Лестница власти 1 [Владислав Добрый] (fb2) читать онлайн

Владислав Добрый Лестница власти 1

Глава 1

В начале каждой главы я буду давать краткое её содержание. Так вы сможете сэкономить время и не читать её полностью. В этой главе будет небольшая постельная сцена с намеком на яой и неловким положением.

Смерть неприятная штука. А моя особенно. Отмучился я знатно, никому повторять не советую. Поэтому, когда меня вбросило в новое тело, и я разлепил глаза, то чувствовал себя убеленными сединами старцем из Тибетского монастыря, которого ничто не сдвинет с его душевного равновесия.

Я ошибся.

— Слушай, слушай сюда, демон! Говори, кто ты есть! Говори, подлец, а то снова вдарю! — жарко шептал неприятный мужик с лицом как у запойного онаниста после бессонной ночи. Лицо бледное, под глазами мешки и синие круги, нос здоровенный, волосы длинные и сальные, борода клочками и омерзительная. Если бы не черный бархат и белый шелк в одежде, сошел бы за не самого опустившегося бомжа. Морда его мне казалась смутно знакомой. Я решил ему ничего не отвечать по выработанной против бомжей привычке, и осторожно осмотрелся.

Обстановка была странноватой. Потолок и стены из массивных досок, покрытых яркими красками. Затейливые русские народные узоры перетекали в сказочные мотивы. В одном месте я узнал сюжет сказки про колобка. Комната была не очень большая. В одном углу стояло то, что не могло быть ничем иным как русской печью, покрытой вычурной плиткой, но размером мне едва доходило до пояса. В стене окно из кирпичиков разноцветного стекла. В стене напротив окна — дверь. Меня это успокоило — если двери по прежнему делают в стенах, значит этот мир не так уж и отличается от моего.

Пара массивных сундуков, грубый домотканый коврик на полу, какие в ресторанах русской кухни на стену вешают. Камер наблюдения нет. Странно.

Сам я лежал на здоровенной кровати с балдахином, укрытый шкурами. На мне была плотная белая рубаха из хлопка, с красивой вышивкой по вороту. На ноге конструкция из деревянных дощечек и бинтов. И больше ничего.

— Изыди, демон! — бомжеватый мужик вконец распоясался и взвыл аж вполголоса. Схватил меня цепкой лапкой за рубаху у ворота, приподнял и ударил своим посохом. Посох был мной квалифицирован как оружие, в основном из-за массивного навершиея в виде ворона. Навершие было, похоже, серебряным. Ворон был с острым клювом. Тюкнул, скотина бесноватая, прямо этим клювом мне в середину лба. Врезал он не со всей дури, но было больно и обидно. Мужик увидел, как я морщусь и явно обрадовался. Снова запричитал тихим шепотом:

— Назовись, назовись! Велю тебе силою своей, назовись!

— Слушай, старче, отъ… — начал было я, но закончить не смог. Закашлялся. Как будто уже давно не разговаривал. Голос у меня был такой… Залежавшейся. При этом чувствовал я себя хорошо. Ну как. Понятно, что давно не шевелился, нога вроде сломана и, кажись, внутри что-то отбито. Побаливает. По сравнению с тем телом, из которого я сюда переехал — состояние просто отличное. Так, легкий косметический ремонт, и еще побегает. Жаловаться, как говорится, грех. Тут сальный опять меня вороном своим в лоб тюкнул. В этот раз сильнее.

— Имя своё молви! — в этот раз прямо особенно зло зашипел. Но, снова, шепотом. Я поднял на него взгляд, схватился за руку, которой он меня держал за рубаху. Нащупал косточки у него на запястье. Есть там такие. Если схватиться за верхнюю пальцами, а в нижнюю упереться основанием ладони и большим пальцем, то очень удобно будет лапку ему повернуть. Прям как ключом болт поворачиваешь. Механика тела, естественные рычаги, все такое. План был резко дернуть руку бомжеватого, вывернуть её в сторону и освободиться. Потом, в идеале, перевести в болевой. Нет, в идеале в жопу ему этого ворона засунуть. Но лапка моя оказалась какая-то ватная, слабенькая… Короче, план застопорился на этапе «резко дернуть». Одновременно с этим я начал говорить, чтобы отвлечь потенциальную жертву от своих телодвижений. Успеет еще на них сосредоточиться, когда я ему посох в ножны буду вставлять.

— Я князь, а ты, по морде твоей мерзкой вижу, хам и холоп! — выдал я. Хмырь дернулся, хватку разжал. Я, кстати тоже. Выдал эту тираду, еще главное, голосом таким. Был у нас на военной теории в высшей школе военрук, с шестого по одиннадцатый. Вот он он иногда кааак гаркнет. Ты еще не понял, что он там орет, а уже на автомате в строй встал и сосками в горизонт целишься. И стоишь такой, весь морально готовый хоть к забегу на пять километров, хоть к отработке огневого взаимодействия отделения против роботизированных дронов. В болоте. Голым. Командный голос, что называется.

Так вот, я сейчас сказал похоже. Но, по-другому. Наш военрук, он как автомат заряжания лязгал. Громко, зловеще и бездушно. А я сейчас прямо ядом плеснул. Голос у меня презрением сочился. И обещанием всяких неприятных последствий. Такой тон надо прямо с детства воспитывать. Вместо «мама», я наверно «пшел вон, холоп», говорил. Ну, не я, а тот кто до меня в этом теле сидел.

Я глянул под одеяло. Тело кстати, так себе. Щупленькое. На троечку. Но, были бы кости, мясо наедим. Судя по голосу, лет мне сейчас примерно четырнадцать. Может чуть больше.

— Князь Мстислав? — снова ожил мужик. Стоит и смотрит. Нехорошо смотрит. С подозрением. И палку свою, которая с вороном, тоже нехорошо держит. Не как бейсболист, но на отлете. Видно, что готов перехватить поудобнее и врезать.

Я решительно сел на кровати. Второй раз я умирать не планирую. Может у меня тут вторая молодость намечается. Тем более я тут… Точно, это ж я князь! Князь Мстислав из Владимировичей! Владелец семи усадеб, дома в Господине Великом Новгороде, наследное место в господском совете Пскова и прочая, прочая…

Я слишком долго копался в чужих воспоминаниях. Плохо я пока в них ориентируюсь. Как будто всплывающую подсказку приходится читать. Да и на лице, видать, замешательство было. Подозрительный мужик, мои подозрения оправдал, перехватил палку свою поудобнее и с размаху меня ей ударил. Явно клювом ворона в висок метит. Не иначе, подозревает меня в чём-то. Ну что, сальный, взаимные у нас с тобой чувства, выходит.

Я успел поднять левую руку и поймать трость подмышкой. Неуклюже получилось. Тело как не свое, ха-ха. В общем получилось, удар скользнул по предплечью, руку я тут же опустил и надежно зафиксировал ворона, зажав подмышкой. Было больно, но терпимо.

Так, клюшку поймал. Теперь дернуть назад, чтобы вырвать оружие из рук. Этому приему, таких как я, еще в школе учат, получиться было должно. Но не получилось. Резкого рывка не вышло — привычки не хватило. Палку свою сальный мужик удержал. А вот равновесие — нет. И завалился на меня. Я запыхтел, стараясь из под него вылезти и на удушающий выйти. Одна нога у меня в деревянном лубке и видимо сломанная, потому что я неудобно её согнул и аж вскрикнул от боли. И сальный тоже вскрикнул. От удивления. Я ему локтем в челюсть двинул, вот он и удивился. А должен был изумиться и сникнуть. Нет, надо немного над своей формой поработать.

Кричали мы громче, чем планировали, потому как дверь с грохотом распахнулась и в мою опочивальню ворвалась женщина средних лет, с волевым подбородком и голубыми глазами. Одета она была… Как если бы замороченный дизайнер вдруг решил создать коллекцию по мотивам русских народных сказок. Эта вот, ледяная королева. Несмотря на жару, в ярком синем кафтанчике из бархата, поверх густо вышитого платья в пол. Кафтанчик игривый, бюст подчеркивающий, и с красивым мехом вдоль ворота и по коротким рукавам. Платье синее, шелковое, обтягивающее, все в серебряных вышивках, складывающихся в затейливую вязь похожую на гжель, только круче. Цепь с огромным камнем подозрительно тусклого, винного цвета. Как будто настоящий сапфир, но слишком уж большой. Еще серебряная диадема на голове — нет, правда, очень красиво женщина выглядит. Можно хоть сейчас в кино, эльфийскую королеву играть. Даже выражение лица, надменно-безраличное, уже есть. Вот только рожу надо посимпатичнее нарисовать, а то своя у неё уголовная, на мой бывалый взгляд. Я бы её по всем базам пробил и днк мазок лично взял. Вот прям чую в ней антисоциальные наклонности.

Позади этой, явно значимой, женщины, в комнату ввалилась многочисленная массовка. Реально человек двадцать. Полкомнаты заняли. Мужички, девки, бабки какие-то. Но на массовке бюджет, конечно, сэкономили. Одеты в том же стиле, но сильно попроще.

Я и сальный застыли в странной позе, оба смотря на неё исподлобья. Я снизу, обхватив мужика ногами, он сверху. Томительно тянулись секунды. Наконец, снежная воровайка подняла одну бровь и разлепила губы дабы издать, прогнозируемо холодным голосом, очевидный вопрос:

— Старец Григорий, что вы делаете?

Тем временем, я понял, кто это. Ядвига из Волковичей. В девичестве. Теперь она из Владимировичей. Маман моя. Вернее, мачеха. Воспоминания приходилось выдавливать с трудом и осторожностью, как зубную пасту на спящего. Каждый факт тянул за собой другие и я в них путался. Но когда томительная пауза стала уже и вовсе душной, я решил спасти ситуацию. Спокойно мамуль, мы тут с этим, как его, старцем Гришей просто балуемся.

— Маменька, а старец Григорий меня на содомский грех совращает! — проблеял я просто вопиюще омерзительным голоском. Сальный содомит, известный также как старец Григорий, с кровати сорвался резво, как будто его сзади за шкирку тросом дернули. Аж палку свою у меня в руках оставил. В смысле ту, что с вороном на конце, какую еще, млять.

— Што ты несешь, бесово отродье! Демон! Лживый… — старец Григорий некрасиво вытер рожу унизанной перстнями рукой, а потом показал на меня дрожащим пальцем. — Ты, ты… Не знаю откуда ты взялся, но извергаешь ты через уста свои только хулу и говно!

— Хорошо сказано, — холодно сказала моя мачеха. — Все так и есть. Мстислав… Говорит неподобающие для князя речи. Но не забывайтесь, Григорий. Перед вами князь.

Последнее было сказано уже другим тоном. Тоже холодным, но холодным как лезвие ножа. Угрожающе прозвучало. Сальный старец побледнел. Хотя какой он там старец, на вид лет сорок. Я тем временем сверился со своими воспоминаниями и обнаружил завуалированное оскорбление. Все люди делятся на непростых и простых. Бояр и смердов. И, боярин, обращаясь к простому человеку от него зависимому полностью, фактически рабу, назовет его «Гришка». А вот обращаясь к равному, никогда не позволит себе уменьшительно-ласкательный суффикс, и обязательно добавит титул, звание. На худой конец, скажет «барин», если статус аристократа неясен. Обращаясь к простолюдину вежливо, надо добавить «сударь». Или по заслугам, в случае с моим сальным знакомым, следовало добавить старец. Потому что совсем без титула нельзя, не принято, некрасиво, не вежливо. Так что Ядвига поставила сейчас Гришку на место, при этом оскорбив только наполовину.

— Простите меня, госпожа, — поклонился Гришка. Привычно склонился, и глубоко так, голова на уровне пояса. Пробор у него плешивый, волосы редкие. Зря он так кланяется. Я ж могу неудержаться и в нос его пнуть. Он как почувствовал, шаг назад сделал. Но, так как я лежал на кровати и видел его с ракурса пониже, то я видел его лицо. Старца Григория слова моей мачехи аж перекорежили. Рожа смялась в злобную гримасу, он прямо как маленький песик оскалился. Поэтому и поклонился, злость прячет. Не владеет мимикой мой обвинитель, надо будет иметь это ввиду. Правда, голосом владеет хорошо. Говорил старец Григорий тоном испуганным и подобострастным:

— Каюсь. Каюсь смиренно. Простите великодушно меня дурака старого, неразумного. Простите меня, человека черного, простите меня, хама. Холопское воспитание мое прорвалось…

— Достаточно, старец, — наконец сказала Ядвига, оскорбив снова, в этот раз видимо ненамеренно. Голос у нее явно подобрел. Мачеха любит, когда перед ней унижаются, подсказали мне воспоминания. Ох, а пареньку в тело которого я попал, оказывается крупно досталось! И не раз. И от мачехи, и от трех её дочерей. Тем временем, явно оттаявшая Ядвига продолжила:

— Мстислав и в самом деле умеет… Сказать неприятно.

Я лихорадочно копался в воспоминаниях. Меня, то есть прежнего хозяина тела, последнее время держали в подвале. Кормили тем же, чем и свиней. Иногда били. Потом он пытался удрать. Его поймали и избили… И он впал в кому, надо думать, потому что били страшно. Держали вон те двое крысорожих мужичков за спиной Ядвиги. А били три её дочки, которых сейчас почему-то рядом нет. Смеялись и говорили «сам виноват» и «маменька и говорит, а сломайте ему ноги, дураку»… Увлеклись, перестарались. Но я им зачем-то нужен живой. Вот и пришлось вызывать старца, в медицине шарящего…

— Не подходить! — вдруг рявкнул сальный старец, вскидывая руки в предупреждающем жесте. С чувствами он справился не до конца и глядел все так же злобно. Но теперь у него был повод. — Я не закончил! Князь Мстислав еще не излечен полностью! Не подходите, или нарушите мои чары и тогда я не ручаюсь! За вас! Назад! Выйдите все! Княжна Ядвига, даже вы, прошу нижайше!

И снова в поклон, рожу прятать. Его прям корежит, когда он имя её произносит. О да, маменька умеет показать человеку на его место. Мастер прям. Наверняка она и с этим врачом неотложки побеседовала предварительно. А ведь хорошие специалисты мало того, что знают себе цену, часто еще и характер имеют сложный. По себе знаю.

Так, а зачем он всех выгоняет? Кажется у нас с ним намечаются переговоры. Или будет снова пытаться расколоть?

Я сел на кровати, поудобнее перехватив посох. Вставать не рискнул, ногу дергало болью. Но надо было хоть как-то приготовиться к возможной схватке. Несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая нервы и сосредоточиваясь. Поднял взгляд на вероятного противника. Пока я смотрел на Григория, Григорий смотрел мне за спину. Когда шорохи одежды и звуки шагов за спиной оборвались одновременно с деревянным стуком закрывшейся двери, старец Григорий пригладил свои сальные волосенки, сделав их еще более сальными и зализанными, пятерней расчесал бороду, но ей мог помочь только хороший барбер и, наконец, тихо, очень тихо, сказал:

— Я знаю, ты не Мстислав, — И замер, глядя на меня темными и неприятно проницательными глазами.

Я же пребывал в растерянности. Если этот упырь меня сдаст, то меня, кажется, сожгут. У бывшего владельца этого тела были четкие инструкции для «одержимых». Правда, я по описанию плохо подходил. Но рисковать не стоило. С другой стороны, если даже Гриша меня не сдаст, мачеха снова засунет меня в подвал. И в этот раз мне точнопереломают ноги. Не так я хотел начать новую жизнь. Что делать?

— Ты владеешь памятью Мстислава? — наконец прошептал Григорий. Так, ну отмалчиваться не вариант. О, есть план. Сейчас я говорю что я Мстислав… Нет, это не правильно. Как же там было, на уроках по переговорам? Избегайте прямого конфликта, уходите от неприятных вопросов, не пытайтесь переубедить оппонента, сосредоточьтесь на конкретных действиях, которых хотите добиться… Мне надо выбраться отсюда. Этот сальный санитар, возможно, сможет помочь. Но поможет ли? Поможет, если пообещаю этому смерду подачку. Я ж богач! Скажу, «Помоги мне выбраться и я щедро одарю тебя!»

— Я б те денег дал, но ты ж на них новую рожу не купишь, — заявил я веселым тоном опешевшему старцу и гаденько хихикнул.

А вот это было неожиданно. Читал я однажды, что разговоры разговаривать, тоже нарабатываемый навык. Двигаюсь я плохо, не так, как привык. Можно ожидать, что и говорить буду немного по другому, не своим голосом. Но чтоб так, все слова наизнанку?!

Григорий, надо отдать ему должное, в бешенство не пришел и с удивлением быстро справился.

— Дай мне посох. Молча! — сказал он. Я задумчиво посмотрел на палку. Хорошая клюка. Единственное оружие. Вздохнув тяжело я протянул ему палку. Тот её схватил радостно. Протер зачем-то башку ворона. Заулыбался весь. А потом задумчиво посмотрел на меня. Упорото посмотрел, мне даже показалось, что у него зрачки расширены.

— Ты говоришь, как Мстислав. Ты помнишь, что и Мстислав. Ты двигаешься как Мстислав. Но поступаешь ты, не как Мстислав! — сказал он.

Как глубоко. Я аж поплыл. И к чему это он?

— Сколько я пальцев показываю? — вдруг спросил Григорий и сунул мне под нос «козу».

— Два, морда из говна, — отозвался я.

— Еще раз. Говори медленно и думай, что говоришь, — ухмыльнулся этот странный тип и показал четыре.

— Четыре, пальца, — произнес я почти по слогам и замолчал, подавив поднявшийся изнутри души позыв добавить что-то еще про «сало показало».

— Хорошо. Отлично. Привыкнешь. Посмертное проклятье. Просто будешь говорить медленно и мало, как пришибленный. А ты такой и есть! — радовался старец Григорий. Реально улыбался. Улыбка у него даже хуже чем оскал. Недобрая. Вскочил, походил по комнате. А потом резко приблизился ко мне, заставив меня дернуться, и зашептал:

— Я буду спрашивать, а ты отвечай! Кивни или головой помотай, не вслух. Ты ведь не под копыта коням попал?

Я помотал головой.

— Тебя мачеха хочет со свету сжить?

Я покивал.

— Хочешь, я тебя до совершеннолетия от неё укрою?

Я внимательно глянул в лицо Григория. Тот смотрел на меня со странным выражением. Ожидание, предвкушение и вожделение… Фу, Гриша, ты что задумал? Ладно, будем разбираться с проблемами по мере их поступления. С одним санитаром я уж как-то справлюсь, главное из дурдома этого сбежать.

— Но знай, княжич, ох и должен же ты мне будешь! Да и помни, знаю я, что ведь не княжичь ты… — прошептал мне прямо в ухо Григорий. В голосе у него было столько страсти, что озвучивай он так любовные романы, то даже я бы их слушал. Возможно. Я слегка отодвинулся и посмотрел на него. И вдруг понял, что у него за выражение такое странное на лице. Алчность. Дикая, необузданная, сжигающая душу алчность. Он и в самом деле трепетал от страсти и эта страсть была как всепожирающее пламя атомной бомбы. Она жгла его душу не оставляя даже пепла, только тень на стене.

Я улыбнулся и решительно кивнул глядя ему прямо в глаза. Я наследник древнего и богатого, даже среди бояр, рода. Для простолюдина даже толика моих доходов — немыслимое, непредставимое богатство. И, если ты не безразличен к деньгам, то я куплю тебя. Похоже, сударь Гришка будет верен мне, предан полностью и без оговорок. Пока ему не предложат больше.

— Тогда слушай сюда, княжичь, — зашептал Григорий, придвинувшись ближе. Мне показалось что последнее слово он произнес с иронией. Надо будет его от этой манеры отучать. Но не сейчас, сейчас он думает, что знает про меня постыдный секрет. Ну-ну. Все потом, главное сейчас, это от милой маменьки сбежать. — Я сюда на своих санях прибыл. Мыслится мне, как я с тобой окончу, меня спровадить захотят. Так я со двора уйду, но недалече. Встану у реки, за старым сараем и буду тебя дожидаться…

План был говно, поддержки никакой, запасных вариантов нет. Но я кивал и запоминал. Пока на руке других карт нет, будем играть теми, что судьба раздала.

Глава 2

В которой я знакомлюсь ем, сплю, знакомлюсь со сводными сестричками и веду себя так, чтобы никто меня ни в чем не заподозрил.

Пошептаться всласть нам со старцем не дали. Но Гриша был мужичком тертым, в общих чертах мне план побега набросал. Подгонит сани в условное место и будет меня в них ждать. Это и был план. Возмутиться я не успел, дверца приоткрылась и туда ввалился мужичок. Кажется, его выпихнули в комнату силой.

Мужичок был как раз тот, который мне ногу держал, пока старшенькая сводная сестренка, Федосья, её дубинкой ломала. Тогда он был веселый и озорной, а сейчас крысиная мордочка была испуганная и грустная. Прижался к стенке, попытался слиться с расписными бревнышками. Получалось плохо, но мы с Григорием ему подыграли, старательно не замечая.

Видимо к колдунству тут относились серьезно. И приближаться опасались.

Григорий как знал, что наедине нас уже не оставят. Уже загодя меня обратно на кровать уложил, а сам принял пафосную позу, как фокусник над ассистенткой, которую сейчас распиливать будет. Зло сверкнул глазами на меня, видимо намекая, чтобы я молчал. А потом забормотал скороговорку. Я ни черта не понял, что он там говорит. И вообще, подозреваю, что он белиберду на блаблакал.

Поводил надо мной руками с растопыренными пальцами. Красиво так, чувствуется практика. Я понятливо выгнулся. Хотел застонать, но побоялся. Еще выдам случайно что-то непристойное. И тут Гриша резко выдернул из-за пояса кинжал. Кавказский такой, характерный. Красивое оружие, жаль не у меня. Надо бы это исправить. Впрочем, дернуться я не успел — старец Григорий картинным жестом положил кинджяль на меня, плашмя. Как меч на павшего викинга. И даже руки мне поверх рукоятки сложил. Потом устроил пантомиму. Подвывал, кривлялся, зенки закатывал. Я покосился на дверь. Она была приоткрыта, мужичок в комнате по прежнему был один, но из-за косяка торчало голов пять. Таращились, раскрыв рты.

Тут мне стало не до публики, кость в ноге и ребра вдруг зачесались. Не знаю, как это назвать. Но вот если бы кости внутри могли чесаться, то вот так бы они и чесались. Жуткое чувство. Я страдальчески застонал, занервничал и без притворство начал дергаться, выгибаться и елозить по кровати. Гриша тут же взвыл, глазами завращал, одной рукой меня к кровати попридавил, второй за бороду себя дернул. И тихонько так мне говорит.

— Терпи, ща отпустит.

Я в этот момент малость растерянный был, вместо того чтобы кивнуть, машинально хотел «ладно сказать».

— Чую как Чернобог кости грызет! Старец, поведай ему, что я за себя откуп даю! Тебя, Тимошка! — заверещал я дурным голосом и рукой в жмущегося к стенке мужика ткнул. Это и был Тимошка, как я сейчас вспомнил. Сначала он недоуменно таращился на мой палец, в него направленный. А потом испугался и разом сбледнул. В смысле побледнел, а потом чуть не проблевался. И убежал за дверь, спотыкаясь. В след ему несся мой демонический хохот.

Честно говоря, как только я начал говорить, я начинал примерно понимать, что ща скажу. Между нами, мог бы я этого крысомордого и не запугивать. Но мог и напугать. И не смог устоять. Григорий, неодобрительно на меня зыркнл. Ему бы депиляцию ноздрей провести, с такого ракурса глаз почти не видно. А еще, гад, кинжал отнял. Я с трудом с этим смирился, остановило одно — по опыту знал, с одним ножом из этого терема не вырваться. Прежний хозяин терема пробовал.

Григорий кинжалом взмахнул и этот экологически чистый гипс на моей ноге, из тканых лент и деревяшек, срезал. Острая железяка однако. А потом старец Григорий столкнул меня с кровати, я встал и пошел.

Я точно знал, что еще пять минут назад я был в не самой лучшей форме. Есть неприятный опыт, знаю какого это, когда все отбито и в ребрах трещины. Сейчас, кроме затихающего зуда внутри костей, не чувствовал повреждений. Наклонился осторожно вперед, назад. Нет никаких гематом в мышцах, и без дискомфорта внутри. Рискнул, и сделал поворот корпуса влево, вправо, вызвав удивленный вздох от дверей. Деревянно повернулся, вытянул руки вперед, и двинулся к двери с криком «Мозгиии!».

Мой личный экспромт, до сих пор горжусь.

Челядь с диким визгом исчезла. Я повернулся к Григорию. Не знаю, что я там хотел сказать ему. Может просто подмигнуть. Ну, типо, я в деле. Но старец времени не терял, кинжал спрятал куда-то под кафтан свой, палку схватил и ходу. Пронесся мимо меня, едва плечом не сбив. И вовремя — в дверях уже стояла маман с лицом властным и требовательным.

— Кормить до отвала. Потом пусть спит, сколько сможет. Завтра как новый будет, — доложился Григорий Ядвиге, снова склонившись в поклоне. В этот раз не таком глубоком, макушка чуть ниже сисек мачехи. Но морда спрятана.

Маменька величаво развернулась и уплыла. Гриша, даже не оглянувшись на прощание, проследовал за ней. Я тоже, было, к двери рыпнулся. Но наткнулся на второго костолома. Его имя, я кстати, даже не знаю. Из новеньких. Тот зыркнул на меня равнодушно, оглядел горницу, и скрылся за дверью. Саму дверь плотно закрыв.

Я осторожно подобрался поближе. В двери не обнаружилось ни отверстия для ключа, ни даже ручки изнутри не было. Сама дверь была из толстенных досок, красивых, полированных. Я приложил к ней руки и осторожно толкнул, потом толкнул сильнее. Похоже, там снаружи засов — дверь даже не покачнулась. Хорошо сделано. И плотно прилегает — вокруг порожек мехом проклеенный… Короче, тут меня убивать могут, снаружи никто и ничего даже не услышит.

Вернулся и внимательно осмотрел комнату. Труба от печки уходит в потолок. Окошко есть, размером хорошее. Только из толстенных стеклянные блоков в массивной деревянной раме. Рама вделана в стены намертво, считай как стальная решетка на окнах.

Я пометался еще немного по комнатке загнанным зверем, позаглядывал в массивные сундуки оказавшиеся пустыми, поискал кочергу рядом с печкой, и скоро убедился в том, что комнатка хоть и выглядит прилично, а на самом деле форменный карцер.

Устал. И есть хотелось. Упал на кровать. И очень вовремя — дверь открылась и внутрь вошла молоденькая девочка с подносом в руках. И осторожно поставила его на кровать — больше то некуда — и за дверь юркнула.

От двери её контролировали знакомые мои мужички. Взгляд у них плохой. Безразличный. Смотрят на меня, как на объект. За поясом плетки. Это вместо дубинок. Руки на плетках, глаза на мне, мысли о своем. Профессиональнальные тюремщики, чтобы их сплющило.

Поднос и посуда была деревянная. Красивая, лакированная, но как оружие использовать будет затруднительно. Хотел массивную ложку заныкать, но решил, только охрану насторожу. Мало она мне поможет.

Угощали, кстати, славно. Борщ нажористый, хлеб, ветчина копченая, мороженные ягоды какие-то. Первый раз в этой жизни наелся, можно сказать. Увлекся, переел, отвалился, благо кровать уже под жопой. Мягкая.

Подошел Тимошка, тот, кто сбледнул с лица. Демонстративно пересчитал ложки. Кивнул, проскрипел гнусавым голосом:

— Молодец, княжич. Учишься, — я вяло вспомнил, что предыдущий хозяин этого тела пытался уже с помощью ложки сбежать. Крысомордому повезло, на самом деле. Сначала я ел и рот был занят. А теперь я поел и препираться было лень. Поэтому я только поудобнее устроился, накрылся шкурой и задремал. Почти мгновенно. Видать восстановление сломанных костей хоть и волшебная штука, а постельного режима все равно требует. Даже не помню, как посуду убрали. И проспал бы я свой шанс на побег, если бы не вмешательство семьи.

Судя по внутреннему ощущению, спал я недолго, просто глаза на минутку прикрыл. А судя по солнышку за окошком, уснул я в обед, и только ночью проснулся. И то, потому что дверь распахнулась и в мою опочивальню княжескую ворвались три моих сводные сестры.

Красивые. У всех пухлые губы, большие черные глаза, высокие скулы и темная кожа. Выделяются на фоне остальных как черные вороны на фоне белых ворон.

Строго говоря, брать в жены Ядвигу с тремя дочками моему отцу было бы неприлично, если бы та уже не была вдовой Византийского царевича. Это, вроде как, поднимала её статус вровень с императорским и было бы даже круто. Если бы династию её мужа не свергли. Византия государство цивилизованное, поэтому муж у неё умер в тюрьме от скоротечного воспаления легких, а сама Ядвига вернулась домой.

Что интересно, умер в один день с отцом и братом. Вот такой опасный климат на черноморском побережье, кто бы мог подумать.

От базилевсов дочки Ядвиги унаследовали не только миндалевидный разрез глаз и темную кожу, но и византийский характер.

Поговоришь ними за обедом, особенно если ты им зачем-то нужен — лапочки, душечки и очаровашки. Аж медом сочатся. А вот если ты в их руках…

— А ну пшел вон с кровати, пес! — заорала старшенькая, Федосья и запрыгнула на кровать, намереваясь пнуть меня с размаху. Она у нас заводила. В руках увесистая плетка-семихвостка. Нет, стегать меня она не будет, от этого следы остаются. Кожаные концы плетки обернуты туго вокруг рукояти, получается солидная такая дубинка с гуманизатором. Я успел скатиться с кровати раньше чем она меня пнула и отскочил к окну.

Анфуса, средненькая, как всегда, на подхвате — обежала вокруг кровати, перекрывая возможность обхода.

Младшенькая, Лушенька, самая красивая и самая тихая, осталась за спинами сестер. Но я уже вспомнил — половина самых больших гадостей придумана именно ей. Вдохновитель. Вот и сейчас Лушенька плотно прикрыла за собой дверь и встала перед ней, почти томно мне улыбаясь. Вроде и не приделах, а на самом деле отрезает пути отступления.

Они почти погодки, старшей двадцать один, младшей восемнадцать. Ну и статью в мамку пошли. А я только начал в силу входить. Они выше, тяжелее. Не боятся, знают что сильнее.

— Ну, что песик, думал дрыхнуть будешь? Нет, мы с тобой сейчас немного поиграем… — прямо аж зашипела Федосья. На лицо нереализованность и многочисленные комплексы. Девке в этом году двадцать два года, а замуж никто не берет. Приданого нет, и пока я в права наследования не вступил, и не будет. Ядвига не может лапу наложить на отцово наследство. Папа прям как чувствовал, подстраховался как-то перед смертью. Жаль, я подробностей не знаю. Странно, что они так себя ведут, им бы меня либо убить, либо наоборот подлизываться по всякому. Ядвига, кстати, поначалу пыталась стать мне лучшей маменькой на свете, но потом вдруг резко что-то изменилось. Правда, обычно она в забавах не участвовала, ограничиваясь коротким «выпороть», по поводу и без. Но я точно знал, что без её ведома сестренки бы со мной шутки шутить не стали. В этом доме ничего не происходило без ведома моей мачехи, я слишком поздно это понял. Ну, не я, а тот, кто был до меня.

А я прямо сейчас понял, что сестренки тут не по прямому указанию Ядвиги. В полупрозрачных легких белых ночнушках, только на ногах теплые домашние сапожки. Красивые девки. Прокрались из спален, отослали охрану от двери… Решили поиздеваться надо мной без маменького соизволения? Вошли во вкус?

— А мама знает что ты мне тут себя предлагаешь? — спросил я мимодумно. Я был еще слегка сонный, но мелькающие в голове чужие воспоминания быстро выдавливали дремоту из головы и настраивали на серьезный лад. Девочки были с придурью. Не знаю, что там затеяла Ядвига, но парнишка которого я подменил, от них натерпелся. Издевательства, обзывательства и плевки в лицо — это также неприятно, как пытки водой и побои, оказывается. Авторитетно вам заявляю, есть возможность отстраненного сравнения ощущений. Но мне быстро стало не открытий чудных — Федосья кинулась на меня. У неё было секунды две ступора, прежде чем она решила, что делать. Не привыкла к отпору.

Я кстати, начал понимать природу своего грязнословия. Прежний хозяин тела только так и спасался. Вслух он сказать что-то боялся, зато внутри выработал привычку высмеивать всех вокруг, достигнув в этом определенных высот. А при заселении Гриша что-то с интерфейсом напутал, речевые центры у меня прям совсем хреново работают. Выдают потаенное что-то.

Федосья атаковала меня по бабьи — попыталась толкнуть и прижать меня своим мягким женским телом к стене. Шансы у ней, в принципе, были. Она тяжелее меня килограмм на… На несколько. Трудно себя оценить, даже в зеркале не видел. А у неё вон, только сиськи по полкило, наверно весят. Отмудохать она меня в принципе может легко, и даже не раз это проделывала. За волосы оттаскать, ладошкой лещей навешать. Не то, что больно, а обидно. Ну что сделает тощий, запуганный парнишка? Да ничего.

Ответ на агрессию это навык, его надо нарабатывать. Будь Федосья не так зависима от мнения сестер, она бы заметила мои невербальные сигналы. Не горблюсь, лицо не испуганное, не улыбаюсь. Готов к конфронтации. А может и заметила, но решила сломить непокорность. Раньше же у неё все получалось?

Только раньше на подхвате всегда пара мужичков была…

В моей голове стремительно, вскачь, неслись мысли. Пока Феодосья летела ко мне, красиво натянув сосками ночнушку и оскалив ровные зубки, я успел отметить её дивичью высокую грудь, красивые ножки и одновременно сложив в пазл все происходящее. Они тут по своей инициативе. Значит, они не хотят чтобы Ядвига узнала. Значит, охраны за дверью нет. Значит… Да это же мой шанс на побег!

Глава 3

В которой главный герой ведет себя как настоящий мужчина — убивает змей, пауков и пытается помочь девушкам устроиться покомфортнее. А потом как выдуманный герой любовного романа — с рычанием рвет на них одежду, говорит короткие, суровые фразы, зловеще зыркает по сторонам, ценит красоту и указывает им их место.

Федосья, колыхнув высокой девичьей грудью, бросилась на меня. Длинная, но легкая и тонкая ночная рубашка задралась, оголив стройные ножки.

— Блых, — издала она нутрянной, идущий от самого желудка стон, наткнувшись на часть меня, вздыбившиеся ей навстречу. Это оно у меня как-то само, инстинктивно, получилось.

Нет, конечно, бить женщин ногами в живот не правильно. Настоятельно рекомендую решать все проблемы через рот. Хм… Двусмысленно прозвучало.

Но мне не стыдно. Я ударил её по веским причинам. Наши отношения зашли в тупик и мне пришло время двигаться дальше. А она была готова убить, только чтобы оставаться на месте. Пропасть между нами только увеличивалась. Пришлось принимать жестокие, но назревшие решения.

Бил я от души, но с умом. Вообще, наш военрук рукопашный бой не жаловал. Любил повторять, что потерять на поле боя сначала автомат, потом пистолет, потом нож, после чего найти такого же идиота и сойтись с ним в рукопашную — нужен не только талант но и редкая удача. Поэтому у меня в арсенале приемов, в основном, захваты и удушающие — на случай, если языка взять надо. Но вот прямой удар ногой на уровне пояса — поставлен хорошо. Это на тот случай, если надо будет дверь выбить. Ни разу в той жизни не пригодилось, но на тренировках я справно выбивал на манекене лучшие ньютоны на потоке. Сейчас, конечно, наработанные рефлексы мне мало помогли. Прямое доказательство существования мышечной памяти — мозг послал привычные сигналы, но тело слушалось плохо, совершая не привычные движения — я лягнулся, как ишак. Прям вот по-колхозному. Но и это тело тоже что-то умело. Постоянные верховые прогулки до самого недавнего времени, прогулки пешком в полкилометра на речку каждое утро, по пять раз вверх-вниз по лестницам. У меня ляжки, как у фитоняшки.

Плюс сестренка еще и с размаху на удар налетела. Насадилась на мою ногу, как сырая заготовка пиццы на кулак повара. Прям от души. Рухнула комком теста у моих ног, дубинку выронив. Меня бы тоже с ног сбило, но я впечатался лопатками в стену и смог устоять.

Федосья упала на пол, скрутилась в рогалик и тихонько принялась завывать. Анфуса стояла и улыбалась у кровати. Глуповатая она, медленно до неё доходит. Зато красивая, глазки озорные, зубки белые, ровные. Она еще таращилась на старшенькую и только-только перестала улыбаться и округлила губки в изумлении, а я уже подхватил с пола дубинку-гуманизатор и с коротким мощным хеканьем ударил её в лоб. Без затей. Тут же оттолкнул падающее тело — падающего подтолкни — и бросился к двери. Лушечька потратила эти драгоценные секунды на наблюдение за безобразной семейной сценой. И только когда я ударил Анфусу полбу, она широко открыла рот, чтобы набрать воздуха и начать визжать. К её чести, надо сказать, что визг был короткий, увидев что и вторая сестра пала под моим натиском, она быстро заткнулась, развернулась и бросилась в дверь. Явно планируя её за собой захлопнуть. Я критически не успевал. Тут мне стало страшно.

Позади улепетывающей девушки взметнулась её длинная, толстая, черная коса, и я попытался схватиться за неё. Даже дубину выронил. Лицо у меня, наверное, было потешное. Глаза выпучены, руки с растопыренными пальцами неуклюже вытянуты. Как будто гламурная киса из комедий про начало века, ловящая падающий престижный смартфон. Никогда не понимал этой шутки. И вот, прочувствовал на себе.

Поймал. Поймал я косу. Схватился поудобнее и дернул от души прям. Вот поэтому у нас девочки и стригутся коротко в старших классах, когда всерьез военная теория начинается, а они реально гражданство хотят получить.

С утробным, полным ужаса и совиным уханьем — видимо хотела крикнуть, но не до визгов когда с тебя наживую скальп сдирают — Лушечка влетела обратно в мою опочивальню. Намотав косу на левую руку, я деловито оттащил её подальше. Придавил к полу лицом вниз, схватил дубинку со старшей налутанную и ударил младшенькую по голове.

Ну, да, дубинкой. Я не джентльмен, а феминист. К тому же, на меня накатила слабость — ручки дрожали, ноги ватные. Еще и мутило. Непонятно, то ли тело к адреналину не привычное, то ли последствия после лечения, трудно сказать. Короче, удар не получился. И второй. Третий получился совсем слабый и не точный. Сосредоточился, чтобы ударить нормально и наверняка. Долго сосредотачивался, Лукерья собралась с силами и призвала фамильяра.

Чем бояре отличаются от простых людей? Магией, конечно. И как я об этом забыл? Как-то в голову не пришло. В руке Лушечки словно крохотная дымовая шашка заработала. Только светящийся фиолетовым дым не потянулся к потолку, а собрался в паука. Здоровенного такого, примерно с её ладошку.

Я, кстати, до этого и не знал, что у неё фамильяр паук. Считалось, что фамильяр отражает некие личностные качества, поэтому те, кому с фамильяром не повезло, часто его стеснялись. Вот и Лушечка, милая девочка, своим паучком нигде не светила. Может, только мать и сестры знали. Интересно даже, что она там планировала, напугать меня членистоногим своим? Тоже мне дама с сюрпризом. И не таких видали. Призвав паука она попыталась мне его под нос сунуть, но я присматриваться не стал — что я, птицеедов не видел? У меня в детстве таких несколько штук в террариуме жили.

Призванные фамильяры в общем и целом подчиняются законам физики. Единственно, их вроде нельзя убить. Будучи «убитыми», они просто исчезают туда, откуда появились. Вот только человек, призвавший фамильяра, имеет с ним тесную связь. И даже чувствует отголоски желаний и вполне сравнимую боль. Поэтому смерть фамильяра, как правило, надежно вырубает его хозяина. Глубокий, но непродолжительный обморок. Есть нюансы, но мне сейчас вспоминать это некогда.

Я просто и без затей хлобыстнул дубинкой прям по вполне проявившемуся в нашей реальности пауку. С влажным «чпок», его размазало по ладошке Лукерьи. Паучку трындец. Еще секунду он дергал лапками, а потом начал истончаться, развеваясь дымом. Лушенька охнула и обмякла. Что, скорее всего, спасло её от пары неумелых лоукиков в голову, как не стыдно в этом признаваться.

«Лишилась чувств», как сказала бы маменька. Я отпустил её волосы и резво обернулся, быстро зыркнул по сторонам, как учили. Для контроля обстановки. По идее, после этого следовало спрятаться в укрытие и обдумать увиденное. Вот всегда так, как до дела доходит, все не по учебнику идет. Но зыркнул я очень вовремя. Федосью от двери видел только частично. Старшенькая оставалась на месте и была сосредоточена на своем внутреннем мире и ей пока было больше не до веселья. А ведь так просила! Анфуса слегка пришла в себя и сейчас испуганно пялилась на меня с залитым кровью лицом. И от неё в мою сторону скользила змея, еще слегка фосфоресцируя после недавнего воплощения.

Вот этого фамильяра я знаю. Им Анфуса гоняла меня, то есть прошлого меня, и знатно веселилась. Однажды девки поймали и держали пацана за руки и за ноги, а змейка по нему ползала. Жуткий ужас, я вам доложу, я бы тоже от такого кошмара обмочился. Но сейчас меня эта змея не впечатлила — сильно меньше, чем я помню, и на ужика похожа.

Рисковать я не стал, змея волшебная, вдруг еще и ядовитая, поэтому сдернул с кровати пушистую шкуру и набросил на голову змеи.

К счастью, умом фамильяры не блещут, так что прошло легко. Дальше дело техники — нащупать извивающуюся выпуклость под шкурой, прижать к полу и забить дубинкой. Сделать было труднее, чем рассказать — если честно сказать, я вконец запыхался. Наконец почувствовал как фамильярчик Анфусы под шкурой развоплощается, не пережив столкновения с суровой реальностью, и почувствовал такое облегчение, что плюхнулся на задницу, тяжело дыша. И успел заметить, как сама Анфуса, закатив глаза оседает на пол в обмороке. Уже у самой двери была, почти прокралась мимо, пока я занят был.

Мда, неуд мне за контроль обстановки. И тут же, вспышкой в мозгу — где третья? Я резво вскочил и кинулся к старшенькой. Но с той все было хорошо — выла от боли и проблевалась. И что так её корежит? Может повредил ей что внутри? Вряд ли, уже бы кровью харкала или в отключке была. Скорее всего, просто себя жалеет. Сталкивался с таким пару раз. Сначала люди корчат из себя викингов, а как ответка прилетает — вот точно так же падают, в кружок сворачиваются и воют. Это наверное, что-то в психике перекосоебено. Прячут слабость за жестокостью.

Я грубо оттащил Федосью от лужицы левотины, не столько для её, сколько для своего удобства. Заломал ей руки за спину с намерением связать, и только тут понял, что связывать то мне её и нечем. После секундной растерянности, схватил её за воротничок ночной рубашки и дернул. Ткань оказалась на удивление прочной — но не выдержали нитки на швах. рубашечка была с изысками — швов было много, чтобы ночнушка по фигуре прилегала. Так что я ободрал сестренку как липку, заполучив пару сносных лоскутов которые сойдут для импровизированных веревок. Феодосья вдруг крикнула:

— Нееет! Не надо, Мстишенька, миленький!

Спохватилось. Раньше надо было так. Я ж всегда открыт для дискуссии. Пока оппонент не закроет эту опцию, тогда уж извините. Седьмой класс, начальная школа, теория насилия, как сейчас помню, «Перевод конфликта в плоскость насилия надлежит ожидать в любой момент. Прекращение эскалации насилия возможно только при ассиметричном ответе». Но голос жалобный, у меня прямо сердечко сжалось.

— Поздно! — рявкнул я. И с рычанием продолжил раздирать на ней одежду, помогая себе зубами. Федосья задергалась, заелозила подо мной, не понимая, что тем только будоражит во мне низменное. Но я уже оседлал её надежно, и просто надавил посильнее на сведенные за её спиной руки. И тут же ловко обвязал их.

— Не надооо! — завыла девушка и разрыдалась от ужаса.

— Надо, Федя, надо! — процедил я злорадно ей на ухо. Убедившись, что руки она освободить быстро не сможет, засунул ей в рот импровизированный кляп из её же рубашки. Потом встал и окинул взглядом комнату.

Я задумал поступок, очевидный для каждого, кто хоть немного помнит себя подростком. Я намеревался воспользоваться ситуацией. Сейчас, когда три почти обнаженные девушки заперты со мной в одной комнате и не способны ксопротивлению, я намеревался сбежать.

Но бежать прямо сейчас было нельзя — с минуты на минуту они придут в себя и поднимут шум. Меня могут перехватить еще до того как я выберусь из терема и посадить под надежную охрану. Надо было их надежно связать. При некоторой удаче их найдут только утром, что дает мне хорошую фору.

Я снова начал остервенело рвать ночнушку Федосьи, помогая себе уже не ироткор зубами но и ногами. Получалось так себе. Неровными кусками и, самое главное, не достаточно длинные. Я ведь планировал ими связывать, мне надо было что-то похоже на бинты. Но становилось уже понятно — спеленать всех троих, как следует, не получится. Могут подползти к двери и начать бить в неё ногами. Или развяжут друг друга. Что делать? Что делать? Думай голова, шапку куплю! Тут еще Федя начала мычать и попыталась уползти из под меня. Возможно её беспокоило, что моя рубашка задралась и я сижу на ней голой задницей, а единственная часть тела, которую мужчины не могут контролировать, начала проявлять интерес к происходящему. Я поерзал, устраиваясь понадежнее и тут мой взгляд упал на кровать.

В мозгу пронесся стремительный ассоциативный ряд и я, оборвав себя на полумысли, потащил старшую сестренку на кровать.

Шибари было моим мимолетным увлечением прошлой жизни, но я с радостью обнаружил, что руки-то помнят. Выбрав лоскут попрочнее и подлиннее, вздернул старшенькую за связанные за спиной руки повыше и привязал к одной из опор балдахина. Бревнышко там надежное. Тут троих таких девушек на каждую из четырех опор можно повесить. На века делали. Проявил педантичность и последовательность, тщательно связав Федю, заодно примотав её к бревнышку и за ножки.

Следующая на очереди была Лушечка, её я опасался сильнее остальных. И не зря — я только и успел привязать её за левую и правую лапки к углам кровати, как вдруг понял, что она уже пришла в себя. Под веками глазки забегали и дыхание немного изменилось. Но продолжала упорно делать вид, что без сознания. Опасная женщина. Продолжала притворяться, даже когда я соорудил кляп и заткнул ей рот. И даже не вздрогнула, когда я резким рывком содрал с неё рубашку, обнажив задорно торчащие грудки. Повернул её лицом вниз — нечего меня тут отвлекать от дел мужских.

Все приходит с опытом, связывание голых девок тоже нарабатываемый навык — со строй и третьей дело пошло быстрее и веселее.

Придирчиво осмотрел свое творение. Хуже всего получилось с Феденькой — бедняжка была буквой «зю» изогнута, привязанная к кровати за колени и связанные за спиной руки и ей явно было неудобно. Увы, но в моем сердце нет жалости. Лушечки, как всегда, повезло больше других — распятая на кровати лежа на животе, привязанная за руки и за ноги, устроилась вполне комфортно. Места для Анфусы толком не хватило, пришлось распять её между двух столбов балдахина, и она грустно обвисла. Я свернул еще несколько веревочек, и прошелся вокруг, придирчиво проверяя путы на прочность и добавляя надежности.

Не могу сказать, что меня не настигло то самое томление, от которого одновременно и жарко, и в то же время потряхивает, как от холода. Уши горят, как к батарее приложили, а ноги мерзнут. А мой врожденный указатель степени сексуальности обстановки и вовсе зашкаливал, натягивая рубашку. Но некогда, некогда об этом думать, меня сальный мужик ждет.

И вообще, сестры все таки. Конечно, не родные… Да и какая разница, в темноте и месте, где нет законов… Даже в месте, где нет законов, остается стыд.

А ноги в самом деле мерзнут. Я подошел к Федосье и приложил ступню к её сапожкам. Похоже, как раз. Я принялся стаскивать с неё сапожки. Она протестующе замычала и попыталась сопротивляться, согнув ступню. Что это еще за бунт в опочивальне? Я сурово шлепнул её по заднице, благо та удобно торчала прямо у моего лица.

Задумался. Осторожно погладил бархатную кожу. Задумался.

Машинально глянул на дверь.

Глаза у меня давно привыкли к темноте и заботливо оставленные на печке свечи казались достаточным источником света для того, чтобы все видеть в подробностях. И я увидел, что дверь так и осталась приоткрытый.

Мне захотелось себя по башке шлепнуть. Вот тебе и «контроль обстановки». Я кинулся к двери. В голову, как всегда в таких случаях, не лезло ничего хорошего. Скорее всего дверь осталась приоткрытой после того как в неё попыталась убежать Лукерья. Но нет, моя фантазия рисовала ужасные картины моего досадного промаха. А вдруг там, за дверью, был еще кто-то? Например Тимошка? Нет, тот бы сразу зашел. Служанка? Кого-то же они за дверью сторожить оставили? И служанка сейчас поднимает тревогу, а я, как дурак, тут время теряю?

Я добрался до двери, осторожно приоткрыл её пошире и резко выскочил в коридор. В одной руке наготове дубинка, другой рукой придерживаю все еще стыдную часть тела, которая тоже наготове. Готов к любому повороту событий, ха-ха. Вокруг было темно и тихо. Я долго прислушивался. Терем был большой и деревянный, полной тишины не было. Где-то отдаленно подвывал ветер в щелях, жутко скрипели балки и бревна, время от времени раздавались какие-то стуки и трески.

Но ни шагов, ни людских голосов, ни света от свечей не было. Дом спал. Я оглянулся назад, на сестренок. Они приглушенно постанывали сквозь кляпы и шевелились, стараясь устроиться поудобнее. Упавшие через окно лунные лучи окрасили их кожу серебристым оттенком, одновременно словно затемнив соски и глаза.

Я замер, постаравшись дышать глубоко и спокойно. Это было красиво. Я постарался запечатлеть эту картину в своей памяти. Истинное искусство цветет мгновение…

Нет, я просто не могу взять и уйти просто так. Я посмотрел на дверь. Как я и предполагал, снаружи на ней были засовы. Аж два. За одно ушко засова была заложена ленточка, которыми девушки удерживают волосы. Потянув за её кончики, дверцу можно было плотно прикрыть за собой. Наверняка это Лушечка придумала. Я взялся за ленточку, шагнул внутрь и плотно прикрыл за собой дверь.

Я бы мог оставить это переживание только для себя, но иногда надо делится красоой с миром. Рассказывать каждому. Просто потому, что можешь. И, конечно же, я расскажу все в красках, в подробностях. Если в жизни и есть вещи, которыми действительно можно хвастаться, наверняка одна из них та, в которой есть три красивых голых девушки в твоей комнате.

Итак, я закрыл за собой дверь. Плотно. Решительно. Словно поняв, что дело плохо, Лушечка скосив на меня глаза, сдавленно закричала. Свидетельство моей холодной предусмотрительности, тщательно сварганенный из подручных средств кляп, свел её отчаянный вопль к едва слышному мычанию.

Не удержавшись, я хрипло вдохнул от предвкушения. Тут к мычанию присоединились и две другие сестры. Я медленно и неотвратимо приближался. Шлепки моих босых ног по деревянному полу звучали как колокольный звон неотвратимости судьбы.

Я одернул рубаху, поколебав свечи, заплясали тени на стенах и отблески огня в испуганных девичьих глазах.

— Плохие девочки должны быть наказаны, — зловеще проскрипел я. Голос у меня сел и стал хриплым. Не иначе это от возбуждения и сладкого ужаса от задуманного.

Глава 4

Глава в которой есть телесное наказание, преступление и попытка к побегу. Занимаясь всем этим, герой думает о себе, своих предках, ворует еду и нелепо крадется в темноте на цыпочках как злодей из мультика.

Среди заснеженной Земли Новгородской, стоит терем укрепленный. В тереме том комната, в комнате три красны девицы. И я, не менее пунцовый. На улице ночь и холод, а в комнате жаркое дыхание, женские приглушенные визгии влажные шлепки.

Очень кстати плетка Федюшина пришлось. Хоть я парень молодой, но их ведь аж трое. Мог и не справиться без её «игрушки». Не хватило бы меня на всех троих, чтобы прямо ни одна не ушла как следует не обработанной. У меня ладошки не железные.

Короче, распустил я плетку-семихвостку и как давай их пороть. Нет, ну стегал я не со всей дури, конечно, да и плеточка для красоты сделана больше. Не для укрощения коней. Но все равно, нежная девичья кожа вспучивалась красными следами, девки глухо визжали и пытались уползти. Старшей, все же, больше других досталось. По заслугам. Да и поза у неё была слишком уж удобная. Она пыталась отползти и за бревнышко к которому привязана, за него спрятаться — но я суровой княжей рукой хватал её прямо за булку, возвращал на место, и отвешивал новый карающий удар.

Анфиса, когда дошла до неё очередь, проявила чудеса изворотливости, отчаянно мечась жопкой из стороны в сторону. Вертихвостка. Нескромное мотание воображаемым хвостом её не помогло, у меня на руках были все карты и я бил наверняка. Исследовав границы своей изворотливости и обвиснув бессильно после пары точных попаданий, она приняла судьбу.

Оставив позади два едва слышно рыдающих тела, я обошел кровать и приступил к экзекуции младшенькой. Вдарил прям так хорошо. Не от жопы, конечно, бил, но смачно прям получилось. Лушенька вздрогнула и только как будто еще больше в кровать вжалась. От плетки жопку не прятала, сдавленные визги не издавла. Приняла судьбу, как настоящий самурай, я даже проникся. Я отсчитал ей пять ударов, явно отлынивая. С одной стороны, это оказалось не только приятно, но и утомительно. С другой стороны, меня отвлекали стоны старших сестер. Не так уж и кровожаден я оказался, на проверку. Это плохо, тут так не принято.

Неожиданно, после последнего удара, Лушечка мелко затряслась, по прежнему пряча лицо в мехах, чем сильно меня напугала. Что это ещё у неё там за приступ? Я сел на кровать, наклонился к ней поближе, осторожно повернул её лицо к себе. И обнаружил, что пока я семейными делами со старшими сестренками занимался, она даром времени не теряла и смогла избавиться от кляпа. Об шкуру его, что-ли, скатала. Или так переживала, не важно. Поэтому и не визжала. Боялась, что я сразу же ей новый кляп сделаю. Или вырубить её попытаюсь, а как мы с ней оба знаем, получается это у меня плохо. А фамильяры, как мне помнится, еще сутки будут недоступны, если их вот так жестоко из нашей реальности развоплотить. Действительно, вариант с множественными ударами по голове мало привлекателен. Но так терпеть надо суметь. Вот терпелка и порвалась.

Я с тревогой заглянул Лушечке в лицо. Все еще очень миленькое, хоть и мокрое от слез лицо. Опухшие красные губы, струя слюны из уголка рта и закатившиеся глаза. «Точно приступ какой-то!» — окончательно испугался я. Ща свернет ласты и испортит мне весь заплыв к величию в самом начале — заемная память услужливо подсказывала, что женщинам в этом мире отводилась отличная от мужской, но тоже важная роль. И табу на убийство детей и женщин имело не только нравственно-политические причины, но и вполне физические последствия.

К счастью, испугаться как следует, я не успел. Лушечка вдруг сфокусировала на мне взгляд безумных глаз с огромными, расширенными зрачками и что-то пискнула. И густо покраснела, хотя и так была весьма розовенькая, даже через смуглую кожу видно. Я склонился к ней поближе, не расслышав, и переспросил:

— Чего?

— Ещё! — громко выдохнула Лукерья и спрятала мордочку в мех. Я некоторое время посидел задумчиво. Потом грубо и решительно уселся на Лукерью и пересоорудил на ней кляп заново. Понадежнее. Проверил кляпы на остальных и буквально выбежал за дверь.

Собственно, все это время в моей голове было пусто, как в школьном бассейне ночью. Хотя нет, по всему гулкому, пустому пространству мозга одинокой удивленной рыбой метался вопрос «Что это было?».

Только скрывшись от Лукерьи за дверью, и немного подышав, я наконец понял, что она хотела. Время ведь тянет, ну дураку ведь понятно.

С сомнением посмотрев на дверь, я забрал с неё ленточку, машинально повязав себе как бинт на кулак.

Откровенно говоря, я теряю время. Пока я вожусь с сестренками, пока стою тут на холодном полу — конечно же, позаимствовать сапожки с Федосьи я забыл — шансы на мое обнаружение все возрастают. Поэтому я решительно двинулся прочь. Вернулся, наложил на дверь засовы. Постоял. Решительно снял засовы, открыл дверь, зашел. Проверил кляпы, стянул все же сапожки с Федосьи и натянул на себя — холодные там полы, я задубел, — осмотрелся еще раз, стараясь запечатлеть в памяти каждый изгиб. И понял, что если такую красоту обнаружат без меня, надо послать возможных преследователей по ложному следу. Даже слегка обрадовавшись своей коварности, хрипло сказал:

— Я на кухню. Водички попить. Вернусь и продолжим.

И снова юркнул за дверь. Заложил засовы. И покрался темными коридорами прочь.

К счастью, в этой усадьбе я проводил почти каждое лето, только на зиму отец перевозил семью в имение под Псковом. Там была настоящая крепость, но вокруг болота и водилась нечисть, поэтому летом там за стены выходить было опасно. Зимой тоже, но зимой хрен выберешься, сугробы и холодно. Так что сидишь в каменном укреплении, и выходишь только на двор с детворой играть, прямо как в моем родном мире.

Зимы помнились мне скучными и наполненные учебой. Наемные учителя учили многому, но перед глазами сразу встали генеалогические древа всех княжеских родов, с большинством из которых я был в родстве. Очень трудно всю эту хитрую схему не запомнить, тем более и не одну. Поэтому была мотивация — за плохо отвеченный урок пороли гибкими такими, тонкими прутьями. Хоть это была и не вполне моя память, но воспоминания об учебе заставили меня нервно передернуть плечами.

Пол под ногами скрипел при каждом шаге. Я попытался вспомнить, как учили ходить тихо. Сначала на носки, потом весь вес на всю стопу. Блин, учили не меня, а Мстислава. Это лесной, охотничий шаг. Пол все равно скрипел. Поэтому я без затей, просто на носочках, с полусогнутыми ногами, засеменил дальше. Скрипеть стало меньше.

Мой инструмент для исполнения долга по продолжению генеалогических схем недовольно топорщился и терся о рубашку. Хотел вернуться назад в комнату и немедленно исполнить свое предназначение. Этот вариант был не лишен определенной привлекательности, но я бережно хранил надежду на не менее лучшее будущее вне стен этого терема.

Слегка запутанная планировка, господские спальни, большая лестница по центру — там может быть охрана. Я юркнул в другую сторону. Тут есть крутая лесенка, похожая на трап на корабле. Для слуг. По ней до второго этажа, потом на кухню.

Блин, увел погоню со следа. Зачем я про кухню сказал, если и в самом деле туда хотел идти? Заемная память тут же запулила в меня скомканными байками о том как люди лгали и за это немедленно платили страшную цену. Пока я, посвечивая в темноте голой задницей спускался вниз по лестнице, стараясь не замирать после каждого особенно громкого скрипа и шороха, мозг лихорадочно работал.

Ну конечно, маленькие, тесные, закрытые сообщества. Все друг друга с пеленок знают. Ложь тут противопоказана Да и не умеют тут врать. Это тоже, только с опытом приходит, если патологических лжецов во внимание не брать. Но это отклонение. Поэтому врать мне было трудно органически. Врут в этом мире, обычно, как дети — краснеют, глаза прячут, одежду теребят. Это важный момент.

Добрался до кухни. Время четыре утра — кто-то тихонько гремит посудой, что-то режут, таскают. К завтраку надо успеть, как минимум испечь хлеб, а может приготовить и еще что-то.

Кухня здоровенная, но разделена опорными стенками. И закуток с лестницей из неё не просматривается. Был конечно риск, что кто-то сунется, но маленький — слуги в другом крыле живут.

Жаль, я надеялся тут едой разжиться. И пить в самом деле хочется. Ну, нет, так нет, потерплю.

Я проскользнул в тенях мимо кухни, мне надо дальше вниз. Тут был большой люк, к счастью открытый, который вел в подпол. Полки с соленьями, ледник с тушами, висящие рядами копчености, бочки с медом — настоящий лабиринт из еды. Но я облазил тут все не раз, поэтому двигался уверенно даже в темноте. Добрался до задней стены, до погрузочного люка. Тут был скат, в по которому в подпол скатывали бочки, опускали туши и мешки. Люк был массивный и заложен двойным толстым засовом — все в доме делалось с расчетом, в том числе, и на штурм. Я вытащил засовы, открыл люк и с трудом выбрался на улицу.

Яйки буквально втянулись внутрь, мой инструмент продолжения рода отбросил все надежды и тоже решил скрыться внутри меня. Переждать непогоду. Снега была не много, но ветер ощутимо подвывал и мела поземка. Холод меня взбодрил, выдавив из мыслей извивающиеся потные женские тела освещенные свечами. Тут меня могли увидеть — на стенах наверняка есть часовые. А луна в этом мире светит непривычно ярко.

Я припустил через двор, подгоняемый холодом и страхом. Забежал в амбар. К счастью, большая, в полтора моих роста, дверь, была приоткрыта. Не стал задерживаться у неё а быстро юркнул в тени. Остановился и прислушался. Тут держали сено и заводили коней для господ и их гостей, перед самой поездкой. Все основные хозяйственные постройки были вынесены за стену — запах, знаете ли.

Да, даже летний терем был обнесен стеной. Сначала земляной вал, поверх него еще два метра толстых бревен со стрелковой крытой галерей, за стеной ров. Как говорил отец, «оградка от коров». Ну, мне надо было еще эту оградку преодолеть. Но я, вернее Мстислав, уже не раз такое проделывал — убегал то на рыбалку, то в лес.

Дети, везде пролезут, все вызнают.

Вообще, в подвале был тайный подземный ход, ведущий прямо к реке неподалеку. Проблема что перед тем как он проведет, его надо было еще раскопать, поэтому им я воспользоваться не смог.

Потратив немного времени на растирание задницы и ног, я решительно полез на верх амбара. Там был сеновал и с него был прямой выход на стену.

Поднялся, некоторое время прислушивался. Иногда стражники сюда забирались и дрыхли. А один раз, рано утром, я вспугнул голую парочку домашних слуг — Мстислав как дебил гонял девку-кухарку, и её парня по всему амбару. Вроде, они потом поженились.

Но сейчас, в такой холод, спать в амбаре, хоть бы и в сене дураков не было. Поэтому в сено полез я. Добрался до «слухового» оконца — летом их открывали, чтобы сено сушилось — и вылез из него на крышу амбара, оттуда на стену и, не задерживаясь даже на то чтобы зыркнуть по сторонам — сиганул со стены вниз. Ну, не прям с разбегу. Осторожно перелез.

К счастью, намеченная еще в детстве естественная лесенка, образованная выступами бревен, была на месте. Я только тут обнаружил, что держу в одной руке копченый окорок вместо плетки. Совсем не помню, когда поменять успел. Но обмен не плох. Я вонзил зубы в мясо и, держа добычу в зубах, начал спускаться вниз.

Пальцы быстро замерзли, онемели и слушались плохо. Неудивительно, что я сорвался. Удивительно, что у самой земли. Снег смягчил падение и я, не теряя время, двинулся к реке.

Совсем рядом темнели людские хаты. Хорошие, добротные, некоторые двухэтажные. Каждая тоже с подворьем, окруженным высоким забором. Мой путь лежал мимо них, по снежной целине укрывающей поля под распашку, к реке. Если точнее, то к чернеющему метра в четырехстах лесочку у берега и лодочному сараю, у которого меня должен был ждать Григорий. Хрипло лаяли собаки. Кажется ветер усилился. Или просто я вышел на открытое место. У меня уже давно стучали зубы. Окорок я где-то потерял, а жаль — сейчас бы бросил и идти было бы легче. Ногам стало даже жарко — плохой признак. Снега было по колено и он набился мне в домашние сапожки. Я упрямо топал. Прошел меньше половины, когда стало понятно — не дойду.

Глава 5

В которой герой находит старца со световым мечом в лапландских санях. Но без мешка подарков.

Когда стоишь, почти голый, посреди серебряной от лунного света снежной равнины почти голышом, только и мыслей, что о близкой смерти. Зато со стороны, наверно, очень красиво смотрюсь. «Сейчас упаду и умру» — думал я с неприятной отстраненностью. «Слишком спокойно воспринимаю мысли о смерти. Переохлаждение и шок. Надо взбодриться!» — тут же думал так же лениво и отстраненно. Я пару раз ударил себя по щекам ладошками. Стало больно. Боль хоть немного меня расшевелила. Я осмотрелся. До моей цели оставалось еще минимум две трети пути. Я неохотно оглянулся. До ближайших домов было совсем близко. Но идти туда, это почти наверняка попасть обратно в лапы Ядвиги. Мачеха не создавала впечатление женщины, которая не учится на своих ошибках. Сбежать второй раз мне будет по настоящему трудно.

А потом, словно из ниоткуда, появились всадники. На самом деле, я скорее всего просто плохо видел, от переохлаждения. Или шока, хрен его знает. Плюс ветер, плюс поземка, плюс они двигались со стороны темной громады терема. Главное в том, что когда я увидел погоню, то сразу понял — бежать поздно. Всадники настигали меня молча — только всхрапывали и тяжело дышали кони. Меня подхватили, закинув в седло и также молча куда-то повезли. Сил сопротивляться не было. Правда, тут же как поймали, ловко завернули в шубу. Я стал прямо как кулек.

Через некоторое время я все же немного осмотрелся и понял, что меня везут именно туда, куда надо. К лодочному сараю.

Лошадки слегка вязли в снегу, поэтому не могу сказать, что домчали меня мгновенно. Но куда быстрее, чем я бы добрел туда сам. Если бы добрел.

Не спешиваясь, всадники ворвались прямо в сарай. Лошади буквально выбили дверь передними копытами.

— Слышь колдун, коромысло тебе в зад! Ты бы хоть наружу поглядывал. Чуть не приморозил княжича! — рявкнул тот, на чьем коне я ехал.

В темноте загорелся меч джедая. Или синяя неоновая лампа. Я проморгался и понял, что это светится химическим светом посох в руках Григория. Старец сначала прятался в тенях. Но поняв, что о его присутствии знают, включил иллюминацию и выступил вперед. Интересно, а файерболы он кидать умеет?

Григорий был одет так же, как и когда он меня врачевал. Похоже, жуткий холод не особо его беспокоит. Руки голые, шея голая, шапки нет. Морда бледная, но не мертвенной бледностью обмороженной кожи. Единственное напоминание, что вокруг зима — снег в бороде и волосах. Григорий приблизил к себе посох, так чтобы его осветило снизу и заговорил замогильным голосом:

— Остерегайся говорить со мной так. Я тебе не деревенская знахарка! — отрекомендовался старец Григорий. Пребывание вне терема действовало на него благотворно. Он стал словно выше, рожа стала еще зловещее и вообще он теперь внушал если не трепет, то опасение. Хотя, может это из-за освещения так казалось.

— Так-то да, бабке Авдотьи уж стосорок стукноло, но она посимпатичнее будет, — буркнул везший меня всадник и двинул коня прямо на Гришу. Тот явно напрягся. Я сделал усилие и попытался принять участие в действии.

