

Однако у меня образовывается некая традиция бухать с обманутыми мужьями. Но исключительно во благо.

\Вскоре я отправился с делегацией в Испанию, где провел целых два скучных месяца. Скажу сразу, никакого дипломатического прорыва не случилось, хотя отец Жозеф вроде остался доволен.

После возвращения, я наведался в аббатство, разнес там всех в пух и прах, а дальше метнулся в имение маркизы дю Фаржи.

И узнал, что Мадлен…

Умерла…

Глава 22

— Как это случилось?

— Простите меня… — Оливье смахнул слезинку со скулы. — Простите, я сейчас возьму себе в руки. Госпожа… она… была для меня и моей семьи, словно мать… только благодаря госпоже мы выжили. Такой удар… я сам думал, что умру от горя…

С того времени, как мы последний раз виделись, мажордом очень сильно изменился: худой, почерневший, Оливье выглядел смертельно больным, чувствовалось, что он искреннее переживает смерть маркизы.

Я кивнул и подошел к окну. Известие о смерти Мадлен меня самого едва не убило.

Черт, черт!!! Как же так? Когда уезжал, она уже выздоровела. И тут… отравили? И ни одна сука, не удосужилась меня предупредить. Кто-то за это обязательно ответит. Если понадобится, я вырежу весь Париж!

— Ваша светлость…

Я недоуменно обернулся на мажордома, а потом вспомнил, что с недавних пор стал герцогом.

— Говори. Нет… сначала скажи, где ее похоронили?

— В фамильной усыпальнице. Но склеп сейчас замурован, потому что… ее тело быстро… — он тихо заскулил. — Быстро разложилось. Это было страшно. Какой ужас. Но пред своей смертью, госпожа написала вам письмо… — Оливье с поклоном протянул мне обеими руками маленький конверт, запечатанный личной печатью маркизы.

Я схватил его, нетерпеливо разорвал и быстро вслух прочитал первые строчки.

«Мой милый друг… — писала маркиза дю Фаржи. — К тому времени, как ты прочитаешь это письмо, скорей всего, я буду уже мертва…»

Я скрипнул зубами и приказал мажордому.

— Тащи водку и поживее. Принесешь ее в беседку. Шевелись, мать твою.

Сам вышел из дома и побрел, цокая подковами на каблуках по мощеной мраморными плитками дорожке. Письмо в руке буквально жгло огнем. Я очень хотел его прочитать и одновременно боялся. Слишком жива была в памяти Мадлен.

— Любил все-таки… — тихо сказал сам себе. — Все-таки любил…

— Ваша светлость, — Оливье догнал меня с подносом в руках. — Я взял на себя смелость самому прислуживать вам. К тому же, в доме не осталось других слуг. Здесь очень пусто и холодно без госпожи…

— Не мни сиськи, наливай, — я снова развернул письмо.

«Мой милый друг, к тому времени, как ты прочитаешь это письмо, скорей всего, я буду уже мертва…»

Глаза неожиданно наполнились слезами, я зло стер их рукавом камзола и одним глотком осушил поданную рюмку. Крепчайшая испанская водка пролилась в желудок как вода.

«…я умираю с твоим именем на губах, которые помнят волшебный вкус твоих поцелуев. К сожалению, счастье не может быть вечным, но я верю в то, что оставила след в твоем сердце…»

— Еще!

Мажордом быстро наполнил и протянул мне рюмку.

— Себе налей.

Он повиновался, мы выпили, и я снова взялся за письмо.

«Я прощаюсь с тобой, мой милый друг. Твоя Мадлен…»

— Какого черта? — рыкнул я, еще раз пробежал глазами по строчкам и даже несколько раз перевернул письмо. — Это все? Почему она не написала, что случилось?

Содержание письма выглядело очень странно, если не сказать больше. И совсем не похоже на стиль Мадлен. Она, даже умирая, постаралась бы сыграть последнюю игру, дать мне цель, чтобы отомстить, или для того, чтобы я доиграл ее партию. Что за хрень? Или она когда была при смерти, уже не соображала ни черта? Проклятье, мать вашу. Где следы? Кому мне мстить? Хотя… не сомневаюсь, здесь без герцогини де Шеврез не обошлось. Но все равно, могла оставить хоть какой-нибудь намек. Что за чертовщина?

— Ваша светлость… — смутился Оливье. — Простите, я не понимаю…

— Что ты не понимаешь? Что с ней случилось, мать твою! — я схватил мажордома за горло и дернул к себе. — Как, она, умерла? Что ты от меня скрываешь? Хорошенько подумай, потому что ты сейчас сам отправишься в ад! Ну!!!

— Ваша светлость… — прохрипел Оливье. — Прошу, дайте мне возможность ответить…

— Говори!

— Она умерла… умерла быстро! Врачи говорили, что это… это… они не смогли сказать, от чего она умерла. Сильный жар, она буквально горела. И кашель…

— Ее отравили?

— Я не знаю, ваша светлость. Врачи что-то такое подозревали, но подтверждений не нашли… — он сильно смутился. — Да, да, никаких подтверждений…

Я сразу понял, что Оливье врет мне. Без особых оснований, просто на уровне ощущений.

— Врешь, скотина? Говори правду!

— Простите, ваша светлость, но… — он отскочил от меня. — Я не уполномочен…

— Что не уполномочен? Кем не уполномочен? — рыкнул я. — Тогда прощайся с жизнью, собака сутулая… — шпага свистнула в воздухе, а уже через мгновение острие клинка задрало подбородок мажордому.

Оливье застучал зубами и промямлил, сильно заикаясь:

— П-право, я н-не знаю, что вам с-сказать, помилуйте, ваша светлость…

— Знаешь, что я сейчас сделаю? Нет, не мечтай, убивать я тебя не буду… — я криво ухмыльнулся. — Сейчас я тебя свяжу, а потом в ход пойдет раскаленная кочерга. И ты расскажешь все, собака! Или начать с твоих яиц?

— Хорошо, хорошо, но ответы на свои вопросы вы получите в другом месте! — заполошно зачастил Оливье. — Уверяю, вы получите ответы на все ваши вопросы! Я вас провожу. Но нам придется ехать верхом. В охотничьем замке госпожи… там ответы…

— Какие ответы? Кто мне будет отвечать?

— Там еще одно письмо.

— Почему сразу его не отдал? Жить надоело? Черт с тобой, но я хочу, чтобы ты понимал. Я все еще хочу тебя убить, — предупредил я мажордома. — И без раздумий перережу глотку, только дай мне повод. Понял? Ну, чего стоишь? Живо, шевели рогатками.

— Какими рогатками? — уставился на меня Оливье, но после того как увидел кулак, закивал и побежал к конюшне.

Дальше мы сели на лошадей и отправились в дорогу.

Позади нас ехали Арамис с Портосом, Анри выглядел чернее тучи, а сентиментальный Исаак не сдерживал слез. Но со мной они заговорить не пытались.

