Она растворилась в воздухе [Этель Лина Уайт] (fb2) читать онлайн

Этель Лина Уайт Она растворилась в воздухе

Глава I. Согласно показаниям

История исчезновения Эвелин Кросс слишком невероятна, чтобы в нее поверить. Согласно имеющимся свидетельствам, туманным днем в конце октября вскоре после четырех часов пополудни она растворилась в воздухе. Минутой раньше она была здесь, собственной персоной — следящая за модой девятнадцатилетняя блондинка весом в целых пятьдесят четыре  кг.

А минуту спустя она пропала.

Местом, где произошло это невероятное исчезновение, стал особняк восемнадцатого века в Мейфэре^[1]. Ранее этот квартал был воплощением моды и достоинства. Хотя он избежал страшной участи полной реконструкции, но некоторые здания были переоборудованы под престижные офисы и многоквартирные дома.

Упомянутый дом его владелец, майор Померой, переименовал в «Померанию Хаус». Он спекулировал недвижимостью, и в здании располагались как его офис, так и его частная квартира.

Этого отставного служаку можно было описать как порядочного делового человека. Помимо «правильных» документов (Винчестер^[2], Оксфорд) и членства в основных клубах он мог похвастаться тем, что не запятнал свою честь ни в финансовом, ни в моральном отношении. Его внешний вид соответствовал наружности военного — осанистый, худощавый, хорошо одетый человек с черными торчащими усиками. Его голос был бодрым, а глаз — зорким. Он расхаживал с невозмутимым видом. Индивидуальность своего облика майор подчеркивал моноклем и свежим цветком в петлице.

Вскоре после четырех часов пополудни в день предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс майор находился в холле Померания Хаус. Он стоял, прислонившись к двери своей квартиры, когда на дороге у дома остановился большой автомобиль. Швейцар узнал в нем машину потенциального клиента, который уже заходил в офис, интересуясь служебным помещением. Вспомнив о полученных от него щедрых чаевых, швейцар поспешил выйти, чтобы открыть ему дверь автомобиля.

Но прежде чем он смог это сделать, Рафаэль Кросс уже вышел из машины и встал на тротуаре. У него была внушительная фигура с развитой мускулатурой кулачного бойца, а его лицо говорило о нем, как о сильной личности. Его безжалостная мощь в сочетании с очень светлыми вьющимися волосами и льдисто-голубыми глазами делала его похожим на воплощение какого-то древнего скандинавского божества. Впрочем, такое сравнение было преувеличенно лестным в виду наличия у него также тяжелого подбородка и бычьей шеи.

Он тут же вошел в холл, а его дочь, Эвелин, задержалась, вынимая сигарету из портсигара. Она была очень юной девушкой с изящной фигурой, светлыми волосами до плеч и круглым лицом с изящными чертами. Совершенно пренебрегая условностями, она непринужденно заговорила со швейцаром, который поднес спичку к ее сигарете.

— По правде говоря, нам не стоило брать с собой нашего болвана-шофера из Америки. Из-за него мы попали в неловкое положение с этим дорожным инспектором.

— Вероятно, он не смог привыкнуть к нашим правилам дорожного движения, — предположил швейцар, инстинктивно вставший на сторону рабочего класса.

— Все это нелепое левостороннее движение, — признала Эвелин. — Мы попали в ужасное столкновение в пробке. Я точно слышала, как затрещал наш номерной знак. Можете сами посмотреть. — Повреждения, должно быть, серьезные.

Чтобы ублажить ее, швейцар подошел к задней части машины и притворился, будто изучает повреждения, затем подозвал шофера. Когда он вернулся в холл, майор уже встретил гостей и провожал их наверх.

Швейцар задумчиво проводил их взглядом, рассматривая распространяющийся от сигареты девушки дымок и золотисто-серебристый отблеск ее волос в сумерках. Юбка обтягивающего костюма девушки была довольно короткой, и ему открывался неограниченный обзор на ее красивые ноги в туфлях с чересчур высокими каблуками.

Пока он стоял так, к нему присоединилась привлекательная молодая леди с рыжими волосами и проницательным взглядом. Официально ее звали «мисс Симпсон», но в этом доме она была известна всем просто по имени — Марлен. Она числилась личным секретарем учредителя компании, офис которого располагался на третьем этаже; но поскольку эта должность была просто синекурой, то большую часть времени она проводила, прихорашиваясь в дамской комнате на первом этаже, совершенствуя свое основное оружие, — свой внешний вид.

— Любуешься красивыми ножками? — спросила она, успев оценить взглядом шелковые чулки девушки, прежде чем та с сопровождающим эскортом исчезла за поворотом лестницы.

— У нее нет ничего такого, чего не было бы у тебя, Марлен, — заявил швейцар.

У него была дочь, студентка коммерческой школы, и он был особо расположен к машинисткам.

— Разве что таких чулков, папочка. И куда это босс их повел?

— Я сам хотел бы это знать. Возможно после работы намечается вечеринка для джентльменов, там есть небольшое свободное помещение наверху.

— А может быть, девушка пойдет к Гойе, чтобы та ей погадала? — предположила декоративная машинистка, подавляя зевоту.

Около десяти минут она простояла у основания лестницы, болтая со швейцаром и высматривая других мужчин, с которыми можно бы было поболтать. Но посетителей в здании почти не было, и она направилась вверх по лестнице в свой офис. На лестничную площадку второго этажа выходило три двери из красного дерева. Они располагались в ряд друг с другом, на каждой хромированный номер. У средней двери — номер 16 — стояли, беседуя, майор и Рафаэль Кросс. Впечатленная внешностью белокурого незнакомца Марлен остановилась, взбив свои рыжие волосы в надежде на новое знакомство.

В результате она стала свидетелем начала удивительной драмы, впоследствии зафиксированной в записях Алана Фома как «Исчезновение Эвелин Кросс».

Хотя она была любовницей майора, но на этот раз он был довольно равнодушен и только машинально улыбнулся ей в ответ. Лишь внимательный наблюдатель смог бы заметить проблеск удовлетворения в его ястребиных глазах — как будто он поджидал ее.

Затем он начал представление, прямо как Белый Кролик из «Алисы в Стране чудес» — вытащив свои часы.

— Ваша дочь заставляет нас чертовски долго ждать, — заметил он, обращаясь к Кроссу. — Мне казалось, будто она сказала, что вернется через минуту. Вы терпеливый человек.

— Я привык к этому, — Кросс поморщился в свойственном американцам стиле. — Давайте-ка ей позвоним.

И он с силой нажал указательным пальцем на кнопку электрического звонка квартиры номер 16. Вскоре дверь открыла мадам Гойя, арендатор этой квартиры.

Это была полная невысокая женщина средних лет. Ее тщательно завитые седые волосы с синеватым отливом совсем не сочетались с темным макияжем и оранжевой помадой. Ее глаза навыкате были темными и слащавыми, несмотря на мешки под ними. На ней было дорогое черное платье, которое подчеркивало достоинства ее фигуры, на руке — прекрасное кольцо с изумрудом.

— Скажите моей дочери, что я ее жду, — попросил Кросс.

— Что, простите? Вашей дочери? — вызывающе переспросила женщина.

Когда Кросс пояснил свою просьбу, она покачала головой.

— Мисс Кросс заходила ко мне, только чтобы назначить встречу, и сразу ушла.

— Ушла? — повторил Кросс. — Но как?

— Через эту дверь, разумеется.

Кросс в изумлении уставился на дверь.

— Но мы с майором все это время стояли снаружи, и я клянусь, что она не выходила оттуда.

— Определенно нет, — подтвердил майор Померой. — Вы уверены, что она не осталась внутри, мадам?

— Если вы не верите мне, войдите и посмотрите сами, — пригласила мадам Гойя.

Когда мужчины вошли внутрь, Марлен, дрожа от любопытства, подкралась к закрывшейся за ними двери. Она услышала повышенные от гнева и волнения голоса и звуки передвигаемой мебели. Затем из квартиры вышел только майор. На его лице было написано изумление и он спросил, схватив секретаршу за локоть:

— Ты только что поднялась наверх, красотка, не так ли? Полагаю, ты не замечала спускавшуюся вниз блондинку в черном?

— Нет, и розовый слон мне тоже не повстречался. Сегодня не такой день, чтобы я бредила. Что, черт возьми, тут такое творится?

— Провалиться мне, если я знаю, — беспомощно ответил майор. — Никто отсюда не выходил, верно? Будь хорошей девочкой и загляни в каждую квартиру и каждый офис в этом здании. Поспрашивай, не видел ли кто ее. Конечно, они ее не видели, я это знаю. Но я должен рассеять сомнения ее отца.

Марлен, для разнообразия, не стала возражать против того, чтобы оказаться полезной. Она обошла с этим вопросом всем обитателей Померания Хаус. Как и предполагал майор, блондинку без сопровождения никто не видел — с таким докладом Марлен вернулась на второй этаж.

Рафаэль Кросс, тот самый светловолосый незнакомец, который привлек ее внимание, уже вышел из квартиры номер 16 и расхаживал по лестничной площадке, будучи, очевидно, на грани отчаяния. Одного взгляда на него ей хватило, чтобы понять, что сейчас не время для знакомства. Черты его лица стали жесткими, а в его глазах одновременно отражались и ярость, и замешательство. Он пристально следил взглядом за швейцаром, который спускался по лестнице, возвращаясь на свое место в холле.

Майор заговорил с этим незнакомцем, понизив голос.

— Вы слышали, что сказал этот парень. Я знал его задолго до того, как нанял его на работу. Ему определенно можно верить.

— Черт бы его побрал, — прорычал Кросс. — Кто-то ведь лжет. Где моя девочка?

— О, мы найдем ее. Признаю, случай исключительный, практически необыкновенный. Я и сам в полном недоумении. Но будьте уверены — здесь есть какое-то простое объяснение.

— Знаю. Все это подстроено; за всем этим кто-то стоит. Это чертов заговор.

Майор Померой ощутимо напрягся, и сочувствие в его глазах угасло.

— Кого вы подозреваете? — холодно спросил он.

— Я скажу вам это, когда получу свою девочку обратно! Я не покину это чертово место без нее! Прикажите швейцару проследить за тем, чтобы никто не покидал это здание, пока оно не будет полностью обыскано.

— Разумеется… Мне следует вызвать полицию?

Этот вопрос сдержал истерику Кросса подобно брошенному в лицо снежку. Он заколебался и прикусил губу на несколько секунд, прежде чем принял решение.

— Нет, Померой, — тихо ответил он. — Это может быть похищение. Если это так, то лучше не вмешивать полицию.

Враждебность майора сразу же испарилась.

— Понимаю, — сочувствующе произнес он. — Спустимся в мой офис — я позвоню в надежное частное детективное агентство.

Пройдя половину пути по лестнице, он вернулся, чтобы предупредить Марлен:

— Смотри в оба и держи язык за зубами, будь хорошей девочкой.

— Обещаю.

Через две минуты после того, как мужчины вошли в офис майора, Марлен уже рассказывала всю историю арендатору квартиры номер 15. Судя по визитной карточке на двери, эту леди звали Виола Грин и считалось, что она работает манекенщицей.

Виола вышла на площадку прихрамывая, держа руки в карманах и с сигаретой в зубах. Тем не менее, несмотря на равнодушную позу, на ее лице не было и намека на шаблонную скуку. Она с вызовом и живым ожиданием смотрела в будущее, как бы заявляя, что хочет взять от жизни все возможное и отказывается признавать компромиссы.

Она определенно была привлекательной, хоть ее лицо и фигура были несколько худоваты. Ее короткие черные волосы отливали каштановым, а глаза зеленовато-коричневым, загадочным. На ней были черные брюки, фиолетовый пуловер и изношенные серебристые сандалии.

Хотя большинство мужчин в Померании Хаус были в хороших отношениях с Марлен Симпсон, женщины старались не разговаривать с ней. Виола Грин была исключением — она была не только свободна от снобизма или нравоучений, но и чувствовала духовную связь между ними.

Обе девушки остались верны притягательности своей профессии. Виола раньше обучалась в академии сценического искусства, в то время как Марлен гастролировала по провинции, в качестве гламурной девушки дешевого ревю. Полное отсутствие успеха вынудило обоих выполнять неподходящую им работу, но пересекающиеся интересы сблизили их: вместе обычно они с живым интересом обсуждали звезд театра и кино. Сейчас же Виоле хотелось услышать лишь о драматичном развитии событий на площадке второго этажа.

— И что? — в привычной для Марлен лаконичной манере спросила она.

Виола выслушала историю с удивленно распахнутыми глазами и открытым ртом, и по ее окончании выдала следующий грубоватый комментарий:

— Ну, я слыхала о людях, желающих быстро похудеть, но не до такой же степени, чтобы исчезнуть… Что же, ее похитили?

— Как по мне, похоже на то. Я сама видела, как она поднималась по лестнице, а потом я все время крутилась в холле. Она точно не спускалась, если только она не человек-невидимка. — Заявила Марлен весьма категорично.

— И что, по-твоему, произошло?

— Я думаю, что Гойя оглушила ее и засунула ей в рот кляп. На все про все у нее было минут десять. Затем она спрятала ее в комнате за панелями — за зеркалом или за задней стенкой шкафа. Но отец блондинки клянется, что шагу отсюда не сделает, пока не найдет ее, так что скоро он ее отыщет… О, кстати, ты должна увидеть ее отца — стопроцентный ариец, сногсшибательный мужчина. У него взгляд человека, у которого на все готов ответ!

Заскучавшая Виола сменила тему:

— Твой телефон звонит уже целую вечность.

— Да, слышу я, слышу. Звучит довольно неприятно. Кажется, узнаю голос начальника. Наверное, мне, все-таки, лучше пойти и послушать о его неприятностях. Увидимся, пока-пока.

И она неторопливо стала подниматься по лестнице, а Виола тем временем стояла и смотрела вниз, на холл. В это время суток, когда сумерки скрывали все его современные новшества, этот дом завораживал ее. Она не думала о старых пыльных призраках средневековья Беркли-Сквера^[3] — только о недавно схлынувшем флёре прошлого века и о семьях, ранее живших в этих стенах.

В те дни жизни на широкую ногу, помещения, ныне превращенные в офисы, были просторными гостиными и в них проходили великосветские приемы. Девушки в туалетах из белого тюля сидели на лестницах, флиртуя со своими поклонниками и прикрываясь веерами из перьев. Дети с завистью подглядывали за происходящим внизу через проемы перил.

Но сейчас их часы остановились, а музыка умолкла. Вздохнув при этой мысли, Виола медленно прошла к высоким окнам на лестничной площадке. Сквер за окном выглядел призрачным: смутные тени, шелест изорванной, облетающей листвы платанов…

У Виолы не выходила из головы эта история. Хотя одна половинка ее ума и считала это исчезновение полной бессмыслицей, но вот вторая, заведовавшая буйным воображением, взяла на этот раз верх. Виола тосковала по своим старым богам и изнывала, изголодавшись по театру. Не в силах устоять перед возможностью разыграть сцену, она протянула руки вперед и стала шарить ими в воздухе.

— Пропавшая девушка, — шептала она, — где же ты?

Пока она ждала ответа, во всем здании зажгли свет. Она услышала доносящее откуда-то приглушенное щелканье пишущих машинок и отдаленные звонки телефонов. Померанию Хаус вновь заполнила привычная атмосфера коммерции и финансов.

 Не было никакой предупреждающей волны из будущего, что эта, разыгранная ею сценка, была лишь прелюдией к моменту, наполненному ужасом, когда она будет действительно в отчаянии взывать, и не получит из этой пустоты никакого ответа.

Вдали послышался сигнал спортивного автомобиля. За его рулем был Алан Фом, направлявшийся в Померанию Хаус, чтобы расследовать дело об исчезновении Эвелин Кросс.

Глава II. Номер шестнадцать

Когда Алана Фома спрашивали, почему он стал частным детективом, он объяснял, что ему нравится разгадывать загадки и что ему не хочется работать в четырех стенах — его привлекает простор улиц. Его первоначальной целью была работа в секретной службе, но обстоятельства вынудили пойти на компромисс — его отец  выкупил долю в фирме «Гердлстон энд Гриббл».

В целом, эта работа его разочаровала. Вместо увлекательных приключений его главными занятиями стали защита людей от шантажа и помощь в бракоразводных процессах. В течение нескольких лет он стал жестким и циничным человеком, не питавшим иллюзий насчет ароматов в гостиничных номерах и убежденным в том, что человек произошел не от обезьяны, а от самого смертоносного вида кровососущих паразитов.

Временами, когда его рассудок отказывался сохранять в памяти грубые реалии бытия, оказывался слишком переполнен всей этой мерзостью, ему хотелось, чтобы там было гораздо больше чистого и светлого, и он начинал подумывать о предложенном его матерью противоядии.

— Алан, почему бы тебе не жениться? — спрашивала она.

— Жду подходящую девушку, — отвечал он. — Я провел слишком много дел об измене.

— Что ж, найди такую поскорее. — И мать не к месту добавляла — Раньше ты был таким милым мальчиком.

Однако порой он с интересом погружался в свою работу, особенно если при этом его деятельность одобрялась начальством. После одного из таких редких случаев он подошел к телефону и попытался разобраться в докладе секретарши майора Помероя.

Это дело казалось столь непохожим на обычный случай пропажи человека, что он даже подумал: оно слишком хорошо для того, чтобы оказаться правдой.

— Вы говорите, что она ушла, но при этом не выходила из здания? — допытывался он.

— Ну, это звучало именно так, когда они оба кричали на меня, — с сомнением ответила девушка. — Но это ведь полная бессмыслица. Должно быть, я неправильно их поняла.

— Неважно. Я скоро буду.

Мчась по скрытой мрачными тенями улице, Фом поразился ее заброшенности. Казалось, она покрыта патиной древности и упадка. Старые строения походили на корпуса обветшавших кораблей, обросших ракушками и выброшенных на сушу с отливом вышедшего из моды стиля.

Когда он подъехал к Померании Хаус, ее окна внезапно осветились. У дома был припаркован большой, мощный автомобиль, рядом на тротуаре стоял, по-видимому, его шофер. Когда Фом вылез из машины, из дверей дома вышел швейцар и направился к водителю.

По своему обыкновению Фом внимательно изучил обоих мужчин. Водитель был этаким неуклюжим Геркулесом, его не закрытая очками часть лица была типично угрюмой. Швейцар показался Алану более симпатичным: пожилой, рассудительный человек с квадратным лицом и внимательными голубыми глазами. Тот, однако, ответной симпатии не выказал, глянул довольно кисло. Детектив понимал причину этой инстинктивной неприязни: его профессию считают недополицейским полуфабрикатом и, следовательно, избегают, как легкой формы чумы.

Швейцар сказал шоферу официальным тоном:

— Твой босс приказал тебе не ждать его. Он может задержаться здесь до полуночи.

— К какому часу мне вернуться и забрать мисс Эвелин? — в голосе шофера слышалось любопытство и желание поговорить.

Но швейцар был краток:

— Я передал тебе все, что мне было велено.

Когда автомобиль отъехал, швейцар обратился к Фому:

— Из агентства? Вас ждут. Сюда, пожалуйста.

Фом прошел за ним в холл Померании Хаус. Осмотревшись, ощутил себя так, будто находится в музее. У здания были прекрасные пропорции, хоть часть его и была отведена под офисы. Бо́льшая часть панелей на стенах сохранилась, как и большой овальный портрет в потускневшей позолоченной раме над оригинальной резной каминной полкой. На нем был изображен бывший владелец этого дома сэр Джошуа Рейнольдс — георгианский денди с румяными щеками и в напудренном парике.

Старая, давно не используемая хрустальная люстра по-прежнему свисала с потолка. Со своего пьедестала статуя нимфы укоризненно смотрела на каждого посетителя телефонной будки, как если бы это была кабинка для переодевания, в которой она оставила свою одежду, а теперь ей не дают туда вернуться.

С этими реликтами восемнадцатого века контрастировало следующее безобразие: выложенный мраморными плитами пол и ступени лестницы красного дерева были покрыты современным резиновым офисным ковриком, батареи отопления никак не были замаскированы, также как и современные осветительные приборы, двери, ведущие в перестроенную часть здания были низкие крашенные.

Швейцар указал большим пальцем в сторону лестницы:

— Это там, на втором этаже. Я не могу сопровождать вас, мне приказано следить за входом.

— У вас нет лифта? — поинтересовался Фом.

— Нет. Босс старался производить как можно меньше изменений… Никогда нельзя знать заранее…

Фом кивнул, показывая, что понимает: над старым особняком нависла мрачная угроза сноса, и владелец не спешил вкладывать в него средства. Он быстро пересек холл и взбежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Трое — двое мужчин и полная женщина — стояли на лестничной площадке второго этажа, а рыжеволосая девушка вертелась на лестничном пролете, ведущем на следующий этаж. Фом знал майора Помероя в лицо, да и в любом случае было нетрудно определить, кто отец пропавшей девушки. Кросс был охвачен бурными эмоциями, его руки были сжаты в кулаки, а зубы были стиснуты в попытке контролировать мышцы лица.

Майор вышел вперед, чтобы поприветствовать Фома и представить его клиенту, но сыщик пресек все формальности. Игнорируя остальных, он обратился к Кроссу, сразу перейдя к делу:

— Ваша дочь исчезла, и нам нельзя терять время. Изложите мне факты.

Услышав его сдержанный голос, Кросс взял себя в руки.

— Мы прибыли сюда вместе около четырех часов. Моя дочь прошла в эту комнату, — он указал на дверь шестнадцатого номера. — Однако обратно оттуда она не вышла.

— Значит, она должна все еще оставаться внутри.

— Нет. Она исчезла.

Фом уставился на него, размышляя, обманщик перед ним или обманутый. Кросс сам мог быть пособником в каком-нибудь пока неустановленном хитроумном трюке, но мог быть и жертвой мошенничества.

— Кто арендует комнату номер шестнадцать? — спросил сыщик.

— Я, — подавшись вперед, заявила полная женщина. — Я, Гойя. Мадемуазель приходила ко мне с заказом на перчатки ручной работы.

Хоть Фом и был не в восторге от огромного накрашенного лягушиного рта, как и от всей вызывающей внешности Гойи, он вежливо обратился к ней:

— Пожалуйста, расскажите вашу историю.

— С удовольствием, — с важностью согласилась Гойя. — Мадемуазель стояла здесь, в дверях. Я посмотрела на нее и спросила: «Вы по записи, на какое время?» Вы должны понять, мое время слишком ценно, чтобы тратить его на случайных посетителей. Она покачала головой, и я сказала: «Если хотите, я вас запишу. Когда вам удобнее?». Она опять покачала головой, и сразу ушла. Фактически она заглянула ко мне и тут же вышла, скорее всего, даже не  закрывая за собой дверь.

Фом обернулся к Кроссу.

— Как я понимаю, пока вы ждали ее, вы разговаривали с майором. Вы можете вспомнить, о чем вы говорили?

Кросс в замешательстве взглянул на майора, и тот ответил за него:

— Мы начали обсуждать дела — я пытался сдать мистеру Кроссу офисное помещение, но он не мог принять решение немедленно. Потом у нас возник спор насчет Данцига^[4].

— В таком случае я могу предположить, что вы слишком увлеклись разговором и не заметили, как ваша дочь прошла мимо вас. Тем более, вы не ожидали, что она выйдет так скоро.

— Нет, это вовсе не так, — заявил Кросс. — Мы с майором стояли здесь, лицом к двери. Она была закрыта. Мы оба можем поклясться в том, что моя дочь не выходила оттуда.

— Боюсь, все не так просто, — подтвердил майор. — В холле был швейцар, и он с уверенностью заявил, что она не спускалась по лестнице и не покидала здания. Одна из машинисток была с ним в холле, и она рассказывает то же самое… Мисс Симпсон, вы не спуститесь на минутку?

Рыжеволосая девушка уверенной походкой бывшей красотки спустилась к ним. Она улыбнулась Фому, одновременно строя глазки Кроссу.

— Майор ошибся только в одном: я — личный секретарь, а не машинистка. Но под всем остальным я готова подписаться.

— Что возвращает нас к шестнадцатому номеру, — заключил Фом. — Оттуда есть какой-то другой выход? Между ним и соседними помещениями нет дверей?

— Определенно нет, — отрезал майор.

Сыщик посмотрел на двери справа и слева от шестнадцатого номера.

— Кто их арендует?

— Две самостоятельные девушки. Мисс Пауэр — номер семнадцать, а мисс Грин — пятнадцатый номер. Никто из них не видел мисс Кросс. Мы также спрашивали о ней во всех квартирах и офисах здания. Были приложены все усилия, чтобы разыскать пропавшую девушку.

Фом все еще задумчиво смотрел на двери соседних комнат.

— Полагаю, у ваших жильцов есть рекомендации? — осведомился он, размышляя о сомнительной личности мадам Гойи.

— Нет. Я считаю, такой подход неправильным. Нельзя человека оскорблять недоверием. Я предпочитаю джентльменское соглашение и доверяю своим способностям судить о людях. Кроме того, проштрафившийся жилец сразу получает предупреждение и становится нежелательным арендатором.

Тут он рассмеялся и добавил:

— Я обнаружил, что рекомендации не так уж надежны. Например, о мисс Пауэр я не знаю ничего, кроме того, что она студентка. Но она идеальный жилец — тихая и платит регулярно. С другой стороны, мисс Грин — внучка епископа, но она маленькая шалунья.

— Понятно. Я осмотрю шестнадцатый номер. Но сперва я хочу поговорить со швейцаром.

Чувствуя необходимость прояснить ситуацию, Фом сбежал вниз по лестнице. Он не был удовлетворен тем, что услышал. Хотя три человека и дали ему одинаковые показания, он не мог игнорировать вероятность коллективного сговора. Однако швейцару он инстинктивно доверял — тот напоминал ему садовника, которого он знал еще мальчишкой. Швейцар стоял на своем посту, наблюдая за дверью.

— Как вас зовут? — поинтересовался Фом.

— Хиггинс, — ответил тот.

— Хорошо, Хиггинс, вы уверены, что наверх поднялась именно дочь мистера Кросса? Ведь освещение еще не было включено.

— Я видел ее лицо, когда давал ей прикурить, — уверенно ответил швейцар. — Она однажды уже приходила сюда с отцом, я ее запомнил.

— И вы видели, как она зашла в шестнадцатый номер?

— Нет, из холла нельзя это увидеть. Но я видел, как они втроем поднимались наверх, и Марлен Симпсон тоже это видела.

— В Померании Хаус есть черный ход?

— Да, вот эта дверь. Но чтобы выйти там, ей пришлось бы спуститься по лестнице и пересечь холл, а она этого не делала. Для меня произошедшее — это тайна, покрытая мраком.

Фом хотел было вернуться на второй этаж, но по наитию задал еще вопрос.

— Хиггинс, вы на своем веку повидали много людей. Между нами, как вы можете охарактеризовать мистера Кросса?

— Я бы сказал, что он джентльмен. Не такого пошиба, как босс, а, знаете, слегка колониальный.

— А мисс Кросс?

— Ну, тут вы меня застали врасплох. Я знаю леди, знаю и шлюх, но вот когда они начинают подражать друг другу, я не знаю, что и сказать.

— Вы имеете в виду… мисс Кросс была двойственной?

— Да, верно.

— Спасибо, Хиггинс. Это все.

Фом хотел было подняться на второй этаж, но остановился и заглянул в открытую дверь кабинета — на матовом стекле этой двери было указано имя майора Помероя. Невысокая девушка с бледным, интеллигентным лицом и в больших очках с роговой оправой перестала печатать и вопросительно посмотрела на него.

— Я из агентства, — пояснил сыщик. — Вы случайно не знаете личный телефонный номер мистера Кросса?

Про себя он благословил ее за то, что она сразу же поняла его вопрос.

— Об этом уже позаботились. Майор велел мне позвонить в тот отель, где остановился мистер Кросс, прежде чем я позвоню вам. У них нет никаких известий от нее, но майор сказал, что еще слишком рано.

— Хорошая работа, — одобрил Фом. — Звоните туда время от времени.

Взбежав на лестничную площадку, где майор и Кросс все еще ждали его, сыщик открыл дверь шестнадцатого номера.

Комната представляла собой типичный образец архитектуры прошлого времени — просторная, с высоким расписным потолком и гипсовыми украшениями на карнизе в виде птиц, цветов и фруктов. Стены были покрыты расписными деревянными панелями кремового цвета, впрочем, большая их часть была скрыта за мебелью — шкафом, высокими книжными полками и зеркалом в полный рост в потускневшей позолоченной раме. Много места занимала и огромная картина маслом на классическую тему — богиня, восседающая на облаках в окружении стайки амуров.

Мебель была современной — обычный комплект, состоявший из дивана и двух больших кресел, какие можно увидеть в витрине любого мебельного магазина. Тон обивки был нейтрален и сочетался с ковром цвета буйволовой кожи. Личный вкус мадам Гойи отражался в алых и переливчато-синих подушках и паре пледов из овчины, выкрашенных в своеобразные оттенки желто-зеленого и оранжевого. Открытый камин также был модернизован — выложен плиткой и превращен в электрокамин.

Вот что представляла из себя комната номер шестнадцать — место, где, согласно показаниям очевидцев, девушка растворилась в воздухе.

Глава III. Защита имущества

Алан Фом  не нуждался в помощи Эвклида, чтобы отвергнуть теорию об исчезновении как абсурдную. Если девушка действительно пропала где-то внутри Померании Хаус, то было логично полагать, что она все еще находится здесь, во плоти. Ему казалось, что у этой загадки есть два решения.

Первое: Эвелин Кросс добровольно выскользнула из здания. К несчастью, шансы на это были очень малы, ведь ей пришлось бы отыскать такой исключительный момент, чтобы ее ухода не заметили четверо свидетелей, не страдающих слепотой или чем-то подобным.

Второе: она была похищена, и в этом случае Гойя, должно быть, и была похитителем. Но это было весьма неправдоподобно. Гойе пришлось бы отыскать оригинальный и надежный тайник для своей жертвы — ведь она понимала, что ее комнату неизбежно будут обыскивать. А для этого ей требовался сообщник (или сообщники) в Померании Хаус.

Фом считал, что вряд ли похищение было бы организовано таким образом, — слишком велик риск для исполнителей. Но выбора не было — проверять нужно. И либо найти девушку — живой или мертвой, либо опровергнуть подозрения отца. Кросс был не в том состоянии, чтобы спокойно ждать, когда будут найдены доказательства того, что Эвелин просто ускользнула. Кроме того, задержка была опасна из-за того, что в худшем случае девушке могли заткнуть кляпом рот и оставить связанной в каком-то ограниченном пространстве, где ей может не хватать воздуха.

Мадам Гойя сидела за маленьким столом у батареи в дальнем конце комнаты и шила перчатки. Регулируемая лампа бросала свет на ее работу, но ее лицо при этом оставалось в тени. Окно позади нее было закрыто плотно сдвинутыми шторами из коричневого бархата с подкладкой.

Фом осмотрелся вокруг в поисках какой-нибудь постели, помимо неудобного дивана, а затем задал вопрос:

— Вы спите здесь, мадам?

— Я? — иронично переспросила Гойя. — Что за ужасная мысль! У меня есть квартира на Сент-Джонс-Вуд. Это всего лишь место для работы, а не жилье.

Опытный взгляд детектива говорил ему, что все это весьма подозрительно, что здесь не может быть мастерская по пошиву перчаток: слишком чисто, нет обрезков ткани и обрывков ниток. Поэтому Фом предположил, что изготовление перчаток служит прикрытием для какого-то более сомнительного занятия. Также он вспомнил слова майора о нежелательных арендаторах и пришел к выводу, что ее род деятельности может быть не слишком явно сомнительным.

Фом обернулся к майору и спросил:

— Разумеется, вы тщательно обыскали комнату? Что насчет окна?

— Оно было закрыто и заперто на задвижку, — ответил Померой. — Эта комната почти герметично запечатана — мадам предпочитает работать при искусственном освещении.

Обоняние Фома подтвердило это заявление: жара здесь стояла как в теплице, а в воздухе пахло жжеными ароматическими свечами, гнилыми яблоками и сыростью. Он взглянул на открытую дверь гардероба, в котором висела меховая шуба, а затем перевел взгляд на высокое зеркало.

— Конечно, за ним нет никакой двери? — поинтересовался он, попытавшись дернуть раму.

— Посмотрите сами, — предложил майор. — Затянуто намертво, и никаких признаков, что гайки откручивали. Уж можете мне поверить — я лично все осмотрел и проверил.

— Этого недостаточно. Зеркало нужно снять. — Сказав это, Фом был удивлен, заметив облегчение в глазах Кросса, который тут же заявил:

— Майор, вы ведь понимаете, что это необходимо. Этот парень, кажется, знает, что делает. — Кросс крепко схватил руку Фома, как бы выказывая тому свою симпатию, и продолжил: — Я прав, не так ли? Я чужак в этом странном городе, и моя дочь пропала в этом странном доме. Никого из друзей рядом. Никого, кому можно было бы довериться, на кого можно было бы положиться. Это как пытаться проломить лбом стену — я не знаю, что мне делать.

— Работа ведется, — успокаивающе сказал майор. — Я уже позвонил своему подрядчику и попросил его заглянуть. Он скоро будет здесь.

— Скоро? — со злой насмешкой переспросил Кросс. — Прекратите кормить меня обещаниями, здесь все делается в час по чайной ложке. Мы тут теряем время, а что происходит с ней? Вам легко оставаться спокойным, ведь это не ваша, а моя дочь исчезла. Я разнесу этот дом на кирпичики, если мне придется заняться этим лично!

Говоря это, разгневанный отец вцепился в зеркало и попытался оторвать его от стены.

Хотя его работа детективом научила не слишком доверять проявлениям людских эмоций, Фом почувствовал некоторую симпатию к своему клиенту. Недавно на прогулке в одном из парков он потерял любимого пса. Правда, вскоре он смог вернуть его, ведь его профессия позволяла ему бороться с похитителями собак. Но он до сих пор помнил, как болезненно и глухо забилось его сердце, когда кокер-спаниель не ответил на его свист, а вокруг был лишь пугающе пустой газон.

Чтобы дать Кроссу возможность перевести дух, сыщик обратился к майору:

— Кто тот подрядчик, за которым вы послали?

— Человек, который все здесь перестраивал. У него лишь небольшая строительная фирма, но он честный и способный. Его зовут Морган. Чтобы сэкономить время, я велел ему на всякий случай прихватить с собой еще пару рабочих с кирками. —  Померой, чтобы успокоить Кросса, последнее предложение произнес с ударением.

— Хорошо. Я посмотрю, приехал ли он.

Радуясь появившемуся предлогу покинуть душную комнату, Фом вышел на лестничную площадку и осмотрелся. Очевидно, верхние этажи здания недавно были отремонтированы — грубые обои цвета пергамента были чистыми. Однако на покрашенной эмалевой краской стене у лестницы было множество царапин, видимо, оставленных при переносе мебели.

Повреждения наводили на мысль, что, несмотря на систему майора, арендаторы у него надолго не задерживались. Сыщик размышлял об этом,  когда майор привел ему практическое доказательство своего умения разбираться в людях. — Выйдя из шестнадцатого номера и встав рядом, он быстро зашептал:

— Было бы справедливо предостеречь вас, я не могу ручаться за Кросса, я его совсем не знаю. В ваших интересах будет заранее попросить у него чек.

— Спасибо. Это…

Фом умолк при виде Кросса. Куря сигарету и выпуская уйму дыма, тот стал мерить шагами лестничную площадку, будто был не в силах оставаться на месте. Когда он проходил мимо пятнадцатого номера, его дверь открылась и оттуда прихрамывая вышла брюнетка в слаксах.

С ее появлением в жизни Алана наступил новый период. Он был одним из тех мужчин, которые почитают прошлое волшебным и вспоминают о детстве, как о самой счастливой поре жизни. Хотя он все еще жил в том же самом доме (что ему нравилось), дом этот как-то сжался и изменился в худшую сторону. Еда была уже не так вкусна, как раньше, родители, увы, состарились, а прочие родственники превратились в чуждых ему взрослых и завели собственные семьи. Даже погода, которая раньше казалась ему вечным летом, стала совсем ни к черту.

Среди друзей его детства был садовник — тот самый, на которого походил швейцар Померании Хаус. Но самым драгоценным воспоминанием Фома оставалась темноволосая школьница, которая однажды проводила каникулы в доме по соседству. Она приехала из деревни и приобщила его к новым приключениям, которые придумывала сама.

Он никогда не забывал то волшебное лето и ту девочку, которая научила его разным играм. Он никогда больше ее не видел, но, увидев девушку из пятнадцатого номера, он почувствовал прилив радости, будто вновь встретил подругу детства. Даже зная, что леди в слаксах — это мисс Грин, «маленькая шалунья», по описанию майора, сыщик все равно был очарован ею.

Определенно, мисс Грин была не из застенчивых, ибо на лестничную площадку она вышла, как на сцену. Ее взгляд прошелся по собравшимся мужчинам, как луч прожектора. Когда Фом встретился с ее взглядом, то он, почувствовав в нем какое-то теплое приветствие, подумал, что еще никогда не видел столь привлекательного лица. Даже когда она выработанным на сцене голосом заговорила с Рафаэлем Кроссом, сыщик не стал обвинять ее в дерзости. Он инстинктивно чувствовал, что она воспользовалась редкой возможностью испытать свои способности и завладеть вниманием публики.

— Вы уже нашли свою дочь? — спросила она.

Кросс молча покачал головой. Девушка смотрела с таким сочувствием на Кросса, что Фом вдруг ощутил нелепую зависть к прекрасному телосложению и светлым вьющимся волосам своего клиента.

— Разумеется, нет, — продолжила девушка. — Потому что вы поставили перед следствием не ту задачу. Почему вы не сказали этому парню, — она указала взглядом на Фома, — что потеряно  платье эксклюзивной модели? О девушке, на которой оно было надето, упоминать вообще не стоило. Это только ослабляет обвинение… Неужели вы не понимаете, что поиск человека это гораздо меньший стимул? Ведь все законы направлены на защиту имущества.

— Не слишком ли это большое преувеличение? — возмутился майор.

— Я думаю это скорее преуменьшение, — невозмутимо заявила девушка. — По закону воровство карается тюремным заключением, а жестокость по отношению к человеку — часто всего лишь денежным штрафом. Если бы я вас убила, пресса сделала бы из меня народную героиню. Меня бы назвали красивой молодой брюнеткой. Но если я стащу у вас печать, меня посадят в тюрьму, а газеты опишут меня как «юную особу» не заслуживающую сочувствия. Ведь печати являются собственностью, а собственность священна.

— Но зачем вы все обо мне да обо мне? — снисходительно заметил майор. — Кстати, это мистер Фом. Вероятно, он захочет расспросить вас о… — домовладелец не окончил фразы из уважения к чувствам Кросса и вместо этого представил девушку.

— Это мисс Грин, арендатор номера пятнадцать.

— Виола Грин, — добавила девушка. — На съемках меня называют «Грини». Прекрасное короткое имя; оно не наводит вас на мысли о нежном молодом салате?

— Нет, — ответил Фом. — Скорее о незрелых яблоках.

Он был исполнен решимости сохранять беспристрастность несмотря на шарм Виолы. И чувствуя, что все больше попадает под ее обаяние, желая прервать это хотя бы на время, Фом обернулся к майору с предложением:

—  Пока мы ждем подрядчика, быть может, я немного поговорю с мисс Пауэр? Ничего особенного, обычная рутина.

— Вы найдете ее у себя, — заметила несгибаемая Виола. — Пауэр — леди. Она только выглядывает из-за шторы, в то время как я выбегаю на улицу, чтобы посмотреть на аварию. И она невероятно богата. У нее есть все эти необходимые кастрюльки и сковородки. Я знаю, потому что я брала их у нее на время.

Когда мисс Пауэр открыла дверь семнадцатого номера в ответ на звонок майора, Фом с первого взгляда составил свое мнение о ней — дочь деревенского священника.

Ей было примерно двадцать семь, возможно, меньше. Грубоватые черты ее лица и его решительное выражение говорили о сильном характере. Насколько было заметно, она не пудрилась и не пользовалась губной помадой. Ее густые светлые волосы были зачесаны назад и собраны в небольшой узел на затылке. На ней был строгий твидовый костюм в сине-зеленую крапинку с юбкой по щиколотку, спортивные чулки и прочные ботинки.

— Войдете? — официально спросила она после того, как майор представил ей сыщика.

Осмотревшись, Фом заметил, что ее комната меньше, чем у мадам Гойи и имеет признаки жилого помещения. Очевидно, комната была перестроена в жилую квартиру — часть комнаты была отделена и скрыта за расписной деревянной перегородкой.

Здесь была та же стандартная обстановка, что и в комнате Гойи, в том числе такой же ковер, а также дешевый шкаф и дубовый комод. Стол в центре комнаты был завален книгами и газетами, кроме того, на нем стояла портативная пишущая машинка и две фотографии в рамках. Одна из них представляла собой кабинетный портрет священника, а на второй была запечатлена хоккейная команда школьниц в туниках и длинных черных чулках.

Лица на фотографии были слишком маленькими, чтобы их можно было разглядеть на расстоянии, но Фом был уверен, что среди девушек была и мисс Пауэр — возможно, в качестве капитана. Тем временем она извинилась за беспорядок.

— Здесь полный хаос из-за того, что я усердно занимаюсь — готовлюсь к особенно трудному экзамену. Я занималась здесь весь день. Я уже сказала майору Померою, что не видела никакую незнакомую девушку, да и вообще, я никого не видела.

— Вы слышали ее голос? — поинтересовался Фом.

— Нет.

— Эти стены толстые?

Мисс Пауэр вопросительно посмотрела на майора, и тот ответил:

— По сути, стена между шестнадцатым и семнадцатым номером состоит только из фанеры и штукатурки. Настоящую стену снесли при перестройке. Для этой квартирки пришлось отщипнуть немного пространства от апартаментов мадам Гойи.

— Довольно рискованно — это мешало бы, если бы появился шумный квартирант, — заметил Фом.

— Я совсем не слышу арендатора из соседней квартиры, — холодно вставила мисс Пауэр.

Фом подумал, что для ее типа людей характерно демонстрировать незнание даже имени соседки, хотя она, должно быть, ежедневно видела имя Гойи на двери. Также он пришел к выводу, что таинственная деятельность этой мастерицы перчаток была достаточно неприметной, иначе мисс Пауэр не преминула бы пожаловаться на нее.

— Вторая дверь ведет в вашу спальню? — осведомился сыщик, рассматривая перегородку.

— Нет, я сплю здесь, на диване.С той стороны находятся кухня, ванная и все остальное. Спартанские условия, но на лучшее нет денег… Вы можете заглянуть туда.

Фом в одиночку осмотрел помещение, поскольку майору было необходимо уйти. Как Фом и предполагал, он обнаружил нагромождение бытовых приборов, но никаких признаков еще одного выхода. Соответственно, соседние квартирки были свободны от подозрений, по крайней мере, если строитель не объявит о наличии секретных ходов из номера шестнадцать.

— Спасибо, — поблагодарил Фом. — Надеюсь, что мне не придется снова прерывать ваши занятия. Если вы узнаете что-нибудь необычное об этом здании или его жильцах, дайте мне знать. Позвоните по этому номеру.

По тому как девушка отвела взгляд в сторону, устремив его на фотографию хоккейной команды, сыщик понял, что он ошибся, помогать она не станет. Проигнорировав протянутую визитку, мисс Пауэр открыла перед ним входную дверь.

— Я слишком занята, чтобы замечать что-либо или кого-либо, — холодно заявила она.

Для сыщика было облегчением вернуться на лестничную площадку, в более дружелюбную атмосферу. Его сердце нелепо быстро забилось, когда Виола шагнула навстречу, встречая его, будто этим она признавала некую связь между ними. Она вполне могла оказаться той самой девочкой, в детстве приглашавшей его поиграть; так ему казалось, когда она шепнула ему уголком рта:

— Майор в холле, рассказывает обо всем подрядчику… Разве это не волнующий момент? Или вас это не интересует?

— Должно интересовать, — ответил Фом. — Мне за это платят.

— О, конечно. Я и забыла, что вы сыщик. Просто вы выглядите как приятный молодой человек, не слишком умный и довольно жесткий… Ну, с криминальной точки зрения, что вы думаете о Пауэр? Мне она напоминает недоразвитую тихоню. Слишком уж правильный типаж… Вы подозреваете ее… или еще кого-нибудь?

Почувствовав редкое желание подыграть человеку, Фом пошел на компромисс:

— Лучше я скажу вам, кому я доверяю. Хиггинсу.

— Кто такой Хиггинс?

— Разумеется, швейцар, который стоит в холле.

— Ну вы и олух! — беззастенчиво рассмеялась Виола. — Разве вы не знаете первого правила общения с полицейскими? Никогда не называй своего настоящего имени! Его зовут Пирс. Он вас провел.

После этих слов настроение Виолы сменилось, и она заговорила по-другому, быстро и ласково — точно также, посмеявшись над ним, смягчалась в детстве его подруга по играм.

— Вы не ошиблись, — сказала она. — Пирс и правда честный человек. Совсем не может врать по телефону. Сколько времени я потратила, пытаясь подбить его на обман… Не для мошенничества, просто из любопытства. Вы разбираетесь в людях и должно быть асс в своей профессии. Смотрите, а вот и подрядчик!

Девушка умолкла и с явным интересом посмотрела на подрядчика. Он был этаким крепким Исавом с лохматой копной волос и кустистыми бровями.^[5] Его лицо было испещрено продолговатыми оспинами, следами от прежних язвочек, в карих глазах светился ум. Он производил впечатление честного человека, но грубого, с полным отсутствием чувства щепетильности по отношению к другим людям.

Сыщику он понравился с первого взгляда, от котелка до ботинок с тупыми носами. К тому же он был благодарен подрядчику за то, как бодро тот перешел к сути дела.

Глава IV. Подарок от Золушки

Заявив протест о полной бессмыслице предстоящих поисков, подрядчик после письменного официального подтверждения принялся за работу. Вызвав своих людей из холла, он, тяжело ступая, вошел в номер шестнадцать, быстро осмотрелся вокруг и приказал:

— Всем посторонним выйти.

Мадам Гойя единственная посторонняя в комнате, на данный момент, не смогла стерпеть такое беспардонное с собой обращение. Она ринулась вперед, широко раскинув свои полные руки, подобно ангелу-хранителю, расправившему крылья и изгоняющему скверну из своих владений.

— Пардон, — возмутилась она, — я останусь здесь. Это моя квартира, и я имею законное право видеть, что вы будете здесь делать.

У подрядчика сработал инстинкт женатого человека — спорить себе дороже, и он обернулся к майору, спрашивая «Шеф, мы можем вынести мебель?», и надеясь, что тот поддержит его разумное требование.

— Боюсь, что нет, — спокойно ответил майор. — Она ведь загромоздит всю лестничную площадку.

— Хорошо, вы здесь босс. Но предупреждаю вас — много драгоценного времени уйдет на перетаскивание этого хлама с места на место… Мадам, уверен, вы предпочтете сами заняться своими ценными вещами?

Рабочие обменялись улыбками, когда мадам Гойя медленно и размеренно принялась снимать с полок необычную коллекцию китайского фарфора, увядшие цветы, сигареты, колоды карт, косметику, хрусталь, кактусы, чайный прибор, а также несколько дешевых романов, взятых по абонементу в библиотеке. Она старалась все это аккуратно разместить на стульях и на мраморной каминной полке, сохранившейся после модернизации самого камина, но аккуратно получалось у нее не очень.

— Ну а теперь пошевеливайтесь! — нетерпеливо приказал подрядчик подчиненным. — Начинайте с зеркала.

Следуя его инструкциям, рабочие сняли со стены высокое зеркало и прислонили его к креслу. Впрочем, за ним не оказалось никакой потайной двери, через которую могла бы исчезнуть Эвелин Кросс. За ним вообще не нашлось ничего кроме длинных нитей паутины, свисающих со стены. Следующим со своего места был сдвинут шкаф, и при этом обошлось не без ущерба для стенных панелей. Затем с грохотом оказалась на полу огромная картина с богиней.

Вскоре комната была загромождена различными предметами, но Гойя упрямо оставалась в ней, хотя строители, осматривая и простукивая деревянные панели, и заставляли ее переходить с одного свободного места на другое. Майор также оставался в комнате, очевидно, для того, чтобы защищать свои интересы. Фом и Виола могли видеть происходящее лишь частично — в дверном проеме стоял Рафаэль Кросс, заслоняя им обзор.

Поначалу он исключительно внимательно наблюдал за каждым действием, но за отсутствием результатов его внимательность притупилась, и он уже не мог сдерживать свое нетерпение. Когда Кросс в очередной раз вышел на площадку, Виола обратила внимание Фома на то, что он раз за разом зажигает сигарету лишь для того, чтобы выбросить ее после пары затяжек.

— Он ходит по кругу, как планета, — прошептала она. — Не может успокоиться. И знаете что выводит меня из себя? — Вы видите — он как в аду, а майор беспокоится лишь о том, что его бесценное имущество может быть повреждено… О, пройдемте вперед — я хочу быть в первом ряду.

Она схватила Фома за руку и потащила к дверному проему. Сыщик видел, что девушка  очень взволнована — ее щеки пылали. Фом посчитал своим долгом предупредить девушку о возможном потрясении, при этом он чувствовал своеобразное удовольствие от возможности понаблюдать за ее реакцией:

— Я собираюсь сказать кое-что, что может вам не понравиться.

— Звучит как заигрывание. Но я современная девушка — я это выдержу.

— Отец девушки чуть ли не сходит с ума, и я думаю, что у него есть для этого все основания. Поэтому я хочу, чтобы вы вернулись в вашу квартиру, пока не началось, как говорится.

— Что вы имеете ввиду?

— Они могут найти ее, а мертвое тело — не самое приятное зрелище.

Несмотря на промелькнувший в ее глазах ужас Виола не послушалась.

— Все в порядке, — заверила она Фома. — Меня не стошнит, я на диете и мой желудок пустой.

В этот момент, будто бы читая мысли Фома, подрядчик обратился к майору Померою:

— Шеф, с панелями все в порядке. Теперь мы примемся за половицы.

Он отдал указания рабочим:

— Сверните ковер. Передвигайте барахло по мере продвижения.

Мадам Гойя, зажатая в угол сдвинутым диваном, яростно возмутилась:

— Разве я тоже считаюсь «барахлом»? Выпустите меня, идиоты! — Затем она насмешливо обратилась к подрядчику: — Я не знаю, что вы задумали. Даже если в полу есть люк, то девушка упала бы в комнату этажом ниже. Очень умно с вашей стороны.

Однако строитель просто огорошил ее своим бесцеремонным объяснением:

— Тело может находиться между вашем полом и потолком соседей снизу.

— Тело? — повторила Гойя с истерическими нотками в голосе. — А, теперь я начинаю понимать. Я была так глупа — до меня только сейчас дошло, что я нахожусь под подозрением.

Ее напор вынудил подрядчика отступить, а майор Померой попытался успокоить мадам:

— Никто не находится под подозрением. Сама эта идея абсурдна. Мы просто делаем все возможное, чтобы убедить мистера Кросса в том, что его дочери нет в этом здании.

— В самом деле? Меня этим не проведешь. Теперь мой черед отдавать распоряжения. Я настаиваю на том, чтобы эту комнату разобрали на кусочки и очистили меня от подозрений.

— В этом нет необходимости, — пояснил подрядчик. — Я простучал каждый дюйм этих стен, и звук везде одинаковый, значит, никаких пустот нет.