— Ша! — сказал я. Копировал отца. Обернулся назад, выглянув из шубы, посмотрел в лицо своего спасителя. Могучая русая борода, выдубленая ветрами и солнцем кожа и яркие, синие глаза с какой-то сумасшедшинкой. Иван Хвостов. Вассал отца. Тоже из бояр.

— Иван? — сказал я. — А ты тут откуда?

Ядвига постаралась убрать от себя всех людей отца, даже дворню сменила. Что уж говорить о воинах.

— Язва эта, мачеха ваша, княжичь, — неохотно ответил Иван, не спуская глаз с Григория. — Дура баба. Всех гридей отослала и ратников своих привела. А ведь случись беда, что они, обычные черные люди, сделать смогут? Поэтому я не ушел. Тут жил, в селе. На случай чего. Ну, и прослышал про болезнь вашу. Потом вот, колдун явился. А потом смотрю, колдун вроде как отбыл, а потом скрытно обратно вернулся и в амбаре затаился. Ну я взял сына, — Иван кивнул на второго всадника, оказавшегося парнем примерно моих лет. — Сел на коня и решил объехать вокруг терема. На следы наткнулся. Пошел по ним, а там вы. Дело не хитрое, понятно куда шли. В баню вам надо, заболеете ведь.

— Не заболеет. Не дам. Я многое умею, — буркнул Григорий.

— У тебя проблем не будет? — спросил я у Ивана и тут же поправился, переводя на местный. — Коли Ядвига прознает про твою помощь, беды не будет?

— Нет, — ответил Иван. — До утра уйду, поземка следы заметет. А местные не выдадут. Больно ваш батюшка любим ими был.

— Спасибо тебе за помощь, Иван, — сказал я с искренней благодарностью. И спрыгнул с коня. От коня шло тепло, шуба тоже помогала, потому я слегка отогрелся. Но все равно упал на одно колено от слабости. Ко мне тут же подскочил Григорий, придержал за плечи, и опять всучил в руки кинжал.

— Так я, не для тебя княжич, стараюсь, — ответил мне Иван. И, поймав мой взгляд, добавил, — только из-за батьки твоего тебе помогаю.

— Все равно спасибо, — ответил я, чувствую уже знакомую боль исцеления. Григорий рядом исполнял пантомиму «Великий чудотворец лечит несчастного княжича путем напряжения мышц лица и нелепых жестов руками». Я уже понял, что секрет в волшебном кинжале. Я повернулся к Григорию и сказал:

— Старец Григорий, — я умею быть вежливым. — А куда ты свои обещанные сани засунул? В волшебный карман?

Я понял, что ко мне возвращается затихший отголосок Мстислава. Пока были страшные вещи, вроде голых девок или неизбежной смерти, он сидел тихо. Стоило только оказаться с людьми в относительной безопасности, то он тут же оживился. А может, лицо знакомое его разбередило. Надо запомнить на будущее, в моменты сильного волнения я могу спокойно говорить, не боясь ляпнуть странное. Хорошо еще, что мой тонкий намек про волшебный карман никто не понял.

— Вон они, — Гриша явно нервничал в присутствии двух явно опасных, вооруженных людей и был немногословен. Он махнул посохом в направлении предмета, больше похожего на крытый спасательный плот. Только сделан из шкур и дерева.

— А где твои кони? Все таки в… — начал я, но сумел проглотить окончание фразы. Шутка про волшебный карман слишком хороша, чтобы не использовать её дважды, да тень Мстислава?

— Это лапландские сани! — с гордым пафосом ответил Гриша, открыл дверцу внезапно оказавшуюся в этом сооружении и втолкнул меня внутрь. Ввалился следом сам.

Тут было уютно. Маленькое и низкое помещение со стенами из шкур. Внутри маленькая печка из глины, с медной трубой уходящей вверх. На полу меховые покрывала и подушки. По бокам и спереди небольшие круглые окошки. Стекло было, конечно, хреновое, но кое-что разглядеть наверно можно. При усердии и удачи.

Гриша зычно гаркнул прерывистую фразу, опять на ненашинском. А потом сани вдруг резко двинулись вперед. Я изумленно посмотрел в окошки, проверяя свои ощущения, но снаружи было темно.

Я решительно открыл дверцу и выглянул в неё. Посмотрел на Ивана с сыном, махнул им рукой, потом посмотрел вперед, убедился что сани по прежнему ничем не запряжены. Сарай был лодочный, поэтому внутри был причал, по которому мы ехали, и вытащенные на специальные козлы лодки. Со стороны реки стены не было, чтобы летом лодки могли заплывать и выплывать. Сани стремительно неслись по причалу прямо к выходу из сарая.

Причал был высокий, до льда замерзшей реки было метра полтора. Я слегка напрягся.

Память Мстислава, как назло, про «лапландские сани» молчала.

Я встал поудобнее, готовясь к удару, когда сани достигнут конца причала и вылетят на лед реки. Но они смогли меня удивить. Не доехав до конца, сани оторвались от обледенелых досок и полетели. Вылетели из сарая, заложили пологий вираж, в сторону реки. И, уже летя над рекой, стали набирать высоту устремляясь прочь от терема. Только тут я понял, что Григорий меня яростно за шубу обратно внутрь тащит.

— Да сядь ты уже на место, княжич! Холоду напустишь!

Я закрыл дверцу и сел. Очень хотелось пристегнуться, но нечем. Спасал только кинжал. В него и вцепился мертвой хваткой.

— Отдавай кинжал, — тут же сказал Григорий. Вот не вовремя он. Я вообще летать не люблю. В детстве в аэротакси летел в школу и оно упало. А тут даже не понятно, как оно летает. Одна радость, кинжал, и тот отнять хотят. Я бы может отдал, но тут Гриша палку перегнул. — Я сказал дай кинжал! Оглох?!

И подзатыльник мне отвесил.

Вот тут я и не выдержал. Полеты, адский холод, смутные воспоминания, которые разбередил Иван Хвостов, потерянный в снежной целине копченый окорок — все накатило как-то сразу. Внутри меня собрался острый и жгучий ком, готовый выплеснуться потоком злых шуток, но я смог его удержать. А вот резкий, рефлекторный удар ногой Грише по яйцам — удерживать не стал.

Сидел он больно удобно. Вальяжно так. Я хорошо попал, пяткой прям. Его поза резко утратила вальяжность да и сам он, как-то скукожился. Я останавливаться на достигнутом не стал — быстренько перевалился ему за спину, путаясь в шубе и едва не обжегшись о печурку — приставил лезвие кинжала к шее колдуна. Ах, это так невежливо. Старца, я хотел сказать, старца. Гриша дернулся и получил не опасный, но наверняка болезненный, разрез. Дергаться он тут же перестал. Я устроился поудобнее, беря его в захват и обхватывая ногами.

— Итак, старец Григорий… Мы же перешли на ты? — начал я. Говорил медленно и осторожно, чтобы глупые шутки не смазали момент. Пока получалось. — Тогда я буду называть тебя дядя Гриша. Ты ж не против? Я спросил, ты не против?

Пришлось кольнуть его в бороду, чтобы он кивнул. Плохо, что молчит, надо контакт налаживать. Так, что дальше делать? Надо его вербовать, выяснять что он хочет, обещать ему исполнение всех желаний. Кем вы видите себя через десять лет на службе у князя Мстислава? Нет, не то…

— Слезь. И нож убери! — глухо сказал Григорий. Руки он держал перед собой, так, чтобы я их видел. Благо, посох валялся рядом и все еще неплохо освещал все вокруг. Я немного подождал и послушался. Просто вдруг подумал — а кто этой херью лапандской управляет? Пилотов-то я не заметил. Я отлепился от колдуна и отполз в сторону. Он тоже отполз от меня. Сел так, чтобы между нами была печурка. Мы некоторое время сидели нахохлившись, не глядя друг на друга.

Я задумчиво глянул в маленький иллюминатор. Там ничего не было видно.

— А ты срать на людей сверху пробовал? — вдруг выдал я. Не уверен, что это была тень Мстислава. Мне и самому стало интересно.

— Пробовал. Не попадаю, — серьезно ответил Григорий.

Это немного разрядило обстановку. Колдун выпрямился, нащупал свою палку и оперся на неё. Сидя. Широко раскинув ноги. Но выглядит при том все равно надменно.

— Там сзади сумка. Поешь. Тебя надо много кормить сейчас.

Меня уговаривать не пришлось. Я нащупал под шкурой узел. Туесок плетеный, внутри корзинки, платочки узелками, в нех снедь всякая. Нашелся кувшинчик с чем-то, напоминающим морс. Я принялся уничтожать еду с яростью, достойной легенд. Вот такие подвиги по мне.

Григорий смотрел и молчал. Через полчаса, когда умял в одно рыло порцию, способную накормить троих человек, я вдруг понял его хитрый план.

Меня опять начало жутко клонить в сон. Я с сожалением отложил недогрызенное соленое яблоко, громко отрыгнул и молвил с истинно княжьим спокойствием.

— Ты скажи, че те надо? Может дам, может дам, что ты хошь, — говорил медленно и сосредоточенно. Так что обошлось без пошлых предложений.

Григорий неотрывно пялился в окошко последние минут пять. При моих словах перевел взгляд на меня. Глаза плохие. Пустые.

— Сто тыщ рублей, — сказал он. — Расписку дашь сейчас.

Ага, стадия торга. Судя по сумме, ляпнул он, конечно, первое что в голову пришло. Но, главное, пошел на диалог. Я поудобнее устроился в своей дареной шубе. Ущипнул себя за внутреннюю сторону бедра, чтобы отогнать сонливость. Не помогло. Поерзал еще, стараясь сесть прямо. И нечаянно кольнул себя кинжалом в низ живота, в опасной близости от яичек. Это меня резко взбодрило. Я собрался начать переговоры, тщательно подбирая слова и не торопясь. И незаметно для себя, провалился в сон.

Мне снился Татуин, где расписанные под холому штурмовики нападали на меня норовя проткнуть светящимися шпагами, я был юным джедаем, сыном джедая, а Гриша был моим учителем. Наша задача была улететь прочь с Татуина на деревянном космическом корабле, в котором сильно дуло из окон.

Глава 6

В которой герой умело и избирательно думает о чем угодно, кроме как о том, чьими руками на него была нанесена исцеляющая мазь. А нанесена она была везде.

Я проснулся из сладкой дремы из-за того, что старец Григорий страстно тыкал в меня своим посохом. Я имею ввиду той палкой с вороном на конце, а не тем, о чем вы там подумали.

Посох тыкался в бок, прямо в ребра. Больно! Могло быть и хуже, согласен. Но я все равно знатно перепугался и вскочил, ударившись о низкий потолок.

Судорожно оглянулся вокруг, стыдливо прикрыл разошедшуюся на груди шубу. Ноги были босыми и намазаны какой-то вонючей мазью. Как, впрочем, и большая часть остального тела, даже лицо. Местами под мазью побаливало особенной, жгучей болью от восстановленного кровообращения. Забавно, но пострадали в основном пальцы на ногах и уши. Все таки слегка обморозился.

Только тут я понял, что не считая мази и шубы, на мне ничего больше не было.

Нормально я так подушку придавил. Даже пока меня мазью обрабатывали, не проснулся.

Кинжала, конечно же, тоже в руках и вокруг не обнаружилось. Я сумрачно прислушался к себе, не потерял ли я еще что-то важное, кроме оружия. Даже попытался сравнить свое самочувствие с образцами из памяти Мстислава. Но тот отозвался в голове ехидной мыслью «Я с незнакомыми мужиками голым в санях не катался».

— На, — прокаркал колдун, выведя меня из замешательства. Я посмотрел на него. Он протягивал мне листок бумаги. Я машинально взял в руки протянутый листок. Григорий надменно и настороженно уселся поудобнее. Явно готовясь к драке. И Сурово так сказал, глядя мне прямо в глаза:

— А теперь быстро подпишись своим именем! Да вензель нарисуй, не забудь!

Я глянул на листок в своих руках. Он был неожиданно приятный на ощупь, гладкий. Рядом со мной уже лежала заостренная свинцовая палочка в изысканной резной оправе. Очень похожая на стилус для планшета. Только даже на вид дороже, круче и изысканнее.

Я взял стилус. Увесистая штука. Бросил осторожный взгляд на колдуна. Может, конечно, кинжал и удобнее, но эта штука вылитая явара. Японский кастет тычкового дела. Мда Гриша, не знаешь ты, с кем связался. Отнял оружие и дал другое. Я демонстративно перенес внимание на бумагу и даже поднес её к окошку — в санях было не так, чтобы очень уж светло.

Бумага была красивая, мягкая, матовая. Напоминала высококачественный пластик. Если бы не память Мстислава, я бы никогда не догадался, что это береста. Крутая штука, одно удовольствие в руках держать.

Написанное на листке было полной ему противоположностью. Уродливая, угловатая и неприятная писанина. И по форме и содержанию.

В общих чертах все сводилось к тому, что я, князь Мстислав Псковский, сын Святополка Псковского из рода Владимировичей, даю эту расписку о том, что должен отдать Григорию Распутину, сыну Ефима, пядьсотен тыщач рублей. Там так и было написано, «пядьсотен тыщач». Мстислав учился и читать и писать, я знал как писать правильно. Дело было вовсе не в местных особенностях письма, а в безграмотности написавшего. Собственно и сами буквы выдавали в писце неуча — грубые, крупные, многочисленные ошибки и следы исправлений даже в именах.

Еще и без перечисления многочисленных титулов моих. И печать личную на таких вещах надо ставить, а печати у меня не будет, пока я официально взрослым не стану. В боярских родах это странно работало, там ритуал сроднения с родом должен быть, но я отогнал воспоминания Мстислава о этих заморочках и сосредоточился на настоящем.

Итак, Гриша вообще в юриспруденции не шарит, это писулька — полный мусор. Не поднимая глаза, чтобы ненароком не выдать свое облегчение, я зачеркнул стилусом пассаж про «пядьсотен тыщач». Писалось свинцовым стилусом, кстати, хорошо. Буквы получались не такими яркими, как я привык, но вполне выглядели сносно, прочесть можно.

Написал арабскими цифрами и в скобках «сто тысяч рублей». Подумал, и добавил «Через пять лет». Подумал еще, и дописал «Обязуюсь погасить долг полностью в течении десяти лет, при том платеж обязуюсь давать не менее пяти тысяч рублей в год». Память Мстислава подкинула что-то про то, как отец выговаривал Ядвиге за её расходы. Только на одежду для себя, дочек, дворни и слуг мачеха тратит по пять тысяч рублей в год. Так что, в принципе, я должен потянуть такую сумму. Конечно, возможно придется экономить на любимой мачехе, но я готов пойти на такие жертвы.

Я отдал листок Григорию. Тот начал читать наморщив лоб и шевеля губами. Чтобы не смущать колдуна, я отвернулся и начал смотреть в окно. И обнаружил, что мы сейчас летим над довольно населенными местами. Вернее, даже над городом. Я не сразу это понял, поскольку дома стояли очень тесными рядами вдоль улиц, но за ними были большие пустые участки. Вернее, возделываемые поля. Или огороды? Соток по двадцать. Дома были в основном двухэтажные, довольно большие, окруженные многочисленными подсобными постройками. Постройки были в основном из дерева. Даже с высоты примерно полутора сотен сотен метров, на которой мы летели, было видно какие же эти дома ухоженные и красивые. Как игрушечные. Раскрашены в яркие краски, множество декоративных элементов, от резных накладок на окнах и хитро украшенных крылец, до деревянных скульптур на башенках в середине многоскатных крыш. Город был затянут смогом от дыма из печных труб. По улицам, покрытым деревянными тротуарами, шел достаточно плотный поток разнообразных повозок, запряженных лошадьми.

На наши летающие сани народ откровенно пялился. Особенно дети. Но без особого удивления. Так бы, пожалуй, могли смотреть в начале двадцать первого века люди на пролетающий мимо вертолет.

Я заметил высокое каменное здание — тоже украшенное арками и нишами, но по сравнению с остальными домами выглядящее как строго и сдержанно. Канализационная насосная станция — тут же доложилась память Мстислава.

В моей голове как будто сустав хрустнул. Как будто шестеренки в мозгу провернулись и стали на месте. В свое оправдания могу сказать только что события меня несли бурным потоком, поэтому сесть и подумать времени не было.

Увидев Ядвигу в стилизованном кокошнике, обстановку в доме и все такое прочее, я решил что меня закинуло в средневековье. Надо было просто нащупать опору под ногами и отчего-то отталкиваться. Но все было куда сложнее. Я присмотрелся к людям на улицах. Так и есть — их одежда не привлекла бы особого внимания и в мое время. Знакомого вида шубы и дубленки. Но я знал, что и под ними люди одеваются близко к тому, как одеваются в мое время, с поправкой на местные особенности и практичность.

В этом мире тоже был двадцать второй век. Разве что ренессанс привел тут не к промышленной, а к магической революции. Что, конечно, сильно все поменяло.

Я уселся на пол. Внимательно посмотрел на старца Григория. Тот уже спрятал мою расписку. Хорошо, понравилось, значит. Григорий Распутин, Евдокимов сын, смотрел на меня своими пугающими темными глазами, теребя в руках свой посох. Ну и что ты там задумал, мистический герой моей истории? Ладно, пришло время разговоры разговаривать.

— Можно нескромный вопрос, — начал я, и не дожидаясь разрешения, спросил. — А сколько вам лет, старец Григорий?

Он задумался. Потеребил сначала обеими руками посох, потом одной рукой и без того растрепанную бороду. В этом мире не случилось пришествия Иисуса Христа, поэтому единой точки отсчета времени не было. На Великой Руси считали по годам правления Царей. Типа год седьмой от начала правления Царя Павла Первого. Короче, просто так и не посчитаешь. Поэтому дату я и не ждал. Когда там в моем мире Распутин родился, я тоже не помнил. Но убили его у нас в 1916-м, это я точно помню, у нас в высшей школе обучающая игра была, врезалось в память. И было ему тогда, примерно вот как сейчас, на вид лет сорок. Но в игре он, конечно, загадочнее выглядел. Тут просто мужичок с хитрецой и сушедшинкой в глазах. Наконец Гриша определился.

— Двести лет точно стукнуло. И еще годков тридцать, наверно, есть уже, — наконец отозвался Григорий. Я аж на пол сел. Вот потому и «старец». Я прикинул в уме — выходило, что по временной шкале я не в прошлое провалился. Параллельный мир, значит.

— А ты, «княжич Мстислав», — он вот прям умудрился кавычки голосом поставить, — Не поведаешь, как тебя звать?

— Мстислав, — радостно отозвался я. — Можно просто по имени, когда одни.

В голове водили хороводы обрывочные воспоминания. Несмотря на воспитание и обучение, представление об окружающем мире имел слабое. Фактически я обнаружил, что даже не представляю себе внятно границ государства, в котором я князь. Ну, княжич, пока в права не вступлю. Зато точно знаю, что князей сейчас пятьдесят четыре человека. Если, конечно, за последние года два ничто не изменилось. Это приятно. Но тут еще и титул царя… Выборный?! А, выборный, но на совете Великих князей, которых восемь. И я, кстати, тоже могу стать Великим князем… В моей голове вспыхнула сложная схема родства с великокняжескими родами, через бабушек, дедушек… Так, а на титул Великого князя Суздальского я в очереди вообще близко стою. На четвертом месте. Воу.

Блин, у меня есть права даже на царский престол. Если прям по очереди будут сажать, я сорок четвертым по счету сяду.

Я прилег. Что-то голова закружилась. Поискал глазами, обнаружил туесок с едой, подтянул его поближе и начал стресс заедать. Не каждый день такое о себе узнаешь.

— Насчет Ядвиги не беспокойся. Найти она тебя, конечно, найдет. Калики ли подскажут, ворожейка наворожит или родовые секреты у неё есть, не знаю. Знаю только, что найдет. Но ты не бойся, Мстислав. Потому что я тебя надежно укрою, — и сидит, драматическую паузу давит. Я даже в память Мстислава не стал толком заглядывать. Дело понятное, что тут аналоги маяка или спутникового наблюдения есть. Только магические. Может, даже не имеющие аналогов в нашем мире. Вон, передо мной сидит, пример двухсотпятидесятилетний. В моем мире медицина добилась того, что лет до шестидесяти люди обычно сохраняют активность и относительную молодость. И до ста двадцати лет мне дожить было вполне реально. Но чтобы вот так, после двухсот лет, с подростками по кроватям валяться и без очков читать — такого наука пока не может.

Правда, потому он и «старец». Мало таких здесь, очень мало. Мне показалась эта мысль важной, но я не успел за неё уцепиться. Распутин счел градус драмы достаточным и продолжил:

— Устрою я так, что поступишь ты в Царский Лицей, — и замер. Сидит, смотрит внимательно. Ладно вызываем «подсказку». Царские Лицеи. Высшие учебные заведения, не путать с академиями. Позапрошлый царь зачем-то их удумал, за двести лет из четырех основанных, один потерялся, два сломались, остался один, в Великом Устюге. Отзывались о нем с пренебрежением. Ну логично, люди моего круга могли себе позволитьлучших персональных учителей. Плюс, даже я знал, что лицеистки все сплошь из разорившихся или худородных родов себе пару ищут, а лицеисты поголовно — или городские гридни, или влившиеся со стороны новые боярские рода и прочее мужичье. Ну, мужичье, понятно, в глазах таких как Ядвига, например.

В отличии от Мстислава, который просто слушал взрослых, я немедленно обнаружил в его памяти, параллельно с этим и некоторые другие факты. Выпускники и выпускницы лицея постоянно занимают важные посты, постоянно оказываются в свите царя. Пару раз выпускники лицея становились главнокомандующими, и командовали людьми с самыми длинными списками известных мертвых родственников в русском царстве.

Ну, хорошо, престижная школа. Не для сливок общества, а кузница кадров. Я не против. В чем подвох?

— И? — осторожно подтолкнул я Гришу, пока он еще на год не постарел, на меня пялясь.

— Что ни есть в Лицее, все есть Лицей, — изрек Григорий Распутин. Значимо изрек, внушающе. Вот бы еще понятно было. Я с шумом отрыгнул и достал оплетенную бутылочку с морсом. Предложил Распутину, тот отрицательно помотал головой. Объяснил бы для тупых.

— Старец Григорий, мал я, и умом слаб. Расскажите так, чтобы даже двухвековый старик понял, — вырвалось из меня. И я заткнул себе рот горлышком бутылки.

Распутин грозно нахмурил брови. Но заострять не стал. Спокойным тоном продолжил:

— Поступивший в Царский Лицей неподсуден никому, кроме как канцлеру Лицея. Ну и Царю, конечно. А также, на него распространяется защита и покровительство Лицея! — сказал и откинулся назад. Объяснил.

— То есть Ядвига не сможет приехать и забрать меня из этой школы? То есть лицея? — уточнил я, на всякий случай.

— Она тебя там не найдет. Нет такого способа за стены Лицея магией прозреть. Но первый год обучения подготовительный. Пока твоя мачеха может решать за тебя, то она сможет тебя забрать. Если узнает, что ты в Лицее. Поэтому ты поступишь в Лицей не под своим именем, — ответил Григорий. Потом, словно нехотя, добавил. — После первого года, станешь лиценциатом, сможешь вернуть своё имя. Тогда тебя тронуть не посмеет уже никто, — и снова сидит, пырится на меня. Я быстро понял, почему. Страшное дело, не своим именем назваться. У меня свое, личное, не самое маленькое кладбище предков, каждый со своей историей, за каждым следы до сегодняшнего дня тянутся. Я и есть свое имя. Не больше, но и не меньше. Поэтому Распутин и боялся, что я сейчас удила закушу и откажусь.

— Ладно, — разрушил я его сомнения. Григорий задумчиво кивнул каким-то своим мыслям и продолжил:

— А потом, «княжич», надо будет тебе поступать на факультет Естественных наук. Я там уже шесть лет как декан. Ты на второй год сдашь мне экзамен. Станешь бакалавром. А бакалавр может обратиться в коллегию профессоров. Запросишь исследование по родовой инициации. Выделят тебе стрельцов и высочайший указ не препятствовать. Ты пройдешь инициацию свою родовую. Так в свои права и вступишь. Но придется на таинство минимум трех профессоров пустить. Одним из них я буду. Все понял?

И сидит, смотрит. Я прокрутил еще раз его синопсис. Вроде ничего страшного… А, стоп, есть. Тайна родовой инициации была одной из наиболее охраняемой для всех родов, настолько что даже сам Мстислав о ней ничего не знал. Понятно, почему аналог местного института хочет в ней покопаться лишний раз. Мстислав внутри меня ужаснулся — присутствие посторонних на инициации для него было не меньшим оскорблением чем, например присутствие посторонних в его жене. Хотя, нет. Даже как присутствие посторонних в нем самом. Хотя, нет… Короче, Мстислав бы на это не пошел. А я ничего против этого не имел.

— Хорошо, — просто сказал я. Старался говорить коротко и следить за собой, чтобы не ляпнуть лишнего. Это постепенно превращалось в привычку.

— При канцлере подтвердишь обещание? — быстро спросил Григорий.

Я кивнул. Колдун явно обрадовался, даже ладошки потер.

— Ну, терь можно и выпить. Коль договорились, ведь можно и обмыть, верно говорю? — Распутин заулыбался и даже говор у него прорезался местечковый. Одновременно он выудил бутылку и две рюмки из аккуратного ящичка рядом с собой. Ловко у него это получилось. Чувствуется двухсотлетняя практика.

— Пока не договорились, — вкрадчивым голосом сказал я. — Есть у меня, старец Григорий, еще одно предложение…

— Какое это? — немного испуганно спросил Распутин. Машинально наливая водку в рюмку.

— Во мне же не только в деньгах ценность, — сказал я и сел прямо. Шуба как-то некстати упала, обнажив меня по пояс. Я заторопился договорить:

— Я же из древнего рода. У меня связи есть. Возможности. Перспективы. Мой дед Псковским князем был. И у меня до сих пор там место в Господском совете. Наследное. Это к примеру.

— Это я знаю, — кивнул Распутин и выпил. Облегченно улыбнулся, но тут же снова нахмурился. — К чему ты это?

— А к тому, что деньги, сами по себе, это еще не власть. Возможностей больше, да. Но я могу дать больше. Может, если все будет хорошо, я смогу стать в Пскове человеком большим. Вес набрать. И вот тут у меня появятся возможности, которые за деньги не купишь. А не хочешь ли ты, старец Григорий, Экзархом Псковским?

Это было неким аналогом митрополита. В этом мире многие слова были заимствованы из греческого и латинского, но вместо христианской терминологии использовалась языческая. И, насколько мне подсказывала заемная память, верховным жрецом мог стать практически любой. Была бы политическая воля. А место было не только прибыльное, но и сулило действительную силу — экзархи тут могли не только народ на площади собрать. Они реально вызывали дождь, останавливали эпидемии и заставляли плодоносить каменистую пустыню. Наверняка, были там свои нюансы… Но я уже видел, как загорелись глаза Распутина. Предложение ему очень понравилось.

— А по тебе ли гуж? — засомневался старый мистик.

— Помоги мне, сударь, а я даю слово, приложу все усилия. И помогу тебе стать экзархом. Слово княжье! — ответил я. И протянул руку.

Григорий Распутин, после короткой задумчивости, решительно пожал мне руку. Выражение лица у него было по прежнему недоверчиво-насмешливое. Но я был уверен — я купил этого человека. Если не полностью, то три четверти. Теперь Ядвиге придется сильно потратиться, чтобы его перекупить.

Потом мы выпили. Водка была хорошей. Нет, даже чудесной. Чувствовался привкус ореха и меда. Внутри разлилось приятное тепло.

Колдун бутылку закупорил и спрятал.

— Хватит пока. Дела ещё есть. Теперь слушай сюда, княжич. Поступить в Лицей не так то и просто. С улицы не берут. Но есть у меня одна мысля…

Глава 7

В которой герой отправляется за помощью к ведьме. И у него постепенно разгорается смутное подозрение, что ему не только волшебных артефактов могут понапихать. Но коварный древний мистик не оставляет ему выбора, кроме как либо идти к ведьме, либо как замерзнуть на хер.

— Ничего себе у вас тут ведьмы живут! — не удержал я восхищенного возгласа. Когда Григорий Распутин сказал, что отвезет меня к Марфе-ворожейке, я наивно представил нечто вроде землянки. Может, даже избы на курьих ножках. Здоровенная каменная вилла с колоннами и шатром перед ней, да еще прямо посередине города, меня малость удивила. Ну как малость. Я просто охерел. Хорошо еще, я на полу в санях сидел и за всем через оконце смотрел.

Мы сейчас находились в Ростове. Город был огромный, по сути агломерация, где города переходили один в другой. Я никогда не был в Ростове в своем мире, но сейчас смог бы сориентироваться. Недалеко высилась мощная крепость, со стенами не ниже чем ветхая двенадцатиэтажка начала века, на мой непрофессиональный взгляд. А сравнительно тонкие, вычурные, белые угловые башни поднимались в два раза выше. «Чудесный Источник» — подсказала моя заемная память. Мстиславу картинку показывала. Достопримечательность всея Руси, между прочем.

— Не ведьма, а сударыня Марфа-ворожея! — неожиданно зло рявкнул Распутин. — На худой конец, Бабушка Марфа! Ты только там такое не ляпни! И вообще, молчи лучше. Может статься, за умного сойдешь!

Я заткнулся. Далось с трудом, я даже слегка язык прикусил.

Мой купленный друг и товарищ засуетился по саням, собираясь. План был у него простой и понятный, надежный как швейцарские часы. Пойти на поклон к ведьме. Которая, как утверждал Распутин, что-то там ему задолжала. И она даст мне рекомендательное письмо и свое имя. Формально, усыновит. Как я понял, тут замешана политика. Есть боярские рода, формально и фактически, обладающие всей полнотой власти. Но есть и вполне параллельная структура ведьмаков, волхвов, чародеев, кудесников, волшебников и их фемитивов. Каждый из которых так и норовил объявить себя жрецом бога. Богов было не мало, на всех хватало.

У этих чудотворцев были особые права, некие вольности, исключения из общих правил и прочее. Фактически, некая параллельная власть. Так сказать, власть чудесная. На самом деле вся структура, если я правильно сопоставил краткое пояснение от Григория и воспоминания Мстислава, до жути напоминала церковь в моем мире. Может, я просто плохо разбирался в церкви.

Итак, Марфа признает во мне сына. Ну, или внука. Раз Бабушка Марфа. И я отправляюсь в Лицей от её имени. На первый год. С точки зрения местного уголовного права, кстати, Бабушке Марфе за подлог ничего не грозило — в этом мире на Руси оставались средневековые институты включения в семью. Это и пробный брак сроком на год, и вот такие «усыновления».

Мстислав о таком был в курсе. Иван Хвостов, кстати, формально был усыновлен моим отцом. При этом, разумеется, на него не распространялись все наследные права, а только некоторые. Такие как он даже назывались специальным термином, «дети боярские». Обычно даже сводились в отдельные отряды.

Впрочем, каждый отдельный случай следовало и рассматривать отдельно. Правила менялись от княжества к княжеству. Да даже от рода к роду. Половина законов вообще неписанная. Буквально, обычаи и традиции.

Впрочем, эта хитрая и запутанная система, наверняка была такой не просто так. Я подозреваю, все сводилось к праву сильного. В любой ситуации можно было просто вывернуть ситуацию мехом в нужную сторону, если сила на твоей стороне.

Единственное, что во всех этих витиеватостях действительно имело значение, так это магия.

Насколько я понимаю, боярские роды обладают мощной наследственной магией. Причем, именно разрушительной. Если бы магия не слабела от близкородственных связей, они бы наверно уже выродились и вымерли, а так приходилось постоянно со всеми скрещиваться. Но выбирать тоже следовало из породистых.

Высшая каста, это в основном мы, Владимировичи. Не единый род, внутри мы расколоты на полсотни вполне самостоятельных родов. И это примерно треть всех самых сильных боярских родов. А остальные две трети, всякие Судиславичи, Ярославичи, Всеволодовичи и еще десяток имен — тоже родня друг другу и Владимировичам.

Те, кто выпал из высшей лиги — магия ослабла потому как, например, женились по любви — называются по местностям. В основном такие боярские рода консолидируются в крупных городах и вокруг них. Обычно их так и именуют, по принадлежности. Мой сын, был бы Псковский, если женюсь на девушке ниже себя по статусу. Блин, будет тут сын, назову Император. Тут наверно только особо ученые мужи знают про такое латинское слово. Будет Император Псковский. Звучит! Так вот, таких, Псковских, Новгородских, Ростовских — называли гриднями. Гридни были у князей. Тогда они принимали имя рода. У нас было несколько, Владимирских.

На этом бояре кончались.

Иногда магия просыпалась и в простых людях. Таких, обычно, принимали в род. Они и назывались «детьми боярскими». Это была их первая и последняя ступенька в феодальной лестнице. Земля, владения — выдавались им от рода или, иногда, города. А они были обязаны службой.

Мстислав был абсолютно убежден, что магическая сила так же строго делится на эти три ступени. Самые слабые внизу, самые сильные вверху. Это очень очевидное и простое объяснения. Я тут недавно и спорить с унаследованными убеждениями не стал. Из вежливости. Пока не стал.

В отличии от княжича, я точно знал — все важное, просто не бывает простым.

Тем временем лапландские сани Распутина заложили лихой вираж и зашли на посадку. Это было неожиданно, я машинально схватился за трубу печурки. Держалась она так себе. Пришлось присесть на пол и вцепиться в мех на полу. Я снова заозирался по сторонам, в поисках страховочных ремней. Их по прежнему не было.

Распутина вираж также застал врасплох. Он тоже попытался схватиться за трубу печурки, но отдернул руку едва коснувшись горячей меди и, не найдя опору на наклонившемся полу, неуклюже упал на спину. К счастью сани быстро выровнялись, а то я, смотря как Гриша скользит на спине прямо к дверце саней, испугался. Сейчас выбьет макушкой дверцу, выпадет вниз, и придется мне все планы менять.

Мы приземлились на лед замерзшего озера. Сани, лавируя между миниатюрными избушками-домиками для зимней рыбалки, подъехали к берегу. Когда наши сани остановились, мы пафосно вышли. Я был снова одет в ночную рубаху, женские домашние сапожки и пропахшую конским потом старую шубу. Распутин выглядел куда приличнее, но именно он постоянно себя осматривал и поправлял то одно, то другое. Похоже, он заметно волновался.

— А кто санями управляет? — озвучил я давно мучивший меня вопрос. Старец Григорий посмотрел на меня, как на дурака. И ткнул посохом. Я проследил взглядом за вороном указающим и обнаружил скорчившуюся фигурку на передке саней. Крохотный человечек сидел согнувшись в три погибели. Одет он был в традиционную одежду народов севера, руки держал так, словно в них были невидимые вожжи. Даже если бы он встал во весь рост, то достал бы мне до сосков, максимум. Неудивительно что я не заметил его в потемках амбара, во время срочной эвакуации от родного терема. Я некоторое время настороженно рассматривал нашего возницу. Он все это время сидел неподвижно. Блин, он же в воздухе был. Там же холодно и ветер.

— Он живой, — дернул я за рукав Распутина. Он снова посмотрел на меня странным взглядом. Потеребил себя за бороду, как делал в задумчивости. И ответил.

— Не живой, не мертвый, — после чего двинулся прочь от саней своих лапландских. Я снова посмотрел на фигурку. Её голова была повернута в мою сторону. Лицо было скрыто за костяной пластиной с тонкой прорезью, которая, как я знал, исполняет функции солнечны очков. Лица и глаз видно не было, но я почувствовал на себе пронзительный взгляд. Я неподобающе, для княжича, подпрыгнул и побежал догонять Распутина, постоянно оглядываясь.

У берега стояла юрта. Самая настоящая юрта из белой кошмы. Из не к нам навстречу выскочила большеглазая и большегрудая восточная красавица. Рядом стояли маленькие, красивые, как из сказки, сани, в которые были запряжены олени. Сами сани, рога оленей, и украшения на них были покрашены под серебро и буквально усыпаны крохотными серебряными бубенцами. Она встала на них и приглашающе махнула рукой сверкнув белозубой улыбкой и повезла на территорию «избушки на курьих ножек».

Хмурый Распутин уселся на синие бархатное кресло. Я сел рядом. То и дело посматривая назад на сани. Нас повезли к «избушке на курьих ножках». С земли строение казалось куда больше. Настоящий дворец. Мы пересекли покрытый снегом двор. Оказалось, что за шатер я принял массивный дуб с очень густой кроной, укутанной снегом. Дуб был могучим и большим. Я заметил лесенки и переходы среди ветвей и многочисленные, покрытые снегом и инеем веревочные качели. Похоже, летом этот дуб был куда более обитаемым.

Честно сказать меня все еще жгло неприятное воспоминание о чувстве жгучего внимания, которым меня одарил наш возница, поэтому я сначала не сильно присматривался к окружающему. Как вдруг мой взгляд привлекла сливающаяся с белым снегом мраморная статуя обнаженной женщины. Я не успел толком рассмотреть подробности, но её поза меня заинтересовала. Заметив первую, я начал замечать и другие статуи. Некоторые были в совсем уж недвусмысленных композициях.

Олени, весело звеня бубенцами, домчали нас довольно быстро (слишком быстро, по мнению внезапно проснувшегося во мне любителя скульптуры) и остановились у мегапафосного входа, с колоннами и красной ковровой дорожкой. Веселый ветерок пробирался к моему плохо одетому тело, касался спины, карабкался верх по ногам. К концу поездки я всерьез забеспокоился, что к веселому перезвону добавится и два моих личных бубенца.

— К черному входу! — крикнул Григорий нашей очаровательной черноокой вознице. Та заливисто рассмеялась, так же мелодично и звонко, как и серебрянные колокольчики на рогах её оленей. И показала жестами, что не понимает что ей говорят.

— Я из Круга, — уже тише сказал Григорий. И зажег посох. На свету это смотрелось не так зловеще. Но девушка тут же перестала смеяться. Кивнула, отвернулась и, так же молча, заставила оленей бежать дальше.

Да блин, я тут замерзаю, между прочим!

Мы проехали мимо входа, потом некоторое время ехали мимо длиннющего четырехэтажного крыла с узкими окошками и уютными балкончиками, сейчас занесенными снегом. Внезапно свернули раз, другой, промчались через белый тоннель, образованный стволами березок по бокам и их тесно переплетенными ветвями сверху. А потом оказались у куда более скромного входа. Впрочем, скромный он был только размерами.

Арочный свод двери образовывали переплетенные обнаженные тела, с любовью вырезанные из светлой древесины. К двери вела трехступенчатая лестница, высеченная из цельного куска мрамора в виде струящегося каскадом грудей, вагин и половых членов. Распутин встал и пошел к двери, сурово печатая шаг по ступеням с нежными частями тела, даже ни разу на них не взглянув. Пришлось идти за ним.

Я сначала ступал по ступенькам с осторожностью, боясь повредить. Это оригинальное решение оказалось еще и практичным — ноги не скользили. Едва мы поднялись на верхнюю ступеньку, дверца отворилась. Распутин, шедший впереди, немного замялся перед тем как войти. Мне показалось, что он тяжело вздохнул. Он оглянулся и посмотрел на меня. Как-то грустно. А потом сказал:

— Молчи. Если будут спрашивать, говори как я тебе велел, — он опустил почти обязательное «княжич» но это тоже было обговорено заранее. Выкладывать про меня всю правду не следовало. Григорий долждался моего кивка и продолжил:

— А будешь глупить и гадости молвить, можешь отсюда и не выйти!

И сразу же юркнул, скотина бородатая, внутрь. Насчет «можешь и не выйти» он до этого ничего не говорил.

Я настороженно осмотрелся. Погонщица оленей, или водительница нарт, не знаю как назвать, все еще оставалась рядом. Смотрела на меня своими красивыми черными глазами. Совсем без улыбки. Я успел местами замерзнуть, холодный воздух то и дело прорывался под шубу. Я еще немного задумчиво попинал носками мужские половые члены, выступающие из крыльца. Нет, вариант возвращения к лапландским саням одному, даже не вариант. Тяжело вздохнув, я вошел в ведьмино логово.

Глава 8

Глава, в которой главный герой проявляет чудеса наблюдательности, много улыбается, пьет вино, планирует захват мира и лязгает зубами. Березка ему улыбается, распахивает на нем одежду и вообще морочит голову, а такое не с каждым случается. Наверняка, однажды, он будет вспоминать эти события с ностальгией. Как только забудет, как же страшно было в самом конце.

За дверью нас встретили две улыбчивые девушки в роскошных кокошниках. Яркий макияж в стиле народных сказок. Белые лица с яркими пятнами губ и щек. Впрочем, смотрелось не как клоунский грим, а скорее как оригинальный мейкап.

Девушки протянули к нам свои ручки с подкрашенными ногтями. Вернее, к нашей верхней одежде. Но Распутин хмуро зыркнул на них и, дернув плечом, затопал дальше по коридору. Топал уверенно. Я засеменил за ним. Получив отпор от колдуна девушки то ли забыли, то ли побоялись попытаться стянуть мою шубу. Потому я воспользовался случаем её оставить на себе. Видимо, все же Марфа-ворожейка была слегка стеснена в средствах. И выделяла строгую норму ткани и украшений на наряды своих служанок. И большая часть этих тканей и украшений ушла на кокошники. Оставшееся не столько скрывало, сколько подчеркивало наготу девушек, змеясь узорами из вышивки и янтаря по груди и оканчиваясь очень широким поясом, пародирующим сарафан, на бедрах.

А у меня молодой, здоровый организм, который стремительно оттаивал, нагоняя кровь во все выступающие части. И без шубы это станет видно всем. Я стесняюсь такой открытости миру.

Мы миновали предбанник с гардеробом и вошли большой, похожий на бальный зал, залитый солнцем из высоких окон. Тут играла музыка, слышались веселые голоса и смех. Я сильно не присматривался вокруг, — краем глаза видел празднично одетых людей, которые замолкали и удивленно на нас пялились. Я чувствовал себя не вполне подобающе одетым.

Мы подошли к широкой лестнице и тут, идущий три шага впереди Распутин, против ожидания, не стал подниматься по ней, а прошел мимо. И уверенно шагнул в темный проход, со спиральной лестницей ведущей вниз.

Несколько кругов спустя мы уже шли по очень темному, широкому коридору с высоким потолком, украшенным целомудренно прикрытыми настоящей тканью статуями голых барышень. Мстиславу этот коридор бы не показался таким уж темным — каждые пару шагов его освещали здоровенные свечи, гроздьями стоявшие на высоких вычурных подставках. Для меня тут было темно, как ночью в гараже, при свете зажигалки. Ну, может я немного утрирую, но я бы на месте Гришы посох зажег.

В тенях уютные ниши с диванчиками и столиками рядом. Распутин демонстративно игнорировал окружающее, но совершенно точно знал, куда идти. Он резко свернул, и вошел в неприметную дверь, я едва его не потерял из виду.

Мы еще довольно долго шли по куда менее пафосному, на вид служебному, коридору с длинным рядом простых дверей. Потом Распутин снова, не сбавляя скорости, повернул и вошел в дверь, которая ничем не отличалась от других. За ней оказалась узкая лестница, опять вниз. Еще пара пролетов, потом пара тесных коридоров и мы вышли в уютную нишу с низким и очень широким диванчиком, горой бархатных подушек и маленьким фонтанчиком. Дверь, из которой мы вышли, была прикрыта свисающей с потолка красивой складкой бархатной шторы, или как уж такие штуки называются — короче, щебечущие о чем-то своем одетые только в украшения и радость девушки, лежавшие на подушках, в первый момент подняли визг. И похватали полупрозрачные покрывала с диванчика, прикрывая себя. Получалось это у них плохо.

— Цыц! — гаркнул Распутин командирским тоном. Девушки затихли.

Колдун затопал дальше, а я застрял. Прилип к полу. Магия, не иначе. Чувствуя, что я весь покраснел и совершенно по идиотски улыбаюсь, я смущенно опустил голову вниз. И теперь пялился на девушек исподлобья, низко голову наклоня. Жуткое, должно быть, было зрелище.

Я такое и в прошлой жизни не часто видел. В свое оправдание могу рассказать про гормоны, но не сейчас. Сейчас в башке была звенящая тишина, язычком колокола которой выступала жилка на виске. Из носа капнуло красным на пол. Нет, не подумайте, у меня все было хорошо, я прекрасно проводил время.

— Сы… хызт… уйте, — поздоровался я голосом как у испуганного кота. Этот звук, кажется, привлек внимание проклятого колдуна, успевшего уйти достаточно далеко. И он, конечно же, вернулся чтобы испортить жизнь хорошему человеку. То есть мне.

Вернувшись, Распутин подобрал с пола грубоватый стеклянный бокал и подошел к фонтанчику. Терпеливо подержал бокал под одной из струй фонтанчика, пока посуда не наполнится. Жадно выпил, громко глотая. Крякнул. Утерся рукавом. Налил снова. Протянул бокал мне. Я, как раз в этот момент невероятным волевым усилием отвел взгляд от сис… испуганных больших глаз удивленных нашим появлений красавиц и посмотрел на колдуна. Взгляд отвел, все остальное там и осталось. Я мимодумно взял бокал и начал пить, не чувствуя вкуса. И только в самом конце почувствовал, что пью вино. Терпковатое, я такое не люблю.

— Полегчало? — участливо спросил Распутин. — Прояснилось в мозгах?

Я осторожно кивнул, боясь оглянуться назад, но чувствуя на себе уже не такие испуганные и, кажется, даже заинтересованные взгляды.

— Тогда идем! — рявкнул Григорий тем же командирским тоном. Не вполне мне доверяя, он схватил меня за шубу и потащил впереди себя.

Мы попали в коридор, аналогичный самому первому. Только этот был куда пафоснее. На стенах появилась разноцветная плитка, на полу ковры, ниши стали больше и теперь были занавешены, а оттуда доносился смех. Не только девичий. Я вдруг понял, что этот коридор ведь ниже первого этажа. Довольно глубоко внизу. А тут озеро рядом. Интересно, как они борются с грунтовыми водами?

К тому времени, как мы дошли до конца коридора я смог сосредоточиться на многочисленных животрепещущих вопросах строительства и обустройства ведьминого дворца. Это вернуло мне трезвость мыслей и должно было подготовить к любому повороту событий. Я на это надеялся.

Нет ничего призрачнее, чем надежда. Особенно в логове ведьмы.

В конце коридора нас встретил холл. Далеко не такой большой, как наверху, но потолки были метра четыре и поддерживались массивными деревянными балками. В одной из стен этого пустого, если не считать диванчиков вдоль стен, сразу же привлекала к себе внимания здоровенная двустворчатая дверь из белых досок, оббитых блестящими полосами металла. Настоящие крепостные ворота. А по сторонам от этих ворот стояли два гридня в броне. В первый момент они показались мне статуями. Потом, конечно, память Мстислава дала подсказку, но я её проигнорировал. Уже почти привычно. Есть ведь выборочная слепота на рекламу. Вот и у меня начала вырабатываться привычка отбрасывать вечный поток «не своих» воспоминаний и ассоциаций. Надо с такими привычками завязывать.

Мы с Распутиным прежним порядком направились к белым воротам. Он по прежнему тащил меня силком. Впрочем, в помещении было пусто, поэтому я на столь беспардонное обращение не бухтел. Зачем нервировать человека лишний раз — я прямо нутром чувствовал — Гриша нервничает. Будь мне столько же лет, то меня бы могли заставить нервничать только абсолютные пустяки или нечто по настоящему неприятное.

Когда мы приблизились к белым вратам — очень уж вычурно они были украшены, по другому и не назовешь — «статуи», стоявшие по обе стороны от створок, синхронно шагнули вперед и скрестили оружие, перекрывая проход. Я совсем не по-княжичьи оймлякнул.

Распутин резко затормозил. Ну и я, вместе с ним, естественно. В одной же сцепке. И мы стали стоять. Молча. Только я открыв рот, а он сопел злобно.

Ворот шубы колдун не отпустил но я не дергался. Гридни реально были страшные, лишний раз внимание привлекать не хотелось.

Гридни были похожи на огромных, человекоподобных роботов. Только сильно стилизованных под русских витязей. Конусообразная голова наверху с серебрянной личиной, имитирующая привычные мне по историческим иллюстрациям русские шлемы, сидела на массивном, бочкообразном теле. Руки и ноги толщиной с меня. А в руке у каждого Т-образные мечи, с расходящимися на конце серпообразными клинками. Не меч, а двухсторонняя коса. Людей косить.

Высоты в гриднях было метра три. Они впечатляли и неподвижными, но в движении создавали впечатление невероятной, непреодолимой силы. Трудно такое понять, пока сам не увидишь. Представьте, что ваш рост примерно метр семьдесят. Возьмите стол, его стандартная высота семьдесят сантиметров. На стол поставьте обычный стул. Высота сиденья стула, как правило, сантиметров сорок. Заберитесь сами на эту конструкцию. Теперь ваша голова находится примерно на уровне шлема гридня в броне. Можете посмотреть, какими маленькими будут вокруг вас люди. Или, слезть и прикинуть, каким большим будет он. Но постарайтесь не забыть, что гридень выглядит почти квадратным — я даже не могу предположить, сколько же в нем массы.

А двигается эта конструкция стремительно и ловко, нет и капли неповоротливости, которую можно ожидать от такой громады.

В школе нас учили, что феодализм умер по причинам чисто экономическим. Если упростить до почти неправильного, то люди способные купить коня, оружие и доспехи, могли себе позволить не воевать. Их доходы были слишком хороши, чтобы рисковать жизнью за возможность пограбить с сомнительными результатами. Поэтому армии потихоньку становились профессиональными, создавались городские и частные арсеналы из которых вооружались обедневшие дворяне для конницы и просто мужичье для пехоты. Так, постепенно, феодал, властитель судеб, хозяин земли и просто благородный всадник, уступил место в истории всяким выскочкам с толстыми кошельками. А там уже и до французской революции докатились, с дикой идеей о всеобщем равенстве.

В этом мире все было пресечено прямо в зародыше. Никто, кроме человека из боярского рода, не мог заставить двигаться эту пугающую боевую машину, что я видел перед собой. Никакая алебарда или мушкет не мог повредить её. Не было противника, способного ей противостоять, если только это не другой огромный боевой робот, управляемый другим боярином.

Я стоял, задрав голову, и смотрел на боевую машину, абсолютно доминирующую на полях битв как минимум пять сотен лет. Теперь я видел за воспоминаниями Мстислава о смешных фамилиях и странных гербах боярских родов десятки вот таких стальных колоссов, способных прийти и стереть в щебенку камни стен, превратить в фарш их защитников и размозжить в лепешку любого, кто был слишком слаб и слишком глуп, чтобы бросить им вызов. И уж тем более любого, кто посмел бы покуситься на данный богами порядок, где рода боярские владели всем и правили всеми.

Я видел перед собой символ бесконечного и безальтернативного феодализма, который в этом мире длился уже как минимум полторы тысячи лет. И я не мог придумать ничего, что могло бы ему угрожать.

А ведь у меня были смутные идеи о том, как я ловко завоюю все что захочу, с помощью самолично созданных полков «нового строя», которые я подсмотрю из истории моего мира. Отгрохаю себе уютную империю с гаремом и… Так, ладно. Собрались. Надо внимательно посмотреть на это чудо магической мысли и понять, что с этим делать.

Я отдался во власть заемных воспоминаний. Мечи, оказывается, у них были разные. У правого под полуторный хват, у левого под одноручный. У обоих на одном плече огромные, как дверь гаража, красные каплевидные щиты. Формой, столь привычные мне на картинах с русскими средневековыми воинами в кольчугах, размерами они ставили меня в ступор. Толщиной в две, а то и в три моих ладошки, сделанные из проклеенных слоев дерева и обитые сталью. Такой щит способен остановить даже пулю от выстрела в упор из крепостного фальконета. По краям бронепластин, прикрывающих грудь и суставы, были выгравированы сложные узоры с вплетенными в них охранными символами. У одного в креплении на бедре шестопер, у другого кистень. Килограмм на сорок тянет. А вот левая рука у того, что с шестопером, кажись в Милане сработана, видны характерные изгибы.

Мстислав был, если не экспертом по местной броне, то близко к тому. И точно был экспертом в геральдике. На груди у обоих Гридней красовался символ, который мне уже попадался в этом здании, переплетенные розы. Просто раньше они казались мне элементом декора, а тут, в центре бронзовой эмблемы размером с люк от колодца, где розы обвивали щит и булаву, я понял, что это неспроста. Осторожно, словно боясь что меня за это ударят, я глянул на белые врата за гриднями. И вскоре обнаружил серебрянные розы в отделке петель и шляпок гвоздей. И в лепнине идущей по дверному проему.

Смешав воспоминания Мстислава и собственную эрудицию, я определил гридней как представителей одной из городских «дружин». А ведь Мстислав был уверен, что в городах гридней почти нет. И уж точно не будет сразу двое охранять ворота. Пусть и красивые, но ведь даже не городские.

А еще, с помощью воспоминаний Мстислава я с высокой точностью определил, когда и где были создана броня гридней. А по их оружию предположил, что сами они не из Ростовского княжества. А стиль боя, скорее всего, ближе всего к Новгородскому или нашему, Псковскому.

Ух ты, «нашему». Наконец я начинаю вживаться в шкуру княжича. Мы стояли уже довольно долго. Если не считать потрескивание многочисленных свечей, было тихо. Поэтому скрип дверцы за спиной прозвучал резко. Не прямо громко и пугающе, но достаточно громко и неожиданно, чтобы я вздрогнул и обернулся. Григорий тоже дернулся, но обернулся со спокойствием уверенного в своей безопасности человека. Мы молча смотрели, как от неприметной дверцы к нам шла маленькая фигурка. Одетая в белый пушистый свитер. Выглядывающая из под бесформенного свитера короткая юбочка — короткая по местным меркам, чуть ниже колен, — была тоже белой, почти без привычного орнамента. И, почти такие же белые волосы заплетенные в две толстые косы. Это была девушка примерно моих лет. Она шла и мило улыбалась. Я глянул на лицо Распутина. Тот был сумрачен и зловещ. Я уже знал, что это его маска для важных переговоров, поэтому присмотрелся к девушке получше. Она смотрела на нас огромными голубыми глазами. Миленькое личико искрилось непосредственностью и детской наивностью. Остановившись шагах в десяти от нас, она ласково улыбнулась и красивым, музыкальным голоском сказала:

— Дедушка, сюда нельзя лазутчикам и колдунам. Тут приличный храм Любви.

Я почувствовал, что Григорий дернулся. Прям как от моего удара. Мне есть с чем сравнивать, не вру, не приукрашиваю. Старец Григорий дернулся как от удара, но стерпел, проглотил злость, не пытаясь лицо скрыть. А потом, никогда неслыханным мной раньше от него ласковым голосом, ответил:

— И тебе не хворать, внученька. Подросла, еще краше стала.

Девушка очаровательно засмущалась, спряталась в высокий ворот свитера, так похожего на те, который носят в моем мире. Даже покраснела. Подошла поближе и смущенно пискнула:

— Назовешь меня еще раз внученька, в сраку вон ту свечу засуну и не вытащу, пока до конца не догорит. Будешь следующие сто лет на раскорячку ходить, дедушка.

Я испуганно глянул на ближайшую свечу у стены. Тут они были большие, с мою ногу толщиной. Потом я с интересом посмотрел на старца Григория. Тот по прежнему улыбался доброй отеческой улыбкой, словно ему только что про вкусные пирожки рассказали. Но я видел, как он глубоко вздохнул, гася ярость. А потом сказал, тем же ласковым тоном:

— Мне бы с бабушкой увидеться. Дело у меня к ней есть. Ты ей не скажешь, что я пришел, а Березка?

Девочка — все таки слишком у неё наивное и милое личико, чтобы я мог её воспринимать как взрослую — подошла поближе. Посмотрела на меня своими распахнутыми прямо в чистую душу глазами-окнами. И я невольно заулыбался в ответ на её взгляд.

— А кто это с тобой? — спросила Березка.

— Да, внучок мой, бестолковый. Насчет него и поговорить хочу.

— А как звать?

А вот насчет этого мы не договаривались. Но надо отдать должное Распутину, он не раздумывал ни секунды.

— Хочун. Хочун Говенов.

— Храбр! — вмешался я. Хрен с ней, с фамилией. Но хочуном быть не хочу. Или хочу не быть хочуном? Так, что-то мысли путаются. Девочка смотрела на меня своими огромными наивными глазами, смущенно прижав руки к груди, кулачками вцепившись в ворот пушистого свитера и казалась невероятно, тягуче, до щемящей боли в груди милой. Хотелось её обнять, защитить, порадовать хоть как-то.

— Можно тебя попросить, Березка? — раздался, как издалека, голос Распутина. Девочка заливисто засмеялась, прикрывая рот ладошкой. А потом с готовностью кивнула:

— Проси!

— Не морочь ты его, а? Он и так дурной, — сказал Распутин. Я хотел было что-то возразить, но едва начал, как колдун с неожиданной силой встряхнул меня, да так, что я аж зубами клацнул. Развернул меня к себе и прямо в лицо рявкнул. — Молчи! Я тебе сказал молчать?! Вот и молчи, дурак!

Я заткнулся. Уже привычно прикусив язык.

— Нууу ладно, — немного обиженно протянула Березка. Я скосил на неё взгляд, она пожала плечами и сделала несколько движений, словно разгоняла ладошкой дым между нами. Меня разом отпустило. Как будто только что в сладкой вате был завернут, а тут вывернулся и чистого воздуха вдохнул. Нет, Березка по прежнему осталась милой улыбчивой девочкой с огромными глазами, но не до скрежета зубовного.

— А родители у него кто? — спросила она у Григория. Тот опять сморщился в доброго старичка и ответил:

— Сиротинушка. Вот, хочу его к делу пристроить.

Березка быстро подошла ко мне и распахнула на мне шубу, прежде, чем я успел среагировать.

— А ничего сейчас сироты живут. Рубашки из фландрийского сукна себе шьют. А сапожки женские носят, — Березка, с совершенно обезоруживающим недоумением, посмотрела в лицо Распутину. Бровки домиком, глазки без тени мысли. Распутин без запинки, тут же, совершенно искренне ответил:

— Потому и хочу к делу пристроить. Бедовый он. Натворил дел. И еще натворит, если не занять ничем полезным. Но для того мне твоя бабушка и нужна. Так ты бы ей сказала, что я пришел, а?

— Так она знает. Вы же живые еще, — ответила Березка и мелодично рассмеялась смущенно прикрыв ротик ладошкой. — Я просто так, дедушка, поздороваться пришла. Ладно, так и быть, пойду, гляну.

Березка побежала к двери. Гридни на неё никак не среагировали. Она ловко проскользнула под огромными скрещенными клинками и, весело подскакивая то на одной, то на другой ноге, добралась до белой двери. Девочка очень красиво на её фоне смотрелась, гармонировала прямо. Заговорщицки приложив пальчик к губам, сказала «Тссс!». Если она так призывала к тишине, то могла бы просто крикнуть, вышло бы не так громко. Музыкально рассмеявшись, приоткрыла одну дверь, насколько я понял, просто приложив к ней ладошку. Дверь приоткрылась сантиметров на сорок. Березка осторожно заглянула внутрь. Сразу скрывшись по-пояс, оставив нас наедине со своей жопкой. Прошло секунд двадцать, прежде чем она выпрямилась, махнула нам приглашающе ручкой и скрылась за дверью.

В тот же миг гридни синхронно расцепили клинки и отшагнули в стороны, явно нас пропуская.

— Там молча стой! Стой и молчи! И не ешь ничего! — сказал Распутин и подтолкнул меня вперед. Я неуверенно пошел. Но приближаться к гридням было как-то ссыкотно. Поэтому я отшагнул в сторону, поровнялся с Григорием и злобно ему шикнул:

— Хочун, да?

— Что, уже пошутить нельзя, — пожал плечами колдун. И невозмутимо подтолкнул меня вперед. — Все, молчи.

Несмотря на все мои короткие попытки поупираться, до двери я добрался первым. Дернул створку, пытаясь её открыть пошире, но она даже не шелохнулась. Как будто на полметра в пол вмурована. Пришлось развернуться и пройти в щель бочком. За мной, пыхтя протиснулся Распутин.

Мы, наконец, оказались в самом сердце логова ведьмы. И тут было очень красиво. Короткая широкая лестница вела от белых врат вниз, в небольшой восьмиугольный дворик с высоким потолком. Всюду — в мраморных клумбах на полу, в белых ящичках на стенах, в подвешенных под потолком на лентах белых корзинках — цвели розы. Самых разных раскрасок. Но, в основном, белые и красные. Теплый желтый свет лился из ниш в стенах, в которых были установлены штуки, до жути смахивающие на посох Распутина.

Среди множества кустов роз виднелись разбросанные прямо на полу подушки и пуфики из белой кошмы. Очень уютно и стильно. Дизайнер этого бы и в моем мире был востребован.

Осторожно ступая вниз по лестнице, как расхитители гробниц из старинного приключенческого фильма, мы с Распутином дошли до первых кустов роз и замерли, не зная, куда идти дальше. Из-за клумбы выбралась Березка и поманила нас за собой.

— Ну, что вы стоите? Пойдемте. Бабушка самовар поставила, сейчас чаю с баранками попьем! — она с предвкушением облизнула губы, на долю секунды став на вид хищной, как зевающая кошка, но тут же развеяла это впечатление, мило улыбнулась. И поскакала по узенькой тропинке между цветов, изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться розами.

— Ты только молчи. Не говори ничего. Я сам. Я то знаю, что сказать надо, — тихо бормотал Григорий, двинувшись следом за ней. Я отстал от него на шаг и едва слышал, что он там бубнит. Наверно, он больше для себя. Тем более имеет смысл слушаться.

Глава 9

Бабушка Марфа была женщиной максимально далекой от такого имени. Во первых, она была как корейский айдол. На вид ей было около тридцати. А может даже сорок, но она хорошо выглядела. Но если бы мне сказали, что ей шестнадцать я бы поверил. Просто из-за косметики выглядит старше.

Я человек пожилой, видел много женщин и в косметике и без. Дело не в том, что я такой мало разбирающийся. Дело в этой женщине. Её возраст ускользал. Может, дело в глубоком вырезе на белом, обтягивающем платье, которое и так состояло в основном из паутинки кружев.

Но главное, она была прекрасна. Нет, красива не совсем то слово… Да, конечно, красива. Но не так как обычная женщина. Между этой невероятно шикарной женщиной и обычной, хоть и очень красивой, была глубокая разница. Так, новая машина — может быть дорогой машиной. И ты можешь сказать — это дорогая машина. Но если ты увидишь новую Бентли… Технически, это тоже дорогая машина. Но есть глубокая разница.

Прямо передо мной, у низкого столика с фарфоровыми чашками и хрустальными вазочками, в глубоком кресле, сидела не женщина, а воплощенная мечта. Мечта экстремала с суицидальными наклонностями. Или подростка с разрывающим сосуды гормональным коктейлем в крови.

Прямо все про меня.

— Вы обворожительны! — сказал я. И прикусил язык.

Она на меня даже не взглянула. Обидно. Она смотрела на Григория с таким лицом, как будто ей плохо чай заварили. Легкая досада.

— Садитесь, сейчас я вам чайку налью, — проворковала Березка. Она стояла чуть в стороне, наполняя чашки кипятком из изящного самовара, больше похожего не на привычный мне, а на помесь пылесоса и футуристического космического корабля.

— Да мы не надолго, — медовым голоском отозвался Распутин, не забыв больно ткнуть меня локтем. Да молчу, я молчу. Старец Григорий держался с достоинством, но уважение. Редкое умение. Он продолжил, явно осторожно подбирая слова. — Так уж сложилось, что нам с Храбром в Лицей торопиться надо. Да, кстати говоря, хочу его туда устроить. Это вот он, Храбр. Только сирота он. Может вы, сударыня Марфа, поможете? Усыновите его. Он беспутный, так и срок прошу недолгий. Примите его в семью всего на год. Покаон школяром в Царском Лицее побудет…

— Да вы садитесь, калачей ростовских попробуйте. И мед у нас облепиховый. А хотите, я сахару принесу? Слааадкий! — подкатилась к нам Березка. С крохотным серебряным подносиком в руках, на котором стояли две чашки. Я прямо почувствовал, как же сильно внутри весь высох и продрог, а горячий чай в чашках так и манил, исходя ароматным паром. Я с усилием отвел глаза и уставился в пол. А то тут все такие милые, аж дышать трудно. Взгляд опустить получилось не сразу, на секунду задержался на ножках Березки. Старец Григорий продолжал гнуть своё.

— Да нам уже бы и лететь пора. Вы, сударыня Марфа, согласие свое дайте, а за бумагами я потом гонца пришлю.

— Нет, — ответила сударыня Марфа. Слово короткое, но я расслышал в её приятном, бархатном голосе, твердую сталь маленького, женского стилета.

Распутин вскинулся, задрал подбородок и даже посохом пристукнул по полу.

— Отчего же нет? — все еще спокойным, мягким голосом, спросил он. Но глаза его сузились.

— Я давно вас знаю, старец. Нет у вас просьб, без двойного дна. Не хочу с вами дел иметь, — спокойно ответила Марфа.

— Так это не дело. А одолжение, — сказал Распутин. Многозначительно так сказал, явно на что-то намекая.

— Одолженное отдавать надо. А вы, старец Григорий, человек не надежный. Так и норовите от долгов сбежать, — ровным голосом ответила Марфа. Если на неё не смотреть, то просто женщина с красивым голосом. Но голос шикарный. Я бы певицу с таким вокалом послушал. Даже если про любовь петь будет. Если она так приятно звучит, когда спокойно говорит, что будет если страсти подпустит?

Распутин тем временем теребил свою бороду. А потом осторожно сказал:

— Так может я вам, сударыня Марфа, могу услугу какую оказать в ответ?

— Можете. Даже две, — судя по голосу, ворожейка улыбнулась. — Хочу внучку свою к вам в Лицей устроить.

Снова долгая пауза. Березка плюхнулась на лежащую недалеко от меня на полу подушку и хитро на меня глянула, отхлебнув чаю из чашки в одной руке и яростно откусив от огромного калача в другой руке.

— Это не сложно, тут моей помощи и не потребуется.

— Это да. А вот родовую инициацию ей без твоей помощи, Гришенька, не пройти.

Я бросил взгляд на Распутина, он на меня. Буркнул мне:

— Забудь что слышал! — а потом, уже Марфе. — За такое можно и головой поплатиться. Большая услуга выходит, сударыня. А если откажусь?

Марфа расхохоталась. Смех тоже красивый. И дикий, необузданный.

— Сделаю, — сказал Григорий. Марфа перестала смеяться. Распутин покачнулся, слегка приподнимаясь на цыпочки и опускаясь на каблуки. Ноги разминает. Стоять устал, похоже все таки возраст дает о себе знать. Но продолжил он говорить все тем же спокойным, вежливым тоном. — А вторая услуга какая?

— А вот она тебе, Гриша, совсем не понравится. Березка, внученька, займись мальчиком. Не гоже моему внучку в таком виде в Лицей ехать!

Березка вскочила, схватила меня за руку и потянула за собой к выходу. Я заупирался и оглянулся на Распутина. Тот стоял задумчивый. Заметил мой взгляд и кивнул. Мол, «иди».

Я позволил себя утащить. Вышли мы через те же белые врата, что и пришли. Интересно, из подземного сада что, другого выхода нет? Или просто показывать не хотят? С опаской покосившись на гридней, я семенил за Березкой, которая прямо таки как буксир тащила меня прочь. Мне это надоело. Я уперся ногами в пол и затормозил.

— Ну же Хочун, не упирайся, — пропыхтела она, не оборачиваясь.

— Куда ты меня тащишь? — спросил я, все равно упираясь.

Она наконец обернулась. Красная, запыхавшаяся. Посмотрела на меня, нахмурилась и заявила.

— В баню! Ты же грязный!

