Фритьоф Нансен: Миссия в России [Татьяна Бондаренко] (fb2) читать онлайн

Посвящается моей маме

ОТ АВТОРА

В наши дни имя норвежского ученого, полярного исследователя и филантропа Фритьофа Нансена (1861-1930) вспоминают не часто. Но в начале XX в. популярность этого человека в мире можно было сравнить с популярностью Юрия Гагарина в 1960-е годы.

Возможно, вы, мои читатели, знаете о Нансене как о путешественнике и ученом — еще из школьных уроков географии. Он первым в мире пересек на лыжах Гренландию, первым подробно исследовал Арктику, организовав туда экспедицию. Но мало написано и сказано о другой деятельности Нансена — благотворительной. Я впервые узнала о ней в 2008 г., будучи еще студенткой исторического факультета и сотрудницей архива Саратовской области. Тогда мне случайно встретились архивные документы 1921-1922 гг. об иностранных столовых, в которых кормили голодающих. На тот момент в России не было ни одной книги, подробно и научно рассказывающей о том, как Нансен помогал голодающим. Информацию пришлось собирать в архивах, музеях, библиотеках, из газет тех лет. Это был путь длиной в 10 лет. Оказалось, что моя родная Саратовская губерния была главным регионом, которому помогал Нансен. И она же — в числе наиболее пострадавших от голода. Поэтому именно на ее примере я решила рассказать, как шла эта работа. Эта книга написана на основе кандидатской диссертации, защищенной мною в 2016 г.

Нансен поразил меня своей историей — историей успешного человека, у которого было все для счастливой жизни: мировое признание, любимое дело. В родной Норвегии Нансен был почитаем и популярен настолько, что его имя стало брендом страны. Но вместо того, чтобы продолжать заниматься наукой или почивать на лаврах, он берет на себя непопулярную и тяжелую работу — помощь голодающим. Из мирового любимца он становится «пособником большевиков» и «поборником идей коммунизма» — именно так о нем стали писать в европейской прессе. В то время у Советской России еще не было дипломатических отношений со многими странами. А после свержения в России монархии к большевикам в мире относились, мягко говоря, настороженно. Нансену объявили бойкот. Власти большинства европейских стран отказались ему помогать. Но Нансен не отступил. Личные связи и неутомимая энергия помогли ему собрать деньги для гуманитарной помощи. Он не побоялся сам приехать в голодающие районы, где свирепствовали голод и болезни. Благодаря работе Миссии Нансена и иностранных благотворительных организаций были спасены сотни тысяч человек — наших прабабушек и прадедушек. Надеюсь, что эта книга расскажет вам не только о Нансене, но и напомнит о великой трагедии — голоде 1920-х годов, которая выпала на их долю. Эта книга о человеческом милосердии и тех ценностях, которые будут важными во все времена. И сто лет назад, и сейчас.

ВВЕДЕНИЕ

Итак, Фритьоф Нансен — норвежский ученый, полярный исследователь и общественный деятель, во время голода 1920-х годов организовал гуманитарную помощь советскому населению. Возглавляемый им Международный комитет помощи голодающим (далее — МКПГ), получивший неофициальное название «Миссия Нансена», курировал работу более чем 30 благотворительных организаций; при этом Миссия и сама оказывала помощь голодающим¹. Миссия работала в Крыму, Царицынской губернии (ныне Волгоградская область), Астраханской губернии, Казани, Уфе, на Украине и в других регионах. Но более половины всей помощи, поступавшей от нее в голодающие регионы, приходило в Саратовское Поволжье. На станции Ртищево Саратовской губернии находилась общероссийская распределительная база Миссии. Нансен дважды приезжал в регион. На его средства в 1923 г. в селе Росташи Саратовской губернии и на Украине были открыты показательные опытные сельскохозяйственные станции. Они должны были познакомить крестьян с передовыми зарубежными методами аграрного производства, чтобы повысить рентабельность местного сельского хозяйства.

Помогать, не вмешиваясь во внутренние дела страны, не осуждая политическое устройство, — таков был принцип Нансена. Ученый видел перспективы своей помощи в развитии экономических связей между Россией и странами Запада, отмечая, что стабильное экономическое будущее Европы невозможно без сотрудничества с Россией. Ее изоляция нарушит мировую экономическую гармонию и приведет к кризису внутри европейских держав. Мы видим подтверждение мысли Нансена и в современном мире, когда начавшаяся в 2020 г. пандемия коронавируса и вынужденная изоляция стран привели к затруднениям в мировой экономике. Нансен стремился решить также один из самых важных вопросов в истории России — аграрный. Многие отечественные реформаторы пытались вывести сельское хозяйство нашей страны на новый уровень. Пожалуй, самый известный из них — Петр Столыпин. Нансен предложил свое решение — то, как он, иностранец, представлял это. Опыт показательных станций Нансена — уникален. Потому что ни до Нансена, ни после ничего подобного в нашей стране иностранцами не делалось. Именно открытие станций отличало помощь Нансена от работы других иностранных благотворителей. Он пытался не просто «дать людям рыбу», но подарить им «удочку», чтобы они могли обеспечивать себя «рыбой» самостоятельно. Но обо всем по порядку.

ЧАСТЬ 1 1921-1923 гг.: накормить, одеть и вылечить

Масштабы голода, меры властей и общественных организаций по его ликвидации

Голод 1920-х годов — трагедия, масштабы которой до сих пор четко не определены. Первые подсчеты жертв голода начались еще в процессе борьбы с ним. Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК) М. И. Калинин на IX съезде Советов, проходившем в декабре 1921 г., заявлял о 22 млн чел., «официально признанных голодавшими» [59, 27 декабря 1921 г.]. Советская статистика констатировала, что в конце 1921 г. число жителей районов, пострадавших от неурожая, достигло 37 млн чел. [29]. Фритьоф Нансен говорил о 29-33 млн голодающих [113; 73; 59, 9 сентября 1921 г.; 63, 26 февраля 1922 г.]. Большая советская энциклопедия сообщала, что голод охватил до 35 губерний с населением почти 90 млн чел., из них в разной степени голодало 40 млн чел., а погибло около 5 млн чел. [135]. Советский статистик П. Н. Попов также указывал, что население страны за 1921-1922 гг. сократилось на 5,2 млн чел. [98]. В советской историографии 1950-1970-х годов упоминалось о 22—33 млн голодающих [134; 151; 78; 160]. По подсчетам историка Ю. А. Полякова, население страны в 1921 г. составляло 136,8 млн чел.; примерно каждый пятый ее гражданин голодал [151; 152].

По современным оценкам, общая численность населения в пораженных неурожаем районах в РСФСР и на Украине достигала 35 млн чел. при общей численности населения страны почти 134,7 млн чел. Исследователи сходятся в том, что от голода погибло около 5 млн чел. [200; 201]. В отчетах Наркомата здравоохранения и советской статистической литературе говорилось о 5,0—5,2 млн чел., умерших от голода [39; 55].

Наиболее массовые и чудовищные проявления голод имел в Поволжье: в Астраханской, Вятской, Самарской, Саратовской, Царицынской губерниях, Автономной области немцев Поволжья, Башкирии, Киргизии, Калмыцкой и Татарской республиках, Марийской и Чувашской областях голодало от 70 до 90 % населения [200; 131]. Также голод коснулся пяти губерний Украины, где проживало 9,5 млн чел., Азербайджана (охвачено голодом чуть более 2 млн), Армении (1,2 млн), Дагестана (798 тыс.), Казахстана (чуть более 5 млн), Кубани, Крыма и других районов [730; 200].

В Саратовской губернии осенью 1921 г. голодало до 31 % населения, зимой 1922 г. — 51 %, весной — летом 1922 г. — до 70 %¹ (см. также [61, 9 февраля 1922 г.; 137]). По отдельным районам, в частности в Новоузенском уезде и Автономной области немцев Поволжья, число голодающих доходило до 90-99 % населения [94]. По данным иностранцев, в декабре 1921 г. В Саратовской губернии насчитывалось около 2,7 млн жителей [1]. Значительное число их голодало.

Сильнее всего пострадали от голода Заволжье и те правобережные районы губернии, которые находились вблизи Волги. С февраля — марта 1922 г. голод стал усиливаться, так как у населения закончились скудные запасы продовольствия. К лету 1922 г. ситуация ухудшилась: сеять и сажать было нечего, семенной материал ушел в пищу, у ослабленных голодом людей не было сил на возделывание земли, часть населения умерла от голода и болезней.

В марте 1921 г. советское правительство перешло к осуществлению новой экономической политики (нэпа). Система государственного планирования и распределения, существовавшая до этого в рамках политики военного коммунизма, введенной в годы Гражданской войны, оказалась несостоятельной в мирных условиях. В ходе продразверстки у крестьян фактически изымали все запасы зерна. Показателем кризиса и необходимости смены курса стало восстание гарнизона в Кронштадте в марте 1921 г. В результате введения нэпа продразверстку заменили фиксированным продналогом [48; 59, 17 марта 1921 г.], крестьянам разрешили продажу «излишков» [30]. 28 марта 1921 г. правительство снизило размер продналога вдвое по сравнению с продразверсткой: на 1921—1922 гг. его размер устанавливался в 240 млн пудов² [47]. Также уменьшался объем налогов по другим сельскохозяйственным культурам и продукции животноводства. Уменьшенный объем налога власти рассчитывали получить с крестьян в полной мере. Выступая на губернской партийной конференции 8 июня 1921 г., секретарь Саратовского губернского комитета РКП(б) Мартынов заявил: «Нам нужно взять от крестьянина часть продукта путем налога. Крестьянин, конечно, будет вопить, но мы ему скажем, — Если ты не хочешь возвратиться к помещикам, ты должен дать, без этого мы ничего не сделаем. — Налог в 240 миллионов пудов должен быть взят, крестьянину нужно говорить это открыто, ясно. Мы принесем в жертву интересы крестьян на алтарь революции. Продналог должен быть взят немедленно, целиком. Крестьяне должны нести эту тяготу, если крестьяне получили от революции больше, чем все другие, значит, они должны нести и большую тяготу...»³ Но голод внес свои коррективы: вместо 240 млн пудов по стране в 1921 г. был собрано всего 150 млн пудов продналога [54].

В рамках нэпа была проведена денежная реформа, укрепившая советскую валюту. 11 октября 1922 года были выпущены новые купюры достоинством 1, 2, 3, 5, 10, 25, 50 червонцев и золотая монета достоинством в 10 рублей. Нэп обозначил частичный возврат от системы распределения к рыночным отношениям. Государство создало условия для развития частного предпринимательства — как мелкого кустарного, так и крупного. Часть государственных предприятий была денационализирована и сдана в аренду частным лицам, в том числе и иностранцам. К концу 1921 г. из 7100 предприятий, предназначенных для аренды, было сдано 3800, на которых работали 680 тыс. рабочих [59, 15 ноября 1921 г.]. Государственные предприятия переходили на принцип хозрасчета. 1 декабря 1922 г. вступил в силу новый Земельный кодекс, среди прочего позволявший брать землю в аренду [32]. К 1923 г. аграрный сектор удалось восстановить на 70 % от уровня 1913 г., тяжелую промышленность — на 40 %. В 1925 г. сбор зерновых культур превысил показатели сбора до Первой мировой войны, к 1926-1927 г. экономика страны достигла довоенного уровня.

Однако введение нэпа в 1921 г. не смогло предотвратить усиление голода. В конце июня 1921 г. современник писал о положении в Саратове: «Заметна перемена экономической политики: свободная продажа, кооперация, товарообмен с Западом. Жизнь понемногу воскресает: открыт Крытый рынок, торгуют базары, кофейни, лавочки, пирожные. Просыпается кооперация». На фоне этого он добавляет, что в Саратове самый настоящий голод, хлеба не выдают, в продаже он стоит 5 тыс. руб. за полкило — при жаловании автора в 9,3 тыс. руб. [74].

Голод был вызван целым комплексом причин: отсталостью советского сельского хозяйства, Первой мировой и Гражданской войнами, интервенцией, засухой 1921 г. и, как следствие, неурожаем. Сыграли роль и действия советских властей накануне голода. Это последствия политики военного коммунизма, высокие посевные нормы, вводимые на фоне нарастающего голода, нежелание спрогнозировать засуху, неумелая борьба с голодом на этапе его зарождения [201; 150].

Первые известия о голодных смертях поступили в Москву зимой 1921 г. [201; 148]. Власти старались держать ситуацию под контролем, но меры, принятые ими, не смогли остановить усиление голода. 17 февраля 1921 г. ВЦИК создал комиссию по оказанию помощи сельскому населению Рязанской, Калужской, Орловской, Тульской и Царицынской губерний. Руководство ею было возложено на М. И. Калинина [147].

Уже весной советское правительство прибегло к закупкам продовольствия в других странах. 17 марта председатель СНК РСФСР В. И. Ленин подписал «Постановление о порядке заготовки и закупки товаров за границей и их распределения» [50].

В конце апреля вышло постановление Совета труда и обороны «О борьбе с засухой» [51]. В мае в голодающих районах при каждом волостном исполкоме и сельсовете были организованы комитеты помощи голодающим (в сельской местности — крестьянские комитеты общественной взаимопомощи). Задачей комитетов было накормить нуждающихся и поддержать их хозяйство от разрушения, дабы к новому урожаю оно могло справиться с сельскими хозяйственными работами. В комитеты взаимопомощи избирались сельчанами «дельные и развитые крестьяне», в большинстве случаев — коммунисты, по одному представителю от каждых 250 чел. [63,18 августа 1921 г.]. Избиратели составляли «наказ» комитетам для их работы. Деятельность общественной взаимопомощи находилась также под контролем уездных отделов социального обеспечения [63, 19 июня 1921 г.]. Порядок работы определялся «Положением о Крестьянских комитетах взаимопомощи». Комитеты занимались учетом нуждающегося населения, участвовали в организации столовых общественного питания, распределении продуктов для голодающих, агитировали в их пользу нуждающихся. Они проводили «Недели помощи голодающим», в течение которых собирали еду, одежду, деньги, закупали продукты, курировали общественные работы, помогали в организации детских приютов, следили за обязательной запашкой озимого клина⁴.

Поначалу крестьянство отнеслось к крестьянским комитетам взаимопомощи с недоверием, сравнивая их с Комбедами⁵. Власти объясняли это проникновением в комитеты меньшевиков, эсеров и бывших помещиков, которые пытались дискредитировать их деятельность. Но постепенно крестьяне стали понимать суть комитетов и относиться к ним положительно.

В мае 1921 г. правительством было принято постановление «О назначении товарного и закупочного фонда для целей товарообмена сель-населения» [44]. Голодающим губерниям выделялись средства для закупки товаров в других регионах, однако проблема состояла в том, что Самарская, Саратовская, Пензенская, Уфимская губернии, где надлежало закупать товары, сами голодали.

В Саратовской губернии нехватка продовольствия стала остро ощущаться с весны 1921 г. С 1 мая «ввиду острого недостатка продовольствия» были введены сокращенные нормы продовольственного пайка, выдаваемого рабочим и служащим. Чтобы не вызвать широкого недовольства масс, власти решили не объявлять об уменьшении пайков, а выдавать их с перебоями, возобновляя выдачу по мере увеличения продовольственных ресурсов⁶. В начале лета 1921 г. из сельской местности Саратовской губернии начали приходить данные, что крестьяне питаются «одной лишь растительной пищей, получаемой из разных огородных овощей». На почве нехватки продовольствия в губернии начались голодные бунты⁷.

В начале июня в районы Среднего и Нижнего Поволжья для обследования положения была направлена государственная комиссия [49]. 23 июня на заседании президиума ВЦИК было принято постановление «О снабжении продовольствием голодающих Саратовской губернии» [45]. Центр также взял на себя обеспечение продовольствием армии, работников железных дорог, водного транспорта и детей, находящихся в детских домах и приютах. В тот же день, на последнем заседании комиссии Калинина, Саратовская губерния официально была признана голодающей.

Несмотря на меры советского правительства по борьбе с засухой, засушливое лето 1921 г.⁸ оставило губернию без нового урожая, голод усиливался: «Что касается нового урожая — не только для государства извлечь какой-либо налог, но и для внутригубернского потребления получить ничего не сможем», — резюмировали власти Саратовской губернии в конце июля 1921 г. Урожай зерновых культур в правобережных районах губернии составил всего около 0,5 ц/га земли, при необходимых по норме 1,5 ц [126; 127]. Больше всего от засухи пострадали заволжские уезды губернии — Дергачевский, Новоузенский, Покровский; там урожай зерновых культур не достигал даже 16 кг/га. Осенью 1921 г., учитывая полную неурожайность этих уездов, местный губисполком освободил их от налога на мясо, яйца, шерсть, молочные продукты [63, 6 октября 1921 г.].

26 июня 1921 г. газета «Правда» опубликовала первую статью [61] о голоде, после чего в советской прессе стали появляться заметки [61, 7 и 9 августа 1921 г.; 63, 22, 25 и 29 сентября 1921 г. и др.] о положении голодающих, ходе помощи им и диких растениях, которые можно употреблять в пищу. Людям советовали есть стрелолист — дикий картофель, подмешивать в хлеб и заготовлять на зиму чакан⁹. Рассказывали, как молоть муку, чтоб меньше тратить зерна, как печь хлеб, используя меньшее количество муки.

Нехватка продовольствия привела к тому, что люди питались кашей из листьев и трав, смешанных с отрубями. Хлеб пекли, добавляя в муку желуди, лебеду, арбузные корки, тыквенную кожуру, дубовую кору, повилику, солому, березовые сережки, репейник¹⁰. В отсутствие муки употребляли в пищу «зеленый хлеб» из лебеды. Если ее не хватало, подмешивали навоз, а иногда вовсе пекли хлеб только из него. По мере усиления голода в пищу шла падаль животных, отваренные кожаные вещи, речной ил, торф. Ели также специальную серую глину, которая была в некоторых голодающих районах. Употребление такой глины позволяло человеку жить еще около недели, в отличие от обычной глины, которая, попадая в желудок, не выходила наружу и сразу приводила к смерти. «Большинство крестьян выходят из изб только за водой, питаются исключительно остатками собранной осенью соломы, которую растирают в каменной ступе вместе с тертой дубовой корой, глиной и костяной мукой из костей павших животных», — писали зимой 1921 г. «Известия» [59, 16 декабря 1921 г.]. Но само страшное было впереди, ближе к холодам, когда иссякли запасы, а питаться «подножным кормом» из растительности уже не было возможности. В голодающих районах начался каннибализм.

Усиление голода привело к массовому беженскому движению. Люди покидали голодающие районы в поисках лучшей жизни. Можно выделить два направления миграционных потоков. Первое — это хлебородные и южные регионы страны: Туркестан, Украина, Сибирь, Северный Кавказ. Туда через Саратовскую губернию прошел поток беженцев из областей Каспия, Дона, Кубани и Кавказа [1]. Второе — миграция из сел в города. Сельское население перебиралось в город, продавая свои хозяйства за бесценок или просто бросая их на произвол судьбы. Осенью 1921 г. дом с двором можно было купить за один-два мешка муки. Некоторые жители Автономной области немцев Поволжья эмигрировали в Германию [43]. Поток беженцев способствовал вспышкам заболеваний: весной 1921 г. в Саратове началась эпидемия холеры, зимой 1922 г. — тифа. Свирепствовали оспа, дизентерия, цинга, дифтерит и другие болезни, сопутствующие голоду или вызванные недоеданием [1]. С ноября 1921 по июль 1922 г. в Саратове официально насчитывалось 6318 беженцев, многие из которых имели различные заболевания [126]. Фактически их было в разы больше. Главный лагерь беженцев в Саратове размещался на берегу Волги, в здании временной казармы. Санитарные условия там были очень плохими. Больные и здоровые люди находились в одном помещении, что провоцировало высокую заболеваемость и, как следствие, смертность: число умерших доходило до 20 чел. в день [1].

Органы центральной власти реагировали на усиление голода. В частности, 18 июля 1921 г. был создана Центральная комиссия помощи голодающим при ВЦИК (ЦК Помгол), которую возглавил М. И. Калинин. Несколькими днями позже начал работу общественный Всероссийский комитет помощи голодающим, организованный по инициативе ряда общественных деятелей; его председателем стал писатель В. Г. Короленко.

Беженцы на железнодорожном вокзале станции Ртищево Саратовской губернии, где находилась распределительная база грузов Миссии Нансена

Беженцы, ожидающие эвакуации из голодающих районов

Дети, опухшие от голода

Женщина с детьми в ожидании транспорта, чтобы уехать из голодающих районов

Фактическое руководство осуществляли С. Н. Прокопович, Е. Д. Кускова, Н. М. Кишкин, по первым буквам имен которых комитет получил от властей прозвище «Прокукиш». Комитет через патриарха Тихона обратился за помощью к странам Запада, пытаясь работать без бюрократических проволочек, но приобрел репутацию оппозиционной организации и был распущен властями уже в августе 1921 г.

В сентябре 1921 г. В. И. Ленин подписал декрет, обязывающий все советские учреждения и комиссариаты выполнять поручения ЦК Помгола в срочном порядке, в течение 48 часов [31]. Помгол ввел принцип попечительства — взятия городом, селом, деревней под опеку определенного количества нуждающихся. Для этого устанавливался однодневный паек на одного голодающего — 450 г хлебных продуктов и 1,0-1,3 кг вкусовых или приварочных продуктов: масло, селедка, сало, солонина, кофе, сахар, мыло, табак. В центре населенного пункта или у входных дверей каждого дома прибивалась доска с таблицей, показывающей, какое число голодающих взяла на попечение деревня или домком¹¹.

Усилили работу Комитеты помощи голодающим в городах и Крестьянские комитеты общественной взаимопомощи в сельской местности.

Фонд помощи голодающим формировался из добровольных пожертвований, доходов с учреждений, сборов и налогов с предприятий торговли, культуры и их работников. Распространенной формой оказания помощи стало самообложение крестьян в пользу голодающих. Фактически же это были не добровольные пожертвования, а принудительное обязательное налогообложение, установленное государством: крестьян, чье положение было не столь тяжелым, облагали налогом в пользу голодающих соседей. Налогообложение было денежным и натуральным. Волостные Комитеты крестьянской взаимопомощи составляли списки «самообложенных». Порядок и размер взносов определялись размерами и платежеспособностью крестьянских хозяйств и утверждались сельским сходом и съездом волостных Комитетов с расчетом, чтобы они были легко выполняемыми для крестьян. Налог взимался также «услугами», в том числе бесплатным перемолом зерна.

Комитет имел право освобождать от взносов отдельных граждан ввиду их затруднительного материального положения, повышать и сокращать размеры налога для отдельных лиц. С «уклонистов» местные органы власти брали взносы принудительно, а их имена вывешивали на доске позора, на видном месте в населенном пункте. Если крестьяне жаловались в уездный Комитет, что не могут платить налог, возложенный на них местными волостными Комитетами, уездные власти давали распоряжение волостным властям провести проверку, может ли тот или иной крестьянин выполнять «самообложение» без ущерба своему хозяйству.

Самым распространенным способом оказания помощи голодающим со стороны советского правительства было открытие столовых. Районы с нехваткой продовольствия разбивали на три группы: остро голодающие, голодающие, нуждающиеся. Это определяло размеры столовых, объем поставляемых продуктов и штат. Государственная столовая обслуживала от 50 до 400 чел. в зависимости от группы, к которой относился район. Оплата работы служащих столовых производилась деньгами и продуктами. До массового открытия столовых государство обходилось «крестьянскими домами и крестьянской посудой». Но по мере усиления голода потребовалось оборудовать специальные дополнительные помещения для кормления людей. Для этого властями на местах выделялись кирпич, котлы, посуда. Служащим столовых в обязательном порядке выдавались белые фартуки. На должность заведующих столовыми активно привлекали учительский персонал и другие «интеллигентные силы»¹².

Особое внимание уделялось транспортировке и охране грузов для голодающих. Согласно декрету «О перевозке продовольственных грузов в местности, объявленные голодающими», поезда с провиантом сопровождались вооруженной охраной, а следование таких составов считалось экстренным [32]. Но работа не обходилась без проволочек — вагоны с продуктами простаивали на станциях, их не могли разгрузить по разным причинам: то не хватало людей, то не было весов, мешков или подвод.

Для перевозки грузов гужевым транспортом привлекались частные силы. Уездная комиссия помощи голодающим заключала договор с извозчиком. За перевоз со станции на склад и обратно платили 2—3 тыс. руб. в зависимости от расстояния и количества перевозимых грузов. Часто за доставку продуктов с извозчиками расплачивались привезенными ими продуктами. Делалось это по решению «общего собрания» деревни или села, куда везли продукты. Аналогично проходила оплата за перемол зерна на мельнице¹³.

Другим способом оказания помощи со стороны властей было переселение людей из голодающих районов. 21 июля 1921 г. правительство приняло постановление «О планомерном выселении из голодающих губерний», началась официальная эвакуация голодающих, в первую очередь детей [46; 128; 129]. Состав переселенцев и порядок выселения определялись инструкцией ВЦИК. На основании заявлений граждан уездные земельные отделы выдавали им переселенческие удостоверения. Доехав до места, люди были обязаны в 24 часа выгрузиться из вагонов и следовать до места назначения собственными силами. Большая часть страны в разной степени была охвачена голодом, поэтому нередко переселение из голодающих в благополучные районы на деле оказывалось переселением из сильно голодающих районов в слабо голодающие. Для эвакуации детей мобилизовали весь учительский персонал голодающих районов [63, 6 и 20 октября 1921 г.]. Иногда детей, эвакуированных из голодных местностей, определяли на постой к местным жителям. Случалось, что предприимчивые крестьяне «отбирали» наиболее крепких ребятишек, чтобы использовать их труд в своих хозяйствах [157].

Также голодающие губернии «привязывались» для товарообмена к благополучным. Саратовская губерния, например, была приписана к Украине, Белоруссии и Смоленской губернии [63, 6 октября 1921 г.]. В стране проходили «недели» и «месяцы помощи голодающим». Сбор средств шел не только в благополучных, но и в самих голодающих районах [63, 2 и 6 октября 1921 г.]. За время кампании по борьбе с голодом советское правительство предоставило голодающему населению 352 тыс. т продовольствия, советские общественные организации собрали 171 тыс. т продовольствия и 11 млн руб. (в ценах 1923 г.). Около 14,4 тыс. т продуктов питания, 28,8 тыс. шт. предметов одежды и обуви и 303,5 тыс. руб. дала Красная армия. Она же обеспечивала питанием 38,4 тыс. детей. Профсоюзные организации собрали 1,1 тыс. т продовольствия, 384 тыс. шт. вещей и 3,4 млн руб. За их счет питалось 175 тыс. детей. Из пострадавших районов были официально эвакуированы около 1 млн чел. Усилиями властей от голодной смерти удалось спасти около 3,3 млн чел. [34; 98], не считая помощи тем, кто не был под угрозой смерти, но также голодал. Важным условием борьбы с голодом и восстановления сельского хозяйства руководство страны считало удачную посевную кампанию. «Если нам осенью удастся добиться успеха в деле снабжения семенами голодающих местностей и расширения посевов в голодающей местности, то мы имеем надежду на то, чтобы добиться еще большего успеха», — отмечал В. И. Ленин [36]. Для проведения озимой и яровой посевных кампаний 1921-1922 гг. Советское государство передало крестьянам около 700-880 тыс. т семян; кроме этого, голодающие губернии получили более 62 тыс. т семенного картофеля [98,151].

Эвакуация детей из голодающего Поволжья и Саратова

Однако помощь советского правительства на протяжении кампании по борьбе с голодом оставалась недостаточной. На IX Всероссийском съезде Советов в декабре 1921 г. М. И. Калинин заявил, что власть в очень слабой степени может обеспечить всех нуждающихся: «Помощь очень мала, она составляет в среднем 30 % необходимой нормы питания, — говорил он, — примириться с этим заставляет только невозможность расширить эту помощь» [63, 1 января 1922 г.].

Еще летом 1921 г. возникла необходимость обратиться за помощью извне, но страна не имела дипломатических отношений с большинством европейских государств — «полоса признания» начнется в 1924 г. У советского правительства были живы воспоминания о недавней интервенции стран Антанты, экономической блокаде, организованной великими державами и длившейся до 1920 г. Со своей стороны капиталистические державы видели в новом молодом государстве источник коммунистической агрессии. И даже нэп, разрешивший иностранцам арендовать советские предприятия и земли, полностью не снял напряжения между Советской Россией и Западом. Поэтому 2 августа глава Советского государства В. И. Ленин обратился за поддержкой не к иностранным политикам, а к мировому пролетариату. Однако спустя четыре дня, 6 августа, советское правительство официально известило руководство стран Европы и Америки о постигшем страну неурожае. Оно просило разрешения на закупку хлеба у заграницы и беспрепятственный провоз его через блокадные пункты [61, 6 августа 1921 г.]. Для освещения положения голодающих в страну пустили иностранных журналистов [63, 28 августа 1921 г.]. 6 декабря В. И. Ленин направил письмо Максиму Горькому, в котором просил его обратиться к писателям Бернарду Шоу и Герберту Уэллсу с просьбой принять участие в организации сбора помощи голодающему населению Советской России [36].

Таким образом, комплекс мер по борьбе с голодом, принятых советским правительством, не имел полного успеха. Справиться с нарастающим бедствием самостоятельно молодая власть не могла, поэтому обратилась за помощью к мировому сообществу, и в первую очередь — к пролетариату и интеллигенции, а не к руководству западных стран.

Предпосылки и начало работы Миссии Нансена

Еще до обращения В. И. Ленина, 13 июля 1921 г., писатель Максим Горький разослал иностранным общественным деятелям телеграммы, в которых просил «всех честных людей Европы и Америки» о продовольственной и медицинской помощи. Среди тех, кому написал Горький, был норвежский ученый, полярный исследователь и филантроп Фритьоф Нансен. Защитив докторскую диссертацию по зоологии, Нансен в 1888-1889 гг. пересек с востока на запад на лыжах Гренландию, а в 1893-1896 гг. предпринял попытку покорить Северный полюс. Попытка не удалась — Нансен не дошел до полюса всего 400 км, но знаменитый дрейф «Фрама» принес ему мировую известность и сделал признанным в мире специалистом по полярным исследованиям [65; 66; 71; 182].

В 1905 г. Нансен сыграл большую роль в обретении Норвегией, находившейся под протекторатом Швеции, независимости. В 1906-1908 гг. он был послом Норвегии в Великобритании, а в 1920 г. стал делегатом от Норвегии в Лиге Наций и комиссаром по репатриации военнопленных.

Осенью 1913 г. Нансен впервые побывал в России, куда приплыл на торговом корабле норвежского бизнесмена Йонаса Лида через Карское море для исследования торгового пути по Енисею. Далее по суше ученый добрался до Красноярска, Хабаровска и Владивостока. Проехав на поезде через всю Сибирь, Урал и Поволжье, прибыл в Санкт-Петербург, где был избран почетным членом Петербургской академии наук. На протяжении всего пути ему оказывали торжественные встречи. Нансена поразили красоты русской природы, впечатлил талант и способности народов, населявших Сибирь [140; 67; 71]. С тех пор он считал Россию перспективной страной, которую невозможно отрезать от Европы, и рассматривал ее как равноправного партнера Запада [68].

Весной 1919 г. министр торговли США, глава американской благотворительной организации АРА¹⁴ Герберт Гувер обратился к Нансену с предложением возглавить акцию по оказанию продовольственной помощи России. «У Нансена эта просьба сначала вызвала только испуг, — писал Гувер президенту США В. Вильсону. — Он повторял, что никогда не имел дела с таким большим количеством продовольствия, что у него нет опыта подобных переговоров, что он вовсе не любит большевиков» [171]. Однако в итоге Нансен согласился участвовать в работе, подписав письмо к Вильсону. Предполагая возможные серьезные проблемы с продовольствием, вызванные международной изоляцией России, он выступил за снятие с нее экономической блокады, установленной странами Антанты, и за возобновление ее отношений со странами Запада. Это, по его мнению, оказало бы благотворное влияние на экономику Европы и восстановление равновесия в европейском производстве и потреблении [68; 73]. Основным условием помощи было незамедлительное прекращение боевых действий на территории страны — с тем чтобы продукты могли дойти до адресатов. Но в России еще шла Гражданская война, поэтому проект остался неосуществленным.

В апреле 1920 г. Нансен под эгидой Лиги Наций приступил к работе по репатриации военнопленных, оставшихся в разных концах мира после Первой мировой войны. Многие из них не имели документов и средств для возвращения на родину. В ходе этой работы в 1920 г. Нансен приехал в Москву для переговоров с советским правительством об обмене военнопленными. В результате было выработано соглашение, по которому еженедельно на западной границе России проходил обмен военнопленными, благодаря чему 250 тыс. русских, бывших военнопленных, вернулись домой [85].

После роспуска Комиссии помощи военнопленным, с 20 августа 1921 г., Нансен занимал в Лиге Наций должность Верховного комиссара по делам русских беженцев, оказавшихся за границей после свержения в России монархии. Он выдвинул идею создания специального паспорта, получившего в историографии название «нансеновского». Этот документ легализовал пребывание человека в чужой стране и способствовал получению социальной помощи. К началу 1930-х годов «нансеновский паспорт» был признан 51 страной мира [84; 139], но изначально был придуман именно для русских беженцев. Ученый одновременно занимался вопросом русских беженцев и оказанием помощи голодающим Советской России.

В августе 1921 г. в Риге представители советского правительства начали переговоры с руководством АРА о помощи голодающим. О своем желании помочь заявил и Международный Красный Крест. Представитель Швейцарского Красного Креста Эдуард Антон Фрик встретился в Риге с советской делегацией. В итоге 16 августа на заседании Лиги Наций в Женеве, собравшей представителей 13 государств и отделений Красного Креста, был создан Международный комитет помощи голодающим России (МКПГ)¹⁵. Нансен на конференции не присутствовал, его представлял соратник по Лиге Наций Филипп Ноэль-Бейкер [77]. Нансена и Гувера заочно избрали Верховными комиссарами — руководителями этого Комитета, но Гувер отказался от поста, пояснив, что, являясь членом правительства США, он не может состоять в иных официальных организациях.

