VOCATI METHODVS, AD FACILEM HISTORIARVM COGNITIONEM;
AB IPSO RECOGNITA; ET MVLTO
QVAM ANTEA LOCVPLETIOR.
Cum indice rerum memorabilium
copioſiſsimo
PARISIIS
Apud Martinum Iuuenem, via S.Io.Lateranenſis, ad inſigne Serpentis.
CUM PRIVILEGIO
ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
Жан Боден
МЕТОД
ЛЕГКОГО ЧТЕНИЯ
ИСТОРИЙ
II
Об устройстве государств
Перевод с латинcкого языка и комментарии
И.В. Кривушина и Е.С. Кривушиной
Издательский дом Высшей школы экономики
Москва 2021
УДК 930.2
ББК 63.3(0)
Б75
Р е ц е н з е н т — доктор исторических наук, профессор-исследователь
Научно-образовательного центра интеграции науки и образования
Ивановского государственного университета
Н.В. Ревякина
Б75
Боден, Жан. Метод легкого чтения историй [Текст] : в 3 т. / Жан Боден ; пер.
с лат., коммент., сост. указ. И. В. Кривушина и Е. С. Кривушиной ; Нац. исслед.
ун-т «Высшая школа экономики». — М. : Изд. дом Высшей школы экономики,
2021. — Перевод изд.: Io Bodini Andeg in Parisiorum senatu advocati Methodus ad facilem historiarum cognitionem. Parisius: Martinus Iuvenis,
1572. — 500 экз. — ISBN 978-5-7598-1391-0 (в пер.).
Т. II. Об устройстве государств. — 560 с. — ISBN 978-5-7598-1763-5 (т. II). —
ISBN 978-5-7598-2402-2 (e-book).
Второй том трехтомного издания знаменитого произведения французского
гуманиста XVI в. Жана Бодена «Метод легкого чтения историй» содержит полный
русский перевод второй части «Метода» — самой обширной и самой важной главы
(гл. VI), которая послужит основой для «Шести книг о государстве». В ней Боден
определяет ключевые понятия своей политической теории «гражданин», «гражданская община», «государство», «магистрат» и «высшая власть», выявляет особенности разных видов государства, описывает и объясняет смену форм высшей власти
и пытается дать ответ на вопрос, каково наилучшее государственное устройство.
Том II снабжен предисловием, обширными историческими и историко-филологическими комментариями, указателями имен и географических названий.
Издание предназначено для историков, философов, филологов, юристов, политологов, журналистов, культурологов, а также всех, кто интересуется эпохой
Возрождения и основными тенденциями эволюции исторической и политической
мысли.
УДК 930.2
ББК 63.3(0)
В оформлении обложки использована работа Альбрехта Дюрера
«Император Карл Великий» (ок. 1512 г.)
Опубликовано Издательским домом Высшей школы экономики http://id.hse.ru
doi:10.323/978-5-7598-1763-5
ISBN 978-5-7598-1391-0 (в пер.)
ISBN 978-5-7598-1763-5 (т. II)
ISBN 978-5-7598-2402-2 (e-book)
От переводчиков ............................................................................................................. 7
МЕТОД ЛЕГКОГО ЧТЕНИЯ ИСТОРИЙ.
II. ОБ УСТРОЙСТВЕ ГОСУДАРСТВ .................................................................... 11
Глава VI. Об устройстве государств............................................................................... 13
Раздел 1. Основные понятия.......................................................................................... 14
Что есть гражданин...................................................................................................14
Что есть магистрат .................................................................................................... 27
Что есть высшая власть ............................................................................................ 30
Раздел 2. Три вида государства ..................................................................................... 37
Государственное устройство у римлян .................................................................. 37
Государственное устройство у лакедемонян ......................................................... 43
Государственное устройство у венетов.................................................................. 45
Сравнение государств афинян, венетов и римлян .............................................. 49
Устройство государства оптиматов........................................................................ 55
Устройство монархического государства .............................................................. 57
Государственное устройство у германцев ............................................................. 62
Государственное устройство Норимберги ............................................................ 63
Государственное устройство у ахейцев.................................................................. 64
Система монархического правления...................................................................... 65
Раздел 3. Смена форм высшей власти ......................................................................... 67
Изменения в государствах ....................................................................................... 67
Два вида смены власти ............................................................................................. 71
Перемены в государствах соответственно числам .............................................. 77
Перемены в Римской державе ................................................................................. 89
Перемены в державе афинян ................................................................................... 90
Перемены в державе лакедемонян.......................................................................... 91
Перемены в Западной империи .............................................................................. 91
Государственное устройство у гельветов и его изменения ................................ 92
Государственное устройство у генуэзцев и его изменения ................................ 95
Государственное устройство у лукенцев ............................................................... 96
Государственное устройство у рагусийцев ........................................................... 97
Государственное устройство Флоренции и его изменение ................................ 97
—
5
—
Оглавление
Устройство и изменения государства галлов .....................................................101
Государственное устройство у массилийцев ......................................................101
Изменения в империях халдеев, ассирийцев, персов и парфян ......................111
Изменения в империи греков ................................................................................112
Изменения в арабской империи ...........................................................................112
Изменения в империи турок .................................................................................113
Изменения в Полонском государстве ..................................................................114
Изменения в государствах Дании и Свекии .......................................................114
Изменения в Британском государстве.................................................................115
Изменения в Испанском государстве ..................................................................116
Раздел 4. Наилучшее государственное устройство................................................118
Наилучшее государственное устройство ............................................................118
Царская власть лучше, чем власть оптиматов ....................................................121
Царская власть соответствует общим законам природы .................................122
Устройство государства евреев и его изменения ...............................................130
Царская власть самая лучшая ...............................................................................132
В монархии следует избегать выборов ................................................................132
Комментарии ..................................................................................................................139
Список сокращений ...................................................................................................516
Указатель имен .............................................................................................................548
Указатель географических названий ..................................................................558
От переводчиков
В первом томе трехтомного издания «Метода» Жана Бодена, включающем первые пять глав, речь шла о рациональном подходе к чтению исторических сочинений, чтобы среди огромной массы написанного можно было
выбрать наилучшее. Шестая глава, составляющая второй том, представляет собой результаты (плоды) такого подхода — описывая государственные
устройства многочисленных государств, начиная с самых древнейших, автор
выявляет его оптимальную форму.
Шестая глава не только самая объемная (1/3 общего текста), но и особо
значимая в историческом наследии Бодена, ибо в ней заложен фундамент его
главного труда — «Шести книг о государстве» (1578 г.), написанных на французском языке, в которых намеченные в «Методе» проблемы получат широкое освещение, а краткие высказывания будут развернуты в целые главы.
Для переводчиков это бесценный материал, тем более бесценный, что Боден
оставил нам еще и латинскую версию «Государства» (1586 г.)1, благодаря чему
мы имели возможность уточнить ключевые понятия, которыми оперировал
автор, скорректировать цитаты, сопоставить их новое прочтение с прежним.
Нас в первую очередь, естественно, интересовали слова с семой «власть»,
представленные группой синонимов auctoritas, potestas, imperium, а также
maiestas (верховенство). Перевод их на французский (П. Менар) и английский (Б. Рейнольдс) облегчался тем, что все они в той или иной форме вошли в состав этих языков (autorité, puissance, pouvoir, empire, majesté/authority,
powers, empire, majesty), хотя и с несколько измененной семантикой. Правда,
Менар и Рейнольдс не использовали слово empire для перевода imperium в
его исходном значении «империй», т.е. «власть, связанная с правом казнить
и миловать»2. Они употребляли его только в значении «империя» — в том,
1
Решение перевести «Государство» на латинский язык пришло Бодену во время его
поездки в Лондон в 1579 г., где ему представился случай слушать двух своих соотечественников, объясняющих англичанам на латыни «с великим трудом и докучливо (difficili
ac molesta ratione)» французский текст «Государства». См.: Epistola Duvallo Dampetrae,
cоmiti // De Republica libri sex, latine ad autore redditi. Parisius, 1586.
2
Хотя в английском и французском языках слово empire имеет, помимо других, также значение «высшая политическая власть». См.: Webster N. An American Dictionary of the
English Language. 15th ed. New York, 1838. P. 294; Larousse P. Grand dictionnaire universel du
XIXe siècle. Paris, 1866. T. 7. P. 463−464.
—
7
—
От переводчиков
в котором это французское слово использовал в основном (как показывает
«Государство») сам Боден. Что касается нас, то мы при выборе русских аналогов исходили исключительно из контекста, прежде всего исторического3,
что позволило нам в какой-то степени передать смысловое многообразие понятия «власть». Для уточнения того или иного термина мы нередко давали в
скобках его латинскую форму.
Иная ситуация сложилась со словом majestas. Во французском (majesté) и английском (majesty) оно утратило значение «верховенство» и означает лишь «величие» («величество»). У Менара и Рейнольдс аналогом его
стал «суверенитет» (souveraineté/sovereignty), вошедший в широкий научный
оборот после публикации «Государства», в котором Боден предъявил urbi
et orbi свою теорию суверенной власти. В его интерпретации термин обрел
дополнительные коннотации; под ним он понимал не только «верховенство
власти», но ее «неограниченность» и «неизменность». Там же был поставлен
знак равенства между souveraineté и maiestas: «Суверенитет — это абсолютная и неизменная власть государства, которую латиняне называют maiestas
(здесь и далее выделено нами. — И. К., Е. К.), греки — ἄκρα ἐξουσία, κυρία ἀρχή
и κύριον πολίτευμα, итальянцы — segnoria… евреи называют ее , то
есть высшая власть приказывать»4.
Менар и Рейнольдс в полной мере воспользовались подсказкой Бодена,
о чем свидетельствует высокая частотность употребления souveraineté/sovereignty, как и souverain/sovereign. У Менара почти везде summum imperium
переводится как souveraineté, Рейнольдс чередует sovereignty с supreme, highest
authority (power) и др. Термин maiestas в единичных случаях тоже передается
как souveraineté/sovereignty, однако в подавляющем большинстве как majesté/
majesty, хотя речь там идет не о «величии» власти, а ее «верховенстве». Таков
был выбор французского и английского переводчиков, и он закономерен,
ибо отвечал их установке на модернизацию боденовского высказывания.
Требовалось только оговорить, как сам автор понимал термин souveraineté,
чтобы современный читатель мог разобраться в его многозначности. Ведь с
тех пор прошло несколько веков, и к тем смыслам, которые Боден вкладывал
в него, добавилось немало других.
Мы отказались от слова «суверенитет», поскольку считали принципиально важным оставаться в рамках оригинального (латинского) дискурса.
3
Например, мы использовали слово «империй», чтобы передать тот специфический смысл, который имел термин imperium в римском праве.
4
Bod. Rep. I. 8: P. 122: «La souveraineté est la puissance absolue et perpetuelle d'une Republique, que les Latins appellеnt maiestatem, les Grecs ἄκραν ἐξουσίαν, & κυρίαν ἁρχὴν, & κύριον
πολίτευμα, les Italiens segnoria… les Hebreux l'appellent , c'est à dire la plus grande
puissance de commander».
—
8
—
От переводчиков
Ни в «Методе» (за исключением одного особого случая), ни в латинской версии «Государства» его нет, что естественно, ибо такой лексемы в латинском
языке не существовало. Souveraineté — реалия французского языка5. Единственный раз и в необычной форме Боден употребил этот термин в шестой главе, определяя понятие «высшая власть» с помощью разноязычных
аналогов: « мы должны дать дефиницию высшей власти (summum
imperium), которая определяет государственного устройства и
которую Аристотель называет κύριον πολίτευμα или κυρία ἀρχή, италийцы —
signoria, мы — suverenitas, латиняне — высшим управлением государственными делами (summa rerum) и высшей властью (summum imperium)» (см.
ниже с. 30)6. Автор сам сконструировал его на латинский манер — suverenitas,
да еще поставил в винительном падеже — suverenitatem7. Однако в латинском
варианте «Государства» он отсутствует даже в аналогической «синонимической» цепочке, открывающей главу 8 Книги I (см. ниже).
В этих двух текстах для обозначения понятия «высшая власть» Боден использовал, наряду с summum imperium, термин maiestas8 (или maius imperium), зафиксировав их смысловое родство в начале шестой главы «Метода»
(см. ниже с. 16): «…высшая власть, которая определяет, кому принадлежит
верховенство в государстве и каков его политический строй»9 и еще раз подтвердив в латинской версии «Государства»: «Maiеstas — это высшая по отношению к гражданам и подданным и не стесненная законами власть, которую
греки называют ἄκρα ἐξουσία, порой κυρία ἀρχή и κύριον πολίτευμα, италийцы — segnoria; евреи , то есть высший империй; ведь majestas, по
словам Феста, происходит от magnitudo (могущество)»10. Мы следовали этой
«подсказке» Бодена и переводили majestas как «верховная власть» или «верховенство власти».
5
От старофр. suvrainetet, в свою очередь произошедшего от позднелат. superanus
(от лат. super), который появился в XII в. и означал сначала «вершину» в физическом
смысле (sommet), а с XIII в. уже «высшую власть».
6
Io Bodini Andeg in Parisiorum senatu advocati Methodus ad facilem
historiarum cognitionem. Parisius: Martinus Iuvenis, 1572. P. 260: «Veniamus ad imperii summi
definitionem, in quo versatur Reipublicae status, quem Aristoteles
sive
, Itali signoriam, nos, suverenitatem, Latini summam rerum et summum imperium appellant».
7
Как и итал. signoria > signoriam. См. предыдущую сноску.
8
25 случаев его употребления в главе VI «Метода».
9
Ibid. P. 234: «…summum imperium… in quo versatur majestas ac Reipublicae status».
10
De Republica… P. 78: «M a i е s t a s est summa in cives ac subditos legibusque soluta
potestas, quam Graeci ἄκραν ἐξουσίαν, interdum κυρίαν ἁρχὴν, et κύριον πολίτευμα, Itali segnoriam, Hebraei , id est maius imperium, appellant: est enim maiestas, inquit Festus,
à magnitudine dicta».
—
9
—
От переводчиков
Если говорить в целом о боденовском дискурсе, то прежде всего надо
указать на одну из главных его характеристик, а именно обремененность
«чужими» текстами, которые тоже требуют внимательного прочтения и
комментирования11. Дело в том, что Боден пишет «Метод» не один, а как бы
в соавторстве со своими предшественниками (начиная с Моисея) и современниками, с которыми ведет бесконечный диалог. Текст насыщен цитатами,
дословными (но незакавыченными) или переложенными нашим автором.
Подстрочных сносок нет12, но называются имена его собеседников, а иногда и заглавия их сочинений, и номера глав. Сложности возникали с «безымянными» фрагментами; в каких-то случаях их авторство угадывалось по
известным высказываниям или терминам, в других требовался длительный
поиск. В комментариях к «чужим» текстам читатель столкнется, и не раз,
с замечаниями типа «Боден неправ», «заблуждается», «смешивает одно с другим» и т.д., что связано с их неточным цитированием или неверной трактовкой, а местами и намеренным искажением информации ради «чистоты рисунка». Особенно это касается чисел и дат. Небрежность цитирования была
свойственна (в разной степени) представителям Возрождения. Так и Боден
не был свободен от ошибок. Обладатель обширнейших знаний, он, по всей
видимости, воспроизводил события прошлых веков или суждения ученых,
полагаясь на свою память и не всегда заглядывая в первоисточники.
Все правила, которыми мы руководствовались при работе над первым
томом (выделение курсивом дополнений, внесенных автором в издание
1572 г., написание имен собственных, оформление цитат, справочного материала и проч.), остаются неизменными. При передаче латинских или греческих имен собственных мы следовали транскрипции, традиционной для
каждого из этих языков, сохраняя различия в их написании у Бодена и в
его источниках (напр.: «Кантурбия» в «Методе» и «Контурбия» у Сансовино, «Фальер» в «Методе» и «Фалетр» у Контарини). Что касается цитат как
в самом тексте, так и в наших комментариях к нему, то в одних случаях мы
давали собственный перевод, в других же использовали уже существующие
переводы на русский язык, где-то корректируя их, где-то воспроизводя дословно.
11
Особенно в части хронологии. Ко времени написания «Метода» еще не была создана унифицированная историческая хронология. Единая календарная система (по
юлианскому периоду с начальной датой 1 января 4713 г. до н.э.) была разработана Жозефом Жюстом Скалигером (1540−1609) и Дионисием Петавием (1583−1652).
12
Ссылки на авторов и на их сочинения вместе с ссылками на топосы Боден стал использовать в «Государстве», ставя их на полях, как и советовал в «Методе» составителям
историй, правда, только относительно топосов (см. Т. 1. С. 136).
—
10
—
МЕТОД
ЛЕГКОГО ЧТЕНИЯ
ИСТОРИЙ
II
Об устройстве
государств
«Из всех законов государства нет более священного,
чем закон, который лишает указы правителей какойлибо силы, если они не соответствуют справедливости, равно как и правде».
Жан Боден
ГЛАВА VI
Об устройстве государств
Поскольку исторические сочинения по большей части создавались, чтобы
рассказать об устройстве государств и их изменениях1, необходимо для наилучшего их использования кратко изложить, как возникали, какую форму
принимали и как исчезали империи, особенно потому, что во всем историческом жанре не найти ничего более плодотворного и полезного. Правда,
остальное также считается превосходнейшим для познания души и весьма
замечательным для воспитания нравов каждого; тем не менее то, что благодаря чтению историков узнают о появлении гражданских общин, росте,
зрелости, упадке и гибели, необходимо не только отдельному человеку, но и
всем людям в совокупности. По мнению Аристотеля2, нет ничего, что более
способствовало бы укреплению и сохранению человеческих сообществ, чем
изучение науки управления государством3. Однако мнения о ней великих
мужей столь многочисленны и разнообразны, что должно бы показаться
удивительным, почему за столько веков до сих пор никто не установил, каково же было наилучшее государственное устройство.
Платон4, исходя из того, что не существует никакой науки управления
государством5 или же она столь трудна для понимания, что ее никто не может постичь6, пришел к мысли, не стоит ли ученым мужам для установления
законов и надлежащего государственного устройства собрать все обычаи и
все установления всех государств, сравнить их между собой и выплавить из них наилучшую форму7. Его совету, видимо, попытался последовать, насколько мог, Аристотель, однако безуспешно. После Аристотеля
Полибий8, Дионисий Галикарнасский9, Плутарх10, Дион11, Тацит12 (я опускаю
тех, чьи труды пропали) оставили рассеянными по сочинениям много
замечательных и глубоких . Также и Макиавелл13,
причем, как полагаю, первый, после примерно тысячи двухсот лет, погруженных в беспросветное варварство, написал о государстве много такого,
что у всех на устах14. Нет сомнения, что он сделал бы намного точнее и лучше,
если бы соединил изложенное древними философами и историками с опытом ; этого, однако, ему недоставало, как сообщает Иовий15 и
говорит сам труд. За Макиавеллом последовали Патриций16,
—
13
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
Т Мор17, Роб Британец18, Гаримберт19, весьма серьезно и подробно о том, как взращивать нравы, исцелять народы, наставлять
правителя, устанавливать законы, но мало об устройстве государств и ничего об их изменениях; они к тому же не коснулись того, что Аристотель называет σοφίσματα (хитрости)20 или κρύφια (скрытые )21 правителей,
а Тацит — imperii arcana (тайны власти)22. Некоторые другие предоставили
взору под видом истории23 умозрительные образы государств, не подкрепив
их никакими доказательствами. Я исключаю Контарена24, предложившего государственное устройство венетов, по его мнению, прекраснейшее из
всех25, не только внимательно изучать, но и брать в качестве примера для
подражания26. В общем, это те , чьими сочинениями о государстве
мы располагаем. Хотя они написали о данном предмете настолько подробно,
насколько подобало, тем не менее я посчитал необходимым рассмотреть его
в нашем кратком «Методе», и это еще более необходимо, когда у многих не
хватает многого.
