Кланы и легионы
— Приветствую и поздравляю, войек Веслин, — говорит мне мой командир, прямо-таки сияя от гордости. Я служила под началом заместителя директора по военному развитию сержанта Скормака все те тринадцать лет, что провела в Четвертом крыле Дома Солнца, но мы почти не разговаривали с ним лицом к лицу. Он протягивает руку, и я подавляю в себе желание сбежать. Говорят, что в Легионе Боросов есть два типа бойцов: те, кого тянет к пламенникам, и те, кто их избегает. Я определенно попадаю во вторую категорию, но все равно пожимаю протянутую руку командира. Даже через его зачарованные защитные перчатки я чувствую жаркий огонь.
— Благодарю за теплые слова, — отвечаю я. — Не сомневаюсь, что ваши блистательные рекомендации сыграли заметную роль в моем повышении.
Сержант Скормак улыбается и качает охваченной красно-золотыми языками пламени головой.
— Все, что я говорил о тебе, было чистой правдой. Ты хорошо работала. Ты прошла испытания. Ты и только ты заслужила эту честь.
Он кладет мне на стол конверт и небольшую шкатулку.
— Мне будет не хватать твоей эффективности, когда тебя переведут в Крыло войеков, — говорит он мне. Ему не нужно дышать, и его голос поднимается и затихает, как мерцающий огонек. — Но я уверен, что все мы будем гордиться тобой.
Теперь вспыхиваю я — метафорически, конечно. За восемь лет я — первая из наших сотрудников, кого повысили до звания войека. Конечно, мы делаем вид, что у нас все справедливо и беспристрастно, и что достойный и честный труд рано или поздно приносит награду, но на самом деле Четвертое крыло — это ссылка для отработанного материала Легиона. Здесь можно встретить разгромивших не тот лагерь рубак, внезапно начавших бояться высоты небесных рыцарей, пламенников, слишком распалившихся, чтобы рассыпаться после окончания битвы, ну или минотавров вроде меня, которым просто не повезло родиться в неправильной семье. То, что когда-то наше здание служило складом, вполне символично. Четвертое крыло и сейчас что-то вроде чулана, куда Боросы сваливают тех, о ком предпочли бы забыть навсегда.
Когда я открываю шкатулку, мои пальцы дрожат. Я боюсь посмотреть на то, что,
как я надеюсь, находится внутри. Крышка приоткрывается, и я вижу что-то красное. Сердце бешено колотится, шерсть встает дыбом — и вот я уже смотрю на нее, закусывая губу, чтобы не разреветься на груди у сержанта Скормака и на затушить его пламя своими жирными слезами. Собрав волю в кулак, я унимаю эмоции, гордо расправляю плечи, достаю красную ленту из шкатулки и надеваю на шею, пропустив под рукой. Моя первая заслуженная награда. К ленте прицеплена медная бляха со идущими по кругу словами: «Войек Боросов». Мне доверено хранить мир в наших краях, сражаться с несправедливостью и возвышать достойное и праведное.
Медальон Боросов | Иллюстрация: Aaron Miller
— Тебе идет, — говорит сержант Скормак. — Может быть, солнце и вправду осветило твою династию.
— Может быть, — соглашаюсь я и распечатываю письмо.
Сержант Скормак откашливается:
— Его ты должна прочесть в одиночестве. Удачи тебе, войек Веслин.
От этого титула у меня пробегают мурашки по коже. Впрочем, может быть это оттого, что командир ушел, и в комнате сразу стало холоднее. Я внимательно разглядываю письмо. На конверте золотым тиснением нанесено мое имя. Подцепив ногтем клапан, я аккуратно открываю конверт и достаю карточку. Приглашение.
Настоящим сообщаем,
что сегодня на закате вас ожидают
на Солнечной веранде Дома Солнца
для участия в приеме в честь новопроизведенных в войеки.
Будет подана свиная рулька.
Форма одежды парадная, запрещаются кольца и руны.
«Война, на которую отправляются с неправедными мыслями, умирает в окопах. Война, на которую отправляются с отвагой в сердце, вечно живет среди руин вражеских домов».
— Клаттик, легионер Боросов
Я смотрю на карточку. То есть,
внимательно смотрю на карточку. Первое, на что я обращаю внимание, — это напечатанный на бумаге символ Легиона Боросов... кулак, окруженный солнечной короной. С ним что-то не так... И вдруг я понимаю, что это кулак правой руки, а не левой, как должно быть. А у солнечной короны десять лучей вместо девяти. В памяти сразу всплывает экзамен по контрразведке, который я сдавала пару месяцев назад. Тогда у нас было похоже задание: найти скрытые сообщения среди повседневных вещей. Мы искали потайные коды Димиров — узор из задернутых занавесок в окнах жилой башни, гнутые прутья в решетке канализации, указывающие направление, и все такое прочее. Я нашла восемь сообщений — больше всех в нашей когорте. И теперь мне всегда нужно быть настороже, искать знаки и сигналы — подобные тем, что я сейчас держу в руках.
Это не приглашение. Это мое первое задание в качестве агента контрразведки войеков. И мне нужно расшифровать его суть.