— Почему вы остановили работу? — рявкнул Кросс, входя в комнату. — Его льдисто-голубые глаза сверкали от ярости в ожидании объяснения майора. — Разве я непонятно выразился? Обдерите эти стены — и плевать мне на то, сколько это будет стоить!

— Сначала закончим с полом, — возразил подрядчик.

Осмотр пола занял много времени по причине обилия мебели. С постоянными задержками и проволочками строители фут за футом сворачивали ковер, обнажая грязный дощатый пол. Фому уже стало скучно, но тут в комнату вошла уже знакомая ему секретарша майора и передала своему работодателю какую-то бумагу, напечатанную на машинке. Тот взглянул на нее, а затем направился к Кроссу.

— Может, подпишите это? — небрежно поинтересовался он. — Здесь всего лишь говорится о возмещении причиненного мне ущерба. Но лучше сначала прочитайте.

Проигнорировав его совет, Кросс нацарапал свою подпись, чуть ли не прорывая бумагу ручкой. Майор лишь пожал плечами, пряча бумагу в папку.

— Не такая уж хорошая для меня бумага, — шепотом пояснил он Фому. — Всего лишь джентльменское соглашение, не имеющее юридической силы, и не слишком подробное — ведь не обременять же беднягу подробностями.

Пока он говорил, появился первый признак того, что счет будет немаленьким — высокое зеркало с грохотом и звоном бьющегося стекла упало вперед, прямо на каминную полку.

Мадам Гойя завопила, словно сирена, а затем принялась обвинять в случившемся стоявшего ближе всех к зеркалу рабочего.

— Но это не я, мэм, — уверенно заявил тот. — Это вы сдвинули кресло, к которому оно было прислонено.

— Но оно вовсе не должно было стоять на полу. На стене оно было в безопасности. Кто купит мне новое зеркало?

— Мы позаботимся об этом, — быстро пообещал майор, в то время как подрядчик поднимался с колен.

— Пол не трогали, — объявил он. — Оконная решетка прикручена. Остается только обшивка стен. Начинайте ребята.

Строители приступили к демонтажным работам. Выкручивали крепежные болты, осторожно снимали панели, аккуратно складывали их в стопку. Но Кросс совсем не оценил их осторожности — напротив, их медлительность только снова привела его в ярость.

— Сдирайте быстрее не церемонясь! — приказал он.

Подрядчик поймал взгляд майора и кивнул рабочим:

— Это дешевая древесина, а не подлинная старина, круши ребята.

Рабочим явно пришлась по вкусу такая технология. Они грубо рубили, срывали обшивку неровными кусками, а Виола тем временем ахала от восторга.

— Великолепно! Я в восторге! Какой погром!

— Чему вы радуетесь? — удивился Фом.

— Тому что здесь уничтожается собственность. Да, она страдать не может, она мертва, но слишком большую власть она захватила над человеком.

— Вы связаны с И.Р.А.^[6]?

— Нет, понятия не имею, что это такое.

— Тогда почему вы так ненавидите собственность?

— Почему? Объясню на примере. Знаете как я стала безработной. Я была манекенщицей. Демонстрировала платье, но поскользнулась на полированном полу и упала. Травмировала ногу, ударилась головой, потеряла сознание, но никто не побеспокоился по такому незначительному поводу. Всех волновала судьба модельного платья. Я порвала его при падении, оно было испорчено — поэтому меня уволили.

Девушка прервала свой рассказ и схватила сыщика за руку:

— Осталась последняя панель. За ней тело. Я все бодрилась, но мне страшно. Тело будет за ней, за последним кусочком обшивки.

Она заразила Фома своими опасениями. Несмотря на свою рассудительность, наблюдая за тем, как рабочие орудуют молотками, он ощущал, словно электрический импульс, исходящее от Виолы беспокойство ожидания и дрожь в ее пальцах. Он слышал тяжелое дыхание Рафаэля Кросса, а мадам Гойя застыла на месте как истукан.

Наконец последняя часть обшивки была снята — и за ней обнаружилась только сплошная оштукатуренная стена.

Фом почувствовал глубокое облегчение. — Во-первых, девушка скорее всего жива, а во-вторых, это дело обещало стать чем-то необычным, ярким. Постоянные подслушивания и подглядывания еще не окончательно погасили в сыщике чувство романтики. Секретная служба еще оставалась для него чем-то вроде афиши захватывающего фильма с пулевой стрельбой. Афиши заклеенной объявлениями туристических агентств.

Но вместе с облегчением, краешком сознания, ощутился смутный укол разочарования. — Найдись там труп, голову можно было не морочить, закрыть дело, получить деньги. К чести сыщика, это чувство разочарования он подавил, даже сам не заметил как.

Сейчас предполагаемое объяснение этому исчезновению Эвелин Кросс было у него лишь одно, дикое истеричное. — Девчонка потеряла голову и сваляла дурака. Вероятно, выпила слишком много.

Но настанет время, когда он будет представлять себе это дело как газету, хлопающую на ветру под зимним дождем своими уголками, со статьей  о преступлении… ужасающий отчет с шокирующими подробностями хладнокровных убийств…

Сначала никто не смел взглянуть на Рафаэля Кросса. Рабочие начали было ухмыляться, но, признав неловкость ситуации, быстро придали своим лицам невозмутимое выражение. Затем подрядчик обратился к майору Померою:

— Отсюда есть лишь один выход — через дверь. Уже почти шесть часов. Увидимся утром, шеф.

Он поспешил прочь, будто опасаясь начала дальнейших пререканий. Все остальные побрели за ним. Когда они вышли на площадку, Марлен, стала спускаться с третьего этажа. Она была в верхней одежде — шубе и нелепой шляпке — и, видимо, собиралась домой, но специально задержалась в ожидании возможности снова увидеть таинственную Эвелин Кросс.

Часы на церковной башне на площади пробили шесть. Это заставило подрядчика взглянуть на высокие старинные часы, стоявшие у стены в углу лестничной площадки.

— Остановились, — заметил он. — Это самое неприятное в этих старых вещах.

— Ну, этот старичок еще вполне может поработать, — возразила Виола. — В его возрасте любят время от времени отдохнуть, но сегодня днем он как следует отсчитывал время.

Ее слова заставили Фома взглянуть на эти часы, и он заметил, что их стрелки остановились на семи минутах пятого. — Примерно то время, когда Эвелин Кросс вошла в Померанию Хаус.

 Что побудило его открыть корпус часов? — Задай ему кто-нибудь такой вопрос, Фом не смог бы на него ответить. Но, пошарив внутри него, он обнаружил там два инородных предмета, которые и мешали работе часов. Он вытащил их, осмотрел.

Это была пара модных женских туфель на очень высоком каблуке.

Глава V. Краткие характеристики

У Фома не было никаких сомнений относительно владелицы туфель. Он инстинктивно обернулся к Рафаэлю Кроссу, ошеломленно смотревшему на туфли.

— Это туфли вашей дочери? — спросил сыщик.

— Да, — глухо ответил тот.

— Вы точно в этом уверены?

Кросс с сомнением прикусил губу и покачал светловолосой головой.

— Конечно, я не уверен. Но она всегда носит подобные туфли.

— Вы уверены, что на них нет никаких отличительных меток? — допытывался Фом, протягивая ему туфли.

— Черт, да откуда мне знать? Как по мне, все ее туфли выглядят одинаково.

Фома раздосадовала эта недостаточная осведомленность отца девушки. Прежде чем наверняка связать эти туфли с пропавшей девушкой, ему нужно было установить их принадлежность банальным методом исключения.

К счастью, Виола пришла ему на помощь.

— Увы, они не мои, — сказала она. — И не Пауэр — она всегда носит удобную обувь на низком каблуке. Возможно, они принадлежат мадам Гойе…

— Пардон, — прервал ее уверенный голос. — Это мои туфли.

Фом не нуждался в пояснениях Виолы, чтобы понять ее вздох — эта претензия на туфли была смелой авантюрой. Марлен шагнула вперед и нагло выхватила туфли из безвольных рук Кросса.

— Я купила их на прошлой неделе во время обеденного перерыва в «Долсис»^[7] на Шафтсбери-авеню, — бойко затараторила девушка. — Там была распродажа. Можете взглянуть на подошвы — на них нет потертостей, ведь я их толком еще не надевала.

— На прошлой неделе? — переспросил Фом. — Почему же вы не забрали их домой?

— Так получилось, что каждый вечер меня приглашали то поужинать, то в кино. Ну не таскать же с собой коробку.

— Но как же они оказались в корпусе часов?

— Ах, даже не представляю, — беспечно ответила Марлен. — Полагаю, это чья-то шалость… Ну, большое спасибо за то, что нашли их. Пока-пока.

— Поди попробуй проверить этот рассказ, — с иронией пробормотала Виола, наблюдая за тем, как Марлен триумфально удаляется. — Распродажа, да еще во время обеденного наплыва покупателей. Неплохое сочетаньице… Ну, как бы то ни было, она навсегда ими завладела, так что удачи ей.

— Я правильно понял, что эта юная леди пользуется успехом? — спросил Фом.

— Сногсшибательно впечатляющим, — отозвалась Виола. — На прокорм денег практически не тратит. Ее все приглашают — от начальника до посыльного. Впрочем, она играет честно, и ко всем им относится одинаково… Вот я бы к посыльному отнеслась хорошо, а директора бы отшила. Такой вот снобизм.

Она умолкла, когда на площадку вышла мадам Гойя — ее задрапированная фигура смотрелась массивно и величественно, совсем как Статуя Свободы.

— Не отпускайте рабочих, — приказала она майору. — Они сейчас же должны вернуть мои вещи на место. А вам нужно найти для меня приличное временное помещение в этом доме… Повлияйте на вашего подрядчика, чтобы он побыстрее привел в порядок шестнадцатый номер. Я не могу рисковать потерей клиентов.

— Ваши требования непременно будут учтены, — заверил ее Померой, исполнившись мрачного терпения. — Если вы спуститесь в мой офис, я присоединюсь к вам, как только смогу.

Он с беспокойством взглянул на Кросса, который все еще стоял с невидящим взглядом, а затем подлым образом переложил заботу о нем на чужие плечи, предложив Фому:

— Наверно вам нужно обсудить это дело с мистером Кроссом. Для этого подойдет моя квартира, она находится возле моего офиса. Там вы найдете и что-нибудь выпить.

— Мне это не нужно, — вмешался Кросс. — Мне нужно лишь узнать: где Эвелин? Где моя девочка?

Он слегка пошатнулся и беспомощно оглянулся вокруг, словно ища на что присесть.

Виола подхватила его под руку и повела в номер пятнадцать. Там она усадила его на диван, а сама скрылась за перегородкой в другом конце комнаты. Вскоре она вернулась оттуда с небольшим стаканом в руках.

— Выпейте это, дружок, и вы почувствуете себя лучше, — предложила она.

Но Кросс даже не попытался взять стакан, а лишь сидел и тер глаза; тогда Виола сменила тактику и залепила ему пощечину.

— Возьмите себя в руки! — приказала она.

На это Кросс незамедлительно отреагировал: апатия в его взгляде исчезла, а лицевые мышцы перестали дергаться. Какое-то мгновение он смотрел на нее так, будто собирался дать сдачи, а затем его злость уступила место удивлению, и он в один прием осушил стакан с бренди.

— Спасибо, — сказал он. — Вы понимающий человек.

Вернув самообладание, Кросс повернулся к Фому.

— А теперь, молодой человек, — бодро начал он, — я хочу услышать ваше мнение.

— Рассмотрим факты, — предложил сыщик. — Вы признаете, что ваша дочь не могла быть похищена в этом доме? Все это выглядит, как сложный трюк иллюзиониста — «Иллюзия исчезновения леди» или вроде того… Причем подрядчик подтвердил, что с комнатой все в порядке. Согласны ли вы с его отчетом — и тем, что видели собственными глазами?

— Приходится согласиться, — признал Кросс.

— Хорошо. Альтернативная теория состоит в том, что она растворилась в воздухе… Вы верите в сверхъестественное?

— Черт возьми, нет.

— Тогда здесь есть только одно объяснение. Ваша дочь проскользнула мимо вас, когда вы были слишком увлечены и не заметили ее. Нечто подобное случалось и раньше. Известные картины были украдены из галерей в то время, когда те были переполнены туристами. Вор умудрялся выбрать психологический момент, когда его сообщник отвлекал внимание посетителей… Конечно, в случае с вашей дочерью это произошло неумышленно, ненамеренно. Я уверен, что скоро она вернется в ваш отель.

Фом говорил с нажимом, так как пытался убедить не только своего клиента, но и себя самого. Здравый смысл заставлял его поверить в это объяснение, хоть он и понимал, что в хитросплетении этой загадки остаются нераспутанные нити. Правда заключалась в следующем: пятеро человек заявили, что Эвелин Кросс поднялась по лестнице, но обратно не спускалась. Однако четверо из этих свидетелей были не вполне надежными: Кросс был невротичен, майор руководствовался своими собственными интересами, в то время как ни мадам Гойя, ни Марлен не внушали полного доверия.

Оставался швейцар. Фом верил, что его показания были честными и правдивыми, но и здесь нельзя было поручиться, что он не стал жертвой естественного заблуждения. Сыщик был уверен, что Пирс не оставался на своем посту с той же непоколебимостью, как погребенный под лавой часовой города Геркуланума^[8] — вполне мог на минуту отлучиться.

На данный момент нужно исходить из того, что исчезновение Эвелин Кросс было добровольным — такой вывод логичен. К несчастью, его полная убежденность в этом была подорвана находкой туфель. Ведь, несмотря на претензии секретарши, было ясно, что эта обувь принадлежит пропавшей девушке, а это вносило в дело элемент загадочности.

Фом не мог понять, зачем Эвелин было нужно снимать туфли перед выходом на мокрый от тумана тротуар, а ее выбор места для их хранения приводил еще в большее недоумение. Звук от открывания и закрывания корпуса часов выдал бы ее присутствие на лестничной площадке, что исключало предположение — она разулась, чтобы ускользнуть бесшумно, в одних чулках.

Он почувствовал облегчение, когда Кросс, вновь энергичный, вскочил со своего места и заявил:

— Я уверен, вы правы. Она скоро вернется в отель.

Осмотревшись вокруг, он сразу заметил бедность обстановки в квартире Виолы. Знакомый набор мебели и дорогой ковер говорили о том, что майор Померой частично меблировал эти три комнаты, чтобы увеличить арендную плату за них. Больше в комнате практически ничего не было. Занавеска — с попугаями на черном фоне — скрывала ряд крючков на стене и служила заменой гардеробу.

Вместо зеркала над каминной полкой висела большая афиша спектакля Лондонского репертуарного театра. Кросс разобрал на ней имя Виолы Грин, напечатанное мелким шрифтом.

— Вы профессионалка? — спросил он, с новым интересом взглянув на нее.

— Пытаюсь быть ею, — призналась девушка. — Это забавно. Пауэр выглядит как дочь викария, хотя, возможно, она прибыла сюда из борделя. А я выгляжу шалопайкой, тогда как на самом деле дочь священника. Мы трагичная семья — все мы служим в церкви, но нас тянет на сцену.

— И в чем проблема? — поинтересовался Кросс.

— Трагедия в том, что ни у кого из нас нас нет таланта. А настоящая ирония судьбы вот в чем: мой дедушка был прирожденным комиком, выступал на сцене, имел успех, но решил стать епископом. Никаких амбиций.

— Не волнуйтесь. Возможно, я смогу помочь вам. Я могу повлиять на одну кинокомпанию… Не отказывайтесь от этого предложения, душенька. Вы были добры ко мне, и я этого не забуду. У меня ведь тоже есть дочь.

Свет заблестел на его светлых, вьющихся волосах, когда он расправил широкие плечи и вытянулся во весь рост. Голову он запрокинул так, что его массивный подбородок слился с мощными мышцами шеи. В этот момент Кросс выглядел настолько великолепным образчиком самоуверенной, прямо античной, мужественности, что Фом ощутил приступ зависти, хоть обычно он сам себя устраивал таким, как он есть.

— Вот моя визитка, — сказал Кросс Фому. — Пришлите мне счет, и я выпишу чек. Ваше участие помогло мне… Доброй ночи.

— Я спущусь с вами, — предложила Виола.

Фом не попытался составить им компанию, так как он хотел воспользоваться шансом и сделать несколько заметок. Всякий раз, принимаясь за новое дело, он имел привычку записывать свое первое впечатление о каждом действующем лице. Было важно записать эти краткие характеристики, не особо анализируя, до того, как у него сложится обоснованное мнение, и потому это было скорее инстинктивное впечатление о личности.

Затем он прятал эти записи в ящик стола и на какое-то время забывал о них, пока не приходило время сравнить их с оценками фигурантов дела уже на новом этапе.

В этом случае Фом опасался, что ему не удастся записать непредвзятое впечатление о Виоле. Пытаясь очистить сознание, он принялся быстро заполнять небольшие страницы записной книжки так, будто его пальцы писали сами собой.

Он захлопнул блокнот, когда Виола вернулась обратно в комнату.

— Присядьте, — пригласила она. — У меня еще осталась пара стульев. Приди вы на прошлой неделе, вы застали бы здесь великолепный, роскошный набор мебели из орехового дерева. Все кто ни попадя так им любовались. Но старьевщик увез его на своем фургоне… Боюсь, у меня не осталось выпивки — ваш клиент выпил последнее.

— Что вы думаете о нем? — поинтересовался Фом.

— Для этой ситуации он неплохо выглядит, — небрежно заметила Виола. — Но, черт возьми, его эмоций хватило бы на десятка два отцов. У меня такое чувство, что он из разряда богатых покровителей. Он был так взволнован, будто от него сбежала его девушка, и теперь он не может вернуть ее законным родителям.

Фом повидал слишком много ложных родственных связей, чтобы отвергнуть эту теорию Виолы. Поскольку он не заботился о моральной стороне дела, ему даже нравилась эта версия, поскольку она помогала ему объяснить собственное инстинктивное недоверие к Кроссу. Раньше он списывал это на необоснованное предубеждение, основанное на неприязни к его весьма импозантной внешности. Но теперь сыщик осознал, что в основе его подозрений лежала неспособность поверить в естественность отцовских чувств Кросса. Он не мог представить себе, как тот подбрасывает младенца в воздух или везет свою дочурку в школу. Скорее он мог представить его на скачках — с сигарой, зажатой в углу рта, в шляпе, сдвинутой на один глаз, и в сопровождении привлекательной девушки.

Фом заметил, что Виола свернулась в большом кресле и пытливо смотрит на него.

— Было неприятно слышать каким тоном он предложил вам выставить ему счет к оплате, — продолжила она.

— Согласен, но должен же я получить плату за потраченное время.

— Расскажите о вашей работе.

Он подавил желание приукрасить свое занятие.

— Я выполняю заурядные поручения для людей, которые не хотят привлекать к делу полицию. Это по большей части грязная работа. Моя мать считает, что она сделала меня грубым человеком и мещанином.

— Она сделала вас настоящим. Я терпеть не могу фальшивок… Устаете от этой работы?

Прикуривая сигарету, он ответил вопросом на вопрос:

— У вас есть идеи насчет того, чем на самом деле занимается мадам Гойя?

— Это я могу вам сказать — гаданием на хрустальном шаре и шантажом. Толпы народу ходят проконсультироваться с ней.  Она предсказывает стопроцентно вероятные события, хотя иногда и обманывает своих клиентов. Она знает, какая лошадь придет первой или в каком раунде тяжеловес проиграет. — Мне кажется, что она связана с аферистами и получает сведения из весьма сомнительных источников.

— Вы не слышали о ее проблемах с полицией?

— Нет, для этого она слишком осторожна. Видели бы вы, каким взглядом она меня одарила, когда я попросила ее предсказать мне судьбу.

Хоть Фом и считал дело оконченным, он продолжал испытывать ее женскую интуицию, так как ему нравилось наблюдать за каждой переменой выражения на оживленном лице Виолы.

— Возможно, какие-то зацепки насчет мисс Пауэр?

— Нет. Если она и впрямь та, кем выглядит, то вы знаете о ней не меньше меня.

— А что же майор?

— О, это джентльмен — даже в тех случаях, когда я запаздываю с оплатой. Но что касается денег, то их он видит издалека и устремляется к ним, как чайка к добыче.

— Спасибо. Спасибо за все. Я должен вернуться в офис.

Сыщик направился к двери, Виола задумчиво смотрела ему вслед, и уже когда он открыл дверь попросила:

— Пожалуйста, заходите ко мне, я хочу знать, чем закончится история, эта забавная история.

— Хорошо  зайду… Но, думаю, она уже закончилась, — с уверенностью произнес Фом.

* * *

По возвращению в офис Фом отчитался перед начальником, мистером Грибблом, изложив ему дело. Тот согласился, что Кросс был обманут не столько своей дочерью, сколько собственным сознанием. Его неистовые подозрения и страх указывали на темное прошлое, раз он был уверен в том, что это происки врагов.

— Это его личное дело, — таков был циничный вердикт начальника. — Проверьте его чек на платежеспособность.

Другое расследование было запутанным, поэтому Фом задержался допоздна. Собираясь уходить, он позвонил в отель в котором остановился Кросс — просто чтобы подтвердить свои предположения:

— Вахта? Скажите, мисс Эвелин Кросс у себя?

— Нет, — ответил ему клерк. — Она ушла в полдень и еще не возвращалась.

Фом уже переживал подобный момент. На какое-то мгновение он вновь испытал то чувство отчаяния и потери, как будто он опять смотрел на пустынный газон и подзывал свистом собаку, которая была уже далеко от этого места…

Он вздрогнул, избавляясь от этого ощущения. Открыв блокнот, сыщик внимательно перечитал свои короткие записи о фигурантах дела, нацарапанные им в пятнадцатом номере Померании Хаус.

Рафаэль Кросс. Раздражительный. Слишком привлекательный. Не отцовский типаж, темная лошадка.

Майор Померой — худощавый, длиннолицый, хорошо одет. Галстук старой школы, достойный. Боже храни короля.

Мадам Гойя. Седые волосы, темное лицо. Подозрительные делишки. В карты с ней играть не стал бы.

Мисс Пауэр. Блондинка, плотного телосложения, носит твид. Голос твердый. Училась в хорошей школе.

Виола Грин. Брюнетка. Слишком худая. Носит  брюки. Настроена против частной собственности. Вдохновляет.

Все это показалось ему жалким набором бессмысленных слов. Такое краткое описание фигурантов дела не стоило даже той бумаги, на которой оно было записано.

И все же здесь, у него перед глазами, находились две подсказки, которые позднее помогут ему разгадать эту тайну.

Глава VI. Вес и размеры.

Фому повезло — у него был крепкий домашний тыл. Он жил с родителями в большом доме в Хайгейте, который, несмотря на имеющийся у семьи довольно приличный достаток, не претерпел никаких переделок и, хоть и несколько поблекший, оставался по-старомодному уютным. Мебель и ковры превратились в старых друзей семьи, так что вопрос об их замене даже не стоял. Домашних любимцев обычно приходилось сгонять с мягких кресел и диванов — они оставляли там свою шерсть, таким образом, помечая их как свою собственность.

Шерсть на мебели это конечно было большим недостатком, но в остальном атмосфера в доме была дружелюбной, а жизнь в нем — безбедной. Зимой высокие языки пламени танцевали в камине, устремляясь в широкие дымоходы и нередко сажа в них загоралась. Фом-старший заведовал своим винным погребом, его жена вела хозяйство на широкую ногу.

Отец сыщика был ушедшим на покой врачом, который продолжил наблюдать за несколькими самыми интересными пациентами, чтобы не сидеть совсем без дела. Вместо чтения бульварных романов он предпочитал живо интересоваться работой сына и вникать в мрачные дела агентства. Алан потакал его слабости, зная, что для отца врачебная тайна не пустой звук и ему можно доверять любые секреты.

Тем вечером, после того как Алан отчитался о проделанной за день работе, отец сурово посмотрел на него поверх очков.

— И ты удовлетворен полученным результатом? Если бы у меня был подобный случай, я захотел бы провести вскрытие… Взять хотя бы один факт — как ты объяснишь непонятный момент с оставленными туфлями?

— Почему я должен это объяснять? Нет никаких конкретных доказательств, что они принадлежат дочери Кросса, а не секретарше. Мои собственные догадки не идут в счет.

—  Ну, я считаю, это очевидно и  расследовать необходимо. Возможно в дальнейшем появятся еще какие-нибудь детали на которые будет стоит обратить внимание, которые будут достойны того, чтобы ты делал на основе их свои догадки.

Миссис Фом, не допускавшаяся до «служебных секретов», случайно услышала последнюю фразу и возразила:

— Алан не строит догадок, он делает выводы — так же, как ты ставишь диагнозы.

— Чепуха, — усмехнулся врач. — Я могу задавать своим пациентам вопросы, наблюдать за симптомами, но мне приходится строить догадки насчет того, что происходит с ними. Все мы строим догадки, даже ты — например, ты постоянно строишь предположения приготовила ли кухарка уже ужин, или еще нет.

Он подмигнул Алану, приглашая того вместе посмеяться над этой особенностью характера жены. Многолетняя ее борьба с кухаркой, которая никак не могла приучиться приготовить все к определенному часу, сделали ее экспертом по необходимому времени изготовления всевозможных блюд. В остальном же она была добродушной, толковой женщиной, следящей за хозяйством и знающей о канализации не меньше водопроводчика.

— На сегодня никаких предположений. Ужин готов! — возмущенно заявила миссис Фом.

Упоминание об ужине напомнило Алану о девушке, которая заявила, что от тошноты ее удержит очевидная причина — пустой желудок. Он задумался о том, голодна ли она сейчас. Конечно, она была безработной совсем недолго, но вот были ли у нее какие-нибудь деньги? Насколько он мог судить, она со своим характером вполне могла отказаться от конверта с последним гонораром, — презрительный жест, компенсация за испорченное платье.

— Что должна предпринять девушка, если ее уволили? — спросил он у матери.

— Ну, в первую очередь, отправиться в центр занятости и просить о выплате пособия на то время, пока она будет безработной.

— Но эта девушка такая неорганизованная. Слишком бестолкова, без ума от кино и театра. С такими качествами, с таким подходом к жизни ей трудно устроиться на приличную работу.  

— Она может играть на сцене?

— Она считает, что нет, но вне сцены устраивает замечательные шоу.

— Тогда мне следует как можно чаще приглашать ее на ужин.

Глаза миссис Фом довольно заблестели за стеклами очков, но в остальном она сохраняла бесстрастное выражение лица. Это был первый раз, когда Алан проявил интерес к девушке.

* * *

Прибыв в офис следующим утром, Фом сразу позвонил Кроссу в отель. Он попросил соединить его с клиентом и, когда тот ответил, поначалу не узнал его голоса. Он больше не был грубым от переполнявших эмоций, а был уверенным и даже веселым.

— Полагаю, ваша дочь вернулась? — подчеркнуто сердечно осведомился сыщик.

— Нет, — небрежно ответил Кросс. — Но этим утром я получил весточку от нее.

Хотя это была не та новость, которую Фом предполагал услышать, у него вырвался глубокий вздох облегчения.

— Хорошо. Я был уверен, что так и будет. Откуда она прислала письмо?

— Из Оксфорда. Это была открытка из какого-то колледжа, проштемпелеванная вчерашним вечером, в десять тридцать.

— Она разъяснила загадку?

— Практически. Подождите минутку, я вам ее зачитаю.

После короткой паузы в трубке снова загремел голос Кросса.

— Я нашел ее. Тут говорится: «Извини, что сбежала, но у меня свидание, решила провести уик-энд в деревне. Я до сих пор здесь, мой друг — шикарен. Как я одурачила тебя. А?! Сам во всем виноват, лезешь не в свое дело. Вернусь в понедельник».

— Письмо написано ее рукой? — спросил Фом.

— Я бы сказал, что да.

— Вы пошлете за ней вашу машину?

— Нет. Пишет, что она с другом… Он обо всем позаботится. Вышлите мне счет. Я хочу покончить со всем этим.

— Спасибо, — рассеянно ответил Фом, все еще обдумывавший непоследовательный текст открытки. — Что она имела в виду, написав, что вы сами виноваты в том, что ей пришлось вас одурачить?

— Думаю, я знаю, — хмыкнул Кросс. — Когда она выходит прогуляться, она всегда едет в машине вместе со мной, и я высаживаю ее в том или ином месте. Она попросила меня высадить ее у Померании Хаус, но на самом деле собиралась встретиться с этим ее другом на Беркли-Сквер. А я разрушил ее план, сказав, что пойду туда вместе с ней и повидаюсь с майором Помероем. Ее встреча с мадам Гойей была всего лишь уловкой… Во всяком случае, я так считаю.

— Звучит правдоподобно, — признал сыщик. Он уже собирался было повесить трубку, когда Кросс продолжил:

— Вы скоро увидитесь с малышкой Грини?

Когда Фом услышал, как запросто он называет мисс Грин, его уши начали гореть. Он ощутил бессильную ярость по отношению к превосходящему его сопернику, воскресив в памяти свое последнее яркое впечатление о Рафаэле Кроссе, сильном и поражающем воображение — его светлые волосы, блестевшие под электрическим светом. Всего за несколько минут он ворвался в жизнь Виолы, завоевав ее доверие.

— Я встречусь с ней сегодня вечером, — быстро ответил он.

— Хорошо. Скажете ей, что, возможно, я смогу найти для нее хорошую работу? Кое-что в ее духе… Эта девушка никогда не будет стоять за прилавком или сидеть за пишущей машинкой. Ей нужна яркая, насыщенная жизнь. Мне-то кое-что известно о девушках, ведь у меня самого есть дочь.

— А какого рода эта работа?

— Компаньонка дочери Уильяма Стерлинга. Я повстречал их на «Куин Мэри»^[9].

— Вы имеете в виду того самого Стерлинга? Миллионера?

— Миллионера, как бы не так! Этот малый — мультимиллионер! Он подарил жене бриллианты стоимостью в четверть миллиона фунтов и сделал это запросто — как мы дарим нашим женам дешёвенькие бриллиантовые браслеты.

Фом начал понимать, что привычка Кросса использовать превосходную степень типична для таких экстравагантных людей. Автоматически Кросс преувеличивал стоимость всего, так же как и свои эмоции.

— Но как вы могли порекомендовать ему мисс Грин? Вы ведь ничего о ней не знаете.

— О, миссис Стерлинг конечно наведет о ней справки. Но она может положиться и на мое мнение — я умею судить о людях. Я вижу, что это девушка с сильным характером. Я тогда почти потерял контроль над собой, и она дала мне в глаз!

— Она всего лишь влепила вам пощечину, — поправил его Фом.

— Неважно, она спасла меня… Я увижусь с миссис Стерлинг сегодня днем. Скажите Грини, пусть позвонит ей вечером и назовет мое имя. Миссис Стерлинг не станет звонить ей сама. Грини лучше сделать это, пока не поздно: уже завтра на это место выстроится очередь в целую милю.

— Я постараюсь донести до нее, что это важно, — пообещал Фом, начиная понимать, что заявления Кросса не стоит воспринимать слишком серьезно. Чтобы доказать самому себе, что не ревнует к этому фигляру, он небрежно добавил: — Но почему бы вам самому не увидеться с ней?

Ненадолго в трубке воцарилась тишина, за ней раздался звук похожий на рев оленя в брачный сезон, после чего хриплый голос Кросса:

— Я не могу заставить себя снова войти в тот дом. Это только разбередит мои раны. Я должен обо всем этом забыть.

— Я понимаю.

— А вот мне это не по силам. Не могу понять, приличное ли это место. Майор показался мне джентльменом. Но люди такого типа не должны заниматься бизнесом — он слишком мягкосердечный… Когда Грини вернулась наверх, он сказал мне, что она часто недоплачивает за аренду, но он не хочет выгонять ее.  А теперь просто запишите номер миссис Стерлинг и проследите, чтобы Грини позвонила ей.

Повесив трубку, Фом дал бухгалтеру задание выписать счет от «Гердлстон энд Гриббл» Рафаэлю Кроссу. В силу того, что дело было официально закрыто, он попытался забыть его, однако оно снова и снова всплывало в его памяти, заставляя ощущать смутное беспокойство. Вероятно, это было признаком неудовлетворенного любопытства.

Ему хотелось увидеть исчезнувшую Эвелин Кросс во плоти и услышать все подробности того, как ей удалось ускользнуть из Померании Хаус. Помимо этого, он хотел развеять то смутное недоверие, испытываемое им по отношению к Рафаэлю Кроссу, которое сохранилось у него, несмотря на то, что новый покровитель Виолы поручил ему приятное задание.

Он переключился на новое дело, в котором его клиенткой была удалившаяся на пенсию учительница, подвергшаяся шантажу из-за болтливости говорящего попугая. Фом работал над этим делом с усиленной энергией, во многом из-за того, что вымогателем был юноша со светлыми вьющимися волосами.

Освободившись довольно поздно, он отправился в Померанию Хаус. Сыщик вошел прямиком в холл и почувствовал резкий запах краски. Помимо этого, было и другое свидетельство работы маляра — красный резиновый ковер на лестнице носил на себе его грязные следы.

— Работы в шестнадцатом номере уже начались? — спросил Фом у Пирса.

— Не только начались, но и практически закончились. Они быстро выполнили работу — мадам сходила с ума из-за того, что была выдворена из своей комнаты. Подрядчику пришлось прислать всех своих рабочих. На данный момент осталось только поклеить обои. Вы хотите увидеть майора?

— Нет, мисс Грин.

— Она у себя. Идите прямо наверх.

Поднимаясь по лестнице, Фом обогнал рабочего, несшего рулон обоев, а когда он достиг лестничной площадки, из шестнадцатой комнаты выглянул подрядчик. Он узнал детектива и остановился поболтать.

— Мы справились вовремя, — сказал он, удовлетворенно взглянув на часы. — Ребятапостарались на славу. Хотите взглянуть на комнату до того, как мы расставим все по местам?

Фом с первого взгляда на комнату понял, что расходов тут не пожалели, хотя результат на его вкус получился слишком вычурным. Позолоченная лепнина разделяла белые стены на панели, украшенные золотыми геральдическими лилиями, а обои переливались на свету словно парча.

— Старушка выбрала лучшие обои в каталоге, — сообщил Фому подрядчик. — Майор предупредил ее, что теперь она обязательно должна продлить аренду этой комнаты. Джентльмену, что был здесь вчера, придется сполна заплатить за свою нервозность. Я, конечно, попытался урезонить мадам, но майор поддержал ее. Не знаю, какая муха его укусила. На пьяного он был не похож.

— Что ж, давайте надеяться, что обои приклеены надолго, — заключил Фом.

— Да цена у них такая, что они должны провисеть сто лет, — отозвался подрядчик.

Когда Фом постучал в дверь пятнадцатой квартиры, сердитый голос пригласил его войти. Он удивился, увидев, как Виола пнула табурет так, что он отлетел в другую часть комнаты. Впрочем, одета она была не для игры в футбол — на ней был весьма аккуратный костюм и забавная маленькая шляпка, опасно сдвинутая набекрень.

Когда она узнала посетителя, досада в ее взгляде сменилась приветливостью.

— О, это вы! Я думала, что это майор. Я так зла на него, что готова взорваться.

— В чем дело?

— Не могу видеть, как надувают людей, особенно если им не везет. А эти скунсы нагло наживаются на беде бедного Рафа, выжимают из него деньги. Гойя привела свою комнату в порядок, не думая о расходах, а майор подначивал ее. Я никогда больше не стану с ним разговаривать. Я бы съехала отсюда сегодня же, если бы не задолжала ему… Что в этом смешного?

— Кросс думает, будто майор — слишком мягкий человек для бизнеса.

— Бедный ягненочек, он его еще узнает. Ведь майор такой лишь с виду… Ну так что же, Эвелин вернулась?

— Она вернется. У меня к вам предложение от Кросса.

Пересказывая его, Фом снова наблюдал за сменой выражений на лице Виолы. Сперва ее живой интерес перешел в надежду, а затем угас, оставив после себя недоверие. Когда он закончил свой рассказ, она скептически рассмеялась:

— Он снова преувеличивает. Мультимиллионер, не меньше? Как по мне, звучит фальшиво. Не считаете ли, что это похоже на торговлю «белыми рабынями»?^[10] Раньше таких предложений мне не поступало. Ладно будем считать, что я недостаточно белая… А жаль, кто знает каких высот я бы достигла в этой специальности.

Она бессильно плюхнулась в кресло и, скинув туфлю на высоком каблуке, принялась осторожно массировать стопу.

— Сегодня я обошла в поисках работы все магазины женской одежды в Уэст-Энде. Не повезло.

— Почему же вы не уедете домой? — спросил Фом.

— Потому, что я хочу действительно жить. Вы не знаете, на что похож мой дом. Да сытая жизнь, жуй четыре раза в день сколько хочешь — но ходи по грязным улочкам и разноси церковные бюллетени до отупения. Я лучше буду голодать, не ведая, что ждет меня впереди — лишь бы иметь возможность чувствовать.

— Будь я Кроссом, я сказал бы, что слышал это миллион раз. Ваш отец не выдает вам небольшое пособие?

— Нет. Он говорит, что меня с нетерпением ждут дома. Это ультиматум.

— Что ж, как насчет того, чтобы поужинать? Нам лучше обсудить предложение Кросса за едой.

Они поужинали в старомодном ресторане — одном из тех, где наличие вкусной еды компенсирует отсутствие зрелищ. Столы, расставленные в отгороженных альковах, багровые отблески света и никакого оркестра. Сидя в теплоте и уединении в самом укромном уголке Фом рассказал Виоле о сообщении, полученном от Эвелин Кросс.

— Я бы хотела увидеть ее, — сказала Виола. — Для меня она — что-то вроде призрака.

— Вы обязательно увидите ее, если получите работу у Стерлинга. Как я понимаю, эти две семьи сдружились во время путешествия.

— Значит, вы думаете, я должна позвонить им?

— Почему бы нет? Миллионер по имени Уильям Стерлинг на самом деле существует. Я проведу для вас частное расследование, наведу справки об этой семье и гарантирую — не законной работы не будет.

— Хорошо, позвоню, как только вернусь. Чем черт не шутит, по крайней мере, это может быть весело. Что за жизнь без приключений?

Фом проводил Виолу обратно в Померанию Хаус под предлогом того, что он хочет узнать о результате телефонного разговора. Когда они вошли в холл, Фом заметил, что Пирса нет на месте, и его замещает сам майор. Он привык подмечать детали, и ему показалось, что майор не так уж рад их видеть, хотя тот держался обходительно, когда вышел встретить их.

— Фом, не хотите для разнообразия потрудиться в поте лица? — спросил майор, не обращая внимания на сердитый взгляд Виолы. — Мне нужен любой взрослый мужчина. Мадам Гойя только что поставила меня в затруднительное положение: она настаивает на том, чтобы вернуться в свою комнату уже завтра утром, даже если для этого нам придется работать всю ночь. Подрядчик говорит, что его люди устали и что я должен найти пару человек, чтобы вернуть мебель на место.

Не реагируя на нелепые потуги майора пошутить, Виола протянула ему пару медных монет.

— Мои два пенса, — с презрительной холодностью произнесла она. — Мне нужно позвонить.

Майор проследил за тем, как она закрыла за собой дверь телефонной кабинки. Мраморная статуя купающейся нимфы также смотрела на нее сквозь стекло, вероятно, завидуя ее костюму.

— Мисс Грин — хорошая девушка, — заметил майор. — Не станет жаловаться на шум. Другое дело мисс Пауэр — она, вдобавок, еще и занимается допоздна. О, а вот и новое зеркало.

В отсутствие швейцара он сам вышел встречать пришедшего.

Фом глянул на новый предмет обстановки с определенным интересом — ведь он знал, что Кроссу придется заплатить за него. Это зеркало выглядело неудачной заменой прежнему антикварному зеркалу, его форма была современной, рама с вычурными украшениями смотрелась золотой. Оно было очень массивным — его тяжесть заставила совсем согнуться рабочего, который нес его на спине, хотя этот человек выглядел крепким и мускулистым.

Очевидно, счет на имя Рафаэля Кросса все рос. Виола высказалась насчет этого, выйдя из телефонной будки:

— Там же разбилось только зеркало! Почему нельзя было использовать старую раму? Ведь она так хорошо, так мило выглядела и, наверное, стоила целое состояние. Интересно, не продал ли ее майор? Держу пари, что дело тут нечисто.

— Боюсь, это тот случай, когда глупцу приходится расплачиваться за свое сумасбродство, — ответил Фом, поднимаясь с ней по лестнице, чтобы выкурить последнюю сигарету.

Они ненадолго постояли на площадке. Виола подробно рассказала телефонном разговоре. Хотя ей удалось поговорить только с секретаршей миссис Стерлинг, от которой она получила лишь ни к чему не обязывающее приглашение позвонить завтра утром, девушка уже выстроила пирамиды планов на будущее.

— Черт побери, представь только — дочь деревенского священника, живущая с миллионерами! — воскликнула Виола. — Но я ненавижу богатых девушек. Я всегда ссорилась с ними, когда работала в студии. Они надеялись на удачу, и им всегда везло, ведь они не нуждались в средствах… Я вела с ними борьбу, как только могла — наступала им на пальцы на ногах и толкала под локоть, когда они красили ресницы. Но это были лишь увертюры к битве… Доброй ночи и спасибо вам за то, что принесли мне эту весть.

Дверь ее комнаты закрылась. Фом еще на минуту задержался на лестничной площадке, неосознанно впитывая атмосферу старого дома, который был слабо освещен и почти абсолютно безмолвен. Гул коммерческих и крупных финансовых офисов стих, не было слышно и звуков, издаваемых жильцами дома.

Работы в шестнадцатом номере слышно не было, и Фом заглянул туда через приоткрытую дверь. Очевидно, рабочие ушли за мебелью, так как комната была еще пуста, если не считать книжных полок и приставленного к стене зеркала.

Поддавшись порыву, сыщик шагнул внутрь и обхватил раму зеркала, чтобы прикинуть его вес. Он ожидал, что ему придется немало потрудиться, чтобы сдвинуть зеркало, и потому приложил все свои силы.

К его удивлению, поднять зеркало было до смешного просто. Рама оказалась позолоченной пустышкой — легкой и полой, как черенок глиняной трубки.

Это показалось сыщику ярким примером алчности и хитрости майора. Он купил эту дешевку для того, чтобы грубо обчистить Кросса. А чтобы Фом не заподозрил мошенничества, майор вышел навстречу рабочему и велел тому идти с согнутой спиной, будто он несет тяжелый груз.

Что касается поведения майора, то догадка Фома была верной. Однако в силу отсутствия специализированных познаний в конструкции зеркал он упустил из виду истинное его предназначение.

Глава VII. Деньги решают все

Когда на следующее утро Виола к назначенному время явилась в отель, где остановились Стерлинги, она находилась в состоянии крайнего нервного напряжения, которое тщетно пыталась превозмочь. Чтобы подготовиться к этому тяжелому испытанию, она надела свой самый официальный наряд и самую изысканную шляпку с вуалью; однако, несмотря на ее невозмутимый вид, сердце Виолы бешено колотилось, пока мальчик-слуга провожал ее наверх. Они поднялись на лифте и прошли по коридорам, застеленным коврами.

Ее оставили ждать в гостиной номера, в котором, как правило, останавливались члены королевской семьи. Впрочем, к удивлению Виолы, ждать пришлось не долго. Миссис Стерлинг, очевидно, осознавала ценность времени, и с точностью до минуты, в то время, на которое ей было назначено, слуга вернулся, чтобы проводить Виолу в будуар.

Сначала она посчитала, что невысокая темноволосая женщина, сидевшая за бюро, это, должно быть, личный секретарь миллионерши. Она по глупости ожидала, что миссис Стерлинг окажется классической женой миллионера с киноэкрана —  перманентная завивка, широкое напудренное лицо, нити жемчуга на шее, резкий акцент и грубоватые манеры, указывающие на ее низкое происхождение, и говорящие  о стремительном возвышении до высокого положения в обществе лишь за счет богатства мужа.

В прямом противоречии с нарисованным Виолой образом миссис Стерлинг создавала обманчивое впечатление незначительной особы — блеклые тона простого платья, отсутствие украшений и низкий голос. Серьезно поприветствовав Виолу, она заговорила с ней сначала о пустяках, видимо, чтобы та почувствовала себя свободно.

Виола лишь постепенно разглядела красоту ее тонких пальцев рук, изящный изгиб подъема ноги и неброскую прелесть ее платья бледного серо-зеленого цвета, цвета выветренной каменной стены. Скоро она поняла, что миссис Стерлинг была сильной личностью и что ее вопросы не были бесцельными, а исподволь заставляли Виолу не осознано раскрывать свой характер. После того как Виола была подвергнута не мучительным, но пытливым расспросам, жена миллионера стала объяснять сложившуюся ситуацию. Она говорила так откровенно и просто, что даже описанное ею необычное положение дел казалось вполне реальным.

— Это покажется вам странным, — сказала миссис Стерлинг, — потому что в Великобритании похищения людей случаются нечасто. Вы не знаете, какая опасность вас минует. У нас это постоянный страх, подобный тому, который испытывает пловец знающий, что где-то там притаился осьминог.

Ее невольная дрожь после произнесения этих слов показала, что для нее это не дежурная фраза, но когда она снова заговорила, ее голос был вновь спокойным.

— Дома Беатрис всегда охраняют детективы. Они присутствуют на любом важном общественном мероприятии и когда она выходит в свет; но когда она в частном порядке посещает своих друзей — тут ситуация более деликатная. Поэтому у нее есть личная компаньонка, которая никогда не оставляет ее одну.

— Значит, она действительно никогда не остается одна? Но это возмутительно. Бедняга, как мне ее жаль! — необдуманно воскликнула Виола

— Беатрис хотела бы услышать, как вы это говорите, — миссис Стерлинг слабо улыбнулась. — Иногда ей нравится так думать, считать себя жертвой судьбы, но поменяться местами с какой-нибудь другой девушкой она не захочет, я вас уверяю. К тому же, она привыкла к постоянному сопровождению, и если бы осталась одна, то пришла бы в ужас, как ребенок в темноте… Чтобы понять ситуацию, вы должны понимать, что она необычная девушка, и к ней не могут применяться обычные стандарты. Она будет управлять большим состоянием и должна будет взять на себя очень большую ответственность. Если бы вы извлекли ее из этой особой атмосферы богатства, она бы стала задыхаться, как рыба, выброшенная на берег.

— Я понимаю, — отозвалась Виола. — Я никогда не была богатой, но я одарена воображением, и могу представить это. Но ведь вы сказали, что у Беатрис уже есть компаньонка. Она здесь, в Лондоне?

— Нет, нам пришлось оставить ее дома. Это настоящая потеря, Кассандра Томас — просто прекрасный человек. Она собиралась ехать вместе с нами, но в ночь перед отплытием попала в дорожно-транспортное происшествие и сломала три ребра. Когда мы навестили ее в больнице, она настаивала на том, что кто-то ее толкнул. Врач сказал, что ее мучают приступы головокружения, и мы посчитали, что будет разумнее не рисковать и с собой ее не брать. У нас не было времени искать замену в Нью-Йорке, поэтому мы взяли с собой двух детективов. Видите ли, до этого мы хотели отправиться в отпуск только с Касс — ведь все наши друзья заверили нас, что здесь мы будем в полной безопасности.

Виола вернулась к прежней теме:

— Каковы обязанности компаньонки?

— Не столько обязанности, сколько качества, — ответила миссис Стерлинг. — Вам нужно повсюду ходить вместе с Беатрис — по магазинам, в театры, на общественные мероприятия. Тот, кто берет на себя такую ответственность, должен быть волевым, смелым, преданным человеком и никогда не терять бдительности. И прежде всего — компаньонка должна быть тактичной.

Виола осмотрела роскошную комнату с мебелью из белой березы, толстым светло-серым ковром и шторами из льдисто-синей парчи. Да… пожить в такой роскошной обстановке, пусть и недолго, — ездить в автомобилях класса люкс и сидеть в ложе в опере и театре. Соблазн плыть по течению был силен, но она находила извращенное удовольствие в том, что собирается отклонить это предложение. Виола думала, что в мире слишком много безработных девушек, чтобы она могла посочувствовать такой девушке, как Беатрис Стерлинг или ей подобным, а без этого качественно выполнять такую работу просто не возможно.

— Что-то еще? — поинтересовалась Виола, на время отгоняя такие мысли.

— Во-первых, ей с вами должно быть интересно. Во-вторых, она энергична, но иногда ее энергия и желание изучить жизнь во всех ее проявлениях принимают опасное направление. Доходит до того, что Беатрис заявляет, что хотела бы сбежать и жить в трущобах, чтобы узнать, каково это — быть бедным. Кассандра в этом плане молодец, она в состоянии сдерживать ее, отвлекать.

— Беатрис никогда этого не узнает, — скрывая усмешку отозвалась Виола. — Она просто будет богатой девочкой, которая играет в беднячку.

— Тогда, думаю, вы могли бы помочь понять ей это, если вы так считаете.

Виола покачала головой и вскочила со стула:

— Сожалею, что зря потратила ваше время, но я не осмеливаюсь принять это предложение. Это слишком большая ответственность. Если с ней что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу, боюсь это может кончиться тем, что мне захочется броситься в Темзу.

— Это показывает, что вы действительно с должным пониманием подходите к делу, — сказала миссис Стерлинг. — Пожалуйста, сядьте, не спешите. Я думаю, что вы именно тот человек, которого мы надеемся найти.

Вспоминая тем же вечером в своей комнате дальнейший разговор, Виола не могла ни понять, ни объяснить, почему она позволила уговорить себя согласиться. Тихая маленькая миссис Стерлинг, казалось, обладала некой гипнотической силой, а возможно это все ее богатство, все миллионы Стерлинга оказали давление на Виолу.

Виола вспоминала как она все же  попыталась избежать щупалец осьминога, который — по словам миссис Стерлинг — неизменно угрожал их семье и который мог бы сжать ее в своих щупальцах, продвигаясь к своей добыче:

— Я не думаю, что вы понимаете реальное положение дел. — Как мистер Кросс мог порекомендовать меня в качестве компаньонки вашей дочери, ведь он впервые встретил меня всего лишь позавчера? Он совсем ничего обо мне не знает; кроме того, вы сами познакомились с ним только во время путешествия.

— Вы думаете, что я стала бы так рисковать? — спокойно поинтересовалась миссис Стерлинг. — Это правда, Рафаэль Кросс — только случайный знакомый, но мы с мужем разбираемся в людях и можем доверять своей интуиции, он нам понравился… Он сказал нам, что был очень впечатлен тем, как вы повели себя, когда он… когда он сходил с ума от беспокойства за свою дочь. Но я и не подумала бы рассматривать вашу кандидатуру без безукоризненных рекомендаций. Я предупреждаю вас — они будут проверены самым тщательным образом посредством личных бесед с вашими поручителями. Это правда, что ваш дедушка епископ?

— О, да. Но что Рафф Кросс рассказал вам обо мне?

— Он сказал, что был на грани нервного срыва, когда вы ударили его.

— Поверьте, он преувеличивает, — заявила Виола. — Я…

— Вы сделали правильную вещь в нужный момент, — отрезала миссис Стерлинг. — Вот что имеет для меня значение. Меня не волнует, что это было. Конечно, вы нам понадобитесь только на две-три недели, но я надеюсь, что условия компенсируют такой короткий срок найма.