Международный комитет помощи голодающим был самостоятельной организацией, оказывающей помощь голодающим, а также курировал работу других международных благотворительных организаций, откликнувшихся на эту трагедию. Их насчитывалось около 30, не считая частных дарителей¹⁶ (см. также [73; 99; 102; 172]). Это число не было стабильным, поскольку в ходе работы к МКПГ примыкали все новые организации; некоторые благотворители, напротив, впоследствии выходили из его состава. В частности, МКПГ курировал работу Международного союза помощи детям (МСПД), квакеров (Общество друзей), германского, голландского, датского, итальянского, сербского, французского, чехословацкого, шведского, швейцарского, эстонского отделений Красного Креста, Итальянского комитета помощи детям и других (приложение I)¹⁷ (см. также [35; 61, 13 октября 1921 г.; 64, № 2; 172]). Квакеры подразделялись на английских и американских: американские вошли в состав АРА, английские примкнули к Нансену. С 1 ноября 1922 г. квакеры и МСПД вышли из состава Международного комитета помощи голодающим и действовали уже самостоятельно, поэтому их деятельность с указанной даты в рамках данного исследования не рассматривается.

Нансен создал также две благотворительные организации — Европейской помощи студентам и Нансеновской помощи работникам интеллектуального труда. Они снабжали учащихся и преподавателей продовольствием, одеждой, учебными пособиями и спортивным инвентарем для занятий физкультурой, лабораторными инструментами и оборудованием, присылали в вузы фильмы о достижениях западной медицины, помогали советским ученым наладить контакты с зарубежными коллегами и публиковали их труды за рубежом¹⁸. Каждая из организаций имела свой район деятельности (см. приложение 1) и размер среднесуточного пайка, выдаваемого голодающим. Например, паек Германского Красного Креста содержал 1412 калорий, Шведского — 1348, Голландского — 1259 калорий, Европейского союза помощи студентам — 1178 калорий; наименее калорийный паек (517 калорий) был у Швейцарского комитета помощи детям. Обед в столовой МСПД, по разным данным, содержал от 547 до 730 калорий¹⁹ [35]. После вступления Нансена в должность ряд представителей европейских стран и российская эмиграция, считавшие большевиков виновными в начале голода, сочли недопустимым совмещение им двух должностей — Верховного комиссара по борьбе с голодом в России и Верховного комиссара по делам русских беженцев. По их мнению, человек, занимающийся русскими беженцами, которые покинули родину из-за смены политического режима, не должен сотрудничать с советским правительством. Нансену удалось отстоять свою работу по помощи голодающим, заявив, что, если ему запретят заниматься ею, он откажется от должности Верховного комиссара по делам беженцев²⁰.

Бытует мнение, что по сравнению с АРА, имевшей свой аппарат и богатый опыт международной помощи людям, пострадавшим от катастроф, у Нансена не было ничего, кроме личных качеств [17]. Нам это мнение кажется неверным. Конечно, в отличие от американцев, Нансен был менее подготовлен к подобной работе, но и не был дилетантом. Чтобы развернуть такую деятельность, одного энтузиазма и пламенного желания помочь было недостаточно, требовался опыт международной общественной работы, беспрекословный мировой авторитет и кристально чистая репутация. Одновременно с этим нужен был политически нейтральный человек, не высказывающийся негативно о советской власти, которому бы она доверяла. Нансен же был ученым с мировым именем и имел достаточно большой опыт дипломатической работы и сотрудничества с советским правительством и правительствами европейских держав, накопленный в ходе репатриации военнопленных и помощи русским беженцам.

Нансен не был поклонником коммунизма, но считал выбор политического строя внутренним делом государства. Ему нравились русский народ и русская культура, он верил в великое будущее России. Приход коммунистов к власти он рассматривал как закономерное явление сложившейся в России к 1917 г. ситуации: «Чем больше я вдумываюсь в положение России накануне революции, тем больше укрепляется моя уверенность в том, что установление умеренного конституционного правительства было психологически невозможным. От реакционного царизма положение должно было докатиться до коммунизма и диктатуры пролетариата» [68]. Размышляя о коммунизме, он отмечал, что при царском режиме было много несправедливости по отношению к простому народу, — и в конечном итоге это вылилось в установление советской власти. При этом он не идеализировал советский строй. В частности, Нансен считал неудачным опыт коллективной обработки земли, проводимый большевиками в первые годы после прихода к власти, при этом его воодушевлял нэп, вернувший страну к рыночным отношениям — важному шагу на пути восстановления российского хозяйства. «Та суровая искусственная форма, в которую коммунисты пробовали вложить русскую жизнь, была разбита под давлением крестьянских масс, — писал Нансен. — Денационализация и возвращение к нормальной экономической организации были вызваны требованием работников земли. Режим, в котором, впрочем, задыхалась вся нация, давил главным образом на крестьянина. Принужденный отдавать государству урожай своих полей, он, согласно коммунистическим принципам, должен был получать предметы фабричного производства и пользоваться бесплатно услугами коммунального производства. Но так как в действительности он не получал ничего или почти ничего, он с увеличивающейся настойчивостью стал требовать права свободно располагать, после уплаты налогов, продуктами своей работы» [68]. Нансен никогда не выступал с враждебными призывами по отношению к Советской России. Все это делало кандидатуру Нансена приемлемой для советских властей.

Нансен осознавал, что экономический упадок России и нарушение связей с западными странами оказывают негативное влияние и на экономику европейских держав: «Человек более-менее дальновидный не может допустить, что можно отрезать Россию от Европы и предоставить ее самой себе без того, чтобы это не оказало решительного влияния на благосостояние и будущее организма всей Европы» [68]. Он писал, что до Первой мировой войны Россия ежегодно экспортировала на мировой рынок 8,7 млн т зерна, чтопревышало суммарный вывоз зерна из Канады, США и Аргентины, от которых Европа получала весь экспортированный хлеб [68]. Поэтому невозможно исключить из мировой экономики такого важного игрока, как Россия, не почувствовав дефицита. Ученый не отрицал, что советское правительство несет долю ответственности за напряженность в отношениях между Востоком и Западом, но считал, что Европа не имеет права чинить препятствия для развития советской экономики и должна помочь победить голод [73]. Поскольку у европейских держав не может быть нормального будущего без возобновления отношений с Россией, помощь голодающим и участие в восстановлении ее экономики в перспективе выгодны самой Европе. В этом смысле родина Нансена — Норвегия могла подать пример остальным зарубежным странам. Хотя она и не имела официальных дипломатических отношений с Советской Россией, но уже с июня 1921 г. вела с ней торговлю через Архангельск [52]. Нэп же стал для Нансена показателем того, что советская власть открыта для сотрудничества с иностранцами, готова впускать их в страну и налаживать с ними экономическое сотрудничество. В нэпе он увидел перспективу развития внутренних и внешних рыночных отношений: «Из разговоров, которые я имел со многими советскими деятелями, я вынес определенное впечатление, что вопрос восстановления России и возобновления нормального товарообмена с заграницей занимает первенствующее место в их видах на будущее», — отмечал он в своей книге [68].

Нансен был политически нейтрален, имел опыт международной деятельности; кроме того, он собрал вокруг себя команду профессионалов, имеющих такой же опыт. Утром 20 августа 1921 г. он прибыл в Ригу для переговоров с советским правительством. С ним приехала группа компетентных консультантов: Эдуард Антон Фрик со своим секретарем Франсуа Отто Эрен-холдом, Джон Горвин²¹, социал-демократ Мориц Шлезингер, представитель организации «Спасите детей» Уильям Эндрю Макензи, Томас Лодж, курировавший в Лиге Наций финансовую часть помощи военнопленным. Таким образом, нельзя говорить, что у Нансена не было ничего, кроме идеализма.

27 августа в Риге нарком иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерин от имени советского правительства подписал с Нансеном, представляющим Женевскую международную конференцию помощи, соглашение, которое определяло принципы оказания добровольной помощи европейских стран голодающим²². Договор действовал до мая 1923 г., но по обоюдному согласию мог быть продлен до августа того же года. Для работы с иностранными благотворительными организациями советское правительство создало специальный орган — Полномочное представительство правительств РСФСР и УССР при всех заграничных организациях помощи голодающим, которое возглавил А. В. Эйдук, а с 1922 г. — К. И. Ландер. Рижский договор давал Нансену полномочия ходатайствовать перед правительствами западных стран и организациями о предоставлении Советскому государству кредита в 10 млн фунтов стерлингов (100 млн золотых рублей) сроком на 10 лет под 6 %: из них 5 млн — для оказания немедленной помощи и еще 5 млн — на восстановление пострадавших районов. Грузы с продовольствием (список продуктов оговаривался) должны были доставляться в советские порты; если порт находился на территории другого государства, Нансен обеспечивал провоз продовольствия наземным транспортом до советских границ. Советское правительство брало на себя расходы по доставке и охране грузов внутри своего государства, организации столовых и кухонь, давало иностранцам право бесплатного пользования всеми видами транспорта, безвозмездно предоставляло склады для хранения гуманитарной помощи, помещения под конторы и жилье. За распределение продовольствия отвечал Исполнительный комитет международной помощи России в Москве. Всему иностранному персоналу, въехавшему в Советскую Россию, гарантировались полная свобода, защита личности и дипломатическая неприкосновенность. Нансен и его помощники пользовались особыми дипломатическими правами. Персонал Миссии Нансена обязывался заниматься только административной деятельностью, касающейся помощи голодающим, а не политической или экономической. Кроме того, 21 декабря 1921 г. в Москве Нансен заключил с ЦК Помгол дополнительное соглашение о посылке в РСФСР продовольственных пакетов [57]. Посылки могли адресоваться конкретным лицам или группам лиц, объединенных «какими-либо общими признаками» — район жительства, профессия, возраст. Вес посылок конкретным лицам не мог превышать 15 кг (при этом они могли получать не более двух посылок в месяц²³), для групп лиц ограничений в весе посылок не было. Посылки с неограниченным весом помечались буквой «А», весом не более 10 кг — буквой «Б». К каждой посылке прилагалась опись с точным указанием ее содержимого, заверенная одной из благотворительных организаций Миссии Нансена. Посылки состояли из продовольствия, одежды или материала для ее изготовления. Все посылки досматривались в Москве Исполнительным комитетом международной помощи голодающим, после чего отправлялись получателям. В июле 1922 г. было заключено еще одно соглашение — о продуктовых посылках профессорам и научно-педагогическим кадрам советских учебных заведений. Согласно договорам, помощь в виде продуктовых посылок начала оказываться с марта 1922 г. и продолжалась до июня 1923 г. [35]. После роспуска МКПГ в сентябре 1922 г. дальнейшая работа Миссии Нансена по оказанию помощи голодающим продолжалась на условиях этих же договоров²⁴.

Главный офис МКПГ был в Женеве, филиал в Берлине. В Москве его отделение, расположенное в доме 43 по Большой Никитской улице, возглавил Джон Горвин. Для проживания представителей МКПГ в Москве был предоставлен в аренду особняк в Троицком переулке (дом 7). В начале 1922 г. такое же отделение открылось в Харькове под руководством Видкуна Квислинга. Кроме того, в Москве в Калашном переулке (дом 6) находился отдел распределения посылок²⁵, а также отдельный офис Европейской помощи студентам и Нансеновской помощи работникам интеллектуального труда. Представительства последних двух организаций были также в Петрограде, Поволжье, Симферополе и Харькове [73].

Иностранцы, приехавшие в Россию по линии МКПГ, в большей степени занимались административными делами, а обслуживающий персонал в основном набирался из местного населения. Советский гражданин, поступающий на службу в иностранную организацию помощи голодающим, заполнял анкету с вопросами о знании иностранного языка, социальной и сословной принадлежности, наличии родственников за границей, роде занятий с 1914 г. На работу охотно брали представителей бывших высших сословий, владевших иностранными языками. Использовали также штатных переводчиков и стенографисток со знанием иностранного языка²⁶. Официальным языком МКПГ являлся английский, также использовались немецкий, французский и норвежский языки.

Нансен рассчитывал привлечь на свою сторону как можно больше международных благотворительных организаций [1] и получить помощь от официальных европейских властей. 31 августа он поехал в Лондон, чтобы уговорить премьер-министра Ллойд-Джорджа выделить Советской России кредит, но из-за болезни министра не смог встретиться с ним и кредитов не получил. 4 сентября Нансен прибыл в Женеву на ассамблею Лиги Наций. Там делегаты европейских правительств высказали опасение, что советское правительство может злоупотребить полученной помощью — нет гарантии, что она будет направлена голодающим. Франция, Великобритания, Италия, Япония и Бельгия при участии АРА создали комиссию по расследованию возможности отправки помощи России во главе с Джозефом Нулансом. Первое заседание состоялось в Париже 30 августа 1921 г., в день, когда мировая пресса напечатала известие о роспуске «Прокукиша» и аресте его членов, что также сыграло негативную роль при принятии решения мировыми державами. Члены комиссии осудили Нансена: тот, по их мнению, дал право советским властям участвовать в распределении чрезвычайной помощи и обещал большевикам огромные кредиты. Из Парижа члены комиссии направили советским властям письмо. В нем говорилось, что никакая помощь не будет предоставлена, пока Советскую Россию не посетит следственная группа из 30 человек, которая выяснит реальную ситуацию в стране.

Ряд газет, таких как английская The Times и французская Journal des Debats, выразили сомнение в успехе затеи Нансена и недоверие советскому правительству [81]. The Times написала, что план Нансена помочь приобрести советскому правительству кредит, обречен на провал. В газете назвали наглостью просьбы советского правительства о помощи голодающим, которых само довело до такого положения. Французская газета L'Echo de Paris утверждала, что масштабы голода преувеличены, а советское правительство ищет глупцов, которые могли бы продлить существование его власти, находящейся под угрозой исчезновения. Даже в родной Норвегии пресса поддержала нападки на Нансена, обвиняя его в наивности по отношению к большевикам. В западной печати появился лозунг: «Ни одного су Нансену и Ленину!» [123, 193]. Выступили против Нансена и некоторые представители белоэмигрантских кругов, указывая через печатные издания, что не следует помогать России, пока в ней не восстановится цивилизация, правительство не откажется от коммунизма, который «не что иное, как варварство». «В то время, когда русский народ погибает от голода, советское правительство посылает за границу миллионы золотых рублей и своих представителей, чтобы вести враждебную пропаганду, держит огромную армию и не заботится о закупках зерна за границей», — писал один из оппонентов Нансена²⁷.

В свою очередь норвежец давал интервью европейским изданиям, рассказывая о размерах голода, количестве необходимой помощи, объясняя, что работать с советским правительством безопасно, а голодающие люди нуждаются в помощи.

9 сентября 1921 г. Нансен выступил с речью в Лиге Наций. Ученый донес до международного сообщества информацию о ситуации в Советской России, основанную на статистическом материале. Он заявил, что для удовлетворения нужд голодающих районов нужно 4 млн т зерна ежегодно. Половину, по его мнению, можно было собрать в самой России — в регионах, не охваченных голодом, еще половину закупить за рубежом на кредиты. 30 сентября с трибуны Лиги Наций он вновь обратился к европейским правительствам, доказывая, что помогать «русскому народу не означает помогать коммунистам». В подобном деле необходимо руководствоваться общечеловеческими нормами морали, а не политическими предрассудками. «Думаю, что мы не укрепим советское правительство, если покажем русскому народу, что есть еще человеческие сердца в Европе, — произнес Нансен на английском языке. — Но допустим даже, что этим мы укрепим советское правительство. Найдется ли здесь среди нашего собрания хоть один человек, который посмеет сказать, что он, скорее, готов допустить гибель 20 миллионов человек от голодной смерти, нежели оказать помощь советскому правительству? В Канаде в этом году урожай настолько хорош, что она может экспортировать в три раза больше, чем мы просим. В Америке хлеб гниет на складах, так как не находятся покупатели для сбыта. В Аргентине такой избыток маиса, что не знают, как от него избавиться, его сжигают в паровозных топках. В гаванях Америки и Европы простаивают не зафрахтованные суда. А по ту и другую сторону, на востоке голодают миллионы людей...» [166]. После его речи зал погрузился в тишину, а затем разразился бурными аплодисментами. Только делегат от Сербии высказался против, остальные были поражены речью Нансена. На стороне норвежца выступил англичанин лорд Роберт Сесил, осудивший обвинения в политических интригах и поисках личной выгоды, звучавшие в адрес ученого. Сесил переубедил даже сербского дипломата, однако этот успех не способствовал оказанию немедленной помощи России. Дальнейшее обсуждение вопроса отложили до 6 октября, когда состоялась конференция в Брюсселе. А сам Нансен 2 октября вновь отправился в Лондон искать финансовой поддержки у представителей высших политических кругов Великобритании, но не получил ее. Через четыре дня делегаты Брюссельской конференции из 12 стран решили отправить в Россию специальную комиссию и обязать советское правительство признать царские долги [73]. Пока европейские руководители решали, на каких условиях оказывать помощь голодающим, Нансен приступил к ее сбору доступными ему способами.

Содержание и принципы гуманитарной деятельности Миссии Нансена

В работе Международного комитета помощи голодающим в России можно выделить два этапа: октябрь 1921 г. — сентябрь 1922 г., октябрь 1922 г. — июнь 1923 г. Они резко различаются по объемам ввезенной гуманитарной помощи и количеству населения, получавшего питание. Цифры ввезенного продовольствия, одежды и медикаментов представлены в табл. 1.

На первом этапе число населения, получающего помощь от МКПГ, и объем помощи постепенно увеличивались. В августе 1922 г. был достигнут пик числа кормящегося населения — почти 1,5 млн чел. Значительная часть первого этапа приходилась на период «официального голода», когда шла активная пропаганда помощи голодающим в Советской России и в мире. На втором этапе, когда пик голода был преодолен, власти официально объявили о победе над ним, но в полной мере этого еще не произошло. В сентябре 1922 г. МКПГ юридически был ликвидирован, фактически же его деятельность продолжилась под названием «Работа помощи России профессора Нансена», однако размер помощи сократился из-за уменьшения притока пожертвований. На первом этапе большую роль в сборе гуманитарной помощи для голодающих сыграла агитационная деятельность ученого.

Таблица 1 — Динамика поставок в Россию продовольственных, вещевых и медицинских грузов Международного комитета помощи голодающим и число питаемого им населения²⁸

27 ноября 1921 г. Нансен выехал из Москвы в Поволжье для обследования голодающих районов; для этого советские власти выделили ему комфортабельный железнодорожный вагон. Ночью 28 ноября он прибыл в Саратов²⁹, вместе с ним приехали представитель ВЦИК по делам международной помощи товарищ Булле (инициалы неизвестны), англичанин доктор Реджинальд Феррар³⁰, имевший опыт борьбы с голодом в Индии и Африке, иностранные журналисты, в том числе кинематографист Аугуст Керн, снимавший фильм о голодающих (см. также [1; 59, 16 декабря 1921 г.; 62, 29 ноября 1921 г.; 193]).

Поселили ученого на вокзале, в том же вагоне, в котором он приехал. Туда к Нансену приходили воспитанники детского дома № 13, в Саратове он посетил два приюта для беженцев, лагерь беженцев на берегу Волги и несколько кухонь. На фоне Москвы с ее «относительно благополучными условиями» Саратовское Поволжье ужаснуло иностранцев, они увидели неработающие мельницы и мукомольные заводы, когда-то производившие «лучшую муку в России», переполненные беженцами железнодорожные станции. «Я видел, а Нансен фотографировал трупы — просто скелеты мужчин, женщин и детей, обстановка плачевная», — писал Феррар о посещении приюта для беженцев [1].

29 ноября Нансен обследовал ряд сел Саратовской губернии, 30 ноября он в составе советско-иностранной делегации выехал на двух автомобилях в Покровск, а оттуда — в Марксштадт. Об этой поездке Феррар писал: «Село Кано в районе Марксштадта³¹ в обычное время имеет население свыше 3000. Теперь же осталось только 1100 жителей, а ведь зима только начинается. На улицах огромное количество сирот и детей, брошенных родителями. Я видел в приюте Марксштадта 100 кроватей для них. За последние сутки умерло 42 ребенка, их места сразу же были заняты. Более 50 % подкидышей погибли, несмотря на оказанную им помощь» [1].

По некоторым данным Нансен с 29 ноября по 1 декабря находился в Ртищеве [115], где разговаривал с местными жителями на хорошем русском языке, однако другие источники это не подтверждают. Согласно официальным документам, 29 ноября ученый обследовал Саратов, 30-го находился в Марксштадте, откуда вечером выехал через Покровск в Саратов. По дороге он со своими спутниками заблудился, лишь к утру 1 декабря они прибыли в Покровск. Нансен ехал в открытой машине, 10 часов прождал парома, который должен был переправить его через Волгу. В тот же день вернулся в Саратов, 2 декабря уехал в Самару и далее в Москву [1; 193].

Знание Нансеном русского языка не подтверждается. В письме адмиралу С. О. Макарову, написанном в конце 1890-х годов, ученый сетовал, что не знает в достаточной степени русского языка, чтобы прочитать его работы [141]. Не знал русского языка он и во время путешествия по России в 1913 г. [166]. Возможно, что за время поездки по голодающим районам норвежец выучил отдельные слова и фразы, но не в совершенстве, поэтому общался через переводчика [113]. На наш взгляд, Нансена могли перепутать с Лоуренсом Вебстером, который неоднократно посещал Ртищево, где находилась распределительная база МСПД, и действительно владел русским языком.

2 декабря Нансен написал Фрику об итогах поездки по Саратовскому Поволжью: «Посетил Саратовскую губернию. Условия очень плохие и становятся хуже с каждым днем, так как все поставки постепенно исчерпываются. Но великолепна работа фонда “Спасти детей”³². В Саратове в детских учреждениях и своих квартирах несколько недель назад умирало от 30 до 40 [человек] в день, после открытия наших кухонь — только 2-3 в неделю. В Марксштадте условия хуже, кухни работают там только 10 дней. В сельской местности умерло и уехало от 1100 до 3000 человек. Остальные также под угрозой. Если не будет масштабной помощи, будущее Марксштадтского района очень плохое. Во время поездки мы нашли останки 14 лошадей, упавших замертво вдоль дороги. Если будет достаточно овса, лошадей можно сохранить для перевозок продовольствия. Надеюсь в ближайшее время закупить овес в Финляндии» [1].

20 декабря Нансен вернулся в Осло. Увиденное в Поволжье поразило его до слез, особенно тяжелы были его воспоминания об оборванных, голодных малышах, глаза которых молили о помощи: «Никогда не забыть мне смертную тоску в глазах русских детей», — говорил он впоследствии [64, 1922 г., № 2; 73]. Часть фотографий, сделанных Нансеном в Поволжье, вместе с образцами продуктов, которыми питались голодающие, были высланы представителям благотворительных организаций, чтобы те оценили тяжесть положения [1]. Чтобы собрать средства для голодающих, Нансен обратился к частной благотворительности. В начале 1922 г. он ездил с лекциями по странам Европы, по США: демонстрировал фотографии, рассказывал об ужасах голода, в интервью иностранным газетам призывал помочь Советской России [59, 31 января 1922 г.]. С такими же лекциями ездили помощники Нансена: «Поездка в Америку не прошла даром. Сейчас у нас есть около 125 тыс. долларов для гуманитарной помощи России. Я был приглашен на различные лекции, там сидели тысячи людей из различных городов Америки», — писал Нансену сотрудник Миссии [I]. В городах Европы распространяли агитационные листовки в пользу голодающих России. В зарубежной прессе выходили шокирующие статьи об употреблении суррогатов, о болезнях, изможденных людях и массовых смертях. Миссия Нансена содействовала демонстрации за границей фильмов о голоде, снятых в России: «Дантевский ад, как называют теперь Россию. После картин, показывающих высоко стоящую на берегу Волги рожь и детей, играющих в копнах, на полотне вдруг показались картины, рисующие весь ужас неурожая и голода, толпы исхудавших и измученных голодом людей и животных, детей с безобразно обвисшими животами, головами на исхудалых туловищах, умирающих от холеры людей и животных. Этот ужас производит такое впечатление на зрителя, что глаза невольно наполняются слезами», — писал об увиденном иностранный журналист³³. Усилия Нансена принесли успех, стали поступать частные пожертвования: крупные — от бизнесменов, скромные — от простых людей [73]. Пожилые люди жертвовали пенсию, школьники — деньги, сэкономленные на завтраках, и содержимое копилок. Женевские школьники собрали для саратовских школ средства на две фуры ржи [I]. Удалось получить помощь и от властей ряда европейских стран. В Норвегии частные благотворители и организации собрали для голодающих около 3,3 млн крон, норвежское правительство добавило около 770 тыс. крон, более 723 тыс. крон поступило через датское общество Красного Креста, из них 100 тыс. дало государство. В Нидерландах было собрано 4 тыс. т продовольствия и медикаментов, во Франции — 6 млн франков, итальянские рабочие пожертвовали в пользу голодающих 2,5 млн лир, папа римский — 1 млн лир [73]. Во многом успех этой работы был обеспечен личными связями и популярностью Нансена. Так, в Великобритании пожертвование в 20 тыс. фунтов стерлингов сделал друг Нансена, редактор газеты The Manchester Guardian. «Полагаю, я смогу получить из Швеции семена лучшей всхожести и по более низким ценам, благодаря моим личным хорошим отношениям», — писал Нансен в одной из телеграмм [58]. Нансену также удалось договориться с правительствами ряда стран о бесплатном провозе по их территории грузов для голодающих Советской России или о снижении стоимости провоза. Ученый рассматривал разные варианты помощи. Он даже предлагал перевезти детей из голодающих районов на полгода за границу «для кормления», но ввиду их сильной истощенности от этой идеи отказались [61,2 октября 1921 г.]. Летом 1923 г. через Миссию Нансена во Франции, Италии, Китае были организованы выставки-продажи советских художественных кустарных изделий, деньги от которых шли голодающим³⁴.

Ф. Нансен в Поволжье

Ф. Нансен (справа) проверяет пломбы на вагонах с продовольствием

Доктор Р. Феррар (слева) и глава Международного союза помощи детям Л. Вебстер (справа) во время поездки с Ф. Нансеном по голодающим районам Саратовской губернии

Ф. Нансен (в центре) и Л. Вебстер (справа) проверяют добавки (глина, очистки, трава и т. д.), которые голодающие Саратовской губернии использовали для выпечки хлеба

Поездка Ф. Нансена по голодающему Поволжью. Переправа через Волгу в районе Саратова. Погрузка на паром автомобиля, на котором передвигался Нансен

Нансен работал безвозмездно, из собранных средств оплачивались только его расходы по перемещению и проживанию, но и в них он экономил: ездил вторым классом, жил в дешевых номерах гостиниц, не возил с собой тяжелого багажа, чтобы не нанимать носильщика [166, 193].

Как уже говорилось, Саратовское Поволжье было главным направлением гуманитарной деятельности МКПГ среди голодающих регионов. Кроме самой Миссии Нансена на разных этапах совместно с ней там работали Международный союз помощи детям³⁵, Нансеновская помощь работникам интеллектуального труда, Европейская помощь студентам, Германский Красный Крест (ГКК). Через МКПГ в губернию присылали помощь и другие отделения Красного Креста, папа римский и частные жертвователи [1]. Таблички, установленные на иностранных столовых, гласили: «Столовая содержится норвежским отделением Международного Союза помощи детям» или «Столовая содержится голландским отделением Международного Союза помощи детям» и т. д. Поскольку Миссия была многосоставной организацией, все эти столовые можно назвать обобщающим словом «нансеновские», и это не будет ошибкой; при этом не надо забывать, что каждая из организаций являлась самостоятельной.

Для координации работы иностранных филантропов в августе 1921 г. было создано Управление уполномоченного представительства правительства РСФСР при заграничных организациях помощи голодающим по Саратовской губернии, Уральской области и Немкоммуне, находившееся в Саратове в доме 8 по улице Грошовой (ныне улица Дзержинского). Его возглавлял Сергей Александрович Бирман³⁶. До этого он работал в Москве комендантом общежития Коминтерна, поэтому имел опыт общения с иностранцами, знал немецкий язык, который выучил в немецком плену во время Первой мировой войны [26]. Сотрудники Управления вместе с иностранцами занимались организацией охраны иностранных грузов, инспекцией складов, организовывали и контролировали работу кухонь и распределение гуманитарной помощи, вели агитацию в пользу голодающих³⁷ (см. также [1]). В уездах губернии и Автономной области немцев Поволжья работали 11 помощников Бирмана³⁸. Ежедневно они направляли в Саратов отчеты о работе, периодически приезжали с докладами сами. К отчетам прилагались фотографии столовых, питающегося населения и снимки ужасов голода, впоследствии публиковавшиеся в газетах.

Организации МКПГ, работавшие в Саратовском регионе постоянно, стремились иметь иностранного сотрудника в каждом уезде [1]. Пример Международного союза помощи детям показывает, что работа была поставлена так, чтобы каждый район губернии контролировал как минимум один иностранец (приложение 2). Вместе с тем содержать слишком большой иностранный штат было для МКПГ накладно, поэтому набирали больше сотрудников из местного населения, предварительно оговорив это с Нансеном, а русскоговорящим иностранцам платили не очень много [1].

По Рижскому договору сотрудники пунктов заготовки и распределения пищи получали за труд двойной рацион детского питания. Персонал для обслуживания питательных пунктов набирался из голодающего населения и периодически заменялся новыми людьми. Сотрудники регионального представительства Правительства РСФСР при заграничных организациях помощи голодающим получали денежные выплаты из средств центрального Представительства РСФСР в Москве, служащие иностранных организаций — жалование от их центральных контор. Сетка заработной платы делилась на четыре категории, ставки оплаты устанавливались в Москве. Ставка уполномоченного представителя Миссии Нансена в Саратовской губернии на январь 1922 г. составляла около 465 тыс. руб.³⁹ Сумма эта, исходя из стоимости продуктов питания, была скромной. Наблюдался стабильный рост цен. Поэтому, кроме денежно го довольствия, сотрудники иностранных организаций помощи голодающим и советского Управления получали продуктовый паек на себя и членов семьи, иногда — одежду и обувь⁴⁰.

Сергей Бирман, глава управления уполномоченного представительства Правительства РСФСР при заграничных организациях помощи голодающим по Саратовской губернии, Уральской области и Немкоммуне. Фото из архива автора

«Нансеновские столовые» в Саратове, содержавшиеся норвежским отделениями Международного союза помощи детям

«Нансеновские столовые» в Саратове, содержавшиеся шведским и голландским отделениями Международного союза помощи детям

Организации, сотрудничавшие с Нансеном, поставляли в Саратовское Поволжье муку, консервированное и мороженое мясо (свинину, говядину), сахар, изюм, рис, сгущенное молоко, замороженную рыбу, бобы, лимонный сок, какао, соль, рыбий жир, мыло [1]. Как видно, среди продовольствия, ввезенного Международным комитетом помощи голодающим, преобладали раз личные зерновые культуры, рис, бобы, соленая рыба и сгущенное молоко — то есть калорийные, но не скоропортящиеся продукты, которые было реальнее доставить в годном для употребления в пищу виде. Также от Миссии Нансена поступал фураж для скота, занятого в перевозках продовольствия, одежда и обувь, лекарственные препараты. Особая роль уделялась медикаментам, поскольку их в России почти не было [1]. Международный союз помощи детям поставлял одежду: от пеленок и женских комбинаций до брюк, платьев, пальто и шляп; обувь, бинты, наволочки, скатерти, покрывала, салфетки и игрушки. С начала деятельности вещевого склада — 5 августа 1922 г. — и по 1 марта 1923 г. МСПД выдал педагогическим, санитарным учреждениям, кухням, детским домам, губернскому профсоюзу и другим организациям 62 255 различных предметов, из них — 32 621 предмет одежды.

С 1922 г. главная общероссийская база распределения грузов Миссии Нансена находилась на станции Ртищево в Саратовской губернии — это удобный железнодорожный узел, откуда грузы можно было отправить в любом направлении. От советской стороны работу базы контролировал Александр Алексеевич Лыжин, от иностранцев — англичанин Джон Брейтвейт⁴¹.

МКПГ разделял территории работы с американской АРА, не входившей в состав Миссии Нансена, а действовавшей самостоятельно. Вопрос разграничения территорий обсуждался заранее. Это делалось, чтобы охватить большее количество людей, не мешая друг другу: «Было весьма важно прийти к какому-либо совместному соглашению с АРА по территориальному вопросу. Как и местное правительство, я считаю, что двум организациям, работающим на одной территории, будет нелегко понять друг друга. У нас одинаковое количество продовольственных товаров на данной территории. Рад сообщить, что их представительство имеет ту же точку зрения и договоренность была достигнута без каких-либо споров» [1], — писал Лоуренс Вебстер Джону Горвину. «...АРА стремится организовать свой план работы. Они просили нас, могли бы мы дать определенную информацию, когда собираемся начать кормление взрослых в Вольске и Хвалынске. Если мы не в состоянии начать сразу, они хотят взять на себя работу в этих местностях. В случае, если наши взрослые рационы придут, но в более поздний срок, мы всегда можем договориться с АРА, чтобы они взяли точечное обслуживание в этих областях. Но если наш материал уже в пути, как я понял из Вашей телеграммы, мы должны зарезервировать районы Вольска и Хвалынска для нашей работы» [1].

