Сказки и легенды Систана [Автор неизвестен - Народные сказки] (pdf) читать онлайн

сказки и легенды

СИСТАНА

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

*

ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»

сказки и легенды

СИСТАНА

ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ. МОСКВА 1981

И (Перс.)
С42

Редакционная коллегия серии
«СКАЗКИ И МИФЫ НАРОДОВ ВОСТОКА»
И. С. БРАГИНСКИЙ, Е. М. МЕЛЕТИНСКИЙ,
С. Ю. НЕКЛЮДОВ (секретарь), Д. А. ОЛЬДЕРОГГЕ (председатель),
1э. в. ПОМЕРАНЦЕВА!, Б. Л. РИФТИН, С. А. ТОКАРЕВ,
с. с. ЦЕЛЬНИКЕР
Составление и комментарии
А. Л. ГРЮНБЕРГА и И. М. СТЕБЛИН-КАМЕНСКОГО

Ответственный редактор и автор предисловия
А. Н. БОЛДЫРЕВ

70700-079
С 013(02)-81

203 81

" '

4703000000

@ Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1981.

И (Перс.)

ПРЕДИСЛОВИЕ
Гильменд — самая большая река в Афганистане и самая большая
на Среднем Востоке между Тигром и Индом. Стремительно стекает
Гильменд по юго-западным склонам Гиндукуша. Рядом с ним, в парал­
лельных долинах, струятся три меньших реки —Хашруд, Фарахруд и
Харутруд. Там, где сошлись границы трех государств — Афганистана,
Ирана и Пакистана, все четыре реки, сливаясь, образуют озера, болота,
протоки в необозримых зарослях тростника. Паводки и эасухи то по­
вышают, то сокращают уровень вод, озера то наполняются, то высы­
хают, рукава и протоки с годами меняют русла, уходя от поселений.
Наносные земли, удобренные плодороднейшим илом, то выступают на­
ружу» радуя земледельца прекрасными урожаями, то вновь уходят под
воду или заносятся песками. Несметные стаи рыб, тучи птиц —уток,
гусей, лебедей, турачей, орлов, пеликанов населяют стоячие воды озер
и протоков, в прибрежных зарослях бродят кабаны и олени, а лет пол­
тораста тому назад водились и тигры. Невелик этот удивительный
край — всего километров 200 по меридиану и менее 100 км по обе сто­
роны ирано-афганской границы. Это как бы остров, с трех сторон окру­
женный страшной безжизненной пустыней, а с юга отрезанный от моря
бесплодными горами Белуджистана. Этот остров — «Полуденное царст­
во» (Молке Нимруз), иначе Систан,— название, сохранившееся, по сей
день как название одной из административных областей современного
Ирана.
Жестокие ветры систанских пустынь гонят пески на поля и се­
ленья. Издревле боролись крестьяне с их наступлением, как и с буйст­
вом паводков. «Процветание Систана,— писал в XI в. анонимный систанский историограф,— зависит от наличия трех заграждений: речной
плотины, щитов против песка, стен против врагов. Если все загражде­
ния на месте, во всем мире нет области, равной Систану по благам и
приятности».
Сейчас Систан — бедный, заброшенный край. В нем мало дорог, нет
больших городов, редкое население не в силах бороться с натиском
песков, засухами и наводнениями. О былом величии Систана говорят
лишь руины покинутых городов, святилищ и крепостей. Сердце иран-

5

ской части Систапа — область Забул; столицей ее был когда-то Зарандж (Заранг). Именно там лежат грандиозные развалины группы
городов со множеством каналов у берегов Гильменда, которые видел
в 1900 г. и описал русский натуралист Н. Зарудный, а также другие,
преимущественно английские, путешественники.
В названии Зарандж сохранилось название раннеземледельческого
племени древнейшего местного населения зранка. Геродоту и античным
авторам Забул был известен как Дрангена (Дрангиана).
Богатый край привлекал жадные взоры завоевателей. Велико было
и политическое значение систанских эемель. В конце VII — начале
VI в. до н. э. на Дрангиану стремился распространить свое влияние
мидийский царь Киаксар. За ним последовал Куруш (Кир) — основа­
тель могущественной ахеменидской династии царей Ирана, захватив­
ший Зарандж с окрестными землями и нашедший смерть в 529 г. до
н. э. в битве с воинственными кочевниками — среднеазиатскими саками.
Через 200 лет Зарандж был завоеван Александром Македонским. Здесь
казнил он около 330 г. до н. э. своего ближайшего друга и помощника
Филота за мнимое участие в заговоре и выстроил крепость Александ­
рию, получившую проэвание Профтасия, что эначит по-гречески «Пре­
дупреждение».
Во II в. до н. э. на территорию Систана и сопредельных областей
в долинах Амударьи, Герируда, Гильменда и Северной Индии началось
наступление новых завоевателей. Это саки, они же скифы и массагеты,
кочевники из группы племен «восточные арья», предки современных
афганцев, издревле населявшие предгорья и степные просторы нынеш­
них Туркмении и Казахстана.
Саки прочно осели в Дрангиане, дав краю свое племенное назва­
ние — Сакастан, т. е. «Страна саков», из которого родилось че$ез про­
межуточные формы Сигистан (Сиджистан), Сеистан —- современное Систан. Жителей Систана и сейчас называют «сигзи». Но не только в этих
названиях сохранилась сакская древность. Саки внесли в иранский мир
свое сокровище — цикл древних сказаний о подвигах забульского бо­
гатыря Рустама. Рустам стал героем славного иранского эпоса «Шахнаме» («Книга царей» или «Царь-книга»).
Собирание и объединение древних преданий, легенд и сказаний
велось в Иране в эпоху Сасанидов (III—VI вв. н. э.) как в Парсе, на
западе страны, так и в Хорасане, Средней Азии и Систане. Сводная
иранская редакция «Книги царей» была переведена на арабский язык
около 750 г. В этой редакции объединение западного и восточного ва­
риантов уже, вероятно, осуществилось. Потом последовали многие дру­
гие редакции, одни на арабском (VIII—IX вв.), другие на персидском
языке. Хотя они до нас не дошли, но по некоторым косвенным сведе­
ниям мы можем определить, что авторы их использовали как письмен­
ные (летописные, хроникальные) версии, так и народные, устные. Этот
6

огромный материал лег в основу грандиозного стихотворного персоязычного свода «Шах-наме», выполненного Абу-ль-Касимом Фирдоуси
в Тусе на востоке Ирана (первая редакция была окончена в 994 г.) в
результате упорного двадцатилетнего труда. Между 1000 и 1050 гг. на
вападе Ирана, в городах Хамадане, Исфахане, Гургане, были сделаны
три большие прозаические обработки на новоперсидском языке запад­
ных версий, среди них несколько самостоятельных, не вошедших в
«Шах-наме» Фирдоуси. Самостоятельной была и одна из пехлевийских
(среднеперсидских) версий, дошедшая до нас в согдийском переводе,
героем которой выступает Рустам. Разумеется, версии, не вошедшие в
«Шах-наме» Фирдоуси, то ли оставшиеся ему неизвестными, то ли от­
вергнутые им по каким-либо причинам, представляют для нас особый
интерес. Среди них привлекают внимание вошедшие в данный сборник
систанские народные версии, записанные у замечательного систанского
сказителя Исмаила Ярмамедова (см. ниже, с. 10).
В Систане память о Рустаме, имя Руотама живут, широко бытуют
в устах народных сказителей по сегодняшний день в сказаниях и ле­
гендах, часто привязанных к древним развалинам. Вот «Банди Ру­
стам» — остатки величественной плотины на Гильменде, построенной
якобы в свое время самим Рустамом; вот импозантная башня — остатки
«Конюшни Рустама», стойло его сказочного коня Рахша; а эти руины
на берегу Гильменда в Калаи-Фатх («Крепость победы») — столица
Кеянидов, легендарных царей, которым служил Рустам. Все родослов­
ные Рустама, вплоть до родоначальника Гершаспа, подробно изложены
в «Истории Систана», упомянутом выше замечательном сочинении ано­
нимного автора XI в. В «Истории Систана» все дышит любовью к род­
ному краю, гордостью эа подвиги легендарных и исторических систанцев. Это единственный источник, в котором Якуб Медник (правил с 860
по 890 г. н. э.), положивший начало могуществу систанской династии,
представлен не как разбойник 'с большой дороги и узурпатор, а соответ­
ственно исторической правде — как смелый и одаренный выходец из
ремесленных низов, «систанский Пугачев», поднявший народ на борьбу
с иноземными и местными поработителями, замечательный полководец,
создавший вместе со своим братом Амром империю, простиравшуюся
от Северной Индии до Ирака.
В правление Якуба и по его личному указанию, как утверждает
«История Систана», окружавшие его придворные поэты-персы впервые
стали писать стихи на общепонятном персидском языке, отбросив араб­
ский, который в течение 200 лет до того безраздельно царил в пись­
менности всех народов, принявших ислам в результате арабского за­
воевания.
Начиная с XI в. история Систана — это история его медленного
упадка. Господство чужеземных династий, страшное разорение во вре­
мя монгольского владычества привели к изменению торговых путей,
7

гибели оросительных систем, бегству населения, наступлению песков.
Основное земледельческое население Систана издавна составляли тад­
жики или парсиваны; все путешественники описывали их как исклю­
чительно мирный и трудолюбивый народ.
B^XIX в. Систан — заброшенная крайняя восточная провинция шах­
ского Ирана — оказался в районе южных границ царской России. Там,
в Закаспийской области, на северных склонах Копетдага (ныне терри­
тория Туркменской ССР) отходников ждали приличные сезонные зара­
ботки в условиях относительного спокойствия и законности. Оживали
старые тропы местной караванной торговли между Хивой на севере и
Систаном на юге, ирано-афганский рабочий люд тянулся в пределы
российского Туркестана. Здесь и застала многих из них Великая Ок­
тябрьская социалистическая революция. Одни вернулись в родные края,
другие остались и обрели здесь новую родину. Их потомки живут здесь
и поныне, расселившись по разным районам советской Туркмении, жи­
вут этнически родственными, но обособленными группами соответствен­
но с делением по племенам: белуджи, джемшиды, бербери, таймури.
Среди них и выходцы из Систана — систуни, которые осели в райцентре
Серахс Ашхабадской области, сохраняя свою самобытность и язык в
окружении местного туркменского населения. В этом месте сходятся
границы трех государств -— СССР, Ирана и Афганистана. Границы пе­
ресекает извилистый, мутный Теджен, его берега — в зарослях ивы и
тамариска. Кругом пустыня, саксаул и пески. Небольшой поселок Се­
рахс стоит на Теджене у самой иранской границы.
У Серахса богатое прошлое. В двух километрах от нынешнего по­
селка высится огромное городище с остатками могучих крепостных
стен, почва усыпана черепками древней посуды. Это старый Серахс,
когда-то большой богатый город на скрещении главных торговых пу­
тей, соединявших Месопотамию, Малую Азию и Западный Иран с Ин­
дией, Афганистаном и с цветущими городами и оазисами Средней Азии
и Туркестана. Город Серахс упоминается в одном из сирийских сочи­
нений, описывающих распростра-нение христианства в I—III вв. н. э.
У стен городища Серахс по сей день стоит построенный в первой поло­
вине XI в. мавзолей •*- мусульманское святилище на могиле суфийского
старца-подвижника — «Серахс-Баба» («Серахсский дед»*). Звали его
Абу-ль-Фазль, и был он наставником другого знаменитейшего святого
этих мест —Абу Сайда (умер в 1048 г.), игравшего выдающуюся роль
в бурных политических событиях своего времени.
С городища открывается вид на бескрайнюю пустыню и затянутые
дымкой далекие хребты Копетдага. А в ночной темноте на другом бере­
гу Теджена сияет огнями совсем близкий городок. Это тоже Серахс, но
иранский, за нашей границей.
Советский Серахс —центр богатого хлопководческого района. На­
селение советского Серахса довольно разнообразно — прежде всего это
8

туркмены и другие среднеазиатские тюрки, персы, афганцы, а также
немцы — потомки колонистов, поселившихся здесь в начале XX в.
В 1958 г. советскому языковеду-иранисту А.- Л. Грюнбергу стало из­
вестно о том, что в Серахсе живут выходцы из Систана, носители свое­
образного диалекта персидского языка. Персидские диалекты вообще
изучены очень слабо, а о систанском диалекте в науке не было почти
никаких данных. В последующие годы А. Л. Грюнберг осуществил
записи говора систанцев, а затем опубликовал результаты своих иссле­
дований в работе «Систанский диалект в Серахсе» («Краткие сообще­
ния Института народов Азии», вып. 67. М., 1963, с. 76—86). В семье, в
быту, при общении друг с другом систанцы, живущие в Серахсе, поль­
зуются особым диалектом, который они называют «систуни». Однако
со своими соседями — представителями других иранских этнических
групп — систанцы общаются при помощи иной формы речи, которая
значительно ближе к персидскому литературному языку. Возможно,
что эта форма представляет собой койне, своеобразный межплеменной
язык, подобный, например, тому виду таджикского языка, который слу­
жит для-общения разноязычных народов Бадахшана (Западный Памир).
Но еще ближе к персидскому литературному языку та форма речи,
которой систанцы пользуются для исполнения своего необычайно бо­
гатого и разнообразного фольклора — сказок, преданий, расцвеченных
многочисленными стихотворными вставками и пассажами рифмованной
прозы.
Первое ознакомление с образцами систанского фольклора убедило
в необходимости осуществить исчерпывающую запись его на основе со­
временной научной методики с применением магнитофонной техники.
В феврале 1975 г. ленинградские иранисты А. Л. Грюнберг и И. М. Стеблин-Каменский провели такую запись во время пребывания в Серахсе.
Среди записанных текстов-, переводы которых публикуются в на­
стоящем сборнике, выделяется цикл сказаний о Рустаме и его потомках
Барзу, Азербарзу, Фарамарде и Теймуре. Этот цикл, сложенный места­
ми ритмизованной прозой со стихотворными вставками, находит лишь
частичные параллели в «Шах-наме» Фирдоуси. Стиль этого цикла (мно­
гочисленные устойчивые формулы, повторяющиеся сюжетные ходы, не­
сколько архаичная лексика) предполагает существование длительной
устной эпической традиции, возможно, не восходящей к каноническому
тексту «Шах-наме» Фирдоуси. Некоторые расхождения с «Шах-наме»
могут, вероятно, объясняться позднейшими мусульманскими влияния­
ми на систанские эпические предания, проникновением в систанский
фольклор мотивов и сюжетов других эпических циклов, получивших
письменно-литературную обработку («Барзу-наме», «Азер-Борзин-наме»
и др.). Однако часть сюжетных расхождений с «Шах-наме», а также
прозаико-поэтическая форма систанских преданий и особенности в пе­
редаче некоторых топонимов и имен персонажей указывают на устой-

9

чивость устной героико-эпической традиции в Систане, прежде всего
циклов, связанных с Рустамом, главным героем систанского эпоса. Со­
хранение иранской эпической традиции в форме сказаний о систанском
герое Рустаме именно в Систане может свидетельствовать о непрерыв­
ности этой традиции и о том, что она восходит к исконно систанским
(сакским) преданиям о Рустаме, послужившим одним из фольклорных
источников всех вариантов иранского национального эпоса.
Настоящая публикация переводов этих сказаний является пока что
предварительной, отношение систанских сказаний о Рустаме и его по­
томках к другим изводам иранского эпоса еще предстоит исследовать.
Помимо цикла сказаний о Рустаме, было записано также большое
количество фольклорных материалов других жанров. В это издание
включены переводы 14 сказок и 9 легенд, наиболее значительных по
объему, оригинальных по композиции и занимательных по сюжету.
Можно полагать, что эти тексты достаточно полно отражают традици­
онный фольклорный репертуар систанцев.
Публикуемые скаэки, в целом,, традиционны по своим сюжетам,
однако отличаются яркостью и мастерством изложения. Основная за­
слуга в этом отношении принадлежит, разумеется, основному инфор­
матору А. Л. Грюнберга и И. М. Стеблин-Каменского, наследственному
сказителю Исмаилу Ярмамедову, человеку глубокой внутренней куль­
туры, прекрасному знатоку фольклорной традиции своего народа. Вы­
сокое мастерство и артистизм исполнения Исмаил Ярмамедов унасле­
довал от своего отца, полупрофессионального сказителя, от которого он
в детстве и слышал все записанные сказки и легенды. Исмаил Ярмаме­
дов родился в 1915 г. уже в Серахсе, куда его отец переселился из Систана. Неграмотный так же, как и его отец, Исмаил был пастухом,
в детстве батрачил на богатых людей. Будучи неграмотным, Исмаил
Ярмамедов обладает блестящей памятью и помимо персидского владеет
также и туркменским языком.
В рассказанных Исмаилом Ярмамедовым сказках не видно при­
знаков их приспособления к социальной и лингвистической обстановке,
в которой оказались систанцы после переселения в Юго-Восточную
Туркмению: тексты сказок не содержат, как правило, тюркских имен
собственных, деталей нового быта и новых реалий. Традиционность
публикуемых сказок подчеркивается формульными зачинами и особен­
но постоянной формульной концовкой, реализуемой в нескольких стан­
дартных вариантах.
Необычны по жанру сказки № 4 и 7. Составители справедливо от­
мечают (Комментарий, с. 258), что эти тексты не имеют прямых типо­
логических параллелей в существующих справочниках сказочных мо­
тивов и сюжетов и занимают промежуточное положение между сказ­
ками и легендами. Для № 4 в пользу такого мнения могут, как кажется,
свидетельствовать не только упоминания царя Ануширвана и сасанид-

10

ской столицы Мадаина (с. 57), но также имя Густамавд-, связанное,
вероятно, с популярным в сасанидоком Иране именем Густам (вариант.,
Вистам, в новоперсидском —Бистам).
Варианты некоторых публикуемых в настоящем сборнике легенд
были известны уже в доисламской Аравии и в раннесредневековом
Иране, в том числе такие популярные сюжеты, как легенды о Наджме
и о Варке и Гулыпо (№ 15, 16).
В заключение этого предисловия необходимо сказать несколько
слов о переводах публикуемых сказок и легенд. Текст при переводе не
подвергался сколько-нибудь значительной переработке. Лишь кое-где
убраны повторения, а в ряд мест вставлены связочные предложения.
Язык систанского фольклора отличается как от персидского, так и
от таджикского языков, и это находит свое отражение в транскрипции
имен собственных. За исключением имен и терминов, которые уже
можно считать прочно вошедшими в русский язык, транскрипция более
или менее следует живому произношению рассказчика.
Все стихи в сказках и легендах рассказчиком поются примерно на
одну д ту же мелодию. Рифмованная проза, включая и присказку, го­
ворится скороговоркой как хорошо заученный текст. По словам рас­
сказчика, присказка (с. 14) может применяться не ко всем сказкам, а
только к тем, которые, с точки зрения рассказчика, имеют характер
эпических легенд или лирических романов (дастанов).
Названия сказок и легенд даны рассказчиком Исмаилом Ярмамсдовым.
Цикл сказаний о Рустаме (№ 18—22), легенды «Наджма» (№ 16) и
«Хайдарбек» (№ 17) и сказка «Ширавия» (№ 7) были впервые записа­
ны А. Л. Грюнбергом в 1958/59 г. В 1975 г. А. Л. Грюнбергом и
И. М. Стеблин-Каменским был снова записан весь цикл сказаний о Ру­
стаме (и дополнительно легенда «Али и Рустам», № 23) и сказка «Ши­
равия». Тогда же были записаны все остальные публикуемые в этом
сборнике сказки и легенды. Все тексты записывались на магнитофон и
расшифровывались с магнитофонных записей; более ранние записи
сверялись с поздними, все неясные места и выражения были выяснены
с рассказчиком Исмаилом Ярмамедовым.
Сказки № 1—14 переведены А. Л. Грюнбергом и И. М. Стеблин-Ка­
менским.
Легенды «Варка и Гулыпо» (№ 15), «Барзу» (№ 19) и «Теймур»
(№ 20) переведены А. Л. Грюнбергом, И. М. Стеблин-Каменским и
А. А. Тагирджановой.
Легенды «Наджма» (№ 16) и «Хайдарбек» (№ 17) переведены
А. Л. Грюнбергом.
Легенды о Рустаме (№ 18, 21—23) переведены А. Л. Грюнбергом и
И. М. Стеблин-Каменским.

11

Перевод легенды, помещенной в Приложении, выполнен И. М. Стеблин-Каменским.
Все переводы стихов и рифмованной прозы сделаны А. Л, Грюн­
бергом.
Комментарии к скаэкам составлены А. Л. Грюнбергом и И. М. Стеблин-Каменским, они сопровождаются типологическим анализом сюже­
тов, который сделан А. А. Тагирджановой по следующим источникам:
Н. П. А н д р е е в . Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Л.,
1929 (в сокращении АА); The Types of Folktale. A. classification and
bibliography Anti Aarne's Verzeichnis der Marchentypen. Translated and
enlarged by Stith Thompson. Helsinki, 1961 (FFC, № 184) (в сокращении
AT). Приводятся также ссылки на сборники персидских и других во­
сточных сказок.
Словарь имен, непереведенных слов и терминов составлен
А. Л. Грюнбергом и И. М. Стеблин-Каменским.
А. Н. Болдырев

сказки

1. Бурый кит

Голос донесся с бескрайних небес, с синего купола дальних
небес: «Мудрый рассказчик, дервиш-острослов не надевает на
слово оков; страстным влюбленным, тоской обуянным, мчится
оно фарсанг за фарсангом, ловко, как заяц, и сладко, как
мед.,.»* Шайтан приказал нам посеять табак, куришь — погиб­
нешь, погибнешь и так! Курит Аббас, что в Иране царем,
пусть себе курит, да дело не в нем... ! Слова — это шерсть, я же
войлок валяю; слова — молоко, я же масло сбиваю. Ложь без­
граничная — вот мои рассказ. Верблюд на блохе едет в город
Шираз. Ива и тополь, сосна и чинар сладких плодов не прино­
сят нам в дар; гранат и айва, померанец и тут сочные щедро
плоды нам дают. Хлебом пусть станет вершина Ходжа, в мяс­
ную шурпу Хильменд2 превратится. Явился старик, чтоб шур­
пой подкрепиться. «Много не съесть мне,— старик говорит.—
Стар я, устал я, и почка болит. Съел я три сотни бараньих го­
лов, ножек без счета — а все же не сыт!» 3.
Было ли, не было ли —лучше нашего господа никого не
было.
Был когда-то один царь. Позвал он однажды к себе цирюль­
ника — мол, сбрей мне бороду. Ну, цирюльник пришел, сбрил
царю бороду и удалился. Когда он ушел, царь взял свое зеркало
из драгоценных камней, посмотрелся в него, и видит: все сбрил
цирюльник, а один волосок остался. Разгневался царь не на
шутку, снова позвал к себе цирюльника, кликнул палача и гово­
рит ему:.
— Эй, палач! Отруби цирюльнику голову!
А царский везир был тут же. Цирюльник успел ему шеп­
нуть: мол, если спасешь меня от топора, я дам тебе сто тума­
нов.
Ну, везир и говорит:
— О царь, зачем ты хочешь убить этого несчастного ци­
рюльника? Оставь его, а я лучше расскажу тебе, как снова стать
14

молодым. Живет,— говорит,— в таком-то море морское чудо­
вище — бурый кит. Если ты отведаешь его мяса и жира — ста­
нешь снова как двадцатипятилетний юноша.
Тут царь обрадовался и на радостях сказал палачу:
— Ладно, отпусти цирюльника, пусть идет себе с богом.
А сам стал совещаться с везиром, кого бы ему послать за
мясом и жиром этого морского чудовища. Думали, думали, и в
конце концов везир говорит:
— Надо послать твоего сына, царевича.
Так и решили. Царь позвал к себе царевича и говорит ему:
так, мол, и так, отправляйся, поймай бурого кита, его мясо и
жир сделают меня снова молодым.
Созвали они мастеров со всего города и велели им изгото­
вить цепи и крюки, чтобы поймать кита. Целый месяц труди­
лись мастера, выковывали цепи и крюки. Царь велел пригнать
стадо овец —для наживки. Дал царевичу войско. Царевич взял
цепи, крюки, велел гнать за собой стадо овец, а сам во главе
войска отправился в путь: спиной к городу, лицом — к пустыне.
И вот шли они, шли, распевали на ходу песни и совершали рат­
ные подвиги и наконец пришли на берег того моря, о котором
говорил везир. Морю конца-краю нет, и ходят по нему огром­
ные волны.
Царевич отдал приказ здесь, на берегу моря, разбить ла­
герь. Они поставили тут свои шатры, развели костры и сварили
пищу — что у кого было. И устроились там на ночлег. А наутро
зарезали много овец, насадили их на крюки, забросили крюки
далеко в море и стали ждать. Ждали день, ждали другой — ни­
чего нет; на третий день на море поднялись огромные волны.
Стали они тянуть за цепи, тянули, тянули и видят: попался на
крюк черный кит. Вытащили они его тушу на берег, разделили,
каждому из воинов досталось по ману, по полмана мяса.
На следующее утро опять убили много овец, нацепили их
на крюки и забросили в море. Опять ждут день, ждут другой —
ничего нет, а на третий день разбушевалось море. Стали они
тянуть за цепь и видят: на этот рдз на крюк попался белый
кит. Белого кита они тоже разрубили на части, каждому доста­
лось по большому куску.
Ну, и на следующее утро опять они убили много баранов,
нацепили их на крюки и забросили в море. День прошел, дру­
гой прошел, на третий день на море заходили огромные волны.
Стали они вытягивать цепи из моря — никак не вытянут. Зат
прягли мулов, чтобы они тянули цепи,— мулы и о места не
сдвинулись. Тогда распрягли мулов и впрягли вместо них вер­
блюдов. Но и те не могли вытянуть добычу. Ну, тогда уж привя15

вали к цепям слонов, те потянули, вытащили, и все увидели:
это и есть тот самый бурый кит. Лежит этот кит на берегу, а из
глаз у него катятся слезы. Позвали царевича: иди, мол, скорей,
кит плачет.
Когда царевич подошел ближе и кит его увидел, он еще
сильнее заплакал.
Царевичу стало его жалко, он приказал вынуть изо рта у
чудовища крюк и освободить его. Вынули у кита изо рта крюк,
и отпустил его царевич обратно в море. Отпустил в море и ска­
зал своей свите:
— Горе тому, кто скажет царю, дескать, мы поймали бурого
кита, а царевич выпустил его обратно в море. Если я узнаю,
что кто-нибудь царю так сказал,— сдеру с того человека кожу
живьем.
И они отправились обратно. Вернулись в город, царевич
пришел к отцу и говорит:
— Отец, того кита, о котором ты говорил, в море не было.
Белый кит был, черный кит был, а бурого не было.
— Ну что ж поделаешь,— сказал царь и на этом успоко­
ился.
Прошло некоторое время. И вот один из тех людей, что хо­
дил с царевичем ловить бурого кита, старик, у которого было
два сына, поссорился с ними и закричал:
—- Что мне от вас за польза! Что за польза от детей! Вот
царевич — и тот поймал бурого кита и выпустил в море, не
захотел, чтобы его отец стал снова молодым! И вы такие же,
ничуть не лучше! Вы со мной еще хуже поступите!
Кто-то слышал об этом, кому-то сказал, и так об этом раз­
говоре узнал царь.
Когда он услышал о том, что царевич поймал бурого кита
и отпустил его в море, он вышел из себя от гнева и закричал:
— Завтра же утром я велю царевича повесить!
А у царевича при дворе был друг. Он пошел и рассказал
царевичу; дескать, царю кто-то донес, что ты поймал бурого ки­
та и отпустил его обратно в море, а царь рассердился и хочет
тебя завтра же казнить — вздернуть на виселице.
Царевич рассказал об этом своей матери и говорит:
— Я должен бежать отсюда, собери меня в дорогу.
Мать испекла ему в тануре пшеничных хлебцев4 и набила
ими одну суму хурджина, а в другую положила драгоценностей.
У царевича был Конь-Ветер, рожденный от коней пари. Он
положил на коня хурджины, разукрашенное седло, вдел ногу
в кольцо стремени, ловко вскочил в седло, уселся поудобнее и
отправился в путь. Ехал он, ехал, несколько суток был в пути,
16

наконец, приехал на берег моря. Приехал на берег моря и ви­
дит: стоит корабль, готовится к отплытию. Царевич нашел ка­
питана на берегу и говорит ему:
— Пустите меня на корабль.
А капитан ему говорит:
— Мест нет.
Тогда царевич сказал:
— Я дам тебе сто туманов, только пусти меня.
Уговорил он капитана, дал ему сто туманов, его вместе с ко­
нем пустили на корабль.
Несколько суток они плыли, пока не переплыли море. Пере­
плыли море, пристали к берегу, и все разошлись, кому куда
было надо.
Царевич поехал прямо в глубь страны и попал в лес. Ехал
он, ехал по лесу, и вот стемнело. Темно в лесу, только вдали ка­
кой-то свет виднеется. «Поеду-ка я на свет, там, наверно, есть
жилье»,— подумал он.
Поехал на огонь, ехал, ехал, подъезжает ближе, смотрит:
горит костер, а возле костра сидит див, одна губа у него на зем­
ле, а другая на небе. Царевич поздоровался с ним, див ему от­
ветил. А потом и говорит:
— Хорошо, что ты со мной поздоровался. А то бы я тебя в
муку смолол, а муку бы пустил по ветру, а ветер бы ее разнес
по «вету.
Див пошел, привязал его коня. Были у дива шкуры вот на­
подобие тех, что здесь лежат 6 . Взял он эти шкуры и постелил
царевичу. А потом говорит:
— У меня для тебя ничего поесть нету. Сам-то я ем плоды
из этого леса.
Пошел, нарвал в лесу яблок, гранатов, миндаля, инжира.
Насыпал перед царевичем гору фруктов, мол, на тебе, уго­
щайся.
Ну, царевич, что он съесть-то может — одно там яблоко или
два съел, а потом пошел, принес свой хурджин и высыпал из
него хлебцы перед дивом. И говорит диву:
— Ешь.
А див отвечает:
— Нет, я хлеба не ем.
Царевич говорит:
— Если ты моего хлеба не поешь, я ночью спать не буду.
Не отведаешь моей еды — я от страха не смогу заснуть.
—- Ну, только ради тебя,— сказал див и съел один хлебец.
После этого царевич, успокоившись, заснул. И так он про­
жил дней десять в лесу с этим дивом. А потом див и говорит:
2

Заказ 215

17

— Давай уйдем из леса, что толку сидеть здесь!
Царевич согласился и стал собираться в дорогу, а див, ве­
лев ему немного подождать, пошел и вырвал с корнем большой
чинар, взвалил себе на плечо и принес.
— Ну, теперь пойдем,— сказал див.
Див пошел вперед и стволом чинара нагибал деревья, чтобы
можно было пройти, а царевич шел за ним следом. Шли они,
шли и вышли из леса. Подошли к окрестностям какого-то го­
рода и увидели там крестьянина-пастуха. Он отдыхал, лежа на
пригорке, и распевал стихи, но стоило ему увидеть дива, как
все стихи — и тот, который он читал,— вылетели у него из го­
ловы от страха.
Царевич понял это и сказал диву:
— Ну, братец, если ты в таком виде войдешь в город, у лю­
дей от страха сердца лопнут.
— Ладно,— говорит див.— Я приведу себя в человеческий
облик. Но ты меня братом не называй, я тебе не брат, а раб.
Удивился царевич, что див так сказал, задумался, почему
он себя его рабом называет, но ничего не надумал.
А див посадил чинар обратно в землю, прочел заклинание
и принял человеческий облик. Пошли они дальше. Подошли к
городской стене, смотрят — а на зубцах стены сплошь челове­
ческие головы! Вошли в город, стали искать себе пристанище.
Нашли место в одном караван-сарае. Накупили мяса и наняли
повара, чтобы тот готовил им еду. И стали они есть да пить —
тратили деньги и жили припеваючи!
Бродили они как-то по городу и спрашивают у одного про­
хожего:
— Что это за головы на зубцах городской стены, что это
значит?
А прохожий отвечает им:
— У царя этого города есть дочь, любительница загадывать
загадки да ставить разные условия. Кто ее условие выполнит,
за того она пойдет замуж. Много к ней ходит юношей, да ни­
кто ее условий выполнить не может. Всем им она велит отру­
бить головы, а эти головы повесить на зубцы городской стены.
Услышал это див и говорит царевичу:
— Иди к царю, скажи, что ты выполнишь все условия его
дочери.
Царевич стал отказываться, мол, я не смогу, она меня убьет,
как других убила, а див его успокаивает:
— Иди, не бойся, я тебе помогу.
В конце концов уговорил он царевича, и царевич отправился
во дворец к царю. Приветствовал царя как полагается, услы18

шал приветствие в ответ и стоит, скрестив на груди руки. Так
и стоял перед царем, пока тот не сказал ему:
— Садись, юноша!
Отвели ему место, царевич сел. Принесли вина, пустили,по
кругу чашу, начали пить вино. После вина началась беседа.
Поговорили о том о сем, потом царевич говорит:
— О ты, кому поклоняется мир! Не примешь ли меня к
себе в сыновья?
Царь отвечает:
— Сын мой, а не жаль тебе своей молодости? Ведь дочь моя
ставит такие условия, что никто их выполнить не может. А кто
не выполнит ее уедовий, того ждет смерть. Я уж тут тебе ни­
чем не смогу помочь.
— Ну что ж, смерть так смерть,— отвечает царевич.— Моя
кровь не красней, чем у других людей.
— Твоя воля,— говорит царь.
И тогда царевич пошел к царской дочери и говорит ей:
— Я слышал, что ты любишь задавать урок тем, кто за тебя
хочет посвататься?
— Да,— говорит девушка.— Есть у меня для женихов уро­
ки, так уж у меня заведено. Хочешь и ты попробовать их вы­
полнить? Только если не выполнишь — отрублю тебе голову и
посажу на зубец стены.
— Что ж,— говорит царевич,— попробую, не красней у ме­
ня кровь^ чем у других людей.
— Ну ладно,— сказала девушка.— Я расскажу о том, какие
у меня уроки, а ты сходи и подумай — возьмешься ты их вы­
полнить или нет. Если возьмешься—приходи завтра. Пойдем
со мной.
Повела она его с собой и показала три огромных котла.
— Вот видишь,— сказала девушка,— эти три котла? В каж­
дом из них помещается баран и манов десять риса. Я велю сва­
рить во всех трех котлах плов. Ты должен весь этот плов с ве­
чера съесть и до утра не выйти по нужде — это мой первый
урок.
— Хорошо,— сказал царевич,— что еще?
Девушка говорит:
— Пойдем со мной.
Вышли из дворца, привела она его на ровную, плоскую пло­
щадку; в середине площадки колодец. Она показала на него ру­
кой и говорит:
— Видишь этот колодец?
— Да,— говорит царевич.
— Я возьму однолетнего верблюда, обмотаю его цепью, со19

считаю до трех и опущу в колодец: д потом сосчитаю до трех
и закину его на верхушку этого дерева. Ты должен сделать то
же самое — таков мой второй урок.
— Ладно,— говорит царевич.-— Ну, а третий?
— Видишь эту скалу?
— Вижу.
— Я прочту заклинание — и эта скала разверзнется. А по­
том прочту другое заклинание — и трещина сомкнётся, опять
станет такой, как была прежде. Ты должен сделать то же са­
мое — вот мой третий урок. Если берешься выполнить мои три
урока — приходи завтра.
— Ладно, приду,— сказал царевич.
Ушел он из дворца, пришел в караван-сарай к диву и рас­
сказал ему все. А потом говорит:
— Ничего у меня не выйдет. Где мне такие чудеса делать,
я ведь не колдун!
— Все получится как надо, ни о чем не беспокойся. Я пой­
ду вместо тебя,— отвечает ему див.
Наступило утро. Девушка с утра велела зарезать трех ба­
ранов, отвесить тридцать манов риса и сварить во всех трех
огромных котлах плов. К вечеру плов был готов.
А див прочел заклинание и стал совсем как царевич, только
чуть-чуть чернее. Пришел во дворец девушки,, его отвели в от­
дельную комнату, поставили перед ним все три котла с пловом
и говорят:
— Ты должен все это съесть и до утра не выходить на двор.
Див в один присест съел все три котла, улегся и заснултут же.
Спит себе и храпит вовсю.
Утром пришли за ним слуги царевны, хотели ему голову от­
рубить. Подходят к дверям, думают: сейчас он сидит и читает
молитвы, готовится к смерти. Открыли дверь, смотрят — ни
единой косточки не осталось, все котлы пустые, а юноша лежит
на полу и храпит.
Разбудили его и говорят:
— Ну, первый урок ты, видно, выполнил, завтра приходи
снова.
Див ушел, вышел на двор, присел возле ямы и сразу целую
яму наполнил. Еще бы, ведь он один съел сразу трех баранов
и тридцать манов риса! А потом он пошел в караван-сарай и
рассказал обо всем царевичу.
Наступило следующее утро. Див в облике юноши сед на Ко­
ня-Ветер и прискакал ко дворцу царевны, на ту самую пло­
щадку, где был колодец. Видит: девушка в мужской одежде
20

верхом на прекрасном коне уже там. В руке она держит конец
цепи, а к другому концу привязан верблюд.
— Видишь, юноша? — спрашивает она.
— Вижу,— отвечает див.
Она начала считать: раз, два, три — и вот уже опустила вер­
блюда в колодец. Вытащила обратно, опять сосчитала до трех —
и закинула его на верхушку дерева. Потом поставила его на
прежнее место и говорит:
— Видел?
— Видел,— отвечает тот.— Дай-ка мне конец цепи.
Взял он цепь, только она успела сосчитать: раз, два — а
верблюд уже в колодце. Потом опять стала считать: раз, два —
а он уже на верхушке дерева.
— Ну что,— говорит,— выполнил я твой урок?
— Да,— говорит она скрепя сердце,— выполнил. Теперь
приходи завтра.
А сама думает: «Такие прекрасные царевичи за меня сва­
тались — никто не смог взять меня в жены, а теперь я ему до­
станусь, такому черному да невзрачному. Смотри, какая судьба
меня ждет!»
А див тем временем вскочил на Коня-Ветер и поскакал в
караван-сарай, туда, где они с царевичем остановились. Царе­
вич услышал топот копыт, вышел, видит: прискакал див на его
коне, а конь весь в пене и поту. Див сошел с коня, царевич по­
нял, что и второй урок царевны он выполнил, и стал вытирать
с коня пот, гладить его по голове. Повел в конюшню, ясли ему
наполнил сластями и сахаром.
Ну, они с дивом поели и легли спать, а на следующее утро
див в облике царевича опять пришел к царевне.
Царевна смотрит и думает: «Ну вот, опять он пришел». Да
ничего не поделаешь, повела его опять на ту лужайку. Села на
камень под скалой, стала читать молитву Йа-Син6 и скала раз­
верзлась; опять стала читать заклинания, читала, читала —и
скала вновь сомкнулась, стала как прежде.
— Видел? — спрашивает девушка.
— Да,— ответил он.
— Теперь ты так сделай.
Див сел на камень и начал читать заклинания. И скала раз­
верзлась; если у девушки на столько было, то у него больше вот
настолько. А потом почитал еще —и скала сомкнулась.
Увидела это девушка и заплакала горькими слезами. А див
пошел вслед за ней и говорит ей:
— О девушка, ты столько юношей убила и не плакала, тебе
их жалко не было, что же ты теперь плачешь?
21

Она ответила:
— От своего черного несчастья я плачу. Ведь столько при­
ходило красавцев юношей, никто из них не мог выполнить моих
условий. А ты, темнокожий, выполнил их все.
Тогда див говорит:
— Я не для себя это делал, я старался ради прекрасного
юного царевича.
— Кто бы ни был,—сказала девушка,—лишь бы не ты.
Див пошел к себе в караван-сарай и говорит царевичу:
— Отныне девушка принадлежит тебе, я выполнил все ус­
ловия. Иди завтра к ней и бери ее в жены. Но смотри, не ка­
сайся ее тела ниже пупа. Ласкай ее, целуй, но от пупа вниз,
руку не тяни. Смотри, если ты протянешь руку ниже, я тебя
проучу, ты у меня узнаешь, как себя нужно вести. Убью тебя,
й все.
— Ладно,— говорит царевич.
Пошел он во дворец за девушкой. А девушка увидела его —
красивый юноша, лицо белое —и обрадовалась так, что и ска­
зать нельзя.
Царю доложили, что вот пришел царевич за твоей дочерью,
он, дескать, все ее условия выполнил, теперь она — его невеста.
Царь сразу велел устроить свадьбу. Семь суток — гром бара­
банов, стук бубнов, звуки музыки: царь выдает свою дочь за­
муж ва царевича.
Кончилась свадьба, и остались молодые одни. И стал царе­
вич целовать и ласкать свою молодую жену до полуночи. А как
наступила полночь, царевич положил между ней и собою меч7.
С одной стороны меча спит царевич, с другой — девушка. Так
прошла одна, две, три ночи. Наконец девушка сказала:
— Царевич! Что, я тебе не нравлюсь? Почему ты так со
мной поступаешь?
— Если я поступлю иначе,— говорит царевич,— у меня в
стране никто не поверит, что я взял тебя замуж девушкой. Все
будут говорить, что я привел с собой разведенную жену. Вот
я отвезу тебя к себе в город, и там мы заключим брак, и тогда
все там поймут, что ты была девушкой 8.
Девушка ему поверила и на этом на время успокоилась.
А через некоторое время див сказал царевичу:
— Попроси у своего тестя разрешение и пойдем отсюда.
Больше нам здесь делать нечего.
Царевич пошел к отцу девушки и говорит:
— О царь, мы провели здесь уже много времени, пора нам
ехать. Ведь у меня есть отец, он тоже царь, он давно уже ждет
меня.
22

— Что же, сын мой,— говорит царь,— если хочешь ехать —
воля твоя.
Собрались они и тронулись в путь, а с ними слуги, служан­
ки, пятьдесят верблюдов приданого.
Подошли они к опушке того леса, где юноша повстречался с
дивом, див опять вырвал чинар и стал им расчищать дорогу че­
рез заросли. Шли они, шли, весь караван следом за ними и по­
дошли к тому месту недалеко от морского берега, где жил див.
Там они провели ночь. Когда настало утро, див сказал царе­
вичу:
— Царевич, ведь если бы не я—-ты бы не смог взять в
жены эту девушку.
— Да,— согласился царевич,— если бы не ты, мне бы и
одного условия не исполнить.
— Значит,— говорит див,— эти верблюды, все это добро,
эти слуги и служанки — все это мое.
— Да,— согласился царевич,— все это принадлежит тебе.
— Но мне,—сказал див,—всего не надо, пусть половина
будет мне, а половина — тебе.
Царевич согласился, и стали они все делить пополам. Выло
пятьдесят верблюдов, двадцать пять взял див, двадцать пять —
царевич. Слуг и служанок тоже разделили поровну. Осталось
только девушку поделить.
Див сказал:
— Девушку тоже поделим на две части.
Царевич отвечает:
— Девушка — твоя, бери ее себе. Как же ее делить?
— Нет,— говорит див,— ее нужно тоже пополам разделить.
Схватил девушку и подвесил вниз головой, ногами вверх на
суку. Вытащил меч и считает: «Раз, два, три» — мол, сейчас ее
пополам разрубит. И только сказал он «три», как изо рта у де­
вушки выполз огненный дракон. Див с размаху ударил мечом
и убил дракона. После этого отвязал девушку и поставил ее на
землю.
— Ну, девушка,— сказал див,— ты, которая раньше в три
счета опускала верблюда в колодец, вытаскивала его наружу
и забрасывала на дерево, подыми-ка теперь хотя бы этот вьюк
и положи его на верблюда.
Сколько девушка ни старалась — не смогла поднять вьюк.
Див сказал:
— Это дракон в ней поселился, от него и сила была. А если
бы ты в первую ночь соединился с нею — дракон бы тебя испе­
пелил. Мне же ничего не нужно: ни девушки, ни добра, ни вер­
блюдов. Пойдем, я провожу тебя до берега.
23

И див отвел их всех на берег. На берегу он рассек себе ме­
чом руку. Потекла кровь, этой кровью он наполнил сосуд и дал
его царевичу.
— Царевич,— сказал див,— ты сделал мне добро — и я тебе
отплатил тем же. Я — тот самый бурый кит, изо рта которого
ты вынул крюк и выпустил его в море. Отнеси эту кровь, дай
своему отцу. Он ее выпьет и станет двадцатипятилетним молодцем. А теперь будь здоров, да и я постараюсь остаться невре­
димым.
У берега стоял корабль. Он посадил царевича с царевной и
со всей свитой на корабль, а сам превратился в кита, бросился
в море и уплыл.
Царевич с царевной несколько дней плыли на корабле. По­
том сошли с корабля и ехали до города, где жил отец царевича.
Достигли они города, и царевич послал людей вперед известить
царя, дескать, твой сын прибыл и в такое-то время въедет в го­
род.
Царю доложили, мол, твой сын, что столько лет был на чуж­
бине, сегодня в шесть часов въезжает вгород.
Царь устроил сыну пышную встречу, семь суток били в
бубны и барабаны, царь снова сыграл свадьбу своего сына с де­
вушкой. А царевич дал отцу сосуд с кровью бурого кита, тот
выпил ее и тут же превратился в двадцатипятилетнего мо­
лодца.
Пусть бог так, как он исполнил их желания, исполнит же­
лания всех мусульман.
2. Ханджаршо

Было или не было, а лучше бога никого не было. Был один
царь, у него было две жены. У одной жены детей не было, а у
другой был сын. Звали этого мальчика Малик-Мухаммад.
Мальчик этот подрос, стал юношей. Решил он пойти к дру­
гой жене своего отца навестить ее. Ведь она тоже считалась
ему матерью.
Пришел он к ней, бросила она на него только один взгляд
и влюбилась в него тысячью сердец. Подошла, поцеловала его
в голову, стала ласкать. Тут принесли угощения, они поели раз­
ных яств. А потом она увела его в седьмые, самые дальние по­
кои. Привела его туда и говорит: мол, ты мужчина, я женщина,
ты теперь должен сделать со мной такое-то дело.
— Ты же мне мать,— говорит он,— как же я могу с тобой
так поступить? Нет, этого я сделать не могу.
24

— Если не будет по-моему,— говорит она,— я сделаю так,
что твой отец тебя повесит.
— Пусть он меня повесит, но все равно я на это никогда
не решусь. Господь сохрани меня от такого дела, я этого ни­
когда не сделаю.
И бросился он бежать оттуда.
Жена отца успела схватить его сзади за рубашку, он вы­
рвался из ее рук так, что рубашка разорвалась сзади. Распах­
нул настежь все семь дверей — и был таков. Убежал к себе до­
мой.
Пришел царь к своей жене, видит, она плачет.
— Что случилось,— спрашивает,— почему ты плачешь?
— Твой сын-ублюдок,— говорит она,— пришел ко мне и
хотел мною силой овладеть.
Царь задумался. Ему принесли поесть, он поел, воссел на
престол гнева, позвал везира и векиля и говорит им:
— Я решил, что сегодня повешу своего сына.
— Зачем, за что? — спросили они.— Слыханное ли дело,
чтобы царь вешал своего собственного сына?
— Слыханное или неслыханное, а все равно повешу. Он хо­
тел силой овладеть моей женой — своей второй матерью.
Везир подумал и сказал:
— Позови своего сына, мы посмотрим. Если у него одежда
спереди порвана — значит, он виноват, вели его повесить, а
если сзади — значит, виновата твоя жена, ее и наказывай.
Позвали Малик-Мухаммада, посмотрели — а у него рубашка
на спине порвана. Везир увидел это и говорит царю:
— Значит, твоя жена виновата.
А царь отвечает:
— Кто бы ни был виноват, мое сердце его терпеть больше
не может. Пусть убирается вон из моего города.
И выгнал Малик-Мухаммада. А мать Малик-Мухаммада —
она была беременна,— узнав об этом, решила: «Ну, раз он
моего сына выгоняет, и я не останусь здесь, пойду с ним
вместе».
Малик-Мухаммад посадил свою мать на коня себе за спину,
взял припасов на дорогу, и поехали они, повернувшись спиной
к городу, а лицом — к пустыне, куда глаза глядят.
Ехали они, ехали и наконец подъехали к источнику. В ис­
точнике была вкусная вода, и они решили возле него пожить
несколько дней. Остановились они тут. Малик-Мухаммад утром
отправлялся на охоту, ловил птиц, вечером возвращался, и мать
жарила ему их на ужин.
Однажды утром, когда Малик-Мухаммад еще не ушел охо25

титься, какая-то птица прилетеда и села на дереве, что рооло
возле источника.
Мать Малик-Мухаммада сказала:
— Поймай мне эту птицу, сынок!
Малик-Мухаммад наложил стрелу на тетиву, чтобы убить
птицу, но тут мать говорит:
— Сынок, ты поймай мне эту птицу живьем. Ты каждый
день уходишь на охоту, а я здесь остаюсь одна-одинешенька.
Ты мне поймай эту птицу, чтобы я могла с ней играть.
— Мать,— сказал Малик-Мухаммад,— поймать дикую пти­
цу голыми руками очень трудно. Но раз ты просишь — я поста­
раюсь.
Не хотел он огорчать свою мать и погнался за этой птицей.
Гнался он за ней, гнался и так увлекся погоней, что и не
заметил, как достиг какого-то города. А в этом городе только
птицы и эвери, а людей совсем нет. Дома, дворцы построены,
а в них пусто.
Он подумал: вот я оставил свою мать возле источника, там
вокруг пустыня, а тут город, все есть, надо ее сюда привести.
Пока он так размышлял, откуда ни возьмись, появился див.
Малик-Мухаммад учтиво поздоровался с дивом.
Див ответил ему и говорит:
— Кто ты такой? Сюда конь дойти не может — подковы по
дороге сотрет, птица не долетит — растеряет перья, а ты как
сюда пришел, безумец?
—- Я обыкновенный человек, сырым молоком вскормлен \
пришел сюда просто так.
Только он успел это сказать, как див его проглотил.
Див его проглотил, а ты послушай теперь, я расскажу тебе
о матери Малик-Мухаммада. Ждала она, ждала Малик-Мухам­
мада, а он все не возвращается. И решила она, что его в пусты­
не дикие звери растерзали. Пригорюнилась она и думает: «Как
же я теперь буду одна в пустыне жить?».
Приближается срок ее родов — а никого рядом нет, чтоб ей
помочь. Взмолилась она, и всевышний послал ей на помощь ан­
гела в облике женщины в чадре. Только этот ангел появился,
как настало ей время родить — и бог дал ей сына. Женщинаангел перерезала кинжалом, что был при ней, пуповину, и сына
они так и нарекли — Ханджаршо2. А женщина-ангел осталась
жить с ними: помогала матери нянчить и растить сына.
Прошли месяцы, исполнился ребенку год, а потом два, а
там и пять. Когда же ему исполнилось двенадцать лет, то уви­
дели они, как по пустыне мчится конь. Примчался он к источ­
нику, где они жили, и остановился перед мальчиком. А жен2G

щина-ангел, что была с ними, сказала им, что это Конь-Ветер,
послан мальчику всеблагим господом.
Ханджаршо стал каждый день верхом на этом коне ездить
па охоту. День он проводил на охоте, а вечером возвращался;
мать готовила на костре добычу, и они ели вместе с матерью и
той женщиной. И так они жили себе, и когда женщина-ангел
увидела, что Ханджаршо уже возмужал и может сам достать
пропитание для себя и своей матери, она исчезла.
Ханджаршо с матерью решили, что женщина ушла к себе
домой — ведь она не была там столько лет! Вспомнили о ней
добрым словом и не стали беспокоиться и искать ее. Ханджар­
шо по-прежнему каждый день охотился, а вечером они вместе
постучал. Хозяин спросил из-за
двери:
— Кто это?
Отам ответил:
— Гость, чужеземец.
Тот сказал:
— Гостя посылает бог, входи!
Привязал его лошадь, принял как дорогого гостя, угостил.
Наступил вечер, они беседуют друг Q другом. Наконец, Отам
спрашивает:
— Мулла, почему ты так делаешь? Двенадцать месяцев в
году каждый день утром поднимаешься на вершину холма и
провозглашаешь азан. Провозгласив азан, смеешься, а засмеяв­
шись — плачешь. Что это значит?
Мулла сказал:
— А зачем тебе это знать? Тебе это знать не нужно.
Отам говорит:
— Нет, я хочу это знать.
Мулла сказал:
— Если ты хочешь это знать, ступай в такой-то город. Там
есть один юноша. Каждое утро он нагружает четырех мулов
рисом, мясом и другой снедью, едет на берег реки и там, на бе­
регу, до самого вечера варит плов, устраивает угощение для
всех, кто ни пожелает. Все, что остается к вечеру, он бросает в
реку. Зачем он так делает? Пойди спроси у него!
И вот бедный Отам наутро снова оседлал своего коня и от­
правился в путь. Сегодня здесь, завтра там, из одной долины в
другую, приехал в тот город, переночевал там, наутро видит:
действительно, какой-то юноша нагрузил четыре-пять мулов
мясом, рисом и другой снедью и отправился на берег реки.
Отам пошел за ним, видит: действительно, тот юноша на
берегу реки сварил плов, кормит всех, кто ни пожелает. До ве­
чера так кормил всех, а вечером все, что осталось, бросил в реку
и вернулся домой.
Отам поехал за ним вслед. Когда юноша вошел в дом, Отам
подошел к двери, постучал.
Юноша спросил:
44

— Кто там?
Отам ответил!
— Я чужеземец, ищу пристанища.
Юноша говорит:
— Входи, гостя посылает бог.
Отам вошел, и юноша принял его как TOGTH.
Отам потом спросил у него:
— О юноша, что это значит? Двенадцать месяцев в году ты
каждый день утром нагружаешь четыре-пять мулов рисом и
мясом, едешь на берег реки, варишь там плов и кормишь всех,
а что остается бросаешь в реку и возвращаешься домой. Поче­
му ты так делаешь?
Юноша отвечает:
— А тебе что за дело, зачем ты меня спрашиваешь?
— Да просто я хочу это понять,— говорит Отам.
Юноша сказал:
— Если ты хочешь это понять, поезжай в такой-то город.
Там есть царь, его зовут Беззаботный Ахмад. Он каждое утро
выходит на площадь, ставит свой царский престол, созывает
музыкантов, они играют на сазах, народ веселится, царь угоща­
ет всех — и так до самого вечера. А когда наступает вечер, все
расходятся. Ведь он же царь, зачем он так делает? Пойди узнай
у него, приходи и скажи мне. Тогда и я скажу тебе, в чем моя
тайна.
И снова Отам пустился в путь. Сегодня здесь, завтра там —
ехал, ехал, пока не достиг того города, где царем был Беззабот­
ный Ахмад. Приехал туда к вечеру, переночевал, а наутро
смотрит: действительно, царь велел вынести свой трон на пло­
щадь, созвал музыкантов, люди собрались — кто водку пьет,
кто вино, кто жаркое ест, музыка, веселье до самого вечера.
А вечером все расходятся по домам.
Вечер наступил, Отам пошел в царский дворец, постучал в
ворота. Слуги спросили:
— Кто там?
Отам ответил:
— Чужеземец, гость.
— Входи, входи, очень хорошо,— говорят ему.
Отам вошел, его провели в царские покои, принесли угоще­
ние. Он поел, зашла у них с царем беседа о том о сем. Наконец
Отам спросил:
— О царь Ахмад! Почему двенадцать месяцев в году ты
каждое утро велишь ставить твой трон на площади, садишься
на трон, созываешь музыкантов, веселишься, слушаешь музыку
до самого вечера? Ведь ты же царь, тебе это не пристало!
45

Царь спросил:
— З^чем ты меня об этом спрашиваешь?
Отам говорит:
— Мне нужно это знать.
А царь и говорит ему:
— Если я и скажу тебе об этом, то после этого в живых не
оставлю.
— Ну что ж,— говорит Отам,— захочешь меня убить —
убивай, но только сначала расскажи мне, в чем тут дело.
— Лучше бы тебе не спрашивать,— говорит царь.— Ну уж,
если согласен умереть, я тебе расскажу.
И царь начал рассказывать:
«Была у меня когда-то жена, я очень любил ее, а она очень
любила меня. И мы дали друг другу клятву, что, если я умру,
жена не выйдет больше замуж, а если она умрет — я не возьму
себе другую жену.
И вот по воле случая жена моя заболела. Жена заболела, и я
отправил ее в другой далекий город. Отправил я ее туда, чтобы
там она вылечилась от своей болезни.
Прошел месяц, и от моей жены приходит письмо, мол, мне
совсем плохо. Еще прошло несколько дней, и снова приходит
письмо, дескать, конец мне, я умираю.
Прочел я это письмо, пришел в отчаяние и оскопил себя,
чтобы никогда больше не смотреть на других женщин — как мы
с ней уговорились.
Прошел месяц, другой, и вот возвращается моя жена — здо­
ровая, еще здоровее прежнего.
Одна ночь прошла, другая, она спрашивает меня:
— В чем дело? Что с тобой случилось?
Я сказал ей, мол, у нас с тобой был уговор, и когда пришло
от тебя то письмо...
— Эх ты, какие там уговоры! Плевать я хотела на эти уго­
воры! Мне не уговоры нужны, мне другое нужно.
Я сказал ей:
— Если тебе нужно другое, то вот у меня есть раб, куплен­
ный за золото. Провались ты в преисподнюю, иди к этому
рабу.
И вот она спит с моим черным рабом в моем доме. Я —
беззаботный? Да тех забот, что есть у меня, нет ни у кого на
свете!
Теперь ты все знаешь, и теперь я тебя должен убить!»
Отам сказал:
— Хорошо, но дай мне совершить омовение и помолиться.
— Ладно,— говорит царь Ахмад.
46

Отам взял кувшин, пошел в укромное место, совершил омо­
вение, прочитал намаз — а потом вскочил на коня и удрал от­
туда. Царь смотрит, а Отама и след простыл.
Что стало потом с этим Ахмадом Беззаботным — я не знаю,
а Отам приехал к тому юноше, что днем варил для людей плов,
а вечером остатки выбрасывал в реку.
Остановился у него на ночлег, стали они беседовать. Отам
рассказал ему всю историю Ахмада Беззаботного, а потом го­
ворит:
— Теперь ты расскажи, почему ты так поступаешь?
— Ну хорошо,— говорит тот.— Теперь я расскажу тебе
свою историю:
«Шел я как-то по этому городу и слышу, как какой-то чело­
век кричит:
— Сорок дней отдыха — один день работы! Сорок дней от­
дыха — один день работы!
Я решил, что это работа для меня, лучше этой работы нет!
Пошел к нему и сказал:
— Я наймусь к тебе на эту работу.
Нанялся я к нему на работу и сорок дней, сорок ночей ел
плов. Днем и ночью только ел да спал. Ну и разяшрел я, шея
вот такая стала! Прошло сорок дней, на сорок первый день ку­
пец привел годовалого теленка и четырех мулов, пришел ко
мне и сказал:
— Сорок дней ты отдыхал, а сегодня настало время рабо­
тать. Пошли!
Повел он меня на берег реки и там возле огромной скалы
приказал мне:
— Зарежь этого бычка, сними с него шкуру целиком.
Я снял с него целиком шкуру, сделал бурдюк, он его надул
и положил сушиться на солнце. Потом ой говорит:
— Принеси дров, разведи огонь!
Я принес дров и развел огонь. Он говорит:
— Поджарь мяса и поешь!
Я отрезал мяса, поджарил и поел. Пока я ел, шкура высохла.
Он и говорит мне:
— Залезай в эту шкуру.
Я залез в эту шкуру, он завязал бурдюк сзади. Прошло не­
много времени, слышу, купец издалека кричит:
— Вылезай!
Вылез я из этого бурдюка, смотрю, я на вершине той отвес­
ной скалы, у подножия которой мы с купцом бычка зарезали.
Осмотрелся вокруг — а там россыпи драгоценных камней. Кунец кричит мне: «Сыпь вниз камни!» Я стал пригоршнями бро47

сать камни вниз, и он наполнял ими мешки и грузил на
мулов. Нагрузил пять мулов и собрался уходить. Я кричу
сверху:
— А как мне теперь отсюда спускаться?
Тот кричит мне в ответ:
— А ты посмотри, там никого нет? Если есть, спроси у них!
Посмотрел я — тут мертвец, там скелет! С одной стороны
пропасть, вниз никак не спуститься. С другой стороны отвесная
скала над рекой. Думал я, думал — все равно погибать, так
лучше брошусь я в воду.
Когда купец ушел, я бросился со скалы в реку. Вода понесла
меня, я смотрю —- плывет какая-то доска. Уцепился я за эту
доску, и понесла она меня к берегу. Вышел я на берег, а из
воды высунулась голова огромной рыбы — оказывается, это я
за ее плавник держался. Рыба говорит:
—- Это тебе за доброту твоего отца.
— А что хорошего сделал тебе мой отец? — спросил я.
Рыба сказала:
— Когда я еще была маленькой рыбкой, была засуха, оста­
лась здесь только небольшая лужица с водой, я плавала в ней.
А твой отец был пекарем, он каждое утро и каждый вечер при­
носил сюда остатки хлеба, муки и бросал их в лужу. Если бы
не он — я бы с голоду умерла. А так я выжила, а потом выросла
в большую рыбу — и все это по доброте твоего отца.
И уплыла.
А я вернулся и месяц-два жил в городе, нигде не показы­
вался. Потом опять пошел на базар, смотрю: этот купец опять
ходит и выкликает:
— Сорок дней отдыха, один день работы!
Я пошел и сказал:
— Я нанимаюсь на эту работу.
А он меня к тому времени уже забыл и говорит:
— Пошли.
Опять повел он меня к себе, стал кормить меня пловом. Со­
рок дней я ел плов, а потом он сказал:
— Теперь идем работать!
Опять взял однолетнего бычка, опять взял он пять мулов,
и пошли мы на берег реки. Все опять как в прошлый раз, но
теперь я уже знаю, как все будет...
Зарезал я бычка, содрал шкуру, изготовил бурдюк, надул
его, положил сушиться на солнце. Принес дров, развел огонь,
поджарил мяса, поел.
Купец говорит:
— Теперь полезай в бурдюк.
48

— Я никогда не забирался в бурдюк,— отвечаю я.— Пока­
жи мне, как в него залезть, тогда и я полезу.
Купец залез в бурдюк, я завязал его там, а сам притаился в
ложбинке и смотрю, что будет дальше.
Прилетели два-три огромных стервятника, подняли бурдюк
и понесли его на вершину скалы. Там они клювами разорвали
шкуру, купец вышел и кричит мне:
— Ну что, добился ты своего?
Я говорю:
— В прошлый раз было по-твоему, а в этот раз вышло так,
как я хотел. Но выход-то оттуда есть, просто ты его не знаешь.
Давай, сыпь сверху драгоценные камни.
Он стал сыпать драгоценные камни, я нагрузил ими пять
мулов. Нагрузил и говорю:
— Счастливо оставаться, а я пойду себе с богом. Оставайся
там, а я пошел.
Привел я этих мулов и стал продавать драгоценные камни.
И сколько я ни трачу — все конца нет. И за все это я обязан
той рыбе, что меня спасла. Теперь каждый день на берегу реки
во имя господа кормлю всех пловом, а остатки бросаю в воду.
И буду так делать до конца дней своих.
Вот и весь мой рассказ».
Ну, легли они спать, а наутро Отам ушел оттуда. Отправил­
ся к тому мулле.
К вечеру приехал к мулле и остановился у него на ночлег.
Рассказал ему о том юноше, что каждый день устраивает на
берегу реки угощение для всех, а остатки бросает в реку. Все —
от начала до конца — рассказал ему.
Настала очередь муллы, теперь должен рассказывать мулла.
Ну, мулла и говорит:
— Раз ты все это мне рассказал, то и я расскажу тебе о
своей жизни:
«Был я еще совсем молодым и подымался на тот холм и
провозглашал с него азан. И вот однажды прилетела большая
птица и села недалеко от меня. Я прокричал азан и хотел пой­
мать эту птицу, подкрался и схватил ее, а она взмыла в небо
и унесла меня с собой. Опустила меня на землю возле какого-то
города и оставила там.
Через некоторое время смотрю — выходит из города краса­
вица-пари, такая прекрасная, что подобной ей в мире нет. Она
говорит:
— О мулла!
Я спрашиваю:
— Что?
4

Заказ 215

49

Она говорит:
— Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Я — та самая пти­
ца, что принесла тебя сюда. Я возьму тебя в мужья, но что бы
я ни делала, ты у меня ответа не требуй и не перечь мне.
А если только будешь перечить, я верну тебя туда, откуда унес­
ла, и больше ты меня никогда не увидишь. Если ты согласен —
хорошо, а если нет — я могу сразу отнести тебя обратно.
Я, увидев такую красавицу, сразу согласился:
— Как бы ты ни поступала, мне до этого дела нет.
Она увела меня и заключила со мной по всем правилам
брак, и я взял ее в жены.
Ну, чтобы не растягивать мой рассказ — прошло девять ме­
сяцев, девять дней, девять часов и девять минут, бог послал
нам сына.
Она подвела ему глаза \ запеленала,, сделала все как нужно
и крикнула:
— Эй, лев!
Тотчас прибежал рычащий лев. Она отдала ребенка в пасть
льву, лев схватил его и унес. И больше я его не видел.
Прошел еще год-полтора, и снова бог дал нам сына. Она вы­
купала ребенка, подвела ему глаза, одела в нарядные одежды,
запеленала и крикнула:
— Эй, вода!
С плеском притекла вода, она бросила ребенка в воду.
И снова прошел год-полтора, и снова бог послал нам сына.
Она его выкупала, запеленала, подвела ему глаза и закричала:
— Эй, волк!
Прибежал волк. И только она начала: «Волк...», как я вос­
кликнул:
— Стой! Одного ты уже отдала в пасть льву, другого бро­
сила в воду, а этого хочешь бросить волку?! Я не отдам, это
мое дитя!
Тогда она говорит:
— Возьми своего ребенка! И тех других ты тоже хочешь
увидеть?
— Да,— сказал я.
И тогда она крикнула:
— Эй, лев!
Появился лев, она крикнула ему:
— Принеси ребенка!
И лев принес пятилетнего ребенка, красивого, вот с такими
глазами.
Пари сказала мне:
— Посади его к себе на колени! — И закричала: —Вода!