По пути я пытался еще расспрашивать гребанного мудака мажордома, но тот начинал плести такую ересь, что я перестал допытываться. Но история со смертью Мадлен все больше и больше казалась мне странной. Я даже начал подумывать, что Оливье причастен к смерти Мадлен и сейчас пытается завести меня в ловушку.

Охотничий замок маркизы оказался небольшим, двухэтажным домом из дикого камня, окруженный высокими, почти крепостными стенами. Обслуги во дворе не было заметно, только в садике у роз возилась одинокая служанка в чепце и переднике.

— Этот замок, госпожа почти не навещала, — пояснил Оливье. — Пройдемте за мной.

Мы вошли в каминную залу.

— Аделина сейчас приготовит ужин, а я сейчас все принесу… — мажордом попытался ретироваться, но я жестом отправил с ним Арамиса и Портоса.

Послышался стук каблучков, комнате появилась служанка с кувшином в руках.

— Сидра, ваша светлость?

Я был занят своими мыслями и просто махнул рукой.

Служанка наполнила бокал, но почему-то не ушла.

— Что еще? — раздраженно буркнул я.

— Правда, любишь, что ли? — хихикнула девушка.

— Сдурела? Какого, черта?.. — я зло на нее посмотрел и едва не онемел от неожиданности.

Белокурые, вьющиеся волосы, слегка вздернутый носик, упрямый подбородок, огромные зеленые глаза…

— Не узнал? — служанка кокетливо приосанилась, уперев руку в бочок.

Это была Мадлена де Силли, маркиза дю Фаржи, dame d'atour, хранительница гардероба и драгоценностей королевы и по совместительству моя любовница.

Целая и невредимая, жива-живехонька, как говорится. Простенький костюм ей очень шел. Да и сама она, с момента нашей последней встречи даже похорошела. И уж совсем не походила на труп.

— Пьяные святые угодники… — в чувствах ругнулся я.

Первым моим желанием было просто выпороть мерзавку. Снять ремень и всыпать так, чтобы неделю не могла сесть. Три тысячи беременных монахов, а я ведь поверил!!! Сейчас так отдеру…

— Ты часом не онемел, милый? — язвительно поинтересовалась Мадлен.

— Нет… — сухо ответил я после недолгой паузы и медленно вытащил из-за голенища сапога плеть.

— Ты что это задумал? — маркиза отступила на шажок. — Не смей! Не смей, сказала…

Я молча схватил ее за волосы, намотал их на руку, рывком перекинул Мадлен через стол, а свободной рукой задрал на ней юбки.

— Не смей, мерзавец!!! — зашипела она. — Что ты делаешь? Прокляну! Прикажу отравить! Ты никуда от меня не спрячешься. Нет! Нет! Ну, пожалуйста-аа…

Свистнула плетка, на белоснежной ягодице вспух розовый рубец. Через мгновение рядом появился второй.

Сразу стало легче. Я даже улыбнулся.

— Оо-ох… — неожиданно грубым голосом охнула Мадлен и призывно завертела задком. — Еще… ударь меня еще, еще-е…

Я хлестанул еще раз, а потом рванул ремень на своих штанах…

В общем, на долгое время нам стало не до вопросов и ответов.

Дальше действие переместилось в спальню и продолжилось почти до самого утра.

Оторваться друг от друга мы смогли лишь только тогда, когда над деревьями забрезжил рассвет.

— Скотина… — с довольной улыбкой проворчала Мадлен, поудобней устраиваясь на моем плече. — Ты меня изнасиловал. Какой же ты варвар!

— Скажи спасибо, что не убил… — мрачно хмыкнул я.

— Спасибо… — пискнула маркиза. — Правда, я все понимаю, но… но, так, было надо. И не убивай Оливье, пожалуйста. Он не виноват. Ему было приказано.

— Не обещаю. Какого черта он устроил? — я приподнялся на локте. — Нельзя было сразу предупредить? Я чуть не поседел, мать твою!

— Моя мать была редкостная сука… — хихикнула Мадлен.

— Мне все равно кем была твоя мать! Зарежу как барана! Где эта собака?

— Прости! Пожалуйста, — взмолилась Мадлен. — Это я ему приказала.

— Зачем?

— Просто… — она смутилась. — Хотела проверить, любишь ли ты меня? Он должен был открыть правду только когда убедится, что ты… ты меня на самом деле любишь.

— Ты сомневаешься в том, что я тебя люблю? Хорошо, как он должен был проверить?

— Как? Ну… — Мод состроила забавную рожицу. — Исходя из того, как ты будешь реагировать. Может, заплачешь от горя, а может, от радости танцевать начнешь. Оливье уверял, что сможет понять твое отношение.

— Идиоты! Он что, специалист по любовным чувствам? Отрежу скотине голову! У меня создается чувство, что все вокруг сплошные идиоты.

— Антуан, пожалуйста…

— Черт с тобой, — смилостивился я. — Сидра принеси. От этого безумия в глотке пересохло.

Мадлен пошевелилась и страдальчески охнула.

— Ой… я не могу встать! Ты меня совсем… замучил. У меня все болит. И попа тоже! Зачем было хлестать? Сходи сам, там где-то внизу должен быть Оливье. А остальных, слуг, сам понимаешь, пришлось удалить…

Я ругнулся, накинул на себя халат и спустился вниз.

— Ваша светлость! — предо мной сразу появился мажордом. — Ваши друзья в порядке, они еще спят.

Я вздохнул, а потом коротко двинул Оливье под дых. Дальше поднял за шиворот и спокойно посоветовал.

— Скажи спасибо, что еще жив.

— Спасибо, ваша… светлость… — сипло пролепетал мажордом.

— А теперь марш за сидром. Одна нога там, одна здесь.

Дождался, пока он принесет кувшин, сделал несколько долгих глотков, крякнул от удовольствия и вернулся в спальню.

— А теперь рассказывай, зачем эта клоунада.

— Это не клоунада! — обиженно воскликнула Мадлен. — За то время, пока ты отсутствовал, меня действительно трижды пытались отравить, а еще раз подкидывали гадюку в постель. Я уже сменила всю обслугу, но покушения не прекращались. Меня спасло только чудо. Не могла же я жить в четырех стенах и под круглосуточной охраной? Знаешь, как страшно всех подозревать?

Она возмущенно стрельнула на меня глазами, словно винила меня в этом.

— Рассказывай, рассказывай, — спокойно подбодрил я ее. — Расследование проводили?

— Расследование ничего не дало. Следы вели всегда к разным людям, к посредникам, которые бесследно исчезали. Скорее всего, их самих убивали. Но за покушениями стоит эта змея!!! Я точно знаю! — в глазах маркизы сверкнули зловещие огоньки.

— Дальше. Главный вопрос: зачем инсценировать свою смерть? — я невольно остановил взгляд на сосках Мадлен.

Она улыбнулась и приподняла свои груди руками.

— Нравятся?

— Не заговаривай мне зубы. Зачем ты инсценировала свою смерть?