Саратовское Поволжье было поделено между АРА и нансеновскими организациями следующим образом: Заволжье — Дергачевский, Новоузенский, Покровский уезды «кормили» американцы, Нансену отводились Вольский, Камышинский уезды и часть районов Автономной области немцев Поволжья. В частности, ГКК кормил ребятишек в Марксштадтском, Красноярском, Унтервальдском, Старо-Полтавском кантоне, частично в Мариентальском⁴² (см. также [41, 1922, № 1]). Остальные территории обслуживались совместно, в рамках этого МСПД открыл свои столовые в Балашовском, Аткарском, Еланском, Петровском уездах. Сердобский уезд, где положение было несколько лучше, оставался неохваченным иностранцами до января 1922 г. Летом 1922 г. Миссия Нансена усилила питание населения в Хвалынском, Вольском, Саратовском уездах и нескольких районах Автономной области немцев Поволжья; во многом это произошло благодаря питанию детей продуктами МСПД⁴³.

Из организаций, сотрудничавших с Нансеном, первым начал кормить голодающих Саратовского Поволжья Международный союз помощи детям. Его глава Лоуренс Вебстер находился в Риге в момент заключения ученым договора с советским правительством. Через два дня Нансен попросил его приехать в Поволжье и как можно скорее приступить к работе. Он прибыл в губернию в начале сентября 1921 г. вместе со своим заместителем Горацио Куком⁴⁴ (см. также [59, 8 сентября 1921 г.; 61, 13 сентября 1921 г.]) и штатом иностранных сотрудников (см. приложение 2).

Представительство МСПД в Саратове располагалось на улице Кострижной, дом 45, в здании бывшего особняка купца Шерстобитова. Сейчас это улица Сакко и Ванцетти, дом 41. Накануне прибытия англичан городские власти, чтобы расквартировать их, выселили из комфортабельного дома доктора Мордвинкина, поселив его в одноместном номере гостиницы [75].

Первые грузы МСПД, 32 вагона с продовольствием, 1 октября 1921 г. были отправлены из Риги в Саратовскую губернию, куда прибыли 20 октября [61,4 октября 1921 г.]. Англичане планировали начать работу 22 октября с обустройства столовых в Саратове [ 1]. В результате первая столовая МСПД открылась в Саратове 25 октября в Народном дворце (сейчас это здание Дома офицеров, улица Соборная, 18). Англичане также спешили доставить продукты в голодающие районы губернии до закрытия судоходства. По Волге доставлялись грузы в Хвалынск, Вольск, Марксштадт, Пристанное и Камышин [1]. У МСПД было 11 распределительных баз по всей губернии: одна в Саратове и 10 — в уездах. Из них семь располагались в районах железной дороги, самые удаленные находились в 250 километрах от нее [1].

Сотрудники Международного союза помощи детям рядом с домом доктора Мордвинкина

Требование на выдачу хлеба. Фото из архива автора

Л. Вебстер (слева) и С. Бирман. Саратов. 1921-1922 гг.

Первоначально МСПД обеспечивал только детей и кормящих матерей [1]. Эта организация стала лидером по кормлению детей среди всех организаций МКПГ, опережая по этому показателю даже АРА. Так, в октябре 1922 г. Союз содержал 94 % всех питаемых детей губернии, АРА — 5,5 %⁴⁵.

Число кормившихся этой организацией детей постоянно увеличивалось. Например, в Автономной области немцев Поволжья в октябре 1921 г. англичане кормили 25 тыс. детей: по 10 тыс. детей в Боронском и Ровненском уездах и 5 тыс. детей в Голо-Карамышском уезде. В декабре кормили до 30 тыс., к 1 января 1922 г. предполагалось кормить 40 тыс. Помощь англичан там получали только дети, поэтому местные власти вступили в переговоры с другой благотворительной организацией — Германским Красным Крестом, об оказании ею помощи взрослым. Просьба была удовлетворена: с января 1922 г. взрослое население Автономии стало получать питание от этой организации. По мере усиления голода, с марта 1922 г., МСПД также начал кормить и взрослых. В 1921-1922 гг. (период, когда МСПД входил в состав Миссии Нансена) в Саратовском регионе помощь МСПД получали около 150-200 тыс. чел.⁴⁶ (см. также [35]).

Отдельно стоит сказать о работе Германского Красного Креста. Фактически это была самостоятельная организация, имевшая собственный аппарат, не связанный с МКПГ, собственное представительство в Москве и Саратове, возглавляемое выходцем из поволжских немцев А. Лорешом⁴⁷. ГКК подписал отдельное соглашение с советским правительством 29 августа 1921 г. Основной задачей организации была доставка населению РСФСР медикаментов, оказание врачебной и иной помощи в пределах отведенных ей территорий. Свою деятельность организация обязывалась согласовывать с Российским Красным Крестом. Ввозимые ею предметы и оборудование не облагались пошлинами, а все грузы были неприкосновенными. Затраты на содержание администрации на местах советское правительство компенсировало. В ноябре 1921 г. представители ГКК независимо от Нансена обследовали голодающие районы, в том числе и Саратов⁴⁸. Связь Германского Красного Креста с МКПГ была несильной и не такой выраженной, как связь МКПГ с Международным союзом помощи детям. В источниках она практически не отражена, однако в документах ЦК Помгола, хранящихся в ГА РФ, имеется четкое указание на то, что Германский Красный Крест сотрудничал с МКПГ Нансена. Через него в том числе шло распределение посылок для профессоров учебных заведений⁴⁹. Сотрудничество выражалось и в совместном использовании перевалочных пунктов для доставки помощи, а именно базы в Ртищево, куда поступала гуманитарная помощь от организаций МКПГ, и в частности медикаменты от ГКК. Основным направлением деятельности Германского Красного Креста являлась борьба с эпидемическими заболеваниями. Кроме медицинской помощи, он также поставлял вещи и предметы одежды медучреждениям Автономной республики немцев Поволжья, в том числе кальсоны, простыни, полотенца, носки, чулки, грелки, ведра алюминиевые, тазы⁵⁰. И, как указывалось выше, снабжал питанием взрослое население этого района.

Из других благотворителей, сотрудничавших с МКПГ в Саратовском Поволжье, следует назвать папу римского, направившего зимой 1922 г. в Саратовскую губернию 30 вагонов немолотой пшеницы, которую распределили по Дергачевскому и Новоузенскому уездам⁵¹. С февраля 1922 г. Миссия Нансена взяла на себя питание четверти миллиона взрослых в пяти уездах Саратовской губернии [1]. В апреле 1922 г. только Международный союз помощи детям кормил по всей губернии 259 тыс. детей, остальные организации Миссии Нансена — еще 64 тыс. взрослых и 22 тыс. детей. Впоследствии количество пайков Миссии Нансена увеличилось еще на 6,5 тыс. детских и 29,5 тыс. взрослых, из которых 20 тыс. — это ржаная мука от папы римского. Еще 25 тыс. рационов, состоявших из рыбьего жира, распространялись через Отделение здравоохранения в районных медицинских станциях помощи. Это было не полноценным пищевым рационом, а лишь поддержкой лицам, нуждающимся в дополнительном питании [1].

Основной формой помощи голодающим со стороны организаций Миссии Нансена было кормление в столовых. Первыми из них были детские столовые Международного союза помощи детям, начавшие работать в Саратове 25 октября 1921г. Открыть все пункты питания в один день было технически невозможно, но они очень быстро открывались один за другим (табл. 2). Фотографии, сделанные во время открытия, направлялись в центральный офис Международного комитета помощи голодающим в Москве и руководству МСПД в Лондон [1]. С 5 ноября 1921 г. начался отпуск продовольствия для Саратовского уезда, в конце месяца продукты были направлены в остальные уезды. В уезды также поступило 210 передвижных кухонь, рассчитанных на кормление 100-200 чел. каждая, и несколько автомобилей [1].

Таблица 2 — Количество столовых, открытых Международным союзом помощи детям в Саратовской губернии к январю 1922 г.⁵²

Наибольшее количество голодающих было сосредоточено в Саратове и в сельской местности губернии — поэтому основная часть столовых находилась именно там.

К лету 1922 г. в Саратовской губернии функционировало 886 столовых Международного союза помощи детям, где кормилось почти 177 тыс. детей; также эта организация снабжала 181 закрытое детское учреждение на 15,5 тыс. детей [35]. Столовые благотворительных организаций Международного комитета помощи голодающим открывались при заводах, детских домах, школах и больницах — то есть там, где находилось наибольшее количество нуждающихся и где удобнее всего было организовать централизованное питание. К тому же в этих помещениях нередко уже имелись собственные столовые, где кормили рабочих, учащихся или больных. Там, где необходимых помещений не было, работали передвижные кухни. Число столовых иностранного питания опережало количество столовых, открытых государством. При этом иностранцы открывали новые, а местные советские власти — сокращали. В январе 1922 г. в губернии работало 1065 государственных столовых против 1288 иностранных (включая АРА), к августу их осталось всего 7 против 1621 столовой иностранцев⁵³. Еда в советских столовых по качеству уступала еде иностранцев: «Блюда, которые я сам видел, едва можно назвать достойными, по большей части они являются бедным водянистым супом с небольшой примесью картофеля. К тому же их кухни закрыты половину времени за неимением поставок. Указанное ими число кормящихся людей существует по большей части на бумаге», — писал Вебстер в отчете [1].

Столовые Миссии Нансена имели несколько меню. Так, в столовых Международного союза помощи детям их было три, и они чередовались в течение недели. В столовых Миссии Нансена использовались те продукты, которыми не кормили в государственных столовых, в частности, какао, молоко, рис, фасоль. Иностранные порции были несколько меньше по объему, но питательнее за счет более калорийных продуктов, тогда как в советских столовых размер порции был больше за счет корнеплодов. В день выдавалось одно блюдо — пол-литра супа или каши, сваренных по одному из меню, и чуть более 100 г белого хлеба. Также в месяц выдавалось 100 г мыла на человека⁵⁴.

Порция для детей всех возрастов была одинаковой. В кухнях МСПД были специальные инструкции с подробным указанием, как готовить пищу⁵⁵. Персонал столовых набирался в соотношении 20 работников на 1000 детей [1].

Ежемесячно иностранные представители Миссии Нансена инспектировали работу столовых, отчитываясь об этом в Москву и в Женеву [1]. Из Москвы Горвин переправлял их письма Нансену в Норвегию. Отчеты были типовыми и в большинстве случаев содержали удовлетворительное заключение. «Седьмого апреля я посетил столовую № 50 в городе Саратове, которая находится в ведении Норвежского церковного сообщества, — писал представитель Миссии Нансена П. Лисакер. — Начальница сделала со мной обход по кухне и столовой. Пол и лестницы были вымыты, вокруг была чистота и порядок. Выдача еды проходила по карточной системе. Еда, которую тогда раздавали, была приготовлена по рецепту № 1 — рисовая каша с куском хлеба. Каша была хорошо проварена, но посуда, полы плохо вымыты, однако продезинфицированы хлоркой» [1]. Другой отчет гласил: «Кухня № 60 находится в детском доме, в котором живут 98 детей. Дети едят за накрытыми скатертями столами. Обед они получают за счет городских властей, а ужин предоставляет норвежское отделение Международной организации помощи детям. Дети выглядят здесь лучше, чем в других местах» [1].

Там, где организовать иностранную столовую Миссии Нансена было совершенно невозможно, допускалось распределение продуктов черезгосударственные столовые. Контролировать такие кухни было сложнее, но иностранцы шли на это. Продукты им также выдавались по специальным квитанциям, по норме, которая менялась в зависимости от ситуации. Так, в феврале 1922 г. норма на мясо составляла 250 г на человека [1].

Если столовые отсутствовали вовсе, продукты выдавались на дом. Главы голодающих семей получали карточки с отметкой о выдаче продуктов и размере пайка. Раз в две недели глава семьи приезжал за продуктами на всех домочадцев [1]. Выдача еды на дом также практиковалась в детских столовых в период холодов, поскольку из-за отсутствия у большинства детей теплой одежды и обуви они не могли приходить туда сами. Иностранцы не настаивали на том, чтобы дети питались именно в столовых, понимая условия русской зимы [1]. Также на дом продукты получали малыши в возрасте до четырех лет и больные дети, имеющие справки от врачей [40].

Помощь дети получали по рекомендации властей. Ее предоставляли как детям «трудового населения» при предъявлении родителями рабочего удостоверения, так и детям неработающих граждан. После обращения родителей в органы власти на ребенка составлялась анкета; ее данные с указанием причин, по которым ребенок должен получать питание, передавали иностранцам. Карточки выдавались специальным Карточным бюро в городах, оттуда их распределяли по столовым уездов и волостей. Руководитель иностранной столовой, учитывая рекомендации, выдавал ребенку карточку на ежедневное питание, что фиксировалось в специальных книгах. Выдавали их с 20-го по 25-е число месяца, чтобы с началом следующего месяца карточка уже была на руках у ребенка и он мог получать еду⁵⁶. После выдачи еды карточка обрезалась. Если к концу дня на кухне оставались излишки, их выдавали детям, которых не было в списках, но они также приходили в надежде получить что-либо [1]. Можно только догадываться, что чувствовали работники столовых, когда были вынуждены делить детей на «совсем голодных» и «слегка голодных». Дети, получавшие еду, разделялись иностранцами на категории: живущие в собственных домах; имевшие родителей, но живущие в приютах; дети, в чьих домах поселились беженцы, сироты. «Изможденные маленькие дети, с потухшим взглядом, вялые, через две недели снова становятся довольно упитанными, начинают смеяться и петь», — констатировал Феррар после обследования столовых МСПД [1]. МСПД не только кормил детей, но и старался внести в их жизнь частичку праздника: на Новый год в английских столовых устанавливалась елка, проводилось торжественное чаепитие [62, 22 января 1922 г.].

Голодающие также получали адресные продуктовые и вещевые посылки. Оплатить их мог любой человек, живущий за границей, купив специальный купон. Люди сами не собирали посылки — их формировали благотворительные организации, они же определяли адресатов. Если посылка не доходила до адресата или он умер, то ее стоимость возвращалась отправителю за вычетом 10 %. Для жителей США посылка была на 5 % дороже, чем для европейцев. Полученную от купонов сумму представитель Миссии за границей доктор Дубровский клал на счет Миссии в одном из крупных европейских или американских банков. После чего в Ригу на адрес Миссии Нансена высылались посылки, купленные на эти деньги, а в Женеву отправлялись копии списков отправителей и получателей⁵⁷.

Идея адресных посылок была позаимствована Нансеном у АРА. Нансеновские посылки были чуть меньше американских, но состав продуктов был схожим. Продуктовая посылка Нансена стоила 2,5 доллара и весила 13 кг. В нее входило 8,5 кг белой муки, по 1 кг сала, риса и сахара, 450 г чая и две банки сгущенного молока⁵⁸. Количество продуктов могло меняться: уменьшение веса одного продукта компенсировалось увеличением веса другого. Для сравнения: посылка, распространяемая на Украине, содержала 7 кг муки, четыре банки сгущенного молока, по 1 кг сала и сахара, 400 г чая [171]. За все время посылочной операции в марте 1922 — июне 1923 г. через Международный комитет помощи голодающим в страну поступило более 117 тысяч продовольственных посылок. С октября 1922 г. в страну стали также поступать вещевые посылки, они не имели определенного состава и веса. Посылки получали на Украине, в Крыму, Поволжье (табл. 3) и Центральной России — во всех регионах, где работал МКПГ.

Таблица 3 — Количество посылок, полученных от Миссии Нансена городами Поволжья с 1 марта 1922 по 1 июля 1923 г.59

Саратов получал наибольшее количество посылок среди городов Поволжья, в которых работала Миссия Нансена. Отделом распределения посылок Нансена в Саратовской губернии заведовал Иван Иванович Рейнеке — представитель известной династии саратовских промышленников⁶⁰.

В рамках деятельности Европейского союза помощи студентам и Нансеновской помощи работникам интеллектуального труда иностранную помощь получали студенты и преподаватели саратовских вузов. Помощь профессорам и студентам шла и через МСПД [1].

Положение работников саратовских вузов было сложным еще до официального объявления о голоде. Весной 1921 г. им на один — три месяца задерживали зарплату и выдачу ежемесячного продуктового пайка [75]. С началом голода выдача пайков продолжалась, но качество их снизилось. Алексей Бабин, преподававший английский язык в Саратовском университете, писал в своем дневнике 18 ноября 1921 г.: «Октябрьскую университетскую порцию выдали только сегодня. Она состоит из 36 фунтов⁶¹ ржаной муки, 7 фунтов “мяса”, которое я выбросил, 1 фунта деревенского масла, 1 фунта влажного сахарного песка, 2 фунтов грязной соли крупного помола, 1 фунта ячменного кофе, 20 фунтов пшена, 10 фунтов непровеянной фасоли, ¼ фунта мыла и 2 коробков никудышных советских спичек. Это лучшая порция, которую мы когда-либо получали» [75].

К лету 1922 г. профессорский паек, получаемый от государства, состоял из 8 кг ржаной муки, 6 кг мяса плохого качества, 1,8 кг растительного масла, 2,2 кг соленой сельди, 1,5 кг табака и 400 г российского кофе. Надо учитывать, что этим пайком питались не только сами профессора, но и члены их семей. Меню саратовских преподавателей в массе своей представляло пшенную кашу с растительным маслом, суп с соленой рыбой, жаренную на растительном масле картошку. Не хватало белого хлеба, масла, мяса хорошего качества. Яйца, сливочное масло и свежая рыба профессорам не выдавались, этими продуктами в первую очередь снабжали детей [1]. Поскольку цены резко выросли, купить недостающие продукты многие профессора не могли. Бывали случаи, когда они ходили босиком или в порванной обуви. В поисках дополнительного заработка профессора продавали личные вещи, читали лекции сверх нормы (до 30 часов в неделю) и работали в нескольких местах учителями. Но другие научные работники — ассистенты, лаборанты, младшие научные сотрудники — из-за отсутствия необходимой квалификации не имели такой возможности.

Не хватало дров и угля для отопления учебных заведений. Бабин упоминает, что зимой в университетском туалете над унитазами «возвышались замерзшие экскременты восемнадцать дюймов и два фута в высоту. Полы были покрыты испражнениями и толстым льдом» [75].

В июне 1922 г. В Саратове был создан Комитет помощи профессуре под руководством профессора Саратовского университета Бориса Матвеевича Соколова. На должность его рекомендовал сам А. В. Эйдук, кандидатуру поддержали Максим Горький, коллеги и ректор Саратовского университета [1]. Соколов устраивал и иностранцев. «Он в течение 33 лет занимается общественной работой, не состоит в политических партиях и считает, что привести эту страну назад к нормальному положению — его обязанность и обязанность его коллег», — писал в Москву Горацио Кук [1]. Именно Соколов впоследствии организует в Саратове так называемый Музей голода. Туда войдут суррогаты, которыми питались голодающие, и другие экспонаты. До наших дней сохранились только некоторые фрагменты этой коллекции, хранящиеся сейчас в Саратовском краеведческом музее. По слухам, советские власти приказали уничтожить Музей во время другого голода — 1930-х годов. Но сотрудники, отвечавшие за него, чудом спасли часть коллекции. Информация эта не подтверждена документально, и остается только догадываться о реальной судьбе Музея.

Первое заседание Комитета состоялось 21 июня, на нем присутствовали представитель Международного союза помощи детям Г. Кук, заместители Бирмана — М. Е. Перлов и А. М. Голубев. Профессор Соколов доложил о необходимо сти выделения 150 адресных посылок, отметив, что медицинские профессора, ведущие параллельно частную практику, не должны получать помощь. Исключение делалось для хирургов, особенно гинекологов, которые в большинстве своем работали в больницах и не зарабатывали частной практикой. 150 посылок не могли охватить всех нуждающихся, поэтому приходилось исключать целые категории научных работников: преподавателей, сотрудников лабораторий, помощников разных уровней [1]. В большинстве случаев получатели имели иждивенцев, которые также пользовались оказанной профессорам помощью. Поэтому уже на первом этапе распределения посылок Кук просил Горвина увеличить их количество хотя бы до 200 [1]. В общей сложности за июнь — декабрь 1922 г. «по спискам профессуры» было выдано 716 посылок⁶². Помощь также была оказана трем профессорским вдовам, чьи мужья погибли при исполнении обязанностей, оставив семьи без содержания.

Положение саратовских студентов было еще хуже, чем преподавателей. «Привилегированные» студенты-медики, по свидетельству Бабина, получали только 26 фунтов ржаной муки государственного пайка в месяц, который также задерживали [75].

Списки получавших паек Европейского союза помощи студентам в Саратове и вопросы распределения продовольствия согласовывались с руководством этой организации в Москве. «Вычисляя количество муки, я определил, что на каждые 80 граммов муки, которые Вы дадите в пекарню, получите по 100 граммов хлеба. Если комитет использует эти продукты согласно спискам, которые я наметил, этих продуктов хватит до 1 сентября», — писал Соколову из Москвы представитель отделения Европейской помощи студентам Гарольд Гибсон. От Европейского союза помощи студентам Саратовская губерния получила в октябре 1921 — феврале 1922 г. более 100 т продовольствия⁶³. Как и в ситуации с посылками, Саратов лидировал по числу кормящихся студентов среди городов Поволжья. В мае 1922 г. Европейская помощь студенчеству кормила 1970 учащихся саратовских вузов, в апреле 1923 г. — 2300 чел.; к этому моменту в городе было распределено 88 ящиков и тюков одежды весом 3610 кг и стоимостью 910 фунтов стерлингов. С февраля 1923 г. началась выдача научных пособий, к апрелю в Саратове было выдано 72 тома научных изданий и брошюр. Первоначально планировалось, что на период каникул студенческие столовые будут закрываться, но так как значительная часть студентов оставалась на каникулах в городе, было решено сократить количество пайков для саратовских учащихся до 600—800⁶⁴.

Кроме посылок иностранные пайки и одежду получали в классическом университете (Саратовском государственном университете), консерватории, ветеринарном, сельскохозяйственном институтах и институте общественной экономики и общественного образования⁶⁵. Младший преподавательский состав — учителя, доктора, медицинский персонал, ~ а также вдовы и студенты к основному пайку дополнительно получали по 16 кг муки на главу семьи и 4,5 кг на каждого ее члена [1].

Через Международный комитет помощи голодающим в страну для борьбы с эпидемиями приезжали иностранные медики: «У нас есть доктор и четыре медсестры, а также около 30-40 тысяч долларов для закупки медицинских товаров. Мы планируем установить в России “дома здоровья” для ухода за больными вместе со школой медсестер и гигиены», — писал Нансену представитель датской благотворительной организации [1].

Летом 1922 г. советское правительство объявило о победе над голодом. Улучшения действительно были. Посетивший Саратов в июне 1922 г. Джон Горвин отмечал: «Пассажирские железнодорожные перевозки значительно улучшились, но все еще есть большая задержка в перевозке товаров. Вот-вот появится хороший урожай, но, вероятно, меньший, чем опубликованные цифры. Есть признаки перемен, крестьяне собирают бедный урожай сена, но этого достаточно, чтобы выжил крупный рогатый скот. Можно видеть большие стада крупного скота и коз, даже в голодающих районах. Во многих местах ведется пахота, люди выглядят намного лучше. Саратов изменился до неузнаваемости: стал чистым, полным жизни, хорошо одетым — воскресные толпы молодежи в парках не создают впечатления нужды, недостатка пищи, болезни, хотя обрезанные волосы многих девушек говорят о том, что они болели тифом. Нищих совсем мало, вокруг станции было очень мало беженцев, но на каждой крупной станции встречались группы попрошаек. Вдоль железнодорожной линии продается порядочное количество яиц, молока, сыра и домашней птицы, но не слишком много хлеба. Пока что нет признаков голода, люди демонстри руют замечательное преображение после долгой и страшной зимы» [1].

Однако не все иностранные филантропы разделяли его оптимизм: «Я не уверен, что в ближайшие годы голод сократится до минимума, — писал глава МСПД Лоренс Вебстер в отчете летом 1922 г. — Я согласен, что это только начало избавления от голода. Я уверен, что должно пройти несколько лет до того, как Саратов начнет поставлять зерно. Крестьяне привыкают к новой жизни. Они адаптируются под напором обстоятельств. Предполагаю, что период голода продлится до следующего августа» [1]. По его данным, смертность в районах Хвалынска, Новоузенска, Дергачей, Покровска и немецких колоний Марксштадт и Ровное составляла около 17 тыс. чел. В районах Вольска, Саратова, Камышина и Кузнецка — 16,5 тыс. чел. В районах Балашова, Аткарска, Елани, Петровска, Сердобска, немецкой колоний Голый Карамыш — 12,5 тыс. чел. «Кроме того, — писал он, — рядом есть другие районы, в которых люди также голодают. Но эти территории официально не признаны голодающими. Тем не менее, люди там страдают» [1].

Крестьянство еще не полностью оправилось от голода и не могло в достаточной степени обеспечить себя и горожан продовольствием. В целом по губернии объем посевных площадей в 1922 г. по сравнению с 1921 г. возрос на 35 %, однако рост наблюдался только в районах Правобережья; в заволжских уездах — Дергачевском и Но — воузенском — он сильно отставал [42]. О том, что голод не был полностью побежден, свидетельствуют и отчеты советских чиновников. В документах Саратовской губернской комиссии помощи голодающим указано, что урожай 1922 г. не оправдал тех надежд, которые на него возлагали, а 1923 г. также был голодным. На 1 января 1923 г. голодало в среднем 30 % сельского населения⁶⁶. В Саратове к 1923 г. числились безработными более 19 тыс. чел., число беспризорных детей в губернии составило 271 тыс. чел. — по этому показателю губерния стояла в первых рядах [28].

Осенью 1922 г. было решено, что представительства Миссии останутся работать в Саратовской, Екатеринославской губерниях и Одессе, чтобы распространять гуманитарные поставки [1].

В связи с тем что иностранцы продолжали помогать голодающим, но размеры помощи снизились, в октябре 1922 г. произошло сокращение штата сотрудников саратовского отделения Представительства при всех заграничных организациях помощи голодающим.

20 января 1923 г. Нансен прибыл в Москву с шестидневным визитом для переговоров с советским правительством о дальнейшей форме оказания помощи голодающим районам и экономическом восстановлении Советской России. Он встречался с зампредом Совета народных комиссаров Л. Б. Каменевым, народным комиссаром путей сообщения Ф.Э. Дзержинским, заместителем наркома иностранных дел М. М. Литвиновым, заместителем наркома здравоохранения 3. П. Соловьевым, наркомом продовольствия А. Д. Цюрупой, заместителем наркома внешней торговли М. И. Фрумкиным и другими советскими чиновниками [59, 24 января 1923 г.].

Ученый предложил увеличить размер детских пайков до 900 калорий, студенческих — до 1200 калорий, оказать голодающим дополнительную медицинскую помощь, взять на себя часть расходов по оплате транспорта, работе сотрудников, коммунальных услуг, связанных с помощью голодающим (их полностью оплачивало советское правительство) [59, 24 и 26 января, 4 февраля 1923 г.]. Он считал, что залог успешного экономического восстановления страны заключается и в интеллектуальной подготовке грядущего поколения, поэтому собирался увеличить помощь студентам и преподавателям, высылать в советские вузы научные издания, публиковать труды советских ученых, которые не издавались из-за финансовых трудностей, оказывать помощь средней и начальной школе, снабжая ее питанием, одеждой, литературой [59, 26 января 1923 г.]. Нансен отмечал, что заявление советских властей о победе над голодом и скором экспорте своего зерна очень мешает делу сбора гуманитарной помощи за границей, поэтому теперь ждать значительной помощи от иностранных держав не стоит⁶⁷. Решить проблему, по мнению Нансена, можно было только с помощью официального заявления советского правительства с разъяснением, почему они вывозят хлеб, но при этом просят помочь голодающим. Фрумкин пояснил, что вывоз хлеба — мера вынужденная, без которой невозможно возрождение советской экономики и установление конкурентоспособных цен на советское зерно на внешнем рынке⁶⁸. Однако объемы помощи не увеличились, а с зимы 1923 г. они начали резко сокращаться, с 15 августа того же года гуманитарная помощь от Миссии Нансена окончательно ликвидировалась, дальнейшая ее работа шла по линии сельскохозяйственных станций.

Голодающие Саратовского Поволжья получали гуманитарную помощь от Миссии Нансена до июля 1923 г. МСПД, вышедший из состава Миссии, окончательно ликвидировался в первых числах августа, тогда же губернию покинули его иностранные сотрудники. Не исключалось, однако, что с некоторыми организациями договор будет возобновлен: советское правительство рассчитывало на помощь медикаментами, одеждой, сельскохозяйственным инвентарем и денежными кредитами.

Накануне завершения работы иностранных организаций в Саратовской губернии был усилен надзор за иностранцами и «лакействующей перед ними» частью населения. Советские власти стремились предотвратить вывоз за границу компрометирующих их документов и скупку иностранцами у местного населения золота и драгоценностей. В циркуляре, присланном Бирману из Москвы, отмечалось, что было бы желательно сосредоточить в руках советских властей документы, компрометирующие иностранцев⁶⁹. Основания для такого отношения были, сотрудников МКПГ уличали в скупке и отправке за границу ювелирных изделий. Так, один из сотрудников Международного союза помощи детям пытался отправить жене в Англию письмо с бриллиантовым кольцом, чтобы она продала его вдвое дороже покупной цены. В дальнейшем он планировал повторить эту операцию⁷⁰. Но в первую очередь советским чиновникам на местах рекомендовали «особо присмотреться» к сотрудникам АРА, а не МКПГ.

Вместе с тем после окончания поставок гуманитарной помощи некоторые советские сотрудники Миссии Нансена были подвергнуты репрессиям. Например, в апреле 1924 г. арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности и посадили в Бутырскую тюрьму переводчицу и секретаря Миссии Елену Левашову. Нансен хлопотал за нее перед М. И. Калининым, но получил ответ, что та сослана в Пермь на три года. В одно время с ней арестовали еще несколько человек — советских граждан, бывших сотрудников Миссии Нансена [171]; их последующая судьба неизвестна.

Результаты гуманитарной помощи Миссии Нансена

Кроме перечисленных внешних трудностей Миссия Нансена в своей работе сталкивалась и с другими проблемами, возникшими уже внутри Советской России.

В первую очередь они касались доставки грузов для голодающих. Грузы сначала отправляли по морю в Ригу, оттуда — по железной дороге в Саратовскую губернию. Путь от Риги до Саратова занимал четыре дня [1]. По губернии помощь развозили железнодорожным, автомобильным, гужевым транспортом и речным — по Волге. От быстроты перевозок зависело количество кормящегося населения. Так, чтобы бесперебойно обеспечивать голодающих Автономной области немцев Поволжья, МСПД должен был регулярно получать из Риги по одному эшелону продовольствия в неделю⁷¹. Но случались задержки транспорта. Вагоны с иностранным продовольствием простаивали на распределительной базе в Ртищеве: так, в июне 1922 г. там скопилось более 200 вагонов [1]. Иногда представителям иностранных организаций приходилось давать взятки продуктами, чтобы обеспечить работу транспорта⁷².

Чтобы избежать порчи продуктов при задержке транспорта или невозможности приготовить горячую пищу на месте, иностранцы шли на ухищрения. Там, где не было возможности печь свежий хлеб, высылали голодающим сухари. Мясо, прибывшее с опозданием, приходилось засаливать, чтобы оно не пропало [1].

Кроме проблем с транспортировкой были затруднения в финансовой отчетности, особенно на первых порах, но по мере возможности они устранялись. Случались хищения продуктов во время стоянок поездов или переброски на склады. В декабре 1921 г. было украдено 6 % продовольствия, поступившего на адрес МСПД, 1 % продовольствия, поступившего квакерам [1]. Тогда же было отмечено шесть случаев нарушений пломб на поездах с продовольствием [1]. В феврале 1923 г. по дороге в Саратов на станции Бойня через открытый люк вагона и со склада были украдены английские посылки для голодающих. Недостачи при транспортировке продуктов случались постоянно, в среднем в дороге «терялось» 2~3 % грузов. В целом это небольшая цифра, в которую необходимо включить не только воровство, но и утрату вследствие повреждения упаковки. Чтобы хищения не сразу бросались в глаза, украденное продовольствие заменяли тяжелыми предметами. В бочке с салом, прибывшей от МСПД в село Урбах Автономной области немцев Поволжья, оказался кусок чугуна весом более 16 кг. В другом взломанном ящике не оказалось четырех банок с молоком, ящик с какао был разбит. Многие мешки с продуктами были разорваны — очевидно, крюками грузчиков. Были разбиты ящики с мылом, но недостачи в них не было⁷³. Это подтверждает, что иностранные грузы растрачивались не только из-за хищений, но и в результате небрежной транспортировки. Также продуктами расплачивались с перевозчиками грузов, но это не носило постоянного характера и пресекалось властями. Продукты воровали и из столовых: в декабре 1921 г. на двух иностранных кухнях Саратова — № 120 и 50 — служащими были украдены почти все продукты, после чего они появились на рынках, в магазинах Саратова и уездов⁷⁴. При этом Нансен, ходатайствуя перед европейскими правительствами о помощи России, утверждал, что ничего из гуманитарной помощи не было растрачено. Имевшиеся потери, по его словам, случились за пределами России [193].

Советское правительство понимало, что кражи продовольствия для голодающих подорвут его «кредит и авторитетность в международном масштабе». К тому же, согласно Рижскому договору, стоимость похищенного возмещалась советской стороной по иностранной цене. Поэтому из Риги в Саратов продукты ехали в опломбированных вагонах, под конвоем. На железнодорожных станциях вагоны охранялись вооруженными красноармейцами и милицией. По прибытии на место грузы проверялись, пропажи фиксировались [1]. На станциях гуманитарная помощь обрабатывалась и учитывалась англоговорящими сотрудниками МКПГ; они же контролировали отправку на склады. Склады в уездах также охранялись. Продукты на кухни выдавались под охраной. Выдача продуктов фиксировались в специальных книгах, отражающих баланс продуктов в начале и конце месяца. Эти книги отправлялись в Женеву [1]. В сельских кухнях велись такие же книги, данные из них собирались в отчеты по волостям и предоставлялись уездному полномочному не позже пятого числа каждого месяца. В них указывалось общее число изготовленных и выданных за месяц порций по каждому меню. К отчетам прилагались ведомости о количестве кормящихся в каждой кухне людей и купоны, оторванные от карточек, которые предъявлялись при получении питания. Если обеды отпускались без карточек, это также указывалось. Местные власти предписывали во всех столовых иностранного питания выставлять на видном месте образы выдаваемого хлеба и вареной пищи с надписью на русском и немецком языках: «Внимание, такую порцию ты должен получить». В Автономной области немцев Поволжья надписи тоже делались на двух языках. Кормящееся население опрашивали о нарушениях в работе кухонь. Уличенных в воровстве сотрудников кухонь сразу же увольняли и предавали суду; расследованием подобных дел занималась губернская ЧК. Следили также за внешним видом сотрудников иностранных кухонь и чистотой. МСПД, например, ввел инструкцию, по которой повара обязывались работать в колпаке и переднике, с безукоризненно чистыми руками; скамейки, полы, окна должны быть чисто вымыты, а кормящимся обеспечен доступ к книге жалоб.

