Annotation
1942 год. Железнодорожная станция на выступе линии фронта подвергается частым налетам. Девушка—сирота убирает в школе в селе рядом и слышит за печкой морзянку.
Глава 1
"Морзянка" в поповском доме или Спасительное яблоко
Глава 1
Содержание:
Неожиданные гости
Опоздание
«Морзянка» за печкой
Налет
Вырвалась
Хлеб от врагов?
Быстрее к своим
Обстановка на станции Верховье Орловской области в 1942 году
Дашка у своих
Начальник станции
Нам всем нужна одна Победа
У контрразведчиков
Школа со станции видна
Рассказ девушки
Догадка
Окружение
Замечены
Спасла смекалка
Благодарность. И предложение
Жизнь продолжается и на войне
Вклад в Победу
Благодарность
Всё было не зря
Рассказ основан на реальных фактах. Но присутствует и доля художественного вымысла. Решайте сами, читатель, что правда, а что нет.
Неожиданные гости
— Бабушка, кажется едут! — обернула от окна восхищенное лицо худенькая девушка. В стрижке "каре" по золотистым волосам плясали солнечные лучики.
Седая женщина взглянула в окно. Во двор въезжали 3 машины. Отложила вязание. встала и вышла. Внуки и дети за ней.
У крыльца остановился черный "мерседес" и две "аудио", серебристый и синий. Из последней выскочил юноша, подбежал к "Мерседесу" и распахнул заднюю дверцу. С сиденья выбрался пожилой человек. Зажмурился от яркого солнца. Протянул руку в салон. Оттуда подали трость. Старичок был явно в годах. Но когда пошел, стало очевидно, что палка ему нужна только для форса. Потому, что опирался слегка.
Остановился в нескольких шагах от пожилой, но все ещё стройной женщины с забранными в пучок седыми волосами.
Подбежавший молодой человек встал рядом. Из машин выбирались, напряженно осматриваясь, другие мужчины и женщины. Молодые и старые. Мальчики и девочки. Довольно много.
Старик "пролаял" что-то по-немецки. Молодой человек весьма прилично перевел:
— Простите, Вас зовут Дашка?
Женщина недоуменно приподняла брови, потом в знак согласия склонила голову и подтвердила: — Дашка. Только так меня давно уже никто не зовет.
Гость также согласно кивнул. И спросил ещё что—то. Переводчик, косясь на него, будто в сомнении правильно ли он понял,выдавил:
— Галичье, школа, яблоком в ухо немцу.
Брови у дамы полезли на лоб:
— Так это Вы? —всплеснула руками.
Этот возглас старик понял и без перевода.
— Да, да. Это я, тот самый немец.
Обернулся к приехавшим с ним и что—то повелительно приказал. И произошло нечто неожиданное.
Отбросил трость и грохнулся на колени в пыль подле крыльца. На котором позади бабушки сгрудилось её семейство, с любопытством оглядывая приехавших. Последние все как один нестройно сделали то же самое.
— Что такое он сказал? — спросила изумленная старушка у переводчика. — Он сказал, что этой женщине я обязан жизнью. А значит и все вы, мои дети и внуки. Делайте как я.
Она первой опомнилась и решительно шагнула к странному гостю.
Так заканчивалась эта история. А началась она в далеком 1942 году...
Опоздание
... Девушка опаздывала. И поэтому побежала через кладбище. Которого она боялась, хотя днем ничего страшного тут не было. Никаких оградок, только малоприметные холмики могилок да кусты. Неуютно ей было здесь. Выскочила к двухэтажному, когда—то поповскому дому в саду. До войны это была школа. И сейчас в нем жили директор с женой. А девушка бегала из соседней деревни Среднее убираться у них.
Быстро проскочила внутрь, никого не встретила, что её несколько удивило. Но работу свою она знала и поэтому сразу пошла за печку.
«Морзянка» за печкой
Едва протянула руку за веником, как замерла, услышав писк. Прислушалась, и сердце ухнуло в пятки. Обмерла: узнала морзянку.
Мысли лихорадочно заклубились. Сразу подумала, что это могут быть только враги. Птичкой выпорхнула из дома. Остановилась лишь в кустах, метрах в 30 от крыльца. Чтобы перевести дух и немножко успокоиться.
