Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство [Лев Иванович Давыдычев] (pdf) читать онлайн

|>

М

о
с
3*

в меру детективный, иекото ры ц о
&

О

31
*н

X»

>.»

аг-

О)

_е
О

7*
з:

-х .

: з:

1О

V

з -

о

X

генерал-лейтенант
С ам ойлов
возвращ ается

«детство

X

о

а»
О

О

х

О

аэ

з=

О

а

3 :

X
2
О

Зз

х

Ь
Д»
'(

О

V*
%1
^Ь лсонИ О ^

РО М ^Н Д Л Я Д ^^Й

И И ^О Э Ь^У

Л. Давыды чев
* е й в Р

? ^ 1 Л

? й т е н а н т

с& н ои л ов
возвращ аете*

в Детство
роман д л я д е т е й

Немко*6™ 0-

ю м о р и сти ч еск и й ,
ЧУГЬ-ЧУТЬ-Ч^ТЬ
сатирический,

в меру
детективный,
некоторым

ОРРЭЗр/Ч
Ф антастический,

нР в основном
Д идактически й .

ПЕРМСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО. 1985

Р2

Д13

Художник В. Аверкиев

48030102—52
Д М152 (03)—85

53—85

©

Пермское книжное
издательство, 1985..

Маше повеет1®- открывается

.у в а ж а е м ы е ч и т а т е л и ,

Я РО Л О Го*.
0 котором генерал-леитеианТв®
венеди/стО/ЭИЧ С & одНИС-ЛО
р ^ С С Ю а З Ь /в а е г , кгак V н его ^ ^му/ТЬСЯ

Мл л ь р и о н

непреодолимое* » « « йв
'« и
НС ^ т с т в о , снова отагь мальчик
В «И ^1

0 п Ро З & Щ у « Я а п а

— Беда нас, взрослых, и особенно пожилых, в том,
что мы или забыли детство, или помним его плохо, в об­
щих чертах. И нам, увы, не понять до конца детей, осо­
бенно мальчишек! В головах у них, оказывается, такой
ералаш, что они сами в себе разобраться начисто лише­
ны способности! Они совершенно не в состоянии опреде­
лить, что они вытворяют и чего им еще захочется вытво­
рить! В головенках у них все пере-пере-перепуталось!
Полезное и вредное! Благородное и подлое! Доброе и
злое! Почему легче поднять в смертельную атаку взвод,
роту, полк, чем заставить спокойно просидеть урок вто­
рой, третий, а то и — стыдно сказать! — первый класс?!?!
Конечно, солдаты — во-первых, солдаты, во-вторых,
они просто взрослые люди, но это не объяснение и тем
более не оправдание мальчишечьей не-со-зна-тель-но-сти!
Вернее, далеко не достаточное объяснение. Ведь опреде­
ленной, математически точно выверенной границы между

ребенком и взрослым не существует. Притом их, детишек-то, посылают не в смертельную атаку! Их просят,
практически умоляют всего-то-навсего спокойно проси­
деть урок... И вместе с тем, повторяю, мы в чем-то перед
детьми и не правы. Мы их плохо понимаем в иных слу­
чаях. А они нас вообще даже и не пытаются понять.
Представьте, не испытывают в этом необходимости!
А ведь что-то надо делать!
Надо немедленно что-то предпринимать!
Иначе будет поздно!
По данным иностранных разведок, дисциплина в на­
ших школах ежегодно падает примерно на ноль целых
пять-шесть сотых процента. В детских яслях — на две со­
тых процента! А в детских садиках цифра падения са­
мая высокая — ноль целых восемь сотых процента! Эти
показатели имеют почти прямое отношение к тому, ка­
ким явится молодой человек в армию... Вот так-то...
И я много думал о вышесказанном, еще и не подозревая,
к каким конкретным и крайне решительным действиям
приведут меня подобные размышления. Мое, как потом
оказалось, непреодолимое желание в е р н у т ь с я в д е т ­
с т в о не было случайным. Оно долго зрело во мне, пока
не оформилось окончательно.
Здесь к месту заметить, что иногда самые значитель­
нейшие события в жизни человека начинаются вроде
бы с абсолютного пустяка. Именно так случилось и со
мной.
Однажды я вдруг вспомнил, что в детстве у меня бы­
ло прозвище Лапа. А вот почему меня так прозвали, за­
памятовал! Не могу вспомнить — и всё тут! Раздра­
жаюсь, злюсь на самого себя, в голове стучит: Ла-па!
Ла-па! Ла-па!.. Почему — Лапа? И мне стало ясно, что,
пока я не вспомню, почему меня звали Лапой, ни о чем
другом я думать уже не смогу. Так оно и было. Только
6

раздражение и злость исчезли. Ко мне как бы в е р н у ­
л о с ь д е т с т в о , я вспоминал и вспоминал его, удив­
ляясь, как много я помню!.. Но почему — Лапа?
И вдруг однажды вечером я обнаружил, что заболел,
да так здорово заболел, что к ночи подумал: «А вдруг
я сейчас умру? Ррррраз — и, как говорится, нету?
Тю-тю!»
И стало мне, старому воину, оч-чень страшно, до того
жутко мне стало, что пальцы ног мгновенно похолодели,
окоченели прямо, а на лбу выступил холодный пот, буд­
то меня дождем обкапало. Сердце не билось, а бу-ха-ло!
Вот-вот, думаю, возьмет оно да и лопнет! Разорвется
или из груди выскочит!.. Понимаете, вот-вот могу уме­
реть...
«Что же это такое происходит, люди добрые, — ду­
маю.— Неслыханное дело: генерал и — труоит!»
Но страх не проходил, сколько я ни внушал себе, что
мне должно быть за это стыдно. Мне и было стыдно,
обидно мне было, а страх не отпускал. Сколько сраже­
ний я прошел, в каких только переделках не бывал, во­
семь тяжелых ранений, а легким и средним счета нет,
а тут, видите ли... Да не имею я права умирать ни с
того ни с сего!
Дел у меня, между прочим, уйма. Пусть тот умирает,
кому делать нечего! В конце концов, просто несправед­
ливо и глупо, возмутительно просто — вдруг умереть!
Никогда я ничего не боялся, а тут... Дома у меня ни­
кого нет, живу я один, даже если и «Караул, умираю!»
крикну, никто и не услышит, никто и на помощь не при­
дет.
И обратите внимание на любопытнейшую деталь:
я совершенно забыл, ну из головы выскочило, что можно
попытаться добраться до телефона и вызвать «Скорую»!
Вместо этого я продолжал лежать, продолжал трусить —
7

да, да, именно трусить! — и гадать, что же такое со
мной творится.
Вдруг — совершенно внезапно, заметьте! — вспомнил
я, почему в детстве меня прозвали Лапой. Ну, знаете ли,
чушь какая-то получается, бе-ли-бер-да! Чуть ли не уми­
рать вроде бы собрался, а тут лежу действительно еле
живой и прямо-таки с блаженством ощущаю себя ма­
леньким! Ла-пой!
Была у меня в детстве, вспомнилось, следующая при­
вычка. Встретив любое животное или птицу, я почему-то
обращался к ним с искренним предложением: «Давай
лапу!» Естественно, что просьбы мои исполняли только
собаки и кошки, а коровы, например, или курицы игно­
рировали мои дружелюбные предложения. И все равно
даже к воробьям я обращался по привычке: «Давай
лапу!»
Животных я оч-чень любил, но на змей до сих пор не
могу смотреть без содрогания, а в детстве меня трясло
с головы до ног при одном виде безобидных ужей. Од­
нажды на рыбалке, заметив поблизости ужа, я и затряс­
ся с головы до ног от страха, но сделал шаг в его сто­
рону и, закрыв глаза, тонким голоском крикнул: «Давай
лапу!»
Уж исчез, мальчишки вдоволь добродушно похохота­
ли, а прозвище Лапа пристало ко мне надолго.
Вспомнив все это, я вновь ощутил себя маленьким
и с этакой легонькой грустью размечтался: а ведь как
бы замечательно было в е р н у т ь с я в де тст во. . .
Я и не заметил в мечтаниях, как постепенно снова почув­
ствовал себя предельно больным, и зло подумал: «Какое
еще там возвращение в детство, когда тебе грозит... Эх,
поговорить бы мне со Смертью перед смертью! Я бы ей
сказал! Она бы у меня вздрогнула, старушенция безгла8

зая! На фронтах меня доконать не смогла, а сейчас, ви­
дите ли, задумала такую пакость!»
— Ты звал меня, генерал-лейтенант? — раздался не­
громкий, хрипловатый, на редкость противный голос,
щелкнул выключатель, зажглась люстра, и я увидел...
Вы только представьте себе такую... слова не подберу...
картину, что ли... Стояла передо мной, — а я лежал в
кровати, — особа в огромных черных очках, длинноволо­
с а я— этакая седая пакля до острейших плеч, — в белой
короткой юбке, черном свитере и красных сапожках.—
Ты звал меня, я здесь! — И она мерзко, с присвистываниями хихихикнула.
— Кто... ты... такая? — с трудом выговорил я, хотя
сразу догадался, что же это за особа передо мной.—
Кто ты? — постарался я спросить как можно грознее,
чтобы придать себе храбрости.
— Я Смерть! И ты сразу узнал меня! — прохрипела
она, села, закинув ногу на ногу (то есть кость на кость),
и продолжала, давясь свистящим смехом: — Времени у
нас с тобой не так уж много, но я тебя выслушаю и да­
же с некоторым интересом. Только заранее учти, что все
разговоры со мной бесполезны! Решения мои оконча­
тельны и обжалованию не подлежат! — Она на некото­
рое время просто подавилась своим наиотвратительней­
шим хихиканьем. — Жаловаться на меня некому! И не­
куда! — И хихиканье ее переросло в этакий хрипло-сви­
стящий хохотище. — Ну-у-у-у-у!!!!— столь страшным го­
лосом прикрикнула она, что меня всего передернуло,
чуть ли не затрясло.
Надо отметить, кстати, что как только эта особа на­
звала себя, я сразу вроде бы успокоился. Если явилась
Смерть, рассудил я, значит, дела мои оч-чень плохи. Да
что там — плохи! Хуже некуда. Тем более, что я знал:
она должна быть зла на меня. Ведь сколько раз я ухо9

дал от нее! Можно сказать, убегал, уползал, уверты­
вался!
Знал я и то, что она коварна, немилосердна, жестока,
несправедлива и, по моему глубокому убеждению, совер­
шенно глупа. Но еще больше подла, конечно.
И, чтобы выиграть время, собраться с мыслями, сде­
лать отчаянную, пусть даже и бесполезную попытку еще
раз уйти, убежать, улизнуть, ускользнуть, от-полз-ти жи­
вым от мерзкой и абсолютно незваной гостьи, я спро­
сил:
— Почему ты так странно выглядишь? Я представлял
тебя по рисункам из старинных книг старухой в бала­
хоне и с косой в руках, а ты модница какая-то! Чего ты
вырядилась?
— У меня выходной день! — гордо, самодовольно и
хвастливо проскрипела Смерть. — Балахон, точнее, саван,
и коса — это все в прошлом. Ты, так сказать, отстал от
смерти, не знаешь нашего нового порядка! — Она хи­
хикала так долго, что запохрипывала, запосвистывала. — В свой последний час ты, генерал-лейтенант, уви­
дишь меня в современной форме и сразу, может быть,
что-то и поймешь. Теперь у меня, кстати, масса заместите­
лей и заместительниц, помощников и помощниц, невооб­
разимое количество агентов. Сегодня они все трудятся,
готовят для меня работу, а я гуляю и наслаждаюсь! Ради
остренького, этакого пикантненького удовольствия я ре­
шила сегодня кой-кого при-пуг-нуть! То есть пре-ду-предить, что скоро я явлюсь к ним для выполнения своих
прямых обязанностей.
— В том числе и меня при-пуг-нуть? — с притворно
равнодушным видом спросил я, хотя внутри у меня все
похолодело, прямо-таки оледенело. — А я-то зачем тебе
понадобился? Помирать мне, я считаю, рановато.
10

— Помирать никогда не рано! — Из ее беззубого рта
уже выскочил было хихик, но она подавила его и мед­
ленно выговорила:— А тебя, генерал-лейтенант, я не
пе-ре-ва-ри-ва-юююююю-ууууууу... — повыла она и гнус­
ным голосом, до того гнусным, что у меня по коже мороз
пополз, продолжала: — Я тебя давно неее-нааа-виииЖУУУУ—— Она тяжко передохнула. — Храбрые, к сожа­
лению, нисколько меня не боятся и подолгу не сдаются
мне. И гибнут они молча, сжав зубы. А я обожаю, мне
у-у-у-ужасно приятно, когда я вижу и слышу, как люди
плачут, стонут, страдают, мучаются, проклинают Смерть
и боятся — хи-хи-хи-хи-хи-и-и-ик!— меня! Ого-го! Го-ого!
Я сама определяю, когда и к кому мне явиться, как и
что мне делать! — со свистом шипела Смерть, и сквозь
шип отчетливо слышалось постукивание костей, а ее
могильно-холодное дыхание уже касалось моего разгоря­
ченного лица. — Ты не можешь не понимать, генераллейтенант в отставке Самойлов Илларион Венедиктович,
что на сей раз тебе от меня не выр-вать-ся! НЕ! ВЫРВАТЬ-СЯШ!
Тут голова моя закружилась, сердце от резкой боли
сжалось... Ощущение было такое, словно у меня враз
заныли все старые раны. Я пробормотал через силу:
— Нет, нет, нет... у меня много оч-чень важных...
срочных дел... дай мне их закончить... потом забирай
меня... если уж у тебя совсем нет совести... прошу тебя...
дай мне закончить дела...
— Глупости, глупости, глупости! Ух, какие дурацкие
глупости! — хрипло прокричала Смерть с посвистывани­
ями. Она сняла огромные черные очки, и я увидел вме­
сто глаз пустые отверстия, дырки обыкновенные. Паль­
цами-костяшками она приподняла над черепом парик из
седых волос, прошипела: — Готовься... Скоро я явлюсь
к тебе в своей форме-спецодежде. Тогда мне будет не до
11

разговоров. Я буду на работе, на службе, на посту, при
исполнении прямых обязанностей, буду делать любимое
дело. Можешь быть уверен, я приложу все свое умение,
все мастерство, все знания и опыт, чтобы ты не просто
умер, а...
— Когда?
— Когда сочту нужным. Вскоре. Я применю к тебе
какой-нибудь даже с моей точки зрения невообразимо
жестокий способ... что-нибудь из модерна... чтобы ты...
— Ты опять решила припугнуть меня? — против сво­
ей воли заискивающим тоном спросил я. — Или ты...
серьезно?
— Нет на свете ничего серьезнее меня, — высокомер­
но проскрежетала Смерть. — Я никогда не шучу. Я на­
чисто лишена чувства юмора. А когда я смеюсь, у лю­
дей от у-у-у-ужаса волосы встают дыбом... Вообще-то я
могла бы прийти на несколько лет позже, чем решила.
Но — с одним условием.
— Каким? — невольно вырвалось у меня, хотя я, ко­
нечно, прекрасно знал, что, кроме самых подлых подло­
стей, от этой особы ожидать нечего.
Смерть долго и мерзко хихикала и прохрипела:
— Да, да, я могу оставить тебя на несколько лет
в покое с одним непременным условием. Обещай мне не
делать ничего хорошего людям, особенно детям, и я не
трону тебя до поры до времени. А если ты хотя бы из­
редка будешь делать людям, особенно детям, хотя бы
маленькие пакости, я буду к тебе еще благосклонней...
Видишь, как я, оказывается, добра и великодушна?..
Ну?.. Я жду!
Тут я до того возмутился, что ответил так:
— Была ты, извини за выражение, круглой дурой,
ею и осталась. Соображать-то тебе нечем! Череп-то у те­
бя пустой! Вот и несешь разную подлую ерунду! — Перед
12

глазами у меня поплыли чернейшие круги, я упал на по­
душку и говорил, собрав последние, так сказать, уже
почти беосилыные силы: — Ведь не делать ничего полез­
ного людям, особенно детям, — ведь это и значит факти­
чески умереть! Нет, нет, особа ты пустоголовая, все рав­
но рано или поздно мы с тобой разделаемся и...
— И Смерть, по-твоему, умрет? — ехидно в высшей
степени спросила моя абсолютно незваная гостья и ряв­
кнула: — Смерть бессмертна! — Ома склонилась надо
мной. — Если хочешь еще пожить, ничего не делай по­
лезного людям, особенно детям!!! Только в этом случае
я несколько лет не трону тебя! А если ты хотя бы изред­
ка, хотя бы немножечко будешь делать пакости людям,
особенно детям... — Голос ее стал наиотвратительно
страстным. — Я буду к тебе еще благосклонней... А?
Собрав остатки остатков сил, я приподнялся на ру­
ках, и хотя голова моя пошла кругом, я, не размахи­
ваясь, ударил... Кулак попал в пустоту, в воздух... Я по­
терял равновесие и едва не полетел с кровати на пол.
Совершенно обессиленный, я опрокинулся на подуш­
ку, лежал и пытался сообразить, что же такое со мной
было.
Сон, обыкновенный сон, конечно... Но постепенно я
начал понимать, что к разряду обыкновенных его отне­
сти нельзя: слишком уж сильное он произвел на меня
впечатление...
Едва дождавшись утра, измучившись разными бо­
лями, я вызвал врача.
Меня сразу же отвезли в госпиталь, где я пробыл две
с половиной недели, и две с половиной недели на душе
у меня было, знаете ли, плоховато. Даже тогда, когда
здоровье мое пришло в норму, я места себе не находил.
Думалось только об одном: что я конкретно должен ус­
петь сделать до смерти?.. Ни в какие сны я никогда, ко­
13

нечно, не верил, а тут... Не выходит кошмарнейший сон
из головы и — все тут!.. И главное, не могу определить,
что именно меня так взбудоражило. Домой я вернулся
весь какой-то взвинченный, раздраженный, в тревоге,
смятении... Представьте себе, б о я л с я наступления но­
чи! И спать лег не на кровать, а на диван в кабинете.
Одеяло туда принес, подушку, не раздеваясь, не пога­
сив света, устроился поверх одеяла и незаметно задре­
мал...
Вдруг... да-да, слышу четкий звук шагов... вот он за­
мер где-то тут, рядом, около... Б о ю с ь открыть глаза,
ибо уже знаю, Ч ТО увижу...
— Да ты трусишь, генерал-лейтенант! — раздался
знакомый гнуснейший голос и такое же хихиканье. — Да
как же ты ухитрялся воевать, если ты такой...
— Рахитка ты, вот ты кто! — чуть ли не завопил я,
вскакивая.
Передо мной стояла Смерть. На черепе этой особы
была солдатская каска с фашистской свастикой!
Я буквально задохнулся от ненависти, сжал кулаки,
покачнулся, но устоял.
На ногах у Смерти — офицерские сапоги. Одета она
была в серо-зеленый мундир, на широких коричневых
погонах блестело по два черепа со скрещенными костя­
ми. Брюки у негодяйки были от космического скафан­
дра!
— Ничего у тебя не получится... — Я разрешил себе
сесть, потому что сразу обессилел. — Ничего у тебя не
получится! — повторил я, почувствовав, что мозг мой ра­
ботает как-то странно: понимаю, что вижу сон, а дейст­
вовать намерен совершенно здраво. — Вот сейчас я прос­
нусь...
— Если я захочу, ты можешь и не проснуться! — вро­
де бы скомандовала Смерть. — Слушай меня, старикан,
14

внимательно и не торопись болтать. Я довольна, что ты
здорово испугался меня, — проскрипела она. — Несколь­
ко последних лет ты словно забыл о моем существова­
нии. Я вторично напоминаю тебе о себе, Смерти! — гром ко
и мерзко звучал ее голос. — Я современная Смерть! Я не
старуха в саване и с косой в руках, какой меня, ты пом­
нишь, рисовали в старинных книгах. Сейчас я вооружена
не хуже любой современной армии и работаю в непо­
средственном контакте со всемогущей организацией «Це­
ленаправленные Результативные Уничтожения», в кото­
рой немало моих агентов. Так вот, генерал-лейтенант в
отставке Самойлов Илларион Венедиктович... — Она,

стуча костями, опустилась на стул. — Не утешай себя,
что видишь сон. Смерть часто приходит именно во сне.
Если ты не выполнишь моих указаний, я придумаю для
тебя самую длительную, самую мучительную и, главное,
п о з о р н у ю к о н ч и н у . Ты одну тысячу сто двадцать
девять раз пожалеешь, что не послушался меня! Напом­
нить тебе, несчастный, мои условия?
От всего вида, а не только от подлых речей этой фа­
шистки меня трясло, но я сдерживался. Повторяю: мозг
мой работал нормально.
И я ответил Смерти деловым тоном:
— Вот что, красотка-уродка со свастикой во лбу...
Ишь, вырядилась! Космические штаны напялила! —
Я почувствовал, что сразу потерял спокойный тон, но не
стал сдерживаться, вскочил. — Да, напугала ты меня!
Да, я старик! Да, ты часто приходишь во сне, и, может
быть, именно этот вот сон — мой последний! И — слушай
меня! Пока я жив хоть немножечко, хоть тютельку жив,
изо всех сил буду делать людям, особенно детям, только
хорошее, отличное, прекрасное. Я давно подозревал
о твоих связях с фашизмом! И то, что ты связалась с од­
ной из самых ненавистных человечеству организаций,
«Целенаправленными Результативными Уничтожения­
ми». меня нисколько не удивило. Туда тебе и дорога!
И вот тебе мой последний ответ: брысь отсюда!
Я двинулся прямо на Смерть, решив, что, сон это или
не сон, сейчас она у меня п о л у ч и т , да так, что каска
со свастикой загремит по полу!
— Стой, стой, стой... — совершенно спокойно вроде
бы посоветовала мне Смерть. — Слушай внимательно,
Илларион Венедиктович Самойлов, генерал-лейтенант
в отставке... Присядь, отдышись... Вот так, умница... Од­
на из самых могущественных организаций, «Целенаправ­
ленные Результативные Уничтожения», довольно уже
16

давно находится в панике, между нами говоря. Она с
прискорбием предполагает, что рано или поздно челове­
чество запретит все существующие виды оружия! Все!
Ножик перочинный будет считаться оружием, представ­
ляешь? Кошмар немыслимый! Будет запрещено все, чем
можно убивать!
— Мне надоела твоя болтовня, — сказал я. — Дейст­
вуй!
— Успеется, — она криво усмехнулась беззубым ртом
и торжественным тоном продолжала: — Поэтому разра­
батывается новый вид войны — войны за умы и сердца
людей, особенно детей. Вот тут нам будет дорог каждый
человек, который окажется способным предать родину,
все променять на собственное благополучие! Главное,
чтобы он понятия не имел, что такое быть гражданином
своей страны! Я предлагаю тебе до-о-олгую жизнь, если
ты...
— Подожди, подожди, — остановил я Смерть.— Ты
что-то путаешь. Во-первых, война — это война, то есть
вооруженная борьба. Во-вторых, борьбу против наших
умов и сердец враги наши ведут давным-давно, с того
самого времени...
— Ты просто тянешь время! Рассуждать перед
Смертью — глупо и смешно! — Она скрипела торопливо
и раздраженно: — Готовится невиданная — неужели не
ясно? — война, в которой оружием, если уж тебе так
нравится это слово, будет только идеология!!! Вникни:
мы готовим войну за умы и сердца людей, особенно де­
тей, невиданную по масштабам и подлости идеологиче­
скую войну! Встать! — рявкнула Смерть. — Я не только
не трону твою жизнь, я дам тебе возможность вернуться
в детство. Мы забросим тебя к детям со специальным
заданием! Дай лапу, агент «Целенаправленных Резуль­
тативных Уничтожений»!
17

Я решил...
придушить Смерть...
сейчас же...
сию же...
секунду...
Медленно поднявшись с дивана, я вытянул вперед
руки с растопыренными пальцами и...
И — проснулся.
Стою я посреди комнаты, вытянув вперед руки с ра­
стопыренными пальцами... И хо-хо-чу! Да, да, хо-хо-чу
от оч-чень большого душевного облегчения.
Помахал я радостно руками, сделал несколько при­
седаний, много раз втянул живот, закончил все это бе­
гом на месте, приговаривая:
— Жив еще... жив еще... поживем... поживем...
Постепенно этакая веселая жизнерадостность поки­
нула меня. Умывшись-побрившись, я принялся было за­
втракать и неожиданно ощутил полнейшее отсутствие
аппетита. Сидел я на кухне и, так сказать, перебирал
мысли, которые появлялись у меня в голове. Все они
сводились к одному: хоть сон есть всего-навсего сон, ве­
рить в сны глупо и даже стыдно, но посоображать надо.
Ведь сны могут быть просто продолжением размыш­
лений...
Да вот что архилюбопытно: я продолжал мысленно
спорить со Смертью, словно она являлась ко мне на са­
мом деле!
В конце концов решил я посоветоваться со своим
другом, тоже генерал-лейтенантом в отставке, но еще
и крупным ученым, Гордеем Васильевичем Пушкаревым.
Гордеюшка был необыкновенно веселым человеком,
шутником невозможным, а вот прихожу к нему — что та­
кое? Сам на себя не похож Гордеюшка: мрачный, злой,
вот-вот, кажется, зашипит или зарычит. Посмотрел он
18

на меня — в глазах наитоскливей­
шая тоска, голова набок прямо-та­
ки свесилась, руки бессильно опу­
щены... и молчит... молчит...
— Да что с тобой, Гордеюшка?!
Только через некоторое время
отозвался он оч-чень уж глухо и
совсем мрачно:
— Несчастье у меня, Иллариоша. — Поднялся он во весь свой ог­
ромный рост, руки вверх вскинул
и громовым голосом забасил: —
Горе-то у меня какое! Стыд-то ка­
кой! Внук мой Робик обормотом
растет! Единственный внук генерал-лейтенанта — обор­
мот! И не вздумай меня утешать! Я безутешен! Я погиб­
нуть могу от стыда и горя! В любой момент могу по­
гибнуть!
— Во-первых, никто тебе погибнуть не позволит, —
строго, пожалуй, даже сурово, сказал я и недоуменно
спросил: — А почему внук именно обормот, во-вторых? —
— А как прикажешь называть... этого... такого... эта­
кого обормота, если он действительно... о-бор-мот?— ра­
стерянно, но уже значительно спокойнее отозвался
Гордеюшка. — Главное, учится еле-еле-еле-еле... Можно
даже сказать, практически не учится. Живет, извини
за выражение, дурак дураком, балда балдой! Вот какой
позор выпал мне на старости лет! Мне иногда кажется,
что мои седые волосы от стыда краснеют...
Надо отметить, что Гордеюшка роста высоченного,
силы, несмотря на старость, весьма значительной, а тут,
смотрю, весь он как-то сжался, шик, поник, будто усох.
— Робику уже одиннадцатый год, — глухо и мрачно
продолжал Гордеюшка, — а до сих пор на нормального
19

человека не похож. Конечно, надо попробовать его пере­
воспитать. Но делать это надо только строго научным
путем. Собственно, этим сейчас я и занят. Верь мне:
человечество может быть избавлено от малолетних обор­
мотов и обормоток.
— А при чем здесь человечество? — удивился я .—
Ведь обормотом, как ты изволил выразиться, растет
твой внук, и о нем тебе надо беспокоиться в первую оче­
редь, а не о человечестве.
— О! О! О! — возбужденно воскликнул Гордеюшка,
резко встал, в волнении быстро прошелся, почти пробе­
жал по комнате, остановился передо мной. — Не один
ведь Робик обормотом растет! Таких, знаешь ли, мно-оо-ого! Было бы тебе известно, что обормотизм распро­
страняется по всему земному шару и бороться с ним
можно, должно и нужно только строго научным путем.
Требуется специальная техника, уникальные приборы
для тщательного изучения подрастающих обормотов и
обормоток! Наука и техника помогут родителям и об­
ществу в воспитании и особенно в перевоспитании детей!
— Подожди, Гордеюшка, — остановил я своего не в
меру разволновавшегося друга. — А конкретно?
— Конкретно? Вот! Например, еще никому не уда­
валось точно установить тот самый страшный момент,
когда в ребенке полностью созрело стремление, скажем,
к лени как к принципу существования. Ведь обычно мы
обнаруживаем, что ребенок ленив, слишком поздно.
А если бы удалось создать прибор... — Гордеюшка в выс­
шей степени таинственно помолчал. — Представляешь,
мы подключаем этот прибор под названием «Чадомер» к буквально только что родившемуся чаду и полу­
чаем о нем самые точные данные! Сколько в младенце
заложено единиц лени, трудолюбия, зазнайства, скром­
ности, гордости, тупости, смелости... представляешь?
20

А со временем мы научимся по нашему прибору опреде­
лять, сколько в младенце способностей и к чему именно.
Например, «Чадомер» обнаружит, что у чада одинако­
вые способности, чтобы стать таксистом, связистом и
жуликом, и мы даем н а у ч н ы е рекомендации по воспи­
танию данного малыша... Ясно?
— Не очень, — честно признался я. — Похоже на...
сказку.
— Или на бред? — обиделся Гордеюшка. — Но я уже
заканчиваю работу над этим воистину сказочным прибо­
ром! Уже есть первые данные! К примеру, отрегулирова­
на схема определения сонливости. Единица измерения —
хра п. Для живого существа типа кота количество хра­
пов не должно превышать пяти-семи. А у нашего кота
схема обнаружила тринадцать!.. Иллариоша, ты веришь
в меня?
— Конечно, верю, еще как верю! Но ты не волнуйся...
ты замечательно мыслишь... все правильно... все удиви­
тельно правильно... — бормотал я, чувствуя, что сам
взволнован до предела, но не понимаю причин. — Надо
торопиться... торопиться надо... надо что-то делать...
что-то предпринимать...
— Правильно, правильно! — восторженно пробасил
Гордеюшка. — Надо торопиться, именно торопиться!
— Куда торопиться?
— Как — куда?! Ты же сам утверждал, что надо то­
ропиться!
— Да, да... понимаешь, я разволновался... это ты
меня разволновал... Послушай, послушай меня, Горде­
юшка!
Проговорили мы допоздна. Удивительно, но к моим
снам Гордеюшка отнесся совершенно серьезно, сказал
задумчиво:
21

— Все это не случайно — и мой «Чадомер», и твой
сны. Надо торопиться помогать детям! Многие из них в
опасности! Каждый, каждый должен тревожиться! Если
мы научимся перевоспитывать плохих детей, мы избавим
человечество от плохих людей! А в конечном итоге это
будет означать, что человечество навсегда избавится от
войн! Потому что нормальные, хорошие люди хотят жить
только мирной жизнью! Воевать мечтают только велико­
возрастные обормоты!
— А ты не упрощаешь? — невольно вырвалось у ме­
ня.— По-моему, нельзя так упрощать вопрос о возник­
новении войн.
— Я смотрю в будущее. — Гордеюшка вновь помрач­
нел.— Ведь твои сны — это твои размышления. И если
в них Смерть-фашистка особо подчеркивает значение
детей в будущей войне... грозит новым видом войны —
идеологической... надо, надо торопиться! Все должны
действовать под девизом: превратим каждого обормота
и обормотку не просто в нормального человека, а в под­
линного гражданина своей страны!
По дороге домой,— а я намеренно пошел пешком,—
мне было неспокойно. Я понимал, что взволнован не
только рассуждениями Гордеюшки, а и еще чем-то... Чем?
Неужели снами? Допустим. А в них что особенно встре­
вожило меня? Напоминание о возможной смерти?.. Нет.
Тогда — что?
И уже дома, в растерянности сидя на диване, я вдруг
вспомнил о Лапе, о себе маленьком... о в о з в р а щ е н и и
в де тст во. . .
— Вот... — прошептал я. — Вот в чем дело...
Я не знал, как это произойдет, но был абсолютно
убежден, что вернусь в детство, снова стану мальчиком
по прозвищу Лапа. Честно говоря, я пока и не думал
над тем, зачем мне это понадобилось, но все-все послс22

дующие события убеждали меня в правильности и даже
в необходимости принятого решения...

А теперь, уважаемые читатели,
приступим к нашему повествованию,
немножечко юмористическому,
чуть-чуть сатирическому,
в меру детективному,
некоторым образом фантастическому,
но в основном д и д а к т и ч е с к о м у .

•ф&ЗЗапод ^ е Ром ОДИН и под названием
НИКРо сколи чсски й
го с у д а р с т в е н н ы й преступник
Во в й к краснощеко©,
или
^е^вые попытки генерал -лейтенанта в отстав^**»
Самойлова понять соврем енны х мальчишек

■а всех, как говорится, видах
городского транспорта, кроме
такси, конечно, Вовик Красиощеков ездил бесплатно, даром,
то есть зайцем.
К сожалению, уважаемые
-У & Х ,
"читатели, мне неизвестно и ни­
кто мне до сих пор объяснить так и не смог, почему без­
билетников с давних времен прозвали именно зайцами.
Почему, например, не кроликами?
Не мышками почему?
Или не сусликами?
Почему бы их жуками не прозвать?
А — лучше! — таракашками?
Ведь скорее всего, точнее, насекомые они какие-то,
но вот какие именно, догадаться не могу.
Однако как ты безбилетника не называй, жулик он
самый обыкновенный. Причем жулик мелкий — жульчонок. Из-за копеечек жульчонок на подлость идет. Ма­
ленькую, крохотную, малюсенькую, микроскопическую,
но все-таки подлость. Жульчонок — это микроб жу­
лика.
24

Получит Вовик от родителей деньги на абонементы
и — прямейшим ходом, только пятки мелькают! — в кафе-мороженое.
Мороженое Вовик не ест, как все нормальные люди,
а сглатывает. Ам! Ам! Ам! — и нету порции. Ам! Ам!
Ам! — второй нету. Амамам! — и третьей порции как не
бывало! И т. д.
И фамилия у него Краснощеков, и щеки у него дейст­
вительно краснющие, но не от стыда за свое безбилет­
ное поведение, а от природы они у него краснющие, от
здоровья. А здоров он — па двух, трех или даже четырех
человек его здоровья хватит. Здо-о-о-оровенное здоровье!
Бегом полгорода пробежать может, троллейбус обо­
гнать может, а трамвай — так запросто, но ему, видите
ли, все виды городского транспорта, кроме такси, конеч­
но, подавай!
И не только сколько-нибудь стыдился Вовик своего
безбилетного образа жизни, а гордился собой, очень ум­
ным себя полагал, без меры сообразительным, чуть ли
не выдающимся человеком себя считал.
Когда Вовикины приятели узнали о его безбилетном
поведении, пристыдили и прозвище ему дали — да р м о е з д.
Ничего им Вовик не ответил, но подумал: «Не сме­
шите вы меня, а то у меня от смеха животик заболит.
Соображать ведь надо, товарищи мои дорогие, головой
работать надо, дорогие мои товарищи! Подумаешь, ка­
кой-то гам Вовик Краснощеков бесплатно в трамвае че­
тыре остановочки проедет! Кому они, эти несчастные три
копеечки, нужны? Кто из-за них пострадает? Обеднеет
кто из-за них? Сотни, десятки тысяч, может, миллионы
людей, к вашему сведению, за деньги ездят! Какой до­
ход государству приносят! И среди них — миллионовто! — один я, как вы сказали, дармоезд. Стоит ли, надо
25

ли, нужно ли о таком маленьком, крохотном, малюсень­
ком, микроскопическом пустячке говорить? Внимание на
него обращать? Зачем, к чему и почему на такую ерун­
ди чку время тратить?»
Если бы все это Вовик сказал вслух, приятели отве­
тили бы ему:
■
— Да ведь не один ты такой! Кто знает, кто сосчи­
тать может, сколько вас, маленьких, крохотных, малю­
сеньких, микроскопических пустячков, то есть зайцев,
развелось? Сотни, десятки тысяч, может, миллионы вас,
дармоездов, бесплатно на всех видах городского тран­
спорта, кроме такси, конечно, катается!.. Сколько же со­
тен, десятков тысяч, может, миллионов копеечек вы
у государства отнимаете?.. Обманщики вы! Хоть на три
копеечки, да обманываете государство!
И если бы все это услышал Вовик, он бы сказал:
— Не смешите вы меня, а то у меня от смеха живо­
тик лопнет. Соображать ведь надо, товарищи мои доро­
гие, головой работать надо, мои дорогие товарищи!
Я эти три несчастные копеечки не себе беру. Я на них
мороженое покупаю. А кому деньги за мороженое идут?
Да государству, конечно! Значит, я государству, к ваше­
му сведению, пользу приношу. Потому что соображаю!
Головой работаю потому что!
Правда, однажды Вовик все-таки ненадолго, минуты
так на четыре с несколькими секундами, призадумался
над своим безбилетным существованием. Но призаду­
мался Вовик не над тем, что нечестно поступает, что
жульчонком является, а как бы ему от прозвища Дармоезд избавиться.
Придумал Вовик потрясающе хитрый, как ему пока­
залось, выход из положения, до того, как ему опять по­
казалось, хитрющий, что он от радости, от восхищения

26

своей будто бы здорово работающей головой чуть ли не
закричал на всю улицу во все горло:
— Зайцы-то, между прочим, тоже кой-чего сообража­
ют! И не дармоезд я, а умный я очень! Профессор я, то­
варищи мои дорогие! Академик я, дорогие мои това­
рищи!
И знаете, уважаемые читатели, что же такое профес­
сор этот, академик краснощекий придумал?
При появлении контролера Вовик продолжал спокой­
ненько сидеть на своем месте.
А когда контролер обращался к нему, то оказыва­
лось, что Вовик является глухонемым, к вашему сведе­
нию!
Ни слова он сказать не может, ни слова он и ус­
лышать не в состоянии!
Мычит наш здоровенный заяц, дармоезд наш здоро­
веннейший, на весь трамвай, автобус или троллейбус,
вовсю старается, чтобы его поняли: на уши показывает,
язык высовывает чуть ли не на шесть с половиной санти­
метров... И хотя нет такого закона, по которому глухо­
немым разрешается дармоездно кататься, нашего про­
фессора, академика нашего краснощекого все жалели —
и пассажиры, и контролеры.
Катается Вовик на всех видах городского транспорта,
кроме такси, конечно, иногда и вздремнет, а то и сон
интересный увидит...
Но попал однажды наш глухонемой в не очень кра­
сивую историю.
В жизни, уважаемые товарищи, часто даже самые
невероятнейшие, в том числе и фантастические истории
начинаются очень обыденно.
Ехал Вовик в трамвае, сидел у окна и подремывал.
И сквозь довольно сладкую дремоту мечтал он о том,
что хорошо бы, вернее, просто замечательно, зайцем па
27

