Г лава первая
С Л У Ч А Й НА З Е М Л Я Н И Ч Н О Й
ПОЛЯНЕ
Когда Юрка Бойцов вышел на хорошо известную ему
полянку — на ней всегда созревало много земляники,— Ша
рик уже топтался на месте. Он поднимал то одну, то другую
лапу и повизгивал.
Юрка рассмеялся — таким смешным и растерянным был*
Шарик. Но потом... Потом Бойцов чуть не завизжал сам.
Нет, не от страха. Если он мог найти в себе мужество уйти
из дому, и не как-нибудь, а честно, благородно, оставив запис
ку матери и отцу; если, уже совсем уходя, он не забыл сдать
в аптеку бабушкин рецепт и заплатить за него из своих очень
5
маленьких сбережений; если, наконец, он уже пробыл в лесу
первую *Иочь и не побоялся ни криков ночных птиц, ни шоро
хов и потрескиваний, которые раздавались вокруг, значит,
Юрий Бойцов мог завизжать не от страха. Страх в данном
случае был ни при чем.
Визжать хотелось от восторга, от удивления и еще от чегото такого, чего и понять толком невозможно.
Но Юрий Бойцов был мужчиной. Настоящим мужчиной.
Поэтому он только присвистнул. Шарик с готовностью огля
нулся и помахал обрубленным хвостом.
«Не трусь, хозяин. Я сам боюсь»,— сказал Шарик на сво
ем собачьем языке.
Юрий поправил рюкзак и солидно отметил:
— Здброво!
Шарик оглянулся два раза и хвостом уже не махал. Он
покрутил своим обрубком так, что показалось, будто у него на
месте хвоста установлен пропеллер. Потом Шарик поднял
вверх мохнатую, веселую морду и отрывисто залаял. А когда
смолк, то оглянулся и спросил:
«Я так тебя понял или не так? А, Юрка?»
Юрий Бойцов не ответил. Ои еще не имел опыта в таких
встречах и потому мудро промолчал. Известио, что когда на
стоящий мужчина попадает в необычные обстоятельства, он
прежде всего должен оценить обстановку, а потом уж дейст
вовать.
Обстановка и в самом деле оказалась сложной.
На дальнем краю полянки неподалеку от лесной веселой
речушки стоял обыкновенный космический корабль. Он был
огромен, молчалив и матово-блестящ. И в этом, конечно, не
было ничего удивительного.
Сложность заключалась в том, что на его полированных
космической пылью боках никаких надписей не было, видне
лись только суровые, как боевые шрамы, вмятины от встреч
с метеоритами. А Юрий, как и всякий современный человек,
отлично знал, что на бортах всех космических кораблей обя
зательно делаются надписи: название корабля, его порядко8
вый номер, герб или краткое название государства, которому
принадлежал корабль.
— Тише ты! — прикрикнул Юрий на Шарика и задумался.
Корабль стоял строгий и как будто тоже задумчивый. Его
острая вершина была устремлена в небо, и на ней вспыхивали
алые отблески — всходило солнце.
Потому что на самой вершине корабля, как флаги, вспьь
хивали алые отблески, Бойцов подумал, что перед ним свой,
советский корабль. Иначе чего бы он стоял так спокойно, да
же безмятежно, совсем неподалеку от Юркиного родного го
родка?
Но, с другой стороны, за все последнее время не было ни
одного сообщения о полете наших космических кораблей.
И потом, если бы это был наш, советский корабль, вокруг и
над ним уже наверняка бы кружились вертолеты, а к этой по
лянке мчались автомашины и вездеходы...
И иначе нельзя — ведь наши космические корабли все вре
мя держат связь с планетой и приземляются в том самом мес
те, которое укажут космонавту с командного пункта. Ведь
космонавты — народ военный. Дисциплинка у них такая,
что и на десять метров в сторону не приземлишься... И только
тогда, когда приказано. И только так, как приказано.
Тут Юрий вздохнул, потому что вспомнил: как раз то же
самое и теми же самыми словами часто говорил отец. Теперь,
оказывается, он только повторяет эти надоевшие ему слова о
дисциплине...
Чтобы не вздыхать — настоящий мужчина должен сдержи
вать свои чувства и всегда, при всех обстоятельствах жизни
уметь владеть собой,— Бойцов стал думать о другом. Вернее,
о том же самом, но по-другому.
Выходит, перед ним не советский корабль. Тогда чей? Аме
риканский? Ведь во всем мире есть пока что только две стра
ны, которые запускают космические корабли,— СССР и Аме
рика. Больше нет ни одной. Выходило, что перед ним стоял
американский корабль.
С этим можно было согласиться. Сейчас утро, а корабль,
7
видимо, приземлился ночью — трава на полянке вокруг него
еще покрыта дымчатым налетом росы. Если бы корабль при
землился недавно, он бы наверняка сдул, а то и испарил бы
всю росу — у него двигатели о-ё-ёй какие! Значит, сел он но
чью, может быть, даже потерял ориентировку? А положение,
если космонавты заблудились и сделали вынужденную по
садку, может быть и неприятное— вон какие вмятины от ме
теоров на обшивке.
Небось сидят сейчас в неизвестном для них месте, пытают
ся связаться со своим командным пунктом и сообщить о своем
положении. Возможно даже...
И тут Юрка решил действовать. В самом деле, может, у
людей несчастье, им нужна помощь, а он торчит на опушке
леса, гладит Шарика и рассуждает.
Действовать нужно! Действовать смело, решительно, но
осмотрительно!
Юрка снял рюкзак, повесил его на куст и прошептал:
— Шарик, за мной...
Они медленно двинулись через поляну. На дымчатой траве
оставались две темные полоски следов — потревоженная роса
стекала со стебельков. Над самой землей краснели ягоды зем
ляники— крупной и такой пахучей, что Шарик не удержался
от соблазна. Ои стал отставать и, щелкая зубами, уплетал
крупные, спелые ягоды.
Такой недисциплинированности Юрий простить не мог. Он
оглянулся и прошипел:
— Ты что, не понимаешь?.. А ну марш вперед!
Шарик понурил голову, обогнал Юрия и уже не пытался
выискивать ягоду покрупнее.
