ЧИТ, ЧТО ОН ПИСАЛ, КОГДА КОНЧИТСЯ ДОЖДЬ. НЕТ, ОН
ЛЮБИЛ ОПИСЫВАТЬ ГОРОД, ТОЛЬКО ЧТО ОМЫТЫЯ ДОЖ
ДЕВЫ~И СТРУЯМИ. БУЛЫЖНУЮ МОСТОВУЮ, В КОТОРОЯ
КАЖДЫЯ
КАМЕНЬ
ЗЕЛЕНЫП;
СТЕКЛА,
ОКНА
СВОЕГО
ЦВЕТА- КРАСНЫЯ,
ДОМОВ, В КОТОРЫХ
ДЕРЕВЬЯ,
СТВОЛЫ
ГОЛУБО Я,
ПОЖАРОМ
КОТОРЫХ
ПАХНУТ
ГОРЯТ
ОСТРО
ОСТРО, А ЛИСТЬЯ ЕЩЕ МОКРЫЕ, КЛЕЯКИЕ.••
АВТОР ЭТОЯ КНИГИ ЛЕВ КУЗЬМИН ЛЮБИТ ОПИСЫВАТЬ
УЛИЦЫ
И
ЛЕСНЫЕ
ДОРОГИ,
ПО
КОТОРЫМ
ЧЕЛОВЕК
ИДЕТ ПЕРВЫЯ РАЗ В ЖИЗНИ. ВОТ ИНТЕРНАТСКИЕ МАЛЬ
ЧИШКИ ЕДУТ ЛЕСОМ, А ЛЕС ПРОСКВОЗИЛО МАРТОВСКОЕ
СОЛНЦЕ, ВСЕ В НЕМ СВЕТЛО И ПРАЗДНИЧНО. А ВОТ ОНИ
БЕГУТ ПО ЛЕСНОЯ ДОРОГЕ НОЧЬЮ, И ДОРОГА ЭТА ОБЖИ
ГАЕТ
СЯ
К
ИМ ПЯТКИ СТРАХОМ... ВЫШЕЛ НА УЛИЦУ, СПУСТИЛ·
РЕЧКЕ
МАЛЕНЬКИП
ОЛЕША-ТАКИМИ
МИ И ЯРКИМИ ПОКАЗАЛИСЬ ЕМУ
ПОРОСШАЯ ТРАВОЯ, И
КАЮТ
ТОПОРАМИ,
ПЛОТНИКИ...
РЕЧКА,
НА
МАСТЕРЯТ
ВПЕРВЫЕ
И
ГРОМАДНЫ
УЗЕНЬКАЯ
УЛОЧКА,
БЕРЕГУ КОТОРОП ТЮ
МЕЛЬНИЧНОЕ
ЛЕТИТ
В
САМОЛЕТЕ,
КОЛЕСО
А
ПОТОМ
ЕДЕТ НА ТРАКТОРЕ ДЕВОЧКА КИР ИЛ КА- И СТОЛЬКО НО
ВОГО ЕЯ ОТКРЫВАЕТСЯ НА ЗЕМЛЕ И В ЛЮДЯХ!
ЧИТАЕШЬ- И ДИВУ ДАЕШЬСЯ: НЕУЖЕЛИ ТЫ САМ ПРО
ПУСТИЛ
КОГДА-ТО ЭТОТ МОМЕНТ- ПЕРВОЕ
С ТЕМ, ЧТО
НАЧАЛОСЬ ЗА
ЗНАКОМСТВО
ПОРОГОМ РОДНОГО,
ПРИВЫЧ·
НОГО ДОМА?
А ЕЩЕ УДИВЛЯЕТ ВОТ ЧТО: КАКИХ ХОРОШИХ ЛЮДЕЯ
НАХОДИТ ПИСАТЕЛЬ В СПУТНИКИ СВОИМ ГЕРОЯМ!
НИК АРСЕНТИЯ,
ФЕР ВАСЯ
ИНТЕРНАТСКИЯ
ЗАВХОЗ
КОЗЛИК- С ТАКИМИ, ХОТЬ ОНИ
МОЖНО ДРУЖИТЬ, С НИМИ НЕ
СТРАШНО,
ПЛОТ
ФИЛАТЫЧ,
И
ШО
ВЗРОСЛЫЕ,
И, КАК БЫ НИ
БЫЛО ТРУДНО, ВСЕГДА ЕСТЬ НАДЕЖДА.
ПОЖЕЛАЕМ
ДОБРОГО
ПУТИ
ГЕРОЯМ
ЭТОЯ
КНИГИ
МАЛЕНЬКИМ И БОЛЬШИМ!
СВЯТОСЛАВ САХАРНОВ,
ГЛАВНЫЯ РЕДАКТОР ЖУРНАЛА «КОСТЕР»
ЛЕВ
RУ3ЬМИН
ПЕРМСКОЕ КВИЖВОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
• 1976
ПРИВЕТ
ТЕБЕ,
МИТЯ
КУКИ Н!
1.
Старая бревенчатая школа темнеет среди голубых мар
товских снегов. На покатую сугробную, всю в длинных со
суш>~ках кровлю падают лёгкие тени сосен. По вешней погоде
снег с влажных веток обрушился, деревья стоят лохматые,
а над ним~и- синь, солнышко и .кучевые прохладные облака.
В этой деревенс'lюй школе- ин11ернат для детей-ленин
градцев.
Маленькие ленинградцы ждут здесь конца войны вот уже
второй год . .МНогие из них и теперь ещё нет-нет да и прини
мают добродушное тарахтение колхозного трактора за напол
зающий издали угрюмый рёв вражеского бомбардировщика
или испу:ганно вздрагивают, если хлопнет от с~возняка фор
точка, и всё-таки сейчас они уже заметно пришли в себя, к
сельскому
житью
привыкли,
как
дав,но
и
крепко
привыкли
друг к другу.
Здание школы небольшое. Повwриха н няtнечк::и в ней
здешние, деревенСКtИе, приходят сюда ·юлько на работу, и по
с'Гоянных
жильцов
в
интернате
немного:
де1сяток
девочек
да
полтора десятка мальчиков. Вое они малыши в возра.сте от
шести до де!Вяти лет. И толыко двое- Елизаров и Кукин
чуть постарше. Единственная воапитательница и уч~ительница
ребят, маленькая решительная женщина :в старомодном пен
сне, Павла Юрьевна, занимается с Елизаровым и Кукиным.от
дельно, по программе третьего клаюса. Та~ким своим особым
положением оба мальчика гордятся, держатся всегда вместе,
даже топчаtНы ·В спальне у них стоят рядом.
Но всё же полного равенства в э11ой дружбе нет. Кукин
находится у Елизарова в некотором подчинении. Правда, в
подчинении добровольном. Он очень уtважает Сашу Елизаро
ва. Уважает за выеюкий не по годам рост, за уtмение произно
сить по утрам звонко и весело, на всю спалЬiню английское
приветствие «Гуд монинг!», за ловкость в драке, если таковая
случается с деревенскими ужасно напористыми в бою маль
чишками;
зарову очень идёт. Он храбро её отстоял перед Павлой Юрь
евной, когда всех мальчишек стригли наголо, «под нуль».
Митя Ку,кин отлично понимает, что всех этих замечатель
ных качеств у него самого нет и, наверное, никогда не будет.
Митя знает, что он хотя и силён, и крепок, да слишком
низкоросл. Он знает, что его круглое девчоночье лицо густо
залепили
веснушки,
что
в
случае
чего
сдачи
он
дать
никому
не может- ему для этого надо рассердиться. А сердиться он
не умеет совсем. Нрав у него добродушный, покладистый, как
у дворового щенка.
Только это всё мелочи. Гла,~ная причина преклонения Ку
кина перед Елизаровым та, что у Саши есть ·отец, а у Мити
отца нету.
Правда, одно время и Саша начал было думать, что ос
тался без отца. о~ец у Саши балтийский моряк, на войне с
первых дней, но в то время, когда Саша ещё жил с мамой в
Ленинграде, письма присылал часто. А потом фронт подсту
пил к самому городу, н переписка оборвалась. С мамой Саше
тоже пришлось разлучиться. Он оказался здесь, в !Интернате,
а мама из Ленинграда у~ехать не могла, потому что она была
военным врачом. На прощание, то выхватывая из кармашка
гимнастёрки платок и утирая глаза, то нарочито бодро похло
пывая грустного Сашу по плечу, она говорила:
- Вот мы все и врозь... Теперь я ,каждый день стану
ждать твоих пиоем. Твоих и папиных. Ты ему тож.е пиши! Я
верю: он откликне"ГСя
...
Саша посылал отцу письма по старому адресу изо дня в
день почти целый год, !НО ответа всё равно не получал и сов
сем бы упал духом:, если бы не Митя Кукин.
Митя тюже говорил:
- Ничего! Ты. главное, сам пиши. Пиши, пиши, а потом
однажды утром встанешь, а на тумбочке у тебя ответ от папы!
И так оно всё и случилось. Прошлой осенью, как раз пер
вого сентября, Саша проснулся, глянул, ·как всегда, на тум
бочку- а там письмо.
Настоящее треугольное
воинское
письмо!
·
Митя письмо тоже увидел. И хотя письмо было не ему, он
обрадовался так, как будто получил письмо сам, :и побежал
вместе с приятелем по всей школе, закричал:
- Ура! Сашкин пап:ка нашёлся! Сашкии папка нашёл
ся! Он в госпитале раненый лежал!
8
А потом на душе у Мити сде
лалось ни с того ни .с сего неприят
но. Он затосковал, кинулся в тём
ный чулан
под чердачную лестни
uу, обнял там связ,ку берёзовых че
ренков для мёт.ел и заплакал. За
плакал от жалости к себе.