Когда миссис Стерлинг озвучила сумму, Виола испытала трепет сродни потрясению шахтера, который нашел золотой самородок. С этого момента она отчаянно хотела получить это место. Девушка подсчитала, что предлагаемых денег хватит на жизнь, пока она совершит еще один обход студий в погоне за своей личной призрачной мечтой.

— Мне не нужно постоянное место, — быстро сказала она. — Я путешествую автостопом до Луны.

Миссис Стерлинг задумалась.

— Ах да, — сказала она. — Я помню, Рафф Кросс говорил мне, что вы киноактриса. Вы должны пообещать не сбегать, пока вы работаете на нас, даже если в Голливуде захотят, чтобы вы снялись в их фильме.

Виола, как должно, пообещала, что Беатрис будет иметь преимущественное право на ее услуги, хотя и ощутила — с чувством вины — тайное стремление к предательству, задумавшись о притягательной силе такой соблазнительной возможности.

«Молитесь, чтобы этого не произошло», — подумала она.

— А теперь, — продолжила миссис Стерлинг, протягивая руку к записной книжке, — назовите по крайней мере шесть имен и адресов, чтобы мой секретарь смог незамедлительно навести о вас справки.

Виола продиктовала перечень имен служителей церкви, а затем сделав эффектную паузу, как фокусник перед тем как вытащить кролика из шляпы, сказала:

— Это все, что касается  морального облика. Вам нужны рекомендации и светских львиц?

— О боже, — запротестовала миссис Стерлинг, — что они могут о вас сказать, разве лишь о том, как вы владеете американским английским. Я надеюсь, вы не будете ему учить мою дочь .

— Возможно, она будет учить меня британскому английскому, — ответила Виола, слегка покраснев от этого выпада.

Миссис Стерлинг засмеялась словно зазвенел колокольчик.

— Я надеюсь на вас, — заявила она. — И пока не буду беседовать с другими претендентками. Полагаю, вы подождете, чтобы увидеться с Беатрис? Она отправилась за покупками с Маком. Это один из двух детективов, которых мы привезли. Он с нами уже так долго, что она привыкла к нему, как к диктору радио. Другой охранник, Дон, не профессионал — студент колледжа, молодой гигант, сейчас на каникулах. Его отец руководит одним из наших заводов. Мой муж настаивает на личных взаимоотношениях между работодателем и служащим, а Дон боготворит Беатрис. Она для него своего рода сказочная принцесса… Кстати, что бы вы хотели выпить?

Чтобы подтвердить свой образ идеальной компаньонки, Виола отказалась от алкоголя. За кофе и сигаретами миссис Стерлинг расспросила Виолу о подробностях происшествия в Померании Хаус.

— Вам кажется странной и чрезмерной такая реакция Раффа Кросса, — сказала она по окончании полного драматизма рассказа девушки, — но я его понимаю. Если бы оказалось, что Беатрис исчезла подобным образом, когда мы были бы в каком-нибудь магазине, я бы обезумела… Единственное, за что я его осуждаю это то, что Кросс не воспринял все достаточно серьезно. Он пошел на риск, не обратившись сразу в полицию.

— Какова из себя его дочь? — с любопытством спросила Виола. — Она хорошенькая?

— Она определенно привлекала мужчин на борту, — ответила миссис Стерлинг после паузы. — Мы ее совсем не видели. Она отказалась от всех моих приглашений — очевидно, вечера в каюте казались ей скучными. Конечно, у нее и Беатрис нет ничего общего… Но ее отец был самым популярным человеком на корабле. Во время путешествия мы почти постоянно были партнерами по бриджу, он прекрасный игрок.

Тут она умолкла — дверь в комнату распахнулась и к ним ворвалась какая-то девушка.

— Вот и Беатрис, — с любовью и гордостью объявила миссис Стерлинг.

Внезапно снова ощутив неприязнь к «мисс деньги», Виола осмотрела девушку критическим взглядом. Она сразу решила, что Беатрис не обладает ни красотой, ни обаянием. Она была высокой и крепко сложенной, с круглым лицом,  здоровый цвет и интеллект которого компенсировали отсутствие красоты в обычном ее понимании. Волосы — темные, густые и настолько прямые, что им просто немного придали форму.

Эта девушка была безупречным образцом цветущего здоровья и юности, в ее облике присутствовала некоторая царственность. Виола приписала это впечатление одежде Беатрис. В то туманное утро, когда тротуары были покрыты грязью, свободное белое пальто с широким воротником и манжетами из лисьего меха, белая меховая шапочка и букетик белых ландышей, приколотый к муфте, делали ее существом слишком необычным и шикарно одетым, чтобы она оказалась простолюдинкой.

Это было прихотью ее отца — девушка должна была носить одежду только белого цвета, пока ей не исполнится двадцать один год.

Виола в лучшем виде изобразила из себя светскую даму после того как миссис Стерлинг ее представила. Беатрис, слишком застенчивая, чтобы просто быть самой собой, попыталась проделать то же самое.

— Собираетесь присоединиться к нашей веселой старой цепной банде?^[11] — спросила она. — Определенно нездоровая идея, не так ли?

Миссис Стерлинг улыбнулась, перехватив взгляд Виолы.

— Скоро вы перейдете на «ты», — предсказала она. — Кстати, Беатрис, мисс Грин снимается в кино.

— О, это правда? — воскликнула Беатрис, позабыв про свою позу. — Это действительно правда? Как воодушевляюще! У вас есть контракты, дублеры и всякое такое?

— Да, всякое такое, — заверила ее Виола. — А вы ходили по магазинам?

— Да, я успела изучить Селфридж — совсем одна. Это было чудесно. Никаких камер. Никто не узнавал меня. Я чувствовала себя свободной, как птица. Я ускользнула от бедного старого слона Мака.

Виола заметила панику, которая промелькнула в глазах миссис Стерлинг, но лицо и голос у той остались спокойными.

— Мак вернулся с тобой? — спросила она Беатрис.

— Да. Я снова присоединилась к нему на улице, у машины.

— Пришли его ко мне, хорошо? А теперь ты можешь попрощаться с мисс Грин.

Виола надеялась уйти, прежде чем она будет вынуждена наблюдать за неприятной сценой, но детектив вошел в будуар почти сразу после того, как Беатрис вышла оттуда. Это был дородный шотландец с высокими скулами и копной рыжеватых волос.

— Что случилось, Мак? — спросила миссис Стерлинг.

— Два охранника из магазина все время следовали за ней по пятам, — ответил тот. — Я предупредил их, чтобы они обращались с девочкой осторожно.

Миссис Стерлинг улыбнулась, а затем протянула Виоле руку на прощание.

— Если вы примете меня, я позабочусь, чтобы ваша дочь чувствовала себя свободной, как птица дважды в неделю, — пообещала девушка.

Как только Виола вышла из отеля, она поспешила к ближайшей телефонной будке и набрала номер Фома. В состоянии охватившего ее ликования и радостного возбуждения она чувствовала, что должна поделиться новостями о своих блестящих перспективах. Однако, к ее разочарованию, клерк офиса «Гердлстон энд Гриббл» сообщил ей, что Алан отправился на север по делам.

Вернувшись к себе в номер 15, она снова стала размышлять трезво и ликование ее улетучилось. Огляделась вокруг, — да скудно и убого, но зато безопасно. А правильно ли она поступила, согласившись на работу у Стерлингов и приняв на себя соответствующую ответственность? Инцидент в Селфридже указывал на два факта: во-первых, вопреки мнению ее матери, Беатрис возмущал постоянный надзор и, во-вторых, Виола была уверена, что девушка попытается повторить эту выходку.

«Если ее похитят, — думала она, — меня впоследствии могут посчитать соучастницей. В такой ситуации дела могут принять дурной оборот и для невиновных людей».

В течение нескольких последующих дней события развивались слишком быстро для того, чтобы она могла как-то на них повлиять. Ее друзья и родственники дали ей такие блестящие рекомендации, что Виола обнаружила себя официально принятой на работу и водворенной в отель в качестве члена семьи Стерлингов. Позвонив Фому по его возвращении в Лондон, она смогла предоставить ему последние новости об Эвелин Кросс:

— Она не вернулась. Рафаэль Кросс заходил к нам вчера вечером, чтобы сообщить об этом. Мы так превратно судили о нем. Только представьте себе: его волосы поседели от потрясения.

Глава VIII. «До востребования»

На следующее утро Фом получил телефонное сообщение от Рафаэля Кросса с просьбой немедленно прийти для разговора к нему в отель.

Это было большое современное здание ряд квартир которого обслуживались по нормам отеля. Самые дорогие из них располагались на верхнем этаже здания, откуда с крытой веранды открывался прекрасный вид на Лондон. В одной из этих квартир поселился Кросс.

Фом хорошо знал этот отель — он проводил в нем свое первое расследование, добывая материал для развода. В то время он терпеть не мог такие грязные делишки и это здание было насквзь пропитано отрицательной аурой — так казалось ему; но с тех пор он обзавелся дополнительным защитным панцирем. И все же, по-видимому, первое впечатление сохранилось, потому как, когда он поднимался на лифте, у него было тяжело на сердце, и эта тяжесть ощущалась как предчувствие беды.

Горничная открыла входную дверь квартиры и проводила его в гостиную. Кросс использовал ее в качестве офиса. Когда вошел Фом он сидел за бюро, заваленным бумагами, разговаривая по телефону записывал цифры в блокнот, но при виде посетителя тут же оборвал свое занятие и повесил трубку.

— Садитесь, Фом, — пригласил он. — Рад, что вы пришли сразу.

Хотя Фом от Виолы он знал о переменах произошедших в облике Рафаэля Кросса, но все же был поражен тем, насколько тот изменился за эту напряженную неделю. От светловолосого и неотразимого незнакомца практически ничего не осталось. Седые волосы добавили ему несколько лет. Его мощные плечи сильно сгорбились. От ноздрей к губам пролегали морщины, похожие на лучи заходящего солнца. На нем были роговые очки, через которые взгляд его льдисто-голубых глаз казался исключительно острым и деловитым.

Взглянув на Кросса, Фом понял, что у него больше нет причин для ревности. Этот раздавленный горем отец никак не мог бросить вызов молодому человеку. Фом был шокирован очевидной силой эмоций, приведшей к столь резким изменениям во внешности Кросса, и его отношение к Кроссу радикально изменилось.

— Что это с вами? — спросил он.

— Вы имеете в виду это? — Кросс коснулся своих волос. — Это произошло за одну ночь. Я как обычно лежал без сна и размышлял, а утром, когда посмотрел в зеркало, то с трудом мог поверить своим глазам. Я слышал о том, что такое случается, но никогда в это не верил. И вот — это случилось со мной.

Он невесело рассмеялся, прежде чем сменил тему.

— Когда вы приходили в Померанию Хаус, чтобы передать Грини мое сообщение, — начал он, — вы слышали что-нибудь о косметическом ремонте в квартире мадам Гойи?

— Я видел и знаю достаточно много об этом, — многозначительно заметил Фом.

— Тогда вы меня поймете… Что ж, я получил счет за этот ремонт — и устроил скандал. Этот застройщик — славный малый. Стоимость демонтажных работ вполне реальна. Но, черт возьми, все остальное… Я мог бы купить новое зеркало втрое дешевле, а счет за восстановление комнаты — это грабеж, иначе не скажешь… Меня не волнуют деньги, но я не потерплю, чтобы ко мне относились как к мальчишке, понимаете?

— Прекрасно понимаю. Что же вы сделали?

— Отправил ему свой чек и сказал, чтобы он подал на меня в суд за недоплату. В ответ я получил подписанное мной «джентльменское соглашение»,  вместе со смиренными причитаниями о том, что я не в состоянии понять, что такое истинное «джентльменское соглашение». И это офицер и джентльмен… Но я позвал вас не для того, чтобы говорить об этом.

Кросс снял очки и потер глаза.

— Моя дочь не вернулась, Фом, — сказал он. — Я не получил от нее больше ни строчки. Я начинаю думать, что та открытка была подделкой, предназначенной, чтобы направить меня по ложному следу. Любой мог подделать ее почерк.

— Официально дело закрыто, — напомнил ему Фом. — После этого вы что-то предпринимали?

— Нет. Ведь вы были так уверены в том, что это обычная женская выходка. Но я полагаю, что восьмидневное отсутствие у вас уже считается исчезновением?

Не обращая внимания на язвительность Кросса, Фом спросил:

— Кто-нибудь требовал у вас выкуп?

— Нет.

— Так. То, что прошло столько времени, говорит против похищения. Как правило, требование выкупа происходит сразу. Но что-нибудь конкретное утверждать не берусь, не хватает достоверных фактов… Прежде всего надо сказать, вы предоставили ей слишком много свободы, и что это «обычная женская выходка» исключать пока нельзя. Впрочем, причиной исчезновения может быть несчастный случай, или потеря памяти. Вы должны проконсультироваться со Скотланд-Ярдом.

Вернувшись к своей прежней беспокойной манере, Кросс поднялся со стула и начал мерить шагами комнату.

— Я не хочу вмешивать полицию в свои дела, — признался он. — Это звучит не слишком хорошо, но у меня есть на то свои причины. Я хочу, чтобы вы нашли мою дочь без огласки.

Фом был рад получить этот заказ. И дело было не только в деньгах, а в том, что он чувствовал досаду если в даже завершенном деле оставались неясности, и, кроме того, в том, что дело предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс казалось ему связанным с Виолой.

— Я буду рад сделать все от меня зависящее, — пообещал он. — Но предупреждаю вас, что наше агентство не столь эффективно, как Скотланд-Ярд. У них есть специализированный отдел для розыска пропавших без вести.

— Что они предпримут?

— Они по материалам полиции установят всех блондинок, с которыми в последнее время произошли какие-либо происшествия, в том числе проверят поступивших в больницы с потеряй памяти. Во все аэропорты и морские порты, на железнодорожные и автобусные станции поступят уведомления. Также они обеспечат широкую огласку в прессе, по телевидению, через объявления по радио и так далее.

— Как я и предполагал, — Кросс ударил по бюро. — Я скорее отрежу свою правую руку, чем дам опубликовать ее фотографию.

— Но нам понадобится фотография, чтобы послать ее нашим агентам, — предупредил его Фом. — Я обещаю вам, что она не появится в прессе — я гарантирую вам секретность.

— Нет. К тому же у меня нет ее фотографии.

— Фотография есть в ее паспорте.

— Но паспорт у нее. Она всегда носит паспорт в своей сумочке.

Хотя Фом не поверил ему, он напомнил себе, что упрямство его клиента берет истоки в инстинктивном желании защитить свою дочь.

— Если мы хотим найти ее, нам понадобится ваше сотрудничество, — заметил он.

— Я это знаю, — сказал Кросс. — Я не собираюсь что-то утаивать на вас. Закурите?

Он дал Фому сигару и закурил сам.

— Вот вам полная информация, — объявил он. — Я британец, но большую часть своей жизни я провел в Австралии, Канаде и США. До недавнего времени я был сравнительно беден. Потом я получил концессию на добычу полезных ископаемых в шахтах, и это обещало сделать меня миллионером. Я не мог ждать, пока они будут разработаны, и продал их, а сразу после этого добыча руды заглохла. Клянусь вам, что в этом не было никакого мошенничества — лишь интуиция, чутье, — но я получил множество писем с угрозами. Люди считали, что я схитрил, подложив в шахты хорошие образцы, чтобы выгодно их продать. Я решил, что самое время уехать в Европу.

Фом был более-менее уверен в том, что услышит нечто подобное, но никак это не прокомментировал. Для его клиента не имело значения, верит он ему или нет. Важно было работать над делом без предрассудков. Он заметил:

— И это сводится к следующему: вы не хотите огласки, ведь так вы наведете на свой след кого-то из этих разочарованных людей?

Кросс энергично закивал, а потом добавил:

— Понимаете, если один из этих глупцов захватил Эвелин, то он делает это скорее из мести, чем ради выкупа. Вот почему я не могу исключить возможность похищения.

— В таком случае ее, должно быть, схватили после того, как она покинула Померанию Хаус. Вы ведь знаете, она не могла быть похищена в здании, прямо на ваших глазах. Почему ваш шофер не заметил ее, когда она выходила?

— Потому что большую часть времени он ездил на машине вокруг дома. Когда мы приезжали туда до этого, полицейский отчитал его за то, что он слишком надолго припарковался на площади.

— Ваша дочь оставила свою шляпку в машине. Что-нибудь еще?

— Да, свое меховое пальто. Сумочка осталась при ней.

— Понимаю… Опишите свою дочь?

— Ей девятнадцать лет. Скажем, когда она на каблуках, в ней где-то метр семьдесят. Я не знаю ее веса, но она стройная. Белокурые волосы. Прическа — длинное каре и завитые локоны спереди. Голубые глаза, круглое лицо. Хороший макияж. Ей приходится скрывать небольшое красное пятно у левого глаза, родимое пятно.

— Это пятно — удачная примета, — прямо сказал Фом. — Это позволит не возить вас по всей стране, чтобы опознать жертв несчастных случаев. На ней была какая-то выделяющаяся одежда?

— Нет, это был обычный парадно-выходной наряд: черный костюм с очень короткой юбкой, бежевые чулки, нитка жемчуга и белая камелия.

Пока Кросс набрасывал этот подробный портрет, Фом проклинал современную стандартизацию. Он понимал, что у него было бы больше шансов, если бы у пропавшей девушки были черные волосы, зеленые глаза и запоминающееся лицо с тонкими чертами.

— У нее была какая-то любовная связь? — спросил он.

— Я не знаю, — ответил Кросс. — Вокруг нее всегда была толпа поклонников. Я слишком привык к ним, чтобы обращать на это особое внимание.

— Вы знаете, как она проводила здесь свое время?

— Нет, я весь день занимаюсь делами. Она выезжает в машине вместе со мной, и я обычно высаживаю ее где-нибудь. Дальнейшее на ее усмотрение — она реализует свои собственные планы, а потом говорит мне, на какое шоу мы собираемся вечером.

— Она заговаривает с незнакомыми?

Фом ожидал, что за его вопросом последует взрыв негодования, но, к его облегчению, Кросс воспринял это как само собой разумеющееся.

— Конечно, контактирует, — ответил он. — Она унаследовала это от меня — я всегда разговариваю со всеми людьми. Там, где мы жили, это вполне нормально, но кажется, здесь это совсем не так. Миссис Стерлинг обвиняет меня в том, что я предоставлял Эвелин слишком много свободы. Но по мне лучше предоставить ей возможность быть свободной, чем поместить ее в клетку, как это сделали Стерлинги со своей бедной дочерью. Для Беатрис это и унизительно, и опасно. Любая машина со временем ломается. Она неглупа, но ее суждения и восприятие, должно быть, сплошная чепуха, ничего не имеющая с действительностью. Что она могла бы сделать, если бы оказалась где-то совсем одна? Я считаю преступлением отнимать у кого-то его свободу!

Эта тирада заставила Фома понять, что его клиент в целом по своей натуре человек сильных страстей, а не только обезумевший отец. Его горе не застило от него весь остальной мир. — Его глаза горели, и он кричал так, как будто его лично страшно беспокоила любая угроза, нависшая над Беатрис Стерлинг.

— И все же я пока считаю, что это «обычная женская выходка», — сказал Фом. — Вы будете удивлены тем, сколько добровольных исчезновений расследует Скотланд-Ярд. Молодые люди не доверяют своим родителям.

— Мне не нужно доверие Эвелин, — возразил Кросс. — Но я не могу понять, с чего бы ей захотелось сбежать от меня.

Оценив глазом обстановку, Фом подумал, что, возможно, понимает причину этого. В этой квартире вокруг лишь стекло, зеркала, хром, дорогие ковры, дорогая обивка стен и мебели. Тут не было никаких признаков индивидуальности — ничего, что могло бы удержать девушку дома, ничего, что согревало бы душу по возвращении. Правда, детектив принимал во внимание то, что это была съемная квартира, но с другой стороны, он помнил квартиры на берегу моря, в которых он побывал в отрочестве, — его мать придавала им вид родного дома уже через час после заселения.

— Она скоро найдется, — предсказал он. — Мы приложим все возможные усилия, но я должен заметить, что у нас нет практически никакой информации. Если вы сомневаетесь в подлинности почерка на открытке, мы не можем быть уверены в том, ваша дочь отправилась в Оксфорд. Даже если предположить, что это так, мы не знаем, поехала ли она туда на поезде или машине или же полетела на самолете. Мы не знаем, была ли она одна или со спутником. Мы не знаем, был ли этот спутник мужчиной или женщиной. Но, разумеется, мы наведем справки во всех гостиницах в Оксфорде и узнаем, останавливалась или обедала ли у них какая-нибудь похожая на нее белокурая девушка.

— Давайте мне знать каждый день, есть ли новости или нет, — попросил Кросс. — Я слишком нетерпелив, чтобы сидеть и коротать время в ожидании… Выпейте, прежде чем вы уйдете.

За виски с содовой он сменил тему и заговорил о Виоле Грин.

— Я слышал, малышка Грини получила работу у Стерлингов.

— Я думал, что вы собираетесь посодействовать ей в съемках, — заметил Фом.

— Ни в коем случае. Я же не знаю, умеет она играть или нет. Если эту девушку кто-то поддержит в этом плане, то только не я. Я не проявляю никакого интереса к женщинам, и обходителен с ними, только в тех случаях, когда хочу подружиться с их мужьями.

— Понятно. Путь через жену к финансовым делам с мужем. Но раз уж зашел разговор о финансах, скажите: есть ли кто-то, кому выгодна смерть вашей дочери? Я имею в виду страховку.

Кросса, казалось, разозлил этот вопрос, но он ответил спокойно:

— Нет. У меня самого неплохая страховка, но я никогда не страховал Эвелин ни на цент. Кроме того, чтобы получить эти деньги, нужно предоставить труп.

* * *

Вернувшись домой тем вечером, Фом рассказал своему отцу о разговоре с Рафаэлем Кроссом, и в конце посетовал:

— Нужно чтобы случилось еще что-то, что позволит сдвинуть расследование этого дела с мертвой точки, с имеющимися фактами это не возможно.

— А как насчет обуви? — спросил его доктор.

— Все это очеь сложно и проблематично. Конечно нам нельзя пренебрегать ни одной возможностью и мы наведем справки во всех обувных магазинах в Оксфорде, а также в городах по пути, чтобы узнать, помнит ли кто-то блондинку, которая купила пару туфель… Но, возможно, эти туфли вообще ей не принадлежат. Нет ни малейшей причины, по которой она должна была снять их и не забрать с собой.

Фом бы пришел в еще большее недоумение, если бы знал о некой посылке, которая лежала в почтовом отделении Сандерленда. На ней был штемпель Лондона, район WC2^[12], и она была адресована несуществующему жителю, который должен был затребовать ее.

По-видимому, таинственная Эвелин избавилась от большей части своего гардероба в день своего исчезновения — в этой посылке находился точно такой же черный костюм, какой видел швейцар, наблюдавший за тем, как она поднималась по лестнице Померании Хаус.

Глава IX. Леди по имени Нелл

В течение нескольких дней Виола приспосабливалась к своему новому жилищу и присматривалась к семейству Стерлингов. Ей отвели люкс рядом с их апартаментами, который показался ей, привыкшей к неудобствам номера 15 в Померании Хаус, исключительно роскошным. Всякий раз, когда Виола включала лампы скрытого освещения с мягким теплым светом или принимала ванну в ванной комнате, отделанной зеленым стеклом, она чувствовала себя морским коньком, оседлавшим гребень волны.

Наряду с позитивными переменами были и неприятные моменты, когда Беатрис проверяла свою новую спутницу с беспощадной строгостью юности. Сама она была не только прирожденной спортсменкой, но и в каждом виде спорта проходила тренировку у профессионалов, в то время как уровень спортивной подготовки Виолы был ниже среднего. Однако когда они играли в гольф, Виоле удалось продержаться на поле при весьма свежем ветру всю игру; и, хотя она не могла плавать так быстро, как Беатрис, удавалось оставаться в воде столько же времени.

Сначала Беатрис была склонна критиковать Виолу, сравнивая ее с непревзойденной Кэсси. Ее американская компаньонка была старше, к тому же исключительно эрудированной. Она могла рассуждать об экономике и социальных проблемах, в то время как Виола — в соответствии со стандартами Беатрис — была необразованной, поскольку она читала только триллеры и предпочитала британские и американские фильмы европейским.

Вскоре, однако, Беатрис начала замечать в Виоле удивительное качество, которое ей хотелось перенять, хотя она тщетно пыталась дать ему определение. — Эта сердечная и душевная легкость при всех обстоятельствах, не поддающаяся влиянию и контролю посторонних. Это качество вызывало в ней не только восхищение, но и тайную зависть.

— В чем для тебя прелесть жизни, Грини? — спрашивала Беатрис.

— Прелесть в том, что есть моменты, ради которых стоит жить — отвечала Виола.

— Что конкретно ты имеешь в виду?

— Я не могу описать это«конкретно». Дорогая, ты из людей с таким складом ума, которым нужно распять бабочку, чтобы понять ее красоту. Разумеется, это комплимент. Сама-то я не обладаю таким умом.

— Но что это за особенные моменты? — настаивала Беатрис.

Поскольку Виола была обучена ораторскому искусству, любила звучание своего голоса, но была лишена возможности часто демонстрировать свои умения, она не могла упустить такой момент и  ответила будто со сцены:

— Момент трепета и ослепления, как пена, летящая вам в глаза, когда вы плывете в море. Вот он был — и вот прошел. Вы занимаетесь важными делами, ждете от них слишком многого, слишком нервничаете и волнуетесь, чтобы осознать это. — Моменты красоты жизни пролетают мимо вашего сознания. Я не думаю, что кто-то может быть счастлив, если не умеет ловить такие моменты.

— И что тогда происходит?

— Ничего. Абсолютно ничего… Просто ты жив… и осознаешь это.

В свою очередь, Виола обнаружила в Беатрис любопытную смесь качеств. Помимо того, что она много читала, она также путешествовала и помнила места, которые повидала. Беатрис была умным и добрым взрослым человеком, искренне сочувствующим беднякам, но в многих областях она оставалась сущим ребенком. Она унаследовала проницательность своего отца и, к сожалению,  получала удовольствие, демонстрируя ее на фоне всех других уступающих ей по уму.

В целом, однако благодаря ей, Виола поняла, что не все богатые девицы никчемный народ. Ситуация часто бывала деликатной, когда наследница принимала молодых людей, а Виоле приходилось быть тенью, маячащей на заднем плане. Но если кто-то из них осмеливался возмутиться насчет присутствия Виолы, Беатрис огрызалась на него так же яростно, как крокодил, страдающий зубной болью.

Виола редко видела миллионера. Он был невысоким, худощавым, неприметным человеком, преданным своим женщинам, но в остальном столь незначительным, что она — не догадываясь, какой властью он обладает в финансовом мире, — про себя называла его «простофиля Билли», считая его рабом своего собственного богатства. В своем воображении она представляла его марионеткой, которая бредет по рынку по пятам за своими неуправляемыми миллионами среди хаоса мечущихся в панике быков и медведей^[13]. Скоро она потеряла и свое благоговение перед миссис Стерлинг, которой ставила в заслугу лишь преданность идеалам. Эта важная маленькая леди была истинным филантропом и одновременно простой и доброй женщиной. Она была совершенно свободна от снобизма, что отчасти было связано с тем, что семья Стерлингов считала себя выше того, чтобы утруждать себя признанием социальной лестницы.

Настоящей страстью в жизни миссис Стерлинг был бридж. Хотя из уважения к остальным она настаивала на низких ставках, ей всегда хотелось выигрывать, а достойно проигрывать она не умела. Главным образом из-за ее пристрастия к бриджу Рафаэль Кросс был столь частым их гостем.

Несмотря на отсутствие новостей о его дочери, Кросс всегда составлял им отличную компанию. Он обладал запасом забавных рассказов из своей жизни, большинство из которых несли на себе печать богатого воображения. Но он был и хорошим слушателем, даже если не мог удержаться от соблазна в ответ на чужую историю рассказать свою.

Лишь иногда он терял контроль над собой, и замечались признаки напряжения во внезапно обвисших лицевых мышцах и его пустой взгляд, будто искал кого-то, кого здесь не было.

— Всякий раз, когда он застывает, как манекен, он далеко отсюда, — доверительно сказала миссис Стерлинг Виоле. — А вы заметили, как он смотрит на Беатрис?

— Да, — согласилась Виола, которая всегда чутко оценивала эмоции. — В его глазах тоскливая жажда. Это трагично.

Виола испытывала к Кроссу естественное сочувствие. Кроме этого она была благодарна ему за его заботу о ней. — Когда они в первый раз встретились в холле отеля, он отвел ее в сторону и тихо заговорил:

— Вы еще сохраняете за собой вашу прежнюю квартиру?

— Да, я хотела бы, — ответила она. — Но это просто сумасшедший дом. Позвонила майору, чтобы спросить, не снизит ли он арендную плату, пока меня не будет, но телефон внезапно во время разговора вышел из строя… Думаю, майор забивает им гвозди.

— Предоставьте это мне. Я улажу этот вопрос.

Позже, когда они ужинали, Кросс спросил Виолу:

— Грини, вы оплачиваете аренду вашей квартиры, чтобы сохранить ее?

— Да. — Включился в разговор миллионер. — Спасибо, что обратили на это мое внимание, Кросс, я это сделаю.

Виола благодарно улыбнулась им обоим, потому как хотела избежать хлопот, связанных с поисками нового жилья.

Никто не задавал Кроссу вопросы насчет новостей об Эвелин, ведь он и сам избегал этой темы. Однажды однако Виола подслушала, как Уильям Стерлинг тихо спросил:

— Уже есть какие-нибудь требования, Кросс?

— Нет, слава богу, это, пожалуй, единственное что дает мне надежду. — Ответил Кросс, и, повысив голос, продолжил:

— Что это я слышу о молодом Остине, Беатрис? На этот раз это серьезно?

— Весьма серьезно для него, — ответил за нее Стерлинг. — Он будет расстрелян — это мое последнее предупреждение.

— Тогда мне не стоит приглашать его завтра на обед, — заключил Кросс.

Виола увидела, как наморщился лоб Беатрис, и порывисто сжала руку девушки. Она догадывалась о страсти, которую наследница питала к молодому пройдохе — этот Остин во всех отношениях был далек от стандартов Беатрис, но, как говорится, любовь зла, полюбишь и козла.

Хотя Стерлинги предпочитали принимать Кросса у себя, но в этот раз ему удалось пригласить их на обед в отель «Савой». Об этом обеде и шла речь, Виола на него также была приглашена.

Это приглашение ее особо не обрадовало, — ей уже дано не хватало реального, настоящего общения.  Надоели разговоры с Беатрис и рассказы Кросса, а от мистера и миссис Стерлинг ее вообще отделяла пропасть. Лучше бы это время она потратила, повидав Фома. Мысли о нем вызывали острый приступ тоски, и по ассоциации пришло ощущение — как она понимает и сочувствует Беатрис. Возможно для Беатрис Остин, как для нее Фом.

Виола с надеждой на чудо ввела в разговор его имя, задав Кроссу вопрос:

— Вы в последнее время видели Алана Фома?

— Нет, — ответил тот. — Разумеется, он каждый день звонит мне.

— Я бы хотела снова встретиться с ним. Я ему так благодарна, он накормил меня, когда я умирала с голода.

— Грини! — в ужасе воскликнула Беатрис. — Ты говоришь это всерьез? — Умирала с голода?

— Шучу? Тогда взгляни на мою фигуру… Разве тебе не расхотелось тоже быть бедной?

— Кто такой этот Алан Фом? — спросила миссис Стерлинг.

— Это парень, который пытается найти Эвелин, — объяснил Кросс. — Знаете, я хотел бы чтобы кто-нибудь другой дал ему оценку. Вы знаете, насколько я ценю ваше мнение. Мне чужды условности… Быть может, я приглашу его на наш обед?

— Пожалуйста, — великодушно согласилась миссис Стерлинг. — После я поделюсь с вами своим впечатлением о нем.

* * *

Получив приглашение, Фом не был этим обрадован. Он повидал слишком много богатых людей, корчившихся, словно на горячих углях, чтобы питать уважение к богатству. Он пообещал быть на обеде только по той причине, что надеялся снова увидеть Виолу.

И вот прекрасным морозным и ветреным утром под ясным зимним небом он шел по набережной вдоль реки. Поднявшись на холм до Стрэнда, он ощутил приподнятое настроение, и оно стало еще лучше, когда у входа в отель «Савой» он увидел Виолу.

— Я уже думала, вы не придете, — сказала она ему. — Я ждала тут, чтобы поговорить с вами наедине. Скажу по секрету, у богатых уединенная жизнь. И теперь мы с вами принадлежим к одной профессии — я тоже детектив.

— Расскажите мне все об этой работе, — попросил Фом.

— Не сейчас. Позже. Кросс уже здесь.

Кросс подлетел к ним, словно торпеда,  и разговор «наедине» прервался, по сути, так и не начавшись. Кросс представил Фома семье Стерлингов. Пока Фом пил херес, он понятия не имел о том, что миссис Стерлинг изучает его реакцию на свои высказывания. В свою очередь он сделал для себя вывод, что это приятная, спокойная маленькая женщина без каких-либо особых талантов.

За обедом Фома посадили между девушками, и он сначала заговорил с Беатрис, чтобы выполнить свой долг и покончить с этим. Разговор оказался не простым. — Фом тщетно пытался вспомнить название новой картины Роберта Тейлора, о которой высказывала свое суждение Беатрис, но, слава Богу, она спасла ситуацию, оставив живопись в покое и заведя речь о политике. Когда вскоре Беатрис потребовала от него обосновать то, что он утверждал, Фом обнаружил, что она знает об этом предмете больше него самого и что он не может отделаться общими фразами.

Он почувствовал облегчение, когда Рафаэль Кросс вдруг решил напомнить о себе. Обрушившись на своих гостей, он управлял беседой так, что она постоянно крутилась вокруг него. На правах хозяина Кросс старался быть в центре внимания, вовлекая всех в общий разговор. Он был в прекрасной форме и отлично изображал беззаботного человека, рассыпая свои лучшие остроты и заставляя всех смеяться.

Внезапно он умолк, не окончив фразы, — чей-то пронзительный голос громко произнес его имя:

— Ну и ну! Да это же Рафф Кросс!

Все присутствующие обернулись и посмотрели в одном направлении. Высокая худая женщина, среднего возраста с сединой в волосах, приближалась к их столу. Она была одета как обычный опытный американский турист. Ее костюм был хорошо скроен, а ее шляпка была модной и располагалась на тщательно завитых волосах под правильным углом. Ее вуаль определенно была новой, туфли и сумочка сочетались по цвету с ее одеждой. Ее утонченность, однако, накладывалась на простую основу — кожа была загорелой, а глаза окружали морщинки, появившиеся под влиянием солнца и ветра прерий.

Лицо Кросса вспыхнуло от радости. Вскочив со стула, он обнял женщину за широкие плечи и порывисто расцеловал ее, словно мальчик.

— Нелл, — воскликнул он, — Нелл Гейнор! Ни на день не постарела. Ты совсем не изменилась.

— Как и ты, — просияла женщина. — Ей-богу, приятно снова тебя увидеть.

— Он шедеврален, — прошептала Виола. — Это жизнь. Увидев такое на сцене, вы сказали бы, что все слишком театрально.

С чувством вины вспомнив о том, как он уклонялся от собственной незамужней тетки, Фом наблюдал за этой встречей. Не было сомнений в искренней теплоте приветствий Кросса. Казалось, он позабыл о том, что развлекал мультимиллионера, и нетерпеливо спросил:

— Как ты здесь оказалась, Нелл? Прилетела?

— Нет, приплыла на корабле — тем же классом, что всегда. Турне по Европе. Потрясающий маршрут: Франция, Италия, Германия, Нидерланды, Скандинавия — и потом домой. В Лондоне я только на три дня.

— Со мной. Я покажу тебе достопримечательности.

— Знаю я тебя, Рафф Кросс — вечеринки с выпивкой и стриптиз-шоу. Нет, спасибо, я буду придерживаться своего графика… А теперь я хотела бы познакомиться с твоими друзьями.

Вспомнив о присутствии своих гостей, Кросс представил ее:

— Это мисс Нелл Гейнор — одна из моих старейших друзей и самая важная дама в США. Когда мы были детьми, мы вместе ловили рыбу и ходили в походы.

— Не верьте ему, — заявила Нелл, приветливо улыбаясь миссис Стерлинг. — Да, мы друзья, но не друзья детства. Он на добрых десять лет старше меня — а ведь и я уже не девочка. И все такой же старый лжец, несмотря на его английскую одежду. Для меня вся она выглядит как-то странно.

Кросс расхохотался:

— Как здорово снова слышать воинственно настроенную Нелл, — сказал он. — Она всегда режет правду-матку в глаза.

— Где вы остановились? — осведомилась миссис Стерлинг.

— В Англоязычном союзе^[14], — ответила мисс Гейнор.

— Как интересно! Моя бывшая секретарша сейчас там работает. Ее зовут мисс Херефорд. Я надеюсь скоро увидеть ее. Вы должны связаться с ней — я уверена, она вам понравится, и, вероятно, она могла бы быть полезной для вас. Она знает лучшие способы, как добраться до нужных мест. Я позвоню и скажу ей, что все, что она может сделать для вас, будет одолжением лично мне.

— Спасибо за рекомендацию. Я обязательно ее найду. Да, кстати… У меня есть последние новости о твоих парнях, Рафф.

Пока Нелл произносила это, румянец вдруг разом сошел с лица Кросса, будто захлопнули дверку разожженной печи.

— Не здесь, — быстро сказал он. — Минутку, Нелл. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Остальные наблюдали, как он взял ее за руку и немного отошел с ней от стола. Когда он что-то прошептал ей, ее приятное лицо стало серьезным, и она несколько раз кивнула, очевидно, в знак согласия на его просьбу. Затем он снова повысил голос:

— Присоединяйся к нам, Нелл. 

— Не могу. Я зашла сюда только чтобы забрать австралийку, которая здесь обедает. Мы собираемся вместе пойти на шоу, а потом вернемся в Англоязычный союз, чтобы выпить чаю.

— Тогда я провожу тебя.

Вернувшись к столу через несколько минут, Кросс извинился перед своими гостями:

— Я договорился с Нелл о новой встрече, — пояснил он. — Она прекрасная женщина.

К тому времени Фом окончательно потерял надежду поговорить с Виолой наедине. Теперь она определенно была частью компании Стерлингов, и по окончании обеда ему пришлось стоять и смотреть, как она уезжает с ними.

Он собрался уходить, когда Кросс обратился к нему:

— Я беспокоюсь, Фом. Мне следовало заставить Нелл остаться. То, что я устроил здесь вечеринку, а она встречалась с подругой, это очень неудачно получилось. Она разговаривала со мной, а вокруг сидел незнакомый народ. Этого было вполне достаточно, чтобы связать ее со мной. У меня нехорошее предчувствие. Я конечно постараюсь кое-что сегодня срочно предпринять, но …

— Она знает, что ваша дочь исчезла? 

— Пока нет. Когда я шептался с ней, я предупредил ее, что у меня плохие новости, и попросил ее не упоминать о моей семье и моих делах, пока мы снова не увидимся.

— Когда это случится?

— Сегодня вечером. Она придет к ужину. Я хочу, чтобы вы кое-что сделали на этот счет… Подождите минутку. Сначала мне нужно позвонить.

— Верно, — сказал Фом. — Я тоже хочу позвонить в офис, чтобы отложить встречу. Я опаздываю на нее.

Видимо, всем в это время пришла в голову идея позвонить, и Фому пришлось ждать своей очереди, чтобы занять телефонную будку. По случайности первой освободилась будка, примыкавшая к той, в которой громко с кем-то беседовал Рафаэль Кросс. Хотя между ними было стекло, Фом мог слышать его повышенный голос, хотя и не мог разобрать слов. Видимо, у его клиента возникли проблемы — на том конце его не поняли, и он в гневе закричал так, что до Фома донеслось:

— Я сказал «Херефорд», дурак!

Набирая свой собственный номер, Фом задавался вопросом: где он мог слышать эту фамилию раньше? Только вернувшись в офис, он вспомнил: мисс Херефорд была бывшей секретаршей миссис Стерлинг.

На тот момент это казалось ничего не значащим совпадением. Его важность Фом осознал только в конце этого кровавого дела.

Глава X. Женская привилегия

Когда Фом вышел из телефонной будки, Кросс ждал его.

— Рад, что смог встретиться с вами в неформальной обстановке, Фом, — сказал он. — Теперь, когда все закончилось, у меня есть поручение для вас. Это не входит в ваши профессиональные обязанности, но вы можете оценить ваше время по обычной таксе.

— О чем вы? — спросил Фом.

— Я говорю о Нелл… Я сказал вам, что сегодня вечером она придет пообедать со мной. Я предложил отправить за ней машину, но она отказалась. Хочет, видите ли, походить по городу и увидеть в Лондоне все, что только сможет. Мне было бы спокойнее, если бы у нее был сопровождающий, ведь, все-таки, чужой незнакомый город. У меня есть одно важное неоконченное дело, и я весь день должен оставаться рядом с телефоном. Так что я был бы рад, если бы вы зашли за ней в Англоязычный союз и доставили ее в мой отель.

Фом собирался порекомендовать ему услуги соответствующей фирмы, но передумал, взглянув на нахмуренный лоб Кросса. Он напомнил себе, что только что был в гостях у этого гостеприимного человека и что будет человечнее войти в его положение, наплевав на свою собственную мелочную профессиональную гордость.

— Когда? — поинтересовался он.

— Она сказала, что выйдет из центра не раньше шести. Нелл обычно точно следует графику, приходите туда к шести. Ну, возможно, придется слегка подождать. Вы же знаете, опаздывать это привилегия женщин.

Фом сверился со своей записной книжкой:

— К шести. Да, я могу это сделать.

Он вернулся в офис весьма раздраженным. — Наелся, напился, но то ради чего он принял приглашение принять участие в этом великосветском мероприятии не состоялось. — С Виолой удалось обменяться едва ли десятком фраз. Тогда ему было достаточно просто сидеть рядом с ней, но теперь, когда об этом можно было лишь сожалеть, он проклинал себя за упущенную возможность, нужно было предпринять большую настойчивость.

Жертвой его плохого настроения стала новая машинистка, которая осмелилась заявить, что причиной грамматических ошибок в документе была его диктовка. Досталось машинистке вроде бы по делу, но можно было, конечно, обойтись с ней не так резко. Для него было облегчением покинуть офис и отправиться в клуб к Нелл. Фом понимал, что хорошая прогулка с ней успокоит его нервы, а также предоставит ему шанс узнать кое-что о прежней жизни Кросса. Хотя тот предупредил Нелл не распространяться о его личных делах, эта женщина была настолько откровенной и простой, что, вероятно, сама бы все рассказала, сплетничая о старых временах.

Фом добрался до Англоязычного союза без пяти шесть, но только чтобы узнать, что мисс Гейнор ушла примерно десять минут назад. С таким отрывом во времени и к тому же не зная, куда она отправилась, он понимал, что любая попытка догнать ее будет безнадежной затеей, поэтому вернулся в офис. 

Все сотрудники уже ушли. Он какое-то время провозился, наводя порядок в своих бумагах. Затем решил, что имеет полное право отправиться домой. Выйдя из здания, Фом обнаружил, что его очень тревожит то, что он не выполнил свое обещание сопроводить мисс Гейнор. Несмотря на то, что он разминулся с ней не по своей вине, Фом решил, что, если он убедится у Кросса в ее благополучном прибытии, то этим произведет на Кросса, как на клиента, достойное впечатление.

Возвращаться в офис, чтобы позвонить, не хотелось, телефонная будка, на которую он возлагал надежду, оказалась занятой, поэтому он решил немного прогуляться и зайти к Кроссу в отель.

Сгустился туман. Шагая по тусклым улицам Мэйфэра, Фом думал — создается впечатление, что и эти улицы, и Беркли-сквер^[15] независимо от времени года всегда такие. Воздух насыщен сырым паром, а влажные тротуары испещрены пятнами, опавших листьев платана. В круге света от каждого уличного фонаря они выглядели странно обесцвеченными и хрупкими, как мертвые бабочки, впечатанные в камень. Мимо проезжали автобусы, с запотевшими от дыхания пассажиров окнами.

Было облегчением добраться до отеля и выбраться из этой промозглой сырости

Холл отеля с толстым бледно-розовым ковром и блестящими дневными лампами приятно контрастировал с туманом снаружи, но, несмотря на чувство тепла и комфорта, Фом снова смутно осознал, что ему не нравится это место. Это впечатление сохранялось, пока он поднимался на лифте на верхний этаж и оставалось с ним пока он шел по коридору. Когда он достиг квартиры Кросса, ему очень не хотелось звонить в эту дверь.

Кросс сразу же открыл. Темные круги вокруг его голубых глаз — такие будто кожу вокруг глазных впадин искусственно затемнили — в сочетании с его бархатным смокингом придавали ему театральный вид.

— Где Нелл? — резко спросил он.

— Я считал, что она здесь, — ответил Фом. — Она покинула клуб без четверти шести, так что я разминулся с ней. Сожалею.

Кросс начал кусать губу.

— Странно. Это совершенно не похоже на Нелл.

— Она скоро придет. Опаздывать — это же женская привилегия, — напомнил ему Фом.

— Да, может быть. Я позвоню в клуб. Может быть, она вернулась, а затем осталась поговорить с кем-то. Нелл стала бы болтать и с трупом… Не уходите, Фом. Просто побудьте здесь, пока я позвоню.

Кивнув, Фом взял вечернюю газету, которая лежала на столе. Он сам был не прочь поужинать и не мог понять такого беспокойства по поводу безопасности взрослой женщины. Ожидая хороших новостей, он едва поднял взгляд, когда Кросс вернулся в зал.

— Ее там нет, — сказал тот, тяжело дыша. — Что могло ее задержать?

— Она заблудилась, — предположил Фом.

— Но она говорит по-английски. Кроме того, она могла бы взять такси.

— Возможно, она устала и по пути зашла в кинотеатр.

— Это уже вероятнее, — с большей уверенностью произнес Кросс. — Не уходите, Фом.

— Но мне нужно поужинать.

— Сходим вниз поедим. Для Нелл, когда она придет, я закажу еду в номер. Но если она не придет, мне может понадобиться совет или помощь.

Они спустились в ресторан. Кросс много пил, но практически ничего не ел, хоть и безжалостно гонял официантов за блюдами. На протяжении всего обеда он говорил исключительно о Нелл Гейнор.

— Это было так странно для меня — увидеть ее в таком наряде. У себя на ферме Нелл носит дешевую одежду и старую дырявую шляпу. Она работает за двоих, а взамен получает только морщины да зарабатывает себе на пропитание.

— Но тогда как она смогла позволить себе отправиться в такой дорогостоящий отпуск? — скептично осведомился Фом.

— Я расскажу вам… Еще с подросткового возраста Нелл копила на поездку в Европу. Работала с утра и допоздна. Бралась за любую работу, которую, доверившись ей, могли поручить соседи. Собирала ягоды, варила, делала желе и продавала. Собирала семена и продавала — десять центов за пакет. Она и лечила, и готовила, и шила. Никто не рождался и не одевался без участия Нелл. Ей понадобились многие годы, чтобы скопить эти деньги… Но она смогла это сделать. Когда я увидел, как она входит в этой красивой новой одежде, мне захотелось встать и зааплодировать ей. — Вы не хотите сыру, я правильно понял? Тогда вернемся в мою квартиру. Этот кофе отвратителен.

Фом смирился с судьбой и позволил провести себя по направлению к лифту. Когда они добрались до места, Кросс обратился к нему:

— Я не стал бы портить вам ужин, Фом, но я не стану скрывать это от вас: я ужасно беспокоюсь о Нелл. Погода туманная, а она не привыкла к левостороннему движению. За прошедшее после получения от вас этой плохой вести время я услышал сирены трех машин скорой помощи, проехавших мимо.

— Но, по крайней мере, двое из пострадавших были кем-то другим — так почему бы и третьему не быть кем-то еще? — беспечно заметил Фом.

— Но я чувствую, что что-то пошло не так. Звонок так и не получен.

— Какой звонок?

Кросс вздрогнул, услышав этот вопрос. Затем внезапно вспыхнувшая в его глазах тревога погасла, и он сжал губы, будто волнение подталкивало его сделать какое-то неосмотрительное признание.

— Звонок из клуба, — ответил он после паузы. — Я там попросил позвонить мне, если Нелл вернется туда со своей подругой-австралийкой. Пойду позвоню туда еще раз… Выпейте, Фом. Угощайтесь.

Фом рад бы был убраться отсюда подальше и немедленно, но не мог оставить своего клиента. Он смешал и налил себе виски и включил радио, оставив звук приглушенным. Несмотря на то, что он был не из слабонервных, Фом почувствовал, что и его нервы на пределе — его охватило дурное предчувствие, когда Кросс вернулся после звонка.

— Новостей нет, — глухо сказал Кросс. — Именно это ожидание угнетает меня. Но я уверен, что с ней что-то случилось. Нужно обзвонить больницы и полицейские участки.

Фом заметил на лбу Кросса крупные капли пота. Тот казался настолько потрясенным, что детектив предложил свою помощь в поиске необходимой информации и они перешли в кабинет.

Ожидая ответа, Фом смотрел на окружающую его обстановку с беспричинным отвращением. Эта комната не была отталкивающей, скорее стандартной, лишенной индивидуальности. Ковер, шторы и обивка были сплошь бледно-коричневых и бежевых оттенков, с размытыми полосами и пятнами, которые сливались в основной узор, как тигр, прячущийся в джунглях. Современное искусство было представлено бледно-зеленой статуэткой женщины, которая по форме напоминала искривленный и обрубленный ствол дерева. Из цветов здесь были только стеклянные орхидеи в чеканной медной чаше.

Фом не мог понять этого своего инстинктивного отвращения. Но позже, когда в этих самых апартаментах он с ужасом смотрел на убитую, у него возник вопрос: может быть он предвосхитил, что это произойдет, — сразу, как только попал сюда, почувствовал первое содрогание ужаса в воздухе?

Да, уже тогда ужас был на подходе. Вопреки его ожиданиям, Фом на первый же свой запрос получил мрачный ответ. Справившись с дрожью в голосе, он сказал Кроссу:

— Будьте готовы к плохим новостям.

Задав еще несколько вопросов и уточнив детали, Фом повесил трубку:

— Местный полицейский участок сообщает, что женщина средних лет была сбита автомобилем на Беркли-сквер этим вечером, около половины седьмого; ее паспорт был в ее сумке… Боюсь, нет никаких сомнений, что это ваша подруга.

— В какой она больнице? — спросил Кросс.

— Она в полицейском морге.

— Вы имеете в виду… она ​​мертва?

— Да.

— Я отправлюсь туда прямо сейчас. Ждите здесь.

Фом почувствовал облегчение от того, что ему не пришлось разделить с Кроссом тяжкое испытание опознания. Он смешал себе еще виски и стал ходить по комнате. Наконец до него дошло, что он закуривает все новые и новые сигареты,  делая лишь пару затяжек. Вспомнив, что Кросс таким же образом ожидал результатов погрома, устроенного в квартире Гойи, Фом оценил то состояние тревожного ожидания, в котором пребывал его клиент. «Да, вот что ему пришлось пережить», — размышлял он.

Тут Фом услышал, как хлопнула наружная дверь. Войдя в комнату, Кросс направился прямо к столу, плеснул бренди в стакан и залпом его выпил. Потом он тяжело опустился на стул, будто у него отказали ноги.