Я обдумываю каждое слово и каждую букву. Я переворачиваю бумагу, прищуриваюсь и вглядываюсь в пустые места среди слов. Картина начинает вырисовываться — здесь говорится о месте встречи с осведомителем... Это все как ребус. Я играю со словами. «Будет подана свиная рулька». Странный выбор для приема. Рулька... Груулы? И я впервые слышу эту цитату, якобы из Клаттика. Окопы. Руины. Должно быть, имеется в виду бункер близ Кольца Руин.
Все начинает становиться на свои места, и...
— О-о, прием на Солнечной веранде! Возьмешь меня своей с собой? — заглядывает мне через плечо Аресаан. Я комкаю приглашение, прячу его в кулаке, и, прежде чем повернуться к своей ненавистной коллеге, выдыхаю. Не имеет значения, сколько раз вы уже видели точную копию Разии, — от взгляда на них всегда перехватывает дыхание. Я не собираюсь доставлять ей такого удовольствия.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — неуклюже начинаю я, делая вид, что ее огненно-рыжие волосы нисколько меня не впечатляют. Это послание предназначалось только для моих глаз. Первый день в контрразведке войеков, а я уже рассекретила задание. — Не будет никакого приема.
Она приподнимает бровь:
— Как скажешь, Оссет. В общем, поздравляю с повышением. Достойное свершение для минотавра со столь слабыми убеждениями.
У меня раздуваются ноздри. Аресаан — худшая из отбросов, бывшая военачальница, которая тридцать с чем-то лет назад приняла неправильное решение на поле битвы, и по ее вине погибло пятнадцать тысяч солдат Боросов. В качестве наказания ей связали крылья и почти полностью лишили магии, оставив лишь несколько заклинаний воодушевления, помогающих вербовать новобранцев. Но даже после десятилетий, проведенных в изгнании, она, будучи такой же неудачницей, как и все мы тут, сохранила характерные для ангела черты: бесцеремонную высокомерность и навязчивость.
— С убеждениями у меня все в порядке, — говорю я, слегка наклонив голову и наставив на ангела острые рога. — Я это заслужила. А если тебе что-то не нравится, то ничего не поделаешь — придется смириться.
Когда я росла, я не знала, что такое покой. Мой отец постоянно воевал, так что нашей семье приходилось волноваться за него, когда он был на фронте, и за себя, когда он возвращался домой. Год за годом он наблюдал, как повышают в звании его ордруунских соратников, а его обходят стороной. Может быть, те минотавры и вправду заслуживали повышения больше, я не знаю. Зато точно знаю, что его характер портился от возвращения к возвращению, и я потеряла счет тем вечерам, когда они с матерью сталкивались головами, когда скрежетали друг об друга рога, а копыта оставляли борозды в деревянном полу, а иногда и на стенах. Когда они начинали кричать друг на друга, я пряталась у себя в комнате и, нацепив на грудь красные ленты для волос сестры, воображала себя офицером войеков, ответственным за поддержание мира. Контрразведчица войеков должна быть внимательной и находчивой. В те редкие моменты тишины, когда родители прекращали ругаться, я искала потайные сообщения в пятнах от воды на потолке и в узорах из пыли на полу. У меня хорошо получалось замечать то, что старались оставить незамеченным.
И вот я на своем первом задании — где-то на задворках Десятого округа гонюсь за информацией, что поможет сохранить мир. На этот причудливый район медленно, но неумолимо надвигается лагерь Груулов, и напряжение растет. Я слышала слухи, будто десять или около того тысячелетий назад здесь истребляли драконов, так что пыль в этих краях по большей части состоит из драконьих костей. А еще говорят, что кости мертвы не окончательно, не на сто процентов.
В таких местах броня Боросов необходима для защиты, но столь же важна и незаметность. Я шагаю, завернувшись в серо-красный плащ — плащ цвета местной пыли. Не знаю, драконья это кость или нет, но она проникает повсюду. Я чувствую ее на коже, она скрипит на зубах. Впрочем, пыль — не единственное, что меня беспокоит Здесь невозможно не замечать Груулов, стремящихся разрушить все, что мы с таким трудом построили. Их дети, наряженные в слабое подобие одежды из кое-как связанных костей и шкур, похожи на диких зверьков. Шатаясь, проходит мимо пьяный огр, а потом он валится и разбивает в щепу тележку с благовониями. Я пытаюсь найти какие-то положительные стороны, но не могу. У меня чешутся руки раздавать уведомления о нарушениях, но я все же сосредотачиваюсь на поисках осведомителя.
На рынке я замечаю, как девочка-Груул крадет дыню с прилавка. Торговец кричит ей вслед. Это старик-виашино, который не смог бы погнаться за воровкой, даже если бы хотел. Девчонка пробегает мимо меня, и мне остается лишь поймать ее за руку. Я крепко сжимаю ей плечо, и юная воровка поднимает на меня глаза загнанного вепря.
— Красть нельзя, — выговариваю ей я. — Ты позоришь свой город. Свою семью. Саму себя.