Налет
"Что же это такое? Что же это получается? Что же теперь делать?" крутилось в голове. Отвлек гул самолетов, к которому здесь уже привыкли. Немецкие бомбардировщики делали очередной налет на станцию Верховье в полутора километрах.
Чтобы не вскрикнуть девушка прикрыла рот кончиком русой, с бесовским рыжеватым отливом косы. Тут морзянка — там налет... Это значит... Что же это значит? И что же теперь делать? Если побежать рассказать нашим, то здесь могут переполошиться, я ведь не пришла убирать.
Мельком бросила взгляд на порог. Нет, следов не оставила. Она всегда хорошенько вытирала о траву босые ноги, чтобы не наследить — самой ведь потом убирать! И, когда услышала шум в доме, решение созрело мгновенно.
Как ни в чем не бывало, негромко напевая, как делала почти всегда и, намерено шурша кустами пошла к дому. Хозяйка, Марта Карловна, вышла на порог. "Чего так долго, Даша?" — девушка извиняющимся тоном рассказала, что услышала самолеты, страшно перепугалась и спряталась в кусты. Вон там, за оврагом. Ей показалось, что они летели прямо на неё. Она сейчас все быстро уберет, пусть Марта Карловна не беспокоится.
И прошмыгнула мимо тощей и худющей как палка женщины.
Вырвалась
Быстро и сноровисто подмела, помыла полы, протерла тряпкой пыль. Хозяйка неотступно следовала за нею, чего никогда не было. Девушка почуяла неладное. И когда закончила, попросила: "Марта Карловна, извините, пожалуйста. Понимаю, что до следующей платы не скоро. Но у меня братишки дома совсем голодные. Я им обещала, что попрошу у Вас немножко хлеба для них. Нет ли у Вас? Они меня будут ждать.
Дама недовольно поджала губы. Что—то пробурчала под нос. Но пошла и принесла горбушку хлеба. Отчитала уборщицу. И сомнение читалось в её лице.
Стараясь казаться озабоченной только судьбой младших братьев, девушка прижала к груди еду, быстро выбежала из дома и поспешила обычной, вдоль улицы, брусчатой дорогой. Вслед ей хозяйка крикнула, что завтра и послезавтра приходить не надо. Потому, что они с мужем на это время собираются уезжать. Там, где её уже не было видно, девушка подхватила юбки и припустила во всю прыть домой.
Хлеб от врагов?
Сердце бешено колотилось. Ноги несли бегунью, не чуя почвы. Пробежав полпути, Дашка остановилась. И с ненавистью посмотрела на кусок хлеба. Который ей дали враги. Замахнулась, чтобы выкинуть. Но устыдилась такого порыва, её с детства учили бережно относиться к хлебу. "Но хлеб—то тут ни причем", — сказала она себе, и поспешила дальше.
Быстрее к своим
Дома усадила малышей кушать, а сама достала единственное свое богатство — брезентовые тапки и сказала, что ей надо сходить на станцию. Дело это было обычное, иногда она подрабатывала и там. Стирала бойцам. Порой её подкармливали сердобольные солдаты и так.
Обстановка на станции Верховье Орловской области в 1942 году
Фашисты неудержимо перли на Москву. И Верховский район походя оккупировали в ноябре 1941—го. Воевать они умели пока лучше.
Но под столицей расшиблись о бетонную несокрушимость красноармейцев и ополченцев. А потом под неумелыми ещё, но частыми и болезненными ударами отхлынули.
Сил у Советских войск хватило тогда только на то, чтобы освободить часть Верховского района вместе с райцентром. Это произошло 19 ноября первого года Великой Отечественной.
Две непримиримые силы встали друг против друга в 15 километрах от одноименной узловой железнодорожной станции. Которая оказалась в середине выступа линии фронта в сторону врага. Тогда этот плацдарм назывался Орловско—Курская дуга.
По железной дороге день и ночь прибывали эшелоны с пополнением, вооружением и техникой. И у фашистов станция была "бельмом на глазу".
Дашка у своих
Добежала очень быстро. 3 километра не расстояние. Но у вокзала остановил часовой: "Стой! Дальше нельзя!" Вид того, что натворили вражеские самолеты всколыхнул гнев девушки с новой силой. Впереди у разбитого состава работали железнодорожники. Солдаты растаскивали завалы. Восстанавливали пути.