Вот почему мне показалось полезным для разрабатываемого мной метода сравнить между собой рассуждения философов и историков о государстве, а также державы прошлого с нынешними, чтобы после их сопоставления друг с другом стало яснее то, что было рассказано историками о всех
государствах. Мы сорвем при таком рассмотрении еще один плод: мы легче
поймем, какие законы необходимы при царской власти, а какие — при народном правлении и правлении оптиматов27 (ведь существует великое разнообразие как таких законов, так и государств).
Но при исследовании следует обращаться за помощью не к суждению
, а к доказательствам. Сначала мы должны опровергнуть с помощью непреложных аргументов аристотелевские определения гражданина,
гражданской общины, государства, верховной власти, магистрата, которые
суть основы данного изыскания; затем мы изложим наше мнение о каждом
и отбросим укоренившееся заблуждение о правильно организованном правлении; потом мы расскажем в должном порядке о трех видах
государства, после этого о смене высшей власти и, наконец, о наилучшем устройстве.
Что есть гражданин. — Аристотель определяет «гражданина» судейскими полномочиями, властью магистрата и правом
принимать решения 28; он признаёт, что это определение подходит лишь к народному правлению. Но поскольку определение
должно обозначать общие понятия, никто, исходя из Аристотеля, не будет
гражданином, если он не рожден в Афинах и во времена Перикла29; осталь—
14
—
Глава VI. Об устройстве государств
ные в своем городе — изгнанники или перегрины30, кому отказано в почестях,
судейских полномочиях и в народном собрании. Как же тогда
быть с императором Антонином31, который обнародовал закон, постановив,
что все люди, живущие в пределах Римской монархии, являются римскими
гражданами?32 Ведь, если верить Аристотелю, все были перегринами после
упразднения народного правления33. Так как подобные взгляды абсурдны и
опасны для гражданских сообществ, необходимо считать абсурдным и то,
что из них следует. И все же это суждение Аристотеля ввело в заблуждение
Контарена34, Сигония35, Гаримберта36 и многих других; нет сомнения, что оно
послужило серьезным поводом для внутренних войн во многих гражданских общинах. А что если это определение гражданина, приведенное Аристотелем, не подходит даже народному государству?37 Ведь и в Афинах, где
государство, как говорят, было самым народным из всех, четвертый класс,
из ничтожнейших и беднейших, то есть огромная часть населения38, по закону Солона39 не допускался к почетным должностям, в сенат
и к жеребьевке магистратур40, о чем пишет Плутарх41.
Он же [Аристотель] определяет «магистрата»42
империем, юрисдикцией и правом принимать решения43. Исходя из этого,
он отмечает, что «магистратом» называется человек, который достиг того,
чего может достигнуть гражданин, таким образом, гражданин только по пригодности и по возможности44. Но чтобы не показалось, что
мы углубляемся в тонкости, , кого же по этой логике можно будет
назвать в государстве магистратами, если в совет допускается столь малое их
число? Да и почти везде государственный сенат лишен империя и юрисдикции, и то, что он постановляет, обретает силу не раньше, чем будет утверждено или народом, или оптиматами, или правителем, как мы покажем ниже.
Однако зачем доказывать, когда сам Аристотель в последней книге45 перечисляет бесконечные виды магистратур, которые не имеют ни империя, ни
судебной власти, ни права принимать решения?46 Когда же он называет государством устройство гражданской общины и магистратур47, он справедливо
делает общину предшественницей государства48: гражданская община — это
некое множество людей без магистратов и властных полномочий, государство же — организация граждан и магистратур49. Но если многие живут в
одном месте без законов и властных полномочий, если никто не заботится об
общем деле, которого нет, но каждый — о своем собственном, если не установлено никаких наказаний для недостойных и никаких наград для достойных, где же может возникнуть нечто подобное гражданской общине?50 Тогда
это огромное скопление надо было бы назвать не «гражданской общиной»,
а ἀνάρχια или иным именем, ведь такого рода люди являются ἀπόλιδες51, как
у Гомера52, и ἀθέμιστοι53.
—
15
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
Однако же нигде не дает дефиниции высшей власти, которая определяет, кому принадлежит верховенство в государстве и каков его
политический строй, а называет ее κύριον πολίτευμα54 и κυρία ἀρχή55,
если не считать, что он это сделал, когда установил в целом три составляющие государства: одна — принимать решения, другая — назначать магистратов, третья — отправлять правосудие56. Но власть, называемая высшей,
должна быть такого рода, что ее нельзя предоставлять никакому магистрату,
иначе она не будет высшей, разве что народ или правитель полностью от нее
откажется; тот же, кому дадут высшую власть, если только не временно, станет уже не магистратом, а правителем. Право принимать решения по поводу
государства предоставляется даже частным лицам, а судопроизводство —
любому самому ничтожному, но это не относится к высшей власти. Так что
ни в одной из этих трех составляющих величие высшей власти не может проявиться ярче, чем при назначении магистратов, которое относится к полномочиям только или правителя, или народа, или оптиматов сооответственно
устройству данной гражданской общины. Но еще больше к высшей власти
относится постановлять и отменять законы, объявлять и прекращать войну,
обладать правом утверждения приговора в последней инстанции и, наконец,
правом даровать жизнь и награждать. Если согласиться с тем, что Аристотель пожелал определить не высшую власть, а способ управления государством, тогда придется также признать, что он нигде не дает определения ни
высшей власти, ни государственного устройства вообще, ибо последнее и
определяется по первой57.
Само же управление государством, которое проявляется в самых разных вещах, пожалуй, короче и удобнее описать через декреты, эдикты и их
исполнение; четвертого не дано, и этими тремя охватываются
все обязанности, властные полномочия, магистратов и обладателей почетных должностей в государстве. Например, сенат выносит
решение о войне, правитель объявляет ее, воины исполняют. Так и в судах:
частные и третейские судьи58 выносят решение, магистраты отдают распоряжение, аппариторы59 исполняют. Часто это делается
одним и тем же . Следовательно, когда магистраты выносят и объявляют решения, то эдикты, называемые латинянами jussa (постановления)
и imperia (предписания)60, не могут означать κύριον πολίτευμα, не говоря уже
о декретах и их исполнении, в чем и состоит судопроизводство.
Поскольку это так, нам следует найти, если только это возможно, более
надежные и более обоснованные аргументы, чем вышеприведенные. Итак,
я утверждаю, что семья или сообщество людей являются истинным образом
государства и так же как семья не может состоять из одного человека, так и
государство — из одной семьи или одного сообщества. Ибо когда некоторое
—
16
—
Глава VI. Об устройстве государств
число людей живет под одной крышей, где один не повинуется другому или
не повелевает другим, либо один — всеми или немногие — всеми, либо все в
целом — каждым, то семья (или сообщество) не сможет существовать и сохранять себя без власти одного из ее членов. Если же, напротив, несколько
, например, муж, жена, дети, слуги, или несколько сотоварищей
объединяются под чьей-либо личной властью или властью домохозяина,
тогда возникает семья или сообщество. В сообществе должно быть хотя бы
три человека, как говорит Нераций61 в разделе «Нераций…» титула «О значении слов»62, а в семье трое вместе с матерью должны подчиняться власти отца семейства63, как утверждал Ульпиан64 в разделе «Торжественное
заявление»65 титула «О значении слов». Если соединить его слова с высказыванием Апулея66, который пишет, что «пятнадцать человек есть народ»67,
то есть пять сообществ или три семьи (ведь семью образуют пять человек,
а сообщество — три), тогда из этого следует, что три68 семьи или больше пять сообществ или больше составляют государство69, если они
при этом объединены законной властью. Когда же семьи или сообщества
разъединены и не сдерживаются никакой властью, это должно называться
ἀναρχία, а не «государство»; не имеет значения, пребывают ли семьи в одном месте или они разбросаны по разным местам. И семью считают одной
семьей, даже если ее глава живет отдельно от детей и слуг или те отделены
друг от друга расстоянием; надо только, чтобы их объединяла законная и
ограниченная власть отца семейства. Я сказал «ограниченная», поскольку это
сильно отличает семью от государства, ибо оно обладает высшей и публичной властью, а в семье она ограниченная и частная. Так и государство называют единым государством, собранным из нескольких семей70, даже если
они рассеяны по разным местам, только они должны находиться под опекой
одной и той же власти, правит ли всеми один, или все в целом каждым, или
немногие всеми. Из этого следует, что государство является не чем иным,
как множеством семей или сообществ, подчиненных одной и той же власти;
гражданин же пользуется общей свободой и защитой со стороны
власти.
Туллий 71 определяет государство как множество людей, объединенное ради благой жизни72, то есть он указывает на высшую цель государства, а не на его сущность и природу. По сути, такое определение можно
скорее отнести к сообществам пифагорейцев73 и тех, кто объединяется вместе, чтобы жить благой жизнью, однако нельзя называть
государствами, иначе произойдет великое смешение «государство» и «сообщество». Кроме того, есть также семьи скверных людей, и их не
меньше, чем хороших, поскольку зло присуще человеку в той же степени, что
и добро. Такой же приговор можно вынести и государству. Кто усомнится в
—
17
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
том, что все величайшие империи были созданы разбойниками посредством
насилия?
Так вот, приводимое нами определение государства относится к селениям, городам, гражданским общинам и княжествам, как бы широко они
ни простирались; главное, чтобы они подчинялись одной власти. Ведь государство определяется не тем, насколько мала или велика его территория. Как муравей74 не в меньшей степени животное, что и слон, поскольку оба обладают способностью двигаться и ощущать75, так и Рагусия76 или
Генева77, власть которых практически не выходит за их крепостные стены,
заслуживают названия «государство» не в меньшей мере, что и империи
тартар78, охватывающие все страны, по которым пролегает путь Солнца79.
Абсурдно также сказанное Аристотелем, что слишком большое множество людей80, каким был Вавилон81, является племенем (gens), а не государством82. Ведь у племен нет никакой общей власти и даже никакого закона;
вавилонян же удерживали вместе не только одни и те же правители, магистраты и законы, но также и стены. Что же тогда государство, если не это?
Но кажется менее ясным то, что Цицерон в одном месте83 определяет государство как «соединение многих людей, связанных между собою согласием в
вопросах права и общностью интересов»84. Если это принять, тогда недостаточно объединения граждан под одной и той же
властью без одних и тех же законов. Впрочем, было бы абсурдно ,
что империя турок, включающая народы, не связанные между собой никакой общностью права, не является государством, хотя их объединяют одни и
те же магистратуры и власти. Она, значит, будет государством или анархией;
не одно, так другое.
Из этого следует, что государство определяется единой властью, гражданская община — властью и правом, тогда как город удерживает своих
граждан благодаря не только одним и тем же правителям и законам, но и стенам. Итак, город включает в себя кварталы, гражданская община — паги85,
а иногда даже города и крепости, связанные только общностью права, а княжества и династии86 (мы можем использовать это слово) — несколько общин, наконец, государство, словно родовое понятие, — их все. Так,
Цезарь87 сказал, что «вся гельветская община88 разделена на четыре пага»89,
а Цицерон — что муниципий Тускул90 входит в состав римской гражданской
общины91. Иначе у Бартола92, который ограничил гражданскую общину городскими стенами на раздел «Значение выражения “в городе”…» титула «О значении слов и вещей»93. же на закон
о муниципалах он назвал их категорией граждан94, не приведя никакого доказательства и не сославшись на чье-либо мнение. Зато в «Ливийской войне»
Аппиана95 Цензорин96 ответил посланникам карфагенян, что хотя он унич—
18
—
Глава VI. Об устройстве государств
тожит их город, однако сохранит гражданскую общину Карфагена97 и граждан, пользующихся своими законами, как пообещали римляне, и что община
как таковая не определяется стенами или территорией98.
Следовательно, подобно тому как связь между обитателями одного и
того же квартала больше, чем между жителями города, так и связь между
жителями одного города сильнее, чем между членами гражданской
общины, поскольку у граждан общие не только правители, суды, законы и
установления, но также присущие городу как таковому своя стража, форум,
храмы, портики, дороги, театры, жертвоприношения, дружеские и деловые
связи между многими людьми.
Так, когда Римское государство в составе трех тысяч альбанцев99 пустило
корни на одном небольшом участке земли100, оно сначала поглотило антемнатов101, камеринов102, крустуминов103 и сабинов104, а затем также побежденных
альбанцев, одним даровав права гражданства, а другим предоставив свои
земли и свои стены105. Когда же оно победило в войне тускуланцев106, эквов107,
вольсков108 и герников109, то из-за недостатка места не допустило их в Город
или к земле римлян, но приняло их в свой состав и разрешило им, сохранив в неприкосновенности собственные законы, получать
почести и магистратуры110. Звались они гражданами, как и другие, на самом
же деле были муниципалами, тогда как живущих на римской земле более точно называли квиритами111; их положение было лучше. Вот почему М
Скавр112 сказал деду Цицерона, который предпочитал жить в Арпине113, а не
в Риме: «О, если бы ты, М Цицерон, при такой силе духа и добродетели,
пожелал бы жить главными делами государства, а не муниципальными»114!
Его внук, оратор, не только поселился в Городе, но даже приобрел дом стоимостью пятьдесят тысяч золотых115; тем не менее недоброжелатели называли
его «новым человеком» (homo novus)116 и «перегрином»117: «новым» — ибо он
первым из своего рода достиг почестей (его же сына118 — уже «нобилем», так
как отец был «новым человеком»), «перегрином» презрительно — потому,
что он родился в Арпине, а не на римской земле.
Из этого следует, что у латинян граждане назывались различно и граждане Рима находились в лучшем положении, чем граждане колоний, ибо последние, хотя у них были те же самые законы, обычаи и магистратуры, что
и у первых, не могли пользоваться теми же самыми землями и Городом, который манил блеском власти и свободой от повинностей119; муниципии же
долгое время оставались в худшем положении, чем колонии120, чьи преимуществом римского происхождения и римской крови121.
Действительно, право колоний предоставлялось муниципиям как милость
вплоть до времен Тиберия122, когда они добровольно от него отказались,
предпочтя пользоваться своими, а не римскими законами и обычаями123, как
—
19
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
это сказано у Геллия124. Таким образом, это были граждане одного и того же
государства, но не одной и той же гражданской общины. Следовательно, мы
должны толковать Юлиев закон125, по которому римляне в результате Союзнической войны126 предоставили гражданство всем союзникам127, не в том
смысле, что раньше они не были гражданами, ибо все подчинялись одним
и тем же властям, а в том, что они не могли притязать на почести128. Позже
это право стали давать всем италийцам. Затем колонии, которые Ульпиан
включил в титул «О цензах», получили италийское право129. Остальные народы частью были податными (их перечисляет Плиний130), хотя на короткое
время что-то кому-то прощалось; частью — свободными, формально сохранявшими собственное государство, как у нас131 альбии132, мельды133, битуриги134, сантоны135, тарбеллы136, арверны137, нервии138, веруны139 ульбанекты140,
у греков афиняне141, лакедемоняне142, фессалоникийцы143, затем также вся
Ахайя144 по милости Нерона145; частью — свободными и союзными, которые
имели почетное гражданство, как массилийцы146, эдуи147, ремы148, кавратаны149, однако на самом деле они не являлись гражданами150, поскольку не подчинялись римским властям, то есть пользовались полным правом на свободу
и податной иммунитет. Сенека151 говорит, что Рим, «возвратив ахейцам152,
родосцам153 и многим славным городам их неприкосновенное право и свободу
с податным иммунитетом, сам платил дань евнухам» Марка Антония154.
А Плиний155 в Книге X, письмо 6, как он добился для свого
слуги египтянина александрийского и римского гражданства156. Ливий157 же в
Книге XXIV158 пишет, что поскольку те, кто были выведены в качестве «колонистов в Путеолы159, Салерн160 и Буксент161, стали и о себе утверждать,
будто они римские граждане, сенат рассудил, что это не так»162, то есть у
них не было права голосовать и притязать на почести; ничего важнее и лучше этого не могло быть даровано гражданину. Это
не означает, что они не были гражданами, в противном случае пришлось бы
признать, что они являлись перегринами. То же сообщает Боэций163, передавая слова Цицерона: «Римские граждане претерпевали умеренное ограничение гражданских прав, когда переселялись в латинские колонии, и лишались
гражданства»164, то есть муниципалы и колонисты утрачивали право голосовать, жить в Городе, участвовать в жертвоприношениях, быть приписанным
к трибе, однако сохраняли право на почести, магистратуры, сословие, нексум165, право приобретать собственность, завещать ее, вступать в законный
брак, но в разной степени. Ибо, если бы все жили по единому праву166, никто
не считался бы гражданином, за исключением рожденных в Риме от свободных родителей. Однако везде у Ливия и других писателей гражданами называются как те, кто обладал правом квиритов, что имело гораздо более узкий
смысл, так и те, кто пользовался или правом муниципалов, или латинским
—
20
—
Глава VI. Об устройстве государств
правом, или правом латинских колоний, которые в правовом отношении
были ниже римских колоний, или италийским правом, которое тоже было
разным в Италии и в провинциях, что ясно видно в титуле «О цензах»167.
Действительно, если название «гражданин» распространяется на всех,
неверна дефиниция, которая определяет всех граждан по праву
претендовать на почетные должности, участвовать в выборах, принимать
решения, отправлять правосудие и быть освобожденным от налогов. Прежде всего Юлиев закон о гражданстве даровал его всем союзникам, а закон
Антонина Пия «О положении людей», сформулированный в таких словах:
«Все люди, находящиеся в пределах Римской державы, являются римскими
гражданами»168, предоставил гражданство не только союзникам, но и всем
провинциям, однако он не приравнял, как многие неверно считают, ни провинциалов к италийцам, ни префектур169 Италии к муниципалам,
ни муниципалов италийцев к муниципалам латинянам, ни муниципалов латинян к колонистам латинянам, ни латинских колонистов к римским колонистам, ни римских колонистов к квиритам, ни квиритов к римлянам. Зачем
тогда юристы с такой тщательностью толковали
римское, италийское и муниципальное право? Ведь Сцевола170, Папиниан171,
Павел172, Гермогениан173, Марцелл174, Модестин175 делали это после Антонина
Пия, который предложил такой закон; Онуфрий176 же ошибочно177 приписывает его Антонину Каракалле178, как видно из LXXVIII179
«Подлинных»180. Можно считать неверным181 и написанное Дионом, что Север предоставил александрийцам возможность быть сенаторами182.
Что же, спросит кто-нибудь, было даровано союзникам Юлиевым законом, если они уже пользовались свободой и защитой власти?
Почему же они так долго вели войны, чтобы добиться права гражданства?
Разумеется, для того, чтобы иметь возможность получать почетные должности и подавать голос в комициях. Это право, римским гражданством, называли наилучшим. Одним было позволено добиваться почестей,
но не голосовать; другие не могли ни того, ни другого, однако пользовались
частным правом римлян, которого третьи были лишены, хотя и освобождались от податей. Прочие права остальных разъяснены юристами, и их было
бы долго пересказывать.
Правда, по закону Антонина даже все провинциалы римского происхождения обрели знатность, как пишет Юстиниан183, так что после этого все
они подлежали суду магистратов, прежде же гражданин посредством добровольной апелляции избавлялся от всякого судебного разбирательства у
презеса184. Ведь когда Св. Павел185, чей отец купил право гражданства186, обратился за правосудием к цезарю по делу, которое наказывалось смертной
казнью187, Феликс188, презес Сирии189, сказал: «Можно было бы освободить
—
21
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря»190. А Плиний Младший пишет Траяну191 о христианах192: «…тех, кто были гражданами, я внес в
список подлежащих отправке в Рим»193. Такое различие между гражданами
мы найдем не только в Римском государстве, но и повсюду. В одних и тех же
стенах Рима были патриции,всадники, плебеи; у древних египтян, как пишет Диодор194, — жрецы, воины, ремесленники195; у наших предков — друиды196, всадники197, землепашцы198, а ныне — священники, знатные, плебеи;
у венетов — знатные199, горожане, плебеи200; у флорентинов в прошлом —
гранды, популяры, плебеи201, популяры же на три класса: сильнейшие, рядовые и ничтожнейшие202; Платон тоже вводит стражей, воинов,
землепашцев203. Все они везде отличались друг от друга в отношении права,
законов, обязанностей, участия в выборах, почестей, привилегий, статуса,
освобождения от повинностей или чего-то иного. Тем не менее все они —
граждане государства, словно члены одного и того же тела. Действительно,
прав Августин204, : «Нога не скажет: “я — не глаз, поэтому я не принадлежу к телу”»205. Следовательно, должно казаться крайне абсурдным (не в
обиду будет сказано Аристотелю), что такого рода граждане отчасти являются гражданами, отчасти перегринами, ведь у них должно быть свое собственное определение и свое собственное название.