Однако при этом не обходилось без проволочек и разногласий. Из-за нарушений советскими властями пунктов Рижского соглашения уже в первые месяцы работы у иностранных сотрудников МКПГ возникли проблемы: «Несмотря на наши постоянные запросы в течение последних шести недель, советская власть не обустраивала должным образом жилые помещения, — писал Горвин Фрику. — Советское правительство, проигнорировав повторный запрос, отказало в выдаче визы доктору Кребсу и мисс Дэс из Дании, хотя им разрешено прибытие. Несмотря на наши запросы и требования, советская власть отказалась представить необходимые документы нашему курьеру, работающему между Ригой и Москвой. Я рассматриваю все эти моменты как прямые нарушения договора с Нансеном, поэтому написал письмо главе ВЦИК Калинину. Такое отношение советской власти делает наше положение здесь чрезвычайно сложным» [7]. Проблемы возникали даже по вопросам, не связанным с помощью голодающим. Так, в Москве возник конфликт из-за того, что руководитель МКПГ распорядился снять красный флаг, вывешенный советскими властями 7 ноября в честь празднования Октябрьской революции на доме, где он проживал. К. И. Ландер разъяснил иностранцу, что дом является собственностью российского правительства, которое вправе распоряжаться им по своему назначению, а он вмешивается во внутренние дела страны, нарушая правила гостеприимства. Нансену была выслана телеграмма с просьбой отозвать этого человека из РСФСР, заменив его другим сотрудником. В ответной телеграмме Нансену пришлось оправдываться и сожалеть об этом проступке. Но все же он рассматривал эти проблемы как временные трудности. «Я получил от Вас телеграмму с очень добрым и благодарным приветствием от съезда уездных представителей помощи правительств в Саратове, — писал он позже А. В. Эйдуку. — Я прошу передать мистеру Бирману мою самую теплую благодарность за честь, оказанную мне в их послании, которое действительно является большим стимулом в осуществлении нашей трудной задачи. Я рад, что, по крайней мере, некоторые результаты были достигнуты и что страдания многих людей в Саратовской губернии были облегчены нашими усилиями. Я глубоко сожалею, что мы не смогли оказать еще больше помощи, и трудности, с которыми мы столкнулись, остаются очень серьезными» [1].

Развоз продовольствия для голодающих со склада Международного союза помощи детям

Приют для голодающих детей

Ф. Нансен во время работы своей Миссии в Харькове. 1921 г.

Кроме того, иностранцы с высокой степенью вероятности могли заразиться в России какой-нибудь болезнью. Вши переносили сыпной тиф, особенно опасный для европейцев, поэтому Нансен рекомендовал коллегам носить одежду, сшитую из гладких тканей, с минимальным количеством отверстий, чтобы насекомые не могли зацепиться за ворс, соблюдать строжайшую гигиену и принимать средства дезинфекции. Несмотря на все меры предосторожности, 12 из 60 сотрудников Миссии, работавших в стране в 1921-1922 гг., умерли от сыпного тифа. 28 декабря 1921 г. от него скончался доктор Феррар, вернувшийся из поездки по голодающим районам, 22 февраля 1922 г. от тифа умер итальянский корреспондент Гвидо Пардо, в тот же период в Самаре умерла шведская медсестра Карин Линдскут и другие.

Была и еще одна трудность — недоверие к иностранцам со стороны властей и местного населения. С одной стороны, продукты, поставляемые ими, в частности, какао и сгущенное молоко, вызывали в провинции изумление — многие советские люди никогда раньше их не пробовали. С другой стороны, иностранцы олицетворяли собой капиталистов, представителей враждебного Запада, поэтому за ними «присматривали». Советские чиновники досматривали дипломатическую почту, хотя грузы весом до 16 кг должны были проходить границу без проверки, читали личную переписку сотрудников Миссии Нансена, выискивая там «признаки враждебности», и их личные дневники⁷⁵. В Саратовской губернии подчиненные присылали Бирману отчеты о том, с кем общаются иностранцы, как они отзываются о советской власти: «уполномоченный МСПД в Ртищево ведет антисоветскую агитацию, рассказывает анекдоты политического характера» или «уполномоченный МСПД в Камышине сожительствует с секретаршей Уитздрава (отдела здравоохранения уездного исполкома — Т. Б.), которая является типом неблагонадежным, поскольку ее бывший муж бежал к белым». В мае 1923 г. случился англосоветский конфликт, связанный с так называемым ультиматумом Керзона. Советская Россия была обвинена в антибританской политике на Востоке. Под влиянием этого события в Аткарске мимо здания Международного союза помощи детям прошла рабочая демонстрация с криками протеста. Заместителю Бирмана Перлову пришлось отправить в Аткарск циркуляр с разъяснениями, что МСПД не политическая, а филантропическая организация, она не может нести ответственность за политику иностранного капитализма и в своей работе должна «встречать полную поддержку и контакт со стороны местной власти»⁷⁶.

Однако можно утверждать, что конфликты с сотрудниками Миссии Нансена были единичными: жаловался Бирман только на представителей АРА и Межрабпомгола: «В начале марта 1922 г. Балашовский уполномоченный МСПД мистер Ферли покончил жизнь самоубийством (причина не известна). В остальном никаких серьезных конфликтов и недоразумений за этот период не произошло. Возникавшие недоразумения или ликвидировались на месте или изживались через местное Управление», — писал он в Москву в мае 1922 г⁷⁷. И все же, кроме имеющихся трудностей и взаимных подозрений, между иностранными благотворителями и советскими чиновниками были и простые человеческие отношения. Так, глава Международного союза помощи детям в Саратове Л. Вебстер часто посещал дом Бирманов, сидел с ними за одним столом. Сын Сергея Бирмана, Владимир, вспоминал в беседе со мной, что, увидев его — новорожденного малыша, — Вебстер пошутил: «У младенца интеллигентное лицо» [1].

Стоит отметить, что при всей неоспоримой пользе своей работы иностранные благотворители, в том числе и представители МКПГ, находившиеся на территории Саратовского Поволжья, не всегда отличались высокоморальным поведением. На фоне всеобщего голода они посещали театры [75], кутили в ресторанах, устраивали праздничные банкеты: «Все присутствовавшие на ужине англичане напились, двое из них с дамами вели себя неприлично», — свидетельствовал современник Алексей Бабин [75]. Он же указывал, что на другом приеме, устроенном Международным союзом помощи детям в январе 1922 г., глава этой организации Лоуренс Вебстер вместе с главой регионального отделения АРА Дэвидом Кинном и Сергеем Бирманом «напились до безобразия» [75]. Позже К. И. Ландер запретил сотрудникам Полномочного представительства участвовать в таких мероприятиях, поскольку подобное поведение компрометировало советскую власть и «как метод работы никаких положительных результатов не давало, кроме развращения сотрудников»⁷⁸.

Как видно, имеющиеся внутри страны трудности преодолевались, в том числе и усилиями советских властей. В конечном итоге они не имели решающего влияния на результаты гуманитарной операции Миссии Нансена.

За все время работы, с осени 1921 до лета 1923 г., в страну ввезено почти 79,8 тыс. т продовольственных, вещевых и медицинских грузов (см. табл. 1) на общую сумму 20,6 млн руб., распределено более 117 тыс. посылок. За все время питания МКПГ выдал около 246,5 млн рационов, в том числе 151 млн — детям и почти 95,5 млн — взрослым. Было доставлено 320 т вещей — одежды и медикаментов — на сумму 1,2 млн руб. На пике своей деятельности в августе 1922 г. МКПГ кормил в России почти 1,5 млн чел., что составляло 12,3 % всех голодающих, кормящихся за счет иностранной помощи. К июню 1923 г. число получавших помощь снизилось до 135 800 чел., или 3,7 % всех нуждающихся, получавших иностранную помощь⁷⁹ (см. также [35]). К лету 1923 г. по стране было распределено 105,6 млн разовых пайков [172]. Подводя в 1923 г. итоги помощи голодающим, М. И. Калинин заявлял, что благодаря работе Миссии Нансена спасено 1,5 млн чел. [34].

Около 60 % всей гуманитарной помощи, которую МКПГ оказывал России, приходилось на Саратовское Поволжье [202]. Учитывая, что в августе 1922 г. МКПГ кормил 1,5 млн чел., можно вычислить, что в среднем в этот же период в регионе он содержал около 900 тыс. чел. Важно то, что это количество обеспечивалось силами всех сотрудничавших с МКПГ организаций, а не только Миссией Нансена как самостоятельной структуры.

Сравним объем помощи МКПГ с помощью советских властей и АРА. На протяжении всей кампании по борьбе с голодом усилий государства не хватало, иностранная помощь вносила значительный вклад в борьбу с бедствием. При этом надо учитывать, что все расходы по ее доставке, сохранности, распределению и обеспечит деятельности иностранцев брало на себя светское правительство, то есть фактически оно оплачивало часть поступившей помощи. В Саранской губернии эта оплата равнялась 44,2 % суммы, потраченной иностранцами на закупку финитарной помощи [172]. По официальным данным, летом 1922 г. голодало 22,5 млн чел. [34]. благотворительные иностранные организации содержали в стране 12 млн детей и взрослых. Из них 10,4 млн кормила АРА, 1,4 млн — Миссия Нансена, оставшиеся 100 тыс. — международные рабочие и профсоюзные организации [34]. За время кампании американцы ввезли в страну приблизительно 526 тыс. т продовольствия, одежды и медикаментов на сумму 136,6 млн золотых рублей [35] против 79,8 тыс. т грузов на сумму 20,6 млн руб., ввезенных МКПГ. Таким образом, помощь МКПГ в среднем составила 15 % объема помощи АРА.

Объем помощи АРА Саратовской губернии составлял только 5,7 % всей помощи по стране, тогда как у МКПГ эта цифра равнялась 62 % [202, 35]. Следовательно, от Миссии Нансена было получено приблизительно 49,4 т грузов на 12,8 млн руб. Американцы кормили чуть более 500 тыс. чел. против 900 тыс. чел., кормившихся всеми организациями МКПГ в Саратовском Поволжье на пике их деятельности.

Помощь Нансена получила высокую оценку советского правительства, а его личность была героизирована. Речи и интервью ученого, заметки о его помощи голодающим публиковались в главных газетах страны: «Известиях» и «Правде» [59, 25 августа, 4, 6 и 9 сентября, 29 декабря 1921 г.; 61, 24 августа, 4 октября 1921 г.]. В декабре 1921 г. на IX Съезде Советов М. И. Калинин вынес Нансену официальную благодарность, назвав его великим ученым, исследователем и гражданином, борющимся с безграничной жестокостью и бездушием правящих кругов капиталистических держав [59, 25 и 27 декабря 1921 г.]. Зимой 1923 г. В Москве и Харькове были устроены торжественные приемы в честь ученого [59, 3 февраля 1923 г.; 61, 31 января 1923 г.]. В июле 1923 г. с благодарственной речью также выступил Л. Б. Каменев. Он отметил, что созданная Нансеном организация спасла бесчисленное множество жизней и смягчила муки голода. В августе 1923 г. торжественный банкет состоялся и в Саратове. Он был посвящен отъезду на родину членов ведущей организации Миссии Нансена — Международного союза помощи детям. «Я уверен, что приехавшие на родину представители МСПД рассеют ложные мнения о жизни Советской России и ее власти, сплотят вокруг себя здоровое ядро, стремящееся к возобновлению нормальных экономических сношений с Советской Россией», — произнес в своей речи Бирман. В ответ Вебстер поблагодарил за взаимодействие и отметил важную роль местных властей в переброске грузов для голодающих [62, 2 августа 1923 г.].

Советские власти отмечали, что размер помощи Миссии Нансена был меньше помощи АРА, но моральное значение работы норвежца гораздо значительнее, поскольку именно Нансен первым начал и широко вел международную агитацию за необходимость оказания помощи голодающей России. Московский горсовет избрал Нансена своим почетным членом, в дальнейшем в его честь стали называть улицы, колхозы, различные учреждения. В 1924 г. норвежец получил официальное приглашение на похороны В. И. Ленина, сам не смог приехать, но его представитель доктор Хермонд Ланнунг шел за гробом наравне с партийной элитой [99, 156]. Образ Нансена противопоставлялся советскими властями Гуверу и Нулансу. Гувер, хоть и помогал голодающим, но не вызывал у большевиков симпатии из-за своего неприятия коммунизма, а Нуланс, отказавший в помощи, получил ярлык бессердечного капиталиста. Сам же Нансен, напротив, подчеркивал огромный вклад американцев в дело помощи голодающим.

Самую искреннюю благодарность Ф. Нансену испытывали спасенные им люди. Воспитанница детского дома написала ему стихотворение: «Привет тебе, великий Нансен, от маленьких твоих друзей! Не забывай, великий Нансен, счастливых, радостных детей!» [73].

В 1992 г. В Саратове был снят фильм о помощи Нансена голодающим Поволжья [204]. Автор фильма беседовал с теми, кому помог ученый. Характерно, что пожилая героиня фильма вспоминала о норвежце с благодарностью, но, когда видела его фотографию, затруднялась ответить, кто это.

Таким образом, голод был крупномасштабным бедствием, затронувшим многие районы страны и остро проявившим себя в Саратовской губернии. Советские власти поняли, что остановить его собственными силами невозможно, и обратились за иностранной помощью. Ясно, насколько значима была помощь, оказанная Ф. Нансеном, голодающему населению Саратовской губернии. На пути норвежца стояло много препятствий: несговорчивость европейских политиков, трудности в организации работы, тяжелые условия, в которых оказывались сотрудники его Миссии, прибывшие в Россию. Но ему удалось объединить около трех десятков благотворительных организаций, при этом он показал себя талантливым оратором и дипломатом. Успех работы во многом был предопределен его личным авторитетом, связями, организаторскими способностями. Помощь Нансена голодающим не имела политического оттенка, он руководствовался принципами гражданского сознания и законами мировой экономики, указывая на тесную связь между Советской Россией и Европой и невозможность экономического благополучия стран Европы без сотрудничества с ней. В этом смысле помощь голодающим была шагом на пути возобновления экономических связей Советской России и Европы.

Однако только накормить людей было недостаточно, нужно было помочь стране восстановить сельское хозяйство. Нансен понимал, что причины голода, кроме прочего, скрыты в несовершенстве советского сельского хозяйства: крестьянин неспособен в полной мере обеспечить себя и страну продовольствием, чтобы избежать повторения голода; необходимо усовершенствовать аграрные методы производства. Так родилась еще одна идея.

ЧАСТЬ 2 1923-1927 гг.: «удочка» для советского крестьянина

Организация показательных хозяйств Нансена

Свертывание работы иностранных организаций помощи голодающим, произошедшее летом 1923 г., не означало, что голод был полностью побежден. Апогей его миновал, но последствия еще несколько лет ощущались в стране, в том числе в Саратовской губернии.

В отчетах ГПУ за 1923 г. указывалось, что в ряде уездов Саратовской губернии развивается голод. К лету 1923 г. в Дергачевском, Новоузенском и Хвалынском уездах голодало 50 % населения, в Петровском уезде 16 волостей питалось исключительно суррогатами, в Вольском голодало 7 волостей, в Кузнецком — 8, в Камышинском — 5, в других уездах крестьяне питались хлебом с примесями суррогатов [56]. К июлю в губернии голодало 80 % населения, весной 1925 г. число голодающих губернии достигло 300 тыс. чел., отдельно отмечалось положение в Немкоммуне, где нуждаемость некоторых кантонов в продовольствии оставалась острой [56].

Фактическое наличие голода в регионе усугублялось тяжелым положением сельского хозяйства страны в целом. Остро ощущалась нехватка техники и орудий производства. К 1923 г. в России насчитывалось 1,5—2 тыс. тракторов, но они были крайне изношенными и устаревшими, поэтому не могли давать высоких показателей. К тому моменту в России были иностранные тракторы: «Рустон», «Ломбард», «Клейтон», «Холт», «Титан», «Фордзон», «Клейтрак», «Малькус», «Мортон» и других марок, — но среди них не было более современных «Мункелей» и «Рено», которые ввез Нансен¹. Отечественное тракторостроение в эти годы только начинало зарождаться. Заводы, которые могли бы выпускать колесные тракторы в 20-25 лошадиных сил и гусеничные в 25 и 50 сил, были в Москве, Петрограде, Харькове, Таганроге, Ростове-на-Дону, но все они требовали дооборудования. В 1923 г. в Петрограде Обуховский завод начал выпуск первых советских гусеничных тракторов, по 10 машин в месяц. За основу была взята иностранная модель тяжелого трактора «Холт». Тогда же на Путиловском заводе был запланирован выпуск1000 легких тракторов типа «Фордзон». Приоритет отдавался именно легким колесным тракторам мощностью в 20 лошадиных сил, поскольку они наиболее подходили для условий России. На один тяжелый трактор приходилось три-пять легких. Наркомат земледелия отмечал, что работать советские тракторы должны на сырой нефти или керосине, ни в коем случае не бензине, который было трудно достать. Советскому крестьянину была нужна дешевая, простая в эксплуатации и обслуживании машина. На Украине выпускали трактор системы «Запорожец», работающий на нефти, но первые его модели были неудачными по конструкции. Качество отечественных сельхозмашин еще долго оставляло желать лучшего: например, продукция украинского завода «Аксай» была такова, что деревянные части машин рассыхались, а металлические при соприкосновении с грунтом ломались [62, 2 августа 1923 г.]. В Балаково Самарской губернии (сейчас г. Балаково относится к Саратовской области) еще в конце XIX в. изобретатель Я. В. Мамин начал создание легких тракторов «Гном», в 1923 г. советское правительство решило организовать их массовый выпуск, для чего спонсировало Мамина на закупку заграницей оборудования и модернизацию завода. На базе «Гнома» Мамин разработал новую модель, названную им «Карлик». Завод под названием «Возрождение» из Балаково был перенесен в Марксштадт, где с 1924 по 1926 г. выпускал «Карлика». Но этого было мало — в 1923 г. комиссия Госплана определила, что стране необходимо 220 тыс. машин². Собственное тяжелое машиностроение еще не достигло таких показателей: для сравнения, в 1924-1925 гг. было выпущено всего 500 «Фордзонов», через год — 1200. Также было выпущено 300 «Запорожцев», 50 «Гномов», в Москве произвели 1000 штук моделей «Гомза» и 2000 — моделей «Коломеец»³. Поэтому параллельно советское правительство прибегло к закупкам тракторов из-за границы, для чего Наркомат внешней торговли утвердил перечень разрешенных для ввоза в страну марок и типов машин и орудий. Для обработки земель в голодающих районах Наркомат земледелия еще в 1921 г. планировал приобрести за границей четыре отряда тракторов [61, 19 октября 1921 г.]. В 1925 — 1926 гг. советское правительство начинает массовые закупки иностранной техники. В эти годы было приобретено 12,4 тыс. тракторов на сумму 120 млн довоенных рублей, а отечественных тракторов произвели только 732 штуки [101].

В Саратовской губернии ситуация с обеспечением тяжелой техникой также была сложной. В ноябре 1922 г. Нижне-Волжское областное тракторное бюро передало в ведение Губсель-треста 20 тракторов, на которых в апреле 1923 г. были начаты полевые работы. Большая часть этих машин, 18 штук общей мощностью 766 лошадиных сил, требовала мелкого ремонта, а два трактора — капитального. Еще 12 тракторов, не входивших в это число, были совершенно непригодны для работы [42]. Весной 1924 г. в Саратовской губернии числилось 24 рабочих трактора, при этом на ходу всего два, остальные требовали ремонта разной степени сложности, а два из них вообще годились только на запасные части⁴.

Но имеющиеся тракторы крестьяне не могли приобрести в силу своей бедности. Хотя новая экономическая политика и способствовала росту крепких хозяйств, около 35 % из общего числа хозяйств по стране к 1923 г. оставались бедняцкими. Так называемое хозяйство середняка к 1924 г. представляло собой семью из пятерых человек, из которых трое были трудоспособными. Такое хозяйство имело в среднем 7,6 га земли под посев, одну корову и одну-две единицы рабочего скота [167]. Говорить об излишках производства, за счет которых можно было купить трактор, не приходилось. К тому же в 1923 г. правительство прибегло к так называемым ножницам цен — экономической мере, когда стоимость зерна искусственно занижалась, а стоимость промышленных товаров увеличивалась. Это было сделано потому, что темпы восстановления сельского хозяйства опережали темпы восстановления промышленности [107, 108]. В результате произошел заготовительный кризис: крестьяне отказывались продавать зерно по низким ценам, при этом не могли купить сельскохозяйственные орудия по завышенной стоимости. «Экономическое состояние деревни настолько осложнилось, что даже самое необходимое в сельском хозяйстве не пользуется спросом. К числу необходимых предметов в первую очередь относятся сельскохозяйственный инвентарь и машины», — писали летом 1923 г. «Саратовские Известия». В 1923 г. на всю Саратовскую губернию было продано в рассрочку на пять лет 177 сеялок, 50 молотилок, 25 веялок, 300 борон, 50 соломорезок, 20 жаток и 1270 плугов [62, 2 августа 1923 г.], но покупать тракторы крестьяне не имели возможности. В розничной продаже «Фордзоны» стоили 1840 руб., тракторы модели «Коломенец» — 2500 руб., «Холт» — 12,7 тыс. руб. — сумма неподъемная для крестьянской семьи. Низкие цены на хлеб и высокие на топливо сделали пахоту тракторами недоступной для крестьянина. Стоимость вспашки одной десятины на юго-востоке страны была эквивалентна 25 пудам хлеба⁵.

Для стимуляции покупательной способности крестьян ВЦИК и СНК зимой 1923 — весной 1924 г. издали ряд постановлений. Госпредприятия, учреждения и кооперативы обязывались продавать крестьянам сельхозорудия по довоенной цене, на заводах устанавливались оптовые цены и фиксированный размер надбавки. Государство отпускало средства на снабжение крестьян сельхозорудиями, предоставляло им кредит сроком до пяти лет, скидку в 30-50 % на приобретение сельхозорудий [138]. Однако в большинстве случаев в понятие «сельхозорудия» входил мелкий и средний инвентарь, а не тракторы.

К 1925 г. из всех регионов Саратовской губернии наибольшей покупательной способностью обладали крестьянские хозяйства северо-восточной части губернии, в наименьшей — ее заволжских районов, сильнее пострадавших от голода. При этом в основном жители сельской местности приобретали аграрную продукцию, а не изделия промышленности (табл. 4). Это говорит о том, что крестьянство все еще не могло полностью обеспечить себя, было вынуждено закупать недостающее продовольствие и посевной материал, экономя на других товарах.

Таблица 4 — Покупательная способность крестьянских хозяйств Саратовской губернии в 1925 г.⁶

Как видно из таблицы, наибольшие затраты крестьянских хозяйств в этот период приходились на покупку сельхозинвентаря и орудий; по данному показателю северо-западный район губернии лидировал. Он был чисто земледельческим и без сельхозорудий крестьянские хозяйства просто не могли существовать. Однако значительно меньшими, в среднем в два-три раза, были расходы на закупку строительных материалов, еще меньше — на приобретение вещей личного пользования. В первую очередь крестьяне покупали обувь и готовую одежду, в последнюю — такие «излишества», как чай и сахар [133]. Очевидно, что они могли себе позволить только минимальный набор самого необходимого оборудования для обработки земли, и тракторы в него не входили из-за высокой стоимости.

К нехватке тракторов добавлялось неумение крестьян ими пользоваться. Неграмотное население калечилось об их механизмы, поэтому Наркомат земледелия даже обязывал отечественные заводы снабжать машины брошюрами по безопасному уходу за ними. Советское правительство принимало меры по борьбе с подобной неграмотностью. Для распространения сельскохозяйственных знаний по стране курсировали агропоезда. Зимой проводились внешкольные сельскохозяйственные курсы продолжительностью две-три недели. На них в зависимости от условий местности учили кормлению и содержанию животных, молочному производству, огородничеству, полеводству, пчеловодству, культуре осушения болот, луговодству, борьбе с инфекционными заболеваниями животных и вредителями, землеустройству, сельскохозяйственной кооперации. К 1924 г. в Москве, Ленинграде (в январе 1924 г. Петроград был переименован в Ленинград), Саратове, Казани, Ростове-на-Дону, Вологде, Омске и других городах Сибири появилась сеть сельскохозяйственных вузов. Аграрная пропаганда широко велась через печатные издания⁷.

В рамках нэпа советское правительство прибегло к новой мере стимуляции экономики — допуску иностранных предпринимателей на внутренний рынок путем открытия ими концессий. Первые иностранные концессии появились в стране еще в 1920 г., к концу 1920-х годов насчитывалось более 300 подобных предприятий, в основном сосредоточенных в тяжелой промышленности, металлургии и добыче полезных ископаемых [117]. Появление таких концессий диктовалось необходимостью интенсификации сельскохозяйственного производства, а их дальнейшее существование в России было сопряжено с рисками. Советское правительство стремилось предоставить иностранцам в аренду так называемый малоудобный свободный фонд — земли, где аграрное производство было налажено слабо и местные крестьяне сами не справлялись с обработкой земли. В Саратовской губернии к началу 1920-х годов такого малоудобного фонда числилось 150 тыс. га. При этом аграрное хозяйство губернии велось примитивным способом и, за исключением северных регионов, представляло собой целинно-залежные районы⁸. Для того чтобы привести их в годный для эксплуатации вид, необходимы были серьезные мелиоративные работы. То, что Нансену для станции впоследствии выделят один из лучших участков в регионе, явилось скорее следствием авторитета его личности и вклада в преодоление голода.

Еще на стадии планирования сельскохозяйственных концессий советские власти предполагали, что они будут делиться на два типа. Первые — чисто капиталистического типа, главной задачей которых станет извлечение для себя как можно большей прибыли. Для концессий второго типа — опытных хозяйств, подобных концессии Нансена, — первоочередной задачей было проведение агрокультурных мероприятий, использование агротехнических достижений и ознакомление с ними местного населения.

Ярким примером сельскохозяйственной концессии первого типа было хозяйство Ф. Круппа «Маныч», находившееся в Донской области, на территории современной Ростовской области. Он ввез в Россию 20 тракторов системы «Шток», «Фордзон», «Ланц» и др., но они оказались неприспособленными к местным условиям. До 60 % рабочего времени уходило на ремонтные работы, живой тягловой силы не хватало. К этому добавилась засуха и неурожай 1924 г., в результате чего концессия понесла убытки в 90 тыс. руб.⁹ Работа концессий второго типа и трудности, с которыми они сталкивались, будут рассмотрены в дальнейшем на примере станции Нансена в селе Росташи.

В аграрном секторе Саратовской губернии в период нэпа также появляются иностранные концессии: Германо-русское акционерное общество семеноводства «Друзаг», Русско-американское Прикумское Товарищество (1923)¹⁰. Но в отличие от хозяйства Нансена они имели чисто коммерческий характер и были ориентированы на получение прибыли.

Итак, тяжелое машиностроение в начале 1920-х годов находилось в зачаточном состоянии и не могло обеспечить крестьянство страны и Саратовской губернии нужным количеством техники. Ее стоимость оставалась слишком высокой для крестьян региона, не оправившихся от голода. Вплоть до 1925 г. они могли позволить себе покупку только самых необходимых промышленных товаров и минимального набора сельскохозяйственного инвентаря. К тому же сельское население не умело пользоваться техникой.

В этих условиях поставки гуманитарной помощи не могли полностью восстановить разрушенную экономику Советской России. Нансен понимал, что корни проблемы лежат в отсталости советского сельского хозяйства, и если оно не будет обеспечивать страну продовольствием, то вероятность повторения голода велика. «Земледелие в России очень развито и в то же время является крайне примитивным, — писал он. — Незначительное улучшение в методах обрабатывания земли и предоставление крестьянам лучших сельскохозяйственных орудий оказали бы большое влияние на увеличение общего количества урожая. Для того чтобы крестьянин, которому революция дала землю, обрабатывал бы ее с охотой и по современным методам, необходимо увеличить его потребности, давая ему в то же время возможности удовлетворять их. Нужно бороться против регресса, который можно наблюдать во многих русских деревнях, вследствие разрыва экономических отношений между городом и деревней, вызванного войной и социальными волнениями» [68]. По данным Нансена, до Первой мировой войны урожай зерновых культур в России достигал 700 кг/га, при том что в США собиралось 1050, а в Канаде — 1230 кг/га. Он считал, что советского крестьянина нужно ознакомить с прогрессивными методами аграрного производства, чтобы страна могла не только обеспечить зерном собственный внутренний рынок, но и вновь стать одним из ведущих экспортеров зерновых культур в мире.

Идея о восстановлении аграрного сектора высказывалась Нансеном еще на пике борьбы с голодом. Выступая в январе 1922 г. на заседании МКПГ в Женеве, он говорил, что необходимо заранее бороться против возобновления голода, для чего нужно доставить в Советскую Россию сельскохозяйственные машины, которые покроют недостаток рабочей силы, образовавшийся вследствие многочисленной смертности, и позволят увеличить будущую агарную продукцию¹¹.

В декабре 1922 г. Нансену присудили Нобелевскую премию мира в размере 122 тыс. крон. Также он получил авансом от датского издателя Кристиана Эриксена [73] гонорар за книгу «Россия и мир». Часть этих денег пошла на осуществление проекта по восстановлению советского аграрного сектора.

Как уже упоминалось в первой главе, 20 января 1923 г. Нансен привез в Москву план дальнейшего оказания помощи голодающим и восстановления советского сельского хозяйства. Он был уверен, что Россия уже начала оправляться от голода, но помощь еще необходима: «Мои впечатления более радужные, чем я ожидал. За несколько дней я убедился, что положение в России значительно улучшилось по сравнению с тем, что было в прошлом году, необходимо, однако, продолжить оказание экономической помощи, которая даст возможность ускорить процесс восстановления местностей», — заявил он в интервью «Известиям» [59, 3 февраля 1923 г.]. В ходе этого визита ученый детально ознакомился с состоянием экономического положения страны. Нансену рассказали об успехах в восстановлении сельского хозяйства и промышленности, стабильности советского рубля, состоянии торговли, кредитной политике, работе в стране иностранных фирм, заверили в том, что советские крестьяне стремятся к прогрессу, но советское правительство еще не может оказать помощь всем, поэтому ввоз Нансеном сельскохозяйственных машин очень желателен¹². В книге «Россия и мир», написанной после этой поездки, Нансен отмечает, что страна находится в положении «выздоравливающего больного» и способна восстановить экономику и без помощи Запада, но процесс этот может быть ускорен, в том числе и для блага самой Европы, при участии иностранного капитала [68]. Он отмечает тяжелое положение экономики, инфляцию, плохо организованную торговлю, с другой стороны, верит словам советских руководителей о быстром восстановлении хозяйства и перспективах сотрудничества с иностранцами.

Беседуя с Каменевым, норвежец отмечал, что сохраняется недоверие между Россией и заграницей. Оно препятствует возобновлению отношений и осложняет организацию помощи в восстановлении советского земледелия. В ходе визита Нансен указал еще на один важный момент: благотворительная помощь голодающим России с 1923 г. сокращается из-за чрезвычайно тяжелого положения в Западной Европе [68]. Экономические мировые связи нарушены, о чем он и предупреждал, и чтобы их восстановить, необходимо, в том числе, восстановление экономики Советской России.

Ученый понимал, что привлечь в страну иностранных инвесторов можно, лишь убедив их в том, что голод отступил и советская экономика восстанавливается. Еще в конце 1922 г. Нансен просил советские власти разрешить сотрудникам Миссии сбор информации об экономическом состоянии страны, чтобы «ознакомить публику с быстрым экономическим развитием, наблюдающимся в России». Сбор данных шел в регионах, где Миссия Нансена имела своих представителей: Москве, Петрограде, Челябинске, Самаре, Астрахани, Ростове, Новороссийске, Харькове, Ростове, Киеве, Одессе, Симферополе, Тифлисе. Иностранцы получали данные из официальных докладов различных советских комиссариатов. В крупных промышленных центрах, где не было сотрудников Миссии, — Иванове, Туле, Владимире, — данные получали из местных экономических газет. Собирались сведения о состоянии транспорта, топливной и пищевой промышленности, ценах, уровне земледелия, налогах, банках, изменениях в законодательстве, организациях промышленного и торгового типа, частной и государственной промышленности, таможенных сборах, условиях труда и внутреннем состоянии рынка. Иными словами, давалась картина внутреннего экономического развития страны. Политические вопросы не затрагивались. Дважды в месяц собранная информация направлялась в Женеву для публикации в иностранной прессе, распространения в финансовых, промышленных, торговых и правительственных кругах, интересующихся возможностью возобновления экономических связей с Советской Россией. К этой деятельности советские власти отнеслись с подозрением, опасаясь шпионажа и проникновения за границу нежелательных данных, но были вынуждены согласиться, понимая, что созданный в итоге положительный имидж советской экономики сыграет огромную роль в привлечении иностранного капитала¹³. Впоследствии собранную информацию Нансен опубликовал в виде 12 статей, напечатанных в 10 крупных европейских и американских изданиях, причем они имели такой успех, что газеты хотели бы получать подобные данные и в дальнейшем¹⁴.