— О, ты даже не знаешь насколько я грязный! — тут же отозвался я, думая о том, что мне бы лучше одежду нормальную найти. И запоздало прикуси язык. Опять наследство Мстислава прорвалось.

— Вот и помоешься! — фыркнула Березка, явно уловив мою пошлость. И поскакала вперед, как козочка. Обернулась и крикнула:

— Не отставай, а то тут брошу!

— А ты меня нормально по имени назови! — крикнул я ей, тщательно подбирая слова. Девочка остановилась. Задумчиво посмотрела на меня. Вернулась. Посмотрела на меня своими невинными глазками и спросила:

— А какое у тебя имя?

Я пожал плечами:

— Храбром зови Хорошее имя.

— А настоящее какое?

— Не могу сказать. Григорий запретил, — честно ответил я. На самом деле она застала меня этим вопросом врасплох. Но я старый тертый волк и знаю, когда не знаешь что говорить, чаще всего правильнее будет сказать правду.

— Ладно, — серьезно кивнула девушка. — А ты меня тогда Миленой зови. Пойдем, Храбр, отмою тебя. Для начала.

Я задумчиво пошел за ней. Как-то подозрительно многообещающе это её «для начала» прозвучало.

Глава 10

В которой герой попадает в переделку в бане с женщиной, но благополучно переживает её. Потом разговаривает умные разговоры и обнаруживает, что это не самая сильная его сторона. А в конце главы нелепый, высосанный из пальца клиффхэнгер, который (разумеется) ни к чему не приведет.

Мои подозрения насчет бани оказались оправданны. Я попал в настоящий переплет. Березка, то есть теперь уже Милена — за всеми этими переменованиями чувствую себя как столица Казахстана. Как она там сейчас называется? Блин, забыл. Но надо вырабатывать привычку. Милена сдала меня на руки суровой и могучей как скала женщины, со статью и фигурой Фрекен Бок из древнего мультфильма. Я на её фоне был как Малыш.

Ворча и не обращая внимания на мои попытки к сопротивлению, она содрала с меня одежду, засунула в парилку, и так отмудохала веником, что я аж в изумление пришел. Потом вынесла из бани и побултыхала меня в проруби, как бельё. Благо идти было недалеко — сруб бани стоял прямо на берегу.

Потом повторила. Сначала меня радовало только то, что сама она оставалась в плотной белой рубахе, не порываясь её снять. Но к третьему заходу я радостно пыхтел и послушно ворочался под жаркими ударами ароматного веника, отстраненно подозревая в себе мазохиста и получая огромное удовольствие даже от обжигающего кожу и рот пара.

Когда железная Фрекен сжалилась надо мной, я был чист не только телом, но и душой. Даже мыслями.

Веселые и непривычно хорошо, по погоде, одетые девушки накрыли стол в отдельной хате, куда меня принесла Фрекен, завернутого в медвежью шкуру. К счастью, внутри шкуры тоже не голого бросила — она сама натянула на меня длинную, плотную рубаху из толстой колючей ткани. Жарко натопленный сруб с лавками вдоль стен, столом и земляным утоптанным полом, наполовину уходил в землю. И он был гораздо уютней, чем может показаться из описания. Наверное, дело в том, что тут все было сделано в ручную. С любовью. Не было ни одной некрасивой вещи — от оберегов на стенах и аккуратной белой печи, до лавки и стола. Всюду виднелись либо вырезанные в дереве узоры, либо яркие картинки с сюжетами из сказок и былин. В срубе я был не один — там уже сидел очень высокий старик с длинной белой бородой. В такой же белой рубахе. Видать, тоже отдыхающий, сразу после баньки. Он весело меня поприветствовал, подмигнул и представился:

— Унидруг!

Я еще дважды лениво переспрашивал, прежде чем запомнил. Потом представился «Храбром». Говорить было лениво. Думать было лениво. Если бы не голод, я бы даже не ел. Старикан был человеком опытным — понял без слов. Но еще оказался и человеком хорошим — наложил мне блинов со сметаной, вареников с черничным вареньем, порезал ломтиками кусок копченого мяса. Я с ленцой укусил один ломоть, но быстро втянулся — подсев к столу поближе, начал уминать за обе щеки.

Унидруг и в самом деле оказался другом — говорил за двоих. Налил водки из глиняного кувшинчика в крохотную деревянную стопку. Мне такого не принеси, кстати. Заговорщицки мне подмигнул и придвинул стопарик ко мне поближе. Я выпил. Дедок травил байки и заливисто хохотал. Мне было хорошо. Выпивал сам, крякал от удовольствия, заедая только солеными огурцами и какой-то темной массой из отдельно стоящей плошки. Изредка плескал и мне водочки. По чуть-чуть.

— Значит слушай. Валашская академия, ага. Представил? — говорил Унидруг и налил мне в стопарик. Я попытался представить. Валашское Королевство, кажется, граничило с Русью. Точно граничило, потому что мы с ними периодически воевали. Насколько знал Мстислав, все бояре там были магами крови. Точь в точь вампиры, только настоящие и потому страшные.

— Ну, — сказал я.

— Знаешь какая там самая плохая оценка? — он задержал дыхание на секунду, весело смотря на меня. И выпалил: — Кол!

Я расхохотался.

— А ты сам-то, учиться думаешь?

— Да вот, дед в Лицей везет, — ответил я. — А если оценка совсем п… п… лхая, то кол в жопу!

Опаньки, а я то набрался. Обнаружив перед собой новую стопку водки, я благодарно улыбнулся и отставил ей в сторону.

— А что Лицей? Он же для лаптей. Дома бы учился, — дедок забрал стопку и выпил сам. Покряхтел, погладил бороду, захрустел соленым огурчиком.

— Мачеха злая, — пьяно хихикнул я. За маленьким окошком промелькнули голые ноги. Я, на своих, немного нетвердых ногах, прокрался к двери и выглянул за неё, щурясь от яркого солнца и слишком белого снега. Рядом, в прорубь, с криком и визгом, прыгали голые мужчины и женщины. Ныряли несколько раз, прямо как в моем мире осеняя себя охранными знаками — только тут это был круг перед грудью — выбирались на снег и бежали обратно к бане.

Я внимательно осмотрел вторичные половые признаки у женщин — эти были сильно постарше тех, что я видел раньше. Поэтому я закрыл дверь, неодобрительно покачал головой и сел за стол.

— Что такое? — вскинул брови Унидруг.

— Ну, просто столько вареников у вас тут, — я придвинул к себе тарелку с названным блюдом. — Все не съесть.

Унидруг весело глянул в крошечное оконце, закрытое уже привычным мне кирпичиком мутного стекла. Хмыкнул.

— А ты первый раз в Храме Любви? Не знал, что ли, куда шел?

— Не, — я мотнул головой и покачнулся. Блин, а водка тут опасная. Пилась как водичка. А бьет в голову как кирпич. Да и выпил я рюмки три. Ну, может, пять. Должно отпустить скоро. — Я тут случайно. Не для вот этого всего. Я… Кхм… Вообще против провт. тутути…

Я замолчал, отчасти будучи не в силах справиться со сложным словом, а отчасти от удивления, что Мстислав такое слово знал.

— Да ты шо! — замахал на меня Унидруг — Тут проституток нет! Ну, может и есть, кто лицензию на это дело справлял, но тут по-другому работает. Неужто никто не рассказывал?

— Нет, — заинтересовался я, — Как тут работает?

— Это ж Храм Любви! — пафосно объявил Унидруг. — Значит, тут нужна любовь. Приходит сюда девица. И поступает на службу. Это как пробный брак, на год. Тут она просто живет. Ну, может, по хозяйству помогает. Но главное, с гостями встречается. И тут, важный момент. Она может ведь поговорить и уйти. А может и остаться. Если захочет. А чтобы захотела, мой тебе совет, слушай старика! Что бы хотела, надо подарки дарить!

Я покивал. Эскорт для богатых.

— А все это, на пожертвования поди отгрохали? — я обвел рукой землянку. Заодно проверив координацию. Вроде не так плохо. Подышал свежим воздухом, полегчало.

— Неее… Любовь, она ведь женщина. Поэтому мужчинам сюда вход только за деньги. Или по любви. Поэтому, считай, только за деньги, — и Унидруг заразительно расхохотался, заставив и меня улыбнуться. — Ну, еще подарки с собой надо взять. Нам, мужикам, всегда когда любовь, так растраты!

— Значит, для мужиков вход платный, а девушкам проживание и подарки можно себе оставлять?

— Нет, ты не понял, — Унидруг перестал улыбаться. — Девушка приходит на год. Но надо, чтобы её выбрали. Как только кто-то ей приглянется и они проводят ночь, она может уйти. А тот, кто с ней был, должен дать ей подарок, хоть мелкую монетку. Такое вот, служение гению любви. Они ведь могут договориться и за воротами встретиться. Тут многие так замуж выходят. Есть, конечно, девушки которые сюда за деньгами идут. Но любовь к деньгам, это тоже любовь. Они в отдельном крыле. Туда и парни идут, зная за чем. Или те, что побогаче! — закончил он, снова засмеявшись.

— А ты, дедуль, тоже за любовью, или с подарками? — не поддержал я его улыбкой.

— А я тут живу за любовь. Жить очень люблю, — дедок хитро прищурил глазки, — Поэтому и не гонят. Ведь если в сердце любви нет, мужики тут больше трех дней не продержатся. Любовь, она жестокая бывает. Можно и головы лишиться. Вот такая загогулина.

Я задумался. Сопоставляя обрывки слухов и фраз от родных и близких, я определил для себя разбросанные по крупным городам Храмы Любви как элитные бордели. Но из того, что мне наговорил тут Унидруг, выходило, что это секта. А с поправкой на мир, это значило… Да хрен знает, что это значило! Может, могут амурчиков с луками призвать и стрелами неугодного затыкать? А, стоп… В голове всплывали мамины сказки… Или не сказки… Тут, в храме, ведь еще и лечатся… И молодость вторую, бывает, обретают…

— А сколько вам лет, дедушка Унидруг? — спросил я, стараясь казаться пьянее, чем был.

— Шестнадцатый пошел, — гордо ответил Унидруг, расправил плечи и показал неожиданно крепкие мышцы на груди. А потом наклонился ко мне поближе и громко с улыбкой закончил. — Десяток!

И опять заразительно захохотал. Я невольно улыбнулся. И налег на вареники, настороженно вспоминая, что я этому хмырю уже успел о себе рассказать. Про Распутина говорил? Говорил. Только без имени. О том что в бегах? Ну, не прямо, но сдал себя с потрохами, ставим галочку. Что еще?

— Или вот еще, повод. Если ты, положим, нашел девицу, и хочешь проверить, а точно ли у вас любовь… Что делать? — продолжал Унидруг. — А сюда приехать! Дорого, конечно. Но зато через три дня ясно станет, любовь у вас, или так, промеж ног засвербело! Вот у тебя, есть девица на примете?

— Ну, допустим, — в голове мелькнули воспоминания из прошлой жизни. Тусклые, как чернобелые фотографии. Я постарался их спрятать обратно в дальний ящик памяти.

— Я ж еще немного свою молодость помню. Бывает так, когда кажется любишь. Дышать прям без неё не хочется. А потом вдруг проходит время, ночь, например, — Унидруг хмыкнул. — И ты такой лежишь с ней в кровати и думаешь, может ей идти куда пора? Бывало?

— Бывало, — кивнул я меткому наблюдению. У меня бывало, у Мстислава нет. Я потянулся за кружкой с морсом и поймал внимательный и безразличный, как у работника паспортного контроля, взгляд Унидруга.

— А бывает и наоборот. Не уверен, что она тебе нужна. С какой стороны ни посмотри, ну не пара. Уйдешь от неё, а сто лет пройдет, — Унидруг тяжело вздохнул. — И готов все отдать, чтобы еще хоть один день с ней рядом посидеть. И так бывает.

Старец налил себе водки.

— Бывает, — согласился я.

— Тебе то откуда знать, молодой ты, — фыркнул Унидруг. Так, невзначай. Но его подвели руки. Он замер на секунду, переключив все внимание на меня. Сука, он меня прощупывает. Я прикусил язык.

— Что молчишь то? — сказал Унидруг и выпил.

— А вы тут, дедушка Унидруг, кем работаете? Ведь не только за любовь живете?

— По хозяйству помогаю, — улыбнулся дед. — Колю всякое. Поленья там, если попадаются, заковыристые. За землей вокруг приглядываю. Чтобы не мусорили. А ты, Мстислав, чем занимался?

— Да так, херней всякой, — ответил я. И тут же добавил. — Ой, дебил…

— Слово какое, не слышал никогда. Греческое? — не обиделся Унидруг, или как его там. Понял, что я про себя.

— Мне в Лицей надо. Спрятаться там, — сказал я. — Просто мимо проходил. Уеду скоро.

— Так ты ведь туда не один едешь. С Миленой Королевой. Твоя двоюродная племянница, кстати, Храбр Королев.

— Королев? — удивился я.

— Марфа сама себе фамилию выбирала. С претензией женщина. И о семье думала, хотелось ей видать, чтобы детки-внучки-правнучки с красивым именем ходили. А ты о семье думаешь?

— Разве что о сестрах вспоминаю. С теплотой. Последняя встреча прям потная была, — отозвался я. Изнутри поднималась веселая злость. Я слегка отпустил вожжи, и из меня начал сочиться Мстислав. Я даже сам почувствовал, как в лице поменялся. Морда стала наглая, на стену спиной откинулся, ноги пошире расставил. Вареник себе целиком в пасть закинул и жевал его тоже нагло так, с вызовом.

— Интересно будет узнать поподробнее, — кивнул добрый дедушка Унидруг, благодаря за очередной компромат. — Ты мне, Храбр, вот что скажи. Вы с Миленой как поладили?

— Хорошо поладили, — удивился я. И добавил, с ехидной улыбкой. — Только боюсь её немного. Вдруг за хер схватит. Что тогда делать? Вроде как радоваться. Но ведь она и оторвать может.

— Заковыристое положение, — согласно кивнул Унидруг. — А пошлить зачем начал?

— Защитная реакция, — отозвался я.

— Ишь ты… Кто у тебя учителем словесности был? Или даже на византийского философа разорились? — удивленно вскинул брови Унидруг.

Я не стал отвечать. Пожевал мяса, подцепил с тарелки Унидруга соленый огурчик. Похрумкал. Тот тоже молчал. Пауза стала затягиваться, превращаясь из неловкой как сопля на щеке начальника, в неудобную, как выпавшая из тебя анальная пробка во время пляски на корпоративе.

— Я буду её защищать. Была бы не она, тоже бы защищал, — наконец сказал я.

— Ну, с остальными как придется, а Милену уж постарайся, — сказал Унируг. Я подождал продолжения. Но никаких «Ато я тебя», не последовало. Плохой признак. Люди способные на ужасные вещи обычно не любят лишний раз опускаться до угроз. Просто потому, что потом их придется выполнять, а они их всегда выполняют.

— Вот, похрумкай, — наконец сказал Книгор. — Жимолось мороженная. От хмеля в голове помогает.

Я молча подвинул к себе плошку, на которую он указал. Дед, вернее старец, из неё пару раз отъедал, оставалось там не много. Я просто высыпал остатки замороженной ягоды в рот и, в самом деле, захрумкал. Странный вкус.

— Ну, может еще кувшинчик закажем, — сказал я через минуту, почувствовав как в голове проясняется.

— Через полгода. Как на каникулы вернетесь, — ласково улыбнулся Унидруг.

— Вдвоем? — досказал я за него фразу.

— Конечно вдвоем. В Лицее школяры почти никогда не погибают. Вот третий курс, он самый опасный, — начал выдавать ценные указания Унидруг. И надо же было, чтобы на самом интересном месте дверь распахнулась, и в наши теплые посиделки ворвалась Милена.

В срубе сразу стало весело и тесно. Она была одета в нечто, отдаленно напоминающее военный мундир. Только с юбкой и очень ладно на ней сидящий. В руках она притащила свертки. Захлопнула за собой дверь ногой, отвернулась к лавке и стала раскладывать их по лавке.

— Раздевайся!

— Да легко! — гаркнул Унидруг, вскочил и одним движением стянул с себя рубаху. Потолок для него был низковат и ему пришлось склонить набок голову, едва не положив ухо на плечо. Член у него оказался под стать росту. Не то, чтобы меня это впечатлило. Но я понадеялся, что еще расту, и мне предстоит сильно вытянуться. Во всех смыслах.

— Да я не вам, старец Унидруг! — сердито ответила Милена. Она зкончила со своими свертками и обернулась ко мне. Я сидел не двигаясь. Она сердито пшикнула уголком рта, сдувая прядь белых волос со лба. Запыхалась, пока это все по снегу тащила. Топнула ножкой в лакированном сапожке и, смотря на меня, не обращая внимания на старого эксбицианиста, зло сказала:

— Я этому балде. Вставай снимай рубаху и переодевайся в форму Лицея. И быстрее давай, там дедушка Григорий уже третий круг вокруг саней наворачивает! Грозится без нас улететь!

— Я не привык оголяться на людях, — медленно и осторожно сказал я.

— Ладно, я тогда пойду, — заявил Унидруг. Зажав под мышкой рубаху, завернулся в пушистую медвежью шкуру и вышел из сруба.

Милена закатила глаза, фыркнула и отвернулась.

— Ну? — капризно протянула она через секунду.

— Во что переодеться то дай, — ответил я.

Она поискала, и протянула мне стопку белья. Конечно же стопка лежала перед ней. Я спокойно начал переодеваться. Обдумывая разговор с дедушкой и некоторые новые вводные, я понимал, что слегка вляпался в какие-то местные заморочки. Будто мне своих проблем мало.

Кстати одежда тут классная. Приятная на ощупь.

Надо отдать должное, Милена демонстрировала нетерпени молча. Но очень красноречиво. И с ноги на ногу переминалась, и вздыхала тяжело, но не оборачивалась.

— Все, сказал я, — в принципе, я был доволен тем, что я на себе видел. Зеркал сюда, похоже, не завезли. По моему мнению я был похож на кадета элитного военного училища. А черная дубленка с серебристым и очень красивым мехом, явно придавало мне люксовой элитарности. Разве что узкие сапожки на высоченных каблуках были немного не привычны. Серьезно, каблук сантиметров семь, я не вру. Я даже сверился с заемными воспоминаниями — все норм, сапоги мужские, шикарные, за такие убить можно. Я смирился и стал переминаться, привыкая.

— Ну надо же. На человека стал похож, — кажется, с искренним удивлением сказала Милена. Я заглянул в её чистые, наивные глаза, увидел только безмятежную синеву неба. И молча попытался протиснуться к выходу. Но она неожиданно шагнула на встречу, прижала меня к столу, запустила руку себе за отворот, прошипела:

— Подожди, причешу!

Вытащила гребень. Кается, стальной. С длинной, хищной ручкой. Слишком тонкой и не удобной, чтобы быть просто ручкой гребня. Пока она забавно пыхтя меня расчесывала, яростно рыча «Терпи», когда я дергался, я думал, что это за Лицей такой, где на подготовительном году «почти не умирают».

— Все, готово! — радостно сказала Милена отступив от меня на шаг. — Теперь мне за тебя почти не стыдно! Ну, иди, что встал?

Она подтолкнула меня к двери.

Не успел я и шага сделать, как дверца распахнулась со страшной силой. Причем наружу. Хотя, я точно помнил, что открывалась она вовнутрь.

В сруб всунулась огромная башка. Покатый лоб, выступающие кости лицевые кости. Представьте, себе шкалу звероподобности, где обычный человек это один, боксер Николай Валуев это пять, а то, что всунулось к нам в сруб, было примерно на девять. Один бал я зарезервировал на будущее, потому как чудище вполне внятно заговорило густым, гулким басом:

— Ага, вот вы где!

Глава 11

В которой герой получает урок, что чудовищная внешность еще не повод судить о внутренней сущности, но не усваивает его. Зато обретает уверенность и спокойствие. Древний мистик встречается с проклятьем всех мужчин, а Милена показывает всем свои… Ну, в общем, читайте.

— Да идем, мы идем! — недовольно пробурчала Милена и протиснулась мимо чудовища, выходя наружу. Тут так называют волшебные создания. Чудовищами. Они не всегда злонамеренные, но всегда опасные. Страшная морда посторонилась, пропуская Милену, с подозрением посмотрела на меня и тоже убралась. Я слез со стола, подумал немного, и положил нож, который подхватил запрыгивая на стол, во внутренний карман дубленки. Благо, там такой был.

Да, появление такой рожи меня удивило. Ну, вот так я удивляюсь. Кто-то от мышей запрыгивает на стол, а я от угловатой башки, размером в полменя. И в две третьих Милены — когда она мимо этой морды с ящик проходила, я имел возможность сравнить.

Я осторожно выбрался из сруба.

— Это Оногур. Оногур, это Храбр. Представляешь, дядя мой. Двоюродный. Все, познакомились. Теперь пошли, там дед Григорий уже тропинку вокруг саней протоптал! — недовольно мявкнула Милена и заторопилась по снегу прочь. За ней потопал и Оногур. Дневной свет не только не добавил ему человечности, а напротив, высветил некоторые детали, делающие его вид еще более жутковатым. Телосложением он напоминал повидавшего жизнь шрека. Причем, подрабатывающего на подпольных боях. Против медведей. Рожа вся исполосована. На руках могучие наручи, тело скрывает здоровенный лохматый полушубок. На вид — из белого медведя. Сильно горбится, башка почти на груди, но все равно роста в нем было не меньше двух метров. Поперек спины, на ремне, у этого человека (поставим тут знак вопроса) висела огромная, обитая железом дубина. На вид такая же неподъемная, как кусок рельса. Хоть и это и явно дубина, оружие любителей, но профессиональному взгляду Мстислава становилось понятно, что это грозное оружие. Я же опознал в ней несколько более брутальную версию двуручной самурайской боевой палицы.

Я догнал весело шагающую впереди Милену, обогнув по широкой дуге Оногура и спросил у неё шепотом.

— А кто это?

— Охранник мой. Ну, не мой, бабушкин. Да ты не бойся, он добрый.

— А разве в лицее со своей охраной жить можно? — удивился я.

— В сам Лицей нет. Там рядом село для слуг. А без слуг, да, нельзя. Мы же не голь перекатная, без слуг туда явиться. Заплюют, — лучезарно улыбнулась Милена.

— А меня, выходит, Гриша хотел так засунуть, — задумчиво протянул я. Видимо, это как оказаться без приличного смартфона в новой школе. Сразу рискуешь стать целью насмешек.

— Мужчины, — тяжело вздохнула Милена. — Думать о других не умеют.

— Ладно, — согласился я покладисто. — А вон те кто?

Впереди стоял Григорий, за его спиной стояли сани, а на него напирала толпа страшных врагов. По крайней мере именно такое лицо у него было, когда он на них смотрел. Полное отчаянной решимости не пропустить.

Противостояло ему троица миловидных девушек, закутанных в цветастые платки и одетые в холодные даже на вид, короткие тулупчики. Еще одна девушка, четвертая, одетая поскромнее, или попрактичнее, стояла поодаль.

— Нет! — буквально орал Распутин и тряс бородой. — Цыц бабы! Я сказал нет!

Никакого впечатления на девиц его ор не производил, их птичье щебетание, слов из которого я выделить не мог, даже не прерывалось.

— Так, старый дурак разбушевался. Ладно, я пошла! — заявила Милена, смешно сжав кулачки в белых варежках. И отправилась вперед. Я подотстал. Есть битвы, в которых можно победить, только не вступая. Оногур немедленно со мной поравнялся, и дружелюбно, насколько может быть дружелюбен едущий прямо на тебя трактор, обратился ко мне:

— Слышь, Храбр. Ты ж человек свободный. Тебе оружие надо дать, а то что ты как холоп.

Я аж дернулся весь, как Анфушечка под моей плеткой. Встал и резко повернулся к нему. И понял, что это во мне остатки от Мстислава сработали. Рефлексы, вбитые на уровне спинного мозга. Кто-то назвал меня холопом? Убить немедля. От немедленных действий, впрочем, меня удержал еще более глубокий и древний инстинкт самосохранения.

И в самом деле, мне нужна была сабля. На пояс. И она у меня была. Раньше. С двенадцати лет носил, не расставался. Сначала поменьше, по росту, а перед отъездом отец отдал свою. Фамильную. Не иначе чувствовал, что может и не вернуться. Понятно, что потом мачеха её отобрала, как только свое истинное лицо показала. И в Храмах оружие носить нельзя. Но сейчас пора бы и одеться подобающе.

Расценив мою остановку по своему, Оногур снял со спины сверток, совершенно теряющийся на нем и оказавшийся весьма увесистым, когда он поставил его рядом со мной.

— Мне же только росточек твой, сударь, показали. Какому бою учились, к чему рука привыкла, конечно, не знают. Бабы. Да и времени у меня не было. Забежал в оружейку, схватил, что попроще. Значит есть вот такая, ляхской ковки сабля. Но тяжеловата она тебе будет. Есть кончар, но длинноват. Вот, черкесской ковки клинок, но он простой отделки.

— А это, — я легко угадывал о чем он говорит, видя только часть рукоятей в приоткрытой горловине мешка.

— А это варяжский меч. Говорю же, времени не было. Решил, надо хоть один клинок с серебряной насечкой взять, но ничего не нашел. Нормального, — Я задумчиво кивнул. Да, для некоторых школ боя нужно было золото или сребро на клинке, оно помогала работать со сталью магией. И против некоторых существ тоже благородные металлы были эффективнее стали. Впрочем, вовсе не значит, что сталь была неэффективна. Просто дохли легче.

— Эта, — увидел я то, что нужно, и сам вынул из мешка слабо изогнутую саблю с широкими ножнами. Вынул клинок, который расширяется к острию. И залюбовался белой полированной сталью.

— Ой ли, — засомневался Оногур. — Это ж я по дурости забрал. Красивая больно. На случай чтобы красоты навести взял. Сам глянь, это ж жемчужница. Такой умеючи надо…

— С похожей учился, — ответил я и счастливо улыбнулся. В прорези посередине белой стали клинка перекатывались крохотные шарики. Хорошо перекатывались, ухаживали за оружием. И ножны из красной кожи с рукоятью из акульего зуба — все было красиво и удобное. По руке. Не раздумывая нацепил на себя широкий пояс, тут же поданный мне Оногуром, прицепил к нему саблю на хитром подвесе — справился быстро.

И только после этого, но не торопясь, мы с Оногуром рискнули приблизиться к саням лапландским. К моему удивлению, битву Милена проиграла. Она отступила к нам и зло прошипела, прямо как котенок, явно обращаясь к Оногуру.

— Уперся и ни в какую. Говорит, больше четырех человек с собой не возьму! Вот гад старый!

— Пойду, поговорю, — повел плечами гигант.

— Не надо, — веско сказал я. Они посмотрели на меня удивленно. Я решил пояснить. — Скорее всего сани просто не поднимут больше.

— Ладно! — крикнула Милена. — Фрося, ты едешь! И дядя Оногур!

Распутин с сомнением осмотрел Оногура, тяжело вздохнул. Видимо, он такой исход и подозревал, насколько я понял по его лицу. Но старец не сдавался просто так. Он набрал в грудь воздуха и рявкнул:

— Шмотки все тут бросить!

Да, куча тючков, корзин и два могучих сундука присутствовали. Лежали кучей рядом.

Милена на них испугано глянула и аж слегка побледнела. Стоит, бровки домиком, глазками хлопает. Вот-вот заплачет. Я прям растрогался. Но железный Григорий даже не вздрогнул, когда на неё посмотрел.

— И железки ваши, тоже!

— Сударыня Бере… Сударыня Милена, — вдруг заговорила с легким акцентом девушка, что была одета лучше других. В смысле, практичнее. Я обернулся на неё и с удивлением обнаружил кукольное личико актрисы из корейской дорамы. Она не обращала внимания на меня, а говорила только с Миленой. — Меня возьмите. Я ведь много знаю! Вам ведь учиться придется, я смогу помогать! Я вам лучше пригожусь!

— Цыц Ширинка, не до тебя! — отмахнулась Милена и пошла мимо. Там троица девочек потрошили баулы на снегу. Отбирали только самое необходимое надо думать. И причитали там что-то про «ну один узелок-то сиротский». Распутин еще сопротивлялся, но было понятно, что его силы на исходе.

— Как она её назвала? — заинтересованно спросил я у Оногура.

— Кто кого? — прогудел тот.

— Милена вон ту, в унтах и шапке, — указал я подбородком.

— А. Ширинка это, — прогудел тот. Названная Ширинкой бросилась тем временем к Распутину и начала его уговаривать. Интересный ход. Но отчаянный.

— А почему так назвали? — удивился я.

— А мне почем знать. Как захотели, так и назвали, — солидно ответил Оногур. Вопросы у меня на время отпали. Старец Григорий, морщась на фоновый бабий шум, с интересом прислушивался к скороговорке Ширинки. Я тоже прислушался. Узнал латынь, греческий, арабский… И только потом понял, что она называет ему книги которые прочитала.

— Ширинка страсть, как учиться любит. Сидит в библиотеке храмовой. К гостям выйдет, улыбается, но не с кем не дружит. Отбудет, как повинность и опять бежит под землю, впотьмах глаза о книжки ломать. Господа думали её по сроку остаться попросить. Тоже ведь, любовь… — рассуждал тем временем Оногур. Вдруг он нахмурился и обернулся. Я обернулся вслед за ним. От бани, которая была уже довольно далеко, к нам бежал Унидруг. Голый. И наматывал рубаху на левую руку. Не самый плохой вариант. А еще он что-то кричал и махал нам руками. Я с интересом его разглядывал, гадая что он там учудил.

Оказывается, мало что так добавляет спокойствия, как сабля на поясе и умение ей пользоваться.

Забавно, но несмотря на внешность, Оногур оказался посообразительней меня. Он первый понял, что происходит. Унидруг указывал нам за спину. Оногур оглянулся. Потом повернул меня назад и ткнул пальцем.

Через белизну замерзшего озера к нам приближалось нечто. В первый момент мне показалось, что это ветер гонит сухой черный куст. Или корягу. Но ветра не было. Я присмотрелся внимательнее и вдруг понял, что прямо на нас несется угольно черное создание, с невероятно длинными и тонкими конечностями. И бежит это нечто очень быстро, перебирая своими лапами стремительно, как паук. Я на глазок оценил его скорость километров в семьдесят. Ну, поправка на страх — а яйки у меня так и втянулись — не меньше сорока километров в час чудище выдавало. Хер убежишь, через минуту тут будет.

— Милена, беги! — хрипло выдохнул я, вытаскивая саблю из ножен.

— Бабы! За спину мне! — пророкотал Оногур, стряхивая со спины свою огромную дубину и закидывая её на плечо.

Я некстати заметил, что наш лапландский возница, тоже повернул голову в сторону приближающегося ужаса. И следил за ним взглядом, неприятно резко дергая головой. Словно проворачивая шестеренки внутри шеи по зубчику.

Бабы завизжали и бросились наутек. Последним заметил опасность Распутин. Он среагировал красиво. Сначала развернулся к неведомой твари лицом и схватился за знакомый мне кинжал за поясом. Потом воткнул перед собой в снег посох. Я, честно говоря, ожидал что сейчас из посоха изольется яркий свет, старец Григорий крикнет что-то вроде «Ты не пройдешь», ну или хотя бы «Бегите, глупцы!», но увы, наш маг оказался не так крут. Оставив посох торчать в снегу он кинулся к саням.

Я заметил, что Милена отбежала за спину Оногура, по дороге достав из своих щегольских сапожек два удручающе похожих на штык-ножи клинка. Широкие и точеные-переточеные, как у мясника. Вот дура, бежать тебе надо. Я, поигрывая саблей, слегка отошел от Оногура в сторону. Пространства для замаха ему дать.

Оногур, видимо оценив расстояние до приближающегося к нам «гостя» и поняв, что время у него есть, скинул на снег мешок с мечами. Покопался там, извлек прямой «варяжский» меч, воткнул его в снег, а остальные, одним движением, рассыпал впереди. Умно. Многие духи не переносят железа, иногда развеваясь от одного прикосновения.

Тем временем черное нечто стремительно приближалось. Походя перескочило одним прыжком домик для рыбалки. На гладкой морде без носа и пасти выделялись здоровенные буркалы, похожие на куски сырого мяса. Оно странным образом напоминало человека — две руки, с чудовищно длинными клинками-пальцами, которыми оно помогало себе при беге, ноги с такими длинными ступнями, что казалось у него еще один сустав, как у зайца. Тело состояло из шипастого искривленного позвоночника и черных ребер. Да и весь он был тонкий, без мышц. Как скелет.

— Кровавик! — выдохнула Милена позади меня. — По хребту его бей, дядя Оногур!

— Понял! — прогудел гигант и лениво пошел вперед. Я двинулся за ним, но чуть в стороне и позади, готовясь ударить в удобный момент. Тварина приблизилась к нам метров на сто и слегка сбавила скорость, поводя премерзкой своей харей. Как будто посмотрела на нас.

Я сумрачно улыбнулся и крикнул:

— Эй, уголек! Ты зашел не на тот район!

Нет, ну а че бы мне было и не повыделываться? Я тут так и так собираюсь с неведомой хренью сражаться? Тут не получится быть храбрым наполовину. Это как пойти грабить магазин, но в последний момент струсить и заплатить. Нет. Это как если бы ковбой решил ограбить банк, но смелости у него хватило зять только половинку банкнот. Нет. Это как если бы человек решился прыгнуть с парашютом, но побоялся дернуть за кольцо. Нет. Дурацкие какие-то примеры… Дайте подумать.

Черное и зловещее, как жизнь на одну пенсию, чудовище, резко сменило траекторию бега и бросилась прямо на меня.

А я бросился в сторону. Прыгнул, как настоящий русский. Вратарь. Прочь от кровавика, как от летящего в ворота меча. К моему великому счастью, законы физики тут хоть немного действовали — не сумев так же резко дернуться в сторону, чудище со свистом вспороло воздух когтями надо мной. Все же попыталось достать меня лапой. И инерция потащила его дальше. Но оно буквально возило в лед свои реально длинные когти и оставив в снеге и льду короткие, глубокие борозды, затормозило. И снова бросилось на меня. Ух и быстрое же оно!

Я успел вскочить на ноги и принять стойку, прежде чем оно начало хлестать меня своими когтями. Лапы вздымались и опускались с дикой скоростью, напоминая ветви деревьев в бурю. Но каждый удар я принимал на клинок. Белая сталь моей «жемчужницы» звенела ясным звоном, а от черных когтей откалывались черные кусочки.

Краешком ума Мстислава я отметил, что исполняю трудное упражнение, которое мои наставники по фехтованию называли «дикий гусь стряхивает воду с крыльев» и я часто плакал, не в силах его исполнить. А вот сейчас хорошо идет. Шажок назад, блок. Плавный поворот корпуса, блок. Повторить. И удары были не такие сильные, как на тренировках. И все же, долго в таком бешенном темпе я выдержать не мог. Краем глаза отметив, как Оногур подбирается к чудовищу со спины, держа дубину не занесенной над головой, а на уровне груди — на случай внезапной контратаки, надо думать — я решил, что не дождусь. Поэтому отклоняюсь назад, опустив «жемчужницу» вниз, пропуская черные когти прямо перед собой, а потом резко бью снизу. Это красивый удар. Мстислав знает его как «Княжна бросает золото черни», а я, кажется, видел его в русских народных танцах. Или очень похожее движение. Работает все, от ног и бедер, то плечей. Я делаю практически танцевальный пируэт, вскидывая руку и разворачиваясь всем телом, вкладывая в удар силу каждого мускула.

Стальные шарики, скатившись к острию, добавляют инерции, клинок взмывает по дуге вверх и встречает черную лапу, ударяя её на встречном замахе прямо в том месте, где у людей могло бы быть запястье.

Даже обычная сабля из плохого железа, скверно заточенная, в нетвердых руках, может отсечь от человека конечности почти с той же легкостью, с какой я раньше разрезал сосиску кухонным ножом. Мой выверенный, поставленный, отточенный годами тренировок удар, да еще такой саблей, смог бы вскрыть не то что человека, я скорее всего отсек бы голову быку. Ну, может не полностью. Но быку точно конец, ведите, докажу.

Черная хреновина оказалась прочней.

Яростный звон моей сабли, заставил болезненно сжаться сердце — будто по камню ударил. Забавно, я всерьез за клинок запереживал. Впрочем, хреновине все же досталось — от его лапы отлетело несколько кусков и оно отпрыгнуло, тряся поврежденной конечностью. Я перетек в защитную стойку, подняв саблю перед собой и быстро глянул на лезвие. Кажись щербинка. Вот скотина, ножик мне испортила. Все, рожа мерзкая, не жить тебе!

Я сделал маленький приставной шаг вперед И еще. Черное чудище перестало трясти лапой и пригнулось, готоясь ко второму раунду. И тут, наконец, Оногур обрушил на его хребет свою дубину.

В бою многое решает удача. Вот и сейчас, повезло что чудовище отпрыгнуло в нужную сторону, буквально подставившись под удар дубины. Повезло, что пока я отвлекал его, Оногур не растерялся.

Бил он молча, с короткого замаха, но я видел — это хороший удар. Скупой и очень сильный, Я видел похожий на чернобелых кадрах документального фильма. Про постройку железной дороги. Там жилистый человек заколачивал костыли кувалдой. Надо думать, не первую тысячу. Такие же скупые, но точные движения. В общем, ничего не могу сказать, хороший был удар. Чудовище приложило и размазало, как комара газетой. Мне даже послышался стон трескающегося под ним льда.

От кровавика отлетели два шипа, росшие на его хребте, сам он на долю секунды распластался по льду… Тут же вскочил и бросился на Оногура.

Гигант не стал корчить из себя героя, а перехватил свой рельс двумя руками и прикрываясь им стал отступать. Буквально засеменил спиной вперед. Правильное решение. В скорости он с кровавиком соревноваться не мог, но постоянно разрывая дистанцию заставлял того делать паузы в атаках, и поэтому успевал отбивать длинные, размашистые, но стремительные выпады чудовища своей дубиной, экономными движениями рук и корпуса подставляя её под когти.

Я бросился на помощь. В длинном выпаде распластался над землей, воткнул острие в черное бедро. Бездумно сработал, на рефлексах. У человека там артерия идет, а у этой тощей твари, кажись, даже крови нет. Кольнул и тут же резко назад, в защитную стойку, от ответного удара уходя. А то сейчас повисну грустной рожей на черных когтях, а я может, только-только новую жизнь начинаю.

Кровавик дернулся от укола, отступил в сторону от Оногура, глянул на меня и сорвался с места. Как лыжными палками, уперся когтями в снег и метнул себя в сторону. Не ко мне или Оногуру, а в ту сторону, где сжимала в кулачках свои ножи Милена. Такие большие на её фоне, и такие катастрофически маленькие для того, чтобы выжить. Рядом с ней была только Ширинка. Наверное, любительница книг слишком напугана, чтобы бежать. Или просто растерялась.

Кровавик бросился к Милене, мы с Оногуром бросились за ним, но всем участникам забега было понятно — мы не успеем.

Глава 12

Глава начинается жестоким убийством и заканчивается чашечкой ароматного чая.

Я привык полагаться на специалистов. Если надо построить дом, нужны строители. Надо починить проводку — зовем электриков. Но что делать, когда срочно нужно чудо? Обратиться к чудотворцу, разумеется. И у нас один такой, как раз, с собой случился.

Кровавик мчался к Милене, как голодный кот к упавшей сосиске. Уже вытянув передние лапы чтобы когти вонзить.

Маленькая, хрупкая фигурка в приталенном черном мундирчике, посреди ослепительно белого снега, выглядела так беззащитно. Не спасало впечатление обреченности даже то, что Миленок хищно пригнулась и поудобнее перехватила свои ножи. Ну что она сделает, одна? Хотя, она не совсем одна. Позади Милены, шагах в десяти, стояла Ширинка. Даже с мечом. И держала его, как дура. Это по мнению Мстислава. Я узнал в её нелепой позе, с выставленной вперед ногой, странно согнутом теле и сабле над головой, направленной острием в сторону приближающегося чудовища, что-то из восточных единоборств. Какой-нибудь стиль павлина. Короче, на любительницу переплетов потверже рассчитывать тоже не приходится.

И именно тогда в бой вступил наш маг и волшебник. Распутин, смешно раскачиваясь, выбежал наперерез кровавику, заслонил собой Милену и вскинул руки.

А в руках у него был волшебно огромный, чудесно зловещий и, явно невозможно тяжелый, мушкет. Настоящий монстр. Массивный, угловатый, только бронзовых украшений на полкило. Я затрудняюсь с калибром. В дуло можно три пальца вложить и место останется. А если девочковые ручки взять, то и кулачок влезет. А такоене с каждой девушкой получится. Хотя человеческое тело эластичное, в отличии от стали ствола. Так, о чем это я? Ах да.

Старец Григорий с трудом вскинул мушкет и нажал спуск. Сноп искр от кремня засыпал запальную полку, порох ярко вспыхнул, выпустив облачко белого дыма. Но выстрела все не было. Неужели осечка?! Я бежал за кровавиком и был настолько очарован размерами агрегата Распутина, что только сейчас понял — я же на линии огня. Но делать что-то уже не успевал.

А кровавик — успел. Он резко вильнул в сторону, побежал к Милене по дуге.

Мушкет дымился, но не стрелял, а Григорий не торопился перезарядить его и выстрелить еще раз, только повел дулом, не выпуская из прицела приближающееся кровавика. И тут мушкет, наконец, выстрелил. Да, вот так эта хрень стреляет, с задержкой.

Бум!

Звук не сказать, чтобы громкий, но бьет по ушам. Вернее, по барабанным перепонкам. И сильно, до боли. Я аж с шага сбился. Кровавику повезло меньше. Выглядело так, как будто он с разбега грудью на бревно налетел. Аж отлетели от него черные куски и пара ребер. Кровавик взмахнул лапками и свалился с копыт. С когтей, в его случае.

Но я знал этого прыткого малого достаточно давно, чтобы понимать — так просто его не уложить. Поэтому я ускорился, взмахнул над головой «жемчужницей», сгоняя шарики к острию, и рубанул сверху вниз. По вытянутой в мою сторону лапе. И попал хорошо. В «ладонь». Опять поморщился от душераздирающего звона моего клинка. Но зато начисто сколол гаду два пальца.

Кровавика аж подбросило. Боль он явно чувствовал. Лапку к себе прижал, отшатнулся, мерзкими своими кусками мясо вместо глаз обиженно на меня вытаращился — и проморгал могучий замах Оногура. Тот целил ему не в голову, как можно подумать, а занес всю свою кинетическую энергию, бережно собранную со всей массы тела и сосредоточенную на самом кончике своего рельса, прямо в коленный сустав. Колено кровавика благодарно хрустнуло и переломилось. Хоть морда у бедолаги и была гладкая и без рта, я прямо нутром почувствовал, как он закричал.

Распутин тоже времени не терял, готовил свою магию. Ловко сорвал с висящей на груди перевязи бумажный пакетик, оторвал верхнюю часть зубами, высыпал порох. Потянулся за пулей. Вложил в ствол. Вторую, первую он уронил в снег. Достал шомпол из петельки на поясе. Принялся утрамбовывать.

Я улучшил момент, когда кровавик дернулся в сторону Оногура. Уже не для того, чтобы располосовать, а видно было — пугает. Отогнать хочет. Я подскочил, выписал саблей хитрую восьмерку в замахе, планируя обрушить клинок на хребет бедному чудищу.

Поторопился я. Показалось, что бой к концу идет. Расслабился. Чудовище стремительно развернулось и ударило. В последний момент я успел перевести удар саблей в защиту, принял на клинок черные лезвия в десяти сантиметров от лица. Но поймал этот удар не удачно — я потерял равновесие, запутался в ногах, попятился назад и сел на задницу.

Кровавик отбрыкнуся от попытавшегося его отвлечь Оногура и прыгнул на меня, широко взмахнув лапами. Как будто обнять меня хочет. Нет, спасибо, я берегу личное пространство. Я живенько пополз прочь, перебирая ногами и руками. Кровавик вонзил когти в снег на расстоянии ладони от моих ног. Мы взглянули друг другу в глаза. Я знал минимум десять способов вывернуться из ситуации, когда в бою сбили с ног. Но сейчас ни один не казался достаточно хорошим.

И тут в затылок чудовищу вонзился меч. Тот самый, «варяжский» с серебряной насечкой. С очень громким треском, больше похожим на взрыв, голова чудовища разломилась на части.

Я перевёл взгляд выше. Меч держал Унидруг. Он шагнул ко мне, схватил меня за дубленку и оттащил прочь. Обезглавленное тело моего противника билось в агонии, беспорядочно дергая конечностями.

— Готов, — сказал подошедший поближе Оногур. — Смотри, Храбр, видишь чернота сходит? Скверная штука.

Чернота истекала в воздух, как чернила в воду. С явной неохотой рассеивалась в воздухе, как огнем топя в воду вокруг снег и оставляя после себя сильно деформированный, кровавый, но явно человеческий костяк. Кстати, скверна тут диагноз. Штука неприятная, но излечимая. Я поднялся на ноги.

— Не холодно? — спросил я у Унидруга, который который задумчиво смотрел на поверженного врага.

— Любовь греет, — ответил он. И в самом деле, хлопья начавшегося снегопада таяли, не долетая до моего собутыльника. Присмотревшись, я заметил едва заметное дрожание силового поля вокруг Унидруга и меча, который он держал в руке. Да это ж местный паладин. Его лицо которое казалось мне улыбчивым, сейчас было преисполнено жгучей, мертвенной ярости и казалось маской на боевом шлеме.

К останкам кровавика подбежал Распутин, направил на него свой мушкет, нажал на спуск. Пших, пауза… Бум!

— Контрольный, — прокомментировал я, морщась от боли в ушах.

— Верно подмечено! — хмыкнул Распутин. Как он вообще что-то еще слышит. Отдачей его слегка подбросило и он тоже упал на задницу. Но выглядел довольным. Тут же вскочил на ноги.

— Может ты, старец… — очень зловеще начал говорить Унидруг. Голос у него звенел сталью и аж давил, не хуже чем звук выстрела из мушкета.

— Это не по мою душу. Я сразу в сторону ушел, увести хотел. А он не ко мне бежал, — задумчиво сказал Григорий, растирая грудь. Все же отдача у его волшебной бум-палки, надо думать, приличная. Он кивнул на меня. — И не за ним. Я из под Пскова четыре часа летел. И тут часа два были. За шесть часов его найти, и хашишина привести… Храбр, а с тебя дома кровь не цедили?

Я не сразу понял, что он мне. Храбр, это же я. Блин, отходняки после боя, тупняки пошли. Я напряженно повспоминал и честно признался.

— Я не припоминаю. Но у них такие возможности были.

— Кого ты сюда привел! — зазвенел Унигор.

— Да на меня он шел! — крикнула Милена. Она подошла шагов на двадцать. но ближе не подходила. Плавающие в заполненной серо-бурой луже талой воды обугленные кости её явно пугали. — Вы не видели разве? Ко мне, сука рвался!

— Тогда сходится, — кивнул Распутин. И ехидно посмотрел на Унигора. — Заговор зевнул, старец?

— Не может быть. Для ритуала призыва кровавика крови жертвы надо полполушки. Не смогли бы столько без моего ведома взять, — Унигор с сомнением посмотрел на Милену. Та замотала головой. Мол никому крови сцеживать не давала. Я едва удержал при себе свою версию.

— Мда. Думать надо, старец. Я поизучаю вопрос. Посоветуюсь кое с кем, — уже серьезно сказал Распутин.

— А я следы хашишина поищу, — Унигор глянул на заросший лесом берег озера, из которого появился кровавик. — Странное дело. Кто бы мог такое учудить?

— На боярский род не похоже. Те бы лихих людей послали или сами вломились. За границей ищи, — посоветовал Распутин.

— Сам разберусь! — лязгнул Унигор. Махнул рукой в сторону саней. — Ты, старец, забирай детей и увози. Сразу в Лицей сели. Полгода у нас на подумать будет.

— Сделаю, старец, — кивнул Распутин. Похоже, троллят они друг друга этими «старцами». Распутин нахмурился и крикнул, почему-то на меня. — Чо встали? Бегом в сани!

— Мне за Фросей сбегать, сударыня Милена? — невероятно ехидным голоском прощебетала Ширинка. Стояла уже за спиной Милены. Та вскинулась, обернулась. Вспыхнула. А ведь в руках у Милены ножички до сих пор. Я бы, например, дальше промолчал. Но Ширинка скромно потупилась и продолжила, обманчиво медовым голоском:

— Или, для разнообразия, хоть раз к себе приблизите не подхалимку трусливую и тупую, а умную, храбрую и преданную меня?

— Да некогда уже никого искать, кто есть, бегом в сани! — закричал так и не вышедший из боевого режима Унидруг. Интересно, только меня напрягает то, что у него обнажены оба меча? Мы вот с Оногуром свое оружие убрали.

В этот раз сборы прошли быстрее. Только новая любимая служанка Милены задержалась на минуту, подобрать со снега вместо сабли другой меч и свой узелок, с которым в начале была. Мы погрузились стремительно, как десантники в вертолет. Сани двинулись с места, быстро набирая скорость. Я некоторое время напряженно прислушивался к легкому поскрипыванию саней. И настороженно приглядывался, к еще более настороженному, лицу Распутина. Которое, впрочем, вернулось в свое нормальное состояние легкой, отстраненной надменности, как только мы взлетели.

— Сейчас прилетим в Лицей и сразу заселитесь. Новый учебный год через две недели начнется, но до тех пор поживете там, в город не выходить, — Заговорил старец. Говорил он мне и Милене. — Слуги ваши будут в городе жить, потом дом им снимем, пока гостевую избу найдем, там рядом есть. Смотрите, если вдруг случится что… Примерно такое, — Григорий махнул себе за плечо, намекая на кровавика. — То прячьтесь. Нет, лучше сразу в Храм Всех Царей бежать. И вот еще, старшие ученики, особенно третьекурсники, любят на школярами шутки шутить. Не будьте дураками, не вляпывайтесь! Отчислят в раз, и даже я не помогу. И еще, никогда в подземелья не спускайтесь! На слабо вас будут брать, готовьтесь. На старших курсах у вас и так в подземелье иногда практика будет. Но без учителя и сопровождающих стрельцов даже на первый уровень не суйтесь. В угловые башни тоже не суйтесь. Особенно в Северо-восточную. Она больше внутри, чем снаружи, заблудитесь. К зверинцу без учителя не подходить…

Пока старец нудел, Оногур похоже задремал. Я боялся что он займет половину места, но нет, сани все же были довольно большими. Здоровяк и четверти не занял. Он даже сидел вполне комфортно, не задевая макушкой потолок. Милена была задумчивая и молчаливая. Я подозреваю, что это не обычное её состояние. Можно понять, не каждый способен легко отнестись к такой неожиданности, как сверхъестественный убийца, непонятно кем по твою душу посланный. Ширинка тихонько достала чайник из своего узелка. Милый, фарфоровый, изящный. Восточный. Сверившись с местной памятью, убедился, что на Руси это диковинка. «Умная, храбрая и преданная» налила в чайничек воды из фляги, поставила его на печурку. Дождалась, пока закипит. Высыпала из мешочка внутрь темные листочки. Заварила чай — я почувствовал запах. Ширинка мило улыбалась каждому, предлагая чашечку. Я с благодарностью принял. По чаю соскучился.

— Спасибо! — сказал я. Блин, не могу красивую девушку Ширинкой называть. Поэтому я решил спросить у неё самой, как лучше. — А как тебя зовут?

— Ширин, — ответила она. И белозубо улыбнулась.

— Но поперед всего, с Канцлером надо поговорить, — гундел тем временем Григорий о своем, о старческом.

— Я знаю, где в Лицее опасно, — беспардонно перебила его Милена. Смотрела на меня. Забыла наивную мордочку состряпать. Сосредоточенная, губы сжаты, глаза стальные, взгляд прямой, строгий. — И нож себе найди, саблю заставят в комнате оставлять. Ты, Храбр, меня держись. Меня к Лицею готовили.

Я послушно кивнул. Как хороший мальчик. Отпил ароматного чая. Зачем спорить, когда можно просто поступить так, как считаешь нужным?

Уже очень скоро выяснится, насколько же она на самом деле не готова.

Глава 13

Ах это звенящее чувство страха и безнадежности перед вступительным экзаменом. Редко кому выпадает возможность пережить его вновь. Главному герою, этакому везунчику, такая возможность выпала. И причем тут голые мужики?

Я никогда не сомневался в чудесности своего родного мира. Чем больше ты знаешь, тем больше понимаешь, что жизнь только притворяется понятной, чтобы потом огорошить невозможным. И ты сидишь, смотришь на стоп-кран в самолете, и прямо чувствуешь, как границы твоего сознания расширяются.

В этом мире жизнь даже не пыталась притворятся нормальной. Поэтому, увидев из окошка летающей кибитки Царский Лицей Великого Устюга, я не ощутил особого удивления. И не позволил себе и тени надежды на лучшее.

Если смотреть сверху и со стороны, Лицей производил приятное впечатление. Даже отличное.

Если нарисовать его в плане, то территория музея ограничивалась шестигранником из крепостных стен. Вокруг него раскинулась городская застройка. Характерная для этого мира — большие двух и трех этажные жилые дома с огромными огородами на заднем дворе и множеством хозпостроек. Высота крепостных стен Лицея меня не впечатлила — не выше кремлевских в Москве. Но гораздо толще. Видимо, стены были построены с расчетом на оборону от гридней. И для гридней — достаточно широкие чтобы на стене могло разойтись и три бонехода, а широкие пандусы были, чтобы они туда могли взобраться. На каждом углу внешних стен — хищная башенка, в середине каждого сегмента стены — приземистое мощное укрепление с воротами. Но стены были длинные. Очень длинные. На глазок я определил длину каждой стороны крепостного шестиугольника километра в полтора.

В центре защищенного пространства, пушистым белым облаком, резко констатируя со строгостью крепостных стен, стоял вычурный дворец с несколькими огромными куполами и множеством высоких, ажурных башенок. Прям как у Тадж-Махала.

Это и был главный корпус. Витиеватые украшения, колонны — на отделки не экономили. Немного более строгими были явно построенные позже корпуса, распиханные по углам остальной территории Лицея. Главный корпус окружал сад. Строгие линии деревьев сменялись занесенными снегом лабиринтами из аккуратно подстриженных кустов, я различил темные линии сложно переплетенных, геометрических фигур из фонтанов и клумб. Вся эта красота только угадывалась под снегом, но она уже впечатляет. А ведь там наверняка есть множество мелких деталей, не видимых сверху. Зато была видна паутина дорожек и россыпь жемчужно-белых беседок, арок, фонтанчиков среди множества укромных местечек.

— Красиво, — вырвалось у меня.

— А где Царский Музеум? — спросила Ширин у Распутина. Тот озадаченно посмотрел на неё. Действительно, ей то какое дело? Но старец ответил:

— Воон тот купол с серебряным шпилем, видишь? С фасада еще галерея гениев с крыльями? Большие такие? Видишь? Вот, там.

— А можно туда сходить, посмотреть? — выдохнула с надеждой Ширин.

— Можно. Но не сейчас, — Распутин строго посмотрел на нас с Миленой. — Сейчас высадимся у главного входа. Нас сразу к Канцлеру отведут. Говорить, только когда спрашивают. А ты, — он ткнул в меня грязным от оружейной гари пальцем, — вообще лучше молчи, как…

— Как невеста про детей? Как муж про заначку? Как Милена про ножи? Как вор на деле? Как… — попытался я ему помочь.

— Просто молчи, — тяжело вздохнув, сказал Распутин. Подумал и добавил:

— Вообще рта не раскрывай. Только, если уж Канцлер тебя напрямую спросит.

Лебезить перед Канцлером — как назывался тут глава Лицея — я был не намерен. Но и срать себе в штаны тоже смысла не видел. Поэтому совет старца принял к исполнению.

Едва мы приземлились на старательно очищенную от снега площадь перед главным входом, появились строгие мужчины в длинных белых пальто с массивными, надраенными до золотого свечения, бронзовыми пуговицами и накладками на грудь. Все как на подбор — высокие, бородатые, аккуратные и с саблями на поясе.

Уважительно выслушав просьбу Распутина о немедленной встрече с Канцлером, они кивнули, взяли нас в коробочку и провели внутрь. Оногур и Ширин мягко оттеснили в людскую, а мы втроем, пройдя через анфиладу комнат наполненных невыносимо броской, по настоящему имперской роскошью, попали в зал ожиданий. Потолки были такие, что два гридня могли бы друг на друга встать и еще место останется. Под потолком ярко светили хрустальные люстры — я подозревал в них магию. Слишком уж яркие, как светодиодные лампы. Пол из полированного белого камня, по стенам и потолку мраморные затейливые украшения, на стенах картины в массивных, резных, золоченых рамах.

Мрамор, золото и хрусталь. Немного вычурно, но внушает.

Мы с Миленой скромненько присели на покрытую белой кожей изящную кушетку, спрятанную между выступающими декоративными колоннами, увенчанных крылатыми скульптурами накаченных длинноволосых мужиков с мечами. Я невольно залюбовался — статуи были сделаны с талантом, не хуже этого вашего флорентийского Давида. Тот, кто их делал, был настоящим гением — он не только изваял статуи очень похожими на людей, но вдохнул в них жизнь, смог создать своё выражение на каждом каменном лице, умудрился обыграть текстуру камня, вписав его в свою работу. Я даже как будто жилки под мраморной кожей увидел. Я глянул на остальные статуи — крылатые красавцы попадались и по дороге сюда, а тут стояло аж восемь штук. Они были сильно выше человеческого роста, хотя то, что они стояли на высоких колоннах, скрадывало этот момент. И у каждого была своя поза. И у каждого огромный и широкий меч, немного отличный от других. Каждая статуя с характером. И мечи хорошо сделаны, как настоящие. Хоть и преувеличено огромные, но не бездумно — парусность у этих вертолетных лопастей была сносная, в принципе таким и гридень помахать бы мог…

— На голых мужиков пялишься? — хихикнула Милена.

— Сравниваю, — невозмутимо ответил я. И, после короткой паузы, запоздало добавил. — Мечи.

— У них больше! — озвучила она очевидное и снова хихикнула.

— Зато у меня изогнутый, — ответил я.

— Но крооохотный, — с притворной грустью протянула «племянница». Григорий мерял шагами комнату перед массивной дверью, чуть поодаль. Я кивнул на него, пытаясь увести разговор в сторону.

— А ты правда Гришина внучка?

— Правда! — Милена надула щечки, сделала бровки домиком и начала загибать пальчики. Выглядела она очаровательно, я не сразу понял, что она имитирует могучие мысленные усилия. — Пра, пра, пра, пра, — с каждым «пра» она загибала по пальчику. Когда на второй руке загнула мизинчик и большой, показа мне три пальца в жесте, на удивление знакомым мне по прошлой жизни. Только тот был неприличным и пальцев меньше.

— Вот столько раз «пра»! — ткнула она пальчиками мне в лицо. И быстро спрятала их — Гриша повернулся к нам, подошел поближе и велел:

— Не шушукайтесь!

Внезапно двери открылись. А я, честно говоря, настроился на долгое ожидание. Из двери выглянул особенно пышно разодетый слуга, слегка поклонился и сделал приглашающий жест.

Мы с Миленой вскочили, но швейцар сделал выверенный жест в нашу сторону, словно останавливая поток воздуха. Приглашен пока только Григорий. Мы послушно сели, проследив как наш взволнованный старец скрывается за высокими дверьми.

— Вся жизнь состоит из ожидания, — глубокомысленно изрек я.

— А кончается всегда неожиданно, — добавила Милена.

Все же, я немного нервничал. Старательно избегая взглядом статуй, я зацепился взглядом за висящую напротив нас картину. На ней была изображена битва. Яркие цвета, сочные малиновые брызги крови… Я присмотрелся внимательнее. Войска Великой Руси защищали город. Подчеркнуто маленькие, условные домики и стены на которых шла схватка. Гридни с куполообразными головами и каплевидными щитами, дети боярские в кирасах и с мушкетами, крылатые создания, огненные птицы. Им противостояли одетые в черное люди с синими лицами и гротескные чудовища. Вот похожий на краба конструкт из костей разрывает на части гридня, вот плотная масса синелицых солдат закидывают горящими снарядами другого гридня. Вот большие, закованные в угловатую броню черные-синие фигуры с палицами рушат стену. Им противостоят маленькие люди с узнаваемыми саблями и в русских кафтанах, ощетинившиеся как пиками, длинными стволами фальконетов. Взгляд зацепился за фигуру с непропорционально большими руками и медвежьей головой, держащей на весу огромный фальконет. В моем родовом гнезде, под Псковом, на башнях были фальконеты. Это настоящие легкие пушки, килограмм по двести весом.

— Это битва за Берлин, — тихо сказала Милена.

Берлин в этом мире входит в Княжество Лужицкое, которое в свою очередь, часть Великой Руси. Века три назад Рейх вдруг смог консолидироваться вокруг особо могущественной группировки чернокнижников и опрокинул своих извечных врагов — Бретань и Аквитанию. Даже умудрился насовать Островитянам, разрушив их тогдашнюю столицу особо мерзкой магией. А потом Рейх ударил на восток, осадив могучую древнюю крепость, Берлин. Местный символ славянского сопротивления натиску с запада.

Великая Русь тогда забыла все междоусобицы и выставила мощную армию на помощь, которую повел сам Царь. Русские чудотворцы смогли открыть «чудь-тропинку» прямо внутрь крепости. Когда в Берлине накопились большие силы, русские войска попытались внезапно контратаковать и разбить вражескую армию, которая должна была быть слабее. Но что-то пошло не так. Сражение у стен Берлина было проиграно, после него немедленно начался штурм самого города-крепости.

Полководцы Рейха смогли обмануть наших, они скрыли свою численность. А их было много. Они собрали войска со всего Рейха, заставили встать в свои ряды все свои секты и тайные общества, привлекли наемные войска из Италии и даже часть паладинов Бретани они сумели привлечь на свою сторону.

Я сразу заметил рыцарей Бретани на картине. Всадники в сплошных латах, как из позднего средневековья. Стоят гурьбой в углу, объятые синим огнем и выглядят реликтом другой эпохи. Художник не стал изображать их в бою, видимо, чтобы не портить отношения с потенциальным союзником — но из под Берлина из них не вернулся почти никто. Да и от Великой Армии Рейха остались одни брызги.

Сам Царь Яромир, изображенный с головой белого льва и двумя секирами в руках, стоял на куче порубленных врагов. В груде тел виднелись и люди, и различного вида магороботы, в том числе итальянские бронеходы аналогичные нашим гридням. Сам Царь был без единой царапины, но Мстислав знал — Яромира убили в этой битве. Да и сражался он сидя внутри могучего царского бронехода.

Нет, ясно что на картине в соответствии с местными традициями, изображено все весьма условно. Вернее даже, символически. Но самые важные моменты битвы и наиболее отличившиеся воины должны быть.

— А вон дедушка Унидруг, — сказала Милена и ткнула пальчиком.

В объятым золотым светом воине в серебряной кольчуге и с двуручной саблей, я бы своего собутыльника никогда не признал, без подсказки. Слишком одетый. Но теперь, присмотревшись к лицу — изображен он был без шлема — я увидел несомненное сходство. Только тут он помоложе.

— Подожди, он же говорил, что ему только стошестьдесят лет? — удивился я.

— Молодится, девок еще покадрить хочет, — отмахнулась Милена. Я хмыкнул и снова посмотрел на Унидруга. Судя по кровавой просеке, оставшейся за ним, он вышел из города, прорубился через вражескую армию и сейчас стоял на холме из трупов, а перед ним висела зловещая тень, в которой угадывались только красные глаза и крылья. Унидруг замахивался своей супер-шашкой, а тень била его синими молниями. Похоже, ничья. Унидруга я живого видел, а если бы он эту кляксу зарубал, то она бы в куче трупов под его ногами лежала.

Мстислав в детстве заставлял учителей по многу раз пересказывать историю этой битвы. И даже ему, мелкому пацану из неосредневековья, не привыкшему фильтровать информацию, было понятно — в истории о битве под Берлином слишком много воды, нестыковок, и слишком мало правды.

Я продолжал рассматривать картину, выхватывая странные сюжеты. Вот человеческие скелеты с нечеловеческими клыками и когтями, гонятся за горожанками. Вот группа детей боярских в доспехах и на конях палит в небо из всего, чего может — от молний, до мушкетов. Вот несколько одинаковых пар бойцов протыкает друг друга одинаковыми клинками. Когтистые, полупрозрачные лапы разрывают на части крепостную башню. Человек с горящей головой в руках скачет на половинке лошади.

— А вон и Канцлер, — снова ткнула пальчиком в картину Милена.

Канцлер, для друзей просто господин Махаэль, живо напомнил мне картины времен наполеоновских войн. На белом коне, сидит развернувшись грудью и лицом ко зрителю, не обращая внимания на баталию за его спиной. Он, конечно же, не в центре картины — центр принадлежит Царю. Но, как будто, на переднем плане. Породистое лицо с тонкими чертами, едва заметная улыбка, ироничный взгляд. Высокий лоб с могучей залысиной и смешные, лохматые бакенбарды. Канцлер Лицея смотрел с картины на зрителя, как бы говоря «Посмотрите, что за дичь тут творится!».

Вот, тоже, загадка битвы. Царь Ярослав командовал битвой лишь формально — он передал право быть своим голосом господину Махаэлю. То есть, на время битвы, слово Канцлера становилось словом Царя. Что еще удивительнее, его слушались. Даже, когда Царь Ярослав погиб. Склоки бояр за первенство и споры за знатность рода приводили к поножовщине и в куда более спокойной обстановке. Что же их остановило от немедленной смуты тогда — загадка. Тем более, что господин Махаэль был выходцем откуда-то с Островов, даже не боярского рода! Мстислав в детве настолько озадачился этим, что не находил себе места. В конце концов, отец разрешил его сомнения, предположив, что бояре просто не знали о смерти Царя. Поэтому и продолжали выполнять приказы Канцлера.

Это отчасти объясняло дальнейшее. После великой битвы Махаэль, против ожидания, не был принят в сословие, ему не пожаловали земли, или даже город. Нет, его назначили Канцлером сначала в Царский Музеум — нечто среднее между хранилищем ядерных отходов и собранием диковинок. Вроде как и не ссылка — пост солидный, важный, ответственный. Но и от реальной власти его убрали, задвинули. Никогда больше он не командовал армиями.

На базе этого Музеума позже основали Лицей, который, естественно, возглавил бессменный Канцлер.

В этот момент дверь отворилась. Буквально сияющий начищенной бронзой и сознанием собственной важности швейцар, коротко кивнув, пригласил нас на аудиенцию к господину Махаэлю.

Глава 14

В которой главный герой переживает не самое выгодное сравнение, выдает себя с головой, заручается поддержкой главы учебного заведения и сталкивается с первой, по-настоящему серьезной трудностью в этой жизни. Да, это тебе не демона мести саблей рубить, остается тебе только посочувствовать. Бедняга.

Я человек очень спокойный. Особенно, после того, как убью кого-нибудь. Но вот сейчас слегка нервничаю. Кабинет Канцлера — а попали мы с Миленой именно в него — впечатлял. Комнатка размером с четверть стадиона, не меньше. Блистающего официоза в золоте, хрустале и мраморе тут было не много. На самом деле, не было даже хрустальных люстр. И окон.

Огромное пространство кабинета, в котором можно бы было маленькую танковую выставку усроить, освещалось подозрительными светлячками. Они плавали под потолком словно медузы в аквариуме. Мне показалось, я разглядел у них крылышки, но из-за полупрозрачных тел и слишком яркого света от них, не мог увидеть подробности.