— Затем! — вспылила Мадлен. — Неужели не понятно? Чтобы выжить. Рано или поздно, меня все равно убили бы. А сейчас я ушла в тень. Но это не все. Задача де Шеврез устранить меня, чтобы самой вернуться ко двору. Поэтому я решила сделать вид, что умерла. И чтобы дождаться тебя. При дворе зреет новый заговор. В нем участвует Сен-Симон, который не хочет мириться с тем, что потерял влияние на короля. А точнее, его использует Мария. А формальный глава заговора — снова Гастон Орлеанский. Но речь не идет о вооруженном перевороте. Сначала они заменят все ключевые фигуры при короле, а дальше, думаю, займутся Луи. Все очень скверно. К тому же, король ведет себя очень странно. Он уже почти простил своего брата и Марию де Шеврез. Не сомневаюсь, скоро он вернет их в Париж. Попытки его вразумить ничего не дают.

— Как у него с Анной?

— С одной стороны хорошо, — вздохнула Мадлен. — Он прекрасно к ней относится, но не слушает ее советов. Она никак не может на него влиять.

— А должен слушаться? Ладно, черт с ним. А дальше? Ты вдруг воскреснешь чудесным образом? Как объяснить это Луи? А кардиналу Ришелье? Вряд ли они обрадуются, когда узнают, что их водили за нос.

— Анна все знает, — улыбнулась Мадлен. — Она потом сможет все объяснить королю. При дворе убеждены, что я отбыла перед смертью в паломничество по святым местам. И скончалась в дороге. Хоронили закрытый гроб, в который положили Луизу, мою служанку. Эта дурочка отпила предназначенное для меня отравленное прохладительное питье. А Ришелье… — она состроила недовольную гримасску. — Он тоже… все знает. Так получилось. И это он посоветовал мне так сделать.

— Ришелье? Вот даже как? — я всерьез озадачился. — Ты нашла с ним общий язык?

— Он мерзавец! — прошипела маркиза. — Но… — она запнулась, подбирая слова. — Но… даже мерзавец может быть союзником. К слову, он тоже… тоже сильно занемог. Ты понимаешь меня?

— Как ты? Маскарад?

Мадлен несколько раз быстро кивнула.

— Да, так как я. Он уже две недели не появляется при дворе под предлогом тяжелой болезни. Ходят слухи, что он при смерти. Все его враги и недоброжелатели чуть ли не пляшут от радости.

— Хорошо, черт с вами… — я тяжело вздохнул. — Но какова моя роль?

— Ты… — Мадлен ехидно улыбнулась. — Ты задушишь заговор на корню и спасешь короля с королевой! Это должен сделать ты, здесь я полностью согласна с Ришелье.

— Почему я, черт бы вас побрал? На мне что, свет клином сошелся? — я на мгновение потерял контроль над собой и вскочил. — Зачем меня впутывать? И почему так сложно? Заговорщики известны, так почему бы их просто не арестовать?

— Все действительно сложно, — Мадлен пожала плечами. — Король и Ришелье должны создавать видимость признания силы высшего дворянства. Аресты создадут прецедент и тогда все эти пустоголовые бездельники восстанут. Ни один суд без прямых доказательств не согласится с доводами обвинения. Приходится соблюдать формальный баланс.

— Чертово болото! Весь этот высокородный сброд похож на змеиное кубло.

— Так и есть, — согласилась маркиза. — Но, ничего не поделаешь. Это как правила игры, которые нельзя нарушать.

— Нельзя? — я криво усмехнулся. — Если очень хочется — то можно.

— Репрессии только усложнят дело! — воскликнула маркиза. — Правила игры, помнишь? Пусть сначала выступят! Открытый мятеж — это прямое основание для того, чтобы устранить всех.

На самом деле, мне показалось, что Мадлен сильно сгущает краски. И это представление задумано с какой-то другой целью. Хотя… кто его знает. Но слепо верить ей я не собираюсь.

— Я сам установлю правила… — зло буркнул я и задумался. — Ладно, сиди здесь и не высовывайся. Я оставлю с тобой своих людей, а сам съезжу в Париж, чтобы встретиться с отцом Жозефом и кардиналом. А там посмотрим. Это представление пора заканчивать.

Мы еще немного поговорили с Мадлен, а утром, я выехал в Париж..

Глава 23

По результатам встреч в Париже стало ясно, что маркиза дю Фаржи, как я и подозревал, сильно сгустила краски. Ни о каком вооруженном мятеже речи не шло. Герцогиня де Шеврез и прочие высокородные бездельники под предводительством Гастона Орлеанского, для начала, хотели просто восстановить свое положение и влияние при дворе. Исключать попытку переворота в дальнейшем было нельзя, но, явно не в ближайшей перспективе.

Все как всегда в наше время, Франция без интриг и заговоров — это не Франция.

Все дело осложнялось еще тем, что, будучи прекрасно информированными, кардинал Арман де Ришелье и отец Жозеф заняли выжидательную позицию, фактически пустили дело на самотек и самоустранились.

Почему так? В принципе, все понятно, они хотят подтолкнуть эту братию на более активные действия, так как, прямо сейчас, их брать особо не за что, а мудак Луи, вдобавок, с какого-то хрена принялся всех поголовно прощать.

А еще, самое неприятное, вышеупомянутые духовные особы изящно спихнули все эти разборки на меня. Деваться было некуда, правда, выжидать я не собирался. Наконец, в дело пошла компра, но очень дозированными порциями.

— Матерь божья… — Ришелье встал и прошелся по комнате, мягко ступая босыми ногами по пушистому, персидскому ковру. — Я вам верю Антуан, но такие серьезные обвинения потребуют доказательств. Их потребуют не только судьи, но и его величество, король. А даже малейшие сомнения в виновности всколыхнут знать. Вплоть до прямого выступления. Но… я потрясен… я сдерживал инквизицию, но… видимо, напрасно.

Несмотря на слухи о болезни, кардинал выглядел весьма неплохо, на постоянно бледном лице, даже проступал румянец.

— У меня есть доказательства, — спокойно соврал я. — К тому же, я приступлю к делу только тогда, когда буду абсолютно уверен в положительном исходе.

На самом деле, кроме одного помешанного аббата, который гораздо чаще гадил в штаны и гавкал как собака, чем осознавал себя, у меня свидетелей не было. Но я уже предпринял определенные шаги, чтобы они появились.

Ришелье тяжело вздохнул.

— Ну что же. Считайте, мое согласие у вас в руках. Но, вы должны помнить о законе!

Я вздохнул.

— Ваше высокопреосвященство, я уважаю закон. Да… судебная система Франции работает, но, к сожалению, очень долго. Пока будут идти судебные разбирательства, многие злоумышленники успеют сбежать. Я сделаю все гораздо быстрей и эффективней. К тому же, по моему мнению, нет нужды в публичности. Нет человека, нет проблемы. И да… я бы хотел попросить вас предоставить мне опытных и надежных инквизиторов.

Кардинал после недолгого молчания кивнул.

— Хорошо. А теперь изложите свой план.

Разговор получился долгим, из кабинета кардинала я вышел только вечером.

Ко мне сразу ломанулась толпа просителей, слонявшихся по двору.

— Как здоровье его высокопреосвященства?

— Он будет сегодня принимать?

— Нам ждать или нет?