Но еще непонятнее сказанное Цицероном, что никто не мог быть членом и своей гражданской общины, и римской206, но у греков это дозволялось207. Однако я бы предположил, что у всех одно и то же правило и что
слова Цицерона о людях с двойным гражданством касаются почетных граждан. Так и в защиту Корнелия Бальба208: «…и в более
отдаленные времена многие римские граждане добровольно, не будучи ни
осуждены, ни ограничены в правах, отказавшись от нашего гражданства,
переселялись в другие государства»209. И немного далее: «О, превосходные законы, гласящие, что ни один из нас не может принадлежать более чем
к одной гражданской общине , что никто не должен против своей воли
менять гражданство и не должен оставаться гражданином против своей
воли!»210. Гермогениан, согласно разделу «Гражданином муниципия…» титула «О гражданах муниципия», толкует этот таким образом, что
может быть законным членом одной гражданской общины и
почетным — другой211. В противном случае придется допустить, что один и
тот же гражданин подчиняется одновременно и постоянно различным властям и законам, что было бы абсурдно. Что же ему делать, если один приказывает, а другой запрещает? Поэтому свидетельство Ульпиана по поводу
закона о муниципиях, что освобожденный может стать членом двух гражданских общин212, следует понимать, исходя из такого толкования. Когда же
одна гражданская община находилась под властью другой, как некогда пре—
22
—
Глава VI. Об устройстве государств
фектуры, колонии, форумы213, концилиабулы214, муниципии и провинции
управлялись Римом, каждый был вынужден подчиняться решениям своих
сограждан, однако без ущерба верховенству римской власти, как и члены
братства следуют его установлениям, не нанося вреда прерогативам государства, исходя из древнего закона Солона, который приводится в последнем разделе титула «О коллегиях»215.
То, что разрешалось римлянам, я думаю, разрешалось и другим народам:
после утраты собственного гражданства они могут законным путем пользоваться другим, если только им его предоставляют. Я исключаю англов, которые не осмеливаются без дозволения покидать свою страну216, как я узнал
от самого комита Ротеланда217, прославленного не только знатностью рода
и богатствами, но также и добродетелью. Чтобы стать бенефициарием218
или вассалом, действительно, необходимо родиться в этом состоянии, или
же, когда хотят дать клятву верности другому , требуется согласие того, кто повелевает, и того, кто повинуется; подобным образом, чтобы
стать гражданином, достаточно, чтобы принимал власть того, во
владениях которого он был рожден (а он принимает, если открыто ей не противится), или, если он переселяется в другое место, ему необходимо, прежде
чем он назовется гражданином, подчиниться власти другого и быть под нее
принятым. Когда же это произойдет, он уже не может вернуться назад по
праву постлиминия219, ибо он стал членом другой гражданской общины и
перегрином для своей , как, помню, было решено в курии паризиев220. Вот почему по делу Манцина221, выданного врагу, но им отвергнутого222,
постановили, что он не перестал быть гражданином223, однако плебейский
трибун224 приказал вывести его из cената как перегрина225.
Следовательно, мы будем отличать перегринов от граждан главным образом исходя из того, что последние или повинуются властям родины, или подчиняются другой власти и приняты , а первые
не повинуются властям отечества и не подчинились другим либо были отвергнуты. Остальные — или федераты, или враги,
или ни те и ни другие. Так, Аппиан пишет, что видел в Риме послов разных
племен, которые предлагали отдать себя и то, чем владеют, во власть римлян, но получили от них отказ226. И хотя перегрины имеют такое же право
на судебное разбирательство, как и граждане, по причине общности интересов, существующей между людьми, и хотя они многим вместе с ними полноправно пользуются — жилищем в городе, священными местами, форумом,
дорогами, театрами, — ими не занимается никакая власть, только если они
не замешаны в преступлении или не связаны договором; их нельзя принудить к исполнению обязанностей, если только там они не разместили свое
имущество227, как пишут юристы228. Венеты требуют, чтобы перегрин про—
23
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
жил в городе четырнадцать лет, прежде чем стать гражданином229, однако он
не имеет права избираться на должности, но может быть членом коллегий
и пользуется защитой со стороны государственной власти. Граждане же —
это те, кто подчиняются власти отечества, даже если они рождены
от перегринов, о чем свидетельствуют обычаи и установления всех племен.
Германцы идут еще дальше, допуская их [рожденных от перегринов] к почестям, в отличие от венетов, древних римлян и афинян, у которых гражданином считается только тот, у кого оба родителя — граждане, как это видно
у Плутарха в Перикла230, внесшего закон: «Афиняне только те,
кто родился от афинян»231, или у Ливия , где речь идет о тех,
кто родился от римских граждан и испанских женщин232. У нас тот, кто происходит от родителей-чужеземцев, является гражданином с равными правами, как если бы он был рожден от граждан, и может свободно пользоваться
имуществом родителей-чужеземцев (если же они не обзавелись законными детьми в самой Галлии, оно переходит в государственную казну не
только по нашим законам233, но и по законам британцев234 и турок235). Огромную важность и значение имеет также то, что при угрозе войны чужеземцы
по праву всех народов236 могут быть изгнаны, граждане же защищены законом от захватчиков имущества. Однако говорят, что цари абиссинцев237
и московитов, вопреки праву народов, удерживают чужеземцев против их
воли, хотя и обращаются с ними достойно238. Мы более подробно разобрали это в книге «О декретах»239. Из чего должно быть ясно, что определение
гражданина, предложенное Аристотелем и одобренное Контареном, Сигонием, Гаримбертом и Содерином240, совершенно безосновательно.
Но чтобы устранить всякую двусмысленность, можно посмотреть, создают ли гражданские общины путем договора между собой одно государство, например, общины гельветов и балтийские города. По их поводу Леандр Муций241 и многие не раз высказывали свое мнение: общины
гельветов, полагали они, объединены между собой теснейшим союзом, кроме того, у них общие собрания242, крепость Баден243 и немалое число совместно управляемых мест, куда они посылают общих магистратов244. Однако
взаимные торговые отношения, соблюдение принятых на себя обязательств,
брачное право и право гостеприимства245 и, наконец, крепкие дружеские связи не могут создать единое государство246 (иначе тогда у галлов и испанцев,
между которыми так много общего, было бы одно государство). Для этого
нет оснований, даже если пользуются одними и теми же законами, как некогда римляне, принявшие законы греков247, и даже если между
ними такие крепкие союзнические отношения, что они воюют против одних
и тех же врагов и имеют одних и тех же друзей, как это часто случается при
высочайшем доверии и взаимопонимании между правителями.
—
24
—
Глава VI. Об устройстве государств
Следовательно, остается объединение и связь посредством власти, о которых я говорил. Правда, тринадцать общин гельветов248, три ретов249 и семьдесят балтийских250 скрепили союзы законами, обязывающими не
наносить вред друг другу, а при общей гибели сообща воевать с заклятыми врагами251. Однако здесь нет никакого объединения, никакой связи посредством власти. Такой же союз существовал между семью городами
амфиктионов252, тремя — этолийцев253, двенадцатью — ионийцев254, которые
проводили некие совместные собрания по поводу того, чтобы защитить свои
и отразить врагов, но по способу отправления власти каждая община отличалась от другой. Так и отдельные общины гельветов, которые если
и подчиняются решениям других, то только при добровольном согласии, как
при заключении договоров между частными лицами. При
одной и той же власти то, что угодно многим, обязательно для всех.
Иное следует сказать о сорока семи общинах латинян255, двенадцати —
ахейцев256, стольких же — этрусков257 и об имперских городах и провинциях
германцев, которые образуют государство, поскольку подчинены одной и
той же власти и одному и тому же императору258. Так, ахейцы, латиняне, этруски назначали императора на один год (иногда, однако, продлевали
власть на больший срок)259, а германцы — пожизненно260. И подобно тому,
как ахейцы, по свидетельству Плутарха и Полибия, избрали некогда императорами обоих Филиппов и Антигона261, царей Македонии262, так и латиняне
поставили императорами Сервия Туллия263 и Тарквиния Гордого264, а этруски265 — Кориолана266, о чем пишет Дионисий267. Таким же образом императорами германцев стали испанские268 и галльские короли269. Свевский же
союз, заключенный на сорок лет270, и союз балтийских городов271 отличаются
от гельветского только тем, что первые были созданы на время, а последний — навечно, но без ущерба для верховенства Германского государства.
Иногда также бывают священные союзы272, при которых гражданские
общины не только соблюдают обязательства дружбы, но и хранят верность
князьям, однако при этом не берут на себя никаких других обязательств и им
нельзя ничего другого приказать. Так, Траект273, лигии274, Гвельдрия275, Констанция276, Камерак277 поручились своей честью австрийским дуксам, а многие другие в Германии — дуксам и комитам,
но, как и большинство вассалов, они не принимают никаких других обязательств278. Это то же самое, о чем говорили древние латиняне: «…пусть они279
тщательно оберегают верховенство римского народа»280, и что разъясняют
Модестин, согласно разделу «Я не сомневаюсь…» титула «О пленных»281,
и Цицерон в «Речи в защиту Бальба». По словам последнего, это означает,
что тот, , занимает
в союзе более низкое положение282. Ибо одна гражданская община, пишет Тул—
25
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
лий, может объединяться с другой «союзом, дружбой, торжественным обязательством, соглашением, союзным договором»283. Можно не продолжать —
все, о чем мы сказали, было подтверждено убедительнейшими суждениями
императоров и королей. Ведь когда союзники объявили войну тигуринам284
за то, что те заключили соглашение с австрийцами, тигурины объяснили, что
позволили себе это, поставив условие, что им ничего не
придется совершать против союзников285. Но никто не сомневается, что австрийцы были общими и к тому же смертельными врагами гельветов286. Поэтому тигуринcкая война завершилась после того, как понтифики Басилеи287
и Констанции288 расстроили союз тигуринов с австрийцами, потому что те
обманом обошли договоры, ибо должны были соблюдать соглашения не с
другими , а со своими союзниками289. И нет лучшего доказательства этому, чем землями врагов, захваченных бернатами290:
союзные общины требовали, что необходимо разделить добычу поровну,
король галлов Франциск 291, избранный третейским судьей, рассудил, что должны быть собственностью тех общин, которые добыли ее своим оружием, а не оружием союзников292, как написал Леандер
Муций293. Наконец, когда недавно гларцы294 отреклись от прежней веры, началась великая распря между союзниками, так как другие общины считали,
что нельзя нарушать договоры, заключенные во время священной войны,
которые незыблемейше гарантировали, что отныне не будет позволено отступать от принятой веры. Гларцы отрицали, что эти договоры могли
принудить их действовать вопреки Божественному закону, тем более потомков . Уже казалось, что дело дойдет до оружия, , если бы по совету благоразумных мужей они не согласились
с тем, что у каждого будет своя вера и своя власть295.
Бывают также случаи, когда верховные правители296 и короли объединяются на основе столь тесных между собой союзов и дружбы, что имеют
одних и тех же врагов и друзей и должны сообща защищать
оружием и людьми от всех без исключения; нельзя вступать в какойлибо союз или дружбу без согласия другой стороны; эти договоры связывают
обязательствами не только самих и их , но и
их потомков. Такой характер носят договоры Филиппа Августа297 с Альбертом298, королем римлян299, и Лудовика IX300 с Альфонсом301, королем Кастилии302. Еще более важен договор, заключенный между Карлом V, королем
Галлии303, и Генриком, правителем Кастилии304, по которому последний признал вышеназванного Карла господином305. Эти соглашения, как и
все древние документы галлов, переписанные с подлинников в архиве, показал
мне мой коллега Карл Викин, муж, весьма прославленный своей образованностью и честностью306.
—
26
—
Глава VI. Об устройстве государств
Следовательно, единое государство создают не договоры, не торговые
отношения, не права, не законы, не религии различных гражданских общин, а единая власть. Так, испанский король владеет империей, огромной
по числу провинций и по протяженности территорий: отдельные провинции
включают многочисленные гражданские общины, различающиеся законами
и обычаями, а каждая община — несколько деревень, городов, укрепленных
мест, крепостей, которые пользуются одним и тем же правом;
нет ни одного укрепленного места, где не было бы чего-то особенного, чего
нет у других (я не касаюсь частных владений какой-нибудь корпорации). Однако есть законы государства, общие для всех, которые сплачивают воедино
множество народов, столь различных по языкам, нравам и географическому
положению, под верховенством одного и того же правителя. Такое же суждение надо вынести об остальных .
С другой стороны, царства, империи, тирании, республики объединяет
не что иное, как власть разума307 и общее право народов308. Отсюда следует, что наш мир — это как бы некая гражданская община309, а все люди неким образом связаны одним и тем же правом310 и понимают, что они одной
крови и находятся все под общей защитой разума311. Но в действительности,
поскольку эта власть разума никого не принуждает312, невозможно создать
единое государство из всех племен313. Так что правители либо прибегают к
оружию, либо используют договоры или доброе расположение друг к другу,
чтобы совершать за пределами государства то, что было законным
образом одобрено и постановлено314.
Что есть магистрат. — Растолковав понятие «гражданин», мы
должны определить также понятие «магистрат». Ведь оба они — первоначала гражданской общины. Аристотель определяет магистрата через право
отдавать приказы, отправлять правосудие и рассматривать государственные
дела315, но в конечном итоге называет магистратурами все государственные
должности316. В первом случае почти никто не был бы магистратом, ибо число причастных к законосовещательной, судебной и исполнительной власти
весьма ограничено. Кажется также абсурдным присваивать название «магистрат» всем тем, кто отправляет общественные обязанности; иначе придется
именовать магистратами писцов, ликторов317, корникуляриев318, аппариторов319 и даже палачей, которые некогда имели статус рабов320 и должны бы
скорее называться служителями. Слово же «магистратура» означает властные полномочия и исполнительную власть321. Так, диктатор, самый высший
магистрат из всех322, именовался «магистр народа»323. По этому поводу произошел серьезный спор между Эсхином324 и Демосфеном325: Эсхин говорил, что
τειχοποιός (распорядитель при постройке стен) — магистрат326, а Демосфен
не соглашался и называл эту обязанность ἐπιμέλειά τις καὶ διακονία (поручение
—
27
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
и служба), магистрата же он определял по исполнительной власти327. Более
обстоятельно это было рассмотрено нами в книге «О власти»328.
Следовательно, магистратом должен быть тот, кто причастен к публичной власти (imperium). Я добавил «публичной», чтобы отличить от власти отца и господина329. Власть магистрата проявляется не иначе, как через
эдикт330, правителя — через закон331. Но напрасно что-либо постановлять,
если за постановлением не следует исполнение. Поскольку же наименьшая
доля власти против нарушителей закона заключается в их задержании, то,
по правилу Варрона332 и Ульпиана333, тот, кто лишен права задерживать, лишен и власти. Поэтому почти во всех гражданских общинах задержание доверяют самым низшим магистратам, даже тем, у кого нет права вызывать
, как у плебейских трибунов, хотя они довольно часто злоупотребляли полномочиями (potestas) и привлекали к суду334. У венетов три мужа-защитника335 имеют право задерживать и обвинять виновных, но не вызывать
в суд336. У нас же право задержания предоставлено не только всем судьям,
но еще и тем, кого называют комиссарами крепости, однако они не имеют
права судить337. Те, у кого больше власти, могут также вызывать в суд и налагать штраф в пределах своих полномочий ради поддержания собственной
юрисдикции, которая в противном случае была бы ничтожной; присуждать
штраф могут даже судьи, обладающие самой малой судебной властью, которую мы называем предиаторской338. Другим дозволяется более
высокий штраф, некоторым — приговаривать к плетям, иным — даже пыточный допрос. Высшая ступень — когда дается право меча339, в котором, по
мнению юристов, выражалась неограниченная власть340, ведь ничего большего не может быть предоставлено магистрату, кроме, пожалуй, высшей
власти, то есть права жизни и смерти, которое проявляется в акте высшего
милосердия или суровости вне пределов законов; такое милосердие и суровость — достояние тех, кто обладает высшей властью в государстве. Таким
образом, власть магистратов как бы крайними пределами ограничена правом меча и правом задержания; она часто имеет основу, отличную от судебной. Первая заключается в эдиктах, последняя — в декретах. Поэтому мы
видим, что судьи по частным делам341 и легаты магистратов342 судят и выносят решения, магистраты же непосредственно приказывают и исполняют, но
редко выносят приговор. Как и у нас верховные курии принимают судебные
решения, а правитель сам отдает распоряжения. И поскольку Варрон приписывает одним магистратам право задерживать и рассыльного343,
другим — право вызывать в суд и ликтора, а некоторым — ни того,
ни другого344, то кажется, что он называет магистратами даже тех, кто лишен
империя, таких как эдилы345 и квесторы346; я думаю, что это происходит из-за
нечеткости широко распространенного обозначения.
—
28
—
Глава VI. Об устройстве государств
Кто же назовет магистратом того, у кого нет помощника и кто не может
что-либо приказывать? Это, правда, возможно в случае с обязанностями и
почестями, но не с империем. Карл Сигоний и Н Груккий347 ошибаются, когда считают, исходя из мнения Феста348, что им [магистратам] дается
власть (potestas), а не империй349. Ведь это нужно измерять по правилам не
грамматиков, а юристов, которые делают власть (potestas) равной, а иногда
и большей, чем империй. Словом «власть» (potestas), говорит юрист Павел,
обозначается империй у магистрата350. Действительно, проконсула351, который один «наделен всеобъемлющей юрисдикцией» (ибо так
Ульпиан352) и правами всех городских магистратов353, обозначаются юристами как «власть» (potestas), согласно разделу «Империй…» титула
«О юрисдикции»354. Александр Август355, по Лампридию356, сказал так: «Я не
терплю торговцев полномочиями (potestates)»357. Поскольку в
эдикте358 было определено, что нельзя привлекать к суду консула359, претора360
и остальных, кто обладает империем и властью (potestas)361, нам нужно понимать под «остальными» провинциальных магистрататов362. Но если бы было
правдой то, что они говорят, тогда нельзя было бы вызывать в суд эдилов и
квесторов; обратное утверждает Варрон363, и примерами подтверждает Валерий Максим364. Словом, они были лишены и власти (potestas), и империя, хотя,
согласно «Институциям» Юстиниана, эдилы пользовались частью судебных
полномочий преторов365. Ошибочно также и то, что у цензоров366 была власть
(potestas), но не было империя, как написал Сигоний367. Однако они имели
право вызова любого человека в суд, а следовательно, и задержания, по правилу Варрона368, что уже относится к империю. Если бы у них не было империя, права вызова в суд и задержания, по какому бы праву они обнародовали
эдикты (латиняне называют эдиктами приказания магистратов369), которые
мы находим у Ливия в Книгах XL370 и XLIII371 и у Зонары в Книге II372; по какому бы праву они включали сенаторов и всадников в
сословия или исключали при чтении списка373, вызывали граждан для оценки
их имущества374, брали залоги375, проводили cената376, собирали
весь народ на люстр377? Ведь Варрон в Книге V «О латинском языке» отрицает,
что претору позволено «созывать городское войско»; это разрешалось цензору, консулу, интеррексу378, диктатору379. Может на самом деле показаться
абсурдным, что плебейские трибуны, которых называют низшими магистратами, обладали империем, тогда как, напротив, цензоры, высшие магистраты
и те, кто избирался при высших ауспициях380, его не имели.