большом-большом-пребольшом корабле под названием
л а й н е р по морю или даже по океану поплавать... Си­
дел бы он на палубе в специальном полотняном кресле
под названием ш е з л о н г и смотрел бы во все глаза на
ловких и умных дельфинов... А тут еще подходит к нему
дяденька под названием с т ю а р д , а в руках у него
большущий подносище, а на подносище целых одинна­
дцать... нет, нет, не сосчитать, сколько вазочек с моро­
женым разных сортов... Ешь, ешь, профессор ты этакий,
академик ты краснощекий, ешь, ешь себе на свое здоро­
ва иное з,цоровье!
И дяденька под названием с т ю а р д говорит:
— Как тебе не стыдно, мальчишка невоспитанный?!
Вовик лениво, неторопливо открывает сначала один
глаз, потом — неторопливо, лениво — второй и видит, что
он в обыкновенном трамвае по родному городу едет, и
стоит перед ним лысенький старичок и говорит:
— Сгыд и позор тебе, позор и стыд, несознательный
мальчишка!
— А что такое? — сладко зевнув, самым наиневин­
нейшим голосом спросил Вовик. — В чем дело?
— А что такое? А что такое? — с большим укором и
очень нервно переспросил, почти передразнил старичок,
и лысина его сначала покраснела, но тут же густо за­
плела.— А в чем дело? А в чем дело? А ты не видишь,
краснощекий ты нахал, что вот прямо перед тобой стоит
женщина с ребенком на руках? Видишь?
— Конечно, вижу, — охотно подтвердил Вовик, удоб­
нее устраиваясь на сиденье, и вежливо повторил: — Ви­
жу, вижу, не слепой ведь. — И он спокойненько продол­
жал сидеть, потому что ответил, по его мнению, на воп­
рос старичка исчерпывающе.
А старичок вдруг ка-а-а-ак скомандует:
— Вста-а-а-ать!
28

Да так он скомандовал,
что Вовика будто какая-то си­
ла с места подбросила. Он
вскочил, вытянулся по стойке
«смирно», не понимая, чего от
него хочет старичок. И толь­
ко когда тот любезно предло­
жил женщине с ребенком
сесть на освободившееся ме­
сто,. Вовик и вспомнил: вро­
де бы кому-то надо уступать
место во всех видах городско­
го транспорта.
Едва трамвай остановил­
ся и открылись двери, около
которых стоял раздосадован­
ный и обиженный Вовик, го­
товый немедленно выскочить
из вагона, как именно в эти
двери
вошел длинный-предлинный дяденька и громо­
гласно объявил:
— Граждане пассажиры и гражданки пассажирки,
быстренько приготовим билетики для проверочки!
«Так, так... глухонемого из меня уже не получится,—
суматошно соображал Вовик, и краснощекость его еще
более усилилась, но не от стыда, а от умственного на­
пряжения.— Надо, надо придумать что-нибудь...» И он
с озабоченнейшим видом начал предельно неспешно и
вполне солидно шарить по карманам, вздыхал громко и
озабоченно, тяжко пыхтел, как во время тяжелой, вред­
ной для здоровья работы.
Контролер, длинный-предлинный дяденька, наблюдал
за ним подозрительным и пронзительным взглядом, и
29

было совершенно ясно: еще ни одному безбилетнику об­
мануть его не удавалось. Он прямотаки саркастически
улыбнулся и откровенно язвительным голосом сказал:
— Штрафик в три рублика придется платить во избе­
жание более крупных и значительно неприятных послед­
ствий.
— Обокрали меня! — радостно крикнул Вов ик и сде­
лал ужасное выражение лица. — Мама мне рублик на
мороженое дала, а я...
— А я рублик проел на мороженом и решил по ста­
рой привычке зайчиком прокатиться, — серьезно добавил
контролер.
— В милицию таких срочно забирать надо! — крик­
нула с задней площадки старушка, на руках которой
таращила большие черные наизлейшие глаза малюсень­
кая белая собаченция.
Собаченция пронзительно и злобно тявкнула семь
раз.
— Долго еще думать будем, гражданин зайчик? Или
пойдем актик составлять на предметик оштрафования?
Вот тут-то Вовик струсил по-настоящему, но что кон­
кретно делать, сообразить не мог, забыл, что профессор
он и академик, и неожиданно для себя заныл:
— Не буду больше! Не буду-у-у-у..
— Есть предложение, — вдруг сказал лысенький ста­
ричок.— Денег у данного зайца все равно нет. Совести,
видимо, тоже. Позвольте, я заплачу за него штраф, за­
беру дармоезда с собой, проведу с ним серьезную разъ­
яснительную беседу, объясню ему суть его государствен­
ного преступления и дам абонемент на обратный путь.
Старушка с задней площадки хотела что-то крикнуть,
но малюсенькая белая собаченция с большими черными
наизлейшими глазами опередила ее и злобно тявкнула
девять раз.
30

— Хорошо, хорошо, будем считать, что очень хоро­
шо!— грозно согласился контролер.— На сей раз дан­
ного зайчика прощаю. Но если он еще хоть разик попа­
дется, будет отвечать перед обществом как государствен­
ный преступник.
Он отказался брать штраф у старичка, и тот с Вовиком вышел из вагона на следующей остановке.
Старичок шагал впереди, не оглядываясь, словно аб­
солютно уверенный, что Вовик будет топать за ним хоть
целый день. А он, конечно, нет-нет да подумывал мель­
ком: чего же, собственно, мешает ему дать стрекача? Не
побежит ведь старичок за ним! Но что-то довольно
крепко удерживало Вовика, чему он и сам удивлялся.
Удивляться-то он удивлялся, но шел и шел, невольно
приглядываясь к старичку.
Вроде бы старичок как старичок, ничего особенного.
Немало таких по улицам ходит. Но почему-то решил за
Вовика штраф заплатить да еще абонемент на обратную
дорогу обещал... Зато и разъяснительную беседу при­
дется выдержать... Да еще и припомнить может, что
контролер его государственным преступником обозвал...
Прямо чудеса какие-то!
Чудеса не чудеса, но — подозрительно. Вовик даже
ненадолго остановился, продолжая внимательно разгля­
дывать старичка. Нет, нет, вроде бы ничего, ровным сче­
том ничего особенного в нем не было.
Нет, нет, вроде бы что-то все-таки было...
Было в нем все-гаки что-то!
Но — что?
Чего в нем было особенного?
А то в нем было особенное, что шел он каким-то не­
обычным шагом и держался как-то необычайно прямо.
И что бы это означало?
Вовик догнал старичка и спросил:
31

— Вы кто такой, дедушка?
Старичок остановился, внимательно оглядел Вовика,
тоже спросил:
— А чем, собственно, вызван твой вопрос?
— Просто интересно. Должен ведь я знать, с кем
иду.
— Может быть, тебя заинтересует и то, куда мы
идем? И тем более, — зачем мы идем?
— Куда идти — мне все равно. И зачем идти — тоже
все равно. Делать-то мне нечего.
— О, это оч-чень плохо, — с неприязнью и даже
с долей брезгливости воскликнул старичок. — Как это
оч-чень отвратительно, когда молодому человеку нечего
делать! Это и отвратительно, и возмутительно! Уму не­
постижимо!
— Многие ничего не делают, — недоуменно прогово­
рил Вовик.— Тем более, сейчас каникулы.
— Многие ничего не делают?! — старичок долго и
прерывисто дышал, чуть ли не задыхался от гнева.—
К твоему сведению, люди в основном трудятся! И лишь
ничтожнейшее количество, ку-чеч-ка, занимается тунеяд­
ством! Пре-зи-ра-ю таких, жалею и ненавижу! И канику­
лы, было бы тебе известно, существуют вовсе не для
того, чтобы развивать в себе лень!
И старичок снова двинулся вперед, по-прежнему не
оглядываясь, снова точно уверенный, что Вовикбудет
идти за ним следом хоть целый день.
«Смешной старичок! — весело подумал он. — Ничего
в каникулах не понимает! Просто, видать, поговорить
любит!»
Но через некоторое время он ощутил беспокойство,
догнал старичка и опять спросил, теперь уже с замет­
ной тревогой:
— Да кто же вы все-таки такой, дедушка?
32

Старичок остановился, медленно обернулся, очень
внимательно, с явным недоверием и подозрительностью'
оглядел Вовика, словно только сейчас впервые увидел
его, и ответил:
— Генерал-лейтенант в отставке Самойлов Илларион
Венедиктович к вашим услугам.
— Ге... ге... гене... генерал?!?! — еле-еле-еле-еле выго­
ворил Вовик. — Да ну?! — вскрикнул он и застыл с ши­
роко раскрытым ртом, будто задохнулся. — Чему же ты так удивился? — обиженно, как пока­
залось Вовику, спросил Илларион Венедиктович. — Не
похож я, по-твоему, на генерал-лейтенанта хотя бы в от­
ставке? Не такие они, гепералы-то, по-твоему, бывают?
А?
Вовик с трудом передохнул, кашлянул, чтобы в горле
не было сухо от волнения, пробормотал растерянно:
— Не ожидал я... ведь... вдруг... ге... ге... генерал!!!
— Чего не ожидал? Чего — вдруг?
— Ну... как это... вдруг, конечно... я и вы... вы и я...
вдруг, вдруг, конечно... ну и...
Илларион Венедиктович ждал, долго и терпеливо
ждал, когда Вовик произнесет что-нибудь более или ме­
нее внятное, еле дождался, когда тот сумел ответить, да
и то едва слышно:
— Первый раз в жизни разговариваю с живым гене­
ралом. Вот и не верится.
— Звать тебя как?
— Вовиком. Краснощеков Вовик.
— Не Вовик, а Владимир, — строго поправил Илла­
рион Венедиктович. — Вот что, Владимир... — Он помол­
чал, словно раздумывая внимательно и осторожно, про­
должать или нет разговор, и вдруг торопливо, вроде бы
даже испуганно и виновато спросил: — Мороженого хо­
чешь?
2

Л. Давыдычев

33

И опять Вовик от неожиданности лишился дара ре­
чи, промычал нечто совсем невразумительное, самому
ему непонятное, но зато утвердительно мотнул, головой
шесть раз.
— В трамвае ты был разговорчивей, — недоуменно
и опять, как показалось Вовику, обиженно отметил Ил­
ларион Венедиктович. — Идем. Мороженого хочется!
И предстоит нам, Владимир, наиважнейший, наисерьез­
нейший разговор. От него многое в твоей жизни изме­
ниться может, радикально измениться, в корне. Попыта­
емся мы в твоей жизни досконально разобраться. Крути
не крути, как говорится, а совершал ты государственные,
хотя и микроскопические, преступления. И похоже, не
осознал в полной мере этого.
Понемногу Вовик приходил в себя. Никаким преступ­
ником, а тем более государственным, он себя, конечно,
не считал, запугать его просто решили или посмеяться.
Мет, вы только представьте себе, уважаемые читате­
ли, всю эту историю с самого начала и постарайтесь
вникнуть в каждую деталь. Ехал, как вы помните, Во­
вик, по своему обыкновению, зайдем в трамвае, на­
рвался на контролера, вот-вот Вовика как миленького
могли в милицию забрать, и вдруг спасает его странный
человек, который оказывается (подумать только!) гене­
рал-лейтенантом, правда, уже в отставке, и предлагает
поесть мороженого. Да что мороженое! Будет у них с
Вовиком какой-то наиважнейший, наисерьезнейший раз­
говор, и от этого разговора зависит его, Вовикова,
ж изнь!

Но ведь никто Вовику ни за что ни капельки не пове­
рит!
— Не поверит ведь мне никто и ни за что, — с очень
глубоким сожалением признался Вовик. — Никто мне не
поверит, что я с живым генералом познакомился.
34

— А никто и не должен знать, что мы с тобой позна­
комились,— совершенно строго произнес Илларион Ве­
недиктович.— Ни один человек не должен быть осведом­
лен об этом, тем более ни один мальчишка не должен
знать о нашей встрече.
— Как не должен? — от огорчения Вовик икнул и на­
чал заикаться. — Поз... поз... поз... — Он с трудом, с
болью проглотил слюну, и речь его выправилась. — Поз...
накомиться с живым генералом и никому этим не по­
хвастаться?! Тогда и знакомиться-то зачем?.. Зря, полу­
чается, товарищ генерал-лейтенант!
— Называй меня только по имени-отчеству, — совсем
строго попросил Илларион Венедиктович. — Уверяю, со
временем ты все поймешь. А живет человек не для того,
чтобы хвастаться. — И он ускорил шаги, словно торо­
пился.
Неизвестно отчего, Вовику вдруг стало тревожно. Он
явственно ощутил неприятное беспокойство, а в голове
замелькали разные торопливые мысли вроде той, что он
попал в неприятную историю, которая еще неизвестно
чем кончится, что обзывание его государственным пре­
ступником не шуточка, что старичок этот странный и не
генерал вовсе, что...
Что — что?!
По натуре своей Вовик был* довольно бойкий, доста­
точно нахальный, можно сказать, смышленый и не роб­
кого десятка, как говорится, и растерялся он поэтому
ненадолго, а вот тревога угасала как-то уж слишком
медленно.
— Илларион Венедиктович, — осторожно выговари­
вая каждый слог, позвал он. — А куда мы так быстро
торопимся?
— Есть мороженое, — последовал невозмутимый от­
35

вет, — если ты не передумал, конечно.— И даже это про­
звучало вполне по-генеральски, то есть в высшей степе­
ни серьезно.
— Я-то, конечно, не возражаю. Но ведь несколько
раз уже поесть мороженое-то можно было. Вот, пожа­
луйста, опять киоск.
Илларион Венедиктович остановился и самым стро­
гим тоном произнес:
— Прошу следовать за мной. — А через несколько
шагов он добавил, мельком, но пронзительно оглянув­
шись на Вовика: — Все узнаешь на месте. Учись беспре­
кословно подчиняться хотя бы генерал-лейтенанту в от­
ставке, когда он пригласил тебя поесть мороженого.
Тут Вовику стало опять немного не по себе. «Точно,
точно! — стремительно пронеслось у него в голове.—
Никакой это не генерал, никакого мороженого мне не
видать, а... А кто же он такой, и куда же мы почти бе­
жим? А вдруг он действительно решил, что я государст­
венный преступник, и ведет меня в милицию?»
— Илларион Венедиктович! — решительно позвал Вовик, и когда тот резко остановился и так же резко обер­
нулся к нему, спросил: — Кто же вы все-таки и куда вы
меня ведете?
— Я генерал-лейтенант в отставке, как я уже не­
однократно докладывал тебе, — выпрямившись, распра­
вив плечи, с очень глубоким достоинством ответил Ил­
ларион Венедиктович. Он скорбно помолчал, с сожале­
нием глядя на Вовика. — Надо уважать старших. Отно­
ситься к ним с доверием. Мы слов на ветер не бросаем!
Да-да!.. Еще раз повторяю: мы идем с тобой есть моро­
женое и разговаривать о смысле твоей жизни. И никто
не должен знать об этом. Тем более, никто не должен
знать о том, о чем мы с тобой договоримся.
Нет, нет, лучше всего, проще всего было бы сейчас
36

улизнуть. Слишком уж все это и необычно и подозри­
тельно.
11 — не верится...
не верится...
НЕ ВЕРИТСЯ!
Надо, надо бы убежать и жить своей привычной
жизнью, и... Что-то властно удерживало Вовика, и он
спешил за странным старичком, в поведении и рассуж­
дениях которого он почти ничегошеньки не понимал, ко­
торый по-прежнему даже и нс оглядывался на него,
словно был беспредельно уверен, что Вовик будет следо­
вать за ним не только весь день, но и всю жизнь.
Тогда Вовик — и это было вполне разумное реше­
ние— постановил для себя так: будь что будет. В кон­
це концов, если хочешь жить интересно, умей рисковать.
И хотя тревога в сердце не проходила, Вовик следовал
за Илларионом Венедиктовичем, успокаивая себя еще
и тем соображением, что если сбежишь, не узнав ничего
определенного о странном старичке, то потом будешь
всю жизнь жалеть об этом.
Наконец, они оказались на набережной, подошли к
павильончику с полосатой полотняной крышей, под ко­
торой стояли столики и стулики, заняли место в самом
дальнем, пустынном углу.
— Вот здесь нам никто не помешает, — устало, удов­
летворенно и радостно проговорил Илларион Венедикто­
вич, купил несколько вафельных стаканчиков, эскимо
и брикетов.
И вот это изобилие вкусноты опять заставило Вовика
усомниться, что перед ним генерал-лейтенант в отставке:
где, когда и кто видел, чтобы генералы любили моро­
женое?!
— Начали! — весело предложил Илларион Венедик­
тович. — Оценим качество и количество!
37

Уж как Вовик-любил и умел есть мороженое, но до
странного старичка ему было, скажем прямо, далеко­
в а т . Т о т сл так быстро и так ловко, что опередил удив­
ленного Вовика намного.
К примеру, Вовик еле-еле успел расправиться с од­
ним эскимо, одним стаканчиком и одним брикетом, а у
Иллариона Венедиктовича мороженого— как не бывало.
Он отдышался и сказал:
— Потом ты подробно и искренне расскажешь мне,
как ты докатился до такого позора, что стал кататься
зайцем, то есть практически превратился действительно
в микроскопического государственного преступника. Это
же называется моральным падением, Владимир!.. И мне
оч-чень интересно услышать о твоей, судя по всему, не­
интересной жизни. Будь любезен доложить мне, как ты
существуешь, чем занимаешься в свободное от учебы
время, чем, так сказать, дышишь.
— Дышу я воздухом. — Вовик, разделавшись с моро­
женым и почти совсем осмелев, усмехнулся своей шут­
ке.— Живу вполне нормально. Чем занимаюсь? Чем хо­
чу, тем и занимаюсь. К чему стремлюсь?.. Да самый я
обыкновенный... А вот вы — настоящий генерал или нет?
Не сердитесь на меня, но не верится и не верится...
— Я самый обыкновенный генерал, — тяжко вздох­
нув, чуть сердито сказал Илларион Венедиктович. — Ге­
нерал, генерал, — с грустью повторил он, — правда, в от­
ставке. Отслужил. — Он еще три раза вздохнул: один
раз тяжко и два раза очень тяжко. — А что, по-твоему,
значит жить нормально?
— Ну... — Вовик беспечно пожал плечами. — Как все
живут.
— Все живут по-разному. Учишься как?
-— Тоже нормально. Пятерочки бывают, четверочки.
— А троечки? Двоечки? Единички?
39

— Двоечки-то редко. Очень-очень редко. Вот тро­
ечки... встречаются. А почему вас это интересует? Зачем
вам это?
— Если ты окажешься хорошим человеком, я буду
с тобой дружить... Чего ты глаза вытаращил?
— Так ведь... Как это — дружить? Вы же генерал,
а я... я-то ведь всего-навсего...
— А вдруг ты — будущий генерал?
— Ну... — Вовик до того растерялся, что сунул в рот
бумажку от брикета, пожевал и выплюнул в урну. — Де­
душка, а вы меня не разыгрываете?
— Не зови меня дедушкой, — строго напомнил Илла­
рион Венедиктович. — Зови меня по имени-отчеству.
И с какой это стати я буду тебя разыгрывать? Нет, Вла­
димир, намерения мои самые серьезные. Итак, ты дока­
тился до немыслимого позора — позволил себе ездить
зайцем.
— Так ведь не я один! — обиженно воскликнул Во­
вик.— Дяденьки даже и тетеньки некоторые... тоже!
Я видел, своими собственными глазами видел!
— Я не про некоторых дяденек и тетенек спрашиваю,
а про тебя, Владимир. И учти: я разговариваю с тобой
абсолютно серьезно. От этого нашего разговора многое
зависит в твоей жизни, многое, может быть, вся твоя
жизнь да и моя тоже... Да не таращь ты глаза, а слушай
внимательно. Итак, ты сознаешь или нет всю глубину
своего морального падения?
Пожав плечами, Вовик довольно беззаботно при­
знался:
— А я и не знаю, куда это я падал. Если вы о том,
что я зайцем... сознаю, конечно. — И тут его беззабот*
ность почти мигом испарилась под пронзительным, стро­
гим, даже очень суровым взглядом Иллариона Венедик­
товича.— Да я ведь и не знал, что это преступление, да
40

пцс и государственное... Понятия не имел... Кататься
я люблю! — в отчаянии воскликнул он. — И мороженое
люблю!
— Не знал, понятия не имел... — почти передразнил
Илларион Венедиктович. — А надо знать, что именно
совершаешь. Надо понятие иметь, чем именно занима­
ешься. Жаль, оч-чень жаль, если ты окажешься, то есть
уже являешься, плохим человеком.
— Нормальный я человек, — неуверенно выговорил
Вовик, опять тщетно пытаясь догадаться, к чему весь
этот разговор и надо ли его продолжать... Только вот за­
чем генерал-лейтенанту, хотя и в отставке, на какого-то
школьника время тратить? И самое подозрительное: ге­
нерал, а мороженое любит, как мальчишка, — Человек
я нормальный, — еще неувереннее повторил Вовик.—
Ладно, зайцем ездить не буду. А дальше что? Ничего
я не понимаю! — вырвалось у него почти с болью. — Го­
сударственный преступник, моральное падение, позор!..
Мороженое вот... — обреченно закончил он.
И вместо того, чтобы ответить Вовику, Илларион Ве­
недиктович долго молчал и, будто нс слыша его вопро­
сов, заговорил о другом:
— Понимаешь, Владимир, никак не могу привыкнуть
к штатской жизни. Никак! Представляешь, всю жизнь
отдать армии и — оказаться штатским... Места себе не
находил! — Он до того разволновался, что сначала мах­
нул правой рукой, затем левой, а потом еще — обеими
руками, снова накупил мороженого, быстро со своей до­
лей разделался и продолжал чуть спокойнее: — Но
жизнь привела меня к одному важному решению. Появи­
лась у меня одна невероятнейшая идея... (Обращаю ва­
ше внимание, уважаемые читатели, что Вовик пропустил
эти слова мимо ушей! Во-первых, потому что увлекся
мороженым, а во-вторых, снова убедился, что никогда
41

ему своего странного собеседника не понять!) — Иллари­
он Венедиктович продолжал: — Но идея идеей, а на душе-то скверно. До того скверно... — он горестно замол­
чал.
— Не понимаю я вас, — признался Вовик, — вам же
есть чем гордиться.
— Есть! Чем! Гордиться! — насмешливо, почти с воз­
мущением воскликнул Илларион Венедиктович. — Так
вот сидеть дома и гордиться с утра до вечера? Затем
телевизор посмотреть, поспать, позавтракать и снова
гордиться? Ну, предположим, сижу я и горжусь своим
боевым прошлым, а ты в это время совершаешь микро­
скопические государственные преступления, или бездель­
ничаешь, или троечки получаешь... Чем же мне гордить­
ся прикажешь?
— Да при чем здесь я-то?!?!?! — поразился Вовик,
даже подпрыгнув на сгулике. — Я-то здесь при чем?!?!?!
— А понятно ли тебе, за что я воевал? — грозно
спросил генерал-лейтенант в отставке Самойлов. — За
что я воевал, ты хоть имеешь представление?
Вовик перестал есть мороженое, подумал немного
и ответил:
— За Родину вы воевали. За народ. Против фашиз­
ма. За нашу счастливую мирную жизнь. Вообще, за мир
во всем мире.
— Совершенно справедливо, — одобрил Илларион
Венедиктович, но было заметно, что ответ удовлетворил
его далеко не полностью. — А что такое народ, по-тво­
ему?
— Ну... — Вовик попыхтел немного от умственного
напряжения, и красные щеки его стали еще краснее.—
Народ — это все люди.
— В том числе и ты, Владимир.
— Я?!?!?! — Вовик опять подпрыгнул на стуле, толь­
42

ко па этот раз гораздо выше, чем в первый. — Как это —
и в том числе?
— А вот так. Ты, Владимир Краснощеков, частица
народа, нашего великого советского народа. Маленькая,
крошечная, но — запомни и прими к сведению! — части­
ца народа. И теперь вникни в следующее, — не говорил,
а словно диктовал Илларион Венедиктович, — если одна
частица народа зайцем ездит, другая — бездельничает,
третья — вообще дурака валяет... Что тогда получается?
Получается, товарищ Краснощеков, каждая из этих ча­
стиц, в том числе и ты, не понимает, что мы за нее
кровь проливали. Я и вся наша доблестная армия сра­
жалась за то, чтобы ты вырос замечательным человеком.
Ты и все мальчишки и девчонки, все, все, до единого
и единой!
Смущенно и недоверчиво улыбнувшись, Вовик ска­
зал:
— Но ведь не все же могут быть замечательными.
Скорбно покачав головой, Илларион Венедиктович
с большим сожалением произнес:
— Многого, многого ты еще, Владимир, не понима­
ешь. Потому что все больше о пустяках думаешь. Вот
ты правильно сказал, что мы воевали против фашизма.
Но задумывался ли ты над тем, что фашисты не остави­
ли стремления во что бы то ни стало покорить наш на­
род, в том числе и тебя, конечно?
— Но они же меня не знают! — Вовик в третий раз
подпрыгнул на стулике, но еще гораздо выше, чем в два
предыдущих. — Фашисты ведь против всех, а я... Больно-то я им нужен! — Вовик попытался хмыкнуть, но
хмык получился неуверенным. — Но в общем-то... — И он
мог только пыхтеть от умственного напряжения.
— Итак, подведем итог нашего не оч-чень-то резуль­
тативного разговора, — сумрачно проворчал Илларион
43

Венедиктович. — Взгляды на жизнь у тебя, Владимир, и
на международную обстановку достаточно расплывча­
тые. Вернее, никаких взглядов у тебя практически нет.
Живешь как придется. Делаешь все, что взбредет в голо­
ву. А я ведь намеревался заняться тобой, постараться
объяснить тебе смысл жизни, хотя бы для начала смысл
детства. Но поймешь ли ты?
Вовик, нахмурившись, призадумался. Честно говоря,
уважаемые читатели, расспросы Иллариона Венедикто­
вича и его рассуждения были для мальчишки и тягост­
ны, и непонятны, вернее, были просто непонятны, а от­
того и тягостны. И, несмотря на самоуверенность, он
с обидой ощущал себя если и не дураком, то и не осо­
бенно умным... Но зато ему было здорово приятно то,
что генерал-лейтенант в отставке разговаривал с ним
совершенно серьезно, как никто еще в жизни с ним не
разговаривал. Да и мороженым так его тоже никто еще
в жизни пи разу нс угощал.
Взвесив все эти соображения, Вовик вскочил — руки
по швам, пятки вместе, носки врозь — и отчеканил:
— Рады стараться, товарищ гене...
— Садись! — коротко и сердито оборвал Илларион
Венедиктович. — Третий раз напомнить о чем?
— Называть вас только по имени-отчеству, — уныло
отозвался Вовик: он рассчитывал, что его бравый ответ
как раз и приведет генерал-лейтенанта в отставке в вос­
торг.
— Вольно, садись, — предложил Илларион Венедик­
тович. — Слушай меня как можно внимательнее. Усло­
вия пашей предполагаемой дружбы следующие. Первое:
дал слово — выполни его во что бы то ни стало. Условие
второе: ничего не скрывать друг от друга. Я, например,
почти готов раскрыть тебе свою главную тайну,
44

— Тайну?!?!?! — Вовик с трудом удержался, чтобы
не подпрыгнуть на стуле. — Какую тайну?!?!?!
— Со временем узнаешь. Когда мне станет ясно, что
же ты за человек.
— Да нормальный я человек, Илларион Венедикто­
вич! Скажите, пожалуйста, вашу главную тайну!
Генерал-лейтенант в отставке Самойлов посмотрел
на него долгим, изучающим взглядом и четко прогово­
рил:
— Завтра встречаемся здесь в семь ноль-ноль.
— Утра?!
— Так точно.
— Я... я постараюсь, — упавшим голосом прошептал
Вовик. — Есть быть завтра здесь в семь ноль-ноль.
— О нашей встрече никому ни слова. Ясно?
— Нет, не ясно. Почему никто не должен знать, что
я с вами познакомился?
— Так надо. И больше — никаких расспросов! — не­
довольно произнес Илларион
Венедиктович. — Мне
оч-чень необходимо проверить тебя. Я ведь еще не знаю,
что же ты за человек. Например, я не имею никаких
данных о том, умеешь ли ты держать язык за зубами.
Нет у меня и полной уверенности в том, что ты способен
держать свое слово. — Он взглянул на часы и озабочен­
но проговорил: — Мне пора. Значит, завтра здесь в семь
ноль-ноль. В случае опоздания больше ты меня никогда
не увидишь. До завтра, Владимир.
...А назавтра Вовик проснулся в девять часов три­
дцать две минуты, бросился бежать, едва успев натянуть
брюки, мчался по улицам босиком, но в условленном
месте генерал-лейтенанта в отставке Самойлова Илла­
риона Венедиктовича не было.

-№ ава

два и «о* " » ^ “ игм
сокровенная мечта
«сне**

п р о ф е с с о р а И в а н а ва р Ф 0 Я0 ^-еевияга

МОТьглеч^
или
ПУТИ

ш пионские

неисповедим ы

амилия у мальчика была
Мотылечек. Когда он впер­
вые в жизни понял, что
фамилия у него, если уж
и не очень, то довольно
смешная, и когда над ней
стали смеяться, а он стал
из-за этого страдать, дедушка Арсентий сказал:
— Как, внук, ты, к примеру, смотришь на фамилию
Утринос? А? Друг у меня такой был. И вся его родня
с древних времен жила и до сих пор живет под фами­
лией Утринос. И никто, кроме дураков, над ними не сме­
ялся и не смеется. А у нас-то фамилия-то какая звучная,
нежная да красивая — Мотылечки!
— Да смеются ведь! — захныкал внук. — Дразнятся!
— Кто смеется-то? — осердился дедушка Арсен­
тий.— Дразнится кто? Те! — Он грозно вознес указа­
тельный палец правой руки вверх. — У кого в голове ды­
рок больше, чем природой положено! Вот у тебя сколько
дырок в голове?
46

— Не знаю.
— Давай считать. Рот — раз, нос — два-три, глаза —
четыре-пять, уши — еще две дырки. Сколько всего полу­
чилось?
— Семь.
— Вот, вот, именно семь. И ни единой меньше, и ни
единой больше, — важно, как будто научное открытие
формулируя, заключил дедушка Арсентий. — А если в го­
лове имеется лишняя дырка, — он понизил голос до та­
инственного шепота, — через нее ум, вырабатываемый
мозгом, улетучивается в , атмосферу. Понятно это тебе
или нет?
Ванечка осторожно, даже боязливо ощупал свою го­
лову, испуганно спросил:
— Правда, что лишняя дырка может быть?
— Еще какая правда! — весело заверил дедушка
Арсентий. — Бывает, живет человек дурак дураком, а
ведь школу окончил, институт, курсы, но не подозрева­
ет,— он опять вознес вверх указательный палец правой
руки, однако на этот раз очень угрожающе, — понятия
не имеет, почему живет дурак дураком. А все оттого,
что когда-то у него в голове образовалась лишняя дыр­
ка, может быть, еще в глубоком детстве.
Ванечка снова и уже в страхе, перемешанном с ужа­
сом, или в ужасе, перемешанном со страхом, ощупал
свою голову и представьте себе, уважаемые читатели,
эта привычка осталась у него на всю жизнь! Да, да, да,
только задумается профессор Иван Варфоломеевич Мо­
тылечек над чем-нибудь научным или просто важным,
так руки его сами тянутся к голове!
Ну, а тогда, когда он еще был Ванечкой, разговор
его с дедушкой закончился неожиданным образом: внук
до того громко разревелся, что ничего не слышал, а ког­
да устал реветь и старательно пересчитал дырки в своей
47

голове, успокоился, ибо их оказалось ровно семь, и лишь
только тут услышал голос дедушки Арсентия:
— Ревел ты хорошо, но зря. Мужчинам реветь стыд­
но.
— А я мужчина, что ли? — удивился Ванечка.
— А кто же, суслик, что ли? Мужчина ты по имени
Иван, понял? Самое знаменитое русское имя! А теперь
ответь мне честно, точно и кратко: почему ревел?
— Из-за дырок. Восемь штук насчитал.
— Э-э, если бы этот факт и подтвердился, тут слеза­
ми не поможешь. Голову, внук, надо неустанно разви­
вать, тогда лишней дырки в ней никогда не образуется.
Ванечка, конечно, поинтересовался: а как это — раз­
вивать голову? Дедушка Арсентий обстоятельно и долго
растолковывал, что настоящему мужчине для этого тре­
буется: учиться, учиться и учиться, уважать старших, не
обижать младших, сколько есть сил помогать тем и дру­
гим, заниматься физкультурой по принципу — в здоро­
вом теле такой же здоровый дух и, главное, понятия не
иметь, что такое лень, знать, что трудности существуют
только для того, чтобы их побеждать, обязательно иметь
веселый характер и плюс ко всему быть добрым и чест­
ным.
— А фамилией своей гордись, — в заключение посо­
ветовал дедушка Арсентий, — ни у кого во всем мире
такой замечательной фамилии не имеется. И вообще, не
фамилия человека украшает, а человек своей фамилии
может славу принести.
И теперь уже невозможно представить, что кто-то
когда-то посмеивался или даже смеялся над ныне зна­
менитой и уважаемой фамилией большого ученого.
Произошло это не сразу, но довольно быстро. При­
мерно классе в третьем у него уже было прозвище, и
не обидное, а почетное: Ванька — Жюль Верн.
48

Мало того, что Ванечка прочел все сочинения заме­
чательного писателя-фантаста, он и сам научился фанта­
зировать, безудержно мечтать, бесконечно что-нибудь
выдумывать, изобретать. Комнатка его напоминала од­
новременно слесарную и столярную мастерские, науч­
ную лабораторию, библиотеку и живой уголок. Да еще
по всей квартире висели клетки с птицами, стояли аква­
риумы, отовсюду смотрели неподвижными взглядами
чучела зверюшек.
Родители, можно сказать, стойко терпели увлечения
сына, бранились лишь тогда, когда в его комнатке раз­
давались взрывы или оттуда валил черный, синий, бе­
лый или разноцветный дым.
Зато уж дедушка Арсентий горой стоял за внука,
тратил на его разнообразные эксперименты почти всю
свою пенсию, восторженно всем объяснял:
— Ученый на ваших и наших глазах растет! Никакой
он вам не Жюль Верн, а Иван Варфоломеевич Мотыле­
чек! Знаменитой будет наша фамилия! Ванечка такое
когда-нибудь открытие научное сделает или такое чегонибудь изобретет, что весь мир ахнет и рты разинет!
Дерзай, внук, стремись к вершинам знаний, постигай
все науки!
Ванечка дерзал, стремился к вершинам знаний, по­
стигал, конечно, не все науки, но многие, однако посте­
пенно круг его увлечений сужался и сужался. Ванечка
все меньше занимался техникой, его все больше и боль­
ше интересовало все живое — от одуванчика, например,
и воробья до кенгуру и дельфина... Какого только живья
не было теперь в квартире! Верной помощницей брата
стала сестренка. Она, деточка-семилеточка, как называл
ее дедушка Арсентий, еще недавно боявшаяся обыкно­
венных дождевых червей, теперь спокойно играла с ужа­
ми, ежами, мышами. И лечила она не кукол и игрушеч­
49

ных зверюшек, а живых собак, кошек и подраненных
птиц, которых к ней приносили со всего района.
— Дети, я не против ваших ветеринарных наклонно­
стей,— жалобно говаривал папа, — но... — И он умоляю­
ще смотрел на дедушку Арсентия.
А тот восторженно объяснял:
— Ванечка готовится к научному открытию! Ниноч­
ка ему прекрасно помогает!
— Да да, все это очень прекрасно, — уныло согла­
шалась мама, — но почему я боюсь ужей, ежей, мышей,
а они меня нет? Весь дом называет нашу квартиру зве­
ринцем.
— Зато со временем, — гордо вознеся указательный
палец правой руки, отвечал дедушка Арсентий, — дом
наш будет знаменит тем, что в нем жили и с детства
занимались научной работой Иван Варфоломеевич Мо­
тылечек и его верная помощница и сестра Нина Варфо­
ломеевна!
Но, как бы искренне и абсолютно глубоко ни верил
дедушка Арсентий в научное будущее внука, он даже и
приблизительно предполагать не мог, каким оно будет,
вернее, какая сокровенная мечта овладеет Ванечкой
еще тогда, когда он и школу не окончит.
Началось все с того, что однажды Ванечка разбудил
ночью сестренку и спросил:
— Почему муха маленькая, а слон большой? Почему
люди разного роста? Почему все растет?
— Мороженки не растут, — сквозь сон, не открывая
глаз, ответила, Ниночка, — конфеты не растут, у-у-ууменьшаются... — она зевнула и продолжала крепко
спать.
Дедушка Арсентий, тоже разбуженный внуком, на
эти вопросы ответил так:
50

— Ночью спи, днем неустанно думай. Ты прибли­
жаешься к важной научной цели. Успехов тебе! — И он
тихонечко, но с большим удовлетворением захрапел.
Мама приняла Ванечку за мышь и завизжала, и он
еле-еле успокоил ее, но расспрашивать не стал.
Папа выслушал его внимательно, даже присев на
кровати, а отозвался следующим образом:
— Ищи ответы в выдающихся трудах замечательных
деятелей науки. Продолжай образование. Прекращай
возню с мышами и ужами, займись более сложными жи­
вотными, а затем и человеком. Иди спать. — И сам за­
снул сидя, прислонившись к стене.
Утром обнаружилось, что никто не помнит о ночных
разговорах с Ванечкой, но он-то все запомнил: разда­
рил обитателей своего домашнего зверинца товарищам,
школьным живым уголкам, записался в научную библи­
отеку и стал приносить оттуда книги стопку за стопкой.
В квартире наступил покой, порядок и... стало скучно­
вато. По настоянию родителей пришлось завести собаку,
кошку и певчих птичек. Ими в основном занималась Ни­
ночка, а Ванечка сидел над научными трудами, часто
посещал лекции, регулярно занимался в кружках, где
изучался растительный и животный мир.
И тут вдруг неожиданно и очень серьезно заболела
Ниночка, ее сразу увезли в больницу. И хотя Ванечке
не сказали, что болезнь сестренки смертельна, сердце
его исстрадалось, он сам был словно больной — почти
не спал, почти не ел, даже учиться стал неважно, все
время размышлял над тем, чем хотя бы отвлечь люби­
мую сестренку от мук. Дважды в день он навещал ее и
все спрашивал, чего бы она хотела.
Ниночка держалась мужественно, никто в больнице,
даже ночные дежурные, не видел и не слышал, чтобы
она плакала. И на вопросы брата она в ответ только
51