Он заплакал потому, что у не
го, у Мити Кукина, отеu уже никог
да не найдётся. Отец у Мити Куки
на
никуда
умер
не
пропадал,
давным-давно,
он
когда
просто
Митя
был ещё маленьким.
А вот мать и сестрёнки у Мити
живы, но потерялись
...
Раньше, до 11ого как случилась
война, жил Митя .с матерью и дву
мя сестрёнками Дашей и Машей
невдалеке от Ленинграда, в совхо
зе «Дружная Горка», а когда нача
лась
эвакуаuия,
ли
в
то
товарном,
все
они
поеха
переполиеннам
людьми поезде на Урал.
Но Митя до Урала не доехал.
Доехал он 'Галька до какой-то ле
нинградской
сортираночной
стан
ции. Там поезд стоял долго, была жара, всем хотелось пить.
Митя взял пустой чайник и, никому ничего не сказав, пошёл
к водонапорной колонке.
У колонки шумела 'Голпа.
Все лезли, кричали, толка
лись-Митятоже стал пробиваться к крану. А когда пробил
ся, набрал полный чайник и вернулся на перран-на том ме
с-ге, где стоял его поезд, увидел только рельсы, догорающий
жёлтым светофор да убегающее пыльное пятнышко вдали'.
Поезд ушёл, увёз неизвестно ,куда маму, Дашу и Машу; и Ми
тя остался один с полуведёрным чайником в руках.
Он как встал у ~самых рельсов, так и застыл тут .столби
ком, и не мог от ужаса ни кричать, ни плакать. Он л.ишь смот
рел и смотрел rуда, где исчез поезд, и ждал чуда:
где-то там,
за ,горизонтом, паезд остановится, мама с сестрёнками спрыг
нут и прибегут обратно.
9
Чудо, может быть, и произошло бы. Мама, конечно, если
бы могла, за Мит.ей ве·р.нулась. Да весь этот день и второй
день с той СТ1ороны шли только воинс~ие срочные эшелоны, на
сортировочной станции они даже не замедляли хода, а потом
голодного и уж.е мало что понимающего от усталости
и тоски
Митю подобрали на перране ка.кие-rо тё11еньки с кра·сными по
вязками,
и вот он- хотел не
хI вряд ли ... Пистолеты бывают у командиров.
Не только у Iюмандиров. Когда к нам на ленинград
скую ,квартиру забегал в последний раз от папы матрос .с за
пиской, у него, у матроса, на ремне висел пи:столет. Вот та
кой! Большущий! Маузером называется.
9.
Мальчики
тревожных
шли,
разговаривали,
шорохов
лес между
тем
а
хмурый,
кончился,
полный
и
за
пос
ледним поворотом с •горки они увидели белеющие в 'Ночи поля,
прямую на~сыпь жел~езной дороf1и и постройки долгожданного
полустанка за ней.
Построек было немного. Крохотный деревянный вокзал
с дежуркой, ,сарай для инструментов и длинный, в сугробах
по самые окна барак, в котором жили дорожные рабочие и
служащие.
Невдалеке от полустанка среди полей раокинулось боль
шое село по названию тоже Кукушкино. Его спящие избы и
высокие вётлы еливались в один тихий тёмно-серый остров:
там даже собак было не слыхать.
А вот в окне дежурки мерцал огонёк. Слабое пламя керо
синовой лампы освещало склонённую к самому столу чью-то
голову в нахлобученной шапке.
- Дежурный по разъезду. Ты его не бойся. Он только к
поездам и выходит,- сказал Митя, потому ч·ю бывал тут не
один раз, когда приезжал с Филатычем на селыскую почту и в
пекарию за хлебом.
Мальчики осторожно прошли мимо ОКiНа. Митя посмотрел
вдаль и вдруг обрадовал,ся:
- Зелёный светофор зажёгся! Поезд блiИз.ко.
- Я.кши! -.весело подхватил по-туре1Ц1КИ Саша и опять
взял на оебя ~командование: - Ты, Митёк, не зевай, делай, как
я. Когда придёт поезд, смотри под вагоны, ищи собачий ящик.
40
Увидишь первым- кр.ичи мне. Уrвижу я- скажу тебе. И тут
мы сразу в этот ящик -нырь!-и поехали!
- Какой собачий ящик? Где?- спросил неопытный Ми
тя.- В нём что? Собаrки ездят?
- Собаки не ездят. Это так говорится, собачий, а ездят
в нём ребята-беспризорники, безбил.етники. У нас тоже биле
тов нет- значит, поедем в .собачьем. Невелика .важность ...
Лишь бы везло, ехало! Верно?
Митя кивнул: верно! Он и не подозревал, что Саша об
этих ящиках читал в какой-то книжrке о беспризорных, но сам
их не видывал и видеть не мог. Саша ведь и на поезде-ю про
ка-гился
всего-навсего один раз
в
жизни,
когда
его
везли
из
Ленинграда в интернат.
И тем не менее мальчики не сомневались, что всё теперь
будет «якши», что стоит прийти поезду- и они тут же про
стятся с полустанком Кукушкино.
А поезд подходил. Далеко в полях пропел его чуточку пе
чальный г·олос. Потом голос повторился, прозвучал раскати
стее, задорнее, слышнее, и на платформу вышел дежурный с
зажжённым фонарём.
Дежурный поднял фонарь над головой, и через две-три
:минуты
поезд
вылетел
из
темноты,
засверкал
мощным
про
жектором паровоза, осветил чёрные шпалы, осветил длинные
блестящие рельсы и, сильно расталкивая воздух, загрохотал
Поезд был товарный, и полустанок он пролетел напроход.
Поезд был с танками. Тяжёлые, чёрные, с гроз-но устрем
лёнными вперёд стволами пушек, они мчалrись друг за дру
гом, и казалось, вся земля дрожит от их стальной тяжести.
Казалось, это не поезд несёт их вперёд, а .сами тан~и несутся
с грохотом и лязгом в ту западную сторону, где холодные ноч
ные поля и ночное небо слились в одну мрачную полосу.
Танков было так много и они пролетали так быстро, что
у Мити закружилась голова. Он отвернулся, а когда снова
глянул, то грохот поезда уже затих, фонарь дежурного опу
стился,
помелькал
огоньком туда-·сюда,
зала, там ·стукнула дверь
-
nоплыл
за
угол
вок
вот и всё!
Вот и в~сё,- сказал Митя.- Как теперь быть?
Как быть, .как быть! Ждать, терпеть, - о11ветил Саша
и махнул рукой в .сторону вокзала. - Пойдём, погреемся.
-
41
Греться пошли в
собственной руки не
окна, выходящего на
пахло, как в погребе.
М.итя осторожно
зал ожидания. Там было так темно, что
разглядеть, лишь смутно белел квадрат
перрон. В зале стояла мозглая сырость,
прикрыл за собою дверь на пружине,
прошептал:
Тут где-то печка ...
Мальчики, натыкаясь на деревянные диваны, стали ис
кать печку. А рядом, за тонкой стенкой, вдруг тихо зажужжа
-
ло, негромко звякнуло, и высокий мужс~ой голос прокричал:
- Тюнино! Тюнино! Триста восьмой-бис через Кукушкино преследовал. Вы меня поняли? Я вас понял. Ага!
Снова звякнуло, голос умолк.
- Дежурный по телефону разговаривает. Не шуми, ,а то
услышит,- прошептал Митя, опять ударил·ся коленкой о ди
ван и тут наткнулся ладонями на железный
округлый печ
ной бок.
Саша тоже добрался до печ.ки.
Едва тёпленькая. Чуть живая ...
Я сам чуть живой. Бсть хочется.
- Давай поедим. Провиант при нас.
Мальчи.ки влезли с ногами на диван, прижал'ИtСЬ к nечке.
Саша старательно засопел, стал в темноте ра.сстёгивать паль
-
-
то, доставать провиант. В Мит.ину ладонь т.кнула·сь плоская
корочка.
Ты что? Разве больше нет?
Есть. Но больше нельзя. Я себе отломил столько же.
Будем растягивать до флотского пайка.
-Дотянем.
-
Конечно, дотянем.
После корочюи хлеба и разговора о флотс~ом пайке маль
чики опять приободрились, но бодрость их была теперь совсем
не та, что раньше. Ночь шла на убыль, а пассажир·ский поезд
с ящиком всё не приходил и не приходил. Поезда за окном
rр,охотали то и дело, но все они были товарные, военные, и ·все
пронасплись напролёт.
-
-
Смотри, Сашок, танков-то сколько... Пушек! Идут и
идут. Где их только мастерить успевают?
- На Урале. Где же ещё? Там заводы, там .кузница
победы. Помнишь, Павла Юрьевна говорила?
- Угу,- кивнул Митя и попробовал представить себе
42
эту заводскую кузницу,
но вспомнил, что вот
и он тоже, если
бы не потерял маму, жил бы на Урале, и потихоньку вздох
нул
...
Сначала мальчи·ки на каждый грохот бросались к окну,
а потом даже и от печки отходить не стали. Они поглядывали
на
пролетающие
огни
паравозов
да
слушали
выкрики
за
стеной:
- Тюнино! Тюнино! Сто двадцатый проследовал ... Кир
санова! К•ирсаново! Двести шестому путь свободен.
И .каждый раз дежурный хлопал дверью, выходил на
платформу, пропускал мимо себя грохочущий ·состав :и опять
хлопал дверью, опять накручивал рукоять телефона, кричал
в трубку и ·снова ненадолго затихал.
Митя подумал: «Хорошо ему. Он работает, он у себя до·
ма. Ему бежать никуда не надо. Мне вот тоже, когда я рабо
тал в интернате- 1юлол дрова, ездил за надой,- было хо
рошо».