А ему очень хотелось есть. С тех пор как они ушли из дому,
минуло полдня и целая ночь. И за все это время Шарику пере
пала только подгорелая корочка хлеба, шкурка от колбасы да
кусочек сахару: Юрий экономил запасы. Пропитание Шарику
приходилось добывать самому.
Дело дошло до того, что он был вынужден съесть несколь
ко кузнечиков, одного мышонка, а на рассвете приняться даже
8
за ягоды. В свое время Юрка приучал Шарика переносить
трудности и глотать эти самые ягоды.
Поэтому, чем бы ни был занят Шарик, он прежде всего ду
мал о еде. Но еды, сколько он ни принюхивался, не обнаружи
валось, и Шарик с тоской вспоминал такие же ясные, солнеч
ные утра у себя дома, когда он, потягиваясь, вылезал из кону
ры, встряхивался, пил воду из кадушки, а потом копался в
миске. Обыкновенно с вечера Юрина бабушка выносила ему
великолепные остатки ужина. Те самые, оставлять, которые до
утра не имело смысла — все равно испортятся.
- Принюхиваясь и поеживаясь от холодной росы, Шарик
первый подошел к подозрительному космическому кораблю,
горестно помотал головой, потоптался и поднял одну ногу.
Юрка, конечно, был возмущен поведением несознательной
собаки: впервые встретиться с чудом науки и техники и сотво
рить такое!..
Он прикрикнул на собаку, и Шарик виновато опустил ногу.
Они стали медленно обходить корабль.
Как ни присматривался Юрий, ничего, кроме сплошной
стены, он увидеть не мог.
Как ни принюхивался Шарик, от корабля распространялся
только запах неизвестного металла.
Они все шли и шли, и оба не замечали, что движутся все
неуверенней, все чаще останавливаясь; роса насквозь промо
чила Юркины ботинки, брюки стали тяжелыми и темными
почти до колен. С шерсти Шарика — волнистой, белой с чер
ными подпалинами — росная вода стекала струйками.
И Шарик и Юрка стали выколачивать зубами мерную, ров
ную дробь — солнце только всходило и утро было прохладным.
Когда они почти обогнули корабль, в кустарнике возле реч
ки метнулись какие-то неясные тени и затаились.
Но сколько ни вглядывался Юрка в густой приречный кус
тарник— ничего подозрительного он не увидел.
Сколько ни принюхивался Шарик— никаких опасных за
пахов ему обнаружить, не удалось.
Правда, как выяснилось позже, Шарику почудился доволь9
но сильный, ни на что не похожий запах, но он не придал ему
значения — в лесу часто бывает так: нанесет волна незнако
мого запаха и, пока с ним разберешься, он уже исчезает.
Вот почему и мальчик и собака не стали слишком долго
рассматривать приречные кусты. Ведь если бы там были кос
монавты, они наверняка бы увидели Юрку и Шарика и подали
бы голос. Или, в крайнем случае, предприняли бы какие-либо
действия.
Но все было тихо и спокойно. Собака и мальчик пошли
дальше.
Корабль медленно, словно нехотя, разворачивал перед ни
ми свои суровые, матовые, затаенно поблескивающие бока.
Солнце поднималось быстро. Его лучи, пробиваясь сквозь
стену леса, как живые меняли направление, и потому корабль
словно ожил — он то вспыхивал, то гас, то рассыпал разно
цветные искры по мокрой траве, на которой росная дымка уже
свертывалась в капельки. Все было так красиво и необычай
но, что даже Шарик, прижимаясь к мокрым штанинам Юрки
ных брюк, присмирел и притих.
Наверное, поэтому выход из корабля открылся им совер
шенно неожиданно. Большая, с полукруглым верхом дверь
была распахнута настежь. На фоне играющих алыми блика
ми стен она казалась мрачной и таинственной.
Юрий и Шарик смотрели в эту дверь, в странный, словно
пронизанный зеленоватым светом сумрак за ней, прислуши
вались и принюхивались.
Оттуда, из сумрака звездных глубин, еле слышно проби
вались непонятные звуки. Что-то сдержанно шумело, потрес
кивало и пощелкивало — настороженно и не по-земиому об
стоятельно.
Из распахнутой двери космического корабля шел необык
новенно теплый и сухой запах. Он тоже не был похож ни
на что земное, разве только еле заметным привкусом машин
ного масла и жареного лука. Но в остальном запах этот был
не то что неприятен, а как бы раздражающ. Так пахли, навер
ное, машины, химические приборы или оружие. Он был как
10
бы неживой, и в то же время он постоянно, но неуловимо ме
нялся, и поэтому казалось, что он — живой.
Словом, это был запах неизвестной жизни.
Шарик насторожился, поднял черный нос-пуговку, втянул
в себя этот необыкновенный запах и, как завороженный, мед
ленно подошел к распахнутой двери. Ступив на металличе
ский порожек корабля, Шарик несколько раз ткнул мордой
вверх и вперед, потом поднял переднюю лапу, напружинился
и замер. Шерсть на нем вместе с колючками, иглами и репья
ми вздыбилась — он был готов к схватке с неизвестностью.
В нем проснулась кровь его древних предков — охотников и
бойцов.
Юрий тоже не мог устоять на месте. Он тоже сделал не
сколько шагов вперед и вдруг понял, что такого, что случается
в эти секунды с ним, еще не случалось ни с одним мальчишкой
не то что города, но, возможно, целой области и безусловно
ни с одним человеком большинства стран мира. И тут сразу
вспомнилось, что когда отец ругал его за очередные проступ
ки, то обязательно подчеркивал: «Я в твои годы был уже...»
«Интересно, стоял ли отец в мои годы на пороге космиче
ского корабля?»—с гордостью подумал Юрий и выпрямился—
до этого он двигался с опаской, слегка втянув голову в плечи
и согнувшись.
Теперь он тоже был готов к любой схватке с неизвестно
стью, и эта неизвестность неудержимо влекла к себе.
Напружинившись, он взялся за притолоку. Под рукой об
шивка корабля казалась теплой, почти живой. И это живое
прикосновение обшивки заставило Юрку вздрогнуть.
Шарик оглянулся и уставился на Юрия темно-карими по
блескивающими глазами:
«Ну что, хозяин? Пойдем? Где наша не пропадала?!»
Юрка сделал шаг вперед.
Шарик сделал сразу несколько шагов и остановился.