Определение же Аристотелем магистрата по праву судить и принимать
решения не имеет отношения к империю. Ведь те, кто управляют государством посредством мудрости, хотя и имеют право выносить приговоры, но
не могут приказывать; судьи же по частным делам и понтифики381 могут и
—
29
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
судить, и выносить приговоры, но не приказывать382, им не дано права вызывать в суд или задерживать, к тому же у них нет посыльного383 или ликтора384. «Понтифики, — говорит Цицерон в письме к Аттику385, — судьи
относительно религии, сенат — относительно законов»386. Но сенат не мог
приказать исполнить то, что постановил, как мы докажем с помощью Дионисия387, а понтифики вообще не имели никакого империя388, у них не было
и рассыльного, а их приговоры исполняли преторы, как можно узнать Ливия и Валерия о распутных и погасивших огонь
весталках389. Так и у наших понтификов нет ни посыльного, ни ликтора, но
они просят их у магистрата, или магистраты приводят в исполнение их смертные приговоры390, ибо, как это ни смешно, «нам не позволено
предавать смерти никого»391. Таковы слова иудеев392, у которых, как пишут
раввины, был отнят весь империй, а Иудея низведена до подобия провинции393 за сорок лет394 до второго разрушения Храма395; но по закону Моисея396
им это не запрещалось, как наши ошибочно полагают; ведь только жрецам,
легатам и их агнатам397 дозволялось выносить смертные приговоры преступникам и производить суд по уголовным делам, как сообщают еврейские
правоведы в книгах Талмуда398 в титуле «Санедрим» в главе 4399, и именно это
халдейский толкователь Иеремии400 счел достойным отметить401. Поэтому,
поскольку муниципальные магистраты иудеев имели только право умеренно
наказывать рабов, как пишет Ульпиан в разделе «Муниципальным магистратам…» титула «О юрисдикции»402, иудеи ответили Публию Понтию, презесу
Иудеи403, который очень хотел, чтобы Христос был ими легко наказан404, что
по закону Моисея он совершил преступление, караемое смертью, но им не
дозволено приговаривать кого-либо к смерти405. Из этого должно быть ясно,
что приведенная нами в главе III классификация государственных обязанностей406 столь же верна, сколь и необходима.
Что есть высшая власть. — мы должны дать дефиницию
высшей власти (summum imperium), которая определяет государственного устройства и которую Аристотель называет κύριον πολίτευμα
или κυρία ἀρχή407, италийцы — signoria408, мы — suverenitas409, латиняне —
высшим управлением государственными делами (summa rerum) и высшей
властью (summum imperium)410. Благодаря исчерпывающему определению
проясняются многие темные и трудные вопросы, касающиеся государства;
однако этим пренебрегли Аристотель и те, кто писали о нем. Я полагал , что высшая власть определяется или правом назначать магистратов,
или правом карать и вознаграждать, но поскольку различные наказания и
поощрения обычно назначаются по воле магистратов и в силу их империя,
из этого вытекало бы, что они осуществляют высшую власть совместно с
правителем, а это абсурдно. Да и весьма опасно предоставлять магистрату
—
30
—
Глава VI. Об устройстве государств
всю власть (potestas) в государстве, что Содерин обоснованно доказывает
у Гвикардина411; ведь когда это стало нормой для Флоренции412, республика
пришла к гибели413. Подобным образом у ассирийцев414 и у наших предков
магистры дворца, однажды назначенные правителем, так долго держали в
свои руках всю власть (potestas) в государстве, что в конце концов присвоили королевское достоинство415. Следовательно, не будет хорошо устроенным
государство, в котором весь империй отдадут магистрату.
Итак, сравнив мнения Аристотеля, Полибия, Дионисия и правоведов
между собой и с тем, что было написано о государствах всех народов, я прихожу к мысли, что высшая в государстве заключается в пяти вещах416: первая и важнейшая — назначать высших магистратов и определять
полномочия каждого417; вторая — издавать или отменять законы418; третья — объявлять и заканчивать войну419; четвертая — выносить конечное
решение по жалобам на приговоры всех магистратов420 и последняя — право жизни и смерти, когда сам закон не оставляет никакого
места для снисхождения и милосердия421. Однако эти никогда
не предоставляются магистратам при организованной должным образом системе управления, разве что в чрезвычайном порядке под давлением необходимости. А если все же решения по таким делам принимает магистрат, то их
утверждение остается в ведении либо правителя, либо народа соответственно устройству каждого государства. В то же время известно, что эти ,
по мнению юристов422, принадлежат правителю, и еще многое другое, как,
например, право вводить налоги и подати423 и чеканить монету424, которым,
по их словам, обладает он один425; впрочем, прежде такие часто давались магистратам, да и в наше время тоже. Эти подробно
рассмотрены нами в книге «О власти»426 в главе «О верховной власти» (jus
majestatis). Но поскольку империй народа в демократическом государстве и
оптиматов в аристократическом такой же, как у правителя в монархическом,
следовательно, этими главными элементами империя также обладает и народ. Чтобы их яснее понять, необходимо разобрать вопрос, давно обсуждавшийся, но еще не решенный юристами427, а именно: обладает ли магистрат
чистым империем (merum imperium) или же он принадлежит одному лишь
правителю. Решая как раз этот вопрос, император Генрик VII428, избранный
в Бононии429 третейским судьей между Лотарием430 и Азоном431 в споре, залогом которого был конь432, рассудил, что чистый империй принадлежит
единственно правителю433; поэтому и говорят, что Лотарий получил коня,
а Азон — справедливость434. Все другие, кто об этом писали, за исключением
Алькиата435 и Молинея436, рассудили, что мнение Азона было более верным437.
Но этот вопрос следует перевести из гипотезы в тезис438, чтобы лучше
понять его. Чистый империй заключается в одном праве меча; ведь так его
—
31
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
толкуют439, исходя из самого Ульпиана440. Однако необходимо выяснить,
остается ли империй, вверенный правителем магистрату, — будь то право
меча или ведения войны, или заключения мира, или назначения магистратов, или издания законов, или вознаграждения и наказания — в руках правителя либо переходит к магистрату? у всех единое мнение. Лотарий взял правило Папиниана из «Об обязанностях того,
кому делегирована юрисдикция», согласно которому «магистраты отправляют функции государственного суда», но не могут передать 441, и их чаще называют исполнителями (executores) или распорядителями (administratores) при отправлении правосудия442. Аккурсий443 пишет
так: «…право — у правителя, у остальных — исполнение»444, которое
лежит в сфере практики, 445. Азон растолковал слова закона, что
претор делает что-либо «на основании собственного империя»446, что «презес 447 обладает самым большим империем после правителя»448,
а «префект Египта449 слагает империй, который был ему дан»450, как ,
относящиеся к праву по необходимости451. Такова сумма приведенных всеми
толкователями доказательств, которые, однако, не решают вопрос, а делают
его все более и более запутанным. И не только этот, но и бесконечное число
вопросов о праве пребывает в большой неясности, поскольку до
сих пор никто из толкователей не объяснил, какова разница между исполнением закона (legis actio)452 и обязанностями судьи (judicis officium)453. Да и
в чем заключается исполнение закона, никто при столь великом множестве
писателей, кажется, не раскрыл; что я и надеюсь кратко разъяснить, как и то,
какова сила и значение и того, и другого454.
Теперь только то, что касается обсуждаемого вопроса. Есть две опоры
всеобщего права — закон и справедливость, на которых крепятся исполнение закона и обязанности магистрата, и закон находится в том же самом отношении к его исполнению, как и справедливость — к обязанностям магистрата. И Папиниан, и Ульпиан455, и упомянутые юристы прежних веков456
считали так: все , предоставленные магистрату по закону, не
могут быть переданы от него другому (ему надо лишь строго исполнять этот
закон), и поэтому они принадлежат не столько ему, сколько самому закону,
однако то, что оставлено на усмотрение его [магистрата] справедливости, он
может доверить другому на основании своего права457. Например, преторы и
судьи по государственным преступлениям не могли ни передавать империй
другим (такой пример привел Папиниан458), ни отягчать, ни смягчать закона при судебном разбирательстве, ни что-либо добавлять,
но выносили приговор одним словом, мало того, одной буквой, например,
А — absolvо (оправдываю), С — condemno (осуждаю), N. L. — non liquet (не
очевидно)459. И это было сделано, чтобы доброе имя, жизнь460, наконец, со—
32
—
Глава VI. Об устройстве государств
стояние граждан зависели от решения не какого-нибудь человека, а самого
закона.
Напротив, гражданские дела в силу того, что они были менее серьезными и не могли быть все охвачены законами (ведь их число бесконечно), оставили на решение городского претора или претора перегринов461, которые
при их рассмотрении не были связаны, словно путами,
исполнять закон, но сообразно своей справедливости и совести многое вне
рамок закона и даже иногда вопреки ему решали, судили, назначали судей462
и, наконец, посредством обнародования эдиктов улучшали, исправляли,
смягчали законы или делали их более суровыми463. Как раз такую обязанность магистрата Бартол назвал благородной, а исполнение закона — обязанностью наемной, точнее, рабской, поскольку она служила только
закону464. Поэтому то, что делают судьи по частным делам или третейские
судьи, назначенные по закону или делегированные, они делают, так сказать,
скорее исполняя закон, чем в силу судейской обязанности. Ведь городской
претор хотя и не был связан исполнять закон, однако же
обязывал к этому тяжущиеся стороны. Это не означает, что магистрат, который осуществляет предписания законов, не может исполнять обязанность
, просто говорить так не совсем точно, да и неверно. Тот же, кто на
основании своего права обладает империем, юрисдикцией или еще чем-либо
подобным, обладает ими всецело и «может поручать другому осуществление
», как о том пишет Ульпиан465 в разделе «Обычаем предков…»,
в «О юрисдикции»466. Но тот, кому дано поручение, как бы не может одолжить другому уже одолженную вещь, иначе это считается воровством467. Это справедливо по отношению не только к частному лицу468, но и
к магистрату, который получил право суда от другого; он обладает «чужой
», как пишет Юлиан469 в титуле «Об обязанностях того, кому
делегирована юрисдикция»470.
И поскольку многое предоставляется магистратам вне рамок закона,
а многое охвачено законами, должно быть ясно, что то, чем они обладают по
своем праву, приняв магистратуру, принадлежит им, остальное же — законам или тем, кто передал . Из этого понятно, что преторы
не имели ни чистого империя относительно государственных преступлений,
ни права меча, у них было лишь право исполнять и применять закон в той же
степени, что и у того ликтора, к которому Брут обратился со словами: «Ликтор, исполняй то, что велит закон!»471.
Тот же, кто всегда в чрезвычайном порядке разбирал преступления, караемые смертной казнью, не был связан никакими путами и даже смягчал
или отягчал наказание по своей воле, но не переходя меры, как написал Ульпиан в разделе «Ныне…», в «О наказаниях»472; по этой причине он
—
33
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
обладал властью меча473. Подобным образом римские консулы, приняв войско, получали по праву магистратуры полномочия для ведения войны, так
что по своей воле беспокоили или нападали на врага и по своему усмотрению руководили организацией снабжения и военной подготовкой, однако
они не могли объявлять войну или прекращать ее474. Ведь первое было делом
народа475, второе — плебса476. Вот почему выдали консулов, которые, не получив приказа, согласились на мир с самнитами477 и нумантийцами478. Вот
почему войско гельветов, заключив договор с Трамулием479, взяло заложников, которые поплатились бы головой, если бы правитель не одобрил его480,
ибо только правителю принадлежит право объявлять войну и прекращать
ее. Так и Катон481 призывал выдать галлам482 Цезаря, ведь тот объявил им
войну483, не получив разрешения484. Так что даже когда полководцу определенными законами и условиями дается право устанавливать мир или объявлять войну, что происходит в нарушение обычного порядка, он не может
ни выйти за пределы данных ему полномочий, ни передать их другому, ибо
не имеет такой возможности по праву магистратуры и империя; он лишь исполняет закон. Напротив, диктатор обладал в силу своей должности правом
войну и мир, жизнь, к смерти и
всем государством, однако же временно485 и пока он диктатор
государства486, который собственно исполнял не должность, а поручение487.
И хотя империй — атрибут магистрата488, тем не менее никто не обладает
магистратурой и почестями на основании своего права, но как бы хранит
их, пока не истечет срок или пока тот, кто дал, не потребует обратно. Именно это Ульпиан имел в виду, когда
говорил, что принятая магистратура слагаема489, и это смутило Алькиата490.
Однако , которые вверяются магистрату или частному лицу
на основании особого права491 и во исполнение закона, отзываются после
смерти правителя или того, кто передал, если дело безущербно492, как
в случае с прокураторами493; же, относящиеся к праву магистратов, не отзываются. Но об этом подробнее и в своем месте. Кcтати, это
было нами весьма обстоятельно разобрано в книге «О власти»494.
Сложнее другой вопрос: нуждаются ли декреты сената в утверждении
правителя или тех, кто занимает высшую должность в государстве? В отношении правителя меньше сомнений, ибо он — глава своего сената и совета,
так что все декреты получают его утверждение; они не имели бы силы, если
бы он сам не отдавал распоряжения. Потому что сенат не имеет ни империя, ни судебной власти, если только не проявляют
снисходительность правитель или народ, когда не отвергают акты сената,
тем самым как бы позволяя им вступить в силу. Но если есть что-то более
серьезное, что касается верховной власти, это обычно передают в ведение
—
34
—
Глава VI. Об устройстве государств
правителя; мы пользуемся именно этим правом. Однако при правлении народа и оптиматов больше неясности, так как ни народ, ни все оптиматы не
могут участвовать в обсуждении государственных дел, а если бы могли, то
было бы пагубным и чреватым опасностью делом доверять самые важные
решения толпе — они не могут быть утверждены, если не разобрались. И все же Дионисий подтверждает в Книге II, что так и было: «Ведь сенат
римлян, — говорит он, — не повелитель (κύριος) того, что он постановил,
таковым является народ»495. Поэтому у Ливия часто :
«сенат постановил, народ повелел»496, а могущество (potestas) Сципиона Африканского он описывает так: «Сципион осеняет собой государство, владычествующее над всем земным кругом, мановение его может заменить и
постановления cената, и повеления народа»497. «Не могло быть нерушимым
то, — говорит Цицерон, — чего не повелел (jussit)498 народ и плебс»499. Поэтому сенатусконсульты500 сохраняли силу закона не более одного года, вопреки мнению Конана501; свидетель — тот же Дионисий502 в Книге VII503. То же
было и у афинян, как пишет Демосфен в «Против Аристократа»504.
Они [сенатусконсульты] не накладывали никакие обязательства на народ
или плебс505, как и эдикты магистратов, которые после закона Атерния могли
присуждать только к небольшому штрафу506; наложение же более крупного
штрафа и конфискация имущества производились по приговору плебса507,
как видно у Ливия в Книге XXV508 и повсюду у Валерия509. Следовательно,
поскольку только народу принадлежало право вводить в действие закон, ни
приказы магистратов, ни декреты сената не назывались законами и значительно отличались от них как по размерам наказания за их нарушение, так
и по своему значению и силе. Ведь при утверждении закона не только магистраты, но и весь народ клялся исполнять его, как пишет Аппиан в Книге I
«Гражданских войн»510. В Двенадцати таблицах511 и в священных законах512
было сказано, что «никто не мог быть освобожден от законов,
кроме как по решению народа»513. И так же как условия контракта не могут
ограничивать государственное право, постановления коллегий514 — муниципальные , муниципальный закон — обычаи гражданских
общин, гражданские общины — законы государства, так и частные лица
не могли ограничивать империй магистратов, полномочия (imperia) магистратов — права (auctoritas) cената, права cената — власть (potestas) плебса,
власть плебса — верховенство (majestas) народа, в руках которого находилось высшее государственное управление (totius imperii summa).
Но поскольку казалось опасным доверять решение государственных дел
толпе (что, однако, было неизбежно, если все декреты сената утверждались
народом), народ предоставил сенату право ведать всем, что касалось государства, за исключением права назначать магистратов, проводить законы,
—
35
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
объявлять войну и мир515, распоряжаться жизнью и смертью и выступать в
качестве последней инстанции при обжаловании приговора; это народ сохранил для себя ради верховенства в государстве, как видно из
речи консула М Валерия516 у Дионисия517 и из слов самого Полибия518.
В остальных , чтобы сенат не злоупотреблял полномочиями, плебейским трибунам было позволено накладывать вето на любые его решения519. Поэтому, когда заседал сенат, трибуны стояли перед дверями, и его
решение не утверждалось, пока трибуны не писали на нем букву «Т», знак
согласия520; в более поздние времена им было позволено входить в сенат521.
Следовательно, то, что предоставляется сенату и магистратам, отличается от высшей власти; иначе пришлось бы признать, что последняя находится
у тех, кто получил ее от других; если это кажется абсурдным, то абсурдным
должно казаться также и утверждение Полибия, что высшая власть в государстве принадлежала частично народу, частично сенату, частично консулам и потому представляла собой некое равновесие полномочий оптиматов,
монарха и народа522. Это мнение приняли Дионисий523 и Цицерон524, затем
его решительно одобрили Макиавелл525, Контарен526, Т Мор527, Гаримберт528 и Мануций529, которых мы намереваемся опровергнуть в нашем
исследовании; это крайне важно, ибо благодаря такому изысканию можно
прийти к более глубокому пониманию того, что написано о государствах.
Когда у флорентинов вспыхнул яростный спор о том, следует ли возвращать свободу народу530, казалось опасным и губительным доверить тайны власти толпе531, было постановлено, что народу (за исключением отбросов плебеев, которые, согласно законам, не могли получать магистратуры)
надлежит вводить в действие законы и назначать магистратов, а сенату
и магистратам народа ведать всем остальным532. Так пишет Гвикардин533.
Отсюда также должно стать ясным, что право высшей власти заключается прежде всего в этих . Значит, сначала надо рассмотреть, кто может
давать власть магистратам и отнимать ее, кто может вводить в действие законы или отменять их: кто-то один, меньшая часть граждан или их бóльшая
часть. Установив это, легко определить, каково устройство государства; четвертого не существует, да и невозможно представить. При этом добродетель
или порок не делают государства различными534: будь правитель несправедливым или честным, монархия, тем не менее, останется монархией. То же самое можно сказать об оптиматах и народе, которые, даже если у них нет никакого иного , кроме назначения магистратов, обладают верховной
властью, и определять государственное устройство необходимо по ним. Мы
назовем его государством оптиматов или народа (мы должны использовать
эти слова, чтобы нам не проходилось часто пользоваться указывающими на
добродетели и пороки терминами «аристократия», «олигархия», «демокра—
36
—
Глава VI. Об устройстве государств
тия» и «охлократия»535), тем более если, кроме назначения магистратов, у них
есть также право о войне и мире, о жизни и смерти, наконец, о законах и обжаловании приговоров. Известно же, что это было всегда
не только при монархии, но и при правлении оптиматов и народа.Ведь утверждение, что нет права подавать апелляцию на решения сената536 и префекта претория537, касается обычного судопроизводства, ибо позволяется апеллировать к правителю или к народу в чрезвычайном порядке, что Аркадий538
назвал «совершать суппликацию»539, когда того требует необычность дела
или важность лиц540. Но чтобы не излагать до бесконечности все из историй, мы используем примеры афинян, римлян
и венетов, чтобы показать, насколько ошибочно сообщенное ими [Полибием
и его последователями] о правильно организованном государстве римлян.
Государственное устройство у римлян. — Итак, я полагаю, что в век
Полибия и в гораздо большей степени Дионисия и Цицерона государственное устройство римлян было полностью народным. Ибо после изгнания из
Города царей первым законом, предложенным Брутом541 народному собранию, стал закон о власти, по которому народ выбирал консулов на годичный
срок. Именно так сообщают Тит Ливий и Дионисий542. Из этого очевидно,
что всю консульскую власть они должны были испрашивать и получать у
народа543. Следовательно, когда утверждают, что консулов
была признаком царской власти544, это столь же ошибочно, как если бы говорили, что царские полномочия имели и префект претория при императорах
римлян, и великий басса у турок545 или даже магистр дворца при королях галлов546, ибо они самостоятельно решали самые важные в государстве
и к тому же обладали властью не только большей, чем консулы, но и пожизненной. Поэтому, если абсурдно приписывать царские полномочия магистру
воинов547, еще более абсурдно приписывать их консулам. В дальнейшем мы
покажем, что у плебейского трибуна было больше власти, чем у консула.