Я пытаюсь рассердиться на нее, но ее рука в моем кулаке такая тонкая, что кажется, будто вот-вот переломится. Я слегка ослабляю хватку. Девчонка рычит на меня, обнажив зубы. Ну и смрад от нее исходит! Но какие-то неясные мысли в моей голове не позволяют отнять у воровки ее добычу.
Вздохнув, я отпускаю девчонку. Огрызнувшись, она убегает прочь, крепко прижав плод к груди и стреляя глазами из стороны в сторону. Я достаю несколько зигов из кошелька и расплачиваюсь с торговцем.
Он ухмыляется и на мгновение высовывает язык, чтобы увлажнить глаз.
— Знаешь, как говорят? — квакает он. — Подрался с Груулом, и у тебя забот на день. Накормил Груула, и у тебя забот на всю жизнь.
Я киваю. К счастью, я в городе всего на один вечер, и после этого про девчонку можно будет забыть. Я иду дальше. Довольно скоро я нахожу бункер — он спрятался в гигантской траве, а чары дикой пепельной лианы медленно, но верно разъедают его стены. Место кажется совсем заброшенным, и здесь обосновалась колония детенышей гидры — каждый не больше моей ладони. Несколько голов поворачиваются в мою сторону и плюются. Я отхожу в сторону, но немного вспененной слюны попадает мне на башмак. Кислота недостаточно едкая для того, чтобы прожечь дыру, но на темно-коричневой коже остается светлое пятно. Правила предписывают мне немедленно сообщить о колонии, но гидры никуда не денутся, а вот мой осведомитель — может.
Территория Груулов | Иллюстрация: John Avon
Я захожу в бункер. Тяжелая металлическая дверь со скрипом закрывается за моей спиной, и я в первый раз вдыхаю холодный, застоявшийся воздух. Здесь темно, и проходит некоторое время, пока мои глаза приспосабливаются после яркого света снаружи. Наконец я могу разглядеть впереди лестницу и, схватившись за ненадежные перила, спускаюсь по ступенькам вниз. Внизу просторное помещение с утоптанным земляным полом. Здесь несколько рабочих столов, стулья, в углу сложены штабелями лежаки, а когда-то заполненные припасами шкафы теперь открыты и пусты.
За одним из столов сидит дряхлый старик, выглядящий осунувшимся и изможденным. Перед ним на шестисторонней доске расставлены фигуры «Кланов и легионов». У меня подступает ком к горлу. Отец научил меня играть, когда вернулся со своего первого сражения. Война ожесточила его, но тогда он еще оставался заботливым родителем. Мне нравилось играть с ним — мы были рядом, но нам не обязательно было много разговаривать.
— У тебя есть для меня информация? — я произношу эти слова так, будто всю жизнь их репетировала. Не могу поверить, что этот старик вот так вот здесь сидит. Это значит, что я расшифровала тайное послание, отыскала его — и все это не было какой-то фантазией, которую я сама для себя придумала.
— Да, есть, — отвечает он, и в хриплом голосе ясно слышится усталость. — Но сперва давай сыграем.
— Боюсь, я уже все позабыла, — я подхожу ближе к нему, сохраняя спокойствие. Я не могу себе позволить пугать его. Сев на стул с другой стороны стола, я изучаю его лицо. Здесь темно, но я все же могу разглядеть светлые полосы у него на шее, ведущие к вискам — словно едва заметные шрамы. Любопытно. Многие знают, что аптекари-войеки зарабатывают на стороне, сводя татуировки у дезертиров-Груулов, и что заклинания для удаления чернил куда сильнее, чем те, что используются для нанесения. Теперь я лучше понимаю, с кем имею дело.
Передо мной черные фигуры, так что я делаю первый ход.
Старик делает движение пальцем, и один из его солдат скользит по доске. Выходит, это маг... Помимо обычного наблюдения, о собеседнике можно многое узнать по его манере игры в «Кланы и легионы». Когда я в первый раз обыграла отца — по-настоящему обыграла, а не когда он мне поддавался, — он ужасно гордился мной. Когда я обыграла его во второй раз, он швырнул доску в стену. Дрожащей рукой я беру фигурку священника. Надежный, но предсказуемый ход.
— У тебя есть имя, которым я могла бы называть тебя? — спрашиваю я.
— Если хочешь, ты можешь называть меня Брейзер, войек Веслин.
— Зови меня просто Оссет, — я сокращаю дистанцию между нами, чтобы выстроить доверительные отношения. Движением пальца старик отправляет вперед свою фигурку ангела, оставляя ее совершенно беззащитной. Приманка? Меня терзает желание расспросить его об той информации, что у него есть, но сейчас слишком рано. Не обращая внимания на его дерзкий ход, я закрываюсь небесным рыцарем. Скучное и пресное решение.
— Ты часто играешь в «Кланы и легионы»? — спрашиваю я. — Я соревновалась в лигах, когда была подростком.
— Там, где я рос, такого не было.
— Очень жаль. Детям на пользу дисциплина, которой они учатся в игре, — я понимаю, что сказала что-то не то, когда его верхняя губа ползет вверх, обнажая зубы. Я сдаю назад: — Но ты знаешь, в хаосе игры тоже есть своя красота. Отец однажды сказал мне, что вариантов партии из сорока ходов больше, чем волосков у всех живых существ Равники.