От быстрого бега и тяжелых дум лицо раскраснелось, налитая грудь учащенно вздымалась, а стройные ноги запылились. Волнуясь, сбивчиво объяснила, что ей нужен офицер, капитан Пересветов. "Какой такой Пересветов, — недовольно пробурчал красноармеец, — Не велено!" "Налет, я знаю, кто их навел", — в отчаянии воскликнула нарушительница.
Часовой посерьезнел: "Да ты, девка... Ну смотри, ежели врешь", Пошел к вокзалу. Условно постучал в окно.
Начальник станции
Через пару минут из двери показался дожовывающий что—то на ходу офицер. Глаза воспалены от недосыпа, но увидел девушку, растянулся в улыбке. "Что, красавица, солдатика какого—нибудь ищешь?" Дашку такой игривый тон возмутил. Нет, в другое время она поддержала бы игру, но сейчас кокетничать совершенно не хотелось. Поэтому всплеснула руками: "Да что Вы такое говорите, товарищ командир! Мне нужен капитан Пересветов", — "Какой Пересветов?" — с деланной наигранностью полюбопытствовал мужчина. "Да я... Вот... Налет... А там, — девушка указала, — рация".
Всю игривость с военного как рукой сняло. На скулах натянулась кожа. Видимо эта бомбежка доставила и ему немало бед. Что—то вполголоса приказал часовому и тот двинулся на свой пост. "Пойдем, девка", — В комнате усадил на топчан,что—то сказал в большую блестящую черную трубку телефона. Дашка находилась будто в лихорадке, ничего не слышала.
Ещё через несколько минут без стука быстро вошел Пересветов.
В поношеной, но чистой и выглаженой гимнастерке и почти черных галифе, в вычещенных, но слегка запыленных сапогах. Глаза тоже красные от недосыпа, — видно нелегко им здесь приходится, — но выбрит до синевы. Кивнул девушке: "Здравствуйте, Дарья".
Дашка удивилась тому, что он её помнит. И даже как зовут. Но гость уже отвернулся и направился к хозяину кабинета: "Здравствуй, Алексей. Что такое, что за беда?" — "Да вот девчонка прибежала. Говорит, что знает, почему был налет". Пересветов резко обернулся.
Прищурился: "Это точно?" — "Да. Я убираю в школе. Сегодня утром слышала морзянку. Потом немчура налетела", — "А откуда ты знаешь, что это была морзянка?" — недоверчиво перебил тот, — "У нас в школе преподавали. И в кино я видела. Морзянку—то от сверчка отличить могу".
Нам всем нужна одна Победа
— "Так... — Пересветов скрипнул зубами, Ну что ж, лейтенант, я её у тебя забираю. Давай распишусь. Мы берем это дело под свой контроль" — "Да ладно, — махнулначальник станции, — общее же дело". Капитан поморщился: "Так. Слушай мне сюда. Дело—то общее, ты прав. И заслуги после войны делить будем, это верно. Но не надо широких жестов сейчас. Твой хлеб я отнимать не собираюсь. К вам она пришла, вы себе это в актив тоже записать должны. Ну а мы будем своим делом заниматься. Так что нечего тут скромничать, давай сюда журнал".
Лейтенант повеселел. Видно ему это было приятно. Как бы нехотя достал из ящика толстый гроссбух. Пересветов черкнул несколько строк, пожал руку хозяину, кивнул Дарье: "Пошли", — и взял со стола фуражку с зеленым околышем.
У контрразведчиков
У себя в кабинете капитан усадил девушку за стол и кому—то коротко обрисовал по телефону случившееся. Буквально через минуту вошел, прихрамывая на левую ногу седоватый человек. Цепко оглядел Дашку.
Пересветов представил девушку. "Как вы познакомились?" — "Мы у них в деревне Среднее после фашистов проводили зачистку. У её дома колодец, заходили воды напиться. Вот" — "Ага... Так... Понятно... — что—то обдумывал вошедший, пожевывая губами, — Ну, барышня", — "Какая я Вам "барышня", — вскинулась гостья, — Дарья меня зовут!" — "Ну—ну, — миролюбиво поднял ладони и по—домашнему улыбнулся тот, — ладно, ладно, не сердитесь. Это я так, по—старорежимному. Я ведь старорежимный ещё пограничник. Так что Вы, говорите, слышали или видели?"
Школа со станции видна
Девушка огляделась, подошла к окну, поманила офицеров: "А вот, смотрите. Видите, вооон там". Отсюда, со второго этажа, вдалеке, но совершенно отчетливо было видно крышу школы над деревьями. Потому, что только широкий овраг отделял станцию от деревни.