Теперь я перехожу к сенату, в котором увидели признак аристократии548, хотя он получал все права и власть от народа, ведь избрание сенаторов совершалось по его решению или повелению549.
Наши предки, говорит Цицерон, «…избрали должностных лиц с годичными
полномочиями — с тем, чтобы навсегда поставить во главе государства совет… но чтобы члены этого совета избирались всем народом и чтобы доступ в это высшее сословие был открыт для всех деятельных и доблестных
граждан»550. Впоследствии народ, чтобы снять с себя эту заботу, постановил551 по закону, предложенному плебейским трибуном Овинием552, как это
у Феста, что «цензоры будут выбирать по куриям лучших граждан
—
37
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
из каждого сословия»553. Однако цензоры, как и остальные магистраты, назначались народом. Таким образом, какого бы размера ни была власть, она
считается полученной от народа. Где же тогда аристократическое правление
сенаторов? Если, действительно, оно все-таки существует, то, по-видимому,
такое же, какое бывает в монархическом государстве, где совет, назначенный правителем, имеет полномочия, равные сената римлян,
однако считать, что он делит империй с правителем, не только глупо, но и
преступно. Точно так же следует судить и о сенате римлян, который, по словам , разделяет империй с народом554, будто господа вместе с
рабами и прокураторами совместно отправляют власть.
Мы же утверждаем, что все полномочия сената и магистратов определялись волею и расположением народа; это было бы достаточным доказательством, чтобы считать устройство чисто народным.
Впрочем, П Валерием555, товарищем Брута 556,
был предложен еще один закон, который Ливий называет «единственным
оплотом свободы»557 Рима. Его первая глава предусматривала право свободно апеллировать к народу на любого магистрата558; согласно
другой главе, «ни один магистрат не имел права, вопреки провокации, ни
казнить римского гражданина, ни наказать его розгами»559, ни приговорить
его к денежному штрафу560; наконец, никто не мог иметь империя, если только он не был дан ему народом, иначе его ожидала смертная казнь561. В этом
единодушны также Ливий562, Дионисий563, Валерий564, Плутарх565 и Помпоний566. Как раз этот закон о провокации, поскольку он часто нарушался567,
трижды вносился568 Публием569, Луцием570 и Марком Валериями571, мужами
одного и того же рода572. Какое же аристократическое правление у cената,
какая царская власть у консулов, которые не могли ни наказать гражданина
розгами, ни наложить штраф вопреки права на провокацию? То, что право
объявлять войну целиком принадлежало народу, настолько очевидно, что не
нуждается в примерах. Ведь оно применялось еще при царях, судя по закону
Сервия573, как передает Дионисий574, и намного чаще после их бегства575. Тит
Ливий говорит в Книге IV: «…возник спор, объявлять ли войну от имени
народа, или достаточно будет сенатского постановления. Верх взяли трибуны, угрожавшие воспротивиться набору, и Квинкций внес предложение… в народное собрание. Все центурии высказались за войну»576. Подобным образом законом Ацилия577 была начата война против Антиоха578.
А то, что народу полностью принадлежало право наказывать розгами, освобождать или отправлять в ссылку (о смертной казни было уже сказано),
ясно из трибунского Порциева закона, внесенного консулами Валерием579 и
Апулеем580 в 454 году от основания Города581 (Сигоний, конечно, ошибается,
когда пишет582, что его предложил Катон Цензорий583), по которому граждане
—
38
—
Глава VI. Об устройстве государств
были избавлены от розог584. Сто лет спустя этот принцип стал еще более незыблемым благодаря законопроекту Семпрония585, когда
начали наказывать как за государственную измену586.
А что же Полибий? «Если кто-либо примет во внимание только полномочия народа, — пишет он, — тот, наверное, признает Римское государство
демократическим, если сената — то аристократическим»587, потому что ведает обсуждением государственных дел, распоряжается казной, принимает и отсылает посольства, расследует заговоры, государственную измену и отравления588. Он [Полибий] так много ошибается, что, даже описывая
полномочия народа589, по великому заблуждению смешивает его, как почти
все греки, с плебсом590. Кроме того, он опускает самое главное, что было
cената, и делает его прерогативой то, что не могло совершаться без народа. Ведь у cената не было ничего важнее того сенатусконсульта
«Пусть консулы следят…»591, который в тяжелые времена для государства он
извлекал, словно меч, против Сп Мелия592, Гракхов593, Сатурнина594
и Цезаря595. Сенат обладал также правом назначать диктатора, но только в
чрезвычайном порядке, ибо, когда этого требовало дело, консул обычно назначал интеррекса, а интеррекс — диктатора по постановлению сената596.
Таким путем, говорит Дионисий, сенат вводил в заблуждение плебс597. Но
плебейские трибуны без труда раскрыли этот секрет власти и долго не позволяли назначать диктатора «по наилучшему закону», то есть без права обжалования («наилучшим» закон о диктаторе называет Фест598).
«После выбора диктатора, — говорит Плутарх, — когда все магистраты слагали свои полномочия, плебейские трибуны сохраняли власть»599 и помогали
гражданам против диктатора посредством интерцессии600, как,
например, против диктатора Фабия Максима601, вознамерившегося наказать
магистра воинов602 Минуция603: тогда трибуны добились604, чтобы Минуций,
освобожденный от угрозы наказания, имел равную власть с диктатором605.
То, что сообщение Полибия о смертных приговорах606 ошибочно, мы показали, на Валериевы, Порциевы и Семпрониев законы607. Вот
какие слова сенатора608 приводит Ливий: «Я не считаю возможным, чтобы
сенат занимался делами кампанцев609, римских граждан610, не будучи уполномочен на то народом»611. А эти кампанцы, которые долго оказывали поддержку Аннибалу612, были обвинены в самом тяжелом преступлении — государственной измене613.
Почему тогда, скажет кто-нибудь, столько граждан было предано смерти сенатом, а еще больше магистратами без повеления народа? Хотя примеров тому бесконечное число, нет более известного, чем с войском, которое «под Регием614 после смерти полководца Юбеллия выбрало
писца»615. Сенат, говорит Валерий, воспринял с таким
—
39
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
негодованием616, что, отозвав воинов в Город617, приговорил их к смерти и
«каждый день обезглавливал топором пятьдесят человек, высеченных розгами618, а также запретил предавать погребению и оплакивать
их смерть»619. Напрасно плебейский трибун М Фульвий620 кричал, что
сенат попрал обычай предков и ниспроверг священные законы621. Консул же
Аппий622, «обвинив войско в нарушении воинской дисциплины623, центурионов624, знаменосцев и поставленных на двойное довольствие625, высеченных
розгами», предал смерти626, но не в лагерях, как дозволялось полководцу, а в
центре Города627; из остальных воинов он выбрал для казни
каждого десятого628. Подобным образом cенат до Корнелиева закона629 освобождал многих от положенного по закону вопреки священным
законам. На это возражение отвечает некий правовед630: «…следует обращать
внимание не на то, что случилось в Риме, а скорее на то, что необходимо делать по закону»631. Ведь нужно судить об устройстве гражданской общины
по самим государственным установлениям, а не по отступлениям .
Действительно, триумвиры по тяжким уголовным делам632, которые имели
право наказывать лишь рабов633 и перегринов самого низкого положения,
предавали казни брошенных в тюрьму не только граждан, но даже самих магистратов и курульных должностных лиц, как видно у Валерия Максима634.
Однако любому разрешалось выдвигать против них635 обвинение верховную власть, как Клодий636, осудивший
Цицерона перед плебсом (apud plebem) за государственную измену, ибо тот
предал казни заговорщиков без согласия народа (populus)637. Но этот приговор Цицерону тоже был отменен638, поскольку его мог вынести только народ (populus)639. Отсюда раздоры плебса с сенаторами и одних магистратов
с другими всякий раз, когда те злоупотребляли империем вопреки законам.
Следовательно, у магистратов были немалые полномочия (magna imperia), хоть и ограниченные, больший вес имело мнение (auctoritas) сената, чем
магистратов, плебс обладал еще большей властью (potestas); но ни у кого,
глубоко изучившего этот вопрос, нет сомнения, что верховенство во всем
государстве и наивысшая власть (majestas et summum imperium) принадлежали народу, — исходя из того, о чем мы сказали выше, так и из того, что
народ разрешал споры между патрициями и плебсом, словно судья и арбитр.
Ведь когда сенат пытался угнетать плебс или плебс поднимался против сената, не было иного способа погасить смуту, кроме как самим консулам или назначенному диктатору спросить у народа, что, по его мнению, должно быть
сделано. Это можно увидеть по трем сецессиям640 плебса и, особенно, той
чрезвычайно длительной распре, когда патриции упорно отвергали плебисциты641, а плебс — сенатусконсульты642. Тогда, согласно Дионисию, консулы
Л Валерий643 и М Гораций644, созвав народ, внесли в центури—
40
—
Глава VI. Об устройстве государств
атные комиции законопроект, по которому cенат должен был подчиняться
плебисцитам645, и смута сразу же улеглась646. Но мало-помалу сенат стал пренебрегать плебисцитами, трибуны — неистовствовать и накладывать вето на
сената. Сто десять лет спустя К Филон647, назначенный диктатором648, вновь внес в народное собрание тот же самый закон, чтобы решения плебса имели законную силу в равной мере, что и постановления
народа. В одной главе также устанавливалось, что нельзя предлагать законы
народу через центуриатные комиции, не посоветовавшись с сенатом649; плебсу же предлагали без совета с ним, и потому было трудно добиться от
патрициев, чтобы они не нарушали сплошь и рядом его решений. Так было
до тех пор, пока диктатор К Гортензий650 пятьдесят лет спустя не внес
тот же самый закон в народное собрание651.
С этого началась гибель Римской державы, ибо плебсу, то есть массе людей самого низкого положения652, было дозволено вводить в действие закон,
который равным образом должны были соблюдать все граждане, как если
бы он был установлен народом. Плебс добился также назначать всех
магистратов и понтификов, кроме консулов, преторов и цензоров653, сверх
того, выносить приговоры в публичных процессах, за исключением тяжких
уголовных дел654, прекращать войну, объявленную народом655, и продлевать
империй, данный народом656. Наконец, плебс, подталкиваемый трибунами,
захватил также и все остальное; он весьма часто объявлял войну, например, по предложению Сульпиция657, Манилия658 и Габиния659; трибуны вносили такие в собрание плебса вопреки обычаю предков660
и приговаривали некоторых наилучших к изгнанию вопреки
священным законам661. Это привело к тому, что высшее управление государственными делами перешло от народа к плебсу (от демократии к охлократии) и отбросам народа, особенно в те времена, когда оба Гракха, затем
Ливий Друз662, потом также Сатурнин и П Сульпиций, плебейские
трибуны, осквернили Город кровью своей663 и своих сограждан664.
Следовательно, если мы отдаем высшую власть или народу, то есть пяти
классам665 (ибо шестой666 не играл никакой роли в старших667 комициях668),
или плебсу, то есть всем гражданам (за исключением патрициев), разделенным без разбору по тридцати пяти трибам669, это должно означать, что государственное устройство такого рода является народным. Сенат же получал
все полномочия от народа, ничего не мог без повеления или согласия народа, а все, что должен был постановлять, постановлял от имени народа. Разве
важно для определения государственного устройства, выносит ли постановления сам народ или их выносят от его имени?
Но еще абсурднее кажется то, что принадлежащее одному, например,
царскую власть, хотят приписать двум консулам670, хотя у трибунов полно—
41
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
мочия были гораздо бóльшими. Неверно и то, что Карл Сигоний написал в
главе «О магистратах»: консулы «могли отозвать сходку у любых магистратов, а у них не мог никто»671, хотя не было ничего более частого, чем наложение трибунами вето на решения консулов. Ливий пишет в Книге XLIII672, что
имущество Тиб Гракха, того самого, кто был консулом и цензором673,
плебейский трибун «передал богам674, потому что тот при наложении штрафа
и взятии залога не подчинился трибунскому вето»675. Он же «назначил день»
Клавдию Цензорию676 за то, что тот отозвал у него сходку677. Также плебейский трибун Л Флавий678 консула Метелла679, а другой680 цензора Аппия681 «приказал отвести в темницу», как у Ливия в Книге IX682.
Он же говорит в Книге II: «Направляет трибун к консулу посыльного, консул — к трибуну ликтора, выкрикивая, что трибун — частный человек, нет у
него власти, нет должности»683. Наконец, плебейский трибун Друз684 консула
Филиппа685 за то, что тот перебивал его на собрании, схватив за горло, привел
в тюрьму с помощью посыльного686, как пишет Флор687 в главе 55688. В то же
время касаться священного тела трибуна с целью нанесения ему вреда было
преступлением, влекущим смертную казнь. И даже Векций был безнаказанно убит за то, что не встал перед трибуном689. Вообще, полномочия плебейского трибуна были настолько велики, что он один своим вето останавливал
действия не только сената, но также магистратов, коллег и самого
плебса690; их нельзя было возобновить, пока плебс на очередных ежегодных
выборах не лишал его власти. Доказательство тому — плебейский трибун
М Октавий691, который, как у Плутарха692, один воспротивился всем коллегам и Тиберию Гракху, внесшему аграрный закон693,
и закон не смог пройти, пока в результате голосования плебса у него не была
отнята власть694. Наконец, при назначении диктатора лишь трибуны удерживали власть695, тогда как остальные магистраты слагали с себя свои обязанности696. Словом, если уж у консулов царские полномочия, то у трибунов, надо
полагать, их еще больше, если только не выдвигать в качестве возражения
отсутствие у них царских знаков отличия, чему Контарен придает огромное
значение697: ведь они находились в Городе постоянно и среди людей плебейского звания без фасций698, без ликторов, без курульного кресла699, без права
вызывать в суд и выносить приговор700; именно по этой причине Плутарх в
«Вопросах» и Ливий в Книге II отрицают, что они — магистраты701. Но если
опустить эти вещи, при том, что имущество всех граждан, их благополучие,
свобода, жизнь, смерть, устройство всего государства, полномочия, права, законы, войны, союзы, наконец, империй магистратов, понтификов и самого
сената определялись волей народа, кто может сомневаться, что государство
было народным? афиняне являлись бóльшими поборниками народного правления, чем римляне, однако и те были его приверженцами.
—
42
—
Глава VI. Об устройстве государств
Мы разобрали это столь обстоятельно, чтобы опровергнуть мнение Полибия, Цицерона и Дионисия о правильно организованном государстве; мы
защищали свое; я не буду утверждать, истинно оно или ложно, однако, думаю, что оно более правдоподобно, чем их. Теперь легко отбросить доводы
Макиавелла, Контарена, Сигония, Мануция и других, которые придерживались той же точки зрения. Ведь они считали, исходя из мнения Полибия и
Дионисия, что государство лакедемонян702, равно как и римлян703 и наконец
даже венетов704, было составлено из трех форм, о которых я сказал, смешанных в должной мере. Что касается лакедемонян, Аристотель, кажется, дал
повод заблуждаться тем, кто полагал, что их государство было правильно
организованным из-за того, что он передал высказывания других, которые
называли его отчасти народным, отчасти царским, отчасти
оптиматами и которых он не опроверг705. Но поскольку, начав исследование,
он рассматривал только три вида государства706, кажется, нет необходимости выяснять более подробно, что он думал по этому поводу, ведь то, что он
написал, и так очевидно. Впрочем, если кто хочет полностью разобраться
в устройстве этого государства, пусть черпает не из Аристотеля, которого
подспудно опровергает Плутарх707, не из Ксенофонта708, который судил лишь
о нравах709, но из самого Плутарха710, который отправился в Лакедемон711 и
собрал древнейшие свидетельства писателей о деяниях лакедемонян, чтобы
изложить их как можно правдивее и лучше712.
Государственное устройство у лакедемонян. — Итак, он [Плутарх]
сообщает, что Ликург713, упразднив царскую власть714, учредил сенат из двадцати восьми мужей715, к которым присоединил двух царей716 — Харилая717,
сына брата718, и Архелая719, ведущих свой род от Геркулеса720; был
издан закон, предписывавший этому сенату из тридцати мужей выносить
постановления по поводу всего, что имело отношение к государству, а народу — утверждать их постановления721. Ничего другого для государственного
устройства Ликург не учредил, никаких магистратур не создал, за исключением магистра юношества722. С другой стороны, он вверил царям как вождям723 попечение о ведении войны724. Дионисий в Книге II также
утверждает, что Ликург позволил народу давать согласие на законы725, назначать магистратов, объявлять и прекращать войну726. Из этого должно быть
ясно, что государственное устройство Ликурга было полностью народным.
Но поскольку народ в большинстве случаев не желал утверждать постановления сената, как сообщает Плутарх, цари Феопомп727 и Полидор728 сто
тридцать лет спустя после Ликурга729 передали эту высшую власть от народа
сенату, как бы по велению оракула, дабы народ не скорбел о ее утрате730. Тогда же они решили, что сенат будет назначать пять эфоров с полномочиями
на один год в качестве наблюдателей за царями и сенатом731, чтобы воспре—
43
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
пятствовать установлению тирании732. По существу, у царей не было ничего,
кроме имени733. Так что Макиавелл и многие другие ошибаются, утверждая,
что был только один повелитель734. Однако, если царские
полномочия, которые должны принадлежать одному, становятся общими
для двоих, они будут общими и для многих; потому-то и последовал переход власти от народа к оптиматам735. Действительно, народу не осталось никакой доли во власти736. Лишь когда кто-либо из оптиматов умирал и когда
кандидаты проходили , тот, кто больше нравился, удостаивался самых громких рукоплесканий, а судьи, прятавшиеся в
укромном месте, объявляли сенатором того, кому рукоплескали сильнее737.
Но никаких дощечек, никаких голосований, наконец, никакого порядка подачи голосов. Пятерых эфоров с полномочиями на один год назначали оптиматы; это была самая высшая магистратура из всех738. Действительно, все
граждане, за исключением эфоров739, вставали перед царями740, а цари — перед эфорами. Эти же эфоры по своему усмотрению накладывали штрафы на
граждан и самих царей и имели право судить любое дело, кроме того, за которое полагалась смертная казнь, как у Ксенофонта741. Даже царь
Агис742 был брошен ими в темницу и казнен743 за то, что пытался исправить
нравы народа и восстановить законы Ликурга744, и еще до этого они часто
возводили против царей обвинение, влекущее смертную казнь, и отправляли
их в изгнание, как пишет Плутарх в «Агисе и Клеомене»745. Если Полибий и
Дионисий связывают царскую власть с титулом 746, тогда они должны
были бы утверждать, что ею обладал царь жертвоприношений (rex sacrorum),
существовавший у римлян747 и афинян748, а не консулы, или приписывать ее
даже эфорам, которые правили так деспотично, что при вступлении в должность приказывали гражданам «сбривать усы» (κείρεσθαι τὸν μύστακα), как
сообщает Аристотель, по единственной причине, чтобы граждане знали, что
необходимо подчиняться их приказаниям749.
Из этого понятно, отчего современные прикрываются «прославленным авторитетом» (praeclara species)750 Полибия и Дионисия; однако
«доказывать, почему то или иное произошло, надо доводами, а не суждением»751. Впрочем, у нашего мнения тоже есть серьезные поручители — Фукидид752, Ксенофонт, Аристотель и Плутарх, которые единодушно утверждают, что афиняне и лакедемоняне вели более тридцати лет
жесточайшие войны, чтобы установить по всей Греции одни — народные
режимы, другие — правление оптиматов753. Действительно, когда афиняне
были побеждены754, лакедемоняне уничтожили народное государственное устройство и облекли высшей властью тридцать оптиматов755, которых
стали называть тиранами756. Как раз об этом Демосфен говорит со всей ясностью в своей речи против Лептина: вершителями всех дел в государстве
—
44
—
Глава VI. Об устройстве государств
лакедемонян являются сенаторы, а у афинян — народ757. Поэтому Полибию,
Дионисию, Контарену и Макиавеллу следовало бы сначала опровергнуть
столь многочисленных и заслуживших такое доверие писателей, а уже потом
отрицать, что у лакедемонян власть принадлежала оптиматам758.