Сзади раздался еле приметный шорох, и Шарик оглянул
ся. Но стены корабля уже закрыли от него полянку и лес. Они
вошли в коридор космического корабля.
11
Г лава вторая
Г О Л У Б Ы Е ЛЮДИ
Скорее всего, от неожиданности — пол коридора был со
вершенно гладок и даже как бы пружинил — Юрка споткнул
ся. А когда споткнулся, то понял, что гладкий пол уходит ку
да-то вверх и вбок.
Глаза постепенно привыкли к рассеянному, зеленоватому
свету. Он был ровный, немигающий и совершенно одинако
вый и на потолке, и на стенах, и на полу. Все излучало этот
красивый и таинственный свет, и потому все казалось как бы
ненастоящим. Таким ненастоящим, что Бойцов невольно опер
ся о теплую, ласковую стену.
Стена была настоящей. Юрий осмотрелся.
На внутренней стене коридора тускло и настороженно го
рели крохотные огоньки. Они словно подозрительно присмат
ривались к мальчику и собаке. Юре показалось, что эти огонь
ки как бы перемещаются, косят, и ему стало не по себе. Но он
сразу же взял себя в руки — настоящий мужчина не должен
распускать нервы — и сделал несколько шагов вперед. Ноги
слушались плохо. Они словно прилипали к гладкому полу.
С каждым шагом пол все сильней и- надежней притягивал
подошвы Юркиных ботинок. Они стали сползать с ноги, боль
но врезаясь в пятку.
Бойцов приостановился. Огоньки на стенах сразу стали
разноцветными, яркими. Они заметались, замигали. Шарик
подался вперед, прижимаясь к Юркиным мокрым штанам. По
стене стремительно пронеслась целая россыпь огней.
Сдержанный, не по-земному обстоятельный шумок, что
постоянно жил в корабле, усилился. Что-то щелкало, шипело,
настороженно постукивало, и наконец из глубины корабля
донесся глухой, утробный звук. Он быстро нарастал и, кажет
ся, проникал до самого сердца, потому что оно вдруг сжалось
и затрепетало, как будто Юрка пробежал без передышки де
сять стометровок.
Одновременно с этим странным и страшным звуком, кото12
рый властно заполнил весь корабль, пол перед мальчиком и
собакой плавно и легко поднялся и закрыл коридор неумоли
мой светящейся стеной. Дорога внутрь корабля была отрезана.
Выходило, что космонавты не принимали гостей. И это бы
ло так неприятно, что Юрка даже забыл думать о затрепетав
шем сердце.
Было обидно: он спешил на помощь, волновался, собирал
ся бороться с неизвестностью, а его не пускают. Как какогонибудь подозрительного типа. Ну бывало, конечно, что во
рвешься к кому-нибудь из товарищей, а там или уборка, или
просто кто-то не одет. Всяко бывало... Но в таких случаях
тебе вежливо скажут: «Подождите минутку». Да еще и изви
нятся. А тут молча закрывают дорогу — и катись куда тебе
надобно. Очень обидно. Очень!
Обидеться сильней Юра не успел. Поднявшийся передним
кусок пола начал двигаться на него — очень медленно, но
неумолимо. Вокруг что-то зашипело, и коридор заполнился
клубами не то пара, не то каких-то совершенно непонятных
13
духов, которые были как будто бы и приятны, но в то же вре
мя от них першило в горле и на глаза навертывались слезы.
Светящаяся стена безмолвно надвигалась на него. Не то
пар, не то духи обволакивали и проникали до самых печенок,
и Юрий стал медленно пятиться.
Шарик жалобно тявкнул и выкатился на траву. Дверь
звездного корабля медленно закрылась.
Юрка кашлял, вытирал нос и глаза, а Шарик обиженно
повизгивал и мотал головой. Как потом выяснилось, из всех
запахов, которые он учуял, его больше всего взволновал за
пах лука. Он знал, что раз жарят лук,— значит, ему может
что-нибудь перепасть: ведь ему так хотелось есть. И теперь
он больше всего жалел, что ему так ничего и не досталось.
И вдруг дверь также медленно открылась, и из корабля по
ползли остатки духов или пара. Юрка и Шарик перегляну
лись: что это означает? Может быть, космонавты одумались,
поняли, что они вели себя неприлично, и теперь сами исправ
ляют ошибку — открывают дверь и приглашают войти. А мо
жет быть, они проделали всю эту обидную шутку только для
того, чтобы проверить своих гостей?
И сейчас же подумалось: а вдруг космонавты больны и
просто не могут выйти навстречу? Больны настолько, что вна
чале перепутали какую-нибудь кнопку на пульте управления
и, вместо того чтобы пригласить гостей в корабль, выпрово
дили их, но теперь они поняли ошибку и просто умоляют вой
ти. Ведь если бы в корабле были совершенно здоровые, нор-»
мальные люди, они обязательно бы вышли и постарались вы
яснить, в чем дело. А из корабля никто не выходил.
И Юрка ринулся в открытую дверь.
Казалось, что дверь не могла закрыться с такой непости
жимой быстротой и точностью. Но она закрылась перед самым
носом Юрия, и он с размаху стукнулся об ее теплый металл
коленкой, лбом и локтем.
Теперь сомнений не было. Космонавты не хотели видеть
именно его, Юрия Бойцова, и его верного друга Шарика*
— Ах, раз так, раз так!..— разозлился Юрий.
14
Но в это время сзади недоумевающе тявкнул Шарик.
Юрий оглянулся — на полпути от реки до космического кораб
ля, как раз посредине теперь заметной росной тропки, стояли
четыре космонавта и смотрели на Юрия.
Шарик быстро взглянул на хозяина и нерешительно тявк
нул еще раз. Юрка не ответил. Он смотрел на четырех при
шельцев и молчал.
Молчал, потому что это были какие-то странные, несерьез
ные космонавты. Прямо не верилось, что такие могут быть на
самом деле...
Прежде всего все четверо были примерно одного роста с
Юркой. А Юрке — двенадцать лет. Выходит, перед ним стоя
ли мальчишки. Разве такие могут быть космонавтами?
Хотя... хотя, возможно, кто-то специально отобрал низко
рослых людей, чтобы побольше поместить в космический ко
рабль.