"Вот в том доме эта школа Гальчинская. Сейчас там живут только директор и его жена, приезжие. Дом—то у них большой. Самим—то им убираться видать не с руки. Ну, вот и взяли меня убираться. У меня—то никого нет. Отец в войну... Ушел и в самые первые дни без вести... А мать — у неё слезы навернулись, — мать заколол штыком за курицу румын, когда они были. Немцы—то прошли, ничего, а эти звери..."
— "Ну, ну, — успокоил её начальник, — На—ка вот, попей, — он пододвинул полный стакан в красивом подстаканнике, — Чай, он хоть и холодный". Дашка с благодарностью отхлебнула: "Ой, с сахаром!" — "С сахаром, с сахаром, — переглянувшись, заулыбались офицеры, — Пей, не бойся".
Рассказ девушки
Гостья чуть отхлебнула и продолжила: "Ну так я у них убиралась. Что там, придешь, подметешь, полы помоешь, — что там, привычная деревенская работа. Полы у них деревянные, все у них чистое, особенной работы—то и нет. А все какой—никакой прибыток. Детей хоть как—то поддержать, у меня два братика осталось. С ними кое—как перебиваемся. А сегодня я пришла чуть раньше. Грязно там было, поэтому я прошла наискосок. Ну и решила сразу убираться. Зашла в дом, никого не было, я за веником за печку, а там подпол у них. Слышу, пищит. Ну, я сразу поняла что морзянка. А как выскочила, не помня себя, пока за кустами соображала что делать, тут и налет... Ну, я и сразу подумала, что надо нашим рассказать".
Догадка
— Ага, — седовласый преобразился, словно охотничья собака, напавшая на след, и обернулся к подчиненному, — Понимаешь, Семен, елки—палки. Оттуда—то, с крыши как на ладони станция—то! А мы ищем тут, на станции, — он осекся, вспомнив, что в кабинете посторонний человек. Обратился к ней:
— Так, так. Проведешь наших незаметно? Сможешь?
Девушка часто согласно закивала.
Окружение
На другой день, 5 сентября 1942 года, ещё перед рассветом группа захвата из погранполка охраны тыла фронта осторожно кустами и ложбинками пробиралась к школе. Опыт у них огромный, а Дашка знала тут каждую ложбинку, поэтому ни веточка не шелохнулась, ни птичка не проснулась.
Проводницу оставили на самом краю кладбища, у подвала. Наказали затаиться за его насыпью, сидеть тихо как мышка, а дальше ей нельзя.
Девушка смотрела во все глаза. Она неплохо видела в темноте. Тем более что уже серел рассвет.
Замечены
Внезапно справа тенью возник немец. Быстро вскинул автомат и выцеливал командира. Дашка до боли прикусила кулачок: "Что же делать?" Шуметь нельзя. Иначе привлечешь внимание этого фашиста. Либо сорвешь операцию красноармейцам".
Спасла смекалка
Краем глаза заметила яблоко, которое висело рядом. Не раздумывая, одним движением сорвала и без замаха, словно снежок в зимних баталиях запустила в немца. А кидаться снежками она была мастерица. Яблоко угодило немцу прямо в ухо!
Тот от неожиданности вскрикнул, задрал ствол автомата и нажал на спуск. Все пули ушли в небо. Но буквально за доли секунды до этого с треском разлетелась взломанная входная дверь, зазвенели стекла — штурм начался.
А на немца огромными лосиными прыжками сбоку наскочил пограничник. Из оставленных в группе прикрытия. С очень матерной гримасой и совершенно бесшумно, будто в немом кино. Дашка даже рот открыла от изумления.
Закончилось все довольно быстро. Других выстрелов, кроме тех, что устроил этот немец, не было. Всех застали врасплох. Захваченных построили, и тот, которому досталось от Дашки сверлил её злобным взглядом.
Пересветов,как командир, при всех объявил благодарность девушке. И взыскание солдатам, которые "прошляпили" засаду.
Налеты бомбардировщиков стали гораздо реже и куда менее удачными. Фашисты "ослепли".
Благодарность. И предложение
А через 2 дня к Дашке на мотоцикле приехал Пересветов. Он долго возился в коляске, потом неуверено постучал в дверь. Девушка, которая во все глаза смотрела на него в окошко, крикнула: "Открыто!"