— Скажите хоть что-нибудь…

Я резко остановился, провел взглядом по всем этим притворно-озабоченным физиономиям и сухо бросил:

— Его высокопреосвященство болен.

Оттолкнул плечом какого-то расфранченного коротышку и пошел к карете.

Застучали колеса по булыжникам мостовой, я откинулся на спинку сидения и спокойно размышлял о сложившейся ситуации.

Собственно, никаких особых сложностей в проведении операции я не усматривал. К черту кружева интриг и мудреные многоступенчатые комбинации. Все должно быть просто и быстро, молниеносный превентивный удар наше все. Но… сейчас все зависит от короля. А с ним все всегда сложно.

Карета остановилась, внутрь шмыгнули Портос и Арамис.

— Готово, ваше преподобие, — Анри вежливо склонил голову. — Они уже на пути в поместье.

— Все прошло тихо, — добавил Портос.

Оба парня были одеты как буржуа, правда, Исаак смотрелся в этом образе более органично, чем Арамис.

Я молча кивнул и снова углубился в мысли.

Однозначно, основа благополучия отдельно взятой Франции — это абсолютная власть короля. И того, кто стоит за его спиной, потому что особой надежды на французских венценосцев нет. Вся эта высокородная знать должна сидеть ниже травы и тише воды. Как только подумал плохое — сразу отгреб. Может сознать какое-нить тайное общество или службу, которая без лишней огласки будет убирать потенциально опасный элемент? Хлопотно, конечно, но идея неплохая. Ладно, разберемся с нынешней смутой, а дальше можно и задуматься.

Всю дорогу до охотничьего замка Мадлен я молчал.

На входе меня встретил брат Игнатий и повел к винному погребу, где у входа стояли на карауле двое его боевых монахов.

— Сюда, ваше преподобие… — Игнатий распахнул дверь. — Все уже готово.

В нос пахнуло сыростью, плесенью и… женщиной. Сладковатым смрадом из смеси женского пота и душистых притираний, вполне обычным запахом для этого времени.

К стене была прикована растрепанная женщина в черном платье. Тереза Ля Фрамм, по прозвищу «Сладкий Язычок», известная в Париже гадалка. На нее я вышел после того, как получилось полностью расшифровать записи Бонифация.

Услышав шаги, Тереза подняла голову, ее лицо сразу исказила истеричная гримаса. Воздух пронзил истошный вопль, на тонких губах появилась пена.

— Притворяется, — со знанием дела пояснил брат Игнатий. — Ведьмы очень коварны, ваше преподобие. Но ничего… — он показал взглядом на жаровню с углями, в которой багровели жутковатого вида инструменты. — Я приказал все приготовить.

— Все готово, да, все готово! — ласково улыбнулся срочно доставленный из аббатства в замок брат Люка. — Матерь божья, как я соскучился по работе. Только скажите, ваше преподобие…

Я ему кивнул и тихо приказал.

— Сначала я поговорю с ней. Оставьте нас.

Женщина продолжала тихо выть, но я заметил, что она внимательно слушает меня.

Подождал, пока все выйдут и спокойно сказал:

— На самом деле, у меня нет желания пытаться вас. Мне нужны не вы, а ваши клиенты.

Тереза хрипло расхохоталась.

— С чего бы мне тебе верить, проклятый святоша? Стоит мне только словечко сказать нужным людям, как тебя самого четвертуют на Гревской площади. Ты даже не представляешь, кто мои клиенты.

— Для начала я представлюсь… — я улыбнулся. — Аббат Антуан де Бриенн.

— Вы… это вы… — гадалка уставилась на меня растерянным взглядом.

— Да, — спокойно согласился я. — Сами понимаете, так или иначе, я заставлю вас говорить.

— Что взамен? — выкрикнула гадалка. — Что?

— Постриг вместо костра.

Она сильно вздрогнула и часто закивала.

— Хорошо, хорошо, я все расскажу…

После допроса, я вышел во двор и с омерзением сплюнул. Я примерно представлял порочность высшей знати Парижа, но, черт побери, все равно оказался не готов к такому.

Черные мессы, жертвоприношения, к слову, на меня самого уже пытались три раза навести порчу.

— Что дальше? — тихо поинтересовался Арамис.

— Дальше, мой друг… — я запнулся, поймав кокетливый, призывный взгляд маркизы, по-прежнему изображавшей служанку. — Дальше, нас ждет много работы. Но немного позже…

Я подошел к Мадлен, взял ее за локоток и отвел в беседку в саду. Грубовато облокотил на столик и рывком задрал юбки.

— Ах… — охнула маркиза. — Ваше преподобие! А как же ваши дела?

— Дела подождут…

— Что-то уже нашли?

— Да! Не вертись!

— А на эту суку? Ах, ах, быстрее…

— Есть кое-что…

Настроение слегка поднялось и я с новыми силами взялся за работу. А если точнее, за подельника Терезы, расстригу монаха Абеляра Мартена, который и правил черные мессы.

С этим не получилось сразу найти контакт, но брат Люка очень быстро и умело убедил этого мудака пойти на сотрудничество.

Воистину добрым словом и раскаленной кочергой всегда можно добиться гораздо большего чем просто добрым словом.

Я поморщился от смрада паленой кожи.

— Опишите церемонию.

— Ваше… — Абеляр судорожно сглотнул, не переставая дрожать всем телом. — Ваше преподобие… — по его сухому лицу катились крупные капли пота. — Я все расскажу…

— К делу.

— Я проводил ее в церковном облачении, держал в руках распятие, но в перевернутомвиде… простите меня… — монах истерично зарыдал. — Слова… слова службы произносил наоборот… горели свечи… много свечей, из человеческого жира…причащались сырым мясом…

— Жертвоприношения?

— Да-да, я отрезал голову черному петуху, добавлял кровь в вино, которым все причащались…

— Я о человеческих жертвах.

— Нет, никогда…

По моему знаку брат Люка взял из жаровни раскаленную спицу.

— Я скажу, скажу!!! — завыл Абеляр. — Не надо, пожалуйста… было, три раза… может больше, нам приносили младенцев. С ними поступили как с петухами. Я не знаю, где их брали, этим занималась «Сладкий язычок».

— Дальше.

— Еще… участвующие в обряде целовали меня в зад…

— Этот момент можно опустить. Теперь об участниках ритуала…

— Они были в масках, уверяю! Но… одним из них был… Сен-Симон, он хотел вернуть расположение короля… я все расскажу…

— Кто еще? Меня интересует герцогиня де Шеврез? Она участвовала в мессах?

— Я не знаю, не-еет… но… но я знаю, что она принимала ванны из детской крови, чтобы сохранить молодость…а еще, по ее заказу… я проводил обряд наведения порчи… да-да, мы изготовили куклу и кололи ее иголками… куклу похожую на вас…

Во время допроса я с трудом сдерживался от того, чтобы не перерезать уроду глотку, а когда вышел из подвала сразу с отвращением сплюнул и злобно пробормотал:

— Ага… еще скажите, что инквизиция зря жгла людей…

Вечер прошел в систематизации полученной информации, а с утра я отправился в Лувр, чтобы приступить ко второму этапу операции.