У двери нас встретили слуги. Я позволил снять с себя саблю и мундир, одновременно разглядывая обстановку. Вдоль одной стены, до самого потолка, был устроен шкаф. Если монструозное сооружение высотой метров в шесть можно так назвать. Могучие деревянные опоры на которых держались полки были покрыты тонкой резьбой, а наверху я разглядел уютные балкончики с диванчиками, к которым вели винтовые лесенки с бронзовыми перилами в виде переплетенных змей. На противоположной от мегашкафа стене висело нечто, покрытое тяжелыми складками плотного черного бархата. Почти все пространство кабинет было забито диковинками, как запасник музея. Под потолком висел скелет динозавра. Динозавра с крыльями. Стояли тесной группой массивные подставки для книг, с обмотанными цепями фолиантами на них. Попадались сооружения из стали или дерева, совершенно неясного предназначения. А, стоп, вот это — полуразобранный гридень, но огромная конструкция из бронзы и стекла в которой он заключен по прежнему остается загадкой.

Совсем рядом с нами стояла бронзовая машина, диаметром метра в три, похожая на гигантский циферблат с полусотней стрелок и движущихся частей. Я присмотрелся, увидел знаки зодиака и обозначения планет знакомые мне по моему миру и понял, что это модель геоцентричной солнечной системы, где сама земля в центре выглядела как перевернутая тарелка, а самые удаленные планетки маленкими островками. Солнце располагалось на самом краю и отмечалось горящим бронзовым шариком. Буквально горящим — как будто ватку в ацетон окунули и подожгли. Я присмотрелся и прислушался. Модель была действующая — она тикала, а мелкие детальки неспешно двигались.

Но больше остального меня привлекли фигуры в конце зала. За рабочим столом, покрытым черной тканью, и размером как три бильярдных, над бронзовыми сейфами и закрытыми на крепкие дверцы массивными шкафами, я увидел каменную скульптуру во всю стену. Оно изображало сестер тех крылатых мужиков, что я разглядывал в приемной. Меня привлекло то, что было у них в руках вместо мечей. Кажется, эти штуки были из золота. И я готов был поставить две коровы против одного гуся, что это были ваджры. Такая индийская штука, похожая на вычурную гантелю. Монахи-буддисты используют её для медитаций. Каменные статуи в этом месте вели себя куда фривольней. Или, просто до этого я не видел женские статуи. Скульптор запечатлел их танцующими у темно-зеленой колонны, они касались друг друга руками и крыльями, их лица улыбались, а прекрасные тела…

Милена проследила за моим взглядом, закатила глазки и потянула меня за руку.

— Не смотри туда! Пошли! Нас уже ждут! — и в самом деле швейцар ожидающе маячил впереди. Мы прошли за ним, обошли стоящее к нам задницей огромное чучело льва с высоко поднятыми крыльями. Крылья очень похожи на гусиные, только в три раза больше. Перед грустной мордой крылатого льва обнаружились еще более грустный старец Григорий и ироничный Канцлер. Оба сидели в глубоких массивных креслах и пили чай с пирожными.

Господин Махаэль не впечатлял. С того времени, как он попозировал для картины, он сильно постарел. Хотя, как сказать. На четыреста лет не выглядел, я бы ему дал максимум семьдесят. Залысины стали еще больше, бакенбарды сильно поредели и немного печально обвисли, зато добавился животик. Одежду он сменил на местный белый мундир. Причем, его мундир выглядел куда скромнее например того, что одет на швейцаре. И разве что тонкая золотая вязь по рукавам и стоячему воротнику могла дать подсказку, кто тут главный. Однако глаза по прежнему смотрели живо и с интересом, а на губах играла едва заметная улыбка.

Я машинально встал по стойке «смирно», прямо как в на военной кафедре. Было в этом крепком старике-генерале что-то от прапорщика. Хотя, как мне казалось, после я навсегда избавился от привычки тянуться перед кем бы то не было. Скорее всего, я просто перенервничал. Догнали отходняки после драки.

— Рад вас приветствовать в стенах Царского Лицея, — кивнул он нам и не ожидая ответа, продолжил. — Как хорошо, что лектор нашего Лицея оказался поблизости с вами, сударыня Милена, во время этого драматичного события. И я искренне рад, что вы не пострадали… А ты зачем «рюэх» тянешь?

Это он мне. Я растерянно глянул на Распутина, тот в ответ растерянно глянул на меня.

— Это я к вам, молодой человек. Сударь Храбр Королев, так?

— Так точно, товарищ Канцлер! — рявкнул я от неожиданности и растерянности. И тут же понял, что тут так не принято. У них же нет солдат, совсем. Помещичье войско, наследственные военные корпорации, с гонором и претензиями, никакой субординации. А вот в Рейхе, есть…

Канцлер застыл, вежливое выражение сошло с его лица легко и естественно, как будто ему приходилось прилагать усилие чтобы его удерживать. Канцлер отставил чашку, встал. Подошел ко мне поближе, осмотрел меня внимательно с ног до головы. Я попытался расслабиться и встать так, как встал бы Мстислав — но ничего не вышло. Заело. Канцлер развернулся и пошел прочь, бросив через плечо:

— Вы свободны.

Гриша катапультировался с кресла корча мне страшные рожи, Милена тоже сделала большие глаза, хотя, куда уж больше. Я развернулся к дверям, недоумевая, что я такого сделал.

— А вас, сударь Храбр, я попрошу остаться, — донесся до меня голос Канцлера.

Я застыл на месте. Оба моих сопровождающих, теперь уже с откровенно испуганными лицами, медленно пошли к выходу, постоянно на меня оглядываясь.

— Подойдите сюда, сударь, — попросил меня Канцлер. Я не стал ему отказывать в такой мелочи. И подошел к нему. Очень медленно. Он стоял у стены, закрытой тканью. Канцлер сделал знак рукой в сторону, немедленно материализовался швейцар и завертел неприметную бронзовую лебедку. Черный занавес раскрылся, как в театре. Под ним оказалась карта.

То что это карта, я понял сразу. Но она была совершенно не похожа на те, к которым я привык. Дело не в том, что она была огромная, дело в том, что она была… Анимированная. Как будто огромная голограмма. В первый момент мне показалось, что карта похожа на спутниковые карты моего мира, но потом я заметил некоторые детали, явно добавленные для красоты — над горами и речушками проплывали облачка, пенная рябь шла над океанами, крохотные домики с огоньками вместо городов. Мелькали рыбки, кораблики и совсем условные стрелочки с направлением течений и ветров. Очертания берегов тоже подозрительные…

— Как вы думаете, сударь, где мы сейчас находимся? — спросил Канцлер не глядя на меня. Я нашел Евразию и ткнул примерно в Финляндию. Я не знал, где находится Великий Устюг в моем мире, зато Мстислав с ходу мог вспомнить четыре междоусобных конфликта с его участием, в которых всегда фигурировал Господин Великий Новгород. Значит Великий Устюг где-то на границе.

— Да, вы правы, почти там, — кивнул Канцлер и улыбнулся. — Хотите посмотреть поближе?

— Да! — выпалил я. Страсть как карты люблю. А может, просто без привычного понимания мира я чувствовал себя подвешенным, не находил опоры. Я человек глобального мира, я привык чувствовать и понимать происходящее. А для этого надо иметь четкое представление о мире вокруг. Умом я понимал, что в этом мире человек мог бы прожить жизнь, зная только, сколько часов надо ехать до ближайшего города. И в какую сторону. И этого было достаточно. Замкнутые на себе сообщества, локальные местности — вот весь мир этих людей. От того, возможно, и столько междоусобиц. Если ты не знаешь о вечной угрозе с Запада и Востока, то спор за вот эту рощу и луг для тебя важнее всякой геополитики. За лишнее пахотное поле и вовсе убить не жалко.

Канцлер собственноручно подкатил лесенку к карте, похожую на самолетный трап, и приглашающе махнул мне рукой. Сам отошел в сторону.

Я взлетел по лесенке, поближе к центру Великой Руси. К моему облегчению на этой части карты было множество названий. Самыми большими, полупрозрачными буквами через пол континента, поблескивала золотыми отсветами надпись «Царство Русское, Великорусское, Белорусское, Чернорусское и Жмудянское».

И царство было огромное. Название под этими крупными буквами висели прямо таки облаками. Название городов, местностей, чуть крупнее Княжества — Ростовское, ВеликоУстюгское, Мстиславское… Еще крупнее — Великие Княжества. Киевское, Владимирское, Суздальское, Волынское, Черниговское… А вот границ никаких не было. Похоже, принадлежность земель определялось цветом и видом шрифта. Я глянул на границы по западу. Рейх, весь усыпанный черным паучьим шрифтом с названиями их городов, простирался на половину Италии и до Карпат, упираясь в Великую Сербию. С востока его ограничивали Княжество Лужицкое со столицей в Берлине, Свободное княжество Руянское со столицей в городе Аркона, обозначенного на карте жемчужной башенкой. Почему «свободное»? Мстислав не знал. Воеводство Прусское, Вождество ободритское, Сокрытое королевство Эст…

Мда уж, в этом мире все сильно по-другому. Я нашел Псков, и обнаружил, что он находится в своеобразной долине, стиснутый невысокими горами. «Свободное княжество Псковское» — гласила надпись на над ним. Кроме Пскова там было подписано еще десяток городов. Да и вообще, населена была Великая Русь плотно. Это логично. С одной стороны, люди были распределены равномерно, без мегаполисов — нет не железных дорог, не автомобилей, не получится прокормить миллион человек скученных в одном месте. С другой, Мстислав не помнил, когда случился последний голод. Ему, как княжичу, в этом деле веры нет — он мог и не заметить. Но учителя упоминали, что Русь славится своими «чудными делами» в деле выращивания продовольствия. Похоже, тут случилась сельскохозяйственная революция на века раньше, и великая беда наших широт с рискованным земледелием, малые урожаи и частые неурожаи, была побеждена.

Москвы не было. И Санкт-Петербурга.

Поглядев еще на окрестности Пскова и устав от ничего не говорящих мне названий, я спустился ниже. На Балканах сразу привлекали внимание размерами «Упыринное королевство Валашское» и «Великая Сербия», а ниже была… Римская Империя. Со столицей в Царьграде, как положено. В моем мире тут бы были радиоактивные руины Стамбула, а на этой карте пестрели крохотные храмы и пересекающие даже пролив Босфор крепостные стены. Похоже, местная Византия чувствовала себя неплохо, в её бронзовые цвета были закрашены названия на территории всей Турции, и до самой Сирии. А вот Греция оказалось скопищем мелких герцогств, с самым крупным «Афинским». Полуостров Пелопоннес был затемнен и на нем зловеще горели красные буквы: «Спартанский Магорат». Это еще что?

Дальше на юг названий становилось все меньше, скорее всего из-за нехватки данных составителей. Однако золотые буквы «Египетские Фараонства», горели прямо над дельтой Нила, усыпанной крохотными белыми пирамидками.

— А что же вы, сударь, на остров Буян не обратили внимание? — Спросил Канцлер. Я послушно обратил. Островок в Балтике был обозначен перламутровой жемчужинкой и кроме смешанных воспоминаний моих и Мстислава, состоящих из сказок о нем, ничем мне не глянулся. Зато я обратил внимание, что в Скандинавии нет королевств, есть только россыпь мелких «Коннунгств» с зубодробительными названиями и тут же переместился далеко на восток.

Монгольская империя тут была. И развалилась. Осколки её по большей части входили в два скопления — Железная Орда, включающая в себя огромные пространства, от Казахстана и Афганистана, до восточной Сибири и Внутренней Монголии. В надписанные синим многочисленные «ханства», врезалось золотым стилетом короткая строчка над Крымом «Княжество Тмутараканское». Половина Китая и часть Сибири — под Золотой Ордой. На месте остальной части Сибири висела большая надпись «Царство Ледяной Королевы». На Сахалине была снежинка, видимо обозначающая столицу этого царства, но подписанная «Ледяной Дворец».

Меня привлек парящий над Китаем полупрозрачный диск. Тоже с реками, горами, лесами и надписью «Сокрытое царство Ся».

А Японию я не нашел. Вообще с землями к востоку от Китая тут беда. Из всех островов, только рядом с Индией резко выделялся остров со слишком геометрически правильными береговыми линиями, полностью красный и ровный, и надписью «Демоническое царство Шри-Ланка».

Остальной россыпи индонезийских островов не было. Даже Австралии нет. На её месте скопление облаков. Я решил уточнить. Показав туда, где по моему скромному мнению должна быть Австралия, я спросил:

— А тут, под облаками, земля ведь есть?

— О скрытом континенте много спорят, но подтверждению его существованию нет… Или уже есть, — ответил Канцлер. — Ладно, мой юный друг, меня ждут дела. И вы не заставляйте вашу очаровательную спутницу ждать. Думаю, мы еще с вами побеседуем. И не раз, если вы поступите на Факультет Военных Наук. Я его бессменный декан уже сто двадцать лет.

— Хорошо-хорошо, я сейчас, — ответил я, возвращаясь к карте Руси. Хотел посмотреть границы на юго-западе.

— Немедленно, — мягко сказал Канцлер. — И впредь исполняйте мои пожелания немедля. Так нам будет проще. Последний раз меня игнорировали сто двадцать лет назад, вам не захочется знать, чем кончилось. Допускать такое вновь, я не намерен.

— Так точно, — ответил я, подавив желание приложить руку к козырьку. Не захватил козырек. Вместо этого спустился вниз. Канцлер встал, непозволительно панибратски приобнял меня одной рукой за плечи и спросил:

— А это ваше, «так точно», к чему оно? Странное словосочетание.

— Ну, надо же дать понять командиру, что ты услышал команду, — немного растерянно ответил я.

— Действительно. Удобно. Коротко звонко, и привычка вырабатывается, в шуме битвы легко различить. Кто вас научил?

Я хотел было назвать учителей Мстислава, но замялся. Так если сделать, то получится, сам себя сдам. Легко же будет узнать, кого они учили.

— Не говорите, если не хотите, — сам же пришел на мне помощь Канцлер. И мягко подтолкнул меня к двери. — Я предупрежу охрану, насчет вас, Храбр. Сможете зайти ко мне в любой момент, если случится что-то важное. Не злоупотребляйте этим.

Я пошел к двери гадая, с чего это вдруг такие преференции.

— Еще одно, сударь! — окликнул меня Канцлер. Я обернулся. Господин Махаэль, внимательно глядя мне в глаза, сказал:

— Помните, в нашем Лицее могут отчислить за драки. И наверняка отчислят, если подерутся школяры. Отчислят и лиценциата, если драка кончилась убийством. Поэтому никогда не нападайте первым. Это все, идите.

Я подошел к двери, которую уже открыл мне на встречу вездесущий швейцар, проскользнул за створку и оказался под прицелом злых и испуганных взглядов Милены и Григория. Кажется, сейчас в их лицах промелькнуло фамильное сходство.

— Нууу?! — как кошка зашипела Милена.

— Что ну? — невозмутимо ответил я. И обратил внимание на швейцара, который стоял не двигаясь, молча, с непроницаемым лицом, но при этом умудрялся дать понять, как же нам уже пора идти. Даже если бы у него в руках был плакат с надписью «уходите», и то намек не был бы так кристально ясен.

— Где сабля моя? — спросил я у него. Тот посмотрел на меня точно так же, как моя мачеха в последний раз, и вежливо ответил:

— В вашей комнате, сударь. Помните, ходить с оружием школярам и лиценциатам запрещено. Впредь, оставляйте клинок там.

— Значит приняты, — шумно выдохнул Распутин. — А то я что-то заволновался. Ну, что встали? За мной, отведу вас в школярское крыло и избавлюсь уже наконец.

Мы пошли, а потом и почти побежали за Распутиным. Старец Гриша как двести лет скинул, шагал широко и стремительно. Полы его сюртука развевались как крылья, бородка корабельным тараном рассекала воздух, глаза горели торжеством и силой. Для законченности образа не хватало только посоха, который он, кажется, забыл в снегу у Храма Любви.

— А о чем с канцлером говорили? — спросила Милена.

— Он мне карту показывал. И пару советов дал, — не стал вдаваться в подробности я.

— Что за советы? —ухватилась за главное она.

— Первым в драку не лезть, а то отчислит, — честно ответил я.

— И как же теперь тебе быть, бедному? — ехидно спросила она. — У тебя ж ни ума, ни красоты, только на кулаки вся надежда и была.

— Упорством возьму, — не стал спорить я.

Она закатила глазки и замолчала. Тяжело на бегу говорить. А вообще, что это вдруг еще за манера, все время колкости говорить? Так, стоп. Она же девочка совсем. Может, просто внимание так проявляется? Неужели я ей нравлюсь? Вот же гадство, только этого мне и не хватало!

Глава 15

Глава в которой главный использует свой эмпирический опыт, ему не дают отдыхать и мучают расспросами. Зато он, кажется, находит себе хорошего друга. Но в конце он тяжело вздыхает.

Весь мой эмпирический опыт говорит мне — никогда не связывайся с чародеями, если вы решили куда-то добраться. И я даже не о Гэндальфе с его короткими путями, вспомните хотя бы о Моисее. Мало того, что они всегда ведут длинным путем, они еще и сливаются в конце. Тут эти истории были не известны, поэтому пришлось оставить свое мнение о себе.

Распутин мои ожидания оправдал. Он бросил нас на полпути. Махнув рукой в нужную сторону:

— Ну все, вам туда, — величаво махнул рукой старец куда-то вдаль по коридору. — Отсюда не заблудитесь. Вон, по коридору и направо.

— А если заблудимся? — попытался возмутиться я.

— У уточки спросите, — отмахнулся наш мистический поводырь и помчал прочь по перпендикулярному коридору.

Ладно, он был по большей части прав — мы не заблудились. По дороге нами был изловлен мужичок в белом переднике с ящиком инструментов по дереву, который объяснил как пройти к жилому корпусу. И в самом деле оставалось пройти шагов сто прямо, еще шагов двадцать. Налево!

Тут наши с Миленой пути расходились. Девочки жили отдельно, хоть и недалеко. Я остался один. Но не надолго.

Вход в жилые комнаты отсекался от основного строения самым настоящим внутри замковым укреплением с несколькими бойницами и большими воротами в конце широкого коридора. В одной створке ворот калитка.

Я даже напрягся. Я видел нечто похожее на военной базе, внутренний периметр безопасности, все такое. Ох, не простой у вас тут Лицей. Ладно, спишем на перестраховку. Но все равно понервничаем.

За массивной, окованной железными лентами дверью из деревянных бревнышек в ладонь, сидел вахтер. Он открыл мне калитку, после того как внимательно изучил меня через бойницу в маленьком караульном закутке. Тоже солидный такой дядька, весь в белом, с бородой и при сабле. Но вообще-то, он меня радушно поприветствовал после того как пустил, так что не могу сказать, что прямо как в тюрьму попал.

Наконец я попал в общагу школяров и первое что я увидел — весьма уютный зал. Было похоже на фэнтезийный замок. Наверное, из-за полукруглой формы. Или вычурных деревянных украшений. На стенах зала висели головы туров, оленей и волков, посередине в стене был устроен огромный камин, вокруг которого в живописном беспорядке стояли диваны и кушетки. Массивные, по таким прыгать одно удовольствие. Две винтовые деревянные лестницы вели наверх. Рассмотреть больше ничего я не успел, на меня налетел огромное чудовище, схватило лапами, подняло в воздух и зарычало человееским голосом:

— Ну наконец-то! Я тут одичал совсем один! Тебя как зовут!

— Мсти… Храбр меня зовут! — немного растерянно ответил я и когда меня поставили обратно на пол. Передо мной стоял русый парень, судя по тому, что следов бороды не было, примерно моего возраста. А так и не скажешь — роста он был огромного. Высоким он издалека не казался, сложен был пропорционально. Плечи даже чуть широковатые, как у пловца. Но сейчас я стоял рядом и смотрел на него задрав голову. Если в нем инет еще двух метров, то уже очень близко. Такое ощущение, что он к восемнадцати годам до трех метров вырасти планирует. Этот гигант широко и по-доброму мне улыбался, смотрел в глаза открытым взглядом человека, которому нечего скрывать. А, ну да, фамилию ждет. Тут же это маркер положения. Я поправился:

— Храбр Королев!

Я пристально следил за реакцией, но никакой тени отчуждения в глазах не заметил. Моего нового знакомого не беспокоило, что я выскочка из простых. Это тем более удивительно, что он оказался из бояр, хоть и мелких.

— Илья Муромский! — пробасил он и протянул мне руку. Я пожал её и не удержавшись, спросил:

— Прям как тот Илья? Или ты он и есть? На вид похож… — я намекал на Илью Муромца, который тут был, похоже реальной личностью. Естественно, таинственной — считалось, что он приходит на помощь Муромскому Княжеству в особенно сложные моменты. Учитывая всяких трехсотлетних старцев — я уж и не удивился.

— Не, не я он. Я помельче. Зато красивее! — хохотнул Илья. При этом он развернул меня обратно к двери, приобнял за плечи и пошел к выходу. Меня повлекло за ним, как мусор за кораблем. Илья наклонился чуть ближе и спросил, заговорщицки подмигнув:

— Секреты хранить умеешь?

Я вспомнил, как минуту назад чуть не проговорился. И честно ответил:

— Не очень.

На Илью это никак не повлияло. Видимо, это был риторический вопрос.

— На самом деле я из Пронска. Вернее было бы говорить Илья Пронский. Но кто знает, где это, Пронск? А у меня дядя в Муроме. Так что я Муромским назвался! Но ты никому, уговор?

— Уговор, — машинально вступил я в чужие интриги. А ведь предупреждал меня Гриша, не лезь в чужие секреты, не сближайся ни с кем…

Кстати, Мстислав знал где Пронск. Пронское княжество было соседом и преданным союзником набирающего силу Муромского княжества. А у меня кто-то из родственников успел подсуетиться лет сто назад и теперь я имел право и на Пронский княжий стол тоже. О таких вещах знать надо, сами понимаете. Технически, мне проще бы было перечислить, на какие княжества у меня совсем никаких династических прав. Бедолага Мстислав, а ведь он учил все эти хитросплетения даже без карты.

— Я тут уже полдня торчу. Скука! Хорошо ты приехал. Сейчас прошвырнемся…

— Так, стоп! — сказал я и вывернулся из дружеского захвата.

— Я устал, я хочу немного отдохнуть! — мне и в самом деле требовалась передышка. Надо было немного прийти в себя. Все обдумать…

— А есть разве не пойдешь? — искренне удивился Илья. И ткнул в висящий между лестницами колокол. — На обед отзвонили только что. Я тебя только и ждал, жрать хочу, умираю.

— В смысле, меня ждал? — насторожился я.

— Так сабельку твою принесли и зипун. Я и смекнул, что кто-то скоро придет. Велел в нашу комнату отнести. Вместе жить будем. А остальные то вещи где? Не удержался и верхом сюда прибыл? Я тоже. Дворовые отстали. Ничего, седьмого дня можно ворота откроют, можно будет все занести. У меня ж три брата тут, на старших курсах. Двоюродные правда. Так я тут все знаю. Меня держись. Ты ж на Военный поступать будешь? Пошли жрать то, что встал!

Я понял, что хочу есть. И поплелся за жизнерадостным Ильёй, изредка уклончиво отвечая на его вопросы. Впрочем, его ответы его особенно не интересовали. Чувствовалось, что человек привык к людям и одиночество, пусть и такое короткое его тяготило. Или характер такой, дружелюбный. Он увел меня через залы, в одном месте мы перебежали через маленький внутренний дворик, потом свернули в узких проход с неровным полом:

— Так короче! — объяснил Илья.

Когда он озадаченно остановился у «перекрестка» из четырех коридоров, я выдал догадку:

— Мы заблудились, да?

— Да, — с искренней непосредственностью согласился Илья. После чего здововяк подошел к стене. Наклонился к ней поближе и громко начал приговаривать:

— Утка-утка, кря-кря-кря. Утка-утка, кря-кря-кря.

Я тяжело вздохнул.

Глава 16

В которой герой учится тому, что безумцы могут проложить дорогу для рассудительных. А потом его друг сталкивается с самой страшным зверем в этом Лицее, пожирающим саму душу. И герой, вопреки всему, вдруг решает проявить благородство и попытаться спасти его.

Оказаться в похожем лабиринт здании наедине с сумасшедшим — отличная завязка для ужастика. Пикантности добавляют размеры психа и то, что я уже наверняка знаю — тут местами случаются всякие чернильные чудища с агрессивными наклонностями. Нет, вообще, конечно весело. Ничего не понятно, но очень интересно. И перспективы хорошие. Единственный минус во всей этой ситуации — я главный герой. Поэтому сейчас мне не то, чтобы интересно. Почему-то хочется чего-то спокойного и простого. Я тихонько начал отходить назад, в коридор, из которого мы пришли. Пусть Илья себе бормочет в стенку. Не будем ему мешать.

— Чегой надо, шука мля?! — внезапно крякнули прямо у меня за спиной. Громко, противно и неожиданно. Я бы взвизгнул, не будь так испуган. А поскольку я опасался привлечь внимание Ильи, я подавил испуганный вскрик. Вместо этого я отпрыгнул в сторону и начал обшаривать взглядом коридоры, в поиска источника звука. Ничего не было. Если не считать нарисованного гуся в красных сапожках на каменной стене коридора. Именно из того, из которого я пришел. Не помню этот рисунок. Гусь был большой, очень странно, что я его не заметил.

— А, вот ты где, — обрадовался Илья, тоже сначала испуганно обернувшись на звук. Он шагнул к нарисованному гусю поближе и попросил: — Уточка, уточка, отведи нас пожрать! То есть, в главный пиршественный зал!

Рисунок некоторое время продолжал оставаться рисунком. А потом, внезапно, анимировался. Сначала смешно задвигались лапки в красных сапожках, потом гусь, вдруг резко сорвался с места и покрякивая понесся по стене невпопад перебирая лапками в сапожках. Илья бросился за ним.

— Не отставай! — крикнул он мне. — Утку второй раз не дозовешься!

Что мне оставалось? Потратив еще несколько секунд на обдумывание ситуации, я решил, что разумнее всего будет бежать за нарисованной уткой. В конце концов, если безумие тщательно контролировать, то никто не отличит его от адекватности.

Гусь в красных сапогах сразу развил хорошую скорость, бежать приходилось напрягая все силы. Похожая на стилизацию или детский рисунок, эта тварь явно издевалась, я нутром это чуял. Изредка, когда надо было пересечь коридор, она прыгала на потолок и оттуда снова на стену. Если мы с Ильей сильно отставали, она останавливалась, дергала крыльями и крякала. Вот это точно было не для нашего удобства, а чтобы поиздеваться.

Может я немного предвзят. С чего бы нарисованному гусю издеваться над теми, кого впервые видит. Но морда у него точно ехидная.

Илья заплутал не так сильно, как я боялся. Уже скоро серый камень стен служебных коридоров сменился белой штукатуркой парадных проходов, потом начали появляться статуи и, уже через минуту мы добрались до большого овального зала с множеством арочных выходов. из под оной из таких арок мы и выскочили.

— Большая пиршественная зала! — прокрякала утка, похожая на гуся, и застыла неуместным рисунком на панели из темного дерева, которыми был отделан зал.

Илья согнулся, уперев руки в колени и тяжело дышал. С его массой такой забег должен был даться не просто — утка неслась стремительно. Я тоже был не в лучшей форме, так что без лишнего лицемерия последовал его примеру. Слегка отдышавшись, я тут же спросил:

— Что это за гусь-матершинник?

— Я сказала «школяра»! — крякнул рисунок.

Илья кивнул, махнул рукой в сторону дальнего края зала. Там было уже становящееся мне привычным внутризамковое укрепление с огромными воротами и стрелковой галереей поверху. Ворота, впрочем, в этот раз были распахнуты на всю ширь. Внутри горел яркий свет, виднелись столы и слышались голоса. Мы двинулись туда.

Примерно на полпути Илья, наконец, отдышался. Воровато оглянувшись на рисунок, прошептал:

— Согласен. И гусь и матершинник. И обидчивый еще, — и, уже громче, добавил. — Говорят раньше каждому школяру клубочки путеводные давали. Но их постоянно теряли. Или домой забирали. Потом Канцлер нашел нового декана для Домосторойного факультета. Она и на чаровала этих уток. Ничего не могу сказать, сильная чародейка. Вот только утки у неё с характером получились. Ладно, нам еще повезло. Гусь-матершинник попался. А есть тут крысоутка, она так и норовит через всякие буераки провести…

— Так, стоп. Тут что, декан женщина? — удивился я.

— Ну так Домостройного жеж факультета! — хохотнул Илья. — Говорят, красивая. Жду уже когда все соберутся, будет пир открытия первого учебного полугодия. На неё посмотрю. На девок посмотрю…

— А кроме путеводных уток, что мне еще нужно о Лицее знать? — процедил я. Да тут охренеть, что творится.

— Ты из деревни, да, совсем? — сочувствующе похлопал меня по плечу Илья. — Не из самого Ростова, верно ведь? Ну, держись меня, я подскажу где что и по чем.

— Какого хрена утки?! — вдруг возмутился я. Видимо, меня они доконали. — Что за тупость такая?! Почему нельзя светящуюся стрелку повесить, или там…

Илья замедлил шаг, похлопал меня по плечу.

— Ты, Королев, не боярин, вижу. От чародейства далек. Я тебе один раз скажу, а ты помолчи, подумай. Чародейство, оно ведь на безумие похоже. Только это безумие для всех и наяву. Чародей рисует реальность своим безумием. Поэтому ты при себе свои умничанья держи. Глупо выглядишь. Все знают, как надо. Ты сделай сначала хоть что-то.

Я заткнулся и задумался. Илья явно повторял за кем-то. Что никак не умаляло ценности слов. Мстислава готовили к тому, что у него будут способности рода, и ему надо будет их укротить и оседлать, как дикого скакуна. То, о чем говорил Илья, относилось к совсем другому типу магии, с непредсказуемым результатом.

— Ты же на Естественных наук факультет поступаешь? — вдруг спросил Илья.

— Я? Ну, да… Наверно, — смутился я. План первоначально был такой, но потом Канцлер что-то там говорил про военный факультет.

— К третьему курсу точно спятишь. Жаль. Ну и ладно, так даже лучше. А то ты смурной и скучный, — продолжал рассуждать Илья. Мы уже вошли в зал, я слегка задержался у входа, оглядываясь.

— Наш стол школярский. Видишь вот эти, ближе к выходу. Дальше столы для лицеистов, они еще и по факультетам делятся. Ты на значки над ними смотри. Вон, видишь, висят доски со знаками. Свечка с пером и берестой для школяров, — немедленно взял на себя роль гида Илья. Пиршественный зал напомнил мне огромный ресторан, оформленный в стиле ирландского паба. Возможно, это из за сравнительно небольших квадратных столов человек на восемь и стоящих тут и там массивных бочек на деревянных козлах. Помещение было большое, но разделенной множеством колонн с арочными сводами между ними. Посередине оставалось пустое пространство. Этакая аллея славы, застеленная красным ковром. Это явно для торжественных процессий, все прям как у нас. В конце зала, на возвышении, богато украшенный длинный стол и стулья с высокими резными спинками. Ага, тут видать сам канцлер обедать изволит.

— Храбр! Ты только посмотри сюда. Ух, какие красавицы! — прошептал Илья и развернул меня прочь от места власти. И я увидел совсем рядом двух девушек. Одной оказалась Милена, вторую, рыжую, я не знал. Рыженькая была в веснушках, с четко очерченными губками и высокими скулами. Очень миленькая. Она глянула на нас хитрыми глазками, повернулось к Милене и что-то ей зашептала. Обе захихикали.

— Пошли, — подтолкнул меня к девчонкам Илья. — Познакомимся.

— Слушай, я действительно устал. Давай, может, просто поедим… — начал было я. Илья приобнял меня за плечи, слегка приподнял и двинулся к девушкам, улыбаясь как дебил. Видимо, придется знакомиться, и это не обсуждалось.

— Не дрейфь. Меня держись. У меня на двоих храбрости хватит, — по дороге шептал мне сквозь уголок рта Илья. Он довел меня до стола. Потом отпустил меня, сел на стул напротив девушек и остался сидеть, пялясь на Милену. Теперь он был как деревянный целиком. Спина прямая и не шевелится. Ни единая мышца не дрогнет. Хоть бы улыбаться перестал, а то жутковато выглядит.

Я сел на стул рядом с ним, напротив рыжеволосой. Мордочка хитрая. И на лисичку похожа. И спросил:

— А как тут еды можно попросить?

— Надо просто подождать, — улыбнулась мне рыженькая. — Сейчас столовЫе увидят и сами все принесут. Их тут просто мало еще. Не начался же еще семестр. А вы чего такие запыхавшиеся?

— Гусь-матершинник попался, — тяжело вздохнул я. И почувствовал как меня под столом пнул Илья. Больно. Я недоуменно посмотрел на него.

— Гусь-матершинник? — недоуменно спросила рыженькая. Я посмотрел на Милену. Что-то она тихая. Я наивно подумал, что она сидит загруженная, переживает. На неё ведь покушение сегодня случилось. Не каждый день на тебя гнусность всякая кидается. Да которую еще и пули не берут. Что гнусно вдвойне, как по мне. Но хватило одного взгляда, чтобы понять — все у неё нормально. Она сидела слегка розовая, чуть улыбалась, невзначай трогала пальчиками губы. Я поймал её как раз на том моменте, когда она завершала упражнение «в угол, на нос, на объект». Обожгла синим огнем взгляда своих глазищ Илью. Мне показалось, что его сейчас вместе с стулом назад снесет. Без всякой магии. Я заглянул ему в лицо. Лицо человека которого уже не спасти. Прости друг.

— Простите, мы не представ… сь… Меня промур… мур… То есть, это… — вдруг заговорил Илья таким голосом как будто ел сухой песок последние два дня. И даже закашлялся. Я чуть по лицу себя не хлопнул. ну конечно же. Правила этикета. Мы, вообще-то, тут с девушками безобразничаем. Нас должны официально представить друг другу. Но некоторые послабления, в виду особенных условий содержания, тоже бывали позволительны. Все же тут не так строго, как в девятнадцатом веке в Англии. Общество побрутальней, законы порасплывчатей.

Но из вежливости стоило хотя бы представиться. А то веду себя как мужик.

— Простите, я не представился, — немедленно поспешил исправиться я. Я Храбр Королев, из под Ростова. Это Илья Муромский, человек хорошо знающий Лицей и любезно согласившийся помочь мне в нем освоиться.

— Это так благородно с вашей стороны, — томно промурлыкала Милена, восторженно смотря прямо в глаза Илье. Здоровяк обильно вспотел, хотя в зале было довольно прохладно. Будь он немного постарше, я бы всерьез забеспокоился не поплохеет ли ему.

— А можно к вам присоединиться? — закончила Милена свою мысль после паузы на смущенное опускание глазок в пол.

Так, стоп. Куда присоединиться? К чему присоединиться? Я планировал поесть и в спальню, отрефлексировать все, что тут творится. Гусь меня просто доконал, если честно. Я недоуменно посмотрел на Милену. Але, девчуль, тебя ж только недавно чуть не сожрали!

— Меня зовут Лизавета, а это Милена, — рыжая лисичка подозрительно хитро улыбнулась, искоса глянув на Милену. А еще, она опустила фамилии, что тоже от меня не укрылось. Но уточнять я не стал. Успею еще. Лиза посмотрела на меня искренним взглядом темных глаз, в которых, где-то на самом дне, угадывался бешенный хоровод чертенят. И бархатным голоском прощебетала:

— Мы очень хотим попасть в Музеум! Очень-очень! Но нам сказали, его открывают только через четыре дня…

Лиза тяжело вздохнула.

— Так… Это… Так я ж знаю, как туда пройти! — неожиданно раздеревенел Илья. И, явно засмущавшись от взгляда сразу двух пар восторженных девичьих глаз, добавил. — Мне брат рассказывал. Есть способ один. Держитесь меня, девчонки, со мной не пропадете! То есть девушки. Барышни. Эээ…

— О, еда! — пришел я ему на помощь, сбивая синеглазый прицел Милене. К нам спешил дородный мужик в белоснежном фартуке с огромным двухъярусным подносом. А за ним два пацана чуть младше нас, с посудой и небольшим бочонком.

Илья машинально глянул в ту сторону, мельком. И вернулся было к попытке ментально утонуть в глазах Милены. Но уже через секунду его взгляд стал осмысленным, он снова повернулся к еде.

— Ух ты, молочный поросенок с яблоками! Вот, это я понимаю! Ща поедим!

Я ехидно улыбнулся своим коленям. А этот парень вовсе не так уж и безнадежен. Может, он даже сумеет спастись. Есть два хороших способа потерять друга. Дать ему денег взаймы и сказать то, что думаешь о объекте его любви. Второй надежней. В принципе, я и не планировал заводить друзей… Ладно так и быть. Я попытаюсь спасти Илью от Милены.

Глава 17

В которой главный герой наконец прекращает заниматься глупостями и начинает говорить и думать о чувствах. И повышает культурный уровень через посещение Музеума через туалет.

Я каждый раз удивлялся еде в этом мире. Пока её всегда было много. А еще она была хоть и простая, зато сытная и вкусная. Молочный поросенок, оказался редким исключением. Жуткая дрянь на вкус. Мышцы не сформировались, под шкуркой вместо мяса однородная сладковатая масса с резким привкусом. Может, привычка нужна, потому что остальным зашло — уплетали с удовольствием.

Я поковырялся в поросенке, понял что традиционные ценности в кулинарии меня угнетают и налег на хлеб с копченой уткой. За столом не было особо много разговоров. Я молчаливо сидел, изредка выдавая односложные уклончивые ответы и докидывался поджаренными ломтиками, похожими на картофельные. Но не картофельные. Опять брюква какая-нибудь. В бочонке оказался просто охренительно кислый хлебный квас с медом вместо сахара. И все равно вкусный. И, похоже, с градусом. Из-за стола мы встали розовые, довольные и хохочущие.

Посещение Музеума было решено не откладывать. Фактически, Милена с Лизой то и дело подгоняли Муромского. И Илья повел нас. Дело ли в квасе, или его мотивировали восторженные девичьи мордочки, но в этот раз Илья шел уверенно. Я тоже не переживал. Если что, у утки дорогу спросим. Впрочем, мы быстро вышли на внутреннюю площадь Лицея, на которую мы с Миленой и прибыли. Приятно чувствовать себя бывалым.

На улице было прохладно, но наша мундирообразная униформа довольно теплая. Некоторое время поморозить уши было терпимо.

Следуя за Ильей мы прошли мимо парадного входа в музей, искоса посматривая на суровых стражников. Они хмуро смотрели на нас. Но мне показалось, при этом тихонько улыбаясь в бороду. Пройдя мимо, Илья нырнул в низкую неприметную калитку. За ней скрывался узкий, темный проход с низким потолком. Я безошибочно почуял в нем техпомещение для обслуживающего персонала. Оказывается, два года студенческих подработок — опыт легко масштабирующийся на все, даже на другие миры. На самом деле, с поправкой на материалы, такой узкий ход, с рядом дверей в стенах, можно найти в любом ресторане или бизнес центре. Обслуживающий персонал тоже должен где-то ходить. В одном месте нам пришлось протиснуться мимо пары невозмутимых мужичков в рабочих овчинных зипунах, катящих на маленьких, одноколесных тачках березовые дрова.

Я воспользовался заминкой, отстал и потянул за рукав Милену. Она тоже приотстала. Я склонился к ней и зашептал на ухо:

— Говорят, если боярина заморочить, то можно в горящий сруб попасть, — я предварительно сверился с заемной памятью Мстислава. Честно говоря, сжигание колдунов в срубе было архаизмом из прошлого, вариантом страшной сказки. Сейчас обычно просто голову рубили и все. Зато это подчеркивало серьезность обвинения.

Милена закатила глазки:

— Мужики что, серьезно думают женщинам чары нужны, чтобы вы влюбились? Я просто два раза улыбнулась, один раз в глаза ему посмотрела и все. Вы же как олени во время гона, вас голыми руками брать можно. И без всяких чар.

Она фыркнула и попыталась вырваться. Но я держал её крепко. А еще, я начал злиться. Трудно сказать, почему. Я, скрипнув зубами, сказал, возможно не самым вежливым тоном:

— Оставь Илью в покое. Он же в тебя влюбится, дура! — я слегка тряхнул Милену. Она остановилась, с интересом посмотрела на меня искоса. Вырвала локоть. А потом повернулась ко мне грудью, шагнула ближе и с вызовом вскинула подбородок:

— Тебе то какое дело?! — зашипела она рассерженной кошкой.

— Что тут у вас?! — пробасил Илья. Блин, заметил нашу возню. И теперь идет к нам. Его, обычно добродушное лицо стало сосредоточенным. Не злым. А собранным, внимательным. Опасным. Наверняка же с детва тоже натаскивали людей убивать. Я все время забываю, что контингент тут своеобразный. Илья подошел и встал рядом с нами. Посмотрел на Милену, которая успела скорчить испуганную мордочку, потом на меня. И сказал:

— Ты чего это, Храбр, барышню за руки хватаешь? А?! — и надвинулся на меня.

— Да брат он мой, — пропищала Милена, внезапно оказавшись между нами. И не просто между нами, а как-то умудрившись опереться на Илью. — Двоюродный.

— И что? — спросил Илья не сводя с меня взгляда.

— Спрашивал, чего на тебя смотрю все время, — смущенно «призналась» Милена. Смотря себе под ножки. А потом выверенным движением выстрелила глазами сверху вниз, поймав взгляд Ильи. Был бы просто королевский апперкот, если бы это был бокс. Зафиксировала контакт и тихо выдохнула бархатным голосом, прямо ему в лицо:

— А я и не смотрю вовсе…

И уставилась ему в зрачки, как сканер сетчатки. Илья задеревенел опять. За его спиной сдавленно хихикнула Лиза.

— Ладно, потом поговорим, — пообещал я Милене. Или Илье. Или себе. В общем, не будем юлить, сейчас я проиграл. Победа всегда состоит из опыта и удачи. Но удача изменчива, а у меня теперь есть опыт. В следующий раз надо будет беседовать с беловолосой бестией один на один. Я обошел застывшую парочку, стараясь их не задеть. Свет попадал сюда из маленьких окошек под потолком. Илья с Миленой стояли прямо в луче из одного из таких окошек. Золотое заходящее солнце окрашивало их в теплые цвета, заставляло поблескивать крупные снежинки, падающие сверху.

— Они такая красивая пара… — восхищенно сказала Лизавета. И прислонилась к моему плечу. Я отстранился.

— Куда дальше? — окликнул я Илью. Милена вздрогнула, опустила глазки и отшагнула. Еще через пару секунд Илья очнулся. Обернулся и, с явным недовольством, посмотрел на меня. Но взял себя в руки. Махнул рукой вперед:

— По правую руку дверь с рыбками ищи! — ответил он мне и обернулся обратно к Милене. Но та уже проскользнула мимо него и быстренько побежала вперед по проходу. Илья кинулся за ней, я кинулся от него — всерьёз испугался, что он меня по дороге затопчет.

— Я, кажется, нашла! — весело крикнула впереди Лиза. Я добрался до ней и глянул на её находку. Это была аккуратная, ладная, красивая дверца. Конечно же, и толстых досок, укрепленная железными полосами и немаленьким амбарным замком в мощных проушинах. Проушины и петли были в форме рыб. Я бы не заметил сразу. Темно тут.

Илья глянул по сторонам. Прислушался. Потом поднял руку и начал обшаривать кладку над дверью. Девочки споро рассосались по сторонам. Я не силен в воровстве, но я смотрел фильмы всякие. И я уверен — сударыни со знанием дела встали на шухере.

Илья звякнул чем-то металлическим, радостно прогудел:

— Ага! Вот он! — и вытащил из неприметной щели между кирпичами ключ. И попытался открыть замок. У него долго не получилась.

— Ой, а можно я попробую? — промурлыкала Лиза, бесстыдно оттеснила Илью жопкой от замка, перехватив из его рук ключ. Попыхтела немного и уже через пару секунд замок поддался. Лиза аккуратно сняла замок, открыла дверцу, заглянула в неё. Прислушалась. И скользнула внутрь.

— Во что вы меня втравливаете? — наконец решил дать заднюю я.

— Да не стремайся. За то, что в музеум без спросу проникли, моего брата просто пять раз батогами по пяткам ударили и все! — успокоил меня Илья, одновременно втолкнув внутрь. Дверь за нами закрылось и наступила темнота. Просто кромешная, я руки перед лицом не видел.

К счастью, это было не надолго. Почти тут же в темноте появился светящийся листочек. Он рос из ладошки Милены. И постепенно разгорался все ярче, позволяя оглядеться.

— Ух ты, — удивленно пробасил Илья. И, с некоторым оттенком превосходства, добавил. — Это у тебя родовое умение? Не слышал о таких…

— Нет, это заговор, — отмахнулась от него Милена осматриваясь. — Долго не продержу. Ну, куда дальше?

— А я не знаю, мне только как войти рассказали, — пожал плечами Илья.

— Я лампу нашла, — прошептала из темноты Лиза.

Через минуту Лиза зажгла масляную лампу и Милена развеяла свои чары. Которые лично меня впечатлили. Мстислав опять оказался бесполезен — ударить по голове его светящимся листочком не могли, потому и знать об таком явлении ему не надо. Утешало, что Илья тоже удивился. Но утешало слабо. Ну не выглядел Илья эталоном эрудиции.

Колдовской свет был ровный, но не яркий. Похожая на чайник масляная лампа и то давала больше света. Я осмотрелся, обнаружил вокруг себя швабры… В смысле реальные швабры, я не про девчонок. Щвабры, деревянные ведра, тряпки…

— Это мы где? — искренне удивился Илья. «Там, куда ты нас привел, Ильюша!» — злобно промолчал я ему прямо в лицо.

— В людской, — пояснила Лиза. Она уже нашла дверь ведущую дальше, прокралась к ней и осторожно открыв, выглянула. После чего распахнула. Разделенные перегородками фаянсовые троны с деревянными бачками на верху и умывальники вдоль стены. Общественный туалет, неизбежный спутник высокой культуры и цивилизации. Музеум должен быть рядом.

Мы гуськом прокрались по туалету, открыли следующую дверь и обнаружили, что это выход в большое помещение. Слабо освещенное через окна под крышей. Лепнина, кажется позолота — почти привычная роскошь оформления главного корпуса.

И темные громады экспонатов вдоль стен, на стенах, посередине… Выглядит как склад разногабаритных грузов с технологическими проходами. Очень похоже на музей.

— Подождите, — громко сказал я. На меня зашикали, но я не обратил внимания. Мне важно было прямо сейчас найти опору под ногами. — Там, у центрального входа. Там запертые толстые ворота, куча вооруженной охраны… А мы получается, просто с черного хода зашли? Ключ под ковриком?

— Не под ковриком а над дверью, — поправил Илья.

Лиза звонко рассмеялась и «объяснила»:

— Ну, Храбрик, кто-то же должен тут полы мыть? И что, теперь девка Фроша, которая это делает, будет через парадный вход входить?

— Нет, не будет, — согласился я. — Но ведь, вот так, чтобы калитка с ключиком в замке…

— Не в замке, — прогудел Илья. Теперь захихикали обе девушки. — Ты пойми, ну кто про эту дверцу знает? Никто!

— Все! Даже ты! — не выдержал я. — Тут есть что-то ценное?

— Да мало кто знает! — буркнул Илья. — Повезло вам со мной просто…

— Наверняка что-то есть… — одновременно с ним сказала Лизавета и, хихикнув как маленький, алчный гоблин, добавила. — Хоть немного ценное…

Она двинулась вперед, высоко подняв над головой тусклую лампу.

— Погодь, дай я вперед пройду. Покажу вам кое-что! — кинулся ей догонять Илья.

— Надо узнать, как у твоей бабушки в саду убираются, — тихо сказал я Милене.

— Согласна. Надо будет уточнить, — хихикнула Милена и побежала вперед. — Не отставай!

Глава 18

В которой Илья проявляет выдающееся чувство юмора. А главный герой проявляет хладнокровие, выдержку и сообразительность. Но никто ему не верит.

Херня это ваше неосредневековье. Хочу другое посмотреть. В общем, это реально «музеум» а не музей. Собрание диковинок, нагромождение всякого мусора. Ну, вроде как полочка в моей комнате, только в масштабах дворца. Тут даже пояснительных табличек не повесили. Меня заинтересовали цельнометаллические литые и корявые рубила, на орочьи похожие. Спросил, что это. Мне посоветовали дождаться, когда учеба начнется и смотритель на работу выйдет. То есть, кроме него никто не знал.

Я вообще, может, с детства гидом не доверяю. Были прецеденты. А тут даже гугла нет. Я, короче, остался недоволен.

— Смотрите сюда! Это рог единорога! — восторженно закричал Илья. Ну, хоть что-то опознали. Я подошел поближе. Красивая резная тумба, забранная сверху толстой и частой решеткой. Под решеткой охапка длинных, тонких, витых рогов. Похожи на рога нарвалов, если честно.

— Смотрите! — таинственно сказал Илья и просунул пальцы через решетку. Кроме пальцев туда и не просунешь ничего. Хотя, у кого как, конечно. Только я хотел было пошутить на эту тему, как я так удивился, что с открытым ртом застыл. Рога нарвала засветились ярким неоновым светом.

— Рог единорога светится, когда рядом человек, чистый душой, — проникновенно сказал Илья.

А Мстислав слышал, что единорожьи рога на девственников реагирует.

— Попробуйте! — поманил нас рукой Илья.

Я отшагнул назад. Мстислав слегка целованный — много вокруг него девок крутилось. А я точно не только целованный. И вообще Распутин во мне опознал существо инфернальное. Непонятно, как эти рога реагировать на меня будет.

— Ой, а это что такое? — восторженно вскрикнула Лиза и рыженькой лисичкой метнулась в сторону, унося с собой свет.

— Что там, что там? — заинтересованно закричала Милена и бросилась за ней. Я тоже решил не отставать. Восторженный Илья остался у таинственных светящихся рожек один.

— Что за хрень? — Милена постучала кулачком по огромному каменному яйцу, плотно обвязанному цепями. Цепи были железные, ржавые, но под ржавчиной угадывалась тонкая работа. Звенья цепи стилизованы под цветы.

— Омфал, — сказал я.

— Что? — удивленно посмотрела на Милена.

Честно говоря, в моем мире эта хреновина попадалась в музейных коллекциях по античной Греции и всегда была каменная. Вроде, у античных греков, была почитаемой святыней в каждом уважающем себя храме. А еще греки считали этот камень пупом земли. Или не этот, а такой же, но другой. Хрен их поймешь. Надо признать, что это все, что я знал.

— А, я слышала про эту штуку. В Тмутараканском княжестве нашли в том году, сразу сюда переправили, — внезапно вмешалась Лиза.

— Да, — солидно сказал я. С годами все чаще понимаешь, что твое важное мнение не так уж и важно этому миру. А умение вовремя присоединиться к предыдущему оратору, часто помогает сэкономить и время, и нервы.

Милена положила ладошку на камень, между звеньями цепи. И пожала плечиками.

— Просто камень.

— Храбр, барышни, — позвал нас Илья. Он прошел дальше и сейчас стоял у накрытой тряпкой высокой штуковины. Судя по очертаниям, под тканью был или ящик, или кубический шкаф. Илья поманил нас поближе:

— Ну, не бойтесь. Идите сюда, со светом. Покажу интересное.

Мы подошли. Илья резко задрал ткань. Милена взвизгнула и спряталась за Илью. Я сначала молча рванулся в сторону, уходя с линии атаки. А потом побежал к тому стенду, где я видел оружие. А потом услышал хохот Ильи. Я остановился и обернулся. Этот шутник Пронский одной рукой прижимал к себе Милену, а второй показывал не меня и обхохатывался. Едва умудрившись произнести между приступами смеха:

— Да не боись ты! Это ж морок!

Я медленно вернулся. Под тканью, в коробке открытой с одной стороны, сидел огромный паук. Но теперь, приглядевшись, даже в неровном свете стоящей на полу лампы, было видна в нем какая-то неестественность. Как плохая, сбоящая голограмма. Нарисованная очень плохим моделером.

— Это сторожевой камень, из Китая, — сквозь смех едва проговорил Илья. — Не бойся. Ух и сиганул же ты!

— Да я за саблей! — возмутился я.

— Ну конечно, — снова расхохотался Илья. — Ахахаха, конечно, за саблей.

От смеха у него на глазах выступили слезы. Очередной приступ смеха согнул его, он выпустил из лапы Милену и начал бить себя по колену кулаком. Это позволило ей тихонько спрятать обратно в сапожки свои злодейского вида ножики.

— Ладно тебе, ну струхнул и струхнул, — сказал, успокаиваясь Илья. — Бывает.

Я закатил глаза. И тут же раскатил их обратно, мысленно выматерившись. Нахватался у «двоюродной сестрёнки» манерности.

— Покажи, как это работает? — Милена заинтересованно потянула за рукав Илью.

— Как? Ну так и работает, — обескураженно сказал Илья. Паук к этому времени стал совсем прозрачным. Илья помахал руками перед коробкой. Потом шагнул ближе. Паук снова стал четче. — Вот как!

— Он на движение реагирует? — удивился я. И полез в коробку. Сначала пнул паука. Нога прошла сквозь паука, я слегка успокоился и заглянул за голограмму… Морок. Это морок. Надо усваивать терминологию. Внутри коробки на деревянной подставке лежал кусок камня, явно отколотый от чего-то большого. Зеленый, гладкий. Нефрит? Я осторожно взял его в руки и повернулся к свету. Одну сторону камня покрывали иероглифы. Может китайские, а может японские или даже корейские. Я их не отличаю.

— Что там написано? — с честной заинтересованностью спросила Милена. Она осторожно подошла поближе, мило склонив голову и разглядывала камушек. Даже подсветила мне листочком в ладошке.

— Маде ин чина, — хмуро буркнул я.

— А где Лизонька? — вдруг забеспокоился Илья. Мы с Миленой заозирались вокруг. Лампа вот, стоит на полу там, где Лизавета стояла. Стояла прямо перед тем, как Илья шутканул. Гад длинный. До сих пор сердце стучит. А Лизы нигде нет.

— Лиза?! — настороженно крикнул Илья.

— Да тут я, тут! — отозвалась рыжая откуда-то из темноты. — Тише ты, не ори!

— Выходи, не бойся, — успокаивающе сказал Илья.

— Хорошо, сейчас, — отозвалась Лиза из темноты.

— Она как-то странно говорит, или мне кажется? — настороженно спросила меня Милена. Масляная лампа светит чуть лучше свечи. А свеча светит очень хреново. Пол вокруг лампы можно рассмотреть метра на три. Все остальное тонуло в темноте.

— Давай я тебе подсвечу! — сказал Илья и подхватил лампу с пола.

— Не надо! — как-то, даже испуганно, отозвалась Лиза. Судя по голосу она шарахнулась в сторону. А потом громким шепотом добавила:

— Тихо! Тихо всем! Слушайте!

Мы застыли и прислушались. От входа донеслись какие-то звуки.

— Двери открывают! — испуганным шепотом сообщила из темноты Лиза. — Прячьтесь и свет тушите!

Глава 19

Глава с недвусмысленной отсылкой к гордиеву узлу. Если двусмысленно — значит не отсылка.

Я стоял у ящика, разглядывая кирпичемётный амулет с иероглифами. Когда мы услышали шум, я сохранил хладнокровие и полез в ящик, положить этот пугательный камень на место. Я не подумал о том, что вокруг меня есть люди, так легко поддающиеся панике.

— Туши свет, Илья! — рявкнула Милена.

— Че? — повернулся он к ней с растерянным лицом. Я полез обратно из ящика. Из темноты за спиной Ильи выскочила Лиза и юркой лисичкой скользнула прямо к нему. Я успел увидеть что она босиком и из под лицеистского пиджачка торчат голые ножки, а сапожки и юбка у неё в руках. А потом она смешно раздувая щеки дунула в лампу.

Я замер — как только лампа потухла, я почти ослеп. Закрыл глаза, чтобы они быстрее привыкли к темноте. И тут меня кто-то толкнул обратно в ящик. И не меня одного — рядом удивленно мявкнула Милена. Послышался злой голос Лизы:

— Лезьте в ящик, полудурки! Сверху тряпкой накроемся и сидим тихо! Илья, быстрее! Тут же больше негде спрятаться! — Милена оступилась и уцепилась, почему-то, за меня. А я цеплялся одной рукой за стенку ящика, держа в другой руке камень, пока Лиза пробиралась между нами, как крот. Мы на долю секунды застряли в нелепой, переплетенной позе. А рыжая еще и командовать успевала. — Илья! Что встал, балда?! Бегом сюда!

Это неловкая неустойчивость была не опасной — всего пары секунд нам бы хватило, чтобы разобраться, растолкаться, рассесться, накрыться тканью и затаиться.

Но ведь был еще и Илья, находившийся довольно далеко от ящика. Которому потушили лампу. Умный ход, на самом деле. Кто бы не вошел в Музеум, свет лампы — первое что он заметит. Вот только имело смысл сначала определиться, где ты будешь прятаться, а потом тушить свет. И скоро я понял, что Лиза явно ориентировалась куда лучше Ильи. Первым признаком был его сдавленный панический шепот:

— Я ничего не вижу… Хрен мне в пироги, я не вижу ничего!

— Да тише ты! Проморгайся! — зашипела Милена.

— На голос мой иди! Бегом! — решил помочь я ему, одновременно нащупывая покрывало на ящике.

Услышав мой родной, но такой далекий голос, Илья, как и сказали, кинулся к нам. На звук. Бегом. Короче, этот здоровый лось с разбегу впечатался в нас, снес нас, вогнав в этот дурацкий ящик как бильярдные шары в лузу. А потом сам врезался в ящик. Снес ящик. Ну здоровый же, как шкаф. Ящик перевернулся, вместе с нами внутри. А Илья перекувыркнулся через него и упал снаружи.

Ящик упал на заднюю крышку. И мы упали на его заднюю крышку. Все втроем. Я дернулся, завозился, пытаясь выбраться, рука уперлась во что-то приятно-мягкое…

— Ай! — взвизгнула подо мной Милена.

— Блин, я плечом ударился! — раздраженно бурчал снаружи Илья.

— Чернобожий хер вам в задницу, — заворочалась подо мной Милена, пытаясь сесть. А потом повысила голос. Ну, как повысила. Повысила, но так, чтобы тихо было. Трудно даже описать. Где-то между очень тихим криком и громким шепотом:

— Да слезьте вы с меня!

— Я не могу, у меня ноги наверху! — неразборчиво отозвалась Лиза.

— Твои ноги на мне, а я встать не могу! — пропыхтел я.

— Ну так опусти их! — задергалась Лизавета. Я пытался, но в темноте было непонятно как это сделать, единственно, что мне удалось, это извернуться из под них. Места в ящике было мало, поэтому белеющие в темноте ноги остались где-то рядом с моим лицом — Лиза уперлась ими в стенку. Зато, мне удалось частично слезть с Милены. Встать не смог — «упал» на задницу. Хорошо хоть уперся в Милену рукой. Зато кто-то лежал на моей ноге. Тут Лиза, с ранящими душу стуком коленок, смогла наконец умяться на дно, оттолкнув меня в сторону и уронив почти вставшую Милену.

— Ай, ты на меня села! — рявкнула рыжая. А вот не хрен лезть и всех расталкивать, сама виновата!

Лиза задергалась, начала перебираться ногами, пытаясь вытащить из под Милены голову. И заехала мне голой пяткой в челюсть, сбив обратно на дно ящика. Милена громко охнула, я матюкнулся, Лиза взвизгнула. Мы застыли, сдавленные, как огурцы в банке.

— Да мать твою, Королев, ты что творишь! — зашипела откуда-то снизу Лиза. Голосок у неё звучал как-то глухо. — Во что я лицом уперлась?! Кто мне на руку сел! Да блин, я встать не могу!

Милена глупо хихикнула и тут же злым голосом сказала:

— Лиза, заткнись, не разговаривай!

— Все, тихо, замерли! — скомандовал я.

Мы замерли.

На самом деле вся утрамбовка не заняла и пяти секунд. Пока охрана раскрывала жутко скрипящие двери, пока туда, пока сюда — мы успели и повозиться, и поругаться, и притихнуть.

Отблески света в щелях ящика подсказали, что кто-то приближается.

— Сюда идут! — прошептал я.

Мы, все втроем, замерли. Илья, как потом выяснится, просто накрылся тканью и тоже замер рядом с ящиком.

Послышались голоса. В одном я с удивлением узнал голос самого Канцлера. Этого еще какая нелегкая сюда притащила?

Второй голос был женский. Глубокий, приятный. Мне даже захотелось увидеть обладательницу этого голоса.

— Я, все же, хочу вас предостеречь, мой друг, от скоропалительных выводов и пустых надежд, — сказала женщина. — Это уже какой по счету кандидат? Пятый?

— Второй, если не считать самозванцев, — раздраженно ответил Канцлер. — Вот только этот не похож на остальных. Так, нам нужна шестая арка от входа. Это дальше.

— И чем же он так разительно отличается? — с явным скепсисом спросила женщина.

— Вы слышали слово «товарищ»? — хмыкнул Канцлер. — Вот и я, только пару раз. Это очень русское слово. Так зовут друг друга ушкуйники Новгорода. Не только они, но я слышал от них. Я уточнил — «товарищ» означает человека равного тебе по статусу и связанного с тобой одной целью. Необычное слово, не правда ли? Так сразу и не переведешь на немецкий или английский?

— Я все еще не вполне понимаю…

— Да вспомните же текст пророчества! — рявкнул Канцлер. Судя по голосу, он волновался.

— Не надо мне указывать, — холодно отчеканила женщина. После паузы, добавила:

— Хорошо, я вспомнила. Аж сразу четыре. И?

Судя по свету проникающему через щели ящика, они были уже совсем рядом с коробкой. Я бросил взгляд на Милену и увидел, что упираюсь ей в грудь. Кстати, удобно. Но, наткнувшись на её бешенный взгляд, понял, что это не удобно. Я попытался убрать руку, и тут же понял, что без этой опоры теряю равновесие. Поэтому я снова вернулся в исходное положение. Выглядело это так, словно я просто схватился за её грудь поудобнее. Я попытался изобразить глубоко раскаявшегося в своем существовании человека. Не уверен, что получилось. Я поискал глазами, во что еще можно упереться. Рядом, в густой тени, маячило белесое пятно. Я осторожно положил пугающий камень рядом с собой и коснулся пальцами, пытаясь понять, что это за пятно. Нога? Рука? Лицо? Кожа нежная и бархатная. Лицо Лизы? Тогда упираться нельзя. Хотя стоп, это не лицо. Я принялся энергично ощупывать находку, теряясь в догадках. Лиза дернулась и непозволительно громко зашипела:

— Руки от моей жопы убрал!

В этот момент я и сам разрешил загадку ощупываемого предмета. Нашел некоторые характерные и недвусмысленные признаки. Мы все замерли, прислушиваясь. Зачем так орать?! Но нет, похоже Лиза все же сказала не достаточно громко, чтобы её услышали. Раздался задумчивый голос Канцлера:

— В немецком тексте, где была строчка про знамя и дальше? Как там было?

— Он другом назовет каждого, кто с ним пойдет, и знамя цвета крови над миром понесет, — ответила женщина по-немецки. Я, к удивлению своему, её понял. Ну конечно, Мстислава учили языкам вероятного противника. Он знал тюркский, немецкий и греческий. Последний — на случай важных переговоров, тут это международный язык общения. Лиза снова начала что-то бурчать. Я злобно сжал булочку Лизы. Милена тоже дернулась и сжала ноги.

— Тихо… — едва слышно выдохнула она.

Лизавета тихо охнула и но затихла.

— Хорошо. А если на английском? — снова спросил Канцлер. Кажется он был шагах в пяти.

— И королю и нищему партнер, пусть лишь стоят в тени его штандарта, — явно продекламировала женщина стихотворный отрывок из большего стиха. И, если судить по этой строчке, с сомнительными литературными качествами.

— Но меня интересует греческий текст. Вернее, его перевод. Так, нам нужна следующая арка. Идемте скорее.

Шаги и свет стали отдаляться.

— Я могу повторить и на греческом! — заявила женщина.

— Мы не говорим на греческом, а нам нужен точный перевод.

— Я знаю точный перевод, не забывайте, Канцлер. Я ведь владею талантом проникновения в суть вещей.

— И вы перевели это слово, как «друг». Я помню. Но вы тогда плохо говорили по-русски. И знали ли вы слово товарищ? Не уверен, — ответил Канцлер. Я прямо увидел, как он поморщился и отмахнулся.

Я попытался подобрать под себя ноги. Лиза задергалась. Милена, кажется, тоже решила сесть поудобнее. Я потерял равновесие и упал лицом на жопку Лизы. Она тихонько замычала и опустила её ниже, пытаясь увернуться. Я лихорадочно пытался нащупать руками точку опору, плюнул и уперся одной рукой в Милену, другой в Лизу. Не особо вникая, куда именно. Все лучше, чем грохнуться на доски рожей. Девушки запыхтели но постарались не дергаться.

— Хочу попросить вас отвернуться, — раздался вежливый голос Канцлера.

— Конечно, — охотно согласилась женщина. Пошли томительно долгие секунды ожидания. Ничего не было слышно. Я бросил взгляд на Милену, не рискуя, впрочем, переменить позу и убрать руку. Она смотрела мне на губы и тяжело дышала. На её лбу выступили капли пота. Я предположил было, что она в бешенстве, но выражение лица у неё было… Странное. Тут раздался грохот. Буквально. Как будто кто-то по земле бульдозером кучу кирпичей протащил.

Это заставило нас всех дернуться. Я воспользовался случаем и устроился поудобнее. Даже смог убрать руку с груди Милены. Даже Илья повошкался снаружи. Лиза предприняла решительные действия по изменению своего положения, но только сильнее оттопырила задницу. Теперь она белела прямо перед моим лицом, а ведь мои глаза уже начали привыкать к темноте. Или, может дело в том, что луч света проникал через широкую щель ящика и падал прямо на… Я улыбнулся. Милена тихо охнула и схватилась за стенки ящика.

— Лиза, ты слишком жарко дышишь… — прошептала она.

В этот же момент Канцлер тоже решил поболтать:

— Давайте попробуем ваши чары на греческом тексте еще раз. Достаточно перевести только это слово.

— Так, сейчас, сейчас, — деловито ответила женщина. — Отойдите в сторону и поднимите свет. Ага, вот эта строчка. «Он назовет другом…»

— Значит, все-таки другом?! — с облегчением воскликнул Канцлер.

— Подождите! Я еще не успела поворожить! Молчите и не мешайте! — недовольно ответила женщина.

Ладно, была не была. Пока они там такие сосредоточенные, пришло мое время. Я решительно выдернул ногу. Вот она родная. Теперь мы снова вместе. Я ожидал, что Милена меня дернет за рукав или даже зашипит, чтобы я не двигался. Но она полностью проигнорировала мои движения.

Лиза снова заворочалась. Милена тихо охнула.

Я осторожно, по очереди, убрал руки и уперся ими в стенки ящика. Привстал, развернулся вполоборота и выглянул в щель ящика. Обнаружил Канцлера с его спутницей шагах в двадцати от нас. Краем глаза я заметил, что Лиза сумела извернуться и наконец спрятала жопку. И теперь свет падал на её, очень злое, личико.

— Тихо, они рядом! — прошептал я ей прежде, ем она наделала глупостей.

— Что они делают? — прошептала Лиза, и подобралась поближе. Я притянул её к щели. Мы прижались щеками, чтобы было видно обоим.