Оценивая достижения нэпа, Нансен отмечал выгодность смешанных советско-иностранных предприятий, не исключая, однако, и определенных неудобств. «Несомненно, что для иностранца, работающего в России, крайне выгодно заинтересовать советское правительство в своем предприятии. Участие советского правительства является своего рода гарантией того, что необходимые содействия для нормального хода предприятия ему обеспечены. Но, с другой стороны, польза вмешательства государства в чисто административную часть управления предприятием весьма сомнительна», — писал он [65].

Таким образом, еще до начала реализации проекта Нансен получил данные о состоянии советской экономики — правда, предоставлены они были руководителями страны, которые осознанно освещали «плюсы» и обходили «минусы», так что объективность таких оценок может быть подвергнута сомнению. Норвежец учитывал настороженное отношение к Советской России западных капиталистов, но все же видел перспективы сотрудничества. После переговоров с советскими властями он окончательно убедился в возможности такого партнерства.

Проект, который ученый представил в Наркомат земледелия, предполагал кредитование крестьян выдачей семян, скота, земледельческих орудий, ввоз в Россию сельскохозяйственных машин и производственную помощь. Кроме того, предлагалось открыть в Советской России показательные хозяйства, с помощью которых в советской глубинке прививались бы иностранные методы ведения сельского хозяйства. Работать в них должно было местное население, перенимая таким образом европейские знания в этой области. Управляющими планировалось назначать иностранных агрономов, а им в помощь привлекать советских специалистов [61, 31 января 1921 г.; 62, 11 августа 1923 г.]. Для этих целей ученый выделял из личных средств 250 тыс. золотых рублей [59, 24 января 1923 г.; 61, 31 января 1923 г.].

Необходимо отметить, что попытки ввезти в Россию сельскохозяйственные машины, инвентарь и семена предпринимались не только Нансеном, но и рядом других благотворительных организаций, работавших ранее через МКПГ. Еще зимой 1921 г. квакеры ввезли в Россию шесть ширококолейных тракторов, чтобы зимой доставлять на них грузы голодающим, а весной — пахать землю для местных крестьян. В 1923 г. они же ввезли в г. Бузулук Самарской губернии и передали местному уездному земельному отделу несколько тракторов для обработки земли. В апреле 1923 г. в Крым прибыли тракторы от Германского Красного Креста, которые должны были работать на вспашке земли для нужд местных колонистов и кооперативных хозяйств, но нехватка горючего не позволила быстро организовать работу и пользы от них оказалось меньше, чем ожидали¹⁵.

Некоторые благотворительные организации даже пытались извлечь выгоду из ввоза техники. Зимой 1923 г. от Итальянского и Швейцарского Красных Крестов в адрес К. И. Ландера поступили предложения ввезти в страну, частично на условиях долгосрочного кредита, частично за наличный расчет, сельскохозяйственную технику, произведенную в их странах, и семена. При этом они добивались беспошлинного ввоза, доставки за счет советской стороны и бесплатного предоставления складов. Благотворительные организации предлагали на собранные за границей средства закупать не продовольствие для голодающих, а сельскохозяйственные машины, которые затем будут продаваться в России. Особенно настойчивы были в этом вопросе шведы, которые планировали ввозить в Самарскую губернию тракторы системы «Малькус» и просили советские власти предоставить им для этого кредит. Подобные операции на правах беспроцентной ссуды предлагал и Чехословацкий комитет помощи, причем чехословацкое правительство было готово выделить на это 15 млн крон. В марте 1923 г. Голландский Красный Крест планировал ввезти на Украину сельскохозяйственные машины и зерно для распространения среди крестьян в рассрочку на три-четыре года и просил у советских властей предоставить им землю для обработки на правах концессий. Советское правительство увидело в этих предложениях коммерческую составляющую, ущемляющую интересы советской внешней торговли, отвергло их, предпочтя совсем отказаться от благотворительной помощи данных организаций, чем принять такие условия. Данные проекты носили принципиально отличались от проекта Нансена, поскольку в основе своей были направлены не на восстановление советской экономики и укрепление сельского хозяйства, а на сбыт иностранной техники на льготных условиях. Вероятность продажи техники обычным крестьянам была невысокой из-за их низкой платежеспособности, поэтому основным покупателем должно было выступить государство, которое через различные ведомства и конторы могло бы купить технику. В итоге получалось, что советские власти, купив ее, как бы оплачивали иностранную помощь голодающим. Поэтому в данном случае отказ советских властей был обоснованным.

К предложению Нансена советское руководство тоже отнеслось настороженно. «В этом деле мы можем столкнуться с попытками под флагом помощи провести скрытого вида концессии, совершающие спекулятивно-торговые сделки, использующие условия договора для получения льготы», — писал Ландер, указывая на необходимость тщательной проверки проекта в межведомственных комиссиях, дабы исключить подобные попытки. Он также обращал внимание на необходимость устранения противоречий и излишней подозрительности, поскольку в ходе переговоров Нансен «с крайне нервной и болезненной целеустремленностью относился ко всем нашим возражениям и осложнениям сего проекта, что неизбежно приведет к разрыву с ним, чего допускать не следует»¹⁶.

В письме в Наркомат земледелия 1 февраля 1923 г. замнаркома иностранных дел М. М. Литвинов высказывался отрицательно по поводу организации станций. Учитывая замечания Ландера, в наркомате констатировали, что есть «целый ряд политических соображений, по которым прямое отклонение договора с организацией Нансена по восстановлению сельского хозяйства России было бы в настоящий момент невыгодным и нецелесообразным». В итоге в наркомате высказали «принципиальное желание» пойти навстречу Нансену¹⁷.

Итак, проект был воспринят осторожно, но советские власти опасались, что если они откажут в организации станций, то Нансен прекратит оказывать помощь голодающим, которая, напомним, продолжалась до лета 1923 г. При этом принятие окончательного решения затягивали. 27 марта 1923 г. проект открытия станций обсуждался на заседании Совета народных комиссаров, после чего его передали для окончательной редакции в Главконцесском. Там он пробыл больше недели, в то время как за границей уже ждали доставки тракторы, а в южных районах страны шла посевная кампания. От Нансена ежедневно поступали телеграммы и письма, в которых он удивлялся, что в течение четырех месяцев (со времени его приезда в январе) договор окончательно не утвержден. С другой стороны, этот проект все же был интересен советским властям — он вызывал заинтересованность сельскохозяйственных и промышленных предприятий в сотрудничестве со станциями, а в их лице и с иностранцами для подъема внутренней экономики. А пропаганда реального опыта, результаты которого можно было периодически опубликовать в иностранной прессе, по их мнению, имела бы больше шансов на успех, чем громоздкие и общие сведения об экономическом положении страны, которые собирала Миссия Нансена.

5 июня 1923 г. Народный комиссариат земледелия заключил с представителем Миссии Нансена в Москве Джоном Горвином пятилетний договор о сотрудничестве, который действовал с 16 июля 1923 г. по 16 июля 1928 г. От советского правительства документ подписали заместитель наркома земледелия А.П. Смирнов, заместитель наркома иностранных дел М.М. Литвинов и представитель Украинской Советской Социалистической Республики Полоза (инициалы в документе не указаны). Подчеркивалось, что договор с Нансеном — это акт политического значения, в котором стороны не преследуют экономических выгод¹⁸.

Правительство РСФСР безвозмездно выделило Нансену участки земли для организации двух хозяйств: в селе Михайловка Криворожского округа Екатеринославской губернии Украинской Советской Социалистической Республики (позже — Апостоловский район Днепропетровской области Украины) и в селе Росташи Балашовского уезда Саратовской губернии (позже — Аркадакский район Саратовской области) и обязалось предоставить в виде ссуды необходимое на первый год количество семян. Первоначально рассматривался участок в Царицынской губернии, но в конечном итоге была выбрана Саратовская.

Размер участков и план их использования устанавливал и утверждал Совет народных комиссаров, Миссия Нансена могла ввозить из-за границы необходимый сельхозинвентарь и другое имущество, необходимое для работы хозяйств, а пошлины за их ввоз оплачивались из урожая хозяйств. Также Миссия получала право ввоза сельскохозяйственного инвентаря и машин для дальнейшей их продажи российским и украинским кооперативам и государственным органам по своему усмотрению. При доставке из-за границы сельхозтехники, инвентаря и племенного скота для нужд хозяйств Нансен получал скидку в 50 % на перевоз. Остальную сумму оплачивало правительство путем кредитования предприятий до первого урожая, из которого должен быть погашен кредит. РСФСР возмещала в долларах или фунтах стерлингов все убытки от хищения и утери машин в процессе их доставки по советской территории. Советское правительство также выделяло хозяйствам ссуду в виде семян для посадки в первый год работы хозяйств, которую они должны были вернуть после первого урожая. Нансен обязывался вложить в каждое хозяйство не менее 10 тыс. фунтов стерлингов (100 тыс. золотых рублей) и продолжать кредитовать их в соответствии с установленным хозяйственным планом на протяжении всей работы. Содержание полученных хозяйств полностью ложилось на Миссию Нансена. Продукция, полученная от хозяйств, могла вывозиться на продажу за границу, но всю прибыль необходимо было вкладывать в развитие хозяйств. Станции должны были работать по принципу самоокупаемости, оплачивая из годовой прибыли аренду и содержание складов, элеваторов, жилья для сотрудников, закупая горючее и корма. По прекращении договора оба хозяйства со всем живым и мертвым инвентарем в течение трех месяцев должны были перейти к советским властям [59, 7 июня 1923 г.].

Советские власти брали на себя задачу обеспечить нансеновским концессиям спокойную и беспрепятственную работу в отведенных районах, содействовать их деятельности, помогать заключать контракты с местными кооперативами и населением и при возможности снижать налоги для местного населения тех регионов, где будут открыты станции, с тем чтобы сэкономленные деньги они могли потратить на приобретение иностранной техники и инвентаря. Нансен не получал от хозяйств никакой прибыли: в частности, половина дохода, полученного от показательной станции в селе Росташи Саратовской губернии, шла в Москву, в Наркомат земледелия, а половина оставалась в губернии и вкладывалась в развитие хозяйства¹⁹.

Советское правительство оставляло за собой право постоянного контроля хозяйств, осуществляемого через представителей Наркомата земледелия. Кроме того, хозяйственные планы станций должны были составляться строго по инструкции этого наркомата²⁰. Нансен же контролировал работы хозяйств через Д. Горвина. Тот из Москвы вел переписку с их руководителями на местах и переправлял полученные данные ученому.

Нужно отметить, что Нансен получал льготы в том же порядке, как и другие крупные концессионеры, а не за заслуги в помощи голодающим. Концессии промышленника Круппа и Немецкого Поволжского банка, например, также получали скидку в 50 % на провоз необходимых им сель-хозорудий.

Идея открытия показательных хозяйств была встречена за границей с таким же недоверием, как и идея помощи голодающим. В среде русских эмигрантов ходили слухи, что Нансен взял в эксплуатацию крупный земельный участок в России, сведя до минимума количество местного населения, занятого в хозяйстве, и заменив их специально приехавшими норвежцами и шведами. На самом деле концессия Нансена работала с максимальным использованием местного штата, по возможности ограничивая количество иностранцев, занятых в предприятии, — это предусматривалось договором. Указанную в договоре сумму Нансен вложил в хозяйства, закупив трак торы, автомобили, запасные части к ним. Из-за границы в Росташи и в Михайловку изначально ввезли более 40 тракторов разных моделей²¹ (см. также [62, 11 августа 1923 г.]), часть которых планировалось продавать местным крестьянам по себестоимости. Продажу техники концессия обязывалась согласовывать с Наркоматом земледелия.

Прежде чем приступить к рассмотрению работы станции в Саратовской губернии, стоит уделить внимание станции на Украине. Дальнейший сравнительный анализ двух хозяйств даст наиболее полную картину успехов и неудач Росташевской показательной станции. Итак, 28 января 1923 года Нансен прибыл в Харьков, где встречался с председателем Совнаркома Украины и обсуждал вопрос дальнейшей помощи голодающим и организации станции [61, 31 января 1923 г.].

Первая украинская земледельческая показательная станция Нансена была официально организована 8 октября 1923 г. в селе Михайловка рядом с железнодорожной станцией Апостолово. Первоначально туда ввезли 20 тракторов «Эстеро» с плугами и другими инструментами, четыре трактора «Симар» и автомобиль «Стевар». Еще 20 «Фордзонов» с плугами и дисковыми боронами, а также два грузовика «Форд» отправили на распашку земли в Мелитополь, где находилась еще одна подстанция, своего рода подшефное хозяйство, которому помогала украинская станция Нансена²².

Михайловская станция представляла собой пять участков общей площадью 4728 десятин земли, большую часть которых составляли бывшее имение помещика Синельникова, земли помещика Соловьева и земли немцев — поселян колонии Фильзенгут. Вместе с землей концессионерам передавались дом-усадьба и хозяйственные постройки, в том числе мельница, кузница, а также скот и сельхозорудия. При этом почти все постройки требовали капитального ремонта, а инвентарь был примитивным, изношенным и не отвечал потребностям крупного хозяйства. Поэтому иностранцам пришлось вкладывать средства в постройку новых помещений и закупку более современного инвентаря. За два года, с 1923 по 1925 г., на это ушло 169 тыс. руб. Были дополнительно закуплены 15 тракторов марки «Фиат» и столько же марки «Фордзон», два трактора марки «Бульдог» и три — марки «Симар», а также сеялки, сенокосилки и другой мелкий инвентарь.

Первый год работы станции оказался неурожайным, во втором наблюдался значительный недород, причинами которого были погодные условия, несвоевременная вспашка земли из-за непригодности тракторов «Фиат» и запоздалого прибытия на станцию вновь закупленных частей паровых плугов, а также недостаток оборотных средств.

В общей сложности тракторы станции распахали в Криворожском и Мелитопольском округе более 4 тыс. десятин земли. Кроме полеводства, упор в хозяйстве делался на животноводство: разводили скаковых лошадей, работали конезавод, молочно-сыроваренный и маслобойный заводы²³. На станции открыли курсы по подготовке механизаторов, агрономов, мелиораторов, что позволило в будущем, после закрытия станции, создать на ее базе сельскохозяйственный техникум. С 1926 г. кроме продажи тракторов организовали еще и склад запасных частей для «Фордзонов», где местное население могло приобрести необходимые запчасти. Для обеспечения связи между разными частями станции и тракторными отрядами на полях установили телефонные будки, а для учета погодных условий оборудовали метеорологическую станцию.

На станции в Михайловке трудились шесть иностранцев и 74 местных работника. Зарплату они получали деньгами и продуктами, также им выдавали одежду и посуду. Рабочий день длился от 8 до 10 часов в зависимости от времени года. На станции обеспечивали досуг и бытовые условия работников, поощряли занятия спортом и даже хотели открыть школу для неграмотных работников.

На 1 октября 1926 г. станция была должна различным учреждениям, в том числе государству, около 196 тыс. руб. Местные власти организовали правительственную инспекцию для ревизий станций; учитывая нехватку оборотных средств, они выразили готовность содействовать станции в получении необходимых кредитов. При этом власти констатировали, что, несмотря на задолженность, станция может «считаться вполне оправдавшей свою культурно-просветительскую и показательную функцию». В отчете о работе станции отмечалось, что организованная на «весьма ограниченные ресурсы» — всего 103 тыс. руб. — она имеет на третий год работы баланс более 359 тыс. руб. За это время там отремонтировали помещения, восстановили ранее бездействовавшую мельницу, организовали два завода, мастерские, обслуживающие хозяйство и местных крестьян. Было проведено электричество, функционировали курсы трактористов, читались лекции, проходили выставки, местным крестьянам и учреждениям выдавался посевной материал и племенной скот²⁴. В декабре 1925 г. станцию обследовал сотрудник Главконцесскома, который пришел к выводу о большом агрикультурном значении станции.

В январе 1927 г. начальник украинской станции Я. П. Ванечек, вернувшийся из-за границы, подтвердил желание Нансена ликвидировать станцию, объясняя это недостатком средств, непредвиденными затратами на постройки и тяжелыми условиями обработки запущенных земель. В феврале 1927 г. украинская концессия перешла под контроль советских властей. Впоследствии там открыли семеноводческий совхоз, названный именем Нансена, но в 1950-х годах переименованный в «Прогресс». С конца 1960-х годов в совхозе начала работу Михайловская птицефабрика. В 1987 г. ей вернули имя норвежца. В начале 2000-х годов там находилось фермерское хозяйство имени Нансена [97].

Таким образом, можно сделать вывод, что несмотря на имевшиеся затруднения советские власти высоко оценивали значение станции на Украине, а местные чиновники оказывали помощь в получении ею государственных кредитов.

Принципы и условия работы Первой показательной станции в селе Росташи Саратовской губернии

Хозяйство, которое выделили Нансену в селе Росташи Саратовской губернии, на тот момент являлось совхозом № 33. До Октябрьской революции и последующей национализации там находилось имение помещика генерал-майора Раевского. Михаил Николаевич Раевский (1841-1893) был известным российским садоводом. В своих поместьях он разводил декоративные растения и обустраивал питомники для плодовых растений. Несколько лет возглавлял Департамент земледелия и Императорское общество садоводства. После смерти мужа поместье в Росташах унаследовала его вдова Мария Григорьевна Раевская, хотя сама там не проживала²⁵.

Имение Раевского благодаря внедрению передовых аграрных технологий считалось одним из лучших хозяйств губернии. Совхоз, созданный на его основе, располагался в 10 верстах от железнодорожной станции Аркадак. Он раскинулся между небольшой речкой Алыпанкой, рекой Хопер и ее притоком — рекой Аркадак. К моменту передачи иностранцам в совхоз входило около 790 га пахотной земли и 76,5 га под выгон²⁶. В совхозе имелся пруд, четыре колодца, фруктовый сад и лесопосадки. На территории располагалось 14 жилых и 37 служебных помещений, в том числе конный двор, амбары, школа. В хозяйстве насчитывалось 165 голов скота. Общая стоимость переданного концессионерам государственного имущества, включая постройки, скот и инвентарь, составляла в 1923 г. чуть более 45 тыс. руб., или 27 % его полной стоимости на тот период. Нансен изначально вложил в хозяйство около 102 тыс. руб. — 60 % всей его стоимости, еще 13 % — 22,3 тыс. руб. — составили кредиты на тракторы фирмы «Мункель». В дальнейшем вложения Нансена увеличатся до 129 тыс. руб.²⁷. Таким образом, общая стоимость хозяйства в 1923 г. составляла около 170 тыс. руб., а с учетом дополнительных вложений Нансена, сделанных в последующие годы, — около 200 тыс. руб.

Агроном Б. X. Медведев²⁸, описывая имение Раевского, указывал: «Хотя континентальный климат с малым количеством атмосферных осадков и частыми сухими ветрами ставил сельское хозяйство в зависимость от погоды, но господство черноземных почв при четкой структуре управления и современных технических приемах делало имение прибыльным» [37]. Место для Первой показательной станции Нансена было выбрано удачно: земли здесь были плодородны, а доступность к ней обеспечивала удобная транспортная развязка.

Начальником Первой показательной станции Нансена в Саратовской губернии был назначен иностранец, швед Гест Карлович Седергрен, владевший немецким и русским языком. Он приехал на станцию вместе с женой²⁹. Его помощниками стали советский агроном П. С. Степанов и шведский животновод А. В. Юттерберг. В 1925 г. на станцию для обслуживания тракторов прибыл еще один швед-механизатор. В остальном штат станции, как и было указанно в договоре, составляли местные жители. На протяжении всей работы станции только Седергрен и Юттерберг были подданными другого государства.

С первых дней реализации проекта начались проволочки со стороны советских властей. Вопреки договору, вместо Росташей Саратовский губернский исполком предложил Миссии Нансена в концессию другие территории, в наиболее пострадавших от голода и менее урожайных Новоузенском или Дергачевском уездах. Рассчитывать на земли более плодородного правобережья иностранцы могли только «в крайнем случае», и то при условии отсутствия там действующих коммун и совхозов³⁰. Поэтому на правом берегу Волги Миссии Нансена предложили земли гос-фонда в районе хутора Казачинский, где не было совхоза. Они находились в 30 верстах от железной дороги линии Тамбов — Камышин в плодородной части степной зоны. Район орошался реками Терса и Песчанка, водоснабжение было достаточным. «Этот район может быть использован для производства зерновых культур и откорма скота; его недавнее прошлое и сельскохозяйственные условия местного крестьянского населения говорят в пользу этого; к тому же здесь есть большое количество свободной земли, которую можно получить», — писал Седергрен в отчете Наркомату земледелия [1]. Отсутствие совхоза означало, что станции передадут разрозненные земли без хозяйственных построек. Единственной базой для хозяйства Миссии Нансена могло стать здание государственной сельскохозяйственной станции, находившейся в том районе, — и то при условии передачи ее концессионерам.

В левобережье губернии Миссии предлагали участки в Дергачевском районе, в районе станций Озинка и Чалыкла Покровско-Уральской железной дороги. Этот участок относился к совхозу № 22, организованному в конце 1921 г., в разное время подчинявшемуся организации «Гомса» и «Индустрзему». Земли совхоза состояли из 14 необработанных земельных участков общей площадью до 30 тыс. га. Главный участок находился в бывшем хозяйстве помещика Ка-репанова на северо-восток от станции Чалыкла, остальные — в 4-14 верстах от станции Озинки и 4 верстах от станции Чалыкла. На хуторе Ка-репанова сохранились различные жилые и хозяйственные здания, паровая мельница, два пруда, плотины, но другие хутора этого района находились в значительно худшем состоянии. Главная проблема территории заключалась в засушливости. «Количество осадков в течение года составляет 260—275 мм. Водоснабжение участка едва ли можно считать достаточным без создания гидротехнических сооружений. Условия здесь могут быть адаптированы для животноводческих ферм или молокозаводов», — резюмировал Седергрен [1].

Когда в Москве узнали об инициативе саратовских чиновников, ВЦИК направил в Саратов распоряжение «о немедленной передаче совхоза Росташи представителю Миссии Нансена гражданину Седергрену со всем живым и мертвым инвентарем» и об оказании ему «всякого законного содействия в деле организациипоказательного хозяйства»³¹.

Передача совхоза под концессию была намечена на 15 августа 1923 г., но дату перенесли на более поздний срок. Для этого 25 августа 1923 г. представитель Саратовского губернского сель-хозтреста А. П. Клевин и Г. Седергрен заключили договор об отсрочке передачи совхоза до обмолота зерновых культур и уборки корнеплодов. Тракторы для станции прибыли на станцию Аркадак еще 26 августа 1923 г., но начало работы откладывалось. Все это время Седергрен и приехавшие с ним из Москвы трактористы жили в Росташах, им было предоставлено жилое помещение и склад для запасных частей тракторов.

По договору при передаче совхоза иностранцы не имели права на получение лишь земли и зданий. Поэтому губернские власти намеревались изъять племенной скот и «излишнюю» молотильную технику. Такая позиция властей была обусловлена объективно тяжелым состоянием животноводства Балашовского уезда, где на тот момент было крайне мало живого инвентаря³², поэтому оставлять его иностранцам было неразумно. Седергрен настаивал на передаче хозяйства со всем инвентарем и племенным скотом. «Я мог опротестовать это решение, обратившись в Москву, но тогда бы я получил врагов в лице всех влиятельных коммунистов в Саратове, после чего было бы совершенно невозможно работать здесь. Я старался насколько мог, чтобы получить то, что было возможно из мертвого и живого инвентаря, и мне удалось получить довольно много», — писал Седергрен [1].

Только 9 октября 1923 г. совхоз Росташи был официально передан Миссии Нансена, с подробной описью всего имущества, включавшей даже поименное перечисление лошадей и коров и их возраст, самый мелкий сельхозинвентарь, инструменты вроде тисков, гаечных ключей, камней для растирки краски, хозяйственные и жилые постройки, пиломатериалы. В описи, например, значилось: «Корова “Бристоль” палевая, правый рог сломан, 10 лет; стоимость 50 рублей»³³.

Позже к уже имеющейся технике были дополнительно ввезены два трактора, зерноочистительные машины «Примус-1», два инкубатора и восемь сеялок. Для обслуживания тракторов из Московской тракторной школы в Росташи были направлены шесть специалистов-механиков, имеющих опыт работы в американской компании «Трактор-Дивизион» и владеющих шведским языком, что позволяло им разбираться в документации тракторов, составленной на шведском [1]. К моменту передачи совхоза иностранцы завезли в Росташи 12 тракторов системы «Рено» с плугами, мощностью в 24 лошадиных силы; 10 тракторов системы «Мункель», мощностью 20 лошадиных сил; грузовые автомобили «УСА» — 25 лошадиных сил и ремонтный грузовик «Рено» — 24 лошадиных силы; легковой «Форд» — 12 лошадиных сил и «Ровер», один стационарный мотор марки «Рено» в 8 лошадиных сил. Тракторы «Рено» имели бензиновый двигатель, а «Мункель» могли работать на 30-процентной смеси керосина и нефти или нафте (продукт перегонки нефти, называемый также нефтяным спиртом) [1]. Также в Росташи из заграницы планировалось ввезти английских племенных свиней йоркширской породы, часть которых иностранцы собирались распределить среди местного населения [62, 11 августа 1923 г.]. Привезенные тракторы вскоре стали направляться на работу в местные крестьянские хозяйства, в частности, на обмолот зерна³⁴. Помимо техники иностранцы привезли в русскую глубинку «свет знания». В Роста-шевском хозяйстве имелись школа, библиотека, выписывали газеты, был клуб, куда для постановки спектаклей приглашали режиссера, местным детям устраивали елку с подарками³⁵ (см. также [143]). Ежемесячно на культурные нужды выделялся 1 % прибыли. На базе соседней Бала-шовской опытной станции тракторы регулярно демонстрировали местному населению. При хозяйстве оборудовались мастерская по ремонту тракторов и маслобойный завод. Местные власти отмечали, что по степени обеспечения постройками и инвентарем станция Нансена была одним из лучших хозяйств губернии.

Для обработки полей станции требовалось всего 10 тракторов, остальные планировалось продавать в кредит местным крестьянам [1]. На средства, вырученные от продажи сельхозтехники, планировалось дополнительно закупить племенной скот, различные сельхозорудия, провести электрификацию станции и ближайшего поселка.

Сразу после передачи совхоза Седергрен начал добиваться выделения для станции еще 1,5 тыс. га земли и лесного участка площадью 108 га, находящегося на границе станции. Однако процесс получения дополнительных земель затянулся. В Наркомате земледелия дали понять, что размер земель, выделенных станции, должен соответствовать наличным средствам без расчета на кредитную помощь государства. В апреле 1924 г. Седергрен получил письмо начальника Балашовского уездного земельного управления М. Г. Лагуткина о том, что дополнительные участки могут быть переданы только с 15 сентября и после рассмотрения этого вопроса в уездном исполкоме и губернском земельном управлении. Не дождавшись положительного ответа, в мае 1924 г. Седергрен напрямую обратился в губернское земуправление. В конце июня 1924 г. станции было отведено из запасов госфон-да еще 1196 га, расположенных на трех разных участках вблизи деревень Грачевка и Шаба-ловка на значительном, до 10 км, удалении друг от друга. «Вся площадь отведенных участков, за весьма малым исключением, представляет 6-7-летнюю залежь, поросшую смесью бурьянов и пырья. Для приведения ее в культурный вид требуются солидные затраты», — констатировали местные власти. К тому же рядом с участками не было водоемов.

Основной упор в работе станции делался на возделывание зерновых культур — ржи, пшеницы, овса, проса. Несмотря на засуху 1924 г. и иные трудности, уже в первый год работы урожай превысил урожаи ближайших крестьянских хозяйств (табл. 5).

Таблица 5 — Данные об урожайности станции Нансена и личных крестьянских хозяйств, находящихся в одном с ней районе, 1924 г.³⁶

Из табл. 5 видно, что даже в условиях засухи 1924 г., снизившей урожай, станция Нансена значительно опережала соседние крестьянские хозяйства по урожайности зерновых культур.

Работников станции набирали из местного населения — из тех, кто не имел собственного подсобного хозяйства. Только штатным семейным рабочим и служащим, живущим на территории станции, разрешалось иметь скот и птиц. Вероятно, это делалось для того, чтобы людей ничто не отвлекало от выполнения непосредственных обязанностей на станции. Для работы с тракторами из крестьян набрали 10 учеников [1]. Прием и увольнение работников станции шло с одобрения местной профсоюзной организации — рабочего комитета. Работа на станции шла в одну смену, с 7 часов утра до 4 часов вечера с часовым перерывом, накануне праздников рабочий день сокращался на два часа. Для подростков рабочий день был короче на час, а перерыв длиннее на два часа. Выходными считались 27 дней в году, включая общероссийские праздники, такие как Новый год, 12 марта — низвержение самодержавия, 18 марта — День Парижской коммуны, 1 мая — День Интернационала, 7 ноября — День Октябрьской революции, местные бытовые и церковные праздники.

Штат сотрудников станции делился на постоянных и сезонных (табл. 6). Ставка рабочего первого разряда при 8-часовом рабочем дне составляла 9 руб., при 9-часовом рабочем дне — дополнительно 25 %, при 10-часовом — дополнительно 50 % оплаты. Средний заработок чернорабочего при 10-часовом рабочем дне составлял 20 руб. 25 коп. Оплата труда производилась также продуктами — хлебом, пшеном, маслом, солью. За день неявки на работу без уважительной причины с работника удерживался дневной заработок в двойном размере. Эта сумма передавалась на культурно-просветительные нужды местному рабочему комитету. Управляющий получал зарплату из Женевы, из главного офиса Миссии Нансена [1].

Таблица 6 — Штат сотрудников станции Нансена в селе Росташи³⁷

Максимальное число рабочих пришлось на 1925 г. — к этому времени утряслись бюрократические проволочки, связанные с обустройством станции и доставкой техники, началась активная сельскохозяйственная деятельность; кроме того, была сделана попытка реализовать показательную миссию предприятия и привлечь к работе максимально возможное количество местного населения. Последующее уменьшение числа работников объясняется нарастающими долгами станции и отсутствием возможности платить заработную плату большому количеству людей.

Экономические проблемы стали проявляться у станции вскоре после начала ее работы. Уже в октябре 1923 г. Седергрен писал в Женеву, что станция находится в критическом материальном положении, которое ухудшится, если она не сможет получить дополнительный капитал или продать часть тракторов «Рено» и «Мункель» [7]. Во второй половине 1923-го — 1924 г. недостаток оборотных средств в хозяйстве принял хронический характер. Бюджет на 1924 г. был сведен с дефицитом более 3,5 тыс. руб. В январе 1924 г. станции дополнительно было выделено из средств Миссии 30 тыс. руб.³⁸. Расходы были обусловлены различными причинами, главной из которых являлась невыгодность использования иностранных тракторов с керосиново-нефтяными двигателями. Первые тракторы системы «Мункель», привезенные иностранцами в Росташи, начали пахать землю еще 5 сентября, до полной официальной передачи совхоза в концессию. Они работали очень плохо из-за низкого качества нефти. Седергрену пришлось «усовершенствовать» конструкцию тракторов, изменив подшипники, чтобы приспособить их к работе на некачественном топливе. Трактористы, приехавшие из Москвы, не оправдали надежд, поэтому Седергрену пришлось лично участвовать в переделке тракторов, в итоге все машины вышли в поле лишь 17 сентября. Первое время в Ар-кадаке невозможно было получить необходимую для тракторов нефть, ее приходилось возить на машине из Саратова и Балашова, что отнимало много времени и средств. Обработка земли ими обходилась дорого, в 10-12 руб./га, в связи с чем руководству станции приходилось обращаться за трудовой помощью к крестьянским артелям. В среднем на один месяц для всех машин, находящихся в хозяйстве, требовалось 64 ц бензина, 64 ц керосина и 8 ц машинного масла. Топлива не хватало, поэтому в качестве тягловой силы для тракторов использовали лошадей, которых закупали дополнительно [1]. Тракторы «Мункель» после переделки двигателей для работы на керосине, пусть и с дополнительными затратами, все же выходили в поле. А вот машины марки «Рено» на бензиновых двигателях были вовсе неэкономичны. Губерния испытывала сложности с бензином, поэтому долгое время они простаивали в гараже. Обслуживание тракторов также оказалось затратным: потребовалось дополнительное оборудование для слесарных и токарных мастерских, чтобы организовать ремонтную базу. Потому Седергрен хотел избавиться от техники как можно быстрее, продав военному комиссариату или переделав на керосиновые двигатели. Учитывая трудность покупки бензина, Наркомат земледелия поставил условие, чтобы тракторы системы «Рено» не продавались в личные крестьянские хозяйства, а в выборе покупателей руководство станции советовалось с Саратовским губернским земельным управлением. Ввиду низкой покупательной способности населения Саратовской губернии местные власти предложили продавать иностранные тракторы в «общефедеративном масштабе». К декабрю 1924 г. было продано только три трактора: два системы «Мункель» (один в артель волостному исполнительному комитету, другой — Родниковскому сельскохозяйственному машинному тракторному хозяйству) и один системы «Рено», как и хотел Седергрен, военному ведомству³⁹.

К тому же вскоре после поступления в Роста-ши техники концессионеров обворовали: ночью из гаража украли два магнето (магнитоэлектрическая машина, преобразующая механическую энергию в электрическую, может использоваться в качестве двигателя), не помог даже ночной сторож [1].