Перед покоями его величества как всегда роилась и бурно судачила толпа расфранченных придворных, которые, почти не скрываясь, откровенно радовались болезни кардинала.

— Говорят, он весь покрылся струпьями! — с томным придыханием ворковала красотка с желтыми и кривыми зубами.

— Дело решенное, со дня на день он умрет! — авторитетно заявлял полный кавалер в шитом золотом, но сильно замасленном колете.

— Его уже причастили!

— Матерь божья, неужели мы вздохнем свободно?

— Пожалуй, это повод попировать! К кому бы напроситься на ужин?

— Ха-ха-ха…

— Говорят, сегодня ко двору вернутся Гастон Орлеанский и герцогиня де Шеврез! А это значит, с кардиналом действительно все плохо!

При виде меня разговоры стихли, расцвели приторно-льстивые улыбки, в которых теперь сквозило презрение. Чему я не особо удивился, так как, с какой-то стати, мой отъезд в Испанию, придворные восприняли как опалу.

Я спокойно прошел через толпу, мушкетеры распахнули предо мной дверь в королевские покои, дальше меня подхватил камердинер и отвел в маленький кабинет.

Его величество король Франции Луи тринадцатый этого имени с момента нашей последней встречи ничуть не изменился. Тот же скучный вид и сварливое, недовольное выражение на лице. При виде меня он порывисто вскочил и экспрессивно воскликнул:

— Наконец вы удосужились навестить нас! Мы уже начали подумывать рассердиться.

Затем схватил меня за локоть и почти насильно посадил в кресло около камина.

— Ваше величество…

— Больше вы никуда не поедете! — перебил меня король. — Ваше место подле нас!

— Ваше желание закон, ваше величество.

Луи опять вскочил и неожиданно зашагал по кабинету, заложив руки за спину. Помолчав несколько минут, он уставился на меня и резко бросил.

— Вы думаете, я ничего не знаю?

Вот тут я струхнул. Черт… струхнул — это не то слово. Твою мать, я чуть разрыв сердца не получил.

— Я все знаю! — зло бросил Людовик. — К счастью, вы вернулись и мы вместе разберемся со всеми проблемами.

Я вообще перестал что-либо понимать.

— Они душат меня! — король досадливо поморщился. — Они снова хотят мной управлять. Все они! Но я им не паяц!

— Простите, ваше величество…

— Но я вынужден вернуть их ко двору! — снова перебил меня Людовик. — Чтобы создать видимость единения со знатью.

Лицо короля налилось кровью, повисло молчание.

Я облегченно выдохнул, про себя перекрестился и спокойно поинтересовался:

— Водку будете, ваше величество?

— Вашу водку? — Луи с интересом посмотрел на меня. — Водку, буду! Я часто пробовал ваш элексир, но без вас его пить неинтересно.

Я кивнул, достал флягу, а уже через несколько секунд рюмки мелодично брякнули.

— Вот! — его величество сипло выдохнул, совершенно по-русски занюхал рукавом и неожиданно расплылся в широкой улыбке. — Вы обладаете чудесным талантом меня успокаивать, Антуан. Ну-ка, скажите вашу китайскую пословицу!

— Между первой и второй перерывчик небольшой!

Рюмки брякнули во второй раз.

Я подождал пока Луи закусит и спокойно сказал.

— Все проблемы решаемы, поверьте. Необходимо изъять зачинщиков и остальные мигом превратятся в стадо баранов.

— Как? — король пристально на меня посмотрел. — Я же говорил вам, что мне необходимо поддерживать баланс в государстве.

— Никаких громких арестов и процессов, ваше величество. Как говорят китайцы, нет человека — нет проблемы.

— Предлог? Я и закон во Франции едины! — Луи снова начал злиться.

— Поверьте, законных предлогов хватит. К примеру… — я наполнил рюмки и спокойно рассказал несколько эпизодов, касающихся его фаворита Сен-Симона.

Король Франции сильно побледнел и даже стал заикаться.

— Как? Я отказываюсь верить вам! Это оговор…

— Сейчас мы это проверим. Ваше величество, прикажите позвать маркиза Сен-Симона, а сами… есть здесь место, откуда вы можете слышать наш разговор?

Место нашлось.

На самом деле я сильно рисковал, разговорить фаворита могло и не получится, но отступать уже было некуда.

Луи скрылся за потайной дверцей, а кабинет вбежал молодой, слегка женоподобный щеголь, в костюме лазурного цвета, сплошь увешанный драгоценностями.

— Ваше величество… — он на полуслове осекся и подозрительно уставился на меня. — Меня вызвал король, но где его величество?

— Прошу вас, сын мой, — я ласково улыбнулся. — Его величество отлучился ненадолго, подождем его вместе.

Маркиз недовольно скривился и вальяжно развалился в кресле, пренебрежительно поглядывая на меня.

Я немного помолчал, а потом заговорил с ним.

— Как ваше самочувствие, сын мой? Мне показалось, что ваша душа чем-то отягощена.

— Я не намерен беседовать с вами о моей душе! — резко огрызнулся фаворит. — Найдите для себя другого собеседника.

Я состроил скорбную рожу.

— Печально, печально, сын мой. Но хорошо, не хотите беседовать о душе, тогда поговорим о… вашей судьбе.

— Моя судьба вас не касается, — с издевкой хмыкнул Сен-Симон. — Вам в пору задуматься о своей.

— Отнюдь… — я улыбнулся. — Ваша судьба сейчас находится в моих руках. И я могу, распорядиться ей как мне заблагорассудится.

— Да что вы себе позволяете? — вспыхнул щеголь. — Я все расскажу его величеству. Это наглость!

— Закрой рот, щенок! — я резко оборвал его. — Или мне рассказать его величеству о черной мессе, в которой ты участвовал?

— Вы бредите, — с превосходством хмыкнул фаворит.

— Возможно, но не покажете ли мне вашу ладанку, которая висит на шее…

— Какую ладанку? — Сен-Симон побледнел и вскочил. — Хватит, я немедленно…

Я легонько ткнул щеголя костяшками пальцев в солнечное сплетение, а второй рукой вытащил из-под его колета небольшой мешочек из черной кожи на веревочке, а на второй цепочке подвешенное вверх ногами маленькое распятие.

— Это что?

В мешочке оказались маленькие косточки, связанные человеческими волосами.

Маркиз всхлипнул, как подкошенный упал на колени и обхватил руками мои ноги.

— Молю… простите меня… меня заставили… меня обманули…

— Бог простит, сын мой, — я поднял его и усадил обратно в кресло. — Рассказывайте, рассказывайте все. Лишь истинное раскаяние облегчит вам душу.

— Вы не выдадите меня? — залепетал фаворит. — Я… я сделаю все, что скажете!

— Для начала расскажите все, сын мой. А потом мы подумаем, как облегчить ваше положение.

Сен-Симон закивал, но до конца исповедаться не успел, потому что примерно на середине рассказа из потайной комнаты выскочил его величество король Франции Людовик XIII, зло оглянулся, схватил массивный бронзовый канделябр и наотмашь саданул своего бывшего фаворита по башке.