Итак, Аристотель справедливо выделил всего лишь три правильных
государственных устройства и столько же неправильных759; их, однако, не
может быть более трех, как я сказал выше760, ибо для государственного устройства неважно знать, честные или бесчестные те, кому
принадлежит власть: в самом деле, запятнанный преступлениями муж не
менее гражданин, чем добропорядочный, а какой-нибудь наилучший муж
оказывается наихудшим гражданином, когда в поисках уединения он, погруженный в созерцание, пребывает где-то на небесах.
Поэтому необходимо, чтобы предводительствовал либо один из всех
граждан, либо больше одного, но меньшая часть граждан, либо все или большинство из всех; ничего иного невозможно представить. Последний способ
правления будет, правда, менее народным, чем предпоследний, но все равно
народным.
. — Если исходить из данного правила при исследовании, то у венетов высшую власть имеет или ктото один, или меньшая часть граждан, или все, либо их большая часть, то есть
у них либо монархия, либо аристократия, либо демократия. Тогда должно
быть понятно из сочинений Контарена, Сабеллика761 и Бемба762, что в Венеции с самого ее основания была у народа, затем с течением времени она перешла к оптиматам763. Действительно, если государство римлян
было народным, как мы показали выше, если оно было народным у афинян,
как признают все764, то государство венетов в самом начале тоже было народным; если первое истинно, тогда истинно и второе. Первый закон при народном правлении, важнейший из всех, предложенный, согласно Плутарху, Солоном, — тот же самый, который внесли Брут, первый консул из всех765,
три Валерия766: право апелляции к народу на
всех магистратов767. Этот закон, древнейший из всех, был введен, как пишет
Контарен, и при рождении государства венетов, когда они объединились в
общину в одном и том же эстуарии768. Он также сообщает, что это случилось во времена Карла Великого769, а прежде у венетов, разбросанных там и
сям по скалам, были разные формы государственного устройства770. В самом
деле до этого времени нет никаких упоминаний о назначении дуксов, сената
или магистратов; первый же дукс, Павел Анасат771, был избран в 706 году от
Христова772. Раньше у каждого поселения был свой закон и свое
управление, отличное от других. Так что Мануций заблуждается, утверждая,
что государство венетов существовало при едином устройстве тысячу сто
—
45
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
двадцать лет773. Иовий правильно восемьсот лет774;
с этим согласен Гианот Донат, гражданин Венеции775, который чрезвычайно
точно описал государство венетов776. Дело же не в том, в какое время была
основана та или иная гражданская община, главное, когда возникло то или
иное государство или когда оно пришло в упадок при этом устройстве. Итак,
когда все объединились в одном и том же городе, закон о провокации, заключающий в себе сущность народовластия, был предложен не оптиматам или
патрициям, которых не было, а всему народу, то есть множеству всех граждан, на равных правах собравшихся со всех сторон в одном и том же месте777.
Действительно, Контарен утверждает, что не было различия между патрициями и плебеями, поскольку все граждане считались равными в правовом
отношении и равным образом участвовали в отправлении народовластия778.
Но у Гвикардина Веспуций779 в речи, которую он произнес во Флоренции в
защиту правления оптиматов780 (при обсуждении того, как следует изменить
государство флорентинов781), привел в пример Венецию782. Содерин783 же защищал народное правление и считал ошибкой называть тех, кто руководит
государством венетов, патрициями, ведь там были только граждане, а все
остальные являлись перегринами784. Этому соответствует свидетельство
Гианота Доната, гражданина Венеции, — в книге, где он чрезвычайно точно
описал государство венетов, — о том, что слово Gentilhuomo (благородный
человек) не использовалось нигде в письменных памятниках до эпохи Себастьяна Киана785, то есть до 1175 года. А если это признают сами венеты, то
государство должно быть, несомненно, народным, ибо всё множество
его граждан786, за исключением перегринов, обладает правом принятия
окончательного решения по апелляции787, распределяет все магистратуры и
полномочия и, наконец, вводит в действие законы, как пишет Контарен788.
Я добавлю еще право объявлять войну, заключать мир, распоряжаться жизнью и смертью, как это видно у Бемба о войнах, предпринятых
против великого понтифика Юлия789 и короля галлов Лудовика790, которые
начались только после того, как народ вынес постановление своим голосованием791. не противоречит то, что иногда войны могут объявляться
декретом сената792 без повеления народа793, ведь такое происходило неоднократно у римлян794 и афинян795. И хотя случаи обжалования приговоров децемвиров796 или сорока мужей797 редки798 , что свободная
апелляция799, допускавшаяся слишком часто, может стать причиной безнаказанности преступлений, тем не менее, однако, дела, предусматривающие высшую меру наказания, ввиду высокого положения
граждан или жестокости преступления порой поручают народу, как видно у
Бемба в процесса Ант Гримана800, которому по причине
знатности и могущества рода801 приговор вынес народ, осудивший его на из—
46
—
Глава VI. Об устройстве государств
гнание802. А если судьи приговаривают преступников к смертной казни без
возможности обжалования, это означает, что у них нет права распоряжаться жизнью и смертью, ибо они связаны законами и не могут освободить от
смерти тех, кто заслужил; оно принадлежит или царю, или народу, или
оптиматам, которые проявляют милосердие вопреки закону. Вот как говорит
Цицерон, прося у Цезаря снисхождения к Лигарию803: « я
никогда не вел себя таким образом: “Простите его, судьи, он сделал ошибку… если он когда-либо впредь…” Так обращаются обычно к отцу; судьям
же говорят: “Он этого не совершал, он этого не замышлял; свидетели лгут,
обвинение выдумано”»804. Если же децемвиры или Сорок мужей нарушают
законы, они могут быть обвинены по истечении срока магистратуры.
Таким образом, как мы видим, то, что имеет отношение к верховной
власти, находится в ведении народа венетов, то есть всех граждан. Остальное обычно решают децемвиры. Когда же появляется дело исключительной
важности, они, как правило, призывают семерых мужей805; если их мнения
расходятся, присоединяются еще шестнадцать мужей-преконсульторов806;
если и между ними нет согласия или дело кажется особо значимым, его передают в сенат, если и в сенате оно не может быть разрешено или оно касается верховной власти, — народу. Так обычно происходило у карфагенян807,
у которых, согласно Аристотелю, было народное правление808. Однако же,
хотя имеется шестнадцать способов назначения магистратов809, как то: «путем выбора, или по жребию, или посредством соединения того и другого»810
(к ним следовало бы добавить два способа, присущие единоличной власти,
когда все или немногие назначаются одним811), Аристотелю ничто не кажется
более народным, чем назначение всех магистратов всеми гражданами812, как
у венетов, где все от всех получают полномочия в том многочисленном собрании всех граждан813, о котором я сказал (ибо остальных Контарен и Сигоний считают не гражданами, а перегринами814), независимо от имущества,
знатности, образования и звания815; у афинян же, которых называют самыми
демократичными из всех, имело большое значение имущественное положение, так что никто из четвертого класса, который по численности намного
превосходил остальные, не был допущен к почетным должностям по закону
Солона816, пока его не отменил Аристид817. У венетов самые почетные должности также распределяются по жребию818, который сам по себе не может
служить критерием доблести или чести; но Аристотелю ничто не кажется
более народным, чем назначать магистратов посредством жеребьевки819. Напротив, у лакедемонян, чье государство Контарен уподобляет своему820, вообще не было никакого места жребию821.
Если это так, я не понимаю, почему Контарен полагает, что государство
венетов было равномерно составлено из трех элементов: в Большом совете822,
—
47
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
говорит он, заключена власть народа, в сенате — оптиматов, в дуксе — царская823. Но откуда одногодичная власть у сената824, дукса825, магистратов826,
если не от народа? Дукс не имеет даже права вызывать в суд или задерживать. Однако было недостаточно лишить его войска и власти;
они учредили также децемвиров, следователей и стражей свободы827, которые послали дукса Фальера828 на казнь829. Правда, изображение
дукса есть на монете830, и он дает имена фастам831; ты бы мог, говорит Контарен, «увидеть внешние признаки царя повсюду, но власть нигде»832. То же самое можно было бы сказать о римских консулах
и архонте афинян833 и на этом основании заключить, что царская власть в
Афинах была смешана с народовластием. Таким же образом следует судить
о статуе, пурпурном облачении и замечательном золотом венце; я добавляю
скипетр и диадему, которые царю венетов запрещено носить834. Можно «увидеть внешние признаки» и изображение царя, но власть
нигде835. Если последнее абсурдно, то абсурдно и первое836. В сущности они
поступают, словно невежественные художники, которые, помещая рожающую Деву Марию в ветхом хлеву, облачают ее в золотые одежды и увенчивают короной, что является явной ошибкой. И поскольку Контарен считает
гражданами лишь тех, кого он называет патрициями837, а всем остальным
отводит место перегринов, следуя определению гражданина, введенному Аристотелем838, необходимо на этом же основании назвать государство
венетов народным, как полагал Содерин839. И сам Контарен признает, что
в Большом совете граждан заключен принцип народовластия840. На самом
деле, государственное устройство определяет не большое число граждан,
а то, все ли они причастны к высшей власти841; в противном случае даже государство афинян при Перикле, когда оно особенно процветало842, нельзя
будет назвать народным. Ведь перепись времен Перикла показывает не более
414 тысяч843 граждан по линии обоих родителей после того, как пять тысяч
тех, кто выдал себя за граждан, были проданы с публичных торгов. Именно
так пишет Плутарх в «Перикле»844. Позже, когда число возросло,
по переписи оказалось двадцать тысяч граждан, десять тысяч перегринов
и четыреста тысяч рабов, как сообщает Афиней845. Демосфен в речи против
Аристогитона сообщает, что в его времена в Афинах по переписи насчитывалось двадцать тысяч граждан, но он не упомянул перегринов846. Динарх847
же против Демосфена говорит, что право решать судьбу привлеченных к судебной ответственности было у тысячи пятисот граждан, которым позволялось участвовать в голосовании848, из чего понятно, сколь немногие среди такого множества обладали властью. Да и Демосфен пишет в
речи «О распределении средств», что ораторы являются правителями государства849; им подчинялись военачальники; голосовало же около трехсот
—
48
—
Глава VI. Об устройстве государств
граждан; остальные присоединялись к тремстам850. Следовательно,
если при таком числе перегринов и рабов столь немногие граждане обладали
властью, которая по общему мнению называется народной, кто может отрицать на этом основании, что народным является и государство венетов,
в котором чуть менее пяти тысяч граждан имеют право получать почетные
должности851? Впрочем, Аристотель утверждает, что нет гражданской общины, в которой может быть более десяти тысяч граждан852. Платон ограничил
5040 853 из-за избыточности числа, которое имеет
сорок девять делителей854, и дабы не допускать его роста, предпочитал, чтобы прерывали беременность и убивали не только родившихся уродцами, но
также и здоровыми855.
Сравнение государств афинян, венетов и римлян. — Однако следует сравнить государственные устройства у афинян, венетов и римлян, чтобы лучше понять, являются ли они народными. Действительно, эти племена не имеют ничего общего с лакедемонянами. Когда
я рассуждаю о государственном устройстве римлян, то всегда подразумеваю
под народным не ту видимость власти, которой обладал народ, как некогда при царях, вручивших ему высшее право объявлять войну
и мир, выбирать магистратов и принимать окончательные решения по жалобам на решения магистратов, о чем у Дионисия в Книге IV856; на
самом деле все решали по собственной воле сами цари, как и Август857, который, получив власть, формально проводил комиции и «вносил в народное
собрание законы»858, хотя на самом деле законодателем был он сам859.
Итак, общим является то,
что первое место в управлении принадлежало народному собранию. Однако
важно то, что народ венетов ведает только тем, что, как мы сказали, имеет
отношение к высшей власти860, а прочее оставляет сенату и магистратам861.
С апелляцией в народное собрание обращаются редко, еще реже
обсуждают, войну862, и совсем редко — следует ли принять или отменить законы863, но они часто собираются для избрания магистратов. Римский же плебс, кроме того, выносил приговоры в публичных
процессах864, не касающихся, однако, попыток овладеть верховной властью,
поскольку их почти везде поручают судить магистратам865, а афинский, помимо законов, договоров, войн, уголовных дел, по которым он нередко выносил решения, занимался также религиозными обрядами, делами посольств,
предложениями и постановлениями сената и более мелкими вещами чаще,
чем подобало866. В ранние времена граждан штрафом принуждали присутствовать на собраниях867, как написано у Поллукса868; затем Перикл, когда
полномочия ареопагитов869 были ограничены870, расширил народа,
установив для него вознаграждение за участие в собраниях871. Еще хуже то,
—
49
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
что голосовали поднятием рук872, то есть посредством хиротонии (χειροτονία), как ныне гельветы-горцы873, когда более крепкие принуждали силой и кулаками слабых поднимать руки (χειροτονεῖν), если не считать
остракизма874 и пополнении числа граждан, как сказано Демосфеном против Неэры875. Совсем плохо, что только народ принимал решение о наградах, гражданстве876, освобождении от повинностей877,
подарках, венках, проэдриях878, статуях и обедах в пританее879 (именно так
говорит Демосфен против Лептина880), которые вымогались бесстыднейшими, достойнейшим же в них отказывали. Еще абсурднее то, что
при выборах магистратов все доверялось жребию881, словно этим государством повелевал жребий, а не народ882, ибо полномочия распределялись не
по его благоволению, а по благоволению судьбы883.
Лучше было у римлян, которые, согласно закону Кассия884 и Папирия885,
избирали всех магистратов, голосуя табличками886; и меня удивляет, что Цицерон их [таблички] отвергает887, ведь открытое голосование чревато великой враждой и раздорами. Впрочем, решения о награждении888 принимал народ889, хотя, кажется, у римлян обычно не было иной награды, кроме славы890,
как и у венетов, которые перегринам, оказавшим большие услуги государству, присуждают гражданство891, а гражданам — почести, магистратуры и
статуи892.
Однако сенат римлян отличается от сената венетов, афинян, карфагенян,
генуэзцев893, рагусийцев и почти всех городов-государств Германии, которые управляются оптиматами, тем, что у первого власть была постоянной,
а у остальных — одногодичной894. Платоновский сенат895 также одногодичный896. С другой стороны, у венетов сенат обладает огромными полномочиями897, у римлян — ограниченными, у афинян — ничтожными898. Ведь чем
больше предоставляют народу, тем меньше у сената остается власти,
действие которой в давние времена могло быть остановлено речью одного
трибуна, наложившего вето. Большинство толкователей римского права, конечно, ошибаются, приписывая сенату право составлять законы899. На самом
деле сенату это не было дозволено, прежде чем Тиберий не передал от народа
сенату то право комиции, которое Август формально оставил
народу: он предлагал ему законы, судьей которых был сам; он даже допускал,
чтобы народ распределял половину магистратур и провинций900, хотя лично
представлял кандидатов901. Следовательно, то, что Тацит в Книге II902 и Дион
в Книге LIII903 сообщают о «комициях, переведенных» в сенат904, означает, что
, оставленные народу для вида, были отданы сенату. С этого времени сенатусконсульты имели силу закона; однако на самом деле они составлялись и утверждались принцепсом, как видно по указам Божественного Марка
905, Адриана906 и Севера, которые мы находим в Пандектах907.
—
50
—
Глава VI. Об устройстве государств
Но это касается эпохи народного правления и власти трибунов. У венетов нет никакого трибуна908, никакого бесстыдного оратора, который дерзнул бы направлять волю народа и «отвращать ее, от чего хочет»909. Сенат же свободно распоряжается всем, кроме того, что относится к
полномочиям верховной власти. Однако общим является то, что ничто не
могло быть предложено афинскому или римскому народу, пока дело не рассмотрит сенат, как пишут Плутарх910 и Демосфен против Андротиона911, которого обвинил912 в том, что тот внес в народное
собрание закон, не посоветовавшись с сенатом913, а Андротион возражал,
ссылаясь на общепринятый обычай, то есть на то, что вошло в привычку
делать иначе914. Хуже915 то, что дозволяющим законом916 разрешалось предлагать законопроекты римскому плебсу без обсуждения с сенатом917. Венеты же в высшей степени благоразумно, постановив не вносить предложения по любому вопросу не только в народное собрание, но
и в сенат без совета шестнадцати мужей, которых они918 называют мудрецами919, а Аристотель — πρόβυλοι920. Общим также является то,
что ни римский, ни афинский сенат не занимался никакими судебными делами, пока государство было свободным921, если, конечно, необычность или
жестокость преступления не требовали наказания в чрезвычайном порядке922. Но когда афинский сенат производил суд в таком порядке, он не мог
наложить штраф cвыше 500 драхм, как против Эверга923 говорит
Демосфен924. Если дело оказывалось более серьезным, его передавали в народное собрание. У венетов децемвиры и сорок мужей тоже в
чрезвычайном порядке разбирают уголовные дела, которые греки называют
εἰσαγγελίαι (жалобы)925. Но афинский сенат обладал бóльшими ,
поскольку мог исключить (ἐκφυλλοφορῆσαι) сенатора из своего состава и передать обвиняемых на суд народа926, что у римлян вменялось в обязанность
цензорам927, а у венетов — децемвирам.
Теперь о магистратах. У венетов и афинян они имеют большое сходство
между собой и почти никакого с римскими. Известно, как мало в Риме было
магистратов. У афинян — чуть ли не бесчисленное множество. Действительно, кроме cената из пятисот мужей928, была курия ареопагитов,
которая обладала такими же полномочиями, как и Коллегия децемвиров у
венетов. Однако они различались тем, что последние получали власть на
короткое время, а первые — пожизненно. , сначала при царях уголовными делами929, были затем превращены Солоном в
«надзирателей за всем и стражей законов»930, как пишет Плутарх. Но точно
так же, как Перикл подорвал власть ареопагитов931, так и полномочия децемвиров были значительно ограничены благодаря учреждению
сорока мужей по уголовным делам932, а позже семерых мужей933
—
51
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
и шестнадцати мужей. Потом идет Коллегия девяти архонтов (ἄρχοντες), которая весьма похожа на семи мужей у венетов. Также Коллегия
сорока мужей, которые расследовали о насилии и оскорблениях934,
и Коллегия пятидесяти эфетов935, которых можно сопоставить с Сорока
мужами по уголовным делам у венетов. Но эфеты расследовали тольконепредумышленные убийства, как у Свиды936, Поллукса937 и Павсания938 в «Аттике»939, где подробно разбираются виды судов940, и они судили
не только граждан и перегринов941, но также неразумных животных и неодушевленные предметы942, что было обычным у греков. Действительно, Плутарх пишет в «Тимолеоне», как после изгнания из города Дионисия Младшего943, Гикета944 и карфагенян945 подверглись каре статуи тиранов, словно
тираны946. Было еще двести двадцать третейских судей (arbitri)947,
ежегодно избиравшихся из каждой трибы по жребию старше шестидесяти лет, согласно Поллуксу948, или даже пятидесяти, согласно
Свиде949. Их, пожалуй, можно сравнить с восьмидесяти мужей
по гражданским делам у венетов, причем сорок между
гражданами и столько же — между гражданами и перегринами950. Тех, кто
судил граждан, возглавлял архонт951, тех, кто судил перегринов, — полемарх952. У римлян эту обязанность исполняли два претора — городской претор и претор перегринов953 — совместно с центумвирами954, которыми при
разборе тяжб руководили децемвиры955, замещая претора. На уголовных
же процессах председательствовали преторы956 вместе с судьями из числа
сенаторов и всадников957, к которым по закону Аврелия958 были добавлены
трибуны эрария959. Однако достойно внимания и то, что упустили из виду
Будей960 и многие другие: хотя сенат не рассматривал никаких дел, будь то
обычное или чрезвычайное его заседание, тем не менее после изгнания царей до закона Семпрония961 преторы — постоянные судьи (praetores quaestionum) и квесторы по делам об убийствах граждан (quaestores parricidii)962
назначались по жребию только из сенаторского сословия963. Но одно дело —
когда сенат судит, другое — когда преторы включают в число судей мужейсенаторов, избранных по жребию.