Но вслух Митя не сказал ничего. Саша мигом бы отрезал:
«Опять трусишь?»,- а Митя нисколько не трусил, ему просто
так думалось, вот и всё.
Вслух он произнёс:
Хоть бы время узнать ... А то непонятно: то ЛIИ ночь, то
ли утро?
Саша ·слез на пол, стал ходить, неслышно ступая вален
ками. Он тоже сильно тревожился. Он думал о том, что если
-
до раосвета
они
не
уедут, то
в
интернате
их наверняка
хва
тятся, и тогда им во веки веков не видать никаких кораблей.
Тут опять зажужжала телефонная вертушка, и дежурный
принялся выкрикивать не номера поездов, а совсем другое. Он
за.кр1Ичал:
- Тюнино! Тюнино! Валя, позови Сидорчука ... Что? Всё
равно позови! Я сам двое суток не спал ... Сидорчук? Ты что,
Сидорчук, дрыхнешь, дрова не шлёшь, пока у меня запасной
путь свободен? Что? Не дрыхнешь? А почему дрова не при
сылаешь? Грузить некому? Сам грузи, Сидорчу.к, сам! Что?
Ка·к мои дела? Дела как сажа бела! Не попра,вляется напар
ник мой ... Пряхин, говорю, не поправляется! Третьи сутки мне
не выстоять. Усну. Аварию сделаю ... Ты, Сидорчук, давай
дрова шли и на подсменку мне хоть часа на два !Кого-нибудь.
Ну, ну! До семи ноль-ноль я вытерплю, про.цержусь. Недолго
осталось, полтора часика. Ты с ним, Сидорчук, и махор.ки
43
пришли . Пришли, пришли, не зажимай! Я тут с·вою в~сю вы
смолил. Ну, будь здоров, жду!
Дежурный повесил трубку, а Митя подумал ·О нём опять:
«Нет, этому челоrвеку за стеной не так уж и хорошо. Ему
так трудно, что он говор.ит: «На ходу у,ону!»,-. да только всё
равно терпит. Он терпит, потому что его товарищ по фамилии
Пряхин болеет, потому что война и заменить Пряхина и этого
дежурного больше некому. Он мало того, что терпит, он ещё
дрова какие-то требует: наверное, тоже для Пряхина».
Митя вспомнил вьюокую поленницу за крыльцом интер
ната. Вспомнил, что вся она из толстых кряжей и стоит со.нсем
неколотая, а переколоть её в интернате не может ни.кто, кроме
Мити, ну, раЗ'ве rчто Филатыч ...
«да не только дрова. Вот у дежурного по разъезду това
рищ болеет, а у нас в интернате Зорька ... Очень похоже всё
получае11ся. Похоже, да не сонсем! Дежурный о больном Пря
хине заботится, работает за него, а я от З.орьки сбежал. Я да
же не знаю: как она там? Выздоравливает или нет? А если не
выздоравливает, то кто воды с ручья на салазках привезёт?
Павла Юрьевна с Егорушкой, что ли? Или опять Филатыч,
у К!оторого ·и так уже руки трясутся?»
Митя поёжился, слез с дивана, тоже заходил туда-сюда.
- Озяб?- сказал Саша. - Походи. Я вот походил и со
грелся. Теперь с-коро.
- От.куда известно?
- Разве не слышал, к дежурному сменщик едет? А если
едrет, то, значит, на поезде, который тут остановится. Может
быть, этот поезд и есть наш- с ящичком!
А Мите было уже не до поезда. У Мити голова раскалы
валась от горьких дум. Он с01всем не знал, что делать. С од
ной стороны, всё получалось так, что надо бы вернуться, а с
другой стороны, выходило: если вернёшься, то сделаешь пре
да-гельство. Вернуться- это значит бросить Сашу здесь, на
полустанке, сам-то Саша назад ни за что не повернёт, а ведь
Митя уже на оебе испытал, каково человеку, если он оста
нет;ся один в пути.
Митя ходил, думал, даже головой покачивал, как от боли,
и Саша спросил:
Ты что?
- Ничего. Е1Горушку вспомнил. Егорушку жалко.
У него се·годня день рождения, а дудочку ему я так и не по
дарил
...
И тут Саша НIИ с того ни с ~сего подбежал к Мите, ухватил
за пальто, притянул к себе и сердитым и в то же время стран
но всхлипывающим голосом зашептал:
- Тебе Еr-орушку жалко? А мне, думаешь, нет? А мне,
думаешь, наплевать? Да если хочешь знать, так я Егорушку
больше тебя жалею! Я ему сегодня весь .свой сахар за завтра
ком хотел .подарить! И половину хлеба хотел подар.ить ... Я ему
сюрприз готовил, а ты говоришь
...
Да что ты, Сашок,- испуганно забормотал Митя.
Я так со:всем и не говорил. Даже не думал.
- Нет, думал! Думал и вслух намекал! А мне намекать
нечего. Я сам не меньше тебя переживаю. Да только что по
делаешь? Тут одно из двух: либо на фронт ехать, либо день
рождения праздновать. Понял?
-
-
Понял,
-
ответил Митя, хотел ещё что--го сказать, да
не успел. За стеною громко, радостно закричал дежурный:
- Кукушкино слушает! Кукушкино слушает! Это ты, Си
дорчук? А где Валя? Ко мне поехал? Вот спасибо, Сидорчук!
Вот спасибо! Принимаю, принимаю ... Пассажиров? Пассажи
ров у меня нет. Не видно.
- Митька! Поезд идёт. Пассажирский! -чуть не заго.тrо
сил во всё горло Саша, да тут же .спохватил,ся, замахал ру
кою: давай, мол, давай торопись!
10.
Мальчики выскочили на платформу. Они помчались по
ней в ту сторону, откуда должен был показаться поезд,
а пока лишь чуть виднелись убегающие вдаль телеграфные
столбы, предрассветно туманились еловые перелески, да ухо
дило за них тёмное, обтаявшее до самой земли
рожное
железнодо
полотно.
Вдруг из-за построек на платформу на!Jiерехват мальчи-
45
кам
нежданно-негаданно
вывернулась
толстая
востроглазая
женщина в дублёном полушубке.
- Завпочтой! Тётя Клавдя! Она меня знает,- едва
у1спел шепнуть Саше перепуганный Митя, а женщина широко
и удивлённо растопырила руки, забасила:
~ Кукин! Митя! Да ты откуда? А Филатыч где? Неужто
в такую рань на пекарию приехали?
Митя растерянно мотнул головой: «да, мол, приеха
ли ... »- а Саша, хотя эту женщину видел ~впервые, бойко за
частил:
-
На пекарню, тётя Клавдя, на пекарню. Филатыч на
пекарию поехал. У нас хлеб кончился. Завтракать не с чем!
Хлеба в интернате ни крош~и нет!
- Н-не знаю,- опять развела руками женщина.- Не
знаю ... Вряд ли сейчас получите. Разве с вечерней выпечки
сколько-нибудь осталось. Филатыч, поди, и ко мне там загля
нет?
Заглянет! Обязательно заглянет! -уже не мог оста
новиться Саша, а тётя Клавдя усмехнулась:
- Ну и бестолковый интернат сегодня. С че['О это? Раз
-
ве не знаете, и почты в такую пору не ·бывает никогда? Почта
вот только сейчас прибудет, на поезде. А ты, Митя, почему
с дружком тут околачиваешься? Филатыч в пекарне, а ты
здесь?
- Мы не околачиваемся, мы смотрим. Филатыч нам раз
решил, -опять вывернулся находчивый Саша. А Митя как
стоял, как молчал, так и теперь продолжал помалкивать. Он
лишь тихонько пошмыгивал носом и думал: «Вот влипли так
вл~ипли. Тётя Клавдя вернётся в село и сразу узнает, никакого
Филатыча там и не было».
С перепугу Митя совеем забыл, что, пока тётя Клавдя
вернёт,ся, они будут уже в поезде, в ящике, и укатят далеко
далеко.
А Саша не забыл. Он торопливо пр-оизнёс:
Простите. Вам надо получать почту, а мы- к Фила
тычу. Оревуар! До новой встречи!
Саша приподнял ушанку, вежливо поклонился, а тётя
-
Кла,вдя обернулась ,к нему, озадаченно повторила:
- Ревуар? Какой ревуар? Где?
И вдруг она посмотрела на Сашины ноги да так и при
села:
46
-
Батю-шки! На ногах-то у тебя что! На ногах-то!
Саша rлянул вниз 'И сам чуть не ахнул. Правый валенок
был на нём свой, серый, а левый- чужой. Он был сильно рас
топтанный, в рыжих подпалинах и, судя по знакомой заплат
ке, - не чей иной, 1Ка1К самой Павлы Юрьевны, заведующей
интернатом. Саша даже пощупал валенок, даже извернулся и
на пятку посмотрел, а потом изумлённо произнёс:
Пардон! Спутал в потёмках ...
Что за пардон? Какой пардон? То ревуар, то пардон ...
Ты чего, паря, всё мелешь-то?- опять засмеялась тётя Клав
дя, а Митя наконец набрался духу, тоже заговорил:
-
- Это он так по-иностранному извиняется перед вами.
Извиняется и прощается. Нам и вправду пора. Мы пошли.
Но тётя Клавдя цепко ухватила Митю за рукав:
Раз Филатыч отпустил, помогите мне. Поезду оста
-
новка здесь
-
одна
минута,
мне лишние руки вот как нужны.
Побежали ,со мной, побежали, к первому вагону побежали.
Вон и поезд идёт!
Она ухватилаМитину руку ещё крепче, побежала по пер
рану, Митя ноневоле затопал рядом с ней. А Саше тоже де
ваться некуда. Саша тоже побежал, не отставал, только ва
ленки -серый да рыжий
-
замелькали.