Субъективными причинами, увеличивавшими затраты хозяйства, было нарушение советскими властями условий договора с Нансеном. Железная дорога отказывала в 50-процентной скидке на провоз имущества станции. Из-за этого тракторы три месяца прождали отправки в Ревеле. При отправке тракторов оттуда 13 августа 1923 г. Седергрен еще не знал, где именно будет станция, поэтому было решено отправить технику сначала в Москву, а оттуда, после получения информации, к месту открытия станции. Доставка тракторов из Ревеля в Аркадак обошлась в 450 фунтов, при этом железнодорожные власти Москвы отказали в скидке, мотивируя тем, что техника была сначала доставлена в Москву, а не напрямую в Аркадак. За один выходной день, пока тракторы находились в Москве, железнодорожный тариф на перевозку вырос на 25 %. Седергрен посетил Управление железной дороги и просил установить для провоза техники Миссии минимальный тариф, но просьбу его не удовлетворили. Для решения этого вопроса потребовалось созвать тарифную комиссию, которая принимала решение в течение двух недель. С большим трудом начальнику станции удалось получить скидку, на которую он имел право [I]. Из-за проволочек на железной дороге тракторы доставили в Росташи с опозданием, когда уже было поздно начинать вспашку озимых полей, поэтому станции дали 100 га уже вспаханной земли. Однако семена, выдаваемые Наркоматом земледелия, были уже распределены, поэтому Седергрену пришлось закупать их за свой счет.

В конце августа 1924 г. управляющего заставили страховать имущество станции. При этом местный страховой агент повысил первоначальную страховую оценку, сделанную передаточной комиссией губернского земельного управления, на 42 %. В ответ на возмущение Седергрена в Наркомате земледелия заключили: «Вопрос о том, имеет ли право агент госстраха не считаться с прежними оценками имущества, разрешается в утвердительном смысле», ссылаясь на то, что Госстрах принимает имущество на страхование по «своей специальной оценке». За начальником станции оставили право обжалования указанной суммы.

Земельные угодья были предоставлены концессии безвозмездно, однако саратовские чиновники пытались взимать за них арендную плату. В ноябре 1924 г. начальник станции получил окладной лист единого сельскохозяйственного налога на 1924-1925 гг. на сумму 929 руб. Седергрен же считал, что, поскольку станция стремится к развитию местного сельского хозяйства, а не к «собственным узкоматериальным интересам», она не должна подвергаться налогообложению, и просил губернское земельное управление освободить станцию от его уплаты, но положительного ответа не получил.

Удаленность некоторых полей от станции осложняла их обработку. Тормозили работу бюрократические проволочки и бумажная волокита, начавшиеся уже в первый год создания станции. Седергрен вел постоянную переписку с местным и центральным земельным управлением, улаживая различные вопросы, ездил в Саратов и Балашов, отрываясь от непосредственной работы на станции. Он жаловался в Наркомат земледелия, что местные власти не сильно ему помогают, зато на станцию слишком часто приезжают проверяющие, которые «не считаясь со временем» без пользы отрывают от дела работников, и просил Саратовский губернский исполком ограничить проверки тремя-четырьмя в год [1].

Седергрен стремился расширить деятельность станции, но в Главном концессионном комитете (Главконцесском) отнеслись к этой затее без энтузиазма. Там считали, что станции Нансена не сыграют большой роли в привлечении иностранного капитала в страну, поскольку у них особый, некоммерческий характер — поэтому и не стоит торопиться с расширением их работы. «На организацию этих хозяйств нужно смотреть как на опыт, и расширение этих хозяйств до окончательного установления положительной результативности данного опыта преждевременно, — писал в Комиссию заграничной помощи голодающим в январе 1924 г. председатель Главконцесскома М. И. Лацис. Чиновники Саратовской губернии, постоянно подчеркивая показательное значение станции, не способствовали сближению местных крестьян с иностранцами. Так, совместная с населением обработка близлежащих к станции земель была признана непосильной для концессионеров. Из Саратова докладывали в Москву, что станция не служит показательной, близлежащие села ведут свое хозяйство вне ее влияния.

Фактическая помощь станции со стороны Наркомата земледелия заключалась лишь в том, что тот оказывал концессии содействие в закупке яровых семян на льготных условиях. Выступая на Балашовском агрономическом съезде, Седергрен указывал, что пропаганда использования тракторов в сельском хозяйстве ведется советскими органами очень слабо [80], при этом он отмечал, что к нему постоянно обращались крестьяне, желающие приобрести сельхозтехнику. В марте 1924 г. управляющий обратился в Глав-концесском с просьбой разрешить концессии дополнительно ввезти из Швеции 300 сепараторов и 5000 вил для последующей продажи местным крестьянам на льготных условиях. Там эту идею поддержали, но попросили при закупке ориентироваться на сепараторы определенной марки, наиболее пригодной для работы в российских условиях. Этот эпизод показывает, что советские власти при всех разногласиях все же шли иностранцам навстречу, подсказывая им, какая техника будет лучше реализовываться.

О своем взгляде на проблемы станции Седергрен высказался на весь мир во французской печати в ноябре 1924 г. Он рассказал о плохих климатических условиях, слабой организованности рабочих, норовивших по любому поводу устроить «митинг» и прервать работу, дороговизне кормов, низкой производительности заморенных крестьянских лошадей и навязывании советской властью нормированных цен на хлеб⁴⁰. Кроме того, он считал, что в соседних совхозах профсоюзные органы по согласованию с властями ведут более мягкую политику, чем на станции. Интервью Седергрена было названо в газете «лучшей иллюстрацией» того, чего «может достигнуть работа иностранного капитала в России». Оно прозвучало как предостережение остальным иностранным бизнесменам, что иметь дело с большевиками невыгодно и крайне обременительно. В то время как новая экономическая политика открыла иностранному капиталу дорогу в советскую экономику, Седергрен рассказывал о зависти местного населения к технике Нансеновской концессии, которую коммунисты используют, чтобы вызывать раздражение крестьян против иностранцев, и не скрывал пессимистического взгляда на будущее этого предприятия.

Узнав об этом интервью, в Наркомате земледелия поручили Балашовскому земельному управлению проверить «правильность заметки» путем очередного обследования станции.

Губернское руководство перекладывало ответственность на начальника станции. Причинами убыточности хозяйства, по мнению саратовских чиновников, была засуха 1924 г., отсутствие организационно-производственного плана, незнание Седергреном естественно-исторических и экономических условий района, неверно выбранный в начале работы «зерновой уклон» станции, недостаток оборотных средств, живой и пригодной механической тягловой силы. Они отмечали, что хозяйство ведется без плана, а люди, управляющие им, не представляют себе всех сложностей работы. «Станция далеко не служит показательной, а ближайшие села ведут свою работу вне влияния иностранных методов. Деятельность станции совершенно изолирована как от местного населения, так и от существующих поблизости сельскохозяйственных учреждений», — констатировали в губернском земельном управлении. Учитывая неопытность и «неосведомленность» Седергрена в сельском хозяйстве, там предлагали заменить его лицом более компетентным в сельском хозяйстве и увеличить материальные вложения⁴¹. Трудности сближения с местным крестьянством объяснялись их недовольством тем, что станции отдан в пользование ближайший лес.

В каждой из изложенных точек зрения была доля истины. Действительно, климатические и экономические условия отведенного станции района были сложными, но и Седергрен был не специалистом в сельском хозяйстве, а, говоря современным языком, управленцем и менеджером с техническим образованием.

В 1924 г. Седергрен обратился к Саратовскому губернскому исполкому с ходатайством об отпуске на один месяц 2 тыс. руб. для выплаты жалования рабочим и служащим станции⁴². Но это не спасло хозяйство. Из-за нехватки средств трактористы, пахавшие землю на одном из участков, были вынуждены жить в плохих условиях, ночевали под открытым небом и в землянках. С августа 1924 по март 1925 г. рабочим станции не выплачивалась зарплата, что привело к забастовке. Станция опять простайвала. Чтобы оплатить труд работников, пришлось продать строительный материал — сосновый лес, отпущенный государством для ремонта хозяйственных помещений и изгороди, но это не покрыло всех долгов. Для получения средств на ликвидацию долгов Седергрен даже ездил за границу на 3,5 месяца, однако руководство Миссии в Женеве рекомендовало изыскивать средства на месте. После этого начальник станции побывал в Москве в Наркомате земледелия и в представительстве Миссии, где описал сложившуюся ситуацию, но и там не получил финансовой поддержки.

Большую часть доходов станции обеспечивала мельница, на которой стоимость перемола была вдвое ниже, чем на государственных, поэтому крестьяне охотно пользовались ее услугами. Мельница приводилась в движение с помощью трактора. В первый год работы она была продуктивна, и начальник станции рассчитывал, что мельничное производство станет одним из главных направлений получения дохода. Однако вскоре стало понятно, что станция не может обеспечить мельницу необходимой рабочей нагрузкой — иными словами, там просто нечего было молоть. В 1924-1925 гг. доходы упали из-за неурожая и появления в окрестных селах и деревнях множества кустарных мельниц. Мельница требовала серьезных вложений: покупки запасных частей, обслуживания и приобретения более мощного двигателя, поскольку имевшийся не удовлетворял ее потребностей. Суточная производительность мельницы составляла 112 ц муки, но из-за недостатка зерна у населения окрестных деревень и у самой станции она работала не в полную мощность. В 1924 г. ее годовая производительность составила 2560 ц муки, а к 1925 г. — всего лишь 800 ц. Доход от мельницы не был постоянным и не мог решить проблему заработной платы.

Пока Седергрен находился заграницей и в Москве, работники станции организовали комитет, которому было поручено «вести стачечный вопрос». Комитет обвинил администрацию в том, что она компрометирует имя Нансена⁴³. В отсутствие Седергрена его заместителю Степанову пришлось уволить нескольких рабочих, один из которых был редактором стенгазеты, выпускавшей статьи о неправильности поведения администрации. Работники станции заподозрили управляющего в том, что он хочет уехать на родину в Швецию: в ноябре 1924 г. жена Седергрена с ребенком отправилась в Москву для того, чтобы сообщить мужу о нарастающем кризисе станции. По мнению работников станции, она не собиралась возвращаться обратно. Вместе с ней в Швецию засобирался служащий станции, техник Андерсон. Однако Седергрен вернулся, хотя к началу 1925 г. он уже разочаровался в работе станции и стал высказываться о ее ликвидации. К августу 1925 г. задолженность станции разным организациям составляла более 40 тыс. руб., а долг по зарплате рабочим только за август равнялся почти 2,5 тыс. руб. Пытаясь сгладить ситуацию, начальник станции организовал выдачу населению и работникам хозяйства одежды и обуви, привезенных из Америки. Но местные власти назвали их «бесценным тряпьем» и «рваной обувью». Воспользовавшись забастовкой, они продолжали нападки на Седергрена.

Для наблюдения за выполнением концессионных договоров с иностранцами в 1925 г. при Наркомате земледелия были созданы постоянные правительственные инспекции. В состав инспекции, проверяющей Росташевское хозяйство, входили заведующий губернским земельным управлением, представители губернского финансового отдела и губернского отдела Всероссийского профсоюза работников земли и леса. Ревизии могли проводиться до трех раз в год. В апреле и октябре инспекция отчитывалась в Наркомат земледелия и Наркомат финансов, а независимо от этого могла информировать Наркомат земледелия в любое время по наиболее срочным вопросам. Сразу после забастовки Росташи посетила очередная такая комиссия. Она отметила неудовлетворительные нормы продовольствия, плохую охрану труда и, как следствие, безвыходность положения рабочих. Грубого и нетактичного обращения со стороны администрации комиссия не выявила, но отметила, что при общении с Седергреном у рабочих замечается подавленность. Было сделано замечание, что концессионеры не стремятся вкладывать средства в ремонт помещений станции: «С каждым месяцем станция все глубже и глубже втягивается в задолженность, но выхода из этого положения не видно. Восстановление хозяйства в отношении ремонта жилых помещений и вообще хозяйственного восстановления станции абсолютно не замечается. Мне удалось выявить, что он данным вопросом не заинтересован ввиду краткосрочного заключения договора. Потребность рабочих уполномоченный Седергрен удовлетворяет подачками путем взятия в кредит продуктов от кооперации...»⁴⁴ — заключал один из инспекторов.

Комиссия отметила, что за 1924-1926 гг. хозяйство не только не дало прибыли, но и понесло убытки в размере около 55 тыс. руб. Урожай пшеницы в 1925 г. упал до 8,9 ц/га против среднего урожая хозяйства Раевского в 1887-1898 г. в 9,6 ц/га. Виной всему, по их мнению, были несвоевременный посев и нерациональная уборка урожая, осложненная засухой 1924 г. Главные замечания проверяющих касались отсутствия в хозяйстве какого-либо организационного плана и финансовых отчетов, что усложняло ревизии и ослабляло контроль над концессией. Бухгалтерия начальника станции вызывала массу нареканий на протяжении всего существования концессии.

Все последующие инспекции выявляли такие же нарушения, при этом особенный акцент делался на личности Седергрена. Совершенно очевидно, что он не нравился саратовским чиновникам и между ними и начальником станции возник личностный конфликт. Седергрена обвиняли в грубости и вызывающем поведении во время забастовки, в узкоматериальных интересах и в том, что, находясь в Москве в представительстве Миссии Нансена, он преднамеренно искажал сведения о конфликте с целью прекратить поставки из-за границы. Ему вменяли некомпетентность в деле сельского хозяйства, раздувание штата рабочих, нерациональную трату выделенных Нансеном финансов. К административным и экономическим проблемам добавилась идеология: «Из прошлого его известно, что он был народником, но теперь себя заявляет аполитичным», — констатировали губернские чиновники. Во многом негативное отношение к Седергрену, конечно, объясняется его личными качествами и поведением — жалобами в Москву, высказываниями в иностранной прессе. Иными словами, партнеры не смогли найти общий язык.

В январе 1926 г. в Росташи с инспекцией от губернского земельного управления прибыл бухгалтер: «Ехал я будто к людям, у которых нам, русским, надо учиться, перенимать их методы, подражать им. Правда, нет правил без исключения. Факт в том, что данная станция является действительно показательной, хотя бы в том смысле, что она дает нам яркий пример, как вести хозяйство не следует»⁴⁵. Он сравнивал Седергрена с Плюшкиным, потому что «только теперь» тот «разорился», выписав из-за границы дорогого бухгалтера. Большинство же документов находилось в хаотичном состоянии, часть хранилась в личном кабинете начальника станции, в запертом шкафу, что затрудняло доступ к ним проверяющих. Часть просто лежала за шкафом в неподшитом и скомканном виде. Заполнены многие документы были неразборчиво и бессистемно. Сам же Седергрен, по мнению бухгалтера, «лицо может быть и ученое, но ученое в другом направлении». А громадный штат, нанятый управляющим для обслуживания техники, «пожирал и пожрал все»⁴⁶.

Несколько раз станцию обследовали на предмет условий труда и санитарного состояния, после чего полученные сведения направлялись «особым докладом» в Наркомат труда. Было установлено, что помещения требуют ремонта, но, как заключила комиссия, «если принять во внимание жилищный кризис», они пригодны для жилья. Состояние мастерских также было признано неудовлетворительным. Рабочим была не полностью выдана спецодежда, отсутствовали правила внутреннего распорядка, не было человека, ответственного за технику безопасности. Также были отмечены протекающая крыша, грязные стены, неисправность печи, отваливающаяся обшивка здания. Первую медицинскую помощь оказывал рабочим сам начальник станции.

Саратовский губисполком в очередной раз предложил Наркомату земледелия назначить, руководителем станции более опытного человека и ввести в управление станцией представителя местной власти. Но «увольнение» Седергрена без решения Нансена было вне компетенции советских властей, а вот агронома Степанова отстранили от должности.

Интересно, что акты обследования условий труда советских хозяйств, находившихся по соседству со станцией Нансена, отмечают такие же нарушения: задолженности, непригодность помещений, нарушение норм охраны труда, отсутствие расчетных ведомостей и финансовых документов, отсутствие спецодежды. Долги концессии были далеко не единичным случаем. Так, в одном из соседних совхозов заработная плата рабочим в 1925 г. не выплачивалась три месяца, но проверяющие сочли, что на положении хозяйства отразились прошлые неурожаи, с чем приходится считаться⁴⁷. Рядом со станцией Нансена находилась Балашовская сельскохозяйственная опытная станция. В то время как Росташи одолевали проверки, Балашовская станция только получала письменные инструкции. Обследование станции в 1925 г. выявило почти те же недостатки, что и в концессии Нансена: конфликты администрации с рабочими, плохо налаженные связи с крестьянством, необеспеченность постройками, скотом, орудиями производства, транспортом, оборудованием лабораторий, неудовлетворительное ведение финансовой отчетности. При этом ее директор не получил замечаний: проверка закончилась тем, что Наркомату земледелия рекомендовали увеличить финансирование и усилить контроль над станцией⁴⁸.

Критикуя Седергрена за беспорядочное ведение бумаг, проверяющие сами не отличались аккуратностью в своих отчетах, которые были признаны в Наркомате земледелия крайне небрежными. Данные, предоставленные правительственной комиссией, не совпадали с данными передаточной описи хозяйства, сделанной в 1923 г. Губернские инспекторы объясняли это тем, что в хозяйстве не было первичной бухгалтерской документации за значительный период работы, а без нее они не смогли сделать лучший отчет.

Обвинения Геста Седергрена в неумелом руководстве шли параллельно с восхвалением Нансена, чьи благородные начинания по оказанию помощи советскому крестьянству были скомпрометированы администрацией станции. Сам же ученый за трехлетнее существование концессии побывал в Саратове один раз, 16 июля 1925 г., проездом в Москву. Он посетил анатомический музей университета, оставив в книге посещения автограф на английском языке, но из-за нехватки времени не поехал в Росташи [60, 1 июня 1930 г.; 62, 17 июля 1925 г.]. В это время он был занят другим проектом — помощью армянским беженцам [76].

Итоги и уроки работы Росташевской показательной станции

При всех недочетах в работе и испытываемых трудностях станция все же развивалась. Объем первоначальных вложений и ввезенной техники позволил, хотя и с препятствиями, ежегодно обрабатывать поля и собирать урожай, привлекая к этому процессу местное население, что также можно назвать агротехнической пропагандой. Местных жителей — работников станции — было немного, но они знакомилось с работой тракторов и другой сельскохозяйственной техники. Динамика посевных площадей концессии, занятых различными культурами, приведена в табл. 7.

За три года, с 1924 по 1926 г., наблюдалось хоть и не большое, но все же увеличение объема посевных площадей практически по всем культурам, за исключением ржи, гороха и кукурузы. В 1924 и 1926 гг. на станции, несмотря на трудности, удавалось освоить — засеять или вспахать под пар — практически все пахотные земли, переданные в концессию (790 га).

Помимо нехватки тракторов и трудностей с их использованием, у станции было слишком мало времени: за столь короткий срок хозяйство просто не могло дать высоких показателей, фактически первые два года ее существования ушли на развертывание работы и адаптацию к местным условиям. Станция развивалась, но на получение прибыли требовалось гораздо больше времени, чем было отведено.

Таблица 7 — Посевные площади Росташевской показательной станции Нансена, га⁴⁹

К 1926 г. основным направлением работы станции окончательно стало полеводство. Свиноводство оставалось в зачаточном состоянии, а молочное животноводство не имело товарного значения. В 1926 г. в хозяйстве имелось 12 коров, которые за 1921-1926 гг. в среднем дали по 218 ведер молока в год каждая, 15 свиней улучшенной местной породы, хряк и свинья белой английской породы, 8 жеребят и 7 телят «хорошего экстерьера». Показательное значение станции к этому моменту определялось только продажей местным крестьянам по льготным ценам семян и зерна.

Бланк станции в селе Росташи с подписью Г. Седергрена. Фото из архива автора

Мемориальная доска Ф. Нансену в городе Маркс Саратовской области. Фото: Ф. А. Романенко

Памятник Ф. Нансену в городе Маркс Саратовской области. Фото: Ф. А. Романенко

Между тем финансовое положение станции продолжало ухудшаться, Россельбанку станция должна была 25 тыс. руб. Летом 1926 г. начальнику станции пришлось продать два автомобиля, легковой и грузовой, которые, как и часть тракторов, оказались непригодными для российских условий и пользы станции не приносили. Тракторы «Мункель», ввезенные иностранцами, из-за высокой стоимости их обслуживания — 10,5 руб. на десятину площади и отсутствия нефти для заправки в 1926 г. проработали в поле только 170 часов, вспахав 35 га и разбороновав 25 га земли. К тому моменту на станции имелось 13 лошадей и 15 быков, но их тягловой силы не хватало для обработки полей. Пришлось подключать крестьянский скот и дополнительную людскую рабочую силу и взять в наем частный крестьянский трактор «Фордзон», вполовину удешевляющий обработку. Главконцесском в августе 1925 г. предложил Седергрену в течение трех месяцев разработать и предоставить советским властям организационно-производственный план, обеспечить предприятие оборотным капиталом за счет дополнительного кредита от Миссии Нансена и организовать машинное производство, счетоводство и бухгалтерию в соответствии с требованиями инспекторов, а также сообщить Нансену о том, в каком состоянии находится станция.

Но даже при условии критики управляющего комиссия, проверявшая станцию в мае — июне 1926 г., признала, что урожай станции Нансена превышал урожаи местных крестьянских хозяйств. Она даже ходатайствовала перед Наркоматом земледелия о краткосрочном кредитовании хозяйства до реализации урожая. Местные власти отмечали, что необходимо сохранить станцию, поскольку при умелом руководстве и сотрудничестве с учреждениями губернии она принесет большую пользу в восстановлении крестьянских хозяйств, и просили центр оказать концессии материальную поддержку.

Из Наркомата земледелия Седергрену пришло уведомление: «Из присланного отчета правительственной инспекции Наркомзем усматривает, что в работе Вашей станции в настоящее время по сравнению с 1924 г. наступило некоторое улучшение»⁵⁰.

Но станция требовала все больших материальных вложений, а новых кредитов от Нансена не поступало. В сентябре 1926 г. из Главконцесскома Нансену было отправлено письмо о состоянии обеих станций. Тон письма был учтивым и заметно отличался от того, как чиновники общались с Седергреном: «Неизменно придерживаясь принципа благожелательности ко всем начинаниям Ваших уполномоченных, направленных на развитие и упрочнения этих культурных очагов сельскохозяйственного знания и опыта, по прошествии трех лет со дня подписания концессионного договора, представляется возможным подвести итоги их деятельности и сделать выводы, — говорилось в нем. — Общим и значительным тормозом в планомерном развертывании работ обеих станций является недостаток основного капитала и отсутствие оборотных средств, вынуждающие Ваших уполномоченных прибегать к помощи советских кредитных учреждений»⁵¹.

Из письма следовало, что задолженность украинской станции на 1 июля 1926 г. составила 200 тыс. руб., саратовской станции — около 39 тыс. руб., то есть положение Росташевской концессии по сравнению с Михайловской было гораздо лучше. Но при этом основную часть этих денег, около 31 тыс. руб., станция в Саратовской губернии была должна иностранным организациям, в частности, тракторным компаниям. Долги эти могли остаться за концессией и после окончания срока действия договора вместе с инвентарем перейти к советскому правительству, чего оно не хотело. К тому же одним из кредиторов станции был сам Седергрен, которому тоже требовалось вернуть долг в размере 547 руб.

Советские власти отдельно отметили неудовлетворительное положение саратовской станции. Украинское хозяйство упоминалось только в двух строках, а все остальное письмо было посвящено недостаткам в работе станции в Росташах и причинам этого. «При весьма благоприятных почвенных условиях (глубокий чернозем) и незначительности в условиях механизированной обработки, результаты хозяйствования оказались весьма плачевными: в основной отрасли — полеводстве в 1924 году погибло 31 десятина люцерны и других культур, в 1925 — 300 десятин ржи, 44 десятины прошлогоднего пара были засеяны не рожью, а овсом, погибло 30 десятин кукурузы». Далее шло упоминание о дороговизне содержания тракторов и их непригодности для работы в местных условиях, наличии на станции излишнего мертвого инвентаря, который требует средств на обслуживание, необходимости ремонта помещений, отсутствии организационнохозяйственного плана, запущенности счетоводства, бессистемности ведения хозяйства. Все это, резюмировали в Главконцесскоме, затрудняло культурно-просветительную деятельность станции среди местного населения.

В заключение у Нансена открыто попросили финансовой помощи, указав, что, рассчитывая на нее, Россельбанк предоставил станции кредит в 25 тыс. руб. Также ученого просили прислать доверенное лицо, по возможности с аграрным образованием, для обследования на месте работы станций, в особенности деятельности Седергрена. Советские власти даже в письме Нансену не скрывали негативного отношения к управляющему. Заодно Главконцесском направил распоряжение в Саратов, в котором давал начальнику станции указания по устранению недочетов и советы по ведению хозяйства.

В январе 1927 г. Седергрен написал в Главконцесском, что ввиду огромных убытков он будет вынужден закрыть станцию. Делалось это с ведома и при поддержке Нансена, который пожелал прекратить работу обеих станций⁵², понимая, что они требуют значительных вложений. Узнав об этом, из Москвы дали распоряжение в Саратов — еще раз детально обследовать станцию и передать материалы о ней в Наркомат земледелия, до момента передачи ее в ведение советской власти установить за ней наблюдение и принять все меры для того, чтобы ее имущество не расхищалось, не расходовалось, не продавалось — власти были заинтересованы в том, чтобы к ним отошло как можно больше имущества иностранцев. Параллельно с этим руководство правительственной инспекции, следящей за станцией, должно было обговорить с губернским сельскохозяйственным трестом или другими государственными учреждениями возможность передачи им станции. Если они отказывались, хозяйство планировали передать акционерному обществу «Овцевод».

Нансен предложил Э. А. Фрику заняться вопросом ликвидации обеих станций. Однако советские власти отказали тому во въезде в страну, предложив Нансену доверить ликвидацию начальнику украинской станции Я. П. Ванечеку. Нансен согласился. Ванечек в феврале 1927 г. посетил Росташи и обследовал хозяйство.

Необходимость погашения долгов станции привела к тому, что перед ликвидацией ее имуществу грозила распродажа на аукционе. Чтобы получить станцию в свое ведение со всем имеющимся имуществом, Наркомат земледелия просил губернские власти принять меры по отсрочке уплаты станцией кредита в 10 тыс. руб., взятого у Нижневолжского отделения сельскохозяйственного банка, а долг Россельбанку покрыть получением активного сальдо от украинской станции. Долги станции распространялись даже на иностранцев: Юттерберг недополучил при ликвидации более 2 тыс. руб. заработной платы.

К этому времени фактически уже наметилась смена курса от нэпа к коллективизации, поэтому досрочное свертывание работы иностранных концессий было закономерным явлением. Советское правительство не стремилось сохранить их, заботясь, в первую очередь, о том, чтобы ему отошло как можно больше имущества. При этом оно опасалось, что ликвидация станций может вызвать за границей негативную реакцию и получить ложное освещение в иностранной прессе: «Ясно, что последняя будет искать причины и объяснять ликвидацию станции не тем, что у нее не было оборотных и других средств, а хозяйство велось из рук вон плохо, а тем, что здесь у нас была создана невыносимая обстановка для работы»⁵³, — писал представитель Наркомата земледелия в Саратов.

Седергрен не стал дожидаться окончательной передачи станции, сдал дела и уехал за границу. 3 марта 1927 г. его обязанности временно, до окончательной ликвидации, принял представитель губернского земельного управления Н. К. Чукалин. Он передал хозяйство, которое к тому моменту уже стало совхозом имени Нансена, представителю Саратовского губернского сельскохозяйственного треста А. П. Клевину.

17 апреля 1927 г. был составлен передаточный акт имущества станции, которое было оценено в 50 тыс. руб. Напомним, что на 1923 г. материальная ценность хозяйства составляла приблизительно 170 тыс. руб., из них более 45 тыс. — изначальное имущество станции, переданное концессионерам, остальное — средства Нансена и кредиты. Выходило, что за неполных четыре года иностранцы действительно прожили практически все средства, вложенные ими в хозяйство. Почему же это произошло?

Во-первых, схема, предложенная Нансеном, оказалась несостоятельной в реальных условиях Советской России: 80 % средств было вложено в покупку техники, которая должна была реализовываться на местном рынке и приносить прибыль. Местное население с интересом смотрело на нововведения иностранцев, толпилось вокруг «технических чудес» — тракторов и молотилок, казавшихся им чем-то необыкновенным. «После полугодовой работы я убедился, что работа станции вообще, и в частности, работа тракторов вызывает огромный интерес среди населения — тысячи крестьян со всей губернии приезжают к нам, чтобы посмотреть и ознакомиться с новым способом обработки земли. Многие из них хотят приобрести трактора в собственность и обращаются ко мне», — писал Седергрен в Москву наркому земледелия А. П. Смирнову⁵⁴. Но при всем интересе к иностранной концессии крестьяне еще не могли массово покупать тракторы, даже в кредит. Средняя стоимость нансеновских тракторов составляла 4,5 тыс. руб. — это было очень дорого для местного населения. Не оправдались надежды и на то, что местное население с удовольствием будет покупать английских свиней.

В Поволжье, как упоминалось ранее, последствия голода ощущались до 1925 г., и даже меры советского правительства не смогли сразу же выправить ситуацию. Выше говорилось, что большая часть времени существования показательной станции в селе Росташи приходилась на полуголодные годы, экономические и заготовительные кризисы, поэтому у местных крестьян не было средств на покупку иностранных тракторов. Нансен не смог просчитать это, а перспективы развития страны и успехи экономики, о которых рассказывали ему в январе 1923 г. руководители советского государства, на деле оказались еще очень хрупкими. Низкие продажи тракторов, прибыль от которых, по идее ученого, должна была идти на развитие станции, привели к нехватке оборотных средств. Советские власти указывали, что станция могла достигнуть своей показательной цели только при тщательном анализе и учете естественно-природных и экономических условий района — Саратовской губернии, чего не было сделано. Действительно, Нансен заранее не учел этих факторов, а те сведения, которые он получил в Москве в январе 1923 г., характеризовали состояние экономики в целом, но не конкретного региона. Они были слишком общими и, возможно, приукрашенными. Седергрену же пришлось знакомиться с реальными условиями местности уже по факту. В результате хозяйство не окупало себя, а погодные катаклизмы наносили дополнительный урон: в 1924 г. засуха загубила урожай яровых станции, в 1925 г. от вымочки погибла почти вся рожь, не взошла кукуруза. На украинской станции эти факторы тоже заранее не учитывались. В результате проблемы оказались схожими: тракторы «Фиат» простаивали из-за отсутствия топлива, а реализовывать их было так же трудно, как и в Саратовской губернии, наблюдался недород. Таким образом, первая причина убытков — несостоятельность плана Нансена, не учитывающего экономических и климатических особенностей региона.

Второй причиной убытков станции были сложности, вызванные действиями советской стороны. Проволочки с доставкой техники, отказ в обещанной скидке, попытка взимать с концессии налоги, несвоевременные проверки — все это затрудняло работу станции, отрывало управляющего от непосредственных занятий сельским хозяйством и приводило к увеличению расходов.

Третья причина — действительно некомпетентное руководство со стороны Седергрена. При нехватке оборотных средств Седергрен все же расширил территорию станции, хотя средств на их обработку и содержание не было. К тому же он решил перейти к десятипольной системе севооборота, которая была удобнее для станции, но при этом требовала времени. Для хорошего урожая на части полей требовалось оставить на четыре года траву, а уже затем засевать новыми культурами. К тому же управляющему станцией не удалось в полной мере наладить рабочие контакты с местным населением. Крестьяне воспринимали его как веселого барина, который пил вино, ходил на охоту, фотографировал местные пейзажи и раздавал деньги направо и налево [80]. Он сам признавал, что ему не всегда легко ладить с рабочими, в особенности с трактористами [1].

В-четвертых, сказался личностный конфликт между управляющим станцией и местными властями. Согласно источникам, они при каждом удобном случае жаловалась на него в Наркомат земледелия, предлагая освободить Седергрена от должности и обвиняя в некомпетентности. Тот жаловался на губернских чинов ников в Москву и иностранным журналистам. При этом на Украине у начальника станции и местных властей взаимных претензий не было — по крайне мере, документы не сохранили свидетельств об этом.

В-пятых, показательная и образовательная задача, поставленная перед станцией, не была реализована в полной мере: крестьяне окрестных деревень не видели в работе станции прямой и быстрой отдачи для своих подсобных хозяйств. Узнав, как пахать на тракторе, они все равно не могли его приобрести и продолжали обрабатывать свои наделы примитивными методами. А работники станции, как указывалось выше, вовсе не имели таковых. Это были наемные рабочие, трудившиеся за зарплату, и даже получив у иностранцев передовой аграрный опыт, они не могли применить его для себя, на личных участках. Поэтому они не усердствовали, работая на станции, — отсюда и «тяга к митингам и простоям».

В-шестых, причиной неудач станции были слишком сжатые сроки. Пяти лет, отведенных концессионерам, было слишком мало, чтобы наладить работу и начать получать прибыль. «Необходимо продлить концессию на тридцать лет вместо пяти, тогда я покажу культуру», — говорил Седергрен⁵⁵.

Погодные условия, на наш взгляд, не были решающей причиной убытков. Согласно описанию Б. X. Медведева сухие ветра и небольшое количество осадков влияли на ситуацию, однако еще во времена М. Н. Раевского четкая структура управления и современные технические приемы помогали справиться с этим. Отсутствие той самой четкой схемы руководства и анализа местных условий, отягощенное нарушением советской стороной условий договора и личностным конфликтом, — главные причины убытков станции.

Учитывая описанный ранее опыт хозяйства Ф. Круппа «Маныч» в Северо-Кавказском крае и сравнивая его с показателями станции Нансена в Росташи, можно утверждать, что сельскохозяйственные концессии в Советской России, вне зависимости от того, в каких районах они находились и какие цели преследовали, сталкивались с двумя типичными проблемами — погода и несоответствие иностранной техники условиям местности. И не только ученый Нансен, но и бизнесмены вроде Круппа не могли просчитать этого заранее, что в определенной степени снимает с Нансена ответственность за просчеты в организации хозяйств.