Но, во-вторых, все четверо были в комбинезонах и, глав
ное, в шлемах. А шлемы эти не только казались слишком лег
кими, несерьезными, но были еще и тщательно закрыты.
Зачем космонавтам, гуляющим по росной траве, закрывать
шлемы? Они по всем правилам должны открыть их, хотя бы
затем, чтобы надышаться замечательным утренним воздухом,
приправленным земляничным духом.
Наконец, комбинезоны четверых космонавтов тоже были
несерьезны.
Бойцов видел по телевизору всех космонавтов, и все они
были в настоящих, вызывающих уважение комбинезонах —
солидных, просторных, со всяческими застежками и раструба
ми, как у мушкетеров. А на этих были надеты легонькие, про
зрачные, слегка поблескивающие чехлы. Как те полиэтилено
вые мешочки, которые покупает мать, чтобы хранить в них
хлеб и овощи. Ведь такие комбинезоны можно разодрать
о любой сучок или гвоздь. Нет, в таком мешочке в космос не
полетишь...
Но сразу же подумалось, что вот у японцев, кажется, есть
отличные пластмассы, а сами они — народ, говорят, не очень
15
рослый, но умный. Может, эго и есть японцы? Может быть,
они тоже построили космический корабль, запустили его,
а Юрин о нем ничего не знал, потому что уже за день до ухо
да из дому не слушал радио и принципиально не смотрел га
зет — чтобы отец не ругал за то, что он берет его вещи.
И Юрка пожалел, что он не знает ни одного японского сло
ва, кроме «самурай». Да еще непонятную приставку к каждо
му названию японских пароходов и шхун — «мару».
И он сказал то, что первое пришло в голову:
— Здравствуйте.
Космонавты переглянулись, но промолчали.
«Понятно. По-русски они не кумекают».
— Гуд монин...— не совсем уверенно проговорил Юрка:
английское приветствие он слышал только в кино.
Космонавты опять промолчали и опять переглянулись.
«Ясно, английский тоже не для них. Тогда какой же?»
— Гутен морген! — совсем уверенно сказал Юрка, в шко
де он изучал немецкий,
лись, и Бойцов расте
рялся.
Он взглянул на Ша
рика, и собака словно
поняла его. Она пома
хала хвостом, приот
крыла пасть так, что ка
залось, будто она улы
бается, и тихонько; по
чтительно тявкнула.
Четверо космонав
тов переглянулись и,
кажется, улыбнулись.
Юрку это обидело—
здороваются с ними почеловечески, а они, ока
зывается,
понимают
только собачий язык.
16
Тогда он гордо насупился и поклонился так, как это делал
д’Артаньян — выставив вперед ногу и помахав перед собой
рукой. Как это ни удивительно, а космонавты тоже поклони
лись, но руками перед собой не помахали. Они сложили руки
ладошками и прижали их к сердцу.
«Ты смотри! Не то цейлонцы, не то индусы — те тоже руку
к сердцу прикладывают. Что ж с ними делать? Ведь ихнего
языка я и подавно не знаю».
Космонавты уже не казались ему слишком подозрительны
ми, и, главное, им явно не требовалась помощь. Теперь Юрку
разбирало любопытство, и он думал только о том, как бы за
вязать с ними знакомство и побывать на корабле. Поэтому он
^присмотрелся к ним попристальней, чтобы понять, какой под.ход к ним требуется.
Но вся беда заключалась в том, что солнце светило все
ярче и как раз из-за спин космонавтов, насквозь пронизывая
их несерьезные комбинезоны и шлемы, и слепило Юрия. По
этому рассмотреть их лица Юрий не мог.
17
Как в таком случае должен был поступить настоящий муж
чина? Если не удается завоевать победу сразу, прямым уда
ром, он должен найти обходный путь, придумать какую-ни
будь хитрость.
Юрий сделал несколько шагов в сторону и поклонился еще
раз. Солнце как бы переместилось. Тогда Юрий продвинулся
еще несколько шагов в сторону, поклонился и так, в поклоне,
сделал еще несколько шагов. В эту минуту он был похож на
токующего глухаря, который, распустив крылья, кружится на
полянке вокруг противников.
Как это ни странно, но космонавты тоже поклонились и в
поклоне прошли несколько шагов. Юрий мельком подумал,
что они смеются над ним. Но решил не обращать на это вни
мание — ведь он делал свое дело.
Шарик тоже не мог понять, что делается на этой земля
ничной полянке. И когда космонавты в поклоне приблизились
к нему, он поджал хвост и, недоверчиво оглядываясь, отошел
в •сторонку, сел и, подняв одно ухо и опустив второе, с инте
ресом смотрел на словно танцующих людей. Такого он в сво
ей собачьей жизни еще не видел.
Когда космонавты выпрямились и остановились, а восхо
дящее солнце ударило им прямо в лица, Юрий немного расте
рялся и от удивления даже кашлянул. Оказывается, все четы
ре космонавта были голубыми. Представляете, руки, ноги, нос,
уши — всё-всё голубое!
Конечно, не такое голубое, как, например, чернила для веч
ной ручки, нет, их голубизна напоминала небо в ясный летний
полдень, когда оно словно перекалено, точно выцвело. В нем
есть и знойное белесое марево, и золотистость солнечного све
та, и некая розоватость. Но все равно небо голубое. Вот та
кими были и космонавты.
Юрий отлично понимал, что они здоровые, сильные ребята:
на бицепсах и на ногах у них выделялись крепкие мускулы. Но
все они были голубые.
Голубые — и все! Ничего поделать с этим было уже невоз
можно.
18
И Юрий Бойцов перестал удивляться: удивляйся не удив
ляйся, а если люди голубые —значит, так и должно быть. Есть
люди белые, есть черные, желтоватые и красноватые. А эти
голубые. Ну и что из этого? Обидеться и не разговаривать с
ними? Ерунда же1
Голубые — значит, голубые. Настоящий мужчина не будет
придавать значение цвету кожи. Главное, какие они люди —
стоящие или не стоящие. Свои, сознательные, передовые или,
может, фашисты какие-нибудь? Вот в чем вопрос.
Г лава третья
ПОХИЩЕНИЕ
Но вопрос не выяснялся, потому что космонавты упрямо
молчали. Вернее, они наверняка переговаривались между со
бой; Юрий отлично видел, как шевелились у них губы, как они
переглядывались, но ни одного звука ни Шарик, ни Юрий не
слышали. Наверное, потому, что голубые люди были в особых
шлемах, сквозь которые не проходили звуки.