— Это Нелл, — сказал он, закрывая лицо руками. Неожиданно, к удивлению Фома, сквозь его пальцы потекли слезы, а его плечи стали сотрясаться от рыданий.

— Я никогда не думал, что могу чувствовать себя так, — выговорил он. — Я бывалый человек… Но это происшествие с Нелл сломило меня… Бедняжка, ее лицо… Все в крови, машина переехала ее.

Фом попытался успокоить его, задав прозаический, существенный вопрос:

— У аварии были свидетели?

— Нет.

— Полиция восстановила ход событий?

— Да, на дороге были следы. Четкие. Эта сволочь так и не остановилась. Это было убийство. Подлое, преднамеренное убийство.

Фом не обратил особого внимания на это обвинение. Кросс пил в течение всего вечера, был доведен до состояния на грани истерики, и его восприятие было искажено.

— Можете быть свободны, Фом, только принесите мне бренди. Я пьян… но мне нужно напиться еще больше. Отключиться. Я должен забыть ее лицо.

Убежденный в том, что он больше ничем не может помочь, Фом был только рад вернуться в свой дом в Хайгейте. Войдя в гостиную, он ощутил необыкновенную признательность дому за его старомодный комфорт. В камине потрескивал огонь, на коврике храпела собака, его встречали родители, здравомыслящие и бодрые. Снаружи окна от ветра защищали своей кроной деревья — лавр благородный опоясывал дом, а внутри плотные травянисто-зеленые шторы, исключали возникновение малейшего сквозняка. Миссис Фом, которая любила теплую обстановку, всегда виновато говорила о шторах, этих пылесборниках, как о своем «преступлении против гигиены».

Когда Алан рассказал родителям историю о несчастье с Нелл, мать была обеспокоена главным образом тем, что ее любимый сын почти не ужинал.

— Упокой господь ее душу, — отрывисто произнесла она и тут же поинтересовалась. — Что ты ел на обед, Алан?

После того, как миссис Фом вытащила из него полное меню, она, мысленно, восприняла это меню как вызов ее собственному ведению домашнего хозяйства.

— Ничего такого, чего я сама не могла бы тебе подать, — фыркнула она. — Слава богу, кухарка спит, так что я могу совершить набег на кладовую и найти там для тебя какую-нибудь настоящую еду.

После того, как она ушла, ее муж проявил свой обычный интерес к делу своего сына. Его проницательные глаза сузились до серых щелочек на красном лице, когда он озвучил следующую мысль:

— Я ценю то, что ты делишься со мной подробностями, Алан. Я рискую показаться мальчишкой, но мне кажется, что эта бедная женщина знала что-то, что нужно было сохранить в тайне.

— Нет, Док, — сказал Фом. — Это был несчастный случай… Но в этом есть кое-что странное. Мой клиент что-то уж очень сильно волновался не получив телефонного звонка. Как-будто предвидел, что она обречена.

* * *

Когда на следующее утро Кросс позвонил в офис Фома, чтобы узнать новости об Эвелин, его голос звучал нормально. В нем звучало привычное нетерпение, которое сменилось унылым невнятным бормотанием, когда он услышал, что Фому нечего ему сообщить.

Позже на этой неделе Кросс позвонил Фому в «Гердлстон энд Гриббл» вновь. Объясняя почему долго не звонил, он был абсолютно спокоен:

— Я был занят, улаживал эти неприятные дела со смертью бедняжки Нелл. У нее есть только женатый бездетный брат, и он прохвост. Нелл вела все дела на ферме. И все же мне пришлось узнавать, как он хочет поступить с телом. И, конечно же, мне пришлось присутствовать на дознании. Это удача для полиции, что я смог опознать ее тело.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Фом.

— Я должен кремировать ее. Я хочу, чтобы вы присутствовали на похоронах… Бедная Нелл всегда хотела, чтобы у нее были шикарные похороны. Она шутила на этот счет: «Никаких дешевых пирушек на моих похоронах. Уж похороните меня как следует»… Я не хочу быть единственным, кто придет на ее похороны. Я заплачу за ваше время и принесу за вас цветы. Нелл любила, чтобы на похоронах было много цветов.

Фом подавил появившееся у него желание отказаться.

— Я приду, — пообещал он, — но только из чувства уважения. Забудьте об оплате.

Затем небрежно поинтересовался:

— Каков был вердикт следствия?

— Смерть в результате несчастного случая, — ответил Кросс.

— И вы приняли его?

— Конечно. На что, черт возьми, вы намекаете?

Так как Фом продолжал многозначительно молчать, Кросс горько рассмеялся.

— Вы имеете в виду то, что я говорил об убийстве, когда был пьян. Но лучше оставить все как есть. Я не могу позволить себе вмешиваться в какую-то грязь, пока моей девочки нет. К тому же, какой в этом смысл? Я ничего не могу доказать. Это только бы причинило ее брату лишнюю боль.

Фом, отметив это в своем блокноте, задал еще один вопрос:

— Я знаю, что вы предостерегали мисс Гейнор, чтобы она не сплетничала о нашем деле. Но она произвела на меня впечатление откровенной, открытой натуры. Как вы думаете: во второй половине дня в разговоре со своей подругой-австралийкой она могла упомянуть что-то о вашей дочери или о вас самом?

— Нет, — ответил Кросс. — Я подумал о том же, поэтому позвонил в клуб и — как бы глупо это ни звучало — попросил эту женщину повторить все, что Нелл говорила обо мне как можно более подробно. Я объяснил это тем, что очень важно знать о чем говорила  Нелл перед смертью. Я был осторожен, о себе я расспрашивал среди прочего.

* * *

Когда Фом пообещал присутствовать на похоронах Нелл, он понятия не имел о длине путешествия, которое ему придется проделать. Он подавил неприличное чувство сожаления о потраченном времени, когда катафалк свернул у таверны Хорнс в Кеннингтоне, чтобы продолжить долгий путь по Брикстон Хилл, мимо новых домов в Стретэме, вниз и в обход общественного парка до Норбери.

Они с Кроссом были не единственными скорбящими в часовне. Австралийка присутствовала там из сочувствия к путешествовавшей с ней туристке, которая так глупо лишилась своего отпуска. Ее сопровождала американка, которая хоть и была совершенно незнакома с Нелл, но хотела почтить память своей соотечественницы, а также понаблюдать за английской церемонией.

Фом ощутил необычайно сильную реакцию на это печальное событие. Когда короткая, драматичная служба подошла к концу, и гроб с телом скрылся из поля его зрения, он внезапно ясно увидел Нелл — ее сияющее лицо.

Когда он думал об их недолгой встрече в отеле «Савой», ему не давало покоя неясное воспоминание, которое досаждало ему, как прикосновение волос к щеке. В отличие от идеального свидетеля по делу об убийстве, он не мог отчетливо вспомнить все, что тогда было сказано. И все же он смутно осознавал некое несоответствие — само по себе незначительное, — которое могло стать значимым, будучи связанным с другой позабытой мелочью.

У него было такое чувство, будто Нелл пытается напомнить ему слова, сказанные ею в отеле «Савой», и утверждает — казалось ему — что осмысление этих слов даст ему ключ к раскрытию тайны Эвелин Кросс.

Глава XI. Утечка информации

В то время как агенты Фома преследовали неуловимых блондинок в западной части страны, трагические события медленно надвигались на квартиру Рафаэля Кросса…

Очевидно, интуиция не предостерегла его об их приближении. Казалось, он полностью отошел от шока, вызванного смертью Нелл Гейнор, а также стоически смирился с длительным отсутствием своей дочери. Впрочем, хотя создавалось впечатление, что он пребывает в отличном расположении духа, это не ввело в заблуждение проницательную Беатрис.

— В сердце у него уныние и страдание… и вокруг себя он распространяет уныние и страдание, — говорила она Виоле. — Я чувствую это всякий раз, когда он находится рядом. Вы заметили, что он смеется, но смех не отражается в его глазах? Не думаю, что он хоть на минуту забывает о случившемся.

— Значит, он умело притворяется, — признала Виола.

Как бы в подтверждение ее комплимента Кросс снова продемонстрировал свой несгибаемый дух, решив устроить небольшую вечеринку в своей квартире, оставшейся без хозяйки. Впрочем, его гостеприимство было не совсем добровольным, а было вызвано тем, что миссис Стерлинг выразила желание увидеть его жилище.

— Мне интересна обстановка в которой живут люди, которые мне нравятся, — сказала она.

— Мои апартаменты очень просты по сравнению с вашими, — предупредил ее Кросс. — Всего лишь комнаты с обслуживанием. Я хотел найти просто какое-нибудь спокойное место, где я мог бы расслабиться, и куда Эвелин могла бы пригласить своих друзей выпить.

— Но я хотела бы увидеть как вы живете.

— Сочту за честь. Скажем, завтра вечером?

Виола была сильно раздосадована тем, что ее принудили участвовать в этих смотринах. В подобных случаях выхода в общество — когда Беатрис сопровождали родители — девушке ​​не требовалась официальная защита, поэтому и Виола, и детективы освобождались от своих обязанностей.

Когда Стерлинги добрались до отеля, Кросс проводил их непосредственно в ресторан. Меню ужина он придирчиво составлял сам, оставив ответственность за качество блюд и вин на администрацию. По окончании ужина миллионер и его жена вручили ему выполненную в типографии грамоту с пожеланиями всего наилучшего с их подписями. А Кросс, подозвав цветочницу, преподнес миссис Стерлинг и мисс Беатрис букетики орхидей.

Виола, которая осталась в стороне от этих цветочных подношений, наблюдала за этой маленькой церемонией с несколько натянутой улыбкой. Атмосфера общения была сердечной, поднимаясь на верхний этаж здания для осмотра квартиры Кросса, Стерлинги пребывали в прекрасном настроении.

По своему обыкновению миллионер не высказал никаких замечаний, однако принял сигару от хозяина квартиры в знак своего одобрения. Покуривая, Стерлинг со скрытой полуулыбкой наблюдал за женой и дочерью. Миссис Стерлинг была на редкость несдержанной и настаивала на том, что всем очарована. Ее можно было принять за невесту, осматривающую свой будущий дом, когда она порхала по квартире, привлекая внимание дочери к деталям, которые не отличались новизной, и с интересом задавая вопросы об обстановке квартиры.

— Я очарована, — объявила она. — Она идеальна.

— Не идеальна. Здесь нет хозяйки. Не я должен делать это, — возразил Кросс, прекратив разливать кофе.

— О, бедный вы, бедный… Позвольте мне…

— Нет. Спасибо. Ни одна женщина кроме нее не будет разливать кофе в этом доме.

Затем, чтобы вознаградить энтузиазм миссис Стерлинг, он ответил на ее невысказанный вопрос, назвав то единственное, что она хотела знать, — стоимость арендной платы за эту квартиру. Сказать, что она была возмущена, услышав сумму, значит ничего не сказать:

— И только-то? Уильям, ты слышал? Подумай, сколько нам приходится платить ни за что.

— Как это ни за что? Ведь у нас так называемый «королевский люкс», — напомнил ей муж.

— И что нам с этого названия, просто на нас всегда наживаются. Возмутительно. Я часто задаюсь этим вопросом — за что мы платим?

— За свою нескромность, за статус — усмехнулся Стерлинг и добавил: — Когда женщина заявляет прессе, что отец подарил ей целое состояние в одних только бриллиантах, вполне очевидно, что она не мелочится называя сумму.

— К тому же, мамочка, — вмешалась Беатрис, — совершенно ясно почему тебя это бесит и ты бы вычеркнула все дополнительные услуги из предоставляемого нам счета. Тебе нравится думать, что ты, так называемый «простой человек», но все мы знаем, что это не так — ты ужасно, как бы это сказать, «сложная».

Увидев, что нежное лицо миссис Стерлинг стало приобретать страдальческое выражение, которое у нее заменяло мрачность, Кросс спас положение.

— Простая или сложная, — заявил он, — в одном все женщины похожи друг на друга — они суеверны… Как и большинство деловых людей.

— И вы? — спросила Беатрис.

— Да… Иногда я чувствую соблазн пойти к ясновидящей, чтобы спросить об Эвелин. Но единственная из них, в ком я хоть немного уверен, это Гойя. А теперь, после того, какую боль я испытал в ее комнате, я никогда не смог бы прийти к ней. И все же кажется, что она экстрасенс. Один парень в городе сказал мне, что она назвала ему победителя скачек.

Глаза Беатрис зажглись волнением.

— Я непременно должна обратиться к ней за советом, — заявила она. — Грини, мы сделаем это завтра.

— Нет, — резко возразил Кросс. — Не позволяйте ей ходить в это место, Стерлинг.

— Ей нет необходимости идти туда, — с мрачным юмором заметил миллионер. — Я тоже экстрасенс, и мой дух-наставник говорит мне, что у меня никогда не будет зятя по имени Остин.

— И это правильно, — согласился Кросс. — Беатрис должна иметь титул. Ничто, кроме самого лучшего, недостаточно хорошо для нее.

Беатрис рассмеялась и тряхнула головой, словно отказываясь от комплимента, которым ее одарили по праву. Как обычно, она была в белом, и ее шелковое платье с цветочным узором подчеркивало ее молодость. В этот вечер, в качестве послабления, ей было разрешено надеть нитку кораллов, которая гармонировала с цветом ее губ. Однако, хотя она являла собой очаровательную картину, идолопоклонническое восхищение ею родителями было все же чрезмерным.

Наблюдая за ними, Виола вдруг почувствовала неприятие этой своей новой жизни и этих людей. Эта утонченная, дорого одетая миссис Стерлинг, похожая на статуэтку из фарфора в персиковой парче. Эти мужчины в эффектных вечерних костюмах. — Нет, это все не ее. Она подумала о молодом человеке, который часто круглые сутки носил один и тот же костюм — человеке с решительным взглядом, который называл себя «грубоватым и заурядным». Да, Фом и ее реальный мир с обустройством ее квартирки, с мучительной погоней за успехом, с вечной нехваткой денег, это явно одно целое. В этот момент Виола одновременно почувствовала тоску по дому и крайнее одиночество. Она вздрогнула при звуке громкого двойного стука.

— Думаю, это моя почта, — заметил Кросс. — Мне ни разу не представилось шанса забрать ее внизу, ее постоянно приносят наверх. Эти молодые негодяи знают, что я не скуплюсь на чаевые.

Он прошел в холл и открыл входную дверь.

— Только одно, сэр, — с надеждой объявил мальчишеский дискант, — но «срочное»… Спасибо, сэр.

Кросс вернулся, насвистывая тему из «Оперы нищего». Он собирался бросить письмо на бюро, когда взглянул на него. Насвистываемый мотив прервался на середине такта.

— Адрес напечатан, — произнес он.

— Откройте его, — резко приказал миллионер.

— Да… конечно.

Но так как Кросс не предпринял никаких попыток разорвать конверт, а стоял и смотрел на него, словно загипнотизированный, миссис Стерлинг забрала его из его безвольных пальцев. Разрезав и открыв конверт, она негромко зачитала вслух:

— «Вы можете получить свою дочь обратно, заплатив пять тысяч долларов однофунтовыми казначейскими билетами. Принесите пакет на вокзал Виктория в пятницу вечером в 11.30 и оставьте его в телефонной будке с крестом, нанесенным мелом. После сразу убирайтесь, не оглядываясь. Помните, что вы будете под наблюдением. Если вы будете играть честно, ваша дочь вернется тем же вечером; не обращайтесь в полицию. Если вы это сделаете, то это очень плохо для нее закончится».

Кросс не выказал никаких эмоций, пока слушал содержание письма.

— Я ожидал этого, — ровно произнес он. — Я знал, что они удерживают ее.

Унылая атмосфера комнаты с паровым отоплением внезапно наполнилась бурными эмоциями — страхом, жалостью, подозрением, гневом. Виола заметила, что лицо миллионера посерело, в то время как его жена, казалось, сжалась, когда они оба со страхом посмотрели на Беатрис.

«Они думают только о своей драгоценной Беатрис, — подумала Виола. — Она достаточно защищена с этой кучей детективов, специально отобранных для нее. Та, другая бедная девушка может подвергаться страшной опасности. Но что им до того».

Молчание нарушил миллионер.

— Вы знаете, что вам нужно сделать, Кросс, — резко сказал он. — Вы должны немедленно позвонить в полицию.

— Нет, — возразил тот. — Я не смею подвергать ее риску.

— Вы должны. Это сложно, но вы должны пойти на это. Это ваш единственный шанс. Если вы пойдете у них на поводу, ничего хорошего из этого не получится. Для начала — названная цена слишком низка, и это уже выдает обман. Это означает, что они будут продолжать повышать цену. Опять же, у вас нет никакихгарантий, что они выполнят свою часть сделки.

— Вам легко говорить, — напомнил ему Кросс, — ведь это не ваша дочь. Сами бы вы не стали так рисковать.

— Стал бы.

Стерлинг упрямо выпятил нижнюю губу, а Виола заметила, как его жена встала перед своей дочерью, инстинктивно защищая ее. Хотя ее маленькое лицо оставалось спокойным, пока она слушала своего мужа, ее глаза выражали страх и протест.

— Если бы это была Беатрис, я бы сразу сообщил в полицию. Похищение человека — это самое подлое преступление трусов, которые проворачивают свои делишки в темноте. Моя стратегия всегда состоит в том, чтобы вести борьбу в открытую. Попомните мои слова — эти сволочи заберут ваши деньги и оставят вашу дочь у себя.

Внезапно Виоле захотелось услышать хладнокровное профессиональное мнение, чтобы очистить воздух от противоречивых эмоций. Хотя она признавала, что пристрастна, высказываясь в интересах Алана Фома, в то же время для Кросса было бы логично прибегнуть к его помощи, и она осмелилась предложить:

— Фом должен иметь возможность заработать деньги. Не мог бы он выследить этого человека по этому письму?

— Никакой надежды, — заявил миллионер. — Почтовый штемпель — EC4^[16]. Но, скорее всего, письмо было написано в другом месте. Бумага стандартная, и на ней не будет обличительных отпечатков пальцев. Даже полиция ничего не смогла бы извлечь из этого.

— Написано слишком литературно, — заметила Беатрис. — Возможно, это блеф.

Стерлинг с гордостью улыбнулся.

— Я думаю, что тут Беатрис права, — объявил он. — Это может быть попытка достать вас человеком, у которого нет вашей дочери. Одна из сложностей каждого дела о похищении — это толпа прохвостов, которые вымогают деньги, стараясь на этом заработать.

— Значит, вы до сих пор не считаете, что она похищена? — спросил Кросс. — Даже после этого письма?

— Нет. Я думаю, что письмо так нас ошеломило, что мы забыли о фактах. Ваш собственный детектив придерживается мнения, что это случай добровольного исчезновения. Но главный аргумент против похищения — это слишком большое время, прошедшее до предъявления требования о выкупе. В этом нет смысла.

— Кто знает об исчезновении Эвелин, кроме нас? — спросила миссис Стерлинг.

— Довольно многие, — ответил Кросс. — Конечно, я сказал в нашем отеле, что она уехала в гости. Но в Померании Хаус в тот день было много людей: майор Померой, девушка, готовившаяся к экзаменам, Гойя, толпа машинисток и Грини.

Все посмотрели на Виолу при упоминании ее имени, и она ощутила неприятное ощущение ложной вины. Хотя ее совесть была чиста, испытывающий взгляд миллионера заставил ее осознать не только свою ответственность по отношению к его дочери, но и ощутить себя под подозрением.

— Девушек можно исключить, — объявил Кросс.  У майора вместо крови сливовый сок, он не способен совершить преступление… Тем не менее, любой из них мог проболтаться. Эта информация могла дойти до какого-нибудь беспринципного человека.

— Я уверена в том, что это утечка информации, — сказала миссис Стерлинг. — Рафаэль Кросс, вы действительно должны позвонить в полицию.

— Что они могут сделать? — поинтересовался тот.

— Предоставьте это им. Они знают свое дело. Эти негодяи, которые пытаются нажиться на чьей-то беде, заслуживают того, чтобы быть наказанными.

— Вы правы. Я думаю, что это письмо — фальшивка. Позвоню в Скотланд-Ярд.

Кросс подошел к телефону. Его решимость сохранилась до конца официального разговора, а затем он произнес:

— Если мы не правы, я только что убил свою девочку.

Глава XII. Благодаря вмешательству полиции

На следующее утро Кросс зашел в офис «Гердлстон энд Гриббл», чтобы рассказать Фому об анонимном письме. Разъясняя сложившуюся ситуацию, он казался подавленным и убежденным в том, что совершил ошибку.

— Эти Стерлинги накинулись на меня, — заявил он. — Отец, мать и дочь все говорили и говорили, пока я не уступил, пойдя против собственного суждения. Теперь это от меня не зависит. Сегодня вечером будут действовать полицейские.

Если Фом и считал, что с ним не слишком хорошо обошлись, не спросив его мнения, он никак не выказал этого.

— Если письмо подлинное, — начал он, — то это случай похищения, и я предпочел бы, чтобы с этим разбиралась полиция. Если это фальшивка, а ваша дочь до сих пор не вернулась, то я должен продолжать свою работу, пока не найду ее… Кстати, полиция знает о ваших делах?

— Нет, я сказал им, что моя дочь ушла от меня, и что я послал по ее следу ищейку. Как и вы, они считают, что это ее выходка. По их мнению, кто-то распустил сплетни об этом деле, и теперь какой-то самоуверенный наглец пытается нажиться на этом.

— Вы знаете, как они будут действовать сегодня вечером?

— Да. Они организовали засаду и фиктивный выкуп, — объяснил Кросс. — В записке сказано, что я должен доставить его лично. Но я сказал полиции, что непременно заподозрю кого-нибудь, приду в ярость и разобью эту морду. Так что один из полицейских моего роста и сложения отправится туда вместо меня.

— Как я понимаю, они сразу же позвонят вам, чтобы дать знать о случившемся?

— Разумеется. — Кросс вытер лоб и добавил: — Это ожидание угнетает меня. В этом письме в прямую угрожают Эвелин.

— Я думаю, вам не следует воспринимать угрозы слишком серьезно, — сказал Фом. — Если похищение и требование выкупа дело одного из тех, кто пострадал купив у вас шахту, то это само по себе свидетельствует, что он не настолько сообразителен, как вы. Вот и письмо прислал слишком поздно. Скорее всего, у него просто нет наличных, ведь вы его  обчистили, и убивать он не станет, а будет стараться, вновь и вновь, хоть что-то из вас вытянуть.

Как и ожидал Фом, Кросс, со свойственным ему непостоянством, воспрял духом:

— Это разумно. — Знаете, Фом, вы единственный достойный парень, которого я встретил в этом деле. Все остальные, кажется, только вредят… Вот почему я дал полиции номер вашего офиса и сказал им позвонить мне сюда сегодня вечером. Но если я слишком много на себя взял, то могу позвонить и дать другой номер, хотя ума не приложу какой.

— Но почему сюда? — поинтересовался Фом.

— Потому что больше некуда. Я не хочу напрашиваться к Стерлингам и не хочу, чтобы сообщение поступило в мой отель. Ночной портье скучает на своем посту, и когда он услышит, что звонок из Скотланд-Ярда, он станет подслушивать, совать нос в мои личные дела. Однажды мне уже пришлось сменить отель из-за того, что его руководство не желало иметь никаких дел с полицией. Они щепетильны в этом вопросе, а мне не хочется переезжать.

— Понимаю, — заверил его Фом. — Конечно, вы можете прийти сюда и принять звонок. Я улажу это со своим руководством.

— Спасибо… Но есть кое-что еще. Я хочу, чтобы вы находились здесь со мной. Возможно, мне потребуется совет или помощь. Разумеется, я заплачу вам за потраченное время.

Фом слишком привык к ночной работе, чтобы возражать, поэтому он пообещал вернуться в офис в одиннадцать вечера.

Весь день предстоящее — неясное и неприятное — мешало ему заниматься другими делами.  Он удивил свою мать, вовремя вернувшись к ужину домой в Хайгейт, но следствием его пунктуальности стал беспокойный вечер, который Фом провел, бродя по комнатам.

Было настоящим облегчением пожелать своим родителям спокойной ночи и покинуть теплый уютный дом, выйдя на улицу, в холод и мрак. Он не торопясь прогулялся от станции метро и был удивлен, обнаружив, что Рафаэль Кросс уже ждет его у офиса, ведь до одиннадцати еще было далеко.

На том был плащ, надетый поверх смокинга, и оперная шляпа, сдвинутая на одну сторону, а под мышкой он держал бутылку виски. Стоящий в тени дверного проема, Кросс напомнил Фому захмелевшего донжуана из девятнадцатого века — такую иллюзию создавали темные хогартовские здания^[17] и серповидная луна, которая плыла низко, прямо над крышами этих зданий.

— Одолжил полицейскому, играющему мою роль, свои пальто и шляпу, — объяснил Кросс свой праздничный наряд, а затем указал на бутылку виски. — Надо приободриться.

— Хорошая идея, — согласился Фом.

Он проводил своего клиента в личную комнату мистера Гердлстона, которая безо всяких на то причин называлась залом заседаний совета директоров. Это была огромная викторианская комната, обставленная массивными креслами, расположенными вокруг центрального стола. Обои были коричневыми, покрытыми золотистыми папоротниками, а новый дорогой красно-зеленый ковер имел сложный витиеватый узор.

Над мраморной каминной полкой висел написанный маслом портрет отца Гердлстона — основателя фирмы. Портрет был написан, чтобы отметить получение этим джентльменом высокого статуса в масонской ложе. Там также был портрет в красивой рамке миссис Гриббл — хорошего качества  фотография. Раньше на стене висел и фотопортрет миссис Гердлстон, но его куда-то подевала уборщица. К счастью, Гердлстон и Гриббл слишком привыкли не обращать на такие мелочи внимание и оба автоматически считали оставшийся фотопортрет своей «половиной».

Кросс сразу заметил фотопортрет:

— Красивая женщина. Во времена Эдуарда^[18] таких было много, сейчас, к сожалению, редко встречающийся тип. Это ее собственные зубы?

— Откуда мне знать, — ответил Фом.

— Разве это не ваша жена?

— Помилуйте, нет. По возрасту она годится мне в матери.

— Ну да, ну да… Здесь есть содовая?

— Нет, нужно будет пойти в бар.

Фом знал, что Кросс говорит, чтобы не потерять контроль над своими нервами. Пригласив Кросса занять глубокое кожаное кресло мистера Гердлстона, Фом отправился за штопором и стаканами.

— Осталось немного времени, — вернувшись заметил он.

Кросс взглянул на часы и застонал:

— Вечность. Фом, я в аду. Я обречен провести свою жизнь в ожидании. Помните Нелл? Она так и не пришла. И все это время она лежала там на дороге. И теперь это. Ожидание…

— Вы правильно поступили, обратившись в полицию, — заверил его Фом.

— Но если я ошибся, то расплачиваться за это придется Эвелин.

Двое мужчин пили и курили в тишине, нарушаемой только шумом уличного движения. Они неотрывно смотрели в потолок и время от времени сверялись со своими часами. Было ясно, что Кросс мучится от тревожного ожидания, которое теперь проняло и бывалого Фома.

Его мысли были сосредоточены на драме, которая разыгрывалась на станции Виктория. Детектив задавался вопросом, все ли идет по плану или же возникли неожиданные осложнения, вызванные вмешательством совершенно постороннего народа. Выпитый им виски затуманил его воображение; станция Виктория больше не казалась знакомой конечной остановкой, где Фом часто выслеживал преследуемых. Теперь она была темной и заполненной тенями, и наблюдатели ожидали там прихода шантажиста. Телефонная будка, помеченная крестом, приобрела зловещее значение. Даже в этот самый момент кто-то незаметный мог затаиться внутри.

Вдруг пронзительно зазвонил телефон. Фом подскочил к нему, чтобы ответить, но прежде, чем он добрался до него, Кросс сорвал трубку. Когда он услышал сообщение, то в его взгляде появились недоверчивая радость и удивление.

— Да, — пробормотал он. — Я сейчас приеду.

Когда Кросс положил трубку, его рука дрожала.

— Она вернулась, — хрипло произнес он. — Я не могу в это поверить. Эв вернулась.

Эта новость была настолько неожиданной, что Фом не мог в нее поверить и спросил:

— Откуда вы знаете?

— Только что позвонили из отеля. Я оставил им этот номер на случай, если что-нибудь случится. Я и не мечтал об этом. Мы должны сейчас же отправиться туда.

Фому было любопытно увидеть девушку, о которой он столько слышал. Даже сейчас трудно было поверить в то, что она на самом деле находится в квартире, где он увидит ее во плоти. Однако чувство долга оказалось сильнее желания увидеть Эвелин, и Фом напомнил Кроссу об ожидаемом сообщении от полиции.

— Сейчас это не имеет значения, — заявил тот. — Кроме того, я не хочу, чтобы линия была занята. Мне нужно позвонить Эвелин. Я должен снова услышать ее голос.

Это было естественное желание, но Фом ощущал нетерпение в связи с этой задержкой. После того, как вызов поступил в отель, Кроссу пришлось ждать, пока портье соединит его с квартирой. И вот, наконец, его лицо расплылось в глупой улыбке.

— Это ты, милая? — воскликнул он. — Где ты была?.. Плохая девочка… Будь уверена, я все об этом узнаю… Послушай, здесь со мной молодой парень, который выслеживал тебя по моей просьбе. Просто скажи ему что-нибудь.

Фом взял трубку, которая была влажной от тяжелого дыхания Кросса. В следующее мгновение он услышал слабые металлические нотки тихого сопрано.

— Привет. Вы сыщик?

— Да, — ответил Фом. — Вы были действительно неуловимы. Полагаю, я говорю с мисс Кросс?

— Для вас Эвелин. Вы искали меня в неправильных местах. Я открою вам секрет: правильное место здесь. Приходите и проверьте… Пока-пока.

Звонко рассмеявшись, она повесила трубку, и тут же воцарилась мертвая тишина. У Фома появилось странное ощущение, что он говорил с призраком. С нетерпением желая встретиться с Эвелин, он чувствовал раздражение и досаду, как при просмотре фильма, в котором героиня медлит на грани спасения. Пока они тут теряют время, Эвелин может снова исчезнуть. Казалось, ее также невозможно застигнуть, как и пригвоздить солнечный зайчик к месту острием ножа.

— Ну что, поехали? — предложил он.

Кросс кивнул, но остановился, чтобы снова наполнить свой стакан:

— Она была со своим парнем… Ну, это молодость… Допустим, мне следует отшлепать ее… Пойдемте.

Когда они вышли из офиса, Фом тщетно огляделся в поисках такси. Несмотря на то, что отель был неподалеку, он понимал, что у них не получится быстро добраться до него, так как оказалось, что Кросса пошатывает при ходьбе. Он и сам не совсем твердо держался на ногах, а силуэты старых зданий зловеще ходили ходуном в свете расплывающейся луны.

Фому казалось, что он застрял в кошмаре, в котором невозможно продвинуться вперед. Его мучило осознание необходимости действовать срочно, в уме он безжалостно перебирал различные ужасные возможности. Детектив рассудил, что, если Кросса действительно преследует некий враг, то этот человек будет следить за его отелем. Значит, отсутствие девушки не осталось для него секретом. Естественно, он решит, что она отправилась в гости, и будет ждать ее возвращения.

До этого момента Эвелин находилась под мужской защитой. И вот наступил момент, когда она находится в уязвимом положении — она уже покинула возлюбленного, но пока еще не встретилась со своим отцом.

К большому облегчению Фома в нескольких ярдах от них остановилось такси, чтобы высадить пассажиров. Он взял его, хоть отель и находился всего лишь на другой стороне Пикадилли. После того, как он дал водителю адрес и забрался внутрь, Кросс добавил:

— Останови у ближайшей аптеки.

Вместо того чтобы просто пересечь освещенную магистраль, они медленно начали продвигаться вдоль нее, а Кросс объяснил причину задержки:

— Я пьян, Фом. Я не могу встретиться с Эвелин в таком состоянии.

Однако когда они остановились у аптеки, Кросс оказался достаточно трезвым, чтобы продемонстрировать экспертные знания по вопросу дозировки. Фом был раздражен этой задержкой, хотя она была оправдана результатом. Вскоре они вернулись в такси и свернули с несущегося потока огней на темную боковую улицу. Когда в поле зрения появился освещенный фасад отеля, Кросс схватил Фома за руку.

— Эвелин там наверху, — произнес он. — Или мне это приснилось?

— Мы разговаривали с ней по телефону, — напомнил ему Фом.

Они прошли через вращающуюся дверь и встретили сонного швейцара в бордовой форме.

— Моя дочь поднялась в нашу квартиру? — спросил Кросс.

— Да, сэр. Она забрала ключ. Сказала, что впустит вас.

Сонный мальчик-слуга, который еще бодрствовал, в надежде получить чаевые бросился к ним, чтобы поднять их на лифте. Когда они поднимались, Фом вспомнил те ужасные чувства, которое он испытал, когда в последний раз находился в этой квартире. Ее мрачная и стандартная обстановка была сценой связанной с убийством Нелл. Приятно было подумать, что хотя бы теперь она преображена атмосферой присутствия беззаботной девушки. Возможно, Эвелин разбросала вокруг себя свои вещи: ее шляпка лежит на стуле, помада — на столе, окурки сигарет — на полу.

Фом одновременно ощущал волнение и предвкушение, следуя по коридорам к квартире вслед за Кроссом. В холле был включен свет, видно было через приоткрытую дверь гостиной, что там он тоже включен. С ликующим «Ку-ку» Кросс ворвался внутрь…

Фом остался ждать в прихожей, чтобы не вмешиваться в их встречу. Однако наступившая за этим возгласом тишина подсказала ему, что что-то пошло не так. Он не услышал восторженного крика девушки, не последовало и шума, указывающего, что она с нетерпением бросилась к отцу.

Вместо этого детектив услышал глухой стук, как будто кто-то упал на пол. Ворвавшись в комнату, он застыл в дверях, а его сердце, казалось, оборвалось.

Сперва он не мог поверить в то, что увидел. Молодая блондинка сидела в одном из больших кресел. Она была одета в тесный черный костюм, юбка которого пошла складками выше колен, открывая стройные ноги в бежевых шелковых чулках. Все опознавательные признаки были на месте, в том числе нитка жемчуга, небольшое красное родимое пятно у левого глаза, белокурые  волосы и круглые голубые глаза.

Но их взгляд был мертвым и застывшим; ее лицо было темно-синюшным, а вокруг ее горла была затянута веревка.

Фом наконец встретил Эвелин Кросс во плоти — ведь от нее и осталась одна только плоть. Ее руки были сложены на коленях и удерживали карточку, на которой значилось грубо напечатанное сообщение:

«ВЫ ПОЛУЧИЛИ ЭТО БЛАГОДАРЯ ВМЕШАТЕЛЬСТВУ ПОЛИЦИИ».

Глава XIII. Поддержка

Стерлинги узнали о трагедии только на следующее утро. Миссис Стерлинг наслаждалась привилегией зачитывать новости, Беатрис потворствовала ее слабости и никогда не просматривала газеты, пока они не были, скажем так, «официально объявлены открытыми». Так как этот запрет не касался финансовой прессы, миллионер также придерживался этого негласного семейного соглашения.

Для всех них было шоком, когда, зачитав заголовки о событиях государственной важности, миссис Стерлинг издала слабый возглас:

— Эвелин Кросс была убита!

Хотя ее чувствительная натура не выносила трагических событий, она добросовестно передала им детали преступления, зачитав их тихим сдержанным голосом. Слушая ее, Виола дрожала от того же страшного волнения, которое овладело ею, когда Кроссу пришло требование выкупа. Каждый нерв в ее теле покалывало, будто по ним шел ток высокого напряжения.

Оглядевшись, Виола едва могла поверить в то, что остальные слушатели продолжали завтракать. В то время как она, содрогаясь, представляла себе молодую блондинку, с обезображенным агонией лицом, Беатрис ела овсянку, а ее отец расправлялся с грейпфрутом.

Виола вновь обвинила их в бессердечности и ощутила острое возмущение, но она не понимала, что происходящее за столом не отражает чувств, переживаемых каждым из них на самом деле. 

Эта семья жила под постоянной тенью угрозы возможного похищения Беатрис. И сейчас родители вели себя так чтобы успокоить Беатрис, чтобы показать ей свою уверенность в том, что она достаточно защищена и с ней такого произойти не может. А Беатрис — ради родителей — в свою очередь играла роль, убеждая их своим видом в своем понимании этого.

Правда заключалась в том, что они были сильно потрясены этой трагедией. Было невозможно игнорировать существование осьминога, когда его щупальца только что сомкнулись над жертвой — и было бесполезно рассуждать, что Рафаэль Кросс и его дочь привлекли к себе излишнее внимание и у Эвелин не было соответствующей защиты.

Как будто вдруг вспомнив, что Виола тоже охраняет ее дочь, миссис Стерлинг посмотрела на нее с бессознательной мольбой.

Но девушка не заметила этого — она была поглощена размышлениями о том, как Эвелин Кросс в последний раз пришла домой. Ее живое воображение так точно восстановило каждую деталь, что она почти ощутила себя на месте жертвы. Она точно знала, какой возбужденной была Эвелин (об этом свидетельствовал ночной портье в отеле), когда она ​​ весело пожелала спокойной ночи своему неизвестному сопровождающему.

Портье только слышал, как отъехала машина, прежде чем Эвелин вошла через вращающуюся дверь. Виола была уверена, что это было триумфальное появление — вызывающее вплоть до развязности. Девушка получила удовольствие от этого приключения, никаких сожалений не испытывала и была готова к старой доброй родительской трепке.

Виола прошла с Эвелин каждый шаг ее пути, страстно желая вернуть ее назад, но не в силах этого сделать. Она поднялась с ней в лифте, который постепенно, метр за метром приближал девушку все ближе к тому, что ожидало ее в квартире. Она сопровождала Эвелин по застеленным коврами коридорам, открыла входную дверь… и затем вошла в холл.

Там кто-то стоял. Ждал ее…

Черный туман застлал глаза Виолы, шум в ушах заглушил звук тихих, быстрых слов миссис Стерлинг. В следующую секунду она стряхнула с себя болезненное наваждение. Наконец вернувшись в реальный мир, она разглядела на столе накрытом для завтрака расписанные вручную фарфоровые подставки для салфеток, а за окном — медно-красное солнце, пробивающееся сквозь туман.

С брезгливым содроганием миссис Стерлинг отбросила газету в сторону.

— Это слишком отвратительно… слишком ужасно, — заявила она. — Я не могу читать дальше.

Ощутив приступ нездорового любопытства, Виола взяла газету, чтобы узнать, какой такой ужасный факт сокрушил стоицизм миссис Стерлинг. Оказалось, что непрочитанной осталась последняя строчка, где указывалась дата коронерского дознания.

Миссис Стерлинг всегда не раздумывая-безоговорочно откликалась на необходимость оказать поддержку любому пострадавшему. Иногда это доходило до смешного. Но никто и никогда не позволял себе смеялся над ней, так как, несмотря на свой покладистый характер, чувство собственного достоинства у нее было весьма острое и горе было посягнувшему. Несмотря на то, что отвращение в ее темных глазах показывало, что ей этот долг весьма неприятен, миссис Стерлинг твердо сказала своему мужу:

— Уилл, мы должны немедленно отправиться к этому бедняге.

Миллионер пожевал губу и невнятно запротестовал:

— Не уверен, что нам там будут рады. Кросс может быть обижен на нас.

— Почему?

— Мой дорогая, мы посоветовали его позвонить в полицию. Возможно, это печальное последствие этого поступка.

— Тогда я пойду одна.

— Нет-нет, конечно, я поддержу беднягу.

Выходя из комнаты, миссис Стерлинг обернулась, чтобы сказать Виоле:

— Сегодня мы собираемся в «Ритц» на обед с нашими давним  бостонскими друзьями. На это время вы можете быть свободны, мисс Грин, если хотите отправляйтесь по своим делам.

Не догадываясь, что Беатрис следит за ней, Виола не стала скрывать своей радости. Этим утром она не чувствовала абсолютно никакого расположения к Стерлингам. Как только как миллионер и его жена отправились к Рафаэлю Кроссу, Виола бросилась в свою комнату и позвонила Алану Фому.

К ее разочарованию его секретарша сообщила ей, что Фом еще не явился в офис. Виола чувствовала такое нетерпение, что не стала оставлять сообщение, а вместо этого позвонила Фому домой. Она не осознавала степень своей дерзости, пока мало обнадеживающий женский голос с неохотой не признал, что ее соединили с Хайгейтом и что она разговаривает с миссис Фом.

— Могу ли я поговорить с мистером Аланом Фомом? — спросила Виола.

— Нет, не можете, — отрезал голос. — Это снова из офиса? Я ведь уже сказала вам: мой сын спит, и я не собираюсь его будить. Он всю ночь отсутствовал по делу фирмы.

— Я не из офиса, — возразила Виола. — Это просто… друг. Вы попро́сите его позвонить мне?

— Позвонить кому?

— Грини.

Когда было уже поздно поправляться, Виола пожалела, что не сказала «мисс Грин» вместо того, чтобы выпалить свое шутливое прозвище. Поскольку обладательница сурового голоса была определенно матерью Алана, она почти ожидала услышать, как та грызет провод от недоуменной ярости. Поэтому она была тем более удивлена, когда миссис Фом заговорила с ней по-дружески.

— Я передам ему вашу просьбу при условии, что вы сделаете кое-что для меня. Сделайте так, чтобы он пригласил вас на обед и проследите за тем, чтобы он хорошо поел. Алан не такой крутой, как он думает. Он оставался с тем беднягой, чья дочь была убита, и вернулся домой только под утро. Об этом деле написано в газетах, так что я не раскрываю тайны.

— Я накормлю его, — пообещала Виола, а затем высказала свое мнение о Алане. — У него слишком хорошее воображение, чтобы быть крутым.

— Я удивлена, что слышу это от вас. Вы единственная, кроме меня, кто это заметил. Вы знаете, его сердце отдано секретной разведывательной службе, но он так и не смог разобраться в наших не простых и неоднозначных отношениях с немцами. Если я не перезвоню, договоренность об обеде остается в силе. Пусть это будет плотный обед, ведь он только выпьет чашку кофе на завтрак, раз встанет так поздно. О каком месте встречи мне ему сообщить?

Поскольку Виола назвала скромный ресторан, в котором они с Фомом обедали в прошлый раз, миссис Фом повесила трубку с довольной улыбкой. «Не охотница за деньгами», — заключила она.

Когда Виола вернулась в гостиную, Беатрис встретила ее с напряженной улыбкой. Она предполагала, что ее компаньонка воспользуется кратким периодом свободы, чтобы возобновить свою личную жизнь, о которой говорилось изредка в волнующих коротких фразах. Хотя Виола ни словом не обмолвилась о намеченной встрече, по ее лицу можно было догадаться, что таинственное мероприятие назначено на ближайшее время.

— Обедаешь вне дома? — небрежно поинтересовалась Беатрис.

— Да, — ответила Виола. — А что запланировано у вас?

— Ты имеешь в виду бостонских друзей? О, близкие нам по духу. Они, вероятно, наскучили бы тебе.

Виола не заметила ноток обиды в голосе Беатрис, так как в этот момент вновь подумала о преступлении:

— Я не могу выбросить из головы бедняжку Эвелин. Я продолжаю думать о ней. Какой именно она была?

— Знаешь, не принято говорить дурно о мертвых.

— Ой, не будь ханжой. Я всегда могу принять правду.

— Но это жестокая правда. Честно говоря, она была во всех отношениях не очень. Ее голос был вульгарным, у нее не была поставлена речь, поговорить с ней было не о чем. Конечно, это не ее вина, что она была необразованной. Она привлекала толпы мужчин и была совсем неразборчива.

Зная, что стандарты Беатрис были жесткими, Виола не приняла в расчет большую часть критики. Она решила для себя, что Эвелин была обычной беззаботной, легкомысленной девушкой, каких она встречала во время работы в массовке на съемках. Если она так же охотно целовала мальчишку-пекаря, как и пэра, то это правильно. Хотя возможно, мальчишку-пекаря целовать было приятнее.

— Я рада, что у нее была интрижка, — тихо произнесла Виола. — Все должны жить.

— Все, кроме дочери миллионера, — внесла поправку Беатрис.

Боясь опоздать на свою встречу, Виола оделась и ждала возвращения Стерлингов, выполняя свои обязанности по отношению к Беатрис. Они вернулись только тогда, когда ее уже охватило отчаянно нетерпеливое желание уйти. Для приличия было необходимо задержаться, а не бросаться прочь немедленно, и она поинтересовалась новостями о Рафаэле Кроссе.

— Он куда спокойнее, чем я, — ответил миллионер с ноткой возмущения в голосе. — Можно подумать, что он не прочувствовал случившегося.

— Так и есть, — мягко объяснила его жена. — Сейчас его нервы парализованы шоком — защитная реакция. Но, впоследствии, боюсь,  его страдания будут ужасны. Полицейские уверены, что это не было похищением. — То, как выглядит ее тело, исключает всякую мысль о похищении.

— Каким образом? — спросила Беатрис.

Хотя миссис Стерлинг нахмурилась в знак того, что ей неприятна эта тема, она не уклонилась от объяснения:

— Тело похищенного человека имеет признаки голодания, дурного обращения или пренебрежения внешним видом. Жертвы теряют интерес к своему внешнему виду и отказываются от еды, даже если их кормят. К тому же у них, как правило, нет никаких возможностей заботиться о себе. Но Эвелин была в отличном состоянии. Она выглядела так, как будто вернулась домой прямо из салона красоты. У нее недавно был сделан педикюр — эмалевые сердечки на ногтях пальцев ног, — и на ней было чистое нижнее белье.

— Похоже, она была бойкой девушкой, — заметила Беатрис.

— Кажется, так считает и полиция, — согласилась миссис Стерлинг. — Они думают, что она сбежала с молодым человеком.

Несмотря на проведенную тяжелую миссию, миссис Стерлинг уже не выглядела поникшей, говорила свободно, а в ее глаза вернулся прежний блеск. Виоле подумала, что причина этой трансформации понятна. — Миссис Стерлинг считает, что это не их настоятельные советы обратиться в полицию привели к трагедии.

Виола не стала участвовать в дальнейшем разговоре. Взяв такси, она вскоре оказалась в ресторане, где ее ждал Фом. Он выглядел измотанным, но его лицо просветлело когда он ее увидел, а ее собственные глаза в ответ приветственно засветились.

— Это убогая дыра по сравнению с тем великолепием, в котором вы сейчас живете, — заметил Фом. — Странно. Почему вы выбрали это место?

Сев напротив Фома на скамью из красного дерева и вдохнув пропитанный теплым соусом воздух, Виола одобрительно осмотрелась вокруг себя. Все здесь было точно так же, как в прошлый раз: та же грубая белая скатерть, темная французская горчица, толстые темно-красные и зеленые стаканы, в вазах искусственные желтые нарциссы и декоративный папоротник.

— Это место воодушевляет, — сказала Виола, — все это. Вы вписываетесь сюда, вы выглядите таким восхитительно настоящим. Меня тошнит от людей, чья значимость сильно преувеличена. Боже, у вас красные глаза.

— Я всю ночь был на работе, — пояснил Фом. — Бедный старый Кросс был не в состоянии в одиночку справиться с полицейской процедурой.

— Неужели они действительно фотографировали, делали измерения, снимали отпечатки пальцев, проводили допрос и…

— И проводили все остальные следственные мероприятия,  какие могли? — закончил Фом. — Да, они это делали.

Виола отметила вялость его тона и вспомнила обещание, данное его матери.

— Я не хочу слышать от вас больше ни слова, пока вы не пообедаете, — заявила она.

Когда Фом покончил с едой, он рассказал Виоле об основных обстоятельствах убийства. Она была рада услышать, что в соответствии с медицинским заключением Эвелин не мучилась, так как ее оглушили, прежде чем задушить. Нападавший пробрался в комнату по пожарной лестнице через открытое окно, но его никто не заметил, и он не оставил никаких улик, указывающих на его личность.

— Кросс ничего не рассказал полиции о своих личных делах, — закончил Фом. — Под давлением он признался, что его дочь часто заводила новые знакомства и что она ушла из отеля, — предположительно, жила с молодым человеком. При таких обстоятельствах полиция пришла к выводу, что это преступление на почве ревности. Требование выкупа оказалось фальшивкой. Никто не появился на станции Виктория, так что эта записка выглядит как средство выманить отца Эвелин из квартиры.

Кросс утаил от полиции, что это возможно месть в отношении него со стороны пострадавших от его аферы. Но это не имеет значения. У полиции больше шансов разобраться в этом деле, разрабатывая линию убийства на почве ревности, чем было у меня, когда Кросс запутал дело этими рассказами о таинственных врагах.

— Вы имеете в виду, что он просто дурачил вас насчет этого?

— Я знаю не больше вас. Он держал меня в неведении. Я должен чувствовать себя уязвленным, но я чувствую только жалость к этому бедолаге. По моей догадке — в силу особых обстоятельств — он оказался втянутым в щекотливую и сложную ситуацию и попытался отвертеться, думая, что такие его действия дадут лучший результат. Конечно, он прирожденный лжец. Никакой он не Рафаэль, а Ричард. Он признался в полиции, что настоящее его имя, данное при крещении, — Ричард, а «Рафаэль» — псевдоним для деловых целей.

— В этом есть здравый смысл, — высказала свое мнение Виола. — Я тоже возьму себе псевдоним, когда появлюсь на афишах, как другие кинозвезды.

С мечтательным взглядом она наблюдала за растворяющимся дымком своей сигареты.

— Помните, как мы встретились в первый раз? — спросила она. — Все это тревожное ожидание и волнение, как под веткой омелы.^[19] Мы ожидали найти… все, что угодно. И Рафаэль Кросс был великолепен. Я его вижу, как сейчас — отведенные назад огромные плечи, блестящие светлые волосы. Он был сама сила и страсть — как Тор, выбивающий молотом дверь.

— Разрушением занимались работники подрядчика, — напомнил ей Фом. Сравнение Кросса со скандинавским богом было неприятно. Неужели он ее еще ревнует? — Все, что делал Тор — жевал сигареты и сыпал ругательствами.  

Наблюдая за его угрюмым выражением лица, Виола спросила:

— Мучаетесь из-за этого дела?

— Нет. Теперь это дело полиции. Меня наняли, чтобы найти пропавшую девушку. Я не нашел ее, но она больше не числится пропавшей. Моя фирма отправит счет, так что мое дело закрыто.

— Что же тогда тебя тревожит?

Фом провел рукой по своим взъерошенным волосам и признался:

— Проблема в том, что во мне есть немного от моего отца. Мой старик — врач, и когда его пациент умирает, если он недоволен и думает, что сам виноват в его смерти, он производит вскрытие, чтобы узнать причину смерти… Я тоже хочу знать. Я точно хочу знать, как и когда Эвелин Кросс вышла из Померании Хаус, не привлекая к себе внимания, и что случилось с ней потом. Я терпеть не могу если в завершенном деле остаются какие-то неясные места, какая-то неопределенность.

Поскольку Виола промолчала, Фом сменил тему, задав вопрос:

— Сколько сыщиков следит за Беатрис Стерлинг?

— Двое, — ответила Виола. — Один всегда при исполнении служебных обязанностей, другой свободен.

— Значит, если детектива отвлекут, останетесь только вы. Эта девушка может одурачить вас?