— В самом деле? — спрашивает Брейзер, приподняв бровь. — Я никогда не думал об этом в таком ключе.
Я выставляю вперед ангела, жертвуя фигурой. Я смогу продолжить партию и без нее, но истребление всей моей армии будет лишь делом времени. Брейзер сбивает моего ангела одним из своих солдат, но не забирает фигуру в свой могильник. Вместо этого он поднимает на меня глаза, и боль в его взгляде отдается у меня по всему телу. Он готов говорить.
— Что же ты хотел рассказать мне, Брейзер? — спрашиваю я. — Я слушаю, и все, что ты расскажешь мне, я сохраню в строжайшей тайне.
— В Легионе Боросов есть шпион.
— Ладно. Можешь сказать мне, кто это?
Он кивает.
— Но сперва я хочу, чтобы из Врат Войны отпустили заключенную. Освободи ее, и завтра на закате на рынке тебе передадут все нужные сведения, — он протягивает мне клочок бумаги с именем. «Баас Солвар». Я никогда не слышала о ней — это точно не кто-то из наших знаменитых политических заключенных.
— Я хочу помочь тебе, Брейзер, но такие вещи занимают много времени. Существует официальный процесс. Нужно подать запрос, дождаться одобрения...
— Ты знаешь, сколько в «Кланах и легионах» существует партий из трех ходов? — спрашивает меня Брейзер.
Я киваю. Это все знают.
— Одна. «Ошибка Разии». Но чтобы ее провернуть, соперник должен практически тебе помогать.
— Верно. Подкуп. Шантаж. Взаимные услуги. Ты игрок, Оссет, но это определенно никакая не игра.
Я слежу за тем, чтобы голова оставалась совершенно неподвижной, потому что сейчас мне больше всего хочется протестующе ей замотать. Нет никакой чести в том, чтобы мешать отправлению правосудия. Но предатель в рядах Легиона — это еще уже, особенно сейчас, когда нарастает напряжение. В Легионе Боросов мы делим мир на черное и белое. Оттенкам серого нет места: мы лишаем свободы за еще не совершенные преступления, мы готовы пожертвовать жизнью солдата ради самой идеи мира во всей Равнике, мы накажем голодного ребенка за кражу еды. Это наша исконная сила, но одновременно и величайшая слабость.
— Я посмотрю, что можно сделать.
Я работаю до позднего вечера, заполняя бумаги на освобождение заключенной. Баас Солвар, арестована во время устроенных Груулами беспорядков. Ранее не привлекалась. Скорее всего, она просто оказалась не в том месте не в то время. Все на самом деле оказалось очень просто. Небольшая взятка адъютанту сержанта Скормака, и она подсунет бумаги на освобождение в его стопку документов на подпись. Уверена, мой прежний командир был бы не против. Он говорил, что хочет, чтобы я добилась успеха, чтобы он мог мной гордится. Сержант торчит в Четвертом крыле почти столько же, сколько я сама, и понимает, какое это достижение — выбраться. Завтра с утра я первым делом лично отнесу бумаги в тюремный лагерь Врат Войны, сэкономив два дня бюрократических процедур, и к завтрашнему обеду Баас Солвар будет свободна...
Мой взгляд замирает на прошении об освобождении. Что-то не так — и я понимаю, что. Я пытаюсь не обращать на это внимания. Пытаюсь не замечать этого, как не заметил тот, кто оформлял ее арест. Но похоже, что все, чего я пытаюсь не замечать, кричит во весь голос, требуя быть замеченным. Баас Солвар — не полное ее имя. Ее зовут Баас Солвар Редли. Скорее всего, она родственница Гована Редли, налетчика из Кольца Руин, который наложил заклинание всеобщего хаоса на рынок Жестянщиков. Покупателей и продавцов охватил гнев и недоумение, и они набросились друг на друга, вооружившись снедью и прочими товарами. Двадцать четыре трупа. Сто семьдесят шесть раненых. Я прячу бумагу под стопкой других, но уже не могу выкинуть ее из головы. Мое сердце бешено колотится. Кто представляет большую угрозу для мира? Та, кого мы знаем, нападающая на нас на улицах, или неизвестный, вредящий нам изнутри?
— Работаешь допоздна, войек? — Аресаан кладет ладонь мне на плечо. — Минотавры постоянно работают в два раза дольше, но вполовину силы, верно?
Свет Легиона | Иллюстрация: Alex Konstad
— Ради Тажика! — я сердито стряхиваю ее руку. — Тебе мало потенциальных новобранцев, которых ты можешь донимать своими талантами?
Я снова выдыхаю — это происходит уже автоматически, — и поворачиваю к ней взгляд. Это все равно, что смотреть на солнце, не обращая внимания, что твои глаза горят. Поза Аресаан выражает агрессию, руки сложены на груди. Губы тесно сжаты. Жаль, что ненадолго.