Под прозрачными комбинезонами у космонавтов были
самые обыкновенные трусы со множеством карманчиков и
карманов и что-то вроде безрукавок, но тоже с карманчиками.
И цвет их одежды был как будто бы и обыкновенный, земной,
но оттенки цветов казались невиданными — то слишком ярки
ми, режущими глаз, то, наоборот, блеклыми, словно вылиняв
шими на свету космических просторов.
А в остальном у них все было на месте, как у обычных лю
дей. У кого нос курносый, у кого прямой. У кого глаза серые,
а у кого черные, как переспевшие вишни. А у одного были
большие уши. Почти такие же, как и у Юрки. Наверное, по
этому он смотрел на Бойцова особенно ласково.
Пока Юрий придумывал, как начать разговор с космонав
тами, они стали медленно пятиться к открытой двери.
Только тут Юрий понял, почему космонавты тоже кружи
лись в поклоне, как токующие глухари. Они, оказывается, про19
сто пробирались к входу в корабль! Когда Юрий и Шарик
стояли перед дверью, голубые люди боялись, что их не пустят.
Вот они и переманили обыкновенных земных жителей на дру
гое место, чтобы никто не помешал им вернуться на корабль.
Выходило, что космонавты не просто негостеприимны и не
воспитанны, но еще и трусливы.
Бойцов мог простить все, но только не трусость. Он прони
зывающе посмотрел на каждого голубого человека по очере
ди и, выставив вперед правую руку, засунул левую в карман.
Потом постучал мокрым ботинком по беззащитной земляни
ке, презрительно усмехнулся и сказал Шарику:
—■ И это называется голубые люди! Смотреть противно...
Он вынул руку из кармана и медленно, слегка покачивая
плечами, пошел к реке. Шарик поплелся за ним, оглянулся и
покачал лохматой головой, как будто хотел сказать:
«Четверо на одного... Космонавты называется».
Пока Бойцов брел к реке, он, конечно, не видел, как спори
ли голубые люди и как тот, у кого были самые большие, как
у Юрки, уши, сердито махнул рукой на остальных, сорвался
с места и бросился к реке.
Он обогнал Юрия, нырнул в кусты и вышел оттуда с само
дельным луком в .руках, стрелами и двумя удочками. При
держивая все это богатство левой рукой, космонавт протянул
правую Юрию. Губы голубого человека все время шевелились,
а глаза сверкали: наверное, он что-то доказывал, но звуки
словно растворялись в прозрачном шлеме.
Странно и непривычно было смотреть на красные губы на
голубом лице. Но они как-то успокоили Юрку, и он глядел на
космонавта уже не с таким презрением, как прежде, и нако
нец тоже протянул ему руку. Космонавт пожал ее, потом об
нял Юрку за плечи и повернул.
Теперь возле двери стоял только один черноглазый голу
бей человек и улыбался. Юрка тоже невольно улыбнулся и,
веб так же раскачиваясь, словно нехотя приблизился к нему.
Черноглазый космонавт жестом предложил ему сесть на
траву. Юрка взглянул на голубого человека с большими уша20
ми. Тот тем же жестом, но робко и как бы даже извиняясь за
товарищей, тоже попросил его присесть.
Ну, когда люди просят по-хорошему — почему не пойти им
навстречу?
Бойцов сел на траву, и двое оставшихся космонавтов по
шли к двери. Но на пороге черноглазый остановился и пока
зал рукой на лук и удочки. Наверное, они спорили о чем-то,
потому что второй повернулся и, подойдя к Юрию, сел рядом.
Черноглазый указательным пальцем постучал по шлему, и
Юрка удивился — оказывается, и они знают этот жест: у тебя,
дескать, в голове что — торричеллиева пустота? Вакуум? Кос
мическое пространство?
• Они еще о чем-то беззвучно спорили, и наконец голубой
человек с большими ушами сдался. Он положил на колени
Юрия свои удочки и самодельный лук со стрелами, а сам по
шел в корабль.
К Юре подошел Шарик, потоптался и лег, исподлобья по
сматривая на корабль. Делать было нечего, и потому Юрка
стал выбирать растущую у самых ног землянику. Космонав
ты не появлялись, а.земляники возле ног уже не осталось, и
он отодвинулся дальше.
Земляника попалась крупная и душистая. Юрка нетороп
ливо ел ягоды и думал о том, что космонавты ему попались
совершенно непонятные. Как будто они не настоящие, серьез
ные люди, а дети, играющие в космонавтов. Зачем, например,
им деревянный самодельный лук? Ну, удочки еще туда-сюда,
даже взрослые ловят рыбу. Но лук, лук?!
Хотя... хотя в одном журнале он видел соревнование стрел
ков из лука.
Шарик испуганно тявкнул. Юрий оглянулся и увидел, что
в гладкой, таинственно мерцающей обшивке космического ко
рабля образуется отверстие. Обшивка не вспучивалась, не
рвалась, не втягивалась внутрь — просто в ней появлялось
отверстие. Оно росло и ширилось, и в нем явственно про
ступало прозрачное, голубоватое, поблескивающее на солнце
пятно.
21
Юрий хотел бросить в рот только что собранную жменю
ягод, но в это время дверь корабля открылась, а в отверстии
над ним голубое пятно вдруг замахало руками — их звали
внутрь корабля.
От неожиданности Юрка почему-то вспотел и растерялся.
Он посмотрел на Шарика, сунул ягоды в карман и поднялся
на ноги. Из образовавшегося в обшивке окна его манили уже
два голубых человека.
И тогда Юрий вошел в корабль. За ним, опасливо приню
хиваясь, вошел и Шарик.
Едва они сделали несколько шагов по притягивающему
ступни полу, как внутренняя стена корабля распахнулась и
чьи-то сильные, но мягкие руки подхватили Юрку и Шарика
и втащили в тесную, темную каморку. Сразу запахло тем уди
вительным, что однажды уже смутило Юрку,— не то духами,
ие то паром. Он сочился со всех сторон, шипел и поддувал в
штанины. Чьи-то мягкие, очень осторожные, но сильные и в
то же время не по-живому ловкие руки переворачивали Юрку,
раздевали, терли и мяли.