Заплескалась вода. Пари и ей приказала:
— Принеси ребенка.
Вода принесла четырехлетнего мальчика.
— Посади и этого себе на колени. Одного на одно колено,
другого — на другое, сиди и любуйся ими досыта.
Ну, сколько человек может так сидеть! Час, два, больше
ведь не может. И тогда пари спросила:
— Ну что, налюбовался всласть?
— Да,— ответил я.
— Ну хорошо.
И снова позвала льва, и дала ему старшего из детей. А по­
том позвала воду и бросила туда второго. Кликнула волка, и
волк унес третьего.
А потом превратилась в птицу, подхватила меня и принесла
сюда.
И с тех пор каждое утро я прихожу на тот холм, чтобы про­
кричать призыв к молитве.
И когда я провозглашаю азан, я вижу, что моя птица-пари
сидит рядом. И я начинаю смеяться от счастья, но как только
я засмеюсь, я вижу, что птицы уже нет, и тогда я плачу. Вот
и весь мой рассказ».
Отам переночевал у муллы и утром отправился в путь. Мно­
го ли, мало ли шел — и пришел к девушке, которую звали Тай.
Он рассказал ей то, что ему поведал мулла.
И тогда начала говорить Тай:
«Мой отец был царем. Откуда-то досталась ему чудесная
трава кимиё, превращающая в золото всякого, кто ее съест.
Стал он собирать у себя гостей — по четыре, по пять, по
десять человек. Готовил для них плов и посыпал сверху этой
травой. И гости, поев этой травы, превращались в золото.
А золото он складывал у себя в сокровищнице. Вот какие
страшные дела делал мой отец!
Я выросла, исполнилось мне восемнадцать лет, и я догада­
лась, в чем тайна моего отца, как он губит людей одного за
другим.
Я узнала, где он хранит эту траву, и взяла себе немножко.
А потом сказала матери:
— Позови сегодня вечером отца к нам, давай угостим его
пловом.
Она позвала отца, отец пришел, подали плов, а я незаметно
подсыпала в плов этой травы.
Поел отец плова и превратился в золото, и я велела отнести
это золото в сокровищницу.
А потом надела царские одежды, и сама воссела на престол
51

Велела созвать всех золотых дел мастеров, которые только были
в моем царстве. Стали мастера делать из этого золота блюда,
чаши, кубки и за несколько лет заполнили сокровищницу золо­
той посудой. А потом открыла я странноприимный дом и стала
всем раздавать в нем бесплатное угощение 2. И каждому, кто
поест в этом доме, я даю золотую посуду, из которой он ел,
и отпускаю с миром — может быть, простятся грехи моего
отца».
На этом она кончила свой расеказ.
Тогда Отам стал рассказывать ей все, что произошло с ним:
как он нашел хумы Хосрова с драгоценными камнями и источ­
ник с водой, как он оросил поля и посадил сады вокруг этого
источника и открыл постоялый двор для странников.
— Я не буду засылать к тебе сватов,— сказал Отам.— Меня
зовут Отам, тебя — Тай. Согласна ли ты взять меня в мужья?
— Согласна,— сказала Тай.
Семь суток били в барабаны и в бубны, гремела музыка —
Отам взял в жены Тай.
И так, как господь исполнил желания Отама и Тай, пусть
он исполнит желания всех мусульман.
4. Ландаур

Было не было, а царем сорока островов Индии был царь Са­
дов. Однажды царь Садон отправился на охоту вместе со своей
свитой. Случилось так, что Садон отстал от своей свиты и шел
один. Шел он, шел, а было очень жарко, и ему захотелось
пить. Видит: стоит какой-то дом, а к дому идет девушка, несет
воду в кувшине — набрала воды в источнике и несет домой.
Царь Садон крикнул ей:
— Дай мне напиться, я хочу пить!
Только он крикнул, как девушка опрокинула кувшин и вы­
лила всю воду на землю.
В гневе Садон выхватил меч и бросился на девушку, чтобы
ее убить.
— Я убью тебя! — закричал он.— Зачем ты вылила воду,
я же сказал тебе, что хочу пить?!
— Тут рядом есть источник,— говорит девушка,— пойди
напейся воды из источника. Пойдем со мной, я покажу тебе,
где он.
Подошли они к источнику, девушка зачерпнула чашей воды
й подала царю, не выпуская чашу из рук. Только царь успел
сделать два-три глотка, как она потянула чашу к себе.
52

Садон, страдая от жажды, в гневе схватился за меч —мол,
я ее убью. А девушка отпустила чашу и говорит:
— Пей, пей, что ты гневаешься!
Снова от отпил немного, и она опять потянула чашу к себе.
Царь опять пришел в ярость, и тогда она дала ему сделать не­
сколько глотков, а потом снова отняла чашу. И снова она дала
ему воды, только когда он схватился за меч. Тогда только царь
напился и говорит девушке:
— Теперь я тебя убью.
— За что же ты хочешь меня убить? — спрашивает де­
вушка.
— Ведь я с самого начала сказал тебе, что хочу пить! По­
чему ты вылила всю воду из кувшина? А потом, когда я выпил
три-четыре глотка из чаши, ты отняла ее у меня. И во второй
раз, только я начал пить, как ты мне помешала. Только в тре­
тий раз я смог напиться!
— Хоть ты и царь, а ума у тебя нет,— сказала девушка.
— Почему это ума нет? — спросил царь.
— Если бы я сразу, когда ты изнемогал от жажды, дала
тебе воды вволю, у тебя живот распух бы и ты бы умер,— ска­
зала девушка.— И когда я отнимала у тебя чашу, я тоже не
хотела, чтобы ты сразу выпил много воды: она могла бы тебе
повредить. Я уберечь тебя хотела!
Гнев Садона утих, и он спросил:
— Ты чья дочь?
— Я дочь пастуха, живу в этом доме,— отвечает девушка.
Повернулась и пошла домой, а Садон пошел за ней следом.
Пришли к ней в дом, и отец девушки, увидев, что перед ним
царь, принял его как дорогого гостя, оказал ему почести.
Царь остался там на ночлег, а наутро вернулся к себе во дво­
рец. Вернувшись на царский престол, Садон послал гонца к
пастуху и по мусульманскому обряду посватался к его дочери.
Пастух отдал свою дочь за Садона.
Устроили свадьбу, семь суток били в барабаны, стучали в
бубны, гремела музыка — Садон взял себе в жены дочь пастуха.
Через девять месяцев, девять дней и девять часов бог послал
Садону сына. И родился этот сын таким большим и рос так
быстро, что назвали его Ландауром *. Приставили к нему семь­
десят кормилиц — так много он ел.
Когда Ландауру исполнилось два-три года, его отец — царь
Садон — умер. У Садона был брат Шопул, он и воссел на цар­
ский престол. Так решил великий царь Ануширван Справед­
ливый.
Год прошел, другой, еще один — словом, Ландаур вырос,
53

стало ему тринадцать-четырнадцать лет. Однажды он играл с
детьми на улице, а погонщик слонов (в Индии же много сло­
нов) как раз вел по улице слона. Слон случайно толкнул Ландаура, тот рассвирепел и ударил слона по уху. Слон упал и
издох.
Погонщик пошел жаловаться царю — дескать, твой племян­
ник одним ударом моего слона уложил. А дети тем временем
говорят Ландауру:
— Ну, теперь тебе не поздоровится. Иди спрячься, пока тебя
не побили за этого слона.
Ландаур пошел и спрятался у себя дома. А царь Шопул
послал двух слуг — дескать, пойдите приведите Ландаура.
Слуги пошли искать Ландаура. С трудом нашли его и го­
ворят:
— Иди скорей, тебя дядя зовет.
А он им говорит:
— Никуда я не пойду. Сейчас возьму вас обоих за шиворот
и так стукну лбами, что вы в лепешку превратитесь.
Слуги услышали это, испугались и убежали. Пришли к царю
и говорят:
— Ландаур не идет, а нам угрожает, что расправится с
нами. Мы с ним ничего поделать не можем.
Царь Шопул спросил:
— Кто может привести Ландаура?
Везир говорит:
— Я пойду приведу его.
— Иди,— говорит царь.
Везир пришел к Ландауру и говорит:
— Ландаур, тебя твой дядя зовет, пошли.
Ландаур опять говорит, мол, я не пойду к нему, зачем мне
к нему идти? Везир стал его уговаривать, дескать, он царь, надо
пойти, а тот ничего не слушает, уперся — не пойду и все.
Тогда везир пошел на хитрость.
— Я,— говорит,— был везиром у твоего отца, я знаю, что
престол по праву принадлежит тебе. Конечно, пока ты был ма­
леньким, должен был править твой дядя, а теперь ты уже вы­
рос, теперь тебе пора сесть на престол. Потому-то я и зову тебя
к царю.
— Ты меня обманываешь! — говорит Ландаур.
— Нет, я говорю правду,— отвечает везир. А сам только и
думает о том, как затянуть его к царю.
Ну, уговорил он Ландаура, повел к царю. Привел Ландаура,
тот стоит как истукан, не здоровается, не кланяется.
А везир никак не решается открыть рот и сказать царю,
54

мол, Ландаур пришел потому, что хочет сесть на престол,— как
бы царь не разгневался.
— О вероломный везир,— говорит Ландаур.— Ты меня при­
вел сюда, а теперь молчишь? Почему ты не говоришь царю о
деле, за которым мы пришли?
Тогда везир говорит:
— О царь Шопул, пусть Ландаур правит на месте своего
отца!
А сам подмигивает царю, дескать, соглашайся пока, а там
мы с ним расправимся!
Царь сначала для вида немного поспорил с везиром, гово­
рит, мол, Ландаур еще ребенок.
Тут Ландаур сразу сказал:
— Нет, я буду править.
Ну, царь и согласился. А в те времена был такой обычай,
что когда царь впервые садится на престол, ему приносят бога­
тое угощение.
Принесли Ландауру угощение, а сверху по приказу царя
насыпали дурманного зелья, дескать, пусть он съест и уснет.
Принесли угощение, а Ландаур и говорит:
— Если мне принесли обед, пусть его едят и царь, и везир,
и векиль. Я только с ними вместе буду есть.
Ну, тем деваться некуда, они съели по куску, по два, и Лан­
даур вместе с ними. И все четверо упали без чувств. Везира,
векиля и самого царя Шопуда привели в чувство, а Ландаур ле­
жит. Заковали его в цепи, так что он и пошевелиться не может.
Так его закованного и отправили в другой город и там бро­
сили в темницу. Ни днем ни ночью не снимают с него цепей.
Ночью он и спать не может — цепи мешают.
Тем городом правили два витязя-богатыря, а у них была
сестра. И вот однажды эта сестра увидела сон. Приснилось ей,
что она должна освободить Ландаура и тот станет ее мужем.
Девушка утром приготовила угощение и пошла в темницу.
Стражники в темнице узнали, что это сестра тех богатырей, что
правят городом, и спросили ее:
— Чего ты хочешь?
Опа сказала:
—- Я видела ночью сон, что должна сделать богоугодное
дело, отнести пленнику еды.
Стражник открыл темницу и впустил ее, а сам остался сна­
ружи. Ключи дал ей, мол, когда выйдешь, закроешь дверь на
замок и отдашь потом ключи мне.
Она вошла, дала Ландауру поесть, а одним из ключей от­
перла замки на его цепях. Потом вышла, заперла дверь, отдала
55

ключи стражнику и ушла. А Ландаур, который много ночей изза этих цепей не спал, положил их себе под голову и спокойно
заснул.
Стражник слышит: все тихо, не слышно стонов — раньше-то
Ландаур все время стонал — открыл опять дверь, вошел и ви­
дит, что все цепи Ландаур снял и спит себе. Ничего стражник
не сказал, вышел, закрыл темницу и послал человека к тем
богатырям — властителям города, сказать, мол, ваша сестра
пришла и освободила Ландаура.
Оба они тотчас вскочили и побежали в темницу. Стражник
отпер им двери, они вошли в темницу, Ландаур услышал, что
они вошли, и зашевелился.
Тогда один из них навалился на плечо Ландаура, другой —
на другое плечо, чтобы он не вырвался и не убежал.
А Ландаур схватил их обоих за шиворот и говорит:
— Если бы ваша сестра не принесла мне поесть, если бы
не отведал я вашего хлеба-соли, то так бы ударил друг о друга,
что один из вас другого насквозь проткнул бы. А ради вашей
сестры отпускаю вас. Уходите, я вас пощадил.
Те ушли к себе, позвали свою сестру и спрашивают ее:
— Зачем ты пошла и сняла цепи с Ландаура?
Та и говорит им, дескать, я видела во сне, что должна ос­
вободить Ландаура и стать его женой. И стала она их умолять,
чтобы они позвали Ландаура в гости и выдали ее за него.
Те думали, думали, потом один другому говорит:
— Ведь он пощадил нас, сохранил нам жизнь. Пусть будет
так, как она просит.
Они велели пригласить Ландаура в дом, оказали ему почет,
позвали и свою сестру.
Короче говоря, выдали они свою сестру за Ландаура, и весть
об этом дошла до царя Шопула, дескать, Ландаур на свободе,
цепи с него сняли, те два правителя отдали за него свою сестру.
Царь Шопул понял, что надо ему теперь остерегаться
Ландаура, и велел построить вокруг своего города булатную
стену.
А тем временем Ландаур созвал мастеров и приказал им
изготовить для себя палицу. Мастера изготовили огромную па­
лицу, он взял ее и подбросил — чуть не до самого неба. Поймал
и снова подбросил. А потом говорит:
— Ну что ж, неплохая палица.
Взвалил он себе палицу на плечи и пешком отправился в
путь.
Шел, шел, подошел к тому городу, где жил его дядя Шопул.
Увидел он, что вокруг города — булатная стена, ударил по
56

ней своей палицей так, что она развалилась. И начал бить всех
подряд своей палицей.
Жители города побежали к Шопулу, говорят ему:
— Там пришел Ландаур и крушит все вокруг своей пали­
цей. Отдай ему царство, не то он и нас в живых не оставит! Мы­
то в чем виноваты?
Шопул позвал Ландаура и сказал ему:
— Ландаур, когда умер твой отец, Ануширван Справедли­
вый дал царство мне, а не тебе! Я царствую по праву.
— Ну и иди, проси помощи у Ануширвана, а царствовать
буду я,— говорит Ландаур.
Он согнал Шопула с трона, забрал у него престол и изгнал
из города. Шопул ушел в лес и стал там отшельником.
Прошло какое-то время, и Шопул решил написать письмо,
пожаловаться Ануширвану, дескать, Ландаур меня притесняет,
он изгнал меня с престола, теперь я вынужден стать отшель­
ником.
Дал это письмо одному человеку и говорит ему:
— Иди в город Мадаин, Ануширван Справедливый живет
там. Там на площади на столбах висят цепи. Если эти цепи за­
деть, они зазвенят на весь город и Ануширван сразу поймет,
что кто-то ищет у него защиты. Ты толкни одну из этих цепей,
раздастся звон. Потом приедут слуги Ануширвана и отведут
тебя во дворец. Отдай ему письмо и больше ни о чем не говори.
Услышишь, что скажет Ануширван, потом приходи обратно.
Тот человек взял письмо и пошел. День в одном месте, день
в другом, шел, шел, пока не пришел в Мадаин — город, в кото­
ром жил Ануширван Справедливый.
Пришел в Мадаин, видит: действительно, стоят на площади
столбы, к ним подвешены цепи. Стукнул он ногой по одной из
цепей — цепи загремели, зазвенели.
Ануширван Справедливый услышал это и сказал:
— Приведите ко мне того странника, что гремит цепями.
Я спрошу, что ему нужно.
Слуги Ануширвана пошли и привели гонца во дворец. Гонец
подал Ануширвану письмо. Ануширван прочитал письмо и спра­
шивает у своих придворных:
— Кто может привести ко мне Ландаура живым?
Придворные посовещались друг с другом и говорят:
— Никто, кроме Амира-Амзы, этого сделать не может.
Ануширван говорит:
— Позовите Амира-Амзу.
Позвали Амира-Амзу, Ануширван рассказал ему все, и тог­
да Амир-Амза сказал:
57

— Я приведу Ландаура живым, но обещай мне отдать тог­
да за меня свою дочь Мир-Нигор.
Ну и Ануширван поклялся ему, что, если тот приведет Лан­
даура, он отдаст ему в жены свою дочь. Амир-Амза взял с со­
бой сорок воинов и отправился в путь.
Пусть они себе идут, а ты послушай несколько слов о бога­
тыре по имени Густаманд.
Этот богатырь тоже принадлежал к свите Ануширвана. Ус­
лышал он, что Ануширван обещал выдать свою дочь за АмираАмзу, если тот приведет Ландаура, позавидовал ему и решил:
«Пойду-ка я тоже за Ландауром, пусть дочь Ануширвана до­
станется мне, а не ему».
Задумал он перехитрить Амира-Амзу: отправился другим
путем, чтобы оказаться впереди. Обошел Амира-Амзу, а тот об
этом ничего и не знает.
Густаманд со своей дружиной идет и грабит все селения и
усадьбы, что встречаются на пути, отнимает у людей ячмень
и пшеницу, ничего не оставляет Амиру-Амзе.
Так дошел он до моря, где стояли корабли, и всем кора­
бельщикам сказал:
— Уплывайте все отсюда, за мной идет один араб, он и
вас всех перебьет, и корабли все ваши разломает.
Сам сел на один из кораблей и поплыл к стране Ландаура,
а оставшиеся корабельщики отогнали свои корабли оттуда, и
сами кто совсем уплыл, кто попрятался на берегу, где только
можно было.
Пусть себе Густаманд плывет, а ты послушай несколько
слов об Амире-Амзе.
Идет Амир-Амза от села к селу, от усадьбы к усадьбе, про­
сит у людей хлеба для себя и для дружины, ячменя для лоша­
дей, а ему все говорят:
— Тут проходил один богатырь, он забрал у нас все, что
мы имели.
Амир-Амза говорит, мол, я у вас купить хочу еды и кор­
ма, я силой у вас ничего не возьму, а те разбегаются, прячутся,
боятся, что он их притеснять будет, как Густаманд притеснял.
Так и пришлось им идти голодными до самого моря. При­
шли к морю, а там никого нет, пусто — ни корабельщиков, ни
кораблей. Приказал он дружинникам обыскать все вокруг, на­
шли они одного старика, спрятавшегося между камнями.
— Почему ты спрятался? — спросил Амир-Амза.
— Тут приходил один богатырь по имени Густаманд,— от­
ветил старик.— Он нам сказал, мол, следом за ним идет один
араб, всех грабит и убивает. Он, мол, все ваши корабли пере58

ломает, а вас самих убьет. Мы от страха перед ним и попря­
тались.
— Мы,— сказал Амир-Амза,—• мусульмане, мы вас не тро­
нем.
Ну, постепенно собралось несколько корабельщиков, при­
гнали они четыре-пять маленьких лодок. Корабельщики ска­
зали:
— Мы знаем, как надо плыть, чтобы опередить Густаманда.
Даже если он и на день раньше отплыл, мы его догоним. Наш
путь будет, правда, опаснее, но зато не такой длинный.
Ну и пустились они в путь. Плыли они, плыли, долго плы­
ли и наконец доплыли до одного острова. Смотрят: на этом ост­
рове всего полно — и виноград растет, и инжир, и грецкий орех,
и гранаты.
Один из богатырей — звали его Амри-Айор — сказал:
— Ну, уж тут-то мы должны пристать к берегу, полако­
миться фруктами.
— Это место страшное, эти сады охраняет страшный Осьми­
ног, он нас всех погубит,— говорят моряки.
— Нам-то что, мы его не боимся,— говорят богатыри.
Сколько моряки их ни уговаривали, те не соглашались.—
так уж им хотелось после долгого плавания поесть сладких
плодов.
— Ну, дело ваше,— говорят корабельщики.
Причалили к берегу, и все сразу набросились на виноград­
ник, стали есть виноград. А виноград — часть на куетах, а часть
уже на землю упала, он уже там забродил, в вино превратился.
Ну вот, лакомятся они виноградом, а тут Осьминог под­
крался, обвил тех, кто был поближе, своими страшными щу­
пальцами и начал давить. Тут Амри-Айор закричал:
— О Осьминог, отпусти их, они не знали, что эти плоды
и виноград нельзя есть, они больше их не тронут, разреши им
поесть только то, что упало на землю.
— Вы меня обманываете,— говорит Осьминог,— то, что ле­
жит на земле, несъедобно, того есть нельэя.
— Мы так давно не ели, мы хотим есть, а это очень вкусно,
попробуй сам!
Осьминог попробовал немного, сразу опьянел и заснул.
Амри-Айор перерубил ему щупальца и освободил всех богаты­
рей. Они поели всласть плодов, взяли еще с собой, сели на ко­
рабль и поплыли через море.
Плыли, плыли, наконец переплыли, пристали к берегу, пе­
ресели на коней и поехали дальше.
Поскакали во весь опор и прискакали в город, где царство59

вал Ландаур. Разбили свои шатры возле города, остановились
на ночлег. Пришла ночь, а наутро Амйр-Амза спрашивает у сво­
их богатырей:
— Кто из вас сходит в город, в царский дворец и посмотрит,
что там делается с Ландауром?
Амри-Айор сказал:
— Я пойду.
Пошел он ко двору Ландаура, смотрит, роскошный дворец,
все вельможи одеты в золото, все придворные — от мала до ве­
лика — в златотканых одеждах. Слуги держат над головой Лан­
даура венец с драгоценными камнями, такой красивый, что и
сказать нельзя. Амри-Айор смотрел, смотрел на венец, потом
громко говорит:
— Венец неплохой, но несколько камней в нем с изъяном.
Все смотрят на него: что это за чужак здесь появился, что
при царе говорит такие речи?
А Ландаур спрашивает:
— Кто ты такой и откуда ты знаешь, что в этих камнях
есть изъян?
— Я сын ювелира,— отвечает Амри-Айор.-— Мой отец тор­
говал драгоценностями и научил меня разбираться в камнях.
Дай мне венец, и я покажу тебе, какие камни в нем хорошие,
а какие плохие.
Дали венец ему в руки, он начал перечислять, мол, этот
камень хороший, а этот с изъяном. Говорил, говорил, а потом
вместе с венцом бросился бежать. Пока спохватились да побе­
жали за ним — его и след простыл. В несколько мгновений он
оказался перед Амиром-Амзой и говорит ему:
— Вот я принес тебе венец Ландаура!
А тот отвечает:
— Кто тебя об этом просил? Я же просил тебя только по­
смотреть на Ландаура! Ну, теперь не миновать боя! Сейчас
Ландаур, наверное, уже тебя разыскивает.— Приказал приве­
сти своего коня, сел на него и выехал в сторону города Лан­
даура.
Тем временем Ландаур велел своим слугам:
— Приведите мне боевого слона.
Ему привели слона, он сел на него верхом, взял в руки
палицу и сказал:
— Этого чужака, что выдает себя за сына ювелира, я одним
ударом палицы превращу в прах! — И поехал по той дороге,
по которой убежал Амри-Айор.
Так они с Амиром-Амзой едут друг другу навстречу, и когда
Амир-Амза увидел Ландаура, он закричал:
60

— Защищайся, Ландаур, я вызываю тебя на поединок!
А Ландаур говорит:
— Мне до тебя дела нет, я ищу того проклятого сына юве­
лира, что украл мой венец. Пусть он мне только попадется, я
так ударю его своей палицей, что от него мокрое место оста­
нется.
Амир-Амза отвечает ему:
— Сражайся со мной, я за него. Бей ты первым, а потом
моя очередь.
Ландаур размахнулся своей палицей, ударил, а Амир-Амза
увернулся от удара так, что Ландаур чуть со слона не свалился.
Потом ударил Амир-Амза, тоже не попал. Так они долго
сражались, никто не мог одержать верх.
И тогда Амир-Амза говорит:
— Ландаур, раз здесь никто из нас не может одержать верх,
давай бороться. Пусть выстроится с одной стороны твоя дру­
жина, с другой стороны — моя. Мы выйдем и будем бороться
перед строем войск. Приходи со своей дружиной к моим шат­
рам.
— Нет,— говорит Ландаур,— будь ты у меня гостем вместе
со своей дружиной сегодня вечером, а наутро устроим борьбу.
Амир-Амза согласился. Ну и каждый из них отправился к
себе — Ландаур в свой город, а Амир-Амза — к своим шатрам.
Пусть они себе едут, а ты послушай о Густаманде.
Густаманд пересек море, высадился на берег и отправился
к городу Ландаура. Едет он, едет со своими всадниками, смот­
рит — стоят в поле шатры. Подъехали они поближе, спраши­
вают у дружинников, чьи, мол, это шатры, а те отвечают:
— Это шатры дружины Амира-Амзы.
— А где он сам?
— Он поехал, чтобы сразиться с Ландауром и взять его в
плен.
«Как же так? — думает Густаманд.— Ведь я раньше АмираАмзы сел на корабль и отплыл сюда. Как они здесь оказались?»
Но делать нечего, велел он своим всадникам сойти с коней и
разбить шатры возле шатров Амира-Амзы. А сам размышляет:
«Что же мне теперь делать? Сражаться с Амиром-Амзой? Он
сам такой храбрый, и такая у него дружина, что мне его не одо­
леть, хоть у меня двести всадников, а у него всего сорок. Он
и меня убьет, и из моей дружины никого в живых не оставит.
Скакать к Ландауру, сражаться с Ландауром? Амир-Амза все
равно меня уже опередил...»
И решил Густаманд притвориться, будто пришел со своим
войском на помощь Амиру-Амзе. «Только бы,— думает,— пле61

нить Ландаура, а там уж я как-нибудь от Амира-Амзыизбав­
люсь».
Через какое-то время вернулся Амир-Амза, видит: рядом с
его шатрами чей-то чужой лагерь. Густаманд увидел АмираАмзу, подошел к нему, учтиво приветствовал его, услышал от­
вет и говорит:
— Я приехал вместе со своей дружиной, чтобы помочь тебе
пленить Ландаура. Сразился ли ты с ним?
— Завтра утром мы будем с ним бороться, а сегодня вече­
ром он позвал нас к себе в город,— отвечает Амир-Амза.
Ну и решили они, что поедут к Ландауру вместе.
Вечером Амир-Амза, Амри-Айор и Густаманд отправились
к Ландауру, а всадникам своим приказали приехать утром.
Ночь они провели у Ландаура, а наутро Ландаур созвал свое
войско. Подъехали и воины Амира-Амзы и всадники Густаманда.
Сорок воинов Амира-Амзы и двести всадников Густаманда
выстроились с одной стороны, войско Ландаура — с другой.
Амир-Амза и Ландаур вышли на середину и начали поединок.
Амир-Амза уперся двумя ногами в землю и говорит Лан­
дауру:
— Сколько у тебя ни есть силы, натужься!
Ландаур взял Амира-Амзу за пояс и пытается его оторвать
от земли, силится, силится —- а у Амира-Амзы ноги твердо
стоят на земле, никак его не поднять.
— Ну, показал ты свою силу? — спрашивает Амир-Амза
Ландаура.
А у того уже силы нет.
— Да,— говорит он.
— Ну теперь держись! — сказал Амир-Амза.
Амир-Амза помянул единого творца, взял Ландаура за пояс,
поднял в воздух и шмякнул об землю, да так, что тот и память
потерял. Связал ему руки, потом привел в чувство, посадил
на слона.
Все вместе — Амир-Амза, Амри-Айор, Густаманд, связанный
Ландаур и всадники тронулись в обратный путь, к царю Ануширвану. Подъехали они к берегу моря, пересели там на кораб­
ли и пересекли море. Там опять сели верхом и поехали дальше.
Едут они, едут и подъезжают к одному селению. Возле се­
ления разбили свои шатры и решили отдохнуть и повеселиться.
Привели из города музыкантов, танцоров и танцовщиц. И ре­
шил Густаманд подкупить одну из танцовщиц, чтобы она от­
равила Амира-Амзу. Отозвал он ее украдкой в сторону и гово­
рит:
— Когда кончишь свой танец, возьми там-то и там.-то чашу
62

с вином и поднеси ее Амиру-Амзе. И скажи: «Выпей эту чашу
за любовь Мир-Нигор». За это я тебе дам много золота.
Ну, вечером началось веселье, музыка гремит, танцоры тан­
цуют. И вот та танцовщица насыпала в чашу яду и подошла
к Амиру-Амзе. Протянула ему чашу, Амир-Амза взял в руку
чашу, и рука его задрожала. Он понял, что это дурное предзна­
менование, но танцовщица говорит:
— Выпей это вино за любовь Мир-Нигор.
Тогда Амир-Амза осушил чашу и тотчас упал без чувств.
Увидел это Амри-Айор и немедля бросился в город за лека­
рем.
Тем временем Густаманд посадил Ландаура на лошадь и от­
правился вместе со всеми своими всадниками к Ануширвану.
Приехал к нему во дворец и говорит:
— Я привел Ландаура, ты должен теперь отдать за меня
Мир-Нигор.
— А где Амир-Амза? — спрашивает Ануширван Справед­
ливый.
-— Наверно,— говорит,— в море утонул, на море была буря.
Я сам чудом спасся.— А сам думает: «Пусть только выдаст за
меня Мир-Нигор, а там я расправлюсь с Амри-Айором и всеми
воинами Амргра-Амзы».
Ануширван говорит:
— Хорошо. Подожди сорок дней. Если через сорок дней
Амир-Амза не придет и никаких вестей о нем не будет, я отдам
за тебя Мир-Нигор. А сейчас вели расковать Ландаура, и пусть
он живет у тебя эти сорок дней. А через сорок дней я решу,
что с ним делать.
— Ладно,— говорит Густаманд.
Пошел он домой, но не велел снимать оковы с Ландаура.
Ведь если бы только Ландаура расковали, он пошел бы к Ану­
ширвану и весь обман Густаманда открылся бы. Велел Лан­
даура в цепях бросить в подземелье, а сам ждет, когда пройдут
сорок дней. Ну, пусть он себе ждет, а ты послушай о том, что
сделал Амри-Айор.
Прибежал Амри-Айор в дом к лекарю, а тот как раз сидит,
плов ест. Говорит ему Амри-Айор: так, мол, и так, идем скорее,
там человека отравили. А тот отказывается идти, боится:
мол, сейчас ночь на дворе, ты меня заведешь куда-нибудь и
убьешь. Сколько Амри-Айор его ни уговаривал — он но идет.
Тогда Амри-Айор улучил минутку, когда лекарь отвернулся,
и подсыпал ему в плов снотворного зелья. Тот съел горсть, дру­
гую и упал без чувств.
Амри-Айор собрал все лекарства и снадобья, что были в
63

доме, в мешок, взял самого лекаря в охапку и потащил его туда,
где лежал Амир-Амза.
Прошло немного времени, лекарь очнулся. Тут уж ему не­
куда было деваться — достал из мешка со снадобьями противо­
ядие и влил в глотку Амиру-Амзе.
Амир-Амза сразу ожил, а лекарь говорит:
— Теперь он должен отдыхать, пока совсем не выздоровеет.
Ну, лекаря отпустили, дали ему денег, а Амир-Амза и АмриАйор остались там вместе со своей дружиной.
Десять дней прошло, двадцать дней прошло, месяц — АмирАмза набрался сил, и пустились они в путь во дворец Ануширвана. Долго ли ехали, быстро ли ехали — на тридцать девятый
день, после того как Густаманд привез к Ануширвану закован­
ного Ландаура, прибыли во дворец.
А Густаманд уже радуется, думает: «Завтра Ануширван
отдаст за меня Мир-Нигор, а ни Амри-Айора, ни дружины Амира-Амзы нет как нет!»
Прибыли они к Ануширвану во дворец и рассказали ему
все, что с ними произошло. И так раскрылась вся ложь Густаманда.
И велел тогда Ануширван привести к себе Густаманда и
Ландаура. Густаманда велел тотчас казнить, а Ландаура при­
казал расковать и спрашивает:
— Правда ли, что ты ударом палицы можешь разрушить
булатную стену?
— Правда,— отвечает Ландаур.
— Отныне,— говорит Ануширван,— ты будешь моим слу­
гой, будешь богатырем в моем войске.
Велел он дать ему боевого слона и все снаряжение, и стал
Ландаур ему служить.
Потом Ануширван послал гонца в лес, туда, где отшельни­
ком жил Шопул. И снова посадил Шопула на царство.
А свою дочь Мир-Нигор Ануширван выдал за Амира-Амзу.
Семь суток били в барабаны и в бубны, гремела музыка — сыг­
рали свадьбу.
И пусть господь исполнит желания всех мусульман так, как
он исполнил желания Амира-Амзы.
5. Девушка-игрок

Жил-был в одном городе старик-купец. Был он знаменит
среди всех торговцев этого города, и они выбрали его своим
старшиной. Созвал он как-то всех купцов и говорит им:
64

— Вы собираетесь ехать с караваном торговать, а я уже
не могу — состарился. Есть у меня сын, зовут его Малик-Мухаммад. Возьмите его с собой, пусть будет у вас старшиной. Он
хоть и молод, да в торговом деле понимает не хуже меня, я его
всему обучил.
Посовещались купцы, посоветовались друг с другом и ре­
шили выбрать Малик-Мухаммада своим старшиной. Дескать,
не беда, что молод, лишь бы дело знал. И стали они готовиться
в путь.
Старик-купец нагрузил двадцать два верблюда всякими то­
варами и дал всех этих верблюдов Малик-Мухаммаду. Собрал­
ся уже караван тронуться в путь, а тут жена Малик-Мухам­
мада подошла к мужу и говорит:
— Вот ты будешь с караваном в дальних краях, привези
мне одну вещь, которой мне не хватает.
— Какую? — спрашивает Малик-Мухаммад.
— Говорят, что все женщины хитрые да ловкие, а у меня
совсем хитрости нет. Привези мне женскую хитрость. Вот тебе
сто туманов, купи мне женскую хитрость.
— Ладно,— говорит Малик-Мухаммад.
Взял он у жены деньги, положил в хурджин и велел кара­
вану трогаться в путь.
Шли они, шли, шли несколько дней и ночей и подошли к
одному городу. Возле города они разбили шатры, развели огонь
и стали варить на огне пищу, каждый себе — что у кого было.
Приготовили пищу, поели и легли спать.
Наступило утро, а там и день. После полудня подошла к их
лагерю какая-то девушка в чадре и говорит:
— Купцы, кто у вас здесь старший?
Купцы ей отвечают:
— Наш старший — вон в том белом шатре.
Девушка подошла к белому шатру, заглянула в него, ви­
дит: там сидит красивый юноша.
— О юноша! — говорит она.
— Да,— отвечает Малик-Мухаммад,— слушаю тебя.
— Не сможешь ли ты сегодня вечером оказать честь моему
хозяину быть его гостем?
— Тут есть купцы и постарше меня, седобородые старики.
Я пойду посоветуюсь с ними. Если они меня отпустят, я приду.
Малик-Мухаммад пошел к старикам, сказал им:
— Тут пришла одна девушка-служанка, говорит, что ее хо­
зяин приглашает меня сегодня вечером в гости. Что мне ей от­
ветить? Пойти мне к нему или нет?
Старики поговорили друг с другом и говорят ему:
5

Заказ 215

65

— Иди, ничего плохого в этом нет. Пойди, съешь угоще­
ние. Когда будешь уходить, положи рядом с блюдом десять ту­
манов, без этого не уходи.
— Хорошо,— сказал Малик-Мухаммад.
Пришел к девушке и говорит:
— Пойдем.
Девушка пошла впереди, Малик-Мухаммад — сзади. Шли
они, шли и пришли к воротам дворца. Малик-Мухаммад по­
смотрел на этот дворец и пришел в восторг: такой богатый дво­
рец, одни ворота, и те, наверно, десять тысяч туманов стоят!
Стражник открыл ворота. Вошли они в сад, а в саду всякие
птицы летают, в пруду плавают красные и белые рыбки, полно
служанок и рабов.
Девушка привела его в комнату для гостей. Сели они на
ковры, принесли им чай. Выпили они чаю, посидели, побеседо­
вали, потом девушка ушла. Настало время вечернего намаза,
служанки принесли всякие яства. Поел Малик-Мухаммад этих
яств, наелся, и так они ему понравились, что он положил рядом
с блюдом не десять туманов, как ему старшие говорили, а сто.
Пришла служанка, чтобы унести блюдо, и спросила:
— Что это за деньги, братец?
— Да больше у меня нет, возьми хоть эти сто туманов,—
сказал Малик-Мухаммад.
— Не нужны хозяину твои сто туманов,— говорит служан­
ка.— Столько добра, сколько у хозяина этого дворца, даже у
царя нет. У него табуны верблюдов и лошадей, овец огромные
стада, дом всего полон. Забери свои деньги!
Взял он эти деньги, а служанка унесла блюдо.
А через некоторое время вошла хозяйка дворца, переодетая
в мужское платье.
— Малик-Мухаммад,— говорит она,— давай с тобой прове­
дем весело время!
— Как же мы проведем время? — спросил Малик-Мухаммад.
— Сыграем в кости. Будем бросать кости, посмотрим, кому
господь пошлет счастье — тебе или мне.
— Я не умею играть в кости,— отвечает Малик-Мухаммад.
— Ничего, я тебя научу,— говорит она.
Стали они играть в кости, и начал Малик-Мухаммад вы­
игрывать. Так увлекся, что и забыл, что старики ему велели
вернуться в тот же вечер. Играли они, играли до самого утра,
девушка проиграла ему десять тысяч туманов. Утром МаликМухаммад и говорит:
— Ну что ж, давай десять тысяч туманов, и я пойду. Мне
уже давно домой пора.
66

— Нет,— говорит книмый юноша.— Игроки так не посту­
пают, это не по-мужски. Ты мне дай возможность отыграться.
Ну уж если все д4ое добро, весь скот, всех верблюдов выигра­
ешь, а дом, сад, да и самого меня в придачу — тогда ничего не
поделаешь, тогда уходи. А теперь играй дальше. Что мне эти
десять тысяч туманов?! Давай немного отдохнем и начнем иг­
рать снова.
Кликнула она служанок, те принесли разных яств. Они по­
ели, потом выпили чаю и снова начали игру. И тут уж удача
изменила Малик-Мухаммаду, стала выигрывать девушка. Иг­
рали они до вечернего намаза, парень проиграл и те десять
тысяч, и свои двадцать два верблюда.
— Больше мне нечего ставить, что я еще могу проиграть? —
спрашивает Малик-Мухаммад.
— Ставь себя самого,— говорит девушка.
Снова они бросили кости, и девушка выиграла Малик-Мухаммада.
— Ну, пиши теперь письмо,— говорит девушка,— пусть те
двадцать два верблюда, что ты проиграл, навьючат и гонят
сюда.
Что тут делать? Малик-Мухаммад написал одному из куп­
цов письмо: мол, нагрузи мои двадцать два верблюда, и пусть
их пригонят туда-то.
Один из слуг девушки взял письмо, отнес туда, где стоял
караван, и отдал его купцу. Тот прочитал письмо и думает:
«Что за старшину мы себе выбрали! Видно, нашел здесь себе
кого-то и решил нас оставить! Надо было кого-нибудь из ста­
риков выбрать!»
Но ничего не поделаешь. Велел он навьючить те двадцать
два верблюда да еще дал нескольких погонщиков. Караван
двинулся и вскоре достиг дворца девушки. Девушка как уви­
дела, что идет караван, вышла ему навстречу, отпустила погон­
щиков, велела слугам разгрузить всех верблюдов. Верблюдов
отослала в стадо, а добро все сложила в амбар. Потом надела
на себя красивые женские одежды, подвела себе глаза и по­
звала к себе Малик-Мухаммада. Он пришел, смотрит: оказы­
вается тот игрок, что все у него выиграл и его самого в придачу,
вовсе не мужчина, а девушка, да еще красавица.
А она решила показать ему свою власть над ним, позвала
садовника и говорит:
— Дай ему в руки лопату, пусть копает землю. Пусть у тебя
работает, но не давай ему стричь волосы и ногти, пока я не раз­
решу.
Ну, и Малик-Мухаммад стал копать землю у садовника.
67

Копал, копал — месяц копал, другой, третий —- волосы у
него отросли — вот до сих пор, ногти выросли — вот такой
длины!
Прошло шесть месяцев, и решила девушка проведать Ма­
лик-Мухаммада. А он весь зарос и только и знает, что землю
копать. Стало ей его жалко, и задумала она одну хитрость. Ве­
лела обстричь ему волосы и ногти, отвести в баню и надеть на
него женскую одежду. Отвели его в баню, отмыли дочиста мо­
чалкой, надели на него красивые женские одежды. А сама де­
вушка нарядилась в мужскую одежду — ту, которую надевают
везиры, и приказала оседлать двух хороших коней. Сама села
верхом, посадила на копя Малик-Мухаммада, и поехали они к
царю. Приехали к царю, и девушка говорит:
О царь великий, жизнь твоя полна да будет света!
Твоя да будет справедливость так воспета,
Что Сулеймана славой превзойдешь ты и Джемшида!
Да будет твой клинок победы над врагом примета!
Знай и помни, что сын царя страны Чин уехал на охоту,
а это его невеста. Он поручил ее моим заботам, я его везир. Не
подобает ей жить в простом доме, ей место — в царском дворце.
Разреши ей побыть у тебя, пока царевич Чина не вернется
с охоты.
— Что ж, пусть остается,— говорит царь.
Девушка-игрок оставила там Малик-Мухаммада, переоде­
того в женскую одежду, а сама вернулась к себе в город, в свой
дворец.
А царь велел отвести переодетого Малик-Мухаммада в покои
к царевне, его дочери. Отвели его туда, принесли им разные
яства. Начали они есть. Люди смотрят — невеста царевича Чи­
на ест такими большими кусками, какими женщины не едят.
Раз принесли еду — она все быстро съела, еще раз принесли —
она опять съела, а все не сыта; только когда в третий раз при­
несли еду, она поела и насытилась. Ну и царевна подумала,
что тут что-то неладно, что это, верно, переодетый муж­
чина.
Настало время ложиться спать, царевна спрашивает:
— Скажи мне правду, ты девушка или мужчина?
— Я девушка,— говорит Малик-Мухаммад.
— Говори правду, я сейчас позову служанок тебя раздеть,—
сказала дочь царя.
— Зови, я не боюсь, ведь я девушка.
Она позвала служанок, мол, идите сюда. И тут Малик-Му68

хаммад испугался так, что девушка сразу все поняла и сразу
закричала служанкам:
— Стойте, не входите!
— Что ты так побледнела? — спрашивает царевна.
— Я юноша,— ответил Малик-Мухаммад.
— Я это сразу поняла,— говорит царевна.
Ну, короче говоря, остался он там, полюбили они друг дру­
га. Так прошло десять-пятнадцать дней.
Однажды царевна спросила:
— Расскажи мне, как ты сюда попал?
— Вот так и попал,— сказал он.— Обыграла меня девушкаигрок в кости, потом отдала садовнику, я шесть месяцев там
землю копал, а потом велела она одеть меня девушкой и при­
везла сюда, будто я невеста сына царя страны Чин.
Царевна, выслушала его и стала рассказывать про себя:
— У меня есть двоюродный брат, он купец. Он обручен
со мной. Сейчас он отправился торговать в дальние страны, а
когда вернется, придет сюда ко мне во дворец. Захочет он меня
обнять, поцеловать, я тебе подмигну, мы его вдвоем свяжем,
убьем, труп закопаем, а чтобы никто не узнал, голову отрежем,
и ты ее спрячешь.
— Где же я ее спрячу? — говорит.
— А мы завернем голову в платок, ты тихонько выйдешь
отсюда, прокрадешься к дому девушки-игрока и подкинешь го­
лову к ней во двор. Девушка, когда найдет ее, никому не ска­
жет — ведь если царь узнает, что случилось, то и ей на поздоро­
вится.
Малик-Мухаммад согласился. Прошло дней десять-пятна­
дцать, двоюродный брат девушки вернулся из своего торгового
похода. Только он вернулся, как сразу же побежал к невесте.
Пришел во дворец и видит: рядом с невестой сидит какая-то
девушка, еще красивей, чем она. Загляделся он на нее, а тут
невеста подошла к нему, обхватила за шею и подмигнула Малкк-Мухаммаду. Повалили они его на землю и задушили. Тело
вынесли в сад, закопали, а голову отрезали. Царевна завернула
ее в платок и говорит Малик-Мухаммаду:
— Иди, забрось во двор к девушке-игроку и возвращайся.
Малик-Мухаммад пошел, а город-то большой. Он заблу­
дился, никак не может найти дорогу. В одну сторону пошел,
в другую — все не найдет дворца девушки. Только к утру оты­
скал наконец ее дворец, смотрит в щелочку в заборе — а де­
вушка сидит на берегу хауза, собирается читать намаз. Он за­
бросил голову во двор и бросился бежать, а девушка заметила,
что что-то упало во дворе, и говорит стражнику:
69

— Там возле дворца кто-то есть, беги на улицу, поймай это­
го человека.
Стражник погнался за Малик-Мухаммадом, схватил его и
повел во дворец. Тут девушка-игрок кончила читать намаз и
говорит слугам:
— Ну-ка, приведите его ко мне!
Малик-Мухаммада привели к ней, она велела отхлестать его
по спине колючими ветками граната и посадить в амбар. Так
его избили, что он долго не мог в себя прийти. Потом все-таки
привели его в чувство, девушка приказала отвести его в баню.
Вымыли его в бане, надели на него дорогие одежды — такие,
какие цари носят. Сама девушка надела на себя одежду везира
и говорит Малик-Мухаммаду:
— Ну, теперь пошли.
Повела она его к царю. Пришли они к царю, приветствовали
его, воздали хвалу, а потом девушка и говорит:
— Вот это сын царя страны Чин. Он вернулся с охоты и
хочет вернуть себе свою невесту, что живет в твоем дворце.
Царь тотчас приказал привести из гарема невесту царевича.
Пошли к царской дочери, видят — царевна сидит одна. Спра­
шивают у нее:
— Где же невеста царевича страны Чин?
А она отвечает:
— Вчера приехал мой двоюродный брат, сын моего дяди,
забрал ее и куда-то уехал.
Сказали об этом царю, тот задумался: «Что же мне теперь
делать?» Думал, думал, потом говорит везиру царевича страны
Чин — девушке-игроку:
— Так, мол, и так, увезли его невесту, что теперь делать?
Вот есть у меня дочь, пусть сын царя страны Чин возьмет ее
себе в жены вместо своей невесты.
— Ладно,— говорит девушка-игрок.
Ну, тут сыграли им свадьбу. Семь дней и семь ночей били
в бубны и барабаны, трубили в трубы, дочь царя отдали в жены
Малик-Мухаммаду. И он опять оказался в царском дворце.
А девушка-игрок вернулась к себе во дворец. Прошло дватри дня, и девушка призадумалась. Стала чесать у себя в за­
тылке, размышлять: «Что же теперь будет? Сначала я обыграла
Малик-Мухаммада, все у него выиграла, потом нарядила его
невестой царевича страны Чин и поселила у царя. А он там
убил царева племянника и голову забросил ко мне во дворец.
Потом я переодела его снова в мужское платье, отвела к царю
и сказала, мол, сын царя страны Чин вернулся с охоты и
требует назад свою невесту. Взял он себе взамен невесты в
70

жены царскую дочь и теперь живет там. Как только царь узнает
о моих проделках — мне несдобровать, он превратит меня в
пепел. Надо что-нибудь придумать, чтобы Малик-Мухаммад вер­
нулся в свою страну. Да и мне надо отсюда уходить поскорее».
Надела она на голову чадру и пришла во дворец к МаликМухаммаду. Сидит она с ним и его женой, а потом улучила ми­
нутку, когда дочь царя вышла, и говорит:
— Малик-Мухаммад, когда царь узнает обо всем — не сно­
сить нам с тобой головы. Надо нам уходить отсюда.
— Я сам,— говорит Малик-Мухаммад,—больше всего на
свете этого хочу. Как только окажусь на родине, возблагодарю
господа, буду целый день народ даром поить и кормить. Сделай
только так, чтобы мы поскорее отсюда ушли.
— Ладно,—говорит девушка.—Ты отпросись у своего
тестя, а я пока продам все, что у меня есть, и уйдем от­
сюда.
Пошла к себе домой, продала дом, сад, все-все продала.
А что не продала, нагрузила на верблюдов — сто верблюдов на­
грузила добром. Надела на себя мужскую одежду — одежду везира — и стала ждать.
А Малик-Мухаммад тем временем пошел к царю — своему
тестю и говорит:
— О царь, позволь мне уехать; мой отец —царь страны
Чин — ждет меня.
— Хорошо, сын мой,—ответил царь. Велел дать ему при­
даное да пятьдесят верблюдов, чтобы его погрузить. Да еще сто
верблюдов слуги навьючили всяким добром.
Малик-Мухаммад с царской дочерью сели в коляску, и весь
караван — сто пятьдесят верблюдов — двинулся в путь. А когда
проезжали мимо дворца девушки-игрока, то и ее верблюды
пошли с караваном. А сама она поскакала верхом с саблей на
боку рядом с коляской.
Ехали они, ехали, наконец приехали к одному городу. Ос­
тановились возле этого города на ночлег. Наутро пошли погу­
лять по городу, увидели царский сад. А в саду царская дочь —
такая девушка, каких нигде не сыщешь, девушка, каких одна
на тыщи: легкость ветерка в изящном стане, взгляд, как будто
у китайской лани, как фисташка, губы чуть раскрыты, кудри
шелковые по плечам развиты... сто красот у ней и тысяча до­
стоинств. Стоит шаг ступить ей — все немедля перед ней в вос­
торге замирает, стоит бросить взгляд — и мир тотчас же за себя
стыдиться начинает.
«Клянусь,— подумала девушка-игрок,— я возьму эту де­
вушку в жены Малик-Мухаммаду!»
71

Ну, а царь того города услышал, что к их городу прибыл
богатый караван, во главе каравана — всадник с саблей на
боку, и решил пригласить его к себе во дворец — он же не
знал, что это переодетая девушка.
Пригласил он ее к себе в гости, принесли богатые кушанья,
они поели, стали беседовать. Ну, а в конце беседы девушка
положила рядом с блюдом два драгоценных камня, да таких,
что каждый из них стоит целого царства.
Царь с везиром взяли эти камни и удалились, оставив де­
вушку одну. Ушли и стали совещаться: «Что же нам дать этому
человеку взамен этих камней? Нельзя перед ним в долгу остать­
ся». Думали — думали, везир и говорит:
— Дай ему свою дочь в жены, твоя дочь стоит этих кам­
ней.
Царь согласился. Прошла ночь, а когда настало утро, царь
пришел в покои, отведенные для девушки, и говорит ей:
— Есть у меня дочь. Не возьмешь ли ты ее себе в жены?
— Отчего не взять,— говорит девушка-игрок,— возьму. Ну,
и договорились они, что на следующий день свадьба.
Девушка-игрок пошла туда, где стоял караван, вошла к себе
в шатер, переоделась и свое мужское платье, в котором она
ходила к царю, отнесла Малик-Мухаммаду. Рассказала она
ему, о чем говорила с царем, говорит, мол, ты, бедняга, шесть
месяцев землю копал, отдыха не знал, теперь бери себе в жены
царскую дочь, наслаждайся. В этой одежде, что я принесла,
царь с везиром тебя от меня отличить не смогут.
На следующий день Малик-Мухаммад переоделся в те оде­
жды, что принесла девушка-игрок, пошел во дворец и началась
свадьба. Семь дней и ночей били в барабаны, стучали в бубны,
трубили в трубы, гремела музыка — отдали царскую дочь в жены
Малик-Мухаммаду.
Прошло еще несколько дней, попросил Малик-Мухаммад у
своего нового тестя разрешения ехать дальше. Тот велел на­
грузить пятьдесят верблюдов приданым, и весь караван — две­
сти верблюдов — тронулся в путь. Малик-Мухаммад едет в коляоке, справа у него одна царевна, слева — другая, а девушкаигрок в мужской одежде с саблей на боку едет рядом.
Ну, ехали они, ехали, наконец подъехали к родному городу
Малик-Мухаммада.
Подъезжают к городу, а девушка-игрок спрашивает Ма­
лик-Мухаммада:
— Вот у нас сколько всякого добра, а есть у тебя дом и
амбары, где все это добро можно сложить?
— Нет,— говорит Малик-Мухаммад.
72

— Ну, раз нет,— говорит девушка,— придется нам постро­
ить дворец.
Как только они приехали в город, девушка сразу же купила
землю — двадцать или там тридцать джерибов. Сгрузили они
тут весь свой груз. Наняла она табунщика, отослала верблюдов
пастись, а потом созвала мастеров — каменщиков, плотников —
и велела им быстро построить дворец. Если другие платили
каменщику в день за тысячу кирпичей десять туманов — она
платила двадцать, если плотнику за дверь платили двадцать
туманов — она платила тридцать.
Ну, и за несколько дней построили дворец и двор — еще
лучше, чем у нее был прежде. Перенесли они все добро, что с
собой привезли, во дворец и поселились в нем.
Прошло несколько дней, и девушка-игрок говорит МаликМухаммаду:
— Ну что, хочешь сходить к своей первой жене?
— Да,— отвечает Малик-Мухаммад.
— Ну хорошо,— говорит она,— только, когда пойдешь, сни­
ми свою одежду, а надень на себя что-нибудь старое и рваное.
Малик-Мухаммад так и сделал. Надел какие-то лохмотья, на
ноги нацепил опорки. Взял ветхую торбу, бросил в нее кусок
сухого хлеба и говорит:
— Ну ладно, я пошел.
— Иди,— говорит девушка-игрок,— посмотрим, как тебя
жена встретит.
Ушел Малик-Мухаммад. Пришел к своему дому, постучал
в ворота, жена подошла к воротам и спрашивает:
— Кто там?
— Это я, раб божий Малик-Мухаммад,— отвечает он.
Она приоткрыла ворота, увидела его в лохмотьях и закри­
чала:
— Чего ты явился?! Ступай туда, где ты проиграл двад­
цать два верблюда, а сюда не ходи!
— А где отец мой? — спрашивает он.
— Отец твой давно умер,— отвечает она и кричит слугам: —Прогоните его прочь!
-Слуги отогнали его, он постоял и снова вернулся. Стоит
там и думает: «Может быть, оца все-таки сжалится надо мной
и впустит». Так и простоял до полудня, а в полдень терпение
у него иссякло и он ушел.
Вернулся домой, девушка-игрок его спрашивает:
— Ну, что она тебе сказала?
— Да она меня и в дом не пустила. Гонит вон, ругает: дес­
кать, иди туда, откуда пришел. «Ты,— говорит,— того, что я у
73

тебя просила, мне не принес, только все, что у тебя было, поте­
рял. Где,— говорит,— те твои двадцать верблюдов?»
— А что ты ей обещал привезти? — спрашивает девушкаигрок.
— Она дала мне сто туманов и просила привезти женскую
хитрость. Мол, у всех женщин она есть, а у меня нет.
— Ну ладно, хоть она и гонит тебя, завтра ты все-таки
снова пойди к ней,— сказала девушка-игрок.
Ночь прошла, а наутро Малик-Мухаммад опять надел на
себя лохмотья и пошел к своей жене. Постучал в ворота.
— Что, опять явился? Убирайся отсюда! Отправляйся туда,
где ты оставил двадцать два верблюда! Сам,— кричит,— рас­
плачивайся за свои дела! И мне ничего не привез, и свое все
потерял! Чего ты теперь хочешь?
Так она его целый час поносила, пока он не поплелся
прочь.
А того-то я тебе и не сказал, что девушка-игрок, когда
Малик-Мухаммад отправился к своей жене, надела мужской
костюм, взяла саблю и пошла следом за ним. Когда он подо­
шел к дому, она притаилась за углом посмотреть, что будет.
Малик-Мухаммад ушел, а она осталась и смотрит в щелочку
в стене сада. В полдень видит, та женщина зарезала курицу,
поджарила ее. Потом надела чадру, взяла курицу и вышла.
Только она из ворот — как девушка-игрок пошла за ней следом.
Шла она, шла и видит, как женщина входит в какой-то дом.
Девушка подошла и украдкой смотрит в окно, а там сидит на
тахте толстый такой, усатый мужчина, сразу видно, что богач.
Женщина дала ему курицу, он ее быстро сожрал, и они преда­
лись любовным утехам. А потом она ушла. Только она вышла,
как девушка-игрок вбежала, выхватила саблю и отрубила го­
лову этому усачу. Самого его изрубила на мелкие кусочки, а
голову завязала в платок; потом вышла на улицу и пошла к себе
домой. Пришла домой, положила голову в суму, а сверху поло­
жила шелку, парчи, бархату, атласа — всяких товаров.
А потом позвала к себе Малик-Мухаммада и спрашивает его:
— Ну как дела?
— Больше я туда не пойду,— говорит Малик-Мухаммад.—
Она меня гонит, ругает на чем свет стоит, а пускать не пус­
кает. Хожу я к ней без толку.
— Я тебя прошу, ради меня, пойди завтра опять. Но когда
она тебя будет выгонять, ты не уходи совсем, отойди от ворот
и спрячься где-нибудь поблизости. Она выйдет из дому, уйдет,
а ты подожди, пока она вернется. Тогда и поговоришь с
ней.
74

Наутро он опять надел на себя ту рваную одежду, опять
пришел к дому своей жены, постучался в ворота.
— Ты опять пришел? — встретила она его.— У тебя ни сты­
да, ни совести нет, я же тебе велела не приходить сюда! Что
тебе нужно? Убирайся туда, где ты оставил двадцать два верб­
люда!
— Но от моего отца осталось же какое-то имущество, доб­
ро,— сказал Малик-Мухаммад.— Отдай мне хоть что-нибудь, не
прогоняй меня так.
— Ничего твой отец не оставил,— сказала она.— А этот дом
мой, это мой махр.
Малик-Мухаммад отступился; ушел и притаился за стеной.
Смотрит — в полдень она вышла в чадре, под мышкой несет
жареную курицу. Ушла, а он сел и сидит возле ворот.
Женщина пошла к тому дому, открыла двери, вошла, смот­
рит — а от того усача только мелкие кусочки остались, и те
кусочки кошки доедают и мяукают, мяукают. Увидела она это,
повернулась и пошла обратно, а там возле ворот сидит МаликМухаммад.
— Ну что ж,— говорит она ему,— хоть ты и проиграл все
добро, что у нас было, я, так и быть, дам тебе одежду, найду
тебе товаров — поедешь опять торговать. Даст бог, все будет
хорошо.
Впустила она его в дом, потом отвела в баню. Сняла с него
лохмотья, сожгла их, вымыла ему голову, тело. Переодела его
в купеческие одежды. Потом повела в покои, просидели они
до вечера, а вечером Малик-Мухаммад говорит:
— У меня есть тут один знакомый, купец из нашего кара­
вана. Пойду к нему, может займет сто туманов, отдам тебе.
Пошли они — Малик-Мухаммад впереди, жена следом за
ним. И повел он ее в дом к девушке-игроку, А девушка-игрок
в мужской одежде сидит на верхнем этаже, отдыхает. Вошел
Малик-Мухаммад, сел, а тут пришли две царские дочки, одна
принесла кувшин и поднос, другая — полотенце. Одна поли­
вает ему на руки, другая вытирает лицо. Потом облачили они
его в царские одежды. Принесли очень богатое угощение, поели
они, а после еды начали разговаривать. Беседуют, беседуют, а
первой жене Малик-Мухаммада не терпится, все ждет, когда
он заговорит про те сто туманов. Наконец не вытерпела и
говорит Малик-Мухаммаду:
— Я тебе давала сто туманов, чтобы ты привез мне жен­
скую хитрость.
А девушка-игрок взяла суму, подала ее женщине и гово­
рит:
75

— Вот тебе она — хитрость женщин!
Та обрадовалась, раскрыла суму, вынула шелковый платок,
потом парчовый, развернула бархат, потом атлас. Тай пере­
брала все товары, наконец, добралась до головы. Вынула го­
лову, у нее вот такие усищи!
Девушка-игрок и говорит:
— Вот это и есть женская хитрость. Твоя жена, МаликМухаммад, путалась с этим усачом. А теперь твоя воля — пой­
дешь ты к своей жене или останешься со мной.
— Нет, твоя воля,— говорит Малик-Мухаммад.
— Ну, если воля моя,— сказала она,— тогда пусть будет
так!
Выхватила она саблю, отрубила той женщине голову, позва­
ла слуг и приказала:
— Разрубите на куски и выбросьте на помойку!
А потом говорит Малик-Мухаммаду:
— Много ты натерпелся горя, но я тебя за все вознаграясу.
Пусть приведут муллу!
Привели муллу, и девушка взяла Малик-Мухаммада себе в
мужья. И зажили они в счастье и довольстве.
Пусть господь исполнит желания других мусульман так, как
он исполнил желания Малик-Мухаммада.