14 мая 1927 г. Саратовский губернский исполком одобрил подготовленный правительственной инспекцией проект ликвидации станции в селе Росташи: с этого момента она официально прекратила свое существование. Все ее хозяйство вместе с долгом почти в 48,5 тыс. руб. отошло Саратовскому губсельтресту. В протоколе заседания отмечалось, что средства, внесенные Нансеном, из-за нерационального ведения хозяйства прожиты, а станция не выполнила своего назначения как показательное сельхозпредприятие⁵⁶ (см. также [62, 27 мая 1927 г.]). Погасить эту задолженность самостоятельно местные власти не могли, и советское правительство выделило особые средства. В феврале того же года решением Главконцесскома станция в Саратовской губернии была передана Наркомату земледелия РСФСР. Окончательная передача саратовской станции произошла 1 августа 1927 г. Нансену в очередной раз была вынесена благодарность: «Считая все расчеты окончательно законченными, мы пользуемся случаем еще раз выразить Вам от имени Советского правительства горячую благодарность и признательность за Ваши труды по организации показательных сельскохозяйственных станций, которым по постановлению правительства присвоено Ваше имя», — говорилось в документе за подписью председателя Главконцесскома В. Н. Ксандрова, высланном норвежцу [1].

Но на этом история с долгами станции не закончилась. Оказалось, что станция должна фирме «Мункель» около 23 тыс. руб. за кредит по тракторам. Советское правительство не хотело погашать его, поэтому единственным способом оплатить долг была продажа имущества хозяйства и уплата кредита из этих средств. Но фактически это бы равнялось его полному разорению. Концессионный комитет ходатайствовал об уплате долга перед Советом народных комиссаров, отмечая, что неуплата иностранному кредитору может вызвать нежелательные осложнения при ликвидации станции, тогда как советские власти рассчитывали на «безболезненную» ликвидацию отношений с Нансеном. В конце концов в октябре 1927 г. советское правительство решило погасить долг, а заодно и долг Седергрену, выслав деньги в Женеву.

Соглашение о прекращении договора было отправлено Нансену на подпись через советское полномочное представительство в Норвегии 24 ноября 1927 г. Уплата долгов «Мункелю» растянулась до января 1928 г. — это было сделано через советское представительство в Швеции. Компания хотела получить еще и проценты по кредиту, указывая советскому торговому представителю в Швеции, что это «долг чести», но в выплате процентов советское правительство отказало.

Какова же была дальнейшая судьба станции и ее работа под управлением советских властей?

В 1928 г. на базе сельскохозяйственной станции в Росташи был создан крупный комбиниро ванный совхоз, специализирующийся главным образом на свиноводстве и частично на полеводстве, в совхозе были также мастерские⁵⁷. С 1948 по 1956 г. он носил имя Нансена. Режиссер-документалист Юрий Александрович Чибряков, побывавший в 1992 г. в Росташах, вспоминает рассказ местных жителей о том, какую роль сыграло «наследство Нансена» уже в период голода 1930-х годов. «Рассказывали, что породистые свиньи, которых привезли на его деньги, давали потомство, и когда был второй голод, свиней кормили, а люди умирали от голода. Люди становились на колени и вместе со свиньями ели “бурду”, которую давали им. Люди выживали благодаря свиньям Нансена»⁵⁸.

В отчетах о работе совхоза за 1935 г. указывается, что рабочим не выплачена заработная плата за три месяца, трудовая дисциплина у персонала отсутствует, имеются долги перед банком по непогашенным ссудам в размере 388,5 тыс. руб., сроки строительства мастерской и жилых домов для работников провалены, ремонт тракторов идет медленно, т. к. совхоз не был обеспечен запчастями. Сады, оставшиеся еще со времен Раевского, совершенно заброшены, в плане на следующий год даже не предусматривались расходы на обработку деревьев. Закраска мест обрезки деревьев в зиму не была сделана. Свиней поили холодной водой, поэтому многие животные заболели, свинарники не были подготовлены к зиме, в морозы стены внутри покрывались инеем, а температура опускалась до минус 4 — минус 5 °C. Кормили животных одними отрубями без нужного количества минеральной подкормки. Отмечалась грязь, теснота, сырость в свинарниках, отсутствие выгула животных и, как следствие, рахит.

Имущество, оставшееся от показательной станции Нансена, постепенно приходило в негодность. В описи за 1939 г. значился один двигатель системы «Мункель» и 11 тракторов, название которых не указано. Они, согласно документам, находились в изношенном состоянии и требовали ремонта⁵⁹.

В 1956 г., после выделения из состава Саратовской области отдельной Балашовской области, была создана Балашовская областная опытная станция, центром которой стали Росташи. В 1978 г. ее переименовали в Аркадакскую опытную станцию и под таким названием она существует до сих пор.

Впоследствии дочь Нансена напишет, что создание показательных хозяйств было экспериментом, который не дал прибыли не по вине руководства, а «из-за стечения различных неблагоприятных обстоятельств, которых никто не мог предвидеть» [73]. Очевидно, что станция в селе Росташи не выполнила полностью задач, возложенных на нее. На то были как объективные, так и субъективные причины. Идея Нансена была прекрасной, но не до конца продуманной. Российская глубинка еще не оправилась от страшного удара, нанесенного ей голодом, продать в таких условиях сельхозмашины и племенной скот оказалось трудно, Нансен не учел это заранее. Станция требовала постоянных материальных вложений, получить их из собственной прибыли не удалось, а спонсировать ее постоянно ученый не мог. Проволочки в работе станции показывают, что, несмотря на объявленную новую экономическую политику и разрешение иностранных концессий, сотрудничество с иностранцами, даже такими, как Нансен, имевший большие заслуги перед страной, шло с затруднениями. Советская сторона не выполняла условия договора в отношении не только станции в Саратовской губернии, но и хозяйства на Украине, куда техника также доставлялась с опозданием из-за проволочек на железной дороге.

Человек, возглавивший работу станции в селе Росташи, слабо разбирался в специфике советского земледелия и в том, что называют «русской душой». Для местных крестьян он был иностранным барином, а для чиновников — неудобным руководителем, идущим на конфликт. Несмотря на то что долги станции были меньшими, чем украинского хозяйства, местные чиновники постоянно указывали, что она своей показательной роли не выполнила. Тогда как власти Украины отмечали высокое показательное значение Михайловской станции. Это частично объясняется постоянной конфронтацией между Седергреном и представителями губернского земельного управления. Тем не менее нельзя говорить, что работа станции не принесла никаких результатов. Нансен видел будущее этого предприятия в том, чтобы оно в конечном итоге перешло в ведение советского правительства, что и случилось. Следует учесть, что вместе с концессией к правительству отошла передовая для того времени сельскохозяйственная техника, которая работала в Росташах как минимум еще 10 лет после ликвидации станции. В Росташевском хозяйстве трудилось местное население, а значит, некоторая, пусть даже и небольшая, часть людей была обеспечена работой. Деньги, вложенные Нансеном в это предприятие и потраченные на осуществление благородной идеи помощи людям, не пропали даром.

Заключение

Голод 1920-х годов был одним из величайших бедствий в истории нашей страны, память о котором еще долго жила в умах людей. До сих пор известен фразеологизм «голодающее Поволжье», который в наши дни нередко используют с юмористическим оттенком, желая обозначить человека, который много ест. Но масштабы трагедии не'позволяют нам говорить о тех событиях с иронией. Равно как и забывать о них. Европейские правительства отказались помогать. Но Нансен смог и без них наладить работу. Более 30 организаций работали под эгидой Миссии Нансена. Хотя сотрудники Миссии сталкивались со многими проблемами — от трудностей с доставкой грузов и высокой вероятности заразиться какой-нибудь болезнью до психологического напряжения, вызванного подозрительностью советских властей.

Нансен занимался чисто филантропической деятельностью, не преследуя политических целей, чем заслужил доверие советского правительства. Он не только поставлял продовольствие, одежду и обувь, но и оказывал научную помощь преподавателям вузов и студентам. Нансену также принадлежит поистине уникальная идея восстановления советского сельского хозяйства — в селе Росташи Саратовской губернии и на Украине появилось два показательных хозяйства. Так далеко в своей помощи голодающим не зашла ни одна благотворительная организация. Ученый понимал необходимость коренных изменений в советском сельском хозяйстве, однако его попытка внедрить европейские методы на огромных территориях страны посредством двух станций была утопичной.

Нансен видел в Советской России не источник агрессии, а равноправного партнера, которому нужно помочь в трудную минуту. Он делал то, что мог сделать, — в этом заключались его великая мудрость и благородство.

В некоторых городах нашей страны есть улицы и учреждения, названные в честь ученого. 18 сентября 2002 г. в Москве перед зданием Московского городского комитета Красного Креста в Большом Левшинском переулке был установлен памятник Нансену, созданный скульптором В. Е. Цигалем. Трехметровая бронзовая фигура норвежца и маленькой девочки, прижимающей к груди буханку хлеба. В 2010 г. на здании железнодорожного вокзала города Ртищево Саратовской области была открыта мемориальная доска в честь филантропа. Памятный знак норвежцу есть на железнодорожном вокзале Самары. А в 2016 г. памятник Нансену появился и на саратовской земле — в городе Марксе, бывшей столице Автономной республики немцев Поволжья, максимально пострадавшей от голода.

Аббревиатуры, использованные в тексте

ВКПГ — Всероссийская комиссия помощи голодающим

ВЦИК — Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет

ГАНИСО — Государственный архив новой и новейшей истории Саратовской области

ГА РФ — Государственный архив Российской Федерации

ГАСО — Государственный архив Саратовской области

ГИАНП — Государственный исторический архив немцев Поволжья

ГКК — Германский Красный Крест

МКПГ — Международный комитет помощи голодающим

МСПД — Международный союз помощи детям

нэп — новая экономическая политика

РГАЭ — Российский государственный архив экономики

СНК — Совет народных комиссаров

СОМК — Саратовский областной музей краеведения

Ф. НВСП — фонд Научно-вспомогательные предметы

Архивные и литературные источники

Документы и материалы архивов

Национальная библиотека Норвегии в Осло. Nasjonalbiblioteket (NB)

1. Collection Fridtjof Nansen. Ms. fol.1988: R2G, legg 1.1921. Legg 2, 3, 4, 5.1922. R2G, legg 6.1923-1926. Пер. с англ, и норв. T. Бондаренко.

Доклад профессора Соколова об условиях жизни саратовских профессоров. Саратов. 22 июня 1922 г.

Отчет Б. Робертсона о визите в Саратов и Самару 11-23 января 1922 г.

Отчет Г. Седергрена А. Фрику в Женеву. 15 октября 1923 г.

Отчет Г. Седергрена в Наркомат земледелия в Москву 7 июня 1923 г.

Отчет Д. Горвина о поездке 16-19 июня 1922 г. в Саратов.

Отчет Л. Вебстера из Саратова в московский офис МКПГ. 14 февраля 1922 г.

Отчет Л. Вебстера из Саратова о поступлении продуктов и состоянии Саратовской губернии, направленный в Москву Д. Горвину для дальнейшей пересылки Ф. Нансену. 23 марта 1922 г.

Отчет о визите в Саратов с 16 по 19 июня 1922 г. мистера Хэйча, отправленный в Москву Д. Горвину.

Отчет о количестве кормящегося населения от Л. Вебстера в Москву Д. Горвину. 28 февраля 1922 г.

Отчет о поступлении иностранных продуктов в Саратовскую губернию. Апрель 1922 г.

Отчет П. Лисакера о посещении столовых № 12, 60. 8 апреля 1922 г.

Отчет П. Лисакера о посещении столовой № 50. 8 апреля 1922 г. Отчет представителя датского отделения Красного Креста доктора Крэбса об эпидемической ситуации в Саратове и на Урале. 5 марта 1922 г.

Отчеты о поступлении продуктов в Саратовскую губернию. 22-24 декабря 1921 г.

Письмо Д. Горвина из Москвы в Женеву А. Фрику. 1921 г.

Письмо Д. Горвина из Москвы Л. Вебстеру в Саратов. 15 февраля 1922 г.

Письмо Д. Горвина из Москвы Л. Вебстеру в Саратов. 17 февраля 1922 г.

Письмо Д. Горвина из Москвы представителю МСПД в Саратове А. Ферни. 26 декабря 1921 г.

Письмо доктора Феррара генеральному секретарю Британского Красного Креста генералу Шампейну. 11 декабря 1921г.

Письмо из московской тракторной школы в сельскохозяйственный отдел Миссии Нансена. 14 июня 1923 г.

Письмо Л. Вебстера из Саратова в Москву Д. Горвину о поступлении продуктов. 4 февраля 1922 г.

Письмо Л. Вебстера из Саратова в московский офис МКПГ. 6 февраля 1922 г.

Письмо Л. Вебстера из Саратова генеральному секретарю Фонда помощи детям в Лондон. 20 октября 1921 г.

Письмо Л. Вебстера из Саратова генеральному секретарю Фонда помощи детям в Лондон. 20 октября 1921 г.

Письмо Л. Вебстера из Саратова Д. Горвину в Москву. 10 февраля 1922 г.

Письмо мистера Кристиана из Денмарка Ф. Нансену в Христианию. 4 июля 1922 г.

Письмо представителя Миссии доктора Нансена в России сотруднице нансеновского комитета мисс М. Вилсон. 12 октября 1922 г.

Письмо представителя МСПД Г. Кука из Саратова Д. Горвину в Москву. 22 июня 1922 г.

Письмо Ф. Нансена А. Эйдуку. 12 апреля 1922 г.

Протокол заседания комитета помощи саратовским научным работникам. 21 июня 1922 г.

Соглашение о ликвидации показательных хозяйств, отправленное Концессионным комитетом при Совете народных комиссаров СССР профессору Ф. Нансену в Осло.

Списки иностранных сотрудников МСПД, находящихся в России, направленные Л. Вебстером из Саратова в центральный офис МКПГ в Москву. 10 февраля 1922 г.

Списки профессоров и преподавателей высшей школы Саратова, получающих пайки от Миссии Нансена. 22 июня 1922 г.

Телеграмма Г. Кука из Саратова в Москву Д. Горвину. 15 июня 1922 г.

Телеграмма Д. Горвина из Москвы А. Фрику в центральный офис МКПГ в Женеву. 13 февраля 1922 г.

Телеграмма Д. Горвина из Москвы в Женеву А. Фрику и Ф. Нансену. 16 июня 1922 г.

Телеграмма, данная А. Эйдуком в Женеву для доктора Ф. Нансена. 1 февраля 1922 г.

Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ)

2. Ф. Р-1058. Полномочное представительство правительства РСФСР и Украинской СССР при всех заграничных организациях помощи России. On. 1. Д. 234, 315, 327, 338, 363, 372, 426, 525, 625.

3. Ф. Р-1064. Центральная комиссия помощи голодающим (ЦК Помгол) при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете. Оп. 6. Д. 22, 42, 88. Оп. 7. Д. 2, 38, 60.

4. Ф. Р-1065. Центральная комиссия по борьбе с последствиями голода (ЦК Последгол) при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете. On. 1. Д. 91, 97. Оп. 3. Д. 69, 107.

5. Ф. Р-1235. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК) Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Оп. 133. Д. 45. Оп. 140. Д. 104.

6. Ф. Р-3385. Комиссия заграничной помощи при Президиуме Центрального Исполнительного Комитета СССР. On. 1. Д. 18, 58.

7. Ф. Р-3341. Центральный комитет Российского общества Красного Креста (Центрокрест, ЦК РОКК). Оп. 4. Д. 40. Оп. 6. Д. 329.

8. Ф. Р-5802. Бурцев Владимир Львович, общественный и революционный деятель, писатель, литературовед, редактор, издатель журналов «Былое», «Народоволец», газет «Общее дело», «Будущее». On. 1. Д. 2103.

9. Ф. Р-5913. Астров Николай Иванович, член конституционнодемократической партии, член особого совещания при главнокомандующем вооруженными силами на юге России (1918-1920). Оп. 1.Д. 40.

Российский государственный архив экономики (РГАЭ)

10. Ф. 478. Народный комиссариат земледелия РСФСР (Наркомзем РСФСР). Оп. 2. Д. 865, 935, 1001, 1086, 1087, 1088, 1163, 1164, 1090. Оп. 5. Д. 2557, 2902, 2910, 2912.

Государственный архив Саратовской области (ГАСО)

11. Ф. 1. Саратовская губернская канцелярия. On. 1. Д. 6830.

12. Ф. Р-99. Отдел труда Саратовского губернского исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Оп. 2. Д. 49, 1055.

13. Ф. Р-313. Саратовское губернское земельное управление Саратовского губернского исполнительного комитета Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. Оп. 8. Д. 13, 32, 33, 36,42,44,52.

14. Ф. Р-341 Саратовский губернский финансовый отдел губернского исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. On. 1. Д. 227.

15. Ф. Р-453. Саратовская губернская комиссия по ликвидации последствий голода. On. 1. Д. 1, 2, 6.

16. Ф. Р-521. Саратовский губернский исполнительный комитет Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. On. 1. Д. 1223. Оп. 2. Д. 47а, 76. Оп. 3. Д. 114. Оп. 4. Д. 146.

17. Ф. Р-608. Саратовская уездная комиссия помощи голодающим при президиуме исполкома Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1921-1922. On. 1. Д. 1, 2, 8, 9, 13, 19.

18. Ф. Р-790. Управление полномочного представительства РСФСР и УССР при всех заграничных организациях помощи России по Нижнему Поволжью. On. 1. Д. 6,13,18,40, 42,49а, 79, 131, 158, 159, 161, 169, 175,176.

19. Ф. 1279. Коллекция краеведческих документов по истории Саратовской губернии, края, области. On. 1. Д. 33.

20. Фотофонд. Раздел «Международная помощь. Международные отношения».

Государственный архив новой и новейшей истории Саратовской области (ГАНИСО)

21. Ф. 27. Саратовский губернский комитет ВКП(б) (Губком ВКП(б)). On. 1. Д. 5. Оп. 2. Д. 13, 50.

22. Ф.1633. Политотдел совхоза имени Нансена. On. 1. Д. 5,11.

23. Ф. 2638. Фракция ВКП(б) Управления председательства при заграничных организациях помощи голодающим «АРА». On. 1. Д. 1, 2.

Государственный исторический архив немцев Поволжья в г. Энгельс (ГИАНП)

24. Ф. Р-38. Областная уездная комиссия помощи голодающим. On. 1. Д. 15,16. Оп. 2. Д. 11. Оп. 5. Д. 3,49, 56, 65, 69.

Саратовский областной музей краеведения (СОМК)

25. Ф. Научно-вспомогательные предметы. 1615, 1648, 1654, 24096, 28910, 28922, 35984, 36070, 36071, 36081, 36104, 7561/32, 7561/33. Ф.СМК 62492.

Интервью

26. Интервью В. С. Бирмана, записанное автором книги 25 сентября 2010 г. в Москве.

27. Интервью Ю. А. Чибрякова, записанное автором книги 15 апреля 2016 г. в Саратове.

Правовые, распорядительные и отчетные документы

28. Брихничев И. Обзор работ комиссий последгол на местах // Помгол. М.: Изд-во Ликвидкома ЦКПГ ВЦИК, 1923. С. 89-110.

29. Бухман К. Голод 1921 года и деятельность иностранных организаций // Вестник статистики. Орган Центрального статистического управл. М., 1923. № 4-6. С. 87-116.

30. Декрет Совета народных комиссаров о разрешении свободного обмена, продажи и покупки хлебных и хлебофуражных продуктов, картофеля и сена в ряде губерний РСФСР // Декреты Советской власти. Т. XIII. 1 февраля — 31 марта 1921 г. М.: Политиздат, 1989. 574 с.

31. Декрет Совета народных комиссаров о срочной выдаче справок и ответов всеми центральными учреждениями — Центральной Комиссии помощи голодающим // Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1921 г. № 64 от 8 ноября 1921 г. М.: Изд-во управл. делами СНК СССР, 1944. 1198 с.

32. Земельный кодекс РСФСР от 30 октября 1922 г. // Собрание узаконений РСФСР. № 68 от 15 ноября 1922 г. М.: Юридическое изд-во Наркомюста, 1923. 39 с.

33. Итоги борьбы с голодом. Сб. статей и отчетов. М.: Издание ЦК Помгол ВЦИК, 1922. 499 с.

34. Калинин М. И. Итоги голодной кампании // Итоги Последгол (с 15/Х-1922 г. по 1/XVIII-1923 г.). М.: Изд-во Ликвидкома ЦКПГ ВЦИК, 1923. С. 5-25.

35. Ландер К. Сводка данных о деятельности иностранных организаций помощи // Итоги Последгол... 1923. С. 51-69.

36. Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 44. 5-е изд. М.: Политиздат, 1970. 725 с.

37. Медведев Б. X. Описание Росташевского имения Балашовско-го уезда Саратовской губернии наследников М. Н. Раевского. Саратов, 1902. 102 с.

38. На помощь! // Спец, выпуск журнала «К свету и знанию». Павловский Посад: Изд-во ЦК Помгола, 1921. 15 с.

39. Народное хозяйство России за 1921-1922 гг.: статистико-экономический ежегодник. М.: Экономическая жизнь., 1923. 534 с.

40. Отчет Саратовского губернского экономического совещания за период с 1 октября 1921 г. по 1 апреля 1922 г. Саратов: Изд-во губерн. эконом, совещ., 1922.187 с.

41. Отчет Саратовского губернского экономического совещания за период с 1 апреля 1922 г. по 1 октября 1922 г. Саратов: Изд-во Саратовского губерн. эконом, совещ., 1922. 219 с.

42. Отчет Саратовского губернского экономического совещания за период с 1 октября 1922 г. по 1 апреля 1923 г. Саратов: Изд-во Саратовского губерн. эконом, совещ., 1923. 420 с.

43. Помощь: бюл. Всероссийского комитета помощи голодающим. 16 августа 1921 г. № 1. 4 с.

44. Постановление ВЦИК «О назначении товарного и закупочного фонда для целей товарообмена сельнаселения» // Декреты Советской власти. Т. XIV. Апрель 1921 г. М.: Археограф, центр, 1997. 431 с.

45. Постановление ВЦИК О снабжении продовольствием голодающих Саратовской губернии // Декреты Советской власти. Т. XV. Май 1921 г. М.: Эдиториал УРСС, 1999. 432 с.

46. Постановление ВЦИК «О планомерном выселении из голодающих губерний» //Собраниеузаконений... 1921 г.4октября 1921 г. № 59. М.: Изд-во управления делами СНК СССР, 1944.1198 с.

47. Постановление Совета народных комиссаров об установлении продовольственного натурального налога на 1921-1922 годы для зерновых продуктов в размере не свыше 240 млн пудов // Собрание узаконений... 1921 г. 11 апреля 1921 г. № 26. М.: Изд-во управления делами СНК СССР, 1944. 1198 с.

48. Постановление Президиума ВЦИК «О замене разверстки натуральным налогом» // Декреты Советской власти. Т. XIII. 1 февраля — 31 марта 1921 г. М.: Политиздат, 1989. 574 с.

49. Постановление Президиума ВЦИК об учреждении комиссии для обследования положения в Среднем и Нижнем Поволжье и в первую очередь в Самарской губернии // Декреты Советской власти. Т. XVI. Июнь 1921 г. М.: РОССПЭН, 2004. 592 с.

50. Постановление Совета народных комиссаров о порядке заготовки и закупки товаров заграницей и их распределения // Декреты Советской власти. Т. XIII. 1 февраля — 31 марта 1921 г. М.: Политиздат, 1989. 574 с.

51. Постановление Совета труда и обороны «О борьбе с засухой» //Собрание узаконений... 1921 г. 2 сентября 1921 г. № 49. М.: Изд-во управления делами СНК СССР, 1944. 1198 с.

52. Постановление Совета труда и обороны о внешнем товарообмене между Архангельском и Норвегией // Декреты Советской власти. Т. XVI. Июнь 1921 г. М.: РОССПЭН, 2004. 592 с.

53. Приложение к соглашению правительства РСФСР с Ф. Нансеном о помощи голодающему населению России // Исторический архив. 1962, № 3. С. 63.

54. Пять лет власти Советов. М.: Издание ВЦИК. Кремль, 1922.571 с.

55. Пять лет советской медицины: 1918-1923. М.: Изд-во Нар-комздрава РСФСР, 1923. 259 с.

56. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД: 1918-1939 гг.: документы и материалы в 4 т. Т. 1. 1918-1922 / Сост. Борисова Л., Данилов В., Перемышленникова Н. / под ред. А. Береловича, В. Данилова. М.: РОССПЭН, 1998. 864 с.

57. Соглашение ЦК помощи голодающим при ВЦИК с Ф. Нансеном о посылке продовольственных пакетов в пределы РСФСР // Исторический архив. 1962, № 3. С. 67-68.

58. Телеграмма Ф. Нансена из Женевы «Аркосу» в Лондон о предложениях для России в Швеции и Финляндии / / Исторический архив. 1962, № 3. С. 69.

Периодические издания

59. Известия ВЦИК. 1921-1923.

60. Поволжская правда. 1930.

61. Правда. 1921-1923.

62. Саратовские известия. 1921-1923, 1925, 1927.

63. Советская деревня. 1921-1922.

64. Черная година (Саратов). 1922.

Мемуары

65. Нансен Ф. В стране льда и ночи / Пер. норв. А. М. Филиппова. Т. 1, 2, Приложение к Вестнику иностр, лит-ры. СПб.: Тип. братьев Пантелеевых, 1897. 320, 344 с.

66. Нансен Ф. На лыжах через Гренландию / Сост. А. Анненская. СПб.: Ред. ж-ла для детей «Всходы», 1897.198 с.

67. Нансен Ф. В страну будущего. Великий Северный путь из Европы в Сибирь через Карское море / Авторизов. пер. норв. А. и П. Ганзен. Пг.: Изд. К. И. Ксидо, 1915. 454 с.

68. Нансен Ф. Россия и мир / Пер. с фр. С. Вронского; с предисл. Н. Мещерякова. М.-Пг.: Госиздат, 1923.147 с.

69. Нансен Ф. Собр. соч. в 5 т. Т. 1: На лыжах через Гренландию. эскимосов / пер. М. Н. Дьяконовой; под ред. В. Ю. Визе. Л.: Изд-во Главсевморпути, 1937. 424 с.

70. Нансен Ф. Собр. соч. в 5 т. Т. 5: Среди тюленей и белых медведей. На вольном воздухе. Л.: Изд-во Главсевморпути, 1939. 664 с.

71. Нансен Ф. «Фрам» в полярном море / Пер. с норв. 3. И. Лопухиной; под ред. В. Ю. Визе. Т. 1, 2. М.: Географгиз, 1956. 368, 352 с.

72. Нансен Ф. Через Сибирь / Пер. с норв. Н. Вудур. М.: Игра слов, 2012. 304 с.

73. Нансен-Хейер Лив. Книга об отце. / Пер. с норв. О. Д. Комаровой, И. П. Стребловой, М. П. Ганзен. Л.: Гидрометеоиздат, 1973. 456 с.

74. Ситников В. И. Пережитое: дневник саратовского обывателя. 1918-1931 гг. / Публ. Ю. Песикова. Саратов: Слово, 1999. 96 с.

75. Babine A. A Russian Civil war diary: Alexis Babine in Saratov, 1917—1922 / Donald J. Raleigh, ed. — Durham: Duke University Press, 1988. 240 p.

76. Nansen F. Armenia and the Near East. Oslo: Jacob Dybwads Forlag, 1927. 247 p.

77. Noel-Baker P. Nansen’s Place in History. Nansen Memorial Lecture. Oslo, Universitetsforlaget, 1962.26 p.

80. Бакина Л. Тракторы от доктора Нансена // Балашовская правда. 21 декабря 1990 г., № 203.

81. Баринов Н. П., Герасимов Б. П. О деятельности Ф. Нансена по оказанию помощи голодающим в России // Исторический архив. 1962, №3. С. 57-62.

82. Белов Ю. Наш друг Фритьоф Нансен // Саратов, 20 сентября 1994 г., № 167.

83. Белокопытов В. И. Лихолетье (из истории борьбы с голодом в Поволжье 1921-1922). Казань: Татарское кн. изд-во, 1976. 168 с.

84. Бочарова 3. С. Нансеновский паспорт: история создания и практика применения // Сб. м-лов Междунар, конф. «Нансен. Человеки миф». М.: Посольство Норвегии, 2011. С. 74-116.

85. Бочарова 3. С. Ф. Нансен: между двумя Россиями [Электронный ресурс] / URL: http://norge.ru/nansen_to_rusland (дата обращения: 20.03.2014).

86. Бочарова 3. С. Беженцы с нансеновскими паспортами [Электронный ресурс] / URL: // http://www.norge.ru/nansen_pas (дата обращения: 10.12.2014).

87. Будур Н. Нансен. Человек и миф. М.: Игра слов, 2011.408 с.

88. Валеев В. Из истории саратовских церквей. Саратов: При-волж. кн. изд-во, 1990. 208 с.

89. Васильев А. А. Решение продовольственного вопроса на этапах подъема и свертывания нэпа. Саратов: Изд-во СГСЭУ, 2009.228 с.

90. Винс О. В. Помощь иностранных организаций голодающим Автономной области немцев Поволжья в 1921-1922 гг. // Культура русских немцев в Поволжском регионе. Вып. I: история, теория, культура. Саратов, 1993. С. 69-82.

91. Выходцев С. Помощь иностранцев голодающим детям Поволжья // Приложение к журн. «Народное просвещение». 1922, № 102. 14 с.

92. Генкина Э. Б. Переход Советского государства к новой экономической политике (1921-1922). М.: Политиздат, 1954. 503 с.

93. Герман А. А. Гуманитарная помощь Запада немцам Поволжья в борьбе с голодом 1921-1923 гг. // Благотворительность и милосердие. Саратов, 1997. С. 98-108.

94. Герман А. А. Немецкая автономия на Волге, 1918-1941. Ч. 1. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1994. 192 с.

95. Гуменюк А. А. Социально-экономические процессы в Саратовской губернии в период перехода к нэпу (1921-1923) // Саратовское Поволжье в панораме веков: история, традиции, проблемы: м-лы IX межрегион, науч, краеведческих чтений. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2000. С. 49-57.

96. Гусакова 3. Е. Путешественник и ученый // Саратовские новости. 29 января 1986 г., № 37.

97. Гусаров И. Миссия Нансена, или Урок утопического капитализма // Наша земля (Днепропетровская область). 2001, № 154.

98. Данилов В. П. Какой была международная помощь // Аргументы и факты. 1998, № 19.

99. Даниельсон Э. Фритьоф Нансен — друг Советской России // Вопросы истории. 1965, № 9. С. 208-213.

100. Ерина Е. М. Голод в Покровске и уезде в 1921-1922 годах // Саратовское Поволжье в панораме веков: история, традиции, проблемы. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 2000. С. 411-421.

101. Жиромская В. Б. После революционных бурь. Население России в первой половине 20-х годов. М.: Наука, 1996.154 с.

102. Завадская Э. Нансен и Россия // Знание — сила. 1993, № 11. С. 132-137.

103. Загребаева В. Степан Востротин: «Я приветствовал Нансена и других наших спутников» [Электронный ресурс] / URL: http://norge.ru/vostrotin (дата обращения: 18.03.2014).

104. Ингулов С. Заметки о голоде // Красная Новь. 1922, № 2. С. 321-331.

105. Комаров А. А. К вопросу о советской политике по отношению к Норвегии и о механизме формирования внешнеполитических представлений: вторая половина 1940-х гг. // Грани сотрудничества: Россия и Северная Европа: сб. науч, статей. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2012. С. 230-245.

106. Комаров А. А. Политика СССР по отношению к Норвегии в 1944-1964 гг. // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2014. Т. 5. Вып. 2 (25). URL: http://history. jes.su/s207987840000706-5-l (дата обращения: 10.12.2015).

107. Карр Э. X. История Советской России: в 14 т. Кн. 1. Т. 2.: Большевистская революция 1917-1923 гг. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990.763 с.

108. Карр Э. X. Русская революция от Ленина до Сталина, 1917-1929. Пер. с англ. М.: Интер-Версо, 1990. 206 с.

109. Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 годов в деревнях Поволжья [Электронный ресурс] // Вопросы истории. 1991, № 6. С. 176-181. URL: http://scepsis.net/library/id_459.html (дата обращения: 18.06.2013).

110. Кондрашин В. В. Крестьянское движение в Поволжье в 1918— 1922 гг. М.: Янус-К, 2001. 544 с.

111. Кондрашин В. В. Голод 1932-1933 годов. Трагедия российской деревни. М.: РОССПЭН, 2008. 520 с.

112. Кондрашин В. В. Крестьянство России в Гражданской войне: к вопросу об истоках сталинизма. М.: РОССПЭН, 2009. 575 с.

113. Кублицкий Г. Ф. Нансен. Его жизнь и необыкновенные приключения. М.: Детская литература, 1967. 287 с.

114. Куванов А. Друг России: К 125-летию со дня рождения Ф. Нансена // Коммунист. 9 октября 1986 г., № 232.

115. Кузнецов И. Три дня ради жизни // Саратовские вести. 13 сентября 2006 г., № 136.

116. Кулешов С. Лукуллов пир // Родина. 1991, № 9/10. С. 71-76.

117. Кунин В. Концессионная политика в Советской России (1923-1929 гг.) // Вестник Моск, ун-та. Сер. 6. Экономика. 1993, № 5. С. 24-30.

118. Куренышев А. А. Переход к нэпу и деятельность крестьянских комитетов общественной взаимопомощи в Поволжье // История России: диалог российских и американских историков: м-лы росс.-амер. науч. конф. (Саратов, 18-22 мая 1992 г). Саратов, 1992. С. 98-108.

119. Лазарева И. Н. Голод в Поволжье. Помощь иностранных и отечественных благотворительных организаций голодающему Поволжью в 1921-1922 гг. [Электронный ресурс] // Самарская Лука. 2011, № 18. URL: http://samluka.ru/1811/golod. html (дата обращения: 18.06.2013).

