поедешь, не заплутаешься! — добавил словцо Василий Николаю.
— Да, если и не попаду в свою делянку-то, лес большой, наберу какого-нибудь валежнику, пустой домой не приеду! — ответил Николай. — Да бишь, нет ли у тебя какого-нибудь завалявшегося топоренка? У меня ребятишки-бесенята весь топор изрубили, камни с железом рубили что ли, и мне в лес не с чем съездить, — спросил Николай.
— Есть вон какой, пожалуй, выручу!
— Дай пожалыста, я тебе ужо его завезу.
— Ну, ступай, Николай Сергеевич, запрягай! — усаживаясь в сани, сказал Василий, — Догоняй. Я поехал!
Николай, пришедши домой и не в скором времени запрягавши свою лошадь, для всякого захвативши ружье, с выездом припозднился. В дороге он никого не догнал, все мужики давно уже были в делянке. Не доехав до кордона, как ему пояснил Василий, он преждевременно свернул с дороги в сторону, как ему показалось, что он направляется. Да еще эти стрекотастые сороки нахально повели его в свою делянку, но немножко не туда, куда следовало. Он прямо с саней стрелял по ним. Поплутав по лесу и не попав в делянку, Николай решил нарубить себе дровец где попало, утешая себя мыслью «в лесу много и не убавится». Свалив добротной толщины березу, он, заметая следы преступления, лаптем затер только что появившийся по его милости пенек. Лесник-незнакомец, живший на кордоне тут как тут, застал Николая на месте преступления. Жар испуга бросился Николаю в лицо. Топор, обрубая сучья, гневно разбрасывал щепки, готов был обрушиться на лесника. Мокрые от пота пальцы свертывались в кулак, ногти до боли впились в размягченную ладонь, приготовились к отражению и обороне.
— Ты, что же это друг самовольничаешь в лесу-то! — с опугой начал упрекать Николая лесник, время от времени ударяя ладонью о ложе ружья, висевшего у него за плечом. — Ты из какого села? Ах, мотовиловский, а в своей-то делянке в обходе, лесника Лаптева, тебе что мало таких-то вот берез? А знаешь, что это мой обход и за самовольное воровство в лесу что бывает? Я вот возьму, да на тебя протокол и составлю, и под суд пойдешь! Осознав, что он действительно поступил не совсем справедливо, Николай стал оправдываться. Притворившись казанской сиротой, плаксивым голосом он стал оправдываться перед лесником:
— Ты уж, уважаемый товарищ, меня прости, признаюсь тебе, что я немножко приплутал в дороге и сбился с пути. Видать, меня леший обошел, пошутить вздумал, да ещё эти проклятые сороки-ведьмы, сбили меня с истинного направления. Ты уж меня, того, прости и разреши, все же мне этой березой воспользоваться, ведь недаром же я трудился, топором взмахивал, наверное, раз тысячу! — взмолился Николай перед лесником, — признаюсь, виноват, исправлюсь!
— Вот ты просишь меня, чтобы я простил твое преступление, ты ведь без всякой надобности лишил жизни вон какую красавицу-березу! А взрастил ли ты хоть одно дерево? — укорял его лесник.
— Ну, я обещаю тебе, уважаемый лесник, я срубил одну березу, с весной взамен ее, посажу две.
— Ну, ладно, я вижу, что ты мужик все же дельный, прощаю я тебе и акта составлять не стану. Забирай свою березу и уматывай отсюда пока цел! — смилостивился лесник над повеселевшим Николаем, а под конец все же прикрикнул на него:
— Смотри, мне вторично не попадайся. Облуплю, как белочку!
И ушел. Разделав березу на кряжи, погрузив их на сани, Николай двинулся в обратный путь. Лесная полуглухая дорожка привела его как раз к кордону. Лошадь с увесистым возом едва тащилась, забираясь на пригорок, подъезжая к самому кордону. Собаки, издали зачуяв лошадиный храп и скрип полозьев, предупредительно залаяли. Миновав и благополучно проехав мимо кордона, Николай, облегченно вздохнув, подумал: «Вот лесники живут-барствуют. Нет, надо в полесчики и мне податься…»
В этот второй день вывозки леса из лесу, полесчику Ивану Лаптеву надоело самому стоять у дороги и встречать каждый воз, чтобы заклеймить бревна. Проинструктировав своего сына-подростка Ваньку, он поручил ему делать клеймёшку. Ванька же, приустав при клеймешке махать молоткообразным клеймом, поручил это дело своим товарищам-ребятам. Тут оказались и Панька Крестьянинов с Ванькой Савельевым. Они-то и набедокурили в этом деле. Панька, как всегда склонный к проказам, клеймил, клеймил, ставя знак «ОЛ», а потом взял, да и перевернул клеймо другой стороной и начал настукивать по торцам бревен, ставя знак «СП», что означает самовольная порубка, а за нее преследуется законом. Немало было потом скандала у мужиков с лесником Лаптевым, много было высказано ему неприятностей и упрека, в результате чего его из лесников сняли. Услыхав о том, что лесника снимают, Николай Ершов тут как тут. Предлагая свои услуги быть полесовщиком, он нахваливал себя перед начальством, которое во власти снимать и принимать людей в эту должность: «Я, пожалуй, не хуже тезки Смирнова с этим делом справлюсь, и лес сохраню от самовольщиков, все до единой сосенки и елочки (сознательно не упомянув о березах)». А среди мужиков-односельчан