— Чтобы ты знала, сегодня я подписала двадцать семь недоумков, желающих пролить свою кровь на поле битвы.
— Очень впечатляет. Скажи, а когда ты их вербуешь, у тебя есть какой-то отработанный сценарий, или это
полет фантазии? — я ухмыляюсь, глядя, как самодовольная улыбка сползает с лица Аресаан, и как она встряхивает крыльями, связанными колючей проволокой. Должно быть, это очень неудобно. Я вздыхаю. Она этого не заслуживала. Или, может быть, заслуживала, но я должна идти по пути благородства. — Оставь меня, пожалуйста. Я кое-чем занята.
— Чем-то важным?
— Чем-то, что тебя не касается. Я начинаю понимать, почему тебя вышвырнули с «Паргелиона».
— Стоп, стоп! — она протестующе поднимает руки. — Никто меня не вышвыривал... просто перевели на другое место. И что такое для ангела пятьдесят лет? Я тут прохлаждаюсь и жду, пока кто-нибудь облажается еще хуже меня. С Аурелией во главе это только вопрос времени. А ты... ты будешь прозябать среди войеков, стараться заработать себе репутацию, но настанет день, когда все поймут, что ты самозванка, и начнут задаваться вопросом: а почему тебя вообще повысили? Ты вернешься сюда самое позднее через пять лет, я гарантирую это.
— Ты ни хрена не знаешь о том, на что я способна.
— Следи за языком, войек, — осаждает она меня с легкой улыбкой на губах. — Много ли чести в сквернословии?
— Соси копыто, Аресаан, — я перестаю обращать на нее внимание, и в конце концов она сдается и уходит прочь. Я гляжу на папку с делом заключенной. Она вдруг кажется мне ужасно тяжелой. Что станет с моей карьерой, если я провалю первое же задание? Это не так уж сложно. Мне даже не нужно будет врать. Надо просто продолжать не замечать правду.
Баас Солвар на свободе. Я своими глазами видела, как она вышла из ворот тюрьмы, и от этого зрелища у меня скрутило первый желудок. Теперь мне остается спокойно ждать на рынке. До заката еще несколько часов, но на всякий случай я пришла пораньше. Брейзер появится. Я не могу пускать в сердце сомнения. Не сейчас. Точно так же, как глазам нужно время, чтобы приспособиться к темноте после яркого света, разуму нужно время научиться воспринимать оттенки серого.
Я замечаю вчерашнюю воришку, явно положившую глаз на буханку хлеба на самом краю прилавка. Бросившись к ней, прежде чем она успевает стащить добычу, я открываю кошель с монетами и сую ей в ладонь пять зигов.
— Ты же понимаешь, что так жить не годится? — говорю я девочке, опустившись на корточки рядом с нею. — Понимаешь, что есть те, кто хотел бы гордиться тобой? Но ты должна принимать правильные решения, как бы сложно это ни было. Просить о помощи, когда она нужна тебе. В тебе так много хорошего...
Девочка улыбается во все зубы, и у нее в глазах вспыхивают искорки.
— Кати хорошая, — говорит она, прижав ладонь к груди. У нее низкий зловещий голос, почти рычание.
— Да. Да, это так. Кати хорошая.
Девочка раскрывает руки, и я крепко ее обнимаю.
— Кати хорошая, — шепчет она мне на ухо. — Очень хорошая.
Она снова улыбается, а потом отходит на шаг, поворачивается и убегает.
Меня переполняют теплые чувства. Только потом я замечаю пропажу кошелька.
Опозоренная и рассерженная я жду осведомителя, и с каждой минутой растет моя неуверенность в себе. Неужели я выпустила жестокую налетчицу... впустую?
Через два часа после заката я соглашаюсь принять реальность. Я отправляюсь в бункер — кажется, я даже надеюсь, что не найду его, и это все окажется каким-то дурным сном. Но бункер на месте, вместе со вчерашними гидрами. На этот раз глаза приспосабливаются быстрее, и я спешу вниз по лестнице и спрыгиваю на немного липкий пол в надежде найти какие-то улики или тайное сообщение.
Но нахожу я совсем другое: труп Брейзера с перерезанным горлом, сидящий точь-в-точь в такой же позе, каким я его оставила. Игральная доска покраснела и раздулась, впитав кровь. Цепочка черно-кровавых следов ведет из бункера. Положение фигур не изменилось: должно быть, старика убили сразу после того, как я ушла. Я ищу какие-то улики, но меня трясет, и я не могу сосредоточиться. Надо доложить об этом Легиону, и все равно, какие неприятности это на меня навлечет.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но... стоп...
Я возвращаюсь внимательно гляжу на доску. Одной фигуры не хватает. Моего ангела. Она должна была быть там, где я ее оставила. Набравшись смелости, я приподнимаю обмякшее тело Брейзера. Фигуры нет ни под ним, ни на полу. Я ищу везде, но безуспешно. Очевидно, убийца забрал ее с собой.
Я со всех ног бегу назад, в Дом Солнца, но перед самыми воротами меня перехватывают.