6. Торговец халвой

Сладкоустые и красноречивые попугаи передавали, что в
стране Миср был один колдун — торговец халвой, который ва­
рил халву, положив в очаг под котел вместо дров свои ноги:
жег свои ноги и варил халву. А каждому, кто приводил к нему
своего сына, мол, возьми его себе в ученики, он в ответ говорил:
— Я его на сорок дней подвешу в колодце. Если в живых
останется, значит, сможет научиться моему ремеслу, а умрет —
так умрет.
Ну а кто же может остаться в живых, провисев сорок дней
в колодце? Ну три, четыре дня можно в колодце выдержать, да
нет, и трех-то не выдержать. Ну, и все, кого к нему в ученики
ни приводили, погибали в этом колодце.
Был в другом городе один старик, и был у него сын. Ста­
рик прослышал о том, что есть такой колдун — торговец хал­
вой, и говорит сыну:
— Пойдем, сынок, поучишься ты ремеслу, узнаешь, как ва­
рят халву.
76

Старик привел своего сына в страну Миср, и видят они: си­
дит торговец халвой, ноги у него горят в очаге под котлом, а
руками халву в котле мешает.
Старик сказал:
— О почтенный торговец халвой!
Тот отвечает:
— Что?
Старик спросил:
— Не примешь ли ты моего сына в ученики?
Тот говорит:
— Что ж, пожалуй, возьму в ученики, но сначала на сорок
дней подвешу его в колодце. Если останется жив —научится
моему ремеслу, а если умрет — ничего не поделаешь.
Старик сказал:
— Я согласен.
Тогда торговец халвой вытащил свои ноги из-под котла и
повел старика с сыном во двор, туда, где у него был колодец,
и подвесил он там юношу в колодце. Подвесил его в колодце и
сказал старику:
— Ну, теперь ты уходи, дед.
И отец юноши ушел. А колдун пошел, опять засунул свои
ноги в очаг под котел — и снова ноги у него горят, а он халву
варит. Ну а юноша в колодце оттолкнулся от одной стенки но­
гой, оперся о другую, подтянулся, высунул голову из колодца
и пропел несколько стихов.
А у торговца халвой была дочь. Услышала она чей-то голос,
кто-то так красиво поет в колодце! Подошла к колодцу и видит:
юноша, такой красивый, прямо гибель для девушек! Девушка
вытащила юношу из колодца, накормила его досыта, дала ему
плова, дала ему мяса, всего дала.
На следующий день он снова запел, и она снова помогла
ему выйти из колодца, напоила и накормила.
И вот так она каждый день его вытаскивала из колодца, а
как только должен был прийти отец, он спускался обратно. Она
обучила юношу всему, что знал ее отец, всем колдовским улов­
кам.
И вот, когда так прошло тридцать восемь дней, пришел ста­
рик, отец юноши, на базар и видит: торговец халвой сидит, обе
ноги у него засунуты под котел, горят, а халва понемногу ва­
рится.
Сказал старик:
— Торговец халвой, а торговец халвой!
Тот спросил:
— Что?
77

— Давай пойдем, поомотрим, жив мой сын или умер.
Колдун отвечает:
— Еще ведь сорок дней не прошло.
— А хоть сорок дней и не прошло,—говорит старик,—всетаки пойдем посмотрим, как там мой сын.
Пошли они в дом, постучали в ворота. Девушка быстро-бы­
стро спрятала юношу в колодец и закрыла крышку, потом от­
крыла дверь. Торговец сказал:
— Почему ты так долго не открываешь дверь? Я же зову
тебя!
Она ответила:
— Отец, я подметала в доме и не слышала твоего голоса.
Подошли они к колодцу, вытащили оттуда юношу, а он —
здоровее прежнего. Торговец с размаху дал юноше пощечину,
сказал старику:
— Уведи его!
Он понял, что его дочь вытаскивала юношу из колодца и
кормила, потому-то он и жив остался.
Старик взял своего сына за руку и отправился в путь.
Шли они, шли и вернулись в свою страну, в свой город.
Прошло три дня, прошло четыре, на пятый день, накануне
базарного дня, юноша сказал:
— О отец! Я обернусь норовистым скакуном, ты отведи меня
на баэар, цена мне — сто туманов, продай меня за сто туманов,
но только не отдавай мою уздечку.
Юноша обернулся скакуном-иноходцем, сбруя из золота и
серебра, разукрашенное седло! Старик сел на него верхом, сдви­
нул шапку набекрень и поскакал— любо-дорого смотреть! Ехал,
ехал, ехал, приехал на базар, а там один купец era спраши­
вает:
—• Эй, старик, почем твоя лошадь?
Тот отвечает:
— Сто туманов.
Купец говорит:
— Вот тебе сто туманов.
Дал купец ему сто туманов, взял лошадь, но уздечку ста­
рик не отдал. Купец забрал лошадь и ушел.
Отвел, как полагается, коня в конюшню и привязал его там,
дал ему травы и ячменя, крепко запер ворота конюшни. Утром
пришел, смотрит — а коня и нет. «Кто его увел, кто его увел?» —
кто его знает. А старик — отец юноши — вернулся домой, ви­
дит: сын его сидит дома.
Настал следующий базарный день, парень говорит отцу:
— Я превращусь в резвого ездового верблюда, отведи меня
78

на базар и не продавай меньше чем за сто туманов. Но только
недоуздок мой никому не отдавай.
Наступил базарный день, и парень превратился в верблю­
да, такого резвого, что храпит от нетерпения. Старик сел на
него верхом, и тот понесся на базар. Купец спрашивает его:
— Сколько стоит твой верблюд?
Старик отвечает.
— Сто туманов.
Купец дал ему сто туманов, и тот отдал ему верблюда, а
недоуздок старик ему не отдал.
Купец привел верблюда и отправил его пастись вместе со
своими верблюдами. А утром пришел пастух и говорит:
— Того верблюда, что ты вчера купил, нет!
А старик накупил на базаре всякой снеди, приходит домой
вечером и видит: сын его сидит дома.
И вот обо всем этом услышал торговец халвой, мол, некто
приводит на базар на продажу коня, а потом он исчезает, при­
водит верблюда— и он тоже исчезает. И понял, что это продел­
ки того юноши.
Взял он с собой много денег и пошел на базар, решив: «Если
встречу того парня — схвачу и убью».
А тот парень в этот день обернулся большим бараном — вот
такие огромные рога! — и говорит отцу:
-— Меньше чем за пятьдесят туманов меня не продавай. Но
только веревку, что у меня на шее, сохрани, не давай никому!
Этого барана старик привел на базар. А там торговец хал­
вой уже ходит, ищет. Увидел барана, сразу все понял и говорит:
— Сколько стоит этот баран?
Тот отвечает:
— Пятьдесят туманов.
— На тебе пятьдесят туманов,— говорит торговец халвой.
Старик взял пятьдесят туманов, а торговец халвой говорит:
-— Дай-ка и веревку!
Старик сказал:
— Веревку я ни за что не продам!
— Я дам за нее десять туманов,— сказал торгор'ец халвой.
Торговались они, торговались, а потом старик уступил, и
торговец халвой увел барана, потащил за веревку. Баран упи­
рается, а торговец взял в руки прут и хлещет его что есть силы!
А старик пришел домой, видит: сына его нет.
Колдун привел барана к своему дому, постучал в ворота и
закричал своей дочери*:
— Иди открывай дверь!
Девушка открыла дверь и видит: это тот самый юноша, пре79

вратившийся в барана. Она ведь тоже понимала в колдовстве.
А отец сразу закричал:
— Скорее неси нож, я его зарежу!
Девушка пошла в дом и все ножи, которые были в доме,
спрятала. Вернулась и говорит отцу:
— Отец, я нигде не могу найти ножа!
— Тогда постереги здесь барана,— приказал ей отец.
Девушка осталась стеречь барана, а торговец халвой пошел
за ножом. Тогда девушка сняла веревку с шеи барана и тот
сразу превратился в голубя и взмыл в поднебесье.
Торговец халвой вернулся, видит: барана нет, а в небе ле­
тит голубь. Обернулся он коршуном и погнался за голубем.
Гнался за ним, гнался, пока не долетели они до сыпучих пе­
сков. Тут голубь превратился в иголку, упал в песок и зарылся
в нем. А торговец халвой спустился на землю, принял челове­
ческий облик, смастерил сито и стал понемножку просеивать
песок через сито, мол, рано или поздно иголка в сите попадется.
И вот, как только иголка попала в сито, юноша превратился в
сокола и взмыл в небо, а торговец халвой обернулся ястребом и
погнался за ним.
Мчались они, мчались, несколько раз было так, что ястреб
почти нагонял сокола, но тот каждый раз успевал увернуться.
Наконец, долетели они до одного города. И тут юноша превра­
тился в букет цветов и упал прямо в руки царю. Зима, холод, а
тут с неба прямо в руки падает букет свежих цветов!
А торговец халвой тем временем обернулся дервишем и сту­
чится в ворота дворца, мол, подайте ради бога.
— Что ты хочешь? — спрашивают его.
— Отдайте мне тот букет цветов, что в руках у царя.
— Этот букет не для тебя,— отвечают ему.
Дервиш уселся у дворца царя, развел огромный костер, та­
кой, что весь дым идет в сторону дворца, и сидит себе.
День сидит, два сидит, на третий день царь не выдержал и
говорит:
— А ну-ка, приведите ко мне этого дервиша.
Дервиша привели к царю, и царь спрашивает:
— Чего ты хочешь?
—- Мне нужен тот букет цветов,— отвечает дервиш.
— Проси все, что хочешь,— говорит царь,— но только не
этот букет. Все я тебе отдам, но только не этот букет, что упал
Мне с неба средь зимы.
— Ну, если ты мне его не отдашь, я буду постоянно — день
и ночь — дымить на твой дворец.
Царь рассердился, поднял букет высоко над головой и швыр80

нул его оземь, так что он рассыпался. Рассыпался и превратил­
ся в просяные зерна. Дервиш превратился в курицу с выводком
цыплят. И начали они понемногу склевывать просяные зерна.
А одно зернышко цопало царю в туфлю. Они его склевать не
успели, и оно превратилось в шакала, шакал бросился и свер­
нул головы сначала курице, а потом и всем цыплятам. А по­
том шакал вновь превратился в человека и приветствовал царя.
Царь спросил:
— Что это? Что здесь происходит?
И тогда юноша рассказал царю обо всем, что с ним произо­
шло, о всех своих злоключениях. И так юноша понравился
царю, что царь сказал:
— Я отдаю тебе в жены дочь и полцарства в придачу.
А юноша отвечает:
— Сначала я должен взять в жены дочь того торговца хал­
вой, ведь она меня спасла от смерти. Ну а уж потом я приду
за твоей дочерью.
Юноша отправился к своему отцу, пришел к нему и сказал:
— Отец, ты знаешь, что продал меня за десять туманов?
Если бы ты не отдал мою веревку, торговец халвой не смог бы
со мной ничего сделать. А теперь только бог меня спас.
А отец сказал:
— Откуда же я мог знать? Я не знал!
И потом юноша отправился к дочери колдуна — торговца
халвой и взял ее себе в жены. Семь дней и семь ночей били в
бубны, барабаны, дули в трубы, звучала музыка. И взял он себе
в жены дочь торговца халвой. А потом забрал все свои богат­
ства и отправился к царю. Взял в жены царскую дочь и стал
у царя везиром правой руки.
И как бог исполнил его желания, пусть так же исполнит же­
лания всех мусульман.
7. Ширавия

Был когда-то царь, и было у него два сына. Одного сына
звали Арча, другого — Ширавия.
И вот прошло время, царь состарился, стал думать о своей
смерти. Созвал народ и спросил:
— Люди, кого вы хотите выбрать царем? Я уже стар, нет у
меня сил править вами.
Люди подумали и сказали:
— Пусть Ширавия будет царем. Хоть Арча и старший сын,
а нет у него тех достоинств, что у Ширавии.
б

Заказ 215

81

Но все-таки царь не решился сделать цареммладшего сына.
Оставил он после себя наследником старшего сына, Арчу,
Арча воссел на престол, а Ширавия остался жить со своим
отцом.
Так он и жил со своим отцом. И постепенно в душу Арчи
закралось сомнение. Он стал думать так: «Сейчас Ширавия еще
маленький, вот я и царствую, а как он вырастет — царем сде­
лают его».
Задумал он погубить Ширавию. Пришел к отцу и говорит:
— Отец, отпусти Ширавию со мной на охоту.
А отец ответил:
— Ширавия еще маленький, куда ему на охоту! Ему ведь
еще только двенадцать лет!
Арча отвечает ему:
— Мы далеко не поедем, сегодня же вернемся, он все вре­
мя будет со мной вместе.
В конце концов удалось ему уговорить отца, и вот Арча и
Ширавия вместе отправились в путь. Ехали они, ехали, про­
ехали десяток верст, и Ширавия сказал, обращаясь к Арче:
— Ты не взял с собой воды? Мне хочется пить... А что это
мы так далеко едем? Ты же говорил, что мы поедем совсем не­
далеко и скоро вернемся.
Арча ничего не ответил ему, только сказал:
— Давай отъедем в сторону, попьем воды вон там, а свита
пусть ждет нас здесь.
Оставив свиту, оба брата поехали верхом в сторону леса.
Заехали они в чащу, и тут им навстречу вышел лев.
Ширавия увидел его и крикнул:
— Брат, убей льва!
А Арча отвечает ему:
— Ты убей, испытай свою силу. Ведь когда ты вырастешь,
царство достанется тебе.
Ширавия говорит:
— Причем тут царство, что ты говоришь? Ты старше, ты и
убей льва!
Арча отвечает:
— Нет, это ты должен убить льва!
Ширавия рассердился, выхватил меч и разрубил льва попо­
лам. Когда Арча это увидел, ему это не понравилось. Он поду­
мал: «Если он сейчас, еще совсем ребенком, может рассечь
льва пополам, что будет, когда он вырастет?» — И с новой си­
лой закипела злоба в его сердце.
Подъехали они к колодцу, а воду никак не зачерпнуть, надо
лезть в колодец. Арча и говорит:
82

— Братец, ты полегче меня, полезай ты. Ты и сам напьешь­
ся, и достанешь воды мне и лошадям. Напоим здесь лошадей,
а потом поедем назад.
Арча привязал веревку к поясу Ширавии и опустил брата
в колодец. Ширавия зачерпнул воды бадьей — или чем там
было,— Арча поднял бадью, напоил лошадей. Потом чуть под­
тянул ту веревку, что была привязана к поясу Ширавии, и об­
резал ее — сбросил брата в колодец и сказал:
— Вот теперь здесь и царствуй!
Потом Арча пошел и вымазал коня Ширавии в крови льва.
Сел на коня, в поводу повел коня Ширавии. Подъехал к свите
и объявил траур: дескать, у меня на глазах лев сожрал моего
брата.
Приехали они в город, и царю принесли весть, мол, свита
Арчи в трауре. В чем дело, в чем дело? Оказывается, Ширавию
сожрал лев.
Услышал это отец Ширавии — и ослеп от горя. Ну, а Арча
продолжает царствовать.
Пусть Арча себе царствует, а вы теперь послушайте не­
сколько слов о Ширавии.
Ширавия сидит в колодце. Десять дней сидит, пятнадцать
дней сидит. И вот однажды вечером к колодцу подъехал некий
купец. Опустил он в колодец бадью, а Ширавия за нее крепко
уцепился. Купец как ни тянет веревку — никак вытащить
бадью не может. Заглянул в колодец, мол, в чем там дело — а
оттуда такой свет исходит, словно в воде луна отражается.
И тогда купец взмолился:
— Кто бы ты ни был — птица, рожденная птицей, или пари,
рожденная от пари, или человек, рожденный человеком,— отпу­
сти мою бадью, мои лошади хотят пить.
А Ширавия отвечает ему из колодца:
— Я не див и не пари, я человек и сын человека. Но пока
ты меня отсюда не вытащишь — воды у тебя не будет.
Тогда купец сказал:
— Привяжи веревку к своему поясу.
Ширавия привязал веревку к своему поясу, и купец его вы­
тащил.
Напоили они скот, поели сами, провели там ночь, а наутро
Ширавия спросил:
— В какую сторону ты направляешься?
Тот ответил:
—- Я еду в страну, где царствует Арча.
— Ну, тогда я с тобой не поеду.
Купец спросил:
83

— А почему ты не поедешь?
Ширавия ответил:
— Да так, что-то не хочется. Меня там знают; если я с
вами поеду, это и для вас может кончиться плохо.
Купец сказал:
— А я на тебя надену такую одежду, что тебя никто не
узнает.
Дал он ему одежду дервиша. Юноша переоделся, купец по­
вел свой караван и привел его в город, где царствовал Арча.
Тут они остановились, сошли с коней, купец пошел торго­
вать на базар, а Ширавия остался. Сидит себе, играет на вью­
ках с товарами. И оказался здесь один из мальчиков, который
раньше знал Ширавию. Он увидел его и думает: «Ведь это Ши­
равия сидит и играет на вьюках».
Пошел он к Арче и говорит ему:
—- Ты ведь говорил^ что Ширавию растерзал лев, а он, ока­
зывается, здесь, сидит на вьюках с товарами такого-то купца
и играет. Почему ты говорил неправду?
Арча сказал:
-— Завтра же отберу у купца все его товары, а Ширавию
повешу!
Мальчик подумал: «Зачем я это сделал, зачем сказал ему?»
Стремглав бросился бежать к Ширавии, пришел и гово­
рит:
— Ширавия, я не знал, в чем дело, пошел и сказал твоему
брату: дескать, ты говорил, что Ширавию сожрал лев, а Шира­
вия — вот он, сидит на вьюках с товарами такого-то купца. Тог­
да он сказал: «Завтра же отберу у купца все его товары, а Ши­
равию убью».
— Ладно, не беда,— говорит Ширавия.
Когда пришел купец, Ширавия ему сказал:
— Вот я говорил тебе, что не надо сюда приезжать!
— А в чем дело? — спрашивает купец.
— Завтра все твои товары отберут в пользу царя,— говорит
Ширавия,— а меня повесят.
— Ну, до завтра как-нибудь это дело уладится,— отвечает
купец.
Когда настала ночь, они развели большой костер и стали
возле костра укладывать вьюки. В полночь они отвязали бубен­
цы, что были на шее у верблюдов, навьючили груз и — поминай
как звали! Шли они, шли до самого утра, а утром пересекли
границу владений Арчи. Вышли они из владений Арчи, шли,
шли, наконец пришли в страну Йемен. Продали они свои това­
ры в Йемене, и тут царь Йемена заметил мальчика, одетого в
84

дервишеские лохмотья. Увидел, что маленький дервиш играет
на тюках с товарами купца, такой красивый, что и жизнь за
него отдать не жалко!
И тогда царь сказал купцу:
— Купец, це отдашь ли ты мне этого мальчика?
— Все, что у меня есть,— это мальчик. Если его от меня
хоть на час заберут — из меня и душа вон!
Царь говорит:
— Я дам тебе золота столько, сколько он весит, только от­
дай его мне.
Царь дал купцу золота столько, сколько весил мальчик-дер­
виш, и забрал его к себе. Мальчик играл возле царя, подавал
ему кушанья... ну что может сделать ребенок? Что ему царь
ни говорил, он все делал.
А у царя было два везира, один из них был мусульманин,
а другой был кафир. Одного звали Худжанд, другого звали
Йаманд.
Везир Йаманд сказал:
— Я предвижу, что мальчик этот станет причиной разру­
шения Йемена.
А Худжанд отвечает:
— Если б мальчик и водой был — что он может снести?
А если бы был огнем — что он сожжет?
Прошло некоторое время, и снова везир Йаманд говорит:
— О царь!
— Что? -— спрашивает царь.
— Я предвижу, что из-за этого мальчика будет разрушен
Йемен.
Везир Худжанд сказал тогда:
— О царь, отдай мне на сегодняшний вечер мальчика-дер­
виша.
— Хорошо,— говорит царь.
Когда настал вечер, везир Худжанд взял мальчика и увел
его к себе домой. Устроил угощение, поели плова и всякой вся­
чины и беседуют. Разговаривали так до полуночи, когда же на­
стала полночь, везир Худжанд принес Коран и сказал маль­
чику:
— Ну-ка, поклянись на Коране, скажи правду, чей ты сын,
откуда ты пришел?
Ну, и мальчик поклялся на Коране, что скажет правду, и
рассказал ему: «Я не сын дервиша, а царевич, а попал сюда
из-за своего брата. Он хотел меня погубить и бросил в коло­
дец, а купец вытащил меня из колодца, привел сюда и отдал
царю».
85

— Ну, раз так,— говорит везир Худжанд,— ты никому это­
го не говори, а не то тебя погубят.
Постелил везир постели: себе в передней части дома, а маль­
чику во внутренних покоях. А у везира была дочь, которую
звали Гунча. Когда юноша пришел к везиру, взляд ее упал на
него, и она в него влюбилась — не одним сердцем, но тысячью
сердец. Ну и когда везир с юношей разошлись по покоям, она
постучала в двери того покоя, что был отведен для юноши.
— Кто там? — спросил Ширавия.
— Дочь такого-то.— ответила она.— Отвори дверь!
— Зачем ты пришла? — спросил Ширавия.
— Я влюбилась в твою красоту,— ответила девушка.
— О девушка! — сказал Ширавия.— Ступай отсюда той же
дорогой, что пришла сюда! Уходи отсюда. Я отведал соли у тво­
его отца, а соль — это не дерьмо!1
— Клянусь богом, которому нет равных,— сказала девуш­
ка,— пока ты не удовлетворишь того желания, что у меня в
сердце, я никуда не уйду!
А он опять ей говорит:
— Девушка, ступай, откуда пришла! Иди своей дорогой.
И все это он говорил так громко, что везир Худжанд прос­
нулся; услышал, о чем говорят, вошел в покои, смотрит — да
ведь это его дочь! Подумал: «Ну что ж, молоко овцы для того
и есть, чтоб его ягненок пил! Отдам я свою дочь за этого юно­
шу». Ну и обручил свою дочь с юношей-дервишем, отдал Гунчу
ему в жены.
А наутро пришел к царю и говорит:
— Это обыкновенный сын дервиша, и ничего больше!
Прошло некоторое время, и однажды везир Йаманд снова
говорит царю:
— О царь! Я предвижу, что из-за этого юноши Йемен по­
стигнет несчастье!
— Ну что же мне делать? — говорит царь.
Тогда везир Йаманд говорит:
— Ты мне не веришь? Ну хорошо. Давай возьмем с собой
мальчика и пойдем на базар. Ты сам убедишься в том, что я
прав.
— Ладно,— отвечает царь.
А везир Худжанд прослышал, что они отправляются на ба­
зар, позвал к себе юношу и говорит:
— Когда вы пойдете на базар, царь с везиром поведут тебя
в тот ряд, где продают оружие. Ты смотри не проговорись, мол,
«какой хороший меч!», «какой хороший щит!» или «какая хо­
рошая палица!» Смотри не скажи так! А увидишь где-нибудь
86

головную повязку или чашу для подаяния, или дервишеский
топорик, скажи: «Какая хорошая повязка! Какая хорошая
чаша! Какой хороший топорик!». Ведь это все —вещи для дер­
вишей, вот их и проси купить тебе.
И вот царь, везир Йаманд, везир Худжанд и мальчик-дер­
виш пришли на базар. Прогуливались они по базару и наконец
пришли в оружейный ряд — там висят щиты, мечи и всякое
оружие.
Везиры с царем идут мимо, а мальчик-дервиш идет вместе
с ними, даже головы не подымает. Пришли они в ряды, где про­
дают головные повязки, топорики и чаши для дервишей, и тут
мальчик говорит:
— Какая хорошая повязка! Жаль, нет у меня денег ее ку­
пить! Какой хороший топорик! А что толку, ведь денег-то нет!
Какая чаша хорошая, да купить не на что!
Везир Худжанд и говорит царю:
— Вот видишь, он только и думаем, что о чашах и топори­
ках! О мече и не заикается, сразу видно, что в оружии он ни­
чего не смыслит!
И так опять ничего не вышло из козней везира Йаманда.
Вернулись они все домой.
Прошло сколько-то времени, и снова везир Йаманд говорит
царю:
— Я предвижу, что Йемен будет разрушен из-за этого
мальчика-дервиша.
— А что же мне делать? — спросил царь.
— Если не веришь — выставь сорок богатырей, и пусть они
померятся с юношей в искусстве владения копьем и палицей.
Тогда все и станет ясно.
Ну, и царь согласился. Выставил он сорок богатырей с зо­
лотыми поясами и велел им померяться силой с этим юношей.
А везир Худжанд говорит юноше:
— Тебя хотят погубить, мальчик! Старайся, что есть у тебя
сил, попытайся одержать над ними верх. Будь что будет, а ты
старайся их одолеть!
Мальчик-дервиш потребовал, чтобы ему привели коня. При­
вели ему на выбор пятьдесят коней, а он только положит руку
коню на спину — сразу ему хребет ломает.
Сказали об этом царю, царь разгневался и говорит:
— Неужто в царской конюшне нет ни одного скакуна, ко­
торый может выдержать руку этого юноши?
Главный конюх говорит:
— Есть тут у нас один лютый конь, такой свирепый, что
87

даже ячмень и сено ему приходится издали бросать, воду ему
тоже даем, не входя в стоило.
Царь велел конюху:
— Отведите мальчика к этому коню! Может быть, конь сло­
мает ему голову, и мы от него избавимся, а то спасу от него
нет!
Ну ладно. Приведи мальчика в конюшню и говорят:
— Вот в этом стойле есть конь, попробуй его оседлать.
Только мальчик приблизился — конь так взбрыкнул, что по­
ловина стойла отлетела в одну сторону, другая половина — в
другую. Тогда мальчик-дервиш схватил коня за холку и так
огрел его по морде, что коня проняла дрожь. Потом Ширавия
сказал:
— Принесите попону, потник и всю сбрую.
Принесли ему потник, и попону, и покрывало. А он берет
потник и то на хвост коню положит, то на гриву: дескать, я и
лошадь-то седлать не умею. Стали ему объяснять: это положи
сюда, это положи туда. Вот потихоньку он оседлал коня, да так
затянул подпруги, что лютый конь застонал.
— Принесите меч,— попросил Ширавия.
Принесли ему один меч, принесли другой — сто мечей ему
принесли, и все их он погнул и выбросил.
И тогда царь сказал:
— Неужто не найдется такого меча, чтобы подошел этому
юноше?
Казначей сказал:
— Есть один меч, который принадлежал твоему деду. Но
никто его поднять не может — такой он тяжелый.
Привели самого юношу, он взял этот меч в руку, помахал
им и говорит:
— Этот подойдет, этот годится.
Ну вот, а теперь послушай о другом. У царя была дочь, зва­
ли ее Симинзар. Симинзар давно уже прослышала об этом юно­
ше и, когда пришло время ему померяться силами с оорока
богатырями, позвала служанку и сказала ей:
— Возьми этот узелок с одеждой, отнеси его юноше; пусть,
когда настанет ему время идти на ристалище, он наденет эту
одежду на себя.
Служанка взяла этот узелок с одеждой, отнесла мальчику
и сказала:
— Это прислала тебе Симинзар, царская дочь.
Надел мальчик-дервиш на себя эту одежду — что 8а юноша,
сияет, как луна в четырнадцатую ночь!
Вложил он ногу в стремя, легко, без труда вскочил в седло,
88

уселся поудобнее и выехал на ристалище. Царь, везиры и вся
свита расселись на склоне холма и смотрят. А сорок богатырей
и мальчйк-дервиш мерятся силой в состязании на копьях и па­
лицах. Вот они состязаются, и юноша видит, что, вместо того
чтобы сражаться с ним тупыми сторонами мечей, они направи­
ли на него острия и хотят его убить. И тогда он взялся по­
крепче за рукоять меча и перебил всех сорок богатырей.
Убил он всех богатырей, и тут появился какой-то всадник:
верхом на слоне, из породы дивов. Появился на ристалище и
кричит:
—- Эй, ублюдок, что за смуту, что за раздор ты сеешь, по­
чему 1ы убил столько людей?
Только он это сказал, как Ширавия схватил его за поясной
платок, сдернул с седла, поднял вверх и так швырнул оземь,
что земля растрескалась. Вытащил кинжал, чтобы распороть
ему брюхо, а тот и говорит:
— Постой, приятель, я гонец, у меня есть письмо.
Ширавия взял письмо, открыл его и видит, что там напи­
сано. Правитель Шама пишет: «Эй, царь Йемена! Если ты
пришлешь мне свою дочь Симинзар со служанками и рабами —
хорошо; если же не пришлешь, то прахом твоего города я на­
полню торбы своих коней».
Ширавия тогда оставил гонца, и тот понес письмо царю.
А Ширавия отправился домой.
Царь прочед письмо и отдал его везиру Йаманду. Везир
Йаманд прочел его и передал везиру Худжанду.
И потом царь спросил у них:
— Ну, что вы посоветуете?
Везир Йаманд сказал:
— Отошли Симинзар со служанками и рабами правителю
Шама.
А везир Худжанд сказал:
— Надо посоветоваться с юношей-дервишем.
Пошли, позвали юношу-дервиша. Юноша-дервиш пришел, а
ему говорят, что правитель Шама требует прислать к нему Си­
минзар со служанками и рабами. Мол, пошлешь — ладно, а не
пошлешь — прахом, твоего города наполню торбы своих лоша­
дей.
Тот говорит:
— О средоточие вселенной, хочешь посылать — посылай!.
Что мне за дело до твоей дочери? Ты — царь, у тебя есть вези­
ры, векили, а мне-то что за дело!
А царь говорит:
— Я даю тебе полную волю, решай ты!
89

Тот спросил:
— Ты мне даешь волю?
Тот сказал:
— Да, тебе.
Тут юноша взял письмо, разорвал его на мелкие клочки и
запихал в рот гонцу. И сказал:
— Передай правителю Шама, пусть поостережется, не то
остаться ему без рук и без ног.
Отрезал ему нос и уши, бросил в полу одежды и сказал:
— Убирайся!
Гонец отправился в путь. Пусть он себе едет, а ты послу­
шай про юношу-дервиша. Юноша-дервиш надел на себя ту
одежду, которую ему прислала Симинзар, и вечером пришел к
ней во дворец. А Симинзар его уже поджидала. Увидела она,
что он идет, пошла ему навстречу, обняла его, поцеловала, и
они предались утехам и наслаждениям. Он положил голову на
колени Симинзар и заснул.
Пусть он себе спит, а ты послушай о том, что у царя Йемена
был племянник. Племянник подумал: «Пойду-ка я сегодня к
своей двоюродной сестре. Ведь ее все равно либо правитель
Шама уведет, либо юноша-дервиш заберет себе. Уж лучше я
сам к ней пойду».
Пришел племянник царя во дворец Симинзар и видит: юно­
ша-дервиш положил голову на колени Симинзар и спит. Снял
меч с пояса и ударил Ширавию по голове мечом. Девушка уви­
дела, что это ее двоюродный брат, опустила голову Ширавии
на землю, схватила меч и погналась за ним. Выбежали они в
город — она не смогла его догнать, он убежал.
Вернулась она назад и думает: «Что мне теперь делать?»
Была у нее хорошая кошма. Она принесла ее, насыпала в
белую простыню всякого добра, драгоценностей, рядом поло­
жила тело Ширавии, голову ему крепко обвязала платком, все
это завернула в кошму и приказала двум служанкам:
— Возьмите это, отнесите и положите на перекрестке у ба­
зарной площади. Кто-нибудь его там найдет и заберет, может
быть, вылечит его за эти деньги.
Две-три служанки взяли тело Ширавии, завернутое в кош­
му, отнесли его на перекресток.
Пусть себе он лежит на перекрестке, а ты послушай про со­
рок разбойников.
Неподалеку от города в горах жили сорок разбойников. Все
время они ели, пили да спали — больше ничего не делали. И вот
их атаман говорит им:
— Вот уже двадцать дней, как вы никуда не выходите по
90

ночам, не грабите, не воруете. Только и знаете, что есть да
спать! Разве это дело?
Один разбойник говорит:
— Пойду сегодня ночью хоть ослиное седло украду!
И тогда все разбойники встали и разошлись кто куда воро­
вать да грабить. Тот из них, который собирался украсть осли­
ное седло, вышел на базарную площадь и видит: валяется на
земле хорошая кошма. Взвалил он ее себе на плечи и понес.
Пришел в пещеру, где было логово разбойников, развернул кош­
му — а там такой красивый юноша, что и сестры для него не
жалко! Но вот только кто-то его по голове мечом ударил — зия­
ющая рана! А еще в той же кошме столько богатств, что если
и всю жизнь будешь тратить — все равно не истратишь!
И тогда он сказал:
— Кто может привести лекаря?
Один из разбойников сказал:
— Я приведу.
Подпоясался и пошел в город разыскивать лекаря. Разыскал
его дом, вошел и сказал ему:
— Лекарь, у нас тут есть один больной, пойдем со мной к
нему. Возьми с собой все снадобья, какие только у тебя есть,
чтобы потом не говорить, мол, у меня такого лекарства нет. Это
здесь, недалеко, ты быстро вернешься.
Лекарь собрал все самые лучшие снадобья, что у него были,
отдал их разбойнику и говорит:
— Ну пошли.
Идут они, а разбойник приговаривает: тут рядом, еще не­
много, еще два шага. И так постепенно вывел его за городские
ворота. А как вывел его из города, вытащил меч и приказал
ему:
— Иди вперед! А если не пойдешь — я тебя прикончу од­
ним ударом.
Повел его, привел в пещеру и сказал:
— Один из наших товарищей ранен ударом меча. Когда ты
его вылечишь — уйдешь отсюда. А если не вылечишь — йдесь
же и останешься навеки.
Лекарь развязал голову Ширавии, промыл его рану, смазал
снадобьем, снова крепко завязал платком. И тут Ширавия от­
крыл глаза и увидел, что он в пещере.
Пусть себе Ширавия остается в пещере, а ты послушай не­
сколько слов о том гонце, что ездил верхом на слоне.
Прибыл этот гонец к правителю Шама. Когда правитель
Шама увидел, что его гонцу отрезали нос и уши, он спросил:
— В чем дело, что случилось?
91

Тот рассказал все, что с ним случилось. И еще добавил:
— Они сказали, дескать, пусть правитель Шама поостере­
жется, не то останется без рук и без ног.
Правитель Шама вынул из кармана калам и чернильницу
и написал приказ, мол, соберите войско, пусть придут все — от
двадцати пяти до тридцати пяти лет, И собралось такое вой­
ско, что колосья в поле сосчитать можно, а людей в этом вой­
ске сосчитать нельзя. Двинулось это войско в сторону Йемена
и обложило Йемен. И тогда везир Йаманд сказал царю Йемена:
— Ну что, не говорил я тебе, что Йемен будет разрушен
из-за юноши-дервиша? Посмотри, что он наделал! Он отрезал
нос и уши тому гонцу, а теперь пришло войско и окружило
тебя — что ты теперь будешь делать? А самого его нет! Кто
знает, куда он подевался?!
И вот Йемен в осаде, каждый день бой, убивают двадцатьтридцать человек из людей царя Йемена.
Пусть их себе убивают, а ты тем временем послушай о Ширавии, которому стало теперь немного лучше.
Однажды вышел Ширавия из пещеры и видит: город окру­
жен войском> да таким многочисленным, что легче колосья в
поле сосчитать, чем это войско. Тогда он сказал, обращаясь к
разбойникам:
— Братья, ведь все это войско и вся эта война — все это
из-за меня. Я должен тоже участвовать в сражении. Мне надо
отправиться в город, привести своего коня и принести свой меч.
Разбойники сказали:
— Мы тоже с тобой пойдем.
Этой ночью Ширавия и сорок разбойников проникли в осаж­
денный город и пришли в дом Ширавии.
Ширавия взял того лютого коня и свой меч, попрощался со
своей женой Гунчей, сказав ей:
— Прощай пока, не знаю, что со мною будет!
Вернулись они все в пещеру, а наутро Ширавия оседлал сво­
его коня, крепко затянул подпруги, и вот уже славный Шира­
вия под грохот барабанов выезжает на поле брани.
Выходит ему навстречу богатырь, такой, что один может
сразиться с сотней всадников.
И говорит Ширавия:
Сердцу моему знаком меча удар,
Только с Искандаром сравнится Искандар!
Битвой двух героев пусть наш будет бой,
Словно львы, сразимся, витязь, мы с тобой.
Не бывало равных мне на поле брани,
92

Хил ты, как росток, что, обреченный, вянет.
— Право первого удара я даю врагу. Бей, и пусть в сердце
твоем не будет жалости!
Славный Ширавия укрылся под сенью щита, а тот ублюдок
поднял палицу и обрушил удар на Ширавию. Ширавия храбро
отразил удар и сказал:
Пусть мой меч удар ответный нанесет
Так, чтобы забыл ты этот мир и тот.
Не бывало равных мне на поле брани,
Хил ты, как росток, что, обреченный, вянет.
Пошевеливайся, чтобы я убил тебя скорее, ведь есть у меня сто
других дел!
Тут Ширавия вытащил меч из ножен и так ударил по щиту
врага, что развалил его, как кусок сыра. Рассек его от головы
до пояса, так что конь и всадник развалились на четыре части.
А сам въехал в гущу вражеского войска и так бился, что гро­
моздил из трупов холмы, а из холмов горы; смело сражался, и
никто не мог выстоять против него. И не успокоился он, пока
не наступил вечер. Тысячу людей он отправил в ад. А вечером
барабаны забили отбой, все направились по своим шатрам, а
Ширавия вернулся в горы, в пещеру к разбойникам.
А эти разбойники так ему прислуживают, так за ним уха­
живают! Так они ему все тело размяли, такой вкусной едой
накормили, что наутро ему кажется, будто накануне никакого
боя и не было!
На следующий день, когда черноту ночи смыли с престола
звезд и солнце воцарилось на троне, опоясавшись усыпанным
драгоценностями кинжалом, и когда половину свода небесного
золотом, а половину — серебром украсил копьеносец-араб, вос­
севший на его вершине 2, Ширавия вновь вышел на поле битвы.
И опять сражался так, что тысячу людей отправил в преиспод­
нюю. А к вечеру барабаны забили отбой, и все разошлись по
своим шатрам, а Ширавия ушел к себе в горы.
Царь спросил:
-— Что это за богатырь, что каждый день спускается с гор,
выходит на поле брани, а вечером возвращается восвъяси?
Везир Йаманд сказал:
— Ему помогают Большой идол, Маленький идол, телёнок
и телка3.
А везир Худжанд говорит:
— Ни при чем здесь ни .Большой идол, ни Маленький идол,
ни теленок, ни телка; просто это тот парень-дервиш.
93

Царь спросил:
— Если это юноша-дервиш, почему он не приходит к нам?
А везир ему отвечает:
— А как он к нам придет? Ведь вдоль границ города по­
ставлены караулы. Если бы мой сын пришел — и его бы убили,
не пропустили в город.
На третий день Ширавия вышел сражаться на поле брани
и сражался до вечера; вечером он снова вознамерился отпра­
виться к себе в горы, но люди йеменского царя обступили его
и говорят:
— Царь Йемена требует тебя к себе.
Ширавия вместе с сорока разбойниками въехал в город.
Въехал он в город, едет по улице, а навстречу ему идет пле­
мянник царя, тот самый, что его ранил. Ширавия выхватил меч
и ударил его — дескать, когда голова моя лежала на коленях у
Симинзар, ты нанес мне удар, а теперь я тебе его возвращаю.
И отправил его в ад.
И вот теперь Ширавия с сорока разбойниками живет в го­
роде; каждый день он по-прежнему выходит на поле брани и
каждый день тысячу человек отправляет в преисподнюю. Этим
только он и занят.
Был у властителя Шама один богатырь, и решил властитель
Шама, что выпустит его бороться с Ширавией. Это был бога­
тырь из богатырей, громадный, как гора, дивовское отродье!
Настал день поединка, вышел Ширавия на поле брани и
спрашивает соперника:
— Как мы будем биться: палицами или копьями?
— Будем бороться,— отвечает тот.
И они схватились и боролись целый день. К концу дня тот
богатырь стал одолевать Ширавию, стал валить его на землю.
Как раз в это время Симинзар вышла, прогуляться на кры­
шу царского дворца. Увидел ее Ширавия, и силы его словно
удвоились. Помянул он единого бога, поднял этого богатыря в
воздух и швырнул его оземь так, что земля треснула. Вытащил
кинжал, вспорол ему брюхо. А тут уже вечер: барабаны заби­
ли отбой, и все разошлись по своим шатрам.
И тогда полководец Шама послал к царю Йемена сказать,
дескать, не удается нам победить вас, давайте заключим мир.
Царь согласился. Люди Шама принесли клятву на Кора­
не, дескать, нам до вас больше дела нет, а вам — до нас. Мы
уйдем отсюда, а вы оставайтесь себе здесь, у себя в стране.
Помирились они, прошло несколько дней, и властитель
Шама пригласил к себе царя, обоих везиров, Ширавию и десятьдвадцать главных эмиров.
94

Пригласил он их к себе в гости, и тут везир Худжанд гово­
рит Ширавии:
— А ты, Ширавия, будь осторожен, не ходи туда. Ведь ни­
когда враг не станет другом.
Ширавия ему отвечает:
— Как же мне не пойти? Ведь скажут, что я испугался.
А везир Худжанд настаивает на своем:
— Говорю я тебе: не надо ходить.
Ширавия его не послушался и вечером отправился в гости
к правителю Шама вместе с эмирами и вельможами.
Пришли они к правителю Шама в шатер, принесли им воду
для мытья рук. Помыли они руки, тут подали еду. Только они
собрались есть, как на каждого из них набросились по три-че­
тыре воина и связали их. Заковали в цепи всех: и царя Йемена,
и везира Йаманда, и Ширавию, и всех эмиров. Только везира
Худжанда там не было. А еще была там Симинзар со своими
служанками и рабами — всех их правитель Шама захватил в
плен и увел с собой. Привел он их в свою страну, и тут Симин­
зар сказала ему:
— Если ты убьешь Ширавию — то и я себя убью. Хочешь
держать его в плену — твое дело. Но если только я узнаю, что
ты хочешь его убить,— я убью себя.
У правителя Шама была дочь. Он поселил Симинзар вместе
со своей дочерью, а всех остальных — царя Йемена, везира
Йаманда и Ширавию — бросил в темницу.
Пусть они себе остаются в темнице, а ты послушай несколь­
ко слов о жене Ширавии.
Жена Ширавии Гунча, когда Ширавия еще был в Йемене,
зачайа.от него. Через девять месяцев, девять дней, девять часов
она родила сына, которого нарекли Джахангир-шахом. Не бу­
дем растягивать наш рассказ на долгие месяцы и годы — маль­
чик вырос, стало ему тринадцать-четырнадцать лет.
И вот играл он однажды с мальчишками, и один из маль­
чишек ему сказал:
— Если ты и вправду такой сильный, иди освободи своего
отца.
Джахангир ничего не ответил, но слова эти запали ему в
сердце. Пришел он к своей матери и сказал:
— Поджарь мне немного пшеничных зерен.
Она поджарила и говорит ему:
— Бери!
— Нет, ты дай мне своей рукой! — отвечает он.
Только мать набрала полную горсть раскаленных зерен —
он схватил ее за руку, крепко сжал ладонь и говорит:
95

— Говори, где мой отец!4
Она взмолилась:
— Отпусти мою руку, она горит! Твой отец в плену у пра­
вителя Шама.
— А почему ты мне об этом раньше не сказала?
— Ты ведь еще маленький, сыночек, ты еще не сможешь
сражаться, чтобы освободить своего отца.
Джахангир ей отвечает:
— Не твое дело, маленький я или большой! Ты должна
была рассказать мне о судьбе моего отца.
А к тому времени от того лютого коня, что был у Ширавии — его кличка была Дракон,— у нескольких кобылиц роди­
лись жеребята. Джахангир выбрал себе одного прекрасного же­
ребца, дал ему кличку Гульранг, надел на него красивую сбрую,
а на себя — богатырские доспехи; наполнил хурджин драгоцен­
ностями, приторочил его к седлу коня, попрощался с матерью
и дедом — везиром Худжандом. Он сказал им:
— Прощайте, не знаю, увижу вас еще или нет.
Птицей он в седло взлетел, ногу в стремя он продел; по­
удобнее уселся и пустился в дальний путь, о любви стихи сла­
гая, подвиг ратный совершая. Конь стожильный мчался вдаль:
жилы крепки, словно сталь, ноги — мощные колонны. Чтоб
иметь коня такого — я даю вам в этом слово, небосводом я кля­
нусь! — вмиг навеки откажусь я от локонов любимой. Меч
стальной, что держит он, пусть не будет занесен над головка-,
ми красавиц, пусть живут и радость дарят; люди плачут о себе,
по себе Саади рыдает5.
И так приехал он в один город. Видит: на зубцах стены это­
го города насажены человеческие головы. Подошел к воротам,
а там сидит старик-привратник. Он спросил его:
— Примешь ли ты гостя?
— Гость — от бога, гостя бог посылает,— отвечает тот.
И вот он на ночь остался гостем старика-привратника. И вот
Джахангир спрашивает у привратника:
— О старик, что означают эти головы на зубцах стены?
— Зачем ты спрашиваешь об этом? Лучше бы тебе ничего
не знать,—отвечает привратник.—Но раз уж ты спросил, я
скажу тебе: у царя есть дочь, ее зовут Шэкуфэ. В эту Шэкуфэ
влюбился див. Откуда ни приходят царевичи к ней свататься —
всем им приходится вступать в поединок с дивом, и див их всех
убивает. Если найдется кто-нибудь, кто одолеет дива, тому царь
отдаст дочь и полцарства в придачу. А до сих пор див побеж­
дал в поединке всех юношей, отрезал им головы и вешал на
зубцы городской стены.
96

Ну, прошла ночь, наутро юноша просыпается и видит: ули­
цы убирают, поливают их водой, играет музыка.
Джахангир спрашивает у своего хозяина:
— В чем дело?
— Наверное, еще один царевич появился, чтобы бороться с
дивом,— отвечает лривратник.
— Давай пойдем посмотрим, как они будут бороться,— го­
ворит Джахангир.
— Туда не пройти,— отвечает старик.— Туда столько наро­
ду приходит поглазеть, что и не протиснуться.
Джахангир сказал:
— Тогда возьми меня сзади за пояс, держись крепче, я про­
тащу тебя туда.
Старик схватил Джахангира сзади за пояс, и тот повел его
за собой — то в одну сторону, то в другую,— протиснулись они
к тому месту, что было отведено для борьбы. Встали в первом
ряду. Видят: вышел царевич, такой красивый, что и умереть за
него не жалко! Вышел див, и начали они бороться. Много ли,
мало ли они боролись — наконец див поднял царевича и шмяк­
нул оземь. А потом отрезал ему голову, подошел к городской
стене и повесил голову на зубец.
Вышел снова на площадь и говорит:
— Ну, кто еще желает со мной бороться, пусть выходит на
площадь!
Тут царь сказал, обращаясь к толпе, собравшейся на пло­
щади:
— О друзья и родичи! Неужели во всем городе не найдется
никого, кто победил бы в борьбе этого дива? Я отдал бы тому
свою дочь и полцарства в придачу!
Но никто не отозвался.
Царь повторил свои слова, но в ответ опять молчание. В тре­
тий раз воззвал к толпе царь — и тут Джахангир вышел вперед
и сказал:
— Я буду бороться.
Джахангир вышел на площадь и начал бороться с дивом.
Два-три захвата — и Джахангир поднял дива и так шмякнул
его оземь, что земля треснула. Отсек ему голову, повесил на
зубец городской стены и вместе со стариком-привратником от­
правился восвояси.
А царь, когда пришел в себя от радости, велел разыскать
того, кто убил дива. Но сколько ни искали — найти не могли.
Наконец царю донесли, мол, у такого-то из привратников жи­
вет кто-то в гостях. Царские слуги пришли домой к приврат­
нику и отвели юношу к царю.
7

Заказ 215

97

Царь сказал:
— Сын мой, я давно мечтал, чтобы нашелся такой человек,
как ты, и освободил нас от дива. Я поклялся отдать ему в жены
свою дочь Шэкуфэ.
А Джахангир говорит:
— О царь! Я сейчас не смогу здесь оставаться, у меня впе­
реди долгий путь.
Царь отвечает:
— Как бы там ни было — Шэкуфэ твоя.
И решили они тотчас заключить брачный договор. «Пусть,—
думает Джахангир,— ведь хуже от этого не будет».
Совершили они брачную церемонию, прошло десять-пятнадцать дней, и Джахангир сказал:
— О царь! Мне нужно пойти по своим делам — ведь я гово­
рил, что мне предстоит долгий путь.
А Шэкуфэ услышала это и говорит:
— И я пойду с тобою.
— Ты-то зачем пойдешь?
— Нет, я тоже пойду! Как же я тебя оставлю?
Джахангир взял с собой Шэкуфэ, и они пустились в путь.
Ехали, ехали и наконец приблизились к городу, где жил пра­
витель Шама. Разбили шатер на лужайке возле города. Джа­
хангир овзял лук и стрелы и застрелил несколько диких голу­
бей. Приготовили из них жаркое, поели. Джахангир положил
голову на колени Шэкуфэ и заснул.
Пусть себе спит, а ты теперь послушай о правителе Шама.
Правитель Шама отправился на охоту, приехал на ту лу­
жайку, где остановились Джахангир и Шэкуфэ. Смотрит: на
лужайке разбит шатер, а в шатре сидит девушка невиданной
красоты. Девушка, каких нигде не сыщешь, девушка, каких
одна на тыщи: легкость ветерка в изящном стане, взгляд — как
будто у китайской лани; как фисташка, губы чуть раскрыты,
кудри шелковые по плечам развиты, сто красот у ней и тысяча
достоинств. Стоит шаг ступить ей — все в смятенье перед ней
мгновенно замирает; бросит взгляд — и мир тотчас же перед
ней стыдиться начинает6.
Правитель Шама сказал одному из своих слуг:
— Пойдите и скажите этому юноше, чтобы он пришел ко
мне.
Слуга пошел, вошел в шатер и сказал:
— Эй, брат, пойдем со мной, тебя зовет к себе полководец
Шама.
Джахангир вместо ответа так ударил этого дерзкого слугу,
что тот стал горбатым.
98

Слуга вернулся к царю и стал жаловаться, дескать, вместо
ответа тот человек так меня ударил, что из меня чуть душа вон
не вышла.
А властитель Шама говорит ему:
— Ты что, не попросил разрешения войти, не кашлянул у
входа?
— Нет,— отвечает слуга,— я прямо так вошел, без всяких
церемоний.
— Ну что же, тогда правильно, что тебя так отделали,—
сказал правитель Шама.
И послал своего везира, чтобы тот пошел и привел юношу.
Везир отправился и еще за десять шагов до шатра начал отве­
шивать поклоны, бормоча: «Да будет мир вам, в добрый час, да
будет мир вам, в добрый час...»
— В чем дело? — спросил его юноша.
— Правитель Шама зовет тебя к себе,— отвечает везир.
— Хорошо, скажи ему, что я приду,—сказал Джахангир.
Собрался и пошел к правителю Шама. Приветствовал его, ус­
лышал ответ на свое приветствие.
Правитель Шама спросил его:
— Откуда ты, юноша?
— Я — чужеземец, странник,— отвечает Джахангир.
— О чужеземец! Не подаришь ли ты царю свою девушку?
— Хорошо,— говорит Джахангир,— но только если ты вы­
полнишь одно мое условие.
— Какое еще условие? — спрашивает правитель Шама.
— Сделай меяя старшим над отрядом всадников человек в
сорок-пятьдесят.
— Ладно,— сказал правитель Шама,— пусть будет по-тво­
ему.
Джахангир отправился в шатер к Шэкуфэ, рассказал ей все
как было и говорит:
— На время я отдам тебя правителю Шама, живи там, но
смотри — руки ему не давай.
Отвел он Шэкуфэ правителю Шама, а сам стал старшим
над отрядом всадников человек в сорок-пятьдесят.
Правитель Шама поселил Шэкуфэ вместе с Симинзар и своей
дочерью. Так они там втроем и жили: Шэкуфэ, дочь правителя
Шама и Симинзар.
Прошло какое-то время, и Джахангир с помощью всевоз­
можных хитростей и уловок постепенно, постепенно разузнал
дорогу к темнице.
И вот однажды вечером он вместе со своим отрядом напал
на темницу, убив сорок-пятьдесят человек. Но тут пришла под99