В этот момент Канцлер просто стоял позади женщины в строгом платье. А женщина стояла перед рваным разломом в стене. Разлом, с неровными, как будто выломанным изнутри краями, мерцал и переливался. А за ним была комната со стенами из красного кирпича. Почему-то, у меня возникли ассоциации с банковским хранилищем. Внутрь разлома был направлен луч света от парящего в воздухе призрачного кораблика. Свет был яркий, как от светодиодного фонаря. В этом луче я неплохо разглядел содержимое появившейся ниши. Там лежали и стояли картины, книги и странные штуки… В первый момент мне это напомнило иконы или фотографии в рамках. Но память Мстислава подсказала — оправленные в серебро листы пергамента… Один такой, в серебряной рамке, женщина держала перед собой. Я видел, как она вздрогнула. И резко обернулась назад.

Красивое лицо, умные глаза, высокие скулы, резко очерченные губы. Я тихонько отодвинулся от щели, решив не рисковать. Лиза воспользовалась моментом и придвинулась поближе. Я сначала посмотрел на неё. она не обратила внимания и потянул её прочь от щели. Она с неохотой поддалась.

— Да, вы правы. Это слово означает «товарищ», — тем временем напряженным, испуганным голосом сказала незнакомая мне женщина Канцлеру.

Они долго молчали. Потом снова грохот. А потом свет и шаги мимо нашего ящика. Уходили молча. Идите, идите уже…

— Вы его уже проверяли? — тихо спросила женщина, когда они поравнялись с нашим ящиком. Канцлер, гад, остановился. У меня начали уставать ноги. Канцлер, тем временем, начал рассуждать:

— Только слегка. Боялся спугнуть. Показал карту. Ему плевать на остров Буян, но уверенно указал на Скрытый континент.

— Это ужасно похоже на пророчество, — охнула женщина. — Но, может, это просто совпадение.

— То, что он назвал меня «товарищ» и карта, возможно и просто совпадение. Но потом я велел ему назвать своих учителей. И он отказался.

— Отказался… Он смог отказаться… — растерянно повторила женщина. Они прошли еще немного, а потом снова остановились и немного пошептались у выхода. Я не различил ни слова. Наконец, они вышли и дверь закрылась за ними. Я с облегчением распрямился и вылез из ящика. Ноги успели устать. Лиза выпорхнула из ящика чуть ли не быстрее меня. И тут же вспыхнуло огниво. Это потом я понял, что это огниво. Выглядело это как сноп искр, буквально разорвавший темноту, как удар ножом мог бы разорвать подушку. Я сумел сдержать удивленный вскрик и очень этим горжусь.

Оказалось, это Лизавета нашла лампу и зажгла её огнивом, которое у неё всегда с собой. Когда мы наконец оказались со светом, Лиза оказалась по прежнему с голыми ногами и очень красная. Кожа по цвету почти слилась с веснушками. Она подступила ко мне, сжав кулачки и прошипела:

— Ты что там, гад, со мной делал?

— Ничего, из того, чего мне бы хотелось, — спокойно ответил я.

— Лиза, ха, а ты почему без юбки? — Илья выбрался из под ткани и немедленно осчастливил мир своими наблюдениями. Лиза вспыхнула не хуже огнива, только без искр и покраснела еще сильнее. Хотя, я был уверен, что это невозможно. Она развернулась в прыжке, подлетела к Илье и рявкнула:

— Из-за тебя! Дурак! Напугал меня, я побежала и юбкой зацепилась! За что-то!

Она поставила лампу на пол и залезла обратно в ящик. Когда она залезала я целомудренно отвел глаза.

— Чего она? — удивился Илья.

— Кровь к голове прилила, — объяснил я.

Над краем ящика появилось лицо Милены.

— И мне, — сказала она. И в самом деле, выглядела она как будто немного пьяная. Илья ловко подхватил её под мышки и вытащил из ящика.

— Я думал, мы попадемся! — прогудел Илья радостно.

— Помолчи, — тихо сказала Милена.

Я заглянул в ящик. И спросил у Лизы, которая сидела на дне, уже в юбке, и натягивала сапожки:

— Ты видела дыру в стене?

Та кивнула. И, не поднимая взгляда, буркнула:

— Но я не поняла чары.

— Пошли посмотрим! — велел я.

Мы пошли туда, где я видел разлом в стене. Подошли поближе, осветили лампой стену. Белая стена, без следов прохода. Ну да, поверху арка. Выглядит как декоративная лепнина. Лиза поставила лампу на пол перед стеной и начала её простукивать огнивом. Я оглянулся вокруг, ища кирпичную крошку или, хотя бы пыль. Хоть какие-то следы виденного мной прохода.

Я снова посмотрел на стену. Потом на Лизу, вопросительно. Она обернулась, почувствовав мой взгляд. Краска от лица стала потихоньку отливать.

— Скрытый путь, — веско сказала Лиза, отступая от стены. Возможно, это словосочетание что-то значило. Но что, не знал ни я, ни Мстислав.

— Как открыть? — сухо спросил я.

— Слова надо знать нужные. И я бы еще ключ сделала. Безделушку какую-нибудь, без которой не откроется, — ответила Лиза, задумчиво почесав себе подбородок. А потом шагнула назад и глянула по сторонам. Обернулась ко мне и сказала:

— Слушай, смотри как тут все лежит! К каждой арке проход есть! Может тут еще один скрытый Музеум, только с настоящими… — она оборвала себя на полуслове. И отошла в сторону.

Я продолжал задумчиво смотреть на стену. Я был не очень близко и не смог рассмотреть подробностей того, что скрывалось в этой скрытой фигне. Но там были большие картины, которые мне просто бросились в глаза. Изображения на них были похожи на то, как если бы средневековый художник попытался нарисовать советский плакат с красными знаменами и летящими к другим планетам космическими кораблями.

— Ребят, давайте уже отсюда уйдем, — сказал странно тихим голосом Илья.

— Согласна, — сказала Лиза, подхватила с пола лампу и пошла к туалету. Я вздохнул и пошел за ней.

— Ты что так дышишь тяжело, — с подозрением спросил я у Милены.

— Ничего я не дышу! — рявкнула она и сжал кулачки.

Я отошел подальше. Что за перепады настроения? Нервная какая-то. Я посмотрел на Милену, но она шла молча, пряча глаза.

Я пожал плечами и пошел вперед, за Лизой. Впрочем, молча до самого выхода Милена не стала. Уже в туалете она стала смеяться над тем, как мы попали в ящик, а Илья не влез.

Пока мы тихонько выбирались обратно, запирали за собой дверь, мы почти непрерывно хохотали. не рассказывая, впрочем, подробностей. Добравшись обратно до столовой, мы почти синхронно решили разойтись по спальням.

А я решил, что мне не нравятся все эти обрывки непоняток и непонятные отрывки. Я терпеть ненавижу неясности. Как увижу непонятное, так сразу пытаюсь его понятным сделать. Я ведь не персонаж смешной книжки, в которой автор пытается нагнать интригу, выдавая сюжет кусочками. Я в таких дешевых фокусах не участвую.

Еще Саня Македонский показал, как надо поступать со сложнозапутанными ситуациями. Разрубать их одним ударом. А у меня, как раз, есть один хорошо осведомленный бородатый чудотворец. Пришло время схватить Распутина за бороду и вытрясти из него все разъяснения.

Глава 20

Только настоящий герой может презреть соблазны. Ведь он знает, что обязательно встретит новые, получше.

Если день наполнен событиями он всегда кончается неожиданно. Поэтому я смог попасть к Распутину только на следующий день. После завтрака, разумеется. Только когда вокруг тебя сгущаются лазерные целеуказатели ты понимаешь какие вещи по-настоящему важны. Это еда и сон. И, лучше бы, вовремя.

Распутин и другие преподаватели Лицея, в этом мире имели те же склонности, что и профессура в моем. Любили они жить в отдельных уединенных домиках. Благо, территория Лицея позволяла. Мне пришлось постараться, чтобы выяснить где живет Распутин — я спросил об этом нашего «швейцара» у дверей и после этого полчаса выслушивал от него последние новости. Не могу назвать это тяжелым трудом, но постараться, чтобы не наорать на бородача, мне пришлось. Мужичок, с хитрым прищуром, поглядывал на меня, мастерски обтекал своей речью точное расположение домика Распутина.

— Так, это, господин школяр, как дойдете, оттуда уже не далече. К югу. Только шубейку накиньте, а то померзнете. Вот был у нас в том году случай… — говорил «швейцар» с самым вежливым лицом, какое я только видел за две жизни.

— Где точно на юге? — обрывал я, уже выслушавший от него полдесятка баек.

— Ну, так если от главной площади смотреть, то надобно вам по дорожке идти. Той, что поширее. Там плитка еще такая, — он сложил пальцы рук в ромб, видимо показывая какая там плитка. — Ох, я помню и намучились с ними каменщики. Главное ведь, господин Канцлер её из самой Ингерманландии заказал, так она наполовину битая пришла. Что делать? И тут Семен и говорит…

— Идти по аллее с такой плиткой, — показал я ему ромб. — И все?

— Дык, нет, не найдете. Там жеж парк. Домики по кустам рассованы, деревьями поприкрыты. Вы, господин школяр, видали какие там деревья то? Ох и красивые.

К входу подошел Илья. А я ведь нарочно встал пораньше, тихонько прокрался в ванну, умылся и почистил зубы в одиночестве. Хотел улизнуть, пока он спит. Илья некоторое время постоял и послушал наш разговор. Я тяжело вздохнул. И прислушался к бормотанию бородача. Он вдохновенно вещал.

— И я стою, смотрю, во все глаза. У меня аж сердце, поверите ли, захолодилось. На наших, мужиков-то смотрю. Они улыбаются все. А эти, голубые, вокруг нас стоят. И красивые такие! Хорошо у Семена с собой штоф был. С немецкой водкой. Так мы тут же и выпили. Тут я и говорю…

— Кто вокруг вас стоял? — переспросил я.

— Голубые, — мягко пояснил охранник и продолжил, — Ели. А мы выпили. Тут я и говорю, мол. А что Семен, давай может и себе домой пару возьмем?

— Слышь служивый, — окликнул мужика Илья, перебив его историю ровно в тот момент, когда она меня заинтересовала. — Держи.

И метнул в него мелкую монетку. Мужичок ловко поймал монетку в воздухе и с неуловимой быстротой опытного фокусника спрятал её в мундире одним движением. Монетка будто растворилась — через секунду руки моего многословного гида уже были пусты. А вот его слова, наоборот, наполнились содержанием.

— Идите через южный выход с центральной площади, тот что с двумя львами. Потом прямо по дороге, но не до ворот крепостных, а свернете на аллею, вдоль которой голубые ели посажены. Там дальше охрана будет, вас к домам не пустят. Но можно легко по малой тропке обойти. Дом старца Григория у самой стены крепостной стоит, шагов сорок от угловой башни. У него крыша красной черепицей покрыта, ставни тоже красные, а во дворе большой казан, для купаний. И колдунства всякие, сани там летучие, самоводковарный аппарат. Увидите, поймете, не ошибетесь.

После чего служивый вальяжно кивнул и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Что, Храбр, никогда в городе не был, с простыми не разговаривал? — хохотнул Илья, и подтолкнул меня плечом пока мы шли к выходу. — Носи с собой мелкой монеты, серебрушек на пять. И кинь монетку поперед всего остального. Иначе даже дороги не спросить!

Я на него глянул с подозрением. Видел же, что у меня с собой вещей — дубленка да сабля. Нет не иронизирует. Ну да, он же хоть и не самый видный, а боярин. Мелкая монетка это не проблема. Я, привычно обратившись к заемной памяти, с удивлением осознал, что Мстислав неплохо ориентируется в ценах на оружие, похуже в ценах на деревню или усадьбу. Но сколько стоит еда или скот — темный лес. Проблем с добычей кучки серебра у него никогда не было — стоило только велеть её принести. Мда. Надо бы мне этим озадачиться. Люблю когда есть деньги. Деньги, это возможности. Как мне только что наглядно продемонстрировал Илья.

Мы пошли, конечно, завтракать. Я проголодался от этих разговоров, смысла пропускать завтрак не было. До столовой добрались в этот раз сами, без гусей. В пиршественной зале уже сидели девчонки. Мы подсели к ним.

— Чем сегодня займемся? — защебетала Милена.

— У меня дела, — сказал я. — Сейчас поем и пойду. В обед встретимся.

— Ты никак к старцу Григорию хочешь пойти? — сдал меня Илья. — Так я с тобой пойду. Там, говорят, весело бывает…

— Сам схожу, — отрезал я. Не нужны мне лишние уши.

Я глянул на Илью и понял, что тот обиделся. Ладно, резковато я с ним. Он же как лучше хотел. Я попытался смягчить:

— У меня личное дело к нему, просто.

— К старцу Григорию? Декану? Личное дело?! — восторженно заверещала Лиза. Мда, что-то я не подумав ляпнул. А ведь Гриша просил его сильно не светить.

— Да дедушка же он наш, — пришла мне на помощь Милена. И начала свою пантомиму с «пра-пра-пра…». Я понял, что это мой шанс. Извинился, вышел из-за стола и отправился обратно в спальни. Остальные остались доедать. Я захватил дубленку и отправился к южным вратам.

На улице было тепло, шел небольшой, пушистый снег. Я топал по аллее. Деревья с голубой хвоей я заметил издалека. Я свернул с главной дорожки. Как и говорил наш привратник, обойти пост охраны не составило труда.

Домики преподавательства состава были похожи на ярко раскрашенные игрушечные коттеджи, стилизованные под русские народные мотивы. Этакие домики из сказки. Мне казалось, что я попал на ярмарку с уклоном в фольклор. Преподавателей тут не много, домиков набралась одна улица. По улице ходили тетки в полушубках и ярких платках с корзинами в руках. Меня обогнала телега с дровами. Мелькали дети. Прямо русская деревня, если не считать некоторые странности в самих домиках. Похоже, каждый хозяин смело вмешивался в свое жилище. Во дворе одного дома стояла невысокая каменная башенка. К другому был пристроен деревянный купол с прямоугольным проемом, похожий на обсерваторию. Сами коттеджи прятались за занесенными снегом кустами и деревьями, видно было в основном крыши. Нужный мне, конечно же, оказался последним.

Дом с красной черепицей оказался больше других. И самым не ухоженным. Это было заметно даже по растительности вокруг — видимо остальные кусты у себя на участках подстригали. Да, вот, хотя бы домик напротив Распутинского — ухоженный садик с беседками, сам домик кажется построенным из белого кружева — столько резного деревянного орнамента в его оформлении. Прямо таки памятник деревянного зодчества. Я даже остановился и залюбовался.

— О, вы школяр, полагаю? Далеко же вы забрались от вашего корпуса, — послышался знакомый голос с едва уловимым акцентом. Из-за ближайшего мне засыпанного снега куста вышла женщина, та самая которую я видел в Музеуме. Она была одета в шикарную шубу и высокую шапку, мех искрился на солнце, как драгоценный. Руки она прятала в муфте, явно из того же комплекта.

— Вы можете меня называть госпожой Софьей. Я декан Домостроительного факультета, — сказала женщина, подойдя поближе. Я попытался придумать предлог, чтобы смыться, но на ум ничего не пришло. Она одарила меня доброжелательной улыбкой, не гармонировавшей с её внимательным взглядом. Я понял, что надо бы тоже представиться.

— Королев, — сказал я. — Храбр Королев. Простите, что побеспокоил. У вас красивый дом.

Она снова улыбнулась, как мне показалось, искренне. Обернулась на свой дом.

— Да. Я люблю гулять в саду. Но увы, зимой любоваться остается только на свой дом. Кстати, я уже замерзла. Ну, что же, Храбр, раз вы здесь, не желаете ли выпить чаю?

Я машинально глянул на себя — мою дубленку снег уже припорошил. Хоть и редкий, но влажный и приставучий. А она выглядела, как будто только из дома выбралась. Моя дедукция мне подсказывает, что это ловушка, Ватсон. С другой стороны, отказаться от чая такой красивой женщины, было бы невежливо. Стоп, о чем я думаю?

— Калитка там, — не оставила мне выбора госпожа Софья и пошла к себе домой. Удивительно, но даже в шубе она умудрилась сохранять женственные очертания.

Я тяжело вздохнул и пошел к калитке. А потом встряхнулся и сказал, повысив голос:

— Может в другой раз?

Красивая женщина зазывает одинокого мальчика на чай? Я видел слишком много фильмов, которые начинались точно так же. Это наверняка ловушка. Дураку же понятно, что она меня подкараулила Нааверно слуги донесли, что какой-то школяр ходит по улице. Она вышла и спряталась за кустом убедилась что то я, а теперь заманивает. Зачем?

Софья, не торопясь, обернулась. Улыбнулась. И подошла ко мне.

— Каждому молодому амбициозному человеку просто необходимо общество умной женщины. С вашей стороны будет ошибкой упускать такой шанс.

— Просто мне надо к старцу Григорию зайти, — засмущался я.

— Зачем? — обезоруживающе улыбнулась Софья. Она остановилась совсем близко, между нами была только калитка, высотой мне по грудь. Он положила на неё руки, облокотилась, с интересом меня разглядывая.

— Ну, насчет учебы поговорить. Первый год самый важный, — ответил я. Теперь, когда она вот так стоит лицом к лицу, развернуться и уйти, было бы не прилично.

— Учебы, — она рассмеялась красивым, как хрустальный звон, смехом. — Перестаньте. Все знают, что первый год в Лицее никто не учится. Половина приезжает сюда, чтобы выйти замуж. Другая, женится, совсем это не планируя. Мы уже давно превратились в место для знакомств. Хорошо, если из ста школяров хотя бы двадцать останется учиться на первый курс. И для этого достаточно уметь читать по слогам и считать до десяти. Вы планируете устроить себе брак, Храбр?

— Эм… — я был слегка обескуражен её откровенностью. — Не совсем.

— Кто ваши родители? — тут же спросила она. Я замялся. Она не стала приходить мне на помощь.

— Я сирота, — наконец ответил я. И попытался увести разговор в сторону от себя. — Но я надеялся, что тут мне дадут знания…

— Тогда вам никто не рассказал, как тут все устроено. Я полагаю, у вас нет фамильяра?

— Пока нет, — признался я.

— За этим вас сюда и отправили. Видите ли, Храбр, Лицей стоит на мощном источнике сырого эфира. Как говорят в народе, «Святое место», — она вытащила руку из муфточки и тронула меня за лицо. Улыбнувшись. Было приятно. — У вас там был снег. Так вот, благодаря нашему Канцлеру и особенностям самого Лицея, примерно через полгода у любого, — она сделала едва заметную паузу. Руку она прятать не торопилась, принявшись поправлять мне одежду. Стряхнула снег, пробежалась по верхним пуговицам. — У любого благородного человека раскроется его потенциал. Они получат фамильяров, возможность использовать артефакты и простые заговоры. Большинству больше ничего и не нужно в жизни. Через полгода уедет примерно половина школяров. А те, кто останется, просто не имеет доступа к родовой силе. Они обретут свой талант здесь, еще через полгода. После чего их можно будет полноценно обучать в Лицее. Конечно же, мы постараемся вас занять на это время. Но уверяю вас, бояться трудностей учебы вам не следует. Единственная опасность, которая вас поджидает, это не запланированная свадьба. Помните, мужчины всегда готовы стать первой любовью девушки, но девушка всегда хочет быть последним романом у любого мужчины. Вы уверены, что не хотите горячего чая?

Я уже не был уверен. Но мне не нравились такие, слишком уж откровенные, знаки внимания. Это подозрительно. С другой стороны, не хотелось бы её расстроить прямым отказом. Отверженная женщина, да еще с положением…

— Может, в другой раз, — осторожно сказал я.

Софья стрельнула глазами в сторону, улицы, белозубо мне улыбнулась и отступила от меня. Хорошо. Она спрятала руку в муфту и сказала своим красивым голосом, глядя мне в глаза:

— Мое предложение в силе, приходите когда захотите. Помните только, что скоро у меня начнутся занятия и я буду свободна лишь по вечерам. А еще, помните об опасности, которая вам угрожает.

Эта милая женщина отвернулась и пошла к своему милому дому. Я некоторое время стоял и смотрел ей на… вслед. И вздрогнул от неожиданности, когда рядом раздалось змеиное шипение:

— Что эта ведьма хотела?! — я с удивлением повернулся на голос и обнаружил рядом с собой Милену. Она тоже смотрела вслед Софье. И совершенно точно, та не казалась ей милой.

— Да так. Предлагала мне… На её факультет поступить, — выкрутился я.

Милена удивленно посмотрела на меня. Закатила глаза. И повернулась к дому Распутина. Обернулась и поманила меня:

— Ты идешь?

Мне оставалось только присоединиться к ней. Дом Распутина был частично кирпичный, с массивными ставнями и узкими окнами. У меня возникло ощущение, что он строился с расчетом на оборону. Хотя калитка оказалась не заперта.

— Что она еще говорила? — допытывалась Милена.

— Да так, женской мудростью делилась, — ответил я.

— Какой, например?

— А ты тут как оказалась? — решил перевести я тему.

— К дедушке пришла, — ответила Милена — А ты тут с этой… Кто это, кстати?

— Умная женщина, — ответил я. Милена закатила глаза. А я задумался. Действительно, чего Софья хотела? Просто у неё небольшая слабость к парням помоложе? Что-то мне подсказывает, дело не только в этом. Или, даже совсем не в этом.

Мы прошли через двор Распутина. Не ухоженный, не убранный от снега — только пара тропинок к калитке и к штабелю дров под навесом в стороне. накрытые такнью агрегаты, лапландские сани в углу. Я настороженно покосился на маленького возницу, запорошенного снегом. К счастью, он не посмотрел на меня в ответ. Поднявшись по крыльцу я, прежде чем постучать, дернул дверь. Она оказалась не заперта. Переглянувшись, мы с Миленой вошли внутрь. Пробрались через сумрак сеней — своеобразного шлюза, отсекающего холодный воздух — ввалились в сам дом и оказались в жарко натопленной большой комнате.

На стенах висели портреты Распутина в разных облачениях, в воздухе приторносладко пахло восточными благовониями и каннабисом. Мебели почти не было — по полу лежали толстый ковер. На нем, среди курительниц, были разбросаны кучи больших подушек. Свет от нескольких свечей, догорающих в канделябрах, терялся среди дыма но подсвечивал голую кожу лежащих в середине, без движения, тел. Милена громко потопала у входа, сбивая с себя снег. Скинула дубленку и решительно двинулась вперед. Смело протянула ножку и толкнула сапожком белую задницу.

— Дедуль, привет. Это я, Милена. Можно поболтать то с тобой?

Распутин всхрапнул и выпрямился. Злобно посмотрел на Милену. Хлопнул в ладоши, заставив лежащие вокруг него тела заохать и зашевелиться.

— Так, все вон! Вон, я сказал! Бегом! — хрипло прокаркал он. И добавил, словно оправдываясь. — Внучка пришла.

Глава 21

Ну вот, наконец-то, и случилась оргия.

В первый момент мне казалось, что в доме Распутина случилось настоящее побоище. Ну, только пронзали тела не мечами, если вы понимаете о чем я. Но я просто не привык к таким видам — стоило тройке сонных девушек вскочить, и скрыться в задней комнате, мы оказались с Распутиным почти наедине. Так что меч тут был только один, просто жертв много. Почти наедине — потому как две девушки так и осталась лежать на ворохе подушек чуть в стороне. Мило побурчали сквозь сон, повошкались и снова засопели, обнявшись. Не проснулись. Распутин, покряхтывая, удалился в угол и через минуту вернулся оттуда в таджикском халате. Постоял немного, и пошел в другой угол. Притащил оттуда разукрашенное золотом кресло-качалку, поставил его рядом с низким столиком, заботливо укрыл спящую парочку восточным покрывалом, и наконец уселся. Я снял дубленку — тут и правда было жарко — и тоже нашел себе стул.

— Я ж говорил, — прокряхтел Распутин, наливая себе в стакан, судя по виду, воду. Отпил. Судя по тому, как его лицо разгладилось, все же это не вода. Старый волшебник повторил, уже нормальным голосом:

— Я ж сказал, ко мне не ходить! Чего надо?

— Ты только это и сказал, — ответила Милена. Она подошла поближе и облокотилась на меня. — А вот, товарищ, интересуется, что ты не сказал?

Распутин широко зевнул и недоуменно посмотрел сначала на неё, потом на меня.

— Ты о чем, девонька?

— О пророчестве, — сказала Милена и я впился взглядом в лицо Распутина. На нем не отразилось ничего, кроме недоумения.

— Каком пророчестве? — поднял брови Распутин.

— Том самом, — «объяснила» Милена.

— Ты дура или прикидываешься? — начал злиться старец.

— Не торопись, подумай. Есть ли пророчество, ценное настолько, что его прячут в «скрытым путях», — вмешался я.

— В Музеуме, чтоль? — потеребил бороду Распутин. — Так там много чего прячут. И уж точно есть такое, что всякое пророчество пять раз переплюнет, — он поставил стакан на столик, взял с него небольшую серебряную шкатулку. Достал из неё полупрозрачный листочек бумаги, насыпал на него дозу травы и начал ловко сворачивать самокрутку.

— Это что, византийская трава? — спросила Милена.

— Ага. Будешь? — кивнул Распутин.

— Нет! — решительно отказалась Милена.

— А я угощусь, — сказал я. Поднялся, забрал у старого наркомана косяк, и вернулся обратно на стул.

— Смотри, застукают, из Лицея вылетишь, — погрозил мне пальцем Распутин. И начал сворачивать новую.

— Так что там с пророчеством? Канцлер, может, упоминал что-то? — напомнил я ему.

— Нет. Хотя… В том году взял он в лекторы Велимудра Звездочета… — Григорий неразборчиво что-то добавил. В рифму и явно не приличное. — Курс этому сморчку читать дал. Хотя все ему говорили, что Велимудр этот дурак и проходимец! И я говорил! Но Канцлер уперся…

— Как это связано с пророчеством? — не понял я.

— Так Велимудр этот предсказания делает. Этим и знаменит, — пожал плечами старец Григорий. — Только последний раз он лет пять назад пророчествовал. А тут, в Лицее, небесную механику преподает. Нет, ну ты скажи, кто это будет учить? Вот ведь людям заняться больше нечем!

Григорий махнул рукой. Встал, потянулся, почесал задницу, и отправился к ближайшей свечке.

Мы с Миленой переглянулись.

— Надо будет с ним поговорить, с Велимудром этим, — шепнула она мне.

— Так вы зачем пришли? — спросил старец Григорий, слегка раскумарившись.

— Мудрости твоей ищем, — сказал я. Как там было, человек запоминает только последние фразы в разговоре. — Посоветоваться хотим, на какой факультет поступать.

Гриша затянулся дымом с видимым блаженством. Задержал дыхание. Я спрятал свой косяк в карман, под неодобрительным взглядом Милены.

— На случай важных переговоров, — объяснил я ей.

Гриша выпустил дым, не закашлявшись и своим нормальным, уверенным голосом сказал:

— Что тут думать. Ты, Храбр, ко мне пойдешь. На Естественные науки. Разберешься как мир устроен. Вон, ты про сани мои спрашивал. Узнаешь где их достать.

— А как сделать? — заинтересовался я.

— И это можно, — кивнул Распутин. — Может, на курсе третьем, даже курсовую такую задам.

— Заговорам учиться у моей бабки лучше, — фыркнула Милена.

— А тебе одна дорога. В Домострой, к Софье! — перевел на неё взгляд Распутин.

— А может я на военный факультет хочу? — огрызнулась та.

— Вот в домостройном тебе и расскажут, как воевать. С пылью да мужниной скукой! — хохотнул Распутин.

— Так, подытожим, — сказал я. — Факультет военных наук, ведет Канцлер, изучают, понятно, военное дело. Факультет естественных наук, ведешь ты, старец Григорий, изучаете магию. Домострой, это видимо как ухаживать за домом, ведет сударыня Софья..

— Складно сказал, да не так, — перебил меня Григорий. Уселся в кресло и хорошо поставленным голосом стал вещать. Чувствуется, что привык лекции читать.

— Она не сударыня. Она барыня Софья и её домостройный факультет в Лицее, как бы не самый важный. Про пыль там тоже есть. Наверно. Но тут ведь какие дело, кн… кхм… Храбр. Пока вы, бояре, в боях удачу ищите, кто-то должен вашу землю защищать. И заставлять прибыль приносить. Выкупы за вас платить. С купцами договариваться. Вам то спесь не позволяет? Кто это все делает? Или управляющего нанимать и трястись, чтобы не обокрал. Или на жену положиться. И так, оно, всяко лучше будет. Поэтому хорошая боярская жена должна много знать. Как правильно поля засеивать, как определить что садить, что хороший урожай в этом году принесет. Надо уметь определить, кто из жрецов проходимец и самозванец, а кто способен и дождь вызвать, и спорынью отшептать. А занятия по осадному делу у Военного факультета и вовсе Софья ведет. Не всегда, правда.

Гриша снова затянулся.

— Ишь ты, прямо голову прочистило. А ловко ты, все в пару фраз уложил. Но все простое сложным бывает. На военном факультете ты не только гриднями водить учиться будешь, придется тебе много битв прошлых изучить, кто как воюет, запомнить. А потом, даже, отряд тебе дадут. Делом знания докажешь. Но это на третьем курсе, до того еще дожить надо. После нашего Лицея, каждая бабонька — желанная жена, каждый молодец — готовый воевода при богатом боярском роде. Потому все девки на домострой идут, а все парни на военный. Но до третьего курса мало кто доходит. Сложно там.

— А на твой факультет, дедушка, кто идет, раз не девки и не парни? — спросила Милена, привычно сделав наивное личико.

— Умные, — ответил Распутин — Ведь любое дело, это понимание законов и умение ими пользоваться. Но только законы природные мира этого, не меняются никогда. Значит, и вся власть, какую ты не накопишь, никуда от тебя не денется.

— Все чародеи так говорят, а только ни одного царя среди вас не было, — ответила Милена. Я ожидал, что она закатит глаза. Но она смотрела прямо на Распутина. Похоже, это у них застарелый спор.

— А это, внученька, смотря с какой стороны посмотреть, — усмехнулся ей через дым Распутин. И вдруг вскочил с кресла, приложив палец к губам. Прокрался к сеням. Двигался старец, несмотря на нелепый вид, быстро и ловко. Достал из неприметного комодика мушкет, младший брат того, что я уже видел. Резко распахнул дверь и направил мушкет на скорчившуюся за дверью Лизу. Поза выдавала её с головой — сидела под дверью и подслушивала.

— Ой, а у вас не закрыто было, — сказала рыженькая. И улыбнулась невинно. Не забыв, впрочем, руки вверх поднять.

— Лизавета? — искренне удивилась Милена — Ты то тут что забыла?

— Скучно было, за тобой пошла, — пропищала та, косясь на ствол мушкета. — Дедушка, не убивайте меня пожалуйста.

— Врет, — сказал Распутин, но мушкет убрал. К креслу он не вернулся, а подошел к закрытому ставнями окну и осторожно выглянул в щелку. — Говори, кто такая, зачем пришла.

— Лизавета Патрикеева я, — ответила рыженькая с хитрым прищуром. Руки опустила и быстренько шмыгнула к нам с Миленой поближе. Говорила, подпустив в голосок наивности и простого говора. Быстро она ориентируется. На меня бы такую пушку наставили, я бы так голосом играть не смог.

— А родители кто? — Распутин, хоть и был в одном туркменском халате на голое тело, двигался и говорил уверенно. А может, просто это из-за мушкета в его руках так казалось.

— Вятские мы, — скромно ответила Лиза, заставив Милену вздрогнуть и с удивлением посмотреть на неё. Секунду позже я, после сверки с памятью Мстислава, поступил так же.

Вятичи были последним куском древней славянской земли, так и не покоренной русскими князьями. Сокровенная страна, затерянная среди лесов, про которую было мало что известно. Говорили, что у них есть два князя — тоже полувечные, такие же как старцы. Говорили, что все вятичи — колдуны. И в то же время, в усобицах князья часто нанимали вятские отряды в свое войско. Эти отряды отличались от других, разве что воинским умением, хотя их успехи люди были склонны приписывать колдовству. Мы смотрели на Лизу, она грустно смотрела в пол.

— А это кто, у забора моего трется? — спросил Распутин. Милена подошла к окну и тоже осторожно выглянула.

— Илья, — удивленно сказала она. — А он тут откуда?

— Да откуда вы все тут, на мою голову?! — вспылил чародей с мушкетом. Вернулся в своё кресло-качалку, взял оставленный в подставке косяк, затянулся. — Какой еще Илья?

— Муромский, — ответила Милена, — Видел, дедушка, здоровый какой? Я решила ему глазки построить. Пусть за мной первый год, хотя бы, походит. Сам же понимаешь, иначе мне от женихов проходу просто не будет. А так я, вроде как, уже при парне. Удобно.

— Нам тоже так надо, — шепнула мне Лиза.

— Ох, Милена, играешь ты с любовью. Лучше бы с огнем играла. Ладно, иди зови его. Пусть заходит, раз пришел.

Глава 22

С треском ломая все литературные устои, эта глава начинается с клиффхэнгера.

Мне было очень любопытно посмотреть, как среагирует Илья на обстановку у декана Гришани и угостит ли тот его косяком, но увы, этому не суждено было случиться.

Раздался звук тревоги. Местный аналог сирены — громкий протяжный вой медной трубы с одной из наблюдательных башен. Спавшие на подушках девушки проснулись, сели и испуганно заозирались, прижимая к груди покрывало, которым их накрыл старец Григорий.

— Ишь ты! Городской горн трубит! А ну все по домам! — гаркнул Григорий. И бросился внутрь своего дома. Одна из девушек тихо охнула, наконец слегка проснувшись и разглядев нас всех. Вскочила, смешно пытаясь прикрыть маленькими ладошками совсем не маленькую грудь. Посмотрела по очереди на Милену, Лизу и меня. Остановила взгляд на мне — я вальяжно сидел на стуле. Видимо выглядел самым главным. Он покраснела, пискнула:

— Только маменьке не говорите!

И убежала сверкая голой жопкой. Хорошо хоть не на улицу, а тоже в глубину дома. Мне даже захотелось посмотреть, что там у Григория. Куда все бегут. Я почти решился, но назад, обратно к нам уже вернулся старец Григорий, одетый по-походному — на ногах высокие черные сапоги, через плечо кожаная сумка, на голове высокая, лохматая, меховая шапка, придающая ему вид строгий и сосредоточенный. Даже несмотря на самокрутку в губах. И туркменский халат на голое тело.

— Что встали, я сказал бегом по своим комнатам! — командирским тоном рявкнул декан естественных наук, умудрившись не выронить тлеющий косяк. Что выдавало в нем человека опытного в вопросах травокурения. Именно в этот момент в дом вломился Илья. Не обратив внимание на взвизгнувшую голую девушку на полу и на запахивающего поплотнее туркменский халат старца Григория, он схватил стоявшую рядом со мной Милену и потянул её к выходу, на ходу взволнованно крикнув:

— Бежим! Быстрее! — и потянул её за руку к выходу. Она попыталась было уцепиться за стул, но это привело только к тому, что стул, вместе со мной, поехал к выходу вместе с ними.

— Илья! А ну стоять, ать-два! — рявкнул я. К неудовольствию отметив, что прозвучало скорее испуганно, чем по-командирски. А ведь раньше у меня был хорошо поставленный командный голос. Во всем нужна практика. Впрочем, Илью мой окрик притормозил. Он обернулся ко мне. Лицо у него было откровенно напуганным.

— Там дракон! — тихо сказал он.

* * *

Через минуту мы стояли на крыльце и смотрели в небо. Я силился понять, насколько он далеко. Легко сказать, как высоко летит голубь, если ты знаешь его размеры. С драконами сложнее.

— Хвоста нет! — сказала Лиза.

— Точно! — обрадовался Илья. И аж выдохнул, успокоился. Я задумался, перебирая воспоминания Мстислава. Муром трижды драконы сжигали. Испугаешься тут. Илья тем временем, начал замечать и другие признаки. — И меньше он. И огнем не дышит. Змей бы уже половину неба дымом запятнал! И когда он летит, он тоже огнём плюёт, не умеет по другому. И хвоста нет!

На крыльцо выбрался старец Григорий. Растолкал нас и встал перед нами. Его наряд дополнился широким поясом с серебряными бляхами. На поясе висели аккуратные кожаные кошели и уже знакомый мне кинжал. В руке мушкет, в глазах решимость.

— Ща мы ему еще и крылья пообрываем! — заявил старец Григорий небу. Халат у него был запахнут небрежно, виднелась голая грудь. Я зябко поежился — забыл накинуть дубленку перед выходом, а на улице прохладно. Старец уже не в первый раз демонстрировал морозоустойчивость.

— Господин декан! — раздался вежливый и мягкий голос. Мы все посмотрели на говорившего, идущего к нам от калитки. Если Распутин, в своем туркменском халате с кинжалом на поясе и лохматой шапкой смахивал на басмача, то новый персонаж был самым настоящим волшебником. На нем был длинный красный колпак, такого жецвета мантия, все расшито серебряными звездами. В руках посох, через плечо кожаный ремень на котором висел небольшая, аккуратная сумочка. Умные глаза, высокий лоб с выдающимися залысинами, длинная, до колен, седая борода и красивый, изукрашенный золотыми фигурками и красными самоцветами посох в руке заканчивали образ идеального волшебника.

Память Мстислава попыталась испортить мне вмечатление, подкинув что-то про то, что так обычно люди спят зимой — холодно же, а стройматериалы натуральные. Везде сквозняки. Поэтому люди на ночь одевают теплую, длинную рубаху и даже ночной колпак, чтобы уши не мерзли. Так что, технически, волшебник был просто в ночнушке. Но я скомкал и отмахнулся от этого. Серьезно, если уж есть дракон, давайте волшебника, иначе я не играю.

— Велимудр, — не сказал, а буквально выплюнул Григорий вместо приветствия.

— Давайте господин Григорий, будите своего лапландца и летим в Великий Устюг. Там наша помощь может оказаться весьма кстати! — сказал Велимудр и, не дожидаясь ответа, свернул к лапландским саням.

— С чего бы я вдруг… Почему в город? — нахмурился Григорий. Именно в этот момент, бесхвостый дракон, как будто услышав Велимудра и решив ему подыграть, заложил вираж и начал снижаться не долетев до стен Лицея.

Велимудр нетерпеливо переминался, стоя у саней. Григорий сдавленно пробормотал что-то про мать и пошел к нему. Мы, все вчетвером, не сговариваясь — тоже. Ну интересно же.

Григорий и в самом деле подошел к занесенной снегом фигурке возницы и что-то начал шептать ему на ухо, попыхивая уже догорающей самокруткой в уголке рта. Я тихонько залез внутрь саней, оставив дверцу открытой. Внутри было холодно.

Трудно сказать, зачем я это сделал. Возможно, мой эмпирический опыт подсказывал, что завалить дракона — первый шаг по основному квесту. Честно, страха не было, только жуткое любопытство. Больше всего боялся, что двое волшебников не возьмут меня с собой. К тому же, Лиза влезла в сани сразу за мной и теперь уже поздно было давать заднюю. А сразу после неё к нам забрались и Илья с Миленой.

— Какое ваше мнение о ситуации, коллега? — спросил Велимудр, когда Григорий закончил с возницей. Или просто докурил косяк.

— Хм, — хмыкнул Григорий. Снял с пояса фляжку, отхлебнул, протянул её Велимудру. — Жопа.

— Несомненно. Но тут важны детали. Полагаю, их надо прояснить, — согласно покачал бородой Велимудр и тоже отхлебнул из фляжки. Его аж придавило слегка. Он встряхнулся как пес, немного подышал широко открытым ртом и отхлебнул еще. Протянул фляжку обратно Григорию.

— Ну полетели тогда. Поглубжее заглянем, — сказал Григорий. Сани тронулись еще до того, как они с Велимудром в них залезли, но старых волшебников это не обескуражило. А вот мы внутри их обескуражили. К счастью, в санях было темно и заметили они нас не сразу.

— А вы то тут что делаете? — искренне удивился Григорий и посмотрел на Велимудра, словно ища у него поддержки. Тот развел руками. Распутин снова посмотрел на нас, и грозно нахмурился.

— Илья, ты зачем сюда залез? — возмущенно сказала Лиза.

— Я как все, — удивился тот.

— Я за Ильей, — в его же манере ответил я.

— Илья мне в руку как капкан вцепился, у меня и выбора не было, — грустно сказала Милена. Илья испуганно выпустил её руку из своей. Сани со скрипом начали разгоняться, накручивая круги вокруг дома — это было видно в открытую дверцу.

Неожиданно в дверном проеме саней возникла Софья. Она была в короткой дубленке, брюках, перчатках и аккуратной папахе. Черная кожа, блестящий мех и бронзовые пластины с орнаментом. Несмотря на то, что перчатки и куртка были покрыты пластинами брони, все равно все это выглядело очень изящно. Видно было, что делалось не только для защиты, но и для красоты. Я про себя отметил, что её могучую грудь не может скрыть даже броня.

— Господа деканы, добрый день, — галантно сказала она.

— Господин декан, вы как всегда прекрасны, — вежливо кивнул Велимудр.

— Барышня Софья, — медовым голосом протянул Григорий и поправил свой турецкий халат, еще больше обнажив волосатые ноги. — Ух вы какая… В броне…

— Считаю своим долгом напомнить, что наша первоочередная задача, это защита Лицея и его учеников, — Софья небрежно скользнула взглядом по мне и остальным.

— Они еще присягу не приняли, — отмахнулся Григорий, вызвав гримаску неудовольствия на холёном лице декана домостройного факультета. Велимудр прокашлялся и сказал, поглаживая бороду. Он выглядел очень респектабельно, несмотря на то, что сидел на корточках, опираясь на посох.

— Полагаю, что поскольку пока Лицею не угрожает прямая опасность, то оказать посильную помощь горожанам Великого Устюга, наш прямой, людской долг. Помните, какое неудовольствие вызвало у господского совета появление индрика-зверь, которого мы выкурили из-под Лицея, и который, выбравшись в город, обрушил…

— Я помню, — перебила его Софья. Я все же, уточню у Канцлера. А потом догоню вас и сообщу его пожелания.

Тем временем сани набрали хорошую скорость и с легким рывком и неприятным скрипом, оторвались от земли. И стали резко набирать высоту. Илья тонко взвизгнул и опять схватился за руку Милены. Софья поймала мой взгляд, улыбнулась и сказав:

— Сударь Храбр, будьте осторожны, — спрыгнула с саней спиной вперед. Как аквалангист с лодки. У меня сердце ёкнуло — разобьется ведь, уже метров на десять над землей поднялись. Впрочем, не Григорий, не Велимудр никаких признаков беспокойства не выказали. Григорий захлопнул за ней дверцу. Пробрался мимо нас к переднему окошку. Велимудр последовал его примеру.

— Дяденьки, а может вы нас высадите? — непривычно тонким голосом заканючил Илья. — Или хоть пониже опустите…

Велимудр обернулся, устроился поудобнее, и стал вещать хорошо поставленным голосом. Вот он был похож на профессора, привыкшего лекции читать.

— Дело в том, мой юный друг, что лапландские сани вовсе не сказочный элемент, а вполне реальный тавматургический предмет и увы, имеет вполне понятные ограничения…

— Я резко против этого расплывчатого, сырого и просто непрофессионального термина! — обернувшись, завил Распутин. — Используя его, вы просто прячете свою некомпетентность и непрофессионализм!

Велимудр дернулся как от удара, повернулся к старцу Григорию. Резко придвинулся к нему, коснувшись его бороды своей бородой и процедил, глядя прямо ему в глаза:

— Я требую дебатов. Немедленно!

— Какие ограничения?! — прикрикнул я на них. Ну, и заодно дал удобный случай замять конфликт. Они еще некоторое время еще пялились друг на друга. Но потом Григорий фыркнул, буркнул:

— В любое время, но без драконов поблизости, — и отвернулся, снова приникнув к окошку.

Велимудр прокашлялся, повернулся ко мне, огладил бороду и продолжил лекторским тоном.

— Дело в том, что т… лапландские сани управляются с помощью воли оператора. Опустим ненужные сейчас подробности обретения этой возможности и сосредоточимся на сути. Господин декан не может управлять санями в полной мере, — Григорий снова фыркнул, но перебивать не стал. — Он вынужден давать только общие цели, в деталях полагаясь на таум… на дополнительные конструкты. Упрощая, можно сказать, что господин декан задает для саней точную конечную цель. Как правило, ментально, то есть мысленно, транслируя конкретное место назначения. Это, само по себе, резко сужает возможности такого средства передвижения. Увы, оно не может привезти оператора туда, где он никогда не был. Также, оператор не может повлиять на высоту или скорость передвижения. И самое, пожалуй, важное в нашей ситуации — поскольку управление требует от оператора зачастую предельной концентрации и затрат больших душевных сил, бывает очень трудно изменить конечное место назначение после того, как процесс передвижения уже начался. В нашем случае, господин декан пытается отследить ситуацию и скорректировать конечную точку назначения, если такая необходимость возникнет. Но увы, боюсь это не извозчик, который может завезти вас в пиршественную залу по дороге…

— А просто у главного входа можно? — перебил его Илья.

Велимудр тяжело вздохнул.

— Вижу его! — крикнул Григорий, точно как штурман бомбардировщика кричит «вижу цель». — Храм Рыбака-первака порушил и к большой гостевой избе идет. От города к нему два гридня бегут, рядом уже.

— А мы где сядем? — тоже приник к окошку Велимудр.

— Так аккурат на бережок, рядом с гостевой избой и сядем! — радостно ответил Григорий. Отвернулся от окна и начал заряжать мушкет.

«Я тоже летать боюсь», хотел сказать я Илье. А то сидит, бледный, с большими глазами, прямой спиной и всех нервирует. Как тайский транс. А ведь ничего так не успокаивает, как чужой страх.

— С твоим ростом не высоты надо бояться, а девкам в вырезы заглядывать, — сказал я. О, расслабился и Мстислав из меня полез. А что я расслабился, интересно? Ситуация ведь опасная. Странно.

— А я высоты не боюсь! — хихикнув, сказала Лиза. Она с видимым удовольствием смотрела на землю внизу через боковое окошко.

— А я боюсь, — грустно вздохнула Милена. — Если еще немного поднимемся, он ведь мне руку сломает…

— Извини, — сказал Илья и выпустил ручку Милены из своей лапы. Девушка облегченно улыбнулась и стала растирать кисть, тут же болезненно скривившись.

— Идем на посадку, — прокомментировал я, глянув в окошко за Лизой. — Цель, предположительно, на северо-востоке. Какой план?

— Что такое план? — удивился Распутин.

— Мы к… хм… цели… А вы прячетесь, — ответил Велимудр, видимо поняв меня из контекста.

— Хороший план, — согласился я. Любопытство не порок. Все не порок, пока здоровью не вредит.

Глава 23

Всего пара стаканов крови может превратить целый океан воды в увлекательное приключение.

Мы высадились из саней, прямо как из вертолета — выскакивая в дверцу по очереди. Первым выпрыгнул Распутин, кажется еще до того, как сани остановились.

Я выбрался на лед реки последним и осмотрелся. На одном берегу стоял Лицей, оседлав высокий холм суровыми красными стенами. Над другом берегу, над рекой нависал Великий Устюг. Высокие, двух и даже трехэтажные дома, плотно жмущиеся друг другу, с маленькими изогнутыми деревянными мостиками перекинутыми над улицами. Городу было мало места, тут не было и следа огородов. Напротив, дома отвоевали места даже у реки, нависая над ней домами на могучих деревянных сваях и далеко врезаясь лодочными пристанями. Множество декоративных деталей, резные накладки на окнах, деревянные фигурки на крышах и подражающие змеям и цветам колонны. И все это великолепие раскрашено яркими красками. Красные, желтые, белые и зеленые цвета переплетались в цветочных орнаментах на стенах, вились по пузатым резным колоннам, расцветали чудными цветами вокруг окон.

Великий Устюг мог бы стать отличным туристическим местечком, но ему не хватало некоторого спокойствия. По крайней мере, сейчас. Множество людей бегали по улицам и по мосткам, слышались визги, крики и выстрелы. Еще больше людей убегали прочь прямо по льду реки. Некоторые были на санях. Обычных, с коняшками.

Григорий метнулся к своим, лапландским саням. Сзади у них было нечто вроде сундука. Багажник в местном исполнении. Сунув мне в руки свой мушкет, Григорий достал из «багажника» его старшего брата, знакомого мне по встрече с кровавиком. И сунул его в руки Илье. Кинул нам по кожаному широкому ремню. Я поймал, и почти сразу привычно перекинул через плечо. Эта была перевязь мушкетера, с множеством кармашков в которых плотно сидели пули и развесованными мешочками с порохом. Удобно.

— Точно, прям к гостевой избе идет! — крикнул Велимудр.

Я глянул туда, куда он показывал. «Изба» было здоровенным зданием, в котором точно угадывался отель. Вполне мог бы сойти за дорогой отель в моем мире, пусть и чересчур сильно стилизованный «под старину». Наверное, это из-за множества балконов, открытых галерей и мостиков. Стояла эта «гостевая изба», наполовину над рекой, частично опираясь на вбитые прямо в дно реки деревянные сваи. Я увидел «дракона» мельком — на четырех ногах, с непропорционально большой головой, с крыльями. Размером с корову. Выбежал на дорогу, идущую по самому берегу. «Гостевая изба» окуталась белыми облачками, я услышал звуки выстрелов — а народ тут боевой, в любой непонятной ситуации сразу стреляют. Но уже в следующий момент «дракон» вломился внутрь здания прямо через стену.

— Барыня Милена, барыня Милена! — закричали с остановившихся рядом с нами саней. Мне хватило одного взгляда, чтобы опознать в двух пассажирах Оногура и Ширин. У последней за плечом торчала рукоять степного меча-кылыша. Похож на саблю, но короче и тяжелее — я видел его рукоять в сумке у Оногура. Подобрала себе оружие по вкусу? Ширин явно нервничала. Лицо было бледное, акцент сильнее слышался. А еще она кричала и махала руками. Да, точно, нервничала. Видя, что мы не торопимся она вскочила и замахала руками как будто взлететь пыталась и закричала еще громче:

— Быстрее сюда! Садитесь, надо ехать! Быстро-быстро!

Милена подошла поближе к ней. Я тоже. И любопытная Лиза не отставала. Только Илья остался в стороне, полностью сосредоточенный на перезарядке своего мушкета.

— Вы что, себе сани с конем купили? — первое что спросила Милена. Я взглянул на неё с невольным уважением. В такой момент думать о деньгах? Настоящая женщина.

— Не, я просто взаймы попросил, — прорычал Оногур. Его дубина лежала в санях, но рожу было труднее скрыть, поэтому бегущие от города люди огибали его, и нас вместе с ним, по широкой дуге. Его, кажется, боялась даже лошадь.

— Но мы вам платьев купили, и всяких нужных вещей на первое время, — защебетала Ширин, спрыгнула с саней и начала подталкивать к ним Милену. В санях и в самом деле лежал небольшой сундучок.

Тем временем, неведомая зверюшка выбралось из гостевой избы на вынесенную над рекой площадку. Видимо, летом там ставили столики. Под ним что-то громко хрустнуло и опасно накренилось. «Бесхвостый дракон» зацепился за бревна настила когтями, удержавшись от падения и начал принюхиваться. Непропорционально короткие, толстые ноги, крупная голова с плоской сморщенной мордой, жабья пасть с огромными зубами. Все вместе размером с грузовичок. Я, наконец, смог рассмотреть его чуть получше. Если бы не размеры, то он бы был похож на мопса. Мегамопс с крыльями. А еще, было в нем что-то восточное.

Чудный зверек повернул голову в нашу сторону, принюхался повнимательнее, посмотрел здоровенными глазами-тарелками, как мне показалась, прямо на меня. И прыгнул в нашу сторону, смешно перебирая лапами и помогая себе серебряными крыльями. Может его бег и выглядел забавно, но двигался он быстро.

Он рухнул на лед, взмахнув крыльями и поднимая воздушной волной снег вокруг себя. По льду побежали трещины. Это уже второе волшебное существо, встретившееся мне в этом мире, если не считать всяких людей со странностями. В поведении оно не проявило особого разнообразия. Кинулась к нам, с явными гастрономическими намерениями.

Ему надо было пробежать до нас метров триста, мимо берега с далеко выдающимся в реку деревянным причалам. И на один такой причал выскочил гридень.

Я уже и забыл, что тут и такое бывают. Огромный, человекоподобный механизм, блестя на солнце полировкой броневых пластинв, весь изукоашенныйсеребрянными узорами, отделанный мехами и бархатом, очень по человечески крутанул туда-сюда куполообразной головой, стилизованной под шлем. С серебряной личиной вместо лица. Гридень «увидел» дракона и побежал ему наперерез.

На реке сейчас была толпа народу — люди спасались таща на себе мешки, гоня скотину, я даже заметил шуструю бабульку, деловито погоняющую стайку гусей. У местных готовность к эвакуации на высоте, ничего не скажешь. Увидев чудовище, люди споро стали разбегаться в разные стороны. Разбегались споро и сосредточенно — разве что пара случайных женских визгов. По дороге бросая мешки и сундуки.

В мегамопса продолжали стрелять из домов, мимо которых он бежал. Пули его беспокоили — он прикрыл бок крылом. Но не замедляли и не останавливали. Я глянул на наших волшебников. Велимудр, стоя на коленях, копался в своем мешочке, выкладывая на снег маленькие лабораторные склянки, заткнутые винными пробками.

А вот Распутин был занят важным делом — заряжал на бегу бомбарду, которую достал все из того же бардачка. Он что, постоянно на разборке ездит? Я внимательнее посмотрел на расхристанного мужика увешанного оружием в халате на голое тело. И понял, что меня это не удивляет.

— Быстрее садись! — зарычал Оногур. Как медведь. Все аж присели. Впрочем, похоже именно на такой эффект гигант и рассчитывал — протянув длинную руку он заграбастал Милену и, оказавшуюся рядом с ней Лизу. Одной рукой, да. Поднял в воздух и усадил их на сани. Я тоже бросился к саням. Но не в них. Подбежал к лошади и шлепнул её по крупу. Та рванула вперед, с короткой пробуксовкой по льду копытами. Оногур кивнул мне и подбодрил бедное животное гулким:

— Ноо, пашла, залетныя!

— Мушкет-то заряди, — крикнул мне Илья. Сам он этим и был занят, забивая в дуло своего монстра пулю. Честно говоря, даже моя дура весила не меньше шести килограмм, а его слонобой наверняка весил раза в полтора больше, как минимум. Как пулемет. Но управлялся он им ловко.

Я проверил оружие. Затравочный порох на полке, полка в походном положении, прикрыта специальной пластинкой, поэтому затравка почти не рассыпалась.

— Мой заряжен, — ответил я Илье.

— Тогда пульнем? — спросил он, уже закончив заряжать свой.

— Давай.

Мы вскинули мушкеты. До мегамопса было шагов двести и это расстояние стремительно сокращалось. Вопреки своим собственным привычкам, я уступил место наводчика навыкам Мстислава. Мушкет штука на любителя. Я сильно задрал ствол, сделал поправку на влажность и снег, упреждение — честно говоря, попасть из этой штуковины с двухсот метров в дом уже было бы не самой простой задачей. А в движущуюся цель размером с грузовик… Мы с Ильей оба понимали, что стреляем на удачу.

Вспышка пороха на запальной полке, щурю глаза от едкого порохового дыма, веду стволом за целью крепко прижимая приклад к плечу. Наконец то глухой «Бум». Мерзкий писк в ушах. А отдача куда слабей, чем я ожидал. Мда, хреновые тут пороха.

Бегущее к нам существо вдруг дернулось и покатилось по льду.

— Попал? — удивился Илья.

— Но не ты, — ответил я. Гридень, бегущий по причалу, наконец подобрался поближе и метнул огромную в мегамопса шипованную булаву. Пролетов шагов сорок, этот пугающий своими размерами снаряд ударил в крыло бедного безхвостого дракона и смял его. Погнул, как удар молотка гнет лист жести.

Бедняга — потому-что оно жалобно, почти по-собачьи, взвизгнуло. И кинулось в сторону, на середину реки. Гридень спрыгнул на лед и с неожиданной скоростью и ловкостью, бросился в погоню. Мы с Ильей в этот момент яростно наяривали шомполами.

Тут в дело вступил Григорий. Он выстрелил из бомбарды куда-то в сторону и, не глядя, и тут же начал её перезаряжать. Граната вылетела из широкого ствола медленно и нехотя. Скорость полета у неё была едва ли больше, чем у футбольного мяча отправленного в полет хорошим футболистом. Поэтому я с удивлением увидел, как она резко поворачивает и летит прямо к цели, как самонаводящаяся ракета.

Мегамопс тоже увидел опасность и резко бросился в сторону. Граната ударила в лед в стороне от него. Отскочила, покатилась, подпрыгивая и дымя тлеющим фитилём. И взорвалась прямо перед гриднем. Тот оказался не таким ловким и свернуть не успел, только слегка притормозив. Я отчетливо увидел как броня металлического гиганта отразила несколько крупных осколков. Гридень зашагал дальше и вдруг провалился по грудь. Видимо, взрыв гранаты ослабил лед, а тяжесть поступи этой многотонной туши, довершило дело.

Гипер-мопс обернулся, посмотрел на гридня и, как мне показалось, ехидно рыкнув ему что-то обидное, кинулся к нам. К Илье, к Григорию, и, что совсем уж неприятно, ко мне. Мы стояли недалеко друг от друга. Мы все втроем энергично заработали кулачками, испуганно глядя на приближающееся чудовище. Но было понятно — не успеваем.

Глава 24

Трудно сбежать от судьбы. Особенно если судьба быстро бегает и её не берут пули.

Кураж — французское слово. Появилось в средневековье. В изначальном значении — восторг, предвкушение и радость битвы. В прошлой жизни война для меня всегда было нудной, трудной работой. Смена позиций, оборудование позиций, изредка тренировки, потом снова таскание тяжестей на новой позиции. Постоянный, изматывающий труд с редкими, бестолковыми и жестокими схватками, сотканным из огня, дыма и крови, в которых трагедии больше чем смысла.

«Кураж» было для меня лишь одним из бессмысленных, лживых слов.

К чему это я? Ну… я поймал кураж. У меня внутри как будто шампанское открыли. И поток веселых пузырьков заполнил мозг. После первого выстрела, я тут же принялся перезаряжать мушкет. А когда мегамопсу досталось булавой я искренне и счастливо расхохотался.

Несмотря на временные трудности с гриднем, пасть размером с багажник продолжала приближаться. Я, наконец загнал пулю достаточно глубоко и… бросился навстречу.

Я решил подобраться поближе и выстрелить мегамопсу прямо в пасть. Возможно, даже засунуть ствол прямо между клыков. Сейчас мне трудно назвать это планом, потому как на этом он и кончался. Что будет, если моя дробина не свалит эту зверюгу а только разозлит — я не подумал. Но в этот момент я, захваченный своей идеей, побежал вперед.

И тут появился всеми забытый Велимудр и все испортил. Он выскочил с боку, встал прямо на пути движения мегамопса и как хоккеист шайбу, швырнул в него посохом истекающую густым малиновым дымом колбу.

Я бы не обратил внимания на такую дымовуху, но бесхвостый дракон насторожился, присев на задние лапы и резко затормозив. Это было ошибкой — он бы проскочил над дымящей склянкой, а так остановился прямо над ней. Некоторое время он, я и все остальные смотрели на струю малинового дыма, вырывающуюся из под его передних лап. Потом мегамопс посмотрел на меня. Я на него. Я вскинул мушкет, он бросился вперед и тут под ним и взорвалось. Сначала мне показалось, что это обычный взрыв, только какой-то медленный. Яркий огонь внутри и густое облако дыма. Но я быстро понял, что это не дым. Что-то вроде монтажной пены, только очень быстро распространяющееся вокруг. И очень твердое. Мегамопса ударило в брюхо и он с жутким визгом улетел вверх.

— Получил, пехтюкъ! — радостно крикнул Велимудр и исполнил танец победителя, похабно тряся тощими чреслами.

Впрочем мегамопс быстро пришел в себя. Распахнул крылья, поймал ветер, и сильно кренясь на погнутое крыло, пролетел через нас. Грохнулся об лед он знатно, и всего шагов через сто, но тут же вскочил и бросился прочь. В погоню за Миленой.

— Лови гусей, лови гусей! — заорал Велимудр и бросился к гусям. Действительно во всей этой суматохе несколько штук оказались поблизости.

Я вскинул мушкет выстрелил вслед удаляющемуся чудовищу. Я уверен, что попал. Он дернулся и обернулся обиженно на меня посмотрев.

— За ним, надо догнать! — прокричал пробежавший мимо Григорий с бомбардой. Я задумчиво достал шомпол и начал чистить ствол мушкета. Посмотрел на лапландские сани.

— Лови гуся! — гаркнул Велимудр совсем рядом. Чудотворец уже поймал одного, крепко держал его в свободной руке, а еще одного загонял прямо на меня. Я, машинально, метнулся к гусю и схватил его за шею. В детстве было много практики.

— Молодец! Держи! Не души! — обрадовался Велимудр. Он положил посох на лед, покопался в своей сумке, достал бутылек. Вытащил зубами пробку и полил гусю спину ядовито-зеленой жидкостью. А потом наступил на гуся. Я только сейчас понял, что Велимудр все это время был босиком.

— Неси второго! Не придушил? — замахал он мне. Я подошел и протянул ему пойманного мной гуся. Повторив ту же процедуру со вторым гусем, Велимудр извлек пипетку в кожанном футляре, капнул из неё на голову гусям — те выглядели очень плохо, валялись на льду распластав крылья и жалобно кричали. Третью каплю из пипетки Велимудр капнул себе в рот. Передернувшись, как до того от фляжки Распутина. Я отметил этим краем глаза. Я в этот момент присмотрелся внимательнее к гусям. Мне показалось что ноги Велимудра медленно погружались в гусей. Я присмотрелся и убедился, что мне не показалось. Чародей уже погрузился в гусей по щиколотку. Велимудра это не особо беспокоило, чего нельзя сказать про гусей. Я поднял взгляд на чародея. Сейчас он лихорадочно поспал себя из штуковины, напоминающей солонку. Из «солонки» сыпались искрящиеся на солнце кристаллики, переливаясь как бриллианты. Попадая на кожу Велимудра, кристаллы вспыхивали и исчезали. Как следует просолившись, чародей обернулся, нашел глазами Григория и крикнул:

— Господин Декан, не отставайте. Я лечу вперед и задержу его. От вас я ожидаю га-га-га, га-га-га-га. Га-га-га, га-га, га-га! — Последнюю фразу Велимудр крикнул себе под ноги. Гуси оживились, привстали, словно Велимудр килограмм сорок сбросил. Пернатые тапочки замахали крыльями и неожиданно оторвались от земли. Велимудр показывал посохом вслед мегамопсу и орал голосом гуся-переростка — Га-га-га-га!

И гуси полетели в указанном направлении. И довольно быстро. Не могу сказать, что Велимудру было комфортно — он был похож на человека, впервые вставшего на роликовые коньки. Он с трудом удерживал равновесие, то и дело почти садясь на шпагат.

Я подобрал с пола свою челюсть. Вставил в мушкет новую пулю и побежал к Григорию, на ходу забивая её в ствол. Если уж Велимудр смог придумать способ для погони, то уж и Распутин в грязь лицом не ударит. Но едва я подбежал к нашему старику-разбойнику, как надежды меня покинули. Он сидел на снегу, широко раскинув ноги, и обняв детского деревянного коня-качалку. Такая штуковина, размером с трехколесный велосипед. Видимо беженцы потеряли, или нарочно выбросили — деревянный конь был приземистый и добротный. Даже на вид тяжелый. Григорий гладил его лобастую голову со следами детских зубов и что-то шептал в деревянное ушко. Рядом остановился тяжело дышавший Илья. Мы переглянулись. Илья все же решил направить мысли старого наркомана в нужное русло.

— Господин декан, нам в погоню отправляться надо. По всему видать, чудо-юдо на Милену нацелилось…

Григорий резко выбросил в нашу сторону руку и погрозил кулаком. Снова принялся гладить коника. Илья в сердцах сплюнул и побежал в погоню сам, на своих двоих.

В принципе, бежал он не сильно медленнее мегамопса или саней. Но я понимал, что метров через сто он выдохнется и замедлится. Внезапно старец Григорий вскочил, подхватил бомбарду и взмахнув полами своего халата побежал вперед. Бросил впереди себя деревянную коняшку и с разбегу запрыгнул на неё. Охнул. Поерзал поудобнее, поджал ноги.

Деревянный коник, сначала под весом старого наркомана скрипнул и резко замедлился. А потом вдруг начал набирать скорость.

Я сорвался с места и побежал вслед за ним. Импровизированные санки Григорий все сильнее набирали скорость и когда я запрыгнул на спину Распутина они уже двигались со скоростью быстро бегущего человека.

— Ах тыж свинья сиволапая, куда ж ты лезешь, балда чугунная?! — разорался подо мной декан факультета естественных наук. Кажется он ударился подбородком о голову деревянного коника, не уверен. Но то, что этот гад попытался меня скинуть — совершенно точно.

— А стрелять кто будет?! — заорал я, уминая его поудобнее. — Пушкин?!

— Ах ты ж бес нагломордый! Да ладно, ладно! Бомбарду возьми.

Я наконец надежно встал ногами на импровизированные полозья, закинул мушкет за спину, и только после этого забрал у Григория бомбарду. Коник продолжал стремительно набирать скорость, поднимая с обеих сторон веера снега, как снегоход. Мне пришлось присесть и наклониться вперед, чтобы бороться с потоком воздуха.

Далеко впереди несчастная лошадка, охваченная ужасом, тащила сани с Оногуром и тремя девушками, за ними, стремительно нагоняя, гналось чудовище. А я, в свою очередь, сидя верхом на Грише, стремительно нагонял чудовище. Над нами с развевающейся седой бородой летел Велимудр. Кажется, он переругивался с гусями. А позади всех топал Илья. Мда, не так я себе представлял геройские будни.

Глава 25

Глава, в которой главный герой получает позитивные эмоции. А все остальные — нет. Что только еще больше добавляет позитивных эмоций главному герою.

Ехать верхом на детском деревянном конике-качалке по льду замерзшей реки и стрелять по здоровенной твари, бегущей впереди — интересный опыт. Всем советую попробовать. Лично мне было весело. Единственное, что немного смазывало радость — холодный ветер в лицо.

Бомбарда, похожая на маленькую тонкостенную бронзовую пушечку с мушкетным прикладом швыряла гранаты диаметром сантиметров в десять с невысокой скоростью. Мне не понравилось это оружие. Да еще и фитиль гранаты давал хорошо видимую струйку дыма. Мегамопс увернулся от моего первого выстрела. И от второго.

— Давай ближе! — крикнул я Распутина. И вцепился ему в плечи, чуть не выронив бомбарду — тот с лихостью опытного камикадзе заложил вираж и проскочил между двумя горами чудо-попкорна Велимудра. Тот продолжал кричать что-то гусям на своем, на птичьем, и регулярно кидал перед чудовищем свои склянки, вспухающие белыми, твердыми клубами. Но мегамопс проявил себя существом сообразительным и больше ни разу на них не попался. Хотя, пару раз, попадания были близко.

Впрочем, из-за того, что ему приходилось вилять, наш странный противник отставал от своей цели.

Я выудил из коробки на спине Григория очередную гранату. Черканул гранатой по железной пластине на бомбарде. Вернее, по специальной запальной головке приложенной к фитилю, похожей на головку огромной охотничьей спички. Та загорелась, в свою очередь, зажигая фитиль.

— Ты бомбарду не зарядил, балда! — закричал Григорий, услышав шипение фитиля.

— Ближе давай! — крикнул я ему и не пытаясь отрицать. Я прикинул по скорости горения фитиля, что у меня секунд пятнадцать.

Распутин заложил еще один вираж, потом еще один — Велимудр по настоящему разошелся, сильно снизившись и начав бросать свои склянки прямо таки подряд.