В это время пассажирский поезд с длинным, сильным,
красно-зелёным паровиком ФД впереди миновал входной
светофор, миновал стрелку, сбавляя ход, покатил по рельсам
рядом с платформой и вот- остановился.
Саша на бегу стал заглядывать под колёса, под вагоны,
стал искать ящик. Но ящиков под вагонами что-то было не
видать. Там пронзительно скрипелrи, шипели тормоза, круг
лились какие-то цилиндры да толстые, грязные трубки.
«Где они, ящики? Где? Да и Митька, простофиля, бежит
с этой тёткой ... Надо его, простофилю, выручать!»
Саша перестал заглядывать под колёса, помчал1ся к поч
товому вагону. Там во ,нею ширину раздвинулась высокая
дверь, из неё, кем-то сильно брошенный, вылетел фанерный
посылочный ящик.
Тётя Клавдя ящик ловко поймала, сунула Мите в руки.
Митя быстро поставил ящик на снег.
Тётя Клавдя поймала второй ящик, опять сунула Мите,
он и его поставил на снег.
47
А потом третий, а потом четвёртый, а потом какой-то тюк,
а потом какой-то мешок, и Митя едва успевал нагибаться-раз
гибаться, он уже ничего не соображал, а только думал, как
бы не грохнуть ящик на платформу, не расколоть вдребезги.
Саша подскочил, зашептал:
- Ты что? Ты что? Беги скорей, поезд отойдёт!
А тётя Клавдя сунула и ему ящик, и Саша тоже взял и
тоже поставил,
и тут сонсем
рядом,
над
самым
ухом, завере
щал кондукторский свисток, и- пых-пых! ·Стук-стук!- поезд
потихоньку тронулся с места.
Он пошёл, а из вагона с почтой вылетел ещё один паке
тик- В!Идно, последний. Тётя Клавдя опять изловила его, ма
шинально сунула Мите в руки, Митя хотел и этот пакетик опу
стить на платформу, да вдруг за~стыл. У Мити даже рот при
открылся.
Нет, Митя смотрел не на поезд. Вслед уходящему поезду
смотрел Саша. Саша даже побежал было за уплывающими
подножками, но, чувствуя, что Митя не трогается с места, и
сам
остановился.
Посмотрел,
как,
покачиваясь,
удаляется
красный кружок на последнем вагоне, судорожно вздохнул,
насупился и обернулся к Мите.
А Митя, е1го надёжный компаньон Митя, даже и краеш
ком глаза не посмотрел всл·ед поезду. Митя, похоже, про поезд
и думать позабыл: с таким странным видом стоял он сейчас
на платформе и так пристально разглядывал пакет.
Лицо у Мити было такое, будто он увидел в собственных
руках луну или ещё что-то не менее удивительное. Митя рас
сматривал пакет и вовсю улыбался.
- Ты чему радуешься? - подскочил к нему Саша. -Ты
чему, разиня; радуешься? Тому, что поезд упу,стили, да?
Но Митя и этих слов будто не понял. Он очумело взгля
ыул на товарища, потом торжественно, обеими руками воз
нёс пакет впереди себя и повернул его та,к, что Саша сам, хо
тел не хотел, а уставился на пакет.
На грубой толстой парусине чётко виднелаiСЬ фиолетовая
чернильная надnись:
ЭНСКАЯ ОБЛАСТЬ
КУКУШКИНСКИй РАйОН
ДЕТСКИй ИНТЕРНАТ М
ДМИТРИЮ КУКИНУ
48
3
А чуть поииже обратный адрес:
njn 1928
Н. И. Бабушкин.
И тут Саша сам позабыл про поезд. Он забыл даже про
тётю Клавдю, которая в это время пересчитывала разбросан
А тётя Клавдя- раз, два, три, четыре, пять!
лась до
этого
пакета,
ткну~а
в
него
пальцем
-
-
досчита
шесть
-
и
вдруг тоже у дивила:сь:
Вы зачем ег·о .схватили? Положите. Он ведь не ваш.
Наш!- с лююванием в голосе крикнул Саша.-Наш!
Вот его, Дмитрия Ку.кина.
Тётя Клавдя изумлённо подняла бр.ови, наклонилась к
Саше, к пакету.
- Ну-ка, ну-ка ... Ой, и верно! Ку!{lину ... Дмитрию ... От
-
кого это тебе? От какого-то Бабушкина с полевой почты. От
какого Бабушкина?
- От лейтенанта. От Н. И.,- осевшим голосом проси
пел Митя и потянулся к пакету.
ностью,
Это .каtк понимать- Н. И.? Имя-отчество говори пол
- сказала тётя Кла,вдя и отнесла руку с пакетом в
сторону.
Митя перепугался, что пакет она не отда•ст, и растерянно
прошептал:
Так я же не знаю ...
Ах, не знаешь! Может, ты и своего имени не знаешь?
Мож,ет, ты совсем и не Дмитрий? Может, у вас в интернате
какой другой Дмитрий Кук.ин есть? А ну, показывай паспорт!
Тётя Клавдя вроде бы шу-nила, а вроде бы и не шутила.
Испуганный Митя раэобрать этого не мог.
На глаза его навернулись слёзы, да тут опять вмешался
Саша:
- Вы что? Почему же он не Дмитрий, когда он Митя!
А от Бабушкина у него письмо есть- в кармане, .в курточке.
Митя, покажи ей письмо!
Митя стал расстёгивать пальто, чтобы добраться до кур
точки, а тётя Клавдя увидела, как пальцы у него дрожат, не
-
могут нашарить петельки, иепугалась и сказа>Jiа:
4
Л. l(уsьмин
49
-
Не надо, не на~до. Я ведь смеюсь. Бери свой пакет,
ТОЛЬКО ра,СПИШИСЬ ВОТ Здесь.
Она вынула из !Кармана полушубка химический каран
дашный огрызок, стопку бумажек, и на одной бумажке Ми
тя вывел С'ВОЮ фамилию: «Кукин». А потом подумал и до
бавил для верности: «Дмитрий». Он хотел ещё написать
«Семёно:вич», да тётя Клавдя отняла бумажку, засмеялась:
Хватит, хватит. И так всё теперь за~конно. Бери пакет.
- Бго можно уже и раскрыть?- ~спросил Митя.
- Можно, да потерпи чуть-чуть. Сперва помогите мне
почту до ,саночек донести. Они у вокзала 'стоят.
Митя сунул ~свой пакет за борт паль·ю, с готовностью
схватил сразу две посылки, Саша тоже взял две посылки, а
тётя Клаrвдя- посылку, тюк и мешок.
Они пошл~и по платформе, и там, в самом конце, увидели
двух железнодорожников в чёрных узких шинелях и в чёрных
зимних шапках. Железнодорожники громко разговаривали,
смеялись. Один из них свёртывал папироску, и был он очень
высокий, худой, с лохматыми седыми бровями на~д гюрбатым
носом, а второй был маленький, молоденький, с розовым ли
цом.
«Наверное, тот большой- наш дежурный, а тот малень
кий- Валя», -подумал Митя. Подумал, сразу нспомнил про
своё беглое положение, и сердце у него ·юскливо заныло: «Не
ужто Саша опять будет ждать поезда? Неужто опять побе
жим?»
Он опасливо покосился на Сашу, но тот спокойнёхонько
нёс посылки, на Митю не ~смотрел, сигналов никаких не пода
вал.
Тогда Митя нежно, подбородком, логладил торчащий на
груди пакет. Ему не терпелось узнать: что там? Ему так не
терпелюсь, что
он первым добежал до
саночек и,
поскорее
освобождая ру~ки, бросил ящик на саночки. Саша тоже раз
грузился,
и
прямо
тут,
на посылках,
на
саночках,
мальчики
принялись тормошить пакет.
- Господи!- сказала тётя Кла~вдя.- Вот нетерпёны ...
Без ножниц, прямо зубами шпагат рвут! Пошли бы ко мне на
почту, там бы и распечатали. Не рвите, не рвите, давайте по
могу.
Ей недь и самой страсть как ~отелось увидеть, что там та
кое прислал Мите Кукину лейтенант Бабушкин.
50
А мальчики грубые, толстые швы уж·е раздёрнули, и вну
три под упюювкой оказались ещё два отдельных, замотанных
в бумагу пакет!Ика.
- Да,вай, разматывай! -сказал Саша, и Митя принял
ся разматывать первый ,свёрток.
Он разматывал его очень бережно. Он разматывал его
очень тихо. Он разматывал его так медленно,· что Саша ~крик
нул:
- Да скорее же!
Митя развернул- и сразу ,сказал:
-Ох!
Свер,кнув золотом якорей 'И прошуршав чёрным шёлком
ленточек, возникла великолепная матрооская бескозырка.
Митя опять вздохнул:
-Ох!
Тётя Кла,вдя произне.сла:
-Ну и ну!
А Саша сказал:
- Вот так да! Ну-ка, надень-ка!
Митя снял ушанку, надел бескозырку.
- Идёт! В самый раз, - похвалил Саша, а тётя Клавдя
добавила:- Вылитый гвардеец! Настоящий моряк, да и
только!
Митя протянул беск·озырку Саше:
На, Сашок, и ты примерь.
Но Саша мужественно отказался:
- Не надо. Посылка твоя- значит, и бескозырка твоя.
Давай дальше смотреть.
А дальше обиаружились не менее ·ИНтересные вещи. Си
ний с красным шестигранный .командирский карандаш «Так
-
тика» с двумя нююнечниками из новеньких, с медным блес
ком автоматных гильз; огромная, шириной с ладонь, плитка
шшюлада под названием «Золотой якорь» и- письмо!
Совсем не:большое письмо, но зато всё целиком - для
Мити.