120. Латыпов Р. А. Помощь АРА Советской России в период «великого голода» 1921-1923 гг. // Нужда и порядок: история социальной работы в России, XX век. Саратов, 2005. С. 250-279.

121. Латыпов Р., Патеноде Б. Большое шоу в большевистской России. Американская администрация помощи (АРА) в борьбе с голодом в России 1921 г. // Вопросы истории. 2003, № 11. С. 168-170.

122. Лукашова О. М. Советская страна в период перехода на мирную работу по восстановлению народного хозяйства. Образование СССР (1921-25 гг.). М.: Знание, 1952.56 с.

123. Макаренко А. А. Мировой пролетариат — Стране Советов. Киев: Изд-во АН УССР, 1963. 283 с.

124. Макаров В., Христофоров В. Гангстеры и филантропы // Родина. 2006, № 8. С. 79-85.

125. Максимов Е. К. Имя твоей улицы. Саратов: Приволжское кн. изд-во, 2008. 192 с.

126. Мальков А. А. Беженское движение в связи с голодом в Саратовской губернии // Саратовский вестник здравоохранения. 1922, № 10. С. 30-38.

127. Мальков А. А. Голод в Саратовской губернии в 1921-22 году // Саратовский вестник здравоохранения. 1922, № 11. С. 33-49.

128. Малова Н. А. Эвакуация детей из Немецкой Автономии на Волге в голод 1921-1922 годов // Саратовское Поволжье в панораме веков: история, традиции, проблемы... 2000. С. 44-49.

129. алова Н. А. Миграционные процессы Немецкой Автономии на Волге в 1920-1930-е годы //Саратовское Поволжье в панораме веков: история, традиции, проблемы... 2000. С. 36-43.

130. Мельник С. Пальчики в супе // Столица. 1991, № 44. С. 54-56.

131. Мейер М. Другой Интернационал. 1921-1991: 70-летие начала великого голода // Век XX и мир. 1991, № 2. С. 34-38.

132. Мизель П. К., Федорова Н. Голодомор в Поволжье // Родина. 1998, Nel. С. 78-80.

133. Милофзоров А.Ф. Рыночный оборот в крестьянских хозяйствах Саратовской губернии. Саратов: Изд-во Саратовского губстатбюро, 1925. 59 с.

134. Мичев Д. Межрабпом — организация пролетарской солидарности 1921-1935. М.: Мысль, 1975. 303 с.

135. Мстиславский С. Голод // Большая советская энциклопедия. Т. 17. М.: Госуд. словарно-энциклопедич. изд-во, 1930. С. 463.

136. Назаров В. В. Голод в Поволжье 1921-1922 гг. Взгляд П. А. Сорокина // История в нас, мы в истории: м-лы Всерос. науч.-практ. конф. «Пугачевские чтения», посвященной 90-летию В. В. Пугачева. Саратов, 23-24 октября 2013 г. Саратов: Саратовский социально-эконом. ин-т (фил.) РЭУ им. Г. В. Плеханова, 2014. С. 165-166.

137. Очерки истории Саратовского Поволжья (1917-1941) / под ред. Ю. Г. Голуба. Т. 3. Ч. 1. Саратов: Изд-во Саратовского унта, 2006.496 с.

138. Павлюченков С. А. Кризис 1923 года / Россия нэповская. Гл. V: сб. под общ. ред. А. Н. Яковлева / Серия : Россия XX век. Исследования. М.: Новый хронограф. 2002. С. 153-165.

139. Памяти Фритьофа Нансена // Современные записки. 1930, № 43. 563 с.

140. Пасецкий В. М. Великий ученый и гуманист — 100 лет со дня рождения Ф. Нансена // Природа. 1961, № 12. С. 91.

141. Пасецкий. В., Пасецкая-Креминская Е. Эпистолярный диалог Макарова и Нансена // Наука и жизнь. 1986, № 11. С. 104-111.

142. Пашинян Р. Фритьоф Нансен: гражданин мира и защитник армян [сайт Вся Норвегия на русском]: URL: http://norge.ru/ nansen_armenia (дата обращения: 13.08.2014).

143. Перфилов М. Наш норвежский друг // Сельская новь (Аркадак). 15 июля 1975 г., № 84.

144. Песков В. Норвежские камушки // Российская газета. 31 июля 2008, № 162. С. 12-13.

145. Поддубный М. Экспедиция в трагедию // Родина. 1998, № 1. С. 78-80.

146. Поляков В. А. Голод в Поволжье, 1919-1925 гг.: происхождение, особенности, последствия. Волгоград: Волгоградское науч, изд-во, 2007. 735 с.

147. Поляков В. А. Комиссия М. И. Калинина: из истории государственной помощи голодающим (1921 г.) [Электронный ресурс] // Новый исторический вестник. 2007. № 2. С. ПЭ-133. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/komissiya-m-i-kalinina-iz-istorii-gosudarstvennoy-pomoschi-golodayuschim-1921-g (дата обращения: 18.06.2013).

148. Поляков В. А. Голод в Поволжье: первый опыт государственной помощи в 1921 г. [Электронный ресурс] // Вестник Волгоградского гос. ун-та. Сер. 4. 2007. Вып. 12. С. 18-31. URL: http: / / cyberleninka.ru / article/n/golod-v-povolzhie-pervyy-opyt-gosudarstvennoy-pomoschi-v-1921-godu (дата обращения: 18.06.2013).

149. Поляков В. А. Российская общественность и иностранная помощь голодающим в 1921 г. // Вопросы истории. 2009, № 12. С. 3-23.

150. Поляков В. А. «Великая посевная кампания». 1921 г. — пролог голода в Поволжье // Власть. 2009, № 9. С. 141-143.

151. Поляков Ю. А. 1921-й: победа над голодом. М.: Политиздат, 1975. 112 с.

152. Поляков Ю. А., Дмитриенко В. П. Переход к новой экономической политике. М.: Политиздат, 1972.47 с.

153. Поляков Ю. А., Дмитриенко В. П., Щербань Н. В. Новая экономическая политика: разработка и осуществление М.: Политиздат, 1982. 240 с.

154. Помогалова О. И. Помощь Ф. Нансена голодающему населению Саратовской губернии в 1921-1923 гг. // Клио. 2012, № 6. С. 80-83.

155. Помогалова О. И. Медицинская помощь иностранныхблаготворительных организаций в период голода в Поволжье в 1921-1922 годах (на примере Саратовской губернии и Области немцев Поволжья) // Известия Саратовского ун-та. Новая серия. Серия: История. Международные отношения. Т. 13. Вып. 3. Саратов, 2013. С. 87-91.

156. Попов Е. Благородный викинг, покоривший сердце России // Парламентская газета. 28 июня 2002 г., № 119.

157. Поссе В. А. Нэп и голод / Подготовка текста Н. А. Поссе, В. Ю. Черняева // Русское прошлое. Кн. 4. СПб., 1993. С. 288-329.

158. Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР. Т. 1. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1952. 397 с.

159. Россия и Норвегия. Вопросы отечественного источниковедения и историографии (XIX-XXI вв.) [сборник] / отв. ред. А. А. Комаров. М.: Либроком, 2012. 248 с.

160. Рубинштейн Н. Л. Советская Россия и капиталистические государства в годы перехода от войны к миру (1921-1922). М.: Госполитиздат, 1948.462 с.

161. Рубинштейн Н. Л. Внешняя политика Советского государства в 1921-1925 гг. М.: Госполитиздат, 1953.475 с.

162. Рубинштейн Н. Л. Борьба Советской России с голодом 1921 — 1923 гг. // Исторические записки. 1947. Вып. 22. С. 3-41.

163. Слезин А. А., Баланцев А. В. Комсомол первой половины 1920-х годов в борьбе с религиозным влиянием среди западных колонистов // Белые пятна российской и мировой истории. 2011, №1. С. 8-29.

164. Слезин А. А., Баланцев А. В. Советское государство в борьбе с религиозным влиянием среди западных колонистов: роль комсомола (на материалах автономии немцев Поволжья, 1921-1925 гг.) // Политика и общество. 2009, № 10. С. 53-57.

165. «Старая» Россия и «новая» Норвегия: российско-норвежские отношения (1905-1917): сб. документов / В. А. Карелин, Й. П. Нильсен // Отв. ред. А. А. Комаров. М.: Ленанд, 2014. 400 с.

166. Таланов А. В. Нансен. Л.: Молодая гвардия, 1960. 304 с.

167. Телицын В. Л. Российская кооперация на селе // Россия нэповская. Гл. III: сб. под общ. ред. А. Н. Яковлева / Серия: Россия XX век. Исследования. М.: Новый хронограф. 2002. С. 109-116.

168. Тополянский В. Год 1921-й: покарание голодом // Континент. 2006, №130. С. 253-306.

169. Усманов Н. В. Паломничество смерти // Родина. 2009, № 11. С. 72-74.

170. Федотова А. Ю., Федорова Н. А. Помощь голодающему населению ТАССР советскими и иностранными организациями в 1921-1923 гг. Казань: ИИЦ УДП Респ. Татарстан, 2013. 246 с.

171. Хегге П. Э. Фритьоф Нансен — одна только воля. М.: Текст, 2006. 254 с.

172. Хенкин Е. М. Очерки истории борьбы советского государства с голодом. Красноярск: Изд-во Красноярск, ун-та, 1988.171 с.

173. Хильгер Г., Мейер А. Россия и Германия. Союзники или враги / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. М.: Центрполиграф, 2008. 415 с.

174. Химаныч О. «Желтый вопрос» Нансена [сайт Вся Норвегия на русском]: URL: http://norge.ru/oleghymanych (дата обращения: 11.09.2014).

175. Центкевич А., Центкевич Ч. Кем же ты станешь, Фритьоф? Повесть о Нансене. Л: Гидрометеоиздат, 1967. 280 с.

176. Чванов М. А. И я буду настойчив [сайт Вся Норвегия на русском]: URL: http://norge.ru/chvanov (дата обращения: 18.03.2014).

177. Чибряков Ю. Улица Нансена // Саратов, 27 мая 1992 г.

178. Чуканов И. А. Политика большевиков Среднего Поволжья в голодные 1918-1921 годы // Вопросы истории. 2001, № 3. С. 128-134.

179. Шеклтон Э. Фритьоф Нансен — исследователь / пер. с англ. О. В. Воробьевой. М.: Прогресс, 1986.205 с.

180. Ширмахер О. Ф. Нансен в г. Марксе // Коммунист, 9 декабря 1966 г., №283.

181. Ширмахер О. Ф. 75 лет назад Нансен приезжал кормить голодающих Поволжья // Саратов, 6 ноября 1996 г., № 213.

182. Шумилов А. Их имена на карте рядом // Знание — сила. 1993, № 11. С. 138-145.

183. Ярославский Е. Почему у нас в России голод и как с ним бороться? (Простая беседа с крестьянином). Самара: Госиздат. Самарское отд., 1921.12 с.

184. Hiebert Р. С., Miller О. О. Feeding the Hungry. Russia Famine 1919-1925. Scottdale, 1929.

185. Huntford R. Nansen: The Explorer as Hero. London: Barnes Noble Books, 1997. 610 p.

186. Raleigh D. Experiencing Civil War: Politics, Society, and Revolutionary Culture on the Volga. Saratov, 1918-1922. Princeton: Princeton University Press, 2002.464 p.

187. Reynolds E. E. Nansen. UK: Orchard Press, 2011. 280 p.

188. Scott J. M. Fridtjof Nansen. Sheridan, Oregon: Heron Books, 1971.

189. Schou A. Fra Wergeland til Nansen: Internasjonalismens ide i Norge, with an English summary / Nansen Memorial Lecture. Oslo: Universitetsforlaget, 1964. 27 p.

190. Shackleton E. Nansen: The Explorer. London, 1959. 209 p.

191. Sorensen 0. Fridtjof Nansen — Mannen og myten. Oslo: Universitetsforlaget, 1993.157 p.

192. Vogt С. E. Nansens kamp, mot hungersnoden i Russland 1921-23. Oslo: Aschehoug. 2007. 346 p.

193. Vogt С. E Fridtjof Nansen — mannen og verden. Oslo: Cappelen Damm, 2011. 564 p.

194. Vogt P. Fridtjof Nansen: Explorer, scientist, humanitarian. Oslo: Dreyers Forlag, 1961.

195. Thyvold H. O. Fridtjof Nansen. Oslo, 2011. 128 p.

Авторефераты и диссертации

196. Васильев А. А. Продовольственный вопрос в аграрной политике Советского государства: опыт решения в период нэпа (на материалах областей Поволжья): дис.... д-ра ист. наук. Саратов, 2009. 537 с.

197. Гуменюк А. А. Переход к нэпу в Саратовской губернии: дис.... канд. ист. наук. Саратов, 2002. 306 с.

198. Кнурова В. А. Деятельность российских и иностранных организаций по ликвидации голода 1921-1923 гг.: на материалах Нижнего Поволжья: дис.... канд. ист. наук. Астрахань, 2007. 219 с.

199. Космачева Т. С. Государственные и общественные организации России и зарубежья в борьбе с голодом 1921—1922 гг. на Южном Урале: дис.... канд. ист. наук. Оренбург, 2009. 200 с.

200. Кристкалн А. М. Голод 1921 г. в Поволжье: опыт современного изучения проблемы: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1997. 31 с.

201. Поляков В. А. Голод в Поволжье, 1919-1925 гг.: происхождение, особенности, последствия: автореф. дис.... д-ра ист. наук. Саратов, 2010. 42 с.

202. Помогалова О. И. Помощь иностранных благотворительных организаций голодающим Саратовского Поволжья (1921 — 1923 гг.): дис.... канд. ист. наук. Саратов, 2013. 271 с.

203. Федотова А. Ю. Помощь голодающему населению ТАССР советскими и иностранными организациями в 1921-1923 гг.: автореф. дис.... канд. ист. наук. Казань, 2011. 23 с.

Видеоматериалы

204. Нансен и Россия. Документальный фильм. Реж. Юрий Чибряков. Волжская студия кинохроники. 1992.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Список благотворительных организаций и дарителей, сотрудничавших с МКПГ, и регионы их работы

Ассоциация швейцарских интересов в России — регион работы не указан

Баптистская религиозная организация — Украина

Высший комитет земств и деревень России — регион работы не указан

Германский Красный Крест — Казанская губерния, Москва, Петроград, Саратовская губерния (Автономная область немцев Поволжья)

Голландский Красный Крест — Самарская губерния

Датский Красный Крест — Симбирск, Украина

Еврейская миссия «Мальдмей» — регион работы не указан

Еврейский союз колонизации и фонд помощи жертвам войны — регион работы не указан

Европейская помощь студентам — Астрахань, Казань, Крым, Одесса, Пенза, Ростов-на-Дону, Самара, Саратов, Томск, Харьков

Итальянский Красный Крест — Царицынская губерния

Итальянский комитет помощи детям — регион работы не указан Католическая миссия Папы Римского — Саратовская губерния, Москва, Оренбургская губерния

Комитет Нансена в Амстердаме (Амстердамский интернационал профсоюзов) — регион работы не указан

Международное бюро труда — регион работы не указан

Международный союз помощи детям (работал в составе МКПГ до 1 ноября 1922 г.) — Автономная область немцев Поволжья, Саратовская губерния

Международный кооперативный альянс — регион работы не указан

Миссия Нансена — Автономная область немцев Поволжья, Саратовская губерния, Украина

Нансеновская помощь работникам интеллектуального труда — регионы работы совпадают с регионами работы Европейской помощи студентам

Норвежский Красный Крест — регион работы не указан

Общество квакеров — Самарская губерния

Русско-швейцарское общество благотворительности — регион работы не указан

Сербский Красный Крест — Украина

Сербско-Кроатско-Словенский комитет — регион работы не указан

Универсальная еврейская конференция помощи (Всемирная еврейская конференция помощи, Верелиф) — Украина Французский комитет помощи детям — регион работы не указан

Французский Красный Крест — Вятская, Екатеринбургская, Пермская, Челябинская губернии

Чехословацкий Красный Крест — Самарская, Челябинская губернии, Украина

Чехословацкое правительство — регион работы не указан

Шведский Красный Крест — Самарская губерния, Украина

Швейцарский Красный Крест — Астраханская, Царицынская губернии

Швейцарский комитет помощи детям — Астраханская губерния, Калмыцкая автономная область, Царицынская губерния

Эстонский Красный Крест — Самарская губерния

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Представители Международного союза помощи детям в уездах и районах Саратовской губернии и Автономной области немцев Поволжья

Крид Гари — Камышинский уезд

Лисакер Петр — Хвалынский уезд

Лунн Джон — Автономная область немцев Поволжья

Овен Александр — Аткарский, Петровский уезды

Пакок Сесиль — Алесандрово-Гайский район

Ривей Дэниель — Кузнецкий уезд

Робертс Дуглас — Хвалынский уезд

Уэйль Роберт — Балашовский, Вольский, уезды

Ходжсон Том — Балашовский, Еланский уезды

Ховард Альфред — Красно-Кутский район

Примечания

¹В книге будут использованы термины «МКПГ» и «Миссия Нансена», поскольку оба они фигурируют в официальных документах. После сентября 1922 г. МКПГ был распущен, и дальнейшая помощь голодающим, которая длилась до лета 1923 г., осуществлялась под названием «Работа помощи России профессора Нансена» [Государственный архив Российской Федерации (далее — ГА РФ), Оп. 1. Д. 338. Л. 143]. Одновременно сохранялось и название «Миссия Нансена». — Здесь и далее прим, автора.

(обратно) ¹Саратовский областной музей краеведения (далее — СОМК). Ф. НВСП 1654,7561/33.

(обратно) ²Из расчета 1 пуд = 16 кг; далее в тексте пуды переведены в килограммы, центнеры и тонны, за исключением прямой речи и цитирования законодательных актов.

(обратно) ³Государственный архив новой и новейшей истории Саратовской области (далее — ГАНИСО). Ф. 27. Оп. 1. Д. 5. Л. 38-39.

(обратно) ⁴Государственный архив Саратовской области (далее — ГАСО). Ф. Р-608. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-9; Д. 2. Л. 25; Д. 9. Л. 16; Д. 13. Л. 5 об., 17, 75.

(обратно) ⁵Комитеты бедноты (Комбеды) — органы советской власти, созданные в сельской местности в 1918 г. В период «военного коммунизма» с целью «розыска» излишков продовольствия. Были непопулярны среди крестьянства и в начале 1919 г. были ликвидированы.

(обратно) ⁶ГАНИСО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 13. Л. 19.

(обратно) ⁷ГАСО. Ф. 1279. Оп. 1. Д. 33. Л. 1; Ф. Р-608. Оп. 1. Д. 8. Л. 49.

(обратно) ⁸ГАНИСО. Ф. 27. Оп. 2. Д. 50. Л. 8.

(обратно) ⁹Чакан — согласно словарю В. И. Даля, сочное болотное растение, использующееся для поплавков неводов, прокладок ладов обручной посуды, изготовления циновок и тюфяков.

(обратно) ¹⁰СОМК. Ф. НВСП 7561/32, 36104.

(обратно) ¹¹ГАСО. Ф. Р-608. Оп. 1. Д. 1. Л. 20.

(обратно) ¹²ГАСО. Ф. Р-608. Оп. 1. Д. 13. Л. 17 об., 40, 46, 58 об.-59, 63, 90.

(обратно) ¹³ГАСО. Ф. Р-608. Оп. 1. Д. 13. Л. 1, 63; Д. 19. Л. 6,17.

(обратно) ¹⁴Американская администрация помощи (American Relief Administration) — американская благотворительная организация, созданная в 1919 г. и оказавшая гуманитарную помощь голодающим Советской России.

(обратно) ¹⁵По другим данным, на конференции присутствовали делегаты от 22 стран [123]. Также есть данные о 80 делегатах от правительств и частных организаций (см. [53]; ГАСО. Ф. Р-608. Оп. 1. Д. 2. Л. 29-31 об.).

(обратно) ¹⁶Государственный архив Российской Федерации (далее — ГА РФ). Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 2. Л. 287; Д. 44. Л. 132.

(обратно) ¹⁷ГА РФ. Д. 38. Л. 27.

(обратно) ¹⁸ГА РФ. Ф. Р-3385. Оп. 1. Д. 58. Л. 64, 151, 153, 156, 163; Ф. Р-1058. On 1. Д. 372. Л. 228.

(обратно) ¹⁹ГАСО. Ф. Р-453. On 1. Д. 1. Л. 22; ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп 7. Д. 38. Л. 23-24. По данным Помгола, размер пайка МСПД составлял 547 калорий (см.: ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп 7. Д. 38. Л. 31). В документах личного архива Нансена указывается, что обед МСПД содержал 730 калорий (см. [1]).

(обратно) ²⁰ГА РФ. Ф. Р-5913. Оп. 1. Д. 40. Л. 17, 18.

(обратно) ²¹Джон Горвин с 1906 г. работал в британском министерстве сельского хозяйства и рыболовства, во время Первой мировой войны принимал участие в работе Продовольственного совета союзников, позже возглавил Комитет по чрезвычайным кредитам, созданный великими державами для восстановления Европы после Первой мировой войны.

(обратно) ²²ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 6. Д. 42. Л. 1-4;

Государственный исторический архив немцев Поволжья (далее — ГИАНП). Ф. Р-38. Оп. 5. Д. З.Л. 1-4.

(обратно) ²³ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 6. Д. 22. Л. 70-70 об.

(обратно) ²⁴ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 338. Л. 143.

(обратно) ²⁵ГА РФ. Оп. 7. Д. 2. Л. 162, 195.

(обратно) ²⁶ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 169. Л. 48; Д. 158. Л. 1.

(обратно) ²⁷ГА РФ. Ф. Р-5802. Оп. 1. Д. 2103. Л. 1-2, 5 об., 8.

(обратно) ²⁸Таблица подготовлена автором на основе обработки данных, полученных из следующих источников: ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 38. Л. 24, 28, 30, 39; [29].

(обратно) ²⁹ГА РФ. Ф. Р-1058. On 1. Д. 327. Л. 13; Д. 426. Л. 61; Д. 525. Л. 2.

(обратно) ³⁰В документах Нансена он также упоминается под фамилией Фаррер.

(обратно) ³¹Имеется в виду колония Ней-Кано, ныне с. Андреевка Марксовского района Саратовской обл.

(обратно) ³²Под таким названием в документах Нансена упоминается Международный союз помощи детям.

(обратно) ³³ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 6. Д. 88. Л. 11; Ф. Р-1065. Оп. 1. Д. 91. Л. 1-47; Д. 97. Л. 1-55.

(обратно) ³⁴ГА РФ. Р-3385. Оп. 1. Д. 18. Л. 4, 45, 47;

Ф. Р-1065. Оп. 3. Д. 69. Л. 15.

(обратно) ³⁵В документах Нансена он также назывался Международный союз спасения детей.

(обратно) ³⁶ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 159. Л. 43а.

(обратно) ³⁷ГАНИСО. Ф. 2638. Оп. 1. Д. 1. Л. 2.

(обратно) ³⁸ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 49а. Л. 156;

Д. 158. Л. 1;

Д. 176. Л. 69, 89.

(обратно) ³⁹ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 159. Л. 6. 11-11 об.

(обратно) ⁴⁰ГАНИСО. Ф. 2638. Оп. 1. Д. 2. Л. 1-2;

ГИАНП. Ф. Р-38. Оп. 5. Д. 3. Л. 8; ГАСО. Ф. Р-341. Оп. 1. Д. 227. Л. 30 об.-31.

(обратно) ⁴¹ГАСО. Ф. Р-790. Д. 175. Л. 34, 38.

(обратно) ⁴²ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 6. Л. 19 об.;

ГИАНП. Ф. Р-38. Оп. 5. Д. 49. Л. 189, Д. 65. Л. 2, 5; Оп. 1. Д. 16. Л. 34, 43, 56.

(обратно) ⁴³ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 6. Л. 7 об., 16 об.-17,19 об.

(обратно) ⁴⁴ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 161. Л. 371; Д. 176. Л. 132.

(обратно) ⁴⁵ГАСО. Ф. Р-453. Оп. 1. Д. 1. Л. 9 об., 30; Д. 2. Л. 3 об.

(обратно) ⁴⁶СОМК. Ф. НВСП 1615.

(обратно) ⁴⁷ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 234. Л. 83-84.

(обратно) ⁴⁸ГА РФ. Ф. Р-3341. Оп. 4. Д. 40. Л. 21-22.

(обратно) ⁴⁹ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 2. Л. 288.

(обратно) ⁵⁰ГИАНП. Ф. Р-38. Оп. 5. Д. 56. Л. 35-38, 43-45.

(обратно) ⁵¹ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 6. Л. 20; Д. 18. Л. 22-22 об.

(обратно) ⁵²Таблица подготовлена автором на основе обработки данных, полученных из следующих источников: Г АСО. Ф. Р-790. Оп. 1.Д. 6. Л. 16 об.-17,19 об.

(обратно) ⁵³СОМК. Ф. НВСП 1648.

(обратно) ⁵⁴ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 40. Л. 48-48 об.

(обратно) ⁵⁵СОМК. Ф. СМК 62492.

(обратно) ⁵⁶ГИАНП. Ф. Р-38. Оп. 1. Д. 15. Л. 1-3.

(обратно) ⁵⁷ГА РФ. Ф. Р-3341. Оп. 6. Д. 329. Л. 261, 362.

(обратно) ⁵⁸ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 625. Л. 29.

(обратно) ⁵⁹Таблица подготовлена автором на основе обработки данных, полученных из следующих источников: ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 625. Л. 8.

(обратно) ⁶⁰ГИАНП. Ф. Р-38. Оп. 5. Д. 69. Л. 23.

(обратно) ⁶¹1 фунт = 0,454 кг.

(обратно) ⁶²ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 42. Л. 90-91.

(обратно) ⁶³СОМК. Ф. НВСП 1615, 28911.

(обратно) ⁶⁴ГА РФ. Ф. Р-1058. On 1. Д. 372. Л. 128, 207-208, 266.

(обратно) ⁶⁵СОМК. Ф. НВСП 35984, 36070, 36071, 36081; Списки профессоров и преподавателей высшей школы Саратова, получающих пайки от Миссии Нансена. 22 июня 1922 г. [1]. В документе значится Institute of the Public Economics and Institute of Public Educations; определить преемника данного учебного заведения из числа ныне существующих вузов не удалось — Саратовский социально-экономический институт (ныне филиал РЭУ им. Г. В. Плеханова) как самостоятельный вуз был образован в 1931 г.

(обратно) ⁶⁶ГАСО. Ф. Р-453. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-1 об.; Д. 2. Л. 8 об.

(обратно) ⁶⁷ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 140. Д. 104. Л. 1,12 об., 109-109 об.

(обратно) ⁶⁸ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 315. Л. 162.

(обратно) ⁶⁹ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 131. Л. 36.

(обратно) ⁷⁰ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 2. Л. 182.

(обратно) ⁷¹ГИАНП. Ф. Р-38. Оп. 2. Д. 11. Л. 3.

(обратно) ⁷²ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 79. Л. 1.

(обратно) ⁷³ГИАНП. Ф. Р-38. Оп. 1. Д. 16. Л. 66-66 об.

(обратно) ⁷⁴ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 426. Л. 1 об.

(обратно) ⁷⁵ГА РФ. Ф. Р-1058. On 1. Д. 363. Л. 47; Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 2. Л. 326, 328, 345.

(обратно) ⁷⁶ГАСО. Ф. Р-790. Оп. 1. Д. 79. Л. 1; Д. 13. Л. 15; Д. 131. Л. 31.

(обратно) ⁷⁷ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 426. Л. 140 об.

(обратно) ⁷⁸ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 60. Л. 3.

(обратно) ⁷⁹ГА РФ. Д. 38. Л. 24, 30, 39.

(обратно) ¹Российский государственный архив экономики (далее РГАЭ). Ф. 478. Оп. 5. Д. 2557. Л. 45.

(обратно) ²РГАЭ. Ф. 478. Оп. 5. Д. 2557. Л. 33-34, 37, 48, 56, 69, 174.

(обратно) ³РГАЭ. Ф. 478. Оп. 5. Д. 2912. Л. 66.

(обратно) ⁴ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 36. Л. 8.

(обратно) ⁵РГАЭ. Ф. 478. Оп. 5. Д. 2557. Л. 66, 118.

(обратно) ⁶Таблица подготовлена автором на основе обработки данных, полученных из [133].

(обратно) ⁷РГАЭ. Ф. 478. Оп. 5. Д. 2902. Л. 94, 106, 358, 398; Д. 2910. Л. 63.

(обратно) ⁸РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1090. Л. 66 об., 148-149.

(обратно) ⁹РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1086. Л. 145,151, 155.

(обратно) ¹⁰ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 52. Л. 8.

(обратно) ¹¹ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 6. Д. 22. Л. 33.

(обратно) ¹²ГА РФ. Ф. Р-1058. Оп. 1. Д. 315. Л. 156 об.-167.

(обратно) ¹³ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 2. Л. 232-233, 292-293.

(обратно) ¹⁴ГА РФ. Ф. Р-3385. Оп. 1. Д. 58. Л. 174.

(обратно) ¹⁵ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 6. Д. 44. Л. 109; Ф. Р-1065. Оп. 3. Д. 107. Л. 74.

(обратно) ¹⁶ГА РФ. Ф. Р-1064. Оп. 7. Д. 2. Л. 289-290.

(обратно) ¹⁷РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 865. Л. 58.

(обратно) ¹⁸РГЭА. Ф. 478. Оп. 2. Д. 935. Л. 8.

(обратно) ¹⁹ГАСО. Ф. Р-521. Оп. 1. Д. 1223. Л. 14, 20.

(обратно) ²⁰ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 33. Л. 42-43.

(обратно) ²¹ГАСО. Ф. Р-521. Оп. 4. Д. 146. Л. 5.

(обратно) ²²РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 935. Л. 4.

(обратно) ²³РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1088. Л. 5-7, 10-12, 17.

(обратно) ²⁴РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2.Д. 1163. Л. 14-14 об.

(обратно) ²⁵ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 6830. Л. 4.

(обратно) ²⁶В документе площадь указана в десятинах; здесь и далее в тексте десятины переведены гектары из расчета 1 десятина = 1 га.

(обратно) ²⁷РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2 Д. 1164. Л. 5.

(обратно) ²⁸Борис Харламович Медведев с 1889 г. занимал должность городского агронома Саратова. Один из основателей Саратовских Высших сельскохозяйственных курсов, на базе которых основан Сельскохозяйственный институт. С 1919 по 1929 г. — ректор Сельскохозяйственного института.

(обратно) ²⁹РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1001. Л. 65; Д. 1087. Л. 29.

(обратно) ³⁰ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 13. Л. 26; Ф. Р-521. Оп. 2. Д. 47а. Л. 123.

(обратно) ³¹ГА РФ. Ф. Р-1235. Оп. 133. Д. 45. Л. 2;

ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 13. Л. 27,32.

(обратно) ³²ГАСО. Ф Р-453. Оп. 1. Д. 6. Л. 16.

(обратно) ³³ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 13. Л. 1-17 об.

(обратно) ³⁴РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1087. Л. 7.

(обратно) ³⁵РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1087. Л. 8 об.;

ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 44. Л. 87.

(обратно) ³⁶ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 52. Л. 47.

(обратно) ³⁷Таблица подготовлена автором на основе обработки данных, полученных из следующих источников: ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 52. Л. 54 об.

(обратно) ³⁸РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1001. Л. 59.

(обратно) ³⁹ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 44. Л. 94.

(обратно) ⁴⁰ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 33. Л. 3, 6, 123.

(обратно) ⁴¹ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 33. Л. 124 об.; Д. 44. Л. 55 об., 145 об.; Д. 52. Л. 47.

(обратно) ⁴²ГАСО. Ф. Р-521. Оп. 2. Д. 76. Л. 73-73 об.

(обратно) ⁴³ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 42. Л. 13.

(обратно) ⁴⁴РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 935. Л. 104.

(обратно) ⁴⁵ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 52. Л. 36.

(обратно) ⁴⁶ГАСО. Д. 44. Л. 36-37.

(обратно) ⁴⁷ГАСО. Ф. Р-99. Оп. 1. Д. 1055. Л. 214, 220, 246.

(обратно) ⁴⁸ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 32. Л. 3, 8, 20.

(обратно) ⁴⁹Таблица подготовлена автором на основе обработки данных, полученных из следующих источников: ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 52. Л. 45 об.

(обратно) ⁵⁰ГАСО. Ф. Р-313. Оп. 8. Д. 52. Л. 81.

(обратно) ⁵¹РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1087. Л. 125.

(обратно) ⁵²РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1163. Л. 18.

(обратно) ⁵³РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1163. Л. 22.

(обратно) ⁵⁴РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 1163. Л. 21.

(обратно) ⁵⁵РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 935. Л. 102.

(обратно) ⁵⁶ГАСО. Ф. Р-521. Оп. 3. Д. 114. Л. 30.

(обратно) ⁵⁷ГАНИСО. Ф. 1633. Оп. 1. Д. 5. Л. 5.

(обратно) ⁵⁸Интервью Ю. А. Чибрякова, записанное автором книги 15 апреля 2016 г. в Саратове.

(обратно) ⁵⁹ГАНИСО. Ф. 1633. Оп. 1.Д. 11. Л. 4.

(обратно)

Оглавление

ОТ АВТОРА

ВВЕДЕНИЕ

ЧАСТЬ 1 1921-1923 гг.: накормить, одеть и вылечить

  Масштабы голода, меры властей и общественных организаций по его ликвидации

  Предпосылки и начало работы Миссии Нансена

  Содержание и принципы гуманитарной деятельности Миссии Нансена

  Результаты гуманитарной помощи Миссии Нансена

ЧАСТЬ 2 1923-1927 гг.: «удочка» для советского крестьянина

  Организация показательных хозяйств Нансена

  Принципы и условия работы Первой показательной станции в селе Росташи Саратовской губернии

  Итоги и уроки работы Росташевской показательной станции

Заключение

Аббревиатуры, использованные в тексте

Архивные и литературные источники

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

*** Примечания ***