мога тюремной страже, и Джахангир еле унес оттуда ноги. Не
удалось ему освободить пленников. И с тех пор стал он совер­
шать набеги на войско правителя Шама. Каждый день убивает
сто-двести человек — а сам цел, и все его люди целы.
Везир правителя Шама говорит своему господину:
— Это кто-то из родственников Ширавии. Либо брат его,
либо сын. Надо вздернуть Ширавию на виселицу — тогда он
оставит нас в покое.
Настала ночь, построили виселицу и всех троих: царя Йе­
мена, лезира Йаманда и Ширавию — вздернули на виселицу.
А тут откуда ни возьмись появились трое разбойников, что
бродили вокруг города. Перерезали веревку, сняли тела и отнес­
ли к источнику. Смотрят — а Ширавия еще чуть-чуть дышит.
Взяли воды, накапали ему в рот, так или иначе привели его в
чувство. Пришел он в себя и говорит:
— Если не умру, останусь жив,— сделаю вас в этом городе
царями. Ну уж а если нет, так нет.
Десять-пятнадцать дней эти разбойники ухаживали за ним,
кормили его, и так он поправился, что будто ничего и не было.
А тем временем Джахангир все еще сражался с войском
правителя Шама.
Тут ему на помощь пришел Ширавия. Он разыскал себе
меч, и так они и сражаются вдвоем — Ширавия нападает с од­
ной стороны, Джахангир — с другой.
Видит это Ширавия и думает: «Я двадцать лет провел в
темнице, мщу за себя, потому и сражаюсь с правителем Шама.
А этот юноша — почему он сражается?»
А Джахангир думает: «Я сражаюсь за своего отца, которого
они бросили в темницу, а из-за чего сражается этот человек?»
Бились они в этот день до полудня, один с одной стороны,
другой — с другой. И сошлись вплотную. Спрашивает Джа­
хангир:
— О богатырь, почему ты сражаешься с войском правителя
Шама?
А тот в ответ:
— А ты почему сражаешься?
— Я сражаюсь потому, что, когда я еще не родился на свет,
правитель Шама пленил моего отца. Я мщу за своего отца.
Ширавия спросил:
— А кто твой отец?
— Мой отец — Ширавия,— отвечает тот.
— А твой дед?
— Мой дед — везир Худжанд.
— А как зовут твою мать?
100

— Мою мать зовут Гунча,— отвечает Джахангир.
Тут Ширавия заключил его в объятия и поцеловал в щеку
со словами: «Я твой отец». И они зарыдали...
Они продолжали сражаться с войском правителя Шама —
отец с одной стороны, сын — с: другой. А вечером вместе воз­
вращались в шатер, и там те два-три разбойника готовили для
них пищу. Так вот и шло время.
Однажды ночью Ширавия сказал Джахангиру:
— Сходим в город, проведаем пленниц.
А пленницам пищу носила дочь правителя Шама. И так она
к ним привязалась, что готова была исполнить любое их же­
лание.
Ширавия с Джахангиром подстерегли дочь правителя Шама
на улице, когда та несла пленницам пищу, и уговорили ее про­
вести их в покои к девушкам.
И стали они после этого каждую ночь навещать Симинзар
и Шэкуфэ.
А однажды они сказали девушкам, когда у них были:
— Одну или две ночи мы не придем. Кончим битву, побе­
дим войско правителя, а потом придем и заберем вас отсюда.
Ночь прошла, другая, а на третью ночь решили девушки
сами пойти к Ширавии и Джахангиру. Подговорили дочь пра­
вителя Шама и под покровом ночи выбрались из города. А тут,
откуда ни возьмись, по небу летит див. Подхватил всех трех
девушек и унес.
На четвертую ночь пришли Ширавия и Джахангир в за­
мок — а девушек и следа нет. Тогда они пошли к гадальщику,
гадальщик бросил кости и говорит:
— Девушек унес див в такое-то место и заколдовал. Семь
заклятий надо снять с этюго места, чтобы их освободить. Но
только осторожно, чтобы самому не оказаться заколдованным.—
И дал им скрижаль, где было написано, как снимать закля­
тия.
Ушли отец с сыном от гадальщика и решили между собой
так: пусть Джахангир остается воевать с войском правителя
Шама, а Ширавия поедет на поиски девушек.
На следующее утро Ширавия сел на своего коня и пустился
в путь. Много ли, мало ли проехал, достиг того заколдованного
места. Решил вынуть скрижаль, чтобы расколдовать это место
сунул руку в хурджин — а камня нет. И понял он тут, что оста­
вил скрижаль в том шатре разбойников, что служил им с сыном
местом ночлега. Стал вспоминать заклинания, что были на
скрижали. Снял первое заклятие, снял второе, снял третье — и
так дошел до седьмого, а как снять седьмое — не помнит. Не
101

удалось ему освободить девушек, и оказался он, как и они, за­
колдованным.
Пусть они себе остаются в этом заколдованном месте, а ты
послушай теперь про Джахангира.
Джахангир сражался, сражался с войском правителя Шама,
наконец перебил всех его воинов, убил и его самого, и всех его
векилей и везиров. И одного из трех разбойников сделал он
царем в этом городе, а другого везиром, третьего — векилем.
Понял он, что с отцом что-то случилось, взял скрижаль, поло­
жил в переметную суму и двинулся в путь. Ехал, ехал и достиг
того заколдованного места. Снял первое заклятие, снял второе,
снял третье — и так дошел до седьмого. А седьмого никак снять
не может. Вытащил тогда из сумы скрижаль, взглянул на ка­
мень, прочитал заклинание и снял последнее заклятие. Смот­
рит — а он в царстве дивов. Вокруг столько дивов и пари, что
один бог может сосчитать. А отца его нет и девушек тоже.
И понял он, что, пока не перебьет этих дивов, не освободить
ему отца и пленниц. Разбил он себе шатер и стал сражаться с
дивами. Днем бьется с дивами, а ночь проводит у себя в шатре.
А все эти дивы и пари были подданными царя пари — того
самого дива, что ночью унес Шэкуфэ и Симинзар и дочь прави­
теля Шама. У царя пари была дочь. Увидела она, что красивый,
статный богатырь сражается с подданными ее отца, поняла, за­
чем он пришел, ивлюбилась в него не одним сердцем, а тыся­
чью сердец. И послала к нему в шатер гонца с письмом. А там
написано: «О богатырь! Если ты возьмешь меня в жены — я
верну тебе и пленниц, и твоего отца. А если нет — сражайся
хоть год, все равно не перебьешь всех дивов и пари».
В ответ на это письмо Джахангир написал, дескать, я уже
устал сражаться, возьму тебя в жены, если освободишь моего
отца и пленниц.
Ночью царевна-пари пришла к Джахангиру и повела его в
один дом. Открыла она дверь в этот дом, там — покои, за ними
открыла еще одну, потом еще одну и так открыла двери шести
покюев. А за шестой дверью — девушки-пленницы; потом от­
крыла она седьмой покой, а там отец Джахангира. И вывели
они оттуда всех четверых пленников; царевна-пари — пятая,
Джахангир — шестой. Вышли они из того заколдованного ме­
ста, прошли мимо всех заклятий. Джахангир посмотрел на
скрижаль и вновь закрыл все заклятия.
Пошли они в тот город, где раньше царствовал правитель
Шама, провели там несколько дней. А потом ушли оттуда и по­
шли в тот город, где жил отец Шэкуфэ.
Джахангир попросил у отца руку Шэкуфэ. Отец согласился.
102

Три-четыре дня они провели там, а потом отправились к себе
в Йемен. Пришли в Йемец, устроили празднество, семь дней
били в бубны, дули в трубы, звучала музыка. Симинзар выдали
за Ширавию. Потом опять семь дней били в бубны, барабаны,
дули в трубы, звучала музыка — Ширавия взял в жены дочь
правителя Шама. И стало у него три жены.
А после этого семь дней праздновали свадьбу Джахангира и
Шэкуфэ. А потом снова семь дней били в бубны и барабаны,
дули в трубы — Джахангир взял себе в жены дочь царя пари.
У Джахангира стало две жены, у Ширавии — три.
Некоторое время они проводили там в удовольствиях и на­
слаждениях, а потом отправились в путь. Из одного города в
другой, из другого в третий — и добрались так до того города,
где царствовал Арча.
Пришли они к городу Арчи, окружили его со всех сторон.
Наутро забили в боевые барабаны. Арча сам вышел на поле
брани. Ширавия вышел ему навстречу и говорит:
— Эй, богатырь, каким ратным искусством ты владеешь?
Хочешь ли ты биться булавами, или копьями, или мечами?
А может быть, ты предпочтешь бороться врукопашную?
Тот говорит:
— Давай бороться.
Схватили они друг друга за пояса и начали бороться.
В один-два приема Ширавия поднял Арчу в воздух и шмякнул
его о землю. Достал кинжал, чтобы вспороть ему живот.
А Арча говорит:
— Не жалко тебе моей жизни?
Ширавия отвечает:
— Ты же не пожалел моей жизни, когда бросил меня в ко­
лодец, а потом хотел меня повесить и отобрать весь товар у
того купца.
И тогда Арча узнал своего брата, издал вопль и сказал:
— По молодости и по глупости совершал я неразумные
дела. Хочешь, будь царем вместо меня! Я отдам тебе свое цар­
ство!
А Ширавия отвечает:
—- На что мне царство? У меня и так много царств! Я при­
шел, чтобы ты видел — тебе не удалось меня погубить. Если
бог не захочет погубить человека, то раб его не сможет этого
сделать.
Простил его Ширавия, и все они стали гостями у Арчи. А че­
рез месяц распрощались с ним и отправились обратно в Йемен.
Вернулись в Йемен, посадили на престол везира Худжанда, а
Ширавия и Джахангир так и остались богатырями. И так, как
103

господь исполнил их желания, да исполнит он желания всех
мусульман!
8. Луна и две звезды

Жил один старик. И вот увидел он однажды во сне, что
упали ему с неба луна и две звезды. Наутро он встал и поду­
мал: «Это вещий сон». Он сказал жене:
—- Жена, приготовь мне припасов в дорогу, я видел такой
вот сон, пойду за своим сном, искать то, что мне приснилось.
Жена наготовила ему припасов на дорогу, полный танур
хлеба напекла. Старик положил хлеб в торбу, взвалил торбу
на спину и вышел в путь — спиной к городу, лицом ко всему
миру. Шел он, шел и пришел в степь.
И встретился ему тут плешак-пастух по имени Хасан. Пле­
шивый Хасан пас тут свое стадо. Увидел пастух, что старик
идет по дороге, позвал его и говорит:
— Старик, иди-ка сюда, у меня есть молозиво \ поешь и
ступай себе.
Старик его не послушал. Второй раз пюзвал его пастух, тот
снова не послушал. Тогда он подбежал к старику, схватил его
за руку и сказал:
— Ну иди же поешь, потом пойдешь!
Старик согласился. Сел вместе с пастухом, поел, а когда
встал, чтобы уходить, плешивый Хасан спрашивает его:
— Старик, скажи мне, куда ты идешь?
—- Я видел сон,— сказал старик,— иду за своим сном.
Стало тут пастуху завидно, он и говорит:
— Продай мне свой сон.
— Нет, я тебе своего сна не продам.
— Сто баранов я тебе дам.
— Нет, не продам.
— Двести дам!
— Не дам.
— Триста дам!
— Нет,— ответил старик.
— Все стадо тебе отдаю.
Тут уж старик согласился. Хасан отдал ему все стадо, а сам
взвалил на плечи торбу с лепешками и тронулся в путь. Шел
он, шел, много ли, мало ли — и все припасы у него кончились.
А денег у него тоже с собой нет. И тут он подумал: «Эх, все свое
добро я отдал за чужой сон, а что за сон был — и не спросил».
Прошел он еще немного и видит — стоит дворец. Решил он
104

ночь проспать под стенами этого дворца. Был уже вечер, он
лег спать. Пусть он себе спит, а ты послушай о царской дочери,
что жила в этом дворце.
Царская дочь и сын везира были влюблены друг в друга, и
как раз сегодня ночью он собирался ее похитить.
В одиннадцать часов ночи сын везира с двумя лошадьми
подъехал к дворцу. Дочь царя выглянула в окошко и тихо спро­
сила его:
— Сын везира, это ты?
— Да,— ответил тот.
— Нам предстоит далекий путь,— говорит она.— Я должна
сходить в баню, а когда приду из бани, тогда и поедем. Ты по­
дожди меня здесь.
— Ладно,— говорит сын везира. И остался там стоять
ждать ее.
А дочь царя пошла в баню. Сын везира ждал ее, ждал, пол­
часа ему показались целой вечностью. Решил он пойти поторо­
пить ее. Посмотрел вокруг, видит: под стеной дворца спит ка­
кой-то человек. Разбудил его и говорит:
— Эй, братец, присмотри-ка за моими лошадьми, я отлучусь
ненадолго. За это я дам тебе четыре крана.
«Бог мне эти четыре крана посылает,— подумал Хасан,—
Завтра я куплю себе на них хлеба».
Стал он стеречь лошадей. Сын везира только ушел, как в
окне появилась царевна и кричит:
— Держи хурджин, приторочь к седлу!
И бросила вниз хурджин.
Хасан поймал хурджин и приторочил к седлу. Она бросила
еще один хурджин, он его тоже приторочил.
— А теперь меня лови! — кричит она.
Х)на прыгнула из окна, он поймал ее и посадил на коня. Сам
же вскочил на другого коня, и они вместе ускакали. А девушка
в темноте и не видит, что это не сын везира, а плешивый па­
стух.
Сын везира, когда вернулся, увидел, что нет ни девушки, ни
лошадей. В отчаянии он выхватил кинжал и воткнул себе в
живот, зарезал себя.
Пусть он там лежит себе убитый, а т.ы послушай про плеши­
вого Хасана и девушку.
Ехали они, ехали, и начало светать. Девушка удивляется,
почему это сын везира молчит, не говорит ни слова. Он это или
нет? Раньше он, когда был с нею, и пяти минут выдержать не
мог молча, а теперь молчит и молчит. Стало совсем светло, по­
смотрела она — а это не сын везира, какой-то плешак.
105

«Ну что ж,— подумала девушка,-— значит, такова воля
божья». Не стала роптать.
Ехали они, ехали и доехали до солончака.
— На этом солончаке хорошо пасти верблюдов,— говорит
девушка.
Плешак молчит.
Едут они дальше и подъезжают к цветущему лугу.
— Вот здесь бы пасти коров,— говорит девушка.
Плешак опять молчит.
Проехали они еще сколько-то, и девушка говорит:
— Какое здесь хорошее пастбище, здесь бы овец пасти!
— О, эй,— закричал плешак в восторге.
— Да ты, оказывается, пастух, овец пасешь! — воскликнула
царская дочь.— Как тебя зовут?
— Меня зовут плешивый Хасан,— ответил он.
Едут они дальше и подъезжают к одному городу. И тут как
раз бежит родник. Девушка и говорит Хасану:
— Хасан, мы здесь остановимся, поставь здесь шатер.
Они сошли с коней, Хасан разбил шатер, и тогда девушка
дала ему денег и говорит:
— Пойди в город, найди повара, дай ему денег и скажи,
чтобы он приготовил такой плов, какого и царь не пробовал.
Хасан пошел в город, нашел харчевню, дал повару денег и
говорит:
— Приготовь такой плов, какого и царь не пробовал!
— Ладно,— говорит повар.
Хасан пошел пока прогуляться по базару. Прошло какое-то
время, он возвращается к повару, а повар собрал со дна котла
пригоревший рис, положил на блюдо и дает Хасану.
— Вот,— говорит,— возьми, этого царь никогда еще не про­
бовал.
Хасан посмотрел на блюдо и спрашивает:
— Это что такое?
— Это такой плов, какого царь в жизни не ел.
— Но я ж тебя плов просил сварить, а ты мне даешь под­
горевшие остатки. Еще раз говорю — свари такой вкусный плов,
какого даже царь не ел.
— Ну ладно, иди погуляй еще часок,— говорит повар.
Погулял он еще часок, а повар сварил очень хороший плов.
Хасан пришел, отведал — плов очень вкусный. Взял он блюдо
с пловом, нанял носильщика, тот положил его себе на голову,
и они пошли. Хасан впереди, носильщик сзади — подошли они
к шатру. Девушка услышала, что они подходят, и кричит из
шатра:
108

— Хасан, возьми котел с пловом у носильщика, поставь в
шатер, заплати носильщику, пусть уходит.
Хасан отнес блюдо в шатер, поставил его там, дал носиль­
щику денег, тот отправился восвояси. Царская дочь съела однудве горсти плова, потом сказала:
— Хасан, возьми это, унеси и поешь.
Хасан взял блюдо с пловом, вынес наружу и поел.
Прошло немного времени, царская дочь спрашивает:
— Ну что, съел ты плов?
— Да,— говорит,— съел.
— Ну, теперь складывай шатер,— приказала она.
Сложил он шатер, навьючил на лошадь, и они тронулись
дальше в путь.
Ехали они, ехали и приехали опять к какому-то городу.
Разбили шатер возле источника. Девушка дала Хасану сто ту­
манов и сказала:
— Пойди и скажи повару: пусть сварит хорошего плова.
Потом сходи в лавку, купи сапоги, одежду, душистое мыло, пем­
зу, повязку на бедра. Купи все это и приходи.
Хасан пошел сначала к повару и наказал ему: мол, свари
плов, только очень вкусный. Потом пошел в лавку, купил пем­
зы, душистого мыла, одежду, обувь, повязку на бедра и опять
пришел к повару. Плов уже был готов. Хасан нанял двух но­
сильщиков, те взвалили все на плечи, и они пошли к шатру.
Возле шатра он расплатился с носильщиками и отпустил их.
Положил все вещи в шатер, поставил блюдо с пловом, а сам
вышел. Девушка поела плова, а потом говорит:
— Хасан, возьми и ты поешь!
Хасан взял блюдо, вынес па улицу, поел на улице как ни­
щий сирота.
Прошло какое-то время, царевна спрашивает:
— Ну что, поел ты, Хасан?
— Да,— отвечает тот.
— Теперь раздевайся, залезай в пруд, что возле родника.
«Что это она собирается делать?» — думает плешак. Однако
разделся, надел набедренную повязку и залез в пруд, а девушка
вышла из шатра и начала его мылить мылом и тереть пемзой
так, что до крови ему кожу стерла. Только и слышно — бр-бр,
бр-бр, бр-бр.
— Ох, умираю! — кричит плешак.
— Не волнуйся, все будет хорошо,— говорит она.
Вымыла она его, оттерла пемзой, помыла душистым мылом,
посыпала ему голову снадобьем и завязала.
— Ну теперь одевайся,— говорит.
107

Он оделся и стал во сто раз красивее, чем сын везира.
Потом девушка приказала ему снять шатер, он снял его,
приторочил к седлу, они сели верхом и двинулись в путь.
Долго они ехали, наконец приехали еще в один город. При­
были туда, разбили опять шатер, и девушка снова посылает
Хасана:
— Я,— говорит,— посижу пока в шатре, а ты возьми денег,
пойди и купи мне такой дворец, в котором бы все было: и сад,
и бассейн, и цветник; чтобы в саду были всякие птицы, чтобы
все было красиво.
Он взял деньги и пошел в город. Ходил-ходил, искал-искал,
наконец нашел такого человека, что продает дворец. Посмотрел
он — а дворец на райский сад похож.
— Сколько ты хочешь за свой дворец? — спрашивает Хасаи.
— Сто туманов,— отвечает тот.
Хасан дал ему сто туманов, пошел обратно к девушке и го­
ворит:
— Пойдем, я купил тебе такой дворец, какой ты хотела.
Привел он девушку во дворец, и там она сказала:
— Ну что ж, спасибо тебе, ты хорошо потрудился для меня.
Теперь приведи муллу, пусть он заключит между нами брак.
Хасан привел муллу, мулла заключил между ними брак.
Так Хасан взял себе в жены царскую дочь — эта и была луна
из того вещего сна, что он купил у старика.
Стали они там жить. Днем Хасан уходил на охоту, вечером
приходил домой.
Так прошло много дней, и вот однажды, когда Хасан был
в пустыне на охоте, к жене Хасана во дворец пришла какая-то
старуха. Видит — сидит женщина, да такая красивая, что и ска­
зать нельзя. Задумала она недоброе. Пошла прямо к царю и
говорит:
— Если наградишь меня* я тебе скажу что-то, что тебе при­
годится.
Царь дал ей денег, и она рассказала ему:
— В твоем городе, в таком-то переулке, в таком-то доме, у
плешивого Хасана есть жена, такая красивая, что все твои
жены рядом с ней — простые служанки.
И так она ему стала ее расписывать и расхваливать, что
царь, не видя ее, в нее влюбился.
Вечером только Хасан пришел домой с охоты, как приходит
вестник от царя: дескать, царь тебя зовет к себе.
Хасан спрашивает у жены:
— Что бы это могло значить? Кто-нибудь был у нас, пока
я был на охоте?
108

— Да заходила тут какая-то старуха,— отвечает ему царевщи
«Ну, это ее проделки»,— думает Хасан.
Но ничего не поделаешь, пришлось ему идти к царю.
Пришел к царю, приветствовал его как полагается, услышал
приветствие в ответ. Потом царь спросил его:
— Откуда ты?
— Я чужестранец, сейчас живу здесь,— отвечает Хасан.
— Ну, раз ты чужестранец, возьми сто туманов, ведь тебе,
конечно, нужны деньги.
Сначала Хасан испугался, не захотел брать деньги у царя,
но потом все-таки взял и ушел к себе домой.
Через десять-двадцать дней царь снова вызвал к себе Хасана.
— Хасан! — говорит царь.— Тебе, верно, нужны еще деньги.
А мне нужен трон из слоновой кости. Принеси мне трон из сло­
новой кости, я щедро одарю тебя. А если не принесешь — от­
рублю тебе голову, а все твое имущество отберу. И жену твою
возьму себе. Даю тебе двадцать два дня сроку.
Хасан пришел домой, жена и спрашивает его:
— Что случился?
— Царь приказал мне за двадцать два дня достать ему трон
из слоновой кости. Где я возьму этих слонов и этот трон?
— Иди себе, уповая на бога,— сказала жена.
Испекла она ему пять хлебов, положила в торбу, и Хасан
тронулся в путь:
Шел он, шел, много ли прошел, мало ли — дошел до леса.
Пошел по лесу, видит: там сидит старуха-див. Он подошел к
ней, почтительно ее приветствовал, услышал приветствие в
ответ.
— Матушка! — говорит он.
— Ну что тебе? — спросила та.
— Нет .ли у тебя воды для питья? — спросил Хасан.
— Нет,— говорит старуха,— воды у меня нет, а я и сама
нить хочу; посмотри-ка, там где-то есть бадья. У меня есть семь
сыновей, они каждый раз, как приходят, выпивают по бадье
воды и мне приносят да льют воду в лесу, эту воду пьют в лесу
слоны и другие звери.
Хасан пошел, опустил бадью в колодец, наполнил ее и вы­
тянул; попил, принес старухе, а остатки вылил в лес. Старуха
смотрит: он совсем как див — и говорит ему:
— У меня есть семь сыновей, будь мне восьмым. Но только
вечером, когда придут мои сыновья, как бы они тебя не съели.
Я тебя спрячу.
109

Прочитала, она заклинание, превратила, Хасана в иголку и
воткнула себе в воротник.
Вечером пришли семь дивов, говорят:
- Мать, здесь человеком пахнет!
— Откуда быть здесь человеку,— говорит она.— Это вы хо­
дите по пустыне да людей едите, вот вам они всюду и мерещат­
ся. А здесь никого нет.
— Нет,— сказали они,— внутри леса вода налита, кто-то
брал воду из колодца. Кто-то здесь был!
Тогда старуха говорит:
— Поклянитесь истинным амулетом пророка Сулеймана,
что этот человек станет вам восьмым братом, тогда я вам его
покажу.
Семь братьев-дивов сказали:
— Клянемся амулетом пророка Сулеймана, что мы с ним
ничего не сделаем! Он будет нам как брат.
Старуха прочла опять заклинание, Хасан снова стал чело­
веком.
Прошло четыре-пять дней, и видят братья-дивы, что Хасан
худеет и бледнеет. Они его спрашивают:
— Что с тобой происходит? Что ты затосковал? Тебя ктонибудь обидел? Или ты заболел?
— Никто меня не обидел,— говорит Хасан,— и я не болен,
а тревожусь вот о чем: царь дал мне двадцать два дня сроку и
велел принести ему трон из слоновой кости.
— Только и всего? — сказали братья.— Ну, об этом ты не
беспокойся. В ту воду, что пьют звери, мы подсыплем такого
зелья, что слоны ошалеют и начнут драться друг с другом. По­
бьют друг друга, тут мы тебе такой трон сделаем, какого нигде
не было. И прямо принесем в сад к царю.
Насыпали они в воду зелья, слоны воды попили и опьянели.
Стали убивать один другого. Ну а дивы пришли потом на это
место и набрали столько слоновой кости, что и сказать нельзя.
К вечеру двадцать первого дня успели они изготовить трои из
слоновой кости. Ночью принесли они этот трон в сад царя и
оставили там. А Хасан пошел к себе домой и обо всем расска­
зал жене.
Утром царь позвал к себе слугу и сказал:
— Иди-ка в дом к Хасану, ведь прошло уже двадцать два
дня. Скажи его жене: мол, раз твой муж не пришел, накинь на
голову чадру и иди к царю во дворец.
Слуга пошел ко дворцу Хасана и постучал в дверь. Служан­
ка вышла и спросила:
— В чем дело, что нужно?
110

— Скажи жене Хасана, чтобы она надела на голову чадру
и шла к царю,— говорит царский посыльный.
Служанка пошла и сказала об этом жене Хасана. Тогда
жена Хасана толкнула его в бок и спрашивает:
— Разве ты не принес трон из слоновой кости?
Хасан притворился, что очень разгневан, выхватил меч и
сказал:
— Эх, матери царя то-то, отцу царя то-то — пусть он спу­
стится в сад и сам посмотрит: трон стоит в саду.
Служанка передала все это царскому слуге, тот пошел и
сказал царю:
— Он, кажется, принес трон.
Царь спустился в сад и увидел, что Хасан принес трон, да
такой, что подобных ему не найти на всем свете.
Позвал к себе Хасана. Хасан пришел, царь щедро вознагра­
дил его.
Прошло еще десять-двадцать дней, у царя уже не хватает
терпения — очень ему хочется, чтобы жена Хасана ему принад­
лежала. Снова позвал к себе Хасана и говорит:
— Даю тебе три месяца сроку, принеси мне смеющийся
цветок и плачущий цветок. Если принесешь — хорошо, а нет —
голову тебе отрублю, а все добро твое распродам.
Хасан пришел домой грустный и жалуется жене:
— Где же я ему достану смеющийся и плачущий цветок. Да
еще сейчас, зимой!
— Что ж, иди,— говорит жена.— Может быть, твои братья
помогут тебе.
Напекла она ему на дорогу целый танур лепешек, он поло­
жил их себе в заспинную торбу.
Повернулся спиной к городу, лицом — к белому свету. Шел
он, шел, пока не пришел к той самой старухе — матери дивов.
Пришел он туда, смотрит: а дивов только шесть, одного не хва­
тает.
— Где мой седьмой брат? — спрашивает Хасан.
— Твоего брата взял в плен двухголовый див,— отвечают
ему.
— А где этот двухголовый див?
— Есть в лесу глубокий колодец, он там живет,— отвечают
братья-дивы.
Ну, Хасан переночевал там, а наутро подумал: «Братья мне
помогали, теперь я должен им помочь».—И говорит им:
— Пойдем к тому колодцу, где живет двухголовый див.
Пошли они к колодцу.
— Опустите меня в колодец,— говорит Хасан.
111

Братья-дивы обвязали ему поясницу веревкой и стали опу­
скать в колодец. Спустился Хасан в колодец и видит: двухголо­
вый див спит. А две его головы — одна на коленях у одной де­
вушки-пари, другая — у другой. Когда девушки увидели Хасана, то одна из них засмеялась, а другая заплакала. И у той, что
засмеялась, изо рта посыпались цветы, а у той, что заплакала,
из глаз стали падать розы.
— Почему одна из вас смеется, а другая плачет? — спросил
Хасан.
— Я смеюсь потому, что обрадовалась, увидев тебя. А она
плачет потому, что когда див проснется — он тебя убьет. Она
оплакивает твою жизнь.
— У меня есть бог, бог со мной,— сказал Хасан.
Он достал нож и ударил дива ножом по пяткам.
— Эй, вы, потаскухи! — завопил див на девушек-пари.-•Почему вы не отгоняете мух, которые меня кусают?
— Это не мухи, а человек,— сказал Хасан.
— Ах, это человек! — закричал див и бросился на Хасана.
И вот он уже подмял его под себя, но тут Хасан заметил, что
в стенной нише стоит сосуд, и понял, что в этом сосуде — душа
дива. Он схватил его, а див, увидев, что он в руке Хасана, за­
кричал:
— Хасан, я буду твоим рабом, не разбивай только этот
сосуд!
— Вынеси меня наружу,—сказал Хасан.
Див вынес его наружу.
— И выведи наружу всех своих пленных.
Див вывел наружу всех пленных, которые были в колодце,
среди них и седьмого брата-дива.
— Все добро тоже вынеси наружу,—приказал Хасан.
Див вынес наружу все добро, которое было собрано в ко­
лодце.
— Теперь иди, спи на склоне горы,— сказал Хасан,— при­
ходи сюда после полудня. Я отдам тебе сосуд с твоей душой.
Див повиновался, пошел и лег на склоне, но, конечно, за­
снуть не мог.
А девушки-пари стали умолять Хасана:
— Разбей этот сосуд о камень, разбей его. Если только этот
сосуд опять попадет к нему в руки, он убьет и тебя, и всех, кого
ты освободил. Избави бог нас от этого.
Хасан поднял сосуд в воздух и швырнул его о камень так,
что он разлетелся вдребезги. И див тотчас сдох.
А девушки-пари сказали ему:
— Ты наш избавитель, приходи к нам в Зеленый город, бу112

дешь нам мужем.— И дочь царя пари положила ему руку на
правое плечо и оставила свой знак, а дочь везира пари поло­
жила ему руку на левое плечо — и тоже оставила свой знак.
Потом девушки превратились в голубей, вспорхнули и улетели.
Семь дивов-братьев стали уговаривать Хасана, чтобы он
остался с ними, но Хасан не согласился.
— Я пойду в Зеленый город искать девушек-пари,— сказал
он и двинулся в путь.
В первом же городе Хасан нашел себе коня, сел верхом и
поехал дальше. Ехал потихоньку, расспрашивая всех, где до­
рога в Зеленый город. Ну, пусть он себе едет, а ты послушай про
девушек-пари.
Прилетели они в город, опять приняли свой прежний облик
и пришли к царю пари. И везир пари сидит тут же.
— Зачем вы пришли? — спрашивают девушек.—Ведь двух­
головый див вас не оставит, он придет следом за вами и разру­
шит весь город.
— Двухголового дива,—отвечают девушки,—убил человек
по имени Хасан. Скоро он сам сюда придет.
И они стали каждый день подыматься на крышу дворца,
высматривать: не идет ли Хасан. И вот наконец увидели они
вдали всадника.
— Посмотрите, вон едет Хасан,— сказали они царю с везиром.
— Ну конечнв,— отвечают те,— просто вы увидели краси­
вого юнршу, вот и говорите, что это Хасан. Откуда мы знаем,
Хасан это или нет?
— У нас есть своя примета,— говорит на это царская
дочь.— Я оставила ему след руки на правом плече, а дочь ве­
зира оставила свой знак на левом плече. Когда он приедет,
сами увидите. Если эти знаки есть — значит, это он, а если
нет — значит, кто-то другой.
Хасан приехал в город, и его велели первым делом отвести
в баню. Отвели его в баню и увидели, что на правом плече у
него знак, оставленный дочерью царя, а на левом — такой же
знак от руки дочери везира. Доложили об этом царю, он и го­
ворит:
— Вымойте его как следует, наденьте на него красивую
одежду и приведите ко мне.
Хасана вымыли в бане, надели на него царскую одежду.
А потом соединили законным браком с дочерью царя пари и с
дочерью везира пари. Это и были две звезды из тото сна, что
приснился старику.
Хасан стал там жить в свое удовольствие, не заметил, как
8

Заказ 215

ИЗ

время пролетело. Спохватился, когда от трехмесячного срока,
данного ему царем, осталось всего несколько дней. И тут Хасан стал худеть, бледнеть, изменился даже в лице.
Девушки-пари говорят ему:
— О Хасан, что ты грустишь? Или тебе невесело с нами,
разве есть у тебя кто-нибудь лучше нас?
— Лучше вас у меня никого нет,— отвечает Хасан.— Но
есть у меня жена, она меня ждет. А царь дал мне три месяца
сроку, чтобы я принес ему смеющийся цветок и плачущий цве­
ток. А теперь срок мой уже на исходе, и если я не принесу ему
то, что он от меня требовал, он возьмет мою жену себе.
— Да разве ты не знаешь,— сказала дочь царя,— что, ко­
гда я засмеюсь, у меня изо рта посыплются цветы, а когда она —
дочь везира пари — заплачет, из глаз у нее будут падать розы.
Вот это и есть смеющийся цветок и плачущий цветок. Мы обе
в твоих руках, чего же ты печалишься?
Хасан так обрадовался, что сказать нельзя. А потом опять
загрустил:
— Времени,— говорит он,—осталось совсем мало. Как мне
добраться до моего города?
— Пойдем к царю, скажешь ему, что тебе надо уходить,—
говорят девушки.— Царь будет тебе предлагать всякое добро,
войско, богатство — ты от всего отказывайся. Говори, что тебе
ничего не нужно, только коврик пророка Сулеймана. Он даст
тебе этот коврик, мы на него сядем, скажем: «Клянемся истин­
ным амулетом пророка Сулеймана»,—и тотчас же окажемся в
твоем городе, в твоем доме.
— Хорошо,— говорит Хасан,— завтра пойду к нему.
Наутро Хасан пошел к царю, приветствовал его и услышал
ответ на приветствие.
— Мне надо поехать в мою страну,— говорит Хасан.— Вот
уже скоро три месяца, как я там не был.
— Ну что жг поезжай,— говорит царь.— А за твою службу,
за то, что ты убил двухголового дива, от которого нам житья не
было, я тебя щедро вознагражу. Дам тебе скота, всякого добра,
денег, войска...
— Мне не нужно ни скота, ни добра, ни денег, ни войска,—
говорит Хасан.— Если уж хочешь меня наградить, то дай мне
коврик пророка Сулеймана.
— Ладно,— говорит царь.— За добро, которое ты сделал,
мне и его не жалко.
Велел принести этот коврик и отдать Хасану. Принесли
коврик и отдали Хасану.
Хасан пошел домой. Сам сел на коврик, посадил на него
114

обеих девушек и думает: «Надо мне проведать моих братьевдивов и старуху — их мать,— как они там живут».
Сказал:
— Клянусь истинным амулетом пророка Сулеймана! Пере­
неси нас тотчас к дому старухи — матери дивов!
Коврик поднялся в воздух и опустился возле дома старухи.
Уже был вечер, Хасан с девушками устроился тут же на коври­
ке на ночлег. Пусть они спят себе, а ты послушай несколько
слов о старухе — матери дивов.
Как раз накануне старуха поссорилась со своими сыновьями.
Она говорит им:
— Вы и забыли о своем брате-человеке, том, что убил двух­
голового дива, да все добро его вам отдал. Вот уже три месяца
его нет, а вам и в голову не придет подумать о том, где он, куда
он делся.
Рано утром один из дивов вышел из дому и видит: Хасан на
ковре спит с двумя девушками-пари. Одна девушка у него с
одной стороны, другая — с другой.
— Мать! — закричал он.— Твой сын пришел и спит здесь
с двумя девушками-пари.
Старуха и братья-дивы обрадовались. Приготовили они раз­
ных кушаний. Потом старуха полила им воды на руки, они
помыли руки, поели. Пробыли они там день. А назавтра как раз
истекал трехмесячный срок, данный царем.
Настала ночь, попрощался Хасан со своими братьями-дива­
ми и старухой — их матерью, сел с девушками-пари на ковер и
сказал:
— Клянусь истинным амулетом пророка Сулеймана! Отнеси
меня в мой дом.
Ковер поднялся в воздух и перенес их на крышу дома Хасана.
Рано утром царь послал двух слуг в дом к Хасану, мол, срок
твой истек, три месяца уже прошло. Царь им приказал:
— Скажите жене Хасана, чтобы она накинула на голову
чадру и пришла ко мне.
Двое слуг пришли и постучали в дверь.
Жена Хасана подошла к двери и спрашивает:
— В чем дело?
— Царь велел,— говорят они,— чтобы ты накинула чадру и
приходила к нему во дворец. Три месяца уже прошло, а твоего
мужа все нет.
— Пусть опрокинется трон царя, пусть он будет проклят,
сегодня исполняется девяносто дней! Пусть подождет еще дватри дня.
115

— Мы ничего не знаем,— сказали они,— нас царь послал.
А жена Хасана говорит служанке:
-— Пойди поднимись на крышу, посмотри: не едет ли ктонибудь — далеко или близко?
Служанка поднялась на крышу и видит: Хасан спит, а ря­
дом с ним две девушки-пари. Пошла к госпоже и говорит:
— Госпожа, Хасан здесь спит на крыше с двумя девушка­
ми-пари.
Жена Хасана поднялась на крышу и пнула Хасана ногой.
Тот проснулся и вскочил:
— Что случилось? — спрашивает.
— Ты еще спрашиваешь, что случилось! — говорит она.—
Иди и отвечай царским слугам — они за тобой пришли.
Хасан выхватил меч и бросился к ним:
— Да будет проклят царь! — закричал он.— Убирайтесь от­
сюда прочь!
Слуги вскочили и убежали. Побежали к царю и говорят:
— О царь, ты нас послал за женой Хасана, а Хасан уже
здесь.
— Пусть принесет мне смеющийся цветок и плачущий цве­
ток,— говорит царь.— А не то я отрублю ему голову, все добро
его заберу, а жену возьму себе.
Ну, слуги опять пошли к Хасану. А Хасан как раз заварил
чай, сидит и пьет с девушками. Дочь царя пари засмеялась, и
изо рта у нее посыпались цветы — целое блюдо цветов. А по­
том дочь везира всплакнула — и из глаз у нее посыпались
розы.
Когда пришли слуги, Хасан отдал им два блюда цветов и
говорит:
— Вот, отнесите царю, это и есть смеющийся цветок и пла­
чущий цветок.
А та самая старуха, которая когда-то донесла царю, что у
Хасана есть красавица жена, снова подошла к дому и стала
стучаться в дверь. А Хасан увидел ее в окно и велел слугам:
мол, не пускайте ее в дом, прогоните вон!
Старуха заглянула в окно дворца, видит: там сидят две кра­
савицы-пари, одна смеется — изо рта: у нее сыплются цветы,
другая плачет — из глаз у нее падают розы. Старуха тотчас по­
бежала к царю.
— О царь,— говорит,— та его первая жена — ничто по сра­
внению с теми девушками, что он сейчас привел. У одной из них
изо рта сыплются цветьг, у другой розы падают из глаз.
Царь застонал — не знает, что ему и делать. Прошло десятьдвадцать дней, он позвал Хасайа и говорит:
116

— О Хасан, вот уже много лет, как мои родители умерли, а
никаких известий о них у меня нет. Сходи на тот свет, проведай
их и расскажи мне, как там у них дела.
Хасан спрашивает:
— Как же я принесу тебе известие с того света?
А царь отвечает:
— Ну, это.уж твое дело, но только если за сорок дней не вы­
полнишь моего приказа — всех твоих жен отберу, все имуще­
ство возьму себе и велю тебе голову отрубить.
Что поделаешь? Пошел Хасан домой*, ноги подкашиваются,
брови опущены вниз. Девушки-пари заметили, что Хасан удру­
чен, и спрашивают его:
— В чем дело, Хасан?
— Царь дал мне сорок дней, чтобы я сходил на тот свет,
проведал его родителей. А как я на тот свет попаду?
— Он дал тебе сорок дней сроку? — спрашивает дочь царяпари.
— Да,— говорит Хасан.
— Ну, этого хватит,— говорит она.— Ты сорок дней не вы­
ходи из дома, сиди тут. А мы все сделаем как нужно.
За сорок дней девушки-пари написали письмо от имени от­
ца царя, от имени семи поколений предков царя, дескать, мир, в
котором ты живешь, это тленный мир, бренный, а здесь — рай­
ские кущи. Что там у вас есть? — ничего, а здесь прекрасные
гурии, то да се, мол, поскорей приходи сюда. Целую книгу на­
писали.
На сороковой день одели Хасана в изорванную одежду, так
его изукрасили, будто он только что из могилы встал,, положили
книгу в мешок, мешок ему сунули под мышку и говорят:
— Теперь иди и отнеси это царю. А когда он спросит, как
скорее попасть на тот свет, скажи ему: «Вели сложить поболь­
ше дров, облить их нефтью. Потом мы с тобой, везир да старуха
взойдем на эту поленницу, и пусть ее подожгут. Все мы попадем
тогда в рай, увидим твоих предков»,
Хасан взял под мышку эту книгу-письмо и отправился к
царю. Пришел во дворец к царю, приветствовал его и услышал
приветствие в ответ. Дал царю письмо, которое написали де­
вушки-пари. Царь стал читать и говорит:
— Вах, вах, как хорошо написано! Этот мир никчемный,
этот мир тленный, а там гурии — как хорошо!
И в такой восторг он пришел, что чуть не лишился чувств.
Спрашивает Хасана:
— Как же мне туда попасть поскорее?
Хасан рассказал ему все, как наказали девушки-пари.
117

Принесли дров, сложили поленницу высотой в дом, полили
все нефтью. Царь, везир, старуха и Хасан взошли на поленни­
цу. Хасан расстелил .свой коврик. Только чиркнули спичкой и
огонь собрался охватить дрова, как Хасан и говорит:
— Клянусь истинным амулетом пророка Сулеймана! Пере­
неси меня на царский трон!
— Куда ты, Хасан? — спрашивает царь.
— Я вперед полечу, подготовлю все к вашему приходу,—
отвечает Хасан.
Взлетел Хасан и сел прямо на царский трон. А царь, везир и
старуха сгорели дотла, у царя и голова лопнула, как тыква.
Стал плешивый Хасан царствовать в свое удовольствие.
Пусть господь так же, как он выполнил желания Хасана, вы­
полнит желания всех мусульман.
9. Лист сорокаустого дерева

Было то или не было, а лучше нас с вами никого не было.
Жил однажды царь, а у него было три сына. Двое старших от
одной жены, а младший — от другой. Вот как-то заболели у
царя глаза. Болели-болели, и в конце концов царь ослеп. Тогда
созвали отовсюду гадальщиков, чтобы они погадали и узнали,
каким снадобьем можно исцелить царю глаза. Гадальщики по­
гадали и сказали:
— Чтобы он прозрел, нужен лист сорокаустого дерева.
Двое старших сыновей, услышав это, не сказали ни слова
младшему и стали собираться ъ путь. Наполнили две сумы день­
гами, оседлали двух коней и отправились. А младший сын,
тот, чьей матерью была другая жена царя,— звали его МаликМухаммад,— проведал о том, что его братья поехали искать
лист сорокаустого дерева. Пришел к отцу и спросил:
— Отец, почему ты мне не сказал, чтобы я тоже отправил­
ся за лекарством для твоих глаз?
— Ты еще мал, сынок, рано тебе ехать,— отвечает отец.
Но Малйк-Мухаммад не послушался отца. Он наполнил
деньгами суму, оседлал коня, вскочил в седло и помчался вслед
за братьями. Догнал их, а они его и спрашивают:
— Зачем ты приехал?
— Я буду кормить ваших лошадей, давать им ячмень и
воду, буду пасти их. Не гоните меня, я не причиню вам вреда.
Братья ничего не ответили ему, и они поехали дальше втро­
ем. Малик-Мухаммад пас лошадей, давал им ячмень, поил их
водой. Братьям варил чай, готовил пищу. Так доехали они до
118

развилки трех дорог, там стоит камень, а на камне написано:
«Направо поедешь — обратно вернешься, прямо поедешь — бог
знает, а с левой дороги возврата нет!»
Подумали тут старшие братья и сговорились между собой:
— Отправим-ка мы младшего по левой дороге, он ведь не
посмеет нас ослушаться.
А перед тем как разойтись, каждый из них оставил на раз­
вилке по стреле, чтобы забрать на обратном пути и чтобы каж­
дый знал, возвращаясь, кто из братьев уже вернулся, а кто
нет.
Послушаем теперь, что было со старшими братьями. Про­
шли они немного, каждый по своей дороге, и вскоре дороги их
снова соединились, и дальше они ехали вместе.
Ехали они, ехали и подъехали к городу. Там встретился им
на дороге какой-то юноша, он спросил их:
— Вы чужестранцы?
— Да,— ответили братья.
— Пойдемте ко мне в дом,— предложил юноша.
«Какой хороший человек»,— подумали братья и поехали к
нему домой.
Приехали, юноша отвел их коней в конюшню и велел рас­
седлать их. А потом вернулся и пригласил обоих братьев в дом.
А дом — богатый, как дворец, всего там вдоволь. Принял юноша
братьев с уважением и почетом, как принимают гостей.
Вот незаметно настала ночь, и пришла к ним девушка и
предложила сыграть в кости. Они согласились и стали играть с
ней; увлеклись игрой так, что всю ночь играли и проиграли
своих коней и все, что у них было, да еще и остались должны по
сто туманов каждый. И тогда они только поняли, что провели
ночь в доме девушки-игрока, которая заманивала к себе путни­
ков, чтобы их обыгрывать. Но делать им было нечего: идти
дальше за листом сорокаустого дерева они не могли, и один на­
нялся помощником к торговцу требухой, а другой — подма­
стерьем к пекарю. На этом их странствия и окончились. Пусть
себе один из них носит дрова и воду да мешает похлебку у
торговца требухой, а другой служит у пекаря и тем зарабаты­
вает себе на хлеб. Оставим их там и послушаем о Малик-Мухаммаде.
Ехал он, ехал по той дороге, с которой нет возврата, и ви­
дит — сидит старуха-див. Подъехал он к ней и говорит:
— Здравствуй, матушка!
Очень ей понравилось, что он с ней так учтиво поздоровал­
ся, она ласково ответила ему и спросила:
— Куда ты направляешься, сынок?
119

— Я еду за листом сорокаустого дерева,— ответил МаликМухаммад.
— Я ничего про это дерево не знаю,— призналась она,— а
вот есть у меня семь сыновей-дивов, скоро они придут, как бы
они тебя невзначай не съели. Ты мне очень полюбился, давайка я тебя спрячу от них.
Она прочитала заклинание и превратила Малик-Мухаммада
в иголку, а иголку воткнула себе в воротник. К вечеру пришли
ее сыновья. Пришли и говорят:
— Мать, здесь человеком пахнет.
— Это вы ходите по пустыне да людей едите, вот от вас и
пахнет человечиной. А здесь откуда такому запаху взяться? —
отвечает она.
Они не поверили, стали настаивать на своем: мол, пахнет
человеком, и все тут. Ну и тогда она им сказала:
— Поклянитесь амулетом пророка Сулеймана, что вы этого
человека не тронете, что он будет вам как брат.
Поклялись семь братьев-дивов, и тогда старуха прочитала
заклинание и вернула Малик-Мухаммаду человеческий облик.
Стал он жить вместе с ними. Пожил несколько дней, а по­
том и говорит:
— Надо мне идти дальше,, искать лист сорокаустого дерева.
Мать дивов говорит:
— Там дальше по дороге живет моя сестра. Я-то про сорокаустое дерево ничего не слыхала, может, она знает. А если уж
и она не знает — ума не приложу, как и быть.
Написала она своей сестре письмо. Мол, придет к тебе юно­
ша, он мне как сын, обойдись и ты с ним как со своим сыном.
Малик-Мухаммад взял письмо, положил его себе за пазуху,
сел на коня и отправился в путь.
Ехал он, ехал и приехал к ее сестре. Отдал ей письмо, она
оказала ему почет и уважение и оставила у себя. А сыновьям
своим — у нее тоже было семь сыновей-дивов — сказала, чтобы
они его не трогали.
Так он прожил несколько дней, а потом спросил у нее, не
слыхал^ ли она про сорокаустое дерево.
— Нет,— говорит она,— я про это ничего не знаю, а вот
живет у меня тут дальше по дороге старшая сестра, может
быть, она знает. А если нет — не знаю, как и быть.
Написала она письмо старшей сестре. Малик-Мухаммад
взял письмо и отправился в путь.
Ехал он, ехал, ехал несколько дней, пока не приехал к
третьей сестре. А у той тоже семь сыновей-дивов. Увидели они
Малик-Мухаммада, бросились на него, чтобы сожрать, а он
120

вытащил письмо, показал сначала им, потом их матери. Мать
прочитала письмо и приняла его с почетом, оставила у себя.
Прожил он там три-четыре дня, а потом и говорит:
— Где бы мне найти лист сорокаустого дерева?
Мать дивов отвечает ему:
— Я скажу тебе, где найти лист сорокаустого дерева, но
смотри, когда будешь возвращаться — здесь больше не проез­
жай, езжай другим путем, не то причинишь нам вред. А сейчас
садись на коня да не забудь взять с собой суму, наполнив ее
сластями. Езжай и к полуночи приедешь к саду царевны-пари.
Увидишь, что сад ее обнесен стеной. В этом саду растет сорокаустое дерево. Привяжи своего коня где-нибудь в укромном ме­
сте; найди щель в стене и через эту щель загляни в сад. В саду
привязан конь царя пари, отца царевны. Когда он тебя увидит,
он заржет, а сорокаустое дерево закричит на разные голоса.
Царевна проснется от ржашгя и криков. Ты тотчас же спрячься
где-нибудь. Царевна возьмет светильник в руки и выйдет в сад,
чтобы посмотреть, что случилось. Она спросит у коня: «Что ты
ржешь напрасно? Тут ведь никого нет! А до сих пор ты никогда
не ошибался». Попеняет дереву, мол, что ты кричишь, ведь тут
никого нет. И опять пойдет спать. Заснет она, а ты через час
снова покажи себя лошади и сразу спрячься. Лошадь опять за­
ржет. Ветви сорокаустого дерева тоже заговорят, одна закри­
чит: «Хватай!», другая — «Держи!», третья — «Бей!» Снова
царевна возьмет светильник и выйдет в сад с кнутом в руке.
Посмотрит вокруг, увидит, что ничего нет. Ударит несколько
раз плетью лошадь, скажет ей: «Чего ты ржешь? Ты мешаешь
мне спать! Еще раз заржешь— я сдеру тебе кожу с головы!»
А сорокаустому дереву она скажет: «Если еще раз подашь го­
лос, я тебя вырву с корнем и выброшу вон!» И снова пойдет
спать. Когда она заснет, ты подкрадись к коню и насыпь перед
ним сластей, теперь он уже ржать не будет... Погладь его по го­
лове и скажи ему: «Отныне и до конца дней я — твой единст­
венный хозяин!» Подойди к дереву, погладь его по стволу и ска­
жи: «Хозяйка тебя обижает, теперь я буду тебе хозяином, я не
стану тебя обижать!» Во дворец царевны ведет сорок лестниц,
у каждой лестницы спит див. Войди во дворец по любой из
лестниц, но так, чтобы див не проснулся. Старайся его не за­
деть, а если и заденешь слегка — не беда, ведь дивы спят очень
крепким сном. Поднимешься по лестнице, войдешь в покои,
увидишь, что там спит девушка. В головах у нее золотой све­
тильник, в ногах — серебряный. Ты их поменяй местами, золо­
той светильник поставь в ноги, серебряный — в голову. На ней
семь покрывал, одно из них ты возьми себе — пусть тебе будет,
121

на память. А остальные переложи так, чтобы нижние были свер­
ху, а верхние — внизу. Стоит там семь кушаний, отведай каж­
дого из них. А потом спустись вниз, возьми листьев сорокаустого
дерева. Выйди из сада через щель в стене и уезжай восвояси.
— Хорошо,— сказал Малик-Мухаммад.
Набрал он разных сластей в суму и пустился в путь. Ехал,
ехал и к полуночи достиг сада царевны-пари. Привязал в
укромном месте коня. Подошел к стене, увидел пролом в стене,
а там пасется конь. Увидел конь Малик-Мухаммада и заржал.
И стоило ему только заржать, как на разные голоса заговори­
ли ветви сорокаустого дерева. Одна кричит: «Хватай!», дру­
гая — «Держи!», третья — «Вяжи!», четвертая — «На виселицу
его!» — каждая кричит свое.
Тут из дворца вышла девушка, держа в руках светильник.
Осмотрела сад, никого не нашла и говорит коню:
— Ты мне до сих пор не лгал. Что случилось, что ты зря
ржешь?
Подошла к дереву и говорит:
— Ты меня до сих пор не обманывало. Что это случилось,
что ты зря кричишь?
И пошла обратно во дворец — спать. Прошел час, и МаликМухаммад опять просунул голову в сад. Конь увидел его и сно­
ва заржал, й снова зашелестели ветви сорокаустого дерева:
«Держи!», «Вяжи!», «На виселицу его!». Снова спустилась в
садиз дворца девушка со светильником в руке. Прошла по
всему саду, два раза все осмотрела — никого не увидела. Уда­
рила несколько раз плетью коня и сказала:
— Если еще раз заржешь попусту — шкуру тебе с головы
сдеру!
А сорокаустому дереву сказала:
— Еще раз станешь кричать без толку, вырву с корнем и
выброшу.
Вернулась девушка к себе. Заснула спокойно, а Малик-Му­
хаммад подождал часок и снова просунул голову в пролом.
А теперь уже конь не ржет. Малик-Мухаммад насыпал ему в
кормушку сластей и говорит:
— Отныне и до конца дней я —- твой единственный хо­
зяин!
Подошел к дереву, и дерево теперь молчит, не кричит боль­
ше. Малик-Мухаммад говорит ему:
— Что же ты тут расшумелось? Видишь, как тебя хозяйка
за это обижает? Я теперь буду тебе хозяином до конца света!
После этого Малик-Мухаммад пошел к дворцу. Видит: ве­
дет во дворец сорок лестниц, а у каждой лестницы спит див.
122

Он тогда потихоньку подкрался, отрубил голову сначала одно­
му, потом другому, третьему — всем сорока отрубил головы
так, что они и не проснулись. Отрезал с каждой головы по уху
и положил себе в суму. И после этого вошел во дворец. Он был
очень голоден. Вошел во дворец и видит: там стол накрыт и
стоит на нем семь разных кушаний. Взял он по куску от каж­
дого, наелся досыта. Подошел к постели, где спала царевнапари, взял золотой светильник, что стоял у нее в головах, и по­
ставил ей в ноги, а серебряный, что стоял в ногах, поставил в
голову. Снял с девушки покрывала, видит — юная красавицапари. Он поцеловал ее пять раз в одну рубиновую губку, пять
раз — в другую. Взял одно из семи покрывал себе, остальные
переложил по-новому: верхние положил вниз, а нижние — на­
верх. Посмотрел — а в стенных нишах лежат драгоценные
камни. Он взял себе драгоценных камней, а вместо них высы­
пал в ниши все деньги, что у него были.
После этого спустился в сад и нарвал листьев сорокаустого
дерева. Погладил коня девушки и вышел через пролом в стене.
Оседлал своего коня, сел на него и поскакал домой другой до­
рогой, чтобы не встречаться больше с дивами. Скакал он, ска­
кал и вот приехал к той развилке, где попрощался с братьями.
Посмотрел — видит: стрелы, оставленные братьями, все еще
там лежат, уже ржавчиной покрылись. «Ну,— подумал он,—
значит, что-то недоброе случилось».
Решил он домой не возвращаться, а пойти поискать своих
братьев. Теперь-то ему уж некуда было спешить, ведь листья
сорокаустого дерева были у него.
Ехал он, ехал и приехал к тому городу, где его братья жили.
И видит он, что на дороге стоит человек. А это был тот самый
юноша, что когда-то заманил его братьев в дом к девушке, обыг­
рывавшей путников в кости.
Юноша подошел к Малик-Мухаммаду и говорит ему:
— Я вижу, что ты чужестранец.
— Да,— ответил Малик-Мухаммад.
— Пойдем,— говорит,— ко мне домой, я тебе дам приют.
Малик-Мухаммад удивился: «Откуда бы ему знать, что я
чужестранец?» Но все же согласился и пошел за ним.
Тот привел его к дому, предложил ему сойти с коня. Отвел
коня на конюшню, задал ему ячменя и травы. А Малик-Мухаммада ввел в дом, усадил и стал угощать его пловом. МаликМухаммад поел досыта, и тут появилась та самая девушка.
Села — в руках у нее три игральных кости — и говорит:
— Малик-Мухаммад, давай-ка поиграем в кости, время бы­
стрее пройдет.
123

Сначала Малик-Мухаммад отказался — мол, я не умею
играть, а девушка настаивает на своем, говорит:
— Ничего, я тебя научу.
В конце концов уговорила она его и он согласился.
Стала она бросать кости, учить его, как надо играть. А оп
бросает вслед за ней, и так они вместе бросали кости, пока Ма­
лик-Мухаммад не научился. А уж потом стали играть на день­
ги и играли до самого утра, и девушка за ночь проиграла Малик-Мухаммаду тысячу туманов. Утро настало, а они продол­
жают играть. Малик-Мухаммад то выиграет, то проиграет.
А потом вдруг стал он подряд выигрывать. Как бы девушка ни
бросила кости — у него всегда больше выходит. Стала рна уже
ставить свои драгоценности на кон, и их Малик-Мухаммад вы­
играл. Тогда девушка сказала ему: мол, теперь ставка — это я
сама. Сказала она так, и бросили они кости. У девушки не вы­
пало ничего — выиграл ее Малик-Мухаммад. Стал он хозяином
и девушки, и ее дворца, и всего ее богатства.
Пошел он тогда побродить по городу. Оказался случайно
рядом с лавкой продавца требухой и увидел там своего брата.
День-деньской он для торговца воду таскает, дрова рубит, дохлебку в котле мешает. Стало Малик-Мухаммаду его жалко, и
решил он его оттуда вызволить. Говорит ему:
— Не хочешь ли стать моим слугой?
А тот его не узнал — много уж времени прошло, с тех пор
как они расстались.
— Конечно, хочу, да долг у меня есть — сто туманов.
— Ладно,— говорит Малик-Мухаммад,— я твой долг за­
плачу, но только поставлю на тебе свое клеймо.
Не мог он забыть, как они со вторым старшим братом хо­
тели его погубить, отправили по дороге, с которой нет воз­
врата.
А тот и думает: «Пусть хоть и клеймо поставит, а все луч­
ше, чем здесь заниматься поденной работой». И согласился.
Малик-Мухаммад поставил ему на правую ногу клеймо
раба, и пошли они дальше по городу. Шли, шли и оказались
возле пекарни. Малик-Мухаммад видит: там его другой брат
всю черную работу делает, воду носит, тесто месит. Стало ему
и его жалко, заплатил его долг и так же, как другого своего
брата, взял его себе в слуги, поставил ему клеймо на левую
ногу и увел оттуда. Повел он своих братьев в баню, велел им
там отмыться от грязи, надел на них одежду, такую, которую
носят слуги знатного человека, и пошел вместе с ними в свой
дворец — тот, что он выиграл в кости у девушки. Стал он ду­
мать, что ему делать дальше.
124

Решил он взять в жены одному из братьев дочь царя того
города. А другому дать в жены девушку, игравшую в кости.
«Какие ни есть,— думает,— а все же братья».
Задумав это, Малик-Мухаммад пригласил в гости царя того
города.
Царь принял приглашение, пришел в гости вместе со своим
везиром; поели они разных яств и начали беседовать. Побесе­
довали и стали уходить, а на прощание дал Малик-Мухаммад
царю и везиру по драгоценному камню, из тех, что взял во
дворце царевны-пари. Смотрят они: а цена каждому из кам­
ней — целый город. Царь и спрашивает везира:
— Чем же ему теперь отплатить? Нельзя мне перед ним в
долгу оставаться:
Везир и говорит:
— Добра у него и так много. А вот отдай ты ему свою дочь,
больше делать нечего.
Думал-думал царь, ничего другого не придумал и решил:
«Пусть будет так, как сказал везир, иначе стыдно мне будет».
Ну и на следующее утро послал везира пойти сказать МаликМухаммаду, что он отдает ему свою дочь. Везир пришел к Малик-Мухаммаду и сказал:
— О Малик-Мухаммад, у царя есть дочь, недостойная быть
тебе служанкой, но все же ты, может быть, согласишься
взять ее?
— Что же делать? — говорит Малик-Мухаммад.— Так и
быть, врзьму.
Отдали эту царевну Малик-Мухаммаду да еще дали в при­
дачу пятьдесят верблюдов, навьюченных всяким добром. Ма­
лик-Мухаммад нагрузил еще сто верблюдов добром, которое
он выиграл у девушки в кости, и весь караван — сто пятьдесят
навьюченных верблюдов — отправил к себе домой. Обеих де­
вушек отправил вместе с караваном. А листья сорокаустого
дерева дал той девушке, с которой играл в кости, мол, отдашь
моему отцу. А один лист спрятал у себя, да так, чтобы никто
не смог его найти.
Ну, пусть они себе идут вперед, а ты теперь послушай не­
сколько слов о старших братьях Малик-Мухаммада. Караван и
девушек он отправил вперед, а сам поехал вместе с братьями.
Они так его все еще и не узнали.
Ехали они, ехали и доехали до той развилки, где когда-то
расстались. Посмотрели —- а стрелы их заржавевшие все там
лежат. А стрелы младшего брата нет. Тут они и догадались, что
с ними едет их младший брат Малик-Мухаммад, который до­
был лист сорокаустого дерева. Задумали они его погубить, от125