— Ах ты ж стерва, — сдавленно ругнулся Распутин. Меня мотало так, что пришлось присесть, чтобы понизить центр тяжести и обнять старца, как родного. Радовало, что неудобства эта чудная бомбардировка принесла не только нам — мегамопс, резко сбросил скорость и заметался. Но вдруг, притормозив перед очередным алхимическим взрывом, не стал оббегать его, а прыгнул сверху. Прямо на взрыв. Оттолкнулся лапами от белых клубов, взмахнул крыльями и атаковал Велимудра. Тот летел всего метрах в двадцати над рекой. Совсем осторожность потерял.

Велимудр чудом разминулся с клацнувшей радом с ним пасти. Выскользнул, как комар из под хлопающих ладоней. Мне кажется, в этом было больше заслуг гусей, чем самого бородатого волшебника — именно они среагировали, рванувшись в сторону. Сначала просто прочь от чудовища, а потом в разные стороны. Велимудр, сначала с утробным оханьем сел на шпагат в воздухе, а потом перевернулся вверх ногами. Надо отдать ему должное — оружие он сохранил, прижав к себе свою сумку и не выронив не одной склянки. даже посох из рук не выпустил. Только закричал «Га-га-га» немного испуганно, и на полтона выше. Его шелковый халат задрался, обнажив неприкрытую суть. И, что не так ужасно, но тоже неприятно — он перевернул и гусей. Те не смогли долго лететь вверх ногами и пошли на снижение. Я не стал следить за Велимудром дальше — было понятно, что мы лишилось поддержки с воздуха. Скорее всего, на время — я верил в старика.

Мегамопсу, впрочем, эта атака тоже далась нелегко. Видимо, давало знать о себе поврежденное булавой гридня крыло. Он не смог выправить полет, тяжело завалился на бок и отчаянно замахал одним крылом, пытаясь смягчить свое падение. Я прикинул, где он упадет и швырнул туда гранату.

Этот чудесный зверь, чтобы у него глаза повыпадали, увидел мою гранату. И умудрился пролететь сильно дальше того места, куда я кинул гранату. зато и моя граната упала на лед и покатилась, не взрываясь, сильно дольше, чем я планировал. Так, две незапланированные ошибки привели к запланированному результату — сначала на лед грохнулся мегамопс. Грохнулся тяжело, на бок, подмяв крыло. Тут же вскочил, но прямо в этот момент к нему подкатилась моя граната и взорвалась.

Он окутался пороховым дымам, попятился, затряс пораненной лапой, взвыл…

— Подвези меня ближе, я его ща прикладом пиз… — заорал я Григорию. Но в этот момент раздался громкий треск ломающегося льда и наш противник провалился вниз. Под лёд. И камнем пошел на дно. Как наковальня.

Я осмотрелся — мы в процессе погони выскочили на быстрину реки, лед был тут потоньше. Распутин заложил вираж, уходя от ветвящихся в нашу сторону трещин.

— Смотри, шоб не выскочил где! — крикнул он мне. Действительно, чудное создание вполне могло и под водой дышать. Кто их, волшебных, знает.

Мы еще некоторое время покружили вокруг полыньи, в компании с Велимудром. После экстренной посадки тот потерял один «двигатель», колпак и разбил нос, но все еще выглядел боевито, балансируя на одной ноге. Оставшийся гусь выглядел несчастным.

К месту событий стали подходить вооруженные отряды, блестящие панцирями и с оружием в руках. На взгорке установили фальконет. От пристани пришли три гридня, в том числе и тот, кто провалился под лёд в самом начале. Они держались берега.

Мегамопсик так и не показался. Мне даже немного жалко его стало.

Распутин развернул своего коника и догнал сани с Миленой. С пассажирами саней все было хорошо.

Несмотря на всю насыщенность событиями, с момента нападения странного существа на Великий Устюг и утопления его на льду, вряд ли прошло больше двадцати минут. И это еще с учетом того, что пока мы готовились к вылету, оно успело залезть в маленький прибрежный храм и сожрать всю храмовую казну. Шестьсот рублей серебра, если верить жрецу. Но, кажется, ему никто не верил.

Впрочем, как только активная фаза боя закончилась, деканы вспомнили, что школярам тут не место. К тому же, из Лицея прибыл отряд в белых мундирах, возглавляемый Софьей. Нам всем, включая Оногура и Ширин, было выделено несколько сопровождающих, которые вежливо, но решительно, отвели нас в Лицей.

Там мы впервые познакомились с больничным крылом. Галерея с высокими белыми стенами, сплошь из витиеватых, узорчатых колонн, поддерживала потолок с подобием звездного неба, только вместо звезд были яркие магические лампы. Нас несколько часов держали на кроватях с чистым белым бельем и, внезапно, белыми овчинными одеялами.

Нас — это меня, Илью и Милену с Лизой. Оногура и Ширин отвели к слугам. Нам тут же принесли еды. Много, и даже красным вином. Ужасно кислая дрянь, к счастью, полюбившийся мне квас тоже был. Мы вчетвером, конечно же, начали шумно обмениваться мнением, но почти не успели поговорить, как пришла строгая женщина, которая могла бы в моем мире сойти за обычного школьного завуча. Если бы не черное платье, напоминающее викторианское, все черное, строгое. но с оборками и до нелепости объемной юбкой. Она говорила с сильным акцентом, представилась как «Миссис Флог», налепила нам на лица, руки, шеи и даже уши, что-то вроде белой глины. Как я понимаю — местный магический аналог восстанавливающего геля.

А мы и в самом деле обморозились в процессе — все же ездить зимой на ветру, без шапки, опасное занятие. Конечно, когда рядом бегает существо с пастью как диван, немного не до того. Но сразу после — сразу чувствуется. Так что намазали нас этой глиной очень вовремя.

Говорить в этой штуке было почти невозможно. Но, эта штуковина, к моему удивлению, сравнительно быстро впиталась. После чего нам натерли грудь и ноги резко пахнущей мазью, дали выпить стакан горького травяного настоя и отправили по домам. В смысле, по нашим комнатам. Причем, с сопровождением в виде вооруженных стражников. Побаивались, что на нас еще что-то нападет?

Остаток дня мы с Ильей провели за бурным обсуждением произошедшего. Впрочем, мы так волновались, что отмывшись от пороховой гари и наевшись, почти сразу уснули, едва добравшись до комнаты.

Глава 26

— Значит, жрецы утверждают, что к ним проникло чудовище, сожрало все наши деньги, а потом убежало на реку, проломило лед и утопилось? — горожанин Великого Устюга с необоснованным подозрением.

Утро этого дня еще вчера обещало быть насыщенным. Сегодня в Лицей должны были начать возвращаться ученики старших курсов и прибывать новенькие. А завтра, наконец-то, должны были начаться уроки. Меня это беспокоило — у меня не было тетрадей, ручек… то есть перьев. Или тут стилусы? В любом случае, похоже это никого не беспокоило. Я периодически видел учеников старших курсов, но пока не заметил в их руках учебников или тетрадей. Хотя, в нашей с Ильей комнате стоял секретер — помесь комода и письменного стола, с откидной крышкой на которой можно было писать и многочисленными ящичками для хранения бумаг и писчих принадлежностей. Но спросить по поводу необходимых учебных принадлежностей у меня все руки не доходили. Отвлекло то одно, то другое.

Мы с Ильей, слегка покряхтывая — вчерашние упражнения на льду отдавались ломотой в мышцах — мы привели себя в порядок и отправились в пиршественный зал. Мы успели сесть за облюбованный нами стол и дождаться еды, прежде чем появилась Лиза с Миленой. Кроме нас, в пиршественной зале уже сидели несколько студентов старшего курса, на которых мы искоса поглядывали. Они на нас, тоже. Но попыток заговорить никто не делал, поэтому можно было сосредоточиться на омлете с грибами и кусочками салями. По крайней мере, я именно так опознал главное блюдо. Были еще пышные горячие булочки, сливочное масло, мясной бульон с травами и специями, соленые зеленые помидоры, пирожки с печенью и сбитень.

Сбитень делают из меда, добавляют травы и пряности, пьют как чай, с пряниками и пирожками. Мы набросились на еду — знакомый жуткий голод после регенерации навалился с утра. Полный рот и повышенное внимание от старших курсов не стало препятствием для живого обмена мнениями.

— И тут надо мной Велимудр проносится! — говорил Илья.

— Он себе крылья на ногах наколдовал и взлетел! Я и не знала, что так можно! — искренне поражалась Милена, не забывая надкусывать пирожок.

— Не крылья! Он на уток встал! — не соглашалась Лиза. — Ты куда смотрела?

— На зверя чудного. Ты видела, что он будто из металла сделан? — ответила Милена.

Хм. А ведь точно. Металлические отблески я заметил, но мало ли. Вполне сравнимо с оперением попугая.

— А ты то что молчишь? — Илья протянул руку через стол и толкнул меня в плечо. Я чуть сбитень не расплескал. — Как ты его гранатой подорвал, а? Ловко!

— Ловко я на Грише ехал, а с гранатой повезло просто, — осторожно ответил я.

— Не называй господина Григория так! — шикнула на меня Милена.

— Это точно. Слушай сестренку! К старшим уважение надо иметь! — согласился с ней Илья. Я вздохнул. Ну вот, парочка, спелась. Эх, Илюша, слышал бы ты как она с «дедулей» наедине общается… Мы, кстати, сейчас даже сидели как парочки. Лиза со мной, Милена с Ильей напротив. Как будто само получилось. Честно говоря, я планы на романтику отодвинул на далекое будущее. Хотя, считается ли расставание с сестрами романтикой? Точно нет. Эта была полная боли и слез драматическая сцена.

— Странно это всё, — вдруг сказала Лиза и хитро прищурилась на Милену. — А почему он вдруг за нами погнался?

— Да не за вами, — смущенно ответил Илья и, наклонившись над столом, шепотом добавил. — Я говорить не хотел. Но так оно вышло, что я ж Ведослава Муромского сын. Просто он признать меня хотят только года через три. Но прознал кто-то. На село наше тати напали. Потому батька подумал да и решил меня в Лицей сплавить От греха. Опять же, фамильяра и родовую силу тут уже получу…

— Ведослав из рода Берсовичей, сейчас княжит в Пронске. Его старший брат, Всеслав, глава рода, в Турове сидит, — выдал я, видя недоуменные выражения лиц девочек.

— Великий князь? — охнула Милена.

— На великое княжение Всеслав Туровский сына пророчит. Конечно, как там оно повернется, кто знает. Но у Ведослава, и без тебя Илья, уже пять сыновей признанных. Правда, от законных жен только девочки рождаются. Не знаю сколько.

А вот это я зря сказал. Погрустнел Илья сразу. Желваки заиграли. Обидно получилось. Милена выглядела разочарованной.

— На Великое княжение в Турове ты, — я быстро прикинул в уме — Двадцатый примерно. А на вот в Пронск сесть можешь. По обычаю ты шестой, но с сыновьями вне брака по разному бывают. За тобой кто стоит, расклад какой?

— Не знаю, — буркнул Илья. Ну, хоть ответил. Оттаял слегка.

— Так за тобой кто-то из местных, Пронских охотится, — протянула Лиза. — Ты меня прости, Илюш, но жирно им будет такое чудище призвать. Да и мимо тебя оно пробежало. За мной оно гналось. Это вятское волхование. Только вятичи могут всяких чудищ призывать, а потом еще управлять ими. Не пойму, правда, кто так удружил.

— А зачем вятским-то тебя убивать? — распахнула глаза Милена.

— Так я ж вятская княжна, — она насмешливо глянула на меня.

Вятичи, со времен Древней Руси оставались независимым княжеством. На карте оно было маленьким лесным массивом, зажатым между Муромским, Пронским, Рязанским и Владимирским княжествами. Князей у них два, правящих попеременно. Уже лет двести — видать старцы, такие же как Распутин. И, пожалуй, это было все, что о Вятском Княжестве было известно. Достоверно известно. Все остальное — россказни и сказки. Все вятичи колдуны, естественно. В вятских лесах чудовища на каждом шагу. Вятские леса волшебные, объехать за две недели можно, а внутрь сунешься — два года только чтобы до середины доехать. И все в таком духе. Ах, да. Еще вятские дружины известные своим воинским умением наемники.

— Так я же самовольно сбежала. Вот и послали вернуть. Видно же было, что чудище это старалось не убить никого. Вернуть домой оно меня хотело, — продолжила Лиза, вполне насладившись потрясением на наших лицах. Да, я тоже удивился.

— Брешешь! — выдохнула Милена.

— Брешу, — расхохоталась Лиза, а вы и поверили. Но потом резко оборвала смех и хлопнула ладошкой по столу. — Или нет. Не убивало ведь? И гналось за нашими санями, все так?

Милена,оправившись от первого удивления, разозлилась. И стукнула кулачком по столу в ответ. Хорошо стукнула, аж посудка задрожала.

— За мной оно шло! — выпалила Милена. — Это знать хотела?

Я воспользовался случаем и вылил себе в кружку остатки сбитня из кувшина. Понравился он мне. Илья с Лизой смотрели на Милену выжидательно. Она тяжело вздохнула, миленько закатила глазки, скорчив забавную рожицу и раскололась.

— Я не знаю кто за мной охотится. Сначала, только от бабушки вышла, так сразу кровавик напал. Хорошо, Храбр рядом подвернулся, задержал его, а потом деду… Господин Григорий, убил.

— Ты с кровавиком бился? — Лиза повернулась ко мне и удивленно распахнула глаза, точно как Милена. И невзначай обняла меня за руку.

— И надолго задержал? — недоверчиво пробурчал Илья, глядя на меня с подозрением, прям как Лиза.

— Почти убил, — сказала Милена. — Просто поскользнулся в конце.

Илья охнул. Я стряхнул Лизу с руки, и наткнулся на взгляд Ильи. Тот смотрел на меня с совершенно восторженным выражением на лице. Не люблю такого. Я попытался смягчить эффект.

— Да повезло просто. Там же Храм Любви, охраны полно. Вот и… — я прервался на середине предложения, потому что Милена ловко пнула меня под столом. Попала носком сапога в коленку. Больно. И сама сидит, мордочку на ручки положила и на Илью смотрит. Тот ничего не заметил. А вот Лиза была куда внимательнее.

— А что вы там, в Храме Любви делали? — промурлыкала Лиза.

Тягостная пауза повисла над столом и стала тяжело оседать на еду, портя мне аппетит. Я выжидательно посмотрел на Милену. Ну откуда мне знать, что тут говорить надо.

— Бабушка Марфа, она мне прапрапрабабушка. Родная, — тихо сказала Милена, опустив взгляд. И густо покраснела. Кажется, впервые на моей памяти, по-настоящему.

— Как? Так ведь, — захлебнулся слюнями Илья. А потом резко посерьезнел. Отсел в сторону и сел как натурал, вдруг понявший что он уже час, как бухает в гей клубе. Спина прямая, рожа испуганная, руки сложены на яйцах. И смотрит на соседей искоса.

Милена встала, взяла тарелку, обошла стол встала рядом со мной.

— Подвинься.

Мы с Лизой синхронно подвинулись. Милена села рядом со мной и стала молча есть.

— Объяснить? — снова мурлыкнула Лиза, воспользовавшись случаем и снова обняв меня за бицепс. Я подумал, освободить ли руку и найти объяснение самостоятельно. Но понял, что не Илья, не Милена ничего не скажут. По крайней мере в ближайшее время. Ладно, иду на сделку.

— Говори, — сказал я, не делая попыток освободиться.

— Мужчины боятся женщин, которые сами себе выбирают с кем можно, а с кем нельзя, — промурлыкала Лиза и ехидно посмотрела на Илью. — Они боятся, что их начнут сравнивать.

Я закатил было глаза, но вовремя спохватился. В принципе, ехидный выпад Лизы в сторону Ильи, как ни странно, прояснил ситуацию. Мстислав слабо разбирался в правилах приличия — опыта общения вне семьи у него почти не было. Поэтому некоторые подводные течения мне были непонятны. А Милена, очевидно по реакции Ильи, было совершенно неприлична просто по определению.

— Поэтому я и хотел с тобой поговорить Милена, — сказал я. — Илья мой друг. И мне казалось, что ты с ним не откровенна.

Илья дернулся, посмотрел на меня, на Милену. Да о чем он там думает?

— Мне кажется, что ты с ним только потому, что в Лицее принято находить себе пару на подготовительном курсе. И ты просто хотела избавиться от назойливых ухажеров с помощью него.

Лиза внезапно выпустила мою руку и отодвинулась от меня.

— Слушай, а не тебе судить. Представь, что завтра сюда придет толпа озабоченных мужеложцев, каждый второй будет тебе говорить какая у тебя красивая задница, а каждый третий будет лезть со слюнявыми поцелуями. А размером они все, вон, как твой друг Илья. А драться тебя с детства никто не учил! И? Как тебе жизнь такая?

— Согласен, — кивнул я. — Но можно же это обсудить. Я об этом и говорю. Надо было Милене просто спокойно поговорить с Ильей, чтобы он вот как сейчас, коленками орешки не колол.

— Да я! — вскинулся Илья.

— Посиди, послушай минуту, — махнул я на него рукой. — Если бы к вам кто-то приставал, то мы бы вас и так отбили. А друзей потерять на ровном месте, глупо. Давайте в следующий раз такие вещи проговаривать.

Я заглянул в глаза каждому. Да, я знал этих людей не так давно. Но я видел их в деле. И мне понравилось, что я увидел. В первую очередь, Илья. И нет способа потерять друга надежнее, чем как с помощью женщины. А деньги в этом списке только на втором месте. Я снова заговорил:

— Мы с вами поделились кое-какими тайнами. И мы не будем спрашивать друг друга о том, о чем другой не хочет говорить. Давайте договоримся так. У нас тут, в Лицее, нет друзей. Это понятно? Так давайте же станем друзьями уже друг другу. Скажите, согласны? Вы не трусы, не дураки, для меня было бы приятно иметь таких друзей. Кто-то из вас считает иначе?

— Ну, вы туповатые, конечно, — неожиданно протянула Лиза — Но забавные. Ладно, буду я с вами дружить.

— Ну, вы скромноватые, конечно, — в тон ей сказала Милена, заставив Илью порозоветь, — Но боевитые. Ладно, хочу я с вами дружить.

Вот это её «дружить» как-то двусмысленно прозвучало. Или показалось? Ладно, сейчас не до того.

— Вы странные все, — выдохнул Илья. — Но если врать не будете, то я с удовольствием с вами буду дружить.

— Вы, — я на секунду замялся, подбирая слово. Те, что мне приходили на ум, были из моего мира. Блин, тут нельзя сказать «клевые»! Что за язык такой. — Вы все изумительные. Поэтому я буду гордиться, если вы станете моими друзьями!

Теперь надо было срочно закрепить. Я уже понимал, что в этом мире мне не светит домик у моря и вообще спокойная жизнь. Тут придется серьезно побороться и за жизнь, и за спокойствие. И жизнь эта, особенно в моем случае, будет тесно связана с властью. А к власти рвутся стаей. И пришло время начинать собирать вокруг себя стаю.

На ум ничего не приходило, но и терять момент было нельзя. Я встал из-за стола, вытянул вперед руку с зажатым кулаком.

— Прижми кулак к моему, — велел я Илье. Он на несколько секунд замешкался, но потом встал и повторил мой жест уперев свой кулачище в мой кулак.

— И вы! — велел я девчонкам.

Они тоже встали и прижали свои кулачки к нашим.

— Я говорю, «один за всех», — сказал я. — И мы все вместе отвечаем «и все за одного!».

Я дождался пока все кивнули, тряхнул рукой и крикнул:

— Один за всех! — и с остальными, нестройным хором — И все за одного!

Девки тут же начали хохотать. Ничего женщины в дружбе не понимают. Хорошо то, что Илья тоже заулыбался. Значит, отпустил ситуацию. Мне может и смешно на его душевные муки смотреть, а ему то не до веселья. Он, может, уже своим будущим первым четырем детям от Милены имена придумал. А тут такой облом.

Мне сейчас был нужен именно Илья. Храбрый, честный, надежный. А девки внезапно вдруг поставили нас друг против друга. Впрочем, они часто так делают. Нарочно, или нет, но часто. Мне важно оставить его в нашей команде, ведь Милена в любом случае уже со мной связана. А девушки… Это сложный вопрос. Разумеется, стать преданным другом женщина способна, но перед этим постоянно случается… Всякое. В любом случае, сейчас я сгладил первый шок, а что будет дальше… Вот дальше и будем думать. Буду решать проблемы по мере поступления. Мы уселись обратно и девушки, тут же, снова все испортили..

— Раз Илья не хочет моего парня играть, — начала Милена и бросила внимательный взгляд на Илью. Тот испуганно замотал головой. — Тогда мне надо буде нового присмотреть.

— Этот занят! — тут же насторожилась Лиза. Я даже не сразу понял, что она на меня намекает.

— Ну, моей репутации ничего уже не повредит, — притворно вздохнула Милена.

— Зато у тебя Илья, есть теперь сразу два шпиона во вражеском лагере, — я попытался перевести разговор на другую тему.

— В каком вражеском лагере? — не понял он.

— Ну теперь, если тебе понравится девушка, то Милена с Лизой смогут про неё все разузнать, — рассудительно сказал я и начал пить, таким не хитрым маневром скрывшись за кружкой с квасом.

— Выясним все! — купилась на наживку Милена. — Нравишься или нет, может другого любит!

— Кто родители, что с деньгами, кому семья должна, почему в Лицей сплавили, — рассудительно поддержала Лиза. И вдруг толкнула меня локотком в бок. — Подождите! Мы все о себе рассказали, а Храбр то молчит!

— Так мне рассказывать нечего, — пожал я плечами. — У меня просто мачеха красивая… то есть злая, я хотел сказать. И три старшие сестры, все время стонут… кричат… дерутся, я хотел сказать…

Я понял, что стремительно краснею.

В этот раз расхохотался Илья. Милена с Лизой смотрели на меня со странным выражением.

— Похоже, тут не только тебе репутацию не спасти, — наконец сказала Лиза. Илья всхлипнул и скатился с лавки под стол.

— Тогда вопрос с парнем решен, — обрадованно хлопнула в ладошки Милена. Девушки, не сговариваясь обхватили меня ручками и склонили головки на оба моих плеча. Илья вылез из под стола, перестал смеяться и насупился.

— Первый раз в этой жизни у меня такой чудесный момент, — совершенно искренне сказал я ему. И стряхнул девушек с плеч. — Все, хватит. Дождитесь когда публика появится.

— Завтра уже. Тогда же и в город можно будет выйти, — сказал Илья. — Мне надо будет слуг моих найти. Я то верхом сюда приехал, только с двумя десятниками. Торопился. А остальные должны были на днях приехать. У меня обоз маленький, там человек десять, да трое саней. Я волнуюсь, на дорогах разбойнички шалят.

— Наш с Храбром не раньше, чем через месяц придет, — вздохнула Милена. — С собой только один охранник да девка в услуженье. Ну, с которыми мы ехали, помните? И вот где их теперь искать?

— Тут они, — ответила Лиза. И хитро улыбнулась. — Девка то твоя, Ширин, хоть и черная, а лиса. Мне утром повариха рассказала. Умудрилась с Канцлером пересечься. Ну, люди издалека слушали и толком пересказать не могут, но сказала ему красиво. Что-то вроде того, что Канцлера судить будут не по тому, что произошло, а потому, как он на это отреагирует. И если он проявит заботу к тем, на кого напали, например разрешит пострадавшим школярам слуг в Лицее укрыть…

— Пострадавшим? — вскинулся Илья.

— Подожди! — остановил я его.

— Ладно, не пострадавшим, там по другому как-то сказано было. Не перебивайте, я и так пытаюсь главное из её болтовни выжать! — оскалила зубки в злой гримаске Лиза. Откинула свои огненно-рыжие волосы со лба и подняла глазки кверху, вспоминая. — В общем, по его поступкам будут судить, как он к ученикам относится. С заботой, или без.

— А он? — заинтересованно спросила Милена.

— А он ей ничего не ответил. Но велел людскую выделить. Так что тут они, люди ваши, в Лицее. Но вас все равно к ним до завтра не пустят. Ну уж такой обычай, школярам слуг не положено, — ответила Лиза. Я задумчиво зажевал пирожок, не глядя на Лизу. Возможно я недооценил эту рыженькую, миленькую, лисичку. У неё уже агентурная сеть намечается.

— Устал я уже сам одеваться, — вздохнул Илья. Я удивленно взглянул на него, но вспомнил, что и Мстислав, до самого недавнего времени, имел целый штат слуг, которые в числе прочего следили и за его одеждой.

— А я на легке сюда приле… пришла. Без слуг. Так что мне и на следующий год не светит, — тяжело вздохнула Лиза.

— Я своими поделюсь, — тут же отозвалась Милена и перегнувшись через меня погладила её по щеке. — Не грусти.

— Так, все! — я конечно все понимаю, но гормоны то играют. А они как нарочно прижимаются. Я осторожно отстранил от себя девушек и решительно встал. — Что делать сегодня будем?

— К господину Григорию надо сходить. Страсть как интересно, что это за зверек такой был. Он наверняка уже знает! — сказала Лиза.

Глава 27

Глава, в которой перед главным героем закрывают одну дверь, но он пробует постучать в другую. Лизу заставляют стоять на столе, Милена давит в себе обиду и делает одолжение, а кончается все неприличными стонами.

— Ничего не знаю. Я вас не приглашал, идите в корпус! — гаркнул старец Григорий с порога. Против моего ожидания дверь в его хоромы была заперта, и застать его в яркий момент полного распутства нам не удалось. Да, была у меня на этот счет небольшая надежда. Пришлось стучать, как приличные люди. На стук Гриша явился быстро, причем, что меня даже удивило, выглядел весьма официально. И это касалось как одежды, так и выражения лица.

— Но господин старец Григорий, — замурлыкала Милена, выходя вперед. Григорий тяжело вздохнул, склонился чуть ближе и негромко сказал:

— Канцлер рвет и мечет. Ну, в его случае, ходит и хмурится, но я тебе так скажу, внученька, не стоит дальше его терпение испытывать. Потому все строго. К лекторам и профессорам приходить без приглашения нельзя, не принято. А уж брать школяров с собой на опасные мероприятия и подавно. Поэтому, до конца полугода, ко мне больше не ногой.

— Да мы просто хотели узнать, что за чудный зверь нам повстречался… — сказала Лиза.

— Да какое вам дело? Сидите в корпусе и радуйтесь, что живы остались! — рявкнул Григорий и каблуком по крыльцу топнул. — Ну, что встали? Идите прочь!

Мы понуро побрели обратно…

— Стоять. А вы через охрану прошли? — вдруг вскинулся Григорий. Мы притихли.

— Да нет, охрана же не пускает, тропкой обошли, — честно признался Илья.

Григорий подергал себя за бороду, задумчиво нас осматривая.

— Вот что. Вы к Велимудру зайдите. Уж он вам не откажет… И на вопросы ответит. Да, точно вам говорю. К Велимудру идите! — и скрылся за дверью.

Мы вышли на единственную улочку преподавательской деревеньки. Я бросил быстрый взгляд на домик Софьи. У меня есть приглашение. Я улыбнулся. Думая о том, как бы получше это использовать на благо своего будущего, разумеется.

— Зачем он нас к Велимудру послал? — спросил Илья. Я с некоторым удивлением покосился на него. А ведь хороший вопрос. Григорий нас, в принципе, сначала просто послал. А потом послал к Велимудру. Зачем?

— Замазать и его хочет. Если узнает Канцлер, что к господину Григорию школяры каждый день ходят, то виноват будет господин Григорий. А если мы к Велимудру зайдем, то виноваты уже, как минимум, двое, — рассудительно ответила Лиза.

— А что он так Велимудра не любит? — снова проявил неожиданную проницательность Илья.

— Боится, видно, что тот его место на факультете займет, — хихикнула Милена.

— А такое может быть? Ну, в смысле, разве тут должности не по достижениям в волшебно-просветительской деятельности дают? — не понял я.

Все засмеялись.

— Добрый ты, Храбр, и честный. Тяжело тебе в жизни будет, — печально похлопал меня по плечу Илья.

— Дедушка Григорий уж точно не за достижения деканом стал. А заслуги у него из тех, которые бы моей бабушке понравились, — веселилась Милена.

— Интриги, — сказала Лиза. Сказала так, словно слово было вкусным.

— Это же неэффективно, — хмуро буркнул я.

— Чего? — переспросил Илья.

— Ну… — блин, тут нет такого слова. — Это как зимой в снег зерно бросать. Неправильно и дела не будет.

Вообще мне надо сесть, налить немного хорошего алкоголя и пару часов обо всем подумать. Слишком много всего наваливается. Вот, например язык местный. Он очень близок к нашему. Но современный русский язык сформирован во многом Пушкиным. Тут о таком не знают, я сверялся с Мстиславской памятью. А княжич, как ни крути, хорошо образован. Ладно, сейчас забивать этим голову не будем, не до того.

— Может и так, — согласился Илья. — Но как по-другому то? Везде так, коли местничества нет, то подлые люди только так на верх и лезут.

Местничество. Боярский аналог табеля о рангах. Очень сложный, то есть далеко не прозрачный, и не очевидный. Считается, что чем больше у твоего рода заслуг перед царем, то тем выше ты стоишь по умолчанию. На практике, заслуги предков таинственным образом совпадают с толщиной кошелька и размером личного войска.

На встречу нам шла девка. Закутанная в яркий, цветастый платок, в желтом коротком полушубке, розавая как поросенок от мороза. И веселая. Веселая, может от того, что несла туесок со всякой снедью. Мы окликнули её и спросили, где дом Велимудра. Она, густо краснея, указала на тот, который бросился мне в глаза еще в первый раз, с деревянной обсерваторией. И тут же убежала прочь. Мне показалось её лицо смутно знакомым…

— Это ж та? — спросил себя, но почему-то вслух.

— Которая просила маменьке не говорить? Да, она, вроде, — легко согласилась Лиза.

— В одежде и не разобрать, — задумчиво сказала Милена, смотря на жопку убегающей.

— Вы о чем это? — заинтересовался Илья.

— Да так. О, почти дошли! — захлопала варежками Лиза. — Давайте быстрее, я уже замерзаю.

Я, честно говоря, готовил себя ко всякому. Но дом Велимудра сумел нас удивить. Ворваться в притон, как у Григория, нам не светило. Нас у дверей встретил молодой широкоплечий парень, одетый в богато расшитую красную рубаху, фиолетовые, на вид вельветовые, штаны и красные же сапоги до колен. Одеждой он смахивал на добра молодца из диснеевской экранизации русской сказки. А повадками как будто копировал английского дворецкого. Вежливо принял у нас верхнюю одежду, тут же отдав её бесшумно появившимся служанкам, пригласил в гостевую комнату, осведомился о погоде, не хотим ли мы чаю, попросил представиться и только потом спросил о цели визита. После чего, скрылся на несколько минут. Вернулся и сообщил что «господин профессор Велимудр Звездочет примет вас в своем рабочем кабинете», и отточенным движением пригласил следовать за ним.

Мы прошли за ним и через широкий коридор попали в большую, хорошо освещенную комнату. Конечно, после рабочего кабинета Канцлера, кабинет Велимудра не впечатлял. Но я мог сравнивать и с опытом своего мира. Поэтому я сразу понял — это рабочее место гения. В основном тут были столы, буквально заваленный чертежами. Но было и несколько хитрых механических устройств. В углу чем-то тихонько шипел и тикал бронзовый агрегат, похожий одновременно на самогонный аппарат и часовой механизм из-за трубок и множества шестеренок. Лесенка вела на деревянную платформу под куполом обсерватории, но кроме лесенки все остальное было прикрыто темной тяжёлой тканью. И огромные, широкие столы, заваленные свитками, табличками, деталями, чертежами, банками и склянками, горелками, черепами и костями, книгами, камнями и минералами и кто там знает еще чем. Все вместе это вызвало впечатление, как от чудовищного беспорядка. Не такое сильное, как в комнате молодой девушки, но тоже впечатляло.

— Входите. У меня как раз перерыв. Попьем чаю. — вяло махнул нам рукой Велимудр. В отличии от Григория выглядел он как человек, не спавший всю ночь. Длинная борода завязана в узел и упрятана в вязаный чулок, красные глаза, растрепанная рабочая одежда — нечто вроде фартука с множеством карманов, поверх расшитой серебряными звездами рубахи с высоким стоячим воротником. Руки и лоб в чем-то ярко синем. Похоже на чернила, только с металлическим бензиновым отливом. Велемудр сидел в середине своего царства упорядоченного хаоса в великолепном кресле, перед низким железным столиком. Вокруг был живописный беспорядок, но сам столик был чист. Если не считать хитрого устройства блестящего золотом, установленного в середине стола. Устройство напоминало безделушку для офиса. Дорогую безделушку. Внутри хитрого, ажурного, состоящего из нескольких частей золотого ободка, на трех пружинах была подвешена фигурка летящей хищной птички. И эта птичка сейчас беспорядочно металась, как будто попала в ловушку и рвалась на свободу. Волшебник сказал уставшим, но полным затаенной гордости голосом:

— Посмотрите на эту красоту. Кто может сказать, что это?

— Поисковик, — с сомнением сказала Лиза. — Только сломанный.

— Вовсе нет! — возмутился Велимудр. — Я тебе сейчас покажу!

Он вскочил с кресла, подлетел к Лизе, хватая её за руку. Та ловко вывернулась. Велимудр прикрикнул:

— Стой на месте, это не больно. Тебе понравится! — и, прежде чем кто-то что-то успел сделать, старый чудотворец сунул Лизавете в нос свой указательный палец. Хорошо так засунул, всю верхнюю фалангу. Пошерудил, вызвав у неё забавный взхрюк. А потом, потеряв к ней всякий интерес, повернулся к устройству на столе. Осторожно снял с вычурного ободка маленькую коробочку, напоминающую кормушку для птиц. Птичка затихла, обвиснув на пружинках. Велимудр тщательно промыл снятую детальку в стоящей неподалеку серебрянной ванночке. А потом старательно обтер о миникормушку побывавший в Лизе палец. После чего закрепил детальку на прежнем месте.

Птичка снова ожила и рванулась к Лизе. Та, видимо, чего-то такого ожидала, потому что тут же сделала несколько шагов влево-вправо, растолкав нас. Птичка неотступно следила за ней кончиком клюва.

— Да перестань девочка, это разве проверка! — Велимудр снова выглядел воодушевленным. — Все знают что железо экранирует сродство? Смотри!

Волшебник схватил свое устройство, поставил его под столик, а на столик втолкнул Лизу. И упал перед ней на колени. И запричитал, схватившись за спину, — Ох ты ж еб твою, богиня мать, дай здоровья!

Посмотрел на нас недовольно и кивнул под стол.

— В спину вступило, всю ночь за верстаком корпел. Ну, гляньте, куда показывает?

Первой сообразила Милена и тоже упала на четвереньки. А за ней и мы с Ильей. Велимудр с кряхтением поднялся и плюхнулся обратно в кресло.

Птичка под столом застыла, почти вертикально подняв клювик.

— Показывает! — доложилась Милена.

— А ведь тут, — Велимудр постучал костяшками по массивному столику, — пол пяди литого железа, да еще и на холодную прокованного.

— Быть не может! — восхитилась Лиза. Похоже искренне.

— Ладно уж… — довольно улыбнулся Велимудр. — Ты девочка, слазь со столика, а ты мальчик, поставь поисковичок обратно на него. Только нежно!

Пока мы выполняли его пожелания, Велимудр разглагольствовал.

— Это, я с уверенностью могу сказать, лучший поисковичок, что только создавался во всем нашем Царстве за сто лет! нет, за дв… триста! Я превзошел себя, что очевидным образом, подразумевает, что я превзошел и всех живущих волхвов и чародеев! Подумать только, я использовал для этой работы Дунганскую корону. Берег её для особого случая. Но Канцлер был очень настойчив. Ему кажется, что наше с вами вчерашнее приключение, только часть масштабного заговора против Лицея. В этом есть смысл, вчера из Великого Устюга уехало не меньше двадцати потенциальных школяров. Но! Если кто-то и в самом деле послал волшебного зверя, чтобы отпугнуть от Лицея учеников и продемонстрировать нашу несостоятельность, он добился своего лишь отчасти. Но! То, что это существо нам не знакомо…

— Незнакомо? — удивилась Милена.

— Не перебивай! — неожиданно грозно рявкнул Велимудр. Поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и продолжил прежним, лекторским тоном. — Проще всего найти злоумышленника через призванного им волшебного зверя. На существе должен был остаться неизгладимый отпечаток личности. Найти само существо, задача тоже довольно простая. Особенно, для столь выдающегося чародея, как я. Но! Что мы видим?

Велимудр не глядя протянул руку к ближайшему столу, буквально заваленному всякой всячиной, с ловкостью фокусника извлек из груды разнообразного хлама маленькую малахитовую шкатулочку с золотой застежкой. Открыл, показав нам синюю субстанцию. Пояснил:

— Кровь нашего загадочного противника. Собрал вчера. Нет ничего лучшего для поисковичка, чем кровь, хотя некоторые профаны предпочитают использовать волосы и ногти. Это невероятная, дремучая, позорная некомпетентность. Я уверяю вас, основываясь на шести опытах проведённых лично мной, только жидкости организма дают нужный эффект! — говоря это Велимудр повторил процедуру с «настройкой птички». После того, как в тщательно прополощенную в воде «кормушку» попала крохотная капелька синей крови, золотая птичка снова начала бестолково и хаотически метаться.

— И что мы видим? — явно риторически спросил Велимудр.

— Как будто оно исчезло, — осторожно сказала Лиза, потрогав нос.

— Вовче нет! Не исчезло, а вокруг нас… Растворилось. Но! Продолжает существовать! Это совершенно противочудно! Попирает все законы чудодействия! — Велимудр возмущенно приподнялся на кресле и ткнул в Лизу пальцем, как будто она была во всем виновата. — Но! Если бы оно открыло «сокрытый путь», то мой поисковик бы указал на это, как видите я предусмотрел такой вариант, — он ткнул пальцем в один из золотых ободков. — Если бы эта тварь ушла через портал, то мой поисковик бы указал, где она сейчас. Если бы она развоплотилась, то поисковик бы остался неподвижен!

— Или показал бы на самую большую оставшуюся часть, — задумчиво сказала Милена, глянув на малахитовую шкатулку.

— Верно! — стукнул по столику сухим кулачком Велимудр. — Но мы имеем… А что мы имеем? Что я сделал не так?

Волшебник снова затих, разглядывая мечущуюся птичку. Из состояния глубокой задумчивости его не вывели даже бесшумные служанки. Руководимые молчаливым но красноречивым, как дирижер, местным дворецким, они в хаосе рабочего кабинета отыскали нам крохотные и неудобные табуретки, прямо на пол поставили поднос с угощениями и маленьким, литра на полтора, самоваром со сбитнем. Вручили каждому в руку глиняную кружку и исчезли.

— Отсутствие результата, тоже результат, — сказал я, чтобы хоть как-то разбавить паузу. Велимудр медленно выплыл из транса.

— Что за глупость ты несешь, мальчик… Хотя постой… А в этом что-то есть. — Велимудр нагнулся и дернул за резной латунный рычажок под собой. С резким звуком, верхняя часть кресла слегка откинулось назад. Похоже, это было нечто вроде кресла качалки, только черезчур переусложненного. Велимудр вернулся в исходное положение и начал яростно раскачиваться в кресле, помогая себе ногами. Это не мешало ему рассуждать в слух:

— Зайдем с другой стороны. Что может повлиять на поисковичок подобным образом? Оно растворилось вокруг? Нет, конечно, нет. Или да? Но как? И почему оно не указывает на… — Велимудр перевел взгляд на малахитовую шкатулку с кровью мегамопса, которую держала в руках Лиза. Когда она успела её взять?

— Да, верно, девочка. Почему поисковичок не указывает на неё? Значит, этот чудный зверь существует и жив. Но где? Везде и негде… Кстати, а вы зачем пришли? — его взгляд вдруг стал осмысленным.

— Мы как раз хотели о нем и спросить, — сказала Лиза и положила шкатулку на столик.

— А я думала, что вы просто в библиотеке посмотрите… — начала Милена. — Бабушка рассказывала, что господин Канцлер уже очень давно составляет самый полный бестиарий. И у него даже есть волшебный гримуар, которому просто достаточно назвать монстра и он выдаст все, что про него известно…

— Вот именно! Нужно название или имя, если он такой один! — перебил её Велимудр. — Но ты права, девочка, и я работаю в этом направлении. К счастью, меня преследует вдохновение этой ночью! Мне подвернулась под руку не самая глупая женщина, которая хоть немного разбирается в книгах. Я смог разглядеть в ней больше, чем просто служанку, мгновенно проникнув сквозь невзрачный фасад в сокровищницу её достоинств! Как только я убедился в своей правоте насчет неё, я оставил на неё нудную работу по просмотру всех бестиариев и проверке на гримуаре подходящих, хоть немного, по описанию существ. Ширин, кажется… Думаю, Канцлеру следует принять её на должность младшего библиотекаря.

— Ширинка! — воскликнула Милена. — Она же моя служанка!

— У вас интересный способ подбирать прислугу, — ухмыльнулся Велимудр. — Думаю, мне надо поговорить с вашим стражником. Вдруг он ювелир, — волшебник хохотнул. Вспомнив Оногура, я тоже улыбнулся. — Мне как раз требуется мастер для тонкой работы. Посмотрите сами. — Велимудр ткнул пальцем в мечущуюся птичку. — Я просил сокола! А это больше похоже на чижа!

Я оценивающе глянул на птичку. Если отлито по требованию волшебника за пару часов, то очень тонкая и красивая работа. А Велимудр-то, любитель придираться…

Милена сжала кулачки, шагнула поближе к мотающемуся взад-вперед на кресле волшебнику и процедила:

— Это. Мои. Слукх… — не дав ей договорить, я сгреб её в охапку, одновременно зажав рот и сказав волшебнику, который не отрывал взгляд от своего поисковика:

— Мы на минуту! — оттащил злую Милену в сторону. Она попыталась меня укусить за руку и вывернуться, но только обслюнявила мою ладонь и прижалась попкой к моему паху.

— Ты что делаешь? Остановись и подумай! — шепнул я ей на ухо. Она застыла. Я продолжил шептать. — Сейчас ты оказываешь услугу даже не Велимудру, а самому Канцлеру. Это им нужна Ширин, это они не могут найти библиотекаря. Разыграй эту карту… — блин, тут нет карточных игр. Колоды карт всегда связанные с магией. — Используй эту возможность правильно, сделай им одолжение но так, чтобы они поняли что они тебе должны. Найдешь ты себе другую служанку, в самом деле.

Милена некоторое время обдумывала мои слова. А потом кивнула. С точки зрения Мстислава я хорошо понимал её вспышку. Дело не в чувстве собственности, как таковом. Трудно относится к людям, как к предмету, для этого отклонения должны быть в психике. Но и переоценивать степень привязанности хозяев к слугам, тоже не стоит. Если попытаться привести близкий пример, то слуги занимают в жизни правящего сословия место очень полезных домашних животных. Представьте, что вы оставили котика на передержку знакомым. А когда приходите его забирать, котик вам говорит: «Я у этого хозяина останусь. Мне тут больше нравится». Вам будет очень обидно.

— Хватит уже обжиматься, — зло шикнул на нас Илья. Шикнул-то зло, но стоял он так, чтобы Велимудр нас не видел. Я осторожно выпустил Милену. Она поправила волосы, вытерла губки и вернулась к Велимудру.

— А Канцлер знает? Про Ширинку?

Велимудр развел руками:

— Я еще ему не говорил, но Канцлер обычно знает не только то, что происходит в Лицее, но и то, что только ещё должно произойти.

Милена задумчиво кивнула. И тут мы вздрогнули. Все вздрогнули. От протяжного, глубокого, яркого и сочного женского вздоха. Поверьте, у меня есть некоторый опыт из прошлой жизни по части женских стонов и довольно яркий опыт прощания с сестрами в этой, но такого я никогда не слышал. Мы испуганно заозирались. И увидели Лизу, стоящую через два стола от нас перед зеркалом. Небольшим, сантиметров сорок высотой и не больше тридцати сантиметров шириной. При этом установлено зеркало было в роскошной, напольной, фундаментальной, резной раме. Милена белой волчицей метнулась к Лизе, прижалась к ней, чтобы тоже попасть в отражение, и испустила ничуть не менее страстный стон.

Глава 28

Глава, в которой главный герой стоит на страж частной собственности, попирая все рамки приличия. Рассуждает о честности скрывая от всех правду, и дает другу очень злой совет, желая ему только добра.

— О, да! — самодовольно сказал Велимудр, наблюдая за девушками. — Вот еще одно непреложное доказательство моей исключительности. Во всем царстве только я, Велимудр Звездочет, могу сотворить такое! Но этот секрет я вам не покажу на лекциях. Ведь надо же оставить что-то и для себя! — Милена еще немного покрутилась перед зеркалом, скорчив несколько гримасок, коснувшись своих губ, глаз, волос… А потом кинулась к Велимудру, упала перед ним на колени схватив своими руками его руку и, проникновенно заглянув ему в глаза своими огромными голубыми озерами, совершенно неприлично простонала:

— Пожалуйста, господин Велимудр, научите нас делать такие зеркала!

Рядом с ней приземлилась Лизавета. И рыженькая в точности повторила действия Милены, разе что схватилась за другую руку Волшебника. И грохнулась на колени она, как мне показалось, с едва заметным звоном. Ну и мордочка у неё слишком умная, хотя у Милены она хитростей нахваталась — смотрела в выпученные глаза опешившего Велимудра, вытянув шейку чтобы и видеть поверх безобразного комка седой бороды, с очень трогательным выражением, глазками блестящими и только едва-едва, в самой глубине, насмешливыми.

Велимудр засмущался, хотел что-то сказать, но закашлялся. Своим волшебным чутьем, не иначе, почуяв ловушку, вырвался, встав с кресла и разорвал дистанцию, отступив к зеркалу. Девушки погнались за ним, но опять залипли на свои отражения, снова замерев у зеркала прижавшись друг к другу. Велимудр воспользовался этим и отступил за длинный, заваленный рулонами пергаментных свитков, стол.

— Может, для вас двоих и сделаю исключение, — неохотно сказал он. — Но не раньше третьего курса! А до того и думать забудьте!

— Ну пожалуйста! — снова повернулись к нему девчёнки.

— Тихо! А то выгоню! — рявкнул Велимудр, видимо чувствуя себя в безопасности. — Вы ж до третьего курса и не поймете, хоть бы я вам и рассказал секрет.

Я подошел к зеркалу поближе. С осторожностью. И убедился, что это самое обычное зеркало. Вернее, если сравнивать с зеркалами привычными в моем мире века с девятнадцатого, то даже херовенькое зеркало. Оно явно искажало отражение, делая Милену и Лизу слегка тоньше, чем они были на самом деле. Не как в комнате смеха, но заметно. А левый нижний угол и вовсе шел волной.

Пока девчонки увлеченно вертелись перед зеркалом, Велимудр, поняв что первый натиск он отбил, вальяжно вернулся к своему креслу.

Я осторожно приобнял Лизу за талию, не дав ей отпрянуть и начал ощупывать ей фигурку.

— Заткнись, дура, — нежно прошептал я ей на ухо. — Не зли меня, а то Велимудру сдам.

И начал вытаскивать из её карманов всякую мелочь, которую она уже умудрилась спереть. Милена бросила на нас мимолетный взгляд, удивленно взметнула брови. Но быстро сориентировалась и обошла нас, встав так, чтобы Велимудр ничего не видел.

Лиза была злая как черт, но не сопротивлялось. Прижала ручки к груди. Слишком очевидный ход. Видимо, самое ценное у неё не в карманах.

— А что, — задумчиво спросил Илья, поглядев на зеркало. — И в самом деле к третьему курсу сможем такое делать?

— Должны, — кивнул Велимудр — Так, ну пожалуй хватит на сегодня гостей. Надо бы мне к Канцлеру сходить. — волшебник тяжело вздохнув, снова посмотрел на мечущуюся на столе птичку. — Доложить об отсутствии результата…

— А что, — пискнула Милена, видимо пытаясь выиграть мне время. — Почему вы сказали, что только в нашем царстве? Про зеркало? На вид ваше зеркало, ничуть не хуже итальянских!

Я решительно полез к Лизе за пазуху, но тут она принялась яростно сопротивляться.

— Хуже, девочка, хуже! — Велимудр перевел взгляд на Милену. Её фигурка была слишком маленькая, чтобы скрыть нас надежно. Поэтому мы с Лизой испуганно замерли. Хорошо хоть я почти полностью закрывал её спиной от взгляда волшебника. Лиза попыталась вывернуться из моей хватки и я не отказал себе в удовольствии как следует вцепиться в неё всей пятерней левой руки — правая была у неё на груди, под кафтанчиком. Уцепил, как получилось, а получилось за задницу. Я немного подумал, и надежно схватился за мягкие и такие удобные для удержания места Лизы и другой рукой. Она вытянулась в струнку и тихо охнула. Продолжая при этом мило улыбаться, глядя через мое плечо на Велимудра. Тот тем временем, не замечая ничего вокруг, разглагольствовал, подняв испачканный синей кровью палец и потрясая им в важные моменты. — Каждое итальянское зеркало не зря стоит, как военный корабль. Если бы мы поставили мое зеркало и итальянское рядом, то ты бы сразу увидела разницу. У итальянцев зеркала ровнее, отражение чище, а еще они больше. Делают их в городе Венеция. Там есть много островов, и на одном из таких островов стоит зачарованный замок. Мастера знающие секрет, никогда не сходят с острова, а еду и материалы привозят им на плотах глухонемые слуги. На плотах, чтобы нельзя было ничего спрятать. Глухонемые, чтобы нельзя было ничего рассказать. Так в Венеции хранят секрет изготовления зеркал уже триста лет. Но, если один человек сделал, второй всегда повторить сможет. Конечно же, если другой столь же прозорлив и проницателен, как я. И я, конечно же, смог. Впрочем, я думаю мой метод лучше. Хотя и требует некоторой доработки.

— Стоит как корабль, и на триста лет себе такой доход обеспечили, — тихо сказал я. Выпустил красную, как помидор Лизу и ткнул пальцем в зеркало. — Вот что воровать надо!

Я отвернулся от рыжей, надеясь на её мозги. Воровать у Велимудра, который только что продемонстрировал, что он тебя, если надо будет, и в сейфе найдет — это надо додуматься. Суд по тихому стуку, Лиза все поняла и начала выкладывать на стол за нашими спинами то, что успела стащить и надежно запрятать.

— А я вот еще спросить хотел, — начал было я, лихорадочно пытаясь придумать, чем бы еще отвлечь старика. И вдруг вспомнил:

— А можно летающий корабль построить?

Велимудр аж раскачиваться перестал. По инерции еще некоторое время помотался туда-сюда, не отрывая от меня удивленного взгляда. А потом рассмеялся искренним и подозрительно молодым смехом.

— А вы весьма амбициозны, молодой человек! Ха-ха-ха! Несомненно, в сказках такие встречаются регулярно! Но! Если узнаете как, расскажите и мне.

— Так ведь, — с сомнением прищурился я на него. — Вон, у Гриш… гория, лапландские сани ведь есть.

— Вот у него и спросите, — неожиданно сухо ответил Велимудр. Даже улыбаться перестал. А потом хлопнул себя по коленям, решительно встал. — Ну все. Приятно было с вами поболтать, оказывается даже из потока бесполезной глупости, я способен вычленить золотые крупицы смысла. Но! Мне надо повидаться с Канцлером.

И со свойственным самовлюбленным натурам бестактностью, великий волшебник покинул нас, захватив с собой свой поисковичок. И малахитовую шкатулку с кровью не забыл. Я поставил себе галочку — мне он сначала показался слегка рассеянным, но даже если так, то его рассеянность избирательна.

Я уселся на табуретку, взял свою кружку со сбитнем и пригубил.

— Ты что творишь? Воровка! — зашипела Милена на Лизу, как только убедилась, что мы остались одни.

Илья присел рядом и тоже взялся за кружку со сбитнем. Подумал и взял еще и кренделек с подноса.

— Да я ж не для себя, я ж для нас. Тут такие вещи есть! — не растерялась Лиза, тут же перейдя в наступление. — Я защиту на комнату поставлю! Ух какую! Закачаешься!

— Да, точно! Мне теперь защита не помешает! От воровства! Это ты мой черепаховый гребень увела?! — не дала себя сбить с мысли Милена.

— Да не брала я его! Ты дура сама его куда-то сунула! И вообще, я же не у своих! Вы что, совсем уже?! Я же для вас стараюсь! — Лиза попыталась найти защиты у нас. Мы с Ильей продолжали медитировать на пустой железный столик.

— Это я дура? Дура та, кто у волшебника ворует! Тебя выгонят! И нас заодно! А ну выворачивай карманы!

— Да я выложила уже все. Ты сама посмотри вокруг срач какой! Тут же половину столов унести можно, никто и не заметит! Вон, смотри вон там что лежит! Светочи! Целая коробка! Один если взять, разве заметит?

Милена притихла. Похоже, последние аргументы на неё подействовали. Тут от входа раздалось вежливое покашливание. Тот самый Иванушка-дворецкий, дождавшись, пока мы обратим на него внимание, сказал:

— Простите, что вмешиваюсь. Я бы пожалуй, рискнул предположить, что господин профессор Велимудр Звездный будет крайне негодовать, если обнаружит пропажу золотого перстня с опалом. И нефритовой статуэтки женщины со змеиным хвостом. Так же, смею однозначно утвержд…

— Я поняла! — рявкнула Лиза. — Пшёл вон!

Я повернулся и посмотрел на Лизу. Мне стало любопытно, откуда она достанет все эти предметы. Но она оставила мое любопытство при мне, добавив к нему еще и досаду. Начав расстегивать форменный кафтанчик, девушка скрылась от моих глаз за зеркалом. Милена, на секунду задержавшись у зеркала и коснувшись своего носика, отправилась за ней. Не спускает глаз, молодец.

Через полминуты Лиза вернулась к нам. Выглядела она крайне злой, и совсем не смущенной. Сказала:

— Ну, что вы расселись. Пошли!

— Скажи мне пожалуйста, — сказал я, не делая попыток подняться. — Ты можешь не воровать? Или это такое сильное желание, что ты не можешь устоять?

— Особенно перед черепаховым гребнем, да? — поддакнула Милена из-за моего плеча.

— Тихо! — прикрикнул я. — Все решаем разговорами, а издевка не разговор. Лиза, прости Милену, она на взводе. Мы не хотим тебя обидеть, мы просто разговариваем.

— У своих ничего не беру. Вообще, я обычно ничего не беру! — зло буркнула Лиза. — Вы не знаете просто, что вокруг лежит. А я не знаю, Милька, где гребешок твой!

— Точно?! — с подозрением спросила Милена, но по голосу чувствовалось, что она уже остывает.

— Да точно! Сама подумай! Одно дело фигурка наги-призывательницы, такую в любой храм отнеси и он сильнее станет! Или перстень-огневик! А тут гребешок!

— Плохо, — вдруг очень грустно сказала Милена. — Он же против перхоти заговорен. И горит огнем, если рядом зло.

— Да я тебе говорю, ты его утром у умывальника забыла, вот его и увел кто-то! — сказала Лиза. Подойдя к Милене погладила её по голове. — Ну давай попросим у Велимудра новый сделать. Он же податливый, как тесто…

— Кстати, насчет теста, — выступил в разговор Илья. — Я тут подумал. И меня устраивает все. Ну, женихом побыть. Вы же тут на все пять лет остаетесь? Так и я тоже. Милена, давай… Притворимся, что ли…

— А поцелуи будут? — распахнула она него свои чистые, наивные глазки. — На людях?

— Ну, это… — стремительно растерял с трудом накопленную уверенность Илья. — Наверно надо бы…

— А куда? — еще более невинным голоском спросила Милена и сложила ручки перед собой так, чтобы подчеркнуть грудь.

— А… Э… — покраснел от собственных идей Илья.

— Нет Илья, — сказала Милена неожиданно резким, отстраненным голосом. И миленькая мордочка вдруг превратилась в мраморную маску с по прежнему ярко синими глазами. Но теперь это были осколки льда. — Мы не пара.

Мы в молчании допили сбитень. Так же молча вышли из кабинета Велимудра, оделись и отправились на улицу. Как ни странно но снова поваливший хлопьями снег и легкий морозец растопил холод между Миленой и Ильей.

— Я его говорю, Ширинка, мол, если снег идет пошел, потеплело, значит! А она такая стоит, на снег смотрит, глазами лупает и говорит «Как это, когда снег идет, значит потеплело?» — смеясь рассказывала Милена. Все еще возвращалась она мыслями к Ширин. Я вдруг вспомнил, что Ширин ни разу не смотрела мне в глаза. Мы, конечно не так много вместе были… но и во время полета на санях, и после забега наперегонки с мегамопсом. Улыбчивая тихая девушка, когда разговаривала, всегда смотрела в район кадыка. Как будто боится глаза поднять. А тут за два часа уже и в библиотеку устроилась, и с Канцлером парой слов перекинулась… А ведь библиотека тут что-то вроде святая святых, даже Мстислав знал о Лицее только потому, что тут библиотека есть, которая всесильна как гугол… Меня что-то царапало внутри, но я никак не мог взять в толк, что именно. Погрузившись в глубокую задумчивость, первый снежок от Лизы я пропустил. Но немедленно отомстил. Догнал её и бросил в снег. Без лишних телодвижений. Хотя, она кажется была не прочь. Слишком довольная упала. Тут меня толкнула Милена, и я упал рядом с Лизой в снег. А потом на нас полетела и Милена — Илья вышел победителем из этой череды подлостей и, гогоча как Велимудр в гусях на босу ногу, потряс на нас снег с ближайшей ели. Наша дружная попытка ему отомстить не удалась — мы его периодически догоняли, но в снег летел не он, а мы. Ловкий, зараза, особенно учитывая его размеры.

В общем, вернулись мы уже к ужину. Разошлись по своим корпусам. И, едва войдя с Ильей домой, тут же обнаружили, что мы тут не одни. Толпа новеньких, мечущихся по комнатам и испуганно поглядывающих на нас, несколько новых стражников, застывших на этаже в гостевом зале и беспрестанно отвечающие на потоки глупых вопросов.

Мы скинули у сторожки насквозь мокрые верхние дубленки. Пришлось ждать минут десять, чтобы найти свободного стражника и попросить его отнести их в людскую и привести в порядок.

— Так у вас же слуги в комнате! — очень не дружелюбно отбрехался служивый, опустив почти обязательное «господа школяры». — Вот им и скажите!

— Откуда вдруг? — удивился я.

— Так смотр же завтра! Ученикам при параде надо быть! — хлопнул себя по лбу Илья — После обеда смотр, потом по всему Лицею проведут, а вечером пир. Слуг на всю ночь пускают, чтобы обустроится помогли и одежду приготовить! Я и забыл совсем. Это мы с тобой как половцы влезли, без стыда и понимания, а нормальные люди же с уважением, по обычаям, только сегодня въезжают!

Поднявшись наверх мы обнаружили у своей комнаты добродушного Оногура. В мертвой зоне вокруг него, куда боялись ступить даже вооруженные стражники, стоял с каменным лицом седобородый подтянутый воин.

— Ох ты ж. Это там что, огр? — замедлил шаг Илья.

— Не, это мой человек, — беспечно отмахнулся я.

— Ох и страшен, — фыркнул Илья нагоняя меня.

— Это ты его еще с дубиной не видел.

— Вы ему еще и оружие даете?! — поразился Илья.

Если не углубляться в подробности, стоит пожалуй только упомянуть, что камердинер из Онагура оказался как дворецкий из огра. Впрочем, он был куда сообразительней. Фактически, вручив мне парадный мундир, баул с тряпьем и маленькую сумочку со всякой необходимой мелочью, он тихонько встал в углу и прикинулся антресолями. Это было неожиданно и приятно, значит за покупками в Великом Устюге и про меня не забыли.

Дед Дарен, прибывший к Илье, так же молча взялся и за меня. Сначала он, конечно, обустроил Илью. Перестлал постель, навел порядок в шкафу и прикроватной тумбе, разложил из большого баула рубашки, белье, повесил в шкаф комплекты верхней одежды и формы Лицея. Одел Илью в парадный мундир. Одобрительно кивнул.

Я со всем этим справился сам. Ну, у меня и барахла было поменьше. Но и провозился я дольше, когда дед Дерен закончил с Ильей, я только влазил в парадный мундир. Он был сшит, надо думать на заказ, уже тут в Великом Устюге. Но слишком уж быстро это было сделано. Я поставил себе зарубку в памяти — хороший потрной по полгода костюм шьет. А тут что, магазины готового платья? Зеркала у на в комнате, естественно, не было, не считая полированной железной пластинки, среди мелочевки в сумке. Как в это смотреться — я придумать не мог, поэтому просто разглядывал себя так, как будто меня на улице машина обрызгала и я оцениваю степень своей изгвазданности.

Мундир был белый, с золотыми «разговорами» — широкие ленты-завязки с кисточками. Аж восемь штук. Чтобы с ними справиться, пришлось мне призвать на помощь всего Мстислава, что только во мне остался. И оттуда же, я извлек понимание, что не смотря на всю основательность — Илья одет хуже. Рубахи у меня из флорентийского льна. Похоже на хорошую синтетику. А него из обычного, хоть и качественного.

Не поскупились на меня, значит. Хорошо, надо себе галочку поставить и отблагодарить при случае и бабушку Марфу, и Милене спасибо сказать. Однако Дед Дарен, глянув на мой мундир, остался недоволен.

Молча протянул руку. Я снял мундир и отдал ему. И тут этот суровый воин сделал немыслимое — разложил на кровати Ильи вынутые из особой сумки швейные инструменты, осторожно распустил специальным маленьким острым ножиком шов, и начал рукав перешивать у моего мундира. Работал вроде и не торопясь. Но быстро. Работы ему было много.

— А где вы спать будете? — вдруг вспомнил я про то, что они тут на всю ночь.

— В людской обещали кроватей дать.

— Надо место занять, там всегда на всех не хватает, — сказал дед Дарен, не поднимая головы.

— Да можно и не занимать, — прогудел из под потолка Онагур. Дед бросил быстрый внимательный взгляд на него и коротко кивнул.

— Тут спасть будете. Все равно, всегда как утром одеваться на смотр, так то одно, то другое, — сказал Илья. Голос у него был ровный, спокойный. Я посмотрел на него. Он сидел сложив руки на коленях. Вроде лицо обычное, но знал я, как у мужиков бывает. Держится, как настоящий мужчина. Все у меня нормально, нет у меня депрессии, а потом кааак вырвется из него. Или в окно выйдет, или бухой и голый на мотоцикле от полиции убегает. Я подсел к Илье поближе.

— Ну, что сказать. Молодец, — начал я.

— Что молодец? — вынырнул из темного омута он.

— Умудрился к сестренке моей в душеньку запасть, — протянул я недовольно.

— Что?! Так она же вроде… говорит не пара мы! — растерялся Илья.

— Эх Илья… Если бы ты ей был безразличен, то она бы с тобой легко и дальше играть могла. Вон, как в начале. А теперь не может. Душенька не позволяет, поэтому и отказалась. Отбрила тебя жестоко, как саблей, чтобы значит ни-ни. Мосты жгет. Все одно к одному…

— Я ничего я не пойму, — затряс головой Илья, но в глазах уже мелькнул блеск надежды.

Я тяжело вздохнул.

— Тут понимать не выйдет. Тут опыт нужен. Чувствовать нужно.

— А ты, значит, чувствуешь? — хмыкнул Илья.

— Раз я женщин не чувствую, бабушки Марфы внук, всю жизнь в храме поживший, то… — я развел руками. — Нет, ну можешь, конечно, у Велимудра еще спросить.

Илья хохотнул. Я подозревал, что Милена была ч ним вполне искренна. Илье нужна девушка попроще, с ясными и понятными устремлениями. Попроще и получше, если уж прямо говорить.

— И что делать теперь? — спросил Илья.

— Что сказано. Как учеба начнется, выбери красивую, умную и подходящую девушку. И начни с ней целоваться на людях. Выбрать можно с помощью Милены. Думаю, она тебе даже поможет, мне кажется.

— Это, так я ж… Я думал с Миленой… — опять растерялся Илья.

— А вот когда она тебя с другой увидит, то у неё все на место в голове и встанет, — сказал я. А про себя подумал: «Или у тебя. Сдается мне нецелованный ты, и первую встречную девушку боготворить пытаешься». И добавил, вслух. — Не спрашивай как, не спрашивай почему, но вот так это и работает.

Идея подружиться с другой девушкой сама по себе всегда находит отклик в мужской душе. Поэтому Илья, после непродолжительного размышления, не нашел в предложенном плане изъянов. И даже преисполнился яркого энтузиазма в его исполнении. Остаток вечера он провел веселым и постоянно похохохатыающим.

Ужин принесли прямо в корпус. Поскольку пиршественный зал готовили к завтрашнему пиру. Что логично. По моим оценкам, к нам в корпус заехало человек тридцать школяров. Гостевой зал вряд ли бы смог вместить больше сорока, а ведь у каждого были еще слуги, поэтому еду разнесли на подносах по комнатам. В виде исключения. Жаль я думал познакомиться с новенькими.

Закончив с моим мундиром, Дед дарен постелил себе сумки и шубы на пол, у дверей и лег спать. Илья к тому времени уж давно спал на своей кровати. Онагур присел в углу, где стоял, не снимая своей овчины. Он скрылся в тенях, лишь его очертания смутно угадывались у стены. Засыпая, я видел отблески свечи в его глазах. То ли спит с открытыми глазами, толи вообще не спит.

Проснулся я глубокой ночью. И не я один. Пронзительный протяжный рев, похожи на звук пароходного гудка в старых фильмах, заставил меня сесть на кровати и начать наощупь искать смартфон. Левой рукой. Потому что в правой у меня уже была обнаженная сабля. Похоже, я вытащил свою «жемчужинку» из ножен у кровати еще до того, как проснулся.

— Прорыв! — сухо сказал дед Дарен и принялся расхаживать по комнате зажигая свечи. Я бросил взгляд на Онагура. Тот уже стоял, но молчал и не двигался. Видя недоумение на наших с Ильей лицах, дед Дарен неохотно пояснил:

— На Лицей напали, — и ткнул пальцем себе под ноги. — Снизу.

Глава 29

Глава в которой есть сразу много описывающих мир подробностей и читателю остается только гадать — придется ли главному герою столкнуться с этими подробностями в дальнейшем, или дело просто в том, что автор устал и хочет добить объем, заполняя его не относящимся к сюжету буквами?

— Да ну хватит накручивать, дед Дарен, — сонно сказал Илья. Правда, с оттенком неуверенности. — Старшаки, поди шалят?

В ответ старый воин выдержал драматическую паузу. Но потом ответил, пряча усмешку в усы.

— Да скорее всего.

— Не клюй на это, Храбр. Традиция такая есть у лицензиатов. Вернее, у первого курса. Им через месяц присягу принимать, а там оговаривается, мол в заблуждение никого из лицейских вводить нельзя. Ну и кто-то придумал, а теперь каждый новый курс повторяют — в тревожный рог перед присягой подудеть. Шутка такая. Школяров попугать. Ну и старшие курсы при тревоге же должны вооружиться и собраться. И они там ловушки друг другу делают. Вода на голову, или еще что похуже, — прогудел Оногур.

— Раньше с этим бороться пытались, — с улыбкой сказал дед Дарен. — И поди ж ты, оказалось вдруг, что легче ворога за стенами удержать, чем школяров внутри стен приструнить. Есть уговор негласный, когда гудок один, значит дело шуточное. А если и правда прорыв, так всегда второй дают. Или, даже, третий. Вы спите давайте.

И дед Дарен демонстративно устроился поудобнее на своей импровизированной постели.