— Стоп, стоп, войек. Тпру! — говорит мне, словно непослушной кобылице, Аресаан. Она хватает меня за плечи, смеряет взглядом с головы до ног и замечает, что я близка к панике. — Что с тобой случилось?
— У меня нет времени на твои глупости, Аресаан. Произошло убийство!
— Серьезно?
— А что, похоже, будто я шучу? — я поднимаю окровавленные руки, показывая перепачканную шкуру.
— Проклятье, Оссет. Я не знала... — она подталкивает меня к воротам, и я чуть не падаю, запутавшись в собственных копытах. — Ты должна доложить об этом. Я знаю, что мы были не самым дружными коллегами, но пойду с тобой, если хочешь... .
Я ворчу себе под нос. Не хочу, чтобы она шла со мной, но и одной идти тоже не хочется.
— Ладно, — говорю я. — Только давай ты не будешь такой...
Я обвожу Аресаан неопределенным жестом.
— Такой... собой.
Я всегда чувствовала себя ужасно крохотной, стоя перед Домом Солнца с его каменными башнями, поднимающимися в небо, словно тяжелые кулаки, — но на этот раз я кажусь себе еще меньше. Далеко наверху горят огни правосудия, проливая свет порядка и единения на обман и опасности. Они освещают улицы, но даже их яркости не хватит, чтобы развеять черные тени в моем сердце. Нас встречает стража Дома Солнца — батальон стражников стоит перед окованными серебром вратами. Многие из стражников — гиганты; их мускулистые торсы обнажены, если не считать нескольких стратегически расположенных пряжек. Но все сэкономленное на одежде громилы явно потратили на свои здоровенные палицы. Я с трудом скрываю желание повернуться и сбежать. А потом два стражника подходят ко мне, и от страха я каменею, и не могу сбежать, даже если бы захотела.
Дом Солнца, Крепость Легиона | Иллюстрация: Martina Pilcerova
— Оссет Веслин? Тебя ждут для допроса, — говорит мне один из стражников, запросто способный обхватить мой бицепс своим большим и указательным пальцами.
— Погоди, что? Это из-за папки с делом Баас Солвар? Я думала, что с ней может быть что-то не так, но не знала точно, и у меня не было времени, чтобы как следует... .
— Тебя подозревают в преднамеренном отравлении сержанта Эмбрела Скормака, второго лейтенанта Девин Сидиан и мага гильдии Рука Аталая.
Мой командир, командир моего командира и ее командир. Я мотаю головой:
— Нет, это была не я! Я бы никогда... Скажи им, Аресаан, что я не могла... — я оборачиваюсь, ища Аресаан, но ее нет рядом. Кто бы сомневался...
— Аресаан! — кричу я. Она ангел, так что должна услышать, как я зову ее по имени. Если, конечно, этого умения ее тоже не лишили.
Стражница, минотавриха в золоченых доспехах, весящих никак не меньше ее самой, обыскивает меня и вынимает все из карманов. Обнаружив кошелек, она открывает его и достает приглашение на обед... и пропавшую фигурку ангела. Она обнюхивает фигурку, крутит в руках — и оказывается, что ангел развинчивается на две части. Внутри фигурки — какая-то жидкость.
— Это яд Голгари. Все ясно. Даже нескольких капель хватит, чтобы свалить гиганта, — держа фигурку ангела в вытянутых руках, она вновь закручивает крышку.
— Это не мое, клянусь вам!
— То есть, мы не найдем на этой вещице твоих отпечатков? — спрашивает меня гвардеец.
— Нет! То есть, да. Я ее касалась. Когда играла в «Кланы и легионы». Но я понятия не имела, что внутри яд!
— Говорит нам телка с перепачканными кровью руками, — ревет гигант и пихает меня вперед. Минотавриха кидает на него неодобрительный взгляд, но тот ничего не замечает. — Два хороших командира погибли из-за тебя. Полагаю, у тебя есть алиби... где ты была в время вчерашней церемонии? Кто может поручиться за тебя? Может быть, твой соперник?
— Нет, он... — я прикусываю губу. — Понимаете, меня пригласили на церемонию, но это приглашение было не совсем приглашением, ясно? Это было зашифрованное приглашение на встречу с информатором. Видите, как перевернут кулак, а у солнечной короны лишний луч?
Стражница подносит письмо к глазам.
— Как по мне, так совершенно нормальный символ. Кулак левой руки. Девять лучей.
Полнота // Прерывание | Иллюстрация: Ben Maier
Я трясу головой:
— Не может быть! Я сама это видела! — я прищуриваю глаза, но как бы ни старалась, не могу нащупать чувство, превращавшее в порядок хаос. Это стандартное приглашение на листе для писем Боросов. — Я этого не делала! Среди нас предатель!
Сейчас мой ход мыслей мне самой кажется извращенным — но я понимаю, что в гильдии освободились три ключевых должности, а Боросы всегда заполняют такие места, повышая кого-то из своих рядов. Это означает, что настоящий преступник продвинется вверх в иерархии гильдии.