— Ваше величество… — я укоризненно покачал головой.

— А что, удобно! — король деловито покрутил канделябр в руках и отбросил его в сторону.

Я присел возле фаворита и проверил у него пульс. К счастью, обошлось без увечий, Сен-Симон отделался лишь ссадиной на башке.

— Арестовать, судить и сжечь! — сам себе сухо сказал король и решительно отмахнул рукой.

Фаворит истерично всхрюкнул, попробовал подползти к Луи, но тот брезгливо отпихнул его ногой.

— Ваше величество, — мягко возразил я. — Я считаю, что пока необходимо избежать огласки. Достаточно будет отправить эту заблудшую душу в паломничество ко мне в аббатство, а там, уверяю, мы создадим все условия для исправления.

— Пусть так! — зло буркнул Людовик. — А дальше, мы с вами, займемся остальными. Мы, с вами! — подчеркнул он. — Лично мы с вами! Вам понятно? Вся эта мерзость должна быть уничтожена.

— Ваше желание закон для меня, ваше величество, — я поклонился. — Сейчас, я отдам указания…

Арамис и Портос утащили Сен-Симона через потайные коридоры, а мы с королем увлекательно провели время, обсуждая устранение «всей этой мерзости».

Но все самое сложное было еще впереди…

Глава 24

Очень многих женщин беременность сильно портит, но ее величество, королева Франции Анна Австрийская после зачатия буквально расцвела, став величественно красивой и чертовски соблазнительной. До такой степени, что мне очень хотелось прямо сейчас зажать королеву где-нибудь в углу и решительно задрать на ней юбки.

Но, увы, пришлось сдерживаться, все-таки не у себя в аббатстве, а в королевских покоях гребанного Лувра. Черт бы побрал этот вонючий и засранный сарай!

И отговорился лишь дежурной фразой:

— Я ваш покорный слуга, ваше величество…

На лице королевы появилось разочарованное выражение.

— Антуан… — тихо прошептала она. — Вы… вы совсем забыли меня? Но я всегда буду помнить вас! Почему вы так холодны?

— Ваше величество? — я вежливо склонил голову. — Право, я не понимаю. Я всего лишь ваш покорный слуга…

— Дерьмо!!! — вдруг прошипела Анна, схватила меня за руку и приложила ее к своему животу. — Он уже бьется! Слышишь? Наш ребенок уже бьется! Наш! Скажи мне, что любишь меня! Я жду! Я приказываю! Немедленно!

Я чуть не поседел от ужаса.

Твою же мать! Да, мы одни, но в этом гребанном Лувре за каждой стеной торчат чужие уши! Чувствуешь себя как на минном полу, один шажок в сторону, одно неосторожное слово и все, кирдык, приехали.

И понес в ответ какой-то жуткий бред. Ну почему с женщинами так все сложно?

— Ваше величество, не раздумывая, я отдам за вас свою жизнь и горе тем, что посмеет даже подумать причинить вам вред. Мои чувства нельзя описать, я… люблю вас…

Анна страдальчески вздохнула и обреченно прошептала.

— Корона для меня подобна терновому венцу. Да, я страдаю! Как бы я хотела отказаться от всего этого. Но неважно, не беспокойтесь, я буду терпелива и предусмотрительна.

— Все будет хорошо, ваше величество, — я быстро поклонился и выбежал из комнаты.

За дверью остановился, машинально перекрестился и тихо сказал сам себе:

— Ну что же, пора приступать. Черт, все через задницу, но справимся…

Никакой сложности в изъятии заговорщиков из обращения не было и нет. Еретик, сатанист, вдобавок заговорщик — все это железные основания для ареста и последующей казни.

Но все сильно осложняется тем, что задержания надо произвести без лишней огласки. Почему так? Все просто — публичные массовые аресты знаковых фигур из знати сразу всколыхнут дворянское общество под гребанным девизом — попрание гребанных дворянских свобод. Опять же, при каждой особе из высшей знати находится целая армия прихлебателей, которые из страха потерять прокорм будут орать больше всех. И не только орать — сейчас любой дворянин — это подготовленная боевая единица. В общем, надо любой ценой избежать гражданской войны.

Да, быстрые публичные суды с железными обвинениями в ересях поставят все на место, но и здесь есть большие сложности.

Эти сложности — простой люд. С ним как раз все очень непросто. Аресты они воспримут с радостью и пониманием, так как люто ненавидят благородную свору. А вот известие о том, что благородные твари чуть ли не все поголовно сатанисты, могут буквально взорвать изнутри простое общество. Объясняется все это очень просто: мало того, что вы наживаетесь на нас, мало того, что вы шикуете, когда мы перебиваемся с хлеба на воду, так вы еще и детишек наших для сатанинских обрядов крадете? Режь, жги благородную сволочь! И будут резать и жечь всех подряд, потому что простые французы сейчас совсем не те современные хиляки и слабаки, которые гнут гриву перед любым арабом.

А посему, публично тоже никого судить нельзя. А вот навечно в монастырские подвалы под предлогом добровольного пострига — почему бы нет. Благо есть под рукой отличное аббатство. Мое прекрасное аббатство. Благо его подвалов хватит на всех.

Итак, задача максимум на сегодня — решить вопрос с Марией де Шеврез, герцогом Монпансье и, собственно, Гастоном Орлеанским. И с теми, кто под руку попадет. С остальными — позже.

Остается только начать и закончить.

В одной из комнат меня уже ждали мои старые знакомые лейтенанты де Виваро и де Болон.

— Ваше преподобие, — гвардейцы кардинала и короля синхронно склонились в почтительном поклоне.

Они уже давно поняли, кто я такой и вели себя очень почтительно, словно пред ними сам папа римский.

Я ответил сухим кивком.

— Вы получили приказ его величества о том, что переходите в мое полное распоряжение?

— Да, ваше преподобие.

— Тогда к делу. Немедленно усильте охрану покоев короля и королевы. Одновременно, все выходы и входы во дворец должны быть заблокированы. После прибытия его сиятельства Гастона Орлеанского со свитой и герцогини де Шеврез, никого не выпускать, вплоть до моего прямого распоряжения. Вопросы?

— Нет вопросов, ваше преподобие.

— Тогда приступайте, господа. И помните, мы щедры к друзьям и беспощадны к врагам.

Отдав еще несколько распоряжений Арамису с Портосом и своим боевым монахам, я вернулся к его величеству, которого готовили к совместному выходу с королевой к придворным.

Луи небрежным жестом прогнал камердинера и слуг, после чего решительно заявил мне.

— С герцогом де Монпансье я разберусь сам! Остальных возьмите на себя.

Я отметил, что он сильно изменился: от нерешительности даже не осталось следа. Сейчас он выглядел как настоящий король: сильный, смелый, хитрый и жестокий. Королевская судьба на самом деле очень незавидна, тут поневоле станешь мерзким деспотом. Иначе не выживешь. Не иначе водка на венценосца начала действовать.