Тот вошел и смущенно сказал:
— Даша, ну вот, в благодарность от командования, что можем. Это вот мука, он огляделся и поставил подле печи куль, — Это керосин, отрез материи, консеррвы, соль, мыло, спички...
— Да Вы что! Я же ведь не для этого!
— Я понимаю. Да все мы не для этого... Но ты для Родины сберегла гораздо больше. А эти фашисты оказались, понимаешь, корректировщиками. Ну, наводили по рации самолеты на наши эшелоны. Разведгруппа вражеская. Они долго тут разбойничали. А мы все никак их не могли найти. Только благодаря тебе мы их прихлопнули.
Вроде все было сказано. И пора было уходить. Дашка смотрела на гостя и не могла насмотреться. А Пересветов, такой решительный во время захвата и тогда, в деревне, такой сообразительный на станции, тут что—то мялся и краснел. Зачем—то снял фуражку и вертел в руках.
Потом решился, одел головной убор и посмотрел девушке прямо в глаза:
— Даш. Ты, конечно не сердись на меня. Хочу тебе кое—что предложить. Выходи за меня замуж, а.
Брови девушки от неожиданности поползли вверх: — Как замуж? Но я же... Это... Но мне же всего 17...
— 17 ничего, в особых условиях законом дозволяется. Да и ничего мне от тебя такого не надо. Понимаешь, я сирота. Детдомовский. Я офицер. Так аттестат хоть пропадать не будет. Тебе с вон ребятами доставаться будет. Да мало ли... Может, после войны нормально жить будем...
Девушка смутилась, покраснела, потупила взор. Но всеже пересилила себя, подняла глаза, выдавила:
— Товарищ Пересветов, я даже не знаю... Я—то согласная. Да Вы мне и нравитесь. Да только как же это так... Я за Вами хоть на край света! Но это же не по—людски...
— Даш, не волнуйся. Все будет по—людски. Нас распишет командир части, все будет как положено.
Жизнь продолжается и на войне
Так и случилось. Свадьба была не особо громкая. И, пока часть капитана стояла в Верховье, встречались они для его службы довольно часто.
В феврале 1943 года наши войска перешли в наступление. И Пересветов ушел. Он часто писал. 2 раза лечился в госпитале. Но все—равно вернулся живым и здоровым. "Мне нельзя было погибать", — смеялся офицер, когда приехал забирать жену с её братишками. Но это все случилось потом.
Вклад в Победу
Радиста захваченной немецкой разведгруппы Советским контрразведчиком удалось привлечь к сотрудничеству. Много, много дезинформации передал тот бывшему начальству. Конечно, это была капля в море. Но в том числе благодаря и этому немецко—фашистские войска на Орловско—Курской дуге получили сокрушительный удар.
А спустя 50 лет тот немец, которому Дашка засветила в ухо яблоком, разыскал русскую девчонку, чтобы отблагодарить.
Благодарность
Да, да, отблагодарить. Потому, что он и его группа всю войну, самый жуткий её период провели в плену. И выжили. А вся их часть — все до единого! — погибли. Их, элиту разведчиков командование вермахта словно обычную пехоту, бросило на русские танки. Вот для этого он и разыскал её. И привез свою разросшуюся семью. Детей и внуков.
Всё было не зря
Смеркалось. Во дворе за столом вокруг самовара галдело множество народа. Немец, которого, как оказалось, зовут Гельмут, сидит рядом со спасительницей:
— А где тот офицер, фрау Дарья?
— А мы поженились. Только он постарше меня был. В том году схоронили...
— Мои соболезнования, фрау, — прикрывает глаза и покачивает головой собеседник.
— Да. Замечательный человек был... А смотрите, смотрите, Гельмут, как моя внучка Вашему переводчику глазки строит, — заливисто смеется бабушка.
— А это мой внук, фрау, Отто, — подслеповато прищуривается гость. И в голосе звучит гордость, — Он большой умница. Представляете, учится в автомобилестроительном университете и одновременно осваивает Русский язык. Мечтает открыть филиал "Фольксваген" в России.
— А наша немецкий учит. Дед ей много рассказывал о вашем трудолюбивом и настойчивом народе.
А через год сыграли свадьбу. С русским размахом и немецкими угощеньями. Яблочный пирог пекли вместе. Круг замкнулся.