— Какой еще прорыв? — спросил я. Почему мне толком ничего и никто рассказывает? Я хочу буклетик со всей программой. Я неожиданно разозлился. Местным привычно существовать в серой зоне неясностей, а меня реально раздражала моя не информированность.

— Да так, иногда всякое ползает. Навроде крыс в амбаре. Переживать нечего, тут охрана есть. До верху, на моей памяти, еще ничто не добиралось… — начал было дед Дарен.

— Лицей стоит на месте, где стены миров соприкасаются. Раньше тут был дом воинов, что удерживал злые силы. Место дурное, но для волшбы полезное, — вдруг вступил в разговор Оногур. — Место сопряжения миров. В дни зимнего и летнего солнцестояния самая тонкая граница. С чем там граница, и что оттуда лезет, ты, Храбр, лучше кого из профессоров своих потряси.

Я вдруг понял, что Оногур довольно правильно говорит. Не только для своего внешнего вида, но и вообще. «Говорит, как по писаному» — то самое сравнение. Говоры Руси отличались от места к месту, даже в соседних селах говорили чуть иначе. Это только у высшего сословия язык был близок к современному. Простонародный говор, помимо специфических слов и ударений, особенно явственно чувствовался в заимствованных словах. Дед Дарён говорил вместо лицензиаты, «лисенсиады» с ударением на первом слоге. Ну, так услышал. А у Оногура «профессора», «сопряжение» выходили с запинкой, но правильно. Как будто вслух никогда не произносил. Я прищурил на него и присмотрелся внимательнее. Бесполезно, сидит в тени, лица не видно.

— Да ты, боярин, не боись, — сказал дед Дарён, не иначе машинально пытаясь поддержать статус. Кстати, с чего бы вдруг «боярин»? Из вежливости? Скорее всего. Старый воин усмехнулся в бороду. — Все что ни лезет, то там, внизу, и остается. Под Лицеем подземелий, пещер да унгуров, ни на одно подземное царство хватит. Там все и остается. Как будут вас вести вниз на инси… ина… ну, фамильяров открывать, перед тем все зачистят и охрану дадут. А тут и вовсе безопасно как в Суздальском Кремле.

— А как же индрик-зверь? — взял и испортил своему слуге всё его авторитетное заявление Илья. — В том году вылез и такого в Великом Устюге наворотил! Говорят, две улицы отстраивать пришлось!

— Да врут! — повысил голос дед Дарён. — И он же под землей ходит. Потому и выбрался…

Снова заговорил Оногур:

— Еще могут быть опасны медные змеи, горовики, кобольды, — после каждого слова память Мстислава услужливо показывала мне картинки из бестиария. С желтых листов заморского пергамента на меня смотрели немного смешные, словно дети рисовали, зверюшки. Вот только у зверюшек были не смешные когти и зубы… Горные змеи смахивали на варанов — так, по крайней мере они были изображены на картинках. Медные, потому как чешуя и кости у них были из меди. Тоже, если верить бестиарию. Горовики аналог лесовиков, а эта нечисть разная бывает. Кобольды — мелкие, чуть выше колена, антропоморфные ящерицы. Все отличительны тем, что могут преодолевать толщи камня. Как и индрик-зверь.

— Ты еще полудушников вспомни, — хохотнул дед Дарён.

— Их уже лет триста не видели, — протянул Илья. — Ты, Храбр, и не знаешь, небось, кто такие…

— Считаются прислужниками Узника. Последний раз нападали ищё при Царе Всеславе Лопатобородом, это лет сто назад. Было их штук сорок, разорили женский Храм Любви. Волхв Сидр и… — начал выдавать я, сверяясь с памятью Мстислава. И с удивлением продолжил. — И чародейка Марфа, что сейчас в Ростове верховной жрицей, погнались за полудушниками в царство Узника. Всех полудушников убили, пленниц вернули. Полудушниками прозваны, потому что в этом мире они наполовину, а наполовину в царстве Узника. Говорят, Сидр и Марфа привезли семь больших возов только золота…

— Врут, — сказал Оногур. — Не дошли они до Сумеречного Дворца, и уж тем более до сокровищницы Узника. Мечей много взяли. У полудушников оружие всегда хорошее, и доспехи из сумеречной стали.

— У отца моего броня из сумеречной стали! — гордо сказал Илья. Он имел в виду человекообразного робота, гридня. Так уж вышло, что за этими конструкциями закрепилось название «броня», потому как «доспех» это все же что-то вроде кольчуги и лат. У моего отца была бригантина из сумеречной стали. Куртка с карманами, вроде бронежилета, в которые были вложены пластины брони. Мстислав эти пластины не раз щупал. Даже, пару раз, отец давал попробовать их пробить клевцом и рубануть саблей. Я бы сказал, что металл похож на титан. Слишком легкий для стали, слишком прочный для алюминия. Несмотря на характерную местную отделку бригантины, из золота и бархата, сами пластины выглядели довольно технологично. Блин, серьезно, мне нужно выкроить время и отрефлексировать память Мстислава.

— Сколько же он тогда стоит? — вырвалось у меня. Отец говорил про бригантину, что это не столько доспех, сколько заначка. Надо будет нанять войско, или княжий престол в малом городке купить, то можно продать бригантину и должно хватить.

— Ну, не целиком, — засмущался Илья.

— Так, подождите. А как этих полудушников найти? — да, деньги мне сейчас не помешают. Некоторое время остальные трое смотрели на меня с удивлением, а потом расхохотались. Даже обычно невозмутимый Оногур оглушительно гоготнул.

— Ох, как бы они тебя не нашли! — отсмеявшись, сказал дед Дарён.

Пока они зубы скалили, я перебрал воспоминания Мстислава. И, внезапно, ситуация прояснилась. Узник, это кличка. Или, как называли и в старину, кащей. Да, в этом мире был Кащей. В отличии от моего мира, тут этот сказочный персонаж действовал куда более приземленно. У этого хмыря было царство. Расположенное «всегда в одном шажке, а хоть и сто лет идти, не дойдешь». Похоже, что-то вроде карманного измерения, из которого можно было попасть куда хочешь. Пользуясь этой своеобразной особенностью, Кащей вел себя примерно так же, как и любой нормальный феодал — грабил всех подряд. Используя нечто вроде порталов и призрачных слуг, тех самых полудушников, изредка и обычных наемников, нападалл на города и храмы. Похищал знатных людей — с целью выкупа и просто грабил. Особенно падок на женщин и золото. Отсюда и рассказы о невероятных сокровищах и о гареме из тридцати тысяч невероятной красоты пленниц. В сказках моего мира, этих подробностей не было. Сам Кащей, вполне в дух раннего феодализма, вел своих воинов в бой лично. Описания этого примечательного персонажа разнятся, но основные приметы — железная корона и абсолютная неуязвимостью, повторятся везде.

Но мы, люди, существа изворотливые — раз нельзя убить, начали искать способы нейтрализовать иначе. Изредка, Кащея удавалось пленить. Опутывали цепями, заматывали веревками — в бою Кащей был крайне опасен, но вполне одолим. Но, по прежнему не уязвим. Его топили, сжигали, резали на куски. Тот вроде как рассыпался в прах, но возвращался и мстил через пару лет. Его снова ловили. И пытались пленить на как можно долгое время. Изгалялись, как могли — хоронили под большим курганом из камней, заливали железом в бочке и топили в море, и так далее. Очень похоже, большую часть жизни Кащей провел в заточении — отсюда и прозвище. Однако, в чем-то Илья прав — последние триста лет его на Руси не видели. Правда, его полудушники изредка появлялись то там, то здесь. Но, обычно, очень мелкими отрядами, рыл в пять.

— Эхъ, не к добру о таких вещах говорить, — дед Дарен присел, покряхтывая, — Ну да так и быть. Расскажу вам былину о Узнике Бессмертном и боярине Хороборе, и о том как он его трижды пленил и в стену на сорок лет замуровал, и как глупый колдун Эльфолюб Узника освободил и за то поплатился.

— Расскажи, дедушка Дарён! — радостно поддержал его Илья, тоже садясь на кровати.

Я, вернее Мстислав, знал эту былину. Впрочем, спать уже не хотелось. Хотелось немного посидеть и подумать.

— Было то в славном городе Царьграде, когда на Руси еще и царей не было, а только Великие Князья правили, между собой враждуя. Тогда, как и в нынешнее время, в Царьграде было золота много, а храбрости недоставало. Придумали хитрые базилевсы воинов с Руси звать, к себе в ближнюю дружину. Тогда так заведено стало и до сих пор так и остается. И вот приехал славный боярин Хоробор из под города Мурома, — дед говорил хорошо поставленным голосом, меняя интонацию, не давая отвлечься слушателю, затягивая в свой рассказ. Я невольно прислушался. В той версии, что слышал Мстислав, Хоробор был из под Пскова. Старый воин продолжал:

— И продал боярин Хоробор свою верность базилевсу, коего провали Красно Солнышко. Базилевс был очень уж хитрый, да верткий, да себе на уме. А прозвали его так, за его родовой дар — мог базилевс свет испускать, да такой яркий, что вокруг люди в минуту обгорали, и даже кольчуги плавились и звенья рвались. Целое войско Базилевс Красно Солнышко мог так пожечь, но так ведь он один, а держава у него большая, не поспеть везде. А Хоробор не один пришел, а с дружиной. Все, как на подбор, дети боярские, у всех фамильяры сильные, у всех родовой дар. И видит Хоробор, не хочет ему Базилевс полную цену платить. То монету сыпет порченую, то вместо серебра норовит посеребренную медь подсунуть. А отмеривали плату на весах больших. Навроде тех, что сейчас на рынках в городах стоят. И тогда в противовес положил Хоробор свой меч. А меч у него был пуда два, не меньше, потому как дар родовой у Хоробора был — сила великая.

— Как у меня, — едва слышно выдохнул Илья. Вообще бояре свои родовые дары не афишировали. Но, за столько лет, все уже друг о друге все знали. Так что эта проговорка Ильи для меня была мало полезна. К тому же, дар чаще всего передавался по материнской линии, поэтому Илью может ожидать большое разочарование, если его мать из «простых» людей.

— Базилевс и так, и этак, закручинился весь. Не хочет досыпать серебра. И говорит боярину Хоробору…

Внезапно раздался второй гудок. Теперь, когда я не спал, я убедился что он и в самом деле очень громкий. Источник звука был где-то недалеко. На заднем фоне слышались и другие гуди. Реально система быстрого оповещения. Меня это напрягло — раз такая штука есть, хорошо продумана и находится в рабочем состоянии, значит она действительно нужна. В этот раз сигнал тревоги не был протяжным. Он был прерывистым. Прозвучало три коротких гудка, пауза, еще три.

Оногур первым вскочил на ноги. И извлек из под своего полушубка широченный, резко сужающийся к острию, кинжал. В руках Оногура эта штука выглядела как кинжал, но будь она еще чуть пошире и я бы смог за ней прятаться, как за щитом.

— Это боевая тревога, — сказал дед Дарён. Вскочил и бросился к шкафу. И через всю комнату начал кидать на кровать Илье свертки.

— Одевайся Илюшенька. Да что ты сидишь таращишься, как старый пес на вора, пошевеливайся!

Глава 30

Стать героем не так уж и просто. Кажется, достаточно просто убить врага и спасти девушку, но вы не поверите, как трудно после этого остаться в живых. Я предпочитаю убегать от врагов и соблазнять девушек. Главное, остаться в живых, а над деталями можно поработать и потом…

Велимир Непобедимый «Мемуары».

У запасливого деда Дарёна, оказывается, помимо тряпок, для Ильи была еще короткая кольчуга со стальными пластинами для груди в кожаной походной сумке. И складной шлем. Мстислава тренировали в похожем. Из стальных пластин, складывается, как веер. Развернуть, ободок с защитной стрелкой и стальными пластинами по бокам пристегнуть и готово. Не самая лучшая защита, но сабельный удар держит.

— Оставайтесь на местах! — раздался крик стражника с коридора. Оногур открыл дверь, выглянул. Дождался когда стражник его заметит. Грозный голос нашего охранника дал петуха и оборвался на середине фразы:

— Ты куда вылез? Я ж сказа…

— Оружие взять хочу, — прогудел Оногур шагнув в коридор. Я тоже уже был у дверей, в ночнушке поверх местных стильных пантолон, зато с саблей в руке. Тоже шагнул за двери — на случай, если потребуется мой авторитет непростого человека. Но Оногур человек, может, и из простых, но авторитета ему не занимать.

— Ну так… Это… — замямлил стражник, отшатываясь от нависающего над ним Оногура. Замямлил-то замямлил, но службу знает — широкая короткая сабля в руке уже обнажена. Такой удобно в тесноте орудовать. Фонарь держит специальный, на длинной изогнутой ручке и со сплошной задней стенкой — таким удобно впереди себя светить, а себя не слепить.

Я знал, что наши слуги оружие оставляли в сторожке у главного входа. Но до туда далековато топать.

— Возьму у вас. Бердыш и мушкет. Может два, — прогудел Оногур, отодвинул стражника с дороги и прошел мимо. — Я сам схожу, быстро.

А, он хочет из нашей сторожки взять.

— Хорошо. Но только быстро! — крикнул стражник в покрытую овчиной гигантскую спину. Оногур ничем не показал, что услышал, но на лестнице встретил новое препятствие. По лестнице поднимался старшой, десятник стражи. Наша комната была в середине этажа. Далековато от ванных, зато запахи не дойдут. И к лестницам, ведущим вниз, в гостевой зал, близко. Илья выбрал, наверно не без совета старших братьев. Старшой был в мундире и вычурном шлеме с серебряными узорами. В одной руке десятника была сабля, а в другой он держал пистолет. И надо отдать должное его выдержке — увидев Оногура он не пальнул.

— За бердышом схожу, — пояснил ему Оногур.

Десятник секунду задумчиво на него смотрел, но потом посторонился. Начали открываться другие двери на этаже. оттуда выглядывали настороженные лица и поблескивала сталь сабель, топоров, а кое у кого нашлись и короткие мушкеты.

— Оставаться в комнатах! Там безопасно! — гаркнул десятник. Потом прикрикнул на стражника с фонарем — Ты что встал? Зажигай!

Стражник послушно кивнул, и двинулся по коридору, зажигая через специальное отверстие в фонаре свечи в коридоре и покрикивая с казенными интонациями:

— Всем оставаться в комнатах. Там безопасно. Запритесь и ждите, пока мы не скажем, что можно выходить…

Я посмотрел на нашу дверь. Массивная, толстая, с надежным засовом. Правда, снаружи засов можно было открыть, вставив специальный ключ в круглую скважину. Все предусмотрено.

Десятник шел мимо дверей, стучал в каждую, ждал ответа и просил запереться и оставаться там. Подошел к двери, третьей от нашей. Постучал. Не дождался ответа. Второй раз стучать не стал. Просто дернул дверь, убедившись что она заперта. И пошел дальше.

Делал он все не торопясь, но быстро. Чувствовался опыт и сноровка. Когда Оногур вернулся, десятник уже обошел половину крыла. Я по прежнему стоял в дверях, но теперь рядом стояли Дарён и Илья. Илья был уже одет в свои легкие походные доспехи, а в руках держал саблю со слабым изгибом. Неудобно такой в тесноте махать. Хотя, моя не на много лучше.

Оногур сунул мне мушкет с перевязью. Я покачал головой. Я уже понял, что с саблей я чувствую себя уверенней. Оногур не стал настаивать и отдал мушкет Илье. Тот вложил саблю в ножны и с благодарностью принял оружие. Еще один мушкет достался Дарёну. Себе здоровяк оставил бердыш. Это такой здоровенный топор. Если его поставить на окованную железом пятку топорища, бердыш будет высотой мне до бровей, и половина этой длины — лезвие. Широкий, непомерно тяжелый — в руках Оногура он смотрелся как большой кухонный топорик для рубки мяса.

Десятник, на обратном пути, снова подошел к двери, из-за которой ему в прошлый раз никто не ответил. Посмотрел на меня недовольно, но ничего не сказал. Кроме нас в коридор выглядывали и из других дверей, так что я не самый любопытный. Старшой снова постучал. Не дождался ответа и дернул на себя дверь. Она со скрипом приоткрылась. За ней было темно. Десятник подобрался. Встал в характерную позу фехтовальщика. И, одновременно с этим, ровным голосом, позвал стражника с фонарем.

— А ну подь сюды. Посвети!

Пока тот развернулся, пока переспросил «Ась!», пока увидел напряженную позу своего командира, пока начал возвращаться — шли томительные секунды. Я глянул через плечо и обнаружил, что Илья с Дареном деловито забивают пули в мушкеты. Оногур отступил в сторону, чтобы не мешать им стрелять в черноту за дверью. Я тоже прижался к стене. А потом из двери выскочил полудушник.

В бестиариях его рисовали неуклюжей одноногой и однорукой глистой, с одним глазом посередине, вместо лица. Ну, что сказать, художнику явно не светит карьера составителя фоторобота. Технически, все было верно — у полудушника была только одна рука, одна нога и один глаз. Просто потому, что это была половинка человека. Левая. Я смотрел на ровный срез, похожий на анимированную томографию — прижатую к зубам половинку языка, едва заметно пульсирующий мозг, ток крови по венам, сокращающиеся мускулы. При этом двигался он так, словно вторая половина тела у него была на месте — ставил ногу и бил мечом как будто у него есть вторая рука и нога, которые помогают ему балансировать. При этом он весь был слегка прозрачный и монохромный. Ну точно, как снимок на узи. Я почувствовал острый приступ паники от нереальности происходящего. Как будто ты во сне и не можешь проснуться. И упустил удачную возможность атаковать полудушника сбоку — тот явно меня не видел, кинувшись на стражника. Наш старшой очень удивился, но действовал хладнокровно — отразив несколько ударов вполне нормального, тяжёлого прямого клинка полудушника, десятник отступил, разорвав дистанцию, и выстрелил в голову своего противника из пистолета. Полудушник умело использовал свою половинчатость, резко дернувшись в сторону. Пуля прошла мимо, впившись в дверь. Я наконец взял себя в руки, поудобнее перехватив саблю, собираясь прийти на помощь служивому, но тут из приоткрытой двери начали выскакивать еще половинки людей. Словно в жутком кошмаре, они разевали рот в беззвучном крике и я видел как у них трепещет половинка язычка в гортани. На меня кинулся бородатый мужичок с наручем на единственной руке. Не считая наруча, он был абсолютно голый. Длинный, прямой, древний меч был ему явно тяжеловат. Он занес его над головой, видимо собираясь обрушиться на меня сверху всем весом, но я отработанным движением шагнул навстречу, под удар, одновременно взмахнув своей саблей снизу вверх. Мой клинок легко осек кисть чернобелой руки, с проглядывающими сквозь кожу костями и сухожилиями. Из обрубка брызнула призрачная кровь. Еще до того, как отрубленная кисть, по прежнему сжимающая меч, с лязгом упала на пол, я довернул удар, меняя направление движения своей «жемчужницы» и полоснул полудушника поперек груди. Ударил хорошо, с оттягом. Человека бы такой удар вскрыл от ключицы до печени. Полудушника разрубил пополам. Я зачарованно смотрел, как мой враг распался на две половинки. Хотя стоп, получается, на четвертинки? Я оглянулся вокруг. Успел заметить, как Оногур снес могучим взмахом бердыша голову другому полудушнику. Последнего проткнул десятник. Он упал на пол плоской стороной вниз. Точь в точь, как будто в компьютерной игре труп НПС, застрявший в текстурах.

Десятник, с бесстрастным лицом и разрезанном на груди белом мундире, переступил через труп (или, вернее, полутруп?) и рывком распахнул дверь. В её темноту тут же грохнул выстрел — дед Дарён тоже решил поучаствовать. Выстрелил и тут же отступил за нас, перезаряжаясь. Стражник с фонарем, наконец добравшийся до нас, швырнул в дверь фонарь. Мы все заглянули вслед за ним. Прямо напротив нас, в стене комнаты была дверь.

У двери стоял еще один половинчатый. В руке красивый, широкий полуторный меч. Явно слишком тяжелый для одной руки. Посмотрев на упавший у его ног фонарь, потом на нас, он шагнул задом вперед дверь. И с размаху попытался её захлопнуть. Прямо рядом со мной, ослепляя снопом искр, грохнул выстрел.

Я охнул и присел, схватившись за ухо. Боль была жуткая, кажется, разорвалась барабанная перепонка.

— Прости, Храбр, — похлопал меня по плечу Илья, с дымящимся мушкетом в руках.

Полудушнику за дверью было хуже чем мне, что конечно немного меня успокаивало. Тяжелая, медная пуля попала ему в серединку половинки лба, буквально снеся все, что выше нижней челюсти. Полудушник валялся наполовину (на четвертинку?) в комнате Лицея, наполовину за дверью. Хотя, я уже понял, что это портал. Мерцающая арка, словно плохо наложенный эффект, плавала по поверхности обшитой досками стены, а за ней была серая хлябь. Я видел клочья грязного, серого, с черными точками тумана, больше похожего на снег в мегаполисе. За этими клочьями угадывались серые камни и бесцветная, чахлая растительность. К порталу смело подошел Оногур, даже выглянул в него. Оба стражника, тоже подошли поближе, все же встав позади Оногура.

Илья и Дарен не торопились заходить. Перезаряжались.

Я тоже осторожно вошел в комнату. Позади меня послышались крики и топот сапог — видимо на звуки выстрелов спешила остальная стража. Я шагнул в сторону, освобождая дорогу. И тут же споткнулся о труп пожилого слуги с разрубленной головой. Похоже, его зарубили, когда он спал, так же как Дарён, у дверей. Ему разрубили голову и небрежно оттащили в сторону, судя по кровавым следам и мозгам на полу. Я быстро глянул вокруг и насчитал еще два трупа. Два школяра в своих кроватях. Заколоты. А где последний слуга?

— Спасибо за помощь, судари, дальше мы сами. Бегом в комнату, а то велю сапогами затолкать! — рявкнул десятник стражи. Не Оногуру, который стоял рядом с ним и посматривал в портал, а мне. Я спокойно у него спросил:

— Вы не ранены, сударь?

Он машинально глянул на грудь. Его знатно резанули по груди, разрезав мундир сантиметров на двадцать. Края плотной ткани разошлись, и стало видна кольчуга тонкого плетения под мундиром. Десятник удивленно сунул пальцы внутрь. Похоже, в горячке боя он и не заметил, что его достали. И почувствовал боль — его лицо скривилось и он охнул.

Илья, не обращая внимания на десятника, спросил:

— Тихо! Слышите?

Именно в этот момент в комнату ворвалась целая толпа стражников с бердышами и мушкетами. Стало тесно как в маршрутке. В такой маршрутке, где у каждого острая сталь в руках. И не просто острая, а выполненная в форме идеально приспособленной для расчленения человеческого тела. Я отступил подальше в угол, выставив перед собой саблю. Десятник заорал, не хуже чем тревожный гудок:

— Тихо!

Мне показалось, что я слышу в отдалении детские крики.

— Во, слышали? — сказал Илья.

Оногур у портала молча кивнул. Илья повернул ко мне бледное лицо.

— Храбр. Там, за дверью… Они утащили Милену!

Глава 31

Глава, в которой главный герой доказывает, что для защиты дамы благородному человеку не нужна шпага. Может хватить и пары остроумных слов. Которые, все же, особенно хорошо звучат над трупом негодяя.

Говорят, любовь открывает любые двери. Но ведь в любые двери лезут только идиоты. С другой стороны, все влюбленные — идиоты. Поэтому я ожидал, что Илья рванет в портал, в эту непонятную серо-белую хмарь. Еще и с диким криком «Милена, я иду!». Я даже заранее тяжело вздохнул, готовясь идти за ним.

Илья, сумел меня удивить. Он отказался быть идиотом. Как и все остальные. Оногур осторожно сунул в призрачный дверной проем башку и осмотрелся. Засунулся обратно, обернулся и обратился к десятнику:

— Слышь, старшой. Там и в самом деле воруют кого-то.

Десятник протолкался к проему и тоже выглянул. Попытался отпихнуть с дороги лежащий на пороге труп полудушника, но Оногур рыкнул:

— Не трожь! — и добавил, спокойнее. — Я так мыслю, дверь из-за него не пропадает. Пусть лежит.

Десятник кивнул, тем временем внимательно всматриваясь в хмарь. Что он там разглядывал, мне видно не было. Ближе я не подходил. Было в кусочке пейзажа за порталом что-то нездоровое. Десятник обернулся к нам и начал перезаряжать свой пистоль. А потом начал говорить. Честно сказать, я не сразу понял, что это у него воодушевляющая речь. А вот стражники поняли сразу. По возможности построились, подтянулись, оружие поправили. Сразу поняли, что он их за порог погонит. Бедолаги. Нет, оно и понятно, у них служба такая — Лицей охранять. От ворья, в том числе. А какими путями ворье скрыться пытается — дело десятое. Мужики-стражники смотрели на своего старшого хмуро, но не перечили. Особенного воодушевления по поводу увлекательного путешествия в непонятную хрень за волшебной дверкой они явно не испытывали. Тем более, там еще и драка светила. Старшой воодушевлял, как мог. Но мог он плохо:

— Так, ну там херня, в общем. Их всего одиннадцать осталось. Хмырь ими командует, такой, ну… В тряпке яркой, увидите сразу. Слышал я, если главного вальнут, разбегаются они. Так, слухайте сюда, ты и ты…

Десятник демонстративно нас игнорировал, отдавая приказы своим людям. Но и загонять нас обратно в комнату не стал. Я снова тяжело вздохнул и пошел в свою комнату сам. Я взял свои брюки и обувь, вернулся, уселся и начал обуваться. Немного не успел — в портал уже пошли наши стражники. С десятником их было шесть.

Одного, самого молодого, они отправили за подмогой — но на её прибытие, как я понял, в ближайшее время рассчитывать не приходилось. Десятник вывел своих парней в дверь. Боялись они отчаянно, рожи грустные, как у вкладчиков финансовой пирамиды. Но шли, даже не ворчали.

За ними вышли дед Дарён, Илья и Оногур. Вроде без последствий, хотя Илья и дернулся пару раз, как будто мокриц с себя стряхивал. Никто меня не подождал. Ладно, я вышел за ними сам, через полминуты. Честно, не хотел идти. Без костюма полной химической защиты, Особенно. И термобелья. И в ухе еще звенело до сих пор — короче, говно а не приключение. Вообще не весело. Я устал и хотел в кровать и вкусный сбитень. Пожрать, поспать, можно в коробку с Миленой и Лизой — вот приключение, к которому я готов морально и физически. Я опять тяжело вздохнул и шагнул в портал.

И тут меня аж тряхнуло и передернуло… Нет, я умом понимал, что проход через портал в какую-то серую хмарь и должен вызывать некоторые ощущения. И, скорее всего, неприятные. В конце концов, даже такие простые и понятные вещи, как путешествие в самолете, и то вызывают всякие ощущения. Обычно неприятные. Я был готов к тому чтобы проблеваться, или к головокружению, или даже к боли. Но не к обыденности. Тошноты я не почувствовал, да и неприятные ощущения были только во время прохождения через портал. Чувство было такое, как будто я пролез через перфорированную пленку, вернее, меня продавило на другую сторону, как фарш в мясорубке. Это было скорее странно, чем как-то еще, и длилось меньше секунды.

По ту сторону было, в общем, норм. Странная консистенция воздуха, земли и блеклая расцветка не сильно впечатлила меня, ветерана многих компьютерных игр. А еще я в Челябинске три месяца жил. Тут, на первый взгляд, даже слегка повеселее было. Просто как-то не так. Странное ощущение неправильности. Земля под ногами, как будто жидковата, но не скользит. Ветер шершавый, клочья тумана и вовсе как пенопласт, только распадается, едва тебя касается. Неправильные, короче, ощущения, но привык я быстро.

Я огляделся. Стоим внутри сооружения, отдаленно напоминающего Стоунхендж, только пожиже, пореже, пониже. Почти вплотную за последним рядом каменных арок стоял темный лес. Я оглянулся на портал, через который зашел. Тот висел в каменной арке. Я так и знал! Вот для чего нужен Стоунхендж! Это портальная станция!

На этом моя экскурсия закончилась и начались унылые будни героя. Метрах в ста, у другой каменной арки, толпились еще полудушники. И, что важно, не одни. С ними были и девушки. Все в ночнушках, многие в рваных, некоторые вообще голые. Полудушники кого-то из них бьют, кого-то на землю валят. Не огненнорыжих, не белых волос среди пленниц не заметил. Присмотревшись получше, понял, что половинчатые существа своих пленниц попросту связывают.

Я глянул на труп странного существа. Тот, который мы в Лицее вместо кирпича используем, чтобы дверь не закрывалась. По меньшей мере, от одной опасности девушки защищены. Наполовину. У полудушника была только половинка члена и одно яичко. Будь у него еще и одна сиська, стал бы просто обычным, среднестатистическим жителем моего мира. Таким, каким нас видят составители статистики.

Я пошлёпал по серой хляби к полудушникам и визжащим девкам. Первые были так увлечены последними, что заметили стражников в ослепительно белых на склизкосером фоне мундирах, только метров с сорока. Даже чуть ближе. Полудушники реально очень удивились. Чтобы сюрприз оказался еще веселее, наши парни успели прицелиться и выстрелить. Честно говоря, попасть из мушкета с расстояния в сорок шагов — задача не простая. Мушкетная пуля очень тяжелая и имеет пугающую кинетическую энергию. Однако, в сравнении с привычными мне, она медленная, на неё очень сильно влияет ветер, влажность и все остальное. Сам по себе мушкет это не ружье с нарезным стволом. Он считается «точного боя», если со ста метров из десяти пуль, восемь лягут в круг диаметром примерно в метр.

А у полудушников шанс остаться невредимыми вполовину больше. Добавим легкое волнение наших стрелков — короче, я не рассчитывал, что наши стрельцы хоть в кого-то попадут. Даже не так — я надеялся, что они хоть в кого-то попадут. Дружный залп стрелков и, чуть позже, два выстрела от Ильи с его старым сказочником, меня приятно удивили своей эффективностью. Одному полудушнику оторвало мушкетной пулей руку, и он бился на земле, как гусеница на сковороде. Еще трое сразу упали, как половинки кеглей. Главный, в гигантском фиолетовом шарфе, по пижонски обвязанном вокруг шеи, указал лапкой в нашу сторону. Потом взмахнул лапой, как будто закрывая дверь. Двери не было, но портал рядом с ним закрылся. А потом возглавил атаку.

Оставшиеся в живых после первого залпа полудушники бросились к нам. Ну как к нам. Я позади всех стоял. К стражникам они кинулись, гурьбой прям. Может у них тут правило — белое не надевать?

Илья с Дарёном отступили назад, причем Дарён еще и фамильяра выпустил. Громадный, лохматый, белый волкодав соткался чуть впереди старого воина из пустоты и потянулся, широко зевая. Такое я уже видел, мое внимание привлекали больше наши противники. Вот честно, увидел бы такое в фильме, снизил бы бал в оценке. Ну не доработали художники. Полудушники бежали так, как будто вторая половинка у них есть, просто её не видно. И выглядело это просто максимально неестественно — оказывается, одной ногой мы делаем довольно широкие шаги. Никогда об этом не задумывался.

Десятник, одернув мундир, командным голосом выкрикнул полностью матершинную фразу, шагнул вперед и вскинул свой пистоль, выцеливая полумодника в фиолетовом плаще. Мне тоже показалось, что среди половинок он за главного. Странно, что в руках у шарфоносца не было видно оружия. Увидев направленный на себя пистолет, главный полудушник слегка сбавил скорость, закинул себе конец шарфа за спину, но приближаться не перестал. Дождался, когда курок пистолета высечет искры на запальную полку, поджигая порох. И исчез за долю секунды до выстрела. Наш старшой растерянно повертел башкой ища куда делся враг. Фиолетового шарфа не увидел, но было много других целей на выбор, поэтому десятник тут же перехватил пистолет за ствол и кинулся на ближайшего врага.

— Руби их ребя! — заорал он. Остальные стражники тоже страшно заорали и кинулись вперед, занося сабли и бердыши.

Я находился уже в метрах в пятнадцати позади нашего строя. И прямо между нашими стражниками и мной, с глухим хлопком, материализовался полухмырь в шарфе. Красивый, кстати, шарф, с вышивкой. На руке золотые браслетики, на ноге нечто вроде кобуры. Их неё полудушник вытащил продолговатую штуковину. Из штуковины, в свою очередь высунулась темное и полупрозрачное лезвие. Выглядело все это максимально пафосно — прям джедай, куда бы деться. Он глянул на меня, потом на десятника — даже по половине его хитрой рожи мне было понятно, что он хочет в спину старому свой подозрительный клинок воткнуть.

— Слышь, полхерни! — крикнул я ему, одновременно ускоряясь. — Салам пополам!

План был прост, красив и эффективен — я придумал его, едва взмахнув своей «жемчужницей» над головой. Приблизиться, обозначить удар в голову, заставить противника поднять дымчатое лезвие в парировании. И тогда я, резким финтом, изменю направление удара. Отрубив ему ногу вколене, скорее всего. Сто раз так на тренировках делал. Хотя нет, наверное даже тысячу. Серьезно, у Мстислава есть тренировочная связка, которую он под присмотром учителей, до недавнего времени отрабатывал тысячу раз, каждый вечер, перед сном. Там восемь движений, переходящих одно в другое. Делаются секунды за две, с полной отдачей и не сачкуя. Ну три, если фиксировать исходное положение. Каждый день рубил Мстислав деревянный манекен по полтора часа перед сном, как заведенный. Поэтому мне в наследство досталось тело, способное так саблей махать, что обычный человек даже не сможет различить движения клинка. Поэтому в себе я был уверен. Больше всего переживал, чтобы с подозрительным дымным клинком свою «жемчужницу» не скрестить. После когтей кровавика я с подозрением отношусь ко всяким черным, непонятным лезвиям. Щербят клинок, как гвозди кухонный нож. Так никаких сабель не напасешься. К тому же, если он не только выпускает эту штуку как джедай, а дымное лезвие и по характеристикам похоже, то он мою саблю вообще просто срубит.

Как это часто бывает в жизни, план столкнулся с реальностью и лопнул как мыльный пузырь. Модник в шарфе повернулся ко мне целым боком, изогнувшись как трава на ветру, и выставив руку в характерной позе фехтовальщика на шпагах. Вот же говно.

В этом мире шпаги не были сильно распространены, разве что очень далеко на западе, и только среди узкой прослойки аристократов. Слишком легкие против брони и слишком дорогие, тонкие длинные клинки занимали нишу кастета — чтобы были дополнительные аргументы в бухом споре. Но недооценивать их не стоило — в умелых руках длинный и легкий клинок становился так же эффективен, как игла против бабочек, в руках энтомолога. Проткнет, сука, сердце или мочевой пузырь, будет больно и обидно. К счастью, Мстислава и к такому готовили. Три месяца у нас жил испанец, обучавший противостоять противнику с рапирой. И он видел бой как своеобразную партию шахмат на скорость. Только вместо фигур — твои движения, а вместо построения фигур — позы. Он даже на земле хитрые геометрические фигуры чертил. Но, во-первых, Мстиславу тогда было лет тринадцать, а во-вторых, испанец всегда побеждал.

Я резко затормозил, садясь в низкую стойку и выставляя саблю перед собой. Со стороны я выглядел максимально нелепо — как будто над журнальным столиком встал, ноги расставив. Но именно так было удобней всего отбиваться от быстрых и точных выпадов шпагой. И первый не заставил себя ждать — классический, точно такой я видел в своем мире. В современном фехтовании на рапирах, во время олимпиад. Я даже увидел, как половинка рта полудушника слегка раскрывается, выдыхая, «ха», и острие дымчатого клинка несется ко мне, преодолевая в три метра меньше чем за полсекунды.

Я аж высовываю язык от старания и отработанным движением ловлю клинок этого полудартаньяна на защитную гарду сабли, стараясь связать его клинок, одновременно наклоняясь вперед. Это неестественное движение — все инстинкты требуют, чтобы я отклонился назад. Но именно оно спасает мне жизнь — я попался на финт. Легким движением руки, мой противник «обтекает» мой блок, и наносит удар прямо в голову. Если бы я не наклонился, на вбитых в подкорку рефлексах, он воткнул бы мне острие прямо в глаз. А так я чувствую жгучую боль в правом ухе. Но не отвлекаясь на мелочи, а как бешеный краб перебираю ногами, срываю дистанцию, одновременно пытаясь поймать своим клинком его шпагу. Он, не менее стремительно, пятится назад. Мы некоторое время перемещаемся так — оба в низком приседе, оба бешено вращая клинками, пытаясь зацепить и вырвать из рук оружие противника, и тут он ловит удобный момент. Внезапно шагает вперед, одновременно направляя свой дымчатый клинок мне в пах. В последний момент я умудряюсь увести его чуть в сторону. И его оружие погружается мне в бедро. Заходит рядом с коленом, а выходит в районе задницы. Я резко дергаюсь и разворачиваюсь, вырывая рукоять из руки долбанного недортаньяна, и полностью законченного пидараса, одновременно взмахивая саблей снизу вверх.

Он легко выпускает оружие, что тоже говорит о высокой подготовке — зачем цепляться за оружие, если оно в данный момент бесполезно — ловит мою руку, блокируя удар, наваливается на меня всем весом, резко отталкивает, заставляя меня потерять равновесие, и отскакивает, разрывая дистанцию.

Я падаю жопой в склизкую грязь, смотрю на него взбешенным и испуганным взглядом человека, которого только что проткнули и облапали, хотя он не из таких. Хорошо, хоть темная шпага выключилась, едва он её отпустил, и сотканное из дыма лезвие развеялось — а то было бы мне, наверное, совсем больно было. Видя мой взгляд, эта половинка человека весело одаривает меня полуулыбкой (целой же у него нет), закидывает упавший на грудь конец шарфа обратно за спину. Весь такой ловкий, дерзкий и чёткий. А потом с бесшумным воплем падает в грязь и сворачивается в клубочек, пытаясь обернуться вокруг своей промежности. Вернее, в половинку клубочка.

Я задумчиво поднимаю к глазам левую руку. Да, сука, половинчатая, у меня есть еще одна рука. И в момент тесного контакта я с размаху воткнул свою свободную, левую руку ему во внутренности. Прямо в срез. Почувствовал нечто схожее с моментом преодоления портала, но не обращая внимания ни на что, постарался сомкнуть пальцы. Сомкнул на чем успел, сжал покрепче, а все остальное за меня сделал полудушник — оттолкнув меня и рванувшись прочь сам.

Я разжал вымазанные в серой крови пальцы и задумчиво начал рассматривать шмат мяса, вырванный из врага. С легкой неуверенностью, опознал в нем половинку простаты. Возможно, меня навело на эту мысль свисающее на семенниках яичко. Такую запчасть трудно не узнать.

Полудушник перестал кататься и пытаться зажать себе пах, и теперь лежал тихо. Только изредка конвульсивно подергиваясь. Кажется, он потерял сознание.

— Слышь, каналья, — хрипло сказал я, отбрасывая от себя кусок его плоти и вытирая руку о рубашку — Всем скажешь, что я те сердце вырвал!

Глава 32

Из наставлений Великого Князя Всеволода Большое Гнездо сыновьям: «Примите совет старика, не обременяйте себя большой семьей. Только в маленькой семье, в тесном домашнем кругу вы найдете уют и тот душевный покой, который есть лучшее и наивысшее благо из всех уготованных нам в этом мире. Поверьте мне, десять — от силы двенадцать — жен предостаточно для вас, не переступайте этой границы».

Я машинально подобрал с земли волшебное оружие. Ну, если бы меня этой хренью до самой жопы не проткнули, то я бы увидел в ней просто рукоять меча без гарды. Ну, и как она включается? Полудушник её легко и быстро активировал, секрет должен быть на поверхности. Повертел в руках, волшебную кнопку не нашел. Ничего не вращалось, не нажималось, не сдвигалось. Потряс, о камень ударил — волшебное лезвие все равно не выскакивало. Мда, разобраться, как она работает, будет сложнее чем мне сначала показалось. Засунул эту хрень в трусы, потому как больше засунуть некуда. Вернее есть некоторые, совсем уж потайные места, но я решил что сейчас ситуация не требует настолько отчаянных мер. Это, кстати, многое говорит о моем состоянии — я не про потайные места, а про хранение магических выкидух в белье. А вот нажалась бы там кнопочка внезапно и сделало бы волшебное лезвие чик-чик моему хозяйству. Для голоса полезно, но останется вопрос, зачем же дальше жить? Но, в тот момент, техника безопасности было последнее, о чем я думал.

Я встал и осмотрелся. Надо было помочь своим, пока еще тело на адреналине, ногу просто жжет и она плохо гнется. Сейчас гормоны из крови вымоются, меня догонит боль и шок, и я уже не боец.

К счастью, остальные справились и без меня. Правда, не у всех прошло так же удачно. Я успел увидеть, как Илья выстрелил вслед двум последним полудушникам, убегающим в сторону леса. Один упал и покатился безвольной тряпкой. Полутряпкой. Но второй смог уйти. Мы тоже понесли потери. Весь забрызганный чужой темной кровью Оногур, присев на одно колено, бинтовал культю левой ноги десятника. Тот ругался и кусал бороду. Еще двое наших стражников, с яркими красными пятнами на белых мундирах, лежали рядышком на земле и стонали. Над ними хлопотали два оставшихся невредимыми их товарища. Последний валялся поодаль и даже отсюда было понятно, что он мертв — слишком сильно изрублен.

Илья помог осесть на землю держащемуся за грудь Дарёну, а сам бросился на женские крики. Точно, мы ж тут из-за женских криков. Женщины, вот всегда кровь из-за них льется. Я похромал было за Ильёй, но потом вернулся, забрал со «своего» полудушника шарф. Ну, мало ли, на перевязку может понадобится. Подумал, посмотрел на скукоженного бедолагу, разогнул на его руке золотые браслеты и надел на себя. Могут пригодиться. Например, бинты фиксировать. И только после этого пошел к раненным. Оногур уже сорвался вслед за Ильей. Я неплохо подготовлен в полевой медицине, но сейчас у меня не было никаких медикаментов, материалов, инструментов. У местных, кстати, тоже. В принципе, стабилизировать пострадавших мне было нечем. Я отрезал кусок рубашки и перебинтовал руку одного стражника. Десятник вырубился, но кровь из отрубленной ноги не текла. надо же, Оногур умеет в жгуты. Он, наверно, и руки вяжет на полупрофессиональном уровне. Вообще, надо его о прошлом поспрашивать, тертый мужчина, может что интересное расскажет. Я проведал Дарёна, заставил его глубоко и спокойно дышать, подозревая, что у него сердечный приступ. Это помогло — он порозовел, смог говорить, и объяснил, что у него фамильные боли. Его фамильяра клинком проткнули, вот он и «спочувствовал». Хорошо если так. Спорить я с ним не буду. А вот раненых надо бы срочно эвакуировать. Я глянул, что там Илья возится. И понял, что тот влип. Я закатил глаза и заковылял к нему на помощь, морщась от боли при каждом шаге.

У девушек была истерика. К великому счастью, все они были скованны вместе длинной цепью, иначе уже бы давно разбежались. Некоторые вроде понимали ситуацию, но примерно треть в панике рвалась прочь или просто валялась на земле, рыдая. Илья бегал рядом, растерянный и беспомощный. Оногур стоял, держа один конец цепи. И ничего не делал. Похоже тоже растерялся. Или боялся пошевелиться — некоторые из пленниц явно боялись его не меньше, чем полудушников.

Пришлось опираться на саблю. Скотское отношение к клинку, очень стыдно, но по другому уже никак. Добрел. Потратил минут пять, на то, чтобы привести в чувство тех девок, кто был вменяемый, заставил их всех вместе дышать, выпрямить спинку, сосредоточиться на окружающей обстановке, позапоминать все вокруг. В этот момент это были все базовые приемы по подавлению стресса, которые я вспомнил. Я даже сам слегка успокоился. В общем, уговорил, девки, по большей части, присмирели.

Вот почему они так от полудушников не рвались? Ладно, нечего из них виноватых делать. Отправил метущегося Илью помочь с ранеными и собрать трофеи. Велел Оногуру двигать на выход. Он попер, невзирая на то, что некоторые из пленниц не могли идти от шока и просто волочились за ним — расковать их мы могли, но я тихонько запретил. Сам я, прям как погонщик рабов, торговец черным деревом, шествовал сбоку от связки пленниц, то ласково приговаривая и успокаивая, то грозно покрикивая. Один раз, забывшись, погладил девушку по обнаженной груди — случайно. Я то по плечу гладил, то по голове, то одну, то другую, а тут промахнулся. Но даже не особо обратил внимания, помню только, что губы красивые и глаза большие, испуганные. Честно, вот не до того было. Она тоже, кажется, даже не заметила. Короче, пленниц и раненных доставили к порталу. Собрали и трофеи.

Нас уже встречали. Прибыло все же, подкрепление-то. Как это обычно и бывает, когда уже и сами справились. Народу набежало много, аж с целым сотником во главе. Сотник был куда суровее десятника — загнал всех в Лицей, и немедля выпнул труп из портала. Портал схлопнулся. Нас с Ильёй, Оногуром и Дарёном, почти так же грубо как труп полудушника, запихнули обратно в нашу комнату и заперли.

Вы будете смеяться, но я упал на кровать и уснул.

Проснулся я весь в крови и от дикой боли. Именно в этот момент Оногур проявив чудеса проницательности, наконец понял, что я ранен. Потребовалось время, чтобы на его рев и стук в дверь явились стражники и отнесли меня в больничное крыло. Впрочем, всех остальных привели туда вместе со мной. После беглого осмотра слизистых и даже забора крови на анализ (местный врач попробовал на её на вкус) нас признали не несущими непосредственной опасности.

По хорошему, явившихся из непонятного места с непонятными бактериями, надо бы в карантин месяца на три. Но эту свою очень правильную идею я придержал при себе.

Нам с Ильей поставили кровати, слугам кроватей не полагалось, поэтому ограничились для них стульями. Может, это потому, что они не ранены. Но скорее всего, не по чину. Мои раны обработали. Наложив травяные, резко пахнущие компрессы, перебинтовали. Прямо перед обедом нас посетил Канцлер с небольшой свитой. Я почему-то подумал, что нас наградить хотят. В моем мире у меня шесть медалек и два ордена. Вот и тут пора бы уже коллекцию восстанавливать. Приятно, опять же. Я даже растрогался слегка. Господин Махаэль же, без лишних слов, опустив даже приветствие, угрюмо буркнул:

— Расскажите мне подробно, что произошло?

Мы рассказали. Я особо не вмешивался, больше слушая, чем говоря. Канцлер это заметил. Перевел на меня вопрошающий взгляд. Я в красках начал рассказывать про свой поединок с одной канальей, но еще до того, как я добрался до членовредительства, Канцлер махнул рукой и отвернулся к другим.

Ну нет, так нет. А то я так и не решил, рассказывать про честно прихомяченный с моего полуврага лут. Или, как тут его называют, «дуван», добыча. Строго говоря, я его мог себе оставить. «С меча взято» — то есть если лично убил, все твое. Но всегда есть нюансы. Короче, хорошо что не рассказал, как вскоре выяснится.

— На той стороне портала видели ли вы еще кого-либо, кроме полудушников и похищенных девиц? Честно отвечайте, — повелительным тоном господин Махаэль, когда мы закончили рассказ. Мы начали перечислять стражников и друг друга, но нас перебил Оногур:

— Когда я первым в полудушную дверь выглядывал, видел одного. Со спины если судить, то человек обычный. В исподнем был и в красной крови весь перепачкан, — сказал Оногур.

— Куда делся? — тут же заинтересовался Канцлер.

— Змей унес, — ответил Оногур.

— Что за змей?

— Обычный, летающий. Вроде как огненный. Я его мельком видел, а там еще туман такой, непростой…

— Змей человека как унес? В пасть взял? Или разорвал может?

— Нет, осторожненько лапами поднял и унес. Как кошка котенка.

Господин Махаэль еще задал несколько вопросов и про человека в рубахе, и про змея. Оногур отвечал односложно и ничего нового не сказал.

На прощание Канцлер подарил нам угрюмый взгляд. И ушел. Я решил, что этот подарок не так хорош, как орден, но лучше, чем порка. Вдруг, один из сопровождающих господина Махаэля, толстенький мужичок в простой одежде, подобрался поближе и оставил на кровати мешочек монет. Со словами:

— Это ваша доля за дуван. И награда, за помощь, от Лицея, — он угодливо улыбнулся и бросился бежать. Буквально. Догонял ушедшего канцлера со свитой.

Дед Дарён высыпал из мешочка монеты на кровать. Насчитал 58 серебряных круглых монет и два золотых прямоугольника. Золотые прямоугольники — рубли. Красивые, увесистые, с орнаментом по краям, надписью «Рубль Царства Русского…» и далее по тексту на одной стороне, и с подписанным профилем царя на другой. В рубле было сто серебряных денег. Серебряные монеты так и называлась — деньга. Тоже увесистые такие кругляши. В каждой деньге — сотня медных копеек.

Я тут же мелочно начал прикидывать.

Я хорошо ориентировался только в ценах на оружие. Хорошая сабля стоила от пяти рублей. А такая как у меня, жемчужница, наверно и за двадцать пять рублей будет дёшево. У полудушников сабель я не заметил, но клинки были хоть и древние, зато из хорошей стали. А хорошие клинки можно перековать на современный лад. Ничего похожего на титан я не заметил. Но все равно, даже если принять рубля по два за клинок, это уже больше тридцати рублей. Дуван, то есть добыча, по традиции делится так — половина главному, остальные равными долями на всех. Нам примерно по полтора рубля на каждого должно выйти.

Дед Дарён, тем временем, разделил содержимое мешочка на две кучки, по двадцать девять деньги и одному рублю в каждой. И свою половину тут же припрятал. Илья к этому отнесся спокойно. В принципе, у Мстислава тоже с собой никогда денег не было, всегда у слуги. Я кивнул Оногуру на деньги:

— Прибери.

Тот молча сгреб монеты и они исчезли под его ярко красной, бархатной рубахой. Для осмотра его заставили снять верхнюю одежду, тогда и обнаружилось, что Оногур настоящий модник. Я задумчиво посмотрел на Илью, тот, еще более задумчиво смотрел в потолок. Я подумал, что предъявлять претензии Канцлеру, мол нам денег не додали, не стоит. В моих трусах по прежнему был местный аналог джедайского меча, на руке пара золотых браслетов, а в комнате остался фиолетовый шарф. Ткани в этом мире тоже могли очень много стоить. Так что обделенным я себя не чувствовал.

— Видел лицо Канцлера? — тихо спросил Илья у потолка. — Будто Лихорадку всю ночь душил.

Дед Дарён шикнул. Спохватился. И вежливо добавил.

— Тише, господин Илья. Вы это… давайте тихо полежите. Поспите, отдохните.

Действительно, господин Махаэль выглядел не лучшим образом. Синяки под глазами, обвисшие и лохматые бакенбарды. Канцлеру тоже тяжело далась эта ночь. Но масштаб катастрофы мы узнали только когда настало время обеда. Пришла служанка и сообщила, что в Лицее на три дня объявлен траур, и поэтому торжественный парад переносится. Но пожрать можно, извольте идти, здоровье вам позволяет, дохтор сказал. Оногур ловко перекрыл бедной девушке пути отступления. После короткого перекрестного допроса мы выяснили, что помимо тех событий, о которых мы знали, полудушники также целенаправленно пробравоись в женский корпус подготовительного курса. Что логично, откуда иначе они пленниц взяли. Но кроме охоты за молодым мясом, эти полудурки убили там стражников, полтора десятка служанок и нескольких учениц. Всех остальных — похитили. Вот прям вообще всех. И, если бы не я с Ильей — увели бы в Кощеево царство на веки вечные…

Врет, кстати, пленниц было десятка полтора всего, скорее меньше.

Про Милену и Лизавету наш информатор ничего не знала. Я велел Оногуру дать ей деньгу, а ей велел выяснить про наших подруг. Она с радостным визгом спрятала серебряную монету в рот и умчалась.

— Напомни мне в следующий раз у «языка» сначала имя спросить, — попросил я Оногура. Тот угрюмо кивнул.

К счастью, долго волноваться за наших девочек не пришлось — они встретили нас на выходе из больничного зала. Очень мило кинулись нам на шею. Ну, как нам. Сначала обе на меня, потом Милена на Оногура. Илья так, рядом постоял.

Потом деда Дарёна и Оногура стражник увел в людскую, а мы с девушками пошли обедать. По пути в пиршественную залу я коротко доложил им о произошедшем с нами. Спали, проснулись, смотрим, полудушники посудой гремят. Вставили всем сабли в отверстия, кому не вошло, новое сделали. И обратно спать легли.

Милена осторожно ощупывала мою плотно перебинтованную левую ногу, а Лиза, совсем неосторожно, теребила повязку на правом ухе — я и забыл уже про него. Рыжая попыталась заглянуть под бинты и сделала мне больно. Я поворачиваюсь и строго ей говорю:

— Ай!

— Дай посмотреть, а, — умоляюще заглядывает мне в глаза Лиза. В этот раз без затаенной хитрецы, к которой я уже привык. Но я доверяю местным врачам больше, чем медикам в своем мире и только отмахиваюсь. Очень зря, как потом выяснится.

Пока мы неспешно — из-за меня — идем по главному корпусу, Милена и Лиза красочно, подробно и многословно рассказывают о своих приключениях. Которые сводятся к тому, что они просто заперлись со служанками в своей комнате и пересидели все веселье. Полудушники похватали только тех девчонок, кто чилил в общей зале. Уж не знаю, почему их стражники после сигнала тревоги по комнатам не разогнали. Похоже, у них там немного по другому все устроено. Но трупов действительно много было.

Мы уже подходили к пиршественной зале, когда Лиза, наконец, выдала главное:

— Короче, все быстренько собрались и уехали.

Я остановился.

— Как все?

— Ну, остались только те, кто с самого начала хотел дальше учиться. Человек десять, — беззаботно ответила Лиза.

— Даже меньше, — сказала Милена. — С полудушниками же какая беда? Они, если раз куда-то проход откроют, так это навсегда считай. Теперь остается только сидеть и ждать, когда опять за добычей придут.

Когда мы вошли в зал, он оказался непривычно многолюден. Там сидело человек двести. В основном — ученики старших курсов. Рядом с выходом, за сдвинутыми вместе столами, сидело несколько парней и пара десятков девушек нашего возраста. Видимо, это и были все школяры, которые остались. Мы немного постояли и двинулись к ним — стол уже был накрыт. Но, не успели мы пройти и десяти шагов, как девки начали вскакивать с мест. Потом кто-то взвизгнул. Взвизги подхватили другие, девушки от стола ринулись к нам и через секунду я оказался накрыт теплой волной девичьих тел под тонкими платьями, целующих меня в щеки губ и погребен под взглядами блестящих от слез глаз. Милена и Лиза оказались буквально смыты этой волной. Илье тоже немного досталось, но девушки запомнили, в основном, меня.

Я сначала даже немного испугался, но потом расслышал в щебетании множества женских голосков слова благодарности за спасение, и слегка успокоился. Даже расслабился. И улыбнулся.

Определенно, это было лучше, чем медалька от Канцлера.

Глава 33

«Если уж ты решила удержать за собой мужчину, то не ревнуй его понапрасну, это портит отношения. Ведь сама мысль о возможной измене, делает эту измену возможной. Пусть вокруг него будут самые красивые кокетки — пока они веселы и шумны. Берегись тех, кто сидит спокойно и молча. А особенно, тех, кто смотрит на твоего избранника глазами удивленного ребенка или раненой газели».

Выдержка из книги «Мудрые советы для умных девиц» писанная под диктовку бабушки Марфы.

Нет ничего приятнее девичьего внимания. Тем более, если оно заслуженно. Ну, и совсем идеально, если это внимание исходит сразу от множества красивых девушек. Я к такому не привык. Но держался я весьма достойно. До второй смены блюд точно. Я понял, что слишком расслабился, когда осознал, что одна из девушек кормит меня десертом с ложечки, вторая рассказывает, про то, какие красивые у её папы кони. Третья, уселась между мной и Миленой, нагло выдавив соперницу, сейчас сидела и ощупывала меня за бедро. И деловито вопрошала, где я ранен. Щупала она здоровую ногу, опасно подбираясь к спрятанному волшебному клинку. Я понял, что рискую положить слухи о двойном комплекте некоторых своих членов, если немедленно не положу всему этому конец. А если серьезно, то меня напрягала прыть этих троих красавиц. Такими темпами они сейчас меня принудят к браку, узаконив связь по факту. Я глянул на Илью и сразу понял, что он уже потерян. Он млел в объятиях сразу двух девушек. Кажется, даже пожрать забыл.

Я попытался вежливо призвать девушку-шаловливые ручонки к порядку. Но протестовать с набитым ртом получалось плохо. К тому же, воспользовавшись тем, что я отвлекся, чья то ласковая ручка залезла мне под рубашку. Поймите меня правильно, одно дело если бы это было в Храме Любви. Но тут такое было чревато последствиями. Я не был готов остепениться и обзавестись женой в самом начале подготовительного курса, поэтому я решился на побег.

Милена отсела подальше и ела, скромно опустив глазки в тарелку. Лизавета откровенно веселилась, не спеша приходить на помощь.

— У меня есть девушка! — пробормотал я, улучшив момент и увернувшись от новой ложечки с десертом. Это их не сильно то испугало. Они тут же защебетали, сразу со всех сторон:

— Конечно у такого красавчика есть девушка! И это я!

— Нет это я!

— Ведь вы же спасли меня, господин Храбр. Как честный человек, вы просто обязаны…

— Милена! Лиза! — крикнул я. Это заставило обвивших меня красоток притихнуть.

— А ну не кричи, братик! И не дергайся! Ты ведешь себя как мужик-лапотник! — строго одернула меня Милена. — Терпи и улыбайся!

Как ни странно, но технически она была права. Женщинам тут, до замужества, позволялись многие вольности. Вдовам, кстати тоже. Но, разумеется, с множеством оговорок. Одно дело, если юная девица, хихикая, обнимет и поцелует в щечку кавалера. Это будет просто милым девичьим капризом. А вот схватись я сейчас за и так распластанную по мне девичью грудку — её обладательница могла поднять крик, призвать в свидетели присутствующих — и я окажусь или женат, или должен уплатить солидную виру за честь семьи пострадавшей. Я обратил внимание, что Илья положил руки на стол и крепко держит в каждой по кружке. Я судорожно вцепился в стол. Дело начинает пахнуть вальсом Мендельсона. Эта мысль напугала меня почти так же сильно, как в бегущий прямо на меня кровавик.

Меня ласково поцеловали в раненое ухо, чуть ниже бинтов. Кажется, даже лизнули. И прошептали:

— Ушко-ушко, не боли.

Напротив меня села Лиза и язвительно сказала.

— Да ладно тебе Храбр, ничего страшного. Правда, если ты вдруг помолвлен… Тогда, конечно, твое поведение недопустимо…

Она пнула меня под столом. Похоже она хочет официального заявления от меня, что я с ней помолвлен. Судя по довольной мордочке, это почему-то её порадует. Не хочу я играть в твои игры, хитрая рыжая лисичка.

Я начал вставать. Чем вызвал бурю негодования вокруг.

— Что вы делаете сударь! Сядьте немедля!

— Некрасиво покидать дам вот так!

Действительно, встать и уйти из-за одного стола с дамами, хотя бы без формального предлога, было крайне некультурно. Как в моем мире за углом поссать. Кстати, в этом мире, отлить за углом или за ширмой в поднесенный слугами горшок, и мужчинам и женщинам было, в принципе, нормально. Особенности быта.

Предлог мне подарил высокий, лохматый и худощавый парень в очках. Крайне нелепые очки, похожие на деревянные ножницы, без лезвий, зато с вставленными в ручки линзами. Он встал и тихонько улизнул к двери. Я закричал ему голосом, полным отчаяния:

— Олежа, подожди! Я же совсем забыл, мы ведь договаривались сегодня пораньше уйти! Простите дамы! — я осторожно высвободился из захватов. Пришлось немного повозиться. Дело едва не дошло до приемов борьбы.

— Я не Олег! Я Сергей! — начал было говорить парнишка в очках. Моя последняя надежда отчаянно тупила, но я уже был рядом.

— Так я и говорю, Сережа. Подожди меня Серега, я уже иду! Спасибо за ваше общество дамы, — я поднял руки над головой, чтобы ненароком ничего такого не задеть. Тут вам не серая хмарь, тут свидетели есть. — Вынужден бежать. Мое сердце рвется, как ваши ночнушки под руками полудушников, но увы мне, увы…

От последней фразы все вокруг как-то притихли. Наверное, это было грубовато… Сами напросились! Я догнал Сергея и буквально поволок его к выходу.

— А что у тебя за имя странное? — на ходу говорил я. — Грек, что-ли?

— Это не греческое, это латинское. Мама такое дала… А так русский я. Сергей Гончаров. Да отпусти ты меня уже, не идут они за нами, — довольно враждебным тоном ответил Сергей. Я выпустил его локоть. Кстати, под мундирчиком парень тощеват. Вернее, нормального телосложения, нет сильно развитой мускулатуры, как у меня с Ильей. Не похож на ребенка военной элиты.

— Ну, давай знакомиться, — сказал я и протянул руку. — Храбр Королев.

— Ты друга там забыл, — ответил Сергей, не сделав попытки пожать мне руку в ответ.

— Есть такие враги, которых ты можешь победить только сам, — осторожно сказал я. Что за враждебность такая у этого парня. Впрочем, после этой моей фразы он хмыкнул и пожал мне руку. Сказав:

— Или убежать.

Тут в дверь пиршественной залы вышла девушка. Я опять подхватил Сергея под руку и потащил его дальше по коридору.

— Да не туда, — вяло вырывался он. — Мне в библиотеку надо.

А вот это ведь дельная мысль. Давно пора немного осмотреться, куда меня занесло. И сделать это с помощью книг было просто отличной идеей. Давно пора было посетить местную знаменитую библиотеку. Я выпустил руку Сергея и приказал:

— Веди!

Библиотека была похожа на бальный зал, спешно отведенный на время под хранилище для книг. Да так им и оставшийся. Нагромождение массивных шкафов, образовывали форменный лабиринт. Массивные деревянные конструкции, с резными полками в виде чудовищ и медными ножками, соседствовали с грубыми деревянными стеллажами. Полки, столы, сундуки поставленные боком один на другой. Колонны и узкие проходы покрыьые тканевыми дорожками, дробящие пространство, только еще больше запутывали. Вдоль стен кушетки, диванчики, столики. Все это, вдобавок, утопало в полутьме, лишь слегка разгоняемой крохотными окошками под потолком.

В углу высилось зловещее сооружение из массивных, сдвинутых вместе столов и дополнительно окруженное толстыми книжными шкафами с запертыми на висячие замки дверями поистине амбарных размеров. Похоже на дот.

По всему пространству бегали слуги в серых ливреях, все сплошь бородатые и перепуганное, а в доте царственно восседала Ширин на высоком кресле. Перед ней двое помощников попеременно открывали книги и подносили ей то одну, то другую.

Пока мы с Сергеем в растерянности оглядывали пространство, Ширин спорхнула со своего насеста, отдала короткий приказ сухонькому старичку-библиотекарю и рванулась к выходу.

— Привет, Ширин, — сказал я. Она была в местном строгом мундире, только серого цвета. Волосы уложены иначе. Но не узнать я её не мог. К тому же, она тут единственная азиатка на весь Лицей. Интересно, на что она рассчитывала, пытаясь проскользнуть мимо меня к выходу? Ширин удивленно посмотрела на меня и остановилась. Может, она просто не узнала меня? Вдруг, для неё все европейцы на одно лицо.

— Сударь Храбр. Ой, как я рада вас видеть, — она очень официально кивнула. — Простите, но мне срочно нужно бежать!

— Ты уже виделась с Миленой? — спросил я. — Ты бы поговорила с ней, объяснила все. А то она злится.

— Уйдите с дороги, молодой человек, — отрывисто велел мне пожилой библиотекарь. Он держал в руках здоровенный том, с медными вставками на обложке. И ему явно было тяжело.

— Давайте я вам помогу! — сказал я, и перехватил у него книгу. В нем была одна единственная закладка. — Куда нести?

— К кабинету канцлера, — облегченно выдохнул библиотекарь, избавившись от тяжести. И с гордость добавил. — Госпожа Ширин нашла зверя, что напал на Великий Устюг прошлым днем.

— Что за зверь? — тут же заинтересовался я и раскрыл том на закладке. С удивлением обнаружил там иероглифы. Правда, была еще картинка. Рисунок был не такой детский, к каким я привык в своих бестиариях, но мегамопса можно было опознать только с большим усилием. Или, имея хорошую фантазию. Судя по всему, художник ориентировался на рассказы из третьих рук, да еще и добавил традиционных узоров и стилизовал получившееся под дракона.

— Зверь Писю! — гордо сказал библиотекарь, ткнув в иероглиф. — Обратите внимание вот тут…

— Нам очень некогда. Храбр, отдай пожалуйста книгу, она очень ценная. И мы пойдем, — отчеканила Ширин. Такая прямо занятая стала. Бизнес леди.

— Канцлеру Писю показать торопишься? — брякнул я.

— Писю, — протянула она, с ударением на последний слог. — Это тебя не касается.

— Ладно, ладно, — я отдал книгу и спросил, просто чтобы сгладить немного её резкость. — А ты мне не подскажешь, где посмотреть про волшебное оружие. Меня интересует такая штука, у которой есть только рукоять, а лезвие само появляется…

Ширин царственным взмахом руки поманила к себе пробегавшего мимо слугу, назвала ему три зубодробительных названия и скрылась за дверью, даже не попрощавшись. Как-то невежливо.

Мы с Сергеем проследовали в библиотеку, нашли уютную кушетку с низким столиком и заняли её. Всего через час нам принесли требуемое. Надо сказать, что мы в это время не скучали — во-первых, нам почти сразу подали сбитень с облепихой и творожники, а во-вторых и Сергей, и я, не без удовольствия начали исследовать книжные полки вокруг.

Почти сразу же я понял, что мои попытки прояснить окружающий мир с помощью библиотеки, обречены на провал. В общем-то, я должен был догадаться об этом и раньше. Тут не было того, что в моем мире сошло бы за учебники. В лучшем случае тут были мемуары или «Рассуждения». Привычных мне «летописей» тоже не было — эта форма литературы сложилась в христианских монастырях, которые в этом мире не сложились. Хуже того, я совершенно не понимал, как устроена библиотека. Совершенно точно книги складировались не по алфавиту. И не по тематике. В ближайшем ко мне шкафу книги стояли как с русскими, так и с иностранными названиями. На одной была надпись «Рассуждения о коневодстве великолепного и ученейшего мужа Семгарда, переведенный с арабского языка для наследника князя Всеслава Чародея». Буквы были выведены на корешке темными чернилами неровно, с ошибками, да еще и к концу названия, из-за недостатка места, буковки стремительно уменьшались. На соседней книге, золотым тиснением значилось «Диалоги ученых мужей о еде вкусной», на третьей «Правдивый рассказ о земле Жмудянской».

— Как они тут книги расставляют, — растерянно спросил я, больше у себя, чем у Сергея, но он принял это на свой счет и ответил:

— В смысле? Как обычно. По размеру.

Я хмыкнул недоверчиво. Потом пригляделся. И вынужден был признать очевидное — действительно, в каждый шкаф книги очень тщательно и старательно подбирались примерно одного размера. Охренеть. Так вот зачем тут столько слуг. По другому нужную книгу найти не представлялось возможным. С другой стороны, поиск превращался в увлекательное приключение. Обследовав ближайший шкаф, Сергей выложил на столик три книги, выкрикнул человека, который принес торшер с ультра яркой (у меня дома датчик на зарядке был, такой же яркий) масляной лампой в массивной конструкции из толстых стекол и железных пластин. Слуга закрепил конструкцию в деревянном гнезде у стола, специальным ключом затянув крепления. Ну конечно, они тут пожара боятся. Сергей, явно оставшись вполне удовлетворенным этим, углубился в чтение.