слабо и виновато улыбалась и пожимала плечиками:
дескать, чего мне еще может быть надо, кроме здоровья.
Но однажды она сказала, взяв брата за руку:
— Знаешь, Ванечка... Мне бы лошадку маленькуюм аленькую...
— Так купим! — чуть ли не закричал Ванечка.—
Я мигом!
— Нет, нет, не то, Ванечка... Мне бы маленькую, буд­
то бы игрушечную, но живую, понимаешь, живую игруш­
ку... чтобы я на ней детишечек катала... верхом... пони­
маешь, сколько радости-то было бы...
— Не бывает таких лошадок, Ниночка!
— Я знаю. А вот во сне часто вижу, что все игрушки
живые. — В глазах Ниночки появился счастливый
блеск. — Тигреночек ростом с котеночка... Слоники хо­
ботками помахивают... А в аквариуме китики плавают
и фонтанчики пускают... Жирафик смотрит, как кенгурятки прыгают... Нс заводные, Ванечка, а живые, насто­
ящие, только очень маленькие... Ах, как интересно было
бы детям играть... и болеть никто бы не вздумал, прав­
да ведь?
Ниночка умерла, а Ивану долго еще снились ее сны
о зверюшках-игрушках, а ее мечта стала его мечтой,
сокровенной и неотступной.
Когда он был студентом, товарищи и преподаватели
относились к его сокровенной мечте с интересом, но как
к заманчивой сказке, не имеющей ни практического, ни
научного значения.
Когда же Иван Варфоломеевич рассказывал о Ни­
ночкиной мечте уже коллегам-ученым, они при всем сво­
ем глубоком уважении к нему говорили почти одними
и теми же словами:
— Конечно, конечно, детишкам... прелестно.., фанта­
стично... по... этакая мелкая фантастика.
52

Зато дети, заслышав о зверюшках-игрушках, не счи­
тали их мелкой фантастикой, а тут же превращались в
зверюшек-игрушек и начинали, как это умеют делать
только дети, самозабвеннейшую игру. И, глядя на них,
Иван Варфоломеевич забывал, что в его сокровенную
мечту, которую подарила ему перед смертью Ниночка,
никто не верил.
Нет, неправда! Один человек верил и безоговорочно!
Может быть, вы сами догадались, уважаемые читатели,
что этим человеком был, конечно же, дедушка Арсентий.
Стал он уже очень стареньким, слабеньким, но как же
они любили шутить с внуком, что дырок у него в голове
не прибавилось! Дедушка Арсентий считал, что прожил
свою жизнь достойно, и жалел лишь об одном: не уви­
дит он результатов главного научного достижения вну­
к а — зверюшек-игрушек, выведенных при помощи элик­
сира грандиозус наоборотус (по-научному ^тапсНохиз
паоЬого1из).
И даже когда дедушка Арсентий умер, вера его в ус­
пех сокровенной мечты внука всегда поддерживала Ива­
на Варфоломеевича, придавала немало новых сил.
А воспоминания о сестренке заставляли его трудиться
еще напряженнее.
На письменном столе ученого стояло два портрета—
дедушки Арсентия и Ниночки.
Началась война. Семья Ивана Варфоломеевича —
родители, жена и маленький сын Сережа — погибли под
первой же бомбежкой, от дома остались одни развали­
ны. Иван Варфоломеевич требовал, чтобы его отправили
на фронт, но получил назначение в глубокий тыл — про­
должать научную работу.
И хотя во время войны было не до зверюшек-игру­
шек, Иван Варфоломеевич не забывал о своей сокровен­
ной мечте и урывками, в память о сестренке Ниночке и
53

сыне Сереженьке, что-то делал для создания эликсира
грандиозус наоборотус.
К началу нашего повествования, уважаемые читате­
ли, неустанный многолетний труд ученого близился к за­
вершению.
Иван Варфоломеевич жил один, был для своих лет
довольно бодр и относительно здоров. Но нельзя, к со­
жалению, утверждать, что на душе у него было покойно
и всем он был удовлетворен. До сих пор он почему-то
не мог поверить в гибель сына Сереженьки, не мог за­
быть его, изредка даже перебирал в уме всевозможней­
шие варианты, один фантастичнее другого, суть кото­
рых сводилась к тому, что Сереженька остался в жи­
вых. Это была не уверенность, не вера, а наислабейшая,
но непреходящая малюсенькая надежда. Откуда она
взялась? Что поддерживало ее в душе? Почему она не
покидала его?.. Иван Варфоломеевич не мог сказать об
этом ничего определенного, но она — малюсенькая на­
дежда на немыслимое — потихоньку тлела в душе и по­
могала жить и работать.
А тут вдруг последовали событие за событием, кото­
рые так или иначе воздействовали на ускорение труда
Ивана Варфоломеевича над созданием эликсира гран­
диозус наоборотус.
Однажды его навестил старый друг — генерал-лейте­
нант в отставке Илларион Венедиктович Самойлов — и
начал возбужденно рассказывать:
— Отправился я как-то погулять. Настроение у меня
было замечательное. Я даже забыл — что со мной редко
случается, — что нахожусь не на службе в армии, а в
отставке. Тебе, Иванушка, этого не понять, ты человек
сугубо штатский. Иду я по нашему двору и думаю, что
ведь я воевал за то, чтобы жизнь была прекрасной.
А прекрасной она может быть лишь только в том слу­
54

чае, когда все мальчишки и девчонки будут расти насто­
ящими людьми — честными, добрыми, трудолюбивыми,
умными, веселыми, смелыми. За это я воевал, Ивануш­
ка! Ты согласен?
— Я согласен, Иллариоша, но ты сначала присядь за
стол, — пригласил Иван Варфоломеевич, — вот тебе
чаёк, печенье. И спокойно, понимаешь, спокойно расска­
зывай, что это тебя так растревожило?
— История довольно длинная, но тебе придется ее
выслушать! Представляешь, иду я в тот оказавшийся
впоследствии ужасным день, а на душе у меня, как го­
ворится, птички поют, оч-чень радостно распевают.
Я ведь переменил квартиру, никто меня в доме не знает.
Для всех я — просто обыкновенный старичок-пенсионерик. Значит, надо мне для начала с кем-нибудь позна­
комиться. Оглядываюсь я по сторонам и вдруг вижу...
Нет, ты даже вообразить не можешь, какую мерзость
я увидел! Я...
— Приказываю тебе, старый вояка, успокоиться! —
строго остановил его Иван Варфоломеевич. — В твоем
возрасте...
— В моем возрасте некогда успокаиваться! — грозно
перебил его Илларион Венедиктович. — И, пожалуйста,
не прерывай меня!.. Представь себе такую отвратитель­
ную картину. Привезли во двор огромную кучу песка,
чтобы было где играть малышам. Ведь их страсть к пес­
ку общеизвестна. И вот четверо оболтусов-лоботрясов,
или, точнее, четверо малолетних негодяев младшего
школьного возраста, вырыли в песке яму. И знаешь, чем
они р а з в л е к а л и с ь ?
— Если ты не перестанешь трястись... — сердито про­
изнес Иван Варфоломеевич, — я не стану тебя слушать!
— Если ты не прекратишь перебивание, я уйду и
найду более внимательного друга!
55

— Попей хотя бы чаю, — попросил Иван Варфоло­
меевич, — и больше перебиваний не будет.
Илларион Венедиктович большими глотками выпил
уже теплый чай и продолжал чуть-чуть-чуть спокойнее:
— Негодяи младшего школьного возраста р а з в л е ­
к а л ись так. Берет один из них черного котеночка, бро­
сает его в яму, и все вчетвером закидывают этого хво­
статого младенчика песком! Котеночек выкарабкивается
из-под песка, пищит, а четверо истязателей начинают
все сначала и при этом вопиющем негодяйстве оч-чень
громко хо-хо-чут! Ну, как прикажешь квалифицировать
их действия?
— Дураки они, по-моему, и действительно несовер­
шеннолетние негодяи.
— А что я должен был делать? Пристыдить? Подза­
тыльник дать? Толку-то от
этого все равно никакого,
раз их такими воспитали!..
А они вчетвером продолжа­
ют измываться над бедным
котеночком.
И я крикнул оболтусамлоботрясам:
«Прекратите
издевательство!» А они на
меня — ноль внимания, фунт
презрения! И я потихоньку
стал подходить к ним все
ближе и ближе, прикиды­
вая, у кого из четырех уши
длиннее, чтобы удобнее ух­
ватить было и надежнее!
Но один из оболтусов-лоботрясов заметил меня и на­
гло, этак нахальнс-спокой56

ненько объяснил: «Котенок-то наш,
дедушка, что хотим, то с ним и де­
лаем». — «Мы его тренируем!» — с
хахаканьем добавил второй. «Мол­
чать!— приказал я, услышав такие
потрясающие гадкие глупости или
глупые
гадости. — Смирно! — И
схватил одного из негодяев за ухо,
так крепко и умело схватил, что
тот завизжал. — Не вздумай выры­
ваться! — предупредил
я. — Совсем ухо ото­
рву, если хоть пошеве­
лишься!» Приятели его,
истязатели,
конечно,
врассыпную. «Ой, де­
душка, отпустите! Ой,
больно-то как!» — «А
котеночку, по-твоему,
как было? Оч-чень
приятно, да?» — «Так
ведь он — ой! — коте­
ночек — ой! — а я —
ой! — человек! Ой-ойой!!!» Пожалел я его,
отпустил ухо, взял за
резинку трусов: если и
вырвется, то придется
ему в неприличном ви­
де бежать. «Звать те­
бя, хулиган, как?» —
«Федька». — «Что мне
с тобой делать прика­
жешь?»
—
«Отпу-

стить, конечно». — «Хитрый какой. А кто за ваши безоб­
разные действия отвечать будет? Кому из вас в голову
ударило бедное животное мучить?» — «Мы не мучили,
мы играли». Короче говоря, Федька ничегошеньки не
разумел в своем безобразнейшем поведении, оказался
болван болваном. Ну, попытался я ему внушить, что он
гражданин великой державы, будущий солдат нашей
непобедимой армии. «Федор, — говорил я ему, — мы ведь
не против, чтобы ты бегал, даже дрался, когда обстоя­
тельства потребуют, до одури гонял мяч, глупости вся­
кие вытворял по мере надобности... Но ведь с детства,
Федор, надо хоть немножечко о будущем думать! Ведь
страна надеется на вас! На каждого из вас! Родине оди­
наково дорог каждый мальчишка и каждая девчонка!».
А Федька этак старательно в носу ковыряет всеми паль­
цами подряд, даже большими. «Чего ты там ищешь?» —
возмутился я, почувствовав, что говорю с ним абсолютно
напрасно. «Где чего ищу?» — «Да в носу!» — «Это у ме­
ня привычка такая, — с достоинством, понимаешь ли,
объяснил Федька и прямо-таки с гордостью добавил: —
Меня из-за этого даже из класса выгоняют с уроков». —
«Неужели отвыкнуть не можешь?» — «А зачем? Интерес­
но это, да и время быстрее проходит». — «Ну вот о чем
ты сейчас думаешь? — в полнейшем бессилии и в такой
же растерянности спросил я. — После того, что я тебе
сказал?» — «О пирожках! — Федька неимоверно оживил­
ся.— Мамка пирожки стряпает. Вот я и жду. Только
долго еще. Папка мамку копухой зовет. Она медленно
все делает»... И знаешь, Иванушка, ушел я от этого
Федьки с таким ощущением, будто он меня побил, мо­
рально меня избил!
— Преувеличиваешь, дружище, — сочувственно, но с
укором ответил Иван Варфоломеевич. — Конечно, федек
58

таких немало. И нормальных людей из них, как правило,
не вырастает. Настоящих — тем более.
— Тебя это не беспокоит?
— Странный, даже обидный вопрос для человека,
который знает меня так много лет!
— Прости. Ну, а можем мы что-нибудь сделать, что­
бы содействовать превращению таких федек в хороших
людей?
— Не сомневаюсь! — тут вдруг разволновался Иван
Варфоломеевич. — Я, старина, завтра лечу за границу.
На форум сторонников мира. Мне там предстоит высту­
пать. Как вернусь, встретимся. Я близок к завершению
работы над эликсиром грандиозус наоборотус, о кото­
ром тебе неоднократно рассказывал.
— Помню, помню! — с восторгом вырвалось у Илла­
риона Венедиктовича. — А у меня есть идея, оч-чень свя­
занная с твоим изобретением! Понимаешь, — почти кри­
чал он в лицо почти обескураженного друга, — дважды
ко мне во сне являлась Смерть, фашистка подлая, и тре­
бовала, чтобы я ничего не делал доброго для людей,
особенно детей! Эта негодяйка уверяла, что человечест­
во может добиться запрещения всех существующих ви­
дов оружия, и тогда вспыхнет война за умы и сердца
людей, особенно детей! Тут ведь врагам нашим и приго­
дятся федьки с его приятелями-истязателями! Вот я и
решил оставшуюся жизнь посвятить детям. Мои-то уже
взрослые, и пожаловаться я на них не могу.
— Мне Гордеюшка звонил, — сообщил Иван Варфо­
ломеевич,— просил о встрече. Вот вернусь, сразу собе­
ремся.
Расстались друзья радостные, взволнованные и чуть
растревоженные.
А вот за границей с Иваном Варфоломеевичем про­
изошли события, которые круто изменили его жизнь.
59

Бывая в различных странах, Иван Варфоломеевич,
несмотря на огромную занятость, всегда находил время
побывать в магазинах детских игрушек. И заметил он
ошеломившую его сначала деталь: в какой-нибудь за­
падной стране на каком-нибудь совещании или перего­
ворах взрослые дяди и влиятельные персоны этого госу­
дарства с трибун уверяли, что они всей душой за мир на
земле, что и не думают воевать, что дети их растут для
мирной жизни. А полки и витрины детских магазинов
были заполнены всевозможнейшими военными игрушка­
ми. И это были действующие игрушки, их даже игрушками-то можно было считать лишь условно. Это были
маленькие модели современного оружия! Создавалось
впечатление, что такие магазины всё приготовили для
проведения детских маневров под кодовым названием
«Сегодня играем — завтра воюем!». Да, да, детей с ма­
лых лет готовили воевать! Не лошадки, уточки, слоники,
мишки и бегемотики им предлагались, а оружие, пока,
правда, игрушечное, но почти настоящее!
И теперь вот, прибыв в страну, которая уверяла весь
мир, что миролюбивей ее нет никакого другого государ­
ства на свете, а военной угрозы можно ожидать только
со стороны нашей державы, Иван Варфоломеевич зашел
в магазин детских игрушек и увидел знакомейшую карти­
ну. Если бы все продаваемые здесь игрушки раздать де­
тям, разделить их на две армии и отдать приказ начать
войну, дети, по крайней мере, глаза бы друг другу из
разного рода оружия повыбивали и синяков бы друг дру­
гу наставили игрушечными бомбами и снарядами.
На ломаном, но достаточно понятном иностранном
языке Иван Варфоломеевич, не сдерживаявозмущения,
поинтересовался у продавца: почему именно такие и
только такие игрушки предлагаются здесь маленьким
покупателям?
ьо

Продавец, тучный, огромный, с совершенно лысым
круглым черепом, с пустым взглядом глубоко сидящих
глаз, поморщился, будто лизнул лимон, потом его всего
передернуло, и он просипел:
— Стремление играть в войну — в природе ребенка.
Л разве вы не готовите ваших детей к войне? Разве ва­
ши дети не любят убивать хотя бы понарошку?
Разгневанный Иван Варфоломеевич совсем забыл все
слова иностранного языка, вспомнил только одно и по­
вторил его несколько раз:
— Нет, нет, нет! — И заговорил на своем родном
языке, забыв, что его не поймут: — Мы хотим, чтобы на­
ши дети не знали, что такое война! Мы готовимся толь­
ко защищаться! А государство, вернее, правители госу­
дарства, которое производит столько и таких, с позво­
ления сказать, игрушек, не может хотеть мира! — И, по­
теряв всякую сдержанность, он в сердцах ударил по...
стеклу, накрывающему прилавок.
Звякнуло стекло, он увидел на осколках кровь, услы­
шал крики:
— Полиция! Полиция! Полиция!
Продавец что-то громко и зло кричал, а Иван Варфо­
ломеевич, не понимая ни слова, пытался завязать порез
на руке носовым платком. Честно говоря, уважаемые
читатели, такое с ним случилось впервые, и сейчас он
просто никак не мог сообразить, что же с ним стряслось,
и думал о том, как бы кровь не попала на костюм: вто­
рого у него с собой не было.
Тут рядом с ним оказались двое полицейских и одно­
рукий субъект в штатском и с черной повязкой-кругляш­
ком на правом глазу.
Иван Варфоломеевич предъявил удостоверение, и
пока однорукий и одноглазый внимательно изучал его,
ученый бормотал по-русски и по-иностранному:
61

— Прошу извинить меня... нервы... я готов запла­
тить...
Полицейские стояли неподвижно как истуканы, глаза
их ничего не выражали, однорукий и одноглазый что-то
приказал им, жестом повелел продавцу молчать и спро­
сил Ивана Варфоломеевича на чистейшем русском
языке:
— Что здесь произошло, господин профессор? — И он
опять жестом заставил продавца не раскрывать рта.—
У вас есть какие-нибудь претензии?
— Нет, нет, нет!
Тогда однорукий и одноглазый отпустил полицей­
ских, сказал продавцу на иностранном языке, но при­
шедший в себя ученый все понял:
— Господин ученый приносит свои глубокие извине­
ния, готов возместить причиненный вашему магазину
материальный ущерб. — И быстро вышел.
Продавец, кривя толстенные бескровные губы в яз­
вительнейшей усмешке, спросил ехидно:
— Не пожелает ли господин профессор приобрести
одну из новинок, которыми с удовольствием играют
НАШИ дети, и убедиться в том, что она понравится и
ВАШИМ детям?
Иван Варфоломеевич взял квитанцию, увидел на ней
довольно крупную сумму, кашлянул от возмущения, рас­
платился и, не ответив, вышел на улицу. Он разыскал
поблизости аптеку, попросил сделать перевязку, на вся­
кий случай купил успокоительных таблеток, тут же две
принял и долго бродил по городу, размышляя о случив­
шемся и обдумывая давно уже готовую речь, с которой
ему предстояло выступить вечером на форуме сторонни­
ков мира.
Ко времени выхода из отеля он был уже достаточно
собран, почти спокоен. А когда ему предложили слово,
62

он, направляясь к трибуне, сначала с недоумением, а за­
тем и с удовлетворением отметил, что не волнуется, как
обычно в подобных случаях. Видимо, все волнение он
истратил там, в магазине детских игрушек. Но это от­
сутствие волнения не было равнодушием. Просто им ов­
ладела высшая степень сосредоточенности, сознание
ответственности за каждое слово.
Иван Варфоломеевич знал, что врагов речами, даже
самыми умными, самыми сердечными, самыми справед­
ливыми, самыми доброжелательными, ни на йоту не пе­
реубедишь. Тот, кто хочет воевать, будет заниматься
этим жестоким, бесчеловечным и грязным делом. Но за­
то можно, нужно и необходимо, чтобы все честные люди
нашей планеты знали, что есть на свете несокрушимые
и необозримые силы, способные не только не испугаться
наистрашнейшего агрессора, но и заставить его забыть
о возможности даже втайне мечтать о войнах. И чем
больше людей на планете будут верить в силы мира, тем
хуже придется воякам.
Иван Варфоломеевич словно и не заметил, что уже
произносит речь. Приведу из нее лишь ту часть, которая
имеет непосредственное отношение к нашему повество­
ванию, и с вашего позволения, уважаемые читатели,
изложу для краткости мысли ученого своими словами.
Итак, враги мира страшны, помимо всего прочего, еще
и тем, что уничтожают детей страшными, изуверскими
способами, лишают их детства — самой прекрасной поры
жизни. Поэтому одна из главнейших и благороднейших
задач борцов за мир — борьба за счастье детей, за то,
чтобы детство каждого ребенка на планете было замеча­
тельным. Враги мира — это в первую очередь враги де­
тей,— своих и наших. Обратите внимание: мы должны
беспокоиться и о детях врагов мира, искать возможность
доказать им, что детство бывает не только головорезным
63

и жестоким, а светлым и добрым. Да здравствуют дети
всей планеты — ее будущая и ее великая, ничем не за­
менимая надежда!
Речь Ивана Варфоломеевича не просто имела огром­
ный успех, а произвела на слушателей сильное сердеч­
ное впечатление. Вот тогда-то он и разволновался самым
серьезным образом и едва сдержал себя, чтобы не рас­
сказать о своей сокровенной мечте — создании живых
зверюшек-игрушек, о том, что эта мечта близка к испол­
нению. Не рассказал он и о происшествии в здешнем ма­
газине детских игрушек, с которыми можно проводить
маневры под названием «Сегодня играем — завтра
воюем!».
Но и того, что он сказал, оказалось достаточно, что­
бы враги всполошились, взбеленились, еще больше озве­
рели. Доказательства этого он получил уже вечером.
В номере Иван Варфоломеевич налил чай из термо­
са, включил телевизор и увидел на экране... себя! Голос
его звучал глухо, как бы в отдалении, голос перевод­
чика— громко и четко. Иван Варфоломеевич, хотя и не
очень владел иностранным языком, но с удовлетворени­
ем отметил, что мысли его передаются правильно, и мыс­
ли эти, не будем зря скромничать, звучат убедительно,
современно и даже своевременно. Он еще раз порадо­
вался тому, как душевно и восторженно принимал его
зал, но когда на экране появился следующий оратор,
Иван Варфоломеевич долго не мог понять, почему у не­
го от возмущения задрожали руки, сердце захлестнула
боль, и он бросился к телевизору словно не для того,
чтобы выключить, а — разбить!!! Ведь из речи убрали
самое главное — ту часть, где Иван Варфоломеевич го­
ворил о судьбах детей всей планеты как о ее будущем
и ее великой, ничем не заменимой надежде!
Зачем это сделали?
64

Совершенно ясно, зачем: а вдруг вздрогнут сердца
хотя бы матерей и бабушек наших врагов или даже от­
цов и дедушек? Вдруг им возмечтается, чтобы сын и
внук готовился не к службе вояки-убийцы, а собирался
бы, например, стать врачом, токарем, учителем или ин­
женером?
Желая хоть сколько-нибудь успокоиться, Иван Вар­
фоломеевич сел полистать вечерние газеты, которые лю­
безно, как он сначала решил, кто-то из персонала отеля
положил на стол в его отсутствие.
И на первой же странице первой же газеты, которую
он взял, Иван Варфоломеевич опять увидел... себя! Он
стоял в магазине детских игрушек с поднятым вверх ку­
лаком, широко раскрытым ртом!
Подпись под снимком сообщала, что советский уче­
ный Мотилетшник (так звучала его фамилия на иност­
ранном языке) возмущается, что в магазине нет детских
игрушек типа «Хиросима» или «Нагасаки»! И тут же
было напечатано крупными буквами:
ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНАЯ ФИРМА
ПО ПРОИЗВОДСТВУ ДЕТСКИХ ИГРУШЕК
«МЕМЕНТО МОРИ!»
(«ПОМНИ О СМЕРТИ!»)
В СКОРОМ ВРЕМЕНИ ПРИСТУПИТ
К ИСПОЛНЕНИЮ ПРОСЬБЫ
ИЗВЕСТНОГО СОВЕТСКОГО УЧЕНОГО —
ВЫПУСКУ ДЕТСКИХ НАСТОЛЬНЫХ
ИГР «ХИРОСИМА» И «НАГАСАКИ»!
Не успел обескураженный и, скажем прямо, уважа­
емые читатели, напуганный (а вдруг кто-то и поверит
этой несусветнейшей клевете, и его речь на форуме сто­
ронников мира окажется бесполезной!) Иван Варфоло­
3

.П

П а вы п

65

меевич прилечь, чтобы хоть отдышаться, унять дрожь
в руках, как раздался настойчивый и требовательный
стук в дверь.
На приглашение войти, которое хозяин номера про­
изнес совершенно машинально, вошли двое мужчин в
одинаковых ультракоричневых костюмах, черных рубаш­
ках, повязанных белыми галстуками, усеянными малю­
сенькими фашистскими свастичками.
Один из вошедших, седой, невысокого роста, был в
огромных очках кровавого цвета; второй — высокий, ши­
рокоплечий, русоголовый, в очках с зеркальными стек­
лами, в которых во время последующего разговора отра­
жались два маленьких Ивана Варфоломеевича.
А он никак не мог определить, почему ему сразу
стало страшно, в душе тут же возникло предчувствие бе­
ды, но, быстро совладав с собой, он предложил незна­
комцам присесть, извинился, что вынужден принять ле­
карство,— проглотил успокоительные таблетки. Неведо­
мый страх постепенно исчезал, а недоброе предчувствие
оставалось.
— Извиците, многоуважаемый 'господин профессор,
за внезапное вторжение, — сказал седой в очках крова­
вого цвета на русском языке с чуть заметным иностран­
ным акцентом, — и разрешите представиться. Мое имя
Прэ Зиде-нт, а это мой молодой, относительно, конечно,
коллега Серж фон Ллойд. Мы знаем, что вы устали, не
очень здоровы: брали в аптеке успокоительные таблетки,
понервничали в магазине детских игрушек и так далее
и тому подобное. Постараемся не долго вас утомлять.
По-русски мы говорим оба, и это значительно облегчит
нашу нелегкую беседу.
Надо ли говорить, уважаемые читатели, что слова
Прэ Зидента всполошили и без того растревоженного
Ивана Варфоломеевича? Но он сделал вид, что его нн66

•НТО 1П' ему шло, и сказал, сколько ни сдерживался, ие,/фужглюоным тоном:
Да, я устал, плохо себя чувствую и совершенно
иг расположен к разговорам с незнакомыми людьми.
Прошу покороче. Чем могу служить?
О! О! О! — понимающе
воскликнул Прэ Зидент идолго, задумчиво, с сожалением
кивал головой. — Искренне со­
болезнуем вам, но разговор
наш имеет в первую очередь
огромное, может быть, решаю­
щее для всей вашей жизни
значение.
Серж снял очки с зеркаль­
ными стеклами, в которых до
этого отражались два малень­
ких Ивана Варфоломеевича, и
пронзительно, изучающе раз­
глядывал его, и под этим
взглядом ученому, становилось
все более не по себе. Серж вод­
рузил очки на место, и Иван
Варфоломеевич опять не мог
оторваться от своих маленьких
отражений в зеркальных оч­
ках.
— Мы имеем сведения о прискорбном случае с вами
в магазине детских игрушек фирмы «Мементо мори!»,—
неторопливо заговорил Прэ Зидент, — что в переводе с
латинского на ваш язык означает...
— Знаю, знаю! — раздраженно перебил Иван Варфо­
ломеевич.— Помни о смерти! Довольно странное на­
звание для фирмы по производству детских игрушек!
.67

Правда, если учесть, какие игрушки предлагает эта
фирма... Кстати! — он показал Прэ Зиденту на снимок
в газете. — Читали? Может быть, вы имеете отношение
к этой подлой клевете?
— Некоторое, — скромно ответил Прэ Зидент и ожив­
ленно начал объяснять: — По-вашему — подлая клевета,
а по-нашему — отличная реклама и для вас, досточти­
мый профессор, и для фирмы. Минуточку! — Жестом, в
котором явно проскользнула повелительность, он пред­
ложил ученому сесть. — Сейчас вы все узнаете. И я не
завидую вам, так уж слишком горячо заботящемуся о
судьбах чужих детей! Позвольте полюбопытствовать,
глубокоуважаемый господин профессор, а где ваши соб­
ственные дети?
Тут Серж опять снял зеркальные очки, Иван Варфо­
ломеевич перестал в них отражаться, и.от этого ему
словно бы стало чуточку легче, хотя недоброе предчув­
ствие давило на сердце. Беспокоил его и холодный, при­
стальный взгляд Сержа.
— Моя семья погибла, — глухо ответил Иван Варфо­
ломеевич,— под первой же бомбежкой во время войны.
А второй семьи я не завел. Да какое вам дело до меня?
Прэ Зидент подчеркнуто сочувственно покачал голо­
вой, задумчиво помолчал, переглянулся с Сержем и то­
ном приказа посоветовал:
— Примите на всякий случай еще успокоительных
таблеток.
— Это шантаж, — слабым голосом выговорил Иван
Варфоломеевич. — Я сейчас же позвоню в наше посоль­
ство.
— Не имеет смысла, — Прэ Зидент криво усмехнул­
ся.— Мы пришли не шантажировать вас, дорогой госпо­
дин профессор, а помочь вам, доставить вам необычай­
ную радость. Примите, примите таблетки, сейчас вам бу­
68

дет чг111>п очень тяжело, но — повторяю! — не по нашей
вине. ЛЛI>1 желаем вам только добра.
Покорный, весь обессиленный, обмякший от какого-то
гнетущего предчувствия, ощущения приближающейся
беды, Иван Варфоломеевич запил таблеткй, Держа ста­
кан обеими руками.
— Слушаю вас, — хрипло сказал он, машинально
ощупал голову, и эти привычные движения словно при­
бавили ему сил, он мысленно приказал себе: «Ты нахо­
дишься в чужой стране, тебе уже сделали две гнусности,
перед тобой настоящие враги, будь любезен вести себя
достойно!» И он уже не попросил, а властно напом­
нил:— Слушаю вас. Да, я старик, да, я слаб, но не пы­
тайтесь больше запугивать меня. Выкладывайте, что
там у вас, с какой гадостью вы явились.
Прэ З иДент неторопливым движением снял очки со
стеклами кровавого цвета, и за ними оказались боль­
шие, навыкате коричневые глаза с мрачнейшим взгля­
дом. Он произнес чересчур уж скорбным голосом:
— Ваши родители и жена погибли. Вечная им па­
мять. Поверьте, глубокоуважаемый...
— Не паясничайте! — с презрением перебил Иван
Варфоломеевич. — Я не нуждаюсь в вашем да еще под­
дельном сочувствии. У меня погиб и сын.. — голос его
непроизвольно задрожал. — Сереженька...
— Серж! — громко и даже грубо позвал Прэ Зидент. — Подойди к своему отцу.
Иван Варфоломеевич тяжело поднялся навстречу
подходившему к нему Сержу и, падая, успел увидеть,
как в зеркальных очках пошатнулись два маленьких
Ивана Варфоломеевича.

•ф Ф 'Ш

ПОДномером Т Р И

И под наэ0&нив"

Яячит Безответственное1^
ил

’

И

начало подготовки с редчайшей
риолого- ПСИХ 03Ю ГО - педагогичесК°ИУ

эксперименту

нтересно, а что же вы ду­
маете, уважаемые читатели,
по поводу опоздания Вовика
Краснощекова на встречу с ге­
нерал-лейтенантом в отставке
Илларионом Венедиктовичем
Самойловым? На встречу, которая могла сыграть в жизни дармоезда огромную и
даже решающую роль?
Жалеете вы его, осуждаете или даже возмущены, а
может быть, и оправдываете его?
У меня лично на сей счет мнение совершенно опреде­
ленное. Вовик не просто проспал, точнее выражаясь,
п р о д р ы х , а сделал свое очередное привычнейшее де­
ло — поступил безответственно. Да и проснулся-то он
вовсе не оттого, что сквозь сон вспомнил о договоренно­
сти быть в семь ноль-ноль в условленном месте, и с кро­
вати его стремительно подняло НЕ это самое чувство
личной ответственности за свое слово. Увы, стремитель-

И

70

по подпило Бовина с кровати желание мчаться не в ус­
ловленное место, а совершенно в другое,- необходимое
сейчас мальчишке больше всего на свете, Только после
посещения этого места Бовин и вспомнил о своем обе­
щании.
Мальчишке п р о д р ы х а т ь встречу с генерал-лейте­
нантом в отставке! (Если бы можно было, я вместо од­
ного возмущенного восклицательного знака поставил бы
здесь сто двадцать четыре наивозмущеннейшнх!)
А вот взял да и проспал спокойненько, п р о д р ы х
крепко-накрепко, дармоезд краснощекий! Да еще и оби­
делся, не застав Иллариона Венедиктовича в условлен­
ном месте, гтооблизывался, слюнки поглотал, с завистью
глядя, как счастливые люди мороженое уничтожают. Од­
нако в оправ'дание Бовина следует уточнить, что обидел­
ся засоня не столько на себя или генерал-лейтенанта
в,отставке (хотя немножечко и на него), сколько на не­
лепую случайность.
На самом же деле ничегошеньки нелепого в данном
происшествии даже под сверхсильнейшим микроскопом
не обнаружить! Все произошло совершенно закономерно,
в точности именно так, как и должно было произойти.
И причина тут не в ?ом, что Вовик любил и умел по­
спать, а в том, что не умел и не любил, не был приучен
держать данное слово, то есть проявлять наиэлементар­
нейшую личную ответственность. Он, можно сказать, об­
ладал развитым чувством личной безответственности.
А Илларион Венедиктович как раз и назначил встре­
чу, чтобы среди прочих Вовиковых качеств проверить
его способность или неспособность к самоответственности.
. Ну и как же, по-вашему, уважаемые читатели, от­
несся к безответственному поведению Вэвика сам Илла­
рион Венедиктович?
71

Да и вообще пора бы разобраться, для чего ему пона­
добился этот дармоезд-^- любитель мороженого?
Вот с ответа на данный вопрос собственно и начина­
ется история попытки шестидесятишестилетнего генераллейтенанта в отставке Самойлова вернуться в детство,
снова стать мальчиком лет десяти, но сохранив в душе
опыт и мудрость всей своей жизни.
Значит, мальчик шестидесяти шести лет?
Это еще что такое?
И, главное, зачем^
Но — спокойствие, уважаемые читатели, спокойствие
и еще раз спокойствие! Терпение, уважаемые читатели,
терпение и еще раз терпение! Соберитесь продемонстри­
ровать самим себе способность думать, мыслить, сообра­
жать, размышлять! Мы только приближаемся к сути по­
вествования, в котором вас ожидают такие необыкновен­
нейшие события, что спешить не следует, хотя бы потому,
что почти каждое из них вам не худо бы обдумать, ос­
мыслить, посоображать о нем, поразмышлять.
Книгу, которую вы сейчас читаете, автор не случайно,
а принципиально определил как, в основном, дидактиче­
скую, то есть поучительную и поучающую.
И для любителей, тем более, для любительниц легко­
го, в основном, занимательного, тем более, развлекатель­
ного чтения, она, конечно, покажется скучноватой, а мо­
жет, и очень скучной.
Зато желающие и умеющие получать от книг не
только развлечение, но хотя бы минимумик пользы, пой­
мут и примут следующую настоятельнейшую необходи­
мость: прежде чем продолжить в общем-то не лишенное
некоторой занимательности и даже развлекательности
повествование, позволить автору высказать три довольно
пространных дидактических соображения. (Чтобы они не
были для некоторых читателей очень уж скучными или
72

вовсе ненужными, автор в
качестве примеров сопрово­
дил дидактические сообра­
жения анекдотами, правда
довольно глупыми, но всегаки чуточку поучительными
и легко запоминающимися.)
Итак, первое дидактиче­
ское соображение.
Аптон говорит Мишке:
— Стукни-ка меня мо­
лотком по голове.
Мишка, как верный и надежный друг, незамедлитель­
но берет молоток и — бряккк! — Антона по голове. Того
сразу в больницу, пролежал он там почти два месяца,
вернулся домой и сразу к Мишке, поинтересоваться:
— Ты зачем меня молотком по голове трахнул? Го­
ворили, что я умереть мог, соби­
рался уже, да врачи не дали.
— Как зачем? — Мишка уди­
вился и даже обиделся. — Ты сам
попросил!
— Да ведь я пошутить хотел,
а ты по-настоящему вдарил!
Смешного тут, конечно, мало­
вато или вовсе нет, но нам важ­
но не неумение Антона шутить и
не слабая сообразительность Ми­
шки. Нам важно подчеркнуть,
что оба приятеля все проделали,
п р е д в а р и т е л ь н о не подумав
нисколечко.
73

Ну, казалось бы, чего еще проще: сначала подумай
хоть капелюшечку, потом — делай? А ведь сколько в
жизни случается несчастий разного размера только
именно потому, что сначала стукнут молотком по голове,
а уж лишь после подумают, а для чего это было сделано
и что будет с бедной головой, по которой трах! нули!
Дидактическое соображение второе.
Входит учительница в класс и говорит:
— Сейчас к нам придет новенький. Он очень хороший
мальчик, и, пожалуйста, не смейтесь над ним, хотя он
*и лысенький.
Она открыла дверь, и в класс несмело вошел кудря­
вый мальчик. Надо лбом у него была, если еще и не
лысина, то уже лысинка.
Весь класс в ужасе так и ААААХнул.
В перемену его окружили и давай наперебой рас­
спрашивать, что это у него за болезнь такая была жут­
кая или кто, когда и за что ему надо лбом волосы
выдррррал?!
Мальчик очень густо покраснел, ответил чуть ли не
плачущим голосом:
— Не болезнь это. И не выдрано.
— А-а-а-а????? — изумился весь класс.
— А я учиться не любил, — мальчик покраснел еще
очень гуще. — Как проснусь, так сразу это место почесы­
ваю и с большой болью думаю: опять в школу... Вот и
стер все волосы здесь, стер на всю жизнь.
. Вывод для недогадливых: все свои качества, особен­
но дурные, человек приобретает постепенно, незаметно
и для себя, и для окружающих. Кажется, к примеру, вот
вчера еще считался чистюлей, а сегодня вдруг;— только
в стиральной машине такую грязнулю можно отмыть.
Или известный вам Федьюа. Я не удивлюсь, что такой
лоботряс, который со своими приятелями-истязателями
74