Я поклонился и задал вопрос:

— Что с его сиятельством герцогом Орлеанским?

— Проклятье! — неожиданно взорвался король и запустил бокалом в стену. — Почему? Почему я должен всех прощать? Принадлежность к моим родственникам вовсе не означает вседозволенность! Но… — он потряс кулаками. — Мне приходится! Чего ему еще не хватает? Я спрашиваю, чего? Мои милости для него безграничны! Порой, я думаю, что было бы лучше, если бы у меня была сестра, а не брат.

— Ваше величество, — я улыбнулся. — Позвольте с вашим братом я решу вопрос сам. Уверяю, вы будете удовлетворены полностью. Он не более чем пешка в чужих руках и, на самом деле, не питает к вам никаких враждебных чувств. Пусть поживет пока вне Франции. А мы позаботимся о том, чтобы здесь поубавилось его сторонников.

— Хорошо! — в сердцах гаркнул король. — Пусть будет так. Но пусть не показывается на мои глаза. Вы слышали? Я ему приказываю! Так и передайте, я не желаю его видеть!

— Будет исполнено, ваше величество. Что с герцогиней Марией де Шеврез?

Луи недовольно зыркнул на меня.

— Я же сказал, делайте с ней что хотите. Но… — он поморщился. — Никакой огласки… пусть просто исчезнет. И обойдитесь без жестокости. Все-таки… она дама. Может ссылка? Нет, решайте сами.

— Как прикажете, ваше величество, — я с трудом скрыл довольную улыбку.

Собственно, этой фразы я и ждал, теперь мои руки развязаны.

— Так… — Луи посмотрел на себя в зеркало и довольно улыбнулся. — Этот костюм идет мне, мой друг? Я хочу, чтобы вы сказали правду. Знаете, как мне не хватает людей, которые умеют говорить правду?

Костюм, как по мне, выглядел крайне отвратительно: все эти ленточки, рюшки, драгоценные камни и вышивки золотом, мать их за ногу, но королям приходится отвечать только то, что они хотят услышать.

— Он сидит на вас как на корове седло! — на родном и могучем честно признался я, но тут же перевел фразу на французский язык. — На китайском языке — это значит: вы подобны блистающему солнцу! Чистая правда! Ваш портной просто кудесник.

Луи расплылся в довольной улыбке и скомандовал:

— Водки! Мы всем покажем сегодня!

Пришлось расстаться с последними каплями орухо во фляжке.

Луи с шумом втянул в себя воздух и возмущенно прохрипел:

— Это все что ли? Больше нет? Ладно. Эй, кто там? Где, ее величество? Вы знаете, Антуан, я вам завидую! Ваш сан ограждает вас от женщин. А мне приходится терпеть женское присутствие рядом. К счастью, вы благотворно влияете на королеву и она становится образцом почтительной и верной жены! Как у вас это получается?

Ответить я не успел.

В двери показался Ля Шене и отрапортовал.

— Ее величество королева Франции Анна!

Луи нетерпеливо махнул рукой.

В кабинет вплыла Анна Австрийская и присела в книксене.

— Ваше величество…

Король склонился в элегантном поклоне.

— Вы сегодня великолепны, мой друг!

Он подошел к жене и поцеловал ей руку.

Несколько минут ушло на взаимное воркование, после чего их величества отправились к придворным, а я выскользнул из комнаты через другую дверь и смешался с толпой.

Через несколько минут мажордом трижды ударил своим посохом об пол и громогласно объявил:

— Ее светлость, герцогиня де Шеврез!!!

По толпе знати пошел глухой восторженный рев.

Гордая осанка, покачивающиеся в такт мелким, выверенным шажкам парчовые юбки и страусиные перья на шляпке, огромные глаза и застывшая на губах холодная, торжествующая улыбка.

Черт… даже меня проняло. Эта… сука… выглядела… великолепно! И одновременно смертельно опасно.

У меня по спине побежали холодные мурашки, а рука сама потянулась к пистолету под сутаной.

Сдержаться удалось только стиснув зубы.

Мария де Шеврез подошла к королю и королеве и присела в реверансе.

Анна и Луи приняли герцогиню очень радушно, по толпе пробегали бурные волны возбужденного гула.

— Ах, пришел конец этому мерзкому святоше!

— Она великолепна!

— Если бы Ришелье ее сейчас видел, он бы сгрыз от злости свою сутану!

— Пришло наше время!

— Праздновать, праздновать!

— Вернулись старые, добрые времена!

— Теперь заживем! Выпить, срочно выпить!

Я пропускал все мимо ушей и ждал, когда появится Гастон Орлеанский, и он не заставил себя ждать.

Воссоединение братьев прошло восторженно и идиллически, после чего королевский прием пошел своим чередом.

Луи и Анна удалились, через несколько минут в сторону королевских покоев потопал герцог Монпансье.

Я подождал, пока Гастон отправится в единственную уборную в Лувре и скользнул за ним.

Герцоги в наше время поодиночке не ходят даже оправиться, вот и сейчас за ним потащилась целая толпа придворных.

Я подошел к Орлеанскому, невежливо оттолкнув плечом какого-то щеголя.

— Это вы? — брат короля сразу узнал меня. — Ого! — он удивленно присвистнул. — Вы приняли сан? Неожиданно, неожиданно!

Судя пор всему брат короля пропустил момент моего возвышения.

— Нам есть о чем поговорить, ваше высочество, — я взял Гастона под локоть и отвел в сторону. Его прихлебатели было зароптали, но он жестом их успокоил.

— Итак, чего вы хотели?

— У меня есть для вас совет, ваше высочество.

— Потом, я сейчас не настроен выслушивать советы, — отмахнулся герцог, но я жестко придержал его за рукав.

— Как это понимать? — рассвирепел Гастон. — Вы забыли кто я? Немедленно объяснитесь!

Я вежливо улыбнулся и быстро объяснил ситуацию, в которой он оказался.

Герцог буквально потерял дар речь, так и стоял, раскрывая рот словно рыба. Пришлось его снова дернуть за рукав.

— И что же мне делать? — наконец, прохрипел он. — Что? Право… я не хотел, все должно быть не так…

— Бегите, ваше высочество, бегите, — искренне посоветовал я. — Потому что если вы не удалитесь, вас сегодня же арестуют. Это слова его величества короля Франции. Пусть пройдет время, а я пока похлопочу за вас. И не дай господь, вы возьметесь за старое. Вы понимаете? Поспешите, его величество может передумать. И помните, я всегда ваш добрый друг.

Гастон немного помедлил, а потом быстро кивнул.

— Я все понял.

— Прекрасно. Я всегда был убежден в вашем уме.

Герцог стремительно ушел, мои люди проследили за ним и отрапортовали, что тот уехал. Одновременно, быстро рассосалась толпа его прихлебателей.

Почему так поступил с братом короля? Тут все просто. Все равно Людовик простил бы Гастона Орлеанского. А сейчас, Гоша, будет чувствовать себя обязанным мне. Именно мне! А там посмотрим. Устроить критическое несварение желудка ему довольно просто. Или использовать в своих целях.