От неожиданности он не сопротивлялся, молча перенося
все передряги. По правде гово
ря, он просто не успел бы со
противляться или кричать. Все
происходило так быстро, его
так переворачивало и крутило,
что он просто не успевал со
браться с мыслями и сообра
зить, в каком положении он на
ходится—вверх ногами или на
боку, в воздухе или на полу.
«Как в невесомости»,—успел
подумать только однажды
Юрка.
Зато Шарик боролся за себя
отчаянно. Он вырывался, но
ровил кого-то укусить, то лязгал
22
иубами, то пронзительно визжал, а разозлившись, начинал
истошно лаять. Но ему ничто нс помогало. Он, так же как и
Юрка, кувыркался в воздухе, и чьи-то ловкие руки мяли его,
расчесывали, чем-то опрыскивали, вытирали и опять опрыски
вали.
В кабине медленно разливался зеленоватый свет, облакй
нс то пара, не то духов быстро исчезали.
Дышать стало легче, но воздух все еще отдавал чем-то ма
шинным и химическим. Даже запах жареного лука почти
исчез.
Шарик вскочил на ноги, подпрыгнул, как на пружинах,
обежал всю кабину и, не разыскав ни малейшей щелочки,
а нс то что двери, так жалобно посмотрел на Юрия, словно
хотел сказать: «Вот попали так попали! Что же теперь с на
ми сделают? Может, эти голубые люди настоящие собакоеды...
или людоеды?»
Нельзя сказать, чтобы Юрию не приходили подобные мыс
ли, но он сумел отогнать их.
Мужчина должен быть мужчиной и не терять бодрость ду
ха ни при каких обстоятельствах.
Юрий нагнулся, потрепал Шарика по мягкой, шелковистой
шерсти, вздохнул и сам начал обследовать стены кабины.
Стены были по-живому теплые, светящиеся, но без единого
шва, без единой царапинки. Как литые.
Как они сюда попали и как они отсюда выберутся, пред
положить было просто невозможно.
Г лава четвертая
ЗЕТ, М И Р О , Т Э Н И К В А Ч
Тишина была такая совершенная и полная, что Юрий слы
шал, как скрипят гвозди в подсыхающих ботинках, как шур
шит то поднимающаяся дыбом, то опадающая шерсть на Ша
рике.
И все-таки даже в. этой тишине он не услышал, как ра24
зомкнулись стены каморки и перед ним открылась большая,
ярко освещенная комната.
И снова неожиданность не позволила ни Юрию, ни Шари
ку заметить, куда и как уплыли стены. Только что они стояли
л и т ы м и
и - неприступными, без единой царапины и вдруг ис
чезли.
Посреди комнаты стояли четыре голубых космонавта, уже
без комбинезонов и шлемов, и улыбались.
Юрию улыбаться не хотелось. После того что с ним сде
лали, впору было не улыбаться, а драться. Но он был в плену,
и перед ним стояло четверо. А настоящий мужчина прежде
всего должен соразмерять свои силы и не лезть на рожон. Но
и унижаться настоящий мужчина не станет, даже перед пре
восходящими силами. Вот почему Юрий гордо выпрямился,
опять отставил ногу и засунул левую руку в карман.
Однако космонавты не собирались нападать или издевать
ся. Тот, у которого были большие уши, первым подбежал к
Юрию и протянул руку.
Юрий чуть поколебался, но пожал ее. Тогда голубой кос
монавт явственно на самом обыкновенном человеческом язы
ке произнес:
— Зет!
— Чего-чего? — не понял Юрий.
Космонавт похлопал себя по груди и повторил:
— Зет!
Выходило, что он как бы официально знакомится и назы
вает свое имя.
Не отвечать было неприлично, и Юрий похлопал себя по
груди и ответил:
— Юрка!—подумал и уточнил: — Юра. Понимаешь? Их
бин Юра.
Космонавт уперся в него пальцем и переспросил:
— Ихбинюра?
— Нет,— смутился Юрий.— Просто — Юра. Без их бин.
Юра — и все.
Космонавт долго смотрел на Юру почему-то грустными
2S
серыми глазами, потом вдруг обрадовался и, несколько раз
ткнув его в грудь, закричал, оборачиваясь к своим товари
щам:
— Юра1 Юрка! Юра!
И трое космонавтов тоже стали улыбаться и дружно по
вторять:
— Юра! Юрка!
Зет нагнулся и, широко улыбаясь, протянул руку Шарику.
Шарик смущенно покрутил обрубком хвоста, посмотрел на
Юрия, точно спрашивая у него разрешения на знакомство.
Юрий серьезно сказал:
— Подай лапку.
Шарик сел, разинул пасть так, словно и он умел приветли
во улыбаться, застенчиво и кокетливо склонил набок ушастую
голову и подал лапу. Юрий представил его:
— Шарик.
— О! Шарик! — сразу понял его Зет и с чувством потряс
лапу.
Потом к ним по очереди подходили три других космонавта,
пожимали руку и лапу и представлялись.
Голубой человек с курносым носом и зеленоватыми глаза
ми назвался так:
— Тэн.
Второй, круглолицый, с толстыми губами и особенно голу
быми щеками, долго тряс Юркину ру
ку, вздохнул и сказал:
— Миро.
А третий, черноглазый, строгий и
суровый, представился, как отрезал:
— Квач.
И при этом еще посмотрел на това
рищей, как будто они должны были
ощутить все величие этого имени. Но
они почему-то ничего не заметили к
только улыбались и топтались вокруг
Юрки и Шарика.
26
Квач посмотрел на них, сдвинул густые брови и сказал
несколько слов космонавтам. Они согласно закивали и броси
лись к стенам. А Квач отошел к той стене, на которой в рамке
из блестящего металла поблескивали разноцветные кнопки.
Пока Зет, Миро и Тэн смотрели на перемигивающиеся
огоньки в стенах, Квач нажимал на кнопки.
Все было как будто очень просто — ведь если есть косми
ческий корабль, то на нем обязательно должны быть кнопки,
разноцветные огоньки контрольных ламп, приборов и тумбле
ров— крохотных переключателей. Без этого никакой косми
ческий— хоть настоящий, хоть фантастический — корабль, ко
нечно, существовать не мог.