И в этот момент я все понимаю... Аресаан! Она была рядом, когда я читала приглашение, не бывшее приглашением. Она могла заручиться помощью мага разума Димиров, чтобы влезть мне в голову и заставить увидеть то, чего не было. Она купила эликсир Голгари на черном рынке и заплатила девчонке из Груулов, чтобы та украла мой кошелек, и потом... потом... потом она могла подложить его мне, когда мы с ней встретились. Кто знает, сколько у нее союзников; в каких гильдиях и сколько десятков лет она их искала?.. Кто знает, сколько она вынашивала этот план, дожидаясь подходящего момента?.. В последнее время Легион Боросов помешался на порядке — еще сильнее, чем обычно. Не пройти и квартала, не встретив солдата в мехах и полных доспехах, не проходит и недели без парада в честь подвигов очередной роты на поле битвы. Они так отчаянно стараются сохранить единение и силу — а я думаю лишь о том, как мы на самом деле уязвимы перед лицом хаоса. Как одна отвергнутая военачальница, готовая на все, чтобы вернуться на «Паргелинон», смогла подставить меня, а потом... потом...
И... и... стоп.
В моей голове раскидывается паутина вероятностей — бескрайняя, как число комбинаций в «Кланах и легионах». Партий может быть бесконечное количество, но большинство из них — быстрые и не запутанные. Вместо того, чтобы думать о хаосе, я должна сосредоточиться на порядке. Передо мной — партия из трех ходов. Самое простое объяснение.
— Погоди, ты сказал, что было три отравления, но всего две смерти, так? — спрашиваю я гиганта.
Он глядит на меня сверху вниз, скривив лицо в гримасе отвращения.
— Сержант Скормак сумел выжить. Дюжина шаманов до глубокой ночи вытаскивала его с того света.
— Выходит, что яд убил минотавра и гиганта, а пламенник остался в живых?
— Откуда мне знать, как на пламенников действуют эликсиры смерти?..
Хм-м... Пожалуй, на того, кто на самом деле никогда не жил и должен был прогореть много лет назад, эликсир смерти действительно подействует не очень хорошо. Но ему, тем не менее, все будут сочувствовать. Дадут немного отдохнуть, просто чтобы убедиться, что он в порядке, но совсем скоро сержант вернется на службу... и с таким отношением это будет идеальный кандидат на повышение. Его, не моргнув глазом, переведут на тепленькое местечко в Солнечную Вспышку... Но в одиночку он ни за что не смог бы это провернуть. Пламенник на мирных улицах привлекал бы всеобщее внимание. Ему нужен был кто-то, кто мог бы незаметно перемещаться по городу. Кто-то, кого горожане привыкли встречать на улицах.
Иллюстрация: Wesley Burt
Я смотрю на стражницу... ее большие мохнатые руки, способные управляться с громадной дубиной, одновременно выглядят достаточно ловкими для того, чтобы подложить кошелек мне в карман. Я опускаю взгляд на ее башмаки. Темно-коричневая кожа, светлые пятна от слюны гидры. Она была в бункере! Это она убила Брейзера.
— Ты! — выкрикиваю я. — Скормак — убийца, и он отравил сам себя, чтобы избежать обвинений. А ты с ним в сговоре!
Гигант выслушивает мои обвинения в адрес его соратницы, разинув рот, и грубо встряхивает меня.
— Заткни пасть и молчи, пока не предстанешь перед советом.
Он пихает меня вперед.
— Ты должен мне поверить! Она — убийца, — молю я гвардейца. Я не знаю, служат ли они вместе, но попытаться стоит. — Скормак подставил меня, чтобы возвыситься в Доме Солнца. И твоя партнерша в этом замешана. А может, и ты сам.
Минотавриха топчет копытом:
— Я бы никогда не совершила столь бесчестного поступка!
— Если у тебя есть доказательства, то правда выйдет на свет, — говорит гигант.
— Если ты отведешь меня во Врата Войны, то мне уже не выйти оттуда. Смотри! Смотри, это плевались гидры у бункера, где я встречалась с осведомителем, — показываю я на свою обувь. — Такие же пятна, как у нее на башмаках. И у нее пыль на мундире.
— У тебя пыль на мундире. У меня пыль на мундире, — говорит стражница и показывает на своего партнера. У него пыль на мундире...
— Да, но твоя пыль... она из Кольца Руин — той его части, что примыкает к Десятому округу.
— Это тебе будет непросто доказать, — злорадно усмехается минотавриха, — особенно из темницы во Вратах Войны.
— Никто никуда не идет, — раздается вдруг голос. Это Аресаан. Она вернулась — может быть, почувствовав себя виноватой, когда бросила меня. Впрочем, скорее всего, она не могла пропустить зрелище того, как моя карьера столь зрелищно обращается в прах.
— Ты уверена, что говоришь правду, Оссет?
— Абсолютно. Я не делала того, в чем они обвиняют меня, Аресаан. Ты же меня знаешь.
— Тогда я могу это доказать, — говорит она и сводит руки, собирая в ладонях белое пламя. Она направляет шар огня в минотавриху. Пламя охватывает стражницу, не касаясь ее. Похоже, жалобная история Аресаан о падшем ангеле была не вполне искренней. Ее магия сильна. Это заклинание исцеления, и вместо того, чтобы обратить женщину в пепел, оно собирает пыль с ее мундира — и та собирается в облик дракона. Пыльная фигура колышется, словно привидение.