нять у него листья сорокаустого дерева и привезти их царю,
чтобы вся честь им досталась.
Везли они с собой воду для питья, и вся эта вода была в
руках старших братьев. У Малик-Мухаммада воды с собой во­
все не было.
Ехали-ехали они, и захотелось Малик-Мухаммаду пить. Он
сказал братьям:
— Дайте мне воды.
А они отвечают:
— У нас воды для тебя нет. Если отдашь нам один свой
глаз, мы тебе дадим напиться.
Малик-Мухаммад ничего не сказал. Поехали они дальше, а
жажда так мучит, так мучит его, что и сказать нельзя. Не выдержал он наконец и говорит:
— Как вы со мной поступаете?! Я вам ничего плохого не
сделал, заплатил ваши долги, купил вам одежду, ничего пло­
хого вы от меня не видели, а вы заставляете меня мучиться от
жажды.
А те и слушать не хотят — мол, отдавай глаз, и все. Ну что
делать? Вырвали они у него один глаз и бросили его же соба­
чонке, что бежала вслед за ними. А собачонка очень любила
своего хозяина. Она все поняла и не стала есть глаз, а положи­
ла его за щеку. Дали они ему пару глотков воды, вволю на­
питься не дали, и скоро ему снова захотелось пить. Снова стал
он просить у своих братьев напиться, а они снова ему не дали,
говоря:
— Дай нам твой второй глаз, тогда дадим тебе воды.
Ну что ему оставалось делать? Дал он им вырвать и свой
второй глаз, и они бросили его собачонке. И она тоже положила
его за щеку. А братья стали искать, где у него спрятаны ли­
стья сорокаустого дерева. Все обыскали — ничего не нашли.
И поняли они, что он отправил листья с караваном, который
идет впереди.
Не оставили они ему воды, бросили его одного, слепого, в
пустыне, а сами помчались во весь опор догонять караван. До­
гнали и говорят девушке, игравшей в кости:
— Малик-Мухаммад приказал отдать листья сорокаустого
дерева нам.
— А где он сам? — спрашивает девушка.
Тут они наплели ей всякого: что, дескать, встретились им
по дороге дивы, Малик-Мухаммад стал сражаться с ними, и,
дескать, они его убили, а перед смертью он им завещал отвезти
царю листья с сорокаустого дерева.
Девушка все же им не поверила. Тогда они силой забрали
126

у нее листья. Забрали и помчались к себе в город. Пришли к
отцу и говорят:
— Вот, мы привезли тебе листья сорокаустого дерева.
Царь взял один лист и потер им глаза — и глаза его про­
зрели, стали видеть так же, как видели раньше. И когда он про­
зрел, он спросил у своих старших сыновей:
— А не видели ли вы где-нибудь Малик-Мухаммада? Он
ведь тоже поехал искать лекарство для моих глаз.
— Где он теперь, кто его знает. Его уж, верно, дивы съе­
ли,— говорят они.— Разве можно было посылать его — такого
малыша — в такой долгий и трудный путь?
Ну, теперь оставим этих братьев с их отцом, а ты послушай
о Малик-Мухаммаде, который лежит один в пустыне. Соба­
чонка его не бросила. Бегала туда, бегала сюда — и нашла
источник. Опустила свой хвост в воду и принесла воды на
хвосте Малик-Мухаммаду, дала ему попробовать. А потом он
взялся за ее хвост и пошел за ней следом. Шел, шел, и привела
она его к тому источнику и окунула его руку в воду, чтобы он
знал, что это вода. Он напился воды и вспомнил, что есть у
Eiero с собой еще один лист сорокаустого дерева. Он подумал:
«Были бы у меня мои глаза, я бы потер их этим листом и сно­
ва стал бы зрячим». И только он об этом подумал, как подбе­
жала собачонка и выплюнула ему на ладонь один его глаз. Он
вставил глаз в глазницу, провел по нему чудесным листом —
и глаз открылся и прозрел. А тут собачонка принесла ему вто­
рой глаз, и он поступил с ним так же, и прозрел его второй
•глаз. Смотрит, тут и конь его, что бродил где-то в пустыне, при­
скакал и стоит рядом. Он вскочил на коня и поехал в город, а
собачонка потрусила за ним следом...
А то я тебе забыл сказать, что дочь царя пари, когда прос­
нулась в своих покоях, увидела, что покрывала ее сложены не
так, как были, все ее кушанья кто-то уже попробовал, драго­
ценных камней нет, светильники переставлены. Вышла она на
лестницу и видит: все сорок дивов убиты, а на сорокаустом
дереве листья оборваны. Сначала она разгневалась, а потом
подумала: «Верно, это какой-нибудь смелый богатырь. Ведь
сколько юношей сюда приходило, никому отсюда живым уйти
не удавалось! Надо мне его разыскать, чтобы взять себе в
мужья».
Собрала опа целое войско дивов и пари и стала его повсюду
разыскивать, но нигде не могла найти. И пришла она в конце
концов к городу, где правил отец Малик-Мухаммада. Войско
ее осадило город, а она стала лагерем и построила в лагере для
себя замок, да такой, что кирпичи в нем сплошь из золота и
127

серебра. Послала к царю гонца с таким письмом: «Я пришла
к твоему городу найти дерзкого смельчака, что ограбил мой
дворец и сад. Повсюду я искала, нигде его не нашла. Остался
только твой город. Он где-нибудь у тебя в городе. А может
быть, это ты и есть? Либо ты мне за три-четыре дня найдешь
его и выдашь, либо прахом твоего города я наполню торбу сво­
его коня».
Царь получил письмо и растерялся, стал советоваться со
своими сыновьями: мол, что же мы ей на это ответим?
А они ему сказали: мол, мы сами ей утром ответим кдк
надо.
А ночью дочь царя пари велела расстелить ковер от своего
замка до ворот царского дворца. Мол, если юноша найдется,
пусть пройдет к ней в замок по этому ковру.
Наутро старшие братья сели верхом на коней и выехали
из ворот. Видят: ковер расстелен, они сошли с коней, сняли с
ног обувь и пошли по ковру босиком. А девушка смотрит на
них сверху из окна своего замка и думает: «Нет, это не они
были у меня в саду. Тот, кто так робко снимает обувь, не мо­
жет быть смельчаком». Вошли они во дворец, девушка сидит
за занавеской. Они тоже сели, девушка их спрашивает:
— Вы те смельчаки, что принесли лист сорокаустого де­
рева?
— Да,— ответили они.
— А какие у вас приметы, чем вы можете это доказать?
А эти юноши слышали, как девушка-игрок говорила, что,
дескать, прежде чем Малик-Мухаммад забрал листья сорока­
устого дерева, он убил сорок дивов. Они и говорят:
— Мы убили сорок дивов.
— И все? — спросила она.
— Все,— ответили они,— Какие тебе еще нужны при­
меты?
— Взять их! — приказала она.
Тут их схватили и так излупили, что обратно в город их
притащили без чувств. А царевна-пари снова пишет письмо
царю, дескать, либо найди того, кто украл листья с сорокаусто­
го дерева, либо сам будешь отвечать мне как вор.
Царь думает: «Что же мне делать? Уж лучше бы я слепым
остался, чем теперь ответ держать».
Ну, теперь оставим их здесь, а ты послушай несколько слов
о Малик-Мухаммаде. Я уж говорил о том, как он вновь про­
зрел и к нему прискакал его конь, как он сел на него верхом,
а за ним побежала его собачонка.
Ну вот, ехал он, ехал и в полночь настиг караван, который
128

уже приближался к городу. Пришел ночью в шатер к девуш­
кам — той, что играла в кости, и к царевне, которую отец отдал
ему в жены.
Они очень обрадовались, когда он вошел, и сказали:
— Очень хорошо, что ты пришел, потому что, с тех пор как
ты пропал, мы пьем свою кровь от тоски и горя.
— Ну, теперь вы больше не грустите,— сказал он им.—
У меня в городе есть мать, есть сестра, мы пойдем к ним, они
уже очень по мне соскучились, увидят меня, увидят вас — об­
радуются.
И вот скоро они прибыли в город. Малик-Мухаммад пошел
к дому своей матери, постучался в дверь, а его мать думает:
«Это, наверное, царь пришел»,— и говорит:
— Что тебе нужно? Иди к своим сыновьям, которые при­
несли тебе лист сорокаустого дерева. Что ты хочешь от моего
сердца, которое и так полно крови?
— Матушка,— отвечает Малик-Мухаммад,— открой мне
дверь, ведь это я.
Она, не помня себя, бросилась со всех ног открывать дверь,
открыла дверь, поцеловала сына в лицо. Пригласила их всех
домой, приняла их, начали они беседовать да развлекать друг
друга игрой на сазе и бубне. А дом их был рядом с царским
дворцом, и вот звуки музыки дошли до слуха царя. Царь и по­
думал: «Что такое случилось? Ведь каждый вечер они сидели
и плакали! Видно, какую-то добрую весть узнали». Подошел к
двери, постучал — а они не открывают, крепко заперли дверь.
Мать Малик-Мухаммада услышала стук и говорит:
— Не открывайте дверь, это царь стучит.
А Малик-Мухаммад говорит:
— В чем он-то виноват? Он ведь зла никакого не сделал!
Откройте ему дверь.
Открыли ему дверь, Малик-Мухаммад поцеловал его в лицо.
Сели они с отцом, отец стал его расспрашивать: что да как, а
сын стал ему все рассказывать и рассказал, как с ним братья
поступили. Царь же ему все рассказал про то, как его братья
ходили к дочери царя пари, мол, это мы принесли листьев с
сорокаустого дерева, и как она прогнала их с позором. И спра­
шивает его:
— Что же мне теперь ответить царевне-пари?
— Это уж мое дело,— отвечает Малик-Мухаммад,— ты не
беспокойся.
Настало утро, и Малик-Мухаммад собрался идти к дочери
царя пари. Выглянул в окно — видит: от ворот города до замка
царевны-пари расстелен ковер. Велел он пяти слугам оседлать
9

Заказ 215

129

коней, взять огромные кальяны, наполнить их табаком и раз­
жечь да взять еще табака и огня в запас, сесть на коней и
ехать с ним.
— А по дороге,— говорит,— курите кальяны, а пепел и та­
бак сыпьте прямо на ковер. Так,— говорит,— и езжайте: кури­
те и сыпьте на ковер. А я поеду вперед.
Малик-Мухаммад поехал вперед, а эти пять курильщиков
едут сзади, курят свои кальяны, а пепел так и падает на ковер.
Девушка украдкой смотрит из окна и думает про себя:
«Ну уж если кто и забрался ко мне в сад, убил моих дивов, унес
мои камни и покрывало да нарвал листьев с сорокаустого де­
рева — так это, верно, он. Сразу видно, что такой ни перед чем
не оробеет».
Малик-Мухаммад оставил всадников с кальянами у ворот,
а сам вошел во дворец, пошел в покои к девушке. Там занавес­
ка, за занавеской девушка. Он приказал девушке, чтобы она
подала ему сиденье, чтобы он мог сесть. Сел он, а девушка
из-за занавески спрашивает:
— Это ты принес листья с сорокаустого дерева?
— Да,— говорит,— листья сорокаустого дерева принес я.
— А как ты их принес?
— После полуночи, часа в два ночи,— говорит Малик-Му­
хаммад,— я подъехал к саду. Коня своего привязал в укром­
ном месте. Через щель в заборе заглянул в сад. Твой конь, что
пасся в саду, увидел меня и заржал, а дерево закричало. Тогда
ты вышла из дворца, держа в руках светильник, осмотрела весь
сад, ничего не нашла и сказала: «О конь, что же ты меня об­
манываешь?» Подошла к дереву и сказала: «А ты чего кри­
чишь? Ведь в саду никого нет». Пошла во дворец и легла спать.
Прошел час или полтора, и я снова просунул голову в щель.
Конь увидел меня и снова заржал, а ветви сорокаустого дере­
ва закричали наперебой: «Держи!», «Вяжи!», «Бей!». Тогда
ты опять спустилась в сад со светильником в руке и два раза
обошла весь сад и опять ничего не нашла. Рассердившись, взя­
ла кнут и несколько раз ударила коня со словами: «Если еще
раз твой голос услышу, сдеру тебе кожу с головы!» А дереву
сказала: «Если еще раз подымешь крик напрасно, вырву тебя
с корнем!» Говорила ты так или не говорила?
— Говорила,— призналась девушка.
— Потом ты пошла во дворец,— продолжал Малик-Мухам­
мад,— и заснула. Когда я через час-полтора вошел в твой сад,
конь твой уже не ржал. Я высыпал ему в кормушку мешок
сластей, погладил твоего коня по голове и сказал: «Отныне я —
твой единственный хозяин». Если не веришь — спроси у своего
130

коня. Потом я пришел к сорокаустому дереву, погладил его по
стволу и сказал: «О дерево, не кричи, я — твой единственный
хозяин». К дворцу твоему вели сорок лестниц, у каждой лест­
ницы спал див. Всех сорок дивов я убил, отрезал им уши — вот
опи, если ты мне не веришь. На тебе было семь покрывал —
вот одно из них, я его взял с собой. Там у тебя стояло семь раз­
ных блюд, я от каждого взял по куску. В нишах лежали драго­
ценные камни, я их взял, а вместо них оставил деньги. Потом
спустился в сад, взял листьев сорокаустого дерева и поехал
домой. Что тебе еще нужно, чтобы ты поверила?
— Ничего мне больше не нужно. Я беру тебя в мужья,—
сказала она.
— Ну, если ты берешь меня в мужья, то я беру тебя в
жены,— сказал Малик-Мухаммад.
Семь суток били в барабаны и бубны, играли на сазах, дули
в трубы — Малик-Мухаммад взял в жены дочь царя пари.
А потом он собрал народ, позвал своих старших братьев и
говорит одному из них:
— Ну-ка, подними штанину.
Тот поднял штанину, и все увидели у него на ноге клеймо
раба.
И второму брату он так же сказал, и тот тоже показал всем
свое клеймо.
Тогда Малик-Мухаммад рассказал всем, как они его посла­
ли по дороге, с которой нет возврата, а сами все проиграли де­
вушке в кости да еще остались ей должны по сто туманов, и
как нанялись они подмастерьями к торговцу требухой и пека­
рю, а он пришел и выкупил их, и как они ему отплатили злом
за добро: ослепили и бросили одного в пустыне.
После этого царь выгнал их из города.
— Убирайтесь,— сказал,— чтобы и духу вашего здесь не
было.
А Малик-Мухаммад тех двух девушек, что сначала хотел
отдать своим братьям в жены, взял себе, и они тоже стали его
женами.
Пусть господь так, как он исполнил желания Малик-Мухаммада, исполнит желания всех мусульман.
10. Птица счастья

Было то или не было, а лучше бога никого не было. Жилбыл старик-дровосек, была у него жена и двое сыновей. Ходил
он в заросли, рубил там сухие сучья, приносил домой. Отнесет
131

вязанку на базар,, продаст ее, на вырученные деньги купит яч­
меня или пшеницы, отнесет домой, жена смелет муку да и
испечет хлеба — так они и жили.
И вот однажды пошел он за сучьями да за хворостом, соб­
рал вязанку, только собрался взвалить ее себе на плечи, как
вдруг хлынул ливень да так промочил эту вязанку, что он и
поднять ее не смог. Разжег он тогда костер и стал греться и
сушиться у огня, все сучья в огне и сжег. Тут дождь прошел,
он побрел восвояси. К вечеру пришел домой, а дети его и спра­
шивают:
— Батюшка, ты ничего сегодня не принес, ни ячменя, ни
пшеницы?
— Сегодня не принес, ничего не вышло, завтра пойду по­
раньше, авось принесу вам поесть.
В этот день все они легли спать голодные. Утром он встал
и, пока дети еще спали, пошел и собрал вязанку хвороста. А по­
том решил сходить и посмотреть, не осталось ли еще хвороста
на том месте, где он вчера разводил костер» «Может быть,—
думает,— там что-нибудь осталось, заберу с собой». Пришел он
на то место, видит: огонь давно потух, осталась зола, а в золе
лежит яйцо. Взял он яйцо, взвалил вязанку на плечи и отнес
на базар. Продал хворост, купил ман или там полмана ячменя
и пшеницы и отнес домой. Жена поджарила, дала детям. Дети
поели, да не насытились, остались голодные. Тогда он взял то
яйцо, что нашел на кострище, дал жене и сказал:
— Иди, продай его.
Жена взяла яйцо и понесла на базар в лавку к торговцу про­
давать.
Торговец посмотрел на яйцо и спросил:
— Сколько ты хочешь за это яйцо?
— А сколько оно стоит, столько и дай,— ответила она.
— Десять туманов,— сказал он.
«Видно, не простое это яйцо, что он за него десять туманов
дает»,— думает она, а сама говорит:
— Нет, это мало.
— Двадцать туманов дам,— говорит торговец.
А она ему:
— Ты дай его настоящую цену.
— Тридцать туманов!
— Ты со мной не шути, а плати сколько нужно. Сколько
оно стоит, столько и плати!— Оно стоит пятьдесят туманов,— говорит торговец.
— Ну, раз пятьдесят,— говорит она,— плати пятьдесят.
Он отсчитал пятьдесят туманов и дал ей. Взяла она пять132

;юсит туманов, купила на них всякой всячины и пошла домой.
II(юли они в этот день всего досыта, и еще осталось.
Так и стал старик каждый день ходить в то место, где было
кострище, и каждый день находил на том месте яйцо. Прино­
сил его домой, жена продавала на базаре торговцу и получала
свои пятьдесят туманрв.
А потом старик подумал: «Зачем же мне каждый день так
далеко ходить? Поймаю-ка я лучше ту птицу, что несет эти
яйца, пусть живет у меня дома».
Пошел он с вечера на то место и поставил там силок. Так
его спрятал, чтобы не видно было.
Наутро снова пришел — а птица в силке бьется. Освободил
он ее из силка и отнес к себе домой. И стал он ее держать у
себя дома. Птица ему каждый день по яйцу несет, а жена его
продает на базаре за пятьдесят туманов. И так он постепенно
разбогател, завелся у него скот и всякое добро.
И вот однажды решил он сходить навестить своих родствен­
ников. Сказал об этом жене, мол, собери меня в дорогу, я иду
туда-то и туда-то. Но только пока меня не будет, береги эту
птицу, в ней все наше счастье.
Она его собрала в дорогу, и он ушел. На следующее утро
птица, как всегда, снесла яйцо, женщийа взяла его и понесла
на базар продавать. Пришла к торговцу, а тот уже пронюхал,
что мужа ее нет, и говорит:
— Зажарь мне целиком ту птицу, что несет эти яйца. Я тог­
да тебя в жены возьму. Что тебе этот старик-дровосек! Ты бу­
дешь у меня в золоте ходить, даже подковки на твоих туфлях —
и те будут из золота.
Женщина так обрадовалась, что и сказать нельзя! Ведь всю
свою жизнь ничего она, кроме ячменных лепешек, не видела,
а здесь ей все радости жизни обещают. Конечно, она согласи­
лась, сказала:
— Я зажарю тебе птицу.
Пошла она домой, убила птицу. Зажарила, положила на
блюдо, сверху покрыла котлом и пошла на базар пригласить к
себе торговца. Пока она шла на базар, домой пришли дети, по­
чуяли запах жареного мяса. «Это, наверное, мать нашу птицу
зажарила»,— подумали они. Побежали посмотреть, где птица,
а птицы на месте нет. Стали шарить там и тут, наконец дога­
дались приподнять котел, видят, что птица зажаренная под
котлом лежит. Подняли они вдвоем котел и решили полако­
миться. Старший съел голову, а младший съел сердце птицы.
— Остальное пусть останется,— сказали они.
И вот жена привела домой торговца, оказала ему всяческие
133

почести. Полила ему воды на руки, он уселся и собрался есть.
Она принесла ему блюдо с зажаренной птицей, он смотрит —
а головы нет. Присмотрелся еще — а сердца тоже нет. Разоз­
лился и закричал:
— Убери это вон, мне этого жаркого не надо! Этого добра
везде хватает! Мне нужно было сердце и голова птицы. Где
они?
— Наверно,—- говорит женщина,— пока меня не было, дети
взяли и съели.
— Раз так,— сказал торговец,— сегодня ночью, когда они
заснут, разрежем им животы и вынем сердце и голову птицы
у них из животов.
Женщина не стала ему возражать — так уж ей хотелось,
чтоб он ее замуж взял. А дети за стеной дома сидели и все это
слышали. Поняли, что мать хочет их погубить.
Было у них два-три крана, они купили себе на них хлеба и
ушли из того города. Пошли куда глаза глядят. Шли они, шли,
тут наступила ночь, они устроились прямо у дороги на ночлег.
Утром младший брат проснулся, смотрит — а у них под го­
ловой сто туманов. Взяли они эти сто туманов и снова пусти­
лись в путь. Шли-шли, целый день шли, ночью опять легли
спать, а утром младший брат опять нашел у себя в изголовье
сто туманов. Так прошло четыре ночи, и стало у них уже че­
тыреста туманов. А они все продолжали идти. Дошли до раз­
вилки и тут решили разделиться. Младший брат пошел налево,
а старший брат —* направо. Те четыреста туманов младший
брат отдал старшему — мол, я и так каждое утро нахожу под
головой сто туманов, мне хватит.
Ну, пусть младший брат себе идет, а вы послушайте про
старшего брата. Шел он, шел по дороге и пришел в один город.
А там как раз царь умер, горожане выбирают себе нового царя.
Собрались они на площади и выпускают в воздух птицу — мол,
на чью голову она сядет, тот и будет царем.
Выпустили они ее в первый раз, птица покружилась в воз­
духе и села на голову старшего брата. Народ видит: птица села
на голову какому-то мальчишке, чужестранцу. Решили тут,
что птица ошиблась. Выпустили птицу во второй раз, теперь с
другого конца города. Птица снова покружилась, покружилась
и села на голову того парня. Снова люди подумали, что она
ошиблась; выпустили ее в третий раз, на этот раз совсем в дру­
гом месте города. И снова она прилетела, покружилась, покру­
жилась и села тому парню на голову.
Ничего не поделаешь — сделали они его там царем. Пусть
он себе там остается царем, а ты послушай о младшем брате.
134

Шел он, шел и пришел в один город. Смотрит — там собра­
лось несметное количество царевичей со всех стран. Красави­
ца — дочь царя того города себя показывает за деньги. Пять­
десят туманов берет — показывает свое лицо, а за сто туманов
по грудь себя показывает. Торгует так своей красотой.
Ну, младший брат там и остался. Платит в день по сто ту­
манов и любуется царской дочерью. И никаких забот не знает.
Так прошло много дней. И вот царская дочь заметила, что
есть юноша, который уже не первый месяц каждый день дает
деньги и смотрит на нее. Подумала она: «В чем же тут дело,
откуда у него столько денег? Не иначе как он съел сердце у
птицы счастья!» Она про эту птицу давно слышала.
Задумала она недоброе и говорит своей служанке:
— Иди и скажи этому юноше: мол, моя госпожа приглаша­
ет тебя сегодня в гости.
Служанка пошла и пригласила того юношу, младшего сына
дровосека: мол, тебя царевна к себе приглашает. Ну, тот, ко­
нечно, согласился — ведь так он каждый день деньги платил,
чтобы смотреть на нее, а тут его даром в гости приглашают.
Пришел он к ней в дом, дали ему плов. Он поел плова, ждет,
что девушка к нему выйдет. А девушки нет и нет. Постелили
ему постель, он лег, а все не спит — ждет, что девушка по­
явится. Ждал-ждал, да тут сон сморил его, и он заснул. Утром,
когда он еще спал, девушка тихонько прокралась в его комнату
и видит, что у него под головой лежит сто туманов. Тут-то она
поняла, что так оно и есть, он действительно съел сердце пти­
цы счастья. И велела она слугам тайком подложить ему в чай
рвотного зелья. А сама пришла к нему, когда он проснулся, и
сидит с ним, угощает чаем, чтобы он выпил как можно больше.
Так он пил, а потом рвотное зелье подействовало, и сердечко
выпало у него изо рта и отлетело к противоположной стене. Де­
вушка тотчас его схватила, ополоснула в воде и проглотила.
И сразу позвала слуг и кричит им:
— Выгоните этого чужестранца вон из моего дворца, нече­
го ему тут делать!
Слуги схватили его, выволокли из дворца, избили и броси­
ли на улице.
Он думает: «Что же мне теперь, о боже, делать? Было у
меня каждый день по сто туманов, я на них ел и пил да еще
каждый день девушкой любовался. А теперь ничего у меня нет.
Как мне теперь быть?»
Подумал так, подумал, да делать нечего — побрел вон из
города. Идет себе, идет и видит: стоят трое людей и о чем-то
спорят, руками размахивают.
135

Он подошел к ним и спрашивает:
— О чем вы спорите?
— О брат, и не спрашивай. Мы — трое братьев. Отец наш
умер, оставил нам тюбетейку, мешок и коврик. Вот мы спорим,
никак не можем их разделить.
— Да это же очень просто, что там делить-то,— говорит
юноша.
— Нет,— говорят они.— Это не простые вещи, это все вещи
пророка Сулеймана. Если ты наденешь на голову тюбетейку —
станешь невидимкой. В мешок руку засунешь, скажешь: «Во
имя пророка Сулеймана!» —и любую еду, какую пожелаешь,
оттуда можно вынуть. А сядешь на коврик, скажешь: «Во имя
пророка Сулеймана, перенеси меня туда-то и туда-то»,— ков­
рик перенесет тебя хоть на другой конец света.
«Все эти вещи мне пригодятся»,-—подумал юноша и гово­
рит им:
— Разделить эти вещи нетрудно. Я возьму лук и выпущу
из него три стрелы. Одну — в одну сторону, другую — в дру­
гую, третью — в третью. А потом каждый из вас побежит за
своей стрелой. Кто первым принесет стрелу — тому достанется
коврик, второму — мешок, а третьему — тюбетейка.
Они согласились. Он взял лук, натянул тетиву и пустил три
стрелы: одну в одну сторону, другую — в другую, третью —
в третью. Все три брата разбежались в разные стороны. А он
взял под мышку мешок и коврик, надел на голову тюбетейку и
остался там стоять. Они вернулись, смотрят — никого нет:
его-то не видно. Искали они его, искали, да так и не нашли.
Поняли они, что он их обманул, да уже было поздно. Так и
ушли они ни с чем восвояси.
А он отправился прямиком во дворец к царской дочери. На
голове у него тюбетейка, никто его не заметил, он прошел во
дворец и уселся рядом с царской дочерью на свой коврик. Ца­
ревна встала и пошла к двери, наступила на коврик, а он тот­
час сказал: «Во имя пророка Сулеймана, перенеси нас за семь
морей». И тотчас коврик поднялся в воздух и через мгновение
был уже в стране за семью морями. Опустился на лужайку, и
тут юноша снял с головы тюбетейку и говорит царевне:
— Вот ты отняла у меня сердце птицы счастья, выгнала
меня из дворца. А все равно будет по-моему, ты будешь теперь
моей женой.
И он заключил с ней брак и овладел ею. Стали они там
жить. Днем он ходил на охоту, вечером возвращался и ужинал
с царевной. Так прошел один, два месяца, и вот однажды ца­
ревна его спросила:
136

— Расскажи, как мы здесь оказались, как ты меня сюда
принес?
— Ты опять хочешь меня обмануть? Нет, больше тебе не
удастся,— сказал он и ударил ее но губам. Девушка заплакала,
и тут ему стало ее жаль, он и говорит ей:
— Зачем ты меня спрашиваешь? Ты опять хочешь меня
погубить?
— Нет,— возражает она,—- я просто хочу знать, как это
было.
Уговаривала она его, уговаривала, плакала, наконец ему
совсем стало ее жалко, он не выдержал и говорит:
— Вот видишь коврик. Сядешь на него, скажешь: «Во имя
пророка Сулеймана»,-— он тебя и перенесет туда, куда твоей
душе угодно.
Когда он в следующий раз пошел на охоту, девушка взяла
тюбетейку, мешок, села на ковер и сказала:
— Во имя пророка Сулеймана, перенеси меня на крышу
моего дворца.
Коврик поднялся в воздух — в одно мгновение перенес ее
на крышу дворца. Сын старика-дровосека вернулся и видит:
девушки нет, где была девушка, там пустое место. В отчаянии
пошел он вдоль берега реки. Шел-шел и устал. Лег отдохнуть
под чинаром и заснул. А тут прилетели три голубя, сели на
ветви чинара. Один из них говорит:
— О человек, если ты спишь — проснись, а если не спишь —
внимай! Человек, который надерет лыка с этого чинара и сдела­
ет себе из этого лыка обувь, сможет пройти в ней за семь мо­
рей, и ноги у него не заболят.
Другой голубь говорит:
— Если спишь — проснись, если бодрствуешь — слушай!
Тот, кто нарвет с этого чинара листьев и этими листьями про­
трет глаза слепому,— исцелит слепого, слепой станет зрячим.
А в таком-то городе, за семью морями, есть царь, а у царя есть
слепая дочь. Тому, кто его дочь исцелит, царь отдаст ее в жены,
да еще полцарства, да всякого добра в придачу.
Третий голубь сказал:
— Если спишь — проснись, если забылся — опомнись! Тот,
кто сделает из ветки этого чинара палку и ударит левым ее
концом человека, сказав «уш!» \ превратит человека в осла.
А если ударит правым концом — тот осел снова станет че­
ловеком.
Тут царевич вскочил, а голуби говорят:
— Нетерпеливый ты человек! Что ты вскочил? Мы тебе
еще многое рассказали бы.
137

— Если то, что вы до сих пор рассказали, правда, то и этого
довольно,— говорит он.
Набрал он себе листьев с чинара, срубил палку, содрал
лыко и сплел обувь. Двинулся в путь, прошел через семь морей
и даже не заметил. Подошел к тому городу, где у царя была
слепая дочь. Посмотрел и видит: все зубцы на городской стене
утыканы человеческими головами. Он спросил у людей, что
проходили мимо:
— Что это, почему на зубцах городской стены человеческие
головы?
Они ему отвечают:
— У царя этого города дочь — слепая. Много приходило
сюда Охотников исцелить царскую дочь, лекарей да знахарей.
И каждого из них царь сначала обручал со своей дочерью и
только потом разрешал ей открыть перед ним лицо. Но ни один
из них не мог исцелить ее, и каждому из них царь велел отру­
бить голову, насадить на зубец городской стены. Пусть не хо­
дят и не хвастают: дескать, мы были обручены с царской до­
черью, и она показывала нам себя.
Сын дровосека все это выслушал и пошел в город. Перено­
чевал там в одном месте, а наутро спрашивает:
— Нет ли здесь кого-нибудь слепого?
Ему говорят: мол, есть здесь поблизости один человек, он
уже десять лет как слеп. Сын дровосека изготовил из листьев
чинара снадобье вроде сурьмы, которой подводят глаза. Взял
палочку, помазал ею веки слепому и говорит:
— Клянусь пророком Сулейманом, что больше он не будет
слепым!
Оба глаза у слепого открылись и засверкали как звезды.
Слепой стал зрячим и воскликнул, обращаясь к сыну дрово­
сека:
— Отныне я твой раб!
— Нет,— говорит юноша,— у меня свои дела, а у тебя —•
свои. Иди занимайся своими делами.
Юноша пошел прямо к царю. Приветствовал его, как пола­
гается приветствовать царя, и услышал приветствие в ответ.
— Чего ты хочешь? — спросил царь.
— Я,— говорит юноша,— врач, я слышал, что твоя дочь
слепа. Я готов исцелить ее.
— А знаешь ли ты, что тебя ждет, если тебе не удастся это
сделать и она останется слепой? — спрашивает снова царь»
— Я исцелю ее,— говорит юноша.
Ну, девушку обручили с ним, он поднял с ее лица покры­
вало и помазал ей веки снадобьем из листьев чинара. Сказал:
138

— Во имя пророка Сулеймана!
Глаза у нее раскрылись и засияли, словно две звезды. Царь
так обрадовался, что и сказать нельзя. И отдал ему свою дочь
и полцарства в придачу.
Пожил сын дровосека немного в этом городе. Но вот насту­
пил день, когда он сказал своей жене:
— Мне нужно пойти в такое-то царство, у меня там много
добра осталось.
Взял он с собой несколько слуг, несколько мулов, погрузил
на них что нужно и отправился в город, где жила та девушка,
что торговала своей красотой,— его прежняя жена. Пришел в
город и спрятался возле дворцовых ворот. Когда вышла из во­
рот служанка девушки, он ударил ее палкой, сказал «уш!» —
и та превратилась в осла. Вышла другая служанка, и ее он
тоже стукнул палкой, и она тоже стала ослицей. Тут и девуш­
ка вышла, смотрит: где мои служанки, а он подкрался и ударил
ее палкой, сказал «уш!» —и она превратилась в красивую бе­
лую ослицу. Он ее привязал возле кормушки, насыпал ей соло­
мы и ячменя и говорит:
-— Ну что, не удалось тебе от меня уйти? Верни мне серд­
це птицы счастья и все деньги, которые ты с того дня, как его
проглотила, нашла у себя под головой. Верни мне мешок, ков­
рик и тюбетейку. Верни мне все, тогда я возвращу тебе чело­
веческий облик. А если нет — так и останешься ослицей.
Девушка заупрямилась. Два дня он кормил ее соломой и
ячменем и бил, как бьют ослов. А царь из окна видит, что ка­
кой-то человек бьет осла, думает: «А мне дела нет, это его осел,
он его и бьет».
Наконец девушка-ослица взмолилась, стала чертить копы­
том на земле, мол, я все тебе отдам, даже себя саму, только
прости меня, преврати опять в человека.
Он ударил ее правой стороной палки, и она снова стала че­
ловеком. Только немного бледнее выглядит, чем была.
Отдала она ему тюбетейку, мешок и коврик. Слуги ее нагру­
зили десять мулов теми деньгами, что собрались у нее за это
время, и юноша двинулся в обратный путь. А она бежит вслед
за ним и просит:
— Возьми меня тоже с собой!
— Ты мне уже надоела,— отвечает он.— Ты опять хочешь
ввергнуть меня в какую-нибудь беду. Иди домой, больше я
тебя видеть не хочу.
Так он вместе со своим добром вернулся в город своего те­
стя. Пожил там некоторое время> а потом решил пойти разыс­
кать своего брата. Пойду, дескать, узнаю, как он живет. Вер139

нулся он к той развилке, где они с ним когда-то расстались* и
пошел по той дороге, по которой тогда пошел его брат. Шел,
шел и пришел к тому городу, где его брат царствовал. Тут ему
и рассказали: мол, когда-то к ним в город пришел такой юно­
ша, как раз когда выбирали царя. И птица села на его голову,
и его сделали царем.
Он отправился во дворец, вошел в царские покои, приветст­
вовал царя, услышал ответ. Старший брат его не узнал и
спросил:
—- Какое у тебя ко мне дело? Что тебе нужно?
Тот говорит:
— Мне нужно с тобой поговорить с глазу на глаз, чтобы
никто нас не слушал.
Царь приказал всем отойти в сторону, и тогда младший
брат спросил его:
— Ты родом не из этого города?
— Нет,— отвечает тот.
— А откуда ты пришел сюда?
Тут царь рассказал свою историю.
— А брат у тебя был?
— Да,— отвечает царь.
— Что же ты меня не узнаешь? Я и есть твой брат!
Тут они бросились друг другу в объятия. Обняли друг дру­
га и расплакались. Несколько дней они праздновали свою
встречу, а потом решили, что надо им съездить проведать сво­
его отца. Сели они на коней и отправились в путь. Ехали, еха­
ли и приехали в тот город, откуда были родом. Там они нашли
своих отца и мать.
Младший брат говорит:
— Давай возьмем родителей с собой.
Старший брат согласился. Он посадил на коня к себе за спи­
ну отца, а младший брат — мать.
Поехали они, а младший брат и говорит:
— Я свою мать в живых не оставлю, я не забыл того зла,
которое она нам причинила.
Старший брат говорит ему:
— Прости ее, не надо помнить зло. Ведь она вскормила
тебя своим молоком!
Младший брат промолчал. Ехали они, ехали, и вот в одном
месте — а там был один песок да колючки — старший брат го­
ворит младшему: мол, я отъеду в сторону по нужде.
— Ладно,— говорит младший.
Ну, старший брат отъехал, скрылся из виду, а младший ве­
лел матери слезть с коня, привязал ее за волосы к хвосту и
140

стал гонять коня то в одну сторону, то в другую. Разодрал ее в
клочья, мол, зачем ты вместе с торговцем хотела нас извести.
Старший брат подъехал, видит: брат тут, а матери нет. Он
все понял, но ничего не сказал. А отцу рассказал, как его
жена — их мать — польстилась на золото и зажарила птицу
счастья и как она хотела извести их с братом — взрезать им
животы, чтобы достать оттуда сердце и голову птицы для сво­
его любовника.
— А теперь,— говорит,— он ей отомстил и за тебя, и за нас.
Ну и отец тоже ничего не сказал.
Приехали они в город, где старший сын был царем. Нашли
для отца хорошую жену — не старую, не молодую, и отец стал
жить там со своим старшим сыном — царем. А младший брат
отправился в тот город, где у него осталась жена — та, которую
он исцелил от слепоты,— и стал царствовать там.
И пусть бог воздаст всем мусульманам так, как он воздал
этим двум братьям.
11. Братья-прорицатели

Было не было, а лучше бога никого не было.
Жил однажды царь, и было у него три сына. Все его сы­
новья были ясновидящими, прорицателями.
Вот царь состарился, почувствовал приближениесмерти,
позвал своих сыновей и сказал им:
— О дети мои! Я состарился и скоро умру. После меня
останется много всякого добра и богатств. Вы поделите все
между собой по справедливости, а если заспорите, поезжайте в
такой-то город к моему брату — вашему дяде, он вас рассудит.
Вскоре царь покинул этот мир. Его обмыли, надели на него
саван, отнесли на кладбище и похоронили. На третий день сы­
новья справили по отцу поминки. Потом справили и седьмицу.
А потом настал сороковой день, и его тоже отметили. Затем
сыновья собрались, чтобы поделить имущество отца.
Стали они его делить и заспорили. Старший брат и средний
говорят: надо делить поровну, а младший требует себе ббльшую долю, дескать, я дольше вас проживу, мне, стало быть, и
добра больше надо. По справедливости, мол, так должно быть.
Спорили они, спорили — никак не могли поладить. Тогда
младший брат и говорит:
— Наш отец завещал нам пойти к нашему дяде за советом,
если мы начнем спорить друг с другом. Пойдем, он нас рас­
судит.
141

Братья с ним согласились.
Оседлали трое царевичей коней, сели верхом и направились
в путь — спиной к городу, лицом к белому свету.
Вот едут они, едут, много ли, мало проехали — дорогу им
пересек след верблюда.
Посмотрели они на этот след, не слезая с коней, и двину­
лись дальше.
Едут дальше, и встречается им по дороге какой-то человек.
Братья поздоровались с ним, и этот человек спросил:
— Вы не видели на дороге верблюда? У меня верблюд по­
терялся.
— Твой верблюд был слеп на один глаз? — спрашивает
старший брат.
— Да,— отвечает человек.
— Половина груза была мед, половина — патока? — спра­
шивает средний брат.
— Да,— отвечает хозяин.
— На верблюде сидела беременная женщина?
— Да,— отвечает хозяин,— Где же он?
— А мы его пе видели,— говорят царевичи.— Вон там след
есть, иди по следу, может быть, его догонишь.
— Как это так?! — спрашивает тот человек.— Вы его не
видели, а все про него знаете. И какой он сам, и какой на нем
груз, и кто на нем сидит! Вы его, видно, куда-то угнали, а те­
перь говорите, что не видели.
— Нет,— говорят братья,— мы ясновидящие.
А хозяин все требует у них своего верблюда, никак не хо­
чет им поверить.
— Пойдем к царю,— кричит,— пусть он нас рассудит.
— Ладно,— отвечают царевичи.
Отвел он их к царю. Они приветствовали царя, и царь
спросил:
— Какое у вас ко мне дело?
Хозяин верблюда заговорил:
— Я потерял верблюда, а вот эти люди, которых я встре­
тил на дороге, рассказали мне все его приметы. И что он слеп
на один глаз, и что груз на нем — мед и патока, и что сверху
сидит беременная женщина. А когда я их спрашиваю, где же
сам верблюд, они отказываются, говорят, что не видели его.
Царь спросил их:
— О юноши, кто вы и почему вы так поступаете?
— Мы — сыновья такого-то царя, идем туда-то. Мы видели
след верблюда, а больше ничего не видели. А все его приметы
мы сказали хозяину потому, что мы ясновидящие.
142

Царь, узнав, что перед ним три царевича, велел их отвести
в покои и принять с почетом.
А тому человеку говорит:
— Приходи завтра в полдень. Сегодня я приму их как го­
стей и все про них разузнаю, пойму, кто они такие на самом
деле. Обманывают они нас или в самом деле у них такой дар
есть.
Наступил вечер, царь велел поварам сварить плов. Они сва­
рили жирный плов и отнесли царевичам. Царевичи стали есть,
а царь вышел в соседнюю комнату, притаился у стены и слу­
шает, о чем они будут говорить.
Старший брат говорит:
— Плов очень вкусный, да что толку! Мясо-то в нем есть
нельзя, оно поганое!
Средний брат говорит:
— Царь сильно старался, чтобы нас получше покормить, а
пользы мало. Хлеб-то вкусный, да есть в нем изъян: вырос он
на костях мертвецов.
Младший брат сказал:
— Царь — добрый человек, но только он вовсе не царь.
Отец у него не был царем, и мать не была царицей. Он сын
пастуха.
Как только царь это услышал, он пошел, разбудил свою
мать и спрашивает ее:
— Мать, скажи мне всю правду: чей я сын?
— Ты — сын царя,— ответила мать.
— Нет, это неправда,— говорит царь,— ты скажи правду!
Как сын ни уговаривал мать, она продолжала упираться.
Наконец он закричал:
— Если ты мне не скажешь правду, я зарублю тебя мечом!
Выхватил меч и замахнулся на нее. Тогда она заговорила:
— Ты не сын царя, ты сын пастуха. Когда был жив твой
отец, бог не давал мне сыновей — у меня рождались одни до­
чери. И однажды, когда у меня опять родилась дочь, я за сто
туманов обменяла ее на крестьянского сына, родившегося в
тот же день. Это ты и есть. Я тебя вырастила, сделала царем,
что тебе еще нужно? Теперь я тебе все сказала, оставь меня.
Царь ушел к себе в покои и лег спать, а наутро велел по­
звать того пастуха, у которого брали барана на мясо для плова.
Пастух пришел, и царь спросил его:
— Ну-ка, пастух, говори правду, что это за барашка ты
мне прислал на мясо?
— О царь,— ответил пастух,— делай что хочешь, казни
или милуй, я скажу тебе всю правду. Одна из моих овец при143

несла двойню, двух ягнят. А время было засушливое, травы
было мало. Ну и у овцы было мало молока, она не могла про­
кормить двоих ягнят. А у меня была собака, она как раз в это
время ощенилась, и я подбросил ей одного из этих ягнят. Она
его выкормила, он вырос крепким и здоровым. Когда у меня
потребовали, чтобы я отправил барана к царскому двору, я
выбрал именно его.
Царь отпустил пастуха и потребовал к себе стольника:
— Скажи мне, откуда та пшеница, из которой был вчераш­
ний хлеб?
— О ты, кому поклоняется мир! — ответил тот.— Хо­
чешь — казни, хочешь — милуй, а дело такое. Было одно клад­
бище. Как-то случилось наводнение, и кладбище затопило. По­
том вода ушла, а кладбище стало зарастать травой. Когда оно
совсем заросло, его распахали и посеяли на нем пшеницу. Хо­
рошая пшеница выросла — по грудь ростом, зерно крупное,
твердое. Я и приказал послать эту пшеницу царю на хлеб.
— Ладно, иди,— говорит царь.
Стольник ушел, а тут вскоре пришел хозяин верблюда. При­
ветствовал царя и спросил:
— Ну, что ты узнал о моем верблюде?
Царь ответил:
— Иди, ищи своего верблюда сам, иди за ним следом — ца­
ревичи его и вправду не видели.
Хозяин верблюда отправился искать след верблюда.
Царь же сказал царевичам:
— Мне предсказали, что три дня и три ночи мне надо осте­
регаться опасности. Оставайтесь здесь на три дня, я вижу, что
вы сумеете меня уберечь.
Ну, братья согласились. В первую ночь царя стерег стар­
ший брат. Всю ночь бодрствовал — ничего не случилось.
Во вторую ночь пошел караулить царя средний брат. Ночь
настала, все было тихо, так и прошло время до утра.
На третью ночь остался караулить царя младший брат.
Было около трех часов ночи, когда он увидел, будто два-три
светильника с каким-то шорохом приближаются ко дворцу. По­
смотрел — а это дракон ползет, подбирается к царским покоям.
Он выбежал, выхватил меч, подбежал к дракону и одним уда­
ром разрубил его пополам. Тушу дракона спрятал в кустах, а
сам пошел спать к царскому ложу. Стал он тут вытирать меч
от крови дракона. Только вытер — а царь проснулся и видит:
царевич стоит с обнаженным мечом возле него. Царь перепу­
гался: мол, этот царевич хочет меня убить — и больше заснуть
не мог. Так и не заснул до самого утра. А царевич, когда рас144

свело, ушел к своим братьям и говорит: так, мол, и так, ночью
приполз дракон, я его убил. А теперь нам надо собираться и
идти дальше.
— Ладно,— говорят братья.— Пойдем скажем об этом
царю.
Пришли они к царю и говорят:
— У нас впереди дальняя дорога, пора нам уходить.
А царь отвечает им:
— Вы двое идите, а вашего младшего брата я казню.
— За что ты его казнишь? — спрашивают старшие братья.
— Он хотел меня убить,— говорит царь.
— Не убивай его,— сказал старший брат.— Если убьешь —
раскаешься так же, как когда-то одни царь из-за своего гово­
рящего попугая, да будет уже поздно.
— А как было с тем царем? — спрашивает царь.
Старший брат начал рассказывать:
«Жил-был царь, у него был говорящий попугай. Ночью со­
рок разбойников пришли грабить царскую казну. Как только
попугай их увидел, он закричал:
— Воры!
Царь проснулся, вскочил с постели, а воры разбежались и
попрятались. Царь смотрит — никого нет. Снова лег спать, а
разбойники опять пришли. Тут попугай опять закричал:
— Воры!
Царь снова переполошился, вскочил — а разбойники опять
разбежались. Царь видит: никого нет. Тогда царь рассердился
и свернул попугаю голову. Свернул попугаю голову и лег
спать. А сорок разбойников пришли и дочиста ограбили казну
царя.
Наутро царь видит — казну ограбили. Стал стенать, возде­
вать руки к небу, мол, что я наделал, ведь если бы я не убил
своего попугая, послушался бы его, разбойники бы в казну не
забрались! Раскаялся он, но было уже поздно. Вот и ты, царь,
тоже раскаешься, но толку от этого не будет».
— Нет, я не буду раскаиваться,— говорит царь.
Тогда средний брат сказал:
— Нет, царь, ты раскаешься, как тот царь раскаялся из-за
своего белого сокола.
— А что с ним произошло? — спросил царь.
Средний брат рассказал:
«Однажды царь со свитой и войском отправился на охоту,
а белый сокол сидел у него на руке. Царь погнался за газелью
и так потерял из виду свою свиту. Газель не догнал, от войска
своего отстал, блуяздал, блуждал, наконец так устал, да и жаж10

Заказ 215

145

да его замучила, что решил найти себе место для отдыха. На­
шел себе место в тени, думает: „Отдохну-ка я здесь немного,
посплю часок". Сошел с коня, привязал его. Посмотрел — со
скалы капает вода. У него в хурджине была медная чашка,
подставил он ее под капающую воду, а сам лег спать. Подремал
немного, очнулся — а чашка уже полна воды. Только он хотел
ее взять и выпить — а белый сокол закричал и опрокинул ее
крылом. Опрокинул и пролил всю воду.
— Глупая птица,— сказал царь,— зачем ты опрокинула
чашку?! И мне пить хочется, и тебя жажда мучит!
Подставил чашку под капающую воду и снова заснул. От­
крыл глаза, видит: чашка опять полна воды. Только он хотел
выпить — снова сокол закричал и опрокинул чашку. Царь рас­
сердился, свернул соколу голову и выбросил его вон. Подставил
чашку, подождал, пока она наполнится. Хотел напиться, а по­
том подумал: „Почему же все-таки сокол расплескивал воду?
Поднимусь-ка я наверх, посмотрю, откуда эта вода капает".
Поднялся и видит: лежит мертвый дракон, а его кровь и яд
смешиваются с водой и потихоньку капают вниз. Стоило бы
царю одну каплю этой воды выпить — и он тотчас умер бы.
Тогда царь стал раскаиваться, что убил сокола, который хотел
его спасти. Раскаиваться-то он раскаивался, да что пользы в
запоздалом раскаянии? Вот и ты, царь, раскаешься, да будет
поздно».
— Нет,— говорит царь,— я должен его казнить.
Тогда старший брат говорит:
— Какой толк читать суру «Йа-син» 1 на ухо ослу? Это же
не царь, а сын пастуха, оттого он и бестолковый такой. Ты,
младший брат, покажи ему, что ты сделал!
Младший брат показал царю тушу убитого дракона в кус­
тах и сказал:
— Я убил этого дракона, а потом вытер меч и хотел его
вложить в ножны. А зачем мне тебя убивать?
Царь раскаялся, бросился на колени и взмолился перед
братьями: мол, простите меня.
Те простили его, он щедро одарил младшего брата, братья
распрощались с царем, сели на коней и отправились в путь к
городу своего дяди.
Ехали они, ехали и подъехали к его городу. Нашли там од­
ного человека и сказали ему:
— Иди передай царю, что его племянники едут.
Тот пошел, сказал царю: мол, едут царевичи, твои племян­
ники.
Царь вышел им навстречу и с почетом ввел в город. Не146

сколько дней они жили в свое удовольствие, а когда прошло
четыре-пять дней, старший брат говорит дяде:
— О царь, мы пришли сюда не есть и не спать, у нас ведь
свое -царство есть. Мы пришли потому, что наш отец завещал
нам перед смертью: «Если между вами возникнут какие-нибудь
споры, идите к своему дяде, он вас рассудит». Вот мы тут пос­
порили, как делить наследство, и пришли к тебе.
— У меня есть дочь,— говорит дядя,— ваша двоюродная
сестра. Сегодня вечером идите к ней — она вас и рассудит.
Так и решили. Царевне сказали: мол, сегодня вечером ее
двоюродные братья придут к ней. Царевна велела наготовить
для них разных яств.
Пришли царевичи, сама царевна сидит за занавеской, слу­
жанки и рабы прислуживают гостям. А царевна сделала ма­
ленькую дырочку в занавеске и смотрит на своих братьев — она
ведь их никогда раньше не видела. Видит — красивые, статные
витязи, а младший — лучше всех. И сразу в него влюбилась.
Ну, прели они угощений и начали беседовать. Царевичи го­
ворят ей:
— Царевна, рассуди нас. Стали мы делить наследство, ос­
тавшееся после отца, и поссорились. Двое говорят — надо раз­
делить поровну, а третий хочет себе большую долю.
— Ваш спор рассудить нетрудно, я помогу вам,— говорит
царевна.
— Ну, если можешь рассудить — рассуди скорее,— говорят
царевичи,— нам надо уезжать.
— Слушайте, братья,— говорит девушка.
«Жили-были однажды двоюродный брат и сестра. Двоюрод­
ный брат был влюблен в свою сестру, а она его не любила, серд­
це ее не лежало к нему. Однажды девушка эта пошла в баню.
Когда она возвращалась из бани, на дороге ее подстерег и схва­
тил какой-то юноша. Девушка ему сказала:
— Не посягай на меня, о юноша! Когда я выйду замуж, я
приду к тебе в первую же ночь после свадьбы.
Ну, и юноша отпустил ее.
Прошло какое-то время, и девушка согласилась выйти за­
муж за своего двоюродного брата. Она сказала ему:
— Брат мой, я согласна быть твоей женой, но при условии,
что в первую ночь после свадьбы ты меня отпустишь, я должна
пойти к своему другу.
Брат ответил ей:
— Ладно, на.одну ночь куда бы ты ни пошла — иди.
Девушка тогда говорит:
— Ну что ж, готовься к свадьбе.
147

Сыграли свадьбу, семь суток стучали в бубны, били в бара­
баны, гремела музыка. На седьмую ночь девушка говорит же­
ниху:
— Брат, верен ли ты своему слову?
— Да,— говорит он.— Надевай чадру и иди.
Она надела чадру и пошла в дом к тому юноше. Пришла она
к его дому, постучала в дверь. Юноша проснулся, встал, открыл
дверь и спрашивает:
— Девушка, ты зачем сюда пришла среди ночи?
Девушка ответила:
— Я выполняю обещание, которое дала тебе в тот вечер,
когда возвращалась из бани. Я сказала тебе тогда, что приду к
тебе в первую же ночь после свадьбы. Вот я и пришла, а теперь
поступай, как знаешь!
Юноша говорит:
— Если я дам себе волю, господу это не понравится.
Поднял с ее лица чадру, поцеловал в лоб и сказал:
— Отправляйся к своему жениху!
Отпустил он ее, она пошла к жениху, и они достигли своих
желаний».
Затем царевна спросила у старшего из царевичей:
— Если бы к тебе среди ночи пришла невеста другого чело­
века, ты бы отпустил ее?
— Да,— ответил старший брат,— всякий, кто признает бога,
должен был бы ее отпустить. Нехорошо посягать на чужое до­
бро.
— Ну ладно,— говорит девушка.— А ты, мой средний брат?
Если бы к тебе среди ночи сама, по собственной воле, пришла
девушка-невеста, ты бы ее отпустил?
— Да,— сказал он,— я бы ее отпустил, мне чужого не надо.
— Ну, если бы отпустил, то хорошо,— сказала девушка.—
Ну, а ты, мой младший брат? Если бы к тебе ночью пришла
чужая невеста, ты бы отпустил ее?
— Зачем же мне ее отпускать? — спросил младший царе­
вич.— Я никогда не отказываюсь от куска, который сам мне в
рот лезет.
— Значит, ты и хочешь большую долю в наследстве,—го­
ворит девушка.— Возьми вместо этого меня в жены.
Тот сразу согласился.
Царю доложили: мол, твоя дочь выходит за младшего из
твоих племянников. Царь благословил их. Семь суток били в
барабаны, стучали в бубны, гремела музыка, звучали песни.
Они провели там еще десять-пятнадцать дней, а потом погру­
зили приданое на пятьдесят верблюдов и поехали назад.
148

Шли, шли, пока не вернулись назад.
Вернулись, разделили все наследство поровну.
Старший брат воссел на царский престол, а два других бра­
та стали везирами.
Пусть господь так же, как удовлетворил их желания, удов­
летворит желания всех мусульман.
12. Гадальщик

Жил-был бедняк. Есть ему было совсем нечего, жить было
не на что. «О боже, что же мне делать?!» — думал он, но ничего
не мог придумать.
Вышел он однажды из дому поискать себе чего-нибудь по­
есть, отошел от селения, смотрит -— стоит посреди арыка осел
«Дай,— думает,— спутаю я ему ноги веревкой, чтобы он не
ушел. Если до вечера хозяин не найдется, возьму его себе.
Хоть осел у меня будет». Связал ему ноги белой веревкой, по­
том пошел обратно, сел у дороги возле своего дома, взял в руки
книгу, сидит и потихоньку ее листает. В это время подошел к
нему какой-то человек, спрашивает:
— Что ты делаешь?
— Я,— говорит,— гадальщик, гадаю вот по этой книге.
— Если ты гадальщик,— сказал тот человек,— погадай, по­
смотри, куда мой осел делся — никак не могу осла найти.
Бедняк полистал книгу в одну сторону, полистал в другую
и говорит:
— Твой осел стоит посреди такого-то арыка, ноги у него свя­
заны белой веревкой.
Хозяин пощел к тому ручью, видит: и правда, осел его сто­
ит, ноги спутаны белой веревкой. Развязал он эту веревку,
взял осла, привел его в селение, нашел бедняка и дал ему один
туман.
— Ты очень хороший гадальщик,— сказал он.
Потом он стал всем рассказывать: мол, такой-то человек
очень хороший гадальщик, я потерял своего осла, а он посмот­
рел в книгу и сразу сказал мне, где мой осел.
Стали все об этом говорить, в конце концов новость эта до­
стигла царя.
Царь сказал:
— Если такой человек действительно есть, приведите его ко
мне, он мне очень нужен.
Позвали бедняка и привели к царю.
— Ты гадальщик? — спросил царь.
149

—- Да, я гадальщик,— ответил оп.
Тогда царь сказал:
— Живи у меня во дворце, я буду платить тебе тридцать
туманов в месяц. Когда ты мне понадобишься — я тебя по­
зову.
Ну, и бедняк живет себе припеваючи, получает тридцать ту­
манов в месяц и спит целыми днями.
Но вот однажды ночью пришли сорок воров и ограбили
царскую казну. Доложили об этом царю, а он говорит:
— Воров я разыщу, на это у меня есть гадальщик. Даром
я ему что ли плачу тридцать туманов в месяц?!
Позвали гадальщика, царь ему сказал:
— Гадальщик, вчера воры ограбили мою казну. Найди то,
что они украли!
— О царь, кому поклоняется мир! — сказал гадальщик.—
Дай мне сорок дней сроку, отпусти домой, потом я тебе скажу.
А сам думает: «Может быть, за сорок дней они еще когонибудь обворуют, и их кто-нибудь найдет? А может быть, за
сорок дней и я что-нибудь придумаю».
Царь отпустил гадальщика домой. Тот дал жене сорок фи­
ников и сказал:
— Я буду сидеть в комнате один и думать, как мне воров
найти, а ты каждый день давай мне по финику, чтобы я
дни считал. Приноси финики вечером, после вечернего
намаза.
Наступило время вечернего намаза, жена принесла один фи­
ник и дала его гадальщику.
А воры уже пронюхали о том, что царь велел гадальщику
разыскать их, и подослали одного из своих, чтобы тот подслу­
шивал за стеной, о чем говорят у гадальщика в доме.
Когда жена принесла гадальщику финик и тот его съел, он
сказал:
— Ну вот, один из сорока уже есть.— Мол, один день уже
прошел.
Вор услышал это, тотчас вскочил на коня и помчался к сво­
им товарищам. Сказал им:
— Только я пришел, как он сразу же говорит: «Вот, один
из сорока уже есть». Надо вернуть украденное, не то царь нас
погубит.
А их атаман говорит:
— Нет, быть этого не может. Завтра я сам пойду с тобой,
послушаю, что этот гадальщик говорит.
На следующий день, когда настало время вечернего намаза,
они вдвоем пришли и спрятались у задней стены дома, где жил
150