Сказано в письме было вот что:
«Дорогой братишка Митя! Шлю тебе свой краснофлот
ский привет и ·сердечный поклон от всего нашего экипажа.
Про тебя, браток Митя, мы узнали из Сашиных писем. Пись
ма читали все моряки и вот выносят тебе краснофлотскую
благодарность за то, что ты там, в героическом тылу, в интер4*
51
нате, с честью
несёшь
свою
трудовую
вахту. Это нам, фронтовикам, большая
подмога.
А от себя, Митя, лично я шлю по
сылку. Она, браток, маленькая, да сам
понимаешь, с фронта
посылки посы
лать трудно. Надеюсь, что после побе
ды встретимся, тогда по~арков будет
больше. А по.ка напиши мне поскорее
ответ и обрисуй в нём подробно все
свои дела.
Наши боевые дела идут отлично.
Бьём фашиста-захватчика, с~оро ему
придёт полный конец.
Привет Саше Елизарову, вашим
старшим
товарищам- Филатычу
и
Павле Юрьевне- и вообще всемуин
тернатс~ому экипажу.
Крепко жму твою трудовую руку.
попросту -Николай Иванович».
Письмо прочитали все сразу. Митя держал его открыто,
читал молча. Саша тоже читал молча, только тётя Клавдя
произносила каждую фразу вслух. А потом от себя добавила:
- Вот это человек так человек! Сразу видно, душев
ный.
Лейтенант
Бабушкин.
А
А Митя прочитал письмо до конца и так развмновался,
ч·ю и словечка сказать не мог. Когда же услышал, как тётя
Клавдя хвалит лейтенанта БабушК'ина, так сразу ВЫ)Сватил
из
растерзанного
пакета
шокюлад,
всю
плитку,
и стал
совать
ей в руки:
Это вам! От него!
Что ты! - отмахнулась тётя Клавдя.- Что ты! Этот
гостинец ты у себя там на всех ребятишек разделишь. То-то
им будет радости!
-
Митя схватил двухцветный карандаш, протянул Саше:
- Тогда ты, Саша, себе вот это возьми!
Саша карандаш взял, осмотрел, даже понюхал, потому
что новенькие
карандаши
пахнут
нисколько не
лучшего шоколада, но тоже сказал:
-Нет!
52
хуже
самого
И он сказал не только «нет». Он поду.мал, подумал и ти
хонько произнёс вот ещё что:
- Мне, Митя, ничего не надо. Я от лейтенанта Бабуш
кина привет получил, и на том спа·сибо. Мог бы и не полу
чить ... А карандаш подари лу,чше Егорушке. Вместо дудочки.
Митя, когда услышал такое, даже собственным ушам не
поверил. Он заглянул Саше прямо в глаза и медленно пере
спросил:
- Ка.к так Егорушке? Ты, значит, согласен, чт.обы я вер
нулся? А ты сам? Ты сам тоже идёшь со мной?
- Иду, Митя,- сказал Саша.- После такого письма
куда ж нам идти?
- Толыю домой!
Ответ Бабушюину писать!- просиял
Митя.
Мальчики ·сами не заметили, как впервые за два года
жизни в этом краю назвали свой интернат не «интернато:м»,
не «школой», а «домом». Тётя Клавдя смотрела на них и ни
чего не понимала.
- Вы о чём, ребятишки? Как это так- домой, когда у
вас Филатыч где-то здесь, в селе?
- А мы ·С ним всё равно встрет.имся! - улыбнул,ся Митя.
Разговаривать с тётей Клавдей он теперь не боялся, потому
что всё теперь было честно, всё правильно.
Митя даже помог тёте Клавде стронуть гружёные саноч
ки с места, спросил:
Одна довезёте?
- Довезу. Сегодняшний груз не
велик, я и больше важивала. Ступайте.
Спасибо вам!
- И
вам
спасибо!- сказали
мальчики и побежали по тропке снача
ла
через
рельсы,
потом
через
поле
прямо к лесной дороге.
А вокруг уже рассвело. Из-за ель
ника
выкатилось
солнце,
и
опять
по
всей полевой белизне, по яркому насту
протянулись от каждой торчащей из
под снега былинки, от .каждого снеж
ною заструга длинные голубые тени.
Мальчики выбежали
на
санную
дорогу, помчались в гору,
и
вдруг
на-
53
встречу им из-за горы вынырнула тём
ная лошадиная голова
вся
В
лошадь,
санях
солнце
за
стоял
светило
ней
на
ему
с дуrой,
коленях
в
потом
сани-розвальни.
спину,
человек,
и
весь
он
казался чёрным.
Лошадь тоже
казалась
чёрной.
Только передние ноги у неё ниже ко
лоо были белыми, словно в белых чул
ках. Бежала она ходкой рысью.
У Мити ёкнуло сердце.
- Неужели Филатыч на Зорьке?
Саша прикрылся ладонью от солнца, посмотрел, сказал:
- Не похоже. Эта лошадь совсем
другая. Видишь, ноги белые.
Но это была всё-таки Зорька, а в
санях- Филатыч. Он узнал мальчиков
первый, остановил Зорьку, побежал к
ним
с
широченным тулупом
в
ру1Ках,
и
мальчики смотрели на Филатыча и не
могли понять: к чему здесь туЛуп?
Они прижались друг ,к другу. Они ждали: сейчас на них
обрушится ·кара, но обрушился на них тольк·о вот этот мохна
тый тулуп. Филатыч 1как добежал до них, так только и сделал,
что накрыл обоих, ка·к неводом, овчинным тулупом и крепко
стянул края широкополой одежины, запричитал:
-
Матушки мои! Вот вы где! Нашли-ся! А мы-то с Юрь
евной чуть ума не лиши-Лiись! Пойдёмте, матушки мои, пой
дёмте! Пойдёмте домой ...
Мальчики растерялись. Им стало даже совестно, что
дряхлый, бородатый Филатыч так возле них суетится. Саша
выскользнул из тулупа, обернулся к старику и, боясь погля
деть ему в глаза, проговорил звонким от напряжеНJия голосом:
Вы, товарищ Филатыч, не думайте: не из-за ва1с мы
убежали, мы по ошибке убежали. И эксплуататором, товарищ
Филатыч, я вас неправильно назвал.
- Да господи! Да об чём речь!- воскликнул тонким го
.1осом старик, .взмахнул руками, и тулуп с Мити свалился на
дорогу.- Да разве я ... Да какое такое тут может быть ду
манье! Не было ничего- и шабаш! Вот как!
-
54
Старик ещё раз маХJну.л
рукой, словно что-то
отр)'lбил,
и сказал уже ооосем иным, твёрдым, своим вое~rдашним голо
сом:
Садитеся! Поехали! Теперь, сЧ\Итай, всё в аккурате.
И Зорька в аккурате?- робко спросил Митя.
Очитай, да. Видишь, головой тебе машет? Иди, погладь.
А ноги?
-
Что ноги?
Это вы ей так забинтовали?
А то кто же? Ещё с недельку побинту,ем, а там совсем
пройдёт.
- И жеребёночек у неё будет?
- Будет, будет. Ладно, что ты сумел её тогда распрячь.
Ладно, вызволrил из полыньи. Иди с ней поздоровайся, да по
ехали.
И вот опять тёплые Зорькины губы т.кнул1И1сь в Митину
ладонь. И опять он стоял и гладил её illiелковистую шею, а
Зорька всё поматывала головой и даже обнюхала оттопырен
ное на груди Митино пальтецо, то место, где лежал пакет от
лейтенанта Бабушкина.
- Потерпи, Зоря, потерпи, -шепнул ей Митя. - Вот
приедем домой- и покажу. Всем покажу- и тебе покажу.
А по·юм, когда поехали домой, усталых мальчиков сва
лила дремота, и, лёжа под мяг~ким, тёплым тулупом, Митя
увидел оон.
Ему приенилось лето, высокая тра1ва, и шагают будто бы
они по этой траве с лейтенантом Бабушкиным. Трава очень
большая, раздвигать её ногами трудно, и лейтенант Ба
бушкин говорит: «Что мы так тихо идём? Давай помчiИмся!»
«давай»,- говорит Митя, и вот перед ними два длсrшногри
вых коня. Один конь -это Зорька, вт.ор,ой конь- это взрос
лый её жеребёнок. Он тоже гнедой, только во лбу у него бе
лая
звезда.
И лейтенант садится на Зорьку, Митя на жеребёнка, и
они мчатся. Они даже не мчатся, они летят. Они несутся над
зелёным лугом, над пшеничным полем, над макушками тихих
сосен, а под соонам.и школа -и рядом с ней широкие ворота.
Кони опускаются на тропинку у самых ворот, пофырки
вают, помахивают головами, а на воротах белое полотнище,
и на нём голубыми, очень большими буквами написано:
«ПРИВЕТ ТЕБЕ, МИТЯ КУКИН!»
- Это от тебя, Николай Иванович, мне привет?- спра
шивает Митя Бабушкина, и лейтенант отвечает:
- От меня, Митя, от меня. Я теперь тебе воегда буду
присылать приветы, всю жизнь!
Митя засмеял~ся во сне, задел откинутой рукой Сашу. Тот
во сне тоже улыбнулся и вдруг произнёс громко, сразу на
трёх языках:
- Шарман! Бери вел! Май-о-о!
Филатыч посмотрел на спящих мальчиков и, ·Словно по
няв Сашины слова, по-ру·сски добавил:
- Верно, сынок, верно. Всё ~орошо, что хорошо кон
чается. - Потом что-то вспомнил, с усмешкой покачал голо
вой, повторил св~ои мысли вслух: - То-,ва-рищ Филатыч ... То
варищ, да ещё и Филатыч! Ну надо же такое оказать. Он при
чмокнул на Зорьку:- Но, Зорень·ка! Но, милая! Топай скорее.