— Нет, хотя нет никаких правил, она их соблюдает.

— И все же будьте осторожны. Берегите себя.

 Эти слова вырвались у его непроизвольно. «Что это он? Откуда у него это ощущение, что Виоле грозит опасность? Может он просто не выспался? Да нет же! Дочь мультимиллионера столь привлекательная цель для похищения, что вполне возможно повторение недавней трагедии.» — Фом аж вздрогнул, подумав так. «Нет. С этим Рафаэлем Кроссм очевидно что-то не так, его явно преследует злая судьба, удары которой обрушиваются и на других, тех кто рядом. Погибла Нелл Гейнор, убита молодая блондинка. А Виола постоянно рядом с Беатрис.» И Фом повторил свое предостережение:

— Берегите себя.

Глава XIV. Фотографии

На следующий день Рафаэль Кросс появился в отеле у Стерлингов. Он казался столь же трогательно-бесцельным, как потерявшаяся собака, и наотрез отказался говорить о трагедии.

— Это все позади, — сказал он. — Ничто не может вернуть ее. Жизнь продолжается. Сыграем в бридж сегодня днем?

Хотя миссис Стерлинг и девушки были поражены его стойкостью, миллионера он восстановил против себя таким отсутствием эмоций.

— Бридж сегодня не для меня, — сказал тот. — Не то настроение. Я хочу пойти в какое-нибудь тихое место с Беатрис.

Он посмотрел на свою дочь с рабской преданностью, и Кросс с горечью произнес:

— Вы правы, Стерлинг. Наслаждайтесь ее обществом, пока можете. Я позволял Эвелин приходить и уходить. Теперь кажется, что я был неправ, но я хотел, чтобы у нее была свобода… Я никогда не хожу в зоопарк — терпеть не могу видеть животных в клетках.

— Интересно, на какое животное в клетке похожу я? — поинтересовалась Беатрис.

Тишина, воцарившаяся после этих слов, была столь напряженной, что Виола попыталась свести это к шутке.

— Дорогая, — сказала она, — вы, как и я, здорово смахиваем на обезьян. Мы должны пойти в обезьянник и отыскать своих двойников.

Искра бунта погасла в умных карих глазах Беатрис, которые из-за ее по-юношески пухленького личика казались меньше, чем были на самом деле.

— Кому-то это может быть неприятно, Грини, — весело сказала она. — Доподлинно известно, что, в детстве впервые увидев обезьяну, я сказала: «Привет, папуля».

Подойдя к сидевшему Кроссу, Беатрис наклонилась, без малейшего смущения коснулась губами его макушки и прошептала, как будто извиняясь за свое легкомыслие:

— На самом деле мы ничего не забываем, это все просто ужас.

Ее отец, который не отличался присущей ей щепетильностью, начал интересоваться, что предпринимает полиция в поисках преступника.

— Ничего нового, — объяснил Кросс. — По радио транслировалось сообщение полиции с просьбой предоставить информацию где, с кем и когда видели погибшую, фотография которой есть в газетах.

— Я слышал об этом, — сказал Стерлинг. — Никто не объявился?

— Напротив. Множество людей видело ее в разных машинах, с разными людьми, в разных местах — и все в одно и то же время.

— А как насчет того парня, с которым она сбежала? Он затаился?

— Естественно. Она была убита, когда ушла от него. Только дурак по собственной воле стал бы впутываться в неприятности.

Губы миллионера сжались в тонкую линию.

— Я не понимаю вас, Кросс, — холодно сказал он. — Можно подумать, что вы не заинтересованы в том, чтобы отомстить за смерть вашей дочери.

Голубые глаза Рафаэля Кросса внезапно зажглись страстью. На мгновение к нему вернулось его прежнее обаяние, и Виола — несмотря на насмешки Фома — вновь подумала о Торе.

 — Вы правы, — воскликнул он. — Да, мне это не нужно! Эвелин мертва, ее не вернешь, и я должен ее забыть. Для этого есть два пути: пустить себе пулю в лоб или продолжать играть в бридж и заниматься бизнесом, как обычно. Конечно сначала надо попробовать второй путь.

— И все же я не могу понять этого. — Стерлинг продолжил высказывать свою точку зрения: — Если бы это был мой ребенок, я бы поймал ее убийцу, даже если на это ушли бы мои последние деньги и последний день моей жизни. Но я бы нашел его — и тогда разорвал бы его на кусочки.

На этот раз Беатрис поцеловала своего отца и потерлась своей идеально гладкой щекой о его пергаментную кожу.

— В тебе говорит комплекс линчевателя, дорогой мой, — сказала она ему, — и ты не можешь ожидать, что цивилизованные люди согласятся с тобой. Чтобы наказать тебя, я собираюсь позвонить Билли Остину, передать ему твое мнение по этому вопросу и спросить его, хотел бы он иметь — после этого — тебя в качестве тестя. Идем, Грини?

Девушки ушли рука об руку, а Стерлинг с признательностью произнес:

— Мы благодарны вам, Кросс, за то, что вы нашли для нас эту девушку. С ней Беатрис никогда не скучает. И все же я рад, что они ушли. Я хочу говорить с вами откровенно.

Он повернулся к своей жене с вопросительным взглядом, но та покачала головой в знак того, что собирается остаться.

— В газетах говорится, — прямо заявил Стерлинг, — что убийство Эвелин произошло на почве ревности. Это выставляет вашу дочь не в  очень хорошем свете. Конечно, я не знаю, что произошло на самом деле, и не спрашиваю об этом — это не мое дело, но…

— Я буду с вами откровенен, — прервал его Кросс, говоря с явным усилием. — Это было сумасбродство чистой воды. Уже бывали выходные, когда я не мог проверить, где она находится, хотя раньше Эвелин никогда не отсутствовала так долго, как на этот раз. Я вынуждал себя смотреть на это, как на издержки молодости — как на нечто естественное, смотреть широко. Я надеюсь, что вы тоже сможете это сделать.

— Но эта история попала в газеты, — настаивал Стерлинг. — На вашем месте я бы лгал до последнего, чтобы защитить честь своей дочери. Почему вы не рассказали полиции свою теорию о мести со стороны неудачно купивших шахты?

— Рассказать им о моих личных делах? — насмешливо спросил Кросс. — Зачем. Разве они не произведут все необходимые следственные действия, рассматривая это с позиции убийства на почве ревности. — Флаг им в руки.

— Мне кажется, вы слишком жестко относитесь к себе, — заметила миссис Стерлинг. — Излишне жестко, я бы сказала.

— Излишне?! Если бы я не позвонил в полицию, Эвелин была бы жива.

Взгляды, которыми обменялись миссис Стерлинг и ее муж, показал, что они ожидали этого упрека. Миссис Стерлинг отпрянула в угол серовато-синего дивана, и, казалось, ее маленькая фигурка усохла, а на худощавом лице миллионера проступило больше морщин. В этот момент эти самые богатые гости отеля выглядели жалкими и поникшими. Картина льющая бальзам на сердце самодовольного моралиста с примитивным мышлением — богатые тоже плачут.

— Я не виню вас, — продолжил Кросс. — Вы дали мне совет, но я не обязан был принимать его. Меня туда никто силком не тащил, я обратился в Скотланд-Ярд сам. Вне всяких сомнений, за мной следили… Они знали когда я дома, когда нет.

— Что произошло, как вы думаете? — с тревогой спросила миссис Стерлинг. — Молчи, Уилл, не перебивай.

— Я могу сказать вам это более или менее точно, — ответил Кросс, — и не думаю, что я сильно ошибусь. Кое-кто хотел свести со мной счеты по деловым вопросам. Их идея заключалась в том, чтобы похитить Эвелин и потребовать у меня выкуп. Заставить меня как следует понервничать. Но когда они приступили к планированию преступления, то обнаружили, что убийство — более простое решение по сравнению с похищением.

Глаза миссис Стерлинг расширились, ее рот раскрылся, она слушала Кросса с неподдельным интересом.

Кросс продолжал: 

— Похищение человека предполагает похищение жертвы точно на запланированном месте точно в запланированное время. Для этого требуется идеально подготовленная ловушка, а также идеальное планирование… Сейчас это почти невозможно проделать. Это могло бы сработать при особом стечении обстоятельств, например, когда девушка гуляет одна в безлюдном месте. Но в случае с Эвелин…  вокруг нее всегда люди… Нельзя завернуть сильную энергичную девушку в оберточную бумагу и уйти с ней так, чтобы этоне вызвало вопросов.

Почувствовав облегчение, миссис Стерлинг забыла о том, что сама запретила перебивать Кросса.

— Я понимаю вашу точку зрения, — воскликнула она. — Это правда — общество само по себе является защитой от антисоциальных преступлений. Конечно, Беатрис никогда не остается одна. А ваша Эвелин была так популярна. Это было ее защитой.

— Да, я понимал, что она была в безопасности, находясь в толпе поклонников. К тому же, похищение имеет равные шансы на успех и на провал. Вы платите выкуп, но не можете быть уверены, что получите вашу дочь обратно. С другой стороны, похититель может заполучить вашу дочь, но он не может быть уверенным, что ее отец заплатит выкуп. И, конечно же, если полиция уведомлена, то у преступника не остается абсолютно никакой надежды.

— Именно поэтому я посоветовал обратиться в полицию, — вмешался Стерлинг, желая пояснить свое мнение.

Кросс посмотрел на него холодным, враждебным взглядом и, никак не реагируя на его слова продолжил:

— Эти люди обнаружили, что взялись за сложную работу. Конечно, они наблюдали за моим отелем и следили за нашими передвижениями. Должно быть, они видели, как Эвелин встретилась со своим парнем у Померании Хаус, и знали, куда они отправились, но все же они не могли похитить ее, потому что он всегда был рядом. Поэтому они потеряли терпение и отправили это письмо с требованием выкупа, чтобы узнать, как обстоят дела… Когда я отправился в полицию, они поняли, что я не собираюсь играть с ними.

Речь Кросса замедлилась и прервалась. Помолчав, он продолжил:

— Они отомстили мне. Это был просто низкий подлый поступок… Благодаря посланному ими фальшивому письму они одним выстрелом убили двух зайцев. Оно показало им, как обстоят дела с выкупом, и выманило меня из квартиры.

— Но как они могли узнать, что она возвращается тем вечером? — спросила миссис Стерлинг.

— Вероятно, они послали ей фальшивое сообщение от меня. Я никогда не узнаю всего — о многих вещах я не имею понятия. Это была банда кровопийц, так что я не знаю, кто из них вонзил мне нож в спину… Но я уверен только в одном и вот в чем: никогда не привлекайте к делу полицию в случае похищения. Держите их подальше, и тогда у вас еще останется шанс.

Миссис Стерлинг порывисто поднялась и, взяв большую руку Кросса, с молчаливым сочувствием пожала ее. Ее муж сначала судорожно сглотнул, а затем откашлялся.

— Есть еще кое-что, о чем нужно сказать, Кросс, — начал мистер Стерлинг, но жена остановила его.

— Нет, позволь мне сказать об этом. Это самое трудное, что мне когда-либо приходилось делать, но я должна это сделать. Рафаэль Кросс знает, как я ему сочувствую и что я не стала бы причинять ему еще большую боль, если бы только могла этого избежать.

Кросс посмотрел на нее сверху вниз и печально улыбнулся.

— Я понял, что вы имеете в виду, — сказал он. — Сказать это вместо вас? Вы хотите, чтобы я больше не выходил в люди вместе с Беатрис. Верно?

Миссис Стерлинг кивнула; по ее глазам было видно, как ей больно обижать хорошего человека:

— Да, лучше вам не показываться на людях вместе. Конечно, мы не боимся, что ее похитят здесь. Это не британское преступление. Но ваша беда сделала вас своего рода знаменитостью, а мы не хотим, чтобы Беатрис каким-либо образом была связана с этим преступлением. Не хотим привлекать к ней излишнее внимание

— Меня это устраивает.

— Значит, вы понимаете? Вы не вините нас? Спасибо, Рафаэль Кросс. Но помните, мы хотим чаще видеть вас у себя в отеле — или Беатрис поднимет бунт. Приходите сюда всякий раз, когда сможете. А теперь как насчет бриджа? Я могу организовать игру.

Миссис Стерлинг направилась было к телефону, но Кросс задержал ее:

— Знаете, я хочу вам кое-что показать. У меня есть несколько фотографий Эвелин. Она здесь выглядит такой умиротворенной. Взгляните.

Вытащив из своего кармана небольшую стопку блестящих фотографий, он передал их миссис Стерлинг.

На глаза женщины навернулись слезы, когда она взглянула на верхний снимок. На нем была спящая в постели девушка. Была видна только небольшая часть ее лица — остальное было скрыто отчасти простыней, отчасти ее густыми вьющимися волосами, разметавшимися по подушке.

— Красивая, — пробормотала миссис Стерлинг. — Уилл, разве она не милая? Никто бы не подумал…

Плавная речь оборвалась, женщина вскрикнула, ее лицо исказилось в ужасе, а рука с фотографией в ней застыла. — Это передавая первую фотографию мужу, миссис Стерлинг взглянула на следующий снимок.

На нем уже не было ничего красивого или умиротворяющего — там была запечатлена светловолосая девушка с темно-синюшным лицом и выпученными глазами.

Кросс подскочил и выхватил у нее фотографию.

— Как, черт возьми, это здесь оказалось? — пробормотал он. — Это один из полицейских снимков. Мне жаль, что вы увидели это.

— Вы должны быть осторожнее, Кросс, — заметил миллионер. — Это не такая вещь, которую можно показывать женщинам. Предположим, Беатрис…

— Придержи свой язык, — в гневе деликатная миссис Стерлинг осадила его так яростно, как какая-нибудь торговка рыбой, — и не пори чушь, не такая я уж неженка. Мне вполне по силам на эту фотографию смотреть, это просто от неожиданности… 

Ее голос прервался, и она разрыдалась.

— Но, Беатрис это видеть не должна, — Стерлинг был категоричен.

В то время как родители оберегали ее спокойствие, Беатрис вела телефонный разговор с молодым Остином. При этом вся ее индивидуальность, интеллект куда-то делись и она превратилась в глупую сентиментальную школьницу.  Впрочем такое происходило всегда в подобных случаях. Виола стояла рядом с ней, составляя ей компанию вдохновляя и подсказывая — придумывая эффектные словечки, словесные снаряды крупного калибра. Лениво осматривая комнату, Виола натолкнулась взглядом на вазу с голубыми гиацинтами. — «Ой, а как же там мои бедные цветы?!»

— Я должна сейчас же кое-кому позвонить, — заявила она Беатрис. — Это мой единственный шанс предотвратить трагедию.

—  У тебя все всегда звучит драматично, Грини, — с завистью заметила Беатрис. — Используй эту линию. Я уже закончила.

Беатрис ушла в свою спальню, отсюда слов Виолы нельзя было разобрать, но были слышны звуки приглушенного зовущего завлекающего смеха. Это волновало, вызывало зависть, и возмущало, — у нее-то такой свободы нет.

Миллионер поторопился с выражением признательности Рафаэлю Кроссу. Виола, эта идеальная компаньонка, своим личным примером могла разрушить такую замечательную систему Стерлингов.

Глава XV. Первый ключ к разгадке

Ваза гиацинтов в комнате Беатрис напомнила Виоле о ее собственных луковицах. Она оставила их дома, на нижней полке кухонного шкафа своей квартирки в Померании Хаус — оранжевая чашка с фиолетовыми крокусами. Они только-только начали давать первые побеги, когда она переехала в отель к Стерлингам, не подумав о том, что с ними будет. Если сейчас же не попросить кого-нибудь полить их, то к ее возвращению они засохнут и их останется только выбросить.

«Кого попросить? Майор Померой конечно пообещает поручить это секретарше или швейцару, но скорее всего забудет и цветы пропадут. А забудет, если вспомнить как он относится к людям и особенно к ней, — намеренно. И он не позволяет персоналу без его одобрения оказывать услуги жильцам все должно идти только через него. Звонить непосредственно швейцару бесполезно — тому категорически запрещается отвечать на входящие звонки.

Остаются мадам Гойя и мисс Пауэр. В квартире мадам был установлен телефон, и можно без проблем связаться с ней.» Однако, вспомнив этот пытливый взгляд глаз навыкате, Виола содрогнулась при мысли о том, чтобы дать возможность мадам сунуть нос в квартиру и оценить платежеспособность Виолы. В трудные периоды Виоле часто случалось посещать  ростовщика, о чем бестактно свидетельствовали соответствующие пустоты в квартире.

«Мисс Пауэр идеальный кандидат, она спасет цветочки. Хотя ее манеры холодно-ворчливы, но она никогда не отказывалась одолжить свои вещи. Более того, была совестливой и понимающей, — отсутствие вещей или их временную замену на более дешевые она принципиально не замечала.»

К сожалению, у нее не было телефона. Внезапно Виола поняла, что сама себя обманывает, ведь она сразу решила, что позвонит Алану Фому и попросит его зайти к мисс Пауэр. «Скажу ему, что по пути домой он обязательно застанет ее у себя, поскольку она всегда зубрит целыми днями. Что она единственный человек, кому я могу доверить такое ответственное дело, как поливка цветов.» — Разговор Виолы с Аланом Фомом получился весьма веселым, и именно это вызывало зависть у Беатрис.

Алан Фом направился в Померанию Хаус по поручению Виолы. Померания Хаус в памяти Фома была овеяна каким-то неуловимым духом романтики. Возможно это было связано помимо интерьера здания, сохранившего реликты восемнадцатого века, с тем что там он встретил черноволосую девушку, вернувшую ему молодость.  

Швейцар напоминавший ему старого садовника, которого он знал еще мальчишкой, прервал чтение вечерней газеты, чтобы впустить его.

— Помните меня, Пирс? — спросил Фом.

— Я помню ваше дело, — мрачно ответил тот. — Босс сказал мне, что убитая девушка — дочь того джентльмена. Это объясняет, почему он так себя вел. Он знал, что ее собираются убить. И труп вполне могли найти тогда у нас.

Так как Фом не отреагировал на это, Пирс продолжил, сменив тон:

— Босс в своем офисе.

Только войдя в холл, Фом понял, что без драматических и эмоциональных обстоятельств, сопровождавших его первый визит, интерьер потерял свое очарование. Атмосфера восемнадцатого века отступила в прошлое, оставив после себя лишь несколько забытых музейных экспонатов…

Из офиса доносились звуки быстрого печатания на машинке, а в его дверях стоял майор Померой. Увидев Фома, он инстинктивно отступил на шаг назад, как-будто хотел спрятаться. Но остановился, закурил сигарету (при этом вид у него был нарочито задумчивый), и только потом вышел вперед.

— Хотите кого-то увидеть? — невозмутимо спросил майор. Он выглядел как обычно — стройный, разочарованный, безупречно вежливый, но Фому показалось, что для майора он гость нежеланный.

— Мисс Пауэр, — ответил он.

В глазах Помероя зажглась откровенная тревога, но он ничего не сказал. Когда же Фом объяснил, что пришел всего лишь для того чтобы передать просьбу Виолы, майор успокоился и стал намного доброжелательней:

— Виола очаровательная девушка. Слишком непосредственна, чтобы быть идеальным арендатором, но, по крайней мере, переезжать никуда не собирается. Я сохраняю за ней ее квартиру — пришлось отклонить привлекательное предложение. Кстати, убийство дочери Кросса мне только навредило, из-за этого я теряю жильца — мисс Пауэр.

— Как это могло повлиять на нее? — поинтересовался Фом.

— Как? Вы ведь задали ей несколько вопросов в тот день, когда пропала мисс Кросс, о ее квартире, о возможных потайных дверях и этого хватило, чтобы напугать нашу мисс Пауэр. Возможно, она считает, что Померания Хаус как-то связана с преступлением, раз отец девушки с таким подозрением относился к этому зданию. Вы видели Кросса в последнее время?

— Так, мельком, — неопределенно ответил Фом. — А вы?

— Нет. Откровенно говоря, я и видеть его не хочу после того, как львиную долю затрат он переложил на меня. Его паника доставила мне много неудобств и стоила денег, и я до сих пор расхлебываю ее последствия. Мисс Пауэр — хороший арендатор. Но, конечно, это убийство показывает, что он действительно был в сложной ситуации. На самом деле, если позабыть о деловой стороне, мне жаль этого беднягу.

Пока они стояли и разговаривали, мимо них, выходя на улицу, прошло несколько человек. Фом узнал Марлен, рыжеволосую машинистку, прекрасно выглядящую в пальто из белого искусственного меха, а затем он увидел, что по лестнице спускается мадам Гойя.

На ней были соболиная накидка и крошечная шляпка с облаком развевающейся вуали. Меха придавали ей необычайно объемный вид, но, несмотря на избыточный вес, она отлично держалась на высоких испанских каблуках. Когда она узнала Фома, ее темные глаза с мешками под ними выпучились, а накрашенный лягушиный рот широко раскрылся.

— Снова вы? — пронзительно воскликнула она. — Бесполезно задавать мне вопросы, я ничего не знаю. Ничего!

После этих слов майор резко схватил Гойю за руку, но заговорил, разъясняя ей цель прихода Фома, учтиво, спокойно, хотя, на взгляд Фома, слишком поспешно. Та немедленно успокоилась и издала виноватый смешок:

— Глупо с моей стороны. Но ваш прошлый визит был катастрофой. Вы страшно меня расстроили — вытурили меня из моей квартиры и не дали мне принимать клиентов. Неудивительно, что, увидев вас, я сразу сказала себе: «Снова неприятности».

— Это своего рода ваша репутация в этом доме, Фом, — заметил майор. — Я посмотрю, у себя ли мисс Пауэр.

Хотя обычно ему были свойственны неторопливые движения, на этот раз он по лестнице взбежал. Его поспешность и само его предложение посмотреть дома ли мисс Пауэр поразили Фома, как нехарактерные для майора, и ему стало любопытно. — «Почему эти двое меня испугались? А майор что — побежал, чтобы  подготовить мисс Пауэр к моему появлению? Зачем?»

Детектив уже собирался отправиться вслед за майором, чтобы иметь возможность наблюдать реакцию девушки, но его остановила мадам Гойя.

— Вы действовали по поручению  мистера Кросса, не так ли? Какой была его дочь? В моей газете не было ни одной фотографии, но говорят, что она была блондинкой. Она была светловолосой, как ее отец? У нее были голубые глаза?

— Я видел ее только один раз, — ответил Фом. — Это было… уже после того. Ее лицо было пурпурно-черным, а глаза выпучены как у рыбы на прилавке торговца. Мне не хотелось их особо рассматривать, поэтому не могу сказать вам, какого они были цвета.

Детектив намеренно хотел испугать Гойю, так как она не нравилась ему, и он ей не доверял. Но похоже она была настороже и, просто изобразила, сыграла подходящий обстоятельствам ужас. Тем не менее, Фом заметил, что она действительно испугана — эти глаза и трясшийся подбородок.

«Хотя возможно, это возраст, или последствия несчастного случая, а может быть, джин, — подумал он. — Ведь против старушки нет никаких улик. Ее квартира, после ударной работы строителей, выглядела как стены Иерихона^[20]».

Непричастность Гойи к делу Кросса была доказана слишком убедительно, чтобы подвергать ее сомнению. Тем не менее, у Фома создалось неприятное впечатление, что Гойя удерживает его от того, чтобы он последовал за майором. Все то время, что женщина расспрашивала его, ее глаза были обращены на площадку лестницы, а когда на верху лестницы показалась мисс Пауэр, Гойя поспешила прочь.

У Фома осталось довольно смутное воспоминание о мисс Пауэр, за исключением того факта, что у нее были светлые волосы, и она носила одежду из твида. Взглянув на нее более внимательно, он понял, что она могла бы, скажем так, считаться привлекательной, хотя это не его тип. Да, стройная блондинка с отличным цветом лица и хорошими зубами, но лицо немного узковато, а взгляд слишком жесткий.

Про себя Фом отметил, что она выглядела как типичная старшая дочь викария. На ней был тот же сине-зеленый костюм в крапинку, такие же как в прошлый раз чулки и туфли на низком каблуке. И все же у детектива было ощущение, что в ее внешности что-то изменилось.

Пока он внимательно смотрел на мисс Пауэр, тщетно пытаясь понять, в чем заключается эта разница, она намекнула ему, что торопится:

— Как я понимаю, у вас есть для меня сообщение от мисс Грин.

Фом объяснил ей просьбу Виолы и получил закономерный ответ:

— Я съезжаю отсюда. А вы можете передать мисс Грин, что я буду поливать луковицы, до самого отъезда. Конечно, мне придется попросить у майора Помероя ключ от ее квартиры. Но, мисс Грин должна дать ему разрешение на это. В противном случае я могу поставить себя в неловкое положение.

— Я передам ей, чтобы она позвонила Померою, — пообещал Фом. — Впрочем, дам и майору ее номер телефона.

Добираясь на метро домой в Хайгейт, он прокручивал в голове все эти странности в поведении фигурантов. И в конце концов решил выбросить все это из головы, ведь «Дело о пропавшей девушке» закрыто, и все это теперь не имеет никакого значения. 

Вдруг детектив вспомнил о блокноте, в который он записывал свои первые впечатления о людях, фигурировавших в каждом новом деле. В некоторых случаях этот блокнот доказывал свою полезность, например, он мог констатировать значительную потерю веса персонажа, которая указывала на излишние переживания, а также выявлял изменение характера, что свидетельствовало о  преднамеренной попытке создать ложное впечатление.

Только чтобы удовлетворить свое любопытство, Фом порылся в карманах. Обнаружив, что оставил свои записи в офисе, он выбросил эту мелочь из головы.

Рассматривая это дело позднее, он нашел оправдание своему поведению — пропавшая девушка была найдена, а искать какие-то улики теперь было делом полиции.

Тем не менее, факт оставался фактом: если бы тогда он смог освежить в памяти эти детали, это могло бы возбудить ряд подозрений и таким образом предотвратить еще одно преступление.

Глава XVI. Перчатки ручной работы

События быстро продвигались к катастрофе. Подобно тому, как падение камня высоко в горах вызывает лавину, — развивающийся роман Виолы с Фомом отдалил ее от Беатрис, что привело к печальным последствиям. Беатрис просто-на́просто приревновала Виолу.

Ясный взгляд карих глаз Беатрис потерял доброжелательность и сузился от ревности, когда, войдя в комнату Виолы тем вечером, она застала ту у телефона. Виола была увлечена разговором, ее лицо излучало радость, интонация была волнующей, особой:

— Нет, мне он не звонил, я знаю этого человека, он ждет, чтобы позвонила я. Для него ничего не значит то, что время идет, и что может быть уже поздно… Да, я свяжусь с ним и попрошу передать мой ключ.

Слыша этот непонятный разговор и особенно тон, каким он велся, Беатрис решила, что у Виолы от нее какая-то тайна. Обидевшись она вернулась в свою комнату и стала ждать там свою компаньонку. Не догадываясь об этих переживаниях своей подопечной, Виола продолжала наслаждаться общением с любимым человеком. Все странное и загадочное, услышанное Беатрис, на самом деле, объяснялось очень просто. — Узнав, что майор Померой и не собирается связываться с Виолой насчет ключа, Фом просто позвонил ей, чтобы поставить в известность об этом.

Звуки голоса Алана были такими волнующими, что Виола не замечала, как бежит время. И глянув на часы, удивилась — неужели они проболтали больше получаса? Сделав короткий звонок майору Померою, она поспешила в комнату Беатрис.

— Знаешь, я только что звонила в Померанию Хаус, — сообщила она.

Беатрис пришлось приложить усилия, чтобы ответить, как ни в чем не бывало, и не брюзжать. Ей это удалось, но с трудом, поскольку ревновала она Виолу со всей силой своей ласковой, щедрой и очень  эгоистичной натуры.  — Хотя ее растили как сказочную принцессу, но воспитание было таким, что она в равной степени могла и управлять своими желаниями, ограничивать их, и управлять своими эмоциями, стараясь, все-таки, уважать, хоть немного, желания других.

— Померания Хаус, — повторила она, будто бы припоминая. — Разве это не адрес твоей квартиры?

— Квартирки, — поправила ее Виола, начиная фыркать, словно один из ее неисправных кранов. — Я хотела бы показать ее тебе. Особенно ванную комнату.

— Твой душ очень старомоден?

Виола ухмыльнулась, вспомнив о деревянной перегородке, которая отгораживала совмещенную кухню-буфет от, кладовой-ванной.

— О, я хотела бы тебе это показать, — заявила она. — Увидишь, как живут бедные. Представь, принцесса, на моей ванной есть крышка, и я ставлю на нее посуду.

Никак это не прокомментировав, Беатрис отвернулась и закурила сигарету. Так как она редко курила или пила, Виола посмотрела на нее с некоторым удивлением. Ее удивление сменилось беспокойством, когда она заметила, что руки девушки дрожат.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Ничего, — напряженно ответила Беатрис. — Просто мне совсем не нравится, как некоторые люди — интересные люди, вроде тебя — презирают людей, у которых есть деньги. Ты, кажется, не понимаешь: чтобы сделать большое состояние, требуется ум, проницательность и твердость. Ты оцениваешь папу, только по тому как он ведет себя дома. Да, здесь он невыразителен и ты насмехаешься над ним, потому что все, о чем он думает или говорит, все, что он делает, основано на его любви к маме и ко мне… Но в финансовом мире он является авторитетом.

— Конечно, это так. Как будто бы я не знала об этом, не глупи.

— Ну вот опять «не глупи», неужели трудно понять, что я кое в чем разбираюсь. Помимо обязательного образования я много читала и изучала социальные проблемы. Я намереваюсь сделать со своим богатством кое-что безусловно значимое… Знаешь, меня страшно раздражает то, что Рафаэль Кросс и ты относитесь ко мне, как к породистому пекинесу, которого нужно держать на поводке.

Беатрис говорила со сжатыми губами, жестко контролируя лицевые мышцы, но, несмотря на это видимое отсутствие эмоций, Виола поняла всю драматичность ситуации.

— Довольно, — скомандовала она, инстинктивно имитируя режиссера. — Ты все неправильно поняла. Абсолютно неправильно. Ведь ты единственная богатая девушка, которую я считаю настоящим человеком. Я о тебе очень высокого мнения. Если бы ты была в опасности, я бы рискнула собственной жизнью, чтобы спасти тебя.

Беатрис издала совсем не девичий смешок:

— О, опять драматический театр! Думаю здесь должны раздаться аплодисменты. Но я хочу, чтобы ты относилась ко мне не только как к защищаемому субъекту. Я — личность. Возможно, я еще докажу всем вам, что я не пустое место.

После этих слов Беатрис ждала только того, чтобы Виола пошутила, высмеяла ее дурное настроение, но та пренебрегла шансом на примирение, заявив:

— Ну, если ты хочешь побыть заносчивой, я ничего не могу с этим поделать.

 Беатрис чувствовала, что ее попытка объясниться с Виолой провалилась, та или не смогла, или не захотела  ее понять. Поэтому, пока они с Виолой шли в гостиную, она поддерживала разговор с ней не как с подругой, а в безличной светской манере.

Миллионер и его жена перед ужином пили коктейли и ждали Рафаэля Кросса. Он присоединился к ним через несколько минут, и его появление было впечатляющим. — На его лице было написано сдержанное ликование, а в его голосе слышалось отчетливое волнение, он напоминал школьника, который сумел спасти от поражения свою футбольную команду, взяв пенальти. Он был в смокинге, но, очевидно, одевался не перед зеркалом, так как его галстук-бабочка съехал набок.

— Что случилось? — импульсивно воскликнула миссис Стерлинг. — Они…

Она умолкла, ожидая услышать известия об аресте убийцы Эвелин.

— Великолепные новости, — вскричал Кросс. — Я знаю свое будущее.

Его заявление заставило присутствующих застыть в изумлении.

— Предсказание? — недоверчиво спросил миллионер.

— Да. Удивительно. Я до сих пор потрясен. На самом деле, всю мою жизнь у меня было тайное стремление занять определенное высокое место. Все это настолько нереально, настолько невероятно, что я никогда не рассказал бы об этом ни одной душе. Шансы этого достичь мизерны, поскольку должно произойти совпадение ряда невероятных событий. Каждое из которых может произойти само по себе лишь чудом. Но если первое из них из них выгорит, вместо того, чтобы окончиться ничем, то оно однозначно вызывает следующее, которое в свою очередь последующее, пока вся цепочка не замкнется и цель будет достигнута.

— Это просто не реально, — заявил Стерлинг. — Такого просто не может быть. Может конечно случиться два три удачных совпадений, но чтобы это была длинная цепочка, нет это не реально.

— Именно такова и моя точка зрения. Но Гойя, заглянув в кристалл, не только заявила, что я добьюсь этого высокого положения, но и сказала что я должен совершить в первую очередь, назвала первое звено в этой цепочке событий. Все это было похоже на колдовство.

— Вам лучше выпить, — предложила миссис Стерлинг.

— Спасибо, Кристина. И вы тоже выпейте за мое будущее.

Виола заметила, что Кросс назвал миссис Стерлинг по имени. «Понято, ему это разрешено, поскольку он не позволил бы, сам по себе, вольность в общении с великой маленькой леди. Все они — одна большая семья, а я здесь посторонняя» — думала Виола.

Она не заметила заинтересованного блеска в глазах Беатрис, который возник от желания также заглянуть в будущее. Не в силах смириться с перспективой расставания с Виолой, она надеялась заманить ее в Америку. «Однако там же  ее верная компаньонка, Кэсси, и как тут быть? Уволить, предать ее?» — Беатрис не могла и помышлять о таком. А тут появляется шанс получить совет от этой замечательной ясновидящей. — «Возможно выяснится, что интерес Кэсси к их семье главным образом финансовый, но в этом случае дело может быть легко улажено.»

Во время обеда Беатрис была непривычно молчалива, а в конце трапезы завладела вниманием Рафаэля Кросса:

— Знаете что, поделитесь со мной своим опытом о том, как находить выход из затруднительных ситуаций.

— Ты никогда не попадешь в трудное положение, — заверил ее отец. — Если бы я не считал, что Мак и Дон справляются со своей работой, я бы их уволил.

— Но я могу оказаться без охраны, когда все будет зависеть только от меня самой. Я хочу быть готовой к этому.

Рафаэль Кросс снисходительно рассмеялся.

— Боюсь, она помнит мои гангстерские байки, — сказал он. — Что ж, Беатрис, самое важное, если вы испугались или растерялись, старайтесь не показывать этого. Независимо от того, что происходит, не выказывайте никакого удивления. Это даст вам жизненно необходимое время, чтобы подумать как поступить — и озадачит вашего противника, потому что это неожиданно.

— Нельзя ли привести пример? — поинтересовалась Беатрис с характерной для нее скрупулезностью.

— Пожалуйста. Предположим, мы вдвоем и я направил на вас пистолет. Если вы закричите или пуститесь бежать, я вас застрелю — инстинктивное действие, знаете ли. Но если вы останетесь на месте и улыбнетесь мне, то растеряюсь уже я. Автоматически стану соображать: «Она не испугана. Почему? Она знает о чем-то, чего не знаю я? Может у меня обойма с холостыми патронами и кто-то у меня за спиной держит меня на мушке?» Непроизвольно захочу оглянуться. И это даст вам время спланировать свое действие, возможно найти выход, по крайней мере такой шанс возникнет… Все сводится к этому: никогда не позволяйте противнику догадаться о вашей слабости.

— А знаете, я смогла бы это сделать, — заявила Беатрис. — Ведь это все равно как в покере, там тоже нужно уметь делать каменное лицо, не так ли, мама?

— Да, — с сожалением признала Кристина. — Варварская игра, но Беатрис отлично в нее играет.

— Я могу преподнести вам сюрприз и посмотреть, как вы отреагируете, — сказал Кросс.

— Увидите, я справлюсь.

Беатрис пытливо взглянула на свою компаньонку, но ожидаемого восхищения в ее глазах не увидела. А ведь все эти ее хвастливые заявления делались с одной только целью —  показать себя с лучшей стороны перед своей подругой, приобрести дополнительный интерес, большее уважение у Виолы.

— Надеюсь, что, полученные от меня рекомендации, Беатрис не захочет испытать на практике, — Кросс говорил это вполне серьезно. — Кристина, нужно принять меры. Я беспокоюсь.

— Все в порядке, — безмятежно пообещала миссис Стерлинг. — Мисс Грин проследит, она ответственная и серьезная.

Беатрис не стала протестовать против того, что ее считают безответственной и несерьезной, а взяв под руку Кросса, повела его к двери:

— Пройдемте в в гостиную. Поговорим там на эту тему подробнее.

Виола направилась следом за ними. Устроившись в кресле у двери, ожидая когда Беатрис потребуются ее услуги, она наблюдала за происходящим. — Рафаэль Кросс и Беатрис сидели в нише, расположенной в дальнем конце комнаты. Нишу заволокло смутной дымкой от сигары Кросса, которой он размахивал, поясняя сказанное. Видимо продолжался инструктаж по самообороне. Охранник Дон — студент колледжа, молодой гигант, с вьющимися падающими на лоб волосами и решительным подбородком — тоже находился на боевом посту, сидел у других дверей, наблюдая за наследницей.

Миллионер и его жена зашли в гостиную, остановились рядом с Виолой. Мистер Стерлинг, глянув на дочь, с гордостью заявил:

— Беа устраивает шоу, чтобы отвлечь бедного старого Кросса от тяжелых мыслей. Должно быть, она унаследовала альтруизм своей матери.

— Мы собираемся отъехать, но я знаю, что Беатрис будет в безопасности с вами и Доном, — заметила Кристина Стерлинг, проигнорировав комплимент и улыбаясь Виоле.

Виола оценила изысканную простоту красоты этой женщины. На Кристине была накидка из шиншиллы, надетая поверх платья светло-голубого и лилового оттенков, мягкий воротник обрамлял идеальный овал ее лица, делая незаметными его небольшие недостатки. «Элегантно, дорого и тепло» — подумала Виола с оттенком зависти.

Чета Стерлингов пересекла комнату, чтобы пожелать своей дочери спокойной ночи. Виола их сопровождала.

— Ну и как, Беа, советы хорошие? — спросил мистер Стерлинг.

— Не слишком практичные, — ответила она. — Взрывающаяся сигара — это хорошо и эффектно, но нельзя просто так предложить незнакомцу сигару. И я не смогла бы бросить перец… кому-то в глаза.

— Я бы смогла, — безжалостно заявила Виола. — Если кто-то стал бы приставать к тебе, я бы это сделала.

Родители ушли. Беатрис решила пораньше отправиться спать. Виола послушно последовала за ней. По правилам они должны были распрощаться у дверей спальни Беатрис. Но когда они проходили мимо апартаментов Виолы, Беатрис заговорила таинственным шепотом:

— Я хочу сделать очень личный звонок. Я должна быть уверена, что меня никто не подслушает. Я не осмеливаюсь использовать свою линию из-за Дона… Ты не возражаешь, если я воспользуюсь твоим телефоном?

— К чему спрашивать? — ответила Виола. — Я ведь пользовалась твоим.

Виола закурила и прислонилась к стене коридора, а Беатрис зашла внутрь.

В надежде пробудить любопытство Виолы, Беатрис не торопясь листала страницы телефонного справочника, ища фамилию Гойя. В конце концов, она набрала номер в Сент-Джонс Вуд. Она сделала этот вызов на удачу, однако ей повезло, и в трубке зазвучал глубокий голос, похожий на жужжание пойманного в ловушку шмеля:

— Говорит мадам Гойя.

— Вы продолжаете вести дела в Померании Хаус? — спросила Беатрис.

— Да, — признала Гойя.

— Тогда, пожалуйста, слушайте внимательно. Мне нужно посоветоваться с вами по очень важному делу. Я хочу, чтобы вы заглянули в кристалл для меня. Завтра…

— Вы должны записаться на определенный час.

— Я не могу. Вы должны держать для меня свободной всю вторую половину дня. Не беспокойтесь о том, что потеряете деньги — я заплачу́ за все визиты, которые вам придется отменить.

Наступила небольшая пауза, но затем Гойя проглотила наживку:

— Имейте в виду, что вы придете, чтобы заказать перчатки ручной работы, — оговорила она.

— Закажу столько, сколько их сможет изготовить машина за полдня, — заявила Беатрис, воспользовавшись возможностью проявить отцовскую смекалку.

— Тогда я записываю, — сказала Гойя. — Ваше имя?

— Я не могу вам его сказать. Вы можете называть меня мадам Икс.

—  Но… не могли бы вы каким-нибудь образом убедить меня что вы не из полиции?

— Знаете, мисс Виола Грин…

— Этого достаточно. Я буду ждать вас всю вторую половину дня. Вам нужно просто открыть дверь номер шестнадцать и войти.

Глава XVII. Происшествие

На следующее утро, после того, как девушки закончили завтракать, Виола весело, актерским тоном провозгласила:

— Боже, как летит время. На следующей неделе в это время ты будешь плыть на «Куин Мэри», а над Померанией Хаус взлетит флаг, чтобы все знали, — я снова в своем за́мке.

Беатрис закусила губу при этом напоминании. Подумав о серых волнах с  пенистыми гребнями, которые будут проноситься мимо окна ее каюты, она непреклонно стиснула зубы, твердо решив пойти на встречу с Гойей. Хотя она знала, что на пути к этому у нее будут серьезные препятствия, она отчаянно хотела выяснить, появится ли Виола в том будущем, которое покажет кристалл.

— Сегодня днем я хочу увидеть твою квартиру, Грини, — сказала она.

— Твоя мать должна будет дать на это согласие, — заметила Виола, не желая рисковать.

— Пойдем к матери. Подождешь за дверью, а я ее уговорю.

Несмотря на свое воспитание, а может и благодаря ему, у Беатрис не считала аморальным достижения своих целей обманом. Она смотрела на это как на некую интеллектуальную игру. — Нужно действовать подобно опытному юристу, который так хитро составляет текст делового соглашения, что при его буквальном соблюдении, оппонент оказывается в проигрыше, а придраться ему не к чему. 

Войдя в будуар своей матери, девушка оторвала Кристину от изучения теории игры в бридж.

— Мы собираемся посетить Академию драматического искусства, где Грини обучалась ораторскому искусству, — объявила она, а затем, повысив голос так, чтобы было слышно в коридоре, добавила: — Грини, я только что сказала маме, что мы собираемся посетить эту твою старую свалку.

— Вы не возражаете? — поинтересовалась Виола, появляясь в дверях.

— Конечно, нет, — пробормотала Кристина. — Но это же довольно скучно. Хотя возможно познавательно.

— Пойдем, Грини, — скомандовала Беатрис. Опасаясь, что ее пока успешная стратегия может быть испорчена роковым случайным замечанием, она почти выволокла Виолу из комнаты…

Позднее, оглядываясь назад, Кристина вспомнила, что Беатрис забыла по обыкновению поцеловать ее на прощание.

Когда девушки вернулись в комнату Беатрис, наследница спросила:

— Ты хочешь отправиться в Америку, Грини?

— Мои крылья всегда трепещут. Когда меня позовут в Голливуд, я вмиг долечу туда на скоростном самолете.

— И тогда ты забудешь меня. Я знаю, что ты хочешь вернуться в свою собственную жизнь. Я видела, как ты смотришь на эту комнату — как будто это изолятор в больнице.

Виола невольно взглянула на персиковые парчовые шторы, глубокие, мягкие кресла — где она потеряла свои перчатки — и на белоснежные пледы из овчины, попутно проклиная свое слишком выразительное лицо:

— Не глупи, я тебя никогда не забуду. — Это было замечательное время. Просто, все это несколько… чересчур. Но это потому, что мне нравится свобода передвижения, а сейчас это сама понимаешь…

— Как и мне. Как ни странно, но это правда.

Взглянув на Беатрис, Виола вдруг почувствовала себя эгоисткой. У наследницы были тяжелые круги под глазами, наводящие на мысль о тайно проливаемых слезах.

«Она плакала в подушку из-за молодого Остина, — подумала Виола. — Это варварство — держать ее взаперти… Интересно, а что если позволить ей соскочить с цепи? Нужно попробовать это сделать».

Попросив Беатрис немного подождать, Виола поспешила обратно в будуар. Подняв голову, миссис Стерлинг сердито нахмурилась, недовольная тем, что ее опять отвлекают. Ее аккуратно подведенные брови сошлись в линию. Но задать вопрос она не успела. — Виола поспешила пояснить свое появление:

— Знаете, мне больно смотреть на Беатрис. Она сама на себя не похожа — так сильно взволнована и раздражена. Этот отпуск должен был стать настоящим отдыхом для нее, но дело Кросса и все эти подозрения все испортили. Нужно как-то ее развеселить. И я подумала…  разве вы не помните, как она была счастлива в тот день в Селфридже? Давайте сегодня оставим детектива дома? Только на этот раз. Я прекрасно позабочусь о ней.

На лице Кристины появилось выражение, свидетельствовавшее о том, что она глубоко тронута.

— Мак ответственно относится к исполнению своих обязанностей, — сказала она после паузы. — Он на это не пойдет, для него Беатрис стала почти родной, ведь он с ней с ее малолетства.

— Но, тогда может быть можно сделать так, чтобы Беатрис подумала что мы отделались от него?

— Посмотрим, что он об этом скажет.

Когда шотландец появился, он выслушал это предложение с мрачным лицом, но затем его проницательные глаза сверкнули:

— Я буду следовать за ними на такси.

— Хорошая мысль, — одобрила Виола. — Все остальное мое дело.

Выбежав из комнаты, она отправилась к  Беатрис, сжала ей руку и  предложила, изображая бесшабашную лихость: 

— Знаешь, что я придумала. Давай уедем вдвоем, оставим Мака за флагом. Ты согласна? Бежим.

Когда девушки, задыхаясь от смеха, плюхнулись на сиденье машины, Виола почувствовала, что ее хитрость оправдалась. Румянец окрасил щеки Беатрис не только из-за бега — она радовалась приключению:

— Надеюсь, что он станет преследовать нас. — Это как Чикаго, гангстеры, погони…

День был исключительно мрачным, а туман настолько густым, что, казалось, что они не в машине, а в миниатюрной подводной лодке. Крошечные желтые плафоны смутно вырисовывались на фоне расплывчатых зданий подводного мира. Движущиеся тени создавали на запотевших окнах путаницу туманных узоров — было похоже, что это нити морских водорослей колеблются за стеклом, и вот-вот появится разинутая рыбья пасть.

Окруженная комфортом, Виола хотела, чтобы они продолжали плыть, не останавливаясь ни в каком порту. В автомобиле было тепло, и она плотно позавтракала, ибо, предчувствуя перспективу голодных времен, она следовала примеру верблюда и наедалась впрок.

Вскоре Беатрис по переговорному устройству (пассажирский салон был звукоизолирован) велела шоферу остановиться у ювелирного магазина на Бонд-стрит.

— Я хочу купить тебе подарок на память, пойдем, Грини, выберем какой-нибудь сувенир.

Виола запротестовала, но не особо, потому что ей понравилась эта идея.

— Если ты действительно хочешь, чтобы я тебя помнила, — предложила она, — как насчет нитки искусственного жемчуга? Всякий раз, красуясь в нем перед зеркалом, я бы думала: «Если она и не была настоящей принцессой, то была чертовски хорошо на нее похожа». Чертовски — господи помилуй, это первое мое грубое слово в разговорах с тобой. Но не думаю, что за то время, что нам с тобой осталось общаться,  я смогу сильно испортить твой лексикон. Времени осталось слишком мало. 

Они зашли в магазин, однако когда Виола обнаружила, что Беатрис намеревается купить ей настоящие драгоценности, она решительно запротестовала:

— Мило с твоей стороны, принцесса, но нет, нет. Я определенно не попрошайка.

— Но я только хочу, чтобы ты помнила меня, — настаивала Беатрис.

Так как Беатрис категорически отказалась даже рассматривать какую-либо дешевку, а Виола отвергла драгоценности с презрением матери Гракхов^[21], они, к разочарованию Беатрис, покинули магазин, ничего не купив.

— Ну что, теперь ко мне? — поинтересовалась Виола, когда они вернулись в машину.

— Нет, я должна увидеть Академию, — возразила Беатрис.

Когда они прибыли к смутно видимому в тумане викторианскому зданию, Виола предложила:

— Пойдем в контору и сделаем вид, что хотим записаться в студентки. Я хочу посмотреть, помнит ли меня кто-то. Когда я была там, я постоянно меняла цвет волос — так я готовила себя к славе.

К сожалению для Виолы, Беатрис посчитала, что, чтобы оправдать сказанное матери, достаточно осмотра Академии снаружи.

— Все, я ее увидела, — заметила она. — А теперь мы отправимся смотреть твою квартиру.

Виола не могла понять собственного нежелания посещать Померанию Хаус. Она будто предчувствовала надвигающуюся катастрофу. Она даже подумала, что было бы лучше, если бы рядом с шофером сейчас сидел детектив с широкой спиной. Хотя такси с детективом упорно следовало за ними, как идущая по следу гончая, у Виолы не было привычного чувства безопасности.

Это заставило ее осознать, что шок от убийства Эвелин Кросс, вкупе с ответственностью за Беатрис,  начал изматывать ее. Фом предупредил, чтобы она была очень осторожна и не полагалась только на саму себя. «Эта девушка может одурачить вас» говорил он. Но она не послушалась и намеренно отодвинула детектива в сторону в то самое время, когда Беатрис выказывала признаки слишком большой самостоятельности.

Когда их автомобиль добрался до темной и сравнительно безлюдной площади, туман стал еще более плотным и густым. Он плавал между сбросивших листья деревьев в виде спиралевидных испарений и сливался в двигающиеся колонны. В тусклом свете центральный сад Беркли-Сквера напоминал погост, а двигающиеся по нему фигуры — компанию блуждающих призраков, которые забыли точное местонахождение своих могил. Виола начала дрожать от мрачного предчувствия.

Она была не единственной, чьи нервы в этот час были не в порядке. Для мадам Гойи вторая половина дня тянулась мучительно медленно. Она оставалась в состоянии постоянной напряженности, так как не знала, когда к ней придет Беатрис Стерлинг, но должна была быть готова к этому визиту в любой момент. На это состояние накладывался также восторг от перспективы крупного заработка, так как личность посетительницы не была для нее секретом.

— Моя ладонь чешется,^[22] — пробормотала она. — Хороший знак.

Она мерила шагами длинную комнату, и ее высокие каблуки стучали по ворсу ковра, при этом она непрерывно курила. Время от времени она подходила к двери, чтобы послушать происходящее снаружи. Было много ложных тревог — шаги на лестнице и девичий смех, когда машинистки спускались в туалетную комнату, чтобы освежиться. Каждый звук заставлял ее вперевалку спешить обратно к своему столу, чтобы принять соответствующую позу. Усаживаясь под голубым абажуром, она складывала вместе толстые кончики пальцев, уставясь в кристалл.

Время шло и Гойе становилось все хуже и хуже. Ее ладони стали липкими, а сердце едва ли не выпрыгивало из грудной клетки. Тут надо сказать, что такое нервозное состояние женщины объяснялось не только ожиданием появления в любую секунду выгодного клиента, а тем, что оно наложилось на состояние страха. Страха, который онаиспытывала с тех самых пор, как прочитала в утренней газете  об убийстве молодой блондинки. Страха, что ее могут считать замешенной в этом преступлении. Но ведь это нонсенс. Да она обманывала дам, но убийство… Все это грязное дело было тайной, которая пугала ее еще больше, потому что ей не удавалось ни с кем обсудить его. Всякий раз, когда она пыталась это сделать, то натыкалась на непонимающий взгляд или покачивание головой, демонстрирующее нежелание говорить на эту тему. К тому же Гойя страдала от лишнего веса, сердце имела слабое, и все эти мысли, страх, явно не прибавляли ей здоровья.