мучил черного котеночка, вырастет профессиональным
жуликом. А безбилетная и бессовестная деятельность
Вовика Краснощекова — разве не государственное пре­
ступление, хотя и микроскопическое?
Вот и мечтал Гордей Васильевич Пушкарев, как вы
помните, изобрести прибор «Чадомер», чтобы своевре­
менно, то есть как можно раньше, лучше всего — уже в
грудном возрасте, обнаруживать у чадушек опасные за­
датки.
Позвольте надеяться, уважаемые читатели, что вы
вполне уяснили смысл дидактического соображения вто­
рого.
Третье, пожалуй, самое важное дидактическое сооб­
ражение.
Вот здесь мы обойдемся без анекдота, ибо суть дан­
ного дидактического соображения настолько обширна,
что иллюстрировать ее практически можно любым ко­
мическим или, наоборот, трагическим случаем. То есть,
если собрать почти все-все свойственные людям недо­
статки, они в корне своем обязательно имеют прямое
или косвенное отношение к БЕЗответствснности. (Иног­
да к ней приводит обыкновенная, но чрезмерно разви­
тая беззаботность.)
Ответственность за свои дела и поступки — одно из
величайших человеческих достоинств, а может быть, и
самое величайшее, ибо, повторяю, без него все дела, де­
яния и делишки чреваты опасными последствиями.
Вчитайтесь, прислушайтесь: ответственность, БЕЗответственность — разница-то всего в три буквы, а содер­
жание понятий — прямо противоположное! Белое и чер­
ное, доброе и злое, прекрасное и отвратительное, прав­
дивое и ложное!
Плохой человек — в первую очередь безответственная
особа. Раз он не отвечает, не собирается, не способен
75

отвечать за свои слова и поступки, то в любой момент
может совершить любой проступок — от глупости до
крупного преступления.
Чем раньше человек обретет чувство личной ответ­
ственности, так сказать, самоответственности, тем рань­
ше он может начать жить интересно для себя и с поль­
зой для людей.
Только таким можно верить, только таким можно
довериться, на таких только можно рассчитывать.
На этом заканчивается изложение трех дидактиче­
ских рассуждений и продолжается повествование, вер­
нее, нам придется вернуться несколько назад, чтобы от­
ветить на вопрос: для чего понадобился обыкновенный
дармоезд Вовик Краснощеков генерал-лейтенанту в от­
ставке Самойлову?
А чтобы ответить на этот вопрос, следует уточнить,
почему Илларион Венедиктович задумал вернуться в
детство, снова стать мальчиком лет десяти.
У него было два сына и дочь. Жену он похоронил не­
сколько лет назад. Дочь работала врачом, старший
сын — в строительном управлении, а младший Роман
стал актером (ему в нашем повествовании принадлежит
любопытнейшая роль, и он ее сыграет, на мой взгляд,
уважаемые читатели, отлично!). У .Романа детей не
было, а у дочери и старшего сына росло по мальчику
и девочке. Жили дети в разных городах, Илларион Вене­
диктович навещал их, они у него гостили. Романа отец
видел чаще других: тот снимался в кино, часто высту­
пал по телевидению. Он очень походил на отца, был его,
как говорится, точной копией, только, конечно, молодой
копией.
Естественно, что Илларион Венедиктович мечтал
жить вместе с детьми хотя бы в одном, городе, возиться
с внуками и внучками, которых нежно называл п о т о м76

ч и н а ми , но об этом можно было только мечтать и
строить всякие заманчивые планы.
А пока каждый большой праздник Илларион Вене­
диктович буквально ухитрялся побывать у всех своих
потомчиков. Поэтому его и прозвали Праздничным Де­
дом! Ну, как не позавидовать такому прозвищу!
Выйдя в отставку, Илларион Венедиктович сначала
чуть ли не совершенно растерялся, изнывал от вынуж­
денного безделья, но скоро понял, что тратить время на
бесполезные переживания, по меньшей мере, неразумно.
Дел для ветерана Великой Отечественной войны наш­
лось много. Не отпускала его и тоска по милым потомчикам, а повидав их, он тосковал еще сильнее.
Однако постепенно Илларион Венедиктович обнару­
жил, что он не просто тоскует по своим потомчикам, а
беспокоится, волнуется, тревожится об их будущем не
только в том смысле, какими людьми они вырастут, а
каким будет мир вокруг них. И получалось, что буду­
щее потомчиков зависит и от них самих, именно от того,
какими они вырастут.
А потом оказалось, что он волнуется, беспокоится,
тревожится о судьбах всех детей, всех потомчиков всей
планеты, и особенно, конечно, — нашей страны.
Как помочь мальчишкам и девчонкам стать настоя­
щими людьми?
И что он лично может сделать для этого?
Занимался он тогда интересным делом: писал воспо­
минания о своей боевой жизни, о том, как от рядового
дослужился до генерал-лейтенанта.
Мемуары он начал издалека — с детства, из которого,
как показалось сначала, он запомнил немногое. Напри­
мер, в детстве он только несколько раз (четыре или пять,
в лучшем случае шесть) попробовал мороженого, но по­
любил его на всю жизнь. Даже став взрослым, а затем
77

и пожилым, а затем и постарев, он никогда не упускал
случая вдоволь полакомиться мороженым, каждый раз
восхищаясь, что на свете существует такая вкуснота.
Однако сначала, повторяю, Иллариону Венедиктови­
чу показалось, что из далекого-далекого детства ему за­
помнилось немногое, а на самом деле постепенно оно
встало в памяти всё, обнаружилось, что оно было боль­
шим, наполненным множеством значительнейших собы­
тий, и все они — поразительный факт! — вели к тому,
чтобы впоследствии он стал генерал-лейтенантом. Пред­
ставляете, уважаемые читатели, три дидактических со­
ображения, которые я изложил выше, Илларион Вене­
диктович, а тогда еще мальчишка по прозвищу Лапа,
уяснил для себя еще в детстве!
И даже тогда, когда он в мемуарах перешел к описа­
нию своей взрослой жизни, помыслы его по-прежнему
были крепко-накрепко связаны с детством, с потомчиками, со всеми мальчишками и девчонками, которым
еще только предстояло повзрослеть. Им он и рассказы­
вал о сражениях и боевых товарищах, с ними делился
старый воин сокровенными мыслями о жизни, войне
и мире.
Иногда волнение достигало такой необычайной степе­
ни, что Илларион Венедиктович бывал вынужден хотя
бы ненадолго прилечь на диван тут же, в кабинете, где
писал, чтобы сердце угомонилось. Иногда же, наоборот,
он отшвыривал ручку и тяжело-тяжело, медленно-пре­
медленно шагал из угла в угол, хмурый, злой и расте­
рянный. Это случалось тогда, когда его начинало пугать
неизвестно откуда взявшееся предчувствие, что он тру­
дится понапрасну! В голову не приходили, а прямо-таки
нахально лезли разные мыслишки, одна другой нелепее.
И чаще других в голову п р о л е з а л а самая обидная
мыслишечка: не поймут его потомчики, и даже если про78

читают его мемуары, лучше от этого не станут! Другая
мыслишенка, верткая и ехидненькая, надсадно пищала
в голове комариком: «Не нужен ты потомчикам, старик,
не нужен! Не до тебя им, не до тебя!» Третья мысли­
шенка жалила как оса и звенела в мозгу: «Беззззззаботно зззззивут, беззззззаботно зззззззззззивут! Телевизззззззззор обоззззззают! Безззззззздельников разззззззззвелось зззззззззздорово много... а ты сссссссо
сссссссвоими воссссссссспоминаниями...»
Но Илларион Венедиктович был мужественный, чест­
ный, с остро развитым чувством самоответственности че­
ловек. И когда он решил, что в его работе над мемуара­
ми что-то не ладится, он еще подумал, поразмышлял, по­
советовался сам с собой и уже бесповоротно утвердился
в окончательном решении. Он аккуратно, хотя руки не­
приятно подрагивали, словно сопротивляясь ему, сло­
жил исписанные страницы в папку, тройным узлом за­
вязал тесемки и положил ее в чулан на верхнюю полку.
Говорят: беда не приходит одна. Или: пришла бе­
д а — отворяй ворота. Именно в это и без того горькое
время к Иллариону Венедиктовичу дважды во сне явля­
лась Смерть, оказавшаяся обыкновенной фашисткой, и
поставила перед ним непременное, страшнейшее и омер­
зительнейшее условие.
Сон-то сном, но известно: иные сны зря не приходят.
Илларион Венедиктович, во всяком случае, один важней­
ший вывод для себя сделал: не имеет он права медлить,
надо дорожить буквально каждым днем. Он, старый, за­
служенный, закаленный в боях и походах, знавший под­
линную цену победам и поражениям, генерал-лейтенант
в отставке Илларион Венедиктович Самойлов, оставши­
еся на его долю годы отдаст детям!.. Надо УБЕДИ­
ТЕЛЬНО доказать им, что Родина верит в них и наде­
ется, что они будут достойны этого доверия.
79

А то ведь многие из потомчиков оч-чень наивно пола­
гают — крайне ошибочное мнение! — будто бы детство
дано только для в а л я н и я д у р а к а , а истинным граж­
данином можно спокойненько стать, когда достаточно
подрастешь. Позволительно задать таким такой вопрос:
с какого же именно возраста намереваются они кончать
валять дурака и начинать пробовать стать истинными
гражданами своей страны? ,
И вот, когда Илларион Венедиктович размышлял об
этом во время болезни, да тут ему еще Смерть-фашистка
дважды привиделась, он впервые и ощутил желание
ВЕРНУТЬСЯ В ДЕТСТВО, снова стать мальчиком лет
десяти по прозвищу Лапа.
Странная, но необыкновенно интересная эта мысль
родилась, по всей вероятности, из сознания того, что на
потомчиков воздействовать надо неотвратимо эффектив­
но! Нужно повлиять на характеры и мировоззрение (если,
конечно, оно у них имеется) мальчишек и девчонок неве­
домым для них способом, таким необычным, чтобы они и
не подозревали, что их воспитывают!
Поэтому решение Иллариона Венедиктовича вернуть­
ся в детство — не плод досужей фантазии, а реальный,
точнее, практический подход к делу.
Конечно, сразу возникло множество вопросов, сомне­
ний, сопровождавшихся волнениями, тревогой, даже бо­
язнью, но, как ни странно, Иллариона Венедиктовича
почти нисколько не смущала ни сама фантастичность
его желания снова стать маленьким, ни то, как это будет
осуществлено. Его настораживало лишь одно обстоя­
тельство: а будет ли достаточной польза от этого ред­
чайшего биолого-психолого-педагогического эксперимен­
та? Не пометает ли ему действовать смело и настойчи­
во та самая неуверенность, которая остановила его ра­
боту над мемуарами для потомчиков? ~
80

Му, а как вернуться в детство — вопрос чисто науч­
ный, и в успешном его решении Илларион Венедиктович
надеялся на помощь своих друзей-ученых Гордея Ва­
сильевича Пушкарева, работавшего над созданием при­
бора «Чадомер», и Ивана Варфоломеевича Мотылечка,
многие труды которого также были связаны с сердечной
заботой о детях.
План действий был продуман, казалось бы, до наи­
мельчайших подробностей, были вроде бы учтены все
возможные варианты и даже самые непредвиденные
ситуации.
Начинался план, естественно, с подготовки к возвра­
щению в детство. Пусть ученые ищут научный способ
атого, а Илларион Венедиктович будет готовиться, так
сказать, психологически, внутренне. Прежде всего, он
должен поближе, вернее, как можно ближе познакомить­
ся, а затем и войти в доверие к нескольким обыкновен­
ным, средним, что ли, мальчишкам и девчонкам, изучить
их совершенно досконально. Ведь скоро ему придется
жить среди них не генерал-лейтенантом в отставке, а
мальчишкой по прозвищу Лапа. И он должен хотя бы
в общих чертах знать, к чему надо быть готовым.
Первые, можно сказать, поверхностные знакомства
с несколькими сорванцами Иллариона Венедиктовича,
мягко выражаясь, о ш а р а ш и л и , а точно выражаясь,
от их некоторых поступков и высказываний он времена­
ми о б а л д е в а л .
Он, генерал-лейтенант в отставке, вовсе нс хотел, что­
бы мальчишки были чем-то вроде солдатиков. Нет, нет,
пусть они остаются детьми, пусть иногда даже немно­
жечко и побезобразничают, но чтобы после этого сообра­
жали, чего натворили!
Что именно возмутило Иллариона Венедиктовича в
потомчиках, перечислять не стану, это вы, уважаемые
81

читатели, и без меня знаете. Отмечу лишь три наиболее
привычных фактора:
1) нежелание, а может быть, уже и неумение думать
над своими поступками;
2) маленькие пока, но заметные задатки будущих
крупных недостатков;
3) наиполнейшая безответственность.
А история с черным котеночком чуть ли не до кон ал а Иллариона Венедиктовича. Но ни на секунду, ни на
мгновение у него не возникло полного отчаяния или же­
лания отказаться от задуманного. Всю жизнь он следо­
вал и не собирался, тем более из-за какого-то Федьки
и его приятелей-истязателей, изменить правилу: задумал
доброе дело — доведи его до конца, несмотря ни на что!
Пусть на каждом шагу тебя подкарауливают самые ко­
варные трудности, — вперед!
И он продолжал подготовку к редчайшему биологопсихолого-педагогическому эксперименту, убежденный,
что принципиально прав во всех своих действиях.
Помогало ему то обстоятельство, что он поменял
квартиру (старая была для него велика), на новом
местожительстве его никто не знал, и мальчишки вели
себя откровенно, нисколечко не стесняясь. Конечно, сре­
ди них было много хороших ребят, за судьбу которых
нечего и волноваться, но ведь был среди них и Федька
с его приятелями-истязателями! И Вовик Краснощеков — микроскопический государственный преступник —
существовал себе на здоровье!
Встретив Вовика при совершении им очередного пре­
ступления— бесплатном проезде на одном из видов го­
родского транспорта — трамвае, Илларион Венедиктович
решился на довольно рискованный шаг. Не смущаясь
многими недостатками краснощекого дармоезда, буду­
щий Лапа замыслил взять его в своеобразные помощ­
82

ники, чуть-чуть-чуть приоткрыв ему принцип редчайшего
биолого-психолого-педагогйческого эксперимента, -если,
конечно, Вовик выдержит хотя бы одно, самое легкое
испытание.
Не выдержал!
Проспал!
П р о д р ы х!!!
Обнаружив это и машинально отметив, что мороже­
ным еще не торгуют ввиду раннего часа, унылый, даже
скорбный и обиженный, Илларион Венедиктович всетаки с полчасика посидел на стулике перед столиком
под полосатым полотняным тентом.
Вернувшись домой, он долго стоял в коридоре, поче­
му-то смотрел в зеркало, ничего там не видя, посидел на
кухне, вяло размышляя, не попить ли чайку, затем' по­
плелся в кабинет, опустился в кресло за письменным
столом, машинально постукивая пальцами по нему и ни
о чем не думая... Он чувствовал, что совершает ошибку,
но не мог, да и не пытался уловить, в чем же она заклю­
чается... Сначала он сообразил, что ошибка касается
Вовика.
Это было ясно, так ясно, что...
— Да как раз ничего й не ясно! — громко прошептал
Илларион Венедиктович и резко встал, почти вскочил.—
Конечно, я поступил абсолютно правильно! — уже гром­
ко, в полный голос продолжал он. — Человек дал мне
слово быть в определенном месте в определенное время
для важнейшего разговора и — НЕ СОИЗВОЛИЛ при­
быть! И я оч-чень принципиально . поступил, не став
ждать его... — В голосе Иллариона Венедиктовича про­
скользнули нотки неуверенности. — А если с ним что-ни­
будь случилось?— Он даже повеселел, но сразу же его
охватило уныние. — А если он все-таки попросту про­
83

спал? В конце концов я обязан, о-бя-зан! — громко по­
вторил он. — Знать все! Все знать! — чуть ли не крикнул
он и решительнейшим шагом направился к дверям.
Возбужденно размышляя, убеждая себя и оправды­
вая, Илларион Венедиктович стремительно шел по ули­
цам.
Каким бы ни был безответственным этот красно­
щекий дармоезд, бросать его нельзя. Но, с другой сто­
роны, если генерал-лейтенант в отставке простит негод­
ному мальчишке его недостойное поведение, ведь тем
самым он как бы поощрит засоню, оправдает его продрыхивание! Дескать* живи как жил, валяй дурака, со­
вершай микроскопические государственные преступле­
ния, ---генерал-лейтенант в отставке тебя подождет да
еще и мороженым вдоволь угостит!
Запутавшись в противоречивых рассуждениях, Илла­
рион Венедиктович шел уже медленно и машинально, от­
чаявшись найти окончательное твердое решение. Впер­
вые в жизни он действовал наугад: мол, будь что
будет, а...
Что — а? А то, что, если назвался груздем, полезай
в кузов!
Надо, надо, на-до дело довести до конца!
И чем ближе подходил снова уже быстрым шагом
к месту встречи Илларион Венедиктович, тем чаще он
то и дело опускал голову, честно говоря, б о я с ь не
увидеть там Вовика.
Он остановился и взглянул на часы: десять сорок че­
тыре.
Опять опустив голову, словно она разом отяжелела
от мрачных мыслей, Илларион Венедиктович все мед­
леннее и медленнее подходил к столику, за которым
вчера...
За столиком сидел Федька, тот самый Федька, кото­
84

рый со своими приятелями-истязателями недавно на
глазах Иллариона Венедиктовича мучил черного коте­
ночка.
Федька старательно и
нежно, полузакрыв от
блаженства черные, про­
долговатые, чуть раско­
сые, глаза, облизывал па­
лочку-ложечку, которой
давно съел все мороже­
ное из стаканчика.
Чтобы не оставлять
вас, уважаемые читатели,
в неведении и недоуме­
нии, спешу сообщить: Вовик проснулся в девять
тридцать две, двадцать
три минуты ему потребо­
валось на дорогу, при­
мерно полчаса он про­
сидел на стулике за столиком и отправился восвояси,
абсолютно уверенный, что именно нелепый случай ли­
шил его возможности продолжить знакомство с генераллейтенантом в отставке, который обещал ему... А, теперь
уже неважно, чего тот ему обещал! Уплелся Вовик до­
мой злой, раздосадованный, обиженный и несчастный...
Сев напротив Федьки, Илларион Венедиктович вни­
мательно разглядывал его. Худенький, кудрявенький,
курносый, большёухий, из-за длинного тонкогубого рта
немножко похожий на лягушонка из мультика... Федька
заглянул в стаканчик, громко и разочарованно вздохнул,
еще раз старательно и нежно лизнул палочку-ложечку,
встретился взглядом с Илларионом Венедиктовичем и
уныло сказал:
85

•— Все. Мало мороженого ложат в стаканчик.
— Не ложат, а кладут.
Федька согласно кивнул, добавил еще унылее:
— Ложат тоже мало.
— Подожди меня, — сказал Илларион Венедиктович,
ушел и вернулся с шестью стаканчиками мороженого,
три поставил перед мальчишкой. — Угощайся на здо­
ровье.
Черные, продолговатые, чуть раскосые глаза Федьки
почти округлились от наивеличайшего изумления. Он
раскрыл длинный тонкогубый рот, но произнести не мог
никакого даже звука, не то что слова.
— Ешь, ешь, — грустно предложил Илларион Вене­
диктович.
— Я могу... — Федька в предвкушении удовольствия
подержал все три стаканчика в руках. — Ух, и люблю
я его!
— Вот и действуй.
«Не пришел... не пришел... не СОИЗВОЛИЛ прийти...
проспал... продрых... — тупо слышалось в голове Иллари­
она Венедиктовича. Он тряхнул головой, и в ней стало
вроде бы яснее. — А может, и приходил? И не дождался?
А может, еще вернется? А?»
Он уже расправился с мороженым, а Федька только
заканчивал старательно и нежно долизывать содержи­
мое первого стаканчика, спросил:
— За что вы меня так?
— Ешь, ешь, — с удовольствием глядя на него, про­
говорил Илларион Венедиктович. — Ты как здесь ока­
зался?
Не переставая старательно и нежно слизывать моро­
женое с палочки-ложечки, Федька отвечал:
— Пятнадцать ко... пеек на... шел... тут вот...
86

Разговаривать с ним сейчас было трудно, практиче­
ски невозможно. Илларион Венедиктович терпеливо
ждал, пока Федька не отставит последний стаканчик,
тогда только спросил:
— Кем ты собираешься стать, Федор, когда вы­
растешь?
— А чего собираться-то? Вырасту и стану кем-ни­
будь. Отец хочет, чтоб я по его стопам пошел. Он пожар­
ный у меня. Я сначала согласился: пожары-то редко бы­
вают. А он в прошлом году обгорел. Старуху долго из
огня вытаскивал. Она больно толстая была. Правда, ме­
даль получил и премию.
— И ты раздумал идти по его стопам? Ведь спасти
человека — это прекрасно!
.— Прекрасно, конечно, — согласился Федька. — Ме­
ховые сапоги ему дарили. У старухи-то шесть сыновей,
и все к отцу приходили. Кто торт принесет, кто что.
А один сын, летчик, меховые сапоги принес. Отец не
взял. Мамка его потом до ночи ругала и ревела.
— Надо гордиться таким отцом.
— Да я горжусь. Его и по телевизору два раза пока­
зывали. Только все говорят, что он мало зарабатыва­
ет.— Федька поморщился, пожал плечами. — И за са­
поги все над ним смеются. Бабка как вспомнит про них,
так прямо чуть не в обморок. Говорят, ходит богу мо­
литься, чтоб отец поумнел.
— Ну, а ты-то как ко всему этому относишься? — по­
раженный услышанным, спросил Илларион Венедикто­
вич.
— А чего мне относиться-то? Я бы сапоги взял. Унты,
вспомнил, еще они называются. Кра-а-асивые, те-е-еплые!
Летчик говорит: вы жизнь моей маме спасли. А отец го­
ворит: жизни цены нету. Я и так, мол, вовсю доволен.
87

— Замечательный человек твой отец, — задумчиво
проговорил Илларион Венедиктович. —Семья у вас
большая?
— У-у-у! — Федька, сморщившись, скривил физионо­
мию.— Три сестры у меня. Отличницы. Отец с ними и
по грибы, и на рыбалку, а то и всякой ерундой занима­
ется,— осуждающе продолжал он. — Бабочек ловят, жу­
ков, разных, травки сушат. А про меня отец говорит: в
семье не без Федьки. Бабка и мамка зато меня здорово
уважают.
— За что?
— А я, говорят, в какого-то дядю уродился, а он здо­
рово богатый был. Не то что отец.
Только через некоторое время Илларион Венедикто­
вич заметил, что опять ест с Федькой мороженое и о
чем-то думает. Мальчишка был так увлечен старатель­
ным и нежным слизыванием мороженого с палочки-ло­
жечки, что не мешал ему размышлять..
Оч-чень грустные были эти размышления. Что же по­
лучается? Маленькому человечку уже вдолбили в голо­
ву, тоже, естественно, маленькую, немало невернейших
убеждений. «Вот неплохо бы, — насмешливо-печально по­
думал Илларион Венедиктович, — вернуть его в младен­
чество, изучить при помощи «Чадомера» и начать воспи­
тывать снова».
— Ведь это смехота! — вдруг возбужденно восклик­
нул Федька. — У отца, говорят, золотые руки. Вот маши­
ну водить умеет, а у самого машины-то тю-тю. Всем хо­
дит цветные телевизоры чинить, а у самого маленький
и это... бесцветный. Бабка говорит: умру, так цветного
телека и не погляжу. Мамка ему говорит: погляди, как
дочерей родители одевают. А наши, мол, смотреть стыд­
но.
— Ну, а девочки что говорят на это?
88

— А они в отца! Ничего на это не говорят! — чуть ли
не заорал Федька возмущенно. — Хохочут вместе с от*
цом. Он магнитофон сделал. Как мамка с бабкой начнут
их всех ругать, он все это запишет, а потом и включит.
И опять — хохотать, а мамка с бабкой — ругаться гром­
че магнитофона. Смехота, смехота одна! Лодку надув­
ную купил. Сейчас парус шьют. Плыть куда-то собира­
ются. Мамка с бабкой ревут. А те хохочут.
— А тебя в плаванье не берут?
— Дурак я, что ли? — искренне удивился Федька.—
Там и не поспишь, и не поешь толком. Утонешь еще. Вон
у нас сосед-таксист! У-у-у, мужик! Машина своя, гараж
здоровенный! У сына мотоцикл! На штанах блямба, за­
граничная! На даче, говорят, только куриного молока
нету!
— Птичьего, — машинально и уныло поправил Илла­
рион Венедиктович. — И ты что, завидуешь?
— А как же!!! Не я один завидую. Все! В школу
сын-то таксиста через день ходит или когда захочет. Папашечка его в школьный буфет продукты возит. А мой
аквариумы для школы делает! — и з д е в а т е л ь с к и м
тоном воскликнул Федька. — А из-за них уроки пропус­
кать не дают! Понятно?
— Нет, — признался Илларион Венедиктович, — ни­
чего я не понимаю. Тебе надо идти по стопам отца. По­
жарным быть не обязательно, а вот стать таким за­
мечательным человеком, как твой отец, надо.
— Не получится! — Федька безнадежно махнул ру­
кой.— Ведь пи-и-и-илят, грррррызут его с утра до вече­
ра. Мне и то его жалко бывает.
— Ну, а он-то как на это...
— Ну, а он! — Федька помрачнел. — Он сторожем
в зоопарк собирается! Говорит, все ночи напролет буду
со зверями и птицами беседовать.
89

Замечательно!— восхитился Илларион Венедикто­
вич, и если бы Федька уже не чихал, еще купил бы мо­
роженого.— Прекраснейший человек твой отец! Инте­
ресно живет! А вот ты живешь, судя по всему, оч-чснь
скучно.
— Я живу скучно? — удивился, но не обиделся Федь­
к а.— Да я, к вашему сведению, скоро... — Он загадочно
подмигнул сначала левым, потом правым глазом.—
Я, брат, так жить буду, что... не хуже любого таксиста.
— И как это будет выглядеть? — Илларион Венедик­
тович сразу несколько оживился.
— В банду меня зовут, — гордо и таинственно про­
шептал Федька. — Людей грабить будем, потом пиро­
вать, в кино ходить, в цирк, актрационы всякие...
— Аттракционы, — машинально поправил обескура­
женный Илларион Венедиктович. — Какая банда? 1чак
это — грабить людей? Ты соображаешь или нет, что го­
воришь?
— Еще как соображаю! — торжественно произнес
Федька. — Если бы не соображал, меня бы в банду
не взяли.
— Вот что, Федор, — растерянно сказал Илларион
Венедиктович, помолчал и строгим тоном предложил: —
Такими... сообщениями не шутят. Давай-ка выкладывай
все по порядку!
— Нашли дурачка! — Федька удовлетворенно улыб­
нулся, а потом еще и ухмыльнулся. — Мы клятву дали:
кто проболтается, бить того... — с важностью, неторопли­
во выговаривал он. — Бить того с м е р т н ы м боем!
Во! — И он принялся сосредоточенно орудовать в носу
всеми пальцами по очереди, вдруг вспомнил:— Мы до­
кажем, что мы сильные, смелые и неуловимые!
— Да какая же банда из вас, извини, сопляков, по­
лучиться может? — Илларион Венедиктович совершенно.
90,

вышел из себя и закурил, но тут же смял сигарету.—
Кто такую выдумал? Людей, видите ли, грабить! Пиро­
вать, видите ли! Да ты знаешь, что я сейчас же, немед­
ленно же должен заявить в милицию о вашей, извини,
идиотской затее?
— Милицией нас не запугать, — доверительно сооб­
щил Федька. — У нас шеф, к вашему сведению, внук ге­
нерала!
— Н... н... ну и... что? — заикаясь, спросил Иллари­
он Венедиктович, и сердце его кольнуло недоброе пред­
чувствие, правда, неясное. — Если ваш главарь, как ты
утверждаешь, внук генерала, так значит, вам все дозво­
лено?
— Само собой!
— Но вот я, предположим, тоже... — Илларион Вене­
диктович осекся, а Федьку немножко потрясло от смеха.
91

— Чего — тоже? Генерал, что ли? Нашли дурачка! —
он гордо задрал свой курносый нос. — Генералы совсем
не такими бывают. Будет вам генерал меня, Федьку, мо­
роженым кормить! — И его опять немножечко потрясло
от смеха. — Шеф наш ку-у-урит! У него и зажигалка
есть! Заграничная! Говорит, что всех нас курить на­
учит!— Он, можно сказать не пришел, а п р и б е ж а л
в восторг. — И у каждого зажигалка будет! Вот как
только начнем проводить операции... тогда и узнаете,
кто я такой есть! Бандюга буду — во!
Илларион Венедиктович даже приложил руку к
левой стороне груди: до того ныло сердце в недобром
предчувствии. — А как звать вашего шефа?
— Дурак я, что ли? — рассердился -Федька. — Мне
зажигалку получить охота, а не то, чтоб меня с м е р т ­
ным б о е м лупили!
— Понимаешь, Федор... — Илларион Венедиктович
понял, что напрямик действовать нельзя, требуется об­
ходный маневр. — А вдруг шеф вас обманывает? У бан­
дитов так частенько бывает. Может, он и не генераль­
ский внук. Бросит он вас в случае опасности, а вас всех
в милицию.
Федька с испуга попал указательным пальцем вместо
носа в глаз, громко ойкнул, поморщился, прикрыл глаз
ладошкой и неуверенно ответил:
— Тогда его смертным боем отлупить надо.
— Я знаю всех генералов в городе, всех их детей и
внуков. Вашего как зовут?
— Раньше его Робкой-Пробкой звали, хотя у него
волосы красивые. У меня вот кудряшки, а у него кудри
и до самых плеч. Мне противно смотреть, а другим нра­
вится. А когда он шефом себя выбрал, — тараторил
'Федька, — велел звать его... сейчас вспомню... Ро-бер-тиной! Ага, ага! Робертина, точно!
92

«Вот это новость для изобретателя «Чадомера», — с
оч-чень, оч-чень большой болью подумал Илларион Ве­
недиктович. — Внук генерала, внук дорогого моего бое­
вого друга — шеф банды, правда, банды сопляков, но
все-таки...»
— Что с вами? — испугался Федька.
— Огромное горе у меня, Федор, и ты можешь мне
помочь... хотя бы немножечко...

под *оле*>ОЛ1Ч е т ы р е и р ° ^ еиие
главы под но*еРОМ лаа^ и п0^ названиел!

серж становится
С С РГ ееи И ван ови чем »

//
Н е ш ш о н ь / н е ш п и о » # ! Н '“," и о " ь '
озвольте напомнить вам,
уважаемые читатели, что
глава под номером два
заканчивалась тем, что Прэ
Зидент попросил Сержа по­
дойти к отцу, а тот упал в
обморок.
Очнулся Иван Варфоломеевич на диване, без пид­
жака и ботинок, рукава рубашки были высоко заката­
ны. Обнаружив все это, он некоторое время ничего не
понимал, ничего не помнил, лишь прислушивался к са­
мому себе, вернее, к своему сердцу. И чем вниматель­
нее и опасливее он как бы изучал свое состояние, тем
более удивлялся: дышалось свободно, сердце билось
ровно, только во всем теле была слабость да чуть-чуть
ощущалась довольно тяжелая боль в голове, но и она
вроде бы понемногу таяла.
Перед ним стояли трое в белых халатах — мужчина
и две женщины.
— Все в порядке, господин профессор, — на иност­
ранном языке сказал мужчина, и Иван Варфоломеевич,
не напрягая памяти, понял каждое слово, — просто об­
94

морок, вам надо отлежаться. К утру вы будете совер­
шенно здоровы.
— Где Сережа??.. Серж где? — можно сказать, спро­
силось у Ивана Варфоломеевича, так как сознательно он
этого делать не намеревался.
— Не беспокойтесь ни о чем, достопочтенный госпо­
дин профессор, — услышал он голос Прэ Зидента, — вы
несколько переутомились...
— Где мой сын Сережа? — уже сознательно и на­
стойчиво спросил Иван Варфоломеевич.
— Он скоро вернется, — слишком уж ласково отве­
тил Прэ Зидент и жестом предложил уйти врачам с мед­
сестрой.— А до его возвращения, я надеюсь, вы найдете
в себе силы закончить разговор со мной.
— Да, у меня хватит сил на все. Больше мне не по­
требуются врачи и даже успокоительные таблетки. Дей­
ствуйте прямо, довольно вилять.
— О, если вы будете благоразумны! — Прэ Зидент
снял очки со стеклами кровавого цвета и обнажил боль­
шие, навыкате глаза коричневого цвета. — Дорогой гос­
подин профессор, если в вас сохранились хотя бы остат­
ки отцовских чувств, все будет прекрасно.
Чувствуя, что силы возвращаются к нему, а боль в
голове прошла, Иван Варфоломеевич повел себя не как
утомленный старик, а как советский гражданин, оказав­
шийся в чужой стране перед врагами, с которыми надо
бороться до конца. Он твердо предложил:
— Действуйте, действуйте. Не тяните.
— Торопливость в данном случае не так уж и обяза­
тельна, дорогой господин профессор и, надеюсь, счастли­
вый отец! — Прэ Зидент присел на краешек дивана, и
Иван Варфоломеевич брезгливо поджал ноги. — Зависитто все не от меня, а от вас. Если вы будете паинькой,
как вы, верно, говорили в детстве сыну...
95

— Да прекратите вы болтать! — Иван Варфоломе­
евич сел, опустив ноги с дивана. — Выкладывайте, что
вам от меня надо!
Прэ Зидент злобно оскалил два ряда золотых зубов,
резко встал и заговорил, к полной неожиданности для
ученого, мягким голосом:
— Итак, я, точнее, организация, в которой я имею
честь служить, принесла вам неоценимое счастье —
сохранила жизнь вашему сыну, которого вы много лет
считали погибшим. Более того, мы организовали своеоб­
разный сервис — доставили его прямо к вам. Вы долж­
ны благодарить нас, ну не обязательно на коленях, но
по крайней мере от всей души. Да, кстати! — Прэ Зи­
дент легкой, почти танцующей походкой прошелся по
номеру, развалился в кресле. — Советую, рекомендую,
великодушно предлагаю НЕ предпринимать против нас
никаких акций. НЕ вздумайте ни о чем услышанном
здесь болтать в вашем посольстве.
— Да плюю я на ваши угрозы, — внешне спокойно
отозвался Иван Варфоломеевич. — Дайте мне возмож­
ность поговорить с моим сыном, а сами отправляйтесь,
как у нас говорят, к чертовой бабушке. И перестаньте
диктовать мне свои условия. Мягко выражаясь, гнусные.
В конце концов, я и без вас тепёрь разыщу своего сына!
— Ну... — Прэ Зидент в полнейшей растерянности
развел руками. — Как это у вас говорят? Ну, вы даете!
Не ожидал. Но тем лучше, если вы уж такой... сообрази­
тельный. Майор Серж фон Ллойд — отличный разведчик.
Он не раз проявлял свои исключительные способности.
Если бы он не был вашим сыном, я бы счел, что у Сержа
прирожденный дар разведчика. Значит, это наша заслу­
га, что мы сделали из него блестящего специалиста.
Правда, он еще не работал в вашей стране. К сожале­
нию, это не так просто. Можете гордиться своим сыном.
96

— Вы... вы... вы — обыкновенная свинья!
— Вполне допустимо, — пожав плечами, согласился
Прэ Зидент,— я не считаю нашу службу очень уж чис­
топлотной. Итак, если вы обнаружили, и вполне откро­
венно, видимо, свойственную вам прямоту, перехожу не­
посредственно к делу. Мы предлагаем вам не как много­
уважаемому, достопочтенному ученому, а как, надеемся,
любящему отцу... — И он молчал до тех пор, пока не
в з б е л е н и л с я оттого, что Иван Варфоломеевич тоже
молчал. — Почему вы не интересуетесь, ЧТО мы вам
предлагаем?!
— Я жду, — с предельным спокойствием отозвался
ученый.
— Предлагаю, — сквозь золотые зубы процедил Прэ
Зидент, — вернуть вашего сына домой. Мы надеемся, мы
даже не сомневаемся, что вы не откажетесь прожить ос­
таток лет с родным единственным сыном. Ваша старость
будет освещена светом сыновней любви. Представьте
только: вы поднимаетесь с Сержем на борт лайнера ва­
шего Аэрофлота...
— С Сержем или Сережей?
Прэ Зидент не мог не поразиться удивительному и,
главное, без усилий, спокойствию старого ученого, а сам
растерялся и пробормотал;
— Простите, привычка... Но по новым, безупречной
достоверности документам он будет, конечно, значиться...
— Будет значиться или на самом деле станет Сере­
жей? — казалось, просто поинтересовался Иван Варфоло­
меевич, и Прэ Зиденту пришлось собрать все силы, что­
бы изобразить своим наполненным золотыми зубами
ртом счастливую улыбку и выдавить из себя сквозь это
золото:
— Он будет Сережей, вашим дорогим единственным
сыном.
4

Л. Давыдычев

97

— Дорогим сыном или отлично подготовленным шпи­
оном в стране, где вам не так-то уж просто работать, по
вашему собственному признанию?
— Дорогим единственным сыном, — отчетливо произ­
нес Прэ Зидент, старательно, но устало вытерев платком
обильно вспотевший лоб.—Остальное вас ,просто не ка­
сается. Ни о чем другом вы и понятия не имеете. Ва­
ша совесть абсолютно чиста и спокойна. Что вас смущает,
милый господин профессор? — уже почти по-настоящему
ласково спрашивал Прэ Зидент. — Не так уж много НАМ
осталось жить, и почему бы остаток лет не провести в
обществе родного единственного сына? Неужели вы не
устали от одиночества? Неужели вы не хотите побыть
на свадьбе Сережи? Не подержать, даст бог, на руках
внука или внучку? Согласитесь, что всей своей нелегкой
судьбой вы заслужили право на обыкновенное человече­
ское, проще говоря, о т ц о в с к о е счастье? Вам и трудиться-то будет легче и радостнее! И еще, может быть,
самое главное: ваш род Моти... лешт... Мотилешт... ков
продолжится!
...Мне хочется быть перед вами, уважаемые читатели,
честным до конца, и я сообщу вам: на какое-то время
Иван Варфоломеевич забыл, с кем разговаривает, в соз­
нании против его воли, вернее, непроизвольно возникли
трогающие за душу картины, нарисованные Прэ Зидентом. Ученый, мечтательно закрыв глаза, даже пошеве­
лил руками, будто собираясь покачать на них внука или
внучку. Горло ему перехватило, и по щекам проскользну­
ло несколько слезинок.
Внутренне задрожав от злобной радости, предчув­
ствуя невероятнейшую шпионскую удачу, Прэ Зидент
решил закрепить успех и вкрадчиво зашептал:
— Ваш внук или внучка, достославный господин про­
фессор и счастливейший отец, вырастет, как вы там
98

