Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
Извозчик рывком остановил запыхавшихся лошадей под фонарем у ворот собора, оглянулся, посмотрел на пассажира — пожилой мужчина чесал свою бороду и пристально смотрел на часы.
— Медленно, слишком, — мужчина посмотрел на извозчика.
— Лев Соломонович, ну куда по такой темени ехать, кони в темноте не видят, так ведь и с дороги улететь можно, — оправдывался извозчик, поворачиваясь то спиной к мужчине, то спиной к лошадям.
— Ну и хрен с тобой, — устало пробормотал Лев Соломонович и убрал поблескивающие под светом фонаря часы в карман пальто.
Пожилой мужчина слез с брички, поправил котелок на голове.
— Жди здесь, — не поворачиваясь к извозчику, Лев Соломонович побрел к главному входу.
Двери собора приоткрылись, тёплый свет лёг ярко-оранжевой полосой на крыльцо. Из-за двери показалась голова, она вглядывалась в бредущего к собору Льва Соломоновича, мужчина поднял глаза на силуэт, голова спряталась за массивную дверь, сразу послышался хриплый крик давно не смазанных петель. Навстречу Льву выбежал одетый в черный балахон кистер*, придерживая болтающийся на шее крест.
— Лев Соломонович, как мы рады вас видеть, — смотритель пожал руку мужчине.
— Но сегодня мы уже не принимаем посетителей, приходите завтра.
Лев Соломонович поднял голову и посмотрел в черное небо, пронзенное храмовым шпилем.
— Жизненно необходимо помолится, за себя. Не могу откладывать.
— Прошу меня простить, от всей души простите, но мы закрыты, — смотритель сильнее сжал крест на груди.
— Неужели бог не уделит мне минутку, ради спасения моей души, — потеряно спросил мужчина. Лев Соломонович шагнул ближе к молодому смотрителю и обнял его. — Отец, я вас не задержу, прошу, дайте исповедаться, — умолял Соломонович.
Растерянный кистер разжал ладонь с крестом, ей же он утешающе похлопал мужчину по спине.
— Ну, хорошо, хорошо, можете зайти, но до полуночи вы должны уйти.
Они вошли через приоткрытую дверь храма. Внутри было тепло, типичный церковный запах оседал на камне; огромный зал, почти все место заполнено рядами стоящих друг за другом скамеек. В конце стоял алтарь уставленный множеством приглушенно горящих лампадок, за алтарем, в стену вмонтировано распятие.
Лев Соломонович шел рядом со смотрителем вдоль рядов скамей, он опустил взгляд на церковного служителя, тот сжимал крест на груди.
— Не беспокойтесь, я помолюсь и уйду, — Лев Соломонович попытался успокоить обеспокоенного кистера, — как вас зовут?
— Яков, — четко выдал смотритель.
— Не к добру в полночь молится, никто не молится, когда до Дня Святых счет на минуты идет, — встревоженно продолжал Яков, — вы Уварова знаете?
— Николая Александровича? Конечно, знаю, — Лев Соломонович кивает, — даже больше скажу, он мой давний друг, в академии вместе учились.
— Значит вы в курсе, тех слухов?
— Слухов? — Лев Соломонович хмыкнул, — слухи разные бывают, так в чем собственно дело?
— Ужасно, думать тошно. К нам епископы недели две назад приезжали, собрание у них было, потом застолье. Во время ужина зашел разговор о материальном положении церкви, один жалуется, что церквей мало, больше надо, еще лучше вдобавок иметь свою печатаную мастерскую — библию печатать в больших количествах, а другой епископ с ним в спор вступает:
— Уже построенные валятся, все никак не реставрируются, и мастерские только в убыток, все равно никто не читает…
Из темного угла зала, куда не дотягивался свет, послышался шорох. Яков встревожено оглянулся, посмотрел на прикрытую дверь, потом продолжил рассказ:
— Поднялся шум, епископы спорили, и кто-то из них о графе Уварове вспомнил, что можно ему письмо с просьбой о финансировании прислать, а взамен свою «духовную» помощь предложить, епископы не последние люди в стране, на них любое государственное устройство держится.
— Интересно…, — многозначительно протянул Лев Соломонович, — а дальше, что было?
— А дальше, самый старый из епископов, тот, что молча сидел, поморщился, сплюнул несколько раз и перекрестился. На него недоумевающе смотрят.
— Об Уварове больше ни слова! — старый епископ как с цепи сорвался.
— Это черт, самый натуральный бес! — другие епископы переглянулись, просят объяснить, в чем дело.
— Братья, — старый епископ встал с места и облокотился кулаками в стол, — граф связался с нечистой силой, балы устраивает бесовские, дворян в животных и шутов наряжает, спаивает вином, а потом оргии проводит с жертвоприношениями, — старик в потолок палец тянет, — мне это сам Боже поведал, вот как оно.