Товарищи проснутся- поди, есть захотят.
И Зорька затопала -скорее, ·ОНа тоже торопилась к дому.
ОЛЁШИН
гвоздь
1.
В городке Батурине живёт с мамой пятилетний мальчик
Олёша. Мама у Олёши молодая, характером тихая, и поэтому
все ~сосед:и зовут её просто Аннушкой. Олёша сам нет-нет да
скажет ей:
Ты моя мамушка Аннушка!
Городок невелик и тоже очень тих. Он .с-юит на холме
-
среди зелёных лугов. На его улицах темнеют Вlе!КОВЫе про
хладные липы. Обочины заросли крупными ромашками, золо
тыми одуванчиками, голубым цикорием. Пёстрое разнотравье
разлилось по всему городку, а особенно ярко ц.ветёт на самой
окраине, у высоких стен древнего мона1стыря.
В белых мона,стырских постройках теперь фабрика. На
фабрике всю войну шили оолдатские ~гимнастёрки. Нынче там
шьют ~ситцевые рубахи, мамушка Аннушка тоже шьёт рубахи,
а Олёша стережёт дом и ждёт маму по вечерам с работы.
Долгая нойна кончилась не так давно, и жизнь в город
ке трудная. Но всё равно в нём стал.о пошумнее. Теnерь что
ни день, то там, то тут начинают хлопать двер!И, с весёлым
сверканием
распахиваться
окна;
из
окон
доносятся
песни,
смех, топот, ликующий гол.ос гармошки, и это значит- в Ба
турина вернулся с войны ещё один солдат.
А в стареньком, тёмном и скрипучем от времени Олёши
ном доме, под стопкой белья в комоде, хранится казённый
конверт.
Кто и когда принёс ·конверт, Олёша не помнит. Он только
помнит -этот К'Онверт у ма!МЫ в руках. Мама в белой коф
точке сидит у самой стены, ру,сую, с тяжёлым узлом волос
голову запрок,инула, над нею медленно качается медный ма
ятник часов, а мама закрыла глаза и тоже, ка~к маятник,
ленно поводит головой из .стороны
мед
в сторону, из стороны в
сторону и молчит, молчит.
На лавке бок о бок с мамой печально егорбились две мо
лодые в чёрных К'осынках женщины- мамины подруги, тётя
Настя и тётя Вера. Они тихонько просят:
59
-
Поплачь, Аннушка ... Покричи, Аннушка ... Сердце не
выдержит, ло ,себе знаем. Ну, покричи ...
Но мама всё молчит. Мамавсё так же медленно поводит
головой, и Олёше вдруг становится жутко, и он кричит сам:
-
Ну мама! Ну ма-му-шка!
Мама вздрагивает, словно просыпаясь, от,крывает глаза,
протягивает Олёше руки. Он бросает,ся к ней, и ,вот они пла
чут
вместе.
А когда мамины подруrn потихоньку встали и ушли, мама
сказала:
-
Нет теперь паш1ш у нас, Олёша, нет! Одни мы теперь
с тобой, горькие сиротинушки.
И тут она заплакала так громко, что Олёша очень испу
гался, уткнулся ей головой в колени и не отходил до той поры,
пока мама не притихла.
С того дня мама стала ~совсем другой. Она купила на ба
заре чёрный платок, сшила чёрную кофту и сразу словно со
старилась. Даже голос у неё постарел, ,стал слабым и жалост
ным. Она то 1и дело повторяла:
- Одни мы с тобой, Олёша, остались, одни. Надеяться
нам теперь не на кого. Никто к нам теперь не придёт, не по
может
...
Почему никто не придёт? - спрашивает Олёша. А тётя Настя? А тётя Вера? Ты их позови, они придут. А хо
-
чешь, я сбегаю. Тут близко.
Но мама склоняется к Олёше, грустно качает головой:
- У них тоже горе. У них горе своё - у нас, Олёша,
:воё ... Чем они нам помогут? Ничем. Нет, лучше не зови, и на
улицу, милый сын, не бегай. Там лошади, там машины, и те
перь я боюсь, как бы и с тобой чего не вышло.
Не :выйдет,- успокаивал Олёша.- Я ловкий!
И, желая маму утешить совсем, он лезет к ней на колени,
-
смотрит
пря,мо
в ,синие, очень
печальные глаза
и
говорит:
Ты, мамушка Аннушка, не раостраивайся. Ты знаешь,
на кого надейся? Ты на меня надейся. Я для тебя всё сделаю ...
Помнишь, говорила, нам домик поиовей надо бы? Так вот,
я немного подрасту- и новый дом построю. Я уже гвоздь
припа,с! Большой, крепкий ... Показать?
-
И Олёша срывается, чтобы показать гвоздь, но мама
удерживает Олёшу, гладит ладонью по его рассыпанным бе
лой копёшкой волосам:
60
- Видела, видела. Я уже видела ... Я тебя об одном про
шу, ты на улицу не убегай.
Аннушка так теперь боится улицы, что, когда идёт на ра
боту, запирает калитку на замок, и Олёша уйти дальше двора
никуда не может. Но он не сердится. Он понимает: сердиться
на маму сейчас нельзя.
Проводив ~маму на работу, он сразу вынимает из потай
ной щели за печкой тот самый гвоздь- большой, крепкий,
с колким остриём. Подобрал его Олёша на мостовой, когда
в последний раз был на улице, и теперь вот, пока до задуман
ной постройки ещё далеко, употребляет находку на дру,гое,
тоже полезное дело. Гвоздь у Олёши- вместо карандаша.
Рисует он гвоздём прямо в прихожей на переборке. В при
хожей сумрачно, рисунков мама не замечает или делает вид,
что не замечает, и Олёша исчертил всю стенку вдоль и попе
рек.
На 1крашеных тёмных досках проступают здесь и там по
всей стенке странные, похожие на большие деревья цветы.
Под цветами ~стоят кривобокие теремки с печными трубами,
из труб вылетает и завивае11ся поро
сячьими
даже
по
хвостиками
небу,
дым,
бегают
а
вокруг,
тонконогие,
тонкорукие человечки.
Рисованные человечки улыбают
ся. Олёше ачень хочется, чтобы они
были как живые, чтобы в пустом до·
ме было с кем поговорить.
Но человечки улыбаются молча,
и поюварить не с кем. Разве толы1ю
с котом. Кота зовут Милейший. Как
рассказывала
мама,
это
имя
дал
ко
ту ещё до войны отец. Кота он по
добрал совсем крохотным где-то в
осеннем поле под хоЛ'одным дождём,
принёс домой, посадил на печку и
сказал:
Ну,
живи
милейший,
отогревайся,
...
И Милейший стал жить. И вот с
тех пор очень вырос. Он стал боль
шим
угольно-чёрным
котом-котофе-
ем и, хотя он Олёше ровесник, всё равно считает себя намно
го умней и серьёзней. Коrгда мама на работе, !КОТ сам, по сво
ей воле, приглядывает за Олёшей, не отходит от мальчика ни
на шаг.
Олёша рисует на переборке, а Милейший .вьётся вокруг,
проводит по голым Олёшиным коленкам тёплым боком, пуши
стым хвостом и слушает Олёшины ра:ссуждения.
- Вот нарисовать rбы та·кой теремок, а в нём такую дверь,
чтобы она открывалась по-настоящему. И мы бы с тобой туда
вошли, а там- серебряная комнатка, в комнатке золотой
столик, за столи:ком сидят мои человечк,и, болтают ногами.
хохочут, разговаривают и пьют чай с малиной. С малиной и
с сахаром! Правда, весело?
- Мр-р, 1мр-р ... - отвечает Милейший.- Мр-р, мр-р ...
- Мур-мур! Мур-мур!_.:.._передразнивает Олёша.-Ничего ты не понимаешь, потому что тебе и так непл:охо. Я знаю,
ты по ночам бегаешь на улицу, у тебя там приятели. Скажи,
есть у тебя приятели?
Но кот о ночных прОJГулках помалкивает, и Олёше ста
новит.ся
скучно.
Шлёпая босыми ногами по скрипу,чим половицам, он идёт
на кухню. Невысокое окно !Кухни сплошь закрыла черёмуха.
Отцветающие кисти ломятся прямо в стёкла, врываются в
распахнутую форточку. На полу, на клеёнке стола нежными
белыми чешуйками лежат привядшие лепестки, вся ·кухня пол
на их сладковатым запахом.
Олёша выдвигает из-под крышки стола ящик. Там, как
всегда, чёрствая долька хлеба, катают.ся две серые, неочищен
ные картофелины да стоит чайная жестянка с кру1Пной солью.
Это всё, что по нынешним трудным временам может оставить
мама Олёше на обед. Но до обеда Олёша не вытерпливает.
Он
съедает и iКартошку, и хлебный
присест, лишь
отламыва.ет
самую
ломтик с утра,
малость
от
за
корочки
один
и
уго
щает этой малостью кота.
Предлагает он Милейшему и картофельные кожурки, но
Милейший на них даже не смотрит.
- Ишь, какой сытый! В подвале за мышами наохотил
ся! Ну,
ничего.
Мне 'ГОЖе
теперь не так
скучно;- говорит
Олёша, гладя себя по животу, и сразу доба1вляет:
теперь
-
Пойдём
посмотрим в дырку.
Чтобы посмотреть в дырку, надо выйти во двор. Олёша
62
оmоряет тяжёлую дверь в тёмные сени, потом другую дверь
на крыльцо, и в глаза ударяет з~олотисто-голубой '(;вет.
К лицу ластится ветерок, шевелит волосы, забирается под
воротник розовой рубахи, Олёше приятно и немного щекотно.
Он смеётся, громко чихает от солнца, от ветра, говорит сам
себе:
- Будь здоров!