у сг(>и говорите, настоящим советским человеком, пат­
р и о т о м . . . я правильно выразился?., своей страны. Вы будстс катать его или ее в коляске, кормить кашкой, поить
молочком, рассказывать русские народные сказки и петь
колыбельные песни...
—- Спи, моя радость, усни, в доме погасли огни...—
тихим дрожащим голосом запелось у Ивана Варфоломе­
евича.— У него или у нее будет живая игрушечная ло­
шадка... живой тигреночек ростом с котеночка... в аква­
риуме будут плавать маленькие цитики...
— Ах, как я безумно завидую вам! — нежно, почти
искренне воскликнул Прэ Зидент, сорвал с носа очки
кровавого цвета, с напряженным усилием выдавил из
правого большого, навыкате коричневого глаза одну сле­
зу.— Ах, как я завидую вам, дорогой дедушка! Увы,
у меня нет детей — следовательно, и внуков мне не
иметь. Но я понимаю ваши чувства, ах, как понимаю!
Желаю вам, счастливейший вы человек, прекрасного
дедства! А какое удовольствие, радость-то какая — вы­
бирать имя внуку или внучке!
— Внука я назову в честь дедушки Арсентием,—
мечтательно проговорил, почти прошептал Иван Варфо­
ломеевич, не замечая, конечно, как хищно скалит золо­
тые зубы Прэ Зидент, — а внучку я назову Ниночкой• в
честь моей любимой сестренки...
Он замолчал, откинувшись в кресле и блаженно по­
лузакрыв глаза, чувствуя во всем теле теплую легкую
истому.
А Прэ Зидент улыбался уже просто самодовольно:
ведь в номере были установлены скрытая телевизионная
камера и подслушивающие устройства. Это означало,
что в определенном отделе организации «Целенаправлен­
ные Результативные Уничтожения» видят и слышат все,
что здесь происходит. И разного рода шефы завидуют,
99

как1ловко удалось Прэ Зиденту о б р а б о т а т ь круп­
ного советского ученого, да еще известнейшего борца за
мир, и как просто и надежно з а б р о с я т они в СССР
опытнейшего шпиона и сколько вреда он там принесет!
— Да, да, внука я назову в честь дедушки Арсенти­
ем,— уже печальным голосом повторил Иван Варфоло­
меевич.— Арсентий Сергеевич... Но где же он?
— Се-е-ерж! — весело позвал Прэ Зидент. — То есть
Серо... Серье... жонька! Тебя хочет видеть папочка! —
И из-за портьеры, прикрывавшей высокое окно, вышел
Серж. — Через несколько дней, боже мой, вы будете на
родине! Ты сможешь поцеловать родную землю!
Серж снял очки, слабая, беспомощная улыбка чуть
тронула уголки его губ, и Иван Варфоломеевич, вместо
того чтобы броситься обнимать сына, как рассчитывал
самодовольно развалившийся в кресле Прэ Зидент, впил­
ся взглядом в его галстук, усыпанный маленькими фаши­
стскими свастичками.
— Я давно мечтал хотя бы побывать там, — неуве­
ренно выговорил Серж и, видимо, заставив себя быть ду­
шевнее, спросил: — Неужели это возможно? Я мечтаю
увидеть родные места.
— А не мечтаешь ли ты там п о р а б о т а т ь ? — глу­
хо спросил Иван Варфоломеевич.
— Он прекрасный специалист! — торопливо выкрик­
нул Прэ Зидент. — Он инженер высочайшей квалифика­
ции и широчайшего профиля... В смысле умственных
способностей он весь й вас, дорогой господин профессор!
«Он нисколечко не похож ни на меня, ни на мать,—
устало и даже равнодушно думал в это время Иван Вар­
фоломеевич.— Впрочем, сейчас ему чуть за сорок, никак
не могу сосчитать...»
Прэ Зидент в это время тоже думал, но яростно и су­
матошно: «Что такое вдруг случилось со старикашкой?
100

Ипчгму он так разительно переменился именно тогда,
когда увидел родного единственного сына? Ведь совсем
мгдашю чуть ли не рыдал... расклеился, как и требуется,
и вдруг... Никогда этих советских не поймешь!»
А ты не мечтал вернуться на родину... раньше? —
совершенно деловито поинтересовался Иван Варфоломе­
евич.— Тебе не приходило в голову что-нибудь предпри­
нять для этого? Вы — молчите! — грозно остановил он
попытавшегося что-то сказать Прэ Зидента. — Ты хоть
думал обо мне или о матери? Ты хоть знаешь, что пред­
ставляет из себя твоя родина? Читал ли ты русскую ли­
тературу? Почему...
— Поймите же, милый господин профессор, как он
взволнован! — перебил все-таки ученого сам разволно­
вавшийся Прэ Зидент. — Простите меня, но...
— Простите и вы меня, шеф, — осторожно остановил
его Серж.— Я действительно необычайно взволнован.
Но отец вправе спрашивать меня обо всем. А обо всем,
отец, я хотел бы поговорить с тобой там... дома. Пойми,
сейчас имеется последняя возможность соединиться нам
с тобой.
— Почему последняя? И почему сейчас? И почему
при нашем разговоре присутствует и мешает ему посто­
ронний?
— Пока я на службе, отец, — объяснил Серж.—
А господин Прэ Зидент — мой шеф и вообще самый
близкий мне человек. Ты должен постараться понять,
что мы с тобой оказались в невероятно сложной ситуа­
ции, из которой только один выход. Берешь ты меня с
собой или нет. Все нужно решить во время твоего пре­
рывания здесь. Сегодня же или в крайнем случае завтра
ты должен заявить, что я разыскал тебя, и ты хочешь,
чтобы я с тобой вернулся на родину. Поверь, все осталь­
ное второстепенно и несущественно. Тебе не должны от/

101

казать. Твоя прекрасная речь, отец, кстати, о судьбах
детей...
— Минуточку, минуточку... — Иван Варфоломеевич
по привычке ощупал голову. — Насколько я уразумел из

всего здесь сказанного, я увезу на родину сына, который
является агентом иностранной разведки? Почему у вас
на галстуках фашистские свастики?
— Потому что мы фашисты, — простодушно и не без
заметной гордости признался Прэ Зидент, но тут же по­
нял свою непоправимую оплошность, дико заржал и
сквозь р ж а н и е проговорил:— Да мода сейчас та­
кая!— Он сорвал галстук судорожными движениями и
бросил его в мусорную корзину. — Завтра, вполне воз­
можно, будет мода на красные галстуки!
Серж развязал галстук медленно и аккуратно опу­
стил в корзину. Тут зазвонил телефон, и в руках Прэ
Зидента мгновенно оказались пистолеты.
103

— Многоуважаемый господин профессор... — в напря­
женном голосе Прэ Зидента появились металлические
нотки. — Надеюсь, вы все понимаете?
Иван Варфоломеевич подошел к столу, взял трубку:
— Профессор Мотылечек слушает... Добрый вечер...
Да, да, все в порядке, если не считать... Конечно, рас­
строен... Ужасный снимок, и я действительно виноват...
Нет, нет, обычно я умею сдерживаться... Речь исказили.,.
Да, да, завтра я с утра у вас, и, видимо, мне придется
немного задержаться здесь... В высшей степени серьез­
ный разговор... Нет, вы не можете даже и предполагать...
Дело в том, что меня разыскал здесь сын, которого я
считал погибшим в войну... Да, да, и я бы просил раз­
решить ему вернуться со мной домой... Вы уверены, что
не будет возражений?.. Благодарю вас... Он сейчас у ме­
ня... До завтра, всего доброго! — Он опустил трубку на
рычаг, брезгливо взглянул па Прэ Зидента. — Да уберите
вы эти пугачи!
Тот спрятал пистолеты, обиженно сказал:
— Это не пугачи. Одно ваше неосторожное рлово —
и вернулись бы вы домой в свинцовом гробу.
— Шеф! — Серж поморщился.
— Мой дедушка Арсентий утверждал, — Иван Вар­
фоломеевич с удовлетворением ощутил свое превосход­
ство над Прэ Зидентом, хотя не улавливал его конкрет­
ных истоков, — что у неумных людей в голове может об­
разоваться лишняя дырка, кроме семи, положенных при­
родой.
— Намек понял, — зло ответил Прэ Зидент. — Не­
смотря на некоторые нежелательные детали вашего по­
ведения, я вами доволен.
— А я стараюсь .не для вас. Но вот как мне объяс­
нить в посольстве появление Сереженьки в вашей стране
и долгое пребывание в ней?
104

Гп> втащ или из-под развалин еле живого, отпраи другой город, который вскоре был сдан вашими
ппмгками. Все дальнейшее — служебная тайна. Но ее


обачий гипнотизер по фами­
лии Шпунт вот уже несколь­
ко ночей спал под кроватью.
Делал он это от страха и глу­
пости. Ему казалось, что если
придут его з а б и р а т ь , то ни­
кому и в голову ие взбредет,
что он притаился под кроватью.
Известно, уважаемые читатели, что глупость челове­
ческая безгранична, точно так же как безграничен и ум
человеческий.
Стариннейшая пословица гласит: если бог решит на­
казать человека, то лишает его разума. Все люди вос­
принимают это стариннейшее изречение по-разному. Од­
ни полагают, что человек в данном случае становится
дураком, другие — сумасшедшим. Я придерживаюсь пер­
вого толкования, хотя отлично знаю, что дуракам жить
и легче, и удобнее, но зато и совершенно неинтересно.
Опасность глупости заключается еще и в том, что нет
четких границ между нею и другими, не менее опасными

С

293

качествами дурака. Иногда, например, просто невозмож­
но определить, глупость вынудила дурака сделать под­
лость или подлость заставила его совершать наиглупей­
шие поступки.
Именно так и было со странным существом, которое
решило спать под кроватью, считая, что никто его там
не обнаружит. То есть нормальному человеку никогда
не придет в голову, что можно спать под кроватью в та­
кой огромной, похожей на универмаг почти со всеми от­
делами квартире.
Кого же и чего же начал так патологически бояться
собачий гипнотизер по фамилии
Шпунт?
Чтобы ответить на данный
вопрос, нам потребуется, уважае­
мые читатели, хотя бы коротко,
в общих чертах, проследить путь
его морального падения, выяс­
нить, как он докатился до того,
что вынужден был спать под кро­
ватью в своей огромной, похо­
жей на универмаг почти со все­
ми отделами квартире.
Родители дали ему красивое
имя Эммануил, а он еще в моло­
дости и до сих нор требовал, что­
бы его называли Эдиком ( у каж­
дого свои представления о кра­
соте имени!), и фамилию Шпунтиков он переменил на, как ему
показалось, более звучную и со­
лидную— Шпунт.
С юношеских лет, если не
раньше, Эдик стремился лишь

к одному: иметь как можно больше денег. Заметь­
те, уважаемые читатели, не заработать, а просто иметь
любой ценой. И всю свою жизнь, каждый свой поступок,
каждый свой шаг Эдик посвятил этому жалкому, но
наистрастнейшему стремлению. Он и жульничал, и спе­
кулировал, и обманывал, и воровал, и мошенничал, и
чего он только ни вытворял, чтобы х а п а т ь деньги и
покупать на них дорогостоящие вещи.
Теперь у Эдика была незаконно, конечно, добытая
огромная квартира, напоминавшая универмаг почти со
всеми отделами. Вы спросите; для чего одному человеку
столько много вещей? Например, у него х р а н и л о с ь
семнадцать столовых сервизов на двенадцать персон
каждый. Умножим семнадцать на двенадцать, получим
двести четыре. Но ведь у Эдика никогда не собиралось
и не могло собраться столько гостей! И вообще к серви­
зам прикасались лишь только для того, чтобы стереть
с них пыль.
Большое количество дорогостоящих вещей приобре­
тается тогда, когда сам их владелец как человек ничего­
шеньки из себя не представляет, а вещи, самоуверенно
и глупо полагает он, придают ему очень большое значе­
ние в глазах людей. То есть чем больше у него дорого­
стоящих вещей, тем он будто бы значительнее как лич­
ность.
Ума нет, зато ковров уйма!
Совести нет, есть много золотых предметов!!!
Таланта нет, но зато какая люстра!! В ней двена­
дцать лампочек!!!
По природе своей, по воспитанию, по накопленному
жизненному опыту Эдик не умел и не хотел делать ни­
чего полезного людям. Пробовал он быть и продавцом,
и даже магазином недолго позаведовал, но везде прово­
ровывался, и только хитрость да ловкость всякий раз
295

помогали ему избегнуть заслуженного наказания. Бывал
он и зубным техником, и памятниками на кладбище
торговал, ничем он не брезговал заниматься, чтобы х ап а т ь и х а п а т ь деньги! Наконец, попробовал Эдик
стать гипнотизером, вернее, выдавать себя за такового.
Довольно долго ему удавалось легко и много обманы­
вать доверчивых или недалеких людей, но Эдик вовремя
унюхал, что его вот-вот н а к р о ю т .
А в городе к этому времени развелось невероятное и
невиданное до сих пор количество комнатных собачек,
природную злобность которых владелицы, в основном
старушки, принимали за нервные заболевания. И Эдик
придумал себе не существовавшую до него специаль­
ность— собачий гипнотизер. Деньги за свое очередное
жульничество он брал немалые и вроде бы мог уже ус­
покоиться.
Но не мог Эдик успокоиться, наоборот, с каждым го­
дом, если не с каждым днем, все его существо все ярост­
нее стремилось к тому, чтобы побольше х а п а т ь и по­
купать.
Три обстоятельства отравляли ему жизнь. С одним из
них — одиночеством — Эдик кое-как справлялся. Дело в
том, что жена его несколько лет назад умерла: ей жаль
было выбросить протухшие рыбные консервы, она их
самоотверженно, хотя и с отвращением, съела, и меди­
цина оказалась бессильной против результата такой
жадности.
Второе обстоятельство было куда серьезнее. Двое сы­
новей Эдика регулярно навещали отца, чтобы опреде­
лить, хотя бы примерно, когда же он помрет и они ста­
нут полноправными владельцами всех его богатств. Сы­
новья давно уже поделили имущество и деньги ровно по­
полам вплоть до каждой чайной ложки, только еще не
296

решили, как поровну разделись несколько вещей, напри­
мер рояль.
Эдик же и не помышлял о смерти, доказывал сыновь­
ям, что переживет не только их, но и внуков с внучками,
которых он, кстати, ни разу не испытал желания уви­
деть. Он был очень глубоко убежден, что сохранится
так же долго, как его дорогостоящие вещи, то есть счи­
тал себя практически бессмертным.
Третье обстоятельство, отравляющее Эдику жизнь,
было куда ужаснее, чем уверенность сыновей в его неда­
лекой кончине. Наичрезмернейшая страсть к наживе
привела Эдика к страшному моральному падению: его
завербовала крупнейшая иностранная разведка «Целе­
направленные Результативные Уничтожения». Как это
было сделано, неизвестно, зато с полной достоверностью
можно утверждать одно: Эдик знал толк в иностранной
валюте. Вот ради нее он и стал шпионом, предателем,
изменником своей родины. Впрочем, что такое родина и
что она значит для человека, Эдик и понятия не имел,
никогда о ней не думал, ибо, повторяю, его интересовало
только то, что можно было купить.
Шпионская работенка досталась ему не очень уж
и сложная, но в высшей степени опасная. Вот этой-то ее
обязательной особенности Эдик сразу и не унюхал.
А когда он сообразил, что его могут в з я т ь в любой мо­
мент, тут-то у него и стало развиваться то, что в конеч­
ном итоге и вынудило спать под кроватью.
Валюту-то он получать обожал, а вот выполнять не­
мудреную шпионскую работенку с каждым годом боялся
всё больше и больше. И чем больше валюты получал,
тем больше дрожал от непреходящего страха, который
постепенно стал безразмерным. Эдик даже фильмов о
шпионах по телевизору не смотрел — боялся: ведь там
их всегда б е р у т .
297

И Эдик все яснее вынужден был осознавать, что рано
или поздно он попадется. И ужасающе пугало его не са­
мо наказание, не расплата за предательство, а потеря
квартиры-универмага почти со всеми отделами! Вернее,
не потеря, а то, что она достанется его сыновьям, ожи­
дающим смерти родного отца (тогда Эдик еще не знал,
что в случае п р о в а л а имущество его будет конфиско­
вано).
Шпионская работенка Эдика заключалась в пере­
даче получаемых им сведений за рубеж. Как это дела­
лось, уважаемые читатели, я не в курсе, но всякий раз,
выполнив задание, Эдик, возвращаясь домой, срывал с
себя всю одежду: она была насквозь мокрой от липкого
трусливого пота. Даже шляпа отмокала!
Надев на себя три халата и всунув дрожащие ноги
в тапочки (жаль, что нельзя было использовать несколь­
ко пар!), он сидел перед цветным телевизором импорт­
ного происхождения, но не включал его: знал, что обя­
зательно н а р в е т с я на передачу «Человек и закон»
или на фильм о шпионах. Сидел Эдик перед невключенным телевизором и мрачно вспоминал всю свою жизнь,
всю, кроме детства, которого он не помнил. Подлинного,
обыкновенного, настоящего детства у него, кстати, и не
было. Все оно заключалось в том, что он выклянчивал,
выпрашивал, вымаливал, обменивал, приворовывал да­
же, копил... Стоит ли такую ерунду хранить в памяти?
Но пока Эдикова немудреная шпионская работенка
была, как говорится, цветики, а вот сейчас начали созре­
вать ягодки: его известили, что вскоре к нему прибудет
агент Сынок, от которого предстоит регулярно получать
и передавать за границу ценнейшие сведения. И, каза­
лось бы, уже безграничная трусость Суслика (такой бы­
ла шпионская кличка Эдика) стала расти не по дням,
а чуть ли не по часам. Рост ее еще сильнее увеличился,
298

когда усыпленная чм старушка Анастасия Георгиевна во
сне то тявкала, то шептала, чтсЛ оказалась в руках
ШПИОНА!
\
Безразмерный страх потерять квартиру-универмаг
почти со всеми отделами превратился в безразмерный
ужас.
А когда к Эдику вторично явился Григорий Григорь­
евич, шпион вообще лишился способности хотя бы ми­
нимально соображать. Если старушка в гипнотическом
сне назвала Эдика шпионом (дыма без огня не быва­
ет?), вполне возможно, что и она тоже... Что тоже?!?!
А не является ли тот подозрительный клиент, который
хотел приобрести собачку, Сынком?
Правда, узнать друг друга агенты должны были по
обоим им известному разговору-паролю. Сынок должен
был купить у Суслика собачку. Но почему в первый ви­
зит Сынок не так начал разговор-пароль, и кто такая та
старушка?!?! Агентка? Или наоборот?!?! Единственное,
что помогло Эдику не счесть себя свихнувшимся, так это
то, что он помнил один из параграфов инструкции, кото­
рый предлагал не теряться ни при каких обстоятельст­
вах, ибо могут иметь место самые неожиданные вариан­
ты, непредусмотренные детали и ситуации.
Значит, Сынка при его первой встрече с Сусликом
могло что-то насторожить, даже и сам Суслик, и вот он
заявился вторично, а он, Суслик, из страха не дал на­
чать разговор-пароль.
И даже при своем малом уме Эдик не мог не пора­
зиться тому, как изобретательно работают «Целенаправ­
ленные Результативные Уничтожения»! Ну кто, кто, кто
может подумать, что такая невзрачная личность, как
контролер на всех видах городского транспорта, кроме
такси, конечно, много лет известный многим жителям,—
на самом деле агент крупнейшей иностранной разведки!!!
299

Однако восхищение Эдика прекрасной работой «Це­
ленаправленных Результативных Уничтожений» было
чисто теоретическим. Сам-то он все равно пребывал в
состоянии безразмерного ужаса и намеревался отделать­
ся от Сынка любым способом, например прикинуться,
что принимает его только за контролера на всех видах
городского транспорта, кроме такси, конечно, а туда со­
общить... ну, он придумает что-нибудь о недоверии, подо­
зрении, о непригодности Сынка к работе...
Конечно, все это происходило у Эдика опять от глу­
пости. Неужели он не мог сообразить, что даром валюту
враги наши предателям нашим не дают? Получал де­
нежки— будь любезен подличать против своей родины
до конца дней своих или до тех пор, пока тебя не в о з ьм у т.
Эдик же соображал лишь, что ему уже пел смысла
получать валюту и от безразмерного ужаса спать под
кроватью! Рисковать расстаться с квартирой-универма­
гом почти со всеми отделами! Придут его сыночки и з а ­
х а п а ю т все богатство...
Будь у Эдика-Суслика хотя бы миллиграммчик со­
вести да еще несколько граммов ума, он догадался бы
явиться с повинной, попросить прощения. Конечно, пол­
ного прощения он не получил бы, слишком много вреда
он принес стране, а вот возможность после заслуженно­
го наказания пожить нормальной жизнью и спать на
кровати ему бы предоставили. Но ведь для него дороже
всего на свете были не интересы родной страны, а квар­
тира-универмаг почти со всеми отделами!
Вот и существовал в безразмерном ужасе шпион, вот
и спал под кроватью.
На время, пока не выяснятся его отношения с Сын­
ком, Эдик прекратил свою гипнотизерско-собачью дея­
тельность, сидел дома и ждал, как ему совершенно пра300

вильно предчувствовалось, смертного часа. Правда, по
нелепой уверенности в своем бессмертии он наивно на­
деялся все-таки в ы к р у т и т ь с я . И наказание, забегая
вперед, сообщу вам, уважаемые, читатели, неотвратимо
приближалось. Не знаю точной даты, но оно обязатель­
но будет!
С минуты на минуту, точнее, с секунды на секунду,
ждал Эдик прихода агента Сынка, готов был уже заду­
шить, а еще удобнее — отравить приготовленную для не­
го собачушку. Держал он ее в отдельной комнатке, в
специально изготовленной клетке, ибо эта животенция
ростом с котеночка обладала злобой взрослого тигралюдоеда.
Изредка принося собаченции еду, Эдик содрогался,
взглядывая на клетку: неужели и ему грозит пребывание
за чем-то решетчатым?! И от макушки до пяток он по­
крывался липким холодным потом.
Сегодня утром он вылез из-под кровати еле живой:
отнялась, стала будто деревянной правая рука. Несчаст­
ный шпион чуть не заорал от радости: можно лечь
в больницу, да еще в другом городе! Хоть какое-то вре­
мя побыть в покое и поспать на кровати! Но тут же он
сник: а если без него в квартиру-универмаг проникнут
сыновья? Нет уж, если хватит паралич, то пусть здесь,
среди дорогостоящих вещей...
Довольно с вас, уважаемые читатели, этих не оченьто приятных страниц. Посмотрим лучше, как страдают
хорошие люди, и страдают по важным для всего челове­
чества причинам.
Ожидая сына Романа с невестой, Илларион Венедик­
тович сходил в магазин, не обращая внимания на много­
численные косые взгляды (ведь все лицо у него было
в синяках и ссадинах), купил продукты и, вернувшись
домой, принялся готовить обед.
301

А Иван Варфоломеевич с сотрудниками своей лабо­
ратории пребывал в тяжелом недоумении и глубоком ра­
зочаровании. С утра мыши и морские свинки получили
должные дозы эликсира грандиозус наоборотус, и все
терпеливо и с острым любопытством ждали, когда жи­
вотных одолеет мучительная жажда. Ничего подобного
не наблюдалось! Значит, эликсир не действовал. Мыши
и морские свинки даже не смотрели в сторону сосудиков
с б о д о й , которую они должны были выпивать в значи­
тельнейших количествах.
— Утешать меня не надо! — резко сказал, почти вы­
крикнул Иван Варфоломеевич. — Быстро проверить со­
став эликсира!
Много времени и не потребовалось, чтобы опреде­
лить, что в специальной колбе вместо грандиозуса наоборотуса была обыкновенная вода.
— Подменили, — внешне спокойно констатировал
Иван Варфоломеевич. — Но кто? И зачем? В лаборато­
рии оставался я один. Я сам из мензурки перелил элик­
сир в специальную колбу и поставил ее в холо... Пого­
дите, погодите! Ко мне приходили два моих старых дру­
га, мы довольно долго беседовали. Мензурка была ужё
пустой, я уже перелил эликсир... — вслух вспоминал
Иван Варфоломеевич. — Нет, нет, Илларион пришел
раньше... Меня ненадолго вызвал директор...
— Мензурка очень похожа на обыкновенный ста­
кан,— сказал один из сотрудников.
— И вы предполагаете... — задумчиво и полувопроси­
тельно произнес Иван Варфоломеевич. — Да, эликсир
безвукссн и по внешнему виду не отличается от воды.
Мог Илларион выпить его? Зачем? Он что, не мог подо­
ждать меня и попросить минеральной воды?.. Вот что,
дорогие товарищи, Я займусь этим казусом, будем счи­
тать неприятное происшествие именно таковым. И хоро302

що, если это действительно так. То есть не совсем хоро­
шо, но... Сначала я позвоню генералу. Кто его знает,
может, он и... Но ведь мы и предположить не можем, что
с ним происходит и будет происходить, если он... При­
ступайте к работе, готовьте новую дозу эликсира.
Я убежден, что здесь и не пахнет злоумышлением. Но
если я ничего не выясню, придется докладывать куда
следует.
Телефон Иллариона Венедиктовича не отвечал целый
день. Правда, утром трубку все-таки снимали, но в ней
было молчание. Не мог Иван Варфоломеевич разыскать
и Гордея Васильевича. Тогда он попросил одного из со­
трудников съездить к ним на квартиры, но никого дома
не оказалось.
Надо ли говорить, как расстроился Иван Варфоломе­
евич и его сотрудники?
У Гордея Васильевича тоже возникла новая, мягко
выражаясь, забота. Его бритоголовый обормот не подхо­
дил к телефону: значит, удрал по своим бандитским де­
лам. Раздраженный дед вел важное совещание, а из го­
ловы не выходил распоясавшийся внук: неужели натво­
рит чего-нибудь?
Когда примчались пожарные машины, переполох в
доме получился грандиозный. На звонки и просьбы от­
крыть из квартиры никто не отзывался. Пожарные под­
няли к окнам лестницы, заглянули — никаких призна­
ков пожара и присутствия людей. Тогда решили, что зво­
нивший ошибся: случилось что-нибудь с газом, а он на­
брал 01. Звонил-то ребенок. Небось испугался запаха и
убежал. Тогда вызвали аварийную команду горгаза.
А она потребовала немедленно открыть квартиру.
Гордей Васильевич приехал, когда замок уже вскры­
ли. Он всячески извинялся и перед пожарниками, и пе­
ред газовщиками, просил наказать его, как положено,
303

за ложный вызов, но всем было ясно, что старый человек
ни в чем не виноват, и команды уехали.
Самое смешное, если в данной истории может быть
что-нибудь веселое, заключалось в том, что все это с ве­
личайшим любопытством и удовольствием наблюдал
Федька. Он, конечно, помнил, как побывал в квартире,
не забыл, как заблудился в ней, как из нее умчался,
а обратно в квартиру уже не с у н у л с я : приехали по­
жарники. И вот сообразить-то, что именно он их вызвал,
Федька не мог. Посему он с чистой совестью и любовал­
ся, так сказать, делом своих рук.
А Гордей Васильевич в величайшем гневе метался по
комнатам, будто чего-то искал. Тут явился Робик и его
родители. Дед был таким разъяренным, каким никто
еще его ни разу в жизни не видел.
— Дыня бритоголовая! — загремел он. — Завтра от­
правляешься в наш подшефный совхоз возить навоз!
С этого начнется твой трудовой путь! И не вздумай от­
туда сбежать! В чулане под замком будешь жить! На
воде и хлебе, пока хоть чуточку не поумнеешь!
— Папа, успокойся! Папа, успокойся! — испугалась
уже за отца, а не за сына Робикова мама. — Поедет, по­
едет он в подшефный совхоз! Будет он, будет возить на­
воз! Только, пожалуйста, успокойся!
— Действительно, вам надо успокоиться, — сказал
Робиков папа.
— Я вам успокоюсь!!! — продолжал греметь Гордей
Васильевич, как не гремел ни разу в жизни. — А вы! —
повернулся он к Робиковым родителям. — Вы — авторы
этого... прямо-таки фантастического по своей негодяйности образа...
— Позвольте, позвольте! — возмутился Робиков па­
па. — Позвольте, дорогой и уважаемый..,
304

— Не позволю! Потому что не дорог я вам и вами
нисколько не уважаем! Разве можно дорогому и уважа­
емому подсунуть вместо внука... такую дыню? Конечно,
и я во многом виноват! Я своей вины не отрицаю! Дайте
передохнуть... — Он очень тяжело опустился в кресло.—
Конечно, я виноват, крупно виноват. Вот ты, дочь, не
сумела воспитать сына, а я не сумел воспитатьтебя.
Сейчас нам всем вместе надо спасать Робика. Опозорил
нас перед всеми. Зачем ты, внук, вызвал пожарную
команду, бездельник международного класса? Ну?
А Робик стоял и молча плакал, не ревел, а именно
тихо, беззвучно плакал обо всем сразу:
1) о великолепных своих волосах,
2) о несправедливом обвинении,
3) о коварстве воспитанной девочки Вероники,
4) о потере звания шефа банды,
5) об отправке в совхоз возить навоз,
6) и еще о чем-то, скорее всего о том, что его безза­
ботное существование окончательно оборвалось, а пред­
стоит незнакомая, трудная, неинтересная жизнь.
— Что молчишь? — напомнил дед.
— Не вызывал я пожарных!
— Не вызывал? А кто же мог звонить с нашего теле­
фона?
— Федька, наверно.
— Какой еще Федька? — удивилась мама.
— Как он здесь оказался? — поразился папа.
— Как ты посмел отлучиться? — возмутился дед.
Впервые в жизни Робик понял, что врать не имеет
смысла, и рассказал обо всем, даже о том, что похище­
ние не состоялось, потому что бандиты отказались ему
подчиняться, а хохотали и гоготали,
— А синяк откуда?
305

— Подраться немного пришлось, — сознался Робик и
вдруг сам протянул деду ключ от гаража.
— До отправки в совхоз возить навоз будешь сидеть
дома, как бобик в конуре!
Робиковы родители в один голос заявили, что отны­
не и навсегда их сын будет образцово-показательным
паинькой.
Теперь мы с вами, уважаемые читатели, отправимся
на встречу Иллариона Венедиктовича со своим сыном
Романом (сразу сообщу, что невеста его была занята на
киносъемках и не прилетела).
К этому времени, лежа на диване, закрыв синяки
примочками, Илларион Венедиктович принял твердое ре­
шение: сразу открыться сыну, потому что он не имеет
права пользоваться чужим изобретением без согласия
автора, и потому что пора кончать запутывать людей.
А вот Лапа, правда, довольно робко, возражал ему,
намекал, что лучше бы убежать, вдоволь полакомиться
мороженым и т. д.
Приезд сына оказался весьма кстати, по крайней ме­
ре, Роман вызовет для предварительной консультации
Гордеюшку, а то разговаривать с ним по телефону дет­
ским голосом бесполезно. Ну, Роману-то он как-нибудь
все объяснит, а вот его невесте...
Когда раздался дверной звонок, Илларион Венедик­
тович если и не испугался, то пришел в очень возбуж­
денное состояние и не сразу направился открывать
двери.
Роман — точная копия отца, только копия значитель­
но помоложе — шагнул в прихожую, спросил:
— Ты кто такой, паренечек в синяках? Где мой отец?
Почему он меня не встретил?
— Проходи, Рома, — с тягчайшим вздохом пригласил
Илларион Венедиктович. — Не мог я тебя встречать
306

в таком виде... Да, да, я твой папуля, как ты всегда меня
называл. А где твоя невеста?
Сняв плащ, Роман прошел в комнату, сел, закурил,
разглядывая Лапу, сказал рассерженно:
— Что-то не похоже на моего папулю, чтобы он ре­
шил разыграть меня таким глупым способом. Хорошо
еще, что я без невесты явился. Что бы она о моем папу­
ле подумала! Где он?
Илларион Венедиктович взял сигарету, но сразу же
положил ее обратно, ответил:
— Вот я, твой папуля. Ты же с детства любил фан­
тастическую литературу. Помнишь, на даче чуть сеновал
не поджег, читая со свечой?.. Никто тебя не разыгрыва­
ет, Рома мой дорогой. — Он все-таки щелкнул зажигал­
кой и закурил под изумленным взглядом сына. — Теперь
я этим редко балуюсь. Только когда оч-чень волнуюсь...
Тебе придется сыграть меня. Вот посидим немного, вызо­
вешь по телефону Гордеюшку. Он ведь тоже пока не
знает, ЧТО со мной произошло.
— Действительно, фантастика, хотя и не очень на­
учная,— недовольно проговорил Роман. — Не знаю, что
мне и делать с тобой, паренечек в синяках. Как прика­
жешь называть тебя?
— Как всегда называл. Папуля. Я еще, помнишь,
оч-чень обижался на такое обращение. Но ты не хотел
или не мог отвыкнуть. Если тебе удобнее, можешь сей­
час называть меня Лапой.
— Детское прозвище папули, — вспомнил Роман.—
Так где мой отец? Я сейчас же позвоню в милицию, если
ты...
— Лучше позвони Гордеюшке. Мальчиком я стал се­
годня ночью во сне и не мог же разговаривать с ним
детским голосом! Скажи ему, что ты, мол, только что
прилетел и приглашаешь его немедленно в гости. Только
307

не сообщай ему, ЧТО ты здесь увидел. А то он подумает,
что его разыгрывают.
— Ладно... папуля! — сердито, почти зло согласился
Роман. — Но сначала позволь выслушать тебя. Разыгры­
вать так разыгрывать. Валяй, Лапа!
— Тут дело оч-чень серьезное, Роман. Понимаешь,
я совершенно случайно воспользовался... то есть выпил
изобретение известного тебе Ивана Варфоломеевича.
— Зверюшки-игрушки?
— Вот-вот! — обрадовался Илларион Венедикто­
вич .— Если про них помнишь, тебе будет легче понять
меня. Сейчас Иван наверняка гадает, куда исчезла пер­
вая порция его замечательного эликсира грандиозус
наоборотус. Но самое главное заключается в том, что
есть предположение: за этим эликсиром уже охотятся
иностранные разведки. А Иван обо мне еще не знает.
Давай звонить Гордеюшке. Номер наберу я, говорить
будешь ты.
И хотя Роман был неплохим актером, умел, как гово­
рится, скрывать и раскрывать любые чувства, но, при­
глашая Гордея Васильевича немедленно подъехать, за­
метно разволновался, когда тот категорически стал от­
казываться, просил перенести встречу на вечер.
— Скажи, что дело касается Иванова изобретения,
а я в ванной, — шепнул Илларион Венедиктович.
Прикрыв трубку рукой, Роман сказал:
— Отказывается наотрез.
— Тогда рассказывай, что ты здесь видел...
— Гордей Васильевич! — взволнованно крикнул Ро­
ман.— Дело в том, что я вместо отца застал в квартире
мальчика лет десяти, вся физиономия в синяках... Да
послушайте до конца! Он уверяет, что он мой папуля...
Ничего я не сочиняю, честное слово! Говорит, что выпил
какой-то эликсир Ивана Варфоломеевича и утром прос308

нулся мальчиком... А то я и не знаю, что мне делать...
Да не верится, что папуля способен на такой розы­
грыш... Ж ду, жду! — Он положил трубку. — Заедет нена­
долго в перерыве между заседаниями.
— Не знаю, что мне и делать, — недовольно пере­
дразнил Илларион Венедиктович. — Делай то, что де­
лал всегда, когда приезжал ко мне. Хвастай, кого играл,
в чем снимался, сколько раз собирался жениться, сколь­
ко раз собирался навестить меня...
— Значит, бывают в жизни чудеса! — неестественно
веселым голосом воскликнул Роман. — Но кто поверит,
что ты — паренечек лет десяти да еще вся физиономия
в синяках — мой папуля?!
— Просто ты никогда не был серьезным человеком,
Рома. Всегда, помню, всех передразнивал. Вот и сейчас
решил, что какой-то мальчишка передразнивает для че­
го-то твоего отца, так ведь?
— А тебя бы на мое место! — Роман рассердился
по-настоящему. — Стремился, летел, три пересадки,
мчался обнять дорогого папулю, а тут какой-то сопляк
корчит из себя моего отца. Обалдеешь!
— За сопляка ты еще получишь, Ромка! Всю жизнь
глотал фантастику, а как жизнь столкнула тебя... Да ты
же актер! У тебя должно быть богатейшее воображение!
— При чем здесь воображение?! — совсем рассердил­
ся Роман. — Главное, что в тебе, малышок, действитель­
но чувствуется что-то от моего отца.
— Дошло наконец-то... Почему я вот не растерялся,
когда утром проснулся маленьким и, кроме трусов, у ме­
ня ничего не было? Я уже участвовал в драке, и мне,
как видишь, здорово досталось. Семь негодяев наброси­
лись на меня одного! Но им тоже досталось!
— Слушай, папуля. Все это получилось совершенно
случайно или...
309

— Эликсир я выпил случайно. Но вернуться в детст­
во я решил еще до этого и совершенно принципиально.
— Для чего? Что за блажь, извини?
— Не блажь, а редчайший биолого-психолого-педаго­
гический эксперимент.
— А как ты... обратно?
— Не знаю. Я хочу побыть, может, и до конца дней
своих в детстве.
Роман пересел к нему поближе, долго разглядывал
его лицо, проговорил задумчиво:
— Расскажешь — никто не поверит.
— Не надо рассказывать,— строго проговорил Илла­
рион Венедиктович. — Наверное, я — уже государствен­
ная тайна. Вот явится Гордеюшка, закатит мне гранди­
озный скандал!
— Еще, папуля, вопрос... А ты... не...
— Нет, я был в своем уме, в нем и сейчас пребываю.
Никакого старческого маразма, даже склероза у меня
пока не наблюдается.
— Ну, а зачем эта... ну...
— Не выбирай слов, спрашивай прямо.
— Зачем эта нелепая затея? Ну, предположим, ты,
десятилетний паренечек, действительно генерал-лейте­
нант Самойлов в отставке. Тебе нечем было заняться?
Ты не мог, например, писать мемуары о своей большой
и интересной жизни? Почему ты решил стать Лапой?
— Пробовал я, Рома, писать мемуары. В чулане ле­
жат на самой верхней полке. Коротко дело обстояло так.
Только вряд ли ты что-нибудь поймешь. У тебя ведь нет
детей, и, по-моему, ты так и не обзаведешься семьей.
— Ошибаешься, будем считать, папуля! — сердито
ответил Роман. — Я собирался прибыть к тебе с неве­
стой. Но ее, теперь-то я понимаю, к счастью, задержали
на съемках, А то представляешь картиночку? Заходим
310