Что такое? Ее предательское сердце подпрыгнуло при громком звуке в соседней квартире. Гойя поспешила выйти. Мисс Пауэр — поверх зелено-голубого твидового костюма  надето пальто в тон костюму, на глаза надвинута твидовая же стеганая шляпа — вытаскивала коробку с книгами в коридор.

Когда появилась Гойя, мисс Пауэр глянула так, будто ей неприятно присутствие соседки.

— Что, приехал фургон? — спросила Гойя.

— Нет, — отрезала мисс Пауэр, возвращаясь обратно в свою комнату.

— Но вы одеты.

— Я предпочитаю быть наготове.

— Послушайте, у меня тут полдня не было никаких дел. И было время подумать об этом убийстве. Знаете…

Мисс Пауэр, не став слушать Гойю, захлопнула за собой дверь номера 17. Посплетничать, отвести душу не удалось. Гойя вышла на лестничную площадку и глянула вниз поверх балюстрады. — Никого, в холле лишь  купающаяся нимфа. Тяжело вздохнув, женщина вернулась в свой номер 16.

Тут она решила, что большая кружка горячего кофе согреет и приободрит ее, особенно если туда плеснуть капельку спиртного. Достав термос с одной из книжных полок, и с нервной поспешностью приготовив напиток, она опустилась на диван и жадно, большими глотками стала пить.

Внезапно она фыркнула от досады, осознав, что держит кружку наклонно. Струйка жидкости стекала на подлокотник, где расползалась и пятно было уже с бесформенный виноградный лист.

Гойя тупо уставилась на него, а жидкость продолжала литься, и ее промашка разрослась до масштабов катастрофы. Ее особое значение наконец дошло до сознания мадам, и ее лицо исказилось в гримасе ужаса. Бросившись вон из комнаты и вниз по лестнице, она распахнула дверь офиса майора Помероя.

Там Гойя стояла в дверях, хватая ртом воздух, пока, отдышавшись, не выговорила:

— У меня беда. Я пролила кофе на диван.

Глава XVIII. «Где ты?»

Майор диктовал своей секретарше, и к ее удивлению  остановился на середине фразы, заявив:

— Продолжим позже.

Ему явно не терпелось оценить ущерб, нанесенный его имуществу этим хорошо известным ему своей безалаберностью жильцом.

— Если вы поднимитесь наверх, — сказал Померой Гойе, — я присоединюсь к вам через минуту.

С опасной поспешностью развернувшись, мадам поспешила вверх по лестнице. Майор последовал за ней присущим ему неторопливым шагом, но, когда он закрыл за собой дверь номера 16, выражение его лица перестало быть равнодушным.

— Взгляните! — воскликнула Гойя, указывая на пятно. — Это сразу бросается в глаза.

— Чертовски верно, — согласился Померой. — Надо же было додуматься такое натворить.

— Это была случайность. Помогите мне передвинуть диван к другой стене.

— Нет. У нас нет времени на то, чтобы все здесь передвигать. Она может появиться здесь с минуты на минуту. Найдите что-нибудь, чтобы скрыть это.

— Что? — выдавила мадам, хватая воздух накрашенным лягушачьим ртом.

— Шарф… или большой платок. Быстро.

Вновь резко развернувшись, Гойя бросилась к шкафу-гардеробу и покопалась в глубоких карманах подкладки своей меховой шубы. Вытащив большой квадратный фиолетово-розовый шелковый  шарф, она небрежно набросила его на пятно.

— Вот, — сказала она. — Все снова в порядке.

Майор посмотрел на нее с холодным презрением. Взяв ее самые большие ножницы, он решительно разрезал шарф пополам.

— Как вы смеете? — запротестовала Гойя. — Вы испортили его!

— А вы могли испортить все остальное, — напомнил ей майор.

Он уложил половину шарфа поверх пятна, а затем, сделав несколько шагов, разместил вторую половину на подлокотник другого дивана. Вернулся, встал и внимательно осмотрел содеянное, изучая полученный эффект.

— Так. Все совпадает, но не прикасайтесь к нему, — приказал он. — Держитесь подальше от этого дивана. Безопаснее будет сидеть за столом.

Мадам Гойя безропотно повиновалась. С трудом втиснувшись в свое рабочее узкое пространство, она прижала одну руку к сердцу.

— Да, комар носа не подточит, — сказала она. — Я правильно сделала, что позвала вас. Я бы не сообразила так сделать, а когда бы я заметила, что оплошала, могло быть уже слишком поздно.

— Забывать об этом опасно. Позже об этом будет опасно вспоминать.

— Но вы не можете винить меня в том, что я нервничаю. Я женщина, майор, и я пережила ужасный шок. Я постоянно спрашиваю себя: кто убил ту девушку? И почему?

Майор Померой облизал губы.

— Нет толку меня расспрашивать, — сказал он. — Все, что я знаю, это то, что мы должны довести это до конца.

— Предположим… что, если бы я отказалась? — спросила мадам, понизив голос.

— Я не думаю, что вы смогли бы отказаться… теперь.

В голосе майора прозвучала явственная угроза. Затем, отбросив мрачность, он взглянул на наручные часы и быстро зашагал к двери.

— Я должен спешить, — сказал он, — время уходит, а еще не все готово.

Майор был прав, когда упомянул фактор времени, — клиентка Гойи как раз достигла Померании Хаус. Когда машина остановилась перед красивыми и знакомыми дверьми дома, Виола ощутила смутное чувство вины, ведь это ее слишком преувеличенное описание пробудило у Беатрис нетерпеливое желание увидеть ее комнату.

Швейцар поприветствовал Виолу как старого друга:

— Боже мой, я рад снова вас видеть!

— Боже мой, а как я рада видеть вас, — ответила Виола. — Дайте мне мой ключ, пожалуйста, я собираюсь подняться в свою квартиру.

Пирс ушел за ключом, а Виола начала описывать Беатрис особенности интерьера.

— Я очарована, — заверила ее девушка. — Какой великолепный пролет лестницы… Все эти вещи… чувствуется дыхание истории… неудивительно, что ты презираешь современные роскошные отели.

Внезапно выражение лица Беатрис изменилось, саркастически ухмыльнувшись, она спросила:

— Ты собираешься держать бедного старого Мака снаружи в тумане? Это лишнее, он знает, что я заметила слежку. Когда мы выходили из машины, я помахала его такси, и он помахал в ответ.

— Что ж, — выдохнула Виола, выдавливая смешок, — ты заставляешь меня чувствовать себя неприятной особой.

— Слежку я заметила давно, но старалась не подавать вида, — тренировала бесстрастное выражение лица, чтобы быть готовой к любым испытаниям, как рекомендовал Рафаэль Кросс… Но, быть может, ты сходишь за Маком?

Когда Виола вышла из холла, Беатрис перехватила швейцара и забрала у него ключ от номера 15.

— Где находится номер 16? — небрежно спросила она.

— Рядом с пятнадцатым, — ответил Пирс. — Это средняя дверь.

Виола встретила Мака, когда тот поднимался по ступеням Померании Хаус, не дожидаясь приглашения. Он улыбнулся ей:

— Девчонку не проведешь, — с гордостью сказал он,  тем самым выражая высокую оценку проницательности ума представителя семьи Стерлингов.

— Я подозревала что-то в этом роде, — заметила Виола. — Для вашего сведения: мы поднимаемся в мою квартирку. Первая площадка, номер 15.

— Взять под наблюдение номер 15. — Откликнулся шотландец. — Ясно.

Виола зашла внутрь. Беатрис стояла у подножия лестницы, все еще оглядываясь вокруг. Ее лицо раскраснелось, а голос был низким и хрипловатым, когда она импульсивно положила свою руку на руку Виолы:

— Я хочу кое-что тебе сказать. Мне нравится этот день, и я скажу тебе почему — потому, что ты пыталась подарить мне острые ощущения. Это очень много значит… потому что это показывает мне, что ты думала обо мне…  О, Грини, разве не было бы замечательно, если бы ты и я могли вместе отправиться навстречу настоящему приключению! Только мы двое, и обе свободны.

Этот неожиданный взрыв заставил Виолу почувствовать замешательство и смутную вину. Ее ошеломило осознание того, что Беатрис ускользала из-под ее ментального контроля, в то время как сверкание ее глаз говорило о неугасимом огне привязанности к ней, которому требовалось лишь небольшое поощрение, чтобы разрастись в яркое пламя.

Несмотря на свое инстинктивное стремление постоянно разыгрывать драматические ситуации, Виола подумала, что сейчас будет правильнее поддерживать имидж невозмутимой и умелой компаньонки.

— Для тебя будет приключением подняться наверх, — заметила она. — Здесь нет лифта.

Чтобы переключить внимание Беатрис на бытовые мелочи, Виола обратилась к Пирсу:

— Там снаружи стоит мебельный фургон. Кто сбегает, не заплатив?

— Мисс Пауэр, — ответил швейцар.

— Пауэр? Тогда я ошиблась, это никакой не побег… Беатрис, быстро поднимаемся. Сейчас ты увидишь настоящий типаж — идеальную леди.

Когда они поднимались по лестнице, оклик сверху, прерывая их разговор, предупредил их об опасности. — Какой-то человек катил вниз по лестнице упакованный сверток. Мисс Пауэр, которая, стоя на лестничной площадке, контролировала этот процесс кивнула Виоле, возвращаясь обратно в номер 17:

— Я полила ваши луковицы.

— Спасибо, — отозвалась Виола. — И спасибо за все одолжения.

— А что ты у нее одалживала? — с любопытством поинтересовалась Беатрис.

— Мужей, у нее их трое. Ну и так, кое-что по мелочи. А теперь в номер 15, старый добрый номер 15. Давай ключ.

Беатрис и Виола поднялись на площадку и подошли к номеру 15. Мак следом за ними с обманчивой медлительностью занял позицию у номера 17.

Однако мисс Пауэр недолго позволила ему оставаться на своем посту.

— Не будете ли вы любезны отойти в сторону? — раздался ее холодный голос за спиной детектива. — Вы загораживаете проход. Эти люди выносят гардероб.

Мак заглянул в отчасти лишившуюся обстановки комнату, а затем отошел в сторону, чтобы избежать столкновения с устремившимся к выходу предметом мебели, который, казалось, действовал сообща с перевозчиками. Шкаф поспешно продвинулся вперед, но, по-видимому, мужчины неверно оценили ширину дверного проема, так как он полностью заполнил его, словно стена.

— Так вы его не вынесете. Попробуйте пронести его боком, — посоветовал им Мак.

Виола, вставив ключ в замок и открывая дверь, обернулась на этот голос. Она увидела майора с листком бумаги в руках не спеша поднимающегося по лестнице, и Беатрис открывающую дверь номера 16 и входящую внутрь. Куда это она? Виола, оставив в покое свою дверь, поспешила за Беатрис. Войдя, остановилась у порога.

Комната слабо освещалась единственной лампой на столе в дальнем конце комнаты. За ним сидела Гойя, сгорбившись над своим кристаллом, словно уродливый идол. Лампа освещала палевый ковер, обычный мебельный гарнитур и огромную картину, которая висела на одной стене. С другой стороны висело зеркало в новой позолоченной раме, которое отражало оранжевый и нефритовый плед и часть дивана с яркими подушками. Пятно на подлокотнике дивана было прикрыто пурпурным шелковым шарфом, наброшенным поверх с явной небрежностью.

Виола окликнула Беатрис которая уже преодолела половину расстояния от двери до  стола. Беатрис развернулась лицом к Виоле и властно произнесла:

— У меня назначена встреча с Гойей. Естественно, я хочу, чтобы она прошла наедине. Пожалуйста, оставайся снаружи, Грини, или подожди в своей квартире. Я присоединюсь к тебе там.

Теперь после ремонта комната ​​выглядела сравнительно пустой. Белые стены с позолотой представляли собой просто ровную поверхность вместо деревянных панелей. Бархатные оконные шторы были сняты, открывая вид на закрытые белые жалюзи. Гардероб был открыт, в нем висела лишь меховая шуба на вешалке. Виола уже видела эту комнату после ремонта и этот новый облик был собственно ей знаком. В то же время она ощутила, что что-то с тех пор неуловимо изменилось, чего-то яркого здесь не хватало.

 Но у Виоле не было времени разбираться в этом. Она закусила губу, понимая что ситуация сложилась деликатная, — у нее не было власти принуждать девушку. Оставалось попытаться сыграть на чувствах Беатрис к ней — если же это не сработает, то она бессильна что-либо еще предпринять.

— Я получу хорошую взбучку, если твои родители узнают об этом, — взмолилась она. — Будь милосердна, остановись, пошли отсюда.

— Но мне это необходимо, — настаивала Беатрис. — Я должна знать будущее, и, если хочешь знать,  это связано с тобой.

— Со мной? Если сейчас ты подведешь меня, то у меня не будет никакого будущего. Твои предки сделают так, что я уже никогда и нигде не найду себе работу!

 Беатрис торжествующе рассмеялась, потому что их положение поменялось, и теперь она была главной. Несмотря на свою досаду, Виола не могла не восхититься ею. В этот момент Беатрис выглядела красавицей, идеальным примером очарования юности: ее темные глаза выдавали ее озорное настроение, а щеки пылали от волнения. В своих белоснежных горностаевых пальто и шапке она напоминала принцессу, сошедшую со страниц сказки Ганса Кристиана Андерсена:

— Дорогая, Грини, тебе великолепно удаются слезливые реплики. Но пришло время тебе понять, что я самостоятельная личность, а не породистый пекинес. И команда «фу» сейчас неуместна.

— Мисс Грин.

Виола повернулась на звук голоса майора Помероя. Тот стоял у открытой двери номера 16 и все еще вертел в руках листок бумаги.

— Сегодня утром звонили из какой-то студии, — произнес он, растягивая слова. — Они хотели узнать ваш номер. Я сказал им, что мне нужно уточнить его и что мы перезвоним им позже. Боюсь, моя секретарша была слишком занята, чтобы заняться этим… Возможно, вы захотите поговорить с ними сами. Это было бы более приемлемым решением. Телефонная будка в холле свободна.

Слушая его, Виола почти задохнулась от волнения. Случилось чудо — на студии вспомнили о ней. Вероятно, они подбирали актеров для нового фильма, и им требовались девушки ее типажа. У нее даже был шанс получить маленькую роль, а если этого и не произойдет, она все равно будет снова и снова пытаться сниматься в кино.

Произнеся свою речь, майор обратил свое внимание на застрявший в дверном проеме шкаф мисс Пауэр и отправился на помощь. Взволнованная и окрыленная, Виола уже собиралась ринуться вниз по лестнице в холл, когда вспомнила о Беатрис.

Она взяла на себя ответственность. Невозможно было оставить Беатрис одну в чужом для нее доме. Даже если оставить Мака на страже, это не станет оправданием ее отсутствия, ведь условия соглашения предусматривали ее постоянное личное присутствие рядом с наследницей.

— Спасибо, майор, — сказала она вслед Померою. — Я позвоню им из вашего офиса, когда буду уходить. Раз они уже прождали полдня, то могут подождать еще несколько минут.

Сказав так, Виола с горечью подумала, что ее шанс потерян… На мгновение она почувствовала горечь и внутренний бунт; затем ее чувства внезапно изменились, и сожаление уступило место радости от того, что она не поддалась своему предательскому порыву. Это была внутренняя победа, которую она должна закрепить, предприняв более решительную попытку повлиять на непокорную наследницу.

— Беатрис, — позвала она.

Повернув голову, Виола осмотрелась вокруг в полном недоумении. Нигде в комнате Гойи не было никаких признаков присутствия Беатрис. Одна лишь Гойя за столом застывшая в трансе над кристаллом.

В течение несколько секунд Беатрис бесследно исчезла — будто растворилась в воздухе.

Сначала Виола подумала, что стала жертвой чудовищной злой шутки.

— Беатрис, — позвала она, — где ты?

Глава XIX. Открытое окно

Никакого ответа не последовало, и она позвала снова. Виола ждала ответа, и тишина привела ее в ужас. Звук ее собственного голоса, резкий и тонкий, как натянутая проволока, также вызывал в ней тревогу. Ее сознание раздвоилось. Одна его  половина была затоплена ужасом, другая, к счастью, была пока свободна от него.

Виола огляделась, смутно осознавая, что эта ситуация повторяется. Такое уже было однажды при догорающем свете такого же туманного вечера. Она вспомнила, как Марлен поведала ей нелепую историю о девушке, которая растворилась в воздухе… и как потом сама она, не в силах устоять перед возможностью разыграть сцену, протягивала руки вперед и шарила ими в воздухе, шепча «Пропавшая девушка, где же ты?»

Тогда это было нелепой игрой, но настоящее также казалось нереальным. Внезапно у нее перед глазами возник яркий образ Беатрис, раскрасневшейся и смеющейся, в ее горностаевом пальто — сочетание красного и белого, как роза на снегу. Беатрис была цветущим, живым, реальным человеком из плоти и крови. Она не могла исчезнуть и раствориться в воздухе.

Виола стояла и смотрела в открытую дверь на лестничную площадку, а ее разум, казалось, с каждым моментом затуманивался все больше. Слышалось неровное тиканье старинных часов, похожее на биение сердца, которое вот-вот остановится. Вот мимо пронесли шкаф мисс Пауэр. Было слышно, что его  понесли вниз по лестнице, и как майор предупреждает носильщиков, чтобы те были осторожнее и не царапали окрашенные стены.

Затем, в перчатках и с чемоданом в руках, мимо прошла сама мисс Пауэр. Показался на мгновение  Мак и опять  отошел к двери номер 17…

Виола наблюдала за ними, чувствуя себя зрителем драмы. Хотя для нее все будто бы происходило в замедленном темпе, она подсознательно определяла длительность событий, машинально отмечая тиканье часов. Она стояла так уже три минуты слишком ошеломленная, чтобы полностью осознать произошедшее. Ее ощущения были главным образом физическими. Они пугали ее, потому что заключали в себе угрозу. Она чувствовала головокружение от прилившей к голове крови, ее бешенную пульсацию в висках, давление в голове все усиливалось. «У меня сейчас будет удар», — подумала она.

Ужас от этой мысли вернул ее в реальность, и Виола выбежала из комнаты.

— Мак, Мак! — позвала она детектива.

Шотландец, стоявший прислонившись к стене, поспешил к ней навстречу.

— В чем дело? — спросил он.

— Она ушла, — выдохнула Виола.

— Ушла? Беатрис?

— Да… исчезла. Она где-то здесь. Мы должны найти ее…

Мак, с глазами, похожими на осколки битого стекла, заглянул через открытую дверь в квартиру Гойи, а затем стремглав бросился в сторону номера 15.

— Не там, — закричала Виола, следуя за ним и цепляясь за его руку в тщетной попытке заставить его вернуться.

— Убирайся, лгунья.

Мак так сильно ее оттолкнул, что девушка отшатнулась назад, а детектив тем временем распахнул дверь.

Когда Виола заглянула в свою квартирку, она ощутила себя будто во сне. Это была довольно темная комната — ее окно выходило на узкую боковую улицу, — и ежемесячный счет за электрическое освещение поэтому был довольно существенным. Собрав вещи, чтобы перебраться в отель к Стерлингам, Виола, разумеется, свет погасила, а окно закрыла на задвижку. Поэтому она ожидала увидеть свою комнатку погруженной в темноту. Однако… она увидела, что свет включен, а окно широко распахнуто.

Снаружи располагалась железная лестница, которую майор установил в качестве меры предосторожности в случае пожара. Она была шире и удобнее других подобных лестниц, поэтому сотрудники офисов иногда использовали ее, как еще один выход на улицу, Мак явно собирался через окно поступить также. И тогда Виола предприняла еще одну попытку остановить его.

— Мак, вернитесь, — закричала она. — Вы должны поверить мне. Она находится в квартире Гойи. Это какой-то ужасный розыгрыш.

— Позвони Стерлингам, — отрезал Мак, стоя уже одной ногой на ступеньке лестницы.

Никогда раньше Виола не видела ни на одном лице такой холодной ярости, и она отпрянула назад, хотя ее совесть была чиста. Ощущение того, что она заключена в оковы дурного сна, было настолько сильным, что девушка огляделась, ожидая увидеть Беатрис, смеющуюся над ее замешательством. Затем в ее голове внезапно, подобно взрыву бомбы, появилось объяснение этой загадки. — Беатрис похитили.

Она попыталась выбросить из головы эту ужасную мысль в силу ее невероятности. Ведь в комнате Гойи не могло быть тайного места, где можно было спрятать девушку — номер 16 был недавно отремонтирован подрядчиком с репутацией честного человека. Но даже если предположить, что какое-то место сокрытия существовало, все равно оставалось проблематичным силой затолкать туда сильную и активную девушку, не привлекая при этом внимания.

Пока Виола разговаривала с майором Помероем, она не слышала ни единого крика или звуков борьбы, и рядом не было никого, кроме мадам Гойи. Гадалка — дородная женщина — была плотно втиснута в свое кресло, к тому же перед ней преградой стоял стол. Ей бы потребовались навыки одновременно акробата, силача и гимнаста, что выпрыгнуть из кресла к своей жертве, одолеть ее и вернуться на свое место в полной тишине.

«Гойя. Она была там. Она должна была видеть, что случилось!» — Виола ощутила проблеск надежды.

Когда она ворвалась в номер 16, Гойя все еще сидела за столом перед своим кристаллом. Виола подошла к ней, и ее сердце упало: глаза женщины были закрыты, а ее подбородок покоился на груди.

— Мадам.

Реагируя на оклик Виолы Гойя яростно закивала, как китайский болванчик, и, моргнув, открыла глаза.

— Я не спала, — пробормотала она, инстинктивно оправдываясь, как это свойственно задремавшему человеку, пойманному на этом. — Я просто дала отдых своим глазам, пока ждала клиента. От гадания по кристаллу они сильно устают. Не думаю, что открою секрет, если скажу, что ожидаю вашу мисс Стерлинг. Вы наверняка это знаете… Но где же она? Разве она не пришла с вами? Я ее не видела.

После таких слов, и пустого изумленного взгляда Гойи, задавать вопрос было бессмысленно. Было неважно, сморил ли ее сон, или она притворялась. Ясно было одно — гадалка решила держать язык за зубами.

— Вы что-то хотели от меня? — спросила Гойя.

Этот вопрос вернул Виолу из ее путающихся размышлений к реальности.

— Мне нужен ваш телефон, — ответила она.

— Пользуйтесь им как вам угодно.

Схватив трубку, Виола услышала голос оператора:

— Номер, пожалуйста?

Он повторил свой вопрос, пока Виола отчаянно пыталась размышлять ясно. Но ее разум оставался пустым, и к своему смятению она была вынуждена положить трубку.

— Вы не можете вспомнить номер? — поинтересовалась мадам Гойя.

— Нет, — ответила Виола. — Кажется, мой мозг заклинило.

Она говорила глухо, а ее глаза были устремлены на корпус дивана. Он был больше и роскошнее, чем ее собственный, следовательно, пространство под ним — где сама Виола держала свое постельное белье — было просторнее. Слишком расстроенная, чтобы осознать, что делает, она кинулась к нему, отбросила подушки и подняла сиденье. Внутри была сложена коллекция пузатых пустых бутылок.

— Только бутылки из-под вина, — пробормотала Виола. Осознав, что Гойя смотрит на нее выпученными глазами, она попыталась объяснить: — Я прошу прощения. Но я знаю, что Беатрис в этой комнате.

Казалось, что в голове у нее жужжит рой пчел, но сквозь сводящие с ума гул и трепетание множества крыльев Виола услышала, как Гойя заговорила, медленно и четко, будто пытаясь вразумить психически больного:

— Моя дорогая, вы пришли сюда, чтобы позвонить, но не смогли вспомнить номер. Быть может, теперь вы отправитесь в офис? Майор сможет помочь вам.

При напоминании о том, что бесценное время ускользает из-за непростительного непонимания и растерянности, Виола выбежала из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Ее лодыжка все еще не полностью восстановилась после травмы, полученной при демонстрации платья, и когда до первого этажа оставалось уже немного, нога подвернулась и Виола упала, ударившись при этом головой. Услышав звук падения, Пирс поспешил ей на помощь. Однако девушка поднялась и героически  прохромала через холл в офис майора.

— Позвоните Стерлингам, — выдохнула она там. — Я забыла их номер. Скажите им, что их дочь исчезла.

Невозмутимость майора Помероя оказалась сильнее его шока. Не выказывая никакого удивления, он обратился к своей секретарше:

— Соедините с отелем «Колизей», пожалуйста. Спросите мистера или миссис Стерлинг.

Мисс Тейлор прекратила печатать на своей бесшумной печатной машинке и взяла трубку. А Виола стояла и, ожидая разговора с миссис Стерлинг, думала, что хотя она не поддалась искушению — не оставила Беатрис одну, звонок со студии не заставил ее покинуть свой пост. И тем не менее, в глубине души она ощущала себя в чем-то все-таки виновной. Все вокруг, не говоря уже о родителях Беатрис,  вынесут ей однозначный приговор — виновна.

Офис был ей знаком — красно-синий турецкий ковер, глубокие удобные кресла и красивый стол. Офис соединялся с квартирой майора, которая была несколько тесновата, и потому майор часто проводил в нем вечера после конца рабочего дня. Виола много раз заходила сюда, небрежно засунув руки в карманы брюк, чтобы подать жалобу или предоставить какое-нибудь банальное оправдание по поводу неуплаты за квартиру.

В таких случаях ею всегда занималась мисс Тейлор, не допускавшая, чтобы майора по пустякам беспокоили его жильцы. Мисс Тейлор была компетентным секретарем. Когда вначале Виола попыталась завести с ней неформальные отношения, секретарша прореагировала на это холодно-безлично. Виола решила, что мисс Тейлор просто завидует тому, что Виола артистка, и стала игнорировать враждебную секретаршу с презрительной жалостью.

Теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот; это был первый раз, когда Виоле захотелось услышать одобрение от мисс Тейлор. Она нервно вздрогнула, когда секретарша подняла взгляд и сказала ей:

— Соединение установлено. Можете говорить.

— Нет, — отчаянно заявила Виола. — Нет, я не могу сказать им.

После небольшой паузы трубку взял майор.

— Это миссис Стерлинг? — Его почтительный голос контрастировал с сигаретой, которую он левой рукой небрежно держал у рта. — Это майор Померой из Померании Хаус. Не сможете ли вы немедленно приехать сюда? Боюсь, у меня плохие новости о вашей дочери… Спасибо.

Он положил трубку и обратился к своей секретарше:

— Снова неприятности для бедной старой Гойи.

— И для нас, — с гримасой напомнила ему мисс Тейлор.

Казалось, что они забыли о присутствии Виолы. Она покачнулась на месте, где стояла, внезапно запоздало ощутив последствия своего падения с лестницы. Затем стены комнаты завращались вокруг нее, и она рухнула на пол в полнейшем беспамятстве…

Спустя некоторое время Виола стала понемногу приходить в сознание. Она чувствовала себя так, будто долго шла в темноте на ощупь. Услышав слабые звуки, которые были ей знакомы — отдаленный телефонный звонок и гул голосов, она направилась к ним, стараясь выйти на свет. Наконец, с усилием, она смогла открыть глаза. — Вокруг кольцо пристально недобро смотрящих на нее лиц. Инстинктивно пытаясь спрятаться от них, она снова закрыла глаза.

— Она притворяется, — произнес голос, вибрирующий от холодной ярости.

— Нет, — прозвучало более доброжелательно. — Она упала и ударилась головой довольно сильно. Возможно, легкое сотрясение мозга. Если бы это был просто обморок, она бы быстрее пришла в себя.

Виола тупо гадала, кто же является бедной жертвой этого несчастного случая, и наконец поняла, что говорят о ней. Голова пульсировала так болезненно, что ей было трудно контролировать зрение, но постепенно Виола узнала Стерлингов. Миллионер представлял собой серую свинцовую статую с застывших лицом и и безжалостными губами. Мягкие карие глаза Кристины остекленели от боли, но она заговорила с Виолой голосом сдержанным и даже нежным.

— Мисс Грин, очнитесь, сделайте усилие. Постарайтесь рассказать нам, где Беатрис. Пожалуйста.

Беатрис. Виола вспомнила, что случилось и ее охватил ужас. Очень эмоциональная и восприимчивая к впечатлениям, она всегда быстро на все реагировала, ощущая восторг от звука или запаха. Но сейчас этот сложный нервный механизм был заклинен шоком. — Виола отчаянно пыталась ответить но чувствовала, что снова теряет сознание. Было мучительно осознавать, что жизненно важное время уходит. Беатрис была где-то в номере 16, и они должны были найти ее, прежде чем станет слишком поздно. Да, надо ответить… но тяжесть во рту… язык свинцовый… тьма…  

Когда она снова очнулась, оказалось, что под ее голову поместили атласную подушку. На ее лбу лежал носовой платок, смоченный одеколоном, а ноздри жег едкий запах. Мадам Гойя, склонившись над ней, держала у ее носа нюхательные соли. Однако, вместо того, чтобы почувствовать отвращение к этому уродливому лягушачьему лицу, казавшемуся нарисованной маской, находящемуся так близко к ее собственному, Виола почувствовала благодарность за его доброту.

Комната больше не расплывалась в дрожащем мареве. Сознание Виолы прояснилось, она отчетливо видела каждое лицо: Стерлинги, майор Померой и Гойя. Мисс Тейлор куда-то вышла. Тишина. Но ведь драгоценное время, которое может спасти Беатрис, уходит! В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел Рафаэль Кросс. Подойдя прямо к Кристине, он сжал ее руки:

— Я только что получил ваше сообщение. О том, что я чувствую, говорить не буду, вы и так это знаете. 

При виде него Виола почувствовала прилив надежды. — Личное обаяние и жизненная сила Кросса создавали вокруг него особую атмосферу уверенности.

Губы миссис Стерлинг задрожали, но когда она заговорила, ее голос был спокойным:

— Да, я знаю, Рафаэль. О, какое утешение, чтобы вы здесь. Но вы не должны быть слишком милым, от этого я могу расчувствоваться. А плакать не время, нужно сосредоточиться на выяснении того, что случилось с Беатрис, — и, понизив голос, она добавила,  — а я должна быть сильной за двоих.

Невольно взглянув на потрясенного миллионера, Кросс понимающе кивнул:

— Я здесь, чтобы помочь вам, миссис Стерлинг.

Направившись к дивану, на который уложили Виолу, он дружески поцеловал ее.

— Бедная маленькая Грини, — его голос был добрым, но твердым. — Вы выглядите так, как будто получили хорошую взбучку. Но не думайте о себе. Подумайте о ней… Что произошло?

Под его настойчивым взглядом, Виола выпалила свою историю:

— Беатрис вошла в номер 16, чтобы ей предсказали ее судьбу. Я последовала за ней. Затем я отвернулась, чтобы поговорить с майором, и в ту же минуту она исчезла.

Виола безнадежно взглянула на недоверчивые лица. Она понимала,что для всех это прозвучало чрезвычайно фантастически. Оглушенная молчанием, она взмолилась, обращаясь к Рафаэлю Кроссу:

— Это правда. Вы должны мне поверить. Ведь это случилось и с вашей дочерью. В той же самой комнате. В этом есть какой-то ужасный обман. Вы должны обыскать тут все. Разберите все по кирпичикам.

Кросс пожал плечами, отказываясь брать на себя ответственность.

— История повторяется, — заметил он. — Боюсь, у этой молодой леди, видимо, слишком хорошая память. Что ж, майор, может быть, в этом и найдется какая-то выгода для вас… снова. Не послать ли нам за бригадой строителей?

Майор Померой проигнорировал этот выпад.

— Я, конечно, не стану разрешать повторно портить свое имущество из-за бессмысленных обвинений, — холодно заявил он.

— Поддерживаю такой подход, — заявила мадам Гойя. — Как говорят: обжегшись на молоке, дуешь и на воду. Нет смысла вновь портить мою комнату.

— Этот вопрос и не поднимается, — вмешался Стерлинг. — Эта девушка лжет. Я считаю, что она помогла моей дочери бежать.

— Что бы ни произошло, — сказал Кросс, — Беатрис нет, и мы должны ее вернуть. Вы знаете, что вы должны сделать, Стерлинг. Позвоните в полицию.

Мистер Стерлинг и его жена посмотрели друг на друга, и на их лицах был написан страх. Затем Кристина сказала:

— Нет. Эта ужасная фотография… Я не могу забыть те глаза.

— Но вы посоветовали это мне, — напомнил им Рафаэль Кросс.

— И вы хотите, чтобы я сам воспользовался собственным советом? — спросил Стерлинг.

Огонек в глазах Кросса угас:

— Нет. Я никому не желаю перенести такие страшные страдания, какие перенес я, и меньше всего вам. Именно из-за моего отношения к вам я хочу направить вас в правильном направлении. У нас разные случаи. Я с самого начала опасался худшего из-за того, что знал мотивы похищения. Но если это обычное похищение, а не побег, то все ваши аргументы остаются в силе. Вы должны позвонить в полицию.

Глава XX. Личная доставка

Возмущенная несправедливым обвинением в произошедшем несчастье, Виола предприняла еще одну попытку протеста. Она попробовала подняться и сесть, когда чьи-то мясистые руки снова уложили ее голову на подушку.

— Лежите тихо, — прошептала ей Гойя. — Что толку? Они вам не поверят.

Виола признала справедливость ее совета. Если она отдохнет, то у нее будет больше шансов отстоять свое мнение и защитить себя от нападок. Несмотря на то, что Виола никогда не доверяла Гойе, сейчас она была благодарна ей, — эта женщина была единственной, кто выказывал признаки дружеского отношения.

Хотя Виола была невиновна, но в глубине ее души  опять возникло ощущение, что все-таки  она в чем-то виновата, и это чувство стало почти невыносимым от вида убитых горем родителей. Хотя они хотели надеяться на то, что произошедшее это просто глупая выходка Беатрис, девушка была уверена — они ощущали угрозу со стороны ужасного спрута. Миллионер казался сокрушенным этим ударом, но его страдания причиняли Виоле меньше боли, нежели мужество, проявляемое его женой.

«Я не смогла бы держаться как она, — подумала девушка. — Я чуть не сошла с ума, когда потеряла Питера, а это была всего лишь собака. Но она пытается улыбаться своему мужу. Я недооценила ее. За душой у нее не только меховые шубы, орхидеи и бридж. Это настоящий человек, стальной характер… Я смеялась над всеми ними только потому, что у них слишком много денег. О, как бедные жестоки к богатым!»

Виола пыталась проглотить комок, который стоял в ее горле, когда дверь распахнулась, и вошел Мак. Лицо детектива было влажным и посеревшим, а движения тяжелыми и медленными, было видно, что он потерпел неудачу. Кристина бросилась к нему, но он предварил ее вопрос, покачав головой.

— Я потерял след, — признался он, запуская палец за воротник, как будто тот его душил. — На улице ее нигде нет. Автомобили постоянно проезжали через площадь, однако полицейские ничего не заметили… Но она спустилась по пожарной лестнице. Я узнал об этом в одном из офисов в доме напротив. Служащий подошел к окну, чтобы опустить шторы, и увидел девушку в белом пальто, которая спускалась по лестнице. Было почти темно, и он не стал ждать, чтобы посмотреть, куда она пойдет.

Виола слушала в полной растерянности. — Неужели Беатрис обладает чудесной силой левитации и умением проходить сквозь стены? Ведь только с их помощью она смогла бы оказаться на наружной лестнице.

Детектив продолжил свой отчет:

— Я сразу позвонил Дону, чтобы тот нашел Остина. Это наиболее вероятная версия. Звонить ему бессмысленно, если виновен солжет. Если она с ним, Дон найдет ее. Он рвется в бой.

— Он позвонит в отель? — спросил Стерлинг.

— Нет, я дал ему этот номер, рассчитывая, что вы будете здесь… Он должен позвонить с минуты на минуту.

Все машинально повернулись к телефону, будто умоляя его зазвонить.

— Как все произошло, Мак? — спросил миллионер.

— Разве она не рассказала вам? — спросил детектив, указывая пальцем в сторону Виолы.

— От нее я слышал только вранье. Я хочу услышать ваш отчет.

— Что ж, когда мы добрались сюда, мы сразу поднялись по лестнице. Грин сказала мне, что они собираются зайти в ее квартиру. Я встал у двери номера, из которого съезжает арендатор, так что я мог следить на номером 15. Грин стала открывать дверь, а Беатрис стояла рядом с ней. Тут мое внимание отвлек гардероб, который застрял в дверях, когда его выносили, и я помог вытащить его. Я видел Беатрис как раз перед тем, как отвернулся, а уже через минуту Грин закричала, что ее нет. Я бросился прямо в номер 15 и обнаружил там зажженный свет и открытое окно. Я выбрался через окно на лестницу. Все это время Грин пыталась затащить меня обратно и утверждала, что Беатрис где-то в другом месте. Она разыгрывала эту комедию, чтобы помочь Беатрис сбежать.

Виола слушала, осознавая личную враждебность детектива по отношению к ней. Когда девушка только перебралась в отель, она была удивлена, что Мак называл Беатрис по имени. Вскоре она обнаружила, что он пользовался привилегией в силу долгих лет верной службы, а семья Стерлингов была слишком простой по своей натуре, чтобы ожидать, что он станет обращаться официально к той, которую до сих пор считал ребенком. Зная об этом, Виола была польщена, когда Мак начал называть ее «Ви». Теперь же она была «Грин», а это свидетельствовало о том, что она перестала пользоваться расположением детектива.

Вдруг зазвонил телефон. Мак снял трубку и знаком попросил отойти вплотную подошедших к нему родителей Беатрис. Его глаза сверкали от волнения, но, пока он слушал, его возбуждение постепенно угасало, и в конце угасло совсем. Он даже скривился от разочарования.

— Нет, — сказал он, вешая трубку, — она не встречалась с Остином. Дон отследил весь его дневной маршрут. Всю вторую половину Остин пробыл в турецких банях. Парень ничего не знает. Дон уверен, что он не покрывает Беатрис. Он зашел в квартиру Остина, чтобы выяснить, была ли она там, но швейцар говорит, что не видел ее.

— Откуда звонил Дон? — спросил Стерлинг.

— Из отеля. Он проверял телефонные звонки. Девушка-телефонистка сказала ему, что вчера вечером Грин позвонила мадам Гойе и договорилась о сеансе.  Сегодня после обеда мадам Гойя должна была ей гадать. Она не подслушивала специально, случайно услышала кое-что, звонили из комнаты Грин.

— Как по мне, так это не слишком хорошая идея, — серьезно сказал Рафаэль Кросс. — Ведь я предупреждал, что молоденькие девушки, по своей наивности, не могут правильно оценить предлагаемые Гойей варианты.

— Но я не договаривалась ни о какой встрече, — заявила Виола.

— Это верно, — отозвалась Гойя. — Это был не ее голос. Я бы непременно узнала его, если бы это была она.

— Она актриса, — напомнил ей миллионер. — Разумеется, она могла подделать любой голос.

— Но я не делала этого, — возразила Виола. — Кроме того, миссис Стерлинг дала нам разрешение приехать сюда.

— Я дала разрешение посетить вашу драматическую школу, — устало произнесла Кристина. — Но что толку говорить об этом? Не имеет значения, вы обманули или вас обманули. Единственное, что важно — найти Беатрис.

Потрясенная всем случившимся, Виола стала размышлять, как же ей доказать свою невиновность  при таком множестве косвенных доказательств, которые свидетельствовали против нее, и что на самом деле произошло с Беатрис, когда в кабинет вошел швейцар. Он передал Уильяму Стерлингу конверт.

— Я только что увидел это в почтовом ящике, — пояснил он. — Похоже, кто-то доставил его лично, потому что я сам забирал почту у почтальона. На нем стоит пометка «Срочно», так что, должно быть, его принес посыльный.

— Все верно, Пирс, — быстро сказал майор Померой. — Мистер Стерлинг ждет это письмо.

Едва за швейцаром закрылась дверь, Кросс выхватил письмо.

— Адрес напечатан, — сказал он. — Помните мое?

Лицо миллионера было парализовано ужасом, а его губы — слишком сильно сжаты, чтобы он смог ответить. Виолу тоже пробил озноб от дурного предчувствия. Ей вспомнился тот вечер, когда Кросс получил анонимную угрозу. Стерлинги тогда были действительно шокированы и сочувствовали ему, но, по большому счету, их волновало только то, не отразится ли это, каким-то образом, на безопасности их собственной дочери.

Виола подумала, вспомнил ли об этом Кросс, разрезая сейчас конверт.

— «Дорогие мои, — прочитал он. — Скажите Грини, что со мной случилось приключение. Я похищена. Скоро вам сообщат мою стоимость. Пожалуйста, заплатите, если вы считаете, что я того сто́ю, и даже если вы так не считаете. Я в порядке и в хорошем расположении духа, не беспокойтесь. Скоро вернусь».

Воцарившуюся тишину нарушил Кросс.

— Вы узнаете ее почерк? — спросил он Кристину.

— Да, почерк ее, — ответила она с усилием.

— Это похоже на то, что она бы написала?

— Нет. Беатрис всегда говорила нам, чтобы мы не давали ни цента в качестве выкупа за нее… Мы терпеть не могли, когда она говорила об этом, даже в шутку. Но она заявляла, что глупо игнорировать какую-либо тему, и всегда говорила, что похититель редко выполняет свою часть сделки.

— Боюсь, — мягко сказал Кросс, — она была вынуждена написать то, что ей сказали… Только у них не хватило здравого смысла позволить ей написать в письме все, что она на самом деле думает о похищениях, о выкупах. Тогда бы не только почерк свидетельствовал бы о подлинности послания.

Внезапно Кристина утратила спокойствие и прижала письмо к губам:

— Ее рука касалась этого клочка бумаги. Это своего рода связь с моим любимым ребенком.

Муж обнял ее:

— Нет смысла оставаться здесь теперь. Лучше вернуться в отель и ждать.

В его голосе была такая ​​безнадежная печаль, что Виола почувствовала почти благодарность к мадам Гойе, когда та вмешалась, прервав этот поток уныния:

— Подождите минуточку, пожалуйста, все вы. Я сказала, что не допустила бы, чтобы мою комнату снова разгромили… Я передумала. Если Померания Хаус будет упоминаться в связи со случаем похищения человека, то чем раньше я уеду отсюда, тем лучше. Мой деликатный бизнес не может вестись в таком месте… Майор, я официально уведомляю вас, что завтра съезжаю отсюда.

Майор Померой приподнял брови и устало пожал плечами.

— Мне нет нужды напоминать деловой женщине, что таким образом вы разрываете договор аренды. Быть может, мы спокойно обсудим это завтра утром?

— Безусловно, обсудим, но я не передумаю.

Миссис Стерлинг направилась к двери, но повернулась, чтобы сказать майору Померою:

— Примите извинения за причиненные неудобства. Очень жаль. Спасибо… за все.

В то время как Виола восхищалась этим словам, свидетельствующим о принципах, в которых уважительноеотношение к другим людям ставилось на первое место, Кристина спросила ее:

— Вы вернетесь с нами в отель, мисс Грин? Или предпочтете остаться здесь?

Ее голос — хотя и бесцветный — был добрым, но Виола вновь ощутила чувство вины, увидев боль в ее глазах, и прошептала:

— Если можно, останусь здесь.

— Нет. Вы вернетесь в отель, — приказал миллионер. — Откуда нам знать, что вы не были в сговоре с похитителями?

— О нет! — воскликнула его жена. — Я никогда не поверю в это. Она знает, как Беатрис была к ней привязана.

— Она не очищена от подозрений. Почему она пыталась остановить Мака, не давая ему последовать за Беатрис? Почему она не сказала нам ни слова правды?

Виола не чувствовала себя способной на новую попытку оправдаться. Она спросила себя, поверит ли хоть кто-нибудь в ее нелепую историю, и вдруг подумала о молодом человеке с решительным взглядом и упрямым подбородком. Алан Фом был бойцом, не из тех, кого могут запугать миллионеры. Сама идея о том, чтобы связаться с ним, вернула ей мужество. Если бы он и не смог помочь ей делом, он мог бы дать ей совет.

Однако Виола сомневалась в том, что сейчас ей позволят сделать частный телефонный звонок. Кто-то непременно будет подслушивать, и ее обращение к детективу может быть истолковано как свидетельство косвенной причастности Алана к произошедшему. Девушка беспомощно осмотрелась вокруг, размышляя, как бы незаметно пробраться в телефонную будку, но, увидев мадам Гойю, остановилась на другом варианте.

Гадалка стояла у подножия лестницы, машинально поправляя макияж без помощи зеркала. Она перестала накладывать свою темную пудру, когда Виола прошептала, обращаясь к ней:

— Мадам, я хочу сделать частный звонок.

Гойя открыла свою сумку и передала девушке ключ.

— Воспользуйтесь моим телефоном, — пробормотала она, нанося на губы оранжевую помаду и тем самым скрывая их движение. — Не забудьте запереть за собой дверь.

— Спасибо. Вы хороший человек, и мне жаль, что вы уезжаете. Если мы больше не увидимся — прощайте.

Украдкой взглянув на группу, стоящую в холле, Гойя протянула Виоле руку. Ее крупные накрашенные губы дрожали, а в глазах плескался страх. Она походила на женщину, которая ожидает удара, но не знает, кто его нанесет.

— Мы соседи, — глухо сказала она. — Мы обе попали в переделку. И я надеюсь, что мы обе благополучно из нее выберемся. Прощайте.

Завернувшись в свои меха и опустив вуаль, Гойя направилась к дверям на улицу. Охваченная чувством, которого она не могла понять, Виола стояла и наблюдала за женщиной, пока та не пропала из виду…

Стерлинги все еще разговаривали с майором Помероем, Рафаэль Кросс куда-то ушел. Виола приблизилась к ним. Нужно было изобрести какой-то предлог, чтобы подняться наверх, и  она решила схитрить следующим образом:

— Могу ли я подняться в свою квартиру? Я хочу найти важное письмо.

Девушка заметила, что детектив поймал взгляд Стерлинга и почти незаметно кивнул.

— Хорошо, идите — дал разрешение миллионер. 

— Постойте, у вас случайно нет спичек? — Задержал Виолу Мак, а когда она протянула ему коробок, он положил спички в карман и, со значением на нее посмотрев, заявил:

— Я выкурю сигарету внизу у пожарной лестницы на свежем воздухе.

Пряча ликование за гримасой досады, Виола поднималась, шагая медленно, будто побежденная. Судя по поведению Мака, он подозревает ее в намерении сжечь компрометирующее письмо, а затем сбежать от них по пожарной лестнице. И она ему подыгрывала, пусть думает, что его проницательность сработала, — она, поняв, что ее этот план провалился, теперь поднимается наверх просто пытаясь сохранить лицо. 

Однако, когда ее не стало видно из холла, девушка быстро, как только ей позволяла травмированная лодыжка, направилась в номер 16. Зайдя в темную комнату, Виола наощупь нашла выключатель, но почему-то загорелся только один маленький светильник в центре потолка. Тот давал лишь слабенькое освещение в этой длинной комнате и делал ее жуткой и незнакомой на вид. Стены и пол были скрыты во мраке и, казалось, были заселены двигающимися тенями, которые будто следовали одна за другой.

Нервно оглядевшись, Виола вспомнила, что стоит на том самом месте, где стояла Беатрис прямо перед тем, как исчезла. Рой вопросов крутился в голове девушки. Куда ушла Беатрис? Каким образом? Письмо, написанное ее рукой, казалось доказательством того, что она придумала некий чудесный способ перемещения.

При мысли о темных смеющихся глазах Беатрис в горле Виолы снова встал комок.

— Быть может, она была испорченной и несносной, — напомнила она себе, — но она была милой, бескорыстной и щедрой. Я была такой занудой, когда отказалась взять в подарок то кольцо. Я причинила ей боль… О, моя дорогая, я бы отдала жизнь, чтобы вернуть тебя.

Направляясь к рабочему столу мадам Гойи, Виола горько плакала. Вытерев слезы, она припомнила номер Алана и только потом сняла трубку.

Соединиться с Аланом никак не удавалось. Девушка слушала прерывистые гудки и щелчки, пока ее нетерпение не переросло в лихорадочный жар. Причиной этому было не только то, что она заставляла Стерлингов ждать (при мысли об этом она нетерпеливо постукивала пальцами по столу) — еще больше, нежели их неудовольствия, Виола страшилась того, что ее застанут тут прежде, чем она успеет связаться с Аланом.

Неожиданно Виола обнаружила, что ее пугает эта комната. Этот страх все усиливался, пока она не поняла, что больше оставаться здесь не может. Это место было пристанищем чего-то ужасного. Несколько часов назад здесь бесследно исчезла девушка.

Виола боялась того, что здесь произошло — боялась того, что могло произойти снова. Бросив трубку, девушка бросилась к двери, а затем остановилась, уставившись перед собой с неверием и ужасом. В эту секунду она посчитала, что ее воображение сыграло с ней злую шутку. — Когда Виола взглянула на будто подернутую пеленой поверхность темного зеркала, ей показалось, что вместо своего собственного отражения она видит лицо и фигуру Рафаэля Кросса.

Узнав его, Виола припомнила, что не слышала звуков открывающейся двери или шагов. Обернувшись, она обнаружила за собой лишь пустую комнату. Если Кросс и стоял там только что, то он растворился в воздухе.

Виола заставила себя еще раз взглянуть в зеркало… Старое стекло с сероватым налетом отражало только ее бледное лицо с испуганными глазами. В них отражался такой ужас, что девушку напугало их выражение. Ее нервы окончательно сдали, и она, словно безумная, бросилась прочь из комнаты.

Глава XXI. Мадам съезжает

Пробуждение на следующее утро было ужасным для Виолы. После нескольких часов крепкого сна она с трудом разлепила глаза и уставилась на знакомую роскошь своей комнаты. В голове у нее стучало, горло пересохло, а привкус во рту напомнил последствия бурной гулянки.

«Я напилась?» — задав себе этот вопрос, девушка вдруг вспомнила, что Беатрис пропала.

Когда шок от этого осознания притупился, память Виолы начала возвращаться к событиям вчерашнего дня. Хотя она не смогла вспомнить дорогу из Померании Хаус в отель, она была уверена, что находилась на грани обморока, когда добралась сюда. Рафаэль Кросс, этот добрый опытный человек, настоял на том, что она выпила напиток, который ее оглушил и ей удалось лишь добраться до своей постели.

Ее память продолжала извлекать фрагменты, и Виола смутно вспомнила о том, что была в квартире мадам Гойи, чтобы тайно позвонить Алану. Тогда что-то в этой комнате испугало ее, но причина этой тревоги смешалась в ее памяти с той невероятной зеркальной иллюзией, которая, должно быть, ей приснилась этой ночью.

Утомившись от напряженного припоминания, Виола задалась вопросом, произошли ли какие-то новые события и связались ли похитители с родителями своей жертвы? Хотя девушка боялась предстоящей встречи со Стерлингами, все же она встала с кровати и начала одеваться. После душа ожидаемого облегчения не почувствовалось, девушка по-прежнему боялась, боялась любых новостей — хороших просто не могло быть.

Виола некоторое время простояла за дверью королевского люкса Стерлингов, прислушиваясь к приглушенному звуку голосов и пытаясь набраться смелости, чтобы войти. Наконец горничная, прибиравшая их комнаты, услужливо открыла перед ней дверь будуара, прежде чем девушка успела возразить.