Милейший тоже жмурится от солнца и медленно, по-хо
зяйски оглядывает узкий дворик. Земля тут покрыта мягкой
муравой, по мураве тропка, она уходит под калит~ку в старых
тесовых воротах.
А в плотной калитке проделана круглая дырка для ре
мешка щеколды. Ремешок тонкий, дырка почти вся свободна,
и в неё можно глядеть. Олёша, пыхтя и покряхтывая, катит от
поленницы толстый чурбан, встаёт на него и припадает к
дырке.
Видно ему лишь небольшую часть улицы, но смотреть всё
равно интересно.
Если глянуть в дырку с утра, то в неё видно, как под ли
пами по сизой и влажной от росы мостовой тороnятся к фаб
рике небольшими стайками работницы в белых платочках и
с узелками в руках. Они громко разговаривают, поглядыва
ют по ~сторонам, даже на Олёшину кали-гку смотрят, но самого
Олёшу не видят.
Они даже и не подозревают, что Олёша здесь. И полу
чает~ся та1к, как будто Олёша уж не Олёша и стоит не за ка
литкой, а надел на себя волшебную шапку и 'Стал мальчи
ком-невидимкой. Он-то всех ,в дырку видит, а его- никто!
А если подождать ещё немного, то слева за калиткой сна
чала зафырчит мотор, а потом по мостовой промчи11ся старый,
обшарпанный грузовик. На грузовике, крепко держась друг
за
друга, проедут куда-то
шумные
загорелые
мужики
в
сол
дат,ских гимнастёрках. И ~отя грузовик промельКIИвает бы
стро, Олёша каждый раз успевает разглядеть в кабине рядом
с водителем знакомого плотника Арсентия.
Ар,сентий тоже недавно вернулся с войны. Мама с Олё
шей ходили к нему. «Вдруг Арсентий нашего папку на войне
видел? Вдруг он про него знает что-нибудь другое?»- ска
зала тогда мама, и стала даже лицом посветлей, и даже пе
ремыла в доме все окна, которые нынешней весной так ни
разу ещё IИ Не ОТКрЫВаЛИСЬ.
63
К Арсентию они собрались уже на третий день, ·когда
солдат отпраздновал своё возвращение.
Он, широкоплечий, кудрявый, в распущенной поверх га
лифе гимна.стёрке, стоял с топором в руках у крыльца, видно,
собирался его подновить, а когда увидел Олёшу и Аннушку,
то сразу топор воткнул в ступенЬIКу и пошёл .к ним навстречу.
Пошёл- и Олёша тут же увидел, что Арсентий хром. Правая
нога у него не гнётся, и при каждом шаге он загребает этой
ногой низенькую траву. Но толстогубое, с впалыми щеками
лицо Арсентия- доброе,
карие глаза улыбчивые.
Олёша
подумал, что он и расскажет им с мамой тоже что-то очень
хорошее.
Только вышло всё не так. Разговор получил·ся грустный.
Мама во время разговора смотрела в землю, теребила дрожа
щими пальцами чёрные концы платка и всё почему-то назы
вала Арсентия, который был нисколько её не старше, по име
ни-отчеству- Арсентий Лукич.
А тот тоже смотрел в землю. И хотя улыбался, но улы
бался так, будто был в чём-то очень виноват. В чём- Олёша
не понял. Он только понял, что Арсентий за В•СЮ ·войну об от
це ничего не слыхал.
Кроме того, над головой Олёши вдруг растворилось окно,
и в нём показалась румяная, гладко причёсанная, в цветном
платье жена Арсентия. Она высунулась из окна до половины
и
принялась
так жалостно
вздыхать,
так
смотреть
на
маму,
что Олёше сделалось неприятно. С той поры Олёша с мамой
расспрашивать про отца уже никуда не ходили, а
мама стала
опять повторять:
-
Надеяться нам теперь не на кого и не на что ...
Воспоминания напдывают на Олёшу, но он тут же и за
бывает о них. Ему очень интересно, куда это каждое утро ез
дят мужики на машине. Ему всё-таюи хочется выбежать за
калитку, и на всякий случай он трогает щеколду за железное
кольцо. Кольцо поворачивается, планка с тихим звя1юм по
дымается, но калитка- ни с места. На той стороне- вися
чий замок
Опять заперто,- объявляет Олёша коту.- Ну лад
но ... Давай играть с тобой. Что ты там делаешь?
А Милейший в это время сидит под черёмухой у самой
стены дома и во все овои зелёные глазищи смотрит на трух
-
лявый нижний венец. Там шуршит жук-древоед [10 прозванию
64
Illашель, и кот опа.сается, ·как бы этот Шашель не выполз и
не напугал Олёшу. ~от весь так 'И насторожился.
Но Олёша жука не боится. Он присаживается рядом с IЮ
том на ~корточки, ковыряет гвоздём стенку.
Сейчас мы ему поможем. Его там, наверное, мама
-
жучиха закрыла, а ему хочется к нам, под солнышко. Пусть
выходит.
Древесная труха сыпле11ся на траву, на Олёшины 'rоолени,
гвоздь работает, каiК бурав, и жук внезапно стихает, прячет
ся куда-то глубже.,
- Не захотел!- удивляет.ся Олёша.- Вот глупый! Ес
ли бы кто мне калитку открыл, я бы сразу на волю выглянул.
И опять идёт к запертой ·калитке, опять блямкает коль
цом, но - бесполезно.
Таким вот манером ходит Олёша по тихому, скучному
двору с утра до вечера, а кот ходит за ним, и все дни для Олё
ши ОДИНЗIЮВЫ, ПОХОЖИ друг На друга.
Но ·вот однажды он повернул кольцо, железная планка
поднялась, калитка вдруг скрипнула и - о11ворила,сь!
Олёша так и замер.
Перед ним распахнулась вся от конца до конца улица.
Перед ним разбежзлись вправо и влево тенистые липы.
Он увидел голубые и жёлтые, синие и розовые, большие и
маленькие, деревянные и кирпичные соседние дома, белёные
заборы, сювозные ве.сёлые палисадники, пёстрые цветы - и
было всё это вдруг та~им ярким, таким невозможно маня
щим,
что Олёша
услыхал,
·ка:к
в
груди
у
него
застучало
сердце.
Кот выгнул спину, хрипло мяукнул:
Мау!
-
Днём на улице он тоже почти не бывал. Он .знал её толь
ко серой, ночной, а такой вот празднично-светлой увидел чуть
ли не в первый раз.
Правда, на улице было пу,сто. Все, кому надо, уже про
шли и проехали на работу. Но за домами в садах громко зве
нели вёдра, весело гомонили р~ебятишки, и где-то совсем да
леко в каком-т·о дворике ласковый женокшй голос всё вы
кликал какую-то Манюшку:
- Манюшка, где ты? Манюшка, где ты? Ау! Где наша
Манюшка? ..
5
Л. Кузьмин
65
r.олоса манили, яркая улица звала, но переступить порог
в калитке Олёша так вот ·сразу не решался.
Он вспомнил: вчера мама до ночи стирала бельё, а на
утро проснулась и перепугалась:
Ох, опаздываю!
На работу она так спешила, что даже оставила на табу
-
ретке свой чёрНI;>IЙ платок и, как ви~но, .калитку не замкнула
тоже в·юропях.
И Олёша стоит, глядит и не знает, что делать.
Он уже хотел было толкнуть калитку, закрыть от греха,
да вдруг увидел в собственной руке гвоздь.
УIВидел - и обрадовался.
Обрадовался и сказал коту:
- Ага! Нам же дом строить надо! На·м же гвоздей на
собирать надо! Вдруг на улице ещё гвюзди лежат? Пошли?
Кот глянул на мальчика та·к ясно, так понятливо, словно
тоже ~отел скаэать: «Пошли!»- и прыгнул •через доску-по
рог. Олёша- раз, два!- перешагнул доску за ним. А потом
прикрыл за собой калитку, накинул на пробой цепочку и по
гладил калитку ладонью:
-
Не бойся, мы скоро ...
2.
ГладJКие булыжники мостовой грели, как печка. Стоять
босыми ногами на них было приятно.
Мостовая уходила одним концом вверх, к белокаменной
фабрике, другим ·концом убегала под гору. Под горой город
ские дома и верхушки лип исчезали. Там, дальше, просторно
ра,спахнулись луга, поблёскивала далеко и чуть приметно
речка, за речкой уходил к .самому ГОР'Изонту ·сосновый бор.
Олёша задумался: куда идти? Вверх или вниз? Но тут из
раскрытых ворот фабрики выкатилась конная подвода, за та
рахтела колёсами по булыжной мостовой. Лошадь бежала
рысцой, звонко цокала
66
подковами,
а на
телеге,
на
мягких
пачках с новыми рубахами, сидел рыжий
краснолицый па
рень без шапки. Он увидел Олёшу, увидел кота, засмеялся:
- Эй, вы, босоногие! Поехали, до Моск~Вы прокачу!
Олёша понял, что рыжий шутит, и ответил тоже весело:
- Не-а! В Москву нам не надо. Нам гвозди собирать
надо. Поезжай один.
За грохотом колёс воз,чик ответа не ра.сслышал. Телега,
дробно подпрыгивая, покатилась под гору. Олёша посмотрел
из-под руки вслед, решительно вздохнул и тоже nошёл под
гору.
Гора была длинной. Дорога спускала.сь тут в луга широ
кой выеМiкой, по откосу шагали телеграфные столбы, за стол
бами виднелись коньки окраинных домишек.
К домишкам по крутой тропе маленькая, сухонькая ста
руха в просторной каца,вейке и в серых валенках с калошами
тянула на верёвке сердитую ·козу. Коза упиралась изо всех
сил. Как видно, возвращались они с лугов,
раннее, и коза идти домой не хотела. Она
чи, крутила рогами, тянула хозяйку вниз,
и перетянуть друг дружку они не могли,
а время было ещё
орала что есть мо
а хозяйка- вверх,
бестолково топта
лись на месте.