Странным показалось другое. На всех кораблях — настоя
щих и фантастических — обязательно были хоть какие-нибудь,
но все-таки комнаты, кабины, помещения, а в них — всякие
приборы: экраны, панорамы, пульты управлений, кресла, сто
лы и приборы, при
боры...
Всяческие
приборы на всяче
ский вкус.
На этом корабле
ничего подобного не
было. Какая-то не
серьезная доска с
кнопками и блуж
дающие по матово
блестящим, теплым
на ощупь и светя
щимся космическим
зеленоватым светом
стенам
разноцвет
ные огоньки, за ко
торыми следили Ми
ро, Тэн и Зет.
Нет, что бы там
ни говорили, а ко27
рабль Юрию Бойцову по
пался под стать его хо
зяевам — явно несерьез
ный и даже не фантасти
ческий. Слишком уж он
был гол и неинтересен.
• Бойцов даже вздох
нул— так скучно все по
лучилось.
Вздохнул и вынужден
был задержать выдох. То,
что происходило на его
глазах, было уже не фан
тастикой. Это было сказ
кой или чудом. Наукой
это уже не назовешь.
' Такой ровный, такой
уютный, слегка пружиня
щий под ногами пол вдруг
стал вспучиваться, как
будто из-под него стреми
тельно вырастал огром
ный гриб посредине и
целая семья грибочком
вокруг. Эта семейка быстро и неуловимо для глаза принимала
вполне определенные очертания: из пола вырастал самый
обыкновенный стол, а вокруг него — стулья.
Нет, не табуретки или какие-нибудь скамьи, а самые на
стоящие стулья— со спинками и даже, кажется, с мягкими
или, уж во всяком случае, полумягкими сиденьями.
Все происходило в полном безмолвии и так стремительно,
что Бойцов и Шарик только и могли что моргать широко от
крытыми от удивления глазами. Самое главное заключа
лось в том, что и стол и стулья не то что строились или выска
кивали из каких-нибудь тайников или ниш, а именно выра
стали из пола. И в то же время пол не проваливался, нс
понижался — он был все такой же ровный, матово поблески
вающий зеленоватым светом.
Когда столовый гарнитур вырос и окончательно оформил
ся, он вдруг изменил свою окраску. Стол оказался приятного
коричневато-желтого цвета, а все стулья — разноцветными:
алое, голубое, зеленоватое, как морская волна, темно-синее,
розовое...
Как вес это происходило, Юрка понять не мог и с надеж
дой посмотрел на голубых людей. Но тут оказалось, что чудо
продолжалось — из стен, возле которых стояли космонавты,
стремительно и красиво, как ветви дерева в замедленной ки
носъемке, стали отделяться не то кровати, не то диваны. То,
20
что они образовывались как бы сами по себе, было бы еще
полбеды — Юрка уже видел, как вырастает целый гарнитур.
Но то, что на кроватях-диванах, уже из них самих, появля
лись подушки, было уже настоящим чудом. Они даже на вид
казались мягкими и уютными.
И снова ни единой щелочки, ни единой выемки, только попрежнему поблескивают на ровных молчаливых стенах блуж
дающие огоньки сигналов...
Квач обернулся и что-то сказал. Зет и Тэн побежали к той
стене, у которой стоял Квач. Он щелкнул кнопкой, и стена
бесшумно распахнулась. Тэн и Миро скрылись в светящихся
сумерках космического корабля.
Зет обошел все стены, деловито проверил перемигиваю
щиеся лампочки и что-то сказал Квачу. Тот солидно наклонил
голову, потом озорно улыбнулся и пронзительно свистнул.
Юрка удивленно посмотрел на него — космонавт, а свистит,
как мальчишка, гоняющий голубей. И тут впервые в Юркино
сердце закралось сомнение, и он пристально осмотрел обоих
космонавтов.
Теперь, когда первые впечатления притупились и Юрка
опять мог на все смотреть критически, как и подобает настоя
щему мужчине, он не мог не заметить, что оба космонавта
очень молоды. Так молоды, что просто удивительно.
Ни единой морщинки у глаз или у губ, ни одного седого
волоса. Алые губы чуть припухли, а глаза живые, суматош
ные... Если бы Юрка совершенно точно не знал, что в мире еще
мигде не построено детской космической станции, он бы на
верняка подумал, что перед ним его сверстники — парнишки
лет по одиннадцать-двенадцать. Но он точно знал, что сущест
вуют детские технические станции, детские железные дороги,
детские автомобильные клубы и даже детские пароходы, а вот
космодромов, и даже аэродромов еще ни один народ для своих
детей не создал.
И Юрий Бойцов несколько успокоился, хотя сомнения все
еще смущали его.
Г лава пятая
ЗАГОВОР
ГОЛУБЫХ
Когда Квач свистнул, Зет не удивился. Он только засмеял
ся, а потом, доброжелательно, но лукаво взглянув на Юрку
и Шарика, что-то сказал товарищу.
Квач кивнул и, озорно, победно поблескивая темными, чуть
навыкате глазами, наклонился к космонавту и что-то стал ему
говорить. По тому, как Квач нет-нет да поглядывал на
Юрку и Шарика, Бойцов понял, что речь идет о них. И это
было не очень-то приятно. Ведь каждому будет не по себе,
когда говорят о нем, а он не знает, что именно. Вот почему
и утверждают, что секретничать в компании — неприлично, а
тем более секретничать, используя знание языка, который не
понимают другие.
Н о Юрка всегда был справедливым человеком, и, хотя ему
было и неприятно, он все-таки подумал:
«А что же им делать? Они не знают русского языка, а я не
знаю ихнего».
И все-таки на душе было неспокойно. Тем более, что Зет,
все время посмеиваясь и покачивая головой, вдруг перестал
улыбаться и, строго посмотрев на Юрку, видимо, запротесто
вал против какого-то предложения Квача. Но тот взял Зета
за плечо и, наверное, уговорил товарища. Зет успокоился, кив
нул и сейчас же вышел.
Шарик вскочил на ноги, взвизгнул и закрутил хвостом.
В помещение вошли два других космонавта. Они толкали пе
ред собой легкие колясочки из того же матово поблескиваю
щего материала, что и стены космического корабля. На коля
сочках стояли тарелки, стаканы, бутылки, миски, и Юрка по
нял, что привезли еду.