С первого взгляда на Стерлингов у Виолы возникло впечатление, что они лишились всего того, что делало их личностями, и от них не осталось ничего, кроме пустых оболочек. Миллионер, опустившийся в свое кресло, выглядел высохшим, будто мумия; только глаза на его лице были живыми и сверкали озлобленностью и страданием.

На Кристине был великолепный халат из жесткой парчи оттенка голубой гортензии. На ее лицо вернулся румянец, ее прическа была приведена в порядок, и все же она чем-то напомнила Виоле то старье, что выбрасывают на мусорную кучу.

Тяжесть этой картины смягчал Рафаэль Кросс, который нанес ранний визит. Хотя его ярко-голубые глаза выдавали некоторое напряжение, его живость и энергичность делали его вдвойне реальным и бодрым по сравнению с остальными.

Виола облизала губы и попыталась заговорить, но слова так и застряли у нее в горле. Кросс приветственно кивнул ей, а миллионер пристально посмотрел на нее. Кристина была первой, кто ответил на вопрос, читавшийся в глазах девушки.

— Нет, — сказала она. — Ничего… Мы до сих пор ждем.

Кросс в ярости прикусил свою сигару:

— Вы должны понимать, это обычный прием похитителей, чтобы заставить вас плясать под их дудку. — Вы должны как следует настрадаться, прежде чем придет требование выкупа.  Вспомните, как оно пришло ко мне.

Миллионер сжимал и разжимал руки.

— Если бы я только мог связаться с ними, — пробормотал он. — Я дал бы им знать, что нет никаких ограничений. Никаких. Мы просто хотим вернуть ее.

Виола заметила стальной отблеск в глазах Кросса и подумала о том, терзает ли его еще память об Эвелин.

— Отсутствие ограничений могло бы, конечно, удовлетворить заинтересованные стороны, — резко произнес Кросс. — Но вы должны смотреть правде в глаза. Беатрис теперь возможно знает слишком много, чтобы ее отпустили. Она не ребенок, который не может рассказать свою историю прессе. И она слишком умна, чтобы быть одураченной.

— Но она может и не знать, куда ее привезли, — произнесла Кристина, и ее глаза смотрели жалобно, будто она умоляла Кросса дать ей надежду. — Они могли завязать ей глаза, и тогда она могла вовсе не видеть их лиц. Они могли изменить свои голоса. Помните, что они для нее незнакомцы.

— Если это незнакомцы, то есть шанс, — ответил Кросс. — Но мы не можем исключать возможность того, что она их знает — или, по крайней мере, одного из них. Это было проделано слишком легко… Я подозреваю, что это может быть тот на кого она просто не обращала внимания — слуга, к примеру. Или это может быть кто-то, кого она знала и кому слишком доверяла, чтобы подозревать.

Когда Кристина беспомощно посмотрела на него, Кросс взял ее за руку:

— Моя дорогая, вы должны позвонить в полицию. Они могли бы раздобыть какие-то сведения о ней. Наверняка кто-то кроме того клерка видел девушку в горностаевом пальто. Это могло бы дать некоторое представление о месте, куда ее отвезли похитители.

Кристина вздрогнула.

— Нет, — объявила она, — я не смею этого сделать.

Внезапно Стерлинг поднял голову и посмотрел на Виолу.

— Вы говорите, кто-то, кому она безусловно доверяла? — повторил он слова Кросса.

Это подразумеваемое обвинение вынудило Виолу взорваться.

— Если вы имеете в виду меня, — воскликнула она, — то это чудовищная ложь. Я любила Беатрис. Но что толку говорить вам об этом! Я требую справедливого отношения. Я должна рассказать обо всем этом кому-то постороннему, просто чтобы очистить свой разум. Я рассказываю историю, в которую сама не могу поверить. И, тем не менее, это правда… Я хочу видеть Алана Фома.

— Вы встречались с ним, — пояснил Кросс, чтобы освежить память Стерлингов. — Частный детектив, которого я нанял, чтобы найти Эвелин. Это плохая идея.

— Но я должна увидеть его, — настаивала Виола.

— Вы можете увидеться с ним здесь, — уступил Стирлинг. — Дон устроит вам встречу.

Когда Виола повернулась, чтобы уйти, Кристина мягко спросила у нее:

— Вы позавтракали, мисс Грин?

— Нет, — ответила Виола.

— Тогда сейчас же спускайтесь в ресторан.

— У меня кусок не лезет в горло.

— Да? А вот она завтракала, — Кросс кивнул в сторону Кристины. Его отрывистое замечание подавило подступающую истерику Виолы.

— Простите, — пробормотала она. — Я не должна разыгрывать из этого трагедию. Конечно же, я пойду.

Немного позднее, когда девушка пыталась съесть грейпфрут, Дон доставил ей сообщение от Фома. Глаза молодого человека запали от недостатка сна, а голос был мрачным.

— Твой парень может уделить тебе десять минут. Он придет прямо сейчас. Предупреждаю, не стоит обсуждать секреты. Я могу оказаться поблизости.

Почувствовав эту перемену в отношении к ней доселе дружелюбного студента колледжа, Виола подумала, а не отнесется ли Фом к ней с тем же подозрением, что и остальные. Не в силах закончить свой завтрак, девушка прошла в свою гостиную.

Когда она услышала шаги Фома за дверью, то попыталась принять позу беспечного равнодушия, но в этом ей помешало то, что в ее брюках не было карманов. Но есть и другой способ. — Девушка вставляла сигарету в мундштук, когда Фом вошел в комнату.

Виола сложила губы, чтобы засвистеть, но мгновенно позабыла обо  всем, как только встретила его взгляд — эти его глаза… никакие слова больше не были нужны… и, обвив руками шею детектива, она разрыдалась на его плече.

Фом ликовал — наконец Виола в его объятиях. Но, к сожалению, это продолжалось не долго — девушка оттолкнула его:

— Знаешь, я никогда не думала, что стану плющом, обвивающимся вокруг дуба. Считала себя сильной. Я ненавижу плющ. Это ужасное цепляние… О, дорогой мой, я оказалась в такой ужасной ситуации. Но ты ни за что не поверишь в мой рассказ.

— Сплюнь. Открывай рот и ничего не бойся

— Так может сказать стоматолог… и честный человек. Что ж, слушай.

Рассказывая, Виола внимательно наблюдала за лицом Фома. Его глаза вспыхнули внезапным волнением, когда он услышал об исчезновении Беатрис, но в остальном он оставался отчужденным и задумчивым. Закончив, она с отчаянием спросила у него:

— Ты веришь мне?

— Приходится, — ответил Фом. — Все это слишком тонко и запутанно, чтобы быть твоей выдумкой. Ты могла бы придумать что-нибудь получше… более правдоподобное. Честно говоря, я ужасно расстроен из-за Беатрис. Милое дитя. Никакого высокомерия.

Вспоминая обед в Савойе, Фом забыл о поражении, которое потерпел в споре с Беатрис о политике, однако он помнил юношескую свежесть наследницы, искреннюю высокую оценку поданного торта-мороженого и ее робкое благоговение перед Виолой.

— Есть ли какая-то надежда вернуть ее? — спросила Виола.

— Зависит от обстоятельств, — сказал Фом. — Если ее похитили настоящие преступники, это не слишком хорошо, тем более, если ее родители не станут звонить в полицию. Это не правильно, но естественно, ведь случай Кросса потряс их… С другой стороны, если существует какой-то заговор, связанный с Померанией Хаус, где все это началось, то его участники будут вынуждены оставаться на месте и вести себя, как ни в чем не бывало. Если они не профессионалы, то они выдадут себя. В таком случае ее можно бы было вернуть.

— Как?

— Отслеживать все подозрительные контакты причастных к этому делу, и в конце концов это должно дать положительный эффект. На самом деле, я так и не был вполне удовлетворен окончанием того первого дела.

— Ты имеешь в виду туфли в часах?

— Умная девочка… Да, это, и теперь добавилось еще кое-что. Подожди, я сейчас все это зафиксирую.

Тут Фом задумчиво нахмурился и принялся строчить в своем блокноте. Когда список имеющихся сведений был составлен, он зачитал его Виоле.

— Во-первых, Эвелин Кросс попросила Пирса зажечь ее сигарету. Старая уловка, чтобы тебя запомнили. Зачем?

Во-вторых, ковер и мебельный гарнитур в номере 16 и номере 17 были совершенно одинаковыми. Те, что в твоей квартире, более низкого качества. Почему?

В-третьих, ты сказала мне, что заметила какую-то перемену в номере 16, и ты думаешь, что дело было в недостатке яркости. Это может означать, что тебе подсознательно не хватало в этой комнате наличия ярких диванных подушек Гойи. Почему их не стало?

В-четвертых, девушку в белом пальто заметили спускавшейся по пожарной лестнице. Это неубедительное доказательство, потому что у  Марлен есть белое пальто.

Фом прервался, чтобы задать вопрос:

— Ты ни о чем не умолчала?

— Только об одном, — призналась Виола. — Прошлым вечером я страшно перепугалась, когда пошла в номер 16, чтобы позвонить тебе. На одну ужасную секунду мне показалось, что я видела в зеркале Рафаэля Кросса.

К удивлению Виолы, Фом не стал насмехаться над ней.

— Зеркало, — пробормотал он, — Это наводит на размышления. Две комнаты, которые в некоторых отношениях абсолютно зеркальны. Возникает мысль об имитации… Я хотел бы, чтобы это было мое дело. Оно может быть интересным. Но я должен идти.

Взглянув на часы, он повернулся к Виоле и приподнял ее подбородок:

— Выше голову. И передай от меня Кроссу, чтобы он убедил Стерлингов не платить никакого выкупа. Это окажется фатальным для Беатрис.

Однако Виола сжала руку Фома мертвой хваткой, прежде чем он добрался до двери.

— Ты не собираешься помочь нам? — требовательно спросила она.

— Но что я могу сделать? — спросил он. — Я исключен из этого дела.

— Зато я увязла в нем по уши. Беатрис была на моем попечении, когда она исчезла. Я никогда не смогу снова быть счастливой… никогда. Что ж, мне придется расследовать это в одиночку. Говорят, опасность притягательна.

Как и ожидала Виола, Фом сдался после этой угрозы.

— Ты победила, — сказал он. — Раз ты наняла меня, я отправлюсь в Померанию Хаус и постараюсь разузнать там все что смогу.

— Прямо сейчас, мой дорогой?

— Нет, бесценная моя. Я занят важным делом, и интересы фирмы должны быть на первом месте. Я нанесу этот визит, когда у меня будет обед.

— Но тогда может быть слишком поздно.

Виола так торопила его приняться за работу, что дубу пришлось буквально вырваться из обвивающих цепких объятий плюща. — «По-чаще бы она так меня торопила».

Когда он вернулся в офис, его основная работа заняла его почти до двух часов дня. Закончив, детектив надел шляпу, готовясь уйти, но тут вспомнил про свой блокнот, в котором записал свои первые впечатления о людях, связанных с предполагаемым исчезновением Эвелин Кросс. Фом, поморщившись — «Вряд они что-то дадут», вернулся, нашел блокнот, снял шляпу и принялся за работу. Он перечитывал записи вновь и вновь, связывая оба дела с таинственным исчезновением в одно. Первое, что ему пришл в голову, — слова «частная собственность», могут иметь косвенное отношение ко второму делу. — Не стали повторно громить комнату мадам Гойи по чисто психологической причине, из-за гипертрофированного уважения к частной собственности. А может на это и был расчет? Затем детектив сверил свое последнее воспоминание о мисс Пауэр с письменным описанием и обнаружил несовпадение — он писал о ней как о девушке «плотного телосложения».

Призвав из памяти ее внешность в их первую встречу, Фом снова увидел ее в абсолютно облегающем твидовом костюме с округлыми бедрами и подложенными плечами. Однако когда он в последний раз встретил Пауэр в Померании Хаус, линии ее костюма были свободными, и он не облегал ее фигуру.

«Диета? — размышлял он. — Беспокойство? Болезнь? Или…?»

Повинуясь порыву, он позвонил Виоле.

— Пауэр похудела за последнее время? — спросил Фом.

— Нет, — голос Виолы звучал озадаченно. — Она всегда была такой комплекции, одна из тощих коров фараона^[23].

— А ты бы сказала, что ее твидовый костюм идеально на ней сидит?

— О, не глупи. Он висит на ней мешком. Очевидно, был скроен так, чтобы потом можно было его ушить.

— Послушай, ведь когда громили комнату мадам Гойи, и перед этим — вообще во время всей той суматохи — ты Пауэр не видела. Возможно это не случайно Пауэр оставалась в своей комнате и не попадалась тебе на глаза?  — Когда я к ней заглянул, ее костюм сидел на ней в обтяжку. Как это может быть?

— Это тест на сообразительность? Она могла надеть один костюм поверх другого.

— Умница. А что из этого следует?

— Тут я поставлена в тупик. Что же?

— Возможно, она выдавала себя за другую.

Фом ощутил через телефонный провод дрожь волнения, исходящего от Виолы.

— Ты говоришь мне, что идеальная святоша Пауэр — мошенница? — воскликнула она.

— Нет, мы не должны торопиться с выводами. Быть может, она просто замерзла и оделась по-теплее. Как бы то ни было я собираюсь в Померанию Хаус перед обедом. У меня есть предчувствие, что я там что-то обнаружу — там явно не все профессионалы. Кто-то их них по глупости может, отводя от себя подозрение, дать нам ключ к разгадке этой тайны, и мы можем узнать правду о Беатрис.

— О, поспеши… поспеши.

Тон Виолы была таким, что Фому передалось ее ощущение, что в этом деле требуется срочность. Взяв такси, он поехал в Померанию Хаус. В холле бросались в глаза признаки переезда — следы, отпечатавшиеся на резиновом ковровом покрытии, обрывки упаковочной бумаги на лестнице. Пирс как раз занимался уборкой, поэтому  Фома встретил майор, по обыкновению безупречный.

— Я могу что-то для вас сделать? — невозмутимо поинтересовался он.

— Я хотел узнать, можно ли мне взглянуть на номер 16, — ответил Фом. — Конечно, если мадам Гойя не будет возражать.

— Мадам возражать не будет, она съехала. Разорвала договор об аренде и вывезла свои вещи сегодня утром. Для меня это просто подарок. В последнее время меня завалили запросами о наличии служебных помещений. Теперь я намерен переоборудовать эти три квартиры в одно служебное помещение. Две квартиры уже пустуют, и остается из третьей переселить маленькую мисс Грин. Я уже подобрал ей великолепный вариант.

Эта речь дала возможность Фому тут же изобрести уважительную причину для осмотра места происшествия:

— Пойдемте посмотрим, что вы предлагаете. Я давно пытаюсь уговорить руководство нашей фирмы на переезд в более удобный офис.

— С удовольствием, мой дорогой. Я всегда готов объяснить свои планы потенциальным клиентам. Перестройка — это мое хобби, а также мой бизнес. Морган уже наверху, составляет первое приблизительное представление о предстоящей работе.

Когда они поднялись на второй этаж, строитель, топая, вышел им навстречу. Его котелок был сдвинут назад, открывая густую челку, которая побелела от хлопьев известки. Его пальто также было в песке и известке, однако, несмотря на свой неопрятный внешний вид, он сиял от удовлетворения.

— Я думаю, этот дом будет моим основным источником пенсии по старости, — сказал он. — Ей-богу, тут постоянно обваливаются перегородки, прямо эпидемия. Я предупреждал вас, что разделяющая стена слишком тонкая, чтобы выдержать такой вес.

— Какая стена? — спросил Фом, предчувствуя неудачу.

— Та, что между номерами 16 и 17, — ответил строитель. — Идите и посмотрите.

Они последовали за ним в номер 16, где в перегородке зияло продолговатое отверстие с неровными краями, по высоте чуть ли не от пола до потолка. Груда обломков на полу подсказала Фому, что здесь была проделана основательная работа.

— Как это произошло? — спросил детектив.

— Снимали зеркало, и в этот момент перегородка не выдержала — пояснил майор. — Я предупреждал мадам не вешать его сюда. Оно весило в два раза больше прежнего.

Фом кисло улыбнулся, вспомнив, с какой легкостью он поднял эту позолоченную подделку. Майор не мог знать, что детективу известен этот секрет, но победа была бессмысленной в силу отсутствия доказательств.

— Зеркало тоже разбилось? — задал новый вопрос детектив.

— Нет, к счастью, тут обошлось без повреждений. И те что снимали тоже не пострадали.

Фом уставился на отверстие; постигшее его разочарование было тяжелым. Он думал, что вот-вот разоблачит злодеяние, но явился сюда слишком поздно. Улики успели уничтожить. Теперь невозможно ничем подтвердить его подозрение, что Беатрис, словно Алиса из сказки, прошла сквозь зеркало.

Глава XXII. В безопасное место

Мадам Гойя боялась.

Это было странно само по себе, ведь она была не из пугливых. Еще более странным было то, кого она боялась, — своего собственного делового партнера, которого раньше презирала. Этот страх возник лишь тогда, когда она случайно подслушала, как он назвал ее «старушкой». Это произошло после гибели Эвелин Кросс. Поначалу это убийство вызывало у Гойи сомнения и вопросы, но подслушанный разговор раскрыл жестокий и безжалостный замысел этого человека, и с тех пор Гойя чувствовала все усиливающийся ужас при виде его мускулистых рук.

За всю ее сомнительную карьеру, состоящую из шантажа и незаконной деятельности, жизнь Гойи несколько раз ставилась под угрозу, но она никогда не оказывалась в ситуации, которую не могла контролировать. Она гордилась своим мужским умом и экспертными знаниями в области незаконных доходов, с помощью которых она могла поставить на место возмущенных клиентов. Ей были чужды угрызения совести и при этом свойственно крайнее презрение к алчным простофилям.

Мадам с некоторым опасением приняла участие в этой операции. Похищение человека не относилось к ее методам зарабатывания денег, ведь это было весьма авантюрным предприятием, а кроме того, нельзя было быть уверенным в получении выкупа. Однако ей было обещано столь щедрое возмещение ее вложений, что, в конце концов, алчность взяла верх.

Эта авантюра финансировалась из ее кармана, и потому Гойя была высокомерна и самоуверенна. Она смотрела на это, как на еще одну сомнительную сделку, пока эта сделка неожиданно не переросла в преступление, за которое по закону предусматривается смертная казнь. Первоначальный план не включал в себя убийство, и произошедшее заставило ее задуматься о том, не рассматривают ли и ее как расходный материал, и не предусматривается ли настоящим планом устранение и ее как нежелательного свидетеля.

Случайно услышав презрительное упоминание о себе, Гойя заключила, что ее предчувствия оправдываются. Вместо того чтобы занимать свое привычное руководящее место, она была всего лишь одной из простофиль — «старушкой», которая нашла требующиеся деньги. Ее функция была выполнена и она больше не нужна.

В тот вечер, когда Беатрис исчезла из Померании Хаус, Гойя ехала домой в Сент-Джонс-Вуд на такси. Она была слишком взволнована, чтобы дожидаться автомобиля, который каждый день в определенное время возил ее на работу и с работы. Сидя в машине, мадам дрожала и не сводила глаз со счетчика, чем больше становилась сумма, тем в большей безопасности она себя чувствовала. Войдя в светлый холл многоэтажного здания, в котором располагалось ее жилище, мадам ощутила, что достигла безопасной гавани.

Гойя вошла в квартиру. Ее встретила верная служанка Моди  — пожилая сухощавая блондинка с острым, испытующим взглядом и треугольными пятнами румян на скулах. Несмотря на свой возраст, Моди носила форму горничной с короткой юбкой — модный фасон французского водевиля.

Моди взяла на себя заботу о состоянии своей взбудораженной хозяйки, суетясь вокруг, словно кошка-мать над едва не утонувшим котенком. Она дала ей бренди и выслушала словесный поток подозрений и страхов, тем временем освобождая мадам от верхней одежды. Вскоре Гойя лежала, растянувшись на диване, — на ногах шлепанцы из перьев, во рту сигара.

— Я хотела бы оставаться здесь, постоянно, никуда не выходя, — заметила она, оглядывая роскошную обстановку своей душной квартиры. — Здесь я в безопасности.

Моди уселась на стол, скрестила свои костлявые колени и, закурив сигарету, произнесла:

— Скорее всего вы просто переутомились, вот вам и мерещатся всякие ужасы. 

— Ты права, Моди. Нет явных причин, не стоит бросать это дело на полдороге. Если все будет в порядке, если меня не обманут, то я уйду на пенсию, и мы станем жить в Париже.

— Посмотрите, как я танцую канкан, — воскликнула Моди. Она продемонстрировала свое нижнее белье в танце, рассчитанном на то, чтобы приободрить хозяйку, и мадам визгливо рассмеялась.

Гойя переоделась в красивое вечернее платье и отправилась ресторан, там заказала дорогой ужин. После ужина она устроилась в вестибюле, где слушала радио и смотрела телевизор.

Вернувшись в свою квартиру, Гойя была такой же, как всегда. Она рассмеялась, когда Моди стала настаивать на том, чтобы обыскать квартиру перед тем, как запереть окна и двери.

— Оружие не помешает, — Моди подошла к постели постели Гойи и засунула под подушку пневмобаллончик. — Ваш сон будет приятнее, если вы будете знать, что эта штука с кислотой у вас под рукой. Пистолет я вам не даю, с вашим зрением вы и в потолок не попадете. Это оружие вам больше подходит. —  Моди выросла в опасном районе, где иметь при себе оружие считалось обычным и необходимым.

— Нет, Моди, все-таки ты дуреха.

Несмотря на принятые меры предосторожности, а может быть именно благодаря им, мадам провела ужасную ночь. Пока она лежала без сна, ей казалось, что кто-то пытается залезть в окно, а когда заснула, снилось, что этот кто-то уже проник внутрь. Потом ей снились различные последствия этого проникновения, из-за чего она просыпалась в поту от ужаса, а ее сердце едва не выпрыгивало из груди

Когда Моди принесла ей на завтрак шоколад, Гойя находилась в состоянии, граничащим с нервной прострацией.

— Моди, — прошептала она, — в этой квартире небезопасно.

— Что такое вы говорите? — Здесь же вокруг люди.

— Вот именно. Любой может забраться сюда, перебравшись с соседнего балкона.

— Что ж, если дело дошло до этого, давайте переедем в отель.

— Нет. Отели небезопасны. Там люди постоянно сменяют друг друга.

— Может, вам понравится в деревне? — терпеливо спросила Моди.

— В деревне? — тихо воскликнула мадам. — Поля и деревья. Меня бросает в дрожь от этого… Нет, лучше уж оставаться здесь.

Однако постепенно Гойя восстановила контроль над нервами, занявшись повседневными делами. Когда в обычное время за ней приехал автомобиль, она приободрилась при виде шофера, Кромера, который постоянно возил ее. Он был плотным мужчиной, и его широкая спина всегда вселяла в мадам уверенность, ведь она была так широка, что его форма едва не расходилась по швам.

— Заберите меня через час, — сказала Кромеру Гойя, когда автомобиль добрался до Померании Хаус.

Несмотря на колотящееся сердце, она вошла в холл в своей обычной величественной манере, но вместо того, чтобы подняться по лестнице, направилась в офис. Маленькая секретарша, которая просматривала почту, подняла голову — ее взгляд говорил, что ничего хорошего услышать от Гойи она не ожидает.

— Будьте добры, скажите майору Померою, что я съезжаю этим утром, — объявила мадам.

— Вы не измените своего решения? В газетах нет ничего о том… о том, что произошло вчера. Даже Пирс ничего не знает об этом. Я уверена, что никакой огласки не будет.

— Благодарю, я уже обо всем договорилась. Фургон для перевозки должен забрать мою мебель. Где Пирс?

Майор, который слушал их разговор, стоя снаружи, медленно вошел в офис и объяснил, что швейцар находится в подвале, разбираясь с неисправной электроосветительной установкой, а затем выразил сожаление по поводу потери хорошего арендатора.

Через полчаса этот фарс был завершен. Фургон прибыл вовремя, и майор проводил грузчиков в номер 16. После того как мебель в рекордно короткие сроки была вынесена на улицу, а ее грохот был должным образом отмечен любопытными обитателями дома, Гойя вошла в офис и оставила там свой ключ.

Сделав это, она почувствовала облегчение.

— По какому адресу пересылать вашу корреспонденцию? — спросила секретарша.

— Адрес у вас есть. Сент-Джонс-Вуд.

Стоя у дома, Гойя ждала машину Кромера. Майор, приблизившись к ней прошептал:

— Дайте мне знать, если ваш адрес изменится.

— Если это произойдет, вас уведомят об этом, — надменно взглянула на него Гойя. — Если вы думаете, что я пропаду из виду как раз тогда, когда ожидаю свои дивиденды, то вы настроены чересчур оптимистично.

Однако ее хорошее расположение духа скоро было испорчено. Когда она вошла в холл своего многоквартирного дома, его жильцы обсуждали недавнюю трагедию. По какой-то причине, которая до сих пор оставалась неясной, лифт сорвался с высоты третьего этажа и упал на дно шахты, при этом погибла пожилая дама.

Когда мадам услышала об этом происшествии, она прежде всего ощутила любопытство, желая узнать какие-нибудь ужасные подробности. Ее сочувствие к жертве выразилось в обычном закатывании глаз и поджатии губ. Однако ближе к вечеру этот случай вдруг приобрел зловещий смысл.

Секретарша майора Помероя позвонила мадам. Моди ответила на звонок и повернулась к Гойе, хихикая от возбуждения:

— Ну и шуточки, представляете, оказывается  — вы покойница!

Служанка объяснила, что новости о происшествии с лифтом достигли Померании Хаус через швейцара, который был хорошим знакомым Пирса, и там подумали, что жертвой несчастного случая стала мадам Гойя — из-за возраста и иностранного имени погибшей.

Сказав это, Моди заметила, что нижняя челюсть ее хозяйки трясется.

— Моди, — хрипло сказала Гойя, — они правильно подумали, все было подстроено и в аварии должна была погибнуть я. Несчастная женщина была на меня похожа, ее просто перепутали.

— Успокойтесь. Они не смогут причинить вам вред, я буду всегда рядом с вами со своим острым ножом.

— Ты дура. Я все равно боюсь оставаться здесь. Ту девушку убили в квартире — она слишком много знала. Я знаю больше.

— Если вы не будете хорошей девочкой, я положу вас себе на колени и отшлепаю. Ложитесь и поспите немного.

После того, как преданная тщедушная Моди затащила и водрузила свою грузную хозяйку на роскошную кровать, мадам начала постепенно расслабляться под воздействием окружающего ее тепла и комфорта. Освободившись от тесной одежды, она надела халат, а ее ноги в чулках покоились на грелке. Ее окружала надежность привычной роскошной обстановки — толстый ковер и парчовые портьеры.

Гойя начала дремать, когда ее разбудил какой-то звук. Подскочив, она успела увидеть, чью-то голову мелькнувшую за окном. Ее вопль заставил Моди опрометью броситься к ее постели.

— Боже ты мой, что теперь случилось?

— Человек там снаружи, — задыхаясь, произнесла Гойя. — За окном.

— Это всего лишь подвесная монтажная люлька, ведут какие-то ремонтные работы этажом ниже.

— О… вот как. Я подумала, что это бандит.

Тут видимо что-то щелкнуло у нее в голове — Гойя драматично шлепнула себя по лбу:

— Моди, я знаю где спрятаться. Коттедж «Жимолость». Нужно позвонить Эйбу и Эльзе. Набери их номер.

Проведя довольно оживленный телефонный разговор, мадам приказала Моди паковать чемодан. Она уже предвкушала — там она будет в безопасности. Коттедж «Жимолость» был не обычным загородным коттеджем, а ультрасовременной резиденцией. За время своей блестящей карьеры хозяин этого дома приобрел слишком много врагов, чтобы спокойно спать по ночам не защитившись при помощи всевозможных устройств. В сочетании с окружающими дом высокими стенами и злыми собаками это делало его дом неприступной крепостью.

— Добрый старина Эйб сказал: «Приезжай немедленно», — просияла Гойя. — Он знает, что это такое — быть очевидцем. Моди, там нет места для тебя, потому что у Эльзы много гостей.

Однако Моди не разделяла ее энтузиазма и мрачно заметила:

— Мне это не нравится. — Вы в безопасности, пока остаетесь здесь, в своей берлоге. Они это знают и поэтому пугают вас, заставляя думать, что здесь опасно. Они только и ждут, что вы покинете это место, чтобы добраться до вас.

Мадам лишь рассмеялась в ответ на ее философские рассуждения о гипотетической угрозе и приказала Моди позвонить в гараж.

— Скажи им, что это должен быть мой обычный водитель.

Пока Гойя ждала свою машину, она позвонила в Померанию Хаус и оставила в офисе информацию об изменении адреса. Она вложила в это дело слишком много денег, чтобы не поддерживать связь со своими сообщниками, и в то же время мадам знала, что будет неуязвима для атаки, как только окажется за воротами коттеджа «Жимолость».

Гойя пустилась в путь, когда уже совсем стемнело. Ее провожала Моди. Этот больной взгляд, по сморщенным, нарумяненным щекам текут слезы. Не понравилось. «Что это она как по усопшей».

На пути к безопасному месту, мадам ощущала лихорадочное нетерпение. «Скорей бы». Перекрестки, светофоры, цветные современные рекламы. Она закрыла глаза и сидела неподвижно, держась прямо, дремала, только иногда выглядывая в окно. — Все-таки позади очень беспокойная ночь.

Тут шофер остановил машину, обратившись к ней:

— Гараж, мэм. Подождите минутку, у меня там небольшое дело.

Гойя подтянула плед повыше и расслабила затекшие конечности. Минутка, похоже,  растянулась, ее голова опустилась, и мадам сморил сон.

Они проезжали через Слау^[24], когда мадам открыла глаза, реагируя на мерцание ярких огней на улице. Освеженная коротким сном, она стала проявлять интерес к витринам и людям, идущим мимо. Но потом, взглянув на шофера, она вдруг почувствовала озноб.

Это была не та знакомая спина, позади которой она так часто сидела. Ливрея была того же зеленого бутылочного цвета, но куртка не обтягивала спину. Она идеально сидела на шофере и казалась новой.

Ее охватил ужас. — Она не открыла глаз, когда шофер вернулся, и не видела его лица. Возможно, ее верный водитель был задержан обманным путем, в то время как кто-то другой занял его место… Мощная спина, бычья шея и широкие плечи напомнили мадам ее сообщника, от которого она бежала. Воображение Гойи разыгралось. — «Утверждение Моди, что ее выманивают из безопасной берлоги оказалось верным?»

Гойя инстинктивно открыла рот — только чтобы понять, что она слишком ошеломлена и шокирована, чтобы кричать. Необходимо было издать крик, громкий как паровая сирена, чтобы он был слышен посреди шума дорожного движения, в то время как она могла только невнятно бормотать и, задыхаясь, ловить воздух. Автомобиль ехал слишком быстро, чтобы она могла выскочить из него, не получив травму, и она не осмеливалась привлечь внимание загадочного водителя.

«Сохраняй спокойствие, простофиля, — сказала она себе. — Это Кромер в новой куртке. Я должна вспомнить… вспомнить, в чем он был, когда приехал за мной».

Но как Гойя ни напрягала память, все, что она могла вспомнить, это образ плачущей Моди.

«Старушка знала. Никогда не видела ее такой расклеившейся раньше… Что ж, лучше покончить с этим. Заговори с ним. Заставь его повернуться».

Но, что тогда? Если это тот мерзавец, то он здесь только с одной целью. И, заставив его открыться, она только ускорит собственную гибель.

Огни стали попадаться реже, — машина удалялась от города. «Что делать?  Нужно использовать свое лучшее оружие — женскую хитрость». Привыкший находить выход из опасных ситуаций, ее коварный мозг быстро подсказал уловку.

Гойя открыла сумку и вытащила открытку, которая сохранилась только ради адреса на ней. Полагая, что темнота скроет тот факт, что открытка уже почте знакома, мадам собралась с духом и наклонилась вперед.

— Кромер, — сказала она, бросив открытку на сиденье рядом с водителем, — опусти это в следующий почтовый ящик.

— Да, мэм.

Гудок проезжающего грузовика почти заглушил его голос, но Гойя ожидала, что он будет изменен. Она снова уставилась на аккуратно причесанные седые волосы, виднеющиеся из-под фуражки, и на мощную шею. Они ничего не говорили о личности водителя. «Кромер — или тот, другой? Нет, не ясно.»

Когда их фары высветили алый отблеск почтового ящика у дороги, Гойя почувствовала напряжение от тревожной неизвестности, хотя она ожидала, что водитель остановится, чтобы не вызвать ее подозрения. Здесь мимо проезжали машины. Ему требовалось более тихое место, в стороне от главной дороги, чтобы успешно выполнить задуманное.

Открыв дверь, водитель выбрался из машины и направился к почтовому ящику. Гойя мгновенно перебралась на его освободившееся место — ее дряблые мышцы обрели силу под воздействием страха. Схватив в руки руль, она сдуру разогнала машину до шестидесяти миль в час.

 Живые изгороди пролетали мимо. К счастью, дорога была прямой и встречных машин не было, так как и-за близорукости водительских прав у нее не было, и она вела машину, исключительно по наитию. То, что она вообще вела ее, было настоящим чудом — велика движущая сила страха. Мадам часто гостила у Эйба и Эльзы, дорога была ей знакома и Гойя ожидала, что вот-вот появится белый указательный столб обозначающий поворот вниз к реке, к деревянному мосту, ведущему к воротам коттеджа «Жимолость». Сбросила скорость.

«А, вот и столб. Вон и огни, освещающие дорогу к мосту, светят сквозь туман дрожат. Так, поворачиваем…»

Внезапно Гойя почувствовала, что машина летит по воздуху, а потом резко падает вниз.

Прежде чем автомобиль полностью погрузился в воду, автомобилист, который уже примчался сюда раньше Гойи этим вечером, убрал фальшивые фонари, выбросил их в реку и зажег настоящие фонари, на настоящей дороге — дюжиной ярдов дальше.

В это же время Кромер, одетый в свою новую форму, добирался обратно в город  автостопом, попав в затруднительное положение из-за выходки этой эксцентричной женщины.

Глава XXIII. Выкуп

О трагедии сообщалось во вторых выпусках утренних газет под заголовком «СМЕРТЬ НА РЕКЕ». Так как личность потерпевшей была установлена по ее машине, Фом зацепился взглядом за эту заметку. Читая ее, он подумал:.

«Гойя устранена. Возможно, это чисто семейный преступный бизнес, и она не была ее членом».

У него не было времени для дальнейших размышлений. Его фирма собирала материал для бракоразводного процесса, который из-за высокого положения клиента, требовал исключительной деликатности подхода. Кроме того, не имея никакого официального статуса, он считал обещание, данное Виоле, скорее сентиментальной уступкой, а нереальным предложением помощи.

Виола с ужасом прочитала отчет о несчастном случае. Она пыталась отнестись с  состраданием к утопленнице, но получалось это у нее довольно плохо.

«Хотела бы я знать, что заставило ее ехать ночью самой, — думала девушка. — Ведь она всегда пользовалась услугами шофера. Возможно, это был тайный визит, связанный с шантажом. Что ж, она мило поступила со мной, но это было только один раз. Ни к чему закрывать глаза на то, что она занималась отвратительным делом».

Но эти мысли Виолы быстро отошли на второй план. — Новых сообщений от Беатрис все не поступало, только это ее тревожило, ни о чем другом она думать не могла. У Виолы было ощущение, будто она, с кляпом во рту и затычками в ушах, плывет в непроглядном тумане, а вокруг ледяные  айсберги. — Все, за исключением Кристины, смотрели на нее с холодной враждебностью и избегали разговоров с ней. Она отчаянно старалась поговорить, обсудить, предложить, но ее оставляли за пределами круга Стерлингов.

Виола после трех часов направлялась в королевские апартаменты. Мимо нее быстро прошел Дон, держа что-то белое в руке. Зайдя в комнату вслед за ним, она, остановившись в дверном проеме, увидела, что миллионер набросился на письмо, словно голодная чайка.

— Это ее почерк, — сказал он высоким, надтреснутым голосом.

Нервным рваным движением Стерлинг вскрыл конверт, но даже в этот напряженный момент он вспомнил о том, что объявление официальных новостей было прерогативой его жены, и машинально передал письмо ей.

Она прочла его вслух, тихо и быстро.

Дорогие мои, они хотят мамины бриллианты. — Всю коллекцию. Вытащите их из футляров и положите в сумку. Сегодня в пять часов закажите случайное такси. Ваш посыльный должен велеть шоферу ехать по Грейт-Вест-Роуд и свернуть на первую проселочную дорогу после Стейнса^[25]. Затем он должен ехать очень медленно, пока не увидит приближающийся к нему автомобиль. Если тот дважды переключит фары на ближний свет, в качестве сигнала, то такси должно остановиться, а  посыльный выйти и передать сумку через окно автомобиля, который сбавит скорость.

Следующая часть очень важна. Такси должно подождать десять минут, прежде чем вернуться в Лондон. Не записывайте номер автомобиля — его номерной знак сразу будет изменен. Посыльный не должен быть связан с полицией или детективным агентством. Это не должен быть ни Дон, ни Мак. Не предпринимайте попытки устроить засаду или следовать за автомобилем — такси будет находиться под постоянным наблюдением. Банда крупная и влиятельная, и проследит за любым действием, которое вы предпримите. Такси должно быть выбрано случайно, не должно быть никакого сговора между посланником и водителем.

Дорогие, не теряйте головы и безоговорочно следуйте этим указаниям. Это крайне важно для меня. Я так хочу вернуться к вам. Не совершайте ошибок — эти люди настроены решительно.  Помните об Эвелин Кросс. — Вот все, что они сказали написать. 

До встречи. Со всей любовью,

БЕАТРИС.

В наступившей тишине Стерлинг взял письмо.

— Ее почерк по-прежнему уверенный, — с гордостью сказал он. — Они не сломили ее мужества.

Взглянув на уверенные, характерные для Беатрис росчерки, Виола внезапно вспомнила как миссис Стерлинг говорила, что похищенные люди часто выглядят похудевшими и неухоженными. Было предательством смешивать образ сказочной принцессы с этим утверждением, но она увидела перед собой ужасную картину — Беатрис, похудевшая и неухоженная, сидит в отвратительном окружении, ее белый мех перепачкан, руки грязны, а пряди волос спадают на непривычно худые бледные щеки.

— Позвони Рафаэлю, — вдруг сказала Кристина мужу. — Он подскажет нам, как поступить.

Виола, на которую никто не обращал внимание, вернулась в свою комнату и набрала номер Фома, ей повезло — он до сих пор был в своем офисе. Фом перестал проверять отчеты и отвлекся от своего дела, пока девушка пересказывала содержание письма Беатрис. Рассказ закончился вопросом:

— Как ты думаешь есть какая-то надежда? — Виола нервно облизывала сухие губы и слышала в трубке лишь тишину. Фом ответил не сразу, будто бы раздумывая, способна ли Виола выдержать правду. В конце концов, он решил не внушать ей излишних надежд:

— По-моему дела плохи. Судя по обстоятельствам похищения, девушка знает своих похитителей, и ее конечно убьют, но убьют не сразу после получения бриллиантов. Она будет жива и писать письма до тех пор, пока они не окажутся в безопасности далеко от этих мест. А родители, получая письма написанные ее рукой, будут надеяться на лучшее, и, самое главное, не будут обращаться в полицию.

— Но, разве нельзя подделать ее почерк?

— Можно, но подделка может вскрыться, знаешь стиль письма и все такое.

— Они могли заставить ее написать несколько писем, а затем убить ее.

— От этого Беатрис отказалась бы даже с пистолетом у ее груди. Она слишком умна, чтобы не догадаться о последствиях. Характер у нее твердый и она заявила бы, что поскольку ей все равно конец, то будь она проклята, если поможет им получить драгоценности, или поможет скрыться.

— Ты кое-что не учитываешь. Они могли заставлять ее сделать это пытками.

— Какие пытки? Прекрати, — Фом был само терпение. — От них ее почерк изменится. А они должны поддерживать впечатление, что она цела невредима.

— Но это ужасно, — в голосе Виолы уже слышалось рыдание. — Ты можешь предложить что-то? Ты должен, Алан. Ты должен!

— Дитя мое, это не мое дело… Но, если бы мне пришлось заниматься этим делом, то я бы посоветовал родителям подсунуть бандитам искусственные бриллианты, а сам бы занялся бы майором Помероем и вырвал бы из него всю правду. Я взял бы его оборот сейчас, пока он потрясен смертью Гойи. Он однозначно участник похищения… Ты можешь продать эту идею родителям Беатрис.

Собравшись с духом, Виола бросилась в апартаменты Стерлингов. Рафаэль Кросс вполголоса разговаривал с Кристиной. Она заметила, что его лицо было бледным и вытянутым, и сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы прежде, чем начать просить заменить драгоценности подделкой.

Будто ошеломленные ее смелостью, они не пытались заставить ее замолчать. Когда Виола умолкла, Кристина бросила вопросительный взгляд на Рафаэля Кросса. Тот покачал головой и поморщился.

— Это театральщина, — ​​сказал он. — Этим вы ничего не добьетесь. Банда проверит драгоценности, прежде чем отпустит Беатрис.

— Но это только уловка, чтобы дать вам время допросить майора, — пояснила Виола.

— Я сомневаюсь, что его можно так просто расколоть. Мой опыт общения с Помероем говорит мне, что он твердый орешек, хотя тип, конечно, еще тот. Кстати, Уильям, у тебя есть поддельные копии алмазов?

Миллионер только поджал губы, намекая на то, что он не раскрывает секретов. Его прищуренные глаза уставились на Виолу, и он вдруг накинулся на нее:

— Кто дал вам этот совет? Вы проболтались тому детективу?

— Да, — призналась девушка, — но он не…

— Убирайтесь. И держитесь подальше! Разве вы недостаточно навредили? Вам не пришло в голову, что если хоть какой-то слух просочится сейчас, в этот критический момент, если эта банда подумает, что мы пытаемся обмануть их, то…

Тирада прервалась, поскольку открылась дверь и в комнату вошли детективы. Дон нес большой чемодан. Дон поставил чемодан на стол предназначенный для игры в карты и отошел в сторону. Миллионер достал ключ, носимый на цепочке на шее, и открыл чемодан — небольшие футляры, плотно уложенные, лежали внутри.

Миллионер и Мак вытряхнули все сверкающее содержимое футляров на зеленое сукно — кольца, броши, браслеты, ожерелья. Они сгребли все драгоценности в кучу и отбросили в сторону пустые футляры.

Виола зачарованно смотрела на сверкающую всеми цветами радуги груду бриллиантов, но Кристина пренебрежительно зачерпнула их горстью, будто это были обычные стекляшки.

— Просто минералы, — с горечью сказала она, пропуская их сквозь пальцы. — Подумать только, мою Беатрис меняют на эти камни.

Миллионер щелкнул челюстью словно щука:

— Нам еще предстоит определиться с посланником. То, что я сказал о Кристине, остается в силе. Я отказываюсь рисковать ею…

Его слова заставили Виолу взглянуть на миллионера с удивлением. Со времени исчезновения Беатрис она рассматривала его как что-то вроде сморщенной оболочки или набитого узла с одеждой. Но теперь перед ней стоял совсем другой человек. Необходимость быстро принимать решения в чрезвычайной ситуации вернула ему его истинный облик —  превратила его в лидера.

— А я не отпущу тебя, Уилл, — заявила миссис Стерлинг. — Я не могу потерять еще и мужа.

— Она права, Уилл, — согласился Кросс. — Вы слишком крупный приз. Но тогда остаюсь только я… меня они похищать не станут… за меня много не запросишь.

Он не стал скрывать своего разочарования, когда миллионер покачал головой:

— Вы не безопасный посредник, Рафаэль. Вы слишком эмоциональны, можете не совладать с нервами и все испортить, помните, что вы говорили о себе… раньше.

— Это было другое. Эвелин была моей собственной дочерью.

Кросс продолжал отстаивать свою точку зрения, но Стерлинг не сдавался. Когда мужчины, казалось, зашли в тупик, Кросс выдвинул предложение:

— Мой шофер, Бергман. Он тупоголовый болван, лишенный всякого любопытства. Он выполнит приказ, как машина.

— Позовите его, — приказал миллионер.

Виола, спотыкаясь заблудившись в лабиринте страданий, вышла из комнаты. Фом прав — выплата выкупа приведет к гибели Беатрис. Это вот-вот должно произойти. И все из-за того, что ее родители загипнотизированы ужасом от гибели Эвелин Кросс. Фото блондинки с почерневшим лицом и выпученными глазами не давало им реально оценивать ситуацию. Они и слышать не хотели о том, чтобы попросить помощи у полиции или у частного детектива.

Виола позвонила Фому и поставила его в известность о том, как к его идее отнеслись Стерлинги и Рафаэл Кросс.

— Больше у меня никаких идей нет. Жаль, что они отклонили мое предложение. — Произнес Фом, и чувствовалось, что он стремится побыстрее закончить разговор.

Виола разозлилась и швырнула трубку.

Стрелки часов, казалось, остановились между четырьмя и пятью. По мере того как угасал дневной свет, Виолу все сильнее охватывало отчаяние от ощущения медленного приближения к неминуемой катастрофе:

«Ждать. Больше ничего не остается, только ждать. Это жизнь. Если бы это было кино, там бы этот кусок с ожиданием вырезали и показали действие происходящее после. Неужели  Алан оставил попытки разобраться в этой таинственной истории? Неужели у него нашлись более важные дела?».

Она была несправедлива к Фому, потому что он, пренебрегая порученной ему работой в интересах фирмы, пытался  систематизировать все известное ему  по делу предполагаемого исчезновения Эвелин Кросс и похищения Беатрис:

«То, что на Маделин Пауэр было два костюма, и то что они с Эвелин Кросс очень похожи,  позволяет выстроить версию каким образом могла исчезнуть Эвелин Кросс. В банду однозначно входят Пауэр, майор и входила мадам Гойя. Каким образом была похищена Беатрис? Нет, понятно, через зеркало-дверь, но к кому, стоящему позади нее, Беатрис так доверчиво могла направиться? Только один человек подходил на эту роль. Но такого просто не могло быть — отсутствует мотив, есть множество неопровержимых доказательств обратного. Нет это просто нелогично».

— Рано или поздно, методом исключения, я узнаю, кто стоит во главе всего этого… — пробормотал детектив, — но тогда будет уже слишком поздно.

Но тут Фом вспомнил свою встречу с Нелл Гейнор. Эта женщина была совершенно естественной и искренней, тем не менее, что-то странное она тогда сказала… или не сказала…

* * *

Когда стрелки приблизились к пяти часам, Виола почувствовала, что не может больше оставаться в отеле. Хотя испытанный в номере 16 испуг заставлял ее сжиматься от одной мысли о возвращении в Померанию Хаус, она решила вернуться в свою собственную квартиру. Стерлинги не имели законного права удерживать девушку против ее воли. «Они могут отправить мой багаж или оставить его себе», — легкомысленно решила она, надела пальто и шляпку и схватила сумочку.

Когда Виола добралась до прихожей, мальчик-слуга бросился вперед, чтобы помочь ей пройти через вращающиеся двери. Это был не по годам развитой юноша, который питал к ней тайную страсть из-за ее сходства с его любимой кинозвездой.

Виола улыбнулась ему, заставив юношу замереть в восторге, и вышла навстречу слепящим огням Пикадилли. Тут она увидела такси, отделившееся от потока движения и подъехавшее к входу в отель. Затем появился Бергман, огромный флегматичный мужчина, небрежно держащий в руке черную сумку.

«Он несет в руках жизнь Беатрис» — сказала себе Виола.

В течение нескольких минут в только что покинутом ею номере отеля звонил телефон. Через некоторое время телефонистка заговорила с Фомом, который тщетно пытался связаться с Виолой.

— Ее нет в комнате. Быть может, нужно что-то ей передать?

— Да, — ответил Фом. — Немедленно, пожалуйста. Это слишком срочно, чтобы тратить время и звать ее к телефону. Запишите это сообщение и проследите за тем, чтобы она получила его как можно скорее.

Персонал отеля был особенно заинтересован в приближенных к миллионеру. Девушка записала сообщение под диктовку Фома, быстро перечитала его и вызвала слугу. Им оказался не по годам развитой юноша.

— Так, кому передать? Проживающей в комнате восемь-один-восемь. Она только что вышла. Я догоню ее.

Ему не пришлось далеко идти, так как Виола все еще стояла и смотрела на такси. Такси тронулось и в этот момент юноша в желто-коричневой ливрее передал Виоле листок бумаги.

— Сообщение только что получено. Сказали это срочно и важно. — Мальчик преданно смотрел затаив дыхание. 

Виола в секунду прочла написанное:

«Это Фом. Р.К. — Икс. Не позволяйте ему или его шоферу что-либо отвозить».

Глава XXIV. Благородство все еще существует

Виола смотрела вслед удаляющемуся такси с чувством полнейшей беспомощности. Ситуация вышла из-под контроля. Пытаться изменить ход событий — это останавливать голыми руками огромный вращающийся маховик; ее колени ослабели, а огни Пикадилли стали расплываться перед ее глазами.

«Вмешиваться слишком поздно… Остается смириться со своим поражением». Но внезапно Виола поняла, что знает, как действовать в этом критическом положении. Ведь ситуация ей знакома, правда попала она в нее, играя роль второго плана в кинофильме, по сценарию попала.

Голова стала ясной. «Так, что там у нас по сценарию? Хорошо, что удалось запомнить номер такси которое увозило Бергмана». Вырвав листок из своего ежедневника, она нацарапала на нем этот номер. Бросившись к стоянке такси, она сунула лист под нос первому же водителю:

— Следуйте за этой машиной, но не дайте им заметить, что мы преследуем их. Это крайне срочно, вопрос жизни и смерти!!

Суровое лицо мужчины оставалось бесстрастным:

— Какой суммой располагаете?

— Не волнуйтесь. Не тратьте время впустую. О, поторопитесь же!

Единственным признаком того, что он услышал девушку, было неторопливое включение счетчика. Раздраженная такой медлительностью, Виола вытащила из сумки и протянула фунтовую банкноту:

— Это вам задаток.

Банкнота оказалась лучшим стимулом, нежели эмоции и вскоре они догнали такси Бергмана.

Оно проехало мимо магазинов, отелей и клубов Пикадилли до угла Гайд-парка, и тут, вместо того чтобы продолжать ехать прямо, направляясь по Грейт-Вест-роуд, оно повернуло в южном направлении.

Сердце Виолы быстро забилось от волнения, когда она поняла, что подозрения Алана и ее собственные верны. Все, что бандиты сказали Беатрис написать в письме, было уловкой, на тот случай, если им не удастся организовать дело так, что в качестве посланника будет член банды.

Но им это удалось, и теперь Бергман везет драгоценности в бандитское логово, где, скорее всего, и Беатрис держат в плену. Сердце Виолы торжествующе забилось, когда она напомнила себе, что она героиня, и в первый раз играет ведущую роль в настоящей жизненной драме.

Пребывая в сказочном состоянии эйфории, девушке казалось, что она остается неподвижной, а город проносится мимо. И это был не хорошо известный ей Лондон — да каждое здание она узнавала, но ей казалось, что все это было всего лишь разрисованной гипсовой оболочкой, точно воспроизведенной искусным художником.