У афинян десять филархов (начальников триб)964 — , учрежденная Клисфеном965, — были очень похожи на шесть префектов триб у
венетов966, а фратриархи у афинян967 — на префектов обществ (sodalicii) у венетов968 или курионов у римлян969; такие есть повсюду. Наоборот, афинские
демархи970 только именем сходны с плебейскими трибунами, но никак не
полномочиями. Кто-то, подобный проэдрам971, архонтам и эпистатам972 сената, народного собрания и судов, есть у венетов в каждой коллегии. У римлян в сенате председательствовал консул973, в народном собрании — старший
магистрат974, в собрании плебса — трибун, или эдил975, правда, редко976, или
—
52
—
Глава VI. Об устройстве государств
старший магистрат977, в судах — преторы. А у афинян одиннадцати мужей978, которых Поллукс называет νομοφύλακεϛ (стражи законов)979, —
почти то же самое, что триумвиры по тяжким уголовным делам (triumviri
capitales) у римлян980. У венетов много младших судей, каких не было ни у
римлян, ни у афинян, если не считать эпагогов981, которые были похожи на
судей по торговым делам. Но это есть у Контарена982.
У венетов имеется один род магистратов, которых называют «три мужаадвоката»983 и у которых есть право задерживать и предъявлять обвинение984,
чтобы никто не мог, как у римлян и греков, обвинять необдуманно985. Так и у нас во всех судах есть три мужа-адвоката986. Даже логисты
у афинян987 весьма напоминают синдиков у венетов988, ибо и те и другие требовали отчета об исполнении должностных обязанностей; но первые выясняли, каков был образ жизни до получения магистратуры989,
вторые же расследуют только провинциальных магистратов,
тогда как децемвиры и триумвиры — городских; остальные магистраты, которые ведают казной, у афинян почти те же, что и у венетов. У последних
есть префекты налогов и податей, которые столь разнообразны, сколь разнообразны виды податей и налогов: префекты займов990; трибуны казны,
принимающие казенные деньги991; городские квесторы, которым передают деньги 992. У афинян — аподекты993, эллинотамии994, квесторы Палладия995, городские квесторы (или
практоры)996, следователи997, синдики, которые взыскивали деньги для священной казны в виде штрафа998, квесторы зрелищ999, военные квесторы1000,
квесторы продаж1001, эпиграфы (или цензоры имущества)1002 и антиграфы1003.
Но самым высшим был квестор народа1004. Магистратов, ведающих продовольственным снабжением, у афинян также намного больше, чем у венетов
или римлян. У последних один префект анноны1005 или в крайнем случае два
эдила1006; у первых, кроме агоранома1007, пятнадцать метрономов1008, столько
же ситофилаков1009 и, сверх того, смотритель эмпория1010. Прочие у венетов — префекты народного здоровья1011, префекты монеты1012, эдилы дорог1013, префекты флота1014, прокураторы Св. Марка, которые
имеют попечение о сиротах и вдовах1015. У афинян чуть ли не бесчисленное
заботилось о великолепии города и здоровье
граждан; их Аристотель называет астиномами (ἀστυνόμοι)1016, как, например, префекты источников, стен1017 и общественных работ1018. Помимо того,
номофилаки отвечали за церемонии1019, софронисты — за нравы1020, гинококосмы — за женщин1021, энопты — за пиршества1022, гимнасиархи — за палестру1023, хореги — за хор1024, литурги1025 — за чрезвычайные поручения1026;
конквизиторы отделяли перегринов от граждан1027; эпископы расследовали
действия магистратов1028; ораторы выступали защитниками по общественно
—
53
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
значимым делам1029; послов отправляли к союзникам или к чужеземным племенам1030. Я не говорю о военных магистратах: таксиархах1031, гиппархах1032,
триерархах1033, стратегах1034; я не говорю о понтификах и жрецах, которых
у римлян становилось тем больше, чем сильнее они почитали веру и военное дело1035. Никаких провинциальных магистратов у афинян я не нахожу,
поскольку союзные гражданские общины имели собственных магистратов,
однако, согласно Ксенофонту, сущеcтвовало право апелляции к афинским
магистратам1036. Так и у венетов и римлян, но, сверх того, у них еще есть провинциальные магистраты. У римлян их трое: презес, легат1037 и квестор1038.
Ульпиан1039 охватывает словом «презес» проконсулов, преторов и проквесторов1040. Если провинция простиралась далеко, число легатов увеличивалось1041. Венеты обычно назначают четырех1042: претора по
гражданским делам1043, префекта по военным делам1044, стража крепости1045
и квестора1046. Такова форма государств, которые более других прославились
народным правлением; я исключаю карфагенское, сведения о котором есть у
Аристотеля1047, Полибия1048 и Ливия1049, но крайне неясные.
Из этого следует, что государство венетов вначале было народным, но
постепенно оно начало превращаться в аристократию, ибо бóльшая часть
граждан и плебеев, предавшись трудам, по доброй воле стала отходить от
занятия государственными делами; перегрины же и переселенцы не
допускались, и право управлять никому не доверялось, кроме тех,
кто оказал большие услуги государству, но и их допускали до очень немногого; древние фамилии постепенно угасали, и их стало бы совсем мало, если бы
во время Генуэзской войны, когда государство оказалось в крайней нужде,
тридцать чужестранцев не купили право гражданства1050. То же самое могло
произойти у римлян и афинян, если бы они вели себя так же, как венеты. Но
у афинян число граждан увеличил Клисфен, включивший в него всех переселенцев и вольноотпущенников1051, а римляне всех
вольноотпущенников, за исключением очень немногих1052. И поэтому, как
свидетельствует Дионисий, у латинян вошло в обычай продавать римлянам
своих детей в качестве рабов, чтобы те, будучи отпущенными на волю, обрели право на почести1053. Позже , вынуждаемые союзническими армиями, предоставили гражданство всей Италии1054, затем также чужеземным
племенам1055, наконец, всем, кто находился под римским владычеством1056.
Следовательно, у венетов горожане (citadini) и плебеи — такие же граждане,
как и нобили, подобно тому, как частный — такой же гражданин,
как и магистрат, только первые отстранены от почестей и власти.
Но здесь необходимо вернуться к тому, с чего мы начали все исследование. Итак, горожанин (citadinus) считается гражданином не потому, что
может стать канцеллярием1057 венетов (хотя избирается голосованием, а не
—
54
—
Глава VI. Об устройстве государств
жребием) или хотя бы писцом1058; ведь в обратном случае по причине ограниченного числа постоянных , которых всегда очень мало, только отдельные люди могли бы признаваться гражданами, а другие перегринами. У афинян, если следовать написанному Афинеем1059,
властью обладали двадцать тысяч граждан, но и десять тысяч перегринов,
рожденных от перегринов, хотя и не допущенные к почестям и голосованию,
по-видимому, все же были гражданами, ибо пользовались свободой, защитой государства, равенством перед законом, постоянного проживания и, наконец, отечеством, в котором были рождены, так что на них не
могли притязать законным образом другие гражданские общины или правители. Значит, на самом деле было тридцать тысяч граждан, из
которых двадцать тысяч осуществляли народное правление, ибо при таком
государственном устройстве необязательно, чтобы все граждане участвовали в отправлении власти, для этого большей части. Как
говорится, что нравится многим, нравится всем.
Устройство государства оптиматов. — Когда же правит меньшая
часть граждан и законом считается то, что угодно немногим, это власть оптиматов. Если, конечно, не вдаваться в точное значение слов, то есть когда не
правят наилучшие, тогда нет никаких оптиматов1060, ведь при таком подходе
окажется, что не только у венетов, рагусийцев, генуэзцев, лукенцев1061 и германцев, где властью обладают немногие1062, но и вообще нигде не было никакой аристократии. обнаружатся такие порочные государства,
во главе которых находятся, не имея на то основания, только знатные и богатые, лишенные всякой добродетели и учености, тогда как наилучшие и благоразумнейшие из-за бедности или темного происхождения отвергаются1063.
Будут утверждать, что это абсурдно. Поэтому мы говорим просто и
определяем государства оптиматов по небольшому числу граждан, , а небольшое число (paucitas) — как меньшую их часть1064:
могло быть двое 1065 (ибо множественность начинается с этого
числа, как учат юристы1066) или трое, например, когда триумвиры Август1067,
Антоний и Лепид1068 для обустройства государства правили им каждый по
своему усмотрению1069; впрочем оно быстро превратилось в три монархии,
а немного позже в две1070 и, наконец, в одну1071. Или могут править более трех,
однако в очень небольшом числе, либо отличающиеся добродетелью, как у
евреев до царской власти1072, у лакедемонян1073 после упразднения царской
власти1074, у фарсальцев1075 до времен Александра1076, либо отъявленные негодяи, как у мегарцев1077, у афинян при Тридцати тиранах1078, у римлян при
децемвирах1079, у перусинцев1080 при Оттонах1081, у сенцев1082 после изгнания
патрициев1083. Или в большем числе знатнейшие, как у римлян патриции до
учреждения трибунов; тогда они на самом деле обладали вла—
55
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
стью, а название «народная» ничего не значило, как и у книдян1084, венетов,
рагусийцев1085, лукенцев1086, норимбергцев1087. Или малое число богачей, как у
родосцев1088, фиванцев1089 и генуэзцев после уничтожения народовластия1090.
Количество варьируется прямо-таки до бесконечности:
у фарсальцев их двадцать1091, у лакедемонян тридцать1092, у евреев семьдесят
один1093, у германцев двести или самое большее триста; почти столько же у
рагусийцев1094 и лукенцев1095, у древних массилийцев шестьсот, как засвидетельствовал Валерий Мак1096; ныне у генуэзцев около тысячи пятисот1097. У венетов число оптиматов в три раза больше1098, хотя его невозможно точно определить, поскольку оптиматами становятся по рождению. Но
если определять путем выборов или по жребию, лучше
избирать каждого сотого согласно геометрической пропорции1099, которая
точнейшим образом соответствует устройству государства оптиматов, как
гармоническая1100 — царей, а арифметическая1101 — народа1102. Поэтому, если
у нас десять тысяч граждан, то нужно избрать сто оптиматов; это как раз
будет соответствовать геометрической пропорции, ибо данное число является средним пропорциональным между 1 и 10 000. При двадцати тысячах
число оптиматов составляет двести. Хотя Ликург из пяти тысяч
спартиатов и тридцати тысяч лакедемонян1103 избрал приблизительно каждого тысячного, то есть только тридцать. При избрании сената требуется
гораздо меньше , чем при избрании оптиматов. Правда, Платон желал, чтобы в сенат с годичным сроком полномочий избирался каждый тридцатый, то есть из пяти тысяч сорока — сто восемьдесят1104. По
моему мнению, это было сделано согласно древнему обычаю. Действительно, Ромул1105 выбрал себе каждого тридцатого, то есть сто сенаторов из
трех тысяч граждан1106, из которых он создал колонию своего города1107. Но
в более поздних колониях выбирали каждого десятого, как пишет юрист1108
в разделе «Сирота…» «О значении слов»1109. А Моисей, кажется,
взял по Божественному жребию только одного из десяти тысяч1110. Ведь когда переписали 622 000 мужчин старше двадцати и моложе пятидесяти пяти
лет, которые могли носить оружие1111, он поставил во главе сенат
из семидесяти одного человека1112. Пропорция 1:10 000 будет соблюдена, если
мы примем, что было сто тысяч малолетних1113; я отбрасываю рабов, стариков и женщин, число которых должно было быть вдвое больше, так как
женщин везде почти столько же, сколько мужчин, и, более того, одна даже
дала имя городу Афины1114. Но мне удивительно, что Платон и Аристотель
оставили без внимания ту пропорцию, по которой следует избирать сенат и
оптиматов, хотя и определяли число граждан1115, которое всегда различно — оно было то меньше, то больше. Так, согласно Дионисию, по первой переписи Ромула три тысячи граждан1116,
—
56
—
Глава VI. Об устройстве государств
по второй Сервия 1117 — восемьдесят1118, по пятой1119 — сто тридцать1120, по седьмой1121 — сто десять1122, по восьмой1123 — сто три тысячи1124,
не считая рабов, женщин, ремесленников и торговцев, число которых, как он
утверждает, было в три раза больше1125. Впрочем, это число в отдельные годы
было легко выяснить, поскольку по Сервиеву закону за каждого родившегося выплачивалась монета Юноне Луцине1126, за каждого умершего — Венере Либитине1127. Но при самой узкой аристократии одни и те же являются и
оптиматами, и сенаторами, как у лакедемонян, фарсальцев и евреев. И это о
народовластии и устройстве государства оптиматов.
Устройство монархического государства. — Остается рассказать о
монархии, которая хотя и представляет собой один род, однако имеет разнообразные формы. Аристотель устанавливает пять1128; чтобы долго не опровергать его, я предоставлю каждому вынести свое суждение. Я называю монархией , при котором высшая власть находится в руках
одного человека, правящего по закону или вопреки ему. Первый называется
царем, второй — тираном. «Цель одного — нравственно прекрасное, другого — удовольствие»1129. И неверно то, что говорит Аристотель: царь становится тираном, как только начинает править против воли народа1130. На самом деле, если рассуждать таким образом, не было бы никаких царей, и даже
Моисей, справедливейший и мудрейший правитель, также считался бы самым худшим из тиранов, ибо он едва ли не всё постановлял и запрещал наперекор воле народа1131. Впрочем, власть является народной, а не царской, если
государство управляется царем по усмотрению народа, потому что его устройство1132 определяется народа. Поэтому, когда
Аристотель обосновывал свое определение, он был вынужден признать, что
нигде не было царей1133.
Итак, всем тиранам свойственны злодейские деяния и пренебрежение
правом1134, хотя они и отличаются друг от друга мерой несправедливости1135.
Царей же, которые управляют на основании права, два вида1136: одни не сдерживаются никакими законами, другие связаны ими1137. К первому виду относятся те цари, которые в прежние времена без всяких законов по своей
царской воле (manu regia) самым справедливым образом управляли государствами; таковыми были, как говорят, цари древних греков до Ликурга и Драконта1138, то есть до установления какого-либо законодательства1139. Помнят,
что такого рода властители существовали также в древней Италии, где ни
цари, ни частные лица не предлагали никаких законов, но все государство и
права граждан устанавливались по воле правителя, « управлялось, — как пишет Помпоний, — властью царя, без определенного закона»1140.
Так и Иосиф1141 делает вывод, что Моисей был древнейшим из всех законодателей, на том основании, что Гомер в своем таком огромном сочинении нигде
—
57
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
не употребил слово νόμοϛ (закон)1142. И хотя позже были придуманы законы,
они, однако, предназначались для частных лиц, а не для царей; прошло много
времени, пока правители не решили им подчиняться1143. Да и консулы после
изгнания царей из Города не позволяли ограничивать законом свою власть
и полномочия1144.
Ведь существует и всегда существовала та давняя и ожесточенная вражда между сильными и слабыми, которая принесла гибель великим государствам, ибо сильные хотят править по своему произволу и не быть связанными законами, слабые же — чтобы право было одним для всех1145. К примеру,
народный трибун Теренций Арса1146 внес в народное собрание законопроект, чтобы были составлены законы для консулов, дабы народ не становился
жертвой их произвола1147. Против этого закона, говорит Дионисий, консулы
сражались шесть лет, в конце концов его приняли1148; тогда-то и были
назначены децемвиры для написания законов1149. Но далеко не одно и то же,
когда закону подчиняется магистрат и когда — царь, потому что первый получает власть от правителя или от народа, а второй обладает ею по собственному праву. Да и, по мнению Платона, нет более верного признака грядущей
гибели государства, чем то, когда закон подчиняется магистрату, а не магистрат — закону1150. Но также крайне опасно, если у власти оказывается царь,
который вообще не связан никакими законами и правит всем по собственной прихоти и произволу. Этот вопрос основательно разобрал Аристотель,
выясняя, что предпочтительнее — вверять власть человеку или закону1151.
Сказав, что лучше, когда правит честный муж, если только таковой найдется
в государстве1152, он затем добавил, что когда власть вручают закону, ее вручают Богу, если же отдают человеку, добавляют зверя, ибо обычно люди в
силу различных страстей отвращаются от справедливости1153. Но поскольку
закон нуждается в толкователе, ибо не все, что случается, может быть охвачено законами, ввиду бесконечного разнообразия мест, времен и причин, он
считает необходимым все, что возможно, изложить в законах, остальное же
отдать на усмотрение справедливости и благочестия людей1154.
Пусть эти верны, однако они, кажется, касаются не правителей или тех, кому принадлежит высшая власть в государстве, а магистратов. Ведь те, кто вводят закон, должны быть выше законов, чтобы они могли
или отменить его, или ограничить, или изменить, или дополнить, или даже,
если дело того требует, оставить в прежнем виде1155. Этого нельзя сделать,
если законодатель подчиняется закону. Так, Демосфен выступил против
закона Лептина из-за того, что тот подрывал государственное устройство1156. Дело в том, что Лептин внес в народное собрание законопроект,
запрещавший предоставлять кому-либо освобождение от повинностей1157
по решению народа и наказывавший смертной казнью того, кто этого по—
58
—
Глава VI. Об устройстве государств
требовал1158. А римляне, объявив священным законом1159, что «нельзя вносить
предложение о предоставлении кому-либо привилегии», добавили: «кроме центуриатных комиций»1160. В противном случае народ не имел бы возможности
отменить принятый им самим закон, а это было бы абсурдно, ибо «никто не
может предписать себе что-либо, от чего ему нельзя было бы отступить»,
как говорится в разделе «Если кто-нибудь в начале…»1161 и в разделе «У Тиция…» в титуле «О словесных обязательствах»1162. Такова, кажется, была
единственная причина, по которой сенат освободил от законов сначала Августа1163, а затем Веспасиана1164, когда те получили высшую
власть. Правда, это часто наносит ущерб государству.
Тем не менее утверждение, что тот, кто вводит закон, должен быть выше
законов, «нравственно прекрасно»1165; оно близко к тому, что мы сказали. Однако, если закон был внесен и принят по общему согласию всех, почему бы
правителю не подчиняться закону, который он сам предложил?1166 Именно
по этой причине был предложен Корнелиев закон о власти трибунов, который определил, что преторы обязаны следовать своим эдиктам и не могут
отменять или изменять однажды установленное, а то из-за тщеславия они
взяли в привычку произвольно принимать решения, противоположные ранее ими же принятым, как пишет Асконий1167. А претор имеет такое же отношение к указу, как правитель или народ к закону. Тогда, если справедливо,
что установивший для другого что-либо в области права должен сам этому
подчиняться, не будет ли еще справедливее, когда верность своим законам
сохраняет правитель или народ? Поэтому-то народ Рима клялся исполнять
законы, который сам вносил1168, как у Аппиана в Книге I1169, и по
этой же причине Метелл Нумидийский1170, не одобривший законы Аппия1171
и не пожелавший принести им клятву, был отправлен в ссылку1172.
Итак, поскольку народ был связан принятым им законом до тех пор, пока
не признавалось более справедливым его отменить, им, следовательно, были
связаны и правители. Однако против народа использовался софистический
прием, когда говорили, что настолько независимы от законов1173
и не только выше их, но также никоим образом ими не связаны1174 и поэтому то, что им «угодно, имеет силу закона»1175 (а это самое позорное). Такое
мнение горячо поддерживают Помпоний и Ульпиан1176, что никак не приличествует правоведам. Павел же резко против: «…бесстыдно, когда правитель
что-то присваивает1177 на основании неправильно составленного завещания,
ведь столь великой верховной власти правителей1178 подобает соблюдать те
законы, от которых они считаются свободными»1179. В те же самые времена
Александр Север первым из всех подтвердил это своим рескриптом1180; позже Феодосий1181 и Валентиниан1182 ясно засвидетельствовали своими царскими словами1183, что они подчиняются законам: «Достойно верховной власти
—
59
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
правителя, — говорят они, — открыто заявлять, что он связан законами. Тем
более что уважение к нам зависит от уважения к праву и, воистину, лучше
для государства, чтобы власть правителя подчинялась законам1184; словами
настоящего эдикта мы показываем другим1185, что не позволяем себе того,
что нам позволено»1186. Но лишь немногие властители полагают, что этот закон был предназначен для них. Ведь на самом деле ни цари турок, как и цари
персов1187, скифов1188, британцев, абиссинцев, ни даже римские понтифики не
желают подчиняться каким-либо законам и, если использовать их слова, никогда не связывают себе рук1189. Следовательно, поскольку они считают себя
господами всех законов и вещей, они похожи на тех царей, которых Аристотель называет «владыками»1190 и которые, наподобие домохозяев, оберегают
государство, как свою собственность1191. Ибо не противно природе или праву народов, когда правитель является в государстве господином всех вещей
и законов, лишь бы он должным образом защищал его своим оружием, а детей — своей кровью, поскольку домохозяин является господином всего, что
приобрел не только он сам, но также рабы, и рабов по праву
народов. Таков первый тип правителей.