гадальщик. Тут как раз жена принесла ему финик, он и го
ворит:
— Вот уже и два из сорока тут.— Мол, уже два финика из
сорока жена принесла.
Воры сразу испугались, вскочили на коней и поскакали к
себе. Посовещались и решили:
— Отдадим мы ему все добро и попросим, чтобы не выда­
вал он нас царю, а то царь нас казнит.
Пришли к гадальщику, принесли все, что украли, и говорят:
— Мы не оставили себе ни одной монеты, все тут. Только
не выдавай нас царю, сжалься над нами.
— Мне до вас дела нет,— говорит гадальщик.— Царь про­
сил только вернуть украденное. Идите и положите все обратно
в казну.
Воры все, что украли, отнесли и положили обратно в казну.
Наутро гадальщик говорит царю:
— Пошли казначея, пусть посмотрит, что там у тебя в каз­
не, есть что-нибудь или нет.
Царь послал казначея, тот посмотрел, видит: все деньги на
месте, до последней монетки. Так и доложил царю, дескать, все
награбленное вернули в казну.
Царь приказал позвать гадальщика. Гадальщик пришел к
царю, царь его спрашивает:
— Ну, где же воры?
— Ты просил вернуть тебе украденное — тебе вернули, а во­
ров ловить я тебе не обещал.
Царь остался доволен гадальщиком, велел ему приба­
вить жалованье. Стали ему платить по пятьдесят туманов в
месяц.
И тут везир царя — будь он проклят! — стал завидовать га­
дальщику, что царь его так жалует.
Однажды везир сказал царю:
— Давай поедем на охоту и возьмем с собой гадальщика.—
А сам думает: «Там на охоте я найду способ, как от него изба­
виться».
Позвали гадальщика, и все втроем отправились на охоту —
царь, везир и гадальщик.
Шли они, шли, гадальщик немного отстал. Царь с везиром
остановились, чтобы его подождать, и тут на луку седла к
царю прыгнул кузнечик. Везир говорит царю:
— Поймай этого кузнечика!
Царь изловчился и поймал кузнечика, зажал его в ладони.
Везир и говорит:
— Ты не отпускай кузнечика, пока гадальщик не придет.
151

Мы его проверим: если он отгадает, что у тебя в руке, значит,
он настоящий гадальщик.
Гадальщик догнал их, и царь говорит ему:
— Гадальщик, ну-ка угадай, что у меня в руке!
А гадальщик думает: «В первый-то раз я ослу сам ноги
связал, во второй раз говорил про финики, а воры подумали,
что про них. Как же мне теперь быть? Признаться во всем?
Дай,— думает,— признаюсь, да так, чтобы царя позабавить: мо­
жет, не так разгневается».— И говорит:
— Раз кузнечик прыгнул, два кузнечик прыгнул, а на тре­
тий раз — попался!
Царь разжал руку, а там у него — кузнечик!
13. Плешивый пастух

Жил-был царь, у него была дочь. Однажды он объявил:
— Тому, кто расскажет мне три небылицы, да таких, что­
бы в них не было ни капли правды, я отдам свою дочь в жены.
А если в его небылицах я найду хоть крупицу правды, я его
убью.
Много людей приходило к нему рассказывать небылицы, но
он всегда находил в них какую-нибудь правду и велел этих лю­
дей казнить.
Жил в его царстве один плешивый пастух. Услышал он об
этом и решил как-то: «Пойду-ка я к царю, расскажу ему три
небылицы и возьму в жены его дочь».
Когда он объявил о своем намерении людям, те сказали
ему:
— Эх ты, несчастный пастух! Пас бы ты лучше коров! Там
царевичей и то убивают, а куда уж тебе!
— Не ваше дело,— сказал пастух.— С сегодняшнего дня я
скот пасти не буду.
Взял пастух свой посох, бросил стадо и пошел домой. А у не­
го была бабка, матери у него не было. Он говорит бабке:
— Бабушка, наготовь-ка мне припасов на дорогу, я пой­
ду к царю, расскажу ему три небылицы и возьму себе в жены
царскую дочь.
Бабушка ему говорит:
— Не ходи, внучек, не твое это дело. Там царевичей и то
убивают, куда уж тебе!
Но пастух стал ее уговаривать и в конце концов уговорил.
Наварила она ему припасов, пастух взял с собой эти припасы и
пошел в царский дворец.
152

Поздоровался с царем, царь ему ответил, а потом сказал везиру:
— Спроси-ка у этого плешака, кто его обидел., Может, его
кто-нибудь ударил? Он хочет на кого-нибудь пожаловаться?
А плешак отвечает:
— Нет, никто меня не обидел, никто меня не притеснял.
А слышал я, что царь обещал отдать свою дочь в жены тому,
кто расскажет ему три небылицы, да таких, чтобы в них не
было ни слова правды. Так это только царевичам можно или
всем?
Царь отвечает:
— Нет, пусть каждый, кто захочет, приходит и рассказы­
вает. Расскажет мне три небылицы, таких, чтобы в них не было
ни слова правды, я отдам ему свою дочь, пусть он будет хоть
нищий. Так я сказал, так и будет!
Пастух говорит:
— О ты, кому поклоняется мир! Я расскажу тебе три небы­
лицы. Но в день я тебе буду рассказывать по одной небылице.
Три небылицы я тебе расскажу за три дня.
— Хорошо. Приходи завтра и рассказывай.
Плешак ушел, очень довольный тем, что царь разрешил
ему рассказывать небылицы.
Прошла ночь, настало утро. Плешак сказал своей бабушке:
— Свари мне немного похлебки. Я поем и пойду к царю.
Сварила она ему похлебки, он наелся так, что вспотел. На­
елся и пошел к царю во дворец.
Пришел, царь и говорит ему:
— Ну-ка, рассказывай свою небылицу.
Плешак начал рассказывать:
— О ты, кому поклоняется мир! Шел я как-то вместе со
своим другом. У меня был мешочек для сурьмы, а у него палоч­
ка, чтобы сурьмить глаза 1. Пришли мы к источнику и зарыли
их возле источника. Там сразу же выросли три финиковые
пальмы до самого неба. А вокруг были поля, люди на полях
работали. Я пошел, у одного попросил земли, пошел, у другого
попросил земли — никто не дает ни клочка. Смотрю я — а на
каждой из пальм три-четыре джериба земли. Я и сказал своему
другу: мол, давай пасти коров. Поднял я коров на деревья и
стал их пасти на деревьях.
Царь спрашивает:
— Как из сурьмы и палочки для бровей выросли пальмы?
— А я соврал.
— А откуда земля на деревьях?
— А я соврал.
153

— А как ты коров на деревья поднял?
— Да я все наврал, о царь. Завтра приду, еще одну небыли­
цу расскажу.
Царь его отпустил. Плешак ушел очень довольный тем, что
царь не нашел ни слова правды в его рассказе.
На следующий день утром плешак снова велел бабушке на­
варить себе похлебки — другого-то у них дома ничего не было.
Наварила она ему похлебки, он поел, остался очень дово­
лен. Пошел к царю.
Пришел и продолжает рассказывать небылицу:
— Вот пасем мы с другом коров на деревьях, я смотрю —
а люди вокруг едят дыни и арбузы. Ну, я и говорю своему дру­
гу: мол, у нас же есть свой огород, пойдем к себе на огород.
Пошли и видим: на нашем огороде на деревьях выросли такие
дыни — величиной с дом, такие арбузы — в три мана, в четы­
ре мана весом. Нашли мы одну хорошую дыню, принесли к себе.
А у меня есть нож; я ножом ударил по дыне, дыня раскололась,
а нож весь в дыню ушел. Я стал свой нож в дыне искать,
смотрю — а там улица, а рядом базар. Поискал я, а ножа нигде
нет. Прошел еще одну улицу, еще один базар, вижу: идет ка­
раван, а мой нож навьючен на одного из верблюдов. Ну, я ста­
щил нож, взял его и сюда пришел.
— Улицы и базар в дыне были? — спрашивает царь.
— Да.
— И весь город там был?
— Да,— говорит,— и весь город был.
— Ну и ну,— сказал царь.— Врешь ты, так быть не может!
— Конечно, вру,— говорит плешак.— Завтра приду, еще на­
вру.
Отпустил его царь, плешак вернулся к себе домой. Наста­
ло утро, отыскал он нескольких простаков, велел им найти жер­
нов и мельничный ящик для зерна2, такой большой, чтобы
в него пять-шесть манов зерна помещалось: дескать, я сего­
дня беру в жены дочь царя, он у меня такой выкуп по­
требовал. Четыре человека катят жернов, двое тащат мельнич­
ный ящик, а плешак идет себе впереди.
А царь в этот день говорит везиру:
— Сейчас придет плешак, будет опять рассказывать свои
небылицы. Ищи в них правду, а то тебе не поздоровится!
Пришел плешак в царский дворец, прикатили за ним жер­
нов, притащили мельничный ящик.
— Ну,— говорит царь,— плешак, говори свою ложь.
— О ты, кому поклоняется мир! — сказал плешак.— Я ска*
жу, но тебе она яе понравится!
154

— Ну, как бы там ни было — говори.
— Однажды, когда еще был жив твой отец,— начал плешак,— враги осадили твой город. Вот видишь этот мельничный
ящик?
— Вижу,— ответил царь.
— Твой отец взял в долг у моего отца вот такой ящик дра­
гоценностей и все истратил на свое войско. Это раз. А этот
жернов ты видишь?
— Вижу,— говорит царь.
— Вот, твой отец занял, у моего отца столько шелка, сколь­
ко весит этот жернов, чтобы сделать себе завязки на охотничь­
ей шапке. Отдай мне драгоценности и шелк, а потом можешь
казнить, если это правда. А если это ложь, отдай мне дочь.
Царь спрашивает:
— А откуда у твоего отца столько драгоценностей?
— А я наврал,— говорит плешак.
— Мельничный жернов,— говорит царь,— весом с один-два
ослиных вьюка. Разве на завязки для шапки нужно столько
шелка?
— А я вру,— говорит плешак.
Царь смотрит на везира, а тот говорит:
— Ты видишь, что все это ложь, и я вижу, что все это
ложь, что я могу еще сказать?
И пришлось царю отдать свою дочь за плешака.
Пусть господь так же, как он исполнил желание плешака,
исполнит желания всех мусульман.
14. И это пройдет

Было не было, жил один купец. Поехал он -торговать, подъ­
езжает к одному городу и видит: раба впрягли вместе с волом
в упряжку, и они пашут землю К
Купец пожалел раба и говорит:
— О раб, у меня много денег. Я заплачу деньги и выкуплю
тебя из рабства.
А раб отвечает:
— Нет, купец, спасибо, не надо, и так все это пройдет. Один
день пройдет, а за ним и другой — все пройдет. Видно, такова
уж моя доля.
— Ну что ж, раз не хочешь — не надо,— сказал купец.
Купец продал в городе свои товары и отправился восвояси.
А теперь послушай, что стало дальше с рабом. Счастье
улыбнулось ему, он освободился от рабства, перестал па155

хать землю в одной упряжке с волом. Так сложилась судьба
его, что стал он везиром царя.
Прошло три-четыре года, тот купец снова приехал в этот
город, продал свои товары и спрашивает у людей:
— Был тут один раб, на котором землю пахали, что с ним
теперь?
А ему отвечают:
— Этот раб давно уже не раб, он везир у царя.
Купец подумал: «Хоть он и царский везир, пойду-ка я уз­
наю, как он живет». Пришел ко дворцу везира, постучал в во­
рота. Его спросили:
— Кто там?
Он ответил:
— Такой-то купец.
Доложили везиру, он говорит:
— Пусть войдет.
Открыли дверь, купец вошел, приветствовал везира, услы­
шал его ответ.
— О везир! — сказал купец.—- Да благословит тебя бог, вижу
я, что ты хорошо живешь.
— Эх,— говорит везир,— господин купец, да ведь и это прой­
дет!
«Ну,—думает купец,—что это он? Что я ему ни говорю,
он на все отвечает: „И это пройдет"».
В этот вечер везир принял купца как дорогого гостя: ве­
лел приготовить для него вкусные кушанья, оказал ему поче­
сти. Ночь они провели за беседой, наступило утро, купец рас­
прощался с везиром, сказав ему:
— Бог да приумножит славу твою!
И купец отправился домой, а везир остался на своем месте.
Случилось так, что царь этого города умер и везир стал ца­
рем.
Прошло пять-шесть лет, купец снова приехал в тот город.
Продал он свой товар и думает: «Навещу-ка я своего старого
знакомого — везира». Стал он спрашивать о везире, а люди го­
ворят:
— О, да он уже царем стал, он тебя и узнать не пожелает!
А купец думает: «Меня-то он узнает, даже если царем
стал». Пошел он в царский дворец. Постучал в ворота. Спро­
сили:
— Кто там?
Он сказал:
— Передайте царю: моя, такой-то купец хочет к нему
пройти.
156

Царю доложили, и царь сказал:
— Пропустите его, пусть пройдет.
Купца пустили, он прошел к царю, приветствовал его и ус­
лышал ответ. Говорит царю:
— Да будет благословенным твое царствование!
— Будь и ты счастлив,— ответил царь.
— Как ты живешь? — спросил купец.
А тот отвечает:
— Я царствую, но и это пройдет.
«Ну вот,— думает купец.— Опять он то же самое говорит:
„И это пройдет*1!»
В этот вечер царь снова принял купца с почестями и ува­
жением. Велел приготовить вкусные угощения: плов и всякие
яства. Прошла ночь, а наутро купец распрощался с царем и от­
правился в путь.
Купец вернулся в свою страну, а царь тем временем забо­
лел. Заболел царь и приказал, чтобы приволокли мраморную
глыбу и на ней высекли: «И это пройдет».
— Когда я умру,— сказал царь,— пусть этот камень по­
ставят в изголовье моей могилы.
Вскоре царь умер. Тело его обмыли, надели на него саван
и похоронили. А в изголовье могилы поставили мраморную
глыбу с надписью: «И это пройдет».
Через три-четыре года тот купец опять приехал в город
торговать. Кончил он свои дела и решил: «Схожу-ка я навещу
царя, ведь он мой старый знакомый».
А ему и говорят:
— Тот царь, что был твоим приятелем, умер.
Купец подумал: «Пойду-ка я на кладбище, разыщу его
могилу, прочитаю над могилой несколько стихов из Корана, а
потом уж поеду домой».
Пришел купец на кладбище, разыскал царскую могилу, ви­
дит: прекрасное надгробие, а на нем написано: «И это прой­
дет». Купец думает: «Ну, что рабство* прошло — это правда.
Был он везиром, и это прошло — тоже правда. Стал царем, и это
прошло — тоже правда. Ну, а теперь-то он уже под землей,
теперь-то что может пройти?».
Не понял** купец, что это значит. Прочитал над могилой однудве суры из Корана и ушел оттуда.
Ушел купец, отправился к себе домой. А на следующий год
в той стране зимой был сильный снегопад, лавины сошли с
гор. Весной пошли дожди, было сильное наводнение, и потоки
воды затопили кладбище и унесли оттуда все камни; место,
где было кладбище, стало плоским как ладонь.
157

Через два-три года купец опять приехал в тот город, и, за­
кончив свои торговые дела, решил сходить на кладбище про­
ведать могилу своего знакомого: схожу, мол, почитаю над ней
Коран.
Пришел и видит: ни могилы, ни надгробного камня — все
вода смыла, все ровно и пусто.
И тогда он понял, что прав'был тот раб, ставший царем:
время и камень не пощадит, и он не вечен.
И это тоже пройдет.

легенды

15. Варка и Гульшо

Жили когда-то в Мекке два брата. Одного звали Имом, а
другого — Илол.
И вот однажды они отправились на охоту, а жены их оста­
лись дома. Каждая из них вот-вот должна была родить.
Договорились братья, когда были на охоте, что если у одного
родится сын, а у другого дочь, то они отдадут их друг другу.
Прошло какое-то время, вернулись они с охоты.
Пришел Илол домой, служанка вышла ему навстречу и го­
ворит: мол, бог послал тебе дочь.
А когда Имом пришел домой, служанка говорит ему:
— Бог дал тебе сына.
Ну, и стали эти дети расти вместе; одна кормилица их
вскармливала, лежали они в одной колыбели, и если одного из
них забирали из колыбели, то другой начинал плакать. Потом
подросли, пошли вместе в медресе, и там сразу все поняли: Вар­
ка любит Гульшо, а Гульшо любит Варку.
Слава о красоте Гульшо разнеслась по всему миру: дескать,
у Илол а есть дочь, с которой ни одна девушка в мире не может
сравниться.
Прошло время, Варка и Гульшо выросли. Люди стали по­
говаривать: мол, пора уже Гульшо отдать замуж за Варку. Но
когда эти разговоры дошли до ушей матери Гульшо — жены
Илола, она заявила:
— Пока я не получу выкупа, я не отдам дочь замуж. Я от­
дам ее тому, кто принесет мне полный подол жемчуга и харвар золота.
А отца Варки — Имома к тому времени уже не было в
живых: его убили в бою, когда Бени-Амр напал на Мекку и
осадил ее.
Прослышали люди о том, что мать Гульшо требует выкуп с
Варки, и говорят Илолу, отцу Гульшо:
160

Не слушай ты неумной женской болтовни,
Отдай Варке Гульшо: ведь влюблены они.
Но мать Гульшо твердо стоит на своем:
Я снова говорю: коль выкуп не возьму,
Тодочь свою Гульшо я не отдам ему!
А Варка, услышав это, сказал так:
Нет у меня, чтоб выкупить Гульшо, добра!
Где взять мне столько золота и серебра?
Мол, отец мой убит, все добро мое разграблено, где мне взять
золото и серебро на выкуп за Гульшо?
Так горюет Варка. И тут один человек пришел к нему и спро­
сил:
— Эй, Варка, что ты горюешь, чего тебе не хватает?
Он отвечает:
— Как чего не хватает? Жена моего дяди требует у меня
полный подол жемчуга и харвар золота за свою дочь!
Тогда тот человек говорит:
— В Йемене живет твой дядя — брат твоей матери. Его зо­
вут Салимшо. Отправь кого-нибудь к нему с письмом, объясни,
в чем дело, и он пришлет тебе все, что ты захочешь.
У Варки был слуга, преданный ему чернокожий раб. Варка
написал письмо и дал его рабу, дескать, отнеси его в Йемен
царю Салимшо. Раб отправился в путь, шел ночью и днем, пока
не достиг города Йемена.
А как раз в это время некий царь по имени Малик-Антар
пришел и осадил город Йемен. Воины Малик-Антара схватили
того раба и отвели его к царю; царь Малик-Антар сделал его
своим палачом. Он казнит тех людей Салимшо, которые попада­
ют в плен к Малик-Антару.
А Варка ждет известий из Йемена.
Прошло три месяца, четыре месяца — а никаких известий
нет.
— Вот,— говорят люди Варке,— раб твой ушел в Йемен и
пропал без вести.
Тогда решил сам Варка пойти в Йемен к Салимшо, попро­
сить его о помощи. Пришел он прощаться к Гульшо и говорит:
— Я пойду вслед за своим рабом, посмотрю, в чем дело, не
случилось ли чего с моим дядей.
А Гульшо говорит:
]]

Заказ 215

161

— Куда ты пойдешь, как ты бросишь меня одну?
Варка ответил ей такими стихами:
Твоя не хочет мать, чтоб счастливы мы были,
Чтоб вместе были мы, друг друга чтоб любили.
— Пока жива будет твоя мать, мы будем далеко друг от
друга, а сколько это будет длиться — один бог знает!
Пошел Варка, возложил украшенное драгоценными каменья­
ми седло на своего коня, ногу в стремя он продел, птицею в сед­
ло взлетел, повернулся к городу спиною, лицом к кибле — и
поехал, о любви стихи слагая, ратный подвиг совершая. Едет и
поет:
Нет, на небе не восходит счастья моего звезда,
Тот, чья доля так убога, не рождался никогда!
Счастья моего корабль, увы, в бескрайнем море скрылся.
Вдаль уплыл корабль счастья и домой не возвратился.
Прошел еще немного, и снова сердце его затосковало, и он
сказал такие стихи:
Там, в пустыне, где растет мано-цветок *,
Шел Варка, словно отшельник, одинок;
Шел Варка несчастный, плача и стеная,
О возлюбленной далекой вспоминая.
Шел, шел, шел и видит: шагает по пустыне караван со сто­
роны Йемена. Поравнялся он с караваном, поздоровался с ка­
раванщиком и спрашивает его:
— Откуда ты идешь?
Тот отвечает:
— Я иду из города Йемена.
— Какие новости в Йемене, что там нового ты видел? —
спрашивает Варка.
•— Город Йемен окружен,— говорит караванщик.— МаликАнтар взял в плен царя Салимшо и сто его эмиров.
И тогда Варка пропел такие стихи:
Караван Варка увидел, что шагает по пустыне,
Караванщика спросил он: «Как дела в Йемене ныне?»
И сказал тут караванщик: «Что могу тебе ответить?
В той стране дела в упадке, трудно это не заметить.
Ведь царем Малик-Антаром город главный окружен,
Салимшо и сто эмиров взял Малик-Антар в полон».
162

Варка подумал: «Вот ведь как получилось! Я пошел про­
сить своего дядю о помощи, чтобы взять потом в жены свою
двоюродную сестру, а судьба вот как распорядилась!»
И с плачем обратился он к чертогу всевышнего:
Да, дела мои плохи — я от несчастий изнемог,
Превратился в жесткий терн надежды вянущий цветок!
Горе вновь меня постигло, зацепило край подола,
И теперь в такой рубахе мне уже не быть веселым.
Чем прогневал небеса я, в чем вина моя и грех?
Почему терпеть я должен притеснения от всех?
И еще добавил:
Боже, боже, почему все так неладно происходит?
Что задумаю я правым — левым под конец выходит!
И поехал Варка дальше; ехал, ехал, и, когда приблизился к
городу, уже наступил вечер; битва уже кончилась. Заехал он
сначала к кузнецу и попросил, чтобы тот подковал его коня
задом наперед, чтобы никто не мог его выследить. Под покро­
вом ночи подъехал он к самым воротам — ворота закрыты. Со­
шел с коня, постучал в ворота. Привратник спросил:
— Кто там?
И тут Варка продел такие стихи:
Ну-ка, стражник, молодцу ворота ты открой!
Распахни ворота, я ведь не чужой,
Я не посторонний здесь, не гость, не странник,
Я зовусь Варка, я — Салимшо племянник.
Так он сказал. Привратник пошел к везиру, что правил в
городе вместо Салимшо, и сказал ему: мол, пришел какой-то
юноша и говорит то-то и то-то. А везир говорит:
— Открой ему ворота, это Варка, племянник Салимшо.
Открыли ворота, впустили Варку, снова закрыли ворота.
И началось веселье в честь Варки — до утра звучала музыка,
гремели барабаны, звенели карнаи.
А Малик-Антар услышал эти звуки и думает: «Наутро они
собираются сдаться, вот и веселятся в последнюю ночь. Дума­
ют: мол, все равно наш царь в плену, как нам дальше воевать?
А сдадимся — и мы вздохнем спокойно, и Малик-Антар».
Ну, а в городе везир Салимшо говорит Варке:
— Теперь, на тебя вся надежда, ты должен нам помочь.
163

А Варка отвечает ему:
Разобью я это войско в прах,
Чтобы слух о том остался жить в веках!
И так он рвался в бой, что везир был вынужден сказать
ему;
О Варка, сияющий цветок,
Потерпи, ведь завтра будет срок.
Ну вот наступило утро, Варка положил на коня украшен­
ное драгоценными каменьями седло. Открыли городские воро­
та, он выехал на ристалище, объехал его на полном скаку и
остановился. А Малик-Антар увидел его и пришел в ужас: мол,
откуда же у Салимшо такой витязь, почему мы его раньше не
видели?
Он спросил своего везира:
— Кто это?
И тот ответил ему так:
Этот юноша из Мекки, чья в бою тверда рука,—
Салимшо племянник славный, а зовут его Варка.
Это, мол, Варка, племянник Салимшо, а имя его всем уже
хорошо известно.
У Малик-Антара было два богатыря, он подозвал одного из
них и приказал ему сразиться с Варкой.
И сказал богатырю Малик-Антар:
«Нанеси пришельцу роковой удар».
Только вышел богатырь на поле брани —
В темя наш Варка его с размаху ранил,
Тело, что господь наш сотворил единым,
На скаку распалось на две половины.
И тогда Малик-Антар сказал другому богатырю:
— Теперь иди ты.
Тот выехал на ристалище. Варка тотчас нанес и ему смер­
тельный удар.
Он врага клинком ударить поспешил,
Кубок смерти тот немедля осушил,
Тело, что господь наш сотворил единым,
На скаку распалось на две половины.
164

И, взяв в руки меч, до поздпего вечера сражался Варка;
двести, триста человек он отправил в ад. Тут барабаны забили
отбой, Варка вернулся в город.
Стал Малик-Антар совещаться со своим везиром. Везир го­
ворит ему:
— Пока ты не повесишь Салимшо и сто его эмиров, Варка
не оставит тебя в покое. А когда ты их казнишь — ему уже не­
зачем будет сражаться: он ведь воюет из-за Салимшо.
Малик-Антар велел тотчас построить виселицы. К утру по­
строили виселицы, а соглядатай из города, который ночь про­
вел в стане Малик-Антара, вернулся еще донаступления утра
и рассказал, что, как только наступит утро, Салимшо и сто его
эмиров примут смерть на виселице. Варка, узнав об этом, со­
брал отряд в сто всадников, чтобы с этим отрядом пробраться
прямо к виселице и освободить Салимшо.
Забрезжил рассвет, и царя Салимшо и сто его эмиров по­
вели на виселицу. А тем временем Варка и сто его всадников
выехали из города и помчались к виселице. Скачет Варка и ви­
дит: перед ним сам Малик-Антар. Варка бросил аркан, схватил
Малик-Антара и ускакал вместе со своим отрядом в город.
В стане Малик-Антара начался переполох: что теперь де­
лать? Ведь если Варка узнает, что казнили Салимшо, он тот­
час убьет Малик-Антара.
И тогда решил везир Малик-Антара пойти на хитрость. На­
писал он письмо везиру царя Салимшо в город Йемен: дескать,
мы больше воевать с вами не будем, вы только отдайте нам на­
шего царя, а мы вам отдадим вашего. А после этого мы отсюда
уйдем. Но только, когда отправите нам нашего царя, не посы­
лайте вместе с ним того юношу, что его пленил, а пошлите когонибудь другого.
Гонец принес письмо везиру, а везир дал его прочитать
Варке. Варка говорит:
— Ладно, отдадим им Малик-Антара.
Сам снял свою одежду, переоделся погонщиком верблюдов,
а под войлочной накидкой спрятал меч. И пошел вместе с Малик-Антаром. Вышли они из города, пришли в стан врага. Тут
привели Салимшо. Малик-Антар ушел к своим, а Салимшо не
пускают, не дают ему уйти с Варкой: решили обмануть Варку.
Тогда Варка выхватил меч, убил тех, кто сторожил Салим­
шо, и еще нескольких, так или иначе — увел Салимшо оттуда и
привел его в город. Ну а в городе они устроили пир — всю
ночь до утра пировали, веселились, пили вино и все, что было
в те времена.
Теперь враги стали думать: «Как же нам поймать Варку?
165

Пока, мол, его не поймаем, нам с войском Салимшо не спра­
виться». Ночью вырыли они сорок один колодец, всю землю от­
туда унесли. Колодцы сверху закрыли хворостом, землей при­
сыпали так, чтобы ничего не было видно. Утром барабаны за­
били начало битвы. Варка выехал на своем коне на поле боя,
остановился, стал вызывать врага на поединок. Сколько ни
звал — никто ему не ответил. Стал хлестать коня — конь храпит
и не идет. И тут Варка понял, в чем дело, и крикнул:
— Сорок!
Конь помчался и один за другим перескочил через сорок
колодцев, а в сорок первый упал.
Пришел тут Малик-Антар со своим везиром, стал глумиться
над Варкой:
— Что это с тобой, как же это тебя угораздило?
А Варка говорит ему:
— Ты очень коварен, Малик-Антар!
И сложил такие стихи:
О Ма[лик-Антар, ты хоть и царь, и воин,
Клички хитреца коварного достоин,
Знал ты, как найти в сухом колодце воду,
Рыбу выловить сумел себе в угоду.
Приказал Малик-Антар вытащить Варку из колодца. Свя­
зали Варке руки и отдали кровожадному палачу. Малик-Антар
сказал палачу:
— Отруби ему голову и принеси его крови! Пока я не вы­
пью его крови, я не успокоюсь.
Малик-Антар на радостях пошел к себе в шатер и выпил
столько вина — целый кувшин,— что впал в беспамятство, ле­
жит без чувств.
А палач ведет Варку на казнь, сам идет сзади, а Варку
ведет перед собой. Вспомнил Варка о Гулыпо и тяжело вздох­
нул.
А палач говорит:
— Что же ты вздыхаешь? Вон сколько людей ты убил — не
пожалел, а себя жалеешь! Для богатыря вздыхать — грех!
А Варка отвечает ему:
Бога ради, обнажи скорей кинжал
И убей, чтобы я больше не страдал!
— Вытаскивай,— говорит,— свой кинжал и убивай меня
скорее, чтобы я наконец успокоился.
166

Палач спрашивает:
— Как твое имя, откуда ты?
— Что ты спрашиваешь меня о моем имени? — говорит
Варка.— Делай свое дело.
— Нет, скажи мне все-таки свое имя.
Варка ответил ему:
Зовут меня Варка, я сын Имома,
Я чужестранец здесь, а в Мекке — дома.
В ту, чьи уста как мед, как сахар, я влюблен,
Я красотой Гульшо навеки опьянен.
А палач отвечает ему:
А знаешь ли, Варка, как все меня зовут?
Откуда я, как оказался тут?
Я раб твой чернокожий, о герой!
И мне тебя спасти назначено судьбой.
Развязал он Варке руки, упал перед ним ниц и говорит:
— Я твой раб, сейчас я принесу тебе голову Малик-Антара.
Варка отвечает ему:
— Нет, я пойду сам.
Пошел в шатер к Малик-Антару, видит: тот лежит без
чувств. Варка отрубил ему голову, изрубил его в мелкие куски.
А потом вместе с рабом направился в город. Открыли им во­
рота, впустили в город и, как только услышали радостную весть
о том, что Малик-Антар убит, забили в барабаны, зажгли все
огни и предались веселью.
Везир Малик-Антара услышал радостные клики и барабан­
ный бой, доносящиеся из города, и подумал: «Что такое, поче­
му они веселятся? Ведь Варку взяли в плен и казнили, чему же
им радоваться? Схожу-ка я к Малик-Антару, посоветуюсь с
ним!».
Пришел в шатер Малик-Антара, видит: его изрубили на
мелкие кусочки. И тогда отдал он приказ войску тотчас уйти от­
туда, дескать, все равно Варка нас в покое не оставит, ни одного
в живых не сохранит.
И войско Малик-Антара сняло осаду города и разбежалось
в разные стороны.
А теперь послушай несколько слов о Гульшо. Слух о кра­
соте Гульшо прокатился по всему миру. И о том, что мать на­
значила за нее выкуп -— один подол жемчуга и один харвар зо­
лота.
167

Некий царь по имени Малик-Мухсин услышал об этом, на­
грузил всяким добром двадцать верблюдов и прибыл с этим ка­
раваном в Мекку. И стал там раздавать народу хлеб и мило­
стыню,
Прошло так некоторое время, наконец он решился, пошел к
отцу Гулыпо и сказал:
— Я дам тебе все, что хочешь из моих богатств, только от­
дай мне Гулыпо.
Мать Гулыпо услышала об этом и говорит Илолу:
— Отдай дочь Малик-Мухсину. Что может дать нам Варка?
Ничего! А этот царь дает все, что ты только пожелаешь»
Не лежала к этому душа Илола, но она уговаривала его,
уговаривала и в конце концов уговорила. Заключили брачный
договор, Малик-Мухсин посадил Гулыпо в каджова п увез ее
оттуда. Привез Гулыпо к себе во дворец и приставил к ней не­
скольких служанок.
А Гулыпо сказала ему:
— Я стану твоей женой только через сорок дней, если в эти
сорок дней не будет никаких вестей от моего двоюродного бра­
та. Но если ты до этого придешь ко мне, я убью либо тебя, либо
себя.
Ну ладно, пусть Гулыпо побудет здесь, а вы послушайте не­
сколько слов о Варке. Кончилась война с Малик-Антаром; про­
был Варка несколько дней у своего дяди, рассказал ему, что нет
у него добра на выкуп за Гулыпо. Дескать, дядя мой — Илол —
потребовал подол жемчуга, харвар золота и еще столько-то
денег на выкуп.
Салимшо дал ему все, что было нужно. Варка погрузил
деньги и драгоценности на десять мулов и отправился в путь
вместе со своим чернокожим рабом. Шел, шел, днем здесь,
ночью там, а тем временем до Мекки дошел слух о том, что
Варка возвращается. Илол и говорит своей жене:
— Что теперь ты будешь делать? Ведь идет Варка, а Гульшо вы отдали Малик-Мухсину.
Она ему отвечает:
— Что делать? Убей серую козу2, заверни ее в саван, по­
хорони, скажи всем, что Гулыпо умерла, одень город в траур.
Когда Варка с караваном был уже недалеко от города, он
сказал своему рабу.
— Ты иди с караваном* а я пойду вперед.
Пришел, увидел, что город в трауре, и спрашивает:
— В чем дело?
А люди говорят:
— Вот Гулыпо умерла.
168

А того-то я и й е сказал, что у Гулыно была подружка. Когда
Гулыпо. увозил к себе Малик-Мухсин, она дала своей подруж­
ке перстень и сказала:
— Если придет Варка и будет много плакать, скажи, что
Гулыно забрал и увез такой-то царь — Малик-Мухсин. И отдай
ему этот перстень. Но если ты увидишь, что он ничего не гово­
рит, ты тоже ничего не говори.
Как только Варка услышал, что Гулыно умерла, отдал комуто своего коня и пошел прямо на кладбище, на могилу ГульШо.
Лежит да могиле и плачет — день и ночь. И так он плакал,
пока не вошел в город его чернокожий раб вместе с караваном.
Пришел чернокожий раб и видит, что весь город в трауре.
Спросил, в чем дело, ему говорят: дескать, Гулыпо умерла. Он
спрашивает, где Варка, а ему отвечают:
— Варка лежит на могиле Гулыно.
Раб пошел на кладбище, видит — действительно Варка там.
Спрашивает:
— Господин, что мне делать с добром?
— Отдай его дяде, что мне с ним делать,— говорит Варка.
Тот так и сделал.
А подружка Гулыно прослышала, что Варка день-деньской
лежит на той могиле и плачет. Накинула она на голову покры­
вало и пошла. Увидел ее Варка и спрашивает:
— Зачем ты пришла сюда?
А та показала ему перстень Гулыно и говорит:
— Я подруга твоей Гулыпо, это ее перстень. Она велела
тебе передать, что ее увез к себе Малик-Мухсин.- А ты не уби­
вайся понапрасну здесь на могиле, здесь козу похоронили.
Если не веришь — раскопай могилу, сам увидишь.
Варка тотчас раскопал могилу, смотрит: и вправду серая
коза, завернутая в саван. Вытащил козу, отнес ее своему дяде
и говорит:
— Зачем ты это сделал? Разве я не вырос вместе с твоей до­
черью? Разве не обещал ты моему отцу, что отдашь ее за меня?
Ну, отдал за другого, ладно, но зачем ты солгал, одел весь город
в траур и закопал в могилу козу, сказав, что Гулыно умерла?
Зачем тебе это понадобилось?
— Что я мог поделать с этой женщиной, с ее матерью! —
воскликнул Илол.
Варка пробыл в городе еще несколько дней, а потом сел на
своего коня, решив: «Поеду-ка я хоть раз на нее взгляну—-а
там — будь что будет!»
Отпустил он на свободу своего чернокожего раба, возложил
на коня седло, украшенное драгоценностями, ногу в стремя он
169

продел, птицею в седло взлетел и пустился в дальний путь, о
любви стихи слагая, подвиг ратный совершая.
Несколько суток гнал он коня, пока не достиг горы, что сто­
яла возле города, где правил Малик-Мухсин. На этой горе жили
сорок разбойников, и Малик-Мухсин не знал, как ему от них
избавиться — такие это были лихие, разбойники.
Караульный этих разбойников, что стоял на вершине горы,
увидел, что едет всадник, и послал одного из разбойников: дес­
кать, убей этого человека, приведи его коня и принеси меч.
Тот разбойник пошел навстречу Варке и, увидев его, сказал:
— Юноша, жаль мне твоей молодости! Оставь своего коня,
оставь свой меч и уходи отсюда!
Услышал это Варка и говорит:
— Тот, кто возьмет мое оружие и меч, еще не рожден ма­
терью!
Тогда разбойник стал стрелять в него из лука, и несколько
стрел попало в Варку, но Варка хлестнул коня, подъехал к раз­
бойнику и убил его ударом меча.
Убил он его, но тут появился другой и снова стал в него
стрелять; и его убил Варка. И так убил он одного за дру­
гим всех сорок разбойников, но и сам был весь изранен
стрелами.
Направился он дальше к городу, изнемогая от ран. Попалась
ему на пути лужайка с родником. И не было у него уже сил
сойти с коня, и стал он горячо молиться:
— О Господи, о боже, дай мне силы, чтобы пойти и еще раз
увидеть Гульшо; а потом я вернусь на эту лужайку, и пусть
Азраил заберет мою душу!
Так он молился, и конь его опустился на колени, а Варка в
изнеможении упал с коня. И лежит на лужайке без чувств.
Пусть он там себе лежит, а» ты послушай несколько слов о
Малик-Мухсине.
Малик-Мухсин утром пришел к Гульшо и говорит:
— Сегодня я отправляюсь на охоту для тебя. Что ни пой­
маю — все тебе на счастье.
Поехал на охоту, ездил-ездил, нигде ничего не нашел, пока
не набрел наконец-то на лужайку. Видит — стоит конь, рядом
лежит красивый юноша, израненный стрелами. Малик-Мухсин
подошел, сел рядом с Варкой, положил его голову себе на ко­
лени.
Варка открыл глаза, и Малик-Мухсин спросил его:
— Кто ты, юноша, и чем ты занимаешься?
Варка отвечает:
— Я — купец;, караван ушел вперед, а я шел по его следу.
170

Пришел на гору — а там было сорок разбойников. Я их всех
убил, но и сам ранен их стрелами.
Малик-Мухсин подумал про себя: «Не купеческое это дело
убивать разбойников. Я в этом городе царь и то не мог с ними
справиться, как же купец сможет? Ну ладно, как есть, пусть
так и будет».
Малик-Мухсин взял с собой Варку и отвез его в город к
лекарю. И оставил там. А потом пришел к Гульшо и говорит:
— Гульшо! Сегодня я отправился на охоту — попытать уда­
чи для тебя. Где ни ходил — ничего не нашел. Но на одной лу­
жайке я увидел юношу. Этот юноша лежал, израненный стре­
лами сорока разбойников. А самих разбойников он убил. И так
он похож на тебя! Ты и он — словно две половинки яблока:
одна половинка — ты, другая — он. Клянусь сунной великого
господа, он похож на тебя, о солнце Востока!
Услышала это Гульшо, принялась плакать и сказала:
— Никто не может быть на меня похож, кроме Варки —
сына моего дяди. А ты хромого пастуха в пустыне увидишь — и
то скажешь, что на меня похож!
Малик-Мухсин опять говорит ей:
— Клянусь, похож на тебя, но сильно изранен. Я отвез его
к лекарю и велел его лечить как следует.
А Гульшо говорит:
— Нет, пусть он живет у нас во дворце. Я сама буду гото­
вить обед и посылать ему со служанкой. Он чужестранец, и его
надо пожалеть — так богу угодно. Ведь сын моего дяди — Вар­
ка — сейчас тоже в чужой стране, пусть бог его пожалеет.
Малик-Мухсин был царь справедливый и милостивый. Он
ответил.
— Очень хорошо.
Велел привести Варку и лекаря и поселил их обоих во двор­
це, выше покоев Гульшо. И сказал лекарю:
— Заботься о раненом; а когда он поправится, я дам тебе
все, что ты только захочешь.
И вот Гульшо варит еду и посылает ее Варке со словами:
— Пусть ест вдоволь, а что останется — принеси, я доем.
Ну, и так продолжалось, пока Варка не почувствовал себя
лучше. Понял он тогда, что обед ему готовит и посылает Гуль­
шо. И однажды, когда служанка принесла обед, он сказал ей:
— Служанка, я скажу тебе что-то, но смотри не говори ни­
кому!
— Что ты хочешь сказать? — спрашивает служанка.
— Возьми этот перстень и отнеси своей госпоже,— отвечает
Варка.
171

Только он это сказал, как служанка подняла крик.
А он говорит:
— Не кричи, я дам тебе все, что захочешь, только не кричи
так!
С трудом ее успокоил. Спрашивает ее:
— Как поживает твоя госпожа?
— Госпожа,— отвечает служанка,— доедает за тобой объед­
ки, а ты о ней так плохо думаешь.
Ну, Варка промолчал. Поел, а когда служанка отвернулась,
опустил перстень в остатки плова — так, что его и не видно.
Служанка взяла остатки и унесла к Гульшо. Гульшо стала есть,
видит: ее перстень, тот, что она оставляла для Варки, ее
собственный перстень! Надела покрывало на голову и ска­
зала:
— Малик-Мухсин! Этот юноша, что живет у нас,— Варка,
сын моего дяди. Разреши мне пойти к нему.
— Ладно, иди,— говорит Малик-Мухсин.
Пришла она к Варке, обнялись они и заплакали; плачут и
говорят друг с другом — никак не могут наговориться.
Малик-Мухсин несколько раз заглядывал с крыши, смотрит:
ничего такого между ними нет. Варка говорит ей, где был, что
делал, как воевал, как упал в колодец. А Гульшо рассказывает,
как пришел Малик-Мухсин, как он месяц-два совершал бого­
угодные поступки, раздавал милостыню, пока решился наконец
посвататься. Как отец ее дал ответ, заключили брачный дого­
вор, как взял ее Малик-Мухсин и привел сюда. А когда насту­
пил вечер, они легли спать и положили между собой меч 3. Как
увидел это Малик-Мухсин — ушел оттуда и больше не прихо­
дил смотреть.
Прошло так несколько дней; днем они беседуют, а ночью,
когда ложатся спать, кладут между собой меч. Наконец Варка
говорит:
— Прощай, Гульшо, теперь я пойду своей дорогой.
Она спрашивает его:
— Куда ты пойдешь? Малик-Мухсин — хороший человек.
Если ты пойдешь к нему, он отдаст меня тебе.
А Варка отвечает:
— Нет, ведь он — раб божий — не силой тебя взял, он за­
платил выкуп; твои родители согласились отдать тебя ему. Он
ни в чем не повинен, я на него не в обиде. А я ел у него соль,
я не могу причинить ему зло.
Варка пошел к Малик-Мухсину, учтиво приветствовал его,
услышал ответ и сказал:
— О Малик-Мухсин, благодарю тебя за все, что ты для
172

меня сделал. А теперь позволь мне распрощаться с тобой, я
ухожу.
Малик-Мухсин ответил ему:
— Куда ты пойдешь, дитя мое? Считай, что ты мой сын, что
я заплатил твой выкуп за Гульшо. А я разведусь с ней д отдам
тебе, мы заключим брак между вами. Ведь я не входил к ней,
она мне не принадлежала; с тех пор как она здесь, она живет
одна в своих покоях.
— Нет,— говорит Варка,— господь дал ее тебе, мне она не
пужна.
Как ни уговаривал Малик-Мухсин Варку — тот не согласил­
ся. Тогда дал Малик-Мухсин Варке одного раба, и Варка вместе
с этим рабом отправился к тому роднику, на ту лужайку, где
его нашел Малик-Мухсин. Пришел туда, совершил омовение
родниковой водой, прочел два раката молитвы и сказал рабу:
— Пойди к Гульшо и скажи ей: «Варка дарит тебе свою
жизнь».— Склонил голову и покинуд этот мир.
Раб пришел к Гульшо и говорит:
— Варка, сын твоего дяди, подарил тебе свою жизнь.
— Где он? — спросила Гульшо.
— Возле какого-то источника.
Гульшо накинула покрывало, спрятала под покрывало кипжал и, взяв с собой служанку, пошла к тому источнику. При­
шла и увидела: действительно, сын ее дяди, повернувшись ли­
цом к кибле, вручил душу богу. И тогда она вынула кинжал,
поставила его рукояткой на живот Варки и бросилась на острие
кинжала. И тотчас скончалась.
Вскоре узнал Малик-Мухсин о том, что возле такого-то ис­
точника Варка вручил свою душу богу и Гульшо направилась
туда же. Простоволосый, босой, отправился туда и Малик-Мух­
син. Пришел и увидел: все кончено, Варка мертв, а Гульшо
убила себя, бросившись на острие кинжала.
Принесли их тела в город, обмыли, завернули в саваны и
похоронили в одной могиле. На могиле поставили надгробие.
А Малик-Мухсин ушел с престола и стал нищим и жил возле
той могилы.
И вот, говорят, однажды пророк Мухаммед вместе со своими
сподвижниками проезжал мимо могилы Варки и Гульшо. На­
встречу им вышел Малик-Мухсин — у него к тому времени уже
выросла длинная седая борода. Пригласил он пророка и его
спутников отдохнуть, принес им пищу.
И тогда пророк спросил:
— О Малик-Мухсин, почему ты здесь, что нашел ты в этой
пустыне?
173

— Да стану я твоей жертвой,— отвечает Малик-Мухсин,—
я совершил тяжкие грехи и нет им искупления.
— Что ты сделал? — спросил пророк Мухаммед.
— Я сделал несчастными двух влюбленных,— ответил Ма­
лик-Мухсин.
— Твоей вины нет в том, что они покинули этот мир,—
столько им было отмерено жить, не больше,— говорит пророк.—
Но если каждый здесь отдаст им по куску своей жизни — один,
два, три месяца, полгода, год, та я припаду к престолу господа,
может быть, господь воскресит их!
И тогда один сказал: мол, я дам один год, а другой сказал:
я дам два года — и так набралось сорок лет. Пророк стал мо­
литься богу, и когда его сподвижники сказали «Аминь!», тогда
оба — Варка и Гульшо — восстали из могилы. И заключил про­
рок своим благочестивым словом межу ними брачный договор,
отдал их друг другу.
Пусть же господь так же, как он исполнил их желания, ис­
полнит желания всех мусульман.
Так рассказывают, а кто видел?
16. Наджма

В один прекрасный день Мир Наджмаддин, предводитель
курдов1, погрузил в Ширазе товары и отправился с караваном
в Лар. Пришел он в Лар, разгрузил своих верблюдов и устроил­
ся там на ночлег, а на следующий день утром говорит своему
сыну Наджме, который был вместе с ним:
— Наджма, пойди-ка на базар, купи товаров, чтобы отвезти
в Шираз.
Наджма пошел на базар вместе с одним из рабов. Пошел на
базар, ходит туда-сюда, смотрит — стоит медресе. Подошел он
к дверям, заглянул в щелочку и увидел, что среди учеников си­
дит девушка. Девушка, каких нигде не сыщешь, девушка, каких
одна на тыщи: легкость ветерка в изящном стане, взгляд — как
будто у китайской лани; как фисташка, губы чуть раскрыты,
кудри шелковые кольцами завиты, сто красот у ней и тысяча
достоинств. Стоит шаг студить ей — все в восторге перед нею
тотчас замирает, лишь на мир посмотрит — он немедля за себя
стыдиться начинает. Не одним сердцем, но тысячью сердец влю­
бился в нее Наджма и с самого утра до вечернего намаза про­
стоял под дверью. А когда наступила пора вечернего намаза,
Наджма вернулся к своему отцу. Они поужинали, и Мир Надж­
маддин спросил у сына:
174

— Сын мой, почему ты не купил товаров?
Тот ответил:
— Отец, все, что есть в Ларе, есть и в Ширазе.
А отец говорит ему:
— Сынок, но ведь здесь эти товары дешевы, а там дороги,
мы можем здесь купить дешево, отвезти туда и продать их там
за хорошую цену.
Наджма отвечает:
— Ну ладно, завтра я пойду и куплю все, что ты прика­
жешь.
Прошла ночь, а наутро Наджма снова взял с собой раба,
сто туманов денег, пошел на базар, походил по базару тудасюда — и снова пришел к тому же медресе. И снова до вечер­
него намаза созерцал красоту девушки. А когда настала пора
вечернего намаза, он опять пришел к отцу с пустыми руками.
Отец увидел, что и сегодня Наджма вернулся с пустыми ру­
ками, и говорит:
— Наджма, сынок, где же твои товары?
А Наджма отвечает:
— Отец, сегодня я тоже ничего не купил.
Тогда отец спрашивает:
— А где же ты был?
— Да так, нигде,— отвечает Наджма.
Отец взял кнут, вытянул кнутом раба, что ходил вместе
с Наджмой на базар, и говорит ему:
— Ну-ка, говори, куда он каждый день ходит, почему не по­
купает товары?
А раб говорит:
— Господин, за что ты бьешь меня? На базаре есть медресе,
твой сын каждый день ходит и простаивает у двери с утра до
вечера, заглядывает в класс через щелку, так что шею себе чуть
не свернул.
Мир Наджмаддин говорит тогда Наджме:
— Сынок, ты столько учился, и все тебе мало?
Тот отвечает:
— Отец, тут другим наукам учат, отдай меня тут в школу,
я хочу здесь поучиться.
— Очень хорошо, завтра я тебя отдам в школу,— ответил
отец.
Прошла ночь, наступило утро. Мир Наджмаддин взял своего
сына Наджму и отвел его к мулле. Сказал мулле:
— Вот мой сын, учи его, ладно? Но только так учи, чтобы
он тебя в науках превзошел!
Ну и дал мулле сто туманов. Потом нашел старушку, чтоб
175

ухаживала за Наджмой — стирала ему одежду, варила еду, дал
этой старушке денег и сказал:
— Не обижай Наджму, смотри за ним как следует.
И Наджма остался в Ларе, а Наджмаддин закончил свои
торговые дела и отправился из Лара в Шираз.
Теперь оставь его и немного послушай о Наджме.
Наджма начал учиться в медресе. Сегодня сидит рядом с
одним мальчиком, завтра — рядом с другим, и так мало-помалу
оказался рядом с той девушкой, в которую был влюблен. Сидит
с ней рядом так, что коленями они касаются друг друга.
А мулле сказал:
— Я отстал от других, а эта девочка мне хорошо помогает,
объясняет мне уроки.
Й вот ведь, брат мой, до чего дошло: когда все дети расхо­
дились из медресе по домам, старуха приносила Наджме в мед­
ресе еду, а девушке тоже приносили еду с царской кухни —
ведь она была царская дочь. Они ставили все, что им принесли,
между собой, и он клал кусочки в рот девушке, а девушка кла­
ла кусочки в рот юноше. Поедят они и начинают играть, рез­
виться на подушках. А когда наступала пора разойтись по до­
мам, Наджма целовал девушке руки, а она ему — ноги.
Но любовь их была целомудренной и чистой.
Вот так все и было, пока одинплешак — будь он проклят! —
не подглядел за ними и не увидел, как они ласковы друг с дру­
гом. Увидел он, как принесли ужин с царской кухни и они по­
ставили его между собой и как Наджма стал класть куски в рот
девушке, а она — в рот Наджме. А потом, когда поели, резвят­
ся, играют друг с другом, возятся, катаются клубком от одной
стены комнаты к другой. А потом Наджма целует руки девуш­
ке, а девушка целует Наджме ноги — и они расстаются.
Увидел это плешак, пошел и сказал мулле:
— Мулла, не сегодня-завтра дело дойдет до того, что тебе
уши обрежут — Наджма завел шашни с царской дочерью.
Услышал эти слова мулла, ударил плешака по лицу и го­
ворит:
— Эй ты, поганый плешак, таких мерзостей, как сегодня,
чтобы я от тебя не слышал —- иначе тебе несдобровать!
А плешак отвечает ему:
— Ну ладно, сегодня ты меня ударил по лицу, посмотрим,
чем завтра дело кончится.
Прошло дней десять-пятнадцать, и вот однажды сам мулла
решил проверить слова плешака: а вдруг тот говорит правду,
что тогда делать?
Спрятался в укромном месте и увидел, что действительно,
176

когда принесли еду, юноша и девушка доставили ее между со­
бою. Девушка стала класть куски в рот Наджме, Наджма кла­
дет куски в рот девушке; потом играют друг с другом, чуть не
в клубок свиваются, как змеи, катаются по комнате от одной
стены до другой.
Увидел это мулла, пошел к себе домой и думает: «Что же
делать?» Сел и написал Наджме письмо от имени отца: дескать,
если ты даже держишь в руках чашу с водой — немедленно по­
ставь ее, приезя«ай скорее, я тяжело болен. Приезжай во что бы
то ни стало, чтобы не вышло так, что встретимся мы с тобою
только в судный день.
Написал письмо, пошел к резчику, что изготовляет печати,
заказал у него печать с подписью Мир Наджмаддина, поставил
эту печать на конверте, спрятал конверт за пазухой и на сле­
дующее утро явился в школу. Начался урок, полчаса или около
того дети провели за уроками, а потом мулла сказал:
— Дети, помолчите немного, тут для Наджмы пришло
письмо.
Мулла вытащил из-за пазухи письмо и дал его Наджме.
Наджма вскрыл конверт, вытащил письмо и начал читать, и у
него полились слезы.
И Наджма решил отправиться в Шираз.
Кончился урок, и, перед тем как уйти, Наджма взял калам
и написал свое имя на дверях медресе. И сказал такие стихи —
послушай-ка, что он говорит:
На дверях вот этого покоя
Я оставил завещание такое:
«Если спросят, где он, вы скажите:
Он решил покинуть зло мирское».
Был в Ларе один караванщик, что собирался отправляться в
сторону Шираза. Наджма пришел к нему вместе с девушкой и
спросил:
— Когда ты отправляешься в путь?
— Сегодня,— ответил тот.
— И тогда Наджма сказал так, обращаясь к девушке:
О звезда, о яркая комета!
Дай дождаться мне дневного света!
Караванщик, задержись хоть на ночь,
Подожди хотя бы до рассвета!
Девушка сказала:
12

Заказ 215

177

— Что поделаешь, будь что будет!
И сложила такие стихи:
На субботу в ночь мой милый в путь спешит,
Будто мраком вечным этот мир покрыт.
Караванщик, сжалься, не спеши уйти,
Не тревожь любимого, ведь он так сладко спит!
А Наджма говорит в ответ:
Как глаза мои от жгучих слез горят!
Как от скорби по тебе они болят!
Дай платок мне, им глаза я повяжу,
Может, их платка излечит аромат.
Так или этак, уговорили они караванщика, чтобы он отло­
жил свой отъезд на следующий день. В полдень Наджма соб­
рался и стал прощаться с возлюбленной.
В полдень наш Наджма верблюдов нагрузил,
На подругу посмотрев, лишился сил.
Опьяненные глаза струили слезы,
Ими он платок атласный оросил.
Девушка сказала:
В полдень от меня уходит милый,
Без него мне жить не хватит силы.
Как стерплю я горькую разлуку?
Как мне справиться с судьбой моей унылой?
Наджма отвечал девушке:
Ах, кто подобно мне без памяти влюблен,
Тот словно бы клинком булатным в грудь пронзен,
Клинком булатным с рукояткою жемчужной.
Но тише! Ночь услышит скорбный стон!
Ах, кто подобно мне без памяти влюблен,
Как амулет, любви примету носит он.
Вот что сказал страдающий влюбленный:
«Тот, словно раб, навеки заклеймен».
И снова заговорила девушка:
178

Принеси Коран мне: я узнать готова,
Что хорошего сулит он, что плохого.
Пусть врагом мне станет божье слово,
Если я возьму возлюбленным другого.
Если я нарушу договор с тобой,
Пусть неведом будет мне тогда покой.
Пусть врагом мне станет божье слово,
Если станет мне возлюбленным другой.
А ревнивый Наджма ответил ей:
Что за дело мне, что перстень ты надела?
В сердце сто других — а мне-то что за дело?
Грудь твоя — как будто два граната.
Что за дело мне до тех гранатов спелых?
А девушка ответила ему:
Перстень на руку надела — это только для тебя,
Сто вздыхателей несмелых — сердце только для тебя,
Знаю, грудь моя подобна двум гранатам сочным,
спелым,
Но гранаты эти спелы не для них, а для тебя.
И еще она сказала:
Дважды на одном пути я взываю: горе, горе!
Мой возлюбленный уходит, я страдаю. Горе, горе!
Я шатер снимаю свой, я обрезала веревки,
Я летовку покидаю, горе мне, о горе, горе!
Они обменялись перстнями, девушка осталась, а Наджма от­
правился в путь к Ширазу.
Несколько суток караван шел, и вот однажды они остано­
вились на привал. Возле дороги был источник. Наджме захо­
телось пить, он подошел к источнику — и тут ему вспомнилась
его возлюбленная, и он сложил такие стихи:.
Из источника воды бы я напился,
Как в улыбке мой от жажды рот скривился!
Только разве станет пить такую воду
Тот, кто губ ее рубином насладился?
Ушли они оттуда и снова шли, шли, наконец увидели, что
в поле стоят два белых шатра, из одного из них вышла девушка
179,

и идет Q кувшином на плече за водой. Увидел эту девушку Над­
жма, вспомнил опять о своей возлюбленной и снова сложил
стихи:
Я к источнику пришел воды напиться —
Мне моя возлюбленная мнится.
Я смотрю, и плачу, и вздыхаю,
Трепещу как обезглавленная птица
Ушли они и оттуда. И наконец достигли Шираза. Когда они
пришли в Шираз, Наджма увидел, что отец его вовсе не болен,
здоровее, чем раньше был. А мать — и того лучше. Увидел это
Наджма и от любви к девушке лишился чувств.
Пусть себе Наджма лежит без чувств, а ты послушай теперь
о девушке.
Девушка забросила школу, ушла из дому и поселилась в
замке на дороге, что ведет из Лара в Шираз. Каждое утро она
берет в руки подзорную трубу и смотрит: не появится ли ка­
кой-нибудь путник на ширазской дороге, чтобы расспросить его
о Наджме. И ни о чем другом она думать не может.
Теперь это оставь, а послушай о том, что у девушки был
двоюродный брат, звали его Фалишт-ага. Фалишт-ага был дав­
но влюблен в свою двоюродную сестру, но знал, что она любит
Наджму.
И он провозгласил:
— Если найдется кто-нибудь, кто сможет заставить девуш­
ку забыть о Наджме, я дам ему столько золота, сколько он сам
весит.
Нашлась одна старуха, она пришла к нему и сказала:
— Дай мне бегового верблюда, быстрого, как ветер, и я сде­
лаю так, что девушка разлюбит Наджму.
Ну, этот проклятый Фалишт-ага нашел старухе такого
верблюда. Вечером старуха села на верблюда и поехала по ши­
разской дороге. Ехала так до утренней зари, а наутро поверну­
ла обратно и поехала в Лар.
А девушка там, у себя в замке, встала утром рано, соверши­
ла утренний намаз, взяла подзорную трубу и стала смотреть на
дорогу.
Видит: бежит по дороге верблюд, на нем всадник. Увидела
она это и говорит служанке:
— Служанка, пойди посмотри туда, там едет всадник на
верблюде. Пусть он остановит здесь своего верблюда и привя­
жет его возле дома. А потом пусть приходит ко мне, у меня есть
к нему дело.
180