Таким простым и незатейливым образом, первого клиента удалось вывести из игры.

Не знаю, о чем говорил Людовик с герцогом Монпансье, но тот вышел от него словно живой мертвец. Думаю, после этого разговора герцогу уже было не до заговоров. Но опять же, посмотрим. Если не угомонится — просто умрет без всяких затей.

Следовательно, на сегодня осталось разобраться только с герцогиней де Шеврез.

И время сделать это наступило уже за полночь, когда она собралась уезжать из Лувра. Все уже разъехались, а стражники и гвардейцы по моему приказу рассосались по сторонам. Кучера и возничего герцогини уже изъяли, их заменили мои люди. Камеристку и служанку задержали в Лувре.

Я вышел из-за угла и направился прямо к ее карете.

Мария заметила меня и остановилась.

— Вы?

Выражение на ее лице не предвещало мне ничего хорошего.

— Ваша светлость… — я вежливо поклонился. — Не будете ли вы так любезны, уделить мне несколько минут?

Она что-то почувствовала, определенно почувствовала, но сумела сдержать себя в руках и сухо бросила.

— У вас пять минут.

Я лицемерно улыбнулся.

— Боюсь, мы не уложимся, ваша светлость.

Из темноты вынырнули боевые монахи и очень скоро, спеленатая как кукла герцогиня валялась на полу своей кареты.

Проклятье… она так визжала, что пришлось заткнуть ей пасть носовым платком брата Игнатия.

Из Парижа мы выехали без проблем, а через два часа карета остановилась возле винного погреба в охотничьем замке маркизы дю Фаржи.

С Марии де Шеврез сняли мешок.

— Прошу… — я предложил ей свою руку. — Позвольте вам помочь, здесь крутая лестница.

— Куда вы меня привезли, мерзавец? — герцогиня быстро оглянулась, а потом в ее руке блеснула сталь. — Умри!!!

Удар получился быстрый и хлесткий, словно бросок змеи, но чудом я успел перехватить ее руку и, не церемонясь, вывернул герцогине кисть.

На булыжники двора с лязгом брякнулся стилет, Мария взвыла и попыталась выцарапать мне глаза.

Я покачал головой и шагнул в сторону, герцогиню подхватили монахи и потащили ее в подвал.

Думал, герцогиня будет кричать, но она только глухо рычала ужасные проклятья и пыталась вырваться.

Если честно, я так и не придумал, как поступить с Марией де Шеврез и решил просто отдать ее Мадлен. О том, что уже маркиза с ней сделает, даже не догадывался. Верней, не хотел догадываться. Сами как-то разберутся.

Но как только спустился в погреб, все сразу стало ясно.

Узкая ниша с цепями и зажимами в стене, штабели кирпичей, инструменты и лохань со свежим известковым раствором…

Стоявшая у ниши Мадлен в плаще с капюшоном медленно обернулась. В свете масляных ламп она была похожа на привидение. На бледных губах играла зловещая улыбка.

В воздухе прошелестел безжизненный голос.

— Ну, здравствуй подруга. Давно не виделись…

Герцогиня сильно вздрогнула, забилась в руках монахов и обреченно завыла.

— Нет, нет! Не надо… заберите меня отсюда… я буду полезной, да, я сделаю все, только уберите ее! Не-еет…

Я резко развернулся и пошел на выход.

Без меня.

А у меня еще много дел. Вон, заговорщик на заговорщике и извращенцем погоняет…

Эпилог

Розовощекий, упитанный младенец весело гукал и тянулся ручками к золотой погремушке. А я пялился на него как болван и не мог подобрать ни одного подходящего слова.

Сын?

Мой сын?

Три тысячи беременных монахов, это все-таки мой сын! Даже похож, кажется…

И он когда-нибудь станет королем Франции Людовиком XIV.

— Пообещай мне, что будешь защищать нашего сына! — потребовала Анна, железной хваткой вцепившись в мое предплечье. — Пообещай, что сделаешь его королем!

Ни секунды не раздумывая, я прошептал:

— Клянусь! Клянусь, чего бы мне это ни стоило!

Примечания

1

Дормиторий — спальное помещение монахов в католическом монастыре.

(обратно)

2

Сакристия — ризница, место для хранения принадлежностей культа, часто использовалась как сокровищница в монастыре.

(обратно)

3

Конверз, светский брат в западном монашестве — лицо, принадлежащее к монашескому ордену и живущее в монастыре, но принимающее на себя только часть монашеских обетов и занятое, главным образом, физической работой.

(обратно)

4

Клуатр — (от лат. claustrum — закрытое, ограждённое место) — окружённый стенами квадратный или прямоугольный в плане внутренний двор, примыкающий к комплексу зданий средневекового монастыря или церкви. Служил нуждам клира и монашеской братии и был недоступен для мирян.

(обратно)

5

Елемозинарий (eleemosynarius — от греческого «милость», «милостыня») отвечал за прием бедняков и простых паломников, которые стучались в двери обители, прося о крове и пропитании.

Госпиталий (hospitalarius — от латинского hospes, «гость», «чужеземец») отвечал за прием почетных — знатных, богатых и прибывших верхом — гостей.

Инфермарий (infirmarius — от латинского infirmus, «больной», «немощный») отвечал за помощь заболевшим братьям, а также калекам и старикам.

(обратно)

6

Бенедикт Нурсийский — реформатор западноевропейского монашества, автор строго устава ставшего обязательным для всех религиозных монастырских орденов.

(обратно)

7

Клаустральный приор — заместитель главного приора по дисциплине.

(обратно)

8

Орден святого Михаила (фр. Ordre de Saint-Michel) — первый во Франции рыцарский орден. Учреждён Людовиком XI в Амбуазском замке в 1469 году в ответ на создание его соперником Филиппом Добрым ордена Золотого руна. Изначально предполагалось, что орден будет состоять из 31 рыцаря, или кавалера. К концу правления Валуа орден потерял былую эксклюзивность, и число его кавалеров стало исчисляться сотнями.

(обратно)

9

Рейтсшверт (Reitschwert — буквально «меч всадника» или «меч рейтара») — предназначен для военного применения и является достаточно тяжёлым для рубки (именно этот клинок часто называют в русскоязычных источниках «боевой шпагой»). Данный тип шпаги (одновременно являвшийся мечом) был наиболее популярен в кавалерии.

Эспадон, спадон (фр. espadon от исп. espada — меч) — тип двуручного меча («большая шпага»), использовавшийся главным образом в Германии и Швейцарии в XV–XVII веках. Эспадон можно рассматривать как «классический» тип двуручного меча.

(обратно)

10

Морион (исп. morrión, фр. morion) — европейский боевой шлем эпохи Ренессанса с высоким гребнем и полями, сильно загнутыми спереди и сзади.

(обратно)

11

Бандера (исп. вanderas) — рота в испанской терции.

(обратно)

12

Равелин (франц. ravelin) — отдельное сомкнутое фортификационное сооружение треугольной формы, располагавшееся перед крепостным рвом в промежутке между бастионами.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Эпилог
  • *** Примечания ***