Другой тип — те, кто обуздывают законами не только магистратов и
частных лиц, но и самих себя, например, правители христианские, за малым
исключением, и пунийские. Перед помазанием на царство они связывают
себя великой клятвой, что будут управлять государством согласно законам,
праву и справедливости1192, составленной понтификами и знатнейшими мужами королевства1193. Правда, формула посвящения наших королей кажется
мне самой прекрасной не только по исключительной красоте слов и их древности, но и по весомости и значительности мыслей, особенно, когда король
перед понтификами клянется Бессмертным Богом, что будет обеспечивать
«закон и справедливость, полагающиеся» всем сословиям, и судить по вере
и правде, насколько он сможет1194. Давший же клятву не может легко ее нарушить, а если бы и мог, то не решился бы. Он действительно подлежит суду,
как и любое частное лицо, и подчиняется тем же самым законам. Основополагающие же законы всего государства он не может разрушить, как и изменить что-либо, касающееся обычаев гражданских общин и древнего права,
без согласия трех сословий. Отсюда тот тяжелый и продолжительный спор
между королем и народом Нарбонны о правовом основании исконного владения1195, которое [основание] они считают, исходя из своих и римских обычаев, несправедливым и неправомерным, поэтому им пришлось обратиться
в суд. Рассмотрение этого дела многократно откладывалось и, наконец, было
отклонено королем или, точнее, льстецами и доносчиками1196.
Из этого, я думаю, должно быть ясно, что Аристотель заблуждается,
полагая, что те цари, которые подчиняются законам, не являются таковы—
60
—
Глава VI. Об устройстве государств
ми1197. Но если у них в руках высшая власть, они, несомненно, цари, ведь и
римский народ по закону мог быть связан клятвой, однако он не обладал верховными правами в государстве. Хотя более ошибочно утверждение толкователей юристов, что сказанное
Ульпианом и Помпонием о римских принцепсах (которых они не только освобождают от законов, но также говорят, что их воля — закон1198) относится ко всем правителям. Еще позорнее, когда Ясон, комментируя перед королем Лудовиком XII статью закона «Хорошо Зеноном…»,
заявил необдуманно, что «все принадлежит принцепсу»1199. Такое толкование
не соответствует не только обычаям и законам этого государства1200, но также всем эдиктам всех императоров и ответам1201 всех юристов1202. К тому же
никакие виндикационные иски1203 невозможны, если у вещи нет владельца.
«Государям, — говорит Сенека, — принадлежит власть над всем, а частным
лицам — право собственности»1204. И немного ниже: «…подобно тому как при
правлении хорошего государя этому последнему принадлежит власть над всеми, так и каждому отдельному лицу — обладание своею собственностью»1205.
«Все находится во власти цезаря, но в наследственном владении —
только его собственное»1206.
Итак, между правителями, управляющими по справедливости, может
быть та разница, что одни связаны законами, а другие им совершенно неподвластны. Иное, когда одни избираются1207, а другие происходят из рода царей
(такой вид царской власти Аристотель назвал варварским1208). И эти последние к тому же правят до самой смерти. Из тех же, кого избирают, одни пожизненно, другие на короткое время1209; в числе последних
диктатор у латинов1210, когда он назначался по наилучшему закону1211, арх у
фессалийцев1212, эсимнет у митиленцев1213, гармост у лакедемонян1214, архонт
у афинян до народного правления1215, балия у флорентинов1216 (она, однако,
состояла из многих )1217. Они обладали высшей властью объявлять
войну, заключать мир, наказывать и награждать без права обжалования . Если же правители получают пожизненные полномочия от оптиматов или плебса, в этом случае Аристотель именует их царями1218. Таковые
были, пишет он, в героические времена, когда кто-то самый справедливый
и самый мудрый единодушно избирался пожизненным военачальником и
толкователем закона и священных таинств1219. Их избирали также древние
римляне1220, наши предки франки1221, арабы1222, скифы1223, даны1224, норвеги1225,
полоны1226, унгары1227. Так, простой крестьянин Пяст был поставлен своими
королем Полонии в 800 году от Р.Х.1228; от него произошли остальные вплоть до Ягеллонов1229, от которых ведет свой
род и нынешний Сигисмунд1230. Недавно из числа частных лиц были избраны
королями Унгарии Матиас Корвин1231 и Свекии1232 Гостав1233. Гунны1234 назы—
61
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
вают выборы «карос» (Caros), они проводятся на равнине у Песта1235, где собирается войско1236. Султаны у египтян обычно избирались меммелуками1237,
то есть воинами-преторианцами1238, как и короли пунийцев1239 и Мавритании1240, если только они не получали право наследовать власть через усыновление предшествующими царями и с согласия оптиматов1241, как некогда августы, взявшие в обычай назначать цезарей для правления1242.
К пятому виду царей1243 Аристотель отнес пожизненных военачальни1244
ков . Он приводит в пример царей лакедемонян1245, правда, весьма неудачно, поскольку у этих царей не было вообще никакой власти и они не могли
ни объявлять войну, ни завершать ее, как было сказано выше1246. Но Аристотель, по моему мнению, был введен в заблуждение званием, которое Ликург
оставил , лишив их власти, чтобы они не приводили в беспорядок
государство. Однако военные магистры1247 обладают гораздо бóльшими
в государстве, как и пожизненные знаменосцы у генуэзцев в давние времена1248. Их, тем не менее, следует исключить из
списка царей, как и дуксов фиванцев1249, ахейцев1250, фокидян1251, лукенцев1252,
рагусийцев1253 и древних галлов, которые, по сообщению Цезаря, избирались
на один год1254.
Государственное устройство у германцев. — Что касается германских императоров, то тут могут возникнуть сомнения. Прежде, то есть
после угасания рода Карла Великого1255, когда с самого начала их стали назначать путем выборов1256, они, несомненно, обладали царской властью, как
Генрик Птицелов1257, Оттоны1258 и остальные, за весьма редким исключением,
вплоть до Родульфа1259, который полностью растерял1260 то, что оставалось
от царского могущества1261, поскольку новые правители, жаждущие скорее
почестей, чем власти, позволяли ограничивать себя условиями, которые
выдвигали выборщики1262. Хотя еще Оттон III1263 пожелал, чтобы правителями становились посредством выборов, а не благодаря рождению1264. После этого последовал переход к аристократическому правлению, потому что
высшая власть оказалась полностью в руках князей и оптиматов, как видно
по Золотой булле Карла IV1265; император же, который на самом деле является военным предводителем (dux belli), как некогда у евреев1266, не может ни
предлагать законы, ни объявлять войну, ни назначать магистратов, ни требовать уплаты налога1267. Правда, он носит звание императора, а также некоторую долю от налогов и пошлин, но более ничего1268. Верховных
же судей и имперскую курию, которая состоит из двадцати четырех мужей
и одного претора, император назначает вместе с другими князьями1269. Он не
может сделать кого-то князем; если у нас князей обычно назначал король,
то у них князья — императора, а также князей1270. Наконец, он может быть
лишен власти; так, совсем недавно ее отняли у Венцеслава, сына Карла IV1271.
—
62
—
Глава VI. Об устройстве государств
Юлий Флуг, германский епископ1272, как раз и старается выяснить, почему
императоры, которые должны повелевать оптиматами и народом, мирятся с их полномочиями и правами; у князей, , даже больше власти
над гражданами, чем у самого императора1273, ясно указывая этими словами
на правление оптиматов. Собрание князей и оптиматов1274 объединяет выборщиков, дуксов1275, ландгравов1276, маркионов1277, комитов1278, баронов1279,
понтификов1280 и представителей союзных городов1281. Именно там вносятся
и отменяются законы империи, там устанавливаются налоги и подати, объявляются войны, выделяются войска, принимаются посольства, утверждаются
договоры. Голосование же проходит в комициях трех видов: первую составляют семь выборщиков, вторую — имперские князья, третью — представители городов1282. И если две комиции, например, выборщиков и князей или
князей и городов, приходят к согласию, мнение третьей не имеет никакой
силы1283, что достойно внимания, поскольку нигде комиции не проводятся
таким образом. Однако это установление не старое, как видно по пожалованию Бургундского комитата1284 Филиппу, дуксу Бургундии1285, совершенному
императором Карлом IV1286 посредством лишь голосования выборщиков; подобного не могло бы случиться в деле такой важности без согласия князей и
имперских городов, если бы в то время они обладали правом голосования. Этому не противоречит то, что князья имеют власть над своими
(хотя она ограничена имперским законом)1287, ибо сами обязаны жизнью, состоянием, землями и полным правом повелевать сословиям. Доказательство тому — то, что важные споры между князьями и городами и
уголовные дела и даже апелляции по частным тяжбам, если сумма иска превосходит двадцать золотых, рассматриваются или в комициях, или имперской курией1288. Остальное очевидно и легко выясняется из Золотой буллы.
Это больше подходит правлению оптиматов еще и потому, что самые высшие священнические должности даются знати и почти никакие — плебеям,
как пишет Юлий Флуг1289. Даже имперские города, частью свободные (таких
примерно семьдесят), частью подчиненные тем или иным образом князьям,
но пользующиеся собственным правом, управляются властью оптиматов,
что можно понять по государственному устройству Норимберги, которая
признается самым большим из всех1290 и самым прославленным
благодаря внутренней организации.
Государственное устройство Норимберги1291. — В ней почти триста
оптиматов (их число точно не установлено)1292, которые, как пишет Конрад
Цельтес1293, представляют двадцать восемь патрицианских родов. Дело в том,
что ремесленники и купцы хотя и допущены к голосованию, но не допущены
к власти, в отличие от того, что имеет место в других гражданских общинах Германии. Следовательно, в их [оптиматов] руках находится все госу—
63
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
дарственное управление1294. Ведь ими избираются цензоры, или выборщики
сената1295; после их назначения остальные магистраты слагают свои полномочия1296. «Сенат же состоит из двадцати шести мужей»1297, которые обычно избирают восемь старейшин и, кроме того, еще других магистратов, например, тринадцать мужей из числа сенаторов, именуемых «скабинами»1298,
и семь мужей бургомистров1299, которые имеют власть, почти равную децемвирам у венетов1300. Назначаются также пять мужей по уголовным преступлениям, которые судят дела о кражах и о противоправном нанесении
ущерба1301, тогда как двенадцать мужей вместе с асессорами правоведами —
гражданские1302. Остальное в руках сената. Затем следуют семь мужей, ведующие военными вопросами1303, претор земледельцев1304, два квестора1305,
пользующиеся наибольшим влиянием у горожан1306, префект снабжения,
триумвиры-хранители с теми же самыми обязанностями и полномочиями,
что и прокураторы Св. Марка у венетов1307, и наконец префекты коллегий
и цехов1308. Такова форма этого государства, которая свойственна и другим
гражданским общинам германцев, хотя некоторые из них имеют народное
правление.
Из этого ясно, как глубоко заблуждаются те, кто считает, что император
германцев обладает высшей властью1309. Ведь Карл IV в Золотой булле (которая, впрочем, была частично отменена1310) объявляет князей и выборщиков
своими виночерпиями1311, стольниками1312, поварами1313, оруженосцами1314 и
стабуляриями1315, в руках у которых вся власть, а у цезаря нет совсем никакой. Наилучшее доказательство этому — то, что император провозглашается таковым только после клятвы, принесенной перед выборщиками1316. И он
даже не имеет полномочий распоряжаться государственными средствами;
всего же есть три казны: одна в Аргентине1317, другая в Лубеке1318, третья в
Августе1319, куда поступают налоги1320.
Государственное устройство у ахейцев. — Подобная государственная форма напоминает государство ахейцев, которое первоначально состояло из двенадцати городов1321. Действительно, от Ореста1322 вплоть до тирана
Сига1323 они терпели царскую власть1324, а после убийства последнего1325 установили правление оптиматов1326, затем, отказавшись от взаимной дружбы изза различных козней Деметрия1327 и Антигона1328, вновь «попали под власть
тиранов»1329, но когда Пирр1330 переправил войско в Италию, снова вернули
себе свободу1331. Потом Исей, тиран керавнийцев1332, опасаясь за себя, добровольно отдал город ахейцам1333. Впоследствии1334 присоединились
Кариния1335, Леонтий1336 и Пеллена1337; наконец, изгнав тиранов1338, в их союз
вступили также соседних городов, а именно: аргивяне1339, сикионцы1340, аркадяне1341, коринфяне1342, лакедемоняне1343 и весь Пелопоннес1344,
впечатленные добродетелью и справедливостью, которой прославились
—
64
—
Глава VI. Об устройстве государств
ахейцы, разбирая споры между греками1345. Ведь когда союзы пифагорейцев
в Италии1346 были разрушены, последовала такая великая смута в государствах, что после истребления всех самых могущественных и самых мудрых
правителей гражданские общины Италии единодушно вверили себя власти
ахейцев1347, хотя афиняне и лакедемоняне гораздо больше славились оружием и богатствами. В итоге благодаря общему доверию и согласию
получили такие выгоды и вовлекли в свое содружество такое количество городов, что — хотя это кажется невероятным — весь Пелопоннес, как сообщает Полибий, «пользуется одними и теми же законами», обычаями, «весом,
мерами, монетами… судьями», общий совет, власть (imperium)1348
и веру1349. И поскольку такие дружеские взаимоотношения (benevolentia)1350,
широко распространившиеся и охватившие столь много народов и гражданских общин, приносили этим благо, им оставалось лишь окружить себя общими стенами1351.
Еще замечательнее то, что так усовершенствовали свою доблесть, что не только стали непобедимыми для врагов, но также назывались
цензорами и наставниками тиранов1352 (то же было сказано о гельветах);
римляне смогли одолеть их не раньше, чем разрушили взаимную дружбу
между ними своими коварными происками1353. У , как и у германцев, были ежегодные собрания1354; они избирали военачальников на один
год1355, а те [германцы] — пожизненно. Вот почему Аристотель ошибочно
именует военных предводителей царями1356. Царем же называется тот, в руках которого высшее право вводить законы, назначать и смещать магистратов, объявлять войну, заключать мир и выносить окончательное решение
по апелляции; если этого нет, звание царя ничего не значит. Все остальные
, которые мы видим при народовластии и господстве
оптиматов, существуют также и при монархии.
Система монархического правления. — после
правителя самыми большими полномочиями обладает сенат, который у нас
вошло в обыкновение называть «личным советом», у испанцев — «королевским», у турок — «диваном»1357. Впрочем, кроме этого, у всех есть и другой
сенат, который испанцы называют «тайным», а мы — «узким»: он состоит
из четырех или пяти мужей, тесно связанных узами дружбы с правителем,
в ведении которых находятся тайны власти1358; такова у венетов Коллегия
децемвиров. У испанцев Королевский совет включает обычно двенадцать
мужей, которые вместе с правителем принимают решения о законах, войне,
мире и всем государственном устройстве, как пишет Альфонс Улоа1359; третий — Совет по делам Индий1360; четвертый
из пяти мужей по установившемуся обычаю занимается рыцарскими орденами, походами и священной войной1361; пятый — инквизиции, где
—
65
—
Метод легкого чтения историй. Об устройстве государств
обсуждаются вопросы веры1362; шестой — особый военный совет, куда обыкновенно входят вместе с военачальниками знатнейшие люди королевства1363.
У поляков их два, причем один более узкий, другой расширенный1364, куда
допускаются все понтифики, кастелланы1365 и те, кто занимал высшие посты,
как пишет поляк Сарий1366. У англов сенат в составе примерно пятнадцати
мужей был учрежден Одоардом II1367 из тех, кого считали самыми уважаемыми и благоразумными, и это сделали по настоянию Роберта, понтифика
Кантурбии1368, для ограничения тирании правителей1369. У турок, как говорят, сенат при владыке состоит из четырех басс1370, двух кадилескиеров1371
и восьми беллербеев1372. У нас в сенат1373 допускаются принцы королевской
крови, затем высшие магистраты, в том числе канцеллярий1374, магистр воинов1375, магистр дворца1376, магистры по делам прошений1377, марескаллы1378,
префект моря1379, великий щитоносец1380; остальные выбираются по воле
правителя, например, кардиналы, понтифики, некоторые трибуны казны1381,
презесы высшей курии1382 или же любой, получивший признание благодаря
многолетним посольствам и опыту ведения дел.
Почти столь же высоким положением, как сенат, обладают два магистрата, а именно: магистр воинов и канцеллярий, которые почти во всех монархиях исполняют одни и те же обязанности. Встарь же при римских царях
«трибуном целеров»1383, при диктаторах «магистром воинов»1384, при императорах «префектом претория»1385 называли того, кто ведал законами, равно
как и войском1386. Тогда один и тот же человек мог быть умелым сенатором,
отважным полководцем и искусным оратором, как того требовало время. Таковыми являлись Фемистокл1387, Аристид, Перикл, Деметрий Фалерский1388,
Демосфен, Катон1389, Цезарь, Брут1390, Антоний и бесконечное число других.
Но когда множество законов наводнили государства, военная организация
была отделена от гражданской, и везде для каждой из них начали ставить отдельного магистрата: одного, облаченного в мантию, другого
в военный плащ; у нас, испанцев и британцев это — магистр воинов или конестабль1391, прежде магистр дворца1392; у пунийцев — мунафид1393 (его Иовий
неправильно называет «нифат»1394); у султанов — эдегнар (именно
так у Льва Африканца)1395, которого Иовий именует «диадарий»1396; у турок — басса-визир1397, то есть глава совета1398, у абиссинцев — бетудета1399,
то есть доместик1400. Их власть была всегда большей, чем у одетых в мантию,
и они пользовались бóльшим влиянием, ибо благоденствие государства и
его внутренний порядок сохраняются благодаря воинам и их оружию. Тем
не менее решают и приказывают, а исполняют приказы.
Обязанности канцеллярия также почти везде одни и те же: он — толкователь права и законов и хранитель священной печати. Макиавелл напрас—
66
—
Глава VI. Об устройстве государств
но приписывает канцеллярию галлов неограниченное право распоряжаться
жизнью и смертью граждан1401. У абиссинцев он [канцеллярий] называется
«великая cправедливость», как сообщает Альваресий1402, у турок — «кадилескиер», или глава судей, один для Азии, другой для Европы, и по рангу
они превосходят самих басс1403.Действительно, они надзирают за судьями и
обладают высшей властью в судебных делах. Тот же, кто является мофтием,
или великим понтификом, считается толкователем Божественного закона,
следящим, чтобы никто не мог отступить от веры в законах человеческих1404.
Остальные военные и облаченные в мантию магистраты занимают более
низкое место, чем они, например, марескаллы, равные военным трибунам с
консульской властью1405, сатрапы у персов1406, презесы у римлян1407, беллербеи у турок, негусы у абиссинцев1408; они же у германцев, галлов, британцев,
испанцев прежде именовались «дуксами» и «комитами», а ныне — «правителями провинций». Сангиаки у турок1409 очень мало отличаются от наших
сенескаллов1410.
Мы сказали, что такое гражданин, государство, гражданская община,
магистрат, власть и государственное устройство, у которого не более трех
форм. Теперь мы должны перейти к изменениям в государствах.