Ну и вот, рлужанка пошла, села возле дороги и сидела, пока
не подъехала старуха. Служанка сказала ей:
— Мир тебе!
И старуха ей ответила:
— И тебе мир!
И тогда служанка говорит:
— Матушка, послушай меня!
— Ну что тебе? — отвечает старуха.
— Бабушка,— говорит,— царская дочь просит тебя на часок
пожаловать к ней.
Та отвечает:
— Внученька, я устала, измучилась, лучше бы мне ехать
дальше, чтобы скорей добраться до дому.
Служанка в ответ на это говорит:
— Хоть ты и устала, хоть и проголодалась, а все же она
царская дочь, и лучше бы тебе зайти к ней,
— Ну уж эта царская дочь! — говорит старуха.— Житья от
нее нет!
Слезла старуха на землю, крепко привязала верблюда и,
опершись на посох хитрости, пошла к царской дочери. Когда
она вошла, девушка курила кальян. Увидев старуху, поздорова­
лась с ней, услышала от нее ответ и говорит:
— Матушка!
— Ну что? — откликается та.
— Откуда ты идешь?
— Я возвращаюсь из хаджа.
— Очень хорошо,— говорит девушка,— значит, ты идешь из
Мекки. А по какой дороге ты приехала?
— Я приехала по ширазской дороге.
— А в самом Ширазе ты была?
— Да,— говорит старуха.— Одну ночь я провела в Ширазе.
— Ну и что ты слышала в Ширазе, какие там новости?
— Внученька,— отвечает старуха,— никаких таких ново­
стей там нет. А вот только есть там, говорят, один человек по
имени Наджма, так ему якобы чин старосты пожаловали, он
решил жениться, ну и по этому поводу праздник, весь город ос­
вещен и украшен.
И как только она это сказала, девушка уронила кальян, что
был у нее в руке, и сложила такие стихи:
В миг, когда о кознях милого узнала,
Выскользнул кальян, что я в руках держала.
Сам кальян — хрустальный, а чубук жемчужный.
Желтым, как янтарь, стал мой румянец алый.
181

И еще девушка сказала:
— Матушка, старушка, да буду я жертвой языка твоего,
что говорит такие приятные вести! Высунь-ка язык свой, чтоб
я могла его поцеловать!
Ну и старуха, предвкушая удовольствие, высунула язык; а
у девушки в рукаве была бритва, она вынула бритву, отрезала
старухе бритвой язык у самого корня и отшвырнула в сторону.
И говорит:
Я старухам отрезаю языки,
Я болтуньям отрезаю языки,
Превратится пусть твоя могила в прах,
Не копайся ты в чужих делах!
А потом сказала служанкам:
— Ну чего вы стоите, возьмите эту потаскуху и вышвыр­
ните ее вон!
Две служанки взяли старуху за руки, две другие — за ноги
и вышвырнули из замка. Так шмякнули об землю, что живого
места у ней не осталось.
И девушка сложила тут такие стихи:
По заслугам в беду ты попала, старуха,
Длань господня тебя покарала, старуха,
Вот слова, что тебе скажет всякий влюбленный:
Чтобы в ад кувырком ты упала^ старуха!
А проклятый Фалишт-ага смотрит на это и видит: ну и ну,
старуху вышвырнули из замка.
Подумал: «Ну, это они зря пролили кровь».
И вот наступил вечер, и в ту же ночь велел он унести оттуда
труп старухи, и сам ушел оттуда. Не удалось ему оклеветать
Наджму.
Ну а девушка так же, как и раньше, ждала на ширазской
дороге, все смотрела: не идет ли кто из Шираза, чтобы спро­
сить его, как там Наджма.
Ну, теперь это оставь и послушай о том, что услышала де­
вушка. А девушка услышала о том, что некий купец собирается
из Лара поехать в Шираз торговать.
Девушка послала свою служанку к купцу: мол, скажи ему,
чтобы он пришел ко мне.
Служанка пошла к купцу, сказала ему:
— Мир тебе!
Тот ей ответил, а потом спросил:
182

— Чего ты хочешь, служанка?
— Моя госпожа потребовала тебя к себе: дескать, мне надо
с ним поговорить,— отвечает служанка.
Ну, и после этого купец отправился к царской дочери.
А царская дочь протянула занавеску, сама сидит за занавеской,
купец сидит по эту сторону занавески на стуле — и так они бе­
седуют.
Девушка спрашивает:
— Эй, таджир-баши! Вот ты поедешь в Шираз, какую ты
от своей поездки получишь прибыль?
Он отвечает:
— Госпожа, прибыль моя будет, ну, тысяча туманов.
Девушка говорит:
— Эту тысячу туманов — прибыль твою — я тебе возмещу,
а ты с собой товар не бери. Я дам тебе еще сто, или двести, или
триста туманов, и ты открой там, в Ширазе, приют для стран­
ников. А вокруг этого дома обведи арык, пусть в этом арыке
всегда будет вода. И на пол в приюте брызгай водой, чтобы он
был всегда влажным. Есть там в Ширазе один человек, его зо­
вут Наджма. Три у него есть приметы, по которым ты его мо­
жешь узнать. Во-первых, если в арыке будет даже совсем не­
много воды, он, когда будет переступать через арык, замочит
себе одну ногу, а другая у него останется сухой. Во-вторых,
если пол будет хоть немного влажным, он на него не сядет, а
обязательно сначала под себя что-нибудь подложит. Это две его
"приметы, а третья — та, что он никогда не ест еду горячей,
всегда дает ей сначала остыть. Если ты увидишь, что у когонибудь из странников есть эти приметы, подложи ему в пищу
этот перстень — а дальше уж не твоя забота.
— Очень хорошо,— ответил купец. Положил себе в хурджин тысячу триста туманов и пошел к себе домой. Тысячу ту­
манов отложил, а триста оставил в хурджине.
А у него был очень хороший конь. Он сел верхом на этого
коня, повернулся спиной к городу, лицом к белому свету и по­
ехал, распевая песни.
Ехал так, ехал, пока не достиг Шираза. В Ширазе сошел с
коня, нанял четверых-пятерых рабочих, велел выкопать арык,
обвести его вокруг того места, где он расположился, пустил в
него воду. Потом велел построить стены, сложить очаг. Нашел
поваров, купил мяса, риса; повара сварили плов, и он принялся
всех угощать во имя господа, всех, кто ни пожелает, и так с
раннего утра и до позднего вечера 2. Но человек с теми приме­
тами, что говорила девушка, так и не появился.
На следующий день он опять угощал всех с утра до вече183

pa — но опять Наджма не пришел. На третий день он подумал:
«Ну, сегодня опять буду кормить пловом всех, кто пожелает.
Ну а уж если сегодня ничего не выйдет — тогда уйду отсюда».
А на третий день мать Наджмы пришла к нему и сказала:
— Наджма, сынок! Вот уже три дня, как здесь один чело­
век раздает бесплатно пищу во имя господа, пойди, поешь не­
много его богоугодного угощения; может быть, господь снизой­
дет к твоему горю, и ты избавишься от своей скорби.
Наджма на это говорит:
— Матушка, у меня и сил нет, мне не дойти туда.
— Возьми посох и ступай себе потихоньку, опираясь на по­
сох,— отвечает мать.
Ну что делать! Взял Наджма посох, накинул на плечи плащ
и потихоньку, полегоньку идет себе к тому приюту для стран­
ников.
А купец сидит там на стуле и смотрит, кто приходит, кто
уходит, чтобы не пропустить Наджму.
Видит: идет юноша бледный, с увядшим лицом, едва ногами
переступает.
Думает: «Ну, если богу не угодно будет, чтобы я ошибся, —
это, наверно, Наджма».
А Наджма, чтобы переступить через арык, снял одну туф­
лю — и ступил так, что одну ногу замочил, другая сухая оста­
лась.
Перешел он через арык, а купец думает: «Ну вот, это одна
примета».
Наджма вошел внутрь, увидел, что пол побрызган водой,
снял с плеча плащ, бросил его на* землю и сел. Купец подумал:
«Видит бог, это еще одна примета».
Когда подошел к нему за кушаньем один простой человек —
ну пусть его зовут хотя бы Исмаил 3 — сказал ему:
— Это вам вдвоем с тем юношей, скажи ему только, чтобы
он ел поскорее. Потом расскажи мне, что он тебе говорил.
Ну, а Исмаил говорит ему:
— Я знаю этого юношу, это сын Мир Наджмаддина, он не
будет есть горячий плов.
А купец настаивает на своем:
— Ты все-таки пойди и скажи ему то, о чем я тебя просил,
послушай, что он скажет.
Ну, и после этого Исмаил пошел и говорит Наджме!
— Это нам с тобой на двоих.
А Наджма не прикасается к еде.
—- Наджма, поторопись,— говорит Исмаил.— Мне надо
идти, меня ждет работа. Если я не успею, туго мне придется.
184

Наджма отвечает:
— Ну если тебе надо уходить, ешь свою половину, а мою
долю оставь, пусть она остынет. Остынет — тогда я ее съем.
Купец услышал, что говорит Наджма, подмигнул Исмаилу
и говорит:
— Исмаил, забирай еду, ешь сам. А ему я положу отдельно.
Исмаил подвинул блюдо к себе, сложил пальцы щепотью,
начал есть, в два счета прикончил весь плов и ушел. А купец
снова положил Наджме плова, а внизу, под пловом, спрятал
перстень, что дала ему девушка. Пришел и поставил перед Наджмой.
Наджма ест плов,, а купец стоит перед ним. Плов остыл,
Наджма по зернышку, по зернышку, потихоньку, помаленьку
ел и ел, ел и ел, пока наконец не попался ему перстень. Он об­
тер перстень, посмотрел на него — ага, это его собственный пер­
стень, тот, что был у его возлюбленной. И тут сердце Наджмы вскипело, и он сложил стихи. Послушай, что он сказал:
Цветок из рук любимой в своей держу руке,
Душа моя в смятенье, я словно дичь в силке,
То я его целую, то глаз своих касаюсь...
Неужто весть от милой, от той, что вдалеке?
А купец ответил ему, повторяя слова девушки:
О коварный! Ты давал мне вечной верности обет,
От тебя же ни привета, ни вестей отрадных нет.
В медресе любви твоей я по-прежнему страдаю,
Ты урок мне задал трудный и не выслушал ответ.
Наджма говорит:
Я влюблен, и разум я теряю,
Беспрестанно плачу и стенаю.
«Не могу забыть я о любимой!» —
Вот слова, что вечно повторяю.
Купец сказал тогда:
Тот, кто любит страстно, всем заметен станет:
Пересохли губы, и глаза в тумане.
Ты назвать бы мог влюбленного безумным —
Впрямь безумен он: ведь страсть рассудок ранит.
185

А Наджма отвечает:
Вот уже три года, как меня от милой
Горькая судьбина оторвала силой.
То в надежде сладкой в небесах витаю,
То тисками сдавлен я тоски унылой.
Купец говорит:
Тот, кто сильно любит, тот не знает страха,
Храбрецу не страшны ни тюрьма, ни плаха.
Тот, кто сильно любит, словно волк голодный:
Волк не убоится грозной плети взмаха.
Ну вот, после этого купец закрыл свой приют, собрал все
вещи и пустился в путь.
А Наджма пошел к себе домой. Когда он шел из дома, едва
плелся, а когда домой возвращался — резвился и прыгал слов­
но лань.
Пришел к матери и говорит ей:
— Матушка, испеки мне сахарный калач, завтра я отправ­
люсь на охоту.
На следующее утро она испекла ему сахарный калач. Он
оседлал коня, туго затянул подпругу — так туго, что конь из­
дал глубокий вздох. Приторочил хурждин, взял много денег —
по весу легких, по цене тяжелых, наполнил ими одну суму
хурджина, в другую положил калач. Сел верхом и поехал.
Распевал любовные песни и так нахлестывал коня, что вы­
ехал утром, а к ночи почти достиг Исфахана. Доехал туда, где
возле Исфахана есть бассейн.
Там конь его припал к воде, стал пить и столько выпил, что
брюхо у него лопнуло.
Наджма снял с него седло, положил в одну сторону, тот ко­
вер, что служил потником,— в другую и сложил такие стихи:
Я пустился утром из Шираза в путь.
Иноходцу не дал по дороге отдохнуть.
К ночи я достиг бассейна в Исфахане
И молю и плачу: сжальтесь кто-нибудь!
А после этого он подумал: «Когда был маленьким — я хо­
дил пешком».
Прошел пешком десять, двадцать, может быть, пятьдесят
шагов и стер себе ноги.
186

Тут он подумал: «Когда я был маленьким, я, бывало, ползал
па четвереньках».
Прополэ немного по дороге — стер себе ладони. Подумал:
«Когда я был маленьким, я, бывало, перекатывался с боку на
бок».
Два-три раза перевернулся с боку на бок — камни ему намя­
ли бока, и он не смог двигаться дальше и лежал недвижимо.
Лежал он так, и тут повеял ветерок. И он подумал: «Пошлю-ка
я с этим ветерком весть своей возлюбленной».
И тут он сложил такие стихи:
Я каламом тайным на бумаге невидимой
Написал бы нежное письмо своей любимой,
Чтобы у возлюбленной терпенье неиссякло,
Чтоб меня не бросила в степи необозримой.
И пока он это говорил, наступила ночь.
А вокруг ни воды, ни жилья, ни голоса не слышно мусуль­
манского, ни дороги, ни луны — ничего не видно. И тут Наджма
воззвал к божьему чертогу и сложил такие стихи:
О господи! Яви хотя бы лунный свет!
С пути я сбился, потерял дороги след.
С пути я сбился, я один в пустыне,
Того, кто б указал мне путь, со мною нет.
Прошло какое-то время, и видит Наджма, что какой-то во­
рон с карканьем летит в сторону Лара. Наджма подумал: «По­
шлю-ка я с этим вороном весточку в Л ар». Он сказал, обра­
щаясь к ворону:
О черноглавый ворон, в Лар скорей лети,
И если спросит, где меня найти,
То Лара повелителю скажи: «Он умер,
Готовьте саван для последнего пути».
И только он это сказал, творец всей вселенной внушил по­
велителю правоверных 4: дескать, вот, раб мой погибает в пус­
тыне, найди его и помоги.
И повелитель правоверных — да стану я его жертвой! —
разыскал в пустыне Наджму и стал у его изголовья. Наджма
открыл глаза и увидел, что возле него стоит всадник, одетый
в зеленое 5, на сером коне. И сложил такие стихи:
187

От несчастий и горя болит у меня голова,
Но несчастья и горе мое для тебя — трын-трава:
Резво скачет твой серый скакун под тобою,
Что тебе до того, что пешком ковыляю едва?
Тогда повелитель Правоверных сказал:
— Вставай, у тебя ничего не болит.
Наджма отвечает:
— Нет, господин мой, я не могу пошевелиться.
Тогда повелитель правоверных протянул свой кнут и ска­
зал:
— Держись за кнут.
Наджма взялся за кнут, поднялся и чувствует: ни руки у
него не болят, ни ноги. Ничего у него не болит. А повелитель
правоверных — да стану я его жертвой! — посадил его сзади
себя на коня, велел ему закрыть глаза и говорит:
—- Сложи несколько стихов про моего коня!
Послушай-ка, какие стихи сказал Наджма:
Серого коня по холке я поглажу,
Как я с сердцем, полным скорби, слажу?
Если серый конь домчит меня до цели,
Тело маслом розовым ему намажу.
И еще так сказал Наджма:
Конь ты мой гривастый, конь мой легкокрылый,
Ты скачи быстрей, быстрее, что есть силы.
Ты скачи быстрей во мраке черной ночи,
В Лар меня доставь к моей подруге милой.
Как тебя, о серый конь мой, я взлелею!
Для тебя дворец построить я сумею,
Если утром ты меня домой доставишь,
Сам украшу ожерельем шею.
Конь мой серый, резвый, с чепраком прекрасным,
Конь с уздой булгарскою 6 и седлом атласным!
Ты скачи скорей, домчи меня к любимой,
Не томи меня страданием напрасным.
В мгновение ока конь.домчал их до места, осталось только
переехать мост — а там дворец девушки.
Наджма сложил тут такие стихи:
От бассейна в Исфахане и до этих самых вод
Землю щедро оросил скакуна Дульдуля пот,
188

И Али благословенные виднеются следы,
Здесь бессчетными цветами вся дорога зарастет.
Повелитель правоверных сказал Наджме:
— Ну вот, мы и приехали.
— Но я успел сказать только пять-шесть стихов,—говорит
Наджма.
— Нет,— говорит он,— мы уже достигли места.
И тогда Наджма слез с коня. Слез с коня, и повелитель пра­
воверных — да буду я жертвой за него! — тоже сошел с коня и
говорит:
— Подержи коня, я прочитаю два. раката намаза.
Наджма взял под уздцы коня, а повелитель правоверных —
да буду я за него жертвой! — совершил омовение, обвел вокруг
себя черту, положил на эту черту свой меч Зульфикар и стал
читать молитву.
Он читает молитву, а Зульфикар превратился в двуглавого
дракона и улегся вокруг того места, где он читает намаз, и
шипит.
Наджма думает: «Это, конечно, пир и пророк. Пока я не до­
стигну цели, я его не оставлю».
Когда он кончил читать намаз, Наджма бросился ему в ноги
и сказал:
— Господин, я не уйду, пока ты не благословишь меня.
Тот ответил:
— Ступай, я тебя благословил; много придется тебе пере­
нести тягот и лишений, но в конце концов ты достигнешь цели.
Сказал это и скрылся из глаз, исчез.
И Наджма увидел, что возле дороги стоит замок. Наджма
подошел к стенам этого замка, расстелил на земле свой коврик,
положил хурджин, лег на коврик, головой на хурджин — и за­
снул.
Пусть он спит, а ты послушай несколько слов о девушке.
Девушка встала со своего места, взяла кувшин, совершила омо­
вение, помолилась, взяла подзорную трубу и стала смотреть на
дорогу в сторону Шираза: не появится ли кто-нибудь на дороге
из Шираза, чтобы она могла у него разузнать о Наджме. Опу­
стила подзорную трубу вниз и видит: под стенами замка, рас­
тянувшись, спит Наджма.
И тут девушка сложила такие стихи — мол, если Наджма
их услышит, он проснется:
Хоть и запылился твой кафтан в дороге,
Износилась обувь, в кровь растерты ноги,
189

Ты — мри царь, и власть твоя не стала меньше.
Сядь со мной, забудь про свой наряд убогий.
Наджма не проснулся. Солнце ударило в лицо Наджме, и
снова вспыхнуло сердце девушки, и она вновь сложила стихи,
подумав: «Ну-ка, попробую я его обругать, может быть, тогда
он проснется».
Верно, порожден ты шлюхою простою,
Коли думаешь, что я тебя не стою.
Пусть в последний день — восстания из мертвых —
Зной и солнце не дадут тебе покою.
Наджма проснулся, услышал эти слова и подумал: «Я с тру­
дом сюда доплелся, пришел, а она меня обругала. Не иначе как
нашла себе кого-нибудь другого».
Взял он свой хурджин и коврик и отправился в путь по на­
правлению к дому старушки-матушки.
Девушка посмотрела — да, он ушел. Подумала: «Не может
быть, чтобы это был кто-то другой, сложу-ка я еще стихи. Если
это Наджма, то он вернется сюда». И сказала:
Ради дома твоего7 готова с сердцем я расстаться,
Я цветком душистым нежным не устану любоваться,
Боже, тотчас пусть глаза мои ослепнут: как могла я
Не узнать Наджму — то он был, в этом трудно сомневаться.
А Наджма идет и идет. И тогда она сказала так:
Ты меня покидаешь, краса моя? Стой, не спеши!
Я открою тебе сокровенные тайны души.
Сам подумай: могу ли тебе изменить я
И забыть о тебе, о возлюбленный, сам ты реши!
А Наджма все идет и идет. И она опять говорит:
Ты не слышишь, краса моя, страстный упрек,
Цвет лица, моего пожелтел и поблек.
Почему ты словам моим верить не хочешь?
Почему ты, любимый, со мной так жесток?
Нет, не оборачивается Наджма на ее зов, уходит. И тогда
она решила: «Верно, это не Наджма».
Вернулась домой, смотрит: служанка еще спит. Ударила
190

служанку ногой, служанка пробудилась от сладкого сна и го­
ворит:
— Милая госпожа, за что ты бьешь меня? Мне приснилось,
будто Наджма пришел, а ты гневаешься!
— Эй, служанка,— сказала девушка,— пойди посмотри-ка
в доме старушки-матушки, если увидишь, что Наджма пришел,
то гляди: у меня на шее ожерелье, цена которого равна цене
этого города,— я подарю его тебе.
Служанка ушла оттуда, пошла в дом той старушки, смот­
рит: и вправду Наджма там. Перед ним чайник и пиала,, он си­
дит и пьет чай.
Было у служанки две ноги, еще две она взяла взаймы и по­
бежала к девушке. Сказала ей:
— Госпожа, твое ожерелье теперь мое. Наджма сидит в до­
ме у той старушки и пьет чай.
Тотчас девушка сняла с себя ожерелье и отдала служанке.
Велела приготовить самые лучшие кушанья и послала их со
служанкой, сказав:
— Отнеси и поставь их перед Наджмой, пусть Наджма по­
ест, а потом приходит.
— Очень хорошо,— ответила служанка. Взяла кушанья и
пошла, видит: да, это Наджма сидит и пьет чай.
Она вошла и поставила кушанья перед Наджмой. Наджма
взял блюдо и швырнул его об стену; блюдо разлетелось на мел­
кие куски. Он сказал.
— Ты что, думаешь, что я так голоден, мне так нужна еда
от этой девушки? Я сюда еле-еле приплелся, чего только не на­
терпелся, а она присылает мне; еду со своей служанкой!
Служанка вернулась ни с чем. Пришла к своей госпоже и
говорит:
— О госпожа! Наджма взял твою еду и швырнул об стену
так, что .блюдо разлетелось на мелкие кусочки.
А та говорит:
— Да буду я жертвой кудрей Наджмы, видно он на меня
гневается.
Сделал она яичницу из десятка яиц, завернула вместе с хле­
бом в платок, положила на блюдо. На руки надела браслеты,
закрыла белым головным платком лицо до самого пояса и отпра­
вилась в путь — пошла своей изящной походкой, подошла к
дому.
Взгляд Наджмы упал на девушку, видит: идет его возлюб­
ленная. В руке у нее блюдо, на запястьях — браслеты и идет
закутанная в белый платок.
И тогда он сложил такие стихи:
191

Блюдо девушка в руках держала,
На лицо накинув покрывало.
Видел я, как золото браслетов
На запястьях у нее сверкало.
Она поставила еду между собой и Наджмой, и они начали
есть. Наджма кладет кусочки в рот девушке, девушка — в рот
Наджме. Поели они, и девушка говорит:
— Наджма, есть такой-то сад в Ларе, завтра я приду в этот
сад, ты приходи тоже.
— Очень хорошо,— отвечает Наджма.
Девушка вернулась к себе в замок, ночь провела в зам­
ке, а наутро пришла в тот сад. Пошла в сад и сказала са­
довнику:
— Садовник, тут придет один человек, ты не открывай ему
ворот сада, пока он не сложит стихов об этом саде.
Пришел Наджма, видит: ворота сада закрыты. Что он ни
делал — открыть не мог. Отчаявшись, сложил он такие стихи:
Вижу: замкнута высокая ограда,
Сяду я, поджав колени, возле сада,
Словно соловей, я петь и щелкать буду,
Отвори мне дверь! Иль ты не рада?
А она ответила ему:
Ты не пой, как соловей, не надо,
Видишь: замкнута высокая ограда.
Разве знаю я, что завтра с нами будет?
Казнь нас ждет иль царская награда?
И тогда Наджма снова сказал:
Сердце тебе я вручил — и это не грех,
Душу тебе я открыл — и это не грех.
Где твой садовник? Ему прикажи ты,
Чтобы мне дверь отворил — ведь это не грех!
И тогда садовник открыл ворота сада, а девушка сказала
такие стихи:
Милый, на твои колени голову я положу,
Я букет цветов весенний пред тобою положу.
Собрала цветов так много, что с собой не унести...
Душу в жертву без сомнений для тебя я положу.
192

Наджма вошел в сад, сел вместе с девушкой, они поели. По­
том взялись за руки и пошли гулять по саду.
А теперь оставь их и послушай, как проклятый Фалишт-ага
пришел в сад и увидел, что девушка и Наджма гуляют вместе.
Тайком взял одну туфлю Наджмы, одну туфлю девушки —
они оставили свои туфли там, где вместе сидели,— побежал к
царю и говорит:
— О несчастный! Наджма вместе с твоей дочерью сейчас гу­
ляет по саду.
Служанка царевны видела, как приходил Фалишт-ага, тот­
час побежала и донесла своей госпоже:
— Госпожа! Проклятый Фалишт-ага пришел, схватил одну
твою туфлю, одну туфлю Наджмы и отнес царю.
И тут Наджма произнес такие стихи:
Я ходил по лугу, обошел весь сад,
Ярким и душистым я цветам был рад.
Не успел я садом всласть налюбоваться,
Как из-под земли явился мерзкий гад.
А девушка говорит:
— Наджма, мне надо идти, чтобы потом не пришлось нам
обоим раскаиваться.
Наджма отвечает ей:
— Иди куда хочешь, но я никуда не пойду. Я не хочу Оыть
трусом.
И девушка ушла, а Наджма остался.
Теперь послушай несколько слов о проклятом Фалишт-аге,
который пошел к царю и жаловался ему.
Был у царя палач, звали его Батташ. Царь сказал ему:
— Батташ, иди и приведи сюда Наджму.
Батташ пошел в сад, чтобы выполнить царский приказ.
Наджма увидел, что идет к нему царский палач, и сложил
такие стихи:
Брат мой пришел, брат мой Батташ пришел,
Словно из пламени искра, стремительно он подошел,
Видно, мепя, несчастного, хочет Батташ казнить —
Голубь в силке охотника гибель свою нашел.
А Батташ отвечает ему:
Брат, скажи мне правду, окажи мне милость,
Зернышко граната, что с тобой случилось?
Вижу побледнел ты, цвет лица стал желтым,
Что с тобой за горе, брат мой, приключилось?
13

Заказ 215

123

Наджма сказал тогда:
— Брат мой, если бы я не попал в беду, как бы я здесь
оказался?
Палач в ответ:
— Пойдем, тебя требует к себе царь!
Теперь оставь его и послушай про царскую дочь. Она пере­
оделась так, чтобы ее никто не узнал, закуталась в семицвет­
ный платок и уселась возле царского дворца, чтобы посмотреть,
что дальше будет с Наджмой. Видит — Батташ ведет Наджму
во дворец, она тихонько проскользнула следом. Батташ провел
Наджму в дворцовый зал, где царь принимал гостей.
Царь увидел их и говорит:
— Батташ, руби ему голову!
Батташ взял топор, поднял руку — и тотчас рука у него
отнялась. И тут Наджма, обращаясь к царю, сложил такие
стихи:
О повелитель наш, о ты, что правишь нами,
То тихий, как вода, то грозный, словно пламя,
Ты не боишься дня, что непременно будет,
Когда за смерть мою тебя господь осудит?
Ну, и как палач ни пытался убить Наджму — и рукой, и но­
гой, и палицей — ничего не выходит у него.
Поднимет ногу — нога тут же онемеет, поднимет руку —
а рука отнимается, словно от паралича. Короче говоря, не смог
он казнить Наджму.
И тогда царь приказал:
— Отведите его, вздерните на виселицу.
И вот Наджму повели на казнь.
А ты послушай теперь, я расскажу немного о той старушке,
которая приютила Наджму. Когда она увидела, что его ведут
на казнь, она разразилась плачем и произнесла такие слова:
Наджму ведут на казнь, глядит старуха-мать,
Рыдания свои не в силах удержать.
Зачем рыдаешь ты, несчастная старуха?
Ведь мукам суждено любовь сопровождать.
Подумала про себя: «Несчастная старуха, что ты плачешь?
Тот, кто влюблен, тот играет жизнью. Того могут и в темницу
бросить, и казнить! Чего же ты плачешь?»
А царская дочь, увидев, что Наджму повели на казнь, об­
лачилась в доспехи и пошла на площадь. Думает: «Если
194

Наджму будут казнить, я этого не потерплю, всех там пе­
ребью».
А теперь опять послушай про Наджму. Когда его вели по
улицам на казнь, караульщики, что шли с ним рядом, сказали
ему:
— Наджма! А сейчас сложи какие-нибудь стихи!
И Наджма ответил им:
Плененного Наджму хан отвести велит
В собранье, где его любимая сидит,
И просит у него, чтоб песни распевал он.
Но станет ли он петь? Ведь саз его разбит.
Повели его мимо дома, где была высокая надстройка.
В этом доме жил один человек, который недавно женился.
Жена его выглянула из окошка и говорит мужу:
— Это ведут Наджму, я хочу ему что-то сказать.
Муж говорит ей:
— Ничего из этого хорошего не выйдет, ведь Наджма влюб­
лен и не ведает, что творит. Он скажет что-нибудь, на что ты
и ответить не сможешь.
— Ничего, пусть говорит, что хочет,— отвечает женщина.
Высунулась в окно,- кричит Наджме: — Эх, Наджма, разве пе
нашлось какой-нибудь девушки попроще, хотя бы купеческой
дочери, чтобы ты посватался? Влюбился ты в царскую дочь,
а теперь тебя ведут на казнь.
Услышал эти слова Наджма, стал озираться вокруг, потом
поднял голову вверх и увидел, что какая-то девушка выгляды­
вает из окна и кричит ему. И сказал:
О ты, что смотришь так из этого окна,
Одна из тех зевак, кем улица полна!
О, если б только мне твои достались губы —
Как воду пьют в жару, я б выпил их до дна.
Услышал это муж и говорит ей:
— Чтоб тебе пусто было, завяжи углы своего платка! Я,—
говорит,— так и знал, что он что-нибудь такое скажет, про­
клятый!
Ну и вот его привели на площадь. Наджма увидел свою воз­
любленную в доспехах и сказал такие стихи:
О краса моя нежная, вижу твой черный наряд,
Вижу ротик, подобный бутону, и вижу, как очи горят.
Ты надела броню, чтоб сразиться с несчастным Наджмою,
Иль пришла посмотреть, как невинного люди казнят?
195

И вот Наджму раздели и хотят его повесить, но не могут.
Опять ничего не выходит у палачей, как они ни стараются,—
ведь его незримо охраняет повелитель правоверных. И тогда
царь велел:
— Отведите и бросьте его в темницу.
Наджма хочет снова надеть на себя одежду, а одежды нет,
ларские жулики ее украли. И тогда Наджма сложил такие
стихи:
Царь хотел Наджму невинного казнить,
Палачи не знали, как им поступить,
А тем временем Наджмы одежду
Воры под шумок сумели утащить.
И провозгласил:
— Кто бы ни унес мою одежду — принесите, ведь вы опозо­
рили Лар.
Ну, как бы там ни было, принесли ему одежду, он надел
ее на себя. И повели его с площади. А царская дочь — возлюб­
ленная Наджмы — побежала вперед, чтобы посмотреть, куд# его
везут. Видит: возле одного дома какая-то девушка доит корову.
Царевна и говорит ей:
— Девушка, дай-ка мне твой подойник, я подою вместо
тебя корову.
Сама думает: «Тайком подсмотрю, куда Наджму повезли».
И вот Наджму повезли мимо, взгляд его упал на девушку, что
доит корову, а та глаз с Наджмы не сводит, хоть и делает вид,
что корову доит,
И тут Наджма сложил такие стихи:
Наступило утро, стадо вышло из хлевов,
Доят черноокие красавицы коров.
Не коси глазами! Разобьешь подойник,
Если ты моих не станешь слушать слов.
А она ему отвечает:
— Что ты думаешь о подойнике? Позаботься лучше о себе!
И тут Наджма сложил такое двустишие:
Краса моя, с губами как коралл,
Из-за тебя Наджма в тюрьму попал!
И двумя стихами ответила ему возлюбленная:
Я на тебя с надеждою гляжу —
Чтоб выкупить тебя, я серьги заложу.
198

Ну, и Ыаджму отвели в темницу. А у царской дочери была
пара серег. Она отдала их тюремщикам, чтобы те каждый вечер
выпускали Наджму на свидания к ней.
Ну, и они выпускали его каждый вечер, когда смеркалось.
Иаджма уходил в замок к своей возлюбленной — и до утра они
предавались любовным играм и утехам.
Четыре, пять ночей он так приходил, а однажды ночью де­
вушка решила испытать Наджму. Крепко заперла ворота — мол,
посмотрю я, сможет ли Наджма взломать дверь или перелезть
через забор.
Вечером, когда Наджма пришел, он, как ни старался от­
крыть ворота, не смог сделать этого. Не стал он лезть через за­
бор, а сказал из-за ворот такие стихи:
Пусть того умельца покарает бог,
Что получше вытесать дверей не мог.
Что это за дом, в который входа нет,
Между мной и милой — роковой порог.
А девушка изнутри, из-за ворот отвечает Наджме:
О Наджма, зачем же ты так много говоришь?
Почему ты мастера умелого коришь?
Для тебя ни дверь, ни стены — не преграда,
Если вправду страстью ты ко мне горишь.
И говорит ему:
— Выломай дверь! Ты что, боишься, что завтра ее не почи­
нит? А не хочешь дверь выломать — лезь через стену, зачем ты
зря ругаешь плотника? Ведь я не могу этого сделать, я жду
этого от тебя!
И тогда Наджма взломал дверь и вошел, и они предались
утехам и наслаждениям, и тут прокричал утренний петух.
Наджма сказал:
Быть тебе ощипанным, проклятая ты птица!
Чтоб тебе без лап и крыльев очутиться!
Ты запел, когда с любимою я рядом,
Чтоб тебе, проклятому, сквозь землю провалиться!
И снова они стали беседовать друг с другом, и снова про­
кричал петух. Наджма сказал опять:
Языка и гребня чтоб тебе лишиться!
Чтоб тебе по всей вселенной осрамиться!
197

В миг, когда с моей любимою я рядом,
Ты опять орешь, проклятая ты птица!
После этого петух замолчал и больше уже не раскрывал рта.
Наступило утро, и Иаджма возвратился в тюрьму.
А теперь послушай о том, как проклятый Фалишт-ага по­
нял, что Наджма каждую ночь ходит в замок к девушке. И на
следующую ночь он в десять вечера приехал и начал стеречь
замок. Когда наступил вечер, Наджма вышел из тюрьмы, на­
правился в замок к девушке, девушка вышла на стену и ска­
зала так:
О гранат мой нежный, сладкий, ты из ночи в ночь
Не ходи ко мне в покои. Больше мне невмочь
Принимать тебя; ведь ночью этот дом не спит!
Берегись, ступай отсюда поскорее прочь!
Наджма понял, что замок стерегут со всех сторон, вернулся
обратно в темницу и в эту ночь до утра считал звезды на небе.
На следующий день он все утро провел в темнице, а когда
наступило время послеобеденного намаза, пошел в замок.
Пришел в замок, и, когда наступил вечер, снова, откуда
ни возьмись, появился Фалишт-ага с десятью всадниками. Они
окружили замок. Увидел это Наджма и говорит девушке:
— А эти десять всадников в чем провинились? Они ведь
ни при чем, во всем виноват Фалишт-ага. Выйду-ка я на стену
замка, пропою им стихи, пусть они поймут, что зря меня дожи­
даются, и идут домой.
Вышел он на стену замка и сказал такие стихи:
Эй, вы, всадники, не спите, караул несите!
Никуда не уходите, караул несите!
Я с любимой — сердцем к сердцу, вы же, коль хотите,
Нас без толку стерегите, караул несите!
Фалишт-ага подумал: «Да, напрасно мы здесь стали бы сто­
ять и ждать его. Надо уезжать. Есть только один способ изба­
виться от Наджмы: подружиться с ним и тайком подсыпать ему
яду».
Отпустил своих слуг, и сам уехал. А Наджма всю эту ночь
провел в играх со своей возлюбленной, а когда наступило утро,
снова отправился в темницу. Пришел в темницу, а проклятый
Фалишт-ага тоже туда явился, стал с ним дружбу заводить,
сказал тюремщикам:
198

— Вы отпустите Наджму, я пойду на базар, поведу его в
Лофейню, мы поедим вместе.
Увел Наджму оттуда, повел его в кофейню. Подали им обед,
они сели. А в отдельную чашку Фалишт-ага подсыпал яду, что­
бы подать эту чашку Наджме и отравить его.
А теперь оставь это и послушай о том, как царская дочь,
возлюбленная Наджмы, смотрит со стены замка и видит: Фа­
лишт-ага вместе с Наджмой направляется в кофейню. Тут она
говорит своей матери:
— Пойдем скорее, чует мое сердце, что сейчас Фалишт-ага
отравит Наджму.
Ну, и мать с дочерью взяли узелки с бельем и пошли по
направлению к бане. Когда они проходили мимо кофейни,
взгляд Наджмы упал на девушку.
И тут Наджма, еще не начав есть, сложил такие стихи:
Куропатка и горлинка с неба на землю летят.
Мать и дочь вниз по улице шествуют, в баню спешат.
Мать и дочь, лейте воду смелей, не жалейте воды,
Быть добычей для дочери, матери верным слугою я рад.
Только он это сказал, как проклятый Фалишт-ага говорит
ему:
— Ах, ты дрянь ты такая, чтоб тебе дерьмом подавиться!
Ты что это моей двоюродной сестре стихи читаешь?
Сказал он это, а Наджма взял чашку, треснул Фалишт-агу
по голове, разбил ему голову.
Фалишт-ага побежал жаловаться царю: мол, о царь, Наджма
ударил меня по голове и разбил мне голову. А царь ему в ответ:
— Ну и хорошо сделал, что разбил. Зачем ты идешь к нему?
Ты же видел, что Наджму и на виселице не повесить, и мечом
не убить. Что ни делали — ничего не выходит. Зачем ты к нему
пошел? Мало еще тебе, надо бы, чтоб сильнее ударил!
И снова Наджма вернулся в тюрьму. Ночи проводил в тюрь­
ме, а днем ходил к своей возлюбленной.
И вот однажды царь решил отправиться на охоту, а путь
его пролегал по улице, где стояла тюрьма. Наджме сказали:
дескать, сегодня по этой улице на охоту поедет царь. Тогда оп
и говорит тюремщикам:
— Эй, тюремщики! Приведите меня к воротам тюрьмы, мне
надо сказать пару слов царю.
Тюремщики замешкались, тогда Наджма говорит:
Стражникам понятна только сила —
Чтоб она навек их ослепила!
199

Вот что говорит Наджма влюбленный:
Лошадь надо бить, чтоб груз тащила.
Тогда Наджму подведи к воротам тюрьмы. Когда царь про­
езжал, Наджма произнес такие стихи:
Ты, верность справедливости храня,
О шах великий, отпусти меня!
Пусть встреча с теми, кто в Ширазе ждет,
До судного не остается дня.
Услышал это царь и сказал:
— Отпустите Наджму, что с ним делать, пусть себе идет!
Тюремщики отпустили Наджму. Наджма взял с собой свой
коврик и пошел в замок к своей возлюбленной — и живет там
в свое удовольствие.
Прошло так десять или пятнадцать дней, проклятый Фалишт-ага снова пошел к царю и говорит:
— Так Наджма и пошел к себе в Шираз! Развлекается в
замке у твоей дочери.
Услышал это царь и потребовал к себе Наджму. Наджма
пришел, царь велел принести Коран и говорит:
— Я ставлю перед тобой три урока. Если ты их выпол­
нишь, я выдам за тебя свою дочь вместе с богатым приданым.
Если же ты не сможешь их выполнить, то поклянись на Ко­
ране, что отправишься восвояси.
Наджма поклялся. И тогда сделали так: завязали Наджме
глаза, потом царь велел привести несколько верблюдов. Одного
из них нагрузили сандаловым деревом, а поверх посадили де­
вушку-царевну. Лотом дали повод первого из верблюдов чер­
ному рабу и сказали:
— Тяни.
Раб потащил повод, весь караван двинулся, а Наджме го­
ворят:
— Вот идет караван верблюдов, сложи стихи, воспой этот
караван.
И Наджма сказал:
Что за верблюды! А груз их — пахучий сандал.
Низ — словно сахар, и роза вверху — так ты бы сказал.
Царь, чтоб навеки страдальца Наджму погубить,
В руки уздечку невольнику черному дал.
— Молодец, молодец! — закричали все.
200

Так Наджма выполнил первый урок.
Тогда ему задали второй. Собрали толпу девушек, все они
накинули на себя белые платки, а у царевны на голове бархат­
ная шапочка. И опять попросили Наджму сказать стихи —
а у него по-прежнему повязка на глазах.
И Наджма сказал:
Шапочку из бархата девушка надела,
Тысяча других — в простых платочках белых.
Я и среди тысячи любимую узнаю:
Та из них, что в шапочке и чье так стройно тело.
И снова все закричали: «Молодец, молодец!» — и захлопали
в ладоши.
И тогда царь задал ему третий урок.
Привели верблюда и надели на него железный ошейник.
\ Наджме дали в руки деревянный меч и говорят:
— Руби этому верблюду голову!
А глаза у Наджмы по-прежнему завязаны.
Наджма потрогал меч — а он деревянный. «О боже,— взмо­
лился он,— это же деревянный меч, что им можно разрубить?!
Выл бы у меня в руке Зульфикар — другое дело».
И тут услышал он голос Али:
— Руби!
Ударил деревянным мечом и отрубил верблюду голову. От­
тащили верблюда, смотрят, а деревянный меч на четыре паль­
ца вошел в землю.
И тут Наджма сказал так:
Наджма, как роза без шипов, как лучшая из алых роз!
Наджма, как молодой побег, что спелые плоды принес!
Наджма, как храбрый барс в горах, как легкая степная лань!
Дела Наджмы у всех поток восторженных исторгли слез!
И царь выдал свою дочь за Наджму и дал за ней богатое
приданое.
Семь суток били в барабаны, стучали в бубны — играли
свадьбу.
Ну, пусть себе Наджма наслаждается, а ты послушай об
отце Наджмы.
Отец Наджмы Мир Наджмаддин нагрузил лошадь всяким
добром и скитается из города в город, расспрашивает всех о
Наджме. И всякому, кто ему хоть что-нибудь скажет, уделяет
немного из своего добра.
201

Шел он, шел и подошел к Лару.
Смотрит: а там какой-то пастух пасет коров. Подошел к пас­
туху, поздоровался с ним, услышал ответ, потом говорит:
— Эй, пастух!
— Ну что? — спрашивает тот.
— Нет ли у вас в городе человека по имени Наджма?
— Есть,— отвечает тот.— Человек по имени Наджма был
у нас в тюрьме, перенес много всяких невзгод, а потом царь
выдал за него свою дочь и семь дней, семь ночей они играли
свадьбу.
Ну, Мир Наджмаддин одарил пастуха тем, что у него оста­
лось, отдал ему лошадь, а сам взял его одежду и, опираясь
на посох, двинулся в сторону Лара.
Расспрашивал там, здесь, искал, наконец пришел под стены
дворца, где поселился Наджма с царской дочерью.
Стал стонать, восклицать:
— Ради бога, ради бога!
Девушка говорит:
— Я пойду подам нищему.
А Наджма говорит:
— Нет, я подам.
Заспорили они, пока девушка не одержала верх. Взяла ле­
пешку и вышла под стены дворца.
Тут Мир Наджмаддин сказал так:
Вечернею порой иду за подаяньем,
Иду под стены замка со стенаньем.
И если ломоть хлеба нищему ты дашь —
Доволен будет бог твоим деяньем.
А девушка подала ему лепешку и говорит:
Остер ты на язык и дерзок — вижу я.
Скажи-ка мне, дервиш, где родина твоя?
Того огня, что в доме ярко светит,
Никто, когда есть солнце, не заметит!
А Мир Наджмаддин ответил ей:
Мир Наджмаддин я, курдов предводитель,
Я курд, а не таджик8. Не пахарь, а воитель.
И хоть одет я как простой пастух —
Известен всем воинственный мой дух.
202

Сказал он это, Наджма услышал, выбежал из дому и бро­
сился в ноги отцу. Потом позвал отца в дом и спрашивает:
— Отец, как это все произошло, что с тобою?
Тот говорит:
— Сынок, когда я выходил из дому, я нагрузил лошадь
всяким добром и раздавал это добро всем, кто хоть что-нибудь
слышал о тебе. И вот наконец один пастух возле этого города
сказал мне, где ты, и я отдал ему все — и лошадь, и добро,—
а сам надел его одежду и пришел сюда.
Ну, тут сразу отца отправили в баню, надели на него очень
хорошие царские одежды и угощали как самого дорогого гостя.
А когда наступило утро, Мир Наджмаддин по ширазской до­
роге поехал в город.
И царю Лара сообщили, что Мир Наджмаддин, предводи­
тель курдов, отец Наджмы, сегодня въезжает в Лар. Царь
встретил Мир Наджмаддина у городских ворот, оказал ему вся­
ческие почести, ввел в Лар. Вошли они в Лар и в царском двор­
це начали пировать, пить вино, а выпив вина, беседовать о том
и об этом.
Ну и Мир Надяшаддин сказал:
— О царь! Если бы хоть волос упал с его головы, я бы с
землей сровнял твой город и наполнил бы этой землей торбу
моего коня.
А тот отвечает:
— Откуда мне было знать, что это твой сын? Если бы я
знал, что это твой сын, я сразу же выдал бы за него свою дочь,
я же не мог выдать ее за кого попало.
Некоторое время Мир Наджмаддин жил там. А потом взял
своего сына Наджму и невестку и отправился в Шираз.
И так, как господь им воздал, да воздаст он всем мусуль­
манам.
17. Хайдарбек

Однажды шах Аббас с пышной свитой и огромным войском
отправился на охоту. Выехали они в поле, ехали, ехали и видят
вокруг, что прямо к ним бежит по лугу стройная газель, вся
в пятнышках PI крапинках.
Шах Аббас заметил ее и говорит, обращаясь к своим вои­
нам:
—- Пусть тот из вас, к кому она подбежит первому, пого­
нится за нею и поймает ее.
203

И так случилось, что газель подбежала сразу к шаху Аббасу, взвилась перед ним в прыжке и умчалась. Шах Аббас
пришпорил коня и поскакал в погоню.
Когда он скрылся из виду, Хайдарбек — главнщй из шахских
сардаров — стал думать: «Ведь шах Аббас не сказал мне, что­
бы я не ехал вслед за ним,— он сказал это войску. Поеду-ка
я посмотрю, что будет дальше». И Хайдарбек сказал воинам:
— Вы отправляйтесь обратно в город, а я поеду вслед за
шахом.
Он погнал своего коня по следам шаха Аббаса, но сколько
ни искал — не мог его найти. Увидел издали высокие горы, ехал,
ехал — добрался до подножия гор, смотрит: стоит шатер, верев­
ки у него шелковые, привязаны к золотым колышкам.
И сказал так:
У подножья этих неприступных гор
Вижу — шелковый раскинулся шатер^
Вижу я, как колышки блистают золотые.
Отвести не в силах восхищенный взор.
Подъехал Хайдарбек к шатру, заглянул в него и увидел
там девушку: сияет она, словно четырнадцатидневная луна.
И влюбился он в нее не одним сердцем, а тысячью сердец.
Сошел с коня, привязал его. Накинул на голову покрывало,
чтобы его не узнали, и пошел к шатру.
А девушка увидела, что он идет, и говорит служанке:
— Пойди расстели ковер для гостя.
И сказала тут своей рабе хозяйка:
«Пусть садится гость, ковер подай-ка!»
Служанка расстелила возле шатра ковер, и Хайдарбек усел­
ся там.
И сказала тут своей рабе хозяйка:
«Ну-ка, завтрак гостю пашему подай-ка!»
Служанка принесла завтрак, Хайдарбек поел.
И сказала тут рабе хозяйка:
«Гостю нашему кальян нодай-ка!»
Служанка принесла кальян, подала Хайдарбеку, он стал ку­
рить. Покурил, и госпожа говорит: «Принеси ему воды!»
204

И сказала тут рабе хозяйка:
«Гостю нашему воды подай-ка!»
Хайдарбек выпил воды из кубка, утолил жажду, и девушка
сказала служанке:
— Возьми большую чашу, наполни ее драгоценностями, от­
дай гостю. Вдруг кто-нибудь попросит у него в долг или потре­
бует у него свой долг — у него всегда должны быть деньги.
И сказала тут рабе хозяйка:
«Чашу с золотом ему подай-ка!»
Служанка наполнила чашу драгоценностями, принесла и по­
ставила перед Хайдарбеком.
Увидел это Хайдарбек и говорит:
Я пришел сюда не ради золотых монет,
У меня к сокровищам пристрастья нет,
Золото в моих глазах подобно праху,
Я пришел сюда красы увидеть свет.
Услышав это, хозяйка разгневалась и говорит служанке:
— Развяжи веревки у шатра и навьючь шатер на мула.
И хозяйка строго на рабу взглянула:
Мол, навьючь тотчас же ты шатер на мула.
Служанка разобрала шатер, сложила его и навьючила на
мула. Девушка, ее кормилица и служанка — все три отправи­
лись в путь.
Они двинулись в путь, а Хайдарбек сидит и смотрит. Сидит
и думает: «Вот их три женщины, а с ними нет мужчины. На­
прасно они уходят от меня». И сказал об этом такими стихами:
Едут женщины втроем, защитника у женщин нет,
Что ж, Хайдар, за них ты будешь пред царем держать ответ.
И Хайдарбек вскочил на коня и поехал вслед за ними. Ог­
лянулась девушка, видит, что он едет следом, и говорит своим
спутницам:
— Вы подождите меня здесь, а я съезжу, проучу этого наг­
леца!
Служанка и кормилица остановились на дороге, а девушка
поехала навстречу Хайдарбеку. Подъехала к нему и сказала
такие СТИХИ:
205

Возвращайся-ка обратно, о заблудший!
На свою явился ты погибель.
Я тебя клинком булатным приласкаю,
Будет смерть твоим единственным спасеньем.
Видно, ты решил, что здесь, в пустыне,
Стану я твоей добычей ныне? 1
И вступила с ним в бой. С утра и до полудня сражались
они.
Девушка мечом, как храбрый витязь, била,
Если же Хайдар ударит — то вполсилы.
Когда девушка увидела, что солнце клонится к западу, она
решила пойти на хитрость и сказала:
— Ну-ка, витязь, затяни подпругу у своего коня, она ос­
лабла!
Хайдарбек наклонился, чтобы затянуть подпругу, а девушка
ударила его мечом по голове, так что меч па четыре пальца
вошел в голову. И тут с лица его упало покрывало, и девушка
увидела, что это прекрасный юноша. И сразу раскаялась в том,
что она сделала.
Поехала обратно к своей кормилице и сказала ей так:
Няня, я мечом своим юношу убила,
Что и льва отважного превосходит силой.
А теперь раскаянье гложет и печаль,
Юношу прекрасного, смелого мне жаль.
А между тем девушка эта владела искусством врачевания.
Она дала служанке хорошего снадобья. Была у нее нитка корал­
лов, и ее она тоже дала служанке и сказала ей:
— О служанка! Сплети из тростника корзинку, положи туда
снадобье, что я тебе дала. Пойди к юноше, промой ему рану,
а потом помажь снадобьем. Завяжи ему голову платком. Когда
он очнется и спросит, откуда была та девушка, что нанесла ему
этот нечестный удар, ты спроси сначала, как его зовут, и только
после этого скажешь ему мое имя. И отдай ему эту нитку корал­
лов. Если он умрет — эти кораллы пойдут ему на похороны, а
если выживет, то они помогут ему меня разыскать.
И служанка сплела из тростника корзину, положила в нее
снадобье и пошла к Хайдарбеку. Промыла ему рану, вылила на
рану снадобье, крепко завязала голову платком.
И тогда Хайдарбек очнулся, открыл глаза и сказал:
206

— Служанка! Скажи мне, откуда была та девушка, что на­
несла мне тот нечестный удар?
А служанка ему отвечает:
Ты скажи словами мне простыми,
Кто ты,— и ее скажу я имя.
Хайдарбек ответил ей:
Хайдарбек я. У царя в охране,
Кызылбаш, родился в Исфахане.
А служанка говорит:
Санамбар зовут ее, светило мира,
Как кумир, прекрасна дочь судьи Кашмира.
Выезжает в степь сбирать растенья
Для больных, что жаждут исцеленья.
Хайдарбек услышал это и говорит:
Ты скажи красавице: мол, в судный день с тобой
Снова нам увидеться суждено судьбой.
Будешь ты за смерть мою тогда держать ответ:
Ведь от ран, что нанесла ты, исцеленья нет!
Девушка-служанка отвечает:
Вот возьми кораллы из Калтана 2,
Что дороже, чем вся подать с Исфахана.
Коль умрешь — тебе на погребенье,
Жив останешься — истратишь на леченье.
А Хайдарбек сказал тогда:
Если рану эту чудом исцелю я,
Сладкого добьюсь я в губы поцелуя.
Если оживу я и здоровым стану,
Я искать возлюбленную не устану.
— Вот что ты задумал! — сказала слуяванка и отправилась
к своей госпоже. Рассказала ей все.
А девушка каждый год проводила в этих горах по шесть ме­
сяцев, собирала чудесную траву кимиё. В этом году прошло
207

только три месяца, она затосковала и отправилась к Cte6e в
Кашмир.
В Кашмире мать Санамбар увидела, что дочь ее желтеет
и сохнет. И спросила у кормилицы:
— Нянька, почему моя дочь сохнет, не больна ли она?
— Она ударила в поединке мечом одного юношу, теперь
раскаивается в этом,— говорит нянька.
«Наверно, он причинил ей какое-то зло, иначе бы она ие
ударила»,— подумала мать.
У девушки был двоюродный брат, плешивый, звали его Гадоуси. Санамбар была обручена с ним.
Ну, пусть они остаются там, а ты послушай несколько слов
о Хайдарбеке.
Хайдарбек оправился от своей раны, сел на коня и поехал
в Исфахан. И когда он приехал в Исфахан, то шах Аббас, ко­
торый уже много дней ждал его, увидел, что голова у него по­
вязана черным платком. И сказал так:
Ведь войны давно уж не было, Хайдар,
Этот тяжкий кто нанес тебе удар?
Хайдарбек ответил:
Я скажу тебе всю правду, о великий шах,
Но н£ спрашивай об этом при чужих ушах,
Как сказать мне здесь, при войске, что
кругом толпится,
Что удар мне этот страшный нанесла девица?
Хоть по облику похожа на обычных дев,
Но могуча и бесстрашна, словно дикий лев.
И рассказал шаху Аббасу: мол, так и так, коварный удар
мне нанесла в поединке дочь кашмирского судьи.
И говорит ему шах Аббас:
— Возьми несметное войско и иди войной на Кашмир,
сровняй его с землей, наполни торбы лошадей кашмирской зем­
лей, а дочь кашмирского судьи приведи сюда.
Хайдарбек говорит:
— Мне не нужно войско. Я пойду один, и сам, без всяких
помощников, приведу ее.
И Хайдарбек возложил изукрашенное седло на коня, напол­
нил деньгами хурджин и приторочил его к седлу. Вложил ногу
в стремя, легко вскочил в седло, уселся поудобнее, спиной обра­
тился к городу, лицом — к белому свету. И поскакал. Гнал оп,
208

гнал своего коня— и наконец достиг Кашмира. И тут он сказал
так:
Днем и ночью плеткою я коня хлестал,
Восемнадцать суток я в Кашмир скакал.
А Хайдарбека в Кашмире никто не знал. Едет он и видит:
источник, у источника какая-то старуха наполняет водой кув­
шины. И тогда он говорит так:
Матушка, дай бедняку напиться,
Удели-ка мне своей водицы.
Нет пристанища мне, странник я убогий,
Я к луне пресветлой не найду дороги.
А старуха ему отвечает:
О дитя мое, мое ты чадо!
Приютить тебя старуха ради.
И Хайдарбек поехал туда, куда повела его старуха. При­
вязал своего коня возле ее дома, а сам вошел к ней. Старушка
поставила перед ним чайник с чаем, а Хайдарбек вынул коше­
лек, в котором было сто туманов, и положил перед ней.
Старуха думает: «О боже, зачем он дает мне эти деньги?»
А у старухи была внучка — взрослая девушка. Старуха и ду­
мает: «Может быть, он влюбился в мою внучку? Выйду-ка я на
улицу да послушаю, о чем они с внучкой будут говорить». Под
каким-то предлогом старуха вышла за дверь, стоит под дверью
и слушает.
Хайдарбек говорит девушке:
Где же матушка, любезная сестрица?
Почему ей дома не сидится?
А девушка отвечает:
Братец мой, как говоришь ты смело!
Бабушка ушла — а что тебе за дело?
Старуха думает: «Ее оп считает сестрой, а меня — матерью.
Тогда зачем дает он мне эти деньги?»
Вернулась и снова уселась в доме. А Хайдарбек бросил
перед ней еще сто туманов.
14

Заказ 215

209

Старуха и говорит:
— Сыночек, зачем ты даешь мне эти деньги?
Хайдарбек отвечает:
— Ты можешь отнести эту нитку кораллов дочери кашмир­
ского судьи?
— Конечно, могу,— сказала старуха.— Ведь ее кормилица —
моя сестра.
И она взяла нитку кораллов и, опираясь на посох хитрости,
ковыляя, ковыляя, пришла во дворец дочери кашмирского судьи.
Пришла она туда, девушка увидела ее и говорит ей:
— Мир тебе!
— И тебе мир,— отвечает старуха.
Села возле девушки и говорит:
— Дай, доченька, я поищу у тебя в голове.
Ну и стала она ногтями почесывать девушке волосы. А по­
том говорит:
— Доченька! Один купец привез нитку кораллов, ты ее не
купишь?
Девушка ей отвечает:
— Ну-ка, где она? Дай посмотреть!
Девушка посмотрела и видит: это ее собственные кораллы,
те, что она дала Хайдарбеку. И тогда сказала старухе:
— Матушка, передай этому купцу, что теперь уже поздно.
Меня просватали за моего двоюродного брата.
Старуха несолоно хлебавши вернулась домой. Пришла и го­
ворит Хайдарбеку:
— Дитя мое, девушка говорит: мол, прошло время, меня про­
сватали за моего двоюродного брата. Не сегодня-завтра
свадьба.
И тогда Хайдарбек снова бросил ей кошелек, а в нем сто
туманов. И сказал:
— Матушка, после свадьбы, когда жениха с невестой будут
уводить в брачные покои, проведи меня туда.
А та отвечает:
— Если ты сбреешь себе усы и бороду, я могу это сделать.
— Я родился на свет,— говорит он,— чтобы быть мужчи­
ной, с усами и бородой, а не для того, чтобы брить бороду и
ходить безусым.
Так сказал он:
Коли сбрита у мужчины борода,
Женщиной он выглядит тогда.
Еще один кошелек с сотней туманов вытащил Хайдарбек и
его тоже отдал старухе. И тогда старуха сказала:

— Как бы там ни было — а я все сделаю.
И вот настал день свадьбы Санамбар. Бьют в бубны и ба­
рабаны, дуют в карнаи — свадьба идет, плешивого Гадоуси уже
ведут к воде. А Хайдарбек, который тоже пришел на свадьбу,
взял с собой кишмиша и орехов, раздал ребятишкам и гово­
рит:
— Кричите все: мол, ну и ну, ну и ну, взял ты себе объедки
от турка-кызылбаша!
Они так и сделали.
Плешивый Гадоуси услышал это, разозлился и решил: «Се­
годня ночью я эту девку убью».
Ну и вот, подстригли Гадоуси бороду и усы, одели его в оде­
жду жениха, привели муллу и заключили брачный договор.
Отвели их в брачные покои. Тем временем старуха надела на
голову Хайдарбека белое покрывало и повела его к дворцу.
Старуха вошла во дворец, сразу загасила светильник и, пока
было темно, спрятала Хайдарбека в печь, а потом сразу зажгла
светильник снова.
Сказала:
— Да благословит господь,— и ушла.
А Гадоуси воссел на кресле — вне себя от гнева. Его неве­
ста — двоюродная сестра — сидит в уголке.
Мать Гадоуси говорит девушке:
— Дитя мое, твой двоюродный брат гневается, подойди к
нему!
Санамбар была очень разумной девушкой, она сказала так:
Разве есть среди людей такой обычай,
Чтобы к жениху сама пришла невеста?
Ну что делать? Мать Гадоуси вышла вон, дверь закрыли,
и все отправились по домам.
И вот, жених сидит в одном конце комнаты, невеста — в дру­
гом, и так они сидели, пока не наступила полночь.
Наконец девушка говорит:
— Двоюродный брат, что с тобой стряслось?
Гадоуси отвечает ей:
Вон отсюда, вон отсюда, вон отсюда,
Ты — объедок кызылбаша, ты — паскуда!
Ты невинною девицей притворялась,
На позор мне в руки ты досталась!
А девушка говорит:
211