Мимо летят величественные, мрачные городские особняки, ярко освещенные магазины и офисы, мост через реку, фабрики, газовые станции и пабы, огромные многоквартирные дома и кинотеатры. Это уже пригороды. А вот уже пошли загородные резиденции — крупные далеко расположенным друг от друга усадьбы с внушительными земельными участками.

Смотря в окно, Виола старалась держать себя в руках, но под ее упоением погоней скрывалось подспудное дурное предчувствие. Предостерегающий голос шептал ей, что не может все оставаться в безопасных рамках кинофильма. Лишь стекло отделяло ее от реальной опасности. Тут и водитель ей напомнил об этом:

— Машин вокруг практически нет. Скоро они непременно заметят, что мы следуем за ними. Что мне делать, если они сделают знак, чтобы я обгонял их?

С болью поняв, что кино закончилось, что этот человек возвращает ее в реальность, Виола осознала всю слабость и фантастичность своего плана. «Это только героиня боевика может без проблем забраться в квартиру бандита в его отсутствие и обыскивать ее, создавая у зрителей ощущение, что вот-вот случится непоправимое. — Идиотка. Когда Бергман заметит слежку, то станет пытаться уйти от нее и, во всяком случае, к Беатрис он меня не приведет. А если и приведет, то что я могу сделать? Что я могу сделать одна?»

Виолу терзали мысли о трате впустую драгоценного времени: «За исключением Фома я единственная, кто знает о том, что Бергман — бандит, везущий в сумке смертный приговор для Беатрис. Как только бандиты убедятся в подлинности бриллиантов и им удастся покинуть страну, Беатрис умрет. Рафаэль Кросс — пока он на свободе — необузданная смертоносная сила и он сможет все это осуществить. Даже если Алан сможет доказать существование заговора и при помощи Интерпола удастся захватить банду, какой во всем этом смысл — ведь Беатрис умрет?»

Пока она колебалась в том, как ей поступить, что следует предпринять,  водитель снова заговорил:

— Дорога пойдет по прямой, когда мы проедем Фоксли, — сказал он. — Продолжать преследование?

— Нет. Подождите. Мне нужно подумать.

Виола отказалась от идеи открытой погони как от гибельной тактики, и интуиция предложила ей отчаянный шаг.

Она должна прекратить следовать за такси с Бергманом и дать ему уехать — она же будет ждать на дороге сомнительного возвращения этого такси.

Придуманная ею уловка была смелой и хитрой, но риск был велик. Виола планировала подкупить водителя такси Бергмана, чтобы тот назвал ей адрес логова. Но он может отказаться сообщить информацию — или может солгать. Бергман может выйти из такси, прежде чем доберется до места назначения. В худшем случае такси будет возвращаться в Лондон другим маршрутом и она вообще его не дождется.

— Как далеко отсюда до Фоксли? — спросила Виола.

— Это прямо за поворотом, — ответил шофер.

— Пожалуйста, остановитесь. Я выйду здесь.

Он взглянул на счетчик:

— Вы израсходовали еще не всю внесенную оплату за проезд. Я мог бы отвезти вас обратно к конечной остановке трамвая.

Но Виола покачала головой, водитель потерял к ней интерес и уехал, оставив ее одну в темноте.

Девушка направилась к Фоксли, дорога черной рекой вилась между деревенскими колючими изгородями. Подумав, Виола решила, что если у Бергмана и были какие-то сомнения, то теперь, когда его машина преодолевала милю за милей без упорно следующего за ней такси, они должны исчезнуть.

Она полагала, что у Бергмана не было особых причин подозревать, что его преследуют, так как он не мог знать о телефонном сообщении Фома.

Несмотря на то, что Виола верила информации Фома и действовала согласно ей, она напоминала леди из истории, которая не верила в призраков, но боялась их. Она боялась Кросса из-за чудовищного воспоминания (теперь оно казалось смутным, будто все произошло в тумане), когда ей показалось, что его отражение смотрело на нее из потемневшего зеркала. Тем не менее, ей было слишком трудно поверить в то, что он способен на преступление.

Недалеко от Фоксли Виола остановилась под железнодорожной аркой, чтобы написать записку при свете фонаря. Прижав лист, вырванный из ежедневника, к шершавой серой каменной стене, она облизала карандаш и стала водить им по бумаге. Девушка выводила четкие печатные буквы: «БЕАТРИС ДЕРЖАТ В» — далее она оставила пустое места для адреса и ниже продолжила — «РАССЧИТЫВАЮ НА ВАШИ НЕМЕДЛЕННЫЕ ДЕЙСТВИЯ. СЛИШКОМ ПОЗДНО ОСТАНАВЛИВАТЬ ТОВАР. ГРИНИ. АЛАНУ ФОМУ.» — Заканчивалась записка домашним номером телефона Алана.

Спрятав записку в сумочку, Виола продолжила брести по скользкой дороге, остерегаясь проезжающих автомобилистов. На ее высоких каблуках  это было довольно опасно, но она упорно шла, пока не достигла развилки объездной дороги. Такси могло появиться и оттуда. Виоле пришлось остановиться здесь и ждать, наблюдая за периодически появляющимися машинами.

Через некоторое время напряженное ожидание стало сказываться на ее нервах. Снова и снова представляла она себе ужасные сцены и постоянно в голове стучало: «Время. Время уходит». Стали приходить в голову тревожные мысли: «А смогу ли я разглядеть такси, если поток движения увеличится в решающий момент? А вдруг, он откажется остановиться? А вдруг я забуду номер, как это случилось в тот ужасный момент после исчезновения Беатрис. Тогда в голове все заклинило». Испугавшись этого, Виола стала беспрестанно повторять номер машины, и вдруг эти цифры возникли во мраке ярко освещенные. Это было настолько неожиданным, что сначала она лишь уставилась на них с ошеломленным удивлением. Виола даже подумала, что это она их материализовала силой своих нетерпеливых мыслей… Такси уже почти проехало мимо, когда она осознала опасность упустить его и замахала водителю, чтобы тот остановился.

К ее большому облегчению, водитель увидел ее, нажал на тормоза и съехал на обочину с ее стороны дороги.

Виола изучила его лицо с крайним беспокойством. Водитель был молодым человеком с бледными впалыми щеками, плохими зубами и глубоко посаженными глазами. При взгляде на него создавалось смутное впечатление, что он из тех, кто постоянно остается в меньшинстве, человек, которого преследуют неудачи. Зыбким подтверждением этого было его мечтательное выражение лица.

Виола твердо решила вызвать к себе сочувствие, надеясь на его скрытое благородство, взывая к его лучшим качествам, всячески демонстрируя, что она и не сомневается, что он ей поможет:

— Я попала в страшную беду. Я хочу, чтобы кто-то помог мне… кто-то смелый, умный, благородный. Прошу, сделайте это. Мне нужно только, чтобы вы добрались до ближайшего телефона и позвонили по этому номеру. Спросите Алана Фома и почитайте ему эту записку. Если его не будет, попросите того, кто ответит на звонок, записать это сообщение. Вы должны настаивать на том, что нужно сделать все возможное, чтобы как можно скорее найти его… Скажите, что это вопрос жизни и смерти, понимаете?

— Да, мисс, — ответил молодой человек так, будто читал газету. Затем он указал на пробел в тексте записки. — Вы не указали адреса, — заметил он.

— Я знаю.

Почувствовав, что пришло время прибегнуть к денежным чарам, Виола извлекла свою последнюю банкноту достоинством в один фунт.

— Я ждала вас здесь, чтобы вы назвали мне этот адрес. Мне холодно и страшно… Куда вы отвезли человека, которого забрали у отеля «Колизей»? Я знаю, что могу доверять вам, и вы скажете мне правду. Вы — последняя надежда, которая у меня осталась.

Он заколебался, переводя взгляд с денег на симпатичное лицо Виолы. Наконец, приняв решение, с улыбкой сунул банкноту в карман и сказал:

— Я в твоей команде, подруга. — Тот парень вышел на Старфиш-авеню, Астервуд. Это новый жилой комплекс, который строят для вонючих миллионеров прямо у магистрали в четырех-пяти милях отсюда. Этот придурок заставил меня добираться туда по объездной дороге, а затем возвращаться через чертову кучу лужаек. Но я привык возить чудаков.

— Какой дом? — спросила Виола.

— Не знаю. Сразу уехал. Но их там не так уж много.

— Ладно, большое спасибо тебе, дружище, — Виола пожала руку водителя. — Если б ты знал, что это значит для меня.

— Может, я съезжу с тобой по этому адресу  вместо этого другого парня?

— Нет, это слишком щекотливое и опасное дело, им должен заняться опытный человек, профессионал. Но было благородно с твоей стороны предложить это. Пожалуйста, поезжай быстрее.

Вдохновленный ее умоляющим голосом, водитель укатил в темноту.

Виола проводила уезжающую машину сияющими глазами, потому что молодой водитель ассоциировался у нее с Аланом. В этой кризисной ситуации она осознавала потребность в его практическом опыте; но он был слишком далеко, а время слишком поджимало, чтобы полагаться лишь на его помощь. Пока он будет добираться до Астервуда, Беатрис могут убить. Его помощь это запасной вариант на случай, если она сама потерпит неудачу. Ведь в Фоксли есть полицейский участок, где можно заручиться поддержкой закона. Виола пустилась бежать, ликуя от мысли, что через несколько минут полицейский автомобиль будет мчаться на помощь Беатрис.

Фоксли — деревушка в два ряда невзрачных кирпичных домов на вершинах высоких насыпей. Ступени лестниц, ведущих к дверям домов, были весьма опасны для высоких каблуков Виолы.  Увидев синюю лампу полицейского участка, она буквально ворвалась внутрь. Розовощекий молодой констебль попытался задержать ее, но не смог устоять перед мощью ее напора.

Оказавшись в главном офисе, Виола вдруг почувствовала спокойствие и уверенность. Во-первых знакомая, обычная обстановка, много раз она видела такие служебные комнаты. А во-вторых, сидящий за столом мужчина средних лет в форме, лицом напоминал Редьярда Киплинга — раздвоенный подбородок, усы и очки, все точь-в-точь. Виола любила в детстве читать его истории об обитателях джунглей. Нет, такой человек обязательно ей поможет! И Виола ​​начала рассказывать:

— Похищена девушка. Она…

Ее прервали вопросом:

— Имя и адрес ее отца?

— Уильям Стерлинг. Он известный миллионер. Остановился в отеле «Колизей», Пикадилли.

— А ваши собственные имя и адрес?

Сообщив эти сведения, она слегка похолодела, заметив что «Киплинг» кивнул молодому констеблю, зашедшему в комнату следом, и тот вышел в приемную. — «Будет все проверять?»

— Итак, что вы собирались мне рассказать? — продолжил полицейский.

Желая убедить его, Виола начала драматический монолог об опасности, в которой находилась Беатрис. Пользуясь ее собственным лексиконом, она «вывернула всю душу наизнанку». Она приближалась к концу своего рассказа, когда молодой констебль вернулся.

— Вы на связи, сэр, — сказал он.

Подняв руку в качестве призыва к молчанию,«Киплинг» снял трубку с телефона у него на столе:

— Говорит сержант Баркер из полицейского участка Фоксли. Я только что получил сообщение, что ваша дочь пропала… Что вы сказали? Она дома?… Да… Да… Молодая женщина по фамилии Грин… Да, я поговорю с ним. Передайте ему трубку.

Глава XXV. Старфиш-авеню

Надежды Виолы рухнули, и она слушала щелканье и треск в трубке. Казалось, воздух вибрировал, будто она все еще стояла под железнодорожной аркой, в то время как над ее головой грохотал поезд. Она точно определила момент, когда Рафаэль Кросс взял трубку у миллионера по той улыбке умудренного опытом человека, которая расползлась по лицу сержанта.

— Это и мое собственное впечатление, — заметил он. — Ха-ха. Да, мы знаем, каким образом это закончить… Неужели? Я спрошу ее… Большое спасибо.

Он повесил трубку и спросил у Виолы:

— Играли на сцене?

— Да, — ответила она, — но я…

— Послушайте, девушка. Меня только что известили о том, что это не первый раз, когда вы стали источником неудобства для окружающих. Послушайте моего совета: держите себя в руках и держитесь в тени… или вы можете оказаться впутанной в большие неприятности.

Взглянув на сержанта, Виола поразилась тому, как она могла подумать, как она могла принять его за доброго человека:

— Клянусь, что я сказала вам правду.

— Вы не сказали мне ни слова правды, — возразил сержант. — Отец девушки отрицает, что она пропала.

— Это потому, что он не смеет признаться в этом. Похитители пригрозили ему, что если…

— Да, я все об этом знаю… — и сержант указал на дверь — выход там.

Но Виола продолжала умолять, и сержант кивнул молодому констеблю, который попытался выпроводить ее. Выйдя из себя, она оказала сопротивление, но после короткой схватки девушка оказалась снаружи. Ее лицо пылало от унижения.

— Вышвырнули, как нашкодившего котенка, — в гневе пробормотала она.

Как ей сейчас не хватало Фома — его практического склада ума, тяжести его рук. 

— Да. Старый добрый трюк плюща, — сейчас это очень бы было кстати.

Подумав, она решила, что необходимо связаться с Фомом. А вдруг водителю такси не удалось доставить ее сообщение? Если детектив немедленно направится на Старфиш-авеню, то он еще может успеть вовремя. Был шанс на то, что Бергман будет ждать прибытия Кросса, прежде чем тестировать бриллианты.

Бредя дальше, Виола напрасно искала взглядом телефон-автомат. Наконец она подошла к воротам оштукатуренного дома, построенного в стиле эпохи Тюдоров — с крутой крышей и выкрашенными в черный цвет балками. Преодолев величественный сад камней по неровной садовой дорожке, грубо вырезанным ступеням и выгнутому мосту, которые к тому же были скользкими от влажности, девушка ​​пережила разочарование.

Пожилая безупречная горничная едва выслушала ее просьбу, прежде чем захлопнуть дверь у нее перед носом.

— Сожалею, у нас нет телефона, — отрезала она, хотя Виола видела провод, поблескивающий в свете фонаря у крыльца.

Очевидно, жители уединенного района были очень осторожны в общении с незнакомцами. Когда Виола кое-как добралась до парадного входа следующего дома, который также был построен на возвышении, ее звонки и стук в дверь были проигнорированы, хотя в окнах виднелся свет.

Было бессмысленно подниматься к другим домам на возвышениях, — тратить бесценное время впустую. Охваченная внезапной истерикой, Виола пустилась бежать со всех ног вперед, не имея представления о своих дальнейших действиях. Она знала только, что Беатрис в опасности, и что она должна добраться до нее, пока не станет слишком поздно.

Виола потеряла всякий страх, хотя машины мчались навстречу, слепя фарами, и проносились мимо, отчаянно сигналя. Иногда она оставалась одна в прохладной, абсолютной темноте, которая ощущалась как ключевая вода, и видела вокруг лишь звезды и деревья, но не успевала девушка почувствовать облегчение, как покой снова нарушался рычанием мотора.

Виола ощущала себя механизмом, запрограммированным на непрерывную работу; ее конечности двигались размеренно, словно поршни. Она не чувствовала ни напряжения, ни затраченных усилий, двигалась легко, будто обладала безграничным запасом энергии. Восхищенная таким своим состоянием Виола еще ускорила темп стремясь развить максимальную скорость, и эта яростная борьба со своим организмом оказалась  слишком яростной. Секунду назад она была неутомимым автоматом, a в следующий момент стала ничем. — Обморок. Дыхание пропало,  звезды исчезли. Придя в себя, сначала она была охвачена ужасом, но после некоторой борьбы легкие снова заработали, а биение сердца стало более нормальным.

— Просто запыхалась, — пренебрежительно пробормотала Виола. — Просто выдохлась. Надо идти, возможно удастся поймать попутную машину.

Ее ноги ослабели, лодыжки болели, а сдавленность в груди не проходила. Пришлось снизить скорость, но каждый нерв и каждая клетка в ее теле протестовали против такого темпа. «Поспеши, поспеши, или ты опоздаешь», — грозили они.

Виола не смела взглянуть на часы, чтобы совсем не пасть духом, но она вспомнила расстояние, названное водителем такси.

«Пять миль. Даже если я пробежала одну, значит, я в часе ходьбы, если двигаться со скоростью четыре мили в час. Но сейчас моя скорость около двух миль в час. Надеюсь не меньше и надеюсь, что ее удастся увеличить.»

Казалось, удача совсем отвернулась от Виолы. Случайные автомобилисты, которые проносились мимо и двигались в том же направлении, оставались слепы к ее сигналам. Либо ее было не видно в темноте, либо все они были бессердечными гадами.

Виола ковыляла, находясь в полубессознательном состоянии, не имея представления о том, сколько миль пройдено и как долго уже идет. Перед ней простиралась бесконечная черная дорога с белой разделительной линией посередине. Всякий раз, когда у нее в голове прояснялось, она думала об опасностях и трудностях, которые ей предстояли. Она размышляла о том, что ожидает ее на Старфиш-авеню и как она сможет помочь Беатрис, если найдет ее. Но девушка не могла сосредоточиться ни на чем — спустя несколько секунд ее разум снова занимала путаница бессвязных фраз: «Продолжай идти. Вспомни черепаху. Старая добрая черепаха, старый добрый Уолт Дисней… Беатрис… Снято. Не падай духом. Выше ножки, мама Браун^[26]… Беатрис, Беатрис… Спляши ламбет-уок»^[27].

Ее нетвердая походка перешла в совсем медленный шаг, и Виола вдруг остановилась, пробормотав что-то невнятное при виде вереницы огней, которые растянулись в темноте, подобно созвездию Геркулеса^[28]. Табличка сообщала, что это земельный участок «Старфиш-авеню» и рекламировала его как строительное общество. Позабыв о своей усталости, девушка свернула с дороги и вышла на лужайку через изрытую глубокими колеями брешь в живой изгороди. Дорога, которая соединила бы дома в какой-то последовательности, отсутствовала. Но, там, где Виола осторожно пробиралась через грязь и битый кирпич, были признаки тротуара.

Все дома были одного типа — небольшие, компактные и хорошо построенные, с двумя гостиными и кухней на первом этаже и тремя спальнями и ванной комнатой на втором. Они были предназначены для молодых людей, которые начинали семейную жизнь, и для стариков, которые доживали свой век на пенсии. Некоторые дома до сих пор строились — Виола различила на фоне звездного неба возвышающиеся строительные леса. Другие были закончены, но либо не сданы в аренду, либо не были еще заняты.

Виола сосредоточила свое внимание на домах без строительных лесов. Осматривать их нужно все, и те, в которых был виден свет, и находящиеся в абсолютной темноте. Ведь преступники могут сидеть и при свете, а занавешено может быть только окно комнаты с Беатрис , чтобы ни кто не мог увидеть ее снаружи. Поэтому ей пришлось с трудом продвигаться по мокрому полю от дома к дому.

При помощи своего фонарика Виола обнаруживала в глубине темных комнат либо голые оштукатуренные стены, либо уже отделанные, в соответствии с вкусами будущих владельцев. Среди этих незанятых будущих семейных гнездышек освещенные окна счастливых семей светились подобно оазисам. Жильцы не боялись, что за ними станут подглядывать, скорее наоборот, — шторы не были опущены, и Виола могла составить четкое представление о проживающих там.

В «Моем приюте» молодая пара в сентиментальной позе сидела у камина. В «Локарно» пожилая пара слушала радио. Резвящиеся дети превратили «Мирную гавань» в веселый ад. Это был последний дом. Разочарование ужасным. — Водитель такси назвал не тот адрес.

 Она уже повернула назад к дороге, когда заметила темные очертания дома на самой высокой части луга. Он был расположен в дальнем углу, и ей пришлось пересечь пустырь, чтобы добраться до него.

Кусты чертополоха кололи лодыжки, под ногами хрустели какие-то черепки и пустые консервные банки; но с каждым пройденным шагом в ней росла уверенность в том, что это тот дом, который она ищет. Подойдя, она увидела зловещее доказательство, что дом использовался в качестве временной тюрьмы — на одном окне второго этажа была стальная решетка, и опущены плотные шторы.

Это был тот самый момент, наступления которого она так боялась, старалась о нем не думать. Действительно, что дальше? — Одна, беспомощная, словно пугливый лесной зверек, случайно натолкнувшийся на тигриное логово. Ее буйное воображение добавляло к реальным опасностям иррациональные, ей казалось, что пустота из этого дома протягивает к ней руки и касается холодными мертвящими пальцами.

С таким ощущением Виола обошла вокруг здания — ничто не нарушало тишины. Ни проблеска света, ни какого-нибудь звука изнутри. Когда девушка подошла к задней двери, ее отчаяние достигло предела, и она действовала, не задумываясь о последствиях, — подобрала кирпич и разбила стекло.

После того как Виола просунула руку в зазубренное отверстие, ей пришлось опасно поднапрячься, чтобы достать до задвижки, но она сумела отодвинуть ее и войти в дом. В течение нескольких секунд она стояла в темноте, не смея пошевелиться и выдать свое присутствие. Осмелев, она стала на ощупь искать выключатель на стене.

Вспыхнувший свет свидетельствовал о том, что дом подключен к энергосистеме, а, следовательно, обитаем.

Виола заглянула в кухню. Шкаф, холодильник, стены выложены белой плиткой. В раковине заварка, яичная скорлупа, окурки. На газовой плите стоящий криво чайник, из крана капает вода. Виола вытянула шею и напрягла слух, вслушиваясь.

— Пусто, — прошептала она. — Они ушли.

Теперь Виола боялась уже не внезапного нападения, а запустения. С тяжелым сердцем она проделала тщательный обыск дома, принуждая себя обследовать каждый шкаф или укромный уголок, куда можно было спрятать тело.

В одной из комнат обнаружились вещи принадлежавшие мисс Пауэр и рама зеркала из квартиры Гойи — да, этих двух женщин явно связывало зловещее партнерство. Но нигде не было никаких следов Беатрис, никаких ее личных вещей. 

Лишь уже выходя из дома, Виола наступила на увядшую орхидею, которая когда-то была белой. Виола подняла ее и положила в сумку. — Было мучением понимать, что Беатрис была здесь совсем недавно, и что они, вероятно, разминулись на считанные минуты. После этой мысли в голове у Виолы остались лишь пустота и слепое инстинктивное желание вернуться в Лондон.

Пошатываясь от усталости, она шла по трассе, кружилась голова, ноги были тяжелыми, будто налитые свинцом. Она знала, что физически не сможет дойти даже до Фоксли, но это не тревожило ее. Она будет идти, пока не упадет. Что еще оставалось делать?

Внезапно фары мощного автомобиля осветили ее шатающуюся фигуру. Проехав мимо нее, машина остановилась, и из нее вышел водитель, направившийся к ней.

— Моя хозяйка хочет узнать, не надо ли вас подбросить.

Виола была слишком измучена и смогла прошептать пожилой паре, которая ехала в этой машине, только слова благодарности и название того места, куда ей нужно попасть. Перед глазами все плыло и Виола смогла различить лишь  крупные румяные лица, седые волосы и очки в роговой оправе своих благодетелей. Они оказались любезными людьми. После того как жена твердо пресекла любопытство своего мужа, он перестал расспрашивать девушку, и Виола откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и ощутила исцеляющее спокойствие.

Убаюканная теплом и быстрым движением, Виола спала, пока ее не разбудили мигающие фары и гудение машин. Когда она смутно осознала, что вернулась на Пикадилли, шофер остановил машину.

— Отель «Колизей», — объявил он.

Тот же мальчик-слуга, который принес Виоле телефонограмму от Фома, кинулся вперед, чтобы помочь ей пройти через вращающиеся двери. Она взглянула на него с легким удивлением, не обнаружив в нем никаких перемен. Ей казалось, что прошло очень много времени с тех пор, как она видела его в последний раз.

Ноги Виолы еле волочились, но не только из-за усталости, а от огромной на сердце тяжести — ей предстояло сообщить родителям о судьбе дочери. Пытаясь как-то облегчить себе эту задачу, Виола подогревала внутренний неистовый гнев на миллионера.

«Если бы он меня послушался, Беатрис вернулась бы, — напоминала она себе. — Пусть услышит от меня правду».

Добравшись до квартиры Стерлингов, Виола распахнула дверь, прежде чем ее этот гнев угас… И остановилась, взирая на открывшуюся картину с недоверчивой радостью, неспособная поверить в то, что видит.

Здесь горели огни, звучали громкий смех и крики счастливого волнения — все говорили одновременно. Комната казалась наполненной людьми: кроме Стерлингов и Фома здесь были Мак и Дон. Все они преклонялись перед главным действующим лицом. Сияющая, словно сказочная принцесса, Беатрис была в безукоризненно белой одежде, ее щеки пылали румянцем, а волосы блестели — как будто в насмешку над кошмарным видом Виолы.

Виола уже собиралась броситься вперед и обнять Беатрис в неистовом приветствии, но инстинкт удержал ее от этого и она небрежно спросила:

— Явилась не запылилась. Что, хорошее получилось шоу.

— Неплохое, — согласилась Беатрис с такой же непринужденностью. — А ты что, слонялась без дела?

Но в ее глазах, обращенных к Виоле, была признательность, благодарность за понимание. Беатрис жила под большим давлением, пресыщенная волнением и постоянной угрозой смерти. Она просто хотела забыть о своем ужасном опыте, а этот весь затянувшийся восторг от воссоединения был слишком горьким напоминанием.

Обмен такими репликами был ни чем иным, как благословенным бальзамом британской сдержанности. Но не в силах отказать себе в легкой нотке драматизма, Виола вытащила из своей сумки увядшую орхидею.

— Это твое? Я подняла это на Старфиш-авеню. — И тут она вдруг отбросила притворство, воскликнув: — Что случилось? Кто-нибудь объяснит мне?

Прежде чем кто-то успел что-то сказать, Фом вкратце обрисовал для нее события. В то время как остальные были сосредоточены на Беатрис, для него центральной фигурой была Виола.Он заметил усталость и напряжение на ее бледном, живом лице и знал, что ее поддерживает только ее неугасимый дух:

— После того, как водитель такси позвонил мне, я связался с мистером Стерлингом, а он — с полицейскими в Фоксли, так как это ближайший участок. В кратчайше возможные сроки они забрали Беатрис и арестовали Бергмана и Пауэр. Вскоре после этого мы задержали Помероя и Кросса… Во всем этом деле самым трудным оказалось убедить мистера Стерлинга в истинном положении дел.

Резкость в голосе Фома совпала с осуждающим взглядом Виолы на миллионера.

— Вы должны простить меня, — пробормотал тот. — Я чуть было не совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Сама мысль об этом заставляет меня холодеть… Я никогда не смогу в достаточной мере отблагодарить вас. Но конечно, вам полагается награда за Беатрис.

Когда Стерлинг достал свою чековую книжку, Фом не стал отговаривать его. Практичный молодой человек знал, что нет более благоприятного времени для оплаты услуг, чем наивысший момент благодарности. Он положил чек в карман, поблагодарил миллионера и обнял Виолу.

— Я забираю ее, чтобы она переночевала у меня дома, — объявил он. — Мы собираемся пожениться.

Глава XXVI. Зеркальный заговор

Следующим вечером в своем доме в Хайгейте Фом объяснял Виоле суть преступного заговора. Они сидели друг напротив друга в креслах, у камина в гостиной. Девушка ласкала собаку, а детектив терпел присутствие предприимчивой кошки у себя на коленях — чтобы не нарушать идиллию домашней атмосферы, которую миссис Фом описала доктору, расположившемуся в библиотеке, одной короткой фразой: «Они устроились».

Вот вся рассказанная Фомом история, за исключением вопросов и комментариев Виолы.

— Начнем с того, что американская шайка мошенников вознамерилась завладеть бриллиантами миссис Стерлинг. Для этого собирались похитить дочь миллионера и потребовать бриллианты в качестве выкупа. — Именно бриллианты, чтобы исключить риск получения меченых купюр. Первоначально в банду входили Рафаэль Кросс, Бергман и его жена, которую вы знаете как «мисс Пауэр». Я буду продолжать называть ее так. Кстати, «Рафаэль» — это настоящее имя Кросса. Он взял себе имя «Ричард» при расследовании убийства Эвелин, на случай, если информация об этом пересечет Атлантический океан.

Когда они потерпели неудачу по ту сторону Атлантики, то решили попытать счастья во время пребывания Стерлингов в Лондоне, рассчитывая на ослабление бдительности. Но преступники немного перемудрили с организацией несчастного случая для компаньонки Беатрис, и Стерлинги привезли с собой вместо нее двух сыщиков.

Число членов банды увеличилось, в нее вошли Гойя и Померой. Статус банды тоже повысился, она стала англо-американской.  Гойя была настоящей акулой бизнеса и долго уговаривать ее не пришлось, запах денег для нее был все равно, что запах крови для акулы. А майор Померой согласился, так как находился в безвыходном положении, — проигрался на бирже и был фактически банкротом. Роль Гойи была весьма важной, помимо всего прочего она финансировала это мероприятие, поскольку остальные члены банды были фактически нищими. Майор Померой был необходим, как владелец здания, в котором и должно было произойти похищение, в котором нужно было создать комнату с потайным выходом и заманить в нее Беатрис.

Эти двое не имели ни малейшего представления о том, что их втягивают не просто в грязное дельце. Убийство Эвелин ужасно потрясло их. Они не догадывались, что в конечном итоге от них планировали избавиться, чтобы избежать риска утечки информации и, главным образом, чтобы не делиться добычей с «этими англичанами».

Для успешного проведения дела им были необходимы две вещи. Одна из них — втереться в доверие. Кросс идеально подходил для этого задания — у него было достаточно обаяния, чтобы приманить к себе птицу с дерева. Он также был отличным карточным игроком, что сблизило его с миссис Стерлинг во время плавания, а также был достаточно умен, чтобы не переигрывать со своими небылицами и преувеличенными эмоциями. Толика комедиантства использовалась им, чтобы не дать другим увидеть зловещие черты в его характере.

Теперь о том, как все это происходило.

Во-первых, Эвелин никакая Кроссу не дочь, он даже не женат. Он подобрал эту блондинку на улице Нью-Йорка, пообещав ей долю в выкупе, зная, что все, что она получит — это печальный конец… Эвелин, согласившись участвовать в похищении Беатрис, точно знала, что Беатрис будет убита. Мне приходится напоминать себе это, чтобы задавить чувство жалости  к ней.

Итак, Эвелин Кросс должна была исчезнуть из номера 16 в Померании Хаус. Майор приурочил это событие к тому времени, когда он мог рассчитывать на свидетеля. Это была легкомысленная машинистка Марлен. Они подождали ее появления на сцене, а затем Кросс поднял шум и настоял, чтобы комнату полностью обыскали, не обнаружив в ней никакого тайника. Гойя выполнила свою роль, а честный строитель дал необходимое подтверждение.

Номер 16 был очищен от всех подозрений. Это и была цель всего этого действа. Однако, чтобы не осталось ни тени подозрения на всем этом здании, чтобы не могли подумать, что она лежит где-нибудь в его подвале мертвой, Кросс организовал получение письма от пропавшей Эвелин.

Следующим шагом был ремонт номера 16. Ссора Кросса и майора из-за его стоимости должна была рассеять любые подозрения в каком-либо сотрудничестве между ними. Строители ремонт закончили, но в ту же ночь, под предлогом возвращения мебели, Кросс и Бергман проделали все им необходимое.

Майор убрал с дороги швейцара и впустил Кросса и Бергмана  — якобы рабочих. Между прочим, мы появились в неподходящий момент: Кросс вносил зеркало, и ему пришлось сделать вид, что сгибается под его весом, чтобы я не мог увидеть его лица.

Итак эти двое ночью проделали дверной проем в разделительной стене между номерами 16 и 17. Майор приказал строителю установить там тонкую перегородку на том основании, что она будет лишь временной. Конечно, это была уловка, чтобы упростить им работу.

В этот дверной проем затем было установлено зеркало, рама которого была крепко привинчена к стене номера 16, а стекло открывалось подобно двери в номер 17. Там оно запиралось на задвижку, и было скрыто занавеской. В комнате Гойи все выглядело как обычное высокое зеркало.

Но полицейские обнаружили бы их уловку, так как провели бы тщательный осмотр помещений, если бы их вызвали после исчезновения Беатрис. И это подводит меня ко второму необходимому для успеха пункту — полицию нужно было держать подальше.

Для этого и была убита бедная Эвелин — чтобы послужить ужасным предупреждением для Стерлингов. Кросс убеждал очень доходчиво: «я получил от похитителей письмо с требованием выкупа, обратился полицию и вот вам фотография, смотрите к чему это привело». Версия с похищением ради выкупа не вязалась с первоначальным утверждением Кросса, что мотивом похищения является месть, но он изображал из себя отца, который слишком обезумел от горя и ярости, чтобы быть логичным.

Убийство было совершено Бергманом, проникшим в квартиру Кросса по пожарной лестнице. В это время Кросс находился вместе со мной в моем офисе. Он устроил это, чтобы обеспечить себе алиби на тот случай, если его заподозрят в том, что он убил свою дочь. Мне до сих пор становится нехорошо при воспоминании о том, как он тянул время, чтобы быть уверенным в том, что Эвелин будет уже мертва, как глотал таблетки в аптеке, а в это время ее убивали.

Встречу с тобой Кросс посчитал подарком судьбы. Он решил, что тебя с твоим артистическим темпераментом  и буйным воображением он сможет легко контролировать, добиваясь необходимого результата. Выяснил, что ты можешь предоставить соответствующие рекомендации, и вот ты уже компаньонка Беатрис.

Он так вкусно описал, общаясь с Беатрис, магические свойства кристалла, возможность узнать будущее, что она решила взбунтоваться и отстоять свою независимость, посетив гадалку. И вот вы, девочки, оказались там, как он того и хотел.

А теперь собственно о том, как проходило само похищение. 

Его успех зависел от того насколько четко и согласованно бандиты будут выполнять намеченный план. План был расписан по минутам и опробован — генеральная репетиция была проведена предыдущей ночью. Они даже сверили часы — ведь минутная задержка разрушила бы всю задумку. Зеркальная дверь была открыта с 16 до 17 часов, а мебель, одинаковая в комнатах, была расставлена так, что видимое в проеме двери казалось просто отражением в зеркале. Иллюзия была полная, ковры и подушки на диванах в обеих комнатах были одинаковые и лежали симметрично. Любимые яркие диванные подушки Гойи, которых не было в повседневной жизни у мисс Пауэр, были спрятаны. Но был один неприятный момент. Непосредственно перед тем, как Беатрис приехала в Померанию Хаус, Гойя пролила кофе на подлокотник своего дивана, таким образом, испортив «отражение». У них не было времени, чтобы делать перестановку, так как нужно было изучить углы и визуальные эффекты, и поэтому майор разрезал пополам шарф, одной половиной закрыл пятно на подлокотнике дивана в номере Гойи, а вторую половину шарфа положил на подлокотник дивана в комнате комнате напротив.

Когда ты стояла и осматривалась в номере 16, то на самом деле видела часть номера 17 — кусочек дивана и кусочек коврика на полу. Копия была настолько совершенной, что ты посчитала это просто отражением.

Так думала и Беатрис, пока не подошла достаточно близко и не поняла, что не отражается в зеркале. В эту минуту, взглянув на часы, майор отвлек твое внимание рассказом о звонке со студии. Беатрис рассказала нам, что произошло дальше. В отверстии рамы внезапно появился Кросс, улыбнулся ей и приложил палец к губам — и она поняла, что он устроил для нее сюрприз, чтобы испытать ее самообладание, и что предстоит изумительное приключение.

Как сказала Беатрис, все после этого произошло так быстро, что она не смогла отчетливо запомнить. По ее словам, «на нее упала гора», и она потеряла сознание. «Так я впервые в жизни узнала, как это получить пыльным мешком по голове». — Такие были ее слова.

Банда работала слаженно. Когда Мак заглянул в открытую дверь комнаты номер 17, Кросс прятался за кухонной перегородкой, а шкаф уже был установлен так, что загораживал открытую стеклянную дверь, и из коридора ее видно не было. Затем шкаф заблокировал дверной проем, Беатрис (без сознания) и изобличающие ковры, шарфик и подушки были заперты внутри него, а зеркало возвращено в исходное положение.

Так как девушку оглушили, или усыпили накинув на лицо маску, она не мучилась от мыслей, что лишь стенки шкафа отделяют ее от верного Мака, помогающего выталкивать шкаф. Кросс и Бергман вдвоем спустили его по лестнице и загрузили в грузовик. Бергман и Пауэр отвезли его на Старфиш-авеню, а там уже Пауэр взяла на себя ответственность за пленницу.

Чтобы избежать даже незначительного риска, что кто-нибудь узнает в подставных рабочих Кросса или Бергмана, основное освещение в здании не было включено, и на лестнице, и лестничной площадке был полумрак. А  швейцара майор отослал с поручением сразу же, как только вы поднялись на второй этаж.  Кросс уперся в шкаф головой, когда толкал его, пряча свое лицо. Эта уловка не дала Маку никаких шансов узнать его, а когда ты вышла из номера 16, то была слишком взволнована из-за исчезновения Беатрис, чтобы что-то заметить. Что касается Бергмана, вы все знали его как шофера и понятия не имели, как он выглядит без темных очков и форменной фуражки.

Когда ты решила подняться наверх, чтобы из комнаты мадам Гойи позвонить мне, Кросс решил проверить, не осталось ли наверху чего-нибудь компрометирующего. Он находился в номере 17 и услышал, что в номере 16 кто-то есть. Он открыл зеркальную дверь, думая, что это Гойя — и увидел тебя.

Слава Богу, ты убежала… Если бы ты проявила любопытство… Нет, я не стану углубляться в это…

Теперь ты понимаешь, почему у тебя не было шансов кого-то убедить, когда ты озвучила свою версию того, что произошло в номере 16. Ведь это было невероятно, он уже был проверен на наличие потайных ходов. К тому же, в довершение всего, кто-то видел девушку в белом пальто, спускавшуюся по пожарной лестнице.

Когда Стерлинги прибыли на место происшествия, они попали в ловушку Кросса и отказались звонить в полицию. Их нервы были полностью расшатаны убийством Эвелин. Кросс сделал так, что миссис Стерлинг увидела исключительно жуткий снимок мертвой девушки. Естественно, ни одна мать не допустит риска повторения такой судьбы для своего ребенка.

 В последствии Кросс дал тебе выпить что-то, чтобы ты отключилась и после думала, что то, что ты видела его в зеркале, тебе просто померещилось.

Им оставалось преодолеть последнее трудное препятствие — получить выкуп, и Кросс надеялся, что его выберут в качестве посредника. Тогда шайка могла бы присвоить алмазы и организовать их переправку через океан. Они могли не торопиться и реализовывать драгоценности постепенно, так как у них еще оставались средства, полученные от Гойи. Ведь главное было избегать подозрений.

Майор признался в своей роли в этом заговоре, так что нам известны связующие звенья. Его нервы окончательно сдали, и он после смерти Гойи заявил Кроссу, что выходит из дела. Майор отделается тюремным сроком, но остальные трое будут повешены.

Гойю устранили посредством фальшивых фонарей, обозначавших фальшивую дорогу к мосту. Ее шоферу повезло — он не разделил ее судьбу. Беатрис должна была присоединиться к легиону «исчезнувших девушек». Они изобрели ловкий способ — ее родители продолжали бы надеяться, получая от нее все новые письма. К тому времени, как они обратились бы в полицию, все следы бы уже затерялись.

Майор должен был уничтожить свидетельства наличия двери в стене между номерами 16 и 17. Он сделал это той же ночью, образовав зазубрины по прямому контуру, чтобы сымитировать неровное отверстие в перегородке. Ее куски, которые они выломали из стены, были тщательно спрятаны, и, будучи сложенными на полу, подтверждали историю о слишком тяжелом зеркале.

Сразу после этого строитель должен был переоборудовать эти три комнаты в служебное помещение и, таким образом, уничтожить последние ничтожные доказательства.

Теперь нужно объяснить, как они осуществили первое «исчезновение», от которого зависел успех похищения. Пирс поклялся, что видел, как Эвелин поднималась наверх, и заявил, что вниз она так и не спустилась. Как же так?

А дело была вот в чем — она никогда не входила в дом. И так как мне нужно убедить тебя в том, что ты выходишь замуж за умного детектива, это был первое, что я попытался обосновать, но Пирс был настолько убежден, что наблюдал, как она поднималась по лестнице, что мне пришлось принять на веру его историю.

Майор рассказал мне то, что вылетело из головы швейцара. После того, как Пирс дал ей прикурить, он по просьбе Эвелин отправился осматривать повреждения задней части машины. Эвелин воспользовалась этим и за его спиной проскользнула в машину и спряталась там. В то же самое время Пауэр выскользнула из квартиры майора в вестибюль. Пирс мог видеть ее спину через стеклянную панель в двери, — Пауэр разговаривала с  Кроссом и майором. Его окончательно ввело в заблуждение то, что на ней было все как на Эвелин, такой же черный костюм, шелковые чулки, туфли на высоком каблуке, а ее светлые волосы теперь были распущены по спине как у Эвелин, и она курила сигарету.

Добравшись до лестничной площадки, Пауэр оказалась вне его поля зрения. Она прошла в собственную квартиру, надела твидовый костюм поверх черного и плотные чулки поверх шелковых, завязала волосы в узел и надела туфли на низком каблуке. Красивые туфли на высоком каблуке были единственным, что могло бы связать ее с происшествием — в том случае, если вызванный детектив настоял бы на том, чтобы обыскать ее квартиру. Вот почему она положила их внутрь корпуса часов, где, даже будучи обнаруженными, они не могли привести след к ней.

Майор сказал мне, что он послал этот черный костюм по вымышленному адресу тем вечером. Потом Эвелин затаилась на Старфиш-авеню. Должно быть, она была рада, когда ей позвонили и сказали, что она должна вернуться в квартиру Кросса. В ту же ночь ее убили… что ж, она хорошо провела время в плавании…

Теперь что касается меня… С самого начала я почувствовал что-то неладное. Однако, хотя история об исчезнувшей девушке была нелепа, я не мог увидеть в ней скрытого мотива. К счастью, я кратко записал свои первые впечатления о людях, связанных с этим делом.

Эти записи навели меня на след, жаль что поздно. Я написал, что Пауэр была «плотного телосложения», в то время как она была стройной. Ты предположила, что она надела один костюм поверх другого, подтвердив мою собственную догадку. Прочитав, что ты «Настроена против частной собственности», я подумал, а ведь все остальное наше общество приучено уважать собственность, и именно поэтому номер 16 повторно был так роскошно отделан — чтобы рука не поднялась его снова разрушать. Тот факт, что майор выдавал легкое зеркало за тяжелое, однозначно свидетельствовало о его виновности.

В список подозреваемых я включил майора, Гойю, Пауэр, Пирса и машинистку — «Марлен». Если бы я не влюбился в тебя, я бы включил в этот список и Виолу Грин.

Конечно, Пирс ничего не знал, и Марлен была всего лишь марионеткой майора. Он подарил ей белое пальто и пригласил ее на чай после обеда в тот день, когда исчезла Беатрис. Так как он был боссом, они должны были быть осторожными и не афишировать свой роман, и он велел ей не идти по лестнице — все будут видеть, что она идет в неурочное время, а спуститься по пожарной. Напротив было несколько многолюдных офисов, и он надеялся, что кто-то заметит белое пальто. И можно будет утверждать, что это была Беатрис в ее белом пальто.

Но общая картина преступления не складывалась. Чтобы можно было свести концы с концами, нужно было предположить, что Кросс участник заговора. Но я не мог понять, как такое возможно, ведь  была убита его собственная дочь. Нет, такое невозможно, ведь даже от переживаний от ее исчезновения его голова стала седой. Я верил, что его горе искренне. Я был с ним, когда он узнал, что его подруга, Нелл Гейнор, погибла. Он тогда совершенно потерял самообладание и плакал настоящими слезами. Нет, такой глубоко чувствующий искренний человек не может быть преступником.

В конце концов, именно Нелл открыла мне глаза и отомстила за свое убийство. Если ты помнишь, она была прямолинейна до грубости. Вспомни. Когда они встретились, Кросс заметил, что она не изменилась, что, как я подозреваю, было мужской лестью. А что она ответила? Она не сказала: «Зато ты изменился, поседел. Что случилось?» или что-то вроде того. Такого рода замечание было бы логичным. Вместо этого она сказала: «Как и ты». А потом продолжила критиковать его одежду и напоминать о его возрасте.

 Я понял, что, когда она в последний раз видела его, его волосы были седыми. А покрасил он их для своего лондонского визита. Это было преднамеренно спланировано, чтобы его притворное горе из-за потери дочери было убедительным и характеризовало его как поистине обезумевшего родителя. Но то, на что он рассчитывал как на мастерский стратегический ход, оказалось нитью, которая непосредственно связала его с этим преступлением.

Ты видела их подлинную привязанность друг к другу… Преступники часто мягкосердечны по отношению к своим матерям или бывшим пассиям, в то время как благоразумные женщины имеют слабость к преступникам. Я думаю, что, будучи девушкой, Нелл вкладывала деньги в плохого и притягательного взрослого мальчика.

Кросс забеспокоился, как бы она не насплетничала о нем и его личных делах бывшей секретарше миссис Стерлинг в Американском клубе. Чтобы устранить опасность утечки информации, он позвонил Бергману, чтобы тот устроил «несчастный случай» для секретарши. Но Бергман решил устранить сам источник сплетен — Нелл.

Это Нелл расстроила его планы, когда фактически сказала мне, что его волосы поседели не от шока. Такая расчетливость и хитрость, умение демонстрировать нужные эмоции внезапно представили его передо мной в новом свете — я увидел его не как прекрасного человека с сердечными и великодушными порывами, а как хладнокровного преступника. Тот Рафаэль Кросс, которого я знал, растворился в воздухе.

Примечания

1

Мейфэр — Район Лондона.

(обратно)

2

Город в Англии. Здесь подразумевается Винчестерский колледж. Престижный колледж по сей день гордится своими выпускниками. Это очень статусное учебное заведение. Винчестерский колледж имеет тесные связи с Оксфордом и был основан в 1382 году. Много известных людей закончили эту частную школу для мальчиков.

(обратно)

3

Беркли-Сквер — Одна из самых известных площадей Лондона (район Мейфэр). Очень большие ее платаны являются одними из старейших в центре Лондона.

(обратно)

4

Немецкое название Гданьска. По итогам первой мировой войны (Версальский договор 1919 г.), Данциг был отторгнут от Германии и приобрёл название «Вольный город Данциг» — стал городом-государством.

(обратно)

5

Библия описывает Исава как человека «будто в волосяной одежде» (Бытие 25:24).

(обратно)

6

Ирландская республиканская армия — повстанческая группировка, созданная в 1916 году и имеющая целью борьбу за отделение Северной Ирландии от Великобритании. Одно из самых грозных террористических формирований в истории Европы.

(обратно)

7

Название сети фирменных магазинов обуви.

(обратно)

8

Геркула́нум — древнеримский город. Прекратил существование во время извержения Везувия 24 августа 79 года н. э.

(обратно)

9

«Куин Мэри» («Королева Мэри») — трансатлантический лайнер, спущенный на воду в Глазго 26 сентября 1934 года.

(обратно)

10

торговля «белыми рабынями» (white slave traffic) — термин употреблялся в отношении европейских девушек, которые работали в борделях Египта, Чикаго.

(обратно)

11

Цепная банда — группа заключенных, скованных вместе для выполнения черной или физически тяжелой работы в качестве наказания.

(обратно)

12

Сокращение от Western Central 2 — почтовый индекс западной части центрального района Лондона.

(обратно)

13

«Быки» и «медведи» — термины биржи.

(обратно)

14

Англоязычный союз (English Speaking Union) — международная благотворительная организация. Отделение в Лондоне - 37 Charles Street.

(обратно)

15

Мейфэр — район в центре Лондона; площадь Беркли — городская площадь в этом районе.

(обратно)

16

Eastern Central 4 — почтовый индекс района Лондона, ограниченного Чипсайдом на севере, Лондонским мостом на востоке, Темзой на юге и Ченсери Лейн на западе.

(обратно)

17

Уильям Хогарт (10.11.1697–26.10.1764) — английский художник, основатель и крупный представитель национальной школы живописи, иллюстратор, автор сатирических гравюр, открыватель новых жанров в живописи и графике.

(обратно)

18

Эдуард VII (9.11.1841–6.05.1910) — король Британской империи (1901–1910).

(обратно)

19

Омела служила основным рождественским украшением в Англии до распространения рождественской ели во второй половине XIX в. Вероятно, обычай целоваться на Рождество под веткой омелы пошел от древнеримских сатурналий в день зимнего солнцестояния, когда разрешалось целовать даже незнакомых людей.

(обратно)

20

Согласно Библии, укрепленные и неприступные стены Иерихона рухнули от звуков священных труб (кн. Иис. Нав., гл. 6:14–16), город был взят и полностью разрушен.

(обратно)

21

Корнелия — одна из благороднейших римлянок, жена Тиберия Семпрония Гракха, мать Тиберия и Гая Гракхов, славилась своей редкой образованностью. После смерти мужа посвятила себя воспитанию детей, отказавшись от руки Птолемея Египетского. Когда однажды ее спросили, где ее украшения, она ответила, указывая на своих сыновей: «Вот мое украшение».

(обратно)

22

Считается, что левая ладонь имеет отношение к деньгам, и по примете, когда она чешется, это говорит о грядущем получении прибыли.

(обратно)

23

Отсылка к Библии: однажды фараону приснилось, что из реки вышли семь тучных коров; затем вышли семь тощих коров и съели тучных (Бытие 41:1-36). Тощие коровы описаны как «худые, дурные видом и тощие плотью».

(обратно)

24

Слау — город в Беркшире, церемониальном графстве в долине реки Темзы, в 20 милях (32 км) к западу от центрального Лондона.

(обратно)

25

Стейнс (на Темзе) — городок на северо-западе графства Суррей, Англия, примерно в 17 милях (28 километрах) к западу от центра Лондона.

(обратно)

26

Песня распевалась в английских пабах с 1918 г., ассоциируется с культурой кокни.

(обратно)

27

Простонародный парный лондонский танец 1930-х гг., основой для которого послужил коустер-уок («прибрежный ход»), популярный в 1910 гг. в лондонском пригороде Кокни. Сочетает в себе прогулочный шаг в самодовольной манере с фигурами, исполняющимися в кадрили.

(обратно)

28

Крупное созвездие в северном небе. По размерам созвездие занимает 5-е место, но не располагает звездами первой величины.

(обратно)

Оглавление

Глава I. Согласно показаниям

Глава II. Номер шестнадцать

Глава III. Защита имущества

Глава IV. Подарок от Золушки

Глава V. Краткие характеристики

Глава VI. Вес и размеры.

Глава VII. Деньги решают все

Глава VIII. «До востребования»

Глава IX. Леди по имени Нелл

Глава X. Женская привилегия

Глава XI. Утечка информации

Глава XII. Благодаря вмешательству полиции

Глава XIII. Поддержка

Глава XIV. Фотографии

Глава XV. Первый ключ к разгадке

Глава XVI. Перчатки ручной работы

Глава XVII. Происшествие

Глава XVIII. «Где ты?»

Глава XIX. Открытое окно

Глава XX. Личная доставка

Глава XXI. Мадам съезжает

Глава XXII. В безопасное место

Глава XXIII. Выкуп

Глава XXIV. Благородство все еще существует

Глава XXV. Старфиш-авеню

Глава XXVI. Зеркальный заговор

*** Примечания ***