мы с невестой вот сюда, а встречает нас этакий бойкий
на язык, вся физиономия в синяках, типчик и уверяет,
что он мой папуля! Но неужели ты, если это и впрямь
ты, таким и останешься? Неужели я больше не увижу
тебя... настоящим? Не обниму тебя, не поглажу твою
седую голову?
— Не знаю, Рома, — печально признался Илларион
Венедиктович, — понятия не имею... Но не сожалею ни
о чем. Понимаешь, я всю свою жизнь посвятил, можно
сказать, уже отдал за счастье нашей Родины. А на ста­
рости лет меня одолела, буквально завладела мной идея:
счастье нашей Родины, будущее ее — в руках детей. Ка­
кими они вырастут, таким и будет будущее страны. И тут
одно за другим, одно за другим я обнаруживал явле­
ния... ну, встречал я мальчишек и девчонок... они еще ма­
ленькие, а их уже перевоспитывать требуется! Среди них
уже есть жулики, лжецы, негодяи даже. Они уже при­
выкли к паразитическому образу жизни. А вдруг они та­
кими и останутся?!
— Ты не преувеличиваешь?
— Нет, нет, нет! Конечно, большинство наших детей
вырастет настоящими людьми, достойными гражданами
Отечества. Но вот перебери-ка в памяти своих знакомых,
а у тебя их великое множество: сколько у них растет
дурных детей? Немало! И вот я решил проникнуть в их
среду и..
— И тебя сразу побили!
— И меня сразу побили, и это было доказательством
моей правоты. Мы с Гордеюшкой, — Лапа горделиво при­
осанился,— уже ликвидировали банду!
— Обалдеть можно!
— Балдеть не надо, — строго, даже сурово произнес
Илларион Венедиктович. — Действовать надо. По-моему,
необходимо, чтобы меня таким, каким я был раньше,
311

хоть изредка видели знакомые. Я буду жить Лапой, а ты,
пока не кончится отпуск, будешь мной. Да, да, пока нет
Гордеюшки, примерь мой мундир, лицо разными крас­
ками...
— Грим у меня с собой, даже парик подходящий
есть.
— Вот и подделайся под меня.
— Попробуем, — довольно весело, но неуверенно сог­
ласился Роман.
Теперь, уважаемые читатели, мы вплотную подошли,
наверное, к главным событиям нашего повествования.
Сцена встречи с Гордеем Васильевичем только тогда
приобретет свое настоящее значение, когда вы прочтете
нижеследующее.
Иван Варфоломеевич доложил директору института,
что первая порция эликсира грандиозус наоборотус са­
мым загадочным образом исчезла из лаборатории. Мало
сказать, что директор был удивлен, поражен, обескура­
жен. Он простонал, схватился руками за голову, прошеп­
тав:
— Что вы наделали...
— В том-то и дело, что мы ничего не наделали,—
обиженно ответил Иван Варфоломеевич. — Я убежден,
что по какой-то нелепой случайности кто-то просто вы­
лил эликсир в раковину.
— Кто-то! Но кто?! И почему? И как это могло
случиться?
— Это мне будет известно сегодня вечером, — пообе­
щал не очень уверенным тоном Иван Варфоломеевич.—
Получилось так, что в лаборатории после обеденного
времени я остался с двумя своими, вам хорошо извест­
ными друзьями. Гордей Васильевич Пушкарев и Илла­
рион Венедиктович Самойлов.
312

— Знаю, знаю, но...
— И вот когда я был здесь, у вас, в лабораторию
уже пришел генерал-лейтенант. То есть Илларион.
А эликсир был в мензурке, абсолютно напоминающей
обыкновенный стакан...
— Нет, дорогой Иван Варфоломеевич, меня ваши де­
тективные версии не устраивают, к сожалению. Я обязан
доложить о случившемся немедленно.
— Докладывайте, конечно. Но я убежден, что злым
умыслом здесь и не пахнет.
Да, здесь, уважаемые читатели, злым умыслом и не
пахло. Им пахло, так сказать, в другом месте.
Сергей Иванович с утра был приглашен в соответст­
вующее учреждение, где его встретил уже упоминавший­
ся в нашем повествовании сотрудник Петр Петрович. На
сей раз беседа была продолжительной и совершенно ус­
покоила Сергея Ивановича. Его просто попросили рас­
сказать о жизни и работе с того времени, как он себя
помнит. Сергей Иванович ничего не скрывал, сообщил
известные ему сведения о многообразной деятельности
организации «Целенаправленные Результативные Унич­
тожения», тем более, что вопросы были самого общего
порядка.
И, выйдя на улицу в распрекрасном настроении, Сер­
гей Иванович решил заняться «поисками» комнатной
собачки.
Разведка, в которой он служил, располагала опреде­
ленными сведениями, и Сергей Иванович отправился по
адресу, по которому в своей квартире-универмаге про­
живал собачий гипнотизер по фамилии Шпунт, а по
шпионской кличке Суслик.
Дверь долго не открывали, и Сергей Иванович соб­
рался было уже уходить, но чутье, будем считать, быв­
шего разведчика подсказало ему, что этого не надо де­
313

лать, и он, нажав кнопку звонка, не убирал палец до
тех пор, пока дверь осторожно не открылась.
Сергей Иванович уверенно вошел, прикрыл дверь и
стал внимательно рассматривать стоявшее перед ним су­
щество, лицо которого было искажено безразмерным
ужасом.
Существо еле-еле-еле-еле промямлило:
— Я больше не практикую и никого не принимаю.
Никого и ни за что.
— А я пришел, — раздельно и четко выговаривая
каждое слово, произнес Сергей Иванович, — приобрести
у вас малюсенькую комнатную собачку, злобную, как
взрослый тигр-людоед. Я Сынок, Суслик.
— У меня паралич правой руки. Никакого сынка
у меня нет.
Глупый, глупый, безразмерно трусливый и безразмер­
но глупый Эдик! Кого он решил обмануть? Такого раз­
ведчика, как майор Серж фон Ллойд!
— Я у тебя Сынок, но с большой буквы, — зло сказал
агент. — Где собачка?
Эдик уныло поплелся по прихожей, и они с Сынком
вошли в маленькую, совершенно пустую комнатку, где
в углу стояла клетка, а в ней бесновалась малюсенькая
собачка, злобная, как взрослый тигр-людоед.
— Ч то ты задумал, гад? — деловито спросил Сы­
нок.— Ты ведь был предупрежден о моем визите. Или
мозги у тебя не в порядке? Так я их быстренько в п р а в ­
лю. Ну?
Бессильно опустившись на пол, Эдик заплакал и за­
бормотал:
— У меня паралич... у меня паралич... у меня пара­
лич...
Тогда Сынок легко поставил его на ноги, провел на
кухню, усадил и заговорил ледяным тоном:
314

— На что ты... рассчитываешь? Во-первых, я тебя
прикончу, если ты ...................... !*
— Пожалуйста, не выражайтесь так! Я все-таки
культурный, интеллигентный, почти образованный чело­
век! — плаксиво попросил Эдик.
— Т ы .............. а не человек! Если . . . . ты . . . .
не начнешь соображать . . . . я т е б я ........... ! Прими
какое-нибудь лекарство, чтобы успокоиться, а то чего
доброго . . !
— Никакие лекарства, да­
же самые дефицитные, мне уже
не помогают. Я сплю под кро­
ватью. Я не могу с вами сот­
рудничать... у меня пара... у
меня пара... у меня парализо­
вана рука... — скулил Эдик, те­
перь уже с уверенностью мож­
но сказать, бывший собачий
гипнотизер.
И тут Сынок произнес речь,
настолько состоящую из угроз,
что передать ее можно лишь
следующим образом:
— Слушай, ты . . . . . и
............а т о ..............я ..............
и ........... а если . . . . . . . . .
прикончу как . . . . ! — Опыт­
ный шпион понял, что одной
руганью Суслика в себя не
приведешь, он знал, чем за­
* Многоточиями заменены по
вполне понятным причинам грубые
и неприличные слова.

ставить его продолжать заниматься шпионизмом. — Не­
ужели ты хочешь потерять все свое богатство?
— Нет, нет, нет!!!! — замахал обеими руками Эдик,
и «парализованной» тоже: она у него просто онемела.
— Тогда приступим. Сообщи, что собачка оказалась
именно такой, какая требовалась*.
Почти без запинки Суслик повторил текст шифровки,
не понимая, конечно, ее содержания, спросил:
— Неужели нельзя найти мне замену? Нервы... го­
лова...
— Замена будет, но тогда тебя не будет, — уверенно
пообещал Сынок. — Приведи в порядок собачку, чтобы
она не искусала меня.
— Ничего не получится. Я полностью дисквалифици­
ровался.
Сынок взял его обеими руками за горло и спокойно
приказал:
— Попробуй. Собачка мне нужна. Я без нее отсюда
не выйду.
— Дайте... подышать... и больше так... не... а то... **.
— Дыши, дыши, а потом займись делом.
— Может... в клет... ке... уне...сете?
— Тогда мы оба с тобой окажемся в клетке. — Сы­
нок недобро усмехнулся. — Я не понимаю, что ты тру­
сишь. Дело у нас поставлено прекрасно. Тебя за много
лет не з а с е к л и . Я здесь устроился так, что даже в
мечтах не мог представить. Но стоит тебе сделать хотя
бы миниатюрную глупость, не говоря уже о крупной под­
лости, ведь ты всего лишишься, в том числе богатства и
жизни.
* То есть Иван Варфоломеевич способен выдать секрет элик­
сира.
** Здесь многоточия обозначают не ругательства, а паузы.
316

— Не пугайте меня, пожалуйста, — плаксиво попро­
сил Эдик. — Я попробую применить чужой метод на ма­
люсенькой собачке, злобной, как взрослый тигр-людоед.
Вы берете кастрюлю...
— Кастрюлю?! Зачем?!
— Я выпускаю собачушку, вы накрываете ее кастрю­
лей, а вот что делать дальше, я не знаю.
— Если ты вздумал шутить...
— Мне не до шуток. Я и так...
И тут раздался дверной звонок.
— Открывай! — приказал Сынок. — Я спрячусь! Да
перестань ты дрожать! Это же кто-нибудь из твоих кли­
енток! Иди!
Шатаясь и держась рукой за стену, шпион Суслик,
вернее, снова собачий гипнотизер по фамилии Шпунт,
пошел к дверям, открыл.
Перед ним стоял, смущенно улыбаясь, Григорий Гри­
горьевич. Он вежливо проговорил, входя в прихожую:
— Я все-таки решил еще раз обратиться к вам.
— Нет, нет, нет! Я больше не практикую. Мне необ­
ходим длительный пассивный отдых. Я взвинчен.
— Не надо никакой практики. А отдых лучше актив­
ный. А мне нужна собачка. Она у вас наверняка име­
ется. Продайте. И отдыхайте.
И тут Эдика осенило. Он торопливо, радостно заго­
ворил:
— Будет, будет у вас собачушка именно такая, ка­
кая вам требуется! Завтра! А сейчас вы помогите мне
при помощи вашего кастрюльного метода вылечить одну
собачушку. Она приготовлена мною для очень важного
клиента. Да, да, такого важного, что от него зависит
судьба меня и моей квартиры. А я в благодарность вам
завтра же продам, и не очень дорого, великолепный
экземпляр, который мне завтра доставят.
317

— Согласен,—подумав, ответил Григорий Григорь­
евич.— Такой вариант меня вполне устраивает. И метод
кастрюльный еще раз проверим, и собачка у меня будет.
Давайте вашу больную.
— Она у меня в специальной комнатке. Пройдемте.
— Нет, кастрюльный метод я применяю только на
кухне! — И Григорий Григорьевич прошел туда, где, по
его предположениям, должна была находиться кухня.
В этом огромном помещении он долго искал глазами
кастрюлю и вдруг в большом длинном зеркале увидел,
что за оконной портьерой стоит человек в зеркальных
очках и с ножом в руке.
Ветеран войны и службы в милиции, Григорий Гри­
горьевич будто бы никого и ничего не заметил, только
мысленно приказал себе: «Гриша, главное — не волно­
ваться. Забудь о своих годах, нездоровье, выполняй
долг!»
Ну, а пока Григорий Григорьевич ищет подходящую
кастрюлю, а малюсенькая собачушка ярится в клетке,
словно взрослый тигр-людоед, мы, уважаемые читатели,
успеем вернуться в квартиру Иллариона Венедиктовича,
куда только что пришел Гордей Васильевич и дверь ко­
торому открыл Роман, загримированный иод своего
отца и в его мундире.
— Хорош, хорош! — презрительно бросил гость.—
В честь приезда сына напялил генеральский мундир да
еще решил меня разыграть! Делать тебе больше нечего,
пенсионер-тунеядец! Где Роман?
— К вашим услугам, Гордей Васильевич, — своим го­
лосом ответил Роман, — рад вас видеть. А папуля мой
на кухне. Прошу взглянуть. Он уверял меня, что ваш ви­
зит необходим.
Лапа, все лицо в синяках, покорно сидел и, увидев
друга, даже не пошевелился.
318

— Здорово, Лапонька, — сказал Гордей Васильевич,
сдерживая подступающий гнев, — в детстве, помнится,
тебя так ни разу не молотили.
— Тем более, что инициатором м о л о т е ния был
твой внук, — ответил Илларион Венедиктович.
— Добился своего, значит? — все еще еле сдерживая
подступающий гнев, спросил Гордей Васильевич.—
А Ромку-то зачем в свой мундир вырядил да еще под
себя подкраситься велел?
— Я согласен, многоуважаемый Гордей Васильевич,
разговаривать с тобой при одном непременном усло­
вии,— чуть ли не заносчиво ответил Илларион Венедик­
тович,— без излишних эмоций. Или еще лучше — абсо­
лютно спокойно. И без нотаций. Хотя внешне я и Лапа,
но я по-прежнему генерал-лейтенант...
— В этом и заключается твоя подленькая хит­
рость,— перебил Гордей Васильевич, который, кстати,
сразу понял, ЧТО произошло, и никакого удивления не
испытывал. — Ты, видите ли, и Лапа, и генерал-лейтенант
в отставке. Значит, и выпороть тебя нельзя, и на совет
ветеранов вызвать тоже нельзя. Ловко получилось! Воп­
рос первый: как ты ухитрился принять грандиозус наоборотус?
— Совершенно случайно. Он был в мензурке, похо­
жей на стакан. А я оч-чень хотел пить.
— Вопрос второй, — возвысил голос Гордей Василь­
евич.— Иван знает об этом?
— Конечно, нет. Не мог же я разговаривать с ним
детским голосом! Я и тебе-то утром побоялся ответить.
— Ну, силен... Лапа! Счастье твое, Роман, что ты
еще понятия не имеешь, ЧТО натворил твой папуля.
— Никак до сих пор не могу поверить, что это...
он, — обескураженно произнес Роман. — Все надеялся,
что попал в крупный розыгрыш.
319

— Если бы... — Гордей Васильевич долго молчал,
подперев подбородок руками и разглядывая Лапу.—
Тут, если судить формально, попахивает государствен­
ным преступлением. Такая тут, друзья мои, сложнейшая
ситуация образовалась. Я до вечера занят, у меня сове­
щание с иностранцами. Надо как-то Ивана успокоить.
Ведь он наверняка мышам и морским свинкам вместо
эликсира ввел воду и сейчас ломает голову... Если же он
определил, что первая порция эликсира исчезла, то доло­
жил об этом дирекции. Вот как бы нам для начала не
пришлось розыгрыш устроить... Нашел я, Лапа, фото ма­
ленького Сереженьки, передал куда следует... А вдруг
Иван сразу обо всем своему Сереженьке расскажет?
Понимаешь, Рома, встретил он за рубежом своего сына,
которого считал погибшим в самом начале войны. А сы­
нок этот — агент иностранной разведки.
— Как?! — поразился Роман.
— Да вот так.
— Ты все еще подозреваешь... — с упреком начал Ил­
ларион Венедиктович.
— Нет! — резко оборвал Гордей Васильевич. — Не
подозреваю, а убежден! Значит, так, Рома. Ивана.я вы­
зову сюда, а ты, сколько хватит терпения, изображай
своего папулю, желательно до моего возвращения. Боюсь,
что Лапу сразу возьмут под наблюдение. Итак, ты, Ро­
ма, изображаешь папулю, а тот сидит в ванной.
— Попрошу не иронизировать, — рассердился Илла­
рион Венедиктович, — и не превращать благородное де­
ло в балаган!
— Ты, малец! — тоже рассердился Гордей Василь­
евич.— Помалкивай при старших! Идем звонить Ивану,
Он первым прошел в комнату, где стоял телефон,
снял трубку, долго, словно неуверенно, набирал номер,
заговорил нарочито беззаботным тоном:
320

— Иван?.. Приветствую... Знаю, знаю, что неприят­
ности, да у кого их нет... Никуда твой эликсир не исче­
зал, Илларион его выпил... Выпил, да и все!.. Немедлен­
но под наблюдение?.. Опасно?.. Вот приезжай и полю­
буйся на него... И меня обязательно подожди... Долго
нет Сереженьки? Ну и что?.. Гуляет или собачку себе
разыскивает... Значит, жди меня здесь, у Иллариона.—
Он положил трубку, взглянул на часы. — Мне пора. Ива­
на до меня не отпускайте. Вот, Лапа, радость наша, ка­
кая получается каша. В детство вернулся — ладно, а
вдруг ты еще и впадешь в него?
— Ты полагаешь, что я слабоумен?
— Есть некоторые основания предполагать это, — на­
смешливо ответил Гордей Васильевич. — Значит, Рома,
ты изображай своего папулю, а он пусть сидит в ванной.
Дай ему какую-нибудь интересную книжку с картинка­
ми.— Уже у дверей он сказал: — Если бы, Иллариоша,
я не любил тебя, в психиатричку бы сдал немедленно!
Когда он ушел, Роман спросил:
— Объясни все-таки мне, почему ты мечтал, извини,
о такой нелепости, как возвращение в детство? Я ведь
так и не понял!
— Нелепости? — с укором переспросил Илларион Ве­
недиктович.— А разве не бывало в истории случаев,
когда что-то новое казалось сначала нелепостью, а по­
том оказывалось приобретением человечества?
— И ты сейчас надеешься на это?,
— Теоретически — да, практически — все может быть.
Заберут меня под медицинское наблюдение, и там я про­
веду остаток дней своих. Вроде мыши или морской свин­
ки. Я больше за Ивана беспокоюсь. От радости или воз­
мущения он может...
Раздался дверной звонок.
— Желаю успеха, Рома. Действуй. А я в ванную,
11

л. Давыдычев

321

Роман открыл дверь, и в прихожую стремительно
ворвался Иван Варфоломеевич, а за ним вошли мужчи­
на и женщина в белых халатах.
И тут же Роман совершил оплошность, сказав, прав­
да, голосом отца:
— Рад приветствовать вас, дорогой Иван Варфоло­
меевич! Давненько мы с вами не виделись!
— Ах, ты еще и шутишь! Да еще и глупо шутишь! —
Иван Варфоломеевич, можно сказать, рассвирепел, хотя
подобное никак ему не было свойственно. — Марш на ди­
ван! Надо немедленно осмотреть тебя, шутник-самоучка!
Сорвал мне опыты! Поставил моих сотрудников в глу­
пейшее положение! И помереть ведь мог!
Роман был неплохим актером, мог до неузнаваемости
изменить свое лицо, голос, походку, но выдать свое мо­
лодое тело за старческое... Увы! Когда он разделся до
пояса, Иван Варфоломеевич восторженно прошептал:
— Как помолодел... — Он отошел к окну и радостно
подумал: «Значит, эликсир обладает незаурядными си­
лами воздействия на человеческий организм, а не только
па мышей и морских свинок!» — Ну, что там? — нетер­
пеливо спросил он.
— Снимать кардиограмму нет особой необходимо­
сти,— ответил врач, — хотя мы и сделаем это. Совершен­
но здоровый человек. Организм примерно тридцатилет­
него спортсмена.
И опять Роман допустил оплошность, уточнив:
— Тридцатичетырехлетнего.
— У тебя именно такое ощущение? — возбужденно
спросил Иван Варфоломеевич.
Заработал аппарат, поползла лента бумаги.
Иван Варфоломеевич был в полной, но счастливой
растерянности: границы возможностей его эликсира раз­
двинулись! Значит, можно, отбросив все эти глупые идеи
322

возвращения в детство, просто задерживать старение ор­
ганизма! Спасибо тебе, Илларионушка!
А подлинный Илларион Венедиктович, уныло сидя па
краю ванны, ловил себя на желании бегать, прыгать,
драться, обзываться... В нем жило как бы два челове­
к а — мальчик и старик, причем они непрерывно спорили
друг с другом, но пока всегда побеждал старик: его до­
воды были разумны и убедительны. Но мальчик сдавался
не до конца, старика он слушался, но желания свои по­
гасить не мог. И у мальчика родилось убеждение, что
ему никогда не уговорить старика. Вот сейчас он, маль­
чик, пытался доказать ему, что глупо во всем подчи­
няться взрослым, а сидеть в ванной совсем уж глупо.
Однако старик был непреклонен...
В кабинете Иллариона Венедиктовича медики е ы н с с ли решение по поводу здоровья Романа:
323

— Штангистом может быть.
— Спасибо, спасибо, вы свободны, — весело сказал
Иван Варфоломеевич. — В случае чего я позвоню. Но,
видимо, сегодня же направим его к вам.
Врач недоуменно пожал плечами и ушел с мед­
сестрой.
«Илларион Венедиктович» оделся, сказал:
— Гбрдей Васильевич оч-чень просил его подождать.
— Милый ты мой Иллариоша! — ласково воскликнул
Иван Варфоломеевич. — Если бы ты только знал...
— Прошу оставить восторги до прихода Гордея Ва­
сильевича. Тебя ждет жестокое разочарование. И вино­
ват в этом буду не я.
— Да не боюсь я этого старого ворчуна! А где Ро­
ман?
— Ушел за покупками. Знаешь, я им недоволен. Не­
серьезный человек. Ведет себя дурак дураком!
— Да перестань! — отмахнулся Иван Варфоломе­
евич.— Честно, не знаю, какой он актер, но человек он
замечательный. Вот только не женится, это он зря,
Я с удовольствием повидаюсь с ним... А в мозгах у тебя
ничего такого... не происходит?
— Чего — такого? Все нормально.
— Видишь ли, мы пока не занимались влиянием
грандиозуса наоборотуса на мозг. Вдруг при таком здо­
ровом теле окажешься с мозгом ребенка?!
— Я-то нет! — уверенно заявил Роман и голосом отца
добавил: — У меня и мозги пока здоровые.
— Пока-то пока... И голос у тебя какой-то... неустой­
чивый. Пожалуй, сегодня же передадим тебя под наблю­
дение. Рисковать нельзя.
А мальчик Лапа в это время страшно захотел есть,
и сколько существовавший в нем старик ни уговаривал
его потерпеть, Лапа не выдержал. Он тихонечко вышел
324

из ванной, проник на кухню, открыл холодильник, обер­
нулся на шум шагов и увидел в дверях Ивана Варфоло­
меевича.
— Приветствую тебя, Иван, — сказал Лапа, — ты не
голоден? Может, поенгь со мной?

^ д а в а -о , номе ро л / Л е с я 1 ъ и лод н(йВ,„ и е и

на помощь ЯРИХОДИТ
РОБОТ ДОРОГУШ» <
ил и

полнейшее

кг>УшеНИе

к:оз^Р Н О Й ДСВО^/Си веро^1си

П

оехать в совхоз возить на­
воз, да еще без своих пре­
красных волос, означало для
Робика моральную гибель, то
есть физически он, конечно,
оставался жив-живехонек, но
это был уже не Робик, даже не
Робка-Пробка, тем более не Робертина, а Дыня} И вме­
сто привычной наглости, заполнявшей раньше все его
существо, теперь он ощущал в себе совершенно неиз­
вестную ему покорность.
А раз ему грозила моральная гибель, то он впервые
в жизни нуждался в моральной же поддержке и позво­
нил бывшей воспитанной девочке Веронике, которая ока­
залась коварной девочкой Верочкой.
Стара как мир истина, утверждающая, что несправед­
ливость особенно тяжело переживают люди несправед­
ливые. Это и предстояло в полной мере испытать Ро­
би ку,
326

Из трубки раздался воспитанный голосок:
— Вас слушают.
— Приветик, Вероника... — сиплым от волнения го­
лосом выговорил Робик.
— А, это ты, Дыня! — Воспитанный голосок сменился
на язвительный. — Чего тебе от меня надо? Я совершен­
но не расположена продолжать с тобой хотя бы поверх­
ностное знакомство. Мне и здороваться-то с тобой при
посторонних стыдно.
Сжав зубы, Робик пытался вернуть себе хотя бы
частичку прежней наглости, но вместо этого плаксиво
спросил:
— Почему?
— Ты еще спрашиваешь, Дыня?! Посмотри на себя
в зеркало! — коварная девочка Верочка расхохота­
лась.— Ты же у р о д л и в о выглядишь! Ты больше не
пользуешься не только авторитетом, но даже малейшим
уважением! Банда от тебя отказалась! Так что забудь
мой образ!
— Да вырастут же они когда-нибудь!
— Тогда и поговорим, вернее, посмотрим. Это во-пер­
вых. А во-вторых, нет никакой уверенности, что тебя не
обезобразят снова. Власть твоя над дедом кончилась.
Кому ты нужен теперь без валюты! И как вообще ты на­
мерен жить?
— Меня посылают в црдшефный совхоз возить на­
воз!— возопил Робик.
Коварная девочка Верочка хохотала громко, долго
и грубо. Она даже устала от этого ужасного для Робика
хохотания, с трудом проговорила:
— Логично. Я всегда предполагала, что именно этим
ты и закончишь свою бандитскую карьеру. Ты для меня
абсолютно бесперспективен и неинтересен. Чао, Дыня!
Не вздумай мне звонить!
327

И в трубке раздались издевательски звучащие гудоч­
ки отбоя, явно намекающие на моральную гибель Робика, Робки-Пробки, Робертины, Дыни...
Вам, уважаемые читатели, даже в общих чертах и не
представить состояние бывшего красавца и бывшего
наглеца. Хорошо еще, что он был достаточно глуповат,
точнее, просто был глупым, и не мог в должной мере со­
образить, что же с ним произошло. Он ощущал, конечно,
что-то очень и очень неприятное, но не понимал, что ему
грозит. Робик примерно знал, что такое совхоз, догады­
вался, что такое навоз, но совершенно не представлял,
как ему можно появиться где-нибудь без великолепных
волос. Он то с отвращением, то с нежностью ощупывал
свой дынеобразный, наголо остриженный череп, пытаясь
понять, что же сотворила с ним, Робкой, коварная де­
вочка Верочка. Как бывший наглец, не но своей воле
лишившийся этой наглости, став покорным, он превра­
тился еще и в труса. Сидел он, сидел, глядел на свою
дынеобразную голову, глядел и чувствовал, что не спо­
собен не только на какой-нибудь наглый проступок,
а даже — на поступок.
Но если он мог пребывать в состоянии бездеятель­
ности, то коварная девочка Верочка не могла себе поз­
волить ничего такого подобного. Она должна была дей­
ствовать!
Не очень-то легко ей было расстаться с Робиком:
все-таки жизнь ее раньше во Многом зависела от него.
На ворованные (она прекрасно знала об этом!) у деда
деньги они ходили в кафе, кино, цирк, аттракционы раз­
ные, наслаждались игровыми автоматами.
А что же делать теперь, когда Робик лишился пре­
красных волос и возможности воровать деньги -у деда,
а Робертина потерял банду?.. Проще всего было бы ис­
пользовать толстяка Вовика, управлять которым она на­
328

училась. Сейчас требовалось выяснить его способности
и возможности. Вдруг он даже и мороженым угостить не
в состоянии? И где его разыскать? Конечно, он сам
явится к ней, но когда? Сколько можно ждать? Ведь
жизнь-то проходит! Не успеешь оглянуться, как появится
у тебя доченька вроде тебя!
Коварная девочка Верочка позвонила Робику и
властным голосом повелела:
— Разыщи мне новый адрес и телефон генерал-лей­
тенанта в отставке Самойлова Иллариона Венедикто­
вича. Быстренько!
Донельзя обрадованный Робик трясущимися руками
стал листать блокнот, лежавший, у телефона: там дед за­
писывал самые нужные номера и адреса. От радости
у него буквы и цифры прыгали перед глазами.
Не знаю, как вам, уважаемые читатели, а мне вот
в данном случае чуть-чуть жаль Робика. Нельзя же
все-таки так-то вот с ним обращаться! Ведь совсем не­
давно он был ей необходим!
А она считала, что в жизни надо действовать именно
так, и только так. Записав адрес и номер телефона, ко­
торые Робик продиктовал дрожащим голосом, она даже
не поблагодарила, а просто положила трубку и сказала,
любуясь своим отражением в зеркале:
— Представляю, какая у него сейчас физиономия!
Он-то, дурак, решил, что нужен мне! Дыня-то такая!
Она вертелась перед зеркалом, как бы репетируя свое
появление перед генерал-лейтенантом в отставке, прики­
дывая, как будет ему лгать-сочинять-привирать, чтобы
узнать, где найти толстяка Вовика.
Но коварная девочка Верочка не была бы сама со­
бой, если бы рассчитывала только на него. Помыслы ее
были куда сложнее и еще куда коварнее. В глубине сво­
ей, так сказать, бездушной души она помышляла позна329

комиться с тем мальчиком, который не побоялся ввя­
заться в драку с целой бандой. Правда, тут коварная де­
вочка Верочка стала разглядывать себя в зеркале через
плечо, вспомнив, как больно и грубо ударил ее мальчик,
как неприлично выразился. Настоящий мужчина! Куда
там до него Робику, пусть даже и с его прекрасными во­
лосами! Обаяние настоящего мужчины не в шевелюре,
а в характере!
Этот смелый мальчик не позволит помыкать собой и
не сразу подчинится ей, придется приложить немало уси­
лий, чтобы приучить его угадывать ее желания... И ко­
нечно же, она найдет возможность отомстить за тот удар
по тому месту... Но затем она вызовет в мальчике высо­
кое и прекрасное чувство к себе... А Робик пусть едет
в совхоз, возить... забыла, что... Сейчас же — вперед, дей­
ствовать!
Оставим ее, уважаемые читатели, и, прежде чем про­
должить наше повествование, позвольте обратить ваше
внимание на следующий факт. Вы вполне резонно може­
те спросить меня: почему я много места уделяю таким
ничтожным натурам, как, например, той же коварной
девочке Верочке? Я в этом нисколько не повинен. Мое
дело — отображать жизнь, а в жизни, к величайшему
и глубочайшему сожалению, ничтожные натуры занима­
ют достаточно много места или, по крайней мере, пыта­
ются занять. Вреда и горя хорошим людям они приносят
немало именно из-за своей ничтожности. Да и пока в них
разберешься, сколько времени, сил и нервов истратишь!
Вот книги, в частности, и должны предупреждать о на­
личии в жизни подобных натур, чтобы, встретив их, вы
были бы сразу настороже и знали, примерно хотя бы, на
что они, ничтожные натуры, способны.
Мы же сейчас вернемся в квартиру Иллариона Вене­
диктовича. Если вы помните, уважаемые читатели, мы
330

покинули ее в тот момент, когда Лапа страшно захотел
есть, открыл холодильник, в кухню вошел Иван Варфо­
ломеевич, и мальчишка сказал:
— Приветствую тебя, Иван. Ты не голоден? Может,
поешь со мной?
— Не имею чести знать тебя, грубиян! — сердито ото­
звался ошеломленный Иван Варфоломеевич. — Откуда
у тебя столько синяков? Ты, верно, еще и хулиган?
— Прости меня великодушно, Иван Варфоломе­
евич!— виновато и даже трусливо воскликнул маль­
чик.— У меня, представь себе, такая неумная манера
шутить! Вообрази себе, я надеялся, что это тебя разве­
селит!
— И обращаться к старшим на «ты» тебе тоже пред­
ставляется смешным? Иллариоша! — позвал Иван Вар­
фоломеевич и, когда на кухне появился Роман, спро­
сил:— Это что за невоспитанная личность?
— Соседский. Хулиган невообразимый. Даже нельзя
одного оставлять дома. Вот я и согласился на свою го­
лову ненадолго приютить его.
■
— А откуда он знает меня?
— Я неоднократно и с большим удовольствием видел
и слушал вас по телевизору! — бойко ответил мальчик.—
Вы еще про зверюшек-игрушек рассказывали!
— Похвально, что ты смотришь серьезные передачи
и даже кое-что запоминаешь. Но от своей манеры ш у­
т и т ь отвыкай. Илларион, он, видимо, есть захотел, а
я ему помешал.
— Он прекрасно знает, что где находится, — хмуро
сказал «Илларион Венедиктович». — Что-то Гордей Ва­
сильевич задерживается... Может, по старой памяти в
шахматишки?
— Когда это ты играть научился? — удивился Иван
Варфоломеевич. — Насколько мне известно, ты не мог
331

ферзя от королевы отличить! Я только с Ромкой душу и
отводил. Боюсь, боюсь, что у тебя что-то с памятью...
Вот ради Ромы я и научился играть!.
Раздался дверной звонок. Иван Варфоломеевич обра­
довался:
— Или Рома или Гордеюшка! — Он ушел и вернулся
с коварной девочкой Верочкой._
— Ты зачем сюда?! Чего тебе здесь надо?! — прямотаки набросился на нее соседский мальчишка. — Ну-ка
марш отсюда!
— Слушай, ты! Не знаю, как звать тебя, сорванец! —
возмущенно прикрикнул на него Иван Варфоломеевич.—
Или опять шу т и шь ? Или иначе не умеешь разговари­
вать с женщинами?
— Добрый день, — с виноватейшей улыбочкой сказа­
ла коварна# девочка Верочка. — Прошу извинить и его
и меня, Илларион Венедиктович. Меня — за приход без
предупреждения и приглашения, а его... Поверьте, он
замечательный человек, но я перед ним страшно вино­
вата... Он и не сдержался, неожиданно увидев меня. Гру­
бость его чисто внешняя. Позвольте мне на несколько
минут забрать его у вас? У меня к нему дело чрезвычай­
ной важности.
— Ну, если ненадолго... — неуверенно произнес «Ил­
ларион Венедиктович». — Но...
— Буквально на несколько минут! — И коварная де­
вочка Верочка за руку увела, почти утащила за собой
растерявшегося Лапу.
— Бывают же еще такие воспитанные девочки! —
удивился, даже умилился Иван Варфоломеевич.—
А мальчишка...
— Он мне бесконечно дорог, — проникновенно и пе­
чально сказал «Илларион Венедиктович», — Как. род­
ной...
332

— Ну... А с виду он...
■
— Вид у него совершенно обманчив.
— А у меня, знаешь ли, неприятности... — не сдер­
жавшись, Иван Варфоломеевич тяжко вздохнул. — Сын
ко мне вернулся, за него волнуюсь... Да и за тебя... Се­
годня же сяду за анализы. В принципе, я не должен от­
ходить от тебя...
— За меня волноваться не надо. Вот за Лапу...
— Какую лапу?
— Мальчишка-то в синяках.
— Лапа, Лапа... — Иван Варфоломеевич задумался,
припоминая. — Подожди, подожди... Это же твое детское
прозвище!
— Совпадение, совпадение, — растерянно пробормо­
тал «Илларион Венедиктович». — А может, я так стал
его называть. Не помню.
— Не помнишь? Не нравится мне это, — озабоченно
признался Иван Варфоломеевич.
— Да ведь мелочь же это! Чего ей придавать значе­
ние?
— Тут любая мелочь грозит... Вот явится Гордеюшка,
решим, что с тобой делать. А как тебе мой Сереженька?
Ну, самое общее впечатление?
— Нормальное, — теперь уже тяжко вздохнул «Ил­
ларион Венедиктович». — Вполне, вполне нормальное...
— А чего пыхтишь?
— Да настроение...
— Сам виноват! — довольно резко произнес Иван
Варфоломеевич. — Конечно, теперь тебе не сладко при­
дется. Будут тебя наблюдать, изучать... Вот и вернулся
в детство! Да и мне ты задачу задал. Ведь пока абсо­
лютно неизвестно, Ч Т О с тобой получилось и еще полу­
чится! Может быть, свершилось величайшее научное от­
крытие, может быть, ты превратишься... понятия не
333

имею, что с тобой может стрястись!.. Мыши и морские
свинки — это одно, а человек... Представляешь, какую
ты взвалил на меня ответственность?
— Зато я теперь понимаю, — мрачно проговорил
«Илларион ' Венедиктович», — что вернуться в детство
невозможно, да и не надо. Если превратишься в ребен­
ка, а умом и душой останешься взрослым...
— Точнее, стариком, в твоем, случае.
—Да-да... Ты ведь только наблюдать детство бу­
дешь, хотя, так сказать, и вблизи. А подлинных детских
впечатлений и переживаний не испытаешь. Если же
вернут тебе и детский ум, ты станешь ребенком, а не
в детство вернешься.
— Поумнел, поумнел, Иллариоша! — искренне, хотя
и с оттенком иронии, восхитился Иван Варфоломе­
евич.— Я некоторым образом теоретически принимал
твою озабоченность судьбами дурных детей, твое жела­
ние как-то практически участвовать в их перевоспи­
тании...
— Противоестественная затея, — жестко произнес
«Илларион Венедиктович». — Детство прекрасно тем,
что' неповторимо... Его можно сохранить в памяти, в
сердце...
— А старость? — Иван Варфоломеевич даже вскочил
от волнения. — Как это ни странно звучит, но ведь и
старость неповторима! Ее тоже надо достойно и инте­
ресно прожить.
Тут раздался дверной звонок, и он поспешил в при­
хожую, и вернулся с Гордеем Васильевичем. Тот сразу
чуть ли не закричал:
— Дураки! Честное слово, старые дураки! Прости,
Роман, что я втянул тебя в эту склеротическую, мараз­
матическую историю!
334