Чтобы, твоего здесьне было и духа,
Ты, ублюдок грязный, чья сестрица — потаскуха!
Если ты — мужчина, бей клинком как надо!
Жемчуг мой нетронутый — для тебя награда!
Если же узнаешь, что я тебе солгала,
Голову отрубишь — и то мне будет мало!
Гадоуси встал со своего места и несколько раз ударил де­
вушку ногой по голове. Стал метаться, искать меч, но меча не
нашел.
И тогда девушку обуяла тоска и она сказала так:
Эй, Хайдар негодный, где ты, где ты скрылся?
Почему ко мне на помощь не явился?
Лучше б под копытами твоего коня
Умерла, и с жалостью ты вспоминал меня.
Гадоуси услышал это и сказал:
— Так вот, значит, был у тебя дружок, вот ты его и вспо­
минаешь!
Хайдарбек, услышав эти речи,
Словно пламя, вырвался из печи.
Говорит ей: «Я тебя спасу,
Душу в жертву для тебя я принесу».
Санамбар в ответ ему сказала:
«Проучи-ка этого нахала!»
Хайдарбек вытащил меч и ударил плешака Гадоуси по шее.
Изрубил его в куски, а девушку вывел из дома, посадил на коня,
довез до развилки дорог и говорит:
— Ты езжай по той дороге, что идет направо, а я пойду
попрощаюсь со старухой-матушкой.
Сошел с коня, девушка уехала, а Хайдарбек пошел в конюш­
ню кашмирского судьи, увел оттуда тайком прекрасного коня
со всей сбруей, сел на него верхом и приехал к старухе-матушке.
И отдал ей все деньги, что у него остались.
Сделал это благое дело, сел на коня и поскакал. Как ни го­
нит коня — никак не может догнать девушку. В конце концов
сошел с коня, зажег спичку, посмотрел: а следов нет, девушка
по этой дороге не проезжала. Вернулся он обратно по своим
собственным следам до развилки, пустился в путь по левой
дороге.
А того-то я не сказал, что девушка, как только Хайдарбек
212

с ней расстался, попала в руки сорока разбойников, которые и
повезли ее по левой дороге. Ехали они, ехали и остановились
в глухом месте. И стали они тут спорить из-за дерушки. Один
говорит: она мне достанется, другой говорит: она мне достанет­
ся. А девушка сказала:
— Я — один человек, одному я и достанусь.
И вот так они спорили, и пока они спорили, настиг их Хайдарбек. Услышал он, что говорят разбойники, и говорит:
— Что вы спорите! Эта девушка — не безродная, не чужая
всем, что вы ее так делите.
И тогда все сорок разбойников бросились на Хайдарбека,
а Хайдарбек положил руку на рукоятку меча, выхватил меч и
всех разбойников одного за другим отправил в ад.
Санамбар поцеловала руку Хайдарбеку и говорит:
— Да стану я жертвой за твою руку.
И они вернулись к развилке и поехали по правому пути. На­
ступило утро, и они остановились возле одного источника.
Хайдарбек вынул лук и стрелы и подстрелил несколько го­
лубей. Они зажарили их, поели. Хайдарбек положил голову на
колени девушке и заснул.
Оставь их там, а сам послушай немного о Кашмире. Утром
мать Гадоуси подошла к дверям брачного покоя, думает: «Посмотрю-ка я, стал мой сын шахом или нет?» 3.
Открыла дверь и видит: Гадоуси изрублен в мелкие куски,
кошки дерутся друг с другом из-за его мяса. Увидела она это
и пошла к судье Кашмира. Стала рвать себе волосы на голове
по одному и завопила:
— У твоей дочери был любовник! За что ты обрек моего
сына на смерть?
Услышал это судья, вынул из мешочка чернильный при­
бор и написал приказ: собраться всем от двадцатилетних до
тридцатилетних. Короче говоря, собрал большое войско. И вой­
ску этому приказал двигаться по следам дочери и Хайдарбека.
Теперь послушай о Санамбар и Хайдарбеке. Санамбар по­
глядела в сторону Кашмира и видит: идет несметное войско,
такое, что былинки на земле сосчитать и то можно, а этому
войску счета нет. И уронила она слезу на лицо Хайдарбеку.
Хайдарбек проснулся и говорит:
—• Сердце мое, вера моя, почему ты плачешь? Может быть,
не лежит ко мне твоя душа?
А девушка говорит:
— Душа моя с тобой, но посмотри ты в. сторону Кашмира!
Хайдарбек посмотрел в сторону Кашмира и увидел, что
идет огромное войско. И сказал так:
213

Пусть идут, ведь счет врагов неважен
Витязю, что словно лев отважен!
Тем временем войско подошло близко к ним.
Санамбар сказала Хайдарбеку:
— Я тоже пойду в бой.
Началось сражение. Девушка ощутила в себе могучую силу,
выехала на поле брани и стала сражаться. Но тут кто-то из
воинов бросил аркан и схватил девушку.
Хайдарбека охватил гнев, и он стал так биться, что никто
не мог с ним справиться. Рассек он аркан, который накинули
на девушку, и освободил ее. И хотел убить того воина, что мет­
нул аркан. Но девушка сказала:
— Не убивай этого человека, это мой отец.
И когда она это сказала, Хайдарбек бросил аркан и пленил
кашмирского судью. И судья Кашмира сказал ему:
— Дитя мое, если ты такой могучий и смелый витязь, по­
чему ты пе пришел ко мне сам? Я отдал бы за тебя свою дочь.
А Хайдарбек говорит:
— Если бы я раньше пришел в Кашмир и стал бы у тебя
сватать твою дочь, ты сказал бы: «Сожгите его па костре из
собачьего помета». Сейчас ты увидел мою силу, потому так
и говоришь.
Ну, и судья Кашмира вернулся к тому войску, что у него
осталось, и они поплелись обратно в Кашмир. И Хайдарбек
вместе с девушкой поехал в Исфахан.
И тогда Хайдарбек сказал Санамбар:
— Девушка, я везу тебя не для себя, а для моего повели­
теля, шаха Аббаса.
А девушка ему отвечает:
— Если бы я знала, что ты везешь меня для шаха Аббаса,
я бы после того, как ты убил Гадоуси, не позволила тебе пере­
бить полвойска моего отца.
— Любовь моя, вера моя,— говорит Хайдарбек.— Когда мы
достигнем Исфахана, позовем шаха Аббаса в гости. Он спро­
сит тебя: «Девушка, кого ты хочешь в мужья — шаха Аббаса
или Хайдарбека?» А ты ответь ему: «Во-первых — шах. Во-вто­
р ы х — ш а х 4 . А в третьих — да не позволит господь ничьим
хлопотам пропасть втуне». И тогда, я знаю, шах Аббас отдаст
тебя мне.
Зти слова немного утешили девушку. Поехали они дальше,
ехали, ехали и добрались до Исфахана.
И вот Хайдарбек устроил у себя дома пир. Устроил все как
полагается и позвал шаха Аббаса. Шах Аббас пришел к Хай214

дарбеку, приветствовал его и услышал ответ. Сели они, подали
кушанья, началась беседа о том, о сем, и вот Хайдарбек гово­
рит:
— О шах, я привез с собой девушку — дочь кашмирского
судьи. Что ты скажешь?
И тогда шах Аббас сказал, обращаясь к девушке:
— Девушка! За кого ты хочешь пойти — за шаха Аббаса
или за Хайдарбека?
Девушка говорит:
— Во-первых — шах, во-вторых — шах, а в третьих — гос­
подь да не оставит пичьих хлопот без воздаяния.
Шах Аббас встал со своего места и поцеловал девушку в
лоб. Сказал ей:
— Отныне ты — моя дочь, Хайдарбек — мой зять.
Семь суток били в барабаны, стучали в бубны, дули в карнаи — шах выдал Санамбар за Хайдарбека.
И пусть господь исполнит желания всех мусульман так, как
он исполнил желания Хайдарбека.
ЛЕГЕНДЫ О РУСТАМЕ

Голос донесся с бескрайних небес, с синего купола дальних
небес: «Мудрый рассказчик, дервиш-оетрослов не надевает на
слово оков; страстным влюбленным, тоской обуянным, мчится
оно фарсанг за фарсангом, ловко, как заяц, и сладко, как мед...»
Шайтан приказал нам посеять табак, куришь — погибнешь, по­
гибнешь и так! Курит Аббас, что в Иране царем, пусть себе ку­
рит, да дело не в нем... Слова — это шерсть, я же войлок ва­
ляю; слова — молоко, я же масло сбиваю. Ложь безграничная —
вот мой рассказ, верблюд на блохе едет в город Шираз. Ива и
тополь, сосна и чинар сладких плодов не приносят нам в дар;
гранат и айва, померанец и тут сочные щедро плоды нам дают.
Хлебом пусть стянет вершина Ходжа, в мясную шурпу Хильменд превратится. Явился старик, чтоб шурпой подкрепиться.
«Много не съесть мне,— старик говорит.— Стар я, устал я, и
почка болит. Съел я три сотни бараньих голов, ножек без сче­
та — а все же не сыт!»
18. Рустам и Сухраб

В один из дней Рустам сел верхом на Рахша; ногу в стремя
он продел, птицею в седло взлетел, поудобнее уселся и пу215

стился в дальний путь, о любви стихи слагая, подвиг ратный
совершая. Конь стожильный мчится вдаль, жилы крепки слов­
но сталь, ноги — мощные колонны. Чтоб иметь коня такого — я
даю вам в этом слово, небосводом я клянусь,—- вмиг навеки
откажусь я от локонов любимой. Меч стальной, что держит он,
пусть не будет занесен над головками красавиц, пусть живут и
радость дарят. Люди плачут о себе — по себе Саади рыдает...
ехал он, ехал и приехал на один луг.
Отпустил Рахша пастись, а сам взял лук и стрелы и пошел
по степи. Шел, шел, наконец попался ему на глаза онагр.
Вложил он стрелу в тетиву, выстрелил — и убил его на месте,
так что тот даже не шелохнулся. Снял с него шкуру, зажарил
мясо, поел. А потом положил себе под голову щит Гершаспа и
захрапел во всю мочь К
Пусть Рустам себе спит, а ты послушай вот о чем. Приехали
на лужайку несколько всадников. Рахшу приглянулась одна ко­
была, и он погнался за всадниками. Пока бежал, у него лоп­
нула подпруга и вся сбруя развалилась. В одном месте упал
потник, в другом — седло, в третьем — попона. Все с него
попадало. А всадники окружили Рахша и поймали его. Пой­
мали его и поехали дальше, пока не подъехали к одному го­
роду.
А тем временем Рустам проснулся и увидел, что Рахша и
следа нет. Несколько раз он испустил клич, звал Рахша, но
Рахш не откликнулся. Пошел тогда по его следам, шел, шел,
видит — лежит седло. Поднял его и взвалил себе на спину. Про­
шел немного дальше, видит — лежит потник, и его поднял. Еще
дальше прошел — попона валяется, поднял и ее. Взвалил все
на спину и идет себе.
Пусть он себе идет, а ты послушай несколько слов о царе
того города. У этого царя была дочь — девушка-витязь. Уви­
дела она, что в город вступают всадники, видит Рахша и поду­
мала: «Не знаю, кто хозяин этого коня,— но он, конечно, бога­
тырь». Позвала она к себе нескольких всадников и приказа­
ла им:
— Отправляйтесь и разыщите хозяина этого коня.
А про себя подумала: «Когда он придет, я померюсь с ним
силами».
Всадники отправились на поиски, ехали, ехали и видят: идет
гора, а на ней другая — это Рустам, а сбруя конская на спине
у него на гору похожа. Кажется, что до него совсем близко,-—
а на самом деле он еще далеко.
Приветствовали его всадники, услышали ответ и говорят:
— О витязь! Что, конь уже тебя нести не может, что ты
216

взвалил на себя конскую сбрую? Дай-ка ее нам, мы ее понесем,
ведь твой конь — у нас в городе.
Сбрую Рахша навьючили на нескольких лошадей, на не­
сколько лошадей хватило груза. Двинулись они в путь, шли,
шли, вошли в город. А там — вах, вах! — все удивляются
Рустаму.
Хотели Рустама отвести во дворец, напоить, накормить, а он
говорит:
— Пока не увижу Рахша, есть и пить не буду, ни хлеба, ни
чаю в рот не возьму.
Повели его тогда на конюшню и показали ему, где Рахш
стоит. Рустам подошел к Рахшу, схватил его за челку и дал
ему хорошую затрещину. А Рахш говорит ему в ответ:
— Ты двенадцать месяцев в году волочишься за красот­
ками, а мне и раз в году нельзя?
Ушел оттуда Рустам, повели его в царский дворец, царь
устроил пир. Пустил по кругу чашу с вином, выпили они вина,
потом начали беседу о том, о сем, потом царь сказал:
— О витязь, есть у меня один богатырь. Не мог бы ты померяться с ним силою, поразмять ладони?
Рустам отвечает:
— Сейчас у меня голова болит, но утром, если кто-нибудь
хочет со мной побороться,— я готов.
Настало утро, надели на царевну мужские доспехи. Побрыз­
гали ристалище водой, музыка заиграла, то да се — и вот вы­
шли соперники на поле брани. По обычаю подали они друг
другу руки, и Рустам сразу почувствовал, что у соперника чтото очень уж нежная рука.
Рустам сказал:
— О витязь, напряги все свои силы, покажи все, на что
ты способен, и пусть в сердце у тебя не будет жалости!
Взяла царская дочь Рустама за пояс, но сколько ни сили­
лась — не могла его сдвинуть с места ни на шаг. И тогда Ру­
стам спросил:
— Ну что, показал ты всю свою силу?
— Да,— ответила она.
— Ну тогда держись,— говорит Рустам.
Схватил он ее одной рукой за пояс, поднял до небес и хо­
тел шмякнуть оземь — но тут царь закричал:
— Эй, ты, негодный, осторожней, ведь это же девушка!
Поставил он ее тихо на землю, и девушка поцеловала Руста­
му руку.
Рустам тотчас попросил у царя руку его дочери, и тот согла­
сился. Семь суток били в бубны и барабаны, играли на сазах
217

и карнаях — царь отдал свою дочь в жены Рустаму. Но Рустам
никому не сказал: мол, я и есть тот самый знаменитый Ру­
стам.
Провел он там некоторое время, а потом говорит своей жене:
— Мне пора уходить отсюда, я уйду.
Она ему отвечает:
— У меня твое дитя во чреве, что мне делать с ним, когда
оно родится?
Рустам снял с руки браслет, дал его жене и говорит:
— Если родится дочь — продай браслет и деньги потрать на
нее; если же родится сын — одень ему на руку и пошли его в
Забулистан2.
Потом Рустам привел своего коня, так затянул у коня под­
пруги, что конь издал глубокий вздох. Ногу в стремя он про­
дел, птицею в седло взлетел, поудобнее уселся и пустился в
дальний путь, о любви стихи слагая, ратный подвиг совершая...
Несколько суток без передышки гнал он коня, пока не достиг
Забулистана.
Ну, пусть Рустам остается себе в Забулистане, а ты послу­
шай несколько слов о жене Рустама.
Когда исполнилось девять месяцев, девять дней, девять ча­
сов и девять минут — она родила сына, которого назвали Сухраб.
Не стану затягивать свой рассказ на месяцы и годы — вырос
Сухраб, исполнилось ему шесть лет, а потом и семь. И вот
однажды играл он с детьми в бабки и с такой силой бросил
бабку, что разбил ногу сыну везира. Везир, как узнал об этом,
начал кричать, пошел к царю и сказал:
— О царь, твой внук Сухраб разбил бабкой ногу моему
сыну.
— Дети и есть дети,— говорит царь.— Они играют, что я
могу поделать?
Когда Сухрабу исполнилось дценадцать-тринадцать лет, ре­
бята стали его дразнить: мол, у тебя и отца-то нет.
Сухраб пошел к матери и спросил:
— Мать, где мой отец?
Она ему сказала, показывая на своего отца:
— Вот этот человек, что ты видишь перед собою, и есть
твой отец.
— Нет,— сказал Сухраб,— это твой отец, это не мой отец.
Так они препирались до тех пор, пока она ему не открыла,
что отец его в Забулистане.
— Отправляйся туда, если хочешь его видеть,—сказала
она.
218

У Сухраба был дядя — брат матери. Дядя вызвался помочь
ему. Собрали они вместе с дядей дружину, отпросились у царя
и двинулись в путь.
Пусть они себе едут, а ты послушай несколько слов о мате­
ри Сухраба.
Мать Сухраба надела мужскую одежду, села на коня и бы­
стро поехала вперед окольпой дорогой. В одном узком ущелье
преградила Сухрабу путь; а на лицо опустила забрало, чтоб он
ее не узнал.
Сухраб подъехал и видит: на дороге стоит витязь, загоро­
дил дорогу.
— Чего ты хочешь, о витязь? — спрашивает он.
— Я хочу померяться силами с одним из ваших витязей,—
отвечает тот.
Ну, кроме как с Сухрабом меряться силами ей в этом войске
было не с кем. Но и Сухраба в два захвата подняла она в воздух
и шмякнула оземь. И тут подняла забрало, и он понял, что это
его мать.
— Возвращайся назад, нет еще в тебе силы твоего отца,—
говорит мать.
Так она вернула его с дороги.
Прошел год, и снова вознамерился Сухраб пойти на розыски
своего отца. Собрал дружину, тронулся в путь — а мать снова
подстерегла его в том узком ущелье. На этот раз уже Сухрабу
удалось оторвать от земли свою мать и швырнуть оземь. Тогда
она сказала:
— Ну, теперь можешь отправляться, теперь есть в тебе си­
ла Рустама.
Мать вернулась обратно в город, а Сухраб отправился даль­
ше в путь. Ехали они, ехали и подъехали к замку. Сухраб при­
казал всем сойти с коней, они разбили здесь свои шатры и па­
латки. Разошлись все по своим шатрам и палаткам — и отды­
хают. И тут Сухраб увидел, что из замка вышла девушка с кув­
шином в руке, идет за водой. Тогда Сухраб говорит своему
дяде:
— Пойди схвати эту девушку за руку и приведи ко мне в
шатер!
Дядя говорит:
— Племянник, много есть хороших девушек, много краси­
вых женщин, но ведь это не дело, чтобы я всякий раз хватал и
приводил их к тебе!
— Я сказал тебе,— отвечает Сухраб,— возьми ее за руку и
приведи! А нет — получишь от меня затрещину!
Дядя испугался, мол, не убил бы он меня, пошел, взял де219

вушку за руку и привел в шатер к Сухрабу. Сухраб взял ее в
жены по мусульманскому обряду и овладел ею.
Провела эта девушка у него в шатре одну-две недели, а по­
том он наполнил девушке кувшин драгоценностями и сказал:
— Иди!
— Куда же я пойду? — говорит девушка.— Ведь у меня во
чреве твое дитя!
У Сухраба был драгоценный браслет, он снял его с руки и
дал ей со словами:
— Если родится девочка — потрать на нее, а если родится
сын — одень ему на руку и отправь в Забулистан.
После этого дядя повел Сухраба дальше, достигли они го­
рода, где царствовал Кей-Кавус. Разбили вокруг города шатры
и палатки, окружили город, начали осаду. А Рустама-то в го­
роде нет, там только витязи из его дружины. Сухраб каждый
день сражается с витязями Рустама, каждый день двоих-троих
берет в плен. Не убивает их, а просто берет в плен. Так пленил
он сорок витязей Рустама.
До Рустама дошел слух: дескать, что ты раздумываешь, о
Рустам, город Кей-Кавуса осадил юноша-богатырь. Он уже пле­
нил сорок твоих витязей. Услышал эту новость Рустам и от
неожиданности уронил чашу с вином весом в семь с половиной
манов, что была у него в руках. Немедля возложил усыпанное
драгоценными каменьями седло на Рахша, птицею в седло взле­
тел, ногу в стремя он продел, поудобнее уселся и пустился в
дальний путь, о любви стихи слагая, подвиг ратный совершая...
К вечернему намазу достиг города царя Кей-Кавуса и разбил
возле города свой шатер с бубенцами 3.
Разбил он свой шатер с бубенцами, а дядя увидел это и го­
ворит Сухрабу:
— Вот этот шатер с бубенцами — видишь — разбил твой
отец, Рустам.
А на дворе уже темнело, наступал вечер. Сухраб подумал:
«Завтра пойду посмотрю на отца».
А когда наступила полночь, то Рустам решил пойти посмо­
треть, как там его витязи в плепу у Сухраба, не болен ли кто
из них и не нужно ли его вызволить оттуда.
Сначала подошел к шатру Сухраба, провертел дырочку и ви­
дит: сидит там такой прекрасйый юноша, что и сестры для него
не жалко.
«Да стану я жертвой того отца, что имеет такого сына»,—
подумал Рустам.
И все стоит, смотрит на него, никак не может оторваться.
Целый час стоял, все глядел на лицо Сухраба. А потом пошел
220

к тому шатру, где Сухраб держал пленных витязей. Увидел,
что один из них болен. Взял его, взвалил на плечи и отправился
к себе. Идет, видит: в темноте какая-то тень движется мимо:
это дядя Сухраба как раз вышел из шатра. Дядя Сухраба уви­
дел, что что-то чернеется, и спросил:
— Эй, кто ты?
Рустам молчит.
Дядя опять спросил:
— Эй, тень, кто ты?
Рустам опять молчит.
Тогда дядя Сухраба подскочил к нему, схватил его за руку
и хотел ему руку вывернуть, а Рустам дал ему затрещину, из
того и дух вон. Мертвый упал.
Утром Сухраб проснулся, вышел из шатра, видит: дядя ле­
жит убитый. Понял, что это дело рук либо самого Рустама, либо
кого-то из его витязей..
Был у Сухраба конь Гульранг. Сухраб возложил на него
осыпанное драгоценными каменьями седло, птицею в седло
взлетел, ногу в стремя он продел, поудобнее уселся и выехал на
поле брани. Пока Рустам успел опомниться, Сухраб уже убил
десять-двадцать из его витязей в отместку за смерть своего
дяди.
Тогда на ристалище вышел Рустам и говорит:
— О витязь, зачем ты посеял такое смятение между
людьми? Что это за шум?
А Сухраб ему отвечает:
— Не грози мне, не боюсь я твоих угроз.
Так — слово за слово — отстегнули они ремни у палиц, взя­
ли в руки палицы и начали биться друг с другом. Бились-би­
лись — но ни один из них не смог одержать верх. И тогда со­
шли они с коней, схватили друг друга за пояса и стали бороться*
С такой силой они друг друга тянули, что если б гору Альвард
с такой силой потянули, то с корнем бы ее вырвали, но никто
из них не одержал победы.
Так они боролись несколько суток, в конце концов помянул
Сухраб единого господа, поднял Рустама ввысь и ударил оземь.
Выхватил кинжал, чтобы всадить в живот Рустама, и тут Ру­
стам сказал:
— Витязи на первый раз дают побежденному отсрочку.
А Сухраб спросил его:
— Скажи мне — ты Рустам? Ты родня Рустама? Ты сын
Рустама, брат Рустама? Кто ты Рустаму? Скажи, есть ли в тебе
родительская любовь ко мне? Скажи мне правду, что ты за че­
ловек?
221

Рустаму было стыдно сказать своему победителю правду, и
он ответил Сухрабу:
— Я не только не из родственников Рустама, но даже не
из его слуг.
Сухраб вернулся в свой шатер, а Рустам направился в горы,
к источнику — стыдно ему было возвращаться к войску. Подо­
шел он к источнику, совершил омовение, прочитал намаз и
обратился к богу с мольбой:
— О боже, о господи, дай мне силу сорока слонов, она мне
нужна ныне!
Молился он, молился, пока в руки его не вошла сила сорока
слонов. Таким он стал тяжелым, что по колена вошел в землю.
Прошла ночь, и снова Рустам вышел на поле брани. Испу­
стил боевой клич, Сухраб услышал его и подумал: «Я же вчера
его победил! Зачем он снова пришел?» Вышел на ристалище,
подошел к Рустаму и спросил его:
— О витязь, я же победил тебя вчера, чего ты еще хочешь?
А тот ответил:
— Вчера — это не в счет, давай поборемся сегодня.
И вновь они начали бороться. Шесть суток боролся Сухраб
с силой сорока мощных слонов, а на седьмой день Рустам под­
нял Сухраба в воздух и ударил оземь. Вынул меч Сама, что
весил сто манов, и вонзил ему в печень.
И закричал Сухраб:
— Вероломством своим ты победил меня! Но знай, если ты
даже станешь рыбой и уплывешь в море — мой мститель най­
дет тебя. И если бы ты стал звездой — он сорвал бы тебя с
неба!4
Рустам спросил:
— Кто же за тебя будет мстить?
— Мстить за мепя,— отвечает Сухраб,— будет Рустам. Ру­
стам, сын Заля, Заля, сына Сама, Сама, сына Наримана, хо­
зяин шатра с бубенцами.
— А чем ты это докажешь? Есть у тебя какой-нибудь
знак? — спрашивает Рустам.
— Да, есть,— отвечает Сухраб.— Его браслет у меня на
руке.
И испустил дух.
Посмотрел Рустам — а это его собственный браслет на
руке у него надет. И стал он себя бить, и посыпал себе голову
прахом, и рвал на себе волосы. Тотчас послал он человека к
Кей-Кавусу, чтобы тот прислал целебного снадобья. Посланец
вернулся с пустыми руками — дескать, Кей-Кавус не дал сна­
добья. Рустам в гневе бросился сам к царю, выхватил меч и
222

хотел ударить Кей-Кавуса. А Кей-Кавус сидел на престоле, и
Рустам сказал:
— Я разрубил бы этот трон вместе с тобой на четыре части,
если бы не был это трон Сулеймана. А трон Сулеймана раз­
рубить я не могу.
И тут он услышал голос:
— Рустам, если ты будешь сорок дней носить Сухраба на
своих плечах — бог снова даст ему душу!
Изготовили сундук, положили тело Сухраба в сундук. Взва­
лил Рустам сундук на плечи и день и ночь таскал на себе.
Так таскал тридцать восемь дней. На тридцать восьмой день
Кей-Кавус опять замыслил недоброе дело. Он позвал к . себе
одну старуху и сказал ей:
— Возьми черный палас и отнеси к такому-то броду, куда
Рустам каждый день приходит пить воду. Принеси его туда в
полдень и начни стирать. Рустам скажет: «Этот черный палас
белым не станет, сколько ни стирай». А ты ему и скажи: «Если
этот черный палас белым не станет — то и мертвый не оживет».
Вот так.
Ну, эта старуха взяла черный палас и пошла к тому броду,
куда Рустам приходил в полдень пить воду. Стала мочить па­
лас, стирает его понемногу. Рустам в самое жаркое время — в
полдень — пришел туда пить воду и — ох, лучше бы ты и не
спрашивал и не слушал бы, что дальше было, уходил бы от­
сюда! Возьми да и спроси он старуху:
— Эй, старуха, что, этот черный палас станет белым, что
ли, если ты его будешь стирать?
А она отвечает:
— Если черный палас белым не станет, то ведь и мертвый
живым не станет.
Только она это сказала — сердце у Рустама дрогнуло, сел он
на землю и сундук поставил. И как только он его поставил,
Сухраб из сундука говорит:
— Отец, ты второй раз вонзил мне кинжал в сердце.
Так и умер Сухраб. Надел Рустам саван на Сухраба, похо­
ронил его — закопал в землю. А войско его отправил назад. Все
воины надели черные одежды и отправились восвояси, в город,
где жила мать Сухраба.
Когда войско подошло к городу и мать Сухраба увидела, что
все войско одето в черное, она сразу поняла, что Рустам убил
Сухраба. Надела она богатырские доспехи, привязала к поясу
меч и отправилась с войском назад, в город Кей-Кавуса.
Дошла тут до Рустама весть: мол, мать Сухраба с войском
идет по твою душу, а ты, мол, сидишь здесь без дела.
223

Тогда Рустам позвал к себе свою сестру —- ее звали Гисйабану — и сказал ей:
— Возьми Коран и поклянись ей на Коране: мол, Рустам
убил его нечаянно. Мол, откуда он мог знать, что это его сын?
Никто ведь не убивает своих детей!
Сестра Рустама взяла Коран, вышла вперед к жене Рустама и все сделала, как ей приказал Рустам. Объяснила ей, что
Рустам не знал, с кем сражается, потому и убил Сухраба. Кто
же станет убивать своих детей?
И жена Рустама простила ему его вину.
19. Барзу

Пусть себе они остаются там, а ты послушай несколько
слов о жене Сухраба. О той девушке, которую он встретил воз­
ле стен замка, той, чей кувшин он наполнил драгоценностями.
Когда прошло девять месяцев, девять дней, девять часов и
девять минут, бог дал ей сына. Назвали его Барзу.
Не будем затягивать рассказ на месяцы и годы — Барзу
вырос, исполнилось ему лет. двенадцать, и дед его, отец девуш­
ки,— он был военачальником в том городе — сделал ему такую
лопату, что сразу загребала три харвара земли. Стал он этой
лопатой копать землю, занялся крестьянским делом.
Однажды мимо этой крепости проезжал Афрасиаб. Увидел
он, что какой-то крестьянский парень копает землю — за один
раз загребает три харвара земли, бросает в сторону на три фарсанга. Подумал Афрасиаб: «Наверно, такому по плечу и с
Рустамом сразиться». Тотчас позвал к себе одного-двух всадни­
ков и сказал:
— Идите к нему, скажите: мол, ты нужен Афрасиабу, он
зовет тебя к себе.
Ну, двое этих всадпиков подъехали к Барзу, не сказали ему
ни «Мир тебе», ни «Бог в помощь», а сразу:
— Идем с нами, тебя зовет Афрасиаб.
А Барзу их и не слушает — копает себе землю. Потом один
иэ всадников еще раз говорит:
— Эй, братец, тебя к себе Афрасиаб требует.
Как только он это сказал, Барзу рассердился, схватил за
хвост одного из коней, раскрутил над головой и ударил по
другому так, что всех четверых — и коней и людей — отправил
в ад.
Узнал об этом Афрасиаб и еще раз подумал: «Да, такой мо­
жет справиться с Рустамом».
224

Позвал своего везира и сказал ему:
— Теперь ты иди к этому парню. Только повежливей, угово­
ри и приведи.
Везир Афрасиаба пришел к Барзу и начал повторять:
— Мир тебе, с богом, мир тебе, с богом, мир тебе... Юноша,
пойдем со мной, тебя зовет Афрасиаб. Он просил тебя црийти
всего на десять минут или там на полчаса, а потом ты снова
пойдешь восвояси.
Барзу говорит ему:
— Ладно, я пойду, но если Афрасиаб меня обманет, я пущу
в ход лопату и сразу убью десять-двадцать человек.
Пошел вслед за везиром, пришли они к Афраоиабу.
Афрасиаб и говорит ему:
— Парень, попусту тратишь ты свою молодость, землю ко­
паешь. Служи лучше у меня, я тебя сделаю главным над сот­
ней всадников.
— У меня есть мать, я спрошу у своей матери. Если мать
позволит мне стать твоим слугой — ладно, если не позволит —
не буду служить тебе,— отвечает Барзу.
— Ладно, иди спроси у своей матери,—говорит Афрасиаб.
Барзу пришел к своей матери и рассказывает ей:
— Мать, есть такой царь, его зовут Афрасиаб. Он проезжал
мимо, когда я копал землю, позвал меня й себе и сказал: «Будь
моим слугой, я сделаю тебя старшим над сотней всадников».
Как мне быть — согласиться или нет?
— Что же,— отвечает мать.— Греха в этом нет. Когда бу­
дешь служить ему, то, если сможешь, убей Рустама. Но только
с потомками Рустама и его родичами дела не имей, их не трогай.
Удивился Барзу, подумал: «Почему она так говорит?» Но
ничего не сказал.
Пошел к Афрасиабу и стал ему служить. Шесть месяцев обу­
чали Барзу искусству держать палицу, метать дротик, стрелять
из лука, бросать аркан — всему, что нужно воину уметь.
И вот однажды случилось так, что сошлись на поле брани
войско Афрасиаба и войско царя Кей-Кавуса. И сошлись на
поле боя Барзу и Рустам, чтобы сразиться в поединке.
Рустам сказал:
— О витязь, право первого удара я даю противнику, бей, и
пусть в сердце твоем не будет жалости.
Сердцу моему знаком меча удар,
Только Искандару равен Искандар,
Битвой двух героев наш да будет бой,
Словно львы сразимся, витязь, мы с тобой.
15

Заказ 215

225

Не бывало равных мне на поле брани,
Хил ты — как росток, что, обреченный, вянет.
— Пошевеливайся, чтоб я тебя убил скорее, ведь есть у
меня сто других дел!
Славный Барзу ответил ему:
— Не пугай меня, я не боюсь твоих угроз!
Рустам прикрылся щитом, а славный Барзу метнул палицу в.
Рустама и с такой силой ударил его по колену, что Рустам
охромел на одну ногу.
И сказал Рустам:
— О юноша-богатырь!
— Что? — спросил Барзу.
— Дай мне до завтра передышку.
Царзу согласился. Барабанный бой возвестил о конце бит­
вы, Рустам вернулся в свой шатер, Барзу — в свой. Афрасиаб
спросил Барзу:
— Что случилось?
— Передышка до завтра,— ответил тот.
— Ты должен был убить его сегодня! Зачем ты отложил это
до завтра? — говорит ему Афрасиаб.— Ну, а теперь уж ничего
не поделаешь!
А Рустам позвал своего сына Фарамарда и говорит:
— Я сразился с тем витязем, и он нанес мне удар палицей
по колену так, что я охромел. Никому еще не удавалось сде­
лать этого, а сделать это мог только богатырь из моего рода,
кто-нибудь из моих потомков. Я хочу, чтобы ты сразился с ним,
но не убивай его, поймай его арканом — плени его так или
иначе, с помощью какой-нибудь уловки. Смотри только не уби­
вай его — ведь я и так уже все глаза проплакал по Сухрабу.
— Ну ладно, увидишь сам, как я с ним завтра поступлю,—
говорит Фарамард.
Утром сын Рустама Фарамард сел на коня Гульранга и вы­
ехал на ристалище. Объехал ристалище и остановился, ждет
соперника. Тут выехал на ристалище Барзу и спрашивает:
— А где вчерашний богатырь?
Фарамард ему отвечает:
— А что тебе за дело? Вот я, я и есть вчерашний богатырь.
Я что, кажусь тебе недостойным того, чтобы со мной сра­
зиться?
Барзу стал приглядываться к Фарамарду, сравнивать его с
Рустамом, а Фарамард тем временем бросил аркан, поймал ар­
каном Барзу, подтащил к себе и связал.
Пленил он Барзу и так победил войско Афрасиаба. Ведь
226

главным богатырем в его войске был Барзу. А раз Барзу не
было — некому было сражаться с Рустамом и Фарамардом.
И все войско в страхе разбежалось, а Барзу остался в плену.
Пусть себе Барзу остается в плену, а ты послушай несколько
слов о его матери. До матери Барзу дошла весть, что сын ее
в плену у Рустама. И тотчас она решила пойти в город КейКавуса, чтобы освободить Барзу.
Барзу был в темнице, и. была к нему приставлена служанка,
которая варила ему пищу. Мать Барзу разыскала служанку,
сказала ей, что она мать Барзу, и стала ее уговаривать: дес­
кать, освободи моего сына, и тогда я отдам егр тебе.
Ну, служанка согласилась и освободила Барзу. И все они
трое — служанка, Барзу и его мать — уехали из города.
Наутро Рустам смотрит — ни Барзу нет, ни служанки, ко­
торая ему готовила и носила пищу. Сразу понял, в чем дело, и
вместе с войском бросился в погоню. Ехали они, ехали и вот
в одной степи видят — стоит шатер. Поняли они, что это шатер
Барзу. И вызвал Рустам Барзу на бой.
Тем временем сын Афрасиаба проезжал мимо, возвращаясь
с охоты. Увидел, что стоит шатер Барзу, подъехал к шатру с
двадцатью всадниками. Барзу пригласил его в тяатер и крикнул
Рустаму:
— Рустам, нам нечего есть накануне боя!
Рустам ответил:
— У меня есть все что нужно, вам приготовят сытный обед!
И велел своему повару приготовить для них хороший обед.
А повар думает: «Сколько мы будем сидеть здесь, в голой
степи из-за этого Барзу! Отравить бы их всех, чтобы они умер­
ли, а мы поехали домой!» Посыпал все кушанья сверху ядом,
велел отнести в шатер Барзу. Принесли обед, Барзу, сын Аф­
расиаба и несколько его слуг сидят, ждут. Когда принесли ку­
шанья, сын Афрасиаба говорит:
— Не ешь пищу, которую готовил враг!
Взял кусочек, бросил щенку, который тут же вертелся у их
ног. Щенок проглотил этот кусок и сразу сдох. Тогда Барзу вы­
шел из шатра и закричал:
— Эй, вероломный Рустам! Ты не можешь победить людей в
честном бою, так хочешь убить их своим, коварством! Ты дал
нам отравленную пищу!
И еще много чего сказал он Рустаму — все, что накопилось
у него на сердце.
Услышал это Рустам, позвал к себе повара и тотчас убил
его. А потом велел дать Барзу рису, баранов — всего, что нуж­
но для еды, и сказал:
227

— Зарежьте сами себе баранов, сами сварите себе еду и
ешьте. Утром же готовьтесь к бою.
Зарезали они сами баранов, приготовили себе плов и
поели.
Наступило утро, Рустам и Барзу вышли на поле боя.
— Как ты хочешь сражаться со мной? — спросил Рустам.
— Хочу бороться,— ответил Барзу.
Схватились Рустам и Барзу и начали бороться. Семь дней и
ночей продолжалась схватка. Барзу одолевал Рустама, но к кон­
цу седьмого дня Рустам поднял Барзу и так швырнул его оземь,
что тот в землю вошел. Вытащил меч, чтобы вонзить в печень
Барзу. А тут мать Барзу крикнула из шатра:
— Что ты делаешь! Ты хочешь извести семя Сухраба?!
И как только она это крикнула, Рустам отбросил меч Сама
весом в сто манов на один фарсанг в сторону, подошел и по­
целовал Барзу в лицо и в грудь.
Барзу встал, выхватил кинжал и пошел к матери, говоря:
— Зачем ты сделала так? Ведь я мог убить своего деда!
Ведь это битва, мы бы могли не узнать друг друга!
И Рустам сказал:
— Не позвала бы ты меня, не сказала бы, что мой сопер­
ник — сын Сухраба, быть бы ему мертвым! Хорошо, что хоть
в последний миг ты назвала его!
И добавил, обращаясь к Барзу:
— Негу бивай ее, ведь это твоя мать!
Барзу послушался, а Рустам отдал ему за кровь отца Рахша, меч Сама весом в сто манов, щит Гершаспа и шлем.
Узнал об этом Фарамард, сын Рустама, и затаил злобу. Ду­
мает: «Все это должно было достаться мне! Зачем он это ему
отдал?! И кто знает, сын он Сухраба или нет!»
А Рустам понял, что Фарамард затевает недоброе. Позвал
к себе Гива и сказал ему:
— Уведи Барзу отсюда хоть на десять дней или на месяц.
Разведи их с Фарамардом, чтобы они друг друга не видели.
Фарамард узнал об этом, позвал Гива к себе и говорит:
— Веди Барзу прямо к войску Афрасиаба. Тот его сразу
убьет, отомстит ему за разгром своего войска.
Гив пошел к Барзу и говорит ему: мол, здесь голая степь,
ничего нет, поедем вместе со мной, я отведу тебя в хорошее ме­
сто. Барзу согласился, и они поехали. Ехали, ехали, и вдруг
видит Барзу: перед ним войско; и догадался он, что это войско
Афрасиаба. Он это понял и закричал:
— Эй, Гив, негодяй, куда ты меня привел?!
Услышал это Гив, повернул коня и поскакал прочь во весь
228

опор. Барзу погнался за ним вслед, но сколько ни погонял Paxша, не мог Гива догнать — такой у него был резвый конь.
Гив скрылся, а Барзу поехал по степи куда глаза глядят.
Ехал, ехал, ехал и к вечеру подъехал к какому-то городу.
Смотрит: а городские стены из железа, сверху донизу все из
железа. Подъехал к воротам, постучал в них, откликнулся ста­
рик-привратник. Барзу сказал ему:
— Эй, страж, открой мне ворота, я чужестранец!
Тот отвечает:
— Эти ворота открыть нельзя. Вот уже семь лет, как город
в осаде и ворота города никому не отпираются.
— Ты все же открой,— говорит Барзу.
— Нет, не могу! Таков приказ царя,—отвечает страж.
— Ну просунь тогда в щель руку!
— Нет, богатырь, если я просуну руку, ты ударишь мне по
руке или отрубишь ее!
— Клянусь богом, нет, я не трогаю стариков!
Старик-страж поверил Барзу и протянул руку. А Барву
сунул руку в карман, вынул оттуда горсть золотых монет, доро­
гих жемчугов и лалов и высыпал в ладонь старику.
Деньги проклятые, все зло из-за них! Увидел сторож день­
ги—и открыл ворота. Барзу въехал внутрь, слез с коня, ста­
рик-привратник взял Р&хша под уздцы и спрашивает Барзу:
— Сколько корму задать твоему коню?
— Сто манов соломы, сто манов клевера, сто манов ячме­
ня — всего три харвара.
Отвел старик Рахша в конюшню, велел принести сто манов
соломы, сто манов клевера, сто манов ячменя, высыпали перед
Рахшем, огромная куча получилась — высотой с дом!
Потом старик спросил у Барзу:
— Ну а сам-то ты что будешь есть?
— Что имеешь, то и неси, то я и буду есть,—отвечает
Барзу.
Сторож пошел к повару, взял у него три подноса с пловом —
из самых больших подносов,— велел трем носильщикам взять
их на плечи и нести к Барзу. Те принесли к нему подносы с
пловом, он приказал им:
— Поставьте их здесь, а сами постойте рядом. Я поем, па­
том унесете подносы.
Барзу взял одну пригоршню риса, слепил из нее комок, съел;
другую, третью... пять пригоршней слепил, съел — плов и кон­
чился. Потом взял подносы, свернул каждый из них в трубочку
толщиной в фитиль, отдал носильщикам и говорит:
— Теперь можете уносить!
229

А они ответили:
— Что ты сделал! Повар нас убьет! Что ты сделал с подно­
сами!
Барзу взял подносы, снова разогнул их, так, что они стали
плоскими, как раньше, отдал им, они ушли.
Настало утро, Барзу попил чаю и вышел пройтись по го­
роду. А за домом старика-привратника был сад царской дочери.
Барзу увидел, как она прогуливается по саду, нюхает цветы,
увидел девушку, каких нигде не сыщешь, девушку, каких одна
на тыщи: легкость ветерка в изящном стане, взгляд — как буд­
то у китайской лани; как фисташка, губы чуть раскрыты, куд­
ри шелковые кольцами завиты —- сто красот у ней и тысяча до­
стоинств. Стоит шаг ступить ей — все в восторге перед нею тот­
час замирает, лишь на мир посмотрит — он немедля за себя
стыдиться начинает...
Не одним сердцем, но тысячью сердец влюбился в нее Бар­
зу. Вернулся домой и спрашивает сторожа:
— Отец, скажи, чья это девушка гуляет там в саду?
Сторож отвечает:
— Это дочь царя.
Барзу спрашивает:
— А не отдадут ли ее за меня, если я посватаюсь?
— Отдадут,— говорит сторож,— но только если ты выпол­
нишь одно условие царя.
— Какое?
— Вон на той горе за городом живет дракон. Вот уже семь
лет никто не может выйти из города — он всех пожирает. Семь
лет город в осаде, никто наружу не выходит, даже сеют и па­
шут внутри города. Если сможешь убить дракона — царь отдаст
тебе и свою дочь, и полцарства в придачу.
А Барзу думает: «На что мне его полцарства, пусть отдаст
дочь, и этого хватит».
— Пойдем,— говорит он старику,— к царю, посватаем за
меня его дочь.
— Ладно,— отвечает привратник.
И вот они отправились в царский дворец. Пришли к царю, и
как только царь увидел Барзу, велел принести для него стул и
пригласил его сесть. Барзу сел на стул, и стул сразу развалил­
ся. Тогда царь говорит:
— Принесите булатный стул.
Принесли булатный стул, Барзу сел на него. Пустили чашу
с вином по кругу, стали пить вино, а потом начались беседы,
шутки, разговоры.
Вот Барзу и говорит:
230

— О царь, не примешь ли ты меня в сыновья?
Царь отвечает:
— Я согласен, но вот в чем трудность: уже семь лет как мы
не выходим за городскую стену. Там на горе появился дракон,
он не дает никому выйти из города. Если ты убьешь его, то и
дочь тебе отдам, и царство.
Барзу говорит:
— Я убью его, но дай мне кого-нибудь, кто показал бы мне,
где он живет.
Царь позвал одного из своих рабов и говорит ему:
— Эй, раб, пойди и покажи этому богатырю место, где жи­
вет дракон.
Барзу и раб пошли в конюшню. Барзу оседлал Рахша, сел
на него — и они потихоньку двинулись в путь. Раб идет впере­
ди, Барзу следом. Вышли из городских ворот, шли, шли, пока
не подошли к горе. А из горы дым идет. Раб и говорит:
— Вот этот дым видишь, словно из кузнечного горна,— это
дракон дышит.
Остановились они возле одного источника. Барзу сошел с
коня, привязал его возле источника и говорит рабу:
— Ты оставайся здесь, рядом с конем, и слушай. Когда я
первый раз издам клич — знай, что я увидел дракона. Второй
раз закричу — значит, начал бой с драконом. Когда закричу в
третий раз — ты поймешь, что дракон убит. Если же ты не ус­
лышишь третьего крика — значит, дракон проглотил меня. Тог­
да садись на коня и поезжай в город.
И ушел. И вот он видит дракона и издает первый клич, по­
добный кличу Али. Дракон пошевелился. Барзу вытащил меч
Сама весом в сто манов, испустил второй клич. Дракон разверз
пасть и стал изрыгать огонь, а Барзу вонзил в пасть дракону
меч, да так, что тот вышел у дракона через хвост, разрезал дра­
кона на две половины. И тут Барзу испустил третий клич — и
упал без чувств. Вся его одежда вспыхнула от огненного ды­
хания дракона.
Услышал раб все три клича, поднялся наверх, видит: и
вправду Барзу разрубил дракона на две части, а сам лежит без
чувств, и одежда на нем пылает. Снял он с себя рубашку, на­
мочил ее в источнике — ведь ведра у него не было — и погасил
горящую одежду Барзу.
И тут Барзу пришел в себя и говорит:
— Эй, раб, иди отнеси царю радостную весть — пусть он
вознаградит тебя за нее. Скажи: дескать, Барзу убил дракона.
Пусть он даст одежду для меня, эта вся сгорела, и принеси ее
сюда.
231

Этот черный раб сел на Рахша, отправился к царю. Явился
к царю и говорит:
— Радуйся, о царь, дракон убит. Его убил Барзу. Пришли
ему новые доспехи, старые спалил своим дыханием дракон.
Царь дал ему богатырские доспехи. Велел открыть все во­
рота города — дескать, теперь некого бояться. И сам решил по­
ехать посмотреть на убитого дракона.
Ну, пока он собирался, Барзу выпотрошил дракона и набил
его шкуру сухой травой. Десять харваров травы туда помести­
лось. Со стороны казалось, будто дракон живой.
Приехал царь со свитой, увидел, что дракон живой, и гово­
рит Барзу:
— Дракон живой, ты не убил его.
Барзу ответил:
— Да нет, это просто чучело, я собрал в шкуру дракона тра­
вы для своего коня.
Тут раб отдал Барзу доспехи, Барзу надел на себя новые до­
спехи, взвалил чучело дракона на круп Рахша, сел верхом, п
все поехали.
Ехали они, ехали и приехали в город. А ворота все откры­
ты, народ изгорода валит наружу.
Ну и тут царь отдал за Барзу свою дочь. Семь дней и ночей
гремела музыка, били в барабаны, трубили в трубы — играли
свадьбу. А после свадьбы Барзу остался жить там.
Прошел месяц, приходит Барзу к царю и говорит:
— Отпусти меня, я поеду.
А царь ему отвечает:
— Царствуй вместо меня, я уже стар. Трон и венец — пусть
все будет твое.
Барзу отвечает:
— Бог создал меня не царствовать, а совершать богатыр­
ские подвиги.
И царь отпустил его.
Сказал Барзу своей жене, что он уходит, а жена его и го­
ворит:
— Ты уйдешь, а у меня во чреве твое дитя. Что мне делать
с ним?
Барзу снял со своей руки браслет, дал его жене и гово­
рит ей:
— Если родится девочка — продай,, деньги истрать на нее;
если же мальчик — надень ему на руку и отправь его в Забулистан.
Барзу затянул подпругу у коня так, что тот издал глубокий
вздох. Птицею в седло взлетел, ногу в стремя он продел, по232

удобнее уселся и пустился в дальний путь, о любви стихи сла­
гая, ратный подвиг совершая.
Гнал коня несколько суток без передышки, пока не достиг
одной лужайки. Сошел с коня, пустил Рахша пастись, а сам с
луком в руках стал гулять по равнине. Ходил так, ходил, пока
не попался ему на глаза онагр. Он натянул тетиву и выстрелил
в него — попал в него так, что тот упал мертвым, даже не ше­
лохнулся. Снял с него шкуру. Собрал на равнине дров, разжег
костер, приготовил жаркое и поел. Положил себе под голову
щит Гершаспа и заснул, издавая громкий храп.
Оставим его здесь, а вы послушайте о том, как Афрасиаб со
своим несметным войском отправился на охоту. Ехали они, еха­
ли, приехали на ту лужайку и видят: посреди лужайки пасется
Рахш. Тогда Афрасиаб сказал:
— Раз Рахш здесь, значит, где-то здесь кто-то из потомков
Рустама. Найдите его и окружите!
Воины Афрасиаба нашли спящего Барзу и окружили его со
всех сторон, так что он оказался по одну стороиу войска, а
Рахш — по другую. Проснулся Барзу и видит, что вокруг него
войско, да такое многочисленное, что колосья на поле сосчи­
тать можно, а этому войску счета нет. А Рахша нет, Рахш по ту
сторону войска.
Подумал Барзу: «Боже, как мне быть без Рахша, ведь пе­
шему трудно сражаться». Встал и издал клич, подобный клику
Али. Услышал этот клик Рахш и поднял голову от пастьбы.
Барзу испустил второй клич, Рахш стал переступать ногами.
Барзу кликнул в третий раз — и Рахш бросился в гущу вой­
ска, прямо к Барзу. И пока он добрался до Барзу, тысячу лю­
дей и коней он отправил в преисподнюю.
Барзу затянул у коня подпругу так, что конь издал глубо­
кий вздох. Птицею в седло взлетел, ногу в стремя он продел,
поудобнее уселся и таким богатырем вылетел на ристалище,
что и против ста всадников устоять может. И пропел, обраща­
ясь к главному богатырю в войске Афрасиаба:
Сердцу моему знаком меча удар,
Только Искандара знает Искандар,
Битвою героев пусть наш станет бой,
Словно львы сразимся, витязь, мы с тобой.
Не бывало равных мне на поле брани,
Ты же — как росток, что, обреченный, вянет.
— Бей же -— право первого удара я даю врагу! —
И славный Барзу прикрылся щитом.
233

А тот негодяй бросил свою палицу в Барзу, но Барзу благо­
даря своей силе и мужеству сумел отразить этот удар. И тогда
Барзу сказал:
Пусть мой меч удар ответный нанесет,
Так, что ты забудешь этот мир и тот!
Вытащил из ножен меч Сама в сто манов весом и так удаана,
имя его должно быть Кей-Хосров. Я же уеду и больше не вернусь, меня
убьет твой отец. Там, где меня убьют, я отпущу своего коня. До тех
пор пока Кей-Хосров не вырастет, никому мой конь не достанется. Ког267

да Кей-Хосров вырастет, пусть возьмет себе моего коня. Пусть он осед­
лает моего коня, конь отвезет его в Иран к деду.
Сиаваш отправился в путь с тысячью полностью вооруженных всад­
ников, как было принято в те времена. Когда они подъехали к городу
Афрасиаба, то Гарсивак сказал:
— Вот, посмотри, он приехал с тысячью вооруженных всадников.
Если бы он ничего не замышлял, то зачем же ему так приезжать? Он
уже приготовился к бою.
Афрасиаб подозвал к себе Сиаваша и спросил:
— Что это за воины?
— Это мои воины,— ответил Сиаваш.-— Я их не па бой привез, они
приехали просто так со мной. Не верь словам Гарсивака, у меня и
в мыслях нет воевать со своим тестем. Ты мне вместо отца, я на тебя
не обнажу меча. Делай со мной что хочешь, воля твоя, мне себя не
жалко. Мне жаль только тех, которые потом погибнут, сражаясь из-за
мепя. Ты можешь меня убить, но потом много людей будет убито изза меня.
Афрасиаб не послушался его слов. Сиаваша связали по рукам и но­
гам, как барана, и отрезали ему голову. Там, где кровь его пролилась
па землю, сразу выросли цветы. Воины его вернулись ,в Иран, Потом Афрасиаб приказал, чтобы привели Фарангиз и побили ее,
чтобы она выкинула ребенка. Она была беременна, и Афрасиаб думал,
что ребенок будет ему врагом. Привезли Фарангиз, но тут вмешался
Пирани-Гиса, которого не было во время убийства Сиаваша — он был
в другом городе. Приехав, Пирани-Гиса очень расстроился и сказал:
— Зря вы так поступили, нажили себе врагов. Фарангиз отдайте
мне, когда она родит, я возьму ребенка себе. В чем повинен ребенок?
Никто никогда не узнает, кто был его отцом.
Пирани-Гиса увел Фарангиз. Когда минуло девять месяцев, девять
дней и девять часов, бог дал ей сына. Его нарекли Кей-Хосровом. Афрасиабу донесли: мол, бог дал тебе внука, его назвали Хосровом.
— Что ты будешь с ним делать? — спросил Афрасиаб у Пирани-Гиса.
— Я пошлю его в горы к пастухам,— ответил Пирани-Гиса.— Пусть
растет у пастухов, никто не поймет, чей это сын.
Так и рос мальчик в горах у пастухов. Когда ему исполнилось во­
семь лет, он сам сделал себе лук и стрелы, научился понемногу стре­
лять. То козу застрелит, то волка, то льва. Он сам научился владеть
оружием.
Пусть он там себе растет, а вы послушайте о Рустаме. Когда Рус­
там узнал, что Афрасиаб-турк убил Сиаваша, он поехал и отрезал Судабе голову.
Сын же Сиаваша до десяти-двепадцати лет жил у пастухов. Потом
Афрасиаб приказал Пираии-Гиса привести к нему мальчика, мол, хочу
на него посмотреть. Пирани-Гиса предупредил Кей-Хосрова, чтобы раз­
говаривал с дедом так, как будто бы он безумный, говорил бы ему вся­
кие глупости. Мол, что бы он тебя ни спросил, ты отвечай невпопад, а
не то он велит тебя убить.
Когда мальчика привели к Афрасиабу и он с ним заговорил, то уви­
дел, что мальчик говорит, как сумасшедший. Афрасиаб сказал:
— Отпустите его, у него голова не на месте.
Кей-Хосрова отпустили обратно к пастухам в горы. Он продолжал
там охотиться, убивал львов, волков — всех, кто попадался.
Тут до Ирана дошел слух, что у Сиаваша остался сын. Кей-Кавус
созвал своих витязей и сказал Гиву:
— Ты должен поехать и разыскать сына Сиаваша.
268

После долгих скитаний Гив разыскал и Кей-Хосрова, и его мать, и
коня Сиаваша. Когда Сиаваш умирал, он сказал на ухо своему коню,
что у него будет сын: «Никому не давай стремени, кроме моего сына».
Когда Кей-Хосров подошел к коню Сиаваша, тот сразу подставил ему
стремя. Кей-Хосров, Фарангиз и Гив отправились обратно в Иран к
Кёй-Кавусу. Когда Афрасиаб об этом узнал, он послал в погоню за ними
тысячу воинов.
Когда войско догнало Кей-Хосрова, он велел Фарангиз остаться на
холме, а сам бросился на воинов Афрасиаба и так бился, что из убитых
громоздил груды, груды складывал в ряды — никто не смог его побе­
дить. Он перебил всех и захватил в плен Пирани-Гиса. Пирани-Гиса оп
не стал убивать, приказал завязать ему руки на затылке, посадить на
коня и отправить к Афрасиабу, мол, поезжай и расскажи о том, что
произошло.
По дороге они подъехали к большой реке. Кей-Хосров сказал:
— Если будет на то божья воля, чтобы я был царем Ирана, то мы
переправимся через реку и вода не причинит нам вреда.
Кей-Хосров поехал впереди, а за ним Гив и все остальные, они все
благополучно переправились через реку. В целости и сохранности до­
ехали они до иранской земли к царю Кей-Кавусу. Кей-Кавус, когда к
нему привели Кей-Хосрова, сказал,:
— Я уже стар, ты бери себе царский престол, он принадлежит тебе.
Так Кей-Хосров воссел на царский престол.
Примечания
1

Афаридун — в «Шах-наме» Фаридун, Афаридун — освободитель
Ирана
от тирании Зохака, владыка Ирана из рода Джемшида.
2
Пирани-Гиса —- в «Шах-наме» — Пиран из знаменитого рода Висе,
родственник Афрасиаба, его военачальник, наделенный мудростью и
особым
благородством.
3
Гарсивак — в «Шах-наме» Герсивез — брат Афрасиаба, главный ви­
новник гибели Сиавуша.

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие

5
СКАЗКИ

1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.

Бурый кит
Ханджаршо
Отам и Тай
Ландаур
Девушка-игрок
Торговец халвой
Ширавия
Луна и две звезды . Г
Лист сорокаустого дерева
Птица счастья
Братья-прорицатели
Гадальщик
Плешивый пастух
И это пройдет

•

"*. .

№
24
39
52
64
76
81
Ю4
118
131
141
149
152
155

ЛЕГЕНДЫ

15. Варка и Гульшо
16. Наджма
17. Хайдарбек
Легенды о Рустаме
18. Рустам и Сухраб
19. Барзу
20. Теймур
21. Рустам и дивы
22. Азербарзу
23. Али и Рустам
Комментарии
Словарь имен, непереведенных слов и терминов
Приложение . ,

160
174
203
215
215
224
235
239
249
254
256
262
265

С42

Сказки и легенды Систана.
Пер. с перс, сост. и коммент. А. Л. Грюнберга и
И. М. Стеблин-Каменского. Предисл. А. Н. Болдыре­
ва. М., Главная редакция восточной литературы из­
дательства «Наука», 1981.
271 с. («Сказки и мифы народов Востока»).
Первая публикация в русском переводе сказок и легенд, запи­
санных в районе г. Серахса Туркменской ССР. Тексты сопровож­
даются предисловием и примечаниями.
Сборник рассчитан на взрослого читателя.
„ 70700-079
203 81
013(02)81
~ ' 4703000000
И (Пере.)

СКАЗКИ И ЛЕГЕНДЫ
СИСТАНА
Утверждено к печати
редколлегией серии
«Спазки и мифы пародов Востока»
Редактор И. Л. Елевич
Младший редактор Р. Г. Канторович
Художник Л. С. Эрман
Художественный редактор 9. Л. Эрман
Технический редактор М. В. Погоскина
Корректор Л. И. Писъман
ИВ № 14301
Сдано в набор 05.06.80. Подписано- к печати
26.03.81. Формат 60x84»/ie. Бумага типограф­
ская № 3. Гарнитура обыкновенная новая. Пе­
чать высокая. Усл. п. л. 15,81. Усл. кр. отт.
16,51. Уч.-изд. л. 16,58. Тираж 75 000 экз.
Изд. № 4825. Тип. зак, 215. Цена 1р. 40 к.
Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука»
Москва К-45, ул. Жданова, 12/1
Ордена Ленина
типография «Красный пролетарий»,
Москва, Краснопролетарская, 16t

1 p. 40 к.