— Это пыль из Кольца Руин с высоким содержанием драконьих костей, — уверенно говорит Аресаан.
— Можешь это объяснить? — спрашиваю я стражницу.
— Я просто... это... — запинаясь, пытается выговорить что-то она. Железное навершие палицы гиганта направлено теперь на нее, и оно раскалено докрасна, словно полчаса провело в горне кузницы.
Стражница бросает фигурку ангела на землю, и она раскалывается пополам. Эликсир смерти растекается по земле. Аресаан швыряет заряд огня, и жидкость испаряется, не успев причинить вреда. Когда мы приходим в себя, злодейки уже нет.
— Нельзя дать ей уйти! — говорит Аресаан.
— Не она нам нужна на самом деле, — возражаю я. — Нам нужен Скормак. Это он за всем стоит.
По взгляду Аресаан я понимаю, что у нее нет ни тени сомнения в моих словах. Я заслужила доверие ангела, и несмотря на то, что нам никогда не стать по-настоящему равными, я приблизилась к этому, насколько это было возможно. Она и до этого лучилась красотой, но теперь вырастает в моих глазах во что-то невыносимо прекрасное, и мне страшно смотреть на нее. Аресаан напрягает крылья, колючая проволока рвется, падает на землю, и наконец ангел расправляет белоснежные крыла — словно заканчивает начатый десятки лет назад зевок. Длинные белые перья выглядят такими нежными... но могущество, скрытое в них, невозможно не заметить.
— Я ошибалась в тебе, войек. Идем со мной, и мы разберемся в этом до конца. Если среди нас есть шпион, то наш долг — восстановить справедливость.
Я беру ее за руку, и она притягивает меня к себе. Взмах крыльев — и мир несется мимо нас. Когда мы наконец вновь опускаемся на землю, мы — в Четвертом крыле, у стола Скормака. Сам он тоже здесь, собирает свои пожитки.
— Собираешься в кабинет побольше? — спрашиваю я. Он подскакивает, и огонь у него на голове мерцает.
— Хорошо выглядишь для того, кто едва не умер, — добавляет стоящая за моей спиной Аресаан. Я понимаю, что она в самом деле позволила действовать мне.
Четвертого крыла для тебя было недостаточно, да? — говорю я. — Тебе нужно было больше, и ты был готов на все, чтобы получить свое.
— Ты знаешь, сколько элементалей служит в Доме Солнца? Я могу сосчитать их по пальцам одной руки, — он поднимает три охваченных пламенем пальца. — Три из
тысяч. Лишь потому, что мы не родились, а были созданы, не значит, что мы недостойны высоких постов. Они отрицают нашу разумность, нехотя дают имена, но правда состоит в том, что мы — не какие-то неуправляемые фанатики, и мы заслуживаем жизни после битвы.
— Ты убил двоих, — напоминаю я. — Я никак не могу назвать это управляемым.
— Аресаан погубила пятнадцать тысяч и отделалась строгим порицанием. Двойные стандарты. Осмотрись вокруг, Оссет. Ложь, предательство, несправедливость. Вот на чем основан твой Легион.
— Войек Веслин, — говорю я.
— Что?
— Это мое звание. Потрудись его использовать.
Скормак смеется.
— Ты бы даже не получила этого звания, если бы не я, заносчивая телка.
Что ж, наша партия подошла к концу, и я произношу слова, доставлявшие мне удовольствие еще с первой зачищенной доски для «Кланов и легионов».
— Ты истреблен, Скормак.
Он приподнимает дымящуюся бровь.
— А?..
Я наклоняю голову и, наставив на него рога, врезаюсь в пламенника всей своей массой. Он отлетает к стене, и бумаги на его столе вспыхивают. Этого момента я не продумала... Может, от силы удара, а может, оттого что я поставила его на место, его пламя тускнеет.
— Я помогу, войек, — говорит Аресаан. Она вызывает из ближайшей стены аварийного водяного элементаля и бросает на Скормака. Элементали сходятся, шипящий пар заполняет кабинет, но вскоре и пожар на столе, и огонь на коже Скормака гаснут. Сержант дымится, как затушенный фитиль, а потом рассыпается на груду мокрого пепла и обожженной брони.
Инверсия // Изобретение | Иллюстрация: Mathias Kollros
— Спасибо, Аресаан, — говорю я. — Думаю, что тоже тебя недооценивала.
— Да нет, у меня все на поверхности, — она пожимает плечами. Ее крылья плотно сложены за спиной, исходящее сияние вернулось в норму.
Я не знаю, ни что она задумала, ни что скрывает, но уверена в одном: в Аресаан есть гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
— Ты отбываешь в Крыло войеков, так что мы редко будем с тобой видеться, — говорит она. — Поздравляю тебя. Без всякого обмана. Ты это заслужила, войек Веслин.
Я улыбаюсь, поправляю ленту, сжимаю в пальцах бляху. Войек Веслин. Уверена, это никогда не надоест.