Я осторожно глянул на название книги. Ожидая увидеть что-то про гридней и прекрасных девиц. Сергей меня приятно удивил, на книге скромным, но аккуратным почерком было выведено «Диалоги о достоинствах правителей и их проявлениях». Я взял со стола вторую книгу со стола. Здоровенный том, весь затасканный, с оторванным уголком. «Рассуждение о природе фамильяров от волхва Буреслава, писано под диктовку писарем царским Перваком Снеговым».

Я с некоторым предубеждением открыл книгу и, неожиданно для себя, быстро втянулся в чтение. Трудно сказать, был ли Буреслав таким хорошим рассказчиком, или Первак постарался, но читалась книга легко, повествование в ней шло в легкой манере, с примерами, вопросами и ответами. Отдельно порадовало наличие оглавления, жаль, конечно, что нумерация страниц отсутствовала — но не все же сразу.

Если бы текст был не машинописный, то книжечка бы уложилась в тоненькую брошюрку. Я пролистал её примерно за час. Откинувшись на кушетку, чтобы переварить прочитанное и дать отдых глазам — не удивительно что Сергей глаза себе испортил, в такой полутьме читать — я наткнулся на его удивленный взгляд.

— Ты что, всю прочитал? — спросил Сергей.

— Да там немного и буквы крупные, — пожал плечами я.

— Да брешешь! — почему-то возмутился Сергей и схватился за «Рассуждение о фамильярах». Раскрыл примерно на середине и прочел, близоруко щурясь:

— А говорят также, что в стародавние времена были такие ведьмаки, шо повсюду являлись с котом говорящим. Так то враки. Как уже говорилось мною ранее, дело все в том, что фамильяром, при должном умении, можно не токмо управлять, но также через него слушать и видеть. Оттого и слухи пошли оные. Больше же того скажу, научиться этакому фокусу не сложно… — Сергей перестал читать и поднял на меня твердый и требовательный взгляд из под очков. — Продолжи!

— Ну он там сам не вполне понимает, как. По сути, всю книгу советует призывать фамильяра как можно чаще. А потом, постепенно, учить его делать то одно, то другое. Но не как животное, а разговаривать. Типа «принеси то», «сходи посмотри» и так далее. У него основная мысль в книге, что фамильяр это не осколок души, а самостоятельное существо, принявшее форму, которую человек подспудно выбрал. Если человек трус, но хочет казаться храбрым, у него будет не заяц, а петух. Но если у него в роду у всех были, ну допустим, те же черные коты, то скорее всего и у него фамильяр будет кот. Если человек боится, прячется и выживает, фамильяр будет крыса. А если еще интриги плетет, то паук. Ну, или просто в детстве крысу испугался или паука. Но это только форма. Буреслав там потом говорит, что фамильяр поэтому меняется у всех со временем. Люди растут и меняются. А вслед за ними и их фамильяры. Там предпоследняя глава про волшебные свойства интересная. По сути, он считает, что именно из-за фамильяров люди благородные живут дольше. А еще прочнее и сильнее простых людей. Сродство у нас с ними. А еще говорит, что нам больно, если фамильяра убить, и мы сознание теряем, потому что у нас… — я забыл как там витиевато выразился Буреслав, поскольку в своих мыслях заменил эту фразу на слово «ментальная связь» — короче, чтобы сознание не терять, надо как бы отпускать фамильяра на время боя. Что еще? Ну, сам прочтешь.

На самом деле, между строк Буреслав мягко намекал, что фамильяр никакое не производное от души человека, как тут было принято считать, а форменный воплощенный личный дух хранитель. Но это, как я понял, серьезно подрывало основы местной религии, поэтому про это я упоминать не стал.

Сергей удивленно воззрился на меня. Ну да, это ты привык под пирожки при тусклом свете текст разбирать. А вот было бы у тебя пять чатов по полтысячи сообщений в день каждый, тоже бы научился бегло текст просматривать и важное выискивать.

Когда нам принесли книги по магическому оружию, я ужаснулся. Их навалили штук семнадцать. Хотя это были вариации трех трудов, просто переписанные разными переписчиками, или даже пересказанные разными авторами. Я решительно взялся за дело, но уже через час мой энтузиазм истаял, как верблюжья моча на песке.

В отличии от Буреслава, эти авторы просто лопались от собственной важности. После пары строк о свойствах «призрачной стали», которые мне, например, не позволили бы отличить её от обычной (прочна, бела, хороша для доспеха, но можно и для клинков использовать) на следующие десятки страниц они рассусоливали какие они знаменитые и могучие воины. Или, даже, подробно перечисляли свои любовные похождения. Я не шучу, сплошной поток сознания. При этом книги сильно отличались — некоторые авторы безжалостно резали любовные похождения и сильно дополняли текст по делу. Другие, наоборот. Короче, это был форменный ад. Я понял, что я не могу больше это читать. А что делать, если сам не можешь? Делегируй.

— Слушай Сергей. Можно я попрошу тебя об одолжении? — наконец сказал я.

Серега вынырнул из книги. Он настороженно посмотрел на меня. И ответил:

— Смотря о каком.

— Мне нужно найти сведения об оружии, — я описал ему джедайский меч полудушника, — А главное, как его заставить работать. Поможешь? Просто мне уйти надо, дела есть.

Сергей не торопился с ответом. Обдумал. Наконец пожал плечами и кивнул:

— Мне тоже интересно.

— Спасибо! — искренне поблагодарил я и позорно бежал. Ну, как бежал. Похромал. Пока сидел и не сильно шевелился, ничего особо и не болело, а стоило только немного пройтись, ногу начала простреливать адская боль. Меня аж скручивало. Заодно сразу же и дела появились — надо было срочно найти Григория и подержаться за его чудодейственный кинжал, как бы это не звучало.

Я зашел в наш корпус. Там не было никого, кроме охраны. Поэтому я оставил трофейную волшебную рукоять, надел шубу и отправился в гости к старцу Григорию в гордом одиночестве. Увы, я едва доковылял до выхода из главного корпуса. Поняв, что весь путь по снегу мне не осилить, я отдохнул и вернулся обратно. Но не к себе, а к корпусу девушек. Это был крайне рискованный ход, но на ногу я буквально не мог наступить Кажется еще и раны открылись — на штанах проступили темные пятна. Значит и повязки намокли. Я постучался в двери девичьего корпуса, попросив позвать Милену и Лизу. Строгий голос стражника велел мне обождать. Я, глухо ругаясь, присел у стены. И потерял сознание.

Очнулся быстро, но увы, обнаружил себя в полном окружении. Все познается в беде — я увидел испуганные личики девочек, которые приставали ко мне за обедом. Сейчас, когда я безвольно валялся на полу, они внезапно стали вести себя куда скромнее. Я с трудом смог сесть, когда появилась решительная Милена и сосредоточенная Лиза. Уже они организовали мне транспортировку с помощью слуг обратно в больничную залу, куда был вызван Старец Григорий.

Распутин устроил небольшое представление с «исцелением наложением рук» и я отправился, под присмотром, к себе в комнату. Мне даже ужин туда принесли.

Как и всегда, после ускоренной регенерации, я был адски голоден. А как только наелся, немедленно заснул. Проснулся я перед самым отбоем — о того что в комнату ввалился Илья. Довольный как кот, наевшийся с хозяйского стола красной икры, пока никто не видел.

— Ну что, когда свадьба? — сонно спросил я.

Илья весело расхохотался.

— Как о свадьбе речь зашла, я вспомнил, что у меня четыре невесты в Муроме. Все просватаны, даты пиров назначены, ждут меня на следующем солнцестоянии. И я ж ведь не отказывался, говорю, давайте пятой и шестой будете. Не захотели. Убежали, не хуже того полудушника!

Ну да, тут же язычество. Многоженство, вроде как, не порицается. Но всегда есть нюансы. Одно дело первая жена. А остальные — обычно нечто вроде наложниц.

— Хороший ход, — похвалил я Илью. — А много успел, до признания?

— Кое что успел, — снова довольно улыбнулся Илья. — Не завидуй. А ты то сам, кстати, где был?

— В библиотеке спрятался. Потом нога разболелась, потом Гриша подлатал и меня вырубило, — кратко доложился я.

— Ну молодец, спать это полезно, — отозвался Илья. Судя по голосу, он и сам засыпал. А я вот выспался. В неровном свете от пламени свечи белый потолокказался очень похожим на те, к которым я привык в своем мире. Я задумался, вспоминая свою прошлую жизнь.

Глава 34

Глава, которая начинается как флэшбек, а кончается началом другого флешбека.

У каждого человека есть тайны. Некоторый тайны бывают стыдные, некоторые по-настоящему ужасные, а другими можно гордиться. Иногда, это одна и та же тайна. Как пять трупов девочек в подвале того убогого домишки.

Это был обычный день, вечер был ничем не занят, и я ответил на сообщение гражданского блокчейна. Нужен был понятой. Я тогда только недавно сдал тест на гражданство, и еще не улавливал некоторых деталей. Когда сигнал о необходимости гражданина для наблюдением над работой полиции пришел на мой гражданский смарт я находился в ста шестидесяти километрах от места происшествие. Быстро прошерстил сводку, из которой можно было без труда понять, о чем речь. И меня могло бы насторожить, что все кто был ближе, оказался. И то, что за это задание давали хороший рейтинг.

Конечно же, я не насторожился.

Я прибыл уже через двадцать минут, благо аэротакси в таких случаях оплачивало государство. На месте уже была группа экспертов, полтора десятка полицейских, отряд местных милиционеров, вооруженных как для штурма укрепленного дота. Меня встретили прямо на выходе из пассажирского дрона и быстро увели с улицы.

Присоединившись еще к трем понятым — двум таким же молодым гражданам как я, и одному старику примерно ста лет на вид, но еще крепкому — мы вошли в дом. Нас встретил следователь. Злой, уставший, окруженный дымом. Он смолил маленький электронный кальян с сильными стимуляторами.

— Давайте быстрее, — сказал он — и повел нас в подвал.

В принципе, присутствие граждан при сборе улик обычно не требовалось. Но, для особых случаев, делалось исключение. Нечто вроде дани традиции.

Пока аэротакси везло меня на место, я пролистал материалы дела. Выглядело так, словно эту мразь взяли случайно, но потом я узнал, то это был результат полугодовой работы, на которую было потрачено миллионы часов работы алгоритмов и сотни человеческих часов.

Это был обычный дом под Новгородом, в поселке для рабочих мигрантов. Построенные треть века назад, по образу и подобию американской субурбии, эти поселки окружали крупные города и мегазаводы Сибири. Утром тысячи людей садились в аэробусы и, иногда более часа, летели на место работы. Это были хорошие специалисты, поэтому Федерация старалась поддерживать их уровень жизни. И жестко пресекала любые проблемы, безжалостно высылая даже ценных специалистов обратно на родину за нарушения порядка. Естественно, что привыкшие тут к роскошной, по их меркам, жизни, мигранты старательно скрывали свои проблемы. Поэтому бесконечные ряды аккуратных домиков, несмотря на крайне ухоженный вид, давно превратились в гетто.

Около полугода назад вскрылась пропажа нескольких детей. Рутинный опрос по домам. Подозрительная мимика хозяина дома снятая дроном добавила его имя в длинный список первого приближения. Его направили на дополнительное освидетельствование, но ублюдок сумел провести компьютерного диагноста. Его ложь, как и диагноз не были вскрыты. Хрен его знает, где он так научился, но иначе он бы и не получил работу в стране. Только через полгода произошла выборочная проверка его дома.

Конечно же, после того как его поймали, немедленно стали очевидны и другие признаки психопата. Слишком хорошие отзывы — нормальный человек не всегда в хорошем настроении, поэтому трудно угодить всем. Дважды замечен рядом с районами пропажи людей. Живет один. Мало общается с соседями.

Ночью отряд полиции входит в дом. Ничем не примечательный немец спокоен, улыбчив. Угощает полицейских кофе, заговаривает им зубы — они собираются уходить, когда полицейский дрон со спецсканером замечает следы крови в подвале.

Именно туда нас сейчас и ведут.

К тому времени, как мы пришли, эксперты уж успели найти три тела. Маньяк и вправду был отличным мастером. Тайники оборудованы на высочайшем уровне. Кажущийся монолитным бетонный пол скрывает в себе прямоугольные ниши. Тела девочек залиты прозрачным материалом. Под ними скрывается подъемный механизм — чудовищный экспонат на моих глазах как раз выдвигается из пола. В свете ярких светодиодных ламп можно рассмотреть трофей маньяка во всех деталях. Она страшно истерзана, почти выпотрошена. Часть кожи с лица снята, видны лицевые кости. И все же, мне кажется, что она была еще жива, когда он заливал её прозрачным составом.

Медбраслет на моей руке мигает красным. Полицейский хватает меня за плечи, с силой поворачивает и тащит наверх. Я пытаюсь сказать, что все впорядке. Я воевал семь лет, я и не такое видел. Или, просто хочу врезать этому дураку, который пытается меня вывести на воздух. И затихаю, понимая, что именно так и реагируют на зашкаливающий стресс.

В доме меня перехватывает медик и колет коктейль из успокаивающих и седативных прямо через одежду.

Рядом пыхтит электронным кальяном следователь — он не идет вниз. И не смотрит на подозреваемого. Его задача поймать ублюдка, работать с ним приедет специалист. В инструкциях написано — не контактировать с подозреваемым. Маньяки, почти всегда, обладают болезненным самолюбием, поэтому равнодушее — лучшая подготовка к допросу. Когда приходит дознаватель, в 99 % процентах случаев ему достаточно имитировать восхищение. «Как вам это удалось?». И самовлюбленная мразь колется, рассказывая взахлеб все. Это я узнаю потом.

Сейчас же я, в нарушение инструкций, смотрю на хозяина дома. Он сидит скованный ручными и ножными кандалами, дрон отслеживает его мимику — в ней могут быть подсказки по поводу других тайников. Никто не смотрит на него, никто не разговаривает. Изредка его передвигают с места на место, перетаскивая как вещь, вместе со стулом. Ему очень грустно. Он ловит мой растерянный, непонимающий, подавленный взгляд, как тонущий протянутую руку — и вцепляется в него. Я не отворачиваюсь сразу. Он заглядывает мне в глаза, щерится в одновременно испуганной и надменной улыбке. И говорит на русском, с сильным акцентом:

— Вы все об этом мечтаете. Но боитесь. А я сделал.

Полицейский толкает меня в плечо, разрывая зрительный контакт с подозреваемым и уводит из дома. Я стою на крыльце. Через несколько минут, один за другим выходят другие понятые. Их тоже колят противошоковыми препаратами. Последним выходит старик. Медик тянется к нему инъектором, но старик качает головой. Медик проверяет его показания, кивает и уходит.

— Не впервой мне. Человек, он ведь ко всему привыкает, — говорит нам старый гражданин. Закуривает древний антикварный вейп. Если этому человеку и в самом деле сто лет, то опыта ему действительно не занимать. Вполне возможно, он уже был взрослым парнем, когда, как всем казалось, началась просто очередная холодная война. А потом он смог выжить в те десятилетия, за которые старый мир рухнул и изменилось все. Выпустив до смешного нелепые сегодня, стариковские кольца пахучего дыма и старомодным жестом разогнав их, старик сказал. — Вы вот что. Главное, по криминалистике не идите. Не нужно вам это.

И уходит обратно.

Я долго смотрю ему вслед, пока меня не отводят к аэротакси и не отправляют обратно домой. Я послушался совета. Я выбрал гражданской специальностью социологию. Но конечно, я следил за этим делом Сейчас, спустя годы, я понимаю, что это был самый заурядный, типичный, непримечательный маньяк. Разве что начал он еще за границей, набрался опыта и поэтому у нас успел убить пять раз, прежде чем его поймали. Для него это, наверняка, повод для гордости. Я много раз рассматривал видео его допросов, пытаясь найти в этом, на вид обычном, даже жалком человеке, тень чудовищного зла. И никогда не находил. Только болезненное самолюбие и подлость.

Тот вечер стал и моей тайной. Темным углом моей души, в который я захожу лишь случайно, и который не показываю никому.

Зло на то и зло, что не может достичь величия. Оно убого и скучно. Борьба с ним — вот что наполняет жизнь красками. Поэтому некоторые моменты работы криминалистов я усвоил. И сейчас, перед сном, самое время применить их к произошедшему со мной. К нападениям, главным образом. Под рукой не было ни смартфона, ни даже блокнота. Поэтому я прикрыл глаза и начал чертить линии взаимосвязей мысленно. Потрескивание восковой свечи убаюкивало. Илья начал слегка похрапывать. Я и сам начал засыпать и вдруг увидел в своей мысленной паутине закономерность.

Я резко сел на кровати, вдруг осознав, одну вещь. Очень очевидную, которая всегда была перед глазами. Я встал и начал одеваться. Саблю я взял с собой.

— Храбр, ты чего? — сонно спросил Илья.

— Мне срочно надо к Канцлеру, — холодно ответил я. — Ты спи.

Конечно же, он тоже встал и оделся. Внимательно посмотрев на меня, взял и свою саблю.

— А ну в комнату, отбой через семь минут. Да и не выпущу я вас с оружием, дурни, — грубо встретил нас незнакомый десятник.

— У меня есть приглашение от Канцлера, на посещение, в любое время, — спокойно ответил я. — Сейчас это время.

Десятник долго смотрит мне в глаза. Выделяет двух провожатых и мы идем по темным коридорам.

Один стражник впереди, один позади. Это больше похоже на конвой. Мы входим в главный корпус, ангелы на своих мраморных пъедесталах выглядят как-то жутенько.

— Я, конечно, за тебя горой, Храбр, — тихонько шепчет мне Илья в спину. — Но что ты удумал, а?

— Обожди, — отмахиваюсь я. Мы уже подходим к дверям кабинета Канцлера. Стражники останавливаются и поглядывают на нас, переминаются с ноги на ногу в нерешительности. Я плавно проскальзываю мимо них к массивным дверям и громко стучу в них каблуком.

Наша охрана дергается было ко мне. Я отступаю от двери. Они отступают от меня. Илья хватается за саблю. Из-за двери выскакивает уже знакомый швейцар с лицом, бледным как кальсоны и злым, как у кровавика.

— Кто тут ломится?! Охренели?! — довольно громко шипит он.

— Доложи господину Махаэлю, что Храбр Королев пришел, — громко говорю я. Он неверяще смотрит на меня. Я все же решаю пояснить. — Канцлер разве тебе не говорил, что у меня разрешение есть, в любое время к нему приходить?

Швейцар буквально пережовывает и проглатывает, что он там хотел мне сказать. Скрывается за дверью. Проходят тягостные минуты ожидания. Наконец, дверь открывается. Лицо лакея холодно и спокойно. Он кивает мне и молча делает приглашающий жест. Я иду мимо него, но приглашающий жест превращается в требовательный. Я отстегиваю «жемчужницу» и отдаю ему. Вхожу в кабинет Канцлера. И застываю от слишком яркого света. Может, так только кажется, после полумрака коридоров главного корпуса. Слышу как сзади возится Илья. На его счет указаний у швейцара не было, но переспрашивать лакей побоялся. А Илья решил, что пропускать такой момент будет неправильно. Любопытный.

Наконец я вижу Канцлера. Он сидит за своим столом. Я начинаю долгое путешествие к нему, мимо диковинок, экспонатов, книжных шкафов и кушеток. Не дохожу до стола метров десять, щелкая каблуками, неглубоко и с достоинством кланяюсь.

— Не ожидал вас увидеть так скоро, сударь Храбр, — говорит Канцлер. Сначала мне кажется, что он зол. Но по мере того, как он говорит, я понимаю — он сильно напряжен.

— Я хочу поговорить с вами о вашем новом библиотекари, Ширин, — я ненадолго замолкаю, подбирая слова.

— Да, я знаю, что она женщина. Вы далеко не первый, и даже не десятый, кто мне об этом сегодня хочет рассказать, — кивает Канцлер. — Вы тоже считаете, что у неё нет чего-то такого, без чего совершенно невозможно читать книги?

— Боюсь, у неё есть неприятный сюрприз, — осторожно начал я. — Кажется старец Григорий вам уже рассказывал о неприятном инциденте, прямо перед нашим прибытием в Лицей? На нас напал Кровавик. Так вот, я вдруг понял, что объектом нападения была не Милена, а Ширин.

Канцлер сложил руки перед собой. Посмотрел на меня и кивнул:

— Продолжайте.

Глава 35

Глава, которая обещает скорую разгадку всех тайн и начинает с того, что обнаруживает в Канцлере скрытую страсть к моделированию парусных кораблей.

Я начал выкладывать карты на стол. В том смысле, высказывать свои соображения. Рассказал Канцлеру, ну и Илье заодно, про кровавика. Описал как все служанки разбежались в ужасе. И это нормально, я б тоже убежал, не будь у меня собой сабли и яиц. Из девушек остались Милена, почему-то. Возможно слишком сильно напугалась. И Ширин. И вот последняя вела себя так, как будто была готова сражаться. И не дрогнула, когда чудовище кинулось к ним. Ну хорошо, это можно списать на бурную молодость в Великой Степи. А кровавик все же преследовал Милену.

Идем дальше. Когда на Великий Устюг уронили Писю. Опять допустим, что сам по себе зверек любит золото и серебро, летел мимо и не смог отказать в удовольствии по дороге зайти, перекусить в Храм. Почему-то в не самый богатый и крупный. Но потом он шел строго в Гостевую избу. В которой Милены не было, зато была Ширин. И когда Писю выяснило, что Ширин сваливает, то оно погналось за ней, буквально идя по её следу. Похоже храм действительно был по пути, но цель была четкой и другой.

В этот момент Ширин подсаживает на сани Милену и Лизу. И все девчонки, что нормально для их возраста, с воплями пытаются сбежать от огромной Писи. Но в этот раз уже сделать объектом охоты конкретно Милену, сложнее.

Пока я говорю, внимательно слежу за глазами Канцлера. И вдруг понимаю, что несмотря на маску старика, его взгляд очень живой, внимательный. Ему явно интересно происходящее. Он прячет блеск интереса за морщинистыми веками и показным спокойствием. Говорит:

— А что тогда с нападением полудушников?

— А мне кажется, что оно не имеет отношения ни к Милене, ни к Шерин. Исходя из того, что видел я, кто-то пробрался в Лицей под видом слуги, открыл портал в ту серую хмарь, и сбежал. Что произошло в женском корпусе я не знаю, но подозреваю, что и там целенаправленной охоты за Миленой не было. Правда, мне не хватает деталей.

— Я склонен с вами согласиться, ударь Храбр. Полудушники слабо изучены, к счастью они очень редкая угроза в последние лет триста. — «Эх», подумал я, «каки шутки пропадают». И промолчал. Канцлер продолжил, показав на лежащую на специальной подставке книгу:

— Я как раз читаю описание их нападения на гинекей Базилевса в Царьграде. Они склонны нападать сразу с нескольких порталов. И, народные сказки правы, полудушники предпочитают похищать в первую очередь именно девушек, а уже потом золото. Любопытно, не правда ли? Я вас отвлек, продолжайте.

А я, вроде как, уже и закончил.

— Ну и по совокупности, — пока я шел, во мне была железобетонная уверенность, что Ширин опасна и нужно срочно предупредить Канцлера. Но сейчас, проговорив все свои «улики» вслух, я и сам не понимал причины своей уверенности. Честно говоря, все эти улики косвенные, к тому же, зачем было с этим бежать сломя голову к Канцлеру. Я помялся и добавил. — Она поговорила с вами и смогла убедить оставить её в Лицее. Само по себе решение говорить с вами, очень странный способ решения проблемы для служанки. Потом, за один день она доказала способность стать Библиотекарем, а ведь это очень важный пост…

— Ну с этим я могу вам помочь. Она меня очаровала. — Канцлер слегка застенчиво вздохнул. Я даже не понял, что он говорит в буквальном смысле. — У неё есть особый способ магического воздействия. Варяги называют его «сейд», если вам интересно. Я знаком с ним поверхностно. Как я понимаю, Милена тоже владеет сейдом, поэтому Ширин опасается применять свои таланты в её присутствии. А вот без неё она совсем распоясалась. Пришлось мне пойти у неё на поводу, что поделать.

В этот момент, высокая конструкция из хрусталя и бронзы в дальнем углу издала мелодичный перезвон. И снова. Было похоже, что это напольные часы бьют полночь. Но господин Махаэль отреагировал на эти приятные звуки в высшей степени нервно. Канцлер выдвинул ящик стола, достал оттуда перевязь с тремя пистолетами и надел на себя. Потом пристегнул саблю. Я настороженно следил за ним. Старик только что сам признался, что был одурманен. Уж не кинется ли он на меня? Но Канцлер тем временем продолжал задумчиво говорить:

— Лицей предпринимает усилия против сторонних магических воздействий на персонал. Ширин конечно, знать об этом не могла. Но вы не сказали, почему вы вдруг решили ворваться ко мне с этим рассказом посреди ночи. Я согласен с тем, что служанка вашей… — он едва заметно улыбнулся — сестры Милены не та, за кого себя выдаёт. Но ведь она тут далеко не одна такая. Ответьте честно, почему вы пришли?

Канцлер иронично хмыкнул, ехидно глянув на меня и Илью.

— Если честно, то не знаю. Меня просто как подбросило с кровати… — честно ответил я. — Может спросонья.

— Не думаю, — сказал Канцлер. Он направился к выходу из кабинета, поманив нас рукой. Нам с Ильей оставалось только следовать за ним.

Светлячки над нами резко снизились. Светились они очень ярко, но теперь, когда они оказались поближе, оказалось что это полупрозрачные крохотные парусники. Они выстроились как лебединая стая, углом вперед, над Канцлером. Тот, не обращая на них внимания, подошел к дверям, уже предусмотрительно распахнутым швейцаром. И двинулся, довольно быстрым шагом, прочь. Мы с Ильей едва успели забрать свои сабли у швейцара и еле догнали его в конце залы ожидания. Канцлер шагал широко и быстро, совсем не по-стариковски. Мне то и дело приходилось переходить на бег, чтобы от него не отставать. А потом господин Махаэль еще и заговорил на ходу:

— За то время, пока вы одевались, пререкались с охраной, добирались до меня, вы должны были как следует все обдумать. И передумать идти ко мне со столь жалкими догадками. Я не припоминаю, чтобы я давал вам повод беспокоить меня по пустякам. У вас были хоть малейшие сомнения в своих действиях?

— Вскочил и попер, как лось в гон, — хохотнул за моей спиной Илья. И тут же смущенно добавил. — Извините.

— Да, у меня было большое, твердое… и острое чувство, что дело срочное, — я испуганно предположил. — Наваждение?

— Только если это дело рук сударя Ильи, в чем я сомневаюсь, — задумчиво сказал Канцлер. — Лицей такое место… Сложное. Внутри Лицея весьма сложно околдовать кого-либо на расстоянии. А снаружи, не видя объект воздействия… Если такое имело место быть, то вы первый. Сударь Храбр, расскажите мне очень подробно, что вы делали прямо перед тем, как бросились ко мне на ночь глядя.

Я рассказал. Детали воспоминаний о прошлой жизни я все же опустил, рассказал только, что задумался о происходящих событий и попытался выстроить взаимосвязи.

— Вот как? Любопытно. А какая у вас родовая способность? — нескромно спросил меня Канцлер. Я замялся. Конечно, ожидалось, что я унаследую родовую способность ту же что и предки и конечно же, о ней знали примерно все, кому нужно и не нужно. И все же, рассказывать вот так, незнакомому человеку… Неприлично то как. Но я все же ответил, смущенно и иносказательно, словами из былины:

— Налево махну — улочка, на право махну — переулочек.

— Не тешьте себя надеждами, — ответил Канцлер. — Я видел, как князь Пскова располовинил человека в доспехах с расстояния в десять шагов. Это было самое сильное проявление вашего родового дара. Как его называют в вашей семье, Взмах Лезвия Рода?

— Обычно, просто Лезвие, — пробурчал я.

— Может быть, вам передалось что-то от матери?

Моя мать обрела родовой дар до замужества. И это была невероятная сила и прочность тела. Поэтому я просто помотал головой. Спохватился и сказал вслух:

— Нет.

— Жаль. Я бы сказал, очень похоже на «Проникновение в суть вещей». Это хорошая родовая способность, жаль что её не ценят.

Мы подошли к Музеуму. Стражники вокруг неё выглядели… Подозрительно. Один таращился в небо, запрокинув голову назад, второй пристально, с прищуром, разглядывал свой сапог, снятый с ноги. Остальные со стороны выглядели нормально, пока Канцлер их не окликнул.

— Господин Махаэль, — как будто пьяными голосами, нестройно ответили они. — Никто не входил и не выходил. Происшествий нет.

На слове «происшествий», впрочем, внятный ответ закончился. Я напрягся. Прямо за стражниками была массивная дверь в Музеум. И она была открыта.

— Молодцы, — весело ответил Канцлер. Легко взбежал по ступеням и скрылся в темноте за дверью. За ним последовал его летающий миниатюрный флот. Мы с Ильей переглянулись. Вынули сабли и тоже зашли в Музеум. Никто из стражников вокруг, кажется, этого даже не заметил.

Глава 36

Каждая настоящая женщина знает, что мужчин надо удивлять. Но тут важно соблюдать границы и удивлять, а не ужасать и запугивать.

— Ой, а разве нам сюда можно заходить, без разрешения? — громким и нарочито испуганным голосом осведомился Илья. Шага он при этом не замедлил.

Я хмыкнул. Хорошая попытка пошутить. На самом деле это свидетельствовало в пользу врожденной храбрости Ильи. Я чувствовал страх и мне было не до шуток. Просто я привычным усилием воли отодвинул страх в сторону, чтобы он не мешал. А он был достаточно сильным, чтобы нивелировать страх шуткой. Это как с сексом работает. Ты или смеёшься, или боишься. Или одно, или другое, невозможно и то, и то одновременно делать.

— Разумеется нет! — отозвался идущий впереди Канцлер — Вы будете надлежащим образом наказаны. Но потом. Сейчас подойдите поближе.

Мы настороженно приблизились к нему на пару шагов. Освещение от магических парусников директора лицея было хорошее. Я наконец-то смог разглядеть экспонаты музеума как следует. И заметить много новых. Но сейчас мне они были не интересны.

— Давайте ближе, не бойтесь, — поманил нас Канцлер. — Слышали звон в моем кабинете? Это означает, что кто-то тут, в музеуме, пытается открыть Скрытый Путь. Знаете, что это такое?

— В общих чертах, — отозвался я.

— Интересное выражение, — отозвался Канцлер. — В общих чертах… Подхватили у писаря в усадьбе?

— А разве для этого ключ не нужен? — удивился Илья. — Ну, чтобы Скрытый путь отомкнуть.

— Нужен. Сударыня Ширин его у меня попросила. Пришлось отдать, иначе бы она поняла, что я не очарован. — отозвался Канцлер. У него даже голос помолодел. Опасность ему на пользу. Он шел неторопливо и небрежно. Но я видел, что это небрежность бывалого профессионала.

— Не хотели расстраивать девушку отказом? — прошипел я. И, прежде, чем успел прикусить язык добавил. — Или надеялись заглянуть ей под юбку?

Всё-таки я нервничаю сильнее, чем мне кажется, уже привычный мне контроль над языком ослаб.

— Прозвучало несколько двусмысленно, сударь Храбр, — почти весело отозвался Канцлер. — Но скоро нам всем это предстоит.

Он указал рукой вниз. На полу валялись куски ткани, в которых, не без труда, можно было опознать форменную серую юбку от мундира главного лицейского библиотекаря. Мы прошли мимо этого комка, испуганно на него поглядывая.

— Тут становится слишком опасно для вас! — ужаснулся Канцлер впереди. — Но мне остается только надеяться, что вы достаточно взрослые и готовы к такому испытанию.

Через пять шагов мы обнаружили то, что так обеспокоило Канцлера — беленькие трусики висели на голове довольно уродливой статуи. Определенно для статуи так было лучше. Кстати, женские трусики тут ближе к тем, к которым я привык в своем мире. Что же на мне-то термобелье какое-то? Хотя, я ведь ношу, что дают. Откуда мне знать, может тут есть варианты. Зато практично.

Я обратил внимание, что меня и Илью ведут по три кораблика. Если бы не размеры, я бы заподозрил в них боевых дронов. По два в атакующем звене, двигаются поодаль, явно держа нас на прицеле, и один высоко сверху. Что называется, «подсвечивает».

Мы прошли очень знакомую, накрытую тканью коробку с кирпичом-пугалом. В сердце сладко заныло. Впереди стало видно свет, падающий из ниши в стене. Свет был золотистый и переливался. Как будто за углом стояла рождественская ёлка.

— Это большая ловушка, — сказал Илья. — Обманка. Музеум не настоящий.

— Самый настоящий, — не согласился Канцлер. — Просто все опасное и ценное я храню в другом месте.

— Есть тут охранные чары? — спросил я. Меня интересовало, знал ли Канцлер, что мы тут уже побывали. Мирослав никакого магического аналога видеонаблюдения и сигнализации не знал. Но это мало значило. Он действительно, мог просто не знать. — Вы знаете, кто сюда входит?

— Разумеется есть. Я ведь только что объяснил про сигнал в своем кабинете. А ставить тут магических сторожей… Это бы только спугнуло злодеев. Знаете, ведь Скрытый путь открыть не так трудно, если задаться такой целью.

Мы подошли к арке в стене, из которой лился золотистый свет. Уже привычная груда раздвинувшейся кладки рядом. Канцлер, слегка обеспокоенно, сказал:

— Но обычно на это требуется куда больше времени.

Канцлер осторожно заглянул в портал. Покачал головой. Поманил меня.

— Так, Храбр. Подойди ближе. Сейчас не говори со мной и даже не смотри на меня. Говори только с ней и смотри только на неё.

Я последовал примеру Канцлера. Сначала осторожно заглянул в проем. Увидел там Ширин. Она стояла посреди каменного ущелья, даже на вид неприятно безжизненного. Метрах в двадцати от портала валялся омфал. Не то жалкое подобие, что стояло позади нас, а настоящий. Опутанный изысканными железными цепями камень, похожий на необработанный желтый алмаз. Вдобавок, он еще и светился изнутри. Ширин ухватилась за ячейку цепей своими тонкими женскими ручками, напряглась, и цепь с громким металлическим стоном лопнула. Ширин взялась за следующее звено.

— Серьезно, Илья, — громко сказал я. — Если так будет продолжаться, то до конца учебы в Лицее, мы увидим всех женщин голыми.

— Не хотелось бы, помнишь повариху? — ужаснулся Илья. Но тут же добавил. — Хотя, если мы увидим госпожу Софью без одежды, то это все равно окупится.

Ширин, как будто только услышала наши голоса, когда мы подошли к порталу, хоть мы переговаривались и до этого. И начала оборачиваться. Она была обнажена, если не считать массивные украшения. И не особо этого стеснялась. Единственно, что она машинально попыталась прикрыть, это пучок лисьих хвостов, растущих у неё из копчика. Впрочем, это было мимолетное движение. Она повернулась, кокетливо поднесла пальчик к губам, подчеркнув немаленькую грудь изгибом локтя, и томно посмотрела на нас. Мех у неё был черный. Везде.

— Блин! Милена же еще! — вдруг вспомнил Илья, явно уловив что-то сходное в фигуре Ширин.

— Фу, — возмутился я. — Она же моя сестра! Такой момент испортил!

Ширин, покачивая бедрами, неторопливо пошла к нам.

— Лучше бы она ближе не подходила, — добавил Канцлер. Он стоял рядом со мной. Ширин должна была видеть его через проем. Но никак не реагировала ни на него, ни на его слова.

— Ширинка, не надо ближе подходить, а то я стесняюсь, — озвучил я слова господина Махаэля.

— Иначе что? Боишься сделать то, что тебе по-настоящему хочется? — проворковала девушка, все так же приближаясь. Ух как она бедрами качает, у меня аж скулы свело. И не только скулы.

— Спроси её, кто она такая! — напомнил о себе Канцлер.

— Кто ты такая?! — хором гаркнули мы с Ильей.

— Я та, кто должна править по праву! — неожиданно зло крикнула Ширин. В её ротике мелькнули длинные, тонкие, собачьи клыки. — Я та…

И она перешла на мелодичный, тональный язык. Я бы сказал, что это китайский, но я просто не знаю никаких других тоновых языков.

— Я понял только что-то про ши и ся. Но не понял, что это. А можно по-русски? — прервал я её поток откровений.

— Я принцесса династии Ся. Гонимая и травимая. Последняя из… — и опять длинная, красивая, мелодичная и совершенно непонятная фраза.

— Спроси её, как она собирается использовать омфал? — снова вмешался Канцлер.

— А зачем тебе омфал? — спросил я.

— А об каменюку то зачем трешься? — одновременно со мной спросил Илья.

Она расхохоталась. Кажется, у неё слегка вытянулась мордочка. Или увеличился рот. В любом случае, сейчас её опасно острые, хищные зубки были хорошо видны. Она глянула на меня странно не человеческими глазами и сказала:

— Вы просто жалкие людишки. Маленькие, глупые, мотыльки, порхающие вокруг огня. Вы боитесь его настоящей силы. И не зря, ведь подлети вы поближе, вы сгорите. А я смогу использовать чародейскую мощь, что заключена в этом камне. И вернуться, став сильной как… Став богиней. Я спрошу вас только один раз. Хотите ли вы стать первыми среди моих рабов? Упадите на колени, отдайте мне ваши мысли, ваши сердца, ваши жизни и служите мне!

Вот сейчас, особенно в конце, она прямо сурово прозвучала. И это было не просто слова. На меня как будто обрушился поток воды, вымывающий из головы мысли, из сердца собственные убеждения, а тело прижимало к земле. Стоящий рядом Канцлер, не пошевелился. И в то же время, поддержал меня. Как будто схватил за плечи и не дал упасть. Такие были ощущения. Ширин искренне удивилась:

— Почему вы не кланяетесь?

— Волшебное слово сказать забыла! — злобно прошипел я.

— Значит, вы сами выбрали свою участь, — примерно в пятьдесят семь с половиной раз злобнее прошипела она и внезапно бросилась на нас, преодолев в прыжке оставшиеся до портала пять метров. Одновременно окутавшись пламенем. И с размаху впечаталась в проем, как будто он был застеклен бронестеклом. Ширин забилась, вспыхнула огнем, превратившимися в когтистые лапы руками провела огненные борозды по воздуху, бросилась в проем снова — бесполезно. Прозрачная стена держала её ярость надежно, как аквариум котенка.

— Что ты натворил, мелкий человечек? Я все равно вырвусь! И уничтожу тебя! Даже через тысячу лет, я отомщу, я найду и убью каждого твоего потомка…

— Это я поймал тебя, — сказал Канцлер и шагнул вперед. Только сейчас взгляд Ширин сфокусировался на нем. Хотя её лицо изменилась, превращаясь в морду зверя, я успел разглядеть тень паники в её глазах. Тут же сменившись бурной истерикой. Пространство за порталом вспыхнуло огнем, каменной крошкой, какими-то железными молниями.

— Все, хватит, — сказал Канцлер и взмахнул рукой, как будто закрывая невидимую дверь. Портал померк и превратился просто в неровную стену из красных кирпичей.

— Она не выберется? — спросил я.

— Нет. Скрытый путь подвластен только своему создателю. И если я закрыл его, то с её стороны он просто исчезнет.

— А она может открыть новый? — спросил Илья. Надеюсь, мой голос не звучал так испуганно.

— Кажется, эта способность ей неподвластна. Иначе бы ей не потребовались вы, чтобы добраться сюда. Но она каким-то образом умудрилась использовать силу омфала, что считалось невозможным, — весело ответил Канцлер — Поэтому, ставить все состояние, я бы на это не стал.

— Вы выглядите подозрительно довольным, — сказал я. — Вы что, так все и задумывали?

— Не совсем. Я бы советовал посмотреть на произошедшее с другой стороны, сударь Храбр. Я только что получил надежного охранника для очень опасного предмета, который не могу использовать сам. И, кстати, совершенно бесплатно.

Мы некоторое время постояли в задумчивости, наблюдая как камни медленно собираются обратно в стену, замуровывая нишу.

— Ну, теперь пойдемте обратно, я должен придумать вам наказание, — сказал Канцлер и пошел обратно к выходу, весело посвистывая.

— Только не плетьми, — вдохнул Илья. — Месяц потом на животе валяться.

Говорил так, как будто пробовал, знает.

— Плетьми фигня, знаю способ за день вылечиться. Меня же проткнули вчера, а посмотри на меня сейчас! — я демонстративно подпрыгнул. Дождался, пока Канцлер перестанет насвистывать и нахмурится. — Нам главное, чтобы на кухню не отправили, репу чистить. Мешками. Вот где наказание!

— Так и сделаем! — радостно отозвался Канцлер и снова начал насвистывать.

— Промолчать не мог? — тяжело вздохнул Илья. И спрятал саблю в ножны. Я последовал его примеру.

И решил воспользоваться случаем, пока у канцлера настроение хорошее. Догнал его и осторожно спросил:

— Господин Махаэль… А что там с полудушниками? Кто они такие, вообще?

— Это вам расскажет декан Григорий, он странно увлечен подобными вещами, — отмахнулся Канцлер. — Я бы на вашем месте, Храбр, старательно выполнял упражнения все следующие полгода. Полностью сосредоточьтесь на учебе, а не на любовных похождениях, как у нас, увы, принято на подготовительном курсе. Я буду рад ошибиться, но боюсь из-за вашей способности противостоять внушению, вы можете оказаться без фамильяра. А это очень серьезно.

Мы прошли некоторое время в молчании. Я покопался в памяти Мстислава, но не нашел ничего такого про фамильяров. У меня были родственники, у которых не было фамильяра и это им никак в жизни не мешало. С другой стороны, у детей боярских у всех были фамильяры, а вот родовые способности они получали очень редко. И тогда уже были не «детьми» а вступали в семью как полноценные, хоть и младшие, родственники. Ничего не понятно.

— Почему? — наконец решился я на очередной глупый вопрос.

— Потому, сударь Храбр, что у людей нет способа чуять, видеть или слышать тонкие энергии, которыми и оперируют чудотворцы. Вы не сможете направлять и управлять магией. Вы, говоря грубо, не сможете творить чудеса. Точнее, не сможете этому обучиться за короткое время, пусть примеры профессора Велимудра или декана Григория вас не вдохновляют. У них у обоих были долгие годы обучения и совершенно другие возможности. А в Лицее, без фамильяра, мы попросту ничему не сможем вас обучить. Поэтому я буду вынужден вас отчислить. Постарайтесь этого не допустить, сударь Храбр, всеми возможными способами. У меня есть на вас планы…

Эпилог

Старец Григорий, Декан Лицея, единственного высшего учебного заведения в Царстве Русском, Белорусском, Чернорусском и Жмудянском, известный целитель и, как шептались за его спиной, колдун — вошел в комнату.

Около года назад Григорий купил каменное строение, примерно в часе езды верхом от Лицея. Не в торговом квартале, плотно застроенном трехэтажными домами и расположенном через реку от Лицея. И не один из весьма красивых теремов поблизости от Лицея, с пристройками и двором. Нет, этот дом был, когда-то давно, еще до того как Великий Устюг так сильно разросся, частью городских укреплений. Сторожевой башней с маленьким помещением для стрельцов. С тех пор толстые каменные стены успели послужить и складом, и гостевой избой.

Это было плохое вложение денег. Слишком большое и старое, здание требовало к себе вдумчивого подхода. Ремонта. И денег.

Все всегда требует денег. Григорий презирал деньги, но для его целей ему приходилось все время думать о них.

Он редко приезжал в этот дом. Прошел через пропахшую мочой и старым пивом общую комнату. Сторож с семьей жил в пристроенной к задней стене избе, разводил коз и кур, наверняка пускал переночевать всякое ворье. Григорию было плевать — он платил ему слишком мало, чтобы требовать слишком многого. Единственное, что было нужно старцу, так это чтобы маленькая комнатка под остроконечной красной крышей низенькой башни оставалась нетронутой. И за этим он следил тщательно.

Старец медленно, словно нехотя, поднялся по витой каменной лесенке, остановился у могучей двери, оставшейся еще от времен, когда тут стоял гарнизон. Сделанная, не иначе как с расчетом на то, чтобы противостоять выстрелу из небольшой пушки, дверь была закрыта изнутри. Распутин, больше по привычке, оглянулся. Проверил, нет ли кого поблизости. Привычка, которая приходит не от спокойной жизни. Только после этого старец немного поговорил с дверью. Погладил. Достал маленькую масленку из сумы. Смазал петли. И попросил дверь отвориться.

Его не было тут почти год. Но дверь помнила его. Любая вещь, которую он заговаривал, оживала с каждым разом все охотнее. Поэтому дверь с готовностью откликнулась. Втянула засовы и цепи, отворилась, приветственно скрипнув. И тут же захлопнулась, едва пропустив чудотворца внутрь.

Григорий вошел и остановился, осмотрелся. С хмурым лицом, насупленными бровями, явно не очень довольный своим тут появлением. Он проверил метки на двери и на крохотном окошке. На сундучке. Все нетронуты. Да и лучшим доказательством того, что комнату никто не посещал за время его отсутствия, был толстый слой пыли, лежащий на полу и скудной обстановке. Стол, стул, сундук.

Григорий решительно направился к сундуку, взметнув полами своего черного кафтана в воздух настоящие тучи пыли. Достал ключ и, расчихавшись, выронил его. В конце концов, справившись с приступом чихания и вернув себе суровый и зловещий вид, открыл сундук. Проверил содержимое. В кожаной суме смена одежды и дорожный набор — неброской, мужицкой. И малый кошель с полусотней серебрушек.

С одной стороны, вроде как малый тайник на всякий случай. С другой — приманка для воров. Если кто тут побывает, не устоит, стянет хоть кошелек. Григорий пересчитал деньги. Сбился, пересчитал снова. Пересчитал третий раз. Понял, что тянет время. Разложил деньги столбиками по десять монет, убедился что их столько же, сколько и оставлял. Ссыпал в кошель, спрятал в сундук. Закрыл сундук, запер. Подошел к столу.

Теперь, когда пыль улеглась, можно было уловить, что в комнате пахнет не только пыльным камнем, сухим деревом и, совсем немного, крысами. Был в воздухе и еще один, сладковатый аромат. Сладкий, но неприятный. Пахло падалью. Попади сюда чистюля-служанка, первое что бы она сделала — кинулась искать трупики мышей по углам.

Но Григорий знал, что запах исходит от предмета на столе. Посередине грубого, но прочного стола, окруженное набором для писания, стопки бумаг и лампы, лежало зеркало. Оно выглядело как полусферическая стеклянная призма, залитая изнутри серебром, в массивной вычурной раме. Собственно именно так зеркала и в этом мире, в основном, и делались. Ценитель искусства из нашего мира мог бы заметить сильное сходство этого зеркала с зеркалом на картине Ян ван Эйк, «Портрет четы Арнольфини».

И, так же как и на картине, в этом зеркале отражался не только Григорий.

Старец был бледен как снег. Он поправил кинжал, так, чтобы можно было его выхватить. Смахнул рукавом пыль с зеркала. Как раз вовремя, чтобы увидеть как зловещая черная фигура в отражении стала прямо за ним. Григорий вздрогнул, но не оглянулся. Он знал, что никого не увидит за своей спиной. Вместо этого он сказал, сжимая посох одной рукой и держа вторую руку рядом с кинжалом.

— Я сделал то, о чем ты просил, господин, — последнее слово ему далось только после маленькой запинки.

— Ты узнал имя? — прошелестел едва слышный шепот в комнате, в которой не было никого, кроме старца в роскошных черных одеждах, смотрящего в зеркало на столе.

— Это был не демон, — «ты ошибся, тупой ты чурбан» мысленно продолжил Распутин, но вслух сказал. — Господин.

Тень за его спиной вдруг подняла руку. И воткнула длинный и острый, как клинок шпаги, коготь, в шею Распутину. Старец захрипел, задергался, приподнимаясь на носочках.

— Ты не исполнил мой наказ! — голос прозвучал громче. И в этих звуках не было ничего человеческого. Казалось, будто это старые книги шелестят пожелтевшими от времени, хрупкими, рассыпающимися страницами. И этот шорох по какому-то причудливому капризу складывался в слова.

— Я сделал все, как ты наказал! — прохрипел Распутин, корчась от боли. — Я призвал его! Вытащил из небытия и вселил в тело наследника могущественного рода! Пришлось ждать удобного момента, это было очень трудно, но я справился! Имя я узнаю позже!

На его шее раскрылся ранка. И, по невидимому вне зеркала когтю, побежала капля крови.

Удар был мастерский — Григорий мог говорить, мог шевелиться. Не задеты снабжающие мозг кровью сосуды — он не потеряет сознание в ближайшее время. И ему было очень больно. Тень выдернула коготь. Распутин схватился за рукоять кинжала и оперся о стол второй рукой, выронив посох. Ранка на шее перестала кровоточить и медленно заросла.

— Да. Главное ты сделал, — наконец согласилась тень. И отступила в глубину зеркала. — У тебя интересный кинжал. Знаешь, я бы мог пытать тебя очень изощренно, и ты бы очень долго не умер. И я бы мог делать с тобой удивительные вещи. Снова и снова.

Григорий побледнел еще больше.

— Помни об этом. А теперь иди, и выполни следующую часть уговора.

— Да, господин, — прохрипел старец Григорий и выскочил за дверь, которая услужливо распахнулась ему на встречу. Распутин не задерживаясь ни на секунду побежал вниз по лестнице. Лицо декана факультета естественных было бледным и перекошенным. Если бы сейчас его видел Мстислав, то он бы узнал это выражение лица. Григорий Распутин был полностью во власти жуткой ярости, без малейшей капли страха.

Только внизу он вспомнил, что забыл свой посох у зеркала. Это уже второй потерянный посох за неделю. Но возвращаться за ним Григорий не стал.

Конец первой книги.

Вторая книга: https://author.today/work/212200

Декорации: Мир

Я отчаянно бил себя по рукам, сдерживаясь от того, чтобы грузить читателя ненужными подробностями. Но я привык к боли и все же решил нагрузить вас ими.

Книга предполагает славянский антураж. И увы, нашему внутреннему режиссеру, не так то просто его создать. Не не его проблема, просто не так много культурного контекста, с которым ему можно работать. По сути, все с чем может работать наше воображение, в контексте сказочно-​​славянской культуры — мультфильмы. И это не самый плохой вариант. Например фильмы с высоким фэнтези, за редким исключением, рисуют средневековье довольно мрачным местом.

Пока задвинем в темный угол измазанных в грязи (надеюсь, только в грязи) обитателей средневековья, и вернемся в мир Лестницы.

Я хочу подсветить два момента.

Первое, и самое важное — мир Лестницы красив.

И он заметно красивее нашего, утилитарного мира. Эта особенность не придумана мной, а проистекает из контекста — тут нет массового производства. Но это не значит, что люди живут как после апокалипсиса пользуясь мрачного вида самоделками. Напротив, каждый предмет, окружающий героев — продукт труда настоящего мастера. Который, возможно, совершенствовался в своем мастерстве не то что годами — поколениями.

Наши предки были, странное дело, тоже людьми. И любили не только функциональные, но и красивые вещи. И у них было время и возможность их делать. И начать тут можно прямо с домов. Когда я пишу «терем», я подразумеваю самый обычный русский терем. И выглядит он вот так:

Люди достигали большого мастерства встроительстве, поэтому деревянные дома, особенно если площадь для постройки была ограничена, часто были многоэтажные:

Это не фантазия художника, так они и выглядели.

Когда я пишу «деревянная резьба», я намекаю, конечно же, на русское зодчество:

Сейчас идет медленный слом представлений о прошлом. Дошедшие до нас артефакты — от античных статуй до готических соборов — обычно серо-​​белые. Но люди в доиндустриальную эру, как прочем и всегда, любили яркие краски. Даже простые люди старались украсить свою жизнь буквально — крася одежду, предметы быта, жилища в яркие краски.

Увы, но описать такое в подробностях довольно трудно, поэтому я просто покажу пару относительно исторических интерьеров:

Кстати, колонны. Поскольку бетонных плит перекрытий пока не завезли — вся надежда на Храбра — то каменные потолки, всегда опираются на колонны с арочными (для прочности) сводами. Поэтому, за редким исключением, все большие помещения в каменных дворцах будут иметь примерно вот такие колонны в интерьере:

Если получится, то просто достаточно себе периодически напоминать, что каждая вещь в этом мире — в большей или меньшей степени произведение искусства. Каждый местный мебельщик — если уж он делает мебель на заказ — не просто ремесленник. Он мастер, художник а часто, представитель целой династии мастеров.

Мне трудно подобрать сравнение — в нашем мире массового производства все сильно упрощенно в угоду технологии производства, все утилитарно. Мы покупаем готовый шкаф, или машину, не задумываясь о том, насколько она упрощена и безлика. Покупая книжный шкаф в мире Лестницы, вы получите нечто, что выглядит как «Астон Мартин» среди книжный шкафов:

Библиотека с книжными полками, с поправкой на контекст, будет выглядеть не как стеллажи наших архивов, а примерно так:

Я просто стараюсь держать в уме, что почти все в этом мире, сделано со старанием и не торопясь, с вниманием с самым маленьким деталям. Если персонаж сядет в углу у окна на жесткий стул, за обшарпанный стол, то скорее всего этот угол будет выглядеть так:

Разумеется люди попроще будут и жить попроще. Но все же не надо думать, что они будут жить как бомжи — они будут стараться жить не хуже. В принципе, разрыв между самыми богатыми и самыми бедными в средневековье, был в десятки раз меньше, чем сейчас. Это и особенности мировоззрения предполагают, что у человека скорее не будет в доме стула совсем, чем будет колченогая уродливая табуретка.

Второй важный момент — как вы наверно и сами уже поняли, с фантазией у меня не очень, поэтому я все беру из жизни. В смысле, из истории.

Например алхимия с драконом кусающим себя за хвост — прямая цитата. В отличии от распространенного мнения об алхимии, как о прародительницы химии, сами алхимики считали себя именно магами. В их трактатах подчеркивается, что успех алхимического преобразования зависит от того, насколько алхимик сосредоточен, талантлив и вложен в процесс. От алхимика требуется не просто медитировать на колбочку, но живо участвовать в процессе. В их рецептах то и дело встречается «добавьте унцию ненависти» или «для окончательной очистки потребуется пара капель любви».

Кстати, теплые тапочки Велимудра, из птиц, на которых он летал — тоже честно сворованный мной алхимический рецепт. Правда, так передвигался алхимик из Китая.

Найденные на теле полудушника вещи — типичные сидские (ирландские эльфы). Складной походный меч, покрывало фей — все их свойства не станут сюрпризом для читавших ирландский фольклор.

Однако, иногда такая манера черпать готовые решения из истории, меня подводит. Так, например, вся эта магия и колдуны плохо уживаются с современной религией. Джоан Роулинг в Гарри Поттере просто мягко обошла этот вопрос стороной. Я же решил поступить «умнее» и просто написал, что в моем мире христианства нет.

Как только дело стало подходить к свадьбе, я решил посмотреть, а что там было до христианства. Ну, что сказать. Хотя описания «языческих» традиций славян дошло нас только как их порицание от монахов, все равно, косвенно приходится признать — сплошной разврат.

Дохристианские религии не просто не стеснялись сексуальности, большинство культов буквально строились на, под и вокруг секса. Вот вам ошеломительный шлем, очень распространенного, коринфского типа. Просто, чтобы вы имели некоторое представление о размахе символизма.

Роспись вилл в тех же Помпеях, заставляла первых исследователей думать, что они раскапывают подряд одни бордели. Но многочисленные предметы древнего искусства с анатомическими подробностями я прилагать не буду, поскольку сейчас они тянут на откровенную порнуху.

Если немного охладить накал праведного гнева, и слегка отодвинуть в сторону христианскую мораль, приходится признать — в древности ситуация со свадьбой слегка напоминала современную. Брак часто был временным (так называемые «пробные браки» сохранялись долгое время в Европе, и сейчас кое-​​где такая традиция осталась) люди жили вместе несколько лет, заводили общих детей, а потом расставались. При этом не предполагался полный разрыв отношений — дети воспитывались сообща, да и вообще социальные связи между бывшими супругами не рвались. При этом, после развода, женщина могла отмести у мужика «квартиру» (погуглить можно, например, Железный Ричард из рода Берков и Грануаль).

Все, как сейчас. Сейчас социологи называют это, как они думают, невиданное раньше явление, «серийная моногамия».

Но для правящей элиты, про которую мы больше всего знаем, был нормой брак такой, каким мы его знаем. Обязательно главная жена (остальные жены либо «младшие», либо наложницы) наследникорожательница и все сопутствующее. Разумеется, проблемы в таких брака были знакомы и нашему обществу. Лучший пример это брак Зевса. Очень похоже что для элиты свадьба была не актом любви, а политическим действием, союзом двух семей объединением влияния, капиталов, военной мощи. И места в таком браке не было не только любви, но и вообще сексуальности и радости. Это долг перед семьей, бремя, которое надо выдержать. Но это проблемы «небожителей». У людей попроще и проблемы были попроще. Например не сдохнуть от голода. Они не хотели себе выдумывать трудности на ровном месте, подавляя сексуальность.

Кроме того, были специальные места где можно было раскрепоститься. Не только конкретные места, но и время — специальные праздники. Вятичи сохраняли свои обычаи дольше других, и их ибицные фестивали порицает сразу несколько летописей. Но тут я бы поостерегся напрямую сравнивать эти обычаи с нашими деревенскими дискотеками, ночными клубами или поездками на море, где «можно». В древности люди очень серьезно относились к магии, а это, во многом, были именно что магические обряды.

С некоторой степенью натяжки совы на глобус, можно приплести сюда римлян и греков (все же тоже индоевропейцы) и вспомнить их вакханалии. До нас дошло несколько писем, где люди жалуются, что вакханки убили некоего бедного юношу.

Не вполне понятно, зае…ли они его насмерть, или там БДСМ был в программе, а он стоп-слово забыл — но само описание обряда подразумевает, что к вам в дом могут вломиться одержимые Дионисом женщины (и даже бабушки) вытащить вас на пашню (видимо корни в обряде плодородия) и вы будете не очень всему с вами потом происходящему рады.

Для меня лично было открытием, что эта древность, не такая уж и древность. В 1936-м, в Ростовской области, за нарушения общественного порядка (прилюдное соитие на полях) давали пятнадцать суток. Осужденных было больше ста человек (что забавно, из них только пара десятков мужчины). А потом всплеск такого рода преступлений сошел на нет, так же внезапно, как и начался. Исследователи подозревают во всем пришлого начальника, который решил бороться с тем, что местные не считали чем-​​то прямо уж таким нарушением.

Дохристианская мораль, признавая любовь и ценя верность, при этом совершенно не стеснялась сексуальности и даже превозносила её, вплетая в повседневность. Так что увы, но в силу ограниченности моей фантазии, вам придется терпеть обыденные для мира Лестницы ритуальные оргии, многоженство и храмовую проституцию.

Так же и многое другое, что покажется вам диким бредом отравленного веществами мозга автора — скорее всего, просто было подсмотрено мной в реальности.

Декорации: Оружие против гридней

Понятно, что раз у нас огромные шагающие человекообразные роботы, работающие на магии, то наверняка есть и магические приспособы, чтобы их раздолбить. Магические приспообы то может и есть, но раз у нас правят бояре сидящие внутри маготерминаторов, а не чародеи с приспособами, значит они не так уж и ультимативны. Отложим пока в сторону копья огня, лазеры, ледяные копья и прочую экзотику. Как быть в таком миру обычному человеку?

В первый момент кажется, что противопоставить такой мощи, на уровне развития примерно 16–18 веков, как в моей книге, обычному человеку нечего. А до этого времени и подавно, ведь неслучайно феодалы правили так долго. Рыцарь в кольчуги был не иллюзорным символом абсолютного доминирования над любым количеством пеших. А если он не просто хорошо защищен, а в магороботе сидит, то просто нет не магического оружия в средневековье, способного ему противостоять. Он так же неуязвим, как танк.

Не совсем так. В средневековье было оружие, вполне способное повредить танк.

Сравнивать средневекового рыцаря с танком нынче не принято. У них общего — полцентнера стали, одна лошадиная сила и один человек внутри. Дальше идут сплошные различия. Начиная с тактики — рыцари действовали скорее как фронтовые штурмовики — налетели, нанесли урон и тут же старались уйти из под ответного удара.

Что, в принципе, не отменяет того факта, что аналоги танков в средневековье были. Самым близким аналогом будет «боевой вагон» гуситов.

Но самыми распространенными были различные вариации штурмовых и осадных приспособлений. Именно сложность осады замков и крепостей долгое время оставалось краеугольным камнем, на котором держался средневековый феодализм. В фильмах, обычно, показывают осадные башни. Но их строили в исключительных случаях. Долго, дорого. Подавляющее большинство осад обходилось без них. Использовались куда менее масштабные и дешевые варианты:

Надо ли говорить, что были они всякие. И щиты для прикрытия стрелков, и саперные приспособы с поднимающейся передней стенкой, под защитой которых можно было подойти к стенам и начать их ломать кирками, и чего только не придумали. Разнообразие осадной техники, ограниченное лишь ресурсами и безумием отдельно взятого мастера, вполне логично и оправданно. А вот то, как против них боролись — многие могут и не знать. И тут средневековье может удивить.

Давайте сразу зажжем — и для этого начнем с огнемета.

Наверняка вы хоть раз слышали о «греческом огне». Судя по описаниям из источников, по свойствам он был очень похож на напалм — не тушился водой, лип к поверхностям и давал очень высокую температуру для горения.

Идеально для того, чтобы жечь вражин — подумали люди. И, конечно же, жгли. Использовали для доставки огненных доводов оппоненту сифоны, которые выбрасывали струю огня под давлением жидкости. Конструкции были достаточно разнообразны. Вот этот из музея Херсона. Хризма на щитке намекает, что православные жгли людей зрелищнее, с размахом и за дело. А потом уже католики опять все опошлили.

Были и мощные, стационарные.

На самом деле, можно было серьезно подгореть, решив залезть не на ту стену. Что еще забавней, стена могла приехать к вам сама.

Прожарить нехорошего человека из огнемета могли начиная века с девятого, то есть во времена Рагнара Лодброка. А \то еще до того, как набеги викингов стали мейнстримом. Впрочем, северяне были знакомы с огнеметами — они служили в гвардии Византийских базилевсов и вполне могли видеть, или даже использовать их в бою. К счастью для Европы, повторить сей девайс оказалось очень сложно. Вот так реконструируется ручной огнемет IX века:

Трудно сказать, насколько он правдоподобен. Увы, пока в хорошем сохране его не нашли, а изображения того времени… специфичны:

Когда все в очередной раз пропало, примерно ко времени крестовых походов, единственным способом доставки напалма к оппоненту остались метательные машины. Но даже так, греческий огонь по прежнему оставался весьма весомым доводом в спорах:

«Мемуары Жана де Жуанвиля, хроникёра Седьмого крестового похода, содержат описания действия греческого огня:

Это случилось однажды ночью, когда мы несли ночной дозор на башне; сарацины привезли осадное орудие под названием перронель, чего никогда ранее не делали, и зарядили его пращу греческим огнём. Когда добрый рыцарь Лорд Вальтер Курельский, который был с нами, увидел эти приготовления, он сказал нам: „Господа, мы попали с вами в такую передрягу, в которой доселе не бывали ни разу. Если они нацелят свой огонь на наши башни и укрытия, мы проиграем и сгорим заживо. Если мы потеряем укрепления, которые нам доверили охранять, это будет величайший позор — и только Господь может спасти нас от беды. Таково моё мнение и мой совет: каждый раз, когда они будут запускать в нас огнём, мы должны упасть на локти и колени и молить Господа нашего о спасении“.

Чуть только раздался первый выстрел, мы упали на локти и колени, в точности, как он нас учил; и их первый выстрел прошёл в аккурат мимо двух башен, и врезался в землю прямо в ров перед нами. Наши пожарные уже бросились тушить пламя, и Сарацины, будучи не в силах нацелиться на них, выстрелили в облака, чтобы языки пламени упали на них.

Такова природа греческого огня: его снаряд огромен как сосуд для уксуса, и хвост, тянущийся позади — похож на гигантское копьё. Полёт его сопровождался страшным шумом, подобным грому небесному. Греческий огонь в воздухе был подобен дракону, летящему в небе. От него исходил такой яркий свет, что, казалось, над лагерем взошло солнце. Причиной тому были огромная огненная масса и блеск, заключённые в него.

Трижды той ночью они метали в нас греческий огонь [из перронеля], и четырежды стреляли им в нас из баллисты».

Ну хорошо, с огнеметами понятно. Понятно, что они есть не у всех. Несмотря на их очевидную эффективность и эффектность, технологически повторить такую красоту смогли повторить примерно никто, кроме Византии. Логично думать, что и в мире Лестница это штуковина остается диковинкой. Но не торопитесь расходиться. Как вам… Противотанковое снайперское ружье? Спешу поделиться прекрасным. На фотографии представлен 35 мм фальконет со стволом длиной 2.26 м, общий вес около 150 кг. 1619 года выпуска.

Такие штуки применяли как при обороне, так и при осаде крепостей, иногда и в поле, но не слишком часто — в поле пушка надежнее. Сразу же обращаю ваше внимание, что это не единичный экспериментальный экземпляр — до нашего времени сохранилось как минимум два с таким затвором. Вот вам его пульки, с линейкой, для впечатления:

Единственный минус, это полтора центнера веса. Что, кстати, для противотанковой пушки времен начала Второй Мировой вполне сносно. В реальном средневековье фальконеты не особо применяли в полевых сражениях — в поле удобнее и эффективнее жахнуть из двухфунтовой короткой пушки примерно равного веса. А действительно важных целей на поле для них не было. Их специализация — прошивать насквозь десятисантиметровые доски деревянных щитов, убивать прислугу, повреждать вражеские пушки, и даже отстреливать офицеров противника.

Реплики и толкового изучения таких фальконетов не проводилась. Несмотря на то, что скорость снаряда не так велика, но там были хитрости — засыпка более мелкого пороха, который быстрее сгорает, поверх основного заряда, например. Плюс масса снаряда. Я бы не удивился, если бы метров со ста этот фальконет взял в борт противопульную броню танков начала Второй Мировой.

Инструкция по применению:

Вращая рукоять, опустите затвор в крайнее нижнее положение.

Возьмите патрон, вставьте его с казенной части в ствол до утыкания пули в нарезы.

Вращая рукоять затвора поднимите его в крайнее верхнее положение.

Протравником проколите патрон через затравочное отверстие (одновременно прочищая его)

Возьмите пороховницу и насыпьте порох в затравочное отверстие, немного пороха должно остаться на полке.

Закройте полку, наведите фальконет на цель и ждите команды на выстрел, либо открывайте огонь по мере необходимости.

Помните, что дьявол, сидящий в нарезах ствола, поможет вам попасть в цель на дистанции недосягаемой для обладателей ручного гладкоствола.

Берегитесь контрснайперской стрельбы из крупнокалиберной артиллерии.

Оружие предназначено для стрельбы по мусульманам, католикам/протестантам, ортодоксам, атеистам, еретикам, язычникам и просто сукиным детям. Если вы не уверены в комто, сделайте пробный выстрел. Если попали — это был один из них, однозначно.

Еще раз — это была далеко не единственная казнозарядная система, как для тяжелого, так и для ручного оружия. С казнозарядными аркебузами экспериментировали еще с конца 15 века. А в мире Лестницы для таких образцов светлого человеческого гения, появятся достойные цели в лице здоровенных шагающих роботов.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Эпилог

Декорации: Мир

Декорации: Оружие против гридней