— Какой... Роман?! — поразился Иван Варфоломе­
евич.— Он куда-то ушел... Что с тобой, Гордеюшка?
— Ма-а-ара-а-азм! Старческий, клинический, идиоти­
ческий, умственно подагрический маразм! Иди, приведи
себя в нормальный вид, — сказал Гордей Васильевич
Роману, и тот вышел.
— Объясни мне, пожалуйста...
— Дай отдышаться... Подвел я тебя, Иван... Посту­
пил с тобой как последний негодяй, хотя мечтал только
о том, чтобы помочь тебе. Не торопи меня, пожалуйста.
У меня в голове, в душе — хаос! Ты меня презирать бу­
дешь и прав будешь!
— Пока, Гордеюшка, я слышу только сумбурный на­
бор слов!
— Я позволил себе ввести тебя, ученого, в грандиоз­
нейшее заблуждение! Сейчас перед тобой был загрими­
рованный под Иллариона Роман!
— А... а... а для чего? А где сам Илларион?
— Он превратился в десятилетнего мальчика и сей­
час сидит в ванной.
— Нет его там, — сказал вернувшийся Роман. — Его
увела какая-то девочка. Уверяла, что ненадолго, а вот...
— Кошмар... — Иван Варфоломеевич не мог больше
говорить, отпил воды из поданного Романом стакана.—
Это же... чего же вы... Разыгрались! — презрительно про­
должал он. — А вдруг сейчас с ним что-нибудь... Немед­
ленно разыщите его! Иначе... иначе... Детей собираетесь
перевоспитывать, а сами...
Гордей Васильевич попросил Романа посмотреть, нет
ли Лапы где-нибудь поблизости, позвонил в лаборато­
рию, велел немедленно привезти робота Дорогушу, заго-.
ворил и торопливо, и сбивчиво:
— Понимаешь, Иванушка, ты прав и... меня тоже
пойми... Нет у меня сейчас возможности все тебе объяс­
335

нить... А ты имеешь право... если хочешь, даже обязан...
презирать меня, проклинать, но... тут дело еще серьез­
нее, чем ты предполагаешь...
— Прости меня, Гордеюшка, — остановил его Иван
Варфоломеевич. — Ни проклинать, ни презирать тебя я
не собираюсь. Знаю: ты действовал из лучших побужде­
ний. Но какое нагромождение нелепостей! Извини, глу­
постей, граничащих... Как ты посмел скрыть от меня Ла­
пу?! Это ведь не твое и даже не мое личное дело!
— Но ты — мое личное дело!
— Неправда!
— Разберемся... когда-нибудь... — почти неслышно
сказал Гордей Васильевич. — Я хотел уберечь тебя...
Я и до сих пор верю своему сердцу... Сейчас разыщем
Лапу и...
— И ответь мне! — приказал Иван Варфоломее­
вич.— Ответь мне честно! Мой Сереженька имеет отно­
шение к твоим действиям?
— Да. И больше меня об этом не спрашивай.
— Спа... си... бо. Но если ты болеешь за меня, то
почему наносишь мне самый... убийственный удар?
— Ты мне отвечаешь тем же... — Гордей Васильевич
был не в силах продолжать, Иван же Варфоломеевич
деловито спросил:
— А зачем тебе Дорогуша?
Не поднимая головы, но заставив себя поднять бес­
сильно опавшие руки и положить их на колени, Гордей
Васильевич глухо объяснил:
— Он быстро найдет Лапу. И практически все еще
можно исправить.
Вернулся Роман и обеспокоенно сообщил:
— Одна девочка видела, как Лапа и девочка, кото­
рая недавно сюда приходила, сели в такси на ближай­
336

шей стряпке. Что бы это могло означать? Как можно
объяснить поведение моего отца?
— Это уже не твой отец, — жестко ответил Иван
Варфоломеевич, — вполне возможно, что он действует
уже как десятилетний мальчишка.
— Рома, — позвал Гордей Васильевич по-прежнему
глухим, заметно прерывистым голосом, — у Дорогуши
великолепная зрительная память. И есть в нем велико­
лепное устройство, которое помогает ему довольно быст­
ро находить предметы и людей. Прошу тебя, нарисуй на
своем лице синяки.
— Это значительно проще, чем выдавать себя за сво­
его отца, — насмешливо сказал Роман и вышел.
Шофер привел Дорогушу. Гордей Васильевич нажал
в нем несколько кнопок, что-то подкрутил, а когда вер­
нулся Роман, приказал, четко произнося каждое слово:
— Запомни это лицо. Найди мальчика с таким ли­
цом.
— Вас понял, — ответил Дорогуша. — Приступаю к
поискам.
— Поедешь в машине. Будешь указывать шоферу на­
правление.
— Вас понял.
Когда шофер ушел с ним, Роман спросил:
— И вы надеетесь, что робот...
— Уверен, — твердо ответил Гордей Васильевич.—
Это у него здорово получается.
— Всегда ты был чудаком, Гордеюшка, — невесело,
но уже мягко проговорил Иван Варфоломеевич. — Ро­
ман, неси шахматы. Хоть немного отвлечемся. А ты, Гор­
деюшка, прости меня за несдержанность.
— Что ты, Иванушка... Я перед тобой виноват...
Сейчас я попытаюсь, уважаемые читатели, объяснить
вам поведение Гордея Васильевича, в котором кое-каму
337

и з вас может показаться многое непонятным. Но это
лишь на первый взгляд. Помнится, я уже сообщал, и не
однажды, что Гордей Васильевич почему-то сразу был
абсолютно убежден, что Сергей Иванович — никакой не
сын его старого друга, а самый, так сказать, обыкновен­
ный агент иностранной разведки. Его к нам з а б р о с и ­
ли с целью немедленно выкрасть секрет изобретения
Ивана Варфоломеевича. А тут еще неожиданно обнару­
жилось, что границы применения эликсира грандиозус
наоборотус невероятно расширились. А подлинное лицо
Сергея Ивановича будет, вполне возможно, выяснено
уже завтра (и в этом известное значение будет иметь
детское фото Сереженьки подлинного). И Гордей Ва­
сильевич старался хотя бы до завтра оттянуть время.
Ему думалось, хотя он больше доверял сердцу, чем
разуму, что сумеет как-то смягчить удар, который гото­
вит судьба его дорогому другу. И еще он боялся, очень
тревожился, что сегодня же, пользуясь доверчивостью
своего так называемого отца, Сереженька попытается
завладеть секретом его выдающегося изобретения.
И тут вдруг ученого словно озарило: он понял, что не
такой уж простак Иван Варфоломеевич, и тем более у
него хватит мужества достойно встретить удар судьбы.
А Дорогуша сейчас ехал в машине на поиски Лапы.
В металлической голове робота попискивало, жужжало,
гудело.
Он изредка обращался к шоферу:
— Попрошу налево... попрошу прямо... Попрошу еще
раз налево...
Трудность поиска заключалась в том, что Дорогуша,
вернее, его великолепный электронный мозг, замечатель­
ные электронные глаза должны были обнаружить, при­
чем на расстоянии до пяти километров, лицо Лапы, чего
пока не удавалось. Пока оно улавливалось либо в про­
338

филь, либо чаще Лапа оказывался к Дорогуше затыл­
ком.
Но вот в металлической голове робота запопискивало,
зажужжало, загудело значительно громче. Чаще звучал
и его голос:
— Попрошу быстрее... попрошу направо... еще раз
попрошу направо... быстрее...
Дело в том, что Лапа с коварной девочкой Верочкой
к а т а л и с ь в такси. А случилось все это так.
Эликсир грандиозус наоборотус продолжал действо­
вать на организм Лапы, понемногу возвращая ему маль­
чишеские качества. В нем самым удивительным образом
соседствовали старик и мальчик, пребывая в почти бес­
престанном споре. И теперь частенько упрямство и без­
заботность мальчика побеждали. Старик возмущался,
а мальчик торжествовал.
И когда они с коварной девочкой Верочкой вышли из
дому, Лапа мысленно отмахнулся от строгих предупреж­
дений старика вести себя разумно, спросил:
— Чем могу служить?
— Верным рыцарем! — с обворожительной улыбкой
ответила она. — Способны вы на это?
— Надеюсь. Вернее, льщу себя надеждой. Будьте на­
столько любезны сообщить мне, а что, собственно, для
этого требуется?
— Во-первых, некоторое наличие валюты и, во-вто­
рых, желание интересно и весело провести время, ста­
раясь доставить мне как можно больше удовольствия! —
Она действовала нагло, и Лапа решил о т о м с т и т ь ей
за все ее предыдущие коварства по отношению ко всем
ее жертвам.
Илларион Венедиктович умолял его прекратить глу­
пости, вернуться домой, ведь там их ждут, а его жизнь
в опасности, но Лапа развязно спросил свою спутницу:
339

— С чего начнем, дорогая? Попробую оправдать ва­
ши представления о рыцарстве!
— Вы очаровательны! — восхитилась и даже немного
похихикала от восторга коварная девочка Верочка.—
Если не возражаете, начнем с кафе, где масса вкусней­
ших вещей и светомузыка. Достаточно ли у вас валю­
ты?
— Какие пустяки! Жаль, что нас не пустят в ресто­
ран, а кафе, простите, для младенцев.
— Жаль, что лицо у вас в синяках, — нежно провор­
ковала коварная девочка Верочка, беря Лапу под ру­
ку,— но, с другой стороны, это придает вам своеобраз­
ную загадочность! Знаете, мой прежний поклонник...
— Робик? — Лапа с трудом удержался, чтобы не вы­
рвать свою руку. — Он же Робка-Пробка, он же Робертина, а теперь Дыня? И по вашим понятиям, он явля­
ется рыцарем?
Она решила пока не замечать его поразительной ос­
ведомленности, хотя внутренне вся насторожилась, отве­
тила презрительно:
— По сравнению с вами, он полное ничтожество.
Никчемность Робика не скрывали даже прекрасные во­
лосы. Я пресекла всякие отношения с ним. Но простите,
я ведь даже не знаю вашего имени, м ой в е р н ы й ры­
царь!
— Я предпочитаю жить инкогнито, — гордо ответил
мальчик, — а прозвище мое — Лапа.
— Неизящно, — поморщилась коварная девочка Ве­
рочка. — Но, в принципе, мне симпатична ваша грубость.
Это от внутренней силы, да? И т о т удар ваш по т о м у
месту, и даже неприличное выражение, которое вы не
постеснялись употребить при мне, шокировали меня. Но
зато я сразу поняла, что предо мною необычная, не по­
хожая на других личность!
340

— Вы получили по заслугам, дорогая.
— Спорный вопрос, но я вас простила. Как, впрочем,
надеюсь, что и вы меня за все простите, и вообще... по­
звольте надеяться на вашу благосклонность.
Здесь, уважаемые читатели, нельзя не отметить, если
вспомнить мои вышеизложенные рассуждения о месте
в нашей жизни ничтожных натур, следующий немало­
важный факт. Они ничтожны по своим стремлениям и
духовным качествам, но силы для исполнения своих нич­
тожных желаний они прилагают огромные. Так вот и ве­
ла себя сейчас одна из ничтожнейших натур. И будь на
месте Лапы обыкновенный мальчик, коварная девочка
Верочка к р у т и л а бы им как угодно.
А в Лапе сейчас мальчик старику совершенно не под­
чинялся, и старик был доволен: они не позволят тор­
жествовать ничтожеству! И как замечательно — быть в
детстве!
Коварная же девочка Верочка продолжала н а с т у п ­
ление:
<
— В конце концов, Лапа, у нас есть что-то общее.
Мы, согласитесь без излишней скромности, незаурядные
натуры.
Илларион Венедиктович -крякнул от возмущения, а
Лапа присвистнул. Коварная девочка Верочка сделала
вид, что ничего не заметила.
В кафе они. заняли отдельный столик, и вскоре он
был заставлен вазочками с различных сортов мороже­
ным, стаканами с соками и молочными коктейлями, таре­
лочками со всевозможнейшими пирожными, и все это
странная пара, на которую оглядывались посетители,
уничтожала стремительно.
А в зале выла полутьма, сверкала разноцветными ог­
нями и гремела светомузыка, и разомлевшая от счастья
341

и угощений коварная девочка Верочка ухитрялась есть,
нить и шептать:
— Обратите внимание, с какой завистью смотрят на
нас все! Я обожаю жить только так, чтобы мне за-ви-дова-ли! Откуда у вас деньги?
— Я честно заработал их, — сквозь зубы процедил
Лапа.
— А Робик регулярно воровал у деда! Но такой рос­
коши он не мог мне предоставить... Дорогой Лапочка, не­
ужели я не сумею вам понравиться? Не лишайте меня
хотя бы надежды!
— Вы не только не способны мне понравиться, — с
презрением ответил Лапа,.— я приложу все усилия, что­
бы разоблачить вас перед всеми. Я докажу, что вы не
воспитанная девочк^рсроника, а коварное существо Верочка.
— И юмор у вас грубый! И это вам идет! — расхихи­
калась она, хотя невольно поерзала на стулике, вспом­
нив т о т удар. — Мне жаль терять вас, Лапочка!
— Вот из-за этой ерунды? — Он показал на опусто­
шенный стол.— До чего же вы испорчены! — почти с со­
жалением воскликнул он. — Чего бы вы еще хотели, до­
рогая?
— Пусть я испорчена! — с достоинством отозвалась
она и немного похихикала. — Но я живу интересно!
Свободно! Ведь выпало же мне счастье быть с вами!
Кстати, я обожаю кататься в машине!
— Такси вас устраивает?
— Вполне!
Илларион Венедиктович уже совершенно сурово спро­
сил Лапу, что тот задумал. А Лапа не мог ему признать­
ся, что в нем борются уже два противоположных жела­
ния: доставить удовольствие той, которую полагал пол­
ным ничтожеством, и отомстить ей за все коварства.
342

Словно учуяв это, она горячо защебетала, крепко держа
Лапу под руку и наклонившись к его уху:
— Вы переполнены предрассудками и, простите, не
очень современны... Такси! Такси! — закричала ковар­
ная девочка Верочка.
Сначала шофер не хотел пускать их в машину, но
Лапа вежливо спросил:
— Почему? Вы свободны. Маршрутом мы вас не ог­
раничиваем. Нам просто хочется покататься. Деньги
у нас есть. Если же вас смущают мои синяки...
— Он один схватился с целой бандой! — гордо сооб­
щила коварная девочка Верочка. — Один! И вышел по­
бедителем!
— Убедили, — невесело сказал шофер, — поехали. Но
родители вас балуют, а это к добру не приведет.
Они промолчали на это замечание, через некоторое
время спутница спросила Лапу:
— Откуда у вас так много сведений обо мне? Кто и
зачем помогает вам собирать клевету и сплетни?
— Вы прекрасно знаете, что это не клевета и не
сплетни, — не сдержавшись, громко ответил Лапа, не
глядя на нее. — Мне о вас много рассказывал, например,
генерал-лейтенант в отставке Илларион Венедиктович
Самойлов.
,
— Генерал-лейтенант в отставке! — насмешливо вос­
кликнула коварная девочка Верочка. — Этот стари­
кашка?
— Кто вам дал право, — гневно спросил Илларион
Венедиктович, — так неуважительно отзываться о пожи­
лом человеке, который воевал за ваше будущее?
— Я его не просила!
Машина резко остановилась, и шофер, не оборачи­
ваясь к пассажирам, тихо, но грозно сказал:
343

— Вот что... Как бывший фронтовик, я эту... дальше
не повезу.
— Совершенно справедливое решение, — устало отве­
тил Лана. — Прошу вас. — Он открыл дверцу, помог ни­
чего не подозревающей спутнице выйти, быстро сел об­
ратно и едва захлопнул дверцу, как машина тронулась
с места и быстро покатила вперед.
Ни шофер, ни Лапа не услышали возмущенного, ис­
тошного вопля коварной девочки Верочки: ведь ее оста­
вили почти на окраине города.
— Откуда только берутся такие? — даже не сердито,
а растерянно спросил шофер. — А ты, парень, молодец.
Больше с такими не связывайся.
— Я, пожалуй, пройдусь пешком, — печально сказал
Илларион Венедиктович в полном согласии с Лапой,
расплатился и вылез из машины.
Не успел он пройти и ста шагов, как у него больно
кольнуло сердце, пришлось присесть на скамью.
«Ну, чего ты добился?» — спросил Илларион Венедик­
тович, а Лапа ответил: «Будто не знаешь? Немного от­
вел душу. Отомстил ничтожеству». «Вполне понимаю те­
344

бя, — согласился Илларион Венедиктович, — а я хоть не­
множечко, да побыл в детстве! Но что мы обнаружи­
ли?— И сам ответил: — В войне за сердца и умы людей
врагам нашим, к сожалению, есть на кого рассчитывать
даже среди детей».
Голова у него словно налилась свинцом, весь он ос­
лаб, сидел, держась руками за спинку скамьи, раздумы­
вал вяло и туманно: «Что-то делает со мной грандиозус
наоборогус... Но ведь мне захотелось пройтись пешком...
А до дома так далеко... А там меня ждут... Позвать на
помощь?.. Или так пройдет?»
Илларион Венедиктович потерял сознание, однако
продолжал сидеть, инстинктивно держась руками за

спинку скамьи, мгновениями сознание возвращалось
к нему, он еще крепче сжимал руки...
— Попрошу прямо и как'можно быстрее! — скоман­
довал в это время Дорогуша шоферу. Звуки в металли­
ческой голове робота почти совсем затихли: он обнару­
жил того, кого искал.
А вокруг лежавшего на скамье Лапы уже собрались
любопытные и оживленно обсуждали, что могло случить*
ся с мальчиком. Он был уже в глубоком обмороке.
— Попрошу остановиться!
Из машины вышел Дорогуша, перед ним все рассту­
пились в удивлении. Он бережно взял Лапу на свои ме­
ханические руки, с помощью шофера уложил его на зад­
нее сиденье, сам устроился в ногах.
По дороге Илларион Венедиктович очнулся, открыл
глаза, увидел Дорогушу, сообразил, где они находятся,
прошептал:
— Быстро к Ивану...
— Не понял, — ответил робот.
— Я понял, — сказал шофер, — мы, Дорогуша, едем
к Гордею Васильевичу.
— Вас понял.
К концу пути Илларион Венедиктович пришел в себя,
но когда машина остановилась у подъезда, Дорогуша
все-таки помог ему выйти, под руку ввел в лифт, вывел
и, не убрав своей металлической руки, вошел с ним в
квартиру, сказал:
— Задание выполнено.
Все его начали благодарить, а Иван Варфоломеевич
попросил:
— Ну, Лапа, рассказывай, что с тобой было. Обмо­
рок? Неожиданный? Что ж... В принципе лечить тебя,
вернее, исследовать, могу только я. Сейчас привезут до346

зу одной составной части грандиозуса наоборотуса... На­
до что-то придумать. И чтобы врачи были рядом.
— Как ты себя сейчас чувствуешь? — обеспокоенно
спросил Роман. — Почему ты непослушен, как ребенок?
Илларион Венедиктович слабо улыбнулся и ответил:
— Это сложно объяснить. Физически я просто немно­
го устал. А вот в остальном... Понимаете, во мне одно­
временно живут, действуют и непрестанно спорят маль­
чик и старик... И вот когда побеждает мальчик, мне не­
обыкновенно... непередаваемо... мне даже стала чуть-чуть
нравиться одна, правда, непорядочная, девочка...
— Папуля! — изумленно воскликнул Роман.
— А что? — весело отозвался Илларион Венедикто­
вич.— Ты же был влюбчив с самого раннего детства,
можно сказать... Так вот, к вашему сведению, я наслаж­
дался тем, что я в детстве... Временами я совершенно
забывал о старике, который живет во мне... И, что бы
со мной ни случилось, мои дорогие, я У Ж Е ни о чем не
жалею! Я по-прежнему мечтаю пожить Лапой! Я сумею
принести пользу детям! Я полагаю...
— А я полагаю, что ты элементарно заговариваешь­
ся, — проворчал, впрочем, не очень уж и сердито, Иван
Варфоломеевич. — В тебе действительно появилось чтото младенческое. Хорошо еще, что я примерно предпо­
лагаю, как действует эликсир. При-мер-но, учти. Но вот
как он б у д е т действовать дальше, понятия не имею.
Ты только подумай: неизвестно, какая участь ждет тебя.*
— Меня это не пугает, — с виноватой улыбкой сказал
Илларион Венедиктович. — В любом случае это будет
небесполезно для науки. И еще: моя вина не так уж и
велика. Я ведь не намеренно выпил твой грандиозус
наоборогус.
— Конечно, конечно, во всем виноват я! — разгоря­
чился Иван Варфоломеевич, — Это меня и гнетет!
347

— И совершенно напрасно, — осторожно заговорил
молчавший до сих пор Гордей Васильевич. — Я убежден,
что Иван доведет свое изумительное открытие до блестя­
щего завершения. Но! — он даже встал от внезапного
волнения. — Ни на минуту мы не должны забывать
о том, что если мы тревожимся о судьбах детей нашей,
можно прямо сказать, многострадальной планеты, то
враги интересуются не зверюшками-игрушками. Для них
твое изобретение, дорогой Иван, — о р у ж и е против че­
ловечества, если они им завладеют!
— Этого не случится, — твердо произнес Иван Вар­
фоломеевич.— Я разделяю твои чувства и мысли, доро­
гой Гордеюшка. Не беспокойся, я выполню свой граж­
данский долг.
*
— Никто в этом и не сомневается, — сказал Иллари­
он Венедиктович. — Дети нуждаются в нашей помощи,
все равно, я убежден, мы должны заниматься ими боль­
ше, чем занимаемся. Каждый из них, понимаете, каждый
нужен стране. Ни одного из них, даже обормота, или
обормотки, нельзя отдавать врагам! Я знаю, что враги
уже тянутся к ним, пытаются на них воздействовать!
И наш гражданский, отцовский и дедовский долг — на­
поминать людям об этом! Ведь они только ростом ма­
ленькие, потомчики-то наши! Они растут так быстро, что
мы иногда не успеваем воспитать их! Ведь какое это ве­
ликое горе, когда из сына или внука, дочери или внучки
вырастает обормот или обормотка! И чтобы этого не
случалось, жизни жалеть не. надо!
В это время из лаборатории доставили требуемую
дозу составной части эликсира грандиозус наоборотус,
прибывшие врачи долго обследовали Лапу и вынесли
решение: нормальный, но не по годам развитый мальчик.
После ухода врачей Илларион Венедиктович выпил
дозу эликсира, спросил:
348

— А поесть мне можно?
— Ешь и пей сколько хочешь, — разрешил Иван Вар­
фоломеевич.— Часа через два примешь еще дозу... До
этого времени я побуду с тобой. Все равно Сереженьки
нет дома. Ну, и придется доложить куда следует. Об
этом мы попросим Гордеюшку. Я слишком взволнован.
Рома, расставляй шахматы.
Теперь нам с вами, уважаемые читатели, надо спе­
шить в квартиру-универмаг почти со всеми отделами
бывшего собачьего гипнотизера по фамилии Шпунт, он
же Эдик, он же агент иностранной разведки по кличке
Суслик.
Там, если вы помните, Григорий Григорьевич взялся
своим кастрюльным методом излечить малюсенькую со­
бачку, злобную, как взрослый тигр-людоед, и увидел, что
за оконной портьерой стоит человек в зеркальных очках
п с ножом в руке.
Как ветеран войны и милицейской службы, Григорий
Григорьевич приказал себе действовать хладнокровно и
выполнить свой долг до конца. Он, конечно, понимал, что
человек за портьерой — крупный, опасный и опытный
преступник и задержать его вряд ли удастся. Значит, за­
дача состоит в том, чтобы увидеть, запомнить лицо пре­
ступника и заявить о нем.
Держа в далеко вытянутой, руке клетку с бесновав­
шейся в ней маленькой собачкой, злобной, как взрос­
лый тигр-людоед, в кухню вошел Суслик и поставил
клетку на пол.
Собачка з а б е с н о в а л а с ь еще сильнее.
— Да, с НИМ придется повозиться, — озабоченно
проговорил Григорий Григорьевич, единственным своим
глазом внимательно взглянув на человека в зеркальных
очках и с ножом в руке.
349

— Это не он, а она, — жалобно промямлил Эдик,—
до кличке Эммочка.
— Кастрюлю! — приказал Григорий Григорьевич.—
И слушать все мои распоряжения! Повторяю и пре­
дупреждаю: с НИМ придется повозиться!
— Да не с ним, а с ней!
Шпионов готовят ко всему, они должны уметь реши­
тельно и безошибочно действовать в любых, самых неве­
роятных ситуациях, не испытывать ни растерянности, ни
страха и т. д. и т. п. Но их не учат, мне это, уважаемые
читатели, точно известно, схваткам с малюсенькими со­
бачками, злобными, как взрослый тигр-людоед!
Эммочка к р а й н е свирепствовала. Такого сверхнаизлобнейшего тявканья природа еще не знала. Рассвире­
певший взрослый тигр-людоед по сравнению с ней (не
по размерам, а сущностью) показался бы котом, рассер­
дившимся на кошку.
— Я беру кастрюлю, — громогласно объяснял Григо­
рий Григорьевич план своих действий Эдику, — а вы от­
крываете клетку, и я пытаюсь накрыть ЕГО кастрюлей,
— Да не его, а ее, Эммочку!
— Не рассуждать, а действовать! Открывайте
клетку!
— Б... б... б... боюсь, — прошептал Эдик, — а вдруг
она... — И он отбежал подальше в угол и выкрикнул от­
туда:— Действуйте сами, это же ваш метод!
Если бы я решил, уважаемые читатели, передать в
точности, что сейчас думал о Суслике Сынок, мне приш­
лось бы обойтись одними многоточиями.
— Меня все это абсолютно не устраивает, — раздра­
женно сказал Григорий Григорьевич, напряженно думая
над тем, что сделать, чтобы увидеть лицо преступника.—
И ваше трусливое поведение меня возмущает. Не могу;
же я один..,
350

— Можете, можете, вы все можете! — взмолился
Эдик. — Ваш кастрюльный метод безупречен!
— Иду на риск! — решительно заявил Григорий Гри­
горьевич.— Огромнейший риск! За последствия ответст­
венности не несу! Что я буду делать? — спросил он и от­
ветил: — Во-первых, я могу уйти, чтобы не быть искусан­
ным...
— У... у... у...
— Не умоляйте, не поможет. Во-вторых, я немедлен­
но доложу куда следует, что собачьей практикой вы за­
нимаетесь незаконно, потому что на каждом шагу демон­
стрируете свою профессиональную непригодность.
В-третьих...
— П... п.... п...
— Просить не надо! — И тут Григорий Григорьевич
почувствовал; преступник за портьерой понял, что его за­
метили.— Только гуманное отношение к животным вы­
нуждает меня идти на риск! Я все делаю сам!
— Начинайте! — восторженно завопил Эдик. — Ж е­
лаю успеха!
Григорий Григорьевич с кастрюлей в одной руке по­
дошел к клетке, где Эммочка находилась уже за преде­
лами разъяренности взрослого тигра-людоеда, открыл
дверцу, и когда собачка стрелой вылетела оттуда, н а ­
м е р е н н о не смог накрыть ее кастрюлей, а ловко вско­
чил на табурет.
То же самое мгновенно проделал Эдик, и Эммочка
бросилась, что вполне естественно, на Сынка, который
был для нее досягаем, и стала рвать на нем брюки и
впиваться в его ноги, конечно, попеременно то в одну, то
в другую.
Как ни сдерживался Сынок, но, повторяю, в обшир­
нейшей программе обучения в шпионской организации
«Целенаправленные Результативные Уничтожения» та351

кого упражнения не предусматривалось. Сынок знал, на­
пример, как отбиться от крупной собаки, да еще имея в
руках оружие, .а вот как отделаться от малюсенькой со­
бачки, которую он даже толком разглядеть не мог, агент
не знал. Он лишь мужественно молчал, поднимая то од­
ну, то другую ногу, пытаясь отпнуть Эммочку, но тщет­
но... Казалось, каждый очередной укус Эммочки был
значительно болезненнее предыдущего...
И, не выдержав мук, Сынок выскочил из-за портьеры,
заметался, преследуемый Эммочкой, по кухне, ища, куда
бы забраться повыше, не соображая, что проще всего
влезть на подоконник. Когда он пробегал мимо Григория
Григорьевича, тот, теперь уже точно прицелившись, на­
дел на агента кастрюлю и даже немного покачал ее из
стороны в сторону, чтобы сбить очки.
Терзаемый Эммочкой, Сынок сам сорвал кастрюлю,
а Григорий Григорьевич, мгновенно, но во всех подроб­
ностях запечатлев его лицо в своей памяти, крикнул:
— Больше я рисковать не намерен! Действуйте са­
ми!— и, спрыгнув с табурета, бросился вон из кухни.
Хлопнула дверь.
И хотя Сынок находился теперь в безопасном поло­
жении— занял место на табурете, — состояние его было
нечеловечески разъяренным. Размахивая кастрюлей, он
выкрикивал то, что можно передать лишь крупными, ве­
личиной примерно с горошину многоточиями.
Эммочка чуть приустала, но продолжала бесноваться,
носясь от одного табурета к другому. Сынок понимал,
что надо действовать: ведь неизвестно, что сейчас делает
сбежавший пенсионер. Прицелившись, агент спрыгнул с
табурета, накрыл Эммочку кастрюлей. ‘
Некоторое время кастрюля ползала по полу...
— Придавите чем-нибудь, — посоветовал Суслик, ос­
таваясь на табурете, — а то она.., Придавите, придавите!
352

— Я тебя самого сначала придавлю! — злобно ото­
звался Сынок, в изнеможении сел на кастрюлю и заку­
рил.
Он оглядел себя: брюк до колен у него практически
не было, ноги были в укусах, царапинах, крови.
Л Суслик все еще продолжал стоять на табурете, как
живой памятник своим безразмерным глупости и тру­
сости, но вдруг обрел некое подобие относительного спо­
койствия и заговорил:
— Собственно, ничего страшного, тем более непоп­
равимого, не случилось. Кроме, конечно, ваших ране­
ний... Брюки вам придется купить, потому что в моем
гардеробе на ваш рост...
— Слушай, Суслик, осел ты последний, — довольно
равнодушным, вернее, предельно усталым, тоном остано­
вил его Сынок, морщась от боли. — Как я объясню сво­
ему так называемому отцу вот это? — Он показал на
свои истерзанные ноги.
— Пустяки! Скажете, что вас искусала собака! Такая
большая-пребольшая!
— А если тот пенсионер сейчас приведет сюда мили­
цию?
— Ну и что? Вы мой клиент, вас искусала моя собака.
Я плачу штраф... будто бы, конечно! — радостно предло­
жил Суслик.
— Боже мой, ну и ду-у-урак, — печально протянул
Сынок. — Да слезь ты с табурета! — заорал он. — Кто
этот пенсионеришка с его кастрюльным методом?
— Сначала я принял его за вас. — Суслик сел на та­
бурете, поджав ноги. — Он приходил со старушкой, я ее
усыпил, разбудить не мог, а она в гипнотическом сне
тявкала и утверждала, что попала в руки шпиона. Я со­
вершенно запутался, — простодушно признался Суслик,
354

опять же по своей безразмерной глупости решивший, что
шпионские его дела идут прекрасно.
У Сынка уже не было сил ругаться. Он встал с каст­
рюли, пересел на табурет, уныло сказал:
— Ведь по инструкции и старушку, и пенсионеришку, да и тебя надо бы убрать. Но это опасно.
— Никого не надо убирать! — взмолился Суслик. —
Старушка совершенно безобидна, видимо, насмотрелась
фильмов о шпионах. Пенсионер — обыкновенный контро­
лер на всех видах городского транспорта, кроме такси,
конечно. А я обязуюсь быть образцовым агентом.
— Ничего другого тебе и не остается, — пробурчал
Сынок, — принеси мне ножницы, а я взгляну на собачку,
чтоб она там сдохла.
Когда Суслик вернулся с ножницами, Эммочка лежа­
ла на полу вверх лапками, но один глаз у нее был от­
крыт. Сынок достал из кармана белый, с фашистскими
свастичками галстук, мелко-мелко-мелко изрезал его,
приказал:
— Выбрось в мусоропровод! — Затем он снял брюки,
морщась от боли. — Туда же!
Выполнив приказания, Суслик спросил:
— Мне идти в магазин за брюками? Но у меня дома
ни копейки, честное слово...
— Где у тебя телефон? — И Сынок вслед за хозяином
прошел в одну из многочисленных комнат, вызвал «ско­
рую помощь», разговаривая высокомерно, даже несколь­
ко грубовато, представился сыном известного ученого Мо­
тылечка, просил прислать санитаров с носилками... — Вот
так! — удовлетворенно произнес он, положив трубку.—
Сегодня или завтра я буду у тебя. И постарайся больше
не делать глупостей. Возобнови прием пациенток. Будь
похожим на нормального человека. Учти: если ты бу­
355

дешь вести себя исправно, с заданием мы справимся
быстро. Уразумел?
Со «скорой помощью» все произошло именно так, как
рассчитал Сынок. Приехавшие врачи и медсестры обра­
ботали ему ноги, сделали уколы, санитары вынесли его
на носилках и налносилках же подняли в квартиру.
Зато не повезло Григорию Григорьевичу. Выбежав
от собачьего гипнотизера по фамилии Шпунт, он не на­
правился сразу в милицию, а решил сам проследить,
куда пойдет опасный преступник. Душа ветерана мили­
цейской службы жаждала настоящей оперативной рабо­
ты! И вот вам... Конечно, не все потеряно: он сообщит,
что обнаружил преступника, сообщит о подозрительном
образе жизни собачьего специалиста, но он мечтал
явиться в милицию с более точными сведениями!
Когда же Сынка несли в машину «скорой помощи»,
Эммочка из квартиры выпрыгнула и осталась сидеть на
асфальте никем не замеченной. Она безучастно смотре­
ла по сторонам и, увидев выходящего из-за угла Григогория Григорьевича, радостно бросилась к нему.
— Эммочка! — изумился он и взял ее на руки. — По­
чему ты здесь одна?
«Не могу объяснить тебе, — взглядом ответила она.—
Ведь ты все равно не поймешь моего тявканья. Пойми
хотя бы одно: я так рада тебе! Ах, как рада! И не бросай
меня, хотя у тебя наверняка есть другая! А те х двоих
я боюсь, я не хочу возвращаться туда!»
— Да не волнуйся ты, ни о чем не волнуйся, — успо­
каивал ее Григорий Григорьевич. - - Я тебя не оставлю.
В милиции его поблагодарили за сообщение о собы­
тиях, происходящих в квартире-универмаге почти со все­
ми отделами, заверили, что делается все, необходимое
в таких случаях, и Григорий Григорьевич вышел оттуда
гордый сознанием исполненного долга.
356

Но через некоторое время он начал испытывать не­
ясное пок^ смятение и виноватость. И, лишь встретив
тревожный взгляд Эммочки, понял, что волнуется о
судьбе Анастасии Георгиевны. Все-таки он поступил не­
справедливо, лишив ее единственного утешения в жизни
и возможности перевоспитать хотя бы одного оратора из
оравы. К тому же, сейчас у него появилась ЭммоЧка, у
которой никого нет, кроме него. Поэтому надо погово­
рить с Джульетточкой, объяснить ей создавшееся поло­
жение, и она, умница, все должна понять. Кстати, ее чув­
ство к Григорию Григорьевичу, только сейчас сообразил
он, могло быть лишь благодарностью, а не любовью.
И пока он, уважаемые читатели, размышляет, как ему
быть, чтобы наилучшим образом устроить судьбу близ­
ких ему существ, проследим за действиями Сынка.
Еще лежа на носилках в «скорой помощи», он успо­
каивал себя мыслью о том, что с заданием справится
быстро. Старикашка обожает его, пока он, майор Серж
фон Ллойд, сам лично не допустил ни одной оплошности,
а Суслика, если он еще вздумает валять дурака, можно
привести в порядок. Задание было рассчитано на дли­
тельный срок, сейчас все надо делать значительно быст­
рее, и Сынок уже был готов к этому.
Ивана Варфоломеевича, к счастью, дома не оказа­
лось. Сынок быстро переоделся и сразу приступил к де­
лу: начал искать записи об эликсире или препарате, на­
звания которого пока он еще не знал. Они могли оказать­
ся в самом неожиданном месте. Ученый ведь жил один
и вполне мог делать записи, к примеру, хоть на кухне
и там же их оставить. Об этом Сергею Ивановичу со­
общила убиравшая квартиру старушка.
Сегодня мозг агента, видимо, от всего пережитого в
квартире-универмаге почти со всеми отделами, работал
необыкновенно остро. Сынок вспомнил, что в аэропорту
357

сотрудники поздравляли Ивана Варфоломеевича с новы­
ми достигнутыми ими результатами, а он сообщил, что
привез какие-то новости, которые явятся для лаборато­
рии праздником. Конечно, он имел в виду записи, кото­
рые делал в отеле, а записи могли быть — где? С удов­
летворением потирая руки, Сынок направился к чемо­
дану, из которого недавно ловко выкрал свой белый, с
фашистскими свастичками галстук, осторожно и самым
тщательным образом перебрал вещи и на дне обнаружил
блокнот, исписанный формулами и колонками цифр.
Включив торшер, Сынок положил блокнот на под­
ставку, взял миниатюрнейший фотоаппаратик и начал
неторопливо, тщательно делать снимки с каждого
листка.
Агентское сердце ликовало.
— Чем занимаешься, сынок? — услышал он за своей
спиной голос неслышно вошедшего в комнату Ивана
Варфоломеевича.
Шпионское сердце похолодело.