— Это серьезное обвинение, — Лев Соломонович мельком взглянул на сжимающую крест руку Якова.
— Это ужасно, не могу поверить в такое, но, должен признаться, я верю старому епископу, — Яков опустил голову в пол, — сейчас в мире столько мрака и разврата.
— Яков, не хотите ли вы сказать, что дьявол добрался до нашего мира? — кистер промолчал.
— Пришли, помолитесь и уходите, — Яков остановился в нескольких шагах от алтаря, — я вас покину, дверь закройте за собой.
— Но вы не ответили…, — позади, послышались отдаляющиеся шаги Якова, — Лев Соломонович смотрел в спину удаляющейся фигуре.
Мужчина подошел к алтарю, свел руки в молитвенном жесте. Свет лампадок мягко лег на морщинистое лицо, запах ладана стал навязчивее. Лев Соломонович оглядел распятого Иисуса, — и ты тоже, — разочаровано прошептал Лев. Закрыв глаза, он приступил к молитве:
— В руку Твоего превеликого милосердия, о Боже мой, вручаю душу и тело мое.
В это же время, за одной из колонн, в темноте за молитвой наблюдал испуганный Яков. Он трясся, сжимая до боли крест в руке.
Часы пробили полночь, Лев Соломонович все стоял на прежнем месте. Яков, понял, что внешняя оболочка пришла в негодность. Он посмотрел на свои красные руки, с длинными, черными, как уголь ногтями, потрогал свой лоб, из черепа росло два козлиных рога. В рогатой голове только и пронеслось «не успел», теперь Яков явился в истинном обличии. На груди его раскалился крест, плавя кожу демона и оставляя характерное клеймо.
Обожженный демон завопил, крик его отразился от стен собора, раскалывая витражные стекла. Осатаневший Яков бросился к алтарю, где стоял Лев Соломонович. Мужчина все еще стоял неподвижно. Разъярённый демон раскидывал по залу тяжелые скамьи; вопил, раскалывая остатки битого стекла на церковных окнах, и в его глазах горело черное пламя. Достигнув центра зала, демон с разгона присел на корточки, а потом резко подпрыгнул в сторону, где стоял Лев. На мгновение цвет лампадок притих; по залу прошлась темнота, и в этой темноте, глаза Якова уловили отблеск хромированного металла. Прежде мертвенно стоящий Лев Соломонович стоял, задрав голову наверх, смотря одним глазом в прицел. В перекрестии прицела показался рогатый лоб демона. Раздался громкий хлопок, а затем менее громкий звук упавшего на каменную плитку тела демона. Лев Соломонович убрал револьвер под пальто, приближаясь к умирающему демону.
— Погань ты проклятая, крест от меня свой прятал, чтобы я не увидел, как он от твоей бесовщины горит, хорошо, что не снял тварь, хорошо он тебя поджарил.
Демон сочился черной кровью и невнятно кряхтел.
Лев Соломонович достав из кармана брюк серую флягу, облил Лжеякова ее содержимым. Демон заколотился в судорогах, выблевав гуталиновые кишки.
— Пей воду святую, жри небесный свет козел из преисподней! — приговаривал мужчина.
Демон перестал издавать звуки, красное тело обмякло.
Уже собираясь уходить, Лев Соломонович в последний раз взглянул на распятого Иисуса, изо лба статуи росло два козлиных рога.
Выйдя из собора, Лев уверенно залез в бричку, разбудив при этом дремавшего извозчика.
— Уже все? — зевая, спросил извозчик.
— Угу, — отрешенно ответил Лев Соломонович.
— Громко вы его, я несколько раз просыпался, а вы знаете, как я крепко сплю.
— Знаю.
Извозчик достал из-под пазухи небольшую бутыль, завернутую в чехол.
— Будете? — спросил извозчик, протягивая руку.
Лев Соломонович молча взял бутыль и немного отхлебнул, — хороший виски. Неожиданно для извозчика мужчина сдержанно засмеялся. Извозчик, улыбаясь, повернулся к выпивающему Льву.
— Анекдот вспомнили?
— Я его виски облил, — уже не сдерживаясь, захохотал Лев, а вместе с ним и извозчик. Улицу облетели подвыпившие голоса, заливающиеся добротным ором, мужики надрывали себе животы.
— Домой? — спросил извозчик, протирая глаза от наступивших слез.
— Пока рано. Давай навестим Николая Александровича, — раззадоренный Лев откинулся на спинку сиденья, попивая алкоголь.
Извозчик хлестанул поводьями, и кони, словно пробудившиеся многовековые статуи унесли двух мужчин в густой мрак.