Олёша оказал коту:
Гляди, что делается! Погоди-ка ...
М'илейший уселся на краю дороги, Олёша побежал по
-
тропе вверх.
Ни слова не говоря, он шлёпнул козу по мосластой спи
не; коза удивлённо меме:кнула, пробежала шага три-четыре
вперёд. Старушка тоже попятилась вверх по тропе, радостно
за!Кивала:
-
Спасибо, ангел, спасибо. Шлёпни ее, негодницу, ещё
разок!
Олёша опять шлёпнул, коза опять пробежала чуть-чуть,
и старушка опять похваЛила:
- Умница! Погоняй .её, погоняй.
Когда взобрались на самый верх, старушка придержала
«негодницу», взялась за сердце и сказала:
-Ух!
Потом
отдышалась,
протянула
руку,
осторожно
двумя
пальцами пощупала воротник Олёшиной розовой рубахи.
- Экий ты баский. Экий ты хороший. Чей хоть бу
дешь-то?
5*
67
- Я мам.ин,- ответил Олёша.- А ещё Козырев. Я гвоз
ди пошёл искать.
Он раскрыл потную ладошку, показал гвоздь и тороnли
во принялся объяснять:
- Надеятыся нам с мамой не на ког.о, а надо строить
дом, и я пошёл собирать гвозди, и как только на,собираю, на
коплю, так сразу дом построю ... Вот!
Старушка удивилась, долго смотрела на Олёшу, долго
старала.сь понять, в чём дело, наконец поняла.
- Верно! Собирай, копи. Вырастешь- Jюзяйственным
мужиком будешь. Маминым кормильцем. А для почина вот
тебе ... На-ко!
Она пошарила в глубоком кармане юбки и сунула в Олё
шину ладонь приятно круглое, в белой скорлупе яичко.
- Прими, скушай. Утром варила.
Яички Олёше перепадали нечасто. Он крепко стиснул гостинец в
кулаке, помчался вниз. Потом встал,
оглянулся.
Бабушка, бабушка! Вот построю но
вый дом, так ты сразу приходи к нам в гос
ти. Придёшь?
- Приду. Только ты поокивей строй,
-
поторапливайся ...
-
Ме-е!- завопила
старушка
не
упрямая
договорила,
коза,
поволокла
и
козу
дальше.
Олёша понюхал яичко. Оно было тёп
лое и ничем не пахло. Тогда Олёша присел
на корточки, показал подарок Милейшему.
Тот обнюхал яичко и даже облизнулся. Нюх
у него был тоньше, и он сразу понял, что под
скорлупой что-то очень вкусное.
- Не
облизывайся - сказал
Олёша.- Яичко оставим на потом. Обратно ид
ти потом будет шибко тяжело.
После старушкиной похвалы Олёше ме
рещились целые россыпи новеньких гвоздей.
Ему думалось, вот стоит пройти ещё не
много- и
прямо
на
дороге
он
увидит
.гвоздь, потом ещё гвоздь, а потом ещё.
Он
что
не
даже
головой с досадой
догадался
прихватить из
покачал,
дому
кор
зинку или пустое ведро.
в
Ну, ничего ... Унесу
руках и
в
сколько
смогу,
кармане, потом вернусь опять.
Мостовая меж тем давно кончилась.
Дорога стала мяпюй, пушистой. Босые ноги тонули в пыли
по самые лодыжки. Милейший брезгливо, как тёплую
воду,
попробовал топкую пыль кончиком лапы, отпрыгнул на твёр
дую обочину и, то и дело огибая запашистые кусты пижмы
и полыни, затрусил стороной.
Вдоль дороги за кустами тянулся колхозный капустник.
По его краю медленно двигались в наклон женщины-огород
ницы. В руках у них взблёскивали тяпки, босые ноги, как в
чулках, были в чёрной земле, а головы до самых глаз укутаны
от солнца платками.
Вот одна брооила тяпку, принялась подтыкать под пла
ток непослушные волосы, и Олёше показалось- это мамина
подруга тётя Настя. Объявляться тёте Насте не стоило, Олё-
69
ша
при~нул
голову
и
пом,чался
по-за
кустами вдоль
капуст
ника всё дальше и дальше по пыльной и ~солнечной дороге.
А гвоздей всё не было. Правда, один раз в пыли тускло
блеснуло. Но когда Олёша кинулся туда и схватил, то это ока
залась какая-то непонятная железина, нся в густой трактор
ной смазке.
Олёша кинул .железину в канаву и провёл масляными ру
ками по рубахе. На животе, на подоле отпечатались полосы.
Олёша попробовал их стереть, но пол·осы лишь размаззлись
и стали ещё за,метнее.
На~строение испортилось. Олёша вдруг почув.ст,вовал, как
знойно и душно вокру'г, как непокрытую голову припекзет
солнце, во рту сухо, на губах солоноватая
шершавая пыль.
Олёша перелез кана;ву, проломился сквозь пыльные, слов
в белесой муке, заросли и вышел на край оочной зелёной
луговины. Там он опустился на траву, стал вытирать руки.
Тёр, тёр, и только вытер, как вдруг услышал: где-то что
то шуршит. Олёша приподнялся на четвереньках, да так и за
. но
иер.
Пер,ед ним в двух шагах стоял серый зв,ерь.
Зверь был остроухий, остромордый, с мохнатым большим
хвостом.
«Серый волк!»- ужаснулся Олёша, ·сунул ру,ку ,в карман,
ощупал гвоздь, на всякий случай зажал его в руке, по спине
пошли мурашки.
А зверь шевельнул хвостом, шагнул к мальчику.
Олёша гвоздь выпу.стил, собрался закричать, но тут из
травы -злой, чёрный, дико встопорщенный- вымахнул кот.
Он пал на все четыре лапы, бешено фыркнул:
- Ф-фу!
Зверь вскинул голову, попятился.
Милейший подпрыгнул на месте, фыркнул ещё громче:
- Ф-фу!
Зверь поджал хвост и с оглядкой, с тонким визгом по
мчался в сторону капустника.
Милейший выпрямил спину, прижался к Олёшиным го
лым, в гусиных пупырышках ногам, и так вот, плотно прижи
маясь к ним, сделал торжестве!Нный tкруг: не бойся, мол! Со
мной не пропадёшь. Это и не зверь совсем, а паршивенькая,
трусливень.кая д1ворняжка.
-
70
Да я и не боюсь,- разгадал котофеевы мысли Олё-
ша. - Я только сначала напугался, а теперь вот и поесть по
чему-то захотел ... Давай поедим?
~ Мр-р! Мр-р! -сказал кот, и Олёша достал •из карма
на и расколупал гвоздём яичко.
Они уселись на примятую траву рядом, и на этот раз Ми
лейшему достались не ,скорлупки, а добрая половина желтка,
добрая половина белка- в общем, всё то, что ему полагалось
по справе~ливости.
Но шагать по пыльной дороге уже ра•схотелось. Теперь
хотелось лишь так вот, руки в стороны, лежать на спине ср,еди
травы и глядеть в небо. «Ко,гда смотР'ишь в небо,- говорит
ма,ма,- отдыхают глаза. Отдыхают и становятся чище».
Глаза у Олёши и так чистые, тоже синие, но глядеть в не
бо он любит.
Он лежит, а над ним качаются на зелёных тонких соло
минках пушистые хвостики созревающей тимофеевки. Высоко
над Олёшиным лицом возносит лилово-красные шапки сочный
клевер. Над ,кле1вером бесшумно ,кружит бабочка, а там даль
ше, выше, так высоко, что захватывает дух, - бездонное небо.
В небе ни облака. Взгляду задержаться там не на чем.
И Олёше вдруг начинает казаться, что небо не над ним, а да
леко внизу под ним, и он вот-вот упадёт, навсегда улетит в эту
синюю пропасть
...
-Олёша вскакивает на корточки и даже щупает вокруг
себя лужайку. А под руками опять ласковая трава, а под но
гами опять крепкая земля, на согретой солнцем земле хоро
шо- только вот каплю водИЧtКИ бы!
Жажда прююдит снова, и Олёша вспоминает речку, кото
рую видел ,с горы. Он говорит Милейшему:
- Сбегаем, попьём, на рыбок посмотрим, а там домой.
Гвозд.ей на дорогах нынче нету.
И вот они опять бредут по краю дороги. Близко ли реч
ка, далеко •lИ, Олёша не знает. «Наверное, не очень близкю»,
думает он, и на память ему приходит рыжий возчик. Если бы
сейчас подвода очутилась рядом, то прокатиться на ней до
речКiи Олёша бы не отказался.
И только он так подумал, как позади раздалось очень
сильное громыханье и шлёпанье. По дороге от города мчался
тот самый старенький грузовик, на котором каждое утро ку
да-то ездят мужики. Но теперь над ним высилась груда жёл
тых длинных досок. Доски гибкие, свисают с кузова, и ,когда
71
грузовик ныряет rв ухабы, то доаки шлёпа1ют друг по дру,гу и
над лугами раздаётся громкое: «Трах! Трах! Трах!»
- Вот кто нас подвезёт! -обрадовался Олёша, схватил
~ота в охапку и выскочил на самый край дороnи.
А грузовик был уже рядом. Олёша даже увидел круглое,
распаренное лицо шофёра, даже разглядел его кожаную фу
раЖJку, и шофёр .кивнул, помахал рукой, но хода не убавил.
Он .как мчался на полной скорости, так и промчался дальше.
«Трах! Трах! Трах!»- прошлёпали рядом доски. Олёшу и ко
та накрыло душное облако пыли.