ГЛаВа под ко *™ * О УИ йщ ддап,, „од „„адоиием

пэтя шпионские исловедимЫ •
или

• превращение Сереженыси
» майора С о р ж а ф о н Л л о й д а
печаленный, просто переполненный горем Вовик вроде
бы бесцельно слонялся по
|улицам, а на самом деле
думал и думал, как бы ему
встретиться с Илларионом
Венедиктовичем и Лапой.
После знакомства с ними Вовику захотелось жить
совсем иначе, чем он жил прежде. Конечно, и коварная
девочка Верочка не выходила у него из головы и, увы,
из сердца. И, честно говоря, он не знал, как будет вести
себя, если случайно встретится с ней. Умом он понимал,
что надо пройти мимо, даже не оглядываясь и не сказаЕ*
ей ни слова. Но сердце осторожно намекало, что в нем
тлеет высокое и прекрасное чувство к той, которая ког­
да-то была воспитанной девочкой Вероникой, вся голова
в разноцветных бантиках...
Он и не заметил, что давно сидит на скамье у подъ­
езда, в котором живет Илларион Венедиктович. Впервые
в жизни Вовик чувствовал, что ему нужен друг, человек,
с которым интересно жить, заниматься чем-нибудь важ­
ным... Сейчас он даже представить не мог, как это он
359

ухитрился п р о д р ы х а т ь встречу с генерал-лейтенан­
том в отставке, который обещал сообщить ему какую-то
тайну, предлагал свою дружбу...
Когда из подъезда вышли врачи, Вовик почему-то
решил, что они от Иллариона Венедиктовича, и растре­
вожился, не случилось ли чего с ним. Но зайти в квар­
тиру он постеснялся, помня просьбу Лапы не беспокоить
генерал-лейтенанта несколько дней. Куда идти? Что де­
лать? Чем заняться?.. И такая огромная одолела его
тоска, такое сильнейшее ощущение собственной ненуж­
ности никому, что он впервые в жизни испытал желание
подраться, вот как бился Лапа — один с несколькими
бандитами.
Не заметил Вовик, как из-за угла появился озабочен­
ный Григорий Григорьевич с Эммочкой на руках. Сразу
сообщу вам, уважаемые читатели: он до того был озабо­
чен судьбой Анастасии Георгиевны и Джульетточки, что
п р и б р е л не к тому дому!
На Вовиково счастье, Григорий Григорьевич заметил
мальчишку, обрадовался, но подойдя, обнаружил, в ка­
ком горестном состоянии тот находится, участливо спро­
сил:
— Чего это с тобой? Опять женщина?
— Не знаю, — печально отозвался Вовик. — Может
быть...
— Всем сердцем понимаю тебя, — сокрушенно произ­
нес Григорий Григорьевич. — От женщины, которая же­
стоко и коварно тебя обманывала, легко не отделаешься.
По себе знаю. Придется тебе еще немало пострадать, но
все это будет тебе только на пользу. Однако, Вовик, про­
тив любых бед и страданий есть одно сильное средство —
дела и заботы! Желательно — о других, а не о себе. По­
моги-ка мне! Чего тебе, понимаешь ли, пребывать в без­
действии?
360

— Опять эта собаченция? — с презрением спросил
Вовин.
— И эта вот, Эммочка, — нежно ответил Григорий
Григорьевич, — и другая, известная тебе Джульетточка.
А главное, Анастасия Георгиевна. Она в сочувствии и по­
мощи очень нуждается. Собачкам лучше не видеть друг
друга, они ревнивы, а ревность, друг мой, любое живое
существо даже на преступление толкнуть может. Ты по­
стоишь с Эммочкой в соседнем подъезде, а когда я уйду
за угол с Джульетточкой, занесешь Эммочку в мою
квартиру. Чувства, даже собачьи, уважать надо.
Конечно, Вовик подумал, что вот, мол, кто о ком пе­
реживает, но выполнить просьбу согласился, тем более
почувствовал, что оставаться одному ему просто невмо­
готу.
Все-таки богатый жизненный опыт правильно подска­
зал Григорию Григорьевичу, как ему быть с Джульет­
точкой. Он застал ее скучной, вялой, не прикоснувшейся
к еде.
— Все понял, все! — обрадовался он. — Не забыла ты
свою дорогую Анастасию Георгиевну.
Сразу ожила Джульетточка, взглядом умоляюще по­
просила: «Вам я за все благодарна, но соедините меня,
пожалуйста, с моей законной владелицей!»
— Идем, идем! — ответил ей Григорий Григорь­
евич. — Вернее, едем, едем на любом из видов городского
транспорта, в том числе и на такси, конечно!
Как реагировала Анастасия Георгиевна на возвраще­
ние Джульетточки, нет необходимости, уважаемые чита­
тели, описывать.
Выслушав поток благодарных слов, Григорий Гри­
горьевич поспешил к своей Эммочке, на радостях, увы,
забыв о Вовике.
361

Нет никакого сомнения в том, что кое-кому покажет­
ся если и не смешной, то, по крайней мере, странной и
даже нелепой привязанность старых людей к собачкам
и кошкам. Ничего в этом смешного, странного, тем более
нелепого, — нет. С собачкой или кошкой жить еще мож­
но: все-таки рядом живое существо, — а сколько одино­
ких старых людей даже без домашних животных дожи­
вает свой век? Вы, уважаемые читатели, хотя бы одному
или одной из них помогли чем-нибудь когда-нибудь гденибудь? Помогите, пожалуйста, при случае. Доброе дело
сделаете.
Теперь мы возвращаемся, пожалуй, к одному из са­
мых главных событий нашего повествования. Помните,
Иван Варфоломеевич спросил Сереженьку, застав его за
фотографированием страниц своего блокнота, в котором
были зафиксированы последние данные об эликсире
грандиозус наоборотус.
— Чем занимаешься, сынок? — И получилось так,
словно он просто полюбопытствовал, хотя ум его отка­
зался сразу оценить подлинное значение происходив­
шего. Иван Варфоломеевич обессилел, опустился в крес­
ло и машинально переспросил: — Чем занимаешься?
— Работой, папа, — спокойно ответил Сережа, делая
все так же неторопливо и тщательно последние сним­
ки.— Жаль, что ты застал меня за этим, очень ж аль.—
Он сел напротив, устало развалившись в кресле. — Я хо­
тел все скрыть, дорогой отец, чтобы не волновать тебя
понапрасну.
— Принеси мне, пожалуйста, стаканчик вина, — по­
просил Иван Варфоломеевич, который, как ему каза­
лось, и не волновался нисколько, а просто потерял спо­
собность испытывать что-либо. — Там, в кухонном шкаф­
чике, есть такая длинная бутылка.
— Тебе — вина?!
362

— Да, очень помогает... я тяну эту бутылку уже года
два.
Сережа (или Серж?) принес стаканчик, но Иван Вар­
фоломеевич долго не мог поднять руки, только шевелил
пальцами. Прикрыв глаза, он приказал себе держаться,
не раскисать, открыл глаза, взял стаканчик, медленно,
маленькими глотками выпил, проговорил:
— Вот спасибо...
И молчал. Он знал свою особенность не сразу реаги­
ровать на несчастье или неудачу, это обыкновенно на­
ступало чуть после, а сейчас он спросил, словно просто
поинтересовался:
— Надеюсь, ты все-таки не мой сын? Тогда мне ста­
ло бы хоть чуточку легче.
— Папа, я тебе все объясню. — Сережа (или Серж?)
заметно нервничал. — Ты же знаешь, моей мечтой было
вернуться к тебе. И я не торговался со своими хозяева­
ми. Это было бы в высшей степени бесполезно и в не
меньшей степени опасно. Со мной могли р а с п р а в и т ь ­
ся в любой момент любымспособом. А условие было
одно: добыть секрет твоего изобретения. Если я не вы­
полню этого условия, меня вскоре не будет... в живых.
Понимаешь? Меня не будет в живых!
— Почему ты сразу не сказал мне об этом?
— Повторяю: не хотел тебя волновать. Не приди ты
вот недавно, и все обошлось бы самым наилучшим обра­
зом.
— И что ты сейчас предлагаешь мне? — продолжал
словно бы просто интересоваться Иван Варфоломеевич.
Он чувствовал, как усталость расползается по всему те­
лу.— Стать предателем? Твоим сообщником?
— Каким предателем?! — искренне поразился Серж
(или Сережа?). — Изобретение принадлежит тебе! Ты
его полновластный хозяин!
363

Иван Варфоломеевич покачал головой, ответил:
— Все, что мы делаем, у нас принадлежит народу.
Понимаешь, мне предоставляют условия для работы.
Я имею полную возможность заниматься любимым де­
лом. Делом всей моей жизни. Я счастлив. Больше мне
ничего не надо. Я, естественно, горд, что моим, представ­
лявшимся мне совершенно невинным, изобретением за­
интересовались твои хозяева. Значит, и я могу работать
на оборону. Но объясни, пожалуйста, на ЧТО сейчас
рассчитываешь ты? Только на мое, тобою предполага­
емое предательство? Его ты не добьешься. Нет сил, кото­
рые вынудили бы меня...
— Никто тебя, папа, ни к чему не принуждает! — Се­
режа (или все-таки Серж?) уже явно нервничал и не
мог этого скрыть. — Давай не будем усложнять и без
того запутанную ситуацию. В этом блокноте зафиксиро­
ван принцип твоих зверюшек-игрушек? Молчишь... Пред­
положим, зафиксирован. Тогда остается один вопрос: ты
хочешь или не хочешь, чтобы я был с тобой или ТЫ ХО­
ЧЕШЬ, ЧТОБЫ МЕНЯ УБРАЛИ?
— Для меня нет выше счастья, чтобы сын мой был
рядом,— безразличным тоном отозвался Иван Варфоло­
меевич, думая лишь о том, чтобы не поддаться охватив­
шей его тяжелой усталости, которая постепенно превра­
щалась в сонливость. — Но сын ты мне или не сын, ты
совершаешь государственное преступление... — У него
вырвался короткий стон. — И ты будешь отвечать за не­
го по нашим законам.
— Отец, но если ты действительно...
— Ты дал мне снотворное, Серж, — слабым голосом
прошептал Иван Варфоломеевич. — Зачем? Чего ты этим
добьешься? Или это яд?.. Раньше я предполагал, что вы
действуете умнее... — И, широко зевнув, он заснул.
364

Сынок быстро перенес его на диван, снял с него бо­
тинки, пиджак, положил под голову подушку, накрыл
пледом и бросился вон из квартиры.
Вскоре он уже был у Суслика и торопливо приказы­
вал:
— Вот это немедленно передай куда следует. Не­
сколько дней меня не жди. Все в порядке. Но — передай
сейчас же!
В волнении Сынок и не заметил, что Суслик был уди­
вительно спокоен, даже умиротворен.
И пока Сынок мчится обратно, я успею, уважаемые
читатели, объяснить вам причину удивительного Сусликова спокойствия, даже умиротворения.
Часа два назад у него были сыновья, облазили квар­
тиру-универмаг почти со всеми отделами, радовались,
что вещи на своих местах, печалились, что отец все еще
жив и даже болеть не собирается, перед уходом пожела­
ли ему н е д о л г и х лет жизни.
— Ох, и дураки же вы... — Эдик помолчал, чтобы не
произнести рвущихся изнутри его существа неприличных
слов, ибо считал себя культурным, интеллигентным, поч­
ти образованным человеком. — Как вы не можете по­
нять, что вам ни в коем случае ничего не о т к о л е т с я ?
Я просто счастлив сообщить вам, что все мое богатство
вплоть до импортного ночного горшка будет к о н ф и с ­
к о в а н о ! — И он разразился нервным, чуть истериче­
ским, но все-таки радостным хохотом.
Сыновья не поверили ему и ушли.
Тогда из разных мест квартиры-универмага почти со
всеми отделами появились три молодых человека, не­
давно предъявлявших ему ордера на обыск и арест.
Один из них предложил:
— Вы бы хоть телевизор включили, Шпунтиков> что­
бы не скучать. Мы ведь можем пробыть у вас долго.
365

— Здесь я никогда не скучаю, — уныло ответил
агент, теперь можно сказать, уже бывший. — Я здесь
раньше мечтал. Но я очень, очень, очень доволен, что
моим подонкам ничего не достанется. Они ждали моей
смерти, как только стали совершеннолетними, чтобы за­
получить мои богатства... — Он истерически похохотал.—
Можно, я полежу на кровати? Давно я не испытывал
такого удовольствия!
Вот тут-то и явился Сынок, передал пакетик с плен­
кой и убежал.
— А его почему не тронули? — возмутился Суслик.
— Не извольте беспокоиться, — ответили ему, — да­
вайте пленку, а в условленное место передадите вот это.
— Я бы поел чего-нибудь вкусненького-вкусненького, — плаксиво произнес Суслик, вернее, уже опять
Эдик, — но дома у меня ничего такого не бывает. Я пи­
таюсь исключительно экономно — концентратами, лап­
шой, вермишелью... Как роскошь; позволяю себе иногда
пачку плавленого сырка, которую делю на два-три ра­
за. Когда я ем, мне кажется, что я жую деньги! Но зато,
когда я питаюсь исключительно экономно, мне кажется,
что кто-то в это время кладет мне в карман деньги!..
Пойду, с блаженством полежу на кровати...
— Учтите, нам скоро выходить, — предупредил один
из молодых людей.
На этом, уважаемые читатели, мы расстаемся с ни­
чтожнейшим субъектом по фамилии Шпунтиков, он же
бывший гипнотизер, затем бывший собачий гипнотизер
по фамилии Шпунт, он же Эдик, бывший владелец квар­
тиры-универмага почти со всеми отделами, он же быв­
ший агент иностранной разведки по кличке Суслик...
А Сынок, возвращаясь в квартиру, так торопился, что
думать не успевал. Задание, как он полагал, было вы­
полнено, и в невероятно короткий срок, но вот что делать
366

сейчас?! Примерно сутки старикашка проспит крепким
здоровым сном, потом у него должны образоваться про­
валы в памяти, и это состояние можно продлить при по­
мощи специальных снадобий чуть ли не на неделю. А за
это время можно кое-что и придумать... может быть,
«Целенаправленные Результативные Уничтожения» су­
меют вернуть его обратно... уже подполковником Сер­
жем фон Ллойдом!
Но, ворвавшись в квартиру, Сынок увидел такое, от
чего буквально остолбенел: Иван Варфоломеевич сидел
на диване с двумя пустыми стаканами в бессильно опу­
щенных руках. Глаза у него были полузакрыты.
— Что с тобой... папа? — очумело спросил Сынок,
судорожно соображая, что может произойти дальше.—
Отец, что с тобой?
Не ответив, а может, и не расслышав, Иван Варфо­
ломеевич с трудом, еле-еле-еле поднялся, выронил ста­
каны на диван и, шатаясь, вышел из комнаты, так и не
открыв глаз...
Мало сказать, что Сынок растерялся, — на какие-то
мгновения он вообще лишился возможности осмысли­
вать происходившее и инстинктивно бросился на кухню.
Но там Ивана Варфоломеевича не оказалось. Сынок
рванулся в другую комнату и увидел, что ученый что-то
допивает прямо из пузырька. После этого он глубоко пе­
редохнул, взглянул сонными глазами на Сынка и, види­
мо, не узнал его. Сел на кровать и неподвижно сидел,
низко свесив голову, безуспешно пытаясь положить руки
на колени.
Пока Сынок был у Суслика, произошло вот что. Д а­
же сквозь сон поняв, что он попал в руки врага, Иван
Варфоломеевич нечеловеческим, просто невероятным
усилием воли не давал снотворному завладеть собой.
Уже подсознательно, машинально он добрался до аптеч367

ки, не разыскал, а каким-то чутьем нащупал нужные
препараты, разбавил водой, выпил, но как все это делал
и как снова оказался на диване, не помнил.
Однако, когда сознание чуточку освободилось от сна,
а память перестала таять, Иван Варфоломеевич уже на­
чал туманно догадываться, что же с ним случилось и ка­
кие из лекарств надо немедленно принять. Он д о л ж е н
был окончательно очнуться!
.Тут-то Сынок и струсил самым настоящим образом.
Теперь он был во власти ученого, которого полагал рань­
ше безвольным старикашкой, а тот оказался... А каким
он был отцом! Из него веревки можно было вить! Сей­
час же он, пожалуй, майора Сержа фон Ллойда в бара­
ний рог согнет!
Иван Варфоломеевич поднял голову, взглянул на
Сержа еще слегка-слегка затуманенными глазами и с
усилием выговорил:
— Вам никогда не понять... что у нас есть... сильнее
всех ваших средств... сознание долга... Родина у нас
есть...
«Пленку Суслик сегодня передаст в надежные ру­
ки,— судорожно думал Сынок. — Мне просто надо спа­
сать свою шкуру... Задание я выполнил, но... что, что, что
делать, чтобы спастись?» И не умом даже, а чутьем заг­
нанного в ловушку зверя он ощутил, что можно, надо,
нужно, необходимо попробовать доказать, что он сын,
а не Сынок. Это единственный выход из положения,
единственный путь к спасению. И он ответил, по-настоя­
щему задыхаясь от страха:
— Отец... папа... ты считаешь, и ты прав, что я мно­
гого не понимаю здесь, у вас. Это моя беда... А ты хоть
раз подумал, что ты многого во мне не понимаешь?..
Ведь мне в мозги, печенку и селезенку ВБИЛИ чужое...
меня же ЛОМАЛИ во всех смыслах этого слова... Не368

ужели тебе так легко отправить меня на смерть? Неуже­
ли тебе легко будет без меня? Опять один... Слава бо­
гу, мне недолго придется страдать... — Голос Сержа (не­
ужели Сережи?!) звучал так проникновенно, что Иван
Варфоломеевич пытался не слушать его.
Почувствовав, что старается не зря, Серж (а вдруг
все-таки Сережа?!?!) продолжал еще проникновеннее,
невольно упав перед Иваном Варфоломеевичем на ко­
лени:
— Ты спрашиваешь, что я намерен делать? Верить,
что отцовские чувства не оставили тебя совсем. Сними
телефонную трубку, и мы больше не увидимся. И чем
скорее ты это сделаешь, тем лучше для меня. Я приму
свою судьбу, поверь, достойно. Я мечтал вернуться на
родину, мечтал обрести отца... Мы не поняли друг друга,
не смогли понять... наступит расплата обоим... Я ни в
чем не виню тебя, папа. У вас принято так, меня научили
другому. У нас не было времени разобраться во всем...
Прости меня, отец, за все и не поминай лихом...
— Серж... режа... — еле слышно сказал Иван Варфо­
ломеевич, которому каждое слово Сержа (ну, а вдруг
все-таки Сережи?!) больно ранило и без того больное
сердце. — Может, я и не выдержу, даже договорить не
успею... Нет, нет... — Он поднялся, слабым жестом руки
отказался от помощи, еле-еле-еле добрел до кухни, там
долго трясущимися руками наливал в стаканчик из
длинной бутылки, кое-как выпил, вернулся в комнату.—
Ты же обещал признание... раскаяние... а... предал... но
я пережил отцовское счастье.... мне его не забыть...
— Всего несколько дней, отец! И я получу от них
свободу! Пойми меня, хотя бы пожалей! Между двух ог­
ней я! Или они меня, или ТЫ... Тогда лучше — ТЫ!
— Идем на кухню, — предложил Иван Варфоломе­
евич. — Я хочу чаю, и желательно без снотворного.
369

Сынок никак не мог определить, подействовали его
слова или нет. Иван Варфоломеевич внешне был невоз­
мутим или просто обессилен, налил в небольшую каст­
рюльку воды, подождал, держась руками за газовую
плиту, когда вода закипит, бросил в нее щепотку чая,
накрыл крышечкой, сел... Сынок выпил два стакана сы­
рой воды, отвернулся к окну, чтобы скрыть замешатель­
ство, растерянность и страх: вроде бы его слова не про­
пали даром, но вместе с тем он чувствовал, что воздей­
ствие их оказалось явно недостаточным. А если это так,
осталось одно: идти н а п р о л о м , брать старикашку за
горло! Хорошо, замечательно, прекрасно было бы, если
бы он вот сейчас же... сдох!
А Иван Варфоломеевич с наслаждением маленькими
глотками попйвал чай, и Сынка поразило, до чего он спо­
коен! Как будто ему ничего не грозит!
— Что же ты не идешь к телефону? — не сдержав­
шись, грубо спросил Сынок, но сразу сменил тон: — Ведь
все просто, папа, — И опять он не сдержался, почти
крикнул: — Звонок, донос — и совесть твоя будто бы
спокойная! Ведь у вас принято предавать детей!
Иван Варфоломеевич налил в чашечку уже не чай,
а опять из бутылки, выпил и спокойно проговорил:
— Это у вас принято предавать всех. Звони сам.
А мне звонить не надо. Обо мне и так заботятся.
— Заботятся?!?! — Сынок понял, что опять не сдер­
жался и, главное, не мог уже сдерживаться. — Да если
бы я действовал, как мне положено, ты бы давно... я бы
давно... Но я не могу! Я и не агент, и за сына ты меня
не признаешь. Ты отказываешь мне даже в обыкновен­
ном милосердии! Ты старый человек...
— Я ученый, — с естественным достоинством сказал
Иван Варфоломеевич, — я привык доверять только фак­
там и на основе их принимать решения. Да, ты прав:
370

либо я должен подойти к телефону, либо ты. Иного на
дано. Подумай немного и... у меня есть неотложные важ­
ные дела, мне некогда тут с тобой...
— Ну, что ж, отец. Я сделал все, чтобы удержать
тебя от опрометчивых поступков. Мне терять нечего. Со­
держание твоего блокнота уже там. А смерти, выполнив
задание, я не боюсь. И ты не успеешь дойти до аппа­
рата...
— Ах, какие собрались храбрецы, — грустно произнес
Иван Варфоломеевич. — Представь себе, и я, выполнив
работу, почти не боюсь смерти.
— Заканчиваем болтовню, — Сынок вплотную подо­
шел к нему. — Ты способен соображать?
— Как никогда. Только не трать время на запугива­
ния. Никакого задания ты не выполнил. Ты п р о в а л и л ­
ся. А моему изобретению цены нет. И никогда вы его
не получите. И учти: по нашим законам чистосердечное
добровольное признание может значительно облегчить
твою участь.
Сынок резким и таким сильным движением вывернул
ему руку назад, что боль мгновенно затуманила Ивану
Варфоломеевичу мозг, и откуда-то издалека сквозь эту
боль послышался голос:
— Твое изобретение в наших руках! А тебе тоже не­
сладко придется! Ты не забыл, о чем и как ты т р е п а л ­
ся у себя в номере? Как обещал мне все выдать? Видео­
пленку можно представить в любой момент! И после
этого тебе несдобровать! Уж не лучше ли нам догово­
риться по-хорошему?
— Отпусти руку, негодяй, вывихнешь, — простонал
Иван Варфоломеевич. — Руку отпусти!
— И руки и ноги тебе переломаю! Я тебе, старый
идиот...
371

Теряя сознание, Иван Варфоломеевич собрал все си­
лы, плюнул в плавающее перед его затуманенными гла­
зами белое пятно — лицо Сержа — и уже не расслышал
дверного звонка.
Сынок быстро отнес его в ванную, связал скрученным
полотенцем, другим полотенцем заткнул рот, положил
в ванну, закидал бельем, вернулся в прихожую, открыл
дверь и широко зевнул, потягиваясь.
— Где Иван? — спросил, входя, Гордей Васильевич.
В прихожую вошло несколько человек во главе с
Петром Петровичем, который приказал:
— Обыскать квартиру!
— Руки, Сынок, — приказал один из вошедших, и
тут же щелкнули наручники.
— Помогите мне! — крикнул из ванной Гордей Ва­
сильевич, и вскоре освобожденный от полотенец Иван
Варфоломеевич лежал на диване.
— Жив? — прошептал Гордей Васильевич. — А, Ива­
нушка? Жив?
— Еще... как... жив... — тяжело дыша и пытаясь
улыбнуться, ответил друг. — Мне, знаешь бы... моего на­
питка...
С необычайной для него быстротой Гордей Василь­
евич ушел и вернулся со стаканчиком в руке, стал поить
Ивана Варфоломеевича, поднося стаканчик к его рту для
каждого глоточка, объясняя Петру Петровичу:
— Второй год тянет одну бутылку. Что за причуда?
— По... мо... га... ет... — чуть громче прежнего выго­
ворил друг. — Да не вино это... мое лекарство... сам со­
ставлял... сил придает... Гордеюшка... у меня рука... вы­
вихнута...
— Потерпи-ка немного, — попросил Гордей Василь­
евич, сделал несколько движений, Иван Варфоломеевич
372

тихо вскрикнул и через некоторое время облегченно
вздохнул.

— Вам трудно говорить? — спросил Петр Петро­
вич.— Врача мы уже вызвали. И не беспокойтесь, плен­
ка с вашими записями у нас.
Сколько ни сдерживался Сынок, лицо его исказилось
и дрогнуло в судороге.
— В них никто ничего не поймет, — весело сказал
Иван Варфоломеевич. — А главное — у меня в голове.
Сынок выругался на иностранном языке.
373

— Уведите его! — приказал Петр Петрович, сел на
‘краешек дивана. — Спасибо вам, Иван Варфоломеевич,
и вам, Гордей Васильевич, хотя вы, уважаемые товари­
щи ученые, и не все делали правильно. Чуть-чуть лишка
самодеятельности проявили.
— Вы знали, Петр Петрович, что он не мой сын?
— Да как вам сказать... У нас было мало сведений
о майоре Серже фон Ллойде. Но иначе мы поступить не
могли. Мы берегли ваше изобретение. Вот как примерно
выглядел бы ваш Сережа, если бы дожил до наших
дней. Это удалось установить нашим специалистам по
детскому снимку. — Петр Петрович протянул фотогра­
фию.
С нее смотрел молодой Иван Варфоломеевич.
— Полюбуйся, Гордеюшка... Простите, не обращайте
внимания, я скоро...— По щекам Ивана Варфоломеевича
текли слезы. — Ведь сейчас мой, родной, настоящий...
будет со мной всегда... — Он не сводил глаз с фотогра­
фии.— Зато я теперь представляю, что такое отцовское
счастье...
Когда друзья остались вдвоем, Гордей Васильевич
спросил:
— Тяжело тебе пришлось?
— Знаешь, я его нисколько не боялся даже тогда,
когда он уже ничего не скрывал. Но, понимаешь ли, до
самого последнего момента... все еще надеялся... А по­
чему ты сразу стал подозревать, что это не мой сын?
— Не знаю. Но был твердо убежден.
Их беседа была прервана приездом врачей. Исследо­
вали они Ивана Варфоломеевича довольно долго. Он
терпеливо сносил все, хотя несколько раз повторил:
— Нормально себя я чувствую... Вот отдохну не­
много...
374

Однако врачи были другого мнения: полежать не
менее недели, если есть необходимость, сегодня же при­
шлют дежурить медсестру.
— Сегодня не надо, — сказал Гордей Васильевич,—*
я с ним побуду, а завтра вам позвоню.
После ухода врачей Иван Варфоломеевич сердито
проговорил:
— Обычная врачебная перестраховка. У меня, на­
пример, зверский аппетит. Хочу жареной картошки с лу­
ком!
— Это я мигом организую. Только вот домой позво­
ню и Лапе. Кстати, а с ним что ты намерен делать?
— Поживем — увидим. Я уже дал задания сотрудни­
кам произвести кой-какие расчеты и опыты. Да и сам
завтра же займусь этим. Неясно одно: останется он в
детстве или быстро вернется обратно в старость... Вот
зверюшки-игрушки уже в принципе получились!
Друзья с великим удовольствием ели жареную кар­
тошку, попивали ароматный чай и умиротворенно бесе­
довали.
Суть их длиннейшей беседы свелась к одному: не­
известно, какая судьба ждет Лапу, а вот доказать потомчикам, что детство надо ценить, прожить его с поль­
зой для людей, весело прожить и интересно, чтоб оно
в памяти навсегда осталось, — этому надо посвятить всю
свою жизнь.
Если бы кто-нибудь мог взглянуть на них со стороны,
то ни за что бы и не подумал, что недавно эти двое ста­
рых людей пережили немалые потрясения: так благо­
душно они выглядели.
Но быть такими долго они не могли, и вот уже Гор­
дей Васильевич спросил, стараясь, правда, скрыть бес­
покойство:
375

— А все-таки что может ожидать нашего дорогого
Лапу? Какие варианты?
Иван Варфоломеевич словно только и ждал подобно­
го вопроса, легко встал, быстро прошелся взад-вперед
мимо Гордея Васильевича и ответил озабоченно:
— Эти варианты у меня из головы не выходят. Но
все они сводятся к одному: кто окажется сильнее —
1ш стидесятишестилетний генерал-лейтенант в отставке
Илларион Венедиктович Самойлов или десятилетний
мальчишка Лапа.
— В каком смысле?
— В нем живут сейчас как бы два человека, и он сам
это прекрасно ощущает. И вот кто из них возьмет верх...
Мой эликсир на мозг не должен действовать. Значит,
Илларион Венедиктович должен контролировать дейст­
вия Лапы.
В наступившем молчании телефонный звонок прозву­
чал необычно громко и резко. Иван Варфоломеевич
бросился к аппарату, схватил трубку и выкрикнул:
— Я слушаю!
Гордей Васильевич непроизвольно поднялся.
А Иван Варфоломеевич сел. Он слушал, полуоткрыв
рот, ^и внешне был спокоен, как бывает при серьезной
опасности, когда нет смысла расстраиваться, а надо дей- •
ствовать.
— Сейчас мы приедем, — произнес он в трубку и
осторожно опустил ее на рычаг. — Ничего страшного,
Гордеюшка, не случилось. Просто Лапа убежал из дома
без разрешения. С детьми это бывает. Едем!
— Подожди, подожди! — Гордей Васильевич даже
попытался усадить друга. — Во-первых, тебе необходим
покой...
—. Во-первых, в-третьих, в-десятых, в-сотых, в-тысяч376

ных, в-миллионных, у меня одна забота — Лапа! И не
делай из меня этакого немощного старца! Вот Лапа,
этот старенький, маленький негодник... Идем, идем!
По улицам они почти бежали. Гордей Васильевич все
время повторял:
— Осторожней, Иванушка... осторожней...
— Отстань, Гордеюшка... отстань.
Роман, растерянный, даже напуганный, сообщил им,
едва открыв дверь:
— Обещал меня накормить яичницей с колбасой,
я прилег, задремал, проснулся, а его и след простыл!
Только вот сейчас нашел... — Он протянул листок бу­
маги.
На нем торопливым почерком было написано:
Дорогой сынуля!
Я ушел бегать. Неинтересно сидеть дома.
Твой папуля.
Папа ушел бегать... — задумчиво произнес Гордей
Васильевич.
— Дорогие товарищи! — Роман в волнении прижал
руки к груди. — Что же такое происходит?!
— Происходит редчайший биолого-психолого-педагогический эксперимент, — ответил Иван Варфоломе­
евич,— Наше дело — ждать, переживать, а дело ребен­
к а — бегать!.. Скоро все, вернее, почти все прояснит­
ся,— уже серьезно продолжал он. — Если Илларион
Венедиктович не сумеет подчинить себе Лапу, то еще
неизвестно, какие фокусы выкинет мальчишка. Но — бу­
дем надеяться!
— На что? — с отчаянием спросил Роман.
— На благополучный исход научного эксперимен­
т а ,— отчеканил Гордей Васильевич. — Рома, расставляй
шахматы и кончай паниковать. Отец у тебя молодец.
377

Лапа прибежал довольно поздно, усталый, но воз­
бужденный, чумазый, потный, с порога крикнул:
— Есть хочу, мочи нету! С Федькой играли в одной
команде! По голу врезали! Завтра игра в десять! Наки­
даем им, будь здоров!.. Чего на меня уставились?
— Как ты себя чувствуешь? — словно бы мимоходом
поинтересовался Иван Варфоломеевич.
— Замечательно! Прекрасно! Удивительно! Беспо­
добно!— и Лапа набросился на холодную яичницу с
колбасой. — Вам этого, стариканы, не понять!
— А ну... — Роман подошел к нему с угрожающим
видом. — Марш мыть руки... Лапонька!

Позвольте на этом,
уважаемые читатели,
закончить наше повествование —
немножечко юмористическое,
чуть-чуть-чуть сатирическое,
в меру детективное,
некоторым образом фантастическое,
но в основном д и д а к т и ч е с к о е .

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПрОЛОГ

6

•

.

.

.

.

9

»

?

г

*

•

Г л ава п о д н о м ер о м О Д И Н и п о д н а зв а н и ем « М и к р о ­
ск о п и ч е с к и й г о с у д а р с т в е н н ы й п р е с т у п н и к В о в и к К р а с н о щ е к о в , и ли П е р в ы е п о п ы тк и г е н е р а л -л е й т е н а н т а в о т ­
с т а в к е С а м о й л о в а п о н я т ь с о в р е м е н н ы х м а л ь ч и ш ек »
Г л ава п о д н о м ер о м Д В А и п о д н а зв а н и ем « С о к р о ­
вен н ая м ечта п р о ф ессо р а И в ан а В а р ф о л о м еев и ч а М оты ­
л е ч к а , и ли П у т и ш п и о н с к и е н е и с п о в е д и м ы »
. . .
Г л ава п о д н о м ер о м Т Р И и п о д н а зв а н и ем «Л и ч н ая
б е з о т в е т с т в е н н о с т ь , и ли Н а ч а л о п о д г о т о в к и к р е д ч а й ­
ш е м у б и о л о г о -п с и х о л о г о - п е д а г о г и ч е с к о м у э к с п е р и м е н т у »
Г л а в а п о д н о м е р о м Ч Е Т Ы Р Е ( п р о д о л ж е н и е гл а в ы
п о д н о м ер о м д в а ) и п о д н а зв а н и ем « С ер ж стан ови тся
С е р г е е м И в а н о в и ч е м , и ли « Н е ш п и о н ь ! Н е ш п и о н ь !
Н е ш п и о н ь ! » ............................................................................................*

Б

24

46

70

94

Г л ава п о д н о м ер о м П Я Т Ь и п о д н а зв а н и ем «Ш еф чик Р о б е р т и н а , бы в ш и й Р о б к а - П р о б к а , о р г а н и з у е т б а н ­
д у , или П р и б о р « Ч а д о м е р » д а е т п о к а з а н и я с о м н и т е л ь ­
н ой т о ч н о с т и »
:
........................................ 1 2 8
Г л ава п о д н о м ер о м Ш Е С Т Ь и п о д н а зв ан и ем « В о с ­
питание детей — св ерхнаи в аж н ей ш и й вопрос сов р ем ен ­
н о с т и , и ли Б а н д а
Р обер ти н ы п ы тается приступ ить к
п р еступн ы м
дей стви ям »
..................................... *

159

Г л ава п о д н о м ер о м С Е М Ь и п о д н а зв а н и ем « Г е н е ­
р а л -л е й т е н а н т С а м о й л о в в о з в р а щ а е т с я в д е т с т в о , и ли
Р ол ь сл уч ай н остей
в ж и зн и ч ел овек а»
.
.
.
.

193

Г л ава п о д н о м ер о м В О С Е М Ь и п о д н а зв ан и ем « П е р ­
вы е в п е ч а т л е н и я о т п о в т о р н о г о д е т с т в а , и ли Ч Т О с л у ­
чается , к о гд а Ф ед ь к е н е о б х о д и м о в «мы »
. . . .

243

Глава
под
н ом ером
ДЕВЯТЬ
и п о д н а зв ан и ем
« С у д ь б а эл и к с и р а г р а н д и о з у с н а о б ор о т ус в о п а с н о с т и ,
или П о ч е м у и н о г д а ш п и о н ы с п я т п о д к р о в а т ь ю »
,
.

293

Г л ава п о д н ом ер ом Д Е С Я Т Ь и п о д н а зв а н и ем «Н а
п ом ощ ь п р и х о д и т р о б о т Д о р о г у ш а , или П ол н ей ш ее к р у ­
.....................................
ш ение к ов ар н ой дев оч к и В ер о ч к и »

326

Г л ава п о д н ом ером О Д И Н Н А Д Ц А Т Ь и п о д н а зв а ­
н и е м « П у т и ш п и о н с к и е и с п о в е д и м ы , и ли П р е в р а щ е н и е
С ереж ен ьки в м ай ора С ер ж а ф он Л л о й д а »
,
.
.

359

Лев Иванович
ДАВЫДЫЧЕВ
Г Е Н Е Р А Л -Л Е Й Т Е Н А Н Т
ВО ЗВРА Щ А ЕТС Я

В

САМОЙЛОВ
ДЕТСТВО

Д л я с р е д н е го возраст а

З а в . р едакц и ей А. Л ук аш и н
Р едак тор А. З еб зеева
Р е ц е н з е н т И . М от яш ов
Х у д о ж е с т в е н н ы й р е д а к т о р С. Л у з и н
Т е х н и ч е с к и й р е д а к т о р 7 . С айт арова
К оррек тор Л . К рам аренко

ИБ №

1177

С д ан о в н абор 0 8 .0 4 .8 5 . П од п и сан о в п е­
чать
1 .0 7 .8 5 .
Л Б06318.
Ф орм ат
бу­
м аги 7 0 X 1 0 8 7 3 2 . Б у м . тип. № 2. Г ар н и т ур а
л и т е р а т у р н а я . П е ч а т ь в ы с о к а я . У ел . п еч .
л . 1 6 ,8 . У ел . к р .-о т т . 1 7 ,5 . У ч. и з д . л. 1 6 ,3 3 1 .
Т и р а ж 3 0 0 0 0 э к з . З а к а з № 3 8 2 . Ц е н а 6 5 к.
П ер м ск ое к н и ж н ое и зд ат ел ь ст в о. 6 1 4 0 0 0 ,
г. П е р м ь , у л . К . М а р к с а , 3 0 . К н и ж н а я т и ­
п ограф и я № 2 У правления по д ел ам и зд а ­
тельств, поли граф и и и к ни ж ной тор говли .
6 1 4 0 0 1 , г. П е р м ь , у л . К о м м у н и с т и ч е с к а я , 5 7 .

Д13

Давыдычев Л. И.
Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в
детство: Роман для детей, немножечко юмористи­
ческий, чуть-чуть-чуть сатирический, в меру детек­
тивный, некоторым образом фантастический, но в
основном дидактический /Худож. В. Аверкиев.—
Пермь: Кн. изд-во, 1985. — 378 с.
Используя фантастический факт превращения старичка генерала
в мальчика Лапу и детективный сюжет разоблачения иностранного
шпиона, писатель в свойственной ему чуть пародийной манере разго­
варивает с детьми о самовоспитании, о преемственности поколений,
о ранней гражданской ответственности.

д

4 8 0 3 0 1 0 2 -5 2
М 152 ( 0 3 ) — 8 5

Р2

Дорогие ребята!
Ваши отзывы об этой книге при­
сылайте по адресу: 614600, г. Пермь,
ГСП, ул. К. Маркса, 30, Пермское
книжное издательство.