Шарик так беспокойно завертелся у Юркиных ног, .что ему
стало даже стыдно за лохматого друга — голубые люди могли
подумать, что он совсем не кормит собаку. Поэтому Юрка на
гнулся и, поглаживая шелковистую шерсть, как маленького,
уговаривал Шарика:
31
— Ну нехорошо же... Потерпи маленько. Выйдем на поля
ну, и тебе всю... нет не всю, но половину колбасы отдам. Нс
вертись!
Но Шарик, хоть и перестал вертеться и даже присел, все
равно нетерпеливо перебирал передними лапами, то и дело
взглядывал на Юрку и нахально облизывался.
Пока Миро и Тэн расставляли посуду на столе, вернулся и
Зет. Он принес странные, похожие на радионаушники прибо
ры, от которых тянулись тонкие провода, и положил их на
выросшие по бокам комнаты диваны-кровати. Квач заговор
щически улыбнулся и кивнул, а потом широко расставил
руки и жестом хлебосольного хозяина пригласил Юрия
к столу.
Юрий не знал, как поступить — сразу садиться или, может
быть, немного поотказываться, чтобы голубые люди не поду
мали, что он такой уж голодный. Все-таки для соблюдения
настоящего мужского достоинства следовало бы сказать чтонибудь вроде: «Нет, благодарю вас, я сыт». Или: «Ну, зачем
такое беспокойство — мы уже завтракали». В крайнем случае,
можно было сказать еще и так: «Да вы не беспокойтесь,
ешьте сами». Юрка на минуту споткнулся: «А как сказать
правильно: ешьте или кушайте?» И мысленно поправилсяз
«Кушайте!» Но опять смутился — уж очень это самое «кушай
те» было жеманным, каким-то ненастоящим. Поэтому онопять
поправился: «Ешьте сами, а мы посидим, посмотрим...»
Ничего другого он не успел придумать, потому что Шарик
взвизгнул и обиженно посмотрел на Юрку:
«Ты что ж, в лесу меня голодом морил и теперь собираешь
ся отказываться? Имей в виду — я против! Если люди угоща
ют—отказываться неприлично: подумают, что ты или задава
ка и трепач, или что ты брезгуешь, не доверяешь им».
Вот почему Юрий вздохнул и сел на тот самый зеленова
тый стул, который ему показали.
Шарик сейчас же устроился рядом со стулом и поднял нос
кверху. Но космонавты не спешили садиться. Они столпились
возле Юркиного места и наперебой приглашали Шарика сесть
32
I
за стол. Только тут стало
понятным, почему один —
самый -красивый, яркоалый стул был выше и уже
других:' он с самого нача
ла предназначался Ша
рику.
Напрасно Юрка объ
яснял, что собака должна
есть где-нибудь в уголке,
в крайнем случае возле
его ног, что Шарик не
привычен к такой заботе
и по своей неопытности мо
жет натворить что-нибудь
не совсем приличное,— го
лубые люди были настой
чивы. И как Юрка ни сле
дил за ними, по всему бы
ло видно — разыгрывать его они не собирались. И Юрка уса
дил Шарика на ярко-алый стул.
Шарик всего несколько секунд был как бы смущен и расте
рян, но через некоторое время он повел себя так, словно всю
свою собачью жизнь сидел в космических кораблях за одним
столом с экипажем и ел с тарелок из неизвестного материала.
Завтракали чинно, благородно, с ложками и вилками. Но
что-то Юрке не нравилось. Все было чем-то непохоже на то,
что ему всегда нравилось. Всего, кажется, было вдоволь: где
нужно — соли и сахара, а где требовалось— горчички.
И все-таки не было того настоящего вкуса, который бывает
в доброй еде. И, прежде всего, не было хлеба. Дома Юрка
мало ел хлеба — всегда было некогда. Утром, перед школой,
он просыпал: хлеб есть некогда. Выпьет молока—и бегом.
В обед — ребята ждут. Опять спешка. В ужин вообще наедать-*
ся не следует — так говорит наука. Получалось, что хлеб есть
было некогда.
2
Голубые люди Розовой земли
33
Но в перерывах между делами Юрка очень любил отрёзать добрый ломоть, посыпать солью и съесть его где-нибудь
на полдороге или на лавочке, болтая с приятелями. Тогда хлеб
бывает настоящим хлебом— вкусным, пахучим, емким. А заг
обедом или завтраком он ведь вроде и неглавное. Так, обяза
тельная нагрузка.
На завтрак в космическом корабле хлеба явно не хватало.
Конечно, обойтись без него было нетрудно — были какие-то
коржики, но хлеба все-таки не хватало. Вспомнилось, что
есть народы, которые совсем не едят хлеба,— например, ки
тайцы. Им хватает одной крутой рисовой каши, пресной и без,
запаха.
И тут Юрка понял, чего не хватало во всем том, что он ел и
пил. Не хватало знакомого запаха. Все пахло очень прият
но — не то духами, не то корицей с гвоздикой, но не было того
доброго, сытного запаха, без которого самый распрекрасный
завтрак или обед не может быть настоящим удовольствием.
И тут вспомнилось, что ведь пахло же в корабле еще и жаре
ным луком, а за столом этого запаха не было и в помине.
Пока Юрка ел и думал обо всем этом, Шарик не терял
времени зря. Он сидел на своем высоком алом стуле, как ко
роль па троне, и за ним ухаживали невиданные голубые лю
ди. Они накладывали ему на тарелку еду. Они подставляли
ему стакан с питьем, а каким — ни Юрка, ни Шарик не зна
ли. Правда, Шарику так и не удалось напиться как следует —
его морда не входила в стакан. Но поскольку за всю свою не
долгую собачью жизнь Шарик не видел и не слышал, чтобы
обыкновенная дворняга попадала в такой почет, ему было
уже не до питья: он стал стесняться. Конечно, ему бы хоте
лось съесть не то что в два, а даже в три раза больше, чем
ему накладывали — за прошедшую ночь он очень проголо
дался,— но теперь это казалось ему неудобным. И чем боль
ше казалось, тем больше он стеснялся.
А голубые люди смеялись и гладили его по отмытой шер
сти, говорили какие-то слова, которые Шарик, казалось, пони
мал так:
